Воронов дар. Изнанка прошлого [Руслан Муха] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Я ждал Олега у гостиницы, казалось, целую вечность. Хотя он приехал за мной достаточно быстро. Он бросил на меня мрачный взгляд, ничего не сказал и только я захлопнул дверь, как тетраход на всей скорости понесся по трассе в сторону выезда из нового города.

Все это время ожидания я терялся в догадках: зачем великому князю самому лично понадобилось приезжать к нам с обыском? Самые худшие из предположений — Тайной канцелярии стало известно о запретном зелье для мамы. Если это как-то выяснилось, нам конец. Казнят и мать, и отца. От этой мысли мне стало не по себе, сперло дыхание, закружилась голова, а из-за потерянного во время дуэли тепла стало еще холоднее, меня буквально затрясло от нервного напряжения.

Нужно было срочно успокоиться. Может все не так страшно. Может это очередная проверка, а великий князь приехал к нам просто узнать, как продвигаются дела с источником. Мать уже выпила зелье и распознать его действие сможет только сильная ведьма и то, только в том случае, если будет знать, что нужно искать.

Вдох-выдох. Я не могу потерять родителей, не так, не сейчас, не после того, как все только начало налаживаться.

— Есть предположения по поводу обыска? — спросил я Олега.

Гнетущее молчание, которое длилось уже несколько минут, выводило меня из себя. Нужно было хоть что-то говорить, чтобы успокоиться и отвлечься.

— Нет, — мрачно мотнул головой Олег. — Игорь мне ничего не сказал, не смог сказать. Только велел привезти тебя. А у тебя есть какие-нибудь догадки? — он пытливо уставился на меня.

Я отрицательно мотнул головой. Вдох-выдох.

— Что за одежда на тебе и почему ты такой потрепанный? — поморщившись, спросил Олег.

— Я спасал свою репутацию.

— И как? Спас? — без тени улыбки очень серьезно спросил дядя.

— Более чем, — кивнул я. — Я нашел того, кто выдавал меня себя за меня и заказал меня подъемщикам. Но сейчас это не имеет значения.

— И кто же это? — Олег с любопытством уставился на меня.

Вдох-выдох. Мне почти удалось успокоиться, морально я настроился на любой исход. Если мои худшие предположения подтвердятся, я все равно не дам им казнить родителей. Если понадобится, мы будем сражаться, сбежим, сделаем все, что угодно — но мама и папа будут жить.

— Яр, кто это? — снова повторил вопрос Олег, так и не дождавшись от меня ответа.

— Григанский-старший.

— Родомир?! — Олег так удивился, что не справился с управлением и тетреход вильнул на дороге, едва не наехав на тротуар и не сбив двух ковыляющих старушек. Но Олег быстро справился с управлением, выровняв транспорт.

— С чего ты взял что это Родомир Григанский? И зачем ему вообще это понадобилось?

— Это был не совсем он, но с его подачи, — нехотя сказал я. — Это длинная история, позже объясню, у меня есть доказательства. Сейчас главное — вернуться домой и убедиться, что все в порядке.

Олег неодобрительно закачал головой. Мой ответ его явно не устроил. И несмотря на волнение, которое он испытывал так же, как и я, любопытство оказалось сильнее.

— Зачем Григанскому это понадобилось? — с нажимом спросил он.

— Месть отцу за детские обиды, — вздохнул я, понимая, что дядя так просто от меня не отстанет. — Его сын Борислав вызвал меня на дуэль, Родомир узнал об этом, и заставил Глеба Быстрицкого ослабить меня. Я должен был проиграть.

— Дуэль? Ну и влетит тебе от отца Ярослав! — закачал головой Олег, а после с любопытством спросил: — Но ты ведь не проиграл?

— Нет.

Олег невольно заулыбался, потом понял, что это едва ли это педагогично, и снова сострил мрачное, серьезное лицо.

Приехали мы Вороново Гнездо так быстро, насколько это было только возможно. Олег выжимал из транспорта всю мощь, разгоняя движущую ойру внутри двигателя до немыслимых пределов.

У крепостных ворот стояли пять служебных имперских вездеходов — черных, массивных и глухих, как сейфы; и монолет, на котором очевидно и прилетел великий князь Григорий.

— Иди, мне внутрь нельзя, — мрачно сказал Олег, указав взглядом в сторону поместья. — Буду ждать здесь.

Я кивнул и поспешил покинуть тетраход, зашагав в сторону дома. Вокруг поместья сновали несколько человек в серых костюмах с поисковыми артефактами, на мое появление сразу же отреагировал один из них, что-то быстро затараторил в кольцо на указательном пальце. Наверняка сообщил, что я приехал.

Это меня почему-то слегка успокоило. Им зачем-то нужен я, может и обыск связан со мной, а значит родителей это не касается.

Не успел я подойти к парадному входу, как на встречу мне выскочил мужчина средних лет в сером пальто нараспашку, из-под которого выглядывало круглое брюшко, упакованное в тесную форму сотрудника Тайной канцелярии. На первый взгляд мужчина казался веселым и совершенно беззлобным, добрые улыбчивые глаза, не сходящая усмешка из-под завитых по столичной моде усов, его лицо мне показалось смутно знакомым, но скорее я его видел, когда он стал уже совсем стариком.

— Княжич, а мы вас уже заждались, — приветливо заулыбался он, протягивая мне руку для приветствия. — Имею честь представиться, Святогор Макарович Денский, начальник Тайной канцелярии.

Сам начальник явился, наверное, наши дела совсем плохи. Я пожал его теплую мягкую руку и приветственно кивнул, стараясь не выказывать волнения.

— Пройдёмте в дом, Ярослав Игоревич, незачем здесь мерзнуть, у нас к вам есть несколько вопросов, — продолжал он говорить размеренно и дружелюбно, словно бы в нашем доме сейчас не было никакого обыска, а он приехал к нам погостить.

В доме сотрудников Тайной канцелярии была тьма-тьмущая, они, словно серые тараканы сновали повсюду, рыскали, лезли со всех сторон, обыскивая с поисковыми артефактами мебель, полы, стены.

Не мог я не заметить и двух ведьм, одну я не узнал, а вот вторая мне была весьма хорошо знакома — темная ведьма Зарина Дробус. И это насторожило меня еще больше.

Анфиса, Нана и Савелий с перепуганными лицами стояли у стены, боясь шевелиться и практически слившись с этой стеной. Отца я нигде не увидел, зато мельком увидел маму, она сидела в гостиной на софе, куталась в шаль, зябко обнимая себя за плечи и отрешенно таращась перед собой. Мама почувствовала, что я смотрю, но даже словом обмолвиться нам не удалось. Мы лишь обменялись короткими взглядами, мама слабо улыбнулась мне, а я ей.

Святогор Макарович завел меня в столовую, где весь обеденный стол был завален рабочими инструментами Тайной канцелярии: какими-то папками, чемоданчиками с инструментами, бумажными пакетами с надписями — в таких хранят улики. Над столом склонились двое мужчин, изучая зеркала связи, которые я сразу узнал. Одно принадлежало отцу, второе матери.

— Можно ваше зеркало, — вежливо, но при этом требовательно попросил Святогор Макарович.

Я спокойно достал зеркало и отдал, противодействовать специальной имперской службе не разумно, да еще и крайне опасно.

— Дарий, запиши все контакты связи Ярослава Игоревича, — скомандовал он одному из своих ребят — сразу же прорезался голос начальника, и весь образ добродушия вмиг с него слетел. Но он тут же, как ни в чем не бывало, снова заулыбался, повернувшись ко мне: — Простая формальность, княжич. Назовите, пожалуйста, все свои контакты Дарию. И важно никого не забыть и тем более не утаить, княжич. Мы все равно проверим.

Я кивнул, потом все же решил спросить:

— А в честь чего у нас проверка?

Святого Макарович расплылся в широкой улыбке, которая в этот раз мне совсем не понравилась, пригрозил мне пальцем, как расшалившемуся ребенку и весело протянул:

— Пока что, княжич, вопросы задаем мы. А вы просто отвечаете. Честно и без всякой утайки. Договорились?

Я кивнул.

Застывший возле меня мужчина по имени Дарий в ожидании уставился на меня, с готовностью открыл блокнот для записей и занес над пустой страницей карандаш.

— Отец, мама, — начал я медленно перечислять родственников.

— Называйте полные имена, — сухо отчеканил Дарий.

— Игорь Богданович Гарван, Злата Гарван, Олег Богданович Гарван….

Какое-то время я перечислял родню, знакомых, своих малочисленных друзей и всех тех, кого-мне когда-то довелось внести в контакты своего зеркала связи. Я не собирался ничего скрывать и утаивать, у Тайной канцелярии такие артефакты, что они вмиг выяснят все контакты. И тут главный фактор — я должен быть предельно честен. Солгу — это вызовет подозрения.

— Графиня Инесс Фонберг, — назвал я последнее имя, которое бы мне хотелось называть меньше всего.

Дарий поднял на меня заинтересованный взгляд, обратил на это внимание и Святогор Макарович, всем телом повернувшись ко мне и сложив руки на круглом животе.

— Это все? — сухо поинтересовался Дарий, я кивнул, и он, захлопнув блокнот, направился к столу с моим зеркалом связи.

— Откуда в ваших контактах графиня Фонберг? — размеренно и спокойно поинтересовался Святогор Макарович, указав мне взглядом на один из стульев и приглашая присесть.

— Она спасла меня от чернокнижников, — спокойно начал я пояснять, — а еще я ей был интересен. Точнее не я сам, а то что я оборотень чародей. Отсюда и контакт.

— Как часто вы общались? — улыбнулся Святогор Макарович.

Я дышал спокойно и размеренно, нисколько не выдавая волнения, не давая повода начальнику Тайной канцелярии для лишних подозрений. И у меня появились первые догадки по поводу обыска. Инессс-Инесс, что же ты натворила?

— Иногда общались, — спокойно сказал я.

— О чем? — хищно подался вперед Святогор Макарович.

— О разном. О всяком. Ее интересовало мое здоровье, и просто дела. Мы общались как приятели.

— Приятели, — нехорошо усмехнулся Святогор Макарович. — Древняя вурда и княжич старшеклассник. Странное сочетание. Вас связывало что-то еще? Графиня Фонберг расспрашивала вас только о личных делах или и о делах вашей семьи?

— Нет, ничего такого, — пожал я плечами.

— А почему ваши родители об этом ничего не знают? Вы скрывали от отца и матери, что общаетесь с вурдой?

Я снова пожал плечами:

— Я не об всем рассказываю родителям, не обязательно им все знать. Они у меня слишком уж любят обо всем переживать, — я говорил небрежно, старательно подражая тону беспечного подростка, а потом, нахмурившись и понизив тон, спросил: — Графиня что-то нарушила, господин Денский? Из-за этого обыск в поместье?

Святогор Макарович загадочно улыбнулся, очень долго смотрел на меня, явно не собираясь отвечать. Он просто сверлил меня взглядом и явно ожидал какой-то реакции. Но я смотрел спокойно, следил за пульсом и изображал на лице легкое недоумение.

— Вы кому-нибудь рассказывали об источнике мертвой ойры в Хорице? — спросил Святогор Макарович после довольно затянувшейся паузы.

— Нет, что вы?! — изобразил я ужас. — Как можно? Это государственная тайна. Могу поклясться на роду!

Я с готовность вскинул руки, но Денский остановил, своей рукою мягко опустив их.

— Верно, Ярослав Игоревич, все верно вы говорите. Это государственная тайна! — он многозначительно вскинул указательный палец вверх и потряс им, а затем как-то резко потерял ко мне интерес и небрежно произнес: — Пока можете быть свободны, княжич. Идите к матери, успокойте ее. Она почему-то уж больно переволновалась при нашем появлении.

— А где мой отец? — прежде чем уйти, спросил я.

— Беседует с Григорием Алексеевичем, не переживайте. Можете быть свободным, сейчас ваши зеркала связи проверят и вскоре вернут.

Я неуверенно поднялся с места, продолжая старательно изображать слегка напуганного и растерянного подростка, но уходить не спешил. Я осматривал стол, пытаясь увидеть хоть какую-то зацепку, которая бы пролила свет на происходящее.

— Еще один, — в столовую резво влетела та ведьма, которая мне незнакома. Она держала двумя пальцами на вытянутой руке какой-то темный маленький предмет и осторожно положила его на стол.

Этот артефакт я сразу узнал, но виду не подал, так как меня придирчиво сверлил взглядом Святогор Макарович, явно раздраженный тем, что я еще здесь.

— Что это? — спросил я, играя любопытного юнца. Вряд ли кто-тог из моих сверстников знает, как выглядит «муха».

— Идите, Ярослав Игоревич, — с притворным добродушием сказал Денский. — Идите в гостиную, вы свободны.

Я изобразил на лице досаду, мол, не узнал, что же такое у нас нашли. А после отправился в гостиную — сейчас я и вправду нужен был матери.

Найденная в поместье «муха» дала мне еще один повод для размышлений. И судя по словам ведьмы, это был не первый подслушивающий артефакт. А значит кто-то вхожий в дом натыкал этих «мух» по всему дому. И кто это мог сделать я тоже, кажется, уже догадался.

Никто из домработников на такое бы не осмелился, они не один год были преданны нашей семье, в этом я был уверен. Артемий Иванович тоже бы этого делать не стал, к тому же он достаточно давно покинул Вороново Гнездо, да и никаких мотивов у него не было.

Оставалась Инесс и Арнгейеры. И все указывало на то, что «мух» расставили при последнем посещении именно последние. У Стефана и Луизы для этого была масса возможностей.

И Инесс… Инесс-Инесс, я же просил не лезть в это. Что же ты натворила, Инесс?

Арнгейеры наверняка сделали это по ее указанию. Королева вурд так жаждала выяснить, что произошло в Хорице и почему прилетал император, что решилась на подобное. Теперь все сходилось. Одно мне было непонятно, как об этом узнала Тайная канцелярия и почему прилетел сам великий князь?

Неужели Стефан и Луиза сдали Инесс? Или их внезапное возвращение вызвало вопросы у Тайной канцелярии? Их допросили, и они обо всем рассказали? Такое было возможно, но маловероятно, если только Арнгейеры уже не были под колпаком Тайной канцелярии. В таком случае это объясняло, почему здесь великий князь. Если император уже в курсе того, что они метрополийские шпионы, они будут искать следы и копать, выясняя, не помогал ли им кто-то еще.

Мать сидела на той же софе, где я ее и видел, когда вошел в дом. Кажется, она даже позу не поменяла. Но когда я вошел, она тут же оживилась.

— Ярослав, — печально улыбнулась она, протянув ко мне руки и явно желая, чтобы я сел рядом.

В гостиной по-прежнему велся обыск: двое мужчин и темная ведьма. Вид у темной ведьмы был весьма эксцентричный: черное откровенное не по случаю вечернее платье, сапоги до колен на длинных каблуках и пышная копна ярко-красных волос. Зарина Дробус собственной персоной. Сильная темная ведьма, единственная ведьма, входившая в Верховный ковен. Сейчас ей чуть больше тридцати, она еще достаточно молода и привлекательна, я же ее помнил уже другой: эксцентричность в манере одеваться переросла в некую безумность, Зарина одевалась как молодая девушка, что ни капли не красило расплывшуюся с годами фигуру дамы за пятьдесят.

Мать старалась не смотреть в сторону ведьмы, видимо, опасаясь того же, что и я. Что Зарина увидит действие запретного зелья. Но мы с мамой, кажется, ей были едва ли интересны. Она то стервозно усмехалась каким-то своим мыслям, то плавно, то резко, словно кошка двигалась, заглядывая под подоконники, под угловые столики и ковры.

Я присел с мамой, взяв ее холодную тонкую ладонь в обе руки, согревая. Хотя у меня самого едва ли руки были теплыми.

Мама окинула меня взволнованным взглядом:

— Что за одежда на тебе? — шепотом спросила она, потом ее взгляд наткнулся на мое колено. — Ты что, ранен?! — ужаснулась она, увидев кровь.

Своим вскриком она привлекла внимание ведьмы, та бросила в нашу сторону любопытствующий взгляд, усмехнулась и продолжила обыск.

— Ничего страшного, там царапина, — поспешил успокоить я ее. — Позже объясню, когда здесь все закончится.

— Не переживай, нам ничего не угрожает, — шепотом сказала мама, — просто что-то случилось, но не по нашей вине, поэтому нас обыскивают.

Я кивнул, мол, я и так знаю и не волнуюсь. Пока вели обыск в гостиной мы, с мамой старались ничего не обсуждать, и ни о чем не говорить, дабы не привлекать лишнего внимания.

Со стороны лестницы послышались голоса: отцовский — тихий и подавленный, и голос великого князя Григория — спокойный и деловой. Они спускались сюда.

Мы с мамой одновременно повернули головы в сторону дверного проема из гостиной. Великий князь обратил на меня внимание, я же поспешил встать, поклониться и направиться к нему с протянутой рукой, как и требовал этикет приветствовать гостя столь высокого положения.

— Григорий Алексеевич, — кивнул я.

— Княжич, — плотоядно улыбнулся он мне в ответ и сухо пожал руку. — Как вы поживаете? Наслышаны о тех неприятностях, что с вами произошли недавно. Вы уже нашли виновников? — этот вопрос он адресовал отцу, повернувшись к нему всем телом.

— Пока нет, но мы активно этим заняты, — ответил отец.

Вид у него был отрешенный, где-то даже безучастный. О чем же они с великим князем говорили там в кабинете за глухой дверью?

— Будем надеяться, что вскоре все разрешится лучшим для всех образом, — произнес Григорий вежливую дежурную фразу, а потом снова повернулся ко мне: — Будет очень жаль, если Ярослав не сможет приехать на летние каникулы, а после поступить в военную академию.

Григорий говорил это таким тоном, словно бы другого исхода событий и быть не могло. Я решил сегодня не нарываться и промолчать. Не те обстоятельства, чтобы дерзить и отстаивать свои интересы. По крайней мере не сегодня.

— Что ж, — Григорий натянул дежурную улыбку, снова повернулся к отцу. — Рад, что мы с вами друг друга поняли. Вы должны понимать — все во имя Славии, во имя империи, во благо народа славийского! Империя и император этого не забудут!

Отец с готовностью произнёс:

— Во благо! Во славу!

— На этом я вынужден откланяться, — довольно заулыбался великий князь. — Ждем весной вас и всю вашу семью во дворце на празднованиях новогодия.

Отец закивал и пожал руку князю на прощание.

— Конечно, мы как всегда обязательно будем на балу и гуляниях.

Попрощавшись, великий князь и еще несколько его людей, тенью таившиеся где-то у лестницы, покинули поместье.

Я покосился на отца, он тоже взглянул, окинув меня негодующим взглядом. Ему тоже не понравился мой вид, но он промолчал. Очевидно, так же, как и я, решив, что сейчас не время и не место это выяснять.

Мне так много сейчас хотелось спросить у отца, рассказать поскорее о том, что я сумел сделать, но вместо этого мы в молчании отправились в гостиную к матери и просидели там, не проронив ни слова, пока сотрудники Тайной канцелярии не начали собираться и паковать в свои чемоданы поисковые артефакты.

Напоследок к нам подошел Святогор Макарович со своей добродушной ухмылочкой:

— Мы закончили, — радостно сообщил он, словно бы они нас сейчас не обыскивали, а только что завершили ремонт в столовой.

— Все в порядке? — спросил отец, едва заметно напрягшись.

— Да-а-а, все замечательно. Вам больше ничего не угрожает, но на всякий случай мы поставили вам несколько «глаз» на улице и в доме в общих помещениях. Чтобы уж наверняка, князь. Сам Михаил Алексеевич велел это сделать, Гарваны важны для империи, будем вас сторожить и беречь, как зеницу ока.

«Глаз», как и зеркало связи, передавало изображение, но только в одну сторону. По сути это был артефакт слежения, правда он светился в ночи и имел такие размеры, что не заметить его мог только слепой.

Но вряд ли кому-то из нас понравилось, что теперь за нами без устали будут следить, но возражать мы не могли. Теперь, как и сказал Святогор Макарович, из-за источника мертвой ойры наша семья слишком важна. И я даже увидел в этом плюсы, если вдруг все повторится как в прошлом и родителей снова попытаются убить, Тайная канцелярия тут же об этом узнает.

— Как долго «глаза» останутся у нас? — не выдержал и осторожно поинтересовался отец. — Все же они будут доставлять и мне, и моей семье определенные неудобства. К тому же законы о неприкосновенности частной жизни никто не отменял…

— Конечно-конечно, — закивал Святогор Макарович. — Это вынужденная, но временная мера. Как только мы убедимся, что все в порядке, тут же их уберем. Не переживайте.

На этом сотрудники Тайной канцелярии слаженно и оперативно начали покидать поместье. Но Зарина Дробус почему-то не спешила уходить. Ведьма вальяжно и неторопливо брела вдоль стен коридора, бережно трогая картины и делая вид, что любуется ими. То, что она именно делает вид, а не любуется на самом деле, я сразу заметил. Потому что она иногда косилась в нашу сторону и явно ожидала удобного случая, чтобы завести с нами разговор, когда мы останемся одни.

И когда такой случай представился, она подошла, наигранно дружелюбно улыбаясь, но при этом выражение лица оставалось стервозным.

— Ждете прибавление, князь? — обратилась она к отцу, даже не взглянув на него, взгляд Зарины был прикован к животу мамы.

Мама невольно прикрыла уже слегка выступавший животик, поежилась, напряглась, бросила беспомощный взгляд на отца, ища поддержки.

— Да, это так, — коротко и спокойно ответил папа.

Зарина потянул руку к маминому животу, мать тут же попятилась, не скрывая неприязни уставившись на темную ведьму:

— Не стоит этого делать, — вежливо, но твердо попросила она.

— Извините, — мурлыкнула ведьма, растянула рот в притворной улыбке, поспешив убрать руки за спину. — Это девочка, но вы уже, наверное, и сами знаете.

— Да, мы знаем, — кивнул отец, обдав ее холодным взглядом. — Полагаю, вам уже пора, Зарина.

Но ведьму нисколько не смутило, что ее открыто выдворяют, она продолжала стервозно скалить рот и пялиться на живот матери. Это и меня начало раздражать, но я только было открыл рот, желая указать ей на выход, как она меня опередила:

— Я ее сразу почувствовала. У нас ведь она суть, одна сила, — Зарина загадочно улыбнулась и, слегка покачнувшись, резко сдвинулась с места направившись, на выход.

— Зарина! — уже у самого выхода окликнул ее отец.

Та медленно притормозила и повернулась — ликующая улыбка, вопросительно вскинутые брови.

— Что ты имеешь в виду? — спросил отец.

— То и имею, князь. Твоя нарождённая дочь темная ведьма. Это большая редкость, могу вас только поздравить с этим.

И радуясь тому, какой эффект произвела, Зарина вышла прочь.

Мама, не скрывая ужаса уставилась на отца, я и сам был шокирован не меньше остальных. Темная ведьма у нас в роду? У Гарванов никогда не было темных ведьм, несколько темных чародеев и те закончили плохо.

— Она ведь может ошибаться? — с надеждой спросила мама, сама прекрасно понимая, что вряд ли ведьма с такой категорией силы смогла бы допустить промашку.

— Даже если нет — в этом нет ничего страшного, — поспешил успокоить ее отец. — Темные ведьмы всегда ценились, и мы сумеем воспитать ее правильно, научим подавлять темную суть. Не переживай, — отец притянул мать к груди, приобнял, поцеловал в макушку. — Это ведь наша девочка, и мы ее будем любить ни смотря ни на что, какой бы она не была.

— Конечно, ты прав, — вяло откликнулась мама, устало уткнувшись лбом в могучую отцовскую грудь.

В этот миг на улице послышался шум заведённых двигателей, вездеходы спецслужб начали покидать Вороново Гнездо.

Парадная дверь все еще была открыта, и мы видели, как со стороны крепостной стены, торопясь, чуть ли не бегом спешил к нам Олег.

Отец мягко отстранил от меня маму и теперь переключился на меня. В меня вперился его крайне сердитый взгляд. Это очевидно значило, что он недоволен моим видом и тем, что я пропадал в то время, когда должен был находиться дома. И чтобы поскорее реабилитироваться в его глазах, я поспешил сказать:

— Я выяснил, кто заказал покушение на меня, — а, чтобы уж совсем дать понять, что я крайне серьезен, поспешил к рюкзаку и достал шар памяти. — Здесь все записано.

Отец удивленно вскинул брови, но сердится не перестал. Кажется, я ошибся. И рассердило далеко не это.

В это миг в поместье влетел и Олег, запер торопливо дверь, словно бы там на улице за ним кто-то гнался.

— Что это было?! — не в силах сдержать эмоции, воскликнул дядя.

Оно и понятно, он был уже на пределе. Это для нас хоть что-то было ясно, а он все время обыска провел в тетраходе, изнывая от догадок и волнения.

— Все в порядке, — сухо отчеканил отец. — Можешь поезжать домой, тебе это не касается.

Олег от возмущения открыл рот, яростно уставился на папу, словно бы собрался наброситься на него с кулаками.

— Что? Меня не касается?! — разъяренно заорал он. — Да ты в своем уме?

— Я не могу рассказать, — зло зашипел на него отец. — Это государственная тайна. Лучше даже не спрашивай.

Олег снова открыл рот, теперь от недоумения. Я и сам продолжал теряться в догадках. Предположений было множество, и все же меня интересовала истина.

— У нас повсюду «глаза», Олег, — мягко попыталась успокоить его мама, и это подействовало. Теперь Олег бросал полные подозрительности взгляды на стены у потолка, где обычно вешали «глаза».

— Так, ладно, — устало выдохнул отец, потер виски большим пальцем и мизинцем, — тебе и правда сейчас лучше уехать, Олег. Как-нибудь потом обсудим все это.

А после отец перевел взгляд на меня. Нехороший взгляд, крайне сердитый и при этом жесткий. Я не помнил, чтобы отец вообще когда-либо так на меня смотрел. Кажется, теперь я всерьез его разозлил.

— Ко мне в кабинет, Ярослав! Бегом! — неожиданно громко скомандовал папа.

Я покорно поспешил наверх в кабинет. Что ж, несмотря на злость отца, возможно сейчас я узнаю, в чем же была истинная причина обыска.

Глава 2

Отец сидел в своем рабочем кресле, нервно выстукивал пальцами по столешнице какую-то только ему ведомую мелодию. Он прожигал меня тяжелым взглядом, ожидая от меня чего-то, о чем я сам не догадывался. Вероятно, отец ждал, когда я сам начну говорить, я же в свою очередь — когда он сам начнет задавать вопросы.

В кабинете не было «глаз», как и не могло быть «мух». К счастью, рабочее место отца оставили без слежки и здесь мы могли говорить без опасений. Но мы не говорили, а довольно долго сидели в напряженной тишине.

Молчание длилось целую вечность, оно было подобно пытке. Лучше бы отец кричал на меня, лучше бы врезал, что угодно, но только не молчание. Тогда бы я хотя бы понимал, в чем провинился.

Мне хотелось скорее узнать о случившемся, а отец все молчал и молчал. В какой-то момент мне и вовсе показалось, что он позабыл о моем присутствии. И я не выдержал и начал первым.

Положил перед отцом шар памяти на стол, призывно протягивая руку отцу. Все равно он и так уже злится на меня, значит, начнем с дуэли. Известие о ней наверняка подольет еще больше масла в огонь, но по крайней мере он перестанет молчать.

— Посмотри, — дружелюбно предложил я.

Папа словно бы этого только и ждал, резко подался вперед, рывком схватив шар памяти, но брать меня за руку и смотреть воспоминания не спешил.

— Как давно ты начал общаться с Инесс Фонберг? — задумчиво катая шар памяти по столу, спросил он. Голос его не был сердитым или раздраженным, скорее — отстранённым и безучастным.

— С того дня, как мы отправились в Хорийское княжество. Мы познакомились в капсуле гиперпетли ты и сам это помнишь.

— Почему ты ни разу не упомянул, что вы общаетесь?

— Не счел это чем-то серьезным. Общались и общались. Мы говорили о всякой ерунде, ничего особенного. Не знаю, зачем я ей нужен. Она часто говорила о моей уникальности, может из-за этого? — я пожал плечами и с любопытством уставился на отца.

Отец неодобрительно покачал головой, задумчиво уставился перед собой, его взгляд наткнулся на шар памяти, он резко качнул его, убирая в сторону.

— О чем вы говорили в последний раз? — спросил он.

— Она беспокоилась о моем здоровье, когда меня подстрелили. Сказала, что беспокоится. Еще я попросил ее об одолжении, и она не отказала.

— Что за одолжения? — настороженно уставился отец.

— Все есть на шаре памяти. Взгляни сам и сразу поймёшь.

Но отец даже не взглянул на шар. Только издал тяжелый вздох и мрачно уставился перед собой. О чем он сейчас думал, сложно было догадаться. Но одно точно было ясно — он злился на меня, все еще продолжал злиться, но я все еще никак не мог понять причину. Неужели всего лишь потому, что я не сказал про то что общаюсь с графиней? Нет, тут было что-то другое и отец почему-то не спешил мне рассказывать.

— Что искали в нашем доме? И почему? — осторожно спросил я. — Я не понимаю, как это связанно с Инесс Фонберг. Ты можешь объяснить?

Отец тяжко выдохнул, даже не взглянув на меня.

— Ладно, показывай, что у тебя там, — сказал он, прокатив шар по столу и остановив в центре.

Отец явно пытался уйти от ответа и мне едва ли это понравилось

— Не расскажешь, почему был обыск? — с удивлением уставился я на него.

— В нашем доме была прослушка, у нас нашли по меньшей мере пять «мух» — это такой подслушивающий артефакт.

— Кто подслушивал нас и зачем? — с недоумением уставился я на него.

Отец нехорошо усмехнулся, сощурил глаза, испытующе уставившись на меня.

— Ты что, думаешь, я в этом виновен? — теперь был и мой черед злиться.

— Нет, я так не думаю, — резко ответил отец, — но кажется мне, что ты меня обманываешь. Я слишком хорошо тебя знаю, сын, и сейчас вижу, что ты что-то скрываешь. Чувствую твоё притворство, вот только не могу смекнуть в чем дело.

Он снова испытующе уставился на меня.

— Не понимаю, о чем ты, — холодно ответил я, а отец нехорошо ухмыльнулся и закачал головой.

— Ты, наверное, думаешь, что я ничего не замечаю, — начал он тоном не предвещающим ничего хорошего. — Не вижу, что ты изменился и странно себя ведешь. Самостоятельный стал… Слишком самостоятельный! У тебя дела какие-то появились в которые ты нас с матерь не посвящаешь!

Я поджал губы, изобразив недоумевающую улыбку.

— Вчера вечером я наткнулся на Савелия, — отец улыбнулся, но и эта его улыбка была далеко не доброй. — Кожа у Савелия была с эдакой легкой зеленцой. Я конечно же спросил у него, в чем дело, и он рассказал о твоих экспериментах.

— Просто неудачный эксперимент, — виновато улыбнулся я и развел руками. — К тому же уже все прошло и Савелий в порядке.

— Да, в порядке. Но насторожило меня другое. Откуда у тебя артефакт морока, Ярослав?

— Мне его на время одолжила Ольга Вулпес.

Отец изумленно вскинул брови и снова усмехнулся:

— Ольга Вулпес, значит. Теперь ты им, значит, доверяешь? Или изменил свое отношение к Ольге? А может и ко всем Вулпесам?

— Ну, не совсем, — медленно протянул я. — В данном случае я их использовал. Можно это конечно и не лучший мой поступок, но то, как Виктор Вулпес поступил с нами тоже едва ли можно назвать добродетелью.

— Виктор поплатился за это жизнью! — зло возмутился отец. — Хотя мы могли это избежать… Могли поступить по закону.

— Не могли, — отчеканил я. — Если бы мы ждали правосудия, оно бы и вовсе могло не произойти. Тебе ли не знать, как это бывает? Да и какая разница в конце концов? Их бы все равно казнили, когда выяснилась бы правда. я просто ускорил процесс.

— И как давно ты стал таким циничны, Яр? — вопрос был явно риторический, поэтому я отвечать не стал.

А отец тем временем продолжил:

— Утром мне звонила мать и рассказала о зелье невосприимчивости морока. Они уже в Китежграде и завтра у Святослава состоится встреча с гильдией алхимиков. Он получит патент.

Я радостно заулыбался, но на лице отца не было и тени улыбки.

— Объяснишь? — вскинул он брови. — Как тебе удалось создать такое зелье, имея минимальные знания в алхимии? И почему мы должны опередить Вулпесов? Ты крал это зелье?

— Нет. Мне просто повезло, я сумел подобрать правильные ингредиенты. А Вулпесов должны опередить, потому что я продал сырую недоработанную версию зелья Ольге. Но они, как и я, смогли его улучшить, поэтому мы должны быть первыми. Деньги, кстати, у меня внизу в рюкзаке. Теперь мы сможем оплатить первый взнос по займу.

Я ожидал от отца хоть какое-то проявление радости или благодарности, на худой конец хотя бы одобрение, но он оставался отстраненным и раздраженным.

— И снова ты что-то недоговариваешь, — недовольно поджал губы отец, отодвинулся немного, открыл верхний ящик письменного стола и плюхнул на стол мою тетрадь со списком экспериментальных зелий, которую я вчера на радостях позабыл в лаборатории.

— А это ты как объяснишь? — спросил отец. — Откуда ты знал ингредиенты, Яр? Я изучил записи, и там не нужно быть умным, чтобы понять, что ты только искал время варки компонентов, но сами ингредиенты уже знал. А ведь алхимией ты решил заняться всего неделю назад — и сразу вот такой потрясающий результат! Что происходит, Ярослав?

И вот снова мы к этому пришли. Единственный способ прекратить этот допрос — сознаться в том, что я из будущего. Возможно, учитывая все обстоятельства, теперь отец мне поверит. Пусть даже завтра он все забудет, но сейчас мне очень хотелось, чтобы он знал, чтобы поверил. Чтобы я мог не лгать и мог обсудить с ним все на равных.

— Я из будущего, — сказал я, изучая реакцию отца. Вид у него был невозмутимый и сложно было определить, что именно он сейчас думает, поэтому я продолжил: — И зелье невосприимчивости морока тоже из будущего, его должны были изобрести не раньше, чем через пятнадцать лет. Да, по сути я его украл у алхимика из будущего. Но нам нужны деньги, поэтому я решил…

— Хватит лгать, Ярослав! — взорвался яростью отец.

— Я говорю правду, — спокойно ответил я. — Если ты уймешь эмоции и подумаешь, ты поймешь, что я не лгу.

— Так, хватит с меня этого! Отправляйся в свою комнату! — потеряв всякое терпение и выдержку, закричал он.

В общем-то, ничего другого от отца я и не ожидал, но попробовать стоило. Я все же надеялся, что в этот раз он сможет поверить.

Несмотря на то, что отец приказал убираться, я уходить еще не собирался. Мы явно не закончили. Поэтому в недоумении уставился я на отца.

— А как же шар памяти? Неужели ты не хочешь узнать, кто организовал покушение на меня?

Отец издал тяжелый вздох, раздражённо поставил передо до мной шар памяти и протянул руку:

— Давай! — велел он.

Я взял его за руку и мысленно вернулся к воспоминаниям о дуэли, позволив ему смотреть. Сам я не стал пересматривать произошедшее сегодня, а наблюдал, изучая реакцию отца.

Он довольно долго сидел, не выражая никаких эмоций. По его выражению лица трудно было определить, как именно он к этому относится. Он просто смотрел. Но под конец он все напрягся, сжал челюсти, а его рука, которую держал я, стиснула мою ладонь сильнее.

Учитывая прошедший интервал времени, отец смотрел финал дуэли. Видимо ту часть, где Григанский ранил меня, поэтому отец так напрягся. Но до самого интересного он пока не дошел. А когда-таки дошел, его лицо перекосило от маски злобы.

Отец резко отпустил мою руку, когда воспоминание закончилось, открыл глаза и мрачно уставился на меня:

— Твой секундант — вурд. Как так вышло, Ярослав?

— И?! — возмущенно воскликнул я. — Кроме этого тебя больше ничего не волнует?!

— Я все видел, — чеканя каждое слово, сердито сказал отец: — твой одноклассник Быстрицкий это сделал. По приказу Родомира Григанского. Они ответят за это. Но сейчас меня интересует другое — как так вышло, Яр, что твоим секундантом стал вурд? И как ты вообще допустил это? Дуэль? Зачем нужна была эта дуэль? Какого черта, Ярослав? По-твоему, это шутки?!

— Нет, не шутки. Но я не мог отказаться, не мог запятнать свою честь и репутацию нашего рода. Отказ от дуэли — это позор. К тому же я прекрасно понимал все риски, поэтому был осторожен. И это именно то одолжение, о котором я попросил графиню Фонберг. Я просил у нее секунданта. Никого другого подходящего на эту роль не нашлось.

— Вы были настолько близки, что она выделила тебе своего человека в секунданты? — нехорошо усмехнулся отец. — И что она попросила взамен?

— Это длинная история. Но, как я сказал — я из будущего. Хоть ты не поверил. А Инесс поверила. Я ей предоставил информацию о будущем

— Что за чушь ты несешь?! — непонимающе скривился отец. — И когда это ты говорил, что ты из будущего?

Я от удивления вскинул брови. Неужели теперь время настолько быстро заметает следы? Или это влияние использования шара памяти? По сути, погружение в чужие воспоминания своего рода транс, и он же кратковременный сон. Значит, то что я рассказывал полчаса назад, напрочь выветрилось из памяти отца. Нет, так я никогда не смогу преодолеть этот барьер.

— Отвечай, Ярослав! — отец привстал с места, грозно нависнув над столом. — И не нужно придумывать всякие глупости. Отвечай все, как есть. Это очень серьезно! У меня есть подозрения, что из-за твоей беспечности мы едва не отправились к праотцам. Не вздумай мне больше лгать! Если Тайная канцелярия и не стала тебя допрашивать как следует, то это лишь дело времени. И лучше тебе сейчас рассказать об этом мне, чтобы я понимал все масштабы проблемы и подумал, как нам ее решать. Поэтому повторю свой вопрос еще раз — насколько близкие отношениях у тебя были с Инесс? Что ты ей рассказывал? Что она рассказывала тебе?

— Отношение у нас были приятельские. И ничего такого она не рассказывала.

Отец навис надо мной еще больше, казалось, он со своей злостью заполонил весь кабинет и теперь буквально давил своей сильной и тяжелой энергетикой:

— Она бывала в нашем доме?

Врать отцу не хотелось, поэтому я просто кивнул.

— Была в нашем доме, и ты ничего не сказал?! — отец буквально взорвался от ярости, уставил на меня полный непонимания и злости взгляд. — Ярослав, как так? Иногда мне кажется, что я совсем не знаю тебя!

Он как-то резко сник и обессиленно рухнул обратно в кресло.

— Она была здесь недолго, — попытался я его успокоить, — и опять же, я не придал этому значения, ничего такого не произошло…

— Какие дела вообще у тебя могли быть с ней? — резко оборвал меня отец. — Она ведь тебя использовала! Пыталась выведать про источник! Она преступница, Ярослав.

Я с ужасом уставился на отца. Именно так, как и должен был отреагировать. Про то, что я из будущего говорить смысла я больше не видел. Завтра же отец об этом забудет и этот неприятный разговор повториться вновь. Но конечно, то что сказал отец, едва ли стало для меня новостью. Инесс поймали, она была неосторожна и вела опасные игры. Я ее предупреждал, что этим все закончится. Мне было жаль ее, но я ничем ей помочь не мог.

— Как преступница?! — спросил я, продолжая играть свою роль, мне нужны были подробности, а пока отец не сказал ничего такого, чего бы я и сам не знал.

Отец качнул головой и нехотя ответил:

— Она наделала немало глупостей и теперь ее казнят.

Я свел брови к переносице, непонимающе уставившись на отца:

— За что ее казнят?

— За измену империи, — сухо отчеканил отец, старательно не выдавая подробностей, словно испытывая меня.

— И что именно он сделала? — не унимался я.

— Тебя это не касается, — отчеканил он и вдруг бросил в мою сторону полный подозрительности взгляд. — Ты знал про чернокнижника? Видел, как Инесс Фонберг забрала его из дома колдуна. Так ведь?

— Какого чернокнижка? — изобразил я на лице усиленную умственную деятельность.

— Не лги мне, Ярослав! — отец громко стукнул кулаком по столу. — Что за дела у тебя были с Инесс Фонберг? Она тебя соблазнила, запудрила тебе мозги? Заставила лгать? Пыталась влезть в дела нашей семьи через тебя?

Я слегка отстранился, удивленно таращась на отца и старательно делая вид, что ничего не понимаю. В общем-то я и вправду пока что не понимал, но сейчас я узнал кое-что еще. У графини все же нашли Милоша Арнгейера.

Но как они о нем узнали? Идею о том, что Инесс сдал кто-то из ее людей я сразу же отмел, вурды верны друг другу как никто другой. Я даже не сомневался в том, что приближенные и посвященные в дела графини вурды, даже под пытками они ничего не расскажу. И они скорее умрут, чем выпьют зелье правды. Тут ответ напрашивался сам собой. Допрашивали Арнгейеров, возможно пытали и кто-то из них не выдержал и все рассказал.

— В чем ты меня подозреваешь? Скажи прямо! — спокойно поинтересовался я у отца. — Ты говоришь загадками и мне не понятно, что именно ты от меня хочешь? Ты считаешь, что вурды расставили этих «мух» по нашему дому? В этом дело? То, что они смогли это сделать из-за меня? Узнали от меня, когда нас не бывает дома, узнали, когда мы спим?

Отец поморщился, закачал головой. Нет, он имел ввиду не это. Неужели он знает, что это сделали не вурды? Если так, то значит он в курсе, что это дело рук Арнгейеров. Но их в дом привел не я, а он сам. И здесь ему остается злиться только на себя самого, а не на меня.

— Па, ответь, — позвал я его, он слишком долго не отвечал.

— Ты знал про чернокнижника, Ярослав? — отстраненно спросил он.

Мне надоело лгать, к тому же отец и впрямь слишком хорошо меня знал и видел, что я нечестен с ним. Я, подавшись вперед, с интересом уставился на отца и спросил:

— А ты знаешь, кто такой этот чернокнижник?

— Знаю, — кивнул он. — А теперь вижу, что и ты знаешь. Почему ты сразу не рассказал об этом следствию, там в доме колдуна? Неужели ты не понимаешь, как ты сейчас нас подставил?

— Я не мог предположить, что все выйдет так. И когда Инесс его забирала, я не знал, кто он такой, — и понизив голос я задал главный волнующий меня вопрос: — Ты ведь теперь знаешь, кто такие Арнгейеры?

Отец бросил в мою сторону злой взгляд, не ответил и отвернулся.

— В том, что у нас «мухи» есть и твоя вина, — продолжил говорить я. — Ты их пригласил в наш дом.

— Не смей, Ярослав! — воскликнул отец. — Ты не понимаешь ничего!

— А мне кажется, что я понимаю, куда больше чем ты, па, — сказал я без всякой злобы и с сочувствием посмотрел на отца. — В данном случае ничьей вины здесь нет, мы просто стали жертвами чужих игр. Но теперь все позади, опасность миновала. Инесс Фонберг казнят, Арнгейеров казнят…

— С чего ты решил, что их казнят? — перебил меня отец т удивленно вскинул брови.

— Потому что они метрополийские шпионы, — удивился я. Почему-то я был более чем уверен, что отец в курсе.

Но отец отреагировал более чем странно и зашипел на меня:

— Не смей никогда говорить об этом вы вслух. Никогда не смей даже выказывать то, что ты знал об этом! Если графиня Фонберг будет милостива к тебе, и не выдаст то, что ты в этом участвовал — мы забудем этот случай как страшный сон. Но если нет, Ярослав, никто даже не посмотрит, что ты еще дитя. Никто не смилостивится над тобой, невзирая на то, что эта вурда манипулировала тобой!

— Подожди, я не понял, — я качнул головой, совершенно не обращая внимания на злые возмущения отца. — Но ведь они метрополийские шпионы! Почему их не казнят?

— Поэтому я был так зол на тебя, Ярослав, — отец тоже не слушал то, о чем я ему говорю. — Я знал, что ты в этом замешан. Чувствовал ту опасность, в которую по глупости ты втянул себя. А из-за этого обыска чуть не подставил и меня с матерью! А если бы Зарина Дробус увидела действие запретного зелья? Одно ее слово — и нам всем конец!

— Почему их не казнят? — снова повторил я вопрос.

— Ты не слышишь меня, сын?! — вконец разозлившись, сорвался на крик отец. — Никогда не говори об этом вслух!

Какое-то время мы сверлили друг друга злыми взглядами, затем отец устало произнес:

— Иди к себе, у меня больше нет сил говорить обэтом. Нам больше ничего не остается, как ждать и надеяться, что все обойдется.

Я еще не ушел, а отец уже схватился за зеркало связи. Кому он собирался сейчас звонить? Я хотел еще так много спросить, но отец явно не желал больше отвечать, а скорее всего он это сделать попросту не мог. Великий князь сюда явно приезжал не просто так, и кажется, я уже понял, что сейчас произошло.

Отец уже начал с кем-то связываться, заметив, что я еще здесь, возмущенно вскинул брови, и пришлось покинуть кабинет. Но дверь я прикрыл неплотно и, прошагав довольно громко по коридору, тихо вернулся назад и остался подслушивать.

— Игорь Гарван? — послышался удивленный, но недовольный незнакомый голос из зеркала связи отца. — И чем имею честь получить твой звонок в столь поздний час?

— Ты знаешь почему я звоню, Родомир, — стальной тон отца резал воздух, как острый клинок.

Я напрягся, еще не хватало чтобы отец в порыве гнева наделал глупостей. А ведь мне он даже не показал, как сильно его это разозлило. Но вмешиваться я не стал, дабы не сделать еще хуже, а продолжил подслушивать.

— Хочешь рассказать мне, почему мой сын решил покинуть Варгановскую школу? — в невозмутимом голосе Родомира слышалась насмешка. — Расскажи, потому что мне он об этом говорить не хочет.

— Ты знаешь, Родомир, почему. И тебе придется ответить за то, что ты нанял людей, которые подстрелили моего сына.

Секундная пауза, а после Григанский-старший очень ненатурально возмутился:

— Покушаться на твоего сына?! Да как бы я смог, Игорь? И зачем мне это?

— Ясное дело зачем, Родя, — голос отца стал злым и ядовитым, — поквитаться со мной, потешить собственное самолюбие. Неужели ты так и не смог справиться с детскими обидами? А я полагал, что такой уважаемы, взрослый человек не может вести себя неразумно. А ты оказалось — злобный, мстительный выродок.

Я не видел отца, но слышал, как он зло усмехается.

— И что? — продолжил отец. — Думал, если мой сын проиграет в этой дуэли, а твой победит, это как-то унизит нас? Каким-то образом даст мне понять, как я был не прав? А я был прав, Родя. Я еще в школе видел, какой ты мелочный и мерзкий слизняк. А слизняков нужно сразу давить!

Я никогда не слышал, чтобы отец так разговаривал. Я даже и подумать не мог, что он так умеет. Мне всегда казалось, что он всегда сдержан и холоден, и никогда не опускается до подобного. Но сейчас между ним и Родомиром происходило что-то настолько личное, понятное только им двоим, что я не посмел осуждать отца за манеру вести разговор. К тому же я и сам бываю весьма не сдержан, а теперь знаю, от кого именно мне досталась эта черта.

— Я знал, что ты настолько низок! — продолжал наседать отец. — Даже собственного сына не пожалел! И чего ты добился? Впутал сюда этого несчастного мальчишку Быстрицкого. Твой сын покинет Варгановскую школу с позором! Ты мерзок, Родомир — ни чести, ни совести. И как ты спишь по ночам?

— А как ты спишь, вспоминая, как ты со своим братцем издевались надо мной? — сорвался на истеричный крик Григанский-старший.

— Ты зря это сделал. Мальчишка сознается, если хорошо надавить. И тогда вы за это ответите.

— Гарван, следи за языком. Советую, не нарывайся! У меня есть связи и при желании я разотру тебя в порошок!

— Знаю я о твоих связях, — рассмеялся отец. — Прячешься за спиной князя Шаранского? Думаешь, он будет тебя защищать, когда узнает об этой выходке? Знаешь, что мы потребуем? Кровную месть. Мой сын подстрелит твоего сына, а ты будешь смотреть. И перед Быстрицкими придется ответить. Как думаешь, что мальчишка попросит за вред, который ты причинил ему и его семье? Наверняка заставит выплатить кругленькую сумму и верховный суд ему в этом не откажет.

— Глеб это сам затеял!

— Не лги!

— Ты никогда ничего не докажешь. Не лезь ко мне больше и никогда не звони. Я далеко не тот, кем был. Ты меня совсем не знаешь, Игорь. И ты очень пожалеешь, если не прекратишь.

На этом Родомир отключил зеркало связи. Отец какое-то время сидел не шевелясь, я слышал его сердитое дыхание. Послышался звук отодвигающегося кресла, и я понял, что мне пора отсюда убираться. Не стоит испытывать терпение отца. Завтра он успокоиться и отойдет, а сейчас незачем злить его еще больше.

Родомир, судя по тому, что я услышал, оказался неуравновешенной и злобной личностью. Никогда не любил таких — от них можно ждать чего угодно. Но больше всего меня сейчас беспокоил отец. Из-за навалившихся на него проблем он и сам едва ли отдавал отчет своим действиям. Сейчас он попросту сорвался на Родомира. Хотя разумнее бы было пока его не трогать и действовать осторожно и продуманно. А сейчас мы дали ему понять, что намерены делать, и теперь Григанский-старший подготовиться. Хотя я был уверен, что он уже ко всему готов.

Тихо, на цыпочках я ушел в свою комнату. Голова буквально пухла от мыслей, да и на душе было скверно.

У меня все не выходило из головы, что Инесс теперь казнят. Почему-то и ее я причислил к тем беднягам, которые стали жертвами из-за измененного мною будущего.

Инесс должна была жить! Черт, да она должна была пережить меня!

Я не желал всего этого, но каждый раз, когда я пытался что-то изменить, происходила беда. Я спас ведьму Миру, и умерла Элеонора. Я не позволил отобрать у нас источник с мертвой ойрой и погибли Виктор и Диана. Вико, который сгинет на каторге, а теперь и Глеб Быстрицкий лишится будущего. И Инесс…

Я не опасался, что она выдаст меня, как сказал отец. Я даже не думал об этом. Скорее наоборот, она ни за что меня не выдаст. Я слишком хорошо знал Инесс, она не позволит себя допрашивать. Она ни за что не допустит позорной казни, из которой устраивали настоящее представление. Аристократов всегда казнили, транслирую казнь на всю Славию — для устрашения знати и на потеху простого люда, дабы они могли мнить, что закон един для всех.

Исход графини предрешен. Уже завтра утром наверняка появятся новости о смерти королевы вурд. Инесс хранила в своем рубиновом перстне яд, в будущем она однажды показала мне его и сказала:

«Это яд скорполиуса. Убивает мгновенно — несколько секунд и останавливается сердце, действует даже на вурд. Легкая и быстрая смерть. Для врагов и, возможно, когда-нибудь для меня».

Я слишком хорошо знал Инесс. Она это сделает, а скорее сделала уже.

Беспокоили меня и Арнгейры. Отец велел забыть и никогда не упоминать, кто они такие. Это могло значить только одно. Они не просто шпионы метрополии, их завербовали и теперь они делают то, что нужно императору. Они двойные агенты, конечно Михаил Алексеевич не мог упустить возможности перетянуть вражеских шпионов на свою сторону.

Происходило ли это в будущем? Этого я знать не мог, но чутье мне подсказывало, что здесь я ничего не изменил. Возможно просто ускорил неминуемое. Иначе бы война с Метрополией началась куда раньше, а семья императора погибла после ритуала чернокнижников. Но они не погибли, к тому же наши чародеи очень быстро загнали темное божество обратно. Значит, они знали и были готовы.

Но вот только к катастрофе Славия никак не была готова. Скорее потому, что и сами Арнгейеры не знали о том, что готовят их хозяева.

Тяжелые раздумья и непростой день вымотали меня в конец, и я провалился в тяжёлый, полный кошмаров сон. И ночью мне снилась Инесс.

Глава 3

На следующий день я не поехал в школу. Вместе с отцом мы отправились в городской следственный отел. Но каково было наше удивление, когда там выяснилось, что Глеб Быстрицкий опередил нас на час, явился и чистосердечно во всем сознался.

Как я и опасался, Глеб не выдал Григанского-старшего. А следствие конечно же с радостью приняло его признание. Еще бы, можно закрывать дело и передавать в суд.

Но и все же им пришлось принять мой шар памяти, а отец твердо настоял на дальнейшем разбирательстве. Конечно же он требовал, чтобы допросили, а после привлекли к ответственности и Родомира Григанского.

Наш следственный отдел не мог нам в этом отказать. Следователь, занимавшийся моим делом, заверил нас, что немедленно отправит в графство Капрос несколько уполномоченных человек, которые и допросят Родомира Григанского, а Быстрицкого допросят повторно, учитывая вскрывшиеся обстоятельства.

Но чуяло мое сердце, что допрос Родомира ни к чему не приведет, как и дальнейшее расследование. Если Глеб не передумает, если он не сознается, на этом все и закончится. И у нас кроме моих слов и уверенности, что я прав, никаких других доказательств больше нет.

Теперь нам оставалось только ждать, когда вернуться следователи из Карпоса, и когда Верхний имперский суд вынесет вердикт по этому делу.

Все это довольно длительный процесс со всеми вытекающими бюрократическими проволочками. Я подумывал о том, чтобы попытаться еще раз поговорить с Глебом, возможно пообещать защиту и неприкосновенность, но это было практически невозможно. До тех пор, пока продолжается расследование, Борислав Григанский будет находиться в капсуле-изоляторе, которые находятся в ведомстве защитников под их неусыпным надзором. В подобные отдельные и вполне комфортные капсулы садят исключительно аристократов. Незнатных же держат в подземных камерах, да и то не долго — до вынесения приговора, и зачастую это или казнь, или каторга.

Договориться о свидании с Глебов в общем-то можно, но когда я озвучил эту идею отцу, он довольно резко и жестко ее отмел.

— Ты не будешь договариваться с тем, кто тебя чуть не убил!

— Но ты ведь должен понимать, что его вынудили это сделать, — попытался возразить я.

Отец довольно долго молчал, потом буркнул:

— Я сам, — и на этом наш разговор закончился.

Отец вообще сегодня со мной практически не разговаривал, исключительно только по делу, а на мои попытки завязать разговор никак не реагировал. Это значило только одно — он был все еще зол. Но скорее попросту продолжал нервничать, боясь, что Инесс Фонберг меня выдаст. Но как выяснилось позднее, это оказалось лишним.

Когда мы вернулись домой, нас на пороге встретила мама. Она был чем-то взволнована и держала в руках ворох утренних газет, которые обычно приносил отцу Савелий к обеду и которые мы еще не успели увидеть.

— Это везде, во всех новостях! — возбужденно произнесла мама, протягивая отцу одну из газет.

Отец деловито развернул газету и принялся читать. Он быстро пробежался глазами по строчкам и на его лице вдруг появилась легкая улыбка облегчения. Точно такое же выражение было сейчас и у матери.

Но я и близко не испытал подобного.

Я забрал у матери остальные газеты и теперь тоже бездумно изучал. Все первые заголовки газет пестрили новостью о смерти графини Фонберг. Для газетчиков эта наверняка настоящая сенсация — древней вурды, самой старой аристократки в империи, вдруг не стало. Так горько было все это видеть.

Как я и полагал, она отравила себя. Инесс надеялась избежать позора, тихо умереть, оставив незапятнанным свою честь и память. Но император не позволил, Инесс объявили изменницей родины, а ее смерть окрестили как трусливой попыткой избежать заслуженного наказания. О том, что именно сделала Инесс, так же не забыли упомянуть. Хотя это была едва ли правда, на графиню повесили всех собак, выставив все так, словно бы это она была метрополийской шпионкой и укрывала беглого чернокнижника. Это было едва ли справедливо, но Инесс нарушила закон, один из самых страшных — пошла против императора.

Я вертел бездумно одну из газет в руках, строчки никак не сливались в слова, буквы расползались перед глазами, и я никак не мог сосредоточиться на том, что там написано. Все что там написано было безобразно и отвратительно. И одно только сидело в голове в этот миг: Инесс мертва и это больше не исправить, это не изменить.

На войне я испытывал это не единожды и это всегда больно. Со временем, когда это происходит постоянно, привыкаешь. Я тоже привык — моя душа очерствела.

Но сейчас — не думал, что меня так заденет смерть Инесс. Я ведь с самого начала знал, что это произойдет, знал даже, как именно это произойдет. А теперь, когда это свершилось, не выдержала даже моя толстокожая, черствая душа. Я скорбел. Друзей всегда тяжело терять. И, наверное, в какой-то степени я чувствовал в произошедшую и свою вину.

— Ее не успели допросить, — сказал отец, мне резанула слух его пусть и сдержанная, но радостная интонация, — она и ее сообщники устроили массовое самоубийство во время перевозки в Китежград на допрос.

— Сообщники? — не понял я.

— Видимо ее приближенные вурды, — пожал плечами отец. — Они отравились. Как только Тайная канцелярия не доглядела и не нашла у них яд? Но, наверное, это к лучшему.

Мама сделала страшные глаза и мотнула затылком, в ту сторону где висел «глаз». Отец отмахнулся, явно намекая, что ничего такого он не сказал.

Но меня словно обухом топора ударило по голове от осознания произошедшего. Сообщники Инесс, ее приближенные вурды…

Якоб! Он ведь тоже знал о чернокнижнике, и он последний из приближенных к Инессам вурд, кто остался в живых. Знает ли о нем Тайная канцелярия, ищут ли его? Сейчас я старался об этом не думать

Я должен его спасти, помочь сбежать, скрыться. Я не смог спасти Инесс, но должен помочь хотя бы ему. И я должен Якобу, я дал слово. К тому же я опасался того, что если Якоб узнает про смерть графини и сам поспешит покончить с собой, как остальные.

Я прекрасно понимал, что после вчерашнего отец меня никуда не отпустит, и как бы я не просил — это бесполезно. Сегодня школьные занятия я уже пропустил и хоть мне и было позволено вернуться на них завтра, Якоб до завтра ждать не мог. Это слишком долго.

К тому же мы уже отдали записи с шара памяти следствию, если вдруг Тайная канцелярия узнает про это, то ему конец. Следствию, как свидетель он не особо нужен, но весть о вурдах получила слишком громкую огласку, а вот это может заинтересовать следствие, и они вмиг передадут сведения куда надо. Одно успокаивало, в газетах я не фигурировал, и подобное будет довольно сложно связать все во едино, но это только дело времени.

Мешкать было нельзя, и я начал судорожно придумывать как поскорее, а главное незаметно, покинуть Вороново Гнездо и добраться до нового города. Еще осложняли мне задачу натыканные по всему дому «глаза». К счастью, в наших личных покоях их не было, а значит у меня есть только один путь.

Моя комната — единственное место, где я мог бы запереться и попросить меня не беспокоить, да и улизнуть через окно не было проблемой, вот только на окнах моей комнаты решетки. Оставалось надеяться на свою возросшую силу, чародей я в конце концов или нет?

Я и без того был подавлен и расстроен новостью о смерти Инесс, поэтому мне пришлось играть. Скорбное и мрачное выражение лица я сохранял во время всего обеда, стараясь ничем не выказывать, что на самом деле я взвинчен и мысленно уже бегу из дома. И поэтому, когда я сказал родителям, что хочу побыть один, никто возражать не стал. Мать, правда, спросила в чем дело. Отец ее, очевидно, не особо посвящал во вчерашний наш разговор, но он сразу понял, что со мной, поэтому остановил ее:

— Оставь его, пусть идет, — сказал он.

Я бегом поднялся наверх, заперся на замок изнутри, теперь нужно расправиться с решетками на окнах. Учитывая возросшую чародейскую силу это было сделать не так уж и сложно, но вот сделать это тихо и незаметно довольно проблематично. Во дворе чистил снег Савелий, а Анфиса с другой стороны внутреннего двора развешивала свежевыстиранное белье. Дождаться, кода во дворе совсем никого не будет можно только к вечеру, но до вечера я ждать не мог. Сейчас бы очень кстати мне пришелся артефакт морока Ольги Вулпес.

Кстати, а вот она могла бы мне пригодиться. Помимо решеток была у меня и другая проблема — добираться до нового города пешком довольно долго, а у Ольги есть транспорт. И она скорее всего не откажет, если конечно она еще не в курсе, что патент на зелье невосприимчивости морока будет наш.

И пока приедет Ольга, Савелий как раз дочистит снег с этой стороны, и уйдет к парадному входу, а я смогу вылезти и сбежать.

Я растопил камин: бросил спичку на потушенную огненную ойру. Быстро серый край одного из камней зарделся алым и огненное пятно начало разрастаться, пока не захватило и рядом лежащие камни ойры. От камина повеяло жаром — огня мне понадобиться много, чтобы расплавить болты, на которых держится решетка.

И пока камин разгорался, я достал зеркало связи, мысленно представив Ольгу Вулпес.

— Ты еще и звонить мне смеешь?! — не успев появиться в зеркале, яростно воскликнула Ольга.

Ясно — она уже в курсе.

— Что случилось? — изобразил я недоумение.

— Ты обманул меня! — накинулась она на меня. — Я требую, чтобы ты немедленно вернул мне деньги, заплаченные за зелье! Теперь оно бесполезно! Из-за вас оно теперь никому не интересно! А Максим! Как он опозорился из-за вас! Приехал в Китежград и там, в гильдии алхимиков ему сказали, что на такое же зелье уже получил патент Святослав Гарван!

— Здесь нет никакого обмана, — попытался я возразить. — Мы ведь его не украли у вас, а тоже создали. Просто мы оказались первыми, вот и все. Не на что обижаться. Да и по поводу того, что вы не сможете получить патент на зелье, которое я вам продал — мне кажется, ты преувеличиваешь. Да, оно будет дешевым, но и все же что-то на нем можно заработать.

— Ничего мы не сможем на этом заработать! — истерично взвизгнула она. — Максим пытался, но совет алхимиков ему отказал! Ты обманщик и лжец, Ярослав! Верни мне деньги! Иначе… Иначе… Иначе я не знаю, что я сделаю с тобой!

Я промолчал. Конечно же ничего она не сделает, перебеситься и успокоиться. Остальным Вулпесам этот инцидент тоже наверняка не понравится, но внутреннее чутье подсказывало, что они не посмеют нас трогать.

— Ты подлец, Гарван! Ты меня использовал! — продолжала кричать Ольга, от переполнявшей ее злости у нее даже слезы выступили. — Я ведь считала тебя другом, а ты так подло со мною поступил! Нету у тебя ни совести, ни души!

Ага — вот в чем корень проблемы. Ольга всерьез считала, что мы друзья. И это видимо значительнее всего остального ударило по ее самолюбию, поэтому она так взбесилась. Я даже как-то неловко себя почувствовал из-за этого.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — сказал я, — я не собирался тебя подставлять, вся ситуация простое недоразумение.

— Верни деньги! — не желая слушать, зло воскликнула Ольга.

— Я не могу, извини. Все было честно, я продал, ты согласилась и заплатила. У нас был уговор и…

— Иди к черту, Гарван! — перебила она меня. — Не звони мне больше никогда! Ненавижу тебя! — и выпалив это, Ольга прервала сеанс связи.

Что ж, этого и следовало ожидать. Мучала ли меня совесть по этому поводу? Нисколечко. Семья Ольги хотела поступить с нами куда подлее и жестче, чем этот маленький инцидент с зельем.

Значит, вариант с Ольгой отменяется.

И проблем, как добраться до нового города, по-прежнему оставалась. А еще как назло, в списках контактов у меня не было ни одного водителя, которого бы я смог вызвать к дороге, ведущей в новый город.

И тут вдруг, словно подарок судьбы, мне позвонила Милана.

— Привет, Яр! — ее красивое, веселое лицо возникло в зеркале.

— Здравствуй, Мила, — ответил я немного удивившись. Мы обычно не общались с ней по зеркалу связи и это был первый звонок от нее.

— Ну? — загадочно улыбнулась она. — Как настроение?

Не поимая, в чем дело, я протянул:

— Нормально.

— Каково это — чувствовать себя победителем? — лучезарно заулыбалась Мила.

Я округлил глаза и пожал плечами, всем своим видом демонстрируя, что я в недоумении.

— Ну к чему эта лишняя скромность?! — воскликнула Милана. — Борислав Григанский сегодня не пришел в школу. А Деграун всем рассказал о вашей дуэли! Об этом теперь галдит вся школа! Ты мой герой, Ярослав! — лицо Милы буквально светилось от счастья.

— Герой? — в замешательстве уставился я на нее.

— Да! Деграун рассказал из-за чего Борислав вызвал тебя ну дуэль! Я польщена! Ты отстоял не только свою честь, но и мою.

Мне речи Миланы почему-то показались неискренними, как и ее радость. Словно бы он заранее готовилась к этому разговору и продумывала, что будет говорить. Не знаю, может из-за ее родителей теперь и саму Милу я воспринимаю как притворщицу, хотя в прошлой жизни мне так совсем не казалось.

Я выдавил из себя улыбку и вопросительно уставился на нее, она явно звонила не только по этому поводу.

— Я сегодня устраиваю вечеринку, я уже говорила, будут почти все из нашего класса, ну кроме изгоев. И ты, как главная звезда, тоже должен быть!

И снова мне пришлось удивляться. Как это вдруг из вчерашнего изгоя, которого все опасались, я стал звездой? Даже Деграун, вон, и тот меня вдруг прославлять начал. Просто удивительно как у подростков все быстро меняется.

На вечеринку, да еще и с одноклассниками мне конечно же не хотелось, но я в этом увидел для себя возможность.

— Родители меня не отпустят, — сказал я, сделав несчастное лицо.

— Совсем-совсем? — расстроилась Мила.

— Ну… Не совсем. Я могу улизнуть, но мне нужно, чтобы кто-то забрал меня на дороге из поместья.

— Так! — решительно воскликнула Мила. — До вечеринки два часа. Я успею приехать и забрать тебя на дороге с нашим охранником, и он же потом отвезет тебя обратно. Готов?

— Готов! — кивнул я.

— Значит, через час мы будем! Если что, я на связи, — радостно воскликнула Мила и отключилась.

И все-таки как же мне повезло с этой вечеринкой. Во-первых, у меня будет алиби — я сбежал из дому на вечеринку к Милане, свидетелей будет достаточно, пусть даже мне и придется отлучиться на несколько часов, но это я придумаю, как объяснить. Во-вторых, место расположения дома Арнгейеров весьма удобно — буквально пятнадцать минут ходьбы, и я буду у гостиницы.

Я выглянул в окно, Савелий был еще в поле обозрения, но уже ушел ближе к парадному входу. Поэтому я осторожно открыл окно, убедился, что не привлек внимания, а после потянул стихию огня из камина.

Решетка держалась на четырёх массивных болтах, в качестве огненного заклинания я выбрал «огненный луч». Оно имеет малый диаметр поражения, практически точечный, но обладает весьма высокой температурой. Таким лучом можно избавиться, например, от металлических наручников. Как боевое заклинание оно малоэффективно, так как чем дальше нужно направить луч, тем ниже его температура. Но если направить впритык и иметь высшую категорию силы, «огненным лучом» запросто можно прожечь человека насквозь. Правда, в большинстве случаев это заклинание используют в быту, есть и подобного действия артефакт.

Собравшись с силами, я сконцентрировался на жаре, исходящем из камина, произнес заклинание и пальцем нарисовал в воздухе две маленькие руны. Почувствовав, как скапливается тепло на кончике указательного пальца, и поспешил направить луч огня на один из нижних болтов.

Время действия заклинания, как и температура накала зависела от категории силы чародея. Мне хватало сил, поэтому через три минуты болт раскалился до красна, а после, пока тот не успел остыть, я ударил по нему воздушным клинком.

С первого раза у меня ничего не вышло. Болт оказался довольно прочным. Я попытался вытащить его с помощью воздушного лассо, но и тут не хватало силы — слишком тонкая работа, с лассо куда проще работать с большими объектами.

По-хорошему мне бы в данном случае больше подошли бы старые добрые инструменты или простые бытовые строительные артефакты, которые хранились у Савелия в мастерской.

Но инструментами будет слишком шумно, да и ключи придется просить у Савелия, а он в этом плане дотошный. Наверняка подойдёт смотреть что и зачем я беру, а потом будет расспрашивать о том, зачем это мне понадобились инструменты, потому что именно он занимается починкой всех вещей в доме.

Мне ничего не оставалось, как продолжать пробовать избавиться от решетки с помощью чар. Я все же надеялся, что у меня получиться быстрее. Но наконец первый болт поддался и сломался напополам. Второй ломать я решил другим способом, с помощью заморозки, но этот вариант оказался еще хуже предыдущего. У меня не хватало сил заморозить болт и ударить по нему так, чтобы он сломался. Пришлось снова возвращаться к первоначальному варианту. В конце концов я добил и второй болт, но обнаружил, что прошло уже полчаса. К счастью домработникиов не было в поле зрения, и никто из них не видел моих манипуляций с решеткой. Только один раз Савелий прошелся туда-сюда за метлой, очевидно теперь метет парадную дорожку.

Последний болт я откручивал вручную, усилив руку заклинанием земли. Я раздирал пальцы, они быстро замерзали, но с последним болтом я расправился быстрее остальных. Правда, теперь на пальцах теперь остались красные кровавые мозоли, но зато теперь решетка висела на одном болте и спокойно отдвигалась. Пора было бежать.

Я оделся, распихал сапоги по карманам пальто, и прихватил свой школьный рюкзак, где еще покоились деньги, полученные от Ольги Вулпес. Отцу я не успел их отдать и сегодня они мне больше понадобятся, к тому же вскоре Свят получит выплату за патент, и мы сможем оплатит взнос по займу. Как объяснить отцу. Куда я дел деньги, я решил подумать потом.

Собравшись и убедившись, что с моей стороны улицы никого нет, я вылез из окна и ступил на небольшой каменный выступ, разделявший два этажа. Еще раз убедившись, что никто меня не видит, осторожно прошелся по выступу, придерживаясь за решетку.

Прыгать я не решился, несмотря на то, что под окнами были сугробы. А еще немного спустился, перешагнув на выступающий наличник окна первого этажа, продолжая при этом держаться за край холодной решетки.

Но вдруг, заслышав, как энергично поскрипывает снег под чьими-то ногами, замер.

Залезть обратно я бы уже не успел, только бы привлек внимание своим мельтешением. Спрыгнуть тоже не мог — наделал бы много шума, да и мое приземление сразу бы заметили. Поэтому я остался висеть, застыв, как каменный истукан, в надежде, что шагающий Савелий меня не заметит.

Домработник, что-то весело и беззаботно насвистывающий себе под нос, бодро размахивая метлой, шагал в сторону хозяйственных помещений. Я в это миг даже не дышал, и казалось вот-вот он поднимет взгляд и все пропало. Но погруженный в собственные, явно веселые мысли Савелий, ушел, скрывшись в сарае. А я поспешил спрыгнуть.

Обуваться было некогда, поэтому быстро создав вихрь, я замел сугроб, в который спрыгнул и провалился по колено, а после, пригибая голову, чтобы меня не заметили из окон, бросился прочь.

Добежал до парадного входа, пригнулся так, чтобы не попасть в поле зрения «глаза». Тут лежала лопата, а дорожка была не дочищена, значит Савелий сейчас вернется.

Я быстро обулся и уже особо не осторожничая и не переживая, что меня заметят, бросился к крепостной стене, небрежно заметая ветром свои следы. Прибежал к дверце, ведущей в застенки, толкнул ее, она данным давно не запиралась, но скрипела зараза, как старая избушка на курьих ногах.

Скрип зловеще разнёсся, как мне показалось, по всей округе. Но к счастью я уже успел. Я пробежался по застенкам в кромешной тьме, добежал до лестницы, которая вела на саму стену с южной стороны. Еще несколько минут пришлось на карачках ползти по самой стене, и только добравшись до северной лестницы, я снова спустился и через узкую брешь в стене наконец-то выбрался на волю.

Была и другая проблема. Вся округа просматривалась из поместья, и весь приближающийся транспорт, и всех людей можно было видеть с верхних этажей поместья как на ладони. И окно отцовского кабинета как раз выходило на дорогу, ведущую в новый город, а сейчас родители как раз закончили обедать, и он наверняка поднялся в кабинет.

Но отступать было некуда. Поэтому я просто вышел на дорогу и шел, надеясь на удачу и на то, что никто из домашних меня не заметит. Но при этом весь путь держал руку на зеркале связи, если меня все-таки увидят, первое что они сделают, мне позвонят.

Не успел я пройти полкилометра по дороге, как вдалеке завиднелся темно-синий тетраход — Милана успела очень вовремя.

Тетраход затормозил рядом со мной, задняя дверь распахнулась, и я увидел радостное, улыбающееся лицо Милы.

— Запрыгивай скорее, — лукаво улыбнулась она.

Я конечно же залез, сумев наконец-то выдохнуть. Побег удался. Теперь оставалось самое сложное, помочь Якобу покинуть Славию.

* * *

До вечеринки оставался целый час. Все мои мысли были заняты организацией побега Якоба, а время тянулось непозволительно медленно. Мы сидели с Миланой в большой гостиной, прислугу она распустила, оставив только угрюмого охранника, который бродил вокруг особняка.

Гостиная была по-праздничному украшена лентами и фонарями с светоносной ойрой, играла приглушённо камерная музыка из ойра-фона. Несколько столов, заставленных разнообразными закусками.

Милана была сегодня необычайно хороша: нежно бежевое кружевное платье, светлые волосы убраны наверх, делавшие ее похожей на молодую женщину, а не на девочку, минимум украшений и косметики. Мила весло щебетала, то и дело радуясь тому, что я пришел, но я ее слушал вполуха, продолжая думать о своем.

— Ты не пришел сегодня в школу, и я так расстроилась, — всплеснула Мила руками, вырвав меня из раздумий, — больше всего мне хотелось, чтобы пришел именно ты. Я хотела устроить вечеринку на выходных, но мама утром позвонила и сказала, что они возвращаются через три дня. Пришлось все срочно переносить.

— Не влетит от родителей за эту вечеринку? — поинтересовался я.

— Они знают, — пожала плечами Мила, мама позволила, правда я сказала, что будет несколько человек и немного приврала, но это пустяки.

Я поджал губы и кивнул, значит Арнгейеры уже скоро вернуться. Инесс мертва, а они продолжат жить как ни в чем не бывало, учитывая, что это именно они помогали чернокнижникам. Именно из-за них погибла Элеонора Вулпес и чуть не погиб я. Неожиданно сам для себя обнаружил, что я презираю родителей Милы. А еще злюсь на себя за то, что не убил их тогда, когда собирался. Но будущее стало настолько непредсказуемым, что сделай я это, возможно на месте Инесс тогда был бы я.

— Ты чем-то огорчен. Ярослав? — Мила обеспокоенно заглянула мне в глаза. Она уже несколько минут что-то рассказывала, но я был настолько погружен в собственные мысли, что едва это заметил.

Я заторможено качнул головой, потом взгляд наткнулся на один из столов, заставленных закусками и напитками. Тут стояли графины, наполненные, как мне показалось на первый взгляд, вишневым или виноградным соком, но легкий запах вина не мог ускользнуть от моего обоняния.

Я резко подошел к столу, взяв первый кувшин и отпил — вино. Во втором и третьем тоже было вино, еще целая колона этого вина стояла на соседнем столе. А в последнем графине и вовсе оказалась довольно крепкий ликер. Мила следила за моими действиями настороженно.

— Напоить всех решила? — скрыть злость у меня получилось плохо.

— А что в этом такого? Это просто вино. Даже родители иногда на праздники позволяют мне выпить бокал, — Мила нахмурившись, свела брови к переносице. — Ты такой правильный, Ярослав. Какая вечеринка проходит без выпивки? Если ребята придут, а тут будет только сок и морс, меня засмеют.

— Мила, большинству из нас и пятнадцати нет! Какая к чертовой матери выпивка? Пьяные подростки хуже свиней, сейчас стоит пригубить, и вы тут такое вытворять начнете!… Нет, извини, но я не могу этого допустить.

Отчеканив последнюю фразу, я решительно направился с двумя графинами в сторону уборной комнаты.

Мила семенила следом:

— Что ты задумал, Яр?

Я не ответил, а молча выплеснул содержимое графинов в унитаз.

— Что ты делаешь, Ярослав? — возмущенно воскликнула Мила. — Не смей! Ты мне не отец и даже не жених, ты не имеешь права так поступать!

— Да мне плевать, — бросил я ей, и направился за следующими графинами.

— Ярослав! Перестань! — возмущенно кричала на меня Мила, такой разъярённой я видел ее впервые. Она мертвой хваткой вцепилась в графин, который я уже взял, и с такой безумной яростью уставилась на меня, что даже мне, повидавшему немало за свой век, стало не по себе.

— Ты спятила? — спокойно поинтересовался я, продолжая при этом крепко держат графин.

— Это ты спятил! Ведешь себя как зануда! Это между прочим дорогой алкоголь и мне пришлось заплатить человеку, чтобы его купили.

— Мне стыдно за тебя, — я резко отпустил графин.

Мила его так сильно на себя тянула, что половина его содержимого вылилось на ее нежно-кремовое платье. Алое пятно стремительно расползлось по ткани.

— Да что ты?! — в растерянности и ужасе воскликнула Мила, уставившись на испорченное платье, потом подняла на меня взгляд, полный слез.

— Зачем я вообще тебя позвала, Гарван?! — воскликнула она в сердцах, от бессилия и злости зарыдала, плюхнулась в ближайшее кресло, при этом продолжая прижимать графин с вином к груди.

— Теперь все будут смеяться надо мной и считать меня лгуньей! — причитала она, не переставая лить слезы. — Это было мое лучшее платье! Я уже рассказала о нем Жанне, и как теперь? Ты все испортил, Ярослав! — она сорвалась на крик.

— Все это опять только для того, чтобы им понравиться? — я неодобрительно покачал головой. — Неужели ты не понимаешь, что ты унижаешься?

— Это ты ничего не понимаешь! — воскликнула она, со злой обидой и вызовом взглянув на меня. — Мне это нужно! Я должна быть лучше всех, популярнее всех! Я не могу себе позволить быть таким изгоем, как ты! У меня нет княжества, нет твоего титула и положения! Мне все придется выгрызать зубами!

Мне хотелось сказать сейчас ей многое. Например, о том, как сильно она меня разочаровала. Милая, нежная и невинная Милана, которой я ее всегда считал, оказалась совсем другой. Моя Мила не могла устраивать разгульные вечеринки с таким обилием алкоголя. Она просто не была способна на это. А эта Мила готова на все, чтобы понравиться кучке этих сопливых и надменных аристократов.

Но я ничего этого говорить не стал, я не больше не знал, как с ней говорить. Она молода и в силу молодости — глупа. Все, что бы я ей не сказал, она воспримет в штыки, потому что у нас слишком разные взгляды на жизнь.

В этот миг что-то надсадно хрустнуло и сломалось внутри меня и рассыпалось. Та, о которой я так мечтал в прошлой жизни — умерла. Рассыпался ее нежный образ, как и развеялась та любовь. Мила, которую я любил осталась в прошлой жизни. А эта Милана Арнгейер другая — она чужая.

Я ничего не говорил, я просто молчал. Время шло, и я сейчас нужен был Якобу. И я решил, что к черту алиби, к черту эта идиотская вечеринка, и к черту Милана!

— Уходи, Ярослав! — всхлипнув, воскликнула она. — Не хочу тебя больше видеть!

Я молча кивнул, я тоже не хотел ее видеть.

Я подошел к столику с алкоголем, схватил графин с ликером, сделав несколько больших глотков терпкого жгучего напитка. Мне было плевать, напьются ли сегодня мои одноклассники до безобразного вида, меня волновала только Мила, но теперь и это стало безразлично.

Не прощаясь, я забрал графин, и решительно зашагал прочь. Впервые за время пребывания в прошлом мне захотелось напиться до беспамятства. Но я этого делать не стал, мне нужна ясная голова, да и мой молодой неподготовленный организм к подобному еще явно не готов.

Содержимое я разлил вдоль аллейки, ведущей к центральным воротам особняка Арнгейеров, эдакий маленький символичный акт мести, который почему-то принес мне облегчение.

К воротам уже начли подъезжать дорогие тетраходы одноклассников, я ускорил шаг — встречаться с ними мне совсем не хотелось.

Я оставил пустой графин у ворот и быстро выскочил на улицу. Как раз в этот миг из первого тетрахода вылезала напомаженная и разряженная Жанна Клаус со своими подружками, меня они к счастью, не заметили.

Особняк Арнгейеров остался позади, как и шумный смех развеселых подростков. Осталась там и моя надежда на счастливую семейную жизнь, с женщиной, которую я всегда считал идеальной. Но теперь я осознал, что только в моем воображении она была такой. Спали шоры, и я наконец прозрел. Вместо досады я почему-то ощутил облегчение, потому что теперь я свободен от надежд и любви. А значит, менее уязвим.

Глава 4

Погруженный в собственные размышления я и не заметил, как быстро я добрался до гостиницы, где вчера оставил Якоба.

К своему облегчению узнал, что постоялец из номера «восемнадцать» не съехал и никуда сегодня не выходил. Значит, Якоб еще восстанавливался. Мне без проблем выдали вторые ключи, так как номер оплачивал вчера я. И пусть я и представился вымышленным именем, здесь это мало кого интересовало.

Получив ключи, я поспешил на второй этаж. Весь путь меня не покидали тревожные мыли, что когда я открою комнату, могу не найти там Якоба, или что еще хуже — он будет мертв. Если другие вурды не задумываясь последовали на тот свет за своей королевой, могло случиться, что Якоб, узнав о произошедшем тоже уже мертв.

Замочный артефакт долго не поддавался — я его вертел и так, и сяк, но его словно заклинило, хотя с бытовыми артефактами такое практически не случается. Я был так взвинчен и настолько увлечен замком, что до меня не сразу дошло — дверь заперта изнутри.

Я постучал, и опасаясь, что мог напугать этим Якоба, добавил:

— Это я, Ярослав.

Дверь, стоило мне подать голос, резко открылась. Якоб вероятно уже давно стоял за ней и слушал, как я мучаюсь с ключом.

— Здравствуйте, княжич, — раздался холодный вежливый, но ослабевший голос вурда из темноты приоткрывшейся двери.

В комнате и впрямь было так темно, что хоть глаз выколи — ничего бы не изменилось.

Без особых расшаркиваний я влетел в комнату — тяжелые шторы плотно занавешены, все ойра-лампы погашены. Мне в такой обстановке было неуютно, а вот вурду наверняка весьма комфортно.

— Мне кажется, или вы чем-то взволнованны, княжич? — невозмутимым тоном поинтересовался Якоб.

— Тебе нужно срочно покинуть Славию, — без лишних обиняков заявил я.

Секундное замешательство, я не видел лица вурда и это раздражало.

— Зачем? — спросил он.

— У Инесс нашли чернокнижника, ее обвинили в измене.

На этот раз пауза была еще дольше, я не выдержал и снова к нему обратился:

— Тебе нужно уезжать из империи как можно скорее, понимаешь?

— Графиня мертва? — голос Якоба был печален.

— Да, и остальные тоже, — я не стал лгать.

Послышались шаркающие, точно старческие шаги, скрипнула кровать. Я не выдержал, и приоткрыв дверь, взял немного света из коридора и зажёг светоносный шар.

Якоб неподвижно сидел на кровати, голова повисла, плечи опущены, лицо спрятано в ладонях.

— Мне не сбежать, — произнес он. — Я должен поступить так же, как и моя госпожа.

Он отнял руки от лица, коснулся верхней пуговицы на рубашке, она отличалась от всех своим слишком крупным размером. Без промедлений, я подлетел к Якобу, ударил его по руке и оторвал эту чёртову пуговицу.

— Даже не думай, я тебе не позволю этого сделать, — оторванную пуговицу я зашвырнул куда подальше и присел рядом с Якобом.

Вурд не сопротивлялся, не возмущался, он был полностью раздавлен. Когда умерла Инесс, я потерял друга. Но он потерял куда больше — Якоб потерял семью.

— Мы не можем долго оставаться в гостинице, — сказал я. — Тебе нужно переодеться и замаскироваться под человека. После я отвезу тебя в надежное место и уже там я кое с кем договорюсь, кто поможет тебе уехать.

— Я ценю вашу помощь, княжич, но это лишнее, — издал он вздох полный горестной скорби и добавил: — Теперь моя жизнь не имеет смысла.

Такое упадническое настроение мне решительно не нравились, зная, насколько эмоциональны вурды, нужно было срочно что-то с эти делать.

Я рывком поднял вурда с кровати, встряхнул за плечи, и глядя прямо в глаза, сказал:

— Не смей даже думать об этом. Понял? Ты уедешь из Славии и будешь жить. Начнешь новую жизнь с чистого листа. Ты это можешь сделать, остальным твоим собратьям не дали такого шанса, но я уверен, они бы хотели, чтоб ты жил, Инесс этого бы хотела.

Якоб кивнул, но было не понятно, согласился он с моими словами или был настолько погружен в собственное горе, что кивал своим мыслям, а не мне. Его взгляд вдруг стал жестким, он уставил на меня свои пронзительные холодные глаза и спросил:

— Вы сказали, что ее обвинили в измене.

— Инесс оболгали, ее выставили метрополийской шпионкой из-за этого чертового чернокнижника. Император поступил скверно, выставил ее как предательницу родины.

— Значит, я должен отомстить, — жестко ответил он. — Именно этого бы хотела госпожа, она ненавидела императора, и теперь ясно, что делала она это неспроста.

— Не стоит делать глупостей, Якоб. За императором — вся империя, у него армия и Тайная канцелярия, а у тебя ничего нет. Лучше просто уезжай.

— Я и уеду, — решительно заявил Якоб. — И я знаю, где мне помогут отомстить за госпожу.

Не нравился мне его тон, не нравилось направление мыслей, а Якоб продолжал распаляться.

— Вурды всегда поддерживали друг друга, и я знаю, где меня примут. Не только в Славии есть кланы вурд. И раз вы готовы помочь, княжич, помогите. Я должен уехать в Метрополию.

— Собираешься примкнуть к нашим врагам?

— Враги императора, теперь мои друзья, — довольно жестко и зло ответил Якоб, а потом вперил в меня холодный, но при этом требовательный взгляд. — Вы обещали, что выполните все, чего бы я не попросил. Так вот — помогите мне уехать в Метрополию.

Я не мог ему отказать, пусть мне и не нравилось то, что он задумал, но я его понимал. Если бы Михаил Алексеевич убил мою семью, пусть даже заслуженно, потому что они нарушили закон, я поступил бы также. Род и семья всегда прежде всего.

— Хорошо, — согласился я после небольшой паузы. — Поступим так, как ты хочешь.

* * *

Полчаса у меня ушло на то, чтобы сбегать в ближайший магазин и купить Якобу одежду. Так как вурд был довольно высокий и тощий, одежду пришлось подбирать дольше, чем я рассчитывал и то до конца я не был уверен, что угадал с размером.

Я собирался везти вурда в спальный сектор, поэтому и сам переоделся. Ведь самый надежный способ добраться до места, не привлекая внимания, это конечно же слиться с толпой и передвигаться на общественном транспорте.

После я вернулся в гостинцу и мы переоделись.

— Нелепо и очень жарко, — с какой-то печалью в голосе, произнес вурд окинув свое отражение в зеркале безучастным взглядом.

С размерами я все же не угадал, пальто висело на Якобе, как на вешалке, а штаны напротив, оказались короткими настолько, что видны были не только носки, но и щиколотки. Но и все же что-то менять уже было поздно.

— Сейчас выйдем на улицу и станет полегче, — пообещал я, хотя прекрасно понимал, что не будет. Вурды не переносят жару и даже такое тонкое пальто будет доставлять ему немало неудобств.

— Что уж там, — вздохнул Якоб, натягивая на голову шерстяную шапку, — это не самое худшее, что со мной могло произойти. Худшее уже произошло.

Не обращая внимание на меланхоличное и практически отстраненное настроение вурда, я потянул его прочь из комнаты и гостиницы. Сейчас уже вечерело и это лучшее время,для того чтобы перемещаться по городу. Большинство горожан возвращались домой с работы, а значит и мы затеряемся в людском потоке.

Якоб был невероятно вял, послушно выполнял все, что я говорил и практически не разговаривал. Еще полчаса назад он был полностью раздавлен, скорбел и горел от ненависти к императору, а сейчас казалось, что все происходящее едва ли его интересует. Что происходило с вурдом, я приблизительно понимал. Заклинание отрешенности — наверняка он его использовал, пока я ходил за одеждой. Вурды не редко к нему прибегают, так как их в разы усиленные эмоции могут в буквальном смысле свести с ума. А сейчас он попросту ничего не чувствует.

С толпой работяг мы сели в вагон монорельса на ближайшей остановке. Якобу было откровенно плохо в душном вагоне. Он прикрыл глаза, и шумно дышал, к тому же вурд едва ли до конца оправился от зелья ослабления, поэтому ему вдвойне тяжелее было справляться с жарой. Чтобы хоть как-то облегчить его участь несколько раз, когда на остановках открывались двери вагона, я тянул воздух с улицы и охлаждал вурда слабым заклинанием заморозки. Каждый раз, как я это делал, Якоб едва заметно улыбался и кивал.

Всю дорогу я внимательно наблюдал за окружающими: не узнал ли нас кто-нибудь и зевак, и нет ли среди этих зевак агентов Тайной канцелярии? На Якоба, как бы мне этого не хотелось, все же обращали внимания. Но, к счастью, не по тому, что он вурд, а потому что болезненно-бледный парень, обливающийся потом, да еще в этой нелепой одежде в принципе не мог не привлекать внимания. Но ничего, что могло бы меня всерьез насторожить, не происходило.

До спального сектора мы доехали без проблем. Только мы вышли на улицу, как вурд стянул пальто, дыша тяжело и надсадно, словно больной лихорадкой. Я быстро утянул его в ближайший переулок, на нас заинтересованно глазели прохожие, а этого нельзя было допускать.

Пришлось еще пару раз обдать его заморозкой, чтобы хоть как-то привести в чувства. К счастью, свежий морозный воздух и чародейские манипуляции весьма быстро привели его в чувства, и мы продолжили наш путь. Я вел Якоба в бордель, где собирался на время оставить, а после встретиться с Царем.

Дверь сегодня открыла незнакомая полная девица с глупыми коровьими глазами, а не Марфа, которую я рассчитывал увидеть. Девица окинула нас придирчивым взглядом, явно оценивая, денежные мы клиенты или нет, и видимо конечные выводы оказались не в нашу пользу.

— Девчонки почти все заняты, — грубоватым наглым голосом заявила девица. — Придется подождать.

— Нам нужна Маруся, позови, — потребовал я.

— Занята она! — недовольным тоном протянула девица, потом натянула на лицо слащавую улыбку и добавила: — Могу я обслужить, но по одному, — потом нахмурилась и вперив взгляд в Якоба спросила: — А этот что, больной что ли? Больных не обслуживаем.

Разговор с наглой путаной меня весьма утомил, да и вряд ли для нас от нее будет какой-то толк. Поэтому я взял Якоба за руку и решительно вошел в помещение.

— Мы не клиенты, мы по делу. Подождем Марфу в кабинете, — сказал я.

— Да какого хрена ты себе возомнил, сопляк. Я тебя ту в первый раз вижу? — взвизгнула она, грубо ухватив меня за шиворот. — Я сейчас позову охрану!

— Вот, — спокойно ответил я, дернувшись и освободившись из ее хватки, после многозначительно вскинул палец к потолку и добавил: — Зови охрану. А мы если что в кабинете.

Девка раскраснелась от злости, не зная, что ответить. Она беззвучно открывала рот и сжимала кулаки. Очевидно, в отсутствие Марфы она временно ее замещала, а сейчас, решив, что не справляется, пыталась срочно реабилитироваться.

— Так! А ну-ка, стоять! — наконец, решившись, скомандовала она.

Я снисходительно улыбнулся, покачал отрицательно головой и потащил Якоба дальше по коридору в кабинет.

Девица засеменила следом, и видимо, наконец, включив мозги и подумав, что мы можем оказаться далеко не теми, кем выглядим на первый взгляд, как-то резко переменилась:

— Никому ведь не нужны проблемы. Правда? Давайте-ка вы на улице подождете, а я передам Маруське, что вы там.

— Нет, — отчеканил я, и потянул на себя дверную ручку. На улице я ждать не собирался, по вечерам в борделе слишком людно, да и контингент такой, что только и жди неприятностей.

Дверь оказалась не заперта, в кабинете — никого, уже знакомый мне кальян, который в прошлый раз курил Царь, покоился без дела на столике. Здесь, в отличии от душного коридора борделя было посвежее, на всякий случай я открыл окна.

Якоб с облегчением сразу же стянул шапку, скинул пальто прямо на пол и встал у окна, тяжело вдыхая и выдыхая. Но не успели мы расслабиться, как нас снова побеспокоили. Уже знакомая нам девица, которая пряталась за внушительной спиной бородатого здоровяка.

— Кто такие? — с наездом начал он, сходу нацелившись на Якоба, явно решив, что он старше, а значит главный.

— Это не имеет значения, — сказал я, но мордоворот даже не взглянул на меня, явно решив, что я не представляю никакой опасности и интереса для него.

— Что забыли здесь? — снова спросил он.

— Мы по личному делу к Марфе, — сказал я.

Наверное, стоило бы сразу сказать, что я по большей части тут из-за Царя, дабы не усугублять ситуацию, но этим двои я не доверял. Пусть лучше думают, что мы к Марфе.

— Я вас здесь вижу впервые, сказал здоровяк. — Не знаю, какие у вас дела с Маруськой, но ошиваться здесь и вынюхивать — не позволю, проваливайте по-хорошему.

Происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Хотелось все сделать тихо и не привлекать внимание, но все шло наперекосяк. Конечно, чтобы избежать конфликта, мы могли выйти на улицу и подождать управляющую борделем там, но и оставаться на улице мы не могли — слишком опасно.

— Мы просто ждем Марусю, не стоит так нервничать, — самым дружелюбным тоном, на какой был только способен, произнес я, переключая внимание мордоворота на себя. Они не должны понять, что Якоб вурд. Одно дело если они запомнят нас как каких-то наглых проходимцев и другое — если как малолетнего пацана чародея и вурду. И как бы у меня сейчас не чесались руки, я не использовал чары.

— Ты кто такой, щенок? — переключить внимание охранника мне все же удалось и теперь он шагал в мою сторону. Девица, предусмотрительно наблюдавшая за всем из дверного проема, гаденько и довольно заулыбалась.

— Лучше не делай этого, — спокойно предупредил я, но охранник даже не послушал, он целенаправленно двигался ко мне, доставая пистолет из кобуры.

Якоб спокойно, но хищно следил за движениями охранника. Даже ослабленный вурд вмиг пересечет комнату и скрутит его в баранку, но я продолжал надеяться, что все обойдется без лишнего шума.

Охранник выхватил пистолет, убивать он явно не собирался, по крайней мере не здесь, а все эти телодвижения исключительно для того, чтобы придать своим угрозам вес. Я никак не отреагировал и выставил вперед руку, давая понять Якобу, чтобы тот не вздумал набрасываться.

— Выходим на улицу, — приказал он. — Я вам дал возможность уйти по-хорошему, но раз вы не понимаете, придется по-плохому. Сами нарвались, теперь придется вас проучить.

Что имел в виду мордоворот, догадаться было не сложно, наверняка он не единственный бандит, приставленный к борделю. И стоит ему только подать своим знак, как уже на улице нас будут ждать. И будь мы простыми людьми, на своих ногах мы бы уже не ушли. Ситуация повернулась совсем не туда, куда я рассчитывал.

Но тут в тонком халатике нараспашку, из-под которого выглядывало кружевное нижнее белье, влетела в кабинет разъярённая Маруся. Она метнула взгляд сначала на Якоба, потом на меня — узнала и резко повернулась к охраннику:

— Что тут черт возьми происходит?! Трофим, фу! Убери пушку, это свои.

Охранник в растерянности и недоумении уставился на нее, потом нехорошо оскалился. Обращение словно к псу его явно обидело и теперь он, набычившись, глазел на Марусю, а она тем временем переключилась на девицу и стала отчитывать ее:

— Визжать на весь коридор было необязательно, дура пустоголовая. Там в двери ломятся гости, а ты тут хлебалом щелкаешь! Проваливайте оба!

Девицу уговаривать не пришлось, она опрометью бросилась прочь, а вот охранник продолжал топтаться и в недоумении таращиться на Марусю.

— Эй, ты чего наглеешь, мать? Бабе так не пристало с мужиком говорить, гляди, язык-то оторву, — мордоворот Трофим теперь наезжал на Марусю. — Ты мне не хозяйка, я Царю служу. А этих твоих в глаза никогда не видел, да и подозрительные они. Кого это ты тут привечаешь? Гляди, расскажу Царю, мало не покажется.

Он пригрозил ей, помахав пистолетом, но после все же спрятал его.

— Рассказывай! — зло воскликнула Марфа, ни капли ни испугавшись угроз мордоворота. — Если тебе мозгов не хватает княжича нашего опознать, валяй!

Трофим недоверчиво посмотрел на меня, потом на Марусю, потом снова на меня, как-то резко стушевался:

— Да ладно тебе брехать! — растерянно усмехнулся он. — Чего это княжичу в дешевых тряпках по нашим борделям шастать?

— А это уже не твоего ума дело, — огрызнулась она. — Иди делом займись, там пьяный Егоров опять к Глафире ломится. Снова буянить начнет.

Еще раз недоверчиво посмотрев на меня, Трофим сконфужено удалился прочь

Я облегченно выдохнул, радуясь тому, что инцидент исчерпан, но все же кое-что меня еще беспокоило:

— Необязательно было говорить, кто я такой, — неодобрительно сказал я Марфе.

— Не переживайте, княжич, Трофим не будет трепаться, — отмахнулась она, потом снова опасливо взглянула на Якоба, он с безучастным лицом таращился перед собой и не шевелился. — Зачем пожаловали к нам, княжич? — спросила Маруся, запахнув халат, туго завязав его широким поясом.

— Мне нужно связаться с Царем, к нему я поехать не мог, поэтому снова…

— А ваш товарищ не кровосос часом? — перебив меня, заторможено спросила она.

— Какое это имеет значение? — не понял я.

Маруся опасливо отошла подальше, не сводя взгляда с Якоба.

— Паршивый у него видок, он не голодный? Еще не хватало, чтобы…

— Нет, он не станет нападать, он себя контролирует, — поспешил я заверить ее.

— Плохая идея была приводить сюда кровососа, — скривилась Маруся, бросив в мою сторону жалостный взгляд.

— Я бы не отказался от еды, — Якоб затуманенным плавающим взором взглянул на меня из-под прикрытых век. — Я ослаблен, а, чтобы восстановиться, мне нужна кровь.

— Княжич, — настороженно позвала меня Маруся, покосившись в сторону выхода.

Я устало покачал головой:

— Зачем ты пугаешь девчонку? — вдохнул я, неодобрительно взглянул на Якоба и начал закатывать рукав.

— Ее сердце так колотиться от страха, что я из-за него не слышу ничего вокруг, — Якоб обратился ко мне тихо, но Маруся услышала и сделала еще пару шагов к выходу.

Я вопросительно и требовательно взглянул на нее, Маруся наконец опомнилась и взяла себя в руки:

— Ладно, я сообщу Царю о вас, подождите.

Сказав это, она выскочила из кабинета, а мы остались с Якобом вдвоем.

— Я позволяю пить мою кровь, — сказал я, протягивая вурду целое запястье.

— А, законы империи меня больше не интересуют, — усмехнулся Якоб, примеряясь взглядом к запястью и выпуская тонкие иглы клыков, но прежде чем впиться, он спросил: — Может княжич уже поведает мне, что именно мы собираемся делать?

Я кивнул, легкая тонкая боль уколола запястье, вурд крепко присосался к моей руке, а я начал объяснять.

— У Царя есть связи, договоримся, чтобы тебе сделали человеческие документы и помогли пересечь границу, но дальше тебе придется самому.

Якоб отстранился от руки, весь его рот был наполнен моей кровью, он судорожно проглотил ее, тыльной стороной ладони вытер рот, а после сказал:

— Обо мне можете не переживать, главное — уехать. А дальше я сам разберусь.

Он снова приложился к запястью, продолжая утолять жажду. Через минуту отстранился, отвел мою руку, давая понять, что насытился. Усмехнулся, достал грязный во вчерашней крови платок и начал вытирать рот. У меня платка не оказалось, поэтому я просто сильно сжимал запястье, но это не слишком помогало, кровь продолжала течь.

Маруся вернулась какая-то взвинченная, увидев мою руку, взволнованно воскликнула:

— Черт, вы мне тут все испачкаете!

Она ринулась к одному из шкафчиков у стены напротив, достала аптечку и молча принялась бинтовать мне руку.

— Вам придется уйти, — не поднимая на меня глаза, буркнула Маруся.

— Почему? — вкрадчиво поинтересовался я, наблюдая за тем, как проворно она управляется с бинтом.

— Мы ничем не сможем вам помочь, княжич. Царя нет в городе, он уехал по срочным делам.

— Пульс участился — она лжет, — спокойно сообщил Якоб.

Маруся метнула в его сторону злой взгляд:

— Я не лгу, а волнуюсь из-за этого, — она указала на мою уже забинтованную руку.

— И сейчас лжешь, — улыбнулся ей Якоб, — уверен, крови ты не боишься, учитывая, какую компанию ты себе выбрала.

Маруся от злости тяжело задышала, выпрямилась, сжав кулаки:

— Вам все равно придется уйти, — отчеканила она.

— Почему Царь не захотел говорить? — спросил я. — Неужели из-за расы Якоба?

— Нет, — она нахмурилась, — но и это тоже. Новости о смерти графини Фонберг, знаете ли, и до нас дошли. Нам не нужны проблемы. К тому же князь запретил Царю вам помогать.

Я выругался. Папа, ты и здесь успел поставить мне палки в колеса.

Якоб тихо засмеялся, закачал головой:

— Зря вы, княжич, выкинули мою пуговицу, — иронично протянул он. — Она бы мне сейчас очень пригодилась.

— Ты уедешь, — категорично возразил я, а после снова обратился к Марусе: — Я все же хотел бы поговорить с Царем, дай мне свое зеркало связи. Я хорошо тебе заплачу.

— Нет, княжич, ничего не выйдет, — закачала она головой. — Царь сказал, что если ваш батюшка узнает, что он вам снова помогает, его казнят. Он не станет рисковать своей головой, так что…

— Я надеюсь, что Царь сейчас же не доложит отцу, о том, что я здесь? — осторожно спросил я.

Марфа поджала губы, дернула плечами и отвела взгляд.

— В этом я не уверена.

Я выругался. Это доставит мне немало проблем. Если отец узнает, что я помогал вурду — боюсь даже представить, что он со мной сделает.

— Позвони и попроси, чтобы он не сообщал, — попросил я Марусю. — Передай, что я все понял и больше не сунусь к вам.

Маруся кивнула и снова унеслась из кабинета.

— Миссия по спасению провалилась? — иронично поинтересовался Якоб.

— Не совсем, — мотнул я головой. — Попробуем кое-что еще. У меня есть запасной план.

Якоб вопросительно вскинул брови, а я отмахнулся, достал зеркало связи, после его закрыл.

Маруся вернулась и с порога заявила:

— Царь пообещал, что не выдаст вас. Но это в первый и последний раз. Теперь вы должны уйти.

— Ты можешь нам помочь, — сказал я. — У тебя ведь наверняка тоже есть связи.

Глаза Маруси расширились от ужаса:

— Что вы! Какие к черту связи?! Нет-нет-нет, меня в это впутывать не надо. Я простая бордельная девка….

— Я же не прошу тебя перевозить его через границу. Просто помоги найти для него транспорт и еще нам нужен проводник. Я заплачу тебе за это двадцать тысяч.

Глаза у Маруси алчно сверкнули, она взволнованно облизнула губы, покосилась на дверь — эта сумма для нее была явно немаленькой. Но и все же она еще боялась и не могла решиться.

— Если Царь узнает, он меня убьёт. И это не образ речи, он меня не простит.

— Не узнает.

— Я могу стереть твою память или заменить воспоминания, — широко улыбнулся Якоб.

— Это ведь запрещено, — покосился я на Вурда.

— Я же сказал, мне теперь плевать на законы империи. И заклинание — с не родовыми чародеями это проще простого. Они же вообще не сопротивляются.

— Даже не знаю, — взволнованно пробормотала Маруся, уткнув взгляд в пол. — Есть у меня один знакомый проводник, захаживал как-то к нам. Тетраход могу отдать свой — он то еще ржавое корыто, но до границы доедет. Правда, мне бы не хотелось, чтобы его там нашли.

— Доплатим проводнику сверху, и он от него избавиться, — пожал плечами Якоб.

В подтверждение его слов я кивнул, но Маруся хоть и уже начала обсуждать план действий, явно все еще сомневалась в правильности своего решения.

— Двадцать пять, — решил я ее добить, чтобы уж наверняка.

Маруся, услышав это взвилась, засуетилась, бросилась запирать дверь.

— Хорошо, — сказала она. — Я согласна. Но сейчас вы должны уйти. Вот ключи от моей жилой капсулы, пересидите там. Я вернусь в полночь. Но деньги мне нужны сейчас. И проводник возьмет не меньше пятидесяти, учитывая кого именно ему придется переводить.

Я поморщился, мысленно подсчитывая деньги. Но все же должно хватить.

— Я дам только половину, — ответил я Марусе, забирая у нее ключи и доставая деньги из рюкзака, — а остальное получишь после того, как Якоб сядет в тетраход с проводником.

Маруся поджала недовольно губы:

— Проводник не из Варганы, на это уйдет время, возможно его заберут завтра или послезавтра. А я должна уехать сегодня ночью.

— Уехать? — не понял я.

— Конечно, — фыркнула она. — Царь не дурак, он все равно поймет, что я сделала. Поэтому я тоже уеду — давно хотела это сделать, да вот, случая не подворачивалось. А теперь с деньгами рвану куда-нибудь на восток, поменяю имя и заживу как человек.

Маруся мечтательно улыбнулась, но спохватившись, снова сострила привычное стервозно-нагловатое лицо.

Деньги все и сразу я ей давать конечно не собирался, ей ничего не стоит нас кинуть, поэтому я сказал:

— Значит, это в твоих интересах, поторопи своего проводника. А вторую половину получишь тогда, когда мой человек уедет с проводником.

Маруся зло сверкнула глазами, но все же кивнула, соглашаясь. После она назвала адрес своей капсулы, и мы с Якобом покинули бордель.

На дворе уже был вечер, я взглянул на часы, скоро дома сядут ужинать, наверняка мама или Нана зайдут ко мне, постучат и позовут есть. Как они отреагируют на то, что я не отвечу? Дверь заперта изнутри, замок в моей комнате не чародейский и даже маме не составит труда его открыть, но моя деликатная мать скорее всего не станет этого делать. Без стука и разрешения она перестала заходить ко мне в комнату, как только мне исполнилось двенадцать. А вот отец может и вломиться, если что-то заподозрит. Но я все же надеялся, что он решит, что я все еще скорблю и не хочу никого видеть.

Впрочем, гадать было бессмысленно. Если зазвонит зеркало связи, значит домашние обнаружили мою пропажу, и на всякий случай я уже придумал оправдание. К тому же раньше, чем поздней ночью, а то и к утру я домой не вернусь.

Мы долго блуждали с Якобом по вечерним улицам спального сектора, ища нужное здание. Все строения выглядели как близнецы, а нумерация улицы «Веселая» шла в шахматном порядке.

По вечерам в спальном районе было шумно. Молодежь заседала большими развеселыми компаниями во дворах, жгли костры в больших металлических бочках, играли свою дворовую музыку. Сплетничали на скамейках бабушки, вооружившись ойра-фонарями, трое мужичков сидя прямо на холодном бордюре передавали по кругу бутылку с мутным пойлом, играла в снежки и каталась на санках детвора.

Наконец мы отыскали нужное строение, стараясь не привлекать внимание, и чтобы не пересекаться с жильцами, мы поднялись по лестнице. Маруся, как и большинство одиночек, стариков или бездетных пар, жила в малосемейной социальной капсуле. В эпсилоидной капсуле всего два окна. Мы быстро открыли дверь и протиснулись внутрь.

— Как люди живут в этих будках? — поморщился Якоб, когда я зажег ойра-лампу. — Даже псу здесь и тому было бы тесно.

— Никогда не бывал в жилых капсулах? — удивился я.

Якоб отрицательно качнул головой.

— После обращения я жил в замке Фонбергов, сначала служил графу, а когда тот погиб, служил госпоже. Эти новые города возводились у меня на глазах, но мне не приходилось в них жить, — еще раз окинув помещение взглядом, он иронично добавил: — К счастью.

Здесь и впрямь было тесно, но при этом опрятно, да и мебель явно вся новая. Небольшое пространство капсулы было разделено тонкими стенами: маленькая кухонька у входа, дальше отгороженный крохотный санузел и основное помещение, которое занимал раскладной диван, низкий стол, заваленный газетами и журналами, и маленькое театральное зеркало на стене.

— Все хочу спросить, Ярослав Игоревич, — задумчиво протянул Якоб, — как вас угораздило в столь юном возрасте связаться с бандитами? Что-что, а такого я от вас никак не ожидал.

— Лучше не спрашивай, — качнул я головой. — Сейчас нужно думать, как тебе пересечь границу и как не нарваться на метрополийских военных.

— Я вурд, княжич. Могу развивать скорость больше двухсот километров в час. Даже ослабленный я быстрее любого чародея и любой ведьмы. Я от них убегу, — вурд тихо засмеялся, но смех получился натужный и вымученный. — К тому же у меня будет проводник — что бы это не значило.

— По периметру границы установлены сигнальные артефакты и артефакты-ловушки, проводник знает, как их обойти.

— Откуда вы все это знаете, княжич? Про ловушки на границах, про проводников? — удивленно вскинул брови Якоб. — Даже я, учитывая мой уважаемый возраст, на в курсе об этом.

— Да так, отец как-то рассказывал, ем у приходилось служить на границе, — солгал я.

Якоб странно посмотрел на меня, неужели понял, что я лгу? В отличие от Маруси я все же умел усмирять пульс, когда хотел соврать и сейчас я это сделал. И все же Якоб продолжал придирчиво смотреть на меня.

— В вашем возрасте мальчишки занимаются чем угодно, но только не помогают преступникам сбегать из Славии. Кажется, я догадываюсь, что в вас нашла госпожа. Вы очень необычный молодой человек, взрослый не по годам.

— Ты не первый мне говоришь об этом? — безразлично пожал я плечами и решил, что тему пора сменить, но Якоб не собирался униматься:

— Интересно, как проводники узнают, где есть ловушки, а где нет? Они чародеи?

— Нет, обычные люди. Но у них есть карта. Местоположение артефактов меняют каждые три дня, но не все пограничники чисты на руку. Они в доле с проводниками.

— Это значит, если проводник не сможет приехать быстро, я могу сам попытаться подкупить кого-нибудь из пограничников? — беспечно предположил Якоб.

Кажется, вурду, несмотря на то, что он наверняка старше моего настоящего возраста раза в три, никогда не приходилось пересекать границу с Метрополией.

— Это исключено, они не станут с тобой даже говорить об этом. Они работают осторожно и только с проверенными людьми. За такие предложения тебя сразу отправят куда надо.

— Говорите со знанием дела, словно бы вам самому как-то приходилось нелегально пересекать границу, — усмехнулся Якоб.

— Отец в свое время поймал несколько таких пограничников и проводников, — снова солгал я.

Правда, не совсем, солгал, просто вместо отца был я.

— Очень любопытно это все, как все-таки многого я не знаю, — загадочно улыбнулся Якоб, сел на диван, потом лег, подложив руки под голову.

Я достал зеркало связи, снова зачем-то открыл и закрыл. Нехорошее предчувствие ворочалось в груди. Даже несмотря на то, что никто из домашних мне еще не звонил, почему-то тревожное чувство не покидало меня.

— Если вы не против, я подремаю, княжич, — пробормотал Якоб. — Силы мне еще понадобятся.

Я не ответил, только кивнул, продолжая глазеть на открытое зеркало связи.

Сам того не заметив, я тоже задремал и проснулся от громкого, торопливого стука в дверь. Я тихо поднялся, вурд тоже сразу же проснулся, метнувшись к двери.

— Это я, — громким шепотом сказал Маруся и мы открыли ей дверь.

Я ее не сразу и узнал, когда она влетела и впопыхах бросилась собирать вещи в дорожную сумку. Без синего парика, с толстой длинной русой косой до пояса, без яркого боевого раскраса и в одежде — Маруся сразу как-то помолодела и посвежела. Никакой наглости во взгляде, никакой нарочитой глупости и стервозности. Теперь это была простая, миловидная славийская девушка.

— Ну? — наблюдая за тем, как она собирается, требовательно спросил я.

— Я договорилась, — бросила она, — проводник будет ждать его на выезде из княжества на рассвете. Я сама его довезу, а после уеду. Проводник сам повезет вурда к границе, но потребовал шестьдесят.

Я возмущенно прицокнул языком, но деваться уже было некуда. В общем-то такой расклад меня тоже вполне устраивал.

Через полчаса мы сели в старенький тетраход Маруси, который издавал ужасающий рев и тарахтел как ведро с гайками, и отправились в путь.

Маруся очень нервничала всю дорогу, словно бы нас кто-то преследовал. Приехали к выезду из княжества мы раньше времени и какое-то время сидели в тетраходе.

— Когда ты сотрешь мою память? — нервозно обратилась Марфа к вурду.

Вурд задумался, как-то странно посмотрел на нее, потом сказал:

— Могу сейчас, чем бы хотела заменить эти воспоминания?

— А сможешь стереть и то, что я шлюхой была? — с надеждой в голосе спросила она.

— Нет, так далеко не смогу. Только сегодняшний день, — ответил вурд, потом повернулся ко мне. — Если желаете, ваши воспоминая тоже могу заменить, княжич. Например, вы будете думать, что когда пришли в гостиницу, меня там не было и я сам сбежал.

Предложение было весьма заманчивым, учитывая то, что Тайная канцелярия если начнет искать Якоба, будет меня допрашивать. Но я не хотел об этом забывать, я должен был помнить все, что происходит, да и мало приятного, когда копаются у тебя в мозгах. Поэтому я отрицательно закачал головой.

А вот Марфу вмешательство в память нисколько не заботило, поэтому она решительно произнесла:

— Стирай, вурд. Убирай и себя, и княжича, и проводника из моей головы. Всех! Если люди Царя меня все-таки схватят, пусть я лучше буду думать, что ограбила кого-то из своих клиентов и поэтому решила сбежать.

— Без проблем, — согласился вурд и взглядом указал ей выходить из тетрахода, но Марфа вдруг замешкала.

— Ага, нет, не пойдет. Сначала я получу деньги, а потом память.

Ей никто не ответил, в этот момент вдали на дороге блеснули фонари тетрахода. Все мы напряженно уставились туда.

— Это он, давайте деньги, княжич, — засуетилась Маруся. — Я с ним договаривалась, я и передам. И сами лучше на выходите, только вурд.

— А он точно не обманет? — с сомнением я уставился на паркующийся невзрачный серый тетраход.

— Обманет, оторву ему голову, — спокойно сообщил Якоб.

Пришлось соглашаться. Я отдал деньги Марусе, она тут же выскочила на улицу, дверца серого тетрахода немного приоткрылась, но лицо сидящего внутри невозможно было разглядеть. Маруся быстро переговорила с проводником и подала знак Якобу, чтобы тот выходил.

— Прощайте, княжич, — прежде чем уйти, повернулся ко мне Якоб. — Я не забуду того, что вы для меня сделали. Возможно, доведется когда-нибудь еще встретиться.

— Надеюсь, что нет, — усмехнулся я. — Береги себя.

Якоб тоже усмехнулся, но как-то болезненно, а после вышел из тетрахода и направился к Марфе. Вурд тоже заглянул в приоткрытую дверцу, о чем-то переговорил с сидящим там, зачем-то отослал Марусю, велев ей отойти. Она пожала плечами у отошла. Это меня насторожило, но Якоб, быстро переговорив с проводником, вернулся к Марфе. Видимо, чтобы завершить последнее — стереть ей память.

Дело было практически сделано, и я слегка расслабился. Уже начал обдумывать, как буду добираться домой. Попрошу Марфу меня подбросить, ну или в крайнем случае обернусь волком, возьму в зубы рюкзак и рвану самостоятельно. Возможно после стирания памяти Маруся меня вообще не вспомнит.

Вурд с Марфой отошли немного в сторону, но я все же их видел в свете фонарей тетрахода. Мне никогда не приходилось наблюдать, как стирают воспоминания вурды. Это темное запрещенное законом заклинание, поэтому я с интересом наблюдал.

Якоб сначала коснулся ее висков, долго смотрел ей в глаза и что-то шептал. Потом обнажил собственное запястье, прокусил его, пустив кровь. Меня это удивило, я подался вперед, уставившись в окно. Насколько я помнил, все заклинания крови и манипуляции с сознанием жертвы вурды проводили, используя кровь этой самой жертвы, но никак не свою.

Вурд поднес свое запястье ко рту Марфы, она покорно принялась пить, и тут до меня дошло — он не воспоминания ей стирал, он ее обращал.

— Что ты творишь?! — выскочил я из тетрахода.

— Не подходите, княжич, — вежливо, но твердо сказал Якоб, и резким движением, прижав к себе опьяненную гипнозом Марфу, так же быстро и резко свернул ей шею.

Глава 5/1

— Да кого *** ты творишь?! — заорал я на него, не помня себя от злости.

Я было подался вперед, в надежде, что Марфу еще можно спасти, но остановился, наткнувшись на ее пустой застывший взгляд.

— Она мне понравилась, поэтому я забираю ее с собой, — спокойно объяснил вурд, перехватив мертвое тело девушки. — Не переживайте, княжич, скоро она очнется, с ней будет все в порядке.

— Но ты не имел права этого делать! Она не хотела этого! — сейчас я был очень зол, хотя и понимал, что вряд ли убив Якоба, смогу что-то исправить. Напротив, добавлю еще больше проблем. Бесконтрольная новообращенная вурда, не имеющая наставника и покровителя — истинное чудовище.

— Ты должен был ее спросить? — процедил я сквозь зубы, стискивая кулаки так сильно, что почувствовал, как забинтованные запястья вновь закровоточили.

— Запрещено законом обращать без согласия, да, княжич? — зло усмехнулся Якоб. — Я же вам уже не раз сегодня говорил — мне плевать на законы Славии. Империя лишила меня семьи, значит, я создам себе новую. Терпеть не могу одиночество.

Ошалело я наблюдал за тем, как Якоб утаскивает тело Марфы в тетраход. Проводник на происходящее никак не реагировал. Очевидно, вурд в том коротком разговоре предложил ему еще денег.

— Прощайте! — весело крикнул вурд мне на прощание, широко улыбнулся, помахал рукой и захлопнул дверь. И после этого тетраход завелся и быстро скрылся из виду.

Я остался стоять на дороге, провожая его взглядом и кляня Якоба на чем свет стоит. Чтобы я еще когда-нибудь помогал темным? Да ни за что!

Что-то подсказывало мне, что все это произошло из-за того, что Якоб отключил эмоции — без них вурды эгоистичны и беспощадны. Я должен был это учесть, но мне никогда бы и в голову не пришло, что он пожелает обратить кого-либо.

Чувствуя себя обманутым, в неимоверно скверном расположении духа, я сел в тетраход Маруси и поехал обратно. Не доезжая до Варганы, я столкнул транспорт в кювет, после обернулся волком, и взяв рюкзак в зубы, рванул домой.

К тому времени как я добрался до Варганы, почти рассвело. Скорее всего домашние уже спохватились и ищут меня. Для меня не впервой уходить из дома посреди ночи, поэтому, скорее всего родители решат, что я в очередной раз обернувшись волком, сбежал.

Поэтому не видел смысла прятаться и возвращаться домой тем же способом как ушел — через окно. Я спрятал рюкзак в застенках крепостной стены, а после вышел к парадному входу, не опасаясь, что меня засекут «глаза» Тайной канцелярии.

Я надеялся увидеть у поместья кого-нибудь из домашних, уже рассвело и если меня искали в лесу, то кто-то должен был остаться здесь и дожидаться меня. Но было тихо и, казалось, весь дом еще спит.

Я потребовал у зверя свой человеческий облик обратно, волк вернул мне его, стоило только пожелать. Зверь стал послушным, я не мог это не заметить: больше никакого сопротивления, мы практически стали единым целым. Да и само обратное обращение произошло так быстро, так же как это происходило в будущем. Это значило только одно — мои силы полностью восстановились, а возможно и подросли.

Вернув себе человеческое тело, тут же прочувствовав насколько холодно с утра на морозе, я поспешил домой. Осторожно, стараясь не шуметь, открыл дверь и шмыгнул внутрь.

Домашние все-таки уже все проснулись, с кухни доносились голоса Наны и Анфисы — наверняка они готовили завтрак. А значит и родители должны были вот-вот проснуться, и неплохо бы мне вернуться в комнату до того пока меня заметили здесь без одежды.

Я стянул с вешалки один из пледов, которые всегда висели здесь, после того как во мне пробудилось проклятие и радуясь тому, как удивительно мне повезло, что никто не заметил моей пропажи, я поспешил наверх.

Но стоило мне коснуться дверной ручки моей комнаты, как все надежды на то, что меня пронесло, тут же сошли на нет. Дверь была не заперта.

Осторожно я повернул ручку и вошел в комнату. И наткнулся на спокойный, но при этом какой-то печальный взгляд матери.

— Вернулся, Яр? — грустно улыбнулась она.

Я кивнул, старательно делая вид, что ничего такого не происходит и все в порядке. Мать ведь наверняка думает, что я, став оборотнем, гулял ночью. Но и все же кое-что меня насторожило. Почему родители как обычно не отправились меня искать?

И тут мой взгляд наткнулся на решетку, она так и висела, как я ее вчера оставил, на одном болте. И вряд ли мама этого не заметила.

— Ничего не хочешь рассказать? — спросила мама, проследив за моим взглядом.

— Как давно ты здесь сидишь? — вместо ответа спросил я, пытаясь придумать стратегию отступления.

— Я пришла ночью и ждала. Но еще вчера днем увидела, как ты сначала спрыгнул из окна, а после уехал на тетраходе.

Я был весьма удивлен, но виду не подал, а просто молча кивнул. Мама снова грустно улыбнулась, потом поднялась с постели, заперла дверь, неспешно прошлась по комнате, замерев напротив театрального зеркала.

— Это был тетраход Арнгейеров? — спросила она.

Я снова кивнул, мама хоть и стояла ко мне спиной, но видела меня через зеркало.

— Может матери не стоит задавать подобные вопросы сыновьям, но… — нерешительно начала она. — Ты провел всю ночь у Арнгейеров? С Миланой? В то время как ее родители были в отъезде по делам? Милана мне очень нравится, и не хотелось бы, чтобы ее репутация пострадала.

Мать посмотрел осуждающе и вопросительно вскинула брови. Я закатил глаза, прекрасно понимая, о чем именно она сейчас подумала. И даже несмотря на то, что я был далеко не зеленым юнцом, все же почувствовал себя неловко.

— Нет, — поспешил я ее успокоить. — Милана устраивала вечеринку, там был почти весь класс.

Мама облегченно улыбнулась, потом спросила:

— И как прошла вечеринка?

— Так себе, — уклончиво ответил я, давая понять, что не хочу это обсуждать.

— Ты убежал, потому что знал, что Игорь не позволит пойти на эту вечеринку, — мама закачала головой, после окинула меня сочувствующим взглядом. — Отец слишком строг с тобой. Нельзя было так, нельзя было ограничивать твою свободу и давить. Это и моя вина, я должна была поговорить с Игорем, должна была настоять, чтобы он прекратил так контролировать тебя. Но я этого не сделала, и вот чего мы добились.

Я стоял молча, не зная, что ей на это ответить. А мама продолжала смотреть, явно желая, чтобы я хоть что-то сказал.

— Он еще не знает? — спросил я, виновато взглянув на нее.

— Нет, я не сказала ему. Побоялась. Хотя и понимаю, что поступила неправильно. Не знаю, что между вами происходит, и почему он так зол на тебя, но мне не захотелось усугублять это еще больше.

Я с благодарность и облегчением улыбнулся ей, но мать не оценила эту благодарность.

— Меня это сильно беспокоит, Ярослав, — обеспокоенно завела она, принявшись ходить по комнате. — Я вторую ночь глаз не могу сомкнуть. Игорь мне ничего не рассказывает! А тут еще и ты сбегаешь средь бела дня! Что с вами? Может быть хоть ты мне расскажешь?! Неужели это все из-за той вурды Инесс Фонберг? Что произошло?

Мама с мольбой уставилась на меня, а я не знал, что ей сказать. Отец конечно же не стал посвящать мать в причины обыска в нашем доме. Он как всегда оберегал ее покой и не желал, чтобы она нервничала лишний раз. Но этим сделал только хуже, потому что мама не могла не заметить, что между нами что-то не так.

— Наверное… — начал я, решив переключить внимание мамы с обыска и графини Фонберг. Недоговорив, твердо направился к окну, открыл его и поправил решетку, насадив на остаток верхнего болта. Теперь, если не приглядываться, решетка смотрится целой. Затем я повернулся к маме и закончил мысль: — вероятно отец сердится из-за дуэли.

— Дуэли? Какой дуэли? — удивленно вскинула она брови, но в тот же миг в ее голове возникла догадка и она произнесла: — Та рана у тебя на ноге…

Мать в ужасе уставилась на меня, прикрыв рот рукой. Я невольно взглянул на колено, оно практически затянулось, остался лишь розовый небольшой шрам. Невольно порадовался тому, что и регенерация вернулась.

— С кем была дуэль? — спросила мама, оторвав меня от лицезрения собственного колена.

— С Бориславом Григанским, — нехотя ответил я, прекрасно понимая, как на это отреагирует мать.

— Но зачем? Я не понимаю… Яр?

Я не ответил. Не знал, что говорить, потому что никакой бы ответ ее не удовлетворил. Поэтому я снова решил сменить тему:

— Неужели отец не рассказал тебе и про то, что мы знаем, кто подослал тех людей, которые напали на меня у бабулиного особняка?

Мама медленно качнула головой:

— Нет.

Я устало вздохнул.

— Расскажешь? — осторожно спросила мама.

— Это сделал Глеб Быстрицкий по приказу Родомира Григанского.

— Но… но зачем? — мать ошеломленно уставилась на меня.

— А об этом тебе лучше спросить у отца. Думаю, он не одобрит, если я тебе об этом расскажу.

Мама разочарованно поджала губы и отвернулась. Какое-то время мы молчали, пока мама не сказала:

— Теперь у тебя так много секретов от меня. А еще полгода назад ты мне все рассказывал, — она грустно улыбнулась: — Ты ведь не назло нам все это делаешь?

— Нет, — мотнул я головой.

— А мне почему-то кажется, что это бунт, — по-доброму взглянула она на меня и ласково улыбнулась, но тут же грустно вздохнула: — Это моя вина.

Мама не смотрела на меня, с ее лица не сходило выражение беспокойства, и ей явно хотелось выговориться:

— После того, как пробудилось проклятие, Игорь слишком давил на тебя. И вот чего мы добились — ты стал замкнутым, ты стал совсем другим. Это я виновата.

— Ты ни в чем не виновата, ма, — попытался я ее успокоить, подошел и приобнял за плечи. — Все будет хорошо, вот увидишь, вскоре все наладится.

Мама взглянула на меня, грустно улыбнулась, погладила по щеке.

— Мне бы очень этого хотелось, слишком много происходит всего, слишком много проблем. Скучаю по тем временам, когда ты был маленьким и с тобой было так легко…

Я ей тоже улыбнулся в ответ, а после спросил:

— Ты ведь не станешь об этом рассказывать отцу? — я указал взглядом на окно.

Мама отрицательно покачала головой.

— Не стану, но пообещай, что больше не станешь затевать дуэлей с одноклассниками и сбегать из дома на всю ночь.

— Обещаю, — сказал я, прекрасно понимая, что вряд ли смогу выполнить это обещание, потому что не могу предугадать, что ждет меня в будущем и какие еще неприятности могут поджидать впереди. Но мать все же следовало успокоить.

Мама выдохнула, собралась, как-то резко отстранилась:

— Иди, прими ванную и переоденься, — сказала она, — отец вот-вот проснется и не хотелось бы, чтобы он застал тебя в таком виде.

Я послушно закивал.

— Ты сегодня собираешься в школу? — снова спросила она.

А вот здесь я не знал, что ответить. Вчерашний день и ночь вымотали меня до предела и все, чего мне хотелось сейчас это забыться беспамятным и глубоким сном. Да и после вчерашнего мне едва ли хотелось видеть одноклассников, а главное Милану. Поэтому я отрицательно закачал головой.

— Хорошо, отдыхай, — мать снова вздохнула, а после оставив меня, ушла из комнаты.

Я сразу же отправился в ванную, хотелось смыть с себя грязь, усталость, а заодно и все мысли. Я был так измотан, что расслабленный теплой водой задремал лежа прямо в ванной. Сколько я так проспал неизвестно, но проснулся я от стука в дверь, когда вода уже почти остыла.

— Ярослав, — требовательный голос отца окончательно скинул с меня остатки дремоты, — ты там?

— Да! — сипло отозвался я.

— Ты скоро? — тон отца был нетерпелив.

Ну что там еще произошло?

— Выхожу! — крикнул я.

Через минуту в банном халате я вышел из комнаты, отец стоял у окна, задумчиво глядя на улицу. Я было напрягся, но решетка на окне, к счастью, по-прежнему была на месте, и отец ничего не заметил.

Ничего хорошего от разговора с отцом я не ожидал, в последнее время нам как-то не доводилось говорить по душам. Поэтому я сразу настроился на то, что если не придется слушать очередные нотации, то стоит ожидать каких-то дурных вестей.

Я кашлянул, обращая на себя внимание папы, он резко повернулся. Я вопросительно вскинул брови, мол, слушаю.

— Ты не заболел, вид у тебя какой-то замученный? — спросил отец.

— Нет, все хорошо, — ответил я и уставился на него, ожидая, когда же он перейдет к делу.

Но отец продолжил повседневный разговор:

— Злата сказала, что ты не хочешь сегодня идти в школу?

Я кивнул, с облегчением про себя отметив, что отец наконец успокоился и больше не злится.

— Не дело это, сын, — закачал папа головой. — Учебу без веских причин лучше не пропускать. Иначе как ты поступишь в академию алхимиков?

Нет, отец как-то резко отошел. И такие резкие перемены в настроении меня насторожили. Неужели он оттаял из-за смерти Инесс и того, что опасность миновала? Или мама уже успела отчитать его за чрезмерную строгость.

— Я ведь еще не решил, куда поступать… — сказал я.

— А что тут думать? — перебил меня отец. — Ты создал зелье невосприимчивости морока! Ни один дипломированный алхимик не смог — а ты создал! Сам! В старом подвале и без подобающего оборудования. Честно говоря, ты меня очень удивил, Яр. У тебя определенно — талант. Я очень горжусь тобой, сын.

Отец широко улыбнулся, но и все же в этом чувствовалась какая-то фальшь.

— Па, что происходит? — настороженно спросил я.

— А что такое? — невозмутимо поинтересовался он.

— Ты ведешь себя странно.

— Разве? — отец изобразил недоумение.

Я промолчал, а отец как-то замешкался, взглянул себе под ноги, он явно собирался что-то сказать.

— Я вот что подумал, — начал он, — вурд, который был твоим секундантом, он ведь тоже был в курсе того, что графиня забрала чернокнижника.

— Я не знаю, — жестко ответил я, внутренне напрягшись.

— А куда он ушел после дуэли, ты часом не знаешь? — словно бы невзначай спросил он.

Что он хочет, я сразу понял. Но стратегию разговора все же выбрал странную — решил вдруг со мной по-доброму. Наверное, все-таки мать уже успела с ним поговорить. Или он сам до этого дошел: мол, с напором не выходит меня разговорить, значит, надо попробовать ласково и с хитростью.

Но, как бы мне хотелось, я ему ничего рассказать не мог. Да и узнай отец всю правду о том, что я наделал, его бы приступ хватил, а это никак не входило в мои планы.

— Я не знаю куда он ушел, — ответил я, — честно говоря, я думал, что он среди тех, кто покончил с собой вместе с графиней.

— Нет, не думаю, что он там был. Но знаешь, что думаю — если бы мы знали где он, мы бы могли его выдать, и тогда бы окончательно сняли с себя подозрения Тайной канцелярии. Мне бы очень не хотелось, чтобы, когда станет известно, что он был твоим секундантом, они вернулись и снова устроили нам допрос.

Я нахмурился:

— Но, если они его поймают, он ведь может меня выдать.

— Необязательно, он может поступить, как и графиня Фонберг. Я почему-то уверен, что он так поступит. Да и не факт, что Тайная канцелярия найдет его живым. Просто если мы этого не сделаем, они могут решить, что мы нарочно скрыли эту информацию, осознано скрывали преступника. Это чревато. По сути у нас нет выбора, мы должны как можно скорее сообщить о нем.

— Я все равно не знаю где он, — пожал я плечами.

— Тебя будут допрашивать, — отец отошел от стратегии доброго родителя, и вновь стал серьезным.

Я развел руками:

— Пусть допрашивают, мне им нечего сказать.

— Ты уверен? — отец сузил глаза, вперив в меня придирчивый изучающий взгляд. Не дождавшись ответа, отец добавил: — Они ведь могут потребовать допрос под зельем правды и если…

— Мы не обязаны соглашаться, я знаю законы.

Отец издал тяжелы вздох, какое-то время молчали, я видел, что разговор не кончен и не понимал, почему отец тянет резину.

— Я вот что еще хотел сказать, — осторожно начал отец, снова заставив меня напрячься. — Милана Арнгейр — я знаю, что она тебе нравиться, но учитывая обстоятельства, мне бы не хотелось…

Отец надул щеки и шумно выдохнул, дескать, ну я и так уже догадался, о чем речь. И я конечно же догадался, теперь, зная, кто такие Арнгейры отец боялся, что я могу до сих пор думать о том, что помолвка между нами возможна. А эта семья для нас теперь под запретами во всех отношениях.

— Мы поссорились, — ответил я, а потом добавил, решив окончательно успокоить отца: — и не так уж она мне и нравилась.

— Вот и ладно, вот и хорошо, — облегченно выдохнул он и невольно улыбнулся.

— Что-то еще? — решил я поторопить отца, видя, что он уходить не собирается, а значит что-то еще желает сказать.

— Деньги, которые ты взял у Ольги Вулпес — надо бы их вернуть, — отец виновато и одновременно неодобрительно поджал губы.

— С чего бы это вдруг? — вспылил я. — Все было честно, она хотела купить недоработанное зелье, я продал.

— И все же надо отдать их Ольге обратно. Они не смогут получить патент на сырое зелье или его продать.

— Это разве наши проблемы? — разозлился я, не понимая, откуда у отца столь странные порывы. — Вулпесы едва не лишили нас обманом источника, с чего это мы должны быть честными?! Да и не думаю, что у Вулпесов проблемы с деньгами. Не обеднеют! Будем считать, что это моральная компенсация за причиненный вред нашей семье.

— Мы должны их вернуть, — закачал головой отец. — Это дело чести. Скоро Ольга войдет в нашу семью, Ярослав, и мне бы не хотелось, чтобы между нами остались какие-либо обиды.

На моем лице застыл полный изумления немой вопрос.

— Святослав собирается сделать Ольге предложение, — начал пояснять отец, — Владислав Вулпес выразил готовность и радость по поводу этого союза. А значит и Ольга не откажет Святу.

— Вы в своем там уме?! — не выдержал я. — Это же Вулпесы! Ты забыл, что они наши враги?!

Отцу мой тон категорически не понравился, он нахмурился и уставил на меня сердитый взгляд.

— Не всегда весь род отвечает за поступки отдельных членов семьи, — холодно заявил он. — Вулпесы хотят мира, и мы его тоже хотим. Мир всегда лучше ненависти и мести.

— Мы ведь совсем не знаем, что у них в голове, па!

— Все уже решено, — отчеканил он, — Ольга отличная партия для Свята, она бы была для любого Гарвана отличной партией, даже для тебя.

Я скорчил кислую мину, а отец отвернулся.

— Отдай мне эти деньги, я сам верну, — холодно сказал он.

Здесь мне снова пришлось напрячься, потому что денег, полученных от Ольги, у меня почти не осталось. А как объяснить, куда я их дел, я еще не придумал. Да и учитывая всплывшие обстоятельства, здесь уже сложно что-то придумать.

— Нет! — с вызовом заявил я, решив играть упрямого подростка. — Я не отдам эти деньги. На выплату по первым займам я тоже уже заработал зельем невосприимчивости морока, а эти деньги оставлю себе.

Отец метнул в мою сторону сердитый взгляд:

— Хорошо, Ярослав, — процедил он сквозь зубы, — мы вернем Ольге деньги с вырученных за патент.

— Отличная идея! — зло воскликнул я. — Может мы им еще и источник в Хорице отдадим ради мира и дружбы?

Отец, сжав челюсти от злости, резко сорвался с места, и перед уходом хлопнул дверью.

Я устало плюхнулся на постель, снова задаваясь вопросом: почему же с отцом мне так сложно? Нет, я понимал конечно почему. В детстве я был послушным мальчонкой и никогда бы не посмел даже голос повысить на отца. А сейчас я дерзил, перечил, лгал… Мое поведение для отца не просто возмутительно, оно его пугает, и он не знает теперь как со мной себя вести. Вся моя стратегия поведения отлично вписалась в подростковое бунтарство. Если уж мать так решила, наверняка этим же мое поведение оправдывает и отец.

Но с отцом мне ругаться не нравилось. Хотя я и сам не знал, как мне теперь с ним общаться. На многие его вопросы я попросту не мог ответить, а то что он хотел знать, я ему не мог рассказать.

Как же я жалел, после того как убили родителей, что не могу с ним поговорить. Не раз думал о том, как же сейчас мне хватает отцовского совета, а сейчас… Даже грустно — все чего я желал, чтобы он мне не мешал и не лез со своими советами.

Думая об этом, я прямо так в банном халате на заправленной постели и уснул.

Сколько я проспал — неизвестно, кажется несколько раз заходила мама и пыталась меня разбудить, чтобы позвать есть, но я каждый раз отказывался и снова проваливался в мир сновидений.

И сны мне снились такие странные, бессмысленные и где-то даже абсурдные, несвязанные между собой отрывки. То мне снилось, что я убивал отца, то — что бабка Фрайда пыталась меня утопить в болоте с мертвой ойрой, а я почему-то сначала был взрослым, но потом стал младенцем.

После мне снилась Инесс. Она была так свежа и весела, сидела на корточках в углу моей комнаты и щекотала маленького и лохматого с головы до ног человечка, и почему-то называла его Егоркой. Этому лохматому человечку так нравилось, что Инесс его щекочет — он весело и заливисто хохотала, а потом вдруг Инесс повернулась и уставилась на меня, улыбнулась и спросила:

«Проснулся, княжич?» — и тут я проснулся.

На дворе была ночь, полумесяц висел высоко в небе и заглядывал ясными лучами в мою комнату. Странный смех Егорки из сна вдруг раздался в дальнем углу комнаты, заставив меня вздрогнуть. Я решил, что видимо еще не до конца проснулся.

Я встал с постели, желая сбросить остатки сна, но из угла комнаты раздался вздох. А затем я отчетливо услышал женский смех. Очень знакомы смех.

Настороженно я уставился в тот угол. Решил, что, наверное, домовой снова шалит, и стоило мне об этом подумать, как на невероятной скорости через всю комнату прокатилось черное и лохматое пятно и топоча по ванной ухнуло куда-то словно бы в трубу, а после все затихло.

— Домовой, — заторможено зачем-то сказал я вслух, сбрасывая нахлынувшее наваждение, но оно почему-то никуда не девалось. Мне по-прежнему казалось, что я не один в комнате.

— У тебя замечательный домовой, зря вы ему не уделяете должного внимания. Он славный и помогает вам, — голос Инесс раздался словно через толщу воды, снова заставив меня вздрогнуть. Очевидно я еще не проснулся, но и все же голос был таким четким и реальным, что я засомневался, что это сон.

— Графиня? — шепотом спросил я, и в эту минуту мозг судорожно пытался придумать логическое объяснение тому, как королеве вурд удалось выжить, а главное: как ей удалось сбежать от Тайной канцелярии и императора.

Глава 5/2

— Да, это я, княжич, — словно далекое эхо раздался снова голос Инесс.

Теперь мне показалось, что звучит он у меня прямо в голове.

— Где ты? И как тебе удалось выжить? — спросил я, выискивая ее взглядом, решил, что нужно включить ойра лампу, но только потянулся к ней как голос Инесс меня остановил:

— Не делай этого, призраки боятся света, я потеряю силу.

Какое-то время я стоял в замешательстве, переваривая услышанное. С призраками мне никогда не приходилось общаться, но и их существование никто не отрицал, сильные ведьмы могли видеть застрявшие между мирами души, но я едва ли был ведьмой и даже не был колдуном.

— У меня мало времени, Ярослав, — сказала Инесс, теперь ее голос прозвучал так близко, словно бы она шептала мне на ухо.

Я резко повернулся, но снова не смог ее увидеть.

— Где ты?

— Ты не сможешь меня увидеть, я слишком слаба, только в полнолуние в полночь я смогу проявиться.

— Что тебе нужно? — продолжая находиться в замешательстве, спросил я. — Почему ты здесь? Разве ты не должна быть в Навьем мире?

— Должна, но я не умерла. Точнее не умерла до конца. Император решил отомстить мне за измену и не дал спокойно уйти в мир темных.

Инесс прервалась, зло и одновременно горестно засмеялась.

— Что он сделал?

— Он не отрубил мне голову, не сжег тело, как положено поступать с древними вурдами, — вздохнула она. — Он спрятал меня, желая, чтобы я веками мучилась бестелесным духом, не имея возможности упокоиться и воссоединиться с близкими. Чертов мерзавец! Ты даже не представляешь, Ярослав, на сколько это паршиво быть призраком!

— И? Не понимаю? Что тебе нужно от меня?

— Что ты не понимаешь?! — язвительно произнесла Инесс. — Я не умерла, яд не убил меня мгновенно, я слишком сильна, чтобы так просто отойти в Навий мир. Но в этом есть плюс — значит меня можно вернуть к жизни. И ты поможешь мне это сделать.

— Да почему я-то?! — в недоумении уставился я темноту.

— А кто еще, как не ты, княжич? — голос Инесс стал слабее, словно она говорила из-за стены. — Все мои люди мертвы, их тела император уничтожил, конечно же, как полагается. Остался только Якоб — за него, кстати, спасибо. Но ему закрыта дорога обратно в Славию. Кроме тебя мне больше не к кому обратиться, к тому же, если ты не забыл — ты мне должен.

Какое-то время я молчал, обдумывая все за и против. Душа желала вернуть Инесс к жизни, но вот логика подсказывала, что это плохая идея. О-о-очень плохая идея.

Я и так сильно рисковал, пытаясь помочь Якобу, и в благодарность за это он так поступил с Марфой. Я зарекся хоть раз еще помогать темным!

А тут просьба и вовсе… Вернуть Инесс — это нарушить волю императора, предать его и преступить закон. Я не для того вернулся из мертвых, чтобы так по-глупому отправиться к праотцам, так ничего толком и не сделав.

— Я от тебя не отстану, Ярослав, — поторапливал меня с ответом Инесс. — Буду приходить и сводить тебя с ума до тех пор, пока ты не вернешь меня к жизни.

— Это вряд ли, — зло усмехнулся я. — Моя бабка довольно сильная ведьма, стоит только попросить, она вмиг тебя отвадит.

— Ты этого не станешь делать, — вздохнула Инесс. — Ты единственный, с кем я вообще могу связываться в этом мире, не считая конечно потусторонних существ, вроде вашего Егорки.

— И почему же не стану? — усмехнулся я. — Рассчитываешь на мое милосердие? Зря. И как тебе вообще удается со мной общаться? Я не темный и я не призывал твой дух. Так же я не колдун, чтобы видеть духов.

Инесс ответила не сразу и мне пришлось напрягать слух, чтобы слышать, что она говорит:

— Я не простой призрак, я древняя вурда и ментальных сил у меня куда больше, чем у любого призрака. К тому же общаться с мертвыми призракам куда проще, а ты тоже по сути призрак— ты вернулся из мертвых. Поэтому мне удалось установить с тобой связь без проблем.

— Значит, я тоже призрак, — задумчиво протянул я, потом в голову пришла еще одна догадка: — Ты больше не забываешь, что я тебе рассказывал о будущем?

Инесс сердито шикнула, этот звук раздался отчетливо в отличие от слов, больше похожих на шелест.

— У меня мало времени, княжич, я и так потратила немало сил, чтобы сейчас говорить с тобой! И мы не будем обсуждать законы времени! Ты вернешь меня?

Я решил пока не говорить ей категоричное нет, а узнать побольше.

— Где твое тело, графиня?

— В запретном лесу.

Я выругался.

— Нет, — твердо ответил я. — Я не пойду в запретный лес, придется тебе подыскать для этой миссии кого-нибудь другого. Проси своих вурд, они ведь тоже по сути мертвецы, вот и устанавливай с ними связь.

— Ярослав, прошу. Кроме тебя мне больше некого об этом просить, — бесконечно печальный голос пронесся по комнате, и столько в нем было боли и мольбы, что не выдержал даже домовой и жалобно заскулил из трубы.

— Но как я это сделаю, Инесс? Ты в своем уме? Ты просишь от меня невозможного.

— Мое время вышло, Яр. Но я еще вернусь, — напоследок ее голос прозвучал так чётко, словно бы она сидела жива-живехонька в кресле у окна. На миг, буквально на доли секунды, мне показалось, что я увидел ее. А потом все стихло, развеялось, исчезло.

Я, еще не до конца веря, что это все только что происходило на самом деле, какое-то время стоял, таращась на кресло, где мне померещилась Инесс. И пытался понять, приснилось ли мне это или происходило на самом деле.

* * *

После прошедших событий жизнь потекла подозрительно спокойным, мирным чередом. Инесс мне больше не мерещилась и не приходила по ночам, но я подсознательно ждал, что она вернется. Я ждал полнолуния, которое должно произойти в предпоследний день зимы, но до него оставалась неделя.

Решиться на то, чтобы помочь ей — самая бредовая идея, которая только бы могла прийти мне в голову. Если Михаил Алексеевич и вправду спрятал ее тело в лесу чудовищ, то отправляться туда в одиночку истинное самоубийство. Но день ото дня я невольно возвращался к этим мыслям, прокручивая в голове разные варианты ее спасения. И только ловил себя на этом, старался тут же эти мысли гнать взашей.

Нарушить волю императора, вернуть к жизни вурду, объявленную предательницей на всю империю, да еще и переться в запретный лес — это нужно напрочь лишиться мозгов. Да и каким образом я это сделаю, если даже на одну ночь сбежать из дома для меня было большой проблемой. А чтобы съездить туда и обратно в запретный лес это по меньшей мере нужно три дня, а по-хорошему неделя. Инесс попросту требовала от меня невозможного.

Через четыре дня после обыска Арнгейеры вернулись в Варгану, словно бы ничего и не произошло. Стефан приступил к вверенным ему полномочия, возглавив счетную палату. О былой дружбе между нашими семьями и речи быть не могло. Но и вражды не было. Интуитивно отец и Стефан теперь сторонились друг друга. Я все гадал, куда делся Милош Арнгейер: казнили его или теперь император использует его так же, как Инесс — шантажирует им Арнгейеров? Но у императора все же имелись и другие рычаги давления на них — их собственные жизни и Милана. Скорее всего о судьбе Милоша мне теперь никогда не узнать.

Оставалась и еще одна нерешенная проблема — Глеб Быстрицкий. Как я и полагал, он не выдал Родомира. Отец ездил к нему несколько раз уговаривая и по-хорошему, и по-плохому, но тот стойко молчал. А допрос Родомира конечно же ничего не дал. В то время, когда меня подстрелил Родомир был в Карпосе, у него было много свидетелей, что он не покидал своего графства несколько месяцев. Теперь нам оставалось только дождаться приговора.

Дни были похожи друг на друга, как близнецы: я ходил в школу, каждый день тренировал и тело, и чародейскую силу. К концу недели отметил, что моя категория подросла еще на одну шкалу.

В школе без Григанского и Быстрицкого стало спокойно, и даже слишком. Все вокруг стали до противного приветливыми и дружелюбными, та же Жанна Клаус то и дело пыталась зазвать меня к ним за стол во время обеда.

Деграун и вовсе в первый день моего возвращения пытался завести со мной разговор о произошедшем на дуэли. Говорил со мной так, словно мы если уж не друзья, то точно старые приятели и кажется даже нацелился на то, что теперь его другом буду я. Но мне его общество едва ли было интересно, поэтому без всякого зазрения совести я его отшил. Мне вообще общество кого-либо из одноклассников было теперь не интересно. Все что меня волновало — доучиться последние четыре месяца и сдать экзамен.

С Милой мы не общались и даже не здоровались. Она теперь сидела с Жанной Клаус, после той вечеринки они теперь стали не разлей вода. Мила несколько дней то и дело бросала в мою сторону молчаливые, печальные взгляды, наверное, ожидала, что я захочу обсудить тот конфликт или возможно помириться, но мне этого делать не хотелось.

На третий день она таки решилась и подошла ко мне во время обеда, робко посмотрела и нерешительно села рядом, за столом сидело еще несколько одноклассников и стоило им наткнуться на мой взгляд, как они интуитивно отодвинулись подальше от нас. И когда мы остались почти наедине, Мила грустно произнесла:

— Мне грустно из-за той нашей ссоры. Не хочешь поговорить?

— О чем тут говорить? — пожал я плечами, чувствуя себя совершенно неловко.

Обсуждать отношения я никогда не любил, да и в общем-то не умел. Женщины каждый раз как-то умудрялись вывернуть все так, что я невольно ощущал себя мало того, что по-идиотски, да и еще виноватым во всем. Вот и сейчас Милана с ее грустным взглядом заставляла испытывать чувство вины, но упрямство не позволяло мне это показать, потому я привычно прятался за маской равнодушия.

— Все ведь было хорошо, — Мила жалостливо приподняла брови, положила ласково руку мне на плечо. — Такая нелепая ссора. Ты не находишь? Мы ведь были друзьями, а теперь даже не здороваемся. Знаешь, — она помешкала, опустила глаза, — мне плохо из-за этого. Я не могу ни о чем думать, кроме как о той ссоре. Но это все такая глупость, Яр! Может быть я была не права, может наговорила лишнего, и ты еще вспылил…

Она замолчала, так и не закончив мысль. После подняла свои голубые глаза и с такой наивной, практически детской нежностью и надеждой уставила их на меня. Я в этот миг и жевать перестал. Только она умела такое вытворять со мной, только Мила могла заставить одним взглядом меня забыть, как дышать. Я смотрел на нее, как зачарованный, потом резко одумался и вспомнил кто я, где я, и кто на самом деле передо мной. Тут же вспомнились и все те непримиримые противоречия во взглядах на жизнь, которые имеются между нами. А также то, что она дочь метрополийских шпионов и сестра чернокнижника, который меня чуть не убил. И это все меня моментально отрезвило, я выдохнул и, наконец, ответил:

— Все в порядке, не бери в голову. Это и вправду глупость.

— Это значит, ты больше не злишься? — неуверенно улыбаясь, уставила она на меня полный надежды взгляд.

— Нет, — мотнул я головой, — не злюсь.

— Значит мы снова друзья и общаемся как раньше?

Ни о какой дружбе между нами не могло быть и речи, максимум — школьное приятельское общение, но Милана явно рассчитывала на что-то другое. И мне совесть не позволила грубо отбрить ее, с юными девицами надо помягче, тихонько-тихонько, постепенно и незаметно просто свести все общение на нет.

— Да, — буркнул я, уткнув взгляд в тарелку. — Все как раньше.

— Я так рада, Яр! — радостно воскликнула Мила и неожиданно прильнула, крепко обняв меня за шею.

Ее мягкие светлы локоны щекотнули мне нос, близость и запах ее тела на миг заставил забыть где мы находимся. Сам того не осознавая, я тоже приобнял ее за талию, а опомнившись, мысленно выругался и отпрянул. Мила зарделась, пряча глаза — наши объятия и впрямь оказались слишком жаркими.

— Ну, увидимся еще, — смущенно улыбаясь, произнесла она и покосилась на Жанну Клаус.

Та, сощурив глаза, все это время пристально сверлила нас неодобрительным взглядом.

Мила упорхнула, вся такая легкая и смущённая, обратно к подружкам, а я остался сидеть, и в недоумении вопрошать самого себя: почему я веду себя как сопливый юнец, когда она рядом?

Может все дело в теле? Разум-то у меня хоть и взрослый, но тело едва ли. А тут и гормоны, и эмоциональные всплески на этом фоне и прочая подростковая ерунда, заставляющая бродить мозги на пустом месте. Решив, что предателем является все-таки тело, я успокоился и продолжил обедать, переключившись мыслями на предстоящий заседание по делу Быстрицкого, которое должно состояться завтра вечером.

На удивление Верхний имперский суд весьма быстро принял решение по этому делу. А это могло значить только одно — Глеба признают виновным.

* * *

На следующий день вечером мы с отцом и Олегом отправились в главный Варгановский суд, куда и пришло решение по делу из Китежграда. Наш же судья должен его огласить. Мать и бабуля тоже хотела ехать с нами, но отец не позволил им. Он вообще был в этот день крайне напряжен и взвинчен, потому что он, как и все мы, понимал, каков будет вердикт судьи.

По закону мы должны были выбрать наказание для Глеба. Мы это обсуждали с отцом на протяжении последних дней не единожды. Отец настаивал на кровной мести, желал, чтобы Быстрицкому нанесли такие же раны, как мне. Но мне не позволила это сделать совесть.

Я понимал, что отец зол из-за того, что мы не сумели добиться справедливости, но я все же отговорил вымещать всю злость на Быстрицком, который и сам в данном случае оказался жертвой. Поэтому мы решили затребовать денежную компенсации, ее размер уже заранее должен был назначить Верхний имперский суд на случай, если мы не выберем кровную месть.

Мы приехали в муниципальный сектор раньше назначенного времени на пятнадцать минут. Отец припарковал тетраход на стоянке у здания суда, здесь уже стоял еще один тетраход — новейшая скоростная модель изумрудного цвета. Она здесь, на серой муниципальной стоянке поблескивала, как драгоценное колье на старой деве. Такой тетраход невольно приковывал взгляды всех окружающих своей нарядностью и шиком. От наших взглядов он конечно же тоже не ускользнул. Но после мы увидели родовой герб на боковых дверях этого тетрахода — буква Б в вензелях и два золотых коня, вставших на дыбы. Герб Григанских.

— Выпендрежник, — зло усмехнулся Олег, окинув тетраход оценивающим взглядом, когда мы вышли наружу.

Отец бросил в сторону Олега мрачный взгляд, а потом снова перевел его на тетраход, словно бы ожидая, что из него должен кто-то появиться.

Окна изумрудного тетрахода были затемнены, поэтому сложно было понять, есть там кто-то внутри или нет. Но судя по тому, что заседание еще не началось, наверняка владелец транспорта был внутри. И к нам он выходить явно не собирался.

— Какого черта он сюда приперся? — спросил отец, продолжая сверлить тетраход взглядом.

Мы с Олегом тактично промолчали. Ясно было зачем — чтобы позлорадствовать, посмотреть на наши лица, когда огласят приговор и порадоваться тому, как лихо он нас уделал.

О том, что Родомир явиться на заседание я догадывался. Все же он, как подозреваемый тоже фигурировал в деле, но его не признали виновным, а значит являться сюда не было необходимости.

— Не важно! — так как ему никто не ответил, сказал отец, а после решительно произнес: — Пойдёмте, подождем внутри.

Мы отправились в полусферическое здание суда, окруженное множеством флагштоков, на них развевались флаги всех княжеств и графств Славии. Внутри здания длинные коридоры вели в разные отделения служебных помещений по кругу, но главный — большой и широкий коридор вел в зал судебных заседаний.

У входа в зал уже топтался народ, я сразу отметил, что все они газетчики — памяти шары у каждого второго, блокноты и карандаши у всех наготове. Особенно сложно было не заметить, как они оживились при нашем приближении. Но защитники тут же оттиснули их подальше, не позволив даже приблизиться к нам. Они загалдели наперебой:

— Князь Игорь, вы уже выбрали наказание для подозреваемого?

— Княжич Ярослав, вы желаете кровной мести для вашего одноклассника?!

Все их вопросы мы проигнорировали и прошли мимо, газетчиков не допускают на суды аристократов, и они все узнают только после того, как закончится слушание.

Мы пришли первыми. В зале суда был только следователь, который занимался нашим делом, и еще несколько защитников, следивших за порядком.

Зал представлял собою круглое, многоярусное помещение с массивными ступенями, которые уходили вниз к центру, где стояли судейские трибуны и клеть для подсудимых. Все остальное пространство занимали скамейки, обвившие полукольцами каждый ярус.

Мы сели на нижний ярус, поближе к судейской трибуне. И только мы разместились, как в зал вошли: понуривший плечи Григанский-младший, Борислав как-то зашуганно покосился на меня, и когда увидел, что я на него смотрю, тут же потупил взгляд. Впереди же шел чинно вышагивающий впереди Григанский-старший — весь такой нарядный-парадный, в золотом камзоле и рюшах на груди, с тростью, которой он пристукивал по ступеням, каждый раз, как ступал. Трость ему явно была не нужна, тощие ноги Родомира вполне себе бодро перешагивали по ступеням, такие трости обычно носили в качестве оружия и внутри наверняка спрятана шпага. Если я раньше считал Борислава слизнем номер один, то теперь это звание я не раздумывая присвоил Родомиру. Надменное лицо с каким-то непроходящим брезгливым выражением, зализанные за уши белесые волосы, и злые маленькие глазки так и бегающие по залу, явно выискивая нас.

Отец заметно напрягся, я сидел рядом и почувствовал, как напряглись его мышцы. Родомир весело и нахально улыбнулся, взмахнув нам приветственно тростью. Отец его не приветствовал, а только окинул тяжелым взглядом и, отвернувшись, зло сжал челюсти.

Зря Григанские приехали. Я уже предчувствовал беду, и больше я опасался за отца. В порыве гнева он мог наделать глупостей.

Я покосился на Олега, который сидел по другую сторону от отца, тот едва заметно качнул головой и поджал губы, намекая, что сейчас лучше отца не трогать и никак не комментировать происходящее.

После в зал вошла женщина, с грустным, уставшим тощим лицом. Женщина кивком приветствовала Родомира, бросила в нашу сторону равнодушный, изнеможённый взгляд и села подальше ото всех — а это наверняка мать Глеба. Еще несколько людей вошли в зал суда, которые мне были незнакомы, а после ввели и самого Глеба.

За эти несколько недель он заметно исхудал, хотя Глеба и так вряд ли когда-либо был крепышом. Пока его вели к клети внизу зала, Быстрицкий ни на кого не смотрел: не выискивал взглядом мать, не кивал приветственно Григанским. Его взгляд был такой отрешенный и пустой, словно из парня души вытащили, оставив лишь блеклую изнеможенную оболочку.

Мать Глеба, увидев сына, поднялась с места, беспомощно заламывая руку, она смотрела с какой-то умоляющей надеждой на него, словно бы ждала, что он посмотрит и увидит, что она здесь с ним рядом. Но Глеб не повернулся, он продолжал безучастно смотреть строго перед собой.

Быстрицкого завели в клеть для преступников, защитник запечатал ее чародейским замком — артефакт мигнул белым светом, а после с другой стороны зала показался и судья: шаркающий, сутулый старик с длинной седой бородой и абсолютно лысой головой, на вид ему было лет сто не меньше. На старике синяя мантия с белым высоким воротником, на груди жар-птица и красный коловрат — герб Славии. Его мантия указывала на высшее судейское звание. Рядом с ним вышагивал смуглый и черноволосый помощник в голубой мантии, держа деловито большой конверт с золотой имперской печатью, а вот его я помнил — в будущем он станет главным судьей Варганы.

При появлении судьи мы все встали, он прошел к своей трибуне, окинул Глеба осуждающим взглядом, причмокнул губами, потом подслеповато осмотрел присутствующих, остановился на отце, едва заметно ему кивнув. Это приветствие ничего по сути не значил, просто наш судья приветствовал правителя княжества.

Затем помощник протянул судье конверт, а сам вышел к середине зала и громко возвестил:

— Начинается слушание решения Верхнего суда Славийской Империи по делу об организации покушения на жизнь княжича Варганского Ярослава Игоревича Гарван! Обвиняемый Глеб Венцеславович Быстрицкий — встать!

Глеб и так не сидел, поэтому только дернулся, когда прозвучало его имя.

Старик судья откуда-то из карманов мантии достал маленький канцелярский нож и с дотошной тщательностью начал срезать печать. Казалось, он нарочно не торопится, заставляя всех присутствующих лишний раз понервничать. Так же долго он доставал из конверта и лист с приговором, а его руки по-старчески подрагивали, когда он вчитывался в строки того, что там написано.

Наконец судья начал читать неожиданно громким и зычным, хорошо поставленным голосом:

— Решение вынесено коллегией Верхнего суда Славийской Империи Китежграда по делу номер триста шестьдесят три точка восемьдесят семь по совершенному преступлению в княжестве Варганском в новом городе Варганы…

Вступительная часть была такой длинной, что я перестал слушать ее еще в самом начале. Взглянул на Григанских — старший вел себя вполне спокойно и расслабленно, а младший печально смотрел на Глеба. Мать Глеба, словно в мольбе прижимала руки к груди с надеждой глядя на судью. Хотя и так было ясно, что ничего смертельного Глебу не угрожает. Даже если бы мы выбрали кровную месть, его бы не убили, а лишь ранили так же, как и меня. Но мать на то и мать, чтобы волноваться о своем сыне.

— Глеб Венцеславович Быстрицкий признается виновным в организации покушения на жизнь княжича Варганского, — продолжал говорить судья, заставив меня вернуться к слушанью вердикта. — В связи с тем, что в обвиняемый признал вину, дело считается закрытым. Приговор по решению таков: пострадавшая от преступлений сторона вправе выбрать наказание самостоятельно. Суд предоставляет на выбор акт кровной мести равноценный причинённому вреду или денежная компенсация в размере трехсот тысяч рублей, которую обвиняемая сторона должна передать пострадавшей в течении десяти дней.

Судья выдержал паузу, окинул всех неспешным взглядом, потом повернулся к Глебу, который теперь напряженно таращился на нас, явно гадая, какой из приговоров мы для него выберем.

Я уже мысленно расслабился, ожидая, что сейчас отец встанет и объявит о том, что мы выбираем денежную компенсацию, а после наконец-то все закончится. Суд назначил триста тысяч рублей — огромная сума, которая сейчас нам была очень кстати. Пусть даже и не самым приятным способом, но я заработал для своей семьи еще денег. Так гляди и скоро наши дела пойдут в гору.

У Быстрицких конечно же не было таких денег, чтобы выплатить нам всю сумму, им бы пришлось продавать земли, но я был уверен, что деньги поступят к нам в срок.

Но отец не спешил оглашать наше решение, повернув голову, он смотрел в этот миг далеко не на судью или Глеба, он смотрел на Родомира Григанского, который довольно и высокомерно усмехался.

— Готова ли пострадавшая сторона объявить о выборе приговора сейчас? — спросил судья, вперив внимательный взгляд в отца.

Отец с Родомиром продолжали жечь друг друга полными ненависти взглядами. Не нравилось мне это все, Олег тоже зачуял неладное, пнул отца в бок, сделал страшные глаза, а указал взглядом на судью.

Отец резко повернулся к судье, откашлялся и громко, но весьма раздраженно объявил:

— Мы выбираем денежную компенсацию, ваша честь!

Лицо Глеба как-то сразу просветлело, едва заметно он улыбнулся и, склонив голову, с облегчением выдохнул и уткнул лицо в ладони. Прозвучал вздох облегчения и позади нас — это выдохнула графиня Быстрицкая. Кажется, доволен решением был и Борислав, и Родомир, но не отец. Я видел, как он продолжает злиться, как накручивает себя и с каждой минутой закипает все больше.

— Суд принял ваше решение, князь, — кивнул судья и официальным тоном добавил: — деньги в размере трехсот тысяч рублей должны быть переданы под надзором уполномоченных Славийской Империей наблюдателей княжьей семье Гарван от семьи графа Быстрицкого в течении десяти дней. В случае невыплаты денег в срок по закону Славии эти деньги будут конфискованы из имущества, принадлежащего семье Быстрицких. До тех пор, пока все условия приговора не исполнены, граф Глеб Венцеславович Быстрицкий остается под стражей. На этом слушание приговора окончено!

В углу зала дважды ударил колокол, огласив конец слушания.

Отец после звонка колокола как-то резко вскочил, снова напряженно уставился на Родомира. Тот в свою очередь вальяжно поднялся с места, окинул нас надменным насмешливым взглядом, что-то сказал Бориславу, и они неспешно направились к выходу.

— Па, все закончилось, пора успокоиться, — шепнул я.

— Ничего не закончилось, — процедил отец сквозь зубы. — Он должен был ответить за все, а не мальчишка. Он на тебя напал! Это не должно сойти ему с рук.

Краем глаза заметил, что к нам спешит с третьего ряда графиня Быстрицкая, явно желая что-то сказать. Но отец этого не видел, он зло сверлил спину Родомира, а потом дёрнулся, явно желая последовать за ним.

— Что ты задумал, Игорь, — ухватил его за руку Олег, — не глупи, Яр прав, пора выдохнуть. Мы получим хорошую компенсацию, твой сын жив-здоров и в дуэли он не проиграл.

Отец хотел сказать ему что-то злое, яростное, раздраженно вырвал руку из хватки Олега, но сказать не успел, потому что в этот момент к нам уже подошла графиня Быстрицкая.

— Я хотела извиниться перед вами и вашим сыном, князь, — нерешительно начала женщина. — Мой сын поступил ужасно по отношению к княжичу, я этого не отрицаю. Простите его, прошу! Бедный Глебушка рос без отца, у него не было достойного поведения мужчины примера перед глазами. Он не глупый мальчик, но это… Когда я узнала, думала мое сердце не выдержит!

— Это лишнее, графиня, — сухо отчеканил отец, даже не глядя на нее, он все еще продолжал следить за удаляющимися Григанскими.

— Я хотела поблагодарить вас, что вы выбрали для моего сына столь мягкий приговор. Я бы не пережила, если бы выбрали кровную месть. Глеб может и не перенести подобное…

— Мой сын перенес, а ваш бы нет? — зло уставился на нее отец. — Ярослав такой же мальчишка, как и ваш. И деньги, которые обязал выплатит вас суд, я прекрасно осведомлён, что у вашей семьи их нет.

Графиня Быстрицкая судорожно сглотнула, уставила перепуганный взгляд на отца.

— Не понимаю, что вы имеете… — начала она было мямлить, но отец ее снова перебил.

— И кто их выплатит, я тоже знаю, графиня. Как вы живете с этим грузом? Вы ведь сами отдали сына в лапы этой эгоистичной мрази. Он вытер ноги о репутацию вашего сына, сломал ему жизнь, он чуть не убил моего сына — и ему все сошло с рук. Как вы живете с этим?

На глаза графини навернулись слезы, она снова судорожно сглотнула, закачала головой:

— Вы не понимаете, вы ничего не знаете, — тихо произнесла она.

— Он угрожал вам? Чем? — начал давить на нее отец. — Если это так — сознайтесь, и он получит по заслугам, а репутация вашего сына будет восстановлена. Его будет ждать достойное будущее, я помогу и вам, и ему. Только перестаньте унижаться и поткать этой сволочи!

Теперь по лицу графини текли крупные слезы:

— Ничего вы не знаете, князь, — судорожно выдохнув, с горечью сказала она. — Вы не знаете, какой страшный это человек, — почти шепотом добавила она, потом испуганно оглянулась на Григанских, которые почти скрылись из виду. — Извините, я что-то… Мне пора. — торопливо сказала графиня Быстрицкая и так же торопливо поспешила прочь.

— Нет, мы не можем это так оставить! — возмутился отец и решительно рванул с места к выходу.

Мы с Олегом обменялись быстрыми взглядами и поспешили следом, без слов друг друга поняв — отца нужно срочно остановить. Что бы он там не задумал, до добра это не доведет.

Отец так резво ушел вперед, что мы его едва догнали в центральном коридоре.

— Игорь, стой! — Олег соорудил воздушное лассо и торопливо поймал отца почти у самого выхода.

Отец едва не споткнулся, дернулся и резко остановился, а затем медленно повернулся, уставив на Олега разъярённый взгляд.

— Немедленно отпусти меня! — зло процедил он сквозь зубы.

— Даже не подумаю! — холодно отчеканил Олег.

У входа через спины защитников заглядывали газетчики, а нам меньше всего нужно, чтобы завтра по княжеству ходили слухи о наших семейных разборках.

— Па, не нужно, — попросил я, указав взглядом за его спину. Отец быстро обернулся, взглянул на газетчиков, но кажется даже это не умерило его пыл. Он зло дернулся, пытаясь высвободиться из хватки лассо.

— Отпусти, — с нажимом произнес он.

— Нет, — твердо сказал Олег и потянул на себя лассо, оттаскивая отца от выхода.

Тем временем Родомир и Борислав неспешно садились в свой золотой тетраход, происходящей у выхода перепалки они не видели. Нужно задержать отца еще чуть-чуть, чтобы Григанские успели уехать.

— Что ты собирался седлать? — спросил я его, оттягивая время. Хотя мне и не хотелось разговаривать здесь при газетчиках.

Отец мрачно взглянул на меня, потом на газетчиков, те кажется и не дышали, вслушиваясь в наш разговор.

Наконец с улицы послышался звук заведенного двигателя тетрахода, Григанские покидали здание суда. Я подал Олегу знак, тот сразу же развеял лассо, а отец, как сорвавшийся с цепи пес, тут же рванул на улицу. Но к счастью было уже поздно — изумрудный тетраход мелькнул за поворотом и скрылся.

Отец, тяжело и яростно дыша, какое-то время провожал его взглядом, потом повернулся к нам:

— Зря вы это сделали, не нужно было меня останавливать, — холодно отчеканил он и направился к нашему тетраходу.

Мы с Олегом переглянулись и направились за ним.

Какое-то время мы сидели в молчании. Отец не спешил заводить двигатель, а просто сидел, несомненно продолжая злиться.

— Ты бы ничего этим не добился, Игорь, — начал первым разговор Олег. — Что ты собирался? Набить Григанскому морду? И чего бы ты этим добился? Еще больше бы разозлил этого мстительного говнюка!

— Нет, я хотел добиться справедливости. Наказание должен понести Родомир, а не мальчишка Быстрицкий, — отчеканил отец.

— Он и так его понесет. Компенсацию будут выплачивать Григанские, а не Быстрицкие, — вклинился я в разговор, хотя и понимал, что отец имеет в виду совершенно другое.

— Деньги для Григанских ничего не значат, Яр, потому что они очень богаты. Настолько, что нам даже не снилось, — вздохнул отец, с сожалением взглянув на меня. — Если бы Родомиру представился случай, он бы снова это повторил, не задумываясь. И не пожалел бы никаких денег, чтобы сделать мне больно еще раз.

— Но, Родомир труслив, поэтому открыто он никогда не преступит закон, — сказал Олег. — Этот конфликт исчерпал себя, и я считаю, нам пора о нем забыть.

Я всегда считал отца куда более рассудительным, чем Олег, но сейчас был на стороне дяди, хотя и понимал, что если отца это настолько задело, значит он не отступит. Он никогда не отступал. Но нам и так хватало проблем, разборки с Григанскими сейчас ни к чему.

— Родомир поступил подло, — сказал отец, снова начав распаляться. — Он посягнул на честь нашего рода, на жизнь моего сына, и это сошло ему с рук. Нет, Олег, ты не прав. Я не могу это оставить просто так. Никогда Гарваны не позволяли каким-то вшивым графьям вытирать об себя ноги. Мне стыдно перед родом, что мы готовы смириться, поджать хвост и спрятаться в кустах. Еще сто лет назад за подобные выходки я мог бы убить Родомира, и никто бы даже не посмел сказать, что я сделал что-то скверное.

— Но сейчас другое время, па, — попытался я его вразумить. — Существуют законы, и мы не можем их нарушать. Мы можем им отомстить, но нужно быть умнее, нужно выждать время и нанести ответ тогда, когда они не будут готовы.

Отец посмотрел на меня с неприкрытым неодобрением.

— Не разочаровывай меня, Ярослав. Ты будущий князь, а не придворная интриганка. Гарваны никогда не прячутся и не бьют из-за угла — это недостойно. Мы бьем открыто и не прячась.

Олег как-то сник, кажется речи отца его пристыдили, но не меня. Когда на чаше весов стоит или честь рода, или жизнь рода, я все же выберу жизнь.

Олег вопрошающе уставился на отца и произнес уже без былой категоричности:

— И что же ты собираешься делать, Игорь?

— Я не собираюсь нарушать законы империи, если ты об этом. Но я собирался вызвать Родомира на дуэль.

Мы с Олегом мрачно переглянулись, отец решительно завел двигатель, тетраход, наконец, тронулись с места, и после отец добавил:

— И я это сделаю. Но не сейчас, — отец зло усмехнулся, — назначу дуэль на новогодие — повеселим аристократов на гуляниях в имперском дворце. Возможно, мне повезет, и я убью Григанского на этой дуэли.

В салоне тетрахода повисла мрачная тишина, перед глазами проносились серые улицы муниципального сектора. Сейчас отца лучше не трогать, пока он на взводе, поэтому мы молчали. До новогодия еще целый месяц, а значит у нас будет время его переубедить. Вот только я знал, что переубедить отца будет практически невозможно. Задели честь нашего род, и он как глава рода не мог это так оставить. В этот миг ко мне снова вернулось ощущение надвигающейся беды.

Глава 6 и Интерлюдия

После произошедшего в суде отец как-то резко успокоился. Мы с Олегом все гадали, передумал ли он, или напротив — уже вызвал Григанского-старшего на дуэль, но почему-то молчит. Сколько бы мы не пытались спрашивать его об этом, отец старался уйти от ответов, либо говорил с прямой категоричностью, что не желает это обсуждать. И этим еще больше вводил нас растерянность.

Мы с Олегом решили никому из семьи пока не говорить о намерениях отца. Хотя я и понимал, что возможно мама смогла бы его отговорить от этой затеи. Но и матери я не рассказал, ей и без того хватало тревог в последнее время.

Назначенная судом сумма поступила к нам от Быстрицких через три дня. Конечно же никто из нас не сомневался, кто именно ее заплатил. Так же, как и не вызывало сомнений, что это тоже было частью уговора между Глебом и Родомиром Григанским. Глеб берет всю вину на себя, а Родомир возмещает расходы. Вероятно, там было обговорено и лечение на тот случай, если бы мы выбрали кровную месть.

Долг был уплачен и можно бы было благополучно забыть о Григанских и этом инциденте, если бы не отец. Поэтому всю неделю я не оставлял попыток отговорить отца, чтобы он там не решил. Для этой цели я выбрал другую тактику: нет-нет, а словно бы невзначай озвучивал плюсы того, что Григанским пришлось нам заплатить, напоминал, что победил Борислава на дуэли и что, в общем-то, они таки получили по заслугам. Но отцу эта тема не нравилась, он сразу же демонстрировал свое неодобрения или нарочито игнорировал мои слова.

Возможно в какой-то степени я его понимал. Если бы, к примеру, Борислав в будущем поступил так с моим сыном, я бы наверняка был ни в меньшей ярости, чем сейчас отец. Я и сам весьма вспыльчив и здесь едва ли далеко ушел от отца и Олега. И возможно на его месте, я поступил бы еще хуже, чем намеревался отец. Вот только я не был на его месте. А на месте сына, уже один раз потерявшего всю семью, теперь я предпочитал более осторожную и обдуманную тактику поведения.

У бабушки и Святослава с зельем невосприимчивости морока все получилось даже лучше, чем я рассчитывал. Мы получили патент и продали зелье имперской алхимической фабрике. За него нам выплатили довольно кругленькую сумму, плюс десять процентов от продаж на всё время производства.

Бабушка была в не себя от радости, после возвращения несколько раз мне звонила и так нахвалила, что иногда мнестановилось неуютно и я начинал опасаться, не началось ли у бабули старческое слабоумие. От всех этих: «Ярик, ты такой молодец! Я так горжусь тобой!» или «Яричек, ты даже не представляешь, что ты сделал для семьи! Ты не только помог нам не умереть голодной смертью, но и помог своему дяде Святику занять достойное положение в обществе и заполучить одну из самых завидных невест Славии!» — меня в буквальном смысле коробило. Правда, еще бабка то и дело пыталась выведать, как мне удалось создать зелье, но так и не добившись ответа, она махнула рукой на расспросы, продолжая меня нахваливать.

После получения патента и прогремевшей новости о новом зелье Свят и впрямь стал настоящей знаменитостью, его имя красовалось в газетах целую неделю. А еще через неделю в газетах появилась новая сенсация: «Новый светоч алхимии Святослав Гарван сделал предложение Ольге Вулпес». Ольге отец, как и грозился, все же вернул деньги за недоработанное зелье, но теперь меня это не слишком волновало. В конце концов я сумел вытащить семью из угрожающей бедности, а это не могло не радовать.

Получив деньги за патент и компенсацию, мы смогли не только оплатить первый займ, но и покрыть его на четверть. Также мы смогли купить дорогие бытовые артефакты, с помощью которых стройка завода должна ускориться в два раза.

Жизнь потихоньку налаживалась, многие проблемы остались позади. Отец больше не злился на меня и резко подобрел, перестав донимать расспросами и нотациями. Близилась весна и, казалось, теперь все пойдет как надо. По крайней мере я очень хотел в это верить.

И все же меня все еще не оставляли мрачные мысли о том, что опасность по-прежнему не миновала. То и дело я ловил себя на мыслях, что родителям все еще угрожает опасность, что я не должен расслабляться. Несколько раз я порывался отправиться к древу рода и снова обратиться к предкам, но каждый раз меня останавливало то, что древо снова ослабнет. Чары могут пригодиться в любой миг и лучше не расходовать их зазря из-за беспочвенных тревог.

И к счастью, что я этого не сделал. Потому что буквально через пару дней узнал, что Вулпесы пожелали не просто светскую помолвку по договоренности между семьями, какие зачастую устраивали в последние лет тридцать. Вулпесы захотели помолвку по всем традициям и обрядам, после которой уже нельзя дать попятную, разрыв помолвки может разгневать род.

Все эти предстоящие мероприятие мне едва ли нравились. Помолвка, свадьба, да и вообще — этот союз с Вулпесами. Одно утешало, без одобрения предков эта помолвка не состоится. Если Ольга затаила зло на нашу семью, если ее помыслы скверные, а жениха она ненавидит — род ее не примет, в значит и свадьбе не быть.

И я рассчитывал, что даже если старшие Вулпесы не посвятили Ольгу в свои коварные замыслы, то Ольгу все равно не примут в род, по той простой причине, что я не верил, что она и впрямь желает стать женой нашего Святика. Предки это сразу почувствуют.

В день полнолуния я не спал, ожидая полночь. Я ждал Инесс, и словно бы чувствовал, что она непременно явится. Ответ у меня для нее уже был — я не собирался участвовать в той авантюре, в которую она собиралась меня втянуть. По крайней мере не сейчас и не так. Возможно когда-нибудь, когда я вырасту, а все эти проблемы с Тайной канцелярией, вурдами и слежкой канут в летах…. И тогда, возможно, я найму людей, которые отправятся в запретный лес и оживят Инесс.

В тот миг, когда я взглянул на часы, секундная стрелка присоединилась к своим соседкам и, как и они, показала на потолок — в эту секунду и появилась Инесс.

— Здравствуй, Ярослав, — широко улыбнулась покойная графиня, — вижу, ты ждешь меня.

Королева вурд появилась из воздуха, ее облик был довольно четким, и если бы я не знал, что она призрак, решил, что передо мной живая королева вурд. Правда, если присмотреться, то можно увидеть, как через нее просвечивает все, что позади. Инесс выглядела великолепна: в красном блестящем облегающем платье в пол, широкополой черной шляпе и перчатках выше локтей, она смотрела и не переставала улыбаться, наслаждаясь тем эффектом, который произвела.

— Выглядишь лучше, чем при жизни, — улыбнулся я ей в ответ, а потом ко мне пришла догадка. — Тебя в таком виде везли в Китежград? Ты умерла в этом наряде.

— Разумеется, — фыркнула Инесс. — Даже на виселице женщина моего положения должна выглядеть достойно. К тому же я рассчитывала, что мою казнь будут показывать по театральным зеркалам, но увы, эффектно уйти в иной мир мне не дали.

Инесс сердито надула губы, поправила шляпу, а затем уставила на меня пытливый взгляд.

— Ну! И что ты скажешь, княжич? Вернешь меня к жизни? У тебя было немало времени все обдумать, и теперь, полагаю, ты уже решил.

— Не совсем, — поджал я губы. — Я бы и рад был помочь, но и ты должна понимать, чем это чревато для меня и моей семьи. Возможно, когда-нибудь я и смогу это сделать, но мне нужно время…

— Когда-нибудь, — разочарованно вздохнула Инесс, не дав договорить. — Когда-нибудь, Ярослав? Звучит и вовсе как никогда!

— Извини, Инесс, но ты не можешь не понимать, что в этом возрасте я ограничен в действиях и возможностях. Или как ты это себе представляешь? Сбегу из дома, запрыгну на коня наперевес с копьем, аки бравый молодец, и помчусь сражаться с полчищем чудищ, спасая тебя?

Инесс обиженно надула губы, сняла шляпу и раздраженно бросила ее на пол, шляпа вмиг растворилась в воздухе и снова оказалась на голове графини. Инесс, надув щеки, сердито выдохнула, а потом сказала:

— Все это я понимаю, Ярослав. Не надо паясничать. У меня есть план. А еще у меня остались преданные мне вурды. Правда, графство и клан вурд сейчас возглавил Каин Фонберг, внебрачный сынишка моего покойного муженька, а он меня никогда не любил…

Мне не понравилось, что Инесс начала рассказывать издалека о своем плане, я уже приготовился слушать длинный рассказа о всех перипетиях и проблемах в семье и клане, но Инесс как-то резко закончила говорить об этом и сменила тему:

— Лет двадцать назад я сделала себе тайник в одной из пещер на побережье Черноморья. В этом ущелье хранятся кости одного из древнейших вурд — царя Кассея по прозвищу Бессмертный. Там его склеп, мало кто из ныне живущих о нем знает, а скорее и вовсе никто. Так вот, в этом ущелье я спрятала несколько редких и полезных артефактов на чёрный день, а также там есть живая и мертвая ойра — она понадобиться для того, чтобы оживить меня. Если ты заберешь мой тайник, эти артефакты помогут тебе сделать то, о чем я прошу.

Я тяжело вздохнул и закачал головой.

— Я не собираюсь на Черноморье, Инесс.

— А ты возьми и соберись! — возмущенно воскликнула она. — Скажи родителям, что соскучился по морским пейзажам, наплети что-нибудь и уговори съездить туда на пару дней. К тому же Черноморье здесь рядом, на гиперпетле через пару часов ты будешь на месте, это же не через всю Славию тащиться на гнилой телеге!

— Хорошо, ладно, — кивнул я, — найду я твой тайник и что дальше? Как я объясню потом родителям свое исчезновение на несколько дней?

Инесс хитро улыбнулась, закачала головой, подсела ко мне поближе и положила руку на плечо — я не почувствовал прикосновения, только легкий холодок.

— Я же сказал, княжич, там очень редкие артефакты, — игриво произнесла она. — Есть, например, сапоги перемещения. Надел, загадал, где хочешь оказаться, и сапоги тебя вынесут к ближайшей к этому месту точке переноса.

— Впервые о таких слышу, — недоверчиво скривился я.

— Разумеется! — всплеснула Инесс руками, снова ко мне придвинулась, и тоном заговорщика заговорила полушепотом: — О них почти никто не слышал. Больше двухсот лет назад их создал довольно сильный родовой чародей нанаследный сын князя Айдаса Витнеса — Джургис, этот род вымер сто лет назад. Сам Джургис был весьма нелюдимым, замкнутым и чудаковатым, но даже он не устоял перед моими чарами, — Инесс облизнула алые губы и немного отодвинулась. — Подобные сапоги одни в своем роде. Джургис потратил пол жизни, чтобы объехать весь материк и привязать артефакт к тремстам восьми точкам выхода. Своим изобретением он ни с кем делиться не желал. Считал, что нечестные люди станут использовать артефакт в злых деяниях, — Инесс скорбно вздохнула и добавила: — за это его и отправили к праотцам.

— Ты что ли убила его? — нехорошо посмотрел я на графиню.

— Нет! — Инесс бросила в мою сторону негодующий взгляд. — Его убила не я, а вот сапоги все же я успела прибрать к рукам. Так что, если заберешь мой тайник, на путь туда и обратно к запрещенному лесу у тебя уйдет не больше солнечного дня. Ну, в зависимости от того, насколько далеко точка выхода.

— У тебя был такой артефакт, и ты им не пользовалась, а спрятала в пещере? — не скрывая восхищения ее выдержкой, удивился я.

— Редкие артефакты опасны тем, что, если их постоянно светить, многие пожелают у тебя их забрать. Джургиса убили из-за него, а мне не хотелось повторять его участь. Поэтому мои артефакты и спрятаны в склепе исключительно для крайнего случая. После ты мне их отдашь и с их помощью я сбегу из Славии. Артефакт, кстати, можно использовать вдвоем, если надеть по сапогу, взяться за руки и одновременно пожелать отправиться в одно и то же место.

— Что еще есть в твоем тайнике? — заинтересованно уставился я на нее, чувствую нахлынувший азарт.

— А-а-а-а, нет, княжич, — хитро усмехнулась Инесс и пригрозила мне пальцем. — Я не расскажу, пока не буду убеждена, что ты готов мне помогать. Так как?

— А ты знаешь, где твое тело? — уклонился я от ответа и решил пораспрашивать ее, чтобы знать все подробности об опасностях. Даже одна деталь может перечеркнуть все возможности спасти ее. Да хотя бы то, что запретный лес охраняют гвардейцы императора.

Однажды я там бывал, будучи без пяти минут выпускником военной академии. Там заканчивалось двадцатидневное испытание «Дорога смерти» и каждый выпускник должен был провести в лесу ночь. Никто там не погибал, так как мы находились под надзором гвардейцев и преподавателей, но, если они были вынуждены вмешиваться — испытание считалось заваленным. А это значило, что при выпуске провалившим испытание присвоят звание рангом ниже, чем тем, кто испытание прошел. Мне его пройти ничего не стоило, я и сам по своей сути был чудищем. В правилах не было запрета на оборотничество, и я без зазрения совести конечно же воспользовался этой возможностью.

— Мое тело в гробу, — поджала губы Инесс, сердито свела брови к переносице. — Меня закопали под лешим дубом, еще и имперскую сирин приковали цепью к дубу, чтобы стерегла меня.

— Сирин — это очень плохо, — закачал я головой. — Сирин ведь сразу расскажет, что ты жива и кто тебя спас. Да и тягаться со священной птицей — смерти подобно. И запрещено это, род меня проклянет. Почему ты сразу не сказала про сирина?! — с возмущением уставился я на нее.

— Потому что знала, что реакция будет вот такая, — графиня в нарочитом разочаровании опустила уголки губ вниз, а после поспешила добавить: — Но у меня и на этот случай есть план.

— Сирин чувствует и видит чары, ее не обманешь.

— Да, но, если она не почувствует в тебе врага, а увидит спасителя… — Инесс не договорила, просящее уставилась на меня.

— Что ты имеешь в виду? — недоверчиво уставился я на нее.

— Имперская сирин была поймана в восточных лесах еще отцом императора Алексеем, она уже пятьдесят лет в неволе и вынуждена жить в запретном лесу среди чудовищ. А все особи ее расы живут на воле. Думаешь, ей по душе такая жизнь? Сирины свободолюбивые существа и всегда избегали людей. Если ты ее освободишь, она скорее будет тебе благодарна, чем убьет.

— Но это не точно, — нехорошо посмотрел я на Инесс.

— Скорее точно, чем нет, — натянула виноватую улыбку она.

— Да, вот только, если меня поймают или как-то узнают, что это я ее освободил — мне конец.

— Ну почему сразу ты выбираешь самый худший исход?!

— Не выбираю, а просчитываю все риски. А в моем случае они немалые.

Инесс скорбно вздохнула, снова стянула шляпу, швырнув в окно, но она в тот же миг оказалась у нее на голове.

— Хоть мне это все и надоело, — устало вздохнула графиня, — но я подожду, сколько нужно, пока ты не будешь готов. В конце концов ты все равно согласишься, я найду способ как тебя уговорить, в этом можешь даже не сомневаться, — Инесс весело улыбнулась, встала с моей кровати, принялась поправлять перчатки, и после паузы добавила: — Считай, у тебя нет выбора, Ярослав.

Я не ответил, а лишь криво усмехнулся.

— Ну, мне пора, — внезапно сказала графиня, обернувшись и взглянув на часы. — Пока у меня есть время, хочу посетить еще кое-кого. Призраком конечно быть скучно и плохо, но зато я обрела одну весьма полезную способность.

Инесс загадочно улыбнулась, помахала мне одними пальчиками на прощание, а после медленно растворилась в воздухе и исчезла.

Интерлюдия

Китежград, Дворец императорского рода Володаров

Инесс, стоило ей закрыть глаза и представить нужное место, тут же оказалась во дворце у дверей в покои Михаила Алексеевича. Перемещение занимало много сил, она и так потратила немало на воплощение и разговор с княжичем. Но здесь во дворце она воплощаться и не собиралась. Да и мало кто из обитателей дворца мог бы ее увидеть и почувствовать, главное не соваться в комнаты к придворным ведьмам.

Инесс прилетала сюда уже не в первый раз, но ничего существенного ей не удалось разузнать, лишь несколько ничего незначащих сплетен, и глупых придворных интриг.

И сегодня графиня наделась побродить по многочисленным комнатам дворца и послушать, о чем говорят придворные, а если повезет, и сам император. И по ночам самые влиятельные люди империи, укрывшись за закрытыми дверями собственных покоев, охотнее всего делятся тайнами, планами и сплетнями.

Призрак графини без препятствий просочился сквозь двери в покои императора. Роскошная своим убранством спальня так и кричала, что ее владелец любит жить на широкую ногу и окружать себя исключительно самыми дорогими вещами и редкими предметами искусства. В конце спальни был выход на большую открытую террасу, Инесс в мгновение ока пронеслась через огромное помещение, оказавшись на улице. Вдохнула полной грудью воздух, по крайне мере ей очень хотелось его вдохнуть — почувствовать, какой он свежий, прохладный и ночной. Но она ничего не почувствовала, теперь она вообще ничего не чувствовала.

В покоях императора не было ни души. Инесс проверила большую мраморную комнату с большой монолитной круглой ванной в центре, а после проверила и личный кабинет его императорского величества.

Инесс направилась в соседние покои, принадлежащие императрице Анне Юрьевне. Графиня знала, что император редко посещает жену по ночам, больше предпочитая молодых фрейлин супруги и дочери, но все же решила проверить и там.

Анна Юрьевна уже спала, длинные светлые волосы императрицы разметались по подушке. Она была еще так же красива, как и в молодости, но выходки императора и частые измены оставили неизгладимый отпечаток морщин, усталости и печали на лице женщины.

Инесс направилась дальше, быстро прочесав покои императорских отпрысков. Здесь императора она и не надеялась найти. Лишь запнулась в покоях цесаревича, который в эту ночь развлекался с какой-то молоденькой служанкой.

— Такой же кобель, как и отец, — сказала зло Инесс, очень надеясь напугать любовников, но они не услышали голос призрака.

Инесс нырнула вниз через пол и потолок, оказавшись в комнатах родственников императора. Зачастую они пустовали, многие великие князья и княгини предпочитали жить подальше от столичной суеты. Но только не великий князь Григорий, его поместье находилось недалеко от столицы, но несмотря на это во дворце он бывал куда чаще, чем там.

Еще несколько комнат осталось позади, Инесс пролетела покои великой княжны Устиньи — старшей сестры императора, престарелой и до зубного скрежета занудной старой девы.

Наконец, добравшись до комнат великого князя Григория, Инесс поняла, что сегодня ей несказанно повезло. Оба брата Володара были здесь. Они сидели в широких креслах у камина и что-то обсуждали, голоса их были серьезными и мрачными, очевидно, обсуждали дела государства.

Графиня, радуясь удаче, подлетела поближе, присела на подлокотник кресла рядом с императором и с интересом принялась слушать.

— И все же мне кажется, мы должны приложить все силы, подключить всех защитников, а возможно и создать специальный отряд, и попробовать остановить чернокнижников, — мрачно произнес Григорий.

Он держал в руках пузатый бокал с темно-коричневым густым напитком, наверняка Диводворский ликер — самый лучший в Славии, но судя чистым краям, к напитку он ещё не прикасался. А вот император напротив, свой бокал почти осушил. Инесс с грусть взглянула на полный графин, как же ей сейчас захотелось ощутить его терпко-сладкий вкус на языке, почувствовать приятное разливающееся тепло в груди, ощутить резкий запах миндаля. Графиня поспешила отмахнуться от хандры и продолжила подслушивать самых влиятельных людей империи.

— Наши люди продолжают работать и искать этих темных собак, — скривился император, ему эта тема явно была не слишком интересна. — Арнгейейры и их мальчишка даже под пытками и угрозами не смогли назвать имен всех участников культа чернокнижников. А значит, мы не можем надеяться, что они не сделают этот призыв. И знаешь, я нисколько не волнуюсь по этому поводу. Пусть делают, мы будем готовы. Я отдал приказ и все гильдии чародеев сейчас активно готовятся к возвращению Чернобога. Мы быстро загоним его обратно.

— Центр призыва находиться здесь, Михаил. Не боишься, что этот темный бог сметет Китежград с лица земли?

— Не боюсь, Гриша. Я вообще никого не боюсь. Пусть эти метрополийские сволочи сами увидят, что род Володаров им не по зубам! — с жаром заговорил император. — Мы будем готовы к призыву, мы будем знать, когда это произойдет. Изловим их здесь всех разом, когда они соберут свой круг. Это будет уроком не только Метрополии, но и всем славийским темным. Пусть увидят, что бывает с теми, кто посмел покушаться на нас! Мы казним их с особой жестокость. Пусть видят, как ущербна их тактика по уничтожению родовых древ и восстановлению равновесия. Дарклглемы и Агриосы считают, что их союз поможет им подмять весь мир и перекроить на свой лад! Пусть выкусят! Славия — светлое государство, освещенное силой богов и светом Сварожьим. Вся тьма, что посмеет вылезти на этот свет, сгорит дотла от силы и храбрости славийского народа!

— Говоришь, как отец, — слегка поморщился Григорий и отпил из бокала.

Михаил не обратил внимание на слова брата и продолжил с той же горячностью и запалом:

— Темным никогда не победить светлых, темным никогда не встать во главе мира! Знаешь, что меня больше волнует? То, что сказал этот темный мальчишка на допросе. Почему кровососку очень интересовало, не готовит ли Метрополия запасы и не строит бункеры? Что она знала такого, на что не смог точно ответить Милош Арнгейер? К чему так основательно готовится Метрополия?

— Если бы они готовили военную технику — я бы сказал, что к войне с нами, — медленно протянул Григорий. — Но они этого не делают. Значит, враг готовиться к чему-то от чего придется прятаться и пережидать. Возможно Арнгейрам всё-таки удастся узнать, что именно?

— Я очень на это надеюсь, но, если нет, мы должны быть тоже готовы. Я уже отдал распоряжения готовить подземелье и снабдить хотя бы на несколько лет всем необходимым. Нашей семье и людям ничего не грозит.

— Может сообщить и остальным родовым аристократам? — предложил Григорий.

Инесс посмотрела на великого князя почти с уважением, но тут же вспомнила, что именно он был инициатором того, что вурд объявили государственными преступниками и вражескими шпионами, как все это в миг улетучилось.

— Не-е-ет, — лениво протянул император, недовольно посмотрев на свой пустой бокал и потянулся к графину, подливая еще. — Если такое объявить, начнется паника. А еще, мой милый Гриша, наверняка такую массовую подготовку утаить от врагов не удастся. Пусть думают, что они нас обхитрили, пусть думают, что ослабили. Наш народ сильный и переживет любые невзгоды и горести, мы выживем, с нами Боги. Пока они готовят диверсию, мы будем готовиться к свержению метрополийской сволочи! А после, чтобы они там не задумали, мы объявим им войну и получим весь материк.

— Но если наши люди погибнут, если мы потеряем большую часть населения, как мы будем воевать?

— Будем делать запасы на складах, а если что-то произойдет, тогда и будем раздавать населению, — император многозначительно поднял палец вверх, — и сделаем это без лишней суеты. А после разумно распределим. Правда, в таком случае придется поднять налоги…

— И это разозлит аристократию, — закончил за него Григорий.

— Разозлит, — согласился Михаил Алексеевич, — но ты придумаешь объяснение, почему нам их пришлось поднять.

Григорий ничего не ответил, его лицо оставалось холодным, но Инесс понимала, что едва ли Григорию понравилось, что брат в очередной раз сваливает на него разгребать последствия своих амбициозных идей и решений.

— Может метрополийцы ждут конца света? — после затянувшегося молчания, предположил император затем тих засмеялся, покосился на брата, но лицо Григория было непроницаемо.

— Мы не можем знать наверняка к чему они готовятся. Это может быть что угодно: например, мощный артефакт, который сожжет весь мир или повергнет в невообразимый холод. Или прорыв ни одного темного бога, может они собираются пустить на землю полчища темных существ, — Григорий замотал категорично головой, отмахнувшись от собственных слов: — Нет, это, наверное, нет. Они же не самоубийцы.

— Ты прав, гадать можно до бесконечности, — сказал император, но резко его лицо скривила злая гримаса: — Иногда у меня так и чешутся руки, чтобы вернуть эту шлюху вурду к жизни! Выбить из нее все ответы, а после опять отправить под землю. Она должна страдать так долго, пока Сварожий свет освещает Землю-матушку.

Инесс вздрогнула от одной только мысли о подобной участи. С яростью она замахнулась и ударила императора по лицу, вложив в удар всю злость и ненависть. Но рука прошла насквозь, а император ничего не заметил. Инесс взвыла от бессилия и злой обиды за свою участь, а император и великий князь продолжили как ни в чем не бывало обсуждать дела:

— Не спеши этого делать, — произнес Григорий, — пусть Арнгейры пока отрабатывают свои жизни. А если уж нет, тогда вернемся к варианту с графиней Фонберг. Но я бы лучшее ее не трогал, от разъяренной древней вурды можно ожидать что угодно.

— Ты прав, пусть гниет под землей, там ей место, — зло произнес император, а после резко переменился, поддавшись к Григорию у с интересом уставившись на него: — Ты, кстати, так и не рассказал, какой ответ дал князь Гарван.

— Он, разумеется, поклялся на роду, что не выдаст государственной тайны о том, кто такие Арнгейеры.

— Да я не об этом, — отмахнулся Михаил, — я о его сынишке оборотне.

— Нет, здесь он по-прежнему уклоняется от ответа. Полагаю, он не позволит своему сыну пойти по его стопам. Игорь желает сделать из него академического чародея.

— Пф-ф-ф, какой вздор! — раздраженно воскликнул император. — Единственный оборотень в мире не должен протирать штаны в лаборатории. Да и малец весьма сообразителен и хитер, из него наверняка выйдет отличный полководец.

— Или отличный князь, — добавил Григорий, но такой ответ Михаилу не понравился.

— Он должен быть военным и точка, Гриша!

— Мы не можем давить или шантажировать Гарванов, Михаил. Не нам решать вопросы будущего наследного княжича Варганы. Будем лезть в дела семьи и рода — это настроит против нас всю знать. У Гарванов источник мертвой ойры. Один только он дает им такую власть, что если они пожелают, все Южные княжества встанут на их защиту.

— Как у тебя все мрачно и фатально, — покачал головой Михаил. — Но я верю в твой светлый ум и находчивость, уверен, мы сможем их переубедить.

— Да зачем он тебе сдался этот мальчишка?! — в сердцах воскликнул Григорий.

Инесс удивленно вскинула брови, наблюдая за первой живой эмоцией, которую ей до этого никогда не доводилось видеть на лице великого князя.

Тон брата Михаилу не понравился, он нахмурил брови, грозно посмотрел, и чеканя каждое слово произнес:

— Мне. Он. Нужен! — на последнем слове император сердито ударил кулаком по подлокотнику, где сидела Инесс, вурда невольно вздрогнула.

— Ярослав Гарван должен служить исключительно мне, — холодным, не терпящим возражений тоном, сказал император. — И, если Гарваны не захотят по-хорошему, будет по-плохому. Включи мозги, Гришка, и сделай то, о чем я тебя прошу. Мне плевать, ка ты это сделаешь, но оборотень должен получить военное образование и прийти служить мне, а уж я его приручу. Как вправлять мозги юнцам я знаю. Он будет радостно вилять хвостом и есть из моих рук. Гарван будет моим личным ручным оборотнем. Ни один правитель за всю историю мироздания не может похвастаться подобным!

Инесс окинула императора злым и полным призрения взглядом. Григорий мгновенно взял себя в руки и холодно кивнул.

— Я попробую еще раз поговорить с князем Гарваном. Они приедут на празднования новогодия, вот и обсудим это в очередной раз. Попробую подкупить его меньшими процентами налогов.

— Вот и ладно, — довольно заулыбался Михаил, — такой настрой мне по нраву, брат. И приготовь для княжича еще какое-нибудь чудище из запретного леса. Удивим и повеселим народ, а заодно и подарим княжичу его час славы.

— Хорошо, будет сделано, Михаил, — послушно кивнул Григорий.

Инесс встала с подлокотника, прошагала по комнате, зябко обнимая себя за плечи, хотя ни холода, ни тепла она не ощущала. Но мысли, которые крутились у нее в голове, были именно такими: холодными, липкими, неприятными.

Император засобирался в свои покои, и Инесс решила, что и ей пора возвращаться. Сил она потратила немало и теперь снова придется долго копить до следующего полнолуния. Но зато этот разговор императора с великим князем хоть и был отвратительным и мерзким, но весьма полезным. Теперь она будет знать, чем давить на Ярослава и как заставить его ее спасти, а после и уничтожить этих гнусных мужланов Володаров, решивших, что у них хватает мозгов править над людьми и носить гордое звание правителей Славийской Империи. Теперь у княжича не будет выбора, теперь он просто обязан стать ее верным союзником. Теперь оставалось главное — успеть его предупредить.

Глава 1/1 «Весна»

За учебой и упорными тренировками, без проблем и забот, несколько недель пролетели незаметно. С приходом весны, как оживало все вокруг, так казалось и я сам оживал. Я приступил к исполнению долгосрочной цели, которую откладывал до лучших времен. В будущем с помощью зелий и артефактов я собирался спасти княжество, а может и всю империю от голода и холода, которые принесет катастрофа с Материка Великих Равнин. И сейчас, казалось, это самое время настало. По крайней мере пока что. Пусть даже это и кратковременная передышка, но не хотелось зря терять время.

И так как у меня появилось свободное время, теперь вечера я проводил в лаборатории, изучая азы алхимии. Для того, чтобы воспроизвести все зелья будущего, которые я помнил, эти знания мне понадобятся. К тому же теперь вся семья единогласно настаивала на том, что мне непременно нужно поступать в академию алхимии, и я с ними не спорил. Данная профессия на ряду с артефакторикой открывала немало перспектив и возможностей. И что еще не могло не радовать: даже бабуля отказалась от идеи, что мне необходимо поступать в военную академию боевых чародеев.

Инесс больше не приходила ко мне по ночам, хотя у меня и не выходил из головы последний наш разговор. По большей степени я имел вполне конкретные и весьма корыстные цели на тайник Инесс. Одни только сапоги перемещения чего стоили, наверняка там есть и много других полезных чародейских артефактов и зелий.

Вот только условие получение этих сокровищ, да еще и на короткий срок, мне не нравилось. Чем больше я думал о вероятном спасении Инесс, тем меньше считал, что ее спасение возможно. И все же я так и не принял конечного решения. Что-то внутри меня: то ли совесть, то ли еще какое-то коварное чувство, толкающее на безумство, заставляло возвращаться к обдумыванию плана о ее спасении. За несколько недель у меня подобных планов с разными вариациями действий возникло по меньшей мере два десятка, но при ближайшем рассмотрении и подсчете рисков все они оказывались ненадежными.

Сегодня с самого утра в Вороново Гнездо прибывали гости. На помолвку Святослава и Ольги пригласили только родственников с обоих сторон, но нас оказалось достаточно много.

Первыми приехали тётушки Дарьяна и Веселена со своими мужьями и многочисленными детьми, которых я и по именам- то не всех помнил. Тетушки пошли в бабулину породу и оказались такими же плодовитыми. Дарьяна обзавелась уже шестерыми отпрысками и была вылитой копией бабули в молодости — такая же высокая и крупная, изрядно потолстевшая после родов. Веселена еще не успела так растолстеть, но от старшей сестры не отставала, ей едва исполнилось тридцать, а вокруг уже вилось четверо ребятишек.

Мужья тетушек тоже прибыли. Граф Любославский — муж Дарьяны, и ненаследный князь северного княжества Бьяло-Орзелского — Земовит Здобывцы, муж Веселены.

Затем приехали Аркудесы — к счастью не всем своим многочисленным составом, а только два бабулиных брата со своими жёнами.

Бабка сегодня с самого утра носилась по поместью, словно под юбку ей бросили щепотку движущей ойры. Как всегда, слишком громкая и суетливая, она раздавала приказы прислуге и нашей, и своей, которую притащила сюда в подмогу.

Святослава видно не было, он очевидно прихорашивался к торжеству и морально готовился к обряду родового обручения.

Вулпесы же с невестой должны были явиться к шести вечера.

Подобного рода мероприятия я не любил. Это значило, что несколько дней в поместье будет шум, суета и множество снующих повсюду родственников. Поэтому я старался лишний раз не высовываться из комнаты, и очень наделся тут просидеть до самого вечера, хотя и понимал, что вряд ли семья мне позволит здесь прятаться.

И как я и опасался, перед обедом ко мне пришел отец. Но он, на удивление, сегодня был в прекрасном расположении духа и почему-то загадочно улыбался.

— У меня для тебя подарок, Ярослав, — с порога объявил он.

— Подарок? В честь чего? — я удивленно вскинул брови. — Праздник, насколько я помню, сегодня у Свята и Ольги, а не у меня.

— Мы вчера с твоей бабушкой ездили в лавку артефактов, купили несколько для выкупа невесты. И кое-что я присмотрел для тебя.

Отец извлек из кармана продолговатый, обшитый синим бархатом футляр, и протянул мне:

— Это подарок от нас всех, — сказал он. — Своим зельем невосприимчивости морока ты спас нашу семью, и в общем, ты заслужил это сын.

Удивленный благодарностями отца, я принял футляр и открыл. Почему-то тут же вспомнилось, как отец дарил мне родовой браслет, из-за которого я вернулся в прошлое, но внутри был не браслет. Внутри оказалась золотая цепочка и пятиугольный золотой амулет с изумрудами и рунами на обратной стороне. Если не видеть руны, амулет можно принять за обычное украшение, но стоило только прикоснуться, как я почувствовал, какая сила исходила от него — наверняка высшей категории. Да и сам артефакт был мне незнаком, а значит он из редких.

— Что это? — поднял я глаза на отца.

Он, довольный произведенным впечатлением, радостно заулыбался:

— Амулет «каменная кожа». Это магический щит, он наполовину снижает силу удара как чародейских атак, так и огнестрельных. Если на тебя нападут, к примеру, с кинжалом, амулет возьмет половину силы удара на себя. Он, как утверждал торговец, выдерживает больше двухсот ударов, самозарядный и подпитывается от твоих чар. И чем выше уровень владельца, тем больше сила артефакта.

Про подобный артефакт я как-то слышал, но никогда не видел и тем более не держал в руках. Таких в Славии не больше двадцати, на создание «каменной кожи» у артефактора высшей категории уходит не менее пяти лет — это воистину ювелирная работа, так как требует тщательно выверенных заклинаний и большой подпитки силы. Я изумленно уставился на отца, осторожно вытащив амулет из футляра и с интересом разглядывая его.

— Зачем это? — спросил я. — Он ведь наверняка стоит целое состояние, разве мы можем себе такое позволить?

— Шутишь, Яр? — усмехнулся отец. — У нас источник мертвой ойры и патент на зелье, вскоре мы станем одними из богатейших людей Славии! Ты заслужил его. К тому же, в последнее время тебя буквально на каждом шагу поджидает опасность, нам всем будет спокойнее если ты будешь в этом амулете.

— Спасибо, — сказал я, надевая артефакт, изумруды тут же мигнули ярким зеленым светом и потухли. Артефакт активировался автоматически.

— Кстати, по поводу безопасности, — решил я вернуться к старому разговору и испытать удачу еще раз: — Может нам все же стоит обзавестись охраной? Просто перестраховаться. Если бы у нас были охранники, уверен, «мух» бы в нашем доме не появилось.

Отец закачал головой:

— Зачем нам охрана, Яр? Ты же знаешь, что ни я, ни мать не любим, когда в доме много посторонних людей. Да и нанимать людей — это дополнительный риск. Их необходимо проверять, да и мало кто желает приносить присягу, пить зелье правды каждые три месяца и терпеть допрос.

— Я ведь не говорю нанимать целую армию для охраны. Достаточно будет трех-четырех хороших бойцов из наших защитников. Если предложить им проживание с семьями в поместье и достойную оплату, уверен, от желающих не будет отбоя.

— С проживанием семьями? — поджал губы отец.

— Да почему нет?! Родовое поместье рассчитано на сто человек, а у нас большая часть помещений давным-давно пустует. Вороново Гнездо хоть немного оживет, и мне будет спокойнее, когда я поеду на летние каникулы во дворец императора, а после в академию. Я буду знать, что вы в безопасности.

— А разве нам угрожает какая-то опасность? — вскинул брови отец. — Нет, Яр. Сослуживцы меня засмеют — боевой чародей и с охраной! И если вдруг какой-то безумец посмеет на нас напасть, уверен, мы с тобой сумеем защитить нашу семью.

То, что отец сказал «мы», конечно же не ускользнуло от моих ушей. Было приятно слышать, что отец воспринимает меня как способного нас защищать наряду с ним. И все же я решил настаивать дальше:

— Почти все аристократы имеют охрану, — возразил я. — И боевые чародеи, и академические с высшей категорией, и сильные ведьмы. Здесь нет ничего постыдного, это элементарные меры предосторожности! А что если кто-то решит напасть на поместье, когда нас с тобой не будет дома? Мы обязаны обезопасить маму и ее дитя!

Отец на какое-то время призадумался, потом нехотя сказал:

— Возможно ты прав, Яр. Я попрошу Корнея Даниловича подыскать нам хороших бойцов среди защитников.

Я радостно заулыбался. Наконец-то отец сменил гнев на милость и теперь не только слушает меня, а еще и идет мне навстречу.

— Это правильное решение, — сказал я.

Отец не ответил, задумчиво уставился на мой новый амулет.

— Хочешь испытать? — предложил он.

Я с энтузиазмом закивал и тут же бросился к письменному столу за канцелярским ножом. И только было собрался полоснуть себя по руке, как отец меня резко остановил:

— Э-э-э, нет! Так артефакт не работает. Тебя от самого себя он не защитит, только от внешних ударов.

— Тогда давай ты, — предложил я, протягивая отцу нож.

Папа подошел, взял его, для начал проверил насколько он острый, взмахом разрезав лист бумаги. Нож оказался хорошо заточен. Я протянул отцу руку, он несколько секунд примерялся, а потом полоснул лезвием, но несильно, очевидно подсознательно опасаясь слишком поранить меня.

Боли я не ощутил, по ощущениям — словно отец провел по руке тупой стороной, а не острой, а на ладони даже капли крови не выступило.

— Давай теперь чарами, — предложил я.

Отец закачал головой:

— Лучше не тратить зазря силу артефакта, двести ударов это только кажется — много, но их можно полностью израсходовать за одну единую серьезную битву.

Здесь отец был прав, и я не мог с ним не согласиться.

— Я должен тебе сказать кое-что еще, — начал отец тоном, который я так не любил, — этим тоном он озвучивал все плохие новости.

Я вопросительно вскинул брови.

— Как я и говорил, мне пришлось доложить о том вурде, который был твоим секундантом. Через несколько дней к нам приедет сотрудник Тайной канцелярии и будет тебя расспрашивать. Это не совсем допрос, меня заверили, что мы вне подозрений. Просто зададут несколько вопросов, но ты должен быть максимально честен. Тайной канцелярии лучше не лгать. Нам ведь нечего скрывать, верно?

Отец испытующе взглянул на меня.

— Верно, — кивнул я, наблюдая, как на лице отца появляется облегчение.

И, хотя я знал, что допроса о Якобе избежать не удастся, новость едва ли была хорошей. Но благо у меня есть время подготовиться. Сотрудники Тайной канцелярии хоть и хорошо обучены распознавать лож и вести допрос, но и я знал, как это все делается, а значит мои ответы, чтобы он не спросил, будут выглядеть как правда.

— Через полчаса спускайся вниз к столу, — сказал отец, похлопав меня по плечу. — Незачем тут сидеть, в доме полно гостей и тебе бы не мешало получше познакомиться со своими кузинами и кузенами.

— Хорошо, — ответил я, хотя меня едва ли радовала перспектива общения с отпрысками тетушек. Да хотя бы потому что все они были не старше Аркадия.

Радовало, что сегодня так же должен приехать и Андрей. По крайней мере я буду не один среди малышни.

Через полчаса, как и сказал отец, я спустился в столовую. Здесь было непривычно людно, домработникам пришлось принести еще один стол из зала для банкетов. Столы буквально ломились от блюд и лакомств — бабуля как всегда расстаралась на славу.

Мое место было по правую руку от отца в другом конце столовой, и пока я туда добирался, потратил несколько минут на то, чтобы приветствовать родственников. Обратил внимание, что Андрея еще нет, наверняка еще не успел приехать. А значит на правах старшего мне снова, как обычно бывало в прошлом, придется отдуваться с малышней самому.

За ужином велись весьма скучные беседы, как обычно обсуждали семейные новости и столичные сплетни. Затем перешли к обсуждению предстоящего сговора между родителями молодых, который должен состояться после обряда обручения. От отца и бабули узнал, что Вулпесы в качестве приданного готовы передать молодым особняк Виктора и Дианы, чем вызвали недоумения многих присутствующих

— После событий, которые там произошли, — нерешительно сказала тетушка Веселена. — Не думаю, что это лучшее место, для молодой семьи.

— Все это предрассудки, — сдержанно высказался Свят. — Особняк большой и просторный, там есть все для того, чтобы мы с Ольгой могли въехать сразу после свадьбы.

— Что ты скажешь на это, мама? — Веселена перевела взгляд на бабку, явно желая знать ее мнение, как ведьмы, хотя и сам была ведьмой, правда не высшей, а средней категории.

Бабка ответила нехотя, отведя взгляд:

— Мне это тоже не по нраву. Но такова воля Вулпесов, и Святик с Ольгой сами желают там жить, — затем бабка вздохнула, натянуто улыбнулась и нарочито-оптимистично добавила: — Ничего, я проведу обряд очищения. Выгоню всю грязь оттуда и молодым ничего не будет угрожать.

— Одной только славы об этом доме достаточно, — Веселена с сочувствием взглянула на Свята.

После обеденной трапезы женщины отправились в оранжерею пить чай, а мужчины засели в гостиной. Меня же, как я и опасался, отправили с малышнёй и няньками в малый зал для приемов.

Несмотря на три няни, которые изо всех сил пытались завлечь детей играми и чтением, несмотря на обилие игрушек и настольных игр, дети тетушек наотрез отказывались вести себя тихо, безобразничали и носились по малому залу, как угорелые.

Средний сын тетушки Веселены разбил старинную вазу, которую Анфиса почему-то не додумалась отсюда убрать. Дочь Дарьяны — десятилетняя Людмила сорвала шторы с портьер, а ее младший братишка тут же поспешил по ним потоптаться. Несмотря на то, что все эти дети являлись аристократами, почувствовав внезапно свалившуюся на них свободу, они вели себя отвратительно. Единственным моим собеседником оказался Аркадий, у которого не на секунду не закрывался рот. Еще и Софья не слазила с моих рук, малышку такое количество шумных неугомонных детей попросту напугало, и она то и дело просилась к маме.

Отцом мне так и не довелось стать, всю жизнь я жалел об этом. Но сейчас я думал о том, что может это не так уж и плохо быть бездетным. В конце концов я не выдержал и решил, что это пора прекращать.

— Чары! — объявил я, привлекая всеобщее внимание детишек.

— Ты будешь показывать нам фокусы, Ярослав? — тихо, но заинтересованно спросила Софья, уставила на меня черные глазки и крепче приобняла за шею.

Другие дети тоже с любопытством уставились на меня.

— Фокусы показывают те, кто не владеет родовой магией, Соф, — объяснил я. — А я покажу вам настоящую магию.

Софья восхищенно округлила глаза и приоткрыла рот, но не все дети были настроены так же. Пацаненок, чуть младше Аркадия скрестил руки на груди, окинул меня скептичным взглядом и заявил:

— Ты же и сам еще не взрослый, мама сказала, ты в школе еще учишься, а значит ничего особенного не умеешь. Какая у тебя категория? Средняя-первая?

— Немного выше, — сдержанно ответил я, бережно поставил Софью на пол, которая безотрывно и заворожено смотрела на меня в предвкушении чудес.

Я приоткрыл окно, тут же Нана, всплеснув руками, забеспокоилась:

— Княжич, продует ведь ребятишек!

— Я ненадолго, — пообещал я своей бывшей няне, но беспокойство так и не сошло с ее лица.

В малом зале было достаточно света, на фуршетном столе помимо закусок стояло несколько графинов с морсом и соком. Из приоткрытого окна я взял немного холодного воздуха, из графинов немного влаги и сотворил не самое сложное снежное заклинание. Графин с морсом вмиг наполовину опустел, из окна подул ветер и под потолком повисло розовое снежное облако, так как морс для заклинания я взял вишневый.

Начертив в воздухе несколько рун, я заставил облако замерзнуть сильнее. Из-под потолка медленно посыпались розовые снежинки. Еще одно заклинание и немного солнечного света из окна — снежинки засияли и заблестели, как маленькие звездочки. Мановение руки — и я заставил снежинки заплясать, закрутиться в вихрь, а после вытянуться в столб и продолжить неспешно кружиться вокруг невидимой оси.

— Как красиво! — восхищенно произнесла Софья. Рядом стоявший мальчишка, фыркнул:

— Ничего особенного. Просто розовый снег.

— А можно потрогать? — не обращая внимания на кузена, спросила Софья, нерешительно протягивая ручку.

— Подожди, я еще не закончил, — попросила я ее, и сестренка тут же спрятала руку за спину.

Теперь мнепредстояло более сложное заклинание, которое не относилось к стихийным — ментальное. Если бы здесь были взрослые чародеи я бы не решился его использовать, так как ментальные чары мы изучали на последних курсах академии и не у всех учеников имелись к ним способности. В основном к ним больше предрасположены ведьмы и темные чародеи средней категории, но у меня получалось неплохо создавать иллюзии и комбинировать ментальную магию со стихийной.

Нарисовав две руны: «сердце» и «ум», я связал стихийные заклинания со своим сознанием и теперь можно было творить. Мысленно представил, как снежинки принимают форму шара — для начала решил просто попробовать и понять, хватает ли моей категории силы. Снежинки тут же послушно повиновались мне, крутящийся столб сначала начал закручиваться в спираль на уровне моих глаз, а после превратился в идеально ровный блестящий розовый шар.

Дети внимательно следили за происходящим, кто-то с интересом, кто-то с восхищением, а кто-то с неприкрытой скукой. Но главная цель все же была достигнута — все они наконец замолчали и перестали носится по залу.

Так как в помещении было достаточно тепло, я добавил еще холода, чтобы фигура не растаяла, а после представил, как шар превращается в рыбку. Иллюзия получилась почти как живая, моя блестящая рыбка плыла по воздуху, шевелила ластами, виляла хвостом и открывала рот. Теперь даже те ребята, которые отнеслись к этому предприятию с не доверием, восхищенно улыбались.

— А можешь сделать жар-птицу? — спросила дочь Веселены.

Стоило мне только представить, и иллюзия рыбки сменилась на розовую птицу с длинным, как подол платья императрицы хвостом, с длинной изящной шеей и пушистым гребешком. Именно так жар-птицу изображали во всех книгах и на картинах. Чтобы придать больше сходства с жар-птицей, я взял побольше света и теперь она засияла так ярко, словно бы изнутри ее подсвечивали несколько ойра камней.

Птица взмахнула изящными крыльями и взмыла к потолку, кто-то из совсем мелких детишек весело захохотал и захлопал в ладоши. Жар-птица пролетела круг по залу, подгоняемая заклинанием ветра, после облетела детей. Ребята тут же принялись тянуть к ней руки, пытаться схватить за хвост, мальчишки махали руками, пытаясь развеять иллюзию, но снежинки лишь на миг разлетались в стороны, а после вновь принимали задуманную мною форму.

Развеселившись, дети начали кричать наперебой:

— А можешь тетраход начаровать?

— Нет, лучше сделай Змей-Горыныча?

— А солдата? Сделай солдата в боевом панцире!

— Мишку! Мишку! Хочу мишку! И лошадку!

На радость детворе, я принялся создавать по очереди всех подряд, пришлось повторить все первоначальные заклинания, осушить графин с морсом до конца и добавить еще снежинок, чтобы делать более крупные и объемные иллюзии.

Дети весело смеялись, резвились вместе с фигурками, няни поодаль умилялись происходящему.

— А меня так научишь? — деловито поинтересовался Аркадий, он во всеобщем веселье не участвовал, а сдержанно наблюдал со стороны, очевидно считая, что слишком взрослый для подобных забав.

— Научишься сам, когда время придет, — уклончиво объяснил я.

— И когда оно придет? Когда мне исполнится столько же, сколько и тебе?

— Когда категория силы будет такая же, как и у меня.

— А как называется это заклинание? — продолжил расспрос Аркадий.

И я снова решил не отвечать, так как прекрасно понимал, что брат наверняка расскажет родителям об этом, а у них возникнут вопросы, где я научился ментальному заклинанию. Нет, теоретически даже в этом возрасте я мог ему обучиться, но вряд ли бы это вышло у меня самостоятельно.

— Здесь стихии: холод, вода, свет, ветер, — сказал я Аркадию.

— Это я и без тебя вижу, — буркнул он, — а остальное? Как ты сделал животных и других?

— Не знаю, как-то само получилось, — пожал я плечами.

Аркадий разочарованно поджал губы, покосившись на меня, потом тяжело вздохнул, но вдруг резко переменился и радостно воскликнул:

— Андрей! — и бросился бегом в сторону выхода.

Я быстро развеял иллюзию, поднял весь снег под потолок и теперь здесь просто шел розовый блестящий снег. Если Аркадия и удалось обмануть, Андрея вряд ли выйдет. А мне едва ли хотелось провести остаток дня отбиваясь от его вопросов.

Софья тоже увидела брата, радостно взвизгнула и понеслась к нему навстречу, широко расставив руки для объятий.

Андрей тут же подхватил сестренку на руки, весело рассмеялся, поцеловал ее в щеку, взъерошил волосы Аркадия, а после широко улыбаясь уставился на меня. Мы обменялись приветственными кивками, Андрей махнул головой в сторону выхода, явно намекая, что неплохо бы нам отсюда убраться. И я конечно же отказываться не стал.

Отпустив все заклинания, я услышал разочарованные вздохи детей. Не обращая на это внимание, я направился к выходу, где меня уже ждал Андрей, с Софой и Аркашей.

— Приглядывай за сестрой, — наставительно велел брату Андрей.

— Но я хочу с вами! — возмутился Аркадий.

— И я! — заявила Софья со всей серьезностью.

— Мы ненадолго, — пообещал Андрей, — просто поговорим с Ярославом, и сразу вернемся к вам.

— Точно? — обиженно уставился на него Аркадий.

— Обещаю! — заверил его Андрей.

Аркадий разочарованно вздохнул, взял Софью за руку и повел к остальной ребятне, где старшие дети теперь и сам начали показывать кто на что горазд в чарах.

— Ты уверен, что хочешь туда вернуться? — улыбнулся я брату, когда мы вышли в коридор.

— Конечно нет, я же не сумасшедший!

— Аркадий обидится, ты ведь пообещал.

— Как обидится, так и переобидится, — отмахнулся Андрей, — особенно когда увидит, что я привез ему в подарок из Китежграда.

— Я думал ты приедешь раньше, — сказал я, следуя за Андреем, он целенаправленно шел в восточную сторону здания.

— Я и приехал раньше, но отец забрал меня в их мужскую компанию, сказал я уже взрослый, чтобы находится с детьми.

— И ты оттуда сбежал, — усмехнулся я, хотя тот факт, что Андрея причислили к взрослым, а меня к детям, меня не обрадовал. Но логика родителей была ясна: школьник — значит, ребёнок.

— Конечно сбежал! — порывисто вскинул он руки. — Ты даже не представляешь, Яр, какую занудную муть они там обсуждают. Еще бы немного и я бы захрапел. А когда сбежал, подумал, что и тебя надо спасать.

— Это конечно, спасибо, — хохотнул я.

Тем временем мы подошли ко входу на лестницу, которая вела в восточную башню.

— В воронятню? — догадался я.

— Ага, сто лет там не был. Соскучился по Гарычу.

Пока мы поднимались по лестнице, Андрей спросил:

— Мне показалось, или я видел, как по залу носится розовая лошадь?

Раз уж он увидел, отрицать смысла не было, в конце концов уметь пользоваться метальными чарами не преступление:

— Да, — ответил я, — заклинание иллюзии.

— Ничего себе, Яр! — округлив глаза, с удивлением уставился Андрей на меня. — И кто тебя научил? Мы только в следующем году начнем проходить ментальную магию.

— Подглядел и услышал как-то, как один чародей на празднике создавал это заклинание, потом повторил и получилось, — пожал я плечами.

— Ты меня пугаешь, братец, — хохотнул Андрей. — Что? Вот так, взял и с первого раза сделал?

Я кивнул.

В этот миг мы поднялись в воронятню, самцов сейчас здесь почти не было, зато одна самка важно восседала в большом гнезде. При нашем появлении она несколько раз громко каркнула, посмотрела в сторону окна, словно бы звала кого-то, а после отвернулась, потеряв к нам всякий интерес.

— Эх, нету Гарыча, — вздохнул Андрей.

— Подожди, — усмехнулся я. — Возлюбленная Гарыча уже его позвала, сейчас он явится.

Андрей изумленно вскинул брови и усмехнулся:

— Они разве так могут?

— Они еще и не так могут, — хохотнул я.

— Ну, раз Гарыча нужно ждать, тогда ты рассказывай! — деловито велел Андрей, прислонившись спиной к каменной стене башни.

Я непонимающе уставился на него.

— Ну как же! Столько ведь всего произошло, пока меня не было. Нам в академии разрешают пользоваться зеркалами связи раз в неделю, и я звоню только отцу или матери. А если бы мог, уже бы достал тебя звонками. Родители мне немало рассказали о твоих приключениях. Дуэль, братец? — хитро заулыбался он. — Рассказывай! Хочу услышать, как ты надрал зад этому придурку Григанскому.

Я мысленно вздохнул. Сейчас ведь заставит пересказывать все, что произошло в то время, пока он был в боевой академии.

— И про зелье невосприимчивости морока рассказывай, — не дождавшись ответа, затараторил Андрей. — Как ты вообще сумел? Ты или чертов гений, или самый большой везунчик в Славии.

— Скорее мне просто повезло, — сдержанно сказал я.

Андрей широко улыбнулся и похлопал меня по плечу, а после спросил:

— Не обидно, что вся слава досталась Святику?

— Нет, ни капли, наоборот — я рад за него. Женится, вот, наконец-то. Правда я не уверен, что невесту он выбрал хорошую.

— Хм, почему? — удивился Андрей. — Ольга из богатого рода, умная и вроде не страшная, хотя и не в моем вкусе. Или ты из-за того происшествия с Виктором и Дианой?

— Да, из-за него. Не верю, что Влад Вулпес не знал о действиях сына. А еще мне кажется, что он жаждет мести.

— Как-то не сходится, Яр. Если бы я хотел отомстить какому-то роду, вряд ли бы отдавал единственную дочь в этот род.

— Да, ты прав. И все же почему-то меня это настораживает. Если бы я оказался на их месте, ни за что бы не простил смерть сына.

Андрей окинул меня снисходительным взглядом, поджал губы, и без слов было понятно, о чем он сейчас подумал. Наверняка считает, что у меня паранойя.

— Я все еще жду рассказ о том, как ты надрал зад Бориславу Григанскому и как заставил сознаться в покушении Быстрицкого, — с нажимом сказал Андрей.

Я понял, что отвертеться от брата не выйдет, поэтому сказал:

— Я все записал на шар памяти, как-нибудь покажу.

— Даже так?! — восхитился брат.

В этот миг в воронятню влетел Гарыч. Увидев нас, ворон радостно замахал крыльями, начал кружить, гортанно каркать, а после, очевидно от переизбытка чувств, уселся прямо Андрею на его пышную шевелюру, принявшись по ней возбужденно топтаться.

— Здравствуй, Гарыч! — весело рассмеялся Андрей, подняв руку к голове и приглашая ворона перелезть на нее. — Я тоже рад тебя видеть!

Гарыч перепрыгнул с головы на руку и, громко растягивая слова, произнес:

— Здра! Друж-ж-жище! Андре-е-е-ей!

— Как ты поживаешь здесь, Гарыч? — радостно улыбаясь, спросил Андрей. — Никто не обижает?

— Поживаю, — с важным видом заявил Гарыч, резко вспорхнул и перелетел к гнезду, начав кружить вокруг него, бить крыльями, негромко покаркивая, и явно пытаясь согнать с гнезда подругу. Самка лениво начала вставать, так же нехотя немного отошла.

— Моё! — гордо заявил Гарыч, притопнув лапой.

Мы с Андреем осторожно заглянули в гнездо, сразу понятно было, что Гарыч хвастается будущим потомством. В гнезде лежало шесть яиц: пять голубоватых с множеством коричневых пятен, но одно отличалось от других. Оно было светлее остальных, без голубого оттенка и скорее белое, а пятнышки были золотистые.

— Смотри какое, — указал взглядом Андрей, — наверное и птенец будет необычным.

— Возможно, — ответил я, вспоминая, появлялись ли у нас в прошлом необычные птенцы и ничего такого не смог припомнить. — Может будет такой же особенный, как и отец, — улыбнулся я, взглянув на Гарыча.

— Наверное, это хороший для нас знак, — предположил Андрей, разглядывая яйцо и улыбаясь.

Я тоже улыбнулся и кивнул. Хотя появление необычного птенца для нас могло значить как благословение от предков, так и предупреждение.

— Отец-молодец! — похвалил Гарыча Андрей, пальцем погладив того по голове, ворон, как кот, прикрыл глаза от удовольствия и вытянул шею.

Затем Гарыч гордо вскинул голову, несколько раз открыл клюв, издав едва различимый стрекочущий звук, и его подруга торопливо уселась на место, спрятав под собой будущее потомство.

В это миг с улицы послышались звуки подъезжающих тетрахордов.

— Вулпесы приехали, — догадался я. — Пора возвращаться к остальным.

Андрей, соглашаясь, кивнул и мы поспешили вниз.

Глава 1/2 «Весна»

Когда мы оказались в холе, здесь уже были все гости, а семья встречала Вулпесов на улице. Мы с Андреем тоже направились туда.

Отец и бабуля стояли впереди, Святик по всем правилам стоял позади со шкатулкой. В шкатулке были драгоценности, редкие артефакты, которые Свят по традиции должен отдать отцу невесты в качестве выкупа. И если род не одобрит Ольгу как члена семьи, Вулпесам придется вернуть выкуп.

Из тетрахода вышли отец и мать Ольги. Высокий худощавый Владислав Вулпес с впалыми щеками, глубокими морщинами на лбу и его жена Агнес Вулпес, полноватая, розовощекая дама с высокой прической и большими светлыми глазами.

— У вас девица красная, у нас молодец удалой! — весло и торжественно воскликнула бабуля. — У вас товар, у нас купец! За невесту выкуп есть у нас!

Закончив со вступлением бабуля с отцом сделали шаг назад и вперед вышел немного смущенный Святослав. Он открыл шкатулку, продемонстрировав родителям будущей жены ее содержимое. Владислав бросил быстрый, безразличный взгляд на то, что было в шкатулке, его супруга напротив — весьма тщательно горящим алчным взглядом изучала то, что предложили в качестве выкупа мы. Затем глава семьи Вулпес сдержанно кивнул и сказал:

— Хороши ваши дары. Под стать нашей девице. Принимайте невесту!

Дверца тетрахода открылась, оттуда выскочил нарядный Максим Вулпес и подал руку сестре, а затем появилась и сама Ольга. Она была в желтом платье со славийской этнической красной вышивкой и камнями, рыжие волосы заплетены в косу по старой традиции обручения, если предки сегодня примут ее в род, эту косу ей нельзя будет расплетать до самой свадьбы.

Максим подвел Ольгу к Святославу, поклонившись, принял из его рук шкатулку с выкупом, а после вложил руку сестры в руку Святослава.

Мы расступились, пропуская молодых вперед, которые теперь неспешно направлялись вглубь дома, во внутренний двор, прямиком к древу нашего рода.

Перед невестой и женихом расступились все гости, когда они вошли в поместье, сделав для них живой коридор до самых дверей во внутренний двор. Все любовались красивым нарядом молодой графини Вулпес, и Ольга смущенно улыбалась, опуская глаза.

А уже оказавшись во внутреннем дворе, Свят и Ольга остановились перед древом, и тогда остальные последовали во внутренний двор за ними.

Меня взяла за руку мама, я протянул руку Аркадию. Все присутствующие, кроме отца и обручающихся, взялись за руки, сделав большой круг вокруг древа. Раньше было принято водить хороводы вокруг древа, петь песни, прославляющие род, но эту традицию давно уже никто не соблюдал, поэтому все ограничивалось одним только кругом почтения предков.

Святослав и Ольга взялись за руки, она смущенно ему улыбнулась, после покосилась на мать и отца. Владислав одобрительно кивнул ей, мать улыбнулась.

Затем Ольга окинула нерешительным взглядом гостей, ее глаза остановились на мне, на миг она нахмурилась, мне показалось, что я увидел грусть в ее взгляде. Но Ольга, словно бы опомнившись, резко перевела взгляд на Свята.

Отец, как глава рода, встал под древом, положив на него руку и прикрыв глаза. Древо, словно бы радуясь ему, ярко засияло разноцветной листвой, переливаясь буйством сияющих красок, мерцая и поблескивая.

— Ух ты! — воскликнул кто-то из детей, не выдержав, и тут же получил в ответ возмущенное шипение от родителей.

Святослав встал по правую руку от отца, Ольга по левую, а после отец громко и торжественно произнес:

— Взываю к вам, род Гарванов! Прародители, кличу вас взглянуть на избранницу Святослава — потомка вашего. Обращаюсь к вашей мудрости, и прошу: взгляните на Ольгу дочь Владислава из рода Вулпес и узрите ее помыслы истинные. Будет ли его избранница достойной женой ему и матерью детей его? Примете ли вы, предки, Ольгу из рода Вулпес в наш род? А коль так, и Ольга достойна войти в род Гарванов, прошу вас о благословении брака Святослава и Ольги.

Все во внутреннем дворе притихли, наблюдая за тем как обручающиеся медленно направляются к родовому древу. Обе семьи следили за происходящим буквально затаив дыхание, даже дети понимали, какой это священный и торжественный момент и не смели издать ни звука.

Древо снова вспыхнуло и это сияние замерло, точно в ожидании. Отец убрал руку со ствола, пропуская к древу Ольгу и Святослава. Они одновременно положили руки на ствол и закрыли глаза, мысленно обращаясь к предкам, одновременно вздрогнули, резко выгнулись дугой, будто невидимая молния пронзила их, а после они медленно выпрямились и застыли, уставив друг на друга невидящие, пустые взгляды.

Все присутствующие безотрывно смотрели на эту пару и ждали решения предков. Я же смотрел на Вулпесов, внимательно изучая их реакции и ожидая, что они хоть чем-то выдадут свои истинные мысли.

Владислав Вулпес был невозмутим и спокоен, мать Ольги, кажется, нервничала, но при этом не переставала улыбаться. А вот Максим… Этот в буквальном смысле не мог устоять на месте. Он переминался с ноги на ногу, крутил кольцо на пальце, то и дело бросал странные взгляды в сторону отца. И от чего же так разнервничался этот лис? Зато, теперь я был уверен, что именно Максим самое слабое звено в этой семье.

Наконец, обряд проверки обручающихся был окончен, и Ольга со Святом вернулись к нам. Многие обратили внимание, что при этом древо не замерцало ярким светом, как было бы, если бы род одобрил выбор Свята и готов был принять Ольгу в род. И не погасло, как произошло бы, если бы род отказался категорически принимать Ольгу. А вместо этого оно лишь коротко мигнуло и погасло, как будто в недоумении.

Ольга бросила быстрый взгляд в сторону Свята, отвела стыдливо глаза, покраснела и, резко развернувшись, подхватив полы платья, торопливо зашагала к своей семье. Святослав в растерянности и смятении проводил ее взглядом и в какой-то беспомощности повернулся к нам.

Отец и бабуля поспешили к нему, после к ним присоединился и Олег. Мы с Андреем переглянулись и тоже ринулись туда, а за нами поспешили остальные члены рода.

Окружив Свята плотным кольцом, все с немым вопросом уставились на него.

— Предки сказали, что я сам должен сделать выбор, — не смея взглянуть на нас, начал мямлить Святослав.

— Почему? — нахмурился отец. — Что они увидели?

Свят покосился в ту сторону, где что-то обсуждала с родителями пунцовая Ольга.

— Другого она любит, — обиженно буркнул Святослав.

Мы все разом обменялись недоуменными взглядами.

— Предки сказали, что Ольга станет для меня хорошей женой, — продолжил говорить Святослав. — Что характер у нее покладистый, душа верная, и сердце незлобивое — из нее получится хорошая жена и мать. Но сейчас в ее сердце живет другой. И он из нашего рода.

— Что?! — возмущенно воскликнула бабуля, обведя всех присутствующих мужчин недобрым взглядом, даже на Аркадия глянула, который еще больше выпучил глаза от изумления. — И кто же это?

— Предки не сказали, — Свят нахмурился, начал нервно теребить манжет на рукаве. — Еще они сказали, что девичья любовь непостоянна, ветрена. Что страсть далеко не залог семейного счастья и крепкого брака. Что помыслы Ольги чисты, и она относится ко мне уважительно. И еще — что возможно со временем в ее душе пробудится и любовь. Но в кого сейчас она влюблена, они не сказали.

Мы с подозрительность косились друг на друга и, кажется, все пришли к одному выводу: единственным, кто всецело походил на эту роль был Андрей. Теперь мы все вопросительно смотрели на него.

— Что я-то сразу?! — возмущенно воскликнул он. — Мы с Ольгой едва знакомы, всего дважды общались за всю жизнь и то давным-давно. Это точно не я.

— Тогда кто? — сердито спросила бабуля, переводя взгляд с меня на Олега.

Мы с дядей в недоумении переглянулись, жена Олега Наталья с подозрительностью покосилась на мужа.

— Это не имеет никакого значения, — резко прекратил все домыслы отец. — Если предки не пожелали говорить, значит, и мы не будем играть в догадки. А тебе, Свят, сейчас нужно решить, готов ли ты взять ее в жены, зная то, что знаешь, — последнюю часть фразы отец произнес как-то сконфужено.

— Она не любит меня, а я ее… — Свят не договорил, это явно весьма ударило по его самолюбию.

— Это ведь не страшно, — в разговор вступила мама, ласково улыбнувшись Святу. — Предки правы, девичья любовь ветрена, а остальное стерпится-слюбится. Уважение и преданность куда важнее страсти.

Отец в недоумении покосился на мать:

— У нас конечно же по-другому, — улыбнувшись, поспешила успокоить его она.

Бабуля на слова матери отреагировала как обычно — недовольно поджала губы.

Я оглянулся на Вулпесов. Там тоже разворачивалась маленькая драма. Влад Вулпес бесспорно был в ярости, но изо всех сил сдерживался, мать Ольги неодобрительно качала головой, Ольга судорожно утирала слезы. Стало даже любопытно, что же ей такого сказали предки? А вот по поводу того, в кого втюрилась Ольга мне было никакого дела. Да и я придерживался мнения большинства — наверняка это Андрей, порой девицам и одной встречи достаточно, чтобы забить себе голову необоснованной романтической ерундой на многие годы.

Отец тоже взглянул на Вулпесов, потом обратился к Святу:

— Ты должен решить сейчас. Родители невесты нервничают, ответ нужно дать как можно скорее.

— Не знаю, как быть, — буркнул Свят. — Ольга мне очень нравится, может быть я даже влюблен в нее, но это знание… Что мне делать? — Свят покосился на бабку, как всегда не в состоянии принимать собственные решения, он искал помощи у нее.

Бабуля только было открыла рот, но отец ее резко и категорично остановил:

— Он должен сам решить, мама! Это воля предков.

Тем временем гости начали перешептываться и волноваться, а Свят был так потерян, что едва ли был готов давать ответ сейчас.

— Если сомневаешься — откажись, — заявил я, решив воспользоваться шансом не допустить эту помолвку. Бабушка возмущенно на меня зашипела, отец окинул неодобрительным взглядом:

— Он должен сам решить, Яр.

— Но разве вы не видите, что он не может решить! — возмутился я. — Зачем жениться на той, кто его не любит? Ольга Вулпес не последняя невеста в Славии, уверен, найдется и лучше!

Свят смотрел на меня с какой-то обидой, а потом сказал:

— Ты это специально говоришь? Не хочешь, чтобы я женился на Ольге, потому что она сама тебе нравится? Это ведь в тебя она влюблена! Ты же все врем терся возле нее!

— Чушь не неси, — зашипел я на него. — Ольга не может быть в меня влюблена. Сам подумай — на кой черт ей сдался такой зеленый юнец, как я?

— А вот этого я не знаю — что она в тебе нашла, — вторя мне зашипел он. Подобных протестов в его исполнении никто и никогда не наблюдал, да и получалось у него довольно неуклюже, так Святику все же недоставало решительности, но однозначно сейчас он нас всех весьма удивил, я даже не нашелся, что ответить ему. А Свят продолжал распаляться:

— Тебе она не достанется, понял? Она станет моей женой. Но ты! Ты! Лучше тебе к ней не приближаться! — и в дополнение ко всей этой неуклюжей злой тираде он ткнул в меня пальцем, а после, выдохнув и переменившись, объявил: — Я готов согласиться!

И под наши ошеломленные взгляды он, нарочито гордо подняв голову, решительно направился в сторону Вулпесов. А нам только и осталось, что растерянно переглядываться, комментировать происходящее так никто и не решился. И только Андрей толкнул меня локтем, подмигнул и красноречиво заулыбался.

Свят отвел Ольгу ото всех, несколько минут они о чем-то говорили, держась за руки. По большей части говорил Святослав, с надеждой безотрывно глядя на нее, а Ольга что-то бормотала, не смея поднимать взгляд.

А после они отправились к древу рода, снова, как и в прошлый раз, положили руки на его могучий ствол и закрыли глаза. И в этот раз, древо, как и полагалось, радостно и ярко засияло, переливаясь радугой на листве и возвещая всех присутствующих о том, что предки готовы принять невесту в род.

Обряд обручения был окончен.

Две семьи за праздничным столом обсудили все условия, назначили дату свадьбы на середину весны, обсудили где будут жить молодожены и прочее-прочее, что обсуждают на сговоре во время обручения. А после начались гуляния на улице с музыкой, танцами и костром.

Со стороны все происходящее выглядело весьма доброжелательно и даже мило. Две семьи общались как старые добрые приятели, и словно и не было никогда того случая с Виктором и Дианой.

И все же при всей этой внешней доброжелательной шелухе, я ощущал натянутость и недоверие, а возможно даже и вражду.

А может я просто накручивал себя. Ведь это бы для меня значило, что Вулпесы не собирались убивать отца, а значит, я зря разыграл тот спектакль в особняке Виктора и Дианы, и пусть и не косвенно, но подтолкнул их к праотцам. Потому что даже подкинутый темный артефакт и желание лишить нас источника, пусть и неприятное происшествие и это бы поставило крест на наших отношениях, но нам необязательно было устраивать скандал. Все бы могло решиться иначе — без нашего вмешательства.

Дабы развеять сомнения, я решил, что стоит поговорить с кем-нибудь из Вулпесов, вывести на эмоции, спровоцировать и, если повезет, узнать, что у них в мыслях на самом деле. Владислав Вулпес на роль жертвы не подходил — слишком сдержанный и наверняка прожжённый лжец. Его жена — темная лошадка, с виду бесхитростная и простодушная, но наверняка далеко не такая простая, как кажется. А вот Максим Вулпес подходил на эту роль идеально, оставалось только надеяться, что семья посвящает его в дела куда больше, чем Ольгу.

Влад Вулпес с Агнес не отходили от бабули с отцом, они весь вечер не прекращали обсуждать детали свадьбы: наряды молодых, музыку, затраты, блюда, список гостей. Максим же откровенно скучал, он стоял у фуршетного стола, лениво наблюдал за окружающими, набивал брюхо и напивался.

К нему-то я и направился. Завидев, что я иду прямиком к нему, Максим сразу же выпрямился и стал собраннее, натянул на лицо дружелюбную улыбку.

— Княжич, — сдержанно произнес он, кивнув.

— Граф, — широко улыбнулся я. — Как вам вечер помолвки? По-моему, все идет более чем прекрасно. Ну, не считая той легкой заминки у родового древа.

Максим хитро усмехнулся:

— Надеетесь выведать подробности того, что ваши предки сказали Ольге?

— Вовсе нет, просто увидел, что вы скучаете и решил составить вам компанию.

Снова усмешка на лице Максима, но было еще кое-что, настороженность. Он хоть и пытался вести себя непринужденно, но был напряжен и наверняка тщательно обдумывал каждое слово, прежде чем произнести. И все же я наделся, что количество выпитого спиртного и эмоции смогут хоть на миг обнажить истинное лицо Вулпесов.

— Если все же надеетесь узнать имя того, из-за кого помолвка чуть не состоялась, — размеренно заговорил Максим, — то ничего не получится. Ольга отказалась нам говорить. Да и теперь это не имеет значения, верно?

— Абсолютно, граф! — с энтузиазмом поддержал я его. — Из Ольги и Святослава получится отличная пара. Два выдающихся ума…

— Не стоит перегибать палку, княжич, — снисходительно улыбнулся Максим, — все мы знаем, благодаря чьему уму Святослав заслужил свою славу.

— Злитесь на меня за тот инцидент в гильдии алхимиков? — дружелюбно поинтересовался я, изображая сожаление о произошедшем.

— Вовсе нет, — еще шире заулыбался Максим. — Я прекрасно понимаю правила честной конкуренции, вы оказались первым — что, ж, на все воля Богов. Но Ольгу весьма расстроил этот инцидент. К счастью, все в прошлом.

Как же хорошо держался и изображал дружелюбие Максим. Возможно, я ошибся, и не так уж просто будет вывести его на эмоции. Но я решил продолжать поднимать не самые приятные для него темы.

— Да, я тоже рад. И счастлив, что между нами нет никакой вражды. Мы ведь теперь, считай, родня.

Упоминания родства между нами Максиму явно не понравилось, хотя он и продолжал улыбаться. Но улыбка стала ироничнее, и он как-то нехотя ответил:

— Можно и так сказать, княжич. Но и вы, и я ведь понимаем, что девушка после замужества больше не принадлежит отцовскому роду и переходит в род мужа. По сути, родственником считать мы можем только Ольгу и ее будущих детей.

— Да-да, конечно, — закивал я.

Ну вот он и попался. Очевидно, даже мысль о нашем родстве ему ненавистна, а значит нужно продолжать.

— Некоторые гости сегодня высказали такую мысль, — продолжил я неспешно говорить, — что не самая лучшая идея — жить молодым в особняке, где погибли Виктор и Диана. Я к примеру, так же думаю, что это не лучшая идея. Дом пропитан горем, слезами и кровью. Ложью и преступлением! — я нарочно выделил эти два слова, а потом в той же дружелюбной манере спросил: — А вы как считаете?

Лицо Максима стало жестче и задумчивее. Он не спешил отвечать, смотрел через весь зал на отца в этот миг.

— Возможно вы правы, — наконец, сдержанно и как-то безучастно ответил он, словно бы мыслями находился совсем в другом месте. — Я, честно говоря, не знаю. Сам особняк прекрасен, и это отличный свадебный подарок — особняк довольно дорогой…

— Но не после того, как все жители дома погибли, — перебил я его. — Теперь его цена по меньшей мере в два раза ниже.

Максим покосился на меня — странный взгляд, и теперь его вряд ли можно было назвать дружелюбным.

— Я бы это не хотел обсуждать, княжич, — довольно резко сказал он. — Эта тема весьма неприятна для нашей семьи и прошу не поднимать ее. Это неуместно, особенно сегодня в этот торжественный день.

Мысленно я усмехнулся. Максим понял, что я делаю. Разговор приобрел уже совсем другие оттенки, теперь он открыто выражал свою настороженность и неодобрение. И я решил тоже больше не притворяться.

— Знаете, я все гадаю, почему ваш отец решил, что нашим семьям необходим брачный союз?

— Ради мира, — вполне искренне удивился Максим.

— Ради мира, — задумчиво повторил я. — Неужели смерть Виктора не вызвала у вас чувство ненависти к нам? Неужели ни у кого из вас не возникло желание мстить? И почему я не верю в это, граф?

Максим бросил в мою сторону раздражительный взгляд.

— Желаете в чем-то нас обвинить, княжич? Мы лишь хотим мира. Наше графство и Варгана соседствуют не один век и мир между нами никогда не нарушался. Если вы считаете нас столь низкими, что ж, это весьма печально слышать. Мы выше всего того, что сделал Виктор, и мы не можем нести ответственность за его ошибку. Доброе имя и честь нашего рода превыше всего!

Я не скрывал ироничной усмешки. Какая речь! Неужто перед зеркалом ее разучивал?

— Возможно, — продолжал говорить Максим, — когда-нибудь и вы сможете понять, что нами движут истинно чистые помыслы и желание не допустить вражды.

Моя улыбка Максиму явно не нравилась, потому что она буквально говорила о том, что как бы он тут не распинался, я не верю ни единому его слову.

Он обиженно насупился, поморщился, затем взял со стола очередной бокал и сдержанно поклонился:

— Прошу извинить меня, княжич, — он слегка поклонился, — мне нужно побеседовать с сестрой.

И он довольно спешно зашагал туда, где Свят и Ольга о чем-то любезно ворковали с гостями. Я же сейчас искренне пожалел о том, что не имею больше доступа к Вороновому оку или артефакту морока.

Влад и Агнес Вулпес останутся сегодня ночевать в Вороном гнезде, и было бы неплохо послушать, что они будут говорить, когда останутся одни.

Остаток вечера я провел в компании Андрея, обсуждая минувшие происшествия, которые он таки заставил меня рассказывать. Сам он делился впечатлениями об учебе, травил военные байки, которые для него были в новинку. И я пусть их слышал не один десяток раз, но продолжал старательно смеяться над каждой.

К концу вечера, когда няни начали разводить детей по комнатам, засобирались домой и Ольга с Максимом. До свадьбы невесте не полагалось ночевать в доме жениха. А вот их родители охотно согласились остаться у нас, хотя наверняка для них было место в доме Максима и Ольги. Что это значило — желание продемонстрировать расположение к нам или они что-то задумали сделать, пока в поместье находится вся семья? Но для себя я уже решил, что даже несмотря на то, что артефактов для слежки у меня нет, этой ночью я глаз не сомкну и буду следить. И так же радовало, что в коридорах и внизу у нас натыканы «глаза» и если что-то произойдет, всегда можно будет подать запрос в Тайную канцелярию и узнать, кто и куда ходил этой ночью.

Когда все гости разошлись по своим комнатам, я, как и планировал, остался бдеть. Вначале просто сидел у двери, дожидаясь, когда утихнут звуки в коридоре, а затем вышел и в сам коридор.

Где-то за дверьми покоев еще доносились тихие голоса, родительская комната была в другом конце коридора, а между нами разместили тётушек и всех детей. Олег с Натальей, Аркудесы и Вулпесы ночевали в западном крыле. Туда я тихонько и направился.

Но, на середине пути внезапно открылась дверь родительской спальни. Недолго думая, я юркнул в комнату, где спали самый маленькие из детей. К счастью, они уже давно уснули и моего присутствия не заметили.

Я осторожно наклонился, заглядывая в замочную щель. Ни отец, ни мать мимо не прошли, и где-то в конце коридора тихо скрипнуло. Несложно было догадаться, что это отец отправился в кабинет. Неужели решил работать даже сегодня?

Но не успел я об этом подумать, как из того конца коридора послышались энергичные шаги, а после я увидел мелькнувший силуэт отца.

Когда он немного удалился, я тихо приоткрыл дверь, чтобы взглянуть, куда это он так торопится. Отец спустился вниз по лестнице и скрылся из виду.

Я мог беспрепятственно теперь отправиться к комнате Вулпесов, но я решил сначала проследить за отцом. Уж больно разбирало меня от любопытства. Я выскользнул из детской, разулся, торопливо спустился босиком по лестнице, замер, прислушиваясь.

На кухне шумели посудой и переговаривались, но все же я услышал, как тихо стукнула дверь со стороны восточной башни. Кажется, я уже догадался, куда и зачем направился отец.

Быстро обувшись, уже не слишком опасаясь, что меня заметят, я направился в воронятню. Поднялся наверх, сразу увидел свет ойра-фонаря из дверного проема. Оттуда не доносилось ни звука, поэтому и я не шумел, осторожно перешагнул последние ступени и заглянул в воронятню.

Отец неподвижно стоял ко мне спиной, на его голове красовалось Вороново око, а на руке сидел Гарыч, но как только я вошел, ворон тут же вспорхнул и вылетел в окно.

Я с любопытством подошел к отцу, его стекленевшие глаза смотрели перед собой, сейчас он меня не слышал и не видел, и я решил подождать, когда отец вернется.

Все время ожидания я стоял у окна, наслаждаясь чистым прохладным воздухом. Весна только-только пришла в наши края, повсюду еще лежали сугробы, но уже чувствовался едва уловимый запах весны. Пришлось ждать не больше пятнадцати минут, когда отец вернулся и удивленно окликнул меня:

— Ярослав?

Я обернулся.

— Что ты здесь делаешь? — спросил папа, снимая Вороново око.

— О том же я решил спросить и тебя, — усмехнулся я. — Шпионишь за Вулпесами?

Отец отвел взгляд и нехотя сказал:

— Да.

— Значит ты им тоже не доверяешь, — поджал я губы.

— Я никогда им и не доверял, — отец подошел, тоже повернулся к окну, вдохнув полной грудью воздух.

— Зачем же тогда это все? Помолвка, фальшивый мир?

— Потому что я сомневаюсь, Яр. Как и ты, как и Олег.

— Мне ты говорил другое, — неодобрительно покосился я на него.

— Потому что не хотел, чтобы ты лез в это, — отчеканил он. — Мы и сами в состоянии разобраться со всем, а ты слишком усердно проявляешь к этому интерес. Не хотел, чтобы ты наломал дров и честно говоря, надеялся, что ты угомонишься куда быстрее. К тому же кое-что в словах Владислава сегодня заставило меня еще больше усомниться в их благих намерениях. И поэтому ещё вчера попросил Савелия убрать одно из стекол в окне, где мы разместили Вулпесов.

— И как давно ты за ними следишь? — спросил я, сощурив глаза.

— Иногда летал к Максиму Вулпесу, но от этих вылазок толку мало, — нехотя признался он. Ему явно было непросто сознаться, что он делал то, за что еще недавно ругал меня.

— Я тоже сегодня говорил с Максимом, уж слишком все сладко в его речах.

Отец слегка нахмурился, потом едва заметно усмехнулся:

— Вот поэтому, Ярослав! Поэтому я и не хотел, чтобы ты знал о наших сомнениях. Но ты слишком упертый. Впрочем, есть в кого.

Я тоже усмехнулся, затем спросил:

— И что же Вулпесы там обсуждают?

— Ничего такого, — пожал плечами отец. — Агнес то и дело говорит о нарядах дам, а Влад по большей мере молчит, ему наверняка неинтересна болтовня супруги. К тому же древо рода ослабло, мне не хватило сил, чтобы послушать их разговор дольше.

— Владислав Вулпес наверняка не настолько глуп, чтобы обсуждать план мести в доме врага, — резонно заметил я.

— Но зато Агнес не слишком отличается умом и может сболтнуть лишнего.

Я был немного другого мнения об Агнес, но не стал переубеждать отца, а предложил:

— Давай теперь я попробую, раз у тебя закончились силы.

Не успел я об этом сказать, как в воронятню влетел запыхавшийся Олег и толком не успев появиться, спросил он:

— Ну как? Что они там обсуждают?

Потом дядя увидел меня, заговорщицки усмехнулся, подмигнул.

— Пока ничего, — ответил ему отец. — Древо ослабло после обряда, мне не хватило сил.

— А я с подъемчиком, — заулыбался Олег, выудив из внутреннего кармана флягу и не раздумывая принялся пить из нее.

Отец поморщился, но ничего не сказал, снял Вороново око и передал Олегу.

— Может лучше проверить Максима Вулпеса? — прежде чем надеть родовой артефакт, спросил Олег.

Отец отрицательно закачал головой:

— Нет, лучше Владислав и Агнес. Пока Гарыч долетит до особняка Максима, ты израсходуешь все силы. К тому же Максим с Ольгой подобное обсуждать не будут, как мы уже сегодня выяснил — помыслы Ольги чисты.

Пока Олег находился под действием артефакта, я решил продолжить наш с отцом разговор:

— Если наши подозрения подтвердятся и все на самом деле ложь, что именно по-твоему собираются делать Вулпесы? И зачем в таком случае брак Святослава и Ольги?

— Я все же надеюсь, что мои опасения не подтвердятся, — поморщился отец, и видимо сами опасения ему озвучивать не слишком хотелось.

— И все же, — продолжил настаивать я.

— Слышал о таком роде как Дробродичи? — откуда-то явно издалека начал папа.

Я закивал:

— Конечно, этот род здесь правил до того, как Ночной Эрик Гарван посадил наше родовое древо, а после ему пришлось сразиться за эти земли с Дробродичами, но родовая сила Гарванов оказалась могущественнее и им пришлось преклонить головы и принести присягу.

— Да, можно сказать и так. Но о-о-очень неточно, хотя это официальная версия.

Я непонимающе вскинул брови.

— Наши предки преподнесли для исторических сводок именно ее. Но на самом же деле все было едва ли настолько прекрасно. И в семейных летописях об этом все есть, когда княжество перейдет под твое правление, тебе предстоит со всем этим ознакомиться.

Отец сделал паузу, а после размеренно начал рассказывать:

— Наш прародитель Эрик Гарван пришел сюда с небольшим войском с юга, желая захватить эти земли, так как не смог поделить родное Загорское княжество со своим братом Ардусом. В те времена здесь не было еще родовых чародеев, потому Эрик решил сразу застолбить ближайшее место. Дробродичам это конечно же не понравилось, но и трогать брата князя Ардуса Загорского он не посмел, это сулило войной. Они конечно же не догадывались о ссоре братьев. А у Эрика в свою очередь не было войска, способного сместить правящий род. Да и родовое древо набирает силу из поколения в поколение, а Эрик в то время его только создал.

Отец повернулся ко мне, словно бы проверяя насколько внимательно я его слушаю, затем продолжил.

— И Эрик решил, что заберет эти земли не телесной силой, а тем, что у него всегда было в достатке — чарами и хитростью. Он заключил перемирие с Дробродичами, условием было мирное соседствование, и в качестве гарантии этого перемирия Эрик предложил поженить детей. У вождя племени был сын, а у Эрика подрастала дочь — Виолетта Гарван.

— Насколько я помню, Виолетта Гарван была женой главного воеводы Эрика — Симеона и они родили двух князей Атанаса и Любена, — нахмурился я.

— Верно, это было после. А сначала Виолетту тринадцати лет отроду отдали за сына Дробродича, в летописях даже имени этого сына не упоминается. И после того, как дочь Эрика перешла в род врага, все что ему оставалось — ждать, когда она родит Дробродичам наследника.

Кажется, я уже начал догадываться, что произошло дальше и куда клонит отец, но перебивать его не стал. А еще я пожалел, что в будущем так и ни разу не добрался до летописи Гарванов. Мне почему-то казалось, что это толстый пыльный фолиант в семейном сейфе скорее древняя реликвия, чем просветительное чтиво.

— Виолетта родила мальчика на вторую весну после свадьбы, — продолжил рассказ отец, — и сразу же после рождения один за другим начали погибать все Дробродичи. Сначала погиб вождь, затем всего его сыновья и внуки. И умирали они до тех пор, пока единственным наследником не остался сын Виолетты. В летописях имени этого сына не упоминается, но судя по времени, когда это происходило — это как раз-таки и был старший сын Виолетты и Симеона — Атанас, которого позже он признал, как родного. Но не это главное — а то, что жителям тех земель ничего не оставалось, как преклонить колено перед единственным наследником Дробродичей, и соответственно все земли, и поселения вместе с жителями, принадлежащие Дрородичам, перешли в род Гарванов.

Какое-то время мы молчали. Олег по-прежнему стоял, таращась пустым взглядом в пустоту, все-таки подъем смог увеличить время действия родового артефакта в разы.

— Как Эрику удалось уничтожить весь род так, что никто его в этом не заподозрил?

— Об этом в летописях ни слова, и скорее всего заподозрили, но противостоять могущественным темным чарам они были не в силах, как и доказать причастность к этому Ночного Гарвана.

— Темным? — снова удивился я.

— А почему по-твоему он носил прозвище — Ночной? — усмехнулся отец. — Эрик был одним из самых великих темных колдунов своего времени, а его старшая жена Мируна была светлой ведьмой. Иначе бы они не смогли создать родовое древо и основать род. Но в ту пору не было такого разделения на темных и светлых, и в летописях до определенного времени вообще мало уделяется этому внимание.

— А в летописях часом нет ничего о том, как именно создавались родовые древа?

Отец усмехнулся:

— Нет, Яр, этого там нет.

— Получается, ты думаешь, что Вулпесы собираются сделать с нами то же самое, что сделал Эрик Гарван с Дробродичами?

— Лишь предполагаю, — уклончиво ответил отец.

В этот миг Олег вернулся к нам, снял Вороново око, немного покачнувшись и недовольно взглянув на нас.

— Эти Вулпесы зануды, которых еще стоит поискать, — скривился он. — Агнес обсуждает еду, а Влад ей поддакивает.

— М-да, боюсь, так мы не сумеем что-то узнать, —вздохнул отец.

— Давайте теперь я попробую, — с готовностью протянул я руку к родовому артефакту.

Олег вначале покосился на отца, словно бы молчаливо спрашивая у того позволения. И лишь дождавшись одобрительного кивка, отдал мне Вороново око.

Связь между артефактом и Гарычем еще не разорвалась, поэтому стоило мне только надеть серебряную диадему, как перед глазами тут же возникло родовое поместье. Гарыч уже летел обратно в воронятню, поэтому снова пришлось его разворачивать и лететь в сторону западной части поместья. Комнату, где гостевали Вулпесы я нашел быстро, как и окно с одним, а не двумя стеклами. Через тонкое стекло отлично было слышно, о чем говорили внутри помещения. Гарыч, повинуясь моему приказу, присел на подоконник и замер неподвижно.

— И все же чудесно все вышло! Матильда на славу постаралась, как всегда, — довольным голосом произнесла Агнес. — Думаю и свадебная церемония пройдет не худшим образом.

— Почти чудесно, — сухо буркнул Владислав.

— Да, ты прав, — скорбно вздохнула Агнес. — Ольга нас, конечно, подвела. Кто бы мог подумать, что она такая легкомысленная?! Ты мог допустить подобное, Влад?

— Конечно же нет, — буркнул Влад.

— Но благо, Святослав оказался не тщеславным ревнивцем. Нашей дочери повезло — ей достанется добрый и милосердный муж. И это большое счастье, что Гарваны наши в себе силы оставить в прошлом то происшествие с Виктором. Нам сейчас как никогда нужен этот мир.

Влад ей не ответил, но все эти речи, все эти восхищенные восклицания Агнес очень напомнили мне речи Максима — такие же чрезмерно сладкие и наигранные. Казалось, что сейчас я слушаю какой-то дешевый спектакль, а не повседневное общение двух супругов. Вулпесы знают, что мы их подслушиваем? Все указывало на то, что если и не знают, то разыгрывают эту беседу исключительно для наших ушей на всякий случай.

— Время позднее, Агнес, — внезапно довольно близко сказал Влад, — пора спать, утром мы должны вернуться домой, у меня немало накопилось дел.

— Да, конечно, — отозвалась Агнес с каким-то лёгким волнением в голосе. К сожалению, как бы я не старался, я не мог заглянуть через плотные шторы и увидеть, чем именно они там занимаются, но внутреннее чутье мне подсказывало, что там далеко не то, что они пытались преподнести.

Затем в комнате один за другим погасли ойра-светильники, скрипнула кровать, но еще я услышал тихие, почти крадущиеся шаги. Силы заканчивались и по-хорошему мне бы стоило возвращаться, но я продолжал прислушиваться и таращиться на темное окно.

Штора немного, едва заметно отодвинулась и, заметив движение, я резко взмыл и улетел прочь. Вулпесы знали, что мы их слушаем. Теперь в этом не было сомнений.

— Они знали! — заявил я, как только вернулся обратно в воронятню. — Все, что они там говорили — дешевое представление.

Ни Олег, ни отец и слова не молвили, а только многозначительно переглянулись. Очевидно, пока меня не было, они обсуждали то же самое, придя к тем же выводам.

— Неужели Владислав всерьез считает, что мы настолько глупы, чтобы поверить в эту комедию?! — внезапно бурно возмутился Олег.

— Не думаю, что он нас недооценивает, — мотнул головой отец. — Просто скорее его тактика — упорство. И чтобы мы не делали и не говорили, даже если начнем открыто говорить о их предполагаемых планах, Вулпесы будут продолжать изображать добрые намерения. И даже этот спектакль, который по сути отыгрывала лишь Агнес — желание показаться проще, чем они есть на самом деле.

— Все равно нет смысла гадать, — развел руками Олег. — Мы уже вступили в эту игру и поздно отступать.

Отец кивнул, забрал у меня Вороново око, принявшись задумчиво крутить его в руках. Меня же злило, что в их разговоре сплошные загадки.

— А меня не хотите посвятить, что там за игра у вас? — вскинул я брови.

Отец неодобрительно взглянул на меня:

— Прости, Яр, но нет. Достаточно и того, что ты уже знаешь. Тебе не о чем волноваться, мы не допустим, чтобы с кем-то из нас что-то случилось. От тебя же сейчас нужно только одно — закончить школу и поступить в академию.

Ну вот, и снова — здорова. А ведь так хорошо все начиналось и опять меня отодвинули от дел как несмышлёного юнца.

— Это дела семьи и рода, — начал я, — я тоже часть семьи, и мне не понятно, почему я не могу знать, что происходит и что вы собираетесь делать?

Отец с Олегом переглянулись. Отец тяжело и устало выдохнул, а дядя натянул на лицо извиняющуюся улыбку:

— Ярослав, чем меньше членов семьи будет участвовать в нашем плане, тем безопаснее для нас всех. Даже Андрей не знает, что происходит, — в качестве оправдания сказал Олег.

— Я не Андрей. Я наследный княжич, мне править после отца Варганой. И я хочу знать, что происходит, — на эмоциях я едва не добавил: «и не наделаете ли вы глупостей», но вовремя сдержался. Но, отец, кажется, прочитал все по моему лицу:

— Когда придет время, Ярослав, ты будешь посвящён во все без исключения дела княжества и рода, — он по-отцовски приобнял меня за плечи и размеренно, где-то даже ласково продолжил: — Можешь в этом даже не сомневаться. И меня очень радуют твои порывы и желания вникать в это сейчас, но ты еще слишком молод. Ты пока многого не знаешь и не понимаешь, и по незнанию можешь совершить ошибку, которая нам будет стоить всего.

— А вы ее не можете совершить? — разозлился я.

— Ты считаешь себя умнее старших членов семьи? — совершенно беззлобно и насмешливо спросил папа.

— Я считаю, что любой может ошибиться.

— Почему ты пытаешься все контролировать, Яр? Порой это всерьез меня озадачивает и пугает. Ты что-то знаешь такого, чего не знаем все мы?

— Да, я знаю. Нам всем грозит опасность!

— И почему же ты так решил?

Я решил солгать, попробовать подать информацию о будущем под соусом лжи. Если будущее стирало правду, как оно поступит с ложью, которую не подавать напрямую?

— Потому что я говорил с дедом Богданом, потому что тот колдун чернокнижник увидел смерть всего нашего рода. И бабка Фрайда — она перед смертью тоже что-то увидела и предупредила меня об опасности. Поэтому я не могу не лезть в это, не могу думать ни о чем другом, и не могу не переживать!

Отец с Олегом снова обменялись взглядами, на этот раз до крайности изумленными.

— И почему ж ты об этом все время молчал, Яр?! — с непониманием воскликнул Олег, возмущенно выпучив глаза. А отец нахмурился и мрачно произнес:

— Он говорил, просто мы не захотели слушать, — а затем отец перевел озадаченный взгляд на меня и, поняв что-то еще для себя, в сердцах выругался.

Я был так удивлен реакцией отца, что даже злость куда-то улетучилась.

— Может и с нами поделишься? — поинтересовался Олег у отца.

— Да, — решительно отозвался он. — Но не сейчас. Сейчас я кое-что понял и нам нужно собрать семейный совет. Соберемся завтра, когда разъедутся гости. А сейчас все по комнатам и спать. Ни у одних нас есть способы слежки, не добрым делом и они могут нас подслушивать.

Олег на всякий случай принялся проверять свою одежду, ища "мух" или другие артефакты слежки, но вряд ли бы Вулпесы стали так рисковать. Сейчас они будут делать все, чтобы заслужить наше доверие и усыпить бдительность.

Отец ушел первым, а мы с Олегом какое-то время стояли в молчании. Затем я не выдержал и спросил:

— Ответь мне только на один вопрос. Если вы не доверяете Вулпесам так же, как и я, как вы вообще допустили эту помолвку? Зачем нам эти риски, если можно было просто им отказать?

Олег усмехнулся, похлопал меня по плечу:

— Потому что в эту игру можно играть двумя семьями, Яр. А если знать правила заранее, то можно с уверенностью сказать, что победа будет за нами.

Дядя снова усмехнулся, поправил мой амулет, подаренный сегодня отцом, и тоже покинул воронятню, оставив меня одного.

Кажется, я слышал, как воет домовой где-то в застенках поместья, жалобно так воет, словно пытается о чем-то предупредить. Почему-то подумал об Инесс, о том, что скорее всего до следующего полнолуния она не явится.

Но несмотря на всю эту мрачную окружающую атмосферу, настроение у меня изрядно улучшилось. Я был рад тому, что ошибался в отце и рад, что пусть даже и солгав, сумел наконец-то достучаться до него и заставить слушать. А семейный совет — это очень даже хорошо. Наконец-то мы соберемся и все обсудим. И в этот раз у них не будет выбора — теперь я знаю, как заставить их меня слушать.

Глава 2/1

Следующее утро оказалось не менее суетливым, чем прошлое.

Вулпесы уехали одними из первых, сославшись на навалившиеся дела, даже не оставшись на завтрак. Несмотря на сплошную вежливость и взаимную учтивость, наверное, они не меньше нашего ощущали сейчас то незримое напряжение, которое не могло скрыться даже за любезными речами и дружелюбными улыбками. И, наверное, потому Вулпесы так торопились убраться.

После совместного завтрака мы наконец-то начали провожать остальных гостей. Первыми покинули нас Аркудесы, а после уехала тетушка Дарьяна со своей семьей. Удивительно, но после ее отъезда в доме стало куда тише и спокойнее. Тетушка Веселена с мужем и детьми решила еще пару дней погостить в Варгане, но к частью не в Вороновом гнезде, а уже в бабулином особняке.

Насколько я понял вчера отца, семейный совет будет сегодня. И пока что не уехал ни Олег с семьей, ни Свят с бабулей — это значило, что он уже попросил их остаться. Я терпеливо ждал до самого вечера, ожидая, когда же мы наконец-то останемся без посторонних, и когда отец скажет о времени семейного сбора. И отец таки тихо пригласил меня в кабинет после ужина.

Семейный совет, к моему удивлению, оказался весьма малочисленным. Отец, Олег, бабуля и я. Я ожидал здесь увидеть Святослава, маму и Натали с Андреем. Но, по-видимому отец руководствовался все тем же желанием посвящать в это дело как можно меньше членов семьи, и потому мы были вчетвером.

— Ну, начинай Игорь, — поджав губы, нетерпеливо потребовала бабка, когда отец закрыл дверь кабинета. — Что вы снова придумали?

— Проверь кабинет, нет ли здесь артефактов слежки, — вместо ответа, попросил ее отец.

Бабуля тяжело вздохнула, подняла свое грузное тело из кресла и неторопливо принялась ходить по кабинету, рисуя в воздухе руны и водя руками вдоль стен. Иногда она замирала, останавливаясь и прислушиваясь к собственным ощущениям, а затем с тщательной скрупулезностью продолжала проверку.

— Чисто! — закончив, резюмировала она. — А теперь говорите уже наконец, что за дело. Дома меня ждет Веселена и внуки, и не хотелось бы, чтобы в мое отсутствие они разнесли особняк.

— Мы получили несколько предупреждений, которые чуть не пропустили, — мрачно начал отец, присаживаясь за письменный стол. — Первое, когда к Яру пришел отец, второе от колдуна Демьяна, и третье от матери Златы — Фрайды.

Бабуля нахмурилась и покосилась на меня. Я объяснил:

— О том, что нам грозит опасность. И еще у нас есть опасения, что удара стоит ждать от Вулпесов.

Бабка нахмурилась еще сильнее.

— И колдун, и Богдан, и ромалка — все они говорили об опасности Ярославу? Что именно они говорили? И почему именно ему? — бабка вроде и смотрела на меня, но обращалась явно к папе, но ответил ей снова я:

— То, что нашему роду может прийти конец, если мы не будем осторожны.

Бабуля издала тяжелый вздох, перевела взгляд на папу:

— И? Что вы думаете? Что Вулпесы собираются делать? — иронично поинтересовалась она, а потом сварливо добавила: — Я конечно все понимаю, мальчики, но и все же я бы на вашем месте не доверяла безоговорочно Ярику. Он в последнее время странно себя ведет, может это детские фантазии? Может, Ярик, тебе скучно, и ты решил поиграть в врагов?

Бабка вопросительно уставилась на меня, но отец мне не дал ответить.

— Даже если так, в чем я очень сомневаюсь, мама, мы не можем относиться к предупреждениям небрежно. И опасность все же существует, ты ведь сама мне недавно говорила, что Агнес ведет себя неискренне. То есть и у тебя есть сомнения относительно Вулпесов.

Бабка поджала губы:

— Есть, но я решила, что напряжение все же из-за Виктора. Какой матери будет легко общаться с другой матерью, сыновья которой отправили к праотцам ее ребенка?

— Мы считаем, что Вулпесы собираются уничтожить нас всех, после того, как Ольга родит наследника, — заявил Олег, перейдя сразу к сути.

Бабуля задумчиво и мрачно закивала. Какое-то время помолчав, она наконец сказала:

— Думаете, они способны на такую жестокость?

— А ты сама как думаешь? — спросил отец.

Бабка отрицательно закачала головой, потом пожала плечами, затем едва заметно кивнула и сказала:

— Я бы хотела убедиться, что Ярослав не лжет, прежде чем действовать. В Навий день у нас шабаш на Лысой Горе. Я могу попросить ведьм, которым доверяю, и провести ритуал грядущей беды. Обращусь к Матери Земли, и она покажет, грозит ли моим детям опасность на самом деле.

— Хорошо, — охотно согласился отец. Это и впрямь была отличная идея, по крайней мере если бабуля будет уверена, что я не лгу, это обеспечит меня поддержкой всей семьи, а значит мы наконец начнем действовать сообща.

— И все же нам необходимо сейчас обсудить стратегию действий, — сказал отец.

— Если ты нас созвал, да еще и в таком составе, такая стратегия у тебя уже имеется, Игорек, — сказала бабуля, снова вздохнув.

Ей происходящее явно не нравилось, бабка не слишком любила решать проблемы. Да и вообще он не любила проблемы, как само явление, и обычно старалась плыть по течению, переваливать ответственность на окружающих или делать все чужими руками. Но сейчас явно был не тот случай, где можно было спасовать, и она это прекрасно понимала.

— Есть стратегия, — ответил ей отец, — мы с Олегом приняли решение, что у Святослава не будет с Ольгой детей. По крайней мере в ближайшее время.

— Если Вулпесы решили нас истребить и прибрать к рукам древо и земли, — подхватил Олег, — когда у Ольги так и не появится ребенок, они начнут заметно нервничать и выдадут себя. К тому же Влад И Агнес не так уж и молоды, да их куда меньше чем нас — у нас заведомо больше времени и сил.

Бабка окинула нас мрачным взглядом. Мне же напротив, идея отца и Олега понравилась. Все верно. Они уже почти отдали в наш род свою наследницу, и даже если у Свята с Ольгой никогда не будет детей, Ольга после смерти всех родственников по закону унаследует деньги и земли Вулпесов, а так как она уже будет Гарван — они перейдут к нам. А вот с наследником рискуем уже мы.

— Какая жестокость! — драматично воскликнула бабуля. — Святик и так не слишком уверенный в себе молодой человек, а подобное и вовсе ударит по его самолюбию.

— Ничего, переживет, — цинично ответил ей Олег. — Мы потому и не позвали его сюда и решили не посвящать в наши планы. Из-за своей мягкотелости в моменты отчаяния он может все рассказать Ольге.

Бабка скорбно возвела глаза к потолку, но отрицать правоту Олега не стала, а горестно вздохнула и воскликнула:

— Бедный Святик! — потом нахмурилась: — Подождите, вы хотите, чтобы я это устроила?

— Конечно, мама. Только ты можешь наслать на Свята проклятие бесплодия, а после снять его.

— Да какая же я буду мать после этого! — возмутилась бабка. — Да и что на Святике проклятие — это ведь любая хорошая ведьма сразу увидит.

— Но ты же не увидела, что на Злате материнское проклятие, — с упреком сказал отец.

Бабка отвела глаза и буркнула:

— Не увидела, потому что и не смотрела.

Отец окинул ее грустным взглядом и закачал головой:

— Ты тогда все знала и ничего не сказала? Просто смотрела как мы страдаем?!

— Я же сказала — ничего не видела и не смотрела! — сердито прикрикнула она на него. — Да вы и сами не слишком-то искали причину проблемы! И ромальское материнское проклятие не то же самое, что чародейское!

— Я тебя понял, — поджал губы отец, явно не желая сейчас ссориться с бабкой, потому что, учитывая их план, без ее помощи нам никак не обойтись.

— Если вы правы, — слегка успокоившись, начала бабуля рассуждать вслух, — то Вулпесы, не дождавшись внуков, наверняка найдут ведьму, которая и расскажет им, в чем проблема. Ой, нет, это не самая лучшая идея, мальчики! Если мы не собираемся враждовать с ними открыто, а мы явно не собираемся, то так действовать нельзя.

— Мы надеялись, что такая опытная, мудрая и сильная ведьма, как наша мама, все-таки сможет что-то придумать, — начал подлизываться к ней Олег.

— Могу, — кивнула бабка. — Есть ведь и менее явные способы. Например, зелья бездетородия, они ведь в любой алхимической лавке продаются и действуют не только на женщин, но и на мужчин. Просто будем опаивать Святослава этим зельем.

— Как часто его нужно принимать?

— Каждый день, разумеется.

— А более сильные зелья существуют? Такие, например, которые принимать нужно раз в месяц?

— Нет, таких нет, — закачала головой бабуля. — Только алхимические, которые по рецепту получает лекарь под роспись с согласия человека.

— Это те, которые пьешь один раз и больше никогда не можешь иметь детей? — с заинтересованностью спросил Олег.

Бабка нехорошо на него взглянула и кивнула.

— Они будут жит в особняке Виктора и Дианы, мама, — сказал отец. — Ты не сможешь каждый день приезжать к ним, чтобы поить Святослава этим зельем. Это будет слишком подозрительно, да и едва ли надежно. Есть что-то более действенное?

Бабка глубоко призадумалась. Задумались и мы. Но как назло никому ничего в голову толкового не приходило, потому что гарантированного способа и впрямь не было, кроме совсем уж радикальных. И так как молчание затянулось, я решил озвучит выводы, к которым пришел:

— Нам придется или разорвать помолвку, что приведет к открытой войне с Вулпесами или сделать Святослава бесплодным не магическим способом, а медицинским.

— Если расторгнем помолвку — разозлим предков, да и открытая война — плохая идея, — сказал отец. — Во-первых, за Вулпесами встанет Шаранский и все его родовые графства. А нам, кроме как на Аркудесов, рассчитывать не на кого. Во-вторых, император ни за что не допустит междоусобной войны, да еще и на крайне важной государственной территории. На обе противоборствующие стороны посыплются штрафы, полетят головы. И если остальные потеряют деньги и земли, мы рискуем лишиться источника — а это не сравнится с потерями остальных. Очень быстро наш род обнищает.

То что озвучил отец, конечно же, каждый из нас понимал. На открытую междоусобную войну с боевыми действиями никто бы и не решился, уже несколько веков аристократы ведут исключительно подпольные войны — но и они не менее опасные и жестокие. Отец прав, как только император уличит нас в подобном, полетят головы.

— Значит, нам ничего не остается, — мрачно высказался Олег.

Бабка же категорично закачала головой:

— Нет, я не позволю принести Святика в жертву! Должен быть другой способ! Проклянем Ольгу, пусть она не сможет иметь детей, подкупим их прислугу или лекаря, пусть ее опаивают зельем бесплодия! Или я сама буду варить зелье, и если Ольга забеременеет, то не сможет выносить ни одного ребенка!

Мы молча наблюдали за бабулиной истерикой. Все что она говорила или было ненадежным, или легко определялось, а последнее и вовсе каралось законом.

— Мам, — осторожно позвал отец, — нам придется чем-то жертвовать. На кону жизни всех нас.

— А если вы ошиблись? Что тогда? Вы просто заведомо поставите крест на семейном счастье собственного брата?

— А если нет? — рассердившись, гаркнул на нее отец.

Бабка отреагировала неожиданно безразлично на то, что отец повысил на нее голос. И если бы в другой ситуации она бы закатила истерику, то сейчас понурила голову, и грустно уставилась перед собой.

— Не нужно было допускать эту помолвку вовсе, — едва слышно сказала она.

Мы молчали, хотя меня сейчас так и подмывало сказать, что больше всех на этой помолвке настаивала именно она. Но сказал я другое, не желая подливать еще больше масло в огонь:

— Они бы все равно нашли способ нам отомстить. Видимость мира заморозила наш конфликт и дала нам время.

Отец, подтверждая мои слова, закивал.

Бабка окинула нас безучастным взглядом, а потом сказала:

— Ничего не делайте до Навьего дня. Пока мы не убедимся, что опасность существует, мы ничего не станем предпринимать. Пообещайте!

— Мы не можем этого обещать, мама, — закачал головой Олег. — Твой шабаш состоится уже после свадьбы и у них будет целый месяц, чтобы зачать дитя. Да и сейчас мало кто соблюдает традицию сохранения невинности до брака, откуда нам знать, что они не начнут делать наследника уже завтра?

— Оля и Святик не такие, они не начнут, — вздохнула бабуля, потом решительно сказала: — Месяц после свадьбы я возьму на себя. Буду каждый день подливать им обоим зелье, защищающее от зачатия. До свадьбы же Святик будет жить со мной под одной крышей, а после я придумаю под каким предлогом переехать к ним на несколько недель. Святик не сможет мне отказать, вы это знаете. — Бабка сделала многозначительную паузу, а после очень серьезно сказала: — Но сейчас вы пообещаете, что дождетесь, пока я не проведу обряд. Нет, вы поклянетесь на роду, а не пообещаете! Все вы!

Нам ничего не осталось, как согласиться. Молча каждый из нас сложил указательные пальцы и развели их в стороны, в воздухе засияли красным три руны ворона:

— Клянусь на роду, что не стану лишать Святослава способности к зачатию до Навьего дня, — сказал я. Отец и Олег клятву произнесли по-своему, но значило это то же самое, и бабку кажется удовлетворило.

Добившись от нас клятв, бабуля решительно встала и направилась к выходу. Уже у дверей она остановилась и сказала, как ни в чем не бывало:

— До свидания, мальчики. Нам со Святиком уже пора, дома нас ждут гости. И вообще у нас много дел. Очень много дел.

После она торопливо вышла и заперла дверь.

Что-то странное послышалось в ее последних словах, интонации, которые насторожили меня:

— А с бабушки не надо было взять клятву? — запоздало спросил я.

Отец с дядей непонимающе уставились на меня.

— Вам не показалось, что она что-то задумала?

Отец с Олегом переглянулись, потом отец ответил:

— Что бы она ни задумала, она ни за что не станет действовать против семьи и не сделает ничего, что может нам навредить.

Я закивал, конечно, отец прав. Но бабуля явно что-то придумала, оставалось надеяться, что она все же не собирается совершить глупость.

* * *

К концу недели с самого утра отец начал подготавливать меня к допросу. Вечером мы ожидали дознавателя из Тайной канцелярии. Папа так нервничал из-за этого, что едва не оставил меня дома, но я все же настоял на том, чтобы пойти в школу. У нас сейчас как раз началась активная подготовка к выпускным экзаменам и не хотелось пропускать ни одного занятия. Как выяснилось, некоторые темы школьного курса я помнил не так уж и хорошо, и необходимо было освежить знания.

В школе от Деграуна я узнал, что к нему домой приходил человек и расспрашивал про меня, вурда и дуэль. Барон Деграун все еще не оставлял попыток со мной подружиться, поэтому так охотно поделился со мной этой информацией. Что ж, это мне было только на руку. Теперь я знал, что во время допроса Тайная канцелярия будет хорошо подготовлена и это необходимо учесть.

После уроков из школы забрал меня отец. Был он взвинчен и кажется чем-то огорчен. Всю дорогу он в довольно жесткой манере задавал мне вопросы, которые, по-видимому, считал, мне будет задавать дознаватель.

Меня же насторожил его мрачное, я бы даже сказал — злое настроение. Что-то изменилось, и весь путь домой мне казалось, что злится он на меня. Несколько раз отец спросил, видел ли я Якоба после дня дуэли и несколько раз я ответил, что нет. А после отец начал спрашивать про гостиницу и почему Олег забрал меня оттуда. Пришлось сознаться и рассказать, что я отвез туда Якоба. Так же пришлось рассказать и про ритуал очищения, и про то, что после него Якобу стало плохо.

Отец довольно долго мучал меня молчанием после того, как я все объяснил. Я видел, что он в ярости. Из-за нее он слишком разогнал тетраход, который несся уже на довольно опасной скорости.

— Может притормозишь? — сказал я.

— Страшно? — усмехнулся он и так странно добавил: — А я думал, ты ничего не боишься.

Я не нашелся, что ответить. Его поведение меня откровенно пугало.

— Ты сразу мне не рассказал об этом, — со злой досадой сказал папа, все же сбавив скорость. — И уверен, что о многом другом ты не рассказал.

Он изучающе взглянул на меня.

— Не думал, что это важно, — ответил я.

— Ты должен рассказать дознавателю, все то, что рассказал только что мне, — сухо отчеканил он.

Я кивнул, конечно, подобное лучше не скрывать, так как это все легко проверяется.

— На следующий день ты ходил в гостиницу? — неожиданно спросил отец в довольно жесткой манере.

Я непонимающе уставился на него:

— Как я мог ходить туда, если был дома? Да и зачем не это?

— Уверен? — отец пристально посмотрел.

— Уверен, — с готовностью ответил я, потом спросил: — А ты что-то узнал? Может поделишься?

Отец отрицательно покачал головой, задумчиво протянул:

— Нет, — неопределенно ответил он, заставив меня гадать до конца пути то ли нет — не желает делиться, то ли ничего и впрямь конкретного не знал. Но почему он вообще об этом спросил?

— Так, а с чего ты вообще взял, что я ходил в гостиницу на следующий день? — уже когда отец заехал за ворота крепостной стены, озвучил я не дающий мне покоя вопрос.

— Дознаватель, который к нам сегодня пожалует, уже два дня рыщет по Варгане со своими людьми и опрашивает свидетелей. К Олегу вчера приходили и спрашивали про гостиницу, да и много о чем спрашивали, в основном о тебе и о дне дуэли.

Отец снова пристально посмотрел:

— Если есть, что сказать об этом или ты что-то скрываешь, лучше скажи сейчас и мы вместе решим, как выйти из ситуации.

Я отрицательно покачал головой. Конечно же я не мог ему рассказать всю правду. Если отец узнает, что я помог сбежать Якобу — это его убьет, ну или он меня убьет. Нет, не вся правда так хороша, чтобы ее рассказывать даже самым близким.

— Я могу тебе доверять? — спросил отец, заглянув мне в глаза.

— Конечно же, — удивился я.

— Могу быть уверен, что ты мне не лжешь? Никогда и ни о чем? — с нажимом спросил отец, а мне все меньше нравился наш разговор.

— Да, — ответил я, чувствуя себя довольно гадко.

— Хорошо, — сухо кивнул отец. — Своему сыну я всегда мог доверять, не хотелось бы, чтобы что-то изменилось.

Последняя фраза заставила меня озадаченно хмуриться. И этого его «своему сыну» буквально резануло меня по ушам. Я хотел это обсудить, но сказать ничего не успел.

В это время из-за поворота показался тетраход — продолговатый и на первый взгляд невзрачный, но знающие люди сразу бы в нем определили излюбленный транспорт Канцелярии тайных и розыскных дел.

— Пора, — тяжело вздохнул отец, потом бросил в мою сторону угрюмый взгляд и добавил: — Не испорть все.

Глава 2/2

К моему удивлению из тетрахода вышел уже знакомый нам Федор Крапивин. То, что он перешел из следственного отдела в Тайную канцелярию для меня не было удивлением, так как в будущем он станет начальником Тайной канцелярии. Но вот то, что прислали именно его — меня насторожило, да и зная его хватку мне предстоит изрядно напрячься, чтобы мои ответы его устроили и не вызывали ни малейшего подозрения.

На допросе присутствовал только отец, мы расположились в малой гостиной, Анфиса принесла нам чай. Сам Крапивин выглядел довольным и был крайне любезен. Со стороны могло показаться, что мы не сотрудника Тайной канцелярии принимаем, а старого приятеля.

Крапивин достал шар памяти, установив на кофейном столике, активировал его, синий сканирующий луч, мигнув, пробежал по комнате. Федор Крапивин холодно мне улыбнулся, отпил из кружки горячего чаю, а после сказал:

— Ну, Ярослав Игоревич, расскажите нам, как так вышло, что вашим секундантом стал древний вурд Якоб Стабольски — помощник и сторонник преступницы и государственной изменщицы Инесс Фонберг?

Он нарочно выделил Инесс, упомянув ее преступления, явно желая увидеть мою реакцию. И сейчас смотрел на меня с невозмутимым хладнокровием и изучал.

Я спокойно выдержал его взгляд и, стараясь вести себя непринуждённо, ответил:

— У меня не было подходящего секунданта и в одном из разговоров я попросил об этом графиню. Она не отказала и прислала Якоба.

— Что это был за разговор, княжич? Можете его пересказать? — спросил он, и я был готов к подобным вопросам:

— По большей части говорила Инесс: расспрашивала об учебе и об этой самой дуэли, даже пыталась отговорить от дуэли, пока не узнала, что мы поклялись с Бориславом на роду. Но потом согласилась помочь.

Крапивин недоверчиво усмехнулся:

— Просто так согласилась или что-то попросила взамен?

Я пожал плечами:

— Нет, ничего конкретного. Просто сказал, что теперь я ее должник — но это было в шутливой манере, я не слишком придал этому значение. Да и на эту тему я уже ответил вашему коллеге во время обыска.

— Да, — в сухой улыбке поджал губы Крапивин. — Расскажите о Якобе Стабольски, он упоминал куда собирается после дуэли?

Я отрицательно качнул головой, тоже налил себе чаю и, взяв кружку, уставился на Крапивина, ожидая новых вопросов.

— Возможно он при вас с кем-то говорил по зеркалу связи? Или вел себя странно?

— Нет, — пожал я плечами, — он вел себя не странее других вурд. Ничего такого я не заметил.

— Вы знаете куда он направился после дуэли? — на этом вопросе он слегка подался вперед, а взгляд стал пытлив и колюч, значит, вопрос непростой. Мне не стоило забывать, что мы ушли с пустыря при трех свидетелях, а значит Тайная канцелярия расспросила об этом не только Деграуна, но и Быстрицкого, и Григанского.

— Якоб не слишком хорошо себя чувствовал, и я помог ему добраться до стоянки, а после отвёз в гостиницу. Оттуда меня забрал мой дядя Олег, и больше я Якоба не видел.

Пока что мои ответы устраивали Крапивина, потому я еще говорил правду.

— Почему вурд плохо себя чувствовал, княжич? — сузил глаза Крапивин.

И здесь я не стал лгать, ухудшить и без того плохое положение Якоба тем, что он пил кровь несовершеннолетнего я уже все равно не мог:

— Он провел ритуал крови и помог мне очиститься от зелья ослабления. Якоб рассказал мне об этом ритуале, а его уговорил и предложил за помощь хорошие деньги. Ну и из-за этого ритуала ему стало плохо.

Я нарочно упомянул про деньги, желая подкинуть ему версию, что у Якоба было достаточно средств, чтобы бежать из Славии.

Крапивин озадачено нахмурился, такого ответа он явно не ожидал. Хотя я и был уверен, что и про мое забинтованное запястье, и про то, что Олег забрал меня у гостиницы он уже в курсе. И сейчас я все это подтвердил.

Но наверняка они и сотрудников гостиницы опросили. Здесь я весьма рисковал, потому портье мог меня запомнить, как и то, что я приходил на следующий день. В данном случае я намеревался все отрицать. Слова одного портье не делают из меня изменником родины, да и не велик шанс, что меня запомнили. Все же та гостиница довольно большая, и за день каких только людей там не бывает.

— Что это был за ритуал, Ярослав Игоревич? — спросил Крапивин. — Впервые о таком слышу.

— Вурды не любят о нем распространяться, — начал я объяснять, — да и не всякий из них на него способен. Со слов Якоба, только старые вурды и могут подобное. Принцип действия мне и самому не слишком понятен, но думаю, вам не составит труда узнать о нем более подробно.

Крапивин нахмурился, наверняка сейчас он сомневался в правдивости моих слов и пытался обосновать плохое самочувствие вурда как-то иначе. Но, видимо, ничего так и не придумав, продолжил:

— Значит, вы отвезли его в гостиницу, взяли для него номер на имя Добромира Репина и после этого не встречались с Якобом?

— Все верно, — с готовностью кивнул я.

— Кстати, а почему вы представились портье вымышленным именем?

— Не хотел, чтобы простой народ судачил о том, что я привел вурда в гостиницу, — ответил я.

Крапивин сделал большой глоток из кружки, отложил десертную ложку, которой с наслаждением уплетал сливовое варенье, и полез в свою наплечную сумку, достав оттуда блокнот. Он неспешно листал страницы блокнота, водил пальцами по записям, изредка останавливаясь и что-то изучая. А потом сухим тоном завел:

— Двое мужчин заселились семнадцатого числа лютого месяца в восемнадцатый номер гостиницы в пять пятнадцать вечера. По свидетельстванию дежурившего в тот вечер портье, один из них, тот что оплачивал номер и был помоложе, сразу ушел и больше он его не видели. На следующий день портье другой смены сделал запись, что был взят второй ключ от номера в четыре часа вечера тем же Добромиром Репиным, а через полчаса оба ключа были возвращены. И постояльцы хоть и оплатили номер на три дня, в гостиницу больше не возвращались. Кто был этот второй? Вы, княжич?

Хладнокровный пытливый взгляд, непроницаемое выражение лица по которому невозможно определить, о чем сейчас думает Федор Крапивин. Я дышал ровно и оставался спокоен и так же спокойно ответил:

— Нет, в тот день я был дома. Якоб слышал, на чье имя я брал комнату, и вероятно, передал это тому, кто за ним приехал.

— Все верно, Ярослав был дома, — с готовностью подтвердил отец. — Он неважно себя чувствовал и весь день провел у себя. Это могут подтвердить наши домработники и мы. К тому же вы установили «глаза» в нашем поместье и без труда можете проверить, что в тот день никто не покидал особняк.

— «Глаза» установлены только внутри помещения и не во всех комнатах, Игорь Богданович. По отчетам ваш сын в обед ушел в свою комнату и не выходил из нее до самого утра. Ночью к нему в комнату вошла ваша супруга и ушла в начале шестого утра. Я счел это странным.

Все едва ли шло по маслу, теперь и отец из-за слов Крапивина наверняка начнет меня подозревать. Хотя мне и без того казалось, что он уже подозревает. Но отец держался хорошо и даже виду не подал, что слова дознавателя его удивили или вызвали сомнения.

— Что здесь странного? — спокойно поинтересовался отец. — Мой сын, как я уже сказал, чувствовал себя неважно. Очевидно, что Злата волновалась и поэтому провела почти всю ночь в его комнате.

— Могу побеседовать с вашей супругой? — Крапивин улыбнулся, обнажив сероватые крупные передние зубы.

— Моя жена в положении, мне бы не хотелось, чтобы ее беспокоили без особых причин, — вежливо, но твердо сказал отец. — И ваш начальник нам ясно дал понять, что вы опросите только Ярослава.

Улыбка сползла с лица Крапивина и лицо стало жестче:

— Что ж, тогда продолжим, — сказал он без особого энтузиазма. Крапивин наверняка рассчитывал, что сможет загнать нас в угол или уличить во лжи, но пока я не допустил ни одной ошибки и отец мне помогал. Ему попросту не к чему было придраться.

— Якоб Стабольски был в доме колдуна Демьяна вместе с другими вурдами, когда на вас напали чернокнижники? — быстро и жестко затараторил Крапивин, задавая быстрый темп вопросам и ответам.

— Да, — без раздумий кивнул я, прекрасно понимая, что Крапивин и так это знает.

— Вы видели, что вурды забрали одного из чернокнижников? — с давлением и быстро задал он следующий вопрос.

— Нет, я вообще плохо помню, что происходило. Меня чуть не убили.

— Вы предупредили Якоба Стобольски о том, что графиня Фонберг под арестом?

— Нет, — даже не моргнув, солгал я.

— Вы приходили в гостиницу к Якобу на второй день?

— Нет, я же уже сказал.

Крапивин на миг оскалился и в том же темпе протараторил еще один вопрос:

— Готовы подтвердить все свои слова под зельем правды?

— Это еще зачем?! — возмутившись, вмешался отец. — Какие у вас имеются на это законные основания? Моего сына в чем-то подозревают?

Крапивин отвечал ему, но при этом не преставал сверлить меня хищным взглядом:

— У меня есть сомнения по поводу правдивости слов княжича.

— Сомнения? Или домыслы? — отец чеканил каждое слово, жесткой интонацией заставив все же повернуться дознавателя к нему. — А доказательства у вас есть? Обвинения официальные?

— Портье дежуривший во второй день описал того, кому отдал вторые ключи, как высокого молодого человека с бледной кожей, темными волосами и в хорошем, явно дорогом пальто. Описание в точности соответствует Ярославу Игоревичу.

— Как и соответствует большей половине темноволосых вурд империи. За ним наверняка пришел кто-то из своих. Или ваш свидетель непосредственно узнал в нем княжича?

— Нет, — нехотя ответил Крапивин. — Напротив, на прямой вопрос о княжиче и предъявлении его отпечатка внешности, портье заверил, что это точно не Ярослав Игоревич, и княжича он бы наверняка узнал.

— То есть, ваш свидетель заверил вас, что это не Ярослав, и вы все равно его подозреваете? — уставил тяжелый взгляд на Крапивина отец.

Крапивина нисколько не смутил ни тон отца, ни его явно справедливое замечание.

— Я полагаю, что отпечаток внешности из нашего архива немного расходится с тем, как ваш сын выглядит сейчас. Он даже с последней нашей встречи весьма подрос и изменился внешне. А имеющийся у нас отпечаток двухлетней давности.

— Мы полагали, что Ярослав свидетель, а не подозреваемый, — с давлением произнес отец. — В чем именно вы сейчас пытаетесь обвинить моего сына?

— Нет вовсе нет, я ни в чем его не подозреваю, — пошел на попятную Крапивин, явно опасаясь, что подобное поведение мы можем счесть за превышение полномочий. — Все что мне нужно — правда, князь. Я всего лишь хочу поймать предателя и преступника, и очень наделся, что ваш сын мне в этом поможет. И если княжич что-то утаил, лучше ему сознаться сейчас.

— Мне не в чем сознаваться, я сказал вам и вашим сотрудникам все, что знал, — сказал я.

Крапивин задумчиво закивал, взглянул на отца, затем спросил:

— Как насчет опознания? Если портье подтвердит, что на второй день приходил и брал ключ не Ярослав Игоревич, все мои сомнения развеются и я больше не посмею вас беспокоить.

Отец не взглянул на меня, я же внутренне напрягся и сейчас всеми силами старался не выдать волнения.

— Хорошо, — кивнул отец. — Назначьте время и место, привозите вашего свидетеля или мы сами приедем.

— О, в этом нет необходимости, — радостно заулыбался Крапивин, вскочив с места, — я уже привез его, он ждет в тетраходе, подождите минуту, и я его приведу. Если вы конечно же не против.

Ликующий взгляд Крапивина был обращен ко мне, я, прикрыл рот, и довольно правдоподобно зевнул, изображая скуку.

Отец сидел с каменным лицом: о чем он сейчас думал, понял ли все, волновался ли так же, как и я — этого я не мог знать. Но что-то мне подсказывало, что и отец сейчас нервничает ни меньше моего.

— Да, конечно, приводите вашего свидетеля, — ответил отец, коротко кивнув.

Крапивин хищно улыбнулся и стремительным шагом направился к выходу.

В малой гостиной висели «глаза», и мы с отцом об этом не забывали ни на секунду.

Отец повернулся ко мне, ощерился — улыбка ой какая недобрая.

— Все хорошо, сын? — голос отца был ласковый, но учитывая улыбку, получилось весьма зловеще.

Отец потрепал меня по волосам, очень сильно потрепал, вдавливая мою голову в плечи и при этом продолжал широко и совсем не ласково щериться.

— Все замечательно, — выдавил я из себя, натянуто улыбнувшись. Отец все понял и теперь мне влетит уж наверняка, но главное сейчас отделаться от Крапивина, и я теперь всерьез опасался, что сумею отвертеться — он слишком хорошо подготовился.

— Вот и славно, нервничать совершенно не о чем. Тебя же там не было, — отец резко убрал руку с моей головы, лицо его приняло прежний жесткий вид, он в ожидании уставился на вход откуда уже доносились шаги.

В гостиной с довольной улыбкой сначала появился Крапивин, а за ним неуверенно вошел мужичок средних лет с приветливым лицом и с улыбчивыми глазами. Я его не запомнил в гостинице, хотя лицо и казалось смутно знакомым при более внимательном рассмотрении. Но если бы мне довелось встретить его на улице, я бы ни за что его не вспомнил.

— Князь, княжич, — неожиданно порывисто и радостно начал кланяться свидетель. — Такая честь оказаться здесь, в Вороновом Гнезде! Всегда мечтал здесь побывать!

Он восхищенно принялся озираться, осматривая интерьер, но Крапивин поспешил вернуть его с небес на землю:

— Агафон Радимович, — довольно жестко окликнул он его, — внимательно взгляните на этого молодого человека и ответьте — он ли приходил в гостиницу восемнадцатого дня лютого месяца и брал ключ от восемнадцатого номера?

— Да что вы, — отмахнулся он от него портье, как от нечисти, — я ж вам сказал, что другой. Что я, княжича нашего не узнал бы?!

На лице Крапивина одновременно отразились злость и разочарование.

— Вы уверены?

— Да как же не быть уверенным? — он вперил в меня взгляд, хитро сощурился, а потом возмущенно воскликнул: — Не он это, господин Крапивин! Не он — уж точно! Тот худющий был, да и куда старше. И вид у него был какой-то болезненный, а княжич наш пригож и здоровехонек!

Крапивин раздраженно выдохнул, обвел нас разочарованным взглядом.

— Полагаю, мы уже закончили? — деловито закинув ногу за ногу и сложив руки в замке на коленях, спросил отец.

— Что ж, полагаю, что так. Не смею вас больше задерживать, — раздражение не сходило с лица Крапивина, но как обязывал этикет, он начал кланяться, прощаясь: — княжич, князь.

И после этого, быстро забрав и отключив шар памяти, Крапивин бросил на ходу:

— Агафон Радимович, нам пора, — и устремился прочь.

А Агафон слегка задержался, усмехнулся — весело так усмехнулся и неожиданно мне подмигнул, а затем глубоко поклонился и сказал:

— Рад был встрече князь и княжич, добра и процветания вашему роду и дому! — И затем скрылся, поспешив за Крапивиным.

Сказать, что я был удивлен происходящим — ничего не сказать. То, что этот Агафон меня не узнал, верилось с трудом. Нет, я мог конечно предположить, что у мужика беда с памятью, но в такие совпадения я не верил. Да и уж больно довольный вид у него был, что невольно настораживало. И эти подмигивания еще…

Отец сидел неподвижно, пока не стихли звуки шагов в коридоре и пока не хлопнула парадная дверь. И только когда завелся двигатель тетрахода, он повернулся ко мне всем туловищем и тоном, не сулящим мне ничего хорошего, холодно произнес:

— Прогуляемся?

Я кивнул, хотя все мое внутреннее естество желало сейчас сбежать куда подальше. У нас ведь только наладились отношения, а сейчас наверняка ссоры вновь не избежать. Но и этого разговора избежать не получится, правда, как я буду выкручиваться на этот раз, я пока не придумал.

Я полагал, что мы отправимся с отцом на улицу, где можно будет поговорить без «глаз». Но только я направился за пальто, как отец меня остановил.

— Давай проведаем предков, — сказал он и кивнул в сторону коридора за лестницей, который вел в подземелье поместья.

Отец очевидно имел в виду не родовое древо, а самое глубокое место подземелья, где хранились кости предков. В детстве это место наводило на меня неподдельный ужас и, наверное, поэтому я без особой нужды никогда туда не спускался. Но в последнее десятилетие жизни мне пришлось бывать там слишкомчасто — я хоронил родных.

Мы спустились с отцом в подземелье. Пока мы шли по сырому каменному коридору, освещенному лишь тусклой ойра-лампой, которую нес отец перед собой, он не проронил ни слова. Я чувствовал напряжение между нами, чувствовал накал невысказанности в этом гнетущем молчании и звуках наших шагов, эхом разносящихся по коридорам подземелья.

— Почему туда? — спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

Отец не ответил, словно бы и вовсе не слышал моего вопроса.

Мы прошли через ряды темниц с толстыми решетками, в которых когда-то держали узников и преступников. Последние две темницы не имели решетки, но на полу в этих темницах были начертаны уже потускневшие и почти стершиеся от времени золотые руны, а над входом висели артефакты чародейской клети — в этих темницах держали чародеев. Но над одной из темниц артефакта не оказалось, он исчез вместе с куском камня, в который был вставлен. Я попытался вспомнить, был ли он здесь в прошлый раз и был ли он здесь в будущем, но отец прервал меня.

— Ничего тебя не удивило во время опознания? — непринужденно поинтересовался он, словно бы мы весь путь шли и беседовали.

— Не-е-ет, — насторожено протянул я.

Отец нервно усмехнулся, остановился у потайной стены, которая отодвинется внутрь, если нажать на один из камней.

— Знаешь какой камень? — спросил зачем-то отец.

Я кивнул и, не задумываясь, вжал четвертый снизу камень, своей формой напоминавший крыло. Камень, признав во мне Гарвана, засиял матовым белым светом, раздался скрежет и открылся проход.

Отец какое-то время стоял в задумчивости, не торопясь входить внутрь. Он жестом пропустил меня вперед, и я вошел во тьму туннеля.

Здесь пахло сырой землей и едва уловимо — гнилью. Отец вошел следом, осветив аркообразный узкий туннель. В конце туннель имел развилку: одна вела к усыпальнице предков, вторая была извилистой, запутанной и вроде как даже должна иметь выход где-то в лесу. Но дорога из туннеля давным-давно позабыта, местами обвалилась, и никто в здравом уме туда бы не сунулся, потому что ходы туннеля так запутанны, что, не зная правильной дороги, там можно попросту сгинуть.

Отец снова кивком велел мне идти вперед, хотя ойра-лампу нес он, и было бы разумнее ему быть первым и освещать путь. Это меня насторожило, отец словно бы не хотел, чтобы я шел позади.

Впереди показался мерный голубоваты свет, он мерцал в самом конце туннеля. Там находилась большая рукотворная пещера и прямо над ней росло родовое древо. Вся пещера была увита его корнями, которые и излучали этот приглушенный свет.

— Значит, — снова подал голос отец, — тебя нисколько не удивило, что этот Агафон из гостиницы тебя не узнал?

— Я же сказал…

Но отец не дал мне договорить:

— Но ведь должен был.

Я обернулся. Отец стоял и в тусклом свете, и в нем его улыбка походила на зловещий оскал.

— Что происходит?! — не выдержав, разозлился я.

— А то, что ты солгал! Ты был в гостинице, ты предупредил вурда об опасности — и не смей отрицать!

Я молчал.

— Если бы этот Агафон сам к нам не пришел и не рассказал!… Если бы мы ему не заплатили!… Моего бы сына казнили как сообщника изменников!

Лицо отца перекосило от ярости, его тяжелое гневное дыхание вздымало грудь, а взгляд, полный бешенства смотрел словно бы не на меня, а сквозь меня.

Да, он был в праве гневаться, но все происходящее меня настораживало. Зачем он привел меня в родовую усыпальницу? И то, что он говорил, как безумец, и то, как он интонацией выделил «моего сына» — меня изрядно озадачило и заставило беспокоиться о душевном состоянии отца.

— Все совсем не так, как выглядит, — попытался я его успокоить.

— Ты помог ему сбежать? — серьезно спросил отец.

Я не знал, как реагировать, не знал, о чем известно отцу, а о чем нет. Но понимал — чем больше буду лгать, тем больше загоню себя в угол. Я молчал.

— Можешь не отвечать, — как-то небрежно бросил он, внезапно успокоившись. — Агафон сегодня обратился к Олегу, так как он частый гость в этой гостинице. И рассказал, что имперские сегодня расспрашивал его о княжиче. Он тебя не выдал, когда смекнул, кто именно его расспрашивает, и потому сразу пошел на попятную. Радует, что люди Варганы преданны нам.

— Преданны? — нехорошо усмехнулся я. — Он просто хотел поиметь с нас денег. Тайная канцелярия ему бы за сведения ни дала ни копейки, а вот князь наверняка в благодарность одарит за помощь. Но, однозначно, хорошо, что произошло именно так.

Отец недовольно поджал губы.

— Так или нет, но я ему очень благодарен. Агафон спас моего сына. — Он снова так сказал.

Я в недоумении уставился на него:

— Что значит — твоего сына? А я в таком случае кто?

— Мой сын, — ответил он мрачно, и этот ответ едва ли меня удовлетворил.

Отец задумчиво посмотрел на сияние в конце туннеля и решительно направился в усыпальницу. Я неуверенно направился следом.

Отец остановился там, где начиналась территория прародителей. Весь грот, куда не посмотри был обвит толстыми извилистыми корнями, и, если приглядеться, меж этих корней можно увидеть торчащие кости и черепа, принадлежащие Гарванам.

Неродовые чародеи просто хоронили кости в землю — это последний из четырех этапов церемонии погребения. Сначала же тело предавали огню — вознося молитвы и отдавая дань Сварогу. После сгоревшее погребальное кострище стояло под открытым небом и обдувалось ветром. Родные приходили к остаткам кострища каждый вечер и обмахивали останки усопшего опахалами, молясь богу ветра — Стрибогу. Дальше кости предавались третьей стихии — воде. Останки омывались и этим занимались только близкие женщины покойного: мать, жена или дочери. Таким образом отдавалась дань богине воды — Дуане. В конце кости отправлялись к Матери Земле. Считалось, что только так человек может переродиться заново и попасть в Ирий. Родовые же чародеи приносили кости своих усопших к корням древа. Эта традиция объяснялась тем, что как корни держат древо и питают его плоды, так и предки держат род и дают силу потомкам.

— Здесь покоятся останки всех Гарванов от самого Эрика Ночного, — сказал зачем-то отец.

— Я знаю, — ответил я.

— Когда-то и я, и вся моя семья будет здесь, а наши потомки там, будут и далее прославлять род Гарванов. — Отец указал пальцем на свод пещеры, увитый свисающими корнями, потом мрачно добавил: — Если кто-то все не испортит.

К чему отец говорил все это, я не совсем понимал. Он продолжал держать палец к верху, да и смотрел он более чем странно, и вдруг он начал пятиться.

Я невольно поднял голову вверх и увидел кусок камня между корней на котором поблескивало что-то металлическое.

Быстрым движением отец нарисовал руну воздуха, направил поток на артефакт, и тот молниеносно активировался. Вокруг меня выросла светящаяся клетка. Её прутья из подрагивающих тонких молний ярко засияли. Все произошло так быстро, что я не успел никак среагировать. А на то, чтобы осознать до конца, что произошло, мне понадобилось времени куда больше.

Я перевел на отца ошарашенный взгляд, он же смотрел хладнокровно и где-то даже ликующе:

— Да, ты мой сын, — сказал отец, — но только снаружи. А вот кто внутри — это еще предстоит узнать.

Глава 3

— Объяснись! — потребовал я, невольно шагнув вперед, но вовремя вспомнил, как больно бьет чародейская клеть, и остановился.

— Буду я еще объяснятся с нечистой силой, — небрежно ответил отец. — Будешь сидеть здесь, пока не подыщем колдуна или шамана, который изгонит тебя из явного мира.

И сказав это, отец быстрым, выверенным движением начертил в воздухе руну холода и швырнул в мою сторону ледяную мантию. Я инстинктивно попытался отразить удар, но клеть сковывала не только свободу передвижения, но и чары.

Холод, словно тысячи тонких игл пронзил мое тело. Не успев ничего сказать, я рухнул на землю, не в силах шелохнуться. Я не видел, но слышал, как уходит отец, как задвигается стена, и как все смолкает.

Первым подсознательным желанием было провалиться в сон — разум считал, что это единственное спасение от невыносимого холода. Отец не пожалел сил и сделал довольно мощное заклинание. Но засыпать было нельзя, первое, что нужно делать, когда действие заклинания пройдет — шевелиться и пытаться согреться, как бы больно и неприятно не было.

Через несколько минут я смог пошевелить пальцами и начал их активно разминать. Когда смог поднять руки, начал растирать тело, разгонять кровь по венам. Благодаря этим манипуляциям я очень быстро избавился от сковывающего холода, хотя зубы все еще выбивали дробь.

И все это время я размышлял о том, что только что произошло. Наверное, этого мне следовало ожидать. Я не слишком-то притворялся подростком, хотя мне и казалось, что у меня получается. Но и бездействовать я не мог, и конечно же это вызвало у отца подозрения.

Что мне делать теперь, я не слишком понимал. Из клети выбраться невозможно, а этот старый артефакт у меня над головой, и вовсе создан для того, чтобы можно было удерживать в плену не только чародеев, но и других более сильных магических существ. Есть даже миф о том, что в нашем подземелье когда-то томился свирепый Злыдень, который наводил ужас на жителей всего княжества. Он умел обращать одним лишь взглядом людей в безвольных и кровожадных марионеток, которые пожирали любых живых существ на своем пути. И якобы Горедан Гарван его изловил и запер в подземелье, желая использовать способность Злыдня в войне с кочевниками, которые повадились нападать на княжество.

Правда это или нет, сложно сказать, это скорее — больше народные байки, чем правда. Но, возможно, когда-нибудь мне удастся заглянуть в семейную летопись, и узнать наверняка. Осталось только выбраться отсюда, и в том, что отец меня не станет зде6сь долго держать, я почему-то не сомневался.

К тому же мне ничего не остаётся, как еще раз попытаться рассказать отцу о будущем. Может быть теперь он наконец поверит?

Чтобы быстрее согреться и, наконец, перестать стучать зубами, я начал отжиматься, приседать, бегать на месте — попросту усилено двигаться, на сколько позволяло пространство клетки.

Позади сияли корни родового древа, здесь было так тихо, что мое учащенное дыхание и стук сердца казались невыносимо громкими. Взглядом то и дело натыкался на белоснежный череп кого-то из моих предков. Он лежал неподалёку среди корней и смотрел на меня черными провалами словно бы осуждающе.

Подумал о матери и о том, как объяснит ей отец мое отсутствие. На всякий случай достал зеркало связи и попытался с ней связаться, хотя и понимал, что клеть не выпустит чары и не позволит мне это сделать.

Отец явно не зря привел меня именно сюда. В подземелье с темницами меня бы быстро обнаружили. Савелий несколько раз в день спускается в котельную, которая недалеко от темниц, чтобы проверить температуру огненной ойры. Там бы, если бы я начал кричать, он бы меня сразу нашел. Это означало еще кое-то — отец не собирается рассказывать никому о том, что запер меня здесь. Вероятно, он пока и сам не до конца уверен, что я не тот, за кого себя выдаю, а возможно просто не хочет, чтобы мама нервничала.

От нечего делать, я улегся на землю, глазел на артефакт чародейской клети, висящий прямо надо мной. Стало любопытно, когда отец его сюда повесил. Судя по тому, что артефакт был буквально выдран из стены вместе с камнем, делал это отец впопыхах. Наверняка приехал домой раньше, а только после отправился за мной в школу.

После перепадов температур организму требовалось восстановление, поэтому я даже не сопротивлялся, когда меня начало клонить в сон. Сколько я проспал трудно сказать, но разбудил меня шепот Инесс, раздавшийся у самого уха:

— Ярослав.

Я резко поднялся на локтях, щурясь спросонья и пытаясь ее разглядеть. Запоздало вспомнил, что сейчас не полнолуние и увидеть призрака вряд ли получится.

— Ты здесь или приснилась? — спросил я сипло.

— Здесь, но сил у меня мало, — прозвучал ее голос пусть и отдаленно, но уже в полной мере, а не шепотом.

— Я кое-что узнала, — сказала она, — кое-что важное для тебя.

— И что же? — заинтересованно уставился я туда, откуда, как мне показалось, послышался ее голос.

— А ты, смотрю, продолжаешь развлекаться, как умеешь, — вместо ответа, иронично произнесла Инесс. — За что это тебя так? Я тебя еле отыскала.

— Это не важно, — отмахнулся я. — Так что ты узнала?

— Кажется, я знаю, кто в будущем убил твоих отца и мать.

— Не томи же, Инесс! — воскликнул я, понимая, что она нарочно тянет время, в излюбленной ею манере разыгрывая интригу.

— Его императорское величество Михаил Алексеевич, — голос ее прозвучал отчетливо и даже яростно.

Я устало закачал головой.

— И с чего бы ему это делать? — скептично поинтересовался я, конечно же, не веря ни единому ее слову.

— Потому что он хочет тебя в свои личные охранники, а твой отец сопротивляется и не желает тебя отдавать в боевые чародеи. Я проведываю иногда императора, когда есть силы, быть призраком не сахар, но и все же у меня теперь есть кое-какие преимущества. Так вот, недавно я подслушала прелюбопытнейшую беседу: в ней император намекнул великому князю, чтобы он во что бы то ни стало выполнил его пожелание. То есть, даже если придется убить тех, кто мешает выполнить это самое пожелание.

Какое-то время я обдумывал ее слова, потом сердито усмехнулся и сказал:

— Это очень удобно для тебя, правда? Выставить все так, словно моих родителей убьют из-за прихоти императора? Решила, что сможешь так настроить меня против него и заставить тебя спасать? Заставить делать то, что ты хочешь?

— Я не лгу, княжич, — голос Инесс был крайне серьезен. — И да, ты прав, мне это выгодно, но я не лгу. Я хочу помочь и открыть тебе глаза на истинный ход событий. Император жаждет заполучить тебя из-за твоего дара так сильно, что ему плевать на все. И только твой отец помеха, Ярослав. Которую, к сожалению, не так сложно устранить. Подумай об этом.

Я злился и молчал. Поверить в слова Инесс было не просто. Сделать для меня из императора злейшего врага для нее не просто выгодно, это ее важнейшая задача, которую она никогда ни не скрывала.

Но что-то все же заставило меня сомневаться. Хотя одна только мысль, что я долгие года верно и усердно служил убийце родителей, которого всю жизнь искал, приводила меня в ярость вперемежку с неподдельным ужасом.

Вот только однажды подобная мысль у меня уже возникала. Слова императора о том, что между мной и моим будущем стоит только отец, резанули мой слух. Тогда я эту мысль очень быстро оставил, но что, если мои подозрения были далеко не беспочвенные?

Способен ли император на подобное? Я достаточно хорошо успел узнать его и мог без сомнений сказать — что, нет. Да, он жесткий человек, помешанный на власти. Несомненно — эгоистичный и иногда перегибающий палку в своем всевластии и вседозволенности. Но не настолько, чтобы дойти до убийства. Несмотря на эгоистичность и властолюбие, император яро, практически фанатично чтил законы империи и заповеди Богов. Убить не из мести, не ради спасения, а ради прихоти страшный грех. И пусть по-своему его решения порой и были жесткими, но по большей части справедливыми.

Хотя я и не мог отрицать, что многое могло мне видеться так, потому что в начале службы при дворе я испытывал неподдельное благоговение, практически детское обожание к его величественной особе. Император бывал жесток к своему окружению, но ко мне он носился с особой теплотой. Я был его любимчиком и в общении он позволял мне куда больше, чем собственным детям. Неужели из-за этого я оказался так слеп?

Я слишком долго молчал, Инесс не выдержала и снова подала голос:

— Ты не можешь оставить мои слова без внимания, Ярослав. Даже если ты не веришь в мою искренность, ты ведь не станешь отрицать, что риск есть. В прошлом император так же настаивал на твоем обучении в академии боевых чародеев?

— Я этого не знаю, — качнул я головой. — В прошлом о моих способностях императору стало известно куда позже, чем сейчас. Родителям довольно долго удавалось скрывать мое проклятие. Но к новогодию уже все знали о том, что я оборотень и умею контролировать зверя, потому что Михаил Алексеевич устроил целое представление, заставив меня обернуться. Теперь же это произошло раньше, и он заставил меня сразиться с чудищем из запретного леса.

— На новогодие он тоже уже попросил великого князя изловить для тебя какое-нибудь чудище, — послышался где-то за спиной мрачный голос Инесс.

— Но в прошлом, — продолжил рассуждать я вслух, — отец ни разу не упомянул о том, что император настаивает на моей учебе в военной академии. Я не знаю, происходило ли это тогда.

Я сделал паузу, потом нехотя сказал:

— Но и сейчас отец не хотел мне говорить о имперской стипендии и письме, если бы не приехал великий князь, возможно это так бы и осталось в секрете для нас всех. Нет, если император сделал это сейчас, наверняка это было и в прошлом. Я бы не успел так сильно повлиять на будущее.

— Вот именно! — возбужденно воскликнула Инесс где-то в конце усыпальницы, а затем ее голос стал ближе, но при этом тише. — Теперь ты понимаешь, что я не лгу? Мы должны быть заодно, Ярослав. Разве ты не видишь, сама Макошь сводит нас вместе!

— Для тебя это ничего не меняет, Инесс, — возразил я. — Если ты права, то проще всего для меня сделать то, что он желает.

Я не видел, но казалось, буквально чувствовал ее сердитый, неодобрительный взгляд.

— Не разочаровывай меня, княжич! — почти с угрозой произнесла она. — Вот так опустишь руки и сдашься? Будешь служить этому нелюдю, зная, что в прошлом он убил твоих родителей?!

— Это не самая большая жертва, если сравнить с тем, что я могу потерять, — холодно ответил я, хотя сам прекрасно понимал, как это для меня будет непросто.

— Ты ведь не сможешь! — с упреком воскликнула Инесс.

— А что ты предлагаешь? — разозлился я. — Убить его? Каким образом? Его охраняет целая армия лучших боевых чародеев, его защитные артефакты, с которыми он почти никогда не расстаётся, изготавливали лучшие артефакторы империи за последнее тысячелетие!

— Освободи меня, и я сама его убью! — решительно сказала Инесс.

— Ты ведь обещала, что покинешь империю, если я тебя верну.

— Покину, но сначала освобожу империю от этой мерзости, — гневно заявила она. — Да ради такого я готова еще десять раз умереть — если я буду знать, что император тоже мертв.

Я снова крепко призадумался. Если все так, как говорит Инесс, если она права, то это все кардинально меняет. Я уже знал, как действовать, чтобы свести все риски на нет, но для начала мне бы было неплохо убедиться наверняка, что все это правда. И вскоре мне такой случай представится на весеннем балу новогодия.

— Когда ты собираешься в склеп за моим тайником? — требовательно поинтересовалась она, словно бы я ей это давным-давно обещал.

Я отрицательно закачал головой.

— Ты должен сделать это как можно скорее, Ярослав. Разве ты не понял, что я предлагаю сделать за тебя всю черную работу? От тебя требуется только вернуть меня к жизни!

— И снова ты говоришь так, словно это сделать проще простого.

— У меня еще остались преданные мне вурды в империи, — словно не слыша меня, продолжила она. — После того, как тайник будет у тебя, найди барона Клима Кострицкого — ему можешь доверять, как и мне. Свяжись с ним, он поможет меня вернуть к жизни, он знает как. Взамен мы убьём императора, а твоей семье больше ни что не будет угрожать.

— Красиво говоришь, Инесс, — мрачно прокомментировал я. — Но слишком много дыр в твоем плане. Любая неудача, любая оплошность или неосторожность — и всему придет конец. В данном случае только ты ничем особо не рискуешь, ты и так уже мертва. Мне же есть чем рисковать.

— Пещера находится недалеко от нового города Дубарецк, под скалой, на которой растет старый дуб, — снова проигнорировала мои слова Инесс. — Увидеть вход в нее сможешь только во время отлива, придется помокнуть, но сама пещера внутри скалы и там сухо. Саркофаг царя Кассея лучше не трогай, и тем более цепи. Мой тайник под большим валуном — придется попотеть, чтобы его отодвинуть. Из пещеры лучше убирайся с помощью сапог. И ты должен отправиться туда как можно скорее.

— Почему? — спросил я, чувствуя подвох.

— Потому что мой тайник интересен еще кое-кому. Бастард моего мужа хочет прибрать его к рукам. Не знаю каким образом, но он знает об артефактах и теперь их ищет. Какая-то из моих вурд не смогла держать язык за зубами, решив выслужиться перед новым господином. Скорее всего Агнешка решила, что раз я мертва, то и клятвы верности больше не действуют, да и тайник мне больше не нужен. Вот же ей не поздоровиться, когда я вернусь.

— Значит, твой пасынок знает, где именно спрятан тайник? — спросил я, предположив, что возможно эта затея уже не стоит усилий, так как тайник уже забрал молодой граф Фонберг.

— Нет, никто даже из преданных вурд не знал об этом. Но о самих артефактах знали несколько человек, в том числе и мои личные служанки. Пока я была жива, они не смели о них говорить, теперь же их ничего не сдерживает. Каин будет искать тайник по всем местам, в которых я любила бывать. И неподалеку от Дубарецка и склепа Кассея Бессмертного у меня имеется загородный особняк, там я частенько любила бывать осенью и весной. Я не могу быть уверена, что никто из моих вурд не видел, как я ныряю в пещеру. Пока что тайник на месте, но лучше бы нам перестраховаться и забрать его раньше Каина.

— Инесс, — с сожалением произнес я, желая отказать, но она не дала мне договорить.

— Выбирайся отсюда скорее, княжич. До следующего полнолуния, когда мы встретимся вновь, мои артефакты должны быть у тебя. — С каждым словом ее голос слабел и становился все тише, пока и вовсе не исчез, оставив меня снова наедине с могильной тишиной подземелья.

* * *

Я вертелся всю ночь, пытаясь заснуть. Но мысли не давали мне покоя. Стоило мне только предположить, что Инесс сказала правду, стоило только допустить, что Михаил Алексеевич в действительности в прошлом убил моих родителей, как я приходил в бешенство.

И еще больше подтверждали подобную вероятность событий слова Фрайды о том, что родителей убьют из-за меня. Все складывалось в уродливую и ужасающую картину. Все сходилось.

Я лежал на сырой земле. Иногда проваливался в сон и словно в бреду слышал голоса, шепот, шелест голосов. Мне казалось, со мной говорят предки, пытаются что-то сказать, но в гуле слившегося шёпота ни слова нельзя было разобрать.

Мне снова снилась та проклятая ночь. И снова я не мог ничего изменить. Я просыпался в холодном поту, затхлый сырой воздух не давал дышать полной грудью, меня мучала жажда и очень хотелось обернуться волком, чтобы забыться хоть на время.

Зверь чувствовал мою ярость, беспокойство, неволю. Волк пытался вырваться наружу, избавить меня от мучений и дать отдохнуть сознанию. Я ему не позволил. Проклятие оборотня чародейская клеть не сдержит, но самому зверю из нее все равно не выбраться, а он без моего контроля наверняка будет рваться и покалечит нас обоих.

Когда мне, наконец, удалось успокоить и волка, и мысли, я смог уснуть. Но проспал я недолго. Только мне удалось на миг забыться сном, как из глубин туннеля послышался скрежет отодвигающейся стены.

Энергичные, гулкие шаги приближались ко мне все быстрее. Я приподнялся на локтях, глядя на замаячивший конце туннеля огонек от ойра-лампы.

Отец подошел и небрежно швырнул сквозь клеть флягу с водой и бумажный сверток, от которого вкусно пахло чем-то мясным.

— Ешь, — приказал он. — Ярославу нужно питаться.

— Но я и есть твой сын — Ярослав, — неодобрительно посмотрел я на него и принялся пить из фляги.

Отец не спешил уходить, он стоял, мрачно наблюдая, за тем как я пью. Это уже был хороший знак, значит, он готов к разговору. И когда я утолил жажду, решил, что раз он молчит, начну сам, и спросил:

— Мама не волнуется? Ты как-то объяснил ей мою пропажу?

— Не твое дело, — зло отчеканил отец.

Я разочаровано вздохнул.

— Ты ошибся, отец. Не знаю, кем именно ты меня считаешь, но я Ярослав Гарван и могу поклясться на роду. Род ведь не обманешь, если бы я не был Гарваном, как бы я смог….

— Можешь больше не притворяться, ты не мой сын, бесовское отродье, — холодно заявил отец, перебив меня. — И клятве твоей я не поверю, нечисть и не на такие фокусы способна. Можешь даже не пытаться меня убедить. Мой сын не знает алхимии, не владеет ментальными чарами. Ярослав покладистый и спокойный юноша, его обычно мало интересовали дела рода, а тут вдруг такая оживленность. — Он окинул меня презрительным взглядом: — В тебе нет ничего от Ярослава!

Я ответил спокойно и дружелюбно:

— И все равно это я, папа.

— Цыц! — метнул он злой взгляд в мою сторону. — Яр бы не стал связываться с бандитами — это ему несвойственно, понимаешь? Ты ведь не слишком осторожничал. Мой четырнадцатилетний сын ни за что бы не стал водиться с вурдами и уж тем более помогать им, нарушая закон. И если до этого я сомневался, то сегодня — убедился. А так как подобру-поздорову ты наверняка не уйдешь, я найду способ избавиться от тебя и вернуть моего мальчика.

Я тяжело вдохнул, закачав головой. Ну вот, мы вернулись к тому же с чего начали. Снова придется рассказывать отцу о том, что я из будущего. Может быть хоть на этот раз он мне поверит? Впрочем, сейчас у меня по сути и выбора особого нет. Изгнать из меня демона у него конечно же не выйдет, но вот я опасался, что отец из-за этих подозрений может меня закрыть тут надолго.

— Когда ты украл тело Яра? — накинулся он с гневными вопросами на меня. — Что вы сделали? Кто впустил тебя в тело Ярослава? Чернокнижники или колдун? Где душа моего сына сейчас? Отвечай!

— Я не демон и не бес, и не какая-либо другая нечисть, — начал я. — Но в кое чем ты прав. Я не четырнадцатилетний Ярослав, я куда старше. Я из будущего, меня вернули предки, чтобы спасти наш род. Сам подумай, если бы я был демоном, откуда бы я столько знал о нас, о нашей семье и истории? Да и зачем бы демону было так беспокоится о благополучии нашей семьи?

— А этого я не знаю! — раздраженно и импульсивно воскликнул он, но что-то в моих словах все же заставило его сомневаться, я это видел по его нетвёрдости во взгляде.

— Вероятно, — продолжил отец говорить, — от нашего благополучия зависит и твое. И не смей дурить мне голову, если ты сумел влезть в тело моего сына, значит и завладеть его памятью не составило для тебя труда. Никто не может вернуться в прошлое — это нарушает все законы равновесия и порядка. Боги бы никогда не допустили подобного!

— Смотря какие боги, — виновато улыбнулся я, разведя руки в сторону. — Предки заключили договор с темным богом. Он и позволил мне вернуться. Взамен он потребовал жертву — в нашей семье семь поколений не будет рождаться мальчиков. Что-то еще потребовал этот бог, но об этом дед Богдан мне не сказал.

Отец зло оскалился, приблизившись к клетке.

— Складно врешь, но я все равно не поверю, что предки могли заключит договор с темным богом. Пытаешься склонить меня на свою сторону, демон? Ничего не выйдет! Больше я не собираюсь слушать твою ложь. Будешь сидеть здесь, пока я не придумаю как от тебя избавиться?

Он решительно направился прочь.

— Черт, папа! Но я не лгу! — потеряв всякое самообладание, крикнул я ему вслед. — Ты должен меня выслушать! Я не стану больше лгать и расскажу все как было на самом деле.

Отец остановился, но не повернулся ко мне.

— Я из будущего и вернули меня этой осенью. В будущем меня убили пулей начиненной мертвой ойрой. Мне было почти сорок, я был генералом Имперской армии и еще бы немного и получил звание генерала-фельдмаршала. Но меня убили у Нерны. К тому времени никого из Гарванов кроме меня не осталось — и с моей смертью роду пришел конец. Предки вернули меня, чтобы я все исправил.

Отец какое-то время мешкал, затем холодно произнес, так и оставшись стоять ко мне спиной.

— Я это уже слышал.

— Но ты слышал не всю историю! Ты ведь даже не даешь возможности мне ее рассказать. Просто выслушай.

— Хорошо, — резко повернулся папа, — я выслушаю. Но если почувствую ложь, снова отведаешь силу моей ледяной магии.

На лице папы все еще оставалось явное недоверие, а взгляд был холодным и жестким. И все же он дал мне шанс, потому что в глубине души он наверняка надеялся, что ошибся.

И я начал рассказ с того рокового дня, когда все началось — когда отец подарил мне браслет, семейную реликвию, которая переходила от отца к сыну многие века, но не существует в этой реальности. Дальше поведал, что именно благодаря браслету оказался в прошлом, после того как кто-то из моих солдат, предав, убил меня.

Я нарочно сыпал военными терминами и выдавал подробности, которые могли быть известны только служивому человеку. Молодой Ярослав не мог об этом знать, и слуга темного божества вряд ли бы был знающ такие тонкости. Я это наверняка должно заставить отца поверить в правдивость моих слов.

Я рассказывал все и о прошлом, и о будущем. Рассказывал, как выяснил, что время не позволяет будущему появится в прошлом, как стирает воспоминания и записи. Отец не перебивал и не комментировал, а слушал, но продолжал смотреть все тем же холодным взглядом, по которому невозможно было определить, верит он мне или нет.

Я говорил и говорил: о событиях в Хорице и Вулпесах, о своих подозрениях и опасениях. Поведал я и об Инесс, и о том, как так вышло, что мы начали тесно общаться. Я не утаил и не солгал ни разу, я не стеснялся в выражениях и говорил все, как было. Даже сознался в том, что спас Якоба и объяснил, почему я это сделал.

Отец не выказывал ни единой эмоции до тех пор, пока я не заговорил об императоре — здесь он начал хмурить брови. А когда я рассказал о плане Инесс и о том, о чем мне поведала накануне, его лицо и вовсе перекосило от злости. И опасался я, что злится он далеко не на императора. Но отец и здесь ничего не ответил, продолжая терпеливо слушать мою историю.

Когда я, наконец, закончил ощущение было, словно камень с души сняли. Пусть даже и на короткое время, пусть даже завтра он все забудет, но он узнает правду.

Наверное, так долго, да и еще беспрерывно мне никогда не доводилось говорить. Вог рту пересохло, и я снова приложился к фляге, при этом глядел на отца и ждал реакции.

Он хмурился, молчал и смотрел на мерцающие корни родового древа. Я понимал, что ему нужно время все осознать и обдумать, поэтому не мешал, а тихонько развернул сверток с едой и принялся есть домашний сыр, ветчину и фаршированные яйца.

Отец довольно долго так стоял, затем повернулся ко мне, словно бы не решаясь сказать то, что сейчас крутилось в его голове. Резко он вскинул руку, я уже было решил, что он снова кинет в меня ледяную мантию, но он направил воздушный поток на артефакт клети и отключил ее.

— Значит, ты мне веришь, — сказал я, убирая остатки еды обратно в сверток и поднимаясь на ноги. Мне не терпелось поскорее выбраться из усыпальницы и выйти на улицу на свежий воздух.

— Возможно, — ответил неуверенно отец, — по крайней мере ты говорил весьма убедительно. Но это все равно не меняет того, что ты не мой сын.

Мысленно сокрушаясь, я вопросительно уставился на него.

— Да, может быть ты и Ярослав Гарван. Но ты не тот мальчишка, которого я знаю, как своего сына. Получается, ты незнакомый мне мужчина, который когда-то давным-давно был мои сыном.

— Я вернулся в прошлое не по своей прихоти, и не просто так.

— Я понимаю, — печально произнес он. — Но мне бы хотелось, чтобы вернулся мой мальчик.

— Не уверен, что это возможно, — поджал я губы.

Отец устало закачал головой:

— Если ты занял его место, где же тогда он сейчас?

Этим вопросом отец меня озадачил.

— Думаю, здесь же, — неуверенно сказал я. — Видимо — это я и есть, просто моя память увеличилась на двадцать пять лет.

Отец окинул меня скептичным взглядом и ничего не ответил. Затем указал взглядом на туннель, намекая, что пора наверх.

— Что ты думаешь по поводу остального? — спросил я, следуя за ним.

— Пока не знаю, все это непросто. Но очень жалею, что не знал этого раньше. Столько бы ошибок можно было избежать.

— Время не позволяет и не позволит запомнить все то, что я рассказал, — напомнил я.

— Это проблема, — кивнул отец, подумав, сказал: — Ты говорил, что графине Фонберг удалось не спать и таким образом она помнила о будущем. Упомянул какое-то зелье, возможно и мне оно поможет?

— Она древняя вурда, — закачал я головой, — вряд ли подобное подойдет тебе. Да и воспоминания могут исчезнуть не только во время сна. Например, когда ты просматривал мой шар памяти, ты все забыл в одно мгновение. Хотя я рассказывал тебя о будущем несколько минут назад. Боюсь, что воспоминания могут исчезнуть даже тогда, когда ты просто чересчур задумаешься.

— Мне нельзя забывать, — твердо произнес отец. — Если я забуду, мы снова вернемся к этому. Я снова буду подозревать в тебе слугу темного бога, которого так и не изгнали в день нападения чернокнижников.

— Здесь не могу с тобой не согласиться. Наверняка это произойдет.

— Да, с этим нужно что-то придумать. А еще мы должны как можно скорее отправиться к Черноморью за артефактами графини Фонберг.

— Ты думаешь, мы должны поддержать ее план? — удивился я.

Отец нехорошо взглянул на меня.

— Нет, это вряд ли. То, во что пытается втянуть нас графиня очень опасно и едва ли разумно. Но и глупо оставлять редкие артефакты Каину Фонберг, они нам и самим пригодятся.

Идея отца мне не слишком понравилась. И артефакты он желает прибрать к рукам далеко не из-за жадности, а чтобы они не попали ко мне и я не отправился спасать Инесс. О точном местоположении тайника я отцу еще не рассказывал, лишь упомянул Черноморье, когда говорил о плане Инесс. И сейчас не был уверен, что стоит это делать.

Я с разочарованием взглянул я на отца:

— Значит, ты считаешь, что мы должны подчиниться императору? Я должен отправиться в военную академию и снова стать его верным псом?

— Это самый безопасный вариант для нас всех. Если в будущем нас из-за непокорности убили, самое простое решение — покориться. А с Вулпесами, возможно, мы решим проблему куда быстрее, имея артефакты Фонберг.

Я мрачно смотрел перед собой, переваривая в голове слова отца. Нет, я и сам вначале пришел к подобному решению — весьма отвратительному, пусть и простому. Но скорее озвучил его, чтобы умерить пыл Инесс, а не потому что всерьез считал это возможным.

— Я не смогу служить императору, — категорично сказал я. — Зная, на что он способен и, зная, что из-за него наш род снова мог быть уничтожен — не смогу. Это слишком.

— Потому что тебе здесь не место, — иронично протянул отец. — Нужно вернуть юного Ярослава, у него нет твоей памяти и для него подобная служба будет большой честью, а не злой карой.

Я решил пока не заострять внимание на других более глобальных проблемах, касающихся мира, а не только нашего рода. О них я пока отцу ничего не рассказал, поэтому лишь поинтересовался:

— И как же ты собираешься вернуть меня молодого?

— Пока не знаю, — отец остановился, я тоже.

Он окинул меня задумчивым взглядом и сказал:

— Если все дело в воспоминаниях, значит мы должны избавить тебя от них. Я, как ты сам сказал, тоже забуду, если хоть раз засну. Мы не будем знать будущего, для нас ничего не измениться. Мы просто продолжим жить. Но прежде, конечно же, мы должны предотвратить ту опасность, о которой ты говорил. Нам предстоит многое обдумать и решить.

— Это ведь невозможно — забрать воспоминания за столько лет. Даже самые сильные вурды и те могут заставить забыть не больше недели.

— Найдем другой способ, — произнес отец таким тоном, словно бы это дело проще простого.

Я решил не переубеждать его сейчас. Я и сам теперь не знал, как быть и как действовать. Я понимал чувства отца: для него я действительно чужой и незнакомый человек, а не его сын подросток. Вернуть меня прежнего желание вполне объяснимое. Но готов ли я на подобное? Что станет со мной? Я исчезну? Или просто все забуду и проживу эту жизнь заново… Но это ведь буду уже не я.

— Ты так и не ответил, как объяснил маме мое отсутствие, — сказал я отцу, когда мы подошли к лестнице, ведущей из подземелья.

— Мать уехала на несколько дней с Натальей и детьми в загородный дом родителей Натальи. Злата упиралась и не хотела уезжать, но мы с Олегом смогли настоять на том, что ей необходимо отдохнуть и сменить обстановку. И раз у нас есть эти несколько дней и пока меня зверски не клонит в сон, мы отправимся с тобой к Черноморью и заберем тайник. А после уже будем решать, что делать дальше.

— Я не уверен, что это хорошая идея. Инесс позволила мне его забрать на условиях, что я помогу ей вернуться к жизни.

— Может и поможешь взамен на зелье энергии, которое она создавала. Точнее, если она смогла его создать, я сам помогу.

— И тогда она убьет императора, — иронично протянул я, изучая реакцию отца.

— А это уже не наше дело, — безразлично пожал он плечами, заставив меня усмехнуться.

— И когда выдвигаемся к Черноморью? — спросил я.

— Прямо сейчас.

Глава 4/1

Отец отменил все дела на сегодня, мы быстро позавтракали, собрались, и в обед сели в отцовский тетраход и двинулись в сторону Юга.

Путь до княжества Шаранского на тетраходе должен занять не больше четырех часов, и еще час до нового города Дубарецка от столицы. На монорельсовом поезде было бы куда быстрее, но на своем транспорте все же куда удобнее, да и внимания будем меньше привлекать.

Как только мы выехали из Воронова гнезда, я заметил стоявший на обочине старый, но добротный вишневый двухместный тетраход, довольно редкая модель и я не мог не обратить на нее внимание. Но также меня насторожило, что как только мы проехали мимо, тетраход тут же тронулся следом, словно нас и поджидал.

Мы вырулили на главную дорогу, ведущую из Варганы, вишневый тетраход повернул за нами. Он ехал за нами несколько километров, и сначала это меня не очень насторожило, потому что из нового города на основную трассу вела всего одна дорога. Но когда мы повернули на развилке в сторону юга, и вишневый тетраход повернул за нами, это уже без сомнения все меньше походило на совпадение.

— Хвост? — спросил я отца, оборачиваясь и пытаясь разглядеть водителя, но передние стекла были затемнёнными.

— Я их тоже заметил, — спокойно ответил отец. — Давай проверим.

Отец повернул шар управления, вдавив сильнее. Движущая ойра внутри двигателя засвистела, разгоняясь, заурчал громче двигатель, завибрировал салон, и на всей скорости мы понеслись вперед.

Вишневый тетраход остался позади и быстро скрылся из виду и даже не пытался нас догнать.

— Видимо, ошиблись, — пожал плечами отец, а затем поспешил сбросить скорость. Главная южная трасса была довольно оживленной, поэтому не стоило здесь слишком разгоняться.

— И все же — какой у нас план? — спросил я.

Отец не торопился отвечать, поэтому я продолжил говорить:

— После того как мы заберем тайник Инесс и вернемся в Варгану — что будет дальше? Ты ведь не сможешь не спать долго. Даже с зельями продержишься неделю не больше. И в итоге все равно уснёшь. Организм не справится, ты потеряешь сознание или заснешь, сам того не заметив, а когда проснешься — снова все забудешь.

— На этот случай мы должны что-то придумать, — ответил отец.

— Какое-нибудь объяснение для тебя, — предположил я.

Отец кивнул, а я задумался. В голову ничего толкового не приходило.

— Как это произойдет? — спросил он, оторвав меня от размышлений. — Я проснусь и не вспомню, что делал последнюю неделю?

— Нет, это не совсем так работает. Ты не забудешь события, не забудешь, что делал, но можешь не вспомнить зачем именно ты это делал. Например, мое освобождение. Наверняка ты не вспомнишь ни слова из того, что я рассказал. Но моменты, не связанные с будущим ты запомнишь. Например, о том, что я помог сбежать Якобу, об Инесс и тайнике. Можно попробовать кое-что еще, — я подался вперед, а отец с любопытством покосился на меня.

— Мне удается сохранять чужие воспоминания, используя ложь, — пояснил я. — По крайней мере, несколько раз у меня уже так получалось обойти законы времени. Полагаю, что время не воспринимает ложь, как вмешательство в его ход. Правда, я пока и не пробовал преподносить с помощью лжи реальную информацию о будущем. Нам нужно придумать для тебя логичное объяснение всему происходящему, а также придумать, как я смогу преподнести тебе информацию об опасности, которая нам грозит в будущем.

— Та опасность, о которой ты все время талдычишь, и не опасность вовсе, — вздохнул отец. — Мы это уже обсуждали. Император получит, то что желает, ты отучишься в боевой академии и отслужишь положенные пять лет. Дальше сможешь вернуться домой и делать все, что пожелаешь. Думаю, этого предки и хотели от тебя, это ты и должен исправить. Когда я все забуду, все что от тебя будет требоваться — больше не своевольничать и не устраивать ничего подобного дуэли или дружбе с вурдами. Весной ты будешь еще дома, а летом уедешь гостить в императорский дворец. Мы почти не будем видеться, и я вряд ли стану снова подозревать в тебе слугу темного бога. И хорошо бы тебе придумать, как избавиться от воспоминаний о будущем. Это упростит жизнь не только нам всем, но и в первую очередь тебе. Не представляю даже каково тебе сейчас. И уж точно — я бы на твоем месте оказаться не хотел.

Я промолчал, не желая как-либо это комментировать. К тому же, что бы сейчас ни сказал отец, решение все равно принимать мне. Потому что в скором времени он обо всем забудет. И как бы я ни думал о решении, которое наверняка сможет уберечь нас от гибели — оно мне все больше и больше становилось ненавистно. Даже слова Инесс о том, что и умереть не жалко, зная, что император мертв — казались весьма заманчивыми.

Да, мне проще убить его, а после закончить жизнь на виселице, чем снова ему служить. Я даже невольно представил, как это будет: я обернусь волком на новогодние, когда он заставит меня сразиться с чудищем из запретного леса, и вместо чудища накинусь на него, вгрызусь в его горло, и буду рвать, пока не услышу последний удар его гнилого сердца. Его телохранители, конечно же, начнут атаковать чарами и стрелять, но они не успеют его спасти. Какие бы защитные артефакты ни были у императора, они его не уберегут от моей ярости и ненависти. Представив это, даже на душе стало как-то легче.

Но от этих кровожадных мыслей меня отвлек отец, словно бы услышав, о чем я думаю.

— Как только вернемся домой, напишу Михаилу Алексеевичу, что ты изменил свое мнение и мы с радостью примем предложенную им стипендию.

И снова я промолчал. Потом спросил:

— А если императора убьют?

Отец опасливо оглянулся, словно на заднем сидении мог быть кто-то еще, кто бы услышал, о чем мы говорим.

— Ты имеешь в виду Инесс? — вновь уставившись на дорогу, спросил он ироничным тоном, который мне не понравился.

— Может быть, и ее, ты ведь и сам не отрицаешь такой возможности.

— Только если ей будет что предложить нам взамен. Это должно быть что-то очень существенное. Например, зелье энергии. Но чувствую, что скореевсего у нее его не будет.

— Смерть императора тоже неплохая плата. Возможно, мы сделаем одолжение для всей Славии, избавив ее от такого правителя.

Отец поморщился, и я его понимал. За одни только подобные слова в адрес Его величества, можно лишиться жизни.

— Если не станет Михаила, его место займет цесаревич. Думаешь, избалованный мальчишка станет правителем лучше?

— Никто не позволит Есению править самостоятельно. Наверняка великий князь Григорий возьмет над ним неофициальное регентство и будет контролировать каждый его шаг. Это бы всех устроило.

— А если у Инесс не получится? Да что уж там! Я более чем уверен, что у нее не выйдет убить императора. Ее поймают, выпить зелье правды и тогда она расскажет, кто помог ей вернуться к жизни и с какой целью.

И я не мог ничего возразить, потому что отец был прав. Шансов убить императора у Инесс ненамного больше, чем у меня.

Довольно долго мы ехали в молчании, пока я не сказал:

— Но ведь существуют теперь и другие опасности. Например, твоя затея с дуэлью против Григанского. В будущем подобного не происходило, и теперь я опасаюсь, что это может ухудшить наше положение. Ты должен отказаться от этой идеи.

Отец зло усмехнулся:

— Григанский не представляет для меня опасности. И я его уже вызвал на дуэль, так что ничего отменить нельзя. Она состоится на новогодье, вскоре вся Славийская знать будет об этом судачить.

Я тяжело выдохнул, осуждающе закачав головой.

— Мама знает?

— Пока что нет, ты узнал первым.

— Ты вызвал его на дуэль по зеркалу связи?

Отец кивнул и снова усмехнулся:

— Григанский не слишком-то обрадовался вызову, он тот еще трус. Но и отказаться не мог, понимал, что я сделаю все, чтобы вся Славия узнала о его позорном отказе.

— Что ты от него потребовал, в случае его проигрыша?

— Три вопроса под зельем правды. Я заставлю его сознаться.

— А он от тебя? — я напряженно уставился на отца.

Он поджал рот, явно не слишком желая отвечать.

— Пап, — позвал я, напомнив, что я все еще жду ответ.

— Помилование. Родомир хочет, чтобы мы отказались от прошлых обвинений, вернули денежную компенсацию и публично простили Быстрицкого, а также вернули в школу его сына. Ну и еще он желает, чтобы мы извинились перед ним за ложные обвинения.

Я выдохнул, требования Родомира хоть и унизительные, но едва ли нам чем-то угрожают. Больше я эту тему решил не поднимать, отговорить от дуэли отца уже не выйдет, потому что наверняка уговор был скреплен родовой клятвой. К тому же если он победит, мы наконец сможем добиться справедливости.

Дорога вихляла впереди серой лентой, за окном мелькали леса, новые города и заброшенные деревни. Степные пейзажи быстро сменились лесными, хвойные леса перемежались с еще голыми лиственными, вдалеке замаячил новый город Шаранск. Он был куда крупнее Варганы, но очень ее напоминал своими архитектурными строениями и секторами круглого города, как, впрочем, и большинство новых городов.

— Купим скороходную лодку в Шаранске, а после уже отправимся в Дубарецк, — сказал отец.

— Неплохо бы еще купить водолазное снаряжение.

Отец покосился на меня, он, наверное, не ожидал, что нам придется купаться в холодном море, но только коротко сказал:

— Хорошо.

На повороте в новый город Шаранск я снова заметил вдалеке уже знакомый вишневый тетраход. И это уже едва ли походило на совпадение.

— Смотри, — кивнул я отцу, обращая его внимание.

— Таки догнали нас, — причмокнул от досады отец.

— Думаешь, Тайная канцелярия продолжает следить за нами?

— Скорее всего, — мрачно ответил он. — Да и больше некому.

— И что будем делать? Остановимся и выясним, зачем они нас преследуют? Или сделаем вид, что не заметили?

— Если остановимся, они наверняка проедут мимо. Будем запутывать следы и придется немного задержаться в Шаранске.

Я, соглашаясь, кивнул. Отец сбавил скорость, и мы въехали в ворота с большой яркой вывеской над ними «Добро пожаловать в славный город Шаранского княжества».

Вишневый тетраход тоже сбавил скорость, следуя за нами, но при этом выдерживая большую дистанцию.

— Нужно сменить транспорт, но первым делом снимем гостиницу, — начал озвучивать план дальнейших действий отец. — Затем будем действовать по обстоятельствам. Я прихватил с собой нашего нового зелья невосприимчивости морока. Достань из моей сумки в заднем отсеке есть две колбы.

Я поспешил развернуться к заднему сидению, где покоился мой рюкзак и отцовская сумка. Быстро нашел две колбы, одну выпил сам, а вторую отдал отцу. Теперь даже если в гостинице слежка за нами продолжится, по крайней мере, мы будем знать, кто именно за нами следит.

Мы въехали в Шаранский элитный сектор, который в отличие от Варганского, имел большую часть развлекательную, чем жилую. Повсюду пестрели всяческие парки аттракционов, которые имели спрос даже в зимнее время года. Здесь было все, что обычно бывает в курортных городах: нескончаемые ряды дорогих магазинов и лавок, элитных борделей, игорных домов, и салонов отдыха и красоты, а также маленьких и больших гостиниц.

Правда сейчас был далеко не курортный сезон, потому большинство заведений пустовало, а на дорогах не пестрело от разномастного транспорта. В сезон же здесь обычно не развернуться. Мы подъехали к одной из небольших гостиниц. Привратный тут же открыл ворота, ведущие на гостиничную стоянку. Мы въехали на нее, а вишневый тетраход, как мы и ожидали, уехал дальше, не остановившись ни на миг.

Мы с отцом переглянулись.

— Наверняка оставят тетраход дальше и вернутся сюда пешком, — предположил я.

Он кивнул:

— Приглядывайся к окружающим, может, кто-то покажется знакомым или подозрительным, или зелье невосприимчивости покажет того, кто использует морок.

Возле парадного входа в гостиницу был только служащий-дверной. В маленьком уютном холле тоже никого, кроме приветливой симпатичной женщины портье. При нашем появлении она выпрямилась по струнке, натянула дежурную улыбку:

— Рады приветствовать вас в гостевом доме «Южный бриз». Желаете комнату на двоих? Наши лучшие покои не заняты и готовы к заселению. Если желаете что-то подешевле…

— Нет, ваши лучшие покои, пожалуйста, — вежливо перебил ее отец, доставая кошелек.

— Хорошо, конечно, — радостно заулыбалась она, открыла большой увесистый журнал и с готовностью уставилась на отца, ожидая, когда тот представится.

— Матвей Забугорный, — отец улыбнулся, женщина поспешила записать, и пока она вносила имя, отец спросил: — Полагаю, гостей в это время у вас здесь немного?

— К сожалению, вы правы, господин Забугорный, — вздохнула портье. — Гости в такое время здесь редкость, в основном или местные, или прибывшие по делам.

— А сейчас? — еще шире улыбнулся отец.

— Только пожилая баронесса Женевью, она здесь постоянно проживает, ну и теперь вы. Но вам не стоит беспокоиться, у нас обычно тихо и вас никто тревожить не станет.

— Нет, шум нас не волнует. Но меня интересуют новые постояльцы, которые еще не заселились. Вы сообщите нам о них, если они вдруг появятся в скором времени?

Портье непонимающе уставилась на отца:

— Извините, господин Забугорный, но мне запрещено разглашать сведения…

— А я и не прошу разглашать, — перебил ее отец, продолжая вежливо улыбаться. — Просто скажете, какие покои они заняли сколько их. Ну и еще хотелось бы, чтобы вы поселили их подальше от нас, даже если они будут настаивать на обратном.

На лице портье возникло смятение.

Отец достал из кошелька несколько крупных купюр и положил на стойку, не торопясь ей отдавать. Но завидев деньги, лицо женщины тут же приобрело выражение готовности выполнить все, о чем бы ее ни попросили.

Пока они беседовали, я все это время поглядывал на дверь. Те, кто за нами следил, конечно могли тоже решить сюда заселиться, хотя это едва ли было бы разумно с их стороны. Но, скорее всего, нас будут или поджидать на улице или снимут комнату в гостинице напротив.

— У меня к вам будет одна просьба, — продолжил говорить отец с портье. — Даже не просьба, а скорее небольшая работенка.

Отец немного подвинул купюры вперед.

— Я вас слушаю, — с почтительной готовностью уставилась она на отца.

— Через час мы бы хотели отправиться к морю и порыбачить, но хотели бы выйти не через парадный выход, а через черный. А еще к этому выходу нам нужен водитель желательно неболтливый и на тетраходе попроще.

Какие-то доли секунды женщина обдумывала слова отца, он подвинул купюры к ней еще ближе, так чтобы она могла разглядеть их количество и номинал.

— Конечно, все устроим, господин Забугорный, — многозначительно кивнула она, невольно покосившись на деньги, потом заискивающе улыбаясь, спросила: — Будут еще какие-то просьбы или пожелания?

Отец кивнул, затем достал еще одну купюру, теперь уже отдав их все портье, решительно к ней пододвинув. Женщина спешно смахнула их со стола, покосилась в сторону служащего-дверного, убедилась, что он ничего не видел, а после широко распахнув глаза, уставилась на нас с готовностью слушать.

— Если кто-то вдруг будет о нас спрашивать, мы никуда не выходили и отдыхаем в своих покоях. И еще, как назло, мы забыли наше снаряжение и одежду для рыбалки дома. Были бы очень благодарны, если бы вы купили для нас плащи и сапоги. А еще неплохо бы и снаряжение для подводного плавания.

Портье удивлено вскинула брови, конечно, подводное плавание в такое время года выглядело довольно странно, но она не решилась это комментировать. Мало ли какие бывают причуды у богачей?

— Это все тоже нужно через час? — спросила она, просьба ее явно озадачило. Но, видимо, мысленно решив и эту задачу, она закивала. — Хорошо, и это выполним, господин Забугорный. — Она снова растянула губы в улыбке, но уже едва ли радостной, скорее растерянной. Наверняка подумала, что мы ненормальные, раз у нас такие чудаковатые запросы.

Но выдавать свои мысли портье, конечно бы, не осмелилась, поэтому поспешила вручить нам два магических ключа от шестого номера, и мы отправились на второй этаж в свои покои.

Отец выбрал первую гостиницу, что нам подвернулась, поэтому лучшими покоями оказались две довольно скромных размеров комнаты, одна из которых была спальней с двумя простыми кроватями, а вторая тесной залой для отдыха: с театральным зеркалом, полупустым баром и большим, занявшим половину пространства, диваном. Скромно, но чисто. Впрочем, ночевать мы здесь все равно не собирались. Как только мы заберем то, за чем приехали, сразу же покинем новый город Шаранск.

Когда мы оказались внутри, первым делом, ринулись с отцом к окну. Они как раз очень удобно выходили на сторону парадного входа.

Вишневого тетрахода поблизости нигде не было видно. Зато стояло несколько тетраходов припаркованных у обочины вдоль улицы.

— Как думаешь, они могли сменить транспорт? — спросил я отца, на всякий случай запоминая те четыре тетрахода, которые были поблизости.

— Не думаю, что успели бы так быстро. Скорее остановились где-нибудь на соседней улице и бросили транспорт. А сейчас или придут сюда и снимут комнату, или остановятся в гостинице напротив, чтобы следить за тем, как мы входим и выходим.

— Скорее второе, — согласился я с отцом. — Не знаешь, зачем Тайная канцелярия продолжает следить за нами?

— Думаю, это все никак не угомонится тот ушлый дознаватель Крапивин. Почувствовал, что мы утаили правду, и теперь вцепился в нас как клещ. Вероятно, он здесь даже неофициально, просто надеется, что удастся что-то вынюхать.

— У Крапивина хватка, как у волкодава. В будущем он станет начальником Тайной канцелярии, можно сказать — нам не повезло, он весьма упертый.

— М-да, — скривился отец от досады, — действительно не повезло. Но у него против нас ничего нет, так что…

Отец недоговорил, задумчиво разглядывая окна гостиницы напротив, он явно ожидал кого-то там углядеть. Мне показалось, что я заметил мелькнувшую тень на крыше гостиницы, но как бы ни присматривался, больше не смог ничего рассмотреть.

Через полчаса к нам зашла портье, принесла одежду: плащи для рыбалки, высокие непромокаемые сапоги и два костюма для плаванья. Еще были две круглые упаковки с водными круглыми шлемами, оснащёнными простенькими воздушными артефактами, позволяющими дышать под водой не больше часа. Их она нам отдавала с плохо скрываемым недоумением.

Мы натянули облегающие водолазные комбинезоны, а поверх рыбацкие плащи и сапоги. Вид у нас был, мягко говоря, нелепый. И если бы мы в таком облике решились на прогулку в городе, излишнего внимания точно бы было не избежать. Даже несмотря на то, что Шаранск находился на побережье и большая часть простого населения города весьма уважала рыболовлю, но в элитном секторе появление двух рыбаков вызвало бы изумление. Да и не походили мы с отцом на рыбаков, особенно отец с его копной боевых кос и горой мышц.

— До Дубарецка не поедем, — сказал отец, укладывая в рюкзак шлемы и фонари. — Возьмём скороплавную лодку на пристани и доплывем до места на ней. В море у нас больше шансов уйти от слежки, если она снова будет.

На том и решили. Единственное, что меня смущало, на улице уже давно стемнело, а ночь не лучшее время для морских прогулок, но отцу я ничего не сказал. Он торопился, потому что боялся, что уснет и забудет, зачем мы вообще сюда приехали. Хотя это и было не так, тайник Инесс никак ведь не относился к будущему.

Портье пришла за нами через пятнадцать минут и провела через служебную лестницу к черному выходу. Там нас уже ждал серый несуразный гексаход, похожий на вытянутый пирожок с большими шарообразными колесами.

— Другого транспорта быстро не нашлось, к сожалению, — увидев наше замешательство, развела руками и виновато улыбнулась портье.

Видимо портье предложила подработать кому-то из своих знакомых, которые в эту пору года зачастую сидят без работы. Подобные гексаходы рассчитаны на множество пассажиров — у них довольно высокая проходимость на бездорожье, а еще благодаря колесам они трансформируются в водоплавающий транспорт. Обычно гексаходы возят отдыхающих на удаленные пляжи и острова. Но вид транспорта для нас едва ли имел сейчас значение. Главное, добраться до Шаранской пристани.

Мы сели в гексаход и покинули гостиницу. Вишневого тетрахода нигде не было видно, а значит и слежки за нами больше быть не должно. До пристани добрались весьма быстро, водитель, как и просил отец, был совершенно неболтлив и за всю дорогу сказал лишь три слова: «Здесь вас высадить?»

Отец отпустил водителя, здесь на берегу было безлюдно, вдалеке пришвартовался большой корабль, с десяток разномастных лодок покачивались у причала и только одна из них была скороходной. Все эти лодки сдавались в аренду рыбакам и отдыхающим, а сейчас стояли без дела.

Мы нашли смотрителя за лодками в небольшой хижине на сваях. Он встретил нас небритым заспанным лицом и порядочным запахом перегара. Смотритель долго не соглашался продать нам лодку, ссылаясь, что они только в аренду. Хотя едва ли мы собирались отправляться обратно тем же путем и возвращать ее, когда у нас будут сапоги Инесс. Лодку наверняка мы попросту бросим. В конце концов, отцу пришлось оставить за нее залог куда больше, чем она стоила на самом деле и пообещать, что мы вернем ее завтра днем, иначе смотритель ее отдавать не соглашался.

На лодке вдоль берега до Дубарецка нам предстояло плыть не больше двух часов. И если все пройдет как надо, к утру мы будем в Шаранске, а к обеду уже вернёмся в Варгану. Единственное, что может нас задержать — это поиск входа в пещеру. Но приливы тут бывают довольно редко, поэтому, если я правильно понял Инесс, отыскать вход не составит труда.

На море был штиль, бескрайнюю водную гладь освещал ясный полумесяц. Пусть лодка и старенькая, но она бойко неслась в нужном направлении, безмятежно урча ойра-двигателем. С берега на нас смотрели ночные пляжи, скалистые берега, иногда виднелись вдалеке огни новых городов. От такой мирной однообразной обстановки и прохладного морского воздуха невольно клонило в сон.

— Расскажи мне о событиях будущего. Иначе боюсь, что море убаюкает и я усну, — зевнув, попросил отец, кутаясь посильнее в плащ. — Что именно графиня Фонберг собиралась исправить, ну помимо смены власти в Славии? Ты упоминал какую-то катастрофу — расскажи.

— Метрополия собирается устроить вулканическую зиму. Подорвут вулкан на Материке великих равнин. Затронет и нас, и всю Явь.

— Вот же мерзавцы! — в сердцах воскликнул отец. — Разве это никак нельзя предотвратить?

— Полагаю, что можно, — вздохнул я. — И даже могу предположить, что император знает о том, что Метрополия готовится к чему-то глобальному. Милош Арнгейер у них, и наверняка его допрашивали и по этому поводу. Но Милош не знает, к чему именно готовятся его хозяева, поэтому…

Я недоговорил, мне показалось, что на берегу между кустарников мелькнула тень.

— Необходимо придумать, как рассказать об этом императору, — не обратив внимания на мою настороженность, сказал отец. — Он отправит туда наших людей, и они не позволят метрополоийцам провернуть подобное.

Я не заметил на берегу больше никакого движения, но продолжил следить на всякий случай. С другой стороны, мало ли кому приспичило гулять по ночному пляжу. К тому же мы были уже далеко от Шаранска и полагать, что за нами продолжают следить, да еще и с берега — глупо.

— Не уверен, что я вправе вмешиваться в ход времени настолько, — ответил я отцу. — То будущее, которое я знал, уже не является таковым. Из-за моего вмешательства и так уже многое пошло неправильно.

— Разве ты знаешь наверняка, как правильно? — удивленно вскинул брови отец.

Я закачал головой:

— Нет. И мне бы, как и тебе, хотелось бы избежать катастрофы, спасти тех невинных, которые погибнут из-за извержения Желтого глаза.

— Если ты говоришь, что уже изменил будущее, почему не сделать это снова? Особенно учитывая, что на кону.

— Из-за слов бабки Фрайды, — я говорил с отцом, но не сводил взгляд с берега, хотя в этом не было никакой необходимости.

— Фрайда была сумасшедшей, — мне показалось, что отец произнес это с сожалением.

— Она видела то, что не видят другие. Фрайда сказала, что я не должен менять ход времени. Что из-за этого тьма поглотит мир. А еще она сказала, что предки совершили ошибку, вернув меня.

Отец какое-то время молчал, потом сказал:

— А сам-то ты что думаешь? Зря ли?

— Не знаю, — закачал я головой. — Но из-за вмешательства уже погибло немало людей, которые в прошлом остались живы. Иногда я думаю: что бы я не сделал, делаю только хуже. Но и не вмешиваться я тоже не могу.

— Да, тяжелый груз взвалили на тебя предки, — задумчиво протянул отец. — Но неужели все настолько плохо и ничего хорошего не произошло совсем?

— Наверное, что-то хорошее все же есть, — усмехнулся я. — Например, у вас с матерью будет дочь, а у меня сестренка. В моем будущем ее не было. Или, например, у нас теперь есть источник с мертвой ойрой и теперь нашей семье не придется продавать земли.

— Вот видишь, значит, твое вмешательство не злое и не доброе — оно скорее нейтральное. Ты ведь не можешь отследить все изменения. К примеру, убил ты тогда чернокнижников, а они не убили десятки других людей — получается ты их спас.

Я ничего не ответил, но невольно улыбнулся. Как же хорошо, когда мы можем с отцом вот так просто поговорить по душам. Без лжи, без накала и недоверия. Когда он меня понимает и воспринимает именно тем, кто я есть на самом деле. Жаль только всему этому придет вскоре конец. Даже если Инесс и нашла безопасный способ не спать и помнить, раньше полнолуния она не сможет ко мне явится, а отец столько не продержится без сна.

Весь путь отец расспрашивал меня о будущем, а я отвечал. Мы уже миновали новый город Дубарецк, но нужной скалы все не было на нашем пути. Наконец, вдалеке, освещенный светом луны, появился большой раскидистый дуб. Он стоял на высоком утесе — величественный и одинокий, и не заметить его было попросту невозможно.

— Приехали, — сказал я к отцу, — нам к тем скалам.

Отец поспешил направить лодку туда, куда я указал.

— И еще, — вспомнил я, пока мы плыли к месту, — Инесс сказала ни в коем случае не трогать саркофаг и цепи внутри склепа. Там покоится некий древний вурд, царь Кассей.

— Ты серьезно? — изумленно усмехнулся отец. — Сам Кассей? Бессмертный? Я думал, это все сказки?

Я вопросительно уставился на отца, потому что мне об этом Кассее почти ничего не приходилось слышать.

— От него вурды и произошли, — начал пояснять отец. — Он заключил сделку с кем-то из чернобогов, который даровал ему бессмертие. Взамен Кассей был вынужден приносить своему богу кровавые жертвы до конца своих дней. Он был кровавым царем, убивал без раздумий неугодных ему бояр, сажал на кол врагов и, пока они умирали, кормил ими новообращенных вурд. Кассей имел такую силу, которая превосходила своей мощью любого вурда, потому что он пил кровь не простых смертных, а вурд. В некоторых легендах говорится, что сильнейшие чародеи и могучие герои его не смогли убить ни огнем, ни обезглавливанием. Поэтому заточили его в камень и сбросили в морскую пучину.

— Но если разобраться, почти сходится, — усмехнулся я. — Правда, не пойму, как это возможно не убить, обезглавив? Голова жила отдельно от тела? Или вырастала новая?

Отец в ответ тоже усмехнулся, пожав плечами, затем задумчиво уставился на приближающийся утёс.

— Откуда ты так много знаешь об этом Кассее? — спросил я.

На лице отца возникла непривычно смущенная улыбка:

— В детстве я очень много о них читал. Вурды меня восхищали: сильные, бессмертны, быстрые, видят в темноте и не чувствуют холода. Я даже мечтал, что, когда выросту, тоже стану вурдом.

Слова отца меня рассмешили:

— Ты серьезно?

Отец тоже весело улыбался:

— Да, вполне. Но когда во мне начала расти родовая сила, я эту затею оставил. А еще мама сказала, что если я стану вурдом, то жажда крови будет такой сильной, что я могу не заметить и съесть ее, папу, Веселину, Дарьяну и Олега и даже маленького Святика, а затем останусь совсем один. Это почему-то тогда очень меня напугало.

Я продолжал улыбаться, но улыбка быстро сползла с моего лица. Резко привстал с места, снова увидев фигуру, только теперь отчетливее — в том, что там человек, сомневаться не приходилось. И стоило мне обратить не него внимание, как фигура исчезла, словно ее там и не было.

— Ты видел это? — указал я взглядом отцу на берег.

— Нет, ничего не видел, — насторожился отец, тоже привстал, вглядываясь туда, куда я указал. — И что там было?

— Мне показалось, кто-то стоял и смотрел на нас. И это уже второй раз.

— Думаешь, снова слежка? И кто бы мог так быстро передвигаться? Транспорта не было не видно и неслышно. Да и вряд ли Федор Крапивин способен бежать со скоростью скороплавной лодки, — отец усмехнулся, — ну только если у него нет тех сапог, за которыми мы пришли.

— Или если это не вурды, — мрачно произнес я.

Отец нахмурился:

— Зачем вурдам за нами следить? Думаешь, Каин Фонберг может знать, что нам известно про тайник?

— Маловероятно, но и все же я не исключаю такой возможности. Может нам лучше вернуться?

Отец отрицательно закачал головой, продолжая безотрывно следить за берегом.

— Даже если ты прав, это ничего не меняет. Мы уже выдали себя тем, что знаем где тайник, и считай, уже показали где он. Другой такой возможности не будет. Уехать — значить, просто подарить им его. Да и — здесь ведь явно никого нет, Ярослав!

— Да, наверное, мне просто показалось, — сказал я, шаря взглядом по берегу. Здесь и впрямь никого не было видно, сияние морока мы бы сразу заметили, а вурды…

На берегу не было лодок, да и сам скалистый берег едва ли был предназначен для плавания, чуть дальше он опускался, переходя в каменистый, но даже там не было никакого намека на жизнь. Здесь все вообще казалось тихим и безлюдным.

— В таком случае давай просто заберем тайник и будем убираться отсюда, — решительно сказал отец. В ответ я, соглашаясь, кивнул.

Если вурды здесь и пришли за тем же, чем и мы, как бы мы ни поступили, так просто нас не отпустят. И уж лучше нам уйти в сапогах перемещения и с артефактами.

Глава 4/2

Луну застелили густые облака, все вокруг мгновенно погрузилось во тьму, разглядеть берег стало невозможно, и только огни нового города Дубарецка напоминали, что мы близко к земле.

Мы подплыли к утесу почти вплотную, выключили двигатель лодки и довольно долго светили ойра-фонарями, пытаясь отыскать хоть намек на вход в пещеру.

— Инесс говорила, что вход можно увидеть только во время отлива, — сказал я после нескольких минут тщетных попыток отыскать проход. — И еще сказала, что придётся намокнуть. Полагаю, она имела в виду, что вход можно найти только в воде.

— Графиня имеет любовь к загадкам? — задумчиво поинтересовался отец.

— Имеет, но я не уверен, что она бы решилась забавляться в такой ситуации. Хотя… — Я снова провел лучом света по краю камня, там, где утес соприкасался с водой. И снова ничего не увидел — ни выступа, ни щели.

— Давай, значит, в воду, — тяжело вздохнул отец и начал снимать плащ, попутно наставляя меня: — Тепло брать неоткуда, поэтому не получится греться чарами. Да и чары могут понадобиться в поисках входа, а так как у нас их немного, лучше их поберечь, — отец напряженно посмотрел в ту сторону, где находился берег, посветил фонарем на воду и мрачно добавил: — Да и мало ли где они нам еще пригодятся.

Я засунул ойра-фонарь за пазуху, надел шлем, активировав кислородный артефакт. Я справился быстрее, поэтому кивнул отцу, давая понять, что я готов нырять. И без раздумий прыгнул в холодное темное море.

Вода оказалась еще холоднее, чем я ожидал. Тело обожгло льдом, и когда первый шок прошел, а организм начал перестраиваться, заработал водолазный костюм. Материал, из которого он был пошит, от соприкосновения с водой немного раздулся, образовав между кожей и тканью воздушную подушку, и теперь я не так сильно терял тепло. Также от соприкосновения с водой на шлеме загорелись маленькие ойра-фонарики, освещая все в радиусе двух метров и обеспечивая меня минимальным обзором.

Я оглянулся — увидел, что отец тоже спрыгнул, подал ему знак рукой и поплыл к утесу, нисколько не сомневаясь, что он последует за мной.

Первым делом мы начали нырять и искать вход в пещеру у края утеса. Но здесь даже намека на проход не было. Весь низ утеса до самого дна словно нарочно был выложен из больших квадратных валунов, которые невозможно было ни продавить внутрь, ни выдвинуть. И каждый из них мог оказаться входом в пещеру.

Отец начал толкать внутрь каждый камень руками, но это не принесло никаких результатов. Я проделал то же самое с другими валунами, но после множества безрезультатных попыток бросил эту затею и снова подумал о словах Инесс про отлив.

Возможно, она имела в виду не сам отлив, как явление, а способ открытия входа? Может быть, внутри утеса есть механизм, который открывает проход с помощью потока воды.

Я решил пробовать, хотя отец и просил не использовать чары. Но видимо, по-другому нам внутрь не попасть.

Быстрым движением нарисовал руну воды, поверх нее начертил руну силы и мысленно произнёс заклинание движения. Руны во тьме вспыхнули голубым светом, привлекая внимание отца, он тут же бросил толкать камни и теперь его подсвеченный круглый шлем был вопрошающе обращен ко мне.

Я потянул на себя поток воды от ближайшего валуна. Если за ним имеется полость, поток сможет пройти беспрепятственно через щели. Отец понял, что я делаю, и принялся проделывать то же самое с другими валунами.

Я тянул поток от одного камня, второго, третьего, а на четвертом почувствовал, что здесь он куда сильнее. Но мне не хватило сил, чтобы усилить поток.

Помахав руками, я привлек внимание отца и указал на камень. Он подплыл ко мне и теперь мы, объединив чары, уже сильнее начали тянуть поток воды на себя.

И камень подался.

Сначала он выдвинулся вперед, словно бы кто-то неспешно толкал его изнутри, а после он также неторопливо наполовину опустился, открыв нашему взору зияющий чернотой проход.

Я без раздумий ринулся в эту тьму.

Внутри пещера была полностью заполнена водой, но помня слова Инесс, что склеп над водой, я поплыл дальше. В конце пещеры отыскались узкие выдолбленные в камне ступени, уходившие вверх во тьму. И стоило проплыть под ним вдоль совсем немного, как мой шлем оказался над водой.

Дальше ступени продолжали вести вверх, но уже на суше. Светоносные кристаллы в ойра-фонариках на шлеме мгновенно высохли и погасли. Во тьме на ощупь я поднялся еще немного вверх, давая отцу вынырнуть на поверхность, а потом достал ойра-фонарь и подсветил нам путь.

Из воды выходить было жутко холодно, водолазный костюм тут же сдулся и теперь неприятно прилипал к телу. Невольно захотелось снять его, но едва ли это была лучшая идея. Сама пещера была сырая и холодная, но зато здесь не было ветра. Я пожалел, что мы не додумались взять хоть один камень огненной ойрой, его бы жара хватило, чтобы мы с отцом смогли с помощью чар хоть немного обогреться. А так как ничего подобного у нас собой не было, все что оставалось — это дрожать, выстукивать дробь зубами и поторапливаться.

Склеп оказался куда больше, чем я ожидал. Его свод терялся где-то далеко вверху, а площадь от стены до стены могла сравниться с бальным залом в императорском дворце.

Первое, что бросалось в глаза: громадный каменный саркофаг, накрытый толстой плитой. Он стоял в самом центре склепа на пьедестале, увитый мощными железными цепями, которые держались на массивных крюках, вбитых в каменный пол пещеры.

На стенах пещеры я заметил несколько старых ойра-ламп на крючках и поспешил их зажечь. Затем снял водолазный шлем, отец к тому времени тоже от него избавился и теперь с интересом разглядывал саркофаг.

— Надо же, — сказал он, улыбаясь и при этом трясясь от холода и растирая ладони друг о дружку. — Неужели он до сих пор там живой лежит?

Внутри саркофага что-то скрипнуло, затем стукнуло, заставив нас настороженно замереть.

— Лучше нам этого не знать, — опасливо произнес я.

Отец, соглашаясь, закивал.

В свете и при ближайшем рассмотрении оказалось, что восемь цепей, сковывающих сундук, изрядно проржавели, как и крюки, на которых они держались. Очевидно, раньше цепи были защищены от коррозии чарами, но даже они невечные и со временем слабнут, что уж говорить о металле.

Нехорошее предчувствие, холод и мрачная атмосфера склепа буквально заставили меня поспешить. Я начал искать взглядом самый большой валун, под которым, по словам Инесс, и был спрятан тайник. Буквально в нескольких метрах от саркофага такой камень нашелся. Действительно большой, куда крупнее других здесь имевшихся — в человеческий рост, поэтому я даже не сомневался, что это именно тот камень, который нам нужен.

— Думаю, это здесь, — указал я взглядом на валун.

Отец озадаченно поджал губы, затем решительно зашагал к камню, попутно согревая ладони дыханием. Какое-то время он примерялся к нему, а затем обхватил и попытался потянуть его на себя — но ничего не вышло.

— Тяжелый, зараза, — резюмировал отец. — И чар у нас не хватит, чтобы его сдвинуть.

— Удивительно, но Инесс наверняка отодвигала и ставила его сама, — усмехнулся я.

— Ну если Инесс смогла, значит, и мы сможем, — весело заявил отец.

Мы довольно долго возились с камнем и все что нам удалось — сдвинуть его всего на несколько сантиметров. Мы попытались его расшатать и свалить, но это тоже не принесло результатов. На полноценное заклинание земли у нас не хватило чар, но зато, пока мы его двигали, удалось немного согреться.

В конце концов камень все же подался, и когда показалась полость под ним, работа пошла куда быстрее. Мы с отцом разом на него навалились, и глыба с грохотом рухнула наземь.

Вся пещера затряслась, сверху посыпалась каменная крошка, из саркофага послышалось шипение и скрежет. Мы с отцом переглянулись, не сговариваясь, опустились к открывшейся взору яме.

Еще немного повозившись, мы наконец-таки вытащили на свет внушительных размеров резной сундук с толстыми кожаными ремешками-застежками.

— Сколько же там артефактов? — отец окинул сундук восхищенным взглядом.

— Наверняка немало, и полагаю многие из них запрещенные. Домой его точно нести нельзя.

— Спрячем запрещенные где-нибудь в лесу, — сказал отец, затем повернул ко мне довольное лицо: — Ну что, достаем сапоги и возвращаемся в Варгану?

— А тетраход? Я думал, мы вернемся в гостиницу.

— Отправим завтра кого-нибудь, чтобы его забрали, — отмахнулся отец. — С таким сундучищем и в таком виде вряд ли мы сможем разгуливать по Шаранску, не привлекая внимания. Мы же не знаем точно, куда перенесут нас сапоги. Вдруг мы окажемся в центре нового города или, наоборот, слишком далеко от него? Уж лучше, если такое произойдет, оказаться в Варгане, а не в Шаранске.

Тут я не мог ничего возразить, отец был прав, лучше переноситься домой, к тому же таким образом мы точно избавимся от слежки.

Отец присел и начал расстёгивать первую застежку на кожаном ремне, что сковывала сундук. И я только было собрался помочь и расстегнуть второй ремешок, как со стороны ступеней внизу послышался всплеск. Мы с отцом одновременно замерли и настороженно переглянулись.

— Доставай скорее сапоги! — торопливо проговорил я.

Из саркофага снова послышался скрежет.

Отец спешно начал дергать замок, но он никак не поддавался. Мы не успели.

Словно из-под земли перед нами появились трое. Они были не в водолазных костюмах как мы, а в обычной одежде, с которой струями стекала вода. Но в отличие от нас они не тряслись от холода — без сомнения, перед нами были вурды.

Один из них широко и победоносно улыбнулся, убирая мокрые длинные темные пряди с лица.

— Ну вот, какие вы молодцы, Гарваны! — воскликнул он. — Достали мои артефакты, сделали за меня всю работу и даже напрягаться не пришлось. Я так и знал, что вы меня к ним приведете!

— Ты кто такой? — подвигая к себе сундук, угрожающе сказал отец.

Я на всякий случай приготовился оборачиваться. Из-за ослабшего родового древа нам ни за что не справиться с трема вурдами.

— Имею честь представиться, — елейно начал вурд, — мое имя Каин Фонберг. Граф Фонберг, если желаете. И сейчас вы пытаетесь вскрыть сундук с моими семейными реликвиями. Они мне достались в наследство от покойной мачехи, поэтому смею просить вас отдать их мне.

Я вышел немного вперед, решив тянуть время, и одновременно прокручивая в мыслях все варианты возможных маневров.

— Это вы за нами следили от самой Варганы? — спокойно поинтересовался я.

— Да, мы, — широко заулыбался Каин.

Он был расслаблен и явно даже не видел в нас угрозу.

— Откуда ты узнал, что мы тоже ищем тайник? — снова спросил я, покосившись на отца. Он едва заметно качнул головой, давая понять, что лучше даже не пытаться с ними сражаться.

— О-о-о, это длинная история, — Каин всплеснул руками. — Пришлось прибегнуть к услугам шамана. Я надеялся призвать дух своей любезнейшей мачехи и спросить у нее лично, где она спрятала причитающееся мне наследство. Но как выяснилось, Инесс не совсем мертва. Ее дух привязан к телу и теперь она призрак. Очень, кстати, злобный и сердитый призрак — расколотила все окна в моей гостиной, когда я задал ей вопрос об артефактах. А еще Инесс сказала, что мне никогда не достанутся ее артефакты. И, — Каин сделал паузу и красноречиво улыбнулся, — она обещала меня прикончить!

Каин притворно нахмурился и продолжил уже с меньшим запалом:

— Но я вот что подумал: а зачем призраку артефакты? Незачем, верно? И как она сможет меня убить?

Я слушал его и одновременно следил за ним и остальными вурдами, которые даже не скрывали напряжённых, готовых в любую секунду к атаке поз. Я взялся за амулет «каменной кожи» немного выдвинув его вперед и намекая отцу, что собираюсь его передать ему.

Отец категорично закачал головой, и беззвучно шевеля губами, сказал:

— Он не будет работать на мне.

Я мысленно выругался, у амулета-щита единоличная активация.

— Но затем я понял! — весело и одновременно хищно воскликнул Каин, продолжив свой рассказ. — Инесс хочет вернуться к жизни! И тогда я подумал: а как она это собирается сделать, находясь в могиле в запретном лесу? — Каин широко улыбнулся, блеснув белыми тонкими клыками.

Если он их выпустил, значит, уже предвкушал кровь. Об этом я как-то узнал от Инесс: вурды моложе ста лет плохо контролируют себя, и стоит только подумать о крови, как тут же пробиваются клыки.

И это означало, что нас отсюда выпускать не собираются живыми, даже если мы отдадим артефакты. Все что нам оставалось, продолжать тянуть время.

Я все еще надеялся, что ему удастся достать сапоги. К тому же Каин весьма охотно рассказывал нам, как ему удалось провернуть подобное, и убивать он нас не торопился, явно смакуя победу. А значит нужно было выжимать из этой возможности все.

Уйти вдвоем мы не сможем, значит, папа наденет сапоги и уйдет вместе с артефактами один. А я обернусь и буду задерживать их сколько смогу, возможно, мне даже удастся с ними справиться. Но вот только заставить отца оставить меня здесь будет большой проблемой.

— Как вам удалось узнать, где она? — я изобразил легкое удивление и вышел вперед, заслонив собой отца.

— Так же, как удалось понять все остальное! — победоносно заявил Каин. — Когда Инесс во время призыва начала колотить все вокруг, шаман поспешил разорвать с ней связь. Но кое-что он смог увидеть и поведал об этом мне. Сказал, что Инесс связана с кем-то из живых. Сказал, что эта ментальная связь позволяет ей общаться с кем-то. Конечно же, мне стало интересно, с кем именно общается мачеха. Правда, я сначала подумал, что это ее старинный приятель — Клим Кострицкий, но увы, он ничего не знал об артефактах и о том, что Инесс призрак. Зря только потратили время на него.

Каин недовольно поджал губы, исподлобья взглянув на меня. На миг он о чем-то задумался. Я уже догадался, что он сделал с другом Инесс, наверняка пытал его, но так и не добившись ничего, убил.

Едва сдерживая злость, я как можно спокойнее спросил, желая вернуть Каина к разговору:

— Ты не сказал, как ты узнал про запретный лес.

— Мне помогла ведьма. Она просто раскинула куриные кости на карте Славии, взяла с гребешка Инесс волосы и подожгла их, начертила пару рун — и вот! Кости упали на запретном лесу, и показали, где лежит ее тело. И еще упали там, где бывает ее дух: в императорском дворце в Китежграде, и еще… — Каин сделал торжественную паузу и радостно добавил: — в Варгане! Прямо там упали, где находится поместье Гарванов — Вороново Гнездо. А так как я уже был наслышан о вашей странной дружбе с графиней, догадаться было несложно, с чьей помощью она собирается вернуться в Явь.

В саркофаге снова заскрежетало, теперь отчетливо и бойко, словно изнутри скреблась крыса.

Вурды переглянулись.

— Вы там кого-то прячете? — усмехнулся Каин. — Неужто саму Инесс?

Мы не ответили, едва ли он желал всерьез услышать ответ на свой вопрос. Он был всецело поглощен триумфом и упивался радостью оттого, что нашел сокровища Инесс.

Я покосился на отца, надеясь, что он уже сумел достать сапоги, но отец только расстегнул одну из застежек. Да и если бы даже он их достал, нам бы все равно не удалось их надеть. Я не видел больше вариантов. Желая отвлечь внимание вурд, я слегка качнул цепь, она заскрежетала по саркофагу:

— Тебе нужно уходить одному, — шепотом сказал я отцу.

Отец грозно и сердито зыркнул и отрицательно качнул головой.

Из саркофага послышалось то ли мычание, то ли вой, заставив нас всех обратить на него взоры.

— Что за нечисть там? — раздраженно спросил Каин.

— На саркофаге надпись какая-то. Кажется, старославийский, — подал голос один из его людей. — Там говорится о зле, и что-то про смерть.

— Там Кассей Бессмертный, — ответил я.

Каин брезгливо поморщился:

— Незавидная участь для бессмертного — вечность во тьме, одиночестве и муках голода… Но если там и вправду тот, о ком вы говорите, то он, несомненно, все это он заслужил. А теперь давайте с этим покончим, отдавайте сундук!

Отец встал из приседа, и слегка отодвинув меня, вышел вперед:

— Мы отдадим вам сундук и разойдемся миром.

— Конечно-конечно, у вас ведь нет выбора, — Каин был слащаво любезен и жадно смотрел на сундук за нами, явно ожидая, что мы расступимся, пропустив его к нему.

Но отец, как и я, не спешил его отдавать, он тоже предчувствовал беду. Я взял его за плечо.

— Вы ведь не собираетесь оставлять нас в живых, — сказал я, пятясь и увлекая отца за собой вглубь пещеры.

— С чего бы нам это делать? Вы ведь преступники, по вам виселица плачет. Вступили в сговор с призраком изменницы, пытались украсть артефакты, которые принадлежат мне на законных основаниях. Поэтому советую вам не сопротивляться, обещаю, мы убьем вас быстро и безболезненно.

Он хищно оскалился, продемонстрировав свои клыки во всей красе, и с наигранным сожалением добавил:

— Но вы, конечно же, будете сражаться до последнего, верно?

Отец среагировал молниеносно и командирским тоном отдал мне приказ:

— Щит!

Я тут же прикрыл нас, первый вурд, бросившийся к нам на всей скорости, ударился о щит и упал на спину. Отец же бросил во второго вурда ледяную мантию — не лучший ход, учитывая, что вурды легко переносят холод и корка льда остановит их всего лишь на несколько секунд.

Но отец задумал не это, как только вурды застыли, он окатил их водой и снова ударил мантией. Если бы у него хватило сил, ему удалось бы задержать их таким образом на минуту-другую, мы бы успели достать сапоги и уйти.

Но и из-за слабого родового древа чары не сработали как надо: мой щит тут же испарился, а вурды быстро приходили в себя.

— Надевай сапоги и уходи, а я пока прикрою, — сказал я отцу, наблюдая, как медленно и рывками пытаются встать вурды.

Я попытался швырнуть в них ледяные иглы, но ни силы ветра, ни силы холода, ни чар не хватило на полноценную боевую атаку.

— Мы уйдем вместе, — бросил мне отец, торопливо пытаясь совладать с застежкой сундука, но из-за холода пальцы отца тряслись и никак не получалось его открыть.

— Я буду тебя прикрывать, — проигнорировал я его слова, не сводя взгляда с врага и попутно продумывая план атаки, — а ты наденешь сапоги и уйдешь. У меня есть шанс выбраться, на мне амулет, а волк может с ними справиться.

— Я не брошу здесь моего сына, — отец поднял на меня полный ярости взгляд.

Вдруг у одного из вурд я увидел на поясе кинжал, пока он был еще под действием льда, я рванул к нему, вытянул и кинжал и прицелившись воткнул острие ему в сердце. По-хорошему кинжал нужно бы было в нем оставить, так бы вурд нескоро пришел в себя, но кинжал нам был нужен сейчас больше. Вытянув оружие из кровососа, я кинул его отцу. Он тут же схватил кинжал и разрезал ремешки, открыв сундук. Поверх всего магического барахла самым первым лежал красный сапог.

— Надевай! — крикнул я ему.

Но второй вурд, избавившись от ледяной мантии, стремительно рванул на нас.

Волк вырвался из глубин сознания такрезко, словно его, разъярённого до бешенства спустили с цепи. Секундная вспышка боли — за доли секунды тело будто бы вывернулось на изнанку, и вот я, уже обернувшись в прыжке, лечу на вурда, сбивая его с ног.

Мы сцепились в неистовой схватке.

Сражаться с вурдом не то же самое, что с человеком или чародеем. Скорость и сила, мгновенная регенерация делают из кровососов сильнейших противников.

Но мой волк сейчас был так свиреп и неистов, что даже вурд не поспевал за моими ударами и укусам.

Я припечатал лапой вурда к земле и вгрызся зубами в бледное, ощерившее клыки, лицо. Вурд в ответ схватил меня за пасть, в буквальном смысле пытаясь ее разорвать. И он бы это сделал, если бы не амулет-щит и я не захлопнул рот, откусив вурду пару пальцев, и не отскочил назад.

Волку не понравилась мертвая, холодная кровь вурда — слишком сладкая и приторно-гнилостная. Фаланги пальцев волк выпустил изо рта и настороженно уставился на поднимающегося противника. Таких сильных соперников зверю еще не доводилось видеть.

На доли секунды я посмотрел туда, где был отец. Я очень надеялся, что отец послушался меня, забрал сундук и ушел. Но он не ушёл.

Он отбивался от Каина, умело размахивая кинжалом. Но вурд был слишком быстр и раны, которые наносил ему отец, заживали молниеносно. Отец целился в сердце и голову, такие раны у кровососов затягиваются дольше. Только ранив в сердце или мозг можно на несколько минут лишить вурда сознания.

И только я было собрался прийти ему на помощь, как мой противник накинулся на меня, мощно ударив по хребту. И снова меня спас амулет, забрав половину силы удара. В другом бы случае я вряд ли так быстро поднялся на ноги.

Я снова завалил противника на спину, вгрызаясь в его грудь, ломая лапой ребра и желая добраться до сердца. Вурд тоже не отставал, он рвал на мне шерсть, неистово сдирал с меня кожу голыми руками. Вурд попытался свернуть мне шею, но не смог. Я успел прогрызть дыру в его нутро, разодрал ребра и ударил когтями по сердцу, затем еще и еще, пока не почувствовал, что кровосос отключился.

Затем я рванул на помощь отцу.

Каин успел загнать его в угол, вурду оставалось сделать один прыжок, чтобы накинуться на отца и свернуть ему шею.

Каин прыгнул. Отец взмахнул кинжалом, целясь ему в грудь. Вурд успел увернуться и выбить кинжал из рук отца.

Я набросился на Каина в тот миг, когда он уже вонзил клыки в шею папы. Каин отлетел к стене. Отец поспешил за кинжалом. Я только было бросился снова на Каина, как он, словно тень, пролетел мимо и снова накинулся на отца, завалив его.

Тело Каина резко обмякло. Отец успел выставить кинжал, который угодил как раз в сердце вурда. Все вурды были мертвы, но едва ли это надолго.

Отец скинул Каина с себя и крикнул мне:

— Оборачивайся обратно, надо уходить!

Я потребовал у волка свое тело. Времени га то, чтобы уйти у нас было в обрез. Вскоре все вурды очнутся и тогда нам уже вряд ли удастся с ними справиться.

Пока я оборачивался, отец успел выудить из сундука один сапог. Второй был завален кучей артефактов и колб с зельями, и отец все никак не мог до него добраться.

Вурд, которого я вырубил первым, начал ворочаться. Я поспешил отцу на помощь.

— Нам нужно одновременно пожелать оказаться у Воронова гнезда, — торопливо заговорил я. — А еще нам нужно взяться за руки. Берем сундук другими руками с обеих сторон, и на счет три, представляем и перемещаемся.

Отец отрицательно закачал головой:

— Они ведь не оставят нас в покое, они все равно придут за нами, — сказал он. — Нельзя их так оставлять. Мы должны их убить.

— Мы не успеем! Мы потеряем время!

В эту секунду отцу наконец удалось найти второй сапог. Он вынул его за носок из-под груды артефактов. Красный сапог сверкнул самоцветами, нашитыми на голенище.

— Уходим! — воскликнул я, натягивая сапог.

Но отец почему-то мешкал и странно глядел на цепи, сковывающие саркофаг.

— Нам с ними не справиться сейчас! Уходим, папа! После решим…

Отец не дал мне договорить. Он ринулся к саркофагу и изо всех сил дёрнул за одну из цепей. Та, заскрежетав, жалобно звякнула и лопнула.

Внутри саркофага оживлённо застучало, забилось, заскрежетало.

— Это не самая лучшая идея! — с досадой воскликнул я.

Отец, не слушая меня, потянул и порвал вторую цепь.

Крышка саркофага задрожала.

— У нас нет выбора, Яр! Освободим Кассея, и он убьет их. А мы тем временем уйдем.

Выругавшись, я начал ему помогать. Цепи, несмотря на толщину, слишком проржавели в сырой пещере и буквально крошились в руках. Почему этого древнего вурда заковали здесь именно таким образом, а не магическим — оставалось только догадываться.

Когда остались последние две цепи, крышка начала ходить ходуном и подпрыгивать.

— Кажется, дальше он и сам справится, — сказал я отцу, глядя на это. — Теперь уходим. Я бы не хотел с ним встречаться.

Отец не стал со мной спорить и поспешил к сундуку, где его дожидался второй сапог. Вурды уже приходили в себя и даже Каин с кинжалом в груди открыл глаза и теперь предпринимал слабые попытки вытащить его из себя.

Когда мы надели по сапогу, один из вурд поднялся на ноги. Когда мы подняли сундук и взялись за руки, вурд рванул на нас.

Все происходило слишком быстро. Вурд юркнул тенью и вытащил кинжал из груди Каина и устремился к нам. Чтобы выиграть еще пару секунд я изо всех сил ударил по ржавому крючку еще одной из цепей. Цепь звякнула и вылетела.

Плита саркофага медленно поднялась и громко рухнула обратно.

— Что вы наделали?! — заревел Каин и вскочил на ноги.

Мгновение — я не успел ничего понять. Громадная крышка саркофага взлетела вверх, словно была из фанеры, оттуда показались костлявые ужасающе длинные пальцы. В эту же секунду и вурд, и Каин налетели на нас. Меня полоснули кинжалом, но амулет снова сдержал удар.

— Давай! — заорал отец.

Я закрыл глаза и представил Вороново гнездо. Кажется, подул ветер, хотя в пещере его быть не могло, но я его явно почувствовал — холодный, пронизывающий насквозь. Где-то заухал филин и это значило только одно — нам удалось, мы переместились!

Я открыл глаза, вокруг была только тьма. Это длилось совсем недолго, и вскоре начали проступать смутные силуэты, забрезжил свет.

Я держал отца крепко за руку, она расслабленно обмякла. Наверняка, он облегченно выдохнул, поняв, что нам удалось спастись.

Перед взором появились деревья и утреннее небо, проступающее сквозь ветви, воздух наполнился запахами прелой листвы и хвои.

— Мы смогли! — радостно воскликнул я, но резко осекся.

Сундук, одну из ручек которого я все еще держал, с грохотом рухнул на землю, а там, где должен был стоять отец был только красный сапог с самоцветами. Я все еще держал отца за руку.

В каком-то немыслимом отупении я не смел даже смотреть туда. Я таращился на пустой сапог, словно бы ожидал, что отец каким-то чудесным образом появится из него.

Медленно я перевел взгляд и поднял то, что осталось в моей руке. Из сильного мужского предплечья стекала кровь густыми каплями. Отрубленная по локоть рука, казалась живой и еще даже не побледнела.

Я не паниковал, за годы сражений я с легкостью научился отключать это чувства и без раздумий идти навстречу смерти. Я не испытывал боли потери, потому что даже не допускал мысли, что отец мертв. Пока я не увидел это собственными глазами, для меня он оставался жив.

Я должен вернуться в пещеру и спасти отца. Разумом я понимал — шансы спасти его стремятся к нулю, а в пещере древний голодный вурд. Возвращаться туда равносильно самоубийству. Но я не мог не вернуться. Я не думал, я просто одной рукой натягивал сапог, а второй зачем-то продолжал держаться за отрубленную руку отца.

Я отдавал себе отчет, что точка перехода артефакта может оказаться слишком далеко от нужного мне места, но я все равно представил пещеру в утесе, на котором растет древний дуб. Я должен был действовать, иначе я не мог.

Глава 5/1

Я снова почувствовал ветер, в этот раз не такой сквозящий и холодный, а может, мне просто было плевать. После превращения вся одежда, что была на мне, расползлась, треснула — практически я был голый, но едва ли меня это заботило.

Заслышались где-то вдалеке звуки морского прибоя, запахло морем, я открыл глаза — увидел красивый двухэтажный особняк позади — ну, конечно же, это тот самый особняк Инесс у побережья.

Но сейчас я исступленно выискивал взглядом треклятый дуб, но его поблизости не было.

Я ринулся вперед, сапоги, казалось, ускоряют мой бег или мне просто хотелось бежать быстрее, чем я мог на самом деле. Я бежал так неистово, так стремительно, насколько был только способен. И я нисколько не удивился, когда впереди показался тот самый дуб. Но слишком далеко. Слишком.

Я бежал к морю, уже намереваясь нырнуть, продумывая, как доплыть до прохода и вернуться в пещеру — без снаряжения это будет сделать не так просто.

Но тут я увидел, что на берегу у воды кто-то сидел. Сердце пропустило удар и в надежде забилось быстрее.

Мне показалось, что это сидит отец: широкие плечи, темные мокрые длинные волосы. Но стоило мне приблизиться, как надежда рухнула.

Незнакомец был слишком тощим, чтобы быть моим отцом. Его мокрая одежда — ветхая, драная, почти как моя, но совсем не напоминала современную.

Я уже догадался, кто там на берегу. Сбавил скорость и приблизился к нему осторожно. Я не знал, чего ждать от древнего вурда, может, он набросится на меня от голода, может он настолько кровожаден, что просто разорвет на куски ради забавы.

Но у меня были сапоги перемещения, и я мог от него уйти. И я должен был узнать, что случилось с моим отцом и жив ли он.

Я подошёл к Кассею Бессмертному, поравнявшись с ним, осторожно взглянул. Он был очень тощ, широкие плечи, крупные ладони и ступни только усиливали худобу. Его лицо могло показаться отталкивающим и некрасивым: тяжелый подбородок, нависающий лоб, крючковатый нос и большие грустные темные глаза, но при этом крупные и грубые черты буквально притягивали взгляд.

Вурд улыбался. Печально так улыбался, наблюдая, как на горизонте встает солнце. И, кажется, он вообще не заметил моего появления.

— Где мой отец? — спросил я. — Ты его убил?

Не переставая улыбаться, вурд перевел на меня глаза, взгляд у него так и остался печальным, но при этом был таким тяжелым, что невольно хотелось отвернуться.

— Я не убивца твая отец, — с непривычным, схожим на западный, акцентом произнес он бархатистым баритонном.

— Где он? Он еще там? В пещере?

— Тама нет ешче живы, — с сожалением произнёс вурд и отвернулся, снова уставившись на горизонт. Потом сказал: — Ослободил ты мяня, хлопеч. Должен я табе. Выкана тры жаданы твая. А ты отдашь то, що надлежи мнэ.

Язык Кассея был непривычен слуху, но я его понимал, как и понимал, что говорит он старославийский. Но одно я точно не понял: что у меня есть такого, что принадлежит Кассею?

— У меня нет ничего твоего, — сказал я.

— Ест, — с нажимом произнес он. — Ты забрау май дух, и ты отдашь, када я выкана тры жадана. Така услова.

Он повернулся и вопросительно уставился, очевидно, ожидая от меня три желания. Тут же я почувствовал нескрываемую и довольно грубую ментальную атаку. Вурд лез в мой мозг с таким напором, что все попытки противостоять сразу же с легкостью отсекались.

Пытаясь справиться с атакой, я даже не заметил, как вурд оказался напротив меня.

«Не сопротивляйся», — прозвучал его голос уже в голове на современном славийском.

Настойчивым и жестким движением он положил тяжелую и крупную ладонь мне на голову так внезапно, что я не успел увернуться.

Теперь Вурд не только мысленно общался со мной, он влез в мою голову и считывал воспоминания. Я чувствовал, как он их стремительно прокручивает, словно просматривает шар памяти, и не мог этому противиться. На некоторых воспоминаниях Кассей замедлялся и просматривал по несколько раз. А я, находясь полностью в его подчинении, мог только наблюдать, как он выуживает из моей головы все о мире, истории, и обо мне самом.

«Мир стал незнакомым и чересчур изменился, — закончив, угрюмо подытожил Кассей. — Язык стал другим. Сколько же меня не было… Сколько же я всего пропустил!»

Я замотал головой, в попытке выгнать вурда из своего разума, и он даже не сопротивлялся, его ментальная магия была настолько сильна, что при всем моем желании я не мог от него избавиться.

— Где мой отец? Я должен его спасти! — крикнул я и рванул было вперед к морю, но вурд остановил.

«Тебе некуда спешить. Я же сказал, в пещере нет живых. Когда я освободился, твой отец уже был мертв. Остальных троих я осушил и убил — мне нужны были силы, и я был слишком голоден».

— Ты лжешь, — отчеканил я и снова было направился к морю, но Кассей крепко ухватил меня за руку.

«Замерзнешь ведь. Не делай этого», — почти ласково попросил он.

Я уставился на него невидящим яростным взглядом:

— Да какого беса ты пристал ко мне! Сгинь! Мне нужно спасти отца!

«Значит, ты тот самый — человек вне времени, — задумчиво протянул Кассей, проигнорировав мои слова и продолжая крепко держать. — Мне поведал о тебе Сативрат».

— Кто такой Сативрат? — зло спросил я, пытаясь вырвать руку.

«Черный бог, — охотно, словно только и ждал этого вопроса, начал пояснять Кассей. Сативрат — бог времени, один из трех верховных богов Нави. На тебе его метка, а значит, именно благодаря ему ты вернулся в прошлое».

Я озадаченно смотрел на него, пытаясь припомнить такого бога, но имена чернобогов были давным-давно под запретом, никто в своем уме без особой надобности их не упоминал.

Кассей окинул меня печальным взглядом, наверняка снова прочитав мысли:

«Вы, люди, так желали избавиться от тьмы, что не знаете имен темных богов, а прославляете лишь светлых. Наверняка, те весьма довольны — ведь вся сила веры достается им. Но забыв имена чернобогов, вы не избавились от них, как и от самой тьмы. Вы только нарушили этим равновесие. Зло и добро всегда шло рука об руку, тьма и свет от начала сотворения мира жила в явном мире. Бесконечный свет ничем не лучше бесконечной тьмы. Вскоре все изменится».

— О чем ты? Что изменится? — не понимая, зачем слушаю эти бредни, спросил я.

«Эпоха светлых скоро подойдет к концу. Наступят времена темных. А потом восстановится равновесие».

— Мне нужен мой отец.

«Три желания, Ярослав», — настойчиво сказал Кассей.

— Мне нужен отец, верни мне отца, — холодно произнес я, понимая, что даже древний вурд не в силах вернуть папу с того света.

Кассей ничего не сказал, он отпустил мою руку и неспешно направился к морю. Вошел в воду по щиколотку и какое-то время стоял, глядя на горизонт, и вдруг сорвался с места с такой скоростью, с которой проносятся разве что монорельсовые поезда. За ним остался след на воде, как от скороходной лодки.

Я все еще не позволял себе горевать, не позволял скорбеть. Еще не время. На поле боя, когда видишь, что твои сослуживцы, товарищи, подчиненные — совсем молодые ребята, не видавшие толком жизни, погибают один за другим — непозволительно в эти моменты давать волю горю, ярости или злости. Нужно быть бездушным и действовать, продолжать сражаться и защищать живых, не оглядываясь на эмоции. И только когда бой окончен, когда последний враг повержен, только тогда можно позволить себе молчаливую скорбь.

Кассей появился из воды так же внезапно, как и исчез. Он нес в руках бледное тело, сильное, крепкое, но при этом бессильно обмякшее и совсем не походившее на отца.

Разум отказывался верить, что это отец.

Вурд положил передо мной бледное обескровленное тело, на шее виднелись аккуратные следы от укуса; глубокие раны на груди — которые явно и стали для него смертельными; культя там, где ему отрубили руку.

Словно в тумане я присел и приложил отрубленную руку отца к культе. Какое-то время смотрел, словно бы ждал, что рука чудесным образом срастется.

— Оживи его, — сказала я Кассею. — Ты сказал — три желания. Я хочу, чтобы ты его оживил.

«Это я не могу исполнить. В крови твоего отца нет крови бессмертного, его душа покинула Явь, он в мире предков. Он мертв».

— Он мертв, — повторил я.

От бессилия я рухнул на колени.

Вся боль, вся ненависть и ярость слились воедино. Понимание того, что он мертв оглушило, весь мир превратился в сплошную мутную воронку, в которую меня засасывало и засасывало. А после мир померк, стал безысходно серым и застыл. Только угольно-черный ворон летал над нами и тревожно каркал.

Я не смог это больше сдерживать.

От бессилия и возможности что-то изменить, меня захлестнула яростная ненависть и злоба.

Я ненавидел императора, из-за которого мне пришлось опасаться всего вокруг и проглядеть роковую опасность!

Ненавидел чертова Каина с его кровососами! Инесс с ее тайником!

И предков с их гребаным временем, которое заставило меня пережить это все заново!

Но главное — я ненавидел себя. Это я не сумел его спасти.

Бой был окончен. Я проиграл.

«Я могу забрать твою боль» — голос Кассея вонзился в захлестнувший меня поток боли, словно раскалённый гвоздь.

— Уходи прочь! — яростно крикнул я. — Сгинь!

«Хорошо, — спокойно согласился он. — Только скажи два желания — скажи, чего ты хочешь».

— Мне не нужны твои желания, — я попытался поднять на руки отца и оттащить от воды, чтобы его не унесло в море, но мокрое тяжелое окоченевшее тело выскальзывало.

От бессилия я рухнул с ним рядом на сырой песок.

«Нужны, — я не видел Кассея, но он продолжал со мной говорить. — Я вижу, чего ты жаждешь. Весь ты у меня как на ладони. Ты должен дать волю своим истинным чувствам. Твоя сила в них. Отпусти их, отомсти за боль, что тебе причинили. А я тебе в этом помогу».

— Сгинь, — повторил я, бездумно вперив взгляд в серое, как и весь мир вокруг, небо.

«Мы еще встретимся. Я буду ждать тебя семь дней в том городе, — он указал взглядом на виднеющийся вдалеке Дубарецк. — Ты придешь раньше, а если нет, я сам тебя найду. И уж поверь, лучше тебе явится самому. Тебе придется загадать эти желания, иначе я не смогу забрать свою душу».

Сейчас мне было плевать на слова Кассея, мне вообще стало плевать на все, что происходит вокруг. На смену захлестнувшей боли потери, пришло чувство безразличия и онемения. Словно все за миг выгорело внутри и теперь я не мог ни чувствовать, ни думать.

Голова была словно ватой набита. Тело била крупная дрожь, но я совсем не обращал на это внимание. Я просто смотрел на серое небо и ворона, который кружил в небе, невольно вспоминая как я умирал, и как вот так же надо мной летал ворон.

Я не знал, сколько я так пролежал на холодном мокром песке рядом с телом отца. Ворон продолжал кружить — тревожно, настойчиво. Он то взмывал стремительно вверх, то бросался вниз, словно собирался разбиться насмерть. Я знал, что это знак. Ворон предупреждает, дух рода торопит меня, требует собраться и восстать.

Моему волку это состояние тоже не нравилось, он вынырнул из подсознания и сверлил взглядом, явно готовясь забрать контроль, чтобы спасти нас от холода.

«Нет, не смей», — велел я волку и, стиснув зубы, поднялся на ноги.

Словно бездумная машина я просто действовал и практически не отдавал отчет в своих действиям. Словно бы кто-то действовал вместо меня, а я безучастно наблюдал за всем со стороны.

Я нырнул в холодное море, там, прибившись к скалистому утесу, покачивалась на волнах лодка, в которой осталась наша с отцом одежда и зеркала связи.

Холодная вода пробирала до костей, сковывала движения, но я продолжал плыть — яростно и напористо, не давая своему телу поблажек. Доплыв до лодки, забрался в нее, завел и направил к берегу. И пока плыл, смог наконец снять изорванный водолазный костюм и надеть сухую одежду.

Затем я вытащил лодку на берег, протащил ее волоком до середины пляжа, убедившись, что так ее не смоет в море. В лодку я положил тело отца, а после достал зеркало связи и представил Олега. Все, чего я сейчас хотел, вернуть отца домой. Он заслужил, чтобы его похоронили как подобает уходить в мир предков главе рода и князю.

Дядя, как обычно, ответил не сразу. Его улыбающееся, задорное лицо возникло в зеркале, я видел стену столовой его особняка, улыбающееся лицо Софьи и ее любопытные глазенки, которая повисла на шее папы. Они завтракали.

— Яр? У тебя все в порядке? Неважно выглядишь, — он вперил в меня настороженный взгляд, улыбка сползла с его лица, он мягко отодвинул от себя дочь и осторожно позвал: — Яр? Что случилось?

Я молчал, произнести это оказалось куда сложнее, чем я думал.

— Ярослав? — снова позвал он меня.

— Отец мертв, — я отвел взгляд, я просто не мог смотреть в глаза дяде.

— Нет, — Олег замотал головой, его лицо перекосило от горя. — Нет, Ярослав. Это неправда.

— Его убили вурды. Это сделал Каин Фонберг. Ты должен приехать и забрать его тело. Оно лежит в лодке на пляже у нового города Дубарецка, там скала и большой дуб на ней.

Олег в ужасе побледнел, зеркало выпало из его рук, изображение замельтешило, но вскоре вернулось в прежнее положение.

— Что случилось? — слабым, сбившимся голосом спросил Олег и судорожно сглотнул.

Я молчал. Я думал, как мне действовать дальше.

— Ярослав! Отвечай! — сорвался на крик Олег, в бешенстве уставившись на меня. — Что произошло? Почему Каин Фонберг напал на вас? Почему он убил Игоря? Почему вы оказались в Дубарецке? — Поняв, что перегибает палку, Олег как-то резко сник, его взгляд в растерянности забегал и он нервно и сбивчиво заговорил: — О смерти Игоря необходимо сообщить. Я свяжусь с защитниками Дубарецка. Оставайся на месте, скоро приедет помощь, и я сам скоро буду рядом. Тебе будут задавать вопросы. Ты ведь готов все рассказать?

— Нет, — отчеканил я. — Я не могу остаться.

— Но?… — непонимающе уставился на меня дядя. — Что ты задумал, Яр? Ты не можешь так поступить. Ты нужен… ты нужен своей матери и нам.

— Я скоро вернусь. А сейчас мне пора.

Я закрыл зеркало связи и выбросил его в море. Затем представил Вороново Гнездо. Сапоги снова переместили меня в лес Варганы в том же место, куда и в прошлый раз. Сундук Инесс покоился там, где я его бросил.

Я не позволял себе думать о случившемся, я отметал эти мысли всякий раз, как только они всплывали. Теперь я всецело сконцентрировался на мести и на дальнейших действиях. В моем разуме зрел план.

Но стоило мне только ослабить концентрацию, как боль наваливалась невыносим грузом, а мозг начинал отщелкивать каждую сраную ошибку, которую я допустил, каждое неверное действие, которое привело к смерти отца.

Я знал, что мы могли это избежать. Я мог попросту не рассказывать отцу про тайник, я мог в конце концов, послать Инесс с ее тайником куда подальше и никогда о нем не вспоминать. И пусть бы я до конца своих дней сидел в подземелье, но отец бы остался жив.

Теперь же мне был необходим сундук Инесс как никогда. Я открыл его и начал искать артефакты и флаконы с мертвой и живой ойрой.

Пока что я плохо понимал, как собираюсь вернуть Инесс к жизни, о ритуале должен был знать ее друг Клим Кострицкий, которого убил Каин. Но времени у меня было немного, я должен был пробовать, иначе у меня ничего не выйдет.

Первым я нашел большой пузырек с живой ойрой, после взгляд наткнулся на подпространственный карман — эта штука как раз очень кстати, в нее можно было спрятать и весь сундук, но я этого делать не стал. Карман могут украсть, или банально его можно потерять, а вместе и с ним все добро графини Фонберг. Куда надежнее отдать сундук на сохранение Матери-Земле.

Пока я рылся среди зелий и артефактов, мозг бездумно отмечал их названия, ценность, некоторые были совершенно неизвестными, другие и вовсе не были артефактами, а просто драгоценные, пусть и весьма дорогие, украшения.

Нашел я шар памяти — не активированный, тоже пригодится. После наткнулся на артефакт морока, который без раздумий повесил на шею. Наконец, отыскался и пузырек с мертвой ойрой, его вместе с живой я положи в карман и по инерции пошарил рукой в его бездонных просторах. Рука наткнулась на что-то теплое, гладкое и округлое, и кажется, оно пульсировало, словно бы живое.

Я извлек это нечто наружу и озадаченно уставился на находку. Странная вещь — формой напоминала хрустальное яйцо, а внутри пульсировало и переливалось серым как ртуть сиянием. Было в этом яйце нечто завораживающее и одновременно отталкивающее. Безупречное и в то же время безобразное, я вернул его обратно в карман. Оно мне напоминало Кассея.

Мне пора было уходить. Но сначала я должен был закопать сундук. Используя силу земли и палку, которую нашел неподалеку, я принялся рыть яму и продолжать прокручивать в голове план.

Я не смогу внятно объяснить следствию, как именно погиб мой отец. Не смогу рассказать про Инесс и ее тайник, как и нельзя рассказывать, что мы с отцом выпустили Кассея. И если я начну лгать, все подозрения падут на меня. Род бы меня проклял за убийство папы, лишил силы, но для следствия это не доказательство. Все что у меня было только следы от укуса вурда, но и они мало что объясняли.

Но я уже знал, как действовать. К тому моменту, когда сундук был закопан, у меня уже был план.

Те решения, тот план действий, который я упорно прокручивал в мыслях и продолжал выстраивать уже был готов, осталось продумать последние детали, осталось сложить последние действия в общую картину. Одно я знал наверняка. Теперь у меня нет выбора, мне нужна Инесс.

И еще мне нужен Кассей с его желаниями.

Глава 5/2

Переместившись, я снова вернулся к особняку Инесс.

Вдалеке у лодки, где я оставил отца, уже суетились люди. Всмотревшись, я не увидел среди них ни одного знакомого лица — только защитники в красных мундирах. Активировав артефакт морока, я покинул пляж и направился в Дубарецк.

Через полчаса я вошел в ворота нового города. Небольшой курортный городок казался пустынным, хотя день был в разгаре. Лишь изредка проносились мимо тетраходы и встречались редкие прохожие.

Где именно искать древнего вурда я пока не знал. Мог только предположить, что после такого долгого заточения он весьма проголодался и едва ли насытился Каином с его помощниками. А значит он отправится на охоту и наверняка найдет место, где можно без лишних свидетелей уединится с жертвами.

Вот только под подобное дело подходило почти все, что могло попасться на глаза вурду. К тому же Кассей владел ментальными чарами в совершенстве. Полагаю, он бы мог с помощью гипноза подчинить всех жителей этого города.

Первым делом я решил прочесать развлекательный сектор. Он буквально пестрил своими красочными даже в светлое время вывесками и манил замысловатыми зданиями. Кассей пролежал во мраке саркофага немало веков, наверняка изменившийся мир должен вызвать в нем любопытство, и он мог отправиться его изучать.

Я заходил во все магазины, салоны, кафе и рестораны, которые попадались мне на пути. Я искал хоть какие-то следы Кассея: странное поведение персонала, посетителей или же следы на запястьях и шеи от укусов, возможно, даже трупы.

Битый час я бродил по городу в поисках бессмертного и мои попытки не увенчались успехом. Древнее зло, которое мы выпустили с отцом, вело себя на удивление прилично и осмотрительно. А ведь я уже морально приготовился к тому, что увижу горы трупов по всему городу.

В конце улицы развлекательного сектора я увидел тетраход защитников, припаркованный у входа в зеркальный театр. Я решил заглянуть и туда.

Но стоило мне только подойти, как на входе в проходе увидел двух защитников, перекрывших любую возможность войти внутрь незамеченным.

Я отошел немного, так, чтобы не попасть в их поле зрения и переключил артефакт морока из невидимости в изменение внешности. Теперь к защитникам шагал не я, а рыжий, бледный субтильный паренек.

— Можно? — вежливо спросил я, указав взглядом за их спины, и сделал шаг вперед.

— Нельзя, — сказал один из них, довольно грубо упрев руки мне в грудь и заставив отступить на шаг.

— Почему? — спросил я, снова сделал шаг вперед, пытаясь заглянуть за спины защитников.

— Театр закрыт. Сюда нельзя, — снова сказали мне.

Лица защитников были безразличными, а взгляды пустыми и безучастными. Мне не составило труда определить, что оба находятся под гипнозом. И это значило только одно: Кассей или недавно был здесь, или ещё находился там.

— Ладно, — протянул я, делая вид, что собираюсь уйти. Снова отступил на несколько шагов, а затем рванул вперед, расталкивая защитников плечами.

— Нельзя, сюда нельзя! — закричали они и бросились за мной, но я оказался быстрее.

Я пролетел через весь холл, краем глаза заметил несколько человек без сознания, привалившихся к стене. Я не смог определить, мертвы они или просто в отключке, да и не было у меня на это времени. Позади раздались несколько выстрелов мне вслед, но ни один из оболваненных гипнозом защитников в меня не попал. Я успел скрыться за большой дверью, ведущей в зеркальный зал театра.

Громкие звуки представления доносились из огромного театрального зеркала во всю стену сцены. Кажется, этот спектакль я уже видел: молоденькая симпатичная актриса плакала на груди мужчины, который стойко ее успокаивал, гладил по волосам и говорил о том, что они не могут быть вместе, потому что их семьи враждуют.

Зал был пуст и только в центре были заняты три места для зрителей. Эти трое сидели рядом, высокую тощую фигуру в центре я сразу определил, как Кассея. По левую и правую руку от него сидели девушки, одна из них положила голову на плечо вурду, а вторая сидела неподвижно и немигающим взглядом таращилась на театральное зеркало.

«Я знал, что ты скоро вернешься», — раздался в голове голос Кассея, хотя он даже не повернулся в мою сторону, а сам я находился довольно далеко от них.

«Проходи присаживайся, незачем топтаться в проходе», — пригласил он меня таким тоном, словно бы я пришел к нему в гости.

Только я сделал шаг, как в зал влетели защитники с явным намерением меня пристрелить. На полпути они резко замерли, сникли, развернулись и ушли, напрочь забыв, зачем вообще сюда явились.

Я осторожно прошел к ряду, где сидел Кассей со своими спутницами, никто из них не обратил на меня внимания, когда я сел рядом. Девушки тоже находились под гипнозом, та, что сидела возле меня и таращилась в экран, выставила запястье Кассею и он неспешно прикладывался к нему, словно бы попивал вино из бокала, а не из живой плоти кровь. Вторая девушка дремала у него на плече и сначала я было решил, что она мертва, но затем увидел медленно вздымающаяся от дыхания грудь.

— А те в холле мертвы? — спросил я, нисколько потому, что меня беспокоили судьбы тех бедолаг, сколько потому, что должен знать, чего ожидать от Кассея.

«Нет. Я не убиваю без надобности, — ответил Кассей, так и не взглянув в мою сторону ни разу. — Первый голод я уже утолил теми вурдами в пещере, теперь я могу себя контролировать».

— У меня есть первое желание, — сказал я.

Вурд, наконец, повернул ко мне заинтересованный взгляд:

«Не первое. Первым желанием было вернуть тебе отца, я его выполнил».

Я мысленно выругался, совсем позабыв, что вурд мои мысли слышит.

«У тебя осталось два желания, Ярослав. Говори», — спокойно сказал он.

Какое-то время я молчал, мысленно перестраивая план. Мне нужно было от него три желания, а не два, это бы весьма упростило все. Но, очевидно, придется обходиться собственными силами.

— Хорошо, — кивнул я. — Ты должен мне помочь спасти одну женщину, она вурда. Она в запретном лесу, ее тело мертво, но ее душа еще жива. Она уверена, что еще сможет вернуться к жизни.

«Я видел эту женщину в твоих воспоминаниях. Я слышал ее голос и чувствовал запах, когда она приходила прятать свои сокровища. Она одна из тех, кто хранил мой дух и не позволял вернуться в Явь», — в последней фразе скользнула холодная злость.

— Это значит, ты не поможешь? — спросил я, снова мысленно перестраивая план.

Кассей холодно улыбнулся и снова перевел взгляд на театральное зеркало:

«Помогу, — ответил он. — Я обязан исполнить любое твое желание, которое мне под силу. Таковы условия. И твой план мне нравится, он совпадает с моим».

— И какой у тебя план? — я вперил в него напряженный взгляд.

«Восстановить равновесие», — спокойно ответил он, явно не желая вдаваться в подробности, затем вурд повернулся ко мне и сказал:

«Я вижу, что ты торопишься, поэтому нам нужно отправляться сейчас».

В ответ я только кивнул, я и вправду торопился. Чем быстрее я спасу Инесс, тем быстрее смогу вернуться в Варгану к матери, семье и своему народу. Я теперь князь, и это осознание пришло ко мне только теперь. Я уже был князем когда-то, но сейчас, в отличие от прошлого себя, я обязан взять всецело на себя всю ответственность правителя. Только так я смогу защитить род и княжество.

Кассей поднялся с места, несколько секунд он стоял, пристально рассматривая девушек и, очевидно, отдавая им мысленные приказы. Я обратил внимание, что за то время, что я был Варгане, Кассей успел сменить ветхий наряд и привести себя в порядок. Теперь он не слишком отличался от современного городского жителя.

Покончив с ментальным внушением, Кассей указал мне взглядом на выход, затем своим безгранично тоскливым взглядом посмотрел на театральное зеркало и сказал:

«Ваш язык стал совсем непонятен для меня. Сколько же я находился в заключении?»

— Я не знаю. Когда тебя пленили?

Кассей окинул меня тяжелым взглядом, явно желая, чтобы я сам озвучил, какой сейчас год.

— Шестой круг сварожьего лета, шестьсот четвертое тысячелетие от сотворения трех миров бытия.

«Значит, я провел во тьме больше половины тысячелетия», — сказал Кассей так, словно это было сущим пустяком и направился к выходу размашистым шагом.

— Не хочешь рассказать, за что тебя пленили? — спросил я, направившись следом.

«Зачем тебе это знать? А! Вижу! — Кассей резко остановился и с какой-то детской заинтересованностью посмотрел на меня. — Думаешь, я чудовище. Боишься, что я начну бесчинствовать, убивать невинных и это будет на твоей совести, потому что ты выпустил меня. Можешь не переживать, ты не ответственный за мои поступки и деяния».

— И все же я не могу об этом не думать.

«Не в твоих силах на это влиять. Но, будь уверен, что я сделаю все, для того чтобы вернуть в этот мир равновесие. И еще, можешь не произносить вслух, что хочешь сказать. Я все равно этих твоих новых слов не понимаю, а только читаю мысли».

«А разве я думаю не на своем языке?» — поинтересовался я.

«У мыслей нет языка, это энергия разума, поэтому ее легко считывать, владея ментальными чарами. Разве в ваше время вурд не используют в разведке? Они умеют считывать мысли чужаков, не зная языка».

Я отрицательно качнул головой, отправлять в разведку вурд в наше время никто бы не отважился, потому что все давно владели защитными заклинаниями от ментального вторжения и без согласия сложно было это сделать. И, конечно же, никто из ныне живущих вурд не владел подобной ментальной силой как у Кассея.

«У тебя тоже есть способности к ментальным чарам, но ты их не развиваешь. Вы родовые чародеи чудные, используете только силу стихий и совсем не владеете тем, что вам даровала Макошь и боги».

Я решил сейчас не вдаваться в подробности, и не выяснять, что имел в виду Кассей. Возможно, он и ходячий кладезь сакральных тайн и древних знаний, сейчас меня волновало только одно. Я должен спасти себя, чтобы иметь возможность спасти семью и отомстить.

Когда мы оказались в холле, Кассей протянул ко мне свою вытянутую крупную ладонь и сказал:

«Давай-ка свой сапог и отправимся в этот ваш запретный лес. Расскажи, как пользоваться артефактом, это я не успел посмотреть в твоей голове».

«Необходимо представить то место, к которому мы собираемся перенестись. Ты ведь знаешь, где запретный лес?» — и не дождавшись от него ответа, сам понял, что Кассей не знает, его заперли в склепе задолго до того, как ведьмы устроили из леса свою лабораторию по созданию чудовищ.

«Ты ведь можешь узнать, где он находится из моей памяти?» — предложил я. Кассей кивнул, и я снова ощутил, как он копается в моих мозгах. Чтобы упростить ему задачу, я мысленно представил это место — высокий в три человеческих роста бревенчатый частокол, глубокий ров по кругу наполненный ядовито-зеленой водой, макушки деревьев, выглядящие из-за частокола, широкая тропа и застава.

«Я готов, — сказал Кассей. — Это будет сделать проще простого, сирин не сможет меня убить, а вот тебе нужно быть осторожным. И я не позволю тебе умереть, ты должен отдать мне мой дух».

«А что будет, если я умру?»

«Не умрешь. Иначе я тебя обращу в вурда».

— Не выйдет, во мне нет крови вурда, — сказал я и осекся, потому что вспомнил, что во время сражения с вурдами в пещере немало наглотался крови противников. А для обращения достаточно и нескольких капель.

Кассей услышал, о чем я думал и выразительно посмотрел, подтверждая мою догадку, а после взял из моих рук сапог, с интересом вертя его в руках.

«Маловат будет» — резюмировал он. Мне и самому сапоги перемещения жали, а Кассею с его крупными ступнями и вовсе, но я был уверен, что это не должно быть проблемой.

«Главное, надень, — сказал я. — Они не предназначены для носки, как только переместимся, переобуемся обратно».

Кассей кое-как натянул сапог, пятка мяла задник голенища и выпирала, но все что оставалось это только надеяться, что не надетый полностью артефакт его переместит.

Кассей взял меня за руку, холодная, черствая рука крепко сжала мою ладонь. Я представил запретный лес и мир вокруг снова переменился.

Северный ветер ударил в лицо. В этих края весна приходит куда позже, и я сразу же ощутил, как мороз забирается под одежду. Белые сугробы и яркое солнце после темноты зеркального театра ослепило.

— Эта еще што за диво дивное? — иронично поинтересовался вслух Кассей.

Я же, пока зрение привыкало к свету, отметил про себя, что и яркие лучи солнца древнему вурду не доставляют никакого дискомфорта.

Наконец, когда глаза привыкли и я смог различать силуэты деревьев, увидел перед нами небольшое озерцо, покрытое ледяной коркой. У озера возвышался огромный снежный сугроб, из которого торчали три морды змея, которого в простонародье прозвали как Горыныч, от слова «гореть». Это чудовище умело извергать из пастей огонь и не прочь было похрустеть огненной ойрой. Сейчас все три головы змея лежали на снегу, и он явно еще не проснулся от зимней спячки ни до кого ему не было дела. Но наличие прямо перед нами Змея Горыныча значило только одно — мы перенеслись прямиком в запретный лес.

«Змей это, — ответил я мысленно Кассею. — И лучше нам не шуметь. Он хоть и в спячке, но уже пришла весна, а значит он может проснуться в любой миг».

Кассей окинул его недовольным, скептичным взглядом:

«И кому только в голову пришло создавать подобное? Наверняка это ведьмы или колдуны».

«Да, — кивнул я, — это Славии досталось в наследство от темных ведьм. И много других тварей, которые здесь обитают».

«Прокорми еще такую тушу», — усмехнулся Кассей.

«Да, его содержание дороговато обходится казне. Змею Горынычу разрешено покидать лес, не в зимнее время он дважды в день улетает на луг неподалеку, где специально для него выпасают овец и коров».

«И зачем тогда он нужен?»

«Он летает и умеет извергать огонь, — пояснил я. — А еще это весьма редкий и умный зверь».

«Ладно, показывай, куда идти, — еще раз задумчиво взглянув на Горыныча, мысленно произнес Кассей. — Я должен исполнить твое желание».

«Зачем эти желания? — поинтересовался я, указав Кассею направление взглядом. — Проще тебе было убить меня и забрать свою дух. Но ты этого не сделал. Почему?»

Кассей окинул меня тоскливым взглядом:

«Я не могу убить того, кто завладел духом. Он в тот же миг исчезнет и появится где-нибудь в другом месте, а это будет плохо для всех. Чем дальше от меня дух, тем кровожаднее и злее я становлюсь, и я буду оставаться таковым, пока не найду того, кто им владеет.

«И что дальше? Что будет, когда ты получишь свою дух обратно?»

«Это тебя не касается», — холодно отчеканил Кассей, а потом резко замер, хищно уставившись на заросли впереди.

Я и сам теперь слышал, как вдалеке хрустит снег под чьими-то ногами, и через мгновение показались среди заснеженных веток и красные мундиры императорских гвардейцев.

Они патрулировали лес, а скорее вразвалочку прогуливались, что-то обсуждали и смеялись. И что уж точно — боевые чародеи явно не ожидали здесь встретить кого-то постороннего.

Службу в запретном лесу нельзя назвать шибко сложной, особенно в зимнее время, когда большинство тварей уходят в спячку. Да и усмирять чудовищ, когда ты с ног до головы обвешанный защитными и боевыми артефактами, проще простого. Сами же обитатели леса давно привыкли к людям в красных мундирах и разумно их опасались.

У всех гвардейцев были жезлы Перуна — эти артефакты били молниями и при необходимости ими можно было выстрелить в небо, вызвав раскаты грома. Это, во-первых, распугивало чудищ, а во-вторых, служило сигналом для остальных гвардейцев. Один раскат грома — опасность чудищ, два — проникновение на территорию, и три — полная боевая готовность, такая только на случай угрозы похищения чудищ или попытки их выпустить из леса. Но таких отчаянных смельчаков еще поискать нужно, потому что не гвардейцами каждая вторая тварь могла с легкостью и закусить.

«Мы не будем никого убивать», — сказал я Кассею, увидев, как он напружинился и приготовился к прыжку. И хотя до гвардейцев было не меньше пяти метров, вурд бы в секунду их разорвал.

Кассей лишь на миг взглянул на меня с разочарованием, а после вальяжным прогулочным шагом вышел вперед, привлекая внимание гвардейцев. Но не успели они и опомниться, как Кассей в мгновение ока пересек расстояние до них и повелительно положил им на головы руки:

— Спаты! — ласково произнес он и гвардейцы рухнули наземь, как подкошенные.

«Они здесь замерзнут, к тому же их могут заметить другие», — подумал я, уже запутавшись, говорю с Касеем или в этом нет необходимости, и он сам прочтет мои мысли.

«И что с того? — безразлично пожал вурд плечами. — Заметят и заметят».

«Поднимут тревогу, будет много шума. Мне же нужно, чтобы все прошло тихо, и никто из гвардейцев не смог меня узнать», — я покосился на все еще активированный артефакт морока и на всякий случай отключил его, чтобы зря не тратить заряд, который израсходовал уже наполовину.

«Значит, нужно их всех убивать», — равнодушно резюмировал Кассей.

Я закачал головой:

«Ты ведь говорил, что не убиваешь без надобности».

«А сейчас разве не надобно?» — Кассей испытующе уставился на меня.

«Просто не нужно заставлять их спать, мы их здесь бросим, а кто-нибудь из обитателей леса решит, что это им обед принесли и закусит ребятами. А они ни в чем не виноваты, они просто делают свою работу».

«Все мы делаем свою работу, — Кассей задумчиво осматривал лес, — тебя бы они наверняка не пощадили».

Я проигнорировал его мысли. Хватит смертей. Если есть возможность избежать жертв, то ее нужно использовать. Поняв, что я просто так от него не отстану, Кассей коснулся гвардейцев снова, разбудив их. И теперь они с остекленевшимивзглядами последовали куда-то вглубь леса.

«Думаешь, то, что ты их оставляешь в живых, делает тебя истинно светлым?» — поинтересовался иронично Кассей.

«Ты сказал о боге, который предупредил о моем появлении. Что это значит?» — проигнорировал я его вопрос и направился дальше вглубь леса, туда где, как мне помнилось, находился леший дуб.

«То и значит. Сативрат управляет временем, он даровал мне бессмертие. Многие годы заточения я взывал к нему, просил освободить, но он был глух к моим молитвам. А незадолго до вашего появления, он вдруг обратился ко мне и сказал, что человек с его меткой меня освободит».

«Какой еще к черту меткой? Откуда твой Сативрат мог знать, что мы тебя освободим?»

Кассей уставил на меня тяжелый, грустный взгляд:

«Метку нельзя увидеть, ее можно только почувствовать. На мне такая же метка. Сативрат бог времени и полагаю, он знает, как будет развиваться ближайшее будущее. Он может его предугадать».

«И повлиять?» — я напряженно уставился на вурда.

«Только люди могут влиять. Богам запрещено вмешиваться напрямую».

«Больше этот бог ничего не сказал?»

«Нет. Ничего того, что предназначено для тебя. Боги вообще не слишком болтливы и обращаются к нам только тогда, когда им это нужно. Но одно все же сказал: если я все сделаю как нужно, я смогу получить то, что просил у него изначально — истинное бессмертие».

«А сейчас у тебя какое?» — не понял я.

«Быть бессмертным в явном мире — проклятие, а не дар, печально улыбнулся Кассей. — Если я смогу умереть здесь и возродиться в Навьем мире, я стану богом. Это и есть истинное бессмертие и могущество. Этого я просил у темных богов. Но они никогда не дают именно то, чего ты жаждешь».

Я покосился на вурда, ему явно не слишком нравилось отвечать на мои вопросы, но пока он отвечал, я решил продолжить:

«Значит, Сативрат обманул тебя?»

«Нет, не обманул, — грустно улыбнулся Кассей. — Если заключаешь сделку с богами, никогда не знаешь, чем придется платить за нее. Когда я просил бессмертие, Сативрат лишил меня духа и спрятал его в яйцо. Я получил то, что желал, но только лишь частично. Я стал чудовищем, кровососом. Моя жажда была так сильна, что я не мог ее сдерживать. Я убивал и убивал, пока не чувствовал насыщения, но вскоре оно проходило и все повторялось вновь. Каждый убитый мною был принесен в жертву Сативрату. Потому что боги никогда не заключат сделок, которые невыгодны в первую очередь им. Твои предки тоже заключили подобную сделку, — Кассей с любопытством покосился на меня, — и полагаю, они сами не знали всех ее условий. Сативрат их попросту не озвучил. Как и не рассказал, какие последствия у вмешательства в ход времени для тех, кто не имеет метки Сативрата, которая у тебя».

«Что ты хочешь этим сказать?» — нахмурился я.

«Не думаю, что ты хочешь об этом знать», — резко отрезал Кассей.

«Нет, хочу. Говори!»

Кассей с сожалением посмотрел на меня, покачал головой.

— Говори! — уже вслух потребовал я.

«Я уже видел подобное, — снова грустно улыбнулся вурд. — Другой род, заключивший сделку с богом времени, для которых он повернул его вспять. Они сумели спасти свой род и судя по тому, что я извлек из твоей памяти, сумели возвыситься. Вот только прежде Сативрат забрал немало жертв, это было платой за сделку. Ты не должен был никому рассказывать, что ты знаешь про будущее. Наверняка ведь оно тебя предупреждало, но ты не понял. Все, кому ты говорил о будущем, теряли память?»

Я медленно кивнул и судорожно сглотнул, опасаясь, что Кассей скажет именно то, что я хотел слышать меньше всего.

«Ты нарушил законы времени, — Кассей беззаботно улыбнулся, очевидно, радуясь, что его догадки подтвердились, я же ощутил холодок, закравшийся в душу и засевший там острой иглой.

«Те, на ком нет метки Сативрата не должны знать о будущем, — продолжил пояснять Кассей. — Время пытается это стереть и изменить. А если попытаться обойти время, оно все равно выстроит все так, чтобы избавиться от вмешательства. И чем сложнее ему стереть воспоминание, тем опаснее это для носителя этих воспоминаний. В данном случае оно попросту попытается стереть этого человека, а значит убить».

— Нет, — я закачал головой. — Нет, это не правда. Это не может быть правдой.

«Это правда, Ярослав. Твоя подруга Инесс пыталась сохранить воспоминания и теперь она призрак. Твой отец твердо настроился их сохранить, наверное, у вас даже был способ, как это сделать и, наверное, вы это бы сделали… Но энергия времени пытается сгладить твое вмешательство любыми способами, так же, как и природа пытается сгладить вмешательство человека в свое царство. Время возместило грядущее вторжение и избавилось от угрозы».

Я молчал, я пытался сдерживать мысли и прятал их от Кассея, как и свои чувства. Но он все равно слышал, что именно я думаю. Это неимоверно злило, но я узнал еще не все, что хотел и сейчас никак нельзя было давать слабину.

«Не стоит себя корить. Твоей вины в этом нет, богов обыграть невозможно», — с сочувствием произнес вурд, хотя я явственно ощущал, что никакого сочувствия в нем нет.

«Ты прав, — согласился Кассей в подтверждение моим ощущениям. — Я ничего не чувствую, у меня нет души. Но за долгие годы я научился изображать эмоции тогда, когда требуется».

«Паршиво выходит», — огрызнулся я.

«Я и не старался», — невозмутимо ответил он.

«Ты сказал, что какой-то род уже заключал подобную сделку с темным богом? О ком речь?»

«О ныне правящей семье, — Кассей холодно улыбнулся, покосившись на меня. — Род Володаров обманул время и сейчас возвысился до правителей обширных земель. Стоит признаться, что мне в мое время такие территории даже не снились. Но за это им пришлось принести немало жертв, правда, едва ли кто-то из их потомков об этом помнит».

Почему-то меня это даже не удивило. Значит, время уже менялось и именно Володары переписали когда-то историю.

«Что именно собираются делать твои боги? Чего они добиваются?»

На лице Кассея появилась холодная, но весьма зловещая улыбка.

«Они только желают восстановить равновесие. В мир должна вернуться тьма. Тьма и свет должны находиться в явном мире в равноправии».

«И как именно они это сделают?»

Кассей снова холодно улыбнулся, потом тихо засмеялся и мысленно сказал:

«А ты напористый. Но не советую злоупотреблять моим терпением. Это быстро меня утомит. Уверен, ты не хочешь знать, что происходит, когда кто-то так назойливо мне докучает».

«А я думал, мы просто беседуем, пока идем», — спокойно ответил я.

«Ты выуживаешь из меня информацию. Едва ли это можно назвать дружескою беседой».

Я решил, что лучше лишний раз не гневить древнего бездушного вурда и лучше и впрямь провести остаток пути в молчании, но Кассей решил продолжить разговор:

«Ты ведь знаешь, что истинно светлые и темные чародеи большая редкость. Каждый рожденный из них — воистину велик и находится под покровительством темных или светлых богов. Остальные же, как, например, ты и большинство людей — никакие не светлые и не темные. Это все просто люди, которые сами выбирают свой путь или же за них его выбирает окружение или обстоятельства».

«Что ты хочешь этим сказать?»

«То, что вы зовете светлыми всех, кто боится тьмы, а темными любого, кто пожелал силу большую, чем ему досталась. В мое время даже ребенок знал, что черная магия куда сильнее и действенней светлой. Но не всем хватает духу ее использовать, она затягивает. В ваше же время все понятия извратили, и я знаю кто для этого постарался».

Я вопросительно посмотрел.

«Володары. Они пожелали ограничить темных в силе, они возжелали рубить любое ее проявление на корню и оставлять только тех темных, кто готов им подчиняться и служить. Именно благодаря одному из этой семьи я и обязан своим заточением».

«Об этом расскажешь? Или и такие вопросы тебя утомляют?» — спросил я.

«От чего же, этим я поделюсь охотно, — весело улыбнулся Кассей. — Я должен был править миром. Я собрал целое войско вурд, и мы должны были объединить все народы, все государства и возглавить их. Мы должны были править над людьми. Да, возможно, мои деяния и можно назвать слишком жестокими, но иначе я не мог достичь своей цели. Меня называли безумцем, кровожадным чудовищем, а я убивал без сожаления во имя Сативрата. Взамен он даровал мне силу, с которой не мог сравниться никто из живущих. Для этого мне приходилось пить кровь своих собратьев, человеческая кровь уже не давала мне насытиться и получить то могущество. За это мои вассалы на меня ополчились, за это они предали меня и заключили сделку с людьми. Чародеи всех княжеств Славийских объединились, и возглавил их самый могущественный светлый, а он был воистину светлым, чародей Ярополк Володар. И для того, чтобы меня пленить, ему пришлось перейти на темную сторону и заключить сделку с тем же богом — с Сативратом. Видимо, из-за этого он потом так возненавидел темных и передал эту ненависть всем своим потомкам».

«В нынешней истории значится, что Ярополк Володар объединил всех князей и основал Славийскую империю, чтобы противостоять кочевым восточным захватчикам, от которых в ту пору страдали все княжества. А выходит, объединились они из-за тебя?»

«Разумеется, — улыбнулся Кассей, но резко веселье испарилось, и он жестко заговорил: — Сативрат допустил ошибку с Володарами. Вера в свет и ненависть Ярополка оказалась куда сильнее, чем он мог полагать. Но теперь все должно измениться».

— Что должно измениться, — спросил я, чувствуя, что сейчас он должен сказать что-то весьма важное, и оказался прав, Кассей весьма увлекся рассказом и продолжил говорить с фанатичным жаром, на который был способен только одержимый тьмой:

«Родовые древа нужно уничтожить! Вы, родовые чародеи отобрали энергию стихий у всех остальных. До родовых древ энергия распределялась иначе. Ее получали не по праву рождения, а по силе духа. Теперь же даже самый трусливый сморчок, обладают сильными чарами, которых не достоин. Издревле же сила доставалась только тем, кто мог ее вынести, кто заслужил ее. Энергия магии не бесконечна, у нее есть предел. А родовые чародеи, мало того, что из жадности все забрали себе, так и решили, что темных нужно извести!»

«Мир изменился, Кассей, — сказал я. — Для современного человека темные ведут себя как дикари, их обряды не гуманны и отвратительны. Да что там — эти обряды чудовищны. Темные кровожадны и бессердечны. Темные — убийцы!

Кассей брезгливо скривился и злобно посмотрел на меня:

«Темные такие же убийцы, как и светлые. Ты убийца, Ярослав. Скольких ты убил во имя своего хозяина? Уверен, раз в сто больше, нежели любой темный в мои времена».

«Это другое. Я убивал, защищая империю!» — возразил я.

«Нет, это то же самое, — спокойно отчеканил Кассей. — Вы светлые убиваете не меньше во имя светлых богов, во имя светлых идей. Вы ничуть не лучше нас. Может быть тьмы в вас даже больше, чем в нас. Тьма добрее чем ты думаешь, а свет куда более жесток. Я понимаю, что для тебя это непривычно и непонятно. Но так устроен мир. Нет тьмы без света, нет света без тьмы. Все вокруг должно находиться в равновесии».

«Значит, Метрополия стремится к равновесию раз уничтожает родовые древа?» — мне не нравилось, какой тон приобретает наш разговор, меньше всего мне сейчас хотелось вступать в перебранку с древним злом, поэтому я поспешил перевести тему.

Кассей замер, изучая меня. Я снова почувствовал ментальную атаку, вурд выискивал все воспоминания о Метрополии.

«Сомневаюсь, что они стремятся к равновесию, — резюмировал Кассей. — Кажется, они еще большие скупцы чем вы. Они желают оставить только свое родовое древо, а все остальные уничтожить. Они просто хотят захватить все чары, а заодно и власть над всем миром. Но в одном мне эти ребята все же по нраву, они не истребляют темных.

— Мы тоже не истребляем, — возразил я.

Ласково, словно несмышлёному ребенку непонимающему элементарные вещи, улыбнулся мне Кассей.

«Но использовать свою силу ведь не позволяете? — сказал он. — Представь, каково бы было тебе, если бы тебе запретили использовать силу стихий. Или запретили обращаться волком — я видел, как ты любишь эту часть себя, также и темные любят свою суть».

«Свет и тьма никогда не смогут жить в мире».

«Ты ведь сам в это не веришь, Ярослав. Разве у тебя нет друзей среди темных? Разве мы не идем спасать твою подругу темную? Разве твои предки были только светлыми? А твоя сестра, которая вскоре родится?»

Я промолчал, Кассей был прав.

Кассей холодно улыбнулся, а затем сказал:

«Кажется, я вижу леший дуб».

Я взглянул туда, куда смотрел вурд. Среди ветвей показалась раскидистая крона необычайно широкого дерева с могучим толстым стволом. Это дерево и дубом-то не являлось, цвело раз в сто лет и никогда не плодоносило, но и все же оно было уникальным: его ствол был полым и настолько широким, что внутри вполне могла разместиться комнатка. А лешим его звали, так как по славийским поверьям считалось, что хранитель и дух леса живет именно в этом дереве. Но лешего запретного леса изгнали давным-давно ведьмы, потому вряд ли нам посчастливиться с ним повстречаться, а вот встречи с Сирином явно избежать не удастся.

И только я об этом подумал, как в ветвях мелькнуло девичье лицо и показался огромный свисающий с ветки бурый птичий хвост.

Глава 6

Я замер и подал знак Кассею. Но он сирина увидел уже и без меня. Как и она заметила нас. И теперь девичье красивое лицо настороженно глядело в нашу сторону сквозь голые ветви.

«Уши лучше тебе б закрыть», — с каким-то укором сказал Кассей.

«Будь здесь, я попробую с ней договориться», — сказал я, решив придерживаться стратегии Инесс, и вышел вперёд.

«Не советовал бы», — неодобрительно ответил Кассей.

Но я уже стоял перед лешим дубом, возле возвышался невысокий сугроб — без сомнения, в этой могиле и покоилась Инесс.

Сирин вспорхнула с ветки, огромные золотисто-бордовые крылья раскинулись так, что казалось, заслонили собою небо.

Вживую сирин выглядела весьма жутко: лицо, шея, грудь — всё было человеческое, но руки были покрыты перьями и переходили в огромные крылья, а ниже талии начинались массивные птичьи лапы. На лапе сирина поблескивал серебристый браслет, от него тянулась тоненькая блестящая цепочка, обвивающая толстый ствол лешего дуба. Но несмотря на видимую хрупкость цепочки, обманываться на этот счёт не приходилось — эта цепь усилена чарами и её прочность невероятно высока.

— Кто вы такие? Зачем вы здесь? — высокий пронзительный голос сирина был строг и величествен. — Убирайтесь прочь!

Глаза у священной птицы буквально горели золотым светом, и вертикальные зрачки не давали забыть, что перед тобой далеко не прекрасная девушка.

— Мы пришли с миром, — осторожно сказал я, выставив руки вперёд и демонстрируя, что я безоружен. — Я хочу помочь.

— Помочь? — нахмурилась сирин, сердито уставившись на меня. — А мне кажется, ты пришёл за тем, что я охраняю. И это существо с тобой — зло, от него веет смертью и болью. Убирайтесь прочь, иначе вам несдобровать!

Сирин сердито топнула когтистой лапой, цепочка звонко зазвенела. Птица с опаской взглянула на Кассея — она его боялась, чувствовала, что ему плевать на то, что она священная птица. Не стоило показывать ей Кассея, нужно было сначала договориться и отпустить её.

— Я помогу, — дружелюбно сказал я, отвлекая её от Кассея. — Я тебя освобо…

Я не успел договорить.

Сирин вскинула крылья, запрокинула голову и закричала. Оглушительный, тревожный визг вырвался из её горла и пронёсся по всему лесу, заставив меня зажать уши и упасть на колени. Я попытался заткнуть уши воздушными наушниками, но они только заглушили окружающие звуки, а визг сирина ещё больше усилился.

Но убийственное пение священной птицы было не самым паршивым. Она подала сигнал гвардейцам и вскоре все, кто охранял лес, будут здесь.

Я знал, что голос сирина способен свести с ума, но никогда бы не подумал, что его сила буквально парализует и заставляет корчиться в муках от невыносимой боли.

Кассей тоже валялся на земле. Он не кривился от боли и не корчился, а таращил остекленевший взгляд перед собой. Можно было подумать, что пение сирина на него не действует, но едва ли это было так. Просто древний вурд знал технику контроля боли и сейчас он был всецело занят этим. Но, видимо, это не сработало, потому что вурд схватил рядом валявшуюся палку и без раздумий вонзил себе сначала в одно ухо, а затем во второе. После, он как ни в чём не бывало преспокойненько поднялся. Кровь текла из его ушей и было ясно, что вурд попросту себя оглушил, но я себе такого позволить не мог, мои уши вряд ли восстановятся через несколько минут.

«Я оторву ей голову и заткну», — раздался злой голос Кассея, прорываясь через невыносимый визг.

«Нет, не нужно, ты только всё испортишь! — велел я мысленно, прижимая ладони всё сильнее к ушам, но это не слишком помогало. — Займись лучше Инесс, а сирина я беру на себя».

Но Кассей даже не подумал сделать то, о чём я сказал, он повернулся к сирину спиной и теперь с хладнокровием наблюдал за лесом.

На миг визг прекратился. Но лишь на то время, которое сирину понадобилось, чтобы набрать в грудь воздуха и завизжать пуще прежнего.

— Стой! — воскликнул я, пытаясь её перекричать. — Стой! Я пришёл помочь! Я не враг! Прекрати! Я хочу освободить тебя! Ты будешь свободна! — Последнюю фразу я проорал со всей неистовостью, на которую был только способен.

Визг прекратился. Недоверчивое лицо сирина уставилось на меня.

— Я не враг, я ведь сказал, — как можно спокойнее начал я. — Я тебя отпущу, ты сможешь улететь к своим и больше не придётся служить императорской семье.

Сирин нахмурилась:

— Это какой-то обман? Ловушка? — она опасливо отступила на шаг.

— Нет, я честен с тобой. К тому же ты сильнее меня, мне с тобой не справиться, ты ведь видишь. Да и я не желаю тебе зла, я хочу помочь.

— Тебе не справится со мной — это верно, а вот кровосос, которого ты притащил… У него нет души, он служит тёмным богам, ему плевать на мою неприкосновенность.

Кассей повернулся и взглянул на неё. Слух, похоже, к нему уже вернулся и её словам он холодно улыбнулся, заставив сирина отступить на шаг и снова пронзительно заверещать.

Визг снова заставил меня согнуться и закрыть уши.

Но в этот раз сирин как-то резко замолкла и торопливо взмыла обратно на леший дуб — на самую высокую из его раскидистых ветвей.

Со всех сторон слышался топот, хруст ломающихся ветвей и поскрипывающий под тяжёлыми ботинками снег. К нам приближались гвардейцы.

Запретный лес охраняют шестьдесят боевых чародеев, и дюжина из них обязательно были родовыми с силой не менее средней категории.

И если бы не страх сирина перед Кассеем, план Инесс бы удался, я видел промелькнувшую надежду в её глазах, она бы согласилась. Если бы здесь был не древний вурд, а отец, мы бы сумели её уговорить, успокоить и освободить. Она бы не подняла тревогу.

Сейчас же всё шло далеко не по плану.

«Ты говорил, что нельзя никого убивать, — голос Кассея снова зазвучал в голове. — Так вот, спешу тебя огорчить, без убийств не получится, их слишком много и подчинить своей воле всех я попросту не успею, мне легче их убить».

Я активировал артефакт морока, надеясь только на то, что наше зелье невосприимчивости ещё не поступило в распоряжение имперской гвардии и артефакт меня спрячет.

«Нет, никого не тронь, — сказал я. — Меня они не увидят. А ты подчини кого сможешь и заставь их увести остальных».

Вурд бросил в мою сторону неодобрительный взгляд, я вдруг понял, что он видит меня несмотря на артефакт морока

«Это третье желание, Ярослав?» — холодно поинтересовался он.

«Нет, и ты это знаешь».

«Тогда не смей отдавать мне приказы, я не твой слуга», — отчеканил он и со скоростью ветра рванул вглубь леса.

По лесу пронеслись крики ужаса. Раздался характерный треск молний громовых жезлов. Полетели молнии в небо, разрывая небо раскатами грома и вызывая подмогу.

Взрывы, удары, кирки, крики, крики… Они вспыхивали по кругу, против часовой стрелки — неистовая кровожадная тварь сметала всех гвардейцев, что попадались ей на пути.

На поляну у лешего дуба выбежало трое гвардейцев. Каждый из них держал жезл Перуна, у каждого наготове имперское ружьё. Я стоял от них в нескольких метрах, но никто из них меня не замечал — артефакт морока работал.

А вот сирин — она, как и Кассей видела меня, сирины видят и чувствуют любые чары. Но если меня выдаст сирин… И стоило мне только об этом подумать, как она сдала меня с потрохами:

— Один здесь, под дубом!

Я, не раздумывая, пригнулся и лёг на землю. Над головой со свистом пролетели пули. Одна ударила в плечо, но амулет-щит ослабил выстрел наполовину и меня не ранило, а только пребольно жахнуло.

Я попытался бросить в сторону гвардейцев ледяную мантию, но не успел, один из гвардейцев направил в мою сторону громовой жезл и ударил. Я едва успел перекатиться и увернуться от молнии.

Я запоздало понял, что артефакт морока не слишком меня скрывает. Во время передвижения подо мной на снегу остаются следы, и гвардейцы точно знают где я.

В мою сторону градом посыпались выстрелы. Я попытался прикрыться дополнительным воздушным щитом и начал отступать в чащу леса. Но мои чары оказались так слабы, что едва ли сдерживали атаки. И если бы не амулет-щит, я бы давно валялся и истекал кровью.

Мне удалось запутать следы и уйти от обстрела. Я застыл между голых кустов, готовясь обернуться волком, но всё ещё сомневаясь, стоит ли это делать.

Гвардейцы тем временем, простреливая пространство молниями, отдалялись от меня.

А вокруг продолжали разноситься крики ужаса и боли.

— Он всё ещё здесь? — обратился один из гвардейцев к сирину.

Она сердито смотрела прямо на меня, но почему-то мешкала.

— Нет, он убежал в лес, — наконец, как-то нехотя сказала она, продолжая недовольно смотреть и всем свои видом демонстрируя, какое одолжение она мне делает.

Но один из гвардейцев проследил за её взглядом, явно уловил эти неуверенные нотки в голосе, и шагнул в мою сторону. Он не успел поднять жезл Перуна. Рядом мелькнула долговязая чёрная тень, и зловеще застыла за спинами гвардейцев.

Первый упал на землю со свёрнутой шеей.

Второго пробила насквозь большая рука вурда и выдернула сердце, швырнув его на снег.

Третьего Кассей стиснул сзади, словно бы решил обнять, послышался крик ужаса и боли, хруст костей и пока гвардеец умирал, вурд впился в его горло и пил кровь.

Сирин снова завизжала.

— Не нужно было этого делать! Зачем ты их убил? — заорал я на него, пытаясь перекричать пронзающий до мозга визг.

«Ты не дал мне нормально поесть, — невозмутимым тоном заявил Кассей, отпуская обмякшее тело гвардейца. Оно безвольно опало наземь к остальным мёртвым сослуживцем. — Мне необходимо восстановить силы».

— Ты мог их просто подчинить.

«А ты мог использовать желание, и они бы остались живы. Но ты предпочёл оставить его для себя», — Кассей холодно и одновременно саркастически улыбнулся, затем поднял глаза на сирина. — Вини лучшее её, это она всех сюда созвала, и ведь знала, что я их убью, трусливая дрянь. И всё равно это сделала. Я же просто подчинялся своим инстинктам«.

Сирин не могла слышать наш ментальный разговор, но всё же что-то почувствовала. Она резко прекратила верещать и вспорхнув, с яростью набросилась на Кассея и впилась когтями в его лицо. Странное, жуткое это было зрелище. Она била, неистово царапала, выдирая глаза, сдирая клочки кожи с его лица, а Кассей стоял неподвижно, не шевелясь, словно бы ничего ровным счётом не происходило.

— Прекрати! — крикнул я. — Мы не собирались тебя убивать! Перестань это делать!

Сирин разъяренно сверкнула золотыми глазами и упорхнула обратно на леший дуб, боязливо таращась на Кассея, явно ожидая от него ответного удара.

Но вурд даже не подумал нападать, а продолжил стоять неподвижно. Его лицо было жутко изуродовано, но недолго. Тяжело, устало вздохнув, он поправил вывалившийся глаз, засунув его обратно в глазницу. Вторая, пустая с разодранным веком глазница в доли секунды налилась, заплыла, отрастила новое веко, под которым наверняка начал вырастать новый глаз.

В мгновения ока заживали раны на лице и шее вурда. Кожа, свисавшая лоскутами, быстро засыхала, рассыпалась прахом. Раны превращались в шрамы и затягивались. Белёсый глаз всё ещё не вернулся в прежнее состояние, но уже выглядывал из-под припухшего века. И вот, не прошло и минуты, как Кассей стоял передо мной словно бы ничего не произошло, и только кровь на лице и одежде напоминала о том, что он был ранен.

Кассей жутко улыбнулся, повернув лицо к сирину и повторил:

«Трусливая, никчёмная дрянь».

«Ты убил всех до единого?» — спросил я, понимая, что всё равно исправить уже ничего не смогу. Я сам его сюда привёл.

«Нет, не всех. Некоторых подчинил и отправил выполнять моё поручение», — заявил вурд, вытянул из нагрудного кармана одного из убитых гвардейцев белый платок и принялся вытирать кровь.

«Что за поручение?» — не ожидая от Кассея ничего хорошего, спросил я.

«Решил сделать что-то хорошее, чтобы восстановить равновесие», — его лицо приобрело по-детски заговорщицкое выражение, но отвечать прямо он явно не собирался.

Я зло выдохнул и направился к сугробу, под которым находилась могила Инесс.

Пора с эти покончить. Вскоре император пригонит сюда целое войско и едва ли мне хотелось, чтобы Кассей и их отправил к праотцам.

Но стоило мне приблизиться, как сирин тут же перегородила мне путь:

— С чего ты решил, что позволю тебе это сделать? — угрожающе спросила она и снова покосилась на вурда, его же, похоже, её страх только забавлял.

— Он не тронет тебя, — сказал я, Кассей снова жутко улыбнулся, растянув большой рот и обнажив крупные зубы, но ничего не сказал, а продолжил вытирать кровь с рук и лица.

«Почему ты её не убил?» — прежде чем продолжить, я должен был убедиться, что Кассей не сделает это сейчас, пока я пытаюсь освободить сирина.

Но он не ответил, печально взглянул на меня и продолжил вытирать руки, теперь уже снегом, а не платком.

«Ты тоже опасаешься гнева светлых богов», — внезапно пришедшая догадка удивила меня.

«Только дурак не опасается гнева богов», — ответил он.

Сирин продолжала перекрывать мне путь, переводя опасливый взгляд с меня на Кассея.

— Как и обещал, я освобожу тебя, — сказал я ей. Сирин испуганно встрепенулась и хотела было снова упорхнуть на дуб, но лишь взмахнула крыльями и, передумав, осталась стоять.

Я наклонился, поднял тонкую цепочку, обвивавшую большую птичью ногу, потянул, проверяя на прочность. Цепь, хотя оно и так было ясно, оказалась магическая и разорвать при всём желании у меня бы её не вышло.

Я с укором взглянул на бледное от страха девичье лицо сирина:

— Необязательно было поднимать тревогу, мы бы не причинили тебе вреда, я бы просто тебя отпустил и все бы остались живы!

Она зло сощурилась и сердито вскинула голову, всем своим видом выражая, что ей плевать на мои слова.

— Не думал, что священные птицы такие бессердечные, — я покачал головой.

— С чего бы мне жалеть кого-то из людей? Ни меня, ни мой народ вы не пожалели!

— Мне жаль, но не все люди такие.

— Раньше люди нас почитали и знали, что мы священные, что боги нарекли нас вестниками смерти и жизни, — с обидой и злостью сказала она. — Потом же люди возгордились, решили, что мы должны служить им. Моим братьям и сёстрам пришлось покинуть большой материк и поселиться подальше от вас. Вам запретили нас убивать, и вы решили, что вправе нас неволить и мучить.

— Это несправедливо, — согласился я. — А сейчас позволь мне тебя отпустить.

— Ты не сможешь, это чародейская цепь, — сирин печально окинула взглядом браслет на лапе. — Я вижу твою силу, и тебе не хватит чар, чтобы освободить меня.

— А если я скажу, что у меня есть мёртвая ойра? Она разрушит чары.

Сирин с недоверчивой надеждой уставилась на меня.

Я достал из-за пазухи подпространственный карман, извлёк оттуда пузырёк с мёртвой ойрой, вопросительно взглянул на Кассея и мысленно спросил:

«Много нам нужно, чтобы оживить Инесс?»

Он скептично поджал рот:

«Не знаю, может быть, и этого не хватит. Если пожелаешь, я разорву цепь, и это будет твоё последнее желание».

«Чары на тебя не действуют?» — проигнорировал я очередную его попытку склонить меня к желанию, а заодно и решил узнать давно беспокоящий меня вопрос.

«Нет, абсолютно не действуют. Ни ментальные, ни тёмные, ни стихийные. Если хочешь, можешь попробовать».

Пробовать я, конечно же, не стал, как использовать последнее желание.

— О чём вы там договариваетесь? — нахмурилась сирин. — Я вижу, что вы общаетесь мысленно. Может, договариваетесь, как меня убить? Так знайте, если пожелаю, вмиг убью тебя, а его…

Сирин осеклась, так и не придумав, чем пригрозить Кассею.

— Нет, мы не желаем тебе смерти, я же сказал, — я неодобрительно покачал головой, открыл пузырёк с мёртвой ойрой и осторожно капнул чёрную тягучую жидкость на одно из звеньев цепи.

Невооружённым глазом невозможно было что-то заметить, для металла из которого была изготовлена цепь мёртвая ойра не принесла никакого вреда, мёртвая ойра вообще никак не действует на неживое, его с её помощью можно было разве что восстановить. А вот чары она уничтожала. И там, где капля упала на цепь, магической защиты больше не было.

Увидев это, сирин ошарашенно уставилась на меня, словно бы не верила своим глазам, затем неуверенно попятилась и резко взмыла в небо. Цепь из-за силы натяжения тут же разорвалась. А сирин, даже не подумав благодарить или прощаться, стремительно унеслась прочь, словно бы за ней кто-то гнался.

Я бросился откапывать Инесс, времени оставалось в обрез. Помимо гвардейцев и чародеев в запретном лесу ещё были и смотрители за животными или по-простому — лесники, они наверняка уже доложили в Китежград о вторжении. У нас есть не больше часа.

Моя чародейская сила практически иссякла, и использовать силу земли я не мог. Откапывать же руками сугроб, а после замёрзшую землю слишком долго. Я поднял глаза на Кассея, который все это время преспокойно наблюдал за происходящим со стороны:

«Может поможешь? Нам нужно торопиться».

«Тебе нужно торопиться. Я никуда не спешу. У меня впереди целая вечность», — ответил мне вурд, не давая понять, будет он мне помогать или нет.

Я мысленно выругался и продолжил разгребать снег, а после и землю руками, благо, она ещё не успела слежаться и была мягкой.

Но неожиданно в голове снова раздался голос Кассея:

«Отойди».

Я поднял глаза, передо мной стояли два лесника с лопатами, они таращили перед собой стеклянные глаза, и стоило мне только отодвинуться от ямы, как они принялись усиленно копать.

Кассей довольно улыбался, наблюдая за этим, потом сказал:

«В твоих мыслях я прочёл, что ты не собираешься загадывать желания так быстро, как мне бы этого хотелось».

Я кивнул в подтверждение его слов.

«Что ж, я подожду. И я готов принять то желание, с которым ты уже определился. Оно совпадает с моими планами и по нраву Сативрату».

«С твоими планами? Ты собираешься вернуться к прежней идее о захвате мира?»

«О, нет. Это всё в прошлом. Больше мне это неинтересно. Я буду служить Сативрату, за это он дарует мне истинное бессмертие, и я стану богом. Но тебя это не должно беспокоить».

«Почему не должно? Ты сказал, что в мир придёт тьма, разве это не должно меня беспокоить?»

«Да. Она очень скоро придёт, — довольно заулыбался Кассей, словно бы я только что отвесил ему комплимент. — Но тебе не стоит переживать, эта тьма защитит твою семью и твой род, может быть, даже прославит его».

«Что ты имеешь в виду?» — нахмурился я.

«Я и так тебе уже рассказал слишком много. Не бери в голову, Ярослав. Ты выбрал свой путь, ему и следуй».

Слова Кассея озадачили меня, но он мне ясно дал понять, что больше ответов на свои вопросы мне не получить от него.

Инесс закопали не слишком глубоко и уже через полчаса загипнотизированные лесники извлекли наружу сколоченный из грубых необтёсанных досок гроб. Если бы Инесс ожила, такой бы ее точно не сдержал. Но император наверняка был уверен, что ей никогда не выбраться отсюда.

«Давай начнём», — сказал Кассей, молниеносно оказавшись у ящика, и одни движением сорвал крышку с гроба.

Сначала я не поверил своим глазам. Передо мной был кто угодно, но никак не красавица Инесс. Тощий, высохший старушечий труп, впалые щёки, костлявые пальцы, выступающие кости под серой в фиолетовых трупных пятнах кожей. И только красивые чёрные волосы, и красное платье, которое я уже видел на ней, выдавали в ней графиню Фонберг. Я знал, что без крови вурды быстро стареют и становятся похожими на мертвецов, но не думал, что они высыхают так быстро.

«Давай мёртвую ойру», — велел Кассей, требовательно протянув мне руку.

Я отдал ему пузырёк.

«Мёртвая ойра нейтрализует действие яда, которое она приняла», — пояснил мне вурд, затем пальцами раскрыл рот графини, показались неожиданно красивые белые зубки.

Кассей влил ей в рот весь пузырёк с мёртвой ойрой.

«Теперь живую», — потребовал Кассей, протянув руку и даже не взглянув на меня.

Я достал из подпространственного кармана второй пузырёк, его Кассей тоже влил ей в рот. Мне показалось, что я услышал вздох.

Кассей тем временем вытащил нож из кармана близстоящего лесника и полоснул себя по ладони. Он сжал кулак, занеся надо ртом Инесс, несколько капель крови упали ей в рот. Вурд ещё раз порезал запястье, которое за те несколько секунд уже успело полностью зажить, и снова дал свою кровь графине.

Следом вурд начертил несколько тёмных рун в воздухе — над головой Инесс, над сердцем и животом. Его губы беззвучно шевелились, руны вспыхнули сильнее сначала алым, затем чёрным, а после упали на Инесс, будто бы растворившись в ней.

Теперь стало понятно, что без вурда, о котором сказала Инесс, сам бы я не смог её оживить. Это под силу только тем, кто владел магией крови.

Инесс судорожно вздохнула, костлявая грудь тяжело поднялась и опала. Послышался стон. Процесс оживления начался.

Ее тело начало наливаться, очень быстро исчезли пятна и морщины, кожа стала красивой и эластичной как прежде. С каждой секундой она уже всё меньше походила на старушечий труп: пропал серый землянистый оттенок кожи, став привычным благородно-бледным, налились кровью сине-чёрные губы. Но несмотря на то что она больше не походила на труп, она всё ещё выглядела болезненно худой.

Инесс распахнула глаза, испуганно уставив взгляд в небо, словно бы пробуждение для неё оказалось большой неожиданностью.

Медленно она поднялась и села в гробу. Наши взгляды встретились, графиня слабо улыбнулась и одними губами произнесла:

«Спасибо».

А затем Инесс увидела Кассея. Сначала она в замешательстве разглядывала его, но следом в ее взгляде отразился неимоверный ужас. Она было дёрнулась, желая вскочить, но Кассей положил ей руку на голову и глаза Инесс вмиг остекленели.

— Что ты делаешь? Зачем ты её гипнотизируешь! Прекрати! — велел я.

«Успокойся, я её не подчиняю, мы просто немного пообщаемся», — улыбнулся Кассей, даже не взглянув на меня.

Какое-то время Инесс таращила на Кассея неподвижный и по-прежнему полный ужаса взгляд, затем по застывшему лицу потекли крупные слёзы.

Кассей резко отнял руку от её головы, а Инесс заторможено вышла из гроба и рухнула на колени перед Кассеем.

— Прости меня повелитель, прости! Я не знала! Я не могла знать! — взмолилась она.

Эта странная картина невольно заставила почувствовать себя неловко. Словно бы я стал свидетелем чего-то слишком интимного. Мне даже думать не хотелось, почему Инесс просила прощение у Кассея и называла его повелителем.

А он тем временем с нежностью гладил Инесс по голове, успокаивал и бормотал что-то на старославийском.

— Табе надо йисты! Ты слабка, — ласково проговорил Кассей, и когда Инесс подняла на него полные слёз глаза, он указал ей взглядом и мягко подтолкнул к загипнотизированным лесникам.

И та быстро успокоилась, благодарно, почти благоговейно посмотрела на древнего вурда, улыбнулась, кивнула… И рывком бросилась на близстоящего лесника, впившись ему в шею.

«Ей нужно восстановить силы», — пояснил Кассей, остановив меня, когда услышал, как я в очередной раз зло выругался.

Но только я хотел остановить Инесс, не дать ей осушить лесника полностью, как вдалеке заслышался рёв приближающихся монолетов. Вот и помощь подоспела, нам пора было уходить.

Инесс я буквально силой оторвал от мужчины. Взгляд у неё был безумный и голодный, но ещё одной невинной смерти я не собирался допускать.

— Нам нужно уходить! — чеканя каждое слово, сказал я ей, протянув сапог.

Она непонимающе качнула головой, затем взяла сапог.

«Тебе тоже нужно уходить», — мысленно сказал я Кассею, оглянувшись на него.

«Обо мне можешь не переживать, — грустно улыбнулся он. — Уходите. До скорой встречи».

— Куда мы? — наконец, немного придя в себя, спросила Инесс, торопливо натягивая левый сапог, я к тому времени уже был в правом.

— Варгана, — ответил я. — Нам нужно перенестись в Вороново Гнездо.

Инесс не стала задавать лишних вопросов и с готовностью кивнула, взяв меня за руку.

Прежде чем закрыть глаза и представить Вороново гнездо, я в последний раз взглянул туда, где стоял Кассей, но от него уже и след простыл.

* * *

Солнце катилось к закату. Мы с Инесс сидели в полуразрушенной хижине, которая осталась после ромальского табора. В этой хижине умерла бабка Фрайда.

Перед Инесс стоял её распахнутый сундук, она скрупулёзно перебирала его содержимое, словно бы проверяла, что пропало, а что нет. Я сидел в углу на соломенном тюфяке и передо мной стоял активированный шар памяти.

Я уже закончил запись и выключил шар. Инесс всё это время вела себя тихо и не смела перебивать, пока я записывал, и поняв, что я закончил, повернулась:

— Мне очень жаль, что так произошло, — с сожалением произнесла она. — Сочувствую твоей утрате.

Я промолчал, протянул ей шар и сказал:

— Когда придёт время, ты мне его вернёшь.

Инесс с готовностью кивнула, весь план от и до мы с ней обсудили уже несколько раз.

Я вернул ей сапоги, артефакт морока, помешкал, не зная, возвращать ли подпространственный карман. Но Инесс попросту выдернула его из моих рук.

— Нет уж, Яр. Содержимое сундука мне нужно куда-то сложить. Мы договорились, тебе остаётся только дух Кассея.

Я не стал возражать, хотя и хотелось оставить карман себе. Яйцо же, в котором хранился дух я закопал в яму, в которой недавно прятал сундук Инесс.

Графиня торопливо принялась перекладывать артефакты и пузырьки с зельями в карман, надела на шею артефакт морока, вопросительно взглянула, почувствовав мой пристальный взгляд.

— Значит, отправишься в Метрополию? — спросил я.

— Я должна найти Якоба. Вурды должны объединиться. Такова воля повелителя.

— Почему ты зовёшь его так? Что происходило между вами в запретном лесу?

— Тебе не понять, Яр, — мотнула она головой, но увидев, что такой ответ меня не устроил, пояснила: — Кассей прародитель вурд, он, пусть и не косвенно, мой создатель. Вурды сделали ошибку, предав его. Он мне всё показал.

— Кассей собирается развязать войну?

— Нет, — Инесс покосилась на меня, словно бы сомневалась, стоит ли говорить, и всё же сказала: — Вскоре всё изменится. Для начала мы должны предотвратить катастрофу и не позволить Метрополии взорвать вулкан.

— А дальше?

— Дальше… — Инесс озадаченно уставилась перед собой, какое-то время медлила, потом ответила: — Это не твоя война, Ярослав. Тебе и твоей семье больше не будет ничего угрожать, если всё пойдёт по плану.

— Почему и ты и Кассей говорите загадками? Что значит — моей семье ничего не будет угрожать? По какому плану?

— Ещё рано, — Инесс грустно улыбнулась, стало ясно, что больше она не скажет ни слова.

Графиня выгребла остатки артефактов из сундука и бросила горсть в подпространственный карман, хлопнула крышкой, закрыв его, спрятала тканевый чёрный мешочек в лиф платья, а после подняла на меня полный решительности взгляд.

— Готов? — спросила она.

Я кивнул.

— Я не смогу стереть все воспоминания обо мне, — коснувшись холодными пальцами висков, сказала Инесс.

— Я понимаю. Но ты должна стереть любую информацию о Якобе, пещере, Кассее, артефактах, а главное, о том, что император убил моих родителей в прошлом. И ещё, прежде чем ты покинешь Славию я хочу тебя попросить кое о чём.

Инесс вопросительно вскинула брови.

— За твоё освобождение ты обещала убить императора. Но теперь этого не требуется. Ты должна убить другого человека.

Инесс закатила глаза, это явно не входило в её планы.

— Ты мне должна, — настойчиво произнёс я излюбленную фразу Инесс.

— Хорошо, я это сделаю для тебя. Но не потому что должна, — она ласково улыбнулась, погладила меня по щеке тыльной стороной ладони, — я хочу, чтобы у тебя и твоей семьи всё было хорошо.

Без предупреждения Инесс вторглась в мой разум, я не сопротивлялся, позволяя ей это делать. Графиня была очень сильна в ментальной магии, но далеко не так сильна, как Кассей.

Я чувствовал, какие она воспоминания вырывает из моего сознания, ощущал это практически физически. Это было больно. Словно бы кто-то вырезал их из разума раскалённым ножом.

От некоторых было избавляться особенно тяжело, от тех, которые и без того вызывали во мне душевную боль. Но когда Инесс их забирала, мне становилось легче.

Когда она добралась до воспоминаний о смерти отца, что-то во мне запротивилось, уцепилось в них мёртвой хваткой, не желая отдавать.

— Так надо, Ярослав, — послышался нежный, успокаивающий голос графини и я сдался.

Последними Инесс забрала воспоминания об императоре и о том, что она приходила ко мне призраком.

А затем я провалился во тьму, где не было ни боли, ни горя, ничего, что ещё мгновение назад терзало мою душу. Я просто уснул сладко и беззаботно, как получается только в детстве.

Продолжение истории будет здесь: https://author.today/work/152985/edit/content

Nota bene

Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:

https://author.today/work/138343

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5/1

Глава 5/2

Глава 6 и Интерлюдия

Глава 1/1 «Весна»

Глава 1/2 «Весна»

Глава 2/1

Глава 2/2

Глава 3

Глава 4/1

Глава 4/2

Глава 5/1

Глава 5/2

Глава 6

Nota bene