Гвеннит (СИ) [Vladarg] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Петунья смотрела на девочку, которая была им навязана. Поначалу женщина невзлюбила кроху, подброшенную на порог холодной ноябрьской ночью, но вот потом… Первым обратил внимание на незаживающий шрам Вернон. Ее муж, к стыду Петуньи, оказался более внимательным и терпимым к девочке, в одночасье ставшей сиротой. Может быть, будь на месте девочки мальчик, этого не случилось бы, но…

Петунья хорошо помнит тот день, когда Вернон отвез маленькую Гвен в больницу. Она тогда тоже поехала с ним, взяв с собой и Дадличка, но даже представить не могла, что их там ждет. Девочку долго обследовали, возили на рентген, советовались… Потом прячущий глаза доктор дал им направление в больницу Грэйт Ормонд Стрит{?}[Онкологический центр]. Вернон, кажется, знал, что это за больница, потому что взял девочку на руки как-то преувеличенно осторожно, и Петунья впервые увидела боль в глазах мужа. Так началась грустная история одной маленькой девочки, которую Петунья полюбила всем сердцем.

Неоперабельная опухоль мозга обнаружилась под шрамом. Гвеннит Лилиан Поттер была обречена. В онкологической больнице им все объяснили. Развитие опухоли можно притормозить, и это даст время девочке. Даст возможность пожить еще немножко. Первые же курсы химиотерапии были вполне успешны — опухоль не увеличивалась и не развивалась, ну а то, что волосы выпали и появилась аритмия, было небольшой ценой для обреченного ребенка.

Петунья очень любила малышку — последнюю память о погибшей сестре. Надо сказать, что девочка отвечала им такой же любовью — называла мамой и папой, стоически терпела болезненные процедуры и очень радовалась, возвращаясь домой. В школе знали, что девочка тяжело больна, и старались ее поддержать, даже дети.

В жизни маленькой Гвен, которая подросла, но была все такой же очень худенькой девочкой, было много радости и счастья, хотя от нее и не скрывали, что однажды придет боль, а за ней — и смерть. Но психологи не зря ели свой хлеб, и малышка просто жила. Из-за мерцательной аритмии ей нельзя было волноваться, поэтому девочка училась быть сильной, держать себя в руках. Она даже мечтала о том, что будет в будущем. А Петунья надеялась. Она надеялась на то, что если девочка доживет до одиннадцати лет, ей смогут помочь волшебники, укравшие у нее сестру. И именно эта надежда позволяла женщине не уходить в пучину депрессии.

В этом году тридцать первого июля Гвен не могла праздновать свой день рождения, потому что восстанавливалась после курса лечения. Девочку тошнило, голова кружилась, и жить совсем не хотелось. Опухоль так и не стала меньше, зато и не развивалась. Странное письмо залетело прямо в палату.

«Наверное, друзья решили поддержать меня этой шуткой, — думала девочка, — надо же, школа волшебства… Это, наверное, Пирс придумал или Дадли. Они такие хорошие…»

Письмо сделало свое дело, девочка улыбнулась, у нее снова появилось желание жить. Гвен улыбнулась, думая о каникулах на море, и сладко уснула. Девочка не знала, что появившегося у больницы полувеликана мгновенно «срисовали» полицейские, стараясь обезвредить странное существо, отчего Хагриду пришлось спасаться бегством. Все-таки детская больница — это не Богом забытый городок. Рак уравнивает всех — и богатых, и бедных…

Новость о том, что Девочка-которая-выжила находится в больнице, всполошила Альбуса Дамблдора, который послал за девочкой Северуса Снейпа. Зельевар аппарировал к больнице, пропитанной болью и горем. Эти эмоции, смешанные с разбитыми надеждами, больно ударили по нервам, стоило только войти в отделение. Посмотрев пару минут на окруженную приборами сладко спящую девочку, Северус прошел к врачу, чтобы задать вопросы. К сожалению, опухоли мозга волшебники лечить не умели, а доставить девочку в Мунго ему не позволят. Может быть, когда она будет в Хогвартсе, удастся, во что профессор не верил.

— Альбус, ее сейчас еще нельзя никуда перемещать. У девочки опухоль мозга, и она не пришла в себя после маггловской терапии.

— Что значит опухоль мозга?

— Это значит, что она умирает, Альбус. Может быть, в Мунго могли бы помочь…

— Нет, мы не можем ее сейчас отправить в Мунго. Хорошо, я попрошу Помону отвести ее, когда она сможет ходить. Когда, кстати?

— Недели через две, может, три…

— Иди, Северус.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор пытался сообразить, что теперь делать, а Северус Снейп просто напивался в своих покоях. Дочь Лили он не сберег. Смотреть на безволосую девочку в обрамлении приборов было просто страшно. Поэтому Северус пил огневиски со слезами пополам.

***

Через две недели Гвен оказалась дома и со смехом рассказывала о шутке с письмом, которая помогла ей пережить самое тяжелое время. Рассказывая, девочка обратила внимание, что мама сильно побледнела.

— Мамочка, что случилось? — испугалась девочка.

— Понимаешь, доченька… Много лет назад у меня была сестра. Она оказалась волшебницей, и ее забрали в эту школу. Вернулась она совсем другой… Мы поссорились. Потом она закончила школу и ушла совсем. А потом ее убили, а нам подкинули тебя. И теперь пришел твой черед…

— Ты… Ты не прогонишь меня? — Гвен почувствовала, как ее сердце ускоряется и перед глазами все поплыло.

— Нет, нет, малышка, — обняла ее мама, прижимая к себе. — Ты всегда будешь нашей любимой доченькой. Я просто очень волнуюсь, как ты одна в этой школе будешь…

— Не поехать не получится?

— Не знаю, Гвен, но мы попробуем отговорить их забирать тебя.

Через два дня пришла сопровождающая от школы. Мадам Спраут замерла, глядя на девочку в косынке. У девочки не было волос, она была очень бледна, но, вымученно улыбнувшись, присела перед Помоной в книксене. Петунья попросила мадам Спраут выпить с ними чаю и через несколько минут обе женщины плакали.

— У нее слабое сердце и волноваться ей нельзя — в лучшем случае потеряет сознание, я дам вам с собой лекарство, которое может ей помочь, — говорила Петунья. — Но лучше бы вы не забирали ее, а дали спокойно дожить сколько ей осталось.

Почему Помона не отвела девочку в Мунго, она и сама не могла впоследствии ответить. Это же так просто — отвести к целителям, но мадам Спраут просто приняла, как факт, что у девочки опухоль и она умирает. Просто очень медленно, но рано или поздно это случится. Женщине было очень больно отнимать девочку у опекунов, которые стали ей настоящими родителями, но она ничего не могла поделать.

Раз у девочки поражение мозга, то аппарировать нельзя. На такси мадам Спраут отвезла Гвен до ближайшего известного ей камина, и через камин они сразу оказались в Гринготтсе. Когда гоблин оскалился навстречу девочке, она медленно осела на пол. Мадам Спраут вспомнила о лекарстве и сделала так, как ее научила Петунья. Пузырек издал шипение, и через несколько секунд девочка открыла глаза.

— Ее нельзя волновать, — сказала Помона гоблину, и тот с жалостью посмотрел на девочку.

Когда девочка упала в обморок в третий раз, мадам Спраут поняла, что ничем хорошим прогулка по Аллее не закончится, и постаралась ее провести по лавкам скорее, чтобы не перенапрягать больного ребенка. В этот момент она хорошо поняла слова Петуньи о том, что девочку стоило бы оставить в покое, но требование Дамблдора не позволяло ей это сделать.

Когда мадам Спраут вернулась в школу, она пошла к мадам Помфри и горько расплакалась, рассказывая о последней Поттер. Мадам Помфри решила, что девочку стоит посмотреть, когда та приедет в Хогвартс. Если вообще доедет… После того, что рассказала Помона, мадам Помфри сомневалась, что девочка сумеет доехать до школы.

Они познакомились в поезде. Девочка в косынке, плотно прилегающей к голове, и Гефест Грейнджер, мальчик, привыкший к правилам. Увидев этого маленького воробышка, прижавшегося к окну, мальчик просто не смог пройти мимо.

— Привет, меня зовут Гефест.

— Привет, а меня Гвен.

Девочка-которая-выжила совсем не походила на свои колдографии. Потерянная бледная девочка без волос на голове выглядела так, что хотелось ее обнять и прижать к себе, просто защитить. Геф не понимал, откуда у него возникло это ощущение, но одно он знал точно — теперь эта девочка под его защитой. Их купе не привлекло ничьего внимания, поэтому они могли поговорить спокойно.

— Прости за такой вопрос, а почему у тебя нет волос? Тебя остригли?

— Нет, это после химии. У меня опухоль мозга.

В этот момент Геф почувствовал, что под ногами исчез пол вагона. Рядом сидит приговоренная врачами девочка, которую вырвали из дома. У которой украли, быть может, последние дни жизни.

— Мы обязательно найдем решение, ты будешь жить, — прошептал он, прижимая к себе ее голову, и девочка улыбалась ему.

Потом пришел мальчик с жабой, его тоже заинтересовала девочка, но она утомилась и уснула на руках Гефа, потому он сам рассказал мальчику Невиллу, что такое опухоль мозга. Родители Гефа были врачами, и в такие чудеса он не верил. Медленно наступил вечер, и Геф осторожно разбудил девочку.

Гвен рассказала новому другу, где лежат лекарства «в случае чего», и аккуратно, держась за руку, вышла из вагона. Идти по темноте было бы тяжело, если бы не новый друг. Потом лодочки и красивейший замок. Когда зазвучали испуганные крики, Геф не дал Гвен на это посмотреть, просто прижав к себе. Мальчик почему-то чувствовал ответственность за девочку.

Большой зал впечатлил Гвен, и она решила, что обязательно попадет на тот же факультет, что и Гефест. Поэтому, когда ее вызвали, она очень сильно попросила шляпу. И шляпа не отказала девочке.

Когда все уселись за стол, Гвен почувствовала сильную боль там, где был шрам. Девочка понимала, что рано или поздно этот момент наступит, но это было так обидно, она только-только нашла настоящего друга! И этот волшебный замок! От обиды Гвен расплакалась.

— Что случилось? Почему ты плачешь? — сразу же всполошился мальчик.

— Голова болит… Значит, все… — прошептала девочка, перед глазами которой уже вертелся зал, все ускоряясь.

— Нет! Нет! — закричал Геф, не давая девочке упасть. — Врача! Целителя! Помогите! Гвен умирает!

— Не мелите чушь… — начала какая-то женщина, но была оборвана смертельно бледным мужчиной в черном.

Поднялся со своего места Дамблдор, желая устремиться к девочке, но первой возле нее оказалась женщина в чепчике, похожем на одеяние медсестер далекого прошлого. Она взмахнула палочкой, охнула и, подняв девочку вместе с мальчиком заклинанием, куда-то устремилась.

— Поппи, я запрещаю… — начал директор.

— Мне вы ничего запретить не можете! — крикнула женщина. — Эльф Хогвартса!

Перед ней возникло какое-то существо, которое сразу же что-то залепетало.

— Молчать! Срочно в Мунго! Обоих! — крикнула женщина, взмахом палочки затыкая директора.

Гефеста и Гвен не стали расцеплять, потому что время дорого. Что-то их протянуло, сжало и выплюнуло, когда все вокруг изменилось.

— Мадам Помфри? — с удивлением спросила какая-то женщина.

— Все потом, у меня ребенок умирает! — выплюнула мадам Помфри.

А потом все завертелось, будто в водовороте. Гефест не находил себе места, все спрашивал, успели ли они, жива ли девочка. А вокруг бегали люди. Наконец его напоили каким-то зельем и уложили спать.

А Гвен… Целители обнаружили темную магию и вызвали Отдел Тайн. С помощью специальных ритуалов крестраж удалось извлечь. К сожалению, магия не всесильна, другое сердце вырастить по какой-то причине не удалось.

— Все в порядке, она будет жить, — сказала мадам Помфри проснувшемуся мальчику. — Опухоли больше нет, но вот с сердцем…

— У нее аритмия, она падает в обморок, если нервничает. У меня есть лекарство для нее, — ответил Геф. — Но она может от этого умереть.

— Не оставляй ее, — проговорила медиведьма.

— Никогда, — твердо сказал мальчик.

У Отдела Тайн сразу же возникли вопросы к Альбусу Дамблдору. Очень серьезные вопросы, учитывая, что он считался опекуном девочки. Еще больше вопросов возникло у Святого Мунго. Скандал разразился феерический, причем целители объединились с невыразимцами, утверждая, что человек, который так «позаботился» об опекаемой, не может быть директором школы. Попечительский совет с этим согласился, уволив директора без права восстановления, одновременно с этим Альбус Дамблдор лишился и места Верховного Судьи. Началось расследование в стенах школы.

Гвен достаточно быстро поставили на ноги и отправили вместе с Гефестом учиться. Девочка никак не могла поверить в то, что смерть ей больше не грозит. Приговор, который висел над ней дамокловым мечом все это время, испарился под руками волшебников, но понимание этого приходило очень медленно.

========== Часть 2 ==========

«Здравствуйте, мама, папа и братик. Я доехала хорошо, у меня появился друг, его зовут Гефест, как бога, кажется. Он спас мне жизнь. Сейчас расскажу подробно. Мы доехали хорошо, Геф меня поддерживал и не отходил совсем, потом было распределение, мы попали не на Гриффиндор, где училась мама, которая Лили, а на Райвенкло, это факультет умных. Замок очень красивый, здесь потолок зачарован так, чтобы быть похожим на небо. Его будто бы совсем нет. Когда я села за стол, то у меня заболела голова, ну там, где… Ты знаешь, мама. Мне так обидно стало, не сказать как, а боль все усиливалась, ну как доктор тогда говорил, я поняла, что умираю. А Геф… Он громко закричал и добился, чтобы меня отправили в больницу, хотя директор был против. Наверное, директор из тех, кто убил Лили. В больнице меня спасли врачи, они здесь называются целителями. Теперь у меня нет опухоли, и я буду жить, только сердце починить не смогли, но мы же знали, что так будет, да? Главное, что я теперь буду жить, мамочка, папочка и братик! Ваша любимая Гвен».

***

Когда они вернулись из Мунго, то в школе что-то переменилось. В первую очередь, как оказалось, уволили директора, ну того, который не хотел, чтобы Гвен спасли, а дальше информация отсутствовала, только говорили о каком-то расследовании, но оно их не касалось никак, поэтому Гвен просто прошла в свою спальню. Соседки у нее не было, поэтому было немного страшно спать одной. Девочка поделилась этим страхом с Гефом, который сразу же объяснил проблему старосте.

— Значит, говоришь, в Мунго не помогли?

— Сказали, что невозможно, а у нее может и сердце остановиться.

— Беспокоишься о ней? Хорошо, пошли к декану.

Выйдя из гостиной, староста прошла еще немного и постучалась в неприметную дверку. Через несколько минут Гефест увидел, как выглядит их декан. Это был человек невысокого роста с очень умными и какими-то цепкими глазами, который сразу же улыбнулся им.

— Что случилось, Пенелопа?

— Вы знаете, что к нам поступила Гвеннит Поттер, она только что вернулась из Мунго вот с этим молодым человеком, который сильно обеспокоен.

— Понимаете, у нее аритмия, — начал, волнуясь, Геф. — Это когда сердце бьется неровно, с разными промежутками, в общем, их много, этих аритмий. Для Гвен опасно то, что у нее может внезапно остановиться сердце, днем-то я посмотрю, чтобы она не волновалась, да и лекарства у меня под рукой, а как ночью? Мальчикам же нельзя в спальни девочек? А вдруг у нее сон будет, который вызовет приступ?

— А это возможно? — спросил профессор Флитвик.

— Вполне, — ответила староста.

— Что ж… С чарами Основателей я ничего поделать не могу, да и нехорошо вам ночевать вместе, поэтому решим проблему иначе. Эльф!

— Тинки тут, что может сделать Тинки для волшебника? — спросило появившееся странное лопоухое существо.

— Тинки, ты прикрепляешься на ночь к Гвеннит Поттер. У нее может остановиться сердце во сне. Поэтому… Хм, молодой человек, объясните Тинки, что нужно делать.

Следующие полчаса ушли на объяснение «на пальцах», что такое аритмия, как можно уловить приступ и какие лекарства когда давать. В результате решили, что если Тинки не будет понимать, в чем проблема, то перенесет Гефа к девочке, чтобы мальчик мог помочь ей. На том и разошлись по спальням.

***

Ночь Гефест спал плохо — беспокоился о Гвен. Как оказалось, не зря беспокоился. Под самое утро в их с еще одним мальчиком спальне возник Тинки, который немедленно перенес мальчика. Геф сразу же бросился к кровати, на которой плакала и стонала Гвен. Измерив пульс, Геф сразу же отметил его нерегулярность, поэтому он сделал то, что считал правильным — разбудил девочку, но мягко. Обняв и чуть покачав в руках, мальчик тихим голосом позвал Гвейн по имени, отчего огромные зеленые глаза распахнулись.

— Где болит, как болит?{?}[Это не игра, а очень важно, именно где и как, боль бывает разная.] — спросил мальчик.

— Жжется{?}[Характерный признак стенокардий, ну и некоторых других типов сердечного приступа.], — ответила девочка, еще не понимая, где находится, но с готовностью открыла рот, когда баллончик в руках мальчика приблизился к ее губам.

Раздалось сдвоенное шипение{?}[Баллончик с лекарством типа «Изокет», например.], и через несколько минут девочка расслабленно уснула прямо на руках Гефеста. Устроив ее поудобнее, он прижался спиной к стенке и прикрыл глаза.

Утро наступило внезапно. Девочка пошевелилась в теплых руках, что-то мурлыкнув, и, открыв свои невозможные зеленые глаза, улыбнулась мгновенно проснувшемуся Гефу:

— Опять ты меня спас.

— Все хорошо, котенок, — сказал мальчик, погладив голову девочки. — Ты справишься сама?

— Я постараюсь, — немного неуверенно ответила Гвен.

— Если что, зови Тинки, он тебе поможет, потому что мальчикам в спальни девочек нельзя.

— А как ты тогда?

— Ма-а-агия, — улыбнулся Гефест и попросил Тинки вернуть его обратно.

Гвен захихикала и принялась умываться и одеваться. Ее немного «штормило», поэтому она придерживалась за стены, но вроде бы справлялась. Одевшись и немного запыхавшись{?}[Одышка, как признак хронической сердечной недостаточности при жизнеопасных аритмиях.], девочка присела на стульчик. Казалось, что одышка усилилась, возможно, это было потому, что она две недели почти постоянно лежала.

Поднявшись наконец, девочка вышла из комнаты, не спеша прошла по коридору и аккуратно спустилась по лестнице. Гефест сразу поймал девочку, аккуратно поставив на пол.

— Ого, как-то вы рано начинаете, — сказал какой-то пятикурсник, отчего Гвен зарделась смутившись.

— Сумку давай мне, — сказал Геф девочке. — Ты свой баллончик не забыла?

— Ну, у тебя же такой же, — заулыбалась Гвен. — Не ворчи, пошли?

— Пошли, — улыбнулся мальчик.

Спросив совета старосты, они медленно пошли в Большой зал. Проблема выявилась буквально через несколько ступенек — Гвен начала задыхаться. Геф сначала задумался, а потом нашел решение.

— Тинки!

— Тинки к вам только ночью прикреплен, — немножко ехидно сказало странное лопоухое существо.

— Прости, пожалуйста, ты не мог бы перенести Гвен или нас обоих в Большой зал? Она не очень может по ступенькам, — попросил Геф это странное существо, которое кивнуло и немедленно выполнило просьбу мальчика.

Усадив девочку за стол и усевшись, Геф начал за ней ухаживать, вызывая смущенную улыбку. Гвен явно не привыкла к такому, но мальчик сдаваться не собирался, потому настаивал, чтобы она кушала, подкладывая вкусные кусочки.

— Тебе нужно покушать, чтобы были силы.

В этот момент сзади подошла женщина, которая проводила распределение, и начала что-то зло выговаривать Гвен. Девочка шарахнулась, ее глаза расширились и остановились. Гефест, не понявший, в чем дело, едва не подавился, но успел вскочить и подхватить падающую девочку. Ее глаза закрылись, она была в обмороке. Проконтролировав наличие пульса и абсолютно игнорируя наличие оторопевшей женщины, Гефест быстро достал шприц-тюбик, который вколол в мышцу девочки прямо сквозь одежду. Через некоторое время щеки Гвен порозовели, она открыла глаза, а Гефест позвал декана.

— Что здесь произошло? — спросил профессор Флитвик, уже все поняв.

— Эта женщина хотела убить Гвен, — твердо ответил мальчик.

— Что вы… — начала женщина, но была уведена деканом.

В этот момент в дверях Большого зала показались какие-то мужчины в красном. Они обратились к этой странной женщине, которая через некоторое время, после бурной дискуссии, ушла с ними.

***

— Минерва, кошка драная, чуть не угробила девочку!

— Поппи, девочке совсем невозможно помочь?

— Целители Мунго не смогли, аритмия эта ее… Она вызывает и другие последствия, которые нельзя вылечить, потому что нельзя вылечить аритмию. Так что нет, Филиус.

— Я приставил эльфа к мисс Поттер, но он не справился, перенеся ночью мальчика к ней. Ну того, который заботится о мисс.

— Хороший мальчик, Филиус, так в чем вопрос?

— Во-первых, мальчикам в комнатах девочек нельзя, как ты знаешь, во-вторых, не можем же мы его заставить не спать каждую ночь?

— В принципе, вопрос с мальчиками в девичьих спальнях решаем, но… Достаточно поговорить с детьми. Вопрос действительно сложный.

— У магглов есть приборы, которые это умеют, может, в Мунго или в Отделе Тайн?

— Давай соберем деканов и поговорим? Может быть, у кого-нибудь будет идея?

========== Часть 3 ==========

«Любимая наша доченька и сестренка, мы были счастливы получить от тебя весточку. То, что у тебя нет больше опухоли, — это огромное счастье, мама до сих пор плачет от радости. Жаль, что с сердцем ничего нельзя сделать, но мы это действительно знали. Закончишь когда школу свою, сможем поставить тебе ЭКС, и тогда будешь жить нормально. Узнай, пожалуйста, может, можно и сейчас, хотя Лили говорила что-то о том, что наша электроника у вас там не работает. Передавай нашу огромную благодарность мальчику Гефесту, надеемся с ним познакомиться. Очень любим тебя и всегда ждем. Мама, папа, Дадли».

***

— Уважаемые коллеги, у меня есть для вас два воспоминания. Прошу к Омуту.

В артефакт погружаются профессора, видят знакомое помещение приемного покоя Св. Мунго. С автором воспоминания разговаривает сам Гиппократ Сметвик:

— Самое сложное, коллега, что останься девочка среди магглов, могла бы вести нормальную жизнь.

— Как это?

— У магглов есть приборы, которые называются «электрокардиостимуляторами». Так вот, такой прибор, который имплантируется под кожу, вполне мог бы обеспечить ребенку спокойную жизнь, почти как у всех. Но электроника и магия несовместимы.

— Значит, мы помочь ей не сможем?

— Таких артефактов, насколько мне известно, не существует, а зачаровывать маггловское…

— Да, я помню. Тогда у меня такое предложение…

Внимательно выслушав предложение и согласившись с ним, автор воспоминания принимает от целителя сверток.

— Коллега Филиус, а почему мы не слышали суть предложения?

— Это чары приватности самой больницы. По сути, Поппи получила артефакт, позволяющий наблюдать за сном девочки. Поппи?

— Да… Северус, дело в том, что как помочь девочке в той или иной ситуации, среди нас понимает только этот мальчик, мистер Грейнджер. Насколько я поняла, у него мало того, что родители врачи, он закончил какие-то курсы.

— Знаю такие, обычно их проходят позже, но раз закончил, тогда действительно может помочь. Насколько все плохо у девочки?

— Третью ночь мистера Грейнджера доставляет эльф в комнату девочки. Каждый раз что-то хоть немного, но другое. Тут есть еще одна проблема — ей трудно передвигаться по ступенькам.

— Сердечная недостаточность, ожидаемо. Ее вылечить можно, но бессмысленно, только хуже будет. В идеале — отпустить домой, но нас за такое решение на барабан натянут.

— Да, коллега. Поэтому я хотел бы показать второе воспоминание.

Снова нависли над Омутом профессора. Кабинет профессора Флитвика, напротив автора сидит бледная девочка, явно чувствующая себя не в своей тарелке.

— Коллега, зачем вы напугали ребенка?

— Я не пугал, Северус, просто она себя некомфортно чувствует без своего мальчика. Послушайте.

— Мисс Поттер, вам комфортно от того, что в вашей спальне каждую ночь оказывается мистер Грейнджер?

— Да, конечно, ведь он же мне помогает.

— Вы настолько ему доверяете?

— Он спас мне жизнь. И спасает каждую ночь.

— Мерлин мой, — всхлипывает Помона Спраут. — Неужели мы совсем ничего не можем сделать?

— В волшебном мире такие дети не выживают, но кое-что мы сделать можем. Филиус, вы бы не показали нам эти воспоминания, если бы у вас не было готового решения. Директора у нас все еще нет, Минерву забрали авроры по делам Альбуса, говорите уже.

— Кстати, слышали, что Альбус хотел убежать из аврората на фениксе?

— Да, птичку жалко… И все же, Филиус?

— Одну комнату разделить пополам убираемой ширмой и поселить обоих детей, артефакт даст знать, когда нужна помощь, и у мистера Грейнджера будет возможность поспать.

— А что на это скажет мистер Грейнджер?

— Он так беспокоится о девочке, что согласен на все. Вы этого просто не видели.

— И научите мальчика Мобиликорпусу, что ли… Девочка, конечно, худенькая, но и парень — совсем не Хагрид.

***

Путь к классам занимал, конечно, много времени, но Геф не роптал. Гвен, смущенно улыбаясь, почти полностью повисала на нем на лестницах, шла достаточно медленно, останавливаясь и стараясь отдышаться. Проходящие мимо мальчики и девочки с других факультетов не задевали девочку. Бледная, едва идущая, тяжело дышащая… Ей хотелось помочь, а не издеваться. Слизеринцы заткнули своих «борцов за чистоту крови», потому что зрелище в самом деле было страшным. Еще и зелья для роста волос не помогли, и девочка продолжала ходить в косынке.

Сегодня у нее тяжелое испытание — нужно дойти до класса Зелий, который в подземелье, поэтому девочку в конце концов Гефест просто взял на руки и понес. Она сначала просила отпустить, но потом замолчала, только блестела глазами при свете факелов. Гвен была очень смущена, но одновременно благодарна. Гефесту было тяжело, но он сцепил зубы и упрямо шел вперед. От его взгляда, казалось, даже Пивз спрятался, а встреченные по пути слизеринцы поражались силе воли упрямого первачка.

Добравшись, наконец, до класса, Геф осторожно поставил Гвен на ноги, проверив, стоит ли, открыл перед ней дверь класса и вошел вслед за девочкой. В этот раз они, похоже, не опоздали. Усмотрев свободное место в первом ряду, дети прошли за стол и уселись за него. Буквально через секунду влетел профессор, что-то было в его явлении сходное с летучими мышами, и Гвен улыбнулась.

Профессор осмотрел класс и принялся рассказывать о зелье, собрав предварительно движением руки свитки с домашним заданием. Гвен вслушивалась в мягкий бархатистый голос профессора, записывая на пергамент опорные моменты его рассказа. Писала она не очень быстро, поэтому вся надежда была на Гефа, который строчил, как из пулемета. Наконец профессор дал задание, и Геф двинулся к ингредиентам.

— Посиди, пожалуйста, я сам все принесу, хорошо? — попросил он девочку. — Пока приготовь котел и ножи.

— Хорошо, — улыбнулась Гвен.

— Как вы себя чувствуете, мисс Поттер? — услышала она голос профессора совсем рядом и вздрогнула от неожиданности.

— Спасибо профессор, — снова улыбнулась девочка. — Небольшая слабость, а так все хорошо.

— Обязательно скажите, если почувствуете себя хуже.

— Конечно, сэр.

А потом они варили зелье. Ее первое зелье в жизни. Это было так прекрасно, так увлекательно, что девочка не заметила, как начала счастливо улыбаться. А Северус смотрел на эту получающую удовольствие от процесса варки девочку и думал о том, что эта девочка буквально все взяла от своей мамы. Жаль, что не взяла здоровье.

Получив «Превосходно», Гвен собрала вещи и, дождавшись Гефа, вышла из класса, думая о том, что впереди мучительный подъем по лестницам. Гефу будет, наверное, очень тяжело нести ее, она не должна его так нагружать. В этот момент профессор позвал Гефа и что-то показал ему.

— Смотрите, мистер Грейнджер, устанавливаете фокус, лучше на уровне груди, потом делаете вот так и произносите заклинание. Понятно?

— Понятно, профессор!

— Дерзайте, юноша, я вас подстрахую.

— Мобиликорпус!

Гвен почувствовала, что взлетела в воздух, но почему-то не испугалась.

— Отлично, юноша. Заклинание отмены запомнили?

— Да, профессор, спасибо!

Так, держа Гвен подвешенной в воздухе, Гефест дошел до гостиной. Сил заклинание тянуло немало, но было всяко легче, чем тащить девочку на руках по лестницам. Аккуратно опустив Гвен на пол, Геф отменил заклинание и был почти сметен счастливой девочкой, которая начала его обнимать и благодарить.

— Ну что ты, это же профессор показал, чтобы ты не уставала, — смутился Геф.

— Но сделал же ты, — обнимала его девочка.

В этот момент староста попросила их подойти к декану. Переглянувшись, Гвен и Геф шагнули в указанном направлении.

========== Часть 4 ==========

«Мои любимые мама и папа. И, конечно, братик! У меня все хорошо, даже очень. Профессор научил Гефа заклинанию, чтобы он не утомлялся, когда носит меня на руках, и теперь он просто может меня переносить по воздуху. Геф такой хороший, профессора сделали так, что он ночью может увидеть, когда мне плохо, и опять спасти меня… Он меня все время спасает, даже когда мне становится грустно, он рядом. Иногда мне кажется, что я знаю его всю жизнь. Профессор Снейп, о котором говорили, что он злой и страшный, оказался очень добрым. Здесь все такие добрые, не как в больнице, но все-таки. Жалеют, конечно, это чувствуется, поэтому мне не очень легко, но Геф меня не жалеет, он заботится, как ты, папа, хотя вы совсем не похожи. Так что у меня все хорошо, а как у вас? С любовью, ваша Гвен».

***

С каждым днем Гефест все лучше узнавал эту девочку, внезапно ставшую ему близкой. Гвен же почти ничего не видела в этой жизни. Всю жизнь она жила, каждые полгода погружаясь в океан надежды, которая вновь и вновь разбивалась вдребезги. Геф даже представить себе не мог, как это — жить в страхе смерти. Сейчас, когда этот страх отошел, она будто бы возвращает себе потерянное детство — ведет себя иногда как маленькая, капризничает, веселится. Быстрая смена настроения иногда ставит в тупик мальчика, но ни за что на свете он не согласился бы расстаться с Гвен.

Вот и сейчас они шли на урок. Геф научился так регулировать заклинание, которому его научил профессор Снейп, чтобы девочка касалась ногами земли и шла сама, но почти без веса. Это было труднее, чем просто поднять и перенести, но мальчик хорошо понимал, насколько важно ей идти и что-то делать самой. В душе Гвен страховал Тинки, который становился невидимым, чтобы не смущать девочку, а ночью…

Профессора переселили их в большую комнату, посередине которой была ширма, чтобы у них было личное пространство. У изголовья кровати Гефеста стоял артефакт, по функциям похожий на кардиомонитор, только жаль, что он кардиограмму не показывал. Ну не знают волшебники электрокардиограммы, поэтому мальчик попросил включить на артефакте еще и звук, чтобы слышать биение сердца Гвен. И вот под этот звук он засыпал, мгновенно просыпаясь, когда тон менялся — ускорялся, замедлялся или как-то еще изменялся. Сейчас мальчик был горячо благодарен маме за ненавистную скрипку в раннем детстве.

«Здравствуйте, мама и папа. У меня все хорошо, уроки проходят нормально. Еще в поезде я познакомился с девочкой Гвеннит Поттер, у которой был рак. В Хогвартсе ее отправили в Мунго, потому что период ремиссии{?}[Ремиссия — период течения хронической болезни, который проявляется значительным ослаблением или исчезновением её симптомов. Это не выздоровление.] неожиданно закончился, и она резко утяжелилась{?}[То есть ее состояние ухудшилось. Медицинский жаргон.]. От рака ее вылечили, но не смогли вылечить от аритмии, которая явилась следствием химиотерапии. В точности, какая это аритмия, я сказать не могу, знаний не хватает, но у нее высока вероятность внезапной сердечной смерти во сне и часты синкопальные{?}[То есть обмороки и предобморочные состояния.] явления в случае эмоционального напряжения. Дети с таким типом аритмий в волшебном мире не выживают, но она будет жить, пока я дышу. Пожалуйста, пришлите мне учебники по кардиологии, я должен разобраться, нельзя ли создать аналог ЭКС{?}[Электрокардиостимулятор, обычно имплантируемый] в волшебном мире, потому что электронные приборы не работают в мире магии. С любовью, ваш сын Гефест».

Сегодня Гвен себя чувствовала намного лучше. Настроение было каким-то очень радостным, солнечным, несмотря на дождь за окном. Рядом шел Геф, и они мило болтали обо всем. Другие девочки на факультете тоже общались с девочкой, но самым главным по-прежнему оставался Геф, который, казалось, понимал ее лучше, чем она сама. Его забота не была навязчивой, как у медсестер в больнице, он просто был. Был для нее здесь. Иногда от понимания этого факта хотелось плакать, но плакать нельзя. Потому что сердце может разволноваться, и опять будет плохо.

Войдя в класс чар, девочка улыбнулась, получив в ответ добрую улыбку все понимающего профессора. Усевшись за стол и почувствовав, как исчезла поддерживающая ее сила, девочка улыбнулась и приготовилась записывать и махать палочкой. Гефест расположился рядом, тоже улыбаясь. Его пальцы будто невзначай легли на запястье Гвен, привычно фиксируя пульс. Она, конечно, знала подоплеку этого жеста, но девочке все равно становилось теплее на душе, а профессор совсем не сердился.

— Делаем вот такое движение и произносим… — говорил профессор, и Гвен пыталась повторить за ним.

Она пыталась создать это заклинание раз за разом, но ничего не получалось, девочка совсем не замечала своей усталости и пыталась еще и еще. Внезапно палочка задрожала в ее руке, которая затем бессильно упала на стол. Когда Геф еще только оборачивался к ней, девочка, не выдержав, расплакалась, сразу же оказавшись в объятьях мальчика.

Гефест костерил себя последними словами: увлекшись, он не заметил, что Гвен утомилась. Не остановив ее вовремя и не переключив на что-то другое, он потерял время, а она просто расплакалась от собственного бессилия. Теперь надо быстро вывести девочку из этого состояния, пока не случился приступ.

— Прости меня, пожалуйста, — шепнул мальчик на ушко девочке, от чего та сразу же перестала плакать.

— Почему ты извиняешься, это же я неумеха… — прошептала она.

— Не говори так о себе, у тебя все получится, обязательно.

— Хорошо, — кивнула девочка и посмотрела в глаза Гефесту. — Я тебе верю.

От того безграничного доверия, что плескалось в глазах Гвен, мальчик задохнулся. Никто в классе не прокомментировал ситуацию, хотя дети бывают разные, но даже записные сплетницы промолчали. Возможно, это произошло потому, что декан накануне собрал факультет и все объяснил? Возможно. Но дети, сидящие сейчас в классе, промолчали, видя такое единение девочки и хранящего ее мальчика.

***

Гефест пытался найти выход, но не видел его. Урок полетов… Что делать? Сначала нужно освобождение, а потом — как-то убедить, уговорить Гвен, которой очень хочется полетать, что опасно. Очень опасно. Может быть, как-то подстраховать? Не в силах решить эту проблему, мальчик предложил пойти к декану, которого попросил вызвать мадам Помфри. Двое взрослых выжидательно посмотрели на двоих детей.

— Понимаете, у нас урок полетов завтра, — начал Гефест, краем глаза заметив, как гаснет улыбка на лице Гвен.

— Вы хотите освобождение? Это правильно, — ответила мадам Помфри.

— Да… То есть нет, — сказал Геф. — Гвен очень хочет полетать, значит, это уже не проблема, а задача. Только я не знаю, как ее решать.

— Что вы предлагаете, молодой человек? — заинтересовалась школьная медиведьма.

— Можно бы на одной метле, но я не знаю, утащит ли она нас двоих, или подстраховать с земли как-то… — задумчиво сказал Геф, поймав полный недоверия и какой-то сияющей радости взгляд Гвен.

— На одной метле можно, почему бы и нет, — проговорил профессор Флитвик. — И я вас с земли подстрахую, пожалуй.

— Спасибо, профессор, мадам Помфри!

Когда они вышли от профессора и прошли несколько шагов, Гвен с визгом принялась обнимать мальчика.

— Спасибо-спасибо-спасибо! — шептала она, прижавшись к нему.

— Ну что ты, это же профессор нашел решение, — ответил смутившийся Геф.

— Зато ты сделал это возможным… Спасибо… — на глазах девочки появились слезы.

— А ну не плакать! — шутливо прикрикнул мальчик. — Все хорошо будет, мы со всем справимся, ты не одна, у тебя есть мама, папа, брат и я.

— А ты не пропадешь? — с надеждой вгляделась в глаза Гвен.

— Никогда, котенок. Никогда.

***

Аккуратно усадив девочку перед собой так, чтобы она могла опереться на него, Геф медленно взлетел. С земли полет контролировал профессор Флитвик. Метла была не самой новой, но профессор сказал, что она вполне надежна, поэтому мальчик повел ее так, чтобы подарить Гвен чувство полета, но не рисковать.

— Не страшно? — спросил он девочку.

— Нет… Очень хорошо, как во сне… — шепотом ответила девочка.

Ей было очень хорошо, полет захватывал, дарил чувство какой-то детской радости. Опираясь на Гефа, она чувствовала себя в безопасности, как в далеком детстве. Это было так чудесно… Понимание, что это сделано специально для нее, вызывало такое щемящее чувство, что слезы потекли сами собой, но это были слезы счастья.

Мгновенно отметив изменение в ее состоянии, Геф пошел на посадку. Зависнув над землей, он тихо спросил:

— Все в порядке? Ты плачешь?

— Это от радости… Спасибо тебе… Так чудесно, — ответила девочка.

Потом она со слезами на глазах благодарила профессора, совершенно его растрогав. Они летали, когда никого не было, чтобы не смущать Гвен, потому что от самих занятий декан их с Гефестом освободил. Возвращаясь в башню, девочка что-то напевала такое, радостное. Ей казалось, что весь мир солнечный, яркий, как сегодняшнее осеннее солнышко, что все беды позади и теперь в ее жизни будет только хорошее.

========== Часть 5 ==========

«Здравствуй, любимая доченька и сестричка. Когда мы прочитали твое письмо, мама расплакалась. Это большое чудо, что у тебя есть такой человек, береги его и не обижай. Такие люди очень редки на свете. У нас все хорошо, Дадли учится, несмотря на то, что ему не нравится учиться в принципе… Все здоровы, папа заключил новый контракт на поставку дрелей. Очень жаль, что волшебники не знают ЭКС, но мы верим, что все будет хорошо. Не капризничай и слушай своего Гефеста. С любовью мама, папа и Дадли».

***

Скорее почувствовав, чем услышав изменение ритма сердца Гвен, Геф подскочил на кровати и быстро переместился к девочке. Она спала очень неспокойно, будто задыхаясь во сне. Мальчик осторожно подул в лицо Гвен, которая буквально потянулась к воздуху, после чего разбудил ее нежными прикосновениями. Все еще задыхающаяся девочка резко открыла глаза, полные слез, и сразу же успокоилась, увидев Гефа. Она потянулась руками, будто ища защиты, и он обнял Гвен, выглядевшую сейчас такой беззащитной.

— Спасибо, — прошептала девочка.

— Плохой сон? — спросил Геф.

— Больница приснилась, — кивнула Гвен. — Можно… Можно ты ляжешь рядом?

— Конечно, — согласился мальчик, которого будто скрутило от такой дикой надежды, прозвучавшей в голосе девочки.

Он лег рядом с ней, а она, устроившись на груди Гефа, сладко уснула. Он поглаживал ее по голове, думая, что Гвен становится все ближе и ближе для него. От мысли, что с ней может что-то случиться, его будто пронизывает страхом. Можно ли это назвать любовью? Мальчик не знал и пока не хотел задумываться над этим. Главное, что она дышит, ходит, улыбается, живет. Это главное, а со всем остальным можно разобраться и потом. Маленький Гефест сам не заметил, как эта девочка заняла центральное место в его жизни.

«Здравствуй, сынок. Спасибо тебе за твое письмо, мы были очень рады его получить. Насколько мы с мамой поняли, девочка тебе небезразлична не только потому, что ходит по грани. Посылаем тебе книги, которые ты просил, учти, что под твое описание подходит несколько нарушений. В любом случае, у девочки может развиться сердечная недостаточность, поэтому прочти самую тонкую книжку в первую очередь. Там рассказывается, как вести таких пациентов. Мы свяжемся с ее родителями, я договорюсь со своим другом, и мы все вместе посмотрим, что можно для нее сделать. Знай, сын, мы тобой гордимся. Ты вырос правильным, хорошим человеком. С любовью, мама и папа».

Гефест проснулся первым. Стараясь не побеспокоить посапывающую на его груди девочку,он взял с тумбочки тонкую книжку, которую забыл там вчера вечером, и погрузился в чтение. «Педиатрия: уход за больными с хронической сердечной недостаточностью»{?}[Реальная брошюра для среднего и младшего медперсонала, правда, не русская.]. Достаточно простым языком написанная книжка объясняла, как правильно ухаживать за Гвен, какие могут быть последствия и как сгладить возможную депрессию, которая для таких детей смертельна.

Он читал и запоминал, благодаря своей памяти, каждую рекомендацию, ведь это поможет Гвен. Кое-что из написанного было сложным, но теперь Гефест хотя бы понимал, в чем дело и к чему надо быть готовым. Перечитал еще раз принципы сердечно-легочной реанимации.

Пока Геф читал, проснулась Гвен. Она просыпалась медленно, начав с потягивания, потом ойкнула и открыла еще сонные глаза. Геф улыбнулся девочке и тихо сказал:

— С добрым утром, котенок.

— Ой… я… ты…

— Все хорошо, — поддавшись безотчетному желанию, поцеловал в кончик носа.

— А мы не опоздаем? — перевела тему покрасневшая девочка.

— Сегодня суббота, котенок.

— Тогда я еще посплю, — приняла решение Гвен, устраиваясь на нем поудобнее и закрывая глаза.

***

Как-то раньше получалось так, что ребята с Райвенкло успевали поесть до шумного прибытия факультета Годрика, но сегодня в Большом зале присутствовали и они. Гвен очень не любила шум, привыкнув за свое детство к больницам и тишине, прерываемой лишь заполошным сигналом кардиомонитора. Поэтому девочка только поморщилась и улыбнулась в ответ Гефу, который привычно подкладывал ей на тарелку ту еду, которая ей больше всего нравилась. Как узнал только?

Мальчик в это время задумался, перебирая в уме аптечку, что находилась в специальной сумке с расширенным пространством, спасибо профессору Флитвику за зачарование. Мальчика мучил вопрос, где бы взять мешок АМБУ, потому что случись что — и от мешка будет намного больше пользы, чем от его маленьких пока легких. Надо разузнать, есть ли у волшебников заклинания, которые аналог дефибриллятора.

Посмотрев на Гвен и убедившись, что с ней все в порядке, Геф наложил себе еды и приступил к питанию своего растущего организма.

Внезапно что-то нарушилось в общем шуме зала и привлекло внимание Гвен. Какой-то рыжий мальчик показывал на нее пальцем и что-то громко говорил. В этот момент мальчик, увидев, что она смотрит на него, громко прокричал:

— Да какая ты героиня! Ты просто калека!

В зале мгновенно стало тихо. Будто подушка упала и придавила весь шум в огромном зале. Девочка задохнулась от брошенных ей слов, не успев даже ничего сделать. Большой зал завертелся перед глазами, и она провалилась во тьму, не слыша ничего. Она не слышала брошенного профессором Снейпом: «Триста баллов с Гриффиндора и отработки до конца года!» Она не чувствовала рук смертельно побледневшего Гефеста. Не слышала его крика. Ее сердце остановилось. Замерло дыхание.

— Нет! Нет! Гвен! — переложивший ее на пол мальчик начал делать массаж сердца.

— Энервейт! — Вздрогнувшее тело.

— Живи, родная, что угодно, только живи! — Пятнадцать качков, выдох в приоткрытый рот. — Дыши!

— Энервейт! — Снова вздрогнувшее тело.

— Живи, ну пожалуйста! — Руки качают, качают, укол адреналина, и вдруг…

Остановившееся сердце вдруг шевельнулось, трепыхнулось и забилось. Неровно, с трудом, но вот еще укол, и сердцу становится легче, оно набирает ход, судорожный вдох, перешедший почти в поцелуй, медленно открывшиеся глаза. Два силуэта на фоне света свечей. Как ангелы. Свет обрамляет их, придавая волшебства всему окружающему. Глаза фокусируются, и она видит бледнющего профессора Снейпа с палочкой и Гефа, у которого от облегчения льются слезы.

— Ты снова меня спас, — шепчет девочка, пытаясь улыбнуться.

— Профессор, ее бы в нашу комнату… там аппа… артефакт, полежит, успокоится, все хорошо будет. Только можно вы, а то у меня руки дрожат?

— Хорошо… Мобиликорпус!

***

— Ну он же правильно сказал, я ка… — Гвен не заканчивает разу, потому что Геф прерывает ее, просто поцеловав.

— Ты не калека, родная, ты особенная, — шепчет ей Гефест, безумно радостный от того, что она жива. — Просто особенная. Мой котенок. Ни у кого такой нет, только у меня. Ведь ты у меня есть?

— Я есть у тебя, — шепчет в ответ девочка, мурлыкая от счастья.

Совсем недавно она чуть не умерла… «Умерла», — говорит что-то внутри нее. А теперь она счастлива, просто счастлива. Пусть пока она не может пошевелиться, но она счастлива. Рядом с ней Геф, который уже столько раз спасал ее, и у Гвен появляется уверенность, что пока он рядом — она не умрет.

— Я… твой… котенок… — шепотом говорит девочка, обнимая мальчика.

Она вдруг замечает посеребрившиеся волосы на виске Гефа и ойкает.

— Это… Из-за меня?

— Это неважно, котенок, важна только ты, — улыбается ей мальчик.

И она верит, верит в то, что она важна, она просто особенная, вот такая, необычная. А еще она всей душой верит в то, что пока он рядом — она не умрет. Потому что он прогнал ее смерть. Потом эта вера создаст проблемы… Может быть. А может, и нет.

Но здесь и сейчас — она верит.

========== Часть 6 ==========

«Здравствуйте, любимые мамочка, папочка и братик. У меня все хорошо. Недавно меня обидел какой-то рыжий мальчик в Большом зале, где мы кушали, но Геф опять меня спас. Наверное, он ангел, которого мне послали с небес, только не знаю, за что. Он меня называет котенком, так ласково-ласково, и никогда не сердится. Иногда мне даже не верится в то, что он у меня есть. Потому что пока он рядом, я не умру. А он рядом всегда. Уроки проходят хорошо, оценки у меня хорошие, просто отличные. Только остальные девочки и мальчики меня сторонятся, но это не страшно, потому что у меня есть Геф. Жутко соскучилась по всем вам, напишите, как у вас дела? Ваша доченька и сестренка, Гвен».

***

После того, как Гвен… После остановки сердца ей надо было полежать. Гефест нашел в книжке, что он сделал не так, и теперь девочке было намного удобнее лежать, хотя она часто просила его полежать с ней. После того, что случилось, Гвен было очень страшно засыпать, и Геф рядом как-то помогал ей. Начали уходить в прошлое ночные приступы, все чаще девочка спокойно спала, но только если мальчик лежал рядом. Стоило ему перебраться на свою кровать, как все начиналось по новой, а девочка не всегда осмеливалась просить лечь с ней.

Наконец путем проб и ошибок Геф обнаружил, что ночь проходит спокойно, когда у него на груди сопит это маленькое чудо, и смирился. Нельзя было сказать, что ему самому было неприятно ощущать ее в своих объятиях, но неприлично же. Впрочем, ее жизнь дороже приличий. Поэтому, когда декан осведомился, что происходит, Геф выдал ему полную статистику, и профессор Флитвик согласился, что жизнь дороже. А потом улыбнулся и расширил кровать, перенеся артефакт в изголовье.

Теперь каждый вечер Гвен укладывалась рядом с Гефом и сладко спала до утра. Начав высыпаться, она стала лучше воспринимать уроки, у нее чаще получались заклинания и зелья. Хотя с зельями и раньше проблем не было, но теперь они получались лучше. Проще стало учиться, несмотря на то, что большинство уроков были индивидуальными — для Гвен и Гефеста. Профессора все-таки опасались, что неосторожно брошенное слово другого ученика может повредить девочке.

— Ты трансфигурацию сделала?

— Ага, эссе огромное просто, даже рука устала, — девочка улыбнулась.

— Отдохни немножко, хорошо? А я тебе почитаю учебник, хочешь?

— Да-а-а! Спасибо, — и поцелуй в щеку.

— Значит, слушай…

Так они занимались — в гостиной, в библиотеке, в комнате… Общаясь, делясь друг с другом, они, казалось, все больше врастали один в другого. Уже не представляющий жизни без этой девочки Геф. И не желающая представлять даже час без этого мальчика Гвен.

***

— Ну неприлично же, Филиус!

— Детям без разницы, мне тоже, ты заметила, как девочка посвежела?

— Да, ушла эта ее мертвенная бледность, и понимает она лучше.

— А у меня она вообще понимать начала хоть что-то.

— Ну если ей от этого становится лучше, то, наверное, пусть будет?

— Пусть будет, коллега, тем более девочка настрадалась. А мальчик выбрал сам.

— Что у нас там с Дамблдором и Минервой?

— А вы не слышали? Альбуса затребовал к себе Фламель. Просто явился в аврорат и забрал нашего «великого». А Минерва обживает Азкабан.

— Ее-то за что?

— Да за все… там такая грязь… Вы не хотите этого знать, коллега. Ну и еще то, что она чуть не угробила Поттер, причем хотела именно угробить, это точно установлено.

— Тьфу, туда ей и дорога. Кстати, о дороге, а что с Уизли?

— Близнецами Амелия занимается, а младшего отчислили. Покушение на убийство — не шуточки.

— Наконец-то!

***

Гефеста разбудила Гвен, внезапно заворочавшаяся на нем. Она дышала очень быстро, но поверхностно, вызывая ассоциацию с «собачьим» дыханием{?}[Является нечастным синдромом при сердечной недостаточности]. Что это такое, Геф знал, о таком было написано в учебнике. Поэтому он начал гладить ее, пока не разбудил. Но девочка все равно задыхалась, мучительно пытаясь вдохнуть, поэтому Геф, стараясь не паниковать, развернул ее на спину, опустил руку вниз, доставая мешок АМБУ, и с помощью маски принялся помогать ей вдохнуть. Через некоторое время девочка начала дышать нормально, открыла глаза и заплакала.

Геф прижал Гвен к себе, стараясь не мешать дышать, гладил ее и просто шептал на ушко ласковые слова. Ему было совершенно ясно, что девочка испугалась своего состояния, поэтому он просто старался ее успокоить. Наконец она развернулась к нему лицом, обняла и продолжила тихо плакать.

— Маленькая моя, не плачь, все хорошо, — шептал ей Геф и гладил по голове и плечам.

— Так страшно было… — прохныкала девочка.

— Не бойся, ты самая смелая на свете, котенок, — улыбнулся ей мальчик.

— Потому что есть ты, — прошептала успокоившаяся девочка, снова засыпая.

Приступ совершенно измотал ее, поэтому она очень быстро уснула и сладко спала до утра. Правда, утром Геф уговорил ее полежать, не вставать и не напрягаться. Он позвал домовика и ушел буквально на пять минут, чтобы предупредить декана.

— У Гвен ночью был приступ, она задыхалась, если верить учебнику, ей лучше полежать.

— Вы, конечно же, с ней?

— Конечно.

— Хорошо, я предупрежу профессоров, а еду вам доставит эльф.

— Спасибо, профессор! — с чувством сказал Гефест, убегая к слегка уже занервничавшей девочке.

Гвен не была довольна тем, что вынуждена будет весь день лежать, но доверяла мальчику полностью, а потому смирилась, решив покапризничать вволю. Когда Геф вернулся, она сразу же начала, как она думала, капризничать.

— Не хочу лежать!

— Надо полежать, котенок, хочешь, я полежу с тобой?

— Хочу! А как мы будем кушать?

— Сейчас нам принесут, тебя покормить?

— Ну, не зна-а-аю…

Гефест видел, что девочке хочется подурачиться, страх, который Гвен испытала этой ночью, еще жил в ней. Для нее это ощущение и именно такой страх были чем-то новым, вот она и спряталась в себя, выпустив наружу маленькую девочку. Мальчик просто принимал ее.

Эльф принес еду, и Гвен включила детское «не хочу то, хочу это», но с Гефестом не получалось, он просто кормил ее, как маленькую, уговаривая, медленно, спокойно, будто укутывая своей заботой. И девочке вдруг расхотелось капризничать.

— Давай, моя хорошая, вот еще кусочек, осторожней, не подавись.

Это не выглядело издевкой. Он подложил ей под спину две подушки, чтобы Гвен было удобно, и кормил аккуратно, следя за ее дыханием. А она кушала, медленно пережевывая, потому что внутри жил страх и он грыз ее там.

— А в туалет ты меня выпустишь?

— Эльф отнесет, — улыбнулся Геф.

— А если бы не было эльфа? — заинтересовалась девочка.

— Тогда есть такая штука, «судно» называется.

— И тебе не было бы противно? — допытывалась Гвен.

— Глупенькая, ты же мой котенок, как мне может быть противно?

От той нежности, с которой Геф произнес это, у девочки защипало в носу, и она полезла обниматься, сметя в сторону тарелки. Хорошо, что эльф был настороже и еда на пол не попала. После еды дети расположились рядом, Геф достал учебник по чарам и начал читать. Громко, вслух, с выражением, заметив краем глаза, как приоткрывшаяся было дверь медленно закрылась.

***

— Ну как они там?

— Мальчик читает мисс Поттер учебник по чарам. Видно, что девочке тяжело далась ночь.

— Счастье, что он у нее есть.

— Похоже, они уже есть друг у друга.

— Ну это как раз понятно. Коллеги, что будем делать? На уроки мисс Поттер вряд ли сможет ходить, помните, что случилось в Большом зале? Дети далеко не все добрые.

— А я говорила, лучше бы оставили мисс Поттер в маггловском мире.

— Это не в наших силах, что можем сделать именно мы?

— Я предлагаю составить ей с мистером Грейнджером индивидуальное расписание, и пусть ходят к нам, глядишь, быстрее материал пройдут.

— Толку-то… Она на экзамене может…

— От наших мы освободим, а министерским пусть Мунго объясняет.

— Очень здравая мысль, коллега. Я всецело «за».

— Да все «за», жалко же девочку, если бы не Альбус… Надеюсь, Фламель его на ингредиенты пустит.

========== Часть 7 ==========

«Здравствуй, наша любимая доченька и сестричка. Мы очень соскучились по тебе, ничего, скоро каникулы, и мы снова будем вместе. Все сильнее хотим познакомиться с Гефестом, о котором ты написала столько теплых слов. Мы ему очень благодарны за тебя и будем рады, если он сможет побывать у нас. Хотя папа считает, что рано писать об этом, но я думаю, что вы полюбили друг друга, хоть вы и маленькие. Этого не нужно бояться, доченька, это очень хорошее чувство. Мистер и миссис Грейнджер — очень хорошие люди, мы уже пару раз встретились и, кажется, стали друзьями. У нас все хорошо, все здоровы, ждем тебя с нетерпением. С любовью, мама, папа и Дадли».

***

Чем ближе были каникулы, тем больше нервничала Гвен, да так, что приходилось ее поить умиротворяющим бальзамом. Однажды она не выдержала и рассказала Гефесту.

— Я очень соскучилась по маме, папе и братику. Но я боюсь, что ночью… Как я без тебя? Я уже так привыкла, что ты рядом… — девочка заплакала, и Геф начал ее успокаивать.

— Это не проблема, котенок, это задача, — убеждал он ее. — Мы все вместе подумаем и решим ее, хорошо?

— Хорошо… Просто мне так страшно…

Гефу тоже было страшно, но — за нее. Пережив с ней множество дней и ночей, он понимал, что к девочке могут просто не успеть. Иногда ее нужно было просто почувствовать, чтобы успокоить, как это объяснить взрослым?

«Здравствуйте, папа и мама. У меня все хорошо, и у Гвен тоже, насколько это возможно в ее состоянии. Родители, мне нужен ваш совет. Передо мной стоит серьезная задача. Так получилось, что статистически у Гвен гораздо меньше приступов, когда мы спим в одной кровати. Точнее, когда подушка — это я. Она так лучше высыпается, и у нее остаются силы учиться. Пока мы в Хогвартсе, это не проблема, потому что профессора все поняли и помогают нам, но что будет на каникулах? Гвен очень боится, отчего приступы участились, ее даже приходится поить успокоительными, но постоянно ведь нельзя. Я сильно беспокоюсь о моем котенке, потому что ночью к ней могут просто не успеть, да и Гвен нервничает. Мне нужен ваш совет. С любовью, ваш сын Гефест».

Минуло столько времени, а кажется, что все было только вчера — поезд, девочка, Мунго. Они будто бы познакомились только вчера или же целую вечность назад, а уже так вросли друг в друга… Приближались каникулы. Прекрасная пора, возможность встретиться с родными и вновь выплывший из глубин сознания страх. Страх девочки, для которой каждый день может стать последним.

— Мистер Грейнджер, возьмите это зелье, будете давать ее мисс Поттер каждое утро по столовой ложке. Оно неприятное, но я верю, что вы справитесь.

— А что это за зелье, сэр?

— Это зелье должно улучшить состояние мисс Поттер в том, что касается сердечной недостаточности. К сожалению, оно совершенно не поможет от аритмии, но хоть что-то.

— Спасибо, сэр! А как оно совместимо с маггловскими медикаментами?

— Нормально оно совместимо… Не беспокойтесь, Мунго гарантирует.

— Спасибо вам от всей души, сэр.

С новым зельем дела медленно пошли на лад. Гвен уже могла высидеть всю пару с профессором без того, чтобы падать от усталости на первой трети занятия. Перестала задыхаться ночами, но все равно не отпускала Гефеста от себя. Зелье было не то, что неприятное, оно было горьким, поэтому каждое утро девочку приходилось подолгу уговаривать, но Геф справлялся, ведь оно делало лучше…

Вот и сегодня нужно покушать, выпить зелье, выпить таблетки, проверить аптечку и пойти на чары, а потом на трансфигурацию. После обеда — домашние задания и сон для Гвен. А пока девочка спала, Геф изучал книги по артефакторике. Он мечтал создать артефакт, который сможет работать, как кардиостимулятор, но для этого нужно было очень хорошо знать кардиологию и артефакторику, вот мальчик и учился, используя каждую свободную минуту, отказывая себе во всем.

Дневной сон тоже был правильным, учебник не обманывал. Более отдохнувшая Гвен повеселела, перестала паниковать и радовалась жизни, с удовольствием изучая новое. Только иногда приходил страх… С исчезновением опухоли казалось, что сильнее развилась сердечная недостаточность, но это было не так. Раньше Гвен вела, в основном, лежачий образ жизни, из-за чего ситуация с сердцем не была такой важной, а сейчас, начав больше двигаться… Больше движения — больше нагрузка на сердце, все логично и просто.

«Дорогой наш сын! Новость о том, что ты в двенадцать уже спишь с девочкой, горячо заинтересовала нашего папу, который попросил не размножаться раньше времени. Впрочем, довольно шуток. Ситуация очень серьезная, ты ее столько раз спасал, что стал ее якорем, как и она — твоим. Мы встретились с Дурслями и сравнили ваши письма. Очень хорошие и понимающие люди, кстати. Так вот, чтобы не подвергать твоего котенка опасности, мы решили так: Рождество будем справлять у нас, на все каникулы к нам приедут Дурсли и вам расставаться не придется, а летом… Летом посмотрим. Пока что успокой свою девочку и успокойся сам. С любовью, мама и папа».

***

Вот и пролетело время, сегодня последняя ночь в Хогвартсе. Вечер, пора укладываться спать. Загребущие ручки девочки уже тянутся к мальчику, чтобы обнять. По Гвен заметно, что она нервничает, а это опасно.

— Котенок, мы не расстанемся, — говорит Гефест.

— Ка-ак? Как ты это сделал? — удивляется девочка.

— Это мои и твои родители. Я попросил помощи, и они договорились.

— Это… Это… такое чудо… — Ну вот, опять плачет.

— Ну не плачь, моя хорошая, — целует глазки Гвен мальчик.

— Я от счастья…

— Все равно не надо, не напрягай сердечко.

— Ты такой… Такой… Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, родная, закрывай глазки и спи сладко.

Успокоенная девочка сладко засыпает на груди Гефеста, который задумывается о произошедшем, но сон вскоре приходит и к нему. Сон, в котором огромный зал, где они танцуют вдвоем.

***

Поезд загудел и двинулся, медленно набирая скорость. За окном потянулись заснеженные дома, поля, леса. У окна сидела пара — девочка прижималась к мальчику и смотрела в окно. Волосы медленно отрастали, и теперь ей не надо было больше носить косынку, но она все равно предпочитала повязывать, чтобы по старой привычке не застудить голову.

Мальчик обнимал девочку, гладя ее по голове, и задумчиво смотрел на пролетающий пейзаж. На душе было немного тревожно. Привычно проверив сумочку с лекарствами, он уложил девочку себе на руки.

— Отдохни, Гвен, нам еще долго ехать, — улыбнулся Гефест.

— Все-таки я немного беспокоюсь, — ответила девочка.

— Все хорошо будет, вот увидишь, сейчас встретишься с родными, представляешь, как они тебе обрадуются?

— А ты?

— А я буду рядом всегда, я же обещал, помнишь?

— Помню… Спасибо… — сказала успокоенная Гвен, закрывая глаза.

Дверь в купе открылась, заглянула староста факультета.

— Как она?

— Хорошо, засыпает, притомилась со всеми этими сборами, — ответил мальчик с нежностью.

— Ее состоянию не позавидуешь, но иногда я все-таки завидую тому, как вы друг с другом…

— Мы просто знаем, что все будет хорошо, да, котенок? — Засыпающая девочка что-то мурлыкнула и улыбнулась.

— Ну, удачи вам, — произнесла Пенелопа, посмотрела еще раз на эту невозможную пару и вышла.

Эти двое были почти легендой. Девочка-которая-выжила и магглокровка. Но, Мерлин мой, как он о ней заботился, как она его любила. Это видел каждый, буквально каждый, даже слизеринцы не смели выступать. Глядя на эту пару, многим девочкам было банально по-хорошему завидно.

А поезд шел домой, где этих двоих ждали самые близкие люди на свете.

========== Интерлюдия ==========

Николас Фламель расхаживал по кабинету, по центру, прямо под люстрой, грустно висел Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Фламель был очень недоволен, что и высказывал в данный момент:

— Альбус, ты вроде неглупый человек, палку у Геллерта отобрал. Молодец! Полукровку этого вашего до Темного Лордства, тьфу, довел. Ладно. Аристократов к нему в рабы сунул непонятно зачем, но это тоже было в соответствии с планом. Скажи мне, с какого Геллерта ты сунул девчонку к магглам? Тебе заняться нечем было или вуайеризм на старости лет одолел? Она же тебе все равно не подходит как вместилище! Что за желание поиздеваться над ребенком, да еще отмеченным? И это бы не было проблемой, но объясни мне, глупцу, как! Как ты умудрился уничтожить весь план за пару месяцев? Как эти ваши узнали обо всех филактериях этого вашего полукровки! Да еще и собрать умудрились! И еще — зачем ты с… взял мой камень? Он же только для меня работает, неужели ты думал, что этот твой недолорд купится?

Дамблдор грустно висел и лупал голубыми глазами, так как ответить не мог — у него не было рта. Фламель раздраженно жестикулировал, он очень не любил, когда его планы разрушались. Да еще и ближайшими исполнителями. Похоже, эта пешка, возомнившая себя ферзем, просится вон с доски.

— Так, ты мне надоел, поэтому сделаем так, — Николас Фламель впился взглядом в глаза Дамблдора, удаляя элементы памяти, касающиеся его планов.

Альбус молча корчился, как под «круциатусом», ему было очень, очень больно. Но еще было осознание того, что старый учитель решил его попросту «слить». Может быть, он и заигрался с детскими душами, но все же еще можно исправить!

Он хотел сказать, что сделает все, чтобы вернуть обратно, как было, но увы… рот Фламель убрал, используя один жуткий ритуал, и Альбус до сих пор чувствовал в мышцах отголоски той боли, которой подвергался несколько часов подряд.

— Так, о Британии можно забыть лет на пятьдесят, — размышлял Фламель, откачивая магическую силу из старого заигравшегося ученика. — Францию попробовать? Нет, я тут живу, мне потрясения не нужны. Германию? Хватит уж Геллерта, тоже тот еще умник, не зря говорили, что они любовники, хоть это и невозможно. К русским я после того случая сам не полезу… Надо что-то эдакое! О, Африка! Эх, Альбус, знал бы, что ты опять так нагадишь, я бы тебя тогда, в сорок пятом, не только кастрировал бы…

***

— Забирайте вашего Дамблдора, — бросил на пол тело всё еще недовольный Николас Фламель, которого в Министерстве боялись абсолютно все. И не только в Министерстве, но и во всей магической Британии. Злить такого мага было не с руки. Ибо без рук можно остаться запросто, на раз-два.

— Он мертв? — дрожащим голосом спросил служащий.

— Он? Живой еще пока. Только сквиб, так что можете допрашивать как угодно, — брезгливо бросил Николас Фламель и исчез из закрытой для аппарации зоны.

Рот он ему снова вернул, удовлетворив свою потребность в причинении боли, так что пусть выпивают этого кретина досуха! Туда ему и дорога!

— Сквиб?! — обрадовались авроры. — Сквиб — это хорошо!

В допросной собрались почти все следователи аврората, и даже несколько невыразимцев затесалось. Допрос шел пятый час, и сведения, которые вываливал под веритасерумом Дамблдор, вызывали нешуточный ажиотаж. Вкратце ситуация выглядела так, что Темного Лорда создал «великий светлый», просто запугав полукровку-сироту, а потом наблюдал, как тот набирает власть. Пророчество… Пророчество было истинным, вот только касалось оно не Поттеров и Волдеморта. Еще не пришедшие в себя после допроса Макгонагалл дознаватели… Ну, они думали, что больше их ничем удивить не получится.

Макгонагалл искренне не понимала, что она сделала не так. Зелья дружбы и вражды, стирание памяти детям — все, как приказывал начальник. Это же для Общего Блага! Убить Поттер она захотела сама после того, как задержали ее любимого Альбуса. Услышав, что от потрясения девочка может умереть, она решила убрать эту опасность для любимого ею Дамблдора. У дознавателей во время допроса волосы стояли дыбом — более ста случаев стирания памяти, умершие после общения с Альбусом магглокровки… Каждый представлял, что на месте такого ребенка мог бы быть его собственный…

А потом на волне того, что рассказал Альбус Дамблдор, прошлись по фамилиям, названным им. Магическую Британию не лихорадило, нет, ее трясло девятибалльным землетрясением. Так как Дамблдор ничего не скрывал, да и не мог скрыть… Добравшаяся до долькоеда Боунс вливала в него веритасерум, наплевав на советы целителей быть поделикатнее со стариком… чтобы надольше его хватило. Альбуса не было жалко никому.

Министерство обновилось, а Азкабан пополнился. После упокоения Лорда всех Пожирателей еще раз проверили мастера-менталисты… Долохова с извинениями вернули русским, Малфой, да и некоторые другие, на этот раз откупиться не смог. Беллатриса Блэк, никогда не бывшая Лестрейндж, была направлена на лечение. И таких фамилий, менявшихся местами, было много, очень много.

Хорошо, что маленькая девочка с больным сердцем так и не узнала, что ее крестный отец умер в тюрьме, а тот, кого Дамблдор намеревался за него выдать, был ей совершенно никем, хотя и относился к роду Блэк.

***

А маленькая девочка с больным сердцем в это время сидела в гостиной большого дома, судорожно вцепившись в своего мальчика, и отчаянно боялась, несмотря ни на зелья, ни на таблетки, ни даже на его теплые объятия. Она боялась того, что ее с ним разлучат. Но взрослые умные люди просто объясняли маленькой девочке, что этого никогда не случится, потому что уничтожать чудо попросту нельзя.

И когда она это услышала и поняла, она расплакалась, чуть не спровоцировав приступ, но, оказавшись в объятьях своего мальчика, внезапно успокоилась.

— Ты мое чудо, — сказал он ей.

И она поверила, потому что доверяла ему. И раз он говорит, что она чудо, значит, так оно и есть.

========== Часть 8 ==========

Поезд остановился, и Геф аккуратно вынул Гвен из вагона. Утвердившись на ногах, девочка посмотрела лучистыми от радости глазами, в которых, впрочем, затаился страх, на мальчика и протянула ему руку.

— Пойдем?

— Пойдем, котенок, — мягко улыбнулся Геф.

Как же давно она стояла на этом перроне, простившись с родными. Тогда она уезжала в неизвестность и не чаяла вернуться живой. Как многое изменилось с той поры… У нее больше нет опухоли, нет смерти, нависшей над ней и только ждущей какого-то особенного момента. У нее теперь есть Гефест, ставший за эти три месяца всем. Бесчисленное множество раз спасавший ее… Оберегавший даже, казалось, от самой себя. Она уже не смотрит в будущее со страхом обреченной. У нее теперь есть оно — это самое будущее. Радостно улыбнувшись, девочка делает шаг.

Петунья вглядывалась в серость разделительной колонны, в которую когда-то давно ушла ее доченька. Ребенок, которому оставалось жить так мало, у которого не было детства — только больницы, больницы, больницы… Ее малышка ушла тогда в эту серость, и Петунья прощалась с ней… Вернон в тот день долго утешал рыдающую женщину, Дадли даже не поехал в школу, но прошел день и пришло письмо от незнакомого мальчика, рассказывающее, что ее девочка в волшебной больнице, где ей обязательно помогут. Тогда у нее в сердце зародилась надежда. А потом оказалось, что этот мальчик встал между ее доченькой и смертью. Просто встал и не отдал.

Родители мальчика пододвинулись поближе, безмолвно поддерживая ее. Петунья помнила, как они впервые приехали в гости, как мягко расспрашивали. И свою истерику помнила. Тогда отец мальчика сказал: «Мой сын сказал, что пока он дышит — она будет жить. И я ему верю». Поверили тогда и они с Верноном. Просто в жизни ее маленькой доченьки случилось чудо. Чудо по имени Гефест.

Барьер пошел волнами, и на платформу в нормальной части вокзала ступили двое. Петунья в первый момент не узнала в этой счастливой коротко стриженной девочке свою дочь. Увидев, как та смотрит на мальчика, который не просто шел рядом, но и незаметно страховал ее, Петунья поняла, что хотела сказать малышка в своих письмах. Вдруг девочка увидела их. В ее глазах промелькнула радость, испуг и счастье. Она хотела рвануться, побежать, но мальчик не пустил, что-то шепнул, на что девочка кивнула и спокойно подошла.

— Мама! Папа! Братик! — Гвен принялась обнимать свою семью, не выпуская руку мальчика, на что тот виновато улыбнулся, обнимая другой рукой своих родителей.

— Доченька, может отпустишь своего Гефеста? — спросил Вернон.

— Никогда, папа, — сказала Гвен.

— В туалет я с тобой не пойду, — улыбнулся мальчик, и Гвен громко, счастливо рассмеялась, будто отпуская весь прожитый здесь страх.

Дадли подошел и обнял обоих, шепнув мальчику на ухо: «Спасибо за сестру». Потом они все двинулись к небольшому, но вместительному микроавтобусу.

— Сначала думали, чтобы вы неделю у нас, потом неделю у Грейнджеров побыли, раз уж вас расцеплять нельзя, но потом мистер Грейнджер сказал, что все поместимся, и папа согласился. А почему вас расцеплять нельзя?

— Потому что, братик, пока рядом Геф, я не умру, — очень серьезно сказала Гвен.

— У нее ночью бывает патологическое дыхание и апноэ{?}[Остановка дыхания], можно просто не успеть, останавливается-то{?}[Имеется в виду остановка сердца.] она быстро. Я-то чувствую и просыпаюсь в любом случае, — не совсем понятно объяснил мальчик, представившийся Гефом.

— А ты успеешь? — серьезно спросил Дадли.

— Всегда, — так же серьезно ответил Геф.

— Он меня столько раз спасал, даже когда я умерла… ой, — закрыла рот ладошкой проболтавшаяся девочка.

— Гефест? — вопросительно поднял бровь мистер Грейнджер, пока Вернон успокаивал Петунью.

— Остановка{?}[Остановка сердца в общем смысле.], — пояснил мальчик, — двадцать семь секунд.

— Ты?

— Я, пап, еще профессор помогал — дефом{?}[Деф — дефибриллятор, медицинский жаргон] работал. — Глаза мальчика на минуту пронзила такая боль, что отец, уже увидевший седую прядь, не решился расспрашивать дальше.

— Давайте о ваших приключениях дома, хорошо? — сказал Вернон, которому тоже стало нехорошо от откровений дочери, в отличие от Петуньи, все, о чем говорили мистер Грейнджер с сыном, он понял.

***

Дома, переодевшись с дороги, причем Геф страховал Гвен и все это видели, они расселись за столом. Не спрашивая девочку ни о чем, Геф уверенно наложил ей еды, что вызвало удивленный взгляд Вернона.

— Я же знаю, что она любит, — ответил мальчик на невысказанный вопрос, но сам к еде не приступал, внимательно наблюдая за девочкой, у которой проснулось желание пошалить.

— Не хочу ку-ушать, — протянула она капризным голосом, отчего Геф только вздохнул, взял вилку в свои руки и принялся привычно уговаривать.

— Ну вот давай этот кусочек за папу скушаешь? Смотри, как вкусно, ты только понюхай, как пахнет. А вот этот за маму… — мальчик понимал, что Гвен играет, но решил поддержать ее игру.

А Петунья чувствовала, как по ее лицу текут слезы. Спокойно, не торопясь, тихо уговаривая мальчик привычно, видно же, что привычно, кормил ее любимую расшалившуюся доченьку.

— Если ночью было нехорошо, она утром плохо кушает, — объяснил Геф. — А кушать надо, потому что таблетки и зелье.

— Го-о-орькое, — протянула девочка.

— Зато помогает же?

— Помогает, — улыбнулась Гвен. — Ладно, давай я сама, сам поешь. Мама, знаешь, он всегда кушает только после того, как покормит меня.

Видя, как ее сын заботится об этой девочке, миссис Грейнджер тоже не удержала слезы. А в простой фразе девочки было столько… Миссис Грейнджер на минутку стало завидно, хотя она очень любила мужа. Вот, оказывается, как выглядит то, о чем книги пишут. Тут Гвен уронила вилку и побледнела. Никто не успел даже среагировать, как Гефест обернулся к ней.

— Что случилось? Где болит? Как болит?

— Жжется опять…

— Тихо-тихо, не плакать, сейчас пройдет… — На свет появился баллончик, который тут же зашипел, распыляя лекарство, после чего мальчик уверенным жестом развернул девочку в правильное положение, прислонив к себе спиной.

— Дыши, маленькая, дыши, вот так, сейчас все пройдет, все будет хорошо…

Петунья, рванувшаяся к дочери, замерла. Мальчик все проделал быстрыми, уверенными жестами, привычно… Вот оно что, он это делал привычно, будто не раз повторял. И женщина вспомнила письма дочери, понимая, что это вовсе не фигура речи и не преувеличение.

А мистер Грейнджер с гордостью смотрел на сына, потому что видел не влюбленного мальчика, а врача. Правильные вопросы, правильная реакция, правильный разговор. Сын будет отличным доктором. Есть чем гордиться, есть.

— Ну что, прошло? — спросил Гефест, все внимание которого было сконцентрировано на Гвен.

— Да, только…

— Я помню, давай покормлю?

— Ага…

— Слабость у нее после приступа сильная, а кушать хочется, да и нужно кушать. Сама она не может, потому… — начал объяснять Геф, но его прервали.

— Не надо объяснять, парень, корми, — сказал Вернон, только что испугавшийся за дочку.

— Гефест, часто она так? — спросил мистер Грейнджер.

— Нет, пап, только когда понервничает, а тут она перенервничала, вот и дала, — спокойно ответил Геф, аккуратно кормя девочку. — Устанешь — скажешь, да?

— А чего она перенервничала? — спросил Вернон.

— Боится… Что вы будете против нашей ночевки.

Вернон подошел к стулу и присел, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами дочери. Сегодня он видел достаточно, чтобы понять. Даже то, что за «покормить» доченька пошла к мальчику, а не к нему, очень многое сказало мужчине.

— Гвен, доченька, мы против не будем. Если тебе так легче и лучше, то пусть так будет. Мы тебя любим, малышка.

— Я вас люблю, — ответила девочка.

========== Часть 9 ==========

Первая ночь на новом для Гвен месте — это может быть сложно. Родители Гефеста позаботились обо всем, правда, что значит — врачи. Гефу показали, где лежит судно, мало ли что, приготовили все для экстренной помощи. Полутораспальная кровать с регулируемым подголовником вызвала почти ликование. Сразу же отрегулировав подголовник на нужную высоту, Геф подготовил все для укладывания девочки спать, правда, тут возникла проблема, с которой он пошел к Петунье.

— Тетя Петунья, подстрахуйте, пожалуйста, Гвен в душе, — несколько смутившись, сказал мальчик.

— А в школе вы как? — заинтересовалась Петунья.

— Там слуги волшебные — домовые эльфы, они подстраховывают, а то я боюсь ее одну отпускать, влажность большая…

— Не объясняй, — улыбнулась Петунья. — Конечно, я помогу доченьке.

Гвен топталась перед лестницей, со страхом на нее поглядывая, Геф, не задумываясь подхватил ее на руки под удивленное восклицание Вернона и легко занес девочку наверх.

— Вопрос, как она в школе по лестницам ходит, снят, — сказал мужчина, с уважением глядя на худого, но жилистого мальчика.

— Обычно я ее заклинанием, но на каникулах нельзя, — улыбнулся мальчик.

— Папа, он, пока профессор не показал заклинание, меня постоянно на руках носил, — сдала Гефа Гвен.

— Поэтому ты не попросил о помощи?

— Мне совсем не трудно, — ответил мальчик. — Гвен, мыться и баиньки?

— Не хочу… Но надо, ты прав…

— Режим, котенок, это очень важно, а завтра у нас большой день, тебе надо отдохнуть.

— Иду уже, иду, — шутливо проворчала девочка. — Мама?

— Сейчас приду, доченька.

Пока Гвен мылась, Геф раскладывал все, что может пригодиться. Папа подумал даже о кислороде, баллон обнаружился на полу. Подключив к нему АМБУ и проверив, Гефест удовлетворенно кивнул. Дальше легли медикаменты, аптечка, все так, чтобы можно было легко найти. На столике обнаружился даже дефибриллятор и кардиомонитор. Хорошо, когда родители — врачи в престижной клинике.

— Ого, как ты основательно готовишься… — послышался от двери голос Вернона.

— Лучше приготовиться ко всему сейчас, чем паниковать потом, — уверенно ответил Геф.

— Настолько плохо бывает?

— Настолько еще не было, но лучше я буду готов.

— Мудрый подход, ну, не буду мешать.

Воспользовавшись вторым душем, Геф быстро помылся, почистил зубы и был готов намного быстрее Гвен. Потому, накинув халат, он устроился возле двери ванной комнаты, чтобы быть готовым, если что. К счастью, все прошло хорошо, девочка, шатаясь, вышла и была сразу же подхвачена на руки мальчиком, который отнес ее в постель, объясняя Петунье свое поведение.

— Влажность большая, вода горячая, вот она и растекается, тогда лучше я ее отнесу, а то упадет.

— Знаешь, Гефест, — сказала Петунья. — Когда-то мы с ней мечтали, что вот она выздоровеет, у нее появится парень, который будет ее любить, как мы. Но прошло совсем немного времени, и у нее появился мальчик, который любит ее. Может быть, даже сильнее, чем мы.

— Сильнее мамы любить невозможно, — ответил мальчик, растрогав Петунью.

Уложив девочку и проверив, удобно ли ей, Гефест лег рядом. Гвен сразу же переползла на его плечо, улыбаясь.

— Как ты, котенок? — спросил мальчик.

— Я счастливая… Рядом родители и братик… И ты… Так бы и не уезжала никуда, осталась бы тут навсегда, — ответила улыбающаяся девочка.

— Если ты действительно этого хочешь, то я подумаю над этой задачей, — сказал ей мальчик.

— Я потом скажу, завтра, хорошо?

— Хорошо, котенок, спи сладко.

— И ты спи… я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю.

Свет погас, дети засыпали, только Геф прислушивался к девочке даже сквозь сон. А Гвен снился бал. Она танцевала, ничуть не задыхаясь, какой-то волшебный вальс со своим Гефестом. А еще на ней было белое платье, и девочка чувствовала счастье, даже несмотря на то, что это был сон.

***

Все-таки вода для Гвен была слишком горячая, понял Геф часа в три ночи, когда девочка начала задыхаться во сне. Надев на нее маску и пустив кислород, мальчик убедился, что это помогает, поэтому не стал ее будить. Убедившись, что Гвен успокоилась, он начал потихоньку снижать скорость{?}[Подача кислорода описывается в литрах в минуту] до первого признака беспокойства{?}[Не надо экспериментировать с этим. ]. Остановившись где-то на полулитре в минуту и убедившись, что девочка уснула, мальчик поймал ее палец крокодилом сенсора, включив кардиомонитор в режиме пульсоксиметра{?}[Измеряет пульс и содержание кислорода в крови]. Только убедившись, что сатурация{?}[Сатурация крови кислородом показывает, сколько этого газа содержится и циркулирует в крови] находится на границе нормы{?}[Согласно соответствующим гайдлайнам], разрешил себе уснуть дальше.

Утро началось с удивленного возгласа мистера Грейнджера, обозревшего эту картину.

— Сын, почему не позвал?

— А зачем, пап, все же нормально было?

— Вот станешь врачом, тогда сможешь такие решения принимать самостоятельно, а до тех пор будь добр.

— Не ругайте его, пожалуйста, — жалобно попросила Гвен. — Ну нет у нас в Хогвартсе врачей, вот Геф и привык все решения принимать сам.

— Ладно, не буду, — улыбнулся мистер Грейнджер. — Давайте, поднимайтесь, через час выезжаем.

— Хорошо, пап, — кивнул Гефест. — Прости, котенок…

— Ты всеправильно сделал, — убежденно сказала девочка. — Я тебе верю.

Мальчик медленно снизил кислород до нуля, но был вынужден вернуть его обратно, потому что монитор был против. Тогда Геф уверенно нажал на кнопку возле кровати. Мистер Грейнджер вернулся весьма поспешно.

— Пап, не могу снять кислород, сатурация падает.

— До куда? Ага, понял… Так, отключай, но сердце не нагружаем. Кушаем и едем. Вопросы?

— Нет вопросов.

***

Кардиологическая клиника была совсем не похожа на онкологический центр, который еще приходил к Гвен в кошмарах. Здесь не было той ауры безнадежности и горя, а напротив — аура надежды. Гвен понравилось почти прозрачное красивое здание. Несмотря на то, что ее сегодня носили на руках, а в самой клинике пересадили в кресло, все было замечательно. Девочка не воспринимала инвалидное кресло, как катастрофу, потому что это было только для сегодняшнего визита.

Мистер Грейнджер встретился со своим другом, рассказав ему историю болезни Гвен, с некоторыми купюрами, учитывая волшебство. После чего девочку начали возить… Кардиограмма, ультразвуковое исследование, рентген. Поначалу Гефа хотели отодвинуть в сторону, но Гвен не дала, почти устроив истерику, и врачи смирились.

— Фракция выброса снижена…

— Изменения легких, характерные для…

— Тень сердца…

— Аритмия…

Находки сыпались, как из рога изобилия, и означали только одно — с сердцем плохо. В конце концов Гвен привезли к убеленному сединами профессору, который посмотрел на нее и сказал:

— Ну что, героиня магического мира, попробуем исправить хоть что-нибудь?

========== Часть 10 ==========

День оказался очень тяжелым для Гвен, несмотря даже на то, что ее максимально пытались разгрузить, а Геф вообще не отходил, помогая буквально со всем. Профессор оказался волшебником, но не из Англии. Известный специалист с труднопроизносимой фамилией «Шабалкин» оказался русским. Насколько Гвен поняла, его консультация — большая редкость.

— Молодой человек, который смотрит на меня с подозрением, это? — спросил профессор.

— Без Гефа я не согласна, — пискнула девочка, вцепляясь в руку мальчика.

— Понятно, — кивнул профессор. — В таком случае прошу всех, кроме пациентки и ее Гефа выйти, а мы с молодыми людьми посмотрим, что можно сделать.

***

— Джордж, как ты смог вытащить сюда самого Шабалкина?

— Ну ты же мой друг, да и он заинтересовался, когда услышал фамилию.

— Спасибо, дружище.

— Думаешь, у девочки есть шанс?

— С фракцией{?}[Фракция выброса — это процентная доля крови в главной насосной камере, выбрасываемая с каждым ударом сердца.] 30? Разве что Шабалкин чудо сотворит. Непонятно, как она умудряется ходить.

— Ее сын на руках носит.

— Хороший у тебя сын.

***

Профессор долго опрашивал девочку и мальчика, осматривал ее, накладывал заклинания и мрачнел с каждым полученным откликом. Он старался этого не показывать, но Гефест, сын врачей, видел отчетливо, что профессор совсем не рад полученной информации.

— Значит, говоришь, остановка… Так, давай сначала наденем артефакт.

Профессор протянул Гефесту обычные электронные часы, попросив надеть на руку Гвен. Девочка вытянула слегка подрагивающую руку, мальчик надел эти часы и выжидательно посмотрел на мужчину.

— Подождем, пока артефакт войдет в режим. Ко мне вопросы есть?

— Скажите, пожалуйста, сэр, сердечную недостаточность ведь можно победить зельями?

— Можно, конечно, только толку мало. Нужно устранить причину сердечной недостаточности, а это в магическом мире пока невозможно. Кроме того, нужно понимать, что так же, как сердечная недостаточность — последствие твоей аритмии, так же и у этого состояния есть последствия, в организме что человека, что волшебника все взаимосвязано. В Мунго вам правильно сказали: то, что ты жива — это чудо.

— Значит, шансов у меня нет? — опустила голову мало что понявшая девочка.

— Почему? Есть у тебя шансы, есть, нельзя отчаиваться!

Геф прижал к себе своего котенка и начал шептать ей о том, какая она хорошая, любимая, как все будет хорошо, нужно просто чуть-чуть потерпеть.

— Это задача, котенок, — сказал мальчик. — И мы ее решим.

— Я тебе верю, — прошептала девочка, прижавшись к Гефу.

А пожилой профессор, видевший на своем веку немало, снова поразился детской силе духа и самоотверженности. Сколько слез, надежд и страха он видел… И каждый раз какой-нибудь ребенок сжимал зубы и шел вперед. И вот эти двое… Мальчик, готовый свернуть горы ради девочки.

В этот момент тихо, но грозно загудел артефакт. Геф посмотрел на вспыхивавшие багровым светом часы и перевел взгляд на профессора. Профессор рванулся к девочке, только взглянул на артефакт и нажал неприметную кнопку. В дверь немедленно вбежали двое, которые волокли за собой большой синий баллон с какой-то конструкцией сверху. На лицо девочки легла маска.

— Дыши, маленькая, — привычно скомандовал Геф.

Гвен задышала, чувствуя, как отпускает охватившее ее напряжение. Артефакт перестал гудеть, медленно меняя окраску на желтую. Девочке было страшно, но рядом ведь Гефест, значит, все будет хорошо, она это твердо знала.

***

— Так, дети, — сказал профессор. — Больше лежать, пить вот эти лекарства по этой схеме. Гефест, я на вас надеюсь. Вот эти зелья должны помочь, вот это — через день. К сожалению, у магов нет опыта лечения сердечной недостаточности у детей, мало их, магов, да и то, что с вами сделали — единичный случай, хотя простецов винить не стоит, они решали проблему, которую видели, так, как умели. Теперь плохие новости, Гвен.

Девочка расширила глаза, сидя на руках обнимавшего ее Гефа, который шептал ей на ушко, что они со всем справятся. Обязательно, ведь они есть друг у друга. Он шептал ей, что все будет хорошо.

— Плохие новости в том, что тебе не стоит ходить{?}[Так бывает, в целях снижения нагрузки на сердце, особенно в реалиях 90-х годов.], — сказал профессор, глядя Гвен в глаза. — До тех пор, пока сердечко не научится само справляться с нагрузкой. И ни в коем случае не нервничать. Мы договорились?

Еще не понимая, что значат для нее слова доктора, девочка медленно кивнула. Она была прижата к Гефу, который шептал ей, что все будет хорошо, и верила ему.

— Если бы можно было вас изолировать от магии, поставили бы стимулятор, но сейчас просто нельзя — будет только хуже. Вам бы обратиться хотя бы на полгода раньше… — с какой-то тоской в голосе произнес профессор. — Ну да ничего, мы справимся, ведь так?

Дети кивнули. Профессор знал, что шансов прожить хотя бы пять лет у девочки не так много, но они есть, и он сделает все возможное, чтобы увеличить эти шансы. Магического аналога ЭКС действительно в природе не существовало, потому что таких болезней маги попросту не знали. Сама ситуация этой девочки была для магического мира невозможной…

В кабинет вкатили маленькое кресло на небольших колесах. Хмурый мужчина в голубой одежде показал, как его складывать и раскладывать, как сложить колеса, чтобы оно могло летать. До Гвен начал медленно доходить ужас ситуации, но профессор не закончил.

— Вот вам артефакт, который будет помогать тебе дышать{?}[В немагической реальности такой «артефакт» зовется «кислородный концентратор»], девочка, — доктор протянул маленькую коробочку, от которой отходила трубочка. — Давай снимем маску и попробуем подышать?

С помощью Гефеста артефакт укрепили на кресле, завели трубочку, на конце которой было что-то похожее на большую петлю с еще двумя маленькими трубочками, попавшими точно в ноздри{?}[Так называемые «назальные канюли»]. Сделав вдох, Гвен почувствовала, что в ноздри ей будто плюнуло чем-то холодным{?}[Обычные первые впечатления у детей], ощущение было непривычным.

— Вы живете не в магическом мире, потому колдовать вам на каникулах нельзя. Из-за этого все, что вы используете, должно выглядеть хоть как-то привычно для простецов, — профессор поковырялся в артефакте пальцами, после чего дышать стало комфортно. — Артефакты связаны, потому ты будешь получать столько кислорода, сколько тебе необходимо{?}[В реальной жизни нужен кто-то, кто, понимая, что делает, будет регулировать подачу кислорода, потому-то длительная кислородная терапия используется редко. Ну и открытый кислород в условиях квартиры — та еще лотерея. Впрочем, на Западе применяется достаточно часто.], а летом мы поглядим, что еще можно сделать, договорились?

— Да, профессор, — сжал губы Гефест, отлично понявший, что это все значит.

***

До самого дома Петунья держалась. Вернон сжал ее в объятьях и держал, держал из последних сил, хотя ему самому хотелось выть. Проклятый магический мир убил уже столько близких ему людей и собирался забрать доченьку. Как жаль, что нельзя было отказаться от этой проклятущей магии…

Всю дорогу Гвен провела на руках Гефеста, которому хотелось просто завыть и разбить всю эту магию, которая не в силах помочь самому дорогому человеку на земле. Но он держался и держал девочку. Всю дорогу он нашептывал ей на ушко, что они сильные, они справятся, он выучится и найдет возможность ее вылечить.

А Гвен… Гвен еще не осознала. Осознание придет позже, когда она увидит гуляющих детей, когда услышит музыку, когда колеса заскрипят по снегу. И только любящее сердце рядом не позволит этому осознанию стать катастрофой.

Когда они доехали до дома, настроение у взрослых было уже похоронным, но Геф решил, что стоит поговорить с Гвен прямо сейчас. Попросив высадить их у городского парка, он аккуратно пересадил девочку в кресло и повез ее к скамеечкам, не оглядываясь. Родители же поехали домой. Усевшись на парковую скамейку, развернул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу со своим котенком.

— Любимая, — он впервые назвал ее так. — Это не конец жизни. Мы справимся, я вырасту, выучу артефакторику и сделаю для тебя магический аналог того, что есть у простецов. Нужно немножко подождать. Ты особенная, самая лучшая и самая любимая. Мы вместе, навсегда, да?

— Да, любимый, — попробовала это слово на вкус девочка, ей понравилось. — Я не буду плакать, потому что верю тебе. Мы обязательно справимся, и тогда… Однажды мы с тобой потанцуем в большом зеркальном зале.

— Откуда ты знаешь про этот мой сон, я же никому не говорил? — удивился Геф.

— Я видела этот сон… Значит, он один для нас двоих и обязательно сбудется, — убежденно сказала Гвен.

А потом они гуляли по дорожкам парка, хрустя колесами по снегу. Встречные люди очень по-доброму улыбались девочке, отчего ей становилось теплее на душе. Еще будет осознание, боль принятия, будет и истерика, но… Рядом с ней всегда тот, что заберет себе ее боль, ее слезы, ее разбитые мечты. Который тихо, на ушко, расскажет девочке, что все еще впереди, что все обязательно будет хорошо.

========== Часть 11 ==========

Петунья из последних сил дошла до дивана, упала на него и зарыдала. Вернон обнял женщину, прижимая ее к себе, и только Дадли пока ничего не понял. Наблюдать горе маленькой семьи было физически больно. Миссис Грейнджер прижалась к мужу, пряча у него на груди заплаканные глаза. Она, как и муж, понимала, что именно случилось, и какая теперь будет жизнь у невинной девочки. Сколько раз они видели слезы в глазах родных больных детей… К этому нельзя, невозможно привыкнуть. Ведь за каждым страшным диагнозом — чья-то судьба, разбитые надежды, беспросветное будущее. А у некоторых нет никакого будущего, только мерцающие огоньки мониторов детской реанимации. Больницы вместо школы, может быть, самые добрые врачи и медсестры вместо родных рук…

— За что? Ну за что это ей? Она же ничего не видела, кроме этих больниц! — закричала Петунья. — Зачем нужна эта магия, если она не может вылечить мою доченьку!

Петунья Дурсль была хорошей женщиной, она, в первую очередь, восприняла все произошедшее, как наказание для дочери, но есть люди, которые считают болезнь ребенка наказанием для себя. Рушатся семьи, уходят считающие, что гробят свою жизнь рядом с больным ребенком… Так бывает. Но Петунья и Вернон Дурсль были хорошими, правильными людьми, они думали о ребенке. О девочке, что была им когда-то подброшена, но стала самой родной. Петунья обняла Дадли и плакала. Мальчик начал понимать, что случилось что-то плохое.

— Но ведь она жива, мама! Она будет жить! Неважно как, но будет! — воскликнул Дадли. — Или… нет? — закончил он шепотом.

— Будет, обязательно будет, — твердо сказал мистер Грейнджер.

Бывает так, что семья с больным ребенком остается в вакууме. Отворачиваются друзья, советуют «избавиться» родственники, даже родители. Этот вакуум пережить очень сложно, только воля и вера помогают в этом. Мистер и миссис Грейнджер поддерживали Дурслей, поэтому вакуум им не грозил. В этот миг они уже стали одной большой семьей. Потому что так правильно, а Грейнджеры всегда старались поступать правильно.

— Петунья, Вернон, Дадли, послушайте меня, пожалуйста, — обратился к ним мистер Грейнджер. — Девочка сейчас будет остро реагировать на ваше настроение, поэтому запомните, кресло — не катастрофа. Она дышит, разговаривает, улыбается. Значит — все хорошо. Вместе мы со всем справимся. Ей поможет справиться Гефест, но вы должны ее поддерживать. Никакой жалости! Понятно? Девочка не должна даже на секунду почувствовать себя тяжело больной.

— Мы постараемся, — проговорил Вернон. — Мы очень постараемся, да, дорогая?

— Да… — прошептала Петунья.

— Помните, что от того, как вы реагируете, зависит ее состояние, — сказала миссис Грейнджер. — Наедине с собой можете хоть истерику устраивать, но с ребенком — улыбка, тепло и поддержка.

— Хорошо, мы поняли, — сказала взявшая себя в руки Петунья.

Все возвращалось. Десять лет они боялись смерти доченьки от рака, и вот теперь, когда опухоли больше нет, опять… Все надежды, все планы…

***

С улицы послышался веселый голос Гвен, что-то рассказывавшей Гефесту. Взрослые с надеждой посмотрели на дверь. Если девочка не плачет, а веселится, значит, не все так плохо, как они себе навоображали. Вот открылась входная дверь, в коридоре появились заснеженные, веселящиеся дети. Окинув внимательным взглядом гостиную и не найдя следы траура, Геф расслабился, пересаживая Гвен на стул.

— Ну чего ты, я и сама могу, — сказала улыбающаяся Гвен, когда мальчик начал ее раздевать.

— А я хочу вот так, неужели тебе жалко? — скорчил умильную рожицу, вызвавшую смех девочки, мальчик.

— Ла-а-адно, — протянула Гвен. — Тогда разоблачай мое высочество!

Петунья едва держалась, глядя на то, как мальчик раздевает ее доченьку, да так, что та сама не возражает, да с шутками, играя. Какая же сила духа у этого двенадцатилетнего мальчика, что уже перестал быть ребенком, взяв на себя ответственность за жизнь Гвен. Женщина просто замерла, пораженно глядя на разворачивающуюся сцену.

— Высочествам самим ходить нельзя, — заявил Геф, поднимая девочку на руки. — Потому что, а вдруг горошина?

— А что можно высочествам? — заинтересовалась девочка, будто не замечая никого вокруг.

— Высочествам можно все, кроме того, что вредно, а то попа болеть будет, — говорил улыбающийся мальчик.

— Не хочу, чтобы попа болела, — девочка поднесла пальчик к губам. — Значит… Буду послушной?

— Да, любимая, — мальчик нежно поцеловал носик девочки, отчего она смешно фыркнула.

— Дети, кушать будете? — спросила улыбающаяся от этой семейной картины миссис Грейнджер.

— Мы же будем кушать? — спросил Геф и, не дожидаясь ответа, кивнул. — Будем.

— А капризничать можно? — хитро улыбнулась Гвен.

— Только если пироженку не хочешь, — ответил мальчик.

— Ну-у-у-у, так нечестно, — протянула девочка.

— Честно-честно, — сказал мальчик. — Кто не кушает еду, тому не положено сладкое.

— А чуть-чуть можно? — жалобно спросила Гвен.

— Чуть-чуть можно, — прижал ее к себе Геф, отчего девочка замурлыкала.

Миссис Грейнджер едва сдерживала слезы, наблюдая эту семейную сцену. Ее сын и эта девочка уже были семьей, они уже решали свои проблемы, играли в свои игры, и совершенно неважно то, что они все еще дети. Она смотрела и видела безграничную любовь и нежность, что буквально вспыхивала искорками между детьми. Такое бывает очень редко, но бывает. И когда оно бывает, именно это — настоящее чудо, настоящее волшебство, а вовсе не махание палочкой.

***

Когда все расселись за столом, Гвен начала радостно рассказывать про белочек, которых они кормили, про собачку, которая к ней прибежала. Она не играла, а была искренне счастлива. А пока она рассказывала, Геф ей подкладывал кусочки повкуснее, даже помогал поесть.

— Ну Ге-е-еф, — протянула девочка. — Я же высочество?

— Высочество, — согласился мальчик.

— Тогда я повелеваю, как высочество, — корми меня!

— А волшебное слово? — спросил Геф.

— М-м-м… — сделала вид, что задумалась, девочка. — Бегом? Нет? А, наверное, укушу? Тоже нет? Ну-у-у, тогда-а-а по-жа-луй-ста!

— Котенок мой, — с нежностью произнес мальчик, радуясь тому, что Гвен дурачится, а не плачет.

— А мы еще гулять пойдем? — спросила девочка.

— Обязательно и все вместе, правда? — Мальчик посмотрел на взрослых неожиданно серьезным взглядом.

— Правда-правда, — доброжелательно прогудел Вернон.

— Тогда мы перестаем капризничать, быстро доедаем и идем гулять, да? — спросил Геф.

— Да-а-а-а! — ответила ему девочка.

Так, играя, они покушали. Гвен, находясь среди любящих ее людей, просто выкинула из головы мысли о том, что с ней плохо. Доверяя Гефу, она отдала эти мысли ему, живя сегодняшним днем. Радуясь солнышку, снегу и мальчику рядом. И это было правильно.

Потом все оделись, со смехом и шутками посмотрев театральную пьесу под названием «торжественное одевание капризульки». И пошли гулять. Кресло сейчас катил Вернон, позволяя доченьке двигаться, держась за руку Гефеста. Вокруг было снежно, люди смотрели на эту большую семью, улыбаясь девочке, которая чувствовала себя сейчас самой счастливой и особенной на свете, и это было вовсе не потому, что она умеет колдовать, а потому, что ее любят, несмотря ни на что. Любят просто за то, что она есть.

========== Часть 12 ==========

Комментарий к Часть 12

Глава писалась между вертолетами, так что надежда на адекватность есть.

Когда ребенок заболевает, жизнь всей семьи меняется. Исчезают привычные ритуалы, меняются традиции. Появляются новые ритуалы, новые желания, новые традиции. Все теперь крутится вокруг ребенка. Гефест не почувствовал этого перехода, для него все изменилось еще первого сентября в том купе, где тихим воробышком сидела девочка. Именно тогда его жизнь разделилась на «до» и «после», поэтому сейчас для него все было проще, чем для Гвен, Петуньи, Вернона, Дадли и родителей. Он просто принял к сведению, что его котенку нельзя ходить, чтобы не напрягать сердце, нельзя нервничать, нужно наблюдать за артефактом и быть готовым. Он и так был всегда в готовности с того первого сентября.

Утром Гвен просыпается на груди Гефа, потягивается, и начинается игра. Игра в капризную или послушную принцессу, игра в маленькую девочку или в большую уже. Как только она открывает глаза, то видит взгляд, наполненный нежностью. Взгляд самого любимого человека на свете. Переодевание, когда слабость, это очень непросто, туалет — целое приключение, умывание… То, что другие проделывают автоматически, не задумываясь, стало не самым простым занятием для девочки. Если бы не Геф…

— Проснулась? — Нежный поцелуй носика, ставший уже традицией. — Давай я тебя поглажу.

— Мур-р-р, — отвечает Гвен. — Погладь меня…

И он гладит, постепенно усиливая нажим. Дренажный массаж. Необходимый девочке, чтобы вода не застаивалась, чтобы сердце не тратило лишнюю энергию. Сердечная недостаточность — это и отеки, а где отеки, там и массаж. Диуретики справляются далеко не всегда, при тяжелых формах не справляются вовсе. Но без них — гораздо хуже, а ведь еще нужно следить за калием, натрием, кальцием{?}[Следят за электролитами крови, но они зависят от медикаментов и продуктов питания]. Это непросто, но и к этому привыкаешь, вот и Гефест привык. Главное, чтобы его девочке было комфортно, чтобы она не задумывалась о болезни, чтобы не грустила. Закончив с массажем, он еще несколько минут просто гладит, чтобы Гвен расслабилась. А потом туалет, ее нельзя оставлять одну, но и присутствие очень смутит девочку, потому Геф просто пересаживает ее и выходит. Дождавшись тихого: «Геф» или «я все», войти и пересадить. Подать зубную щетку, пасту и…

— Давай наперегонки?

— Давай!

Радостная улыбка, обязанность превращается в веселую игру. Умыться одной почти невозможно, потому что канюли мешают, а снять их даже на минуту опасно. Геф никогда не подвергнет любимую опасности. А вот после умывания можно и переодеться, но утром часта слабость, и самой ей это сделать сложно. Если бы не безграничное доверие, которое испытывает девочка к Гефу, все было бы намного сложнее, а так… Он спокойно переодевает ее, как маленькую, и ей нравится чувствовать себя маленькой в эти моменты.

— А почему ты не смущаешься, когда видишь меня… Ну…

— Потому что я тебя просто люблю. Всю тебя, полностью. Да и рано нам еще смущаться от такого.

— Я тебя очень-очень люблю, — говорит уже полностью одетая Гвен.

***

Раньше или позже это должно было случиться. Через это проходят абсолютно все лежачие больные и часть сидячих. Само по себе «это» не кажется таким уж страшным, но только не для пациента. Очень сложно научиться «ходить под себя». Очень тяжело морально, очень смущает сам процесс.

Гвен завозилась, мгновенно разбудив Гефа. Проснувшись, он пару раз закрыл и открыл глаза, чтобы прогнать сонную одурь, после чего повернулся к любимой девочке. Она смотрела на него виноватыми глазами.

— Геф… — сказала девочка, покраснев, что было видно даже в предутреннем полумраке. — Я в туалет хочу.

— Ну давай, попробуем, — сказал Геф.

Он подошел к ней, собираясь взять на руки, но она не сдвинулась с места. Посмотрев внимательнее, он понял, что что-то не так.

— Что случилось, котенок? — озабоченно спросил он.

— Не могу… — тихо ответила Гвен и заплакала.

— Не надо плакать, любимая, сейчас мы все решим, — спокойно сказал Геф, направляясь в сторону уборной.

Взяв в руку судно, он вернулся обратно. Гвен сразу же увидела странную посудину, с которой она уже была знакома в той больнице, иногда возвращавшейся еще в кошмарах. Девочка расширила глаза и сделала еще одну попытку двинуться с места, но не преуспела. Ей казалось, что тело отказалось отвечать на ее желания. Это было бы очень страшно, если бы она не тратила все свои силы на кое-что другое.

— Ну чего ты, любимая, — тихим, спокойным голосом начал говорить Геф. — Это обычное дело, ничего страшного.

— Может… Как-то иначе? — прошептала девочка.

— Потом подумаем об «иначе», — спокойно ответил мальчик, отодвинул одеяло в сторону, приподнял поясницу Гвен, ловко подсунул судно, на противоходе стянув пижамные штаны. — Давай, моя хорошая.

Геф положил рядом с ней рулон туалетной бумаги и подчеркнуто отвернулся, чтобы не смущать девочку еще больше, и даже вышел из комнаты так, чтобы видеть ее, но не попадать в область ее зрения. Гвен огляделась, увидела, что она одна, всхлипнула и отпустила себя.

— Геф, я все…

— Вот и умница, вот и молодец, — похвалил ее Геф, забирая судно.

Когда он вернулся, девочка тихо всхлипывала. Понимая, что у нее на душе, мальчик обнял ее и принялся укачивать.

— Не плачь, моя хорошая, я тебя люблю, ты самая лучшая, самая хорошая…

— Тебе не противно?

— Я же говорил, что ты глупышка, я тебя всю люблю, понимаешь?

— Я тебя тоже люблю… — прошептала Гвен.

— У тебя сейчас сильная слабость?

— Да… Почти не могу двигаться… Не знаю, что со мной…

— Все в порядке с тобой, это сейчас пройдет, — ласково заговорил Геф, нажимая кнопку. — Сейчас все пройдет, и ты опять будешь шалить. Давай пока штанишки обратно натянем?

Так, отвлекая ее от слабости, чуть пощекотав, мальчик дождался отца. Мистер Грейнджер тихо и спокойно вошел в комнату.

— Что, сын?

— Сильная слабость, не может двинуться.

— Ага… Ну, доставай тонометр и посмотрим.

— Ой, я дебил…

— Самокритично, но по делу.

— Не ругайте Гефа, пожа-а-алуйста, — Гвен была готова опять заплакать.

— Не ругаю, не ругаю… — вздохнул мистер Грейнджер. — Давление артериальное у тебя снизилось резко, потому и не можешь двигаться, так бывает, сейчас мы в этом убедимся и поможем.

— Честно? — с надеждой спросила девочка, подставляя руку под манжетку.

— Честно-честно, — ответил улыбающийся мистер Грейнджер. — Если бы сын проснулся, он бы и сам сообразил, но он, видимо, встать встал, но не просыпался.

— Спасибо, — прошептала Гвен.

Самое страшное — это чувство беспомощности. Вот вчера еще все было хорошо, было плохо, было тяжело, но она не была беспомощной, а вот сегодня — вдруг, резко, неожиданно. Первая реакция — паника. Отключающая мозг, здравый смысл, даже слух. А потом… Утром Гвен было стыдно за свое недоверие и за свою панику. Подумаешь, эка невидаль — судно. Геф ее уже сколько раз переодевал и видел любой. Но стыдно ночью было до слез, а утром — уже все в порядке. Все хорошо. А вот Гефесту было стыдно весь день, ведь он запаниковал и не подумал о самом простом объяснении недвижимости любимой. В Хогвартсе папы рядом не будет.

Скоро возвращаться в школу. Гвен пока не думала об этом, а Геф пытался представить, как оно будет, как оградить девочку от жалости, от возможных насмешек, от грусти… Он моделировал ситуации и надеялся, отчаянно надеялся на лучшее.

========== Часть 13 ==========

Вот и закончились каникулы. Сегодня ребята уезжают опять в Хогвартс на пять долгих месяцев. Гвен накануне так напереживалась, что Геф этой ночью совершенно не выспался, впрочем, он не роптал. У девочки ночью был приступ из тех, которые оставляют после себя седые волосы в шевелюре родителей. Тяжелый приступ, с работающим «на износ»{?}[То есть на максимуме возможностей] кислородным артефактом, с включенным уже дефибриллятором, страшный приступ, просто страшный. Невозможно описать это ощущение стоящей за спиной, с любопытством заглядывающей через плечо смерти. Да и в тот момент Геф не задумывался о поэтических сравнениях. Он просто делал свое дело, спасал свою Гвен, а где-то там, в глубине, трепыхался и тоненько пищал зажатый тисками воли страх. Это уже потом, когда девочка уснула, его трясло, его отпаивали самым простым успокоительным — спиртным. Уже потом у мальчика была истерика, когда уже все было хорошо. Поспать-то удалось, но недолго.

— Любимая, будешь так нервничать, укушу за неожиданное место, — сказал утром Геф за завтраком под смех родных.

Трясло всех. Несмотря на то, что Гвен уже немного привыкла к креслу, несмотря на то, что все привыкли к ее состоянию, но одно дело дома, совсем другое — где-то далеко, где нет вертолета санавиации, кардиолога и дефибриллятора. Поэтому волновались все. Не волновался только Геф, потому что он искренне считал, что нельзя волноваться о том, что не можешь изменить. Достаточно фаталистический взгляд, тоже, кстати, характерный…

Завтрак прошел несколько напряженно, но Геф держал Гвен за руку, успокаивая. С ним она чувствовала себя намного спокойнее, он будто заражал ее своим спокойствием, хотя в данный момент мальчику хотелось только спать, несмотря на две чашечки крепкого кофе, что бултыхались где-то в организме. Встряхнувшись, он проверил сумку с почти годовым запасом медикаментов, расходников{?}[Те же канюли надо время от времени менять.], инструментов… Уже почти перед отъездом мистер Грейнджер сделал Гефу, в его понимании, царский подарок — новенький «Литтманн»{?}[Марка лучших в описываемый период стетоскопов. ], мальчик был искренне счастлив, что удивило Дадли.

Пора было ехать на вокзал. Гвен была аккуратно перенесена на сиденье машины и пристегнута, рядом устроился Геф, кресло же оказалось в багажнике. Так как на зимние каникулы дети приехали без вещей, то чемоданов и сундуков не было. Наручный артефакт показывал салатовое свечение, что можно было назвать «хорошо», кислородный Геф укрепил на поясе девочки, чтобы не дернуть за канюли ненароком — это больно. Микроавтобус прогрел двигатель и отправился в свое путешествие к железнодорожному вокзалу.

— Не волнуйся, тебе вредно, — убеждал Геф девочку.

— Ну а как… А вдруг… — шептала она.

— Давай договоримся, — наконец нашел выход мальчик. — Я буду волноваться за нас обоих, а ты успокоишься. Ведь я с тобой, значит, что?

— Ничего плохого случиться не может, — широко улыбнулась девочка и была тут же поцелована в лоб.

— Вот, поэтому давай просто насладимся дорогой…

***

Распростившись с родителями, провожавшими их, подростки прошли через барьер. Петунья все-таки не выдержала и расплакалась, но Гвен улыбнулась маме и пообещала, что все будет хорошо, потому что «так Геф сказал», после чего заплакала уже миссис Грейнджер.

Подойдя к поезду, Геф приготовился к увлекательному квесту «затолкай инвалидное кресло в не предназначенный для этого вагон», но вовремя вспомнил, что кресло артефактное и может летать. Убрав колеса рычагом, он привел в действие управляющий артефакт, с помощью которого поднял кресло на уровень двери вагона.

Затолкать кресло в вагон всегда было тем еще вызовом. Поезда в 90-х годах на такое рассчитаны не были, потому в одиночку задача представлялась нерешаемой, но не в мире магии, хотя несколько крепких выражений с указанием генеалогии конструкторов вагона Гефу вспомнить пришлось. Наконец задача была решена, и кресло, левитируя над полом вагона, позволило доставить себя в купе. Привычно пересадив Гвен, мальчик собрал кресло и, пользуясь тем, что в купе было тепло, снял с девочки верхнюю одежду. Также избавившись от зимней куртки, Геф достал палочку и запер дверь купе, чтобы им не досаждали.

— Ты не проголодалась? — спросил он девочку.

— Издеваешься? — ответила она вопросом на вопрос. — Кушали же недавно.

— Извини, это рефлекс, — сказал Геф, улыбаясь.

— Какой рефлекс? — заинтересовалась Гвен.

— Ну как, рефлекс главы семьи: все должны быть накормлены, в безопасности и удобно устроены.

— Иди ко мне… — тихо попросила девочка.

Они сидели и обнимались. Гвен прижималась к Гефесту всем телом, будто желая раствориться в нем. Так прошло некоторое время, а потом она хихикнула.

— Что? — спросил Геф.

— Вспомнила, как ты сказал, что в туалет со мной не пойдешь, — еще раз хихикнула девочка. — А ты принес туалет ко мне.

— Ну тогда мы еще не знали, что я с тобой пойду куда угодно.

— И я… Эх, если бы можно было отключить эту магию…

— Поискать информацию?

— И ты готов отказаться от магии?

— Ради тебя я готов на что угодно. Так как?

— Не надо, любимый, пусть все будет, как будет.

***

Стемнело, по часам Гефа, оставалось где-то с полчаса до прибытия. Гвен давно спала, устроенная мальчиком на креслах и мантиях, ее артефакт помаргивал желтым глазом, что означало «могло быть и хуже», но кислород шел нормально, девочка дышала, значит, просто не самое удобное ложе виновато. В дверь пару раз пытались вломиться, без особого успеха, впрочем. Показанное русским профессором заклинание отлично справлялось с любопытными. Пора будить котеночка.

— Просыпайся, ангел мой, — поцеловал Геф девочку.

— Ничего не знаю, это ты ангел, — ответила она, просыпаясь.

Артефакт мигнул и стал салатовым, Геф отметил этот факт про себя. Усадив девочку, он вытащил разложенные таблетки на сегодня и выдал Гвен полагающуюся порцию.

— Опять таблетки… — капризно хныкнула девочка.

— Это лучше, чем уколы, — улыбнулся мальчик, в «укладке»{?}[Сумка с содержимым, обычно инструментарий, медикаменты и т.п.] которого были и ампулы, и шприцы. — Представляешь, по четыре укола каждый день? Твоя попа от тебя бы убежала.

— Да, — вздохнула девочка, вдосталь хлебнувшая этого в раннем детстве. — Лучше, чем уколы. Давай…

Она выпила таблетки, поезд начал замедляться, Геф потянулся за зимней мантией, которая до тех пор отлично себя чувствовала в сумке. Обрядив девочку в мантию, он пересадил ее в кресло и подобрал полы так, чтобы они не вытирали грязь с земли и с кресла, после, облачившись в свою мантию, мальчик присел рядом с Гвен, ожидая, пока поезд не остановится.

— Любимая, не нервничать, да?

— Да, Геф, — кивнула девочка.

— Смотри у меня, — шутливо погрозил он ей пальцем.

Когда поезд остановился и Геф смог тем же методом, то есть помогая себе характеристикой строителей вагонов, Хогвартса и всего волшебного мира, вытащить кресло, то его ждало еще одно испытание — кареты.

— А может, ну его, тот Хогвартс? Давай домой поедем? — тихо сказала Гвен, посмотрев на кареты.

— Спокойно, сейчас все будет, — ответил Геф, поднимая девочку мобиликорпусом из кресла и складывая кресло.

Потом он перенес девочку в карету и залез сам, с трудом затащив и сложенное кресло. Посмотрел на Гвен, вздохнул.

— Во мне крепнет желание сменить школу, ты как к этому относишься?

— Я бы и страну сменила на что-нибудь потеплее, — ответила прижавшаяся к нему девочка.

— Значит, подумаем летом, — заключил Геф.

========== Часть 14 ==========

Кресло, конечно, удивило профессоров, но у Гефеста было ощущение, что чего-то подобного они и ожидали. Лекарства помогали, ночных приступов опять стало меньше, Гвен уже могла сосредоточиться на уроках, хотя и уставала, конечно. Зелья стали получаться хуже, потому что испарения от котла… В общем, Гвен на занятии готовила ингредиенты, а варил Геф. Это огорчало девочку, но она понимала, что пока никак, а Геф задумался о вытяжке.

— Профессор Флитвик, скажите, а в классе зелий можно ли сделать такую штуку? — обратился он как-то к декану.

— Давайте посмотрим, молодой человек, — заинтересовался профессор. — Не вижу проблем, зачем это вам?

— Гвен любит зельеварение, а сама варить не может, потому что испарения… — объяснил Гефест. — Это ее очень огорчает.

— И вы хотите сделать эдакую вытяжку, чтобы мисс Поттер могла сама варить?

— Да, сэр.

— Что ж, не вижу препятствий, идите, юноша, я сам поговорю с профессором Снейпом.

Когда на следующем уроке Гвен узнала, что теперь она может сама варить зелье, ее радости не было предела. Она даже взвизгнула от счастья и хотела обнять профессора.

— Мистера Грейнджера благодарите, — ответил ей улыбающийся профессор Снейп, которому была приятна радость девочки.

С трудом дождавшись конца урока, Гвен обняла мальчика и просто прижалась к нему, молчаливо благодаря. И было в этом жесте столько, что Геф задохнулся от нежности. Потом они двигались по направлению к спальне, а Гвен рассказывала, какие еще зелья она мечтает сварить.

Другие школьники некоторое время косились на кресло, но потом успокоились. Ну вот есть, ну парит, героиня же, ей можно. С ними не очень общались, сначала страшась напугать, а потом… Дети — они разные, сострадание есть далеко не у всех, понимание тоже, поэтому мир Гвен в Хогвартсе замкнулся на Гефе. Ее это ничуть не беспокоило, мальчика тоже, он с детства был не слишком контактным, предпочитая книги людям. А в жизни Гвен больниц было гораздо больше, чем дворов и школ, поэтому научиться общаться ей было негде. Хорошо, когда детей учат нормально относиться к особенному ребенку, но даже в Европе это началось гораздо позже.

— Геф, дай списать трансфигурацию.

— Лениво делать или устала?

— Устала…

— Тогда я тебе копию сделаю и сдашь.

— А не наругают?

— Не думаю, иди лучше сюда.

Переложил с кресла на кровать, переодел… Почему-то после каникул Гвен не хотела, чтобы ее переодевал домовик, а только Геф. Мальчик принимал это, как знак доверия, а девочке были приятны прикосновения его рук, просто как ласка, очень уж осторожно Геф ее переодевал, массировал и гладил.

Так пронеслась зима, Гвен привыкла к режиму, Геф приучился многое делать просто автоматически. Наступала весна, а весна — это не только цветение, зеленая травка, поющие птички. Это еще и обострения различных заболеваний, обычно хронических. Это время, которое проклинают многие хронически больные, потому что именно тогда снова становится больно или плохо.

Не обошло это время и Гвен. Она стала сильнее уставать, не была в состоянии высидеть весь урок или доварить зелье, что огорчало ее просто до слез. Казалось бы, что проще, можно укоротить уроки, выбрать другое зелье, но профессора по какой-то причине этого не сделали, и девочка переутомлялась. У нее не было сил ни на что, Гвен начала чаще плакать, а это породило новые приступы. Тогда Геф попросил профессоров делать паузы в уроках, каждые двадцать минут. Они, конечно, пошли ему навстречу, но при этом совершили страшную ошибку. Хорошо, что, когда это случилось, до конца семестра оставались считанные дни, буквально неделя, но это была самая страшная неделя в Хогвартсе.

Профессора начали показывать Гвен свою жалость. У девочки совершенно опустились руки, не помогали ни уговоры, ни медикаменты, ни разговоры. Она начала замыкаться.

— Любимая, скоро поедем домой.

— Да, — безучастный ответ.

— Мама и папа по тебе соскучились.

— Да.

— Сейчас я тебя отшлепаю, — с той же интонацией.

— Да… Что? — Искреннее удивление в больших зеленых глазах.

— Прекрати, любимая, они глупые и не понимают, но ты же умная.

— Я умная? — любопытством сияют любимые глазки.

— Конечно, ты же понимаешь, что ты самая лучшая?

— Да, — гордо подняв носик к потолку. — Я самая лучшая!

— Вот и умница, не будешь больше грустить?

— Не буду… — подобралась поближе, чтобы обнять. — Ты у меня самый-самый, как ангел, всегда меня спасаешь.

— Хорошо, что ты есть, котенок. Отдохни пока, а я чары доделаю, хорошо?

В этот раз депрессии удалось избежать. Гефу посчастливилось найти правильное слово, спровоцировать реакцию, и самого страшного удалось избежать. Ночью, конечно, будет совсем не весело, но это дело привычное, потому что все теперь точно будет хорошо.

Если и есть что-то, что страшнее оскорблений для «особенных»{?}[Тяжело больные и инвалиды. Принятое в Европе именование.] детей — это жалость. Не сочувствие, не сопереживание, а жалость. Жалость показывает детям их неполноценность, неправильность. От чужой жалости до полноценной депрессии один шаг, даже полшага. Хрупкое равновесие рушится, появляются мысли о нехороших вещах, значительно ухудшается общее состояние и исчезает воля к жизни. Тяжело больной ребенок без воли к жизни сгорает за считанные дни, никакая реанимация не поможет, если человек просто не хочет жить.

Ради всего святого, никогда не жалейте больных детей! Сочувствуйте, но не жалейте.

***

В поезд на этот раз им сесть помогли профессора. Гвен держалась, улыбалась, прощалась. Наконец их оставили одних в купе. Девочка прижалась к Гефесту, спрятав лицо в его мантии. Она тяжело переживала перенесенное в школе за последние дни, хотя и не замыкалась больше, пообещав мальчику, что не будет его больше так пугать.

Артефакт помаргивал желтым, показывая, что Гвен не очень хорошо, поэтому Гефест уложил ее так, чтобы ее голова была на его коленях, подложив еще сложенные мантии — для удобства девочки. Она лежала, смотрела в потолок и, когда поезд наконец двинулся, проговорила:

— Геф, я не хочу возвращаться в Хогвартс.

— Хорошо, любимая, мы больше сюда не вернемся, — спокойно ответил Гефест, уже успевший навести справки.

— Как?! — подскочила Гвен.

— Ну, ты поставила задачу, значит, у нас есть два месяца, чтобы сменить школу. Задачи решаются, забыла? — улыбнулся мальчик.

В ответ девочка, ожидавшая, видимо, что он начнет объяснять, почему они должны остаться, обняла Гефа, несмело клюнув в губы, а потом просто молча прижалась.

— Вот за что мне послали такого ангела? — спросила она чуть погодя.

— Подобное к подобному, — улыбнулся мальчик.

Поезд шел по направлению к Лондону, а двое подростков в купе искренне надеялись на то, что в этом поезде они в последний раз. Жалость профессоров разрушила все хорошее, что было в замке.Возвращаться в него теперь было невыносимо.

Показался Лондон, поезд замедлил ход, скоро, совсем скоро они встретятся с родными. Интересно, как те воспримут их желание? Этот вопрос сильно беспокоил Гвен, да так, что артефакт на ее руке предупредительно загудел.

— Перестань нервничать, — строго сказал Геф, принудительно вливая зелье в рот девочки.

Когда она успокоилась, поезд уже остановился, пора было на выход. Проблему это создало нетривиальную — два чемодана и Гвен, которую одну оставлять совсем нельзя. Выглянув в вагон и заметив старшекурсника с факультета барсуков, Геф попросил его помочь, и тот, конечно же, не отказал, спустив на перрон чемоданы.

— Спасибо большое! — от души поблагодарили старшекурсника подростки.

Увидев возле колонны мальчика в форме престижной школы, стоявшего рядом с инвалидным креслом, в котором находилась девочка в форме той же школы, а рядом с ними стояла багажная тележка с двумя чемоданами, полисмен немедленно поспешил на помощь. Он уже толкал багажную тележку к скамейке, когда появились родители детей.

— Что случилось? — воскликнула Петунья.

— Ничего, мэм, ваши дети приехали чуть раньше и не могли справиться самостоятельно.

— Спасибо вам огромное за помощь!

— Ну что вы, мэм, помогать — наша работа.

Дети застыли в объятьях родителей. Они вернулись домой.

========== Часть 15 ==========

Пирс смотрел на «маленькую принцессу», как они называли эту сильную девочку. Её отросшие волосы были уложены в красивую прическу, лицо утратило свою мертвенную бледность, и даже шрам на лбу пропал. На лице было что-то, похожее на трубку с утолщением у носа{?}[Пирс описывает назальные канюли, как умеет], а сама она сидела в инвалидном кресле-каталке, цепляясь за рослого мальчика с седой прядью на виске. За год их милая Гвен очень изменилась.

— Привет, маленькая принцесса, — сказал подошедший мальчик.

— Привет, Пирс, — солнечно улыбнулась девочка. — Познакомься, это Гефест, он мой… ангел.

От того, с какой любовью и нежностью это было сказано, защипало в носу. За этот год произошло многое, чего они, ее школьные друзья, явно не знали. Дадли, который рассказывал о том, что у сестры плохо с сердцем, не мог рассказать и половины, потому что сам не понимал происходящего. Зато он смог рассказать о ночных приступах, усталом взгляде мальчика, ставшего для сестры всем. «Он мой ангел». Сколько в этой фразе было на самом деле… Пирс протянул руку Гефу.

— Привет, меня зовут Пирс.

— Привет, я Геф, — улыбнулся мальчик, пожимая руку Пирса. — Гвен рассказывала о тебе.

— Надеюсь, хорошее?

— Конечно! — возмутилась девочка. — Ну, рассказывай, как вы тут?

Пирс начал рассказывать, замечая внимательный взгляд Гефа, который тот время от времени бросал на часы Гвен да на коробочку, укрепленную на кресле, как будто что-то контролировал. Девочка слушала о произошедшем за год в школе, где учились почти все, с кем она была знакома, о новых учителях, предметах и шалостях.

— …А потом Дад ему и говорит… — Пирс увлекся рассказом, идя медленным шагом рядом с креслом, которое катил Геф.

— Нам очень тебя не хватает, — вдруг сказал Дадли.

— Мне тоже не хватает вас, ребята… — грустно ответила девочка и ойкнула.

Тут Пирс увидел и понял, почему этот мальчик, Геф, стал всем для их принцессы и почему она назвала его ангелом. Мгновенно среагировав на тихое ойканье, мальчик бросил ручки и как-то мгновенно, будто телепортировавшись, оказался на коленях перед креслом.

— Что, малышка? Где болит? Как болит? — будто выстрелив вопросами, он сунул руку в небольшую сумочку, вытаскивая блестящий стетоскоп, как у врачей.

— Давит… и жжется… — прошептала девочка.

Расстегнув блузку девочки, Геф сунул руку с мембраной в область груди, смутив мальчиков, одновременно переводя кресло в полулежачее положение. А дальше… Мальчик быстро надел перчатки, вскрыл одноразовый шприц, набрал лекарство, легко и привычно попал в вену. Все инструменты и лекарства он доставал из своей небольшой сумки, не глядя, точно зная, где и что находится{?}[Для этого и важна укладка.

Потому что решают секунды.].

— Ничего страшного, сейчас все пройдет, любимая, — тихо говорил Геф. — Откинься на спинку, ты просто устала.

— Устала… Не заметила сама… — прошептала девочка.

— Сейчас все пройдет, и мы спокойно пойдем домой, да?

— Да… — девочка чувствовала, что боль отпускает ее, хотя голова все еще сильно кружилась.

Поцеловав Гвен в лоб и встретив обеспокоенный взгляд Дадли, Геф улыбнулся. Пирс удивился, видя, как Дад ощутимо расслабился и взялся за ручки кресла.

— Дад, равномерно и медленно, хорошо? — сказал Геф, на что мальчик просто кивнул.

— Дэ? Что происходит? — спросил Пирс.

— Сестренка утомилась, и ей стало плохо, — ответил Дадли. — У нее эта… Геф, расскажи, а то у меня так складно не получится.

— Давай дома уже? Жарко сегодня. Сейчас приедем, ляжем в кроватку, да, моя хорошая?

— Да… — расслабленно прошептала девочка.

— Пирс, ты с нами, — проинформировал его Дадли, на что Пирс только кивнул.

Когда они добрались до дома, Геф попросил Петунью пойти с ним. Подняв кресло и переложив Гвен, он попросил:

— Тетя Петунья, посидите, пожалуйста, с Гвен, я сейчас приду, пять минут, хорошо?

— Хорошо, Геф, — улыбнулась Петунья.

— Я сейчас, котенок, — поцеловал Гвен мальчик.

Быстро спустившись вниз, Геф поднял трубку телефона. Мальчики, сидящие в гостиной, услышали серьезно-напряженный голос Гефа, сильно контрастировавший с расслабленно-спокойным тоном, которым он говорил при Гвен.

— Папа, ты нужен срочно. Я вколол, конечно, но лучше, если ее посмотрит профессионал, и возьми кардиограф с собой, — четко говорил мальчик в трубку. — Да, пап, на улице. Да, понял.

Положив трубку, он посмотрел на мальчиков немного тоскливым взглядом, но сразу же встряхнулся, взял себя в руки и умчался наверх. Пирс непонимающе посмотрел на Дадли.

— У нее больное сердце, очень больное, — тихо произнес Дадли. — Если бы не этот парень, ее бы уже не было.

— И никак? — с болью спросил Пирс.

— Пока нет, насколько я знаю… — с тоской ответил Дадли. — Вот за что ей это, а? Она же такая хорошая!

С улицы послышался шум подъехавшей машины. В дом быстрым шагом вошел мистер Грейнджер, неся увесистый чемоданчик.

— Привет, Дад, — сказал мистер Грейнджер. — Гвен наверху?

— Да, сэр, — ответил Дадли. — Геф и мама тоже там.

Мистер Грейнджер быстрым шагом поднялся наверх, а Дадли опустил плечи и стал каким-то более маленьким, насколько это было возможно. Он тяжело переживал происходящее с сестрой. Ему было физически больно видеть ее страдания.

Мистер Грейнджер уверенно и четко развернул аппарат, болтая с быстро приходящей в себя девочкой, взглянул на пленку{?}[Жаргонное назвалие бумажной ленты кардиограммы], удовлетворенно кивнул и погладил Гвен.

— И не надо нервничать, жарко и душно, потому и случилось, Геф, пригляди, пожалуйста, — говорил мистер Грейнджер, сворачивая электрокардиограф.

— Да, пап, конечно, — улыбнулся обнимающий девочку Геф. — Незнакомый симптом просто.

— Ты все правильно сделал, сын, — спокойно сказал мистер Грейнджер. — Лучше пять раз дернуться по пустяку, чем один раз не среагировать на реальную проблему.

Гвен обнимала Гефа. Ей было хорошо и спокойно, два вентилятора обеспечивали движение воздуха в комнате, дышалось легко, поэтому ей хотелось бы еще поговорить с Пирсом, которого она давно не видела.

— Мама, а ты можешь позвать Пирса и Дадли? — спросила девочка.

— Хорошо, милая, — ответила Петунья, спускаясь вниз.

***

— Мама, папа, тетя Петунья, дядя Вернон, мы не вернемся в Хогвартс, — тихо сказал Геф, беря на себя разговор с родными. — Проблема в том, что нам нужно доучиться до определенного уровня, поэтому единственный вариант, который я вижу — смена школы.

— Что случилось, сынок? — увидев промелькнувшую во взгляде сына боль, миссис Грейнджер заволновалась.

— Жалость, мама, жалость…

— Господи… — прошептала женщина, отлично понимающая, о чем речь. — И как вы смогли?..

— Чудом, мам, просто чудом, — ответил Геф, глядя на посапывающую Гвен.

— Так, я тебя понял, — сказал Вернон. — Не очень понял, в чем дело, но мы вас всегда поддержим. Завтра у вас русский доктор?

— Да, дядя Вернон, — ответил Геф. — Думал его спросить. Эх, была бы возможность выключить магию…

— И ты бы отказался от таких возможностей? — недоверчиво спросил Вернон.

— Не думая и не сомневаясь ни секунды, — твердо ответил мальчик.

Проснувшаяся Гвен, услышав последнюю фразу, привстала и недоверчиво посмотрела на Гефеста, за что была обнята и поцелована.

— Ты для меня дороже любой магии.

========== Часть 16 ==========

— Ну-с, что у нас новенького? — улыбнулся профессор Шабалкин, вставляя в уши стетоскоп.

— На жару реагирует, профессор, мы изменили режим, чтобы она в жаркое время была дома, а гуляла вечером и утром, — доложил Гефест.

— На жару — это понятно, — задумчиво сказал доктор, выслушивая что-то в проекции аортального клапана.

Геф уже очень хорошо ориентировался в анатомии и физиологии, изучая медицину ударными темпами. Мальчик понимал, что время утекает и он может просто не успеть, поэтому все силы бросил на учебу, оставив минимальное время для отдыха и сна.

— Ну, не все так плохо, — сказал наконец профессор. — Хотя климат, конечно…

— Профессор… — начал Геф.

— Не стесняйтесь, спрашивайте, — внимательно посмотрел на него доктор.

— Я… Мы… — запнулся мальчик, но потом вдохнул-выдохнул и продолжил говорить. — Мы не сможем учиться в Хогвартсе, поэтому нам нужна другая школа, но в Британии…

— Я вас понял, молодой человек, — остановил его профессор. — Сходу вижу два варианта: или в США, или в Союз{?}[Автору ближе система Семашко, а не то 21+, что имеется сейчас, поэтому здесь СССР существует.], ко мне под крылышко. У обоих вариантов есть плюсы и минусы.

— Какие, доктор? — заинтересованно спросила Гвен, которую Геф переложил на кушетку, подключая в данный момент электроды.

— Отличные знания в вашем возрасте, — заметил профессор. — В Америке есть школа, не требующая постоянного присутствия, но там индивидуального обучения просто нет, а учитывая нестабильность пациентки, это может стать проблемой. В Союзе мы можем развернуть обучение на базе нашей больницы, и тебе будет полегче, ты же себя загнал почти. Но Россия — северная страна, там достаточно холодно зимой, намного холоднее, чем в Шотландии. Другой язык, другая культура. Подумайте и позвоните мне, как примете решение. В любом случае я помогу вам обоим с переводом в другую школу.

— Спасибо, профессор! — со слезами на глазах прошептала Гвен.

— Ну чего ты? — прижал девочку к себе Геф и обратился к доктору. — У нее часто глаза на мокром месте, а это же опасно, даже не знаю, что делать.

— Просто быть рядом, так бывает… — сказал профессор. — Особенно учитывая процесс взросления. Итак, вы решаете в семье, советуетесь и звоните мне, скажем, послезавтра. Договорились? Кстати, вы в Хогвартс больше не хотите из-за?..

— Жалость, профессор, — коротко ответил Геф.

— Тогда все правильно, во Франции и Болгарии ситуация будет точно такой же. Решайте, дети.

***

— Давайте я начну, — предложил Геф, когда все расположились в гостиной.

Удобно уложенная на диван Гвен внимательно слушала, а Геф поглаживал ее по голове, отчего девочка почти мурлыкала. Она отдыхала после визита в клинику, который сильно измотал Гвен. Но вопрос был настолько важным, что откладывать его не следовало.

— Итак, у нас два варианта, — с молчаливого одобрения взрослых продолжил мальчик. — Начнем с Америки. Плюсы: ночевать можно дома, обучение и обычным предметам, более-менее тот же язык, все, по-моему. Минусы: индивидуальных занятий нет, можем наткнуться на ту же проблему, что и в Хогвартсе, да и жарко там. Еще — привыкать к новой школе. Обсудим?

— Я бы не сказал, что ночевка дома — это плюс, — сказал мистер Грейнджер. — Постоянные путешествия туда-сюда по жаре вымотают девочку, да и обидеть Гвен могут легко, а как она на это реагирует — хорошо известно.

— Да, — произнес Вернон. — Не самый простой выбор. Да и добраться туда будет непросто, самолеты и ваши порталы ей запрещены, насколько я понял.

— Давайте послушаем про второй вариант, — предложила Петунья.

— Второй вариант интереснее, по-моему, — сказал Геф. — Но это Советский Союз. Несмотря на то, что он стал более открытым за последние годы, там другое все. Плюсы: лечащий врач рядом, условия индивидуального обучения, точно не будет проблемы с оскорблениями и жалостью, более холодный климат. Минусы: другой язык, другая культура, более холодный климат, ну и проблема социальной изоляции. Хотя она и в Хогвартсе была. С другой стороны, попытаться нас вернуть из Советского Союза, в отличие от Америки, невозможно.

— Дикая, страшная страна, — прошептала Петунья.

— Ничего подобного, Туни, — сказал Вернон, улыбаясь. — Нормальная страна, ну, немного другая, ничего страшного не вижу. Не в этом дело, нам нужно решить, что будет лучше для детей. Гвен?

— Как Геф скажет, так и правильно, — ответила девочка, не задумываясь. — Он лучше знает, и я ему доверяю, вот.

— Хорошо, малышка, — улыбнулся Вернон. — Геф, ты к чему склоняешься?

— Учитывая, что советская медицина еще пятнадцать лет назад была названа лучшей{?}[Исторический факт. ВОЗ действительно называла советскую медицину лучшей в мире.], по-моему, понятно. А язык и культура… — задумчиво продолжил Гефест. — Думаю, мы справимся, да, котенок?

— Да, любимый, — ответила Гвен.

— Ну тогда чего мы обсуждаем? — весело сказал Вернон. — Иди, звони своему профессору.

— Спасибо, папочка, — тихо сказала девочка.

***

Говоря о том, что самолетом перемещать Гвен нельзя, Вернон был не совсем прав. Это касалось только самолетов гражданской авиации из-за перепада давления и некоторых других нюансов. Однако существовали и другие варианты.

Профессор Шабалкин неожиданно быстро организовал перевод ребят в Союз. Возможно, Министерство Магии Великобритании просто не захотело связываться, возможно, даже радо было избавиться, но факт остался фактом — перевод был осуществлен за неделю.

В начале июля аэропорт Хитроу принял специальный медицинский борт из СССР. Самолет даже выглядел необычно, не только из-за раскраски, но и формы крыльев, гондол двигателей, аппарели вместо люков. Ярко-оранжевая раскраска фюзеляжа, красное хвостовое оперение привлекали внимание служащих аэропорта. такой самолет здесь еще не садился. О предназначении самолета говорили и красные кресты на крыльях и фюзеляже, хорошо различимые с любого расстояния.

Сегодня ребята отправлялись в другую страну. Гвен немного боялась предстоящего полета, но Геф выглядел абсолютно уверенным, поэтому она успокоилась. В десять утра девочка в последний раз оглядела свою спальню и тихонько вздохнула. Начиналась новая жизнь, ей хотелось надеяться, что в далекой северной стране все у них будет хорошо. Позавтракав и загрузившись в микроавтобус, семья отправилась в аэропорт.

— Пиши, доченька, — плакала Петунья, обнимая девочку, а та старалась не плакать, потому что артефакт уже вспыхивал багровым, и Геф вливал в девочку зелья.

— Пиши, сын, — прощались с мальчиком родители, провожая его в далекую страну.

— Вы не пропадайте там, — неловко сказал Дадли, пряча слезы.

Не первый раз врачи госпитального самолета забирали людей из далекой страны, чтобы доставить в больницы Страны Советов, и каждый раз прощание пациентов с родственниками было очень болезненным. Особенно, если это были дети. Наконец один из врачей сказал, что девочку пора переложить на каталку, и очень удивился, когда мальчик кивнул, осторожно поднимая вцепившуюся в него девочку. Геф очень осторожно положил Гвен на специальную каталку, поднял подголовник, отрегулировал ремни, еще раз посмотрел на родных, молчаливо прощаясь, и кивнул врачам. Каталка медленно двинулась в чрево самолета, а родные остались стоять на бетоне самолетной стоянки.

— Так, парень, о тебе нас предупредили, потому твое место в этом кресле. Сейчас мы подключим к девочке приборы и магистраль{?}[Стационарная труба подачи кислорода], носимый генератор можешь пока отключить, лететь нам долго. Регулировка тут, кнопка{?}[Кнопка вызова помощи.], если что, тут. Вопросы? — закончил быстрый инструктаж мужчина в белых одеждах.

— Нет вопросов, спасибо, — ответил нервничающий мальчик.

К груди девочки подключили электроды кардиомонитора, надели сенсор сатурации и манжетку тонометра, которая сразу же стала сжиматься, вставили канюли в краник трубки, шедшей вдоль борта. На большом экране сразу же загорелись цифры сатурации крови, пульса, артериального давления и скорости подачи кислорода. На маленьком засветилась текущая кривая кардиограммы и дыхания. Геф отрегулировал кислород и взял Гвен за слегка дрожащую руку. В большой иллюминатор было видно машущих руками маму, папу, Дадли и родителей Гефа. Девочка вздохнула и прижала руку мальчика к своей щеке, жалобно посмотрев на него.

— Не надо расстраиваться, любимая, родители скоро смогут приехать, вот увидишь, — тихо сказал ей Геф.

— Ведь все будет хорошо? — спросила девочка.

— Обязательно будет, — поцеловал ее мальчик.

Самолет взревел, раскручивая винты, и медленно двинулся к взлетно-посадочной полосе. Через несколько минут специальный борт мягко оторвался от полосы лондонского аэропорта и направился в далекую северную страну, где Гвен и Гефеста ждала новая жизнь.

========== Часть 17 ==========

Гвен чувствовала себя усталой, потому что сильно понервничала. Нервотрепка, связанная с отъездом, истощила девочку, поэтому не прошло и двух часов полета, как она закрыла глаза и уснула, расслабившись под нежными поглаживаниями Гефа. Мальчик гладил Гвен по волосам, что ей очень нравилось, и смотрел на оба монитора. Стоило девочке провалиться в более глубокий сон, как цифры изменились: сатурация пошла вниз, частота сердечных сокращений увеличилась. «Вот оно что», — подумал мальчик, регулируя подачу кислорода. Минут пятнадцать аккуратных манипуляций привели к нормализации параметров.

Геф облегченно вздохнул и уселся обратно в кресло. Девочка спала спокойно, поэтому мальчик разрешил себе расслабиться. Глаза медленно закрылись, и Геф погрузился в настороженную дрему, положив свои пальцы на руку Гвен. Он дремал, готовый в любой момент перейти в состояние бодрствования, но пока все было хорошо.

***

— Ты посмотри на это, — врач обратил внимание коллеги на монитор, где отображалась ситуация в палате. — Мгновенно среагировал, скомпенсировал… Просто готовый специалист.

— Так ты помнишь, что профессор говорил? Пацан ее год вытаскивал сам. Год, м-м-мать, один в этой их идиотской школе! Конечно, он почти рефлекторно действует.

— Да, седина в… Сколько ему там, двенадцать?

— Любят они друг друга, а она остановилась у него на руках, я бы тоже поседел, между прочим.

— Все бы поседели, смотри, вроде уснул, а поза напряженная.

— Дети без детства… Что проф говорил, отчего у нее такая патология, не генетика же?

— Онкологи десять лет химией лечили то, чего не было.

— Ого, как только выжила…

— Мальчик постарался. Я б его хоть сейчас взял к себе.

— Сейчас он к тебе не пойдет, да и наши из Минздрава не поймут.

— Ладно, пусть отдохнет хоть как… Ого! Смотри!

***

Гвен пошевелилась и открыла глаза. Геф сразу же подскочил к ней, вглядываясь в лицо любимой.

— Что, котенок? Больно? — спросил он девочку.

— Нет, просто проснулась… Беспокойно мне…

Взгляд на монитор показал, что пока все в порядке, тогда мальчик просто обнял Гвен, даря ей свое тепло. Она обняла его в ответ и жалобно сказала:

— Не могу без тебя спать… И вообще без тебя не могу.

— Я тоже не могу без тебя, — ласково ответил Геф. — Я же люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю… — прошептала девочка.

А самолет летел под облаками, и диспетчеры по всей длине его маршрута спешно освобождали эшелон. Госпитальный самолет имел абсолютный приоритет в любой точке мира, ведь решают секунды. Пусть не в этом случае… Но факт оставался фактом — перед самолетом было чистое небо.

***

Сделав круг над небольшим городом, самолет пошел на посадку. Гвен было напряглась, но Геф успокоил девочку. Вот и долетели… Что их ждет? Мальчик вглядывался в мелькавшие за бортом картины. Беспокойство усиливалось, но показывать его было нельзя. Нельзя, чтобы Гвен почувствовала его волнение, потому что тогда девочка разволнуется и будет «танец с саблями». Они совсем одни в чужой стране, поэтому надо быть спокойным и уверенным в себе. Наконец борт мягко коснулся колесами полосы, пробежал еще немного, постепенно замедляясь, и зарулил на стоянку, где уже стоял причудливо раскрашенный{?}[В Великобритании принята другая раскраска машин скорой помощи] санитарный автомобиль.

— Так, ребята, мы прибыли, — появился в той части салона, где они находились, улыбчивый мужчина в белой одежде. — Сейчас медленно выгружаемся, перекладываемся на другую каталку и едем, куда нужно.

— А кресло? — спросила Гвен.

— Кресло в багаже поедет, не волнуйся, — ответил мужчина.

Разговаривая, он отключал технику, помогая Гефу отсоединить электроды и канюли. Снова заработал кислородный артефакт, Гвен почувствовала беспокойство, но, посмотрев на Гефа, его улыбку, уверенные движения, успокоилась. Пусть все идет как идет, Геф лучше знает. Если он спокоен, значит, и ей незачем тревожиться.

Каталка сдвинулась с места и медленно покатилась на бетон стоянки, где девочку хотели уже переложить, но остановились, стоило ей вскрикнуть от страха. Оглянувшись, Геф увидел профессора, который поднял руку. От этого простого жеста все замерло.

— Не пугайте мне ребенка, — спокойно сказал профессор. — Мальчик ее переложит, вам она пока не доверяет.

— Но, профессор, — попытался что-то сказать еще один мужчина в белом.

— Саша, не лезь, — строго ответил Шабалкин. — Он ее на себе год таскал. Не мешай, мне тут только остановки не хватало.

— А может?

— Еще как, ты не хочешь это проверять. И упаси тебя Асклепий{?}[Бог медицины в древнегреческой и древнеримской мифологиях] попытаться разлучить детей.

— Понял, — сказал мужчина, с уважением посмотрев на Гефеста.

Геф отсоединил ремни, улыбнулся Гвен, аккуратно поднимая ее на руки. Развернувшись, он положил девочку на вторую каталку, которую подкатили мужчины в синем. Разговор он не понял, потому что по-русски не говорил. В этот момент профессор что-то сказал и протянул ему два артефакта, похожие на мини-наушники, показав, что их надо сунуть в ухо. Это оказались переводчики. Протянув один из артефактов Гвен, мальчик сделал, как показывал профессор, и услышал уже понятную речь.

— Прости, Гефест, совсем из головы вылетело, — сказал профессор, видимо, по-русски. — Сейчас мы поедем в то место, где вы будете жить. Две недели на акклиматизацию, потом поговорим о школе и прочем, хорошо?

— Да, профессор.

— Еще, у нас принято обращение «товарищ», учти это, пожалуйста.

— То есть вы — товарищ профессор? — спросила Гвен.

— Да, Гвен, именно так, — улыбнулся профессор Шабалкин. — Ну что, поехали?

Каталку закатили в высокую машину с красными полосами и крестами на борту, усадили рядом и Гефа, после чего напротив него сел профессор и тот мужчина, с которым он разговаривал. Машина мягко двинулась с места, слегка раскачиваясь на рессорах, и поехала куда-то, набирая скорость. Несколько раз откуда-то сверху рыкнула сирена, но и так другие автомобили на дороге явно уступали ряд санитарной машине.

Проскочив весь небольшой город на вполне приличной скорости, машина повернула к комплексу белых зданий. На стене самого высокого из которых ярко выделялся большой красный крест. Повернув еще несколько раз, они остановились около небольшого домика.

— А можно мне в кресло? — тихо попросила немного все-таки нервничающая Гвен.

— Можно, — улыбнулся профессор и попросил мужчину в белом разложить кресло. — Знакомьтесь, кстати, Александр Судовязов, мой коллега-кардиолог.

— Простите, не могу правильно поздороваться и представиться, — смущенно сказала Гвен.

— По этикету положено сделать книксен, — пояснил улыбающийся Геф.

— Я думаю, что переживу, — заметил товарищ Судовязов.

Мальчик пожал руку Александру, представившись, и занялся пересаживанием девочки, которая уже села на каталке под предупреждающий звук артефакта.

— Не вставай резко, — заметил Геф, пересаживая девочку. — Не напрягай сердечко.

— Устала лежать, — немного капризно сказала Гвен. — На ручки хочу.

— Сейчас дойдем и будет тебе «на ручки», — улыбнулся мальчик, пояснив Александру: — Нервничает она, вот и капризничает немножко.

— Ничего себе у вас взаимопонимание, — буркнул Александр, такого раньше не видевший.

— Он мой ангел, — серьезно сказала Гвен, на что Александр удивленно посмотрел на профессора.

— Парень ее возвращал не раз, — пояснил товарищ Шабалкин. — И доверяет девочка ему абсолютно.

— Возвращал? В двенадцать лет? А где были врачи?

— А не было у них врачей, маги, итить их коромыслом об забор. Ты представь только, с фракцией тридцать и никакой помощи даже теоретически, только он. Представил?

Следующую фразу доктора Александра артефакт почему-то не перевел. Она была длинной и, судя по всему, экспрессивной.

— Простите, артефакт не перевел вашу последнюю фразу, — виновато посмотрела на доктора Гвен.

— И правильно, — откликнулся профессор. — Рано вам такие слова изучать. Пойдемте-ка лучше в дом.

Дом был небольшим, но очень удобным и казался даже родным. Три просторные комнаты, большая кухня, уборная, оснащенная странным устройством, и небольшой бассейн с лифтом. Профессор сразу объяснил назначение устройства в уборной, отчего Гвен засияла счастливой улыбкой.

— Смущается она на судно ходить, — пояснил Геф Александру. — В туалет сама пересесть не может, трудно ей, а тут такое счастье.

— Эх, ребята, сколько же вам перенести пришлось, — тихо сказал Александр, отлично представивший себе всю полноту ощущений девочки. — И после этого варвары почему-то мы…

— Давайте, устраивайтесь, — сказал профессор. — Тимофей Ильич, ты где?

— Здесь я, — раздался ворчливый голос, и перед ребятами возник маленький, по пояс примерно, бородатый мужчина в странной одежде{?}[Ну не видели дети-англичане традиционной русской одежды в своей жизни.].

— Знакомьтесь, дети, Тимофей Ильич — домовой, он о вас позаботится. Это не ваши эльфы, к нему надо с уважением. Он вас и покормит, и поможет… Тимофей Ильич, девочка на грани, осторожнее с ней, хорошо? Оставляю их на тебя.

— Не волнуйся, мил человек, все хорошо будет. Дети совсем, а уж столько натерпелись, я уж вижу.

— Благодарю. Так, Гвен, Геф, увидимся завтра, пока отдыхайте.

— Спасибо вам за все!

Когда профессор со своим коллегой ушли, Геф посмотрел на часы и сказал:

— Тимофей Ильич, мне бы Гвен покормить, ей пора уже…

— Сей момент будет, присаживайся, отрок, и отроковице помоги.

Геф усадил Гвен на кресло, проверил канюли, достал стетоскоп и послушал, как бьется ее сердце. Удовлетворившись, он подкатил кресло к столу, на котором начали появляться исходящие паром кушанья. Новая жизнь началась.

========== Часть 18 ==========

Наступившая ночь чуть было не стала последней для обоих. Гвен опять повезло. Повезло, что Геф предполагал что-то подобное, потому привел в рабочее состояние стоявший в красном чехле дефибриллятор, заранее настроив, набрал в шприцы все те медикаменты, которые необходимы при реанимации человека в состоянии клинической смерти… И не спал. Лежал рядом и сторожил, наблюдая за любимой. Она понервничала сегодня, значит, приступ будет.

Геф молился всем богам, чтобы они не дали любимой остановиться, но молитвы были тщетны. Глубокой ночью Гвен как-то очень жалобно всхлипнула и перестала дышать. Мгновенно скатившийся с кровати Геф сразу же задействовал мешок АМБУ, пытаясь «раздышать» любимую, но все усилия были тщетны, через некоторое время он не почувствовал и сердцебиения. Задавив панику, мальчик вводил жидкости, делал закрытый массаж сердца, все то, что необходимо при остановке. После первой серии качков грудной клетки он наложил электроды дефибриллятора и вместе с разрядом даже больше почувствовал, чем увидел пульс. Пока слабый, очень слабый, но он был. Продолжив качать, Геф добился судорожного вздоха. Гвен открыла глаза, увидев любимого и слабо улыбнулась.

— Ты меня опять спас, — почти неслышно прошептала она, и тут же в комнату вбежали врачи дежурной бригады.

— Девочка стабильна! — выкрикнул один, взглянув на Гвен. — Но пульс слабоват.

— Пацана держи! — крикнул другой в то время, как Геф бесконечно долго падал на пол и все не мог упасть.

Мальчика закрыли от девочки, над лежащим телом захлопотали реаниматологи.

— Обморок, — констатировал врач. — Сейчас очнется. Как девочка?

— Стабильна, он ее вытянул. Причем все правильно сделал, не поверишь.

— Чего тут не верить, ему не впервой, если верить Шабалкину. Не думал, что когда-нибудь увижу, как двенадцатилетний пацан вытягивает с того света одиннадцатилетнюю девочку.

— Он мой ангел. Он меня всегда спасает, — едва слышно произнесла Гвен. — Пока он со мной, я не умру.

Очнувшись, Геф попытался подняться и рвануть к Гвен, но резко закружилась голова, и он чуть было не упал во второй раз. Врач поддержал его, помог встать, что-то вколол прямо сквозь одежду, отчего в голове прояснилось.

— Вот что, — сказал один из врачей дежурной бригады. — Клади пацана рядом с девочкой, вешай на нее приборы и иди, а я тут подежурю.

— Но как же?

— Вот так, помнишь, что профессор сказал: их нельзя разлучать.

— А я не верил, что он ее вытаскивал… Думал, проф это в переносном смысле…

— Какое там в переносном, ты слышал, что она сказала?

— Слышал… В меня бы кто так верил.

Гефа уложили рядом с Гвен и посоветовали обоим поспать. А девочка обняла своего ангела и вздохнула в его объятьях, а он лежал, гладил ее и счастливо улыбался.

***

Просыпаться утром было нелегко. Геф чувствовал некоторую слабость в теле, но он быстро взял себя в руки, когда его лизнула проснувшаяся Гвен. Улыбнувшись девочке, Геф спросил:

— Ну как ты?

— Слабость сильная… Сил нет совсем.

— Тебя бы не двигать сегодня, — произнес мальчик, на что Гвен покраснела.

— Опять в эту штуку ходить… — обреченно сказала она.

— Хочешь, я тебя отнесу? — сдался Геф.

— Нет уж, неси свою штуку…

Выйдя и увидев реаниматолога, мальчик поздоровался и попросил пока в комнату не входить, после чего помог девочке решить утренние проблемы. Увидев, что было в руках Гефа, врач кивнул. Геф улыбнулся, поспешив к Гвен. А потом был завтрак. Тимофей Ильич расстарался, приготовив вкусные, но легкие блюда, и мальчик кормил свою любимую с ложечки, потому что ей было тяжело шевелиться, а еще потому, что хотелось покапризничать. Прошедшая ночь была очень тяжелой, но Геф снова вернул ее из холодной пустоты. Девочка хотела чувствовать себя живой, поэтому капризничала и улыбалась. А Геф, чуть не потерявший ее сегодня, делал все, что ей хотелось. Ему до сих пор было очень страшно, буквально до дрожи.

— А ты теперь симметрично седой, — вдруг неожиданно грустно сказала Гвен.

— Это же хорошо, — улыбнулся ей Геф. — Главное, что ты со мной, остальное неважно.

— Я всегда буду с тобой, — прошептала девочка. — Не хочу больше умирать.

— Тогда тебе придется научиться не нервничать.

— Я научусь, честно-честно.

— Котенок мой, — с бесконечной нежностью прошептал Геф.

— Доброе утро, молодые люди, — вошел улыбающийся профессор. — Гостей принимаете? Оп-па, Василий? Какими судьбами?

— Девочка ночью остановилась, — ответил врач, которого назвали Василием.

— Так, как быстро вытащили? — сразу посерьезнел Шабалкин.

— Ее пацан вытащил, потом сам чуть не кончился, но вытащил честно, — ответил Василий. — Никогда бы не поверил, если б сам не видел. А вы знаете, что она сказала?

— Что?

— Что пока есть он, она не умрет. Вот так-то, Николай Петрович.

— Да-а-а… Одно дело слышать о таком, совсем другое — вот оно, сидит, улыбается. Придется пересмотреть планы. Надо сюда пост на ночь поставить, чтобы хоть помогли чем… Да-а-а…

— Еще немного, товарищ профессор, — громко сказал Геф. — Я Гвен докормлю только, она сама не может.

— Еще бы, — заметил Василий. — После фибрилляции-то…

А Гвен, улыбаясь, аккуратно брала губами с ложки кусочки нежной каши, которой ее кормил Геф. Когда она докушала, он аккуратно вытер ей губы и приготовил таблетки.

— Он и судно ей приносил… А она в него верит, как в господа бога… — заметил Василий.

— Ты бы тоже верил, если бы тебя откачивал самый близкий тебе человек, ладно, хотел я Леночку послать, да вижу, что без надобности она им. Ты только послушай, как он ее уговаривает, сколько терпения у пацана. Пойду общаться, а ты спать иди.

***

Переезжали они, конечно, неправильно, это Геф потом понял. Нужно было взять с собой хотя бы тетю Петунью, тогда, возможно, удалось бы обойтись без остановки, но что случилось, то случилось. Задним умом все крепки…

— Ну что, Гвен, говорят, ты ночью нахулиганила? — весело спросил профессор.

— Я больше не буду, — виновато посмотрела девочка.

— Я тебя не виню, девонька, мы тут все не подумали, что вы дети еще. Так что вина общая, — улыбнулся профессор. — Думал я вас сегодня по территории поводить да в парке погулять, ан не выйдет, тебе бы пару дней полежать.

— Целых пару дней? — воскликнула девочка, и профессор удивленно посмотрел на Гефа.

— Судно ей не нравится, смущается она, — объяснил мальчик.

— Ну, можно катетер вставить, — задумчиво сказал доктор, подмигнув Гефу.

— А это что? — заинтересовалась девочка.

— А это трубку тебе туда вставят, и на судно ходить не придется, — с готовностью объяснил профессор.

— Трубку? Туда? В самое туда? Ой, нет, спасибо, но я лучше так… — отказалась Гвен.

— Вот и хорошо. Значит, сегодня вы лежите, я пришлю специалистов, они тебя обследуют… Вас обследуют. Я все понимаю, парень, ты создан из оружейной стали, но с такими вещами не играют, так что будешь лежать рядышком с возлюбленной и обследоваться за компанию, договорились?

— Да, товарищ профессор.

— Вот и ладненько.

========== Часть 19 ==========

Сегодня к ним пришла женщина. Геф как раз заканчивал кормить Гвен, которая утром теперь часто капризничала. Страх ледяной бездны, в которой нет ничего, а особенно нет любимого, все еще жил в девочке, и ей очень хотелось побыть маленькой. Женщина остановилась на пороге, с доброй улыбкой наблюдая за процессом кормления капризничающей девочки. Наконец последний кусочек доели, пора были принимать таблетки. Слушая, с каким терпением и какими словами мальчик уговаривает девочку, женщина чувствовала все бо́льшую симпатию к этой паре. Потому что даже в своем юном возрасте они уже были семьей, прошедшей через такие испытания, что даже представить страшно.

— Здравствуйте, — наконец сказала женщина, обратив на себя внимание ребят. — Меня зовут Лена, пожалуйста, так и обращайтесь ко мне, хорошо?

— Хорошо, Лена, — солнечно улыбнулась Гвен, у которой сегодня было прекрасное настроение, а Геф лишь кивнул, разворачивая кресло девочки так, чтобы ей было удобно, и чуть приспуская спинку.

— Как вас зовут, я знаю, поэтому сразу к делу, — произнесла женщина, назвавшаяся Леной. — Я буду учить одну маленькую девочку не волноваться. Девочка согласна?

— Да! — воскликнула Гвен и радостно засмеялась.

— Даже мальчик согласен, — тихо сказал Геф, заслужив улыбку девочки.

— Тогда садитесь поудобнее, — присела за стол Лена. — Будем учиться аутотренингу и лечебной медитации.

Учиться Гвен любила, ну а то, что быстро уставала, так не ее в том вина. Поэтому девочка радостно и с готовностью выслушивала инструкции, а затем пробовала сама. И у нее получалось! Не всегда, не с первого раза, но получалось. Медленно-медленно она училась брать себя в руки, контролировать страх, больше опираться на Гефеста. И это сразу дало результат — ночные приступы почти исчезли. День за днем девочка училась контролировать свои эмоции, которые делают так плохо юному сердечку.

— Вот видишь, какая ты молодец, — хвалила ее Лена, и девочка буквально расплывалась от удовольствия. — И Геф у нас молодец, правда?

— Правда! — соглашалась девочка, которой позволили побыть маленькой.

Как только у Гвен нормализовались ночи, к ним начали приходить другие учителя — математика, история, география, все, что они пропустили за год в Хогвартсе. Магией пока не занимались, только обычные предметы, которые давались нелегко девочке, но с помощью терпеливых учителей, Гефа, Лены она справлялась. Сколько радости было, когда она сама решила задачу! Сама, без помощи! Это была ее победа, одна из бесчисленных побед, которые, она свято верила в это, ее ждут в будущем.

Учителя делали то, что не захотели сделать профессора Хогвартса — возвращали Гвен уверенность в себе, в свои силы, в свои возможности. И не уставали хвалить девочку, даже за самые незначительные, как могло показаться, вещи. Гвен становилась более уверенной в своих силах, оживая на глазах. Геф не мог на нее нарадоваться. Он был просто счастлив от того, что видел.

— Хочу на ручки, — говорит девочка, и Геф сажает ее себе на колени, нежно обнимая. — Я тебя люблю.

— Я тебя люблю, — шепчет он ей.

— Хорошие вы мои, — улыбается Лена. — Все у вас будет хорошо.

***

Сегодня у ребят праздник. Гвен исполнилось целых двенадцать лет. Геф ее поздравил с самого утра, но подарки будут только после завтрака, который сегодня еще вкуснее, чем обычно. Тимофей Ильич готовит так, что еда тает на языке. Но сегодня такой день… Девочка с утра в самом солнечном настроении, поэтому сама быстро съедает завтрак и без споров принимает лекарства. Ей очень хочется увидеть подарки. Она подъезжает к внушительной горке пакетов, когда за окном слышится звук подъехавшего автомобиля. Гвен замирает, ее охватывает какое-то необычное ощущение… Ожидание чуда.

Геф подходит поближе, обнимая девочку сзади, и она прижимается щекой к его руке. Входная дверь открывается, а там… Гвен чувствует, как слезы текут по ее щекам.

— Мама! Мамочка! — крик ребенка буквально встряхивает домик. — Папочка! Дадли!

В домик входят они — мама, папа и братик. Те, по кому девочка скучала все это время, те, без кого иногда было грустно. Те, кого не может заменить даже Геф. Потому что это родители. Они обнимают девочку, целуют, осторожно обращаясь с ней… Но это самый лучший подарок для нее в этот день. Она даже жмурится от удовольствия, а рядом стоит безумно счастливый за нее Геф, который ее всегда понимает. Когда артефакт начинает помаргивать красным, мальчик садится перед девочкой и просит ее взять себя в руки.

— Но я же не нервничаю, — удивляется девочка.

— Слишком много радости тоже опасно, маленькая моя, — целует ее носик Геф.

— Хорошо, я сейчас… — девочка закрывает глаза и понемногу успокаивается. — Так хорошо?

— Хорошо, котенок, — обнимает ее мальчик. — Ты молодец.

Потом придут гости: профессор, доктор Саша, доктор Василий и Лена. Они все будут сидеть за большим столом и кушать огромный торт. Но счастье этого дня останется с Гвен навсегда. Самый волшебный подарок на день рождения.

— Я так счастлива, любимый, — шепчет Гвен мальчику вечером в постели.

— Я знаю, маленькая, — отвечает он. — Ведь я чувствую тебя.

— Вот это настоящее чудо, а не махание палкой, — шепчет она.

— Да, любимая.

***

Вернон был вынужден уехать через двенедели — работа, а Петунья с Дадли остались почти до самого конца каникул. Они также получили двусторонние артефакты, чтобы общаться с окружающими, Гвен им рассказала про домового и объяснила, что он кормит ее так, как правильно, поэтому критиковать нельзя.

— Доченька, я бы и не решилась в чужом доме критиковать, — удивилась просьбе дочери Петунья.

— Спасибо, мамочка, ты у меня самая лучшая!

Они гуляли в большом парке, много разговаривали, а еще Петунья смотрела, как дети учатся, радуясь успехам доченьки и поражаясь терпению учителей. Решив помочь Гефу, она помогала Гвен с судном, когда та не могла сама. Мыла свою девочку, как в детстве, и, кажется, была счастлива. Дадли много времени проводил с ними, ничуть не скучая. Видно было, как он соскучился по сестре.

Но все заканчивается, закончились и каникулы. Всплакнув, но удержав себя, попрощалась Гвен с мамой и Дадли. Погрустил, попрощавшись, и Геф. Сегодня у них опять было обследование, но уже не в домике, а в больнице — том самом высоком здании с красным крестом. У Гефа нашли следы транзиторной ишемической атаки{?}[В народе — микроинсульт] и посоветовали учиться держать себя в руках во избежание проблем, Гвен поняла, что это результат того случая… Ну… После которого она решила больше не умирать.

— Прости меня, любимый, — шепнула она мальчику.

— Тебе не за что извиняться, все же уже хорошо? — спросил Геф.

— Я боюсь тебя потерять, — призналась Гвен.

— Ты никогда меня не потеряешь, — твердо пообещал Геф.

— Никогда-никогда? — спросила девочка.

— Да, котенок. Никогда-никогда.

Гвен успокоилась и снова стала улыбчивой. Начались уроки магии. Их учили не бесполезным, по ее мнению, превращениям вазы в черепаху и наоборот, а более приземленным вещам. Сначала зелья аптечки первой помощи, бытовые заклинания, превращение ненужного в нужное. Потом задачи начали постепенно усложняться. Упор был на практику, никаких эссе на полкилометра. У Гвен и Гефа отлично получались зелья и чары, а вот с превращениями дело обстояло похуже, но они старались. Все учителя были приветливыми, благодушными и никогда не ругались. Гвен однажды даже спросила: почему так?

— А зачем ругаться, девонька? Ты стараешься, не ленишься, я это вижу, ну а то, что с первого раза не вышло, так это обычное дело. Я учитель, хорошая моя, мое дело тебя научить, а не заставить, понимаешь разницу?

— Кажется… да, понимаю! — улыбнулась девочка.

— Геф, — спросила Гвен мальчика вечером. — Как ты думаешь, почему у нас в Хогвартсе нет учителей?

— Наверное, потому, что это никому не надо… — заключил мальчик.

========== Часть 20 ==========

Постепенно втянувшись в учебу, ребята начали задумываться о том, что же будет дальше. Вот выучатся они, а потом? Где им жить? Как им жить? С этими вопросами Геф решил обратиться к профессору.

— Лучше всего тебе, Гвен, будет в таких местах, как это. Это если судить с медицинской точки зрения, а сама ты где хочешь жить?

— Здесь… — прошептала девочка. — Я знаю, что Англия — это Родина, но… у меня там ничего хорошего, кроме родителей, Дадли и Гефа, не было. Ну и ребята… Но это потому, что я…

— А Гефест?

— А что Гефест? — ответил вопросом на вопрос мальчик. — Гефест там, где Гвен.

— Значит, тогда так… Можно вам оформить советское гражданство, но как быть с родителями?

— А мама с папой и братиком смогут сюда? — тихо спросила девочка, ругая себя за эгоизм.

— А мы их спросим. Я на следующей неделе лечу в Лондон по делам, как раз и спросим. И поговорим, — сказал Шабалкин.

— Тогда это будет ура! — воскликнула Гвен. — Только у меня… у нас просьба.

— Какая, девонька?

— Можно нам учителя русского языка еще? — с надеждой посмотрела девочка на профессора.

— Будет вам с завтрашнего дня, — ответил улыбающийся профессор.

— Ура! — запрыгала в кресле Гвен.

— Ура, — согласился Геф.

— Значит, так и порешим, — сказал профессор, собираясь.

Возможно подростки о многом не подумали. Ведь Советский Союз — совсем другая страна, и то, что им комфортно здесь, вовсе не значит, что здесь будет комфортно родным. Но Гвен и Геф уже фактически были отдельной семьей и решали для себя, а родители, если захотят, смогут присоединиться. А если нет… Значит, нет.

***

Это случилось зимой. За окном мела метель, в доме было тепло, но настроение Гвен не было праздничным. Последние дни ей было очень грустно, Геф с ног сбивался, пытаясь развеселить девочку, но тщетно. Кардиограмма плясала, аритмия то проявлялась, вызывая напряженность, то исчезала. Было трудно дышать, несмотря на кислород.

— Ну что ты, маленькая? Что случилось? — обнимал Гвен мальчик. — Как мне тебе помочь?

— Не знаю… — грустно отвечала девочка. — Как-то все серо…

Это пугало. Такие ощущения могут быть предвестником серьезного сердечного приступа. Снова Геф спал вполглаза, не доверяя аппаратуре. Врачи наблюдали детей с каким-то напряжением, ожиданием беды. Напряжение росло с каждым днем, пока однажды ночью Геф проснулся от тихого хныканья. Это было настолько невероятно, что мальчик сначала даже не понял, в чем дело, только потом услышал то, что сразу же разбудило его.

— Больно-больно-больно, — хныкала девочка, свернувшись в позу эмбриона.

— Где болит? Как болит? — сразу же отреагировал Геф.

— Вот тут, — показала на область малого таза{?}[Паховая область в данном случае.] и живот девочка. — Тянет и режет, и еще давит, и… и я не знаю…

Она заплакала, а Геф сначала осторожно прощупал, но все проверяемые симптомы аппендицита, панкреатита, даже колики были отрицательны{?}[То есть, их не было.]. Мальчик, старательно давя зарождающуюся панику, поднял одеяло и увидел, что пижамные штаны испачканы в чем-то темном. Паника стала сильнее, перед мысленным взглядом Гефа пронеслись страницы из учебника с описанием возможных патологий. Загудел монитор, сигнализируя о падении частоты сердечных сокращений, и мальчик нажал тревожную кнопку, оценивая на глаз объем крови. Трогать плачущую любимую он не решился, потому что инструкции категорически запрещали двигать пациента в таком случае. А инструкции пишутся кровью.

В домик вбежали, запыхавшись, реаниматологи дежурной бригады. Двое кинулись к девочке, а третий начал опрашивать откровенно паникующего Гефа. Самоконтроль уже разбился на куски, руки дрожали, мальчик накрутил себя до такой степени, что врачу пришлось колоть ему легкий седативный{?}[Успокоительное средство.] препарат.

— Она захныкала и начала повторять, что ей больно в проекции нижней трети живота, пижама в крови. Что с ней? Я не понимаю… Все пальпационные{?}[То, что можно пощупать пальцами.] симптомы отрицательные.

— Успокойся, мы тут, мы ей поможем, ты не можешь знать всего. Ну что там? — спросил врач коллегу, который подошел к ним.

— Вкололи НПВС{?}[Нестероидное противовоспалительное средство, общее название группы, куда входят диклофенак, парацетамол и другие.], все в порядке с ней. У нее же это в первый раз? — спросил он Гефа, на что тот просто кивнул.

— А… Тогда понятно. Ну, коллега, расскажите пацану про менархе{?}[Первая менструация.], — улыбнулся доктор.

— Вы хотите сказать, что у нее… менструация? — удивленно спросил Геф. — Я читал, но почему так обильно и больно?

— Ты же про здоровых читал, парень, а у нее вот так. Так что недельку поживет на НПВС{?}[Нестероидное противовоспалительное средство, общее название группы, куда входят диклофенак, парацетамол и другие.], хотя тут по-разному может быть. Дисменорея{?}[Дисменорея — циклический патологический процесс, при котором в дни менструации появляются выраженные боли внизу живота.] — такая штука… Завтра придет коллега из гинекологии и все расскажет, хорошо? А пока переодень ее и ложитесь спать. Да, и не пугайся красной окраски мочи, если на судно пойдет — в этом нет ничего страшного.

Переодев уже засыпающую девочку, в соответствии с прочитанным, мальчик лег и обнял ее. Все-таки он знал об этом процессе только теоретически, из книг, а встретившись с практикой, запаниковал. «Это никуда не годится», — подумал Геф. Ему предстояло еще пять долгих дней прислушиваться к Гвен, физиологически ставшей девушкой в эту ночь, вытирать слезы, гасить приступ, вовремя снимать боль… Иногда и переодевать. Поначалу вид крови несколько пугал, но потом мальчик привык.

Когда все прошло, настроение улучшилось, Гвен стало стыдно за то, как она себя вела.

— Геф, прости…

— Котенок ты мой, — ласково прошептал он ей в ушко. — Я тебя люблю всю такой, как ты есть. Неважно, что происходит, на мою любовь это не влияет. А капризничать и плакать, когда больно — это в порядке вещей. Давай лучше повторим русские спряжения?

— Давай, — обрадовалась Гвен смене темы.

Первый опыт надолго остался в памяти, и спустя много лет Геф даже смеялся над этой историей. В дальнейшем он уже знал, с чем имеет дело, и не нервничал, но вот тогда, тогда ему было совсем не до смеха. Через несколько месяцев, в период весеннего ухудшения состояния, менструации исчезли, как не было их. Гвен это взволновало не на шутку, но ей объяснили все про аменорею{?}[Отсутствие менструаций, патологическое состояние, которое часто проявляется при тяжелой СН], поэтому она решила не волноваться. Геф же не волнуется.

***

— Что скажете, мистер и миссис Грейнджер?

— А что сказать, мы врачи. Там, у вас, больницы есть, врачебный долг один на всех. Поедем, конечно, сын-то у нас один, именно ради него мы и живем. Как с визами?

— Все хорошо с визами будет. Как думаете, Дурсли тоже согласятся?

— А вот Дурсли сильно вряд ли. Они, конечно, девочку любят, но…

Это самое «но»… Дадли Петунье и Вернону был все-таки ближе. А Гвен… Они давно готовы были к тому, что девочка однажды исчезнет из их жизни, став блеклой фотографией на памятнике, как стала ее мать. Да, она была жива, и Дурсли искренне любили ее, но… У них была своя жизнь. Поэтому их ответ был вполне логичен.

— Нет, мы не поедем. Будем приезжать к ним летом, а жить все-таки здесь. Здесь у нас фирма, Дадличек, вся жизнь. Гвен простит, она бы все равно однажды ушла из дома…

Так бывает, что, выбирая между жизнью и комфортом, выбирают комфорт. И рушатся семьи, уходят из семьи взрослые дяди и тети, а кое-где просто сдают больных детей в общежития и хосписы, посещая их время от времени по выходным и праздникам. Так бывает, люди разные. И Гвен придется с этим смириться или же вернуться…

========== Часть 21 ==========

«Дорогой сынок. Мистер Шабалкин говорил с нами, мы решили переехать в СССР. Во-первых, чтобы поддержать Гвен и тебя, во-вторых… Впрочем, об этом позднее. Сейчас мы распродаем нашу долю в клинике и собираем документы для выезда. Советские визы нам твердо обещали в самое ближайшее время. Так что надеемся максимум через полгода воссоединиться с вами. Теперь о том, что «во-вторых». Тебе надо подготовить свою девочку. Дурсли согласны приезжать летом, но не согласны переезжать, вплоть до… Пойми их, у них своя жизнь, они не хотят ее менять. Ну ты сам все понимаешь, ты у нас умный. Держись, держи Гвен, вы сильные, вы сможете. С любовью, мама и папа».

Гвен смотрела, как Геф читает письмо. Вот он нетерпеливо развернул его, начал читать, улыбнулся, нахмурился… Потом его плечи опустились, и мальчик виновато глянул в сторону девушки. Сложив письмо, Геф подошел к креслу, в котором сидела Гвен, подвез кресло к дивану, поднял девушку и устроил ее у себя на руках. Помолчал, обнял покрепче…

— Любимая, обещай не плакать, — тихо попросил он.

— Папа и мама отказались переезжать, да? — немного жалобно спросила все уже понявшая девушка.

— Да, котенок, — вздохнул Геф. — Мои переедут через полгода где-то, а твои…

— Не расстраивайся, любимый, — сказала Гвен. — У мамы и папы есть Дадлик, да и похоронили они меня уже не раз на самом деле. У них своя жизнь, Дадли, им там хорошо. Они же не виноваты, что мне тут лучше… — она немного помолчала. — Будем встречаться на каникулах.

Девушка улыбнулась, хотя ее, конечно царапнуло острым коготком по душе, что выбрали не ее, но тут уже ничего не поделаешь. Ведь если подумать, то родные, биологические, так сказать, родители тоже выбрали не ее, а какую-то войну. У нее есть человек, который всегда, что бы ни случилось, выберет ее. Вот он, держит ее в руках и волнуется. Геф… Столько раз ее спасавший, поседевший от этого… И всегда-всегда выбиравший ее. Так чего плакать? Она и так счастлива.

— Я не буду расстраиваться, — прошептала Гвен. — У меня все равно есть моя жизнь и моя семья. Ты моя семья, и я люблю тебя. Только…

— Что, маленькая? — спросил Геф.

— Как ты думаешь, твои родители… Они как ко мне будут?

— Они очень беспокоились о тебе в письме. Я думаю, они тебя будут любить, потому что ты самая лучшая на свете.

— Это ты самый лучший, и не спорь со мной, — заявила девушка. — Пойдем гулять?

— Пойдем, котенок, — поцеловал ее Геф.

Красивый парк принял в себя эту пару. Редкие прохожие с улыбкой смотрели на то, как подросток толкал коляску с девочкой. Она улыбалась в ответ радостной, сияющей улыбкой. Многие знали этих детей, многие уважали их за силу духа и стремление жить. Правда, немногие знали, что видят перед собой сложившуюся навсегда семью.

— Мороженого хочу… — прошептала девочка.

— Ну, нормально, — весело сказал Геф, поворачивая в сторону гастронома. — Минус двадцать, будем греться мороженым.

Девочка радостно рассмеялась. Ей очень нравилось жить здесь, говорить, хоть и с акцентом, но говорить с людьми, которые ничуть не считали ее калекой, читать книги, смотреть фильмы. Волшебные, яркие, добрые до слез фильмы. Гвен была счастлива в этом городе. Теперь ее дом был тут.

***

Полгода прошло как-то очень быстро, закончилась зима, промелькнула весна, ребята уже достаточно хорошо говорили по-русски, наступало лето. Занятия прервались на три месяца. Школьные занятия, но не занятия русским языком. Лена по-прежнему приходила к ним, она стала фактически членом семьи.

— Любимый, у меня голова кружится, — сказала девушка как-то ночью. — И… как-то мне не так…

Кардиомонитор показывал несколько сниженный пульс и резко сниженное артериальное давление.

— Это потому, что ты хочешь какао и шоколадку, — улыбнулся Геф, прося домового об услуге.

— А может быть, я хочу еще и обнимашек? — немножко капризно спросила Гвен.

— Тогда ты их получишь прямо сейчас, — ответил парень, обнимая девушку.

— Ты не думаешь, что я «нашла время»?

— Я. Тебя. Люблю, — произнес Геф так, как будто это все объясняло.

На самом деле оно и объясняло. Геф любил Гвен всем сердцем, отдавая всего себя, так же, как она отдавала все, что у нее было. Они уже сейчас были единым целым.

Утро принесло давно ожидаемую радость — приехали Грейнджеры. Гвен думала, что они будут вести себя так же, как Дурсли — начнут обнимать родного сына, но миссис Грейнджер удивила девушку.

— Гвен, здравствуй, похорошела-то как! — воскликнула миссис Грейнджер, обнимая ее. — Как ты тут?

— Я… я… я хорошо, — запинаясь, ответила пораженная девушка со слезами в глазах.

— Почему слезки на глазах? — спросила миссис Грейнджер, присаживаясь рядом с креслом.

— Любимая не ожидала, что ты ей так обрадуешься, — улыбнулся Геф, отлично понимая своего котенка.

— Ну а кому еще, ведь она тут девочка, а девочке нужно тепло, да?

— Да-а-а… — прошептала девушка, становясь маленькой девочкой, и внезапно обняла миссис Гренджер, как обнимают дети своих родных.

— Ну что, сын, уберег нашу красавицу? — проговорил подошедший сзади мистер Грейнджер.

— Да, пап, — ответил Геф, понявший, что на самом деле только что случилось.

Потом они сидели за столом, где Гвен неожиданно прижалась к миссис Грейнджер. Девушка сама не понимала, что с ней происходит, а миссис Грейнджер обнимала ее, разговаривала с ней, выслушивала комментарии Гефа. Только однажды, забеспокоившись, Гвен поймала взгляд парня и едва не задохнулась от нежности и понимания, которыми он был наполнен.

Миссис Грейнджер, как врач и как мать, понимала Гвен, ведь девочке очень нужно было тепло, тепло не только самого любимого человека, но и материнское тепло. Чтобы можно было просто прижаться, просто расплакаться, просто быть слабой девочкой. Ей очень нужны были объятия мамы и понимание, признание и… «мы тебя любим». Как и каждой девочке, каждому ребенку. Что бы она ни думала, как бы девочка ни приняла поступок Дурслей, она все еще была девочкой, которой очень нужна мама. Мама, которая всегда, что бы ни случилось, выберет ее.

Миссис Грейнджер понимала девочку даже лучше, чем та понимала себя сама. Петунья Дурсль выбрала не ее, не Гвен. Да, этому были логичные, правильные объяснения, но эти объяснения существовали для мозга, а не для сердца маленькой девочки, у которой не было детства. И миссис Грейнджер очень хотела дать этой малышке детство. Всей душой.

Было и еще кое-что. Узнав, что Грейнджеры переезжают, мистер Дурсль передал ей бумагу, в которой… Миссис Грейнджер так же, как и мистер Грейнджер, понимала, почему Дурсли так поступили, но им стало больно от одного вида этой бумаги. Потому что это предательство. Как ни крути, как ни объясняй, но это — предательство.

Серьезный документ гласил, что Петунья и Вернон Дурсль отказываются от опеки над несовершеннолетней Гвиннет Поттер и передают опеку семье Грейнджер, не возражая против удочерения. Петунья мало того, что выбрала не Гвен… Может, она хотела только хорошего девочке, но… Опять это проклятое «но». Взрослые часто делают что-то для блага ребенка, совершенно не задумываясь о том, как сильно сделанное травмирует этого самого ребенка. И эту бумагу миссис Грейнджер никогда не покажет Гвен. Она просто станет девочке мамой.

***

— Любимый, а почему твоя мама ко мне так…

— Как мама?

— Да… Как настоящая мама…

— Потому что она мама, и она нас любит.

— Нас? А меня за что, я же никто?

— Любят не «за что-то». Любят «потому что».

— А почему меня любят?

— Потому что ты есть. Просто потому, что ты есть, котеночек.

========== Часть 22 ==========

— Мама, можно мне… Ой, — сказала Гвен и сразу осеклась, испугавшись.

— Что, солнышко? — обняла ее миссис Грейнджер, которую девочка все чаще, забывшись, называла мамой.

— Можно мне пирожок? — тихо сказала девочка, виновато посмотрев на женщину.

Геф обнял их обоих, после чего поднял Гвен на руки, пересадив ее на колени маме. Миссис Грейнджер улыбнулась девочке, погладила ее по волосам, как той нравилось и проговорила:

— Я не против, малышка, если ты хочешь, можешь меня называть мамой.

Целую минуту, наверное, Гвен неверяще смотрела на миссис Грейнджер, после чего расплакалась. Тревожно загудел монитор, девочку сразу же принялись успокаивать.

— Не надо, маленькая, не плачь, — шептал ей Геф, готовясь к неизбежному, по его мнению.

— Я предала маму Петунью, да? — ответила плачущая девочка.

— Нет, моя хорошая, ты никого не предала, — сказала ей миссис Грейнджер. — Так бывает, может быть и две мамы, и три.

— Правда?

— Правда-правда, — улыбнулась женщина.

— Почему ты такая? — спросила Гвен.

— Какая? — поцеловала ее в лоб миссис Грейнджер.

— Добрая…

— Потому что она мама, — тихонько сказал Геф. — Наша мама.

— Мама… Ты совсем другая…

— Каждая мама особенная, малышка.

— Мама… Скажи… А почему мама Петунья не сказала мне, что не переедет? И когда летом тут была тоже?

— Возможно, не хотела тебя волновать?

— Да… Наверное… А скажи, если бы я… Ну если бы, например, сейчас мне надо было бы уезжать далеко-далеко, а Геф бы оставался тут, ты что бы сделала?

Это был самый важный вопрос для маленькой девочки, которая еще жила в сознании Гвен и на что-то надеялась. Ей нужно было проверить эту маму и понять, почему она не может полностью принять решение Дурслей. Хотя, если бы мама Петунья с ней поговорила бы, то было бы проще. Намного проще было бы именно принять решение, ведь у мамы Петуньи же точно были разные причины, но та промолчала. А Грейнджеры всегда открыто говорили, если что-то было не так. Готовили ее, но всегда говорили…

— Геф большой мальчик, и он мальчик, доченька. Он сам вполне может справиться, а ты — девочка, может быть, ты сама и справишься, но это неправильно, — ответила ей миссис Грейнджер. — Мы бы поехали с тобой. Не плакать!

— Я не буду, мама… — прошептала девочка.

Эта мама бы выбрала ее. Просто, потому что так правильно… Гвен обняла миссис Грейнджер, прижавшись к ней. Пусть все идет, как идет, потому что это сложно. Очень сложно для девочки.

— Не надо задумываться, котенок, — попросил Гвен мальчик. — Пусть все будет, как будет, хорошо?

— Хорошо, любимый… — прошептала утомившаяся девочка и закрыла глаза, оставаясь на руках у мамы.

Миссис Грейнджер покачивала дремлющую из-за усталости девочку, думая о том, что слишком много вопросов свалилось на эту малышку, которая просто не может ответить на них, потому что нет у нее такого опыта, да и не на все вопросы можно ответить однозначно. Пусть отдохнет…

***

Все чаще гуляя или отправляясь куда-то Геф замечал, что оценивает все по размеру кресла — есть ли ступеньки, пройдет ли кресло, будет ли Гвен комфортно. Это стало частью жизни, частью восприятия, получалось как-то само собой. Стала рутиной и аритмия, ежедневные таблетки и анализы раз в месяц. Снизилось число приступов.

Гвен училась, учился и Геф, они достаточно быстро проходили программу средней школы, осваивали магию, и совершенно не хотели думать о том, что будет после. Привыкшие жить сегодняшним днем дети, сами не заметили, как пролетел год. Целый год пролетел, будто не было его. Вот сегодня Гвен исполняется тринадцать. Много подарков, праздник, огромный торт, но…

В этом году… В этот раз… Мама Петунья прислала письмо о том, что они не смогут приехать. Поздравила, конечно, но на душе стало как-то пусто… Письмо принесли вечером, когда девочка уже готова была заплакать. «Наверное, у них что-то случилось или денег нет», — подумала девочка, читая письмо, которое… Может ей только показалось?.. Нет, ей точно только показалось! Это потому, что она расстроена! Точно-точно, это не письмо прохладное, это она расстроена. Убедив себя в этом, Гвен успокоилась и провела остаток вечера со счастливой улыбкой на лице.

— Котенок мой, — шептал Геф, гладя ее по волосам. — Я тебя так люблю, ты не представляешь, как.

— Еще как представляю, — отвечала ему Гвен. — Ведь ты меня столько раз отнимал у смерти.

— Спим?

— Спим.

Монитор помаргивает глазком, бегут кривые, а сердечко плачет… Гудит предупреждающий сигнал, снова уколы, дефибриллятор наготове, снова Геф будит девочку, не давая ей спать, чтобы видеть, что она в сознании, а в глазах девочки печаль.

— Любимая, родная моя, держись, — шепчет Геф, а она не может ничего сказать — как будто выключили возможность говорить. — Не пугайся, не паникуй, все будет хорошо.

В глазах девочки паника, она задыхается и Геф помогает ей амбушкой{?}[Мешок АМБУ]. Постепенно паника отступает, но говорить она по-прежнему не может, отчего слезы текут по щекам. Минуту поколебавшись, Геф жмет кнопку вызова…

— Что тут у нас? — вбегают врачи.

— Я стабилизировал, но она молчит и плачет, — разводит руками Геф, — возможно, не может говорить.

— Ага… — говорит один из врачей. — Ну, побежали.

Завернув Гвен в термонакидку, мальчик усаживает ее в кресло и бегом спешит за врачами. Снова рентген, ультразвуковое исследование, кардиограмма, электроэнцефалограмма.

— Ага, — удовлетворенно говорит сонный невролог. — Фокальный фонаторный приступ{?}[Локализованный судорожный приступ. Отсутствует возможность издавать звуки.]. Бывает. Сейчас мы ей…

Укол и через полчаса перепуганная Гвен может произнести первые слова. Тихо, медленно, будто проталкивая их языком, но может. Слезы опять бегут по лицу.

— Так, сейчас она в цикл войдет, я так чувствую, — говорит поднятый пинком сонный невролог.

— Не войдет, — Геф обнимает девочку, прижимает к себе и говорит разные ласковости.

Миссис Грейнджер жестко допрашивает коллег, потом выдыхает и прижимает к себе Гвен.

— Испугалась, маленькая?

— Да, мамочка, — с трудом отвечает девочка.

— Все пройдет, доченька, — очень ласково говорит миссис Грейнджер. — Сейчас поедем домой и будем баиньки с Гефом, да?

— Да…

Девочка уложена в постель и тихо сопит, устроившись на груди Гефа, который тоже спит, но вполглаза, постоянно готовый ее спасти, а в гостиной, за закрытой дверью продолжается разговор…

— Отчего она так, как думаешь?

— Да тут и думать нечего — расстроилась из-за Дурслей и выдала новенькое.

— Что у них случилось, ты знаешь?

— Да ничего не случилось, во Франции отдыхают.

— А как же…

— Ну, так бывает, дорогая. С глаз долой, из сердца вон, выдохнули и перекрестились. Нельзя умирать десять лет, нельзя. А они умирали вместе с ней. Им теперь так лучше, да и девочке, честно говоря…

— Доченьке…

— Доченьке.

========== Часть 23 ==========

— Мамочка, — сказала как-то Гвен. — А у Гефа же скоро День Рождения… Давай ему праздник сделаем?

— Давай, доченька, — улыбнулась миссис Грейнджер. — А как он у вас обычно проходит?

— Геф не любит его справлять, говорит, что лучший его подарок — это я, — смутилась девочка. — Но хочется, чтобы у него был праздник, он же такой хороший, самый-самый любимый!

Так начался этот страшный заговор, о котором Геф даже не подозревал до своего четырнадцатилетия. Честно говоря, он даже и не помнил об этом дне, у парня были совсем другие заботы. Его мир существовал и крутился ровно вокруг одного человека — его любимой, его котенка. Поэтому он не предавал значения тому, что происходит вокруг и не задумывался о хитрых улыбках родителей.

Утро девятнадцатого сентября было солнечным. Геф проснулся от того, что Гвен лизнула его в нос и мурлыкнула. Это значило, что у девочки хорошее настроение, что очень обрадовало подростка.

— С Днем Рождения, — прошептала Гвен. — Я тебя так люблю!

— Я тебя тоже люблю, — отозвался Геф. — Спасибо, котенок.

Потом было умывание, завтрак, на котором Гвен совсем не капризничала, а вела себя, как примерная девочка, что насторожило мальчика. Потом пришли родители… И начался праздник, которого Геф совсем не ожидал. Дело даже не в подарках, а в счастливой улыбке Гвен, в радостных глазах родителей, в ощущении праздника… Пришли доктора, был огромный торт, песни под гитару, как это принято тут, в этой, уже становящейся родной, стране.

А потом Гвен подарила ему поцелуй, который был почти «взрослым». И он танцевал с ней на руках, чувствуя себя самым счастливым на свете. Сегодня он почувствовал себя снова ребенком. Это было так чудесно, но непривычно, поэтому Геф нет-нет, да бросал взгляд на монитор. И только убеждаясь, что все в порядке, веселился дальше.

— Заговорщики, — констатировал парень за ужином.

— Ага, — согласилась Гвен.

— Еще какие, — улыбнулся мистер Грейнджер.

— Спасибо вам!

Потянулись обычные дни… Все ближе была зима, все чаще Гвен чувствовала себя нехорошо и вот однажды, после долгого перерыва, Геф проснулся от ее «больно». Уже понимая, в чем дело, парень проверил свою догадку, потом выдал таблетку, которую Гвен называла «волшебной», потому что эта таблетка убирала боль{?}[НПВС существует в реальности] на целых шесть часов. Почти любую боль. После чего хмыкнул и спросил:

— Мне доверишь тебя переодеть или маму позвать?

— Тебе… — простонала девушка.

Быстро и спокойно переодев свое чудо, Геф лег рядом и обнял ее, контролируя. А Гвен, как только боль унялась, тихо и спокойно уснула. Утро началось с «больно». Проснувшаяся от боли девочка терпела до последнего, чтобы не потревожить Гефа, но не преуспела, монитор ее выдал.

— Котенок, будешь терпеть боль, я тебя отшлепаю, — сказал недовольный парень.

— А меня нельзя, — ответила девушка.

— Если нежно, то можно, — улыбнулся Геф.

— Ну если нежно… Тогда я согласна, — засмеялась принявшая очередную таблетку Гвен.

— Что у вас, дети? — вошла миссис Грейнджер.

— Менструация, мама, — спокойно ответил парень. — Болезненная, обильная, видишь, как ее трясет. Так что ближайшие четыре дня, как показывает опыт, любимая — недвижимое имущество.

— Ах я имущество! Вот я тебе! — шутливо замахнулась Гвен.

— Ты мой любимый котенок, — обнял девочку Гефест.

— То-то же, — подняла носик девушка.

***

Прошла осень, выпал первый снег. Гвен очень жалела, что не может потанцевать, ловя ртом снежинки, но девочка верила, что однажды она сможет так. Вот они выучатся и Геф что-нибудь обязательно придумает. Потому что Геф может все. Он даже придумал, как катать Гвен на саночках!

В воздухе все больше ощущалось приближение праздника. Не Рождества, а Нового Года, который справляют здесь, в Советском Союзе. Ночь, когда старый год сменяется новым, была самой волшебной, люди верили, что в такую ночь происходят самые волшебные чудеса. Гвен очень любила русские народные сказки, они были намного добрее английский и дарили такую надежду на чудо, которую не мог подарить весь магический мир. Девушка понимала, что не останется в волшебной мире, потому что ей этого не хочется, этот мир принес ей только горе, а Геф из обычного мира ее спас.

Поэтому девочка ждала Нового Года, подарков и чуда, как ждали все дети на всем протяжении Страны Советов. Вот и декабрь уже, скоро в школах начнутся зимние каникулы, а Гвен будет кататься на санках, и, может быть, Геф разрешит поваляться в снегу. Девушке до слез хотелось поваляться в снегу, просто до слез. Почувствовать волшебство русской зимы с ее минус тридцать, когда машины не заводятся, а люди ходят веселыми и кушают мороженое.

Вот уже и елочка распространяет аромат хвои, кажется, по всему дому. Вот уже скоро и Новый Год… Еще один год закончится, еще один год, который она прожила. Хорошо ли, плохо ли, но прожила и живет.

— Отрок, внемли мне.

— Да, Тимофей Ильич.

— Новогодняя ночь полна волшебства. Если тебе и отроковице действительно нужно настоящее чудо, идите в ночь, куда вас сердце поведет. Будет вам чудо, но помни, что любое чудо даром не дается, не обманись.

— Благодарствую, Тимофей Ильич, — в пояс поклонился домовому Геф.

— Да хранит вас ваша любовь, да Род.

Воспользовавшись советом мудрого домового, Геф и Гвен отправились лунной ночью туда, куда им хотелось идти, ведь сердце ведет. Долго ли, коротко ли, но сменился ухоженный парк густым лесом. Удивившись, ребята все же пошли дальше, пока не увидели красивую избушку, на крыльце которой стоял то ли статный мужчина с длинной белой бородой, серебристо-голубой шубе и красных сапогах. Несмотря на бороду, на Дамблдора мужчина был не похож.

Замерев на какое-то время, дети поклонились, как смогли. Геф встал так, чтобы в любой момент защитить любимую, он уже догадался, с кем его свела судьба.

— Простите, дедушка, за то, что не могу поклониться, как следует, — проговорила Гвен во все глаза глядя на ожившую сказку.

— Сие от тебя пока не зависит, девица, — ответил самый настоящий Дед Мороз. — Что завело вас сюда, да ко мне в гости привело?

— Домовой наш, Тимофей Ильич посоветовал… Сказал, что, если надо нам чудо, а оно нам очень надо, дедушка, — с тоской в голосе сказал Геф. — У моей любимой больное сердце, очень больное. Она может умереть в любой момент…

— Вижу уже умирала, да ты ее возвернул, — сказал Дед Мороз. — Что готов ты отдать за чудо?

— Что угодно, кроме нее.

— Только не убивай любимого, дедушка! — закричала Гвен, артефакт на ее руке грозно загудел.

— Успокойся, отроковица, никто на любовь не покушается. Я могу сделать тебе здоровое сердце, но заберу тогда у вас обоих вашу способность творить волшбу. Согласны ли? Вы должны оба принять это решение, пути назад не будет.

Гвен и Геф смотрели в глаза друг другу. Они понимали один другого без слов. И северный ветер, что ластился к Деду Морозу, подхватил звонкое «Да!»

— Что же, — сказал Дед Мороз. — Услышал я вас и согласие ваше. За любовь вашу, за то, что не колебались ни мгновения, будут вам от меня подарки. Поутру все получите, как заведено. А теперь ступайте домой.

И Геф с Гвен оказались почти у самого порога дома, в котором жили. В вышине разгорались звезды праздничного салюта, отовсюду слышались счастливые крики, новогодняя ночь вступала в свои права.

========== Часть 24 ==========

Ночь прошла спокойно, как никогда. Все параметры были не просто спокойны, но практически в норме. Приступа не было, ничего не было, только спокойный сон девочки на груди парня, который гладил ее и отчаянно надеялся на то, что ему не привиделось. Он отчаянно надеялся на чудо для любимой. Ведь если обещанного чуда не будет, это будет слишком жестоко.

Гвен пошевелилась и открыла свои огромные зеленые глаза. В них еще стояла дымка волшебного сна, когда Геф поцеловал глазки любимой. Она сладко потянулась, глядя на него.

— Любимый… Мне такой сон приснился чудесный, — прошептала девочка. — Как будто случилось чудо, и у меня теперь здоровое сердце.

— Мне тоже снился этот сон, — откликнулся мальчик. — Давай проверим?

— Как? Я боюсь вставать, — осторожно сказала девочка.

— Сейчас, любимая, — парень вскочил и подбежал к шкафу, на котором лежали их палочки.

Схватив свою палочку, Геф взмахнул ею, громко сказав: «Люмос!» И… ничего не произошло. Он попробовал еще раз и тоже без успеха. Тогда парень аккуратно положил уже бесполезную палочку на шкаф и запрыгал по комнате, радуясь.

— Любимая, моей магии больше нет, значит… Значит это не сон!

— Не сон… — улыбнулась девочка. — Можно встать…

— Подожди, душа моя, давай все проверим, хорошо? Я очень боюсь за тебя.

— Хорошо, любимый, — согласилась девочка, а Геф помчался к телефону.

— Доброе утро, профессор, — сказал он в трубку. — Вы не могли бы к нам сейчас прийти? Да. Нет. Да, достаточно срочно. Спасибо!

— Профессор придет? — с надеждой спросила Гвен.

— Да, моя хорошая, он придет, — почти пропел счастливый Геф.

Не прошло и получаса, как в дверь постучали. В дом вошел профессор и с ним еще два врача, увешанные приборами. Профессор увидел счастье на лицах ребят, и его сердце замерло на секунду от предвкушения чудесного рассказа.

— Ну, — сказал он, присев. — Расказывайте.

— Вчера наш домовой, — начал Геф. — Сказал нам, что если мы хотим чуда, то должны пойти туда, куда зовет сердце.

— И они пошли, — раздался ворчливый голос. — И даже нашли, и заплатили честно. Хорошие ребята, чистые, потому и подарки вам будут.

— Что же вы отдали? — спросил профессор.

— Магию, — просто ответил Геф.

— Ты отдал за меня самое дорогое, — прошептала Гвен.

— Самое дорогое у меня — это ты, и я тебя никому не отдам, — ответил ей парень. — Дед Мороз обещал здоровое сердце для Гвен. Вы можете… Проверить? И терапия же еще…

— Проверим, — улыбнулся профессор, второй раз в жизни услышавший о таком чуде. — Еще как проверим… Так, — обратился он к врачам, пришедшим с ним. — Чего стоим, кого ждем? Разделись — и работаем.

Загудели приборы, кардиограмма, ультразвуковое исследование. Гвен всю ощупали и обстучали. Когда все закончилось, на троих врачей уставились горящие надеждой глаза ребят.

— Что я вам скажу, — начал профессор. — Сердце действительно здоровое, но не тренированное, легкие у тебя, девонька, привыкли к кислороду, мышцы ног атрофированы, да и мозг надо будет обследовать тщательно. Сразу нагружать тебя нельзя, а то сердце, хоть и здоровое, но просто не выдержит. Придется еще поездить в коляске. Лекарства я вам изменил, вот по такой схеме давать будешь, Гефест. А остальное остается, как было. Сегодня отдыхаете, а с завтрашнего дня начнется твой личный ад, девонька. Реабилитация.

— Чтобы танцевать, я на все согласна… — прошептала Гвен.

— Ну что же, засим мы откланиваемся, а вы отдыхайте. Технику пока не отключайте, мало ли что, но выдохнуть уже можете. Тимофей Ильич, они магию потеряли совсем?

— Нет, только колдовать не могут.

— Сквибы по классификации Британии, — заключил профессор. — Значит учиться будем немного иначе, дети. Все, отдыхайте.

***

Утро Нового Года начиналось довольно спокойно, пока Грейнджеры не пришли к детям. Когда миссис Грейнджер вошла к ребятам, ее почти оглушил счастливый крик Гвен:

— Мама! Мамочка!

Почти подбежав к дочери, миссис Грейнджер обняла девочку, которая сразу начала, буквально захлёбываясь, рассказывать:

— Мы вчера встретили Деда Мороза, и он вылечил мое сердце. Ты не думай, не просто так, мы магию отдали… И Геф отдал, даже не задумываясь… А профессор был у нас и подтвердил, и теперь у меня будет ре-аби-ли-та-ция, — почти по слогам произнесла сложное слово Гвен.

А парень сидел рядом с счастливой улыбкой на лице, и молча плакал. Слезы так и катились по его лицу, как и по лицу Гвен. Слезы счастья, слезы освобождения. Миссис Грейнджер обнимала детей и плакала вместе с ними. Это была самая лучшая новость и самый лучший подарок. А в дверях стоял мистер Грейнджер и вытирал глаза рукой.

Когда все немного успокоились, то приступили к разбору подарков. На стол лег конверт из плотной бумаги. В нем обнаружилась книжка советского банка и записка: «Это деньги Поттеров, теперь они лежат так, чтобы вы могли ими пользоваться. Мантию я вернул хозяйке». И подпись: «Дед Мороз». Еще там лежали русс… ой… советские документы — свидетельства о рождении, специальные детские паспорта и свидетельство об установлении опеки. И паспорта для Грейнджеров. Это были просто царские подарки. А еще много разных игр, конструкторов, даже специальный тренажер для ног. Гвен замерла на минуту, рассматривая документы и подняла глаза на миссис и мистера Грейнджеров.

— Вы же нас не разлучите с Гефом теперь? — от ее жалобного взгляда миссис Грейнджер опять заплакала.

— Никогда, доченька, никогда.

— А… Если Дурсли захотят… То как? — спросила девочка.

Мистер Грейнджер вздохнул и показал девочке ту бумагу, которую ему дал Вернон. Гвен вчиталась, оглянулась на Гефа, словно ища поддержки, была им сразу же поднята на руки. Гвен еще раз прочитала и улыбнулась.

— Значит, я их не предавала… Так действительно лучше, мама и папа.

— Умничка ты наша, — погладила девочку миссис Грейнджер. — Давайте праздновать!

***

После еды семья Грейнджер, к которой теперь причисляла себя и Гвен, отправилась гулять. Пусть ей еще надо было находиться в кресле, но девочку переполняло счастье, ведь теперь точно все будет хорошо. Пусть профессор пугает адом, но она абсолютно точно все выдержит, ведь рядом с ней Геф. Самый лучший на свете человек. Рядом папа и мама. Такие уже бесконечно любимые. Вокруг десятки, может быть, даже сотни людей, которые веселятся, играют в снежки, катаются на коньках. И девочка верит, верит, что совсем скоро она тоже так сможет. Сможет дышать полной грудью и радоваться всему свету. А сейчас она просто так счастлива, что хочется визжать. И она визжит, правда тихо, но визжит, не сдержав эмоции внутри себя.

— Ты мое счастье, — говорит Геф.

— А ты — мое, — отвечает Гвен.

— Вы наше счастье, — говорит миссис Грейнджер, а мистер Грейнджер просто кивает.

Геф чувствует, как его переполняет счастье. Любимая будет здоровой, будет ходить, танцевать, она сможет теперь многое, только придется потрудиться, но парень верит… Нет, он точно знает, что теперь-то все будет хорошо, потому что самое страшное закончилось. Больше не надо отгонять старуху с косой, потому что она не придет уже. Ее выгнал самый настоящий русский Дед Мороз.

Потом Геф надевает коньки и выходит на лед, взяв Гвен на руки. При виде этой пары люди расступаются, чтобы не помешать.

На льду вальсирует пара. Высокий парень и лежащая у него на руках девушка, почти девочка, которая крепко держится за парня. Кто-то включил вальс Евгения Доги и под эту торжествующую мелодию кружится пара. А родители этих детей стоят рядом с инвалидным креслом и смотрят на пару, не сдерживая слезы. На льду вальсируетпара…

========== Часть 25 ==========

— Доброе утро, любимый, — разбудил Гефа нежный шепот. — Так здорово, когда можно не бояться…

— Доброе утро, любимая, — мгновенно просыпаясь и по привычке входя в «боевой» режим, ответил Геф. — Не надо бояться, все будет хорошо.

— Как хорошо, что ты рядом, — прошептала девочка и потянулась губами к нему.

Хотелось, чтобы этот миг продолжался вечно, но пора было вставать. Их ждали в клинике, поэтому Геф с сожалением оторвался от губ своего котенка. В окно светило не по-зимнему яркое солнышко и настроение было просто заоблачным. Рефлекторно взглянув на монитор, отметив параметры, Геф шепнул девушке:

— Ну что, встаем?

— Да… — ответила она, а потом жалобно посмотрела на парня. — А ты меня покормишь?

— Покормлю, счастье мое, — ответил он, вставая и быстро одеваясь.

Переодев свою девушку, которая еще не была в состоянии это проделывать сама, Геф пересадил ее на кресло и отвез сначала в уборную, а потом и умываться. Гвен наслаждалась возможностью делать хоть что-то самостоятельно, но от кормления не отказалась, ей очень нравилось то, как Геф это делает. Парень пересадил девушку себе на колени и начал кормить кашей, которая сегодня как-то особенно удалась Тимофею Ильичу.

Тихо вошла мама. Муж был на суточном дежурстве, а у нее они пока не начались, в частности, из-за детей. Она стояла и просто смотрела, как Геф кормит свою Гвен. Как уговаривает, какие ласковые, теплые слова говорит, как хвалит. Она смотрела на девушку, которая сейчас была маленькой девочкой и наслаждалась этим. Ребятам предстоял долгий путь к выздоровлению, но он был уже проложен, уже ушла в прошлое безнадежность неизлечимости, уходил в прошлое страх, о котором напоминали две седые пряди на висках Гефа. Ему тоже предстоит долгий путь психологической реабилитации. А пока он кормит свою Гвен, медленно, аккуратно, уговаривая, когда та притворно капризничает, потому что чувствует, насколько этот простой ритуал важен девушке.

— Ну что, хорошие мои, готовы? — ласково спросила мама, получив в ответ две счастливые улыбки. — Тогда одевайтесь и пойдем.

— Да, мама, — кивнула девушка, облизываясь.

Геф надел на девушку зимние штаны, шапку и теплую шубку, потому что кресло все еще было, а сидячих зимой одевают теплее, чем ходячих. Они выехали из домика и, не торопясь, втроем, двинулись к белому корпусу с большим красным крестом. Гвен солнечно улыбалась, и прижималась головой к руке Гефа, который нет-нет, да поглаживал ее рукой в теплой варежке.

— А ты меня будешь кормить, когда я выздоровею? — спросила вдруг девушка.

— Конечно, котенок, — ответил Геф, улыбнувшись.

— Честно-честно?

— Я тебя хоть раз обманул? — притворно обиделся парень.

— Нет… Ты меня никогда не обманывал, потому что ты ангел, — проговорила Гвен.

— Это ты мой ангел, жизнь моя, — ответил ей Геф.

Столько нежности было в этом коротком разговоре, столько ласки, что миссис Грейнджер почувствовала, как у нее защипало в носу и слезы наполнили глаза, грозя пролиться наружу. Она поражалась любви двоих своих детей, их умению поддержать друг друга, понимать и быть понятыми. Это и было настоящее чудо.

***

— Вот чем мы с вами будем заниматься, молодые люди, — профессор Шумилкин смотрел в живые, чуть шальные от счастья глаза ребят. — Сначала надо укрепить сердце{?}[Даже самое здоровое сердце может «сломаться» от серьезной нагрузки.] и научить работать легкие, потом займемся мышцами и всем остальным, перегружать сердце, пусть даже здоровое, нельзя. Но сначала у вас будет психолог. Не пугаться! Девонька, как только устала, говори, хорошо?

— Хорошо, товарищ профессор, — ответила почти без акцента Гвен.

— Вот и молодцы, а теперь… Лена, ты где там? — позвал профессор.

Вошла Лена и улыбнулась ребятам. Она была им хорошо знакома и, конечно же, они ей доверяли. А что может быть важнее для психолога? Без доверия его работа невозможна. Женщина увела их в светлый зал, весь увешанный веселыми, яркими детскими рисунками.

— Вот здесь мы будем с вами общаться. Согласны? — спросила Лена.

— Да, — улыбнулась Гвен, а Геф кивнул, рефлекторно фиксируя состояние артефакта и девушки.

— Мы с вами будем учиться жить, — тихо начала Лена. — Не вскакивая по первому шороху, не бояться отсутствия приборов и кресла, не таская за собой «укладку», которой не каждая «скорая»{?}[Имеется в виду стандартный набор медикаментов и инструментарий машины скорой медицинской помощи.] может похвастаться, не боясь расстаться на пять минут. И главное, я научу вас, как забыть то ощущение, когда смерть стоит за плечом. Все люди смертны, но то, через что прошли вы… Этому важно научиться, важно жить, не думая о том, что слезы могут вызвать приступ, а неосторожно брошенное слово смертельно опасно.

— А разве этому можно научиться? — тихо спросил Геф, не замечая, как контролирует состояние Гвен. — Я думал это теперь навсегда.

— Нет, Геф, не навсегда, я постараюсь научить вас. А начнем мы с медитации, теперь уже для вам обоих. Пересади девушку вот сюда, на пуфик и сам садись.

Геф осторожно, но уверенно пересадил Гвен, и, погладив по волосам, уселся напротив. Они подали руки друг другу и закрыли глаза. Лена тихим голосом говорила им, что нужно делать, а они просто следовали ее указаниям. Так прошел час и Гвен утомилась. Она, правда, решила, что выдержит и не сказала о своей усталости, зато об ее усталости сказал артефакт, низко загудев.

— Это то, о чем говорил профессор Шумилкин, — сказала Лена. — Нужно обязательно говорить, когда устаешь, а то сама себе сделаешь хуже. Подвиги тут никому не нужны. Еще раз повторится — отшлепаю, — пригрозила она.

Насколько шутливой была эта угроза проверять девушке отчего-то совсем не хотелось. Ее, конечно, ни разу не шлепали, но и получать этот опыт как-то совсем не хотелось. Поэтому покрасневшая от стыда Гвен начала извиняться.

— Полежи тут немного, отдохни, а потом поедем на гимнастику, — улыбнулась Лена, которой вдруг захотелось погладить эту милую девочку.

***

Гвен после клиники просто лежала и плакала. В отличие от слез счастья утром, сейчас это были горькие слезы разочарования. Девушка плакала, лежа на руках Гефа, который уговаривал ее не сдаваться, ведь они только в самом начале. Основная проблема заключалась в том, что во время дыхательной гимнастики Гвен упала в обморок, сильно напугав Гефа. Сама она испугалась, когда очнулась.

— У меня ничего не выйдет, ничего не получается, — плакала сильно уставшая девушка.

— Малышка, у тебя все получится, ты самая сильная, давай все делать вместе? — Геф гладил Гвен, целовал ее лицо и заплаканные глазки.

— Все-все? — спросила девушка.

— Все-все, — подтвердил парень.

— Хорошо… Сейчас? — перестала плакать Гвен.

— Нет, сейчас мы с тобой поспим, отдохнем, а потом будем делать упражнения, да?

— Да…

Прижимая к себе посапывающую девушку, Геф думал о том, какой же непростой путь им предстоит. Еще только первый день, а она уже плачет. Но он не позволит Гвен опустить руки, они будут бороться вместе, каждый день, сколько бы это не потребовало времени. Потому что он очень любит своего котенка. Потому что они вместе, единое целое. Будет трудно, конечно, будет, но они справятся.

— Как она, — вошла мама. — Расплакалась?

— Тяжело, мама, хочется-то всего и сразу, а идти надо маленькими шагами, постоянно спотыкаясь, но упасть я ей не дам, — ответил Геф. — Мы справимся.

— Куда вы денетесь. Профессор передавал, что для первого дня все просто великолепного, поэтому сегодня отдыхаете, а завтра с новыми силами…

— Да, мама, мы сейчас поспим, — с нежностью посмотрев на Гвен, сказал парень. — Потом покушаем и позанимается.

— Все будет хорошо, дети, — прошептала миссис Грейнджер, когда Геф задремал. — Потому что иначе не может быть.

========== Часть 26 ==========

Не прошло и месяца, как кислород днем удалось отменить. Это была победа, большая победа Гвен, даже праздник устроили по этому поводу. Но этой ночью случилось то, чего не ожидал никто, кроме Гефа. Пока что Лене не удалось снизить готовность парня и этой ночью именно этот факт и помог. Так и не решившись отключить аппаратуру, Геф резко проснулся ночью. Гвен задыхалась. Она пыталась втянуть воздух в себя с жутким хрипом и не могла. Быстро подключив амбушку, Геф помог своей девушке вдохнуть и качал мешок, пока не появились реаниматологи, сдернутые из главного корпуса тревожной кнопкой.

— Что тут? — спросил врач Гефа, в глазах которого плескался ужас, но движения были четкие и собранные, парень мерно качал мешок.

— Апноэ, — бросил Геф, держа себя в руках из последних сил.

— Так… Ну-ка, дай-ка… — сказал врач, забирая амбушку из начинающих дрожать рук парня. — Не понял… Сережа, дай-ка ребенку кислорода, литра полтора{?}[Дать кислород со скоростью полтора литра в минуту].

К Гвен подключили кислород и отрегулировали его по показаниям сатурации. Девушка задышала спокойно. Самое странное было в том, что она не проснулась, продолжая спать, как будто ничего не случилось.

— Ложись, парень, я подежурю, — сказал врач, усаживаясь рядом с кроватью.

— Я… Да… Спасибо, — ответил Геф, которого постепенно отпускал ужас.

Парень не понимал, что произошло и напряженные раздумья не давали ему уснуть. Впрочем, под утро он задремал, чтобы, когда Гвен под утро зашевелилась, открыть глаза и встретить ее полный страха взгляд.

— Все в порядке, котенок, — прошептал он девушке. — Все хорошо.

— Ночью было плохо? — спросила она.

— Немного, — ответил Геф. — Но все уже хорошо.

Девушка уже заметила мешок АМБУ, лежащий на столе, реаниматолога, которого она знала, дремлющего в кресле и поняла, что этой ночью ее опять спасли. Чуть погодя к ним пришла Лена.

— Дети, сегодня вы без занятий, нам надо выяснить, что случилось. Гвен, девочка, что тебе снилось?

— Сначала больница… Ну… Та больница… — девушка выделила голосом «та» и Лена поняла, что она говорит об онкоцентре. — А потом… Большой Зал… И Геф.

— Первая остановка была в Большом Зале Хогвартса, — пояснил парень.

— И ты? — сказала все уже понявшая женщина.

— Вернул, — кивнул Геф.

Лена смотрела на парня и пыталась себе представить, что он чувствовал, когда был совершенно один на один со смертью, выдирая из ее рук любимого человека. Она теперь понимала, как с ним надо работать. Совсем не так, как до сих пор. Девочку надо обследовать, ночное апноэ — совсем не веселая штука. И абсолютно непонятная сейчас.

— Вы сейчас тогда поднимаетесь, кушаете и идем в клинику, хорошо? Потом вернетесь, возьмете с собой пижамы и переночуете обмотанные проводами, — улыбнулась женщина. — Мы обязательно поймем, в чем дело.

— Хорошо, — согласилась Гвен. — Только у меня почему-то очень сильная слабость.

— Давление низкое, — объяснил Геф. — Вот только почему…

Обследовали их почему-то обоих, обследовали долго, проверили абсолютно все, но ответов пока так получено и не было. Ситуация выглядела все более странной.

***

Сегодня им предстояло ночевать в больнице. В специальной палате, чтобы дать возможность врачам выяснить, что же происходит во сне. Геф переодел девушку, уложил в кровать, аккуратно подключив шлейф проводов к прибору, включил электроэнцефалограф, монитор, и улегся рядом. Гвен привычно заползла ему на грудь, поцеловала и принялась засыпать. Парень гладил ее, рукой проверив укладку.

— Меня бы так кто любил.

— Не завидуй, Машенька, они такое прошли, что и подумать страшно.

— Смотри, ритмы интересные какие…

— Сразу вторая{?}[Фаза сна, при которой сознание отключается и начинается собственно сон.] стадия.

— Насколько я понимаю, апноэ наступает в четвертой.

— Да, было бы логично, но надо проверить.

— Интересно, с чего оно наступает.

— Оп-па, глянь!

— А парень-то не спит…

— Спит он, Ленка говорила, постоянно фиксирует приборы и девочку. Ничего сделать не может.

— Сколько раз он ее возвращал? Дважды? Так что она хочет?

— Чтобы успокоился, наверное.

— Да, щаз, побежал он успокаиваться с рефлексами реанимата{?}[Жаргонное название реаниматолога].

— Вот да… Психологи — странные, дикие люди.

— На себя посмотри.

— А я что? Я смотрю.

Гвен всхлипнула во сне, глаза Гефа мгновенно открылись, он обозрел мониторы, улыбнулся и поцеловал девушку, на что та что-то прошептала и обняла его.

— Ты видел? Мгновенно перешел в состояние бодрствования.

— Как бы у него башню не сорвало.

— Да не должно…

— Есть четвертая{?}[Фаза глубокого сна.] стадия. Откуда альфа-ритм?

— Вот и мне интересно…

— Смотри, видишь? Что это за хрень?

— Гипоксическое{?}[То есть из-за отсутствия или недостатка кислорода] поражение эта хрень называется. Сходи, подключи ей кислород, реанимацию сюда срывать незачем, пусть поспит.

— Профессора утром известите… Вот же не было печали…

Проснувшись утром, Гвен снова обнаружила канюли и испуганно посмотрела на Гефа. Она боялась того, что снова напугала своего любимого, но он просто улыбался ей. Тогда девушка обняла парня, прижимаясь к нему всем телом.

— Все хорошо, малышка, все хорошо, я люблю тебя, — прошептал он.

— Я тебя люблю, — ответила она ему.

В палату вошел профессор и откашлялся, привлекая к себе внимание увлеченно целующихся подростков.

— Молодые люди, вашу проблему мы нашли, будем думать, что с ней делать, — сказал профессор, улыбаясь. — А вы ступайте-ка домой, там и милуйтесь, а то персоналу завидно.

— Что-то серьезное? — спросил Геф.

— Это смотря с чем сравнивать, — ответил профессор. — Хорошего мало, но ничего нерешаемого. Так что не расстраиваемся, топаем домой и завтра мы вас ждем.

***

Добавились уколы. Как сказал профессор «не самые безболезненные» и даже предложил приходящую медсестру, но Геф не согласился. Гвен тоже не согласилась.

— Пусть будет больно, но это же Геф… — сказала она.

— Хорошо, препарат внутримышечный, что это, понятно? — спросил профессор, улыбнувшись.

— В попу… — смущенно ответила девушка.

— Именно туда, — подтвердил профессор.

— Тогда тем более, — сказала Гвен. — Гефу я доверяю, он не сможет сделать больно.

Утро у них теперь начиналось не только с поцелуя и объятий, но и с переворачивания девушки на живот с соответствующей процедурой. Почему-то больно почти не было. Геф старался сделать как можно безболезненней и у него получалось, поэтому слез от введения препарата не было, хотя сидеть было не всегда комфортно.

— Как будто отшлепали, — шутила Гвен недели через две.

Но редкое лекарство работало и вот сегодня была первая ночь без кислорода, которую девушка проспала сном младенца, не потревожив ни Гефа, ни чуткие приборы наблюдения. Еще одна победа. Еще один шажок, пусть небольшой, но такой важный. Теперь Гвен свободна от вспомогательного кислорода. И девушка верит, что уже никогда не будет ощущать пусть самых мягких, но посторонних канюль в носу, никогда не будет зависеть от небольшого аппарата…

========== Часть 27 ==========

И пришла боль. Сильная, иногда до зубовного скрежета, изматывающая, иногда казавшаяся непереносимой. Гвен плакала в руках массажиста, на процедурах, даже лежа в кровати. Сердце Гефа сжималось и переворачивалось, но он понимал, что это необходимо.

— Не могу больше… — плакала девушка.

— Хорошая моя, все получится, чуть-чуть потерпеть осталось, — уговаривал ее Геф.

— Не хочу… Давай я в кресле останусь… — хныкала Гвен, цепляясь за Гефа.

Пассивная гимнастика, активная гимнастика, дыхательная гимнастика, массаж… Это было часто больно, было тяжело, девушка засыпала буквально на руках, зачастую не в состоянии двигаться. Геф кормил ее, переодевал, укладывал спать. Он шел с ней по этому пути, помогая всем, чем не мог, тащил ее вперед своей душой, своим сердцем, переживал истерики, обнимал и целовал своего котенка, успокаивая. Вот уже она стоит без опоры. Сама стоит! И плачет…

— Любимый, я смогла! Я смогла! — улетает в потолок зала ее отчаянно-счастливый крик.

Вот первый шаг на подгибающихся от напряжения ногах. И сразу же присесть, отдохнуть, не насиловать, не перегружать сердце. И снова шаг, который дается легче, значительно легче. Судорожный вздох, ее руки в руках Гефа, который медленно и осторожно ведет Гвен по дорожке. Все легче с каждым шагом идти, пока она держится за него. А потом Лена приносит магнитофон и Гвен учится танцевать. Первое па. Первое… Боль никуда не делась, но она притупилась, потому что девушка идет, идет сама, только парень ее чуть придерживает.

Вот Гвен сама переодевается ко сну. Также медленно, не торопясь, но это такое счастье. Невозможное счастье самостоятельно одеться или раздеться. Сходить в туалет. Принять ванну. Геф ее страхует, он просто не умеет иначе, но она справляется. С каждым днем все лучше и лучше, пусть минуло больше полугода, у нее есть мечта. К это мечте она идет, закусив губу, отчаянно, не останавливаясь, потому что рядом Геф, который для нее — весь мир. Который ее спасал от смерти, который ее спасает сейчас — от себя, от грусти, от лени, от страха.

— Ты такой терпеливый, — говорит девушка.

— Я люблю тебя, — отвечает юноша.

— Я тебя тоже люблю, но я же капризная, истеричная и… и…

— Ты самая любимая, — спокойно говорит ей Геф, глядя в глаза.

— Даже когда обзываюсь? — спрашивает Гвен, заглядывая в глаза.

— Ты всегда самая любимая, — улыбается ей Геф. — Ты мое чудо.

— А ты мой ангел, — шепчет девушка.

Незаметно подкрался июль и что-то начало получаться. Да, не все так просто, ей еще далеко до грации лани, ее шаг больше напоминает, по мнению Гвен, поступь усталого слона, но музыка делает свое дело и танцевальные па наполняют сердце радостью. Радостью от того, что смогла. Геф носит ее на руках. Теперь уже не потому, что ей тяжело или нельзя ходить, а потому, что это ему и ей приятно.

По парку идет пара. Девушка иногда почти повисает на парне, но упрямо идет. Гуляющие люди видят этих двоих здесь постоянно. Они видели их, когда девушка была в инвалидном кресле, они видели их, когда она едва шла, с трудом переставляя ноги. Они видели их, когда девушка смеялась и когда плакала. Им улыбаются, они улыбаются в ответ.

— Я люблю тебя, — говорит Геф.

— Я люблю тебя, — отвечает Гвен.

***

— Так, ребятки, реабилитация у вас идет хорошо, — сказал профессор. — Поэтому возвращаемся к вопросу обучения. Вы магичить больше не можете, но варить зелья, работать с артефактами, включая их создание — вам вполне по силам. Вопрос в том, хотите ли вы этого? Чего вы вообще хотите в жизни?

— Знаете, товарищ профессор, я бы хотела лечить детей, ведь не у каждого есть такой Геф, как у меня… — подумав, сказала Гвен. — А я не хочу, чтобы они оставались наедине с болезнью…

— Как ты оставалась до школы, — понимающе кивнул Шумилкин.

— Мы хотим лечить детей, — спокойно сказал Геф, переглянувшись с Гвен.

— Мы… — прошептала девушка.

— Тогда вам эта магическая мишура ни к чему, но обязательный курс вы пройдете, вам немного осталось, потому что кто знает…

— Да, товарищ профессор, это правильно.

— Ну и… — профессор подумал. — Ко мне в ученики пойдете?

— С радостью, — ответили ребята почти хором.

Ушло в прошлое кресло, кислород и напряженные ночи. Гвен уже сама ходила, немного, недалеко, но ходила. Геф все равно не отказывал себе в удовольствии носить ее на руках. Ушел в прошлое постоянный страх. Но они все равно спали вместе, в одной кровати, решив для себя, что их первый раз будет тогда, когда положено. Влечение тела не было чем-то важным в жизни Гефа и Гвен, они были едины, понимая друг друга с полувзгляда.

Первый экзамен Гвен очень беспокоил юношу, он себе места не находил, волнуясь сильнее, чем девушка. Беспокоилась и реаниматологическая бригада. И кардиологи. И неврологи. И реабилитологи. Это был и их экзамен. Сегодня комиссия принимала результат работы большой бригады врачей.

Двери класса открылись и оттуда вылетела счастливая девушка, она кинулась к Гефу, повиснув у того на шее.

— Пять! — воскликнула она, зацеловывая лицо юноши.

— Счастье мое! — обрадовался Геф.

— Ты мой ангел, это все — потому что есть ты, — плакала от счастья Гвен.

— Нет, это потому, что на свете есть ты, любимая, — отвечал ей Геф.

За первым экзаменом был второй, третий… Вот скоро и конец обучения. Скоро будет медицинский институт для обоих, часть экзаменов которого они сдадут экстерном. И первого августа 1998 года Поттер исчезнет, навсегда становясь Грейнджер. Но до этого еще много месяцев учебы.

***

День рождения любимой девушки. Четырнадцать лет бывает только раз. Прошло долгих три года, тяжелых и страшных. Было все за это время, но она жива, счастлива и здорова. Чего еще желать в жизни?

— С Днем Рождения, любимая, — нежный поцелуй. — Ты сегодня большая или маленькая?

— Маленькая, конечно, — улыбается Гвен.

— А раз маленькая, то мы тебя будем носить на ручках и кормить с ложечки.

— Да! — радуется девушка. — И одевать.

Ей хочется чувствовать себя именно маленькой, а не беспомощной. Чтобы любимый ее переодевал не потому, что она сама не может, а потому, что она этого хочет. Это он и делает, поглаживает так нежно, что хочется пищать. Переодевает, берет на руки и относит в ванную. Она сегодня чистит зубы у него на руках, умывается… Потом кушает то, что дает ей Геф, улыбаясь и радуясь его привычным уговорам. Немного капризничает для вида. Чтобы Геф мог ее поуговаривать.

Потом у них прогулка всей семьей, потому что торт будет вечером, но сегодня будет и кое-что еще, о чем девушка пока не знает. Сюрприз от самых близких людей.

Но сначала — не виданный ею никогда «Луна-парк». Аттракционы, карусели, на которых она визжит от радости, тир, комната смеха. Летают под музыку качели-лодочки и на них Геф и Гвен. А потом, вернувшись домой, переполненная впечатлениями Гвен благодарит мама, папу и Гефа.

— Котенок, надо переодеться, — тихо говорит Гефест и показывает ей красивое белое платье, как в ее давнем сне.

— Ой… — заворожено говорит девушка. — Поможешь?

— Помогу, конечно, — отвечает юноша в черном костюме.

— А куда мы идем? — интересуется Гвен.

— А вот увидишь, — хитро смотрит на нее Геф.

Огромный зал, весь заполненный зеркалами. Там стоят профессор, все врачи, родители. Стоят и смотрит, как под бессмертную музыку танцует вальс пара. Как катятся слезы счастья по лицу девушки, как счастливо улыбается ей юноша. Ее сон, ее мечта исполнилась. И исполнил ее Геф, ее Гефест. Когда музыка замолкает, юноша смотрит в невозможно-зеленые глаза девушки и говорит. Вроде бы негромко, но его слова слышны всем.

— Гвен, я увидел тебя в вагоне Хогвартс-экспресса, где ты сидела совсем одна. Именно там возникло наше «мы». С тех пор мы не расставались, всегда были вместе. Я хочу спросить, согласишься ли ты навсегда оставить наше «мы» и выйти за меня замуж, когда придет срок.

Казалось, сами стены вздрогнули от ее счастливого «Да!»

========== Часть 28 ==========

Где-то вдали, в далеком туманном крае старый профессор сидел и читал письма от двоих бывших учеников. В этих письмах была их история. От радостей маггловской медицины до чуда, которое явил им местный русский бог. Печали, радости, вера в победу… Жертва магии за здоровье любимой. Долгий путь к здоровью. Учеба, целительство.

Он налил огневиски в бокал, чокнулся с портретом рыжеволосой зеленоглазой девушки и тихо сказал:

— Видишь, Лили, все хорошо у твоей доченьки. Ее муж показал всем нам, как нужно любить.

***

Беременность Гвен чуть не добавила седых волосков Гефу. Ладно бы капризы, но токсикоз у нее был такой, что мало не было никому. Когда-то давно он думал, что после перенесенной любимой болезни, он готов ко всему. Как он ошибался!

Они жили в купленном ими домике не так далеко от родителей. Врачи-педиатры со всесоюзным именем, к которым приезжали из самых дальних уголков страны, называя волшебниками, но на время беременности взяли годовой отпуск. Гефест очень боялся за жену, за ее беременность, все-таки юность полностью не отпустила его.

Гвен хотела странного, легко впадала в истерику и плакала. Но все равно она чувствовала тепло души мужа, его ласковые руки, его поддержку днем и ночью. И она всегда знала — он ее любит.

— Столько лет прошло, а будто бы вчера я сидела совсем одна у окошка и плакала, а потом появился ты и меня укрыло от всех бед, — говорила ему Гвен.

— А я, когда тебя увидел, то сразу понял, что ты — мое самое большое чудо, — ласково отвечал Геф, поглаживая жену, отчего та тихо мурлыкала.

— Скоро родятся малыши… Я немножко боюсь, все кажется, что сердце откажет.

— Я же буду рядом, любимая.

— Да, ты всегда рядом.

— А как мы детей назовем?

Геф носил ее на руках, ласкал и успокаивал, а когда пришел срок — принимал своих детей. И это было чудо.

***

Когда в дверь позвонили, Гвен кинулась открывать. Открыв дверь, она замерла, сзади подошел улыбающийся Геф.

— Ну, здравствуй, сестренка, какая ты стала…

— Дад… Дадли! — выкрикнула Гвен, бросаясь на шею Дадли. — Куда же вы пропали! Пойдем в дом.

Уже дома, за столом, Дадли рассказывал плачущей Гвен о том, что случилось за эти годы.

— Я не знал, сестренка, честно. Мама и папа тогда сказали, что ты умерла. Все наши плакали, так жалко было. А потом мы переезжали пару раз, наверное, поэтому твои письма оставались без ответа.

— А как же ты узнал? — спросила Гвен.

— А муж твой меня нашел, уж не знаю как, — кивнул на Гефа Дадли. — Нашел, написал, мне через ваше посольство передали.

— Геф… Ты мой ангел, — прошептала Гвен, прижимаясь к мужу.

***

— Принимать буду сам, — спокойно сказал Геф, настраиваясь на рабочий лад.

— Но, доктор Грейнджер… Вы же…

— Рот закрыли. Монитор подключите, реанимацию известите и неонатологов. Вопросы?

— Понял, ассистировать хоть пустите?

— Ассистируй на здоровье, везите.

В родильный зал въехала каталка с отчаянно трусящей Гвен. Увидев мужа, она внезапно успокоилась и улыбнулась. От такой метаморфозы успокаивавшие ее медсестры даже запнулись. Что не помешало им подключить провода кардиомонитора. Доктор Грейнджер никогда не ошибается.

— Ну что, котенок, готова? — ласково спросил Геф.

— Да, любимый, — прошептала она, взглянув на мужа с такой любовью и доверием, что замерли все вокруг.

— Ну, поехали. Раскрытие?

— Да все уже, родовая пошла.

— Котенок, тужься! Давай-давай-давай, вот умница моя, — взгляд на монитор. — Отдохни и опять тужимся, давай-давай.

— Да чтобы я еще хоть раз!.. Я люблю тебя! — громкий крик роженицы и ребенок в его руках.

Шлепок, детский крик разбивает обычный шум. И вот уже второй ребенок показался, еще буквально несколько минут, и двое детей ложатся на грудь достаточно быстро родившей матери, которая сейчас плачет, глядя на эти два чуда.

— Ну что ты, родная, уже все, — тихо говорит Геф.

***

Геф оказался очень заботливым отцом, самым лучшим в мире. Он помогал ей кормить их, укачивал, давая жене возможность отдохнуть, буквально дрожал над нею и детьми. И иногда ночью, она смотрела на малышей, шепча: «Наш папа — ангел».

Зубки у детей — это ужас, это кошмар молодой мамы, но Геф не унывал, он занимался кричащими детьми, а Гвен в это время спала, уставшая за день. Она бы не ушла спать, но с мужем не поспоришь, особенно когда он заботится о ней. Проснувшись, она вышла в комнату, где было тихо, только ходил, укачивая двух малышей одновременно, ее любимый, напевая колыбельную.

Сказка в сон к тебе придет,

Спи, пока не рассветет,

Колыбельную спою —

Баю-баюшки-баю…

Сладко посапывали детки, и мальчик, и девочка. А он все неутомимо ходил и качал их, с такой нежностью глядя на малышей, что Гвен хотелось обнять его. Тихо захныкала доченька сквозь сон.

Колыбель качну рукой,

Ночка дочку успокой,

Песню скоро допою,

Баю-баюшки-баю.

И снова тихо спит малютка. А потом он кладет детей в кроватки и подходит к самой любимой девочке.

— Проснулась, родная? Покормить?

— Да-а-а, — шепотом тянет молодая мама.

— Пойдем на кухню, котенок.

Гвен просто поражалась мужу. Уставший после работы, он всегда находил время для нее и для детей, отправляя недрогнувшей рукой ее отдыхать, когда она утомлялась. Он был настоящим ангелом-хранителем — кажется, всю жизнь хранил ее и теперь уже детей.

***

В большом зале вальсировала немолодая пара. Он был в черном, она в белом. Они смотрели друг на друга с такой любовью и нежностью, что казалось, волшебство снизошло на землю. Они были счастливы. Выросли их дети, подрастали внуки, а они были все такими же — молодыми в душе. Наконец, танец закончился, Гвен просто обняла мужа и застыла, переживая волшебство момента.

— Я люблю тебя, — шепчет Геф на ушко любимой.

— Я люблю тебя, — отвечает любимому Гвен.

А вокруг них веселится и танцует их огромная семья.