Двойной спор [Милена Стори] (fb2) читать онлайн

Двойной спор

Пролог

— То есть…

— То есть что, Рома? — забившись глубоко в свой панцирь, холодно перебиваю.

— Всё было игрой?

Смотрю в родное лицо, выискивая на нём следы драки, а в паре метров стоит мой жених. Ненавистный, противный, навязанный.

Он разговаривает с папой.

И в этот миг, я осознаю, да ведь Гордеев совсем не знает жизни. Его любимое занятие — тратить деньги отца. Всё.

Худощавый миловидный блондин. Полная противоположность Романова, который действительно единица. Он сам своим трудом добился таких высот.

Я считала его мажором, а на деле он оказался намногим больше.

Да. Мажор.

Да. Несносный.

Да. Хам хамский.

Да. Бессердечный

Но я знаю, что это только его игра.

Настоящий он совсем другой, пусть и "маски" так же являются его частью.

Но папа считает, что ВАДИМ — лучший выбор для меня. Пф-ф-ф. Скорее для его бизнеса. Породнится с семьей Гордеевых — сказка.

Он никогда не примет Рому. Да и мы не сможем быть вместе.

Слишком многое натворили. Столько стоит между нашими отношениями. Столько всего.

— Тебе ли говорить о игре, Рома? — выдавливаю, сглотнув.

Любимые глаза зажигаются опасным огоньком.

— Ты на меня поспорил. Я поспорила на тебя. Поиграли, развлеклись, зашибись. Теперь иди, — взмахиваю рукой, отгоняя его, как муху.

Но Ромка не был бы собой, если так легко ушёл.

Он хватает меня за ту ладонь, которой я махала. Замираем друг перед другом. Грудная клетка парня тяжело вздымается.

Всеми силами стараюсь показать, что мне он безразличен. Что сердце не заходится. И дышать без него легче лёгкого.

— Я не дам тебе выйти за него, — категорично шепчет невыносимый.

Миг. И я повисла вниз головой на его плече.

— Отпусти. Отпусти меня, — хнычу, из последних сил сдерживая солёные капли.

Но мажору похр*ну на моё мнение и мнение людей вокруг.

Идёт к выходу.

Чёртов робот.

Увязла в решение, как вырваться, но при этом не упасть на пол. Поэтому не замечаю в упор, что отец довольно улыбается, глядя на нас.

А его ассистент что-то быстро объясняет Вадиму, порывающемуся спасти свою невесту, из сильных лапищ "маньяка".

1

— Пап, ну, что ты имеешь ввиду?! Почему я не могу продолжить учиться?

— Можешь, доченька, можешь, — отпив кофе, улыбается Марков старший.

До момента, как я радостно захлопала в ладоши, что обошлось. И в этот раз, кару небесную избежать смогла, спокойно обламывает:

— Но не в своём хересе.

— Па, не херс. Хек, — еле сдерживаюсь, чтобы не расколошматить макбук.

Нельзя, Ева, нельзя, сама себе твержу. Пока отец не снимет "бан", нельзя. Денег на новый «макинтош» — нет. Придётся потом скотчем обматывать, позориться на всю округу.

— Да хоть пи*дек, доча. Ты погляди во что превратилась. Клубы, тусовки, алкоголь. Наркотики то ещё не употребляешь? — исподлобья смотрит на меня красивый мужчина.

Чего прикопался?! Обычно совсем не контролирует, а тут, как с цепи сорвался.

Неужели очередная любовница провинилась, и он её отправил в далёкие дали, грустно думаю, водя пальцем по краюшку чашки. В ней обычный чай.

Я и сама поняла — надо завязывать. Допьюсь, что скоро мать родную не узнаю. Всё из-за урода этого. Смог всё-таки разбить вдрызг моё глупое сердечко. Такой наглой была. Так храбрилась.

Чтоб отсохло у него всё, что ещё не отвалилось, благодаря моим "тёплым" пожеланиями.

— …концентрации — ноль. Сомневаюсь, что ты сейчас трезва. Всё, Ева. Всё! Баста, — вырывает голос отца из воспоминай.

— А-а? — пару секунд не понимаю, что он имеет ввиду.

— Финир^[1], - переходит на французский отец, чтобы, наверное, было понятнее.

— Берёшь билет на самолёт. В Москве чтобы была не раньше среды.

— Папа, — офигеваю от поворота. От это задумалась.

— Я сказал. В среду. Чтобы. Была. В Москве, — отчётливо повторяет мужчина.

— Денег больше на свои развлекушки не получишь.

— Ты оставишь свою дочь без еды? — в священном ужасе, шепчу.

— Тыщ двадцать тебе хватит.

— Двадцать? — хвастаюсь за сердце.

Ой, застучало, ой, забилось. Умру, как есть умру в рассвете лет.

— Ева, — строго сводит брови родитель.

— Прекращай спектакль. С голоду не помрёшь. Остальное у тебя и так есть. Шмоток дохера и больше, всяких мазючек, причём элитных, чемодан. Чемодан, Ева, косметики!

— Да-а не чемодан. Всего лишь маленькая сумка, — закатываю глаза.

Мужики!

Как не понимать простой истины — ума не приложу. Каждая моя баночка, тюбичек и бутылечёк — очень и очень важны.

Не буду ведь перед друзьями чушкой ходить. Да и перед посторонними — тоже.

Отец считает мне надо губы помазюкать гигиеничкой, за сто рублей, да всё?!

Так меня на смех подымут, раньше чем скажу "дратути".

Спрашивать будут, чего такой естественной побыть решила.

— Всё. До среды, доча, — устало выдыхает папа.

— Будь умницей, хоть раз сделай, что прошу.

Затыкаюсь, правда понимая, что нужно остановиться. Если я надавлю, или стану истерить. Чувствую, и двадцати тысяч не перепадёт. Отец — не тот человек, которого можно прогнуть.

Придётся собирать вещички и ехать.

***

Спустя четыре дня…

— Ева Михайловна, — окликает водитель, стоит выйти из аэропорта.

Поздоровавшись, позволяю забрать вещи, и уложить их в багажник.

Обойдя машину, залезаю в салон.

— Так устала, — закрыв глаза, облокачиваюсь на сидение, вытягивая ноги вперёд.

— Дома будет время отдохнуть.

Удивлённо распахиваю веки.

— Па-па? — неуверенно… жалко, смотрю на Маркова.

— Кого-то другого хотела увидеть?! — по-доброму смеётся он.

С визгом подлетаю вверх. Лихорадочно крепко-крепко обнимаю мужчину.

— У меня пара часов свободны. Куда хочешь поехать? — ласково поправляя съехавшую с меня кепку, спрашивает отец, а я готова повторно завизжать от его заботы.

Не в стиле Марковых, проявлять сентиментальность. Но…

— Ну-ка не плачь. Не плачь, говорю, — с напускной строгостью, басит отец. Заметив, что промакиваю глаза, но пытаюсь продолжить рассуждать дальше.

— Я не плачу, — мотаю головой.

— Просто рада тебя видеть, — искренне улыбаюсь.

Отец терпеливо ждёт, когда я наобнимаюсь с ним.

— Ладно, отодвигаюсь. Пора и честь знать, — хмыкаю, заметив, что он тянется к телефону.

— Все нужное я подготовил, — одновременно и кому-то печатает, и разговаривает папа.

На секунду возникает вспышка гнева, тут же тушу её. Полна привыкнуть. Он всегда в работе. Ни минуты без неё не может.

— Жить ты будешь у нас.

— У нас? У кого "у нас"? — непонимающее хлопаю глазами.

— У нас с синичкой.

— Ты себе птицу завёл?

— Это моя невеста, Ева. У неё фамилия Синицина. Поэтому я её так зову… иногда.

— И сколько лет твоей невесте?

— Ева! — одёргивает отец.

— Сколько лет твоей невесте, папа?

— Ева, какая разница? — продолжает увиливать Марков, но я настойчива как никогда.

— Отец!

— Двадцать ей. Двадцать. Довольна? — взрывается мужчина. Испуганно замираю.

Он не повышал голос никогда. Однажды я машину его дорогущую разбила, достал из её перекореженной всей, осмотрел. Сто раз спросил в порядке ли, что болит. Но не кричал.

А машина вдребезги была. Странно, что я осталась мало того, что жива, так и отделалась одной, пусть и глубокой царапиной на ноге. Осколок стекла располосовал ткань брюк, задев кожу. Мышцы, слава богу, не пострадали.

Но сейчас…

По лицу вижу, что уже пожалел, что накричал. Но упрямый характер, не мог позволить ему извиниться. Поэтому он, как и я, отвернулся к окну. И вскоре сконцентрировался на телефоне, про меня забыв.

Отлично! Зло сдуваю прядь, упавшую на лоб.

Прекрасное начало новой жизни. Теперь с мамой осталось разругаться, и будет волшебно.

Конечно, после произошедшего речи о том, чтобы ехать в кафе, не было. Весь настрой пропал. Сухо отказалась, когда повторно предложили. И всю дорогу могла думать об одном. Что за новая прошмандовка появилась в когда-то родном доме?

— Приехали.

— Вижу, что приехали, — мрачно бурчу, но из машины вылезаю.

Не буду же тут бойкот устраивать. Либо — я, либо — она. Не факт, во-первых, что прокатит. Отправит в общагу отстойную и: "бай-бай, доча". Будет с… ней развлекаться.

Нет. Не буду идти на поводу у своей эмоциональной части. Надо действовать хитрее.

— Учёба начинается завтра, — не успела войти в дом, информирует отец, расположившись на диване, и уткнувшись в чёртов айфон.

— Вася отвезёт тебя на занятия, — считает нужным добавить.

Закатив глаза, угукаю, попросив скинуть всю инфу, о новом вузе, в мессенджере.

И прямо так, в пуховике, да кроссовках чешу до кухни. Каждый день клининг служба приходит. Сомневаюсь, что за время моей учебы во Франции, отец стал грязнулей. Так что волноваться — не стоит.

Достав из холодильника минералку, отвинчиваю крышку, и опустошаю половину литровой бутылки. Как ни прискорбно признавать, вернулись к обычному нашему общению.

— Ну, что ты боишься?! — спустя секунду после этой мысли, доносится из гостиной.

Еле протолкнула воду в пищевод, от шока, что отец может быть настолько нежным.

Навострив локаторы на максимум, прислушиваюсь более тщательно.

— Я ей не понравлюсь. Твоя дочка привыкла… — дальше голос стал настолько тихим, что мне либо беспардонно ворваться, и потребовать всё сказать в лицо, или просто мучаясь любопытством, забить.

Подумать как же, как же быть мне, не дал мобильник. Затрезвонил голосом Бибера, на всю огромную папину хоромину.

Х-м. Незнакомый номер.

Если чёрные риелторы, по наводке "добрых другов моих", захотели продать на органы. Скажу: "Врёшь. Ты, всё врёшь. Не возьмёшь! "

И на этой ноте, оставив за собой последнее слово, рубану завершить вызов.

В чёрный список и забуду, как страшный сон. Так что не боясь нисколько, отвечаю.

— Е-е-е-ва-а-а, — моментально заорали в ухо, не успеваю и слово молвить.

— Боже. Маслёна, прекрати истерику, — громко требую, практически, повторяя слова отца.

Не до конца придя в себя, после звуковой атаки, трясу головой.

— Где я? Кто я?

— Ну-у-у, Е-е-ева.

— Ладно, перегибаю, — соглашаюсь, отставляя бутылку на стол.

— Но было правда громко.

— Прости, — робко шепчет подруга.

Возможно и не робко. Да и не шепчет вовсе.

Походу, правда, оглохла. Пальцем стучу себе по уху.

— Вот дура ты, Масленникова, — не могу сдержаться.

— Чего это? — обиженно сопит Ника.

— Таво это… — обрываюсь, не договорив мысль.

Заметила потому что в проёме высокую статную фигуру Маркова.

За ним стеснительно улыбаясь, не находила себе место новая мачеха. Та самая, на два года младше меня.

— Маслён, я тебе перезвоню, — обещаю и не дождавшись ответа, отключаюсь.

Погоди, Ника. Надо разобраться с этой парочкой сладкой.

2

— Серенькая мышоночка. — вру нагло.

— Какая убогость, — вру ещё наглее.

На самом деле, девушка довольно милая. Не типаж отца. Совсем не типаж.

Не гламурная, не пафосная, не размалеванная, не на шпильках, а это уже повод задуматься. Все предыдущие любовницы, как одна, эти орудия пыток обожали.

Куча "НЕ".

Но миленькая. Вся такая хорошенькая. Видок самой примерной ученицы. Той самой, что весь класс ненавидит, потому что на фоне такой овечки пушистой, п*пец сложно существовать. Чтобы ты не делал(делала) всегда будешь уступать.

Терпеть не могу таких.

— …если ты ещё раз… — разоряется отец.

Но я играю в игру. Классная.

Называется: "Сведи вниманием своим, актрису погорелого, желающую показаться пай-девочкой".

— Поняла, поняла, — перестаю прожигать взглядом мачеху… бр-р-р.

Тьфу-тьфу-тьфу. Ещё по столу постучать надо. Останавливает одно — выглядить будет по-дурацки.

Но с уверенность могу сказать, переступит мой труп, тогда сможет стать мачехой. Костьми лягу, но выдворю её из отчего дома.

У всех имеются слабости. И у неё найдём.

— Хорошо, папа, — строю покорность. Глазюшками невинными похлопала.

Хлоп-хлоп. Порыв ветра аж подняла. А-а. Не! Дело не в реснях.

Обломала разыгранная сценка, в которой Синицина быстро подбежав к окну из него… НЕ прыгнула, к сожалению. Просто закрыла. И, под презрение, сотого уровня от меня, "вжи-и-ик". Прижалась крылышком под крылышко папочки.

Семейство пернатых ё-моё.

— Ну-с, давай что ли обниматься, — подождав пока она перышки уложит, развожу руки в стороны, как будто весь мир хочу обнять.

— Ева! — гаркает Марков, стоит прошманденечке его ещё больше бледнеет. Она неуверенно жмется к отцовскому боку, а я испытываю в душе радость.

Выдворить её будет проще оказывается чем я предполагала.

— Перебор, да? — хмыкаю, выдерживая суровый папин прищур.

— Ничего. Мы к обнимашкам постепенно придём. Ладно. Отец мой и будущая жена его, — паясничаю.

— Мне с подругой бы встретиться. Можно? Или я под домашним арестом? — барабаню пальцами по столешнице, продолжая казаться беззаботной и лёгкой. Снаружи.

Внутри сжалась, как пружина. Если он не разрешит, это усложнит мою жизнь вдвойне, а то и втройне.

Придётся придумывать планы побега, забега, скрываться от преследования охраны. Одним словом, жесть.

— Олег поедет с тобой, — подумав немного, дозволяет отец.

Глубоко вдохнув, улыбаюсь, якобы всё пучком. В душе же хочу свернуть шею и этому псу цепному — Олегу, и себе, шобы не мучилась.

Что за бред?

Разве сто пятьдесят заверений, что я больше "ни-ни". Встаю на путь истинный, даже слабенький коктейльчик в мой рот не попадает, ни за что и никогда. Этого недостаточно?

Обязательно охранника приставлять?! Да ещё и ТАКОГО.

— Спасибо, пап, — вежливость — наше всё.

Мужчина удивлённо приподнимает брови от ох*ренной послушности. Кго понять можно. Он доселе, в моём исполнение, этого чуда в глаза то не видел. Знать не знал о существовании.

Но я делаю морду кирпичом, якобы так и надо. И да! Я — само воплощение добродетели.

Хрен с ним. Данную битву проиграла. Достойно признаю своё поражение.

***

— И что думаешь делать? — интересуется Ника, собирая остатки молочного коктейля трубочкой, прихлюпывая при этом, но совершенно не стесняясь.

Мы с Масленниковой…Ах! Да.

Конечно же, тело, чтоб его, хранителя, забывать не стоит. "Пёс" отца вежливо уселся в самый дальний угол. Как раз из него отлично было меня видно.

Что только не говорила ему. Но при всех честных заверениях, что я папе не скажу и тыры-пыры, "Олежа" остался.

Так вот. Продолжим.

Мы с Маслёной расположились в кафе "Фея". Неприметное заведение на окраине Москвы — раньше. А сегодня — уже популярная сеть по всей столице.

Жаль. Причём очень. Мне нравилась былая простота. Пока популярности не было и народу было меньше — дышалось легче.

Нам с Никой, когда я жила в Москве, нравилось бывать в "Фее". Можно было, без лишних ушей, обсудить волнующие темы. Теперь — не подохнуть. Гам сплошной, да куча звуков.

— Давай в другое место пойдём? — пытаюсь уговорить подругу, сама к своему кофе так и не притронувшись.

— Да-а брось. Наше любимое кафе, — непосредственно хмыкает кудряшка.

— Ведь встретились, надо радоваться, не обращая внимание на глупости. Так всё скайп, скайп. Дай хоть поразглядываю тебя спокойно.

Еика, как бабуся, цокает языком, заставляя меня иронично приподнять брови.

— Одни мощи, Евка. Тебя во Франции не кормили что ли? — тычет пальцем в мою ключицу. Перехватываю юркую ручонку.

— Маслён, а, Маслён?

— Что? — испуганно замирает она.

— Ты ориентацию сменила пока я в Жуи^[2] была?

— Ну, тебя, — показательно обижается кудряха, плюхаясь на стул.

Меня, как минутой ранее её, берёт столбняк.

С огромным интересом, рассматриваю подругу. Оказывается — я по ней скучала. Сама себе в этом признаваться не хотела — я же такая независимая, мне никто не нужен. А вот! Скучала и ещё как.

По этим веселым пружинкам-кудряшкам, лучистому доброму взгляду, слегка детскости и наивности, свойственной лишь ей.

М-да. Похоже я, правда, в другую "команду" переметнулась. Теперь играю за "розовеньких".

— Маслён, — окликаю.

Л.П.^[3] отрывается от поедания тарта.

— А-а? — вскидывается она.

Невольно фыркают.

— Какая ты неряха. На! Вытри мордуленцию, — протягиваю салфетку. Не решившись сказать то, что хотела. Что ценю нашу дружбу, порой слишком сильно.

Не сложилось забугорьем с подругами. Ника — единственная, с кем я могу обо всём на свете говорить.

Доверяю ей больше чем себе. Надеюсь, она догадывается о том, что важна для меня. Практически, как сестра стала. Даже, и не практически. Правда, стала.

В тот миг, когда я переборю свой характер ужасный, скудный на проявление чувств, мы уже состаримся. Грусть, тоска, печаль, одним словом.

— Ты не ответила, — тщательно вытирает лицо Ника.

— На что? — не понимаю о чем она.

— Что будешь делать?

— Жить. Что ещё?! Ну, и немного пакостить. Синичке я точно не отдам отца. Ишь чего придумала. Замуж за Маркова выскочить. Не жирно будет?

— Ты её не знаешь, Ев, — взывает к моей разумности Ника.

— Если нормальная девчонка, почему бы и нет. Твой отец разве не заслуживает счастья? — вроде рациональные вещи пытается втолковать, но я не хочу их слышать.

— Не может она быть хорошей. Явно что-то задумала. Отравит отца…

— Ев, тебе бы детективы начать писать. Озолотилась — точно. Что ты мелешь? Каким образом она его отравит? Стряпней своей? — злится подруга.

Она не любила, когда на честного человека наговаривали. Я понимала её принципы. Но Синичкина сто процентов охотница за деньгами. Иначе быть не может.

Рома

— Смотри-смотри, Ромыч, — пихает Исаев в бочину.

— Ещё раз так сделаешь, останешься без рук, — предупреждаю, натягивая козырёк кепки на глаза основательней.

Дружбан хохотнув, не воспринимает мои слова всерьёз. И стягивает с меня единственное прикрытие, от любопытных глаз. Садясь на него своей… вот урод.

Как же з*ебло то всё.

Пятерней провожу по волосам, поправляя чёлку. Как обычно ловлю полные обожания взгляды девчонок. Фирменной улыбкой отвечаю некотором, приводя своих "избранниц" в экстаз.

Сам же серьёзно раздумываю над тем, чтобы уехать куда подальше. Желательно туда, где ни одной души, по крайней мере, живой.

Сколько можно так реагировать?!

Ни минуты одному не побыть. Обязательно кто-нибудь возникнет рядом и понеслось.

Каждый раз одинаковый монолог: "Привет. Можно твой номер? Ты же модель? Да? Такой красивый!"

Ладно, девки. Но когда и парни подходят. В такие моменты еле держусь, чтобы не сорваться и не полезть морду бить. Охуе…

— Новенькая то — не промах, — тем временем задумчиво говорит Макс.

Слышу в его голосе уважение и отрываюсь от кофе.

Новенькая, заставившая Исаева сделать что-то новенькое, кривлю губы в усмешке.

Забавно. Возможно я даже посмеялся бы. Если бы не было так тошно.

Но иррационально, внутри поднимается давно забытое чувство — любопытство.

— На что я должен смотреть? — окидываю снизу-верх стройную миниатюрную фигурку блондинки. Как раз остановившуюся у буфета, чтобы разглядеть витрину внимательнее.

В двух шагах Холодкова. В своём репертуаре. Уверен — развлекаться явилась.

Ей порой так же бывает скучно, но в отличии от меня, случайными связами она не довольствуется. Предпочитает выковыривать чайной ложечкой мой мозг: "Когда же, когда же официально объявим, что мы-пара."

Ну, и вот — доколупываться до новеньких. Второе — пожалуй любимейшее её занятие.

— Твоя Илонка её прессует, а ей хоть бы хны. Совершенно не реагирует, — восхищенно вводит в курс Макс.

— Не моя, во-первых. Во-вторых, может блондиночка боится поэтому и молчит. Чтобы конфликт не раздувать ещё круче.

— Нет. Тут что-то другое, — не соглашается друг, с интересом наблюдая за тем, как Холодкова накренивает свой поднос с едой. Якобы случайно.

Новенькая, до этого любезно улыбающаяся бабе Глаше — нашей буфетчице, после испуганно оха последней, резко поворачивается, взмахнув копной волос.

Поднявшись, не вижу, как Исаев удивлённо выгибает бровь.

Непонятно с чего, возникает необузданное желание защитить невинный цветочек. Но зря рыпался.

3

Ева

— Ой, извини, пожалуйста, — хватаю салфетки, любезно предоставленные бабой Глашей, смотрящей на происходящее, с огромнейшим одобрение.

Типа: «Молодец, Евка. Так её. Гадину, терроризировавших всех и вся вокруг.»

Я в Р.Э.У. пару часов, а про мымру Холодкову наслышана.

Под тихую-тихую тишину в столовой, вытираю, на деле размазываю сильнее, томатный сок по белой и пушистой кофточке.

Такое чувство, что она плюшевого мишку убила по дороге, и нарядилась в трофей.

Но, наверное, я просто отсталая. И такое сейчас модно.

— Что же ты так неаккуратна, Холодцова?! — сочувствующее смотрю в наливающиеся кровью глаза.

Угу. Плавали-знаем. Поднос хотела опрокинуть на меня, читается в моих.

Накося-выкуси.

Теперь походи в свитере, при виде на который, создаётся впечатление, как будто ты по дороге парочку слишком оборзевших новеньких мачканула.

Бросаю салфетки в урну, забираю из рук милой буфетчиц новую порцию сока. Оплачиваю. Благодарю. И меланхолично прохожу мимо застывшей, каменным изваянием, девицы. Всё под ту же начинавшую звенеть тишину.

Мельком заостряю внимание на высоком парне, с какой-то стати подскочившего в момент «атаки». И до сих пор замеревшего прямо, как Холодцова. При этом сложив руки на мускулистой груди.

Холодцову кажется кондрашка хватит.

Как хватит, так и "расхватит". Возможно, в следующих раз побоится нападать на новеньких, зная, что не каждый будут терпеть.

Невольно всплывает вопрос: неужели никто раньше не давал ей отпор?!

Отмахиваюсь от него. Неважно.

Моментально теряю интерес и к наглой девке, и к парню. К первой — ибо не достойна, чтобы я время на неё тратила.

Ко второму, потому что увидела вокруг него толпу девушек. С обожанием, смотревшим на явно не хорошего человека.

Чуть не стошнило.

Пренебрежительно улыбаюсь. Позади королевишна недоделанная осталась, это у нас — королевич. Ну, пусть "правят" дальше. С одним условием: не трогая новенькую.

— Эй!

Знакомых тут нет. Поэтому, с чистой совестью, продвигаюсь дальше к выходу. Не меня зовут.

— Новенькая. Новенькая. Блондинка! Я к тебе обращаюсь, — кто-то хватает за руку.

Резкий рывок и вот я уже верхом, сижу на удивлённо хлопающей глазами громадине.

И опять. Вроде только все стали говорить, есть, хохотать и веселиться. Как снова дурында я, привлекла к себе внимание.

Ё же моё. Выход был так близко.

— Представляешь, — закатывает глаза парень подо мной.

М-да, не думала, что "парень" и "подо мной" так быстро снова появятся в моём лексиконе.

— Ты заставила меня истекать кровью, — смотрит он на свой живот.

Теперь настал черёд мне, непонимающее хлопать ресницами.

Не могла я навредить. Этот приём у меня до автоматизма доведён. Специально, чтобы бросить через себя маньячелло проклятого, стукнуть его и убежать.

На уровне инстинктов сработал, хотя и не нужно было.

Рома

— Герц то молоток, — толкается плечом Исаев.

— Ага. Молоточище просто. Хрупкая девка на раз уложила, — иронично усмехаюсь, с огромным интересом наблюдая, как новенькая сдувает прядь, упавшую ей во время того мощного броска.

И пружинисто подскакивая на ноги, протягивает руку истекающему томатным соком «молоточку».

Тот тут же принимает помощь. И вот два клоуна, разыгравшие отменное представление, оба на ногах.

— Кто его знает?! — хмыкает Иса.

— Может у него такой хитрый план был.

— Распластаться на полу под девчонкой?!

— Гы-гы-гы-гы, — тут же заходив ходуном, ржёт друг.

Усмехаюсь. Д*бил. Как есть д*бил.

— Держи, девочка, замучили тебя эти ироды, — протягивает баба Глаша новенькой очередной стакан.

Я бы на её месте, уже забил на сок. Явно не удасться выпить его. Даже до выхода донести.

Но девчонка тоже просекла похоже, поэтому быстро опрокидывает в себя весь сок. И благодарно улыбнувшись буфетчице, вытирает губы, внешней стороной маленькой ладошки.

М-да. Воображеньеце сразу подкинуло картинку. А извращенный мозг соединил каплю,(кровь) в уголке губ, и сосс. Ещё же "сос" — спасите…

Ля-я-я. Всё!

Картинки перед глазами вскачь. Как новенькая подо мной, на кровати, молит о пощаде…

— Увлеклись, что и не заметили как она его отшила… — тем временем хмыкает Исаев, вроде не заметив, что моментально стало жарковато.

Удостаиваю друга внимательным взглядом. Не. Не заметил. Стоит рядом, отзеркалив мою позу.

Слегка отодвигаю футболку от торса, чтобы немного воздуха прошлось по разгоряченному телу.

— Разве отшила? — радуюсь.

Радуюсь?

Радуешься, подсказывает быстро-быстро застучавшее сердце.

Чему?

Какое дело то мне до новенькой?!

Отравился что ли?!

— Чем слушаешь?! Вон сам посмотри, — кивает Макс на одинокого Герца, собиравшегося уходить. Но его перехватила Илонка. О чём-то стали тихо беседовать.

Какие дела у неё могут быть с ним?!

А! Это как раз неважно.

— Как же её зовут… — отвлекает Исаев от престранной картины у выхода.

— Ещё фамилия какая-то цветочная. Не помнишь? Полянкина. Розочкина…нет, не то…

— Ромашкина, — помогаю.

— Точно. Ромашкина. А ты откуда знаешь? — подозрительно поворачивается ко мне дружбан.

Молча сажусь за стол, стараясь не обращать внимание на девок, так и продолжающие жечь глазами. Спокойно прихлёбываю американо.

Ромашка ушла, гордо сверкая упругой пятой точкой, обтянутой в кожаные брючки. Больше любопытного ничего не придвидится.

Разве что приставучий Исаев никак не уймётся.

— Мля. Кажись знаю, что случилось, — громко восклицает, садясь рядом.

Приподнимаясь, отсаживаюсь. Друг осуждающее поцокав языком, подперев щёку кулаком, продолжает:

— Наклонись, что скажу.

— Не буду.

— Наклонись.

— Не буду я, — мотаю головой.

— Ты в неё влюбился! — открывает "тайну", хватая меня за край футболки и притягивая к себе. Хмыкнув, качаю головой, нежно проводя по лицу друга.

Тот округляет глаза, а я же продолжаю издеваться:

— Не. Не угадал, — качаю головой.

— На самом деле, моё сердце давно занято.

— И кем же? — ухмыляется Макс, понимая, что я сейчас скажу.

— Тобой! — по секрету шепчу.

Секунда, вторая…и мы синхронно заржали.

— А, если серьёзно? Что это ты подскочил, когда твоя Илонка…

Куда она, кстати, пропала?! Приходит поздно мысль. И Герцмен исчез. Совсем не отследил. Теряю сноровку?!

— …её обижать начала?

Пожимаю плечами, допивая остатки кофе.

— Раз по барабану на неё. Докажи.

— Каким образом? — не понимаю.

— Спорим?

— Мля-я-я-я, — роняю голову на ладонь.

— Не млякай. Не дай провидение призовёшь, баба Глаша услышит и точно тебе по губам надаёт, — паясничает Исаев.

— Ну, так что?

— Чтоб тебя перекорежило, — желаю от всей души, понимая, что отказаться нельзя. И всё-таки нехотя руку пожимаю.

— Срок?

— Месяц. Что-то мне подсказывает, он обещает быть томным, — подмигивает Исаев.

Поднявшись, забираю рюкзак и иду на выход.

— Ты куда? А кепка?

Не оборачиваясь, показываю фак.

Куда-куда. На кудыкину гору, млять. Тебя бы прихватить, чтобы отп*здить по помидорам.

Опять надо информацию искать. Что любит, что ненавидит, по кому фанатеет.

4

Ева

Ох. Вытягиваю ноги, усевшись на самую отдаленную скамью.

Скорей бы пара началась. Тогда уж точно получу передышку. И перестану чувствовать на себе взгляды любопытных сокурсников.

Не знала, что окажусь на месте того симпатичного парнишки.

Ему тоже продохнуть не давали. Всё глазами облизывали.

Слава богу, на меня просто с интересом смотрят. Подойди никто не осмеливается.

Как же так же?! Ж*па полная настигла незаметно?

А прошло всего три часа, после моего появления в Р.Э.У.

То эта Холодцова, то приставучий парень, явно подкатывающий шарики свои ко мне. То те два красавчика, решившие, что я — отличное развлечение. Вместо того, чтобы помочь, стояли и таращились, как меня то сумасшедшая гарпия пыталась подносом «убить». Стопудов же одним вываливанием еды на не успокоилась. Ещё бы и врезала в конце. С неё станется.

То третий гад придумал чё: «Давай дружить, новенькая?»

Нашёлся самый дружелюбный, мля.

Убежала из столовой, сломя голову. А ведь это поведение совсем не свойственно для меня.

Обычно, я наоборот, ЗА любую движуху.

Теперь же мне, кровь из носа, нужно не привлекать к себе внимание.

Королев и королей не трогать. Ибо познакомившись с ними, далее точно пойдут тусовки, клубы и всё вернётся на круги своя.

А в рехаб мне совсем не улыбается попасть. Но точно попаду, если стану всем улыбаться, головушкой кивать, да номер раздавать. Друзья и приятели — потенциальный враг. Как герычем помахать у носа завязавшего нарика.

Начну радостно друзей заводить и конец придёт точно. Прощай, университет. Здравствуй, дорогая наркоклиника.

Отец порой беспощаден. Особенно сейчас, когда у него появилось «три в одном»: и любовница, и доченька, и невеста.

Нафига ему я проблемная?!

Не-не-не. Если нужно будет, паранджу на себя напялю, лишь бы не влипать в неприятности. И оградить себя от лишнего внимания.

Скажу ислам приняла. Нет больше Евки, по матушки Ромашкиной. Теперь я — Гюльчатай.

— Привет… — робкий голос рядом.

Открываю глаза и приподнимаю голову.

Ко мне обращаются. К кому ещё, если не ко мне?!

Больше интересного ничего в радиусе километра, днём с огнём не сыщешь.

Всё! Надо снаряжаться в поход, за чёрной рясой. Верёвку там, нож для устрашения взять и вперёд.

Отожму её у священника. Надеюсь, поделится. У него же их много. Пусть не жадничает, ближнему(а ближе всех к нему буду я. Нож у горла держать)поможет. Мочи же нет.

— Привет, — отвечаю, потому что ответить надо.

Не будешь девочку без повода прессовать. Она бедненькая вот-вот согнется под тяжестью тетрадок, учебников и рюкзака своего.

— Ты не против, если я с тобой сяду? — с надеждой спрашивает она, так осторожно, как будто я ей ща как гаркну: «НЕТ!». И по лбу врежу её же учебниками.

— Конечно. Садись! — пододвигаюсь.

Мне то не жалко. Пусть ребёнок сядет. Тем более она не по своей воле просит. Обстоятельства вынудили. Аудитория забилась на максимум. Так что девчуле либо со мной, либо на полу.

— Меня Эммелин зовут, — зачем-то представляет, выкладывая учебники и доставая из рюкзака пенал.

Я такой в школе то не носила. Максимум, что у меня было тогда — ручка — одна. Карандаш — половина.

У ответственной девчонки в пенальчике, как успела чуток подглядеть, и линейка, и ручек миллион, и стиралка, и эта хреновина, забыла как она называется…транспортир.

Ха! А я в ударе. Не думала, что до сих помню название адова изобретения.

Но в универе оно зачем?

Ладно архитектору, но мы то — экономисты.

— Ты не удивляйся моему имени, — тем временем болтает увлечённо Эми, как-то там.

Выгибаю бровь, как бы говоря: «Да сфигали мне удивляться?!»

Но девушка моей живой мимики не видит. Продолжает учебники утрамбовывать на столе.

М-м. У нас по предмету один учебник…

Вздохнув тяжело, приложила руку к глазам и продолжила слушать, так как выхода не было особо.

— Моя мама просто "голубую лагуну" любила очень. Вот и назвала в честь главной героини. Ты, конечно, можешь ко мне просто Эми обращаться. Я понимаю, что имя сложное, не запомнить сразу его.

— Слушай…«просто Эми», — перебиваю.

— Д-да? — вздрогнув, вскидывает голову соседка по лавке.

Блин. Мне двадцать четыре всего. И уже появляются такие словосочетания в лексиконе.

— Ты откуда моё имя знаешь? — с подозрением уточняю.

— Так…

— Ну?

— Его всё знает.

— Схер*ли? — не понимаю.

— Ты же королевишну приструнила, — склонясь, шепчет Эми.

— Стала чуть ли не богиней. Тебя теперь все новенькие любят. Да и старенькие, — улыбку от такого описание пятикурсников сдержать не удаётся.

Эми увидев, что улыбаюсь, тоже неуверенно растягивает губы.

— Холодкова всех замучила. И преподов, и учащихся. Даже ректора.

— Даже ректора? Как он терпит? Он же…ректор.

— Как не терпеть. У Холодковой отец…

На самом интересном, обрывая трескотню девушки, прозвенел звонок.

В аудиторию вплыла её величество. Про неё родимую мы только что говорили. Потом его величество. Про него бы век и второй, за ним идущий, не говорить.

Ну, потом уже препод.

— Эми. Эми, — шепчу, не отрывая взгляда от парня.

— А-а? — тихонечко в ответ.

— А кто это?

— Кто "кто"?

— Вон у преподавательского стола стоит.

— Э-э-это… сейчас пригляжусь, — поправляет очки девчуля.

Хртела ей сфоткать, да показать, но не успела. Фокус навёлся раньше.

— А! Так это Рома Романов. Парень Холодковой. Они правда официально не встречается. Но для всех и так не секрет, что он — её. Хищницы то наши столовские…

— Почему «столовские»? — забавляюсь, продолжая смотреть на Романова.

И тут он КАК остановит взгляд серо-голубых жутко(вот это определение подходит, на сто процентов)красивых глаз на мне. Чуть с лавки пресловутой от неожиданности не навернулась. Вовремя удержалась за парту.

— Так они, как он в столовую… — пока у меня в «зобу дыхание спёрло», шепчет Эми.

— …свой кофе пить. Бегут, со скоростью сверхзвуковой, и сидят, глазами лапают, раздевают, не по-христиански. Но, так скажем, в офлайне, не трогают. Знают, что с Илоной связываться — себе дороже. Были тут самые смелые…Теперь с собаками ищут.

— В смысле? — шокировано выдыхаю, сумев всё-таки (гипнотезёр хренов) разорвать зрительный контакт.

— В прямом, — отвечает Эми, успевая и за лектором, сухоньким старичком, в огромных черепашьих очках, записывать.

— После того как они опрометчиво начинали приставать к Романову, исчезали на следующий день.

— Так может они просто переводились подальше от сумасшедшей Холодцовой, — девушка фыркает на истязания мной фамилии бедной Илонки. И пожимает плечами.

Вселяя надежду, что это просто страшная байка универа, созданная спецом, чтобы на Романова даже, если и облизываются, так хотя бы не трогали.

Ну, не будет эта Илонка убивать, за один взгляд на своего Рому Романова. Фамилия и имя конечно. Такое нарочно не придумаешь. Хотя родители же его придумали.

Немного поразмыслив понимаю что, в принципе, ему подходит.

— Может и перевелись. Сразу и все шесть. Наверное, команда по синхронному плаванью это была, — на этих словах Эми продолжает дальше записывать за лектором.

Его имя ещё не успела узнать.

Романов тоже чем-то занимался, сидя вперёди через две скамье от нас.

Сомневаюсь, что записыванием. Если только не в заметках. Что само по себе смешно и нелепо.

Будет он такой х*рней страдать. Просто, наверное, ленту инсты листает.

И всё-таки.

Кто же такой этот парниша?!

Никакого пиетета перед преподом. Телефон держит, спокойно и не скрывая. Ещё и что-то меланхолично печатает.

Холодкова уместилась рядом и всё наблюдает и наблюдает. Наблюдает и наблюдает за Романовым. Тот на неё совсем не реагирует.

Потрясла головой.

Ну, его и её, и всех их, вместе взятых, в баню. Ещё следить за двумя сумасшедшими.

Догляжусь, чего жуткое увижу. Например, как она вымаливает прощение…под партой.

Потом всю жизнь мучиться и по психологам ходить, чтобы забыть такое.

Поэтому во имя спокойствия своего и спокойствия бедных психологов(им и так бедным нелегко)последовала примеру новой знакомой.

То есть сначала попросила у неё ручку, открыла тетрадь, а потом уже последовала.

***

— Пойдём поедим? — улыбаюсь Эми после пары.

Всё же пришла к выводу, что совсем без друзей будет тяжко. А милая девчонка, собирающая сейчас тетрадки.

Оказывается то, что я приняла за учебники, оказались тетрадками в обложках. На каждую часть лекции у Эми была своя тетрадь. Ещё страшнее чем куча учебников, но раз ей так удобнее…

Так вот. Такая наверняка на тёмную сторону она перетянуть не сможет. Скорее я её. Бояться нечего.

— Куда? — почему-то вздрагивает предмет моих раздумий.

— Можем в столовую. Надеюсь, больше гарпия доставать не будет, — хмыкаю, заправляя прядь за ухо. Отстричь её что ли под ноль. Чтобы не надоедала.

— А-а. Тогда пойдём, — радостно кивает головой девчуля.

Забрасывает рюкзак на одно плечо. И направляется к выходу, видимо, полностью уверенная в том, что я бегу за ней.

Эми уже проходит мимо «королевской четы», понимает, что я всё ещё около скамьи, оборачивается и неуверенно приподнимает брови.

Улыбнувшись, перестаю думу думать, забираю тетрадь с парты, быстро кладу в сумку.

И спускаюсь вниз. Но на полпути удивлённо выгибаю бровь.

Как не выгнуть то?!

Ведь на лице Эми возникает ужас ужасный. Не понимаю, что его вызвало.

— Осторожно! — вскрикивает новая знакомая.

Не понимая откуда ждать подставы, оглядываюсь. Вроде никого с ножом на меня идущим нет.

Уже когда сильно запнувшись, полетела вперёд, осознала, что сама я противника недооценила.

Вот же-ж с*ка Холодцова.

5

— Бл*дь. Илона! — рявкает приятный мужской голос. Аж уши закладывает.

Почему не падаю?

Открываю зажмуренные от страха глаза.

Ё-ё-ё.

Очутилась прямёхонько в крепких объятьях «короля», который на меня не смотрел. Он зло таращился на побледневшую Холодцову.

Одна рука парня покоилась, довольно таки крепко, у меня на боку. Ладонь же второй — удерживала за живот спереди.

Пошлепав губами не знаю, как и поступить. Смотрю на Эми, замершую всё там же, где я помню она и стояла.

Глаза такие круглые у неё, что кажется сейчас выпадут, прямо сквозь очки.

Все те, кто не успел выйти из аудитории, передумали и уставились на нашу троицу.

Даже стали лихорадочно телефоны доставать кто откуда. Наверняка, чтобы либо смснуть друзьям. Возвращайтесь, типа. Такая потеха началась.

Либо будут ща всё на камеру снимать. Это, конечно, вообще не предпочтительно. Я сегодня без макияжа, вся такая натурель. Явно проиграю Илонке. Кстати, как раз вышедшей на арену:

— Ч-ч-что? — заикается она.

— В общем, расстаёмся, — так и обнимая, удивляет Романов меня то. Не то что всех вокруг.

Охнув, ухнув, вроде кто-то даже пукнув, все вылупились на нашу троицу

Аж поплохело. Чёрт. Во что втянули то? Во что?

Неужели я такая шикарная девчуша, что влюбился от одного касания гад?!

Честно признаться, дюже сногсшибательный гад то. Так бы и съела…всего и сразу.

Угомонись. Ева, ты чё?

А ничего, обижено отвечает за меня либидо.

Развлечений уже полгода не было.

Пришикнув на блудницу внутри, чего-то слишком разговорившуюся, внимаю беседе дальше.

— Кто расстаётся? — не понимает, явно просто не хочет, Холодкова.

И так её жалко чё-то стало, когда Романов жестоко рубанул:

— Мы — расстаёмся! — и продолжает мою тушку в ручишках, своих надёжных, крепких, держать.

А я хорошо на ногах стою.

Зачем?

Нравятся похоже ромашкины выпуклости и впуклости, активизируется блудница.

Если ему и тебе нравится, это не значит, что мне нравится, пришикиваю на неё в какой раз.

И беру так двумя пальцами за его большой. Не подумайте ничего. Речь про палец.

Так вот, ручищу от себя отодвинула и пока все в шоке прибывали, поднырнула под неё, и вот я около Эми. За рюкзак резко хватанув, тяну к выходу её, совершенно несопротивляющуюся.

— «Спасибо» сказать забыла, — раздаётся от того, что позади осталось. Притормаживаю.

— Спасибо, царь батюшка, — издевательски отвешиваю поклон.

— Не дали на*бнуться. Прошу заметить, упала бы я, не по своей вине. Только благодаря трудам вашей фаворитки, да вовремя подставленной подножки, в опасной ситуации оказалась. Но я признательна вам, что мочи нет. Разрешите откланяться?!

Под мрачный прищур, не дожидаясь ответа, отдаю честь.

— Набились, как селёдки в банку. Не продохнуть, — вываливаясь в коридор, пыхчу.

С боем протиснулись сквозь толпу. «Соседка» до сих пор в амёбном состоянии.

— Тв*рина какая, — зло сдуваю дурацкую прядь. Отрежу. Видит бог отрежу, и буду ходить со срубленным «пенёчком» у лба.

— Кто? — отупело уточняет Эми.

— Да о ком я ещё могу говорить?! — девчушка пожимает плечами.

— Ё-моё. О Холодковой, Эми!

— А! — лицо соседки моментально светлеет.

Улыбнувшись растерянно, она забрасывая на плечо вторую лямку рюкзака.

— Знаешь, думаю, зря ты волнуешься. Она себя сама и наказала.

— Чем?

Знакомая воровато оглядывается по сторонам. Я повторяю за ней, но скорее недоуменно.

Эми думает, что вон у того столба Холодцова может с ножом ждать-поджидать?! К чему излишняя скрытность?

— Романов бросил её, — рожает то, что я и так знаю.

— Для неё это хуже всего…

На этих словах девчонку, к великому горю в её семье, повстречавшую меня. Ударяют дверью в спину, выбивая весь воздух из лёгких.

Испуганно округлив глаза, Эми, замахав руками, летит вперёд.

И гарпия…та самая, о которой был разговор. И за время которого мы умудрились запамятовать, что она до сих пор в аудитории. Выходит в коридор, пренебрежительно хмыкает.

Дальше творится п*здец чистой воды.

Она, походочкой от бедра, удаляется по коридору прямо.

Ни извините, ни простите. Ни: "Ой, мама дорогая. Сорян. Ты как? Не отьехала в мир иной?"

Просто. Спокойно. Пошла. Себе. Прямо.

Такой грубости стерпеть я не смогла.

Словив Эми…там ловить то и нечего особо. Рост — метр пятьдесят. Вес — килограмм сорок максимум. Спокойно возвращаю ей, прибывающей в прострации, вертикальное положение.

На бегу закатываю рукава рубашки. И под испуганное: «Ева, не надо». Догоняю Холодцову-гадину, хватаю её за плечо, заставляя этим самым повернуться.

И, со всей дури, впечатываю кулак в рожу дуре.

А потом "пынь-пынь-пынь", перебираю ножками и быстренько убегаю обратно, пока коза стонет, и приходит в себя.

Романов аккурат так вовремя, вальяжно выходил из аудитории. И, что сказать, реакция у него опупительная.

Одну бровоньку лишь приподнял, когда заметил то, что на него, визжа, как два десятка поросят, лечу я.

Ей богу. Заслуживает уважение.

В ответ не орал, не убегал. Молодец прямо. Достойно встал на мою защиту отсвоей чокнутой.

— Что с лицом, Илона? — потрясённо выдыхает.

Я за его спиной, делаю вид, что созерцаю стены и бетон.

Тот самый друг «короля» стоит около него. Но смотрит "всё знающим" взглядом на меня. Так и усомнишься, что он не гадалка, в двадцатом поколении.

Но главное, Эми поблизости. Мысленно поблагодарив боженьку за хорошее стечение обстоятельств, хватаю её за руку. Приседаю слегка, чтобы держать курс вперёд удобнее было. И под насмешливый прищур дружбана Романова, гребу подальше.

Отлично, что у них спины широкие. У них, то бишь у Романова и друга его.

Холодцовой не пробиться через двоих, как бы она этого не хотела. Если, конечно, идиотка не обладает сверхспособностью — сквозь стены просачиваться.

— Отпусти, отпусти, — рвётся она из стальных объятий Романова.

Злобно хихикнув, заворачиваю за угл.

***

— Слава богу, про нас забыли, дав фору, — тяжело дыша, выдыхаю Эми.

Мы с ней пробежали по коридором и залетели в какой-то туалет. Теперь вот обе пытались прийти в себя.

— Ева…боже…я так не бегала, со времён физры в школе. Зачем ты ей врезала то? — стенает «соседка».

Выпрямившись из "колено-локтевой", подхожу к раковине. Первым делом подставляя руку, уже начинавшую болеть, под проточную воду.

Чёрт.

Надеюсь, я не по касательной ногтем задела, а таки нос Холодцовой сломала. Хоть не так обидно за ручонку мою будет.

— И как мы теперь от неё будем спасаться? — чуть не плачет Эми

— Это мой бой. Тебе не стоит волноваться, — пафосно изрекаю.

— Я же теперь с тобой…

— В каком смысле?! — падает у меня лицо на пол.

— Ты, Эми, мне это брось. Не спорю — девушка ты привлекательная. Но я по мальчикам, мальчишечкам, пацанчикам, мужчиночкам. В крайнем случае, старичкам. Если, конечно, предыдущие варианты вымрут.

— Да я не в этом смысле, ЕВА, — краснеет, как маков цвет девчонка.

— А я знаю. Просто прикалываюсь, — ржу кобылицей.

Ясно осознаю своё сумасшествие. Но похоже нервное напряжение сказывается. Знаю, что будет война. Вот и нервишки шалят.

Мля-яха…не представляла, что так скоро.

Отрешенно вытаращившись на отражение Холодковой, стоящей позади Эми, искренне не понимаю почему так не везёт.

— Лучше не оборачивайся, — хмуро прошу девочку.

— А что там? — смертельно бледнеет она.

Эх, Эми, Эми. Прости, что втянула в это. Ты была отличным товарищем. Не обессудь, если что, мысленно уже прощаюсь с ней.

А Холодцова тем временем, сложив тощие ручонки на груди жаль — совершенно не тощей, просит нагло:

— Выйди, Ватрушкина. Нам с цветочком аленьким поговорить надо.

Ватрушка(грех так не сократить. Просто грех), которая Эми, она же соседка по скамейке, вздрагивает и медленно оборачивается.

— Т-т-т-ы? — на такое и я не смогла сдержать нервный хохотунчик. А Холодцова и подавно.

— Давай-давай, — подбадривает Илона-горгона (о! Не зря прекрасно так рифмуется).

— За дверь, — кивает влево, на ту самую дверь.

С невероятной радостью, разливающейся, по каждой косточке в тельце, замечаю, что нос у Холодцовой припух.

Какая я чётенькая всё-таки. Не зря ходила на кикбоксинг. Одно занятие, а как схватываю. На лету просто.

— Ева, — жалко блеет Эми, оборачиваясь.

— Иди, иди. Дай поговорить, — беспечно улыбаюсь, всем видом пытаясь показать, что справлюсь.

Да и не надо ей тут быть. Что девчонка, такая малюсенькая и слабая, может против этой, метр семьдесят, ещё и на шпильках.

— Е-ев, — теряется ватрушка.

— Иди! — строго прошу.

И наконец девчонка мышкой прошмыгнув за дверь, захлопывает её.

Теперь мы один на один.

— И чего надо, Холодцова? — скриплю, схлестнувшись взглядами.

— Встретимся во дворике. Через пять минут, — надменно отвечает.

— Нужны свидетели, — загадочно блымает на меня, своими накладными куницами, соперница.

— Для чего? — округляю глаза.

— Приходи во двор, узнаешь, — фыркает и открыв дверь, выходит из туалета. При этом культурно прикрывая дверку обратно.

— Ну, что? Что она хотела? — залетает Эми ко мне через…прошло где-то секунд двадцать, если доверять моему внутреннему чутью. Чего бы я делать точно не стала.

— У тебя и правда фамилия Ватрушкина? — ухожу от вопроса, с интересом уточняя. Одновременно с этим, всё продолжая свою закостенневшую до дубовости ручонку поливать водой.

— Да. А что? — в очередной раз мило краснеет «соседка».

— Ничего, творожная ватрушка, — весело улыбаюсь, вытерев руки бумажными полотенцами.

— Ева!

— Ва-а! — отдавая эхом, восторженно шепчу, тиская девчонку за миленькие щечки

— Ты и злиться умеешь. Не злись. А то вылитый хомяк, вышедшей на последний бой.

— Что она сказала? — не сдаваясь, серьёзно повторяет Эми.

— Ничего. Помирились мы. Мир теперь у нас. Колготки будем на двоих делить. И помадой меняться.

— ЕВА. Хватит паясничать!

— Ладно, ладно, — выставляю ладони перед собой, "признавая" поражение.

— Не кричи. Правда помирились. Честное пионерское, — заверяю.

Не надо Ватрушкиной со мной на стрелку идти. Но, если расскажу, точно пойдёт. Поэтому вру, всеми способами.

— Ватруш, я пойду…кофе себе в автомате возьму. Через пятнадцать минут вернусь, — тараторю и пока девчуша не очухалась.

Дергаю ручку двери и вылетаю в коридор, мчась во дворик.

Хрен со мной, Холодцова. Поэтому сойдёмся же в схватке!

6

Благословение, что я решила не выделываться сегодня утром, и надела удобные кроссовки.

Мчаться по коридорам, а потом по грунтовым дорожкам и траве в туфлях, пусть и на толстом устойчивом каблуке, то ещё удовольствие.

Спустя долгое бухтение сердца на тему "не остановишься — ты, остановлюсь — я". Наконец, нашла искомое. Искомых.

Холодкова стояла, окружённая своей свитой, и ещё кучкой-дрючкой людей, рядом с фонтанчиком. И пила вкусный кофе из знаменитой кофейни.

Выровняв дыхание, очень пожалела, что по дороге не взяла хотя бы бурду из автомата. Уж думаю, со стаканчиком её, я выглядела бы словно прохаживаюсь, отдыхаю, релаксирую.

А не как сейчас. Взмыленная вся.

Прискакала, как сайгак. Остановившись лишь в метре. И не будешь же оправдываться, что не ради неё мчалась.

— Ну? — уперев руки в бока, прохожу сквозь расступившуюся толпу, которая тут же "сошлась" обратно, когда я встала напротив её предводительницы.

Мимолетно увожу взгляд в сторону. Туда, где кучка сторонних наблюдателей.

Зачем они тут?!

Ладно, Ева. Не обращай внимание. Вдох поглубже. А выдыхать пока не смей. Рано расслабляться.

— Чего хотела? Долго булки мять будешь?

— Давай поспорим, Ромашкина, — расслабленно с ленцой выдаёт королевишна недоделанная. Всё так же потягивая из трубочки напиток.

Сказала бы я ей прекратить тренироваться, но, думаю, опять обидится.

— Ты что ли фильмов подростковых пересмотрела, Холодцова?

— Холодкова, Ромашкина. Хо-лод-ко-ва, — еле держится, чтобы снова не вцепится мне в волосы гарпия.

Хотя как "снова". Снова — это как в мечтах её до этого часа было. В реале то я такого никогда не позволю.

— Ладно, — складываю руки на груди, а то они тоже зачесались от желания врезать по наглой морде.

В моём случае, в режиме реального времени, и очень-очень ощутимо.

— Так что всё же? Признаешься али нет? — тяну время, сама же пытаясь додуматься, что хочет горгона.

— В чём?

— Что киношек сопливых пересмотрела, — любезно поясняю.

— Если и так, — надменно фыркает девушка. — Наверняка поняла, что я хочу. Ты же такая у нас фифа. Вот и покажи мастер-класс.

— Блинчиков напечь? — не понимаю.

На самом деле, всё я понимаю. Догадываюсь, по крайней мере. Над ней же просто издеваюсь.

Народ, уже хорошенько так собравшийся вокруг, хохотнул. Оценил шутеечку мою.

— Романова видела?

— Это который Рома? Ещё бросил тебя перед всеми? — стебусь неприкрыто.

Но надо признать соперница достойно выдержала удар. Хотя и штукатурочка, с припухшего носа, слегка слетела.

— У нас других и нет. Ну?

— Не запрягала, чтобы нукать.

— Спорим?

— На что?

— Если выиграешь, в чём я очень сомневаюсь…

— Своё мнение при себе оставь.

— Так вот. Если выиграешь ты… — наглая девица подбегает ко мне, чтобы шепнуть на ухо такой бред, что я уже, ну не выдерживаю.

Опять начинаю истерично хохотать.

— Пробежать в трусах по универу? — Илонка краснеет от того, что я раскрыла всем её грязные мыслишки, но упрямо кивает.

Конечно. На попятный то не пойдёшь.

— Хорошо. По рукам, — жму тощую длань.

— Ты не сказала, что пожелаешь, если…

— Когда, Холодкова. "Когда" я выиграю. Но это я потом тебе скажу. Тоже на ушко, — улыбаюсь лукаво, заставляя соперницу побледнеть.

— Срок?

— Месяц, — берёт себя в руки она и вырывает руку из цепкого захвата.

— Отлично, — глумливо скалюсь.

— Уж месяца, чтобы взять неприступную крепость, хватит.

— Всё? Могу идти?! — как недавно со своей новой целью, не дожидаюсь ответа.

Разворачиваюсь и иду обратно к универу.

Только, когда никто не видит, волнуясь, закусываю губу. Другого поблизости, что можно было закусить, не было, приходилось извращаться.

Всё же не понимаю я.

Что это сейчас было?

Ладно, я роль играю. Но этой то… Какая польза в том, чтобы заставлять левую девку, соблазнять бывшего парня?! В чём загвоздка?!

— Постой, Ева! — зовут какую-то «Еву».

Имя пусть и нераспространённое, но не диковинка. Поэтому не оборачиваясь, иду к своей цели, а именно, кофейному автомату. Нужно взбодриться. Жизненно необходимо просто.

— Ромашкина! Я к тебе обращаюсь.

Вот это подозрительно. Чтобы и имя, и фамилия совпали. Но я как раз у автомата остановилась. Он на меня уже родненький смотрит. Один шаг до него.

Так что сделав нелёгкий выбор — не реагировать, преодолеваю шажок до цели. Пусть кричат. Уж так нужна, так нужна всем.

Наверняка очередную «стрелку» забивать пришли.

Ничё. Сами дойдут и скажут об этом. Не сахарные.

Жмякаю на кнопку, с надписью «капучино», и преспокойненько себе кидаю монетки в «монетоприёмник».

Есть ли такое слово, интересно? Размышляю ответственно, задумчиво глянув на «выпрыгнувший» стаканчик.

— Романов. А, Романов? — забирая стакан, опережаю поток нецензурной брани.

Уверена — она точно будет. Я ж его подружку ударила. Хотя та и заслужила.

— Что? — знакомо выгибает бровь.

Млин. Вспоминаю, что скоро его придётся отлавливать и влюблять. Потом сердце разбивать. И так далее по сценарию.

Двойной мли-и-ин.

— Чего хотел, Романов? — после того, как отпила обжигающий кофе, сразу мозги встали на место. Частично, но встали.

Минутная слабость прошла. Быстро передумала и на свиданку звать, и про Илонку говорить, чтобы усмирил. И плакаться, типа какая я бедная, несчастная. Заставляют меня тебя в себя влюблять.

Затыканию поспособствовало и то, что я вспомнила деталь, рассказанную Эми. Как «синхронисток» увезли в далекие-далекие дали.

Девчонка не уточнила, но вероятно, что в лес.

Так же вспомнилось, что отец у Холодковой — серьёзный дядечка, которого сам ректор опасается.

Не! Играя в гляделки с Романовым, чётко понимаю.

Совсем не улыбается висеть на ёлочке, болтаться. Поэтому для начала обдумаю всё хорошенько, а потом…потом.

— Ничего сказать не хочешь, — делаю вывод, спустя неприлично долгую паузу.

— Ну-с…бывай тогда, — отсалютовала бы, да вот незадача — стакан в руке.

Пришлось довольствоваться малым. Развернуться и направиться на следующую пару. И я дошла бы, если не он — король идиотов, схвативший за руку.

— Ай-я-яй, — воплю, под прицелом испуганных "луполок".

— Криворукий осел, — хнычу, едва сумев отлепить от живота горячую ткань рубашки.

Пальчики бедные мои. Простите, нерадивую хозяйку. Но надо спасать живот, надо. Как бы жалко вас не было.

— Подожди, подожди, Ев, — пытается Романов остановить.

Плюнула бы в рожу ему, с превеликим удовольствием. Шобы не давал больше никому д*бильные советы. Да воспитание не позволяет.

Рубашка вся в коричневых кофейных пятнах. Но это самое хреновое. Она обжигает получше утюга к пузу бандитом приставленного.

Как её дальше носить?! Никак.

Поэтому молча расстёгиваю пуговицы дальше.

Романов закатывает глаза. Стоит отметить, шуточек не отпускает. Снимает с себя бомбер. И прикрывает им, от любопытных взглядов.

Прикрыл то прикрыл. Да от своего "забыл".

Остаюсь в одном бежевом бюстике без бретелей. Добро третьего размера, практически, всё перед гадом.

А тот не стесняясь, берёт то, что ему дают. А именно полуголую Ромашкину на блюдечке.

— Прекрати смотреть, — шиплю змеёй.

— Кто? Я? — делает невинные глаза извращуга.

— НЕТ. Я, — гаркаю.

— Ладно-ладно, — смеётся парень, обнажая ряд белых зубов. Таким позавидует любая голливудская улыбка.

Честно, не хотела, а всё равно зависла, разглядывая красивую мордашку.

В себя привело то, что Романов толстовку стал застёгивать на все-все пуговички.

— Такое тело надо лучше скрывать, — низко говорит он и убирает руки свои сильные…тьфу.

Не туда опять заплыла.

— Что ты сказал? — взвизгиваю.

Я ему дам скрывать. Да сейчас его так скрою, что мало не покажется.

— За что? — рычит придурок, когда я не стесняясь, со всей дури, пинаю его в икру.

— Тело скрывать?! Тело скрывать?! Чем тебе, ирод, не угодило моё тело? Да я — идеал, — скромно замечаю.

Как говорится, сам себя не похвалишь…

— Кто спорит то, сумасшедшая ромашка?! — на повышенных тонах в ответ.

— Ты.

— Что «я»?

— Ты и споришь.

— Почему это?

— А кто сказал: «тело твоё надо лучше скрывать»? — цитирую ядовито.

— Я имел ввиду, что нельзя оставить даже несколько пуговиц незастёгнутыми. И показать озабоченным бабуинам, которых в нашей группе предостаточно, твою потрясающую грудь, — тяжело сглатывает, смотря в район сердечка моего.

— Мля. Такая классная. Она твоя? — и тянет в трансе ручищу, полапать.

В шоке, в опупение, в ах~е полном недолго, но нахожусь.

— РУКУ! — ору, кричу, верещу, не своим голосом, придя в себя и прикрывая ладонями "бохатство".

Парень вздрагивает и очухавшись, одёргивает лапу.

Хочет сказать что-то, но я разозлённая ему внимать не готова ваще. Возникшая между нами Эми, как нельзя кстати, обрывает его дальнейший спич.

— Ева! Ты как? Сильно обожглась? У меня пантенол есть. Давай помажем? — душит заботой она, а брюнет же усмехнувшись, кивает. И следом — уходит, так и не сказав, что хотел.

Продолжая кутаться в его вещичке, хранящей аромат дорогого парфюма, стойко не понимаю, что это сейчас такое случилось.

Он позаботился обо мне, не бросив расхаживать голой, или кажется?

— Как же ты пойдёшь в его куртке? — испуганно тарахтит Эми, когда я отбившись от неё, опять поворачиваюсь к автомату.

— Как-нибудь дойду. Какая разница, что подумают?! — бурчу, во второй раз кидая монетки.

— Не скажи."Столовые" увидят, что ты в его куртке. Потом замучаешься отбиваться от нападок и подлостей, — ватрушка зарывшись в рюкзак, озвучивает проблему, которая может притвориться в жизнь.

Легко. Особенно с моей невезучестью.

7

— Вот, — протягивает девушка тюбик с мазью.

— Не нужно, не нужно, — отмахиваюсь, осторожно беря кофе.

Так. Теперь надо найти лавочку, сесть на неё и спокойно его выпить. Время до следующей пары ещё есть.

— А вдруг шрам останется? — не отстаёт Эми.

— Я быстро сняла рубашку так что…ой, да давай уже свою мазь, — протягиваю руку, видя как Ватрушкина мнется около лавочки.

И, в отличии от меня, не садится на неё.

Радостно улыбнувшись, неугомонная протягивает пантенол. Выдавливаю немного и разношу тонкий слой, втираю в слегка покрасневший живот.

Бомбер такой огромный, поэтому даже раздеваться не пришлось для этого. Просто отодвинула, руку просунула, намазала и поставила ткань «домиком», чтобы она не прикасалась к коже.

— Что думаешь делать? — садясь рядом, дублирует слова Маслёны Эми.

Если бы не была уверенна, что у лучшей подруги сестёр нет, подумала бы, что они сестры, не меньше. Настолько похожи. Даже внешне немного.

— Ты насчёт чего? — отпив, уточняю.

Не могла же Холодкова всему универу рассказать о споре?

Или могла?

— Меня, тебя и ещё сотню людей добавили в закрытую группу. Не видела? — достаёт телефон ватрушка, роется в нём некоторое время. А потом демонстрирует мне открытую страницу в браузере.

Первые шаги сделаны. Наша «неловкая» ромашка решила действовать, читаю.

А внизу фотография, где Романов меня голую прикрывает. А я же зло смотрю на него.

Видимо тот самый момент, когда мажор глаза об меня чуть не сломал, а я ему на это указала.

— Что это такое? — выбросив стакан в урну, не могу перестать листать комменты под постом.

Сплошные подбадривания меня и пошлые замечания "самых" остроумных.

— Думаешь этот спор — новинка какая-то?! — не отвечаю, лишь лоб морщу, продолжая дальше внимательно слушать "соседку".

— Холодкова каждый месяц устраивает нечто подобное. На Романова недавно спорила. Проверяла его…на верность, — хмыкает Эми.

— И какой результат был?

— Результат чего?

— Теста на верность. Он поддался?

— Удивительно, но нет. И, знаешь, Ева, я очень сочувствую тебе. Раньше то цель Холодковой была ясна, как божий день. Проверка. А сейчас, когда Романов её бросил… — девчуша поправляет очки.

— …и не знаю, что думать.

Молча отдаю телефон. Ватрушкина забирает его и кладёт обратно в рюкзак. Куда же ещё, если не в него.

— А это не опасно? Вот так создавать группу. Разве кто-то из её участников не может рассказать Романову о споре?

— Не может. Опять же побояться отца Холодковой.

— А кто он? — цепляюсь за важную деталь.

— Знаешь бизнесмена Аверина?

— Владелец «АЛЬТО»? — удивлённо уточняю, называя самую крупную сеть ювелирных.

— Он помимо этого ещё что-то с нефтью мутит. Слухи ходят, что папаша Холодковой — глава какой-то преступной группировки. Последнее так вообще всех в ужас приводит. Но я особо не верю в это.

— В то, что Аверин — второй Дон Корлеоне? — Эми кивает.

М-да. Что только не придумает народ. Дон Корлеоне…забавно.

— А почему у Илоны фамилия НЕ Аверина?

— Да-а взяла матери фамилию, — называет Эми то чем и я не побрезговала

— Якобы, чтобы не привлекать к себе внимание, — усмехается она, доставая из рюкзака, своего необъятного, бутылочку, с водой и плавающими дольками лимона в ней.

— Интересный способ не привлекать к себе внимание, — задумчиво наблюдаю как ватрушка пьёт, сама же пытаюсь понять другое.

— Эми. А Романов он кто?

— В каком смысле? — тупит девчонка и мне хочется ей по голове треснуть, чтобы мозг кликнул.

Время на исходе. Осталось пять минут. Нужно как можно больше узнать о нём, до того как я появлюсь на паре, в мужской куртке.

— Из какой семьи?

— Так…неизвестно, — пожимает плечами веснушка.

Как быстро Эми обрастает прозвищами. Но реально. Такие веснушки миленькие, не могла не заметить, когда мы на таком близком друг от друга расстоянии.

— Неизвестно? В двадцать первом веке неизвестно?

— Понимаешь, Ев, всё сложно, — почему-то скатывается до шёпота Эми.

— У него очень много денег. Дорогие брендовые вещи… вот бомбер на тебе знаешь сколько стоит? — меняет тему она, да так резко, что у меня аж голова закружилась.

— Сколько? — смотрю на шмотку Романова, всё ещё на себе отдыхающую.

— Миллион. Коллекция «лоро пиано», — спокойно вводит в шоковое состояние Эми.

А папа говорит, что Я деньгами сорю.

Лям. На обычную куртку.

— И он её просто так мне отдал?

— Ну, вот так. Может рассчитывает, что ты побежишь, под покровом ночи, возвращать, — играет бровями девушка и я пониманию, что она не такая и скромняжка какой кажется.

Час откровений прямо.

— Но это не всё, — опять смена темы происходит.

— У него крутая тачка, дорогущие гаджеты, деньгами сорит, направо и налево. Он — баловень судьбы, — словами моей бабушки, характеризует Эми Романова.

— И при всём при том, кто его родители и чем они зарабатывают — неизвестно, — интригует ватруша.

— Так раз неизвестно, нужно выяснить, — улыбаюсь, начиная продумывать ходы, как это можно сделать.

— Думаешь не пытались?

— Так это они. А это я, — самоуверенно заявляю.

— Ев, я тебя умоляю, — закатывает глаза хлебобулочная.

— Колосова…с нами на потоке учится. У неё отец в правительстве работает. Так и он не смог ничего узнать про Романова.

— Совсем? — восклицание сдержать не удаётся.

— Что нам известно, то и узнал. Фамилия, имя, дата рождения, но Романов и так этого не скрывает. Как и то, что в Р.Э.У учится. А дальше ни-че-го.

— Постой, — сжимаю пальцами виски, занывшим от напряженных дум.

— Но он ведь должен был до этого где-то учиться. Аттестаты там, как Е.Г.Э сдал? На одном Ф.И.О. с датой рождения, не уедешь.

— Должен. Но ему по барабану. Как в той поговорке. Всем кому он должен, он их прощает.

— Не знаю, что и сказать. О не может быть связан с криминалом?

— Может, — улыбается слегонца издевательски Эми.

Орёт звонок.

— Чёрт возьми, — подрывается соседка с лавочки.

— Мы опоздали. Полина Викторовна нас убьёт. Побежали, — хватает сумасшедшая ватрушка за руку.

Делаю то, что никогда в жизни не делала. А именно — подскочив вверх, покрепче стискиваю лямку сумки. И несусь «волосы назад» на пару по макроэкономике.

— П-п-ро…прос… — врываемся мы, чуть не протараня лбами дверь.

Вовремя, слава богу, затормозили и синхронно толкнули её тяжёлую.

Но после этого я вообще похоже отошла в мир иной. Уперев руки в колени, тяжело дышу, язык набок, сердце вон в коридор ускакало.

Ватрушкина же, так легко как я, не сдаётся, хотя и по виду кажется не воздух втягивает, а лишь тяжело надсадно хрипит. Но всё же, так очевидно как я, не помирает. И на извинения вон ещё силы есть.

Разгибаюсь, под круглые как два блюдца глаза Холодковой и насмешливые Романова.

Подмигиваю нахально первой, на второго не реагирую.

Ну, и что, что на мне — его куртка?!

По своей же вине, пришлось ему её отдать. Не хватал бы, что не нужно — то бишь руку мою. И остались бы каждый при своих шмотках.

Да и чего так таращится?!

Не раздеваться же мне, под недовольным прищуром пожилой преподавательницы. И гордо бросив вещичку в красивую, но такую вредную рожу мерзавца, прошествовать на задние парты, тряся двумя(похоже своими единственными и главными)козырями.

— Садитесь уже. Не отвлекайте группу, — недовольно дозволяет Полина Викторовна. И мы тихонько (Эми, правда, ещё явно еле сдержалась, чтобы поклон преподши не отвесить) идём на уже полюбившиеся последние места.

— Фу-у-у-ух, — выдыхает Ватрушкина, когда мы усаживаемся. И чему-то радостно скалиться.

— Представляешь, если бы пропустили начало. Сегодня такая тема важная, — открывает тетрадку девчонка, уже держа ручку как нож наготове.

Закатываю глаза. Ботан и в Африке ботан.

И тут Романов КАК повернётся ко мне. Я аж вздрогнула. Ирод.

Сколько пугать то будет?!

Ему это весело что ли?

Развлекается так?

Парень поведя бровями, на языке жестов(махание руками так и выглядело)что-то пытается мне показать.

Я не понимаю и всё тут. Хоть тресни. Но мажор не сдаётся. Замучившись трясти руками, хватает Холодкову…её просто потому что поблизости сидела. И похоже лишь с ней, не боясь последствий, он мог так себя вести.

Так вот. Хватает Холодцову за её жакет и притягивает к себе. Илонка вся аж заалела, от близкого нахождения к ней желанного, но уже недоступного тела. Но была жестоко(опять)обломана.

Рома за лацкан отогнув ее жакет, показывает мне пальцем на карман. И угадайте что?!

Конечно, я опять не понимаю. Тут уж король, не сдержавшись, бьёт себе ладонью по лбу, отпуская бывшую, чего-то в гневе находящуюся. И отвернувшись, сосредоточивается на паре, больше пенок никаких не выкидывая.

Глумливо ухмыльнувшись, пожимаю плечами. Ну, что поделать?!

Не понимаю я язык д*билов. Он когда говорил то, одни вопросы возникали. А тут вообще обет молчания решил принять. Или…в кродила поиграть. Бог его знает. Хотя в случае Романова, скорее дьявол.

Романов всё-таки не оставляет меня без внимания. Подходит ко мне после пары. Она у нас предпоследняя, не знаю чего он ещё час, не мог просто наслаждаться видом стен и меня не трогать.

Как и умудрилась то я влипнуть в это, в какой раз уже, приходит мысль.

Мне неуютно даже когда он сам обращает на меня внимание. В моём живом воображении, как будто туча нависла. И вот-вот должна в в меня молнией запульнуть. Мне же ещё суровую её…тьфу…его в себя влюблять.

И какой выход?!

Может убежать далеко-далеко?!

Да-а не. Не выход. Кто мне даст?!

Отец быстро отловит, спишет такое поведение на психоз и отправит не в рехаб. Не в рехаб.

В этом случае попаду в психушку. Ведь ходить добровольно к психологу и, с серьёзным лицом, слушать, что он будет мне втирать, уверенна не стану.

Значит, с широкой руки отца, придётся, через мягкие стеночки, с «Наполеоном» и «Пастернаком» дискутировать.

— Телефон! — требует наглый, протягивая ко мне ладонь.

Огляделась.

Конечно, все опять зырят. Что девушки, что парни. Быстро же все передумали уходить.

Даже Холодцова осталась и открыто, пока Романов не видит, снимает нас для своей группы.

Один друг товарища напротив, уткнулся в телефон и что-то сосредоточенно печатает, не глядя на нас. Похоже просто ждёт.

Как в школе все девочки терпеливо топчутся на месте, когда подружка закончит собирать в рюкзак вещички. И можно будет вместе пойти в столовку.

— Какой телефон, нехристь? Не дам я тебе телефон, — грубо отбриваю.

И тут же прикусываю язык. Молчи, дура. Это так ты добиваешься его расположения?!

— МОЙ телефон, — спокойно уточнят мажор, никак не реагируя на грубость прозвучавшую.

— Он в правом кармане лежит.

Краснея от стыда, шлёпаю ладонью по карману.

— Если с твоей стороны — то левый, — уточняет Романов, так же с лицом-кирпичом, когда я ничего не найдя, возмущённо вскидываюсь.

Вытягиваю, наконец, дурацкий айфон и отдаю. Романов забрав, благодарит. И под беззвучное ржание Холодцовой-гадины, уходит, кивнул своему другу. Тот, с лёгкой заминкой, поднимается. И следующим покидает аудиторию, на ходу печатая дальше.

После того, как за ними хлопнула дверь. Все оставшиеся тут же стали собираться, шуршать тетрадями, вжикать молнией рюкзаков. При этом не забывали, конечно, перешептываться, тихо обсуждая произошедшее. Через минуту никого не осталось.

Кроме меня, Эми, тихо сидевшей рядом, и Холодковой, сидевшей, к моему великому сожалению, не тихо.

— Молодца, ромашка полевая. Так держать. Таким путём и дальше иди. И скоро мы все полюбуемся на твои трусишки и прыщики-грудишки.

— Слушай, завали ты, а?! По своим укусам комара судишь? — жирно намекаю на её «мячики для пинг-понга».

Илона гордо и независимо (как ей могло показаться) фыркает, выражает этим, своё отношение к моей реплике. И встав, тоже уходит.

А я же подождав для верности, чтобы не опозориться ещё больше. Опускаю голову на парту и пару раз бьюсь лбом о дерево.

Ни капельки не помогло. Вот совсем.

8

— Странно, да? — задумчиво говорит Эми, пока я умираю, страдаю и хочу открутить голову Холодковой.

— Что «странно»? — отлепляюсь от парты.

— Романов же мог подойти к тебе в коридоре. Отвести в сторонку и, без лишних глаз, забрать телефон. Зачем он сделал это так демонстративно?

— Знаешь ты права. Зачем?

В аудиторию вошёл высокий статный мужчина. И нагло прервал наши сосредоточенные гляделки друг на друга. Видимо, так ответственно сосредоточились, чтобы не пропустить, если гениальная мысль к кому явится.

— Ой.

— Что «ой»?

— Это препод по математике. Пошли быстрее, у нас следующая пара на третьем этаже, — подскакивает соседка.

Непонимающее поднимаюсь следом. Препод и препод.

Чего нервничать?!

Но оказывается есть чего. Мы проходили мимо преподавательского стола. Я спокойно размышляла о своём. Эми почему-то идя, тряслась рядом, как будто звучала не тишина, а биты электро.

— Ватрушкина, останетесь ненадолго, — ласково останавливает мужчина. Вот так…ультиматумом.

Не — "останьтесь, пожалуйста".

А "останетесь". Как будто всё уже решено.

Я уже, практически, у коридора стою. Вопросительно повернувшись, смотрю на девчонку, сжимавшую лямку рюкзак так, что аж рука слегка тряслась.

— Что-то случилось?

Соседка качает головой.

— Я тебя догоню. Ты, иди. Третий этаж найдёшь, а там наша группа у кабинета толпиться будет, — пока чудик-препод пролистывал бумаги, сидя за столом, говорит соседка.

Чёрт.

Ну, не станет же он тут до неё домогаться?!

Может реферат забыла сдать.

Хотя Эми и, чтобы реферат не сдала. Девушка производила впечатление очень ответственного студента.

— Иди-иди, — как пару часов назад я ей, теперь велит она мне.

Кивнув, решаю всё-таки выйти, но на всякий случай, остаюсь у двери. Она хлипенькая, если что одним ударом можно вынести.

Так что честь девчонки под надеждой моей защитой.

— О-о-о, — вылупляюсь, спустя секунду после того, как осторожно прикрыла дверь.

— Опять ты, — смотрю на того дурачка, который предложил мне в столовой дружить. И был жестоко брошен на пол за такое.

Симпатичный же. И как могло так не повезти с наполнением черепной коробки.

Сочувствующее смотрю на незнакомца, ожидая дальнейших действий.

— Что-то хотел? — подбадриваю я, для перехода уже к сути дела.

— Слушай, Ева, — неловко взъерошивает волосы он и подходит ближе.

Глаза у меня лезут на лоб от такого. Но я держусь.

«На помощь, помогите, честную девушку насильничают»…не воплю.

— Ч-ч-ч-что? Что? Что надо? — кладу ладонь на ручку двери.

Так!

Пытаюсь трезво мыслить и не накручивать себя заранее.

Если что, ввалюсь обратно в кабинет. Или снова попытаюсь бросить. Жаль — эффекта неожиданности больше не будет. А без него вряд ли такую тушу удастся повалить на пол.

Предполагала, что до Эми будут домогаться. Ха. Даже не предполагала, что на деле окажется, что д-д-до меня.

— У меня к тебе предложение. Я не желаю играть с тобой, — загадками говорит незнакомец.

— Что за предложение? Какое предложение? Я тебя даже не знаю. Парень, ты кто?

— Марк.

— Марк, — выгибаю бровь.

Такой пшик, оставшийся от нормального пояснения, должен мне картину прояснить?!

— Сорян, конечно. Но я не научилась мысли читать. Что ты хочешь, Марк?

— Мне надо, чтобы ты притворилась моей девушкой. На месяц. Не больше.

— П-ф-ф-ф. А мне надо, чтобы мой отец снял бан и выгнал из дома одну…девушку. Но знаешь, что скажу по-секрету, парень?! — напускаю на себя загадочный вид.

Незнакомчик клюёт на наживку и приподнимает брови.

— Не всё в жизни нашей складывается так, как мы хотим.

— Тебе же нужно соблазнить Романова, — весело улыбнувшись, вдруг говорит кудрявый то, что знать как бы не должен.

— Нужно. И? — не поддаюсь на манипуляцию.

За грудки его трясти не начинаю и на весь коридор не воплю: «Откуда знаешь, откуда знаешь? Говори по-хорошему!».

— Я могу помочь тебе… — не услышав как там самоуверенный собрался помочь, теряю равновесие.

Парнишка резко замолкает.

Но я на этом внимание не акцентирую. Как тут акцентируешь, когда дверь с щелчком открывается, лишая опоры?!

— Ева! — вскрикивает испуганно голосом Эми она.

Зажмуриваюсь от страха. Мля-я-яха муха. Что же за тотальное невезение меня преследует?!

— Ты в порядке? — тихо уточняют над головой, спустя парочку секунд ничего "непроисходенья".

Открываю глаза.

— В порядке, в порядке, — осознав, что опять и снова слишком близко от мужского пола, начинаю неистово вырываться.

Уже второй раз меня спасают от падения. И во второй раз — красавчик.

В обычной жизни я бы себе точку пятую плоскую отбила и всё.

А тут же…как будто оказалась в молодёжном фильме. Другого объяснения найти не могу. Спор, мажоры-красавчики, наглая стерва-гадина. Всё сходится.

— Прости, пожалуйста, — подбегает Эми, когда Марк вернув мне землю под ногами, отходит.

— Ты не виновата, я, по своей инициативе, дверь подпирала, — усмехаюсь.

— После пары. Давай после неё поговорим? — даю парню шанс.

Просто побалакаем. Возможно, что к чему и дельному придём.

— Знаешь, мои то пары закончились…

— А. Ну… — чешу репу, но мажор (наглость чрезмерная, подсказывает именно им он и является) сам находит выход.

— Я подожду тебя у двери. У вас же лекция у «акулы»?

— У кого? — хмурюсь.

— Да-да. У Ольги Александровны, — влезает в разговор ватрушка.

— Ладно. Понял, — улыбается кудряш вмиг засмущавшейся девчонке.

— Тогда после пары, буду ждать тебя у выхода, — переводит зелёные глазюшки в мою сторону, подмигивает, разворачивается. И дойдя до лестницы, стремительно сбегает по ней в холл универа.

Что это было???

— Что это было? — озвучивает мыслю Эми.

— Не знаю, — выдаю.

В шоке наблюдая за тем, как незнакомчик идёт к выходу. Дверь перед ним, волшебным образом, открывается. Но спустя секунду понятно, что причина — две девчонки.

Они замирают перед Марком овечками. Тот ослепляет их улыбкой, вежливо пропускает. И подождав, когда две студентки, за короткий срок, отдавшие ему свои сердца, зайдут. Сам — выходит, чтобы скрыться из виду.

— Я тебя ждала, — продолжаю говорить.

— Надумала себе, что до тебя тот странный мужик домогаться будет…

— Владимир Константинович, — алеет Ватрушкина.

— Мы книгу обсуждали, Владимир Константинович, — оправдывает Эми, но препод, усмехнувшись, закрывает дверь ключом и уходит вперёд по коридору. Никак не прокомментировав то, что в лужу я села конкретно.

А мне же ещё у него зачёты и экзамены сдавать.

— Ёпрст. Чего не предупредила?

— Я его сама не заметила. Так тихо вышел из кабинета. Ведь специально дверь закрыла, чтобы… — девушка осекается, а потом невозмутимо улыбнувшись:

— Пойдём на пару? Заболтаемся и придётся опять бежать.

— Да! Пошли, конечно, — сунув руки в карманы бомбера и поникнув от того, что несправедливо обвинила преподавателя, иду за соседкой. Но неожиданно пальцы что-то нащупывают.

Достаю это "что-то".

Оказывается в кармане Романова помимо телефона, остался ещё и клочок бумаги, на краю которого, что-то было написано.

Развернулась ак и продолжая идти за Эми, но на неё уже смотреть перестала.

Сейчас всё внимание привлекла записка.

Как смогла расправила.

«18.00. Приходишь один. Ис не нужен.»

Хмурюсь, но мы с Эми, она сосредоточенно о чем-то всё размышляла, дошли(метр остался)до аудитории, в которой матмоделирование.

Рядом с кабинетом и правда была наша группа. Поэтому лихорадочно смяла листок, сунула его обратно в карман. И сделала вид, что ничем таким не занимаюсь. В чужие послания нос не сую. И вообще — само олицетворение пай-девочки.

Подумаю о записке позже. Сейчас — не время, успокаиваю интерес, очень не вовремя вылезший из комы.

Романов стоит у окна, отдельно от группы, галдящей так громко, что моментально начинает болеть голова. Рядом с мажором — Исаев (пока шли, спросила у Эми как дружбана Р.Р звать-величать, поэтому и знаю точно).

Они что-то тихо обсуждают, но когда подходим мы, разговор смолкает. А потом они почти одновременно достают телефоны и залипают в них.

Приподнимаю брови от необъяснимого поведения, но всё-таки стараюсь не слишком глазеть на парочку чудил.

Ещё не приведи господь, подумают, что я в кого-то из них влюбилась.

Хотя какое тебе дело до чужого мнения, Маркова?!

Опять начинается?!

— Ев, — окликает Эми громко.

— А? Что?

Король обращает на слишком громкий выкрик внимание. Но такое…мимолетное. Поднял голову от айфона, посмотрел на меня и обратно уткнулся.

— Я тебя спрашивала ручка нужна. Но ты не реагировала, — удивляется ватрушка.

— А. Да. Давай. Спасибо, — неловко забираю эрик-шмерик.

И тут звонок, дверь в аудиторию как в триллере сама открылась.

— Заходите, — крикнул женский голос из глубин.

— Не обращай внимания Ольга Александрова просто…

— Долбанутая, — «мило» охарактеризовывает проходящая мимо нас блондинка.

— Воронцова! — возмущенно пыхтит ёжиком соседка.

Но девица уже мотнув хвостом, проходит мимо нас и скрывается в кабинете, никак на праведный гнев не отреагировав.

В коридоре теперь — я, Ватрушкина, Исаев, который Макс, и Романов(куда ж без него).

— Эми, ты иди. Мне спросить кое-что надо…

— У Ро… — девчонка не договаривает, опасливо косится в сторону окна. Я понимаю её и так, поэтому киваю.

— Но…но, — моментально занервничала она.

— Да-а ничего не будет, — пожимаю плечами, явно переоценивая себя.

— Иди. Пара слов и я снова с тобой.

Ватрушка неуверенно кивает, покрепче перехватив рюкзак, направляется ко входу.

Я подхожу к Романову, который опять нежно…ладно, просто что-то тихо говорил другу. Воспользовавшись тем, что все ушли. И всё же чуток времени до начала, пока студенты разместятся по местам, есть.

— Ты там не нужен. Он сказал… — мажор замолкает на самом интересном.

Заметил, ибо, что подошла я. Но не сам, благодаря дружбану, что указал ему глазами за его же спину.

— Ромашкина! — хмыкает мажор, ещё до того, как резко крутанувшись, понимает, кто перед ним тут встал.

— Ага. Я! В общем, куртку когда тебе отдать? Можешь до завтра подождать? Я постираю и верну до начала первой пары.

— А когда можешь? — иронично усмехается гад, пропустив вторую часть повествования. Самую важную.

— А когда надо? — не тушуюсь.

— Сейчас!

— Сейчас — не могу.

— А потом не надо.

— Слушай, хватит быть скотиной, — краем глаза видя, что Эми уже зашла. И, если промедлить дольше, опять придётся оправдываться. Теперь перед акулой какой-то.

А я с рыбами никогда говорить не умела. Не находим общий язык, как бы не пытались.

— После пары тогда верну, — пытаюсь найти наилучший для себя вариант.

— Сама сказала: «после пары». Я тебя за язык не дёргал.

Себя бы дёрнул за кое-что. Зря только подошла. Надо было делать вид, что я — ни я, и хата не моя.

— Ладно, — зло выдыхаю и, наконец, могу с чистой совестью зайти в аудиторию.

Но за секунду до этого, ушки на макушке ловят очередной престранный диалог:

— Так поступая, не победишь.

— Да-а знаю, — тяжело вздыхает Романов.

— Но удержаться не можешь? — глумливо уточняет Исаев.

— Не-а.

9

— Ну, что? — шепчет Эми.

— Что «что»? — всё обдумывая разговор друзей, вошедших в кабинет и спокойно уместившись на первых партах. Прямо перед глазами статной красивой преподши.

Раз она сидела на месте препода, делаем логичный вывод — им она и является. А не сбежавшей актрисой, из фильмов, с цензом восемнадцать плюс.

Но всё же сомнения были.

Как ректор и позволяет ей носить такую откровенную блузу, алую помаду, чулки, юбку в облипку.

Реально же наряд девочки по вызо….

— Ев! — дёргает за локоть ватрушка.

— А? — шепчу, прекратив смотреть на «акулу», что-то вещающую на своём акульем.

Ладно-ладно, на самом деле, всего-то тему рассказывала. Но я тему эту хорошо знала, поэтому могла себе позволить попрыгать на облачке, на котором почему-то Романов сидел. И злобно хохотал.

— Что ты у него спрашивала то?

— У кого?

Предмет разговора, нашего девчачьего, повернулся ко мне и слегка погипнотизировал глазами. Токма из-за этого мозг разжижился, и я совершенно перестала воспринимать слова Эми.

А вот когда Романов усмехнувшись чему-то, отвернулся обратно, сразу озарение наступило.

— А ты про этого. Я спрашивала насчёт бомбера…

— Можете рассказать тему лучше, новенькая? — смотрит поверх очков акула, подплыв ближе некуда.

Я когда её перед собой увидала, аж икнула от испуга, вызвав этим ржач всей группы.

Не смеялся лишь Романов и Исаев.

Они, как мне показалось, на меня даже с некой жалость смотрели. А вот Холодкова, которая себе не изменила, и приперлась на пару, опоздав минуты на две, наоборот со злорадством

— Если вам в тягость. Могу, конечно, рассказать, — пожимаю плечами, вызвав своим высказыванием "ох-ах" группы. И открытый, в форме буквы "о", рот акулы.

Офигела от наглости некоторых.

— Прошу, — даёт мел Ольга как-то там её.

Явно уверенная на, что я не рискну. И, под густо подведённым взглядом, стушуюсь, да пойду на попятный.

Но тему, правда, хорошо знала. Т выступать на публике мне никогда страшно не было.

Чего бы не рискнуть?!

Встала. Плечи расправила. И в бой.

— Присаживайтесь, — указываю на своё место преподше.

Уже у доски поняла, что совершила ошибку.

Блин. Прости ватрушка. Я не хотела. Повернувшись, извиняющее смотрю на соседку, побледневшую, как мел, в моей руке.

Но надо писать, рассказывать тему неучам. Глубокий вдох. Понеслось…

Тишина такая, что можно её ножом нарезать и раздавать всем желающим.

— Что-то забыла? — уточняю у ошарашенной Ольги Александровны.

Вспомнила отчество таки. Не совсем на мне крест можно ставить. Если только черточку. Вот её — да.

— Ольга Александровна, можно у нас новенькая будет вместо вас преподавать? — поднимает руку Воронцова — рыжая смешная девчушка.

На неё рядом шикает брюнетка в очках. И веснушка осознав, что сморозила, прикрывает рот ладошкой.

Откладываю мел на стол и усмехаюсь.

— Ладно, Ромашкина, садитесь. Поставлю вам пять. Заслужили, — поднимаясь с моего места, улыбается спокойно «акула», признавая поражение.

Мы с ней слегка застреваем в "коридорчике", между рядов, но разойдясь, всё-таки усаживаемся кто куда.

Я, под всеобщее опупение присутствующих, и спокойное внимание, исходящее от той парты, где друзья-дружбанчики схоронились, с Эми.

Преподша — у себя.

— Записываем темы рефератов, которые нужно подготовить к следующему занятию, — подойдя к своему столу, и выкинув в урну тот мел, к которому я притрагивалась, говорит.

Приподняв брови от проявления ипохондии, всё же жмякаю на диктофон в телефоне. И он оберегая мои пальчики, записывает темы. После озвучивание последней, отключаю его, чтобы подняться вслед за всеми.

Пара закончилась, поэтому можем себе это позволить.

— Что? — мрачно говорю Романову, возникшему передо мной.

— Бомбер, — тянет грабли ко мне. И как кажетсяхочет пуговки помочь расстегнуть.

Отпрянув, делаю вид, что так и надо. Якобы просто захотела отскочить. А не потому что сердечко забилось, из-за шаговой доступности "монаршей" особы для непутёвой меня.

— Ну, давай хоть выйдем, не тут же, — придя в себя, издеваюсь громко, ибо заслужил.

Конечно же, на моё высказывание все оборачиваются.

— Какая же ты… — зло выдыхает мажор.

— Милая?

— Да! — рявкает он.

— А я знаю.

Замечаю Марка в проёме. Странно, но улыбаюсь ему, как родному.

Парень удивлённо приподнимает брови. А ко мне уже пришла идея. Поздно удивляться.

— Через две минуты, отдам твою куртку, — толкаю Романова ладошкой в грудь. Эффекта — ноль.

— Отойди, — негодую.

Окатив пренебрежением, гад, наконец, прекращает загораживать массивной фигурой мой «выход» из ситуации.

Вырвавшись на свободу, на ходу говорю Еве подождать меня на скамейке. И бегу к мажорчику, номер два.

— Нужна твоя футболка, — еле остановившись в парочке сантиметрах от, хриплю ему.

Не потому что роль роковой соблазнительницы примерила на себя. Просто пробежка со мной приключилась.

— Зачем? — округлят глаза он.

— Видишь на мне куртку.

— Вижу. Модный оверсайз? Не обижайся, но что-то ты переборщила.

— Она — Романова. И мне нужно отдать её ему.

— Так сними, отдай. В чём проблема? — не доходит до тугодума.

Ну…на то он и тугодум.

— Под ней ничего нет.

— Совсем? — загораются интересом наглые глаза.

— Бюстгальтер лишь, — закатываю свои.

— Тогда пойдём, — хватают меня за запястье. И тянет куда-то. Не давая увидеть, каким взглядом проводил нас мажор, намбер уан^[4].

***

— Погоди секунду. Сниму кожанку, — просит кудрявый и, слава всем на этой планете, не начинает раздеваться передо мной. Заходит в кабинку.

Жмусь к ней, не зная, что делать. Парень утянул в мужской туалет. Понятно, что машинально и винить его за это не стоит…наверное. Но мог ведь хоть немного подумать.

— О, какая куколка, — как назло вместо паренька-ботана к нам заходит огромный двухметровый м-м…олодой человек.

И не дойдя до «нужного места», натыкается на меня. Оно и логично. Я прямо как буфер между им и целью его.

— Не смей к ней лезть, — тут же угрожающее раздаётся.

Марк сильно толкает дверь. Та ударяется о стену. Испугав этим до колик в животике.

Боже. Ну, я просто в университетском туалете. Ни в кабаке, ни в кафе, и уж тем более ни в туалете, одного из тех подпольных клубов, в которые я бывает попадала.

Но, при всей моей "везучести" никогда похожих ситуаций в перечисленных местах не происходило. А в последнем сам бог велел.

Почему же попадаю в них сейчас, да ещё и, с такой завидной регулярностью?!

— Всё-всё! Понял, что твоя куколка, Герц. Остынь, — поднимает руки бугай.

Обходит нас по дуге, заходя в самую дальнюю кабину, по пути врубая воду. Похоже, чтобы я лишние звуки не услышала.

Вот это забавно, конечно. Чтобы такой и меня постыдился.

— Держи уже, ромашка полевая, — протягивает свою футболку Марк. Сам…тока сейчас заметила, что парень голый.

— Ой, прости, — разворачиваюсь на 180 градусов моментально.

— Блин, блин, блин, — зажмуриваюсь, потому что встретилась с насмешливым прищуром, в отражении огромного зеркала.

Само собой, испугалась я не его. Просто помимо глаз, пухлых губ, щёк и других важных частей. Спортивная фигура видна была в зеркале тоже. И видна на отлично.

А я же…ромашка полевая.

Не могу смотреть на такой разврат и всё. Иначе сорвусь и буквально, и фигурально.

— Всё. Можешь открывать глаза.

Открываю. И больше ничего потрясающего воображении не вижу. Марк, прислонившись к краю дверного проёма, держит футболку в руках. Но теперь на нём вместо «костюма Адама» куртка.

— Давай, — протягивая руку, имею ввиду футболку.

— Бери, — просто отвечает кудрявый, а сам продолжает держать её у груди.

В его словах двойной посыл. Чувствую его кожей.

Да и как не чувствовать, если он создаёт такую ситуацию?!

Чтобы мне забрать вещицу нужно подойти. И чуть ли ни выковырять из пальцев несчастный трикотаж.

Возникло стойкое желание раздеться, да прямо так полуголой, отдать куртку Романову.

Ничего не происходит, когда люди на пляже ходят в купальниках — ничего. А бюстгальтер, особо от его верха не отличается.

Похоже проскользнувшее в глазах чудачество, Марк считал. Лишь этим можно обьснить то, что он всучил мне футболку молча. И затолкал в кабинку.

Без этих всех сальных намёков и шуточек обошлись.

Это само собой заставило облегчённо выдохнуть и приступить к делу. Быстро расстегнула бомбер. Набросила футболку. И свернув куртку в руках, вывалилась обратно в «предбанник».

— А классно в ней смотришься, — обдаёт "паром" тут же.

Отмахнувшись от комплимента. Иду на выход.

— Подожди меня то, — засунув телефон в задний карман брюк, строит обиженного мажор.

— А чего рот раззявил?! — бурчу, но шаг замедляю.

Марк как никак выручил. Могла бы я, на всю голову отбитая и со своей неуместной решительность, метаться по универу полуголой.

Уверена — такое точно вызвало бы сенсацию. А на завтра уже отчислили бы. Умные мысли приходят, как всегда, после неуёмного желания пробежаться "ню".

Так что, только благодаря Марку иду, как адекватный человек, в футболке, пусть и доходящей до середины бедра.

Ассоциации такие себе у проходящих. По глазам вижу. Рядом с девушкой, в явно мужской футболке, парень в наглухозастегнугной кожанке. Понятно всё с полувзгляда. Но как-то пох*р.

Романову чего-то тоже не понравился видок мой. По желвакам, проступившим на щеках, и нахмуренным бровям догадалась.

— Держи. Спасибо. Пока, — не останавливаясь, кидаю куртку прямо в него. У мажора отличная реакция, словил на лету. И хотел что-то сказать.

Но не успел. Мы с Марком убегаем к выходу быстрее.

Объяснения своему ускорению я то знаю, хочу поскорей дома очутиться. Хватит на сегодня приключений. Надо всё хорошенько обдумать. А вот Марк почему за мной идёт — ноль идей.

— Почему за мной идёшь? — спрашиваю на улице, когда сомнений, что второй мажор выбрал следовать за мной хвостом, не осталось.

— Поговорить хотел. Не помнишь? Сама же сказала: "Поговорим после пары".

10

— А-а-а. Да. Точно, — бью себя ладонью по лбу.

— Давай в кафе поговорим. Тут неудобно будет, — осмотрев дворик, совсем не нахожу его пригодным для разговора.

— Садись тогда, — указывает Марк на новый мерс, стоявшей в метре от нас.

Ну, вот. Чуйка при мне. Мажор таки.

Но что делать?! Обещала поговорить. Э-эх. С тяжёлым вздохом, под аккомпанемент удивления парня, забираюсь в салон.

— Ты с таким видом залезла, как будто я тебе в раздолбанное корыто предложил сесть, — запрыгивая на водительское сидение, заводит машину Марк.

— Не принимай на свой счёт… — не договорив мысль, открываю рот и застываю.

Романов выбежал из универа с видом таким, что показалось на мгновение, за ним псы из преисподней гнались.

Стал лихорадочно оглядываться по сторонам.

Заметил в окне мордашку мою опупевшую. Сузив зло глаза, решительно направился к нам.

Но Марк, на удивление не увидевший сумасшедшего, уже надавил на педаль. И машина быстренько унесла меня от новых разборок.

Заглядываю в зеркало заднего вида. Стоит и смотрит вслед.

Что это вообще?

Он — Ассоль? Платочком вышел помахать?!

— Что? — не понимают рядом, тоже заглядывая в зеркало, надеясь, похоже в нём увидеть что-то интересное.

— Да-а смотрю помада не размазалась ли, — вру залихватски, пододвигая к себе зеркальце, чтобы Марк не заметил Романова.

Не дай бог возомнят себя Дантесом и Пушкином. Пойдут стреляться. В нашем случае рожу бить. Не хватало только этого для полного счастья.

— На тебе нет помады, — замечает глазастый мои чистые губы, тронутые одним бальзамом.

— Ну, ты слепошарый. Есть, конечно. Или для тебя алая помада — единственная из существующих?! — не сдаюсь я.

И спокойно поворачиваю зеркало в исходную позицию.

Романов исчез, как призрак в ночи. Можно булки расслабить. И растечься по мягкому тёпленькому креслицу. А уж с прищуром Марка, как будто всё знающим и понимающим, справлюсь как-то.

Ева, ты обязана это увидеть, внезапно оживает смартфон в руках.

С запозданием в вечность, вспоминаю, что обещала с Ватрушкиной поговорить. Сказала на лавке сидеть, ждать.

От дура забывчивая, проклинаю себя и строчу слова извинения. Ответ прилетает моментально:

Да-да. Прощаю. Переходи по ссылке. Живо! Агрессирует.

Кто я, чтобы требовать пояснений. Перешла.

Вечеринка в честь игры. Вы должны побывать на ней, друзья. Запланировано много любопытного.

Можете прихватить с собой друга или подругу. Вход свободный. Дресс-код — маскарадный. Для особо тупых: "на лице обязательна маска".

Адрес: улица Подстоницкого, дом двадцать.

Эми, что это? Прочитав виртуальное приглашение, не понимаю.

Холодкова с*ка…печатает быстро Ватрушкина. Приподнимаю брови от шока.

Чтобы милая девчонка и материлась?

Хотя это сложно назвать матом. Литературное слово. Да ещё и со звездочкой.

Не. Всё-таки в стиле ватрушки, понимаю и усмехнувшись.

Марк тактично молчит, похоже решив, что поговорить мы всегда успеем. А вот в тесном помещении, отбиться от рассвирепевшей меня будет сложнее.

Жду ответа от девчонки и невольно взгляд убегает к Марку.

Что же тебе нужно от меня, парень? Пытаюсь понять, рассматривая красивые пальцы, крепко и уверенно сжимающие руль.

Мажор времени зря не терял, тоже с кем-то общался по воткнутому в одно ухо наушнику

Хотела ещё поразглядывать красивого. На нём столько деталей, которые могли бы рассказать, пусть немногое, но хотя бы навести на догадки.

Печатка на безымянном пальце, например. Кожаные браслеты — на левой руке. И даже татушка виднелась на шеи. Но от дальнейшего разглядывания отвлёк рингтон смс.

Пришлось, с сожалением, отвернуться и возвращаться к переписке.

Захотела подставить тебя. Представляешь какая гадина?! От гадина.

А как подставить? Разве крепостное снова вступило в силу?! Она моя госпожа?! Почему я не могу НЕ идти на вечеринку?

Как бы я прыгала до небес, если завтра вечером никуда не пришлось переться. Но! По закону подлости, от расчётливой Холодцовой наверняка не спастись.

Она мне сказала тебе кое-что передать…допечатывает Эми.

Что?

Якобы, если придёшь, она тебе что-то такое расскажет, что поможет влюбить Романова.

П-ф-ф. Да он и так уже почти.

Преувеличиваю чуток. Ладно, не чуток. Какой там влюбился?!

Так. Интерес лёгкий. В метро бывает возникает похожий. Эт когда взгляд стопорится на алкаше в трусах. Страноватенько смотрящего прямо на твои…на сердечко твоё.

Вроде и любопытно, а потом доходит, что происходит и пропадает как любопытство так, и вера в людей.

Ситуация идентичная моей. У Романова есть интерес ко мне. Если пойду с ним на сближение, он точно разочаруется, и в нём появится брезгливость. Не для него я. И он не для меня.

Но Холодкова дала всего тридцать дней…двадцать девять и пять часов.

Капец мало, чтобы разбить сердце. При всех. Публично то есть.

Хорошо…передумываю, скрипнув зубами.

Приду я на её тусу.

Ой, Евка. Лучше не ходи. Ты не знаешь, что творится на её маскарадных вечеринках. Однажды, я ей поверила и…

Телефон погас.

Чертова хреновина. Разрядилась. И Ватрушкина настоящая ватрушка.

Что за привычка писать по предложениям?! Написала всё сразу. Так бы я до нулевого процента зарядки, дочитала бы.

А-а-к-ха-кха.

Рычу, кричу, царапаюсь, отбиваясь от кровожадной судьбы, протянувшей ко мне когти. Желая захапать невинную душечку. Но это в фантазиях, а внешне остаюсь ледяной глыбой.

Марк и так, прекратив трындеть по телефону, начал вон, с великим сомнением, поглядывать. Даже громкость музыки чуток прибавил, тыкнув пару раз в экран перед собой.

Видимо, для того, чтобы не слышать "пых-пых".

Что поделать?!

Когда меня доводят, становлюсь похожей на ежиху, которую огорчил её ёж. Имела бы иголки точно всех бы на своём пути заколола. И первая под обстрел попала бы Холодцова.

Хорошо всё-таки, что я — не ежиха. Так бы точно попала в тюрячку.

Весело хмыкнув, качаю головой. Ежиха в законе.

— Приехали, ромашка. Выходим-с! — выдыхает Марк и вылезает из мерса.

Хотела ляпнуть пару грубых словечек.

Бу-бу-бу. Каким надо быть хамом, чтобы не открыть даме дверь.

Но мажор предотвращая истерию, обходит машину и распахнув "ворота", спокойно улыбается, захватывая мои бесстыжие глаза в плен своих.

Смотрю секунду на его улыбку. Смотрю вторую. Третью. На четвертую перебор, а всё равно смотрю.

— Что? — приподнимает брови Марк, видя, что замерла. Но продолжает дальше гипнотизировать, поэтому и слово сказать не могу.

Встряхнув волосами, прячусь за ними.

Подцепив резинку с запястья, завязываю хвост, и потом только выхожу из машины. Вся суматоха заняла секунд десять. Но они немного помогли прийти в себя.

Марк в желании помочь, придерживает за локоть. И там, где его ладонь касается оголенной кожи, разливается приятное согревающие тепло.

На самом деле, никакой романтики. Парень правда всего-то помогает не навернуться.

Недавно лил дождь. И теперь из-за влажного месива под ногами, поскользнуться и пролететь, как на горке, до самой вывески: «У баб Шуры», раз плюнуть.

— Спасибо, — благодарю, когда мажор, во время того, как я всё же заваливаюсь на бок, машинально хватает за талию.

Теперь всему виной стала влажная трава. А Марк так тщательно выбирал дорожку, по которой, будет мне идти безопасно.

Что смешно «Герц», как назвал его тот жбан в туалете, шёл, как по ковровой дорожке. Грязь нипочём, трава вообще в топку "летит".

В такие вот моменты, сразу накатывает осознание своей убогости.

Ничего-ничего. Зато у меня волосы длинные. Он не может таким похвастаться, подбадриваю мысленно себя поникшую. И, практически, мгновенно после, усмехаюсь от глупости, прозвучавшей в голове.

Давай, Евка, может ещё похвастаешься, что у тебя вот третий размер, а у него таких титек — нет. Сплошные мускулы.

Ой, зря про мускулы вспомнила. Память тут же покинула случай в туалете.

— Может, тебя на руках донести? Что-то ты покраснела. Холодно? — с сомнением оглядывает кожаные брючки и свою футболку предмет дум моих развратных…э-э-э…в смысле тяжких.

И, Господи, Исуусе, у него на лице что?! Проскользнула з-з…за-забота?

Бред. Очнись, Евка. Нельзя растекаться. Приди в себя. Не бывает такого. Ему просто от тебя что-то нужно.

Как знала — нельзя и на метр к мажором подходить. От них одни беды, головная боль, бессонница и вот такие вот зависания.

А Марк ещё красивее чем Алекс, нашёптывает альтер эго. То самое, которое как раз мажоров обожает.

Какой «Алекс»? Шиплю.

М*дачиной даже для тебя был. А сейчас «Алекс»?!

— Снова зависла, — щёлчок по носу.

Мы, после моего категоричного отказа. Собирания мной моих же ног в кучку и отлипания от сильного тела. Сидели в уютном кафе, делали заказ. Я вспоминала о бывшем, Марк что-то без умолку рассказывал.

И всё, до последнего междометия, сказанное я прослухала. Чёрт.

— Что творишь? — возмущаюсь запоздало на щелчок.

Больно мажор не сделал. Если бы не сфокусировалась то и не заметила, что он щелкал. Но я не я, если не буду возмущаться. Хоть вяло.

11

— Так и? — попив кофе, покусав чизкейк, перехожу к сути сама, не дождавшись её от Марка.

А тот оторвавшись от чашки чая, изумлённо вскидывается.

— Ва-а-а, — поставив локти на стол, поддерживает ладонями голову.

— Ты ВСЁ прослушала. А научи меня тоже так мочь? Я вот на разговоре НЕ сосредотачиваться, не могу. Такое полезное умение у тебя. Научи. Ну, научи? — выпрашивает идиото глупость, ведя себя, как ребёнок.

— О чём ты говорил? Не прекратишь дурачиться, встану и уйду, — строю из себя супер серьёзность, а на деле совсем не расположена к этому. Особенно в компании Марка. Почему и не знаю даже.

Надо выяснить на досуге.

— Хорошо. Не сердись, — освещает улыбкой, не хуже прожекторов.

— Повторю заново. Не проблема. А ты пока кофе пей. На час должен вштырить. А потом я тебя, храпака дающую, до дома твоего докину. Не переживай.

— Без тебя решу, что мне делать, — за напускной строгостью, скрываю искренние чувства.

Забота или кажется?!

Ну, какой мажор повезёт девушку до ЕЁ дома?! Скорее воспользуется невменяемым состоянии.

— Хорошо, решительная ромашка. Больше с советами не лезу, — совсем не обижается на грубость Марк, поправляя печатку, всё время сползающую с пальца.

Не по размеру кольцо купил похоже. Или украл…мамочки.

— Давай вкратце, — прошу умоляющее, прекратив терзаться.

Если он — бандит. Он — бандит!

К чему пустые страдания?!

— Время позднее. Старушка Ева вошла в чат. Спать хочу до невозможности.

— Ок, — по-деловому разминает шею кудрявый. Поведя ей влево, вправо.

Не в силах устоять перед обаянием, всё-таки маска снежной королевы слетает. Растягиваю губы в улыбке.

Марк отвечает смешинками в лучистых глазах, ео не долго. Быстро собирается, поглубже вдыхает. И беспощадно обрушивает всю правду:

— Дебильным образом, я умудрился проиграть желание Холодковой. И эта…выдвинула желание. Не согласилась, чтобы я покукорекал под столом, да отпустить меня с миром.

— Дай угадаю. Соблазнить и разбить кому-то сердце? — прихлёбываю вторую чашку кофе.

Специально дозаказала вторую. Одну прикончила.

Теперь нацелилась на другую.

Не стану ведь по-дурацки не следовать совету Марка, корча из себя гордую орлицу.

Уверенна, если в организме не окажется достаточной порции кофеина, не выдержу и усну прямо тут.

Джетлаг ещё. Совсем силушек нет.

— Разбить, — "захватывает" в плен своего вмиг потяжелевшего взгляда парень.

— Тебе!

Еле проглатываю кофе, вставший в горле колом.

— А ты почему так открыто говоришь об этом? — недоумеваю, убрав от себя чашку.

— Это моя вина. Я забылся и не принял во внимание способности Холодковой. Не учёл, что у неё в рукаве может быть припрятано пару тузов. Но ты то точно не должна страдать из-за меня.

— Страдать? В каком смысле?

— Я же такой ох*ренный, Ев, — продолжает давить магнетизмом кучеряха.

— Влюбиться в такого легко. Не хотел ранить тебя. Поэтому и пришёл с повинной.

Встала. Отряхнулась.

— Спасибо за компанию. Пойду.

Марк приподнимает брови.

— Да-а, Ева!

Официантка, возникшая перед "таким ох*ренным", не даёт ему меня настигнуть.

Мажору приходиться задержаться.

— Молодой человек, заплатите, пожалуйста, — отчётливо слышу девушку.

Не останавливаюсь, наоборот включаю первую. И надеюсь, что задержит она его надолго.

— Мы не уходим…потом запл…отойдите… — летит в спину обрывки.

Я у выхода, осталось за ручку дёрнуть и свободна. Но не тут то было — за запястье хватают раньше. Злая, оборачиваюсь.

Герцу п*охеру. Ваще не пугается.

— Ев, я не хочу вести себя, как скотина.

— Поздно, — едко перебиваю.

— Всё это не для меня, — продолжает спокойно, стряхнув яд, капнувший с моего языка на его кеды.

— А ты же многого не понимаешь…

— Многого? Чего, например? — крикливо восклицаю, подперев дверь спиной.

Прямо, как сварливая женушка. Самой не по себе стало.

Посетители «баб Глаши» оборачиваются, но это не волнует ни Марка, ни меня.

— Что ты самовлюбленный нарцисс? "Я такой охренный", — передразниваю.

— Просто шутка. Что ты от меня хочешь?! Я пришёл, чтобы спокойно поговорить. Но не знал, что ледышка была бы и то дружелюбнее. Попытался разрядить обстановку, а ты встаёшь и убегаешь. Сама то себя ведёшь не лучше.

— Отцепись, — вырываю руку.

— Что за привычка дурная — за руки хватать?!

— Не схвати я тебя, — показательно отпустив, Марк вообще убирает руки в карманы. И немного отходит, отдавая личное пространство.

— Ты бы откинув волосы назад, давно бы бежала и возмущённо фыркала.

— Не фыркала бы.

Полный иронии взгляд, красноречивее любых слов.

— Сядь, мы спокойно договорим. Клятвенно заверяю, что больше не буду вести себя, как самовлюблённый нарцисс.

— Зачем мне это?

— Не понимаешь?

— Нет.

— А я тебя переоценил. Думал умнее…

— Всё. Достал, — пытаюсь уйти.

Останавливает, поставив руку между мной дверью.

— Руку убери.

— Не уберу, пока не поговорим.

— Руку убери, — повторяю зло.

— Не…

Сам напросился. Хочу поднять ногу, врезать гаду и уйти. Да дверь внезапно открывается. И я, потеряв опору, заваливаюсь назад.

— Чтоб тебя… — рыкнув, Герц быстро хватает за талию. Ставит прямо. И силком утягивает к столику, позволяя молодой паре пройти вглубь кафе.

Мажор легко подхватывает на руки. И сажает на стул, как малышку.

— Сиди смирно, Ромашкина. Не беси, — мрачно поправляет он чёлку и усаживается теперь уже рядом, заблокировав выход.

Слева — он. Сбоку — окно.

Хм-м. Окно.

— Если только лбом врезаться. Но в этом случае расколошматишь его, а окно останется целым, — иронично хмыкает Марк, замечая к чему я приглядываюсь.

— Хорошо. Что ты хочешь? — сдаюсь, признавая поражение.

— Времени. Пять минут.

— А я переоценила тебя, — копирую сказанные им же слова.

— Оказывается тебе и пяти минут хватит с лихвой.

Намёк в моих слов понял бы даже глухой. Но Марк похоже ещё и слепой.

Выпив свой чай, он усмехается и:

— Она не успокоится. Ты перешла ей дорогу. Если не одурачим, заставив поверить, что я — хуже п*дора и согласен на такое…

— В каком смысле? На что согласен? Разве тебе не нужно лишь влюбить меня и потом бросить?

— Ага. "Лишь влюбить". Три ха-ха, — насмехается Герц.

— Ты не понимаешь на что способна Холодкова, когда её что-то или, в нашем случае, кто-то огорчает, — небольшая пауза.

— Моя задача — переспать с тобой. И выложить хоум-видео, на всеобщее обозрение.

Разом бледнею.

— На. Попей, — протягивает он стакан воды.

Замечает, что ручонки то мои трястись начали, Марк подносит его к моим губам сам. Делаю глоток и на пару секунд прикрываю глаза.

— Ладно неприязнь у неё возникла. Но ТАКОЕ, я чем заслужила?

— А ты не знаешь? — выгибает бровь кудрявый.

— Нет, конечно.

— Романов же её постоянно пытался отвадить. Думаешь, та сцена: «Мы расстаёмся» впервые произошла?

— А-а нет?

— Нет, конечно, — повторяет парень мои слова и точно специально.

Вернул шпильку, что называется.

— Он её бросал по три раза в месяц. Бывало и по шесть. Но Холодкова всегда уговаривала вернуться к ней.

— А в этот раз что? Не удался отменный отс*с?

— Удался, не удался. Но они не сошлись. И королевишна решила — из-за тебя. Она ведь заметила как Романов на тебя смотрит. Вот и взъерепенилась.

— Да как он смотрит?

— Ев. Что ты как маленькая?! Думаешь он всем куртки свои раздаёт?!

— И что? Всего то куртка. Из-за неё эта больная такое придумала? А если бы Романов попросил у меня ручку… — скромно упускаю тот факт, что и сама то её у ватрушки отжала.

— Она бы мне её в глаз воткнула?

— Всё возможно, — на полном серьёзе, пожимает плечами мажор.

— Поэтому я за тобой и бегал. Если не я, она найдёт другого. И не думаю, что другой, будет с тобой так же расшаркиваться.

— Ты сказал, надо предоставить хоум-видео. Что будем его взаправду записывать?

В глазах Марка моментально загораются шаловливые звёздочки.

— А ты хочешь? — поддав хрипотцы в голос, обнаглевший пододвигается ближе.

Настолько, что пришлось упереться ладонью в его грудь, чтобы не соприкоснуться своими губами с его.

— Ага. Жажду. Мечтай больше, — зажимаю двумя пальцами вытянувшиеся в трубочку губы.

И «закатываю» их обратно.

Руку быстро перехватывают. Мешая мне вдоль, чтобы не повадно было, в следующий раз ко мне их «пристраивать», «помусолькать» наглые вареники.

— Понял, понял, больше не буду, — отдавая мне мою длань, усмехается Марк.

— Давай уже ближе к делу, — устало сцедив зевок в кулак, прошу.

— Ближе некуда. Нам либо придумывать план…

— Либо?

— Либо смириться со своей участью и стать добычей Холодковой.

— Ну, такое меня точно не устраивает. План… — веду пальцем по краю чашки.

— Не. Сегодня я точно не в силах что-то дельное предложить. Завтра же у тебя есть пары?

— Завтра вторник. Конечно, есть. Что-то ты, Ев, и правда съезжаешь, — замечает моё состояние Герц.

Вяло ухмыльнувшись, киваю.

— Давай тогда домой, — оплатив счёт, предлагает мажор.

— Ага. Давай. К тебе? — насмешливо хмыкаю.

— К тебе. Адрес называй.

Послушно назвала, едва ворочая языком.

А дальше всё слилось в полудрему. Вроде меня Марк куда-то нёс. Потом кто-то с кем-то ругался.

Меня перетягивали как канат. Но честно, было всё равно. Не будили бы лишь. А в остальном пусть делают, что душе угодно…

***

А утром, сладко потянувшись, я открыла глаза. И уставилась на белый потолок.

— С добрым утром, Ромашкина, — ударяет знакомый голос по нервам.

Резко принимаю сидячее положение.

Не пила же. Что произошло то?

Чего меня так вырубило?!

— Романов? — хрипло шепчу, увидев мажора, флегматично сидящего в кресле. И попивающего что-то из огромной чашки.

Он что? Сидел, смотрел на меня спящую?

И ждал когда я проснусь?

Ма-а-амо-о-очки. Как я попала то сюда? В логово маньячеллы проклятого.

— Проснулась уже?… — не успевает сказать что-то король. По мимике вижу, что хочет.

К нам заглядывает Марк. В одном полотенце, обёрнутом вокруг бёдер.

— Охренел? — тут же подрывается Романов. И насильно выпинывает сопротивляющегося "бойфренда". Вернее, пытается это сделать.

— Да-а что, мать вашу, тут твориться? — взрываюсь. А эти гады всё равно петушиться не прекращают.

— Вы переспали что ли? — догадливо тяну.

И вот это возымело эффект. Они мигом поворачиваются ко мне. И тут полотенце Марка падает вниз.

На всеобщее обозрение предстало полпалки краковской.

— Мл-я-я-я, — вылупляюсь на это "чудо" (зря я так, наверное. Для какой-то девчонки это и правда ЧУДО) и еле сдерживаюсь от нервного смеха.

Как теперь дальше жить и с Герцем общаться?!

Нам же ещё Илонку надо на место поставить.

12

Резко улетаю спиной обратно на кровать.

Это меня Романов опрокинул и закрыл собой весь вид.

— Ев, извини, — виновато бухтит Марк.

— Да-а ничего. Я и не видела… ничего, — под мрачным взглядом Ромы, сглатываю.

Он то точно догадывается, что видела.

И детально всё разглядела.

Так сам виноват. Надо было не драться с кудрявым. Просто выпинывать его из комнаты, заставить напяливать шмотьё. И уже потом, заявляться ко мне.

А не копировать Грея^[5]. Крипово наблюдать за тем, как я слюни по подушке размазываю. И уже потом махаться с парнишей, прибывающим в одном полотенце.

Романов чего думал то?

У Марка на момент^[6] приклеено оно?!

Ладно! Устроившись поудобнее на подушке, отмахиваюсь от глупых вопросов. Сейчас другое важно.

— Как я тут оказалась? — пытаюсь выпытать подробности вчерашней ночи.

— Слезай уже с неё, — Марк кладёт ладонь на плечо короля. Хо-о-отя. Больше на стискивание похоже.

Ну, неужели они правда того-этого?

А сх*ра ваще Романов решил, что мои ноги — прекрасное место для посиделок?! Перебивает вторая мысль первую.

Перевернувшись набок, сбрасываю гада с себя. И подскакиваю на ноги.

Слава богу, одежда на мне есть. И никакая-то там левая. Моя родненькая.

— Вы что ли живёте вместе? — схватив первую мыслю за хвост, вылупляюсь удивлённо на Герца. Наблюдающего всё время, с огромным удовольствием, за тем как Рома, скатившись по мне, не удержался на кровати и грохнулся на пол.

— С чего ты так решила? — поворачивается "эксбиционист" ко мне.

— Во-первых, ты в новой одежде, — тыкаю в светлые брюки и поло.

— Во-вторых, вышел в полотенце, — на этих словах Рома, уже поднявшийся с колен (мысленный ржач всё-таки не удалось сдержать), скривился, как будто лимонов килограмм съел.

— За одеждой я съездил вчера, — лицо Романова опять перекосило.

Да что с ним не так то?

— И чтобы не оставлять тебя наедине с ним, заставил его ехать всем вместе, — ухмыляется Марк фальшиво сочувствующее королю.

— А полотенце?

— Он любезно предоставил мне вторую ванную, — поводит меланхолично бровями парень.

— Которую мне теперь лишь поджечь остаётся, — мрачно добавляет Романов, встав напротив меня.

Стоим теперь треугольником, как три д*била.

— Вот я и решил принять душ, — продолжает кудрявый разжевывать мне всё.

— Но вещи остались в комнате. Думал, что ты дольше спать будешь, — улыбается виновато Герц.

— Проходил мимо, услышал твой голос. И опять же, чтобы не оставлять тебя наедине с ним, зашёл так.

— Но, если такие трудности возникают. Как вы тогда спать меня одну оставили?

Оба, практически, синхронно отвели глаза.

"Булки" у меня напряглись сами по себе.

— Что? Не одну? — настороженно спрашиваю.

— Понимаешь, какое дело… — мямлит Марк.

И не знала, что он так может.

— Мы пытались прийти к компромиссу… — подхватывает Романов.

— И не вышло? — устаю ждать пока эти двое уже "разродятся".

— Нет.

— Нет, — слаженно отвечают мне.

Отлично.

— И с кем я спала? — перевожу взгляд с одного на другого.

А они, как провинившиеся мальчишки, глазки опустили и стоят.

— Непонятно спросила? — угрожающе наступаю на парней.

Те — шаг назад. Я — два вперёд.

— Не злись, Ев. Мы не могли оставить тебя с одним из нас, — Романов кивает, подтверждая слова собрата по несчастью.

— А раскладушек, матрасов надувных — нет. Пришлось спать втроём….

Останавливаюсь резко, как в стену врезаюсь.

Чё-ё-ёрт.

Вспомнила подробности прошлой ночи.

— Так я не подушку обнимала? — беспомощно моргаю.

— Нет, — отвечает опять же Марк. Романов молчит.

По всей видимости, воды в рот набрал. Или чего он там пил из той пропавшей без вести чашки.

— И кого…? — помертвевшими губами, шепчу, не договорив.

Ей-богу, кто бы увидел меня в этот момент, решили, что, ну, ваще дура.

С двумя красавчиками в одной кровати «лагерничала»^[7]. И какого-то на манер плюшевого мишки, даже тискала.

Но… бляха. Для меня это хуже чем с бомжом ватник делить.

Не. Не. Утрирую, конечно.

Если обоняние меня не подводит, парни пользуется чем-то из «армани» и «хюго босс». А с этим «бохатым» «облаком» спать точно комфортнее чем с «запахами улицы».

Но лучше бы…

— Не переживай так, Ромашкина, — встревает Романов, обрывая важную мысль.

— Кровать огромная, ты нас не задевала.

— А как же подушка?

— Он… — кивает на усмехнувшегося Марка парень.

— …отменно бдил…Когда ты прокатилась по кровати и закинула на меня ногу, — улыбается странно Романов и продолжает:

— Быстро тебя от меня оторвал. А дальше ты уже никого не трогала. Свернулась в центре кровати клубочком…

Ага. Котёнок. Ё-моё.

— …и сопела до утра.

— А утром?

— Утром наступило утро.

— А сейчас что? — уточняю, пропустив мимо себя дурацкую шутку.

— Сейчас утро, Ромашкина. Ты ведь в себе? — гад подходит ближе. И, под немигающим взглядом Герца, машет перед лицом ладонью.

— Отвали от неё уже, — озвучивает пожелание, промелькнувшие в моих глазах, Марк, заслоняя собой.

Слегка повернувшись, акцентирую внимание на кровати, а между парнями тем временем сплошные искры летают.

— Она маловата для нас троих, — прихожу к неумолимому выводу.

— Вы врёте мне что ли?

Мажоры поворачиваются. И слово опять берёт кудрявый:

— Это не та кровать, — спокойно поводит плечом он.

— На эту я тебя перенес, спрятав от Романова, когда ушёл мыться, — брови бедные от такого уточнения запутались в волосах.

— А та где? — не смотрю на королевича недоделанного.

Чего смотреть то?!

Понятное дело — его наверняка в очередной раз перекосило.

— Пойдём. Покажу, — кивает мне Герц.

И под опаляющий взгляд Романова, передумывает брать меня за руку.

Просто кивает на дверь.

Вдохнув поглубже, выдохнула и направилась туда.

В коридоре меня уже догнали оба и Марк указал мне направление, тыкнув рукой.

На пальцах у него, кстати, всё те же кольца были. И печатка спадающая.

Так и представляю как он сначала все свои цацки снял, потом залез в душ, помылся, вылез. И опять свой килограмм ювелирки напялил.

Смех да и только. Хотя кто знает?!

Может он, вместе со всеми своими браслетами и кольцами, намыливался.

Ой.

Про намыливался это я зря подумала.

Сразу вспомнилось, что некоторое время назад, мне устроили посещение колбасного отдела. А я ведь не хотела.

Ма-моч-ки. Расширяются глаза, когда мы дружной троицей заходим в светлое помещение.

— Боже, — раскрыв глаза смотрю на трах*дром передо мной.

Марк не сдерживает смеха, от представшей перед ним забавной реакции (моей то бишь), а я же поворачиваюсь к Романову:

— Ты больной, да? — совсем не наигранно, сочувствую.

Герца после моего вопроса уже ничего не сдерживает и он разражается диким ржачем, а король же мрачнеет ещё больше.

— Но теперь я правда верю, — обняв себя одной рукой, второй поддерживаю подбородок.

— Находясь в центре такой хреновины, придётся десять минут до свободы ползти.

— Видишь?! Я не врал. Ты спала одна, но просто под присмотром, — фыркает Марк, отсмеявшись.

— М-гм, — потеряно отвечаю.

Почему "потеряно"?!

Потому что я правда потерялась.

Вместо того, чтобы сосредоточиться на диалоге и продолжить его. Меня конкретно так заклинивает на Романове.

Он что-то просматривал в телефоне и на нас внимание не обращал.

Намеренно, в общем, заставляет меня садист чёртов, теряться в догадках.

Что случилось то?!

Буравил своими глазюшками, буравил.

А сейчас что?

Видимо, у него, у юродивого биполярка разыгралась. То дерётся за меня, то делает вид, что его тут нет. И ему ровнее ровного.

Уязвленное самолюбие взыграло?

Или что-то другое?

— Ева. Ев, — зовёт Герц.

Моргнув, доходит, что зависла. Фокусируюсь и первое, что перед глазами — опять Романов, который, самодовольно ухмыльнувшись, убирает телефон обратно в карман куртки.

Вот же бляха какая. Заметил, что я так же, как и клуши из столовки на нём залипла.

И не станешь же оправдываться, что не на него любовалась. Просто задумалась. О нём… м-да. Такое сказать — это ещё хуже будет.

Пытаюсь мысленно и глазами не посылать самодовольного гада на три буквы. Не выходит.

Изо всех сил стараюсь. А не выходит. Сломалась?!

— Что-то хотел? — переключаю внимание и улыбаюсь Герцу.

Всё же он не бросил меня на растерзание мажора. И отстаивал честь мою как мог. Пусть и не совсем адекватными способами.

— Пойдём, — искрятся глаза парня. Он протягивает ко мне руку. И продолжает:

— Я тебя подвезу.

К сожалению, Марк не показывает никаких эмоций кроме дружелюбия. Понять его реакцию на мою глупую выходку — соцерзание непозволительно долго короля королевишного, не представляется возможным.

— Ага. Да. Конечно. Пойдём, — мельтешу и для того, чтобы схватиться за ладонь Марка, порываюсь обойти Романова.

Слинять из обители придурошного как раз то, что я хочу. Желаю просто. Тока вот "бипорярочный" не даёт этого сделать, преградив дорогу.

— Уже уходишь? Даже на кофе не останешься? — опасно улыбается маньяк, свой оскар где-то по дороге потерявший.

Признаюсь, когда на тебя надвигается такая махина, шанс обоср… перетрусить велик.

Был бы, если бы я чётко понимала, что он не играет. А так пятьдесят на пятьдесят.

Уйдя вправо, заулыбалась дурочкой. И побежала к Марку, как к маме родной. Мажор второй уже и сам понял, что шутки закончились, и меня срочно надо транспортировать в более безопасное место.

Поэтому он стремительно подойдя, обнимает за талию и спокойно встречает лютый (да с чего он такой стал то?)взгляд Ромы.

— Мы так не договаривались, Герцмен.

О. Вот и полную фамилию кудряшки узнала.

— А как вы не договаривались? — непонимающее хлопаю гляделками.

— Неважно, Ев, — улыбается Марк.

— Договор "заключался" до того, как я узнал… — взгляд на меня.

— Ну, ты понял, — возвращается он к королю.

Романов кивает, признавая поражение. И легко, что заставляет немедленно насторожиться, разрешает:

— Хорошо. Идите.

Меня тянут на выход.

Под полное офигевание от происходящего, мы выходим из комнаты в коридор. А дальше дойдя до лестницы, собственно говоря, по ней спускаемся.

Могли бы молча. Но вопросов то в голове много, времени мало. Надо всю картину уже до конца прояснить и не мучиться от картин, всплывающих перед глазами.

В них с моим бессознательным телом чего только мажоры не делали. И спокойствия само собой эти фантазии ни грамма не прибавляли.

— Ты расскажешь, что произошло на самом деле? — подначиваю Марка к беседе, желательно информативной и правдивой.

Но, если за то время, что я общалась с парнем, я его правильно изучила… сомневаюсь сильно, что так будет.

— А от тебя ничего не скрыть, да?! — как всегда давит лыбу он, а напряжённые в его голосе так и сквозит.

13

В душе насторожилась вместе с ним. Но снаружи ухмыльнувшись, покачала головой.

Хотела ещё и озвучить, что хрен ты что-то скроешь, от зоркого глаза моего. Но когда остановилась у железных ворот, возникла более важная проблема.

Романов решил (на-а-аверное) поглядеть на акробатические трюки, в нашем исполнение.

Мне и Марку, чтобы выйти, нужно запрыгнуть на ворота и взбираться по ним, на манер альпиниста. Тока так, тока так, если хотим выбраться.

А может и нет. Может есть другой выход.

Да только эти сомнения одну МОЮ душеньку одолевали. Марк такой фигнёй не страдал. Он громко гаркнул: «ворота то открой.»

А потом задумчиво оглядел меня, глаза округлившую от такого. И увидел, что я тут ветром продуваюсь, как чучело огородное, ибо куртка моя черте где. Снова!

Парниша долго не думал, быстро снял пуховик и набросил его на обнаглевшую новенькую.

Ей осталось одно — засунуть руки в рукава. Да позволить сосредоточенному (видать дело это ответственное) Герцмену вжикнуть молнией.

Сглазил чую мажоров кто-то. Ей-богу.

Повстречали на своём пути бешенную ромашку и терпят то, что я у них куртки отжимаю. Ещё и на регулярной основе.

Из забавного — после ора Марка, ворота реально поехали в левую сторонку, открывая перед нами парковку, на которой стояли две машины, два столба фонарных. И всё.

А!

Теперь ещё я и Герц. Тоже двое нас, кстати.

Загадочная и пугающая своим совпадение нумерология. Ну, да ладно.

— О чём тебе рассказать в первую очередь? — подходя к своей «бибике», продолжает беседу кудрявый, как будто ничего из ряда вон не произошло.

— А ты кому кричал? Романову? — первая дёргаю за ручку и залезаю в машину.

Наглеть так по полной.

Но раз Марк спокойно сел на водительское сиденье рядом. И не стал выковыривать мою тушку, со словами: «Пердёхай-ка ты на своих двоих до универа». Значит, верно сделала.

— Когда? — заводя опять же «бибику», пытается припомнить происходящее минуту назад парень.

От же склеротик.

— Когда мы перед воротами стояли.

— А-а. Ты про это, — светлее лицо «бойфренда» моего недоделанного.

— Да! Ему! Стоит с пультом, ждёт ху…непонятно чего, — в последний момент исправляется он.

Криво улыбнувшись, делаю вид, что не заметила. Сама грешна и бывает использую великий и могучий на все двести.

Так что не моей персоне осуждающее цокать и по губам хлопать.

— А где мой телефон? Не знаешь? — хлопаю себя по карманам брюк, вспомнив о гаджете.

— Вон сзади, — Марк указывает большим пальцем себе за спину.

— Он у тебя сдох. Я его заряжать поставил.

Перегнувшись, подцепляю кончиками пальцами за провод повербанка и тяну дуэт к себе.

Рассыпаюсь в любезностях за то, что зарядил мне телефон и протягиваю зарядку.

— Кинь обратно, — слегка улыбается он.

Но я бред такой не слушаю. С моим везением я могу окно выбить на раз. А лишних денег на ремонт дорогой тачки нет уверена.

Поэтому, ну, ещё и по тому, что натурой расплачиваться не желаю, аккуратно кладу «батарейку» на задние сиденье. Потом возвращаюсь на своё. И повторно пристёгнувшись, включаю "яблочного друга".

— Мля-я-я, — стекаю вниз от ужаса, увидев тридцать пропущенных. На каждом из них стоит "папа".

На каждом!

Мне крыбзда.

— Что?

Вся лёгкость и непринуждённость вмиг из Герцмена улетучивается, когда он видит, что я стала бледнее белил.

Мы остановились на светофоре, поэтому он мог спокойно повернуться ко мне и заглянуть в телефон.

— Погоди, — вдруг выхватывает он его из ослабевших рук и внимательно разглядывает фотку отца, которую я взяла из инета и поставила на контакт.

— Ты — дочь Маркова? — мрачно отдав ошарашенной мне телефон, сквозь зубы уточняет мажор.

— Т-д-тд-да? — полувопросительно отвечаю, надеясь, что он меня на голгофу не потащит за это.

Но выхода нет. Даже, если потащит, как соврать то?!

Всё очевидно.

Сомневаюсь, что у кого-то на номере, подписанном "папа", будет стоять левый незнакомый мужик.

— Как ты можешь быть его дочкой?! — презрительно кривит губы Марк.

Брови мои залезли на затылок, причём на затылок парня, но я молчу. Вдруг задам вопрос и он закроется. Пусть уж лучше продолжит и расскажет чем вызвана его лютая ненависть.

— Он ведь…

Бляха же муха. Не я, так орущий рингтон прервал. Страдальчески закатив глаза, прежде чем ответить, чётко оттарабаниваю:

— Ты обязательно расскажешь, чем тебе не угодил мой отец, — и не заметив, что Герцмена повторно перекашивает, нажимаю «принять вызов», слегка помолившись до.

— Привет, па, — чётко смотря в камеру, растягиваю подрагивающие губешки, в разные стороны.

Огромное желание глянуть на Марка, но так выдам себя точно. Потому терплю.

Ничего. Чувствую — едем. А это говорит о том, что он так же находится в салоне. На дорогу, не перенеся внезапно открывшейся правды, всё же не выпрыгнул.

— Ты где? — мужчина цепко оглядывает помятую мордашку доченьки.

Мысленно хвалю саму себя, что вчера не наносила мейк.

Зуб даю(не свой. Романова), мажоры не озаботились бы тем, чтобы стереть его с моего лица. Сомневаюсь, чтоони знают то как это делать вообще.

Так что, если бы не лень матушка, сейчас я перед папой предстала бы в ужасном видке. И его не одна ложь, придуманная моим извращенным мозгом, не спасла бы.

— Ева? Ау? Ты слышишь? — выходит из себя отец, глазами остановившись на кусочке кресла.

— Где ты? Снова за старое?

— Па-а-а. За какое старое? — спрашиваю и в следующий миг сама жалею об этом.

— За пьянки свои и наркоту, — рычит зверем отец.

Первое желание — понизить динамик, но Марк уже всё самое худшее услышал.

Млять. Какой звездец. А самое главное, что позорище это было не предотвратить. Наушники — дома, а по видеосвязи, на "безвучке" для окружающих, никак не поговорить.

— Па-аап, я с подружкой засиделась. Она вводила меня в курс. Дала конспекты. Всё же обучающая программа реу, сильно отличается от хек, — придумываю на ходу.

— Да. Да. Ври больше, Ева, — распаляется Марков, сильнее и сильнее.

— Совсем у тебя совести нет. Сколько…

— Михаил Андреевич, — тонкий голосок Светы — помощницы отца, обрубил поток желчи.

Но то, что она прервала нас, значило одно — появились супер-пупер неотложные дела. Значит, сеанс порицания на время прекратится.

Пытаюсь едва заметно выдохнуть. И-и-и…

— Не выдыхай мне тут, — обламывает папа.

Тут же закрываю рот ладошкой. Чтобы лишний раз не нервировать родителя, думаю и дышать прекратить. А потом вспоминаю, что асфиксия — это не то, что мне сейчас нужно.

— Мы ещё не закончили. После пар, чтобы дома была, как штык. Иначе ты знаешь, Ева, что будет, — угрожающее сдвигает брови к переносице Марков.

Тут же киваю головой, показывая всем видом, что услышала, вняла и исполню, в лучшем виде.

— Знаю-знаю. Буду.

— Если ты не придёшь…

— Пап, чего ты нервный такой? Почему я тебе вдруг понадобилась? — удивляюсь чрезмерному количеству угроз.

— Синичка… — папин голос ощутимо теплеет. Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. — …решила специально приготовить ужин, чтобы сблизиться с тобой. Она в отличии от некоторых, всеми силами хочет подружиться.

— Поняла, — лицо «забетонилось», независимо от моего желания.

Чтоб эту синичку в дымоход засосало.

«Решила наготовить», перекривляю от души отца родного. А он, после того, как бросил в мою сторону предупреждающий взгляд, переключился на бедную Свету.

— Что там у тебя, Хворостова? — вгоняет он её в мандраж, потеряв интерес к моей персоне.

Первая нажимаю "завершить вызов", не дослушав мямленье Светки. Жаль её бедную конечно. Весь залп, вызванный мной, на себя приняла.

— Так что? — навожу «прицел» на Марка.

И что вы думаете?! Опять шандарахнуло. Не знаю чего нервным таким быть.

Но не смотря на обостривший «вздрагивательный» тик, Герц слегка оборачивается, закончив зелёными «фарами» подсвечивать дорогу.

— Что? — хрипло выдыхает.

Предложила бы воды, горло промочить, чтобы не каркал. Но может не в сухости дело.

— Чем тебе не угодил мой па…

— Ой, — заставая врасплох, «округляется» мажор.

— Что? — как дурочка, дублирую сказанное им парочку двоек-троек(тузов)секунд в прошлом.

— Приехали, — скалится радостно, чрезмерно радостно, подозрительно до невозможности, указывая на очевидную истину.

Маленькая пометочка: очевидную для адекватного человека. У меня же произошел явный рассинхрон. Чувства и мозг перестали друг с другом конектиться*.

Ладно, глаза. Им осечку простить можно. Их два всего. И оба — на лице, ни одного на затылке.

Но осязание ваще скончалась походу.

Стоим на месте. Закончили рассекать по городу, в общем.

Вон, в зеркале, заднего вида, фасад Р.Э.У виднеется, а я, непонятно каким местом, думала, что дальше едем.

Марк, паразит, на теле общества, не обратив внимание на ромашечный офигей, вылезает из своей пафосной тачки и нагло чешет к универу.

Нагло. Чешет. К. Универу.

Кое-кого, возмущенного до глубины души, оставив.

Нет, вы посмотрите на него. Посмотрите!

Что делается, что творится?!

— Пф! Пф! Пф! — вываливаюсь из машины, не так элегантно, как мажор. Зато, от всей души, хлопнув при этом дверцей.

Забыла ёпрст о том, что на ремонт, денег до сих пор — нема. Но слава машиному богу, три татушки три та-та, обошлось.

Не разбив в осколки ничего ничегошенького. Я смогла, с чистой совестью, пыхтеть дальше.

Теперь уже на бегу и взяв на себя роль, волка, из известного мульта.

— Погоди! Мои ноги короче твоих, — кричу в могучую спину труса позорного.

Сказал бы по-русски: «Хрен тебе в обе руки и морковку между…глаз. Не расскажу ничего и всё». Я и отстала бы.

А эта кудрявая овца дала такого дёру, как будто я, в своей одержимости, добиться истины, запытаю её…чтоб меня…его до смерти.

— Ма-а-арк, ну, погоди, — тяну все возможные гласные, преследуя цель, чуток убрать схожесть с мультиком.

Но это оказывается гиблым делом. От сравнения, с советским шедевром, не скрыться.

Даже по ступенькам, проклиная все когда-то зверски сожранные пирожные, скачу зайцем.

С прискорбием признаю, пора на пробежку по утрам выходить.

Сменив "пых-пых" со злого на усталый, упрямо не сдаюсь. Ибо сдаются только слабаки.

А ты, Ева, не слабак. Ты "могуща" и тверда. Ты — воин! Подбадриваю себя, чтобы были силы преследовать своего «зайчишку» дальше.

Да ё! Сколько же этих ступеней?! Недоумеваю, выплюнув лёгкие на бетон.

Тысяч пять?!

Наконец-то, у самой двери, удаётся парня нагнать. Врезавшись в его спину головой.

— Мля-я-я-я, — хватаюсь за мокрый лобешник.

— Я умираю? У меня кровь? — со слезами смотрю на гада, крепко прижимающего к груди какого-то левого парня.

Гад с ответом не нашёлся.

Настолько офигел от барана, меня то есть *скромно шаркаю ножкой, боднувшего его в спину. И, этим самым, подтолкнувшего в объятьях ботана. Он, на своё несчастье, нарисовался в проёме двери. А туточки — мы.

Хотя возможно, что и на счастье. А вдруг я сейчас зарождение новой пары наблюдаю?!

"Очкоглазый" вон и времени даром не теряет. Продолжает и дальше нежиться в сильных ручках Маркушеньки. Дак ещё и силушки нашёл, одновременно с этим, робко ответить на вопрос:

— Не-а. У вас чистый лоб.

— Да. Верно. Вспотела просто, — озадаченно рассматриваю чистую ладонь.

От дура. Думала, что мозги выбила, а это всего-то, как доказательство убогой физ. подготовки, испарина появилась.

— Спаси…

— ОТЦЕПИСЬ ТЫ ЁБАН… — заорал гамадрил, выйдя из ступора и обращаясь к бедному парнишке.

Боже! Воем заглушим вежливое: "бо". Как так можно?!

14

— Решил признать свою природу, Герц?! Пра-а-авильно, — язвительный голос прямо у уха, молниеносно заставляет захлебнуться смехом.

Поворачиваюсь, как в замедленной съёмке.

Уху. Не галюны. Романов воплоти. Помыт, побрит, свеж, бодр, в рубашке и джинсах, со стаканчиками кофе в руках.

Морщу лоб. Из двух сразу пьёт?

Марк на него хищно оскаливается. Вежливо просит:

— Завали, «друг». По-хорошему.

А ботаня несчастный, от толчка "Халка", повис на поручнях. Да так и висит.

Испуганно пискнув, пытаюсь к нему подбежать, помочь соскрести себя с металла.

Куда там?!

Осмелевшие в край макаки помимо того, что вцепились, кто во что. Так и ором оглушили:

— Куда? — клешня Романов "хвать" за капюшон.

— Стой! — ручища Герцмена влетела в пуховик, им же на меня напяленный.

Шок возник двойной. Первый слой — это вопрос. Как король, всея универа, может держать одновременно и стаканы, и меня.

Повернуться, чтобы узнать — сил нет. Оставшиеся после забега и те потушила вторая волна офигея. А именно, грудь — моя, в руке — не моей.

— Озверел? — «осела» на землю-мать настолько, что даже смотреть в наглые изумрудные глаза не могу.

Таращусь на переносицу. Техника специальная.

Марку кажется, я смотрю чётко ему в глаза, а я не смотрю.

Чувствую, сделаю это и два стаканчика будут у этого д*билоида на голове.

— Действительно! Ох*ел, Герц? — поддерживает Романов, продолжая прижиматься сзади.

Господи, Боже ты мой, Пресвятая Боородица, дай сил.

За что я в такую ситуацию попала?! За что?!

Один мажор держит за сиську, второй — близко за спиной. Позволяет чувствовать своё горячее дыхание, на голом участке шеи.

Я не хотела, тройничок сам создался и затащил в себя. А-а-а.

— Ев, ты чего? — Марк с любопытством убегает глазами к моим раздувающимся ноздрям и потянувшимся к его шее рукам.

— Ничего-ничего. Продолжай! Ты кайфуешь, сжимая мою грудь! — акцентирую его внимание на клешне, так и покоящейся спокойно там, где не надо.

— Дай и мне удовольствие получить, — брови, удивительно но НЕ кудрявые, приподнимаются.

— Не представляешь, как я кайфану, шею твою сжав. Давай, давай! Чего отходишь? — стерпев насмешливый фырк в затылок от Романова, продолжаю тянуть руки-палочки к убийце, нервных клеток, под номером два.

— Ева? — пытается остановить озадаченный окрик.

— Ватруш, не сейчас, — схватив за воротник, тяну Марка к себе. Позади появляется возмущение, легко ощутимое кожей.

Но хрен с ним, с Романовым. На здоровье. Пусть злится сколько угодно.

Для начала нужно решить, буду ли я "своего парня" бить, али нет.

Не буду. Не буду. Не совсем ведь дурочка. Возможно, он случайно схватился.

Да и не в моей природе мутузить людей.

Такое может зайти далеко. Всегда лучше поговорить и, если слов не понимают — бежать куда ветер дует.

Для чего, спросите?!

Конечно, чтобы обезопасить и себя, и «нападающего». А ветерок будет подбадривать. Придавать ускорения.

— Всё-всё! — смех Герцмена, пропитывается лучиками солнца. Он останавливает меня, не успевшую самостоятельно затормозить, бережно кладёт ладони на запястья.

И замирает, на некоторое время, разглядывая моё лицо, словно впервые видит.

Не удержавшись, весело хмыкаю. Чертовски заразительная улыбка так и красуется на его губах. Вот же-ж…мажор.

— Успокоился? — говорю.

И это может показаться глупым. Пыталась придушить его — я. Логично, что спрашивать не мне.

Но Марк сходу понимает, что я имею ввиду тему с папой.

Кивнув, убирает руки.

Лицо-кирпич снова в игре.

— Может уйдёшь? — сдвинув брови к переносице, просит.

— А? — потеряно заглядываю в его глаза. И чувство, как будто вижу в них бушующий лес.

Неужели настолько трудно, что и видеть меня не может? Что же отец натворил?

— Я не тебе, Ев, — подозрительный дёргает уголком губ, заставляя мигом расслабиться…постойте.

Не мне.

А кому?

Не прошло минуты, ягодичные повторно сводит судорогой.

— Мляха. Точно, — дёргаюсь, вспомнив о Романове.

***

Развернулась.

Правда так же стоит. Но в чуть меньше метра от нас.

— Кто ты такой, Герц, чтобы указывать мне? — надменно приподнимает брови.

Марк хочет послать его. По брезгливому выражению на лице догадываюсь.

Не даю.

— Мой парень, — вырывается дурь-чертовка.

— Он-мой парень, — повторяю для особо слабоумных.

И похоже кудря из их числа. Замер болванчиком, глаза выпучив.

— Ты сам кто такой?! — скатываюсь до "быдляцкого" говора.

— Чего лезешь к нам постоянно? Шёл бы своей дорогой! — обняв Марка за талию, едва заметно киваю ему, чтобы подыграл.

Слава богу, до него уже доходит. И он хватает меня за…еле сдержалась от мата.

Где те времена, когда слово "парень" — значило лишь танцы, обжиманцы, невинные поцелуйчики.

Лет пятьдесят назад засекли последний такой случай. Теперь вот век, хватания за хлебобулочные.

— Парень? Он? — не верит Рома.

Потом опускает глаза вниз. Замечает, что рука наглая лежит там, где не положено. И я вроде как не против. До него медленно доходит, что мои слова лживые, могут быть правдой.

— Парень. Ага. Угу. Понял, — загадочно сверкнув своими мегакраси…тьфу ты. Снова.

Глазами, в общем, посверлил и обойдя нас по дуге, направился к универу.

— Ты чего делаешь то? — шиплю на Марка, стоит Романову отойти на приличное расстояние.

— Долго это будет продолжаться? — словами указываю на ладонь, продолжающую любовно поглаживать мою задничку.

— А чего? Вдруг он вернётся?

— Кто тебя просил на ж*опу класть руку? Убери живо. Романов в универ уже зашёл, — зверею.

Нехотя Марк слушается. Но не упускает случая добавить:

— Зато смотри как эффективно, — улыбается и вежливо, не обращая внимание на пар, пошедший из моих ушей, здоровается с Эми, робко подошедшей к нам.

— Привет, Ватрушкина. Как жизнь молодая? — загоняет он её в цвет настроения «красный».

— Ватруш, не обращай внимание на д*била, — успокаиваю "горящую" девочку.

— Романов кофе отдал? — замечаю в её руках знакомые стаканчики.

— Странно. Отравить хочет?

— Н-нет, — лепечет Эми.

— Он тебя угостить хотел. Спрашивал меня какой кофе ты любишь, — Марк вмиг мрачнеет.

Чего это он?

Перевожу взгляд на ватрушку — может она знает.

Но та лишь злорадно улыбается, смотря на Марка.

Остановите планету, картина мира рушится, в режиме реального времени.

— Да. К-хм.

Красноречие — мой конёк.

Не знаю, чтобы сказать.

М-м. Осеняет.

Знаю. Знаю.

— Ватруха, сдобная моя прелесть, ты решила примерить на себя роль злодейки? — сбрасываю с неё оцепенение.

— А? — моргает девушка.

И, наконец-то, прекращает жутко лыбится.

Ты-ды-нь.

Сигнал смс выводит всех из ступора.

Удивительно, как я снова на те-же грабли наступаю.

Откуда знать, вдруг Эми — одна из подружек Холодковой.

Объяснило бы её сообщение, через Ватрушкину переданное.

— Что случилось? — замечаю, что Марк поморщившись, достаёт айфон из заднего кармана джинс.

Прочитав смску, ничего не объясняет, но становится ещё сильнее похож на последователя культа.

Хмурый. Брюнетистый. В чёрном. С этими кольцами, браслетами.

Вылитый сектант.

Цепь с пентаграммой — на шею, тени чёрные — на веки и под глаза, плащ до пят — не отличить будет.

— Ев, потом тебе расскажу всё. Обязательно. Сейчас дела появились, — устало улыбается.

Заглядываю через его плечо. Любопытно, что пишут же. Но получаю щелчок по носу и обрыбиваюсь.

— Ай. Ну, чего ты? — обиженно потираю нос.

— Больно? — гад молниеносно прекращает прикалываться и подходит ближе.

— Конечно больно, — отыгрываю на все двести.

Жаль плакать не умею, так и разрыдалась бы.

— Прости, — тихо говорит, с огромным раскаянием разглядывая мой нос, стыдящийся хозяйку из-за бредовой лжи.

Ей-богу Марк, как будто случайно врезал кулаком, настолько распереживалась

— Мне казалось, щелкнул близко, но не касаясь. Возможно, находясь, в этом состоянии, мог задеть.

— Каком состоянии? — почему-то тоже шепчу.

— Неважно, — получаю невесомый чмок в нос.

Лицо вытягивается непроизвольно. А Марк отстранившись, весело заявляет:

— Всё. Пошептал на нос твой заговор. Теперь болеть не будет, — закусываю губу, чтобы не улыбнуться.

— Иди быстрей. На улице холодно, замёрзнешь, — кивает на универ.

И сам то стоит. Продувается.

— Хорошо, — соглашаюсь, но не иду. А расстёгиваю на себе его пуховик.

— Ева, — рычит, когда силком впихиваю в руки куртку.

— Что, Ева? Будет мотивация, не обмануть и правда прийти, — пожимаю плечами, заглядывая в злые глаза.

— Вспомнишь, что я пойду по холодным-холодным улочкам. Простужусь, заболею. И сразу мотивации прибавится, прийти, рассказать, — открыто манипулирую.

Марк понимает это и осуждающее качает головой.

Что поделать, узнать причину странного поведения как-то надо. Ничего лучше манипуляций пока не придумали. Так что…

— Всё. Бежим, ватруш, — сбросив с себя гипнотический эффект зелёных глаз, срываюсь к зданию вместе с соседкой послушной, оставляя Герца позади.

Звездец звездецкий холодрыга какая.

15

Подпрыгиваю в холле, как будто меня пчела ужалила.

— Чего ты, Ев? — не понимает Ватрушкина.

— Холодно. Согреваюсь, — продолжаю скакать.

— Зачем тогда куртку отдавала? — протягивая девушка один из стаканчиков.

— Кто бы мне самой сказал, — закончив отстукивать чечётку зубами, прекращаю и прыгать.

Забираю бурду неизвестную, бесстрашно отпиваю.

— Вкусно, но он тёплый, — отдаю обратно.

— Так чего ты хотела? Мы на улице минут десять стояли. Остынет хочешь ты этого или нет, — обиженно забирает соседка стаканчик.

Наблюдаю за тем, как она стаканчики бережно «убаюкиваются». Доходит. Чтоб меня чёрт за ногу дёрнул.

Как до утки допёрло. На двадцать пятые сутки.

— Ватруш. Только не говори, что тебе Романов нравится. Пожалуйста, — жалостливо прошу и так зная — нравится.

— Не нравится, — предсказуемо вскрикивает, качая голой, и стаканчики крепче сжимает.

— Давай тогда выбросим кофе? Остыл же! — делаю шаг к ней.

— Нет, — как заголосит истерично, заставляя парочку подружек, подходящих мимо, обернуться.

— Ва-а-атруш.

— Не отдам, — поворачивается ко мне чуть боком, чтобы я не смогла забрать стаканы.

Ё-ё-ё-ё.

Грустно хмыкаю.

Такое проявление чувств — даже не влюбленность. Хуже. Она такая же, какой я когда-то была.

Одержимая.

А настолько превосходно скрывала. Я искренне верила, что Эми под чары Романова не попала и не попадёт.

Прикрываю глаза ладонь, сдерживая вопль досады.

— Ев, ты не говори никому, — сдаётся дурочка.

Убираю руку от лица и смотрю на неё.

Поникнув, опустила голову. По щекам, капля за каплей, льются слезы.

Покачав головой, подхожу к ней, вытаскиваю из подставки салфетки. Промакиваю мокрые щёки.

— Я не расскажу. Веришь? — поднимает глаза.

— Верю. Тебе — верю.

— Но проблему надо решать.

— Как? — с надеждой тянет.

— Не знаю. Но придумаю. Всё. Пойдём, — тяну запутавшуюся девчонку в раздевалку.

— Ев, ты помнишь, что сегодня вечеринка? — снимая пуховик-пальто, осторожно начинает.

Мне снимать нечего. Так что просто жду, и держу злосчастные стаканчики. Сколько не уговаривала — не дала выкинуть их.

— Что за вечеринка? — просматриваю второй рукой мессенджер.

Сама вспоминала%, наткнувшись на переписку.

— Ты про Холодцовскую вечеринку, где она якобы расскажет, мне методы «влюбления» Романова?! — получаю кивок.

Фырк сдержать не выходит.

— Забавно, конечно. Самой то чего ими не воспользоваться?! Или сапожник без сапог?!

Открываю беседу.

— Так чего она с тобой однажды сделала? — не вижу продолжения.

— Что?

Долистав до самого низа, чтобы проверить ещё раз — может не прогрузилось. Но нет, удостоверяюсь, продолжение не написано.

— Вот, — приходиться показывать Эми ею же написанное, чтобы вспомнила.

— А, — хмуро кивает.

— Это долгая история.

— Время есть. Рассказывай.

— Ну, хорошо, — глубоко вздыхает Эми.

— Короче, я тогда тоже новенькой была, — закусив губу, задумчиво начинает.

— Но не такой, как ты.

— Какой "такой"?

— Бойкой. Храброй, — непосредственно льстит самолюбию сдобная прелесть.

— Наивная такая была. Холодкова воспользовалась этим, тоже пригласила меня на вечеринку. Ты права насчёт того, что она фильмов пересмотрела, — печально хмыкает.

— Была у неё вечеринка очередная. Но не маскарадная, как сегодня. У бассейнов. Я не знала. Пришла без купальника. Дома был, но скромный. Похоже поэтому Илона не сказала. Если бы я его захватила, всё иначе сложилось. Не в её пользу. Но, Ев, ты можешь подумать, что я сама сглупила. Признаю, да. Глупая. Но Холодкова казалось милой тогда.

Не веря, приподнимаю бровь.

— Да. У неё не имелось всеобщей популярности, что сейчас. Но гадиной была такой же. Скрытая гадина. Потому я не ждала от неё подлянки.

— Эми, не хочешь, не рассказывай.

Ужасаюсь её бледности.

— Я расскажу, расскажу. Ты должна знать, — вдох поглубже и девочка продолжает:

— До вечеринки, я не знала, что она с Романовым встречается. А он мне, когда я перевелась в их группу, сразу понравился. Сложилась так. Я споткнулась, заходя в аудиторию. Он поддержал, помог. Прямо, как в кино, Ев. Ну, и на следующий день, я принесла ему печенье, чтобы отблагодарить. Сама пекла. Написала на них: "Давай сходим на свидание?" На каждом. Знаешь…дура такая, — вытирает новую порцию слез Эми, а у меня сердце кровью обливается.

— Он вежливо сказал, что мы, ну…разные. Сказал, чтобы забрала печенье. Я забрала. Мой позор вся группа видела. Холодкова — тоже.

— Что было дальше? — тихо говорю.

— Вечеринка была в её доме. Когда я ляпнула насчёт купальника, Холодкова безмятежно улыбнулась. Попросила подождать и убежала зачем-то в свою комнату. Я, дура дурой, послушалась, стояла болванчиком, ждала. Не долго пришлось. Вот она спустилась. В руках нечто в новой, запечатанной упаковке. Ужасно развратное, как я поняла чуть позже. Даже с её колокольни, было понятно, что предложенное — вверх пошлости. Сама она была в менее открытом чем мой-не мой купальник.

Ватрушкина повесила куртку на крючок, мне вешать было нечего, и мы направились на первую пару.

Можно было самой конечно повисеть, поболтаться.

Но горгонка-Илонка не прокачала свой скил^[8] ведьмы настолько, чтобы заставить меня это сделать. Так что пока выпиливаться не хочется — живём.

Ответственно заправила в брюки презентованную Марком футболку, шобы поприличней смотрелось. Отряхнулась. Вдсё. Готова к учёбе.

Но во время "поправляшек", внимательно слушать рассказ ватруши, не забываю. Она как раз продолжила:

— Я ей сомнения свои по поводу нравственности. Она: «Ой, брось. Будут девочки одни.». Прикинь, а я поверила. Д*билка, — поднимаясь по лестнице, Эми закатывает глаза, сетуя на наивняк свой.

— Илона подтолкнула в свою спальню, чтобы было удобнее переодеться. Это так вообще должно было насторожить. Но разумеется не меня, идиотину. Я разделась. Напялила чудо чудесное извращенца-модельера. Смотрю в зеркало и думаю: те купальники, что выпустила Кули Джунэр, по сравнению с этим — отдыхают.

Вспоминаю ниточки, представленной известной дивой, передергиваюсь, и недоумеваю. Разве может быть что-то развратнее?!

— Холодкова ещё толкая к лестнице, сказала — переоденешься, шуруй к бассейну. Нас не жди. Мы придём, как только, так сразу. Я и пошла. Захожу, а там… — Эми замолкает.

Кристальные голубые глаза наполняются слезами. Плечи мелко подрагивают. Успокаивающее глажу девушку по спине.

— Что «там»?

Может показаться, что я бессердечно давлю. Но я сама вижу, что ей надо выговориться.

Хотя и предчувствую — «там» был лютый пи*дец.

— Она парней пригласила своих бывших, — кровь застывает, словно по венам пустили жидкий азот.

— Они, в отличии от Ромы…анова, её на руках носят, бегут, по первому требованию. Не все. Есть и те, кто знаю про сучью натуру, и связываться не желают больше. Но, понимаешь, мне и пятерых здоровых обнажённых мужиков хватило.

— Они…тебя..? — в горле встаёт ком.

Убью бешенную суку. Что натворила из-за одного невинного предложения. Как будто ватрушка Романова засосала. Ничего же не сделала бедная…

— Слава богу, нет, — качает русой головой Эми.

С сердца падает тяжелая глыба.

— Они только трогали…везде, — передёргивает её.

— Запугивали, — замолчав Эми старается успокоиться. Отдаю ей воду, купленную в автомате.

Девушка дрожащими руками принимает, и еле донеся горлышко до рта, делает глоток.

— Не, — говорю, наблюдая за сием детством, спустя минуту молчания, в честь Холодковой. Заранее, так сказать.

— Ты как хочешь, но я ей такое с рук не спущу. Она плохая девочка, которую надо наказать.

Ватрушкина заливается смехом. Сначала не понимаю, что послужило причиной веселья. Потом доходит, что двусмысленность ляпнула. Но мне скорее грустно чем смешно.

— Я о нормальном наказание. На эротик не тянет чёй-то. Тощую воблу, по её тощей «ж» хлестать совершенно не вдохновляет. Даже, если бы дали вместо плётки арматуру. Наказывать ё-моё. Бр-р-р. Такое скорее меня накажет. Детская травма на всю житуху оставшуюся. Она у меня одна между прочем одна. Не-не-не, — передёрнулась, переводя взгляд на подругу.

Эми не смеялась. Нет. У неё была настоящая истерика. Облокотившись на меня, сдобная трясалась, как развалюха-автобусина на колдаёбин*х. О чём я и не постыдилась ей сообщить.

— А-кха-ха, — задыхается одногруппница.

Всерьёз опасаюсь, чтобы не померла от асфиксии. Хотя к месту заточения за мной продвигается, значит, всё хорошо будет.

— Ева-а-а, — утирая слёзы.

— Колдобины. Не колдоёб*ны.

— Ну, колдобины, — нисколько не обижаюсь в том, что уличили в тупосте.

Смотрю просто на передние парты, голодной волчицей, соблюдающей диету из-за своего волчары.

Романов, чтоб черти его под зад пнули, опять где-то шляндается.

Так. Стопусики, притормаживаю и в реале.

Эми тока рада. Встала и ловит приход. Веселится девчонка от души, немного в моменте походя на эпилептика. Но не это важно.

Важно, что не вразумила я.

Какое мне дело до Романова?

Никакого.

Значит, надо попросить лист, ручку у пришедшей в себя Эми, да вперёд, хрустеть гранит науки.

Но учёба не шла.

Что мне делать? Красивенько вывожу на листочке, который таки удалось выпросить.

Бурчала при этом Эми не по-детски, пришлось пообещать, что куплю ей новую тетрадку, взамен старой «испорченной».

Идти к ней, идти к нему, или идти нах*р? Продолжаю портить листок.

Уф, как тяжело. С одной стороны, отец и его птица-говорун. С другой — победа в споре.

Разница между обедом и маскарадной вечеринкой — полчаса.

За десять минут поесть не успеем явно. За двадцать тоже. Да и за тридцать.

То есть шанс, что уложусь нулевой. Значит, придётся что-то придумывать. Хоть головой в стену и в трампункт за справкой для «отмазывания».

А Холодцовой пофигу в каком виде я к ней явлюсь. Тем более вечеринка маскарадная. Как разница, если я буду с кровавой повязкой на башке щеголять?!

Звонок спугнул подкрадывающуюся со спины истерику. И дал чуток выдохнуть из-за смены деятельности.

— Так что делать будешь, Ев? — пока я для вида и, чтобы не обижать Эми, аккуратно складываю листок.

Выкину потом. Ладно, бы на нём дельные идеи были, но на нём сплошная истерия.

— К выходу топать, — кладу в карман бумажку, которой можно лишь подтереть…неважно.

— Я про вечеринку. Пойдёшь? — складывая пожитки в рюкзак, поясняет девушка.

— Придётся. Не стану ведь дёргать Романова за косичку. Да и не прокатит. Только, если оторвать, что неминуемо приведёт к смерти. Моей. А покуда горгоне не отомщу, ласты склеивать точно не желаю, поэтому не вариант.

— Почему за косичку? — Ватрушкина пунцовая полностью, но силы уточнить в себе находит.

— Я другие способы не знаю, — безмятежно развожу руками.

— В садике, если мальчику девочка нравится, он её за косичку дёргает, — серьёзно развиваю глупость свою дурачливую.

— А-а-а, — понятливо тянет Эми.

Смешок скрываю за кашлем. Наивная душа.

16

— Ев, давай я с тобой пойду?

— Куда?

Сосредоточенно заказываю такси.

Выходит так себе.

Время ожидания у всех — минимум сорок минут. Непозволительно много.

Грустно поправляю футболочку.

Придётся в ней бежать к метро. Может выйду на какой станции, там добегу до первого магазина, куплю куртку.

Блина. Ну, куда мажоры проклятые куртку дели?

Гады. Как есть гады.

И я хороша — возомнила себя великой манипуляторшей.

Плевать с высокой колокольни Марку на то, что я могу в ледыху превратиться. Ни звоночка, ни смсочки.

— На вечеринку к Илоне, — используя застёжку-зиппер по полной, скромно уточняет Эми.

— Ватруш, не обижайся… Нет. Я далеко уже не невинная, во всех смыслах, девчонка, за себя постоять могу. В отличие от тебя.

— Я тоже смогу, — упрямо вздёргивает подбородок сдобная прелесть.

— Эми, правда, без обид, — продолжаю искать такси.

— Вечеринка горгоны — не место для таких девочек, как ты. Наверняка ещё и… — прикусываю язык.

— Что «ещё»? — беспечно выдыхает Ватрушкина.

Раздумываю, что именно сказать, чтобы не оставить психологическую травму соседке.

— В общем, твоя ватрушка бананов не видала.

— Какая ватрушка?

Глазами указываю, что имею ввиду.

Эми загорается любимым помидорным. Я улыбаюсь.

После того д*рьма, что со мной творилось, эта святая простота, как луч света, пробивающейся в сточную канаву.

— Ты про это. Но всё же…

— Хочешь сказать, не права? — продолжаю оформлять заказ.

— Права. Но, Ев, я не настолько наивная. Вдвоём будет безопаснее.

— Эми, в каком месте «безопаснее»? Не понимаешь, что я буду за тобой хвостом ходить, бдеть, чтобы ничего не случилось, — повышаю голос.

Но не из-за прилипчивости Ватрушкиной.

Во всём гадское приложение виновато.

Подбирает машину так тягомотно, что я не успею до встречи с горгоной, даже переодеться.

Поеду в футболке Герца и в штанах, слава богу, своих.

Но шмыганье носом, тушит раздражение лучше ушата холодной воды.

— Прости, Ев. Я не хотела тебя разозлить.

— Ты не виновата.

Эми вытирая нос, вымученно улыбается.

— Я не из-за тебя сопли мажу, — жёстко говорит про себя.

— Я понимаю, что ты обо мне заботишься. На себя злюсь, что такая никчёмная, — бормочет, оправдываясь.

— Ты не никчёмная, — встав, хватаю её за плечи, чтобы чётко поняла — я не издеваюсь и не пытаюсь её приободрить.

Говорю искренне.

— И я на тебя правда сорвалась. Просто забыла, что ты — не мои бывшие «подружки». Те могли легко не заметить, что я растроенна, разозленна или чем-то огорченна. Всегда прикалывались, что у меня пмс. Ты же всё близко к сердцу принимаешь.

С каждым моим словом Эми поникает.

— Что?

— Говорю же, никчёмная, — ошеломляет выводом.

— Тебе не нужна такая подруга. У тебя вон какие были.

— Какие?

— Клёвые. Под стать тебе. Я же до двадцать двух остаюсь невинной. Убожище.

— Эми, слушай. Ты — не как они. Это правда. Ты намного лучше. Прекрати развозить нюни. И про невинность замолчи. Было бы лучше, если бы тебя попользовал, а потом… — замолкаю.

— Ев, с тобой так…построили? — аккуратно пытается вытянуть большее девушка.

Качаю головой. Лучше не знать ей события, при которых я лишилась д*вств*нности.

— Не. Мой первый раз был классный. Пошли, — перевожу тему.

— Куда?

— Ты же на метро?

Эми кивает.

— Мне на него тоже надо.

— А тебе в какую сторону? — морщусь от холода, но адрес отца называю.

— Мне в противоположную, — грустнеет Ватрушкина.

— Ой.

— Что? — не понимаю её реакцию.

На плечи падает мягкое "облако". Слегка приседаю от неожиданности.

— Подвезти, новенькая? — предлагает Романов, вальяжно обойдя и встав сбоку.

Просовываю руки в пуховик. Жутко дорогой, новый, бирка висит, и женский.

— Ты у кого пуховик украл, иуда?

— Это, так понимаю, вместо "спасибо"? — глумливо скалится.

— Ев, — прерывает гляделки Эми.

— Да? — поворачиваюсь к ней, прекратив смотреть на наглеца, демонстративно засунувшего ладони в карманы строгих брюк, чтобы…что?

Показать напускной пофигизм?

— Я пойду. Ты езжай с ним, — шепчет на ухо, под изломленную бровину Романова.

— А ты?

Прикрываю ладонью наши лица. Кто знает нехристя. Вдруг и по губам читать умеет.

— Тебе надо налаживать с ним контакт. Мне — учиться. Займёмся важным.

— Может…

— Если что, пиши, — не даёт договорить девчонка.

— Пока, — «отлетает» она от меня мячиком.

— Постой, ватруш, — роняю, но соседка махнув на прощанье, убегает, только шапка с помпоном трясётся. И вот она, и её хозяйка быстро скрываются за поворотом.

Стою дура дурой, не знаю бежать за ними, али нет?!

Но его голос мешает сердцу биться нормально. Мысли о Ватрушкиной уносит продувным ветром.

— Забавная. Подруга твоя?

— Ёбан…

В последний момент хладнокровно топлю матюк, вспомнив, что хорошие девоньки не матерятся.

— Зачем подкрадываешься, нехристь? — упираюсь рукой в грудь сильную, мускулистую…

Нет. Нужно прервать порочный круг.

Надо набраться смелости и сходить к бабке-ведунье за отворотным зельем. Скока можно растекаться лужей?!

Так же в тренажерный зал абонементик купить не помешает, мысленную зарубочку делаю.

Обладала бы растяжкой «ух», могла бы упереться ногой. Но я бревно бревном, поэтому стоим теперь, как в мелодраме. Романов мою ладонь в тёплой лапе держит, я истуканом замерла, глазами «хлоп-хлоп».

Уму непостижимо, но в его компании, холод не берёт.

На улице минус семь, а мне рядом с ним тёпло.

— Новенькая, а, новенькая, — шепчет «разбивенец» девичьих сердец. 

— Да? — тоненько «подшептываю», изображая (на кой ляд?) тургеневскую деву.

— Долго стоять будем? — мажор упрямо добивается конкретизации.

— Подвезти тебя, или сама почапаешь? Решайся быстрее, своих дел по горло, — откидывает ладонь мою с себя.

«ТРЫНЬСЗ-З-З».

Это момент вдребезги разбился. Осколки жестоко вонзились в меня, но зато благодаря им соизволила очухаться.

— Поехали, — чешу нос.

Часался чего-то. По всей видимости, аллергия на сомнительных личностей обострилась

— В обратную сторону, — иронично хмыкает король, когда я направляюсь к парковке.

Не мог сразу сказать демонюка.

Чтоб не спалил, закатываю глаза до того, как разворачиваюсь. А повернувшись, спокойно иду, куда сказали.

Увидев в нескольких метрах знакомую машину, вприпрыжку добегаю до неё.

Открываю дверь. Странно, что Романов поиздеваться не решил. Там заблокировать спецом.

Залезаю внутрь.

— Тц. Похоже поцарапалась, — уже в теплом салоне, замечаю на внешней стороне ладони кровь.

— Что? — садясь на водительское сиденье, обращает внимание Романов на моё недоумение.

— Не моя кровь. Если не моя, значит… — стремительно поддалась вперёд. И прикиньте, он, лихо, всея универа, размазался по двери.

Может от неожиданности, а может боится. Меня(?).

Гы-гы-гы.

— Что, новенькая, что? — не понимает синеглазый.

— Руки-ка дай, — тяну свои к его.

— Не спрячешь, — ехидничаю.

— И отрубить тебе их нечем, спрятать так же некуда. Дай, гляну, — неугомонно лезу на него.

Увидели бы творящееся Илонка, да группа её, живущая под лозунгом, "развлекуха без напрягуха", точно решили бы, что я от слов к делу перешла.

Но — нет. Просто нужно узнать. Не решила, что буду делать с новой информацией. Но фиг с ним, потом решу.

— Всё. Хватит, — морщится парень.

Понимая, что ему больно, испуганно замираю.

На нём. Рома смотрит…на мои губы и медленно начинает к ним склоняться.

Чувствую его дыхание в паре миллиметров. Понимаю, что сейчас поцелует. Закрываю глаза, глупо поддаюсь к нему. И…вместо воплощения моей влажной фантазии в жизнь, он просто отодвигает меня от себя, и "перебрасывают" на сиденье рядом.

— Переборщила. Прости, — пытаясь скрыть неловкость, закусываю губу.

— Ничего, — натянуто принимает извинения.

И прекращает скрывать ручонки. Не пихает их мне, со словами: "Ну, на, на, смотри. Хотела же."

Ему просто надо завести машину, а мне всё так же надо посмотреть, что с ним.

Побеждает, в общем, моя персона.

Рывок и я бережно удерживаю его за кончики пальцев.

— Что случилось? — потрясённо выдыхаю.

На руках живого места нет. Они полностью в запёкшейся крови. И кое-где, от неосторожного движения, она стала сочиться снова.

— Поехали в медпункт? — прошу жалостливо.

— Ромашкина, — с нечитаемым выражением, мою ладонь перехватывают. Сжимают пальцы.

— Да?

— Почему ты такая? — продолжает таращится он на наши соединённые руки.

— Какая?

— Заботливая.

Фантомное чувство, что меня бьют под дых, в тот момент, когда его красивое лицо уродует брезгливая мина.

Но, в следующую секунду, другими пальцами, парень стирает с моей ладони свою кровь. И я догадываюсь, что брезгливость адресована не мне. Ему от себя противно. Но…почему?

— Ром, — впервые называю его по имени.

— Что, Ева? — захватывая в плен холодных глаз, устало говорит.

В данный миг он кажется таким настоящим.

Нормальным, простым, обычным. Пусть и смазливым.

— Что произошло? Почему ты…

— Куда тебе?

"в крови".

— Называй адрес, — мигом становясь надменным Романовым, всея универа, он убивает желание помочь за секунду.

— Зелёные пруды, двадцать, — цежу сквозь зубы.

Хотела всего-то помочь. Тяжело было принять помощь?

Обязательно строить из себя глыбу ледышечную?

— Не против музыки? — зачем-то уточняет.

Пожимаю плечами.

— Делай, что хочешь, — разрешаю.

Может хоть раздеться. Мне безразлично. Довёз бы до дома и пусть дальше калечится.

Мне всё равно. Всё равно будет. Всё равно. Убеждаю, убеждаю и убеждаю себя.

Но не убеждается, неизвестно по какой причине.

Погрязнув в пасмурных вязких мыслях, не отслеживаю, что Романов хочет мне что-то сказать.

Не решается. Закрывает рот и зло тычет в экран.

По салону разливается незнакомая мелодия. Мужской голос зачитывает слова, которые чутко состыковываются со мной. Они, как будто складывались в предложения именно для меня.

Переводя в уме магнетические строки. Не слышу странный треск и, конечно, не отслеживаю, что мажор, со свойственной ему усмешкой, оторвав от своей футболки кусок, перематывает им руку.

— Что за песня? — с трудом прогнав слезы, пытаюсь разговором заглушить зияющую дыру в душе.

Хотя бы немного заполнит её его "теплом".

— Slippin away. Sycosis, — ставит в известность парень, лавируя в потоке машин.

— Понятно, — поджимаю губы.

Угу. Хорошо поговорили. Информативно — главное.

— Приехали, — обращает Романов, через некоторое время, моё внимание на происходящее.

— Извини, — вываливаюсь из транса. Начинаю снимать с себя куртку.

— Достаточно простого «спасибо», Ромашкина, — едва улыбаясь, иронизирует гад.

— Да, да, смешно. До колик в животике просто.

Высовываю руки из рукавов, и бросая куртку на заднее сиденье.

Швырнула бы в рожу бессердечного, но знаю — ему ничего не стоит, начать со мной перебрасываться.

А пуховик не из бюджетных. Потом и правда натурой придётся расплачиваться.

— Благодарю покорно, что подвёз, Романов.

Гад ты нервотрепательный, продолжаю мысленно.

— Спросила бы номер телефона, чтобы кинуть тебе за бензин, но уверена — не дашь.

— Почему же не дам? — приподнимает брови.

— Дашь? — подозрительно лупаю глазами.

— Дам.

— Записываю тогда, — достаю телефон.

— Записывай-записывай. Восемь…

Занеся в контакты новый номер, сразу захожу в банк, и перевожу ему тыщу.

Нормальная сумма. Даже переплатила. Да беда в то, что…

— У тебя отключены быстрые переводы. На карту не бросить. Могу только на телефон кинуть, — злюсь, из-за того, что приходится объяснять наверняка ему известное.

— Кинь на телефон, — делая чуток погромче музыку, щурится из-за солнце исчадие.

— Будет классно. Меня нулевой баланс не настигнет, а, значит, нихр*на не удержит, чтобы тебе позвонить, — зловеще добавляет.

Палец замирает над "отправить на номер телефона".

Ступором то Романов и пользуется. Ловко забирает айфон у опупевшей меня, и под: «отдай, отдай, рожа протокольная. Отдай, кому говорю.»

Звонит сам себе.

По забренчавшему року, в глубине его брюк поняла, что себе.

— Держи, цветочек полевой, — извращается над фамилией, как хочет, всовывает "яблоко" в мои руки.

Перегнувшись, окутывает терпким мускусным парфюмом, и открывает дверь.

— Ромашкина. Ау. В себя приходим, — щёлчки перед носом

— Время то летит. Ай — цвай — правой, ай — цвай — левой из моей машины.

— Урод, — шиплю, но поближе к родным пенатам становлюсь.

Хочу напоследок хлопнуть дверью, желательно, чтобы ещё руку кое-кому придавило. Не ту что истекает, другую. Я же не садистка.

А так и мне хорошо, и ему симметрия. Но Романов останавливает от необдуманных действий.

— И, Ромашкина?

— Чего? — оборачиваюсь.

— Увижу тебя на вечеринке Илонки, убью, — лучезарно улыбнувшись, король сам дёргает на себя дверь.

Бряц, хлоп, визг шин.

И вот я одна. Застыла, потрясённая произошедшем.

Чаво, извините?!

17

— Ой, Ева, — пугается мачеха, стоит появиться в проёме.

Я бы тоже испугалась на её месте. Настолько зверской рожи, у меня не было, пожалуй, никогда.

За-дол-ба-ли.

Три, мать его, дня. Всего три дня, а я дошла до точки кипения сто раз. Специально не считала, но, думаю, примерно столько.

— Чай остался? — громко говорю, подойдя к холодильнику и взяв сок.

Пью прямо из пакета.

«Синичка» опешив, замирает с противнем булочек.

— Ну? — убрав сок обратно, поторапливаю.

— Да, да, я заварила как раз, — мельтешит, ставит выпечку на стол, снимает варежки. Подбегает к другому краю стола.

— Подогрей чай в микроволнухе, я через пятнадцать минут спущусь, — велю, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

— Хорошо, — лепечет брюнетка, на пути ко френч-прессу.

Сбросив вещи в стиралку, ставлю деликатный режим. Не решила верну ли Марку его футболку, потому на всякий случай поберегу её, подвергать сумасшествию в машинке не буду.

Быстро приняв душ, напяливаю чистые вещи: кроп-топ, пиджак, юбка. Маску за неимением, решаю купить по дороге.

Быстро спускаюсь по лестнице, в наушниках гремит рамштайн, ноги в ботильонах отстукиваю по паркету наверняка бесячий ритм.

Два в одном: и мачеху побешу, и красиво.

— Спасибо, — оцениваю расторопность, вынув из уха один «банан»

Прихлебнув горячий чай, довольно улыбаюсь. Согрелась снаружи, теперь вот внутри. Даже гад синеглазый не понадобился.

Ёшкин кот. Снова вспомнила он нём.

— Ева, а ты куда? — осторожничает Маша, видя, что я быстро жую батончик, запиваю его чайком. Даже серьги в уши вдевать успеваю.

Умная у отца невеста оказывается. Наблюдательная. Предполагала, она решит, что я на её посиделки собираюсь, а нет.

— Скажи отцу, что я пришла пораньше, мы с тобой испекли вместе булки эти, — киваю на вазочку. В неё «птичка» успела выложить свои «батоны».

— Мир, дружба, жвачкау нас. Желательно, милая, тебе сказать это убедительно. Иначе, я превращу твою жизнь в… — …в ад? — дерзит мачеха.

— Что ты? — издевательски качаю головой.

— Хуже. Ад покажется милым местечком, по сравнению со мной. Я предупредила. Делать выбор — тебе. Или мирно сосуществовать со мной, или растрепать отцу сказанное. Проверить меня, так сказать, на вшивость…м-м неплохо, — одобряю откусив плюшку.

— Л-ладно. Согласна, — сдаётся Маша, спустя тщательное прожевывание мной, её выпечки.

— Вот и славно, — отряхиваю руки от сахарной пудры.

— Заливай, соловей мой, получше. Отец недоверчив, но тебе поверит.

— Хорошо, — нервно сжимает руки в замок Синицина.

Хмыкнув, выбрасываю недоеденную булку в мусорку. Засовываю второй наушник обратно. Подмигиваю бледной птичке. И развернувшись, молча направляюсь к шкафу.

Достав из него пальто, не прошло и полгода, выхожу из дома. Такси стоит, ожидает. Теперь в магазин за маскарадной маской, и можно к Холодковой, на вальпургиевую ночку.

Рома:

— Бро, глянь, — пихает Исаев в бок.

— Дежавю красивое, — веселится он.

Становится моментально понятно, что за «дежавю».

Упрямое блондинистое «дежавю».

Опрокинув виски, поворачиваюсь ко входу. Там, следовало ожидать, Ромашкина стоит, озирается по сторонам.

На лице кружевная маска, на голове — чёрный парик, но не узнать новенькую — невозможно.

Наваждение долбанное, которое могу за секунду отыскать в толпе из сотни девчонок.

— И чего? Пусть развлекается, раз пришла, — безразлично пожимаю плечами.

— Вспомни. Илонка сказала, что она приглашена, ты на неё орал, как ударенный в з*дницу. Что изменилось? — промочив горло водой, Ис метко выбрасывает пустую бутылку в ведро.

Ждёт ответа.

Усмехаться, без риска повредить разбитую губу, теперь можно, что я и делаю.

— Не мои проблемы. У тебя сегодня? — меняю тему.

Друг кивает.

— Я буду там, — отрешенно обещаю.

— Слушай, не лезь. Хочешь, чтобы он тебе повторно ребра пересчитал?

— Сказал, что буду. Значит, буду. Не истери, как девчонка.

До Макса доходит — спорить не имеет смысла, поэтому так же, как я, перескакивает на другое:

— Насчёт девчонок, кстати. Продвигаешься с ней?

— Продвигаюсь — не подаю вида, что пожалел дуру полевую.

— Поэтому к ней не подходишь? Раз всё на мази, иди, бро, потанцуй.

— Странно себя ведёшь, — замечаю.

— Что тебе то с того? Затеял спор, хотя можешь забрать мою тачку и гонять. Всё равно я давно хотел поменять.

— Дело не в машине. Мне интересно, что получится. Она другая, — задумчиво упирается взглядом в Еву, продолжающую спокойно разглядывать обстановку в снятом Илоной особняке.

— Поднадоела грязь, что окружает, Ромыч, — Макс костяшками чешет щеку.

Жест, выдающий нервы. Знаю это из-за того, что дружим с ним х*еву тучу лет.

— Новенькая кажется…подходящей тебе.

— Заделался сватом? — разминаю шею.

— Если я ласты склею, тебя будет кому вытащить. Думаешь споры ради себя затевал?

— Ради меня? — недоверчиво хмыкаю.

— Возможно, для тебя, возможно, для себя. Не знаю. Они не давали скатиться. Отвлекали от кабалы Маркова.

— Чего рассказываешь тогда?

— Перестало отвлекать. Обоих. Теперь тебя спасти может лишь она.

— В каком смысле? — замираю.

— Время поджимает. Пойду, — сливается Макс.

Не могу собрать в голове пазл воедино, и он использует единственный шанс, чтобы улизнуть.

Места проведения боя не знаю и, конечно, Исаев не сказал. Набираю его номер — «Абонент вне зоны».

— Чтоб тебя, — взъерошиваю волосы.

Плеча касаются. Раздражённо оборачиваюсь.

— Я не хочу ни воды, ни коктейль, ни закусок, — рявкаю, решая, что очередная из приглашённых Илоной, пока её нет, решила «попытать удачу». Но передо мной…Ева.

— Тогда виски? — её пухлые губы изгибаются в соблазнительной улыбке. Заставляют жадно следить за ртом, выделенным красной помадой.

Дальше — больше.

Не дожидаясь ответа, юркие пальчики, забирают пустой стакан, заменяют его наполненным.

Освободив руки, Ромашкина решительно приблизившись, впечатывается в меня, и обнимает за шею. Выжидательные карие глаза упираются в мои.

— Какую цель ты преследуешь, Ева? — шепчу ей, не отталкивая.

Наоборот прижимаю хрупкую фигурку к себе. Помешательство и одержимость, а не девчонка.

— Говорил, не приходи.

Откуда ты взялась на мою голову? За какие грехи. Договариваю мысленно.

— А я пришла. Чего? Убьёшь меня, Романов? — приподнимает брови.

— М-м? Прости, музыка громкая, — мотаю головой, не услышав и слова из произнесённого ею.

— Тихая музыка, — опровергает.

— Что…куда смотришь? — возмущается цветочек, вонзая ногти в мою шею. Зашипев, отдираю её руки от себя.

— Оделась на панель и винишь меня, что обратил внимание на выставленное напоказ. Просто смотрел, чтобы понять.

— Что понять?

— Да-а гадал. Толи ты шл*ха, толи у меня галлюцинации, — злюсь.

Больше на себя, что поплыл, как сопливый мальчишка. Новенькая устало вздыхает, удивляя. Думал, она оплеуху влепит, но она всего-то закатила глаза.

— Не-вы-но-си-мо. Хотела нормально поговорить. Дура. С тобой разговаривать нормально может лишь психотерапевт. Другие не справятся. Невыносимый иуда. Отпусти, — дёргается в моих руках.

— Пойдёшь ж*пой перед другими крутить? — цежу.

— Пойду топор точить, чтобы тебе в башку его всадить. Сделаю тебя достаточно маскарадным, раз сам не соблюдаешь правила вечеринки, — ядовито пыхтит Ева, предпринимая следующую попытку, чтобы вырваться.

18

Ева

Было ли мне страшно? Нет. Вообще…

Не поверили?

Я тоже себе не верю. Кого я обманываю?!

Очень испугалась. Особенно, когда Романов потянулся к моему лицу. Думала, всё. Договорилась.

Ударит. Как есть стукнет. Зажмурила глаза, смирившись с будущим, в котором буду смотреть уроки на ютуб, по замазыванию фингалов.

— Что творишь?

Голос сел. Распахнула глаза.

Мажор дополнительный раз проводит большим пальцем. Теперь размазывая помаду вправо.

Забыла накрасить губы в такси, дополняла макияж у дома Холодцовой. Помада матовая. Текстура не успела схватиться. Как я её ототру без специальной смывалки?

Гад ловко уворачивается от моих ногтей, продолжая с удовольствием издеваться.

— Пиджачок снимаем, — зло сдёргивает он с плеч жакет.

Зябко передёргиваю плечами.

— Ну, ты и… — глотаю матюк, но с вызовом смотреть на него продолжаю.

— И? Что следующим снимешь? Трусы мои?

— Свои, — хмыкает иронично и…слава богу, угрозу не воплощает. Вместо этого задумчиво оглядывает меня.

— Чуть не забыл, — находится, стягивая с моей головы парик.

— Сказал, я бы так отдала. Ничего предосудительного в том, что ты захотел примерить вещички, — издевательски улыбаюсь.

— Мне они и самой жуть, как нравятся. Понимаю, что не удержаться.

Но зря хорохорюсь, внимание на колкости, сатана в футболке не обращает. Сваливает всё добро на поднос официантки и…

— Выбрось в мусорку, — требует.

— Но… — пытается возразить девушка.

Усмехнувшись, мажор достаёт пятитысячную купюру, бросает сверху.

— Твой ответ теперь? — ставит он ударение на последний слово.

— Да. Хорошо. Унесу, — забирая деньги, и пряча их в карман, продажная душа убегает.

Стою. Сама не знаю почему. Надо было бежать. Но ноги почему-то приросли к паркету.

Он в метре-полтора. Я полуголая, в юбке и топе. Мажор в джинсах, в футболке.

Оба тяжело дышим. Я — от негодования. Романов — от ярости.

Подходит, тянет ко мне руки, шарахаюсь, но иуда всё равно выполняет задуманное. Запускает руки в мои волосы, создавая из них воронье гнездо.

Гости Илонкины, как специально, минут пять назад, под задорный голос "тамады" вечеринки, ускакали на веранду. Через открытые двери доносится музыка. Хозяйки пока нет. Но скоро появится и увидит меня в таком виде.

Звездец.

— Вперёд, — подбадривает Рома, улыбаясь издевательски.

— Ты зачем сотворил со мной такое? Я похоже на…

— Шл*юху?

— …жертву маньяка, — рычу, сжимая кулаки.

— Я просто помог. Ты ведь так хотела заскочить на чл…

ТЫЩ.

Выбиваю, хлесткой пощёчиной поганые слова из попутавшего берега вконец.

Тело вибрирует от гнева.

— Романов, тебе какое дело до меня? — наступаю на удивлённого паршивца.

— Ты сама пришла.

— Других ты посылал. Я чем отличаюсь от них? А, Романов? — провожу пальцами по его шее, притягиваю к себе.

Лихо, всея универа, послушно склоняется. Кажется, чтобы шепнуть на ухо:

— Ничем.

Но я то знаю, что для другого.

— Так и «ничем»? — хмыкаю.

— Стал срывать с меня одежду. Наплёл глупости про то, что помочь хотел. Признайся! На самом деле у тебя была другая цель.

— Какая, Ромашкина? — пытается казаться меланхоличным, но поздно. Дикий огонь между нами вспыхнул, когда я ведомая дурной силой, приблизилась к нему. Предложила виски.

Теперь остаётся нам выбрать. Согреться. Либо выжечь друг друга из памяти и забыть навсегда.

— Ромыч? — пьяный голос прерывает схватку взглядов.

Отшатываюсь от парня, опьянённая им.

Близко. Магнетически близко. Чуть-чуть и поцелуя было не избежать.

Красной строкой бегут панические мысли. Что ты плела, Ева? Откуда и смелость взялась?

Прикладываю холодную ладонь к горячему лбу. Ненормально, чтобы парень был, как вирус.

Всё из-за желания выиграть, успокаиваю себя. Руководствуюсь одним этим. Ничем больше. Поэтому наглаживала вражину вторую.

Кровь из носа, нужно победить вражину первую, то бишь Илонку. Я не вправе проиграть. Ради себя и ради Эми. Ради неё особенно.

— Какие люди?! — хлопает амбал по плечу мажора, заставляя очухаться.

Плюс один шаг назад, Романов дернулся было за мной, но передумав, пожимает руку, и «бьёт» по спине громилы в ответ.

Внимательнее приглядевшись, узнаю в нём того самого, что подкатывал ко мне в туалете.

— Здорова, здорова, Миха, — говорит Рома «шкафу».

Но тот залип на мне. Снизу вверх облапал луполками.

— Куколка. Снова ты, — басит удивлённо.

Марка нет. Марка нет. Набатом бьёт в ушах. Спасти меня некому. Гаркнуть на него — тоже некому. Пи…

— Поделишься куколкой, Ромыч? — вышибает дух фразой шкафообразный.

Сердце застучало в висках. Случилось то, чего Романов хотел. Неужели он правда отдаст меня…этому?

— Если она не против, забирай, — цинично улыбается.

Всё хорошее умирает внутри.

Грустно усмехаюсь. Чего ты, Маркова, хотела?!

Чтобы бросился отстаивать тебя и морду бить. Угу. Обломись, наивная.

— Ты против, куколка? — соблазнительно(одному ему так, наверное, кажется) тянет "Миха".

Качаю головой, синие глаза леденеют. Обычные карие наоборот вспыхивают радостью.

Ой, ё. Чего натворила? Покачала? Мозг разжижился и вытек. Зачем?

Надо было кивнуть.

Ревность хотела вызвать, нахожу внутри ответ.

Дура. Как есть дура, ставлю себе диагноз, обречённо терпя, что двухметровый хватает за талию, и тянет от Ромы, в гущу вечеринки. Даже послушно переставляю ноги.

Мажор словно закаменел. Едва заметно кивнул на: «Давай, Ромыч. Спасибо за куколку» и всё.

Споткнувшись, разорвала зрительный контакт, а, когда посмотрела, гад развернувшись, быстрыми размашистыми шагами, двигался к выходу.

— Осторожнее, куколка, — басят на ухо, заставляя передёрнуться.

— Мы ведь не хотим, чтобы ты поранилась, — вгоняет в депрессию бухой в хламину, продолжая лапищей давить на оголённую талию.

Попадаем в общество пьяных и весёлых, танцующих и голых за мгновение ока.

— La. La. La. Na. Na. Na. La, — надрывается певица из динамиков, а меня на буксире тащут прямо.

— Движухи от вечеринки курвы не жди, — орёт на ухо "медведь".

Знаю, что моя любовь всем клички давать — это клиника. Но не могу ничего поделать с собой, реально схожесть на лицо. Даже имя подходящее.

— Единственное развлечение — выпивка, — тягостно вздыхает Миха, продираясь через танцующих.

— Можно дождаться её пафосного появления, чтобы поржать. Она та ещё кудесница. Любит эпотаж, но, заверяю тебя, куколка, поглядеть на голую общипанную курицу в перьях, такое себе удовольствие, — приподнимаю брови, но решиться задать вопрос не могу.

— Чего зря время тратить, когда можно провести его, с большей пользой. Верно? — кроважадно глянув на чего-то ставшую робкой меня, ухмыляется косолапый.

Наверное, ведёт меня, на закланье. Смирившись, что не вырваться, следую за ним, хотя и не хочется.

Музыка орёт, народ кто чем занимается: болтают, напиваются, выселяться. Некоторые совсем в отрыв ушёл, по характерному поведению понимаю, что дурь на тусе Илонки достать можно.

И есть парочки, разместившиеся по диванам, «спрятанным» в укромных местах.

На один из таких Миха и падает. Замираю перед ним, как ученица перед учителем, но парень долго «стих читать» не даёт.

Сжав запястье, совершает рывок на себя, пошатнувшись, заваливаюсь к нему на колени. Встать не дают. Пересесть — тоже.

Сцепил руки на талии и дыша перегаром, Миха, как само собой разумеющееся, предлагает: — Или можем тут…

— Постой. Погоди. Давай для начала выпьем? — прикидываясь глупышкой, хихикаю, и уворачиваюсь от губ.

Поцелуй прилетает в шею. Смогла сдержаться и не передёрнуться от отвращения, не знаю благодаря кому.

Напряжена до предела. Кол, будто бы проглотила. Расслабиться не могу. От касаний мужских пальцев к голым участкам, каждый раз шарандахает «током».

При всей симпатичности кареглазого, мне он не симпатичен вот ваще. Последнее время, все мысли, одна зараза синеглазая занимает. Чтоб икалось "ей" до пенсии.

19

— Ты действительно напряжена, куколка, — пыхтят в шею.

— Мне поможет расслабиться текила, — пытаюсь добавить в голос ноток «роковой соблазнительницы».

— Никуда не уходи, — пересадив на диван, Миха, шатающейся походкой, направляется за текилой. Кстати, терпеть её не могу.

Встряхиваюсь, как пёс. Вдсё. Отлично. Сбагрила. Немного подождать, чтобы он скрылся из вида и не смог увидеть, что я линяю, и убегать. Закончили. С вечеринками, горгоной Холодковой и её дурацким спором. Мозги, слава богу, вернулись из долгого пешего тура.

Пробежаться голой не кажется страшным. Ибо дорого обходится соблазнение Романова. Слишком.

Дожидаться, чтобы меня распластали на диванчике из-за него, точно не в моих интересах.

Надежда, корчась в агонии, сд*хла. Он не прибежит и отстаивать не будет. Ему на меня похр*ну.

Не тешь себя, Ева. Романов, возможно, тебя ещё и ненавидит.

Закидывая лямку топа, слетевшую от игрищ Михи, на плечо, и горько усмехаясь.

— ЕВА! — раздаётся ор на весь особняк, да таких дицебел, что я, хотевшая уйти, плюхаюсь обратно на диван.

Отец.

Откуда он узнал, что я тут?

Мельтешу, загнанным зверьком. Куда бежать?

К выходу? Но он оттуда и идёт.

— Пригнись, — знакомый голос, меня стягивают с дивана, заставляя ползком обогнув его, спрятаться за широкой спинкой.

— Романов? — вытягивается лицо, когда понимаю, кто на корточках сидит рядом.

— Твой отец — Марков?

Хмурится на мой кивок сильнее, но не сказав причину неадекватной реакции, указывает пальцем за спину.

— Что? — дёрнув головой туда, не понимаю.

— Видишь окно?

— Ну, вижу.

— Придётся прыгать.

— Дурак? — поворачиваюсь, пытаясь найти проявление шутки на его лице.

— Дурак, — констатирую.

— Но не шутишь. Не шутишь же? — мажор качает головой.

— Я тебя поймаю, — заверяет.

— Скину смс на телефон, когда буду под окнами. Второй этаж, Ева. Не трусь, — шепчет и не успеваю сказать нифига, он поднимается, и исчезает.

Столбняк взял конкретный.

Но рёв отца, на первом этаже: "Ева, живо, выходи", заставил выпрямится и рвануть к окну.

— Куколка, ты куда? — летит озадаченное в спину.

Развернувшись, забираю из рук Михи текилу, одним махом выпиваю, слизываю соль с горлышка.

Храбрости не прибавляется, но всё равно считаю нужным сказать" спасибо".

И долго не думая, так как смска от пришла, открываю окно, перемахиваю через него и зацепившись на карнизе, смотрю вниз.

— Прыгай. Не бойся, — громко, но недостаточно, чтобы услышал папа, уверенно командует Романов, запрокидывая голову на шорох.

Понимая, что препираться, прося заверений, что поймает, это…в общем, можно долго простоять.

Пустая трата времени, да и уверенности не прибавит, зато отец рано или поздно найдёт, затащит за шкварник обратно. И самое лучшее, что меня ждёт — интернат, замаскированный под универ.

Поэтому просчитав примерно траекторию, срываюсь вниз, решив, что, если не словит, я сломаю ногу — максимумум. Но, когда кости сростутся, ничегошеньки не помешает свернуть ему шею.

Секундное чувство полёта.

— Спрыгивай, — шёпот у уха. Рома втягивает носом воздух у шеи.

Нет. Он всего-то замучавшись держать, сопит и уговаривает себя не бросать меня.

Не придумывай, Ева. Будет он тобой «дышать». Держи карман шире. Осторожно приоткрываю один глаз.

— Я не умерла, — открываю для себя удивительный факт.

Распахнув глаза, упираюсь в океан. Вообще-то его глаза должны быть мне ненавистны. Но я почему-то именно в этот момент, когда он крепко держит, не даёт навернуться, решила, что хочу видеть их всегда.

Мания величая?

Ей-богу она. Не нужна я ему. И угомонится — отличный из имеющихся вариантов. Самый лучший — было бы сбежать, но зная отца, не смогу.

— Второй этаж. По-любому не умерла бы, — Романов скидывая со своих рук ненужный балласт, в лице новенькой.

— Чего ты? — видит, что я с лица спала.

Последние сомнения потому что развеялись…правда не нужна.

— Пыль попала, — слегка надавливаю пальцами на веки, чтобы не дать слезам волю.

Дикость. Влюбилась в гада. Ё-моё. Как теперь жить? В одной аудитории ведь учимся.

— В оба сразу? — звучит голос. И горячие ладони, отодвигают мои руки от лица, открывая себе на обозрение наглую морду.

— Стой смирно, — командует.

— Что хочешь сделать? — столбенею, а он схватив меня за щёки, наклоняется.

Подумала бы, что распутное, но так сосредоточенно девушек точно не целуют.

— Пусто, Ева. Врёшь, увиливаешь. Ведёшь себя как обычно, — обвиняет, а я тихо помираю от того, что он близко.

— Где «пусто»? — глуплю, греясь в объятьях.

— В глазах твоих. Причём я не только про пыль.

Конечно. Как без этого?! Бьются очки стёклами внутрь.

Если гадость не скажет, лопнет.

— Спасибо, что помог, — бормочу.

— Но я пойду. Надо вернуться домой до приезда отца, — сбрасываю руки со своих плеч.

— Тихо, — заставая врасплох, шикает Романов и поднимает голову наверх, что-то услышав.

Замолкаю, испугавшись. Заговорились, забыли и отец нас нашёл?

— Что? — шепчу, но вместо объяснений парень внимательно посмотрев на меня. Что-то для себя решает.

И стремительно подойдя, касается губами моих. Невинный чмок, но мажор наступает, заставляя пятиться.

Мои плечи прижимаются к какой-то поверхности.

— …влюбленная парочка, Михаил Андреевич, — отдалённо доносится сквозь вакуум. Сердце грохочет в висках, но Романову неважно, что я в шаге от обморока.

Кладёт руку мне на талию, не прекращая целовать. Второй заставляет запрокинуть голову, чтобы ему было удобнее это делать.

И надо вроде возмутиться, врезать ему по мордасам. Но как трудно проявить здравомыслие, когда с тобой так бережно, но с нарастающей страстностью себя ведут.

***

— Между нами не любовь и не магия. Между нами притяженье касания…

Прошло достаточно, чтобы я поняла кто звонит и первая прервала поцелуй, разрывающий душу на куски.

— Кто? — жжёт глазами Рома, имея ввиду кто звонит и почему на этого человека стоит такая песня.

— Любимый, привет, — улыбаюсь, как будто самое счастливое, что со мной произошло — это звонок от Марка.

И искры тухнут в «океане». Мне ровно, что обижаю его.

Хочется сделать побольнее Романову. За то, что ведёт себя как ему заблагорассудится.

Захотел — целует, захотел — гадости говорит. И смеет ещё с укором таращится. Почувствовала себя, словно муж с любовником застал.

Глупость несусветная, но стало стыдно.

— Ромашка, ты одна? — спрашивает Марк.

— Нет. Но я освободилась.

— Понятно. Не одна. С Романовым?

— Он уходит, но была с ним. Да, — рассказываю то, что вижу.

Мажор и правда ушёл. Сел в машину, зло хлопнул дверью, взревел мотор.

Взвизгнув покрышками, серебристая тачка уехала, в неизвестные дали.

— Ромашка, ты плачешь? — хмуро доносится из динамиков.

— Марк, забери меня, а? — прошу, жалко шмыгнув носом.

— Он что-то тебе сделал? — не сдаётся он.

— Нет. Не сделал…

Сама не знаю.

— Чётко, по делу, Ромашка. Говори, что произошло.

— Меня Илона пригласила на вечеринку, — отходя подальше от дома, прячусь в беседке.

На всякий случай. Глупо будет, пройдя через ужас ужасный, в виде прыжка, со второго этажа, и поцелуя, попасться отцу на глаза.

— Скажи, что не пошла…

— Пошла, — дрожу от холода.

Марк ругнувшись, слышу тоже хлопает дверью.

— Адрес какой?

Называю чудом сохранившейся в памяти адрес, сама устраиваюсь, как нахохлившейся воробей, на скамейке.

Юбка и топ совсем не греют.

— Марк, привези мне плед. Или куртку.

— Свою потеряла?

— Да там…так вышло… — Герц нервно заржал раньше чем успела договорить.

— Извини, — отсмеявшись, одумывается он.

— Да ничего. Я ее обиделась. Самой бы было смешно, если бы не было грустно.

— Я еду. Через двадцать минут буду. Постараюсь побыстрее.

— Хорошо. Я жду.

— Постарайся не влезать никуда, Ева, — прежде чем отключиться, просит Марк.

Посмотрев на погасший экран, провожу по нему, проверяя время.

Детское. Чего тогда темнеет?

Тёмные времена потому что настали?

— Что будешь делать с заразой?! Представляешь, удалось ей сбежать. Придумывала не план, планище целое, чтобы её отец сюда приехал. Что теперь ему говорить? — ядовитый голос Илонки, заставил схватится за сердце.

Быстро-быстро нажала "беззвучный режим" на телефоне. Наученная клише в кино, я точно не жажду глупо попасться горгоне.

— Зачем ты её заложила, Илона? — озадаченный второй голос.

— Иди ты на… — морщусь от прозвучавшей грубости. От быдло холодцовское.

— Она, практически, выиграла спор. Я не могла иначе. Либо заманить её на вечеринку и сдать отцу, либо проиграть. Видела Рому? Что с ним творится.

А что с ним?

20

Подсвечивающийся дисплей отвлёк от подслушивания.

Отец.

А-а-а, верещит в голове маленькая девчонка.

Что делать? Ответить? Не отвечать?

Может написать я на маникюре? У стоматолога? У патологоанатома?

Нет. С последним перебор. Не прокатит.

Да и с двумя оставшимися.

Что я одновременно с тем, как мне зуб «дрелят», смски беззаботно строчу?

С маникюром тоже не состыковка. Бывают мастера руку могут откусить, если ей «наманикюренной» и «недошедшей до кондиции» полезешь по телефону «бряцать».

— Я поеду домой, — информирует Холодкова «подругу».

— Но…вечеринка?

— Скажи… Что-нибудь придумай. Мне на ней теперь быть неинтересно. Всё, Лина. Чмоки, не скучай, — скатывается к общению барыня-холоп с*чка, считающая себя «элитарной».

Прошло минут десять. Двоица, думаю, ушла. Но я примёрзла конкретно. Сил проверить нема.

Экран ожил, когда я уже не чаяла.

«Ева, ты где?».

«Сижу в беседке» — печатаю Марку задубевшими пальцами.

«У кустов которая?»

"Наверное. Погоди. Есть другая?"

— Наверное, — заставляет весёлый голос вздрогнуть.

Поднимаю глаза. Марк. Живёхонький, здоровёхонький. Стоит улыбается чему-то. Видать потому что в парке^[9] поэтому улыбается.

Тепло же. Чего не улыбаться?

— Что?

— Ты на воробушка, сидящего на жёрдочке, похожа. Забавно, — забрав телефон, мажор кладёт шуршащий пакет мне на колени.

Берёт мою ладонь в тёплые свои (отопление что ли у мажоров по крови гоняется? Чего руки такие горячие?), начинает её быстро растирать. Потом "хоба", в перчатку.

Затем вторую «прогрел» и в другую "тепляшку".

Я офигеваю от уровня заботы, Марк потянувшись, достаёт из пакета квадратики какие-то. Надорвав упаковку, под вялое возмущение, он снимает мои кроссовки. Пришлёпывает на каждую стопу по квадрату. Засовывает мои ступни обратно. Даже шнурочки завязывает. И когда тельце в пуховик-пальто закутали, ноги уже «грелись» на ура.

Завершающим штрихом было водружение шапки..

Потянув меня, куклу одетую, вверх Герц осмотрел с ног до головы.

— Чего? — не понимаю его смешок.

— С пальто размерчиком прогадал. И щёки твои красные. Петрушку напоминаешь… — под возмущенным взглядом, Марк осекается.

— Неважно. Главное, тебе удобно?

— Ага, — киваю.

— Отлично. Тогда, пойдём, — хватая за миленькую розовую перчатку, тащит он к выходу из беседки.

Переставляю ноги за ним, но сама размышляю. Спросить или не надо?

Ладно, спрошу.

— Марк, — собравшись, зову.

— А?

— Чем вам не угодил мой отец? Что за непонятная реакция у вас с Романовым? — парень каменеет. Поворачивается ко мне.

— Не поверю, что ты не знаешь о его…работе.

— Знаю, — удивлённо киваю.

— И тебя она не смущает?

— Что должно смущать в делах с недвижимостью?! Он ведь бизнесмен. Даже инет подтверждает…

— Ева, — снисходительно прерывает трескотню Герц.

— Твой отец владеет сетью клубов.

— И чего? Что плохого в клубах? Не понимаю. Почему вы с Романовым реагировали на него, как на самого худшего человека в мире? Клубы и клубы, — пожимаю плечами, действительно не понимая.

— Клубы, непростые. Ева! — А золотые? — глупо хихикаю.

— Для Маркова, да.

— Боже. Да что за клубы то? Можешь сказать нормально?

— Бои без правил, Ева. Бои без правил. Сеть Маркова для них и предназначена. Хотя и замаскирована под "обычные".

— В каком смысле "без правил".

— В прямом. Бой проходит до смерти, — бледнею.

Дышать тяжело стало как-то. Невыносимо сделать вдох.

— И Романов, Ева, безусловный чемпион "арены", — бьёт наотмашь другой правдой Марк.

— Но… — потеряно шепчу. — Это нелегально. Незаконно. Как можно убивать людей? — присев на корточки, хватаюсь за голову.

В мыслях не хочет умещаться. В самом жутком кошмаре представить не могла нечто даже отдалённо похожее.

Подхватив меня амёбную на руки, Герцмен сажает в машину, припаркованную близко от беседки. Нести недолго пришлось. Да мы и во время разговора считай дошли уже.

— Хотел не говорить, — злится на себя Марк, видя, что я похожа на памятник, самой себе.

Как бы не пытался он меня разговорить, не выходило.

Я механическим голосом попросила довести до дома. Ему пришлось подчиниться.

Прикрыв глаза, мысленно истерично смеюсь сама над собой.

Опустошена больше чем тогда, когда меня предал бывший.

Привычный мир в очередной раз рухнул.

Отец оказался бандитом. Парень, в которого я втрескалась, убивает за деньги. Что теперь делать? Как продолжать жить?

А самое главное — как обрести душевное спокойствие?

Примечания

1

Finir — заканчивай.

(обратно)

2

"Жуи" — университетHEC Paris. Находится в городе Жуи-ан-Жоза между Парижем и Версалем, и располагает двумя кампусами.

(обратно)

3

Л.П — лучшая подруга.

(обратно)

4

Number one — номер 1.

(обратно)

5

Грей — речь про гг 50 оттенков серого.

(обратно)

6

Момент — клей "Момент".

(обратно)

7

Под "лагерничать" гг имеет ввиду спать в одной комнате. Близко друг от друга.

(обратно)

8

Скил — навык.

(обратно)

9

Парка — куртка.

(обратно)

Оглавление

Двойной спор

  Пролог

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

*** Примечания ***