После поцелуя [Сюзанна Энок] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сюзанна Энок После поцелуя Джентльмены-разбойники — 1

Для Эси Соуга — которая решила, что в этой истории нужен бал-маскарад. Спасибо, Эси! Ты была права.


Перевод: Dinny

Коррекция: Elisa

Редактирование: Dinny

Худ. оформление: Elisa  

Пролог

Первый полк королевских драгун

Магилья, Испания

11 июня 1812


Капитан Салливан Джеймс Уоринг низко пригнулся к шее своей лошади как раз в тот момент, когда над его головой просвистела пуля. Французы продолжали отступать, но они не собирались облегчать наступление англичанам. Направляя коленями рыжего мерина по кличке Солти, Салливан перезарядил пистолет, пока он и почти семьсот всадников из объединенных Первого полка королевских драгун и Третьего драгунского гвардейского полка тяжело скакали по расстилающейся испанской равнине.

— Салливан! Какого дьявола творит Слейд? — закричал всадник справа от него.

— Оставляет любое подкрепление за собой на расстоянии семи миль, — мрачно ответил Салливан, даже не уверенный, что капитан Финеас Бромли сможет расслышать его из-за обстрела и грохочущих копыт. Он бросил взгляд через плечо на людей и лошадей, находившихся под его командованием. Строй был неровным, а лошади уставали. А генерал Слейд продолжал галопировать впереди них.

Шесть сотен французских верховых лошадей перед ними тоже уставали, но это едва ли уравновешивало силы. В семи милях позади себя они оставили около сотни французских пленных, охраняемых всего лишь кучкой драгун — победа и чертовски щедрый приз по любым стандартом. Продолжать это преследование так далеко без всякого подкрепления было безумием. Когда впереди них показался городок Магилья и труднопроходимая местность вокруг высохшего русла реки, эта затея начала напоминать самоубийство.

— Сомкнуть ряды! — заорал он.

Еще один всадник под углом приблизился к ним.

— При такой скорости, — задыхаясь, внес свой вклад майор лорд Брэмуэлл Лаури Джонс, — за три дня мы достигнем побережья и потом сможем поплыть домой в Дувр.

— Мы ни за что не проживем так долго, — ответил Салливан, смаргивая пыль с ресниц. — Впереди Магилья. Ты выше рангом, чем Фин и я, Брэм. Если тебе удастся догнать генерала Слейда, то ты сможешь напомнить ему, что основная масса французской кавалерии прячется где-то здесь.

Майор начал отвечать, а затем дернулся в сторону, когда черная каска слетела с его головы.

— Они подстрелили мою проклятую шляпу, ублюдки! — Брэм прицелился, выстрелил из пистолета и один из французских всадников впереди них упал. — Получите, бандиты!

Может быть, французы и вели себя как бандиты, но у королевских драгун были собственные трудности. В сотне футов впереди них генерал Слейд размахивал саблей в воздухе, не переставая кричать на протяжении последних пяти минут «Гони, гони! Галопом, черт бы вас побрал!». Черный конский хвост на его каске развевался позади него, словно треклятый вымпел на параде.

— Этот человек — худший офицер, которого я когда-либо видел, — пробурчал Салливан, начиная понимать, почему пришлось ввести уголовное наказание за убийство собственного командира.

Они проскакали вверх на низкий холм, двенадцать сотен французских и английских кавалеристов растянулись почти на четверть мили. Впереди полуразрушенный городок Магилья выглядел заброшенным, как и пересеченный, заросший деревьями берег реки позади него.

— Это не к добру, — закричал Фин, повторяя собственное мнение Салливана.

— Займи правый фланг, — приказал Брэм Фину, внезапно сделавшись серьезным, а затем дал знак своим людям направиться влево.

Учитывая то, как они растянулись, перемещения по флангам, в лучшем случае, убережет их от сюрприза сзади. Махнув рукой вперед, Салливан вместе со своими людьми продолжал скакать посередине за генералом.

— Идиот, — пробормотал он. По крайней мере, в этот раз Слейд не остановил атаку, чтобы поправить стремена, как он сделал это в прошлом месяце под Коруньей, но нынешнее безумство выглядело не намного лучше.

Французские драгуны замедлили движение, когда приблизились к окраине городка. Салливан поднял пистолет, ускоряясь, когда Слейд остановился, этот болван, вероятно, удивился, что погоня прекратилась.

— Arrêtez[1]! — заорал он, сосредоточив внимание на ближайших офицерах в зеленых мундирах.

В этот же самый момент он услышал отчетливый рев Фина.

— Отступаем! Ради Бога, отступаем!

Салливан посмотрел направо как раз в тот момент, когда шквал огня из ружей и пистолетов едва не снес ему голову.

По краю берега реки наступал, похоже, целый полк драгун в зеленых мундирах, все они стреляли в скопление британской кавалерии. Господи. Семнадцатый французский поджидал их.

— Огневое прикрытие! — Он прицелился позади отступающих драгун Фина и выстрелил из пистолета. Один из лягушатников свалился на землю, но Салливан практически не заметил этого. Правый фланг, состоящий из двух сотен кавалеристов Первого полка королевских драгун, распался на части.

Он повернул Солти и увидел, что большая часть левого фланга отступает обратно в том направлении, откуда они приехали. Брэм направил своего гнедого коня против потока и присоединился к нему.

— Я знал, что должен был остаться в постели сегодня утром, — отдуваясь, выговорил второй сын герцога Левонзи, засовывая пистолет за пояс и вытаскивая саблю.

— Может быть, мы найдем твою каску на обратном пути, — проворчал Салливан. Выбитый из седла француз в зеленом мундире ухватился за узду Солти. Салливан ударил его ногой в лицо, и лягушатник полетел на землю где и остался. — Где Фин?

Снова развернувшись, он заметил младшего брата виконта Куэнса. Капитан был на земле, его гнедая лошадь пыталась встать, наполовину лежа на нем, а французские драгуны прорывались к нему сквозь удирающих англичан. Не раздумывая, Салливан пришпорил Солти. Рыжий конь бросился вперед, прямо в линию французов. Салливан рассек воздух саблей, почувствовав рывок и напряжение, когда сталь встретилась с плотью.

— Фин!

Финеас Бромли с трудом поднялся, когда Салливан добрался до него. Вытащив ногу из одного стремени, чтобы обеспечить точку опоры, он протянул руку вниз, схватил Фина за запястье и потащил за собой. Капитан запрыгнул в седло позади него. Солти качнулся в сторону, приноравливаясь к дополнительной массе, а затем они устремились обратно туда, откуда пришли. Брэм прикрывал их с фланга, выкрикивая непристойности на французском, когда они миновали генерала Слейда, все еще горланящего:

— Пятьдесят фунтов тому, кто останется и будет сражаться со мной! Пятьдесят фунтов!

Брэм пробормотал что-то вроде «чертов безмозглый простофиля», но Салливан не был в этом уверен.

— Моя благодарность, Салли! — прокричал Фин ему на ухо.

— Не стоит. Моя мать хочет написать твой портрет, помнишь? Ты не можешь погибнуть прежде, чем тебя увековечат.

Что-то горячо и влажно обожгло его левое плечо. Салливан резко откинулся назад, едва не сбив сидевшего позади Фина со спины Солти.

— Салли? Салливан!

Перед его глазами все расплывалось. Последнее, что он запомнил — это Фин, потянувшийся через него к поводьям, и Брэм, подъезжающий ближе, чтобы схватить его за левое плечо и удержать в прямом положении. А затем все провалилось в темноту. 

Глава 1

Лондон

Год спустя


Именно в такие моменты Салливан Уоринг поражался, как за год изменилась его жизнь. Каковы бы не были обстоятельства, которые привели его на этот путь, получить пулю в плечо, кажется, было самым лучшим из них.

Салливан завязал черную полумаску, скрывая глаза, и скрылся в тени фундамента дома, присев между белой стеной и низкими зарослями колючего кустарника. Он знал, как действуют расписания и календари лондонской аристократии, и поэтому ждал, пока пройдет достаточно времени после полуночи, прежде чем нанести визит. Сегодняшняя ночь была посвящена мести. И это добавляло особое свойство к опасности.

Наверху погас последний свет, но он оставался неподвижным еще минут десять. У него было время, и чем крепче обитатели дома уснут, тем лучше для него. Наконец, когда разрозненные церковные колокола в Мэйфере в нестройный унисон пробили три часа, Салливан пошевелился.

Сведения, которыми снабдил его лорд Брэмуэлл Джонс, были как всегда надежными, хотя ему и приходилось сомневаться в мотивах человека, продававшего собственный класс по одной простой причине — ради скуки. Тем не менее, он и Брэм много раз спасали друг другу жизнь, и он доверял сыну герцога Левонзи. Брэм никогда не предавал его. Салливан не мог сказать то же самое о своем так называемом отце, маркизе Данстоне.

Конечно, в последнее время у маркиза, вероятно, появились собственные причины для недовольства. С мрачной улыбкой Салливан поднялся. Завтра Данстон обнаружит, что ему втайне нужно стыдиться еще больше, и в этом заключалась цель вечера. Салливан поднял молоток для ковки лошадей, который держал в правой руке, и сунул заостренный конец между рамой окна и подоконником под ним. Один сильный рывок — и они разошлись. Салливан уронил молоток на землю и распахнул окно на такую ширину, чтобы проскользнуть в дом.

Он проходил мимо дома маркиза Дэршира в лондонском Мэйфере по меньшей мере один раз в неделю как до пребывания на Полуострове, так и в течение шести месяцев после возвращения. Неслышно пробираясь мимо со вкусом подобранной мебели в утренней комнате, Салливан снова улыбнулся. Теперь он находится внутри дома лорда Дэршира, но, вне всякого сомнения, никогда не войдет сюда через парадную дверь. Но это никогда и не будет заботить его. Он не одобрял вкус маркиза в выборе друзей. Одного друга в частности.

Одно дело — быть незаконнорожденным, размышлял Салливан, и совсем другое — когда к тебе относятся как к ублюдку, да еще и твой собственный родитель. Что ж, он может отдавать столько же, сколько получает. Даже больше. И лучшая часть его ночного времяпровождения заключалась в том, что, хотя никто не понимал, что происходит, маркизу Данстону это было известно. Салливан был совершенно уверен, что и смазливый законный отпрыск Данстона тоже знал об этом, или, во всяком случае, он надеялся, что к этому моменту маркиз был вынужден во всем признаться старшему сыну. И ни Данстон, ни драгоценный виконт Тилден ни черта не могли поделать с этим. Они могли читать местные газеты и тревожиться из-за того, что они натравили его на ничего не подозревающих пэров, но ничего больше.

Салливан засунул уродливую фарфоровую голубку в один из объемных карманов и направился к двери, которая открывалась из гостиной в главный вестибюль. Здесь он снова замер, прислушиваясь.

Никто не шевельнулся, но опять-таки, Брэм сообщил ему, что семейство Чалси проводит вечер на приеме у Гаррингов. К этому времени даже слуги должны были крепко спать.

Пройдя через вестибюль, он свернул в главный коридор, который упирался в комнату для завтраков, за которым, вероятно, располагались кабинет или еще одна гостиная, а затем — кухня. Ему не нужно было идти так далеко. Как раз напротив двери в комнату для завтрака Салливан нашел то, за чем пришел.

— Вот ты где, — прошептал мужчина, его сердце забилось быстрее, когда он провел пальцем по раме с золотыми листьями. Подлинная картина Франчески У. Перрис, созданная вскоре после того, как она вышла замуж за Уильяма Перриса и отказалась от девичьей фамилии Уоринг. Когда она растила его в маленьком домике недалеко от Лондона, когда она пообещала ему, что даже несмотря на то, что его отец не может на законных основаниях признать его, у Салливана все равно есть наследство — от нее.

За исключением того, что Франческа Уоринг Перрис умерла примерно в то же самое время, когда он был ранен в Испании, хотя он и не узнал об этой новости, пока не прошло несколько недель. А затем, когда он вернулся домой пару месяцев спустя, Салливан обнаружил, что в то время как он был достаточно хорош, чтобы сражаться за Британию в качестве офицера, в глазах закона он не имеет вообще никакого статуса. Только не тогда, когда Джордж Салливан, маркиз Данстон, заявил, что все имущество Франчески Перрис принадлежит ему. В конце концов, она была его арендатором на протяжении последних тридцати лет.

Салливан стиснул руку в кулак, а затем снова разжал его. Воспоминания, фантазии о мести — все это могло подождать. В настоящий момент он находился в чьем-то доме, владелец которого, вероятно, никогда не встречался с его матерью, но приобрел или принял в дар ее картины из рук Данстона. Его не волновало, была ли это покупка или подарок. Все, что заботило Салливана — это то, что к рассвету картина снова будет принадлежать ему. Его достояние, его наследство. Его. А Данстон услышит об этой самой последней краже и вознесет молитву, чтобы никто другой не нашел между ними связи.

Вдобавок Уоринг снял со стены вторую небольшую картину какого-то другого малоизвестного художника, затем сорвал со стола в коридоре узкую кружевную скатерть и завернул в нее обе картины. Маленькая хрустальная ваза и серебряный поднос с того же столика тоже отправились в его карманы. Потом он сунул картины под мышку и повернулся обратно в сторону парадной двери. И застыл как вкопанный.

Между ним и утренней комнатой стояла женщина. Сначала он подумал, что заснул возле дома и что ему снится сон — длинные белокурые волосы, отливающие голубизной в лунном свете, ниспадали ей на плечи, словно струи воды. Стройная, неподвижная фигура женщины силуэтом вырисовывалась на фоне тусклого света из переднего окна, белая ночная рубашка мерцала и была почти прозрачной. С таким же успехом она могла стоять здесь голой.

Хотя, если бы ему снился сон, то женщина была бы голой. Салливан оставался неподвижным, ожидая, как бы это ни было маловероятно, что она растворится в лунном свете. В густой тени под лестницей его должно быть практически не видно. Если она не сумеет разглядеть его, то…

— Что вы делаете в моем доме? — спросила женщина. Ее голос дрожал; все-таки она оказалась смертной.

Если он скажет что-то то не то, или резко сдвинется с места, то она закричит. А затем ему придется вести сражение. И хотя Салливан не возражал против этого, борьба могла помешать ему покинуть дом с картиной — а в этом состояла его главная задача. За исключением того, что женщина все еще выглядела… неземным созданием в темноте, и он не мог избавиться от ощущения, что попал в наполненный светом сон наяву.

— Я здесь ради поцелуя, — проговорил он.

Она перевела взгляд с его замаскированного лица на сверток у него под мышкой.

— Тогда у вас очень плохое зрение, потому что это — не поцелуй.

Неохотно, несмотря на то, что занимался размышлениями над тем, как сохранить и свою шкуру, и картину, Салливан вынужден был признать, что она быстро принимает решения. Даже в темноте и наедине с замаскированным незнакомцем.

— Возможно, я возьму и то, и другое.

— Вы не получите ничего. Положите это на место и уходите, и я не стану звать на помощь.

Салливан медленно сделал шаг к ней.

— Вам не следует предупреждать меня о своих намерениях, — парировал он, продолжая говорить негромко, недоумевая, почему утруждает себя болтовней с ней. — Я могу наброситься на вас прежде, чем вы сделаете еще один вдох.

Она сделала шаг назад в тот же момент, когда Уоринг еще раз шагнул вперед.

— А теперь кто кого предупреждает? — спросила женщина. — Убирайтесь.

— Хорошо. — Он жестом попросил ее отойти в сторону, подавляя свои низменные инстинкты, желавшие, чтобы она сняла эту тонкую бесполезную ночную рубашку со своего тела, и тогда он смог бы провести руками по ее нежной коже.

— Без картин.

— Нет.

— Они не ваши. Положите их на место.

Одна из картин принадлежала ему, но Салливан не собирался заявлять об этом вслух.

— Нет. Радуйтесь, что я готов уйти без поцелуя, и отойдите в сторону.

На самом деле идея поцеловать ее начала казаться все менее безумной, чем в самом начале. Возможно, виной этому — лунный свет, или позднее время, или скрытое возбуждение, которое он всегда ощущал из-за того, что находился где-то тайно, делал что-то такое, что год назад никогда не пришло бы ему в голову, — или просто тот факт, что он никогда не видел более соблазнительного рта, чем у нее.

— Тогда я сожалею. Я дал вам шанс. — Она сделала вдох.

Быстро переместившись, Салливан преодолел расстояние между ними. Схватив ее за плечо свободной рукой, он притянул женщину к себе, а затем наклонился и накрыл ее рот своим.

В ее вкусе сочетались изумление с теплым шоколадом. Он ожидал удивление, рассчитывал на это, чтобы не дать ей закричать. Но дрожь, пробежавшая по его спине от прикосновения ее мягких губ к его губам, ошеломила Салливана. Так же как и то, что в ответ ее руки поднялись, чтобы прикоснуться к его лицу. Салливан прервал поцелуй, одарил ее развязной ухмылкой и попытался скрыть то, что внезапно начал задыхаться.

— Кажется, я, в конце концов, получил все то, за чем пришел, — прошептал он, и протиснулся мимо нее, чтобы отпереть и открыть парадную дверь.

Снаружи он подобрал свой молоток, а затем поспешил вниз по улице, туда, где его ждала лошадь. Сунув картины в плоскую кожаную сумку, принесенную для этой цели, Салливан вскочил в седло.

— Поехали, Ахилл, — сказал он, и большой черный жеребец перешел на рысь.

После десяти краж он стал экспертом в предвосхищении почти что всех мелочей. Однако сегодня был первый раз, когда он украл поцелуй. С запозданием Салливан протянул руку вверх, чтобы снять маску. Ее не было.

Кровь застыла в его жилах. Этот поцелуй — этот проклятый поцелуй — отвлек его больше, чем он осознавал. И теперь кто-то увидел его лицо.

— Проклятие.


— И что я буду делать дома, Филлип? — спросила леди Изабель Чалси у старшего брата, когда они высаживались из фамильного экипажа. — Съеживаться от страха под кроватью?

Филлип, граф Чалси, нахмурился, глядя на нее, и одернул рукава, как поступал всегда, когда был сбит с толку.

— Ты встретилась лицом к лицу с взломщиком, Тибби. С Мародером из Мэйфера, без сомнения. Такое случается не каждый день.

— Вот именно. Я не могу дождаться, чтобы рассказать об этом абсолютно всем. Вот почему ты должен был отвезти меня на Бонд-стрит, а не на просмотр глупых лошадей. Здесь не будет никого из моих подруг, потому что все они отправились за покупками.

— Когда ты запрыгнула в карету, ты уже знала, что я направляюсь в Таттерсолз[2]. Тебе не нужно было присоединяться ко мне.

— Да, я сделала это, потому что думала, будто мама теперь захочет отправить меня в монастырь ради моей безопасности.

— Ты снова чересчур драматизируешь. И мне интересно, вела бы ты себя так же легкомысленно, если бы украли твои вещи, а не мамины и папины.

На мгновение Изабель задумалась, не сообщить ли брату, что ее невинность едва не была украдена, но ей не хотелось иметь репутацию девицы, целующей взломщиков. Или Мародера, если на то пошло.

— Практически ничего не было украдено. И, по правде говоря, я ни капли не расстроена, что пропала та глупая мамина голубка. Но я вовсе не легкомысленна. И не драматизирую.

— Неужели. Вслед за этим ты скажешь, что Мародер угрожал тебе шпагой или что-то в этом духе.

— Ооо, это звучит пугающе, не так ли?

— Тибби.

Изабель взяла Филлипа под руку, когда они вошли на территорию Таттерсолза. В обычный день она скорее предпочла бы остаться дома, чем посещать аукцион лошадей, но после нескольких часов, на протяжении которых ее мать то причитала по поводу утраты различных безделушек, то падала в обморок от мысли, в какой опасности была ее дочь, Изабель была сыта по горло. Слава Богу, что она не упомянула, что вор поцеловал ее, иначе ей даже не пришлось раздумывать над тем, как сложится ее участь. Родители отослали бы ее обратно в Берлинг в Корнуолле для собственной безопасности — или безопасности ее добродетели — и она пропустила бы остаток Сезона.

Она была должна почувствовать себя запуганной, предположила Изабель, и она испугалась до полусмерти, когда спустилась вниз за яблоком, а он стоял там, посередине коридора. В этом темном сюртуке и черной полумаске он выглядел словно демон — но, судя по его голосу, он был совершенно иным. Определенно не бандит. А его глаза отливали зеленым блеском в лунном свете. Его лицо, когда она сняла с него маску… Нет, он вовсе не демон.

— Я не драматизирую, — снова заявила она, когда осознала: брат ждет, что она ощутит себя наказанной. — И все не так ужасно. Я знаю, что могла бы пострадать. Но не пострадала, и если я хочу поговорить об этом с моими подругами, если это заставит меня ощутить себя более храброй, превратить это в приключение, то полагаю, что у меня есть на это право.

— Да, допускаю, что это так, — неохотно уступил он. — Я только хочу, чтобы из этого бедствия вышло что-то более полезное, чем тема для разговоров. Если ты видела его лицо, то Боу-стрит может наконец-то положить конец этим кражам, — заметил лорд Чалси. — Ты знаешь, что наш дом стал, по меньшей мере, десятым в Мэйфере, из тех, что были ограблены за последние шесть недель. Мародер заставил всех запаниковать.

Мужчины.

— Теперь ты хочешь, чтобы я разглядела его лицо? — ответила она. — Я думала, что должна была закрыть глаза или упасть в обморок.

Филлип замедлил шаг, вынудив ее остановиться рядом с ним.

— Я не понимаю тебя, Тибби, — проворчал он, выражение его карих глаз было серьезным. — Все это очень серьезно. Столкнуться с вором в собственном доме…

— Меня это разозлило, — прервала Изабель, начиная желать, чтобы брат наконец-то сменил тему. — Если бы я была мужчиной, то пристрелила бы его или что-то в этом духе, я уверена. Но так как я не была вооружена, то все, что я могу теперь сделать — это превратить это событие в веселую историю и притвориться, что она не беспокоит меня. В любом случае, это уже прошло. Плакать сейчас кажется потерей времени.

Старший брат потрепал ее по руке, лежавшей на его предплечье.

— Ты права. И ты в безопасности, в то время как мы не утратили ничего, кроме пары картин и нескольких безделушек, сколько бы мама не заявляла о своей нежной любви к ним. Если бы ты не проснулась именно в тот момент, мы могли бы потерять больше вещей. Так что если ты хочешь сегодня днем отправиться на Бонд-стрит, чтобы посплетничать, я буду сопровождать тебя. Но я буду говорить только то, что сейчас ты в безопасности.

В безопасности и слегка озадачена. Нет, речью и внешностью вор не напоминал бандита, и целовался он не как бандит — не то чтобы она раньше целовалась с ними. И также было что-то еще. То, как бережно он заворачивал одну из тех картин, словно это был Рубенс, а не одна из незначительных работ малоизвестного художника. Словно эта картина была дорога ему.

— Ах, вот и он, — с улыбкой проговорил Филлип, ускоряя шаг. — Он, безусловно, чемпион.

Изабель одернула себя и вгляделась в многолюдную толпу, стоящую из лошадей, заводчиков, тренеров, грумов, перспективных покупателей и зрителей.

— Кто именно?

— Это не человек. Это конь. — Филлип указал на лошадь. — Вон там. Гнедой. Конюшня Салливана Уоринга. Здесь Брэм Джонс. О, клянусь Юпитером. Он стоит рядом с самим Уорингом.

Она заметила лорда Брэмуэлла; второй сын герцога Левонзи где угодно выделялся бы из толпы в типичной для него совершенно черной одежде, с угольно-черными волосами. Сейчас он разглядывал небольшой паддок[3], рядом с ним стоял такой же высокий и стройный мужчина, а позади — несколько лошадей, включая очень красивого гнедого жеребца.

— Он огромен, Филлип, — воскликнула Изабель. — Думаю, что он может оказаться хищным.

— Я такой и есть, — с ленивой улыбкой заявил лорд Брэм, поворачиваясь, чтобы взять ее руку, — но не бойтесь. Я не кусаюсь, если меня не попросят.

— Следите за своими манерами, Брэм, — немного резковато произнес ее брат. — Моя сестра пережила испуг прошлым вечером.

— Вот как, неужели? — проговорил лорд Брэмуэлл, выпрямляясь. — Расскажите.

— Нас обокрали. Изабель столкнулась с бандитом, когда тот совершал кражу. Мы уверены, что это был Мародер из Мэйфера. Ее могли убить.

Вот вам и она будет рассказывать историю. Она не позволит Филлипу везти ее на Бонд-стрит.

Второй мужчина, тот, что стоял рядом с лордом Брэмуэллом, пошевелился.

— Надеюсь, что с вами все в порядке, миледи.

Девушка перевела взгляд и увидела направленные на нее льдисто-зеленые глаза, на левый падал локон каштановых волос, пронизанных золотыми нитями. Господи Боже, он очень привлекателен. И… знаком ей. У нее отвисла челюсть, и вся кровь отлила от лица.

— Вы…

— Мои извинения, леди Изабель, — в это же время начал лорд Брэмуэлл. — Вы знакомы с Салливаном Уорингом? Салли, леди Изабель Чалси. Полагаю, вы знаете ее брата, лорда Чалси.

Прежде, чем Изабель смогла сделать вдох или вскрикнуть или запротестовать, что это мужчина — тот самый бандит, который поцеловал ее и украл их вещи, ее брат шагнул вперед, чтобы пожать руку Уорингу.

— Мистер Уоринг. В последний раз, когда мы с вами встречались, у меня не было шанса поприветствовать вас дома. Я рад видеть, что вы в целости и сохранности вернулись с Полуострова, сэр.

— Так же, как и я.

Филлип усмехнулся.

— Это гнедой, о котором я слышал, не так ли? Клянусь Юпитером, он великолепен.

Уоринг оторвал взгляд от Изабель и посмотрел за ограду паддока.

— Да, это Улисс, — проговорил он с оттенком гордости. — Ему только что исполнилось три года.

— Он приучен к седлу?

— Приучен. — Уоринг издал негромкий двухтональный свист и чистокровный конь встряхнул головой и рысью подбежал к ограждению. — И, несмотря на наружность, на самом деле он уравновешенный парень, — продолжил он, бросив на Изабель еще один взгляд перед тем, как предложить гнедому дольку яблока.

Он передал остатки яблока Филлипу и отошел от ограждения. Лорд Брэмуэлл и ее брат начали разговор о том, как редко встречаются уравновешенные чистокровные жеребцы, в то время как Изабель не спускала глаз с Уоринга, остановившегося рядом с ней.

— Предлагаю вам попридержать язык, миледи, — прошептал он.

— Полагаю, вы уже попытались сделать это от моего имени, — сухо ответила она. — И не угрожайте мне. Вы — обычный вор, и я увижу, как вас арестуют.

— Обычный, вот как? — прошептал мужчина. — Я увижу, как погибнет ваша репутация, если вы скажете хоть слово обо мне. Я могу рассказать про нас такие истории, Изабель. Про вас и про обычного вора. — С медленной улыбкой, которая не затронула его льдисто-зеленые глаза, он вернулся к разговору о лошадях.

Изабель стиснула кулаки. Как он смеет угрожать ей? Она не скажет ничего, кроме правды. Да, он красив, но при этом он — взломщик. С минуту девушка размышляла, вела бы она себя столь же… осмотрительно, если бы он не выглядел как высокий, стройный греческий бог, или если бы он не целовался так же грешно, как сам дьявол.

Ее брат утверждал, что она любит чрезмерно драматизировать события, и Изабель готова была согласиться с этим. Нет ничего дурного в том, чтобы слегка приукрасить произошедшее, чтобы заставить его выглядеть более интересным при пересказе. И ей определенно, решительно не нравится, когда ей указывают, что делать, или угрожают, когда она не сделала ничего дурного. И мистер Уоринг сбивал ее с толку, когда ей не нравилось ощущать себя в замешательстве. Изабель скрыла часть правды ради него — и ради себя — а теперь он угрожает ей?

— Значит, ты хочешь купить Улисса, я полагаю? — спросила она у брата, обхватив ладонью его предплечье.

— Я предложил бы вам пятьдесят фунтов прямо сейчас, — с кивком ответил Филлип, — если это избавит меня от необходимости вести за него борьбу на аукционе.

Уоринг еще раз холодно улыбнулся.

— Предложите сто фунтов, и я стану более сговорчивым.

— Сто фунтов? Да это же…

— А что насчет той кобылы? — прервала его Изабель, указывая на красивую серую лошадь в смежном паддоке.

— Она не приучена к седлу, — проговорил Уоринг, не глядя на нее, очевидно, уверенный в том, что его угроза усмирила ее. — Я продаю ее на племя.

— Я хочу ее. — Ха. Ее не так легко запугать.

— Тибби, — понизив голос произнес Филлип. — Во-первых, заявлять, что ты хочешь лошадь — это далеко не лучший способ сбить цену. И, во-вторых, неприученная к седлу кобыла? Для тебя? Если ты хочешь научиться ез…

— Я хочу именно эту. Я уверена, что если ты заплатишь сто фунтов, то мистер Уоринг с радостью добавит кобылу к жеребцу.

Мистер Уоринг шумно вдохнул, затем коротко кивнул, его взгляд все еще был устремлен на Филлипа.

— Я согласен на это.

— Но…

— И, — продолжила Изабель, словно ее брат и не начинал говорить, — я так же уверена, что мистер Уоринг будет готов приучить ее ходить под седлом для меня.

— Нет.

В этот раз он посмотрел прямо на нее. Очевидно, мистеру Уорингу тоже не нравилось, когда ему диктовали, что делать. Но грешником был он, а не она. Ему просто нужно напомнить, на чьей стороне сегодня останется преимущество. Она сделала шаг ближе.

— Сто фунтов, мистер Уоринг, — с улыбкой проговорила девушка. — Несомненно, за эту сумму вы сумеете приучить к седлу одну кобылу, особенно если она достаточно чистокровна, чтобы пускать ее на племя.

Уоринг спокойно смотрел на нее.

— Очень хорошо. Я доставлю ее вам через три недели.

— О нет. Я хочу ее сейчас. Вы можете тренировать ее в нашей конюшне.

— Тибби, — нахмурившись, вмешался Филлип, — мистер Уоринг пользуется большим спросом в качестве заводчика. У него нет времени…

— Тогда сто двадцать фунтов. Без сомнения, двадцать фунтов станут достаточной компенсацией за ваше время. — Улыбка Изабель стала шире. — Тогда вам не придется мародерствовать по всему Мэйферу в поисках покупателей.

Уоринг стиснул челюсти, ярость явственно читалась в прямой линии его спины. Все инстинкты самосохранения, которыми Изабель обладала, кричали ей, что следует немедленно отступить и рассказать брату все, что произошло прошлой ночью. Однако точно таким же сильным было и желание повернуть эту ситуацию к своей выгоде. У нее никогда прежде не было секрета такого масштаба, и это до такой степени будоражило девушку, что ей не хотелось расставаться с ним. Только не до тех пор, когда она сможет показать мистеру Уорингу, что ее не удастся запугать поцелуем и угрозой.

— Салли? — протянул лорд Брэмуэлл, и мистер Уоринг заметно встряхнулся.

— Я доставлю пару лошадей в Чалси-хаус сегодня днем, — проскрипел он. — Пожалуйста, оставьте мне ваш адрес.

Как будто он ему нужен. С еще одной улыбкой Изабель махнула пальцами в сторону брата.

— Филлип позаботится об этом. У моей кобылы есть имя?

— Зефир, — кратко ответил мистер Уоринг. — Но я зову ее Проказницей.

Хмм. Он пожалеет об этом.

— Что ж, так как вы будете работать на меня, то с этого момента вы станете называть ее Зефир. Филлип, когда ты заплатишь мистеру Уорингу, пожалуйста, помоги мне приобрести подходящее седло.

— Вы не ездите верхом? — спросил Уоринг, приподняв бровь.

— Теперь езжу. Или буду ездить, когда вы закончите свою работу.

Намеренно повернувшись к нему спиной, девушка пошла посмотреть на свою новую лошадь с безопасного расстояния — с другой стороны деревянных перил, за которыми она стояла. Научится ли она ездить верхом или нет, но, по крайней мере, Изабель будет знать, где мистер Салливан Уоринг проводит свои дни до тех пор, пока она не сможет решить, что делать с ним. И подумать только, она хотела поехать и рассказать подругам о волнении, пережитом прошлой ночью. Она никак не рассчитывала, что это будет всего лишь начало истории.

Глава 2

— Ты мог бы упомянуть, что кто-то видел тебя. — Брэм вытащил носовой платок с монограммой и разложил поверх рыхлого тюка прессованного сена перед тем, как сесть на него.

Салливану не хотелось сидеть. Казалось, единственное, что сможет смягчить его досаду — это ходьба взад-вперед.

— Я никак не ожидал, что увижу ее снова, — проворчал он. — Откуда, черт возьми, я должен был знать, что ее брат будет здесь сегодня?

Брэм покрутил в пальцах несколько соломинок.

— Она не закричала, чтобы тебя арестовали. Это очень любопытно.

Салливану это тоже было любопытно.

— Я угрожал ей.

— Очевидно, она поняла, что здесь у тебя поставлено на карту больше, чем у нее. Потому что ты, мой друг, кажется, теперь станешь ее рабом.

— Ерунда. Я просто доставлю пару лошадей.

— И поможешь прелестной мисс научиться ездить верхом. — Он лениво улыбнулся. — Обычно это метафора.

— Не в этот раз. — Салливан наклонился, чтобы поднять комок грязи и швырнуть его в деревянный бортик поильного корыта. Тот разлетелся в пыль. — Проклятие.

Брэм приподнял бровь.

— Ты можешь на время уехать из Лондона.

— Мне нужно раздобыть еще четыре картины.

— Если она расскажет о тебе, Салли, то ты будешь повешен на холме в Тайберне за то, что воровал у аристократов.

Салливан пожал плечами.

— Если меня арестуют, то Данстон, вероятно, сделает так, чтобы меня сослали на каторгу. Немного неприятно иметь повешенного, болтающегося на фамильном дереве.

— Но тебя нет на его фамильном дереве. По мнению его… хм, его семьи.

— Ты на самом деле думаешь, что нужно напоминать мне об этом?

Брэм вздохнул.

— Нет. Но я не думал, что тебе нужно напоминать и о том, чтобы тебя никто не видел. С этого момента носи маску, ради Люцифера.

— Я надеваю маску.

— Тогда как леди Изабель смогла узнать тебя?

Да, как это произошло? О да. Он вспомнил.

— Я не знаю, — вслух пробормотал Салливан, повернувшись, когда появился один из его грумов. — Сэмюэл, уведи Зефир из паддока. Ее уже купили. И попроси Холлиуэла вычеркнуть эту кобылу и Улисса из реестра.

— Слушаюсь, мистер Уоринг.

Салливан вытащил карманные часы. Четыре другие кобылы, которых он привез сегодня, отправятся на аукцион примерно через пятнадцать минут; ему нужно быть там.

— Я увижу тебя в клубе «Иезавель», да? — спросил он, взглянув на Брэма, пока вытаскивал свои бумаги.

— Нет. У меня есть планы соблазнить сегодня вечером прелестную юную девицу.

— Ага. И кого на этот раз?

Брэмуэлл поднялся, сбросив пучок сена на землю, и направился туда, где оставил собственную лошадь.

— Я еще не решил.

Салливан, нахмурившись, быстро взглянул на друга, а затем отвел глаза.

— Я поцеловал ее, — коротко сообщил он.

И скорее ощутил, чем увидел, как Брэм замер.

— Прошу прощения?

— Я поцеловал ее, и она сняла мою маску прежде, чем я догадался об этом. Вот почему она узнала меня. — Салливан продолжал стоять спиной к другу, но это не помогало. Ему не нужно было видеть, как Брэм смотрит на него, чтобы узнать, каким он был идиотом. — Я никак не ожидал, что она появится на Таттерсолз, и не похоже, что мы с ней когда-нибудь встретились бы в «Олмаке»[4].

— Что? Мои извинения. Я все еще на той части разговора, где ты сказал, что поцеловал ее.

— Она наткнулась на меня.

— И на твой рот?

— Я не мог придумать ничего другого, чтобы не дать ей закричать.

— Значит, ты отвлекал ее.

Салливан пожал плечами, пытаясь избавиться от напряжения в мускулах.

— Да. Я отвлекал ее.

Брэм снова подошел к нему.

— Я сам отвлекал таким образом несколько женщин, — проговорил он, положив руку на плечи Салливан, — и поэтому все, что я могу сказать — так это то, что ты, Салливан, полный болван.

Сердито взглянув на друга, Салливан стряхнул его руку.

— Я понимаю это. — Он отлично все понимал. Салливан не только посягнул на добродетель леди, стоявшей в обществе намного выше его, но он отдал себя, свою свободу, в ее руки. А судя по тому, что он видел этим утром, она всего лишь избалованная, упрямая девица, которой нравится играть в игры.

— Что ты собираешься делать, так как не хочешь прислушаться к моему совету и покинуть Лондон?

Салливан посмотрел на друга.

— Я выясню, что потребуется для того, чтобы убедить ее держать свой красивый ротик на замке, а затем завершу то, что начал.

— Ага. Ты насчет поцелуя или насчет краж?

— Насчет краж, Брэм. — Салливан направился к фургону, где держал снаряжение и упряжь, и забрался туда, чтобы найти хлыст для работы на корде[5]. — Мне наплевать на этот поцелуй.

К счастью, у Брэма хватило ума воздержаться от ответа на эти слова, и вместо этого он направился верхом в направлении Пэлл-Мэлл. Отлично. Салливан не чувствовал в себе желания продолжать сегодня дискуссию о своих просчетах и ошибках в суждении. Только не тогда, когда он все еще не мог избавиться от странного, неясного ощущения, которое преследовало его с тех пор, как сегодня ночью он обернулся и увидел стоящую в холле леди Изабель Чалси.

Салливан шумно выдохнул. Если бы он начал угрожать ей вместо того, чтобы поцеловать, если бы держался подальше, а не позволил ей стянуть свою маску, тогда даже если бы они встретились сегодня лицом к лицу, даже если бы заговорили, то Изабель никогда не узнала бы его. Он остался бы Салливаном Джеймсом Уорингом, самым престижным коннозаводчиком и тренером в южной Англии. Он никогда он не попробовал бы на вкус ее сладкий рот, и у Изабель не было бы никакого повода шантажировать его и заставлять играть в свою чертову игру, какой бы та не была.

— Мистер Уоринг?

Он спрыгнул с фургона, когда к нему приблизился крупный, хорошо одетый мужчина с близко посаженными глазами и слабым подбородком.

— Лорд Мэсси? — проговорил он, быстро склонив голову и отряхивая брюки. — Что я могу сделать для вас этим утром?

— Я услышал кое-какие слухи, витающие вокруг, о том, что сегодня вы привезли с собой Улисса.

— Привез, но, боюсь, для продажи по частному соглашению. — Еще кое-что, что он никогда бы не сделал, если бы не проклятая девица.

У виконта задергался левый глаз.

— Я надеялся приобрести его, знаете ли.

— Вы и несколько других джентльменов, милорд. К несчастью, тот джентльмен, которому я предложил право первого отказа, решил купить его.

— Пересмотрите свое решение. Я дам вам за него сотню фунтов, если вы скажете, что у меня было преимущественное требование.

— Это очень щедро, но сделка есть сделка.

— Две сотни фунтов.

Лицо Салливана сохраняло невозмутимое и сочувственное выражение.

— Еще раз, я не могу, милорд. Улисс продан.

— Я не приму «нет» в качестве…

— Однако что я могу сделать, — прервал Салливан, задаваясь вопросом, имеет ли Мэсси хоть малейшее понятие о том, что ему не нравится, когда на него давят или запугивают, — так это предложить вам право первой покупки на брата Улисса, Спартанца. Я привезу его на аукцион в начале следующего месяца.

— Спартанец? Потомок Гектора?

— Да.

— Кто производительница?

— Лиловая Радость. Сестра производительницы Улисса, Лавандовой Радости.

— Я настаиваю на том, чтобы увидеть этого Спартанца перед тем, как приму какое-либо решение.

— Приходите в мои конюшни в любое удобное для вас время. Кто-нибудь покажет вам его в деле.

— Очень хорошо. В следующий раз, когда вы соберетесь продавать одного из ваших лучших животных, Уоринг, я ожидаю, что стану первым покупателем, которого вы известите.

Салливан стиснул зубы. Единственное, что удержало его от выражения собственного недовольства лордом Мэсси — это знание того, что две недели назад лондонский дом виконта пострадал от кражи с взломом.

— Так как Спартанец — мой следующий лучший конь, которого я предложу для продажи, то вы извещены об этом прежде всех остальных. А теперь, если вы извините меня, милорд, у меня есть дела, которыми нужно заняться.

Виконт несколько мгновений сверлил его глазами. Однако очевидно, что его желание заполучить лучших чистокровных лошадей и пользоваться возможностью предлагать цены за будущих животных пересилило его гнев, потому что с отрывистым кивком он повернулся на каблуках и направился обратно на главную арену аукциона.

Чертов заносчивый аристократический мешок для пудинга. Как будто то, что родители Мэсси носили обручальные кольца, сделало виконта меньшим ублюдком, чем у того, чьи родители не устояли перед более низкой связью. Салливан отправился искать своих людей, чтобы дать им инструкции на оставшуюся часть дня. Если леди Изабель Чалси полагает, что он безропотно согласится на ее маленькую игру, то ее ждет довольно неприятный сюрприз.


— Ты купила лошадь? — скептически произнес лорд Дуглас Чалси. — Ты, Тибби?

Изабель одарила младшего брата, как она надеялась, пренебрежительным взглядом.

— Да, я купила лошадь, Дуглас. Ты же знаешь, все знатные молодые леди ездят верхом.

Шестнадцатилетний юноша снова обошел вокруг нее.

— Да, я знаю. Но эти девицы не боятся лошадей. А ты боишься.

— Я не боюсь. И не прыгай вокруг меня; у меня начинает болеть голова. К твоему сведению, Дуглас, я с осторожностью отношусь к большим животным, как и следует любому, у которого есть здравый смысл. Я ничего не боюсь.

Дуглас грубо фыркнул. Как обычно, безупречно выбрав момент, на верхней ступени парадной лестницы появился их отец, маркиз Дэршир, который спустился вниз, чтобы дать подзатыльник младшему отпрыску.

— Манеры следует демонстрировать всем, Дуглас, — произнес он и поцеловал Изабель в щеку. — Даже перед сестрой.

— Для того, кто ничего не боится, она довольно громко кричала, обнаружив тот кусок джута[6] в своей постели.

— Ты сделал так, что он выглядел как змея, — запротестовала девушка, желая, чтобы мужчины из ее семьи ретировались после того, как прибудет ее лошадь. Она хотела улучить момент, чтобы поговорить наедине с мистером Салливаном Уорингом о том, кто кому может угрожать. — Ты даже нарисовал на нем глаза.

Ее младший брат засмеялся.

— Да ты просто девчонка. — Где-то за зиму он превзошел ее в росте, и, очевидно, считал, что это сделало его неуязвимым, глупый мальчишка. — И ты первой попыталась запугать меня, — продолжил Дуглас, — когда сказала, что собираешься написать книгу о том, как совершить убийство.

Она забыла об этом. Сегодня это могло бы оказаться кстати.

— Ты говорил, что рептилии сожрут меня.

— Дети, пожалуйста. Если ты припоминаешь, Дуглас, — заявил их отец, проверяя время по карманным часам, —в то время как ты крепко спал прошлой ночью, твоя сестра спугнула вора. Я едва ли назову это демонстрацией трусости.

— Да ну, а если бы я наткнулся на Мародера Мэйфера, то всадил бы в него пулю или проткнул его. — Дуглас принял боксерскую стойку.

Изабель сомневался. Мистер Уоринг на несколько дюймов выше даже Филлипа, и казался в высшей степени… умелым. Переводя взгляд с одного брата на подъездной дорожке на другого, девушка порадовалась, что именно она наткнулась на вора, предоставив ему возможность ответить поцелуем, а не пулей.

— Наша храбрая девочка сделала именно то, что нужно, — парировал маркиз, — и я не стану слушать возражений. Теперь скажите мне снова, почему ваш брат вышагивает по улице, словно гончая, ожидающая хозяина.

Она сумела улыбнулся.

— Филлип сражен любовью к новому жеребцу. Мы ожидаем, что его доставят с минуты на минуту.

— Ах, ваш брат и его лошади. Я должен был догадаться.

Филлип, очевидно, услышал, как они разговаривают, потому что граф вернулся к дому по короткой подъездной дорожке и присоединился к ним.

— Это не просто какая-то лошадь, отец, — сказа он с широкой улыбкой, которая не сходила с его лица последние два часа.

— Это верно, — пропищал Дуглас. — Это чистокровный конь.

— Чья конюшня? — спросил маркиз.

— Салливана Уоринга.

На отца это произвело впечатление.

— Тогда ты, должно быть, заплатил кругленькую сумму.

— Сто двадцать фунтов за двух лошадей и тренировку для кобылы Тибби. — Он наклонился ближе. — Тренировку от самого Уоринга. Наша Изабель отлично умеет вести переговоры.

Дуглас схватил ее за руку, заставив подпрыгнуть.

— Ты мне не говорила! — воскликнул он. — Салливан Уоринг приедет сюда?

Девушка вырвала свою руку.

— Ради всего святого, Дуглас. Да, коннозаводчик приедет сюда, чтобы доставить пару лошадей, которых мы приобрели у него.

— Я думал, что девицы знают все интересные сплетни, — с ухмылкой проговорил ее младший брат. — Салливан Уоринг — не просто коннозаводчик, хотя ему и нет в этом равных. Предполагают, что он — побочный сын…

— Тихо. Он здесь, — прервал его Филлип, снова бросившись к началу подъездной дорожки.

Мистер Уоринг, верхом на потрясающем черном жеребце, с грохотом двигался по дорожке, ведя в поводу Улисса и Зефир. Согласно своему заведомо неопытному мнению, Изабель считала, что Филлип приобрел не самого лучшего жеребца в конюшнях Уоринга. Однако, как бы ни были красивы лошади, взгляд девушки устремился на легко и уверенно сидящего в седле Салливана Уоринга, чьи каштановые волосы отливали золотом, и на выражение в его льдисто-зеленых глазах, когда они скользнули по ее лицу и переместились на ее отца.

— Лорд Дэршир, — проговорил он, коротко кивнув, пока спешивался.

— Мистер Уоринг. Какие великолепные животные.

— Благодарю вас. — Уоринг снова бросил взгляд на Изабель. — Я прошу вас поговорить с дочерью, милорд. Зефир — прекрасная кобыла, но она не годится для новичка.

Встряхнувшись, Изабель сделала шаг вперед.

— Полагаю, вашей задачей является сделать ее такой. Это то, за что я заплатила вам.

— Изабель, — сурово одернул ее отец, чем удивил девушку. — Мистер Уоринг, неужели Зефир — опасное животное?

Не хватало только, чтобы ее отец освободил Салливана Уоринга от обязательства находиться рядом с ней; тогда этот вор сможет исчезнуть Бог знает куда и грабить волей-неволей. Даже хуже, она не сможет узнать, из-за чего он делает это. Потому что, несмотря на то, что Изабель обожала интересные загадки или секреты, ей совсем не нравилось, когда нечто подобное утаивалось от нее. Особенно тот секрет, который поцеловал ее.

— Нет, Зефир вполне уравновешена, — вмешался коннозаводчик, словно она ничего не говорила. — Однако она выращивалась для разведения. Я никогда не проводил с ней тренировок, только водил на поводу.

Нахмурившись, отец перевел взгляд на Изабель.

— Тогда я вынужден согласиться с мистером Уорингом, Тибби. Для первой верховой лошади тебе нужна кобыла постарше, с более мягким воспитанием, которая имеет большой опыт в том, чтобы нести на спине неопытного наездника.

Изабель вздернула подбородок.

— Я хочу Зефир, — заявила она тем же самым тоном, к которому прибегала, когда ей было двенадцать лет, и она хотела определенную новую шляпку. Но проклятие, кажется, она была единственной, кто знал, что именно делает этот тип, и, очевидно, у нее появилась навязчивая идея, узнать как и почему. Снова это ее глупое стремление к драмам и возбуждению. Можно было рассчитывать, что он обеспечит ей и то, и другое.

— Тибби, — поддержал отца Филлип, с гримасой глядя на нее, — будь благоразумной.

— Я веду себя благоразумно, — парировала она. — Вы трое превозносили то, как умело мистер Уоринг обращается с лошадьми. Я уверена, что он должным образом объездит Зефир, так что я буду в полной безопасности верхом на ней. — Изабель намеренно обратила взгляд на Уоринга. — Не так ли, мистер Уоринг?

Тот холодно кивнул.

— Конечно, леди Изабель.

Она широко улыбнулась.

— Потому что если со мной что-нибудь случится, то в этом будете виноваты вы.

Что ж, возможно, она выразилась чуточку прямолинейно, но девушка не знала, как еще убедить его остаться рядом до тех пор… до тех пор, пока она не выяснит, почему он так завораживает ее. Ради всего святого, раньше она никогда никого не шантажировала. Это пугало и возбуждало ее одновременно. И казалось более важным, чем передать его в руки властей. По крайней мере, сейчас.

Филлип повел группу из людей и лошадей вокруг дома, в конюшню, расположенную позади него. В двадцать шесть лет ее старший брат мог временами выглядеть почти до комичности несгибаемым, но сегодня, с раскрасневшимися щеками и легкой улыбкой он больше напоминал мальчика, в первый раз попробовавшего карамель, чем самого старшего отпрыска маркиза мужского пола. Что касается Дугласа, то юноша выписывал круги вокруг Уоринга с таким энтузиазмом, что если бы он был щенком, то непременно обмочился бы.

Когда они добрались до конюшни, девушка схватила Дугласа за руку и оттащила на небольшое расстояние от их так называемого гостя, восхищенных членов ее семьи и растущей толпы конюхов и их помощников.

— Что ты…

— К дьяволу, Тибби, отпусти меня, — проворчал он.

— Что ты говорил о мистере Уоринге? — настаивала она, стараясь говорить тише и дернув брата за рукав, чтобы привлечь его рассеянное внимание.

— Я говорил, что он — лучший коннозаводчик в Англии. А теперь отпусти меня прежде, чем я пропущу что-нибудь, что он скажет.

— Нет. Не это, — ответила Изабель, игнорируя его протест. — Ты начал говорить о том, что он, предположительно, чей-то побочный сын. Чей?

— Я получил подзатыльник за то, что вел себя невежливо. Я не стану говорить с собственной дьявольской сестрой о бастардах.

Подавив рычание, Изабель схватила его за левое ухо.

— Говори!

Дуглас взвыл и вывернулся из ее хватки.

— Амазонка!

— Трус!

— Изабель! — резко произнес ее отец. — Если ты ожидаешь, что я позволю тебе ездить на этом животном, то вначале тебе нужно доказать, что ты сумеешь посвятить свое время и внимание тому, как делать это должным образом.

С раздраженным вздохом она перестала щипать Дугласа и вернулась к отцу.

— Прошу прощения, — напыщенно произнесла девушка, обращаясь скорее к нему, чем к Уорингу. — Что я пропустила?

— Как седлать жеребца.

— В таком случае, я думаю, что это не моя забота.

— Тебе нужно знать, как обходиться с животным.

В течение секунды она не могла понять, имеет ли ее отец в виду Улисса или Уоринга. Однако мужчины, очевидно, были в восторге, и Изабель казалась единственной, кто знал, что Уоринг — не только тот, за кого себя выдает. Он закончил застегивать подпругу на седле Улисса, а затем предложил Филлипу опереться на сложенные вместе ладони.

— Помните, лорд Чалси, — произнес он, когда ее брат запрыгнул в седло, — что он был выезжен как гунтер, так что у него очень чувствительный рот. Если вы хотя бы подумаете о том, чтобы повернуть, он повернет.

Так как Филлип, как правило, вел себя так, словно знал все, то Изабель была сильно удивлена, когда ее брат только взял поводья и кивнул. Уоринг отступил назад, оказавшись прямо рядом с ней, в то время как ее брат шагом направил Улисса вокруг конюшенного двора, произнося восторженные слова.

Изабель изучала профиль Салливана Уоринга, пока тот смотрел за жеребцом, словно гордый отец. Она могла предположить, что ему около тридцати лет, на несколько лет старше Филлипа. Он сложен, как прирожденный наездник, высокий и гибкий, с сильными руками и мускулистыми бедрами, а его светло-каштановые волосы растрепались после езды верхом без шляпы. Что он замышляет? И почему безусловно респектабельный коннозаводчик по ночам вламывается в дома и грабит их? Кроме того факта, что он поцеловал ее, это не имело никакого смысла. Что означало тайну — а этим она увлекалась, вероятно, намного больше, чем следовало.

— Что вы задумали, миледи? — прошептал Уоринг, быстро кинув на нее косой взгляд.

— Я задаю вопросы, мистер Уоринг. И если вы желаете оставаться свободным от кандалов, то вам лучше делать то, что я скажу.

— До определенной степени, миледи. Не подталкивайте меня.

Она проигнорировала предупреждение. Или притворилась, что проигнорировала; внутри Изабель была чуть меньше в этом уверена.

— Я поступаю так, как хочу, — сказала она вслух. — И вы тоже будете делать то, что я хочу, мистер Мародер.

Глава 3

Салливан Уоринг наклонился над деревянными воротами денника и рассеянно скормил морковку своему жеребцу. Рассеянность никогда не приносила безопасности, даже вдали от законно объявленной войны и врагов в униформе, но сегодня вечером он не мог совладать с собой. Ахилл заржал, когда один из помощников конюха прошел мимо открытых дверей, ведя на поводу кобылу.

— Прости, старина, — прошептал Салливан, потерев нос жеребцу, — она не для тебя.

— Мистер Уоринг?

Он заставил себя сосредоточиться.

— Да, Сэмюэл?

Грум переминался с ноги на ногу.

— Сэр, я перенес мешки с кормом на сеновал, а кормушки на пастбище полны. Если вы…

— Значит, отправляйся. — Салливан бросил взгляд через плечо на низкорослого мужчину. — Ты отлично поработал сегодня с кобылами. Твое жалование у МакКрея; ты найдешь там дополнительные пять фунтов. И наслаждайся отпуском в Бристоле.

Грум улыбнулся.

— Спасибо вам, сэр. Мои мальчики вне себя от радости, что снова увидят свою бабулю. Я вернусь сюда с утра пораньше в следующий вторник.

— Я знаю, что ты будешь здесь. Доброй ночи.

— Доброй ночи, мистер Уоринг. — Изобразив полупоклон, Сэмюэл вышел через заднюю дверь.

— Итак, теперь ты раздаешь подчиненным премии и отпуска, чтобы навестить родственников? — протянул Брэмуэлл Джонс от двойных дверей, расположенных в передней части большой конюшни. — Люди начнут считать тебя… приятным человеком.

— Только до тех пор, пока они не узнают меня получше. — Отказываясь признать, что имел слабость к семьям, члены которых на самом деле любили друг друга, Салливан скормил Ахиллу последнюю морковку и отошел от стойла. — Я думал, что ты собирался соблазнить сегодня вечером ту или иную девицу.

— Да, я уже сделал это. Затем мне стало скучно. В самом деле, это оказалось досадно легко. Мораль в эти дни заставляет меня по-настоящему задуматься.

Салливан усмехнулся.

— Нет, не заставляет. В действительности, у меня есть подозрение, что именно ты — главная причина упадка нравов в обществе. — Пройдя мимо друга к главному входу, он закрыл двойные двери и запер их изнутри.

— Мне определенно хотелось бы надеяться на это. Я приложил достаточно усилий для этого.

— Почему ты здесь, Брэм?

— Я беспокоился о тебе, Салли. Как прошел твой день с Филлипом Чалси и той девицей, которую ты поцеловал?

— Немного громко сказано, не так ли? — проворчал Салливан, сняв с крюка фонарь и направляясь к задней двери. Так как Сэмюэл уехал до следующей недели, то Винсент будет один спать в конюшне, и он отступил в сторону, когда вошел мужчина небольшого роста, бывший жокей в дерби.

— У тебя все готово, я полагаю?

— Да, мистер Уоринг. Ни о чем не беспокойтесь.

Салливан не мог не беспокоиться. Даже с учетом того, что два грума всю ночь обходили территорию, время от времени они были близки к тому, чтобы потерять животных — вместе с репутацией лучших лошадей в стране появился риск, что кто-то еще захочет обладать ими. Забавно, предположил он, что вор беспокоится о ворах.

— Даже если так, — вслух произнес Уоринг, — я один-два раза обойду это место сегодня ночью. Так что не стреляй, пока не удостоверишься, что это не я.

Винсент усмехнулся, дернув себя за кепку.

— Я сделаю все, что в моих силах, сэр.

— Это означает, что ты не пойдешь со мной в «Иезавель»? — спросил Брэм, следуя за ним по большому конюшенному двору к маленькому двухэтажному коттеджу Салливана.

— Я думал, что сегодня вечером у тебя бал и что-то такое.

— Олмак, — ответил его друг, таким тоном, словно одно это словно должно было все объяснить.

— Скажи мне еще раз, почему у тебя нет друзей, равных тебе по положению в обществе? — спросил Салливан, когда они вошли в коттедж, снимая грубую рабочую куртку и вешая ее на колышек возле двери.

— Они завидуют моей красоте и острому уму. А вот ты знаешь мою истинную, внутреннюю сущность.

Салливан покачал головой.

— Единственный раз, когда я видел твою внутреннюю сущность — это когда тебе рассекли руку. Там все красное.

— Вот именно. Точно так же, как и твои внутренние органы. Видишь, у нас так много общего.

Очевидно, Брэмуэллу сегодня вечером было скучно, и точно так же очевидно, что у Салливана не будет ни минуты покоя, если он не уступит.

— Угости меня ужином, и я пойду с тобой, — произнес он, погрузив руки в умывальный таз и отскребая с них грязь.

— Согласен. А потом ты сможешь рассказать мне, что собираешься делать со своей проблемой.

Его проблема. Леди Изабель Чалси. Пожав плечами, он бросил Брэмуэллу бутылку виски.

— Не такая уж она и проблема, — небрежно ответил он, устало поднимаясь по лестнице, чтобы переодеться в вечерний костюм. — Она продемонстрировала свою храбрость, так что я вытерплю ее пару дней, а между тем ясно дам понять, что ей нужно держать свой прелестный рот на замке.

— Ее «прелестный» рот? — повторил лорд Брэмуэлл с первого этажа.

Черт побери.

— Да, ее рот. Если она будет держать закрытым нос, то от этого мне не будет никакой пользы, не такой?

— Это зависит от того, сколько времени вы будете проводить в конюшне рядом с лошадиным дерьмом.

Самым мудрым планом на сегодняшний вечер, вероятно, было бы остаться дома и провести следующие часы до его утреннего визита в Чалси-хаус, размышляя, что именно он собирается делать с леди Изабель. Салливан шумно выдохнул.

Он пользовался популярностью у знатных дам и имел вполне достаточно любовниц. Однако тут все было по-другому, было запутанно. И, несмотря на поцелуй и странную… связь, которую Салливан ощущал с ней, он не был уверен, что эту трудность ему нужно разрешать с помощью физического доминирования или запугивания. Чего боятся избалованные, хорошенькие девицы? Что он может предложить или чем угрожать, чтобы убедить ее сохранять молчание? До этого момента она хранила его секрет, но он не имел понятия почему. И ему без промедления нужно было найти ответ на этот вопрос.

Салливан натянул чистую рубашку и застегнул поверх нее жилет, а затем облачился в сюртук. Клиентура в «Иезавель» носила смешанный характер, от торговцев до банкиров, от коннозаводчиков до вторых сыновей герцога, но он будет в компании Брэма, так что должен выглядеть соответствующе. Что касается его самого, то Салливан мог признаться, что не хотел бы выглядеть простолюдином. Конечно же, он не простолюдин. И без признания его отцом, он имел кое-какой вес в обществе.

— Ты выглядишь прелестно, — протянул Брэм, сидя в кресле внизу возле очага. — Даже красивее меня. Не знаю, нравится ли мне это.

Фыркнув, Салливан набросил пальто и касторовую шляпу.

— Ты все еще самый красивый, — ответил он, а затем позвал миссис Ховард, свою экономку, и велел ей загрести жар в топке и отправляться домой на ночь.

— До тех пор, пока мы согласны друг с другом насчет этого, — продолжил Брэм, показывая путь к своей карете. — Итак, что ты знаешь о семье Чалси?

Салливан занял противоположное сиденье, и гигантский черный экипаж сдвинулся с места.

— Они богаты, есть дочь и два сына. Старший — граф со склонностью к прекрасным лошадям, дочь очень чутко спит, и в их распоряжении находилась одна из картин моей матери.

— Ты начинаешь говорить цинично.

— Я и так циничен.

Брэмуэлл некоторое время смотрел на него, в неосвещенной карете его глаза скрывались в тени.

— Каким-то чудом ты все еще жив, Салливан, — наконец тихим голосом проговорил он. — Чалси — люди высокой морали. И их дочь — одна из любимиц высшего общества. Не принимай молчание леди Изабель как должное. Мне совсем не хочется, чтобы ты оказался на виселице после того, как я потратил столько усилий, чтобы спасти твою жизнь в Испании.

Салливан прищурил глаза.

— Ты ведь не беспокоишься обо мне на самом деле, не так ли, Брэм? Потому что я думаю, что совершенно ясно объявил о своих намерениях, когда началось все это, и ты все равно согласился указывать местоположение, где я могу найти эти картин и где ты заметил их. Ничего не изменилось.

— Тебя увидели. Это все меняет. И даже если ты сможешь сейчас убедить ее держать то, что она знает, при себе, то что произойдет, когда ты отправишься за следующей картиной? Станет ли она молчать и тогда?

Салливан долго молча смотрел через окно кареты на залитый лунным светом вечерний пейзаж. Его конюшня находилась как раз в пригороде Лондоном, но ощущалось так, словно это была глухая деревня. И все же, через пару миль они снова окажутся в центре города.

— Я иду на этот риск, Брэм. Если ты отказываешься от участия в нашем…

— Нет, я не отказываюсь. Проклятие, да ты упрям. Тогда пусть тебя повесят. Я продолжу делать свое дело.

— Это все, о чем я прошу.

На протяжении всего ужина он отмахивался от вопросов Брэмуэлла по поводу его планов, касающихся леди Изабель, и от Молли Купер, которая хотела узнать о его планах на остаток вечера. Дочь трактирщика была прелестной малюткой, но ходили слухи, что ее отец держал заряженный мушкет за бочонками с пивом, а Салливан не считал, что риск будет стоить такой награды. Помимо этого, на уме у него было совсем другое.

Наконец Брэм вытащил из своего кармана небольшое количество светских приглашений.

— Вот те, насчет которых я не могу принять решение, — сказал он и подтолкнул кучку к Салливану. — Есть какие-то предпочтения?

Салливан просмотрел их все. Присутствия Брэма ожидали на различных суаре, музыкальных вечерах и частных обедах; он уже принял приглашения на более интересные и престижные мероприятия. В конце концов, как бы ни был Брэм циничен и пресыщен, его отцом все равно являлся герцог.

— Хардинги, — произнес Уоринг, отправляя одну из карточек обратно в направлении друга. — Юджиния Хардинг уже владеет двумя картинами моей матери, вполне законно.

— Так что я не должен буду искать?

— Двух юных девушек в цветочном саду и Дувр на закате, — немедленно ответил он. Даже если бы он не помнил все картины, его мать вела очень подробные записи. Вот почему когда Салливан вернулся домой с Полуострова и обнаружил, что все стены в ее доме лишились ее собственных драгоценных картин, он сразу понял, что это была не ее идея.

— Ты уверен, что не хочешь получить обратно и эти тоже?

Салливан покачал головой.

— Она продала их. Я хочу вернуть только те, которые были украдены у нее — и у меня.

— Я просто предполагаю, что в то время как ты… реквизируешь вещи из домов и злишь Данстона, почему останавливаться только на тех, на которых ты имеешь законные притязания?

— Потому что у меня есть на них законные притязания. — Он передал обратно сложенную карточку. — Вот это. Барнетт — коллекционер, и алчный к тому же.

Брэм нахмурился.

— Но у него две незамужние дочери.

— И?

— Ты точно знаешь, что означает «и», Салливан. Единственная причина, по которой я приглашен к ним на обед, — это чтобы она из девиц смогла поймать меня в брачную ловушку. Если я приду туда, то они подумают, что я согласен на это.

— Если ты не готов идти туда, то тебе не следовало передавать мне приглашение.

— Ты несговорчивый.

— Я на пути мщения, если ты помнишь. Это довольно грязная работа. — Салливан сделал вдох. Хороший друг, вероятно, не попытался бы заставлять своего собеседника посещать тот прием, который тот считал неприятным. Однако он достаточно хорошо знал Брэма, чтобы иметь ясное представление о том, что сын герцога Левонзи не станет делать то, что не хочет, ни при каких обстоятельствах. — Только эти два вызвали у меня определенное впечатление, — продолжил он, возвращая обратно оставшиеся приглашения.

Брэм сделал знак, чтобы ему принесли еще один бокал портвейна. На мгновение показалось, что он хочет что-то сказать, но вместо этого он в несколько приемов прикончил свою порцию жареной утки. Отлично. Салливан смог бы подобрать не так много слов для того, кто жил такой жизнью, как Брэм, а затем начал раздавать советы другим.

Да, то занятие, которое он выбрал, было опасным. И да, он предполагал, что у него была возможность заявить публичный или правомерный протест о своей пропавшей собственности. Однако он и раньше видел, к какому результату приводят подобные вещи, а ему нужно защищать свой бизнес и поддерживать работников. Нет, несколько краж казались лучшим способом уладить дело.

И его кражи с взломом имели то дополнительное преимущество, что они, без сомнения, злили и унижали первоначального вора, с тем счастливым осознанием, что маркиз Данстон ничего не может поделать с этим, не испортив собственной хорошей репутации в обществе. В конце концов, одно дело — оказаться неспособным признать незаконного сына. А вот украсть что-то у бедняги, особенно когда он — респектабельный человек, пусть и находящийся на границе высшего общества, что ж, это было бы просто подло. А Данстон и его законные отпрыски никогда не были подлыми. Ворами — да. Но не подлыми.

Со вздохом он отставил в сторону свою высокую кружку с горьким пивом.

— Мне лучше пойти. Ранее я не придумывал причин, чтобы избежать ужина с тобой. Когда Сэмюэль уехал, я хочу, чтобы за моими животными приглядывала еще одна пара глаз. — Он посмотрел на друга через стол. — А тебе вскоре нужно быть в Олмаке, не так ли?

— Я же сказал тебе, что не пойду.

— Хмм. Не твоя вина, что у тебя голубая кровь, лорд Брэмуэлл Лаури Джонс. Я уже простил тебя за это.

Брэм ответил ему мрачной улыбкой.

— Да, но на моей совести есть и другие преступления.

Прежде, чем Салливан смог спросить, что он подразумевает под этим, Брэм оплатил их счет и поднялся из-за стола. Посреди шума, пьянства, заключения пари и сигарного дыма в «Иезавель» вести конфиденциальный разговор было одновременно легко и почти невозможно, но бизнес — это одно. А для Брэма, личные дела относились совсем к другой категории. А в этом не было ничего нового.

Салливан нанял кэб, чтобы вернуться обратно на свои три акра[7] земли, которые занимали конюшни, коттедж и пастбище. Он предположил, что по аристократическим стандартам это было не так много, но, по крайней мере, он работал ради этого и приобрел все сам. И никто не сможет отобрать это у него.

Салливан нахмурился. Никто, за исключением леди Изабель Чалси. Если он попадет в тюрьму, то рискует лишиться своей земли. Интересно, насколько большую угрозу она представляет? Хорошенькая и избалованная, физически слабее его, но у нее есть рот. Который хорош для поцелуев, но вполне способен разрушить его жизнь. Ему нужно что-то с ней сделать. И еще до следующего посещения чьего-то дома через окно.


— Мама, я просто захотела иметь лошадь, — заявила Изабель в пятнадцатый раз с тех пор, как прибыла Зефир. Она ничуть не приблизилась к тому, чтобы поверить в это самой, но надеялась, что это сделала ее семья. — Элоиза всегда ездит верхом и она говорит, что это — замечательное занятие. Так что я решила перестать вести себя как дурочка и научиться ездить верхом.

Леди Дэршир бросила на нее взгляд через стол для завтрака.

— Элоиза Рэмплинг — прекрасная юная леди, но ты никогда не ощущала необходимости повторять ее распорядок дня. Если на то пошло, то это другие девушки следуют твоему примеру.

— Речь не о том, чтобы кого-то копировать. Мне девятнадцать лет, мама. Почти двадцать. Мне пора перестать заниматься глупостями, и хочу попробовать суметь сделать это.

— Ей определенно не удалось бы выбрать лучшего наставника, — вмешался ее отец, когда вошел в комнату и остановился чтобы поцеловать жену, а затем Изабель в щеку, перед тем, как сесть во главе стола. — И так как у нас, похоже, семья любителей лошадей, то я рад, что ты решила попробовать.

Изабель полагала, что его сговорчивость наполовину проистекала от того, что великий Салливан Уоринг будет приходить в дом на протяжении следующих двух недель или около того, но не сказала этого вслух. Может быть, она и имела тенденцию выискивать высокий драматизм или создавать собственный там, где его не было, но после разговора с ее родителями — или ее матушкой, по крайней мере, — выражающими беспокойство по поводу ее самого последнего плана, Изабель внезапно начала понимать, что не просто хранит секрет. Она лжет.

Ради всего святого, если бы у нее было больше времени, чтобы обдумать, как поступить, или кто-нибудь предупредил бы ее, что она вот-вот столкнется с человеком, который украл картины из их дома и поцелуй — у нее, Изабель сомневалась, что прибегла бы к такому решению. На самом деле это даже не было решением; это всего лишь отвлекающая тактика, чтобы удержать мистера Уоринга поблизости до тех пор, пока она сможет… что? Решить, как проучить его за то, что он позволил себе вольности с ней? Арестовать его? В конце концов, он ведь вор. Он заслуживает того, чтобы…

— Милорд, — произнес дворецкий, бросив сердитый взгляд на лакея, с которым только что поговорил, — мистер Уоринг находится во дворе конюшни, ожидая леди Изабель.

— Он здесь! — радостно закричал Дуглас, врываясь в комнату. — Он снова приехал на этом большом черном жеребце. Ей-богу, конь просто первоклассный.

— Дуглас, — упрекнула его маркиза. — Немного хороших манер, если позволишь. Это ведь не принц-регент явился с визитом.

— Это лучше, чем Принни.

— Харри, скажи что-нибудь этому мальчишке.

— Прости, дорогая, но в этом случае я вынужден согласиться с Дугласом. — Маркиз встал из-за стола. — Я разговаривал с мистером Уорингом время от времени, но увидеть как он работает на самом деле… Пойдем со мной, Тибби. Давай посмотрим, что мастер по разведению лошадей запланировал на сегодня.

Дуглас вылетел из комнаты, но Изабель продолжила ковырять поджаренный хлеб, с которым на самом деле покончила пять минут назад.

— Я завтракаю. И он же коннозаводчик, ради всего святого. Он может подождать.

— Ты уверена, что откладываешь это не из-за лошади? — возразил маркиз, качая каштановой с проседью головой. — Я пойму, если так. Оставайся здесь, если хочешь. Я отошлю Зефир домой с мистером Уорингом.

— Я не… — О, тьфу. — Нахмурившись, девушка поднялась. — Очень хорошо. Давай пойдем и поздороваемся со знаменитым мистером Уорингом.

Она могла притвориться, что это безразличие, но ее нежелание было вполне настоящим. Только Зефир была не единственной причиной для этого. К счастью, Дуглас и ее отец были слишком заняты, обсуждая следующие скачки в Дерби, чтобы заметить ее тревогу. Расправив плечи, Изабель последовала за ними. Одно дело — сомневаться в своей точке зрения. Совершенно другое — позволить Салливану Уорингу увидеть это.

Он сидел на запятках фаэтона ее отца, когда они вышли из дома через кухни. Сегодня он был одет не как джентльмен, а скорее как помощник конюха, его куртка висела на стойке ворот, а рукава закатаны почти до локтей. Изабель сглотнула. Ее и раньше изумляла его суровая привлекательность, но в целом он выглядел словно один из великих греческих героев, о которых рассказывал свои истории Гомер.

— Доброе утро, — произнес он, наклонив голову и соскочив на землю. Прядь темно-золотистых волос упала на светло-зеленый глаз.

— Мистер Уоринг, — сказал ее отец, с улыбкой протягивая руку. — Вижу, что вы — человек слова.

— Я подумал, что это, может быть, немного рано, — ответил Уоринг, пожав и выпустив руку маркиза, — но так нужно, если я хочу проводить по две тренировочные сессии каждый день в добавление к моим другим обязанностям.

— Две? — выпалила, не подумав, Изабель. — Каждый день?

— Это рекомендуемый режим работы, — подсказал Дуглас, разглядывая одежду Уоринга так внимательно, словно хотел запомнить ее. — Для начала — каждая по тридцать минут. Не так ли, сэр?

— Это так. — Уоринг кивнул, глядя на Изабель. — Тогда начнем, миледи?

— О, замечательно!

Отлично.

— Нет, Дуглас, — настойчиво заявила она. — Я не хочу, чтобы ты топтался рядом и пугал всех, кто на двух или на четырех ногах.

— Но ты же…

— Это верно подмечено, — вмешался ее отец. — В любом случае, ты идешь сегодня со мной в Парламент.

— Но я…

— Идем. — Маркиз сжал пальцы Изабель. — Фиппс находится рядом, и, похоже, еще половина грумов и их помощников. Сегодня ты не будешь ездить, а Фиппс приглядит за тем, как все пойдет.

— Со мной все будет в порядке. Спасибо, папа. — Она надеялась, что отец поверил ей, даже если ее руки дрожали. Конечно же, он ожидал, что Изабель будет выбита из колеи рядом с лошадьми, и так оно и было. Лошади также обеспечивали отличное оправдание для нервов совсем по другому поводу. Игра не казалась такой уж интересной, когда ее оппонент смотрел прямо на нее.

— Ловко проделано, — заметил Уоринг, когда ее отец и брат вернулись в дом.

Она сделала вдох и подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Я удивлена, что вы ждали здесь вместо того, чтобы забраться через окно или что-то в этом духе.

Он медленно шагнул ближе, на лишенной растительности почве из-под его черных сапог поднялась пыль.

— Просто держите в памяти тот факт, что я могу забраться в окно, в любое время, когда пожелаю.

Так вот как они собираются играть в эту игру — блеф против показной храбрости. За исключением того, что Изабель не вполне уверена в том, что он блефует.

Хотя и ее храбрость не совсем показная. Или так она надеялась.

— И вы держите в памяти, мистер Уоринг, что я могу подрезать вам крылышки, в любой момент, когда пожелаю.

— Там будет видно, миледи.

Глава 4

Изабель на расстоянии следовала за Уорингом, когда тот вошел в конюшни семьи Чалси с таким видом, словно владел ими. Все слуги внутри конюшни посторонились, очевидно, пребывая в таком же заблуждении. Хватит с нее этого.

— Фиппс, пожалуйста, выведите мою лошадь.

Уоринг проигнорировал ее, продолжив путь к небольшому стойлу, где Зефир уже встряхивала головой, приветствуя его ржанием.

— Привет, девочка, — произнес Уоринг низким, успокаивающим голосом, звук которого эхом прокатился по спине Изабель. Он потер кобыле нос, привязывая корду к ее недоуздку[8].

Фиппс открыл дверь стойла и Уоринг вывел Зефир в главную часть конюшни. Ее уши подергивались туда-сюда, но она оставалась рядом с плечом коннозаводчика.

— Хотите вывести ее наружу? — спросил он, протягивая Изабель сложенную корду.

Она убрала руки за спину, пытаясь сдержать изумленный вздох.

— Совершенно необученную лошадь? Думаю, что нет, мистер Уоринг.

Он поравнялся с ней и замедлил шаг.

— Вы не так храбры, как хотите казаться в моих глазах, не так ли, миледи? — произнес мужчина тихим голосом. — Осторожнее; ваша слабость становится заметной.

Проклятие.

— Что ж, об этом глупо говорить, если только вы не собираетесь протолкнуть лошадь в мое окно, — парировала она таким же тоном.

Салливан Уоринг засмеялся. Неподдельно искренний смех удивил ее — и Изабель оказалась не единственной. Зефир поднялась на задние ноги, попятившись обратно.

— Тпру, Зефир, — прошептал он, направляя ее вперед и на самом деле ослабляя натяжение корды. — Полегче, девочка.

Изабель попятилась, когда они покинули конюшню и вышли во двор. Животное, очевидно, было непредсказуемым. Или, точнее, животное и лошадь оба были непредсказуемыми.

Она слегка улыбнулась этой игре слов. Она знала истинный характер этого человека, не важно, обаятельно он смеется или нет. Девушка бросила взгляд на Фиппса и других помощников конюха. Они определенно выглядели заинтересованными, но стояли достаточно далеко, так что она, вероятно, сумеет завязать с мистером Уорингом конфиденциальный разговор. Конечно, чтобы сделать это, ей придется подойти ближе к нему. И к своей новой, полудикой лошади.

— Вы все время собираетесь стоять так далеко? — спросил он, вторя ее собственным мыслям.

Неохотно Изабель подошла к нему. Несмотря на то, что оба — и он, и лошадь — выбивали ее из колеи, сейчас нельзя было занимать позицию слабости. Особенно это не годилось, как ощущала она, с мистером Уорингом.

— Полагаю, вы должны дать мне объяснение, — проговорила она.

Вместо ответа мужчина сделал знак одному из помощников конюха. Парень немедленно шагнул вперед, передав ему хлыст с длинной ручкой и короткой кисточкой из кожи на конце. Мистер Уоринг посмотрел на нее, конец хлыста раскачивался взад и вперед, словно змея, в его правой руке.

— Возможно, вам следует встать слева от меня, — проговорил он, ослабляя корду, за которую вел Зефир.

— Вы пытаетесь угрожать мне этим? — раздраженно поинтересовалась Изабель, начиная подозревать, что у нее просто каша в голове. Это не такой простой секрет, вроде того, кто-то без ума от кого-то. Это большой, мощный, подвижный секрет, который целовался, угрожал и интриговал ее.

— Я собираюсь тренировать вашу кобылу, ради чего вы наняли меня. Отодвиньтесь.

— Я не…

Он прищелкнул языком.

— Шагом. — С этими словами он легко, словно перышком, коснулся хлыстом ближней к нему задней ноги Зефир.

Фыркнув, кобыла затанцевала в сторону, а затем быстро зашагала вперед по широкому кругу около них, так далеко, как только ей позволила корда. Изабель быстро сделала шаг назад, стараясь держаться за левым плечом Уоринга, пока тот поворачивался, чтобы кобыла все время оставалась перед ним.

— Что ж, это впечатляет, — через минуту проговорила она. — У меня очень скоро закружится голова, и я не смогу защищаться.

— Тпру. — Уоринг щелкнул хлыстом вперед, коснувшись грудной клетки Зефир, и та остановилась. — Тогда сделайте это сами, — заявил он, предлагая Изабель корду и хлыст.

— Это ваша работа. Мне просто любопытно, почему вы хотите, чтобы я стояла здесь, кружась вокруг своей оси.

— Шагом. — После еще одного щелчка кобыла снова двинулась вперед. — Каковы ваши намерения?

Изабель смотрела на его красивый профиль, признаваясь себе, что если бы он оказался пьяницей с рябым лицом, то уже сидел бы в тюрьме. — А каковы ваши намерения?

— Это вас не касается.

Она сделала глубокий вдох, чувствуя себя так, словно вот-вот сделает первый шаг на очень шаткий мост через очень глубокое ущелье.

— Я держу вашу свободу — если не вашу жизнь — в своих руках, мистер Уоринг. Вы будете вести себя вежливо и делать то, что я попрошу — что включает ответы на всевозможные вопросы, которые я задам вам. Это понятно?

Мужчина повернул голову и посмотрел прямо на нее, его зеленые глаза были суровыми и холодными, как лед.

— Как пожелаете, миледи, — почти прорычал он. — Однако могу я, с вашего разрешения, поинтересоваться, что вы намерены делать со мной, когда закончите играть в эту маленькую игру?

Трепет пробежал по ее телу. Власть. Она никогда не держала в своих руках чью-то жизнь, и никогда не думала, что это случится. Господь милостивый.

— Я еще не решила.

Он медленно кивнул.

— Вам лучше решить это, потому что мое терпение не бесконечно. И вы не единственная, кто способен составлять планы.

— Вы уверены, что ставить мне ультиматум — это мудрое решение? — спросила Изабель.

— Хм.

— Хм? Что это должно означать?

На его подбородке дернулся мускул.

— Это означает, что вы понятия не имеете о том, что делаете. Вы увидели меня, и у вас есть ощущение, что вы не можете просто уйти в другую сторону. Я поцеловал вас, и вам это понравилось, и поэтому вы не хотите отправить меня к палачу.

Ее щеки вспыхнули, хотя девушка не была точно уверена, произошло ли это из-за смущения или от досады. Если он продолжит понимать ее так же отчетливо, то у нее нет шансов удержать его в своих руках до тех пор, пока ей не удастся выжать все возбуждение из этой ситуации.

— Мне не понравился ваш поцелуй, — прошипела она. — Это была такая жалкая попытка, что мне стало жаль вас. Однако моя жалость была быстро вытеснена…

— Вам стало жаль меня? — повторил он. — Если вам и следовало о чем-то жалеть, так это о том, что я вообще был вынужден поцеловать вас.

Изабель подняла руку, ее ладонь сжалась в кулак.

— Вы не станете…

— Осторожнее, миледи, — прошептал он. — У нас есть зрители.

Она взглянула в сторону конюшни, где, кажется, собралась половина всех слуг, занятых там, и глазела на них обоих. Нет, не на обоих, поправила она себя. На него. На знаменитого мистера Салливана Уоринга.

— Думаю, что именно вы не имеете представления о том, как поступить, — сказала Изабель самым спокойным тоном, каким только смогла. — Настоящий вор и негодяй перерезал бы мне горло. А вы тренируете мою кобылу.

— Тпру, — снова произнес Уоринг, и Зефир остановилась. — Только в назидание мне, — тихо сказал он, что-то вроде юмора смягчило его голос, — неужели вы на самом деле жалуетесь, что я не убил вас позапрошлой ночью?

Этот разговор должен был стать ее средством добыть информацию о нем и о его мотивах. Вместо этого девушка ввязалась в спор, в котором, кажется, даже не может оставить за собой последнего слова. В то же самое время, она узнала кое-что о нем. Например, он разговаривает не так, как заводчик лошадей. Грумы не пользуются такими словами как «назидание».

— Вы можете подумать, что мы зашли в тупик, — медленно парировала Изабель, размышляя о том, что не может даже вспомнить, когда в последний раз мужчина ставил под сомнение все, что она говорила, — но сегодня утром вы здесь, и вы вернетесь сюда этим днем. И вы придете завтра, и послезавтра, и в день после этого — до тех пор, пока я не решу иначе.

Он снова стиснул зубы.

— Пока что, миледи.

— Продолжайте работать с Зефир. Я чувствую необходимость выпить стакан лимонада. Я скоро вернусь.

— Буду ждать, затаив дыхание. Зефир, шагом.

— Да, продолжайте. — Перед тем, как она окажется втянутым в еще один спор или Уоринг ответит ей еще одной остроумной репликой, Изабель повернулась и направилась в дом. То, что ей пришлось потратить время и обогнуть слева двигающуюся по кругу Зефир, сделало ее уход чуть менее величественным, чем ей хотелось бы, но девушка продолжала высоко держать голову и шагала дальше.

Как только она добралась до двери на кухню, то закрыла за собой твердую дубовую панель и прислонилась к ней, обмахивая лицо рукой. Все пошло не так, как она себе представляла. Предполагалось, что их встреча будет намного труднее для Уоринга, чем для нее, но проклятый коннозаводчик не выглядел так, словно она чем-то обеспокоила его. Мужчины улыбались и соглашались с ней, что едва ли требовало каких-то умственных усилий с ее стороны. Кем этот чертов тип возомнил себя?

К ней торопливо подошла кухарка и сделала книксен.

— Могу я что-нибудь принести вам, миледи?

— Стакан лимонада, пожалуйста. — Жаль, что леди не пьют виски в девять часов утра, потому что Изабель чувствовала, что ей бы сейчас это не помешало.


Салливан не сводил глаз с кобылы, но большая часть его внимания оставалась прикована к молодой леди, исчезающей в Чалси-хаусе. Он почти что запугал ее, чтобы девушка хранила молчание, но предполагал, что у него есть что-то вроде оправдания. Ему не нравилось угрожать женщинам, ни при каких обстоятельствах. И он не может оправдать причинение вреда одной женщине тем, что исправляет зло, причиненное другой. Особенно той, которая ни имеет с этим ничего общего, кроме того, что принадлежит семье, завладевшей картиной.

Да, у нее острый язык — Господи, очень острый язык — и она, кажется, совершенно довольна тем, что пользуется своим знанием и превращает его в немногим лучше, чем своего раба. В то же самое время Салливан начала думать, что у нее нет намерения поделиться с кем-то этим секретом, не говоря уже о властях. Почему она решила сохранять молчание, он не имел понятия, за исключением того, что девушка, кажется, наслаждалась тем, что угрожала ему своей осведомленностью. Учитывая, что ничто не изменяется так быстро, как сознание женщины, самым мудрым шагом стала бы попытка покинуть так называемую службу у нее, как только появится шанс. Если пойдут какие-то слухи о его причастности к кражам, Брэм услышит об этом и даст ему достаточно времени, чтобы покинуть Лондон.

Уоринг снова остановил Зефир и повернул ее в противоположном направлении. Его план ретироваться из Чалси-хауса означал, что ему не удастся продолжить тренировку кобылы. Само по себе это ничего не значило, но все что у него было в эти дни — это его репутация. Если он оставит тренировку, Фиппсу или кому-то еще придется заканчивать ее, и, вероятно, этот кто-то проделает все качественно. Но просочится слух о том, что Уорингу заплатили за что-то, а он не оказал эту услугу. Да, это малость, но он лучше других знал, что малые сущности имеют свойство складываться в очень большие.

— Проклятие, — пробормотал он, и Зефир навострила уши в его направлении. Зачем, во имя Господа, он вообще поцеловал Изабель Чалси? Глупость. Чистая глупость. И ему нужно уйти отсюда, пока он не оказался болтающимся в петле палача. Салливан знаком показал приблизиться одному из грумов. — Достаточно на это утро, — решил он, передавая ему повод и хлыст.

— Это едва ли стоит двадцати фунтов, —прозвучал позади него холодный голос леди Изабель.

Салливан остановился.

— Ты, как тебя зовут? — спросил он грума.

Мужчина в самом деле покраснел.

— Делвин, мистер Уоринг, сэр.

— Делвин, не передашь ли ты мне обратно корду?

Как только корда Зефир снова оказалась у него в руке, Салливан потрепал серую кобылу по носу и зашагал с ней к леди Изабель.

— Вот, — проговорил он, протягивая ей веревку.

Девушка попятилась, как делала это прежде.

— Если пытаетесь сказать мне, что она привыкла к седлу за двадцать минут, то я назову вас лжецом прямо в лицо, — проговорила Изабель, часть ее внимания сосредоточилась на лошади.

Хотя ее слова прозвучали достаточно дерзко, Салливан расслышал дрожь в ее голосе. Он наклонил к ней голову.

— Вы боитесь лошадей, не так ли? — спросил он еще тише. — Это не просто притворство.

— Я отношусь к ним с подозрением, — парировала она.

— Учитывая вашу подозрительность, — продолжил Уоринг, задаваясь вопросом, что именно заставило его продолжать, — вы выбрали странное средство… чтобы расследовать свои подозрения в отношении меня. Все-таки, лошади — это моя профессия.

— Не могла же я с таким же успехом нанять вас обучать меня игре на фортепиано, не так ли?

— Каковы бы ни были ваши скрытые мотивы, это позор — владеть столь прекрасным животным и не использовать его по назначению.

— Вы говорили, что собирались продать ее на племя.

— У нее очень хорошая родословная. Откровенно говоря, именно поэтому она будет стоить больше на пастбище, чем под седлом.

— Она стоила больше для этого случая, — поправила леди Изабель.

— И все еще стоит, если вы не собираетесь ездить на ней. — Он сделал вдох. — Позвольте мне выкупить ее у вас, и мы избавимся друг от друга.

Прищурив глаза, девушка намеренно сделала большой глоток из стакана с лимонадом, который держала в руке.

— Может быть, вы и хотите избавиться от меня, мистер Уоринг, но вы украли у меня и…

— Из вашего дома. Не у вас.

— … и вы поцеловали меня, — продолжала она, словно мужчина ничего не говорил. — Без моего позволения. Я еще не закончила с вами. Итак, в какое время вы приедете сегодня днем, чтобы провести еще одну тренировку?

Когда ад замерзнет.

— В три часа вам подходит? — громко спросил он. — Я не желаю вмешиваться в ваше светское расписание.

Она быстро кивнула.

— Я ожидаю, что вы прибудете вовремя.

— А я ожидаю, что, в конечном счете, вы поедете верхом на этой лошади. — Уоринг снова потрепал кобыл по носу.

— Это к делу не относится. Будьте здесь в три часа.

Его челюсти уже были сжаты с такой силой, что они заныли. Салливан точно знал, что хотел сказать леди Изабель Чалси, и что хотел сделать с ней, но пока она держит его свободу в своих руках, он не осмелится на это. Так что вместо этого он отвесил ей поклон.

— Как пожелаете.

Повернувшись, он намеренно поместил Зефир между ними, притворяясь, что не заметил, как леди Изабель снова попятилась. Ее боязнь лошадей интриговала его больше, чем он осмеливался признавать. Она очень хорошо скрывала это, но судя по словам ее семьи и собственным утверждениям, в этом скрывалось нечто большее, чем простая девичья жеманность.

Салливан давным-давно узнал о том, как опасно любопытство. И все же он уже знал, что остановится у дома лорда Брэмуэлла Джонса, чтобы выяснить, сможет ли тот разузнать о ней побольше. Если у кого-то и есть какая-то информация, то это точно будет Брэм. И, кроме того, ему нужно вернуть себе еще четыре картины перед тем, как он покончит с этим. Чем больше у него будет информации о леди Изабель Чалси, тем лучше. Может быть, в настоящий момент она и распоряжается им, но Салливан тоже может запустить руку в ее секреты.


— Какого черта я должен это знать? — проворчал Брэм, разглядывая себя в большое зеркало.

— Ты знаешь все. — Салливан поерзал на широком подоконнике в спальне Брэмуэлла. — Во всяком случае, так ты постоянно говоришь.

— Я бы лучше вернулся к тому, где она командует тебе что делать. Думаю, в этой девчонке есть что-то дьявольское. — Он мрачно улыбнулся Салливану. — Она намного интереснее, чем я считал раньше.

Салливан нахмурился.

— О нет, не смей. Держись от нее подальше.

Брэм повернулся лицом к нему, выражение его лица было на удивление серьезным.

— Она тебе нравится?

— Более вероятно, что я задушу ее. Я просто не хочу, чтобы ты еще больше запутал всю эту неразбериху. — Судя по тому, как застучало его сердце, вопрос оказался более сложным, но он не собирался обдумывать ответ на него перед Брэмом. Салливану все еще нужно было объяснить себе, как он может в одно и то же время мечтать избавиться от кого-то, и при этом желает вступить с ней в словесную перепалку и услышать ее стоны наслаждения.

— Тогда прекрати задавать мне вопросы о ней. И держись подальше от нее. Потому что я знаю все. — Брэм взял перчатки для верховой езды и направился к двери. — Изабель Чалси более… многогранная, чем ты осознаешь.

Это звучало интригующе. Салливан вскочил на ноги и последовал за Брэмуэллом по коридору.

— Многогранная? Каким образом? И как это вышло, что ты знаешь о том, что она многогранная, но не знаешь о ее наклонностях в духе Макиавелли?

— Нет. Этот разговор не сможет принести мне ничего хорошего, и поэтому я отказываюсь начинать его. — У подножия лестницы Брэм остановился, чтобы взять шляпу. — Я собираюсь выйти. Оставайся, если хочешь, но я отправляюсь навестить герцога, и сомневаюсь, что тебе захочется быть здесь, когда я вернусь.

Герцог. Это означало герцога Левонзи, отца Брэма. Салливан внимательно посмотрел на друга. Брэм и Левонзи. Эта пара наименьшим образом подходила друг другу по духу со времен короля Артура и Мордреда[9].

— Ты хочешь, чтобы я был здесь, когда ты вернешься?

— Мне не нужно, чтобы кто-то держал меня за руку, Салли. — Брэм бросил взгляд через плечо. — Сегодня днем ты отправишься обратно к Чалси?

— Ровно в три часа, — проворчал Салливан. Эта проклятая девица.

— Сегодня вечером у меня есть обязательство, но я должен покончить с ним к полуночи. Если ты хочешь встретиться со мной в «Иезавель» после этого, то пришли мне записку.

Хм. Салливан понятия не имел, почему ему нужна будет выпивка больше, чем Брэму, но кивнул.

— Я дам тебе знать. И я все еще испытываю то неприятное чувство, что ты что-то знаешь, но не говоришь мне.

— Мои знания могли бы заполнить несколько книг.

— Но кто станет публиковать их? Я не имею никаких дел с равными тебе по положению, Брэм, если только они не хотят купить лошадь. Если ты что-то знаешь, скажи мне.

— Нет. Некоторые вещи лучше открывать самому, а не разглашать. И для того, кто владеет информацией, и для того, кто хочет ее узнать. Хиббл, моя лошадь оседлана?

Дворецкий кивнул.

— Да, милорд. — Он распахнул парадную дверь.

Салливан некоторое время стоял на месте, прищурив глаза, и пытался решить, стоит ли разочарование того, чтобы выяснить, какого дьявола Брэм не рассказал ему. Учитывая, что ему нужно встретиться с двумя перспективными покупателями и купить мешки с кормом перед тем, как вернуться в Чалси-хаус, свое время он лучше потратит на что-то другое.

Он спустился по парадным ступеням, взял поводья Ахилла и запрыгнул в седло.

— Не пристрели никого, — посоветовал он Брэму, когда тот направился на запад, а Салливан повернул на север к дому.

— Я дам тебе тот же совет, — с легкой усмешкой протянул Брэмуэлл, приподняв шляпу и поскакав в сторону Гросвенор-сквер.

Улыбка Салливана была более мрачной, пока он огибал несметное число повозок, экипажей и фургонов к северу от Мэйфера. Она окончательно исчезла, когда Уоринг вспомнил, что забыл спросить Брэма, повезло ли ему выследить очередную картину. Так что теперь у него есть еще одна причина с подозрением относиться к леди Изабель Чалси — если ему нужна была еще одна. Она чертовски отвлекает.

Глава 5

Когда ландо остановилось, прокатившись по короткой подъездной дорожке Чалси-хауса, и лакей заторопился от парадной двери, чтобы поприветствовать ее, Изабель взяла за руку юную леди, сидящую рядом с ней.

— Большое тебе спасибо за то, что привезла меня домой, Барбара. Как только мама заходит в модный магазин миссис Рэнгли, только библейский потоп может убедить ее выйти оттуда.

— Ерунда, — ответила леди Барбара Стенли, типичная для нее улыбка вместе со светлыми кудряшками и небесно-голубыми глазами определенно делала ее похожей на ангела. — На прошлой неделе ты спасла меня от танца с ужасно вонючим лордом Эрнтоном. Мы даже не приблизились к тому, чтобы сравнять счет.

Изабель хихикнула.

— От него воняет овцами, не так ли?

— И очень грязными. — Поднявшись, Барбара приняла обтянутую перчаткой руку лакея, чтобы спуститься на землю. — И поскольку я здесь, то хочу посмотреть на эту твою новую лошадь.

Проклятие. Барбара хотела посмотреть кобылу, но, учитывая какое сейчас время дня, будет весьма вероятно, что она увидит так же и тренера. А самое лучшее в секретах — то, что ими не нужно делиться. Хм, а в этом секрете самое лучшее — сделать так, чтобы эти зеленые глаза смотрели только на нее.

Впрочем, может быть, Барбара сможет рассказать ей что-то о ее новой навязчивой идее. На все ее взвешенно выраженные вопросы ее семья ответила очередными заявлениями о гениальности мистера Уоринга при работе с лошадьми, покачивая при этом головой. Как будто бы все что-то знали, но никто не собирался рассказывать ей в чем дело.

Пока они шли через дом к конюшенному двору, Барбара пальцами обхватила предплечье Изабель.

— Ты ведь не думаешь, что твой брат может оказаться поблизости, не так ли?

Изабель подавила вздох. Как только Филлип выберет невесту и женится, интересно, останется ли у нее хотя бы половина подруг из тех, что есть сейчас. По крайней мере, четверть из нынешнего числа познакомились с ней только для того, чтобы получить возможность представиться графу Чалси, и даже те, в чьей дружбе девушка была уверена, казались до некоторой степени влюбленными в него.

— Сегодня он уехал из дома с несколькими друзьями, — пояснила она, — если только ты не имеешь в виду Дугласа. Я уверена, что он где-то здесь.

Барбара засмеялась, так что ответ, очевидно, не требовал объяснений. Да, у Филлипа появилась еще одна поклонница. Изабель перестала рассказывать ему о его победах, потому что от этого брат только начинал важничать. Намного больше, чем он уже это делал.

Когда они добрались до конюшенного двора, Изабель замедлила шаг. Помощник конюха водил по двору большого гнедого мерина, в то время как Фиппс, с соломинкой, зажатой в зубах, критически наблюдал за этим. Когда старший грум увидел ее, то выпрямился и выплюнул соломинку.

— Миледи, — проговорил он, почтительно приветствуя ее. — Мистер Уоринг еще не приехал. Могу я что-нибудь сделать для вас?

Вероятно, за прошедший день она видела Фиппса больше, чем за предыдущие два года. Не удивительно, что он не знал, как ее понять.

— Леди Барбара хочет посмотреть на мою новую кобылу, — ответила девушка.

— Я прямо сейчас выведу ее для вас. Делвин!

— Нет, нет, в этом нет необходимости, — торопливо вмешалась Изабель, сражаясь с желанием повернуться и сбежать. — Она в своем стойле?

— Да. Четвертое от конца с левой стороны.

— Я помню. — Сделав глубокий вдох, Изабель вошла в конюшню. Она отставала всего на шаг от Барбары, но внутри девушка ощутила себя так, словно находилась на расстоянии нескольких миль от кого-либо — за исключением двух дюжин лошадей, которые сопели и ржали вокруг нее. Спокойно, сказала она себе. Тебе не нужно дотрагиваться до них и все такое.

— О, Тибби, она чудесна! Могу я дать ей яблоко?

Заставив себя улыбнуться, Изабель обнаружила бочку с яблоками, сунула туда руку и передала одно яблоко подруге.

— Конечно.

Барбара взяла его.

— Вот, Зефир, — проворковала она, протягивая яблоко, а затем похлопала серую лошадь по носу свободной рукой, когда та взяла его. — С таким сложением и именем Зефир она должна бежать быстрее ветра, — продолжала Барбара. — Обещай, что позволишь мне попробовать ее аллюр, как только закончится выездка.

Быстрее ветра? Святые небеса, во что она ввязалась?

— Я…

— Я предпочитаю облегчать лошади процесс привыкания к седлу, а не просто выезжать ее, — протянул низкий голос прямо позади Изабель.

Итак, он приехал вовремя. Изабель обернулась и обнаружила, что льдисто-зеленые глаза изучают ее, на один из них падала вездесущая прядь светло-каштановых волос.

— Вы едва не опоздали, — проговорила она, не в силах придумать ничего более остроумного.

— Я называю это «прибыть вовремя», — ответил Уоринг. — Как вы просили… миледи.

Барбара издала приглушенный звук позади. С запозданием Изабель отступила в сторону, уже не в первый раз раздраженная тем, что ей постоянно приходится поднимать голову, чтобы глядеть в глаза мистеру Уорингу. Должно быть, он, по меньшей мере, на два дюйма выше шести футов.

Когда Барбара снова откашлялась, она пришла в себя. Внимательней, Изабель.

— Мистер Уоринг, леди Барбара Стенли.

Он наклонил голову.

— Леди Барбара.

— Мистер Уоринг. Вы служили с лордом Брэмуэллом Джонсом на Полуострове, не так ли?

Изабель постаралась скрыть раздраженную гримасу. Очевидно, ей следовало задать Барбаре свои вопросы о Уоринге.

— Это так.

— Я слышала несколько историй, которые он рассказывал. «Мушкетеры» — так назвали вас двоих и Финеаса Бромли, не так ли?

— Помимо прочего. — Его тон был вежливым, но холодным, когда он встряхнул корду, которую принес. — Леди, если вы не возражаете, то мне нужно работать.

— Конечно. — Изабель потянула Барбару назад, и они наблюдали, как мистер Уоринг прикрепил корду к недоуздку Зефир и повел ее из стойла.

Как только он прошел мимо них, Барбара схватила ее за руку.

— Боже мой, он красив, — прошептала она, пока они следовали за ним на безопасном — как Изабель надеялась — расстоянии во двор конюшни. — Я едва не упала замертво, когда обернулась и увидела, что он стоит здесь.

— Что ты знаешь о нем? — спросила Изабель таким же тихим голосом, игнорируя волнение Барбары. Она часто волновалась, особенно возле Филлипа.

— Что ты имеешь в виду — я знаю о нем?

— О его происхождении, Барбара. Помимо его лошадей.

Барбара уставилась на нее.

— Ты ведь по-настоящему не вздыхаешь о коннозаводчике, не так ли? Я имею в виду, да, он выглядит как Адонис, но он же практически простолюдин.

Практически? Изабель сделала глубокий вдох.

— Просто мои братья сходят по нему с ума, — осторожно ответила она, — и мне хотелось бы знать, почему они считают его таким бриллиантом.

Ее подруга наклонилась ближе.

— Все, что я знаю — так это то, что он внебрачный сын какого-то аристократа. Отец никогда не признал его, так что и нам всем приходится делать то же самое.

Хм. Это кое-что объясняло. Его внешность определенно говорила о благородном происхождении. И его манера говорить никоим образом не походила на речь бедного конюха.

— Ты не знаешь, кто его отец? Кем он был?

Барбара покачала головой.

— Если бы я знала, как он красив, то могла бы внимательнее прислушиваться к сплетням. — Она снова хихикнула, очевидно, забыв, что только что сделала Изабель выговор, решив что та вздыхает по Уорингу — не то, чтобы это было правдой, ради всего святого.

Изабель снова посмотрела на мистера Уоринга. Казалось, что он совершенно не замечает их, снова продолжая учить Зефир останавливаться и трогаться с места по команде. Даже на ее неискушенный, скептический взгляд было очевидно, что кобыла отвечает ему гораздо быстрее и с меньшим понуканием, чем ей требовалось этим утром. Это впечатляло, но не слишком успокаивало.

Изабель могла описать мистера Салливана Уоринг точно таким же образом. Да, он умелый тренер и выглядит просто замечательно, но ей не хотелось бы поворачиваться к нему спиной. Конечно же, когда он поцеловал ее, они стояли лицом к лицу, так что она не может слишком доверять ему и с этого направления тоже.

— Ваш дворецкий сказал, что я могу найти вас здесь, — протяжно произнес мужской голос со стороны подъездной дорожки.

Когда она начала оборачиваться, то заметила очень странную вещь — спокойный, уверенный в себе мистер Уоринг выронил корду. Мгновение спустя он наклонился и поднял ее, словно ничего не произошло. Ничего, за исключением его лица — та часть, которую Изабель могла видеть у стоящего вполоборота мужчины, побледнела. Она инстинктивно сделала шаг к Уорингу, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, но прежде, чем она смогла сделать второй шаг, на ее плечо опустилась рука.

— Я знаю, что вы не ожидали меня до семи часов, — проговорил Оливер, лорд Тилден, улыбнувшись, когда она повернулась к нему, — но я не мог устоять против шанса ненадолго заглянуть к вам. — Светло-каштановые волосы виконта, подстриженные и уложенные по последней моде, в солнечном свете отливали практически бронзой, а зеленые глаза с теплотой смотрели в ее глаза.

Его светло-каштановые волосы и зеленые глаза. Высокие скулы и патрицианский подбородок. Сердце Изабель замерло, а затем забилось в отчаянном темпе. О нет. Во что она ввязалась?

— Оливер Салливан, — произнесла она вслух, не в силах сдержать дрожь в голосе на последнем слове.

Оливер приподнял бровь.

— Оливер Джеймс Салливан, если мы следуем формальностям, — протянул он. — А мы им следуем, леди Изабель Джейн Чалси?

Она заставила себя усмехнуться.

— Боже, нет. Это просто потому, что вы удивили меня.

— Тибби показывала мне свою новую кобылу, — вмешалась Барбара, выбрав самое худшее время для этого. — Разве она не чудесна?

— О, мы можем и позже влюбленно смотреть на Зефир, — парировала Изабель, зная, что тараторит, но не в силах остановить себя. — А пока пойдемте в дом, и вы расскажете мне о том, как прошел ваш день, Оливер. Филлип сказал мне, что вы и ваш отец завтракали с Принни.

— Да, вчера.

Пока она тянула его за руку, шагая обратно к дому и едва осмеливаясь дышать, Оливер бросил взгляд через плечо. Он посмотрел еще один раз, а затем так резко остановился, что едва не уронил ее на землю. Стряхнув ее ладонь со своей руки, виконт зашагал обратно к Зефир и ее тренеру.

— Пойдемте, Оливер, — проговорила Изабель в его широкую спину. — Мне приказать кухарке испечь для нас немного печенья?

Он заметным усилием овладел собой и снова остановился.

— Да. Конечно. Пойдемте в дом. Не слишком приятно находиться здесь среди помощников конюха и мерзости во дворе.

Корда Зефир взлетела вверх. Внезапно кобыла помчалась галопом — и прямо на них. Изабель охнула, страх пронзил ее позвоночник. Оливер торопливо отступил, запоздало потянув ее за собой. В футе от того места, где они стояли, кобыла, заплясав, остановилась. Секундой позже мистер Уоринг рукой обхватил один из ремешков ее недоуздка.

— Вам нужно научиться контролировать ваше животное, Уоринг, — прорычал Оливер. — Извинитесь.

— В этом нет необходимости, — сумела выговорить Изабель, заставив себя вдохнуть воздух в легкие. Когда она подняла взгляд на мистера Уоринга, то увидела, что он смотрит на нее.

— Прошу прощения, если я испугал вас, миледи, — низким голосом произнес он. — Это вышло непреднамеренно.

Девушка крепко сжала зубы и точно с такой же силой обхватила пальцами руку Оливера, после чего кивнула.

— Давайте войдем в дом. — Ей нужно было войти в помещение прежде, чем она полностью поддастся истерике. Мчащаяся лошадь и то, что она только что узнала о Салливане Уоринге, очевидная злость между двумя мужчинами, а она где-то посередине всего этого… — Пожалуйста, давайте войдем в дом.

— Конечно, дорогая. — Обхватив рукой ее плечи, словно защищая Изабель, Оливер повел ее в дом, в то время как Барбара следовала за ними.

Во второй раз за сорок восемь часов с момента встречи с мистером Салливаном Уорингом — или в третий, если считать инцидент с поцелуем — Изабель захотелось выпить что-нибудь покрепче. Во что, черт побери, она ввязалась?


Салливан наблюдал, как трио исчезает в доме. Оливер чертов Салливан. Ухаживает за остроумной, дерзкой Изабель.

— Проклятие, — прорычал он. Зефир беспокойно дернулась рядом с ним.

Так вот о чем не сказал ему Брэм, этот проклятый змей с черным сердцем. Постепенно он снова начал осознавать шум вокруг себя, суматоху во дворе конюшни, перешептывания и жесты группы слуг у дверей.

Он не принадлежит к ним. Расправив плечи, Салливан ослабил хватку на недоуздке Зефир и угостил ее пригоршней овса из своего кармана. Когда он вернул ее на позицию в середине двора, то бросил еще один взгляд через плечо на большой дом. И к ним он тоже не принадлежит.

Если бы Салливан был одним из них, то они никогда не осмелились бы нагло обобрать его, пока он сражался на войне. По крайней мере, теперь он знал, как именно у Чалси оказалась одна из картин его матери. Без сомнения, это был подарок от дорогого Оливера.

Что все это дает ему? Судя по выражению ее лица — перед тем, как он напугал ее до полусмерти — Изабель догадалась о том, какое значение имеет имя Салливана и почему. Он нахмурился, когда снова начал водить Зефир по кругу. Как бы удивлен и раздражен он не был, ему не следовало посылать кобылу в атаку подобным образом. И не важно, что все это время корда была у него в руке. Страх леди Изабель казался заметным и неподдельным, и он уже знал это. Но подобно животному, с которым сравнил его Оливер, Уоринг разозлился и отреагировал, не подумав о последствиях.

Итак, Оливер Салливан, виконт Тилден, ухаживает за леди Изабель Чалси. И все же она не знала его, несмотря на предполагаемое очень сильное сходство с единокровным братом. И все же, даже имея поклонника, она решила сыграть с ним в эту маленькую игру-мышеловку. И все же, когда Изабель осознала, кем он, должно быть, является, она попыталась увести Оливера в дом вместо того, чтобы отойти в сторону или поощрить столкновение, как это свойственно людям ее сословия.

Хм. Итак, леди Изабель продолжала сбивать его с толку, что означало — она все еще опасна. Но если ему нужен был какой-то дополнительный стимул, чтобы остаться на службе у Изабель Чалси, то появление Оливера только что предоставило его. Любой шанс нанести удар этому надменному подхалиму просто нельзя упустить. Во всяком случае, ему никогда не удавалось противостоять такому искушению.

Салливан поработал с Зефир еще тридцать минут, до тех пор, пока не почувствовал, что кобыла начинает свыкаться и уверенно отвечает на те две команды, которые выучила. Он мог бы продвигаться быстрее, но Зефир нужно быть спокойной и уверенной в себе, двигаться настолько мягким шагом, каким он только способен научить ее. Особенно после того, что он сделал раньше.

Когда они закончили на сегодня, Уоринг сам завел кобылу в стойло, отмерил ей зерно и сено, и почистил ее, пока она ела. Пока он работал, уши кобылы дернулись в его направлении, а затем — в другую сторону. Секундой позже он ощутил легкий, но острый запах цитрусовых, и что-то, чему он не мог дать название, клубком прокатилось вниз по его позвоночнику.

— Вы все еще здесь, — заявила Изабель без преамбулы.

Он продолжал чистить лошадь.

— Вы хотите, чтобы я ушел?

— Я хочу, чтобы вы смотрели на меня, когда я с вами разговариваю.

Салливан бросил щетку в ведро и обернулся.

— Как пожелаете, миледи, — выдавил он, сложив руки на груди, и сознавая, что нет ее вины в том, что ощущает себя сегодня расцарапанным до крови.

— Так-то лучше. — Ее красивые карие глаза были устремлены на него. — Сегодня вечером меня не будет дома допоздна, и утром я буду спать подольше. По этой причине вам следует явиться сюда ровно в десять часов утра.

— Вы хотите, чтобы я вернулся? — спросил глубоко изумленный Салливан.

— У нас с вами соглашение. И я все еще пытаюсь решить, что с вами делать. — Она перевела взгляд с него на Зефир, сделала вдох и повернулась кругом.

— Мне на самом деле жаль, что я напугал вас, — проговорил он ее спине, часть его удивлялась тому, что он ощутил необходимость извиниться. Напугать ее, вероятно, было в его лучших интересах. Уоринг определенно никогда не демонстрировал собственную безобидность к чьему-то — и к ее — удовлетворению.

Девушка медленно повернулась к нему лицом.

— Да. Больше так не делайте. Это нечестно.

— Это было направлено не на вас, Изабель, — тихо ответил он. — И я не стану. Я имею в виду — больше так поступать.

Изабель сделала еще один вдох, очевидно, оценивая его. Салливан понятия не имел, что она увидела на его лице, но выражение ее собственного лица слегка расслабилось.

— Считайте, что вы дали слово, мистер Уоринг. А теперь, если вы меня извините, то мне нужно занимать гостей.

Она опять не сказала ничего про Оливера и про их так называемую связь.

— Тогда увидимся завтра утром, — произнес он настолько холодно, насколько мог.

— В десять часов.

— Точно в десять.

Уоринг наблюдал, как ее спина скрывается за широкими дверьми конюшни. Она оставила Оливера в доме, чтобы выйти и поговорить с ним. Чтобы убедиться, что он будет здесь завтра утром. Изабель Чалси неравнодушна к нему, что плохо для всех заинтересованных лиц. Что еще хуже, он сам неравнодушен к ней.

Глава 6

Хотя Барбара уехала домой, чтобы переодеться для званого вечера у Эдлингтонов, Оливер Салливан остался в Чалси-хаусе на обед, а затем предложил свою карету для сопровождения всего семейства на этот прием. Пятеро взрослых втиснулись в его экипаж, тогда как Дуглас остался у окна в гостиной наверху и строил им рожи. В кои-то веки Изабель пожалела, что она не на три года младше и не может тоже избежать выхода в свет.

Не то чтобы ей не нравилось танцевать и слушать музыку. Обычно — на самом деле, до сегодняшнего вечера — она считала их самой лучшей частью Сезона. Однако после сегодняшнего дня девушка чувствовала, что больше нуждается в тишине и достаточном времени, чтобы подумать, что же ей нужно делать дальше. Этим вечером вальсировать и улыбаться, кажется, будет слегка затруднительно.

Судя по осторожным вопросам ее отца по поводу состояния тренировки Зефир, которые он задавал во время обеда, он совершенно точно знал, что Оливер и мистер Уоринг — сводные братья, и что эти отношения натянутые, если говорить мягко. Дуглас выглядел сбитым с толку, прервав свою болтовню о последних пари, якобы записанных в книгу в клубе «Уайтс», только тогда, когда было упомянуто имя Салливана Уоринга. Филлип так же быстро переменил тему обсуждения, так что и он тоже знал правду.

Пропади оно все пропадом, почему никто не сказал ей? Изабель не знала, изменило ли бы это то, что она сделала, но подобное знание определенно уберегло бы ее, по крайней мере, от одного потрясения сегодня. А теперь она не могла задать ни одного дополнительного вопроса, которые продолжали возникать в ее сознании, потому что Оливер был с ними и, вероятно, его хватил бы удар.

Тем не менее, Изабель размышляла, что бы сказал виконт, если бы она поставила его в известность о том, что преступник, похитивший картину, которую он подарил их семье, ни кто иной, как его собственный сводный брат. Зажатая на сиденье между ним и Филлипом, девушка бросила взгляд на Оливера. С тех пор, как они ушли с конюшенного двора в дом он не бросил даже взгляда в ее направлении. На самом деле он не подавал никаких знаков того, будто знает, что его сводный брат находится на улице возле дома. Или что у него вообще есть сводный брат.

— Ты должен приехать и погостить у нас в Берлинге после Сезона, — произнес ее брат, наклонившись мимо нее, чтобы поговорить с Оливером. — Не могу дождаться, когда помчусь за лисой на своем новом гунтере.

Леди Дэршир вздохнула.

— Филлип, ты говоришь об этом животном больше, чем о… леди. Я собираюсь объявить тебя сданным в архив, если ты скоро не начнешь за кем-нибудь ухаживать. — Она раздраженно улыбнулась Оливеру. — Очевидно, мистер Уоринг выращивает просто замечательных лошадей.

— Я об этом слышал, — ответил Оливер, мышцы на его челюсти напряглись.

О Боже.

— Барбара рассказывала мне сегодня, — торопливо вмешалась Изабель, — что лорд Эйслинг собирается сегодня вечером сделать предложение леди Харриет Рид.

— Сегодня вечером? — эхом отозвалась ее мать, наклоняясь вперед? — На званом вечере у Эдлингтонов? Харри, мы должны найти место рядом с ее матерью.

— Да, дорогая. — Лорд Дэршир потрепал ее по руке, а затем обратил свое внимание на Оливера. — Ваш дом не подвергался ограблению, не так ли?

Выражение лица Оливера застыло.

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— А наш дом подвергся. Как раз две ночи назад. Тибби неожиданно появилась перед грабителем и спугнула его.

— Но не до того, как он сумел прибрать к рукам две картины, фарфоровую голубку и очень красивую хрустальную вазу, — продолжила мать Изабель. — И мне жаль говорить, но автором одной из картин была Франческа Перрис — именно ее вы подарили нам в начале Сезона.

Изабель наблюдала за Оливером так пристально, как это только было возможным без очевидной демонстрации этого. И почти сразу же она кое-что осознала. Как только он услышал новости, то немедленно понял, кто украл у них картину. Как и почему — в этом девушка не была уверена, но он знал, что это был Салливан Уоринг. Это означало, что виконт был в курсе личности Мародера из Мэйфера, но ничего не предпринял по этому поводу.

Учитывая его очевидную неприязнь к мистеру Уорингу, она понятия не имела, почему он не обратился с этой информацией к властям. Конечно же, сама она располагает точно такой же информацией и ничего не делает, но тут другая ситуация. Ей хотелось узнать, каковы его мотивы. И да, несмотря на растущее у нее чувство, что для всех заинтересованных лиц это больше чем игра, ей нравилось иметь мистера Уоринга у себя на побегушках. Изабель всегда может сообщить о нем позже, когда — если — до этого дойдет. У Оливера нет мотива, чтобы хранить секрет единокровного брата, насколько она могла видеть. Они ненавидели друг друга. Очевидно, это еще одна тайна, которую ей предстоит раскрыть. Кажется, они окружали Салливана Уоринга со всех сторон.

Как только они вошли в бальный зал Эдлингтонов, то сразу же их окружила толпа, и прошло двадцать минут перед тем, как Изабель нашла место, чтобы передохнуть. Пока девушка обмахивала лицо веером, вполуха слушая, как несколько ее подруг рассуждают о неминуемом брачном предложении, которое должно было стать сюрпризом, но о котором, очевидно, знали все, она заметила лорда Минстера. Граф стоял в обычном окружении аристократов, копна его седых волос стояла на голове дыбом, словно иголки у ежа.

Бросив взгляд и увидев, что ее мать занята тем, что старается не поздравлять леди Рид с надвигающейся помолвкой ее дочери, Изабель ускользнула от подруг и приблизилась к графу.

— Милорд? — тихо проговорила она, когда беседа о финансировании войны на мгновение утихла. — Лорд Минстер?

— Э? — Пожилой джентльмен обернулся, его серые глаза некоторое время блуждали по сторонам, прежде чем остановиться на ней. — Я вас знаю, не так ли? Леди Изабель Чалси.

Девушка сделала реверанс.

— Да, милорд. Могу я задать вам вопрос?

— Конечно. — Граф посмотрел на окружавших его мужчин. — Извините меня, джентльмены. Кое-кто более привлекательный, чем вы, хочет поговорить со мной.

Пока остальная группа гостей разразилась смешками, лорд Минстер жестом предложил Изабель следовать перед ним к ряду кресел в нескольких футах от них.

— Благодарю вас, — произнесла она, усаживаясь. — Я знаю, что это не самое подходящее время для разговоров любого рода.

— Вот почему мы должны снова и снова обсуждать одни и те же вещи на этих вечерах. Через некоторое время все знают свои реплики, даже когда вокруг слишком шумно, чтобы слышать кого-то кроме себя. Что я могу сделать для вас, миледи?

Изабель мысленно расправила плечи. Если никто другой не хочет давать ей ответы, то она сама найдет их.

— В вашем городском доме несколько недель назад была совершена кража с взломом, не так ли?

Выражение лица Минстера стало более серьезным.

— Это так. И я отдал бы пятьдесят фунтов тому, что сообщил бы мне имена этих проклятых… — Он откашлялся, его лицо покраснело. — Прошу прощения, леди Изабель. Моя покойная жена всегда говорила, что я слишком раздражительный. Я слышал, что Чалси-хаус тоже был ограблен.

Девушка кивнула.

— Да. И меня очень интересует, не скажете ли вы мне, что было украдено у вас?

— Такой прелестной юной девушке, как вы, не следует утруждать себя подобными неприятными вещами.

Проклятие.

— Я спрашиваю по поручению моего отца, — сымпровизировала она.

— Ах. Тогда я утром пришлю ему список.

Заставив себя улыбнуться, Изабель присела в легком реверансе.

— Благодарю вас, милорд. Я скажу папе.

Когда она повернулась, то сквозь толпу пробрался Оливер с двумя бокалами мадеры в руках.

— Вот вы где, — с улыбкой проговорил он. — Минстер не пытался выпросить у вас место в танцевальной карточке, а?

— Нет. Всего лишь поддержал компанию. Кроме того, моя танцевальная карта заполнена благодаря вам. — В самом деле, виконт записал себя на лучшие три танца.

Его улыбка стала шире.

— Отлично.

— Что ж, очень жаль, — протянул еще один низкий голос рядом с ней. — Полагаю, это научит меня не обольщаться.

Девушка бросила взгляд в эту сторону.

— Лорд Брэмуэлл. Если один из моих партнеров сломает палец на ноге, то вы будете первым на замену.

Мужчина отвесил элегантный поклон.

— Тогда считайте, что вы успокоили меня. — Он посмотрел на Оливера. — А, Тилден. Когда я вас увидел, то вспомнил кое-что, что видел раньше в Британском музее.

Оливер приподнял бровь, его поза была напряженной.

— И чем же это кое-что может быть?

— У них выставлена напоказ новая мумия фараона, — спокойно произнес лорд Брэмуэлл, улыбаясь. — Изображение на саркофаге очень напоминает Адониса.

— Хм, спасибо…

— А внутри, небрежно намотанные ватные бинты прикрывают заплесневелую и гнилую плоть. А тело полностью пустое внутри, за исключением старой соломы.

Оливер резко шагнул вперед.

— Извинитесь, — прорычал он.

Лорд Брэмуэлл Лаури Джонс не сдвинулся с места. Вместо этого его улыбка стала еще шире, хотя и не касалась его черных глаз.

— Мне жаль, что вы не можете перестать вдохновлять людей на то, чтобы они говорили о вас такие гадкие вещи. Вам на самом деле стоит поработать над своим характером. — Он подмигнул Изабель. — Помните: любая сломанная кость — и я торжественно появляюсь. — С этими словами он нырнул обратно в толпу.

Изабель понятия не имела, что сказать. Очевидно, что она не могла притвориться, будто не слышала этого обмена колкостями. Что удивительно, так это то, что она никогда раньше не замечала враждебности между лордом Тилденом и лордом Брэмуэллом Джонсом. И когда она поразмыслила над этим, то не смогла вспомнить, что они когда-либо общались в высшем свете. Неужели это из-за Салливана Уоринга?

Должно быть так. Она видела Уоринга и Брэмуэлла вместе на аукционе лошадей, а Барбара сказала, что двое мужчин вместе служили на Полуострове. Они друзья. И она так счастливо кружилась в собственном маленьком мирке, что никогда ничего не замечала. Кажется, она начинала понимать, что Салливан Уоринг сделал нечто большее, чем просто поцеловал ее. Он… открыл ей глаза на окраины залов, на каждый приглушенный разговор. Теперь везде появлялись вопросы, и ничто не являлось тем, чем казалось на поверхности. Даже она сама.

— Извините, что вы стали свидетелем этого, — отрывисто проговорил Оливер, взяв ее за руку и положив ее ладонь на рукав своего сюртука. — Брэмуэлл Джонс — дурное отражение изящества и любезности своей семьи, а его вкус при выборе юмора и друзей еще хуже. Я слышал, что он и герцог Левонзи почти не разговаривают.

Это вовсе не было тщательно охраняемым секретом.

— Все имеют право на собственное мнение, — осторожно ответила Изабель. — Но это не значит, что его разделяют все остальные.

Виконт снова поднял ее руку и поцеловал пальцы.

— Отлично сказано, моя дорогая. А теперь, давайте отбросим эти неприятности в сторону и потанцуем, хорошо?

— Всенепременно.

У нее все еще было очень много вопросов. Однако, достаточно странно то, что она ощущала себя более комфортно с идеей расспрашивать мистера Уоринга, чем мужчину, который ухаживал за ней в последние несколько недель. А что касается того, почему это могло произойти, что ж, это еще один вопрос.


Салливан приканчивал вторую кружку горького пива, когда Брэм наконец-то протолкался через шумную, неприятно пахнущую толпу, переполнявшую главный салон заведения «Иезавель». Обычно ему нравилось это место с его беспорядочной клиентурой. Но сегодня вечером ему не нравилось ничего.

— Я получил твою записку, — сказал Брэм, сделав знак бармену принести ему стакан.

Салливан молча достал из кармана пистолет и положил его на стол между ними.

— Наслаждайся выпивкой, — проговорил он, намеренно делая глоток из своей кружки, — потому что это она станет последней для тебя. Я только пытаюсь решить, выстрелить тебе в грудь или в голову.

— В грудь, если не возражаешь, — спокойно ответил Брэм. — Я бы хотел оставить после себя красивый труп.

— Какого дьявола ты не сказал мне, что за леди Изабель ухаживает… — Он помолчал, не желая даже произносить это имя. Словно это могло преднамеренно навлечь неудачу. — Оливер Салливан, — наконец выдавил он из себя.

— Во-первых, тебе несколько недель не терпелось вступить в противостояние с одним из Салливанов, так как они, казалось, удовлетворились тем, что забились в норы, пока ты грабил всех их друзей.

— Я не хотел вступать в противостояние там, где мне нужно следить за своим языком! — рявкнул Салливан, с такой силой опустив кружку на стол, что жидкость выплеснулась на пистолет. Замечательно. Теперь порох, скорее всего, сырой. — Не перед…

— Не перед девицей, которая тебе нравится? — вмешался Брэм.

— Она мне не нравится. Девица шантажирует меня. И это еще одна причина, чтобы я избегал откровенных разговоров перед ней, между прочим. — Он сердито глянул на друга. — И какое, черт возьми, это имеет значение, если, так или иначе она мне нравится? Она — дочь маркиза.

— А ты — сын маркиза.

Салливан фыркнул.

— Даже не притворяйся, будто ты веришь в то, что это существенно.

— Так будет, если он признает тебя.

— Чего он не сделает. Мы с тобой и раньше обсуждали это. — Он ткнул пальцем в Брэмуэлла. — И ты должен был сказать мне, крысеныш.

— Да, ты прав. Я должен был рассказать тебе про Тилдена. Извини. — Брэм оперся локтями о стол. — Однако же у меня есть кое-какие новости, которые поднимут тебе настроение, Салли.

Внимание Салливана немедленно обострилось. Он узнал этот тон голоса.

— Ты нашел еще одну мою картину.

— Нашел. И ты ни за что не угадаешь, где.

Салливан пристально посмотрел на него.

— Ты знаешь, я бы дал равные шансы на то, выстрелит этот пистолет или нет. Стоит ли нам проверить это?

— Очень хорошо, давай притворимся, что ты напугал меня ради того, чтобы узнать информацию. Но ты должен дать мне слово, что не станешь прерывать меня, пока я не закончу говорить.

— Ты собираешься говорить о том, где ты нашел картину? — скептически спросил Салливан.

— Да.

— Тогда я даю тебе слово. Никаких помех.

Брэм снисходительно кивнул.

— Ты знаешь, что сегодня днем я был вызван на аудиенцию с его светлостью. Что ж, я сидел в его кабинете, и он сообщал мне о том, что я прожигаю жизнь и нахожусь на грани того, чтобы лишиться его денег и всей семьи в целом, и мой взгляд блуждал по стене позади него. И там, мой мальчик, оказалась большая картина Франчески У. Перрис, изображающая маленького мальчика, который ловит рыбу в ручье. Мальчика, который очень сильно похож на тебя.

Салливан на мгновение закрыл глаза.

— Она называется «Мечта юного рыболова о славе», — произнес он. — Она нарисовала ее, когда мне было восемь лет.

— Интересно, как ты думаешь, неужели твой отец сделал моему подарок?

— Картина не принадлежала ему, чтобы отдавать. — В течение нескольких тяжелых ударов сердца он смотрел на друга. Месть против верности. Все это стало таким запутанным. — Это твоя семья, Брэм. Я не стану вламываться в дом твоего отца без твоего разрешения.

— Ради Бога, вламывайся. И избавься от этой идиотской бирманской статуэтки плодородия, пока занимаешься этим. Она тоже стоит в его кабинете.

Салливан с облегчением усмехнулся.

— Что-нибудь еще?

— Если те дуэльные пистолеты с серебряными ручками, которыми он угрожал мне, все еще в бильярдной, то я определенно не стану по ним скучать. Также там где-то была большая инкрустированная шкатулка с сигарами из красного дерева. Однако ими тебе придется поделиться со мной.

— Я смогу унести только небольшое количество. — Откинувшись на спинку, он допил остатки горького пива из кружки. — Почему ты не сказал мне, что у меня есть отличные шансы столкнуться с Оливером? — спросил Салливан, понизив голос. — Правду, Брэм.

— Ты все еще предлагаешь свои услуги леди Изабель? — ответил вопросом на вопрос Брэм.

— В твоих устах это звучит грязно. Да, я все еще буду тренировать для нее Зефир. Она попросила меня остаться.

— Вот как, в самом деле?

— Перестань менять тему. Почему, Брэм?

Лорд Брэмуэлл Джонс сделал глубокий вдох.

— Честно? Потому что ты раздражаешь меня.

Салливан забыл о том, что собирался сказать. Вместо этого он сосредоточился на том, чтобы сохранять бесстрастное выражение лица, не желая, чтобы Брэмуэлл увидел, насколько сильно это краткое заявление ранило его. У него было немного друзей, а Брэма он считал одним из самых близких среди них. С тех пор, как Салливан вернулся с Полуострова, Брэм и семья Фина Бромли были практически единственными представителями высшей знати, которых он мог терпеть. Если…

— Ты хотя бы имеешь представление о том, насколько ты талантлив? — вмешался в его мысли Брэм.

Он совсем не это ожидал услышать.

— Что?

— Конюшни Уоринга. Люди хвастаются тем, что владеют одной из твоих лошадей, Салливан. Я видел, как мужчины подрались во время аукциона на одного из твоих гунтеров.

— Они были пьяны, — парировал Салливан, начиная понимать, чтораздражение Брэма имеет совершенно иной источник, нежели он думал.

— Это к делу не относится, — пренебрежительно заявил Брэм. — Если ты просто перестанешь изучать происхождение людей перед тем, как продать им лошадь, то никому и никогда даже не понадобится искать другого коннозаводчика.

Салливан нахмурился.

— Я не сужу о людях по их…

— Ты не продашь никому, о ком известно, что он — близкий друг Салливанов. И не пытайся убедить меня в обратном, потому что я тебе не поверю. Поэтому я не рассказал тебе о Изабель Чалси и Оливере Салливане. А ты продал двух лошадей этой семье, и повеселился при этом.

— Она увидела меня в своем доме, недоумок. Вот почему я продал им двух лошадей.

— Именно об этом я и говорю, дурачок. Ты не знал об их связи с Оливером, а я не знал, появится ли он или нет. А тем временем ты расширил свой бизнес и получил еще одного довольного владельца лошади, который рассказывает всем, кто готов его слушать, какое прекрасное животное он получил из конюшен Уоринга.

— Итак, ты солгал ради моей пользы.

— Я пропустил кое-что ради твоей пользы. Не всех волнует твоя родословная, мой друг. Твое мастерство говорит за себя.

Салливан сгреб пистолет со стола обратно в карман и встал.

— Я знаю, что тебе нравится играть в игры с людьми, Брэм, но не надо играть в них со мной. С этого момента и впредь я рассчитываю на полную правду. А не только на удобные для тебя частицы.

С этими словами он пробрался через толпу и вышел обратно на влажные, темные улицы. Итак, он придирчиво выбирает тех, кому продает лошадей. Так это его дело. И эта неразбериха произошла только потому, что его силой вовлекли в нее. Если бы Данстон и Тилден изначально не украли его собственность, то Салливан не вломился бы в Чалси-хаус, чтобы вернуть ее, и никогда не увидел бы, не говоря уж о том, чтобы поцеловал, Изабель Чалси. В конечном счете, все вело обратно к Джорджу Салливану, маркизу Данстону. Так всегда было. И, вероятно, всегда будет.

Глава 7

Утром Изабель проснулась задолго до десяти часов. Нетвердо держась на ногах, она с помощью своей горничной сумела надеть прогулочное платье перед тем, как спуститься вниз на завтрак. Три чашки горячего, крепкого чая — и ее глаза наконец-то остались открытыми, вместо того, чтобы слипаться через каждые несколько секунд.

Никто еще не встал, и, учитывая, что они вернулись домой от Эдлингтонов около трех ночи, девушка не ожидала, что увидит кого-то из них в следующие несколько часов. Было бы здорово, если бы ее семья проспала до тех пор, пока Салливан Уоринг приедет на утреннюю тренировку и снова уедет, но она сомневалась, что ее везение продлится так долго.

Лорд Минстер, вероятно, тоже все еще спит, но Изабель не могла рисковать тем, что пропустит записку, которую он обещал прислать. Если отец увидит ее, то не поймет, в чем дело, и потом ей придется объяснять, что она ищет какие-то общие главные нити в двух ограблениях. Тогда, наверное, он отошлет ее домой в Берлинг, чтобы удержать подальше от неприятностей. Откуда же ему знать, что уже слишком поздно для этого.

Пока Изабель намазывала маслом четвертый тост, хотя едва съела второй из них, она пыталась решить, хочет ли она приблизиться к этой растущей загадке, которую представлял собой Салливан Уоринг — и как это сделать. Изабель вздохнула. Ей нравились головоломки, но в этом деле с Уорингом и вопросами, окружавшими его, ставки были намного выше тех, с которыми она обычно имела дело. И он интересовал ее далеко не только по этой причине.

У парадной двери раздался стук молотка, и дворецкий вышел из комнаты для завтраков. Минуту спустя он появился вновь, опять заняв свой пост у входа в комнату.

— Кто, ради всего святого, нанес нам визит в такую рань? — спросила она, изо всех сил стараясь изображать любопытствующую невинность.

— Лорд Минстер прислал письмо лорду Дэрширу, миледи, — ответил Олдерс.

— О, он ждал его. — Девушка вскочила на ноги, при этом едва не опрокинув тарелку себе на колени. — Я отнесу письмо ему наверх.

— Его камердинер сказал, что он все еще в постели, миледи.

— Тогда я приму на себя вину за то, что разбужу его. — Когда дворецкий не сдвинулся с места, она приподняла бровь. — Пожалуйста, принесите мне письмо, Олдерс.

На худой щеке дворецкого дернулся мускул, и он кивнул. Мужчина снова вышел из комнаты для завтраков, а затем вернулся через несколько секунд с серебряным подносом в руках, на полированной поверхности которого лежало единственное письмо.

— Благодарю вас, — нараспев произнесла Изабель, схватив сложенный лист и сунув его в карман, потому что в противном случае испытала бы искушение немедленно вскрыть восковую печать и прочитать послание. — И вы можете убирать мои приборы для завтрака. Я буду в своей спальне — после того, как доставлю папе вот это.

Олдерс кивнул.

— Очень хорошо, миледи.

Продолжая держать руку над карманом накидки, Изабель поднялась наверх. Она прошла мимо смежных спален родителей, остановившись там на мгновение — на тот случай, если кто-нибудь внизу прислушивался к ее шагам. Сосчитав до двадцати, она продолжила путь в собственную комнату и тихо закрыла за собой дверь.

— А теперь давай посмотрим, что ты мне поведаешь, — прошептала девушка, подходя к окну и выуживая письмо из кармана, чтобы сломать печать. Ее руки слегка дрожали, когда она разворачивала лист, несмотря на то, что она была больше заинтригована, чем нервничала. В конце концов, Изабель уже знала, что Салливан Уоринг — вор. Мародей Мэйфера, не меньше. Что ей хотелось узнать, так это то, что именно он украл у лорда Минстера, и почему он сделал это.

Она уселась на подоконник в нише, чтобы прочесть послание. Письмо виконта было коротким, сообщающим только, что согласно просьбе ее отца, переданной прелестной леди Изабель, он перечислил ниже предметы, которые несколько недель назад были украдены из его дома. Пара серебряных подсвечников, маленькая нефритовая статуэтка, картина Франчески У. Перрис, его новые сапоги от Хоби и простое золотое кольцо.

Еще одна картина, и того же художника. В Мэйфере все время происходят ограбления. Но даже если Изабель предположила, что две похищенные картины являются скорее совпадением, чем следом, но она также вспомнила тон голоса Салливана, когда он отказался положить картину на место. Как раз перед тем, как он поцеловал ее.

Отложив письмо в сторону, девушка подошла к гардеробу и сунула руку в шелковую сумочку, спрятанную внутри выреза самого уродливого платья — коричневого безобразия, которое она когда-то надела один раз, чтобы порадовать двоюродную бабушку, а затем предала его забвению, сослав на заднюю полку. Бросив взгляд на закрытую дверь, Изабель вытащила из сумочки черную полумаску и уставилась на нее. Почему именно эти картины? И зачем красть их?

Она провела пальцем по выступу на маске, а затем снова взяла письмо лорда Минстера, чтобы засунуть его вместе с маской в потайное место внутри уродливого платье. Да, загадки — это изумительно. Потому что ей нравится находить ответы. А человек, который сможет дать ответы именно на эту загадку, приедет в Чалси-хаус в десять часов. Ровно в десять.

Как бы ему не хотелось обсуждать себя или свой так называемый бизнес, Изабель не собиралась предоставлять ему выбор в этом вопросе. Ему не нужно знать, что все ее мысли о том, чтобы сдать его властям, рассыпались в прах. На самом деле, будет намного лучше — для нее, конечно же, — если Уоринг не узнает об этом.

За шесть минут до десяти часов она снова спустилась вниз. Дуглас и их мать уже сидели в комнате для завтраков, но Филлип и их отец, очевидно, еще спали. Отлично. Чем меньше зевак будет слоняться по конюшенному двору сегодня утром, чем лучше.

Быстро поприветствовав мать и брата, Изабель вышла из дома через заднюю дверь. Она достигла двора как раз тогда, когда мистер Уоринг въехал туда на своем громадном черном коне. Девушка вовсе не удивилась бы, если бы узнала, что этот зверь питается маленькими животными. Боже мой. Но она все равно не готова спорить на то, кто из этой пары более опасен — лошадь или всадник.


Когда Салливан въехал в конюшенный двор Чалси-хауса, он заметил леди Изабель, выходящую из дома. Увидев его верхом на Ахилле, она остановилась как вкопанная, спрятав руки за спиной в своей очаровательной, уязвимой манере. Это так не вязалось с ее острым языком. Он немедленно спешился, отдав поводья Ахилла одному из помощников конюха. Как бы мало он сейчас ни напоминал героя, ему просто не нравилось пугать женщину без всяких на то причин.

Очевидно, это относилось и к женщине, которая в настоящий момент шантажировала его. Уоринг снял куртку и бросил ее на седло Ахилла, а затем закатал рукава рубашки, приближаясь к ней.

— Точно в десять, — проговорил он, натягивая кожаные перчатки, чтобы не поддаться странному импульсивному желанию взять ее за руку, коснуться ее кожи.

— Мои поздравления вашим отлично заведенным часам, — парировала Изабель.

Не совсем оскорбление, но и не комплимент тоже. Значит, ему не стоит упоминать о том, что последние двадцать минут он заставлял Ахилла ходить шагом взад и вперед по соседней улице.

— Тогда я начну, хорошо?

— Если вы не начнете, то ваша своевременность будет довольно бессмысленной, вы так не думаете?

— Именно вы отдаете приказы, миледи. — Салливан направился к конюшне навстречу Фиппсу, который уже ждал его с Зефир и длинным хлыстом. — Я просто делаю свою работу.

— Так почему же вы здесь, мистер Уоринг?

Салливан посмотрел на нее, выгнув бровь. Так значит, она разузнала что-то про него и решила, что пришло время узнать остальное.

— Полагаю, я тренирую лошадь.

— Это не то, что я имела в виду, — парировала Изабель, следуя позади него. — К тому же, у меня есть и несколько других вопросов к вам.

— Тогда спрашивайте. Кажется, в ближайшем будущем я в вашем распоряжении.

— Вам лучше не забывать об этом, мистер Уоринг.

— Спасибо, Фиппс, — сказал он главному груму, принимая повод. — Вчера она казалась немного капризной. Сегодня мне бы хотелось больше пространства.

— Конечно, мистер Уоринг.

Как только Фиппс заставил своих людей отступить назад, а затем удалился, леди Изабель откашлялась.

— Не командуйте моими слугами.

— Я не командовал. Я попросил. — Он повернулся к ней лицом. — Перед тем, как вы начнете допрашивать меня, у меня есть вопрос для вас.

Изабель вздернула подбородок, в солнечном свете ее красивые карие глаза казались почти янтарными. Ему немедленно захотелось снова поцеловать этот изогнутый рот. Салливан одернул себя. Идиот. Что, черт возьми, с ним не так?

— Вы приобрели Зефир исключительно для того, чтобы держать меня под каблуком, или вы на самом деле намереваетесь ездить на ней?

Судя по тому, как дернулись мускулы на ее подбородке, девушка не ожидала такого вопроса. Хорошо. Он давным-давно узнал о преимуществах внезапной атаки. Салливан ждал, Зефир терпеливо стояла рядом с ним, пока она обдумывала ответ.

— Конечно же, я намереваюсь ездить на ней, — наконец заявила Изабель. — Не говорите глупостей.

— Тогда идите сюда.

Она сложила руки на груди, что привлекло его внимание к этой части тела. Ее груди, кажется, как раз правильного размера; Брэм был известен тем, что говорил: все, что не помещается в ладони — это лишнее.

— Я отдаю приказы, — заявила девушка. — А не вы.

— Тогда, пожалуйста, подойдите сюда, миледи, — исправился Салливан, отметив, насколько ему помогает то, что он научился терпеливо работать со своевольными созданиями. Интересно, осознает ли Изабель, что ему нужно догадываться о ее намерениях в такой же степени, как и ей, кажется, хочется разобраться в его.

— Нет.

— Если я не причинил вам вреда до сих пор, Тибби, то вы можете быть совершенно уверены, что я этого не сделаю. Просто протяните руку.

— Нет. И в том, что касается вас, меня зовут леди Изабель. Или миледи.

Решив, что ее протест — это просто тактика проволочек, Уоринг проигнорировал его, переведя взгляд с нее на Зефир. Кобыла представляла собой прекрасное животное, но она — не лошадка для пугливого всадника. Это несправедливо для них обеих. Мужчина предположил, что ему могло бы помочь, если бы он узнал, что именно так пугает Изабель, но обо всем по порядку. Если она не сделает ни единого шага вперед, он заберет лошадь обратно и предоставит ей возможность искать другой способ шантажировать его до тех пор, пока они оба не удовлетворят свое любопытство.

Переместив руку с повода на ремень уздечки под подбородком кобылы, Салливан крепко взялся за него. Затем он положил правую руку на плечо лошади.

— Встаньте позади меня и положите ладонь мне на плечо, — проговорил он.

— Это кажется бессмысленным.

— Вашу правую руку на мое правое плечо, пожалуйста.

Изабель раздраженно вздохнула — или, во всяком случае, таким выглядело ее намерение — а затем встала прямо позади него. Ее юбки коснулись его ног сзади, а потом тепло коснулось его плеча через грубый хлопок рабочей рубашки.

— Довольны?

— Я на пути к этому, — ответил Салливан. Каждый нерв в его теле, казалось, настроился на это единственное пятно тепла. Даже его дыхание замедлилось.

— Теперь переместитесь к моему локтю.

— Мистер Уоринг, это…

— Пожалуйста.

Ладонь леди Изабель скользнула вниз к его локтю, легкое прикосновение напоминало ласку. Возбуждение пробежало по его позвоночнику. Господи Боже.

— Что-нибудь еще? — спросила она, ее дыхание возле его плеча заставило Салливана задрожать. — Может быть, вы хотите, чтобы я пришила пуговицу, или почистила вам сапоги.

Он переступил с ноги на ногу, чтобы скрыть свое волнение, точно так же, как болтовня служила прикрытием для ее неловкости. Изабель не позволяла ему назвать себя по имени, а ему не хотелось продолжать пользоваться ее титулом.

— Теперь на мое запястье, милая.

Так как он закатал рукава почти до локтя, то не был уверен, что девушка подчинится, но с еще одним, даже менее спокойным вздохом, она слегка сместилась вправо и провела ладонью по его голой руке к безопасному месту на перчатке. К этому времени Уоринг мог бы решить, что она намеренно дразнит его, но так как Изабель очевидно нервничала, то он оставил это без комментария.

Все же хорошо, что она стояла позади него, потому что в противном случае Салливан, вероятно, сделал бы что-то глупое, например, вдохнул цитрусовый запах ее волос. Так как рука Изабель была короче, чем у него, то он слегка согнул ее. Даже в таком положении они стояли слишком близко друг к другу. Если бы лошадь не являлась их очевидной целью, и они не располагались посреди двора, то им никогда не сошло бы это с рук.

— Положите ладонь поверх моей, — проинструктировал Уоринг.

— Вы не собираетесь обмануть меня и забросить ей на спину, ведь нет?

— Нет. Она не готова к этому. — Как и сама девушка, вообще говоря. — Никакого обмана.

После долгого колебания она положила ладонь поверх его обтянутой перчаткой ладони. Салливан пожалел о том, что не оставил перчатки дома, но вероятно, все же лучше то, что это не произошло. Он замер, осознав, что ее щека касается его плеча, а левой рукой она для равновесия схватилась за его рубашку сзади.

— Что теперь? — прошептала Изабель.

— Я собираюсь переместить ладонь вдоль ее ребер. Оставайтесь со мной.

Ее ладонь слегка задрожала, но она подчинилась. Они повторили это движение дважды, а затем Салливан снова замер, остановив руку на середине бока Зефир.

— Чувствуете, как она дышит?

— Да.

— Если я останусь на месте, сможете ли вы положить ладонь рядом с моей?

Ее дыхание прервалось.

— Завтра, — неуверенно прошептала девушка. — Я сделаю это завтра. Если вы будете стоять рядом со мной.

— Буду. — В этот момент он ощущал себя готовым сразиться за эту привилегию со всем Семнадцатым полком Бонапарта.

Урок, похоже, был окончен, но Изабель не отодвигалась от него, ее маленькая рука лежала поверх его ладони. Салливан мог поклясться, что ее щека потерлась о его плечо. Каждый мускул и каждая кость в его теле ныли от необходимости стоять так неподвижно, когда все, что ему хотелось — это обернуться и схватить ее в объятия. Он боялся пошевелиться. Всего лишь слегка переступить с ноги на ногу, и…

Зефир фыркнула и топнула копытом. Изабель немедленно охнула и отскочила назад. Поморгав, Салливан сосредоточился на том, чтобы потрепать кобылу по боку, до тех пор, пока не сможет вполне удостовериться в том, что не бросится на леди Изабель. Затем он обернулся.

Ее старший брат, Филлип, лорд Чалси, стоял на краю конюшенного двора. Проклятие. Слегка кивнув ему, Салливан поднял длинный хлыст, который отбросил в сторону.

— Вы сделали все очень хорошо, миледи, — произнес он, направляя Зефир к другой стороне двора.

Девушка откашлялась.

— Спасибо за то, что не дразните меня, — сказала она, следуя за ним на безопасном расстоянии.

Он пожал плечами.

— Вы столкнулись с чем-то, что пугает вас. В этом нет ничего, из-за чего можно было бы вас дразнить. — Встряхнув поводом, он велел Зефир двигаться шагом.

— Кто для вас Франческа Перрис?

Салливан застыл. Черта с два. Сколько у нее ушло времени, чтобы выяснить это — три дня? А он заставил остальной высший свет — за исключением Брэма и двух людей, которых он хотел поставить в известность — без толку суетиться в последние шесть недель. Конечно же, у леди Изабель Чалси было преимущество в том, что она видела его лицо.

— Я ожидаю ответа, мистер Уоринг.

Вот почему ему с самого начала следовало вести себя с ней холодно, отстраненно и угрожающе, вместо того, чтобы целовать девушку и убегать без маски. А всего лишь пять минут назад он поклялся, что никогда не причинит ей вреда. Быть злодеем в этой пьесе — если именно им он стал — было бы намного легче.

— Вперед, Зефир. Рысью. — Побуждая Зефир бежать рысью, Салливан поворачивался вокруг своей оси, Изабель не отставала от него.

— Знаете, я смогу узнать об этом, — продолжила она. — Предполагаю, что Оливер знает, кто…

— Она моя мать, — отрезал он. — И не угрожайте мне Оливером Салливаном, если не хотите, чтобы я воткнул в него нож.

— Он ваш брат!

— По непроверенной информации, у нас один отец. Он мне не брат.

На мгновение девушка замолчала, и он подумал, что, возможно, наконец-то сумел отпугнуть ее так, чтобы она оставила его в покое. Салливан ждал, но она не отошла назад. Ну-ну. Очевидно, если не считать лошади, ее совсем ничего не пугало. Даже он сам.

— Значит, ваша мать — художница, — наконец проговорила Изабель.

— Была художницей, — поправил он. — Она умерла год назад.

— Мне очень жаль.

— И мне тоже. — Уоринг изменил натяжение повода. — Шагом, — скомандовал он, легко коснувшись передней ноги кобылы. Подпрыгнув, лошадь остановилась, а затем снова продолжила двигаться шагом. — Хорошая девочка, — прошептал он. Совсем неплохо для первой попытки.

— И ваш отец на самом деле лорд Данстон.

Проклятие. Она словно собака с костью.

— Оставьте это, — произнес он вслух.

— Нет. Я разгадываю вас.

Салливан бросил на нее взгляд через плечо.

— Думаю, что это потребует значительных усилий ради очень ничтожной награды.

— Вы старше, чем Оливер?

— Вы когда-нибудь занимаетесь собственными делами?

— Мое дело — это вы. Я шантажирую вас, помните?

Господи Боже. Он вздохнул, его веселье почти сравнялось с раздражением.

— Я на девять месяцев младше.

— Должно быть, вы ненавидите их, — тихо проговорила Изабель. — Расти, зная…

Он фыркнул.

— Пять месяцев назад мысли о них почти не приходили мне в голову.

— Почему это? Я имею в виду, очевидно, что лорд Данстон не признал вас. Так…

— Тпру, Зефир. — Оставив кобылу стоять и все еще злясь на себя за то, что не испытывал желания отпугнуть Изабель, он зашагал к ней. — Мои секреты в обмен на ваши, — прошептал Салливан.

Изабель отступила на шаг.

— Что?

— Вы меня слышали.

— У меня нет секретов. — Она сложила руки на груди. — За исключением того, что я храню из-за вас.

— И вы наслаждаетесь этим секретом, не так ли?

Ее щеки покраснели.

— Прошу прощения?

— Люди, которым не нравятся секреты, не хранят их, и они определенно не изучают их.

— Я…

— Если вы завтра сумеете прикоснуться к Зефир, — прервал он, зная, что уже выиграл очко, — я кое-что расскажу вам о себе. Чем больше прогресса вы достигнете с ней, тем больше узнаете обо мне.

Изабель сердито посмотрела на него, ее взгляд скользнул к кобыле, а затем обратно на него.

— Что, если эта информация, как вы говорите, не стоит усилий?

— Полагаю, это вам решать.

— Я могу заставить вас рассказать мне все прямо сейчас, — продолжила она, принимая вызывающую позу, которую уже демонстрировала ему раньше.

— Только если я вам позволю. — В большинстве случаев Салливан так же хорошо разбирался в людях, как и в лошадях. Он пока не до конца разобрался в Изабель, но был совершенно уверен в этом вопросе. — Вы можете попытаться, конечно же. Но это будет означать, что вы откажетесь от своей власти надо мной, Изабель. И я думаю, что мы оба знаем: вы не хотите, чтобы это произошло.

Когда она поджала губы, взгляд Салливана опустился к ее рту. Неожиданно он задумался, целовал ли ее когда-нибудь Оливер. Внезапный гнев и досада прокатились по его позвоночнику, и он стиснул зубы. Она — дочь маркиза. Что делал или не делал Оливер, не имеет никакого значения, потому что Оливер Салливан имеет все права ухаживать за ней. А Салливан Уоринг всего лишь тренирует для нее лошадь.

— Тогда возвращайтесь к работе. И я для вас все еще леди Изабель, — проговорила она, направляясь туда, где теперь стояли и наблюдали оба ее брата. Значит, по всей видимости, она пришла к тому же выводу. Он может быть уважаемым заводчиком лошадей, но все равно при этом он по колено в навозе.

Отлично. Так или иначе, но какого дьявола его заботит это, пока девушка хранит молчание по поводу его ночного визита в ее дом в начале недели?

— Как пожелаете. — Отдав команду и щелкнув хлыстом, Уоринг снова послал Зефир вперед. Его это не волнует. Нисколько. И если Изабель больше никогда не приблизится к лошади, то он все равно сделает то, для чего его наняли. Ничего меньше, и, черт побери, ничего больше.

Двадцать минут спустя Салливан завел Зефир обратно в стойло. Отказавшись от многочисленных предложений со стороны помощников конюха, он сам накормил и напоил кобылу. В собственных конюшнях у него были работники, выполнявшие такие рутинные действия как эти, но он обнаружил, что ничто не способствует вдумчивым размышлениям, как кормление и чистка лошади.

— Вы рисуете?

Он вздрогнул, настолько близко Изабель оказалась позади него. Чтобы скрыть это движение, он снова провел щеткой по гриве Зефир.

— Конечно, я рисую, — проговорил Салливан, продолжая стоять спиной к девушку, которая должна была стать его заклятым врагом, но вместо этого она нравилась ему — даже несмотря на плохой вкус в выборе поклонников. — Каждый вечер между выгребанием навоза из конюшни и починкой седел.

— Ничего вы не выгребаете. И я задала вам вежливый вопрос. Пожалуйста, дайте мне вежливый ответ.

Салливан поднял ведро и щетку и вышел из стойла, заперев его за собой.

— Это приказ, миледи?

— Если… если бы я отдала бы вам приказ, то только ради того, чтобы вы снова поцеловали меня.

С громко стучащим сердцем он повернулся к Изабель.

— Что?

— Вы слышали меня, мистер Уоринг.

Румянец на ее щеках сделался гуще, ее дыхание участилось, несмотря на надменное выражение на лице. Быстро оглядевшись, чтобы удостовериться, что внутри конюшни никого нет, мужчина уронил ведро. Она подпрыгнула от этого звука. Салливан проигнорировал ее движение, вместо этого стянув одну за другой тяжелые рабочие перчатки и швырнув их на край ведра.

Он все утро мечтал прикоснуться к ней. Шагнув вперед, Уоринг обхватил ладонями ее гладкие щеки, запрокинул ее лицо вверх и накрыл ртом ее губы.

У нее был вкус чая и тоста. За всю жизнь ничто и никогда так не опьяняло его. Ее руки запутались в манишке его рубашки, притягивая его ближе, погружая его в ощущения. Салливан дразнящим движением раздвинул ее губы, погрузившись глубже в ее мягкость и тепло.

Стон Изабель заставил его прийти в себя. Тяжело дыша, Салливан оторвался от ее рта. Ради Бога, они стояли посреди треклятой конюшни. Конюшни, принадлежавшей ее семье. Кто угодно мог увидеть их. И потом ему пришлось бы узнать, что существуют гораздо худшие вещи, чем быть пойманным на воровстве у аристократов. А именно, когда тебя ловят на воровстве добродетели их дочери.

Отцепив ее руки от своей рубашки, он отступил назад.

— Надеюсь, что это доставило вам удовольствие, миледи, — сумел выговорить он грубоватым тоном. Уоринг всего себя ощущал грубоватым, неотесанным. Ему хотелось вытереть рот рукой, но ему пришлось бы тереть намного сильнее, чтобы избавиться от желания к ней.

Изабель откашлялась.

— Во всяком случае, это было намного лучше, чем в прошлый раз, — ответила она, ее голос был таким же нетвердым, как и у него.

То, что было в последний раз, не стоит игнорировать. Салливан встретился с ней взглядом.

— Рад услужить вам, миледи.

Глава 8

Изабель ожидала встречи с Оливером Салливаном на приемах в высшем обществе. Ведь он — виконт, законный сын и прямой наследник маркиза Данстона. Даже если бы он не ухаживал за ней в последние несколько недель, они все равно вращались в одних кругах.

Он и его семья были всеми любимы и уважаемы, Салливаны часто служили отличным примером того, как должны вести себя аристократические фамилии. Лорда Данстона превозносили за его джентльменское поведение и идеальную преданность жене Маргарет.

Ей нравился Оливер, его очарование, почтительное отношение и уверенность в себе. Однако, Бог свидетель, что с ее дебюта Изабель преследовали мужчины, которые искали себе жену, и, честно говоря, она не чувствовала к нему ничего большего, чем к любому другому. При обычном развитии событий, он, вероятно, сделал бы ей предложение через несколько недель, а она поблагодарила бы его за любезность и сказала, что не планирует выходить замуж до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год.

Появление в ее жизни Салливана Уоринга сделало все… иным. Мистер Уоринг не только оказался неожиданным, но его присутствие превратило в ложь некоторые вещи, которые Изабель считала правдой. Салливаны не являлись тем идеальным портретом, который демонстрировали миру. А она, любившая и восхищавшаяся родителями и братьями, может скрывать правду и лгать ради преступного, несовершенного незнакомца. Она смогла целовать его, и хочет поцеловать его снова — даже зная, что он несет с собой неприятности и хаос.

И Изабель никогда не получала такого удовольствия от жизни, как в эти несколько дней с тех пор, как столкнулась с ним. Но в этом было нечто большее. Происходили более масштабные и значительные события, хотя и благодаря случайности, но она ощущала себя частью их. Возможно, именно поэтому ей и захотелось так отчаянно все выяснить.

— Ты выглядишь очень серьезной, Тибби, — проговорил ее отец, заходя в утреннюю комнату, чтобы забрать часть своей корреспонденции.

— Я просто задумалась, — ответила девушка, поморгав и попытавшись собрать вместе блуждающие мысли.

— О чем-то в особенности?

— Насколько хорошо ты знаешь лорда Данстона?

— Довольно хорошо, как ты уже осведомлена. — Он нахмурился. — Это из-за Оливера? Или из-за мистера Уоринга? Тебе не стоит забивать этим себе голову.

— Я не знаю, из-за кого это в точности, — призналась Изабель. — Я просто пытаюсь увязать то, что знала раньше, с тем, что выяснила недавно.

— Ах. Что ж, полагаю, все совершают ошибки. Я еще не встречал никого, кто может похвастаться абсолютной безупречностью.

Она улыбнулась.

— Кроме меня, конечно же.

— Что ж, конечно. Я считал, что это само собой разумеется. — Поцеловав ее в лоб, он снова направился к двери.

— Папа, почему бы лорду Данстону не признаться, что у него есть еще один сын? Это очень сильно облегчило бы жизнь Салливану. Мистеру Уорингу, я имею в виду.

— Это дело более запутанное, чем просто желание облегчить жизнь. Речь идет о принципиальности и семейных обязательствах, ветвях наследования… — Он умолк. — Откровенно говоря, Данстон — не первый аристократ, который произвел на свет побочного внебрачного отпрыска. Он гордится тем, как прожил свою жизнь. Стоит ли наказывать его за то, что он сделал одну ошибку?

Ошибка. Изабель едва ли считала, что произвести на свет ребенка — это то же самое, что наступить кому-то на ногу. Особенно когда Данстон выставлял себя образцом благопристойности и честности. Однако она не сказала об этом вслух. Ее отец не хотел обсуждать это дальше, и девушка подозревала, что ей все равно не понравились бы его ответы. Только не тогда, когда она вмешалась в самую середину дела об очень спорном правовом обосновании.

Лорд Дэршир сделал шаг назад, вернувшись в комнату.

— Такова жизнь, моя дорогая. И я надеюсь, что ты все еще собираешься покататься с Оливером; очевидно, что он не виноват в этом, и не важно, что ты в настоящий момент думаешь о Данстоне.

— Я собираюсь на прогулку с Оливером, — подтвердила она, еще раз улыбнувшись и кивнув.

— Отлично. Я не потерпел бы мистера Уоринга здесь, если бы у него не было несравненной репутации в обращении с лошадьми, и ты не сказала бы, что хочешь научиться ездить верхом. Во всей Англии не найдется никого, кто лучше подходил бы для выполнения этой задачи.

— Спасибо, папа.

Как только ее отец снова вышел из комнаты, Изабель снова устремила невидящий взгляд в окно. Нет, ни в чем из этого Оливер не был виноват. Ему исполнилось всего лишь восемь месяцев в тот момент, когда родился Салливан. Но и Салливан не был ни в чем виноват. И все же эти двое, очевидно, рассматривали друг друга в качестве смертельных врагов.

Как члену аристократического общества, ей следовало бы выражать поддержку Оливеру. Но хотя девушка и размышляла, почему лорд Тилден не устроил арест Салливана, когда очевидно знал личность Мародера из Мэйфера, ее любопытство и растущий интерес были направлены на мистера Уоринга.

Но враждебность между этими двумя означала, что ей, вероятно, не следовало просить — или приказывать — Салливану целовать себя. Но Изабель сделала это, а он подчинился, и ее сердце ускоряло ритм всякий раз, когда она думала об этом. Боже мой. В первый раз она была испугана и взволнована. Однако в том поцелуе, вероятно, скрывалось нечто большее, чем просто желание поразить ее до потери голоса, пока он скроется в ночи. А этого поцелуя она жаждала. Девушка думала о нем четыре дня. И он не разочаровал ее.

Внизу в вестибюле открылась парадная дверь и при звуке голоса Оливера она встала, чтобы позвать горничную. Минутой позже в дверном проеме утренней комнаты появился Оливер.

— Доброе утро, Изабель, — проговорил он, улыбаясь. — Вам всегда следует носить зеленое; этот цвет вам очень идет.

Девушка сделала реверанс, радуясь тому, что сумела устроить его визит в то время, когда Салливан отсутствовал.

— Благодарю вас, Оливер, хотя я думаю, что через некоторое время я начну ощущать себя так, будто я слегка напоминаю мох.

— Но при этом вы будете выглядеть такой же драгоценной, как изумруды.

После этих слов они отправились кататься, и Оливер помог сначала ей, а затем ее горничной забраться в свой двухколесный экипаж, а затем направил коней в Гайд-парк. Салливан вернется в три часа на дневную тренировку Зефир, и ей надо вернуться задолго до этого.

Отец сказал, что ей следует выказывать активный интерес к тренировке лошади, если она хочет сохранить Зефир, и это обеспечивало удобный предлог для того, чтобы не спускать глаз с мистера Уоринга. Хотя предлог ли это? Потому что начинало казаться, что наблюдение за тренером лошадей становилось все меньше связано с тем, что он является Мародером из Мэйфера, и все больше — с тем, что он интересный, опасный… и отличается от всех остальных, с кем она когда-либо встречалась. И это ее собственный секрет.

— Я хотел бы попросить вас об услуге, — произнес Оливер, направляя экипаж по главной дорожке парка.

Изабель встрепенулась. Не отвлекайся.

— Конечно.

— Я знаю парня, который тренировал победителя в Дерби два года назад. Вы примете мой совет и наймете его, чтобы продолжить тренировку вашей кобылы?

Ее охватило внезапное раздражение, но девушка заставила себя помедлить несколько мгновений, чтобы обдумать ответ. Изабель не нравилось, когда ей указывали, что делать, не важно — вежливо или нет, но она также понимала, что не знает всех деталей жизни и поведения Салливана, и поэтому должна действовать осторожно.

— Я заплатила дополнительные деньги за услуги мистера Уоринга, — ответила она с обычной обаятельной улыбкой. — И мой отец с братом пока одобряют результаты.

— У Тома Барретта превосходная квалификация, — настойчиво проговорил Оливер. — И я позабочусь о любых дополнительных расходах.

Вздохнув, Изабель покачала головой.

— Я не хочу ездить на скаковой лошади. — Одна мысль об этом заставляла ее содрогнуться. — Это деловое соглашение, Оливер. Ничего больше. — И ей не хотелось быть обязанной чем-то Оливеру, потому что позже это может доставить неприятности.

Но ее отношения с Салливаном переросли в нечто большее, чем просто деловое соглашение. Просто она не могла рассказать об этом кому-то еще. Ни про кражи — и тем более ни про поцелуи. Первое погубит Салливана Уоринга, тогда как второе уничтожит их обоих.

— Мне не нравится, что он околачивается возле вас, — заявил Оливер посреди ее размышлений.

— Он околачивается возле конюшни, а не возле меня.

Оливер натянул поводья, остановил гнедую упряжку и повернулся к ней лицом.

— Не доверяйте ему, Изабель. Я вас умоляю. Он безжалостен и хитер. И простолюдин, что бы он там ни говорил.

Ее раздражение увеличилось.

— Ради всего святого, Оливер, мистер Уоринг ничего не говорит, за исключением того, что относится к лошадям. Вы ведете себя так, словно ревнуете или что-то в этом духе. Это вам не к лицу.

Он фыркнул.

— Ревную? К незаконнорожденному заводчику лошадей? Не думаю. — Оливер прищелкнул языком, и упряжка снова тронулась с места. — Мне просто жаль любую приличную женщину, которая без предупреждения встретится с ним.

Изабель сделала глубокий вдох. Так как она была решительно настроена разгадать Салливана, то Оливер, вероятно, стал бы замечательным источником информации. Если девушка опробует его, то ей придется действовать с осторожностью и не позволять виконту узнать, что выяснила она — мистер Уоринг тот самый вор, который досаждает обитателям Мэйфера. Однако не только необходимость соблюдать осторожность заставила ее колебаться. Что бы Оливер не рассказал ей о Салливане, это будет плохим. Согласно ее плану по раскрытию тайн, Изабель нужно было услышать это. Но хотелось ли ей на самом деле узнать об этом?

— Оливер, так как моя семья наняла мистера Уоринга, то я была бы очень признательна, если бы вы подробно рассказали о вашем беспокойстве насчет него.

— Я полагаю, что это очевидно, — ответил он. — Где никому не известный человек раздобыл средства, требующиеся для того, чтобы начать дело по разведению чистокровных лошадей?

С помощью тяжелой работы, немедленно подумала Изабель, но, конечно же, она не могла произнести этого вслух. Некоторым людям нужно зарабатывать себе на жизнь, в отличие от аристократов.

— Вы думаете, что он отнял у кого-то деньги? — спросила она, стараясь не упоминать Мэйфер или мародерство.

— От него всего можно ожидать. Что вы ждете от кого-то, с кем никто не желает общаться, кроме как по делу?

— Почти все уважают мистера Уоринга за его работу.

— Ха. Вы можете заметить, что у меня нет лошади из конюшен Уоринга.

Хм. Интересно, было ли это его решением, или решением Салливана.

— Если вы подозреваете его в незаконных поступках, то почему не сообщите о нем представителям власти?

Оливер шумно выдохнул.

— Есть вещи, которые джентльмену делать не пристало, — нахмурившись, возразил он. — Я предпочитаю думать, если дать этому негодяю достаточно длинную веревку, то он повесится сам.

Повешение. Она угрожала этим Салливану, но когда Оливер заявил об этом, Изабель осознала, что дело не только в том, что виконт предпочел бы увидеть, как это случится, но что существует реальная возможность того, что Салливан Уоринг будет повешен. Оливер, несмотря на заявленное им намерение оставаться в стороне и наблюдать, легко смог бы сделать так, чтобы это произошло. И если Изабель хочется совсем другого, то было бы лучше, чтобы у нее была для этого веская причина.

В конце концов, виконт знает Салливана Уоринга намного дольше, чем она. Если бы она услышала мнение Оливера о Салливане до того, как столкнулась с ним во время кражи с взломом в ее доме, то, вероятно, она без колебания отправила бы его в руки властей. Было бы глупо не сделать этого. Однако теперь то, что было сложным, оказалось запутанным до такой степени, что Изабель почти ничего не могла понять в этой паутине.

Ей нужно узнать больше секретов Салливана Уоринга. И лучше всего сделать это в то время, когда Изабель доверит ему обеспечивать ее безопасность — когда она будет прикасаться к лошади.


— Сэмюэл, я хочу, чтобы ты сегодня утром доставил Гектора к лорду Брюстеру, — приказал Салливан, закончив седлать Ахилла. — И напомни ему, что он подписал контракт. У него есть две недели. И, не взирая на то, понесет одна из его кобыл или нет, он должен нам сто фунтов.

Грум кивнул.

— Сказать прямо или намекнуть, сэр?

Салливан усмехнулся.

— Намекнуть. Прежде лорд Брюстер никогда не пытался обмануть меня. Я просто не хочу потом иметь дело с неприятными сюрпризами. — По ту сторону луга загрохотал гром, и он выглянул в открытые двери конюшни. — Скажи ему, что если погода помешает Гектору, то мы дадим ему еще один день бесплатно.

— Будет сделано.

— Отлично. Я вернусь примерно через два часа. Перед тем, как уедешь, скажи Холиуэлу завести внутрь пару гнедых для Гилроя. Я хочу, чтобы лошадей обсушили и вычистили перед тем, как он появится, чтобы забрать их.

— Не беспокойтесь.

Ему нужно было позаботиться еще о полусотне других дел, но когда Салливан вскочил в седло и рысью направил Ахилла в сторону Мэйфера, на первом плане в его сознании оказалась встреча с Изабель. Странно, что за относительно короткий отрезок времени она стала центральной фигурой в его жизни. Конечно, во многом это произошло потому, что девушка настойчиво шантажировала его, даже несмотря на то, что оба они отлично понимали: она не собирается отправлять его в тюрьму.

Вчера днем она держалась на расстоянии, но у Салливана возникло ощущение, что это было во многом из-за присутствия младшего брата, чем из-за того, что ей не хотелось снова поцеловать его. Он определенно хотел снова поцеловать ее. И это далеко не все, что он мечтал сделать с ней.

К несчастью, каково бы не было отношение Салливана к аристократии в целом, погубить красивую юную девушку благородного происхождения никогда не импонировало ему — и особенно в том случае, когда эта девица на самом деле интересовала его. Он встречался с достаточно большим количеством леди из сословия пэров, прекрасно понимающих все последствия и иногда даже с кольцом на пальце, но никогда не находил их более соблазнительными, чем любых других женщин в мире.

Его забавляло, что леди и те джентльмены из общества, кто больше всего понимал толк в лошадях, практически боготворили его умения и знания в обращении с животными — но если только Данстона или Тилдена или кого-то другого из Салливанов не было рядом. В этом случае он превращался в невидимку. Как жаль, что он не может выступать с этим трюком на ярмарке.

Или, скорее, его забавляло это до возвращения с Полуострова. С тех пор это только служило напоминанием о лицемерии и тщеславии людей, с которыми он имел дело. Было лишь несколько исключений — например, Брэм, и виконт Куэнс, старший брат Фина Бромли. И Изабель Чалси.

Насчет этой последней он, вероятно, обманывается, но ведь она уже дважды поцеловала его. И во второй раз это была ее идея, и произошло это после того, как Изабель узнала, что они с Оливером Салливаном — единокровные братья.

Снова прогремел гром. Ахилл метнулся в сторону и заржал, но Салливан натянул поводья и потрепал лошадь по шее.

— Это всего лишь шум, мальчик, — успокаивающе проговорило он.

Облака разразились дождем. Серое покрывало холода и влаги сомкнулось вокруг него. И над ним.

— Шум и дождь, — исправился Салливан, натягивая шляпу пониже на глаза и одной рукой придерживая вокруг себя плащ. — Чертовски бодрит, не так ли, парень?

Когда он добрался до Чалси-хауса, то промок до костей. По крайней мере, он прибыл ровно в десять часов — снова вовремя. Во дворе конюшни хорошо работала дренажная система, но все равно было грязно. Ну что ж. Лошади не возражают против этого, и сам дьявол знает, что ему приходилось преодолевать и худшее. Во всяком случае, ради ее будущей наездницы, Салливан хотел, чтобы Зефир привыкла к различным поверхностям.

— Доброе утро, мистер Уоринг, — произнес Фиппс, встретив его у главных дверей конюшни. — Я подумал, что, возможно, вы сегодня пройдете стороной, с нашей-то чудесной погодой.

Улыбаясь, Салливан пожал плечами.

— Похоже, что завтра дождя не будет, а сейчас я уже не смогу промокнуть сильнее.

Грум усмехнулся.

— Я это слышал. Позабочусь для вас об Ахилле.

— Благодарю.

Схватив запасное одеяло, он положил его поперек спины Зефир и привязал перед тем, как вывести ее наружу. Кобыла даже не повела ухом, когда, гарцуя, вышла под дождь. Отлично. Сегодня — одеяло, завтра — мешок с зерном, и где-то через пару дней — седло.

Салливан несколько минут поводил ее легким галопом на конце повода — Зефир очень хорошо перенесла то, что ее держали в конюшне, и с ней будет легче работать, как только она растрясет свое приподнятое настроение. Задняя дверь Чалси-хауса оставалась плотно закрытой из-за погоды, так что он предположил, что с таким же успехом может приступить к работе. И неужели это разочарование пронзило его грудь? Это всего лишь глупость.

— Мистер Уоринг?

На первом этаже дома распахнулось окно. Насколько Салливан помнил послесвоего визита поздней ночью, там располагалась уютная гостиная. Однако это не имело значения, так как леди Изабель, с распущенными по плечам белокурыми волосами, напоминающими мягкие золотые нити, сделала ему знак приблизиться.

— Доброе утро, миледи, — проговорил он, приподнимая промокшую шляпу с влажных волос.

Ее взгляд быстро опустился к его рту.

— Знаете, вам не нужно было приезжать этим утром.

— Это всего лишь дождь. И животному, начавшему тренировки, не слишком хорошо пропускать день занятий.

— Вы очень преданны своему делу.

Салливан улыбнулся.

— Вы там одна?

— Да.

— Тогда я выполняю условия моего шантажа. Но не думаю, что вы рискнете выбраться сюда, чтобы сделать то другое дело.

— Другое дело?

— Касающееся обмена секретами. Или информацией, так как вы утверждаете, что у вас их нет.

— Я не собираюсь выходить в такую погоду, — возразила девушка, с преувеличенным ужасом указывая на улицу. — Я простужусь до смерти!

На мгновение Салливан задумался, чего она боится больше: погоды или погладить лошадь. Затем Изабель перевела взгляд ему за спину, туда, где Зефир ржала и пританцовывала в луже, вскидывая голову. Ага. Значит, определенно, лошадь.

— И что такого забавного в том, что я подхвачу простуду, мистер Уоринг? — требовательно спросила она.

Он и не осознавал, что улыбается.

— Мои извинения. Я не ожидал, что ваша решимость докопаться до самой глубины… хм, моей персоны, может быть так легко подмочена, — сымпровизировал Уоринг.

— Она не подмочена. Просто отложена. И я буду наблюдать за вами из окна, так что не думайте совершить что-то безнаказанно.

Салливан склонил голову.

— Я и не думал о том, чтобы плохо вести себя, милая. Тем более без вас.

Пока Изабель в тепле и сухости сидела у окна, потягивая, судя по запаху, мятный чай, он заставил Зефир двигаться по кругу, сначала по часовой стрелке, а затем в другую сторону. Салливан изо всех сил старался сконцентрироваться, но каждая его клеточка знала, что она наблюдает за ним. От этого у него учащалось дыхание, и вставали дыбом волоски на предплечьях.

— Когда я поеду на ней верхом, — крикнула девушка через окно, — то Зефир сможет бежать только по кругу?

— Она также сможет выписывать восьмерку, — ответил он через плечо, пытаясь игнорировать ее замечания во всех остальных отношениях. Однако намного легче было игнорировать дождь.

— Как она научится ходить в узде, когда вы повсюду тянете ее?

— Вы углубляли свои знания о методике тренировки лошадей? — спросил он, разрываясь между раздражением и весельем. Уоринг сомневался, что она задавала бы такие вопросы, если бы стояла рядом с ним. Если бы это на самом деле было так, то он мог бы испытать искушение забросить Изабель на спину лошади — любой лошади — и посмотреть, как бы она справилась.

— Да, я читала, — ответила она. — Филлип дал мне книгу.

— Тогда, возможно, вы захотите выйти сюда и найти применение вашему чтение на практике.

— Только не под дождем, мистер Уоринг. Ради всего святого.

— Тпру, Зефир. — Как только кобыла остановилась, Салливан снова повернулся лицом к дому. — Просто имейте в виду, миледи, что я могу дотянуться до вас через это окно.

— О да, я припоминаю. Вы очень хорошо карабкаетесь через окна.

— К счастью для вас, или вы застряли бы здесь, и вам некого было бы изводить.

— К несчастью для вас, потому что вы действовали настолько неумело, что попались.

С него хватит. Он уронил повод и через грязь зашагал к окну. Когда Салливан добрался до окна, Изабель с едва слышным смешком высунулась наружу и закрыла его, заперев задвижку прежде, чем он смог сунуть пальцы под раму и снова открыть его. Девушка помахала ему из безопасного места позади стекла.

Он сердито посмотрел на нее, а затем вернулся к работе. Закрыв это окно, она совершила самый разумный поступок с тех пор, как они встретились. Вероятнее всего, он угрожал не ее безопасности. А ее добродетели.


— Тибби, тебе не подобает смотреть в окно на странных мужчин.

Изабель на самом деле подпрыгнула, когда ее мать, с вышиванием в руках, вошла в гостиную.

— Он не странный мужчина, — ответила она, снова глядя на Салливана, когда Зефир грациозно описала круг около него. — Я наняла его, и пытаюсь удостовериться, что он выполняет свои обязанности.

Леди Дэршир присоединилась к дочери у окна.

— Мистер Салливан Уоринг очень привлекательно выглядит под дождем, — через некоторое время произнесла она.

— Мама!

Ее матушка со смешком уселась в кресло рядом с потрескивающим огнем.

— Я когда-то была молода, — заметила она. — Я помню, каково это: восхищаться красивой, подтянутой фигурой и горящими голубыми глазами.

— У него глаза зеленые, — поправила Изабель, а затем покраснела, когда осознала, что ее мать уставилась на нее. — Они очень заметны.

— Твой отец рассказал мне, кем предположительно является мистер Уоринг. Прошлой ночью. Полагаю, он принял во внимание, что, так как мистер Уоринг проводит здесь время, а лорд Тилден наносит тебе визиты, то мне лучше знать о том, что их связывает. Ты тоже осведомлена об этом, как он сказал.

Изабель кивнула.

— Тогда ты знаешь, что ради лорда Тилдена тебе нужно держаться подальше от мистера Уоринга. А ради самой себя тебе необходимо перестать наблюдать за ним, через окно или каким-то иным способом.

— Знаешь, все это не его вина.

— Таков общепринятый уклад жизни. А ты, моя дорогая, очень близка к тому, чтобы сделать великолепную партию. Не погуби этот шанс из-за того, что симпатизируешь простолюдину-коннозаводчику с красивым лицом.

Коннозаводчик и вор, к тому же прекрасно образованный и умеющий выражать свои мысли. Возможно, в этом все дело — единственное, что было «простонародного» в Салливане Уоринге, так это то, что все остальные пользовались этим термином, чтобы описать его. Но всех остальных было очень легко разгадать, тогда как в нем она лишь начала разбираться.

— Изабель?

— Да, я знаю, — рассеянно ответила девушка. — Но я не выйду замуж за Оливера. Я не люблю его.

— Ты можешь полюбить его, если воздержишься от того, чтобы восстанавливать его против себя, продолжив держать на службе мистера Уоринга.

— Я хочу ездить верхом на лошади. Если верить папе, то никто другой не обладает достаточным мастерством, чтобы справиться с этим.

— Очень хорошо. Тогда отойди от окна и займись своей вышивкой.

Бросив последний взгляд в окно, Изабель неохотно сделала это. Разумеется, она не могла рассказать матери, что именно Салливан похитил у них вещи, и что она посчитала своим долгом выяснить, почему он это сделал, и удержать его от дальнейших преступлений. Она не могла рассказать, потому что это было бы не совсем верно. Уоринг завораживал ее, и чем чаще все вокруг советовали ей держаться от него подальше, чем больше девушка интересовалась им.

Изабель надеялась, что завтра не будет дождя — даже если это будет означать, что ей придется подойти к лошади достаточно близко, чтобы коснуться ее. У девушки было еще несколько вопросов к мистеру Салливану Уорингу. Вопросов, которые быстро становились столь же важными для нее, какими они могли бы оказаться для него.


Оливер Салливан, лорд Тилден, стряхнул капли дождя с сюртука, пока поднимался по лестнице, и направился по короткому коридору вглубь второго этажа Салливан-хауса. Как обычно, дверь кабинета была закрыта, и он постучал костяшками пальцев по твердому дереву.

— Кто это? — спросил изнутри низкий голос.

— Оливер.

— Входи.

Все еще снимая перчатки, Оливер повернул дверную ручку и зашел в аскетичную, освещаемую свечами комнату. В то время как человек, сидевший за столом, сгорбился над бухгалтерской книгой и продолжал быстро писать цифры, он опустился в кресло напротив, хлопнув себя перчатками по бедру.

— Что такое?

— Я думал, тебе будет интересно узнать, что твой внебрачный сын проводит больше часа в день в Чалси-хаусе, тренируя лошадь для девушки, на которой я планирую жениться.

Перо скрипнуло по бумаге, капля чернил упала с кончика и растеклась по странице бухгалтерской книги. Бледные, утомленные глаза под прядью седых волос наконец-то поднялись, чтобы внимательно изучить Оливера.

— У меня нет внебрачных детей, — проворчал Джордж Салливан, маркиз Данстон.

— Ты единственный, кто так считает.

— Ерунда. Ничего подобного, это невозможно доказать, и я не стану говорить о подобных слухах и лжи в этом доме.

Оливер сделал вдох. Ему никогда не удавалось выиграть подобные споры, но они раздражали старого маркиза — и, как правило, этого было достаточно, чтобы поощрить его продолжать.

— Хорошо. Мистер Салливан Уоринг работает в доме, который, как мы оба знаем, он ограбил менее недели назад. Я подумал, что тебе может быть интересна эта информация, особенно учитывая, что он сумел безнаказанно задеть твоих хороших друзей. — Виконт поднялся на ноги. — Доброго дня, отец.

Снова закрывая за собой дверь отцовского кабинета, Оливер вынужден был отдать Уорингу должное. Ублюдок определенно нашел самый эффективный из всех мыслимых способов, чтобы раздражать их отца — и глава семьи ни черта не мог поделать с этим, если только не хотел сначала сознаться в собственных проступках. А весь Лондон знал, что маркиз никогда не сделает этого.

Интересный способ отомстить — он сам мог бы выбрать такой, если бы когда-нибудь стал таким же глупым и доверчивым, каким, очевидно, был Салливан Уоринг, доверивший защиту своего имущества кому-то другому, пока сам слонялся по Полуострову. Но Оливер никогда не будет ни глупым, ни доверчивым. Особенно в тех вопросах, которые касаются его собственности. В частности, леди Изабель Чалси.

Глава 9

Когда Изабель вышла наружу, в прохладное и солнечное утро, она почти пожалела, что сегодня снова не пошел дождь.

Да, у нее есть вопросы к мистеру Уорингу, и тайна, которую нужно раскрыть. Помимо этого, никто больше не был ограблен с тех пор, как он начал работать на нее, так что, возможно, если он продолжит заниматься тренировкой Зефир, то этого будет достаточно, чтобы удержать его от дальнейшего искушения, а для нее станет достаточной причиной, чтобы продолжить шантажировать его остаться. Но как получилось, что она пообещала подружиться с огромным животным, девушка не имела понятия. Безусловно, Салливан Уоринг — коварный тип.

— Вы хотели бы, чтобы дождь не прекращался? — проговорил он, появляясь со стороны конюшни, ведя Зефир на поводу за собой.

Должно быть, он угадал. Уоринг не мог настолько хорошо узнать ее. А ведь именно ей следовало делать наблюдения. Не ему.

— Ерунда. И, пожалуйста, дайте Зефир немного побегать перед тем, как приблизитесь с ней ко мне.

Он кивнул.

— Как пожелаете.

По довольному выражению на его лице Изабель догадалась, что Уоринг в любом случае собирался это сделать, но не повредит еще раз напомнить ему: в этой игре она устанавливает правила, а ему лучше подыгрывать ей. Вздрогнув, девушка на мгновение закрыла глаза. Она не обязана делать это. Она может вернуться в дом или отрицать, что когда-либо обещала приблизиться к лошади.

Однако они оба будут знать, что Изабель лжет, а если она солгала бы об этом, то могла бы солгать и насчет готовности арестовать мистера Уоринга. И тогда ее может ждать катастрофа. В конце концов, она — и ее знания — с таким же успехом могут быть единственным стимулом для того, чтобы не забираться в чужие дома.

Поэтому девушка стиснула руки за спиной и посмотрела на Зефир, которая скакала галопом туда-сюда, вскидывая голову, в то время как Салливан спокойно стоял, держа другой конец повода, не давая веревке запутаться и позволяя кобыле делать то, что она пожелает. Наконец он притянул лошадь к себе и потрепал ее по загривку, а затем прошептал что-то ей на ухо и повел через двор конюшни туда, где Изабель заставила себя стоять на месте, а не спешить прочь в безопасное место.

— Что вы ей сказали? — спросила Изабель, хватаясь за что угодно, чтобы отвлечь разум от того, что собиралась сделать. — Приказали лягнуть меня?

Салливан, отпустив повод, ухватился за сбрую лошади, точно так же, как и в прошлый раз.

— Я приказал ей хорошо себя вести.

Изабель вымученно улыбнулась.

— Вы очень необычный вор.

— А вы — очень необычный шантажист.

— Вы знаете много шантажистов, которых можете сравнить со мной?

Его губы изогнулись.

— Ни одного. А вы?

— Ни единого. — Изабель одернула себя. — Итак, вы думаете, что Зефир послушается вас?

— Да. Даже если она этого не сделает, то я обещаю, что вы будете в полной безопасности.

Это казалось чересчур громким заявлением, но так как ей отчаянно хотелось, чтобы эти слова оказались правдой, то девушка не стала спорить с ним.

— Ну хорошо.

— Встаньте позади меня.

— Мне не нужно…

— Я вроде как ваш раб, — прервал Салливан, улыбнувшись так, что это затронуло его льдисто-зеленые глаза, и от этой улыбки у нее быстрее застучало сердце, — но я знаю лошадей лучше, чем вы. Встаньте позади меня.

— О, ну хорошо, — проворчала она. На самом деле, идея казалась просто замечательной — чтобы между ней и лошадью оказалась его высокая, подтянутая фигура.

Встав позади Уоринга точно так же, как и в прошлый раз, девушка ухватилась за его рубашку, чтобы не дать ему сбежать.

— Вы можете снова положить ладонь поверх моей, в точности так, как прежде?

— Да. — О Боже, о Боже. Ей следовало бы задавать ему вопросы и требовать ответы, но все, что она могла видеть — это большой серый бок лошади.

— Тогда сделайте это.

— Сделаю. Через минуту.

— Я был в Испании, когда получил известие о том, что моя мать умерла от лихорадки, — неожиданно проговорил Салливан негромким и задушевным голосом. — Я уже пропустил ее похороны, поэтому остался в полку. У нее было несколько хороших друзей, которые обещали позаботиться о ее делах, а когда она заболела, то устроила так, чтобы они присматривали и за моими тоже, так что, казалось, у меня не было никакой причины немедленно возвращаться в Англию.

Не переставая говорить, он протянул назад свободную руку и взял ее за руку. Изабель знала, что он всего лишь пытается отвлечь ее, но из его слов девушка наконец-то получила ответы на некоторые вопросы, и это было определенно легче, чем думать о лошади, стоявшей прямо перед ней.

— Но, очевидно, вы все-таки вернулись в Англию.

— Да. Шесть месяцев назад. Как я уже говорил, год назад мне в плечо угодила французская пуля, но я сумел уговорить командира позволить мне остаться на поле. Затем меня снова ранили, в то же самое плечо. Когда я очнулся, то обнаружил себя на корабле, на полпути к Дувру. Брэм сумел продать мой офицерский патент — и свой тоже — чтобы сопровождать меня домой.

— Брэм. Лорд Брэмуэлл Джонс? — Она положила свою руку на его широкую ладонь, когда он погладил холку Зефир.

Он кивнул.

— Когда я начал ходить, то отправился в коттедж матери, чтобы упаковать ее картины и перевезти их к себе домой. Они пропали. Все до единой. Очевидно, владелец дома решил, что раз она умерла, то все ее вещи принадлежат ему. И не имеет значения, каковы были ее предсмертные пожелания.

Пока Салливан говорил, его голос становился все более суровым и холодным.

— Думаю, что догадываюсь, — осторожно произнесла Изабель, ее щека касалась его плеча, — но кто именно владел этим домом?

— Данстон. Понятия не имею, почему она продолжала жить там, но мама говорила, что ей нравился свет в этом доме. Если ваш следующий вопрос о том, почему она рисовала под именем Франчески Перрис, то она вышла замуж за Уильяма Перриса, когда мне было три года. Он умер два года спустя.

— Вы думаете, что она сохранила привязанность к маркизу? Возможно, именно поэтому она оста…

— Нет, — резко ответил Уоринг. — Думаю, более вероятно то, что она хотела при каждой возможности напоминать ему о его проступках. Отсюда и мое имя.

— Если такова была ее цель, то, кажется, она более жестоко обошлась с вами, чем с вашим отцом.

— У нее было свое мнение о таких вещах, этого у нее не отнять. — Он помолчал. — И гляньте-ка на себя, — продолжил он, его голос смягчился.

Ее рука лежала рядом с его на боку Зефир. У Изабель перехватило дыхание. Так близко к лошади она не подходила уже одиннадцать лет, с тех пор, как ей исполнилось восемь лет.

— Господи, — выдохнула она, внезапно боясь пошевелиться.

— Вы можете почувствовать, как под ее кожей перемещаются мускулы, — произнес Салливан все тем же успокаивающим тоном, — и то, как двигаются ее ребра, когда она дышит.

Изабель не знала, как ему удалось так хорошо понять, что она чувствует, и что ей нужно услышать простые, прозаичные слова, которые поведали ей о том, что это нормально и несложно, и что она может сделать это. Но в настоящий момент девушка ощутила огромную признательность. Она все еще ужасно нервничала, но была благодарна ему. А также испытывала гордость за себя.

Изабель медленно подняла руку и снова опустила ее. Мускулы под ее ладонью дернулись, шкура оказалась более шершавой, чем она думала. Девушка снова потрепала Зефир.

— Вы молодец, Тибби, — прошептал Салливан. — Видите, как она прядет ушами? Зефир прислушивается к вашему голосу. Скажите ей что-нибудь.

— Привет, Зефир, — рискнула проговорить она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Ты красавица, не так ли?

Кобыла шумно выдохнула и тряхнула головой. Изабель подпрыгнула, но Салливан накрыл ее руку своей.

— Она просто сказала «привет» вам в ответ, — спокойно заявил он. — Она не попыталась отодвинуться от вас, а ее уши стоят торчком и развернуты в вашем направлении. Вы ей нравитесь.

— Вы уверены?

— Я кое-что понимаю в лошадях, — непринужденно ответил он.

Итак, она сделала это. Нет смысла напирать дальше и уничтожать свой так называемый триумф. Изабель выдернула ладонь из-под его руки.

— Думаю, что на сегодня довольно, — проговорила она, выпуская его рубашку и отступая назад.

— Хотите подержать повод?

— Нет. — Она откашлялась. — Пока нет.

— Вы постоите со мной, когда я пущу ее шагом?

Девушка кивнула. Это она сможет сделать. В данный момент она чувствовала себя так, словно сможет сделать практически что угодно. С улыбкой, которая, вероятно, выглядела настолько же глупой, как и ощущалась, Изабель последовала за ним в центр конюшенного двора.

— Спасибо, — запоздало добавила она.

— Не стоит благодарности. Шагом, Зефир.

Пока девушка разглядывала его профиль, ей пришло в голову, что он никогда не дразнил ее по поводу колебаний в отношении Зефир. Ее семья тоже никогда так не поступала, но ее определенно дразнили по этому поводу почти все, кто приближался к ней на лошади или в экипаже. И все же этот мужчина, который, вероятно, обращался с лошадьми увереннее всех, с кем она когда-либо встречалась, ничего не сказал.

— Что такое? — через некоторое время спросил Салливан, искоса посмотрев на нее.

— Ничего.

— Сегодня никаких вопросов об узде, седлах или длине повода?

— Нет.

Изабель сделала вдох, удивляясь, почему она считает необходимым продолжать. Предполагалось, что все вопросы будут о нем. Но ведь Уоринг рассказал ей кое-что — кое-что очень важное — не дожидаясь ее вопросов. Это напоминало доверие, и девушке хотелось отплатить взаимностью.

— Мы с подругой Мэри шли вдоль узкой дороги в Берлинге — это наше фамильное поместье, когда мужчина, ехавший мимо нас на фаэтоне, выронил из рук поводья. Лошадь справа ударила меня в бок и сбросила в канаву. А Мэри запуталась в упряжи лошадей. Они… протащили ее за собой, кричащую и отбивающуюся, почти половину пути, пока не остановились. Она погибла.

— Тпру, Зефир. — Салливан повернулся к ней, его лицо было серьезным, а глаза полны неожиданного сочувствия.

— Сколько вам было лет?

— Восемь.

— Мне так жаль.

Она пожала плечами, внезапно ощутив неловкость.

— Спасибо. Это было очень давно.

— Некоторые вещи никогда не забываются.

Изабель почувствовала, что ее губы снова складываются в улыбку.

— Вы очень мудры для коннозаводчика.

— Вы первая, кто заметил это.

Уоринг продолжал смотреть на нее. Краска поползла по ее щекам. Они стояли слишком близко друг к другу… Ее взгляд опустился на его искусный рот. Незаконный сын аристократа. Вор. Мужчина, который работает руками. Всего этого приличная молодая леди должна избегать. А она хотела, чтобы он снова поцеловал ее.

— Тибби? — прошептал Салливан.

Изабель одернула себя. Ради всего святого, он снова назвал ее фамильярным именем, несмотря на ее протесты, и теперь она практически прикоснулась к нему. А его единокровный брат ухаживает за ней. Все об этом знают. Включая его самого.

— Вернитесь обратно к работе, если не возражаете.

Его улыбка померкла.

— Нет, некоторые вещи никогда не забываются, не так ли? Шагом, Зефир.

— Не пытайтесь винить меня просто за то, что я следую приличиям, мистер Уоринг.

— Я виню вас в том, что вы следуете приличиям только тогда, когда это вас устраивает, леди Изабель, — парировал он, снова повернувшись к ней спиной. — Быстрее, девочка. — Зефир перешла на рысь.

Вот и конец их кратковременного родства душ.

— Так это вы ощущаете себя обиженным одним человеком и в результате творите несправедливость в отношении дюжин других.

— Я возвращаю то, что принадлежит мне, — отрезал Уоринг, на его лице не осталось ни следа веселья.

— Тем, что крадете у абсолютно невиновных людей.

— Никто не является абсолютно невиновным. И не думайте, что ваша маленькая игра удержит меня. Следите за новостями, милая. Скоро вы кое-что услышите.

— Тогда молитесь, чтобы вы не услышали, как за вами захлопнется тюремная решетка, мистер Уоринг. — Прежде, чем он смог ответить, Изабель повернулась кругом, и, избегая Зефир, зашагала обратно к дому.

Что она делает, храня молчание по поводу того, что знает? Уоринг, без сомнения, обладал состраданием, но очевидно, что эгоистические и злопамятные стороны его натуры окружили и почти подавили все остальные его чувства. И он только что сказал ей, что снова собирается грабить.

— Глупо, глупо, — бормотала девушка, двигаясь через кухню в главную часть дома.

— Что глупо? — спросил Дуглас, перегнувшись через перила и глядя на нее сверху.

— Ничего.

— Как ты думаешь, мистер Уоринг позволит мне помогать ему при тренировках твоей кобылы? — продолжил он, вприпрыжку спускаясь в фойе.

— Он не хочет, чтобы ты бродил вокруг.

— Но ты же бродишь.

— Это моя лошадь.

Ее младший брат скорчил гримасу.

— Это нечестно. Я пойду и спрошу у него сам.

Когда брат проходил мимо нее, Изабель схватила его за руку.

— Подожди минуту.

— Тибби, не будь такой эгоисткой. Разве ты не знаешь, как он знаменит среди лошадников?

— Нет.

— Очень, очень знаменит. Полная рука[10]. Важная шишка. Совершен…

— Думаю, что ты выразил свое мнение.

— Филлип едва не разрыдался, когда мистер Уоринг отправился на полуостров, а он сделал это только потому, что Левонзи заставил лорда Брэмуэлла вступить в армию. Ты знаешь, что Уоринг каждую неделю присылал письма в свою конюшню, инструктируя работников по поводу кормов и улучшения породы. Если бы его убили, то целое поголовье английских чистокровных лошадей было бы обречено на забвение.

— Не смеши меня.

— Я не шучу. — Дуглас стряхнул ее руку. — И я собираюсь научиться всему, чему смогу. Может быть, когда-нибудь я заведу собственную конюшню.

Изабель повернулась и наблюдала за тем, как он идет по коридору. О, она просто сходит с ума. Защищает Салливана Уоринга, обвиняет его, целует его — ей нужен совет. От кого-то, кому она может доверять, и кто станет молчать.

— Дуглас?

Брат замедлил шаг.

— Что? Он будет здесь еще всего лишь тридцать минут.

— Мне нужно кое о чем поговорить с тобой.

— Позже, Тибби.

— Нет. Сейчас. Пойдем со мной.

Дуглас неохотно повернулся и последовал за ней в утреннюю комнату.

— Ты ведь не собираешься снова заставлять меня примерять для тебя шляпки, ведь нет? Потому что я не буду…

— Никаких шляп, — прервала его Изабель, закрывая за ними дверь и запирая ее на задвижку.

— О. Ну тогда хорошо.

— Я могу доверять тебе, не так ли, Дуглас? На самом деле доверять тебе?

Он перестал ходить и бормотать себе под нос, а затем повернулся лицом к сестре.

— Конечно, можешь. Я твой брат.

Прежде Дуглас доказывал, что достоин доверия, но это было тогда, когда она положила куда-то серьги их матери, и когда Изабель решила покататься на коньках и едва не провалилась под лед на пруду в Берлинге. А это намного, намного серьезнее. Но она не могла рассказать никому из своих подруг, а о том, чтобы сообщить родителям или Филлипу, просто не может быть и речи. Они отберут у нее возможность контролировать ситуацию, и Изабель отказывалась позволить этому случиться.

— Ты должен пообещать, что все это останется между нами. Никто другой не должен знать, Дуглас.

— Ну вот. Ты ведь никого не убила, нет?

— Пообещай мне, — настаивала Изабель.

— Ладно, ладно. Я обещаю.

— Обещай на самом деле.

— Черт возьми, Тибби, ты хочешь, чтобы я ткнул себя в глаз иголкой? Я обещаю.

— Очень хорошо. — Изабель шумно выдохнула. Плюхнувшись на мягкую кушетку, она мысленно скрестила пальцы. Салливан угрожал снова начать действовать, и этому ей тоже придется что-то делать.

— Я видела лицо человека, который вломился в наш дом, — произнесла девушка.

— Что? — Очевидно, она добилась печально известного ненадежного внимания Дугласа. — Ты же говорила, что на нем была маска!

— Была.

— Тогда как ты…

— Я сняла ее с него.

Дуглас нахмурился, сдвинув брови.

— Ты боролась с ним? Тибби…

— Может быть, ты замолчишь и позволишь мне рассказать тебе?

Брат упал в кресло напротив нее и сложил руки на груди.

— Тогда расскажи мне. Я не издам ни звука.

Она сомневалась в этом.

— Как я уже говорила, мне удалось застать его врасплох, но он не повернулся и не сбежал. Он… он поцеловал меня.

Дуглас наклонился вперед.

— Он… — быстро вздохнув, он снова сел. Его лицо стало ярко-красным, и он сделал Изабель знак продолжать.

Вот почему девушка не могла рассказать об этом никому из взрослых членов семьи. Едва закончив говорить, она окажется на полпути домой в Берлинг, закутанная в монашескую рясу. И она вовсе не драматизировала ситуацию.

— Он сделал это, чтобы удивить меня, чтобы заставить меня молчать, пока он убегает. Я не знала, кто он такой, пока не заметила его на следующий день в Таттерсолз.

Теперь Дуглас выглядел так, словно подавился жуком, но он не произнес ничего, кроме нескольких сдавленных звуков.

— Это был Салливан Уоринг.

В этот раз брат вскочил на ноги.

— О нет, нет, нет! Если ты передумала насчет того, чтобы иметь лошадь, то с этим все в порядке. Но испортить репутацию человеку просто потому что…

— Он возвращает картины, написанные его матерью. Она была очень талантливой художницей. Лорд Данстон забрал их после ее смерти. Такова причина для его воровства. Во всяком случае, так утверждает мистер Уоринг.

— Но Данстон — его…

— Его отец. Я знаю.

— А вы с Тилденом… — Он вскинул вверх руки. — Знаешь, из-за тебя у меня случится удар еще до того, как я в первый раз поцелую девчонку.

— Может помочь, если ты перестанешь называть всех знакомых тебе юных леди «девчонками», — сухо ответила Изабель. — И Оливер не имеет к этому абсолютно никакого отношения.

— Что? — недоверчиво воскликнул он. — Ты сошла с ума? Может быть, по твоему мнению, он не имеет к этому отношения, но я поспорил бы на сотню фунтов, что ни Оливер, ни Уоринг так не считают.

Изабель некоторое время смотрела на шестнадцатилетнего юношу, пока тот снова начал бесцельно бродить по комнате. Она на самом деле не знала о связи Оливера и Салливана и выяснила это значительно позже кражи с взломом. Но Оливер знал, что их ограбили. По всей вероятности, к тому времени ему было известно не только о том, кто это сделал, но и то, что Чалси-хаус рискует быть ограбленным, причем до того, как это произошло. Что касается действий Салливана, то ее знакомства в высшем свете вовсе не являлись секретом. Неужели он знал, что Оливер ухаживает за ней, когда целовал ее?

— Думаю, что я, должно быть, что-то упустил, — заговорил Дуглас. — Ты наняла Уоринга, зная… зная… что он вломился сюда и поцеловал тебя?

— Я хотела иметь возможность понаблюдать за ним, — призналась девушка, — до тех пор, пока не решу, что делать. — Это началось как маленькая игра в тайны и месть за тот поцелуй, но превратилось в нечто более важное. На самом деле, теперь ее первоначальные причины выглядели довольно смехотворными.

— Что делать, — повторил ее брат. — Он целовал тебя с тех пор?

— Нет! — солгала она. — Не то чтобы это тебя касалось.

— Что ж, я скажу тебе что делать. Расскажи отцу.

— Я не могу просто взять и сделать это сейчас, Дуглас. Будь серьезнее.

— Почему не можешь?

— Потому что я наняла его на работу. Папа убедится, что я… без ума от него или что-то в этом роде. Я уверена, что начнется кровопролитие.

— Я без ума от него, и все равно говорю, что мы должны передать его в руки властей.

— А что, если у него есть убедительная причина совершить то, что он сделал?

— Мы все еще говорим о том, как он поцеловал тебя?

Изабель заворчала.

— Мы говорим о том, как у него кое-что украли, и как он пытается это вернуть.

— С помощью краж.

Ради всего святого, это напоминало тот же самый спор, который она только что вела с Салливаном. За исключением того, что сейчас она, кажется, встала на его сторону.

— Когда Оливер дал нам эту картину, он сказал только, что это подарок нашей семье от его семьи. У тебя были какие-то причины считать по-другому? Потому что у меня их не было.

— Нет, но…

— Если бы какой-то коннозаводчик постучался в парадную дверь, ты бы впустил его в дом?

— Если бы это был Салливан Уоринг, то да, впустил бы.

— А ты отдал бы ему картину?

— Я… — Дуглас замолчал. — Хм, может ли он доказать, что картина принадлежит ему?

— Сомневаюсь в этом.

Дуглас прошагал к окну и вернулся обратно.

— Тебе придется предупредить его, чтобы он ничего больше не крал. Если его поймают, а люди догадаются о том, что сначала он украл у нас, а потом ты наняла его, хм, то это будет выглядеть очень скверно.

— Именно об этом я и говорю тебе; он угрожал совершить кражу у кого-то еще.

— Тогда, если ты не можешь сообщить о нем на Боу-стрит, тебе придется спровадить его. — Брат насупился. — И я не могу поверить, что сказал это.

— Оливер предложил кого-то еще, кто может закончить тренировку Зефир, — неохотно предположила Изабель. Может быть, лорд Тилден все же оказался прав насчет характера Салливана.

— Кого?

— Я не уверена. Барнетт? Что-то вроде этого.

— Это был Том Барретт?

— Да, именно так.

Дуглас покачал головой.

— Он чересчур разрекламирован. Может заставить лошадь бежать быстрее ветра, но животное с такой вероятностью может упасть замертво, как и выиграть еще одни скачки. Он не знает о том, что можно ездить медленнее галопа.

— Это ужасно. Почему Оливеру вздумалось порекомендовать его?

— Ты на самом деле глупая девчонка, — заметил ее брат. Барретт — не Уоринг. Вот почему. Конечно же, он, вероятно, не знает о твоей боязни лошадей, но я в любом случае никогда не пригласил Барретта тренировать верховую лошадь для леди.

— Потому что ты все еще больше доверяешь Барретту, даже несмотря на то, что знаешь то же, что и я. — Хм, не все, но достаточно близко к истине. — Видишь? Я тоже в такой же ситуации.

— Полагаю, я… я доверяю ему с твоей Зефир. Но это касается лошадей, он умеет управляться с ними. Что касается остального, то ты должна дать мне больше одной минуты, чтобы подумать об этом, Тибби.

— Согласна. Он вернется сегодня днем.

— О да. К тому времени я должен буду во всем разобраться. — Дуглас бросил на нее еще один недоверчивый взгляд. — Беру свои слова обратно, — продолжил он, снова упав в кресло. — Это может занять целый день. Ты уверена, что я не могу рассказать кому-то еще?

— Совершенно уверена.

— Тогда хватит одного дня. Несомненно.

Изабель знала, что брат говорил с ехидцей, но какая-то ее часть надеялась на то, что он найдет пару ответов, которые она сможет принять как должное. Потому что когда она не сердилась и не разочаровывалась в Салливане Уоринге, то не могла думать ни о чем другом, кроме как снова поцеловать его. А это не сулит ничего хорошего. 

Глава 10

— Другими словами, это было предупреждение, — насмешливо улыбаясь, произнес Салливан, спрыгнув с Ахилла и передавая поводья одному из грумов в Бромли-Хаусе. — Она тоже не без греха. И должна оставить меня в покое.

Парадная дверь отворилась, когда он подошел к ней.

— Добро пожаловать, мистер Уоринг, — произнес полный седовласый мужчина в черной-голубой ливрее, склоняя голову.

— Грейвс. Лорд Брэмуэлл уже здесь?

— Его сиятельство прислал сообщение о том, что опоздает, если вообще сможет прийти.

Тем лучше. Брэм слишком наблюдателен и циничен. Сегодня вечером ему хотелось иметь немного чертового свободного пространства.

— Благодарю вас, — запоздало ответил он.

Дворецкий кивнул.

— Лорд Куэнс в гостиной, сэр.

Передав слуге плащ, Салливан поднялся по изогнутой лестнице на второй этаж. Он пытался убедить себя, что не испытывает странных ощущений из-за того, что вошел в большой особняк через парадную дверь, но не смог. Обычно единственная возможность воспользоваться парадным входом выпадала ему в середине ночи, когда весь дом спал, а на нем была маска. Но не здесь, все-таки.

— А, Салли, — тепло проговорил мужской голос, когда Уоринг прошел через дверь гостиной. — Ты слышал, что у Брэмуэлла появились другие обязательства?

Салливан кивнул.

— Его отец в городе.

— Я так и понял. Однако здесь Элизабет, так что, по крайней мере, мы сможем посмотреть на кое-что красивое.

Должно быть, она подслушивала у дверей, потому что именно в это время младшая сестра Куэнса ворвалась в гостиную.

— Мистер Уоринг, я так рада, что вы смогли присоединиться к нам сегодня вечером, — прощебетала она, ее рыжие кудряшки подпрыгнули, когда девушка присела в реверансе.

— Мисс Бромли, — с улыбкой ответил он. — Я не знал, что вы приехали в Лондон. — И ее присутствие вполне объясняло отсутствие Брэма. Девушка тянулась к нему, словно мотылек к свече.

— Я сбежала из восточного Суссекса, — живо сообщила она, в ее карих глазах плясали огоньки, когда Элизабет наклонилась, чтобы поцеловать старшего брата в бледную щеку. — Очень утомительно все время разговаривать с самой собой.

— Не могу представить почему, — сухо проговорил лорд Куэнс. Он вытащил из кармана сложенный лист бумаги. — Вот. Передай свое письмо Салливану. Оно написано почти месяц назад: очевидно, погода в Испании была отвратительной.

— Значит, оно от Фина? — спросил Салливан, скрывая свое нетерпение, пока семнадцатилетняя девушка направилась к нему с письмом в руке. Послание было адресовано Элизабет Бромли; насколько он знал, Фин никогда не писал брату.

— Так и есть, — ответила она перед тем, как это смог сделать ее брать, наконец передавая Уорингу письмо. — Он спрашивает о вас.

— Он сможет прочитать об этом в письме, Бет. Пожалуйста, поинтересуйся у Грейвса, готов ли обед, будь любезна.

Девушка наморщила нос.

— Ты мог бы просто попросить меня оставить вас в покое на несколько минут. Нет ничего плохого в том, чтобы говорить прямо. На самом деле, я думаю…

— Бет, пожалуйста, выйди на несколько минут и оставь нас в покое, — прервал ее виконт.

— Ох, ну хорошо. — Еще раз ослепительно улыбнувшись напоследок, она выпорхнула из комнаты.

— Господи Боже, как я страшусь ее дебюта в следующем Сезоне, — пробормотал Куэнс. Он сделал знак лакею, стоявшему позади него, и тот откатил кресло на колесах, в котором сидел виконт, от камина. — Я оставлю тебя, чтобы ты прочел письмо.

— Пустяки, — ответил Салливан, опускаясь на кушетку и пытаясь выглядеть непринужденно. — У меня в любом случае есть к тебе вопрос, Уильям, который мне не хотелось бы задавать… хм, рядом с…

— Рядом с болтушкой? — закончил Куэнс. — Тогда задавай свой вопрос. Сомневаюсь, что она будет отсутствовать долго.

— Я занимаюсь тренировкой кобылы для дочери лорда Дэршира, — начал Салливан, внимательно наблюдая за выражением лица собеседника. И вот она, легкая дрожь на худых щеках, быстро замаскированная. Значит, Куэнс знал о ней. Или о том, кто ухаживал за ней, по крайней мере. — Как давно Тилден ухаживает за ней?

— Разве тебе не следует спросить у Брэмуэлла? Он определенно лучше, чем я, знаком с интригами в лондонском обществе.

— Брэм всегда подозревает скрытые мотивы и задает слишком много вопросов.

— Хм. Такие вопросы, на которые ты не желаешь отвечать?

Салливан поерзал на месте.

— Не обращай внимания. Я спрашивая только для того, чтобы избежать любых… недоразумений, — солгал он, — так как я обязался проводить время в конюшнях Дэршира по меньшей мере еще две недели.

Виконт кивнул.

— Насколько я знаю, Тилден наносит ей визиты как раз с начала Сезона. В прошлом году на его месте были лорд Мейхью, Кларк Уинстед и еще какой-то тип, так что я не имею понятия, серьезное это ухаживание или нет.

Салливан вовсе не был удивлен, услышав, насколько популярна Тибби. Но, по крайней мере, три поклонника в прошлом Сезоне, и только один — в этом году…

— Как ты думаешь, он сделает ей предложение? — Когда он задал этот вопрос, то его челюсти сжались, а последнее слово вырвалось с рычанием. Яйца Люцифера, это не может быть ревность. Только не после двух поцелуев и в три раза больше разговоров. Которые были больше похожи на споры.

— Думаю, что он может, — ответил Куэнс. — У Данстона нет причин не одобрять эту партию, и я не могу подумать, что и ее семья станет возражать. — Он склонил голову набок, ранняя седина на его висках отливала серебром в свете камина. — Это поможет тебе избежать любых недоразумений?

Коротко и мрачно улыбнувшись, Салливан кивнул.

— Она кажется довольно приятной; полагаю, я не смог удержаться от удивления, узнав, что встретил кого-то, кто рассматривает возможность добровольно связаться с Данстоном и его старшим щенком.

— Ах. Я так и думал. У меня отказали только ноги, Салли. Мой мозг все еще достаточно проворен.

— Ты все равно задаешь меньше раздражающих вопросов, чем Брэм.

— Я приму это как комплимент. Прочти письмо Финеаса, а Эндрю, что рядом со мной, принесет нам немного кларета.

Пока Куэнс сидел у окна в кресле на колесах и молча рассматривал сгущающийся на улице сумрак, Салливан развернул письмо Фина Бромли. Фин был причиной, по которой его прежде всего пригласили войти в парадную дверь Бромли-Хауса; очевидно, семья так отчаянно ждала новостей о капитане — нет, теперь уже о майоре, согласно письму, — что готова была пустить в дом любого. Ему определенно не приходила в голову другая причина, по которой Кэунс позволил бы распутнику с репутацией Брэма Джонса находиться в одной комнате с его младшей сестрой, и не важно, кто кого больше боялся. Помимо этого, Уоринг полагал, что Куэнс пытается постепенно вернуть Фина обратно к цивилизации. Сначала — его друзья, затем — он сам.

Но, несмотря на скрытые мотивы и на странность того, что его пригласили поужинать с виконтом и его семьей, Салливан был рад этому. Уильям Бромли и его младший брат Финеас обладали схожим интеллектом и остроумием, и сейчас он испытывал к искалеченному патриарху почти такую же привязанность, как к Фину и Брэму. Они называли себя братьями по оружию, и так оно и было. Салливан определенно чувствовал более близкое родство с ними, чем с настоящим сводным братом. Предполагаемым сводным братом, так как никто не потрудился признать его, юридически значимым образом.

Уоринг одернул себя. Он никогда особенно не любил предаваться воспоминаниям. Они слишком часто оставляли горький привкус у него во рту. Настоящее намного больше устраивало его. И, достаточно странно, даже когда оно включало Изабель Чалси и сопутствующие ей сложности.


Салливан резко сел прямо. Резкий скрип его парадной двери внизу прекратился, но он знал, что это ему не послышалось. Он специально оставил дверь скрипеть — с привычками старого солдата трудно расстаться.

Скатившись с кровати и тихо натягивая брюки, Салливан бросил взгляд на занавешенное окно. Едва заметные лучи света проникали из-за одной стороны тяжелой голубой шторы. Только-только рассвело. Слишком рано для экономки, а никто из других его работников никогда не вошел бы в дом без стука.

Он вытащил пистолет из тумбочки. Когда на лестнице послышались шаги, Салливан прислонился спиной к двери сразу возле двери в спальню. Его сердце билось быстро и ровно, пока он перебрал в уме список тех, кем мог оказаться его гость. На самом верху списка оказалась Изабель. Где-то в середине мог бы разместиться вор, какой бы иронией это не отдавало, а в самом низу — члены его так называемой семьи.

Дверь задребезжала и открылась. Салливан приставил пистолет к уху непрошеного гостя.

— Не двигайся, — прошептал он.

Человек вскрикнул и отпрыгнул назад. Бросившись вперед, Салливан свободной рукой ударил его голову об стену, а затем столкнул чужака на пол.

— Ради Бога! Не убивайте меня, Уоринг!

Салливан остановил ногу, занесенную для удара.

— Дуглас Чалси?

Мальчишка прикрыл голову руками.

— Да!

— Пресвятой Люцифер, — пробормотал он, положив пистолет на кровать и протягивая руку, чтобы поставить парня на ноги. — Какого дьявола ты делаешь здесь?

— Я хотел поговорить с вами. — Дуглас нерешительно коснулся своего носа. — Вы обезобразили меня!

— Он не сломан, — нехотя произнес Салливан, внимательно осмотрев нос мальчика. — Спускайся вниз в гостиную. Я скоро приду туда. — Он бросил Дугласу чистую тряпку со своего маленького туалетного столика.

Как только Дуглас спустился обратно вниз, Салливан быстро оделся. Ему не хотелось, чтобы юный лорд бродил по коттеджу и нашел маленькую потайную комнату за кухней — особенно потому, что там было несколько предметов, недавно принадлежавших семье Чалси.

Какого дьявола парень здесь делает?Рассуждая логически, он смог придумать три причины подобного визита на рассвете: Дуглас узнал, что Салливан поцеловал Изабель; он узнал о кражах; или ему понадобился совет насчет лошади. Он надеялся, что все дело в последнем. Если бы речь шла о любом пункте из первых двух, то парнишка привел бы с собой за компанию кого-то более грозного и внушительного.

Натянув рабочие ботинки, он с топотом спустился по узкой лестнице. Его гость, приложив тряпку к носу, сидел на самом краешке кресла.

— Что ты здесь делаешь? — отрывисто спросил Салливан, присев на корточки возле камина, чтобы поворошить уголь и подбросить немного свежей растопки. — Я приеду в ваш особняк через… — Он поднял голову и посмотрел на часы, стоящие на каминной полке. — Через три с половиной часа.

— Я хотел поговорить с вами, — гнусаво ответил лорд Дуглас, его нос был зажат тряпкой. — Наедине.

Итак, вероятно, мальчик вовсе не нуждается в совете насчет лошади. Чертовски здорово. Салливан снова встал.

— О чем же именно?

Дуглас уставился на него.

— Сперва, вы не собираетесь снова ударить меня?

— Никаких обещаний. Но я не бил тебя; я толкнул тебя в стену.

— Это не внушает особой уверенности.

— Ты вломился в мой дом.

— Тогда мы квиты.

Только благодаря многолетней жесткой дисциплине, Салливан сумел сохранить слегка раздраженное выражение на лице, с которым спустился по лестнице.

— Прошу прощения?

— Не стройте из себя невинного человека, Уоринг. Тибби мне все рассказала.

Мускулы на спине у Салливана напряглись. Сделав вдох, он опустился в кресло напротив мальчика.

— Разве ты не подумал, что вламываться в дом человека, которого ты считаешь преступником, может быть не самым мудрым поступком? Особенно когда ты один, и когда ты никому не сообщил о том, куда направился?

Лорд Дуглас побледнел, а затем вынужденно рассмеялся.

— Меня никогда не обвиняли в том, что я очень умен. Но я пришел не для того, чтобы вас арестовали. Я не занимаюсь сбором грязного мусора.

— И у тебя, очевидно, есть храбрость, если нет мозгов, — признался Салливан. — О чем ты хотел поговорить со мной.

— Я хотел сказать вам, чтобы вы оставили мою сестру в покое. Тибби считает, что вы — таинственный, опасный или что-то еще в этом духе, и что она достаточно умна, чтобы справиться с вами. — Он опустил тряпку, чтобы рассмотреть красное пятно на ней. — Знаете, она всего лишь на три года старше меня, и я могу догадываться, что она напрашивается на неприятности.

Она считала его таинственным. Намного лучше, чем заурядным или не стоящим внимания. На мгновение Салливан задержался на этой мысли, игнорируя остальную болтовню Дугласа. Таинственный. Для него это косвенно указывало на один фактор превыше всех остальных — Изабель испытывает к нему интерес. Этот второй поцелуй… Он не дурак, и понимает намеки, но его все еще удивляло то, что это было сказано вслух. Заметив настороженное выражение на лице мальчика, Салливан фыркнул.

— Я не знаю, чувствовать ли мне себя польщенным, из-за того, что ты считаешь меня угрозой, или оскорбленным — потому что мальчишка явился запугивать меня.

— Я не угрожаю вам, — дрожащим голосом проговорил Дуглас. — Ради Бога.

— Да, ты угрожаешь. Более вежливо, чем большинство, отдаю тебе должное, но это все равно угроза. — Он поднялся. — Так мне следует перерезать тебе горло и похоронить под половыми досками? Или, может быть, я заставлю лошадь лягнуть тебя в голову и оставлю в конюшне, чтобы тебя потом нашли там.

— Послушайте, Уоринг, — парировал Дуглас, вскочив на ноги и вытягиваясь в полный рост — примерно до носа Салливана. — Просто делайте то, за что мы вам заплатили — тренируйте Зефир, и оставьте нас в покое. Оставьте у себя картину своей матери и другие безделушки. Но Тибби не для вас.

Она на самом деле рассказала все брату. Засунув подальше свое раздражение и понимание того, что мальчик привел убедительный довод, Салливан посмотрел на него.

— Лорд Дуглас, — намеренно подчеркнул он, стараясь говорить тихо и спокойно, — я не собираюсь разрушать собственную репутацию у вашего сословия, дурачась с одной из драгоценных наследниц высшего общества. Поверьте мне, я знаю, как устроен этот мир — ваш мир.

— О. Ну тогда хорошо.

— Ммм. Что-нибудь еще?

— Так как вы спросили… не совершайте больше краж. Так как мы знаем о ваших намерениях и молчим об этом, то мы так же виноваты, как и вы.

— Тогда сообщи обо мне. — Во всяком случае, начинало казаться, что это единственный верный способ, которым он сможет привлечь внимание Данстона.

— Не хочу.

Очевидно, это окончится ничем.

— Тогда я заявляю, что мы в безвыходном положении. А теперь, не думаешь ли ты, что тебе следует вернуться домой перед тем, как кто-нибудь хватится тебя?

Лицо мальчика ярко покраснело.

— По правде говоря, я раздумывал, не смогу ли я помочь вам с лошадьми сегодня утром.

Салливан приподнял бровь.

— Прошу прощения?

— Ну, дело в том, знает ли, что вы очень знамениты, и все остальные парни в университете позеленеют от зависти, когда узнаю, что я получал указания от самого Салливана Уоринга.

С тем, чтобы они смогли учиться у него — пока сам он держится подальше от их сестер и дочерей. Салливан одернул себя. Он выучил этот урок давным-давно. Тем не менее, у паренька есть храбрость. И он может обрести какое-то преимущество над Изабель, что может обернуться в его пользу. Уоринг пожал плечами.

— Оставь свой сюртук здесь. Может быть, у тебя и есть желание поработать в конюшне этим утром, но сомневаюсь, что ты захочешь выглядеть — и пахнуть — как она.

Дуглас усмехнулся.

— О, это великолепно, старина.

Это означало еще больше неприятностей; вот что это было. Салливан понимал это. И, точно так же, как и с тех пор, когда он впервые взглянул на Изабель Чалси, он решил шагнуть им навстречу. По крайней мере, в эти дни жизнь стала более интересной.


— Оливер, с вашей стороны очень щедро и заботливо сделать такое предложение, — проговорила Изабель, положив еще один кусочек сахара себе в чай, — но у меня нет желания покидать Лондон посреди Сезона.

— Даже ради развлечений Брайтона? — настаивал лорд Тилден. — Пригласите с собой кого хотите. Мой отец дал разрешение устроить прием гостей, который может продлиться следующие две недели.

— Я скорее предпочту остаться здесь, — ответила она, рискнув бросить взгляд в окно гостиной только тогда, когда Оливер уронил ложку и наклонился, чтобы поднять ее.

Она не смогла увидеть ничего, что могло бы происходить во дворе конюшни. За последние три дня она практически не видела Зефир, не говоря уже о ее тренере. Очевидно, Оливер вычислил расписание Салливана, потому что приходил с визитом каждое утро как раз перед тем, как должен был приехать мистер Уоринг, оставался вплоть до его отъезда, а затем тащил ее на то или иное развлечение, которое длилось как раз все то время, когда начиналась и заканчивалась утренняя тренировка Зефир.

Каковы бы ни были ее собственные чувства в этих обстоятельствах, Изабель считала чистой случайностью тот факт, что за этот промежуток времени Салливан никого не ограбил. Она не была уверена, почему, так как он не принял ее угрозы всерьез.

— Есть какая-то определенная причина, по которой Лондон внезапно стал так дорог вам? — небрежно спросил Оливер. — Когда я упомянул об экскурсии с друзьями несколько недель назад, вы, казалось, были в восторге от этой идеи.

— Что ж, теперь, когда Сезон начался, я так великолепно провожу время, что изменила свое мнение. — Когда он снова открыл рот, девушка подняла руку. — Пожалуйста, Оливер. Я прекрасно знаю, почему вы хотите отправить меня в другое место, и, уверяю вас, в этом нет необходимости. И я не хочу больше говорить об этом.

Виконт вскочил на ноги, со стуком поставив на стол свои чашку и блюдце.

— Он появляется здесь каждый день.

Так же, как и ты, подумала Изабель.

— Это то, для чего мы наняли его, — вслух произнесла она. — Мне очень жаль, если вы не ладите между собой, но я наняла мистера Уоринга, не зная о вашей враждебности.

— И все же теперь, когда вы о ней знаете, вы все равно не отослали его прочь. Даже когда я порекомендовал идеально подходящую замену.

Филлип протестовал против предложенного Оливером Тома Барретта и его услуг еще сильнее, чем Дуглас. Девушка осторожно поставила собственную чашку на сервировочный поднос.

— Если вы собираетесь настаивать на этой… одержимости, Оливер, то я собираюсь попросить вас…

— Ты видела это? — Дуглас ворвался в комнату, распахнув дверь гостиной и едва не сбив с ног горничную, которая сидела за дверью. — О, вот как. Мои извинения.

— Видела что? — спросила Изабель, улыбнувшись его очевидному возбуждению. — И в чем, ради всего святого, у тебя испачканы все сапоги?

— В лошадином навозе, конечно же. Или в грязи. Не знаю наверняка. — С широкой ухмылкой Дуглас провел рукой по лицу, оставив там еще одну полосу этого вещества. — Пойди и посмотри.

По крайней мере, теперь у нее есть причина, чтобы отважиться выйти во двор конюшни. Конечно же, отец практически приказал ей делать это, но даже он не мог настаивать, чтобы Изабель проводила время с лошадью вместо поклонника. Подавив свое веселье, потому что Оливер выглядел заметно расстроенным, она взяла брата за протянутую руку и последовала за Дугласом через кухню.

— Знаешь, он позволил мне помогать ему, — трещал ее младший брат, счастливый, словно кошка в коробке с мышкой. — То, как он работает, завораживает. У него даже нет собственных шпор. И он использует кнут скорее для щекотки, просто чтобы напомнить животному о том, чего он хочет.

— Хотелось бы мне напомнить ему о некоторых вещах, — очень тихо прошептал Оливер.

— Прошу прощения? — переспросила Изабель, несмотря на то, что совершенно отчетливо расслышала его слова.

— Ничего, миледи. — Он улыбнулся. — Хорошо, что у мистера Уоринга есть кое-какие умения в обращении с лошадьми. В противном случае он мог бы вычищать стойла или доставлять овощи или что-то еще, что простолюдины делают за деньги.

Это прозвучало далеко недвусмысленно. Словно она нуждалась в напоминании, где располагалось чье-то место в обществе.

— А вы не задумывались, где бы вы оказались, если бы ваши родители не были женаты?

Оливер замедлил шаг и повернул голову, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

— Нет, не задумывался. Я рожден с благими намерениями. А вовсе не продукт какого-то разгоряченного совокупления в гардеробе.

Дуглас, распахнувший кухонную дверь, обернулся.

— Послушайте, Тилден. Не следует говорить о подобных вещах перед моей сестрой.

Справедливости ради, она сама начала это, но Изабель не погнушалась благодарно кивнуть брату. Прав Оливер или нет, но это просто казалось дурным тоном со стороны виконта — унизить человека ниже его по положению, каковы бы ни были их предполагаемые связи.

— Конечно, ты прав, Дуглас, — с легкостью признал Оливер. — Мне не следовало выходить за рамки благопристойности. Вы простите меня, Изабель?

Она улыбнулась, большая часть ее внимания уже была направлена на высокого, стройного мужчину на другом конце конюшенного двора.

— Вы же знаете, что да.

Дуглас повел их в центр двора. Когда девушка рассказала брату про обстоятельства, объясняющие присутствие Салливана, она беспокоилась, что тот поведет себя враждебно по отношению к мистеру Уорингу, что в результате у него появятся ушибы и кровоподтеки. Вместо этого ее брат напоминал щенка, прыгающего вокруг хозяина. Она и понятия не имела, что, черт возьми, произошло между ними. Однако самой себе Изабель могла признаться: она рада тому, что не единственная, кто продолжает радоваться компании мистера Уоринга, несмотря на осведомленность о его происхождении и недавнем противозаконном поведении.

Изабель ненадолго задержалась на ощущении предвкушения, прежде чем повернуться и посмотреть прямо в лицо Салливану Уорингу. Такое ощущение, что она готовится открыть свой первый подарок на Рождество. Это глупо, конечно же, и никто не понимает этого лучше, чем она. Салливан — интересный и необычный мужчина, но определенно не тот, к кому она может… питать романтические чувства. Должна питать романтические чувства. Даже так, девушка предположила, что нет никакого вреда в том, чтобы думать о его поцелуях.

— Видишь? — вскричал Дуглас. — Посмотри, Тибби!

Она посмотрела.

Зефир бежала рысью, описывая широкий круг вокруг Салливана, подняв голову вверх и навострив уши в его направлении. На спине у нее было седло, которое купили Изабель и Филлип, а повод теперь был прикреплен к появившейся на ней уздечке[11], а не к недоуздку.

— Потрясающе, — сухо заметил Оливер. — Верховая лошадь, которая может нести седло.

Волна нервозности прокатилась по ее телу. Если Зефир несет на себе седло, то рано или поздно от нее будут ожидать поездок верхом. О Боже.

— Ну, что ты думаешь, Тибби?

Изабель встрепенулась, переводя взгляд со счастливого лица Дугласа на гораздо менее понятное выражение у Салливана.

— Это великолепно, — заявила она вслух. — Вы делаете поразительные успехи.

— Зефир быстро учится, — отметил мистер Уоринг, легко оставив кобылу. Насколько Изабель могла видеть, он даже не взглянул на лорда Тилдена.

— Итак, я предполагаю, это означает, что скоро вы закончите свои дела здесь, Уоринг. — Оливер говорил тихо и спокойно, но Изабель смогла расслышать в этих словах презрение и гнев.

— Вам нужно решить, леди Изабель, — продолжил Салливан, словно его сводный брат ничего не говорил, — захотите ли вы или нет практиковать свою посадку на старой, спокойной лошади перед тем, как перейдете к молодой кобыле.

Еще одна дрожь пробежала по ее спине. Почему она не наняла мистера Уоринга для того, чтобы он нашел лошадь для Дугласа или что-то еще? Нет, ей понадобилось сказать, что она сама хочет лошадь. Чтобы ездить на ней, пропади все пропадом. Когда девушка поняла, что все трое мужчин смотрят на нее, она кивнула.

— Я подумаю над этим, — сумела выговорить она.

— У меня есть старая кобыла, которая может подойти, — продолжал Салливан. — Я приведу ее завтра, чтобы вы посмотрели, сможете ли вы поладить.

— С лошадью? — парировал Оливер. — Да, и, может быть, потом они смогут вместе выпить чаю с печеньем.

— Оливер, — укорила его Изабель. — Да, мистер Уоринг. Думаю, что это будет отличной идеей.

Лорд Тилден взял ее за руку.

— Пойдемте, Изабель. Я хочу покататься с вами в Гайд-парке. Сегодня слишком хороший день, чтобы стоять здесь в грязи.

В первый раз льдисто-зеленые глаза Салливана устремились в направлении Оливера. А затем, когда мужчина снова посмотрел на нее, он улыбнулся.

— Приятного дня, леди Изабель. Увидимся завтра.

О, Господи. Она коротко вдохнула, возвращаясь в дом с Оливером. Это не имело смысла; она находилась в компании очень приятного, привлекательного мужчины, собираясь на приятную, развлекательную прогулку. И все, о чем Изабель могла думать, даже зная, что, вероятно, ей придется гладить еще одну лошадь, — это о том, что завтра она сможет провести тридцать минут с Салливаном Уорингом.

Глава 11

Салливан бросил взгляд на дорогу. В этот час ночи только совершенно пьяные аристократы бродили по улицам Мэйфера. Герб на проехавшей мимо карете подтвердил это — маркиз Сент-Обин возвращался слишком домой рано; Салливан несколько раз видел маркиза в вечерней одежде довольно поздно следующим утром.

Однако в настоящий момент его интересовало только то, что карета проехала мимо. Как только она скрылась, Салливан нырнул под живописную поросль вязов в северном углу главного городского особняка герцога Левонзи. Он повязал свою черную бандитскую маску, а затем одно за другим проверил окна на нижнем этаже Джонс-хауса. Безуспешно. Все они были заперты. Левонзи всегда был осторожным типом, и, естественно, что это распространилось и на его домашнюю прислугу.

Молча выругавшись, он снова обогнул дом, подойдя к южной стороне. Решетка для вьющихся роз выглядела достаточно крепкой, так что Салливан натянул прочные рабочие перчатки и начал взбираться. Он не мог не повредить несколько белых бутонов, и их пикантный сладкий аромат тяжело разлился в воздухе вокруг него.

Было бы немного легче, если бы герцог уехал из дома, но ненамного. Учитывая присутствие значительного штата его слуг, любая попытка вломиться в этот особняк имела свои отрицательные стороны. По крайней мере, Салливану удалось убедить Брэма не сопровождать его, хотя судя по списку вещей, который друг передал ему для того, чтобы украсть, он ощущал себя так, словно отправляется в поход по магазинам, а не на кражу с взломом.

На полпути вверх он вытянул руку в сторону и потянул кончиками пальцев ближайшее окно. Стекло чуть-чуть сдвинулось. Салливан приоткрыл его еще на несколько дюймов, а затем ухватился за подоконник обтянутыми кожей пальцами и оттолкнулся от решетки. Некоторое время он повис в воздухе, резкая боль в левом плече напомнила ему о том, что за прошедший год там побывало две пули. Вдохнув, Салливан подтянулся вверх, а затем пробрался в дом через окно.

Таким путем можно было пройти только один раз; как только картина окажется в его руках, ему придется уходить через другой выход, предпочтительнее, на первом этаже. Салливан некоторое время постоял в бильярдной, перебирая в уме планы этажей, которыми его снабдил Брэм. К несчастью, он не мог отправиться в этот дом сразу после того, как здесь побывал Брэм и его воспоминания оставались свежими, и ему чертовски не хотелось, чтобы на друга пало подозрение за его собственные так называемые преступления.

Дверь в коридор была открытой, но он не мог разглядеть никаких следов света в доме. Словно солдат, идущий в бой, он всегда ощущал сильное возбуждение, соединенное с обострением всех органов чувств. Салливан ожидал, что будет ощущать себя словно вор, забравшийся на чужую территорию, но по большей части он испытывал гнев. Не в отношении обитателей дома, а в отношении Данстона. Недостаточно того, что ему отказали в праве по рождению; маркиз еще и попытался лишить его наследства. Того единственного наследия, которое ему осталось — наследие его матери.

Но Уоринг мог вернуть его только при условии, что не станет бороться против кого-то из этих аристократов законными методами. Если он выдвинет обвинения против любого из них за то, что они завладели его имуществом, Данстон найдет способ ловко обставить все так, будто семья Салливанов не сделала ничего предосудительного, а сам Салливан Уоринг никогда не существовал, и тем более не заслуживает картин его матери. Проклятые аристократы. Если бы он не мог брать у них деньги днем или под покровом ночи, то они вообще ни на что не годились бы.

За исключением того, что ему больше не стоит делать такие необоснованные утверждения. Одна из аристократов совсем не раздражала его. И ее семья тоже. А он не был готов к этому — к тому, что ощутит к ним что-то вроде привязанности. Привязанности к ней.

Через несколько часов Салливан снова будет у них в доме. Или, скорее, в их конюшне. Двое из этой семьи знали, как Уоринг проводит некоторые ночи, и хотя это им не нравилось и они не понимали это, ни один из них, казалось, не собирался доносить на него. Однако дело не только в этом. Он не мог прямо указать на то, что чувствовал к ним, но знал, что самым мудрым решением было бы просто исчезнуть на несколько месяцев. Особенно учитывая то, что сюда вовлечен Оливер Салливан.

Что, черт возьми, Изабель вообще нашла в этом дураке? Кроме богатства, власти, положения в обществе и красивого лица, конечно же. А сам он воспитан и образован как джентльмен, но без всяких надежд на то, чтобы стать им.

Где-то в большом доме пробили часы, и Салливан пришел в себя. Сейчас не место и не время отвлекаться, ради Люцифера.

Половина вещей, которые Брэм просил его украсть, кажется, находилась в этой комнате, так что он подошел к стенду с оружием на дальней стене. Очень симпатичная пара дуэльных пистолетов с серебряными рукоятками была прикреплена друг над другом, и у него ушла всего минута на то, чтобы снять их и сунуть в карманы. Сигары отняли еще несколько секунд. Он оставил на месте резную шкатулку из красного дерева, но опустошил ее содержимое во внутренний карман сюртука. Если Брэм хочет получить свою долю сигар, то ему сперва придется разузнать местоположение трех последних картин Франчески У. Перрис.

Покончив с бильярдной, Салливан неслышно спустился по широкой изгибающейся лестнице. Пара каменных грифонов охраняла нижнюю часть перил, но так как он пришел сверху, то они выглядели совершенно бесполезными. Он щелкнул одного из них костяшкой пальца по голове.

Кабинет герцога — именно там будет находиться картина, как сказал Брэм. Он немного помедлил перед тем, как скользнуть внутрь. «Мечта юного рыболова о славе» висела прямо на уровне его глаз позади стола его светлости, косой луч лунного света слабо освещал ее.

— Вот ты где, — прошептал Салливан.

Картина была слишком большой для переносной сумки, но Уоринг взял одеяло, которое накинул себе на плечо, и осторожно завернул «Мечту» в него. Для ровного счета он прихватил со стола серебряную чернильницу, а затем увидел ненавистную бирманскую статуэтку плодородия, которую упоминал Брэм.

Господи Боже. Его член был длиной почти с фут, и, учитывая, что высота фигурки составляла примерно два фута, то парень выглядел недвусмысленно утяжеленным спереди. Черт, ему никак не удастся унести это с собой, так что быстро вознеся молитву, что это не принесет ему неудачи, Салливан протянул руку и отломил самую выдающуюся часть на корню. Содрогнувшись, он уронил пенис в последний свободный карман.

— Прости, парень, но мы не можем допустить, чтобы тебе приклеили это обратно.

Он взял картину подмышку и направился обратно в коридор. Парадная дверь была заперта на засов и на ключ — как человек, который, очевидно, считал, что его имущество подвергается риску, Левонзи нужно было только проявить больше внимания к окнам верхних этажей, чтобы превратить свой особняк в чертову крепость.

Окна в утренней комнате тоже были заперты, но, к счастью, для того, чтобы их открыть, не требовался ключ. Салливан отставил картину в сторону и толкнул вверх окно, выходящее в сад у боковой стены дома. Ничего.

— Проклятие, — пробормотал он.

В темноте у него ушла минута, чтобы разглядеть толстый слой краски, наглухо запечатывающий окно нижнего этажа. Учитывая неприязнь Брэма к своему отцу, Салливан никогда не был особо расположен к этому человеку. Однако теперь нерасположение быстро перерастало в чертовски сильное раздражение.

Он вытащил нож и вонзил его в нижнюю часть окна. Дерево неохотно рассталось с краской, и, с протяжным стоном, окно приподнялось на несколько дюймов. Проклятие. Ему не нравилось задерживаться в доме после того, как он вернул свою собственность. Не во всех особняках проживали такие же очаровательные и сладкие на вкус обитатели, как леди Изабель Чалси.

Работая так быстро и эффективно, как ему позволяла почти полная темнота, Салливан просунул картину через узкую щель, а затем снова начал орудовать ножом. Окно поддавалось примерно на полдюйма с каждым сильным толчком. Левонзи понадобится нанимать плотника, чтобы починить свои чертовы окна. У этого типа больше денег, чем у Креза, так что он, черт возьми, вполне может позволить себе более качественно покрасить их.

Яркая вспышка осветила комнату. Салливан инстинктивно бросился в сторону, когда за этим последовал грохот выстрела. Пуля просвистела мимо его уха и разбила окно.

— Ах ты, проклятый вор! — проревел герцог Левонзи. — Я увижу, как тебя вздернут на виселице!

При звуке взводимого курка другого пистолета, Салливан сделал то единственное, что ему оставалось. Он выпрыгнул из окна. Разбитые осколки стекла посыпались вокруг него, когда он жестко приземлился на клумбу с маргаритками. Быстро вскочив на ноги, он подобрался к стене, чтобы схватить картину — как раз в тот момент, когда герцог подошел к окну.

Салливан бросился за угол дома, когда из окна раздался еще один выстрел. Ствол дерева рядом с ним взорвался множеством щепок, и что-то сильно ударило его в бедро, заставив споткнуться. Стиснув зубы, он схватил картину, прикрыл ее своим телом и побежал изо всех сил.


— Почему ты не разбудила меня раньше? — рявкнула Изабель на горничную, отбрасывая в сторону простыни и вставая на ноги.

Пенни вытащила из гардероба голубое муслиновое платье с узором из веточек.

— Прошу прощения, миледи, но вы точно не сказали. И вы так поздно вернулись прошлой ночью, что я…

— Не обращай внимания, — прервала ее девушка, снимая ночную рубашку и торопливо надевая платье. — Я просто не хочу слышать упреки от мистера Уоринга, когда он явится вовремя, а я выйду во двор конюшни с опозданием.

Горничная бросила на нее мимолетный взгляд в зеркало туалетного столика.

— Что такое? — нахмурившись, спросила Изабель.

— Ничего, миледи.

— Пенни, я узнаю этот взгляд.

— Ну, хорошо, миледи, — ответила горничная, начав расчесывать спутанные волосы Изабель. — Вы говорите, что не хотите слушать упреки от мистера Уоринга, но он работает на вас. Не могу представить, что он сможет сказать что-то неподобающее, в то время как вы…

— Да, да, конечно. Это просто образное выражение. Я сказала, что буду в его распоряжении в десять часов, и не хочу опаздывать. Это вопрос моей собственной гордости. — Это не объясняет, почему Изабель покраснела, или то, почему она отлично понимала, что они с Салливаном поссорятся — и почему девушка предвкушала это.

Как только она покончила с туалетом, Изабель торопливо спустилась вниз. Олдерс стоял на полпути между вестибюлем и комнатой для завтрака, несомненно, готовый двинуться в том направлении, где он будет нужен больше всего.

— Олдерс, — поприветствовала его девушка, — я буду во дворе с Зефир и мистером Уорингом.

— Мистер Уоринг сегодня утром еще не прибыл, миледи, — нараспев произнес дворецкий.

Она остановилась.

— В самом деле? Но уже пятнадцать минут одиннадцатого.

— Да, это так, миледи. Может быть, вы желаете немного позавтракать? Я сообщу вам, как только он прибудет.

— О. Да, конечно.

Когда Изабель направилась в комнату для завтраков, за ее спиной к дворецкому присоединился лакей. Девушка услышала, как они шепчутся, и различила слова «кража со взломом».

У нее екнуло сердце. Изабель обернулась, в спешке едва не споткнувшись.

— О чем вы говорили?

Олдерс подтолкнул лакея обратно в сторону людской.

— Ничего такого, чем вы могли бы побеспокоить себя, миледи. Просто слухи, распространяемые среди слуг.

— О чем? — не отступала она. — Я настаиваю, чтобы вы рассказали мне, Олдерс.

Дворецкий жестом попросил ее направиться в комнату для завтраков.

— Очень хорошо, — произнес он, выдвигая для нее стул. — Стивенс слышал от кухарки, кухарка — от разносчика молока, а тот узнал это от повара герцога Левонзи, что сегодня рано утром в доме его светлости была совершена кража со взломом. Более того, это был Мародер из Мэйфера.

Ее сердце забилось еще чаще.

— О Боже, — проговорила Изабель, с трудом сглотнув и занимая место за столом. Он снова это сделал. Она предупреждала его, и, пропади оно все пропадом, он не послушался.

— Кто-нибудь сказал о том, что было взято?

— Моя информация, по понятным причинам, не слишком надежная, миле…

— Я это понимаю, Олдерс. Что вы слышали?

— По слухам, несколько вещей было сломано, и пропало несколько серебряных вещиц, картина и небольшое количество сигар. Старый герцог, очевидно, несколько раз выстрелил в негодяя, так что не стоит бояться. Вероятно, они найдут его мертвым в переулке. Я слышал, что его светлость — меткий стрелок.

Изабель слышала то же самое. О нет, о нет. Дрожа, она так поспешно вскочила на ноги, что едва не опрокинула стул назад.

— О Боже, я совсем забыла, что должна сегодня утром встретиться с Барбарой. Дуглас уже встал?

— Полагаю, что нет, миледи.

— Пожалуйста, проследите за этим. Он обещал сопровождать меня.

— Сию минуту.

Когда Олдерс торопливо покинул комнату, Изабель прошагала к окну и обратно. Отсюда она не могла видеть двор конюшни, поэтому прошла по коридору в гостиную. Что, если герцог на самом деле подстрелил Салливана? Что, если он…

Девушка сделала глубокий вдох. Уоринг — вор; она сама поймала его на месте преступления. И предупреждала его, черт побери. Так почему же, во имя всего святого, она так беспокоится, что с ним могло что-то случиться?

Но Изабель беспокоилась. Очень сильно. Несколько мгновений она обдумывала идею броситься в конюшни и потребовать лошадь. Однако эта мысль внушала ей ужас, и даже если бы она набралась достаточно смелости и умения ездить верхом, девушка все равно понятия не имела, где он живет.

— Какого дьявола происходит? — спросил Дуглас, вваливаясь в комнату позади ее. Он был одет только наполовину: жилет расстегнут и в одном сапоге.

— Закрой дверь.

Нахмурившись, брат сделал это, а затем плюхнулся в кресло, чтобы натянуть второй сапог.

— Я, знаешь ли, почти до рассвета играл в вист с Филлипом,

— Прошлой ночью Мародер из Мэйфера ограбил дом герцога Левонзи, — задыхаясь и торопясь, сумела выговорить Изабель. — Герцог несколько раз выстрелил в вора. А теперь уже больше десяти часов и Салливана здесь нет.

Ее брат резко выпрямился.

— Клянусь петлицами святого Джорджа. Левонзи — меткий стрелок.

— Я знаю это, пропади все пропадом. Отвези меня повидать Салливана.

— Что? Почему я…

— Кто еще сможет помочь ему, если он ранен? — настаивала она, подходя к брату, чтобы поставить того на ноги. — И я не знаю, как туда добраться.

— Может быть, мне следует отправиться туда самому, Тибби? Это неприлично…

— Не смей говорить мне, что прилично, Дуглас Раймонд Чалси, — рявкнула Изабель. — Отправляйся и приготовь двухколесный экипаж.

Он поднялся и раздраженно вздохнул.

— Ты навлечешь на нас неприятности, Тибби. Надеюсь, что ты понимаешь это.

— Я знаю. — Девушка сделала глубокий вдох. Логика поможет ей больше, чем паника. Особенно когда она не могла понять, почему ощущает такое беспокойство. Однако, если бы Изабель руководствовалась логикой, то она раздумывала бы, как лучше сообщить властям, чтобы они смогли арестовать мистера Уоринга — если Левонзи не убил его. Очевидно, это не имеет отношения к логике. И к каким-то тайнам или секретам. — Спасибо за то, что ты помогаешь мне.

— Рано благодарить меня. И тебе не нужно называть меня полным именем, черт побери. Встречаемся на улице через пять минут.

Спотыкаясь, Дуглас вышел и потребовал к себе Олдерса и кофе, а она снова начала ходить по комнате. Изабель уже была одета для выхода, поэтому все, что ей оставалось — это ждать. И чем дольше она ждала, тем больше тревожилась.

Если что-то случилось с Салливаном Уорингом, то все, вероятно, скажут, что он заслужил это. В конце концов, он вламывался в чужие дома. Он же чертов Мародер из Мэйфера. Хранить его секрет — это одно, но теперь он зашел слишком далеко. Что же ей следует делать?

Что же касается ее беспокойства, то Изабель могла сказать себе, что это — естественная забота о ближнем. Да, вот именно. Как только девушка увидела, что помощники конюха выводят пару гнедых и запрягают двухколесный экипаж, она схватила накидку и торопливо устремилась к двери.

— Миледи, что мне следует сказать лорду и леди Дэршир, как долго вы и лорд Дуглас будете отсутствовать? — крикнул ей в след дворецкий.

— Я не уверена, но это не займет много времени.

Она не стала ждать ответа. На улице Фиппс помог ей сесть рядом с Дугласом и ее брат, прищелкнув языком, тронул лошадей с места.

— Спасибо, что ты не стал жаловаться из-за того, что верхом было бы быстрее, — через минуту проговорила она, большей частью для того, чтобы отвлечься от факта, что они очень быстро движутся по запруженным народом улицам.

— Об этом не могло быть и речи, — сухо ответил Дуглас, а затем присвистнул на старьевщика, чтобы тот убрал с пути свою тележку. — И, полагаю, что мне все равно понадобилось бы спуститься вниз через два или три часа.

— Очень смешно. Это же ты неровно дышишь к мистеру Уорингу. Я ожидала, что ты уже поднялся и ждешь его.

— Ты достаточно беспокоишься за нас обоих. — Дуглас бросил на нее взгляд, маневрируя в толпе. — И тебе лучше перестать это делать.

— Перестать делать что? Беспокоиться о том, что кто-то, с кем я знакома, может быть ранен?

— Он не слуга или что-то в этом духе, но и не тот человек, о котором тебе стоит вздыхать тоже.

Изабель ударила его в плечо.

— Ой! Я же правлю лошадьми, черт побери!

— К твоему сведению, Дуглас, — чопорно ответила она, отказываясь принимать во внимание что-либо, кроме точного смысла своих слов, — я не вздыхаю по мистеру Уорингу. Он — коннозаводчик. То, что мы несколько раз целовались, вовсе не означает…

— Несколько раз? — повторил брат. — Ты говорила, что он поцеловал тебя только однажды, чтобы получить возможность сбежать!

Пропади все пропадом.

— О, какое это имеет значение? — парировала девушка. Хотелось бы надеяться, что громкость и настойчивость одолеют логику. — Он… он скорее как… друг. Разве ты не беспокоишься о нем?

— Может быть. Немного. Я сказал ему, что нужно прекратить воровство прежде, чем он втянет нас во что-то неприятное.

— В самом деле?

— Да. И тебе не нужно было бить меня.

— О, Господи, Дуглас. У тебя на плечах столько подкладки, что, вероятно, ты даже не почувствовал удара.

Он напрягся.

— Хочу поставить тебя в известность, что это все из-за моды. Готов поспорить, что Тилден тоже носит накладки на плечах.

Изабель понятия не имела, носит виконт что-то подобное или нет. У Салливана такого точно не было.

— Еще далеко? Где же он живет?

— У него огромная конюшня и около трех акров земли. Еще примерно миля или около того.

Итак, Салливан каждый день дважды проезжает по три мили, чтобы тренировать Зефир. Это казалось значительным расстоянием, не важно, платили ему за эту работу или нет. Конечно же, Изабель заставила его взяться за нее с помощью шантажа, но, судя по тому, что она видела, Уоринг не казался человеком, который будет делать многое из того, что не хочет делать.

А в этот самый момент она по-настоящему хотела, чтобы никто не подстрелил его прошлой ночью. Очень сильно хотела этого.

Глава 12

Салливан поморщился, натягивая сапоги. В этот раз повязка вокруг его бедра осталась на месте, но подорвет его умение ездить верхом сегодня днем. А ему, разумеется, придется много ездить. И будет это после того, как он объяснит свое опоздание леди Изабель, хотя на самом деле Салливан с нетерпением ждал этого — вот почему он отказался послать с запиской одного из своих людей, когда осознал, что опоздает.

Хм. Надо же — он с нетерпением ждет взбучки от аристократа. За несколько недель все изменилось. Но совсем необязательно, что он ждет разноса; все дело в том, что он увидит ее снова. Вчера Изабель занервничала, когда он предложил, чтобы она попыталась ездить верхом на более возрастной кобыле перед тем, как сесть на Зефир, но ее нежелание имело смысл. Так же, как и ее обучение верховой езде на более опытном, спокойном животном. Ее обучение, строго говоря, не входило в их соглашение, но сейчас в этом нет ничего необычного.

Конечно же, если бы это зависело от него, он все еще тренировал бы кобылу двигаться шагом и рысью, а Зефир все так же не годилась бы для верховой езды. Даже младший брат Изабель догадался, что прогресс Зефир чересчур… методический. Во всяком случае, именно такое слово употребил Салливан, объясняя это Дугласу. Признаться, что он тянет время, чтобы провести побольше времени с Изабель — это могло бы губительно сказаться на их репутациях.

Салливан похромал вниз, чтобы посмотреть, не закипела ли вода, которую он подвесил над огнем. Не приученный вставать так поздно, он знал, что горячая чашка американского кофе хотя и не сможет помочь его ноге побыстрее зажить, но улучшит его настроение. Его экономка, миссис Ховард, может появиться здесь с минуты на минуту, и Уоринг предпочел бы покинуть дом перед тем, как она прибудет сегодня.

Кто-то постучал в дверь.

— Мистер Уоринг? Это Холлиуэл.

— Входи, — ответил он и едва не обжег себе палец, наливая воду в чайник. Может быть, ему все-таки следовало подождать миссис Ховард.

— К вам покупатель, сэр. Хочет узнать, сможет ли он встретиться с вами здесь.

Проклятие. Он и так уже опаздывает в Чалси-хаус почти на час. Но он не настолько преуспевает, чтобы отказаться от встречи с клиентом.

— Проводи его сюда, Холлиуэл. И удостоверься, что Ахилл оседлан, хорошо? И Молли тоже, под дамским седлом. — Кобыла по кличке Молли составляла компанию больным или нервным животным — это была самая уравновешенная и спокойная лошадь в его конюшне.

— Я присмотрю за этим. — Холлиуэл отступил из дверного проема и сделал знак тому, кто стоял позади него. — Сюда, милорд.

Несмотря на то, что прошлым вечером в него стреляли, Салливан начинал чувствовать себя более снисходительным к тем, кто, предположительно, стоял выше него. Все они могли бы поблагодарить Изабель Чалси за более приемлемые цены в его конюшнях, хотя никто из них никогда не узнает об этом. Он повернулся лицом к двери.

— Доброе утро, ми… — Кровь застыла у него в жилах. — Убирайтесь из моего дома.

Джордж Салливан, маркиз Данстон, закрыл за собой дверь кончиком трости. Вероятно, опасался, что подхватит какую-то простонародную инфекцию, если коснется чего-нибудь. Ему повезет, если он не обнаружит нож у себя в животе.

— Меня интересует один из ваших гунтеров, мистер, — проговорил маркиз, сняв шляпу, но продолжая держать ее и трость в руках.

— Черта с два я стану что-то вам продавать, и не собираюсь играть в ваши треклятые игры. А теперь убирайтесь отсюда, пока я не вышвырнул вас пинком под чертов зад.

— Я только прошу, чтобы мы вежливо побеседовали, мистер Уоринг.

— Мистер… нас здесь только двое. Зачем утруждать себя притворством?

Салливан удивлялся тому, что его голос звучал спокойно. Каждый мускул был напряжен, и благодаря этому он сумел удержаться и не ударить этого человека — единственного человека в Лондоне, который отказывался признавать, что Салливан Уоринг — его сын. Прошло почти шесть месяцев после того, как они встречались в последний раз, и, несмотря на то, что ему хотелось бы признать, что старик выглядел дряхлее или, по крайней мере, сожалел о том, что украл наследство у собственного сына, Данстон казался таким же бодрым и надменным, как и всегда.

Маркиз не ответил, так что Салливан неохотно сделал шаг ему навстречу.

— Убирайтесь из моего дома. Я не собираюсь повторять это еще раз.

— Я здесь не ради шутливой беседы, мистер Уоринг, — негромким голосом заявил маркиз, все еще не двигаясь и, по всей видимости, приготовившись к столкновению.

Салливан свирепо уставился на него. В течение многих лет он считаные годы видел маркиза считанное число раз, по большей части тогда, когда он все еще жил с матерью и задолго до того, как он решил отправиться сражаться на Пиренейский полуостров. Джордж Салливан был привлекательным мужчиной, хотя теперь, с годами, у него появилось круглое брюшко и от постоянного неодобрения или из-за страха осуждения его щеки ввалились, а рот заметно уменьшился.

— Вы немедленно прекратите это воровство, — продолжал Данстон. — Я слышал, что Левонзи стрелял в вас прошлым вечером. Неразумно рисковать жизнью из-за такой… ерунды.

— Ерунды, вот как? — ответил Салливан, снова занявшись приготовлением кофе, главным образом потому, что это позволило ему повернуться к маркизу спиной.

— Да. Это совершенная ерунда.

— Но не для меня, надменная заносчивая змея. Не стоит горшку смеяться над котелком, маркиз.

Когда Салливан снова повернулся лицом к Данстону, светлая кожа аристократа побледнела еще больше.

— Как вы смеете? Ублюдочный коннозаводчик называет меня…

— Это вы сделали меня ублюдком, — прервал его Салливан. — Я тут ни при чем.

— Эти идиотские кражи — ваших рук дело. И вы немедленно прекратите их.

— Я могу поспорить, чьих это рук дело, так как вы ограбили меня, пока я сражался в Испании ради защиты королевства, но мне больше интересно то, как, по вашему мнению, вы сможете помешать мне вернуть себе то, что принадлежит мне. — Салливан отхлебнул кофе. Напиток оказался слишком крепким и горячим, но он практические не обратил на это внимания. Арестуйте мне, Данстон. Пожалуйста. Я буду кричать с тюремной башни о том, как вы обокрали меня и толкнули на преступный путь. Папа.

Данстон стиснул трость с такой силой, что костяшки его пальцев побледнели.

— Ты зашел слишком далеко, мальчишка. Твоя мать не оказала услуги моей семье, когда дала тебе такое имя. Словно она ожидала, что я дам тебе свое.

Салливан прищурил глаза, сейчас он был ближе к тому, чтобы взорваться, чем в тот день, когда вернулся в Англию и обнаружил, что коттедж его матери ограблен, а его так называемый отец раздал картины своим друзьям и знакомым.

— Предположу, что она не ожидала, что вы что-то дадите мне; ей просто хотелось напомнить вам о вашем лицемерии и отказе от ответственности.

— Ты был ошибкой. И я не стану компрометировать положение своей семьи из-за того, что твоя мать решила назвать своего ублюдка в честь меня в надежде что я, может быть, воспитаю тебя как своего сына? Дам тебе земли? Сделаю своим наследником? Это смешно.

— Говорите себе все, что поможет вам спать по ночам, — ответил Салливан. — Просто делайте это в другом месте.

— Сначала дай мне слово, что ты перестанешь воровать. И прекрати болтаться возле Чалси-хауса и беспокоить моего сына.

— Так Оливер настучал на меня, не так ли? — Салливан выдавил из себя улыбку, размышляя, догадывается ли Данстон, как близок он к тому, чтобы получить в лицо горячим кофе. — Семья наняла меня. В отличие от некоторых, я выполняю свои обязательства.

— Тогда пообещай мне, что не станешь пытаться скомпрометировать моего сына или мое имя, распространяя теорию о том, кто твой отец. Или нарушать привычный образ жизни пэров, вламываясь к ним в дома.

Салливан прошел мимо Данстона к парадной двери.

— Без сомнения, лорд Тилден сможет сам постоять за себя противублюдка-коннозаводчика, — парировал он. Конечно, маркиз не предупредил его, чтобы он держался подальше от Изабель; смешно было даже предполагать, что Салливан вообще сможет увиваться за ней, будет у него какой-нибудь благородный соперник или нет.

— Я не хочу выслушивать эти слухи. С меня довольно этой глупости, которая происходит каждый раз, как ты продаешь кому-то чертову лошадь. Понятия не имею, почему твоя мать не утопила тебя после рождения.

— Полагаю, ради того, чтобы сейчас я смог сделать вашу жизнь настолько несчастной, насколько смогу. — Он распахнул дверь. — Я буду счастлив дать вам под зад, маркиз.

— Ба. Держись подальше от меня и того, что принадлежит мне, Уоринг. Знай свое место, чтобы никто не пристрелил тебя. Я не стану забирать и хоронить твой труп. — В последний раз фыркнув и бросив на него презрительный взгляд, Джордж Салливан повернулся и вышел за дверь.

Салливан с силой захлопнул дверь. Доставивший ему удовольствие грохот эхом отозвался по всему дому. Однако от последовавшего за ним тихого звука он замер на месте. Мужчина резко обернулся.

Изабель Чалси стояла в дверном проеме парадной двери, закрыв рот одной рукой, а другую приложив к сердцу.

— Привет, милая, — прошептал он, жар в его груди начал спускаться вниз. — Ты немного заблудилась, не так ли?

— Я услышала слухи о том, что прошлой ночью подстрелили вора, — с придыханием проговорила она. От беспокойства или от неуверенности — Салливан не знал, но ему нравился этот звук.

— Ты беспокоилась обо мне? — Он отступил от двери, чтобы приблизиться к ней.

— Ты опаздывал. Я…

Уоринг схватил ее за плечи, прижал спиной к дверной раме и накрыл ее губы своими. С тех пор, как они встретились, он находил отговорки, чтобы быть рядом с ней, чтобы целовать ее. Однако теперь ему пришлось признать то, что он даже не мог скрыть — он хотел ее. Отчаянно.

Ее пальцы запутались в его рубашке, притягивая его ближе, пока Изабель жадно целовала его в ответ. Она вздохнула, ее язык легко коснулся его языка, а затем оттолкнула его.

— Мы не одни, — дрожащим голосом сумела выговорить она.

Салливан сделал шаг назад как раз в тот момент, когда в коридоре позади них появилась еще одна фигура.

— Парнишка, — проворчал он, кивнув Дугласу Чалси, а затем повернулся к нему спиной и зашагал обратно в гостиную. Все, что мальчишке нужно — это взглянуть на выпирающий в настоящий момент перед его брюк, и сразу же начнется драка.

— Так вы не умерли, а? — заметил Дуглас. — Я увидел во дворе экипаж Данстона, так что мы заехали сзади.

Натянуто кивнув, Салливан схватил сюртук и натянул его. Конечно же, Изабель не могла приехать одна; она даже не умела ездить верхом. Он должен был догадаться об этом. Идиот.

— Приношу свои извинения за то, что опоздал. Больше этого не повторится.

— Вы же ранены, — заявила Изабель.

Когда Салливан снова повернулся лицом к двум представителям семьи Чалси, карие глаза Тибби критически рассматривали его, выражение ее лица представляло собой нечто среднее между изумленным и обеспокоенным.

— В меня вонзилась щепка, — ответил он. Щепка в семь дюймов[12] вонзилась до половины в его левое бедро, но он не стал сообщать им детали. — Ну что, давайте отправимся?

— Дуглас, ты не подгонишь экипаж к парадной двери? — спросила Изабель, все еще не сводя глаз с Салливана.

— Но я только что…

— Дай нам побыть одним, парнишка, — вмешался Салливан.

— Хм, могли бы именно с этого и начать, — проворчал Дуглас, снова сворачивая в короткий коридор.

— Вы часто заходите домой к наемным работникам, когда они… — он бросил взгляд на маленькие часы на камине, — … опаздывают на пятьдесят две минуты?

— Я предупреждала, чтобы вы прекратили свою… бесчестную деятельность, мистер Уоринг.

— И я заявлял вам, что не стану этого делать. Следовательно, я предполагаю, что вам следует заявить о том, чтобы меня арестовали. Потому что я ставлю вас в известность, что сделаю это снова.

Девушка уставилась на него.

— И я понимаю, почему. Но…

— Вы понимаете, — повторил он. — Вы.

— Да, я. Я подслушала ваш разговор с лордом Данстоном, — ответила она. — Во всяком случае, часть его.

Проклятие.

— Тогда мы можем добавить подслушивание к списку ваших достижений. И проникновение в чужое жилище. Вы быстро превращаетесь… в меня, я полагаю.

Изабель посмотрела на него, склонив голову набок.

— Я не замышляю ограбление. Я думала, что вы пострадали. Я… я беспокоилась.

Салливан не двигался с места.

— Все-таки, что заставляет вас думать, что именно я ограбил дом Левонзи? Его сын — мой самый близкий друг. Это означало бы, что у меня вовсе нет никаких положительных качеств.

— Была похищена картина. — Она сделала вдох. — Конечно же, я догадалась, что это вы. Не понимаю, почему вы считаете нужным притворяться передо мной. Я и так уже знаю достаточно, чтобы причинить вам вред, даже без последней вашей вылазки.

Изабель была совершенно права. Салливан медленно кивнул.

— Герцог не попал в меня. За исключением щепки, когда он разрядил пистолет в ствол вяза.

— Вам нужен врач? Я могу…

— У меня были раны намного хуже этой, — прервал он. — Это не имеет значения. — Сознавая, что ее брат сможет в любой момент вернуться обратно, он снова шагнул ближе к ней. — Я высоко ценю то, что вы проделали весь этот путь только для того, чтобы убедиться, что я не умер.

— Я потратила на вас двадцать фунтов.

— Ну а теперь кто из нас притворяется?

Изабель оглядела небольшую комнату.

— Почему вы говорите не так, как обычно говорят коннозаводчики?

— Потому что меня воспитывали как джентльмена. Наставники, школа, и, конечно же, тур по континенту по пятам Бонапарта.

— Ваша мать ожидала, что лорд Данстон признает вас?

Очевидно, она подслушала не весь разговор, который состоялся у них с Данстоном. Если бы Салливану не хотелось поцеловать ее снова, то желание отвечать ей было бы значительно меньше.

— С самого начала он ясно дал понять, что никогда не признает меня, — тихо ответил он. — Мама хотела, чтобы я получил образование для того, чтобы мог заняться тем, чем хочу. У меня не было никакого желания становиться священником, адвокатом или счетоводом.

— Нет, я не могу представить, что вы ведете сидячий образ жизни, — задумчиво ответила девушка. — И могу сказать, что вы наслаждаетесь тем, что делаете сейчас. И у вас это очень хорошо получается.

— Благодарю вас, хотя я и не нуждаюсь в вашем одобрении.

Изабель нахмурилась, сдвинув красиво очерченные брови.

— Вы можете знать все о лошадях, но становится очевидным, что я сбиваю вас с толку.

Он подошел еще ближе к ней, достаточно близко, чтобы снова коснуться или поцеловать ее. Затем до него дошли ее слова.

— Прошу прощения?

— Вы поцеловали меня, а затем оскорбили. Вы и понятия не имеете, чего хотите, не так ли?

Салливан снова схватил ее за плечи и притянул к себе.

— Я слишком хорошо понимаю, чего хочу, Изабель. Просто радуйтесь тому, что я пока еще не взял это.

Она смотрела ему в лицо, без колебаний встречая его взгляд.

— Вы все еще не запугали меня.

— Я не пытаюсь запугать вас, — прошептал Уоринг. — Я пытаюсь предупредить вас.

— Потому что вы — не джентльмен?

Салливан покачал головой. Он хотел ее так сильно, что мог практически ощущать ее вкус.

— Ни в малейшей степени. И я счастлив, что не являюсь им.

— Я начинаю думать, что именно это мне в вас и нравится.

Пока он стоял неподвижно — насколько это ему удавалось, ведь Изабель была так близко — она провела руками вверх по его плечам и запустила пальцы в его волосы. Затем девушка притянула его лицо вниз и нежно прижалась губами к его губам.

Со стоном он усилил их объятие, подняв ее так, что их лица находились на одном уровне. Его сердце глухо билось в ребра, и Салливан готов был поклясться, что ощущал ее частый пульс под своими пальцами. Господи, это опасно, причем для них обоих. Может быть, отчасти поэтому время, проведенное с ней, так опьяняло его. Но Изабель заворожила бы его, даже несмотря на разницу в их положении. Нежная и циничная, сильная и робкая, остроумная и наивная — все это одновременно.

Парадная дверь в его доме задребезжала, и Салливан опустил Изабель вниз так быстро, что она споткнулась. Выругавшись, он протянул руку, чтобы поддержать ее, когда дверь отворилась.

— Пойдемте, леди Изабель, — проговорил он, превращая ласку в джентльменское предложение помощи. — Если только вы не желаете, чтобы я отказался от инструкций на сегодня.

Она сглотнула, и ее щеки порозовели.

— Вы говорили, что если Зефир пропустит день, то для нее это будет шаг назад. Так что да, пожалуйста, давайте поедем. У меня нет привычки разыскивать опаздывающих наемных работников, что бы вы там не подумали.

— Или целовать их, — прошептал Салливан в ее волосы, когда она проходила мимо.

Изабель хотела, чтобы он был поблизости. Поэтому как бы не предупреждал его Данстон о том, чтобы держаться подальше от Чалси-хауса и уйти с пути у Оливера… чтобы бы это ни значило, он останется — до тех пор, пока либо не опомнится, либо кто-нибудь не сумеет всадить в него пулю.


Изабель снова посмотрела через плечо, когда Дуглас повернул экипаж на подъездную дорожку Чалси-хауса. В нескольких ярдах позади них Салливан ехал на своем чудовищном жеребце, ведя в поводу за собой другую лошадь. Он решил, что гнедая кобыла станет первой, на кого ей нужно сесть верхом. И в этот момент девушка так же опасалась нового разговора с ним, как и того, что она по-настоящему окажется на спине у лошади.

Когда она проводила время с друзьями, или танцевала на одном из сотен балов, запланированных на Сезон, Изабель понимала, насколько смешно даже думать о том, чтобы поцеловать непризнанного, незаконнорожденного сына маркиза Данстона. Однако в его присутствии она не могла думать ни о чем другом.

Ребенком она всегда первой прыгала в озеро, и больше, чем каждый из ее братьев взбиралась на деревья, — большей частью потому, что ей говорили не делать этого. Она всегда получала то, что хотела, от платьев до поклонников. Так ли это? Предполагалось, что Салливан Уоринг — тот, кого она не могла заполучить? Неужели именно это привлекало ее?

Изабель снова посмотрела на него. Он спрыгнул с жеребца, передав поводья обеих лошадей Фиппсу. Ну хорошо, запретный фрукт был одной из составных частей этого притяжения. Так же, как и его тайна. Хотя, после того, как она увидела его с лордом Данстоном, девушка почти разгадала эту загадку. И теперь он привлекал ее еще больше, чем прежде.

У Салливана было лучшее образование, чем у некоторых из мужчин, которые ухаживали за ней — или, по крайней мере, он лучше понимал то, чему научился, чем большинство других. Он открыто высказывал свое мнение, даже при том, что их положение в обществе диктовало, что ему не следовало этого делать. И Салливан… понимал ее решимость и страхи так же хорошо, как и ее собственная семья.

Он перевел взгляд на нее, и легкая улыбка коснулась его чувственного рта. В ответ сердце Изабель забилось чаще. Когда из дома появились ее отец и Филлип, ее лицо снова приняло высокомерное выражение. В конце концов, он все еще работает на нее. А теперь он еще и совершил кражу у герцога. И как бы девушке не хотелось продолжать целоваться с ним, у нее не было выбора, кроме как хранить это в тайне.

— Вот вы где, — воскликнул ее отец, выходя вперед, чтобы помочь ей спуститься из экипажа. — Какие бы там срочные дела не возникли у вас с Барбарой, я бы хотел получить чуть больше информации, чем «я уезжаю ненадолго».

— Прости, папа, — ответила Изабель и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

— Я сопровождал ее, — небрежно добавил Дуглас. — Думаю, что я смог бы защитить добродетель Тибби.

Филлип фыркнул.

— Ты не смог бы защитить даже собственную добродетель.

— Вот как! Это не…

— Достаточно, дети. Я ухожу заниматься счетами. Умоляю, ведите себя прилично.

Маркиз вернулся в дом. Филлип о чем-то разговорился с Салливаном, а Дуглас ловил каждое их слово.

— Ты собираешься прокатиться верхом сегодня, Тибби? — спросил ее старший брат, указывая на гнедую кобылу.

Девушка с трудом сглотнула, ее руки начали дрожать, но она пожала плечами.

— Я еще не решила.

— Могу я вывести для вас Зефир, мистер Уоринг? — вмешался Дуглас.

— Если ты сможешь спокойно сделать это, — ответил Салливан.

— Я всегда спокоен.

Филлип рассмеялся.

— В данный момент ты пугаешь меня. Но сделай это быстро, хорошо? Из-за тебя мы можем опоздать на примерку к Хоби.

— Чтоб тебя! Я забыл. — Дуглас помчался в конюшню, Филлип последовал за ним.

— Так вы собираетесь, милая?

Изабель повернулась лицом к Салливану.

— Собираюсь что?

— Собираетесь прокатиться верхом сегодня.

— О. — Она пожала плечами и стиснула руки за спиной, чтобы Уоринг не увидел, как они дрожат.

Он сложил руки на груди.

— Вы когда-нибудь сидели в седле?

— Нет.

— Что ж, давайте начнем с этого, хорошо? — Салливан направился к конюшне и сделал ей знак следовать за ним.

— Я все еще отдаю приказы, знаете ли, — заявила Изабель. Как бы ни отвлекало ее само его присутствие, не стоит создавать у него впечатление, что теперь он может командовать ей только потому, что они несколько раз поцеловались.

Уоринг остановился.

— Тогда что мы теперь будем делать, леди Изабель?

Изабель вздернула подбородок.

— Отведите меня в конюшню, чтобы я смогла научиться, как нужно сидеть на лошади.

— Как пожелаете.

Глава 13

— Что удержит ее от того, чтобы перевернуться вместе со мной? — с сомнением поинтересовалась Изабель, подталкивая ногой опрокинутую бочку.

— Я. — Салливан присел перед ней на корточки, его колени располагались по обе стороны бочки. — Это совершенно безопасно.

Он положил ее дамское седло поверх бочки и с помощью подпруги прочно закрепил на ее круглой середине, но каким бы сильным и умелым он не выглядел, у девушки были свои сомнения в том, что Салливан сможет удержать ее от падения на спину в тот момент, когда она сядет в седло. Изабель снова посмотрела на него.

— Это выглядит очень глупо.

— Но это невысоко от земли, и она не уйдет из-под вас. — Он склонил голову, эта пронизанная золотом прядь волос снова скрыла его зеленый глаз. — Почему вы возражаете? Это всего лишь полая груда дерева и металла. И никто не собирается ничего говорить.

Она поморщилась.

— Ну хорошо. Вы меня убедили. — Подобрав юбки, она осторожно подошла к бочке и неловко уселась, перекинув одну ногу через луку седла. — Я не совсем правильно одета для этого.

— Однако вы хорошо справились с этим.

— О, перестаньте. Как вы заметили, это всего лишь груда дерева.

Его рот смягчился быстрой улыбкой, когда он присел, не сводя с нее глаз. Господи, как ей хотелось поцеловать его. Однако Фиппс и несколько других конюхов продолжали слоняться по конюшне, так что она не посмела. И невозможность сделать это заставила Изабель испытывать еще большее желание.

— Вы чувствуете себя в безопасности?

— Вы ведь не собираетесь поворачивать меня кругом, не так ли?

— Нет.

— Тогда да, я ощущаю себя в полной безопасности.

— Хорошо. — Он отвел взгляд. — Фиппс, не дадите ли вы мне уздечку? — Главный конюх принес узду, и с помощью свободной руки Салливан расправил ее на собственных плечах, а затем передал поводья девушке. — Высота немного не та, но довольно близка к нужной. Держите их в той руке, в какой вам удобнее, и, не наматывая их ни на что, зажмите концы другой рукой, на тот случай, если вы потеряете их.

— Потеряю их? — повторила, вздрогнув, Изабель.

— Маловероятно, что это произойдет, но я не хочу, чтобы это застало вас врасплох.

Напряженно кивнув, она взяла поводья так, как Салливан сказал, слегка расслабив кулаки, когда он заметил, что корова, из кожи которой сделана уздечка, уже умерла. Изабель понимала, что он пытается успокоить ее, и она ценила это, но они оба знали, что есть огромная разница между тем, когда сидишь на бочке и на лошади.

С удивительным запасом терпения и понимания, Салливан показал ей, как поворачивать животное, как держаться, если поверхность станет неровной, и как повлиять на упрямую лошадь. Все это время уздечка была надета ему на голову, и он демонстрировал то, о чем рассказывал. Ее сердце совершило несколько странных кувырков. Она не могла представить, что кто-либо из ее знакомых, не важно на службе у нее или нет, вел бы себя с таким же терпением и основательностью или готов был выглядеть так же глупо ради нее.

— Могу я задать вам вопрос?

Салливан перестал натягивать поводья.

— Кажется, вы все равно это сделаете, хочу я этого или нет.

— Знаю, что я уже спрашивала, но вы рисуете?

Он выдохнул.

— Иногда я делал наброски. Однако я уже много лет не занимался этим.

— Почему нет?

— Потому что я недостаточно хорошо рисую, чтобы заработать этим на жизнь, и я не могу позволить себе быть праздным. — Он пошевелился, по его худому лицу промелькнула гримаса. — Думаю, что настало время либо вам попытаться оседлать настоящую лошадь, либо мне вывести Зефир и поработать с ней.

Схватив его за плечо, Изабель осторожно встала. Даже присев на корточки, Салливан оставался таким же надежным, как скала, под ее пальцами. Никакой подкладки; только твердые, заслуженные мускулы. Она сглотнула, неохотно отпуская его.

— Возможно, я смогу сесть верхом, пока лошадь находится в стойле, — предложила девушка.

Стянув с себя уздечку, Уоринг выпрямился и навис над ней.

— Нет, — ответил он, осторожно вытягивая левую ногу. — Если кобыла занервничает, то она может раздробить вам ногу. И тогда вы не сможете больше танцевать.

Это прозвучало почти как оскорбление, но Изабель не собиралась спорить. Вместо этого она наблюдала, как он снова согнул ногу в колене.

— Именно туда попала щепка?

Салливан кивнул.

— Повязка держится, так что я не буду волноваться насчет этого. Итак, вы или Зефир, милая?

Ей нравилось, когда он называл ее «милая». Салливан пользовался этим словом тогда, когда кто-либо равный ей по положению мог бы назвать ее уменьшительным именем, когда ему было не положено это делать. И это позволяло ему не обращаться к ней «леди Изабель» каждую минуту.

— Как зовут вторую лошадь? — спросила девушка дрогнувшим в конце голосом.

— Молли. Ей пятнадцать лет и она составляет компанию беспокойным животным. Я никогда не видел, чтобы она оступилась, и ей не нравится бегать рысью, не говоря уже о галопе.

— Вы намекаете на то, что я беспокойная?

Уголки его рта снова приподнялись.

— Возможно, немного нервная.

Изабель сделала глубокий вдох и на минуту задержала дыхание. Тысяча отговорок промелькнула в ее сознании, вместе с мыслью, что если она откажется ехать верхом сегодня, то ее отец, вероятно, позволит Салливану забрать Зефир и у нее больше не будет причин встречаться с ним. А встречи с ним сейчас нужны были ей не только потому, чтобы узнать, что он задумал, сколько из-за того, что ей… нравилось проводить время рядом с ним.

— Вы будете держать Молли?

— Безусловно. Даю вам слово.

— Тогда я поеду верхом на лошади.


Салливан не ожидал, что она согласится. У Изабель Чалси больше твердости характера, чем он мог приписывать ей ранее. Когда девушка торопливо направилась к дому, чтобы переодеться в амазонку, он повесил тренировочную уздечку обратно на крюк и начал отвечать на обычные вопросы по поводу разведения, ухода и тренировки лошадей, которые ему задавали помощники конюхов.

Все время, пока он отвечал на вопросы, а затем несколько раз провел Молли по двору конюшни, чтобы познакомить ее с грунтом, Салливан не переставал размышлять об Изабель. Она все еще приказывала ему, но больше ради развлечения или в качестве запоздалой мысли, но не потому, что он пугал ее. Кажется, это было предназначено для того, чтобы отвлечь его и всех остальных, от понимания… чего? Того, что он ей нравится?

Если бы Изабель была замужней, скучающей, искушенной леди, то он просто переспал бы с ней один-два раза и отправился бы своим путем. Как предположил Салливан, он пользовался такими женщинами ради развлечения и немного ради мести за то, что он остался за пределами избранного круга. Некоторые из дам были забавны и он не смог бы сказать, что ненавидел их, но все, кто был в этом замешан, отчетливо сознавали, что это всего лишь развлечение на одну ночь, не хотели и не ожидали ничего большего.

С Изабель Чалси все обстояло намного сложнее. Если бы она была дочерью какого-нибудь священника или даже младшей дочерью барона или кем-то еще в этом духе, то союз между ними был бы вполне возможен, если не желателен. Но она — всего лишь дочь маркиза.

Салливан одернул себя. Союз? Откуда, черт побери, это появилось? После нескольких восхитительных поцелуев, пары-другой занимательных бесед и некоторого количества горячих мыслей. И что бы он там себе не представлял, ее происхождение и обстоятельства его рождения никогда не изменятся.

Девушка вышла из дома и его дыхание пресеклось. Салливан даже не знал, что у нее есть амазонка, но, ей-богу, Изабель выглядела в ней так, что хотелось ее… съесть. Темно-зеленая с черным, амазонка облегала ее фигуру во всех нужных местах, юбка расклешивалась над черными сапожками для верховой езды. Салливан попытался вызвать в воображении мысли о грязи и резком, холодном ветре, но ее покачивающиеся бедра и яркая, нервозная улыбка заставила их испариться. Господи.

— Что ж, давайте приступим прежде, чем я потеряю мужество, — проговорила она, разглядывая Молли, стоящую за его плечом.

Верно. Сейчас не время делать комплименты или пускать слюни или по-другому отвлекаться. Особенно когда Салливан посмотрел в сторону дома и увидел, что ее родители стоят у окна гостиной и наблюдают за ними. Они выглядели, по крайней мере, такими же взволнованными, как и Изабель. Все понятно, но с Изабель это может стать проблемой.

— Самое худшее, что может случиться с вами — это то, что вы потеряете седло и свалитесь в грязь, — заметил он, подводя кобылу к высокой каменной подставке для посадки на лошадь.

— На самом деле мне не хочется слышать это, мистер Уоринг.

— Я знаю, но вам нужно понимать, что самое страшное последствие для вас может стать запачканное платье. И я никогда не позволю этому произойти.

— Вы очень уверены в себе. — Девушка одарила его улыбкой, которая, безусловно, была вымученной. — Но я вовсе не хочу, чтобы вы ошибались.

— Я не ошибаюсь. — Салливан протянул ей правую руку, а левой держал Молли за уздечку.

После еще одного периода колебания, Изабель поднялась на подставке. Опираясь на его руку, она уселась в седло. Светлая кожа на ее лице побледнела до тревожной степени, но девушка осталась на месте. Только цвет ее лица и то, как она отчаянно стиснула его пальцы, выдавало то, что Изабель сильно напугана.

Молли двинула ушами взад и вперед.

— Скажите ей что-нибудь приятное, — попросил Саллливан. — Она беспокоится, что не нравится вам.

— Она беспокоится? — Изабель заметно взяла себя в руки. — Молли, хорошая девочка. Ты такая славная лошадка.

На Салливана это произвело еще более сильное впечатление. Для большинства людей это ничего не значило бы, но он понимал страх. И понимал, как много мужества требовалось, чтобы преодолеть его.

— Очень хорошо, — успокаивающе проговорил он. — Держите поводья так, как вы практиковались, а я проведу ее шагом по двору.

Напряженно кивнув, Изабель взяла поводья. Он сомневался, что даже пушечное ядро смогло бы выбить поводья у нее из рук, но так как он собирался вести лошадь, то не стал ничего комментировать. Вместо этого, медленно вдохнув и вознеся короткую молитву, чтобы все произошло так, как он задумал, Салливан повел Молли на середину двора.

Совершенно ясно, что он выбрал для Изабель правильную лошадь. Привыкшая к пугливым животным, Молли воспринимала Изабель как еще одного норовистого жеребенка.

— Как вы себя ощущаете?

— Хорошо, — неуверенно ответила Изабель. — Меня укачивает.

Он усмехнулся.

— Вам следовало бы попытаться проехать верхом на верблюде. Мне чуть не стало плохо.

— Вы ездили на верблюде?

— У одного испанца их было несколько. Интересные животные. Знаете, они плюются. Очень точно. Но об этом вы должны спросить Брэма.

Уголком глаза Салливан заметил, что она одной рукой потрепала Молли по шее, но притворился, что не замечает этого. Однако мысленно он аплодировал ей. В какую бы неразбериху она не вовлекла его — и еще может вовлечь — эти прошедшие недели того стоили.

И учитывая, что прошлой ночью его едва не подстрелили, и даже не принимая во внимание его чувства в отношении аристократии в целом, Салливан никогда не ожидал, что признается в этом, даже самому себе.

— Молодец, Тибби, — крикнул, улыбаясь, лорд Дэршир, когда он и его жена вышли на улицу через дверь кухни.

Маркиза захлопала в ладоши.

— Ты выглядишь как настоящая наездница, моя дорогая.

Салливан улыбнулся; он не смог сдержаться. Он поздно встал, собирался провести в Чалси-Хаусе больше времени, чем обычные тридцать минут, и, вероятно, в результате пропустит назначенную встречу с лордом Мэсси. Это не имело значения.

После трех полных кругов вокруг двора он смог увидеть, как Изабель немного расслабилась, ее спина выпрямилась, и она стала более свободно держать поводья.

— Вы хотите сами подвести ее к подставке?

— А как далеко будете находиться вы?

— В трех дюймах от вас.

Изабель снова подобрала поводья, проверяя, насколько крепко держит их.

— Очень хорошо. Не более трех дюймов.

Он отпустил уздечку и отступил на шаг, чтобы держаться вровень с Изабель на тот случай, если ему понадобится стянуть ее с седла. Девушка прищелкнула языком, потянув поводья вправо. Неумело и робко, но Молли устремилась вправо. Послушная лошадь.

Как только они добрались до каменной подставки, Салливан взял поводья и привязал их к кольцу коновязи. Затем он поднял руки, и Изабель практически спрыгнула ему на грудь, крепко обнимая его.

— Я сделала это, — горячо прошептала она. — Благодарю вас. Спасибо, спасибо, спасибо!

На мгновение он обнял ее стройную фигуру, а затем демонстративно поставил ее на землю.

— Я только привел лошадей. Храбрость целиком ваша. Поздравляю, милая.

Когда она направилась к родителям, Салливан уловил движение на подъездной дорожке. Там стоял Оливер, и выражение его лица было таким мрачным, что от него могли заржаветь гвозди. Салливан позволил себе на мгновение ощутить удовлетворение перед тем, как перенести внимание на тех, кто сопровождал Тилдена. Леди Барбара и еще одна девушка стояли рядом с Оливером. На его глазах две девицы начали перешептываться, а затем уставились на него. Холодок пробежал по его спине.

Неужели они видели, как Изабель обняла его? Придется предположить, что видели. И в то время, как Оливер, вероятно, не рискнет затеять ссору, Салливан не знал, насколько верными подругами окажутся эти девушки для Изабель. И он никогда особенно не верил в доброту аристократов. Черт возьми.

— Леди Изабель? — крикнул он. — Вы хотите, чтобы я завел Молли и вывел Зефир из стойла для ее тренировки?

Изабель с удивлением посмотрела на Салливана. Прежде он никогда не спрашивал разрешения. Затем она заметила его взгляд в сторону дома и проследила за ним. О Боже.

— Да, пожалуйста, — ответила она, покидая родителей, чтобы поприветствовать своих подруг.

— Это твоя новая кобыла, вот как? — спросила Элоиза Рэмплинг. — Она же древняя!

— Я не так много ездила верхом, — проговорила Изабель в свою защиту. — Мне хотелось чуть больше попрактиковаться, прежде чем я сяду на только что объезженную лошадь.

— Но мистер Уоринг говорит, что не объезжает лошадей, — вставила Барбара с веселой улыбкой. — Он приручает их.

— Кажется, он приручил кое-кого еще, — заметила Элоиза.

— О, пожалуйста. — Изабель заставила себя улыбнуться. — Войдите в дом пока я переодеваюсь. Вы подождете, Оливер?

Лорд Тилден пошевелился.

— Да, конечно. Если вы все еще желаете отправиться за покупками сегодня днем.

— Я никогда не отказывалась от возможности отправиться за покупками.

— И я тоже, — добавила Барбара. — Ты очень хорошо смотрелась в седле, Тибби.

Изабель с благодарностью улыбнулась подруге.

— Тогда пойдемте, — громко проговорила она. — Кухарка все утро печет печенье. — Кухарка всегда пекла печенье по утрам, но это показалось ей отличным отвлекающим маневром. Очевидно, они видели, как Изабель обняла Салливана, и чем быстрее они забудут об этом, тем лучше. Глупо, глупо, глупо.

С другой стороны, она поблагодарила человека за то, что он помог ей чего-то добиться. Она обняла Салливана не потому, что он поцеловал ее и ей это понравилось. Но Изабель все равно ощущала себя так, словно сделала что-то неправильно. Она украдкой посмотрела назад на Салливана и увидела, как он быстро отвел от нее взгляд. Все было намного сложнее, чем просто ее попытка не спускать глаз с взломщика. Вероятно, это всегда было намного сложнее.

Глава 14

Салливан тяжело опустился в мягкое кресло. Его треклятая нога болела, и как только миссис Ховард поставила на стол блюдо с ветчиной и картофелем, он отправил экономку домой. Он оставил свой бокал с бренди на каминной полке, но не имел намерения вставать и забирать его. Огонь, пылавший в камине, придавал его маленькой гостиной веселый вид. Сам Салливан не испытывал таких ощущений.

Парадная дверь отворилась.

— Я принес две монеты, чтобы отдать их Харону, — протянул Брэм, проскальзывая в дом и закрывая за собой дверь, — так как предположил, что ты умер и готов пересечь реку Стикс.

— Почему никто никогда не стучит в мою дверь? — спросил Салливан. — Я начинаю думать, что окружен взломщиками.

— Рыбак рыбака видит издалека. Где бренди?

— На приставном столике. И передай мне мой бокал, хорошо? — Он указал жестом в сторону камина.

— Может быть, ты и зарабатываешь себе на кусок хлеба, мой друг, но у тебя хороший вкус к спиртным напиткам.

— Благодарю тебя.

— Итак, он на самом деле подстрелил тебя? — Брэмуэлл налил себе щедрую порцию янтарной жидкости, взял и передал Салливану его бокал, а затем упал в кресло напротив друга. — Он рассказал половине клуба «Уайтс», что сделал это. И, очевидно, там была кровь.

— Он выстрелил в собственное дерево. В меня попала щепка.

Черные глаза Брэма изучали его поверх края бокала.

— Я знаю нескольких врачей, которые умеют молчать, если тебя нужно заштопать.

— Нет. И спасибо за то, что тебе понадобилось восемнадцать часов, чтобы приехать и узнать, жив ли я.

— Я приезжал сегодня утром.

Салливан слегка напрягся и сделал глоток бренди, чтобы скрыть это.

— В самом деле? — произнес он вслух. — Я обычно замечаю твое присутствие. Ты из тех, кто много болтает.

— Я увидел во дворе карету Данстона, и двухколесный экипаж Чалси позади дома. Все это напугало меня, так что я сбежал.

— Ах. Значит, это не имеет никакого отношения к твоему нежеланию иметь дело с неприятными личными затруднениями?

— Чего хотел Данстон? — Проигнорировав последнее замечание, он вытянул ноги в сторону огня. Для Брэма время было еще раннее, и он был одет для вечернего выхода в свет, но если друг никуда не торопился, то и Салливан тоже не спешил. Его нога болела, но другие вещи тревожили его еще больше.

Он осознал, что Брэм ждет ответа, и одернул себя.

— Он приказал мне прекратить ерунду, связанную с кражами, и держаться подальше от Оливера и его брачных перспектив.

— Именно поэтому приехал и Дэршир тоже? Немного жестоко с их стороны удваивать силы подобным образом.

Салливан колебался. Он доверял Брэму, но при этом в характере его друга существовала циничная жилка длиной в целую милю.

— Это был не Дэршир. А его отпрыски.

Брэм наклонился вперед.

— Все вместе?

— Дуглас и Изабель. Они услышали разговоры о том, что твой отец убил вора, и захотели узнать, не был ли это я.

— Они? — повторил его друг.

— Очевидно, Тибби рассказала Дугласу обо мне.

— Знаешь, мои чувства задеты. Я думал, что все это дело с кражами станет нашим секретом, а теперь об этом знает половина Лондона.

— Очень забавно. И я не собираюсь отдавать тебе ни одной сигары герцога.

— Это было частью нашего соглашения, Салливан.

— Он стрелял в меня. Добывай себе сигары сам.

Фыркнув, Брэм снова поднялся на ноги.

— Будь по-твоему. Я отправляюсь очаровывать гостей на суаре у Фордэма. Там должен быть герцог — ты избавился от этого проклятого идола плодородия?

— Я не смог унести его, но теперь он без члена. А вот этот предмет ты можешь взять себе.

— Господи, нет. Однако в кои-то веки я с нетерпением жду разговора с Левонзи. Я буду изо всех сил сочувствовать ему.

Салливан наблюдал, как Брэм идет к двери. Нахмурившись, он спорил сам с собой, сказать ли вслух что-то еще. Проклятие.

— Брэм?

Лорд Брэм замер, наполовину открыв дверь.

— Хм?

— Присмотри за леди Изабель, хорошо? Я посадил ее сегодня на лошади, а она была так рада, что… обняла меня. Некоторые из ее друзей увидели это.

Дверь снова закрылась.

— Ты просто дьявольская загадка, Салли, — через некоторое время проговорил Брэм. — Ты рассказываешь о кражах и о том, как тебя подстрелили, но умалчиваешь о той части истории, где девушка…

— Все было совершенно невинно, — прервал он, изогнувшись, чтобы посмотреть в сторону двери.

— В отличие от поцелуя.

— Поцелуев.

— Черт побери. — Брэм вернулся к креслу и снова сел. — Я не из тех, кто дает советы в сердечных или постельных делах, но… в твои намерения входит обесчестить эту девушку?

— Нет! Конечно, нет. Почему ты вообще спрашиваешь об этом?

— Ты никогда не питал особого расположения к моему сословию. И относишься к нему еще хуже с тех пор, как я притащил тебя обратно с Пиренейского полуострова.

— Что тебе совсем не следовало делать.

— Да, следовало, так как ты вступил в армию только потому, что меня заставили сделать это.

— Это слух, который ты сам пустил, — проговорил Салливан, подавляя усмешку.

— Иногда слухи — это правда. Вот почему мне приходится задаваться вопросом, не является ли это дело с Изабель Чалси каким-то извращенным способом мести Тилдену.

— Тибби не сделала мне ничего плохого, только стала свидетелем моих дурных поступков. И я не настолько сумасшедший, чтобы обманывать себя, думая… о чем-либо… — Он замолчал.

— Будь осторожен, Салли. Я могу спасти твою жизнь всего несколько раз перед тем, как это станет утомительным.

— Буду иметь это в виду. Понаблюдай за ней сегодня, хорошо, Брэм?

— Я наблюдаю за всем.

Когда Брэм ушел, Салливан откинулся назад, чтобы снова глотнуть бренди. Каково бы ни было его положение в жизни, он привык сам отвечать за собственную судьбу и поступки — и больше ни за чьи. Однако теперь он внезапно обрел кого-то, чье благополучие заботило его. И все, что он мог делать — это надеяться, что друзья Изабель на самом деле окажутся друзьями, и ждать до утра.

И думать о ней каждое мгновение все это время.


— Как твоя голова? — спросила леди Дэршир, приложив ладонь к щеке Изабель.

— Со мной все в порядке, мама, — ответила Изабель, ткнув локтем Филлипа, чтобы тот освободил больше места на сиденье кареты.

— Как скажешь.

По правде говоря, Изабель не была уверена в том, как себя чувствовала. Глупо было притвориться, что у нее болит голова, но девушка не могла избавиться от ощущения, что что-то неправильно. Ее прогулка с друзьями оказалась очень приятной, за исключением нескольких шепотков и смешков, где ее не включали в общее веселье. Изабель не могла вспомнить, чтобы прежде ее когда-либо исключали даже из самых пустых разговоров, но также вполне возможно, что она ищет что-то такое, чего нет. Когда что-то неправильно, когда все совсем не так.

Барбара поздравила ее с тем, что она ездила на Молли, но только Барбара знала, как трудно ей было сделать это. Элоиза Рэмплинг и Оливер ничего не сказали, и никто не комментировал то, что она обняла Салливана. Возможно, они поняли, что этот поступок был совершенно невинным, как это сделали ее родители. Или даже лучше, возможно, они вовсе не видели этого.

Потому что это объятие не было полностью невинным. Она не стала бы обнимать Фиппса или Делвина за то, что они помогли ей. Или Оливера. Кого-нибудь из своей семьи — да, но не с такой же бездыханной… радостью, которую она ощущала в присутствии Салливана Уоринга.

— Ты помнишь бал у Фордэма в прошлом году? — спросила ее мать. — Твоя танцевальная карточка была почти уничтожена, так быстро она заполнялась.

Изабель хихикнула.

— А Филлип едва не ослеп, столько карточек сунули ему под нос.

— Не могу ничего поделать с тем, что я неотразим, — протянул ее брат, — хотя я и не так красив, как Тибби.

— Слава Богу, что это так. Иначе я бы отчаянно завидовала тебе. — По правде говоря, сегодня Изабель ощущала себя красивой. На ней было одно из самых новых платьев, насыщенно-винного цвета с кружевом на вырезе и рукавах, а такого же цвета ленты были вплетены в ее светлые волосы. Если бы не неотступное чувство грядущих неприятностей в глубине ее сознания, сегодняшний вечер стал бы просто идеальным.

Вечер все еще может стать идеальным, сказала она себе. Неприятности могут остаться только в ее голове, потому что она знала правду о том, почему обняла Салливана. И сделала она это только потому, что не смогла удержаться.

Это началось как игра, но теперь даже близко не напоминало развлечение. Это было неправильным и запретным — и поэтому еще более заманчивым. Как у Ромео и Джульетты, за исключением пустячного факта, что его отец был женат на ком-то другом, а не на его матери. И его отец никогда не признал его. Судя по тому, что она слышала сегодня утром, лорд Данстон никогда не признает Салливана как собственного сына.

— Изабель?

Девушка одернула себя. Судя по тону матери, она обращалась к ней не первый раз. Ради всего святого, она едет на самый большой бал из всех, которые уже проводились в этом Сезоне. Она сможет поразмышлять о своей неудачной одержимости Салливаном Уорингом позже.

— Да?

— Ради Бога, над чем ты так задумалась? — спросила маркиза.

— Сегодня я ездила на лошади, — сымпровизировала Изабель. — Мне так хочется похвастаться этим, но все просто сочтут меня странной.

— Мы не сочтем, — вмешался Филлип, по-братски улыбнувшись ей. — Во всяком случае, не более странной, чем обычно.

— О, большое тебе спасибо.

— Филлип, — упрекнула его мать. — Мы гордимся тобой, Тибби.

— Очень гордимся, — эхом отозвался ее отец. — В действительности, я думаю, что мы могли бы купить для тебя эту гнедую кобылу. Или, я уверен, мистер Уоринг не станет возражать против обмена: ее на Зефир. А затем, позднее, когда ты станешь ездить более уверенно, мы купим тебе более молодое и резвое животное.

— Нет!

— Прошу прощения?

Осознав, что она ответила слишком резко, Изабель наклонилась вперед и взяла отца за руку.

— Если я откажусь от Зефир, то это будет так, словно я не смогла достичь этого. А я на самом деле хочу суметь ездить на ней верхом.

— Очень хорошо. До тех пор, пока ты готова продолжать и прикладывать те усилия, которые требуются.

— Я готова.

Слава Богу, что отец согласился. Потому что отказаться от Зефир означало бы отказаться от Салливана. Может быть, он дурно влиял на нее, но Изабель была абсолютно не готова позволить ему уйти. Пока нет. Нет — даже если это эгоистично и означало намного больше проблем.

Когда карета, качнувшись, остановилась, лакей в желтой ливрее распахнул дверь и помог их компании спуститься на землю. Изабель еще раз изгнала Салливана Уоринга из своих мыслей. Она сможет поразмыслить о нем позже, в своих мечтах.

Филлип предложил ей руку, и девушка с улыбкой обхватила пальцами его черный рукав. Сегодня ночью будет три вальса, неслыханное число для любого подобного события. Танцует ли Салливан? Умеет ли он танцевать вальс? Он говорил, что его воспитывали как джентльмена, но в Лондоне вальс как раз становился более популярным, чем скандальным. Конечно же, Салливан находился в Европе, откуда и пошел этот танец, так что, возможно, он умеет вальсировать.

С другой стороны, какое это имеет значение? Они никогда не будут танцевать вместе, потому что его никогда не пригласят ни на один прием, не говоря уже о бале у Фордэма. Не отвлекайся, дурочка, напомнила она себе, двигаясь вперед вместе с родителями и старшим братом.

Дворецкий объявил их семью и они вместе вошли в самый большой из смежных бальных залов Фордэм-хауса.

— Что за ужасная давка, — радостно воскликнула ее мать, и Изабель кивнула в знак согласия.

Она заметила Элоизу Рэмплинг посредине зала и помахала ей, но ее подруга отвернулась и умчалась в противоположном направлении. Учитывая то, что Изабель едва могла видеть собственную руку в такой толпе, она не понимала, как кто-то мог находить нужных людей и завязывать с ними разговоры. Тем не менее, то зерно беспокойства в ее груди слегка шевельнулось.

— Ослабь хватку, а? — пожаловался Филлип. — Желательно, прежде чем ты оторвешь мне руку.

Изабель торопливо расслабила руку.

— Прошу прощения.

Брат усмехнулся.

— Не волнуйся. — Неожиданно он положил ладонь поверх ее руки. — Ты уверена, что тебя ничто не беспокоит? — понизив голос, спросил он. — Жаль, что я не смог увидеть, как ты едешь верхом. Я надеюсь, что ты не сер…

— Я не ожидала парада или королевского указа, Филлип, — прервала его Изабель, постаравшись снова улыбнуться. — Ничто не беспокоит меня. Честно.

— Ну, хорошо. — Он глянул через ее плечо. — Тогда вон там Барбара. Я должен остаться с тобой? Она заставляет меня нервничать.

— Только потому, что она хочет выйти за тебя замуж.

— Да, именно поэтому.

Изабель выпустила руку.

— Тогда иди, трус.

— Спасибо. — С беспечной улыбкой ее брат шагнул в толпу.

— Это был лорд Чалси? — спросила Барбара, присоединившись к ней посреди давки.

— Да. Он увидел старого друга из университета и сбежал. — Изабель оглядела голубое с желтым шелковое платье подруги. — Это та ткань, которую ты выбрала у миссис Рэнгли? О, оно просто чудесно.

Барбара сделала книксен.

— Спасибо. — Быстро оглядевшись по сторонам, она взяла Изабель за руку и потянула ее в сторону одного из дюжины дверных проемов. — Пойдем со мной, — понизив голос, проговорила девушка. — Мне нужно поговорить с тобой.

Изабель нахмурилась, затем постаралась быстро разгладить выражение лица.

— Что происходит? — спросила она, позволяя подруге тащить себя. — Ты ведь не нашла кого-нибудь, чтобы заменить Филлипа, не так ли?

Наконец они нашли уединенный альков, и Барбара прислонилась к дальней стене.

— Это Элоиза, — прошептала она.

— Что произошло? С ней все хорошо?

— Она болтает. Со всеми подряд. О том, что ты вожделеешь помощника конюха.

Сердце Изабель громко застучало и замерло.

— О нет.

— Да. Я сказала, чтобы она прекратила это, но…

— Вы шептались с ней весь день, Барбара, — прервала она, нахмурившись. — Ты могла бы и раньше сказать мне что-нибудь.

— Я пыталась обратить все это происшествие в шутку. Я подумала, что она должна понять: ты никогда даже не подумаешь о чем-то подобном.

Но она думала о чем-то подобном. Изабель заморгала.

— Тебе все равно следовало сказать мне.

— Я знаю, знаю. Но я говорю тебе теперь. Тебе нужно что-то сказать.

— Что же я скажу?

— Что у тебя определенно нет никаких видов на помощника конюха или что Оливер похитил твое сердце, и ты чувствуешь… жалость к мистеру Уорингу.

— Он не помощник конюха. — И Оливер не похитил ее сердце. В семье Салливанов, среди законных или иных ее представителей, был только один вор, которым она интересовалась.

— Да, но…

— Он им не является, — настойчиво повторила Изабель. — Я знаю, что, по всей вероятности, Оливер хочет, чтобы все так думали, но Салливан Уоринг — очень уважаемый коннозаводчик. И он помог мне сесть на лошадь. Почему мне не следовало поблагодарить его?

— Не думаю, что тебе следует беспокоиться о том, как определяется занятость мистера Уоринга, — ответила Барбара, нахмурившись еще сильнее. — Он незаконнорожденный с неподтвержденным происхождением, а Элоиза нашептывает всем, что ты… состоишь с ним в связи.

Изабель побледнела.

— Это чушь! — Некоторое время она смотрела на Барбару, пытаясь собрать вместе разбегающиеся и пребывающие на грани паники мысли. — Никто не поверит ей, — наконец выговорила девушка. — Здесь присутствует много моих друзей. Они поймут, что я бы никогда не сделала ничего подобного.

— Тибби…

Во взгляде Барбары отразилось все то, о чем уже подумала Изабель. Сплетни. Все, что она могла сделать, чтобы защитить себя — это отрицать их, а это только придаст слухам больше достоверности. Игнорировать их точно так же бесполезно. Но, по крайней мере, так она сохранит хоть немного чувства собственного достоинства. И у нее есть друзья. Изабель знала, что они у нее есть. Барбара — ее подруга, и она не поверила сплетням. Должны быть и другие. Она выросла с этими людьми. И, ради всего святого, пока ее добродетель остается нетронутой, кого, черт побери, должно волновать то, что она подружилась с коннозаводчиком?

— Давай вернемся в зал, — решила она.

— Но…

— Это всего лишь Элоиза, распространяющая гадкие слухи. Мне могут поверить с такой же вероятностью, как и ей. А правда на моей стороне. — И, надеялась она, достаточно решимости, чтобы воздержаться от физического насилия в отношении бывшей подруги.

— Что ж, хорошо, — проговорила Барбара с явным нежеланием. — Если только ты не думаешь, что лучше было бы просто вернуться домой и подождать, пока что-то еще отвлечет всеобщее внимание.

Вероятно, это было бы мудрым решением. Но мысль о том, чтобы сбежать, казалась в высшей степени неприятной. Так и быть, Изабель поцеловала его, и хотела поцеловать еще несколько раз — но слухи разлетелись не поэтому. То, что видела Элоиза, было невинным жестом. Относительно невинным.

Перед тем, как они покинули альков, она обняла подругу.

— Спасибо за то, что рассказала мне.

— Да, хм, я только надеюсь, что я ошиблась насчет того, чем была так занята Элоиза.

Как только они снова вошли в главный зал, Изабель поняла, что Барбара не ошиблась. Элоиза и в самом деле очень постаралась. Все вокруг, казалось, смотрели на нее, и не с обычными дружелюбными улыбками, как это обычно было. О Боже. Ей нужно сообщить родителям и Филлипу прежде, чем это сделает кто-то еще.

Девушка нашла их у стола с десертом, отец разговаривал с ее братом, а мать выглядела слегка… сбитой с толку.

— Мама, — проговорила она, взяв маркизу за руку.

— Тибби, вот ты где. Так кто же записался в твою танцевальную карточку сегодня вечером?

— Никто. Дело в том…

— О, пожалуйста. Не шути о…

— Мама, послушай меня. — Изабель сделала знак, чтобы остальные члены семьи подошли ближе, и рассказала им о том, что ей поведала Барбара. К тому времени, когда она закончила свое краткое объяснение, лицо ее матери стало бледным, в то время как Филлип и ее отец оба выглядели так, словно готовы были кого-нибудь задушить.

— Это вздор, — прорычал Филлип.

— На данный момент я ничего еще не слышала, — слегка дрогнувшим голосом произнесла маркиза. — Возможно, ты преувеличиваешь, Барбара.

К ее чести, Барбара все еще стояла рядом с ним, хотя ее приятная улыбка становилась все более и более натянутой.

— Я думаю, что вы станете последними, кто услышит об этом. Ведь именно так распространяются сплетни, не так ли?

— Да, это так, — мрачно ответил Филлип. Затем выражение его лица разгладилось, и он протянул руку. — Леди Барбара, если вы не приглашены, то могу я получить следующий танец?

В этот раз Барбара покраснела.

— Конечно, можете.

Филлип бросил взгляд на Изабель.

— А на следующий танец я хотел бы пригласить тебя. Сохрани его для меня.

Она с благодарностью улыбнулась.

— Не думаю, что это станет проблемой, но танец твой.

В то время как Филлип и Барбара направились к переполненной танцевальной площадке, Изабель сделала пометку в своей танцевальной карточке, вписал имя Филлипа рядом с контрдансом, который будет следующим. Помимо этого ее карточка была пуста. Пуста. На балу у Фордэма. Легкая дрожь пробежала по ее телу.

— Это нелепо, — прошипел лорд Дэршир. — Где семья Элоизы? Я собираюсь поговорить с ее отцом.

— Лорд Рэмплинг никогда не посещает эти балы, — подсказала Изабель. Конечно же, она знала об этом; до сегодняшнего дня они с Элоизой были подругами. Хорошими подругами. Или, во всяком случае, так она думала.

— А что насчет ее матери? Где леди Рэмплинг? — вставила мать Изабель, выражение ее лица мрачнело с каждым проходящим мгновением, за которые ни один холостой джентльмен не приблизился к ним. — У меня есть кое-что, что я хотела бы высказать Марте.

Изабель покачала головой.

— Это всего лишь глупость. Не стоит представлять это хуже, чем есть, мама. Я найду Элоизу и скажу, чтобы она прекратила распространять слухи.

Ушло несколько минут, чтобы убедить ее родителей оставаться там, где они находились и не начинать решительную атаку на любой слух, который бродит по дому, но наконец-то ей удалось ускользнуть и отправиться на поиски Элоизы Рэмплинг. Изабель нашла бывшую подругу в окружении других молодых людей и расправила плечи.

— Элоиза?

Невысокая брюнетка подпрыгнула.

— О, Тибби. Я подумала, что ты, может быть, решила не приезжать сегодня, чтобы вместо бала провести время со своим помощником конюха.

Вокруг них послышались негромкие сдержанные смешки. Изабель потребовался весь самоконтроль, которым она обладала, чтобы не расквасить дерзкий вздернутый нос своей подруги.

— Извини, Элоиза, — медленно проговорила она, стараясь, чтобы ее слова не опережали мысли, — но ты говоришь о том случае, когда сегодня я споткнулась во дворе конюшни, а мистер Салливан Уоринг удержал меня, не дав упасть лицом в грязь? Полагаю, это может показаться романтичным, но на самом деле я просто была признательна за то, что не испортила платье.

В ответ прозвучало еще несколько смешков, на этот раз менее злобных. Неужели точно так же обращались и с Салливаном, когда он имел дело с ее сословием? Если так, то Изабель поняла, почему он не любит аристократов. В настоящий момент она сама не испытывала к ним особой любви, хотя и была одной из них.

— До меня дошел слух, — растягивая слова, произнес низкий голос позади нее, и девушка застыла. Стараясь сохранять легкое и непринужденное выражение на лице, она повернулась и заморгала.

— Лорд Брэмуэлл?

Высокий, темноволосый, одетый в черное сын герцога отвесил ей ленивый, элегантный поклон.

— Кто-то поведал мне, что леди Изабель Чалси — та девушка, которая танцует изящнее и элегантнее всех присутствующих сегодня вечером. Не затруднит ли вас уступить моему любопытству? — Он протянул ей руку.

— Прямо сейчас?

Он бросил взгляд через плечо на энергичную толпу танцующих.

— Я должен проверить ваши умения перед тем, как связать себя обязательствами, пригласив вас на вальс.

Печально известный лорд Брэмуэлл Лаури Джонс, похоже, выполнял спасательную операцию. Сделав реверанс и постаравшись, чтобы благодарность и облегчение не отразились на ее лице, Изабель сжала его пальцы.

— Вы очень мудры, милорд, — громко проговорила она вслух, когда они присоединились к другим танцорам.

— Не перестаю твердить об этом всем окружающим.

— И у вас превосходная интуиция, — заметила девушка в то время, когда танец снова свел их вместе.

— Да, что ж, одна сердитая маленькая птичка упомянула, что сегодня вечером вам может понадобиться союзник.

Она повернулась и едва не оступилась. Это устроил Салливан? Жаль, что Изабель не осмелилась задать этот вопрос вслух, но если кто-то подслушает, как она говорит о нем, это не улучшит состояние дел ни для нее, ни для него. Но он подумал о ней и послал ей помощника. Сомнительного, но, тем не менее, помощника.

— Все равно очень любезно с вашей стороны, — произнесла она, когда они соединили руки и снова закружились.

Лорд Брэмуэлл адресовал ей мрачную улыбку, которая слегка выбила ее из колеи.

— Меня ни в малейшей степени нельзя назвать любезным. Мне нравится, когда люди оказываются у меня в долгу. Теперь вы задолжали мне услугу.

— Я…

— И я собираюсь превратить одну услугу в две. Держитесь подальше от злой птички, Изабель. Он избрал такой путь, на котором не видно безопасной гавани. И вы не захотите быть там, когда начнется сезон охоты на фазанов.

По ее телу снова пробежала дрожь.

— Вы говорили ему об этом?

— Он знал, когда начинал все это, что добром дело не кончится.

— Что, если… — Изабель заколебалась. Почему, ради всего святого, она должна доверять этому человеку? Но уже в тот момент, когда девушка задала себе этот вопрос, она уже знала ответ. Она доверяет Брэму потому, что ему доверяет Салливан. — Что, если я смогу убедить его оставить этот путь?

Черные как смоль глаза изучающе смотрели на нее.

— В итоге кто-то проиграет, — наконец ответил он, присоединившись к аплодисментам по окончанию танца. Затем, пока они искали ее родителей, лорд Брэмуэлл положил ее ладонь поверх своей руки. — Если вы будете стоять к нему слишком близко, то, по всей вероятности, это будете вы.

— А где будете стоять вы?

Он пожал плечами.

— Я ненадежный, эгоистичный тип. Полагаю, это зависит от того, с какой стороны меня будет ожидать наибольшая выгода.

Когда лорд Брэмуэлл улыбнулся и передал ее родителям, Изабель не знала, верить ли ему в этом случае или нет. У него очень непостоянная репутация. Но сегодня вечером он появился и помог ей. А что касается…

— Изабель, вот ты где, — произнес Оливер, подходя к ней и кивая ее родителям. — Надеюсь, что я прибыл не слишком поздно, чтобы закрепить за собой место в твоей танцевальной карточке.

Хм. Возможно теперь, когда лорд Брэмуэлл улыбнулся ей, еще не все потеряно, как она начинала опасаться.

— Вы можете сделать свой выбор, Оливер.

— Тогда я выбираю первый вальс.

— Он ваш.

Филлип вернулся, чтобы повести ее на следующий танец, и у нее, наконец-то, оказалось достаточное число партнеров. Однако испытание оказалось не из легких, и не таким, чтобы Изабель с нетерпением ждала его повторения.

И в то время, как она пыталась излучать очарование, слова лорда Брэмуэлла крутились в ее сознании. Потому что он был совершенно прав насчет Салливана. Мистер Уоринг стремился навстречу очень серьезной дорожной катастрофе. А она уже пережила одно такое происшествие. И не уверена в том, что сможет пережить другое.

Глава 15

Салливан подавил зевоту. Обычно он наслаждался ранним утром, особенно тогда, когда посещал конный аукцион в Таттерсоллз, но сегодня он предпочел бы пораньше явится в Чалси-хаус. Брэм не потрудился вернуться после бала, чтобы сообщить о том, как приняли Изабель, и он ворочался всю ночь, воображая гибель ее репутации.

Легкий туман соединял землю с небом, конюшни и аукционные загоны выглядели серыми и мрачными, несмотря на суету людей и лошадей вокруг них. Салливан прислушался, надеясь на что-то интересное, но в это время в паддоке большинство составляли грумы и помощники конюхов, и даже если бы существовали какие-то великосветские слухи, то они бы ничего не знали о них. Во всяком случае, до этого момента.

Одна из его лошадей на продажу, отдыхавшая в загоне, подошла к нему сзади и ткнулась носом в плечо.

— Ты хочешь яблоко? — спросил он, оборачиваясь и засовывая руку в карман. — Вот, держи, Ариадна.

Красивая гнедая кобыла заржала, взяла фрукт с его руки и захрустела им. Если бы людей можно было так же легко понять, как лошадей, то сейчас он уже мог бы стать королем, подумал Салливан с короткой усмешкой, потрепав Ариадну по шее.

Черенок лопаты ударил его сзади под колени, заставив упасть на землю почти сразу после того, как он осознал, что его ударили. Инстинктивно Салливан откатился в сторону, схватился за крепкое ограждение загона и снова поднялся на ноги. На него надвигалось четверо незнакомых мужчин, и все они держали в руках лопаты.

— Доброе утро, джентльмены, — мрачно проговорил Уоринг, приседая к земле, старая жажда битвы закипала в его крови. — Очевидно, что мы разошлись во мнениях. Не имеете желания сказать мне, в чем дело?

— Тебе нужно научиться держаться людей одного с тобой положения, — прорычал самый большой из них, замахиваясь на него лопатой.

Салливан блокировал удар предплечьем и приблизился, чтобы нанести сильный удар прямой рукой в горло атакующего типа. Тот с бульканьем свалился на землю. Выхватив лопату из рук мужчины, Салливан выбил почву из-под ног у второго негодяя. Удар лопатой по спине ошеломил его. Он снова размахнулся, качнувшись вперед, ударив кого-то по руке. Черенок лопаты сломался сбоку от его головы и Уоринг упал в грязь.

Проклятие. Где, черт побери, его парни? Перекатившись на спину, он блокировал еще один удар и ткнул лопатой в чей-то живот. Когда Салливан с трудом поднялся на ноги, он заметил фигуру, стоящую в углу здания конюшни. С мрачной усмешкой Оливер Салливан скрылся из вида.

Внезапно нападение обрело смысл — хотя это знание не сделало его менее болезненным. Он снова атаковал, сделав резкий выпад в сторону, чтобы достать локтем одного из нападавших. Пусть они — наемные бандиты, но Салливан был солдатом четыре из последних пяти лет. Рана на его бедре заныла, но он проигнорировал эту боль.

Очевидно, они появились для того, чтобы избить его, но станут ли они убивать его? Салливан сомневался в этом, или тот первый удар пришелся бы ему по затылку, а не по ногам. Но ему-то никто не обещал денежного вознаграждения за то, что он воздержится от применения силы со смертельным исходом. И с тех пор, как он вернулся домой, Уоринг изголодался по хорошей драке.

Крепкий кулак врезался ему в плечо, и он отшатнулся на шаг, нанося удар в ответ. Ему доставило бы намного больше удовольствия, если бы Оливер остался, чтобы сражаться в собственной битве. Но его единокровный брат сбежал, а сам он находился в меньшинстве — четверо на одного…

— Неужели он столько платит, что это стоит раскроенного черепа? — задыхаясь, выпалил он.

Два бандита схватили его и швырнули спиной на твердое деревянное ограждение загона.

— Это зависит от того, чья башка окажется раскроенной, — прохрипел один из них, а затем отвел кулак назад и ударил. Перед глазами все расплылось, до тех пор, пока другой кулак не врезался ему в подбородок. Затем серое утро превратилось в черное.


Салливан открыл глаза в тот момент, когда кто-то тряс его за плечо. Он выбросил руку и его кулак ударился во что-то. Удивленный вскрик эхом разнесся по двору.

— Мистер Уоринг! Ради Бога!

Салливан с трудом заморгал.

— Проклятие, Холиуэл, помоги мне подняться.

— Мы прогнали этих бандитов прочь, — сказал грум, приподнимая его за одно плечо, в то время как Сэмюэл поднимал его с другой стороны. — На мгновение нам показалось, что они убили вас.

— Нет, они просто хотели передать мне послание. — Он осторожно отряхнул с одежды грязь и солому, а затем одной рукой потрогал избитый подбородок. Его голова и ребра тоже ныли, но никто из тех парней, кто напал на него, тоже не будет в состоянии танцевать сегодня вечером. Если бы ему было кому рассказать об этом инциденте, то их было бы очень легко опознать.

— Лорд Мэсси вернулся к нашему фургону и спрашивает про Спартанца, — сообщил ему Сэмюэл, поднимая перчатки, которые Салливан выронил, и вернул их ему.

Итак, небольшая взбучка, а затем — обратно к делам. Учитывая настроение, которое он сейчас испытывает к людям типа Мэсси, виконту не понравится цена, в которую ему обойдется Спартанец. А что касается Оливера…

Салливан сжал кулаки. Очевидно, все это из-за Изабель. Подойдя к бочке с водой, он окунул туда голову. Холодная вода помогла ему избавиться от головокружения, а затем он отступил назад и тряхнул волосами.

Оливер считал его угрозой? Соперником? Это интересно, учитывая, что Изабель и ее родители поступят глупо, если позволят ей флиртовать с коннозаводчиком, даже непризнанного аристократического происхождения, когда за ней ухаживает виконт. Однако Оливер, кажется, о чем-то беспокоился. И это, несомненно, не деловое соперничество, черт побери.

Но пока он обуздал свой гнев. Попытка выследить Тилдена и избить его могла дать ему некоторое удовлетворение, но после он окажется в кандалах. Для этого еще слишком рано, так как ему все еще нужно вернуть три картины — еще три благоприятных возможности посмеяться над лицемерием Данстона.

Даже держа все это в памяти, Салливан не мог не думать об Изабель. Он знал, что нравился ей; понял это с того момента, как девушка начала отдавать ему приказы. Но нравился ли он ей достаточно сильно для того, чтобы поставить под угрозу ухаживание Оливера за ней? Очевидно, это так.

— Мистер Уоринг?

Он заморгал.

— Да. Я иду к Мэсси. Холиуэл, у тебя есть бумаги для остальных трех лошадей?

— Да, сэр.

— Отлично. После того, как я продам Спартанца, мне нужно будет отправляться на утреннюю тренировку Зефир. Выведи Гектора, когда вернешься, и прогуляй его. Завтра он отправляется к лорду Эсквилу, и я не хочу, чтобы он затаптывал его кобыл, когда должен быть романтичным.

— Слушаюсь, сэр. Вам нужен сопровождающий?

— Что? — Он заметил взгляд Холиуэла и коснулся синяка на подбородке. — Нет. Они сделали то, за чем пришли. Они не вернутся. — По крайней мере, до тех пор, пока Салливан не сделает что-то еще, что Оливер может не одобрить.


— Я должна сказать, Филлип, что в прошлом месяце я не испытывала особого энтузиазма, когда ты пригласил на обед лорда Брэмуэлла Джонса, но, возможно, я недооценила его характер. — Леди Дэршир ловко сменила цвет нитки для вышивания и продолжила шить. — Если бы он не потанцевал с Тибби прошлой ночью, то вечер у нее мог бы оказаться очень трудным. Для всех нас он бы оказался трудным.

— В любом случае, все это очень неприятно и глупо, — вставил Дуглас, откладывая в сторону книгу по разведению лошадей, которую он нашел после того, как Изабель оставила ее без внимания. — Как люди могут злиться из-за того, что мы наняли Салливана Уоринга? Все хотят нанять его.

Изабель возмущенно фыркнула — или, по крайней мере, она надеялась, что в этом звуке было больше возмущения, чем паники.

— Они не злятся. Они считают, что нашли хороший повод посплетничать о том, что я влюблена в Уоринга или что-то в этом духе, только потому, что я обняла его из-за того, что он помог мне проехать на лошади.

— Тебе следовало быть более осторожной, Тибби, — заметил Филлип. — Особенно когда поблизости болтается Оливер Салливан.

— Ты был счастлив как котенок с бечевкой, когда я наняла мистера Уоринга, — выпалила в ответ Изабель, — и ты — один из тех, кто знал о его связи с Оливером.

— Официально между ними нет никакой связи.

— Не запутывай обстоятельства больше, чем они уже запутались, Филлип. Салливан — сын Данстона, что бы ни хотели говорить об этом вслух. — Увидев, как переглянулись ее родители, Изабель сглотнула. — Так что вся эта история просто смехотворна. И я уверена, что не пройдет и дня, как кто-то еще совершит что-то более скандальное, чем благодарность кому-то за помощь, и все забудут о моем… как бы мы это не назвали. Акт благодарности, я полагаю.

— Ты права, — отметил ее отец. — Но, пожалуйста, будь осторожна. Нет смысла в том, чтобы давать даже повод к сплетням.

— Все равно люди глупы.

— В целом я склонен согласиться с этим, — ответил маркиз. — И ради твоей собственной пользы, моя милая, прошу тебя, держи это в уме.

— О, непременно.

Она определенно будет держать это в уме. Однако изменятся ли из-за этого ее поступки — это совершенно другой вопрос. Прошлый вечер оказался практически откровением.

В утреннюю комнату вошел дворецкий и поклонился.

— Милорд, здесь мистер Уоринг. Вы просили, чтобы я сообщил вам.

Маркиз поморщился, а затем понялся на ноги.

— Верно. Прошу вас извинить меня на минуту.

Сердце Изабель пропустило один удар, и она тоже практически вскочила на ноги.

— Чего ты хочешь от мистера Уоринга?

Выражение лица маркиза стало обиженное.

— Хочу поговорить с ним, Тибби. Тебя это не касается.

— Я заплатила ему, чтобы он выполнил для меня работу, — настаивала она, последовав за отцом, когда тот вышел из комнаты. — Я ожидаю, что он закончит ее.

— В ущерб твоей репутации?

— Я больше не стану обнимать его, — ответила девушка, отлично понимая, что лжет. Там, где дело касалось Салливана Уоринга, ничто другое, кажется, не имело значения; ничего, кроме возможности быть рядом с ним. — Ради всего святого.

— Я знаю, что тебе нравится настаивать на своем, Изабель, — парировал ее отец, продолжая идти по коридору, — но я предлагаю тебе более мудро выбирать себе развлечения. Мы найдем кого-то другого, чтобы закончить тренировку Зефир.

— Ты говорил, что Салливан Уоринг — самый лучший.

— Лучший — но он не стоит еще одной ночи, подобной вчерашней. Ты была подавлена.

— Не подавлена. Я была зла. И все еще злюсь. Я была лучшего мнения об Элоизе. И обо всех тех, кто шептался обо мне. Они нелепы. Все как один.

— Ты так говоришь сейчас, но сомневаюсь, что ты будешь чувствовать себя так же, если в следующий раз никто не придет тебе на помощь.

Изабель не была уверена насчет этого. Она могла вообразить и кое-что похуже, и вот это относилось к ним. Ее пальцы дрожали, а грудь стеснило от того, что напоминало панику, когда Изабель протянула руку и положила ее отцу на плечо.

— Мне почти двадцать лет, папа, — проговорила она, по большей части спокойным голосом, — и я вполне в состоянии работать с мистером Уорингом.

— Иза…

— Оставь это, папа, — настаивала девушка. — Я позабочусь об этом.

Некоторое время маркиз смотрел на нее, его глубоко посаженные карие глаза под прямыми бровями оставались серьезными.

— Тогда сделай это, Тибби. Из-за того, кто он такой, люди замечают его. А из-за того, кем он не является, тебе нужно контролировать каждый свой шаг в его присутствии. А теперь нужно быть еще более осторожной. Ты поняла?

— Да, поняла. А сейчас, если ты извинишь меня, сегодня утром у меня еще один урок верховой езды.

Ее отец, очевидно, подумал, что это очень плохая идея, и разумная ее половина согласилась с этим. Но другая половина, та, что несомненно управляла ее поступками в последние несколько недель, с трудом сдерживалась, чтобы не выбежать на двор конюшни. Когда это произошло? И почему она, как оказалось, не может прислушаться к здравому смыслу, даже с собственной стороны?

Разгладив юбки, спокойной походкой Изабель вышла из дома. Двор конюшни был наполнен обычным многообразием лошадей и грумов, но, на первый взгляд, нигде не было видно Салливана. И на второй тоже.

— Фиппс, — воскликнула она, заметив главного грума. — Я думала, что мистер Уоринг уже приехал.

— Он в конюшне, миледи. — На его щеке дернулся мускул. — Может быть, вы захотите находиться от него подальше сегодня утром.

— Это почему?

— Я… я не могу сказать, миледи.

— Тогда я пойду и посмотрю сама. — Загнав поглубже внезапное ощущение тревоги, Изабель прокралась по мягкой земле до здания и вошла внутрь. Она замерла в дверном проеме, а затем увидела его голову и плечи внутри стойла Зефир.

— Вижу, что сегодня утром вы сумели приехать вовремя, мистер Уоринг, — заявила девушка, продолжая двигаться вперед и не сумев сдержать улыбку, коснувшуюся ее губ.

Салливан продолжал стоять к ней спиной, прикрепляя уздечку, а затем и повод, к упряжи Зефир.

— Я пытаюсь угодить вам, леди Изабель. Как прошел ваш бал вчера вечером?

Она нахмурилась.

— Неужели лорд Брэмуэлл что-то рассказал вам?

— Нет.

— Что ж, я знаю, что вы попросили его пригласить меня на танец.

Уоринг переступил с ноги на ногу и привязал одеяло к спине Зефир.

— Я просил его приглядеть за вами. Танец был его идеей. — Он помолчал. — Знаете, Брэм — печально известный волокита.

— Да, он сам сказал мне об этом. — Изабель положила руки на верхнюю доску ближайшей к ней загородки крошечного стойла. — Так как вы можете услышать об этом где-нибудь еще, я скажу вам, что прошлым вечером было несколько неприятных моментов, но они быстро прошли.

— Тогда я рад это слышать.

Девушка ударила ладонью по дереву.

— Салливан Уоринг, смотрите на меня, когда я разговариваю с вами.

Его широкие плечи поднялись и опустились, а затем он обернулся.

— Как пожелаете.

Изабель охнула.

— Что случилось?

Один его рукав был порван у локтя, и он потерял пуговицу с жилета. Однако повреждения одежды были вторичны по сравнению с тем, что она увидела на его лице.

Поперек горла у Салливана шла глубокая кровавая царапина, а черно-синий синяк частично пересекал его рот и левую часть подбородка. Левый глаз окружал болезненный на вид кровоподтек, а его каштаново-золотистые волосы выглядели так, словно он расчесывал их пальцами.

— Что случилось? — повторила девушка, протягивая руку над стойлом, чтобы коснуться его подбородка. Его кожа ощущалась теплой, но потом он попятился от ее пальцев.

— Я кое с кем разошелся во мнениях.

— С кем, с медведем?

Он коротко усмехнулся, поморщившись, когда это движение задело синяк поверх его рта.

— С несколькими медведями. — Взяв повод в одну руку, другой Салливан открыл дверь стойла. — Вы хотите сегодня поездить верхом на Молли?

— Нет — до тех пор, пока вы не расскажете мне, кто сделал это с вами.

— Тогда, я предполагаю, что ваш ответ «нет». Идем, Зефир.

Сделав глубокий вдох, Изабель сложила руки на груди и не стала уступать ему путь.

— Ответьте мне.

Льдисто-зеленые глаза встретились с ее глазами, и затем устремились прочь.

— Я живу не среди пьющих чай денди, Тибби, — наконец ответил он. — Не беспокойтесь об этом.

— Это беспокоит меня, Салливан. Расскажите мне.

Он остановился прямо перед ней, Зефир — позади него.

— Я прибыл сюда в назначенное время, и я в состоянии тренировать вашу кобылу, как предусмотрено нашим соглашением. Почему вас должно беспокоиться что-то еще?

— Потому что беспокоит.

— Но не должно.

— И вы «не должны» спорить со мной, и мы «не должны» были целоваться, — ответила Изабель. — Мы друзья, Салливан, и я хочу знать…

— Друзья? — прервал он. Уоринг схватил ее за вырез платья и рывком притянул к себе. — Разве мы друзья, леди Изабель?

Ее сердце стучало так громко, что он, вероятно, мог слышать это.

— Д… да, мы друзья. Вы…

— А от вас шарахаются, когда вы обнимаете других своих друзей? — снова вмешался он, его голос понизился до негромкого чувственного рычания. — Мы разговариваем втайне. Целуемся втайне. Любой намек даже на дружбу между нами приводит к тому, что вас намеренно игнорировали, а меня избили.

Изабель отчаянно пыталась вникать в суть разговора, а не прислушиваться к кружащему голову приливу крови под собственной кожей.

— Кто-то избил вас из-за того моего объятия? Это…

— Я не стою таких неприятностей в качестве друга, Тибби, — прошептал Салливан, звук ее уменьшительного имени интимно повис в воздухе между ними. — У вас есть друзья. Друзья, которые не принесут вам проблем. И у меня тоже есть друзья. Я здесь не ради дружбы.

Если ее сердце забьется еще чаще, то Изабель упадет в обморок.

— Нет, вы здесь потому, что я шантажирую вас.

Он покачал головой, притянув ее еще немного ближе.

— Я здесь, потому что хочу вас. Хочу ваших прикосновений, вашего тела. Вот за что я готов терпеть трепку.

О Боже.

— Салливан, я хочу…

— Перед тем, как вы закончите фразу, подумайте, что с вами сделали слухи, возникшие из-за невинного объятия. И если вы хотите сказать, что хотите быть моим другом… — Его голос дрогнул, когда он произносил эти слова. — Если вы хотите, чтобы мы были друзьями, то учтите, что друзья не делают вот этого.

Салливан накрыл ее рот своим. Крепко и безжалостно, крадя ее дыхание и силу из ее костей. О, как бы ей хотелось проникнуть в него, пробраться внутрь него и никогда не выбираться оттуда — до тех пор, пока она не узнает его до конца. Ее блуждающий язык почувствовал соленый вкус; его кровь, вероятно, с раны на подбородке.

Девушка застонала, схватила его за плечи, за затылок, запустила руки в его разметавшиеся волосы. Его вкус возбуждал ее так, что невозможно описать словами. Это самое интимное ощущение, которое Изабель когда-либо чувствовала. И он хотел большего. Большего, когда даже это могло уничтожить ее.

Его рука все еще держала вырез ее платья, когда Салливан внезапно оттолкнул ее прочь.

— Обдумайте все это перед тем, как ответите мне, — грубо проговорил он, отпуская ее, чтобы вытереть рот тыльной стороной руки. — Обдумайте все те разрушительные последствия, которые я причиню вашей репутации и вашему будущему, все угрозы для вашего сердца, потому что мы с вами оба знаем, что это приведет нас только к гибели.

Отодвинув Изабель еще на шаг, он повел Зефир вперед.

— И когда вы все это обдумаете, — продолжил он тем же пылким, едва контролируемым тоном, — если вы стремитесь к осуждению света, то тогда я встречусь с вами в этой конюшне сегодня в полночь. А если у вас есть хоть какой-то здравый смысл, то мы встретимся утром, когда я приеду тренировать вашу кобылу.

— Но…

— Но прямо сейчас, если я снова посмотрю на вас, то это станет катастрофой для нас обоих. Так что ступайте в дом, Изабель, где вы будете в безопасности.

Она хотела поспорить, запротестовать, что ему не позволено отдавать ей приказы. Это ей следовало указывать ему, что делать. Изабель наблюдала за тем, как он покидает конюшню, отдышалась и подождала, пока румянец сойдет с ее щек.

Салливан был прав; ей нужно было очень тщательно обдумать, чего она хочет. И поэтому Изабель подобрала юбки и помчалась обратно в дом. Однако в одном моменте он все равно оказался неправ. Знание того, что он находится на улице, возле дома, не давало ей возможности ощущать себя в безопасности.

Глава 16

Изабель щелчком открыла крышку карманных часов, которые она позаимствовала у Дугласа. То есть, если или когда он обнаружит их пропажу, то она заявит, что позаимствовала их.

Десять минут до полуночи. Салливан выбрал отличный вечер для своего ультиматума: завтра рано утром в Парламенте состоится заседание, так что сегодня вечером не было запланировано никаких развлечений до поздней ночи. Сейчас в доме стояла тишина, и, настолько девушка знала, все отправились спать.

Изабель надела ночную рубашку, но только потому, что Пенни находилась в ее комнате, чтобы помочь ей раздеться перед сном. У горничной появились бы подозрения, если бы девушка объявила, что намеревается спать в платье. Она даже задула свечу в изголовье кровати, опять-таки как предосторожность на тот случай, если какой-нибудь лакей на пути к себе в жилое помещение, увидит, что она не спит.

В то же самое время, Изабель не забралась под одеяло своей очень удобной постели. В действительности, она все еще сидела за туалетным столиком, где могла каждые две минуты сверяться с часами Дугласа, пока полночь подкрадывалась все ближе. И один факт становится все яснее: Салливан Уоринг знал ее лучше, чем она ожидала.

С того момента, как Изабель начала отдавать ему приказы, он, вероятно, догадался, что у нее на уме не только месть или шантаж. Салливан поцеловал ее первым, но с тех пор она пользовалась каждой возможностью, чтобы поцеловать его — или снова позволить ему поцеловать ее. И да, единственное завершением станет гибель ее репутации. В то же самое время, этот шаг казался самым вероятным и логичным в ее… взрослении, в том, на что открылись ее глаза с того момента, как они встретились.

Девушка снова сверилась с карманными часами. Шесть минут. Если бы он примирился со своим отцом и семьей Салливанов, то тогда связь между ними могла бы стать, по меньшей мере, возможной. В действительности, Салливан забирается через окно в дома аристократов и получает пулю в попытке вернуть несколько картин, которые даже не сможет никому показать, что, по всей вероятности, приведет его к смерти. И если кто-то увидит их вместе, то Изабель останется пожалеть, что она не умерла.

Совершенно ясно, что она не собирается за него замуж. Уоринг хотел… вступить с ней во внебрачную связь. А она хотела ощутить его руки на своем теле, его рот на своих губах, все, что она только могла себе представить. Будет ли это стоить риска? Потери невинности? Изабель предположила, что это будет зависеть от того, за кого она впоследствии выйдет замуж. Оливер определенно увлекся ею, но чем больше она видела, как он обращается с Салливаном, тем меньше ей хотелось проводить с виконтом время. Она начала думать, что делает это просто для того, чтобы Тилден не заподозрил, как сильно ей нравится Салливан. Очевидно, что как только она отдаст свою девственность Салливану, Оливер больше не захочет иметь с ней ничего общего. И если честно, то это ее не беспокоило. Если она когда-нибудь вообще захочет выйти замуж, то, предположила Изабель, найдутся мужчины, которые будут сквозь пальцы смотреть на недостаток у нее целомудрия в обмен на щедрое приданое.

Но она может потерять не только непорочность, и ей следует учитывать и это тоже. До прошлого вечера Изабель была одной из фавориток высшего света — их любимицей, всегда окруженной толпой на балах, никогда не остававшаяся без друзей или партнеров по танцам. До прошлого вечера она не осознавала, насколько хрупкой может оказаться популярность. И это ставило перед Изабель еще больше вопросов. Неужели популярность сделала ее такой, какая она есть? Что произойдет с ней, если она утратит популярность? И готова ли она рискнуть этим?

Четыре минуты.

— Проклятие, — пробормотала девушка, снова захлопнув крышку часов. Все, что ей нужно сделать — это остаться здесь, и она будет в безопасности. Не в безопасности от желания, испытываемого к Салливану, от заинтересованности в нем, но от его поцелуев и от возможности быть погубленной им, и от ответов на все эти вопросы.

Изабель уронила часы в ящик и встала, чтобы накинуть тонкий халат. Последние два года она провела танцуя и флиртуя, потому что именно этим следовало заниматься юным леди хорошего происхождения. Она не верила в любовь с первого взгляда, в судьбу и в другие подобные глупости. Но как только Салливан Уоринг ворвался в ее мысли, он никогда не выказывал ни малейшего намерения покидать их. И девушка не думала, что он когда-либо это сделает. Только не до тех пор, пока она не отправится туда, куда хочет и куда ей нужно пойти.

Сделав вдох, Изабель медленно открыла дверь спальни и осторожно выскользнула в коридор. Она все еще могла передумать. Все еще могла остановиться в кухне, чтобы взять яблоко, а затем вернуться обратно наверх, в свою постель. Таков был ее план той ночью, когда она наткнулась на Салливана, грабившего их дом.

Девушка замедлила шаг у двери на кухню. Салливан Уоринг — потрепанный жизнью, озлобленный преступник, который трудился, чтобы заработать себе на жизнь. А за ней ухаживал богатый виконт, который однажды станет маркизом, и чья внешность имела очень сильное сходство с мистером Уорингом. Хм. Так что если Изабель сумеет преодолеть искушение Салливана, то все равно сможет заполучить кого-то, пусть и нежеланного, но выглядящего как он.

Искушение. Да, ей хотелось яблоко, но не то, что лежало на кухне. Сегодня ночью она жаждала того самого яблока, которое змей вручил Еве. И в результате она, вероятно, тоже потеряет свой рай. Потому что, несмотря на все их физическое сходство, Оливер не обладал тем качеством, которое привлекло ее к Салливану: того ощущения, что он остался в живых, что он сражался и завоевал каждый момент своей жизни и того времени, что они провели вместе.

Фактически, прежде чем она осознала это, Изабель оказалась на улице, в густом мраке конюшенного двора. Молча выругавшись, она скинула туфли и спрятала их за каменной скамьей, чтобы не бросались в глаза. Нет смысла портить их — или давать кому-то повод думать, что ночью она была где-то еще, кроме собственной кровати.

Дверь в конюшню уже была приоткрыта на пару дюймов. Ни один из помощников конюхов не оставил бы ее открытой, если хотел сохранить свою работу в Чалси-хаусе. Прикусив нижнюю губу и прилагая усилия, чтобы руки не дрожали слишком сильно, тогда как ее сердце билось быстрее, чем ритм барабанщика, Изабель открыла дверь еще на несколько дюймов и проскользнула внутрь.

Без бледного лунного света внутри здания конюшни стояла кромешная тьма. Она могла слышать, как шелестят и дышат две дюжины лошадей, но ничего кроме этого.

— Салливан? — почти беззвучно прошептала девушка. Грумы и помощники конюхов спали в отдельном помещении позади конюшни, и она не собиралась будить их даже в том случае, если перед ней появится сам Люцифер. — Салливан?

Рука скользнула по ее плечу и легла на ее рот.

— Ты точно вовремя, — прошептал ей в левое ухо низкий голос Салливана.

Все ее тело задрожало. От возбуждения, страсти или от тревоги — она не знала. Когда он взял ее за плечи и повернул лицом к себе, ей было все равно. Изабель никогда не ощущала себя такой живой, как в этот момент.

Приподнявшись на цыпочки, она запустила пальцы в волосы Салливана и притянула его лицо вниз, встретив его губы глубоким, открытым поцелуем. Он окутал ее словно расплавленным огнем, прижав ее спиной к стене, крепко прижимаясь к ней, его рот оказался таким же пылким, как и ее.

— Салли…

— Помолчи, — прошептал он в ответ, его пальцы проникли под ее халат, чтобы стянуть легкое одеяние с ее плеч и бросить его на ограждение ближайшего стойла. — Ты передумаешь.

— Нет, я…

Он снова поцеловал Изабель, заставив ее застонать. Когда его ладонь двинулись вниз по ее обнаженным плечам и рукам, которыми она крепко обнимала его, девушка ощутила мозоли на подушечках его пальцев. Салливан говорил, что он — не денди-белоручка, но она не ожидала, что прикосновение его кожи к ее будет таким опьяняющим.

Когда те же грубоватые пальцы скользнули под тонкие бретельки ее ночной рубашки, Изабель почувствовала, что близка к тому, чтобы потерять себя в нем.

— Не приказывайте мне, что делать, — сумела выговорить она, вдыхая его запах, смешанный с ароматом кожи и мыла. — И не прерывайте меня.

Он отступил на один или два дюйма. Когда ее глаза привыкли к сумраку, девушка смогла рассмотреть его взгляд, одновременно и раздраженный, и изумленный.

— Тогда могу я предложить, чтобы вы говорили тише?

— Согласна, — ответила она. Трудно в одно и то же время говорить тихим и командным голосом. Особенно когда Салливан снова потянулся к ее ночной рубашке и медленно стянул левую бретельку вниз до локтя, а затем снова прижался к ней медленным, глубоким поцелуем.

— Если бы на вашем месте был кто-то другой… — пробормотал он, его пальцы скользили по ее голому плечу.

— Что вы имеете в виду?

Изабель ощутила, как улыбка появилась у него на губах.

— Ничего. Отдавайте мне свои приказы, леди Изабель.

Снова застонав, она подставила горло его поцелуям. И потом осознала, что Салливан имел в виду. Никто другой не отдавал ему приказов. Он не терпел этого. Ото всех, кроме нее.

— Снимите рубашку, — дрожащим голосом прошептала девушка.

Он снова поцеловал ее, силой своего объятия запрокинув ее голову назад.

— Я хочу тебя, — прорычал Уоринг, отпуская ее и выдергивая рубашку из брюк. Он стянул рубашку через голову и бросил рядом с ее халатом. Салливан попытался снова приблизиться к ней, но она удержала его, положив ладони на его обнаженную грудь.

Кончики ее пальцев встретили мягкую кожу, твердые мускулы, сокращающиеся при ее прикосновении. Физически она не могла сравниться с ним, но, тем не менее, он остановил свое продвижение.

— Передумали? — выдохнул Салливан, прищурив глаза.

— Постелите вниз одеяло, — ответила она. — Я не хочу запачкаться.

— Вы все равно станете грязной, — парировал он, отходя в сторону, чтобы взять несколько подстилок под седло и расстелить их на полу пустого стойла. — И эту грязь вы не сможете смыть.

— Я думала, что вы должны соблазнять меня. — Не уверенная в том, что в точности ей следует делать, Изабель последовала за ним в покрытое соломой и чепраками стойло.

— Вы босиком, — объявил Салливан, окидывая ее взглядом и задержавшись на ее голых лодыжках и ступнях.

— Я оставила туфли за скамьей, — пояснила девушка. — Не хочу, чтобы кто-то узнал, что я…

— Делала что-тонепристойное? — закончил он. — С кем-то, кто совершенно неприемлем?

— Я знаю, кто и что ты, Салливан, — резко ответила Изабель, ее голос сделался чуть громче, прежде чем она сумела снова понизить его. — Так ты пытаешься прогнать меня или боишься меня или просто тянешь время в надежде, что я уйду?

— Дерзкие слова для порядочной, добродетельной девицы, — прошептал он, глядя на нее с таким хищным блеском в глазах, что девушка сглотнула. Уоринг подцепил пальцем вырез ее ночной сорочки и притянул ее ближе к себе. Другой рукой он вытащил заколку из ее волос и длинные пряди медового цвета волной упали ей на плечи. — Если бы ты не пришла сюда, то я, наверное, забрался бы к тебе в окно, чтобы заполучить тебя. Что ты думаешь об этом?

Она вздрогнула, когда пальцы Салливана запутались в ее длинных волосах и потянули за них, и провела ладонями вверх по его теплой, мускулистой груди — и смысл его слов дошел до нее. Он сказал, что предоставил ей выбор, но сейчас девушка не была в этом уверена. Мысль о том, что он преследовал бы ее в собственном доме, возбуждала Изабель.

— Думаю, что тебе пора прекратить так много болтать, — заявила она. — Если только это не все, что ты можешь предложить.

— Ей-Богу, ну и рот у тебя. — Быстрая улыбка снова коснулась его губ. — А теперь я воспользуюсь своим. — Салливан обеими руками схватил в горсть ткань над ее грудями и рванул. Перед ее тонкой ночной рубашки разорвался сверху донизу. Девушка охнула.

Прежде чем Изабель смогла собраться с разбегающимися разгоряченными мыслями, его ладони скользнули по ее обнаженной талии, снова притягивая ее к себе. Затем Уоринг опять поцеловал ее, его язык дерзко исследовал ее рот. Святые небеса, он так силен и уверен в себе. Одна большая рука проследовала вверх по ее животу и обхватила ее левую грудь. Ее сосок затвердел, словно камешек, ткнувшись ему в ладонь.

Неизведанные ощущения затопили ее, лишая дыхания. Только бесполезный кусок ткани свисал с ее плеч вдоль спины, когда его искусный рот начал путешествие вниз по ее подбородку и горлу, вниз к… о, Боже.

Салливан взял ее грудь в рот, посасывая и облизывая твердый сосок.

— Господи, — прохныкала девушка, вцепившись в его волосы.

Ее ноги словно лишились костей. Кажется, он догадался об этом, потому что опустил Изабель на грубые одеяла, его рот не отрывался от ее груди. Она ощущала прикосновение ее губ всем телом, вплоть до позвоночника и потайного местечка между ног. Разгоряченная и повлажневшая, девушка стонала и беспомощно поднимала бедра в ответ.

— Салливан, — дрожащим голосом прошептала она.

— Ты приказала мне перестать болтать. — Он перенес свое внимание на другую грудь, опустившись перед ней на четвереньки, словно лев с рыжевато-коричневой гривой, пирующий над своей податливой жертвой. — Если бы я что-то и сказал, — продолжил Уоринг низким, чувственным голосом, который отзывался в ее теле там, где они соприкасались, — так это то, что ты бесподобна.

Тяжело дыша, Изабель положила руки на его плечи, впиваясь пальцами в твердые, напряженные мускулы. Она закрыла глаза; везде, где они касались друг друга, девушка ощущала горячее, нежное словно шелк, пламя, проникавшее глубоко в нее, прямо по венам в ее быстро стучащее сердце.

Когда его ладонь медленно спустилась вниз по ее животу, ее глаза снова распахнулись. Пальцы проникли через легкие кудряшки, а затем коснулись ее… там. Изабель охнула.

— Я возбуждаю тебя, — прошептал Салливан, подняв голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты хочешь меня. — Все еще не сводя с нее глаз, его пальцы проникли глубже, раздвигая ее складки. Затем он скользнул внутрь.

Изабель выгнулась. Что-то, похожее на его имя, слетело с ее губ, и он накрыл ее рот свободной рукой.

— Шшш, — предостерег Уоринг, быстро бросив взгляд через плечо перед тем, как вернуться к своему исследованию.

Это уже слишком.

— Салл… Салливан, — задыхаясь, она сумела выговорить его имя так тихо, как только могла.

— Здесь вы отдаете приказы, миледи. Что мне делать дальше?

О Боже, она и понятия не имела. Больше, подсказывало ей тело. Она жаждала этого. Большего.

— Я…

— Возможно, мне стоит снять бриджи?

Его голос тоже звучал не совсем уверенно. Осознание этого факта немного успокоило ее, хотя недостаточно для того, чтобы к ней вернулась способность рассуждать разумно. Изабель едва могла выговаривать слова, а он все еще был частично одет.

— Да. Сними их. Немедленно. И сапоги. — Вот. Она еще может кое-что контролировать — саму себя, если не его.

Салливан повернулся и присел рядом с ней. Казалось очень важным продолжать прикасаться к нему, поэтому девушка села и сбросила с себя разорванные остатки ночной рубашки. Проводя ладонями по его спине и плечам, поцеловав его в затылок, она почувствовала соленый вкус его кожи. Опьяняюще. Когда его мускулы вздрогнули под ее прикосновениями, Изабель поняла, что у нее все же есть кое-какой контроль над ним. Ее прикосновение, возможно, действовало на Уоринга так же, как и его — на нее. Она облизала распухшие губы.

— Я передумала.

Он застыл.

— Прошу прощения?

— Не насчет этого, — пояснила Изабель, еще больше ободренная его реакцией. — Я имею в виду, что сама должна снять с тебя бриджи.

— О. Тогда, пожалуйста, приступай.

Она потянула его на себя и уложила на спину. Откуда бы ни взялась эта распутная, дерзкая мисс, Изабель была рада этому. В конце концов, он заявил, что хочет ее, но и она тоже желает его. И с таким же успехом может принять активное участие в гибели собственной репутации.

Его темные брюки топорщились в паху. На секунду дерзкая мисс поджала хвост и готова была сбежать, но Салливан притянул ее вниз, к себе на грудь, и снова поцеловал. Его искусные пальцы скользнули по ее чувствительным соскам, и она выгнулась к нему.

— Прикоснись ко мне, — выдохнул он, взяв руку Изабель и положив ее на выпуклость в своих бриджах. — Я хочу, чтобы ты прикоснулась ко мне.

Даже через ткань она почувствовала, какой он теплый и твердый. Девушка нерешительно сжала ладонь, и Салливан застонал, запрокинув голову назад. Изабель переместилась так, чтобы дотянуться до него, и дрожащими пальцами начала расстегивать его бриджи. Невозможно было сконцентрироваться, когда его руки блуждали по ее обнаженной коже, но она сумела расстегнуть все, до последней, пуговицы.

— Приподнимись, — скомандовала она.

— Как скажешь.

Салливан подчинился, и девушка стянула бриджи вниз по его бедрам. Его член вырвался на свободу, возбужденный и великолепный.

— Боже, — выдохнула она. — Это…

— Скоро окажется внутри тебя, — закончил он, полностью снимая бриджи и отбрасывая их в сторону.

А она-то думала, что раньше не могла дышать. Салливан перекатился вместе с ней так, что она снова оказалась на спине, глядя в его льдисто-зеленые глаза, затененные в сумраке конюшни. Коленями он раздвинул ей ноги, проскользнув между ними так, что Изабель смогла почувствовать, как его возбужденный член прижимается к внутренней стороне ее бедра.

Обесчещена. Скоро она будет обесчещена. И ей захотелось поторопить его с этим. Он снова поцеловал ее, покусывая ее губы, затем перешел к горлу и почти свел ее с ума от желания. Изабель ощущала, что ее тело натянуто туже, чем струна.

— Салливан, поторопись, — задыхаясь, выговорила она.

— Поторопиться с чем? — прошептал он в ответ. — Скажи мне, чего ты хочешь, милая.

Господи Боже.

— Я хочу, чтобы ты оказался внутри меня, — сказала Изабель, использовав ту же фразу, что и он.

— Как скажешь. — Салливан сделал бедрами движение вперед, проскользнув между складок внутрь ее тела.

Она могла ощущать каждый дюйм его плоти, когда он входил в нее. Время остановилось. Не существовало ничего, кроме него и биения ее сердца. Острая боль на секунду заставила ее охнуть, и Уоринг заглушил этот звук, накрыв ее губы своим ртом.

— Прости, — срывающимся голосом произнес он, замерев над ней. — Может быть, тебе придется снова изобразить это ощущение для своего мужа.

В настоящий момент Изабель вовсе не хотелось вспоминать о том, что у них двоих нет никакого совместного будущего, но когда он снова начал медленно двигаться, ей это стало безразлично. Безразлично все, кроме ощущения его тела, двигающегося внутри нее. Изабель схватила его за плечи и подняла ноги, чтобы обхватить его бедра.

Салливан снова и снова входил и выходил из ее тела, вжимая ее в грубые лошадиные подстилки. Девушка чувствовала себя так, словно ее тело одновременно и являлось частью нее, и жило отдельной жизнью, но вся она как будто стремительно двигалась к краю очень высокого утеса. И затем, внезапно, свалилась с края.

— О, Боже, — пронзительно вскрикнула Изабель, заглушив звук о его плечо. Она застыла, судорожно вздрагивая.

Движения Салливана ускорились, а затем он, дрожа, вышел из нее. Девушка не знала всего, но у нее было ощущение, что занятия любовью не должны заканчиваться подобным образом.

— Салливан?

— Прошу прощения, — проворчал он. — Мы не можем допустить, чтобы ты осталась с ребенком.

Она даже не подумала об этом. Побледнев, девушка погладила его по руке, когда он схватил тряпку, чтобы вытереться.

— Спасибо.

— Ты все равно обесчещена, дорогая, — ответил Салливан, смягчая свои слова тем, что наклонился и снова, очень нежно, поцеловал ее.

— Половина моих знакомых еще вчера считала меня обесчещенной, — заявила она, тяжело дыша и все еще ощущая себя невесомой. — И к черту факты.

Быстро улыбнувшись, Салливан снова лег, обнял ее и прижал к себе.

— Я рад, что ты видишь это так же, как я, — тихо проговорил он, запуская пальцы в ее волосы.

— Так же, как ты?

— Видишь глупость и надменное злословие высшего света.

— О. — Изабель пожалела, что ее мозг не смог снова начать работать, потому что она не вполне понимала, о чем он говорит, или что она согласилась бы с этим, если бы понимала. — Знаешь, не все ведут себя так, — все же осмелилась возразить она.

— Я признаю, что есть исключения. Ты, Брэм, лорд Кэунс и его семья, один или два других аристократа. — Его пальцы передвинулись ниже, с ее волос на грудь, и медленно описывали там круги.

Внутри нее снова начал медленно разгораться огонь.

— Вот почему ты все время хочешь, чтобы я приказывала тебе обесчестить меня? — спросила девушка, почти сожалея, что не смогла просто промолчать. — Чтобы я смогла стать одним из твоих исключений?

Она почувствовала, как поднялась и опустилась его грудь, когда он сделал вдох.

— Ты и есть исключение, — через минуту ответил Салливан. — Нам не стоит задерживаться; кто-то может заглянуть сюда, чтобы проверить лошадей.

— Так теперь ты бросаешь меня? — Изабель села. — Ты сделал то, что тебе было нужно, а теперь уходишь прочь?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Тибби, попросил у твоего отца разрешения жениться на тебе? — Он нахмурился. — И я не бросаю тебя. — Положив ладонь ей на плечо, Уоринг привлек ее к себе для еще одного захватывающего дух поцелуя. — Это трудно объяснить. Я обнаружил, что… одержим тобой. Не мог заставить себя… держать руки подальше от тебя. Не могу.

Эти слова звучали восхитительно.

— Одержим. Я могу выразить симпатию этому чувству, — сказала Изабель. Не в силах устоять перед искушением прикоснуться к нему, она провела пальцем вдоль его левого плеча. Твердый узел на его коже остановил ее. — Вот сюда тебя ранили?

— Да.

Девушка скользнула рукой вниз, к его левому бедру.

— А это от той щепки, которая попала в тебя недавно ночью?

Салливан тихо рассмеялся в почти полной темноте.

— Продолжай прикасаться ко мне там, и мы никогда не уйдем отсюда, — прошептал он. — И да. Большая щепка.

— Больше похоже на столб, — ответила Изабель, робко проводя пальцем вдоль повязки, которую он намотал там.

— Ты говоришь о ране, или о моих физических атрибутах?

— Очень забавно. И ты меняешь тему разговора.

— Какую тему? О том, что я снова хочу тебя?

О Боже.

— О том, что ты пренебрежительно относишься ко всем моим знакомым. Я не уверена в том, каковы мои чувства по этому поводу.

Салливан поднялся на ноги, обнаженный и потрясающий, как любая из греческих статуй, какие она когда-либо видела. Он снял с перегородки ее халат и протянул ей.

— Тебе следует избавиться от ночной рубашки, — пояснил он.

— Полагаю, мне будет трудно объяснить тот факт, что она разорвана пополам, — согласилась девушка, начиная раздражаться из-за того, что он продолжает избегать дискуссии о том, как втянул ее в свой маленький мир ненависти.

Уоринг снова сел, натянул бриджи и сапоги.

— И мы встретимся с тобой утром.

— Почему ты неожиданно начал так спешить?

— Я не спешу. Ты же знаешь, мы не можем оставаться здесь.

— Но… — Я не хочу, что ты уходил.

— Что бы ты там не думала, но я не хочу, чтобы твоя репутация погибла.

Изабель не сводила с него глаз, пока он натягивал рубашку и заправлял ее в брюки. Когда Салливан надел темный жилет и куртку, ей в голову пришел ответ. Этим вечером у него запланировано еще одно дело.

— Ты собираешься ограбить кого-то еще. Вот почему ты так торопишься.

Он помог ей подняться на ноги и снова запустил пальцы в ее волосы.

— Не сегодня. Завтра, — ответил он, стягивая вместе полы ее халата и завязывая пояс узлом. — Будь осторожна, Тибби. Никто из нас не сможет объяснить это. Я спешу, потому что если я не уйду сейчас, если я буду лежать здесь с тобой в темноте, то я и вовсе не смогу уйти. Доброй ночи, милая.

Поцеловав ее в последний раз, он ушел. Изабель с минуту стояла, снова прислушиваясь к звукам конюшни. Вот значит как. Он хотел ее, он взял ее, а теперь Салливан решил, что совершенно допустимо как оправиться дальше к другим развлечениям, так и опять сообщить ей заранее, что он задумал еще одно ограбление. И в этот раз она даже не успела приказать ему не делать этого. Возможно, у него была причина думать, что Изабель обернется против собственного сословия, и, в конце концов, возможно, он был прав.

Если отбросить в сторону мысль о том, что он намеревался рискнуть жизнью, похищая картину у кого-то, кто с радостью пристрелит его, то теперь, как кажется, Изабель сделалась его сообщницей. Если она ничего никому не скажет, то станет сообщницей. А если скажет, то станет ответственной за то, что Салливана посадят в тюрьму или повесят или сошлют на каторгу.

Но даже с учетом всех этих сомнений, первоочередным в ее сознании был вопрос о том, когда она снова сможет провести с ним время. О, Изабель сделала ужасную ошибку. И то, что прежде было сложным, теперь так запуталось, что она сомневалась в том, что ей когда-либо удастся найти свой путь на другую сторону.

Глава 17

Салливан направился за здание конюшни Чалси-хауса. Он остановился, как только скрылся из вида, и прислонился спиной к стене.

Некоторое время он пытался придумать план действий, решить, что ему делать дальше, но ничего не приходило на ум. Ничего, кроме образа Изабель, распростертой под ним, разгоряченного наслаждения на ее лице, когда он двигался внутри нее, и ее внезапное разочарование, когда он упомянул о том, что собирается вернуть еще одну картину.

Что, черт возьми, он ожидал? Что после занятий любовью Изабель станет не такой, какой она была?

— Идиот, — пробормотал Салливан, отступая дальше во тьму, когда она вышла из конюшни, босая и с испорченной рубашкой в руках, халат крепко стянут вокруг гибкого, обнаженного под ним тела.

Девушка села на скамью возле двери и вытерла ноги рубашкой. Как только она надела туфли, Изабель бросила последний взгляд на конюшенный двор, а затем проскользнула обратно в дом. Дальше он не мог наблюдать за ней; оказавшись внутри, она могла полагаться только на себя.

Салливана никогда прежде не раздражало то, что его не приглашали в большинство элегантных домов Лондона; он просто вырос с этим. Но теперь его это злило. Потому что да, находившаяся в глубине его сознания мысль о том, чтобы заполучить Изабель, королеву каждого бала, идеальную дочь из совершенной семьи, волновала самые темные уголки его души. Но узнав ее, разговаривая с ней и обнимая ее, Салливан понял, что никогда не встречал более остроумного и честного человека. И он сказал ей правду. Он сделался одержимым.

И если он задержится чуть дольше сегодня ночью, то все закончится тем, что его поймают, когда он будет глазеть на ее окно с чертовой влюбленной улыбкой на лице. Тихо выругавшись, Салливан покинул пределы особняка Чалси и забрал Ахилла из общедоступной конюшни, куда он припрятал жеребца.

Уоринг чертовски хорошо знал, кто он такой, и чего сумел добиться в жизни вопреки этому. Даже то, что он стал вором, не волновало его — эти люди забрали себе то, что принадлежало ему. Однако теперь, в первый раз за очень долгое время, он ощущал себя… неполноценным.

Так что же ему делать с этим? Пойти поговорить с Брэмом? У него нет настроения выслушивать пресыщенные замечания и неприятные вопросы от слишком наблюдательного циника. Было бы хорошо поговорить с Фином, но Финеас Бромли сейчас где-то в Испании. И вместе с ним — продуманная стратегия и логика.

Когда Салливан поднял голову, то понял, что повернул на Брутон-стрит. Он натянул поводья и Ахилл остановился. Прямо слева от него, со строгими рядами окон, глядящими на улицу поверх методично разбитого розового сада, стоял Салливан-хаус. Вероятно, внутри он сможет найти несколько картин своей матери, но Уоринг никогда не войдет в эту парадную дверь — или в любое из двух дюжин окон. Ни за что на свете.

В действительности, сейчас, по всей вероятности, он находился так близко к этому дому впервые за много лет, или вообще в первый раз. Когда Салливан столкнулся с Данстоном по поводу пропавших картин, это произошло в Уорвикшире, в аббатстве Данстон. И все это происходило на улице.

Он спешился и повел Ахилла к началу подъездной аллеи. Точнее, остановился как раз там, где начиналась эта аллея. Долгое время он смотрел на темные окна. Внутри находились маркиз Данстон и маркиза, его робкая жена Маргарет. Оливер проживал в собственной резиденции, но у Данстона было еще двое отпрысков, кроме старшего, — еще один мальчик, Уолтер, и младшая дочь по имени Сьюзен.

Салливан медленно присел на корточки и подобрал с дорожки валяющийся камень. Он выпрямился, взвесив булыжник в руке. Это мелочно и глупо, и, вероятно, ниже его достоинства, но он все равно бросил камень. Изо всех сил.

С резким треском и негромким звоном разбилось стекло. Снова сев на Ахилла, Салливан подобрал поводья и наблюдал за тем, как одни за другим вспыхивают огни в окнах. Но его настроение от этого совсем не улучшилось. Мрачно покачав головой, он пустил Ахилла рысью и снова скрылся в темноте.


— Что, черт возьми, произошло с тобой? — спросил Брэм Джонс.

Салливан поднял глаза на друга, перестав седлать Ахилла.

— Прошу прощения?

Брэм указал на его лицо.

— Ты стал черно-синим. Надеюсь, это не новая мода. Выглядит ужасно.

Он почти забыл о том, что его избили. Неужели это случилось только вчера?

— Очевидно, я перешел границу, которую мне не следовало переходить, — сухо ответил Уоринг. — Что тебе нужно?

— Неужели друг не может просто заскочить на минутку, когда выпадает такой случай?

— Для тебя быть на ногах до десяти утра, Брэм, — это сам по себе необычный случай. — Потребовались огромные усилия, чтобы не вскочить на Ахилла и не поскакать в Чалси-хаус. Ему хотелось снова увидеть Изабель, и настойчивость этого желания удивляла и беспокоила его.

— Очень хорошо, ты подловил меня. Да, есть причина, по которой я здесь.

Салливан досчитал до пяти.

— И она заключается в…? — подтолкнул он.

Лорд Брэмуэлл бросил взгляд на оживленную деятельность в конюшне вокруг них.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я говорил о твоей привязанности к овцам прямо здесь, перед каждым…

— О, прекрати, — проворчал Салливан, услышав смешки со стороны своих подчиненных. — Тогда идем наружу.

Брэм первым вышел из конюшни. Когда они оказались вне пределов чьей-то слышимости, он остановился.

— Я хочу попросить тебя об услуге. На самом деле, о двух.

Салливан посмотрел на друга.

— Что за услуги?

— Во-первых, сегодня вечером я обедаю с Куэнсом. Позавтракай с ним.

Салливан нахмурился, страх стиснул его грудь.

— Почему? Что-то случилось с Фином?

— Нет. Но старший брат Фина чувствует себя не так хорошо, как мы смеем надеяться. По какой-то причине ты ему нравишься, так что тебе стоит навестить его. Бог свидетель, что Фин никогда не станет просить об этом, даже если узнает, так что это делаю я. Прошу тебя, я имею в виду.

Еще одна грань загадки, которую представлял собой Брэмуэлл Лаури Джонс. Он регулярно разбивал женские сердца, но состояние брата-инвалида его друга становилось поводом для действия. А сам-то он, размышлял Салливан, не далеко ушел, бросая камни в окна.

— Я пошлю записку, приглашая себя на поздний ленч с ним и Бет, — согласился он, продолжая хмуриться. — Насколько нехорошо он себя чувствует?

— Кашель и небольшая лихорадка, если верить Бет. Может быть, это ничего не значит, но, опять-таки, может что-то означать.

Салливан кивнул.

— Тогда что за вторая услуга?

— Не ходи в дом Фэрчайлда сегодня ночью.

Это удивило его.

— Именно ты сказал мне, что картина находится там, — выпалил он в ответ.

— Да, но в последний раз, когда ты забрался в чей-то дом, герцог едва не проделал в тебе дыру, а у Фэрчайлда характер еще хуже, а стреляет он лучше, чем Левонзи.

— Ты беспокоишься обо мне?

— Я совершенно эгоистичен, уверяю тебя. Ты один из немногих людей, у кого отец хуже, чем у меня. Это помогает мне сохранять определенную перспективу.

— Понимаю. Что ж, к счастью или к несчастью, полагаю, в меня уже стреляли и сделали это столько раз, что теперь я почти неуязвим. Так что отправляйся заниматься тем, что ты делаешь по утрам, а я займусь собственными делами.

— Это немного грубо, — ответил Брэм.

— Что ж, я тороплюсь. Не хочу опаздывать.

— На очередную тренировку лошади? Думаю, что там ты в безопасности, Салли. Если бы леди Тибби собиралась передать тебя в руки властей, то уже сделала бы это.

Тибби. Мысленно выбросив из головы внезапный образ Изабель с длинными светлыми волосами, обрамляющими ее лицо, ее горящие глаза не отрываются от его глаз, когда он входил в нее, Салливан пожал плечами.

— Я предпочитаю не рисковать.

Брэм сложил руки на груди.

— Так ты собираешься нанести визит Фэрчайлду сегодня ночью?

— Да.

— Ты зашел слишком далеко, Салливан.

— С тобой в качестве голоса разума, я готов пойти на риск.

— Если бы у меня было сердце, то ты ранил бы его. Для чего ты на самом деле делаешь это? Ты ведь никогда не сможешь выставить их напоказ.

— Я хочу справедливости. Остальное не имеет значения. — После прошлой ночи Уоринг даже не мог выразить словами то, чего же он хочет, но одно он знал. Эти люди — особенно Данстон — забрали у него многое. И если потребуется попасться, чтобы наконец-то раскрыть то, каким лицемером является маркиз, то Салливан готов пойти на этот риск. Или был готов — до вчерашнего дня. До прошлой ночи.

Он заехал во двор конюшни Чалси-хауса как раз тогда, когда церковные колокола местной церкви заканчивали отбивать десять ударов. К этому моменту помощники конюхов уже знали, когда ожидать его, и Молли уже стояла под седлом на тот случай, если Изабель пожелает прокатиться на ней. Конюхи оставили Зефир ему; не то чтобы он не доверял их работе, но эта лошадь будет отвечать не только за безопасность Изабель, но и за ее последующее душевное равновесие.

Сегодня Салливан снова надел на кобылу уздечку вместе с недоуздком, а затем закрепил седло вокруг ее туловища. Он вывел ее из стойла, и, тихо разговаривая с ней, положил поперек седла два мешка с песком. Зефир беспокойно задвигалась и задергала ушами, но кроме этого не выказала никаких признаков расстройства.

— Хорошая девочка, — прошептал он, дав лошади яблоко из бочки.

Мягкий ветерок коснулся его через открытые двери конюшни, поверх запахов лошадей, сена и кожи донесся легкий запах цитруса. Волоски на его руках встали дыбом. Изабель.

Салливан, вдохнув, на мгновение закрыл глаза, а затем заставил себя вернуться в настоящее и обернуться.

— Доброе утро, — произнес он.

Она стояла в дверях, темно-зеленая амазонка облегала ее изящную фигуру, а такого же цвета шляпка лихо сидела на голове. Горячее желание снова охватило его, поначалу мягко, а затем — все сильнее и глубже, словно океанские волны во время шторма. Господи, он хотел ее снова.

— Доброе утро, — отозвалась Изабель, краска появилась на ее щеках.

— Я приехал вовремя, — продолжил он через мгновение, зная, что начинает мямлить.

— Да, я видела это. — Она окинула его взглядом, и его член шевельнулся в ответ. — Сегодня мне хотелось бы снова попробовать ездить верхом.

Это только напомнило Салливану, что он сам ездил на ней прошлой ночью.

— Хорошо. Позвольте мне немного поработать с Зефир, а затем, я думаю, мы можем совершить поездку через Гайд-парк.

— С конюшенного двора? — Краска сбежала с ее лица.

— Шагом. И я буду рядом с вами.

— Я не уверена насчет этого.

— Оставляю это на ваше усмотрение. — Ее старший брат подошел к ним сзади. — Миледи, — закончил Салливан, не уверенный в том, расстроен ли он или обрадован тем, что они не смогут простоять здесь все утро просто глядя друг на друга.

— Что? — спросил лорд Чалси, сделав паузу, чтобы поцеловать сестру в щеку. — Ты собираешься ехать верхом сегодня утром? Это великолепно, Тибби.

— Я не уверена, стоит мне ехать или нет.

— Я с радостью поехал бы с тобой, но я и несколько парней, с которыми мы выпускались из Оксфорда, собираемся повидаться с одним из наших профессоров. Он уходит на покой перед началом следующего семестра.

— Ты имеешь в виду, что он уходит на покой, и ты хочешь показать ему Улисса, — вставила Изабель, по-прежнему не сводя глаз с Салливана.

— Да, да, как я могу устоять, если у меня — самый превосходный гунтер в Лондоне. Что ж, на самом деле, я не могу ничего сделать. — Со смешком, он протянул руку Салливану. — Благодаря вам, мистер Уоринг.

Если бы Чалси имел хоть малейшее понятие о том, что Салливан сделал прошлой ночью, то сейчас они обменивались бы ударами, а не остроумными замечаниями, но так как ему не хотелось ни избивать, ни унижать брата Тибби, то он заставил себя улыбнуться в ответ и пожать руку.

Когда граф прошел мимо них, а Фиппс проследовал за ним по пятам, Салливан взял себя в руки.

— Если вы меня извините, — сказал он Изабель, знаком попросив ее отступить, чтобы он мог выйти из конюшни с кобылой.

— Конечно, мистер Уоринг.

Их руки соприкоснулись, когда Салливан проходил мимо, и он быстро сжал ее пальцы, отпустив их прежде, чем кто-то смог заметить. Господи Боже, сейчас все в сто раз хуже, чем тогда, когда он просто хотел ее без серьезных размышлений о том, что это может когда-либо случиться. А теперь ее запах, прикосновение, вкус — они настолько переполняли его, что он едва мог связно думать.

— Идемте со мной, — проговорил он, почти поддавшись искушению отодвинуть выбившуюся прядку волос медового цвета с ее лица.

Отрывисто кивнув, Изабель последовала за ним в центр двора. Салливан ослабил повод, на несколько мгновений позволив Зефир бежать рысью, описывая вокруг них широкие круги, в то время как он наблюдал за ее движением с мешками песка на спине. Слава Богу, что у нее легкая походка, потому что последнее, что нужно Изабель — чтобы ее зубы стучали каждый раз, когда она будет ездить на прекрасной кобыле.

— Она выглядит замечательно, — произнесла Изабель рядом с ним.

— Так же, как и ты, — прошептал он в ответ.

— Прекрати.

Да, вероятно, ему так и следует поступить.

— Тпру, Зефир, — крикнул Салливан вслух, длинный хлыст все еще лежал на земле перед ними. Кобыла, гарцуя, остановилась. Сделав вдох, он протянул повод Изабель. — Проверьте, на что она способна.

— Но я не знаю как, — запротестовала она.

— Знаете, но я буду рядом. Зефир должна привыкнуть к вашему голосу и вашим прикосновениям.

Девушка снова посмотрела на него, очевидно, услышав в его словах нечто большее, чем он произнес вслух. На мгновение Салливан подумал, что она откажется, уберет руки за спину и отодвинется, как делала это прежде. Вместо этого, после продолжительных колебаний, Изабель протянула руки за поводом.

Зефир снова дернула ушами и топнула копытом о мягкую землю.

— Что мне делать? — спросила Изабель.

— Щелкните один раз поводом и прикажите ей двигаться шагом. Держите повод расслабленно и немного впереди нее. Если захотите, чтобы она остановилась, скажите «тпру». Или «рысью», если захотите, чтобы она бежала рысью. Будьте уверены в себе.

— Вам легко говорить, — пробормотала она. — Никуда не уходите.

— Не уйду.

Изабель сделала глубокий вдох.

— Шагом, Зефир.


Леди Дэршир снова села в кресло у окна гостиной и посмотрела на мужа.

— Думаю, что у нас может появиться проблема.

Харри Чалси, маркиз Дэршир, в последний раз бросил взгляд на часы на каминной полке. Он пропустил большую часть раннего заседания в Парламенте и не был уверен, что рад тому, что остался дома этим утром.

— Он помогает ей сделать то, с чем мы безуспешно пытались помочь ей много лет.

— В его глазах светится далеко не братская привязанность.

Нет, не братская. И в ее глазах — не сестринская любовь.

— Если мы сейчас отошлем его прочь, то это может подтвердить эти проклятые слухи.

— Или может дать понять, что мы пытаемся придерживаться приличий в нашем доме. Харри, мы должны что-то сделать. Он… простолюдин.

— Он не простолюдин. И у него чертовски прекрасная репутация.

— Как у коннозаводчика! Ты не можешь согласиться на то, что он станет твоим зятем. Или еще хуже. Его собственная семья не признает его. И что, если в его намерениях нет ничего благородного? Ты видел, что могут сделать слухи. Да помогут нам небеса, если это станет реальностью. Да помогут небеса Тибби.

— Может быть, мы видим то, чего нет, — ответил через некоторое время маркиз, сам не уверенный в том, что верит собственным словам. — В дружбе нет ничего дурного. И как только разразится следующий скандал, несколько слухов обо всем этом просто исчезнут.

— Ты слишком снисходителен, Харри. Потворствуя Тибби в ее безудержном веселье — это одно. Но то, что ты позволяешь этому продолжаться, не делает чести ни ей — ни нам. Особенно когда за ней ухаживает Оливер Салливан.

— Я знаю это, Хелен, — чуть более резко ответил он. — Но вмешиваться тогда, когда никакого вмешательства не требуется, может настроить ее против нас. А тогда к кому она обратится?

Маркиза нахмурилась.

— Что ж, хорошо. Но мы все будем очень пристально наблюдать за этим. Ты можешь восхищаться Уорингом, но это не делает его подходящим женихом.

— Я знаю. Как только Тибби научится ездить верхом, он уйдет. И она сможет … в чем-то другом, и жизнь пойдет так, как и должна.

— Надеюсь, что ты прав. Но я не стану просто игнорировать состояние дел до этого момента.

— И я тоже.


Изабель бросилась в дом, чтобы нацарапать записку Барбаре Стэнли, отменяя их совместный ленч. Несколько недель назад мысль о том, что она предпочтет езду на лошади завтраку и походу за покупками с Барбарой, одновременно позабавила и испугала бы ее.

Но сегодня отмена встречи на самом деле не имела ничего общего с лошадьми. Дело было в том, что она проведет часть дня вместе с Салливаном. Вероятно, появится еще больше слухов, но после прошлой ночи Изабель не могла заставить себя беспокоиться о них. Не сегодня. В конце концов, люди будут разносить эти чертовы сплетни независимо от того, будет она хорошо вести себя или нет.

— Готовы? — спросил Салливан, подводя Молли к подставке, когда Изабель снова присоединилась к нему во дворе конюшни.

Конечно же, необходимо на самом деле ездить верхом. Расправив плечи, она поднялась на подставку и вытянула руку.

— Готова, — заявила девушка, радуясь тому, что в ее голосе прозвучало больше уверенности, чем она ощущала.

Салливан положил ее ладонь себе на плечо и сложил собственные ладони, чтобы она могла встать на них. Мускулы под ее пальцами напряглись, когда он подтолкнул ее вверх, в дамское седло. В какое-то мгновение, пока Изабель устаивалась и смотрела вниз на его запрокинутое лицо, на этот выбившийся локон волос над одним зеленым глазом, ей захотелось наклониться и поцеловать его. И ей было все равно, кто может увидеть это.

Салливан резко откашлялся и отвел взгляд.

— Вы помните, как держать поводья, да?

Она сделала вдох.

— Да.

Он показал ей короткий повод, который прикрепил к уздечке Молли.

— Я буду держать это и ехать рядом с вами, чтобы вы не уехали туда, куда не хотите ехать.

Изабель кивнула, забирая поводья в руки так, как он показывал ей. Рядом с ней Салливан забрался в седло массивного черного Ахилла, в то время как позади него грум Делвин сел верхом на одну из лошадей, принадлежащих ее семье. Черт. Все же она предполагала, что ей необходим сопровождающий, даже когда поездка не являлась светским мероприятием.

— Оставайся позади нас, Делвин, — приказал Салливан в ответ на ее последнюю мысль. — Молли — само спокойствие, но я не хочу, чтобы кто-нибудь наскочил на нас без предупреждения.

Делвин сделал почтительный жест.

— Слушаюсь, мистер Уоринг.

С ободряющей улыбкой Салливан подтолкнул Ахилла в бок.

— Поехали, — проговорил он. — Прикажите Молли двигаться шагом.

Стараясь, чтобы ее руки перестали дрожать, Изабель щелкнула поводьями.

— Шагом, девочка, — приказала она настолько дружелюбным тоном, насколько смогла.

Они начали двигаться, и Изабель не вывалилась из седла.

— Хорошая девочка, Молли, — прошептала она, потрепав кобылу по шее.

Сам по себе Салливан, наверное, скакал бы рысью или галопом, или даже стоял в седле, проезжая по улице, ведущей к Гайд-парку, но девушка вообще не могла поверить в то, что едет верхом на лошади. Двигаться медленным шагом само по себе казалось приключением. На мгновение крики Мэри промелькнули в глубине ее сознания, и Изабель стиснула поводья. Сегодня такое не произойдет. Сегодня лошадь сделает то, что она прикажет. Она не позволит случиться обратному. Салливан не позволит, чтобы что-то пошло не так.

Мимо прогрохотала тележка молочника и Изабель снова напряглась.

— Наблюдайте за ушами Молли, если вы не уверены в том, как она отреагирует, — послышался низкий, протяжный голос Салливана, находившегося в трех футах от нее. — Видите? Она услышала мой голос, затем снова прислушивается к вашим командам.

— Да.

— Если вы заметите, что она прислушивается к чему-то еще, кроме вас, напомните ей, что вы здесь.

Изабель кивнула.

— Знаю, я веду себя глупо.

— Вовсе нет. Вы ведете себя очень храбро.

— О, пожалуйста.

Выражение его худого, красивого лица оставалось серьезным.

— Я не поддразниваю вас. У вас есть отличная причина для страха. Все, что я могу — это показать, как именно вы можете предотвратить еще один такой же несчастный случай. Именно вы решили предпринять усилия и научиться чему-то.

Девушка улыбнулась. Она не смогла удержаться.

— Благодарю вас, Салливан.

Мягко улыбнувшись в ответ, он склонил голову.

— Пожалуйста, Изабель.

Когда они въехали на тропинку в Гайд-парке, она не удержалась и оглянулась вокруг, чтобы посмотреть, кто еще может присутствовать здесь. Казалось, что экипажи были повсюду, и Изабель без труда разглядела, по меньшей мере, дюжину всадников, которых знала если не по имени, то по внешнему виду. И все они увидят, как она катается верхом с Салливаном Уорингом.

Итак, будет еще больше слухов. За исключением того, что в этот раз они все будут правдивыми. И если Салливана поймают, когда он сегодня ночью вломится в очередной дом… О, ей не хотелось портить этот момент. На самом деле, ей хотелось еще тысячу таких моментов. Но она не могла.

— Могу я попросить вас об услуге? — начала Изабель, зная, что направляется прямиком к катастрофе.

— Что это?

— Не вламывайтесь ни в чей дом сегодня ночью.

Он стиснул зубы.

— Изабель…

— Вы видите, что все эти люди смотрят на нас? — прервала она его. — Я не возражаю против того, что они знают, мы… друзья. Думаю, меня даже не волнует, какие слухи они могут распустить. Но вы знаете, что случиться с вами — а теперь и со мной — если вас разоблачат? Или если вы пострадаете? — Ее голос дрогнул.

— Друзья, — мрачно повторил Салливан. — Мы снова вернулись к этому, не так ли?

О Боже.

— Вы бросите меня здесь, если я скажу «да»?

Поджав губы, он покачал головой.

— Не смотря ни на что, я не оставлю вас в бедственном положении.

— Тогда да, я считаю, что мы становимся с друзьями. И как друг, я прошу вас: пожалуйста, перестаньте рисковать своей свободой и жизнью ради…

— И вашей репутацией.

— Да, и моей тоже.

— Эгоистка.

Мужчины и их вендетты.

— Это вы эгоистичны, — парировала Изабель, увлекаясь спором. — И вы даже не можете увидеть этого, не так ли? Я понятия не имела, что Оливер отдал нам картину, на самом деле принадлежащую кому-то другому. Кому вы пытаетесь причинить боль?

— Никому, — сухо ответил он. — Я хочу то, что принадлежит мне. Если я попытаюсь вернуть это законным образом, то вы же знаете — я проиграю.

Девушка внимательно посмотрела на него.

— Вы пытаетесь причинить боль лорду Данстону. Вашему отцу.

— Не называйте его та…

— И потом есть еще я, — настаивала она, не желая начинать сражение за то, как сильно отец повлиял на жизнь Салливана, хочет он того признавать или нет. — Прошлая ночь имела для меня последствия, независимо от того… принимали ли вы предосторожности или нет.

— Вы пришли ко мне сами. Не вините меня в том, что утратили невинность, Изабель.

Ее щеки покраснели.

— Я имела в виду не это. Ради всего святого. Вы вошли в мою жизнь, Салливан, и мне нравится это. В общем смысле.

— А. Тогда я поступлю так, как захочу. Ожидаю, что так же сделаете и вы.

— Что это должно означать?

Салливан резко натянул поводья, и Ахилл заржал и остановился. Она с опозданием тоже остановила Молли, перед тем, как натянулся повод.

— Я не понимаю, потому вы пытаетесь защитить лорда Фэрчайлда, — наполовину проговорил, наполовину прорычал он. — У него есть кое-что, что принадлежит мне. И он с такой же радостью, как и все остальные, станет распространять неприятные слухи о вас.

Фэрчайлд? Вот цель его следующего ограбления?

— Я не пытаюсь защитить его. Я говорю о том, что он, может быть, и не подозревает, что сделал что-то дурное. И я прошу вас не подвергать себя опасности. Кроме того, вы не сможете ограбить его сегодня ночью. Он и леди Фэрчайлд дают сегодня бал-маскарад.

— Я знаю об этом. Полагаю, вы собираетесь посетить его?

— Салливан, не делайте этого.

Некоторое время он смотрел на нее.

— Вы прислушаетесь к моему руководству в своей жизни? Пожелаете ли вы Тилдену всего хорошего и распрощаетесь с ним навсегда, если я попрошу вас?

О Боже. Он ревнует. Дрожь пробежала по ее спине.

— Я…

— Очевидно, что мы — из двух различных миров, и у нас две различные жизни, Изабель. Я хочу провести еще одну ночь с тобой. Больше чем одну. Но мы не созданы друг для друга. При свете вы — мой наниматель. И не думайте, что я не заметил, как вы оглядывались по сторонам, не увидит ли нас вместе кто-то из ваших знакомых. — Он сделал глубокий вдох. — Мне следует держаться подальше от вас. Вы заставляете меня забывать то, что мне следует помнить всегда.

— Салливан, меня не волнуют слухи, — ответила Изабель, боль пронзила ее сердце, когда она осознала, что если не сможет образумить его, то может никогда больше не увидеться с ним после сегодняшнего дня. — Я назвала нас друзьями, и это на самом деле так.

— Я не хочу быть вашим другом. — Он отвел взгляд. — Не просто вашим другом. Этого недостаточно.

— Но вы…

— Вы начнете ездить на Зефир к концу этой недели. После этого, вы больше не будете нуждаться в моей «дружбе». Так будет безопаснее — и лучше — для нас обоих.

Он прищелкнул языком Ахиллу, и лошади снова двинулись в путь. И внезапно самым значительным событием дня стало не то, что она едет на лошади, а то, что через неделю она в последний раз увидит Салливана Уоринга. Он прав: дружба может быть частью отношений, но этого недостаточно. И Изабель не имела понятия, как можно превратить ее в нечто большее. А хочет ли она превратить дружбу в нечто большее — на этот вопрос ответить еще сложнее.

Глава 18

Идея надеть костюм бабочки казалась блестящей. Однако на практике Изабель начала сознавать, что у этого наряда есть определенные недостатки. Во-первых, молочно-белые крылья с радужными оттенками едва не выбили бокал с мадерой из рук ее матери, а теперь она еще и оказалась лицом к лицу с Элоизой Рэмплинг, одетой в костюм желтой бабочки.

Сама Изабель предпочитала насыщенные голубые и пурпурные тона, которые выбрала она, и на ее щеках блестели нанесенные косметикой завитки тех же цветов. Сегодня вечером девушка ощущала себя свободной и экзотичной, и даже несмотря на любопытные косые взгляды, направленные на нее, она привлекла внимание достаточного числа джентльменов, и ее танцевальная карточка была почти заполнена.

Изабель оставила ранний вальс для Оливера по его просьбе, и улыбнулась, когда увидела, как он, в тигриной полумаске, прокладывает себе путь через толпу.

— Добрый вечер, — проговорила она. — Вы выглядите очень импозантно.

Лорд Тилден был одет в оранжево-черный жилет, гладкие черные кожаные перчатки придавали ему весьма хищный вид. На самом деле он выглядел очень соблазнительно, и на мгновение Изабель ощутила вину за то, что посчитала сводного брата Салливана привлекательным.

Он склонил голову и протянул руку за ее танцевальной карточкой.

— У экипажа Тилдена сломалось колесо, — послышался негромкий голос Салливана, — и он сможет прибыть лишь значительно позже.

Она побледнела. Радуясь тому, что полосы краски на ее лице скроют потерю самообладания, она схватила Салливана за обтянутую черной перчаткой руку.

— Что вы делаете? — горячо прошептала девушка.

— Забираю себе вальс, — ответил он, вписывая «Тигр» рядом с этим танцем, а затем передавая карточку ей обратно. —Вижу, что вы оставили один для меня.

— Но…

Салливан взял ее за руку, склонился над ней и слегка сжал пальцы.

— Я хотел увидеть вас где-то еще, кроме как в конюшне. Прикажите мне уйти, и я исчезну.

— Как вы узнали, что Оливер будет одет в костюм тигра?

Салливан быстро улыбнулся.

— У меня есть свои источники.

— Вы уже… что-то вернули себе?

— Пока нет. Позже.

Он собирался потанцевать с ней, а затем пойти и похитить картину. Для него смертельно опасно быть пойманным во время той или другой деятельности, и Изабель никогда не признается ему в том, что ощущает едва заметное возбуждение от всего этого.

— Вы пытаетесь добиться того, чтобы вас раскрыли? — спросила она в ответ.

— Не сегодня.

— Оливер, — проговорил ее брат, подходя к ним, чтобы пожать ему руку. — Думаю, что мне стоило сделать выбор в пользу более опасного зверя.

— Ерунда, Филлип, — вставила Изабель, чтобы Салливану не пришлось делать ничего, кроме как улыбнуться под полумаской, — твой олень выглядит весьма величаво.

— Оленьи рога чертовски тяжелые. С этим я соглашусь.

Заиграла музыка к началу вальса, и Салливан протянул ей обтянутую перчаткой руку.

— Извини нас, Филлип, — произнесла Изабель и сжала протянутые пальцы.

Они направились к большой, заполненной людьми танцевальной площадке и рука Салливана скользнула ей на талию. Девушка как раз собиралась спросить, умеет ли он вальсировать, когда он грациозно закружил ее в танце.

О да, он умел вальсировать. Уоринг двигался как прирожденный атлет, с той же легкой грацией, которую он демонстрировал во дворе конюшни. Из-за оранжево-черной полумаски блестели его бледно-зеленые глаза.

— Вы сошли с ума, — прошептала она. — Совсем сумасшедший.

— Как вы знаете, я чувствую себя очень комфортно, когда на мне маска.

— Вы окружены дюжиной людей, у которых вы что-то украли. Что, если я решу разоблачить вас?

— Это не произойдет, милая, — ответил он.

— И откуда вам это известно?

— Потому что вы тоже немного сумасшедшая. Вы танцуете с коннозаводчиком. — Он бегло улыбнулся ей. — Должен ли я потанцевать с кем-то еще сегодня вечером?

— Думаю, что это будет в высшей степени опасно. — Кроме того, Изабель не хотела, чтобы он танцевал с другими леди. Он пришел, чтобы потанцевать с ней.

— У вас не возникло трудностей с поиском партнеров сегодня вечером? — спросил Салливан. — Ваша танцевальная карточка выглядит заполненной.

— Почти так. Но моя танцевальная карточка — это моя забота. А не ваша.

— Я мог бы поспорить с этим, но вальс и без того слишком короткий.

Он незаметно привлек ее ближе к себе. Все, что Изабель нужно было сделать — это слегка наклониться, и тогда она смогла бы поцеловать его. Все подумают, что это Оливер, так что Салливан будет в безопасности, но ее репутация все равно погибнет. Она вздохнула.

— Пенни за ваши мысли, Тибби, — прошептал Салливан.

— Я просто думала о том, что хотела бы поцеловать вас прямо сейчас.

Салливан сбился с шага, и они едва не упали.

— Дьявол, Тибби.

Девушка усмехнулась. Она ощущала себя могущественной, зная, что может выбить из колеи этого мужчину. Ей-богу, сам Уоринг выбивал ее из колеи, но делал это таким способом, который начал ей очень сильно нравиться.

— Что, если бы моя танцевальная карточка оказалась пустой?

— Я все равно танцевал бы с вами.

— А если бы она была заполненной?

— Я ударил бы кого-нибудь по голове и потанцевал бы с вами.

Он улыбнулся, произнося эти слова, но учитывая некоторые из его предыдущих поступков, Салливан с таким же успехом мог бы говорить серьезно. Когда они покачивались и поворачивались под музыку, Изабель позволила себе расслабиться в его объятиях, следуя за его уверенными шагами, направляемая его сильными руками. Танцевать с ним было просто великолепно. На мгновение девушка притворилась, будто он здесь не тайком, а по приглашению. Она бы с удовольствием танцевала с ним каждый танец. И если бы он попросил нанести ей визит, то она немедленно ответила бы согласием.

Когда Изабель наконец-то отвела от него взгляд, она увидела, что слишком много гостей наблюдает за ними. Может быть, это потому, что они представляли собой эффектную пару, или, может быть, тому виной нелепая улыбка, от которой она не могла удержаться. Так или иначе, но ясно вот что: ей очень сильно нравится Салливан Уоринг и ему нужно уйти до того, как приедет Оливер.

Когда танец закончился — чересчур быстро — он присоединился к общим аплодисментам, а затем взял ее за руку.

— Мне нужно идти, — прошептал Салливан, проводя обтянутым перчаткой пальцем по ее ладони. — Если кто-то, кроме Тилдена поймет, что что-то не так, то заявите о том, что ни о чем не догадывались. Насколько вы знали, я — это он.

Изабель кивнула, и с еще одной улыбкой он исчез в толпе. Ему не нужно так беспокоиться о ее репутации; за исключением самого первого поцелуя, она сама ввязалась в это дело. И сегодня вечером она могла бы отказаться танцевать с ним. Но Изабель хотела танцевать с ним.

— Послушайте, леди Бабочка, — проговорила, приближаясь к ней, кряжистая голова кабана. — Полагаю, эта кадриль — моя.

Изабель протянула руку.

— Конечно, мистер Хеннинг. Или, вернее, мастер Боров.

Фрэнсис Хеннинг фыркнул.

— Я понял только после того, как приехал, что все называют меня «боровом» не потому, что пытаются оскорбить меня. Вы знаете, боров, или свинья.

Изабель заставила себя засмеяться, надеясь, что ее смех прозвучал так, будто она… оценила глупую попытку пошутить. По крайней мере, Хеннинг хотел потанцевать с ней.

— Тогда, чтобы избежать неприятностей, я буду называть вас мистером Хеннингом.

Когда танец начался, она снова огляделась в поисках Салливана, но он исчез. Их знакомство началось с тайны. Однако в отличие от других тайн эта привлекла ее внимание, и чем больше девушка узнала Уоринга, тем интереснее он становился. И тот факт, что сегодня ночью он пришел, чтобы украсть картину, казался вторичным. Потому что он также пришел, чтобы потанцевать с ней.


Салливан поместил свое последнее приобретение — скорее, повторное обретение — на стену в маленькой потайной задней комнате в своем коттедже. Двенадцать возвращенных картин. Осталось еще две. А затем предполагается, что он может остановиться, хотя какая жалость делать это тогда, когда каждая кража служит еще одним уколом в раскормленное брюхо Данстона.

Уоринг поднял фонарь, единственное, что освещало комнату. Он попросил Тибби не беспокоиться из-за него, и насколько ему было известно, никто в Фэрчайлд-хаусе не имел ни малейшего понятия, что он посетил их сегодня ночью — и прямо посреди чертового званого вечера. Они обнаружат кражу утром, и обвинят ли в ней кого-то из приглашенных гостей или нет, но вскоре Данстон тоже услышит об этом. И он поймет, кто настоящий вор. Отлично. Несмотря на угрозы и побои, Салливан все еще делает то, что хочет.

Перед тем, как покинуть комнату, он опустошил свои карманы, вынув серебряный поднос для взитных карточек, карманные часы с гравировкой и пару дуэльных пистолетов с рукоятками из слоновой кости, которые прихватил вместе с картиной Франчески Уоринг Перрис. Безделушки присоединились к дюжинам других, приобретенных им, так как, несмотря на то, что Салливан хотел, чтобы Данстон узнал о том, кто стоит за кражами, он предпочитал, чтобы Боу-стрит не догадывалась об этом.

Накинув сюртук на плечо, он закрыл и запер за собой дверь. Его экономка прекрасно готовила жареное мясо, но Уоринг не хотел, чтобы миссис Ховард узнала о том, что у него хранится краденое имущество на сумму в несколько тысяч фунтов.

Его спальня располагалась наверху, но сейчас всего час ночи, и он не чувствовал себя готовым ко сну. Вместо этого им овладела беспокойная энергия, как это часто бывало, когда ему приходились совершать кражу и благополучно исчезать в ночи. В это раз все было хуже; он танцевал с Изабель. Перед всеми присутствующими.

В прошлом Салливан мог бы отыскать одну из женщин, изгнанных из высшего общества, чтобы та составила ему компанию до конца ночи. Уличные шлюхи были слишком жалкими и отчаявшимися, чтобы привлечь его. Но осмотрительные женщины, которые забрались слишком высоко и упали вниз, или ошиблись в выборе мужчины, которые знали, на что идут — их он мог оценить.

Однако сегодня ночью Салливан не хотел оказаться в компании какой-то случайной женщины; он хотел Изабель. И в то же самое время Уоринг опасался, что может стать ответственным за то, что девушка превратится в одну из падших светских дам. Сегодня ночью он и так сильно рисковал. Неужели он осмелится усугубить ситуацию?

— Проклятие, — пробормотал Салливан, отправляясь в переднюю комнату, чтобы поискать бутылку кларета, но вместо вина удовлетворившись виски.

Хотя после того, как он опустошил полстакана, Салливан отставил его и встал. Затем он схватил свой темный плащ, в котором совершал кражи, и вышел из дома. По крайней мере, он сможет удостовериться, что Тибби безопасно вернулась домой, и что ей не придется беспокоиться о том, что в утренних газетах ее репутация будет испорчена. Да, это все, чего он хотел. Снова поговорить с ней.

Решив, что Ахилл достаточно потрудился на сегодня, Уоринг оседлал гнедого мерина, Париса, и поскакал в Мэйфер. Он оставил коня в местной платной конюшне, разбудив ради этого раздраженного грума, и прошел последние полмили пешком. Весь путь до Чалси-хауса он снова спорил сам с собой, следует ли ему вообще быть здесь, не говоря уже о том, чтобы направляться к Изабель.

Однако внутри дома все еще горели огни. Очевидно, бал-маскарад оказался недостаточным развлечением на этот вечер. Или, наоборот, вечеринка была настолько незабываемой, что Чалси все еще обсуждали ее. И они не одни. Покравшись ближе, используя для прикрытия вязы, растущие вдоль улицы, Салливан заметил пару экипажей, стоящих на узкой подъездной дорожке. Герб Стэнли означал, что один из них принадлежит подруге Изабель Барбаре и ее родителям. Другой заставил его нахмуриться. Тилден. Очевидно, опоздавший тигр все еще на охоте.

Парадная дверь открылась, залив светом подъездную дорожку, и он быстро нырнул в тень. Леди Барбара, ее младшая сестра и родители, вместе с членами семьи Чалси вышли из дома, чтобы попрощаться. Салливан медленно втянул воздух при виде Изабель. Она все еще была в том голубом с фиолетовым платье. Даже без крыльев девушка выглядела неземным созданием, словно сотканная из тумана и сумерек, ее распущенные светлые волосы струились вдоль спины, переплетенные лентами того же цвета, что и ее платье. Драгоценность среди камней. В лучшем, более совершенном мире, она была бы его драгоценностью.

Лорд Тилден остался внутри; очевидно, он еще не завершил свой визит. Когда семья вернулась в дом, Салливан закрыл глаза. Ему следовало уйти. Он должен вернуться домой и лечь спать, или найти какую-нибудь хорошенькую светловолосую потаскушку, которой будет все равно, каким именем Уоринг будет ее называть.

Оливер продолжит ухаживать за Изабель, женится на ней и она сообщит ему какую-нибудь правдоподобную причину, по которой потеряла невинность. Если имя Салливана Уоринга не будет упоминаться в связи с тем, кто лишил ее девственности, то Тилден, вероятно, не станет возражать. У них появятся красивые дети, маленькие лорды и леди, а он, скорее всего, никогда не увидит никого из них, если только кто-то не придет покупать чистокровную лошадь. Салливана определенно ни за что не пригласят на свадьбу — не то чтобы он собирался посещать ее. И ему никогда не захочется видеть, как Изабель отдают кому-то другому.

— Дьявол бы все побрал, — прошептал он, и направился назад, к северной части дома. Салливан не мог обладать ею вечно, но он может быть с ней сейчас, и возьмет все, что она готова ему дать. Вот до чего он опустился: подбирает отбросы и умоляет об объедках.

Шпалера, покрытая вьющимися растениями, проходила мимо окна юного Дугласа, а не возле окна его сестры, но чуть выше крыша становилась плоской. Некоторые из его воровских навыков могли использоваться для таких целей, которые он и не мог себе представить.

Оказавшись на крыше, Салливан быстро двинулся назад, пока не присел в пяти футах над третьим окном. Когда он вламывался сюда в первый раз, Брэм дал ему набросок плана всего дома. Никогда нельзя перестараться с осторожностью, и ему не нравилось, когда остается лишь один выход или вход. Если его поймают, то это может стать еще одной причиной для унижения маркиза Данстона, но этого не произойдет до тех пор, пока Уоринг не исчерпает все остальные средства для мести.

Схватившись пальцами за выступ, он повис вдоль стены дома. Слегка толкнув окно ногой, Салливан ощутил, как оно подалось. Все оказалось легче. Он просунул носок сапога в образовавшееся пространство и широко распахнул окно. После этого было простым делом освободить одну руку и нащупать верх оконного переплета, а затем осторожно спуститься в комнату. Как он будет выбираться отсюда — это совершенно другая проблема, но в настоящий момент Уоринга это не волновало.

Секунду спустя после того, как он попал в ее спальню, дверная ручка задребезжала, и ему пришлось спрятаться за большой гардероб из красного дерева. В комнату вошла горничная Изабель.

— Кто оставил тебя открытым? — обратилась она к окну, закрывая и запирая его на задвижку, после чего выложила ночную рубашку Тибби, приготовила постель и подбросила угля в огонь в маленьком камине.

Салливан неподвижно стоял в углу, радуясь тому, что на нем темная одежда. Горничная вышла, оставив дверь спальни открытой, и, молча сосчитав до десяти, он оторвался от стены и направился в коридор.

Уоринг мог слышать, как где-то внизу они разговаривают и смеются. Мягкий голос Тилдена заставил его стиснуть зубы, но сейчас не время и не место затевать драку, как бы ему не хотелось вернуть Оливеру долг в виде подбитого глаза и разбитого носа. Может быть, он и победит в драке, но потеряет все шансы снова увидеть Изабель. Более важно то, что все, кажется, пребывали в хорошем настроении — значит, они не раскрыли его уловку.

Наконец, Салливан услышал пожелания доброй ночи, и то, как открылась и закрылась парадная дверь. Его сердце забилось чаще — не от дурного предчувствия, а от предвкушения. Может быть, для всего остального высшего общества он и являлся пустым местом, но с Изабель это было не так. Пока не так, во всяком случае.

Вернувшись в свое укрытие за гардеробом, Салливан подождал, пока на лестнице раздадутся шаги и голоса. Казалось, прошло несколько часов перед тем, как Изабель и ее горничная вошли в комнату и закрыли за собой дверь. Нежный цитрусовый аромат наполнил воздух и он возбудился.

— Мне достать ваше утреннее платье, миледи? — спросила горничная, помогая Изабель расстегнуть пуговицы на спинке изумительного платья.

Салливан увидел, как она бросила взгляд в сторону гардероба, и намеренно сделал движение, приложив палец к губам. Изабель охнула.

— Что такое, миледи?

— О, ничего, — торопливо ответила Изабель. — Я зевнула. Пенни, ты можешь идти. Остальное я сниму сама.

— Но ваше платье…

— Я справлюсь. Благодарю тебя. Я ужасно устала.

Горничная сделала книксен.

— Хорошо, миледи. Мне снова разбудить вас в девять утра?

— Да. В самый раз. Доброй ночи.

— Доброй ночи, леди Изабель.

Как только дверь закрылась, девушка рванулась к Салливану.

— Какого черта ты делаешь в моей спальне?

— Это не тот прием, на который я надеялся, — сухо ответил он, и, не в силах устоять, протянул руку и провел пальцами по ее открытому горлу.

— Неужели это означает, что ты все-таки передумал грабить Фэрчайлд-хаус?

— Нет. Картина в безопасности у меня дома.

— Салли…

— Я просто хотел удостовериться, что с тобой ничего не случилось после того, как я ушел. Что никто и понятия не имеет, что я был там. — Проведя пальцами по ее плечу, Салливан взял ее за руку. — С тобой все в порядке?

— Да. Оливер что-то подозревает, но ни в чем никого не обвиняет. Очевидно, несколько дам заметили, как умело он танцевал со мной, и были заинтересованы в том, чтобы он записался к ним на последний вальс вечера.

Уоринг поднес ее руку к губам, поцеловав костяшки пальцев. Он ощутил, как ее пальцы дрожат, и слегка улыбнулся.

— Отлично.

— Завтра он узнает, что ты ограбил Фэрчайлд-хаус. И наверняка поймет, что это ты вальсировал со мной.

Салливан почувствовал, что его улыбка увядает.

— Если он спросит прямо, то тебе придется сказать ему, будто ты решила, что тигр — это он, хотя и ведет себя таинственно. Сомневаюсь, что он станет настаивать. Он не сможет этого сделать, не признавшись в том, что я взял над ним верх.

— Взял верх? — повторила Изабель. — Пожалуйста, скажи мне, что я не какой-то там приз в перетягивании каната.

— Ты не приз. — Да, эта мысль когда-то мелькала в его сознании, но больше нет.

— Хмм. — Изабель высвободила руку и повернулась к нему спиной. — Расстегни мое платье.

— Как пожелаете, — прошептал Уоринг, собирая ее длинные светлые волосы на одно плечо, чтобы он смог добраться до ряда пуговиц вдоль ее спины. Расстегивая каждую пуговку, он целовал обнажающуюся кожу. — Это означает, что я могу остаться? — спросил он между поцелуями.

— Я еще не решила, — ответила девушка, с придыханием и не совсем ровным голосом. — Сегодня вечером ты очень хорошо танцевал.

— Спасибо. И ты тоже. Как бы мне хотелось, чтобы крылышки стали модным атрибутом для верховой езды.

Ему хотелось спросить ее, о чем интересном рассказывал ей Оливер, когда наконец-то появился, но это верный путь к тому, что его выбросят из окна, а высота здесь около двадцати футов и внизу колючие на вид розовые кусты. Помимо этого, Салливан не был до конца уверен в том, что ему хотелось знать, находит ли она внимание лорда Тилдена приятным, и примет ли она его предложение, если виконт его сделает. Потому что он сделает это предложение; Салливан был уверен в этом.

— Возможно, это поможет убедить тебя, — произнес он вслух, стягивая платье по ее плечам, его руки скользнули вниз, коснувшись ее груди. Здесь он задержался, описывая пальцами круги, приближаясь ближе и ближе, а затем слегка сжал ее соски между большим и указательным пальцами.

Изабель охнула и откинулась назад на его грудь, в то время как он продолжал свои действия. Салливана завораживало то, что многие хотели бы взять ее в жены, но все же именно он оказался первым в ее кровати, проник внутрь ее тела. Она завораживала его, может быть, слишком сильно. Здравомыслящий человек, даже такой дикарь как он, вероятно, подумал бы дважды — или трижды — перед тем, как спать с юной леди в доме ее отца.

Но у него на уме была лишь одна мысль, которая постоянно сидела в голове с тех пор, как он в первый раз поцеловал ее. И даже прошлой ночи в конюшне было недостаточно. Не совсем. В действительности, это только усилило его желание к ней.

Спустив ее платье ниже талии, Салливан провел рукой вниз к ее животу, а затем дальше, скользнув пальцами сквозь ее кудряшки и слегка надавив. Господи, она уже была влажной для него. Заставив Изабель повернуться лицом к нему, он наклонился и поцеловал ее.

Девушка приоткрыла для него рот, ее язык скользнул между его зубами и заставил его застонать. Изабель сунула руки под его куртку, стаскивая тяжелый предмет одежды с его плеч. Уоринг вытащил из куртки руки и сбросил ее на пол.

— Милая, — прошептал он у ее губ, скользнув руками по изгибу ее бедер и притягивая ее ближе к себе.

В его объятиях Изабель казалась такой хрупкой, но она обладала большей храбростью, чем некоторые солдаты, которых он знал. Чтобы держать его под контролем, девушка выбрала, вероятно, самый пугающий путь из всех, какие могла представить. А сегодня она ездила верхом на лошади в Гайд-парке.

Изабель вытянула его рубашку из брюк, ее теплые пальцы скользили по его груди, голая кожа по голой коже. Его член натянул брюки, болезненное и одновременно желанное ощущение. Салливан стянул рубашку через голову, чтобы он смог продолжить целовать ее.

— Знаешь, за себя я не беспокоилась, — пробормотала Изабель, приступая к работе над его брюками. — Я просто не хотела, чтобы ты попал в еще большие неприятности.

— Я попал в неприятности? — повторил он, поднимая ее на руки, чтобы отнести к кровати. — Ты — моя неприятность, Изабель.

Салливан сел на край ее кровати, чтобы снять сапоги. И он, и его обувь казались не к месту в этой спальне, наполненной кружевными подушками и занавесками, желтыми и розовыми цветами, и вырезками французских платьев из последних модных журналов.

— На что ты смотришь? — спросила она, усаживаясь рядом. Ее руки исследовали мускулы на его спине и плечах, и это заставило его вздрогнуть.

— На твою идеальную жизнь, — тихо признался Уоринг, помня о том, что ее младший брат спит в соседней комнате. — Мне на самом деле здесь не место.

— Но ты здесь, — ответила Изабель, потянув его на себя, пока он не сдался и не лег на спину. — И если бы я попросила бы тебя уйти, когда заметила, как ты прячешься в углу, то ты бы сделал это.

— Я не прятался. — Он посмотрел на нее снизу вверх. — И ты настолько уверена, что я бы ушел?

— С того момента, как ты вломился в этот дом, — ответила девушка, склоняясь над ним и целуя Салливана в грудь легким, как прикосновение пера, поцелуем, от которого его легкие лишились воздуха, — я едва не сошла с ума от раздражения и беспокойства. Но при этом ты также оказался самым… тонко чувствующим и честным человеком из всех, кого я встречала.

Этот комплимент заставил его улыбнуться.

— Ты забыла упомянуть вожделение. Думаю, что это убедило тебя больше, чем все остальное.

— Вовсе нет.

— Ты уверена? — Он поднял голову и взял одну из ее грудей в рот.

Изабель застонала, распластанные на груди пальцы впились в его грудь. Господи, как он хочет ее. Но не только этого. Ему нравится разговаривать с ней. И танцевать. Немногие аристократы вежливо вели себя с ним, но если они и разговаривали, то только о лошадях. А с ней Уоринг мог болтать — и спорить — о чем угодно. И ему нравилось спорить с ней.

Салливан закончил снимать с себя брюки и снова принялся целовать ее. Чего бы ни требовало его тело, не годится просто повалить Изабель на спину и овладеть ею. Может быть, он и не джентльмен, но и не животное.

— Салливан, — дрожащим голосом прошептала девушка, вздрогнув, когда он провел рукой вверх по внутренней стороне ее бедра, — могу я коснуться тебя?

Она уже касалась его. На мгновение он нахмурился, перед тем, как осознал, куда направлен ее взгляд.

— Да, давай.

Салливан собрался с духом, откинувшись назад на локти, когда ее робкие пальцы погладили его член, а затем обхватили его. Он мог с легкостью кончить прямо сейчас, но стиснул зубы и сражался с этим желанием, пока Изабель изучала его.

— Это приятно, не так ли? — прошептала она, ее голос стал хриплым. Девушка снова погладила его член по всей длине.

— Да, это так, — прохрипел Салливан, стараясь удержаться и не закатывать глаза. Он потянулся, чтобы взять ее за руки, отводя их от своего тела. — Время для еще одного урока верховой езды, Изабель.

— Что… О, — ответила она, расширив глаза. — Покажи мне.

Салливан направил ее правую ногу через свои бедра так, что девушка оседлала его, и сел, чтобы снова поцеловать ее. Затем он положил руки на ее стройные бедра и потянул Изабель вниз, наблюдая за тем, как его член медленно входит в нее. Ее тесный и влажный жар поглотил его и Уоринг снова застонал.

— Изабель.

Он показывал ей, как двигаться, вверх и вниз, вверх и вниз, в то же время поднимая бедра навстречу ей. Изабель быстро училась, и он полностью отдался удовольствию, совершая толчки, дразня ее груди до тех пор, пока она не охнула и не достигла оргазма. Салливан обхватил ее руками, переплетая их тела, пока сам не оказался сверху, а она — на спине, глядя на него. Сильнее и быстрее, он погружался глубже и выходил, пока не ощутил, что сам оказался на грани.

В последний момент он вышел из нее, крепко прижимая Изабель к себе, когда кончил. Они долго лежали вместе, до тех пор, пока он снова не обрел дыхание. Затем Салливан поднялся и нашел один из красивых платков с ее монограммой, чтобы они смогли вытереться.

Когда он снова лег рядом с Изабель, она положила голову ему на плечо, а он обхватил ее рукой.

— Салливан, — прошептала она, ее дыхание все еще было затрудненным, а пульс бился слишком быстро под его пальцами, — с тобой очень приятно.

Он тихо усмехнулся.

— С тобой тоже, милая.

На самом деле, слишком хорошо. Дьявол все побери, он едва успел выйти из нее. Он рисковал тем, что мог бы разрушить всю ее оставшуюся жизнь просто потому, что едва мог противостоять мысли не… расставаться с ней. Он сам. Жертва точно такой же ошибки.

— Оливер проводил нас домой сегодня вечером, — через минуту проговорила девушка, ее пальцы рассеянно блуждали по его груди. — Он пользовался каждым поводом, каким только мог, чтобы спросить, был ли ты здесь или нет, стараясь на самом деле не упоминать тебя. Сегодня дошло почти до смешного, то, как он не смог спросить, почему я сказала ему, что уже вальсировала с тигром.

— Это из-за того, что, согласно семье Салливанов, меня не существует, — ответил Уоринг. — Из-за этого ему трудно изображать презрение ко мне на публике.

— Он очень любезно вел себя со мной. Я знаю, что ты презираешь его, и мне не нравится то, как он разговаривает с тобой и о тебе, но если подумать, то ни ты, ни он не в чем не виноваты.

За исключением того, что кое-кто нанял головорезов, чтобы избить его, но это личное дело, которое нужно будет уладить между ним и Оливером.

— Возможно, не с самого начала, — произнес он вслух, — но в наших поступках с тех пор, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы понимать что к чему, — да, в этом нас можно обвинить.

— У тебя есть причины для гнева. У вас обоих. Я понимаю это. Но вам не нужно настолько усложнять все для самих себя — или друг для друга.

— Как еще ты хочешь, чтобы мы — я — вели себя?

— С большей терпимостью.

— Терпимость не стирает грехов, Изабель.

Она могла подумать, что Салливан имеет в виду кражи, но его можно было обвинить и кое в чем похуже. Он сделал шаг, который может оказаться роковым; начал очень сильно влюбляться в дочь аристократа.

Глава 19

Изабель выглянула из своего окна в предрассветном сумраке.

— Как, ради всего святого, ты забрался сюда? — спросила она. — Кто-то, несомненно, заметил бы тебя, если прошлой ночью ты вошел в парадную дверь.

Салливан подошел к ней сзади, его теплая ладонь скользнула вниз под ее халат и обхватила одну грудь. Судорожно вздохнув, девушка откинулась назад ему на грудь. Четыре часа. За всю свою жизнь она никогда не ощущала себя такой распущенной — или такой пресытившейся. И его прикосновение все еще заставляло ее дрожать.

— Я спустился с крыши, — как ни в чем ни бывало ответил Уоринг, наклонившись, чтобы прижаться губами к ее затылку.

О Боже.

— Ты не сможешь уйти тем же путем.

— Уже думаешь о том, как избавиться от меня?

К счастью, в его голосе не было раздражения.

— Уже почти утро, — ответила Изабель. — Думаю, мы оба знаем, что произойдет, если тебя увидят здесь со мной.

— Да. Монастырь или жизнь в деревне — для тебя, и, по всей вероятности, ссылка или повешение — для меня.

— Не за это, — возразила она, протянув руку, чтобы ударить его по бедру. — Ты только потеряешь возможность зарабатывать себе на жизнь, потому что никто никогда больше не купит у тебя лошадь.

— Тогда, возможно, мне стоит просто выпрыгнуть в окно и покончить с этим.

Через деревья, растущие внизу, Изабель различила тележку молочника, грохотавшую по улице. Значит, некоторые слуги, вероятно, уже проснулись.

— Я проверю коридор; следуй за мной.

— Нет. Я справлюсь сам. Возвращайся в кровать, милая. — Повернув ее лицом к себе, он нежно поцеловал ее в губы.

— Салли…

— Я увижусь с тобой через… — он вытащил потертые карманные часы, — … через пять часов.

Салливан выпустил ее, направившись к двери. Изабель внезапно ощутила холод, внутри и снаружи. Она последовала за ним, схватила его за запястье и мужчина остановился.

— Что случилось?

— Могу я задать тебе вопрос?

Салливан кивнул, его брови нахмурились.

— Если… если бы обстоятельства были другими, то ты бы все равно… — Девушка замолчала, не уверенная в том, как сформулировать вопрос, и еще меньше уверенная в том, какой ей хотелось услышать ответ. Однако Изабель, кажется, неслась прямо к катастрофе и чем больше она знала о пути, лежащем впереди, тем лучше. Так она надеялась. — Я все равно нравилась бы тебе? — закончила она.

Салливан некоторое время смотрел на нее, в его зеленых глазах светилась серьезность, когда солнце приблизилось к восточному горизонту.

— Если бы обстоятельства были другими, — медленно проговорил он, снова притягивая ее к себе, — я бы постучал в твою дверь в середине дня и попросил бы у твоего отца разрешения ухаживать за тобой.

На какое-то мгновение Изабель показалось, что он собирается сказать что-то иное, и ее сердце замерло. Неужели его чувства к ней так сильны? Неужели Салливан думает о том же, о чем она сама начала мечтать? Его присутствие отвлекало ее с самого начала. Однако теперь ему совсем не нужно быть поблизости, чтобы заполнить собой ее мысли.

— Это не приведет к хорошему концу, не так ли? — прошептала девушка.

Уоринг провел пальцем по ее щеке.

— Нет, — прошептал он в ответ. — Насколько мне известно. — Салливан поцеловал ее. — И если ты знаешь, что лучше для тебя, то сегодня ты уволишь меня и наймешь на службу кого-то другого.

Когда он выпустил ее и тихо открыл дверь ее спальни, Изабель поняла, что он абсолютно прав. Но в тот момент, когда он исчез из вида, закрыв за собой дверь, она немедленно захотела вернуть его обратно.

Они оба вели себя глупо и беспечно, и Изабель никогда не ощущала такого внутреннего конфликта. Салливан не должен был быть здесь, они не должны были встречаться наедине, но в то же самое время она совершенно уверена, что, не моргнув глазом, сделала бы все это снова.

Но что будет потом? Что она захочет делать завтра, или через день, или через год?

Слеза упала ей на руку. Девушка медленно смахнула ее. Единственное, на что она могла сейчас надеяться — на то, что никто не раскроет ее секрет, и что слухи найдут другую несчастную цель. Однако сама она не станет участвовать в этом развлечении. В последнее время у нее появилось отвращение к тому, чтобы дурно отзываться о других людях.

Изабель надела ночную рубашку и забралась обратно под смятое покрывало. Однако ее простыни хранили запах Салливана, пробуждая в ней желание после ночи удовольствий. Она беспокойно ворочалась и крутилась с четверть часа, а затем поднялась и направилась к сиденью у окна, попытавшись читать книгу.

Когда раздался стук в дверь, девушка резко выпрямилась.

— Войдите, — крикнула она, заморгав. Господи Боже, на улице уже светло. Как долго она просидела в этом кресле с подставкой для книг?

Дуглас ворвался в комнату, прикрыв за собой дверь.

— Ты уже слышала? О, конечно же, нет. Но почему ты не в кровати?

— Я читаю, — солгала Изабель, откладывая в сторону забытую книгу и поднимаясь. — Какой сейчас час?

— Половина восьмого. Я хотел разбудить тебя полчаса назад, но подумал, что ты можешь пнуть меня, если я сделаю это.

— Очень мудро с твоей стороны. Чего я не слышала?

— Олдерс узнал от поставщика дичи, что лорд Фэрчайлд был ограблен прошлой ночью. И вот что — очевидно, это произошло во время маскарада. Мэйфер гудит от слухов о Мародере. Уоринга непременно поймают, если он продолжит рисковать подобным образом. Ты знала, что он будет там?

— Почему ты думаешь, что это был Салливан? — спросила она, размышляя зачем она прибегает к обману, ведь уже знает ответ на этот вопрос. Ей хотелось, чтобы там был кто-то еще.

— Ну вот еще, Тибби, не считай меня дураком. Украли картину. Во всяком случае, если верить источнику информации Олдерса.

— Источник информации Олдерса? — повторила Изабель. — Он же дворецкий.

— С хорошим нюхом на новости. Ты знаешь, что это был Уоринг, Тибби. Мне он нравится. Ты же знаешь об этом. Но ему нужно перестать красть у людей, с которыми мы знакомы. Если когда-нибудь выяснится, что мы знали о том, что он собирается сделать, то никто больше не станет разговаривать с нами. Или нас даже могут арестовать.

— Что ж, он приедет сюда к десяти часам. Я напомню ему об этом.

— Да, кстати. Оливер прислал записку. Он приедет через час и спрашивает, хочешь ли ты прокатиться с ним утром в Гайд-парке.

Девушка нахмурилась.

— Он мог бы упомянуть об этом прошлой ночью. — Замечательно. Еще одно осложнение. Если лорд Тилден когда-нибудь узнает, с кем она делила постель, то непременно случится кровопролитие. Изабель уверена в этом. И достаточно странно, но предотвращение этого служило единственной причиной, по которой она продолжала видеться с виконтом.

Дуглас усмехнулся.

— Может быть, ты приснилась ему во сне, и он ощутил вдохновение.

Изабель щелкнула его по голове.

— Ты — злой мальчишка, и надеюсь, что однажды ты встретишь юную леди, которая сведет тебя с ума.

— У меня уже есть ты.

— Убирайся и пришли наверх Пенни, чтобы я смогла одеться, хорошо?

Дуглас изобразил поклон.

— Как пожелаете.

Этот жест снова напомнил ей о Салливане.

— Прекрати. Я не настолько могущественна.

— Но вся мужская половина высшего света боготворит тебя, ma petite[13], — проворковал ее брат, взяв ее руку и склонившись над нею. — Мы все готовы умереть за тебя ужасной смертью.

Девушка отмахнулась от него, улыбнувшись помимо воли.

— Если бы ты увидел меня на приеме у Фордэма, то не говорил бы так.

— Филлип рассказал мне. Элоиза Рэмплинг — чертова злоречивая пустомеля.

— Дуглас, — упрекнула его Изабель.

— Что ж, пусть ее маленькая ложь не беспокоит тебя. У Фэрчайлдов все прошло хорошо, не так ли?

— Я танцевала с дюжиной партнеров. — И едва замечала их, или сами танцы, когда стояла напротив них. Мужчина, с которым она хотела танцевать больше всего, был где-то в зале. Ничто иное не имело значения.

— Тогда отправляйся на прогулку с Тилденом. Это покажет всем, чего ты стоишь.

К тому же прогулка может поспособствовать восстановлению ее репутации. Однако зная, как мало симпатии испытывают друг к другу сводные братья, это почти заставило девушку почувствовать себя предательницей. Раскрыть чью-то тайну и участвовать в обмане — это совершенно разные вещи. Изабель потерла висок.

Она прогнала Дугласа из комнаты и села расчесывать волосы. К тому времени, когда прибыл Оливер, они с Пенни сумели придать ей респектабельный вид, и девушка направилась вниз, чтобы жадно съесть завтрак. Время, проведенное с Салливаном, определенно заставило ее проголодаться.

— Доброе утро, — произнесла она, присев в неглубоком реверансе, когда виконт вошел в утреннюю комнату.

— И вот я снова здесь, — произнес Оливер, склоняя голову в ответ. — Ваша семья, должно быть, устала от того, что видит меня так часто.

— Ерунда. Благодарю вас за то, что пригласили меня поехать с вами.

— Пожалуйста. — Он протянул руку. — Поехали?

С Пенни и одетым в ливрею грумом виконта, сидящим на узкой скамье позади сиденья, Оливер направил фаэтон в Гайд-парк. В середине утра здесь было многолюдно, и она собралась с силами, готовясь очаровать любого, с кем они встретятся.

Меньше чем через пять минут выяснилось, что они встретят не так много людей. Экипажи таинственным образом сворачивали на другие дорожки, всадники внезапно замечали что-то интересное в противоположном направлении, пешеходы стремились рассмотреть цветы на дальних сторонах клумб.

Итак, никто не забыл слухи, которые Элоиза Рэмплинг так усердно распространяла. Очевидно, что без крыльев бабочки она не настолько привлекательна. Изабель на самом деле считала Элоизу своей подругой. Некоторые люди, избегавшие ее сегодня, тоже считались ее друзьями, хотя для них это слово, похоже, означало не то же самое, что для нее.

Когда девушка перевела взгляд на Оливера, на его худощавом лице застыло мрачное, сердитое выражение.

— Кажется, сегодня все поглощены своими мыслями, — предположила она.

— Да, полагаю, это так.

Виконт слышал сплетни; он точно знал, почему никто не замедлил шаг, чтобы поговорить с ними. В присутствии Оливера самое худшее, что люди могли сделать — это притвориться, что не замечают их; если бы она была одна, то, по всей вероятности, ее демонстративно игнорировали бы. И когда они повернули обратно к Чалси-хаусу, Изабель на этот раз понадеялась, что Салливан уже побывал там и успел уйти.

На самом деле сдержанность Оливера слегка удивляла ее, учитывая его предыдущую язвительную реакцию в отношении сводного брата. И это, вероятно, что-то означало, например то, что он все еще готов появляться с ней в обществе даже несмотря на слухи о ее увлечении коннозаводчиком. Изабель постаралась не хмуриться. Возможно, ей стоило бы испытывать к Оливеру больше симпатии, чем она ощущала сейчас.

Когда они остановились во дворе конюшни, к экипажу подошел грум, чтобы подержать упряжку, и Оливер спрыгнул на землю.

— Я прошу прощения, — тихо проговорила Изабель, когда он обошел вокруг фаэтона, чтобы помочь ей спуститься.

— Вам не за что просить прощения, — ответил он. — Вы не сделали ничего, кроме как продемонстрировали доброжелательность. Не ваша вина, что добрые поступки были неправильно истолкованы теми, у кого менее чистые намерения, нежели ваши.

— Я предпочитаю думать, что невинный разговор был неправильно интерпретирован без всякой на то причины, просто ради злобного умысла, — предположила она, стараясь не выказывать неуверенности, произнося слово «невинный». Кажется, там, где дело касалось Салливана Уоринга, у нее в мыслях никогда не было ничего невинного.

Лорд Тилден улыбнулся ей.

— Вы слишком добры, раз говорите так. Но не надо вести себя настолько доброжелательно, чтобы позволить причинить вред себе или своей репутации. — Его взгляд переместился ей за спину, и его глаза сузились. Прежде, чем Изабель смогла открыть рот, чтобы ответить, он отодвинул ее в сторону.

Она обернулась и увидела, как Салливан выходит из конюшни, держа в руках поводья Зефир. О нет, о нет.

— Черт побери, как ты посмел снова нагло заявиться сюда после тех неприятностей, которые причинил, — рявкнул Оливер, приближаясь к сводному брату.

Салливан бросил взгляд в его направлении, а затем продолжил свое дело. Ее сердце застучало быстрее, от того, что она видит его при свете дня, и из-за того, что, вероятно, сейчас произойдет.

— Оливер! — позвала она.

Лорд Тилден замедлил шаг.

— Ступайте в дом, Изабель.

— Только если вы пойдете и выпьете со мной чаю, — ответила она, не спуская глаз с Салливана. Тот стиснул зубы, но больше не выказал никаких признаков, что слышит их обоих.

— Я присоединюсь к вам через минуту. Если вы слишком добры, чтобы сделать то, что следует, то я сделаю это для вас.

Подобрав юбки, Изабель бросилась через двор, встав между двумя высоким мужчинами.

— Вы ничего подобного не сделаете, — резко воскликнула она, попятившись к Салливану, когда виконт приблизился к ней.

— Отойдите в сторону, Изабель, — приказал Оливер.

— Вам нет необходимости вставать между нами, миледи, — проговорил Салливан. — Лорд Тилден не осмелится начать драку один на один. Это будет выглядеть неприлично. Он предпочитает нанимать подручных, чтобы его собственные кулаки не запачкались кровью.

— Понятия не имею, о чем ты болтаешь, — парировал виконт.

— Не стоит льстить себе. Вы не настолько умны, Тилден.

Изабель оглянулась на Салливана.

— Ваше лицо. Это работа Оливера?

— Если верить ему, то нет. Но опять-таки, по его словам, он никогда не совершал ничего предосудительного.

— Отойдите в сторону, Изабель. Это вас не касается.

Рука мягко легла на ее плечо.

— Все в порядке, Тибби, — прошептал Салливан. — Иди в дом.

— Боже мой.

Услышав этот возглас, Изабель перевела взгляд обратно на Оливера. Он со злобой переводил глаза с Салливана на нее. Точнее говоря, на плечо, где Салливан все еще касался ее. В тот же самый момент кровь отлила от лица Изабель. Виконт догадался.

— Ты покойник, Уоринг, — выплюнул лорд Тилден. Он еще несколько секунд сердито смотрел на нее. — Потаскуха. — Не произнеся больше ни слова, он повернулся кругом, дошагал до своего фаэтона и забрался на сиденье.

— О нет, — выдохнула Изабель, ее сердце билось так быстро, что она начала ощущать головокружение.

— Я позволил бы ему уйти, — проскрипел Салливан, — если бы он только что не назвал тебя вот так. — Он бросил повод и зашагал к подъездной дорожке.

— Думаешь, меня это волнует? — ответила Изабель. — Он заявил, что ты — покойник.

Салливан остановился.

— Эти слова не беспокоят меня.

— Не понимаю почему. И пожалуйста, присмотри за Зефир. Я не хочу, чтобы она сбежала только из-за того, что кто-то обозвал меня плохим словом.

Стиснув зубы, Салливан вернулся к кобыле и схватил ее поводья.

— Это единственное, что беспокоит меня в его словах. — Он потянул за поводья Зефир и лошадь снова зашагала вперед.

Изабель последовала за ним.

— Не думаю, что тебе стоит так легкомысленно относиться к его угрозе, — продолжила она, практически наступая ему на пятки.

— Он ничего мне не сделает. Не сможет сделать.

— Прости меня, но я не стану доверять твоим словам в этом деле. Если он публично обвинит тебя в преступлении, а меня в том, что я спала с тобой, то плохие слова в мой адрес станут наименьшей из моих проблем.

— Он любимчик своего отца. Если Тилден хочет сохранить наследство, то должен будет поступать в точности так, как говорит Данстон. А Данстон не хочет публичного скандала даже отдаленно связанного с ним. Следовательно, ты и твоя репутация в совершенной безопасности, любимая.

— Я имела в виду не… нас, — проговорила Изабель, сделав объединяющий их жест, а затем с опаской оглядев двор. Ради всего святого, если Оливер не погубит их, то ей следует самой позаботиться о защите их тайны. — Я имела в виду кражи. Ты ограбил мой дом. Я наняла тебя прямо на следующий день. И все знают, что я, по меньшей мере, мельком видела лицо взломщика.

Он медленно улыбнулся ей, и от этойулыбки у девушки пересохло во рту.

— Ты сумела увидеть не только лицо, а намного больше.

— Сосредоточься на том, что я говорю. Ради всего святого. — Если Оливер пойдет против желаний Данстона, то не ее репутацию повесят за шею на Тайберн-хилл[14]. — Для тебя это, может быть, и игра, но я волнуюсь.

— О том, сумеешь ли ты найти приличного и достойного мужа. Я знаю это. — Его руки крепче стиснули поводья, а затем снова расслабились. Широкие плечи поднялись и опустились, когда он сделал глубокий вдох. — Тогда, я предполагаю, наше развлечение окончено.

Изабель заморгала.

— Что?

— Ты беспокоишься о нашем будущем. Мы оба знаем, что я не собирался становиться его частью. Так что отойди и позволь мне поработать с Зефир. Пусть у Оливера пройдет приступ раздражения, а затем скажи ему, что ты просто… увлеклась мной, потому что никогда раньше не разговаривала с коннозаводчиком. Ведь Оливер — именно тот, за кого ты хочешь выйти замуж, не так ли?

На долю секунды его слова прозвучали так, словно он — мальчик, чью лучшую игрушку отобрали и отдали кому-то другому. Затем Салливан опустил голову, смахнул с глаз прядь каштаново-золотистых волос и повел Зефир в другой конец двора.

Изабель так крепко стиснула кулаки, что ногти едва не до крови впились в кожу. Она расслабила пальцы, согнув и разогнув их. Однако боль скрывалась не в ее руках. Она осталась в ее сердце. Нет, Оливер Салливан — не тот мужчина, которого она хотела видеть в своей жизни. А Салливан Уоринг этим мужчиной быть не может.

Хотя это не совсем верно. Изабель могла бы остаться с Салливаном, если бы никогда больше не испытала желания еще раз отправиться на прием в роскошный особняк, никогда больше не танцевать с сыновьями герцогов и виконтов. Если бы захотела, чтобы все ее друзья — и, вероятно, ее собственная семья, — повернулись к ней спиной, в прямом и переносном смысле.

Со стороны незнакомцев она смогла бы вынести такое. Но со стороны родителей? Филлипа? Дугласа? И как долго Барбара продолжит защищать ее вопреки правде?

О, все это нелепо. Даже если Изабель понимает все лицемерие этой ситуации, то как она может даже думать о том, чтобы уничтожить свою жизнь ради него? Так или иначе, но что Салливан сделал для нее? Да, он очень хорошо целуется, и… другие вещи он тоже делал замечательно. Но ее собственные друзья теперь распространяют о ней слухи, а джентльмен, который ухаживал за ней несколько недель, только что обозвал ее шлюхой и поспешил прочь.

Да, Салливан, кажется, понимал ее, он был добрым и терпеливым, и она могла сказать ему все, что хотела, не опасаясь последствий за свои слова. Изабель ощущала себя… важной, когда находилась в его компании, а не просто какой-то хорошенькой девицей с хорошим состоянием в дополнение к паре серебряным подсвечникам и дворецкому.

— Тибби?

Она обернулась, услышав голос матери. Маркиза стояла в нескольких шагах позади нее, ее обычно веселое лицо сейчас было на удивление серьезным.

— В чем дело, мама?

— Почему бы тебе не вернуться в дом?

Изабель снова посмотрела на Салливана.

— Но Зефир…

— Нам надо поговорить, дорогая. А тебе нужно перестать вот так смотреть на мистера Уоринга.

О Боже. Откашлявшись, Изабель изобразила удивление на лице.

— Я ни на кого не смотрю, — солгала она, разгладив платье перед тем, как покинуть двор. — Но да, мы давным-давно не болтали с тобой, и я бы с радостью выпила чашку хорошего чая. — Но только потому, что еще слишком рано для того, чтобы пить виски.


Салливан притворялся, что не наблюдает за тем, как леди Дэршир вышла из дома, чтобы увести Изабель. Он притворялся, что не замечает продолжающихся перешептываний среди конюхов. И он притворился, что доволен, сказав Тибби, что им нужно перестать видеться друг с другом.

Конечно же, для нее это было правильным решением; лучше было бы только то, если бы он вообще никогда не прикасался к ней. Но Салливан коснулся ее, и хотел бы сделать это снова. И ему хотелось разорвать пополам Оливера или любого другого человека, который посмел бы коснуться Изабель или дурно отзываться о ней.

Стиснув зубы, Уоринг наклонился к Зефир, чтобы затянуть подпругу на дамском седле. Сосредоточься, приказал он себе. Если он не позволит себе больше прикасаться к Тибби, то тогда ему нужно как можно быстрее покончить с работой на нее. Потому что с какими бы трудностями и опасностями он не сталкивался во время войны, он не был уверен, что сумеет встречаться с Изабель, зная, что никогда больше не сможет прикоснуться к ней.

Салливан выпрямился.

— Эй Делвин, — позвал он, глядя на помощника конюха, — сколько ты весишь, девять стоунов[15]?

— Да, после еды, мистер Уоринг.

Немного тяжеловат, но мальчик намного ближе по весу к Изабель, чем он сам.

— Иди сюда. Ты когда-нибудь ездил в дамском седле?

Мальчик покраснел, когда остальные работники во дворе разразились смехом.

— Нет, сэр.

— Что ж, сегодня тебе придется это испробовать. Ты нервничаешь?

Нахмурившись, мальчик подошел вместе с ним к подставке для посадки на лошадь.

— Да, сэр.

— Хорошо. Леди Изабель тоже будет нервничать.

Салливан уже привязывал на спину Зефир мешки с песком и мукой, приделав к их концам развевающиеся ленты — он смог придумать только это, чтобы приучить кобылу нести на себе всадника. Теперь им нужно сделать попытку на самом деле посадить кого-нибудь на нее, и ничто на свете не могло заставить Уоринга подвергнуть этому риску Тибби и ее хрупкую, только что обретенную уверенность в себе.

Фиппс приблизился, чтобы помочь, и пока Салливан говорил Зефир успокаивающие слова, Делвин каким-то образом сумел грациозно устроиться в дамском седле. Кобыла попятилась на несколько шагов, но Салливан шагал вместе с ней, позволяя лошади избавиться от нервозности и приободряя ее. Наконец ее уши снова дернулись вперед, и он с облегчением выдохнул.

— Хорошая девочка, — проговорил Уоринг, поглаживая ее по шее. — Делвин, возьми поводья, но не направлять ее. Сначала это буду делать я.

— Да, сэр.

Они кружили по двору вперед и назад, Салливан постепенно позволял Делвину начинать управлять кобылой, когда та привыкала как к всаднику на своей спине, так и к тому, что он направляет ее движения. Даже на его собственный критический взгляд, Зефир делала потрясающие успехи.

Наконец Салливан отвязал повод и отошел в сторону. С одной стороны, он ощущал себя как гордый отец, который наблюдает, как его отпрыск делает первые шаги. С другой стороны, если и днем урок пройдет хотя бы наполовину так же хорошо, то Изабель сможет сесть верхом на Зефир уже завтра. А тогда, на следующий день, с ним будет покончено. С ними будет покончено. И он отправится домой, вернется к своей работе, и, вероятно, никогда больше не увидит ее.

И как бы сильно эта мысль не беспокоила его, Салливан понимал, что оставить ее будет самым лучшим, самым мудрым решением. И если есть какая-то другая возможность, то он понятия не имел, в чем она заключается — хотя готов был заплатить немало денег, чтобы узнать о ней.

Глава 20

— Если ты собираешься сказать мне что-то ужасное, то я хочу, чтобы ты просто выложила это. — Изабель стиснула свою чайную чашку, уставившись на красновато-коричневую жидкость, чтобы ей не приходилось смотреть в серьезное, задумчивое лицо матери.

— Почему ты думаешь, что я собираюсь сказать тебе что-то ужасное?

— Потому что ты заметила, что нам нужно поговорить, а теперь ты не произнесла ни слова на протяжении почти двадцати минут.

— Ну, хорошо. Мы поговорим. — Маркиза громко вздохнула. — По крайней мере, посмотри на меня, — продолжила она. — Ты свернулась в кресле, словно напуганный котенок.

— Вовсе нет. — Она только собиралась с силами. Изабель выпрямилась, наконец-то встретившись глазами с взглядом матери. Тревога, которую она увидела в ее глазах, не особенно приободрила девушку. В свою очередь вздохнув, она решила, что, может быть, ей удастся исправить ситуацию прежде, чем произойдет что-то неприятное. — Ты видела, что Зефир теперь ходит под седлом? Можешь представить, что я смогу ездить на ней верхом через несколько дней?

— Нет, не могу. Это на самом деле удивительно. — Ее мать улыбнулась. — И для тебя намного больше, чем для Зефир. Не могу выразить, как я горжусь твоей смелостью.

Есть и другие вещи, которыми она гордилась бы намного меньше.

— Спасибо. Салливан — замечательный наставник.

— Салливан, — повторила леди Дэршир. — Ты называешь мистера Уоринга по имени?

— Мы стали друзьями, — уклончиво ответила Изабель. Если ее матушка получит хоть малейшее представление о том, насколько близки они стали с Салливаном, то она закончит этот разговор и запрет дочь в комнате.

— Как он обращается к тебе?

Теперь ей нужно решить: сможет ли она уклониться от ответа или готова откровенно солгать? О том, чтобы сказать правду, не может быть и речи.

— На что ты намекаешь? — довольствовалась вопросом девушка.

— Я слышала сплетни, Изабель. Не притворяйся.

— Так ты веришь Элоизе? Ради всего святого, мама. Она видела, как я поблагодарила Салливана за то, что он помог мне в первый раз проехать верхом на лошади. Я улыбнулась ему. Может быть, я даже обняла его. Я не помню. — По крайней мере, эта часть довольно близка к правде.

— Тебе нужно более осторожно выбирать друзей, Тибби. За тобой ухаживает сводный брат этого человека. Как ты думаешь, что почувствовал лорд Тилден, услышав эти слухи? И все же он любезно попросил тебя прокатиться с ним сегодня утром.

— Насколько любезно продолжать словесно оскорблять человека, чье рождение не является его виной, и кто всего лишь пытается выполнить работу, ради которой я наняла его? — парировала Изабель. — Или нанять людей, чтобы те избили его? — Или называть ее ужасными словами, но она решила умолчать об этом.

Ее мать нахмурилась еще сильнее.

— Избить его? — повторила она.

— Да.

— Я понимаю, что ты ощущаешь… сострадание к незавидному положению мистера Уоринга. Но с лордом Тилденом ты познакомилась раньше. Ты должна принять это во внимание. И подумать о собственном будущем. Если бы ты никогда не встретилась с мистером Уорингом или не позволила его присутствию разрушить свою жизнь, то Оливер, вероятно, уже сделал бы тебе предложение. Ты понимаешь это?

Это приходило ей в голову, но в том смысле, какой подразумевала ее мать. И это больше злило, чем тревожило ее. Изабель, по всей вероятности, отказала бы ему, точно так же, как она отказала другим четырем джентльменам, которые делали ей предложения прежде. Но пока девушка беспокоилась бы о том, чтобы не ранить его чувства, выяснилось, что, очевидно, ей не стоило затруднять себя. Если бы виконт на самом деле заботился о ней, то не стал бы так назвать ее.

— Если моей дружбы с кем-то достаточно, чтобы отпугнуть Оливера, — произнесла она вслух, — то тогда я не желаю, чтобы он делал мне предложение.

— Когда «кто-то» — его незаконнорожденный сводный брат, ты не можешь ожидать от него иной реакции.

— И опять-таки, обстоятельства рождения Салливана — не его вина.

— И опять-таки, мы обсуждаем не мистера Уоринга. Я говорю о твоем будущем, Тибби. Не будь наивной.

Изабель не считала, что себя наивной, но она ничего не докажет, если станет спорить с матерью.

— Салливан закончит работу здесь всего через несколько дней, — проговорила она. Этот факт тревожил ее гораздо больше, чем высказанное предположение, что она упустила брачное предложение со стороны его сводного брата.

— Мне жаль, что ты не можешь продолжать дружбу с мистером Уорингом, — через несколько мгновений произнесла ее мать. — Кажется, он обладает некоторыми превосходными качествами. Но тебе нужно поддерживать знакомства, из-за которых ты не окажешься всеми осмеиваемая и в одиночестве, дорогая. Ничего хорошего не выйдет из знакомства с этим человеком, и не важно, как сильно ты желаешь обратно.

Внезапно Изабель захотелось расплакаться.

— Я отлично осознаю это, — тихо ответила она, и отставила чашку с чаем в сторону. — Если ты извинишь меня, то я хотела бы снова попытаться покататься верхом на Молли, чтобы не выглядеть полной идиоткой, когда Зефир будет готова для меня.

— Иди сюда. — Леди Дэршир протянула ей руку.

Изабель подошла и сжала пальцы матери. Теперь их руки были одинакового размера; девушка предположила, что это произошло довольно давно, но прежде просто не приходило ей в голову. Она уже не ребенок, и не просто потому, что вступила в интимные отношения с Салливаном Уорингом. Недавно Изабель получила несколько уроков о дружбе и сплетнях, и она не думала, что сможет вернуться и стать такой же девушкой как прежде, даже если бы захотела этого.

— Мы очень гордимся тем, что ты учишься ездить верхом, Тибби. И я горжусь тем, что ты не порвала отношения с человеком из-за мнения других людей. Но твоя жизнь — здесь, и поэтому ты должна следовать этим правилам. Ты понимаешь?

— Понимаю.

Маркиза сжала ее пальцы и выпустила руку Изабель.

— Хорошо. Поедем со мной за покупками. И надень сегодня шляпку; мы не хотим, чтобы твой носик покраснел, ведь сегодня вечером — бал у Фонтейнов.

— Да, мама.

Изабель провела все утро и часть дня на Бонд-стрит, разглядывая шляпы, броши и платья вместе с матерью, чувствуя себя такой беспокойной, что едва могла стоять на месте. Другие покупатели вели себя вежливо, хотя они, казалось, гораздо больше времени разговаривали с ее матушкой, чем с ней. Итак, вопреки ожиданиям ее не игнорировали, но что это было? Ей преподали урок? Не водиться с неподходящими личностями? По крайней мере, Салливан Уоринг сам пробил себе дорогу в жизни, не полагаясь на имя или титул, передаваемые без заслуг и соображений, только из-за родных отца и матери.

— Видишь, дорогая? — проговорила маркиза, когда они снова уселись в ландо среди кучи приобретенных ими коробок и пакетов. — Ты не нанесла себе никакого непоправимого ущерба. Просто… с этого момента будь более осторожной. И если хочешь, то твой отец может попросить мистера Уоринга оставить работу у нас. Тогда ты сможешь избежать дальнейших встреч с ним.

— Я все равно хочу, чтобы мистер Уоринг тренировал для меня Зефир, — ответила девушка, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — В этом я доверяю ему больше, чем кому бы то ни было.

Ее матери это не понравилось; Изабель могла видеть это в ее глазах. Но маркиза больше ничего не сказала, поэтому девушка тоже больше не касалась этой темы. Однако внутри ее тела кровь гудела в венах. Изабель не могла объяснить это, но чем чаще она сталкивалась с тем, как легко люди, которых она считала своими друзьями, поворачивались к ней спиной из-за сплетен, тем меньше ей хотелось снова общаться с ними. И тем больше ей хотелось снова увидеться с Салливаном, чтобы он понял — она не одна из тех лицемерных аристократов, которых он так сильно недолюбливает.

Как только они вернулись в Чалси-хаус, Изабель сбросила шляпку и заторопилась через вестибюль в заднюю часть дома. Учитывая точность Салливана, у нее осталось всего лишь двадцать минут перед тем, как он закончит дневную тренировку Зефир. Все так запуталось, и ничто не может быть так, как хотелось Изабель, и ее репутация сможет избежать гибели, только если ей очень повезет. И в настоящий момент ей так сильно хотелось поцеловать Салливана Уоринга, что это желание причиняло ей физическую боль.

Он стоял в середине двора, наблюдая, как Зефир шагом движется вокруг него по широкому кругу, самый младший помощник конюха сидел на спине кобылы. И даже здесь, рядом с прославленными экземплярами лошадей, Салливан казался самым великолепным образцом. И она начинала верить, что так будет где угодно.

— Что вы думаете? — спросил Салливан, когда она приблизилась, в его голосе не было никаких следов прежнего разочарования. — Она готова для вас, если вы готовы для нее.

Изабель совсем не могла думать.

— Могу я поговорить с вами? — потребовала она напряженным голосом.

Салливан нахмурил брови.

— Конечно, миледи. Делвин, пусть она и дальше ходит шагом. И не двигайся по кругу только в одном направлении.

Помощник конюха почтительно поприветствовал его.

— Не беспокойтесь, мистер Уоринг.

Он последовал за Изабель в конюшню.

— Пожалуйста, оставьте нас, — заявила она всем, кто находился в здании, и все оставшиеся грумы немедленно прошли мимо них во двор.

Салливан еще больше нахмурился.

— Если вы собираетесь сказать мне, чтобы я уходил, то вы могли бы с таким же успехом сделать это и перед…

Девушка схватила его за волосы и потянула его лицо вниз к своему. Она отчаянно поцеловала его, пробуя его, прижимаясь к нему, словно желая забраться внутрь его. После секундной изумленной неподвижности, во время которой ее сердце чуть не остановилось, Салливан начал целовать ее в ответ, прижав к своей твердой груди.

Время уплыло прочь. Целовать Салливана, получать его поцелуи в ответ — вот все, что она хотела. Его руки вокруг нее, его запах на ее коже.

Он застонал возле ее рта.

— Тибби.

— Шшш. — Она снова поцеловала его, в губы, в горло, подбородок — везде, куда смогла дотянуться.

— Тибби, остановись. — Схватив ее за плечи, Салливан оттолкнул ее назад. Не далеко, но достаточно, чтобы она оторвалась от него. — Остановись. Кто-нибудь может увидеть.

— Почему тебя это беспокоит?

— Ты — хороший человек, — произнес он, не обращая внимания на то, как Изабель размахивает руками. — Я не хочу видеть, как ты разрушишь свою репутацию из-за моих грехов.

— Твоих грехов? Мы грешили вместе.

— Каждый раз, когда я касаюсь тебя, отпускать тебя становится… — Он судорожно втянул носом воздух. — Я не… хороший, — медленно проговорил он, очевидно, подбирая слова. — Я краду. Я убивал людей за свою страну. Я… ненавижу твое сословие. Ты — исключение, но это ничего не меняет. Я не подхожу для тебя, и, по правде говоря, я не могу придумать, какую именно пользу мне принесет побег с тобой.

— Но ты думал об этом. О побеге со мной.

— Я думал и о том, чтобы проехать на страдающей коликами лошади через городской дом Данстона, но никогда не сделал этого. — На краткий миг улыбка коснулась его лица, но затем оно снова стало серьезным. — Хватит об этом, Изабель.

— Не говори мне, что делать, — отрезала она. Отказавшись от попыток обнять его, девушка отошла на несколько шагов в сторону. — Моя мать сказала, что если бы я не наняла тебя, то Оливер, вероятно, уже сделал бы мне предложение.

Его лицо еще больше помрачнело.

— Не сомневаюсь.

— Итак, он рассудил, что моей… ошибки в том, что я назвала тебя другом, достаточно, чтобы передумать просить моей руки? Тогда он определенно борется не с любовью. А с собственной гордостью. И с твоей тоже.

— Он любит тебя? — тихо спросил Салливан.

Она покачала головой.

— Я ему симпатична. Симпатична. В начале Сезона он танцевал с двумя дюжинами других леди. Очевидно, виконт решил, что я вызываю меньше всего возражений. По крайней мере, до настоящего момента.

— Да, у него безупречный характер. — Он сложил руки на груди. — В детстве, когда наши пути пересекались, он плевал в меня.

— А ты совершаешь кражи, — парировала Изабель. — Чей характер более безупречен?

— Ты на самом деле хочешь сравнить меня с этим…

— О, прекрати. Это не твоя вина, и не его тоже. Или так было в самом начале. Не думаю, что с тех пор ни один из вас не поступал достойным образом, да и я тоже — так что не пытайся упрекнуть меня в этом.

Салливан несколько секунд смотрел на нее.

— Ты любишь — любила — его? Оливера, черт бы его побрал, Салливана?

— Я люблю тебя, — выпалила девушка в ответ, затем закрыла рот обеими руками.

Его худощавое лицо побледнело. Льдисто-зеленые глаза впились в ее лицо, он попятился до тех пор, пока не уперся в стену конюшни.

— Салливан? — сумела выговорить она, голос ее прозвучал как писк.

Уоринг повернулся и вышел из конюшни.

Изабель тяжело опустилась на перевернутую бочку. Теперь она добилась этого. Конечно же, они никогда не смогли бы в будущем быть вместе, но она сумела разрушить и сегодняшний день. И любой другой день, до которого они могли бы договориться.

— Идиотка, — пробормотала она, спрятав лицо в ладонях.

У двери кто-то откашлялся. Изабель вскочила на ноги с именем Салливана на губах. К счастью, она не произнесла его вслух. Делвин, помощник конюха, стоял в дверном проеме.

— В чем дело? — резко спросила она, чувствуя, как в виске начинает пульсировать боль.

Мальчик поклонился, одновременно дергая себя за тонкую каштановую прядь волос на лбу.

— Прошу вашего прощения, миледи, но мистер Уоринг говорит, что если вы хотите сегодня покататься на Зефир, то вам лучше выйти из конюшни.

Вот как, он говорит?

— О да. Благодарю тебя, — произнесла она вслух.

Сесть верхом на лошадь, на которой никто не ездил еще два дня назад. Ну что ж, теперь она снова начала нервничать. И надеяться. Или, по крайней мере, ощущать себя менее печальной. В действительности, если в ее голове или груди прибавится еще парочка эмоций, то Изабель, вероятно, скончается от апоплексического удара.

Встряхнувшись, она вышла из конюшни. Салливан стоял к ней спиной и разговаривал с Фиппсом.

— Я буду через минуту, мистер Уоринг, — крикнула девушка, заторопившись в дом. — Мне нужно переодеться.

Он проигнорировал ее. Изабель почти пропустила это мимо ушей — до тех пор, пока ей не пришло в голову, что она не сделала ничего дурного, а он ведет себя грубо. Дважды подряд.

— Мистер Уоринг, — решительно повторила она, остановившись. — Пожалуйста, посмотрите на меня, когда я разговариваю с вами.

Салливан повернулся к ней лицом, его движения казались такими же расчетливыми и точными, как у солдата, каким он и был когда-то. Его лицо ничего не выражало.

— Слушаюсь, миледи.

— Я вернусь через минуту. Не смейте уезжать.

Салливан склонил голову.

— Как пожелаете.

Он наблюдал за тем, как Изабель исчезла в доме, подобрав юбки руками, чтобы удобнее было бежать. Боже, Боже, Боже. Она любит его. Какого черта он должен делать с этим? Забросить ее на спину одной из своих лошадей и увезти в свой замок? Самое худшее заключалось в том, что он так и хотел поступить. Ему хотелось обнять ее перед всеми и… чтобы ничего не случилось. Никто бы не хмурился, ничья репутация не была бы разрушена. Но что бы Изабель не сказала ему, этому никогда не суждено произойти.

— Мистер Уоринг?

Салливан вздрогнул и посмотрел на Фиппса.

— Прошу прощения, — коротко ответил он. — Да. Пожалуйста, выведи для меня Париса.

Сосредоточься, черт бы все побрал. Он намеренно приехал сегодня на гнедом мерине; Зефир — кобыла, и как бы он ни доверял ей, ему не хотелось скакать рядом на таком огромном жеребце, как Ахилл, когда Изабель в первый раз сядет верхом на нее.

Фиппс поспешил уйти, и Салливан занялся тем, что проверял и перепроверял подпруги на седле Зефир, удостоверился, что поводья не перекручены, и что в его карманах есть дольки яблока. Кобыла переступила с ноги на ногу, очевидно, выражая свою нервозность, и Уоринг сделал вдох, чтобы собраться с силами.

Это ничего не меняло. То, что она сказала, ничего не меняло. Изабель все равно продолжит свою жизнь, полную балов и поездок в парке, а он будет выращивать лошадей и возвращать оставшиеся картины матери, а во всем прочем избегать того, что связано с Данстоном. На мгновение он закрыл глаза. До настоящего момента Салливан ненавидел своих родственников, но прежде он никогда не испытывал неприязни к своей жизни. До настоящего момента.

— Я готова.

Салливан снова открыл глаза и обернулся. Она надела темно-зеленую амазонку с желтоватым отливом, облегающую во всех нужных местах, восхитительно округляющуюся на ее груди и бедрах. Некоторое время он разглядывал Изабель, не уверенный в том, показалось ли ему или ее на самом деле окружал цитрусовый аромат.

— Ну?

Он откашлялся.

— Мои извинения. Вы хотите попытаться сделать это сегодня?

Девушка бросила нервный взгляд на Зефир.

— Кажется, это мой лучший шанс, — проговорила она через мгновение. — Мне бы не хотелось приложить все эти усилия, а затем упустить свой момент.

— Это довольно затруднительно, не так ли? — прошептал он, подводя Зефир к подставке для посадки на лошадь.

— Понятия не имею, на что вы намекаете, мистер Уоринг. Чего я должна ожидать?

— Зефир более энергичная и менее опытная кобыла, чем Молли, так что она, вероятно, станет чаще переступать с ноги на ногу. Просто перемещайтесь вместе с ней, держитесь по центру седла. Я буду сидеть на Парисе, держа в руках повод на тот случай, если она не станет слушаться вас.

Выражение ее лица стало еще более взволнованным.

— Есть вероятность, что она не станет слушаться меня?

— Нет. Она хорошая девочка. Просто напоминайте ей об этом. Разговаривайте с ней, как вы делали это с Молли. Она знает ваш голос, и вы ей нравитесь.

Изабель приподняла бровь, несмотря на то, что не отрывала глаз от кобылы.

— Разве это не интересно? — произнесла она, осторожно шагнув вперед, чтобы потрепать Зефир по шее. — Я ей нравлюсь, и она позволяет мне догадаться об этом.

Очевидно, у Изабель было достаточно времени осознать, что он — полный и совершенный болван. Да и вряд ли на это требуется несколько часов.

— Вдвоем вы должны вступить в долгое и счастливое сотрудничество, — подсказал Салливан. — Вы очень хорошо подходите друг другу.

— И все же первоначально вы считали, что она должна стать племенной кобылой.

А еще Изабель была очень зла. Он стиснул зубы.

— Я допустил несколько ошибок.

— Да, я начинаю понимать это. А теперь, я поеду верхом или вы передумали?

Проклятие. Салливан взял ее за руку, чтобы помочь подняться на подставку для посадки на лошадь, сжав ей пальцы сильнее, чем это было нужно.

— Прекрати, — прошептал он.

— Прекратить что? Она моя лошадь; я могу беседовать о ней, если хочу этого. Вы определенно не сможете помешать мне делать это.

Сделав шаг ближе, он потянул девушку назад, прижав к своей груди.

— Какая польза мне будет от того, — прошипел он, — что я скажу тебе, что чувствую?

— Отпусти меня.

— Еще нет. — Он переместился, сделав так, что любой, кто выглянет из дома, увидел только его спину. — Ты ведешь себя жестоко, Изабель. Тебе не следовало говорить этого.

Изабель вырвала у него руку.

— Я и не собиралась, — парировала она. — Ты продолжаешь выводить меня из равновесия.

Что ж, это становиться все более интересным.

— Ты «не собиралась» говорить этого? — повторил он. — Ты случайно сказала мне о своих глубочайших чувствах?

— Да. Мне следует извиниться за то, что я не стала притворяться?

Салливан наклонился к ней, вдохнул запах ее волос.

— Нет. Я извинюсь за то, что не являюсь тем, кого ты заслуживаешь. — Фиппс рысью подбежал к ним, ведя в поводу Париса и лошадь для грума. — А теперь давай посадим тебя на лошадь, хорошо?

— Я еще не закончила спорить с тобой.

— Тогда мы сможем сразиться по пути в парк. А не стоять здесь.

Он ощутил, как Изабель вздохнула. Побуждение обнять ее было таким сильным, что Уоринг двинулся вперед прежде, чем смог остановить себя. Надеясь, что Фиппс не заметил этого, он переместил руки на ее талию и поднял девушку вверх. Тихо охнув, отчего по его телу прошла волна возбуждения, Изабель скользнула в дамское седло.

Удерживая ее одной рукой, а другой держа поводья на тот случай, если леди или кобыла станут паниковать, Салливан задержал дыхание. Зефир — не возрастная пятнадцатилетняя кобыла-компаньонка, и она поймет, что на ее спине сидит неопытный и нервничающий наездник.

Лицо Изабель побелело. В данный момент она не сердилась на него, но, учитывая обстоятельства, Уоринг едва не предпочел, чтобы девушка продолжала злиться.

— Там, наверху, ты выглядишь очень соблазнительно, — прошептал он.

Краска залила ее щеки, и она оторвала взгляд от ушей Зефир, чтобы посмотреть на него сверху вниз.

— Не стоит делать мне комплименты, если это просто слова, — приказала она.

Перехватив повод, Салливан повернулся и запрыгнул на Париса.

— Все, что я когда-либо говорил тебе, я говорил искренне, — ответил он. А некоторые слова он никогда не говорил вслух.

Глава 21

Вся семья Изабель — случайно или благодаря невероятному совпадению — оказалась дома во время судьбоносного события. Девушка отмахнулась от того, что это означало: они наблюдают за ней, и вместо этого помахала двумя пальцами — большим не рискнула — туда, где все они стояли у парадного портика, чтобы посмотреть, как она проедет верхом на Зефир по подъездной дорожке и дальше, на улицу.

— Браво, Тибби! — крикнул ее отец с неподдельной гордостью в голосе.

— Мы скоро вернемся, — осмелилась ответить Изабель, сосредоточившись на том, чтобы натянуть поводья именно так, как нужно. Передернув ушами, Зефир плавно повернула направо.

Салливан, который величественно и прямо сидел в седле в двух футах слева от нее, улыбнулся.

— Отлично проделано.

— Спасибо. — Она рискнула ослабить поводья, чтобы левой рукой потрепать Зефир по шее. — Хорошая девочка.

Ощущения от поездки на Зефир оказались совершенно иными, чем когда она сидела верхом на Молли. Серая кобыла двигалась словно свернувшаяся кошка, готовая в любой момент пуститься рысью или помчаться галопом. Но она этого не делала; Зефир продолжала двигаться спокойным шагом, как потребовала Изабель.

— Такое впечатление, что она сделает все, что я попрошу, — произнесла она вслух.

— Так и будет. Однако вам двоим потребуется время, чтобы кое-чему научиться друг от друга, — предупредил Салливан теплым, расслабленным голосом, к которому всегда прибегал рядом с лошадьми. — Если она сделает что-то, чего вы не ожидаете, то имейте в виду: это не намеренно. Просто будьте терпеливы и успокаивайте ее, и возвращайте ее туда, где вам обеим будет комфортно. Сначала — шаг, потом — рысь.

— И не свалиться вниз, — добавила она с нервным смешком.

— Падения случаются, — как ни в чем ни бывало ответил Уоринг. — Не бойтесь этого. Просто будьте готовы. У вас наибольшая вероятность упасть навзничь. Хватайтесь за переднюю луку седла, чтобы удержать равновесие. Если не сможете, то попытайтесь свернуться в клубок. Не падайте плашмя на спину, если сможете избежать этого, потому что так у вас собьется дыхание.

— Вы меня не успокоили.

Он пожал плечами.

— Если это случится, то случится. Но только не сегодня.

Изабель рискнула бросить взгляд на его красивое улыбающееся лицо. Лицо, на которое ей хотелось бы смотреть всегда.

— Как я вообще смогу расслабиться, когда в любой момент должна быть готова к катастрофе?

— Потом станет легче. Это как научиться ходить. Вы сумели выучиться этому и теперь не обращаете на это особого внимания, не так ли?

— Я хожу с того времени, как мне исполнился год. Восемнадцать лет практики.

Салливан усмехнулся.

— Да, но потребовался год или два, чтобы вы научились ходить достаточно хорошо. А теперь вы вовсе не новорожденный младенец.

— Я чувствую себя так же неловко.

— Вы выглядите очень уверенно. И восхитительно прекрасны.

— Я просила вас перестать делать это. — Она нахмурилась, глядя на Уоринга. — Я сделала вам прекрасный комплимент. Полагаю, самый прекрасный из всех, какие я могла сделать. Если вы не можете или не хотите отплатить мне таким же, то тогда перестаньте говорить что-то еще.

— Они бледнеют по сравнению, не так ли? — через мгновение отметил он. — Но они приносят меньше боли.

— Это вы так думаете.

Салливан отвел взгляд.

— Очень хорошо, — наконец произнес он, снова посмотрев на нее. Его льдисто-зеленые глаза скрывали секреты, о которых она не могла догадаться — но Изабель знала, что они относились к ней. Все до единого. — Я люблю тебя, — продолжил он тихим, интимным голосом, который заставил ее задрожать. — Я хочу видеть тебя, разговаривать с тобой, обнимать тебя каждую секунду каждого дня. Ты заставляешь меня стать тем, кем я, вероятно, не могу быть.

Его голос прервался, но Изабель продолжала молчать. Она не имела понятия, что можно сказать. Слеза скатилась по ее щеке, и девушка торопливо смахнула ее до того, как кто-то у входа в Гайд-парк сможет увидеть ее.

Салливан откашлялся.

— Ты заставляешь меня мечтать о том, чтобы я был кем-то другим. Человеком, который может совершать все это при свете дня, без страха погубить тебя и уничтожить себя. Прежде я никогда не желал этого, Изабель. — Его взгляд не отрывался от ее глаз. — Теперь ты ощущаешь меньшую боль?

Она покачала головой, еще одна слеза последовала за первой, пробежав по щеке и исчезнув в небытие с помощью ее перчатки.

— Нет.

— Вот и у меня то же самое.

— Салливан Уоринг!

Низкий, резкий голос заставил Изабель подпрыгнуть. Зефир оступилась, встряхнула головой и прижала уши. О Боже. Изабель натянула поводья. Кобыла, фыркнув, попятилась.

— Тпру, девочка, — непринужденно произнес Салливан, не делая никаких движений, кроме едва заметного движения ногой, после которого Парис поравнялся с ними. — Тибби, поговори с ней. Наблюдай за ее ушами.

— Тпру, девочка, — повторила она, не осмеливаясь отпускать луку седла или поводья, чтобы потрепать кобылу. — Хорошая девочка. Вот так. Мне жаль, что я испугала тебя.

Уши Зефир приподнялись, повернувшись в сторону потока тихих слов, которые она продолжала бормотать. Кобыла перестала беспокойно двигаться и наклонила голову, чтобы пощипать траву у себя под ногами.

— Отличная работа, миледи, — прошептал Салливан.

Когда Изабель наконец-то отвела взгляд от ушей Зефир, она осознала, что Салливан поднял руки вверх, его взгляд прикован к ближайшему из полудюжины мужчин, окруживших их. Мужчин с пистолетами, направленными ему в грудь.

— Что все это значит? — спросила девушка, использовав всю силу воли, до последней унции, чтобы ее слова прозвучали оскорбленно, а не испуганно из-за того, что кто-то собирается застрелить Салливана.

Ближайший мужчина, одетый, как и все они в синие шинели с красными жилетами под ними, бросил на нее взгляд.

— Это дело касается только Боу-стрит, мисс. Держитесь…

— Леди Изабель Чалси, — прервал Салливан. — Вы будете разговаривать с ней со всем должным уважением.

Подбородок мужчины дернулся, и он склонил голову.

— Приношу свои извинения, миледи. Мы здесь при исполнении служебных обязанностей. Пожалуйста, отойдите в сторону. — Он снова обратил свое внимание на Салливана. — Мистер Салливан Уоринг, по приказу главного судьи, вы находитесь под арестом за кражу.

— Это смешно! — заявила Изабель. Очень трудно говорить, когда сердце застряло в горле, но эти люди выглядели так, будто готовы стрелять. Как они нашли их? Как они могли просто прискакать и арестовать его прямо тогда, когда он сказал, что любит ее? Девушка сделала вдох, чтобы собраться с силами. — Мистер Уоринг тренирует мою лошадь. Я понятия не имею, что…

— Мои извинения, миледи, но у нас надежная информация о том, что мистер Уоринг стоит за кражами в Мэйфере в последние несколько недель. Он должен немедленно отправиться с нами.

— Нет, — заявил Салливан.

Пистолеты снова взяли прицел. Один из мужчин спешился, в его руке оказались железные наручники.

— Слезайте с лошади до того, как мы заставим вас это сделать, — проговорил главный из сыщиков.

— Леди Изабель находится под моей ответственностью, — ответил Салливан таким же спокойным тоном, что и раньше. — Я не оставлю ее здесь.

— С вами есть грум, — возразил другой мужчина, указывая на Фиппса.

Изабель вообще забыла о том, что старший грум был с ними. Он сидел на лошади на небольшом расстоянии позади них, его лицо посерело. Девушка подумала, что ее лицо выглядит точно так же. Они нашли Салливана, и они знали — знали — что он сделал. Знали то, что он — Мародер из Мэйфера. Кто рассказал им?

— Кто снабдил вас этой нелепой информацией? — спросила она вслух.

— Мы не вправе сообщать об этом.

— Я отвечу. — Оливер Салливан, лорд Тилден, подъехал сзади к сидящим на лошадях сыщикам. — Я был вынужден выполнить свой гражданский долг, Изабель. Извините за неудачно выбранное время. Я провожу вас домой.

— Ничего подобного вы не сделаете! — парировала она, снова устремляя взгляд на главного офицера. — Мистер Уоринг у меня на службе. Мне необходимо его присутствие, чтобы вернуться домой. Вы можете последовать за нами, если вы этого желаете. — Не слишком долго, но это может дать им время что-то придумать.

— Мистер Уоринг немедленно отправится с нами, — повторил главный сыщик.

— Я не понимаю. У лорда Тилдена нет доказательств, чтобы подтвердить свои обвинения. На самом деле, единственная причина, по которой он…

— Фиппс, — прервал ее Салливан. — Возьми повод. И не отдаляйся от леди Изабель больше чем на три фута на протяжении всего пути до дома, или я узнаю об этом и выслежу тебя. Ясно?

— Да, мистер Уоринг.

— Салли…

— Все смотрят на нас, Тибби, — тихим голосом произнес он, медленно спешиваясь под дулами пистолетов, следующих за каждым его движением. — Поддерживая меня, ты только повредишь себе. Молчи, высоко держи голову и отправляйся домой.

Изабель закрыла рот. Наконец-то она огляделась и за пределами их маленького круга увидела, как показалось, половину Гайд-парка, собравшиеся вокруг люди переговаривались и поглядывали на нее так же часто, как и на Салливана. Она даже не заметила их, а теперь ей было все равно.

— Доказательства, сэр. Какие у вас доказательства?

— Не беспокойтесь об этом, миледи. По заявлению лорда Тилдена, мы отправим людей в дом мистера Уоринга, чтобы отыскать украденные вещи. Вас ведь тоже ограбили, не так ли?

Оливер вмешался в разговор.

— В этом нет необходимости, мистер Сайфли. Давайте доставим вас домой, Изабель.

— Не приближайтесь ко мне. Как будто я захочу иметь с вами что-то общее после того, как вы назвали меня.

Салливан схватил ее за ногу, заставив подпрыгнуть и снова заставив сыщиков понервничать.

— Ради Бога, Тибби, отправляйся домой. Пожалуйста, — прошептал он, притворяясь, что поправляет ей поводья. — Я никогда не хотел, чтобы это повредило тебе. Держись подальше от меня. Или, еще лучше: сначала ударь меня, а потом уезжай.

— Я не стану этого делать, — прошептала девушка в ответ. Затем она выпрямилась. — Очень хорошо, джентльмены. Фиппс, немедленно сопроводите меня домой.

Грум подобрался ближе, чтобы взять повод у Салливана, а затем повернул Зефир и повел ее прочь от этой группы. Изабель продолжала смотреть через плечо, желая удостовериться, что никто не выстрелит в Салливана. Когда на его запястьях защелкнулись наручники, он бросил на нее последний взгляд и повернулся к ней спиной.

Изабель ощутила приступ тошноты. Она с трудом сглотнула, сражаясь с желанием извергнуть содержимое желудка прямо посреди парка. Как они могли просто подъехать и арестовать его? Как только они получат доказательства, единственное, что останется узнать — это какое наказание будет ждать Салливана. О, Боже, что, если его решено будет повесить? Нет, нет, нет.

— Миледи, — произнес Фиппс рядом с ней, — нам нужно вернуться в Чалси-хаус.

Она заморгала. Сыщики направлялись в коттедж Салливана. У них еще нет никаких доказательств обвинений Оливера.

— Нет, — проговорила Изабель вслух.

— Нет? Но…

— Я поеду домой, — заявила она с большей уверенностью, чем ощущала. — А вы отправитесь в дом лорда Брэмуэлла Джонса и расскажете ему в деталях все, что только что произошло. Вы знаете, где находится его резиденция?

— Да, миледи. Но мистер Уоринг сказал, что я должен доставить вас домой. Он очень ясно выразился.

— Фиппс, вы работаете на нашу семью. А не на него. А теперь отправляйтесь!

С очевидной неохотой грум отцепил повод от уздечки Зефир и забрался на собственную лошадь.

— Пожалуйста, будьте осторожны, миледи. Вы останетесь на улицах в одиночестве.

Изабель гораздо больше беспокоилась о том, что поедет верхом без сопровождения.

— Я не собираюсь снова просить вас, Фиппс.

Грум отрывисто кивнул, ударил своего коня в бок и ускакал прочь. Изабель сделала глубокий вдох. Она не готова к этому. Однако гораздо хуже было бы отправиться домой, не попытавшись сделать что-то, чтобы помочь Салливану.

— Шагом, Зефир, — приказала она и щелкнула поводьями так, как ей показывал Салливан. Кобыла тронулась с места так же легко, как если бы они все еще находились во дворе конюшни и рядом были люди, готовые помочь.

Большой гнедой мерин рысью подбежал к ним и замедлил ход, приноравливаясь к шагу Зефир.

— Изабель, не упрямьтесь, — произнес Оливер. — Позвольте мне проводить вас домой.

— Нет, спасибо, — резко ответила девушка, готовая перейти на рысь, но не желая, чтобы виконт видел ее неуклюжесть при этом аллюре. Он найдет повод обвинить Салливана в ее неловкости, а этого и так уже достаточно.

— Мистер Уоринг — вор, — продолжил Оливер. — Мой долг — сделать так, чтобы его арестовали.

— Дьявольщина, — рявкнула Изабель, наконец-то повернув голову, чтобы посмотреть на него. — Вы поспособствовали его аресту по той единственной причине, что ведете себя как мелочный, ревнивый, ничтожный человек.

Оливер элегантно нахмурил брови.

— Ревнивый? — повторил он. — Я совершенно точно никогда не стану ревновать… к коннозаводчику. Он зарабатывает себе на жизнь, ради Люцифера.

— Именно об этом я и расскажу всем, кто станет слушать, — возразила Изабель, жалея, что не знает, как нужно держаться в седле во время галопа. Ей хотелось лететь домой, заручиться чьей-то помощью. — Я поведаю всем, что вы, родившийся со всеми мыслимыми привилегиями, опустились до обвинений против своего сводного брата только потому, что не вынесли мысли о том, что он счастлив.

— А вы — причина для этого счастья, которое, как вы думаете, он обрел? — Он понизил голос, и Изабель подавила дрожь. — Это должно стать интересным материалом для сплетен.

— О, не затрудняйте себя, милорд. К тому времени, когда я начну рассказывать всем о вашей мелкой, черной душе, у меня будет на руках более интересная история. О том, откуда с самого начала взялись эти картины, например.

— Вы не посмеете.

— Поживем — увидим. — Устав от этого разговора и черепашьего шага, девушка снова щелкнула поводьями. —Рысью, Зефир. А вы, милорд, оставьте меня одну. Скатертью дорога.

Когда Зефир ускорила шаг, Изабель пришлось схватиться за луку седла. Она снова обрела равновесие и расслабилась. Если Салливану нельзя поставить в заслугу ничего другого, то он — превосходный учитель верховой езды. И выездил отличную лошадь.

И ей нужно спасти его.

Казалось, у нее ушла целая вечность, чтобы добраться до Чалси-хауса. Когда Изабель проехала по подъездной дорожке, мимо дома и во двор конюшни, она стала тратить ни мгновения на то, чтобы поздравить себя. Это могло подождать.

— Делвин! Эй, Смит! Немедленно запрягайте самую быструю пару в нашу карету!

Очевидно, грумы были так удивлены как ее появлением, так и криком, что бегом помчались выполнять то, что приказано. Однако из-за этого она осталась в одиночестве, чтобы спешиться с лошади. Изабель никогда не делала это сама; Салливан всегда снимал ее вниз.

— Тибби? — из дома во двор конюшни вышел Дуглас. — Какого черта ты делаешь? И где Уоринг?

— О, слава Богу. Дуглас, помоги мне спуститься вниз! — скомандовала она.

Он поднял руки, и Изабель практически упала на него, спускаясь с лошади.

— Боже мой, Тибби, ты сломала мне руку.

— Ничего подобного. И мне нужна твоя помощь.

— С чем?

— Салливана арестовали. Боу-стрит отправило людей, чтобы поискать украденные вещи, в похищении которых его обвинили. Я отправила Фиппса рассказать все лорду Брэмуэллу Джонсу, но кто знает — дома он или нет. Так что мы с тобой должны поехать и забрать все украденные картины прежде, чем кто-то другой сможет использовать их против него.

Ее младший брат заморгал.

— Ты сошла с ума? — наконец пропищал он. — Ты имеешь хоть малейшее понятие о том, что может произойти, если нас поймают, пока мы помогаем известному вору?

— Мне все равно. А теперь скажи, что ты поможешь мне, или мне придется найти того, кто поможет.

— Проклятие, — пробормотал Дуглас, бросив взгляд в сторону дома. — Ты же знаешь, за это они сошлют меня куда-нибудь подальше. И тебя тоже. И не говори, что тебе все равно, потому что я знаю те…

— Я люблю Салливана, — прервала его девушка, слезы разочарования снова навернулись ей на глаза. — И я помогу ему, с тобой или без тебя.

— Ей-богу, — запинаясь, проговорил Дуглас, уставившись на нее, — ей-богу.

— Я знаю, знаю. Это невозможно. Но в настоящий момент есть кое-что, что я могу сделать для него, и я это сделаю. Ты поможешь мне?

Брат кивнул, все еще с открытым ртом от удивления.

— Я помогу. Но если мама с папой продадут меня в Америку как прислугу в чье-нибудь полное распоряжение, то я буду очень недоволен тобой.

— Они продадут и меня тоже, так что ты сможешь выразить мне свое неудовольствие так, как пожелаешь.

Вместе они торопливо направились к карете. Изабель выбрала ее потому, что внутри было больше всего места для сокрытия похищенных вещей. Однако когда Дуглас отмахнулся от их кучера Юджина и сам забрался на козлы, ей пришлось задуматься, насколько детально она продумала все это.

— Почему ты…

— Залезай, Тибби. Я не хочу, чтобы кого-нибудь из наших слуг арестовали за то, что они помогали нам помочь ему.

В этом брат прав. Девушка забралась в карету и закрыла дверь.

— Поехали! — закричала она. Если она не сможет спасти Салливана Уоринга, то, по крайней мере, они погибнут сражаясь.


Он мог бы сбежать. Сыщики с Боу-стрит не ожидали бы побега от пленника в наручниках, а Салливан за считаные секунды обставил бы на Парисе любую из заезженных кляч, на которых они ехали. Несколько недель назад он мог бы попытаться сделать это — потерять свою репутацию, коттедж и конюшню — ради того, чтобы не оказаться в тюрьме.

В конце концов, попытка ареста нанесет Данстону и его иллюзорной идеальности такой же вред, как и казнь незаконнорожденного сына. Во всяком случае, почти такой же. Выглядит не слишком хорошо, когда сын — даже рожденный вне брака, непризнанный сын — арестован за кражу с взломом.

Салливан бросил взгляд на любопытных людей, все еще окружавших его, а затем посмотрел через плечо за пределы толпы на Тибби, которая ловко сидела на Зефир и спорила о чем-то с Фиппсом. Теперь ей придется пройти через ад из-за него. И чем больше шума он поднимет, тем хуже это будет для нее.

Поэтому он позволил сыщикам затолкнуть его обратно на Париса, сидел неподвижно, когда они перекинули поводья через голову мерина, и хранил молчание среди нарастающих презрительных насмешек и свиста, пока они везли его к Олд-Бейли. Салливан предположил, что этого и следовало ожидать в первую очередь.

Брэму не нужно было говорить ему, что рано или поздно ему придется ответить за свои дела, потому что он уже понял это. Однако разница заключалась в том, что теперь возможность нанести удар по его так называемому отцу не занимала первое место в его мыслях. Эта честь принадлежала юной леди, в настоящий момент покидающей Гайд-парк и с большой поспешностью направляющейся домой.

Он надеялся, что у Изабель хватило ума изобразить, что она так же потрясена его поступками, как и все остальные. Ей нужно думать о самосохранении; а не о нем. И только себе Салливан мог признаться, что хотел, чтобы все могло бы быть по-другому. Похоже на то, что у него будет очень много времени, чтобы обдумать это желание.

Глава 22

— Как ты узнаешь, что это — одна из похищенных картин? — спросил Дуглас, пристраивая под одну руку маленький пейзаж, а под другую — египетскую урну.

— Просто неси все в карету, — ответила Изабель, снимая со стены еще одну картину. — Мы сможем рассортировать их позже.

— Но у кого-то могут возникнуть подозрения, когда они приедут сюда, а все стены окажутся голыми.

— У них возникнет намного больше подозрений, если они приедут, когда мы все еще будем здесь, вывозя все вещи из коттеджа.

— Не все, — ответил ее брат. — Я еще не видел ничего из наших.

И Изабель тоже не видела. В ее единственный визит домой к Салливану девушка побывала только в коридоре и передней комнате, и понятия не имела, где он хранит картины, которые возвращает себе — или даже о том, хранит ли он их здесь вообще. Все, что она знала — это то, что у них нет времени на ошибку.

— Просто собирай все картины, которые видишь. Многие из них нарисовала Франческа Перрис. Некоторые из них должны оказаться теми, что пропали.

— Как интересно.

Изабель взвизгнула при звуке низкого протяжного голоса и выпрямилась так быстро, что едва не уронила картину, которую только что прихватила. Когда она повернулась к двери, ее сердце снова забилось.

— Лорд Брэмуэлл.

— Вы нарушаете закон, знаете ли, — проговорил он, кивнув в сторону Дугласа, когда ее брат снова появился из-за кресла.

— Боу-стрит будет здесь с минуты на минуту, — заметила девушка, засовывая пару подсвечников в найденный мешок.

— Тогда вам лучше уехать и предоставить это дело мне, — ответил сын герцога Левонзи.

— Предоставить вам? Я помогаю Салливану. А вы стоите здесь и болтаете.

На его худощавом лице промелькнуло изумленное выражение.

— Это одно из тех занятий, в которых я добился успехов. И еще, так случилось, что я знаю, где Салливан хранит то, что позаимствовал, и я привез помощников. Так что я предлагаю вам перестать грабить беднягу, лишая его законного имущества, и пойти со мной.

Оттолкнувшись от дверного косяка, лорд Брэмуэлл направился в коридор. Бросив взгляд на сестру, Дуглас положил на пол кучу вещей, которые собрал, и последовал за ним. Изабель оглядела голые стены передней гостиной. У них в карете уже находилась дюжина картин, и кому бы они ни принадлежали, не было времени возвращать их на место. Она торопливо направилась за мужчинами.

Девушка даже не заметила дверь, устроенную в задней части кухонного чулана. Сделанная из такого же дуба, как и остальная часть кухни, она просто сливалась с задней стеной, когда была закрыта.

— Прошу прощения, миледи. — Коренастый человек, одетый в ливрею семьи Джонс, протиснулся мимо нее на пути из потайной комнаты. Под мышками он держал две картины.

— Спасибо, лорд Брэмуэлл, — выдохнула Изабель, наблюдая, как полдюжины мужчины деловито выносят все вещи из маленькой комнаты без окон и переносят их в два фургона, остановившихся позади кареты Чалси.

— Я делаю это не для вас, леди Изабель. И зовите меня Брэм.

— Да, он ваш друг. — Кажется, один из немногих, которые были у лорда Брэмуэлла, насколько она припоминала.

— Да, это так.

— Вы доверяете этим людям? — спросила Изабель, не желая использовать его прозвище. Может быть, Салливан и признавал себя вором, но Брэмуэлл Джонс — тот человек, который… слегка пугает ее.

— Я достаточно плачу им для того, чтобы сделать их надежными, — ответил он. — Теперь вам с братом нужно уезжать. Может быть, информация Тилдена и застала Боу-стрит врасплох, но они знают, что для подобного ареста им нужно шевелиться побыстрее — или рисковать тем, что они разозлят людей, которые покупали лошадей у Салли.

Брэм не упомянул отца Салливана, и, вероятно, сделал это умышленно.

— Но…

— Они скоро будут здесь, миледи — а вы не можете оставаться.

— Я — главная причина того, что он оказался в этой неприятной ситуации.

Лорд Брэмуэлл покачал головой.

— У Салливана и лорда Тилдена есть две точки соприкосновения — их отец и вы. Это все равно бы произошло и без вас. Возможно, не арест, но скандал — да. Единственное отличие в том, что когда рядом были вы, он не захотел совершить попытку побега. — Он отступил назад, позволив Изабель покинуть кухню. — Я твердил ему, что — чертов дурак, рискует своей жизнью ради девчонки. Очевидно, в вас есть что-то необычное.

Ее сердце забилось быстрее. Неужели Салливан говорил ему такое? Неужели лорд Брэмуэлл подозревал, насколько коннозаводчик стал дорог этой «девчонке», как он ее назвал?

— Спасибо, что рассказали мне.

— Всегда пожалуйста. А теперь отправляйтесь домой, прежде, чем вы сделаете все еще более запутанным.

— Я…

Лорд Брэм взял ее за локоть и практически вытащил из дома. Вероятно, он забросил бы Изабель головой вперед в ее собственную карету, если бы она не ухватилась за дверной косяк.

— Они освободят его, если не найдут доказательств? — спросила девушка, пока Дуглас забирался обратно на сиденье кучера.

Он поджал губы.

— Вероятно, нет. Его обвинил будущий маркиз, который, очевидно, готов пойти на то, что и его собственная репутация может пострадать. Нужно будет доказать его невиновность, а не найти признаки того, что он не виноват.

— Тогда что же нам делать? — требовательно спросила Изабель, ее голос сделался более пронзительным, когда масштабы катастрофы начали вырисовываться в ее сознании. — Он… — Она заставила себя успокоиться и понизить голос. — Ведь он виновен.

Черные глаза некоторое время рассматривали ее.

— У меня есть одна-две мысли на этот счет, — наконец проговорил Брэм. — Но если вы не вернетесь домой и не будете вести себя как ни в чем не бывало, те, кто стоят выше его по положению, повесят Салливана только из принципа. Им не нравится, когда волк бродит возле их прелестных овечек, моя дорогая.

Девушка забралась в карету.

— Я не овечка, лорд Брэмуэлл.

— Нет, полагаю, что в вас есть что-то от волка, — согласился он с плохо скрываемым весельем и закрыл дверь кареты. — Гони!

Дуглас свистнул упряжке, и они загрохотали по изрытой колесами подъездной дорожке. Брэм с минуту наблюдал за ними, чтобы убедиться, что упрямая девица не передумала и не попыталась второй раз напасть на дом, а затем вернулся обратно внутрь.

— Поспешите с этим, Граймс, — приказал он самому старшему из своих слуг. — И поосторожнее с этими картинами.

— Слушаюсь, милорд.

Как бы ему не хотелось признавать это, леди Тибби оказалась права: в глазах суда отсутствие доказательств не будет равно невиновности. Только не тогда, когда лорд обвиняет так называемого простолюдина. Он вернулся в тайное логово Салливана и открыл сундук, стоящий у задней стены.

Заполненный одеялами и старым покрывалом, он мог остаться на месте — за исключением одного предмета, засунутого в угол. Брэм поднял черную полумаску, очевидно, замена той, что забрала себе Изабель в ту ночь, когда Салливан ограбил ее дом. Он вздохнул. Кажется, ему придется втиснуть непредвиденное мероприятие между ужином с танцами на балу у Фонтейнов и десертом с Ханной Прайс, последней звездой, украшающей лондонскую сцену — и его спальню тоже.


— Нам не следует выезжать сегодня ночью, — заметил Филлип, прячась в угол кареты.

— Я согласна, — добавила Изабель, сидя рядом с ним и размышляя, что подумали бы ее родители, если бы узнали, что всего несколько часов эта самая карета была наполнена картинами и безделушками из дома Салливана Уоринга. Теперь все эти предметы были надежно припрятаны в амуничнике[16] конюшни под кучей соломы и одеял.

— Определенно не наша вина, что мы наняли мистера Уоринга, — вмешался ее отец, хотя выражение его лица было таким же угрюмым, как и у Филлиппа. — Мы понятия не имели о том, что он — Мародер из Мэйфера.

— Проблема не в этом, Харри, — возразила леди Дэршир. — Слухи о том, что Тибби увлеклась мистером Уорингом, снова будут у всех на устах сегодня вечером. А я-то думала, что мы уже прошли через это фиаско.

— Я не собираюсь ни за что извиняться, — заявила Изабель. — И я думаю, проблема в том, что Салливан в тюрьме, а не в том, что люди будут говорить обо мне.

— Ты можешь передумать, когда мы приедем на этот прием.

— Да, мама, я уверена, что там будет не слишком приятно. — Она сделала вдох. — Вот почему я предпочла бы навестить Салливана в Олд-Бейли вместо того, чтобы ехать на бал к Фон…

— Что? — потрясенно выговорила ее мать. — Что?

— Все уже приговорили его, — настойчиво продолжала Изабель, игнорируя тот факт, что Салливан на самом деле совершал преступления. Его вынудили сделать это, ради всего святого, и он брал только то, что принадлежит ему, и в придачу как раз столько вещей для того, чтобы никто не заподозрил его. — И все только потому, что Оливер решил, что ему не нравится, когда я езжу верхом вместе с Салливаном. Это моя вина. — Лорд Брэм мог оспаривать это, но она знала, что права. И по этой причине ситуация становилась еще хуже. Она сказала Салливану, что любит его, а затем все полетело в тартарары.

— Это не твоя вина. И откуда ты знаешь, что мистер Уоринг не имеет ничего общего с этими кражами? — Ее мать все еще выглядела мрачной и расстроенной, с тех самых пор, как Изабель с Дугласом вернулись в карете обратно.

— Знаете, что я слышал? — внес свой вклад Филлип. — Все украденные картины были нарисованы его матерью.

Маркиз подался вперед.

— Ты имеешь в виду, что именно он вломился в наш дом и угрожал Тибби? Этот…

— Никто мне не угрожал, — вмешалась девушка, ее горло сжалось, а в грудь просочилась паника. — Я спугнула этого человека. Помните?

— Франческа У. Перрис, — продолжал он. — «У» вполне может означать «Уоринг».

— О, святые небеса. — Ее мать начала обмахивать лицо. — Во что мы оказались вовлечены? Тибби, пожалуйста, скажи мне, если ты знаешь об этом больше нас.

Слеза сбежала по лицу Изабель. Девушка почувствовала, как она упала вниз, затем за ней последовала вторая. Ей было достаточно трудно примириться с чувствами к Салливану, когда никто ничего не подозревал о его ночной деятельности. Кому она должна хранить верность? И кого предать?

— Изабель? — понизив голос, снова проговорила ее мать. — Ты что-то знаешь. Пожалуйста, пожалуйста, расскажи нам.

Из горла Изабель вырвалось рыдание, и она бросилась на противоположное сиденье, в объятия пораженной матери. Это уже слишком. Откуда она должна знать, что ей делать? О, она так глупа. Так глупа.

— Тибби? — Отец неловко похлопал ее по плечу. — Мы знаем, что он тебе нравился. В конце концов, он научил тебя ездить верхом, а это…

— Его мать умерла, пока он был на войне, — проговорила девушка, ее голос заглушало материнское плечо. — Когда он вернулся домой, Данстон и Оливер украли все картины, которые его мать оставила ему. Они забрали все наследство Салливана потому, что дом его матери находился на их земле, и потому что они могли это сделать. Кто примет решение в пользу коннозаводчика против маркиза? Салливан просто хотел вернуть их.

— Господи Боже, — прошептал маркиз.

— Он рассказал тебе все это? — спросил Филлип, в его голосе звучало такое же потрясение, как и у родителей.

— Он перестал бы заниматься этим после того, как вернул бы последнюю картину. Их осталось всего две. Но Оливер знал об этом, потому что лорд Данстон знал. Они не хотели поднимать шум — или Данстон не хотел, но когда Оливер увидел, что мы с Салливаном… друзья, он отправился на Боу-стрит и теперь они собираются повесить Салливана. Я знаю, что они хотят этого.

Изабель не могла остановиться. Очевидно, она могла рассказать о Салливане и его ситуации все, кроме того, что по-настоящему имело значение. Пока она продолжала говорить и прятать лицо на плече у матери, ей не приходилось видеть шок и разочарование, которое, без сомнения, отражалось на лицах ее родителей и брата. О, и она сумела вовлечь в это дело даже Дугласа.

— Тибби, ты должна перестать плакать, — настойчиво проговорила маркиза.

— Я не могу, — простонала девушка в ответ.

— Харри, останови карету, — приказала ее мать.

Маркиз постучал по крыше и экипаж, качнувшись, остановился.

— Хелен, что…

— Вы с Филлипом должны выйти на минуту, — продолжила она. — Немедленно.

Шмыгнув носом, Изабель выпрямилась. Такое выражение лица у матери она видела всего несколько раз в жизни. В последний раз это было тогда, когда Дуглас принес живого гуся в столовую Берлинга, а птица одновременно спугнула полдюжины приглашенных гостей и совершила акт каннибализма перед тем, как они снова поймали ее. Неудивительно, что мужчины сбежали на улицу и закрыли за собой дверь.

Ее мать посмотрела в окно и махнула рукой, без сомнения, прогоняя их еще дальше. Затем она снова повернулась лицом к Изабель.

— Ты беременна? — напрямик спросила она, ее лицо побледнело.

— Н-нет!

— Слава Богу, что это так. Тогда зачем эти слезы?

— Потому что… — Изабель на мгновение закрыла глаза. Очевидно, что она влипла с головы до ног. Трудность заключалась в том, поможет или ухудшит положение то, что она расскажет об этом кому-нибудь. Однако до настоящего момента ее мать — оба ее родителя — относились к ней только с сочувствием и пониманием. Это она совершенно сошла с ума. — Я люблю его, — произнесла девушка вслух.

Маркиза не выглядела удивленной.

— В прошлом году ты любила Джона Хилграндта. И Кларка Уинстеда.

— Сейчас все не так. Ради всего святого, мама, ты же знаешь, что на самом деле я не имела виду ничего серьезного. Джон был просто забавным, а Кларк хорошо танцевал.

— А что насчет Оливера?

— Я презираю его.

— Это случилось до или после того, как он поспособствовал аресту мистера Уоринга?

— До. Или, по крайней мере, я покончила с ним задолго до этого. Единственная причина, по которой я не сообщила ему — то, что я подумала, будто он может обвинить в этом Салливан. Оливеру нравится все то, что он предполагает, и ничего из того, что идет в разрез с его планами.

Ее мать откинулась на сиденье, сложив руки на коленях.

— И что именно в этом не так?

— Ничего, я полагаю. — Изабель пожала плечами, вытирая щеки от слез. Ее глаза, похоже, припухли. — Просто это… банально. Несколько недель назад я осознала, что ничего не знаю о том, что его интересует, потому что не позаботилась спросить об этом. И он ничего не знает о том, что интересует меня.

— Но мистер Уоринг знает?

— Он сумел посадить меня на лошадь. И он очень умен. И отлично образован. Думаю, его мать продолжала надеяться, что Данстон признает его, так что она вырастила его джентльменом.

— Но лорд Данстон не признал его, и он не джентльмен.

— Я знаю. — Ее голос дрогнул. — Знаю, что это невозможно. Может быть, я и веду себя как дурочка, но разум еще не покинул меня. Мысленно я пропутешествовала сотни миль только в поисках того, чтобы все могло быть так, как я хочу.

Маркиза долгое время смотрела на нее.

— И где ты, в конце концов, закончила свои путешествия, моя дорогая?

— Прямо здесь. Не знаю, что произойдет, мама, но если я могу сделать хоть что-то, чтобы Салливан Уоринг не сел в тюрьму или не погиб, тогда я сделаю это. Потому что даже если я буду жить на улицах и выпрашивать еду, то даже тогда я буду чувствовать себя лучше, чем сейчас, когда я думаю о том, что, вероятно, может случиться с ним.

— Жаль, что я не могу быть уверена, что это не одно из твоих драматических преувеличений, Изабель. Потому что ты можешь говорить о жизни на улицах, но думаю, что ты и понятия не имеешь, что на самом деле произойдет с тобой, если ты решишь поддерживать мистера Уоринга.

Ее мать права. Изабель всегда была упрямой и склонной к «драматическим преувеличениям», как называли это в семье. Ее интерес к Салливану начался именно так. Она знала, что чувствует, но, конечно же, у них будет немного причин поверить ей. Изабель расправила плечи.

— Тогда я думаю, что мы должны отправиться на бал к Фонтейнам и я покажу тебе, что серьезно настроена насчет него и понимаю последствия. Однако после этого я отправлюсь повидаться с ним.

— Насчет этого мы посмотрим. — Маркиза открыла дверь кареты. — Харри, Филлип, вы можете вернуться. У нас намечается очень интересный вечер.

Глава 23

— Что вы с ними сделали?

Салливан оставался там, где стоял, прислонившись к задней стене маленькой, выложенной камнем камеры в подвале Олд-Бейли, и не менял выражения лица.

— Вам придется выразиться более определенно.

Судья поправил белый парик, переведя сердитый взгляд с него на пару сыщиков, стоящих рядом с ним, а потом снова взглянув на Салливана.

— Я не допрашиваю заключенных, — заявил он. — Я здесь только из-за предполагаемых обстоятельств вашего рождения и статуса жертв ваших преступлений. Так что я предлагаю вам оказать нам содействие до того, как я переведу вас в менее приятное окружение.

— Может быть, я и продал одну-две лошади по более высокой цене, чем имел право, — ответил Салливан, все еще не двигаясь, — но кроме этого и безумных галлюцинаций лорда Тилдена, которым я стал свидетелем, я понятия не имею, почему нахожусь здесь.

Судья, который не потрудился представиться, вытащил несколько сложенных листов бумаги из сумки и помахал ими в воздухе. Кого должен был испугать этот жест — его самого или подчиненных этого человека — Салливан не понимал. Казалось, у всех вокруг сильно раскраснелись лица, что имело для него гораздо лучшее предзнаменование, чем он надеялся.

— У меня полдюжины писем в вашу поддержку, — продолжил судья, убирая бумаги, не позволив никому заглянуть в них. — От высокопоставленных сторонников. Очевидно, вы ожидали, что ваши знакомства с различными аристократами сохранят вас от петли палача. Вы, сэр, ошиблись.

— Возможно, все дело в том, что несколько аристократов пришли в ужас от того, что вы готовы арестовать кого-то без серьезного повода, и они сообщают вам об этом. Конечно же, это всего лишь предположение с моей стороны.

Люди зачастую не знали, как к нему обращаться. Конечно же, он — мистер Уоринг, но Данстон плохо постарался подавить слухи о его благородном происхождении. Или, более вероятно, его мать проделала отличную работу, удостоверившись, что все ее высокопоставленные клиенты узнали, чей он сын. Так что по закону он не принадлежал к аристократам, но при этом неофициально не был и простолюдином. Это представляло трудности для всех заинтересованных лиц.

Салливану никогда особенно не нравилось выглядеть странной личностью, но сегодня ночью это оказалось интересным. И он оказался один в одной из самых удобных камер в Олд-Бейли, а не брошен головой вниз в какую-нибудь крысиную дыру в тюрьме Ньюгейт. Это могло также означать, что его намеревались осудить побыстрее, но так как Уоринг ожидал подобного исхода, не важно, через год или через неделю, то он предпочитал иметь комнату, где между тем можно было бы прилечь.

— Что ж, если это означает, что аристократы всего лишь бряцают своим оружием, то, полагаю, нам не о чем беспокоиться. К утру они найдут новый повод для этого. А вы сможете сгнить здесь, пока не расскажете нам, где спрятали те вещи, которые украли у тех, кто выше вас.

Хм. Несколько недель назад Салливан признался бы только ради той неловкости, которою его признание принесет маркизу Данстону и его семье. Он все еще испытывал это искушение; очевидно, что с ним не обращались, как с обычным вором, так что не потребовалось бы много усилий, чтобы затеять внушительный скандал. С другой стороны, несколько недель назад Салливан не был влюблен — он никогда не ожидал, что влюбится. И теперь он обнаружил, что не может одновременно любить Изабель и вести себя безрассудно.

Уоринг уже ухудшил для нее обстоятельства настолько, как она никогда бы не смогла сделать это сама. Признание в воровстве с его стороны может совершенно уничтожит ее. И поэтому он всего лишь приподнял бровь.

— Я все еще считаю, что очень помогло бы, если бы вы смогли поведать мне, в краже чего именно меня обвиняют. Может быть, я сбежал с подковой или по ошибке прихватил несколько тостов.

Один из сыщиков фыркнул. Судья отвесил ему подзатыльник.

— Это серьезное дело, Даннинг. Виконт обвинил этого человека в том, что он — Мародер из Мэйфера. Мы найдем доказательства, захочет он с нами сотрудничать или нет.

Даннинг потер голову.

— Но я сам ездил в его дом, сэр. Выглядит так, словно там топтался бык, но никто из нас не нашел ни одной похищенной вещи из списка.

— Тогда отправляйтесь обратно и ищите снова. Если в доме есть одна потайная комната, то может быть и другая.

Сыщик кивнул.

— Слушаюсь, сэр. Пойдем, Ховард.

Салливан наблюдал за этим разговором с растущим замешательством. Они нашли потайную комнату, но внутри нее ничего не было. И бык, очевидно, потоптался в его доме.

— Прошу прощения, — протянул он, не в силах устоять, — но кажется, что меня ограбили.

— Если это один из ваших партнеров, то мы найдем и их тоже. И мы увидим, будете ли вы так же шутить, когда предстанете перед судом — или когда на вашей шее окажется веревка, мистер Уоринг. Доброго вечера.

Трое мужчин вышли и Салливан, согнув колени, опустился на холодный каменный пол. Это не имело смысла. Они нашли комнату. Неужели это Брэм? Его друг — единственный, кто знал о его действиях, кроме Изабель и ее брата. Но Брэм не стал бы топтаться в остальной части дома.

Ледяная дрожь пробежала по его спине. Тибби. Она поехала в его коттедж и забрала все вещи, которые могла посчитать крадеными. Она была там, когда сыщики с Боу-стрит направлялись в его дом. Если бы они застали ее внутри…

Это должно прекратиться. Салливан восхищался ее смелостью, а ее верность ошеломила и совершенно посрамила его. Но, как сказал бы Брэм, его дело обречено на провал. Ей нужно держаться как можно дальше от него. А еще лучше, если Изабель без колебаний присоединится к растущей группе сплетников, которые уже приговорили его.

Конечно, он потеряет ее, но опять-таки она никогда по-настоящему не принадлежала ему. Салливан закрыл глаза. Придет ли она на его повешение? Если он увидит там Изабель, то это может придать ему сил. Господи Боже. Вскоре после повешения наличие у него сил не будет иметь никакого значения, и Салливан не хотел, чтобы она видела это. Никогда.

В конце концов, нет никаких сомнений в том, что его признают виновным. Салливан действительно совершил те преступления, в которых его собираются обвинить. Его единственной защитой был расчет на то, что Данстон и его отродье никогда не донесут на него. Очевидно, он не добавил в свои расчеты Изабель Чалси или тот факт, что Тилден будет ухаживать на ней. Кажется, ревность оказалась сильнее чести.

Он мимолетно улыбнулся. Итак, ему наконец-то удалось заставить своего привилегированного сводного брата ревновать. Это уже кое-что, предположил Уоринг, даже если в конце оно будет стоить ему жизни.

Дверь в конце коридора задребезжала и открылась. Салливан проигнорировал это; они полночи пытались чего-то добиться от него этим так называемым допросом. Теперь шанс мог выпасть какому-то другому бедолаге.

Однако когда примерно дюжина заключенных в камерах вокруг него начали свистеть, Салливан открыл глаза. Что бы ни происходило, это выходило за рамки обычного. Один из тюремных стражников, тяжело ступая, остановился напротив его камеры.

— К тебе посетитель. Поднимайся.

Вероятно, это Данстон пришел поглумиться.

— Спасибо, мне и здесь очень удобно, — ответил он, откидывая голову назад и снова закрывая глаза.

— Салливан, — прошептал женский голос, и цитрусовый запах донесся до него поверх окружающего зловония.

Он вскочил на ноги.

Фигура с другой стороны металлической решетки была закутана в тяжелый темный плащ, но определенно принадлежала женщине. И все еще держа в памяти те преимущества, которые Изабель получит, если будет держаться подальше от него, он зашагал к передней части камеры, беспомощный, словно мотылек перед светом лампы.

— Какого черта ты здесь делаешь? — хрипло прошептал он в ответ, его голос дрожал.

— Я хотела увидеть тебя. — Изабель начала снимать капюшон.

Салливан быстро протянул руку через решетку и снова натянул капюшон ей на головы, скрывая ее лицо от остальных обитателей этого коридора.

— Ты не можешь находиться здесь, — проговорил он тем же тихим голосом, что и она.

— Очевидно, могу.

— Это опасно, Изабель. Как же ты все-таки сумела попасть сюда? — Он побледнел. — Ты ведь не приехала верхом, нет? Если Зефир испугалась бы, то ты могла бы…

— Шшш. — Она прижала обтянутые перчаткой пальцы к его губам. — Я не приехала верхом. — Отняв руку до того, как он смог схватить ее, Изабель жестом указала в сторону коридора на еще одну закутанную в плащ фигуру, выше и полнее ее, которая двигалась к их направлении.

— Кто это?

— Мой отец.

— Твой… — Он умолк, ошеломленный. — Милорд.

— Мистер Уоринг.

— Милорд, вы должны немедленно увести ее отсюда. Пожалуйста. Если кто-то увидит, что она пришла сюда навестить меня, то ничто не поможет сохранить ее репутацию.

— О, я знаю об этом. И поверьте мне, мы пытались сделать все, чтобы убедить Изабель в этом, разве что только не заперли ее в спальне. — Маркиз снова отошел на несколько шагов по коридору, очевидно, желая предоставить им немного уединения.

Значит, остался только Салливан, чтобы заставить ее образумиться.

— Не упрямься, Изабель. Неужели ты не осознаешь, что с тобой произойдет? Ты любишь танцевать. Тебя никогда больше не пригласят на та…

— Сегодня вечером я посетила бал у Фонтейнов, — прервала она, снова протянув руку через решетку, чтобы ухватиться за перед его рубашки. — Я вообще не танцевала, за исключением того случая, когда лорд Брэмуэлл пригласил меня на вальс. О, и Филлип приглашал меня на контрданс. И еще папа.

Салливан наблюдал за выражением ее лица, за тем, что он мог видеть под плащом в тусклом свете.

— Мне так жаль, — прошептал он. — Я должен был осознать, что намеревается совершить Тилден. Он достаточно ясно выразил свою угрозу. Я мог бы находиться очень далеко от тебя, когда они пришли бы арестовать меня.

— Я не хочу, чтобы ты находился очень далеко от меня. — Ее руки задрожали. — И меня не волнуют танцы. Все эти глупые люди. Все, о чем они беспокоятся — это оказаться по правильную сторону любой сплетни.

— Но я сделал то, в чем они обвиняют меня. — Прошептав это, Салливан обхватил руками прутья решетки между ними, чтобы удержаться и не коснуться ее. — Ты отправилась в мой коттедж, не так ли? Они говорят, что там все в полном беспорядке.

— Я не знала, где ты хранишь все это. Боюсь, у меня часть твоих вещей, хорошо спрятанная.

— Сохрани их, — коротко ответил Салливан. Лучше пусть они будут у нее, чем у Данстона. — Ты не взяла что-либо из… других вещей?

Изабель покачала головой.

— Твой… друг увез их с собой. — Она бросила взгляд на коридор. Благодаря отцу, охранник стоял вне пределов слышимости, но Салливан все равно оценил ее осторожность. Он предпочел бы, чтобы повесили только его.

— Хорошо, — произнес он вслух. — Тогда отправляйся домой. Притворись, что оскорблена тем, как я обманул тебя. Делай то, что тебе нужно, Тибби. Мне нечего терять.

— Не изображай из себя мученика, — огрызнулась Изабель.

Его губы скривились.

— Не отдавай мне приказы. Я больше не работаю на тебя.

— Прекрати шутить, Салливан. Все очень серьезно.

— Я знаю. Вот почему я прошу тебя уйти прежде, чем ты окажешься втянутой в это дело еще больше, чем втянута сейчас.

— Что, если ты признаешься, и расскажешь судье, почему ты украл картины? — продолжила девушка, словно он и не пытался образумить ее. — Может быть, они отправят тебя в ссылку, вместо того, чтобы… повесить? — По ее щеке скатилась слеза.

Его грудь разрывалась от желания стереть прочь эту слезу. Салливан впился пальцами в прутья решетки.

— Есть такая возможность, — признал он.

Внезапный свет, вспыхнувший в ее глазах после этих слов, напугал его. Внезапно Уоринг понял, почему она задала этот вопрос. Господи, он любит эту женщину.

— Ты не поедешь со мной в Австралию, — категорично заявил он, стараясь вложить в эти слова всю убежденность, которой обладал. — Я скорее допущу, чтобы меня повесили, чем заставлю тебя пройти через это.

— Салли…

— Нет.

— Ваши пять минут истекли, мистер Смит, — приближаясь к ним, заявил охранник, ясно давая понять, что не поверил в это имя, которое лорд Дэршир, очевидно, сообщил ему.

Изабель еще крепче вцепилась в его рубашку, словно пыталась протащить его сквозь решетку.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? — спросила она, ее голос сделался пронзительным от отчаяния. — Что угодно, Салливан.

— Держись от меня подальше, — ответил он, прислоняясь к металлическим прутьям. — Во всех смыслах. Не приближайся ко мне.

— Пойдем, дорогая, — проговорил ее отец, положив ладонь на руку Изабель. — Мы должны уходить.

— Нет! Я хочу остаться.

— Пожалуйста, Изабель, — прошептал Салливан. — Пожалуйста, уходи.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — ответил он. — И мне очень жаль. Я отдал бы тебе все, если бы мог. Но мы оба знаем, что я не могу. Так что все, что я могу тебе дать — это шанс восстановить твою репутацию. Позволь мне сделать хотя бы это.

Из ее горла вырвалось рыдание. Ощущение было такое, словно оно вырвалось его собственной груди. Бросив на него последний взгляд, Изабель повернулась и спрятала лицо на груди отца. Лорд Дэршир долго смотрел на него. Салливан встретился с ним взглядом, пытаясь сказать выражением лица то, что не мог выразить словами — что он любит Изабель, и что это самый лучший и единственный способ, которым он мог это продемонстрировать.

Наконец, отрывисто кивнув, маркиз повернулся и вышел, вместе с Изабель, все еще прижимавшейся к нему. Салливан прижался к решетке, наблюдая за ними до тех пор, пока они оставались в пределах видимости. Когда дверь в конце коридора со скрипом отворилась, а затем с грохотом захлопнулась, у него возникло ощущение, что это трубный глас, возвещающий день страшного суда.


— Тибби, спустись вниз на завтрак.

Изабель оставалась на сиденье под окном в своей спальне. Значит, солнце уже встало. А она и не заметила.

Дуглас отошел от двери и вошел в комнату.

— Ты просидела здесь всю ночь, не так ли?

На самом деле она не думала, что прошло так уж много времени. Они покинули Олд-Бейли уже после двух часов ночи. Время стало очень странной вещью. И она больше не волновалась о нем. Время может отправляться к дьяволу.

Ее брат опустился на колени перед креслом.

— Пойди и съешь что-нибудь. После этого, если хочешь, мы можем поехать верхом. Вчера, верхом на Зефир, ты выглядела шикарно. К концу недели мы научим тебя брать препятствия.

Мы. Дуглас и кто еще? Не Салливан, потому что она никогда не увидит его снова. И в любом случае, она не в настроении прыгать. У нее нет настроения ни на что.

— Она спускается вниз? — в комнату заглянул Филлип.

Дуглас бросил взгляд на старшего брата.

— Думаю, что она сломлена.

— Не стану сомневаться в этом. Ты мог бы рассказать нам, Дуглас.

— О чем, о том, что Салливан — вор? Большинство этих проклятых пропавших картин нарисованы его матерью.

— Нет, о другом.

— О том, что Тибби была влюблена в Уоринга? Мне об этом никто не говорил. Я просто кое-что заметил. И я еще не поцеловал ни одной девушки. Тебе это о чем-то говорит?

Братья понимали все неправильно. Говорили в прошедшем времени. Словно Изабель больше не любила его. Словно он уже умер. Может быть, они просто пытаются привыкнуть говорить это таким образом.

— Не произноси его имени, — проворчал Филлип. — Ты делаешь только хуже.

— Хуже чем что? Я даже не уверен в том, что она дышит.

Филлип присел на корточки рядом с ней.

— Тибби, поднимайся. Не создавай трудностей.

— Это не слишком вежливо.

Изабель не создавала трудностей. Во всяком случае, не намеренно. Просто дело в том, что она не хотела находиться здесь. По правде говоря, ей нигде не хотелось находиться. Но при этом она не хотела расстраивать их.

— Да, давайте пойдем завтракать, — сказала она вслух.

Ее братья обменялись взглядами, затем каждый взял ее под руку и вместе они подняли девушку на ноги. Она ощущала себя скованной; очевидно, слишком долго просидела без движения. Они повели ее к двери и внезапно оказались прямо в комнате для завтраков. Это казалось странным. Когда они успели спуститься по лестнице? Изабель совершенно не помнила этого.

Кто-то выдвинул для нее стул, и она снова села. Одевалась ли она для завтрака? О, ну да ладно. Если бы Изабель была голая, то кто-то сказал бы что-нибудь. Или она замерзла бы.

— Я же сказал вам, мальчики, оставить ее в покое, — послышался откуда-то справа голос ее отца.

— Но она просто сидит там. Я готов был ткнуть ее, чтобы проверить, сделает ли она хоть что-нибудь, — ответил Дуглас, поставив перед ней полную тарелку клубники и тост.

— А где Пенни? Изабель все еще в вечернем платье, ради всего святого. — Филлип поставил рядом с тарелкой чашку с жидкостью, похожей на чай.

Теплые руки обхватили девушку сзади.

— Не важно, что на ней надето, — раздался голос ее матери. — Мы разберемся с этим после того, как она что-нибудь съест.

Лицо Дугласа появилось в поле ее зрения.

— Она не ест.

Ах да, поесть. Вот зачем Изабель спустилась вниз. Чтобы они не беспокоились о ней.

— Я переоденусь после того, как поем, — проговорила она и взяла ягоду клубники.

— Положи ее себе в рот, — подсказал Дуглас.

— Дуглас, оставь ее в покое.

— Она держит эту чертову ягоду уже пять ми…

— Не выражайся!

— Прости, отец. Но прошло достаточно много времени.

Изабель заморгала.

— Прошло не пять минут.

— Да, именно пять, — возразил Дуглас. — Тебе нужно поесть, Тибби.

Опять это проклятое время. Оно торопится в одном случае, и останавливается в другом. В следующий раз, когда Изабель моргнет, Салливан, вероятно, уже может быть мертв.

— Который час? — спросила она, страх стеснил ей грудь. Так много времени еще не могло пройти.

— Почти полдень, — ответила ее мать успокаивающим тоном.

— Какого дня? — Изабель вскочила на ноги. — Нам нужно что-то сделать.

— Сначала поешь. Потом мы поговорим.

О, ей нужно спуститься на землю. Ничто из этого не имело смысла. Но тогда она может испытать боль. Но, опять-таки, Салливан находился снаружи, и должно быть что-то, что она может для него сделать. Что-то, чтобы спасти его.

— Они собираются повесить Салливана.

— Думаю, что она возвращается обратно к жизни, — заметил Дуглас.

— Перестань говорить обо мне так, словно меня здесь нет, — огрызнулась Изабель. — Папа, ты знаешь тех, у кого он забрал картины?

— Некоторых из них — да. Но…

— Мы — ты — должен пойти и поговорить с ними. Если ты сможешь убедить их не выдвигать обвинения, тогда судье придется отпустить Салливана на свободу.

— Вот это наша Изабель. Она вернулась.

— Дуглас, прекрати! Разве ты не понимаешь? Салливан арестован за неоднократные кражи вещей, принадлежавших аристократам. Они повесят его, если мы ничего не сделаем. — Ее голос дрогнул. Казалось, что все вокруг задрожало, и Изабель не стала протестовать, когда Филлип помог ей сесть обратно на стул.

— Дело в том, — спокойно проговорил ее старший брат, — что мы занимаемся этим с самого рассвета.

Девушка посмотрела на него.

— Вы… — Она наконец-то огляделась вокруг. По-настоящему огляделась. Филлип и все остальные, кто занял место за столом для завтрака, выглядели усталыми и обеспокоенными, хотя она знала, что они больше беспокоятся о ней, чем о Салливане. Но Салливан стал частью ее, как бы сильно он не старался оттолкнуть Изабель от себя.

— Я не оправдываю его поступки, — через минуту произнес ее отец. — Но я понимаю их. И должен сказать, что оба — и Данстон, и Тилден — заслуживают хорошей трепки.

— Мне на них наплевать.

— Я знаю. Проблема в том, что никто другой не знает подробностей, а в наши дни по сплетням судят так же часто, как и в суде.

— Так мы расскажем всем и каждому.

— Проблема, Тибби, — подключился Филлип, — в том, что нам — и особенно тебе — никто не поверит. Ты встала на сторону простолюдина.

— Салливан не…

— Пожалуйста, давайте не будем спорить между собой, — прервала ее мать. — Мы не можем увлекаться несбыточными мечтами. Мы должны иметь дело с фактами.

— А факт заключается в том, — кивнув, проговорила Изабель, — что моя репутация погибла. Я знала, что это произойдет, и все равно пошла на это. Я сожалею об этом. Я должна была рассказать вам намного раньше. Знаете, я даже не хотела симпатизировать ему. Я наняла его только для того, чтобы добыть доказательства и обличить его как вора.

— Если бы я не устал так сильно, — проворчал маркиз, — то мог бы очень разозлиться. Ведь если бы он вел себя не как… джентльмен, то ты могла бы погибнуть.

Ее отец считал, что Салливан ведет себя как джентльмен. На мгновение она позволила эти словам проникнуть в свою усталую, израненную душу. Недостаточная компенсация за его нынешнее неприятное положение,уже кое-что. И единственное, за что она должна ухватиться сегодня.

— Значит, вы не нашли никакого решения, — наконец, проговорила девушка. Она чувствовала, что ее глаза словно высохли и устали; кажется, у нее совсем не осталось слез. В противном случае она снова начала бы плакать.

— Пока нет. Согласно «Лондон Таймс», его задержали, но пока не нашли никаких доказательств.

Конечно, не нашли. Лорд Брэм где-то спрятал их. И спасибо провидению за это, и за младшего сына герцога Левонзи. Изабель никогда не ожидала, что будет благодарна Брэмуэллу Лаури Джонсу за что-то еще, кроме того, что он не выбрал ее для пользующегося дурной славой флирта.

— Даже если они ничего не найдут, то это все равно будет слово Салливана против слова Оливера. И если кражи прекратятся, то это тоже будет свидетельствовать против Салливана.

Вдалеке раздался стук дверного молотка. Через минуту в дверях комнаты для завтраков появился Олдерс.

— Прошу прощения, милорд, но здесь леди Барбара Стенли, и она желает немедленно поговорить с леди Изабель.

— Сегодня я не хочу никого видеть, — заявила Изабель. То, что оскорбительное отношение и пренебрежение прошлой ночью не задели ее, было не совсем верно; если бы все просто игнорировали ее присутствие, то она смогла бы переносить это. Высокомерные взгляды искоса и едва слышное бормотание — вот от чего ей хотелось вопить и рвать на себе волосы.

Дворецкий поклонился.

— Я сообщу ей.

Минуту спустя в коридоре раздался топот, и Барбара практически ввалилась в комнату.

— Простите меня, вы все, — задыхаясь, выговорила она, отмахиваясь от Олдерса, когда дворецкий с шумом появился позади нее и попытался заблокировать ее продвижение, — но вы должны услышать об этом.

Филлип поднялся.

— В чем дело, Барбара?

— Произошло… — она сделала вдох, — …еще одно ограбление.

Глава 24

Очевидно, почувствовав, что с Изабель вот-вот случится удар, Барбара промчалась мимо дворецкого и помогла ей — снова — есть на этот чертов стул.

— Я гуляла в парке с сестрой Джулией, и все говорили об этом.

Филлип встал со своего стула и жестом попросил Барбару занять его место.

— Пожалуйста, расскажите нам о том, что вы знаете.

Кивнув, Барбара села.

— Первое, что мы услышали — это то, что ограбили поместье лорда и леди МакГован в Йорке. Но затем, кто-то сказал нам, что на самом деле это было в их доме на Керзон-стрит.

— Прентисс-хаус, — подсказал Филлип.

— Да.

Изабель стиснула руку подруги. Ее очень хорошей подруги, как она быстро осознавала. В любое другое время она была бы счастлива увидеть, как растет у Филлипа уважение к Барбаре. Однако сегодня ее подруга принесла свечу в очень темную пещеру, и девушка не могла думать ни о чем другом.

— Это всего лишь слухи? — спросила она, отчаянно надеясь, что это не так. Ради всего святого, какое изменение произошло всего за несколько недель. Теперь Изабель надеялась — даже молилась — за появление новостей об ограблениях. Конечно, ее совесть немного облегчало то, что Лили Прентисс была одной из первых, кто начал пренебрежительно относиться к ней.

— Нет, — ответила Барбара. — Это не просто слухи. Мы на самом деле столкнулись с Лили и ее кузинами, которые ехали в ландо. Сегодня утром они проснулись и обнаружили, что со стен пропало с полдюжины картин, включая одну, кисти Франчески У. Перрис.

— О, слава Богу, — выдохнула Изабель, чувствуя дурноту.

С другой стороны от нее Дуглас начал обмахивать ее салфеткой.

— Эта семья сошла с ума, — пробормотал он, — потому что я и сам готов кричать от радости.

— Тебе следовало бы услышать все эти разговоры, Тибби, — с усмешкой продолжала Барбара. — Все — или практически все, кто был верхом, во всяком случае, — говорили о том, каким дураком вчера выставил себя лорд Тилден, обвинив мистера Уоринга в том, что он — Мародер из Мэйфера. Говорили, что это все потому, что мистер Уоринг отказался продать ему лошадь. Вашу лошадь, лорд Чалси.

— Улисса? Будь я проклят. — Он откашлялся. — Я имею в виду, мне повезло.

— Кем бы ни был этот вор, он определенно оказал услугу мистеру Уорингу, — выразительно заявил отец Изабель.

Она едва не забыла, что Барбара не знает, кто настоящий преступник.

— Теперь они освободят Салливана? — спросила девушка, надежда почти болезненно проклевывалась в ней после какофонии эмоций, которые сотрясали ее со вчерашнего дня.

— Я бы предположил, что да, — ответил ее отец, — если только они не смогут доказать, что он — вор и у него есть сообщник.

Проблема заключалась в том, что если они поищут достаточно хорошо, то смогут открыть, что это правда. Ей нужно узнать, что Салливан в безопасности. Если его выпустят на свободу, то, по крайней мере, он сможет сбежать прежде, чем они решат снова арестовать его. Они смогут сбежать. Если он захочет, чтобы Изабель поехала с ним, она поедет. Но захочет ли он? Салливан поднял столько шума, когда пытался прогнать ее прошлой ночью.

— Я хочу поехать в Олд-Бейли и посмотреть, что произойдет, — заявила она.

— Совершенно исключено.

В этот раз на лице ее отца вовсе не было никакого сочувствия. Прошлой ночью Изабель рискнула сильнее, чем когда-либо прежде, и ее семья уступила. Если она попытается сделать это снова, то, вероятно, рискует потерять их поддержку. А сегодня утром их поддержка и любовь оказалась… жизненно необходимой для того, чтобы ее сердце продолжало биться.

— Мне нужно знать, — более спокойным тоном произнесла девушка.

— Филлип, — может быть, ты сможешь проехаться верхом в том направлении, — предложил маркиз.

— Конечно. — Ее брат направился к выходу, а затем остановился. — Леди Барбара, вы приехали сюда одна?

— Нет. Со мной горничная.

— Тогда, возможно, я смогу убедить вас проехаться со мной в двухколесном экипаже.

Барбара покраснела.

— Это определенно вызовет меньше подозрений. Да, я с удовольствием проедусь с вами. — Быстро поцеловав Изабель в щеку, ее подруга поднялась и заторопилась к Филлипу, чтобы взять его под руку.

Изабель наблюдала за тем, как они вышли из комнаты. Ей не нравилось, когда ее выводили из игры. Салливан… принадлежал ей, в конце концов, а теперь ей не следует поехать и убедиться, что его не повесят. Однако за прошедший день девушка узнала нечто важное: ее родители, которые, как она всегда знала, не только любили ее, но и были готовы рискнуть собственными репутациями ради дочери. Так же, как и ее братья. У нее есть обязательства, как перед ними, так и перед собой.

— Мы думаем, Тибби, — в тишине проговорил ее отец, — что можем вернуться в Берлинг, не дожидаясь конца Сезона.

— Потому что моя репутация испорчена. Я извин…

— Мы знаем, что ты извиняешься. Ты вела себя безрассудно, моя дорогая, но, веришь или нет, есть вещи и похуже испорченной репутации.

— Я…

— Могло случиться так, что тебя арестовали бы вместе с мистером Уорингом, — подхватила ее мать. — И твои поступки отражаются на всех нас.

— Он может вести себя как джентльмен, — продолжил ее отец, перед тем, как Изабель смогла вставить хоть одно слово, — но он коннозаводчик. И в глазах закона он человек без отца. У тебя нет никакого повода даже разговаривать с ним, не говоря уже о том… что там произошло между вами.

Она никогда прямо не говорила, что они с Салливаном стали близки, но Изабель уже знала, что, по крайней мере, ее мать подозревала — особенно после ее собственного поведения прошлой ночью.

— Я вела себя эгоистично, беспокоясь о нем? — спросила она, не уверенная в том, что произнесла это вслух.

— Ты вела себя неразумно, — ответила ее мать.

Изабель вскочила на ноги, надеясь, что это произошло в последний раз за сегодняшнее утро.

— Тогда я все еще неразумна. Дуглас, мне бы хотелось покататься с тобой верхом, — она бросила еще один взгляд на родителей. — Только в парке. Я не стану усугублять ситуацию.

— Весьма вероятно, что тебя снова будут игнорировать, как и прошлой ночью, — заметила маркиза.

— Тогда, полагаю, мне следует привыкнуть к этому. — Изабель сделала вдох. — Я должна научиться, как не прислушиваться к своему сердцу. В любом случае, я не уверена, что после прошлой ночи оно все еще бьется в моей груди. Это будет очень просто делать.

— Изабель.

— Я не драматизирую, — ответила девушка, направляясь к двери. — Я была в ужасе от того, что его могут повесить. Но теперь я осознала, что потеряла его, живого или мертвого. Или он, или вы. И я не выношу даже мысли об этом.

— Это еще не закончилось, не так ли? — через минуту спросила леди Дэршир.

— У нее ушло одиннадцать лет для того, чтобы проехать верхом на лошади, — заметил маркиз, — но она все равно сумела сделать это. Нет, не думаю, что Изабель сдалась. И, по правде говоря, я не уверен в том, что следует с этим делать.

— Мы отвезем ее в Берлинг прежде, чем Салливан Уоринг сумеет снова взглянуть на нее. Если его вообще выпустят из тюрьмы.

— Да, конечно же, ты права. Просто дело в том, что… как мужчина, я восхищаюсь Уорингом. Прошлой ночью он волновался только за Изабель и ее репутацию. Я не могу обвинить лорда Тилдена в том, что его беспокоит то же самое. В этот раз именно его поступки причинили вред Тибби. А не действия Уоринга.

— Но ты знаешь, что они наверняка… были вместе, — запинаясь и покраснев, выговорила его жена.

— Да. И какая-то часть меня, что отвечает за отцовские чувства, хочет кастрировать Уоринга за то, что он коснулся моей дочери. Если бы ему просто хотелось погубить ее, то он с легкостью мог бы добиться этого. Но это не было его целью.

Маркиза встала.

— Что ж, пока мы разгадываем мотивы его поступков, я собираюсь созвать слуг и начать паковать вещи.

Ее муж тоже поднялся из-за стола.

— Я помогу тебе.


Салливан прикрыл рукой глаза, спускаясь по лестнице у парадного входа в Олд-Бейли. Даже затянутое облаками, небо казалось слишком ярким после целого дня, проведенного в сумрачном, вонючем подвале. Он сделал глубокий вдох.

— Ты выглядишь похудевшим, — протянул Брэм с противоположной стороны улицы, где он сидел на лошади, а поводья Париса были привязаны к ее седлу. — Думаю, что тюрьма плохо повлияла на тебя.

— Очень забавно, — ответил Уоринг, принимая поводья, когда Брэм бросил их ему, а затем запрыгивая на мерина. — Полагаю, что мне нужно поблагодарить тебя за то, что я снов увидел дневной свет?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. Ты же знаешь, что я никогда никому не помогаю.

— Тогда я признаю свою ошибку. Я ничего тебе не должен.

— Подожди, я передумал. Мне нравится ставить что-то себе в заслугу. Это был я. И, кстати, я добыл для тебя еще одну картину.

Салливан внимательно посмотрел на друга. Так вот как он добился этого.

— Тогда я еще раз благодарю тебя.

Некоторое время они ехали молча.

— Это слегка затягивает, не так ли?

— Что? — спросил Салливан. Каждый мускул в его теле хотел повернуть в сторону Брутон-стрит и поскакать к Чалси-хаусу.

— Ограбление.

— Я не разделяю это мнение.

Брэм посмотрел на него.

— Нет, конечно, нет. В любом случае, ты — свободный человек. Не отправиться ли нам в «Иезавель» ради выпивки и шлюхи? Двух шлюх. Я не хочу делиться ни тем, ни другим.

— Нет. Я думаю отправиться домой.

— Ты уверен?

— Да.

— А нет другого места, куда ты предпочел бы поехать?

Салливан остановил Париса, натянув поводья.

— Есть какая-то информация, которой ты хотел бы поделиться?

— Ничего. За исключением того, что я получил известие о том, что тебя арестовали, от какого-то покрытого сеном парня по имени Фиппс, а затем, к тому времени, когда я прибыл с фургонами к твоему коттеджу, я обнаружил, что дом уже начали обшаривать леди Изабель и лорд Дуглас Чалси.

Его догадка оказалась верной. Она сама поехала спасать его. И что еще более значимо, Изабель отправила Фиппса за помощью и отправилась домой одна. Увидев, что Брэм все еще смотрит на него, он откашлялся.

— Она приходила ко мне прошлой ночью.

Это был тот редкий случай за все их знакомство с Брэмом, когда тот выглядел удивленным. Даже шокированным.

— Прошу прощения?

— Я велел ей идти домой прежде, чем она ухудшит собственное положение. Сказал ей, чтобы она держалась подальше от меня. — Салливан выдавил из себя смешок. — Кажется, Изабель на самом деле готова была отправиться со мной в ссылку в Австралию.

— Хм. Глупая девица. Все из-за того единственного поцелуя. Кажется, она плохо соображает и доведена до отчаяния.

Теперь Брэм даже не потрудился замаскировать свою наживку.

— Изабель — ни то, ни другое, и ты знаешь об этом.

— Что ж, ты, конечно, ничего не делал, чтобы поощрить ее увлечение. Мы оба знаем, что ты никогда не связался бы с приличной юной леди.

— С приличной юной леди, у которой превосходное происхождение и родословная, — добавил Салливан. Он медленно сделал вдох. Он доверил бы Брэму свою жизнь, но сердце — это уже другое дело. Давно ходили слухи, что его друг проиграл свое в карты. — Я — тот, кто сначала смотрит, принимает решение, а затем действует.

— Я знаю, что ты таков.

— Брэм, я в растерянности, — наконец произнес он, снова направив Париса шагом в сторону дома. — Прошлой ночью я сидел в этой проклятой клетке, и все, о чем я мог думать — это о том, что я заставил ее плакать. А не о том, что они собираются повесить меня.

— Тогда больше ничего не делай, — ответил его друг, понуждая своего коня, Титана, двигаться в таком же темпе рядом с Парисом. — Как раз в этот момент над Оливером насмехаются из-за его ревности по поводу того, что ты не продал ему лошадь, и…

— Снова твоих рук дело?

Брэм пожал плечами.

— Кто может сказать? Я — гений. В любом случае, у леди Изабель достаточно друзей, так что, в конечном счете, клеймо дружбы с тобой постепенно сойдет с нее.

— Так что же мне делать, продать ей еще одну лошадь и начать тренировать ее? Сколько лошадей она сможет купить прежде чем у людей снова возникнут подозрения?

— Не позволяй никому знать, что ты продолжаешь составлять ей компанию.

— Господи, у тебя на самом деле нет никаких моральных принципов, не так ли? — парировал Салливан, игнорируя тот факт, что сам он уже задумывался именно над этим.

— Совершенно никаких.

— Итак, полагаю, я уговорю ее выйти замуж за какого-нибудь престарелого барона, чтобы никто не догадался о нашей связи, и буду продолжать лазить к ней через окно по ночам?

— Значит, вот как ты сделал это, — прошептал Брэм, приподнимая бровь, когда Салливан сердито уставился на него. — Да. Каждый может добиться, чего хочет.

— А что, если я хочу большего, чем это?

— Что ж, в идеальном мире она была бы независима и богата и смогла бы избежать брака, и в то же время нанять тебя управлять своими конюшнями. Но…

— Я хочу жениться на ней.

Брэм снова остановился.

— Ты не можешь, — воскликнул он, без обычного для него пресыщенного протяжного тона.

Салливан направил Париса так, что тот описал небольшой круг вокруг сына герцога.

— Я знаю это. Хотя не могу перестать желать этого.

— Иисусе, Салливан. Она же не носит твоего ребенка, ведь нет?

— Нет. Я не стал бы заводить бастардов. Никогда.

— Тогда что…

— Я люблю ее, черт побери. Я люблю ее.

На мгновение он увидел это в глазах Брэма — аристократическое смятение. Существовали границы, которые даже Брэм не смог бы переступить, и одной из них являлось поощрение брака между аристократкой и незаконнорожденным сыном художницы. Затем обычный невозмутимый цинизм скрыл эти эмоции.

— Твои возможности ограничены, мой мальчик, — произнес он вслух.

— У меня нет никаких возможностей, — парировал Салливан. — Не утруждай себя.

— Салли…

— Еще раз спасибо тебе за помощь. У меня есть дела — если я еще сохранил клиентов. Доброго дня.

Он оставил Брэма на улице. В сложившейся ситуации, как и в препятствиях не было вины его друга, но с его стороны было бы любезно пару раз солгать. Фальшиво предложить свою помощь. Все, что угодно, кроме выражения оскорбленного ужаса.

Итак, его признали невиновным — даже несмотря на то, что он был виновен. Оливер выглядел дураком — даже несмотря на то, что его обвинения были справедливыми. Изабель подверглась остракизму только за то, что обняла его в знак благодарности и после этого не уволила — а не за тот грех, который они на самом деле совершили вместе.

Если Салливану нужно было напоминание о том, что он — дикарь и не принадлежит к благородным людям, то вчера он получил его. И он не может продолжать то, что у них было с Изабель. Это будет несправедливо по отношению к каждому из них. Что же тогда ему делать? Снова заняться делами, словно они никогда не встречались? Читать сплетни в газетах, чтобы узнать, когда и за кого она выйдет замуж?

Намного легче было быть солдатом, а затем вором. По крайней мере, Салливан знал, чем он рискует, и какие будут выгоды и последствия. В этой игре, кажется, не было никаких правил — а единственными призами, которые он к этому времени заработал, оказались ночь в тюрьме и отчаяние, когда он осознал, что ничего не сможет сделать, чтобы оказаться достойным Изабель.

Долго ругаясь вполголоса, Салливан добрался до своего коттеджа. Он почти ожидал, что дверь дома будет распахнута настежь, а конюшня сожжена дотла, но снаружи все выглядело так же, как и всегда. Подъехав к конюшне, он спешился и перебросил поводья Париса через голову мерина.

— Мистер Уоринг! Слава Богу! — Сэмюэл вышел из здания и крепко обнял его за плечи. — Я знал, что эти судьи придут в себя и освободят вас!

— Сэмюэл, — ответил Салливан, избавившись от объятий конюха так быстро, как только смог. Когда другие его работники начали выходить из конюшни, все с выражением облегчения на лице, он отгородился от них Парисом и начал снимать седло с мерина. — Я здесь и надеюсь, что с этим идиотизмом покончено. — Конечно же, они рады его видеть; без него им пришлось бы искать другую работу. — Вероятно, моей репутации нанесен некоторый ущерб, так что давайте снимем всех лошадей с аукциона…

— Всех лошадей? — повторил, нахмурившись, его главный конюх, МакКрей. — Но это же полдюжины кобыл и два…

— Вместо обычной партии я собираюсь выставить на торги Гектора. Винсент, тебе нужно отправиться к лорду Эсквилу и забрать его. Это на неделю раньше, чем прописано в нашем племенном контракте, но я хорошо заплачу ему за разницу плюс дам еще пять процентов от продажной цены Гектора.

Винсент кивнул и направился в конюшню.

— Уже еду, мистер Уоринг.

— Гектора? — МакКрей нахмурился еще сильнее. — Как племенной жеребец для вас он стоит больше, чем вы сможете когда-либо выручить, продав его.

— Я знаю это, Джон. Но он также поспособствует пробуждению огромного интереса. Я хочу, чтобы все настойчиво добивались его, а те, кто не выиграет аукцион, оказались чертовски завистливыми. Тогда, на следующем аукционе, мы посмотрим, кто считает себя слишком правильным, чтобы иметь со мной дело.

МакКрей кивнул.

— Согласен. Я напишу новый список и отвезу его в Таттерсоллз.

— Сделай это. Холиуэл, позаботься о Парисе, хорошо? Мне нужно помыться и переодеться. — И ему хотелось увидеть, что внутри его дома, но чем меньше его работники знают о его настоящих делах, тем лучше для них.

— Миссис Ховард едва не упала замертво, когда увидела, что Боу-стрит сделало с вашими вещами, мистер Уоринг, — произнес Холиуэл, когда взял поводья Париса, чтобы завести мерина в конюшню. — Ничуть не помогло и то, что лорд Брэмуэлл Джонс заявился с утра пораньше и приказал ей перестать суетиться и идти домой.

— Сейчас она здесь?

— Ага. Она вернулась совсем недавно. Подметала кучу разбитой посуды, когда я в последний раз видел ее.

— Спасибо.

Когда Салливан направился к маленькому коттеджу, то больше всего ему хотелось провести несколько мгновений в одиночестве, чтобы подумать — или не думать, так как от всплывающих в памяти лица, поцелуев и голоса Изабель у него ныло в груди и перехватывало горло. В гостиной он остановился. На полу лежали разбросанные клочки и разбитые осколки его жизни. Стены по большей части были голыми, а подушки для сиденья оказались разодранными, перья и вата, словно снег, устилали пол.

— О, мистер Уоринг, — заголосила, повернувшись, миссис Ховард, сметавшая перья с приставного столика, — вы живы! Я думала, что они могут сразу повесить вас, и тогда какая польза была бы от того, что выяснилось, что этот треклятый лорд Тилден причинил вам зло?

— Благодарю вас, миссис Ховард, — Салливан отмахнулся от пухлой женщины, а затем остановился у подножия лестницы. — Миссис Ховард, я сам позабочусь об этом. Возьмите выходной на остаток дня. И на завтра тоже. С полной оплатой.

— Но здесь такой беспорядок, мистер Уоринг. Как вы…

— Я позабочусь об этом.

Она медленно опустила тряпку.

— Что ж, хорошо, сэр. Я поставила в печь жаркое в надежде, что вы будете живы и вернетесь к нам вовремя, чтобы съесть его.

— Очень любезно с вашей стороны. Увидимся послезавтра.

— Да, мистер Уоринг.

Из маленькой спальни он прислушивался до тех пор, пока не услышал, что экономка ушла. Слава Богу. Если еще один человек скажет ему, как ужасно, что его обвинили в кражах, и он точно кого-нибудь ударит.

Пока он стоял там, Салливан осознал, что он воняет. От него пахло тюрьмой, какими-то неописуемыми запахами, которые невозможно было спутать с чем-то еще. Нахмурившись, он стянул жилет, рубашку и сапоги, а затем спустился вниз и вышел на улицу, чтобы наполнить водой ведро. Стоя у колодца, Салливан опрокинул его себе на голову. Господи, как холодно. Он сделал это снова. И еще раз.

Когда Салливан выпрямился, тряхнув головой, чтобы убрать с глаз мокрые волосы, он внезапно забыл о холоде и влажности. Она была здесь, сидела на лошади и смотрела на него с другого конца двора. Изабель.

Глава 25

— Дуглас, ступай, поговори с конюхами, — проговорила Изабель, не сводя глаз с Салливана.

Вода медленно стекала ручейками по его обнаженной груди. Влажный, скользкий и восхитительный. У нее пересохло во рту.

— Никуда я не пойду, — воскликнул ее брат.

Она уже забыла, что здесь Дуглас. Салливан и прежде заполнял ее мысли. Но теперь, после того, как она едва не потеряла его, Изабель едва могла вспомнить, что надо дышать, после того, как увидела его.

— Эй, Тибби!

Она подпрыгнула, не уверенная, в какой раз — в первый или в пятый — Дуглас назвал ее по имени.

— Что такое? Ради всего святого.

— Я сказал, что нам нужно ехать. — Брат нахмурился, глядя на нее. — Неужели ты не понимаешь, как много неприятностей ожидает нас, если отец узнает, что мы приехали сюда? Не говоря уже о матушке.

— Да, я знаю. Очень большие неприятности. Ступай прочь, Дуглас.

Ее брат вздохнул, а затем спрыгнул вниз из седла.

— Когда я влюблюсь в какую-нибудь девушку, — проговорил он, помогая ей спуститься с Зефир, — то постараюсь вести себя при этом более разумно. — Он понизил голос. — Это плохая идея, Тибби.

— Ты твердишь об этом уже двадцать минут, — пробормотала Изабель в ответ. — Я не могу объяснить это тебе. Мне нужно поговорить с ним.

Дуглас кивнул, когда она выпустила его руку.

— Я видел тебя сегодня утром. Я понимаю.

Она наклонилась ближе.

— Тогда уходи.

— Яйца Люцифера, — проворчал он. — И не говори отцу, что я так выражаюсь. Потому что, как я полагаю, я могу говорить все, что захочу, пока храню твои секреты.

— Да, полагаю, что можешь.

Дуглас направился в сторону конюшни, и девушка увидела, как он вступил в беседу с одним из грумов. Когда она повернулась, чтобы снова посмотреть на Салливана, то все, что осталось у колодца — это большая лужа и ведро. Никаких следов самого Салливана.

На мгновение Изабель застыла. Он на самом деле вошел в дом, даже не потрудившись поздороваться. Она знала, что Салливан видел ее. С прищуренными глазами и сжимающимся сердцем девушка подошла к парадной двери и распахнула ее.

— Я велел тебе держаться от меня подальше, — прорычал Уоринг, стоявший сразу возле двери.

— И как я должна сделать это? Вчера я думала…

Салливан схватил ее за плечо и вытолкнул обратно на улицу.

— Ты должна сделать это вот так. Я не хочу видеть тебя здесь.

Он закрыл дверь перед ее носом.

Изабель сердито уставилась на крепкие дубовые доски. Он на самом деле вышвырнул ее из своего дома. После тех ощущений, которые она пережила сегодня утром, легко можно было бы умереть. А теперь Салливан даже не хочет смотреть на нее. Люди, которых она знала всю свою жизнь, прошлой ночью повернулись к ней спиной и сплетничали о ней, а все, о чем Изабель могла думать — это поехать и прикоснуться к нему.

Девушка повернула ручку. Дверь не двинулась с места. Салливан заперся от нее. Она — дочь маркиза, а он — чертов… кто-то там, и думает, что сможет отдавать всем приказы. Она разберется с этим.

Изабель прошла обратно во двор, схватила пустое ведро для воды и вернулась к двери. Затем она бросила ведро в дверь. Оно отскочило с громким стуком.

— Открой дверь!

Тишина.

Девушка подобрала ведро и снова бросила его. В этот раз ведро сломалось с убедительным треском.

— Впусти меня!

Опять ничего.

Планки ведра были как раз такого размера, чтобы Изабель могла сжать одну из них в кулаке. Она подобрала одну и начала стучать ею по двери.

— Если ты пытаешься избежать сцены, — прокричала девушка, — то у тебя это очень плохо получается!

— Уходи.

— Я — титулованная леди, а ты — чертов простолюдин. Я требую, чтобы ты немедленно открыл эту дверь!

— Нет.

Она продолжила стучать. Из конюшни вышел один конюх, потом другой. Затем снова появился ее брат. Изабель не переставая колотила по двери.

— Ты думаешь, что ведешь себя чертовски благородно, не так ли? Ты трус! Ты проклятый тру… Ой! — Ей в ладонь вонзилась щепка.

Дверь открылась.

— Ты поранилась, — воскликнул Салливан и взял ее за руку, чтобы втянуть внутрь. — Что ты сделала?

На нем все еще не было ничего, кроме брюк, а они влажно облегали его бедра.

— Ничего страшного. Щепка.

Салливан закрыл за ней дверь. Что ж, по крайней мере, она проникла в дом.

— Позволь мне взглянуть. — Он направил ее в сторону окна, держа ее руку ладонью вверх своими длинными пальцами. Пальцами художника, осознала Изабель, даже несмотря на мозоли. — Глубокая заноза. Не двигайся.

— Я… Ой!

Изабель попыталась вырваться, но он крепко держал ее за руку, вытаскивая длинный острый кусочек дерева из основания ее большого пальца. Капелька крови выступила на поверхности, и Салливан поднес ее ладонь к губам и нежно пососал. Ее колени подогнулись.

— Изабель. — Салливан подхватил ее, нежно опустил на пол и встал на колени возле нее. — С тобой все в порядке?

— Нет, конечно, нет, идиот. — Она толкнула его в голое плечо, стараясь не обращать внимания на тепло кожи под своей ладонью. — Ты выбросил меня из своего дома.

— И еще раз, я просил тебя держаться подальше от меня.

Несмотря на его слова, Салливан не выпускал ее раненую руку. И его собственные пальцы слегка дрожали.

— Мы оба знаем, как нужно поступать правильно, — произнесла девушка, интуитивно проводя кончиками пальцев по его голому плечу. — Но вчера — и этим утром — я думала, что тебя собираются повесить. Я прошу прощения, если не смогла… не смогла перестать испытывать какие-то чувства из-за того, что ты сказал, что я не должна этого делать.

Льдисто-зеленые глаза встретились с ее взглядом. А затем он ринулся вперед и поднял ее с пола, его рот жадно искал ее губы. Приглушенно охнув, Изабель поцеловала его в ответ. Она впилась пальцами в твердые мускулы его спины, пытаясь притянуть Салливана ближе к себе.

— Ты такая упрямая, — пробормотал он, покрывая поцелуями, казалось, каждый дюйм ее обнаженной кожи. Салливан расстегнул спереди ее темно-зеленую амазонку, его рот следовал за руками. Когда его губы коснулись груди Изабель, она снова охнула. — Такая упрямая, — продолжил он.

Изабель продолжала молчать, боясь, что если заговорит, то он осознает, что делает, и остановится. Вместо этого девушка поцеловала его в ответ, желая большего, но позволяя ему управлять ситуацией. Когда Салливан внезапно отодвинулся от нее, снова присев на корточках, она села прямо.

— Не останавливайся.

— Черт побери, не на полу. — Он подхватил ее одной рукой под коленями, а другой — под спину, и поднял Изабель вверх, затем запер парадную дверь и направился вверх по лестнице.

Она поцеловала Салливана в горло, ощущая глубоко в его груди, там, он прижимал ее к себе, рокот удовлетворения и возбуждения. Теперь родители знали о ее любви к нему, но Изабель не думала, что они понимают ее чувства. Даже она сама не была уверена, что сможет описать это словами. Он заставил ее посмотреть в глаза самому большому страху в ее жизни, но не только потому, что показал ей, как ездить верхом. Благодаря Салливану она осознала, что есть другие, более значительные вещи, чем детские кошмары. Она могла бы потерять его. Она все еще может потерять его, но, по крайней мере, с этим Изабель могла бороться.

Салливан опустил ее на большую голубую кровать в своей мрачной, типично мужской комнате. Здесь он окружал ее, внутри и снаружи. Когда он навис над ней, Изабель потянулась вверх, чтобы расстегнуть пуговицы на его брюках.

— Это ошибка, — прошептал он, снова завладев ее ртом, скользнув языком между ее губ. В следующее мгновение мужчина ухватился за отвороты амазонки и распахнул ее, обнажив грудь Изабель для своих умелых губ и рук.

— Конечно, это ошибка. Все, что происходило между ними, это ошибка. Вот почему это казалось таким… драгоценным. Ничто из этого никогда не должно было произойти. Изабель стянула его брюки вниз, и он ногой отбросил влажную одежду. Почти тем же самым движением Салливан задрал подол ее платья вверх, до бедра, рукой и коленями обнажая ее ноги. Она помогла ему, потянув тяжелую ткань амазонки выше бедер.

— Я хочу тебя, — продолжил он таким же отчаянным тоном, и сделал толчок вперед, скользнув глубоко внутрь ее тела.

Изабель застонала от ощущения наполненности. Запрокинув голову, она впилась пальцами в его плечи и обхватила ногами его бедра, пока Салливан совершал сильные толчки внутри нее. Вот, вот чему он научил ее. Что два таких разных и все же не совсем разных человека могут, на несколько задыхающихся мгновений, стать одним целым.

— Изабель, — выдохнул он одновременно со своими движениями, его взгляд не отрывался от ее глаз, когда девушка напряглась, а затем с дрожащим стоном забилась в экстазе.

В последний момент Салливан вырвался из ее объятий и откатился в сторону. Она, задыхаясь, наблюдала за его оргазмом. Изабель понимала, почему он сделал это, почему он каждый раз выходил из нее и почему этот поступок делал Салливана лучшим человеком, чем его отец. Но очень глубоко в ее сердце пряталось желание, чтобы он не покидал ее, чтобы он доходил до высшей точки внутри нее.

— Этого ты хочешь? — наконец спросил Салливан, который вернулся к ней и лег на спину, чтобы она могла прижаться к нему, положив голову ему на плечо. На плечо с почти одинаковыми шрамами, которые разделяло всего несколько дюймов. Еще два раза судьба сохранила ему жизнь, еще два момента, благодаря которым они могли бы никогда не встретиться.

— В том числе, — призналась Изабель, проводя пальцами по его коже.

— И это тоже только часть того, чего я хочу от тебя, Тибби.

— Тогда возьми все.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Ее сердце сильно забилось в груди, безрассудное и гораздо менее осторожное, чем ее рассудок.

— Выйду — если ты попросишь меня.

— Я не могу сделать это.

— Салливан, прекрати решать, чего я хочу или не хочу от своей собственной жизни. Знаешь, я взвесила все «за» и «против».

— Не думаю, что ты взвесила как следует. Я на девять лет старше тебя, Изабель, и часто видел, каким язвительным и жестоким может быть мир к таким, как я. И если ты останешься со мной, то тебя ждет такая же судьба. Даже хуже, потому что ты добровольно спустишься ко мне с большой высоты своего положения.

— Меня это не беспокоит.

— Да, беспокоит. Или будет беспокоить. Что ты станешь делать, жить здесь со мной? Вести домашнее хозяйство? На это у тебя будет уходить не более пяти минут в день. Готовить и убирать для меня? У меня есть экономка. Я не хочу, чтобы ты стала моей горничной, ради всего святого.

— Ты опять принимаешь решения за меня. — По ее щеке сбежала слеза и упала на его твердую грудь.

— Нет. Я хочу убедиться, что ты понимаешь: в обмен на то, чтобы спать рядом со мной, ты потеряешь все — все, что по праву принадлежит тебе. И даже если ты готова принести такую жертву ради меня, то я не готов.

Нет, нет, нет. Изабель не собирается облегчать ему это притворство — что он может сказать, будто разговор закончен и все так и будет.

— Тогда мы просто продолжим общаться так, как раньше. Никому не нужно это знать.

— Чтобы ты навсегда осталась старой девой? Ни детей, ни мужа? Ты будешь жить с родителями? Или, может быть, найдешь себе работу в качестве компаньонки какой-нибудь старухи и спать в убогой комнатенке с единственным окном, всегда открытым, чтобы я мог забраться ночью внутрь, немного потрахаться, а затем уйти до рассвета?

Салливан наблюдал, как гнев и разочарование нарастают в ее глазах после того, как он заставил ее заглянуть в будущее, увидеть, что ждет их впереди, если она останется на этом пути. Он ненавидел себя за то, что поступал так, но это меркло по сравнению с тем, что бы он ощутил, если бы поддался тому, чего они оба отчаянно хотели. Салливан не винил ее за то, что она хотела большего, или себя за скромную жизнь, которую мог дать ей — ему так же отчаянно хотелось большего для нее.

— Ты должна идти, — тихо проговорил он, поцеловав ее в лоб и садясь на кровати.

— Как, черт побери, я должна держаться от тебя подальше?

— Я спрашиваю сам себя, как мне держаться подальше от тебя? Ты — мое бьющееся сердце, Изабель.

Она покачала головой, в ее красивых карих глазах отражались боль и гнев. На него или на сложившуюся ситуацию — Салливан не знал, но предпочитал гнев ее слезам.

— Нет, — резко ответила девушка. — Не говори мне больше комплиментов. Это несправедливо и эгоистично с твоей стороны. — Она быстро сползла с кровати, расправила юбки и застегнула спереди амазонку. — А ты глупец. Ты так сильно… разозлил меня, Салливан.

Не глядя на него, Изабель вышла из комнаты и с глухим топотом спустилась по лестнице. Салливан, выругавшись, неуклюже натянул влажные брюки и последовал за ней.

— Изабель.

Она резко обернулась к нему лицом, застыв как раз в проеме парадной двери.

— Что? Я не могу любить тебя, и я не стану ненавидеть тебя, так что же? Чего ты хочешь от меня?

Все.

— Ничего, — произнес он вслух. — Верхом на Зефир ты выглядела отлично.

Изабель ненадолго опустила глаза, а затем снова подняла голову. В этот раз он даже не смог понять выражение ее лица.

— Это твой способ намекнуть, что наше соглашение расторгнуто? Больше никаких уроков ни для лошади, ни для наездницы?

Салливан снова ощутил безнадежность ситуации, во второй раз за этот день.

— Да.

— Ты… — Ее сладкие губы сомкнулись над тем, что Изабель была готова сказать. Затем она вышла из его дома и тихо закрыла за собой дверь.

Салливану хотелось, чтобы девушка громко хлопнула дверью, сорвав ее с петель. Опустившись на последнюю ступеньку лестницы, он потер лицо руками. От него больше не исходил запах Олд-Бейли, но теперь от него пахло ею. Ее цитрусовый запах впитался в его волосы, кожу, ладони. Салливану уже хотелось пойти за ней, сказать ей, что он ошибся и что, конечно же, он с радостью будет залазить к ней в окно каждую ночь до конца их жизней.

Он ощущал себя так, словно разрывается пополам. С каждым тяжелым ударом сердца идея пойти за ней казалась все более разумной.

— Проклятие, — пробормотал Уоринг, ударив кулаком в бедро.

Его дом лежал в руинах, его жизнь тоже лежала в руинах, а все, о чем он мог думать — как опрометчиво броситься вперед, чтобы сделать ее еще хуже. Почему бы не утащить Изабель в ад? По крайней мере, там они будут вместе.

— Нет, нет, нет. — Салливан вскочил на ноги. Сначала он приведет в порядок дом, а затем — свою жизнь. Так будет легче забыть о том, что она живет и спит всего в двадцати минутах езды от него.

Когда Салливан добрался до кухни, он замедлил шаг. Мелкие осколки разбитой посуды лежали через равные интервалы; он мог только представить, как тут все выглядело перед тем, как миссис Ховард занялась уборкой. Почему сыщики с Боу-стрит могли подумать, что он спрятал картины в заварочном чайнике, Салливан не знал, хотя и догадывался, что часть разгрома следует отнести на счет разочарования, так как они не нашли что искали.

Босиком пробравшись через разгром, он распахнул дверь в потайную комнату и вошел внутрь. Брэм и его люди вернули картины, составив их вдоль задней стены. Другие предметы, которые он позаимствовал в очевидно успешной попытке отвлечь от себя подозрения, лежали в полудюжине коробок по обе стороны от двери.

И к остальным присоединилась новая картина. Салливан присел на корточки перед маленьким прямоугольником и поднял записку, прислоненную к нему. Причудливый, элегантный почерк Брэма приветствовал его — словно он знал, что его не будет здесь, чтобы произнести все это лично.

— Черт бы его побрал, с умением читать чужие мысли, — пробормотал Салливан, разворачивая записку.

— Еще одна для коллекции, — прочитал он вслух. — Если ты утратил интерес к продолжению охоты, то, возможно, я займусь этим сам. Б.

Салливан поднял картину и наклонил так, чтобы разглядеть ее при свете свечи. Одна из последних работ его матери, после того, как он уехал на Полуостров. В действительности, он никогда не видел ее прежде. Маленькие мальчик с девочкой играли на берегу ручья, девочка собирала цветы, а мальчик складывал в кучку камешки. У мальчика были те же каштаново-золотистые волосы, как у Салливана; на картинах его матери мальчики всегда походили на него. Она никогда не отказывалась от этого образа — его в качестве неугомонного юнца, перед которым лежит целый мир возможностей.

Салливан больше не являлся этим мальчиком. Он нашел свою жизнь, и, по большей части, получал от нее удовольствие. Только одно, что ему хотелось бы иметь, Салливан не мог получить — и это будущее с Изабель Чалси. Как только он встретился с ней, все остальное прекратило существование: месть, справедливость, как бы это не называлось, все это отошло на второй план.

Пока Уоринг разглядывал тринадцать картин, прислоненных к стене, кое-что ему стало ясным. То, что он заполучил их назад, ничего не принесло ему. Да, он раздражал Данстона, но это также делали и мухи, и комары. И такое же значение имели его поступки — для всех, кроме него самого. И это едва не привело его к гибели.

Однако теперь, вероятно, эти картины наконец-то смогут стать полезными. Матушка говорила ему, что эти картины — его наследство. Так ли это? Или они просто образы жизни, которой у него никогда не было и которую он никогда не узнает? Ложь в радужных оттенках.

Но они не совсем бесполезны. Если картины — его наследство, то Салливан сможет сделать с ними то, что нужно, чтобы обеспечить себе будущее. Потому что если он останется здесь и будет размышлять о том, на что не может повлиять, то это приведет его только к безумию.

Салливан выпрямился, а затем направился наверх, чтобы побриться и надеть более подходящую одежду. Ему нужно сделать то, что он поклялся не делать никогда в жизни. Ему нужно отправиться на встречу с маркизом Данстоном.

Глава 26

— Ты хоть понимаешь, как дурно это отразится на тебе — на нас? — Джордж Салливан, маркиз Данстон, прошелся по всей длине своего кабинета и вернулся обратно к столу, расположенному под окном, выходящим в сад. — Ты вел себя чертовски безответственно, Оливер.

— Что я понимаю, — ответил его старший сын Оливер, виконт Тилден, — так это то, что его имя связывали с нашим, и не важно, пытались мы игнорировать этот факт или нет. Просто потому, что никто не обсуждает его при тебе, не значит, что никто не болтает. Я не собираюсь позволять этому проклятому вору пачкать наше доброе имя.

— Итак, вместо этого по Мэйфэру разлетелись слухи о фальшивом аресте и твоей зависти из-за лошади.

— Арест не был фальшивым, — парировал Оливер. — Один из его треклятых нечистоплотных друзей ограбил МакГована, и тебе это известно. Правда выйдет наружу.

— Я не хочу, чтобы правда вышла наружу. И то, что мне известно, не имеет значения, Оливер. Меня заботит то, о чем думает весь остальной Лондон. А они думают, что ты воспользовался своим высоким положением и влиянием, чтобы арестовать кого-то без всякой видимой причины, кроме твоей зависти. И ты умудрился сделать личное дело достоянием общественности. Теперь у всех в головах и на языках имена Салливан и Уоринг необратимо связаны.

— Я…

— Даже хуже, ты превратил его в человека, который вызывает сочувствие.

— Тогда мы позволим всем узнать, что он водит компанию с леди Изабель Чалси. Так мы разделаемся с ним.

Маркиз накинулся на сына.

— Тогда станет известно, что она предпочла какое-то ничтожество тебе, виконту. Тебя будут травить все подряд. А я не позволю, чтобы о моем наследнике говорили точно таким же образом, как про этого… выскочку.

— Это нелепо. Я ни в чем не виноват.

— Ты виноват во всем. В тот момент, когда ты заподозрил, что леди Изабель предпочитает Уоринга, тебе следовало отдалиться от нее. Очевидно, что эта девица не придерживается правил приличия.

— Очевидно, — повторил Оливер. — Теперь я исправлю эту ошибку.

— Теперь все полагают, что она — невинная сторона в этом деле. Если ты будешь избегать ее, то это дурно отразится на тебе.

— Я никогда больше не хочу видеть эту потаскуху.

— Ты потанцуешь с ней при первой возможности. Потом ты можешь избегать ее.

Виконт стиснул зубы.

— Это целая чертова куча лошадиного дерьма.

— Все это дело затеял ты сам, так что ты и уладишь его. Над нами не станут насмехаться или сплетничать о нас. Это ясно?

— Яснее некуда, — мрачно ответил Оливер. — Что насчет Уоринга и его краж?

— Он заработал себе отсрочку. Если Уоринг начнет это снова, то ты оставишь мне возможность разобраться с ним. И это не твоего ума дело.

— Нет, все это началось именно с вашего дела.

Данстон покраснел.

— Я этого не потерплю, мальчишка! — заорал он. — А теперь убирайся и снова попытайся доказать, что ты достоин моего уважения.

Оливер вышел из кабинета. Через минуту парадная дверь отворилась и с грохотом захлопнулась. Вот еще. Оливер может дуться, сколько ему вздумается, пока делает это при закрытых дверях. Вот где вся эта катастрофа и должна была остаться — за закрытыми дверьми.

Потому что его старший сын оказался прав. Не важно, осмеливались ли его друзья и знакомые упомянуть об этом ему в лицо, но семье был нанесен удар. Салливан Уоринг мог первым начать вести себя оскорбительно, но Оливер позволил втянуть себя в это. А теперь семья Салливанов, оплот благопристойности, мучается с подбитым глазом. Потребуются некоторые усилия, чтобы оправиться от этого повреждения.

В открытой двери кабинета появился дворецкий.

— Милорд, к вам посетитель.

— Меня нет дома.

Слуга колебался.

— Я понимаю, милорд, но…

— В чем дело, Милкен? Бога ради, говори.

— Ваш посетитель, милорд. Это мистер Саллливан Уоринг.

Секунду Данстон просто смотрел на дворецкого. Очевидно, что он неправильно расслышал его слова. Но выражение лица Милкена оставалось напряженным, дворецкий стоял слегка наклонившись, словно приготовившись бежать из комнаты. Уоринг. В Салливан-хаусе.

— Где он?

— На парадном крыльце, милорд.

На улице, где его может видеть каждый прохожий?

— Проводи его в утреннюю комнату. Я скоро приду туда.

Быстро поклонившись, дворецкий поспешил покинуть дверной проем и быстро направился по коридору. Данстон пять минут шагал взад-вперед по своему офису. Нет смысла создавать впечатление, что он обеспокоен.

Так или иначе, но что это может быть? Угроза шантажа? Гарантии того, что Оливер больше не будет выдвигать против него обвинения? Маркиз быстро перебрал в уме все возможные причины беспрецедентного визита, и придумал ответы на них. Только тогда он направился в коридор.


Салливан стоял посередине утренней комнаты. Утренней комнаты Данстона. Он мог бы присесть, предположил Уоринг, но даже просто пройти через дверь оказалось достаточно трудно. Устроиться поудобнее — это было одновременно и невозможно, и абсолютно исключено.

Данстон, черт его побери, не торопился, но наконец-то он открыл дверь и вошел в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — спросил маркиз без приветствия.

Маркиз протянул слово «ты» таким образом, словно предпочел бы увидеть на своем пороге Бонапарта. Так как Салливан скорее предпочел бы оказаться во Франции, то, по всей вероятности, в этом они сравнялись.

— Я хочу обсудить кое-что с вами, — ответил Салливан, стараясь говорить тихо и спокойно. В доме находились еще двое детей Салливанов и супруга маркиза, и ему не хотелось видеть кого-то из них.

— Ты принес на мой порог сплетни и позор. Мне нечего сказать тебе.

— Я хочу покинуть Лондон. — Салливан снова и снова обдумал эти слова во время поездки по Мэйферу, но когда он произнес их вслух, то ощутил их бесповоротность. Однако это то, чего он хотел. Остановку. Другое направление на остаток своей жизни.

Данстон начал отвечать, затем закрыл рот, уже поджав губы в вечном неодобрении.

— Отлично. Тогда вперед.

— У меня здесь успешная конюшня. Потребуются средства, чтобы переместить моих лошадей и служащих, и чтобы расширить бизнес.

Маркиз нахмурил брови.

— Ты хочешь денег? От меня? Я не потерплю, чтобы меня шантажом или угрозами заставляли…

— Вы забрали некоторые вещи, которые по праву принадлежат мне, — прервал его Салливан. — Я готов отдать их вам, в обмен на справедливую цену.

— Ты украл их!

— Я только вернул картины обратно. А теперь я продам их вам, на что я имел право с самого начала.

— И что я буду с ними делать? Предполагается, что они находятся у Мародера из Мэйфера.

— Мне все равно, что вы с ними сделаете. Расскажите всем, что после моего ареста вор осознал, что рано или поздно его поймают, и вы смогли вмешаться и договориться, чтобы вернуть их.

— Нет.

Салливан сделал над собой усилие, чтобы оставаться спокойным и не сжимать кулаки. Таков был его план. Данстон должен согласиться с ним, потому что будет невозможно оставаться в Лондоне, зная, как близко живет Изабель, и при этом не в силах изменить обстоятельства своего рождения.

— Да, вы сделаете это. Я могу сделать так, что слухи, пущенные Оливером, покажутся пустяком. И я приложу для этого все усилия.

— Шантаж. Я презираю это. И тебя тоже.

— Тогда вам не следовало зачинать меня.

— Я должен был утопить тебя после рождения.

— Вы уже говорили мне это.

— Это все еще правда.

Салливан посмотрел на него.

— Знаете, я удивлялся, почему моя мать снимала у вас дом даже после того, как вы отказались признать меня. Я выяснил это. Вы любили ее. И она была неравнодушна к вам, даже после того, как вышла замуж за Уильяма Перриса.

— Я не…

— Вот почему вы ничего не сделали насчет меня. Ваша чертова одержимость приличиями не позволила вам признать меня, но если бы вы утопили меня или отдали куда-нибудь на воспитание, то это разгневало бы мою мать. И тогда вы потеряли бы ее. — Он медленно сделал шаг вперед. — И во имя ее память я собираюсь отдать вам тринадцать картин, которые вернул себе, вместе с другими вещами из домов, которые я посетил. В обмен вы дадите мне десять тысяч фунтов.

— Десять ты…

— Я не прошу вас признать меня, потому что знаю, что вы никогда этого не сделаете. Я не прошу извинений, так как понимаю, что вы никогда не признаетесь, что ошиблись хоть в чем-то. Это не наследство или подарок. Вы платите мне то, что должны за вещи, которые забрали себе, и за то, что я превратил это в законный, скрытый от глаз публики обмен.

Долгое время Данстон сердито смотрел на него. Если маркиз откажется от сделки, Салливан поступит именно так, как угрожал. Ему это не понравится; он обнаружил, что любовь притупила его страсть к мести. Его так называемый отец может поблагодарить Изабель за это, но ни один из них об этом никогда не узнает.

— Десять тысяч фунтов, и ты продашь лошадь Оливеру.

— Нет.

— Думаю, что ты хочешь, чтобы все слухи о тебе и той потаскушке, которую ты обхажи…

— Не оскорбляйте ее. Я не стану предупреждать снова.

— Ты хочешь, чтобы все слухи прекратились, — поправился Данстон. — Продай ему лошадь, и они прекратятся.

Проклятие. Это следует сделать, сказал себе Салливан. И это поможет Изабель.

— Мой Гектор будет выставлен на аукцион в Таттерсоллз послезавтра. Это лучший племенной жеребец, который у меня есть. Тилден может предложить свою цену.

— Более эффективной была бы продажа по частному соглашению.

Маркиз прав.

— Очень хорошо. Я продам ему моего гнедого мерина, Париса. Моего личного коня, по частному соглашению. Если только мне не придется видеться или говорить с ним. И цена составить сто пятьдесят фунтов. Это не обсуждается.

— Договорились.

Салливан любил Париса. Однако он решил, что все это и должно быть болезненным. Даже мучительным.

— Завтра я пришлю сюда коня и вещи, по отдельности. А вы подготовьте наличные для моего человека, МакКрея, к полудню.

Данстон кивнул.

— Что-то еще? — спросил он, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал саркастически, но не преуспел в этом.

Значит, ситуация болезненно ощущалась обеими сторонами. Хорошо. Из-за чего это происходило — от того, что Данстона вынудили расстаться с деньгами, или от сознания кому именно ему придется отдать их, или даже от чего-то более глубокого — Салливан не знал. Да его это и не заботило.

— Нет. Да. Не должно больше быть никаких слухов и презрительного отношения к леди Изабель Чалси. Вы сделаете все, что сможете, чтобы помочь в восстановлении ее репутации.

Данстон кивнул.

— Она, кажется, по большей части — невиновная сторона во всей этой истории. — Маркиз шумно втянул воздух носом. — Это будет сделано.

— Благодарю вас за это. Во всем остальном мы квиты. Доброго дня. — Салливан круто развернулся и направился к двери.

Он ожидал прощального оскорбления и собрался с силами, чтобы вытерпеть его. Тишина со стороны утренней комнаты позади него создавала ощущение… победы. Очень небольшой, но он возьмет то, что сможет взять.

И теперь ему оставалось завершить еще только одно дело.


Если у Изабель оставались какие-то сомнения, что ее родители на самом деле намеревались покинуть город до конца Сезона, то их рассеял тот факт, что они упаковали весь дом за три дня. Она любила Корнуолл и Берлинг, и то, как днем ветер налетает со стороны океана, соленый и неукротимый. Но оставить Лондон означало отказаться от всякой возможности жизни с Салливаном. По этой причине было слишком больно думать о неминуемом отъезде.

Изабель не спорила и не упрямилась перед кутерьмой вокруг нее — в конце концов, это было ради ее блага. Но даже так, она все равно не могла удержаться и каждые пять минут выглядывала из окна спальни, чтобы посмотреть, не появится ли на подъездной дорожке Салливан.

Его вещи таинственным образом исчезли из амуничника. Младший брат ничего не сказал ей об этом, а она не нашла в себе сил спросить. Тем не менее, теперь девушка начала задумываться, будет ли то, что она воображает, лучше чем услышать, что да, Салливан прислал записку, и да, он упомянул, что не хочет, чтобы она что-то знала об этом. Или, что еще хуже, он не упомянул ее вовсе.

— Тибби?

— Я наверху, мама, — крикнула Изабель в ответ, поднимаясь с сиденья у окна, чтобы притвориться, будто она помогает Пенни упаковывать свои вещи.

Маркиза практически вплыла в открытую дверь. Что-то подняло ей настроение. Изабель перестала перебирать ленты для волос и посмотрела на мать.

— Тибби, посмотри на это. Завтра нас приглашают на званый ужин в дом к лорду и леди Клемент.

Изабель нахмурилась.

— Они — хорошие друзья леди Данстон.

— Да, это так. Думаю, что очень хорошее предзнаменование.

— Это означает, что мы отложим наш отъезд?

Мать перевела взгляд с нее на приглашение.

— Мне бы этого хотелось, но при этом у меня нет желания, чтобы случилось что-то, что может… усугубить ущерб.

— Для этого я уже сделала достаточно, — с чувством ответила Изабель. Она знала, что другие семьи отправили бы дочь в ссылку или отказались от нее из-за причиненного ею беспорядка. И, несмотря на опустошение после всего этого, девушка все равно ощущала, что их тепло, забота и беспокойство окружают ее. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вести себя очаровательно и невинно.

Маркиза с улыбкой поцеловала ее в щеку.

— Тогда мы определимся с нашими планами после этого уикенда. Кто знает? Может быть, это означает конец происходящей бессмыслицы.

Изабель улыбнулась в ответ, не уверенная в том, что ее мать имеет в виду — слухи, пущенные Оливером или ее собственное поведение.

— Я надеюсь на это.


Званый ужин прошел хорошо, так же, как и прием после этого, и бал в следующий вторник. Изабель не очень хорошо понимала, что происходит, так как никакие новые скандалы не отвлекали всеобщего внимания, но ее так называемые нескромные поступки были прощены и забыты.

Поэтому семья снова распаковала вещи и девушка притворялась, что в поисках Салливана уже не вглядывается в лицо каждого всадника, который проезжал мимо дома или подъезжал к ней в Гайд-парке, когда она тренировала Зефир.

— Ты видела шляпку на Фионе Местон? — спросила ее подруга Барбара, когда они выходили из ландо, в котором ездили за покупками.

— Кто-то должен сказать ее матери, что веснушки очаровательны и их не нужно прятать. — Изабель взяла шляпную картонку и отступила, чтобы лакей Том выгрузил остальные покупки. Она ничего больше не скажет насчет Фионы; это будет похоже на сплетни, а она старательно избегала их.

Барбара оглянулась, а затем взяла Изабель за руку.

— Я не должна тебе об этом рассказывать, — прошептала она, — но вчера утром Филлип возил меня в Таттерсоллз.

У Изабель участился пульс. О, ради всего святого. Теперь она не может даже слышать название конного аукциона, потому что Салливан часто бывал там. Прекрати это, глупая девчонка.

— Я рада, что Филлип наконец-то осознал, насколько ты замечательная, — произнесла девушка вслух, зная, что семья совсем не это собиралась утаить от нее.

— Да, он и сам просто замечательный, — Барбара мило покраснела. — Но дело в том, что мы видели там… его. Его чистокровный жеребец, Гектор, продавался с аукциона. За него заплатили четыреста восемьдесят фунтов.

Он продал Гектора? Почему Салливан продал самого популярного племенного жеребца в стране? Она осознала, что Барбара выжидательно смотрит на нее.

— Это странно, — произнесла Изабель.

— И есть кое-что еще… — Барбара замолчала, глядя через плечо Изабель.

— Добрый день, — раздался сзади и сверху нее холодный протяжный голос Оливера Салливана.

Расправив плечи, Изабель повернулась к нему лицом.

— Добрый… — Она остановилась, уставившись на лошадь, на которой тот приехал. — Почему вы верхом на Парисе? — требовательно спросила она.

— Я купил его. Он славный малый, не так ли, парень? — Виконт потрепал мерина по шее.

— Но…

— Интересно, могу ли я с минуту поговорить с вами, — продолжил лорд Тилден, спешиваясь.

— А мы с вами теперь разговариваем? — парировала Изабель.

— Надеюсь, что мы сможем поговорить. — На его щеке дернулся мускул. — Я… то есть, мой отец недавно получил картины и другие предметы, которые были украдены в Мэйфере. Очевидно, Мародер забеспокоился, что власти смогут поймать его, так что он связался с Данстоном. Так что я спросил, смогу ли я вернуть вещи вашей семьи вам лично и извиниться за любые… неприятности, которые мог доставить вам.

Изабель молча смотрела на него. Он знал, кто был вором, точно так же, как должен был понять, что и она знает это. Однако эта история была состряпана не в ее интересах.

— Благодарю вас, — услышала она свой голос. — Вы внесете их в дом?

— Конечно. — Оливер вытащил притороченный позади седла плоский сверток.

— Тибби, я собиралась на чай с мамой и Джулией, — проговорила Барбара, переводя взгляд с нее на Оливера. — Если ты не…

— Я забыла. Спасибо, Барбара. Мы увидимся сегодня вечером, да?

Барбара поцеловала ее в щеку.

— Увидимся.

Как только Барбара села обратно в ландо, и экипаж снова поехал по улице, Изабель жестом пригласила Оливера следовать за ней по пологим ступеням в дом.

— Я удивлена тем, что вижу вас здесь, — сказала она. — Мы расстались не лучшим образом.

— И мое поведение было непростительным. В качестве объяснения, — продолжил Оливер, кивнув Филлипу, который вместе с Дугласом спустился по лестнице и присоединился к ним, — отмечу, что я отчаянно хотел заполучить Париса у мистера Уоринга, а тот отказывался продать его. Я понятия не имел, что из всего этого может выйти. К счастью, мы помирились, и, как вы только что видели, он согласился расстаться с Парисом.

— Да, и еще раз, почему это произошло? — спросила Изабель, забирая из рук виконта картину Франчески Перрис и передавая ее Дугласу. — Прошу вас, хватит этой ерунды.

Тилден стиснул зубы.

— Я изложил детали в точности так, как это было. А все остальное, Изабель, не вашего ума дело. — Он вытащил фарфоровую голубку, маленькую хрустальную вазу и серебряный поднос из другой сумки и положил их на стол в вестибюле. — Полагаю, что это все.

— Да, это так, — произнес Филлип, когда она отказалась отвечать.

— Хорошо. Тогда доброго вам дня. — Оливер развернулся и вышел из дома.

— Что ж, это интересно, — задумчиво протянул ее старший брат. — Очевидно, Салливаны и мистер Уоринг вступили в какой-то сговор.

— Шшш, — пробормотал Дуглас. — Не упоминай его имени.

Изабель перевела взгляд с братьев на кучу возвращенных вещей, а затем направилась обратно к парадной двери.

— Оливер! — крикнула она.

Он натянул поводья Париса, остановив мерина на середине подъездной дорожки.

— В чем дело? — отрывисто спросил виконт.

— Почему Салливан продал вам Париса?

Долгое время он просто смотрел на Изабель.

— Чтобы сделать вид, будто разногласия существовали между нами, а вы никоим образом не были вовлечены в них.

Салливан сделал это ради нее.

— Вот почему вы и ваша семья прилагает особые усилия, чтобы быть вежливой со мной, не так ли?

— Это часть соглашения. — Он бросил взгляд на улицу, а затем сделал вдох, переводя взгляд обратно на Изабель. — Знаете, вы могли бы выйти за меня замуж, — медленно продолжил Тилден. — Теперь я не возьму его объедки, а у него достаточно наличных, чтобы покинуть Лондон. Навсегда. — Он помолчал. — По крайней мере, в результате сделки я получил лошадь.

С этими словами он пришпорил Париса и поскакал дальше по улице.

Изабель опустилась на ступеньку. Салливан покидает Лондон. Ничто из того, что сказал Оливер, не имело не малейшего значения, кроме этого. Значит, он на самом деле имел это в виду. Салливан не собирался позволять ей стать частью его жизни, как бы она ни была готова принять это.

— Тибби? — Дуглас сел рядом с ней.

Изабель положила голову ему на плечо.

— Ты знал, что он покидает Лондон?

— Я знал, что одна из больших конюшен находится в процессе переезда, — ответил ее младший брат. — Я вычислил, что это его конюшня.

— Почему ты ничего не сказал?

— Какая была бы от этого польза?

Она с минуту подумала над этим.

— Никакой.

— Тогда я не знаю, захочешь ли ты войти в дом или нет.

Изабель подняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Что?

Он кивнул в сторону улицы.

— Кое-кто приехал сюда, чтобы забрать Молли. И в этот раз ты не можешь заявить, что я не рассказал тебе о том, что происходит.

На долю секунды Изабель закрыла глаза, остальная болтовня ее брата растворилась в небытие. Затем она посмотрела в том направлении, куда указал Дуглас. Салливан въехал на подъездную дорожку на черном Ахилле, его льдисто-зеленые глаза, не отрываясь, смотрели на нее.

— Думаю, что я останусь здесь, — прошептала она.


Салливан остановил Ахилла у парадных ступеней Чалси-хауса. Он провел все утро, репетируя то, что скажет и как поступит. Ему нужно попрощаться с Изабель. Она вышла из его дома и захлопнула перед ним дверь. Вероятно, ради нее Салливан должен пойти на эту последнюю встречу. Однако ради себя самого ему хотелось в последний раз увидеть Изабель и заставить ее понять, что это — самый лучший, наиболее логичный способ закончить их отношения. Тем не менее, когда он увидел, как Изабель сидит на ступеньках и как будто бы ждет его, все его тщательно подготовленное равновесие пошатнулось.

— Доброе утро, — проговорил Салливан, спрыгивая с Ахилла.

Она осталась сидеть.

— Доброе утро. Дуглас, не приведешь ли ты Молли для мистера Уоринга?

Итак, он для нее снова стал мистером Уорингом. Стараясь не хмуриться, он привязал Ахилла и сел на ступеньку, когда Дуглас кивнул и торопливо убежал за угол дома. — Я видел Тилдена, скакавшего вверх по улице. Он не выглядел довольным. Полагаю, виконт был здесь?

— Да, он вернул вещи, которые были украдены из нашего дома.

Салливан кивнул. Одна из заколок в ее красивых светлых волосах расстегнулась. Он пошевелил пальцами, стараясь подавить порыв дотронуться до нее. В конце концов, их могут заметить с улицы, а он не собирался снова вредить ее репутации. Только не тогда, когда она, кажется, вернула себе расположение высшего общества.

— Достаточно интересно, — внезапно проговорила девушка. — Тилден приехал верхом на Парисе.

— Я продаю лошадей, — спокойно ответил он. — Именно так я веду свои дела.

— И по этой же причине вы продали Гектора?

— Я продал Гектора, потому что его хотели заполучить. Мой бизнес стал немного… вялым за последние несколько недель. Я хотел привлечь внимание.

— Тогда кажется странным, что вы решили покинуть Лондон именно сейчас.

Он шумно выдохнул.

— Вы очень хорошо осведомлены.

— Я узнала это всего несколько минут назад, — ответила Изабель, наконец-то посмотрев на него. — Вы должны остаться.

— Я не могу, Изабель.

— Из-за меня?

— Честно?

— Да, будьте любезны.

Его Изабель изменилась с тех пор, как они встретились. Она выглядела менее ветреной и более серьезной. Такой она нравилась ему еще больше, чем прежде. И это более опасно. Держа это в памяти, Салливан отодвинулся подальше от нее на дюйм или два.

— Что ж, тогда честно. Я не могу перестать думать о тебе. Ты в моем сознании, в моем сердце, каждую секунду каждого дня. И я не могу быть с то…

— Ты можешь быть со мной. Вот что я пытаюсь втолковать тебе.

— Я просил бы твоей руки в ту же секунду, как только бы понял, что способен дать тебе то, чего ты заслуживаешь. Но мы оба знаем, что я не могу сделать это. И что бы ты не говорила сейчас, ты станешь презирать меня, как только узнаешь, что обменяла все остальное на то, чтобы быть со мной, а оно того не стоило.

В уголках ее глаз заблестели слезы.

— Ты должен предоставить решать это мне самой.

— Этого я и хочу. Вот почему я уезжаю. Я продал эти проклятые картины Данстону за очень хорошую цену. И купил небольшое поместье в Сассексе. У меня будет в десять раз больше земли, чем здесь, в Лондоне.

Изабель встала и отряхнула юбки.

— Я думала, что это я гордая, Салливан, но я ошибалась. Мне жаль, что ты настолько невысокого мнения о своей жизни, что не хочешь, чтобы кто-то разделил ее с тобой. И я надеюсь, что твои дела в Сассексе будут идти хорошо. А теперь, если ты извинишь меня, мне нужно переодеться к ленчу.

— Изабель. — Он встал, когда девушка поднялась по ступеням, а дворецкий распахнул дверь, чтобы впустить ее в дом. — Тибби.

— Ты уже являешься тем мужчиной, которого я хочу, Салливан, — произнесла Изабель, отворачиваясь от дверного проема, чтобы посмотреть на него. — Если ты когда-нибудь осознаешь, что я влюбилась в тебя, а не в твое положение в обществе, то ты знаешь, где найти меня. Но я устала сражаться с тобой за то, чего мы оба хотим. Если тебе больше нравится быть несчастным, то тогда занимайся этим без меня. Хотя, я полагаю, тебе придется это сделать.

С этими словами она вошла внутрь. Дворецкий бросил на Салливана испуганный, смущенный взгляд, а затем закрыл дверь.

Салливан некоторое время смотрел на дверь. Изабель все равно ничего не поняла. Он не мог даже последовать за ней в дом, потому что ему не позволяли заходить в аристократические дома с парадного входа. И Изабель тоже не позволят, если он женится на ней.

— Как пожелаешь, — прошептал он. 

Глава 27

Три месяца спустя


— Мистер Уоринг, кто-то оставил открытым окно в оранжерее прошлой ночью, и дождь испортил бордовые стулья.

Салливан поднял голову от бухгалтерских книг, чтобы посмотреть на Дадли.

— Тогда выбросите их, — ответил он.

— Но испорчена только ткань, сэр. Остальное можно спа…

— Тогда сделайте это, Дадли.

Дворецкий шумно вздохнул.

— Да, сэр. Просто сначала мне нужно было ваше разрешение.

Бросив еще один взгляд на столбец своих расходов, Салливан заставил себя улыбнуться.

— Тогда вы его получили. Рано или поздно вы приучите меня к этому. Отнеситесь к этому с пониманием.

Дворецкий кивнул.

— Конечно, сэр. И миссис Ховард желает знать о ваших предпочтениях для вечернего меню.

Миссис Ховард раньше никогда не спрашивала, что он желает съесть. Салливан предположил, что обладание кухней в три раза больше прежней и коттеджем, где она жила вместе с мужем, заставило экономку более серьезно относиться к новым обязанностям. И к его тоже.

— Передайте ей, что она может приготовить что пожелает. Она знает, что я съем это.

На щеке дворецкого задергался мускул, но он изобразил поклон и вышел из комнаты. Салливан вернулся к работе, подсчитывая расходы за месяц, но затем отбросил перо и откинулся на спинку стула.

Из окна он мог видеть Холлиуэла, тренирующего Ахилла на тропинке вдоль ручья. Чуть ближе, во дворе главной конюшни, Винсент и новый работник разгружали мешки с кормовым зерном из фургона, тогда как Сэмюэл вел одну из новых чистокровных кобыл на ближайшее огороженное пастбище.

Большинство людей, вероятно, выбрали бы для кабинета в своем доме комнату с более живописным видом, но конюшенный двор был самой важной частью его поместья. Ему хотелось приглядывать за ним. На самом деле, Уорингу хотелось выйти туда, но в последнее время он, кажется, проводил больше времени за закрытыми дверьми, чем на улице.

Ему следовало ожидать этого, предположил Салливан, в связи с переходом от владения маленькой конюшней с пятью конюхами к поместью с собственным именем и почти двумя дюжинами работников. Оно постоянно загружало его работой, и заставляло уставать — как умственно, так и физически — и в этом заключалось самое лучшее. Не было времени думать о других вещах.

За исключением того, что она все еще умудрялась сохранять свое место в том уголке его сердца, которым завладела, и на периферии его сознания, где ее образ мог появиться в любой неожиданный момент дня или ночи. Особенно ночи. Изабель. Его Изабель.

Салливан одернул себя и поднялся на ноги. Итак, теперь у него есть все внешние атрибуты аристократии. Однако каким бы богатым он не стал, в глазах ее мира Салливан оставался ничтожеством. Никто из соседних аристократических поместий ни разу не приехал с визитом, не то чтобы он кого-то приглашал. Время от времени они приезжали по делу, но с его новой философией — «попытайся не питать ненависть к каждому аристократу» — ему не хотелось приглашать их остаться на обед и слышать отказ. А его не приглашали в их дома, за исключением просмотра и восхищения их конюшнями.

Этого должно было быть достаточно. До того, как он встретил Изабель, нынешняя жизнь могла бы привести его в восторг — за исключением трудностей, связанных с ведением хозяйства и количества времени, которое он затрачивал, склоняясь над своими книгами. Такова цена успеха, предположил Салливан. И теперь от него зависит очень много людей.

Он прошел по коридору в свою маленькую библиотеку. Так странно — у него так много комнат, что он не знал, как их использовать. Скоро он закажет себе стол для бильярда — аристократ во всем, кроме действительности.

Как только Брэм узнал, что он собирает библиотеку, то этот негодяй начал присылать ему книги о восточном эротическом искусстве, и еще одна небольшая партия лежала разбросанная в кресле. Хм. Значит, Дадли опять занимался ими.

Что касается самого Салливана, то какую бы шутку не пытался сыграть с ним Брэм, ничто больше не возбуждало его. Должно быть, странно, что он оставался верным женщине, которую, по всей вероятности, больше никогда не увидит. Особенно после той жизни, которую вел, но ему нужна только она или никто.

Подойдя к окну, Уоринг выглянул на улицу. Из окна библиотеки открывался вид на парадный подъезд к дому и запасное пастбище, на последнем располагалось с полдюжины кобыл, которых он купил после переезда в Суссекс. На первом же никого не было — а затем что-то появилось.

Одинокая черная карета двигалась по длинной извилистой подъездной дорожке к дому. Желтый герб украшал обе двери, но было слишком далеко, чтобы разглядеть его. Салливан нахмурился. До завтрашнего дня у него не было запланировано никаких деловых встреч. И это не мог быть Брэм, потому что он отказался путешествовать в карете, на которой красуется герб его отца.

Вернувшись в кабинет, Салливан надел сюртук. Ему не хотелось размышлять о том, кем могут оказаться его неожиданные посетители, потому что знал, кого бы ему хотелось видеть. А это уже нелепо.

В любом случае она не приедет к нему. Изабель ясно дала это понять. Это на его усмотрение — так сказала она, а он никуда не собирается. Он не настолько эгоистичен. Или так он говорил себе.

— Мистер Уоринг, — проговорил Дадли, поднявшись по лестнице, — к вам посетитель.

— Кто это?

Дворецкий протянул ему серебряный поднос. Салливан с опозданием протянул руку и взял визитную карточку. Чертова претенциозность. Затем его дыхание прервалось.

— Вы впустили его в дом? — спросил он, стискивая карточку в кулаке и превращая ее в неузнаваемый комок.

— Он в утренней комнате, сэр.

— Хорошо. — Заставив себя снова дышать, он направился на первый этаж.

— Мне принести чай, сэр?

— Чай? Нет. Он может сам подкрепиться где-нибудь в другом месте.

Дворецкий откашлялся.

— Слушаюсь, сэр.

Рядом с утренней комнатой Салливан расправил плечи. Затем он открыл дверь и вошел внутрь.

— Лорд Данстон, — проговорил он.

Маркиз, смотревший в дальнее окно, повернулся к нему лицом.

— Что ж, ты выглядишь как джентльмен.

— Вы проехали достаточно большое расстояние, — холодно ответил Салливан, теперь чувствуя себя легче, когда узнал характер встречи. — Я надеялся, что вы придумаете оскорбление получше.

— Ты испоганил мне весь Сезон, — продолжил Данстон, оставаясь на ногах. Либо ему не хотелось запачкаться, усевшись на мебель своего бастарда, либо ему было неловко здесь. Как интересно осознавать нечто подобное.

— Вы сами начали это. — Салливан намеренно уселся на самое ближнее к двери кресло.

— Да, полагаю, это так.

Салливан открыл рот, готовясь продолжать спор. Затем закрыл его. Что ж, вот это сюрприз.

— Ты не ожидал услышать, что я признаюсь в этом, не так ли? — продолжил маркиз. — Конечно, и ты не без вины, но именно мои действия спровоцировали тебя. И хотя ты поступил предосудительно, от себя я ожидал большего. И от своего сына тоже.

— Полагаю, вы говорите о Тилдене.

Данстон пренебрежительно махнул рукой.

— Я отправил Оливера управлять одним из моих поместий в Йорке. — Он помолчал. — И мне интересно, не была ли эта продажа ему лошади преднамеренной с твоей стороны.

Салливан нахмурился.

— Прошу прощения? Конечно же, я знал, что продаю ему лошадь. И чертовски хорошую при этом.

— В глазах всех остальных он вынудил тебя сделать это, ради спасения собственной репутации.

В этот раз Салливан фыркнул.

— Не могу сказать, что слишком обеспокоен этим.

— Нет, не представляю, чтобы тебя это волновало. — Данстон наконец-то обошел кресло кругом и сел напротив Салливана. — Проблема состоит в том, что я не потерплю, чтобы нас считали жестокими или чересчур надменными в отношениях с теми, кто ниже нас по положению. Особенно с теми, кто уважаем и талантлив.

— Тогда вам, вероятно, не следовало делать этого. Не ждите, что я выступлю с заявлением и исправлю сложившееся впечатление. Сомневаюсь, что высший свет прислушается ко мне, даже если бы я хотел это сделать.

Он только наполовину следил за тем, что говорил. Вместо этого его мысли зацепились за слова, произнесенные Данстоном. Не то, что он был по положению ниже маркиза — Салливан и так знал это. Но то, что Данстон считает, что его уважают. И то, как он произнес эти слова — так, словно он почти разделял это чувство.

Изабель говорила ему то же самое. Не в том же смысле, потому что ее не интересовало, как их обоих примет высший свет. Но что она уважает его. Как человека.

А он ушел от нее. Принял решение, что ей не понравится его жизнь, что она не сможет высоко держать голову, когда ее старые друзья будут относиться к ней с пренебрежением. Но они относились к ней подобным образом на протяжении двух недель после того, как они с Изабель встретились, но она ни разу не дрогнула. Она пыталась сказать ему и об этом тоже, но Салливан не стал слушать.

Он закрыл глаза. Господи Боже. Что же он наделал?

— Я решил признать тебя.

Салливан вскочил на ноги.

— Извините меня. Мне нужно кое-куда ехать.

— Ты не услышал меня? — воскликнул Данстон, последовав за ним в коридор. — Я сказал, что собираюсь признать тебя.

— Да, делайте все, что хотите, — рассеянно ответил Салливан, поднимаясь по лестнице. — Дадли! Передайте Холлиуэлу, чтобы он оседлал Ахилла. И пошлите ко мне наверх Джеральда. Мне нужно упаковать несколько вещей.

В это время года она должна быть в Берлинге. Потребуется два дня, чтобы добраться до Корнуолла, если он поскачет достаточно быстро. А именно так он и собирается ехать.

— Я сделаю тебя уважаемым! — прокричал снизу Данстон. — Выкажи хоть немного чертовой благодарности!

— Меня уже уважают, — ответил Салливан, задержавшись на верхней ступеньке. — Вы хотите помочь своей семье. Это замечательно. Делайте, что пожелаете.

— Это положит конец вражде между нами.

— Я положил ей конец три месяца назад, милорд.

— Я готов назначить тебе годовое пособие.

Салливан нахмурился.

— Мне от вас ничего не нужно. Именно вы считаете это необходимым. А теперь, если вы извините меня, мне нужно поехать и узнать, смогу ли я исправить самую большую ошибку в своей жизни.

Данстон долго смотрел на него снизу вверх, в то время как Салливан пытался не ерзать на месте. Наконец маркиз кивнул.

— Ты не мой, — проговорил он.

Продолжая хмуриться, Салливан сделал шаг обратно к Данстону. Неужели опять эта проклятая тема.

— Я не ваш сын? Тогда почему вы…

— Нет! Нет. Ты — не самая большая ошибка в моей жизни. У тебя… у тебя есть мужество, и чувство чести, которое намного больше, чем у остальных моих отпрысков.

— Благодарю вас. Закроете за собой дверь?

Маркиз заморгал.

— Ты не…

— Доброго дня, милорд.

Если Данстон ожидал, что он назовет его отцом или что-то в этом духе, то его ждет разочарование. Тем не менее, если маркиз признает его, то Салливан станет более приемлемым в глазах высшего света. Все равно останутся места, куда он не сможет пойти, не то чтобы его это беспокоило. Нет, благодаря Джорджу Салливану Уоринг узнал кое-что еще: даже несмотря на обстоятельства его рождения и кражи — или, возможно, благодаря им, — он хороший человек. Остальное не имеет значения.

И теперь Салливану нужно поехать и убедить кое-кого, что он выучил свой урок, и надеяться, что Изабель окажется к нему более снисходительной, чем он к собственной плоти и крови.


— Я не собираюсь учить тебя брать препятствия, — заявил Дуглас.

Изабель направила Зефир вокруг брата и его лошади.

— Почему нет?

— Во-первых, отец оторвет мне голову, не важно, сломаешь ты себе что-нибудь или нет. А во-вторых, нет.

Девушка скорчила ему рожицу.

— Тогда я попрошу Филлипа.

— Он скажет тебе то же самое.

Да, вероятно, скажет. По правде говоря, она не чувствовала себя в седле достаточно уверенно, чтобы попытаться оторваться от земли. Но у нее будет что-то, к чему нужно стремиться. Что-то, что займет ее время. У Изабель уже почти кончились вышивки и книги. А женщины в деревне скоро начнут бросать в нее камнями, если она станет приносить им еду и одежду, а также помогать в саду чаще, чем уже это делала: три раза в неделю.

— Поехали. Нам осталась еще одна миля вокруг озера, и я проголодался.

— Ты всегда голоден.

Дуглас широко улыбнулся.

— Я растущий мальчик. — Пришпорив своего мерина по кличке Грозовой, он пустился галопом. — Попробуй повторить это, — крикнул брат через плечо. — Тогда мы поговорим о прыжках. И я подожду тебя у моста!

— Мужчины, — вздохнула Изабель. — Шагом, Зефир.

Как только она обрела равновесие в центре седла, девушка снова щелкнула поводьями.

— Рысью, девочка.

Оба ее брата управляли своим лошадьми пятками и поводьями, но Изабель ощущала себя более комфортно, когда произносила вслух, что хотела. Очевидно, тренер Зефир сознавал это, потому что кобыла наиболее охотно откликалась на устные команды.

Под неусыпным надзором грума, следующего позади нее, девушка продолжила путь по дорожке вдоль озера в Берлинг. Хотя она проезжала по этой дороге с тех пор, как была ребенком, этой осенью она в первый раз делала это верхом на лошади. И ей нравилось это. Каждый день, если позволяла погода, Изабель тащила с собой вдоль озера Дугласа или Филлипа или отца. Когда у них были другие дела, то она отправлялась в компании грума Отто.

Салливан разбил ей сердце, но подарил ей немного свободы. Обмен не выглядел равноценным, но, по крайней мере, она могла ощущать солнце на своем лице и притворяться, что слезы у нее на глазах выступают от свежего морского ветра.

— Не наматывай поводья на левую руку, — раздался протяжный низкий голос слева и позади нее. — Позволь им свисать рядом с тобой.

О Боже мой. Изабель вздрогнула при звуке знакомого голоса, а Зефир тряхнула головой и заржала.

— Тпру, девочка, — проговорила она слегка дрожащим голосом. — Хорошая девочка.

Еще до того, как кобыла остановилась, сильная рука потянулась и взяла ее под уздцы. Изабель сделала резкий вдох и подняла глаза. Салливан сидел достаточно близко, чтобы коснуться его, льдисто-зеленые глаза не отрывались от ее лица.

— Я не хотел напугать тебя, — пробормотал он.

Его рыжевато-коричневые волосы растрепал ветер, щеки и подбородок были покрыты щетиной. Кроме теней от усталости под глазами, он выглядел точно так же, как и в последний раз, когда Изабель видела его. Он не зачах, скучая по ней. На кратчайшее мгновение она разрывалась между разочарованием и острой, болезненной радостью от новой встречи с ним.

— Помогите мне спешиться, — приказала девушка Отто, который нерешительно сидел на лошади в нескольких футах от них.

Перед тем, как грум смог выбраться из седла, Салливан опередил его в этом.

— Возвращайтесь обратно в дом, — приказал он. — Я присмотрю за леди Изабель.

Итак, он все еще распоряжается ее грумами.

— Делайте как он сказал, Отто, — добавила она, видя, что грум колеблется. Очевидно, Отто не знал в лицо знаменитого Салливана Уоринга. — Я буду дома через несколько минут.

Грум почтительно коснулся шляпы.

— Слушаюсь, миледи.

Как только грум скрылся из вида среди редко растущих деревьев, Салливан поднял руки. Не уверенная в том, что она скажет даже если сможет говорить спокойным тоном, Изабель поджала губы и позволила ему положить руки себе на талию и снять с седла.

Как только ее ноги коснулись земли, она высвободилась из его рук.

— А теперь. Какого дьявола ты здесь делаешь?

Салливан наклонил голову, прядь волос упала на один глаз.

— Я обдумал то, что ты говорила.

Радость снова поднялась в ее сердце, но рассудок так же отчаянно подавил эти эмоции. Она не собирается снова проходить через это безнадежное, беспомощное состояние.

— Хм, — уклончиво выдала Изабель.

— Хм? — повторил он, нахмурившись.

— Ты сказал, что обдумал то, что я говорила. Ты не сказал, что решил насчет этого.

В его глазах блеснуло раздражение, смешанное с весельем. Хорошо. Теперь Салливан знает, что она чувствовала в прошлом… казалось, это длилось вечность. С той ночи, как они встретились.

— Хорошо. Я решил, что ты права. Я не должен был принимать решения за тебя.

Она заморгала.

— Так вот что ты решил? Что ты не знаешь, как я отношусь к собственной жизни?

— Это не все, что я решил, — парировал он. — Я только начал с этого, чтобы извиниться и покончить с этим.

— Вот так запросто? — Возможно, Изабель огрызнулась слишком резко, но если она сможет контролировать этот разговор, то он будет не в состоянии причинить ей боль. Она не вынесет, если он просто извинится и снова уедет.

— Изабель, пожалуйста. Я скакал два дня. Я только что закончил разговор с твоим отцом. Я не…

— Что?

— Я пытаюсь сделать это пра…

Изабель стиснула кулаки и толкнула его. Удивленно хмыкнув, Салливан качнулся назад — и приземлился на пятую точку прямо в озеро.

— Изабель! — проревел он, вскочив на ноги.

Остолбенев, она могла лишь смотреть на него.

— О! Я не хотела…

Салливан зашагал к ней, подхватил на руки и нырнул обратно в озеро. Холодная вода сомкнулась над ее головой. Отплевываясь, Изабель снова поднялась на ноги.

— Как ты посмел…

— Я люблю тебя, черт бы все побрал! — прервал ее Салливан. — Ты позволишь мне закончить то, что я собираюсь сказать?

Она стояла по колено в воде, рыба, вне всякого сомнения, покусывала ее за лодыжку, но Изабель сложила руки на груди и попыталась вспомнить, что нужно дышать.

— Ну, хорошо, — произнесла она с таким достоинством и спокойствием, какие только смогла призвать на помощь. — Ты проделал такой дальний путь.

— Да, это так. Ко мне приезжал Данстон.

Изабель вгляделась в его глаза. Такое событие не могло быть приятным, но все, что она могла видеть — это то же самое слегка изумленное выражение в его взгляде.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

Он кивнул.

— Он сказал кое-что, и эти слова проникли в мою тупую голову. Очевидно, Оливеру и его семье нелегко восстановить репутацию после скандала, связанного с моим арестом, потому что они выглядели задирами, а я — весьма уважаемым человеком.

— Наконец-то он понял это. И ты тоже.

— Я знаю, знаю. Ты говорила мне то же самое. — Салливан сделал вдох. — Полагаю, как бы мне не противно было признать это, мне хотелось услышать эти слова от него. Но дело-то не в этом, не так ли?

— Это у тебя надо спросить.

— Теперь у меня есть поместье, — продолжил он. — Амберглен. И я нанял дворецкого, чтобы мне не приходилось бегать вниз по лестнице каждый раз, когда кто-то является с визитом.

Девушка улыбнулась.

— Я рада за тебя. На самом деле.

— Спасибо. — Он потянулся, разжал ее скрещенные руки и взял обе ее ладони в свои. — У меня есть соседи-аристократы, но я не могу гарантировать, что они когда-нибудь приедут с визитом, или пришлют приглашение на светский прием.

— Салливан.

— Я знаю, тебя это не волнует. Но ты уверена? Абсолютно уверена?

Господи. В этот раз, когда радость постучалась в сердце, Изабель впустила ее. Наконец-то.

— Я…

— И я едва не забыл, — прервал он ее самым несвоевременным образом. — Когда я выбегал из двери, чтобы ехать к тебе, Данстон решил, что для его семьи есть один-единственный способ уладить скандал: он признает меня в качестве своего сына.

Ее рот приоткрылся от удивления.

— И ты молчал об этом до настоящего момента?

— Это не имеет значения. Но я подумал, что это может стать еще одним доводом в мою пользу, когда я буду вести разговор с твоим отцом. Вот почему я поговорил сначала с ним. Чтобы он не пристрелил меня, когда я вернусь в дом вместе с тобой.

— Он не осмелится, — выдохнула Изабель, слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам.

Салливан опустился на колени прямо в воде.

— Изабель, — прошептал он, все еще держа ее за руки, — ты перевернуламою жизнь вверх дном, и сделала меня счастливее, чем я когда-либо осмеливался мечтать. Я думал, что мне нужно стать кем-то, кем я не был, чтобы завоевать тебя. Но ты любишь меня таким, какой я есть. И я люблю тебя… я люблю тебя всем, что есть во мне. Изабель, ты выйдешь за меня замуж?

Девушка глотнула воздуха, слезы застилали ей глаза.

— Да, — дрожащим голосом произнесла она, бросаясь в его объятия. Поместье, жизнь без полного крушения репутации — ей все равно было наплевать. Он попросил ее руки как человек, каким он являлся, и Изабель любила его за это. Все остальное отошло на второй план. — Да, я выйду за тебя замуж.

Салливан крепко обнял и поцеловал ее.

— Слава Богу, — глухо прошептал он, снова и снова целуя ее. — Слава Богу.

— Я люблю тебя, Салливан, — прошептала Изабель, от холодной воды она начала дрожать несмотря на тепло, расплывающееся внутри нее.

— Я люблю тебя, Тибби. Очень сильно.

Она обхватила руками его за плечи, крепко прижимая к себе.

— Пожалуйста, можем ли мы теперь выйти из воды?

Усмехнувшись, Салливан подхватил ее на руки и, тяжело ступая, вышел на берег, где Ахилл и Зефит спокойно щипали траву.

— Как пожелаете, миледи. Как пожелаете. 

Эпилог

Солнечным утром Изабель стояла на парадном крыльце Амберглена и махала рукой. Карета с гербом Дэрширов катилась по извилистой дороге и скоро пропала из вида за холмом. Со вздохом она опустила руку.

— Пожалуйста, скажи мне, что больше никого не осталось.

Салливан взял ее за руку.

— Это, моя дорогая, были последние из наших гостей. Мы остались одни — за исключением двадцати семи работников и восьмидесяти одной лошади.

Она улыбнулась.

— По твоим словам, здесь все равно многолюдно.

— Тогда, возможно, нам стоит найти более уединенное место.

Прежде, чем она смогла ответить, Салливан подхватил ее на руки и понес обратно в дом. Дворецкий видел, как они, смеясь, поднимались по лестнице, так же, как и лакей, и две горничные. Это все еще казалось странным — то, что люди могли узнать, что она любит Салливана; что они могли касаться и целовать друг друга, и что никто не обращал на это особого внимания.

Во всяком случае, никто здесь, в Амберглене. И учитывая, что их уже пригласили на три приема к соседям, благосклонное отношение к ним, вероятно, распространилось до самых границ Суссекса, если не дальше.

— В чем дело? — спросил Салливан, глядя на нее, пока открывал плечом дверь в спальню хозяев.

— Я вышла за тебя замуж, — прошептала она, обхватив ладонью его худощавое лицо.

Салливан наклонился назад, закрывая за ними дверь.

— В церкви и перед свидетелями, так что не пытайся теперь сбежать от меня. — Он рассмеялся, когда нежно опустил ее на широкую кровать. — Брэм сказал, что из меня вышел красивый жених.

— Нет, он сказал, что из тебя вышел сносный жених. Прошло всего две недели, а ты уже преувеличиваешь. — Она протянула руки, чтобы скинуть куртку с его плеч на пол.

Сняв сапоги, Салливан скользнул на кровать и лег рядом с ней.

— Теперь, когда наши друзья и родственники уехали, все будет по-другому. Не все будут улыбаться, увидев нас вместе.

Изабель запустила пальцы в его волосы и притянула мужа к себе для глубокого, медленного поцелуя.

— Черт побери, в последний раз говорю тебе, Салливан Джеймс Уоринг, мне все равно, кто улыбается нам, а кто нет.

Он улыбнулся возле ее рта.

— Да, да. Я верю тебе. — Обняв ее, Салливан перекатил их так, что она уселась ему на бедра. Теперь, когда Изабель сидела на нем верхом, он протянул руку ей за спину и медленно начал расстегивать ей платье. — Думаю, что тебе стоит носить меньше одежды, — прошептал он, целуя ее плечо и спуская платье вниз до талии.

— Это может заставить людей говорить о нас.

Когда его рот сомкнулся на одной груди, Изабель охнула, выгнув спину. Теплые руки Салливана двинулись вниз по ее животу, а затем еще ниже, и она ощутила восхитительную дрожь. Целиком ее. Теперь он принадлежит ей, и это значит намного больше, чем тогда, когда она пыталась шантажировать его.

Девушка откинулась назад, чтобы вытащить его рубашку из брюк, а затем Салливан стянул ее через голову. Потом она начала расстегивать его брюки, ее пальцы нетерпеливо и неловко сражались с застежкой.

— Нам никто не помешает, — прошептал он, снова поцеловав ее. — Можешь не торопиться.

— Я хочу, чтобы это заняло как можно меньше времени, — ответила Изабель, встав, чтобы сбросить с себя платье. — И, похоже, что ты тоже не желаешь ждать, — заметила она с усмешкой.

— Если бы это зависело от меня, то мы бы не выходили из этой комнаты, как только покинули церковь, разве только ради еды.

Салливан снова притянул ее на кровать, уложив на спину, чтобы снова поцеловать. Его тепло окружало ее, согревая ее внутри и снаружи. И подумать только, она верила, что у нее было все, что она хотела, когда была любимицей высшего света. Однако теперь для нее намного больше значило то, что Салливан любит ее.

Он медленно вошел в нее, изысканным и напряженным скользящим движением.

— Салливан, — простонала она, впиваясь пальцами в его плечи.

Салливан снова поцеловал ее, его толчки были медленными, глубокими и равномерными, каждый раз приближая ее все ближе к краю.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Изабель разлетелась на части, беспомощно цепляясь за него, пока окружающий мир бешено крутился вокруг нее. Это он; это ее Салливан, и она не могла представить, что ей когда-нибудь захочется быть где-то еще, а не с ним.

Его темп увеличился, голова опустилась на ее плечо. Изабель снова застонала, прижимаясь к нему так близко, как только могла, ожидая момента, который она любила больше всего.

— Я люблю тебя, — задыхаясь, ответила она.

Салливан поднял голову и посмотрел на нее, его льдисто-зеленые глаза стали темными и блестящими. Затем он обрел разрядку внутри ее тела, застонав в момент экстаза.

— Изабель. Моя Изабель, — выдохнул он, укладываясь рядом с женой и крепко обнимая ее.

— Навсегда, — прошептала Изабель в ответ, устраиваясь в его объятиях. — Навсегда.


Примечания

1

Перестаньте, остановитесь (фр.).

(обратно)

2

Таттерсолз — самый крупный и известный аукцион чистокровных лошадей в Англии.

(обратно)

3

Паддок — выгул для лошади, огороженная площадка, обычно с песчаным грунтом.

(обратно)

4

Олмак (Almack) — с 1765 по 1871 год великосветский Лондонский клуб, где в течение бального сезона проводились традиционные ассамблеи.

(обратно)

5

Обучение молодых, в данном случае спортивных верховых лошадей при помощи корды — прочной тесьмы длиной 8-10 м и шириной 15–20 мм (первый шаг выездки).

(обратно)

6

Растение, разводимое преимущественно в Индии, волокна которого употребляются для изготовления грубых тканей и веревок.

(обратно)

7

Акр — мера площади, равная 0,4 Га.

(обратно)

8

Недоуздок — уздечка без удил, назначение которой — содержание лошади на привязи.

(обратно)

9

Мордред (англ. Mordred) — рыцарь Круглого стола, один из главных отрицательных персонажей мифов о Короле Артуре. Разные источники указывают на разные родственные отношения его с королем Камелота, но более всего известен вариант, где Мордред представлен незаконнорожденным сыном Артура и его сестры — Моргаузы.

(обратно)

10

Complete hand (англ.) — в покере карточная комбинация, состоящая из пяти карт. К таким комбинациям относятся, например, фулл-хаус или флеш. Здесь используется в переносном значении.

(обратно)

11

Уздечка — удила с поводьями, надеваемые на голову лошади или других упряжных животных для управления ими; недоуздок, по сути дела, уздечка без удил.

(обратно)

12

Около 18 см (прим. пер.).

(обратно)

13

Моя малышка (фр.)

(обратно)

14

Тайберн (англ. Tyburn) — деревня в графстве Миддлсекс, ныне часть Лондонского городского округа Вестминстер. С 1196 по 1783 год являлась официальным местом проведения казней осуждённых города Лондона (Википедия). Автором допущена ошибка: в 1813 году казни в Тайберне уже 30 лет как не проводились. После 1783 года местом публичных казней стала площадь перед тюрьмой Ньюгейт (прим. пер.).

(обратно)

15

Мера веса примерно 6,35 кг.

(обратно)

16

Помещение для склада упряжи и амуниции.

(обратно)

Оглавление

  • Сюзанна Энок После поцелуя Джентльмены-разбойники — 1
  •   Пролог
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Эпилог
  • *** Примечания ***