Сияние жизни (СИ) [Сергей Анатольевич Дормиенс] (fb2) читать онлайн

Дормиенс Сияние жизни

Часть 1 Берега Атомных земель

На советском полигоне испытания бомбы. Американцы вычисляют мощность — выходит 20 мегатонн.

— Да зачем вам такая мощная? — спрашивает Госсекретарь США у посла СССР.

— Да мы думали, ну что такое — 20 мегатонн? А оно как Е**НЕТ!

(Анекдот)

Глава 1

— Готовы?

«До чего же странный вопрос…» Он нетерпеливо кивнул и сейчас же вернул голову в прежнее положение — то есть слегка поднял подбородок, вытягивая шею вперед, по направлению к рукам, которые вот-вот принесут долгожданное избавление от мрака. И избавление пришло. У самого уха отчетливо щелкнули ножницы, отрезая узел, и уверенные пальцы подцепили высвобожденный край бинта. С каждым размотанным витком марли росло раздражение, нетерпение и… страх: а вдруг?.. Вдруг он уже должен видеть? Или нет, не так: вдруг он НЕ должен видеть, а все еще ждет этого? Вдруг бинты исчезнут, а тьма — нет?..

— Подождите, сейчас.

Синдзи напрягся, чувствуя, как бисеринки холодного пота на шее набухают, становятся все крупнее. Шуршание ткани: доктор отворачивается. «Нет… Пожалуйста…»

— Аянами, закройте жалюзи, пожалуйста.

— Да, доктор.

Мягкие пальцы уже коснулись слегка влажной кожи под самым веком — там, где только что лежал плотный слой бинтов. И — вот он. Божественный, неземной свет. Сперва ослепительный, немного мутный, клетчатый, никакой, но становящийся все насыщеннее, все волшебнее.

— Ну, зачем вы под бинтами глаза открыли-то? Больно же?

— Никак нет, доктор! Волшебно!

— Э, куда пальцами-то, куда?

Не помня себя от радости, Синдзи ощупал шершавые от затянувшихся мелких ранок веки и вновь открыл глаза, с улыбкой глядя на вечно недовольного доктора. «Я запомню, как его зовут, обязательно на этот раз запомню!» — пообещал он сам себе, широко улыбаясь, пока тампон с едко пахнущим раствором охаживал его вновь стиснутые веки.

— Дурак вы, младший лейтенант, при всем моем уважении, — сварливо говорил доктор. — Если бы не ваши глупые нагрузки при таких травмах…

— А если бы не моя глупая работа, господин доктор, то и травм бы не было. Словом, вы поняли логику, — отмахнулся Синдзи, с теплой улыбкой вглядываясь в силуэт второго человека, находящегося в кабинете. Рей Аянами стояла у плотно закрытого окна, свет в которое сочился сквозь тонкие щели между пластинами жалюзи. Она, скорее всего, тоже внимательно смотрела на него сквозь полумрак, но убедиться в этом Синдзи не мог: прозревшим глазам в комнате было ослепительно.

— Все в порядке, Икари?

— Да, Аянами, спасибо.

— Тогда я пойду. Увидимся позже. Вот.

Она подошла и протянула ему футляр с очками. Синдзи улыбнулся ей и просто кивнул. Девушка слегка склонила голову в ответ и, не прощаясь с доктором, вышла.

— А… — крякнул врач, и Синдзи с неудовольствием оторвал взгляд от двери.

— Доктор?

— Старший сержант разве не проводит вас?

Синдзи фыркнул:

— Вот еще. Я сам дойду.

Он встал, улыбнулся, поймал вспотевшим лицом поток воздуха от настольного вентилятора и довольно зажмурился. Настроение все же было великолепным: еще неделя без испытаний, куча денег, времени, чтобы их потратить. И зрение. «Зрение, черт возьми. Что они все понимают в этом?» — Синдзи посмотрел на доктора, все еще с осуждением поглядывающего то на него, то на дверь, и сказал:

— Доктор. Она мне не нянька. Я — не инвалид. Не морочьте себе голову и садитесь писать отчет о том, как я хорошо вижу, какой я молодец, и как именно в меня через две недели можно опять втыкать иголки.

— Ладно, Икари, всего доброго, — хмыкнул доктор и впрямь уселся за стол. — Очки надевайте и вперед.

— Ага. Спасибо, доктор.

Синдзи открыл футляр и извлек оттуда темные очки. Подняв бровь со значением, он открыл дверь кабинета и бодро вышел сквозь тамбур прямо в раскаленный гавайский день, под редкие пальмы и неизмеримую голубизну. Аянами, естественно, уже исчезла. Прямо у корпуса госпиталя лейтенант Аоба припарковал свой грязно-зеленый армейский вездеход, и приглашающе распахнул дверцу.

«Так, — решил Синдзи, — это к пьянке. Надо полагать, прозрение обмывать будем.»

— Эй, Син-кун! Ходят слухи, ты сегодня устраиваешь вечеринку?

«О да.»

— Лейтенант… — Синдзи приспустил очки, чтобы Аоба смог оценить весь градус негодования и презрения к низменным развлечениям. Беспощадное белое солнце тут же заставило его пожалеть о столь шикарном жесте, как и о том, что он уселся-таки в эту разогретую консервную банку. Лейтенант одобрительно потрепал его по плечу и запустил двигатель, выруливая на дорогу. Синдзи толкнул запыленную раму лобового стекла, откидывая ее на капот, и с наслаждением подставил лицо встречному ветру, обстоятельно пахнущему океаном.

— Рад я так душевно, Син-кун, что и не передать. А то пока ты слепышом бродил, как раз сияния наблюдались — загляденье. Вот вчера, к примеру, ночью полыхало так, что аж дух захватывало. Смотришь — и… Словом, смотришь и думаешь, как бы сейчас Син с Рей на это все смотрели, и руки их так все ближе, ближе…

— Ты, это, Сигеру, — с расстановкой сказал Синдзи, — ты, дружище, рули аккуратнее.

— Рулю, — сделался серьезным Аоба. — Только вот что я тебе скажу. Вчера в собрании вечером…

— Аоба! — предостерегающе зарычал Синдзи, поворачиваясь к водителю. — Упаси тебя Небо, если это история о том, как очередной плод твоей фантазии строил глазки старшему сержанту Аянами!..

Лейтенант довольно заржал и рванул ручник: перекресток впереди проходила колонна танков. Проходила хоть и спешно, но обстоятельно: два десятка новеньких английских «Чифтенов» с ревом вкусно хрустели грунтовкой, поплевывая в воздух сизыми факелами дыма. Аоба ругнулся и сдал немного назад, чтобы вывести вездеход из едких облаков.

— Смотри, Европа, никак, озаботилась усилением тихоокеанских рубежей, — прищурился Синдзи, рассматривая уже запыленную, но явно свежую эмблему группы армий «NERV» на башнях машин.

— А то, — надсаживаясь, отозвался сквозь грохот и лязг лейтенант. — Вчера разгрузились. Целый конвой. Порт Пуако, говорят, задымили — караул. Двадцать транспортов, два линкора, три крейсера, не то семь, не то восемь эсминцев и даже авианосец.

— Дааа, какая у нас любовь теперь царит в мире, Аоба. Аянами читала сводку, так там писали, что Советы Райху двести машин отправили взамен тех, что в Гудзон сбросили…

— Советы и нам отправляют. Вчера вот две береговые батареи прибыли, восемнадцатидюймовки.

— Ох ты ж, да я много упустил, — присвистнул Синдзи изумленно, провожая взглядом последний танк. — И куда их поставят?

— Я тебе что, адмирал Фуюцки? Вроде их на «Мисиму» загрузили, может, базу на Исла эль Муэрта усилят. А там — кто знает.

Синдзи замолчал, а вездеход продолжил путь, двигаясь от серого научного района к бело-зеленому жилому. Деревья вокруг встречались все чаще, дороги становились все симпатичнее, следов тяжелой военной и транспортной техники — все меньше. Шоссе, на которое они выехали, проходило в стороне от белых кварталов Хило, огибало их по холмам, и весь город был виден до мельчайших деталей, вплоть до перистых листьев пальм, затапливающих это опрятное поселение насыщенной зеленью. Только окружающие полукольцом бухту мощные здания военного порта и громады боевых кораблей на океанском рейде придавали истинно райскому ландшафту странно-тревожный вид.

И все равно, подумалось младшему лейтенанту Икари, остров Гавайи, оплот группы армий «NERV», надежды Тихоокеанского фронта и всего мира, выглядит на удивление мирно и безмятежно. Возможно, его выводы подкрашивались розовым оптимизмом прозрения, но сегодня он себе мог это позволить. Синдзи то и дело снимал очки, озирая окрестности, и безмятежно улыбался до самого КПП жилого района.

— Ладно, Сигеру, до вечера, — сказал Икари, выбираясь из машины у своей берлоги.

— Где? — отозвался Аоба, раздувая ноздри в предвкушении.

— В гостиной, само собой. У нас.

— Оооооо! «У нас»!!!

Прежде чем Синдзи замахнулся для подзатыльника, Аоба с хохотом нажал на газ и рванул вверх по улице, оглашая обеденную тишину ревом мотора и диким ржанием.

«Вот говнюк», — натужно ухмыльнулся Синдзи, выкашливая набившуюся в горло пыль, и огляделся. Квартал, естественно, был безжизнен: мало кто из ученых или офицеров мог позволить себе в это время суток отсиживаться дома, разве что храпели по квартирам дежурные чины, готовясь к ночным сменам. Он полез в карман за ключами, но по дороге был перехвачен по всей форме младшим сержантом Киемидзу. Младший сержант был мал ростом, неприметен до серости и легко терялся в любой толпе. Икари поморщился и хотел было по привычке гнать приставучего полу-помощника, полу-соглядатая, но вовремя вспомнил об обещанной вечеринке:

— «Рад служить», говоришь, младший сержант? — приятно улыбнулся Икари. — Ну, так тому, значит, и быть.

Киемидзу застыл с непроницаемым лицом, выслушивая детальные инструкции по набегу на продуктовый магазин. Синдзи не трудился ничего записывать: к нему бы не приставили надсмотрщика с плохой памятью, а потому напоследок просто устало сунул тому в руки пачку ассигнаций и спровадил прочь. «Черт, как же, наверное, утомительно командовать по-настоящему», — вздохнул он и вошел, наконец, в бунгало, с наслаждением окунаясь в такой видимый и такой приятный полумрак огромной гостиной, составляющей две трети здания. Спартанская обстановка в обшитом деревом помещении с лихвой компенсировалась замечательными обстоятельствами вроде огромного холодильника, потолочных вентиляторов и уймы плетеных кресел вокруг стола. А еще имелся выход на просторный, крытый брезентом балкон над обрывом с впечатляющим видом тихой океанской бухточки, не изгаженной портовыми нуждами. Синдзи, правду сказать, хотел бы иметь за окном какой-нибудь из вулканов, но восторги и зависть гостей, обитающих в казармах и комнатушках, частично компенсировали этот недостаток.

Икари выудил из холодильника бутылку тоника и уничтожил ее в два глотка, после чего подтащил кресло к окну, и развалясь на сквознячке, смежил веки, которые с непривычки начали уже саднить от частого моргания. План на вечеринку не выглядел особо утомительным: всласть поболтать, похвастаться новыми пластинками, споить Ибуки, напиться как следует и… «И» зависело от максимально достижимой степени опьянения, а потому расчетам не подлежало. Ну и от той же Аянами тоже немало зависело.

Синдзи мечтательно улыбнулся, не открывая глаз. Его замечательная соседка могла посреди попойки подойти к нему, твердо взять за руку при всей честной компании и молча утащить прочь под одобрительный свист и пьяное хихиканье. Поначалу он честно пробовал объяснять, что Рей, скорее всего, нашла что-нибудь интересное в книге или хочет показать красивую ночную птицу, но вызывал только еще большую бурю восторга. Некоторые такие его оправдания, как, например, «пойти расшифровать метафору Кикаку», уже вошли в моду среди поэтов-офицеров в качестве пикантного эвфемизма. «Рей и пошлая армия — вещи несовместимые», — с этой мыслью Синдзи задремал и был разбужен час спустя уже обернувшимся Киемидзу:

— Господин Икари, все исполнено! Продукты в холодильнике, закуска, «шато», виски, саке…

— Стоять…

Синдзи поморщился, вытер вспотевшее лицо и помахал рукой, демонстративно изучая низкий лоб и прилизанные волосы своего соглядатая:

— Спасибо, Киемидзу, свободен. Само собой, на вечеринку жду.

По европейскому вышколу щелкнул тот каблуками.

— Премного благодарен! Прикажете озаботиться приглашениями?

— Да ну тебя, — отмахнулся Икари. — Все равно все, кто захотят, припрутся. Уж Аоба постарается.

Временно избавившись от Киемидзу, Синдзи с интересом сунул нос в холодильник, удовлетворенно крякнул и побрел в свою комнату готовиться к приходу гостей. Умываясь неприятно теплой водой, он соображал, каких пластинок еще не показывал своим товарищам, и вспомнил только о двух винилах «The Ink Spots». В целом, учитывая редкость записей из уничтоженных США, выходило не так уж плохо для достойного надувания щек, но все же маловато.

«Плевать, — решил он, изучая свою физиономию в зеркале. — Я, в конце концов, просто праздновать хочу. Побриться, что ли?».

Уничтожение трехдневной щетины и поиск пластинок в многоэтажных стеллажах его музыкальной коллекции отняли не меньше получаса, и, в конце концов, один из искомых дисков был найден. О местонахождении второго он тоже имел некоторые подозрения, а потому пересек гостиную и открыл дверь в комнату своей соседки. Рей все еще где-то пропадала, но пластинка ду-вопщиков лежала на самом видном месте, то есть на девственно чистом столе. Синдзи содрогнулся от отвращения: его собственный стол больше напоминал некое содружество свалки и плохой библиотеки. В частности, там водились кучи записей, ворохи выписок из разных поэтов, копии страниц оружейных пособий, рукояти ножей, пистолетные затворы и пружины… В общем, комнату старшего сержанта Аянами Икари покинул с чувством негодования на бесцельную растрату свободного места. «При этом, — подумал он, — забывать детали своего гардероба в гостиной — это для нее норма».

Лейтенант Хьюга Макото, как всегда, пришел первым. Синдзи обожал этого завсегдатая за то, что напивался он очень тихо, скромно и никогда не доставлял проблем, будучи в тоже время весьма ценным источником слухов и новостей из штаба. Едва они уселись за холодное пиво с холодными же рыбными закусками, как дверь перестала закрываться: друг за другом нагрянули Аоба, Киемидзу, Кенске, Судзухара, Ибуки, Хикари… Икари быстренько сплавил на младшего сержанта обязанности по обслуживанию гостей, а сам погрузился в светские беседы. За его глаза, «синие, как вечное небо и глубокие, как грозный океан» уже выпили неоднократно, поэтому разговор становился все более непринужденным.

— Если так будет продолжаться, то совместные усилия Англии и Японии…

— Нет, милейшая Хораки, вы немного не понимаете позицию нашего правительства по индийскому вопросу. Его превосходительство Такано совершенно определенно выразился на этот счет…

— А вот что касается сияния…

Синдзи с легкостью перескакивал с одной темы на другую, с удовольствием изучая лица собеседников. Он давно уже заметил, что после каждого своего четырех-пятидневного ослепления он становится внимателен к движениям глаз, мимике, жестам, но проходит день, другой — и неизменно возвращается манера смотреть куда угодно, только не на людей. Совсем было решив, что разговор стоит переводить на темы музыкальные, он вдруг услышал нечто интересное:

— … И вроде обещают, что скоро выдвигаемся, вместе с нашими новыми системами…

— Да ну, Макото, это вряд ли… Ты хоть об одном полевом испытании слыхал?

— Сигеру, дай послушать! — вмешался Синдзи. — Что там насчет новых систем?

Изрядно уже подвыпивший Хьюга, весьма довольный поддержкой хозяина, обернулся к нему:

— У адмирала разрабатывают план глубокого вторжения в Атомные земли с применением нового проекта — ЕВА. И вроде как…

— Макото, — серьезно сказал Судзухара, — что вы пили? Какое еще глубокое вторжение? Мы еле фронт держим, нас в районе Барвью только за этот год дважды в океан сбрасывали!

— И это при поддержке с воздуха, — авторитетно вмешалась Хикари. Ее отец от концерна «Мицубиси» курировал испытание новых реактивных штурмовиков на Тихоокеанском фронте. — Три самолета одной вспышкой накрыли. А еще недалеко от позиций даже Ангела видели…

— Хораки… — простонал Судзухара. — И ты туда же… Ну какие Ангелы?

— Так это, аэрофотосъемка… — смутилась девушка. — И засекречена…

— Мистика, — Судзухара был непреклонен, хотя Хикари отчаянно захлопала ресницами, моля о снисхождении. — Как есть. Существует только обезумевшая протоплазма, жуткий послед радиационного заражения, орды мерзких мутантов, бо? льших и меньших. Но чтобы кто-то из них эволюционировал до огромных существ с аномальными способностями…

— Ну, жрут и размножаются они и так аномально, — влез Кенске, воинственно сияя очками. — Но скажи мне, Тодзи, материалист ты несчастный, кого тогда вермахт крыл атомными бомбами на Ньюфаундленде в 1953-м? Ты фото того инцидента видел? Помнишь, сколько они зарядов положили, пока эта тварь испарилась?

— Айда, ты не морочь голову, — отмахнулся Судзухара. Взмах лапищи танкиста был очень убедительным аргументом. — Те фото засвечены так, что там можно хоть Аматерасу увидеть, хоть ожившую эту… Статую Независимости, или как ее там. Нет, я, конечно, о союзниках не хочу ничего плохого сказать…

Синдзи вздохнул. Едва появилась призрачная возможность узнать хоть что-то о начале боевого применения проекта, в котором он участвовал, как тут же все скатилось в привычную колею. Лейтенант Тодзи Судзухара против мифов и сенсаций. Чувствуя, как постукивает выпитое спиртное в висках, Икари подцепил, не рассматривая, первую попавшуюся бутылку и переместился на балкон. Он знал и о полевых испытаниях ЕВЫ, и о многих других вещах. Потому и ушел.

Ночной океанский бриз вполне себе неплохо прочищал легкие и мозги, но поскольку Синдзи успел намешать, то на быстрое оздоровление не рассчитывал. Он стоял и дышал, пытаясь отрешиться от всего, пытаясь выкинуть из головы все, вплоть до встревоживших слухов. Синдзи хотелось сполна насладиться своим прозрением, и если поначалу встреча «клуба лейтенантов» грозила стать просто головоломной (и то только на утро) попойкой, то теперь уже и она напоминала ему о работе. В бунгало кто-то поставил его новую пластинку, и на балкон поплыла сладкая, страстная музыка уничтоженной страны.

— Икари?

Синдзи обернулся. «Ибуки. Чего это она до сих пор не напилась? Хоть что-то веселое было бы…» Лейтенант топографической службы, фанатик введенной еще американцами моды на мужскую одежду для женщин, мастерски пела японские боевые марши, но только будучи сильно нетрезвой. Девушка подошла к перилам балкона, бросила короткий взгляд на ночной Хило и тот час же засмотрелась на лунную дорожку в водах океана.

— Майя… По прогнозам сияния не обещали. Что это ты сегодня?

— А?.. — Ибуки тряхнула своим очаровательным мальчишеским чубчиком, будто отгоняя какие-то назойливые мысли. — Что ты говоришь?

— Интересуюсь, что это ты сегодня такая грустная?

Ибуки выхватила у него бутылку и хлебнула прямо из горла. Синдзи уважительно хмыкнул. Майя в ответ издала горлом сложный звук, и он поспешил отобрать у нее выпивку, всматриваясь попутно в этикетку. Обнаружив, что это виски, Икари посмотрел на девушку с еще большим уважением.

— Син, ты знаешь, — хихикнула, отдышавшись, Майя, — что нас с тобой часто путают?

— Это такой комплимент моему стилю одежды, должно быть, — неуклюже пошутил Синдзи, но девушке этого хватило: она мило заулыбалась и вновь посмотрела на сияющий в лунном свете океан.

— Синдзи, — вновь позвала она, — а что у тебя с Рей?

«О, Мать, если уж и Ибуки…»

Майя засмущалась, но настойчивый взгляд говорил о том, что ответ ей очень важен. Икари вздохнул. В голове по-прежнему стоял сплошной гул, сознание приятно подплывало, и он и сам был не прочь вслух порефлексировать на предложенную тему:

— Что у нас с ней? У нас с ней есть молчание. На двоих. Когда ночью не спится после опытов, можно вытащить на балкон два кресла, наварить кофе и пойти будить соседа. И сосед проснется без заползаний под одеяло, воя и сдавленных зеваний. И пойдет сидеть с тобой. Пойдет просто посидеть на балкон и помолчать. Не спать, Майя, заметь, — помолчать… А еще у нее есть старый меч, какой-то прямо чуть не именной и вот однажды…

Синдзи вдруг заткнулся, почувствовав, как на него смотрят два огромнейших и абсолютно трезвых глаза. «Ох… Сейчас что-то будет…» Он разочарованно понял, что, наверное, так и не сможет никогда передать, что его связывает с Рей, с обжигающе холодной для всех Рей, поэтому нарочито развязным тоном закончил:

— …Ха-ха. Поверила? А вообще, у нас просто очень бурные отношения, по два раза в день.

Майя громко всхлипнула и замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но поскольку девушка все же была пьяна, а замах — изряден, то попала она, прежде всего, по носу. Синдзи охнул и запрокинул голову, ощущая, как в ноздрях становится горячо от прибывающей крови.

— Ох, Синдзи, прости!

Ибуки со второй попытки вытянула платок и подала ему. Икари хлюпнул, потянул носом и гнусаво буркнул:

— Майя, ты сегодня в ударе…

Девушка тихонько заплакала и вдруг обняла его, содрогаясь от рыданий.

— Эй, Икари, Ибуки!..

На балкон высунулась физиономия Кенске, но разглядев обнимающуюся пару, новоприбывший быстро ретировался. Синдзи решил, что подумает о последствиях этой разведки позже и сосредоточился на тонком аромате духов Майи. «Будто какие-то пряности…» Он приобнял девушку, слушая, как затихают ее всхлипы.

— Синдзи… — прошептала она. — Мне приказали сделать выборку карт Восточной Калифорнии до Второго Удара для сличения… У них… Фотосъемка местами засвечена, хотят реконстру… реконструировать. Понимаешь?

Икари отстранился, глядя в перепуганные глаза Ибуки:

— Да, я понимаю… Но что…

— Синдзи, это же и правда… Вторжение! Командование «NERV» и правда хочет глубокую экспедицию в Атомные земли.

Девушка задрожала и прижалась к нему:

— Мне страшно… Тебя отправят туда… Отправят же…

— Тшшш… Тихо, тихо, — успокаивающе прижал ей палец к губам парень. — Это все еще не точно, да и ничего тут страшного нет. Ты не волнуйся…

— Я боюсь.

— Эй, Майя… — Синдзи совсем растерялся.

— Я… Попросила место в экспедиции, — вдруг твердо закончила только что плакавшая девушка.

Синдзи тяжело облокотился на перила, все еще не отпуская ее. В голове было пусто и еще там было звонко. А еще там одиноко и потеряно кружила мысль, что ему только что ненавязчиво признались в любви.

* * *

Деревянный потолок комнаты осторожно шевелился, будто пытаясь отползти в сторону и показать пьяному хозяину звездное небо, все великолепие холодных огоньков, которые не дают теней только из милосердия… Синдзи задумался, прозревая: а ведь и правда, если бы каждая звезда давала тень, то все живое под звездным небом потерялось бы в нескончаемых тенях! Он понимающе улыбнулся и выкинул подушку из-под головы. Звенящая пустота бунгало нарушалась только извне: далекие корабельные сирены, еле слышный шум редких машин, гул самолетов, проходящих высоко над островом. Сам же дом безмолвствовал, чувствуя настроение хозяина, а хозяин замер в нерешительности, не понимая, что он должен чувствовать в первую очередь. На выбор предлагались: пьяное равнодушие (литр пива пополам с литром саке, стакан виски), гордость (ему впервые признались в любви), растерянность (та же причина), грусть (а просто так).

«Майя…» Интересная, умная, красивая девушка со своими забавными принципами. Синдзи заворочался. «Что же делать?» От тяжелых мыслей отвлекло недолгое забытье, а потом его разбудил приближающийся по улице рокот мотора и скрежет тормозов прямо напротив дома. Икари поднял голову, недоумевая: «Грузовик? За мной?», — и прислушался. Холостой ход двигателя через несколько секунд сменился натужным воем, и машина начала удаляться, оставив невнятный шорох у двери. Он встал и, держась за стену, вышел в гостиную. Шорох за дверью затих, но вскоре возобновился, и Синдзи нахмурил брови: такое впечатление, что кто-то… водит по двери руками или даже просто ищет дверь… «Наощупь!»

Мгновенно трезвея, Синдзи ринулся к двери и распахнул ее как раз вовремя, чтобы поймать падающую Рей. В бледном свете фонаря он увидел белую полосу бинтов, перечеркнувшую измученное лицо и полностью скрывающую глаза. Синдзи сглотнул.

— Здравствуй, Аянами.

— Здравствуй, Икари.

Глава 2

Холод лабораторного стола пронизывает даже сквозь комбинезон, заставляет до боли напрягать все суставы, сдерживать все тело в напрасных попытках не дрожать. Тьма контактного шлема отрезает от мира, но он знает, что это ненадолго. Что придет боль, и иглы сошьют сознание с реальностью напрямую, что он получит приказ — и сдвинется циклопический манипулятор, нажатый курок пошлет снаряд точно в мишень. Прозвучит команда — и изогнется сложная конструкция, которую учат воспринимать как собственный хребет.

— Икари?

— Да, доктор Акаги.

— Приготовься.

— Слушаюсь.

Зажигаются перед глазами крошечные светодиоды — идет калибровка положения глазных яблок. Тихо жужжащие сервомоторы подгоняют последние тонкие настройки. Теперь главное не моргнуть, главное не дернуться — смотреть точно в красные маячки. И вроде как понимаешь это, и вроде не первая синхронизация, и даже не двадцать первая, но нет-нет, да и мелькает шальная мысль: «Все, пропали глаза…»

Иглы впиваются в веки неожиданно — всегда неожиданно — коротким рывком входят в орбиты, огибая глаза, и идут дальше, в мозг. Звенящая боль нервов, которые нельзя обезболивать, наполняет череп, но и это только начало: где-то там, на четко выверенных позициях, иглы выпускают тончайшие жгутики нейронных трансмиттеров, напрямую работающих с церебральной зоной «А-10». И вот это уже больно по-настоящему — до прокушенной губы, до крошащейся эмали стиснутых зубов, до звона в животе… Но сквозь этот рвущийся наружу вопль всего тела звучит спокойный голос:

— Синхронизация установлена.

И мир пробуждается. Чужие глаза, чужое тело — пока неясное и странное. Чужое восприятие.

Он видит. С огромной высоты видит крохотного себя, свое бывшее тело на каталке — серебристо-синий обтягивающий костюм, скрытая яйцевидным глухим шлемом голова, — и слышит четкий приказ:

— Уничтожь труп.

— Слушаюсь.

Он привычным движением тянет палец к гашетке, переводя систему правой руки в режим огнеметания. Точный залп тугой струи пламени, всего один короткий залп, окутывает лабораторный стол рукотворным адом.

* * *

Синдзи вскочил, сбросил с себя мокрые простыни и замер, лихорадочно шаря руками по кровати. Бушевавшее во сне пламя, казалось, вырвалось в явь, раскалило его комнату, и сейчас он словно искупался в собственном поту. «Тело… Оно тут, оно здесь…» Икари сжал виски ладонями, пытаясь угомонить расшумевшихся в голове демонов. И вдруг перед глазами возникла рука, протягивающая чистое полотенце. Завернутая в простынь Аянами стояла рядом с кроватью, ее бинты в сизом предрассветном полумраке жутко выделялись на бледном лице:

— Ты, вероятно, взмок. Кошмар?

Синдзи перевел дыхание, взял полотенце и принялся обтираться:

— Я кричал?

— Да. Правда, недолго.

— Понятно.

Рей бесстрастно стояла рядом, пока он приводил в порядок постель, и едва заметно вздрогнула, когда он коснулся ее руки:

— Аянами… Спасибо тебе.

— Не за что, Икари. Я… — она замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать. — Сама хотела разбудить тебя. Ты можешь побыть со мной?

Синдзи кивнул, но вовремя спохватился и произнес вслух:

— Хорошо. Пойдем к тебе? Или на балкон?

— Нет. Я бы хотела остаться тут. Можно?

— Конечно…

Она устроилась в углу кровати, поджав ноги и слепо глядя прямо перед собой, и Синдзи, поколебавшись, сел рядом. Повисло молчание — уютное, теплое, неожиданное после кошмара молчание, пахнущее голубоволосой девушкой. Он задумался, пытаясь представить себе, что еще в жизни давало ему такое тепло и тихую радость, и по всему выходило, что ничего подобного он никогда, ни с кем и ни с чем не переживал. Призрачное, будто бы размытое детство — без материнского тепла, на попечении родственников. Безрадостная юность, оставившая в памяти только боль. И лишь Рей… Будто в благодарность за эти мысли к нему скользнула рука девушки, нашарила его руку и крепко сжала.

— Аянами? — Синдзи вздрогнул: она очень редко касалась его без необходимости.

— После тестов мне сказали, что нас перебросят на Атомные земли. Ты знаешь?

Икари вздрогнул, вспомнив заплаканную Майю.

— Да, ходят слухи.

— Это не слухи.

— Понимаю.

Он замолчал, ожидая, что она скажет дальше, и тревога, вызванная ее словами, затихала, сворачиваясь клубком глубоко в душе. Рей все еще держала его руку, и Синдзи наслаждался теплом ладони этой ледяной в обхождении девушки. А еще он с удивлением прислушивался к себе, двадцатидвухлетнему парню, и с удивлением спрашивал: «Ну неужели ты не хочешь большего???» Синдзи улыбнулся: еще как хочет, но не сейчас. Сейчас тепло нужнее огня.

— Икари, — вдруг сказала Рей, поворачиваясь к нему, — запомни кое-что, пожалуйста…

Он промолчал, удивленный странно твердым тоном девушки, и замер, услышав окончание:

— …Я всегда буду с тобой и буду защищать тебя.

Ночь стремительно заканчивалась, а они все сидели рядом, так и не произнеся больше ни слова. Рей погрузилась в себя, а Синдзи, взволнованный ее обещанием, мыслями вернулся в день их знакомства.

Он с самого начала знал, что есть второй испытательный субъект. Собственно, не так: Синдзи с самого начала знал, что он второй испытательный субъект, а где-то еще существует загадочная девушка, которая стала первой подопытной. Правда, в Токио им так встретиться и не удалось: огромный Институт занимал десятки уровней многокилометровых подземных убежищ под городом, где разминуться можно было даже с самим собой. Только когда его статус оформили официально как «пилот-испытатель милостью Микадо» и перевели на базу Гавайи, вновь вписав имя Синдзи Икари в списки живых подданных Империи, он смог увидеть свою странную коллегу. По правде говоря, вспомнил Синдзи, именно увидел он ее лишь спустя два дня после первой встречи.

* * *

…Очнувшись тогда дома и ощупав бинты, он вслепую пытался открыть бутылку пива и сломал горлышко, порезав несколько пальцев. Запах крови и пульсирующая боль разбудили почти животную ярость. Если только животное может вообще испытывать такую ненависть к себе, к собственной ничтожности, беспомощности, к собственной слепоте. Ноги уже дрожали, силясь удержать ослабевшее тело. Синдзи понимал, что ему надо успокоиться, надо остановиться, но не мог. Стискивая зубы, он лупил искалеченной рукой в стену своего нового дома, наслаждаясь болью, пока не понял, что сейчас свалится. «Тьма тут, тьма обморока, — подумал он и сел на пол. — Какая, к черту, разница. Дверь, жаль, за собой забыл закрыть, найдут еще». Стоило подумать о двери, как тихий шорох шагов ожил рядом, опасно мягкий и вкрадчивый, и слепая тварь внутри Синдзи решила повременить с забытьем. Это обещало быть куда веселее, чем драка с непобедимой стенкой. Он молча бросился вперед, ориентируясь на слух и пытаясь сразу сбить пришельца с ног.

Противник ушел с его пути, не издав ни звука, и Синдзи чудом остановился, не налетев на кресло. Он развернулся и напрягся, пытаясь понять, где пришелец, но ничего не услышал, пока что-то не коснулось его раненой руки. Дальше был скользящий захват, бросок, и непрошеный гость оказался на полу, но после короткого сильного тычка под колено Синдзи составил ему компанию. Он неудачно приземлился прямо на многострадальную руку и вскрикнул, понимая, что встать уже не может. В отличие от противника. Сознание уже плыло, болели от напряжения израненные глаза под бинтами, а соперник ходил по бунгало, не реагируя на его проклятия. А потом что-то влажное, остро пахнущее спиртом, опустилось на его порезанную и разбитую кисть, слегка потерло и исчезло, оставив жгучий зуд. Теплые ладони приподняли руку и принялись обматывать ее шершавой марлей. Синдзи затих, осторожно вытягивая вперед и вверх здоровую руку, пока не наткнулся на мягкую кожу лица склонившегося над ним человека. Вопреки его ожиданиям, гость не отшатнулся и позволил себя изучить. Гладкая кожа, странная прическа с зачесанными на щеки волосами, маленькие, плотно сжатые тонкие губы, задорно вздернутый небольшой нос… Он остановился. Слишком гладкая кожа. Синдзи вздрогнул, услышав, наконец, ее голос:

— Где твоя комната?

Голос был тихим, мягким, а тон — абсолютно ровным, будто и не пытался он ее избить. После этих слов пропал всякий смысл извиняться: почему-то сразу стало понятно, что гостья сочла инцидент исчерпанным и возвращаться к нему не хочет.

Наутро, когда Синдзи проснулся у себя в кровати, только повязка на руке убедила его, что это было не пьяное видение. Вечером того дня, когда ему сняли бинты, у порога бунгало остановился тяжелый грузовик «исудзу», развозящий сотрудников по домам. В оранжевом закатном свете из него под изумленным взглядом Икари легко выпрыгнула стройная голубоволосая девушка, держащая небольшую сумку в руке.

«Маленькие губы… Вздернутый нос…»

Она подошла и, уверенно глядя ему в глаза, просто сказала:

— Мне выделено бунгало напротив, но я буду жить с тобой. Ты не возражаешь?

Синдзи, открывший было рот для приветствия, замер. Девушка опустила взгляд на его левую руку и спросила:

— Зажила?

Икари кивнул и посторонился, жестом пропуская ее в дом. Она лишь кивнула и вошла. «Да у нее же красные глаза», — невпопад подумал Синдзи, вошел следом и закрыл дверь.

* * *

— …Что касается транспортировки проекта «ЕВА». Тестовый экземпляр «Тип Зеро» будет перемещен на «Вацушите», «Тип Один» — на «Мисиме». Вспомогательное оборудование…

Синдзи вздрогнул и поднял голову: уже высокое солнце уверенно рвалось сквозь жалюзи в наполненный людьми небольшой зал, щедро исполосовывая мундиры и кители новыми золотыми нашивками. Сводный брифинг командного состава группы армий «NERV», строго говоря, младших офицеров не касался, но уникальный статус «пилотов Микадо» и приданные этому статусу особые боевые единицы делали их присутствие здесь необходимым. Он скосил воспаленные глаза: рядом стояла Рей, безучастно демонстрируя высокому собранию забинтованное лицо. Им обоим пришлось одеться по форме, и теперь Синдзи чувствовал себя неуютно в белом парадном костюме летчика тропической авиации. Особенно раздражали тугой и уже мокрый от пота воротничок и тугой же галстук. Он в сотый раз дернул шеей и посмотрел на сидящих полукругом командиров, среди которых в чине ниже генерала обнаружилась только эффектного вида женщина, которую Синдзи раньше не видел. Маска ледяного спокойствия на лице сидевшей вполоборота красотки почему-то обозлила его, особенно в связи с ее майорскими нашивками: «Она-то чего тут делает? Боевая подруга?» Синдзи не считал себя моралистом и плевал на стариков, считавших либерализацию в японской армии национальным позором, но чтобы на брифинге операции такого масштаба…

— Позвольте представить — майор Мисато Кацураги. Командир оперативного отдела базы «Токио-3», район «Сан-Франциско», прибыла сегодня утром спецрейсом.

Икари лишь изумленно моргнул, когда после этих слов адмирала Фуюцки в переднюю часть зала прошла именно красотка-майор. Старый вояка, соратник самого Ямамото, почтительно кивнул, а остальные офицеры, даже куда старше ее по званию и уже тем более — по годам, встали. А вот это Синдзи уже не удивило. «Оперативные командиры с опытом боев в Атомных землях — истинное сокровище армии Империи. Тут не зазорно и перед женщиной задницу от стула оторвать».

— Майор получает в свое распоряжение мощности проекта «ЕВА», и дальнейшее…

Остаток собрания потерял для Икари всякий интерес.

Выходя из зала вместе с Рей, Синдзи был озадачен тем, что не прозвучало ни единого слова о продвижении вглубь континента или хотя бы о глубокой разведке. «Такое впечатление, что планируется лишь серьезное усиление одной базы и попутно — полевые испытания нового военного проекта». Аккуратно растягивая на ходу надоевший галстук, он вел Аянами просторным белым коридором штаба и прикидывал, почему это совещание оставило такое странное впечатление.

— Как выглядит майор Кацураги? — вдруг спросила Рей.

— Ну… — замялся он. — Она красивая, высокая женщина. Темно-черные, даже с синевой, волосы, карие глаза, очень ладная и эффектная фигура — тонкая талия, стройные ноги…

— …И поджарая задница, — с удовольствием закончил голос позади.

Синдзи обернулся на каблуках, чувствуя, как загораются уши: «Какой позор…» Майор Кацураги собственной персоной шла за ними, видимо, от самого зала, и теперь с наслаждением на лице наблюдала за вытянувшимся младшим лейтенантом.

— Виноват, госпожа майор!

— Госпожа майор… — тихо начала было Рей, но Кацураги сделала шаг вперед и остановила ее прикосновением к плечу:

— Достаточно, старший сержант Аянами, никаких извинений. Я слышала ваш вопрос, — произнесла она спокойно. — Извольте сообщить, где квартируете, молодые люди?

— 3-я улица, 116, госпожа майор! — в два голоса отрапортовали пилоты.

— Да вольно же, — раздраженно сказала Кацураги. — Хорошо, что вы рядом живете. Ждите меня вечером, ребятки, очень хочу познакомиться поближе.

Майор кивнула им и вдруг подмигнула Синдзи, потрепала по плечу Рей, после чего ушла по коридору к выходу.

— Странная она женщина, эта госпожа майор, — озадаченно буркнул Икари, вновь беря слепую девушку за руку. Рей кивнула:

— Немного. Мне показалось, что она может быть и совсем другой.

Синдзи подумал и согласился с Рей.

Поздно вечером, прогнав надоедливого Киемидзу, Икари с волнением занимался нехитрой сервировкой стола в гостиной. Рей уселась с ногами в плетеное кресло у балкона и подставила лицо свежему ветру. Она едва заметно прислушивалась к действиям соседа.

— Вот ведь какое дело, Аянами. Идиотские штампы повсюду: как женщина — так, значит, дура, боевая подруга и специалист так себе. Пережиток? — разглагольствовал Синдзи, оценивая на свет чистоту стаканов. — А вот пойми. Я, к примеру, поддерживаю решение Микадо. Правильно, пусть женщины в армии служат, если им есть что ответить врагу Империи…

Рей безучастно молчала, но Синдзи знал, что она внимательно слушает и даже принимает участие в разговоре. Просто по-своему.

— А по поводу нашего милейшего майора… Думаю, нам с тобой и не представить, сколько раз ей пришлось доказывать, что у нее есть мозги. Их превосходительства господа тактики от такой красоты чего только не ждали, наверное, — он задумчиво почесал подбородок, стоя перед открытым холодильником. — Однако, явно не проявлений оперативной смекалки…

— Она себя ненавидит, — вдруг сказала Рей.

Синдзи обернулся и посмотрел на сидящую в профиль к нему соседку.

— Хм, Аянами… Ты знаешь ее?

— Нет.

— Но тогда почему…

Рей молчала. Иногда Икари чувствовал себя рядом с ней тупым солдафоном, который не понимает очевидных вещей. Почему-то вспоминалась школа, но развить эту ассоциацию он не успел, заслышав стук в дверь.

— Ага, ребята, добрый вечер!

Майор была добродушна, расхристана и слегка попахивала уже начатой где-то пьянкой. Серый форменный пиджак, небрежно поддерживаемый за воротник двумя пальцами, болтался за спиной, а в руке обнаружилась объемистая сумка. Она обошла Синдзи, всучив ему по дороге принесенные продукты, и с восхищением осмотрела гостиную:

— Шикуете, господа пилоты! — она рухнула в плетеное кресло у накрытого стола и приглашающе хлопнула по столешнице. — Так мы отмечаем отправление в ад, или как?

Синдзи вздрогнул и пошел на помощь Рей, которая выбиралась из своего кресла. По дороге он поймал любопытный взгляд Кацураги и понял, что без неудобных вопросов о соседстве, видимо, не обойдется. Когда все уселись за стол, майор открыла бутылку с прозрачной жидкостью и на два пальца плеснула в каждый стакан. Синдзи напрягся: чтоб вот так, без подготовки, и сразу водка…

— Что ж, у нас знакомство, господа пилоты, потому скажу сразу, — заявила женщина, покачивая стаканом. — Нам с вами надо… Нет, нам с вами придется друг другу доверять. Плюньте на свою подопытную недоверчивость, свой статус, мой статус… На «Токио-3» мы солдаты, и если не поверим друг другу, — конец нам.

«Это был тост», — запоздало понял Синдзи, когда Кацураги в один глоток осушила стакан и поморщилась, прикрыв глаза. Протягивая руку за остро пахнущими цукэмоно, она вдруг подозрительно прищурилась:

— Э, а чего это вы еще не выпили?

Под строгим взглядом нового начальства Икари влил в себя порцию этого напалма, мгновенно ощутив расположение пищевода и желудка, и сквозь выступившие слезы сочувственно посмотрел на непьющую Рей. Девушка принюхалась, осторожно надпила глоток и судорожно проглотила. Синдзи моментально вложил ей в другую руку стакан с тоником, который был тут же уничтожен. Кацураги хмыкнула, но оставила сцену без комментариев. Некоторое время они ели молча.

— Майор Кацураги… — Икари чувствовал, что его сейчас разорвет от болезненного жутковатого любопытства.

— «Мисато», — поправила его увлеченно жующая женщина, но потом задумалась и добавила: — «Мисато-сан».

— Слушаюсь, — сказал Синдзи. — Мисато-сан, вы можете рассказать о нашей будущей деятельности на базе?

— Хм, — сказала женщина, поднимая на него пристальный взгляд. — Я думала, это ты меня просветишь.

Она вновь наполнила стаканы, обминая едва початый стакан Рей, и просто сказала:

— Честно говоря, ребята, я с трудом пока представляю, зачем вы мне.

Синдзи изумленно воззрился на нее:

— То есть вам…

— Нет, Синдзи-кун. Я читала характеристики и отчеты об испытаниях ваших «Типов». На стендах подавляющая плотность огня, скорость, маневренность выглядят… Мягко скажем, охренительно. Но…

— Вы полагаете, что глупо просто давить ими нескончаемую биомассу, — вдруг тихо закончила Рей. Синдзи удивленно взглянул на нее и заметил легкий румянец ниже бинтов.

«Мало же ей надо…»

— Именно, Рей, — подняла палец майор, другой рукой опрокидывая в себя стакан. Прожевав закуску, она продолжила:

— Смотрите, мы, по сути, держим фронт, который пытаются продавить массой. Для этого нужныоборонительные линии, танки, артиллерия и авиация. Реактивные штурмовики и ковровые бомбардировки способны быстро залатать любую брешь, пока не подтянется подкрепление. Улавливаете схему?

Икари кивнул, с недовольством отмечая, что голова проделала куда больший путь, чем он рассчитывал.

— А вот теперь скажите, как вписать сюда две шагающие крепости на атомных реакторах? И не поломать при этом действующую систему?

— Есть предположение, что у нас другие цели, Мисато-сан, — осторожно сказал Синдзи.

— Дааа, — протянула майор. — И вот тут становится и вовсе интересным вопрос, почему вас все же передали мне.

— Возможно, и ваши цели изменятся? — предположила Рей, опираясь щекой на ладонь.

Пока майор изучающе рассматривала слепую девушку, Икари скосил глаза на стакан своей соседки и обнаружил, что там уже почти ничего не осталось. «Уважаю непьющих», — с интересом подумал он, вспоминая, как старательно избегала Рей всех попоек у них в гостиной.

— Возможно, Рей, ты и права… — протянула, наконец, Кацураги. — И знаешь, это меня преизрядно беспокоит…

Майор замолчала, покрутила стакан в руках, и вдруг рассмеялась:

— Так, хватит. У нас завтра день на сборы, и пора всем спать. Кстати, господа пилоты, не отдадите ли одну комнату новому командиру? Все равно засну, пока вызову машину…

Синдзи моргнул и посмотрел на Рей, со второй попытки наведя резкость. Аянами тоже молча повернула к нему лицо. Кацураги прыснула в ладонь:

— Вот тем более! Все равно вам больше одной комнаты не надо…

Переводя взгляд на нее, Синдзи вдруг почувствовал, как сжимается сердце. Мысли, до того вяло шевелящие хвостами и дуреющие от дозы алкоголя, вдруг дернулись и застыли: «Ну, почему каждая сволочь искренне считает, что видит нас насквозь?!» Мисато-сан что-то еще распространялась на счет экономии кроватей на базе, но это все слышалось, как сквозь вату. Кипя от злости, он спокойно, хотя и излишне аккуратно отставил свой стакан и опустил подбородок на сложенные руки.

— Мисато-сан… Вы знаете, сколько в мире человек с активной зоной мозга «А-10»?

Майор оборвала смешок и изумленно воззрилась на него, но Синдзи и не собирался давать ей возможность ответить:

— Говорят, один на сто миллионов, я, правда, знаю лишь двоих. Это включая того, которого в зеркале вижу. Не представляете, каким боком нас воткнуть в свою сраную оборону? А вы в курсе, что только на опыты над нами двоими Его Императорское величество потратил денег больше, чем на весь ваш… фронт за три года? Я и старший сержант Аянами стоим огромную кучу йен. Даже две кучи. И мы их возвращаем. Тем, что нам выворачивают мозги наизнанку, учат жить семидесятиметровыми бронированными монстрами…

Синдзи чувствовал, что его несет, но заткнуть фонтан уже не мог. Он чувствовал, что-либо выговорится, либо… Либо…

— …И ни мне, ни ей не жить вне этого дерьма, майор, понимаете?! Мы уроды, мы чувствуем боль друг друга, мы слепой котенок и мама-кошка по очереди! Мы такие кошмары рядом пережили, что вы бы с мутантами обниматься полезли, если б узнали… — Синдзи захлебнулся воздухом, сглотнул и сипло закончил: — Но каждый почему-то считает, что мы просто весело вместе проводим время. А у нас, кроме друг друга, просто больше никого нет.

Повисла тишина. Синдзи готов был поклясться, что Кацураги хочет что-то сказать, но так ничего и не услышал. Тогда он прислушался к себе: в душе что-то укладывалось спать с усталым порыкиванием и хрипом. «Раскаяние? Да вот прямо сейчас!»

Он встал из-за стола и низко поклонился:

— Виноват, госпожа майор. Прошу простить мой неуместный гнев. Моя комната в вашем распоряжении.

Не говоря ни слова, майор кивнула. Синдзи оставил ее с Рей в гостиной и пошел сменить белье на своей кровати. В голове с приятным звоном скакала обезьянкой мысль: «Наорал на майора! Наорал на майора!» Почему-то было все равно. Он механически заправил кровать, и уже в дверях столкнулся с Кацураги. Проходя мимо, майор вдруг слегка сжала его плечо и тут же отпустила.

— Мисато-сан?

— Спокойной ночи, Синдзи-кун, — неожиданно тихо ответила она не оборачиваясь.

В гостиной сиротливо блестела посуда, тихо шуршали вентиляторы. Икари осмотрелся и прислушался: Рей, видимо, уже возилась у себя. Он принялся разбирать содержимое стола и отправился на кухню, размышляя о том, что чуть ли не впервые наговорил вслух малознакомому человеку то, что так долго копилось и отстаивалось. «В конце концов, — зло подумал он, окуная тарелки под воду, — она же сама настаивала на доверии и открытости…» А еще было немного неудобно за свою вспышку перед Рей. Но, в конце концов, Рей — это Рей.

Аянами уже погасила свет и лежала лицом к стене. В окно заглядывало фиолетовое сияние, дико освещая комнату и делая почти белыми лежащие на подушке волосы. Синдзи прислушался и решил, что девушка уснула: как бы то ни было, по ее меркам она сегодня здорово напилась. Он осторожно улегся на самый край кровати, сцепив зубы в предвкушении скрипа пружин. Уже устроившись, Икари понял, что побеспокоил-таки свою соседку: она заворочалась, перевернулась на спину и вдруг сказала:

— У меня никого нет, кроме тебя, Икари.

Синдзи замер, глядя на профиль ее лица. Бинты на глазах не позволяли сказать точно, но он готов был поклясться, что она спит. Всматриваясь в ее лицо и опустив взгляд ниже, на контуры ее тела под простынями, он со стыдом понял, что кое-чего в их странных отношениях недооценил. «Девушка — парень… Девушка — парень… Девушка — парень…» — все настойчивее стучал пульс. Икари зло скрипнул зубами, подтянулся и осторожно поцеловал ее в щеку.

После чего так же осторожно отвернулся и приказал себе уснуть.

Глава 3

Открыв глаза, Синдзи не сразу сообразил, где он: стальные стены узкой комнаты, иллюминатор, усиленная дверь со скругленными краями… Отчаянно моргая спросонья, он почувствовал слабую вибрацию помещения и все вспомнил. Он на «Ясиме», флагмане флота «NERV». Бывший американский линкор «Висконсин», корабль, возглавивший огромный конвой, который вышел вчера из портов острова Гавайи и двинулся к берегам Атомных земель.

«Да уж, — зевнул Синдзи, вспоминая, — последний день в Хило оказался потерян. Даже с домом толком не простился». Он умылся, включил радио и снова упал на койку: торопиться, как всегда, было некуда. Серый потолок каюты, забранная в решетку лампа — тюрьма как есть. Икари прислушался: из динамика доносился канзас-джаз Каунта Бэйси, и Синдзи замер, привычно пытаясь вслушаться в причудливую мелодию, понять ее, проникнуть в ту крохотную среду, где она зародилась, одну среди прочих маленьких традиций сгинувшего континента… Лязгнул запор двери, и он лениво повернул голову, с трудом выдирая душу из цепких переливов музыки: озираясь, в каюту вошел Кенске и широко ухмыльнулся:

— Доброе тебе, Икари!

Синдзи вяло поднял руку в приветственном жесте, призывая помолчать, и похлопал по койке рядом с собой: мол, устраивайся. Шикарнейшая импровизация достигла пика, сладострастно содрогаясь под пальцами пианиста, и тихо скончалась с эдаким саксофонным вывертом, будто бы прося помнить о ней. Икари тяжело вздохнул, когда дурман музыки был мгновенно развеян бодрым голосом диктора.

— Эй, Икари! — обиженно сказал Айда, и Синдзи вздрогнул, вспомнив, что впустил этого болтуна.

— Чего тебе? — неприязненно осведомился он.

— Скучно… — с надеждой сказал Кенске, заискивающе улыбнувшись.

— Да я, как видишь, тоже не веселюсь.

— Вижу. Так, может, в сеги?

Синдзи ухмыльнулся:

— Когда ж ты свою самурайщину забросишь?

Кенске воинственно поправил очки и недобро взглянул на него, на что Икари ответил самой безмятежной улыбкой: дразнить любителя рыцарских традиций было так забавно. К сожалению, гость решил не нарываться:

— Как хочешь. Может, тогда сходим на верхнюю палубу?

— Вот скажи мне, Кенске, — разочаровано протянул Икари, не теряя надежды на хорошую перепалку, — неужели тебе нечем заняться на таком огромном корабле?

Айда беспечно пожал плечами, то ли и впрямь не замечая подколки, то ли делая вид:

— Нет, нечем. На «Токио-3» я войду в команду майора Кацураги, а здесь всюду вежливо предлагают наслаждаться плаваньем.

— Кацураги? О, брат, да тебе не повезло, — сказал Синдзи, вставая и критически осматривая состояние своей форменной куртки.

— А кто это? Ты его знаешь? — заинтересовался Кенске. — Говорят, настоящий тактический гений!

Икари сделал сочувственное лицо:

— Знаю немного. Старый пень, страшный, как Гитлер перед смертью. Обожает измываться над подчиненными и все такое.

С трудом подавив ухмылку при виде расстроенной физиономии Кенске, Синдзи направился к двери:

— Так ты идешь или нет? Я есть хочу.

— Да-да! Конечно, иду. Слушай, Икари…

Синдзи лязгнул дверью, осмотрелся, припоминая, куда двигаться.

— Чего тебе?

— Ну… Это, все спросить хочу. Ты с Ибуки тогда, на балконе…

«Ах, ты ж, гадство. Я все думал, когда оно всплывет».

— Айда, — проникновенно сказал Синдзи. — Девушка напилась, размякла.

Кенске оживился и, семеня рядом с ним, одобрительно скалился. Икари тоскливо вздохнул: «В другой раз объясню. Черт, как же в животе бурчит-то».

Набег на офицерский камбуз закончился волевой победой удостоверения «пилота Микадо» над дисциплиной коков и графиком приема пищи. Синдзи вяло ковырял рагу, а уплетающий за обе щеки Кенске ухитрялся в процессе еще и трепаться, перескакивая с темы на тему:

— … А я вот читал, что Сталин вроде как не сам умер, и даже кто-то из подозреваемых в Райх, кажется, сбежал, но историю замяли. Еще бы, союзники теперь…

Синдзи слушал глупые байки и думал о том, что в положении подопытной крысы есть свои преимущества: по крайней мере, интерес к дохлым политическим фигурам минимален — так, знать для общей эрудиции. «Вот от тех же Геббельса или Маленкова, по крайней мере, зависит, как меня использует Хирохито: как каток для мутантов или как просто очень большой танк в Сибири или в Европе. А остальное — суета».

Он поднялся, вспомнил вечно забывавшую о завтраках Рей и, конфисковав немного снеди, побрел прочь, сопровождаемый неунывающим Кенске:

— А это для Аянами, да? Слушай, а ты…

— Э, Айда.

— Что?

— Двигай на нос, мы скоро придем.

Айда понимающе кивнул и тут же отстал. Синдзи даже слегка пожалел о тоне своего разговора с ним: «Пожалуй, единственный из всей лейтенантской компании, кто не хихикает, когда я упоминаю Аянами. Неужели понимает что-то?» Ныряя сквозь очередную переборку, он увидел, как из дверей каюты Рей выходит доктор Канаме, и напрягся. Завидев его, доктор, милый толстячок, напоминающий Синдзи китайского хотея, приветливо махнул рукой и покатился навстречу:

— Здравствуй, Икари. Сигаретка будет?

— Легкие берегу, доктор.

— Лучше бы печень берег, — погрозил пальцем Канаме. — Вот допросишься, подниму на медкомиссии вопрос о запрете выпивки, вспомнишь меня, Икари!

Синдзи ухмыльнулся: эта игра с самым симпатичным из наблюдающих за пилотами медиков никогда ему не надоедала.

— Доктор, не беритесь за невозможное. Мне нельзя менять среду. А вдруг моя «А-10» загнется без регулярных крошечных вливаний? Пока изучите вопрос, пока истыкаете меня иголками…

— Ну, тебя, Икари, — засмеялся доктор и показал большим пальцем себе за спину. — К ней?

— Да, — сделался серьезным Синдзи. — Как она?

— Все в норме. Ткани заживают, как надо, завтра-послезавтра снимем уже бинты.

Синдзи кивнул. Канаме хлопнул его по плечу, улыбнулся и укатился по коридору.

— Икари?

Девушка сидела на койке с пакетиком таблеток в руках и повернула лицо к двери, услышав шаги. Синдзи подошел и опустился рядом с ней:

— Как себя чувствуешь?

— Нормально.

Икари отобрал у нее лекарства, достал завернутые в бумагу подсушенные хлебцы и баночку джема. Рей едва заметно принюхалась, и Синдзи ухмыльнулся:

— Ага. Именно. Почему есть не пошла?

— Я не знаю куда.

Синдзи с мрачным удовольствием представил, как отвешивает сам себе по морде. «И еще раз. И еще. И по уху, по уху, меломан херов…» Рей попала на корабль вчера. Рей никогда никого не спросит, кроме него. Никто не догадается заговорить с Рей о завтраке. Даже врачи.

— Это, Аянами…

— Не страшно.

«Ага. Сам бы, небось, орал, как недокормленный младенец…» Синдзи передал ей приготовленный бутерброд и принялся за следующий. Судя по тому, как оперативно Рей сжевала поданное, она действительно проголодалась («Урод безголовый…»). Когда с питанием было покончено, Синдзи облегченно вздохнул, видя умиротворенное лицо девушки, и временно прекратил самоуничижение:

— Аянами. Пойдем дышать воздухом, — твердо сказал он. — Две минуты на сборы.

Рей кивнула, и Икари вышел, прикрыв за собой дверь. Подпирая стенку в коридоре, он прикидывал, как из офицерских кают быстрее выбраться на основную палубу. От раздумий отвлекли двое капитан-лейтенантов, которые, завидев его, перешли едва ли не на строевой шаг и по-европейски приложили руки к козырькам. Синдзи поприветствовал их в ответ и изумленно проводил взглядом: «Хм… Меня начинают узнавать?»

Лязгнула дверь.

— Икари?

— Здесь я. Пойдем?

И они пошли.

Океан, самонадеянно попираемый жалкими скорлупками флота, был великолепен. Солнце щедро одаривало каждую волну чарующими вспышками, воды со спокойной уверенностью принимали этот дар. Океан не блестел, не играл, не восхищал, не поражал — он был.

— Аянами, Икари!

Кенске обнаружился на самом носу в компании двоих смутно знакомых мичманов. Синдзи вздохнул и направился к троице, придерживая локоть Рей. Мичманы с благоговением уставились на них, и Икари попытался вообразить, что им тут Айда нарассказывал. «Будут сейчас о великой чести петь — начну хамить», — угрюмо пообещал он себе. Впрочем, обмен приветствиями прошел на удивление спокойно, младшие офицеры представились, выразили почтение, сделали этикетные комплименты Аянами и с вежливыми поклонами испарились.

— Представляете, что творится? Всего через пять дней на месте будем, и это с двумя супер-транспортами в конвое! — сообщил потрясенный Кенске. — Вот это скорость!

— Да уж, удивительно, — сказал Икари с иронией. — А я думал, что реакторы и турбины на «Мисиму» и «Вацушиту» ставили просто для красоты… Так сказать, для освоения бюджета.

Айда заржал:

— Да оно-то понятно, но я не представляю, как может вообще двигаться корабль, в который можно загрузить столько танков, артиллерии и припасов. А потом еще сверху привалить все это вашими ЕВАми.

— Ну так оглянись, — флегматично предложил Синдзи.

Прямо за флагманом в составе конвоя шли две упомянутые горы металла. Дедвейт каждой — что-то около ста пятидесяти тысяч тонн, краны для автономной загрузки и разгрузки и атомный реактор на борту… «Вторая, кстати, попытка установки такой силовой части, — вспомнил Синдзи, — после райховской „Фрейи“». Кенске еще что-то бубнил о возможностях транспортов, но ему уже было все равно. Взгляд привычно вцепился в небо.

Синдзи всегда казалось, что не небо отражается в океане, а совсем наоборот — небесная твердь, как зеркало, вмещает в себе Землю. Дурацкая фантазия. Глупая, детская. Она не отпускала его уже много лет. Много долгих лет, пережевывая глазами тьму под забинтованными веками, он пытался представить себе небо разных уголков мира. Какое оно — небо уничтоженной Центральной Европы? А небеса африканских пустынь? И неужели над льдами висит такая же сводящая с ума голубизна, как над просторами Тихого океана?

— А? — механически отозвался Синдзи, понимая, что его о чем-то спросили.

— Не выспался, что ли? — недовольно спросил Айда. — Говорю, вон Судзухара и Хораки тоже на променад вышли, бездельники. А вот Ибуки с Хьюгой попали в оборот, вроде их в штаб забрали.

Икари пожал плечами: ясное дело, картограф и офицер связи на флоте без работы не останутся. При упоминании о Майе в душе что-то поскреблось. Что-то, подозрительно напоминающее угрызения совести: «Так и не поговорил с ней больше…» Между тем, Тодзи и Хикари присоединились к ним, и стало снова жарко. Синдзи вяло поддакивал, кивал головой, отмалчивался и вообще всячески изображал, как ему скучно: набор этих граждан был крайне увлекателен на пьянках их клуба, но до безобразия уныл в попытках вести светские разговоры. Икари занялся придумыванием какой-нибудь вопиющей бестактности, но его выручила умница Рей. Почувствовав, видимо, его настроение, она взяла его за руку, и без слов двинулась вдоль борта, ориентируясь по леерам.

— Ну, это, пора нам, — помахал Синдзи свободной рукой. — До встречи в кают-компании!

Все срочно сделали ехидно-понимающие улыбки, но Икари был так счастлив слинять, что даже не стал кипятиться по этому поводу. Когда они отошли почти к первой орудийной башне, Рей нарушила молчание:

— Так лучше?

Синдзи в ответ просто сжал крепче ее ладонь: уж тут слова явно излишни. Рей облокотилась на ограждение и опустила лицо вниз, будто глядя туда, где океанские волны закручивались тяжелыми жгутами, обтекая корпус стальной громады. Синдзи просто стоял рядом, наслаждаясь покоем: палуба была почти пуста, мимо изредка пробегали по своим делам матросы, а чудовищная эскадра, вытянувшаяся за флагманом, вселяла странное чувство причастности к чему-то огромному, величественному. «Интересная мысль», — подумал он.

— Знаешь, Аянами, позади нас большой флот, наши ЕВЫ, миллионы тонн стали, оружия, топлива… А мы стоим тут, и мне кажется, будто мы на вершине горы. Жуткой и страшной, но красивой…

Выражение лица девушки не изменилось, но Синдзи точно знал, что она слушает и тоже пытается представить эту картину: ветер, низкие облака, хищные скалы там, внизу… На какую-то секунду ему даже показалось, что ее бледное лицо отразило восторг, но призрак сразу пропал.

— Альпинисты часто разбиваются при спуске с такой горы, Икари.

Синдзи обижено моргнул.

— Ты вредная, Аянами.

Рей ничего не ответила.

Так они и простояли в молчании до самого обеда.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего, разве что с самого утра Синдзи и Айда мерили коридор под каютой Рей, ожидая, пока девушка проснется. Медосмотр, прогулка, обед, молчание, перепалки с доктором Канаме и лейтенантами… Синдзи заскучал, и даже поддался на уговоры Кенске сыграть в сеги. Поражение еще больше подняло градус уныния, и Синдзи всерьез начал планировать операцию по разграблению опечатанного багажа, где хранились его пластинки и проигрыватель. От реализации плана и неминуемого выговора его спас Аоба, тайком раздобывший где-то несколько бутылок саке.

Посреди ночи его разбудил вежливый, но громкий стук в дверь. Голова немедленно ответила созвучным железным звоном. С трудом найдя брюки, Синдзи поспешил к двери, и, открыв ее, с изумлением обнаружил вестового и неаккуратно — явно в спешке — одетую Рей.

— Господин младший лейтенант, прошу прощения, госпожа старший сержант попросила…

— Стоп. Спасибо, — сказал Синдзи, зевнул и протянул руку девушке. Заметив, как вестовой принюхивается к специфическому запаху из каюты, он показал ему кулак и закрыл дверь, отрезая льющийся из коридора свет.

Девушка прошла к койке и села. Синдзи сквозь густой полумрак всмотрелся в ее движения и, холодея, щелкнул выключателем. Рей дрожала всем телом, зябко обхватив плечи руками, а дышала она буквально короткими судорогами. Широко раздувались ноздри, губы ушли в тонкую черточку.

— Аянами, что с тобой?

Она молчала, собственно, и вопрос был глуп. Синдзи уже видел такое несколько раз. Он подошел, сел рядом и буквально вжал в себя холодную, как осколок льда, девушку. Рей не переставала дрожать, ее острый локоть, плечо, сведенные спазмом мышцы больно впивались в тело Икари, но он не шевельнулся: так надо. «Терпи, дурак… — сцепил он зубы, когда рука с судорожной силой толкнула его в живот. — Терпи…» Сложно сказать чего тут было больше — боли или жути, которую излучала охваченная приступом Рей, — но выносить второе намного сложнее. Мучительно выгнув спину, она потянула носом воздух и со слабым стоном, наконец, обмякла в его руках. Со смесью тревоги и облегчения Синдзи всматривался в бледное лицо, пытаясь понять ее состояние, и злился на бинты: «Черт же возьми, ну почему я не могу увидеть ее глаза?..»

— Все? — спросил он, немного отстраняясь.

Рей кивнула, выравнивая дыхание.

«Не раскисать… Не раскисать… Не раскисать…» — повторял Синдзи, чудовищными усилиями подавляя жалость, которая рвалась наружу при виде этой обжигающе страшной слабости. Аянами была всегда спокойна, собрана, всегда уверена в своих тихих и незаметных действиях, и нечастые приступы ее полной беззащитности — три раза за почти уже год знакомства — неизменно производили тягостное впечатление на него. Да, они всегда искали общества друг друга, преодолевая жуткие фантомные эмоции после тестов на синхронизацию «А-10», но эти ее припадки — что-то запредельное.

— Останешься?

— Да, — тихо, но с отчетливой хрипотцой ответила она.

— Ложись.

Он пошел выключить свет, невольно вслушиваясь в шуршание ткани позади. У выключателя пришлось задержаться и постоять, изучая простой и грубовато собранный тумблер: с одеждой Рей справлялась очень долго. Наконец, слабо застонали пружины, и Синдзи рискнул обернуться. Аянами скрылась под одеялом и вопросительно приподняла голову над подушкой.

— Выспался, — буркнул Синдзи, запинывая поглубже мысли о том, как еще можно успокоить девушку.

— Я тебя смущаю?

«Эта ее жуткая прозорливость порой так достает… Какого дьявола просто не отключиться после такого?»

— Нет, Аянами, — вслух ответил он. — Думаю, тебе стоит поспать.

Рей помолчала, а потом вдруг неожиданно мягко позвала его:

— Икари, можно тебя попросить?

— О чем? — напрягся он.

— Сними, пожалуйста, с меня бинты.

А вот это уже было на грани фола. «Учитывая ее характер, это почти как „раздень меня“…» Понимание того, что одежды на ней под простынями и так нет, крепости духу вовсе не добавило. «Ну и чего ты ждешь? Не напрягайся, Син-кун, принимай благодарность…» — ухмыльнулся внутри кто-то очень знакомый. Впрочем, у простого молодого паренька, которому этот голос принадлежал, не было шансов против пилота «Типа-01».

«Она сейчас пришла ко мне как к другу. И мне тоже нужен друг.»

Синдзи осторожно нащупал в темноте узел, развязал его и, придерживая голову Рей, начал снимать бинты.

— Ты уверена? — переспросил он, вглядываясь в последние слои марли.

— Да. Раны зажили.

Синдзи кивнул. Пара движений руки — и в темноте замерцали глаза девушки. Она высвободила из-под одеяла руки и осторожно коснулась век, а потом посмотрела на него.

— Спасибо, Икари.

— Аянами… Зачем тебе это понадобилось?

Рей помолчала.

— Страшно в темноте.

«Вот и нечего грязные мечты разводить, — с невеселой иронией подумал Синдзи. — Если Аянами вдруг решит тебя соблазнить, она так прямо и скажет».

— Понятно.

— Икари?

— Что?

— Ты хочешь знать, почему со мной это происходит?

Синдзи вздрогнул.

— Нет, Аянами. Не хочу.

— Почему?

«Она не удивлена и не разочарована. Значит, я прав, и ей тоже не слишком приятно раскрываться. Просто хотела рассказать только из чувства благодарности… Нужна мне такая благодарность…» Икари скрипнул зубами:

— Аянами, хочешь отблагодарить меня?

— Да.

— Хорошо. Тогда выслушай меня. Заодно поймешь, почему я не хочу заставлять тебя рассказывать твою историю.

Аянами повернула голову:

— Не понимаю. Если ты считаешь, что наши истории похожи…

— Сейчас поймешь.

Синдзи помолчал, чувствуя, как поджимает сердце жуть — та самая, которая сочилась из каждой конвульсии приступа Рей.

— Понимаешь, в первый же выход на «Типе-01» меня отправили в бой. Собственно, боем это назвать не выйдет. В резню, если быть точным. Пак-Хао.

Солдатам, рассыпавшимся цепью по уже отработанным минометами улицам, тяжело было оценить общую картину в городке. Но отличный обзор с высоты семидесятиметровой ЕВЫ позволял однозначно сказать, что никаким мятежом тут не пахнет. А пахнет большой кровью и голодом — типичный голодный бунт и два-три урода с оружием, которые начали грабежи и расстреляли подъехавший отряд кемпей-тая. Собственно, дальнейшее несложно было предсказать. Единственное, чего он пока не понимал — так это того, что тут, в голодающем прибрежном китайском городке, делает атомный дредноут, экипированный полным боекомплектом.

Вопрос решился скоро и весьма просто.

— Младший лейтенант Икари.

— Да, доктор Акаги.

— Приступить к отработке городских кварталов.

— Доктор Акаги, визуально не могу подтвердить наличие тяжелого воору…

— Младший лейтенант Икари, вы поняли приказ?

— Так точно, доктор Акаги.

Холодея и все еще надеясь на отмену этой жути, Синдзи пощелкал тумблерами и открыл люки левого пулеметного пилона.

— Отставить. Двухэтажное здание, северо-северо-восток. Две ракеты «Тип-06».

Синдзи включил увеличение и обмер: за стеной развороченного миной кабинета жались двое гражданских, еще какое-то тусклое движение мелькнуло на втором этаже.

— Икари?

— Слушаюсь.

Лязгнули захваты подачи, и с правого пилона сорвались одна за другой две ракеты, точно ложась на цель. Усиленный фугасный заряд разорвал поврежденную постройку изнутри.

— Цель уничтожена, — мертвым голосом сказал он.

— Принято. Теперь манипуляторами уничтожь два одноэтажных здания возле первой цели. Заградительный огонь из пулеметов, радиус — двести метров.

— Слушаюсь.

Башенки трехствольных пулеметов ожили, приподнялись над гнездами и переключились на подачу зажигательных патронов. Последнее, что услышал Синдзи, еще осознавая себя, был приказ перейти на полную синхронизацию «А-10».

— …А потом… Потом по броне щелкнула пуля. Винтовочная, что ли. Ну, ты знаешь это ощущение. Тебя же обстреливали на тестах?

Рей кивнула.

Синдзи перевел дыхание. Картинка все еще стояла перед глазами, но он потряс головой и закончил:

— И, в общем, я впал в ярость. Словно взбесился — растратил весь боекомплект, а когда он закончился — голыми руками… То есть… Манипуляторами…

Он сбился: именно так и начался тот кошмар. С непонимания того, где заканчивается он, а где начинается ЕВА. Где тело Синдзи Икари, а где броня «Типа-01»…

— Знаешь, я, как сейчас уже понимаю, был странно спокоен после этого всего. Два дня под транквилизаторами — не в счет. Но вот неделю спустя накрыло уже по-настоящему, когда меня в бинтах выписали из госпиталя. Самый жуткий сон…

«Каждая уходящая ракета — как отрывающийся кусок собственной плоти. Каждый огнеметный залп — изматывающий, саднящий кашель, с кровью, с кусками легких. Пулеметные очереди горят зудом глубоко под кожей, заставляя ходить ходуном мышцы шеи и плеч. Чей это сон? Его? „Типа-01“? Тех сотен людей, которые полегли в голодном городишке?»

— Я проснулся, и пожалел о том, что это сделал. Потому что ощутил то же, что и ты.

Синдзи почувствовал капельку холодного пота, неуверенно замершую где-то между лопатками, и вздохнул: слабая надежда на избавление от страха угасла. Он сидел, прислонившись к спинке койки, и смотрел вниз, в блестящие во тьме глаза своей странной подруги. Рей завозилась, обхватила его талию обеими руками и коротким рывком заставила лечь.

— К тебе это больше не возвращалось? — спросила она.

— Нет.

— Это хорошо.

Он вздохнул:

— Но я все равно все помню, Аянами.

— Это тоже хорошо.

— Аянами?!

Девушка отвернулась к стене:

— Кроме всего прочего это означает, что у нас одна судьба.

Синдзи сглотнул, глядя на ее плечо:

— Ты…

— Спасибо, что рассказал это. Я чувствую, что тоже открылась тебе. Спасибо, Икари.

Он невесело улыбнулся: да, у него тоже создалось такое впечатление. Одна боль на двоих, видимо, заставляет чувствовать одинаково.

Глава 4

— Пас.

— Пас…

— Вскрывайся, жулик.

Судзухара с ленцой выложил карты на стол, и Синдзи застонал:

— Надо тебе немного лицо поправить, Тодзи. Больно уж хорошо блефуешь.

— А это идея, Синдзи-кун, — поддержала расстроенная Кацураги, наблюдая за тем, как Судзухара сгребает смятые купюры, среди которых было немало ее собственных.

— А я вам предлагал…

— Кенске, заткнись, — посоветовал Икари сидящему на диване лейтенанту. — Ты предлагал свою сеги. Посоветовал бы лучше исконно японскую благородную игру, в которую можно играть в кают-компании. Вчетвером. Скучающим офицерам.

— Легко, — оживился Кенске. — Вот, к примеру…

— Майор Кацураги, срочно в рубку, — громко сказало внутреннее радио. — Повторяю…

Майор поднялась, бросила последний уничтожающий взгляд на Судзухару и эффектно удалилась. Да так эффектно, отметил Синдзи, что господа лейтенанты даже от закрывшейся двери взгляд оторвать не могут.

— Тодзи, — недовольная Хикари подергала за рукав победителя.

— А?

Икари ухмыльнулся и посмотрел на Аянами. Девушка сидела с ногами на диване и читала какую-то ерунду из стеллажа кают-компании. Почувствовав его взгляд, она оторвала глаза от книги и вопросительно подняла брови. Синдзи помотал головой и улыбнулся.

— Икари, а ты не плавал проведывать свой «Тип»? — спросила Хикари.

— Нет. Зачем? Куда он денется?

— Ну, не знаю, мог бы нас с собой взять, — кокетливо улыбнулась девушка. — Я еще не видела твою ЕВУ.

Синдзи пожал плечами:

— По расчетам, мы прибываем сегодня ночью, так что скоро увидишь.

— Скучный ты, Икари, пока не выпьешь, — засмеялась Хикари.

— Хм, — Синдзи картинно почесал подбородок. — А ведь это мысль… Есть у кого?..

Тодзи выкатил глаза и назидательно поднял палец:

— Икари! Я не понимаю, как человек с твоей ответственностью перед Империей может быть таким легкомысленным. Твое здоровье…

— Судзухара, — предостерегающе сказал Синдзи. — Я когда трезвый, еще и очень раздражительный. Я ведь говорил тебе, кажется?..

— Слушай, когда ты прекратишь оправдываться своими травмами и перегрузками?

Синдзи изумленно посмотрел на него, будто видя впервые: выходец из низов, кадет, рьяный материалист, верный имперец… «В Райх бы его, там такие в цене… Какая муха вояку укусила? Он что, хочет побед и на воспитательном фронте?»

— Тодзи…

— Судзухара, прекратите, пожалуйста, этот разговор.

Воцарилась тишина, как всегда, когда Аянами что-то говорила. Даже Синдзи был слегка изумлен: Рей еще никогда прилюдно не вступалась за него в спорах. Что же до остальных, то эта небольшая речь просто сразила их наповал. Судзухара склонил голову и действительно замолчал.

— А не пойти ли нам на смотровую?.. — нарушил неловкое молчание неунывающий Кенске.

— Действительно, — подхватила Хикари и встала. — Может, и Майю проведаем?

Тодзи и Айда поднялись, а Рей в раздумье посмотрела на Синдзи. Икари тоже встал, кивнул, призывая ее присоединяться, и девушка отложила книгу, поправляя растрепанные волосы.

На смотровой площадке боевой рубки было людно: свободные от вахты офицеры собрались, чтобы рассмотреть в бинокль уже видимые на горизонте знаки Атомных земель — серую мглу и столбы дыма. Синдзи поморщился: подобострастные приветствия, шепотки за спиной и изучающие взгляды он так и не полюбил. Судзухара вежливо раскланивался с офицерами, держа за руку смущенную Хикари, а Кенске, завидев знакомых мичманов и капитан-лейтенанта, буквально побежал к ним выспрашивать новости. «Видимо, такие же маньяки», — подумал Икари. Он заметил, что двое майоров морской пехоты очень уж откровенно пялились на «пилотов Микадо». Ответив им недружелюбным взглядом, Синдзи подошел к ограждению.

На предзакатном горизонте на востоке ночь наступала куда быстрее, чем полагалось. К тому же, далеко на севере чернильная стена была заметно выше, будто там сам край неба поднимался к небесам — настолько огромен был столб дыма. Берегов Атомных земель еще не было видно, но их испарения уже стояли перед головным кораблем конвоя во всей отравленной красе.

— Красота… — протянул Синдзи. — Там солнце хоть бывает?

— Нет, — сказал Кенске тихо. — Очень редко можно увидеть закат, и то — на самом побережье.

— Как там можно воевать? — так же тихо спросил мичман.

— Там всегда все ясно. Никаких шпионов, никаких засад. Идеальный фронт.

Икари обернулся, ничуть не удивленный: «Тодзи в своем репертуаре».

— Ты недооцениваешь врага, лейтенант.

За спиной у Тодзи стояла Кацураги, и Синдзи отчетливо видел тревогу на ее лице. Женщина напряженно вглядывалась в медленно растущую мглу на горизонте, сощурив глаза. Ощутив нетерпеливое молчание, майор окинула взглядом собравшихся и коротко приказала:

— Все по местам.

Спорить не решились даже равные и старшие по званию, отметил про себя Синдзи, но он сам приказ выполнять не спешил: «Хотя бы потому, что у меня нет „места“».

— Мисато-сан? Что-то случилось?

Кацураги посмотрела на него:

— Да. Мы получили радиограмму. На «Токио-3» напали.

— Но…

— Синдзи. Марш по месту службы.

Синдзи как можно спокойнее поднял брови, ощущая, как внутри что-то сжимается:

— И куда?

— На «Мисиму». К своему «Типу-01».

«Вот даже как… Похоже, еще до разгрузки мы куда-то вляпались». Синдзи посмотрел на Рей. Девушка спокойно поинтересовалась:

— Майор, мне тоже быть готовой?

— Нет. Медики не рекомендуют пока использовать тебя.

Тревога, рождающаяся на дне души, уверенно вползала в самые дальние уголки сознания, и где бы Икари не пытался найти убежище, его всюду ждал противный липкий страх.

— Давай, — поторопила его майор. — Катер ждет. Вестовой, проводить.

Синдзи развернулся и пошел вперед, полагаясь на спутника. Сама мысль о таком неожиданном боевом выходе, да еще прямо в открытом море, почему-то оказалась странно пугающей. Настолько пугающей, что страх сожрал само ощущение времени. Охваченный тревогой перед возможным боем, перед новой землей, ЕВОЙ, он сам не заметил, как оказался у трапа.

— Икари.

Вздрогнув, он оглянулся. Оказывается, Рей молча шла за ним. Вестовой нетерпеливо переминался с ноги на ногу, поглядывая вниз на рычащий катер. Над океаном быстро воцарялась ночь, и корабли уверенно входили в нее.

— Аянами?

— Возвращайся, пожалуйста.

Вот и все. Ни объятий, ни жарких поцелуев, ни признаний, ни прочей ерунды… Синдзи усмехнулся: «Что за замечательная у меня подруга».

— Обязательно, Аянами.

Рей кивнула.

Уже сидя в уходящем катере, Синдзи не мог оторвать взгляда от крохотной светлой точки на фоне пустынной, будто вымершей громады «Ясимы».

— Линкор разворачивается! — прокричал рулевой.

Икари стряхнул наваждение и осмотрелся: оставляя замедляющие ход транспорты позади, вперед продвигались другие тяжелые корабли охранения, обходя флагман. Сам «Ясима» становился бортом к совсем уже близкому берегу, разворачивая орудийные башни. «Миль шесть, не больше… Это почти что прямой наводкой». Рев низколетящего самолета накрыл их: с конвойных авианосцев во тьму ушли разведчики. И мрак немедленно отозвался, будто прорвало какую-то завесу. Судя по звукам, на берегу грохотал ожесточенный бой. Синдзи вгляделся и заметил редкие, приглушенные туманом вспышки, слишком тусклые для молний — насыщенные, оранжевые взрывы.

От сдавленного рокота сражения его отвлек сильный удар: катер причалил к «Мисиме».

— Младший лейтенант, сюда! — прокричал знакомый рыжий техник с нашивкой «Проект ЕВА» на рукаве и побежал, указывая путь. Мгла уже скрывала корму огромного транспорта, но глыбу принайтованной ЕВЫ было отчетливо видно.

— Акира! Какие распоряжения? — крикнул Синдзи. Тревога мощно лупила в грудь изнутри, силясь сломать ребра, но он с некоторым облегчением узнал в ней лишь свой обычный страх перед посадкой в ЕВУ.

— Доктор Акаги сказала, что все инструкции получите позже, уже внутри — взволнованный техник указал Икари на палатку, разбитую прямо возле накрытого брезентом «Типа-01» — Давайте переодевайтесь.

Синдзи приподнял полог палатки, и тут грянул первый выстрел флота. Потом еще один. И еще. А потом на полную мощь заговорила вся невидимая во мраке армада. Икари нырнул внутрь — к комбинезону, шлему, уколам. И без того наводящая жуть процедура подготовки проходила под аккомпанемент фуги «бога войны». Вокруг суетились техники и врачи, в кожу впивались иглы, суставы обматывались эластичными бинтами, а мысли кружили вдали, пытаясь дотянуться до хоть чего-то светлого и теплого, пытаясь спрятаться от всех и вся. На лице защелкнули глухой шлем, и техперсонал повел его наружу.

Тьма, пронизанная канонадой и воем, ревом палубных штурмовиков, дрожью корабельных двигателей, криками и командами… Синдзи осторожно перебирал ногами, направляемый техниками. Леденящее даже сквозь комбинезон прикосновение к металлу «Типа-01»… Он поднялся по лесенке к кабине. В воющей тьме даже не было слышно свиста гидравлики, ворочающей мощные композитные бронелисты. Привычными движениями он взобрался на управляющий механизм, и уверенные руки принялись защелкивать зажимы на руках и ногах. Толчок в область подбородка, ощутимый даже сквозь шлем… «Кабели синхронизации…»

— Удачи, Икари.

Он кивнул. Коротко зашипело, и в телефонах зазвучал ненавистный звонкий голос — голос доктора Рицко Акаги.

— Здравствуй, Икари. Готов?

— Здравствуйте, доктор. Как всегда — нет.

Смешок, холодный, как… Как… Очень, словом, холодный.

— Хорошо. Начинаю трансорбитальную синхронизацию.

Вспыхнули красные огоньки перед глазами. И, тот час же, — боль. Чувствуя, как вскипают мозги, Синдзи на секунду потерял себя и очнулся, уже глядя в брезент глазами ЕВЫ. На те — чужие и слабые — глаза капал укрепляющий и обеззараживающий раствор.

— … успешно. Как самочувствие? — поинтересовалась доктор, выплывая из вязкого тумана.

— Оно… Есть.

Все тело будто покрылось инеем, онемело. Икари пошевелил пальцами правой руки — нет, все в норме. Под пальцами заскрежетал металл палубы.

— Подтверждаю успех синхронизации. Реактор стабилен. Чувствуешь его?

Синдзи послушно нырнул в собственные ощущения: вот он. Горячий, пульсирующий, могучий. Сила, питающая его тело. Сила, дарующая победу.

— Так точно, доктор.

— Хорошо. Инструкция номер один. Транспорт подходит как можно ближе к берегу, и ты самостоятельно высаживаешься прямо с него.

— В воду? — изумился Синдзи, наблюдая, как крошечные человечки стаскивают с него брезент.

— Да. И, к сожалению, довольно далеко от берега. Около мили. У «Мисимы» осадка под грузом почти пятнадцать метров.

— Понял. Дальше?

В ушах послышалось шипение и приглушенный разговор, а потом зазвучал голос майора Кацураги.

— Синдзи?

— Здесь, Мисато-сан. Что вы там делаете?

— Приняла командование операцией. Слушай внимательно…

…Синдзи дождался, пока бортовые краны разъедутся достаточно далеко, и одним перекатом послал громоздкое тело за борт. Подняв в воздух огромный фонтан воды, он погрузился и почти сразу нащупал дно. Ноги ушли по колено в донную кашу, и пришлось повозиться, прежде чем он принял устойчивое положение. Страшная иллюзия абсолютного слияния, как всегда, схлынула. Рядом покачивался транспорт.

«Я управляю „Типом-01“. Я не „Тип-01“».

Забавная мантра, помогающая выжить в безумии синхронизации, послушно зазвенела в мозгу и уверенно набирала обороты. Ближе к берегу жуткого вида туман немного поредел, но зато приволокло дым побоища, так что диспозицию Синдзи оценить по-прежнему не мог. Тяжело шагая, он направился к берегу, ведомый указаниями Кацураги:

— Так, теперь налево. Там будет разбитый мол… Нет, погоди, вон покатую плиту видишь?

Синдзи скрипнул зубами и выдрал ногу из месива арматуры на дне. В двух кабельтовых грузно шлепнулось сразу два снаряда.

— Мать вашу! Кто до сих пор по району мола работает?! — майор орала явно не ему, но слышно было великолепно. — Накамура!!!

Икари с трудом вывел ЕВУ на останки осевшего мола и тщетно попытался осмотреться. Дым, перемешанный с тяжелым туманом, скрывал все вокруг. Ориентируясь на слух, он сообразил, что бой кипит где-то правее, и послушно выскочившая в сознании карта это подтвердила — именно там и находились укрепрайоны «Токио-3».

— Синдзи, включай прожекторы, — распорядилась тем временем Кацураги. — Я приказала прекратить артобстрел в твоем районе.

— Слушаюсь.

Четыре мощных ртутных прожектора прорезали тьму, расширяя поле зрения.

Искалеченную воронками пустошь, развороченные огневые точки покрывал почти сплошной слой бурого месива. Синдзи запустил круговое вращение пулеметных башен, готовый открыть заградительный огонь, и вгляделся в то, что до падения снарядов корабельных орудий было останками теперешнего населения Северной Америки. Даже представить, как могли выглядеть эти твари, не выходило. «Фугасные и зажигательные», — определил он, приближая картинку одной из воронок. Над ним в темноте на бреющем полете прошел штурмовик, загремели тяжелые пушки. Он проследил трассу снарядов и увидел своего врага.

В полумиле на юге что-то грузно ворочалось, едва различимое в вездесущей мгле — высокое, массивное, неповоротливое. Из самого центра этого сгустка беззвучно вырвался ослепительный луч, и невысоко в небе полыхнуло.

— Синдзи, в твоем районе потерян Ки-64… — немедленно отозвалась Кацураги.

— Вижу…

Громада источала самый настоящий кошмар. Она не уступала по габаритам «Типу-01», двигалась с пугающей массивной пластикой и при этом была живой. Обмирая, Икари свел все лучи прожекторов своей ЕВЫ на противнике. Лоснящаяся розовая тварь имела сильно вытянутое ввысоту туловище, и что-то похожее на короткие массивные ноги скрывалось в грудах бетонного крошева. Длинные верхние конечности с гибкими пальцами. «У него глаза… На груди?» — Синдзи напрягал все свое воображение, пытаясь вогнать соперника в рамки представлений о живом существе, но воображение упорно пасовало. Тем временем ярко освещенное существо вытянуло трехпалую руку и послало уже знакомый сине-зеленый луч куда-то в сторону.

Взрыв. Еще один штурмовик.

— Что это за ХЕРЬ?! Лучевик-переросток?

— Мисато-сан, что мне делать???

Синдзи услышал свой голос будто со стороны. И это был жалкий перепуганный всхлип.

— Ты охренел?! — заорала Кацураги. — Огонь из всех стволов!!!

Икари судорожно впился во все гашетки, какие только мог зажать одновременно. Отдача едва не свалила ЕВУ, и он поспешно упал на колено. «Восемнадцать стволов пулеметов разных типов… Три ракеты за один залп… Два стомиллиметровых снаряда каждые десять секунд…» Бронированное тело содрогалось, выплескивая на врага весь страх своего крохотного пилота. Противника сразу заволокло разрывами, но Синдзи заметил, что в воздух подняло и порвало еще с дюжину какой-то мелочи, окружающей розового титана.

Синдзи кричал. Наверное, это был вопль «умри!» на каком-то древнем, первобытном языке, как, должно быть, кричал обреченный охотник, обнаруживший совсем рядом тень клыкастого хищника. Его сознание билось в тисках блюющей металлом машины и рвалось туда — к сводящему с ума непостижимому монстру — в последнюю самоубийственную атаку.

Глухо лязгнули пустые механизмы подачи ракет, замолкли орудия, и только мерный рокот пулеметов продолжал впиваться в сплошную стену дыма, пронизанного языками пламени.

Синдзи тяжело дышал, яростный страх покидал его, но зато вернулся слух:

— …Икари! Отвечай!

— …Синдзи! Мать твою, Синдзи!!!

«Акаги… Кацураги…» Сдвоенный вопль, видимо, далеко не первый, выбил остатки безумия из мозгов. Синдзи отпустил гашетки и скосил глаза на счетчики боеприпасов: осталось полторы тысячи бронебойных для двенадцатимиллиметровых пулеметов.

— Младший лейтенант Икари докладывает, — сказал Синдзи ломким сорванным голосом. — Противник…

Из чернильно-огненного облака выплыла ничуть не поврежденная розовая туша, окутанная странной синей дымкой. Тяжелая поступь врага ощущалась уже по вибрации корпуса ЕВЫ, и становилась все громче и тяжелее.

— Что за… Это же бурдюк с мясом! Как он уцелел?! — севшим голосом сказала Кацураги.

— Икари. Приблизь картинку, — неожиданно спокойно произнесла доктор Акаги.

Синдзи автоматически выполнил приказ, но все его существо было приковано к жуткой туше, сокращающей расстояние с пугающей скоростью.

— Икари.

«Я думал, что видел уже все кошмары…»

— Икари!

«Черт побери, где тут экстренное катапультирование?!»

— ИКАРИ!!!

Он вздрогнул и торопливо отозвался.

— Икари, — хладнокровно отозвалась Акаги. — Выдвигай высоковольтные клинки и форсируй реактор.

— Доктор?..

— Похер, ИКАРИ!! — сорвалась, наконец, на крик доктор. — Отстрелишь термонакопитель, если повысится температура. Всю избыточную энергию — на клинки!

— Клинки?

— Кацураги, заткнись!

— Что еще за КЛИНКИ?

— Заткнись, я сказала!

Слушая перебранку командиров, Синдзи откинул колпачок и втопил кнопку извлечения энергоклинков. Запястья больно дернуло судорогами, когда манипуляторы ЕВЫ высвободили семиметровые витые штыри. Икари вдохнул. И выдохнул.

«Реактор — это сердце. Сердце „Типа-01“. А значит, мне опять ненадолго надо полностью раствориться в „Типе-01“. Пожалуйста, сердце… Бейся быстрее».

В животе стало горячо.

«Пожалуйста, еще быстрее… ЕВА, ты ведь не хочешь умереть? Стать ломом?»

Огонь дохнул, разбрасывая языки пламени по жилам.

«Пожалуйста, мое сердце, бейся быстрее!»

— Икари… Область ионизации… Держи корпус подальше от него… Просто перегрузи его защиту…

«Пожалуйста».

Холод плясал в туго набитых раньше камерах боеприпасов. Неповоротливый разум ощупал сиротливые контейнеры ракет, огладил раскаленные пулеметные кожухи, с любовью коснулся орудийных люков. Пустота. «Так значит, это единственное оружие? Ну что же…»

Между витыми стержнями прострелил дуговой разряд.

«Враг мой, ты тут? Я иду».

…

— Синдзи!!! Синдзи!!!

По подбородку текло что-то соленое и горячее, немилосердно саднили глаза, по ним уже непрерывной струей бил физраствор. А перед глазами с громовым треском плясал синий ад. Чувствуя, как грохочет кузница между висками, Синдзи тупо смотрел, как энергоклинки, погруженные во врага, тают, разбрасывая искры, как содрогается нежно-розовое, невозможно чистое в этой грязи тело, как светится что-то в жутких нагрудных глазах твари, что-то неразличимое за танцем разрядов.

— Синдзи! Позади тебя заходят на маневр четыре Ки-64 с фугасными ракетами. По команде отстреливай эти стержни и падай влево!

Икари помотал головой. «Штурмовики? Ракеты? Падать?..»

— Икари, достаточно, его защита перегружена, — зазвенел голос Акаги.

«Акаги?»

— Синдзи, как понял? Штурмовики будут стрелять почти в упор!

— Так точно, — прошептал он.

— СИНДЗИ, ДАВАЙ!!!

Ломающая руки боль.

Два пиропатрона взрывают крепления истончившихся стержней. «Влево? Пусть будет влево…»

Синдзи резко сместил торс ЕВЫ, почти ломая малоподвижный в этой плоскости хребет «Типа-01». Машина тяжело завалилась на землю, вздымая грязь, и тут же затихший мир разорвали сполохи взрывов. Усилием воли поворачивая голову, Синдзи успел увидеть, как последний штурмовик не смог уйти в сторону и прямо над ним влетел в огненный цветок собственной ракеты.

А потом пришла звонкая тишина.

* * *

— Икари?

Привычная чернота. Привычный шершавый бинт поверх онемевших глаз.

— Ты меня слышишь?

«И привычный голос».

— Да, А… Аянами.

Голос неприятно резал саднящее горло, и фамилия девушки вышла сплошным хрипом. Между затылком и подушкой просунулась рука и приподняла его голову, а губ тот час же коснулся влажный металл. Синдзи всосал в себя глоток теплой, пахнущей химией воды и закашлялся, чувствуя, как болит все тело.

— Где я?

— Госпиталь базы «Токио-3», пятый укрепленный район Тихоокеанского фронта, — сказала Рей и уточнила. — Палата номер четыре.

Синдзи сосредоточился на последних четких воспоминаниях. Виски заломило просто немилосердно.

— Аянами… Как все закончилось?

Девушка помолчала.

— Насколько я поняла, ты смог разрядами прорвать защиту Ангела, и штурмовики уничтожили его четырьмя тяжелыми ракетами. Кроме того, еще один Ки-64 повредил его собой — самолет почему-то не успел повернуть и тоже взорвался.

«Понятно… Значит, я не помню только как меня достали из ЕВЫ. И слава Небу — жалкое, должно быть, зрелище…» Синдзи вдруг запоздало понял, как Рей назвала розовую тварь.

— Аянами… Ты сказала «Ангела»?

— Да. На основании анализа записей был сделан такой вывод. На завтра назначен брифинг по результатам операции, и тогда все уточнят.

Икари озадаченно поднес руку к бинтам. «Ангел. Да, бедный Судзухара». Он хихикнул и снова закашлялся.

— Икари?

— Ничего. Представил, как я слепышом буду на брифинге смотреть сюжет о своей победе…

На его руку легла теплая ладонь.

— Икари… Твои бинты снимут сегодня вечером.

«Вечером? Как долго же я провалялся без сознания?»

— Сколько я…

— Один день, — голос девушки был очень спокоен. — Ткани орбит и веки почти полностью регенерировали к тому времени, когда тебя вытащили из кабины.

«Регенерировали…»

Синдзи помолчал, осознавая сказанное ею. Исчезновение руки и шорох одежды дали понять, что девушка поднялась.

— Икари, я скоро вернусь. Нужно сказать, что ты очнулся.

— Аянами…

Тишина. Тревога, вызванная необычным поведением организма, испарялась. Синдзи улыбнулся, представив, как Рей замерла с внимательным выражением лица. А мысль о том, что он увидит это лицо уже сегодня, оказалась… Приятной. И пусть пока «ангельский» кошмар подождет.

— Аянами.

— Икари?

— Я все же вернулся.

— Спасибо, Икари.

Тихо хлопнула дверь. Синдзи улыбался: он знал, что Рей очень рада.

Глава 5

— Аянами, ты скоро?

Синдзи с надеждой прислушался, но ответа не получил. Он недовольно хмыкнул и вновь уставился в книжку, ожидая, пока Рей соблаговолит освободить ванную. Чтиво, как на зло, попалось скучное — о реформах армии начала XX века, — и Икари постоянно отвлекался на посторонние мысли. «Вот, к примеру, поселили нас вдвоем…»

Кацураги сразу же объяснила, что это военная база, и не просто база, а изрядно раздолбанная последним штурмом, и вообще, тут им не Гавайи. «Я заметил», — ввернул в этом месте Синдзи, поднимая глаза на молочно-белое низкое небо. Мисато-сан, нервная от обилия восстановительных работ на «Токио-3», воткнула его и Рей в офицерский корпус 404. Офицерскими корпусами называли пятиэтажные башенки однокомнатных квартир, соединенных с землей внешней железной лестницей. Злость Кацураги можно было понять: доктор Акаги потребовала, чтобы их поселили с учетом целой кучи параметров: санузел, совместное проживание пилотов, соседство с госпиталем, до ста метров от штаба проекта «ЕВА», до ста метров от места, где временно разместили сами «Типы»… В общем, получая у помощника Кацураги ключ, Синдзи рассчитывал на много худшие условия. Крохотную серую комнатушку на треть занимали две кровати, на четверть — вещи пилотов, рассованные по коробкам. Остальное пространство пришлось скрепя сердце оставить свободным, потому как иначе пробираться в ванну и туалет пришлось бы прыжками. Впрочем, у жилья были и несомненные достоинства. Неосторожно хлебнув американской атмосферы без маски, Синдзи был невероятно доволен, обнаружив в квартире улучшенную систему очистки воздуха. Она противно посвистывала, но зато хоть дышалось в квартире отменно.

— Икари, можешь идти мыться.

Синдзи механически обернулся, извлеченный из своих мыслей, покраснел и сейчас же снова уткнулся в книжку, чувствуя избыток крови во всех соответствующих ситуации местах:

— Аянами, а в ванной одеться никак?!

— Ты меня поторопил.

«Железная логика», — позавидовал Синдзи, невольно восстанавливая в памяти замечательную картинку вытирающейся на ходу девушки. Он выудил из ящика свежее белье, гадостно пахнущее прачечной, и осторожно обошел Рей, которая одевалась, стоя к нему спиной. Оценив остаток сегодняшнего лимита воды, Синдзи скис.

Технической воды, теоретически пригодной для мытья, под базой было вдоволь, но, увы, она изрядно фонила, и инженеры решили, что проще опреснять и частично использовать повторно океанскую воду, чем дезактивировать грунтовую. Так что ограничения на гигиену тут были жесткие.

Синдзи пустил воду тоненькой струйкой и вспомнил, как поразило его известие об избирательной радиоактивности Атомных земель: к примеру, та же вода давала серьезные дозы облучения, но воздух и грунт были несравнимо более чисты — почти в переделах нормы. Даже его скромных познаний в физике хватало, чтобы понять, что это слегка противоречит самой сути понятия «радиоактивность». Синдзи уселся в крохотную ванну и блаженно закрыл глаза: все занятия и осмотры на сегодня окончены, и можно спокойно побыть дома. В мерзких условиях базы домоседство в свободное от заданий и вахт время считалось хорошим тоном.

«Занятия…»

Обязательным для каждого новоприбывшего был недельный курс ознакомления с местными условиями. Не последнее место среди предметов изучения занимала фауна, сплошь враждебная и весьма гадкая на вид. В регулярных набегах на оборонительные линии фронта принимало участие около десятка видов тварей, многим из которых не без оснований присвоили имена демонов — полупрозрачные светящиеся они-би, длинношеие рокуро-куби, трупоеды-гаки, огромные когтистые дзикининки… Водились и существа, которым в пандемониуме аналогий не нашли, и для их обозначения узаконили солдатский жаргон. Так появилось название непостижимого «лучевика» — огромного редкого существа, похожего на слизня, которое испускало заряды ионизированного газа.

«Ангел».

Синдзи нахмурился. Неуязвимый для огнестрельного оружия редчайший мутант, одетый в броню из — ни много ни мало — плазмы, тварь столь редкая, что каждому из них в служебной классификации даже присваивали номера. Полулегендарным был признан Первый Ангел — предполагаемая причина уничтожения США. «Дескать, явился в сиянии и с трубой, вострубил и за грехи янки устроил очищение целому континенту, — подумал Синдзи. — Заодно наделав тут ад с демонами. Впрочем, официальной версии с испытанием супербомбы никто не отменял».

А еще ничто не мешало этим двум версиям как-нибудь причудливо переплестись. Ведь даже если отбросить мистику, Ангела, которого с трудом убили пять лет назад на Ньюфаундленде, почему-то упорно называли Вторым. Именно вермахту, уничтожившему ту тварь, принадлежала сомнительная честь дать имя первому из обнаруженных колоссов. С легкой руки безымянного пилота бомбардировщика обозначение «der Engel» пошло гулять сперва по слухам, а потом и по секретным документам.

Икари ухмыльнулся, вспоминая военного ученого, который пытался объяснить и без того сбитым с толку новоприбывшим, что ни капли не похожие друг на друга Второй и Третий Ангелы должны относиться к одной породе. Сам победитель Третьего Ангела скромно сидел в уголке аудитории и скептически хмыкал, слушая жалкие потуги лектора разъяснить молодым офицерам, что такое «синее свечение» и в чем его уникальность. Синдзи не задавался вопросом, как такая хрень может вообще существовать. Тем более что толковых ответов получить не рассчитывал. Его беспокоило другое.

«Невообразимо огромная тварь, пришедшая нести разрушения и смерть. И размеры, и ее особенности говорят об одном. Она родилась, чтобы бороться с людьми».

Синдзи вспомнил жуткий взгляд псевдоглаз Ангела — осмысленный, изучающий.

«Спросить бы тебя, чего тебе надо, погань… А то хрен вас изучишь», — Синдзи зло стиснул мочалку. Увы, как выяснилось на первом же занятии, местным ученым фауна давала до обидного мало материала. Тела всех мутантов — от они-би до Ангела — имели мерзкое свойство сразу после смерти разлагаться в полужидкую слегка радиоактивную кашу.

Он помотал головой, разгоняя воспоминания: вода остывала, и вообще пора было выбираться. Синдзи вытерся, оделся и бодро вышел в комнату. Рей валялась поперек кровати, задрав ноги на стенку, и читала.

— Надо будет выпросить увеличение лимита воды, — сказал Синдзи. — Что мы, хуже дозорных первой линии?

— Мы не хуже, мы работаем в более чистых условиях.

— Ты скучная, Аянами.

Синдзи сел на свою кровать, и Рей, не говоря ни слова в ответ, тоже устроилась по-человечески.

— Вот скажи мне, — он продолжил задираться, копаясь одной рукой в коробке с пластинками, — почему ты так недооцениваешь нашу работу?

— Я оцениваю ее правильно. Но это никак не касается воды.

«Когда же тебе надоест с ней спорить?» — улыбнулся Синдзи и не глядя поставил какой-то диск на проигрыватель. Из динамика тихо полилась сладковатая меланхоличная музыка. Икари сразу выудил из мелодии свою любимую саксофонную партию и увлеченно погрузился в нее.

— У тебя странное выражение лица, Икари.

Синдзи даже не сразу понял, что это сказала Рей.

— А?

— Я сказала, что у тебя странное выражение лица.

— Хм, — Икари был обескуражен. Девушка не любила отвлеченные темы и редко комментировала что-то просто так. «Книга скучная, что ли?» — подумал Синдзи и объяснил:

— Я слушаю музыку, пытаюсь понять ее. Наверное, очень увлекся, и лицо стало выглядеть глупо.

— Не глупо, — отозвалась Рей и задумалась. — Не могу подобрать слово…

— Отстраненно, отвлеченно, увлеченно, забавно, странно, одухотворенно… — послушно предложил он, улыбаясь. Девушка пожала плечами:

— Не то. Ближе всего — «красиво».

Синдзи смутился и с опаской посмотрел на нее:

— Аянами, ты чего это?

— Что-то не так, Икари?

— Эээ… Ты только что сделала мне комплимент…

— Я всего лишь сказала то, что думаю, — спокойно ответила она.

Синдзи рассмеялся:

— Вот взяла и все испортила.

Они помолчали, слушая, как саксофон выплакивает свою судьбу.

— Аянами, как тебе назначение Мисато-сан на должность командующего базы? — спросил он.

— Я думаю, она справится. Хотя принять командование после такого штурма — тяжелая ноша.

Икари кивнул. Смерть генерала Мацусимы, возглавившего танковый контрудар, была героической, но напрасной: Ангел походя сжег пятнадцать машин, его даже не удалось замедлить. И восстанавливать потрепанную оборону теперь предстояло майору. Размышляя о горькой судьбе Кацураги, Синдзи задремал. Ему даже что-то приснилось, на удивление теплое и не страшное.

— Икари, проснись.

Он вскочил, сразу садясь в постели.

— Что?

— Ты уснул.

Аянами вешала на крючок у дверей свой пыльник. Синдзи непонимающе поморгал: «Как она успела выйти куда-то и вернуться?» Взгляда на часы хватило для понимания всего ужаса положения, и он вскочил:

— А, черт, бежим! Мы опаздываем на ужин!

— Стой. Я забрала твою порцию.

Синдзи замер, не донеся маску до лица.

— Спа… Спасибо.

— Не за что.

Девушка протянула ему плотно упакованный судок и термос, а также неизменный пакетик с таблетками. Поглощая разогретый паек, он то и дело косился на Рей: она слегка расширила свое понимание заботы о товарище. Раньше она бы просто его вовремя разбудила. Аянами, между тем, улеглась на кровать и смотрела в потолок. Когда Синдзи отложил посуду в сторону, она сказала:

— К восьми нам приказано явиться в ангар ЕВ.

Он взглянул вновь на часы:

— Так. Полчаса есть еще. Аянами… — Синдзи замялся. — Скажи, почему ты меня не разбудила?

Он был шокирован еще прежде, чем услышал ответ: девушка смутилась, на бледных щеках даже появился румянец.

— Ты очень спокойно спал. Очень… Умиротворенно, — тихо сказала она. — Я не смогла.

«Плевать на ужин, — подумал ошарашенный Синдзи. — Вот что действительно стоит благодарности».

— Большое тебе спасибо, Аянами, — тепло сказал он.

Рей в ответ кивнула, и остаток свободного времени они провели в молчании.

Северо-восток базы, переданный проекту «ЕВА», был ярко освещен мощными фонарями. Вдали сухо стучали короткие очереди: где-то на юге беспокоили мутанты, видимо, одиночки, потому как тревогу не объявляли. Хрустя мелким гравием, Синдзи и Рей подходили к аэродрому, один из ангаров которого теперь принадлежал их «Типам». Совсем рядом трудолюбиво возился танк, поднимая поваленную во время последнего боя мачту связи. Восстановительные работы на базе кипели в четыре смены круглосуточно: Кацураги отправила в наряды даже младший научный состав.

Синдзи повернул голову к Рей и глухо произнес сквозь маску:

— Чувствую себя лентяем.

— Зря.

— Да неужели?

— Если бы не ты, восстанавливать было бы нечего.

— Аянами… Решила меня в краску вогнать? Так подожди, под маской да на улице все равно ничего не видно.

— Ясно.

Синдзи хмыкнул: «Ясно ей, как же…» Он открыл внешние двери шлюза и обреченно встал под обдувку. Мощные потоки воздуха едва не размазали их по стенкам, но потенциально активной пыли на них теперь не осталось. Крякнул звуковой сигнал, и их впустили внутрь.

— Здравствуйте, господа. Доктор Акаги уже ждет.

Следуя за техником, Синдзи неотрывно смотрел на свою ЕВУ. «Тип-01» серьезно повредило взрывами при уничтожении Ангела, и теперь над ним трудились сотрудники проекта. Слева нагрудная броня исчезла, видно было даже кожух защиты реактора и оголовок левой турбины. Мостовым краном как раз опускали новый блок из двигателя и редукторов для манипулятора, и на неаккуратного крановщика уже ругались.

— Интересуетесь? — улыбнулся техник — Все работы уже вышли на финишную прямую.

— Да ну? — очень натурально изумился Синдзи.

— Зря вы, — беспечно отозвался тот. — Не представляете, как сложно было точно удалить поврежденные части. Вы над ними хорошо поработали…

— Что вы, я так, просто — шел себе, шел…

— Икари, Аянами! Идите сюда!

Синдзи обернулся и посмотрел вверх: по периметру ангара на высоте метров семи шли служебные помещения, соединенные между собой мостиками. Около одной такой коробки стояла блондинка в белом халате, наброшенном поверх военной формы — доктор Акаги, человек, которого пилоты чаще слышали, чем видели. Синдзи невольно передернул плечами: временами ему хотелось, чтобы этот человек вообще не существовал. Или хотя бы онемел.

— Здравствуйте, господа. За мной.

Акаги впустила их в служебку, где сквозь густой сигаретный дым Синдзи с удивлением рассмотрел майора Кацураги. Мисато-сан нависала над разложенными на столе чертежами и задумчиво водила по ним пальцем.

— О, ребята! — отвлеклась женщина и слабо улыбнулась. Икари всмотрелся в ее осунувшееся лицо и безо всякого удивления разглядел густые черные тени под глазами.

— Здравствуйте, Мисато-сан.

— К делу, — сказала доктор Акаги и указала на чертежи. — Давайте подходите сюда.

Она закурила и принялась объяснять:

— Мы обсуждаем оружейные схемы ваших ЕВ. До особых распоряжений штаба «NERV» ваши машины становятся частью обороны «Токио-3». Хоть и последним эшелоном, но все же…

— Каким они будут эшелоном — решу я, — хмуро сказала Кацураги.

— Допустим, — отозвалась Акаги. — Раз уж ты осведомлена о риске их использования, думаю, на твое благоразумие можно положиться.

Женщины неприязненно взглянули друг на друга. «Видимо, это продолжение ранее начатого спора», — понял Икари.

— Гм, — наконец произнесла доктор. — Так вот. По нашим данным, крепости «Токио-3» может угрожать еще один Ангел, а возможно, и больше…

— Вы проверяли эти ВАШИ данные? — ввернула Кацураги.

— Да, — Акаги затянулась и холодно оглянулась на пилотов. — Может, давай отложим дебаты на чуть позже?

— Ладно. Надеюсь, у вас, по крайней мере, надежный шпион среди мутантов…

— МИСАТО!

Новая неудобная пауза. Синдзи беспокойно оглянулся на дверь: «А не выйти ли нам с Рей на легкий променад?..» Доктор Акаги вдруг резко рухнула на стул и рассмеялась:

— Господи, Мисато… Ты меня доведешь…

— Это ты меня доведешь, Рицко, — к удивлению Синдзи, Кацураги тоже улыбнулась. — Какой смысл подчинять ЕВЫ мне, если я не могу их использовать, ничего не знаю о них, даже вот об Ангелах этих слышу только хрень туманную…

— Ми-тян, поверь, я все расскажу, когда смогу, — с неожиданной теплотой сказала Акаги. Синдзи почувствовал, как его глаза натурально полезли на лоб.

— Ладно, Риц-тян, давай к сути, — проворчала Кацураги, косясь на остолбеневшего Икари и безразличную ко всему Рей. — Пилоты скучают.

Доктор Акаги кивнула и продолжила:

— Итак… Последний бой показал, что текущая схема против Ангела малоэффективна. К счастью, мы захватили немало оружейных модулей, плюс я еще заказала материал для загрузки следующего конвоя. Так что смотрите, излагайте свои идеи…

— Я думаю, что есть смысл хотя бы временно вооружить ЕВЫ по-разному, — сказала Кацураги, разворачивая маленький ватман. — Примерно так: «Тип-01» сделать единицей ближнего боя. Раз уж Икари имеет опыт… гм, общения с Ангелом, делаем ставку на него.

Синдзи сглотнул и прокашлялся в замешательстве, но увлекшаяся Мисато-сан этот демарш проигнорировала:

— Таким образом, навешиваем на него как можно больше контейнеров ракет малой дальности, фугасок. Вот — «Тип-06» или, например, «Тип-06-А». Потом… Ты говорила, есть возможность экипировать вольфрамовые эти, как их…

— Энергоклинки, — подсказала Акаги. — Повышенная прочность, на 200 % дольше время активной работы…

— Вот, да, их ставим! — майор прихлопнула рукой чертеж и с азартом в глазах сунула его сбитому с толку Икари. — Ну как?

Синдзи всмотрелся: выглядело интересно, но демонтаж такого количества пулеметов имел серьезные недостатки.

— Неплохо, но если я попаду в «кашу»?..

Мисато презрительно скривилась и ринулась в бой.

Через пятнадцать минут компромисс был найден: Акаги предложила ценой небольшого ухудшения обзора пулеметы в пилонах заменить на ракеты, а те, что в башнях, — на малокалиберные пушки с разрывными снарядами. Потом пришла очередь ЕВЫ Аянами, которой отвели роль дальней поддержки. Поскольку девушка спорила очень мало, Синдзи вновь пришлось до хрипоты орать, отстаивая плотность заградительного огня на ближней дистанции.

— Так или иначе, использовать вас с другими родами войск трудно, — неохотно признала Мисато. — Разве только авиация… Так что, Синдзи, молодец. Идеи стоящие.

Икари устало кивнул: «По крайней мере, не средства, так общую идею я отстоял».

— Ладно, Риц. Есть еще вопросы?

— Нет, Мисато. И пилотов тоже можешь забрать, — отозвалась Акаги, прикуривая очередную сигарету от окурка. — Всем спокойной ночи. Не забудьте о медосмотре с утра.

Закрывая дверь каморки, Синдзи оглянулся: доктор Акаги взяла массивную ручку и принялась в сумасшедшем темпе водить ею по чертежам, сводя оговоренные схемы воедино. Икари потряс головой: образ хладнокровной садистки, с ненавистью вылепленный им за годы, только что дал крохотную трещинку.

На улице Кацураги осмотрелась и сказала:

— Пройдусь-ка я с вами, хоть передохну немного.

Отдых майора закончился буквально через два шага, стоило ей бросить взгляд на тягач, волочащий на платформе поврежденную орудийную башню. Кацураги глухо ругнулась сквозь маску и побежала наперерез машине, размахивая руками. Синдзи остановился, с интересом глядя на командующего в действии: Мисато-сан наорала на водителя, влезла в кабину и вцепилась в рацию, отдавая кому-то распоряжения.

— Базе повезло, — сказал Икари.

Рей кивнула.

Синдзи поднял голову. Невидимое из-за яркого света низкое небо давило на него. Это странное ощущение иногда накатывало и тут же отступало. В столовой он уже слышал об этом чувстве, тут его так и называли — «чувство неба». И средь бела дня, и во сне, и вообще когда угодно человека вдруг охватывает ощущение, что твердь сейчас обрушится на землю. На страх не похоже, скорее гнетет как-то, тревожит… Синдзи сглотнул всухую и почувствовал, как странное ощущение уходит.

Подбежала запыхавшаяся Кацураги:

— Фффух, нет, ну бестолочи несусветные… Ну их, ладно, сделаем кружок вокруг вашей голубятни, и отправляйтесь спать. Ффух.

Они пошли дальше вместе. Синдзи долго колебался и, наконец, спросил:

— Мисато-сан, а когда вы спали в последний раз?

Майор невесело хохотнула:

— Позавчера. Хрен здесь выспишься. На «Токио-3» никогда не было спокойно, но Ангел наворотил такого, что я умыться не успеваю.

— Но… У вас же есть замы? — неуверенно сказал Синдзи.

— Синдзи, не борзей, — устало сказала майор. — Только не учи меня, как командовать базой.

Икари кивнул:

— Виноват.

— Да ладно…

Встречные патрули еще издалека козыряли им, потом ожила рация Кацураги и кому-то понадобилось знать, куда устанавливать системы залпового огня. Синдзи устало смотрел в усыпанную щебнем дорогу и, слушая вполуха майора, пытался представить масштабы того, что делала Кацураги. Весь пятый укрепрайон, район «Сан-Франциско» зависел от слов и приказов молодой женщины, едва передвигающей ноги от усталости. «Вырубить бы ее и засунуть куда-нибудь отсыпаться», — мелькнула безумная мысль. Синдзи улыбнулся своим больным идеям.

— Мисато-сан, — позвал он.

— Да, чего тебе?

— Мисато-сан, скажите, пожалуйста, как вы стали офицером тактики?

Кацураги повернула к нему скрытое маской лицо:

— Как все. Окончила Академию в Нагасаки. С отличием, кстати.

Она замолчала и вдруг продолжила:

— Знаешь, Синдзи, а меня ведь в жизнь отправил твой отец.

Икари вздрогнул. «Отец… Мой отец». Сразу же возникло желание до ломоты выпрямить спину, смотреть прямо перед собой и прекратить дышать. Перед глазами всплыло видение острого взгляда из-за неизменных затемненных очков. «Да… Отец умеет видеть в людях нечто».

— Мисато-сан… Расскажите, пожалуйста, — попросил он.

— Хм… Да что там рассказывать. Я училась и жила в одном приюте с Рицко… Доктором Акаги…

Синдзи мысленно ущипнул себя, с трудом принимая это известие, а Кацураги, увлекаясь, продолжала:

— Ее никогда никто не любил… Как и сейчас, в общем. Девочки ее били, завидовали ее уму. А я… Однажды нам прислали странные задания по физике, совсем не для нашего возраста, сказали — конкурсные. Конечно, Акаги решила их с блеском. Ее побили особенно сильно, и я сделала так, что этих девчонок начали травить все — на одну написала донос, другой подкинула украденную игрушку… Словом, мне стало очень обидно за Рицко. А потом я попалась на ерунде. Поставили вопрос об исключении, о том, чтобы я шла на улицу, но тут приехала конкурсная комиссия — познакомиться с выдающимся юным физиком. И приехала на день раньше.

Синдзи невольно улыбнулся: отец всегда был непредсказуем для твердолобых местных князьков. Он презирал пафос и шаблонные встречи.

— От твоего отца мы узнали о Реформе Равенства, о том, что правительство набирает во все структуры талантливых женщин, что образование теперь открыто и для нас. Он подписал для Рицко направление в Гейдельберг за счет Японии… А потом потребовал личные дела отпетых хулиганок…

Кацураги вздохнула и остановилась напротив входной лестницы корпуса 404:

— Ну вот и вся история. Спасибо, ребята, за разговор.

Синдзи кивнул:

— И вам спасибо, Мисато-сан. Спокойной ночи.

— Издеваешься? — хихикнула майор и помахала им рукой. — Спокойной ночи!

По лестнице Синдзи поднимался в молчании: рассказ майора вызвал неожиданно сильные эмоции. Только когда закончилась обдувка, когда пыльник повис на крючке, а маска улетела в мусорник, он вспомнил о том, что он не один.

— Икари…

— Аянами?

— У тебя сложные отношения с отцом?

Синдзи обернулся к ней. «Как ей объяснить? Она ведь сирота? Как?..»

— Видишь ли, Аянами… У меня нет с ним отношений.

— Ты… — слегка нахмурилась Рей.

— Нет. Не знаю, — Синдзи так вглядывался в красные глаза Рей, будто там был тот самый сокровенный ответ. — Я преклоняюсь перед ним. Я… Безмерно уважаю его. Я готов умереть по его приказу, как любой другой солдат… Но…

Икари отвел взгляд. Рей хотела ответа, а он и сам его не знал.

— Аянами… Идем умываться. У тебя сажа на щеке.

— Хорошо, Икари, — кивнула девушка.

Синдзи улыбнулся и широким жестом указал на дверь в ванную.

Глава 6

Синдзи задумчиво взвешивал в руке «Вальтер Р-38» и поглядывал на мишень. Господин капитан Кагитару задал солидную планку: упомянутая мишень висела на расстоянии тридцати метров. «Дальше только на стенку клеить… Конечно, это все ерунда, в конце концов, Кагитару — капитан разведки, элита… — меланхолично рассуждал Икари. — И проиграть такому не зазорно… И плевать, что Аянами смотрит… И вообще…» Он вздохнул и вытянул руку с пистолетом. Мишень едва просматривалась из-за огромной мушки. И мушку-то из-за целика толком не видно… Синдзи стиснул зубы и на секунду зажмурился, представляя, как плечо, локоть, кисть врастают в управляющий механизм ЕВЫ, как броня охватывает его плоть…

«Жулик ты, Икари», — подумал Синдзи, открывая глаза.

Четыре толчка — и четыре пули плотно облепили «десятку», вырвав сердцевину мишени.

Капитан оторвал от глаз бинокль и присвистнул:

— Икари, ты на табличке в храме слово «меткость» никогда не писал?

— Нет, господин капитан, — Синдзи потер онемевшую руку: за шалости с воображением приходилось платить. — Я много еще других нужных слов знаю.

— Жаль, что тебя так плотно научники опекают. Иначе, если ты, не приведи небо, остался бы без своего «Типа», я бы тебя к себе забрал.

Синдзи улыбнулся. Население базы «Токио-3» выгоднейшим образом отличалось от всех военных, виденных им раньше. Здесь никто не развешивал челюсти, не прилипал взглядом, не шептался за спиной. «Пилотов Микадо» уважали, им кивали при встречах, но даже одержанная сходу победа над Ангелом не сделала Икари предметом культа. И Синдзи это нравилось.

Кагитару огладил небольшую холеную бородку и выругался, заслышав свои позывные по громкой связи.

— Рад был увидеться, Икари, — хлопнул он пилота по плечу и посмотрел мимо него. — Старший сержант…

Капитан кивнул стоящей в сторонке Аянами и пошел к выходу из тира. Навстречу ему, снимая маски, входили новые желающие поддержать в тонусе стрелковые навыки, и в помещении стало людно. Синдзи поприветствовал нескольких знакомых и подал руку Рей:

— На тесты?

— Идем.

Улицы заволокло густой гарью: то ли горели пустоши после отбитого утреннего штурма, то ли просто какую-то гадость притащило ветром из глубин континента. Синдзи привычно взглянул на дозиметр у двери и удостоверился, что фон нормальный. В последнее время погода стояла довольно удачная, и пыль с радиоактивных солончаков на базу почти не залетала.

— Икари?

— Слушаю.

— Почему ты не ходишь в армейский бордель?

Синдзи остановился, круто обернулся и обалдело посмотрел на нее. Скрытое стеклами и респиратором лицо Рей, естественно, ничего к сказанному добавить не могло.

— Эээ… Аянами, тебе не кажется, что это несколько личный вопрос?

— Нет.

«Еще бы — нет! Да на хрен тебе это знать?!» — запаниковал он, искренне радуясь маске на собственном лице.

— Тогда я… Гм, довожу до твоего сведения…

— Такой вопрос вполне допустим между товарищами. Мы ведь товарищи?

«О, черт, Аянами!..»

— Разумеется…

— Тогда ответь.

Синдзи лихорадочно обдумывал, как бы выкрутиться, но прежде, чем успел укусить себя за язык, буркнул:

— Потому что не хочу.

— Физиологические проблемы? — поинтересовалась Рей.

— АЯНАМИ!!! НЕТ, КОНЕЧНО!!!

Он перевел дыхание и осмотрелся: проходящий мимо патруль с явным интересом свернул на крик в их сторону, но, увидев карточки проекта «ЕВА» на пыльниках, вернулся на маршрут. Синдзи излишне резко махнул рукой, предлагая Рей продолжать путь.

— Слушай, Аянами… Зачем тебе это?

— Я беспокоюсь о твоем здоровье. «Здоровье воина состоит из пяти сфер…» — начала цитировать она, но Синдзи прервал:

— А ты, случаем, не слышала об отшельниках древности, которые считали, что воздержание — путь к совершенству?

— Слышала. Ты не отшельник и не придерживаешься никаких духовных практик.

— Гм. Ну, тогда тебе придется довольствоваться ответом «не хочу».

Рей кивнула. Синдзи поднес руку к рычагу воздушного шлюза штаба проекта «ЕВА» и мстительно поинтересовался:

— Кстати, Аянами… Я не припомню, чтобы хоть раз видел тебя с мужчиной. Проблемы?

— Нет.

— Неужели?

— Просто не хочу.

Синдзи недоуменно воззрился на нее и пожалел о том, что не отложил вопрос до лучших времен — когда Рей снимет маску. Он готов был поклясться, что девушка ответила с улыбкой.

Симулятор управляющего механизма ЕВЫ, оснащенный кучей датчиков, был зверски холоден. Синдзи послушно выполнял «падения», «ходьбу», «бег», «стрельбу», смотрел сквозь окруживших его медиков и витал мыслями очень далеко отсюда. Разговор с Рей напомнил ему один из самых неприятных случаев в его подопытной жизни.

…Отец Ако убил солдата, пытавшегося изнасиловать дочь, и убежал. Так Ако попала под суд, где ее и обнаружил проект «ЕВА». Медики как раз заинтересовались вопросом влияния начала половой жизни на способности пилота, и однажды Синдзи, вернувшись с тестов, обнаружил в комнате девочку своих лет, сидящую на маленькой сумке. К сожалению или к счастью, Синдзи в тот же день узнал, зачем к нему подселили бедняжку, и впервые понял, насколько бесчеловечным может быть руководство проекта. Им надо проверить — они проверяют. А то, что они оба только перестали быть детьми, никого не заботило. Глядя на беспокойно спящую симпатичную девчушку, сержант Икари впервые решил проигнорировать приказ. Назло всем — исследователям, своим желаниям, верности присяге. Поначалу ученые на них не давили, рассчитывая на победу гормонов, но когда парень даже месяц спустя лишь спокойно заботился о неожиданной соседке, до его сведения довели простые условия. Если они не начнут спать вместе, ее отправят в армейский бордель. Просто и со вкусом. Сержант Икари тогда даже не задумался, почему его просто не накачали чем-нибудь, почему не угрожали ему самому. Он еще не знал, как легко запугать своих многоумных мучителей, просто пригрозив побиться ценной головой о стену. Он был юн, почти сломан своей регулярной слепотой и в глубине души хотел немного обыкновенного, хоть даже и животного тепла.

Словом, младший лейтенант Синдзи Икари боялся, что пять лет назад он на самом деле хотел услышать эти условия.

— Икари, достаточно на сегодня.

Синдзи кивнул и стал ждать, пока с него снимут крепления. Медики в военной форме вынимали из гнезд комбинезона нескончаемые громоздкие штекеры, отстегивали датчики пульса, а он смотрел в серую стену напротив и думал о том, что Аянами могла пережить подобную историю. Ему совсем не хотелось думать об этом, но ничего поделать он с собой не мог. Синдзи всматривался в окружающий его бело-серо-зеленый муравейник и вдруг понял, что находись он сейчас в ЕВЕ, без сожаления двинул бы кулаком, превращая их всех в кашу, в грубый фарш. Они все, все до единого были виновны. Каждый из них приложил руку к тому, что его душевный мир сломан. Что там расстрел города, что бесконечные кошмары, если даже такую глупость, как подростковое вожделение, они превратили в крошечную, но никак не заживающую рану?

Он зло рванул замок кистевого зажима и нетерпеливо высвободился из симулятора. В ушах плыл мерный гул, приглушая шум и разговоры. Кто-то подошел с вопросом, но Синдзи направлялся в раздевалку, не обращая внимания ни на кого.

В крохотной комнатке за ширмой он сел на скамейку и уставился прямо перед собой.

«Цена. Это цена. Она высока, но она должна быть. Я солдат, но солдат не может выжить там, где я продолжаю побеждать. Неужели я надеялся, что получу это бесплатно?» Синдзи прислушался к себе и ухмыльнулся: похоже, ему только и оставались — долг и пафос.

Когда земля вздрогнула в первый раз, он даже не понял, что произошло. Но на последовавший второй взрыв тело отреагировало само. Синдзи выскочил из раздевалки и увидел оторопевших ученых, поваленный встряской испытательный стенд, а через мгновение завыла сирена общей тревоги. Третья конвульсия земли — продолжительная, несмолкающая — была вызвана уже тяжелой артиллерией базы.

Икари и Аянами бежали к ангару ЕВ, а вокруг раскручивалась тугая пружина войны: летели на позиции вездеходы с дежурными офицерами, небо над головами прочерчивали снаряды и ракеты, а у взлетной полосы выстраивалась очередь из обожравшихся, тяжело нагруженных смертью штурмовиков. Взвыла прикрывающая аэродром ракетная батарея залпового огня, раскраивая туман густыми прядями дыма.

— Наверняка Ангел! — прокричал Синдзи, и задыхающаяся Рей кивнула на ходу.

Они влетели в ангар и столкнулись с Акаги, которая как раз преспокойно гасила об стену сигарету:

— А, вот вы где. Славно. Икари, Аянами, быстро переодеваться. Оба.

Огромные ворота медленно открывались в кипение войны. Тягачи с натужным ревом выволокли погруженное на катки тело под низкие дрожащие небеса. Синдзи почти чувствовал неудобные валики под собой и горел от нетерпения избавиться от них. Наконец, «Тип-01» поднялся и осмотрелся, вздымая обвешанные ракетами манипуляторы.

— Икари, обходи зенитную башню и следуй по шоссе.

— Слушаюсь, Мисато-сан.

Он оглянулся: позади него вставал «Тип-00», оснащенный дальнобойными орудиями и нелепо нагруженный длинными коробами мощных ракет за спиной.

— Аянами, пойдешь за Икари до квадрата G6, остановись на перекрестке и следуй дальнейшим приказам.

— Слушаюсь.

Услышав нарастающий вой, Синдзи посмотрел вперед, успел поднять захват манипулятора и отбить летящий в него из мглы пылающий кусок какой-то машины. Аянами сориентировалась, видимо, вычислила точку взлета и дала залп из ракетной установки.

— Отставить! Выполнять приказ! — отчеканила Кацураги.

Густая взвесь гремела и содрогалась. Синдзи напрасно вглядывался в нее, меняя диапазон и пробуя разные фильтры: отчетливо виднелись только вспышки, по большей части залпы собственных войск, изредка что-то взрывалось, но до кипения основного боя оставалось не меньше мили. Они входили в полуразрушенный город, который назывался когда-то Сан-Франциско. Из тумана выплывали обглоданные взрывами и местами оплавленные дома, жалкие руины, устоявшие в страшном катаклизме и почти непрерывных боях. Под массивными ногами ЕВ оседали груды битого кирпича и колотого бетона, а по обе стороны от них рвались снаряды заградительного огня, размалывая в который раз жалкие останки поселения.

Земля впереди зашевелилась, и Синдзи приблизил картинку: еще не дойдя до первой контрольной точки, они уже наткнулись на орду гаки. Сотни мерзких тварей шли сплошной волной в оставленный артиллерией коридор — мелкие, рыжие с подпалинами, кособокие, со страшными косами вместо передних лап. Икари щелкнул «зажигалкой» и провел горящей струей напалма линию поперек бывшей улицы, после чего нашел прицелом центр остановившейся стаи и выпустил в мутантов лишь одну «Тип-06-А». Усиленный осколочно-фугасный заряд разметал падальщиков в клочья.

— Икари, Аянами, не задерживайтесь, вперед. Я вывела за вами десять штурмовых танков и повесила «вертушку».

Синдзи кивнул себе: теперь можно было простостаптывать встречных врагов, оставляя проскочивших этим перехватчикам.

На перекрестке, где должна была остаться Рей, они впервые попали в серьезный бой. Танки в упор расстреливали напирающую толпу крупных дзикининки, а залегшие в руинах минометчики поливали фланги врага. Синдзи смахнул занятое уродами здание, с которого они грозили выйти артиллеристам в тыл, и встал на колено. Недолгое раздумье — и в здания по обе стороны переулка полетели ракеты. Взрывы, усиленные падающими обломками, так эффективно проредили мутантов, что танки смогли продвинуться вперед и теперь плотно закупорили огнем заваленный коридор. Вдобавок, сориентировавшись по картинке от Икари, Кацураги вызвала на квадрат град реактивных снарядов.

Синдзи тяжело дышал, к нему возвращалось его «я», до того растворенное в боевом могуществе «Типа-01». В телефонах хрипло ругались командиры, орала, раздавая приказы, Мисато-сан, вокруг дрожала земля, но над всем этим царствовал пульс — громкое биение сердца Рей Аянами. Он откуда-то знал, что это ее удары, гонящие кровь по ее телу, защищенному сейчас толстой скорлупой «Типа-00». Икари не мог видеть девушку, но его извращенное машиной сознание нашло способ чувствовать ее. Как — не важно. Что он заплатит за это — безразлично. Главное, что на любом расстоянии, в любом окружении и сквозь все звуки он слышал.

«Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва…»

«Тип-00» замер, опускаясь на колено и поднимая стволы орудий: их пути в этой круговерти расходились. Мисато оставила на некотором расстоянии от нее четыре танка, а остальные уже умчались на более занятые участки обороны.

— Удачи, Икари.

— Удачи, Аянами.

Он перешагнул завал и двинулся вперед. За следующую милю пути Икари потратил едва сотню пушечных снарядов и пару десятков литров напалма: он попал в слепое пятно бури, и чувствовал, что враг где-то здесь.

Первый признак врага, который он увидел сквозь густую дымку — сияющий голубой крест, почти идеальное католическое распятие, превышающее ЕВУ по высоте. Потянуло уже знакомой призабытой жутью, замешанной теперь и на мистике чужой веры.

— Синее свечение! Попробуй обстрелять его, Икари, — сказала Акаги.

Синдзи в пять залпов высадил сразу все ракеты из пусковых установок на манипуляторах: опыт подсказывал, что скоро ему пригодятся свободные «руки». Отстрелив опустевшие контейнеры, он напряженно всмотрелся в сгущенный разрывами мрак.

— Второе звено, — сказала где-то вдалеке Мисато-сан, — переходите по координатам…

Из тьмы выпростались длинные светящиеся щупальца и наискось хлестнули по руинам, обрушивая на «Тип-01» град обломков.

Синдзи охнул, чувствуя повреждения брони ЕВЫ, и упал на колено, с трудом удержав равновесие. Зазвенели сигналы аварийного состояния бронелистов.

«Боль… Не моя…»

Он всмотрелся в индикаторы: слегка помяло первый слой брони на пилонах, отлетел щит на одной из пушечных башен.

Крест подплыл ближе, обретая под свечением плоть: вертикальная линия изогнулась наподобие атакующей змеи, а перекладина — те самые щупальца — изгибалась, становилась то короче, то длиннее. За дымкой плазмы пряталось пульсирующее полупрозрачное тело, по которому вверх и вниз от алого ядра бежали черные сосуды.

Икари выдохнул, поднял машину и выдвинул ее немного вперед, чтобы следующий удар не обрушил на него остатки небоскребов. Враг медлил атаковать, шевеля щупальцами.

— Синдзи, не торопись. Мы его слегка отвлечем, — скороговоркой распорядилась майор. — Одновременно — ракетные залпы, штурмовики и танки. Выжди и атакуй.

— Слушаюсь, Мисато-сан.

Синдзи вслушался в сдвоенный ритм сердца и вдруг понял, что пульс Аянами немного опережает его собственный. Икари слабо улыбнулся под шлемом и прикипел разумом к обратному отсчету:

— Пять…

… Где-то у берега ухнули батареи залпового огня, выдыхая во мглу свое пламя.

— Четыре…

С трех направлений на цель одновременно зашли звенья Ки-64, держась отдельных эшелонов высоты.

— Три…

Звон гусениц и скрежет, едва перекрытый ревом двигателей, вырвался из переулка позади него.

— Два…

Ангел прыгнул.

Огромный крест, вздымая в воздух глыбы камня и бетонное крошево, ринулся к нему. Икари вскрикнул, понимая, что не успеет никто, и с грохотом обрушился в бездну сознания ЕВЫ.

Оглушительный рев сердца — могучего, яростного — взвился, беря тончайшую ноту. В легкие словно впрыснули хлора. Турбины гулко ахнули, больно впиваясь в почки, а запястья просто взорвались болью, когда из них вырвались напитанные энергией стержни.

Ангел всей массой обрушился на Синдзи, сшибая его на землю и падая сверху, и тут грянул ад. Штурмовики и ракеты одновременно превратили предыдущую диспозицию Ангела в сплошной шар пламени, и Икари всем телом ощутил тупой толчок взрывной волны.

«Больно-то… Как…»

Синдзи орал, извиваясь в креплениях механизма управления. В падении «хвост» придавил ногу, быстро прожигая броню «Типа-01», а сдвоенный разум послушно передавал часть этого огня крохотному человечку внутри колосса.

Сквозь ослепительную боль прорвалось осознание того, что Ангел не использует свои «щупальца». Синдзи с трудом поднял голову и увидел, что противник тоже получил повреждения.

Ангел висел над ЕВОЙ, поддерживаемый выдвинутыми из манипуляторов высоковольтными стержнями, которые удачно проткнули щупальца, ослабив их. Синдзи отставил было для замаха неповрежденную ногу, когда в мониторе кругового обзора обратил внимание на полураздавленный им в падении танк. Из искореженной башни, подволакивая ноги, выползал Тодзи Судзухара. Синдзи, не помня себя, включил режим увеличения картинки. От жара, излучаемого Ангелом, дымился комбинезон раненного, съеживались волосы. Рядом с ним упала огромная капля расплавленного вольфрама, разбрасывая искры, и Тодзи поднял голову вверх. Синдзи содрогнулся, видя животный ужас на лице лейтенанта.

Скрипя зубами от боли, Икари потянулся к кнопке громкой связи. Ангел с ощутимым усилием дрогнул, пытаясь снять себя с энергоклинков. Посыпался новый дождь смертоносных капель. Синдзи хрипло застонал: бронелисты на груди «Типа-01» тоже начали истончаться.

— Судзухара! Это Икари… Быстрее, прячься в контейнер на моей спине… Ахрррр…

В ноге остро стрельнуло, и боль на секунду затмила мир, а потом стала тупой и ноющей.

«Прощай, нога…», — подумал Синдзи, наблюдая, как Тодзи быстро сполз по броне танка и скрылся из виду у него за спиной.

«Теперь еще одно…»

— … Икари! ИКАРИ!!! ИКАРИ!!!

Он поморщился, включив приемник штаба. Надрывалось три голоса: майор, доктор Акаги и… «Аянами?» — Синдзи вслушался в звонкий почти-что-крик, но сразу же опомнился:

— Мисато-сан…

— Слава Аматерасу!.. Синдзи, доложи…

— Огонь на меня.

— ЧТО?!

— Я сказал, огонь на меня. Я ослабил защиту Ангела, но мне нечем стрелять… Я на спине, так что мне не уйти. Шлите штурмовики на второй заход.

— Икари, доложи о повреждениях, — сорванный голос. «Доктор Акаги. За ЕВУ волнуется, стерва».

— Смотрите, — Икари щелкнул кнопкой пакетного передатчика.

Секунду ничего не происходило, только гулким градом осыпался расплавленный вольфрам, да шипела боль в груди.

— Взрыв Ангела уничтожит ЕВУ и гарантированно убьет пилота, — ледяным тоном произнесла Акаги. — Пат.

— Какой, в жопу, пат?! — взорвался Синдзи. — Если вы его не уничтожите на этих вертелах, его ничем не возьмешь… Стержням еще…

Игнорируя вопли о том, что есть еще Аянами, он поднял звенящие глаза на свои руки, по которым густо тек расплав. Висящий над «Типом-01» Ангел вновь дернулся, и металл полился быстрее.

— Секунд двадцать-двадцать пять.

Молчание.

— Двадцать… Девятнадцать… — сказал Синдзи, ощущая пустоту в груди. Боль потихоньку уходила, а на ее место рвалась решимость.

— Я выстрелю с G6.

Тихий голос, в котором только он смог различить трещинку.

— ЧТО?!

— Старший сержант Аянами, вы забываетесь!

— Давай, Аянами.

— Старш…

Тишина. Синдзи прислушался. Невозможный, нереальный пульс ушел почти в стаккато.

— Аянами?

— Я отключила радио. Как и ты. Оно… Повреждено.

— Молодчина.

«Теперь только надо отдать приказ. Младшему по званию».

— Аянами, огонь по моей метке.

— Слушаюсь.

— Аянами. Если что-то останется от меня и не рванет реактор, то в спинном контейнере Судзухара.

— Поняла.

Синдзи напрягся, выжимая последние капли из турбин, выдавая все на энергоклинки. Чтобы наверняка. Чтобы Рей точно свалила его. Чтобы сдох, тварь.

— Стреляю, — сказала девушка тихим голосом, который был так странно не похож на ее сумасшедший пульс.

Икари кивнул — и ей, и себе. «Прощай, Рей».

В телефонах гулко ударило с металлическим звоном — сдвоенный залп тяжелых ручных орудий «Типа-00».

«Хоть бы Судзухара выжил», — подумал Синдзи, перед тем, как мир полыхнул.

* * *

Никакого света в конце тоннеля.

Синдзи понял, что лежит, завозился и охнул: левая сторона тела болела, на руке, похоже был не то гипс, не то очень массивная перевязка. «Какой, однако, резкий ад», — подумал он и втянул странно пахнущий воздух. Горло отозвалось сиплым хрипом.

«Секундочку… Больница?»

— С возвращением, Икари.

Хрипловатый голос. Надменные металлические нотки, будто лязгают гусеницы танка…

— Судзухара?

— Так точно, — металл треснул улыбкой. — Ну, здравствуй, спаситель.

— Акаги, сука… — попытался рассмеяться Икари и захрипел. — Облажалась…

— Икари, ты бредишь?

— Да так… Она кхха… Сказала, что ЕВА и я подохнем, если рванет Ангел. А Аянами — молодчина…

Судзухара пошевелился и чем-то стукнул о металл прикроватного столика «Палка или костыль», — с сомнением определил Синдзи.

— О да, Икари, — сказал Судзухара. — Аянами нарушила все, что только можно, но она… Молодчина. Это были великолепные выстрелы.

Синдзи замер, ожидая продолжения. Тьма ровным слоем висела перед глазами, привычно отсекая мир, но ощущение какого-то чуда прочно проникало даже под нее.

— Видишь ли… Аянами выстрелила замечательными бетонобойными снарядами, а потом послала две «Тип-10-Чи». Утяжеленные чушки просто снесли этот крест с тебя. А ракеты легли точно туда, куда слетел сброшенный Ангел.

— Так он…

В голове висела звенящая пустота. «Аянами…»

— Да, Икари. Ангел рванул в сотне метров от тебя. От нас, в смысле. ЕВЕ оторвало то, что осталось от ног, но ни реактор, ни кабина не пострадали. Ну и контейнер на спине уцелел.

Они помолчали. Потом Тодзи, судя по звукам, поднялся. «Палка», — окончательно уверился Синдзи.

— В общем, мы с тобой живы, благодаря ей. Здорово?

— Еще как, — сказал Синдзи. — Еще как. А где, собственно…

— Аянами?

— Да.

— Ушла. Честно говоря, я ее выгнал из палаты… почти час назад. В приказном порядке. Она сутки не спала.

Синдзи вздохнул: «Ну что за медная бестолочь… Впрочем, откуда ему…»

— Судзухара… А ты выходил за дверь, после того, как якобы отправил ее спать?

— Э, Икари?..

— Да, Судзухара. Выгляни в коридор и позови ее, будь так добр.

Глава 7

— Ну, что там?

Синдзи опустил бинокль и недовольно оглянулся, вывернув шею:

— Айда, заткнись.

Они лежали на горелом пригорке, усыпанном мелким каменным крошевом. Сразу за холмом расстилались отравленные солончаки, а далеко впереди, на пределе видимости, опаленными спичками торчали редкие стволы деревьев. Низкое кисельное небо шло тугими задумчивыми волнами, словно недоумевая, почему так мало тумана стелется по многострадальным Атомным землям. Отступившее извечное покрывало обнажило всю сероватую рыжину, каждую кочку и воронку, каждую матово блестящую соляную плешь, и Синдзи, замершему на последнем дозволенном рубеже открывалось все жуткое уныние уничтоженной равнины.

Убедившись, что тяжелые силуэты разведгруппы возвращаются, он развернулся и пополз, цепляясь за острые камешки маскировочным плащом. У пригорка стояли два бронетранспортера, и, заметив обращенные к нему лица солдат, Икари поднял руку в успокаивающем жесте. Поравнявшись с Кенске, Синдзи сказал:

— Все, смываемся.

Тот постучал по маске, — дескать, понял, — и присоединился к ползущему Икари.

Разрешение для пилотов сопровождать разведгруппу выбивалось долго и уныло, но Синдзи не первый год играл на нервах медиков и командиров, так что в своей безоговорочной победе был полностью уверен. В конце концов, капитану Кагитару придали еще и группу для охраны Икари и Аянами, так что тот еще и спасибо сказал: огневое прикрытие его разведчиков в случае столкновения усилилось вдвое. Младший лейтенант поднялся с колен и в полный рост пошел к транспортерам.

— Возвращаются? — спросила Аянами, вставая с гусеницы.

— Ага. Все целы, все благополучно.

Девушка кивнула и стала помогать ему выбраться из пут маскировки. Окружающие солдаты со сдержанным интересом посматривали на эту сцену: видимо, успели оценить нелюдимость старшего сержанта и теперь слегка недоумевали. Синдзи безмятежно улыбнулся под маской. «Быть особенным порой чертовски забавно».

Выбравшись из плаща, он привалился к броне и потянулся.

Затишье между штурмами и редкостно спокойная погода дали «Токио-3» и всему укрепрайону неплохую передышку. Отступление тумана от побережья позволило проложить глубокие маршруты для авиапатрулей, и теперь база заканчивала восстановительные работы, слушая, как самолеты и «вертушки» утюжат в отдалении редкие стаи мутантов. Отдохнувшая, наконец, Кацураги даже заикнулась о небольшой посиделке в офицерском собрании.

Некурящему Синдзи вдруг почему-то приспичило затянуться сигаретой. И не просто так, а смачно вдохнуть обжигающий дым, чтобы легкие пробрало до самого дна, чтобы потом не торопясь выдыхать, глядя на легкие бледные завитки… «Наверное, это из-за того, что я в маске», — решил было он, но быстро отмел это предположение: ведь ничего другого, недоступного с одетым респиратором, ему не захотелось. К примеру, поесть. Он прислушался к себе. Нет, не хочется. Или почесать нос. Или плюнуть от отвращения при взгляде на мерзкую лужу — бывшего мутанта. Или вытереть вспотевший лоб. Или полюбоваться личиком Рей… «Тьфу, пропасть, куда меня несет», — раздраженно оборвал он себя, кроша подошвой кусок песчаника.

От дурацких самокопаний его отвлекли подошедшие разведчики. Грузный в своем защитном скафандре Кагитару жестом показал Синдзи, мол, все в норме, и вместе с остальными членами группы полез в бронетранспортер. Взревели двигатели, и все тоже заспешили по машинам.

— Икари, как тебе экскурсия? — прокричал возбужденный Кенске. — Потрясающая видимость сегодня!

Синдзи открыл рот и громко лязгнул зубами: трясло БТР немилосердно. Потому вместо ответа он отмахнулся и крепче вцепился в ремень. В слабом свете единственной желтоватой лампочки наглухо задраенного транспорта было видно, что усталые разведчики с трудом держатся на скамьях. Он в чем-то понимал их, изможденных тяжелым грузом защитной амуниции, хотя его собственный доспех, по крайней мере, ходил сам. «У меня зато другие беды», — невесело усмехнулся Синдзи и сейчас же на очередном ухабе прикусил себе губу. БТР выкатил, наконец, на бетонку и общий облегченный вздох был слышен даже сквозь рев мотора.

* * *

— Приятного аппетита, — сказала Майа, подходя к столику. — Можно к вам?

Синдзи с интересом поднял голову и кивнул. Аянами и Кенске с готовностью потеснились, освобождая место лейтенанту топографической службы. Некоторое время все молчали, и Синдзи начал нервничать.

— Как там штаб? — пришел на помощь непосредственный Айда. — Давно тебя видно не было, Майа.

— Как всегда, — сдержанно отозвалась Майа, грея руки парующей кружкой. Синдзи осторожно принюхался: варево из замороженных фруктов. «Гадость».

— Слышал, вас там аэроразведка сейчас заваливает уточненными картами? — не унимался Айда. — Наверное, картографы единственные, кто не рады такой погоде…

Ибуки кивнула:

— Да, работы прибавилось.

Икари очень не нравился ее голос. Да и осунувшееся лицо, впрочем, тоже. А уж взгляд… В чистых и ясных когда-то глазах Майи висела какая-то тоскливая муть. С трудом верилось, что она подсела к ним поговорить, да и в целом на человека хоть с какими-то желаниями она не походила. Синдзи вдруг стало совестно: один из самых свободных сотрудников базы никак не мог найти времени проведать девушку. «Кто знает, что с ней происходит, может, чем-то помочь надо», — он малодушно отказался развивать свои предположения и вслух участливо спросил:

— Майа, ты хорошо себя чувствуешь?

Девушка вздрогнула, и, не отрывая взгляд от кружки, покачала головой:

— Не очень. Надо, наверное, врачу показаться…

— Не тяни, — серьезно сказал Кенске. — Мало ли, вдруг ты в «горячее пятно» влезла или там обломка какого-то коснулась, тут это быстро, знаешь ли…

— Кенске… — начала Ибуки, а потом вдруг подняла на него тяжелый взгляд, положила ладони на стол и мрачно сказала. — Какое тебе дело до этого?

Синдзи замер. Рядом с ним сидела абсолютно незнакомая девушка, и этой девушке было очень, очень плохо. Ничего не понимая, он протянул руку и осторожно накрыл ее ладонь своей. Майа снова вздрогнула и подняла на него глаза — изумленные, чистые, огромные глаза, на дне которых светилось немного счастья. Синдзи смотрел в эти глаза и с ужасом понимал, что ничем уже помочь не сможет.

Весь вечер он провалялся на квартире, трижды послал в задницу медиков, жаждущих проверить состояние пилотов после поездки на передовую. Он крутил без конца «Jitterbug Waltz» Фэтса Уоллера, глядя в потолок и шевелясь только для того, чтобы вернуть звукосниматель в начало композиции. Упорно гоня прочь мысли тоскливо-лукавой мелодией, Синдзи не мог избавиться от видения пугающего взгляда Майи — перед его глазами стоял призрак нормальной жизни, в которой есть место отношениям и даже, черт возьми, есть место любви. Жизни, которая недоступна ему — гибриду солдата и подопытной крысы. Синдзи сел, понимая, что таки не избежал рефлексий, вновь поймал себя на пафосе и решил, что лучше чем-то себя все же занять.

«Тир? Гимнастический зал?.. Хм, библиотека, быть может?»

Из шлюза донеслось гудение обдувки, и Синдзи только сейчас понял, что Аянами, оказывается, уходила. Открылась внутренняя дверь, и девушка показалась в проеме. Синдзи кивнул ей и вернулся к своим размышлениям об организации досуга.

— Я думаю, тебе стоит пойти к Майе.

Он вдруг подумал, что почему-то не удивлен словами Аянами. Возможно потому, что она озвучила одно из его противоречивых желаний.

— Зачем?

Рей уселась на свою кровать и посмотрела на него:

— Ей легче, когда ты рядом.

Синдзи устало улыбнулся: «Она потрясающе умная и наблюдательная, однако…».

— Да, ей легче. А мне?.. Впрочем, ладно, даже без этого. Я приду, буду рядом. А потом уйду. Что будет с ней? Потом опять приду. Потом уйду… И заметь, не факт, что вернусь.

Он завалился назад в кровать, слыша, что мелодия опять затухает и не в силах даже протянуть руку, чтобы в сотый раз она взялась оглаживать его душу. Рей молчала.

— Понимаешь, Аянами, это почти как наркотик — хочется больше, чаще. Почти — потому что тут все много сложнее. Наркотик не имеет ни мозгов, ни сердца. А у меня они почему-то есть, и я не могу… — Синдзи запнулся и закончил, преодолевая странный ком в горле. — Делать Майю зависимой от себя из такого лживого милосердия. Это безответственно, ты ведь знаешь, кто и что мы с тобой.

«Черт побери, да что за меланхолия такая?»

Аянами внимательно смотрела на него, а потом спросила:

— А ты не хочешь с ней об этом поговорить?

— Что? Зачем?

— Расскажи ей, что ты не хочешь и не можешь быть с ней.

Синдзи помотал головой:

— Нет, Аянами. Это только сделает все хуже: она станет доказывать, что вместе мы справимся, что все будет хорошо, что любовь все меняет… Нет. К сожалению, все придется оставить, как есть.

— Это не причина. Ты боишься, что поверишь ее убеждениям.

Синдзи вскочил, холодея, а в голове крутилась лишь одна упрямая мысль: «Ведьма…» Он смотрел в эти всезнающие красные глаза и вдруг все понял. «Она просто такая, как я». Икари упал на кровать и смежил веки. Странное чувство — будто он только что покинул ЕВУ, будто окончился тест, и осталось двойное сознание…

— Аянами… Если ты знала, что именно я отвечу, зачем предлагала пойти к Майе? И… Ты ведь тоже считаешь, что это неправильно?

— Я… Хотела, чтобы ты это сказал.

«Слишком тихо. Неуверенность? Сомнение? Она… лжет?»

Его глаза были по-прежнему закрыты. Он ждал.

— Икари, поверь, я не умею читать тебя. Порой мне кажется, что мы мыслим одинаково, иногда ты меня удивляешь. Одна судьба — это еще не одна душа.

Синдзи все же посмотрел на нее. Рей сидела на самом краю своей кровати и со странным выражением лица внимательно изучала раскрытую ладонь. Он никак не мог понять, что выражало это лицо, перебрал возможные варианты, и, не найдя ничего похожего, вдруг вспомнил ее собственный странный вывод:

«Не то. Ближе всего — „красиво“».

— Аянами, я и правда боюсь говорить об отношениях.

Рей кивнула.

— И что мне делать? — вдруг неожиданно для себя спросил он.

Девушка подняла глаза, и Синдзи с замиранием сердца увидел, как гаснут в этих вечно спокойных алых глубинах огоньки переживаний:

— Это твой выбор, Икари.

Сбитый с толку пугающим противоречием ее взгляда и голоса, Синдзи молчал, чувствуя, что этот странный разговор на самом деле уже вовсе не о бедной Майе.

— Выбор… На самом деле, его нет, Аянами.

Рей улеглась, забросив ноги на спинку кровати.

— Икари… Поставь, пожалуйста, какую-нибудь музыку.

Он улыбнулся, встал и с головой залез в коробки. Все проблемы остались, осталась безответно влюбленная девушка, осталась дурацкая, по-детски настойчивая совесть, никуда не ушли сомнения. Но почему-то стало тепло и уютно.

«Ты сволочь, Синдзи», — подумал он и сам себе кивнул.

* * *

Синдзи в который раз задумчиво вертел в руках карточку, пытаясь найти потайной смысл в украшавших ее кандзи. Исходя из буквального прочтения, он сделал вывод о том, что Хикари Хораки устраивает встречу «лейтенантского клуба памяти дней в Хило». Оставалось понять, что за этим стоит. Особенно в свете того, что предлагалось явиться при парадной форме. «Не иначе, ее батюшка изволит пожаловать», — не без ехидства предположил Синдзи. Крупный промышленник, мажоритарный акционер «Мицубиси» был аристократом до самого мозга белых костей, и армию представлял в свете исключительно положительном: доблестные защитники Великой Империи, сыны Ямато, губители гайдзинов и все такое прочее, — и сияющие мундиры к такому образу прилагались всенепременно. Как он умудрялся оставаться в плену подобных представлений на «Токио-3» — просто уму непостижимо.

Положив карточку на место, «пилот Микадо» вернулся к приведению парадной формы в идеальное состояние. Истекая потом, он заканчивал наглаживать форменные брюки своей соседки, а сама соседка, весьма неуставно облаченная в майку и широкие штаны, занималась полировкой их мечей и чисткой ножен.

— Прямо горячие источники… — простонал Икари, бережно вешая брюки. Аянами посмотрела на него поверх клинка, слегка прищурив глаз. Обнаружив на металле неразличимый изъян, она молча возобновила свое занятие. Синдзи чихнул: от пара запах всей той дряни, которую используют в прачечной, пропитал воздух, и он решил уточнить определение. — Сероводородные источники.

Рей кивнула.

— Аянами, ты была когда-нибудь на источниках? — поинтересовался скучающий Синдзи.

— Нет. Но я читала о них.

Он снова чихнул, повалился на кровать и принялся вслух мечтать:

— Вот смотри, значит, у нас с тобой есть цель. В первый же отпуск едем показывать тебе источники. Там сейчас отели специальные строят, пансионаты, но это все вздор и ерунда. Понимаешь, это извращает саму идею. Камни, пар, сад, чистое небо… А лучше — чистое звездное небо!

Синдзи вдруг понял, что не слышит шуршания ветоши и повернул голову. Рей изумленно смотрела на него с легкой мечтательной полуулыбкой, но заметив пристальный взгляд, сделалась серьезной и вернулась к клинку:

— Икари, ты помнишь, что нам могут и не дать отпуск?

— Хм… Знаешь, Аянами, я что-нибудь придумаю. К тому же, служащим на Атомных землях с прошлого года положены двойные отпуска. Так что — пошли все вон.

— Возможно, но нам обоим одновременно определенно не дадут. Есть Ангелы.

— Посмотрим. Мисато-сан днями обронила, что «Токио-3» усилят еще одной ЕВОЙ. Подробностей пока не слышно, даже Кенске не в курсе, но главное то, что наши шансы на отпуск подросли.

Девушка снова кивнула.

— Правда здорово, когда есть такая цель? — улыбнулся Синдзи, поворачиваясь на бок, чтобы лучше ее видеть. Рей со стуком задвинула син-гунто в ножны и сложила ветошь и пасту на коробки у кровати, после чего оперлась спиной на стену:

— Правда, Икари.

Молчание. Синдзи понял, что их обычное молчание приобрело новый смысл: они не просто были рядом в своем безмолвии, а вместе думали о странной, неожиданно появившейся у них светлой мечте.

— Икари… Надо мыться и одеваться.

— Да, пора.

* * *

Синдзи с наслаждением ослабил узел галстука и осмотрелся по сторонам: вечеринка набирала обороты. Аоба и Хьюга танцевали какую-то варварскую ерунду, им хлопали и всячески подбадривали, и даже оттаявшая в привычной компании Майа Ибуки задорно поблескивала глазами, притопывая в ритм. Встречаться взглядом с младшим лейтенантом она упорно избегала, но заразительное безобразие очень ее оживило. Кенске томно поглядывал на миловидную связистку и громко распространялся о том, как удачно он первым обо всем узнает. Синдзи, улыбаясь, кивнул знакомым разведчикам и налил себе сока.

После чинного и степенного исчезновения господина барона армия слегка пообтерла с себя торжественный лоск.

Он посмотрел на виновников торжества — Тодзи и Хикари. Танкист все еще не мог обходиться при ходьбе без трости, но сейчас он нервно сжимал набалдашник едва ли не ювелирной работы изделия — подарок будущего тестя. Оба помолвленных были румяны и очень смущены.

«Ошибся я, — подумал Синдзи. — Оказывается, отношениям и тут есть место».

Мисато-сан благодушно смотрела на творившееся безобразие, и Синдзи подошел к ней.

— Развлекаешься, Синдзи-кун?

— Само собой. Полагаю, за идею гулянки надо благодарить вас?

Кацураги расхохоталась:

— Да, господин барон хотел все отложить, выбить детям отпуска и провести церемонию на родине, но…

— Вы решили, что нам всем тут такое не повредит, — кивнул Икари.

— Ага, — беззаботно сказала майор. — Как думаешь, заберут у нас теперь Судзухару?

— «У нас» — это у кого? — поинтересовался Синдзи невинным тоном.

— Да уж не у вашей теплой компании! — отрезала она. — Боюсь, пойдет парень на повышение: какой-нибудь «военный эксперт совета директоров», не меньше.

Синдзи кивнул. Он плохо представлял себе, что творится в околовоенной коммерции и какие там порядки, но искренне сомневался, что кто-то захочет видеть своего зятя на передовой Тихоокеанского фронта.

— Синдзи-кун, чувствуешь себя героем? — вдруг тихо спросила Кацураги.

Икари оглянулся на нее: очень уж странным тоном был задан простой вопрос. Было что-то эдакое и в лице майора — будто не то совсем она спрашивала.

— Нет, Мисато-сан. Не чувствую.

Кацураги с прищуром смотрела на него, а Синдзи вспоминал весь свой героизм: удары капель расплавленного метала, перекошенное лицо Тодзи, давящий ужас горящего тела.

— Не чувствую, — уверенно сказал он.

— Ты мог смахнуть с себя Ангела ногой ЕВЫ и добить его самостоятельно, — неожиданно жестко сказала женщина. — А вместо этого потерял время, ноги ЕВЫ и поставил под угрозу свою жизнь и оборону фронта.

«Ах вот оно что…»

— Майор… — Синдзи вдруг ощутил усталость. — Отдайте меня под трибунал, только не давите на чувство долга.

— Да? А за что? — вдруг весело изумилась Мисато-сан. — За то, что двое молодых людей сейчас радуются сами и несут хоть капельку радости остальным?

Она буквально схватила его за подбородок и заставила посмотреть на помолвленную пару. Тодзи как раз говорил что-то своей невесте, и Хикари улыбалась. Синдзи смотрел на них, понимая, что это тоже частичка войны: что он — солдат, она — штабник, что ее отец кормит эту войну, и что их собственные дети тоже будут обречены разделить участь родителей. И пусть они улыбаются, целуют друг друга, пусть это искренне и на самом деле… Пусть. Это война. Это — тоже война.

Синдзи отвел ее руку от своего лица.

— Мисато-сан… Зачем вы спросили меня об этом именно сейчас? Почему выждали?

Кацураги внимательно смотрела на него, а потом сказала:

— Я хотела понять тебя, понять, что ты чувствуешь. Увидеть рядом со спасенным тобой счастьем.

Свет померк. Синдзи ощутил себя на лабораторном столе, на его лицо опускался шлем, и ему предлагали новые условия, новые вводные, а потом смотрели на реакцию, замеряли, контролировали…

— Вам не хватает иголок, Мисато-сан, — зло сказал он. — И теперь очень хорошо видно, что вы росли вместе с доктором Акаги.

Он развернулся на каблуках. Хотелось сдохнуть. На месте. И чтоб никто в последний путь не провожал. Синдзи скрипнул зубами, смял в кулаке перчатки и посмотрел на побелевшие костяшки пальцев. Музыка с воем уплывала куда-то вдаль, голоса обернулись мычанием, а он вглядывался в свой кулак, видя только пустоту. «Что со мной?» Синдзи вдруг вспомнил посиделку с майором там, в Хило, вспомнил, что она просила доверия. Он только сейчас понял, насколько глубоко в душу ему запали эти слова, воспринятые тогда как простой тост. Потом была почти ребяческая перебранка об оружии, была просто усталая женщина, была исповедь о детстве, — а он даже не осознал, как это все было важно и нужно.

«Отлично. Хорошо, что я ничего тогда не понял. И ничего себе не напридумывал».

Кто-то положил ему руку на плечо, и Синдзи обернулся с твердым намерением ударить.

— Икари, давай уйдем.

Синдзи судорожно выдохнул. На щеках Аянами блуждал едва заметный на бледной коже румянец, а выражение лица отчетливо передавало ее тревогу.

— Т-тебе плохо, Аянами? — судорожно стиснутые зубы с трудом пропускали звуки.

— Нет. Плохо тебе. Хочешь уйти?

«Эти слова. Этот взгляд. Почему это всегда работает?»

Сам того не понимая, он уже улыбался.

— Аянами, а чего хочешь ты?

Внимательный взгляд из их немого словаря: «Ты точно в порядке?». Синдзи кивнул, теперь уже чувствуя дурацкую улыбку на лице, и переспросил:

— Так чего?

Девушка слегка пожала плечами:

— Мне все равно. Мне нужно, чтобы ты пришел в себя. Реши сам, что для этого необходимо.

— Нужно? — Синдзи поднял бровь, чувствуя холодный шепоток где-то неподалеку от сердца.

— Да, Икари, нужно. Когда мы вместе, и тебе плохо — плохо мне.

Синдзи не очень хорошо представлял себе, где он. Мир как-то странно уменьшился до размеров одного человека, и куда-то делось ощущение, что вокруг все уже принесено в жертву войне. Он тряхнул головой, с трудом оторвал взгляд от Рей и заметил, что на застывшую друг напротив друга пару «пилотов Микадо» поглядывают.

— Аянами, уходим отсюда. Пойдем, погуляем по базе.

— Хорошо.

Не прощаясь ни с кем, не заботясь о разговорах и смешках, он вышел с Рей на ярко освещенную улицу «Токио-3». Из респираторов вырывался едва заметный пар: в последние дни ближе к ночи зачастили легкие заморозки. Скрытое маской лицо Аянами повернулось к нему, и Синдзи ответил на немой вопрос:

— Давай к ангарам пройдемся.

— Хорошо.

Они молча шли пустынной улицей мимо складов и казарм, не отвечая на приветственные жесты часовых и игнорируя патрули. Словно находясь в ЕВЕ, Синдзи отчетливо слышал сердце девушки — уверенный, слегка ускоренный ритм. Ему впервые хотелось что-то сказать — нарушить чем-то затягивающее спокойное молчание, как-то пробиться через эту стену, посмотреть, что за ней, узнать… Узнать…

— Аянами… Прости меня.

— За что, Икари?

— Я не чувствую, когда тебе плохо.

Девушка молчала, и Синдзи понял, что сказал непоправимое. Правда оказалась очень жестокой по отношению к самому близкому человеку, и он уже не мог остановиться:

— То есть… Я ощущаю твою боль после тестов, страх, вызванный синхронизацией. Но когда мы просто рядом… Я… Не могу так, как ты сегодня…

Она кивнула.

— Все в порядке, Икари.

— В порядке?! Что здесь в порядке?

Икари почувствовал ее руку на рукаве своего пыльника. Безликая маска выдохнула прядь пара и тихо произнесла:

— Когда мы просто вместе, мне не бывает плохо. Так что — все в порядке, Икари.

Синдзи замер, ощущая, как теплеет внутри: ей не нужна его защита, не нужны поступки — нужен просто он сам. Нужно, чтобы он был. «Хорошо, что на нас маски, иначе мы бы наверняка…» Следующая совсем не глупая мысль была о том, что они живут вместе, и в квартире масок не будет. Где-то глубоко в душе проснулся и вопросительно приподнял голову проказливый молодой парень: «Изволишь?..» Икари улыбнулся, глядя на маску Аянами: «Нет. Я безумно рад тому, что ей не бывает со мной плохо, — это по-настоящему здорово. Но это еще не значит, что ей со мной хорошо».

Он вздрогнул: перед ним, закутанная в нелепый пыльник, стояла девушка, которую очень хотелось видеть счастливой. Подопытная номер один. Пилот, о котором он так мало знал. «Плевать, — подумал он. — Я что-нибудь придумаю».

Глава 8

Синдзи задыхался. Вокруг него во тьме бархатисто гудела сплошная толща теплой воды, и он судорожно бил ногами, изгибался всем телом, выталкивая себя вверх — прочь, к воздуху, к дыханию, к жизни. Беспросветный мрак вокруг постепенно уверил его, что он ошибся с выбором направления и теперь погружается все глубже и глубже. В висках уже вовсю гремело сердце, требуя глотка свежего воздуха, а вода… О, вода так мягко давила ему на грудь, так тепло и уютно предлагала побыть здесь еще немного, расслабиться, принять неизбежное. Синдзи содрогнулся, зажмурил и без того невидящие глаза. И проснулся.

Свет в квартире был погашен, и кромешная тьма, словно перенесенная сюда из кошмара, поначалу испугала его. «Сон…» — подумал он, вслушиваясь в заполошное биение сердца. Постепенно включались органы чувств, возвращая ему действительность: свист системы очистки воздуха, металлический привкус во рту, гадкое ощущение липкого пота, онемевшая левая рука, тяжесть в груди… И в животе.

«Секундочку… На груди и на животе».

Перестроив таким образом восприятие, он уже безо всякого удивления обнаружил, что девушка, лежащая на его левой руке, устроила свою голову и руку прямо на нем.

— Ты вспотел.

Синдзи ухмыльнулся. Было бы глупо полагать, что Рей до сих пор спит.

— Еще бы. Ты как печка.

Она зашевелилась и бесцеремонно уперла ему локоть в грудь:

— Я тебе мешаю?

«Самое смешное, что это не заигрывание», — подумал Синдзи с улыбкой.

— Мне из-за тебя кошмар приснился, — пожаловался он.

— Расскажи.

— Не хочу.

Острый локоть нажал больнее и с усилием пересчитал ему несколько ребер. Синдзи скривился:

— Аянами, а у меня ведь есть пистолет под подушкой.

— Уже нет. Он мне мешал.

Не обращая внимания на боль в груди, он засмеялся.

— Аянами, вот как можно это называть отношениями? Куда дела мое табельное оружие?

— Тебе важно, как это назвать? — ровно спросила девушка, напрочь игнорируя второй вопрос.

Синдзи подумал о самом простом и очевидном слове, которым стоило бы это назвать, но вместо ответа нашел ладонью щеку Рей. «В наших странных „отношениях“ слова уже давно не имеют никакого смысла. Возможно, не имели с самого начала», — он вспомнил их беззвучное знакомство вслепую и заулыбался, прислушиваясь к теплому дыханию.

Невидимый динамик радио всхрапнул, и заиграл неприятно громкий горн побудки, призывая внесменный персонал базы возвращаться к безнадежно вечной обороне. Синдзи застонал.

— Аянами… Уже шесть?!

— Икари?

— Где мой пистолет?

— Зачем он тебе?

— Застрелиться. Мы же в полседьмого должны быть у пирса, встречать немцев…

Тепло таяло от прикосновения досады, и, хотя девушка даже не пошевелилась, очарование уединения стремительно уходило: «Ну что же это такое? Да пошли эти райховцы в жопу!» Горн звал на войну, горн давал пощечины и с металлическим звоном громко недоумевал, как можно позволять себе забыть о фронте. Синдзи похолодел: на какую-то крошечную секунду ему даже почудилось, что рядом с ним — просто девушка-сослуживец, боевой товарищ, и у них всего лишь удачно совпало желание переспать с кем-нибудь. Он не успел даже как следует осознать эту нелепицу, когда лба коснулись губы Рей. Синдзи замер, почувствовал возню, а секундой спустя ослепительно вспыхнул зажженный девушкой свет.

— Доброе утро, Икари.

Синдзи проморгался и успел увидеть, как Рей исчезает за дверью ванной.

«Доброе утро, моя родная». Он покатал эти замечательные слова на языке и с горечью понял, что они совсем чужие. А еще — в них не помещалось и десятой части того, что он хотел сказать.

— И тебе, Аянами — крикнул он. — Давай быстрее, хорошо?

«Быстрее» получилось очень неплохо. Двадцать минут спустя пилоты вытянулись по стойке смирно перед майором Кацураги. Мисато-сан держалась неестественно прямо, голову поворачивала медленно и, даже будучи в маске, дышала в сторону. «Видимо, рефлексы…» На сочувственно-ехидный вопрос Кенске честно ответила в духе, мол, вчера у доктора Акаги засиделась и вообще. Командование базы, сгрудившееся у пирса, вглядывалось во мглу, что нависала над океаном, майор тихо, но непечатно ругала погоду, Аоба невдалеке рассказывал старшему интенданту что-то похабное, а Синдзи наслаждался. Прижавшись к нему плечом, рядом стояла Рей, и он с ужасом и даже восторгом вспоминал свои нелепые раздумья последней недели.

«А ведь началось все с этого Кенске… Не забыть его угостить…»

* * *

Неделя, прошедшая с помолвки Тодзи и Хикари, стоила Синдзи большого количества нервов. Его мучила тысяча терзаний и сомнений сразу, и крутились они все вокруг единственного вопроса: что будет, если он пересмотрит свои отношения с Аянами? Тот факт, что сомнения уже сами по себе означали кое-что, его совсем не беспокоил. Синдзи настолько боялся потерять друга, что искал поводы для самокопания везде, где только можно — от общения с неразговорчивой девушкой до вечной дилеммы дружбы с женщиной. В ход шли воспоминания, анализ разговоров, поиск потаенного смысла в отрывистых фразах… Тем временем, пока разум был увлечен этим безобразием, неосознанно Синдзи стал действовать именно как ухаживающий за девушкой парень, и кульминации это все достигло накануне в столовой.

Разрываясь в очередном моральном противоречии, Икари рефлекторно подвинул стул и помог Рей сесть на место. Уже жующие Аоба, Судзухара и Кенске прервали и обед, и болтовню с всепонимающими улыбками. Ничего не соображая, Синдзи обвел их мутным взглядом и вслушался в возобновившуюся беседу. Айда пребывал в благостном настроении, что частично объяснялось наличием невдалеке его штабной симпатии, и просто брызгал сплетнями.

Сам того не желая, Икари увлекся: Кенске болтал, щедро орошая слухами и Тодзи, и Сигеру, и самого Синдзи. В частности, упоминались: пойманный караульными отшельник, прибившийся к базе из глубин Атомных земель; столкновение райховского авианосца с советским крейсером; возможные причины похолодания отношений между N.N. и M.M.; поимка живого рокуро-куби на пятнадцатом участке… Икари слушал эту брызжущую ересь, и его воображению живо нарисовался добродушный барбос, только что вылезший из воды, который упоенно отряхивает с себя капли. Неожиданно для самого себя Синдзи начал вслух разворачивать эту ассоциацию и поймал кураж. Когда он выдохся, ржали все вокруг в радиусе трех столиков, бедняга Кенске же нервно хихикал и багровел.

— Ох, Синдзи… — Сигеру одной рукой тер слезящиеся глаза, а другой пытался достать из-под стола упавшую палочку. — Да ты комедиант, раздери тебя…

Тодзи одобрительно хлопал в ладоши и отрывался от этого занятия только чтобы ткнуть локтем смущенного и раздосадованного Кенске. Синдзи скосил взгляд на Рей и обнаружил на ее лице слабую улыбку.

— Да… — сказал, наконец, Кенске. — Уел ты меня, дружище. Знаете, ребята, если бы я не знал наших неразлучников, я бы решил, что…

— …Син-кун выделывается, чтобы понравится Аянами! — с удовольствием закончил Аоба.

Пока все хохотали над новой удачной шуткой, Синдзи ощутил смущение и облегчение одновременно: с одной стороны, его, конечно, поймали на горячем, но с другой — он вел себя, оказывается, вполне естественно для своего настроения. «Что же это получается? — задумался Икари. — Я еще ничего не решил, а уже, выходит, действую?..» И все вернулось бы на круги своя, если бы не одна деталь. Внезапно пойманный взгляд Рей выбил из него дух: девушка смотрела так, словно видела впервые, и была притом очень и очень удивлена. Синдзи обмер, но Аянами быстро опустила глаза и, так ничего и не сказав, вернулась к еде.

К удивлению и тревоге Синдзи, она молчала весь оставшийся день, явно о чем-то думая, и ему в полной мере передавалось беспокойство соседки. Потратив свободный вечер на самоедство и напрасные попытки разговорить ее, он ушел мыться, а когда вернулся, Рей неожиданно подошла к нему и, честно глядя в глаза, обняла:

— Ты… Мне очень нравишься, Икари.

Ошеломленный и потерянный в ее взгляде, Синдзи подумал, что может едва ли не дословно воспроизвести тяжелые раздумья своей соседки.

* * *

Он вздрогнул. Вслед за лоцманом,вскрывая форштевнем молочную взвесь, из мглы показался, наконец, нос немецкого транспорта. Огромная скала железа, ощетинившаяся кранами, с трудом гасила и без того небольшую скорость. «Herr der StЭrme» — значилось на чудовищном борту. Судя по отголоскам рапортов, доносившихся из переносной станции майора Кацураги, у соседних причалов становились на якорь прочие корабли эскадры, хотя большая ее часть, вспомнил Икари, должна была остаться на рейде.

Майор нехорошо выругалась: транспорт едва помещался в этот — самый глубокий на базе — промежуток между волнорезами и грозил теперь подломить часть укрепленного причала. Увы, выбора не было: разгружать махину в открытом море едва ли получилось бы. «Тем более, учитывая ее основной груз», — подумал Синдзи. Он сомневался, что в небоевых условиях немецкое командование пойдет на авантюру сродни той, что провернули Акаги и Кацураги, высаживая «Тип-01». Тем временем, на причале становилось все оживленнее, а сгрудившиеся на палубе гости с явным интересом прикидывали сверху, как правильнее организовать пока хотя бы временный трап. Едва слышно звучала чужая речь, доносились команды, в борту транспорта открылись двери, и все уже было готово к исторической встрече, когда тоскливую мглу огласил низкий рев сирены.

«Делегация встречающих увеличивается», — мрачно подумал Синдзи, срываясь на бег. Рядом с ним мчалась Аянами: им обоим не нужны были приказы.

— Общая тревога, — спокойно подтвердила Акаги. — Сигнал о «синем свечении» прошел с восьмого сектора, но связь с ним сразу прервалась…

Окруженный ассистентами, Синдзи слушал звучащий из-за ширмы голос, а его сердце беспокойно отсчитывало витки эластичных бинтов, покрывающих тело. «Аянами… Она вновь стрелок прикрытия. Хорошо», — решил он, и вдруг стало как-то спокойнее. Они будут вместе и защитят друг друга. Опять вместе. Даже в бою.

Улыбка исчезла с его лица, только когда в веки впились синхронизирующие иглы.

Мощный грохот сотрясает бронированное тело. Взгляд влево: «Да… Не было здесь этой батареи». Пока огромная машина поднимала себя, Синдзи слушал сбивчивый инструктаж майора: Кацураги нервничала, и не без причин — сорвалась встреча союзников, пропал целый сектор обороны, а врага установить не получалось. Несколько сотен прорвавшихся вплотную к базе гаки никто в расчет не брал: со стороны прорыва доносились мощные взрывы и ноющий свист осколков.

— Вот суки, теперь по новой этот участок минировать, — раздраженно прокомментировала Мисато-сан. — «Тип-01», приступить к поиску Ангела.

Сгустившаяся мгла. Сизый страх, пугающий сам себя.

Синдзи научился безошибочно чувствовать своего главного врага: для этого просто надо идти, преодолевая растущий страх, идти вопреки инстинктам, кричащим, что впереди смерть, идти напролом, круша самого себя… «Словом, легко найти говнюка».

Он ступал осторожно: путь лежал по собственной базе к подавленному оборонному сектору. В телефонах бурчали командиры, которым приказали убираться с пути «Типов», гулко кашлял кто-то, сообщая о потерях, а еще иногда звучали голоса, говорящие на чужом языке. Немецкие корабли не вмешивались в бой: диспозиции они не знали, и вести подавляющий огонь не могли, но стрекот, доносившийся с океана, ясно говорил, что райховцы подняли в воздух свои палубные вертолеты. «Ме-616 Seedrache», — вспомнил Синдзи, увидев краем глаза грохочущий мощный силуэт, заложивший вираж в трех кабельтовых от него. «Вертушка» зависла, вопросительно покачиваясь и демонстрируя свой немалый арсенал, а потом ушла назад к океану.

— Икари, не отвлекайся, — недовольно сказала Мисато-сан. — Мы не разрешили им принимать участие в операции, пусть свои корабли охраняют. Они мне на хрен полбазы разнесут.

— Есть, — ответил он, скрипя зубами.

Откуда-то пришли фантомные боли — боли искалеченной в прошлом бою машины. Синдзи шел, слегка подергиваясь: немилосердно ныли колени, словно онемели ступни, а руки почему-то ощущались огрубевшими и шершавыми. Отметая сомнения в своем рассудке и недоумение, Синдзи шел, сопротивляясь растущей в груди пустоте. Жуть с чавканьем выжирала все больше плоти, она будто бы уничтожала легкие, и дышать становилось все тяжелее — приходилось часто набирать воздух и с хрипом выталкивать из себя. Сама мысль о том, чтобы идти к родителю этого первобытного страха, вызывала неимоверную слабость.

— Икари.

«Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва…»

— Аянами?

— Икари, внимание. Движение за восьмым складом.

Синдзи с трудом улыбнулся, чувствуя сведенные мышцы лица: «Ерунда… Какое еще движение?» Рей поняла. И вновь его защитила — от него самого.

Синдзи, все еще улыбаясь, повел прицелом огнемета:

— Не могу подтвердить. Продолжаю движение.

— Аянами, будь внимательнее, — буркнула Акаги.

— Виновата. Я ошиблась.

Икари вновь слабо улыбнулся. Нет, Рей не ошиблась.

На комбинезон из-под шлема срывались крупные капли почти горячего физраствора, пылали глаза, голову выворачивало от боли, но Синдзи упрямо вел «Тип-01» к сердцу своего страха.

Впереди глухо ахнуло, и во мгле расплылась чернильная грибовидная клякса мощного взрыва. Разрывая и без того звенящую голову, заголосили телефоны:

— Семнадцатый и восемнадцатый склады уничтожены!

— Итисима, я вижу его!.. Огонь!..

— Всем танкам в квадрате…

Щелчок.

— Икари, я отрубила все ненужные каналы, так что не переживай, — угрюмо сказала Мисато-сан. — Если кратко — тварь огромна и просто давит все массой. Мы замкнули прорыв за ним и вычищаем мелочь, но наземными войсками я больше рисковать не буду…

— Понял, Мисато-сан.

— Иди в жопу, умник, понял он. В воздухе три звена штурмовиков, все вооружены «под Ангела», но пока они закладывают широкие круги. Так что отруби ему «свечение» и вали оттуда. Как понял?

— Так точно.

— Молодец… Аянами?

— Да, майор.

— Прикроешь «Тип-01». Заградительный огонь — по усмотрению… — Кацураги тяжело вздохнула. — Один хрен ничего лишнего уже не подорвешь. Главное квадрат за целью не накрой — там штурмовые танки пасутся.

— Есть.

Икари пошевелил кистями, оглаживая гашетки. Впереди туман светился синевой, и там билось сердце кошмара. Он прислушался к себе: «Выдержишь?» Не дождавшись ответа, Синдзи прильнул к спасительному средству:

«Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва…»

«Выдержу».

Выдох.

«Обстрелять…»

Отталкиваясь от него тугими седыми хвостами, вперед ушли ракеты и расцвели во мгле, подсвеченные синим сиянием.

«Вперед».

Страх впился ему в плечи, обнял за шею, обвил ноги. Страх уперся ему в грудь, ураганом подул в лицо. Он очень жалел его — этот сильный, уверенный в себе страх. Позади Аянами, теплая и надежная, впереди — огромный и неуязвимый враг. Синдзи натужно ухмыльнулся: страх был почти уверен в своей безоговорочной победе. Уже проигрывая, уже понимая, что вот-вот побежит назад, Синдзи рванулся в свое последнее прибежище.

«Тип-01» вздрогнул, когда сознание пилота растеклось по его броне, когда осколки души встали у каждого пулемета, превратились в запалы каждой ракеты, ввинтились в скрытые пока стержни энергоклинков… Машина сделала тяжелый шаг вперед, с трудом разбирая какие-то писклявые скрипы в телефонах на голове безжизненного пилота, и просто пошла вперед.

«Нужна сила?»

Турбины взвыли.

Мгла послушно раскрылась, обнажая уродливое тело. Огромный серый кит, выброшенный на берег, медленно передвигался на плавниках, пробивая себе дорогу головой. «Тип-01» задумался на секунду и окружил врага точками прицелов ракет.

«Залп».

Ангела скрыли дымные сполохи.

Синдзи очнулся, тяжело дыша. Бинты под комбинезоном пропитались потом, саднила прокушенная губа, но он все же смог. Пусть так — но смог. Он увидел циклопическую тушу глазами своего альтер-эго, подошел к своему страху вплотную, и теперь достаточно было просто оставаться человеком.

Он сощурил глаза и выдвинул клинки, переводя «Тип-01» на максимальную скорость движения. Реактор ахнул, вся конструкция машины содрогнулась, и безглазая морда начала стремительно приближаться. Ангел повернул к нему голову и раскрыл пасть.

«Мать твою… Четыре челюсти…» — мысленно ахнул Икари, и машина отреагировала снижением скорости. Однако рефлексы металлического тела не дремали: сдвоенный залп ракет, пущенных в надежде на временное ослабление защиты Ангела, ушел к цели.

Тварь дрогнула, но продолжила грузно ползти навстречу ЕВЕ.

Не снижая скорости, Синдзи поднял манипуляторы и активировал стержни. Витые штыки полыхнули и легко прошли сияющий плазменный барьер Ангела-кита, впиваясь ему в верхнюю челюсть. «Тип-01» тряхнуло, но машина устояла.

Пляска искр. Скрежет. Дикий вой, от которого закладывает уши.

«Сдохни…»

Синдзи давил на рычаги управляющего механизма, чувствуя звон во всех суставах.

«Ну же…»

Сияние и не думало меркнуть, а туша медленно вставала на дыбы, выкручивая ему руки.

— Аянами!!! — заорала Мисато-сан. — Не спи, мать твою!!!

— Даю залп по хвосту цели, — отозвался издалека звенящий голос.

Дрожь усилилась, как и боль в почти вывихнутых кистях.

«Бедная Аянами, ей приходится стрелять по мне…» — мелькнула неуместная мысль.

Рявкнули взрывы, и Ангел слегка осел, ослабляя давление на руки.

«Давай, давай же…»

Хрен знает, что именно считала дурацкая шкала разрядников, но для Синдзи она сейчас была шкалой его победы, и стрелка уверенно ползла в красную зону.

«Давай, жарь его!..»

Рывок стрелки. Два деления. Турбины выли с болезненным всхлипыванием, автоматически отстрелился термонакопитель перегруженного реактора. Резь в глазах зашлась судорогами, разбрасывая остальные ощущения, и стрелка вошла-таки на секунду в красную зону.

«ДААА!!!»

Сияние вокруг Ангела померкло, а вой твари взял чертовски высокую ноту.

— Аянами!!! Убей!.

И тут взорвался болью левый бок. Синдзи заорал и сорвался на визг: его почка, желудок, боковые мышцы вдруг словно перестали существовать, а на экране в уголке вспыхнул сигнал: «Отказ левой турбины».

— Икари! Что ты?!.

— Синдзи-кун!

— Икари!

Давясь болью, Синдзи смотрел, как рвутся пущенные Рей снаряды, так и не достигшие цели.

«Конец. Все».

Ангел поднялся, ломая почти бессильные теперь стержни, и ударом морды отбросил от себя «Тип-01». Кроша зубы и разрывая мышцы, Синдзи впился в рычаги и удержал машину на ногах.

«На хера?! Все, ты спекся…»

«Тип-01» остался стоять в сотне метров от почти невредимого Ангела. Синдзи опустился на колено и активировал пусковые шахты тяжелых ракет: «Один черт — теперь я точно не убегу. Хоть взрывами задержу». Где-то далеко позади Аянами для скорости отстрелила свои тяжелые орудия и быстро шла к нему. Еще дальше орали Мисато-сан и доктор Акаги, первая грозила убить вторую, кажется.

А перед ЕВОЙ Синдзи Ангел уже закрывал собой все. С радостью сорвался с цепи страх, и Синдзи дал свой первый залп именно по собственной трусости. Тугие колонны дыма разогнали ракеты, и Икари счастливо вскрикнул.

«Я все еще сражаюсь!»

Он прислушался, чувствуя, как растворяется в ярости труп жалкого страха.

Аянами… Далеко, хотя быстро приближается…

Мисато-сан… Штурмовики идут на заход, немного задержат…

Акаги… Телеметрия, пытается понять, можно ли вернуть турбину…

Друг… Совсем близко.

«Друг?!»

Разнося в клочья склады, какая-то странная фигура, плохо различимая в дыму и мгле, навалилась на Ангела слева. Сверкнула странно удлиненная левая рука и немедленно впилась в бок твари. Синдзи вздрогнул от воя чудовища, а пришелец поднял толстую правую руку, и она расцветилась сполохами выстрелов. В загаженный воздух от Ангела полетели какие-то отрепья.

Икари обмер: плазменная защита врага таяла, мерцала и переливалась, сходя на нет.

— SHEISSE!!! — заорал кто-то в телефонах. — У меня сейчас кондеры погорят!! Ввалите ему чем-нибудь посерьезнее!!!

Не понимая деталей, Синдзи уловил общий смысл призыва.

Оставшиеся шесть ракет еще едва покинули контейнеры, а пальцы, почти ломаясь, уже давили на гашетки пушек. «Тип-01» одним судорожным приступом кашля выдохнул тучу смертей в лишенного защиты Ангела.

Справа полыхнуло, загремело, и к врагу потянулись толстые жгуты инверсионных следов.

«Аянами…»

Девушка прямой наводкой била тяжелыми ракетами мимо него, а неожиданный союзник поспешно отходил в сторону от рукотворного ада, огрызаясь вспышками с правой руки. Ангел взревел в последний раз и исчез в слепящем оглушительном грохоте.

Синдзи потряс головой: тонкий звон в ушах не проходил. Он осмотрелся: «Тип-00» вставал с колена, его плечевые пилоны курились дымом, а закопченные контейнеры «Типов-10-Чи» тяжело обвисли. Заслышав тяжкий мерный грохот, Икари посмотрел вперед: из мглы, мгновенно заволокшей поле боя, выходил спаситель — огромный черный механизм, очень похожий на ЕВУ.

Минимум навесного оружия, более мощные и длинные манипуляторы, вынесенная выше боевая кабина… Синдзи это увидел во вторую очередь. Все его внимание сразу приковала левая рука машины — двойной мощный клинок, растущий от локтя. Обугленный и покрытый окалиной, жуткий меч почти касался истерзанной земли. Мощная гидравлика в кожухах на плече этой руки, ракетная установка на правом манипуляторе… И клеймо «SfJgdEng-02» на правом бедре.

— …Самоволка, Цеппелин!! Ты ответишь… — хрипел в эфире незнакомец с сильным акцентом, ему вторили Мисато-сан и Акаги.

Синдзи вслушался, и вдруг зазвучал тот самый голос, голос нежданного друга. Голос девушки — безмерно уставшей и злой:

— Зовите меня Сорью, герр оберст. Мы все же на японской земле.

— Да как…

Пшшшик.

— Nun, мы одни, господа японцы, — сказала девушка веселее.

Махина сделала еще пару шагов навстречу и легко подняла клинок.

— Позвольте представиться — обер-фельдфебель люфтваффе Аска Сорью Цеппелин. Пилот «Истребителя Ангелов-02». А вы?

— Младший лейтенант Синдзи Икари.

— Старший сержант Рей Аянами, — голос девушки слегка ломался.

— Хм. Старший по званию? — озадаченно произнес голос. — Это тебе Engel штыри повыдергивал?

— Мне, — угрюмо сказал Синдзи. Он облизнул языком губу и понял, что из-под пронзенных век стекает кровь.

— Дурак. Ты не мог напасть с фланга?

Он крякнул: «Непростое существо».

Позади нарастал гул тяжелой техники, а странный разбор сражения не утихал:

— … И вообще, какой смысл держать вторую машину так далеко? Es ist…

— Госпожа Сорью, — твердо прервал ее Синдзи. — Мы с удовольствием обсудим с вами нашу тактику, как только нас извлекут отсюда. Мы с вами, правда, не увидимся, но поговорим.

— Не… увидимся? — в звонком голосе вдруг наметилась трещинка.

— Пока — да. От двух до пяти дней старший сержант Аянами и я не сможем ничего видеть.

— Так вы… Такие же? Вы как я, да?

Сквозь грохот приближающихся спецтанков и тягачей проекта «ЕВА» Синдзи едва слышал невидимую Сорью, но с удивлением понял, что в ее голосе звучали очень странные эмоции.

Горечь пополам с неверием в собственное счастье.

8,5: Межглавье

Бетонка была проложена вдоль побережья, и если с запада от нее все тонуло в глухой стене молочной взвеси, то с востока черные волны предгрозового океана рычали от бессильной злобы почти у самого отбойника, бесновались в напрасных попытках рассмотреть одинокий автомобиль, мчащийся на полной скорости по пустой трассе. Плоский бледный диск тоскливо разглядывал мир сквозь густые пряди облаков, намекая Земле, что уже полдень и пора бы проясниться, снять покровы мглистых сумерек, растащить по глухим углам туман. Безразличная и к намекам солнца, и к капризам погоды машина лишь снижала скорость на поворотах и вновь набирала ее на ровных участках.

— Проклятье. Снова заволакивает.

— Не переживайте, генерал, до базы к началу грозы дотянем.

— Дотянем, само собой. Кадзи, выкиньте сигарету. Будьте так добры.

— Простите, генерал.

Генерал Като держал обе руки на рукояти своего фамильного тати и с интересом посматривал на второго пассажира. Личный помощник командующего Икари оказался неряшлив, неаккуратен, мундир носил, как тряпки, и к тому же курил, что особенно раздражало туберкулезника Като. «Сначала господин, теперь этот позор армии, — размышлял генерал. — Похоже, на „Каледоне“ и впрямь большая конференция».

Будучи военным атташе на второй по величине базе Атлантического фронта, Като был осведомлен о последних событиях крайне неудовлетворительно, и это беспокоило его. К примеру, о прибытии командующего Лоренца он узнал лишь за час до того, как летающая крепость фельдмаршала села на аэродроме. А уж личная просьба его превосходительства Икари встретить Редзи Кадзи вообще выходила за все рамки.

Като косил глаза на своего спутника и с некоторой обидой туго фантазировал. Старый вояка пытался представить, чем таким важным занимается этот не пойми кто, если за ним гоняют машину военного атташе.

Кадзи с безмятежной полуулыбкой изучал крышу машины.

Далеко в океане вспыхнула молния, аккуратно вырезав себе сияющий путь между небом и водой.

* * *

База группы армий «SEELE» «Каледон» всегда числилась вспомогательной и научной: полигон, испытательные площадки для нескольких проектов разной степени секретности, совместные исследовательские лаборатории, много японских и советских ученых. До 1953 года тут царила тишь да гладь, нарушенная вторжением Второго Ангела. Усилиями стратегической авиации вермахта враг был уничтожен, а заодно обращено в радиоактивную пустошь три четверти Ньюфаундленда.

Слегка раздвинув тяжелые шторы, командующий Гендо Икари изучал открывавшийся прямо за периметром лунный ландшафт. Толстые стекла с высоким содержанием свинца не сняли даже после дезактивационных работ в окрестностях базы, и теперь уже вряд ли снимут: совещание, что проходило за спиной командующего, решало в том числе вопрос консервации базы. Икари всмотрелся в невысокую гряду, выглаженную рванувшими пять лет назад мегатоннами: даже после сокрушительного удара Ангела «Каледон» уцелел. А теперь выход в эксплуатацию единственного проекта, простой росчерк ручки хоронит огромное поселение. Стекло едва слышно вздрогнуло: где-то над океаном прокатился гром.

Рядом деликатно кашлянули, и Икари отпустил тяжелую темно-зеленую ткань, отрезая себя от размышлений о былом.

— Икари, Като доложил о прибытии Кадзи.

Командующий обернулся к стоящему рядом Фуюцки и посмотрел мимо него. За спиной адмирала, в центре огромного зала за круглым столом сидела вся реальная власть этого крохотного мирка. Икари кивнул, поправил очки и пошел к собравшимся.

— И где ваш ферзь, Икари?

Фельдмаршал Кил Лоренц.

— Он прибыл?

Маршал Генрих Степанков.

Икари молча сел на свое место, складывая ладони перед лицом, и справа от него, опираясь на катану, встал верный адмирал. Тяжелая люстра, нависающая над пустой сердцевиной круглого стола, едва разгоняла глухой мрак затененного зала, но освещала изображенный на полу символ Объединенного Фронта Земли — нимб и крылья, пойманные в орбиты электронов. Гендо Икари, игнорируя собравшихся, смотрел на этот незатейливый знак сквозь очки и спокойно тянул паузу. «Это не раздел Европы, господа, — говорил он своим спокойствием. — Это дело, требующее терпения». Командующий группы армий «NERV» всегда молчал со смыслом.

Тяжелые двери далеко во мраке приоткрылись, впуская новоприбывшего.

— Господа, глава разведки моей группы армий — Редзи Кадзи.

Тяжелые и скупые поклоны. Небритый молодой человек с взлохмаченным хвостиком волос почтительно склонил голову. Майор-распорядитель подвинул ему стул, и Кадзи сел, с ленцой осматривая собравшихся. Икари позволил себе мысленно ухмыльнуться: за столом сидело еще два человека с похожим профессионально-небрежным взглядом — вроде как мишура, пустышка, сизая лень да праздное любопытство, мусор на водной глади, в которой таится очень острый плавник. Пикантный факт: двое других руководителей разведок были подтянуты, собраны и имели изрядно за пятьдесят, а неаккуратный Кадзи едва перешагнул третий десяток.

Появление колоритного подчиненного выиграло для Икари еще один раунд: собравшиеся испытывали смешанные чувства, анализировали «камни по кустам», искали ненужные смыслы. Икари сознательно упустил звание своего ферзя, добавляя абсурдных и потому надежных крючков в отвлекающие сети. Однако, переигрывать тоже не стоило.

— Три Ангела за месяц, — веско сказал он. — Полагаю, мы таким образом получили подтверждение.

Зам Лоренца чуть заметно вздрогнул, как и генерал-лейтенант Павлюченко. «Слабаки», — отметил Икари с сожалением: от стариков такие вещи тоже не укрылись, и вскоре эти фигуры заменят на менее предсказуемые.

— Да, Икари, — прогудел Лоренц. — Теперь очевидно, что Второй тоже явился неслучайно.

— Закрываем вопрос?

— Да. Пятая скрижаль верифицирована.

Икари кивнул, понимая, что Степанков пока вне игры. «Свой козырь? Договоренность с Лоренцом?»

— Хорошо, господа, — сказал он вслух. — Теперь наш главный на сегодня вопрос.

— Простите, но хотелось бы заслушать господина Кадзи, командующий, — неожиданно сказал генерал-майор Беликов. — Как мы все понимаем, именно от его доклада зависит этот вопрос.

«Так-так… С младшей карты, маршал?»

— Несомненно.

Икари скосил взгляд на своего начальника разведки. Кадзи встал.

— 27-го октября усилиями оперативной группы у штаба «Б» был задержан и обезврежен агент, пытавшийся радировать информацию по объекту «Табрис»…

— Какое это имеет… — поднял брови Беликов, но Икари проигнорировал его. Он смотрел в глаза группенфюреру Йотке, и ему очень нравилось то, что он там видит. Хищник в глазах райховского разведчика заметался, хотя вряд ли кто-то, кроме Икари, мог это точно разглядеть. Наконец, дав понять Лоренцу все, что нужно, командующий поднял голову и посмотрел на Кадзи:

— Полагаю, достаточно. Следующий доклад.

— 28-го октября…

— Достаточно.

«Вскрывайся, Степанков. Можешь выкинуть всю липу, что тебе прислали».

Маршал поднял руку, пресекая попытку кого-то из своих новых замов открыть рот:

— Мы поняли, командующий, — сказал Степанков. — Вы по-прежнему единственный, кто владеет всей информацией по показаниям «Табриса».

— Да, а еще вам пора реорганизовывать ваши разведки. Или прекращайте шпионить.

Командование Объединенного Фронта замерло: в голосе самодовольного хлыща словно добавилось два-три десятка лет. Перед собранием стоял опытный матерый контрразведчик с замашками агрессивного хищника. Икари обдумал это впечатление, оценил эффект и кивнул:

— Именно.

Командующий замолчал, накапливая сокрушительную паузу. «Сейчас».

— Поэтому мы можем ставить точку на наших прениях и разногласиях. Главное — сосредоточиться на операции «Прорыв».

— Советский конвой вышел к «Токио-3» по графику, — как ни в чем не бывало сказал Степанков. — Мы держим это обещание. Груз укомплектован по договоренности.

Икари кивнул: этот играл грубо и наверняка, а потому с достоинством принял поражение.

— «SEELE» вышлет все затребованное с Кубы, транспорты поплывут через Панамский канал. Погрузка идет по графику.

«А вот это неожиданно, — решил Икари. — Придется Кадзи еще поднапрячься. Похоже, у старого фельдмаршала есть планы на продолжение игры».

— Хорошо, — вслух сказал командующий. — А теперь, дабы подчеркнуть всю серьезность операции, я бы хотел сделать жест доброй воли.

Собрание безмолвствовало. Насладившись почти незаметным эффектом, он посмотрел на Кадзи.

— Прошу прощения, — обратился разведчик к майору-распорядителю. — Где у вас кинопроектор?

Пока Кадзи на пару с майором осваивали технику, Икари сосредоточено молчал: рассматривать в лицах командования уже было нечего: сегодня он переиграл их вчистую, а теперь добьет авансом на две-три встречи вперед.

Экран замерцал, когда конус света прорезал слегка пыльную тьму. Тусклая люстра медленно гасла, погружая во мрак все, кроме белого прямоугольника, а Икари вдруг ощутил скуку — тяжелую, гнетущую скуку. Он десятки раз смотрел эту пленку, ища в ней смысл, хоть какой-то, кроме явного. Он уже давно все понял в этой ошеломляющей истории, все скрижали открыли ему свой смысл. Плоские булыжники, отшлифованные и исписанные десять тысяч лет назад, бобина тридцатипятимиллиметровой кинопленки и его собственный сын сложились в одну потрясающую картину, имя которой — судьба мира. «Впрочем, одной частички этой картины собравшимся знать необязательно, а на остальное пусть посмотрят».

— Имя? Фамилия? Звание?

— Каору Нагиса, старший сержант, штурман, топографическое звено «А».

Икари поднял глаза одновременно с допрашиваемым. Беловолосый парень смотрел теперь прямо в камеру. Даже потрясающе низкое качество съемки позволяло увидеть, что его радужка была алой.

— Год рождения?

— 1937-й.

— Причина…

— Год смерти — 1954-й.

Командующий невольно улыбнулся, пряча улыбку в ладонях, сложенных у рта: он очень любил этот момент и представлял себе, как его восприняли собравшиеся. Что-то в лице странного парня сразу убеждало, что это не шутка и не бред. Наверное, свое брал и тон бывшего старшего сержанта.

«Так, должно быть, и правда говорят о своей смерти».

* * *

У самой машины Фуюцки обернулся к нему, придерживая фуражку:

— Ты сходу дал им понять, что толкование пяти из шести скрижалей правильно…

— Да, сенсей.

— Икари, ты уверен, что это было нужно?

— Да.

Восточный ветер трепал мглу, наступавшую из глубин Атомных земель, скатывал ее в клубки и гнал назад. Тяжелые штормовые облака наковальнями висли над океаном, утюжили недовольные воды, вздымали волны, а кнуты молний щедро полосовали непокорную Атлантику.

— К дьяволу политику, — вдруг сказал адмирал. — Икари, ты понимаешь, что хочешь сделать своего сына… Богом?

Командующий снял очки, по которым расплылись первые большие капли.

— Сенсей… За двадцать два года я подарил ему две вещи…

Шторм хлестнул зарядом ледяного дождя, уверенно метя в двоих у машины. Опустилось окно, и из автомобиля высунулся было Кадзи, но завидев выражение лица командующего, быстро скрылся.

— Всего две вещи. Жизнь и меч.

Фуюцки покачал головой:

— Это не подарки, это два бремени. И теперь хочешь взвалить на него несоизмеримо большее третье… Ты жестокий человек, мой ученик.

Икари огладил вымокшую бороду и открыл дверцу:

— Сенсей, ответственность и долг — это дар. Дар достойному.

Машину поглотила тьма холодного ливня, словно кто-то задернул иссиня-сизые занавеси.

Глава 9

— Я ничего не понимаю, господа пилоты. Ваш Микадо не любит вас?

Синдзи прикрыл глаза, останавливаясь на середине строки. Впрочем, блеклый и трудный средневековый роман он и так перестал осмысленно воспринимать еще пару страниц назад. Вместо этого он вынуждено внимал обильной болтовне новой соседки — фройляйн Аски Сорью Цеппелин. Икари страдальчески поднял взгляд на сидящую рядом Рей. Аянами чистила пистолет, и, судя по тщательным и аккуратным движениям пальцев, назойливые разговорчики ей не мешали.

— Синдзи, я с кем говорю? — возмутилась Аска.

— Понятия не имею, — буркнул он.

— Чего?!

— Аска, жилищные условия от нас не зависят, — скучно и устало сказал Икари, прикидывая, в который раз идет эта беседа. — К сожалению, не оказалось ни единого свободного помещения в зданиях неподалеку от ангара твоего «Истребителя». После погрома имени Пятого Ангела и прибытия ваших у нас вообще дикая напряженка с нормальным жильем…

— Нормальным?! Этот птичник нормальный, по-твоему?

— Да. Или ты по казармам скучаешь?

Фырканьем Аска выразила все свое отношение к казармам. «Вот что-что, а фыркает она прямо-таки на зависть».

— А вы возмущаться вообще пробовали?

— Ты пробовала, — парировал Синдзи. — И что?

Любительница комфорта воинственно скрестила руки:

— Я хоть попыталась! И ради вас в том числе, кстати. А ты, младший лейтенант, — просто хордовое!

Синдзи кивнул и промолчал: уже уяснил, что так проще. Краем глаза он заметил, что Сорью еще некоторое время воинственно взирала на него, ожидая продолжения пикировки, а потом завалилась на кровать, предоставляя секундную передышку. Аянами зажмурила один глаз и посмотрела на лампу сквозь ствол разобранного «вальтера».

— Schrecklich, — ворчливо сказала Аска. — С другой стороны, даже не будь ты рохлей, чего тебе возмущаться? Живешь теперь с двумя красивыми девушками…

«Фаза вторая, — раздраженно подумал Синдзи. — Быстро ее сегодня развозит. Месячные?» Сорью забросила ногу на ногу и любовалась пальцами собственной босой ступни, что совсем не мешало ей разоряться на любимую тему.

— … Но все же! Это просто невыносимо. Нагло дерзить майору и не выбить себе и товарищам пристойных условий! Тебе же самому неудобно!

Синдзи вздохнул, успокаивая себя попытками предсказать следующие уколы Аски.

— Блин, вы даже поцеловаться не можете, но терпите!

Аянами, наконец, оторвалась от своего занятия, с интересом переводя взгляд с одного соседа на другого. Синдзи посмотрел на нее и пожал плечами:

— Ты об этикете слыхала, Аска?

— В жопу этикет! Спать с сослуживцем — уже сомнительное дело, — безапелляционно заявила немка, тыча в него пальцем. — Ну-ка, вперед! Докажите обратное!

— Аска, это уже перебор!

Рей вдруг потянулась к нему и обвила руками шею. Слегка шокированный Синдзи коснулся ее губ и с наслаждением утонул в теплом глубоком поцелуе. Со стороны кровати Сорью донеслось сдавленное восклицание.

— Однако… — прозвучал подозрительно довольный голос, когда Икари смог, наконец, с сожалением отстраниться от Аянами. — Теперь я разобрала, кто из вас двоих мужик.

Синдзи негодующе посмотрел на Аску. Слегка порозовевшая рыжая радостно скалилась: у нее только что появился новый отличный повод для подколок.

— … Ясно. Это нечто, господа. Синдзи, это какая-то травма? Тебе, наверное, еще и через яйца синхронизацию проводили?..

«Сейчас дам в глаз, — понял он. — В наглый голубой глаз».

Аянами вдруг подняла руку, в которой был зажат свежевычищенный пистолет. Щелчок предохранителя — и ствол уже наведен прямо между глаз Сорью. Синдзи замер: Рей прищурилась, но в остальном бледное лицо осталось бесстрастным и спокойным. Обалдевшая Аска приоткрыла рот:

— Ая…

Синдзи заворожено смотрел, как тонкий палец Рей медленно топил спусковой крючок. Он знал, что успеет подбить ее руку, что пуля уйдет в стену над головой наглой идиотки, что никто не пострадает… Но не мог даже пошевелиться. Он впервые чувствовал, как плохо внешне бесстрастной Рей. Как ей обидно. Как она злится, как она оскорблена. Картинка перед глазами Синдзи вдруг моргнула, и он словно увидел девушку глазами Аски — сосредоточено-безразличный взгляд, ничего не выражающее, словно бы пустое выражение лица, умеющее быть другим только для одного человека. И бездонное дуло пистолета, такое огромное, что можно разглядеть даже нарезку…

Когда боек оглушительно звонко лязгнул вхолостую, Синдзи почти подпрыгнул, а бледная Аска с тихим ругательством сглотнула. Рей же просто опустила оружие и ровно сказала:

— Аска. Не говори так больше.

С этими словами она вставила магазин в свой «вальтер» и потянулась за кобурой.

Сорью вдруг вскочила и подошла к кровати, и опомнившийся Синдзи решительно встал перед ней: «Блядь. Вот сейчас начнется…» Но немка, уже успевшая прийти в себя, спокойно протянула одну руку ему, другую — Аянами:

— Мир?

* * *

…После сражения с Пятым Ангелом Синдзи с еще большим, чем обычно, нетерпением ждал, когда ему снимут бинты: очень уж хотелось знать, как именно выглядит взрывное болтливое существо, которое надежно оккупировало его больничную палату. Обер-фельдфебель почти все свободное от процедур время валялась на соседней койке и вперемешку высыпала на пилота «Типа-01» самую разнообразную информацию: начиная от своих высоких достижений и опыта в пилотировании всяческих летных прототипов до предпочтений в личной жизни. Поначалу Синдзи честно пытался поддержать разговор, но быстро понял, что от него требуется просто быть рядом и слушать. Он уже составил было о ней вполне определенное — и весьма нелестное — мнение, когда случайно услышал манеру общения Сорью с ее земляками. Он понимал их разговор едва ли через седьмое слово, но тем четче мог вникнуть в интонации нового товарища. Собранность, уверенность в себе, скупое презрение, слова, что называется, «через губу»… Синдзи поначалу был озадачен: с учеными и сослуживцами разговаривал словно совсем другой человек, но потом ему вспомнились слова Аски, оброненные ею тогда, после битвы.

«— Так вы… Такие же? Вы как я, да?»

— Она хочет как можно быстрее стать своей, — прошептала Аянами.

Синдзи улыбнулся: еще одна девушка, которая преподнесла сюрприз.

Стоило Сорью зачастить в палату к нему, как на второй день Рей, до того просто заходившая посидеть рядом с ним, деликатно подвинула Синдзи и улеглась в койку рядом. Ощущая оперативный рост температуры, Синдзи поражался ее поведению: девушка ревновала, и чтобы понять это, вовсе не обязательно было как-то по-особенному чувствовать свою молчаливую напарницу. Он напрягся и прислушался, слепо вглядываясь во мрак. Аска замолчала, видимо, интерпретируя их возню, а потом глумливо произнесла:

— Судя по тому, что я не слышала приказа, это у вас взаимно. Тем интереснее.

Рей не отреагировала. Вернее, отреагировала не вслух и не для Аски.

Заживление тканей у всех пилотов прошло без проблем, и потому бинтов они лишились в один день и даже на одном — общем — осмотре. Помаргивая сослепу, Синдзи, наконец, смог рассмотреть новенькую, которая всей своей эффектной внешностью оправдывала дело борцов за межрасовые браки. «Мой Fater — просто фанат всего японского», — вспомнил одно из ее откровений Икари. Дитя немца и японки оказалось рыжим, голубоглазым и курносым. С любопытством оценив стройную фигурку, он обнаружил, что Аска с не меньшим интересом разглядывает его и Рей, и ради этого тоже мужественно сражается с отвыкшими от света глазами.

— Миленько, — наконец, резюмировала свой осмотр рыжая и устало зажмурилась. — Идем праздновать или как?

Синдзи прислушался к себе: желание побыть наедине с Рей, звон в ушах от болтовни Аски, боль, вызванная обретенным зрением, усталость и чешущиеся места уколов… Он вздохнул с улыбкой: это все не имело значения. Перед ним стояла симпатичная девушка — странная, взбалмошная и, видимо, превредная по характеру, но и это тоже было не то.

«Не одной Аске хочется стать поближе к себе подобным».

* * *

Синдзи хлюпал странной суповидной дрянью и с неудовольствием поглядывал на соседей: Аска, отлипшая ненадолго от коллег-пилотов, сидела неподалеку за столиком со своими сослуживцами, а его собственные товарищи, исключая Рей, самым досадным образом пускали слюни. После перемирия был обед, а вместе с ним — обычные в последнее время стоны:

— Нет, ну какая девушка!..

— Пресвятое небо, как представлю, что в эти восхитительные глаза вгоняют иглы…

— Икари, говоришь, ваши комбинезоны прямо почти облегающие?..

Скучающий Синдзи ускорил поглощение баланды и с наслаждением поднялся, намереваясь оставить фантазеров наедине с их вожделениями. Рей тоже начала собирать тарелки, дожевывая хлебец на ходу, и тут Икари хлопнули по плечу — увесисто так и нагло хлопнули. Ему даже не надо было оборачиваться: судя по благоговейным рожам Аобы, Хьюги и Кенске, за спиной стояла неотразимая Сорью.

— Приятного, — буркнула Аска, не обращаясь ни к кому конкретно, а потом белозубо улыбнулась Синдзи. — Слушай, мне тут надо на склад, получить вещи, а я пока не в курсе, где это. Проводишь?

— Легко, — отозвался он, с мрачным удовольствием отмечая раздосадованные физиономии лейтенантов. — Что за склад?

— Эээ… — замялась Аска, очаровательно хмуря брови. — Сейчас!

Спустя пару секунд от еды был оторван немолодой мужчина, сидевший за столиком с райховцами, и Сорью буквально подтащила его к пилотам:

— Вот! Знакомьтесь. Доктор Ставнийчук, один из моих воспитателей!

Синдзи так увлекся необычным видом доктора, что не сразу заметил его протянутую для приветствия руку. Побитые сединой длинные волосы Ставнийчука небрежно спускались до плеч, он носил полувоенного кроя одежду, имел мощные усы и глубокие шкодливо прищуренные серые глаза.

— Алексей Ставнийчук. Не верьте ей, она сама такая воспиталась.

Синдзи невольно улыбнулся в ответ и пожал, наконец, сухую прохладную ладонь.

— Синдзи Икари, пилот «Типа-01».

— Да я так и понял, — сказал доктор, все так же искренне улыбаясь. — Цеппелин не потащила бы меня знакомиться с кем-либо еще, кроме товарищей-пилотов.

Ответив подергиванием губ на протестующий возглас Аски, доктор повернулся к Рей:

— Рей Аянами? Рад знакомству.

Девушка вежливо кивнула в ответ.

— Хм… Господа, вы не против слегка пройтись и показать Аске и мне склады «а-15/6» и «f-10»? Наша научная часть никак не может получить разгруженное оборудование, а ваша коллега — некоторые личные вещи.

Икари учтиво поклонился:

— Почту за честь, доктор.

— Да ладно вам, — ухмыльнулся в усы Ставнийчук. — Сейчас, заберу документы, отнесу посуду и встретимся с вами у выхода.

Рей с едва заметным удивлением посмотрела вслед доктору и перевела взгляд на Синдзи.

— Да… — кивнул он. — Ты права, Аянами. Какие там склады. Милый доктор зачем-то хочет пообщаться с нами.

— У нас нет ограничений на общение с союзниками, — напомнила девушка. — Тем более, он ученый.

— Угу.

Несмотря на странную симпатию к колоритному Ставнийчуку, ситуация ему почему-то не нравилась. Натягивая на лицо маску и путаясь в ремешках пыльника, Синдзи продолжал беспокойно обдумывать предстоящий разговор: перспектива общения с иностранцем — пусть и союзником — вызывала в нем смешанные чувства.

— А вот и мы, — сказал доктор, снимая с крючка свое облачение. — Ведете?

Дорога до склада длилась неприятно мало, подумал Синдзи: Ставнийчук оказался интересным рассказчиком. Он с легкостью упоминал свое участие в команде психологов, готовящих перспективных пилотов, к негодованию Аски сдал пару подробностей из ее сопливого детства, тонко высмеивал первые наивные попытки собрать команду ученых из бывших врагов…

— Прошу прощения, доктор… Вы сказали, что проект «ЕВА» международный?

— Синдзи, ты дурак или глухой? Да, конечно!

— Аска, перестань сейчас же. Да, молодой человек, — доктор внимательно осматривал серые коробки складов, между которыми они шли. — Кстати, госпожа обер-фельдфебель сама только недавно об этом узнала…

Аска пробурчала что-то неразборчивое сквозь респираторную маску.

— Но, господин Ставнийчук, почему? Я считал, что мы служим на особом японском оружии…

— Особом, Синдзи. Именно. Но оно не может быть исключительно японским.

Рей дернула увлекшегося Икари за рукав, и они свернули вовремя в нужный переулок.

— Понимаешь, в современных условиях, в мире, где есть Атомные земли, мы не можем себе позволить противостояния внутри Великой тройки…

Синдзи кивнул: «Это-то как раз несложно понять. Стоит двум сторонам из трех развязать конфликт, и победят, в конечном счете, мутанты. Следовательно, и по вооружению должен быть паритет. Во избежание, так сказать…»

— То есть, тот, кто создал «ЕВУ»…

— Да, Синдзи. Доктор Акаги и ее исследовательский центр передали эту технологию СССР и Райху, и в результате выиграли все, плюс проект существенно ускорился, — удовлетворенно сказал Ставнийчук. — Ага, вот наша первая цель. Аска, доставай накладные.

— Замечательно!

Часовой отдал честь и посторонился, пропуская их к дверце в воротах.

Синдзи механически взмахнул пропуском и вновь сосредоточился на ситуации, о которой раньше не считал нужным подумать. «Три сверхдержавы с технологиями „ЕВЫ“. Три сверхдержавы с ядерными бомбами. Смешно представить, но хрупкий мир между людьми держат на себе орды радиоактивной нечисти».

Интендант быстро спрятал что-то между ящиками, завидев такую представительную делегацию, хотя своего дыхания никуда деть не мог. Входя в коридор между тускло освещенными стеллажами, Синдзи осмотрелся: это был многопрофильный склад, один из многих на этой базе, куда загружали на временное хранение личные вещи служащих. Ящики оружия тоже в наличии имелись, куда уж без них. Пока Аска со скукой на лице предъявляла накладные на получение, а интендант нетвердыми пальцами рылся в учетных книгах, Икари лениво изучал надписи именно на длинных коробах с ручным вооружением.

— …Все в порядке, обер-фельдфебель Цеппелин…

— Сорью.

— Да-да, прошу простить. Пройдемте со мной, пожалуйста…

Ставнийчук погрузился в молчание и изредка направлял окуляры своей маски на Синдзи, так что тот почти чувствовал этот взгляд и внутренне готовился к непонятному разговору. Аянами безразлично разбирала инструкцию по транспортировке, прилепленную к длинному ящику со штурмовыми дробовиками.

Мощный железный звук, будто по складу ударили гигантской кувалдой, заставил всех присесть, инстинктивно прикрывая уши. Синдзи тяжело открывал и закрывал рот, силясь вытолкнуть набившуюся в голову вату и гоня прочь мерзкий писк. На краю слышимости бушевала сирена, заглушаемая чередой взрывов.

«Нападение… „ЕВА“…»

Ставнийчук первым бросился к двери, и распахнул ее прямиком в ад.

От склада напротив осталась буквально одна искореженная стенка, за ней бушевал пожар, раздуваемый рвущимися боеприпасами. Синдзи бросилсямимо на мгновение растерявшегося доктора и закрыл дверь как раз перед тем, как в нее с визгом впился крупный осколок. Его сознание успело запечатлеть только окровавленную рванину — останки погибшего в первом взрыве часового.

— Какого… — выдохнул Ставнийчук. — Нападение на базу?

— Как видите, — крикнул Синдзи, тряся головой: контузия упорно не хотела выметаться прочь. Он оглянулся на Аянами и увидел успокаивающий кивок — с ней было все в порядке, а вот ход, по которому двинулись вглубь склада интендант и Сорью, был изрядно завален коробками и ящиками. Рей что-то сказала, но Синдзи услышал только плывущий гул.

— Нам надо к «Типам», — повторила девушка громче.

Открывать двери ужасно не хотелось, поэтому Синдзи был предельно аккуратен. С усилием сдвинув слегка покореженную ручку, он медленно потянул ее на себя, и в проем тот час же просунулась покрытая шишками и наплывами чудовищная башка серого мутанта.

«Блядь!»

Морда резко подалась вперед, отшвыривая его от дверного проема. Синдзи рухнул на задницу и стремительно пополз назад, отталкиваясь руками от пола. Подпираемая длинной шеей голова повела бельмами, раздула ноздри и широко раскрыла пасть. Туловище твари еще скрывалось за стеной склада, но отвратительный облик змеешеего рокуро-куби уже был безошибочно узнаваем. Мутант вознес морду под самый потолок, готовясь сверху нанести ему точный удар, но грянул выстрел, и прямо под жуткой челюстью появилась рваная дыра. Синдзи откатился под спасительный стеллаж, прячась от твари и ее звенящего воя.

Выстрел. Еще. И еще.

Шея рокуро-куби взрывалась фонтанами слизи и пятого попадания не выдержала — перерубленная пополам змея тяжело уронила хрипящую голову на пол, а туша за дверью с грохотом забилась в конвульсиях об стену склада. Ставнийчук опустил штурмовой дробовик и тяжело выдохнул сквозь респиратор:

— Ффффф… Как же хорошо, что вы храните это заряженным…

Аянами бросила Синдзи еще один ствол, и он мельком оценил это оружие — барабанная картечная пушка 10-го калибра с четырьмя нулями на маркировке барабана. «Хреновая точность, хреновая надежность, хреновая кучность. Но если уж попал…» Слегка опомнившийся Икари с уважением взглянул на доктора: чтобы выдержать отдачу пяти прицельных выстрелов подряд из этого оружия, нужна нешуточная сила рук. Разворачивая многострадальную дверь, в склад просунулась еще одна тварь, но ее приняли уже сразу в два ствола, и разодранную крупной дробью голову вышвырнуло наружу.

— Надо прорываться, — сказал Синдзи. — Если так быстро прорезали периметр, то без «Типов» будет очень туго.

— Это наверняка Ангел. Надо вытащить Сорью.

Синдзи оглянулся: Аянами достала из ящика старый, но все еще оправдывающий себя ручной пулемет «Тип 99», масляно блестящий в тусклом свете уцелевшей лампы.

— Доктор? — Синдзи обернулся к нему.

— Само собой, — Ставнийчук кивнул и забросил дробовик за спину, решительно направляясь к завалу.

— Мы держим выход и ждем вас, — крикнул ему Синдзи, переступил через останки монстра и пошел к двери, поднимая ствол.

На улице поутихли взрывы, но зато теперь не смолкал треск очередей и грохотали выстрелы орудий. Икари осмотрел усыпанный обломками переулок поверх прицела дробовика и опустил оружие: бой сместился в сторону, и по-прежнему было непонятно, как мутантам удалось так быстро оказаться по эту сторону многокилометровых минных полей и оборонительных линий. Судя по интенсивности стрельбы, персонал базы быстро пришел в себя и был сокращен не слишком существенно. «То есть, Ангела тут пока нет…»

Успокоенный этой мыслью, он едва не пропустил появление еще одного врага.

Прямо перед ним с крыши склада спрыгнул гаки. Рыжая стремительная тварь встала на дыбы и подняла в воздух страшные когти передних лап. Синдзи вслепую высадил залп картечи и ушел вниз от первого взмаха. Гаки заверещал и отступил, но развороченного плеча явно было недостаточно, чтобы остановить его.

— Икари, в сторону!

Синдзи упал, откатился влево, и мимо него с грохотом понеслась очередь «зажигалок»: Рей, завидев гаки, мгновенно рухнула на землю, и опустила пулемет на сошки. Мутант покрылся сполохами попаданий и с хрипом слег, дымя сожженной плотью.

Аянами поднялась, опираясь на оружие, Синдзи тоже встал и обмер: прямо за ее спиной не спеша подходил еще один такой же мутант. Вариант был только один.

«Ты только не оглохни, милая».

Синдзи ринулся вперед и опер цевье на плечо недрогнувшей девушки.

Мутант с визгом встал на задние лапы в своей обычной атаке, но Икари уже утопил спусковой крючок.

Третий выстрел упокоил тварь, и Рей, до того стоящая статуей, впервые пошевелилась — рефлекторно потрясла головой. Синдзи улыбнулся и потер стекла маски в напрасной попытке стереть осевшие изнутри капельки влаги. Девушка кивнула, подтверждая, что все в порядке, и оглянулась на дверь склада. Развороченная дыра безмолвствовала, и Синдзи решил пока разведать ближайшие окрестности. Сменив на ходу барабан, он подошел к уцелевшей стене склада напротив и заглянул в широкую пробоину.

Сразу за стеной шла глубокая — не меньше метра — оплавленная борозда, сходящая на нет через десяток метров. Обалдевший Синдзи просунул голову глубже и посмотрел в другую сторону. То, что образовало эту канаву, — что-то, без сомнения, очень горячее, — прошло из-за периметра сквозь десяток зданий, оплавило сталь и даже бетон, а вот осколки и рваные обломки, скорее всего, были на совести сдетонировавших на складах боеприпасов. Из глупого оцепенения его вывел грохот очереди «Типа 99». Синдзи выдернул голову из пробоины и обнаружил, что Рей свалила еще одного гаки, и теперь спешно меняла магазин. Икари, пригибаясь, побежал к ней: невдалеке ахнул ящик с патронами, и в высоте с визгом прошли осколки.

Из склада, наконец, вывалились Сорью, Ставнийчук и интендант. Все трое были вооружены, но служащий тяжело хромал, и больше опирался на свой ручной пулемет, чем держал оружие в руках.

— Мне оставили? — спросила Сорью, пиная разлагающуюся тушу.

— О да, Аска, — сказал Синдзи, глядя на улицу, в которую упирался их переулок. — О да.

По улице торопливой рысью неслось стадо гаки, мелькнуло уже с десяток тварей, и одна даже развернулась к ним, заметив людей, когда по скопищу мутантов с тыла ударил тяжелый пулемет. Уроды завизжали: в промежутке между останками складов, лязгая гусеницами, показался танк. Развернулась башня, и с нее сорвался султан огнеметного пламени, выжигая кишащую вокруг машины мерзость. Несколько тварей запрыгнули на броню, замолотили по ней когтями. Танк изрыгнул столб выхлопа, крутнулся вокруг своей оси, расшвыривая склизкое отрепье, затанцевал, метко отплевываясь огнеметом от напирающих мутантов, и очень быстро улица была расчищена.

Синдзи выдохнул и опустил дробовик, а машина замирала, сбавляя обороты двигателя. Лязгнул люк на башне, и из недр танка высунулся офицер:

— Пилоты? Быстро ко мне!

Икари долго не раздумывал. Пока они бежали, стрелок успел влепить пулеметную очередь куда-то за склады и, судя по визгу, приложить еще несколько мутантов.

— Так… — озадаченно сказал офицер, оценив их количество. — Пилоты — внутрь, ты и ты — на броню.

— Дам в рыло, — хмуро пообещала Аска. — Раненного, Аянами и доктора внутрь, я и Икари едем сверху.

Офицер нехорошо прищурился и открыл было рот, Ставнийчук тоже хотел возразить, но их проблему решил второй танк — «Тип-103 О-И», сверхтяжелая штурмовая машина, влетевшая на ту же улицу. Из люка высунулась женщина с майорскими нашивками и заорала в мегафон:

— Где вас носит, говнюки мелкие?!

Синдзи переглянулся с Рей и побежал к Мисато-сан, следом с чертыханиями рванула Аска.

Падая в тесную ревущую полутьму, он поймал Аянами и посмотрел на командира. Даже сквозь рокот двигателя было слышно, как Кацураги скрипит зубами. Женщина дождалась, пока устроится Аска, рванула рычаг гидравлики люка, хлопнула водителя по шлемофону, и танк сейчас же взревел.

— Так, — сказала майор, щелкая кнопками передатчика. — Ваши ангары, хвала небу, не повреждены, но вторую взлетно-посадочную пропахало будь здоров, так что у вас сегодня только «вертушки» и половина штурмовиков…

— Мисато-сан…

— … Эту суку надо найти быстро, ясно? Нет, блядь, ОЧЕНЬ быстро!..

— Мисато-сан!

Майор врубила по подлокотнику и повернула маску к нему:

— Да Ангел это, Ангел, Синдзи!!! Хоть ты не тупи!

Рация надрывалась, обваливая эфир воплями. Мисато щелкнула ручкой, ограничивая диапазон, нацепила наушники и принялась отрывисто распоряжаться, перекрикивая рев танка. Громко лязгнул главный калибр, зазвенели пулеметные очереди. Синдзи вздрогнул: что-то гулко застучало по металлу, и стрелки задергались, водя пулеметы, чтобы охватывать широкие углы.

Машина грузно подпрыгнула и пошла танцевать на месте, уминая невидимого врага. Командир поднял голову к отчаянно матерящейся командующей:

— Простите, майор! Дзикининки пошли!

— О, сууу-кааа!!! — простонала Кацураги и впилась в микрофон. — Кацумара! Да заткнете вы этот прорыв или нет?! Сожрете свои лычки, если через час я не смогу полностью очистить периметр!

Кацураги подняла стекла на Синдзи и куда спокойнее сказала:

— Это пиздец, а не Ангел. Он прожег коридор сквозь все слои обороны, мины рванули — там около ста метров шириной коридор. Они все туда поперли, как ждали, говноеды. Одно счастье — луч дальше пошел слабее, и саму базу зацепило буквально слегка… Нет!!! — рявкнула она в микрофон. — Вышли уже штурмовики! Нету больше, нету!!

Синдзи смотрел на нее и с трудом представлял, что творится на передовой, если тут «зацепило слегка».

— В общем, ребятки, — подытожила Кацураги, — найдите мне этого Ангела и поджарьте с особым тщанием.

Он только кивнул в ответ.

— Да, Синдзи, Хьюгу порвали, — вдруг сказала Кацураги. — Совсем. У самого штаба.

Синдзи снова кивнул. Он просто хотел в свой «Тип-01».

Глава 10

Руку ломило после тяжелой отдачи дробовика, между ушами словно поселился крохотный назойливый москит, физраствор привычно капал на саднящие веки, но Синдзи был почти счастлив. Вся та мразь, что еще полчаса назад возвышалась над ним, гордо размахивала когтями, ревела, брызгая зловонной слюной, — вся она сейчас пачками шла под широкие ступни «Типа-01». Завидев очередное стадо, он повел башенкой наплечной автопушки, разогнал стволы и с неизъяснимым наслаждением втиснул гашетку. Пятикратное увеличение позволяло в подробностях рассмотреть летящее во все стороны каменное крошево, грязно-бурую слизь, куски туш и ошметки, искры рикошетов. Синдзи скрежетнул зубами, видя, что мутанты закончились, и вернул полю зрения нормальный масштаб.

Где-то на задворках возбужденного синхронизацией мозга заполошно билась мысль, что он уже забыл о глупой смерти Макото, смирного, тихого, не умеющего пить лейтенанта, в чем-то даже доброго, что ему — живому — надо помнить, во имя кого он идет сегодня в бой. Но Синдзи сейчас был честен с собой: ему просто хотелось убивать. Разрывать врага, наслаждаясь беспомощностью и бессильными попытками нанести ему самому урон. Впервые хотелось выжать все из своего положения калеки при атомном дредноуте — да так, чтобы хоть бессловесные орды ощутили на себе сполна эту ярость.

Перед глазами Синдзи неотступно стояли окровавленные тряпки — все, что осталось от часового у склада. Он застонал, пытаясь отогнать это нелепое видение еще одной глупой и бесполезной смерти: «Свали, свали от меня! Ну почему именно ты?»

«Тип-01» тяжело ступал по руинам Сан-Франциско, а справа и слева его грузным шагам вторил мерный грохот — «Тип-00» и «Истребитель Ангелов» шли рядом, преследуя вместе с Синдзи самую главную цель.

Икари развернул обзорные камеры влево: силуэт машины Аянами сквозь мглу выглядел неимоверно массивным.

«К сожалению, образец лишь один, и под кранами был именно „Тип-00“, так что, Рей, тебе придется побыть щитом, — Акаги пожевала фильтр сигареты и постучала по матовому щитку, который отозвался неожиданно гулким звуком. — Хотя… Даже если бы у нас был еще комплект такого экрана, времени на монтаж все равно нет…»

Ему с трудом верилось, что есть технология, способная остановить сгусток плазмы, с легкостью прошедший пять километров укрепрайона, но если влюбленная в свои «ЕВЫ» крашеная стерва уверила, что Рей выдержит по крайней мере один залп Шестого Ангела, то этому можно было верить.

«Обнаруживаем, подставляем Аянами и я втыкаю в эту мразь клинок», — кровожадно подвела итог плана Аска. Вспоминая суматошный брифинг прямо в ангаре, Синдзи мрачно ухмыльнулся: под его тяжелым взглядом Сорью признала, что пункт с подставой лучше пропустить.

«Jagdengel-02», не останавливаясь, запустил ракету куда-то в сторону. Икари в который раз невольно залюбовался массивным двойным мечом машины и ее почти грациозными движениями. «Это вам не ваши универсалы. Мой „Истребитель“ создан, чтобы уничтожать Ангелов!», — вспомнил ее слова Синдзи. У рыжей были все основания для пафоса: за нее говорили мощные колбы конденсаторов, тонкая и одновременно внушительная гидравлика, да и высокая подвижность и гибкость машины в целом при внушительном реакторе.

Перед глазами проходили оплывшие обломки коттеджей: судя по векторам атак, Ангел-стрелок засел где-то в бывшем пригороде. Мгла уверенно скрадывала пространство, густо заливая все вокруг одним тоном, воруя перспективу и уплощая мир. Синдзи хрипло дышал, балансировал на грани полного слияния со своим «Типом» и тщетно пытался отыскать хоть что-то в мешанине нескончаемых завитков тумана. Изрытая снарядами пустошь неохотно обнажалась перед ним и тут же вновь набрасывала непроницаемые покровы позади. Синдзи, дурея от безобразной картинки, едва не воткнулся в жуткого вида сыпучий холм из перемолотых домов и отвлекся от маршрута. Он повертел камерами в поисках обходного пути и замер на своих рычагах.

Над высохшим, когда-то, видимо, украшенным и укрепленным руслом речушки стояла потекшая статуя. Что она изображала, Синдзи даже гадать не стал — все его внимание заняло существо, что сидело на изуродованном изваянии. Не веря ни себе, ни приборам, он тупо взглянул на счетчик Гейгера и включил максимальное увеличение картинки.

На фонящем, как реактор без кожуха, камне расположился молодой парень в свободном, почти мешковатом костюме серого цвета. Он сидел легко и непринужденно, свесив вниз одну ногу и игриво покачивая ею. Взлохмаченные пепельно-серые, почти белые волосы парня ворошил легкий ветерок пустошей. Невозможный призрак поднял глаза и посмотрел прямо в камеры «Типа-01». Прямо в глаза Синдзи. Икари дернулся в страхе, ища взглядом кого-то из соратников, и когда вернулся вновь к статуе, та была сиротливо пуста.

— Халло, Синдзи!

Вытряхивая остатки видения из головы, Синдзи сосредоточился на треске в телефонах:

— Да, Аска, что там?

Сквозь нарастающие помехи голос рыжей пробивался весьма неуверенно, но был вполне разборчив:

— Я вроде… засекла его.

— Сорью, дай мне метку, — сейчас же отозвалась Акаги.

— Ловите, док.

Треск. Молчание. Загремели шаги, с холма сошел небольшой оползень. Обернувшись, Синдзи увидел подошедшую к нему Рей. Серый композитный экран, укрепленный навесами на пилонах, спускался почти до середины «голеней» машины, изрядно сокращая и количество активных стволов, и поле зрения ЕВЫ. При необходимости «Тип-00» мог выдвинуть из-за щита вооруженные ракетами манипуляторы, неприкрытыми остались и пулеметные башенки на самих пилонах.

— Аянами.

— Икари?

Синдзи улыбнулся: дико информативная беседа отогнала тревогу, вызванную ирреальным видением. Он вслушался в ее пульс и поймал спокойный, слегка, может, напряженный ритм.

— Так. К вам идет разведчик для проверки координат, — наконец соизволила отозваться Акаги. — Не суйтесь пока. И да, Сорью, я все вижу.

Аска заворчала, но контуры ее ЕВЫ все же сникли за массивным полуобрушенным зданием. Синдзи взглянул на радар: светлячок, обозначающий самолет разведки, стремительно приближался с запада. «По идее, с его точки зрения уже должен быть визуальный контакт», — решил он.

Синдзи вскрикнул, когда телефоны шлема взорвались громкими помехами. Седую мглу разорвал голубоватый сияющий плевок, вылетевший из-за мощной гряды обломков. Точка самолета с радара пропала.

— Это не лучевик. Наличие Ангела в указанной области подтверждено, — хладнокровно констатировала Акаги.

«Сука», — с ненавистью подумал Синдзи, напрасно ища в низком небе малейший след взрыва: по-видимому, разведчика просто испарило вспышкой плазмы.

— Икари, обстрел по площади.

— Есть.

Приводы сдвинули заплечные контейнеры, задавая стартовый угол ракетам. Синдзи пошевелил тумблерами, соотнес вычисленные траектории с меткой на радаре и ткнул в гашетку: «Лови, тварь!»

Снаряды с гулом ушли в туман, закладывая навесную траекторию.

И вновь — оглушительные помехи, хрип и треск в телефонах, вспышка.

— Ракеты сбиты на подлете, — обескуражено отчитался Синдзи. — 300 метров до цели.

В телефонах послышался какой-то шум, и в эфир ворвался сорванный голос майора Кацураги:

— Так, ребятки, я тут малость разгреблась, и у меня есть задумка. Смотрим внимательно на карту и видим там вот такие развалины…

Мгла обволакивала неподвижную ЕВУ со всех сторон, давя на нервы пилоту. Синдзи стоял совсем один, и тщетно пытался оторвать страх, накрепко присосавшийся к его сердцу. Он слегка барабанил пальцами по гашеткам — источнику своей мнимой мощи — и чувствовал, как ничтожна вся его сила против серо-бордовой выматывающей туманной жути. Лишь рваный край обвалившегося здания, ощетинившийся клочьями спутанной арматуры, отделял его от ровного, как стол, пятачка, на котором засел Ангел. Залпы плазменной пушки пробили в руинах оплавленные коридоры, еще один путь, видимо, уходил в зараженные недра Атомных земель.

— … срывает с себя «синее свечение», собирает его и формирует залп — один или несколько, — бубнила на одной ноте доктор Акаги. — То есть, его защита…

Синдзи все понял без подробностей: подобраться как можно ближе, окружить, спровоцировать выстрел и убить, пока Ангел не успел вновь накопить плазменный заряд на внешней оболочке. Отвлекающий огонь базы тоже оттянет часть внимания и сил мутанта, так что при удачном раскладе могли даже не понадобиться энергоклинки.

Туман сдавливал сердце, перед глазами вновь пронесся сидящий на статуе беловолосый силуэт, и Икари вздрогнул. В огромном поле зрения ЕВЫ, окруженном разнообразными датчиками, он нашел радар и прикипел взглядом к метке «Типа-00». Аянами выходила на свою позицию последней: щит изрядно снижал ее маневренность и скорость, сковывая возможность лавировать в лабиринте руин.

«Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва… Жи-ва…»

— Готовность номер один, — сообщила, прокашлявшись, Кацураги. — Батареи залпового огня с третьей по восемнадцатую — доложить о готовности.

Слушая отрывистые подтверждения, Синдзи чувствовал себя человеком, готовым прыгнуть с обрыва: звенящая бездна железного сознания кипела далеко внизу, под его ногами, выбрасывала волны, шумела водоворотами, искрила, выгибая над собой невозможные радуги. Он скривился и оскалил зубы, вспоминая дикую радость истребления врага: это было ничто в сравнении с тем, что ждало его там.

Бездна ждала.

Земля вздрогнула, когда опомнившаяся, наконец, база «Токио-3» выслала свой ответ Ангелу.

— Ракеты вышли. Следующий залп через десять… девять… восемь…

Голос Кацураги накрыло хрипящей рябью помех, и Ангел испустил серию небольших плазменных залпов, столь ярких, что Синдзи на мгновение увидел мелькнувшую тень своего «Типа». Над головой загрохотали перехваченные снаряды, низкое небо озарилось оранжевыми взрывами, но несколько прорвавшихся ракет все же смачно рявкнули, достигнув цели.

— Вто… алп… — донесся голос майора, и вновь низкий вой пошел драть туман в клочья.

Оценивая вторую контратаку, Синдзи заметил, что Ангел теперь стрелял куда экономнее — импульсов стало много больше, но они все были крохотными, да и помехи в эфире заметно ослабли. Он напрягся, вдохнул поглубже и сорвался в пучину полного слияния, успев еще человеческим слухом зафиксировать попадание нескольких ракет, но следующую команду Кацураги воспринимал уже единый разум.

— Пошли!

Тяжелый шаг, и «Тип-01», войдя в проплавленный лучом коридор в руинах, хладнокровно поймал перекрестием странную блестящую конструкцию, которая могла быть только Ангелом. Мешанина словно бы полированных остроконечных лучей увенчивала пульсирующий серо-сизый торс на коротких мощных ногах. Лучи подергивались, хаотично шевелились и едва начали покрываться знакомым синеватым свечением. ЕВА неторопливо и обстоятельно сводила прицелы всех систем на уроде, безразлично слушая восхищенно-недоуменные возгласы штаба.

«Сейчас ты подохнешь», — решили Синдзи и «Тип-01», отрывая от себя своих смертоносных детей. Сладкая боль пронзила огромное тело, боль необходимого прощания, боль — предвестник победы, когда ракеты и снаряды отправились к врагу. Справившись с дрожью, неповоротливый разум внял кричащему от восторга крохотному пилоту и перевел все орудия в автоматический режим стрельбы.

Цель мгновенно заволокло дымом, который тут же подсветился изнутри синим.

«Тип-01», медленно смещаясь в сторону и щедро поливая врага своей плотью, пытался одновременно отследить действия союзников. «Истребитель-02» почти крался к противнику, выжидая момент для удачного рывка, и пока не сделал ни единого выстрела, а «Тип-00» как раз вышел через свой коридор на занятую Ангелом площадку и выставил из-за щита обе ракетные установки. «Тип-01» дернулся: чудовищные магнитные возмущения сотрясли воздух, и в «Тип-00» впился пучок ионизированного газа.

Синдзи закричал, видя, как синий плевок хлестнул по щиту машины Аянами. Незащищенные башенки на пилонах мгновенно сдуло и испарило, потекли опустевшие ракетные установки, но атака быстро прекратилась. «Тип-00» постоял еще секунду, а потом щит распылило на тысячу осколков, быстро обращающихся паром, и беззащитная теперь машина, покрытая черной окалиной, замерла в двух кабельтовых от Ангела.

Мисато-сан что-то орала, а Синдзи слышал только слившийся в сумасшедшую дробь пульс Рей.

«Живаживаживаживаживажива…»

Эфир разорвал боевой клич: свой ход сделал «Истребитель».

Угольно-черная машина в один рывок подлетела к Ангелу, вознесся для удара клинок…

Синдзи замер, не веря ушам: с неба на Ангела и подскочившую к нему Аску падал вибрирующий вой снарядов.

Вспышка… вспышка…

Сияние вокруг врага, прямое попадание в Аску, крик Кацураги… Реактивные снаряды, казалось, не заканчивались: огненный дождь хлестал, вздымая тонны раскаленного грунта, впиваясь в уши, выбивая дыхание… И тут выстрелил Ангел — слабо, неуверенно, во что-то прямо перед собой.

Синдзи оборвал свой крик и всмотрелся в рассеивающийся дым.

Помятый и обожженный «Истребитель» отбросило почти ему под ноги, черная машина, присыпанная пеплом и землей, искрила и вздрагивала, и в эфире слышались болезненные всхлипы. «Аска?»

Он поднял взгляд и увидел дымящийся эпицентр побоища.

«Тип-00», измятый и искореженный, стоял рядом с Ангелом, вонзив гудящие клинки в самую сердцевину, из которой расходились жуткие лучи. Синдзи дернулся и увеличил изображение: один из лучей пронзил плечо машины, другой бессильным обломком торчал из бедра ЕВЫ. Другой ноги и всего бока — включая турбину — не было совсем.

«Жи… ва… Жи… ва… Жи… ва…»

— …дзи!!! Блядь, Синдзи!!!

«Тип-01» сделал неуверенный шаг вперед — туда, к ней.

— Икари! Началась цепная реакция!

Он вслушался, на мгновение отказываясь от слияния с машиной.

— Что?

— Выполняй, сука! — заорала Мисато-сан. — Реактор Рей перегружен, она сейчас рванет! Вытаскивай «Истребитель» и уходи за руины! 200 метров и налево!

«Цепная реакция… Рванет…»

«Жи… ва… Жи… ва…»

Он напрягся, силясь дотянуться до нее, но частота Аянами молчала.

— Аянами!!!

— Синдзи, мать твою!

И вдруг в эфире щелкнуло, а вслед за тем послышался голос, который из всех сил пытался не сорваться на крик боли.

— Уходи, Икари. Прощай.

«Прощай…»

Короткий хрип, его имя, щелчок отрубленной рации.

«Прощай…»

Синдзи дернулся, и «Тип-01» сделал еще шаг. Вперед. Под ногами лежала истерзанная Аска. Он смотрел на нее сверху — на преграду между ним и огненной смертью вместе с Рей.

— Младший лейтенант Икари. Выполняйте приказ.

Он дрогнул. «Этот голос… Чей он?» Ломая обезумевшую волю и нежелание жить, слова добрались до самого позвоночника и холодно сжали его. «Кто это?» Манипулятор «Типа-01» лязгнул, выдвигая гидравлический захват.

«Рей…»

Клешня впилась в руку «Истребителя», и ЕВА дала задний ход, волоча поверженного собрата. Шаг. Шаг. Шаг.

Синдзи не отрываясь смотрел туда, только туда. Из оплавленного корпуса «Типа-00» с хлопком вылетел термонакопитель — напрасная автоматическая попытка сбросить жар плавящегося реактора.

А из души что-то с хрустом выламывалось, что-то важное и безумно, неимоверно родное, что-то нужное. Все его естество тянулось, пытаясь удержать это в себе — тянулось, кричало, истончалось… Вот лопнула одна ниточка, вторая, жалобно тренькнула еще одна, и где-то далеко — или совсем рядом? — затих странный, невозможный пульс. Пульс, которого он и не должен был никогда слышать.

«Жи…»

Он закричал, понимая, что это означает. Сердце Рей только что перестало биться.

Какие-то крики в эфире, гулкие собственные шаги, тряска машины и неосознанный поворот за массивный холм, тупое следование чьему-то приказу… А его разум бился в судорогах, роясь в окровавленной ране, пытаясь найти там хоть какую-то абсурдную надежду — надежду на то, что он просто почему-то вдруг разучился слышать ее.

Затащив безвольную куклу за огромный холм, он остановился, и в этот момент мир содрогнулся в сокрушительной вспышке. Синдзи еще успел понять, что слепящая боль — это экстренное отключение систем ЕВЫ, и потерял сознание.

* * *

Он беспамятно водил пальцем по бинтам, положив голову на стол. Металл холодил щеку, вызывая воспоминания о цвете, о свете, о матовом блеске отполированной прикосновениями поверхности. Думать было лень, думать совсем не хотелось. Мир «после» был слишком прост, чтобы о нем думать.

Рядом гремели редкие шаги, кто-то о чем-то говорил. Плевать. Разбираться совсем не хотелось. Еще кто-то из темноты подошел и встал рядом. «Тебе интересно? — Нет».

— Синдзи.

«Мисато-сан…»

Он поднял голову и сел ровно, поднимая лицо в ее направлении.

— Здравствуйте, Мисато-сан.

Молчание.

— Синдзи. Через десять минут церемония прощания. Идем.

Он вдумался в эти слова. «Церемония» — торжественное мероприятие. «Прощание». Зачем все это?

— Хорошо, что вы не сказали — похороны, Мисато-сан.

Кацураги ничего не ответила. Он ответа не ждал. Офицерская столовая затихла, все внезапно нашли занятие, никому не было, разумеется, дела до того, что командир базы пришла за младшим офицером. Что тут такого? Синдзи опустил голову назад на стол.

— Синдзи.

— Мисато. Сан. Пожалуйста, уйдите.

«А тут хорошо», — вдруг подумал он. Тьма, мрак, отрешенность от тусклого, мглистого и освещенного лампами да взрывами мира. Синдзи вдруг понял, что едва ли не впервые не ждет томительного момента снятия бинтов. «Зачем? В ЕВЕ я и так все, что надо, увижу напрямую».

— Младший лейтенант Икари Синдзи. Встать.

«Ого… Это не участие, это уже приказ». Он пожал плечами и встал с лавки, прижимая руки к бокам.

— Держись за мое плечо, — все тот же жесткий тон, рука в перчатке уверенно стискивает ладонь. — Следуй за мной.

— Есть, госпожа майор.

Осторожно идя вслед за Кацураги, Синдзи сжимал ее плечо и отрешенно думал о том, что, быть может, если бы эта женщина бросила взгляд на радары, прежде чем скомандовать третий залп, то в худшем случае он сейчас шел бы хоронить Хьюгу. Шел бы с Рей.

«Если бы… Быть может… Если бы…»

Если бы Мисато-сан не была вымотана атакованной базой, она бы сориентировалась быстрее. Если бы мутанты не прорвали периметр, майор Кацураги командовала бы атакой на свежую голову. Если бы Ангел… Синдзи непроизвольно скривил губы в гримасе: «Если бы… Быть может… Если бы…»

Он опомнился уже на улице, понимая, что на него напялили маску и одели пыльник. Его вели, а вокруг бушевала жизнь. Сочно лязгали гусеницы, бухали сапогами солдаты, урчали вездеходы, где-то вдали выл заходящий на посадку самолет… База жила, и пытливый слух тщетно силился найти хоть что-то, что говорило бы о смерти — укрепрайон всей своей железно-напалмовой душой радовался тому, что вновь — уцелел.

Сдавленный шепот, хруст гальки под переминающимися с ноги на ногу людьми сказали ему, что они уже на месте. Рука Мисато-сан сняла его ладонь с плеча и подвинула к кому-то. Синдзи напряг слух: слева кто-то сдавленно шипел респиратором и ковырял чем-то камешки, не произнося ни слова.

«Аска. До сих пор с костылем».

Справа ему на плечо легла чья-то рука, и он, ощущая отвращение, хотел ее сбросить, но она сама ушла во тьму, больно сдавив напоследок. «Тодзи? Айда?.. Да похер…» Шепоток прекратился, послышалось клацанье магазинов караула. «Жаль, будут холостые. И не по мне».

— Я не хочу ничего говорить, — громко сказала Мисато-сан. — Просто помните. Мы лишились еще одного человека.

Синдзи вдруг вздрогнул. «Человека. Не солдата. Не надо делать вид, что вы что-то понимаете».

— Караул… — чуть тише начала Кацураги и вдруг крикнула. — Смирно!

— Отставить, полковник.

«Полковник? Повысили, Мисато-сан? Что ж вы меня не исправили?..» — успел со злостью подумать Синдзи, прежде чем узнал этот голос. Голос, приказавший ему эвакуироваться. Голос, сопротивляться которому он не мог.

Голос главнокомандующего группы армий «NERV» Гендо Икари.

И вот теперь стало по-настоящему тихо, настолько тихо, что шаги отца и его спутника отдавались едва ли не ударами ступней ЕВЫ. Звук на мгновение стих напротив Синдзи, и он замер, теряясь в противоречивых ожиданиях. Но мгновение истекло, и сдвоенный стук подкованных сапог прошел мимо.

— Она сделала слишком большой вклад в победу там, где это казалось уже невозможным.

И все. «Отец…»

Залп. Щелчок затворов. «Все во имя победы».

Залп. Щелчок затворов.

Залп.

* * *

Синдзи стоял перед невысоким столбиком, на котором лаконично значилось все то, что мир хотел знать о Рей Аянами. Кенотаф. Икари кивнул сам себе: почему-то это казалось очень правильным. Вокруг расстилалось огромное кладбище, и под большей частью памятников не было тел. «Такая уж тут война».

Выйдя из госпиталя после снятия бинтов, он понял, что ему некуда идти. В пустой квартире было слишком пусто, даже Аска съехала к своим. В столовой и в собрании делать было нечего, на тесты не нужно. Тут, собственно, он тоже был не нужен.

Синдзи поднял маску к низкому небу. Оказывается, одиноко теперь не только внутри. Сзади послышались шаги и стук костылей, и он вспомнил, что Аске, вроде, тоже должны были снять сегодня бинты.

— Все вижу, а мир как был отдельно, так и остался — сам по себе, а я — сам по себе, — сказал он, не оборачиваясь. — Правда, Аска?

— Нет. Это всего лишь ты — сам по себе.

— Да ты что? — Синдзи деланно изумился, чувствуя, как что-то нехорошо постукивает в сердце будто бы снаружи. — С чего такая философия?

— Ты слаб, дурак, — резко произнес голос позади. — Не хочешь признать, что она и впрямь умерла. Умерла, как солдат.

— Аска…

Стук усилился, разгоняя кровь.

— Что — «Аска»? Да, она погибла не просто спасая твою слезливую задницу, а чтобы мы все протянули еще чуть-чуть.

Синдзи, наконец, обернулся к ней. Укутанная в бесформенный пыльник фигура, жалко подпирающая себя костылями. Безликая маска, одна из тысяч. Просто солдат, хоть и пилот. «Сколько их — таких, как она?» — подумал Икари, с удовольствием чувствуя ярость в груди. Да, это ярость.

— Полагаю, это ты в благодарность за спасение издеваешься надо мной у ее могилы?

— Да иди ты в жопу, сволочь! — сорвалась девушка. — Она погибла из-за меня! Я! Понимаешь, слизняк, я, я не успела!!!

Он с холодным интересом смотрел на нее: «Так вот что ты за человек, Сорью…»

— Из-за тебя, говоришь… Мы все, Аска, облажались. Ты слишком быстро рванула из укрытия, Мисато-сан не посмотрела на радар, я… — он запнулся. — Я просто — просто! — ничего не сделал… Единственным человеком, кто сделал все правильно…

Синдзи взмахнул рукой, указывая себе за спину, чувствуя, как выворачивается все внутри, протестуя против того, что он хочет сказать. Но ярость довершила дело вполне успешно.

— …И вот ее даже тут, под памятником, нет. Как ты думаешь, Аска, может, кому-то из нас стоило тоже сдохнуть? Хотя бы ради справедливости?

— Справедливости нет, Икари. Это война.

«Да ты просто мудрец сегодня, мать твою».

Синдзи подошел к ней и одним ударом в лицо сбил с ног. Костыли нелепо вскинулись, падая на девушку сверху. Очень хотелось уйти, не глядя на это жалкое создание, которое тщилось быть самым-самым — и в пафосе в том числе. Уже пройдя мимо нее, Синдзи услышал тихий всхлип и обернулся.

Аска вставала, поднимала костыли и сдавленно сопела, пряча всхлипы.

— Ты… Ты… Ты свинья, идиот Синдзи. Я никогда не понимала, что она такого видела в тебе…

Синдзи замер: Сорью пыталась утереть, очевидно, разбитую губу, слепо мяла респиратор и бубнила, бубнила, бубнила…

— … Она, наверное, была дурой, которой выжгло мозги, раз любила тебя, дурой! Да, дурой!..

Аска вдруг расплакалась навзрыд, обвисая между костылями:

— Tausend Teufel!.. Ну как?! Как я могла не успеть?!!

Он вдруг понял, что крепко сжимает ее плечо, а всхлипывающая маска смотрит на него.

— Когда захочешь, вернись, пожалуйста, Аска.

Девушка кивнула и отвернулась к памятнику. Синдзи поправил респиратор и ушел. Домой. Там его ждал только джаз, и Икари уже знал, в чем именно хочет забыться: он так и не услышал пластинку, купленную по сумасшедшей цене на Гавайах.

The Ink Spots. «Maybe».

10,5: Послеглавье

Кроткие волны несмелыми толчками тыкались в бетон, словно напрашиваясь вглубь зараженных земель. Могучий Тихий океан был там, за пологом тяжелой мглы, а здесь царила какая-то выхолощенная, придушенная сила, ничем не напоминающая величие лазурного простора, и само представление о цвете с отвращением бежало грязно-белых вод. Северная окраина порта «Токио-3» — достойное продолжение недостойного океана — пустовала: поврежденный неудачно выведенным транспортом пирс был закрыт, и сиротливые обломки причальных конструкций тщетно взывали к низкому небу, надеясь на лучшие времена для базы.

— Присядем?

— Слушаюсь, командующий.

Двое в серых пыльниках и темно-серых масках — стандартной экипировке Тихоокеанского фронта — уселись на огромный причальный отбойник, вытащенный на берег, и один из них поставил между ногами мешок, отозвавшийся металлическим лязгом.

— Слушаю.

— Командующий, разведка Лоренца перешла к активным действиям.

— Лоренца. Не Степанкова?

— Нет. Резидентура Степанкова не при чем.

— Допустим. Дальше.

— Дальше — доказательства.

Говорящий опустил руку в мешок и вынул оттуда металлический предмет, состоящий из одной мощной гнутой трубки, оплетенной несколькими поменьше. Резьба, контактные провода и маркировка говорили о том, что это лишь небольшая деталь куда более существенного механизма.

— Что это?

— Доктор Акаги сказала, что этот узел отвечает за катапультирование пилота ЕВЫ «Тип-00». Она доложила, что в техническом отделе оказалось на одну такую деталь больше, чем положено. Между тем, без нее кабина не закрылась бы. Таким образом, в последнем бою…

— Кто исполнитель?

Из кармана пыльника вылетел небольшой листок и порхнул к командующему.

— Ясно. Задержан?

— Нет. Его пока просто «ведут». Ожидал вашего личного распоряжения, командующий.

Маска посипела немного, а потом кивнула и задала следующий вопрос:

— Что-то еще?

— К сожалению, да. Если в инциденте с пилотом Аянами этот узел ничего не решал, — атомный взрыв все же, — то вот находка лишнего узла от «Типа-01»…

Говорящий сделал паузу, но если он и рассчитывал на реакцию, то ожидания не оправдались.

— …четко дает понять, что перед нами часть давно построенного плана. Доктор Акаги проверила машину и изучила этот блок, но он оказался заменен деталью, которая мешает отстрелу кабины. Полагаю, в «Типе-00» была такая же…

— В «Истребителе» ничего такого не нашли, — прервал Икари.

— Точно.

Командующий помолчал, а потом медленно произнес:

— Грубая работа, но тонкий расчет.

— Именно, — кивнул головой собеседник. — Убить вашего сына или его волю. Или обоих сразу. Хотя…

— Да?

— Я не думаю, что работа грубая. Лишние детали спрятали именно среди подобных, — их не вынести из ангара и не уничтожить незаметно, — и если бы я не предположил, где искать диверсию, этого могла бы не заметить даже доктор Акаги или ее замы.

Командующий направил маску прямо на собеседника:

— Кадзи, ты разбираешься в конструкции ЕВ?

— Нет, господин командующий, но я прикинул, какую функцию абстрактной боевой машины можно незаметно испортить и при этом не попасться на первой же проверке. Автоматическая катапульта в этом списке у меня была на третьем месте, плюс именно ее подтвердила телеметрия последнего боя.

— Интересно.

Кадзи вслушался, пытаясь уловить интерес в ровном голосе Гендо Икари, но ничего подобного, естественно, не нашел. Командующий отвернулся к океану и, глядя во мглу, сказал:

— Выводы.

Кадзи едва слышно хмыкнул.

— Выводы… Примерно так. Во-первых, Лоренц хочет сорвать именно «Прорыв», не создавая проблем обороне фронта: потеря даже одного пилота отложит операцию. Предполагаю, его просто устраивает текущая ситуация. Во-вторых, угроза прямого устранения вашего сына теперь незначительна. Предполагаю, Лоренц рассчитывает, что Синдзи стал слабее. В-третьих, фельдмаршал подозревает вас в том, что вы знаете больше, чем говорите. Предполагаю, он считает, что объект «Табрис» рассказал вам и о содержимом Шестой Скрижали…

— А как ты сам считаешь?

Начальник разведки группы армий «NERV» кивнул и просто сказал:

— Я в этом уверен.

— Хорошо, — кивнул командующий. — Твое предположение по поводу второго пункта… Интересно. Ты считаешь, что мой сын не выполнит приказ?

Кадзи склонил голову и, видимо, задумался, но размышления не заняли много времени — Икари едва успел окинуть взглядом опустевшие склады и волглую серую бетонку, ведущую к причалу.

— Думаю, выполнит. Но я сомневаюсь, что содержимое Шестой Скрижали — простое испытание для духа. Вы ведь не планируете его готовить…

— Нет, Кадзи. И не обсуждается, — резко сказал командующий.

Во мгле, клубясь и толстея, повисло молчание.

— Я приму во внимание твое мнение, — сказал, наконец, Икари, вставая. — Хорошая работа в целом. Это за один день?

— Так точно.

— Напомни мне, я обещал тебе увольнительную?

— Благодарю, господин командующий…

— У тебя день. Потом ты мне нужен в Лондоне.

— Но…

— Полковника Кацураги я тоже на день полностью освобожу от работы.

— Благодарю, командующий.

Две фигуры уходили в туман, оставив безжизненный причал — клочок истинных Атомных земель на окраине периметра.

* * *

Командующий Икари шел по безлюдным недрам линкора «Ясима». Узкие коридоры грузового трюма, выкрашенные в грязно-серый цвет, едва освещались тусклыми красными лампами, почти не дававшими теней. Окровавленный воздух, почти бордовые стены, давящая атмосфера — все, мимо чего он проходил, напоминало о щедро разлитом жизненном соке, даже сам запах горячего металла.

Пройдя до двери в переборке, Икари дернул рычаг, и прислушался: тихое гудение за бронированной стеной стихло. Лязгнул замок, и навстречу ему вскочили часовые, чтобы воротом поднять решетку, по которой несколько секунд назад текло высокое напряжение. Он терпеливо ждал. Позади него уже остались два таких поста, но здесь решетка была куда тяжелее, к тому же прямо на ней на изоляторах висели автоматические пулеметы, нацеленные туда, куда держал путь Икари — в самые глубины трюма. Пригнувшись, он прошел под заграждением и, не оглядываясь, двинулся дальше, а позади вслед за тихим щелчком загудел вновь пущенный ток.

Последняя дверь перед его целью была наспех сварена из толстых металлических плит, облицованных свинцовыми пластинами, и тут не было ни часовых, ни гидравлики: чтобы захлопнуть дверь, достаточно небольшого усилия, а вот для открытия требовалось изрядно попотеть, вращая огромный ворот.

Командующий расставил ноги и одним махом провернул колесо на четверть оборота, слегка приподнимая конструкцию и выдвигая ее на себя. Следующие толчки дались куда тяжелее — они выжимали дверь все дальше от пазов, и высокий лоб Икари от напряжения покрылся капельками пота. Последнее усилие — и громоздкие врата отъехали в сторону.

В центре крохотного помещения под единственной лампочкой на цепи сидел одетый в мешковатый комбинезон парень. В неизменном для трюма линкора свете его волосы выглядели кроваво-красными, а скованные за спиной руки казались отрезанными и забинтованными крыльями. Парень давно уже следил за грохочущей дверью, и теперь вглядывался в лицо пришедшего.

— Приветствую, командующий Икари.

— Табрис.

Они смотрели друг на друга, и словно что-то осязаемое двигалось между ними, как маятник, словно они тяжело перебрасывались чем-то.

— Не надоело ворочать эту дверь?

Голос парня былглумлив и спокоен и звучал вовсе не как голос узника. Командующий молчал, поощряя продолжать. Названный «Табрисом» криво ухмыльнулся:

— Видимо, нет, командующий… Я вот только не пойму — чего ради?

— Не понимаешь. Или это новая игра?

— Как сами пожелаете, Икари, это же ваш игорный дом.

Человеку, который читает по лицам, выражениям и гримасам, нечего было делать с этим парнем: его внешность словно прыгала из скорби в радость, из учтивости в издевку, из тоскливого безразличия в безудержное безумие.

— Я знаю, что тебя не удержать даже так. Но остальным об этом знать не нужно.

— А еще я могу есть из воздуха и растворять мозг. Да, я говорил, что начал со своего?

Икари промолчал. Безумие этого существа — да и безумие ли? — проходило по грани острого разума, и вся беда в общении с ним состояла как раз в том, что грань была неуловима.

— Табрис. Я предлагаю сделку.

Парень легко поднялся и встал, горбясь из-за высоко скованных рук:

— Сделку?

— Да.

— Сдеееел-ку, — нараспев повторил он. — И что вкусного в этой сделке?

— Мне нужно, чтобы ты разделил сознание с моим сыном.

Лицо Табриса затанцевало, заплескалось взболтанной водой.

— Ты… Отдаешь мне свою плоть?

— Не просто так. Он должен пройти свой путь до конца, а для этого ты должен дать ему силу.

— Силу… А если у меня нет того, что он захочет? Если его сила и без того больше моей? — глумливо произнес скованный.

Икари ничего не сказал, и парень перед ним заходил из стороны в сторону, лязгая цепью, лицо Табриса потерялось в тени, а губы непрерывно шевелились. Наконец, он остановился, глядя в стену.

— И… Что я получу взамен, Икари?

— Я верну тебе твое обещание.

Табрис рухнул на пол и впился взглядом в лицо командующего:

— Я могу… уйти туда? Весь?

— Да.

— А если я… — вкрадчиво начал парень, подползая к командующему и заглядывая ему в глаза снизу вверх. — Попытаюсь исполнить свое предназначение?..

— Не попытаешься. Ты ненавидишь предназначение, потому и сделал себя безумцем.

С каждым тяжелым, словно отлитым из свинца, словом парень забивался все дальше в угол, все дальше — как от огня, на всю длину цепи, даже попытался вытянуть свою ногу, чтобы избежать давящего взгляда из-под очков. Сгустившийся воздух цвета загустевшей крови немного поредел, и стало видно, как парень согласно кивнул.

— Хорошо, старший сержант Каору Нагиса. Завтра я принесу тебе твои документы.

Парень кивнул из своего угла.

Командующий развернулся на каблуках и пошел к двери. Очень хотелось утереть, наконец, редкие холодные бисеринки пота — они все еще не высохли после упражнения с дверью. По крайней мере, сам Гендо Икари именно так это себе объяснял.

Дверь гулко грохнула, сотрясая собой весь огромный линкор — от форштевня до рулевого пера. Табрис, Каору Нагиса, свободный узник поднял от пола глаза, и в них играл все тот же багрянец, что и во всем вокруг:

— Синдзи Икари… Рад буду видеть тебя вновь.

Часть 2 Пустоши

Глава 11

В комнате было холодно и давяще пусто. Еще были тонкий свист системы очистки воздуха, скрип хлипкой конструкции офицерской «голубятни» и горячая подушка. Синдзи лежал с открытыми глазами, положив подбородок на сплетенные пальцы, и считал секунды до побудки. Их оставалось еще очень много, и он сосредоточенно провожал каждую, не отвлекаясь на звуки и ощущения.

Горн.

Синдзи встал и включил свет. Пустая кровать напротив — привычное утреннее испытание. Он посмотрел на нее и двинулся в ванну, где его ждал еще один ритуал — созерцание собственного лица в потемневшем зеркале. «Жаль, не привык бриться без него», — подумал Синдзи и отметил про себя, что очередной обязательный этап утра — нужная мысль — успешно воплощен. Вглядываясь в свое отражение, он внимательно искал там следы, оставленные на лице этим месяцем «после», и уже привычно ничего не находил. Как всегда — веки, словно обметанные точками шрамов, слегка покрасневшие глаза, едва заметная поросль на щеках, тонкие складки вокруг уголков плотно сжатых губ. Тусклая лампочка над головой подрагивала, опуская тени на лицо, пряча его глаза и сгущая морщины. Младший лейтенант Синдзи Икари был явно и безнадежно жив. Кивнув этой мысли, он покончил с осмотром и принялся за ежедневную рутину.

Впереди его ждали поход в столовую, три часа безделья, тесты, обед. «Если до обеда не принесет Ангела, то за супом подумаю о второй половине дня…» — решил Синдзи, ополаскивая бритву.

Серой улицей базы бодро топали сослуживцы, расходясь по столовым блокам. Сквозь ровный шум шагов, хруст гальки и серую глухую мглу доносились обрывки чужих жизней, служб и интересов: «Серым по серому».

— Привет, Икари.

Синдзи обернулся. За сопящей маской скрывался Айда Кенске. Непривычный и какой-то незнакомый Айда Кенске — неуверенный в себе, переминающийся с ноги на ногу.

— Привет.

— Эээ… Икари, как ты сам?

— Нормально, есть вот иду, — сказал Синдзи и пожал плечами. — А ты нет?

— Ну, само собой. Вот, думаю, поговорю с тобой, может, пойдем вместе поедим? Там ребята, и, это…

— Как хочешь.

Невидимый Кенске почему-то продолжал смотреть на него. «Херовы маски», — ругнулся про себя Синдзи, чувствуя растущую досаду:

— Ну что еще? Идем, говорю.

— Правда? Здорово!

«Вот это уже Айда. Что это с ним было?»

— Здорово? — сказал Синдзи вслух. — Чего ты?

Кенске помялся и тихо произнес:

— Ты… Давно не ел с нами…

Синдзи нахмурился, вспоминая себя в столовой: неделю назад, две, три… Выходило с трудом: дни путались, лица сливались в одну сплошную массу. Впрочем, в основном вспоминалась лишь другая сплошная масса — еда в тарелке, и ничего конкретного сверх того. Вот полтора месяца назад… «Стоп». Он помотал головой, гоня прочь щемящее воспоминание.

— Икари?

— Ничего, идем.

Вой и вышибающий дух удар шлюзовой обдувки окончательно привели Синдзи в чувства. «После нее я словно потерял время», — подумал он, раздеваясь, и вдруг понял, что сама мысль об утрате не нашла никакого отклика в душе — как будто неожиданно затихший крик в огромном помещении, где раньше всегда жило эхо.

«Хорошо».

— Эй, Кенске, Икари, давайте к нам!

Аоба, засевший в углу зала, вовсю размахивал обеими руками. Рядом обнаружились Судзухара, Хикари и Ибуки. Синдзи взял свой паек и пошел к ним, обводя зал взглядом. Аски нигде не было. Майя пристально глядела на него, но Синдзи выдержал это и, не всматриваясь в выражение ее лица, кивнул.

— Судзухара, давай, — громко шепнул Аоба, как только Синдзи и Айда устроились. На фоне серой стены смущенная улыбка танкиста выглядела особенно впечатляюще, и Икари даже почувствовал интерес, Тодзи же тем временем чем-то орудовал под столом. Синдзи прислушался: там что-то тихо булькало, а потом на столе начали появляться наполненные оловянные стаканчики, и пахли они далеко не уставно.

— С утра? Выпивка? И Судзухара? — поднял бровь Синдзи. — Что празднуем?

Все как-то странно смотрели на него, а потом вдруг оттаяли и одновременно не в лад загомонили, перебивая друг друга. «Они что, и меня уже похоронить успели?» — задумался он и потому пропустил начало объяснения.

— …так что, сам понимаешь, грех сейчас не выпить, лично я, например, проводить не смогу, — сказал уже порозовевший от крепкого пойла Сигеру.

— А ты сможешь, Синдзи? — спросила Майя.

Он непонимающе огляделся.

Тодзи постучал себя по темечку, а потом повторил то же движение на хихикающей невесте:

— Синдзи, прием! Ты что, в наше счастье не можешь поверить? Мы улетаем, все, служба на Атомных землях окончена!

Икари кивнул, грея в руке стаканчик. Окончена, значит. Фоном его мыслей звучали слова об ухищрениях, на которые пришлось пойти, об отпуске, который плавно перейдет в переписку со штабом группы армий, о комиссии. Синдзи кивал, погружаясь в себя, как ложатся в теплую ванну. Люди, слова, мысли, голоса запотевали, растворялись и серели. «Должно быть, я в столовую обычно так и приходил…»

Рядом с ним на стол грохнулась тарелка, а на лавку упало что-то рыжее.

— Хайль, — сказала Аска и широко зевнула.

— О, приветствуем, госпожа Сорью! Позвольте… — оживился Аоба.

— Не пью, — отрезала она и принялась ковыряться ножом в куске мяса.

Синдзи повернул голову и уставился на нее. Девушка осунулась, заострились скулы, и точки на веках были замазаны совсем уж небрежно, чего Аска себе никогда не позволяла. Синдзи напряг память, пытаясь представить, как выглядела рыжая в последнее время, и с трудом вспоминал только общий контур фигуры и огненную копну, стянутую в конский хвост.

— Ну и чего ты не ешь? — поинтересовалась Аска раздраженно. Он вздрогнул и отвел взгляд.

«Опять „уплыл“… Блин».

Икари мотнул головой, мол, забудь, и в глоток осушил свой стаканчик. Горло пережало спазмом, спиртное неуверенно попросилось наружу и беспокойно рухнуло, наконец, в желудок. Моргая щиплющими глазами, он принялся за безвкусную еду.

— Ну и? — вдруг спросила Аска, и Синдзи понял, что это она обратилась ко всем сразу. — Чего все скисли? Ждете, пока он сам начнет анекдоты травить?

Он поднял глаза сначала на нее, потом обвел взглядом остальных. Аска с негодованием рассматривала по очереди смущенных лейтенантов, словно ища виновного, а потом фыркнула и вернулась к еде. «И что бы это все означало», — подумал Синдзи и тоже склонился над тарелкой, отмахиваясь от неловкого молчания: а не пофигу ли.

— Синдзи, — сказала Хикари, — ты приходи. Мы в четыре с шестого пирса уплываем.

Он кивнул, не поднимая глаз. «Уплывайте».

— Придешь?

— Да.

Аска хмыкнула и вдруг сказала:

— Не знаю, как там у него будет настрой, но он придет. Я позабочусь.

Синдзи изумленно посмотрел на нее, но девушка уже забирала тарелку и поднималась. Он посмотрел ей вслед.

На три часа безделья до тестов появилась тема для размышлений.

* * *

Управляющий механизм существенно улучшили, и Синдзи он теперь нравился. Во всяком случае, так он сказал доктору Акаги, которая лично прибежала на первые тесты и носилась вокруг стенда с наставлениями и пояснениями. Впрочем, даже отбрасывая всякие дополнительные приводы и улучшенные замки, он был и в самом деле доволен: теперь для приведения машины в рабочее состояние не нужно было непременно синхронизироваться с нею. «Тип-01» мог сдвинуться с места и даже становился ограничено боеспособен при активации особого режима управляющего механизма. От пилота требовалось лишь имитировать шаги и движения руками, но были и неудобства, к примеру, в бою в распоряжении стрелка оказывались лишь навешенные на руки комплексы. Остальное — дополнительное оружие, прямой контроль над реактором, использование стержней и точные движения — все это по-прежнему требовало соединения с «А-10».

Отрабатывая новый тренажер, Синдзи отстраненно размышлял над странным месяцем своей жизни. Притупившаяся боль утраты стала почти незаметной безо всякой помощи выпивки, и он слегка побаивался этой метаморфозы: все же при жизни Рей была для него слишком многим, и вот так легко, такой скромной ценой смириться с ее потерей… «Цена… Чем я плачу? Восприятием времени? Пустотой? Чем? Быть может, за меня платит кто-то другой?»

Синдзи знал этого другого, знал — и боялся.

Война. Она дала им друг друга, она их и разлучила. Война открыла им счет, сама закрыла его, погасила проценты. Остальное — его наивные впечатления и несущественные детали.

«Да, — подумал он. — Именно что детали».

— Икари, хватит на сегодня.

— Есть.

Лязгнула дверь, и из соседнего помещения — тоже тестового — вышла Аска. Она еще не переодевалась, и за ней плелись ассистенты, галдя что-то на немецком, но девушка уделяла им ровно ноль внимания.

— Икари, хватит уже, идем на обед. На сегодня свое распятие ты отвисел уже.

— Ага, видишь, уже снимают.

Техники расстегивали крепления, вынимали штекеры, вытаскивали из бинтов датчики, и Синдзи морщился от десятков прикосновений, дергающих его и скользящих по его телу. Аска со скучающим видом стояла в сторонке, и ее команда, косясь на японских коллег, облепила девушку. Икари кулем свалился со стенда и покрутил руками, с удовольствием вслушиваясь в стонущие мышцы, с которых сняли, наконец, вериги.

— Давай в раздевалку, Синдзи. Нам надо быстро поесть и идти на причал… Genug!

Аска с размаху хлопнула по руке увлекшегося ассистента, который что-то показывал ей на комбинезоне, тыкая при этом девушку в бок.

Синдзи невольно усмехнулся. Зрелище было то еще.

— Придурок, прекрати скалиться и шуруй в раздевалку! — вызверилась Аска. — Или мне тебя переодеть?

Он открыл рот и вдруг понял, что именно собирается сказать. Синдзи прислушался к себе: да, он сейчас хотел сально сострить.

— Плевок залетит, — беззлобно сказала Аска, поддавая ему снизу по челюсти, и ушла в раздевалку.

Переодеваясь, Синдзи вдруг понял, что безо всякого интереса, но все же вспоминает этот день: общение с товарищами, стенд, Аску, и ему совсем не все равно, пойдет он провожать будущую чету или нет. Икари прислушался к себе и грустно улыбнулся.

«Спасибо, Аянами».

* * *

В тамбуре испытательного блока Синдзи наткнулся на курящую Акаги. Доктор разговаривала с коллегой — Алексеем Ставнийчуком. Именно мужчина заметил его и обернулся:

— О, Икари, здравствуй.

Синдзи кивнул и остановился: все равно Аску ждать.

— Здравствуйте, доктор.

— Как ты? Доктор Акаги говорит, ты освоился уже на прототипе новой системы управления. Как ощущения?

— Тяжело, — честно сказал Синдзи. — Но, думаю, оно того стоит.

Ставнийчук кивнул. Акаги смотрела в сторону, с безразличным выражением лица тянула дым, держа левую руку в туго набитом кармане халата, и Синдзи решил не обращать на нее внимания. Редкая возможность, что и говорить.

— Тебе уже сообщили о приказе? — спросил Ставнийчук.

— Нет, а по поводу?

Доктор посмотрел на коллегу. Акаги с неудовольствием оттащила от лица сигарету и похлопала свободной рукой по карманам:

— Где же… А, вот. На обеде все равно бы объявили и тебя куда надо направили, но и правда почитай пока сам.

«Приказ по базе „Токио-3“», — прочитал Синдзи на помятом листке, отмеченном сегодняшним числом. Он пробежал по диагонали документ, адресованный научной части проекта «ЕВА», и первой его мыслью было:

«Не повезло нашим влюбленным…»

«…трам-там, бла-бла, база переводится в закрытый режим с целью подготовки операции „Прорыв“», — громко сказала Аска, заглядывая ему через плечо. — Твой Fater решил не мелочиться. Секретность по высшему уровню, никого не впускать, никого не выпускать.

Синдзи кивнул, рассматривая подпись командующего.

— Давно узнала?

— Только что. Фигня получается, ребята уплыть не успели, да.

Разобрать, сочувствует Аска или злорадствует, не получалось: сказано было с чувством, но каким именно — не понять.

— Да вы, ребята, за других не переживайте, — сказал Ставнийчук. — Вам самим, как мне известно, в любом случае быть в центре внимания.

Акаги загасила сигарету и провела рукой по волосам:

— Действительно. С момента вступления приказа в силу вы имеете приоритет класса «1.0», так что готовьтесь… Скажем так, ко всему.

— Но в приказе ничего нет о сути операции, — сказал озадаченный Синдзи.

Рицко Акаги взглянула на хмурого Ставнийчука и полезла в карман за сигаретами.

— Если коротко, то суть предельно проста. Глубокое проникновение в Атомные земли.

Синдзи вдруг вспомнил словно прошлую жизнь — Хило, балкон, подвыпившая Майя… «Едва не забыл… Мы же за этим и переброшены сюда, Ангелы лишь помешали…». Синдзи задержался в памяти на секунду дольше, чем позволял себе обычно, и тут же был наказан.

«— …Я всегда буду с тобой и буду защищать тебя.»

Лишнее. Вот это совсем лишнее. Он сглотнул кислый металлический привкус, давя ноющую тоску по забытому ощущению тепла.

— Кхм… Доктор Акаги, но какова цель?..

— Каждый сотрудник под подписку о неразглашении получит свой конверт с заданиями и целями. После ознакомления уничтожить, — сказала Акаги. Женщина пристально следила за почти идеальным кольцом дыма. Сейчас, с округленными губами и мечтательно сощуренными глазами она казалась почти что обыкновенной женщиной, подумал Синдзи.

— Люблю мозаики, — сказала Аска и хлопнула Синдзи по плечу. — Икари мне свой кусочек все равно расскажет. Правда?

Он кивнул и вновь уткнулся в листок.

— Не трать нервы, Синдзи, — сказал Ставнийчук. — Все фигуры расставлены, все роли распределены. Тебе всего-то осталось узнать свою.

— Вы просто поэт фатализма, коллега, — бледно улыбнулась доктор Акаги.

Ставнийчук невесело улыбнулся в усы.

— Да. Пожалуй, вы правы, коллега… Однако, обед философии не помеха. Идем?

Аска с едва различимой сквозь респиратор матерщиной прятала волосы под капюшон пыльника. Синдзи тоже отчего-то хотелось ругаться — вслух, громко, вкусно.

* * *

Столовая вовсю обсасывала свежий приказ и сопутствующие ему детали.

— А ты еще не получал личные распоряжения?

— Нет, ты что, и не болтай! Особисты свирепствуют, — Кенске замахал руками на Аобу и почти зашептал. — Вон, Токугаву задержали, поговаривают, лично господин Кадзи отдал команду.

— Да ну тебя, — отмахнулся Сигеру. — У тебя как ни мутное дело — так «господин Кадзи». В разведке что, больше никого нет?

— Господин Кадзи — величина, — почтительно сказала Ибуки. — Он объединил вечно воевавшие департаменты и всех в кулаке держит. Рико рассказывала, что перед ним как по струнке ходят…

— Еще бы, — буркнул Кенске, вращая глазами. — Вон, как только он у нас появился, в тот же день даже в проекте «ЕВА» кого-то повязали, а штабных вроде как целой пачкой в расход пустили.

— А еще он дела насквозь видит! — сказал неуемный Сигеру. — Посмотрит, значит, на скоросшиватель и говорит так загадочно: «Зрю, значит, что по всем знакам, сиречь доказательствам…»

— Сигеру, заткнись, — предложил Синдзи, которому истеричное паясничанье Аобы начало действовать на нервы.

Аска одобрительно посмотрела на Икари, а потом спросила:

— А где ваши неудавшиеся дезертиры?

— Эээ… Тодзи вроде как раз в штабе сидит, — нахмурился Кенске. — Вроде как очередь танкистов на получение. Хикари еще до обеда вызывали, но она пока не вернулась.

— Интересно, не замешан ли тут Кадзи-сан? — с невинным лицом поинтересовался Аоба.

Аска застонала и с остервенением загремела ложкой, дохлебывая суп.

— О, Тодзи! — обрадовано сказал Сигеру, глядя мимо Синдзи в сторону входа.

Судзухара сел к ним за столик и принялся разделываться с содержимым тарелки под изумленные и настороженные взгляды товарищей. Синдзи смотрел на него и видел, что Тодзи не ест — он жрет, уничтожает еду, словно повинную в его бедах.

— Ээээ… Тодзи? — осторожно сказала Майя. — Ты как?

— Получил, — зло сказал Судзухара с набитым ртом.

— Засекречено?

— Насмерть.

Синдзи понаблюдал некоторое время за безнадежным сопротивлением еды и отвернулся. Почему-то никакого сочувствия к расстроенным радужным планам он не испытывал. И нет — за это не было стыдно. Он преспокойно засунул в рот хлебец, выхлестал рыжую бурду из кружки и встал.

— Младший лейтенант Икари Синдзи?

Синдзи обернулся. К столику подошли двое в серой форме с нашивками объединенной разведки «NERV» и пристально смотрели на него.

— Я.

— Следуйте за нами.

Он кивнул в ответ и посмотрел на Кенске. Айда тяжело сглатывал, но старался держаться нагло, копируя Аобу. Сигеру же вальяжно развалился, опираясь на стену, приобнял Майю и с вызовом пялился на безликих сотрудников. С соседних столиков настороженно косились: волнения, вызванные свежим приказом, любви к особистам не добавили.

— Айда, заберешь тарелки?

— Да не вопрос, товарищ! — преувеличенно бодро сказал Кенске.

Уже выходя вместе с нежданными гостями, Синдзи услышал, как Аска прошипела лейтенантам:

— Не ссать!

На улице особисты указали ему направление и пристроились позади. Серая каша мглы слегка поднялась днем, и видимость стала куда лучше. Синдзи заметил, что крепость пришла в движение: никакой обеденной тишины не было и в помине. Сновали разведчики, — сопровождая кого-то или просто так, — двигалась груженая техника, бегали вестовые. Икари с интересом смотрел по сторонам, отмечая необычное молчание идущих людей: оно просто электризовало воздух, насыщая его тревогой и ожиданием.

— Поворачивайте направо, — прошипели сзади.

Синдзи кивнул, не озираясь, и послушно свернул в переулок. Мысли были далеко.

Гальванизированная приказом отца база его не трогала, и это казалось интересным. Пусть самую малость — но интересным. В конце концов, ему все же отводилась очень важная роль в операции, и это должно было угнетать, вселять скребущее предвкушение неизвестного, но почему-то, сколько Синдзи к себе не прислушивался, ничего такого не ощущал.

— Налево.

Он поднял глаза и с удивлением осмотрелся, видя вокруг только склады: «Да куда же меня…»

Сухой щелчок выстрела заставил его прыгнуть в сторону и перекатом уйти за стопку железных листов — плечо и бедро отозвались звенящей болью. Он сжался, нащупывая кобуру, и прислушался: по ту сторону еще раз выстрелили и теперь молча возились. Синдзи вынул «вальтер» и снял с предохранителя, но тут все стихло. Донесся металлический треск наручников, и тихий голос позвал:

— Синдзи, выходите.

Икари осторожно высунул голову и сразу увидел лужу крови, вытекающую из простреленной головы бывшего провожатого. Над ним корчился второй, зажатый между двумя одетыми в серый камуфляж рослыми солдатами. Синдзи всмотрелся в их нашивки и без удивления узнал знаки различия спецназа разведки. Третьего — собственно позвавшего его — он заметил не сразу.

— Вы в порядке?

Синдзи вздрогнул, когда голос зазвучал ближе.

— Д-да…

— Генерал-лейтенант Редзи Кадзи, объединенная разведка, — респиратор повернулся к задержанному. — Теперь уже настоящая…

«Кадзи-сан…»

Вот теперь Синдзи был поражен даже больше, чем когда заслышал позади выстрелы: его лично прикрывал сам начальник разведки группы армий «NERV». Глядя, как легендарный помощник Гендо Икари отходит к задержанному, Икари-младший испытывал странное чувство: пусть как о нужном солдате, но отец о нем позаботился.

«Оказывается, я чертовски ценен, да…»

Он ухмыльнулся. Ему очень хотелось узнать, что же за приказ он получит от своего отца.

— Каков стервец, — сказал Кадзи, разглядывая маску лже-разведчика. — Верите, Синдзи, я сам едва не купился со всей этой суматохой. Если бы я не знал, что вам назначено на десять минут позже, валяться вам тут с простреленной головой…

Генерал-лейтенант мазнул рукой по лицу пойманного, срывая с него респиратор, и спокойно добавил:

— А зная вашего отца, могу сказать: я бы через полчаса прилег рядом.

Глядя, как замер неудачник, пытающийся не вдыхать ядовитый воздух, Синдзи поймал взглядом движение в переулке. Кадзи тоже увидел новоприбывшего, потянулся было к пистолету, но потом помахал рукой:

— О, фройляйн! Присоединяйтесь.

Аска подбежала и, переводя дыхание, замерла:

— Там… э…

— За Синдзи-саном пришли? — вежливо осведомился Кадзи. — Еще раз? Вот незадача…

— А вы кто? — подозрительно спросила опомнившаяся девушка.

— Генерал-лейтенант Редзи Кадзи, к вашим услугам, фройляйн Сорью.

Аска едва заметно присела, а Кадзи коротким тычком надел уже посиневшему лже-разведчику респиратор на лицо. Синдзи отметил, что это одновременно был и удар, и жест милосердия.

— Убрать, — распорядился генерал-лейтенант. — Я через полчаса подойду. Пусть Пятый и Самераги начинают, но без фанатизма. Да… И пришлите за трупом.

Спецназовцы склонили головы и поволокли свою жертву прочь. Кадзи обернулся к Синдзи:

— Идем. И вы тоже, фройляйн.

— Куда? — поинтересовался он.

— К господину главнокомандующему, Синдзи-сан.

* * *

Синдзи смотрел на тяжелые двери, с трудом веря, что за ними его ждет отец. Нет, антураж — от флагов Империи и Объединенного Фронта Земли до усиленной охраны во всем здании — был выдержан, но это все было связано с неким символом, самым влиятельным военным Японии, героем всего мира, а не с его отцом. Аску оставили еще в первом коридоре, с ней задержался Кадзи, и теперь Синдзи сидел в приемной один на один с секретарем. Скрипнул селектор.

— Входите.

Синдзи вдохнул поглубже и вдруг успокоился: его ждет разговор со старшим по званию. И не более.

Помещение было темным, единственная люстра над столом едва рассеивала кромешный мрак, и чувствовалось, что потерянные в темноте стены образовывают поистине огромный кабинет. Громко стучали невидимые часы, слегка торопилось сердце, — и больше ни один звук не тревожил глубокую тишину кабинета, даже шаги утопали в мягком ковре. Человек за столом поднял на него глаза, и в свете люстры блеснули очки. Спокойствие послушно разлетелось осколками.

— Сын.

Позвоночник слегка поднывал, надрываясь в попытке держать спину ровнее ровного.

— Здравствуйте, господин главнокомандующий.

— Без официоза, Синдзи.

Он почувствовал, как взмок лоб. «Без официоза? Аматерасу…» Он знал, что это не означает никаких вольностей, но все равно был шокирован.

— Синдзи. Тебе предстоит выполнить сложное задание. Ты справишься?

— Я сделаю все, чтобы оправдать доверие.

«Сухо, как сухо, я не могу… По-другому…»

— Хорошо. Ты получишь этот приказ в ходе операции от моего человека. От твоего личного сопровождающего. Он пойдет с тобой.

Из темноты слева от стола вышел молодой парень в форме и сейчас же согнулся в поклоне:

— Большая честь для меня, Икари Синдзи. Меня зовут Каору Нагиса.

Новый сопровождающий поднял глаза, и Синдзи оторопел: перед ним стояло его видение месячной давности — человек, сидевший на статуе в оплавленном районе Сан-Франциско.

Глава 12

— Какая она была?

— Что?

— Я спросил, какая она была?

Синдзи положил пистолет и обернулся, хотя и так было ясно, что вопрос мог задать только Каору. В полумраке тира, где подсвечивались только мишени и огневой рубеж, было пусто и темно, как… «Как в ночном тире». Отдельные лампы выхватывали островки света, упорно не желавшие ползти дальше во тьму. Нагиса валялся на скамье, забросив руки за голову и слепо пялясь в невидимый потолок.

— Ты притаскиваешь меня в тир посреди ночи. Якобы захотел пострелять, пока тут никого нет, — с сомнением сказал Синдзи, снова беря в руки оружие. — Я-то думал, тут не было скрытого смысла…

— Смысл. С чего ты взял, что он есть? Хоть скрытый, хоть явный?

Икари вновь обернулся. День отрывочного общения с новым соглядатаем укрепил его во мнении, что отец воистину очень необычный человек. И только у такого, как Гендо Икари, может быть подобное доверенное лицо.

— Нагиса…

— Да, Синдзи-кун?

— Я не очень хочу общаться на эту тему.

Каору плавно перетек в сидячее положение и из полумрака на Синдзи уставились два алых глаза:

— А вот в твоих словах, мой дорогой Синдзи-кун, очень много скрытых смыслов. Тебе перечислить возможные?

Синдзи прислушался к себе: нет, ему — слегка сонному и уставшему — очень не хотелось, чтобы явно неадекватный беловолосый полудурок мотал ему нервы, копаясь в воспоминаниях об Аянами.

— Вот то-то же, — сказал внимательный Каору. — Так какая она была?

«Что ж ты, сука, делаешь?» — подумал Синдзи со злым отчаянием. Тоска по теплу, оказывается, все еще жила в самых дальних закоулках души, смотрела на него оттуда, и в эти глаза совсем не хотелось всматриваться.

— Каору, вот за каким дьяволом тебе это?

— Ее нет, ты вроде как есть. Заметь, вроде как. Это интересно.

— Вроде как? О чем ты?

Каору погрозил пальцем:

— Увиливаешь. Хотя, это, конечно, тоже весьма и весьма занятная тема…

Синдзи смотрел на него и пытался понять свое отношение к Каору. С одной стороны, только за последние несколько реплик его нужно ненавидеть и желательно во всех красках представлять расквашенную рожу, измазанные в грязи мерзкие выцветшие патлы… «И это даже если не считать фразочек, произнесенных говнюком за последний день». С другой стороны, — непременно странной и абсурдной стороны, — Каору хлестал обаянием юродивого, всезнающего и всепонимающего парня не от мира сего, который просто не в курсе, что его игрушки — это ковыряние в чужих ранах. «И опять же, эти глаза…»

Он поймал себя на том, что нервно стискивает и разжимает пальцы на рукояти, и спрятал, наконец, «вальтер» в кобуру.

— Нагиса, ответ за ответ.

— Хм. Ты тоже играешь в игры, Синдзи-кун? — прищурился Каору. — Интересно, похожи ли они на игры твоего отца?

Икари вздрогнул. Сама мысль о сравнении с отцом показалась ему страшной, и он с трудом вернулся к сути разговора.

— Скажи, Нагиса, почему ты так выглядишь?

Каору встал, криво улыбаясь:

— «Так» — то есть, «похоже на Аянами Рей»?

«Да, сволочь, да!»

Синдзи кивнул, покрепче стискивая зубы.

— А почему так выглядела Аянами Рей?

— Много хочешь, Нагиса, — сказал он, едва сдерживаясь. — Это уже новый вопрос.

— Ха. Если бы ты знал, что я тебе отвечу… Кстати, а вопрос о ее внешности разве не частное проявление изначального «Какая она была?»

«Надо было сразу вырубить его, когда он среди ночи со своей тупой идеей приперся», — зло подумал Синдзи и вдруг широко зевнул.

— Она… Рядом с ней я не чувствовал себя одиноким, — неожиданно для самого себя начал он. — Даже о внешности я спросил ее только через неделю или две после знакомства — настолько… настоящей и близкой она мне сразу показалась. И… Я даже не видел ее в нашу первую встречу. Забавно. Она понимала, чувствовала и молчала там, где другие прятались за грубостью и шуткой…

Синдзи посмотрел на Нагису и остолбенел: беловолосый стоял, вытянувшись, как струна, и смотрел на него, но в то же время — словно бы внутрь себя, словно ища за полуприкрытыми веками какой-то отклик неожиданной исповеди.

— Э, Нагиса, — грубо сказал Синдзи, раздосадованный тем, что пошел на поводу у желания раскрыться. — Не спать!

Каору ухмыльнулся — будто и не было странного раздумья:

— Это ты спишь. Где ответ-то?

— Что?!

Нагиса уселся назад на лавку и обеими руками взлохматил себе волосы.

— Ты мне рассказал о себе. Или о себе в связи с ней. А какой была она? Чего она хотела? Что двигало ею? К чему она стремилась, о чем мечтала? Что ты вообще знаешь об Аянами Рей?

Каору говорил громче и громче, и Синдзи, которому эта беседа все больше напоминала странное судилище с ним самим в роли обвиняемого, сделал шаг к болтливому мерзавцу:

— Послушай, ты! Какого хера ты прицепился? Как я тебе опишу суть человека? Она словно часть меня, которую из меня вырвали, понимаешь, сука?! Вырвали!!!

И вдруг наступила тишина, в которой хлестко ахали вентиляторы. Но Синдзи замер, слыша только звон в ушах и эхо, что металось, затухая, между стен тира.

«Что я только что сказал?..»

— Спасибо, Синдзи-кун, — тихо сказал Нагиса. — Я услышал ответ.

В тамбуре тира рявкнул гул обдувки, лязгнула дверь шлюза, и в освещенное пространство вошла фигура, на ходу сдирающая маску.

— Синдзи, мать твою… Какого дьявола ты не на квартире?

Аска, судя по ее виду, отчаянно хотела спать и держалась только на раздражении и злости.

— А… Аска? Что ты тут делаешь?

— Нет, что ТЫ тут делаешь?!.

— Доброй ночи, Аска-тян!

— Tausend Teufel!!!

Девушка отшатнулась от возникшей рядом с ней фигуры, обнаружив, наконец, что Синдзи в тире не один.

— Б-блин, с тобой заикой можно заделаться, Нагиса!

— Прошу прощения! — развязно сказал Каору и пошел к раздевалке. — Раз за Синдзи-куном пришла мама, пора расходиться.

— Вампир придурошный, — сказала Аска и посмотрела на Синдзи. — Ты чего это с ним сюда приперся?

Синдзи пожал плечами. Ему вновь хотелось спать.

— Стрелять. А ты что тут делаешь?

— Я тебя искала, шла мимо тира и увидела на улице Сакураву…

— Кого?

— Ну, оболтуса из разведки, которого к тебе прикрепил Кадзи-сан.

«Ах вот как его зовут…»

Он помотал головой и посмотрел на часы. Потом на Аску. Потом снова на часы.

— Синдзи-кун, — вдруг позвал его Каору сипящим из-за маски голосом. — Я должен тебе ответ. Еще поговорим.

Лязгнул шлюз. Когда Синдзи снова посмотрел на Аску, та пожала плечами:

— И что это за ответ?

— Да так, треп. Кстати. Я и от тебя ответа жду, — проворчал Синдзи, дергая рубильник. Подсветка мишеней погасла. — Зачем я тебе понадобился в полвторого?

— Грета и Штраух храпят, как ненормальные, — пожаловалась Аска и пошла за ним к выходу. — Я от них решила, наконец, сбежать, думала, хоть высплюсь, а тебя дома нет, болван…

Синдзи замер, не донеся до лица респиратор:

— Ты чего, решила?..

— Ты сам предложил, кстати, — сказала Аска и ткнула в его направлении пальцем.

Он кивнул, прислушиваясь к себе. Стало как-то тоскливо и вместе с тем слегка потеплее.

— Хорошо, Аска. Идем домой.

* * *

Гулкий грохот кранов рвал ватную тишину побережья, а сполохи сварки — мглу. Циклопическая туша, обернутая лестницами, лесами, мостиками, раскинулась допотопным ящером на центральном разгрузочном терминале порта «Токио-3». База преображалась с каждым конвоем, подвозившим все новые детали огромного механизма по имени «Операция „Прорыв“». Нахлынув ордой на базу Тихоокеанского фронта, советские транспорты второй день по одному уходили с буксирами в океан: они выгрузили свои смертоносные дары союзникам и уплывали назад с пустыми трюмами.

Их основной груз как раз превращался в титана прямо перед Синдзи.

Заслышав нарастающий грохот и лязг, Икари оглянулся и спешно отошел в сторону: инженерный танк подволакивал к сборочной площадке какую-то закутанную в промасленный брезент деталь. Машина чихнула, рявкнула и покряхтела дальше, а с брони рядом с Синдзи спрыгнул Судзухара.

— Интересно?

Икари посмотрел на него: изо дня в день мрачное настроение обреченного облаком густело вокруг танкиста, и тот парень, с которым Синдзи ненадолго сблизился после битвы с Четвертым Ангелом, видимо, исчезал навсегда.

— Да. Наша база на время похода, как-никак.

— Бэ-Эм-Ка, — сказал Тодзи, всматриваясь в звезды электросварки.

— Что?

— «Боевой Мобильный Комплекс». Так в техдокументации сказано. Я вчера с советскими общался как раз, принимал, так сказать, машину.

Синдзи кивнул.

— Рядом с такой штукой даже стоять страшновато. Каково же тебе будет ею управлять?

Тодзи пожал плечами, пошипел респиратором, словно пытаясь на нюх определить, насколько ему страшно, и сказал:

— Всего лишь поезд из супер-танков с атомным реактором.

Они еще постояли недолго, вслушиваясь в кипящую работу, в крики, в лязганье и треск. Вокруг мерно густел вечер, с гулом включились дополнительные прожекторы, освещая толстую змею, что ощетининилась строительными конструкциями.

— Этому созданию не хватает имени, — вдруг сказал Тодзи, и Синдзи изумленно взглянул на него.

— Зачем оно ему? «БМК» так «БМК»…

— Нет, он уникален. Над этой машиной работали с нуля, она возглавит важную экспедицию…

«А еще она отобрала у тебя будущее», — закончил Синдзи за него.

— Говорят, Цеппелин к тебе вернулась?

Завороженный мыслями о железной судьбе Судзухары, Икари едва не спросил: «А кто это?» — но вовремя спохватился.

— Д-да… Буянит втихую.

— Это хорошо.

— Что тут хорошего?

Тодзи просто пожал плечами:

— Просто нет ничего плохого. И этого, наверное, достаточно.

Синдзи кивнул. Заснув под сопение Сорью, которая обрела нехрапящего соседа, он сегодня впервые после гибели Рей спал до самого горна. «Пожалуй, нам обоим стало слегка полегче. И ради этого ее стоит терпеть».

* * *

Он никогда толком не рассматривал изнутри кабину ЕВЫ, и теперь не жалел об этом. Кокон, облепленный с трех сторон щитками и приводами рычагов управляющего механизма, спереди был прикрыт усиленными листами композитной брони, которые образовывали распахнутый сейчас входной люк «Типа-01». Крохотное пространство, едва позволяющее вытянуть руки в стороны, было зажато между турбинами, кожухом реактора и еще какими-то узлами позади и над ним. Еще был красный аварийный люк катапульты — сквозь него пилота должно было вышвырнуть из «спины» гибнущего дредноута.

Синдзи терпеливо висел в этой пещере, пока техники подгоняли блок автоматической экипировки синхронизирующего шлема. Рядом с модулем этого пыточного орудия уже пристроили еще одну из новинок — визир, который давал возможность смотреть на мир без слияния с «Типом».

— Попробуйте достать до модуля жидкого питания.

«Что тут пробовать…» — Синдзи раздраженно отвлекся от своих мыслей, вытягивая руку в указанном направлении. Переоборудование ЕВЫ давало немало поводов для размышления. Как минимум, стало ясно, что и его самого, и машину готовят к длительным выходам без связи с базой. Акаги даже говорила об улучшении системы канализации в кабине.

«Катапульту под толчок пустят, как пить дать. С другой стороны, катетер надоел ужас как».

— Спасибо, господин младший лейтенант, выходите.

Техники помахали крановщику, и их люльку увело в сторону. Синдзи завозился и подтянулся на гидравлических приводах люка, выбираясь на броню — точно под спущенный ему трос с петлями. Синдзи повис на нем и, ожидая, пока лязгающий мостовой кран неторопливо оттащит его к ближайшему мостику, смотрел сверху на свой раскуроченный «Тип». В нескольких местах уже поставили новую броню с повышенным содержанием свинца, на ногах машины тоже копошились техники, окруженные висящими на лебедках деталями. «Не забыть спросить Акаги, что мне со ступнями сделают», — напомнил себе Икари, прыгая через ограждение на гулкий металл перехода.

— Икари!

Синдзи обернулся: из дверей технического помещения высунулась вихрастая голова Кенске.

— Что ты тут делаешь?

— И тебе здорово, — оскалился Айда. — Заходи.

Синдзи зашел в подсобку и едва не выпал оттуда: все стены были обвешаны фотографиями боев с участием «Типа-01». Опомнившись и присмотревшись, он заметил в углах снимков метки хронометража, а также разные версии прицельных марок и марок дальномеров разного типа.

— Красота? — самодовольно произнес Кенске, по-своему истолковав лицо Икари. — Особенно танкисты и пилоты-штурмовики тебя снимать любят.

— Еще бы. Их задницы пачками бы горели, если бы не я, — скривился Синдзи. — Нафига тебе это все?

Кенске хохотнул и рухнул на металлический стул.

— О, дружище! Полковник посадила меня за изучение твоих боев. Изучить стиль, дабы оптимизировать поддержку, так сказать.

— Стиль… Ты чего, Айда? Там все по ситуации! — озадаченно сказал Икари.

— Не скажи… — Кенске приподнялся, тыкая всей растопыренной пятерней в серию фотографий, которые соединялись жирными чернильными стрелками. — Вот он, твой стиль. Резкая смена скоростного режима — по три-четыре раза за один бой — непременное смещение по фронту, огонь по врагу, сокращение дистанции. Все четко видно.

Синдзи вздохнул. Что-что — а обобщать штабисты умеют.

— И какие предложения будут?

— Нуууу… Думаю, тебе по стилю в эскорт лучше всего пойдут вертолеты. Два-три танка — на дальней поддержке. Штурмовики вообще не советую, и в отчете обозначу: ненадежное соединение.

— Молодец, — сказал Синдзи с кривой ухмылкой. — Жаль, мы с собой в «Прорыв» «вертушки» не берем.

— Это да, — самокритично сказал Кенске. — Но зато и штурмовики тоже.

Синдзи захохотал одновременно с ним.

Идя к выходу из ангара, Синдзи понял, что ему на глаза давно не попадался Нагиса. Юродивый, не отлипавший от него весь первый день знакомства, после ночного общения в тире исчез и показывался только в столовой: «Где он, кстати, живет?» Синдзи опомнился, только услышав грохот шлюза за спиной, и ругнулся: он вспомнил, что так и не поговорил с Акаги.

— Синдзи-кун!

«Помянул…»

— Привет, Нагиса.

Каору был одет в серый камуфляжный пыльник спецназа и нес какой-то плотный пакет.

— Как твои дела, Синдзи-кун? Принесла ли Сорью мир в твою душу?

Синдзи насупился. По таким разговорчикам, да еще в этом нейтрально-благожелательном тоне, он совсем не скучал.

— Нагиса… Тебе больше не о чем говорить со мной?

— Есть. Но тема твоего душевного мира делает меня счастливым.

Синдзи крякнул, но тут коротко взвыла сирена локальной тревоги.

Вдалеке сдавленно заухала артиллерия, обрабатывая подходы к базе. «Это или „Юг-2“ или „Юг-3“», — машинально прикинул Икари и вновь сосредоточился на собеседнике.

— Слушай, Нагиса, — вспомнил Синдзи. — За тобой долг.

— Хочешь узнать, почему у меня красные глаза и белые волосы?

— Да.

— Я не человек.

Синдзи застонал:

— Нагиса… Прекрати паясничать. Глаза Аянами стали красными после неудачных экспериментов…

— … А волосы она красила в голубой, — закончил за него Нагиса, — потому что никакой другой цвет не скрывал разрушенный реактивами пигмент.

Артиллерия зашлась в гулком кашле, четкий ритм рассыпался, и к нему присоединился высокий рев реактивных снарядов. Синдзи потряс головой:

— Ты… Тоже прошел это?

— Синдзи-кун, я же сказал тебе, что я — не человек. Мое сходство с Аянами случайно, но весьма символично.

— Символично?

— Да, и ее и моя судьба связаны с тобой.

Синдзи вздрогнул. Каорустоял тут, рядом, а связь с судьбой Рей жалким обрывком полоскалась в бездне. Он опустил голову: вдруг стало очень больно и холодно.

— Нагиса… Чего ты добиваешься, напоминая о ней? Ты понимаешь, что мне… больно?

Каору немного помолчал, а потом очень четко выговорил, буквально по слогам:

— Хоть ее и нет, она твоя самая большая слабость, Синдзи-кун. Возможно, единственная.

Охваченный всплеском животной ярости, Икари взял Нагису за грудки и прошипел прямо в его респираторную маску:

— Так вылечи меня, сука, раз такой умный!

Из-за плеча Каору Синдзи было видно, как к ним спешит «топтун». Еще раз рявкнула сирена, оповещая об общей тревоге, а Нагиса спокойно освободился из захвата и просто сказал:

— Я попробую.

Синдзи вновь рванулся вперед, занося кулак, но между ними уже вклинился Сакурава. Икари чувствовал, как его выворачивает наизнанку: дурацкая игра недоумка оборачивалась изощренной пыткой, и Синдзи чувствовал, как слабеет, опадает его ярость. «Еще пара таких разговоров, и я сяду плакать при упоминании о ней». Канонада грохотала все более грозно, но ему было безразлично: присыпанная пеплом рана медленно, но непрестанно кровоточила. Он вдруг понял, что продолжал жить, мог улыбаться, шутить, но кровь вытекала быстрее, чем организм образовывал новую. И малодушная мысль умолять отца убрать психованного Нагису быстро испарилась: беловолосый только ткнул пальцем в саднящую проблему, всего лишь ковырнул бинты.

«…ты вроде как есть», — вспомнил Синдзи.

Сакурава что-то орал, перекрикивая залпы, Каору не спеша уходил, поигрывая пакетом, а Синдзи было все равно — по-настоящему все равно.

— Что происходит?

Холодный голос Акаги выдернул его из апатии: Синдзи на секунду показалось, что он внутри ЕВЫ, и слышит доктора в телефонах. Икари потряс головой, показывая, что все в порядке, хотя на его плечах по-прежнему лежали тяжелые лапы разведчика.

— Лейтенант, что происходит? — спросила она Сакураву, повышая голос. Ближние батареи замолчали, но зато южный укрепрайон разошелся не на шутку.

— Словесный конфликт с доверенным лицом господина главнокомандующего, — крикнул тот, убирая руки.

— Икари, за мной, — распорядилась Акаги.

Синдзи кивнул: да какая разница. Очнулся он уже в бункере под ангаром и поначалу даже не понял, где находится. Вокруг сияли выгнутые лупами кинескопы телеметрии, весело танцующие осциллограммы, стрелки радаров, — словом, шипела и посвистывала насыщенная жизнь оснащенного электроникой штаба. Десяток техников поддерживал эту жизнь — люди крутили верньеры, бормотали в микрофоны, списывали с кинескопов показания, принимали ленты самописцев, черкали на них пометки.

— Смотри сюда, — резко приказала Акаги, и Синдзи отвлекся от гипнотической картинки слаженной работы.

На один из экранов выводилась явно медицинская информация.

— Цеппелин сейчас в бою.

Он непонимающе посмотрел на женщину, но та лишь отмахнулась, щелкая ручкой настройки яркости:

— Да, райховцы решили проверить, как отработает против мутантов пилот без синхронизации.

— Они что, поставили на «Истре…»

— Да. Замолчи и слушай. И смотри.

В эфире звучала размеренная немецкая речь, один из голосов принадлежал Аске. Девушка, судя по интонации, буднично отчитывалась о текущих действиях.

— Смотри. Это ее пульс. Это — давление.

Икари взглянул на графики. Для удобства наблюдения прямо по экрану отчертили чернилами ровные линии, помеченные именем «Сорью». Колебания давления и сердцебиения пока даже близко не подходили к этим разделителям.

— Она в гуще боя, — сказала Акаги и развернула Синдзи к себе. — Что вокруг — можешь представить. Она впервые использует новое управление не на симуляторе. И при этом все ее показатели в норме.

— Я не понимаю… — растерянно начал Синдзи.

— Вчера на тестах при тебе три раза упомянули Рей Аянами. Умышленно. И всякий раз твои показатели шли вразнос.

Акаги говорила четко и спокойно, но в зеленых глазах доктора зажегся опасный огонек. Синдзи заворожено смотрел на нее и понимал, что сейчас прозвучит приговор.

— Икари, ты деградируешь. Тебя носит от апатии до гиперреакции. Это маятник, и он раскачивается все сильнее. Останови его, иначе ты труп. Мне плевать на точный механизм твоей проблемы, но если тебя не свалит нервное истощение, ты определенно слетишь при синхронизации.

Синдзи сглотнул. Все его размышления и страхи ожили и обрели четко оформленную плоть. «Я умираю… Не потому, что умерла Рей, а потому, что я ничто без нее. Неужели… До нее я жил лишь надеждой на встречу…». Жуткая мысль привалила его разум словно свинцовой плитой.

«Ничто. Нестабилен. Расшатан. Ничто».

— Что… Что мне делать?

— Не знаю. Я полагала, что эмоциональная связь даст вам обоим силу, но не учла последствий разрыва цепи.

«Цепи… Мы были ее схемой…»

— Икари.

Он поднял глаза. Уголок губ Акаги нервно подергивался, а пальцы мяли перед лицом несуществующую сигарету.

— Операция начинается после загрузки реактора БМК. Я отвечаю за проект «ЕВА», и хочу быть уверена, что он будет успешен. Ты звено, которое нельзя заменить. Видит Небо, я очень хочу тебя заменить. Очень хочу, Икари…

Синдзи смотрел на нее — и не узнавал. Перед ним стояла страстная женщина с нервами, желаниями и четкой целью.

— Запомни… У меня очень мало времени. Если для обеспечения операции понадобится сделать тебе лоботомию, я это сделаю, — сказала Акаги. — Ты или найдешь способ прийти в норму, или станешь овощем в качестве ценного придатка к ЕВЕ.

Синдзи кивнул. Просто чтобы что-нибудь сделать.

— Понимаю, доктор Акаги.

— Хорошо. Свободен.

Пошатываясь, Синдзи вышел из ангара. Вдали стихала канонада, доносились одиночные залпы орудий с передовой. Он поднял глаза к низкому небу и вспомнил, что загрузка реактора БМК уже завтра. «Прорыв» отправится в путь еще через три-четыре дня.

«Пять дней на то, чтобы вылечиться от самого себя. Негусто».

Он шел, не разбирая пути, вяло размышляя об абсурдных способах решения проблемы. Беспробудно пить, переспать с Аской, переспать с Майей, завалить себя работой… Его тошнило — считать паллиативы спасением было слишком наивно, даже для него, даже в таком состоянии. Очень хотелось вернуться к Акаги и попросить лоботомию. Далеко впереди мелькнул серый камуфляж разведчика, словно в насмешку напяленный на нескладную фигуру. Мелькнул и исчез.

«Я попробую».

Синдзи кивнул себе и криво ухмыльнулся: «Последняя надежда проекта „ЕВА“ — полудурок и его глупое обещание. Ты слабый мудак, Икари».

Глава 13

Синдзи прислушался к ощущениям. В управлении «Типом-01» без синхронизации была единственная сложность: требовалось прилагать титанические усилия, чтобы поддерживать равновесие. Огромная машина слишком чутко откликалась на его движения, норовя завалиться или опасно раскачаться при ходьбе.

— Запишите: в поясничном узле «Т-6» надо понизить чувствительность обратной связи, — сказала в сторону от микрофона Акаги. — Икари, ты меня слышишь?

— Так точно.

— Повтори маневр защиты неподвижного союзника. Представь, что это Аянами.

«Сука».

Он прикрыл глаза на мгновение.

«— Спрячься от своего чувства. Представь, что это кто-то другой. Вообрази. Думай. Чувствуй — и замыкайся.

— Да что это за совет, Каору?!

— Ерунда, правда? Не смотри на меня так, тебе не станет легче — ни от совета, ни от гляделок.

— Так зачем…

— Обмани пока других. А потом я помогу тебе обмануть тебя самого.

— Как?!

— А ты уже научился обманывать других? Нет? Твой отец играет честне-е… Так что ты скажешь сейчас? Думай об Аянами!

— Заткнись!

— Думай!

— Замолчи!

— Думай, думай, думай…»

Шепот беловолосого мучителя тихо скользил по закоулкам разума, приподнимая мыслишки и заглядывая под них: а нет ли у тебя тут гаденькой тоски? Ну-ка, а тут прошепчем: «А-я-на-ми!» Нет? Так мы дальше, дааальшшше…

Синдзи открыл глаза, чувствуя, что пульс лишь пропустил удар, не более.

— Слушаюсь, доктор Акаги. Выполняю уклонение.

Он дернул рычаги, с интересом концентрируясь на задаче: «Что подставить? Борт? Нет, тонкая броня над турбиной. Вот так!» Машина дернулась и замерла вполоборота к воображаемому врагу.

— Огонь, — скомандовала Акаги.

Синдзи одним рывком поднял левый манипулятор, обвешанный целой гроздью стволов: и два пулемета, и огнемет, и — самая мякотка — шестиствольная пушка, вывалившая в сторону внушительный бурдюк барабана. «Да, на правой есть ракеты, но тут у нас скорострельность и подкалиберные боеприпасы. А это — быстрая перегрузка защиты», — Синдзи сощурился, рассматривая в поле визира комбинированную установку, и нажал на нужные гашетки, отсекая одновременно обратную связь.

— Есть.

«Условный противник» — утыканная руинами верхушка холма — вздыбилась пылевыми фонтанами попаданий, во все стороны полетели глыбы бетона и тучи мелких осколков, вспыхнуло и расцвело зарево искр.

— Цель поражена, расстояние четыре кабельтовых, — доложил Синдзи. На душе было спокойно и безоблачно. Красочный фейерверк быстро затухал, дрожь отдачи в огромном теле — тоже. — Расход — тысяча двести снарядов.

— Подтверждаю. Маршрут седьмой. Возвращайся.

Икари улыбнулся: судя по голосу в телефонах, Акаги получила, что хотела, — стабильного пилота. А то, что он уже третьи сутки просыпается в холодном поту по пять-шесть раз за ночь — это ничего, это ерунда. И что каждый раз выплывать из кошмара все сложнее — тоже пустое.

«Каору, я так загнусь в самом начале похода».

Приборы и шкалы кабины — незнакомые, едва узнаваемые, ненужные — светились и прыгали вокруг, фосфоресцирующие стрелки лихо отплясывали, не попадая ни друг в друга, ни в гулкий ритм шагов. Синдзи повеселел. Его непостижимым образом заразило безумие Нагисы, и он с ироничным интересом вглядывался и в завтрашний день начала «Прорыва», и в собственную — весьма вероятную — смерть посреди очередного кошмара, и в туманные планы безумца Каору.

«Умирать веселее без головы, — подумал он, разглядывая выступающую из мглы базу. — По крайней мере, все до конца будут считать меня нормальным».

Он ухмыльнулся своему парадоксу и прислушался к ожившим телефонам, которые принялись разъяснять ему направление.

* * *

Поверхность была совсем близко, а там, глубоко внизу, под мглой, оставалась жуткая, нереальная пустошь, очень похожая на окружающие базу просторы. Он рвал мышцы, подбрасывая себя в низкое небо, всплывал вопреки тяготению, зная, что внизу — гибель и невидимая лучевая смерть. И небо разверзлось.

Синдзи подскочил в кровати, тяжело дыша.

«Кричал? Нет? Или кричал?..»

— Синдзи?

«Блин».

Сонный голос безусловно проснувшейся Аски звучал крайне недовольно.

— Аска… П-прости, приснилось что-то.

Девушка зашевелилась, скрипя пружинами кровати.

— Тебе теперь часто что-то снится, Синдзи. Ты мне мешаешь спать.

— Прости.

Слово ушло в густую тьму и не нашло отклика. Вновь скрипнули пружины, зашуршала ткань: Аска ворочалась и поправляла одеяло. Синдзи прислушался, уловил ее размеренное дыхание и замер, вжимаясь в холодную, пропитанную потом подушку, где еще жили осколки видения. Все тот же сон уже почти неделю, один и тот же, раз за разом — пустоши зовут его в свои отравленные объятия, тянут к истерзанной земле, а он парит над затянутой туманом равниной. И в последний момент с чувством давящего ужаса просыпается. Просыпается все тяжелее и тяжелее.

— Синдзи…

Он вздрогнул, но смолчал, ожидая продолжения: «Опять заснул? Опять орал?»

— Тебе плохо?

Голос Аски звучал как-то непривычно. Синдзи вслушался: не то чтобы прямо сочувствие, скорее участие и понимание.

— Да, Аска. Мне нехорошо.

Металлический скрип. Шорох.

— Завтра все забудется. Поход, пустоши. Там не до того будет. Ты лучше спи.

Синдзи невольно улыбнулся: неловкие успокаивающие слова будто царапали ей горло.

— Знаю.

— Мне часто снилось… Многое. Там, на моей первой базе под Оснабрюком. И прогулки по польским городам, и иглы, выходящие из затылка. Но все прошло, потому что я справилась.

«Это все темнота», — подумал изумленный Синдзи. Колкая и уверенная в себе немка впервые разродилась какими-то упоминаниями о своей слабости.

— Ты… Никогда не искала покоя в других людях?

— Нет, — Аска узнаваемо фыркнула, но как-то без задора. — Еще чего. Это война. Для таких, как мы, близость — это не завалиться с кем-то в койку. Это почти как… Любовь. Ты вот рискнул…

Она осеклась.

— Да, — сказал Синдзи. Выдрессированный плаксивый ребенок в груди даже не пикнул. Знал, стервец, что во сне возьмет свое. — Я именно что рискнул. И хотя бы выяснил, что это.

— И как расплата? — неожиданно зло сказала Аска. — Нормально так? Соизмеримо?

Ему стало просто невыносимо обидно, но каким-то озарением он вдруг понял ее и промолчал, вслушиваясь в наполненную дыханием и свистом темноту.

— Ладно. Спи давай, — грустно сказала Аска.

— Аска, если ты… — начал он.

— Заткнись и спи.

«А дельная мысль», — подумал Синдзи и перевернулся на бок.

* * *

Тяжелые ступни ЕВЫ грузно чавкали по каше из перемолотых мутантов. Тонны реактивной фугасной благодати — последнее «прости» от «Токио-3» — существенно облегчили выход из укрепрайона, так что Синдзи пока не потратил ни единого патрона, хотя обвесили «Тип-01» прямо-таки немилосердно. Предусматривалось, что он выпустит весь первичный боезапас еще в границах, контролируемых фронтом, но мутанты, пойдя на штурм за полчаса до выхода войск «Прорыва», слегка изменили этот план. На эти сутки биомасса пустошей была исчерпана.

— Вызываю БМК. Маршрут чист до моей метки.

— Понял.

Синдзи щелкнул камерами заднего вида: с грохотом обвала позади него сдвинулся с места атомоход, а вместе с ним и весь конвой, до того ожидавший, пока ЕВА проверит подозрительный участок пути.

Огромный гусеничный поезд под эскортом стада громоздких танков — боевых, транспортных и инженерных — не спеша крошил песчаник и спекшийся грунт широченными гусеницами. Прямо у его борта вышагивал «Истребитель Ангелов» — совсем рядом с блоком перезарядки — третьим модулем БМК, который был доверху нагружен боеприпасами для оружия ЕВ. «Четвертый и пятый модули — запасное и сменное оружие соответственно», — тут же рефлекторно вспомнил он. Дрессура у доктора Акаги даром не пропадала.

Сейчас он тянул на манипуляторах связки крупнокалиберных пулеметов и огнеметы — для разгона стай мутировавшей нечисти, а против особо жирных экземпляров типа лучевика имелась также многоствольная пушка. Предполагалось, что при столкновении с подзабытой уже угрозой Ангела он должен оставить поле боя Аске. «Потом перейти на полную синхронизацию „А-10“ и жарить подколотую тварь из заплечных ракетометов».

Равнины пустошей безмолвствовали. Далеко на юге что-то мощно горело, вздымая колоссальный столб густого дыма, и мгла там вполне отчетливо подкрашивалась чернилом. При курсопрокладке заранее оговорили условие: обходить эти загадочные источники вечного горения за две-три мили. «Их хоть видно издалека», — подумал Синдзи.

Заметив впереди небольшой разрушенный поселок, он пальнул сигнальной ракетой, призывая отклоняться от курса: БМК в улочки этих руин явно не вписывался.

— Принято, изменяем азимут, — отозвались телефоны.

Синдзи отвлекся от визира. Скука и тревога — странное соединение, но в этих пустошах, да еще с таким, как он, и не такое может случиться. Ожил и зашипел канал связи «Истребителя»:

— Синдзи, что за отвалы на северо-северо-востоке?

Он послушно всмотрелся в указанном Аской направлении.

— Не пойму. Похожи на шахтные, но тут не должно быть никаких шахт.

— Вот-вот, по моим картам тоже. Но землю кто-то вынул. Дела… — сумрачно протянула девушка. — Если они еще подкапываться под нас начнут…

— На базе уже полгода как установлены сейсмографы. Не трендеть в эфире, — недовольно сказала Кацураги.

Аска буркнула что-то общеутвердительное, отключилась, а Синдзи вновь остался в одиночестве и для развлечения принялся размышлять о судьбе полковника. По всему выходило, что женщине не позавидуешь, ведь каждая перемена в ее жизни куда хуже предыдущей. «Вон и проблемной базы лишили, но зато погнали в странную сверхсекретную миссию». Впрочем, Мисато-сан с ходу проявила себя и тут: приняла ряд нужных решений, перекроила походный порядок, перераспределила обязанности. Она в любое дело так бросалась — вся, целиком.

«Интересно, есть ли у нее личная жизнь?»

Синдзи слышал краем уха о ее связи с Редзи Кадзи, но об этой паре бродило очень мало сплетен, что неудивительно, учитывая род занятий генерал-лейтенанта.

— Синдзи, а тебе сообщили цель нашей экспедиции? — снова объявилась в эфире скучающая Аска.

— Цеппелин, да что же это такое?! — возмутилась Кацураги.

— Ну Мисато-сан, — сказала Аска, — ну что тут такого?

— Все, хватит. Следите оба за маршрутом.

Аска перешла на сочный немецкий, высказалась секунд за тридцать и отключилась. Синдзи послушал, как Мисато-сан к кому-то там обращается с просьбой перевести эту тираду, и вернулся к созерцанию маршрута. Тревожная серость, ровная, как стол, пустошь, небольшие воронки и холмики в пределах видимости, — а остальное привычно шло на корм безразличному ко всему и вся туману. Где-то там лежала неведомая цель экспедиции. Ни расстояния до нее, ни предполагаемых преград — она просто есть. И точка.

* * *

Лавину мутантов Синдзи обнаружил первым. Густой, мощной волной прямо на них шли сводные армии пустошей — шли правильно, грамотно, перехватывая конвой в распадке между невысокими, но крутыми холмами, где нельзя было даже развернуть БМК бортовыми орудиями к врагу.

Кацураги бегло изучила картинку и решила орду уничтожить. Истребительная задача в цели миссии не входила, но полковник, видимо, посчитала, что на тяге машин сквозь эту массу не пробиться.

— Синдзи, выдвигайся вперед. Я тебе придаю четыре «Демона» и два «Типа-82» — огнеметные машины подчистят за тобой, штурмовые танки удержат фланги. Пошел!

«Тип-01» увеличил скорость.

Черно-рыжая каша стремительно сокращала расстояние и перешла на бег, Синдзи даже различал уже отдельных особей и без удивления обнаружил представителей всех основных видов мутантов. Поигрывая масштабированием картинки, он кусал губу: тварей было много, и только наручными стволами он мог не справиться, к тому же точность ручного наведения все еще страдала от недостатка практики. В телефонах Аска возбужденно одолевала его в меру полезными советами, но Икари уже принял неизбежное.

— БМК? — Синдзи прокашлялся, гоня хрипотцу из голоса. — Запрашиваю разрешение на синхронизацию.

— Уверен? — спросила Кацураги.

— Если вам не нужно, чтобы они погрызли нежные части БМК, то — да, уверен.

— Разрешаю, — сказала Акаги, опережая командира.

«Вот тварь ведь, — подумал Синдзи, ударом кулака отправляя модуль визира под потолок кабины. — Все же хочет сразу убедиться, что я выдержу…»

Он щелкнул рычажком и поднял голову. Приводы подогнали маску к лицу, поползли огоньки калибровки, и Синдзи улыбнулся: вот она, последняя проверка методики Каору. Если удастся обмануть это чудо техники, если разум перенесет сшивание с машиной — все, значит, правда, работают твои бинты, сумасшедший. Значит, и в излечение можно поверить.

«Да будет боль».

Содрогаясь в пронзающих разум конвульсиях, Синдзи с готовностью рухнул в звенящую металлом бездну. Сознание взорвалось, распадаясь на осколки нужного размера, поплыло, перемешиваясь в потоках и быстринах, все быстрее, быстрее, быстрее.

Он повел плечами, открывая пулеметные люки в пилонах, послушная его воле, запела гидравлика за спиной, мир преобразился, замелькали точки прицелов и метки дальномеров, заклокотало пылающее сердце, чутко регулируя ритм. Синдзи прислушался: слабое тело, запертое в крохотной полости внутри него, блаженно улыбалось.

Теперь враг. Он есть, но его должно не стать.

Синдзи напрягся, готовя себя к боли, слегка развел направленные вперед руки и стал огнем.

Ураган точных коротких очередей смел самых крупных особей, а тылы напирающего противника вздыбились оранжевыми снопами пламени. Точки прицелов метались по полю зрения, выбирая по десятку целей сразу, чутко готовясь рвануться к новым — менее важным и опасным мишеням. За корчами боевого безумия трудолюбиво суетился холодный расчет, решая уравнение с противоречивыми переменными: меньше выстрелов — меньше боли — больше трупов. С правого фланга что-то засияло, что-то крупное, и Синдзи не медля раскрутил стволы пушки, зафиксировав в сетке прицела мутанта-лучевика. Очередь разорвала врага в клочья, и горячий двойной разум с ревом потребовал насладиться этим зрелищем. Долг уверенно высказался против и отдал команду сосредоточиться на слишком плотном левом фланге.

Тяжело дыша, Синдзи вывалился из полного слияния. Равнина перед ним чадила грязным дымом, но камеры заднего вида показывали клубы куда гуще — там, где огнеметные «Демоны» остановили немногих прорвавшихся мимо «Типа-01» мутантов. Одинокие твари метались посреди костров из своих собратьев, грузли в жиже и становились жертвами скупых плевков штурмовых танков.

— Достаточно, — распорядилась Мисато-сан. — Вспомогательные единицы — оставаться на месте до подхода конвоя. Синдзи-кун, проверь маршрут на семь кабельтовых впереди и возвращайся. На сегодня движение «Прорыва» окончено.

Синдзи перевел дыхание и тронулся с места. Позади него БМК сворачивался в мощное кольцо, занимая оборонительное положение вокруг двух научных танков, остальные машины тоже задвигались, становились на условленные позиции. Икари в темпе провел разведку, поминутно слизывая с губы пахнущий кровью физраствор, и пошел назад к лагерю.

— Эй, первая эвакуация в таких условиях? — позвала Аска. — Пьем сегодня?

— А то, — отозвался он. — Только если и ты выпьешь.

Синдзи остановился, опустил опоры и принялся «сажать» машину, чутко прислушиваясь, не проседает ли грунт под подошвами гидравлики. Танк эвакуаторов уже стоял перед ним, суля покой, бинты и крепкий запах йода.

* * *

Синдзи валялся в кровати, шевеля под повязкой онемевшими от тримепередина глазами. Тьма поигрывала красивыми разноцветными сполохами, слегка подташнивало, и настроение было до противного замечательным. В крохотной каюте пилотов царила теплая и душевная атмосфера: Аска, хлебнувшая разбавленного медицинского спирта, блаженно мурлыкала какую-то песенку. Она как раз сделала перерыв в истории о совращении наблюдающего врача и теперь не то вспоминала сюжет, не то мысленно смаковала подробности. Тема была горячеватой, рискованной и с намеком, но Синдзи это было безразлично, и лишь слегка интересовало, насколько прямо рыжая предложит переспать.

Сполохи под веками в сочетании с обезболивающим и спиртом неожиданно легко усыпили его. Он вновь парил над отравленными равнинами, проваливаясь в воздушные ямы, и тогда туман жадно раскрывался, обнажал истерзанную землю и шепотом ветра манил спуститься. Синдзи летел, дышал полной грудью, и количество схваченных рентгенов его совсем не волновало: горький и едкий воздух пустошей живительным потоком лился в его легкие, наполнял тело легкостью и уверенностью. Он летел вперед, к цели, которую пока не знал. Лишь завидев впереди щетину руин, Синдзи почувствовал дрожь в груди: вот она.

Длинная канава, выложенная изразцами, хрупкие обугленные кусты над берегами сухого, как и все вокруг, русла бывшей реки и статуя, верхняя часть которой напоминала погашенную после долгой ночи свечу: на оплывший воск кто-то изо всех сил дунул, сшибая с него капли, вытягивая оплавленный материал прочь от горячих могучих губ.

На одном из наплывов, обезобразивших — или украсивших? — скульптуру, сидел Каору: серый пыльник-комби разведчика, расслабленная поза и никакой маски. Синдзи заложил полукруг рядом со статуей, и Нагиса приглашающе похлопал по ноздреватому камню рядом с собой: мол, присаживайся, поговорим.

— Что мы тут делаем? — спросил Синдзи, вертя головой.

— Сидим. Разговариваем, — тонкие губы Нагисы растянулись в ухмылке.

— Понятно.

— Что именно?

Он недоумевающе посмотрел на беловолосого, но тот был убийственно серьезен.

— Что именно тебе понятно? — переспросил Нагиса. — Где мы? Кто я? Кто ты? Что тебе понятно?

Синдзи молчал и смотрел на Каору — без удивления или злобы. Безумие собеседника, безумие сна, свое собственное безумие: чему уже удивляться, на что злиться? Мгла вокруг колебалась, туман закручивался сияющими завитками вокруг статуи. «Она зверски фонит», — некстати вспомнил Синдзи и вдруг сказал:

— Я уже был здесь.

— Ты всегда где-то уже был. Что тебя удивляет?

— Я и не говорил, что удивлен, просто… Узнал это место.

— Да… Поговорим об Аянами? Она ведь неподалеку умерла?

— Да.

— «Да — поговорим» или «да — неподалеку умерла»?

Он опустил голову, а Каору беззаботно продолжал:

— Этой статуе досталось дважды: в первый раз она потекла во время Второго Удара, который очистил этот континент от людей, а во второй раз — в твоей личной катастрофе. Крохотная метка, объединившая твою смерть со смертью уймы народа.

— Мою… Смерть?

— Да. Ты умираешь. Как я и говорил. Помнишь? Ты на самом деле «вроде как». Ты ее не пережил, просто получил отсрочку.

— Но почему?! — Синдзи почувствовал боль, поднимающуюся из мерзких и зловонных уголков сознания. — Я что, никто без нее? Да что она такое?! Я как-то ведь жил раньше! Жил!!!

Каору покивал головой, и он затих, видя скорбь на клейменном безумием лице.

— Это очень грустно, Синдзи-кун. Ты даже не представляешь насколько. Да-да, не представляешь, не спорь… То, из-за чего ты так ценен, тебя же и убивает. «А-10», способность к синхронизации. ЕВА — придаток, возведенный руками человека, но даже с ним ты можешь сливаться в одно. А она — такая же, как ты.

Синдзи вцепился в камень, будто боясь, что его сейчас сдует:

— Так я и Аянами…

— Да. Если тебя это утешит, она бы тебя тоже не пережила.

— Это не… Любовь?

Каору захохотал:

— Любовь? Синдзи-кун, ты неподражаем! Что такое слова? Почему они так нужны тебе? Ты живешь в мире, где усилием мысли отправляешь в полет стаю смертей, где можешь быть всесильным, но…

Он вдруг замолчал и вперил алый пылающий взгляд в Синдзи:

— Скажи, мой друг, ты хоть раз сказал ей, что любишь ее? Облекал душу в слова?

Икари помотал головой. Во рту было гадостно, а уж что творилось на душе…

— Вот. И вам обоим было хорошо, вы были одно. Без слов.

— Без слов… — эхом отозвался Синдзи.

— Я бы не хотел играть в слова, но лучше, чтобы ваши чувства не назывались любовью, — нараспев сказал Каору. — Не хочу думать, что такое прекрасное чувство так жестоко убивает. Хотя… Люди часто воспевают смерть.

Каору забросил руки за голову и медленно лег на горячий камень, глядя в серое низкое небо. Синдзи проследил его взгляд и увидел, что над ними закручивается вихрь.

— Это твое пробуждение, — тихо сказал Нагиса. — Ты проснешься, наверное, в последний раз. Пока Сорью напилась, воспользуйся ее мягкостью, насладись ее телом. Пойди, скажи полковнику, что ненавидишь ее, что не простил ни за доверие, ни за смерть Рей. И умри. Да, умри.

Синдзи дрожал и понимал, что он хотел бы сделать именно это, если бы знал, что ему остался час-другой жизни. Мантра «Это же мой сон… Это же мой сон…» не спасала: он явственно ощущал, что ему влезли в душу, прочитали там самые грязные страницы, плюнули туда и разочарованно захлопнули книгу.

— Я… Не хочу…

— Какой она была? Она правда часть тебя?

Нереальные пылающие глаза взорвали его голову болью.

— Д-да…

— Думай о ней.

Вспышка.

— Вспоминай о ней.

Боль.

— Чувствуй ее.

— Нет!

— Покажи мне ее.

Каору держал на ладони пульсирующий шар света, а другой рукой ухватил Синдзи за загривок, заставляя вглядываться в сияние. Вихрь образов, боль в голове, и боль во всем теле, и страх, и… Он видел, как что-то течет из него в этот шар, вливается и меняет его, как увеличивается в размерах странный предмет, как дрожит рука Каору под тяжестью пылающей ноши. Сфера полыхнула белым, голубым и красным, и Синдзи вдруг понял, что смотрит в еще одну пару рубиновых глаз.

«Икари? Это ты?»

Синдзи вскочил, видя только гулкую тьму. Мир растворялся в пульсе, бьющемся, как пулемет, а затхлого воздуха с металлическим вкусом не хватало — словно после заплыва под водой.

— Тихо, тихо, Синдзи-кун.

Он вздрогнул и не сразу узнал хрипловатый голос юродивого.

— Т-ты… Я…

— Сон. Разумеется, сон.

— А…

— Аску вызвала Мисато-сан.

Синдзи замолчал и прислушался: Нагиса дышал так же тяжело, как и он сам. Молчание затягивалось, и Каору, наконец, поднялся с кровати:

— Можно понять женщин, боящихся рожать. Но я все равно не понимаю.

— Что?

— Держи свою силу, Синдзи-кун. И больше никому не отдавай. Даже мне.

Слегка дрожащая рука ухватила его за запястье и поднесла к чему-то теплому и немного влажному. Мягкая кожа щеки — слишком мягкая! — мокрые волосы, прилипшие к этой щеке, самую малость вздернутый нос, тонкие мягкие губы… Он вздрогнул, и во тьме перед ним вспыхнуло пламя — обжигающее пламя тяжеленной сферы, в которой будто всплывал из невозможных глубин образ.

— А… — он запнулся. — Ая… Аянами?

— Я здесь, Икари.

Голос. Голос, которого уже не должно быть.

— Ты… — он изо всех сил старался, но ничего громче шепота не мог из себя выдавить. — Ты вернулась?

— Я должна.

— Аянами, но ты же…

— Я должна быть рядом. Должна быть с тобой, — сказало невидимое чудо ровным голосом. — Тебе должно быть хорошо.

Синдзи вдруг похолодел, а тьма немного подумала и невозмутимо закончила:

— Ты моя жизнь, и я сделаю все, о чем ты попросишь.

Он хотел закричать, но горло ему не подчинилось, а у самого уха прозвучал задумчивый голос с пляшущими нотками безумия:

— Любовь, Синдзи-кун? У тебя чертовски странные представления о любви…

Глава 14

— Синдзи-кун? Входи, конечно.

Полковник приказала кому-то выйти. Проходя мимо Синдзи, предыдущий посетитель без слов потрепал его по плечу и ушел по лестнице наверх — в боевую рубку. «Кагитару», — подумал Синдзи и отстраненно представил усыпанную бумажными завалами крохотную комнатку, конверты, карты, полуразобранный «люгер» Мисато-сан… Он нащупал стул и сел напротив стола командира экспедиции.

— Что тебе? — утомленным голосом спросила женщина. — Выкладывай побыстрее.

— Я… Хм, не знаю, как начать.

Он все еще ничего не понимал, но точно знал одно: необходимость отчитаться перед Кацураги о воскрешении Рей — это словно целительная отдушина, которая позволит ему переложить хоть капельку своего безумия на другого человека.

— Я… — начал Синдзи и замолчал. Слова упорно отказывались ему служить. — Сам не понимаю… Но, Мисато-сан…

— Да что такое?! — зло рявкнула Кацураги, повышая командирский голос.

Синдзи вздохнул: металлический лязг хорошо — хоть и временно — прочистил голову.

— Около двух часов назад в нашей каюте появилась старший сержант Рей Аянами.

Хорошо понимая женщину, Синдзи вслушался в молчание, отчетливо пахнущее недоумением и даже испугом. «Чокнутый пилот в самом разгаре чокнутой миссии. Я бы даже посочувствовал вашим ощущениям, Мисато-сан». Пауза затягивалась, и он понял, что чего-то не учел. Кацураги со скрежетом отодвинула стул, молча встала и обошла его, оглушительно громко бухая сапогами по железу, а потом открыла дверь. Синдзи вздрогнул от еще плотнее сгустившегося молчания, которое прервал невозможный голос:

— Здравствуйте, Мисато-сан.

Синдзи сидел в своей гнетущей черноте, обливаясь потом. Каждый звук, произносимый Рей, каждый шорох ее дыхания, каждая секунда ее пугающего молчания все еще шокировали его, словно удары электрическим током. Он опомнился и прислушался: кажется, Кацураги одним движением втащила девушку в каюту и лязгнула дверью.

По-прежнему — ни единого слова от самой Мисато-сан.

«Какого хрена? Она должна выть от страха или изумления! — недоумевал Икари, стискивая колени ладонями и отчаянно стараясь не дергать лицом. — Она что, пьяная?»

— Эээ… Мисато-сан?

Загремели ключи, вставленные в какую-то скважину, грохнула металлическая дверца, и пока полковник копалась в каких-то бумагах, на плечо Синдзи опустилась мягкая рука. Он вздрогнул.

— Пункт пятнадцать. С сегодняшнего дня… Кхм, — Мисато-сан прокашлялась, пошуршала и продолжила, явно читая с листа. — …Кхм. С сегодняшнего дня включить в состав экспедиции участника номер двести двадцать четыре старшего сержанта Рей Аянами… По официальной версии найдена эвакуаторами и проходила курс лечения…

Синдзи почувствовал, как стул под ним мелко вздрагивает, словно БМК уже продолжил путь, слова же Мисато-сан потихоньку уплывали вдаль. Невидимая рука ласково и едва ощутимо поглаживала плечо, а в голове податливым воском плавился страх, смешиваясь с полной дезориентацией, и этот расплав стремительно заливал его рассудок.

— Подпись, дата. Командующий группы армий «NERV» Гендо Икари, — закончила Кацураги скребущим голосом.

— Что? — он лишь слабо пискнул, пытаясь продавить сквозь перехваченное горло что-то похожее на крик. «Твою мать, я думал уже все на сегодня…»

Кацураги с грохотом приземлилась на стул.

— И как мне это все понимать?

Синдзи открыл было рот, но полковник продолжила, определенно разглядывая Рей, стоящую рядом с ним — он почти ощущал этот острый и пылающий взгляд, проложивший себе путь чуть в стороне и выше.

— Я каждый день достаю из сейфа запечатанный конверт на новые сутки. Каждый день новости и открытия. Что такое, например, «горящий источник»? — Кацураги, судя по нарастающему тону, явно заводилась. — Почему надо избегать выходов бокситов? А теперь еще и ЭТО?!

«Конверты? Да причем тут это?!»

— Кто ты такая? — остро спросила Мисато-сан.

— Старший сержант Рей Аянами, — четко сказала девушка. — Бывший пилот ЕВЫ «Тип-00».

— Ты погибла, старший сержант. Ты в курсе?

— Да…

Сердце Синдзи сжалось. Он безумно боялся этого существа, которого не должно было существовать, боялся ее появления, боялся того, что она — это лишь его образ Аянами… Но даже скручивающий нервы страх отступил на секунду, когда он услышал, как невидимая девушка произнесла это «Да».

Боль. Неуверенность. Обреченность. Сомнение. Боль.

Синдзи вдруг понял, что рядом не призрак, а самый что ни на есть живой человек, возможно, не Рей Аянами, возможно, какая-то часть Рей Аянами, возможно, — да что угодно возможно с этой дьявольской шуткой Каору Нагисы, — но она жива, и ей по-настоящему больно от того, что она жива.

— И ты не видишь ничего странного в этой ситуации? — спросила Мисато-сан.

— Нет.

Иллюзия живого существа растворилась.

— Почему?

Теперь уже голос полковника звучал странно, но ее Синдзи мог понять.

— Я не могу не жить. Я должна быть рядом с Икари. У него нет никого, кроме меня.

Синдзи сглотнул. «Слова из прошлого… Только… С ними что-то не так…» — подумал он, чувствуя обжигающий взгляд Кацураги, который сверлил теперь уже его самого.

— Откуда она взялась?

Пористый, как губка расплавленный камень, льющий смертоносное излучение… Шар пламени, похожий одновременно на рождение и гибель нового мира, новой вселенной, потоки мыслей, чувств, образов, соединяющие его разум с непостижимым сиянием, в котором все ярче загораются прекрасные глаза…

— Не могу знать, полковник. Я говорил с Каору Нагисой, и вдруг…

Мисато-сан грохнула обоими кулаками по столу:

— Не морочь мне задницу, говнюк! Думаешь, если твой всемогущий отец эту херню легализировал своим приказом, то ты можешь… Можешь…

Синдзи озадаченно поднял руку к лицу: «Что это было? Причем тут отец?..»

Отец… Он захлебнулся запоздалым пониманием: выходит, отец предсказал возвращение Рей? Выходит, Нагиса действовал не сам по себе? Командующий приказал ему… «Что — приказал ему? Что?! Приказал оживить человека?!» Синдзи отчетливо ощущал, что нити разума и логики скользят в его хватке обманками, что абсолютно правильное допущение оборачивается бредом.

Он опустил лицо в ладони и захохотал. Веселье с визгом билось в груди, щекотало горло, шипело в мозгах, как газировка, играючи перехватывало ему дыхание. Мир вокруг сходил с ума, вернулась к жизни странная копия Рей, из-за этого слетел куда-то далеко-далеко в сторону нависающий над ним меч неминуемой смерти, а все потому, что отец отдал сумасшедшему приказ сделать сына счастливым… Тьма перед глазами плясала огоньками и короткими молниями, а сходящее на нет действие тримепередина аккуратно подвигалось, уступая место боли.

Шею обхватили тонкие руки, что-то теплое прижалось к его напряженной от смеха спине, а болезненную истерику схватило за загривок, поволокло куда-то, и вскоре лающий хохот затих вдалеке. Синдзи замер: это было самое настоящее тепло — то самое, неподдельное, та сущность Рей, без которой он так и не научился жить, без которой медленно загибался и кровоточил, не чувствуя нарастающей слабости.

— Отставить, — как-то растерянно и неуверенно сказала полковник. — Успеете еще…

Рей выпрямилась и отпустила его. Синдзи с сожалением вслушался в отступающее ощущение уюта и вновь погрузился в сомнения: Рей открытая, искренняя, уверенная в своей заботе… «Она ли это или это я сам?»

— И что мне прикажете делать?

Синдзи испытал невыразимое злорадство от растерянности в этом голосе.

«Святое небо, неужели я за этим сюда пришел?»

Он встал и нашел пальцы Рей своей ладонью.

— Мы? Ничего. Но командующий приказал зачислить старшего сержанта Рей Аянами в состав экспедиции, — отчеканил он. — И даже дал ей определение: выжившая и проходившая лечение. Как вы изволили выразиться. Разрешите быть свободными?

Повисла тишина, и Синдзи с некоторым интересом ждал ответа, отмечая свой ускорившийся пульс.

— Пошли вон, — тихо сказала Кацураги. — Оба.

— Есть.

Он задвинул за собой дверь и прислушался к ощущениям: мелочная победа, достигнутая упоминанием слов отца, осталась там, а рядом с ним по-прежнему лучилась теплом жутковатая загадка.

* * *

В телефонах раздался щелчок:

— Синдзи… Ну как такое вообще может быть, а?

Он посмотрел на индикаторную лампочку и вздохнул: коротковолновой канал связи с «Истребителем Ангелов» был исключительно двухсторонним. Синдзи очень жалел, что не смог ей соврать о возвращении Рей, а поскольку объяснять толком было нечего, то и настроение рыжая получила соответствующее.

В поле зрения визира мерно топающей машины плыли покрытые туманом равнины, изредка форштевнями циклопических судов выныривали из мглы одинокие скалы, но основные отроги гор и глубокие каньоны оставались севернее — конвой получил распоряжение обойти их, прежде чем выйти снова на загадочный прямой маршрут.

Синдзи убедился, что еще минуту-другую движения его не ожидают никакие сюрпризы под ногами «Типа-01», и уделил немного внимания изнемогающей от любопытства и одиночества девушке:

— Аска… Я не знаю, сколько можно повторять.

Оправившись от шока, Аска впала в какую-то меланхолию, и лишь изредка взрывалась какими-то обрывками своих размышлений о произошедшем. Необычное поведение девушки даже отвлекало его от собственных мыслей: Аска бросала на голубоволосую спутницу странные долгие взгляды и завела привычку безо всяких переходов расспрашивать Рей о детстве, начале работы с проектом «ЕВА» и первых синхронизациях. Все три дня, пока он вел «Тип-01» вслепую, ориентируясь по командам БМК, он вновь и вновь думал об одном.

«Рей…»

Синдзи начал привыкать к возвращенной девушке, и не последнюю роль в этом сыграло ощущение того, что его мир становится на место, а пробуждение не сулит ему скорую смерть. Да, он неизменно просыпался с дрожью, когда она во сне переворачивалась рядом с ним с боку на бок, но уже не пугался при звуках ее голоса, не стискивал зубы, чувствуя пришедшую из темноты ласку ее рук.

Но было еще одно омерзительное чувство, которое он старательно прятал и от окружающих, и от себя: ужас. Синдзи боялся, что видит в подаренной девушке вновь обретенную Рей только из страха перед смертью, что он малодушно вцепился в соломинку, которая, скорее всего, окажется крючком, и леска от этого крючка уходит в такую тьму, о которой страшно помыслить. Разум старательно ограждал себя от мысли, что рядом с ним — фальшивка непостижимой природы и пугающего назначения.

«Я убедил себя, что она настоящая, поверил в свои силы и, наконец, вернулся к жизни. Сам. А она…»

Он смотрел в эти глаза и видел там отражение себя — в прямом смысле слова «отражение». И это было невыносимо.

«Забота Рей обо мне или забота о самом себе?»

— Синдзи, твою же мать! — сказала Аска нетерпеливо, и, по-видимому, далеко не впервые.

Он тряхнул головой: «Гадство… Так и влететь куда-нибудь можно…»

— Аска, чего тебе еще? — раздраженно спросил он, быстро просматривая показания приборов.

— Я говорю, ты заметил, как она говорит о детстве?

— Нет.

— Какие-то отрывки, отдельные впечатления, и все. Словно ей кто-то рассказывал об этом…

Синдзи скрипнул зубами: «Да что же она делает, а?..»

В телефонах кабины прозвучал могучий сдавленный стон. Он дернулся так, что сердце едва не вылетело через горло, а машина чудом устояла на ногах, и тотчас же в эфир ворвалась Кацураги, перекрикивая его сумасшедшийпульс:

— Что это было? Откуда звук?!

Синдзи заозирался:

— П-полковник… Это что, было не из эфира?

— Охренел? У меня двое наблюдателей чуть не оглохли!

Стон снова прокатился затянутыми равнинами, разрывая белесую взвесь, и Синдзи затряс головой, слушая мат, прорывающийся сквозь звон в ушах. У самых ног «Типа-01» мелькнул какой-то мелкий мутант — он даже не успел рассмотреть его как следует. На северном фланге хлопнул одиночным выстрелом танк.

— Откуда звук? — хрипло спросила Аска.

— Не пойму…

Третья стенающая волна обрушилась на экспедицию, выметая прочь разум из людей. Синдзи умом понимал, что еще ничего не происходит, что ситуация неясна, но животные устои его естества, сраженные низким глубоким звуком, отчаянно рвались к контролю над телом с одной целью: спастись, бежать, прятаться.

«Не убегать…»

Он стиснул зубы, загоняя страх в себя.

— Электромагнитная вспышка, очень слабая, юго-восток-восток, — сказала Акаги.

— Ангел?

«Аска…»

— Нет, — с напряжением в голосе отозвался БМК.

Синдзи посмотрел в указанном направлении и обомлел: в густой мгле что-то двигалось — темное, плотное и невероятно огромное. Аска слабо пискнула, что-то бессмысленно-обалдевшее произнесла Кацураги, но он воспринимал только масштабы циклопической тени, медленно пересекающей маршрут экспедиции в полумиле впереди — словно кто-то невидимый двигал исполинскую башню, размеры которой терялись в тумане. Накатила первобытная жуть, с воем выбивая мысли из головы, и сейчас же — вторым залпом — пришел стон, уже куда громче, чем ранее.

— Синдзи-кун, прожекторы! — заорала в телефонах Кацураги.

«А не пошла бы ты!..» — прозвучала первая паническая мысль.

— Быстрее, быстрее! Это приказ!

«Привлекать эту… Это… С ума сошли?!» Его палец медленно двинулся к заветному тумблеру, сопротивляясь орущему подсознанию, и тут позади вспыхнули противотуманные прожекторы БМК, тремя клинками прорезая густую мглу. Синдзи одним отчаянным рывком включил свои фары и собрал четыре потока света в центр невидимого чудовища. Ему померещились какие-то склизко блеснувшие жгуты, что-то похожее на щупальце, маслянистая грубая кожа, но видение быстро исчезло: тень снова застонала и будто растворилась, оставив в воздухе тающие черные кляксы.

Он обвис на управляющем механизме, вглядываясь в визир: над пустошами словно посветлело, и даже туман, казалось, поднялся выше. Синдзи тяжело переводил дыхание, восстанавливая напрочь отбитый ритм, а в поле зрения камер вновь простирались безразличные ко всему равнины.

— И что это было? — поинтересовалась Аска. Судя по ее ломкому голосу, девушка едва справилась со свалившейся ношей, но очень хотела это скрыть.

— Было — и нет. И очень хорошо, что нет, — на удивление спокойно сказала полковник. — Всем машинам — стоп. Командиры отделений — перекличка, проверка состояния, отчитаться мне через десять секунд.

— Обер-фельдфебель Сорью, — сказал Синдзи. — Доложите состояние.

— Докладываю. Готова открыть заградительный огонь, если ты обделаешься, — угрюмо сообщила Аска.

Синдзи кивнул и вдруг прыснул. Девушка икнула и сейчас же захихикала, но немедленно оборвала себя:

— Пфффф… Это было близко.

— Угу.

Синдзи отрубил галдящую кашу перекличек и вслушался в ощущения: организм приходил в себя, кровь остывала, разум, трусливо оглядываясь, возвращался на место.

— Синдзи, — вдруг позвала Аска. — Знаешь, я иногда вот такую же херню ощущаю, когда я рядом с этой… Wundermadchen…

— С кем?

— С Аянами-Два, — буркнула Аска и отключилась.

Он в беспамятстве постучал по микрофону и тупо поднял взгляд на экран визира, осматривая «Истребитель». «Совсем с ума сошла…»

* * *

Синдзи навытяжку стоял перед Мисато-сан и изо всех сил старался не пялиться на ее лицо. За несколько дней полковник Кацураги постарела лет на пять, не меньше: сгустились тени на лице, губы почти исчезли, стянулись в тонкий шрам, и только глаза стали еще выразительнее. Хотя, если приглядеться, то и их блеск погас, притрушенный пеплом какого-то внутреннего пожара.

— Отчет по дню принят, младший лейтенант, — сказала она и, черкнув несколько значков, перевернула страницу блокнота. Синдзи с облегчением обернулся к двери, за которой ожидали остальные старшие подразделений, но был остановлен:

— Синдзи-кун, есть еще вопросы. Не по форме. Сядь.

Он послушно подвинул стул и опустился на него.

— Гм… Синдзи… Ты знаешь, что доктор Акаги подала прошение на, скажем так, исследование Рей?

Синдзи оторвался от созерцания переносицы полковника и посмотрел ей в глаза.

— Я… Не понимаю.

— Что ты не понимаешь? В конверте с приказом сказано лишь об официальной версии, но и мне, и остальному руководству, и тебе точно известно, что в поход отправились двести двадцать три человека…

Синдзи твердо смотрел ей в глаза, и прислушивался к себе: среди его разбегающихся мыслей была и такая, которая удовлетворенно кивала в такт словам полковника и с интересом ожидала продолжения.

— Рей Аянами появилась из ниоткуда, так?

— Вы хотите квалифицировать ее…

— Не хочу, Синдзи-кун, — твердо сказала Кацураги. — Но она действительно явление пустошей.

— Можете… — он сглотнул, предпринимая последний отчаянный шаг. — Допросить по этому вопросу старшего сержанта Каору Нагису… Я вам докладывал обстоятельства…

Кацураги встала из-за стола, обошла его, и села на крышку прямо перед Икари, озадаченно пощелкивая пальцами:

— Понимаешь… Дело в том, что мы его не можем допросить. Он исчез.

Синдзи почувствовал, что ему нехорошо.

— Как?!

— Не знаю. Позавчера он отметился у Ранзабуру, командира своего научного танка, пошел в обход перед началом движения и не вернулся…

«Не вернулся…» Синдзи помотал головой, отметая саму мысль о дезертирстве посреди пустошей как идиотизм. «Он сидел на радиоактивной статуе. На моих глазах — дважды», — услужливо подсказала память.

«Я и сам на ней раз сиживал…» — с иронией отозвался разум.

Понимая, что спорит сам с собой, он впился пальцами в кончик носа, призывая на помощь отрезвляющую боль.

— Но… Почему вы сообщаете мне об этом только сейчас?

Мисато-сан склонилась к самому его лицу, и Синдзи непроизвольно отшатнулся, вжимаясь в спинку стула.

— Скажи, Икари, а тебе не хотелось с ним поговорить после того, как он якобы тебе вернул Аянами?

«Еще как хотелось!» — подумал он и вдруг уловил некое несоответствие, которое отозвалось тревожным звоночком в разуме: после того, как появилась Рей, Нагиса словно бы ушел в «мертвую зону», в «слепое пятно». «Да я же совсем забыл о нем!»

— Понятно, — сказала Кацураги и выпрямилась, глядя на него сверху вниз. — Вот примерно так же и с его сослуживцами. Они «вспомнили» о нем только сегодня. И я подозреваю, что не без помощи этой стенающей глыбы…

Полковник спрыгнула на пол и, сутуля спину, пошла к своему стулу.

— … Черная дрянь многим мозги прочистила… — загадочно закончила женщина.

Синдзи опустил взгляд, вспоминая: «— Знаешь, я иногда вот такую же херню ощущаю, когда я рядом с этой… Wundermadchen…» Они помолчали, но за дверью кашлянули, там с шумом подошел кто-то еще из отчитывающихся командиров, и Кацураги обхватила ладонью кулак:

— Мы отклонились. Доктор Акаги…

Он вздрогнул, понимая, что он не просто ожидал идеи Рицко Акаги «изучить» воскреснувшую девушку, но и в душе хотел, чтобы это обследование состоялось. Гадкая, подлая мысль о фальшивке вновь вылезла наружу, но уже во всеоружии, и теперь ее логичность была безупречна: не только он выражал сомнение в природе Рей.

«Логика? Да я хочу спрятаться за приказ командования!»

Синдзи поднял глаза на Кацураги: она, видимо, чего-то ждала от него, некоего ответа.

«Он говорила что-то?»

— Мисато-сан…

— Я задержу на день приказ об обследовании.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Подготовь Рей. Убеди ее, что это необходимо, — глухо сказала Мисато. — И поддержи. Надеюсь, тебе не надо напоминать, как проходят тесты на мутации?

Синдзи обмяк на стуле, ощущая пустоту в голове.

— Мисато-сан… Но вы же тоже сомневаетесь…

Кацураги помассировала переносицу, закрыв глаза.

— Я видела ее лицо, когда ты привел ее ко мне. Я не знаю, кто она, может, и мутант. Может, еще какой атомный дьявол во плоти. Но… Когда она помогала тебе справиться с истерикой, ее лицо…

Она поднялась, указывая на дверь, и Синдзи, завороженный, тоже встал.

— Словом, подготовь ее, Синдзи-кун. Давай, иди.

Икари кивнул и пошел к двери, но все же решился:

— Мисато-сан… С вами все в порядке?

За его спиной раздался сдавленный смешок:

— Со мной? Да, все нормально. По крайней мере, до следующего конверта с приказом твоего отца.

Он кивнул и потянул дверь. Приглушенный разговор затих, и Синдзи, не различая лиц, двинулся мимо командиров по слабо освещенному коридору в жилой модуль БМК. Он был уверен, что Рей легко подчинится — даже слишком легко, как делает все для него эта новая Рей, но боялся другого: самого себя.

А еще было до жути страшно ждать того, что обнаружится в результате обследования.

* * *

Синдзи сидел на полу под медицинским блоком БМК и ощупывал языком зубы: во рту обнаружилась мелкая крошка, подозрительно похожая на сколотую эмаль. Стискивая зубы и вслушиваясь в тишину по ту сторону двери, он просидел тут уже два часа после окончания движения конвоя. Тринадцать часов назад Рей оглянулась на него и вошла в эти двери со слабой улыбкой. Синдзи за это время во главе экспедиции отмахал в «Типе-01» сотню километров, но она все еще оставалась там.

«— Это необходимо?

— Да. Прости…

— Тебе?

— Нет… Да.

— Хорошо. Тогда я смогу».

Синдзи сжал кулаки. Он вспоминал этот разговор и поражался хладнокровию Рей: ей словно бы не хватало души, она покорно шла на что угодно, о чем бы он ни попросил. Его бесило спокойствие и готовность на все, какое-то отстраненное самопожертвование, но… Но та нежность, та тишина, то тепло… А еще было осознание своей вины.

«Неужели это та Рей, которую я хотел видеть?»

Дверь открылась, и Синдзи вскочил, увидев доктора Канаме. Толстячок слабо улыбнулся и жестом пригласил его войти, отступая в сторону. Икари сделал шаг вперед, и вдруг увидел на белом фартуке врача пятнышко крови. Совсем крохотное. Настоящее осознание того, что произошло, громом обвалилось на разум Синдзи, и он в два прыжка оказался внутри. Где-то на периферии зрения остались врачи, устало сворачивающие тряпки с блестящими инструментами, остались какие-то опутанные проводами устройства. На кровати под простынями лежала Рей: пластырь под ключицей, забинтовано лежащее поверх ткани предплечье, перебинтованные глаза. Остальное милосердно скрывала ткань. Синдзи с трудом понял, что расстегивает кобуру: багровая мгла плотно залепила поле зрения, и он продирал ее в надежде увидеть в прицеле одну единственную мишень, о которой давно мечтал.

Холодная рука намертво сжала его запястье, и у самого уха лязгнул ненавистный голос:

— Прекрати истерику. Она человек, Икари. Это Рей Аянами.

Синдзи высвободил руку и вслепую махнул левой, целя кулаком себе за плечо. Он едва оторвал взгляд от искалеченной девушки, и с удовлетворением понял, что Акаги оступилась и едва не упала за его спиной. Далеко-далеко кто-то вскрикнул, а он уже повернул голову, сжимая пальцы вокруг рукояти пистолета, уже понял, что сейчас сделает, и вдруг услышал голос Аянами:

— Икари? Ты слышал, я человек. Тебе достаточно?

Синдзи вздрогнул, выронил пистолет, и его тут же скрутили. Укола в шею он уже не почувствовал.

«Достаточно, Рей… Это мне… Мне не хватает души…»

14,5: Межглавье

За спиной секретаря Гендо Икари мерно тикали громоздкие напольные часы в корпусе благородного ореха. Они скупо отмеряли ожидание и нервы посетителей. Генерал-лейтенант Кадзи смотрел на винтик, соединяющий стрелки, и привычно не думал ни о чем: так куда проще и спокойнее переждать томительную пытку приемной. Доклад подготовлен, предложения сформулированы — есть ли смысл напрягаться? Вон, бедолага, нервничает…

Бедолага — другой посетитель, ожидающий аудиенции, — явно придерживался иной философии, рассуждая в стиле: «перед встречей с командующим нельзя быть уверенным в полной готовности». Пухлый генерал предательски дрожащими пальцами листал содержимое тоненькой папки, его губы, независимо от воли хозяина, шевелились, в который раз плямкая знакомыми словами — готовился человек, готовился и нервничал. Кадзи его понимал, даже разделял исходные посылки смутно знакомого ему служаки, но выводы делал прямо противоположные: если Икари задастся целью сбить докладчика с мысли, — а он непременно задастся, — то и смысла нет как-то по этому поводу переживать.

Кадзи позволил себе ободряющую полуулыбку, когда генерал, почувствовав взгляд, оторвался от своего доклада и посмотрел на него. Сегодня начальник разведки группы армий «NERV» был само благодушие: его открытие станет фугаской, нет — тактическим зарядом! — для самого Гендо Икари.

— Генерал-лейтенант Кадзи, входите.

Он кивнул, поднялся, одернул френч и увидел, как нервно заерзал его товарищ по ожиданию, услышав фамилию. Игриво подмигнув оторопевшему генералу, Кадзи направился к дверям, и в тот же момент выкинул из головы и безликий нервный мундир с папочкой, и ореховые часы, и пять минут сидения с пустыми мыслями.

«Все чушь. Вот она, жизнь».

— Здравия желаю, господин командующий.

— Садись.

Кадзи утонул в комфортном кресле и в который раз оценил расчетливость Икари: идиоты ставят неудобные, маленькие, узкие стулья для посетителей, чтобы показать и доказать, расстроить, вселить неудобство, сбить с толку… И только истинные игроки знают, что самыми опасными врагами разума были и есть — уют, покой, расслабленность.

— Что у тебя?

— Стихи, господин Икари.

Он с интересом смотрел прямо в блестящие очки командующего, ожидая его реакцию именно на первые слова. Да, начальник разведки чувствовал себя заигравшимся подростком, но, черт возьми, возможность начать доклад с такого безобразия выпадает нечасто. Гендо Икари оторвал руку от стола и коротким движением поправил очки. «Ему просто интересно…» — с некоторым разочарованием понял Кадзи и продолжил:

— Два месяца назад некто Виктор Шанфлери издал в Лондоне небольшой сборник стихотворений. Символистского толка — сплошные «розы мира», «видения златые» и прочие туманные образы. Как мне объяснили специалисты, в европейской поэзии это все устарело примерно лет на сорок, да и качество, по оценкам, не впечатляет…

Командующий слушал его с непроницаемым лицом, не перебивая.

Кадзи открыл папку и нашел нужные строки.

— Сборник называется «Скрижали уничтоженного сердца», состоит из шести циклов, каждый, соответственно, является «скрижалью». В них разное количество поэзий, от пяти до восьми, но самыми интересными являются «Коды» — заключительные стихотворения этих циклов. Вот, например, кода к «Первой скрижали»:

Он оторвал глаза от листа и поднял взгляд, ожидая, что скажет командующий. Икари молчал, и Кадзи на крохотную секунду вернулся в свою приютскую школу, и учитель словесности вновь без слов неодобрительно смотрел на него — невыразительно рассказавшего поэзию.

— Дальше.

Кадзи прогнал докучливое видение и почувствовал азарт: в голосе командующего появилось что-то эдакое. Не полноценный интерес к делу, нет, — на такое Кадзи не смел даже рассчитывать, — но информация все же зацепила.

— Лингвистический анализ показывает, что смысловая нагрузка пяти первых «Код» на семьдесят — восемьдесят пять процентов совпадает с содержимым так называемых «Скрижалей Ангела»: «свеченье порождает мерзость», «убийство властительных», «вошедший мертвым — восстань из праха, живым вошедший — да станет страхом»… Те же смысловые и образные ряды. Вот, ознакомьтесь.

Он подался вперед и протянул командующему лист бумаги, тихо добавив:

— А еще взгляните на «Коду» за номером шесть. Я не знаю содержимого шестой скрижали, поэтому…

Гендо бросил короткий взгляд в самый низ исписанного листа и поднял стеклянный взгляд на Кадзи:

— Перевод точен?

— Абсолютно.

Командующий сложил руки перед лицом и спокойно сказал:

— У тебя неделя. Плюс время на перелет. Высшие полномочия.

«Вот оно…» Кадзи поднялся: все, что нужно, он услышал. Господин командующий никогда не скажет лишнего, даже когда он ошарашен. А командующий, без сомнения был очень, очень удивлен.

— Кадзи.

Голос Икари остановил его у самых дверей.

— Да, господин командующий?

— Как ты узнал об этой книге?

— Мои агенты по всему миру проводят отбор среди печатных средств по набору ключевых слов. Половина этих слов, естественно, — мусор, но среди них есть и те, которые входят в состав тайн группы армий. Агенты более высокого уровня фильтруют…

— Достаточно.

Кадзи почтительно кивнул, ожидая, что еще скажет Икари. Командующий помолчал, изучая костяшки затянутых в перчатки пальцев.

— Кадзи, если это утечка, то она должна иметь смысл.

— Это не наша утечка, господин командующий, — спокойно сказал генерал-лейтенант. — Это я уже проверил. Плюс никто, кроме вас, даже командование «SEELE», не осведомлен о точном содержимом шестой скрижали. Следовательно…

— Да, я понял. Запомни, Кадзи, у утечки должен быть смысл.

Кадзи с изумлением почувствовал какую-то странную, непозволительную обиду: Икари учил его простым вещам.

— Господин командующий, прошу принять во внимание, что знание, охраняемое нами как секрет стратегического значения, может быть ценным для культистов и фанатиков — то есть людей, смысл действий которых…

— Я понял. Свободен, Кадзи.

Генерал-лейтенант покидал кабинет со странным чувством: он заинтересовал командующего, но досадный финал разговора портил весь триумф. «Господин Икари, можете во мне не сомневаться», — подумал он и улыбнулся себе. Очень уж эти мысли были похожи на его собственные горячие уверения образца пятнадцатилетней давности, когда приютского волчонка подобрал на улице властный вояка в очках.

* * *

Кадзи не любил Лондон. Столица Британской Демилитаризированной Зоны была стремительно восстановлена после войны и потеснила Швейцарию в узкой хлебной нише дипломатических и банковских махинаций. И пусть выжженный центр английской столицы потерял всю свою историческую ценность, выстроенные здесь небоскребы едва не гнулись под бременем мрачных тайн и скверно пахнущих финансовых потоков. Неоновый рай для разведчиков, предателей и осведомителей, город-нувориш был омерзителен в скорости прощания со своим славным прошлым.

Бар на 26-й стремительно менялся за последние два года раз пять, радикально обновляя и оформление, и состав посетителей. Сегодня читающий книгу Редзи Кадзи оказался в американском итальянском кабаке времен бутлегерства — то есть, среди погруженных в полумрак нарочито грубо обтесанных столов без лака, мягких диванов и кричащего декора из пустых бутылок. Впрочем, вполне современная неоновая лампа под мягким абажуром давала достаточно для чтения света.

Он отвлекся от ровных строчек и прислушался: из стилизованного рупора над барной стойкой полилась знакомая мелодия. Кадзи невольно прислушался, вспоминая. «Ах да… „Бабье лето“? Нет, „Звездная пыль“… Точно, „Звездная пыль“». Он вспомнил свое знакомство со странным увлечением Икари-младшего, легкий интерес, первую выменянную пластинку, непонимание, разочарование… И любовь. Генерал-лейтенант часто перенимал интересные привычки и хобби, которые попадались ему на извилистых тропинках разведчика, заполнял ими редкие паузы и минуты досуга. Чтение и джаз прекрасно дополняли друг друга, и то и другое помогало сосредоточиться, думать и отдыхать.

— Сэр, у вас тут свободно?

Кадзи кивнул, не отвлекаясь от музыки: пришел человек — значит надо: «Нынче пароли и явки — говно. Главное — три-четыре ствола прикрытия и доля наглости. Изрядная такая доля». Начальник разведки группы армий «NERV» не любил баловать конкурентов повторением тактики своих набегов на нейтральные территории.

— Господин Каджи?

— Он самый, дорогой сэр. Чем обязан? Это вы назначили мне встречу через Артура?

— Да, сэр, я.

Сутулый малый, узенькие очки по новой моде, запущенная шевелюра с косым пробором… Кадзи изучил своего собеседника и с деланным безразличием уставился в книгу:

— Прошу вас.

— Я Виктор Шанфлери, сэр. Мне передали, что некто господин Реджи Каджи очень мною интересуется, и я поговорил с вашим человеком…

— Да, это правда.

— Вы издатель, сэр?

— Нет.

— Критик?

— Не угадали.

— Тогда… — судя по голосу, Шанфлери был очень удивлен. — Зачем вам я?

Кадзи вслушался в его интонации, нашел нужные модуляции голоса и закрыл книгу.

— Я очень интересуюсь древностями, господин Шанфлери. И, вообразите себе, в вашей последней книге я обнаружил любопытные строки, напрямую связанные с некими древними текстами…

Поэт криво, но в то же время застенчиво улыбнулся:

— Вы прямо как тот антиквар говорите…

«Еще бы… Этот антиквар тебя еще и шлепнуть при куче свидетелей хотел. Думаешь, что за драку позавчера за твоей спиной затеяли…» — с недовольством вспомнил Кадзи. Зарвавшегося Михела пришлось устранять в почти экстремальных условиях, но генерал-лейтенант был даже благодарен писаке-идиоту: агент «SEELE» слишком давно путался под ногами у японской разведки, уже два… Нет, три дела.

Кадзи сразу заподозрил, что на отчаянный шаг Михела толкнула некая совершенно неожиданная информация о Шанфлери, поэтому и подстроил личную встречу: если уже так грубо лажает разведка немцев, пора выходить из тени пешек.

— Антиквар? Не совсем понимаю, сэр Шанфлери.

— О, понимаете…

— Не трудитесь. Это совсем не важно, — Кадзи вежливо поднял руку. — Мне интересны ваши источники вдохновения и только они.

Шанфлери странно посмотрел на него поверх очков.

— Эээ… Видите ли, господин Каджи… Я поэт, и самое важное для меня — именно вдохновение, не источники…

— Понимаю, — терпеливо сказал разведчик. — Но совпадение с упомянутыми текстами поразительное. Я, конечно, человек самых широких взглядов, но в такие совпадения не верю.

— А… Вас тоже интересуют исключительно «Коды»?

«Михел… Надеюсь, ты горишь в самом настоящем вашем католическом аду…»

— Да.

— Простите… Я могу взглянуть на упомянутые вами тексты?

Кадзи напрягся. Поэт сейчас заискивающе просил своей смерти: любой человек, которому без соответствующих полномочий попали на глаза тексты скрижалей, подлежал уничтожению. В течение суток.

— У меня нет их с собой. Быть может, вы припомните, что когда-то сталкивались с текстами под названием «Скрижали Ангела»? Или слышали о раскопках камеры под лапами Сфинкса?

Поэт упрямо помотал головой, подтверждая то, что Кадзи и без него знал. Биографию виршемаза проследили едва ли не с пеленок, все связи — на три звена знакомых. У такого ничтожества просто не могло быть ничего общего со «Скрижалями» или причастными к ним людьми. Даже с теми бедуинами, которых шлепнули сразу после окончания раскопок.

И, тем не менее, он их написал.

— Скажите, — спросил Кадзи, — а что насчет…

— Я бы хотел увидеть эти тексты, — твердо сказал Шанфлери.

Кадзи порылся в своих чувствах и помимо отчаяния и недоумения обнаружил там горечь и почти обиду на этого невозможного идиота. Он написал то, о чем не должен был и не мог знать. Он действительно ничего не знал. И сейчас выпрашивал себе пропуск на тот свет, желая удостовериться, что в своей никчемной книжке он каким-то диким озарением, каким-то невообразимым финтом фортуны невольно воспел древние тексты.

— Зачем вам это? — тихо спросил Кадзи. — Вы же все равно утверждаете, что не читали их.

— Я… Возможно, я вспомню… — неуверенно сказал Шанфлери. — Понимаете, это важно…

«Что ты вспомнишь, осел?..»

Глядя в горящие глаза поэта, Кадзи достал портфель из-под стола и лязгнул застежками.

— Вот они.

Поэт весь подался вперед, вырывая из рук Кадзи бумаги, и забегал расширившимися глазами по строчкам.

— Поразительно… А на каком языке оригинал? Скажите, это не имеет ничего общего с текстами Му? Неужели я угадал это? У Блаватской написано…

Кадзи нырнул в мягкую мелодию, наблюдая за моментом высшего триумфа: бармен вновь поставил «Звездную пыль». Шанфлери сейчас не требовался собеседник, ему надо было выговориться. А слушать Кадзи умел — по крайней мере, эту услугу он мог ему напоследок оказать.

«Это Коулман, — вспомнил Кадзи. — Он играет, как Бог».

Саксофон был великолепен, он волновал и вдохновлял, интонируя откровения поэта случайному собеседнику. Наверное, ни одного своего стихотворения Шанфлери не сочинял с таким упоением.

Дальше должны были вступить гитара и пианино, но имена виртуозов Кадзи уже не смог припомнить.

«У каждой утечки должен быть смысл… Вы правы, господин командующий. У этой утечки есть свой чертов смысл».

Глава 15

— Конвою — стоп.

— Принято, «Тип-01». Причина? — отозвался голос Тодзи, выплывая из-за треска помех.

— «Горячее пятно».

Синдзи внимательно изучал показания обезумевшего дозиметра. Пятидесятикратного превышения нормы не выдержит даже усиленная защита научных танков: наведенная радиация и прочие прелести жизни быстро приведут машину и экипаж в негодность.

— «Тип-01», сдайте назад, — сказала полковник. — Высылаю «восемнадцатого» для поиска прохода.

Он прикрыл глаза, утомленные зеленоватым свечением визира. Чертова процедура повторялась уже пятый раз за сутки, зоны интенсивного заражения второй день шли так, словно маршрут кропили изотопами. Некоторые «пятна» лучились настолько сильно, что туман над ними сиял, иные прятались в густом мраке и давали знать о себе только истериками счетчика Гейгера. Конвой был настойчив и беспомощен в попытках безостановочно двигаться вперед: змеей извивался в узких проходах между фонящими ловушками, вслепую тыкался во мглу, как новорожденный щенок. Судзухара почти ломал сочленения БМК, вписывая атомоход в извилистые безопасные тропы, но только лишь для того, чтобы пройти маршем пять-семь километров и упереться в очередное поле из стронциевых, цезиевых и еще не пойми каких западней. Акаги мрачнела и кривилась, читая отчеты о состоянии персонала, жгла сигареты, как спички, и количество таблеток на завтрак и ужин уже едва ли не превышало количество еды.

Синдзи высунул язык, облизнул обметанные губы и поморщился: как наждаком по напильнику. Причем у обоих инструментов нервы в наличии. Пить из-за всех этих препаратов хотелось неимоверно, жажда глушила и высушивала все остальные желания. Он скосил глаза на счетчик и прикинул, что до конца смены ему осталось чуть меньше литра воды.

«У меня еще хоть норма человеческая», — подумал он, изучая вожделенный патрубок.

Пустоши сохранили довольно много воды со времен до Удара, но все поверхностные запасы содержали неимоверное количество растворенных изотопов. И хотя ионообменным фильтрам БМК такие примеси не доставляли проблем, собственно запасы реагентов были отнюдь не безграничны, так что ситуация с водой была даже хуже, чем на «Токио-3».

Синдзи отвлекся от горестных размышлений и прильнул к визиру, заметив, что «восемнадцатый» — танк высшей радиационной защиты, — ушел вперед, и теперь нащупывал еще невидимую безопасную тропу, чтобы потом поставить светящиеся вешки.

— Синдзи-кун, смотри в оба, — сказала Кацураги. — Вали любую сволочь, которая приблизится к «восемнадцатому».

— Есть.

Он вновь облизнул горящие губы и дернул левым манипулятором, поднимая стрелковый модуль.

— Синдзи, — сказала в шипящих телефонах Аска. — Как там? Дорога есть или опять в обход почешем?

— Пока неясно.

Девушка замолчала, а Синдзи, вспомнив ее хриплый голос, совсем расстроился. Сорью с каждым днем мрачнела все больше, уходила в себя, и выдергивала ее из этого состояния только ежевечерняя помывка. Аска оказалась совершенно не готовой к тому, что после позавчерашнего урезания водных норм ей на день выделяется губка с моющим раствором, сухая чистая губка и пять литров воды. Так что Синдзи приходилось при выключенном свете помогать возмущенной девушке мыться, попутно выслушивая пространную ругань в адрес такого извращения. От помощи Аянами Аска отказалась наотрез.

«Аянами…»

Имя, которое спасает от смерти. Имя, которое причиняет боль.

Синдзи скрипнул зубами. Девушка быстро оправилась от травм, нанесенных обследованием, хотя повязку с глаз врачи все еще не сняли. «И слава Небесам», — подумал Синдзи с холодным отчаянием. Он до сих пор не мог найти в себе мужества представить, как будет смотреть ей в глаза — ей, всепрощающей и верной. Он удостоверился, что Рей — человек, он знал, что она не держит на него зла, он понимал, что предал ее, и убеждение, что не мог поступить иначе, совсем не помогало. Именно потому, что Аянами не держала на него зла.

Эти терзания выворачивали его наизнанку.

Синдзи механически дернул рычаги и поднял ногу, заметив, что установлено уже с десяток вешек, а невидимый во мгле танк запустил синюю ракету.

— Это был синий код? — прошипела Кацураги в телефонах.

— Так точно, я выдвигаюсь вперед. Возобновляю зрительный контакт с «восемнадцатым».

— Хорошо, Синдзи-кун. Жду подтверждения.

«Тип-01» прошел вперед, обнаружил остановившуюся машину, и тот час же зажегся индикатор входящего сигнала.

— «Тип-01», это «восемнадцатый», — сказал незнакомый голос. — Фон на восемь процентов выше нормы, загрязнения впереди нет.

— Понял, — отозвался Икари. — Занимаю позицию. Полковник, вы приняли сигнал?

Вместо ответа в эфире зазвучали распоряжения Кацураги, которая перестраивала конвой.

«Еще одна ловушка пройдена. Интересно, сколько их еще будет сегодня?» Синдзи развернул машину, поднял оба манипулятора и занял оборону на случай подхода мутантов. Прикрытие маневров конвоя — задача довольно скучная и бессмысленная, почти что ритуальная: крупное скопление порождений пустошей побеспокоило их только раз, тогда, в распадке между холмами, — и с углублением в Атомные земли уроды все реже попадались на глаза. Синдзи щелкал панорамными камерами, соблюдая инструкцию: мгла, равнины, невысокие столбы оплавленного песчаника, мгла, песчаник, равнины. Голова слегка закружилась, и он сосредоточился на проходе конвоя: БМК как раз уже выходил из тисков радиоактивных полей и забирал к северу, пропуская танки. Синдзи включил все полосы радиосигналов и немного послушал обмен репликами в эфире.

— Полковник, ресурс батарей на сегодня исчерпывается, уже меньше десяти процентов…

(«Ага, научники дохнут, значит, скоро привал…»)

— …«Пятому», «восьмой» — «пятому». Ичимару, крепление заднего контейнера разболталось, на привале обратите…

— Очистка воды окончена на семьдесят пять…

— Я, блин, кому сказала, не ломать строй! «Семь-бэ», «семь-бэ», прием!

Синдзи вслушался в голоса, пытаясь по отрывистым фразам понять настроение членов экспедиции. Даже сквозь гул своих проблем и метаний он слышал обрывки разговоров, обсуждений и воспоминаний. Ежевечернее ожидание рапорта у каюты Кацураги приносило лишь одну тревогу: люди мечтали, все больше вспоминая базу, боевые будни, атаки, удачные контрвыпады войск фронта. Это была настоящая эпидемия, и самое жуткое, что ученые и солдаты словно забыли о доме, о мирном небе. Командиры отделений грезили минными полями, клиньями штурмовых танков, воем штурмовиков и торопливыми посиделками, на которых крохотные стаканчики саке ходили по рукам под грохот и судороги искалеченной боями земли.

«Знаю. Лучше бы нас непрерывно атаковали», — ожесточенно сказала Мисато-сан, когда Синдзи накануне осторожно доложил ей о своих впечатлениях. Угроза загадочных недр Атомных земель как раз и гнездилась в обманчивой безопасности. Тревоги — коротки, горизонт — близок, мгла — непроницаема. Крохотный мирок двух сотен людей двигался словно поверхностью чужой планеты, изредка отплевываясь от назойливых аборигенов, что подползали из окружающей туманной пустоты. А еще из пустоты приходили призраки — непонятные, а потому страшные. Невидимая угроза радиации, непостижимые кошмары, миражи и загадочные звуки выматывали привыкших к боям людей, тихо, как ночные убийцы, вырезали решимость и волю. «Ни о каком — ха-ха — бунте посреди пустошей речи идти не может, но атмосфера и впрямь портится». Синдзи хмыкнул: судьбы адски важной миссии здорово занимали мысли, отвлекая от ненужных самокопаний.

— Всему конвою. Повторяю, всему конвою, — сказала Кацураги. — Занять лагерное построение, движение конвоя на сегодня прекращается. Командирам отделений — приступить к организации директивы «ночлег». С восьми вечера жду рапорты. Отбой.

Икари без удивления услышал неуставные обрадованные возгласы, среди которых выделялся громкий радостный вздох Аски. Синдзи заперхал раскаленным горлом и с наслаждением присосался к патрубку с водой. В визире уже показался приданный его ЕВЕ технический танк, послушный «Тип-01» медленно опускался на гидравлических опорах, и настроение можно было бы назвать хорошим, если бы не одна деталь.

Впереди его ждала встреча с Аянами.

* * *

— Здравия желаю!

— Привет, Икари. Как день?

У каюты командира Кацураги обнаружились только доктор Акаги и капитан Кагитару. Синдзи с ненавистью взглянул на облаченную в белый халат женщину, получил холодный взгляд в ответ, и на том обмен приветствиями окончился. «А фингал не сошел еще», — злорадно подумал Икари. Так было бы просто — считать, что во всем, как всегда, виновата эта сука. И в его вечных травмах, и в искалеченном детстве, и в мучениях Аянами… Это все Акаги, смотрите, смотрите! «Да-да, и в программу пилотов тебя не отец отдал, а она…» — ехидно отозвался ледяной голос внутри, но как раз мысль об отце привычно отрезвила разошедшийся рассудок.

Долг. Честь. Подчинение.

Синдзи, сам едва осознавая, выпрямил спину. В чем-то винить отца… «Никак нет. Виноват. Не повторится». Облегченно чувствуя, как вывинчивается из мозга острый взгляд из-за стекол очков, Синдзи кивнул разведчику:

— Спасибо, день как день. Жаль, продвинулись мало.

— Жаль, говоришь?

Капитан с полуулыбкой огладил бороду — указательным и большим пальцами, как всегда. Не сходящий прищур, спокойное лицо — и это тоже как всегда. Из какого металла ковали этого человека, Синдзи отказывался понять — таким цельным и непоколебимым он казался. Даже форма, любая форма — от скафандра до парадного мундира — сидела на нем второй кожей. И Кагитару был, пожалуй, единственным из командиров, кто не сдал ни на йоту за время похода. «Интересно, на чем он держится?»

— Доктор тут вот меня просветила, что впереди какие-то аномальные поля, — сказал разведчик. — Так что не стоит жалеть, что мы на ночь глядя туда не полезли. Так, доктор?

— Именно.

Акаги достала сигарету и, глядя в стену, раскурила ее. Воцарилось молчание, Синдзи только дернул уголком рта в ответ: не хочет разговаривать при нем — так еще и лучше. Послышались шаги, гомон разговора, и коридор наполнился людьми.

— Здравия желаю, господа.

— Здравия… О, привет, старый ты черт. Что там у вас сегодня от «седьмого» отвалилось?

— Это, полагаю, не так смешно, как ты…

Подошли старшие техники, аж ссутулившиеся под бременем своих вечных проблем, неизменно благодушный главврач Канаме, командир группы штурмовых машин и — неожиданно — Майя Ибуки. Синдзи слышал по рации о том, что главе звена курсопрокладки и георазведки нездоровится, но только сейчас сообразил, кто его заменяет.

— Синдзи, привет.

— Майя, — кивнул он. — Как ты там?

Девушка бледно улыбнулась и кивнула: мол, все неплохо. В желтоватом свете коридорных ламп ее лицо выглядело особенно бледным.

— Даже не знаю, что докладывать и как, — вдруг тихо пожаловалась она. — Я впервые на рапорте…

Синдзи улыбнулся ей:

— Да ладно тебе. Скажи все, как есть. Ты ничего по дороге не теряла, у тебя нет танков, которые раньше времени сдохли, так что расслабься. Даже если полковник и наорет, то для проформы.

Ибуки улыбнулась веселее, а Синдзи поймал пару недовольных взглядов тех, кому предстояло жаркое общение с Кацураги как раз по упомянутым казусам. Кагитару хмыкнул и одобрительно кивнул.

Лязгнула дверь, и полковник показалась на пороге:

— Доктор Акаги и капитан Кагитару, зайдите оба.

Синдзи бросил взгляд на Мисато-сан и грустно кивнул себе: женщина выглядела еще чуть хуже, чем вчера, хотя и держалась по-прежнему своей выправки с поразительным упрямством. «Скорее бы наша загадочная цель показалась», — подумал он, глядя, как закрывается дверь.

* * *

С рапорта Синдзи возвращался с тяжелым сердцем: обещанный рывок в неизвестность с самого утра, усталая и словно бы больная Кацураги, гнетущие разговоры, — все это мерзким грузом обвалилось на него, словно бы продлевая внутрь, вглубь, в душу ноющую тяжесть рук и ног. «Что ж я к этим рычагам-то никак не привыкну?»

У дверей каюты обнаружилась Аянами. Синдзи сглотнул, увидев ее, и девушка повернула голову в его направлении.

— Икари, это ты?

— Я, Аянами, — тихо сказал он. — Что ты здесь делаешь?

— Жду тебя. Сорью попросила меня выйти…

Синдзи почувствовал, что его словно раскололо пополам, и если одна половина мгновенно вскипела от злости на рыжую нахалку, то другая с пониманием отнеслась к выходке Аски.

— … А еще мне надо на обследование, — тихо закончила Рей.

При слове «обследование» от раздвоения не осталось и следа:

— Что?! Снова?!

— Нет, — ровно ответила она. — Доктор Канаме попросил зайти к нему, чтобы пройти восстановительные процедуры и, возможно, снять повязку.

Аянами сделала шаг, и Синдзи перевел дыхание и вздрогнул, когда девушка положила ему ладонь на грудь:

— Не бойся за меня, ничего страшного. Просто отведи туда, если можешь.

«Она меня успокаивает!»

— Да, Аянами, идем.

Пока они шли коридором БМК к госпитальному отсеку, в его голове с завидной настырностью долбилась единственная внятная мысль: «Она меня успокаивает». Почти уткнувшись в нужную дверь, Синдзи вздрогнул, ощутив смесь страха и ненависти.

— Э, Аянами, мы пришли уже. Подожди меня здесь, пожалуйста.

— Да, Икари.

Синдзи открыл дверь, прошел мимо дежурного, — тот, кажется, что-то спросил, — и дернул дверь кабинета Канаме, первую в коридоре блока. Толстячок сидел за своим столом и ковырял стетоскоп. «Серу надо из ушей вычищать», — зло подумал Икари и рухнул на стул перед улыбающимся и недоумевающим доктором.

— Икари? Ты…

— Я привел Аянами.

— Молодец, — просиял Канаме. — Где она? Это ты вовремя, я до полуночи ее точно отпущу, полежит чуть под…

— Доктор… — сказал Синдзи, чувствуя только неприятный холодок в груди. Перед глазами стояло крохотное пятнышко крови Рей на фартуке милого и доброго Канаме. — Понимаете, она отвечает мне на все вопросы. То есть, вообще на все. И даже если допустить, что вы возьмете с нее подписку, она все равно мне расскажет…

— Ээээ… К чему это ты? — улыбка слегка угасла, но все же главврач излучал только добродушное недоумение.

— Это я вот к чему, док. Не приведи Небо, я узнаю, что вы опять над ней опыты ставите.

Сзади открылась дверь, и в дверце стеклянного шкафа отразилась встревоженная рожа дежурного и двое часовых. «Фигня, можно не поворачиваться».

— Икари, — Канаме вздохнул и махнул рукой на прибывших: дескать, вон пошли. — Вот видишь, тебя уже тут не любят…

— Будут любить еще меньше, — хмуро пообещал Синдзи, когда закрылась серая дверь. — Вы не Акаги, синяком не отделаетесь.

Канаме кивнул с пониманием и вновь лучисто улыбнулся:

— Слушай, я тебя утешать не стану, ты уже взрослый, но скажу одну вещь, — сказал он. — Мы выяснили, что Рей Аянами — человек. Остальное мне лично без надобности, я завел на нее карточку, как на тебя и на себя. И все — никаких больше опытов, только процедуры. Ясно?

— Хорошо. Я приведу ее в палату.

— В третью, будь так добр. Спасибо!

Синдзи поднялся и вышел в узкий коридор. У дверей нерешительно мялся дежурный с часовыми, и он, рассмотрев лычки на форме, с удовольствием оттоптал крайнему ноги.

— Извиняюсь, — бросил он через плечо. — Простите, что мало.

Его не покидало мерзкое чувство, что это все сделано из бравады, просто потому, что так сделал бы Синдзи Икари образца двухмесячной давности. Нынешний «пилот Микадо» ничего не чувствовал. Он коротко мотнул головой и открыл дверь в главный коридор.

— Аянами, идем.

— Спасибо, Икари.

Синдзи опомнился у двери каюты пилотов. Странная тревога не покидала его: «Что такое? Я что-то забыл? Где и что?» Он потянул за ниточку памяти и бегло просмотрел ее: уложил Рей в палате, подержал за руку и ушел. Коридор, коридор, коридор. Дверь. «Вот он я. Странно».

С чувством этой неясной тревоги, он открыл дверь и вступил в темноту.

— Не включай свет, придурок!

Синдзи едва не выпрыгнул из каюты.

— Аска, ты что ли? Какого?..

— Я голая, закрой дверь, идиот!

Он ухмыльнулся и потянул на место лист металла:

— Ты еще громче повтори, а то не все услышали.

— Ну ты и тварь…

— Аска… Ты разделась, чтобы поругаться со мной или как?

Повисла тишина. Синдзи нашел свою кровать исел, прикидывая, где невысокая ширма, отделяющая санузел от собственно каюты.

— Я… Мыться начала… — как-то неуверенно проговорила рыжая. — И это… Ты мне поможешь?

Синдзи закатил глаза. Он находился в одном помещении с раздетой красивой девушкой, которая предлагала ему помыть ее, но этот факт вызывал только слабое раздражение. «Эээ… Радиация? Что-то мне слишком многое начинает казаться безразличным…»

— Обязательно. Ты зачем Аянами выгнала? Пусть бы она тебе спинку терла.

Тишина.

— Молчишь? Совесть мучает?

— Синдзи… — тихо сказала Аска. — Я рядом с ней не высыпаюсь нормально. Как ты ее вообще?..

— А ну рот закрой! — прикрикнул Икари, чувствуя, как раздражение уже начинает покусывать ему основание языка. И где-то в груди царапают острые коготки.

— Свой закрой! Эта кукла меня пугает!

— Аска… Завяжи нервы на узел и замолчи. Пока я добрый, — холодно сказал Синдзи, с трудом сдерживаясь, а какой-то разумный уголок сознания тихо балдел: «Я? Это я так с ней? А из-за чего?» — Вали отсюда, если она тебя не устраивает. Попроси полковника расконсервировать последнюю свободную каюту, или вон к Майе иди. И не забудь всем рассказать, что у тебя нервишки шалят.

Тишина. «Скисла, полукровка?» Раздражение лихо взвизгнуло и сделало в груди красивое сальто. Послышался тихий-тихий вздох.

— Я… Мне плохо без тебя… Блин, без вас обоих плохо, — заявила невидимая Сорью. — Меня просто разрывает с нею рядом. И уйти страшно, и остаться страшно. Блин… Ну чего ты просто не помог мне помыться, а?!

Последние слова она почти выкрикнула, и Синдзи понял, что говоря об Аянами, Аска только что перешла какой-то свой внутренний рубеж. Об отношении к нему самому он решил не уточнять: хватит пока что откровений.

— Но ты же не уходишь, — сказал он. — Хорошая девочка. Мотаешь нам нервы. Спинку тереть заставляешь.

Смешок. Грустный такой, под стать окружающей непроглядной тьме.

— Ты дурачок, Синдзи, — неожиданно мягко сказала она. — Мне… У меня… Тьфу. Короче, мне на стенде еще в Оснабрюке повредило обе руки, и после дня висения на рычагах… Ну, этих, усиленных… Я не могу руки завести себе за спину — аж глаза от боли лопаются…

Слушая это по-детски наивное и по-детски же страшное откровение, Синдзи понял, что второй рубеж Аске дался не без труда, но все же куда легче, чем первый. Никаких вопросов об обращении к врачам, никаких: «что ж ты раньше молчала?» — даже в мыслях не мелькнуло. Пытаясь не вникать в свои чувства, он на ощупь двинулся к ширме и вскоре наткнулся ладонью на горячее плечо девушки. Аска вздрогнула:

— Tausend Teufel, Синдзи, я думала, ты там заснул.

— Давай губку, — глухо сказал он. — И поворачивайся.

— Вот только без этого всего, — нагло и игриво заявила она и зашевелилась.

Икари скрипнул зубами. Воображение с любопытством дорисовывало картинку, достойную шедевров эротической поэзии. «Военно-полевой поэзии, — дополнил он, прибегая к спасительной иронии. — Военно-полевая эротическая танка — это сильно».

* * *

«Тип-01» осторожно шагал прямо за «восемнадцатым», едва не наступая на широкую, забитую датчиками и ощетинившуюся антеннами корму машины. Торчащая вперед десятиметровая штанга с навешенными элементами дозиметра позволяла ученым определять следующий ход. Вопрос в преодолении ловушек стоял всегда один и тот же: стоит ли рисковать и прорываться по зараженному участку, или жесткое излучение все же успеет нанести вред? Синдзи, обливаясь потом, делал мелкие — самые тяжелые — шажки, чутко вслушивался в переговоры научников и молился, чтобы пятая попытка прорыва открыла, наконец, тропу сквозь почти сплошное поле «горячих пятен». На этот раз доктор Резури решил искать проход между стронциевой плешью и оглушительно фонящей огромной ямой, края которой запеклись толстой коркой слюды, а дно и дальний край терялись во мгле.

В телефонах привычно шипел сводящий с ума «голос пустошей» — странный феномен эфира. Словно низкий глубокий голос шептал что-то членораздельное на непонятном языке, дико интонируя речь и вбуриваясь прямо в мозг. Ученые давно точили зубы на эту аномалию, крайне редкую в окрестностях «Токио-3», точили — и успешно ломали. В глубине Атомных земель непонятный диктор трепался, не замолкая, чем вызывал эйфорию у научных сотрудников экспедиции: «Такое впечатление, что они его понимают». Синдзи с прохладцей относился к подобного рода исследованиям и не разделял даже восторгов высоколобой братии по поводу загадок жесткого излучения Атомных земель — дескать, и узконаправленное, и ограниченное, и законы того-то нарушает, и то-то игнорирует. «Плевать. Если мы благодаря этим аномалиям можем проходить без особого вреда в метре от тысяч рентген, то мне плевать. Повосхищаюсь этим за чашечкой саке в ванной. В Токио. Без „два“, без „три“, — в старом добром Токио».

От мечтаний его оторвал изумленный возглас Резури:

— «Тип-01», проверьте дальномерами местность впереди. Вы это видите? Какое точное расстояние и размеры?

— Идет настройка. Секунду, доктор.

Синдзи покрутил верньеры и всмотрелся в сгустившуюся мглу впереди. Выглядел туман и впрямь престранно: он непрерывно перемещался, словно по всей видимой высоте ветер гнал его с северо-востока на юго-запад.

— Смерч? «Тип-01», вы можете подтвердить перемещение аномалии? — взволнованно переспросили его.

— А… Да, то есть, мгла движется, но словно на одном месте, — озадаченно сказал Синдзи, с трудом подбирая слова для описания картинки в визире. — Ну, то есть…

— Да-да, что-то наподобие стационарного смерча…

— Нет, профессор, больше напоминает циклон, обратите внимание на невидимый радиус кривизны.

«О, понеслась…»

Прочистив горло, Икари вклинился в намечающуюся дискуссию:

— Прошу прощения, ретранслирую ваш канал на БМК. Доложите сами.

— Да, конечно, младший лейтенант, — отозвался Резури. — И все же…

— Кацураги на связи, — послышался встревоженный голос, перекрывший «голос пустошей». — Что там у вас, «восемнадцатый»?

Рапорт вышел длиннее, чем следовало. Мисато-сан, как понял Синдзи по тону уточнений, мрачнела все больше, дослушала выкладки ученых и подвела, наконец, итог:

— Скорость ветра может повредить танку?

— Никак нет, — отчитался Резури. — По крайней мере, внешний слой мглы движется с недостаточной для этого скоростью.

— Хорошо, — сказала Кацураги. — Продолжайте движение.

Синдзи щелкнул отсечкой канала, чувствуя, что слово «хорошо» Мисато-сан произнесла исключительно как фигуру речи. В ее тоне явно сквозило огромное напряжение, какое-то странное переживание отдавалось в таком прозрачном в последнее время голосе.

— «Тип-01», мы продолжаем, тут пока чисто. Давайте за нами.

— Есть.

Двойка привычно двинулась черепашьим шагом, Синдзи выдвинул вперед массивные стрелковые блоки, готовый открыть огонь по чему угодно, что скрывается за сгустившимся мглистым пологом. Видимость стремительно ухудшалась, и когда ветер загудел по обшивке «Типа-01», Икари с трудом различал корму «восемнадцатого» всего в трети кабельтова перед собой. Синдзи вслушивался в нарастающий гул и давящую изнутри панику:

«Куда тут стрелять, черт побери? Куда?»

Ученые вполголоса переговаривались, фиксируя скорость ветра, изменения химии атмосферы, еще Небо знает чего, а Икари, едва не наступая им на головы, чувствовал себя большим ребенком, который со своими игрушечными ружьями заблудился в тумане и теперь полагается на нюх полуслепого еще щенка. Ставший очень громким «голос пустошей» только усиливал тягостное впечатление.

Резури вскрикнул, потом еще раз, отозвались остальные ученые, и Синдзи едва не утопил гашетки, прикидывая, какой же сектор ему охватывать, когда следующий шаг за исчезнувшим «восемнадцатым» выдернул его в слепящий свет.

— Где мы? — изумленно вопросил эфир.

Синдзи проморгался и вновь уставился в визир. Оранжевый с серыми полосами танк стоял перед ним на зеленой лужайке, почти уткнувшись в молодое деревце. С неба — голубого, великолепного неба лился ослепительный, оглушающий свет забытого полуденного солнца.

— «Тип-01», в чем дело?

Недовольный и встревоженный голос Кацураги слегка привел Синдзи в чувства. С глупой улыбкой он наклонился к микрофону:

— Мисато-сан… Мы…

Он осмотрелся.

Зелень, блеклая, но все же восхитительная после месяцев в Атомных землях, свет солнца, о существовании которого Синдзи едва мог вспомнить, мягкие кроны деревьев… Он включил зенитную камеру: над ним проплывала сизо-белая туча — мирная, теплая, а в вышине кошачьими царапинами устроились перистые облака. «На дождь», — вспомнил Синдзи и улыбнулся еще шире:

— Мы… По-моему, мы в раю, Мисато-сан…

В телефонах надрывались ученые, отмечая почти нормальный фон, и их радостные голоса с трудом выдерживали груз сухих отчетных формул.

— В раю… — сказал усталый голос в телефонах. — Ибуки, зафиксируйте: локальное время двенадцать тридцать две. Обнаружен объект «Окно».

Синдзи едва понимал своего командира сквозь счастливые вопли. Тон Мисато-сан не сулил ничего хорошего, но это, наверное, потому, что она еще не здесь, а во мгле. Здесь есть клочок мира, свободного от пустошей. «Откуда? Почему? Не хочу знать! Он есть!» Синдзи щелкал кнопками камер: дерево — оно колышется под набегающим всплеском ветерка, кусты — они негустые и мягкие, трава, какой-то блеск вдалеке…

«Давайте скорее сюда, Мисато-сан. Вы это заслужили».

Глава 16

Синдзи шел по коридору БМК, ощущая мощную вибрацию и дрожь огромной машины: атомоход рвался вперед по каменистым равнинам Атомных земель, кроша траками отравленные километры. Обиженная мысль: «А как же моя ЕВА?» — изредка постукивала в затылке слабой болью, но тут же замолкала, а он просто шел себе и шел, зная, что ему надо туда. Туда — это прямо по коридору. Лесенки, уводящие на орудийные площадки, двери кают, едва слышный рокот двигателя — все это крутилось вокруг Синдзи вялым водоворотом, словно в кастрюле густого варева с хлюпаньем да чавканьем трудился невидимый черпак, медленно размешивая странное восприятие. Он потряс головой и сфокусировал взгляд: у дверей каюты пилотов стояла Аянами.

— Икари?

— Аянами…

На лице Рей не было бинтов, ее внимательные глаза слегка сощурились, когда лицо девушки тронула тихая улыбка:

— Я ждала тебя, Икари.

Он кивнул. Она всегда ждала его, а он ее предал.

— Аянами… Послушай, как ты можешь быть такой… Такой…

Рей молчала, ожидая окончания. Синдзи смотрел на нее и видел холодную палату, страшные инструменты, пропитанные кровью — ее кровью — тампоны, усталые лица людей, которые пытали ее больше десяти часов, выворачивали наизнанку, допрашивали ее хрупкое тело: «А ты человек? А ты точно человек? Отвечай!» А над всем этим царил тот, кто должен за все ответить. И это вовсе не Рицко Акаги.

— Рей… Рей…

Чувствуя, как слезы раздирают его глаза, он бросился вперед и сжал ее в объятиях.

— Я… Это же я тебя так, как ты не понимаешь… Я, Рей…

— Понимаю.

Он боялся смотреть ей в глаза, зарылся лицом в голубые растрепанные волосы, уткнулся в маленькое ушко и молчал, сжимаясь в комок — все меньше, все дальше, все глубже в себя самого.

— Икари. Я все понимаю. Тебе ведь достаточно?

Он задрожал. «Слова, которые не уйдут никогда».

— Да, Рей, да… Но как ты…

— Или мне просить у тебя прощения за то, что я такая?

«Голос». Голос изменился, и Синдзи осторожно подался назад, всмотрелся в ее лицо. Аянами грустно глядела на него, и что-то незнакомое, неожиданное, непривычное оживало там, по ту сторону ее красных глаз.

— Я такая, Икари. И ты такой. Ты ненавидишь меня. За что?

— Я… — ему перехватило горло. — Я не…

— Я не занимала ее место. Я не просила об этом. Но я должна быть рядом. За что ты меня ненавидишь?

«Я… Я… Я…» Проклятое местоимение раскаленными гвоздями впивалось в разум, и его впервые жег огонь души Рей Аянами.

— Я живу твоими воспоминаниями. Я живу тобой и из-за тебя. Кто я?

— Аянами!

— Ты помнишь мой меч? Мое оружие? Я не помню. Я — это то, что ты знаешь обо мне.

Он упал на колени. Решетчатый пол БМК врезался ему в кости, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что резало его изнутри. «Рей…»

— Я не могу не быть. Я всегда вернусь, потому что мы — одно.

Синдзи зарыдал и обнял колени возвышающейся над ним девушки. «Это все я… Я сковал ее собой, я ее убил, я создал вновь… Нечто… Я дал ей жизнь. Что я дал?.. Что… Что… Кто ты? Кто ты, Рей?»

— Икари? Что с тобой?

Он поднял взгляд и увидел, как тает затянутое дымкой встревоженное лицо девушки, как все застилает темнота. Он слабо вскрикнул и открыл глаза во тьму, чувствуя только сбивчивый ритм сердца. Мрак заворочался, и Синдзи почувствовал обнимающие его руки, жаркое тепло прижавшегося к нему тела, услышал тихий шепот.

— Икари? Тебе плохо?

«Сон… Что это было? Что мне снилось?.. Коридор, Рей… Меч…» Синдзи замер.

Чувства. Во сне его словно каленым железом жгло то, от чего и следа не осталось наяву.

— Икари…

Синдзи вздрогнул: в шепоте Рей звучала слабая, тихая, но отчетливая тревога, и сон начал уплывать вдаль. Он вздохнул:

— Я… Я в порядке, Аянами, — прошептал он и отчаянным усилием зацепился за детали сновидения. «Не забыть… Не вздумай забыть… Да что со мной?»

— Может, хочешь подышать воздухом?

Синдзи непонимающе уставился во тьму, которая веяла теплом Аянами. Угар сна медленно отступал, и он запоздало сообразил, что экспедиция все еще в Окне, что тут можно выйти на свежий воздух и даже можно без масок.

— Давай выйдем.

— Хорошо, я сейчас оденусь.

Рей осторожно встала, начала возиться с вещами, а Синдзи перевернулся на спину и смотрел в невидимый потолок, вспоминая свой странный сон. По возвращении в явь он едва понимал половину пережитого.

— Икари… Ты идешь?

— А, ну да…

Аска только заворочалась, когда они закрывали за собой дверь. Пустой коридор ночного БМК едва освещался, — горела лишь каждая третья лампа, — а у главного шлюза обнаружились часовые. Вопросов пилотам они не задавали, но сам факт их наличия немало удивил Синдзи. Грохот дверей, вспышка сигнальной лампы, короткое хрюканье сигнала — и они вышли наружу.

Синдзи осмотрелся: БМК, слегка свернутый полукольцом, расположился недалеко от крутого берега небольшого озера, и в том направлении машин конвоя больше не было. «Вот туда, значит», — решил Икари и взял девушку за руку. Он наслаждался ее теплом, и вдруг ощутил странное желание вернуть ей немного. «Как она это делает?» Икари расслабился и понял, что надо думать о ней, пытаться ощутить ее, представить что-то совсем-совсем светлое… Весь путь до воды он провел в попытках сделать это, и, садясь на берегу, понял, что преуспел.

— Икари, мне… Очень хорошо. Это… Ты?

Синдзи улыбнулся, глядя, как Рей устраивается рядом. Позади слабо светились фары отдельных машин конвоя, полумрак развеивали блики на воде, а в вышине, словно вырезанное неровным кольцом из черного тумана, сияло звездное небо.

«„Окно“… Надо было назвать это место „Колодец“».

— Аянами, я…

Девушка положила ему голову на плечо. Синдзи покусал изнутри щеку: нет, надо сказать.

— Понимаешь… Я хочу попросить у тебя прощения.

— За исследование?

— И за него тоже.

— Не стоит. Так было нужно. Тебе.

Синдзи досадливо скривился: тепло упорно и мягко обволакивало его, отбирало нужные слова, успокаивало, и тягостные воспоминания, ожившие во сне, укладывались спать… «Так не пойдет».

— Аянами, это не все. Я забыл, понимаешь, словно решил, что раз ты меня простила, то я не должен помнить…

— Зачем?

Синдзи повернул голову: Рей смотрела на него, ее лицо было так близко, что дыхание холодило вспотевший кончик носа и губы. Он замер, его омывали волны тихого, слегка даже равнодушного ко всему спокойствия, хотелось сидеть так и тянуть время, до самой побудки, до нового дня, хотелось еще много чего, но все было не совсем правильно. «Да, именно не совсем».

— Я хочу помнить. И чувствовать то, что я заслужил.

— Это больно.

— Да, Аянами. Это очень больно…

— Зачем тебе помнить?

Он улыбнулся: девушка всерьез задала этот вопрос, честно полагая, что он ответит, что он сможет найти нужные слова. И ей действительно нужен был ответ. Синдзи невольно прислушался к себе, осознавая еще кое-что: Рей была едва ли не расстроена тем, что он отказывался принять свое странное забвение, свою безответственность. Странный холодок — «вот оно, совсем рядом!» — пробежал у самого сердца, когда она отвела взгляд.

— Да, Икари, это я.

— Но… Зачем? Зачем ты это сделала? И… Как?

Аянами смотрела на воду. Девушка подтянула колени к груди, обхватила их руками и замерла, но перед Синдзи проносились видения его боли, его метаний. Вот он валяется на полу, успокоительный коктейль медленно разливается телом, а сознание рвется наружу, пытаясь дотянуться до каждого в этой проклятой палате… Вот вереница чужих образов, пытливые действия чужого разума, бережно ощупывающего его мысли, его чувства. Боль — зеркало его боли. Отчаяние — зеркало его отчаяния. Ненависть к себе отражает его собственную. Он смотрит в отражение, и вдруг картинка меняется: изможденный парень с ввалившимися воспаленными глазами исчезает: бережная рука оглаживает его черты, скользит по каждой морщинке, разглаживает кожу, массирует впавшие щеки и напоследок мягко ложится на глаза. В зеркале — спокойный солдат, утомленный войной с врагами.

С врагами, не с самим собой.

— Неужели тебе нравятся твои сны? Я не могу тебе помочь там, — грустно сказала Аянами.

Синдзи моргал — перед глазами словно бы таяли нитями дыма наведенные образы.

— Мы одно, Икари. Ты — моя жизнь.

Сладковатая жуть, забитые на дно подсознания страхи, — «не человек!» — непонимание и отказ что-либо понимать — волны противоречивых чувств обрушились на Синдзи, топя разум во мраке. Он потянулся к маленькому светлячку, в отчаянии надеясь на спасение от ужаса. «Я сплю?»

— Аянами… Скажи, ты помнишь о своем мече? — хрипло и тихо спросил он.

«Глупость, абсурд…»

Рей повернулась к нему с едва различимым в темноте недоумением на лице.

— Меч? Причем тут…

— Аянами, у тебя был тати — дорогой, явно древний, ручной ковки…

— Куге-но тати… — эхом отозвалась Рей. — Запонки рисовой соломы на рукояти…

— Да… Откуда он у тебя?

Жуть уходила, а на ее место пришло тусклое разочарование. Рей с какой-то отчаянной надеждой смотрела на него, и Синдзи понимал ее.

«Все же ты — часть меня, хоть ты и человек. Мой образ Рей Аянами… Я знаю все о тебе: и о родителях, которых привалило хлипким домом, и о тетке, продавшей тебя военным, и об ужасах первых тестов, после которых твои глаза навсегда стали красными. Но я ничего не знаю об истории той красивой дорогой игрушки, что ты повсюду возила с собой».

— Я… Я не знаю, — сказала она, и шелест воды едва ли был громче ее голоса. — Это важно?

— Нет.

Синдзи чувствовал, как слабнут объятия ее разума, как исчезает дурманящее тепло.

«Она рядом, значит, я не умру, но и обман мне не нужен. Это фальшивое спокойствие».

Он ждал нападения бешеной, обезумевшей в заточении боли, готовился дать ей отпор — и ошибся. Все, что могло его сломать или хотя бы удивить, уже откипело во снах, отбушевало, полыхнуло — и медленно остыло, подергиваясь серым пеплом безразличия.

— Спасибо… Аянами.

Она подняла на него глаза. Синдзи понял, что может смотреть на нее спокойно, без дрожи и боли: он прошел безумие, прошел ее заботу, одолел невозможное. Это не Рей Аянами — и нельзя больше себя обманывать. Но это человек, который заботится о нем — и это нужно беречь.

Синдзи протянул руки и привлек девушку к себе: сердце под ее курткой билось неровно и очень быстро. «Ее курткой… У нее даже куртка моя», — подумал Синдзи и оборвал себя: достаточно, хватит. Пора ставить точку.

— Рей… Хочешь, я придумаю историю твоего меча?

Она посмотрела на него долгим взглядом, а потом кивнула.

— А можно и мне послушать?

Аска, зевая, подошла к ним и повернула плохо различимое в полумраке лицо:

— Так можно?

Рей зашевелилась, и Синдзи ощутил, что девушка не слишком довольна и ждет его решения.

— Садись, Аска.

Сорью шлепнулась рядом и картинно потянулась с очередным зевком. Он ухмыльнулся: та явно хотела устроиться подальше от них, то есть от Рей, но в последний момент усилием воли сдержала себя и села почти вплотную к Икари. Теперь его окружало тепло — уже не опека, уже не забота — просто настоящее человеческое тепло.

«Мир достигнут хотя бы с собой. Хотя бы временно. Когда же ждать твоего приказа, отец?»

Физические параметры «Окна» установили достаточно быстро: эллипс с большой осью в пять километров и малой — в четыре с половиной, участок холмистой равнины, окруженный стабильным замкнутым потоком воздуха. Ученые едва не передрались в первые же часы исследования местности, споря об объяснениях и толкованиях. Насколько удалось понять Синдзи, по ходу дебатов возникло немало ересей в метеорологии, физике и геологии, и новые ересиархи фанатично ринулись в бой с закостеневшими представлениями. Вот и на утро второго дня он остановился послушать птичий язык одной из таких полемик, честно вытерпел минут пять, после чего воздал хвалу своим скудным познаниям в естественных науках. Икари плюнул в сердцах и бросил нелепое занятие, а вот Сорью, к его удивлению, с интересом бродила в галдящем таборе научников, благо, ее «Истребитель» устроили как раз неподалеку. «Надо будет расспросить ее об образовании», — решил Синдзи.

Щурясь от лучей солнца, которое вставало над высокой стеной мглы, он пошел к своему «Типу». На мягком грунте машину едва удалось жестко зафиксировать при помощи опор: то одна, то другая норовили уплыть вниз, и под них даже пришлось подкладывать специальные бронеплиты. Невдалеке техники проекта мыли свой танк и приветливо замахали ему руками: «Вот ведь, я уже забыл почти, как они выглядят…» — подумал он, и уже у самой ЕВЫ наткнулся на Кацураги, ее ординарца, Акаги и Ставнийчука. Позевывая, Синдзи подошел ближе, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям: мысль «Акаги — сука» послушно всплыла в сознании, всплыли и все посылки к такому выводу, но никаких решительных действий предпринимать не хотелось. Он вышел из-под сени деревьев и поднял глаза: высокое небо безмятежно царило над погруженным в ад континентом. «Ад — это иллюзия. Просто нужно подняться выше». Синдзи улыбнулся, вспомнив окончание этой ночи, и ничуть не удивился своему заоблачному оптимизму.

— Не понимаю, но стоит усилить… — сказала Мисато-сан и обернулась, услышав шаги. — Ага, ты-то нам как раз нужен.

Ставнийчук и Акаги тоже посмотрели на Синдзи, и их встревоженные лица быстро вымели из его головы посторонние восторги.

— Синдзи-кун, ты не подходил ночью к машине?

Он посмотрел на Мисато-сан и вспомнил свои глупые надежды на то, что ей станет лучше под нормальным чистым небом. Да, в естественном свете она выглядела намного живее, но болезненная заостренность черт и тяжелый взгляд никуда не делись. «Черт, о чем шла речь?»

— Нет, Мисато-сан… — медленно ответил он. — Я выходил наружу с Сорью и Аянами, но к «Типу-01» мы не приближались… Что-то произошло?

За спиной полковника Акаги быстро взглянула на Ставнийчука, тот пожал плечами. Кацураги, не заметившая этой пантомимы, кивнула:

— Произошло. Мы, блядь, расслабились.

Она развернулась на каблуках к своему ординарцу:

— Рацию.

Тот протянул ей трубку, соединенную проводом с ранцем на его спине.

— Кагитару… Да, к стоянке «Типа-01», Икари не при чем.

Мисато-сан походила из стороны в сторону и принялась объяснять:

— Тут такое дело… Еще вчера вечером разведка обнаружила у северного края «Окна» оголовок запечатанного подземного бункера. Мы установили там охранение, но ночью эти недоноски куда-то уходили — то ли к друзьям-танкистам посидеть, то ли еще куда. Сейчас их дрючат по полной. Но это херня, Синдзи-кун. В то же время какие-то уроды пытались проникнуть в твой «Тип-01»…

«В мою ЕВУ?» — Синдзи почувствовал, как холодеет внутри. В поисках помощи он посмотрел на Ставнийчука и Акаги. Те глядели на него с почти одинаковым выражением, в духе «а мы-то что?»

— Так что, ты понимаешь. Если это бункер гадит, его надо расхерячить, — зло сказала Мисато-сан.

— Мисато, — веско обронила Акаги. — Там никто не мог выжить. Никто. Со времени Удара прошло пятнадцать лет…

— А вот это все, — Кацураги раздраженно махнула рукой в сторону. — Могло?

— Не знаю. Это вообще за пределами понимания, — терпеливо ответила доктор. — Но мы говорим о запечатанном подземелье. К тому же, если его не… «расхерячить», как ты сказала, а вскрыть, пользы будет больше.

Полковник дернула плечом и уже открыла было рот, когда подошел капитан Кагитару, и хмурое лицо командира разведки уже ничего хорошего не предвещало.

— Разрешите доложить, полковник. Нарушители допрошены, — сказал он и подергал бородку.

Мисато-сан прищурилась.

— Результаты?

— Они уходили к танкистам, чтобы обсудить возможность остаться в «Окне» после ухода конвоя.

Синдзи обмер, отказываясь верить в этот бред. «Дезертиры? Да еще такие тупые? В составе операции „Прорыв“?» В чувства его привел длинный цветистый монолог Кацураги, в котором было очень мало печатных слов — на перекошенное лицо командира смотреть без содрогания не получалось. Когда она иссякла, Акаги поморщилась, а Кагитару тихо сказал:

— Полковник, осмелюсь напомнить, что я вас предупреждал об опасных настроениях. Миссия, цель которой неизвестна даже руководству…

— Молчать, — сказала Кацураги, и от ее спокойного тона Синдзи почувствовал себя еще более неуютно.

Кацураги протянула руку, и ординарец вновь вложил в нее трубку.

— Судзухара? Дай этот канал на громкую. Да…

Громкоговорители БМК отозвались хрипом, и Синдзи услышал усиленный голос стоящей в двух шагах от него женщины.

— Внимание всему конвою. Общее построение состава у БМК через две минуты. За невыполнение и опоздание — расстрел на месте.

— Вот так. В зародыше, — сказала женщина, почти швырнув трубку в ординарца. — Суки. Цели им неясны.

— Полковник, — тихо произнес Ставнийчук, — вы уверены в том, что это подействует?

— Только без слюнтяйства, доктор, — Кацураги хлопнула кулаком по ладони. — Это дезертиры. Мне по барабану, что они, возможно, хотят подохнуть и даже подохнут — они решили нарушить приказ!

Ставнийчук без труда выдержал ее тяжелый взгляд и прогудел:

— Вы меня неправильно поняли. Я не ставлю под сомнение методы, я лишь не уверен, что они подействуют.

— А вот это уже похер — это не школа, и попытка дезертирства должна быть пресечена. Я тут принимаю оперативные решения. Я, понятно?!

Она развернулась и пошла к БМК, сопровождаемая ординарцем, а Кагитару с интересом посмотрел на доктора и тоже повернулся, чтобы идти вслед за командиром. Синдзи уже собрался с мыслями и отстраненно отмечал движение в лагере, когда коротко рявкнул первый выстрел. «Танк, миллиметров семьдесят пять — восемьдесят» — механически отметил он и рванул к «Типу-01». Громада машины уже нависала над ним, техники спешно спрыгивали со стоп и бежали к своему танку, когда ему в лицо слева прилетел точный удар. Синдзи отбросило назад, и уже вставая, он увидел напавшего — тощего, длинного сержанта его лет в комбинезоне танкиста. Парень со смесью страха и злости на лице смотрел на него, а слева набегали еще люди, и явно не для того, чтобы помочь Синдзи.

«Свалка, все против всех. Это паника. И козырь тут — ЕВА».

Выстрелы и крики уже звучали со всех сторон, ревели двигатели машин, но все это было где-то на краю восприятия — в центре, как в прицеле, стоял перепуганный дезертир. Синдзи потянулся за оружием и поплатился за чрезмерное внимание к нелепому сопернику: его повторно сшибли с ног, привалили чем-то матерящимся и горячим, врезали в печень, и Икари захлебнулся металлическим привкусом во рту. Сухие щелчки — раз-два-три-четыре — и тело сверху обмякло, резко приподнялось. Синдзи оторвал гудящую голову от земли: Ставнийчук, держа пистолет одной рукой, другой снимал с него убитого.

— Давай быстрее, парень! В ЕВУ!

Синдзи поднялся и едва не упал вновь: саднил и толкал мощными приступами боли правый бок, но у самого «Типа-01» возились двое, пытаясь подтянуться до лесенки в кабину дредноута. Еще один валялся неподалеку с пробитой головой — кажется, придурок-танкист. Сцепив зубы, Синдзи достал «вальтер», набрал скорость и сбил одного из нарушителей с ног, оглушил рукоятью пистолета, и, прежде чем второй опомнился, поднял оружие. «Расстрел на месте», — вспомнил он приказ и спустил курок.

Синдзи с трудом встал, вслушиваясь в звенящий гул в ушах, сплюнул кровь и подпрыгнул к лестнице. Над головой вжикнула пуля, срикошетила по броне, и он непроизвольно разжал руки. Вздымая из-под гусениц фонтаны дерна, подлетела штурмовая машина с людьми на броне. К «Типу-01» побежало еще трое дезертиров, спрыгнувших с мятежного танка, и эти уже были вооружены куда лучше: пистолет-автомат у одного и автоматы у двоих. Мироздание разваливалось от боли и грохота, Синдзи с трудом видел вытянутую руку с зажатым в ней пистолетом, и нападающие расплылись, лишились всех деталей…

«Сдохните, суки…»

Мушка упорно не хотела выплывать из стеклянистой ваты, пронизавшей мир.

«Сдохните…»

Крайний нападающий согнулся и упал, двое других, уже подняв оружие, чтобы покончить с Синдзи, тоже остановились. Молния сверкнула еще раз, перечеркивая еще одного, хлопнул выстрел, и третий лег рядом с первыми двумя. Синдзи потряс звенящей головой и тут раздался тяжелый грохот, бросивший его на землю.

«Приказ! Встать! Приказ!»

Он оперся на руку, поднялся и с удивлением понял, что поле зрения прояснилось.

На месте штурмового танка полыхал огромный костер, вздымающий в небеса тяжелые клубы жирного дыма, а над поверженной машиной возвышалась громада «Истребителя Ангелов», броня которого искрила от редких попаданий. Дредноут медленно поводил манипуляторами и плевался короткими прицельными очередями стрелкового модуля. «У войны есть новый бог», — невольно подумал Синдзи. Он почувствовал хватку на штанах и опустил взгляд: у его ног лежала Рей, оглушенная взрывом, а в ее правой руке был зажат окровавленный клинок. Синдзи вздрогнул, вспомнив полосовавшую дезертиров молнию.

— Рей!..

Поднимая девушку, он с ужасом обнаружил пулевое отверстие на ее груди и немного крови на одежде.

— Я… В порядке…

Синдзи, не слушая, рванул ворот ее куртки, но она вцепилась в руку:

— Царапина. Прячься в машину.

— Посреди груди? Царапина?!

— Тебе показалось. Быстрее в ЕВУ.

Слабый поначалу голос Рей без труда набрал силу, в словно бы затянутые пленкой глаза медленно возвращалась жизнь, и… «Показалось?» Синдзи смотрел на отверстие в десятке сантиметров от застежки и понимал — да, показалось. Или Рей врет, что жива. Всем своим видом нагло врет.

Ахнул еще один выстрел невдалеке, и от корпуса «Истребителя» с фырканьем отлетела снарядная болванка, унося с собой осколок бронеплиты. Дредноут поспешно развернулся, перекрывая воем двигателей какофонию боя, и дал залп куда-то в сторону.

— Давай, — сказала Рей. — Давай.

Синдзи кивнул, подбросил себя в воздух и ухватился за лесенку. «Сдохните… Сдохните… Сдохните…» — считал он ступени, слыша только гул крови в ушах. Впереди его ожидала самостоятельная посадка в ЕВУ, но это все была ерунда. «Они все должны сдохнуть — я так решил».

Не закрывая нагрудных бронеплит, Синдзи осмотрелся в поисках лебедки экстренной эвакуации и, найдя ее, тотчас выдвинул короткую стрелу наружу, выбросил трос. Синдзи не нужно было кричать, проверять, ухватилась ли девушка за него: «Мы же с ней одно». Перекинув рычаг на реверс, он, как во сне, принялся дергать рычаги, открывая зажимы управляющего механизма. Позади мелькнула легкая тень, и в кабине стало тесно.

— Рей, закрой на мне замки.

— Да.

Синдзи замер на управляющих рычагах, а девушка точными движениями закрепляла его на них. «Тип-01» возвращался к жизни, и первой ожила рация. Рей торопливо подала дугу с телефонами:

— Синдзи, ты там уже? Завелся?

— Заткнись, Аска.

В ответ послышался короткий холодный смешок:

— Давай быстрее. Кацураги приказала посадить тебя в ЕВУ и вместе идти на перехват.

— Перехват?

— Да. Ублюдки уводят захваченные машины к восточному краю «Окна», надеются переждать во мгле, а потом сюда вернуться. Ну не имбецилы?

Синдзи кивнул: Рей закрепила последний замок и присела у его ног, освобождая место для опускающегося модуля визира.

— Сколько их?

— Девять машин… В смысле осталось девять, — добавила Аска. — Точно два штурмовика, остальные за холмом, не вижу… А, Hure… — в телефонах лязгнуло.

— Аска?

Стрелки турбин рванули по шкалам, показатели реактора быстро выровнялись, и Икари, прислушиваясь к немецкой ругани и треску выстрелов, щелкнул тумблерами питания опор. «Тип-01» вздрогнул и принялся подниматься. Защелкали по броне пули, но Синдзи только криво ухмыльнулся.

— Ага, справился? — сказала запыхавшаяся Аска. — А тут пока еще один Pimmel сгорел.

Синдзи нахмурился: а какого, собственно, хрена, надо их перехватывать? Расстрелять с расстояния — и дело с концом… «Тип-01» лязгнул, зажглись индикаторы передачи нагрузки на ноги, и он, не мешкая, поднял манипуляторы.

— В лагере всех уже перещелкали, — сообщила Аска. — Кагитару сказал — человек двадцать положили с обеих сторон.

— Аска, а зачем…

В телефоны вклинилось шипение нового сигнала:

— Синдзи-кун, ты как, в норме? — спросила Мисато-сан.

— Так точно.

— Давай, стену огня перед уходящими, в темпе.

С сухим щелчком канал связи отключился, а в ушах Синдзи вновь и вновь звучал голос — надломленный, бодрый, на грани срыва. «Но она снова выдержала, хоть сволочи оказались расторопнее ее».

— «Стена огня…» — задумчиво повторила Аска. — Мисато-сан хочет устроить публичную порку. Ну что ж…

— Узнать бы, кто зачинщик…

— А, ты не в курсе? Некто лейтенант Сигеру Аоба.

Синдзи кивнул себе: вот так. «Вот так скоро придется проверить, насколько прочен мой мир с самим собой».

Глава 17

На пути машин, уходящих к туманному пологу, раскинулась небольшая рощица деревьев, молодой поросли упавшего великана — зеленая прядь чуда Атомных земель, островок новой жизни, начавшейся уже после Удара. Обреченный островок, до которого вместе с людьми все же добралась война. В сетке прицела вздыбилась земля, и между деревцами черно-оранжевым столбом взметнулся взрыв, расшвыривая тонкие стволы, обращая их в щепы — и видение исчезло, сменяясь привычной картинкой: густой дым, фонтан поднятой в воздух земли, вспышки. Пламенные сполохи один за другим с грохотом вспухали в недрах растущей тучи, выталкивали новые клубы, выбрасывали новые подожженные щепки, новые лохмотья содранного дерна.

— Эй, у меня фугаски уже закончились!

Голос Сорью выдернул его из бездумного созерцания. Он опустил взгляд на сжавшуюся у его ног голубоволосую девушку: Рей вздрагивала при каждом шаге и движении машины. Он вновь посмотрел в визир и оценил ситуацию: настал его черед положить густые мазки на картину рукотворного ада. Двинулись метки прицелов, мигнули индикаторы фиксирования суставов, и Синдзи на выдохе втиснул гашетки. Короткие трескучие очереди тридцатимиллиметровых снарядов отозвались дрожью в огромном теле, и тучу дыма распороло частыми вспышками, а довершили условную линию перед дезертирами несколько положенных вразброс ракет.

Машины остановились перед черным облаком, но не все: крайний штурмовой танк, решив, что стоит прорваться за поднятую врагами дымовую завесу, продолжил движение. Синдзи точным рывком манипулятора пристроил прицел у него на корме.

— Мисато-сан?

— Огонь!

Гулкая очередь ушла на цель, горячими искрами разворачивая моторный отсек танка. Синдзи не отпускал гашетку до тех пор, пока на месте машины не расцвел яркий грязно-оранжевый цветок.

«Аоба, надеюсь, ты был там», — подумал он.

— Внимание дезертирам, — зазвучал голос по радио. Синдзи посмотрел на индикаторы: вещание шло общим каналом, и голос Мисато-сан слышали сейчас все. — Говорит полковник Кацураги, и это последнее, что я вам скажу. У тех из вас, кто вернется с машиной в расположение лагеря, есть шанс искупить вину. Остальные будут уничтожены. Минута пошла.

Он прищурился, пытаясь понять возможные действия мятежников.

«ЕВЫ захватить не удалось. Захваченные машины имеют небольшой автономный ресурс, они просто не выдержат пребывания вне „Окна“ больше суток. Логичнее всего сдаться».

— Икари?

Синдзи с трудом узнал обычно насмешливый голос Аобы, а еще сразу понял, что зачинщик мятежа тоже говорит по общему каналу.

— Аоба? Ты получил предложение полковника.

— Да. А что получил ты?

«Он слетел», — понял Синдзи. В голосе Аобы прочно угнездилась трещинка, болезненно отзывающаяся в каждом слове: так говорят люди не просто на пределе — за пределом. «Что ж тебя так на травке да на солнышке повело, а?» — с холодной ненавистью подумал Синдзи и сказал:

— Я? Я получил приказ.

Клуб лейтенантов, веселые подколки, пьянки — память о знакомстве с дезертиром до поры послушно проваливалась куда-то вглубь, образы тонули, не успевая потревожить сознание. «Я, наверное, до последнего дня буду видеть все свои ужасы во снах…»

— Приказ? Приказ без цели?

— Приказ не обсуждается.

— Ха. Ха-ха… Они таки выжгли тебе мозги? Ты что, ничего не понял? Они и Рей твою вернули, чтобы дальше дергать тебя за ниточки!

Синдзи промолчал. То, что раньше разорвало бы его на части, после этой ночи потеряло значение. «Интересно, почему Мисато-сан не вмешивается? — подумал он, наводя пушку на крайний правый танк. — Пора бы уже. Кстати…»

— Аоба, ты напрасно тратишь время, — спокойно сказал он и вдруг поймал взгляд Рей, внимательно смотрящей на него снизу. Он успокаивающе кивнул ей и закончил. — Не мое, Аоба, — свое.

— Ты так и не понял! Это мог быть рай, понимаешь?..

Синдзи очень хотелось сказать, что он не понимает, что нельзя убежать от войны, что война — это прежде всего внутри, что «Окно» — оно потому и «Окно», ведь вокруг, куда не глянь, — стена. Хотелось отхлестать окосевшего придурка по щекам, сбить с ног буйного перепившего товарища, уберечь тем самым от страшной и уже проигранной драки… Но между ними сейчас было несколько слоев композитной брони и четкий приказ.

— Аоба. Время истекло.

Несложно быть мудрым в ЕВЕ, легко не терять самообладание, оседлав такую мощь. Он смотрел сверху вниз на Рей, смотрел сверху вниз на танки ренегатов… «Столько лет ушло, чтобы просто привыкнуть к этой точке зрения, но такой быстрый рывок к тому, чтобы ее принять…»

Две мятежные машины развернулись и двинули к лагерю, за ними — еще одна, потом еще. Аоба что-то кричал, надсаживаясь, о рае, о непонимании, когда зажглась лампочка нового канала связи.

— Синдзи-кун, огонь.

«Я помню Хило, Сигеру. А что вспомнишь ты?»

— Есть.

Он нащупал нужную гашетку и без всякой синхронизации почувствовал, как начали раскручиваться стволы. Взревела рокочущая очередь, взлетели грунт и клубы пыли вокруг двух оставшихся машин, и Рей сделала все, что могла — прижалась лбом к его дрожащему колену.

«Прощай, дружище».

* * *

Синдзи тряхнул головой, разбрызгивая холодную воду, и с наслаждением вдохнул полузабытый запах травы. Уже истоптанный, но все еще свежий зеленый ковер на берегу ручья выглядел необыкновенно живым, настоящим, а его аромат после душной, пропитанной маслом и горячим металлом кабины, дурманил и отключал остальные ощущения. Продлевая пьянящий восторг, он потянул носом и сразу же ощутил резкую нотку гари — кислого и мерзкого последа недавней бойни. Синдзи фыркнул, снова мотая головой, и сказал:

— Еще.

Забивающий дух водопад обрушился на звенящую голову.

— Рей! — недовольно сказал он, отплевавшись. — Не полведра же сразу!

— Извини…

Он выпрямился, и вода щекочущими струйками мгновенно устремилась с головы вниз, холодя тело. Рей внимательно смотрела на него, держа в руках почти опустевшее ведро. На девушке, как и на нем, были закатанные форменные штаны и майка. Синдзи убрал мокрые волосы с лица, отобрал у нее ведро и встряхнул остатками содержимого, делая выразительное лицо. Рей улыбнулась.

— Эй вы, там, прекращайте баловство! — сказала Аска, высовываясь из воды. — Бросьте мыла сюда.

Сорью откисала по уши в омуте: единственная болванка удачно повредила систему кондиционирования, и пилот до конца операции равномерно пропаривался в раскаленной кабине. По ее требованию сотрудники проекта едва ли не ныряли в ручей с дозиметром, но все же заверили врачей, что вода пригодна для купания. Синдзи усмехнулся: «Хорошая у нас работа, правильная…» В центре лагеря шел военно-полевой суд, личный состав экспедиции собирал трупы и раненных, а им плевать — обливаются, моются.

Кусты зашуршали, и на берег ручья, к огромному изумлению Синдзи, выбралась мрачная, как дождливая полночь, Мисато-сан. Женщина рухнула в траву и зажмурилась.

— Кто скажет хоть слово об этих идиотах — убью на месте, — не открывая глаз, предупредила она. — Я дезертировала, и вечером сама себя расстреляю.

— Есть, — ответил за всех Синдзи.

— «Есть», — передразнила полковник. — Много ты понимаешь. «Есть»…

Солнце уже спряталось за рваный край колодца из мглы, и в долине медленно темнело. Женщина слепо подставила лицо бездонному чистому небу, забросила руки за голову:

— Хорошо мне с вами, подопытные.

«Новое дело…»

— …Синдзи-кун, вот ты мне скажи, что ты чувствуешь, когда от тебя ничего не зависит?

Он хмыкнул: Кацураги, говорящая о странном, — это нечто новое.

— Я именно это и чувствую, Мисато-сан.

— Обреченность?

Синдзи нахмурился и бросил на голову полотенце:

— Нет. Обреченность — это когда ты не можешь ничего сделать.

Женщина открыла глаз и посмотрела на него.

— Ага, значит. То есть, ты можешь что-то сделать со своим статусом подопытного?

— Да. Я могу умереть.

Кацураги открыла второй глаз, и Синдзи с изумлением задумался: «А что я такого сказал?»

— Синдзи-кун, тебя держит только желание жить?

Синдзи сел в траву.

— Нет, Мисато-сан. И не мне вам говорить, что есть долг.

— А, ну да.

Она вновь закрыла глаза, и тон ее ответа Синдзи совсем не понравился. К тому же, Кацураги упорно делала вид, что ни Рей, ни Аски тут нет.

— Знаешь, Синдзи-кун, я вот думала, что решения принимаю я. Потом, получив опечатанные конверты с приказами, — что я даже вне базы получаю определяющие команды от твоего отца, а по ситуации решаю сама. Но вот выясняется, что «потери после пребывания в объекте „Окно“ могут превышать тридцать процентов личного состава»…

Женщина выдернула травинку, повертела ее и не глядя сунула себе в рот.

— Так что, хоть расстреляй я этих мудаков, хоть отпусти во мглу — один хрен, все предусмотрено и предопределено.

Синдзи оглянулся. Рей со странным выражением лица — пониманием, что ли, — смотрела на лежащую Мисато-сан, а Аска медленно переводила взгляд с него на полковника, и ее ошарашенная гримаса была замечательнейшей иллюстрацией к этому диалогу. Он вновь посмотрел на Кацураги.

— Знаешь, Синдзи-кун, я раньше дружила с одним… Приютским. Ну, выросли, закрутилось, потом оба поняли, что судьбы нас уводят по разные стороны войны, а назад дороги нет. Оба уже людьми войны стали. Его в сливки унесло, меня — в задницу какую-то. И как я не старайся — все равно задница. Как он не пыжься — один черт сливки…

Она помолчала немного, гоняя стебелек полными пересохшими губами.

— Ах, как я за вас, ребятки, ухватилась — вот оно, нет судьбы на войне!.. Ангелы, «Прорыв» этот, и — я, я все решу! Устрою, как надо, в лучшем виде!

Мисато-сан оперлась на локти и поднялась, открыв, наконец, глаза, вытащила изо рта травинку, нахмурилась, выкинула ее.

— А ты говоришь — долг, Синдзи-кун.

Зашуршали кусты, и Кацураги пропала, словно и не было. Икари смотрел на еще дрожащие ослепительно зеленые ветки и не знал, что ему чувствовать. Пока вроде как выходила грусть и отрешенное понимание.

— Эй, Синдзи, — тихо позвала рыжая. — Ты это, облей меня, водой-то. А то что-то мерещится всякое…

— Ты или ныряй, Аска, или прикройся, — не оборачиваясь, ответил он.

Девушка выругалась, и послышался плеск.

* * *

На столе стояли бутылки, в воздухе — плотный сигаретный дым, разрезаемый под потолком вентилятором. Дым клубился вокруг тусклой лампы, ускорялся лопастями и уходил в затемненные углы. Синдзи валялся в плетеном кресле, вывалив ноги на стол, а напротив в той же позе сидел Сигеру Аоба.

— Ты же больше, чем я проводишь времени в аду…

Сигеру для убедительности покачал стаканом, и желтоватая жидкость тяжело плеснула, пустив слабый блик. Пальцами той же руки он держал зажженную сигарету.

— Мы все в аду, Аоба, он внутри нас. И вопрос лишь в том, сколько этого ада мы притаскиваем с собой в мир.

Собеседник глотнул из стакана и поморщился — то ли от спиртного, то ли от слов Синдзи.

— Ты философ, «пилот Микадо».

Синдзи выпрямился, сбрасывая ноги со стола, и грохнул кулаком по крышке:

— А ты — нет?! Ты из-за дебильной идеи угробил столько людей! Нравится чувствовать себя убийцей?

— Ну да, — хмыкнул Сигеру. — Тебе-то ведь не привыкать к таким ощущениям. Пак-Хао, Харбин, какая-то срань в Корее… Да, и ты забыл, кто подбил машины дезертиров? «Бог войны», мать твою…

Синдзи почувствовал, что ему нехорошо. Слова кружились в голове и вызывали тошноту.

— Слушай, почему тебе не сдохнуть, а?

— Так я уже, — сказал Сигеру и с наглой ухмылкой затянулся сигаретой. — За что тебе очень благодарен.

Щелкнул предохранитель пистолета, и над стволом замерла переносица мертвого пьянчужки.

— Давай-давай, — подбодрил его Аоба. — Самый надежный способ дезертировать. Или в ЕВЕ оно полегче стрелять в товарищей?

Мушка заплясала, и целик никак не мог поймать ее в объятия.

— Хотя… — задумался Сигеру. — Ты же кого-то шлепнул там, возле твоего «Типа»… Да. Кто это был? Ах, прости, что спрашиваю — тебе-то плевать на людишек…

Синдзи ощутил леденящую кровь ярость. Пляшущая рука обросла сталью, на ней защелкнулись замки, пальцы окаменели, ложась не на собачку — на гашетку.

— Сдохни, сука, — прошипел он.

Пуля снесла дезертиру пол головы, и Аоба завалился назад вместе с креслом. Золотистые плетеные ножки, нелепо выброшенная нога в ботинке… Синдзи, тяжело дыша, опускал руку и вдруг услышал тихий хрип.

— Херово… Не разучись убивать… Без ЕВЫ-то… Кххха…

* * *

Он вскочил, сел и уже привычно успел увидеть остатки видения, словно нарисованные на сплошном пологе мрака.

— Икари…

Синдзи ничего не ответил. Разрывающие сердце эмоции таяли, растекались дымом, пережженные сном. Холод ночного пробуждения, бисеринки пота и грубые, как наждак, простыни.

— Сны?

— Да, Рей.

— Тебе плохо?

— Было. Там.

Девушка помолчала и обняла его покрепче:

— Ты выбрасываешь все пережитое там?

Синдзи подумал и кивнул — и невидимой девушке («Все равно почувствует») и себе.

— Наверное, Рей.

— Но тебе придется встретиться с кошмарами наяву, рано или поздно. Что будет тогда? — сказала она, и Синдзи почувствовал ее тревогу. Ее — не свою.

— Надеюсь, в этот день я уже никому не буду нужен. Я… Я выйду, Рей.

— Мне выйти с тобой?

Теплый шепот…

— Нет, Рей, я скоро.

— Мы уже не в «Окне»…

Синдзи улыбнулся.

— Я помню, Рей. Спасибо.

Он осторожно перебрался через поджавшую ноги девушку, наспех оделся и вышел в коридор. Осмотревшись, Синдзи сел на ближайшую лесенку, устроился так, чтобы острое ребро ступеньки больно врезалось в спину, и воткнул невидящий взгляд в переборку. «Поспал. Пережевал эмоции. Отдохнул, можно дальше убивать. Блин».

Синдзи прислушался: сердце знай постукивало себе, гоняя кровь, избыточная влага не рвалась выступить потом по всему телу, только мышцы ноют после двенадцатичасового вымахивания рычагами. «Аоба? А, да, был такой. Пили вместе».

— Синдзи? Что ты тут делаешь?

Икари поднял глаза и обнаружил Ставнийчука, держащего в руке сигарету. На лице доктора было написано недоумение, сна — ни в одном глазу. Идет себе человек по делам…

— Здравствуйте, доктор. Не спится вот.

— А.

Ставнийчук поднял глаза, подошел под вытяжной вентилятор и зажег сигарету. Сделав мощную — чуть не в треть сигареты — затяжку, он посмотрел на Синдзи и зачем-то объяснил:

— Бросил после войны, усы запустил, чтоб соблазна не было, а по ночам тянет иногда… Да.

Синдзи кивнул: ну, не спится человеку, ну, расскажет сейчас пару историй, и разойдутся спать. Все равно делать нечего.

— Переживаешь?

«А, нет. Не историю. По ночам модно еще и о жизни спрашивать…»

— Да как сказать. Наверное.

— Наверное. Ты прямо как Аска, — сказал Ставнийчук. — У той тоже, как гадостно на душе — все «наверное» да «полагаю»…

Синдзи подумал, что недурно было бы разузнать что-нибудь о рыжей: спросить, какая она была, как такая выросла, но вдруг понял, что кроме деталей и сам все знает — слишком уж близкой и родной, слишком уж понятной была Сорью. «А детали… Да кого они интересует. ЕВА под себя все одинаково кромсает».

— Вы, пилоты, вообще до жути похожи. Вас ЕВА словно близнецами рожала, — сказал Ставнийчук. — Не внешне, само собой, но ты понял.

Синдзи вздрогнул, а потом сообразил, что их мысли просто пошли похожими путями.

— Алексей-сан…

Ставнийчук подавился дымом, закашлялся и засмеялся:

— Ох… Извини, у тебя ужасное произношение, никак к своему имени по-вашему не привыкну…

Синдзи улыбнулся: смеющийся доктор разительно отличался от Акаги, хотя занимался, вроде, похожими вещами.

— Извините, пожалуйста, доктор. Я хотел спросить вас как раз о ЕВЕ.

Ставнийчук докурил сигарету, затушил об стену и спрятал в карман халата:

— О, интересуешься? И что я тебе нового могу рассказать?

Синдзи пожал плечами:

— Я и сам не знаю, доктор. Просто расскажите что-нибудь странное об этих машинах.

Ставнийчук вдруг внимательно посмотрел на него:

— Гм… Странное? Интересно, что именно ты об этом спрашиваешь.

— А что тут такого? — удивился Синдзи.

Доктор уселся на пол и запустил пятерню в свои седины:

— Твоя ЕВА уникальна. Помнишь, я рассказывал о передаче технологий?

Синдзи кивнул: это был день гибели Аянами. Он помнил этот день по секундам.

— Институт доктора Акаги передал все технологии союзникам, кроме одной — строения реактора «Типа-01». Теории компакции, интенсивного теплообмена уже и так были известны, ее идеи витали в воздухе, так что поначалу никто не придал этому значения… Кроме меня.

Синдзи с интересом посмотрел на Ставнийчука. Он слышал, что такие рождаются раз в сто лет — мастера на все руки, умеющие ладить с людьми, чинить насосы и изобретать порох из тряпок. Загадка собственной машины ушла куда-то на второй план. «Интересно, насколько он в действительности похож на Акаги…»

— Да… Так вот, — продолжил после паузы доктор. — Понимаешь, конструкция твоего «Типа» не предусматривает перезарядки реактора. Вообще.

Синдзи задумался: да, за две недели до отправки «Тип-00» отгоняли в горы для каких-то работ с реактором, а его машину если и клали под краны, то только чтобы изменить конструкцию или починить после сражений.

— В техдокументации указан реактор, как на «Типе-00» — мощный, компактный, агрессивный, с двумя критическими массами почти чистого урана… Мощный — и очень нестабильный.

Кивок: да, было такое. Ставнийчук посмотрел на него и продолжил:

— Но на самом деле твой реактор… Когда я доказал командованию, что надо затребовать его чертежи, разведка уже доложила, что сердце твоего «Типа-01» по мощности превосходит даже доработанные нами для «Ягдэнгеля» и советских «Ту-102». И вот тут доктор Акаги явно нехотя сдала нам чистую фантастику. Реактор без заражения активной зоны. Реактор с изотопным обменом, реактор, в котором чуть ли не трансмутация происходит… Понимаешь?

Синдзи помотал головой:

— Нет. Я не силен в физике. Но… вы же ведь вечный двигатель описываете?

Ставнийчук усмехнулся:

— Вижу, что не силен. Конечно, не вечный, износа генераторов и турбин никто не отменял, но сердце — «Ядро», как назвала его Акаги, — почему-то теоретически способно генерировать тепло как минимум шестьсот лет. А может, больше.

Синдзи с некоторым недоверием посмотрел на Ставнийчука:

— А такое вообще возможно?

— Ты на таком сидишь каждый день.

— И…

— Мы не смогли его воспроизвести. Катастрофы под Йоханнесбургом — слыхал? Мы дважды пытались запустить образцы по предложенным схемам. Оба раза с грибовидным результатом, но Акаги доказала, что передала нам все исходники.

Ставнийчук задумался, вспоминая, и хмыкнул:

— Обидно было — до соплей. Мол, научитесь собирать. Свернули, короче, проект. А по твоему «Типу» решили: нехай бегает, пока сам не рванет.

С трудом соображая, он продолжал смотреть на доктора, а тот словно бы ожидал какой-то реакции от него. В конце концов, Ставнийчук вздохнул:

— Эх, парень. Не выспался ты или не проснулся — не пойму. Ты ничего в этом странного не находишь?

— Ээээ… Ну вы же сказали, что реактор и так странен…

— Да нет же, — мягко сказал доктор. — Зачем сооружать сумасшедше дорогую и нестабильную конструкцию притом, что экономия в эффективности мизерна? Ты сможешь устоять в бою против трех… Нет, хотя бы двух «Истребителей»? Против… а, «тушек» ты не видел даже… Так сможешь?

Синдзи вспомнил Аску в бою и отрицательно помотал головой: даже снаряженный специальным оружием против Ангела, «Ягдэнгель» измотает его на скорости, и, свалив одного за счет большего количества стволов, со вторым «Тип-01» точно не совладает.

— Вот, — сказал Ставнийчук, поднимая внушительный палец. — А только по цене «Ядра» можно построить десять «Истребителей». И заметь, я не говорю о стоимости танков или самолетов с вертолетами, которые легко могут тебя потрепать просто массой.

— Но… Получается…

— Акаги придумала «Ядро» как теоретическую модель, эдакий кунштюк, игру разума, если хочешь, — досадливо сказал Ставнийчук, и Синдзи ощутил что-то вроде восхищенной ревности в его голосе. — И знаешь, именно после этого ее взяли в научный отдел вашей «NERV» и поставили во главе проекта «ЕВА».

Синдзи, прозревая, метнул быстрый взгляд на лицо ученого, и Ставнийчук кивнул:

— Да. Понял, наконец? Реактор типа «Ядро» поставили на «Тип-01» именно по прямому распоряжению его превосходительства Гендо Икари.

Он, кряхтя, поднялся и подал руку Синдзи:

— Ладно, давай расходиться. Я тебе мыслишку подкинул, а ты подумай на досуге. Может, поймешь, в чем дело. Скажу честно: я — не понял.

Ставнийчук поправил халат и широко зевнул, огладил ладонью усы и поднял руку — доброй, дескать, ночи. Растерянный Синдзи поклонился на прощание и, глядя в широкую спину, пытался вызвать в голове хоть какие-то мысли.

Треск громкой вывел его из бесплодных раздумий:

— Всему конвою. Тревога. Обнаружено синее свечение. Повторяю…

Синдзи вскинулся и рванул к каюте. Страдающий звук сирены выбрасывал людей из кроватей, загудели двигатели БМК, готовясь перестроить атомоход, а из распахнутых дверей навстречу выскочила Аска, на ходу завязывая свою рыжую гриву в хвостик.

— Ну что, Синдзи? — крикнула она и бросила ему куртку. — Пойдем делать нашу основную работу?

Он набросил на плечи одежду и побежал с нею, и встречные поспешно вжимались в стены коридора. «А ведь кто-то из них мог позавчера быть у меня на мушке» — подумал Синдзи, краем глаза выделяя проносящиеся мимо лица.

«Бог войны… Пока у нас на очереди очередной „дьявол“. Ну что ж, посмотрим, кто кого».

Синдзи успел понять, что его совершенно не пугает мысль о слепоте, и вокруг завертелась круговерть из техников, бинтов и кабелей.

Глава 18

Поерзав на рычагах, Синдзи замер, ожидая, пока втянутся опоры. Во мгле слышались странные звуки: гулкий рев танковых двигателей, словно размытый, будто из-под воды; мощные ухающие хлопки — не выстрелы пушек, не взрывы. Атомные земли своим диким криком предвосхищали побоище.

— Синдзи, как у тебя там видимость? — спросила Аска.

— Плохо. До рассвета еще почти час.

— Можно подумать, после сразу посветлеет…

Голос рыжей звенел даже сквозь помехи, становящиеся все отчетливее. «Голос пустошей» колебался, то заглушая человеческую речь, то понижаясь до шепота.

— Оба — по направлению ракеты. «Шестой» первым засек его.

Операцией пока руководила Акаги. «Что-то не так с Мисато-сан», — отчетливо понял Синдзи. В памяти всплыло ее лицо на вечернем рапорте, едва слышно зазвучал голос. «Как я сразу не догадался, что она больна?»

Сполох сигнальной ракеты отвлек его от посторонних размышлений. Осторожно огибая танк, к нему приблизился «Истребитель».

— Ныряем сразу? — поинтересовалась Аска.

— Да, полная синхронизация, — отозвался БМК.

Зеленоватое свечение визира погасло и он, жужжа моторчиками, уплыл под потолок, а на его место сбоку надвигался шлем. Синдзи моргнул и вспомнил свое настроение перед посадкой в «Тип» — напряженное ожидание вместо обычного страха, от которого подводит живот, едва ли не желание вместо тошнотворного ужаса. Темноту маски уже подсветили красные огоньки, щелкнули замки…

Короткая боль — и «я» привычно размывается, распускается нитями густая вязь личности, каждая нить уходит, длит сознание, сковывает звенящую мертвую бездну, опутывает собой… Снаряд и пушка, ракета, патронник, запал, турбина, реактор, генератор, редуктор, редуктор, поршень, турбина… Нескончаемая множественность «я», объединенных в одно…

Синдзи вдруг понял, что продолжает себя осознавать, всего лишь на секунду замерев и сосредоточившись на самом краю бездны, куда обычно нырял с закрытыми глазами. Понимание и удивление сразу же разрушило хрупкое это равновесие, и разум распался, успев с сожалением отметить странный морок, наваждение, невозможную иллюзию…

Прислушавшись к ощущениям, Синдзи разогрел грудь, успокаивая дыхание. Турбины мощно пели, сообщая о полной готовности, реактор кипел в заданном пределе, а подвесное оружие плавно вздымалось, подсвечивая в поле зрения прицельные метки. Вокруг копошились танки, занимали оборону у БМК, часть машин уходила во мглу, по направлению, указанному слабым огоньком сигнальной ракеты.

— Я займусь им в ближнем бою. Прикрывай, — сказал незнакомый «Типу» голос, но тельце, закованное в грудь Синдзи, услужливо подсказало странное имя «Аска». Он двинулся вперед, тяжело уронив в эфир:

— Подтверждаю.

Товарищ обошел его стремительным шагом, вскидывая огромный клинок.

Синдзи шел за собратом своего «Типа», и постепенно выплывал из глубин полного растворения в машине. Удивительное спокойствие, мысль о странном начале слияния, полное осознание своих действий в качестве «Типа» — вот что тревожило его накануне битвы с могучим врагом. Он задумался и вновь прислушался к ровному биению разума: словно незримый компас повернул свою чуткую стрелку в глубинах «я»: страх вон там. Синдзи добавил к странностям еще одну, а именно отстраненное осознание животного ужаса, того самого, что рвал его на части при приближении к Ангелам. «Ну есть этот ужас — и пусть себе. Проще найти сволочь».

Тяжелые шаги машины вторили поступи ведущего, а Синдзи никак не мог настроиться на смертельную схватку: что-то мешало, что-то из произошедшего с ним было настолько важно, что разум жертвовал сосредоточенностью, вниманием, анализом ситуации, отдавая все ресурсы на поиск этой странности. Синдзи закусил губу, чувствуя, как грохнула болью голова, и содержимое памяти высыпалось перед ним, как россыпь патронов, один из которых подмигнул слепящим бликом.

«Вот оно…»

— Стой здесь и подсвети мне его, когда скажу, — послышался голос Аски. — Я его уже вижу, зайду сбоку.

Синдзи трясло от понимания того, что он только что обнаружил, пот стремительным ручьем тек по шее, и он пережатым голосом просипел:

— Понял…

— Дрожишь? — сказала рыжая. — Не переживай, я дам тебе его застрелить.

«Истребитель» взвыл и ушел в сторону от маршрута, и Синдзи, всмотревшись, увидел слабое голубоватое сияние, слегка колеблющее мглу. Он замер и начал опускать машину на колено, принимая базовое положение для стрельбы, а в голове билась мысль: «Когда же я, наконец, сойду с ума?!»

Слева вспыхнуло дульное пламя, а через мгновение, различимое только в восприятии «Типа-01», донесся звонкий удар выстрела. Еще вспышка, еще и еще одна — танки начали свою самоубийственную миссию: отвлечь, занять, изучить возможности. Ангел — пока еще невидимый за густым пологом мглы — не торопился давать ответ, лишь налилось светом сияние, распыляя снаряды, но конвой и не думал умолкать. Залпы разгоняли мглистый полог, и стало видно темное тело неясной формы, окруженное плазменной защитой. Синдзи закончил наведение всех стволов и неспешно исправлял траектории тяжелых ракет: это применять не стоило, раз уж «Истребитель» будет близко к врагу, но пусть лучше будут наготове.

Разум ходил вокруг вытащенного на берег открытия и рассматривал его, пытаясь понять, как такое вообще может быть. Пока навыки учитывали баллистические поправки, пробовали разные светофильтры и осторожно смещали прицельные метки, настоящий бой уже кипел вовсю внутри слабого сознания пилота.

«Я или остаюсь собой, чувствуя „Тип-01“ как второе тело, или становлюсь семидесятиметровой тупой болванкой, которая по привычке зовет себя „Синдзи“… Неужели… Есть третий вариант?..»

Все естество, шокированное последней синхронизацией, кричало, что да, есть, и этот путь — путь превращения себя в машину. Бастовал разум, сопротивляясь самой идее переноса личности. «Куда? Во что ее переносить? На пластинку записать? На кинопленку? Как это возможно? Где это я там буду?!»

Синдзи вынырнул из внутренней баталии, и как раз вовремя: на колышущуюся голубоватую массу справа обрушился «Ягдэнгель», а танки тотчас же заткнулись. Полыхнул искрящий клинок, и ему навстречу из недр Ангела выпросталось окутанное голубой дымкой щупальце. Аска поймала мечом отросток и… Конденсаторные банки, которые щетиной покрывали все плечо «Истребителя», с грохотом высвободили свой заряд. Синдзи уже освоился с теорией этого воздействия, эффект которого Аска показала на Пятом Ангеле: мощный импульс рассчитывался так, чтобы на короткое время сорвать защиту врага. Любую. Да, перезаряжать долго, да рискованно в бою, но зато не нужно удручающе долго нагружать плазменное покрывало.

Вспышки молний разорвали мглистый полог, так что Синдзи на мгновение увидел огромную тушу, словно бы опутанную шевелящимися щупальцами. Что-то ворочалось и сияло в центре черной твари, но он это рассматривать не стал: Аска, полностью лишив щупальце защиты и ослабив сияние по всему телу врага, дала с правой руки короткую очередь из спаренного орудия.

Ангел издал оглушительный вопль — низкий и страшный. «Голос пустошей» перепугано затих, а отрубленное щупальце, на лету обращаясь в грязь, рухнуло на землю.

— Давай!!!

Синдзи упер все клинья прожекторов в тушу чудовища, выделяя уродливую тварь, и обрушил на врага осколки своего тела. Зарокотали пушки, пулеметы, тягучими плевками сорвались ракеты. Люки оружейных пилонов едва успели раскрываться, а стволы уже работали по врагу.

Тело дрожало от боли, но зрению ничто не мешало: метки смещались по корпусу Ангела, распределяя перегрузку защиты, корректировались неточно наведенные стволы, а разум, отметая сомнения, непрестанно вгрызался в течение боя. «Истребитель» точными очередями отсек еще два щупальца, не применяя меч: защита чудовища пока еще не оправилась от шока, и Синдзи видел даже несколько всплесков своих попаданий во влажную черную плоть. Аска активно двигалась по дуге почти вплотную к Ангелу, выбирая момент для того, чтобы поглубже вогнать клинок в его тело и окончательно уничтожить барьер.

— Tausend Teufel… — прорычали телефоны. — Помехи…

Синдзи видел редкие искорки, пробегающие по корпусу «Ягдэнгеля»: такая продолжительная близость с плазменным экраном начинала доставлять машине проблемы.

— Аска, сколько… — крикнул он.

— Funfzehn… Vierzehn… — прохрипела Аска. — Тринадцать… Двенадцать…

«Еще десять секунд до перезарядки…»

Пришлось прекратить стрелять из шестиствольного орудия: боль перегрева раздирала руку, ныли сами стволы. Ангел тяжело хлестал щупальцами «Истребитель», и Синдзи решил рискнуть: напружинив спину, он послал во врага тяжелую ракету, целя так, чтобы туша чудовища прикрыла Аску от осколочно-фугасного заряда. Расчет оправдал себя: мощный взрыв угольно-алого пламени ударил, сметая и сжигая слабо защищенные щупальца, и Ангел пошатнулся, едва не рухнул на «Ягдэнгель». Сорью сделала шаг назад, и на правой руке расцвел целый букет сполохов, которыми она встретила падающее чудовище. Новая волна тягучего крика, переполненного яростью, хлестнула по пустошам.

Ангел стремительно изменился — словно истончился в середине массивного бесформенного туловища, обращенные к Аске щупальца взорвались, покрыв «Истребитель» густыми потоками слизи, а над корпусом чудовища взметнулись огромные подвижные конечности. «Истребитель» невольно отступил назад от удара, и на его правой руке ярко вспыхнуло: не выдержали выстрелов забитые слизью стволы — все или не все, Синдзи рассмотреть не успел. Ангел выбросил длинные щупальца и умело схватил «Истребитель» за манипуляторы. Аска закричала: хватка чудовища искрошила половину конденсаторов, и Ангела, как и саму машину, тряхнуло током.

«Обезоружена», — понял Синдзи.

Ангел задрожал и исторг еще один вопль, сквозь который едва прорвался крик Аски:

— Синдзи! Пожалуйста!.

Туша Ангела колебалась, выкручивая и растягивая манипуляторы машины, оплавляя их в месте контакта с плазмой, и что-то еще видела непрерывно кричащая девушка, что-то невидимое с позиции «Типа-01». Что-то жуткое настолько, что Сорью в несколько секунд сорвала голос на тонкий детский визг.

«А какого, я собственно, хера…»

Судорожные колебания плоти пробежали по угольному телу, и Ангел взметнул машину в воздух, а из невидимой Синдзи сердцевины прямо в боевую кабину ударил мощный синий поток.

«Дальний бой — нет шансов».

Поток стих, и «Истребитель» обвис на своей дыбе. В телефонах что-то скулило.

Взорвались крепления заплечных контейнеров. Отстрелилась перегретая шестистволка.

«Ближний бой — не успею».

Танки и подошедший БМК вели уже непрестанный огонь, и часть снарядов влетала в искалеченный «Истребитель», но защита Ангела выдерживала огненный вихрь.

Синдзи рванулся вперед, взрывая крепления всего навесного оружия.

«Не успею…»

Заклокотал реактор, и парообменники захлебнулись жаром. Машина, центром которой он был, задрожала, и Синдзи стиснул зубы, сдерживая всю тяжесть непривычной для механизма перегрузки. Бегать «Тип-01» не умел.

«Научишься, сука…»

Тяжело рухнула вниз усиленная левая ступня, ахнули амортизаторы, с трудом гася импульс. Завыло стреляющей болью колено, но правая нога машины немедленно ушла в воздух, не дожидаясь фиксации левой.

«Сожгу к херам, тварь, но ты научишься…»

Левая… Правая… Левая… Натужно выли индикаторы, показывая несусветную нагрузку на суставы, бились далеко в красном поле показатели температуры масляных амортизаторов, но это все побоку. Холодный разум рвался туда, где поскуливало упрятанное в распятую машину родное существо. Синдзи набирал ход, а сердце в груди разрасталось, пожирая тело «Типа» пламенем своего биения. Он вслушался: только сердце и поспевало за его волей, только оно билось в ритм с обжигающим желанием успеть.

«Еще один выстрел — и Аске хана. Значит…»

Стон земли под ногами, мечущиеся пятна собственных прожекторов, сошедшихся на кошмарной твари, агония собственного тела — и над всем этим ровные мысли, мысли машины, получившей задачу. «Остановится ли станок, если вместо деревянной заготовки положить под резец стальную? Глупость какая».

На ходу выдвигая клинки, Синдзи сжал гидравлические усилители удара. Грохнул разряд, и Ангел текуче обернулся, не отпуская «Истребитель». Посреди антрацитно-черного, маслянистого корпуса чудовища сияла белым пламенем маска, похожая на растянутый по шару рисунок черепа. Еще два грохочущих удара стоп, — и глаза маски налились голубым светом.

«Хер тебе».

Клинки воткнулись в тело чудовища, и Синдзи закричал, одним усилием загоняя стрелки индикаторов в красную зону. Защита Ангела полыхнула, и Синдзи успел увидеть, как искореженный «Истребитель» улетел в сторону, получив, наконец, опоздавшую свободу. Инерция удара «Типа-01» бросила Ангела на землю, и машина словно зависла над распластанным телом. Чудовище ревело, не затыкаясь, а Синдзи ничего не чувствовал: сердце подстегивало тело, давая столько силы, сколько требует разум, не взирая на пределы прочности органов, напрочь отметая примитивные мысли о самосохранении. Машина о таком не слыхала и уверенно подавляла осколки сознания пилота.

Таял, переливаясь, голубой щит, и маска в отчаянной попытке спастись вновь засияла, готовя выстрел. Ощущая, как лопаются от усилия глаза, Синдзи выдернул раскаленный стержень из тела Ангела и вогнал его прямо в заряженное оружие врага. Боль сотрясла тело, но чудовище и не собиралось сдаваться — потянулись нескончаемые короткие щупальца, оплетая тело, и Синдзи вновь словно бы отделился от боя, обдумывая ситуацию: с одной стороны, их защита слаба, они не смогут убить его, с другой стороны, танки взорвут Ангела слишком нескоро… Он прислушался: «Да, нас… меня может не хватить…»

Синдзи вслушался в пульс своего слияния с машиной. Могучее тело было невероятно измотано, оно еще могло сражаться, но усталость материалов играла с ним в ту же игру, в какую играет простая усталость с опытным сильным бойцом. Бьет маслом надорванный шланг — и слабеет давление на горло врага. Дрожат утомленные захватом руки — и клинки расшатывают сами себя, грозя сломаться еще задолго до предела плавления. Трещат кости, воет паром захлебывающийся контур, воздух ножами полосует легкие…

«Мне нужна идеальная собранность…»

Он взглянул в бездну, подсвеченную незнакомыми красными сполохами — агонией титана. Замереть на краю. Прыгнуть. Открыть глаза и зацепиться — во что бы то ни стало зацепиться, остаться собой и стать машиной.

Синдзи сжал кулаки и ухмыльнулся. Искусанные губы отозвались болью и выступившими капельками крови: «Да ты, мать твою, уже машина».

«Не разучись убивать… Без ЕВЫ-то…»

«Просто расскажите что-нибудь странное об этих машинах».

Он кивнул: подсознательно он все это уже понял. Теперь осталось воплотить это единство в падении. «Пошел».

Звенящая бездна металла рванулась навстречу, но он и не думал закрывать глаза. Каждая отдающая в синеву радуга, каждый сполох сигнала к мышцам, каждый импульс по силовым кабелям, каждый тяжелый вздох парообменного контура — он вобрал это все в себя и застыл на полпути, завис в странном мире, где к нему со всех сторон потянулись тонкие иглы.

Синдзи моргнул.

* * *

Увидев, как луч плазмы обдает огнем «Истребитель», Тодзи прилип к перископу: грохот, извергаемый битвой, подсвечивал туман и быстро испарял его, обнажая распятую машину.

— Судзухара, отведите БМК подальше от «Ягдэнгеля», — распорядилась Акаги и постучала по плечу командира орудийного расчета. Тот снял телефоны и посмотрел на нее. — Прекратить огонь до остановки машины, готовьте перерасчеты для стрельбы.

Тодзи недоумевающе оглянулся на замкома:

— Прошу повторить приказ.

— Убери БМК от «Истребителя». Он может взорваться.

— Слушаюсь.

В эфире сквозь грохот помех, выстрелов, сквозь выкрики командиров едва пробивались слабые всхлипы. Тодзи скрипнул зубами: он терпеть не мог немку, но не до такой же степени…

— «Шестой», «девятый», «одиннадцатый» — оказать огневую поддержку «Типу-01».

Судзухара рванул рукояти управления на себя и разблокировал сочленения отсеков атомохода. Взвыла сирена, предупреждая об опасности нахождения в переходах. Тодзи постучал по стеклышкам шкал, торопя стрелки рабочего напряжения двигателей. В поле зрения перископа Ангел отшвырнул «Истребитель», бой закипел с новой силой.

— Отставить.

Он оглянулся. Держась за стенку, в каюту вошла Кацураги в небрежно наброшенном на плечи мундире. Другой рукой она тяжело держалась за плечо Аянами.

— Фумидзиру, сосредоточить огонь на Ангеле, — сухо сказала полковник и закашлялась. — Судзухара, фиксируй БМК и убирайся за Сорью, возьмешь танк проекта «ЕВА» и всех техников.

Тодзи ударил по рычагу и вскочил, остановив взгляд на Акаги.

— Чего встал, болван? — тихо спросила Кацураги. — Выполнять. Командир на мостике.

— Полковник…

Акаги подошла к женщине и заглянула в глаза:

— Полковник, ты больна… Это же самоубийственный приказ. Нас всех…

Тодзи удивился: доктор проговорила это едва ли не с заботой, и сразу вспомнились оброненные когда-то давно, как в другой жизни, слова Икари о том, что этих женщин связывает какое-то общее прошлое.

— Сорью должна быть эвакуирована… — сказала Кацураги, отстраняя ее руку.

— Не ценой экспедиции.

— А какой ценой?

— Ты слишком больна, чтобы принимать такие решения. Оставь их мне.

Полковник опустила голову и вновь кашлянула.

— Ты отстраняешь меня от командования?

Тодзи замер, ожидая слов Акаги. Доктор засунула руки в карманы халата и твердо произнесла:

— Временно — да. После твоего выздоровления я верну все полномочия.

Тодзи сглотнул. Грохот разрядов и канонада уплывали куда-то далеко. Кацураги кивнула и повернула голову к Рей:

— Как ты думаешь, Аянами, что случится с Синдзи-куном, если Аска погибнет?

— Что ты… — начала было Акаги.

— Ему будет плохо, — спокойно сказала Рей после секундного раздумья.

— Ты этого хочешь? — закашлялась полковник.

— Смерти Сорью? — зачем-то уточнила Рей.

Тодзи ощущал, что все происходящее нереально. Что он не оставлял будущую жену на далекой базе. Что похода по загаженным радиацией и миражами пустошам не было в помине. Что нету боя двух титанов, нет командирской свары на мостике, нет и хладнокровной Аянами… «Кстати, ее и так ведь словно бы нет…»

Кацураги закашлялась сильнее и отняла руку от губ, чтобы выдавить:

— Нет Рей. Ты хочешь, чтобы было больно Синдзи-куну?

Судзухаре показалось, что Аянами заколебалась, но потом девушка все же отрицательно мотнула головой и посмотрела на Акаги.

— Итак… Риц-тян, — повернулась полковник к изумленному заместителю. — Или ты сейчас свалишь к своим пробиркам, или я тебе засчитаю попытку бунта.

— Мисато, ты сошла с ума! БМК надо убрать, и плевать на… — взорвалась доктор, но немедленно затихла.

Тодзи изумленно смотрел на голубоволосую девушку, которая неуловимым движением выбросила из ножен меч и теперь приставила его острие к горлу Акаги. Рубка замерла, а Кацураги из последних сил рухнула в командирское кресло.

— Слишком больна, да? — ухмыльнулась полковник. — Поскольку у нас всего двести двадцать три члена экспедиции, то я переподчинила двести двадцать четвертого лично себе. Приказу командующего не противоречит.

Акаги отставила руки в стороны, стараясь не делать лишних движений, и Тодзи очень хорошо понимал доктора: ничего не выражающие глаза Рей Аянами оставляли очень мало сомнений в ее решимости. Сердце Тодзи стучало частыми ударами: «Что мне делать… Что мне делать…» Он не был уверен в состоянии полковника, не был уверен в здравомыслии Акаги, зато ни капли не колебался относительно Рей. «Чума побери этот поход…» Что ни день, он попадал в ситуации, слишком скользкие для устава и четкого распределения сфер полномочий, но это был уже перебор.

— Конечно, приказать Аянами что-то очень проблематично, учитывая, что она верна только одному человеку, но мне удалось, как видишь, найти выход… Фумидзиру!!.

Начальник расчета рванулся к девушке, поднимая пистолет, и треснул выстрел.

Рей отбросило в сторону и развернуло попаданием в бок, и Тодзи среагировал, увидев глаза полковника: это был взгляд здорового — по крайней мере, умом — перепуганного человека. Одним прыжком он сбил с ног Фумидзиру, с оттяжкой хлестнул ему по шее, как учил дед, и командир орудийного расчета сразу же обмяк.

— Не двигаться. Руки так, чтобы я видела.

Оглянувшись, он понял, что Акаги воспользовалась ситуацией не хуже, чем он: в руках доктора блестел хромом карманный пистолет, нацеленный точно на него. Судзухара послушно поднял руки.

— Мисато… — сказала доктор с грустью. — Ты зря решила бороться с судьбой таким идиотским методом. Зря.

— Сука ты, Рицко, — устало сказала полковник, оставив попытки встать.

Акаги пожала плечами и дернула стволом пистолета:

— Судзухара, к управлению. Увести БМК, юго-юго-восток, не меньше мили.

Тодзи начал подниматься, и замер, надеясь, что он сошел с ума. Позади Рицко вставала с пола Аянами, неслышно поднимая клинок. Аянами, которой попали в печень. Аянами, которая должна была тихо истечь кровью минуты за три.

Рей встала и приставила острие к затылку Акаги.

— Приказывайте, полковник.

* * *

Судзухара бежал к раскочегаренному танку проекта «ЕВА», а в ушах гремели перекрывающие битву слова Рей — ответ на его немой вопрос о невозможном: «Пока я нужна Икари, я никуда не уйду».

Воздух бился в респираторе, собственное дыхание обдавало лицо влажным теплом, а Тодзи отчаянно бился с мыслью о победе людских эмоций над дисциплиной, приказами и смертью.

— Пошел, — рявкнул он на зазевавшихся техников. — Уйдите, сержант, я сам поведу.

Он втиснулся в узкое кресло и бросил танк вперед. Впереди сошлись в схватке «Тип-01» и Ангел, машина искрящей глыбой висела над чудовищем, и между ними хлестали столбы молний. Густые пасынки разрядов кнутами охаживали тела борцов, били в землю, и в частых рокочущих ударах слышался несмолкаемый гул и вой двигателей ЕВЫ. По черному месиву непрестанно лупили почти что прямой наводкой пошедшие на кабельтов танки, но видимого вреда не причиняли. Тодзи с трудом оторвал взгляд от сражения и всмотрелся в приближающуюся цель их рывка: огонь на обшивке поверженного «Истребителя» уже почти погас, но лобовая и грудная пластины выглядели как сплошное месиво. Танк взметнул фонтан грязи и остановился бортом к полуоторванному манипулятору.

— Лейтенант, давайте ближе к левому пилону, — крикнул техник. — Там по плану должна быть аварийная шахта.

Тодзи кивнул и вновь сдвинул машину: пробиться через основной вход на расплавленной груди не представлялось возможным.

— Она хоть жива?

— Так точно, — кивнул сержант-радист. — Принимаем данные самописцев.

— Хорошая машина, — зачем-то добавил техник. — Была.

Они выскочили из танка и подбежали к плечу титана. Впереди с фонарем бежал техник, сверяясь по записной книжке.

— Узел «А», узел, «А-8»… Вот!.. БЛЯ!!

Едва видимый люк покрывали густые наплывы все еще багрового металла, хлестнувшего на плечо с груди. Тодзи обмер, но первым опомнился именно он:

— Слушай команду. Ты и ты — со мной. Тащим трос, забрасываем вон за тот узел.

— Вы хотите…

— Заткнитесь. Видишь полубалку? Мы танком сорвем расплав, пока он еще не застыл.

— Есть!

Тодзи побежал вперед и тут на пустоши обрушился звенящий вой, вой куда громче, чем крик Ангела. Он упал и обернулся, не сомневаясь, откуда может идти этот звук.

Нависшая над исчадием пустошей машина пылала запредельным светом: прожекторы, словно взбесившись, выжигали во мгле лучами какие-то сумасшедшие иероглифы, а энергоклинки налились темно-синим свечением. Над «Типом-01» расходилась мгла, пробивая колодец — вверх, к небу, и вокруг полыхающей машины начало сгущаться прозрачное облако красных точек. Тодзи бросил взгляд на потерявший рассудок счетчик Гейгера: судя по приборам, конвой сейчас должно было сжечь потоком заряженных частиц.

Алое облако втянулось в себя, сложилось в клин между вбитыми в тело Ангела клинками и с низким гулом ухнуло в дрожащую тушу.

— Ложись!!! — заорал Судзухара, сомневаясь, что его кто-то услышит в этом аду.

Вспышка словно отключила вместе со зрением и все остальные чувства. Огненное облако, ошпарив «Тип-01», взметнулось в небеса, и Судзухару поволокло по земле ударной волной, мимо него пролетел техник, остановленный только гусеницей танка. Дрожь земли, порывы горячего ветра, и в довершение кошмара — полужидкие ошметки Ангельского тела, падающие с низких небес. Содрогаясь под ударами тяжелых капель слизи, Тодзи встал, рядом с ним поднимались другие техники.

Хлынувший в пустоту туман мгновенно заволок поле боя. Судзухара потряс головой и прислушался. Гремели по броне падающие ошметки, из люка танка доносились знакомое гавканье переклички по радио.

«Хоть не всех приложило…»

— Сержант…

— Мать твою… Твою же мать… Что это…

— Сержант! — рявкнул Судзухара и потряс того за плечо.

— А? — Пустые глазницы респиратора, наконец, взглянули ему прямо в лицо.

— Сорью. Спасти. Трос, — раздельно сказал Тодзи. «Не бомбили тебя никогда, сученок», — подумал он, наблюдая за дрожащим человеком, который принялся наощупь искать крюк на барабане лебедки.

Судзухару и самого пошатывало, а перед глазами стоял взрыв, уничтоживший врага и Икари, — неимоверная картинка, даже для его опыта пути сквозь Атомные земли. Тодзи влепил несильного леща подбежавшему технику и молча указал на второй крюк. Земля все еще дрожала, и лейтенант изо всех сил пытался удержать себя на ногах, понимая, что как минимум слабое сотрясение он заработал. «Плевать. Если верить всему подряд, то мне еще и шесть-семь сотен смертельных доз впаяло», — подумал он.

Он взвалил на себя третью бухту троса и вдруг понял, что дрожь земли существует вовсе не в его голове. Тодзи поднял взгляд, и первое, что он увидел, — три луча, пронзающие мглу. Источники света синхронно колебались и приближались с хорошо знакомым ему грохотом — с такими же звуками каждый день перед перископами БМК вышагивал «Тип-01». Огромный дредноут, покрытый затвердевшими черными потеками, выплыл из тумана, колебля твердь. Судзухара выронил бухту и больно придавил себе ногу, но это все было пустое: машина пошарила лучами по земле, ощупала ими поверженного товарища, и вдруг звук ее двигателей сложился в стон. Сведя световые клинки на груди «Истребителя», черный «Тип-01» с глухими хлопками отстрелил горячие искореженные клинки, один из которых вонзился в землю, а другой, высекая шипение из покрытой слизью земли, тяжело укатился в сторону.

ЕВА наклонилась, уперла левый манипулятор куда-то в «пах» «Ягдэнгеля», а на правом шевельнулся двупалый гидравлический захват. «Тип-01» взвыл, послышался громкий скрежет. Захват поднялся, неся добычу — искореженный кусок брони, ЕВА развернулась всем корпусом и разжала хватку. Вновь заголосили двигатели, и еще один ломоть оплавленной плоти улетел в сторону. Огромный корпус «Истребителя» содрогался от ударов, и, наконец, «Тип-01» замедлился и одним бережным движением вырвализ-под брони кабину. Прожектор наотмашь хлестнул ошарашенного Тодзи по глазам. ЕВА выпрямилась и в два шага подошла к танку проекта.

«Я, блядь, сплю» — подумал Судзухара, наблюдая, как машина приземляет искореженную кабину в пяти метрах от него. Горячие потоки из охлаждающих турбин едва не сбивали с ног. Техники, не особо задумываясь, рванулись к цели операции, а Тодзи не мог оторвать взгляд от возвышающейся над ним глыбы. С лязгом погасли прожекторы, и к земле устремились опоры, но машина, не дожидаясь их закрепления, почти по-человечески опустилась на колени и склонила нагрудную бронепластину прямо над Тодзи.

Загремели приводы, с глухим стоном машина раскрывалась, и вой ее турбин становился все тише. Наконец, с глухим хлопком выдвинулась стрела над черной пастью кабины, и все стихло.

Судзухара понял, что покрывается потом. В голове плясала абсурдная мысль, что в кабине никого, что Икари сгинул, испарился, а проклятая богами машина сама довершила бойню, но в тишине, нарушаемой только рокотом приближающихся танков, тонко запел двигатель лебедки.

Человеческая фигура держалась за петлю одной рукой, другая была плотно прижата к лицу, и Тодзи приготовился ловить пилота, если тот сорвется, но все обошлось. Синдзи сам опустился на землю и замер.

— Икари? Ты… как?

Синдзи молчал и вдруг сделал странный поворот всем торсом, шагнул раз, два, поклонился и с до жути знакомой механической пластикой упал на колени. Все это время он прижимал к лицу респиратор. «Как он выбрался из шлема?.. Как он отстегнул замки?..» — думал Тодзи, подхватывая валящегося на бок Икари.

Эти мысли были абсолютно неважны, ведь Тодзи уже понял, что последние движения Синдзи один в один повторяли последние движения «Типа-01»: вырвать кабину, поднести, опустить и отключиться.

«Отключиться… Что же ты сотворил, Икари?»

Глава 19

Синдзи с усилием разодрал веки и поднял голову, понимая, что лежит. Перед глазами висела осточертевшая сероватая взвесь. Следующий приступ активности ощущений сообщил ему, что он сам раздет до пояса, что под ним — горячий камень, а туманная влага противно холодит грудь. Слабая боль, будто отмахал смену — нет, не меньше суток! — в ЕВЕ, царапалась в теле, так что Синдзи чувствовал весь болезненно вздутый объем своей «рабочей» мускулатуры.

Он приподнялся, морщась от тянущей рези в мышцах живота, и осмотрелся. Ноздреватый камень, мгла, скрученный пучок ржавой арматуры, торчащий из обломка балки невдалеке… Синдзи вскочил, пронзенный пониманием. В нескольких метрах под высоким камнем, на котором он стоял, вытекала из тумана и утекала в туман река-призрак, и русло ее было выстлано изразцами. «И в третий раз…» — подумал он и крикнул:

— НАГИСА!

Голос врезался в туман, прошел немного в вязкой взвеси и затих.

— Чего кричишь?

Икари обернулся, вздрагивая от сопровождающей движения боли. Позади него стоял беловолосый парень, облаченный в неизменный костюм разведчика «NERV». Каору улыбнулся и приветливо помахал рукой:

— Вот я. Так что за крик?

Синдзи смотрел на него и думал о том, что время, прошедшее с момента исчезновения старшего сержанта, обернулось страшной пропастью. Дрожь от прикосновений Рей, метания во снах, тысячи вопросов к сумасшедшему волшебнику остались по ту сторону бездонного рва, но здесь и сейчас были новые вопросы.

— Что я здесь делаю?

Каору осмотрелся и нахмурился:

— Понятия не имею. Полагаю, ты сюда пришел. Сам, без меня.

Синдзи внимательно посмотрел на него и кивнул: поразительно точно и так же бесполезно. «Ну что же, перейдем к более содержательным темам».

— Хорошо, я хочу спросить…

— Хорошо? — Каору склонил голову набок и прищурился. — Ты принял это? Ты веришь в это?

— Во что — в это?

— В это место. В эту реальность. Ты принял ее, не задавая вопросов, — почти восторженно сказал красноглазый парень и шлепнулся на камень. — Ты… Что-то понял, Синдзи-кун?

Синдзи задумался: мысли были просты, вразумительны и понятны. Если он здесь, то это место реально. Если он попал сюда, то должен быть выход. Если… то… Он кивнул:

— Да, я не вижу смысла говорить об этом месте, Нагиса. Если мы можем поговорить только здесь, то так тому и быть.

— Понимаю, — протянул Каору, подбирая ноги. — То есть, ты решил поговорить, и сам нашел путь сюда…

«Поговорить?.. Да, я хотел с ним поговорить… И, наверное, хочу и сейчас».

— Полагаю, мне не надо спрашивать, стал ли ты одним со своим оружием.

Синдзи вздрогнул: в его голове взрывом взметнулся ворох сжатых образов, принадлежавших новому существу — металлическому телу с его разумом. Холод игл, нечеловеческое восприятие, не требующее шкал и датчиков, ощущение новых органов, послушных его воле, чувство безграничной холодной мощи…

— Так-так…

Он поднял глаза и посмотрел на обескураженного, но довольного Каору. Тот взлохматил волосы и сказал:

— Ты подошел к тому моменту, когда я могу передать тебе приказ отца… К моменту, когда я, наконец, стану совсем свободен…

Каору вскочил и крутнулся, с криком широко разведя руки:

— Он готов!

Синдзи выжидающе смотрел на него, и Каору быстро успокоился, с восхищением цокнул языком:

— Ах, какая выдержка… Ты и впрямь лучший, Синдзи-кун!

— Лучший?

— Слушай же приказ своего отца, Икари Синдзи, — торжественно сказал Каору, протягивая ему руку, — Твой отец повелевает тебе… Тебе…

Нагиса запнулся, и Синдзи с недоумением увидел, как тот дергает лицом, словно что-то мешает ему говорить, и понял, что это, только за мгновение до взрыва хохота. Беловолосый согнулся пополам и булькал сквозь смех:

— Ой… Не… ха-хаха-ха… Не могу…

«Идиотизм».

Каору вдруг выпрямился и потянул носом воздух:

— О… даже так? Ну что же, тогда без пафоса. Синдзи-кун, ты должен стать богом.

«Богом? Ну, надо же…»

Синдзи стоял, чувствуя холод тумана, и не ощущал более ничего: он знал, что Нагиса серьезен; знал, что дальше будет почти наверняка кошмарный путь, на который выставил его отец; что даже если «бог» — это всего лишь метафора, его ждет только новое изменение…

— А ты и впрямь готов, Синдзи-кун…

— Готов к чему? — спросил Синдзи. — У приказа есть уточнение?

— О, да. И ты сделал один… Нет, почти два шага к нему.

— Слушаю.

— «Слушаю…» — недовольно передразнил Каору. — Ну давай, смотри, не растеряй энтузиазм по дороге.

Каору прошелся взад-вперед по неровной площадке, подышал в туман, глядя перед собой невидящими глазами, и тихо сказал:

— Синдзи-кун, ты хочешь победы над этим всем?

«Над пустошью. Над мутантами. Над Атомными землями. После победы — новый мир, пусть невозможный, но ведь он и спрашивает о моем желании, не о факте. Ах да, он сумасшедший…»

— Да, хочу.

— Хорошо. А что дальше?

— Дальше?

— Да, Синдзи-кун, что будет дальше? После победы?

«Дальше… Три сверхдержавы со своими интересами. Нет больше общего врага, есть неосвоенные земли с ресурсами».

— Дальше — еще одна война, Каору. Возможно, ядерная.

Нагиса кивнул:

— Да. Хорошо, а потом?

«Потом? Новый мир — страшный, похожий на эти пустоши. Пустоши, где кипит… Война».

— Потом тоже будет война, Каору.

— Да. Даже если люди отправят себя в каменный век, они пойдут по новому циклу: племя на племя, народ на народ. За технологии, за пастбища, за женщину, за сокровище…

«Война…»

— Люди, Синдзи-кун, не прекратят своей глупой забавы, даже поигрывая ядерной бомбой, даже понимая, что дальше жалкому большинству выживших придется воевать камнями. Потому что война… Война вечна.

Он кивнул в ответ.

— Да. Но что мне до того?

— Тебе? Ты это остановишь. Навсегда.

Каору смотрел на него спокойно и без издевки, даже с каким-то настороженным интересом.

— Почему?

— Потому что войну можно закончить, только создав живого бога, обреченного восставать против войны. Вот представь: идет себе племя… Или нет, полный отряд ополчения, самураи, знамена плещут… Нет, не то: вот идут… В общем, — оборвал себя Каору, — плевать кто, главное, представь, — идут. Воевать. Сосед заелся, в жиру купается, или территория у него слишком большая, или нефти много с ураном вперемешку…

Нагиса ухмылялся, кривя лицом. Перед ним словно проходили все эти отряды, неся с собой, гоня перед собой, оставляя позади страшное слово — «война». Синдзи слушал, чувствуя глухие удары своего сердца.

— Да… И вот представь, что едва учуяв этот запах — запах войны — восстает несокрушимая маши… Сущность… И все, нету завоевателей. Как думаешь, сколько времени понадобится, чтобы люди поняли, что воевать вредно?

Синдзи пожал плечами: абсурд разговора приятно дразнил его спокойное восприятие.

— Немного.

— Немного, верно. Но есть подвох…

— Есть, конечно, — прервал его Синдзи, понимая. — Едва эта сущность умрет, как разгорятся войны во славу бога — начнут выяснять, кто вернее верного, кто чтит его заветы. А там и…

— Вот!

Нагиса поднял палец и улыбнулся:

— Ты молодец, ты обезумел почти. Правда, так ведь проще, когда тебя не сковывает все это: «не может быть», «ты бредишь», «это хрень»?.. Да, я отвлекся… Ага, то есть, значит, наш новый бог должен быть бессмертен, быть с людьми всегда. Просто, скажи?

— Еще он должен быть всеведущ, — добавил Синдзи.

«Интересно, мы всерьез обсуждаем, или это некая проверка?»

— Именно, но это как раз ерунда, это просто.

Нагиса уселся вновь на камень и жестом предложил ему сесть напротив. Синдзи, подергиваясь от боли в ноющих мышцах, сел и вопросительно посмотрел на красноглазого безумца.

— Синдзи-кун, сливаясь со своим «Типом», ты достигаешь первой ступени: получается несокрушимое мыслящее существо.

Синдзи ощутил холод в груди, понимая, что это и в самом деле часть приказа. Память вновь взорвалась воспоминанием о последнем сражении, в котором он впервые осуществил то, чего боялся все эти годы — стал «Типом-01» в полном смысле этого слова. «Нет… Не так… Было создано новое существо…»

— Далеко не бессмертное. Даже если «Тип-01» может работать тысячи лет…

— Верно. Это как засунуть душонку в скелет и сказать: «живи!» Тебе нужна еще плоть…

— Даже помимо этой загадочной «плоти», — возразил Синдзи, — есть другая проблема: меня можно разбомбить, сжечь, применить то же ядерное оружие…

— Это тоже решит плоть, Синдзи-кун.

— Решит?

— Да. Она в конце твоего пути. В конце «Прорыва», и именно это — цель всей многоходовой комбинации Гендо Икари, — с удовольствием сказал Каору. — То, что находится там, даст тебе всеведение, бессмертие и… Непреодолимое желание бороться с войной.

Синдзи склонил голову: «Отец… Приказ найти то, что остановит войну навсегда. Приказ стать тем, кто остановит войну навсегда…»

— Есть кое-что еще, — сказал Каору, и Синдзи понял, что Нагиса внимательно следит за его лицом.

— Еще?

— Да. Вторая ступень. Бог должен быть один. Ты готов к этому?

«Рей… Аска…»

— Понимаешь, — сказал Нагиса нараспев, — ты изначально, даже до того, как впервые соединился с машиной, стал одинок. Как никто иной. Но вдобавок машина кроила твой разум, оттачивая это одиночество, совершенствуя его. Она обрезала тебя со всех сторон, отдалила от людей, заперла в себе, отрубила руки, ноги… Но ты упорно подгонял под себя костыли. Почему — не знаю.

Забился разум, отзываясь на каждое слово юродивого. Синдзи сжал кулаки, глядел ему в глаза и понимал, что терпению, непоколебимой способности слушать и спокойно воспринимать абсурд приходит конец.

— … Ты нашел опору в Аянами, в пропойцах-лейтенантах… Да-да, в них тоже, хоть и куда меньше… Ты сознательно отдалял себя от своей уникальности, искал давно утраченные конечности — вслепую, в темноте, среди бамбуковых пил…

Синдзи слушал удары своего сердца: «Она — опора… Она — опора… Она — опора…»

— … А жизнь… Жизнь вышибала из-под тебя твои костыли. Ты потерял Аянами, но, увы, не смог бы жить без нее, и мне пришлось создать протез твоего протеза…

«Больно… Больно как… Почему?»

— Ты возненавидел себя, эту куклу, почти оттолкнул ее, — и это был путь к выздоровлению! То есть, к… Ну, понимаешь, да? Но вновь все пошло не так!

Каору ударил кулаком по ладони и закатил глаза.

— Ты слишком хорошо понимал ее, и она стала неотъемлемой частью тебя… Черт побери, ее, мою дочь, теперь невозможно убить!

«Невозможно…» Перед глазами Синдзи с грохотом раскрылась картинка: Рей на его руках, кровь на куртке, дырочка от пули, наверняка пронзившей ее грудь… «Как же я мог забыть? Как?»

— Но ты и это одолел… Предал ее, поддался сомнениям, пошел по кривой дорожке… Да, ты с легкостью расстрелял дружка, вообразившего, что может быть рай в пустыне, ты почти смирился с машиной, стал холоден, начал проникаться ею… Еще немного, и, приняв новую Аянами, ты бы отдалился от нее…

«Сны… Решимость и спокойствие в ЕВЕ…»

Каору поводил языком по губам и усмехнулся:

— Ты подхватил, походя, еще один протез. Эту рыжую. Что-то она значит для тебя.

Синдзи вспомнил бой, вспомнил, как его, объединенного с машиной, резал на части каждый всхлип Сорью.

— С другой стороны, — сказал Каору безмятежно. — Именно она, я так понимаю, подтолкнула тебя к машине. Но все же она угроза твоему одиночеству. Знаешь, так бывает. И подталкивает, и оттаскивает… Она поддерживала в тебе жизнь, пока ты маялся дурью из-за Аянами, и ты хочешь быть с ней. Хочешь объездить ее? Вряд ли это главное. Скорее… Она твоя жажда жизни. Да-да, жажда жизни! Покой и жажда — какие надежные костыли! Иронично: спасая ее, ты едва не сжег истинного себя — свой «Тип». Подставил под пилу голову, пытаясь вытащить из огня протез.

Каору замолчал и покусал губы, глядя на него. Сердце Синдзи едва не ломало изнутри грудную клетку, и он опустил голову: вся его жизнь плясала под дудку безумца — прошлое, настоящее и даже будущее, абсурдное, вечное будущее.

— Избавься от костылей, Синдзи-кун, до того, как придешь к плоти бога.

Икари поднял глаза: Каору стоял на краю площадки, готовясь спрыгнуть с искореженной статуи.

— Погоди. Как ты создал Рей?

Каору хихикнул:

— Родил. Дал ей часть от своего тела и семя твоего разума.

Синдзи почувствовал, как внутри вскипает отголосок ярости последнего боя. Красные глаза юродивого вдруг приблизились, и в них на мгновение полыхнул страх. Перед Синдзи словно запылало облако из алых точек, и оно сгустилось, готовое ринуться к Нагисе.

— Нет!

Видение рассеялось. Нагиса тяжело дышал, подергивал плечом, но и это наваждение тоже быстро сгинуло, и беловолосый с улыбкой обронил:

— Не сейчас… Божонок…

Повисло молчание. Синдзи пытался понять, что произошло, и перебрал свои ощущения: ярость, желание прекратить издевательство, желание остановить этого сумасшедшего, желание убить его, убить… Желание почему-то воображалось именно красными точками, огоньками, способными ворваться в чужой разум. «Так уже было?..»

— Да… Божонок… Ты что-то спросил? — спокойно спросил Каору, вытряхивая Синдзи из раздумий.

— Как ты создал ее?

— Я дал ей немного той плоти, до которой тебе нужно дойти. Вырастил ее, опираясь на твое видение этого человека. Вылепил. Она — почти чистая жизнь, замутненная лишь твоими желаниями. Аж самому жаль…

Нагиса слабо улыбнулся и кивнул на прощание, выметая взмахом своей седой копны все вопросы из головы Икари:

— Просыпайся, Синдзи-кун, и готовься стать богом. Уже скоро.

— Что скоро? ЧТО?

Каору прыгнул, Синдзи вскочил, кинулся за ним, но мир вокруг стремительно холодел, подергиваясь морозной дымкой, сковывающей туман. По льдистой паволоке пошли трещины, и звонкое пение раскола взломало видение.

Ослепительный свет впился в глаза больнее, чем синхронизирующие иглы, и Синдзи сжал веки, слыша только грохот сердца, еще живущего чудовищно правдоподобным видением. Он выдохнул невольно задержанную порцию воздуха и предпринял вторую попытку разглядеть мир.

— О, Икари, очнулся?

«Голос доктора Канаме. Я в больнице».

— Доктор?

Голос вышел хриплым и сухим, он закашлялся и открыл, наконец, глаза. Над ним склонился улыбающийся толстяк, и хлынул свет фонарика, вновь ослепляя. Синдзи застонал, и вдруг замер: теплые тонкие пальцы легли на его руку, шершавая ладонь огладила кожу и исчезла, оставив призрак уюта. Синдзи вздрогнул.

«Протез протеза».

— Что… Кх-ха…

К пересохшим губам приникла трубка, и он с наслаждением втянул в себя теплой воды, насыщенной чем-то лекарственным. Синдзи кашлял, пока доктор вновь разодрал ему веки и проверял зрачки слепящим бликом.

— Что… С Сорью?..

— Она в соседней палате, — сказала Рей. — Ожоги рук, живота. Еще была вывихнута рука.

Синдзи облизнул губы, и Рей снова подала ему трубку. Пока Синдзи глотал суспензию, в локтевой сустав впилась игла, и он опустил взгляд: доктор кинул в лоток звякнувший шприц и теперь тер место укола ваткой, мыча какую-то жизнерадостную мелодию.

— Сколько меня… не было? — он поднес руку к лицу и ощупал пальцами веки. Свежие шрамы.

— Четыре дня, — сказал Канаме и всадил еще одну иглу, теперь уже в ногу. — Ты наглотался отравленного воздуха, в крови гемоглобина было меньше, чем в моем халате, и вообще, тебя как из концлагеря приволокли…

Синдзи посмотрел на девушку. Рей внимательно глядела ему в глаза, и на бледных щеках слабо, едва заметно розовел румянец. «Она мне рада…»

— Погодите… — прохрипел он, вздрогнув от очередного удара иглы. — Четыре дня? Мы стояли на месте?..

— Да, стояли, — сказал Канаме. — Один день…

— Но…

— Аянами вела твою ЕВУ, после того, как ее слегка подлатали.

Синдзи снова посмотрел на девушку и с удивлением понял, что ревнует. «Вот бы еще разобраться, кого и к кому…» Он сел в кровати, буквально ломая застывшие мышцы, а Канаме снял трубку привинченного к стене внутреннего телефона:

— Рубка? Икари очнулся.

Выслушав ответ, доктор помахал Синдзи рукой и вышел.

— Рей…

— Икари… Я…

«Протез… Лишь протез…»

Девушка убрала локон со щеки и вдруг неловко обняла его.

— Аянами…

Девушка напряглась, услышав фамилию, и Синдзи отстранился: Рей посмотрела на него, а потом вдруг встала и пошла к двери. Лист металла с лязгом ушел в сторону, и навстречу ей вошли трое: Кагитару, Акаги и сержант разведки, держащий руку на открытой кобуре. Синдзи непонимающе уставился на эту делегацию, и вдруг с изумлением обнаружил, что руки доктора скованы наручниками.

— Аянами, выйди, пожалуйста, — сказал Кагитару, видя, что девушка замерла у них на пути. Синдзи обратил внимание, что Рей смотрела только на Акаги.

— Есть, — ответила Рей и покинула палату.

— Во-первых, — садясь, сказал капитан, когда за ней закрылась дверь, — хочу прояснить ситуацию. Временно «Прорывом» командую я. Полковник Кацураги передала мне эту должность в связи со своей болезнью.

«Она все же больна… Но почему…»

Кагитару посмотрел на Синдзи, ожидая его реакцию, не дождался и продолжил:

— Доктор Акаги взята под стражу за попытку захватить командование операцией в свои руки…

— Простите, не понимаю, — прервал его Синдзи, глядя на безразличную ко всему Акаги.

Капитан поднял взгляд на женщину и спокойно сказал:

— Доктор поставила под сомнение необходимость эвакуировать пилота Сорью с поля боя.

Синдзи с интересом посмотрел на Акаги и прислушался к себе: очень хотелось услышать подробности, но какая-то его часть требовала сиюсекундной расправы, желательно жестокой и продолжительной. Он задумался, погружаясь все глубже в незнакомые мысли, словно в незнакомую реку. Не гнев, не раздражение, не ненависть, не «как она могла», не «ах она сука». В его разуме вставали образы суда, приговора и наказания, и ему надо было быть и судьей и исполнителем приговора…

— Икари.

Он поднял взгляд: Кагитару, оказывается, уже вышел, а сержант — очевидно, конвоир Акаги — подпирал стенку, с профессионально-безразличным видом изучая серый потолок. Доктор сидела на кровати и пристально смотрела ему в глаза. Синдзи сфокусировал взгляд:

— Что вы хотели, доктор?

Акаги кивнула:

— Ну, наконец. Я хотела звать Канаме. Мне нужны ответы на вопросы.

— А не много ли хотите?

Сощурившись, женщина слабо дернула уголком рта:

— Не обольщайся. «Взята под стражу» — это еще не «уволена с должности главы проекта». Так что отвечай.

Синдзи кивнул:

— Слушаю.

— Как ты убил Ангела?

«Интересно… Хотел бы я знать ответ на этот вопрос». Поле зрения послушно поплыло, приноравливаясь к восприятию, дикому даже для его опыта синхронизации, и в этом поле зрения были его руки, окруженные синим сиянием, были струи разрядов, было облако из крохотных алых точек, которое вобрало его… «Мое желание. Мой разум. Мою волю к победе».

Синдзи часто заморгал, и чем четче становилась картинка в его памяти, тем отчетливее он понимал, что произошло.

— …Сержант, крикните доктора! — громко сказала Акаги, и Синдзи вздрогнул.

— Не надо, — он прокашлялся. — Я что, опять…

— Да. Ты словно отключился, — сказала напряженным голосом доктор, отстраняясь от него. — Что с тобой?..

— Я синхронизировался с Ангелом. Приказал ему умереть.

Брови Акаги изогнулись:

— Ты… Как?

— В тот момент я полностью был ЕВОЙ. И уничтожил врага своей волей.

Доктор потянулась в карман скованными руками и с нечитаемой дикой гримасой принялась там копаться. Сержант отлип от стены, бесцеремонно выудил из ее халата сигареты и зажигалку. Акаги кивнула, словно кукла, и прикурила, глядя в пустоту. Икари изучал это отрешенное лицо и улавливал тонкие нотки триумфа, понимания, напряженного расчета. «Надоело».

— Доктор, после подумаете.

— А?

— Кагитару сказал, что полковник больна. Что с ней?

Акаги очнулась окончательно, бросила на него странный взгляд, задумалась и встала:

— Идем.

— Куда?

— К ней.

— Я хотел бы увидеть…

— Сорью не умрет. А полковник Кацураги вполне может. В течение суток.

Синдзи сел и спустил ноги с кровати:

— Хорошо. Позовите Рей. Мне надо одеться.

Акаги вздрогнула при упоминании девушки, но все же кивнула и вышла в сопровождении сержанта. Синдзи склонился над коленями, давя пульсирующую боль, и услышал, как снова открылась дверь.

— Рей? Ты поможешь мне?

— Да.

«Глупый вопрос. Ненужный ответ».

* * *

— Ее можно разбудить?

— Да.

Синдзи смотрел на высохшее, все еще красивое лицо полковника и не мог вызвать в себе ничего, напоминающего жалость, хотя женщина, вне сомнения, умирала. Кацураги тяжело и хрипло дышала, ее правая рука покоилась под горлом, словно спящая пыталась сдержать что-то рвущееся на волю из ее груди.

— Что с ней?

— Карциносаркома легкого. Лучевого происхождения, само собой.

«Рак. Смертельно…» Синдзи не требовалось знать ни стадию, ни подробности. Все подробности синей жилкой бились на шее Мисато-сан — почему-то именно эта жилка казалась безумно важной.

— Она за последние пять лет только раз покидала Атомные земли. Когда за вами вылетела, — зачем-то сказала Акаги, и Синдзи уловил в ее голосе тоску.

— Выйдите, доктор.

К его удивлению, повторять не пришлось: сзади лязгнула дверь, и он остался наедине с человеком, с которым его связывали глупые метания, надежда на доверие да смерть любимой.

— Мисато-сан… Мисато-сан, проснитесь.

Женщина вздохнула, тяжело закашлялась и открыла глаза. Синдзи смотрел на это медленное движение век, и чувствовал, что даже это незначительное действие требует огромных усилий.

— Синдзи-кун…

Пересыпанный битым стеклом голос потерся о его слух.

— Мисато-сан, я хочу спросить…

Женщина слабо улыбнулась:

— Не хочешь. Ты ведь понимаешь все, да?

— Да.

Кацураги посмотрела в потолок и хрипло с усилием вдохнула.

— Такие дела, Синдзи-кун. Даже стреляться противно. Командир так… Кхха… Не может.

— Вы хотите умереть?

— Нет. Я не хочу умереть так.

Он кивнул: Кацураги не заслуживала такой смерти.

«— Она проиграла своей судьбе… — подумал Синдзи и тут же услышал спокойный ответ:

— Нет, она лишь не выиграла у нее.

— Значит, проиграла. Войну нельзя выиграть человеку. Он всегда что-то теряет: или жизнь или себя».

Икари вновь кивнул себе и вдруг понял, что снова что-то прослушал.

— … десять лет. И я пахала, как проклятая, не понимая ничего. А вся моя ценность — как можно ближе подвести к твоей цели тебя. Так что моя судьба — бензобак твоей ЕВЫ… Кхха… Хотя нет, ЕВА атомная…

Мисато-сан закрыла глаза.

— Твоя… Рей.

Синдзи вздрогнул и вслушался в ее горячечный бред.

— Она даже умереть не может. Рей… Аска… Интересно, на каком километре до финиша они все же… Сдохнут…

Икари спросил:

— Мисато-сан, скажите, почему вы решили, что нужно спасти Сорью?

— Убегая от себя, мы проигрываем. Сразу, — неожиданно твердо сказала полковник. — Не убегая, проигрываем чуть позже. Ты пока не проиграл, но без Аски убежишь, не задумываясь, как и без Рей… Впрочем…

Женщина закашлялась, а перед Синдзи кривым зеркалом вставал его разговор с Нагисой: «Как иронично. Она хотела, чтобы меня кто-то держал на пути к моей цели, а мне как раз нужно избавиться от всех помощников…»

— Вы хотели, чтобы я не убежал?

— Да. Ты должен дойти.

— Куда?

Кацураги нахмурилась.

— Хорнадо дель Муэрте… Полигон Манхэттенского проекта… Это… Слыхал?

Синдзи помотал головой: ему это ни о чем не говорило. «Неужели… Она не знает настоящей цели?» Мисато-сан внимательно смотрела на него и разочарованно сказала:

— А… Я думала, хоть ты знаешь, за каким хреном ты должен туда попасть…

— Именно… Я?

— Ты. Мы все — твое топливо… Конкретно я — отработанное… Топливо.

Она закрыла глаза и забылась сном. Синдзи смотрел на осунувшееся лицо и видел человека, который на пороге смерти думал о миссии, которую всем сердцем ненавидел.

«И не мне вам говорить, что есть долг», — вспомнил он свои слова.

Глава 20

— Аска.

Густые ресницы задрожали, и девушка открыла глаза. Синдзи терпеливо ждал, пока она поймет, что проснулась, пока сообразит, что с ней, где она… Его мутило, БМК ощутимо раскачивался, прорезая путь по скалистой равнине, а где-то впереди вышагивала накрепко связанная с ним машина, управляемая Рей. Он прислушался и понял, что слышит оба сердца: горячее, мощное биение «Ядра» и тихий, но не менее уверенный пульс Аянами. Синдзи посмотрел на часы, вытряхнул из баночки таблетку и принялся жевать горькое лекарство, наблюдая, как Сорью трет глаза и постанывает, пытаясь сесть.

— Синдзи? Синдзи!

Она села в кровати и посмотрела на него широко распахнутыми глазами, и Икари с удивлением увидел, как на лице девушки расцветает слабая улыбка. Покрывало сползло с нее, и Синдзи мельком успел увидеть перетянутое бинтами обнаженное тело, прежде чем Аска рванула ткань на себя:

— Я тебе, конечно, рада, но не на столько, — заявила она.

— И я тебя рад видеть.

Выглядела рыжая вовсе не плохо, но за ее улыбкой пряталась тоска — чтобы понять это, вовсе не нужно было прилагать усилий.

«— Она проиграла, потеряла все — машину, возможность что-то доказывать себе и остальным, проиграла на глазах у всех…

— Она жива, — отозвался второй голос.

— Она…

— Она жива. Точка».

Синдзи, погрузившись в спор с самим собой, смотрел в голубые глаза Аски и в который раз за это слишком раннее утро потерял нить разговора.

— И чего молчишь?

— Я думаю, Аска…

— А по тебе и не скажешь.

— … О тебе.

Сорью неожиданно смутилась и порозовела.

— Приятно, черт возьми. И что думаешь?

Синдзи пожал плечами: он не видел ничего приятного в своих размышлениях о ней.

— Да так. Думаю о том, что ты выжила вопреки всему, пережила свою машину, могла умереть десяток раз за этот бой…

— На комплименты нарываешься? — поинтересовалась она, все еще улыбаясь.

— Нет. Скажи, каково это — проигрывать?

Аска смотрела на него, ее улыбка погасла, и он видел, как плывет, стремительно меняясь, выражение ее лица. Наконец, она отвела глаза и тихо сказала:

— Знаешь, такого мудака, как ты, даже благодарить не хочется.

— Я и не прошу. Хочу знать просто — каково это?

Сорью откинулась на подушку и закрыла глаза. «Давай, Сорью, скажи что-нибудь… Бой не мог не изменить тебя. Ты не нужна мне. Ты не должна быть нужна мне».

— Я не люблю сказок, Синдзи. Мне всегда представлялось жизнь тупой девки, после того, как ее спас прекрасный принц. Как ей придется с обожанием смотреть каждый день на самодовольное чмо — своего спасителя. Думала, если меня когда-нибудь спасут — удавлюсь.

— Ты выросла, Аска.

— Да, выросла, но ничего не изменилось. До этого тупого, мерзкого, сильного Ангела.

Она вздрогнула и одним рывком вновь села, глядя перед собой, подтянула ноги к груди, словно пытаясь согреться. Синдзи чувствовал ее упрямство, ее обиду, но чего не было и в помине — так это отчаяния или разочарования.

— Я поняла, что на самом деле хочу жить — и плевала я на принципы. Победа, «лучшая из лучших из лучших» — лишь средства достижения простой цели. Жить. Я считала, что просто жить — мало, надо чем-то это подтверждать, каждую секунду, каждый день…

Девушка помолчала, задумчиво глядя на Синдзи, заправила выбившуюся из хвоста прядь за ухо и сказала:

— Знаешь, чертова вечность в искореженной и раскаленной кабине очень качественно проясняет приоритеты. Когда меня вытащили, и я краем глаза увидела твой оплавленный, но целый «Тип» — думала, разрыдаюсь от счастья. Ты жив, я жива — что уж лучше?

Она подняла на него глаза, и Синдзи вздрогнул: в глазах криво улыбающейся Аски стояли слезы. Радости или горя — не понять.

— Пока я живу и остаюсь человеком — я… Я… Я есть, словом. Остальное — добуду.

Синдзи встал.

«Так не получится. Придется мне самому ее оставить… Кто же ты для меня?»

— Скажи, Аска… Если бы я мог дать тебе все, о чем ты попросишь… Что бы ты хотела?

Девушка подняла на него взгляд, пристроив подбородок на коленки:

— Издеваешься?

— Нет. Просто хочу знать.

Она прикрыла глаза:

— Любопытный… Тебя этот бой тоже изменил, Синдзи. Знать бы, в какую сторону. Ты словно… Уходишь куда-то…

— Аска, — он прервал ее немного резче, чем хотел: Сорью била точно в цель, в нежную розовую кожицу на заживающей тяжелой ране. — Ответь, пожалуйста.

Она улыбнулась.

— Ночи секса после того, как с меня снимут бинты, будет достаточно.

— Аска, я серьезно.

— А я тоже. Теперь пошел в жопу отсюда и закрой за собой дверь.

Синдзи покинул палату и уперся лбом в холодную стену коридора. Мысли размеренно текли в голове и с холодной уверенностью констатировали, что он провалился.

А еще почему-то очень хотелось улыбнуться.

* * *

Спасть весь день хотелось немилосердно.

Его разбудили на процедуры, вернули в палату, потом — почти вечером — пришел Кагитару с вопросами о курсе конвоя, заскочил, кажется Судзухара… И лишь весть о смерти Мисато-сан все не приходила. В его разуме шел непрерывный диалог едва различимых голосов, которые перебирали его жизнь, его мир, секундные ощущения. Словно прилежные клерки, голоса обращали внимание на любые мелочи, устраивали обсуждения — стоит брать в расчет или нет, что означает эта эмоция, в чем он запутался… Синдзи выпил снотворное еще раз, но во сне вновь было облако алых точек, вновь был чужой разум, которому он одним касанием приказал умереть, как приказывал своей машине — жить.

Он проснулся одновременно со звуком открывающейся в кромешной тьме двери. На фоне слабо освещенного коридора мелькнул стройный силуэт.

— Рей?

Под грубое больничное одеяло скользнуло теплое тело и прижалось к нему. Синдзи обнял девушку и почувствовал, как болезненно напряжены ее мышцы после дня, проведенного на рычагах ЕВЫ. Замерзший нос уткнулся ему в ухо, и там защекотало дыхание.

— Рей…

«Еще один протез… Я не могу отбросить ее сейчас — придется сделать это у самой цели. Не могу. Или не хочу?..»

Голоса в голове послушно замолкли.

— Икари… Ты изменился.

Синдзи не был удивлен этими словами, скорее, смущало то, что она так нескоро сказала их.

— Да? И каким я стал?

— Я… Не знаю. Я почти не чувствую тебя. А еще… Я слышу еще один голос, который становится сильнее, когда я в ЕВЕ…

Он молчал, обдумывая короткую сбивчивую исповедь, и понимал, что к описанию его состояния нечего добавить. «Какая-то часть меня — именно часть — отделилась для превращения в машину, эта часть несет отпечаток моего превращения… А еще я оставил что-то в „Типе“. Это как… Как разъемы. И теперь мне будет проще вновь дать жизнь тому существу…

— Проще? Или сложнее?

— Проще.

— Неужели? Ты начал сомневаться, что Аска — лишь костыль.

— Да.

— Не страшно? На отказе от помощи зиждется приказ отца…

— Не страшно. Слово Нагисы против слова Кацураги.

— Она слишком мало знает и может ошибаться…

— Может. Заткнись.

— Она…

— Заткнись».

— Икари… Пожалуйста, вернись…

Он прислушался: девушка вздрагивала, едва не плакала, и даже ее шепчущий голос дрожал.

— Рей? Что с тобой?

— Ты… Ты… Будто ушел куда-то. Мне стало страшно, потому что когда ты уходишь, исчезаешь, я прекращаю…

Она замолчала и теснее прижалась к нему. Синдзи мысленно закончил ее фразу, и предположение ему совсем не понравилось, хотя что-то такое он и подозревал, узнав от Нагисы подробности ее сущности.

— Рей. Договори, пожалуйста. «Я прекращаю…» — что?

— Я прекращаю существовать, Икари, — прошептала девушка.

«Она — часть меня. Ее даже нельзя убить, пока я жив, но становясь „Типом-01“, создавая зародыша бога, я исчезаю, а значит…»

— Аянами…

Она вздрогнула.

— Пожалуйста, Икари… Называй меня «Рей».

— Почему?

— Потому что… «Аянами» ты называл ее. Ты ведь сам решил, что я — не она?

Синдзи повернул голову и смотрел в темноту, лишь угадывая, где ее глаза.

Протез протеза все же стал человеком. «И даже больше», — услужливо подсказал немного удивленный голос и одним рывком развернул чужую память. Перед его разумом проносились ночные бдения у его беспамятного тела — она склоняется над ним, ловя каждый выдох. Летели обрывки образов девушки, закусившей от боли губу, — она ворочает рычагами, наслаждаясь прикосновением к той мощи, которую двигал он. Но она боится «Типа-01», ей страшно думать о машине. Она боится Аску и боится… Похожую на нее саму девушку из прошлого Синдзи. Боится? Может, правильнее сказать — ревнует?

«— О нет… Нет, нет… Так нельзя!

— Странно, что тебя так удивляет?

— Она ведь лишь должна быть со мной, быть Аянами!

— Ты сам признал ее другим человеком, который заботится о тебе. Так почему ей самой не влюбиться в тебя?

— Да потому что…

— Брось. Вернись к ней. Ей плохо».

Синдзи вынырнул из своего внутреннего диалога, и едва успел накрыть поцелуем губы девушки, готовой закричать от отчаяния. Чувствуя, как стихает дрожь и расслабляется тело Рей, он решил: «Плевать, я что-нибудь придумаю». На эту его мысль второй голос не отозвался, лишь удивленно моргнула память, давая понять, что он уже когда-то делал это потрясающе наивное заключение.

* * *

С самого утра, проводив Рей в «Тип», Синдзи гулял по коридорам БМК, разрабатывая ноги: Канаме отругал его скорость восстановления и запретил еще день садиться в ЕВУ. Суставы и в самом деле слушались очень плохо, из левого колена даже жидкость откачали, и теперь, кусая губы от боли, он мелкими шагами мерил атомоход. Красноватое сияние забранных в решетку ламп уже въелось в глаза, руки ощупали каждую ручку в межблоковых переходах, а он все не мог остановиться, доводя нервы до исступления. «По крайней мере, так меньше шумят эти двое спорщиков в голове».

Пропустив ступеньку, он едва не рухнул, но был подхвачен под локоть. Синдзи поднял глаза и увидел сержанта-разведчика, который внимательно изучал его лицо.

— Не ушибся, младлей?

— Нет.

Парень кивнул и снова облокотился на стену. «Ах да, это же конвоир Акаги…», — вспомнил Синдзи и осмотрелся в поисках доктора, попутно пытаясь понять, где именно он находится. По всему выходило, что он у переборки, ведущей в опечатанный кормовой блок. Дверь, около которой они стояли, вела в этот самый блок и была приоткрыта. Он посмотрел на сержанта:

— Акаги там?

— Так точно.

«Акаги должна знать, что с Мисато-сан. А я до сих пор не знаю».

— Я войду, — сказал он, делая шаг к дверям под надписью «Вход только для командующего и заместителей». Сержант, к его удивлению, только пожал плечами. Синдзи открыл дверь пошире, и ему в лицо уперлась дюза реактивного двигателя. Он вздрогнул и протиснулся мимо нее.

«Ракета? На БМК?»

Похожий на цистерну кормовой блок атомохода почти полностью занимала едва ли не десятиметровая труба толстой ракеты и поддерживающий ее ложем стартовый кран. Массивный люк ближе к носу снаряда был распахнут, и оттуда высунулась растрепанная голова Акаги.

— Икари? Что ты здесь делаешь?

— Ищу вас, — сказал Синдзи, отмечая искорку нервозности в вопросе доктора. — Хотел узнать о состоянии полковника. Меня к ней не пускают, главврач отмалчивается…

— Правильно делают, — ответила недовольным голосом женщина и вылезла из недр ракеты, вытирая руки промасленной ветошью. — Мы с Канаме колем ей сложные ингибиторы, так что она почти все время спит. Зато медленнее прогрессирует рак.

Акаги закурила, косясь на лежащий неподалеку баллон с кислородом.

Синдзи тоже взглянул на баллон и посмотрел на доктора. Она то и дело поправляла сползающие очки, а держащая сигарету рука чуть заметно подрагивала. «Тут что-то не так…»

— Надеетесь, что она доживет до возвращения?

Акаги отвернулась и медленно повела плечами: мол, надежда — дело такое, сложное.

— Доктор, эта ракета…

— Слушай сюда, — сказала Акаги и подалась к нему, вглядываясь в глаза. — Я вообще не понимаю, за каким дьяволом тебя сюда впустили, но раз уж ты такой настырный, то докладываю. Ракета должна быть запущена, когда экспедицией будет собрано достаточно образцов. В стратосфере она выпустит баллон с гондолой, который подаст сигнал и будет дрейфовать над мглой Атомных земель, пока его не заберет специальный самолет. Доступно? Пошел вон.

Синдзи кивнул и хотел уйти, но население его головы в два голоса предложило воспользоваться раздражением и явным смятением обычно холодной, как Арктика, женщины.

— Скажите доктор, почему вы пошли в этот поход?

Она вздрогнула и посмотрела на него, а потом, словно впервые видя, — на себя: на свою грязную полу-робу, на грубые ботинки, на зажатую в руке куцую сигарету.

— Имеешь ввиду, что я слишком ценный кадр? Да это почти комплимент, — тяжело сказала она, наконец. — Зачем тебе это знать?

— Интересно.

Синдзи прислушался к себе. «И впрямь, интересно… Ей плевать на людей, она разве только к Мисато-сан что-то чувствует. Вряд ли это из каких-то идеалов…»

— Я вызвалась не из-за Мисато, если ты это имеешь в виду, — ответила Акаги и затушила сигарету. — А остальное тебя не касается. Мне надо работать. Свободен.

Икари кивнул, схватился за стену, когда БМК тряхнуло, и пошел к выходу, скрипя зубами от боли в застоявшихся ногах.

* * *

Синдзи проснулся, и сперва не понял, что его разбудило. Сон — только что яркий и четкий — стремительно таял, прорезая и без того слабую память. Холод стены справа, тепло Рей слева, в меру острые пружины, тьма — все это одним ударом хлынуло в него, но было еще что-то, что-то на пределе ощущений. Он прислушался и уловил разговор, идущий в отдалении на повышенных тонах, словно в кромешной тьме ночного БМК транслировали непонятный «голос пустошей» — сплошной бубнеж, вскрики, голые интонации без единого четкого слова.

«— Сон? Галлюцинация? Бред?

— Нет. Надо проверить».

Синдзи сел в кровати, ничего не понимая. Голоса отдалялись, а потом — на высокой ноте — оборвались. Он перебрался через Рей и наощупь оделся, сражаясь с тупыми ударами боли во всем теле. «Я уже в своей каюте… Значит, голоса доносились из хвостовых отсеков». Синдзи сориентировался в слабо освещенном коридоре и пошел к корме атомохода, помаргивая в густой кровавой мгле, разлитой включенными на треть мощности лампами.

Он споткнулся и упал на лежащее под ногами тело. Мышцы и суставы отозвались вспышками боли, и когда к нему вернулось зрение, он смог рассмотреть сержанта разведки, безвольно раскинувшего руки посреди коридора. Небольшая черная лужица скопилась у его правого уха. «Пробита голова. А я совсем без оружия…»

За переборкой вновь зазвучали голоса, много ближе, чем раньше, но гулкий металл по-прежнему мешал разобрать слова. «Это коридор между зарядными контейнерами ЕВЫ… Значит, следующий блок — предпоследний», — понял он, всмотревшись в маркировку на двери.

— Икари…

Синдзи мгновенно покрылся потом, хотя сразу понял, чей голос тихо дохнул над ухом. Однако обернувшись, он увидел не только Рей, но и Аску. Рыжая молча подала ему пистолет и мотнула подбородком: давай, дескать, вперед.

Он кивнул в ответ, потянул ручку на себя, и голоса сейчас же стали разборчивы.

— Доктор, мой подчиненный выполнял приказ, и только обосновав свои действия, вы сможете избежать…

— Я уже обосновала, мы и так просрочили график, и самолет может не успеть подхватить выпущенный стратостат. Мой арест не меняет никаких планов.

— Я должен досмотреть груз.

— Исключено, вы не успеете. Я проверила все образцы, онисоответствуют описаниям.

— Послушайте…

Синдзи приник глазом к щели, хотя уже узнал и так оба голоса: спорили Кагитару и Акаги. Рядом с доктором стоял непривычно серьезный главврач Канаме, его пухлые руки были сложены за спиной, а плечи нервно подергивались. Все трое замерли у дальней двери, ведущей в опечатанный до недавнего времени ангар ракеты.

— Доктор… — устало сказал капитан, вздохнул и щелкнул пальцами. С верхнего уровня блока спрыгнули трое разведчиков и нацелили невидимое для Синдзи оружие на Акаги и Канаме.

— Кагитару! — тонким голосом воскликнул главврач. — Не забывайтесь!

— Я должен проверить груз, господа. Акаги, не пудрите мне мозги. Приказ о дате пуска ракеты подделан. Кого вы туда засунули? Икари-младшего? Хотите выслужиться перед командующим?!

Синдзи нахмурился и распахнул дверь. Оба голоса в голове согласно прикрикнули на здравый смысл.

— Капитан, я здесь.

Кагитару оглянулся, дернулись двое из трех разведчиков, и на Синдзи теперь смотрели зрачки тупорылых пистолетов-пулеметов. Коридор как-то пугающе сократился, казалось, что выстрели они — и он даже не успеет услышать хлопков. Тягучая тишина замедлила само время, и воздух в блоке медленно густел, наливаясь тихим звоном угрозы. Голоса в разуме Синдзи гремели идущими вразнобой неразличимыми словами, «вальтер» уже не оттягивал руку, — сам силился поднять ствол и найти противника, чтобы положить конец гнетущей паузе, пусть и ценой жизни своего хозяина.

Громкое шипение и едва слышный лязг едва не заставили его спустить курок. Лица разведчиков, насколько ему было видно, выражали схожее смятение. Акаги торжествующе вскрикнула, а из-за переборки за ее спиной слышался уже непрерывный мерный рокот гремящего железа и гул запущенных электроприводов. Кагитару ринулся к двери, оттолкнув полетевшего на землю Канаме, и вцепился в ручку, но ракетный отсек был уже запечатан.

— Кто включил подъем крана? — закричал капитан, приставив ствол пистолета ко лбу доктора.

Акаги полезла в карман халата и преспокойно достала оттуда сигарету, не обращая внимания на упирающееся в ее голову оружие. Синдзи увидел, как вздрогнул капитан, встретившись взглядом со спокойными зелеными глазами.

— Отмените запуск, доктор! — заорал он, перекрывая лязг и шум, доносящийся из-за переборки. — Мне плевать, что там, но…

— Заткнитесь. Там полковник Кацураги, — раздельно сказала Акаги и выпустила струю дыма в лицо капитана. — Сто лет мечтала это сделать…

— Труп? Вы посылаете командующему труп?!

Синдзи вздрогнул, а Акаги зло прищурилась и что-то тихо сказала ему, слишком тихо, чтобы услышать это с другого конца блока. Кагитару замахнулся и наотмашь ударил ее пистолетом по лицу. Брызнуло стекло разбитых очков, и Акаги отшвырнуло к стенке, по которой она осела на пол рядом с Канаме. Кагитару развернулся к разведчикам и крикнул:

— В рубку! Отключить питание блока!

Он стоял на пути взявших разбег солдат и не знал, что делать. Сзади — две девушки, впереди разворачивалось неимоверное безумие, а Синдзи стоял с пистолетом в руке и не мог понять, как здесь очутился — на этом странном раздорожье людского сумасшествия. «Труп… Кацураги же не умерла? Или умерла, но это скрыли?» Синдзи вдруг вспомнил кислородный баллон у люка ракеты, нервные взгляды Акаги и все понял за секунду до того, как доктор, держась рукой за разбитое лицо, подняла голову и крикнула ему:

— Икари, она операбельна! Ее спасут!

Кагитару досадливо скривил лицо и, не глядя, выстрелил.

Время остановилось, и голоса в голове стали разборчивы.

«Весы. Два голоса и мое решение. Полковник Кацураги, человек, желающий победить судьбу. Она не умеет не воевать, но она добра ко мне…

— Она хотела тебя изучить.

— Она хотела меня понять.

— Она убила Аянами.

— Она не смогла оставить ее в живых.

— Должен ли ты дать ей этот призрачный шанс?

— Да.

— Хочешь ли ты этого?

— …Да».

Акаги уже умерла — зачем — еще предстоит понять. Остальные хотят помешать тому, что он решил. Повисшие в полушаге разведчики замерли, окаменевший Кагитару так и не поднял пистолет, остановился вполоборота. Поле зрения взорвалось кроваво-красными точками.

— Умереть.

Облако разлетелось на четыре копья, и каждое уверенно взяло свой курс.

Синдзи почувствовал, как в него входят невидимые иглы, как ослепительная боль почти ломает его хребет, и отключился.

* * *

Мир возвращался короткими толчками, словно начало биться больное сердце. Он открыл глаза и почувствовал тошноту: обезумевшие глаза то приближали серый потолок, то отбрасывали его ввысь. В углах комнаты клубился дымный мрак, всасывая свет единственной лампы.

— Ты уже понял, что такое «А-10», Синдзи-кун?

«Голос. Знакомый голос».

Он пошарил ватными руками по одеялу, едва чувствуя грубую ворсистую ткань. Тело едва прощупывалось, живот и грудь почти не ощущали поглаживаний, и вдобавок снова накатила тошнота.

— Синдзи-кун…

— На… Нагиса?

— Наконец-то.

Синдзи скосил глаза, с трудом проглотив комок подкатившей к горлу желчи. Комната была пуста — не похожа на больничную палату, и на привинченном к полу стуле сидел беловолосый парень, сверкая в полумраке красными глазами.

— Что… Что ты тут делаешь?

— Глупости. Правильный вопрос — где ты и что ты тут делаешь.

Икари закрыл глаза. Мир давил его даже убогим крохотным объемом комнаты, комкал сознание, уминая поглубже в гудящую черепную коробку.

— И… Где я?

— Ты в карцере.

«Карцер. Почему?» Вслух говорить не хотелось: еле слушался опухший язык, больно царапаясь во рту, нестерпимо зудели зубы.

— Хорошо, говорить ты не расположен. Слушай тогда. Ты применил свою сущность не по назначению. Почти надорвался, отправляя к праотцам сразу четверых. Это… Впечатляет, даже меня. Ха-ха…

Голова отозвалась немелодичным звоном на резкий смешок Нагисы, но разум начал собираться, подстегивая память. Глубоко-глубоко заворочался словно бы контуженный второй голос, послышался стон. «Я… Я их убил. Всех».

— «А-10», твое проклятие, — это возможность воздействовать на мир руками ангела — свободной волей, — сказал Нагиса. — Ты шустро освоил команду «подохнуть», самую простую… Хотя больше тебе и не надо пока. Загвоздка вот в чем, Синдзи-кун…

Каору встал и прошелся по комнате.

— Ты получил зародыш всемогущества будущего бога. Но задействовать твой нечаянный дар стоит только в единстве с «Типом», который работает как рупор для твоего голоса. А ты разорался и едва не порвал связки…

— Погоди… Ты сказал «руки Ангела»?

Красные глаза вплотную приблизились к его лицу. Картинка еще подплывала, но уже было не так тошно.

— Да. Только не того, которого ты имеешь ввиду. У большинства тех, о ком ты подумал, свои виды на такую свободную волю. Прямо скажем, убийственные. Ангел и ангел… Хе-хе, парадокс намечается…

Синдзи вновь закрыл глаза. Контуженное состояние бередило разум, не давая сосредоточиться, он воспринимал слова Каору и отправлял их в память, даже не пробуя анализировать, только отдельные моменты привлекали его больное расстроенное внимание.

— Ладно, это все сложно… Не напрягайся, отдыхай, но помни, что тебя и твои протезы будут судить. Выяснять, насколько вы безумны. Убили временного командира, доктора Акаги, троих солдат, главврач из-за вас с ума сошел… Да… разорался ты некстати, Синдзи-кун.

Сознание медленно переваривало услышанное и затошнило уже не тело — разум. «Суд… Безумие…»

— Ты в беде Синдзи-кун, но это может принести неожиданное преимущество…

Он невидяще уставился на почти скрытого тенью Нагису. Каору растворялся, рассыпаясь нитями мрака в углу, а в дверях грохотал ключ, едва не глуша угасающий голос:

— Я уведу тебя по первому твоему слову, а твои протезы останутся здесь, чтобы разделить судьбу всех ненужных вещей.

20,5: Межглавье

Коридор штаба базы «Токио-3» был пуст. Толстые иллюминаторы пропускали тусклый свет с улицы, недостаточный, чтобы разогнать густые тени у пола и под потолком, но единственная на весь коридор включенная лампа едва ли давала больше света. Истоптанное железо было усеяно листами бумаги, большинство из которых еще накануне полагалось хранить в сейфе как особо секретные распоряжения, отчеты и приказы по Тихоокеанскому фронту. Стены помещения дрожали на низкой ноте, пропуская внутрь еле слышный рев сирены общей тревоги.

Прямо под единственной лампой распахнулась дверь, и в коридор полилась мягкая грустная музыка. Стоящий в дверном проеме командующий Икари остановился, бросил взгляд в покидаемое помещение — свою приемную — и аккуратно поставил у стены лезвием вниз окровавленный тати, после чего вышел в коридор и закрыл дверь. Листы на полу слабо двинулись от неуловимого движения воздуха, затихла музыка, а командующий пошел по коридору в полумрак, сопровождаемый шуршанием бумаги и гулким звуком шагов.

Лестница привела его на цокольный этаж штаба, потом — в подвал, и везде царило одно лишь запустение поспешной эвакуации, ни один служащий не встретился ему на пути. Найдя в темноте ручку, он открыл дверь и оказался в куда ярче освещенном помещении — боевом командном центре базы. Мертвенное сине-зеленое сияние кинескопов, гудение ламп, треск, болтовня и шипение из многочисленных телефонов, в беспорядке валяющихся на столах, неизменные листы бумаги повсюду.

Командующий опустился в кресло командира базы, уткнулся носом в сложенные перед лицом ладони и вперил тяжелый взгляд в экран радарной установки. Пять точек в двадцати милях от берега прекратили приближаться к Атомным землям и теперь маневрировали, принимая линейное построение. Еще позавчера он знал о составе этой небольшой группы, прошедшей Панамский канал. «Три церштерера нового типа, авианосец „Эрих Кох“ и линкор „Гнейзенау-II“… Слишком мало, и это плохо…»

— Мерзавцы не торопятся, — сказал насмешливый голос. — Надеются, что от ядерного оружия никто не убежит.

Икари спрятал полуулыбку в ладонях и скосил глаза. Одно из высоких кресел группы радистов повернулось, и в нем обнаружился генерал-лейтенант Редзи Кадзи в парадном мундире. На коленях разведчика лежала раскрытая переплетом кверху книга, и командующий без труда разобрал имя «Виктор Шанфлери» на обложке.

«Кадзи становится сентиментален… Мне придется это учесть в дальнейшем. Если дальнейшее будет».

— Ты проследил за эвакуацией приоритетных субъектов?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Полагаю, посылку от «Прорыва» ты в список этих объектов включил.

— Так точно.

— Как она?

— Плохо. Послеоперационный прогноз неясный.

Икари помолчал и вновь всмотрелся в экран. Точки замерли на своих позициях, как фигуры на поле для сеги. «Король, Копье, три Лошади Дракона… Ты играешь не в сеги, Лоренц, а в шахматы. Осталось узнать то, что мне надо, и проверить, поможет ли тебе твой ферзь».

— Простите командующий, могу я узнать каков статус эвакуации персонала?

— Все переброшены бронепоездами в шестой укрепрайон. Двадцать офицеров и тринадцать солдат отказались.

— Артиллеристы?

— И они в том числе. Вызвались нести дежурство на постах линии обороны, — Икари помолчал. — Еще отказался мой личный секретарь и просил меня оказать ему честь. Быть его кайсяку.

Кадзи кивнул, снял с колен книжку и закрыл ее, бережно опустил на стол.

— Да, господин командующий, ваше низложение многие восприняли болезненно.

Икари не отреагировал, поэтому Кадзи после едва заметных колебаний добавил:

— А еще я не понимаю, почему вы не отбыли…

— На то есть много причин, Кадзи.

Генерал-лейтенант склонил голову и вдруг твердо произнес:

— Снятие вас с командования означает бесчестие, вы должны предстать перед Императором. Вас опозорили как военного. А теперь еще и это!

Командующий повернул голову и полюбовался ошарашенным лицом своего уже бывшего подчиненного: Гендо Икари улыбался.

— Кадзи, в самом скором будущем «война» и «позор» должны стать тождественными понятиями. Так что мне все равно.

Разведчик неожиданно легко кивнул и уточнил:

— Значит, вы остались не по долгу чести?

— Нет.

— Но…

— Сейчас узнаешь. Надевай телефоны. Закрытая частота «NERV».

Икари сам натянул тугую дугу, поправил очки и принялся щелкать переключателями. Вскоре выброшенный передатчиками базы сигнал нашел в эфире мачты флагманского линкора группы армий «SEELE». Обмен позывными означал, что вести разговор будут только старшие по званию с обеих сторон.

— Говорит командующий Икари. Запрашиваю связь с фельдмаршалом Лоренцем.

— Говорит контр-адмирал Мольтке. Здравия желаю, герр Икари, сожалею, но не могу исполнить вашей просьбы. Герра фельдмаршала на борту моей группы нет, но его приказ…

— Контр-адмирал, я не намерен обсуждать вопросы пребывания вашей группы в районе моего фронта. Мне нужен Лоренц.

— Прошу простить…

— Тема касается Шестой Скрижали. Если Лоренц не выйдет на связь, я буду вынужден искать его по всему миру открытым радиоканалом. Отбой.

Икари щелкнул ручкой приемника, и Кадзи приспустил наушники, глядя на него:

— Вы думаете, он сопоставил ваши действия с содержимым Скрижали?

— Думаю, да. Его встревожил полет стратоплана.

Потирая пальцем щеку, Кадзи внимательно смотрел на него, и Икари приблизительно представлял тревожащие генерал-лейтенанта вопросы. Командующий не сомневался, что у проницательного разведчика есть умозаключения касательно Шестой Скрижали, и теперь — в смертельной опасности — ему хочется как минимум проверить ход своих мыслей.

— Все дело в ошибочном толковании.

Кадзи остро прищурился, подобрался, готовясь внимать каждому слову. Икари мысленно усмехнулся: именно цепкий ум и настоящая страсть к умозаключениям привели приютского волчонка к его судьбе.

— Дело в том, что в оригинальном тексте именно последняя часть наиболее туманна, для ее перевода привлекли столько криптоисторических источников, что смысл едва не затерся. Мне просто повезло его понять, причем чисто случайно…

Заметив, что Кадзи непроизвольно метнул быстрый взгляд на сборник Шанфлери, Икари кивнул:

— Да, почти так же. Видимо, гибель Ангела Мира каким-то образом отразилась в разуме человека. Кто-то отмел туманные образы, а я и этот поэт по непонятным причинам приняли и обдумали их. Только он изложил заповеди в стихах, а я — вспомнил о засекреченных табличках, найденных в Египте.

Командующий снял очки и посмотрел сквозь них на лампу, смахнул перчаткой едва видимую соринку. Он видел, что Кадзи нетерпеливо поглядывает на приемник, опасаясь, что вызов Лоренца прервет объяснения, и потому продолжил:

— У ученых была своя версия толкования, и я решил до поры молчать, пока не найду все составляющие нового бога…

— Простите, командующий, но почему Скрижали Ангела вообще были засекречены, если их смысл никто не понимал?

— А ты не видел фотографий с раскопок?

— Нет, но я знаю, как их нашли…

— Но ты не знаешь, в чем их нашли, — прервал его Икари. — Одного вида капсулы было достаточно, чтобы устранили всех наемных рабочих.

— Понимаю.

Из динамиков донесся треск, а потом позывные Объединенного Фронта. Кадзи потянул было дугу наушников, но Икари жестом остановил его:

— Подождем.

— Если вы подозреваете его в причастности к вашему смещению, плюс вдобавок он готов применить ядерное оружие…

— Подозреваю, и он действительно готов. Но ему, как и мне, хочется для начала кое-что узнать. Только я могу ждать, а он не вытерпел.

«Мне не нужен хладнокровный фельдмаршал Лоренц. Мне нужен обозленный старик. Стрелять он даже в таком состоянии духа сразу не станет, а разговаривать с таким будет куда легче».

— Так вот… — сказал Икари вслух. — Ключевым вопросом толкования Скрижалей в целом было понятие «властителей». До прихода Ангелов и сделки с Табрисом все было неопределенно, но Второй Ангел появился как раз после перевода Аски Цеппелин на базу «Каледон». И это дало господам интерпретаторам пищу для размышлений. А после прибытия в Атомные земли моего сына и Аянами сомнений не осталось.

Кадзи просто кивнул. Икари и не сомневался, что генерал-лейтенант помнит, какова суть Пятой Скрижали, где упомянуты «Посланцы Сияния», рожденные, чтобы убивать «властителей». Сам же Икари, в отличие от остальных, понимал это задолго до массового набега Ангелов на «Токио-3».

— Но пока остальные еще гадали, я искал «властителей», несущих волю Ангела. И мне даже удалось спрятать свои интересы за еще одной нужной мне программой. Все думали, что проверяют детей для проекта «ЕВА», а на самом деле искали кандидатов на роль бога.

Икари вспомнил день, когда ему сообщили, что его собственный сын — носитель загадочной «А-10». Миллионы снимков по всему миру, единицы тех, у кого мозг реагировал на возбуждение рентгеновским излучением. И среди них Синдзи. В тот солнечный апрельский день Гендо Икари второй раз ощутил прикосновение судьбы, ведь сам он понял смысл древнего пророчества, а его сын это пророчество может воплотить. Если это нельзя назвать судьбой, то что тогда судьба?

— Господин командующий, но как вы поняли, кого и как надо искать?

— Я знал. Просто знал. Полагаю, это была часть откровения.

— А проект «ЕВА»…

Вновь пошли позывные, и командующий жестом остановил Кадзи, надевая телефоны.

— Командующий Икари слушает.

— Бывший командующий, полагаю. На связи фельдмаршал Лоренц.

Сухой густой голос в треске помех гудел еще сильнее, чем вживую, проваливаясь почти в инфразвук. Интонации скрадывались милями эфира, но само начало разговора было весьма красноречивым: предводитель «SEELE» пребывал в сильнейшем раздражении, если уж позволил себе мелочную шпильку в первых же словах.

— Рад слышать, что ты все же на борту, Кил. Могу узнать, чем обязан?

— Мне нужны ответы, Гендо. И только честные ответы.

— Мотивацией, должно быть, выступают ядерные боеголовки. Ты готов воспользоваться ими?

— Да. Ведь ты уже окончил эвакуацию базы?

— Разумеется. Это был честный ответ.

Повисло молчание. Лоренц продумывал ход разговора.

— Гендо, что ты хотел сказать мне о Шестой Скрижали?

— Хотел сказать, что нападение на «Токио-3» бессмысленно. Ты ничего не понимаешь, если решил, что можешь повлиять на события.

— Я как раз все понял, Гендо, поэтому и готов рискнуть. Дело лишь за подробностями.

— Подробности? Это приятное совпадение. Меня тоже интересуют подробности. К примеру, причины, по которым Объединенный Фронт Земли подал Хирохито прошение снять меня с командования.

— Странный вопрос. Мы лишь изложили вашему Микадо правду.

— Правду… Которую, Кил?

Икари поймал заинтересованный взгляд вновь обернувшегося к нему Кадзи. «Неприкрытое издевательство на прицеле кораблей с ядерным оружием — впечатляющая тактика переговоров, должно быть».

— Ту самую. Стратоплан уже доставил твоего «Последнего Победителя»?

Ощущая некоторое разочарование, Икари переспросил:

— Доставил кого?

— Ты проиграл, и неясно, зачем играешь в простака. После твоих действий содержимое Шестой Скрижали лежит на поверхности: отвести сына вглубь Атомных земель, найти там Сияние Первого Ангела и сделать из него сверхчеловека! — пророкотал Лоренц. — Что дальше, Гендо? Раса сверхлюдей? Или он один может всех победить, ведомый мудрым отцом?

— Сверхлюди — это по части твоего прошлого, Кил.

Эфир затих, а потом раздался поразительно тонкий для голоса фельдмаршала смешок.

— Иронизируешь, Гендо. Это хорошо. Значит, загнан в угол. Именно это Фюрер и пообещал Микадо: загнать в угол интригана, способного посягнуть на равновесие в мире.

— Равновесие — это пожирание жизней, ресурсов, денег непрерывной войной. Интересные весы, Кил.

— Не передергивай, Гендо. Люди воевали и будут воевать, и лучше бесконечная война с нечистью, чем друг с другом. Машина работает вечно, машина дает продукт, но выплескивает его на и так уже искореженный мир, а не на людей.

— Увлекательная философия…

Икари наклонился в сторону и нажал несколько тугих кнопок на пакетном передатчике. Все самое интересное уже прозвучало, осталось еще немного поддержать беседу.

— Это не философия. В войне людей всегда найдется победитель над победителем.

— А если победит не-человек?

— Намекаешь, что посадишь своего сверх-сына в ЕВУ? Как в пророчестве? «Сердцем оружия ставший», или как там? Глупо. Ты сам начал развертывание массового выпуска этих машин, так что против таких войск мир выставит схожие.

Икари не выдержал. Помешанный на доктринах, стратегиях и планах Лоренц был великолепен — великолепен в своем непонимании простой истины: человечеству надо лишь раз проиграть, чтобы навсегда победить. Старый фельдмаршал любил войну, а не победу, над достижением которой он даже не задумывался, даже не смог рассмотреть очевидных вещей в Скрижалях. Поэтому командующий рассмеялся.

Связки, отвыкшие от этого действия, мышцы лица, не помнящие об улыбке, разум, забывший о радости — все это дало чудовищный эффект, от которого вздрогнул Кадзи: то был смех безумной машины, сухие скрежещущие звуки, исполненные одного чувства. Безраздельного торжества над чужой непроходимой глупостью.

Эфир молчал, тоже ошарашенный вспышкой, но командующий быстро взял себя в руки, хотя восторг все еще непривычно бурно щекотал его жилы.

— Война сожрала сама себя, Лоренц. Ты отупел в желании продолжать войну ради войны. Массовый выпуск ЕВ? Вы вцепились в безумную идею боевого робота, занялись наращиванием этого потенциала, а мне нужна была всего одна ЕВА. Одна, чтобы создать новый разум, отдаленный от человеческого. Разум, облаченный в плоть Первого Ангела, Ангела Мира, даст миру бога, который победит саму войну. «Последний Победитель» из пророчества — это не метафора, Лоренц. Это не средство войны, а ее конец.

— Ты безумец, Икари, — просипел фельдмаршал. — Жаль, что придется похоронить с тобой и твое супер-оружие.

— Бог еще нескоро придет сюда. Но я кое в чем помогу ему искоренить войну.

— Что…

В эфире повисли помехи, и Икари снял телефоны. Кадзи подскочил, дернулся, пойманный слишком коротким проводом, сорвал свои наушники и посмотрел на командующего со смесью непонимания и шока во взгляде. Он уже открыл было рот, когда до подземелья докатился глухой и очень слабый удар, а вслед за ним еще один.

— Их оружие сдетонировало все-таки, — сказал Икари и встал.

Кадзи приходил в себя, и на его лице быстро начало появляться понимание:

— Подлодка-брандер?

— Именно. С ядерным зарядом. Лоренц перестраховался, захватив аж три эсминца. Но подлодка не подплывала к группе, она просто всплыла со дна по радиокоманде.

— Но как вы угадали?..

— Я не угадывал. На предельном для корабельной радиосвязи расстоянии затоплено восемь подводных лодок. Район ловушки ограничивают «случайные» тяжелые корабли флота «NERV».

— Ах вот куда они пропали…

Икари снял мундир и аккуратно повесил его на спинку кресла, разгладил погоны, после чего на стол положил кобуру и повернулся к приходящему в себя Кадзи:

— Предлагаю сделать то же самое. Последним приказом на посту я тебя уволил из вооруженных сил Микадо.

Кадзи, наконец, улыбнулся:

— При всем моем уважении, командующий, но вы же не рассчитывали меня этим удивить?

— Не надо благодарить, Кадзи, — сказал Икари. — Спустя несколько дней быть военным станет смертельно опасным родом занятий.

Бывший генерал-лейтенант улыбнулся, показывая, что оценил каламбур.

— И куда теперь?

— Переждем цунами. Потом — как можно дальше, пока что — на аэродром. Служащие фронта через час получат уведомление по громкой, а транспорты адмирала… Ах да, бывшего адмирала Фуюцки стоят во всех портах.

— Да, агенты передали мне несколько черновиков этого радиообращения. Я, признаться, был озадачен его содержимым настолько, что приказал ничего не предпринимать. Решил, что за призывом командующего к массовому дезертирству должно что-то стоять.

Кадзи аккуратно складывал парадный китель на столе и улыбался. Головоломка из вереницы странных приказов, мучившая его последние несколько дней, быстро заполнялась недостающими частями, но абсурдность полученной картинки совершенно не пугала. Страшноватый смех Гендо Икари стал переломным для разведчика, который бесповоротно осознал, что впереди его ждет совершенно новая жизнь.

— Идем, Кадзи. Последующую кашу лучше переждать в Океании. Новый мир начнется с бомб последней войны, а у меня есть планы пожить немного в этом новом мире.

Редзи Кадзи оправил расстегнутый воротник белой рубашки и посмотрел на прямую спину бывшего начальника, который замер в дверях.

— Господин Икари… Вы говорите так, словно новый мир уже наступил.

— Он наступит. Нельзя сомневаться в судьбе.

Дверь закрылась, и Кадзи ненадолго остался наедине с увлекательным вопросом, победил Гендо Икари или проиграл.

Глава 21

Из серых стен карцера сочилось отчаяние — сочилось и собиралось в густых тенях у стен. Синдзи силился удержать себя, и ничего не мог поделать: он соскальзывал куда-то, стремительно падал, но что еще хуже — он чувствовал непрекращающиеся изменения в себе самом. Хрипел надорванный второй голос в голове, ощущение собственного тела словно мерцало, а в следующее мгновение он с ясным сознанием обдумывал ситуацию, в которую попал: обдумывал, находил блестящий выход — и немедленно забывал его, проваливаясь в звенящую металлом бездну, в знакомый аромат голубоватых радуг и перегретого масла. Иглы чужого сознания будто бы издевались, проходили сквозь него, не принося желанного слияния с машиной, а лишь пронзая страшной болью.

В сознании билась какая-то старая-старая мелодия, услышанная еще в прошлой жизни, дичайшая импровизация, неимоверно отчаянная в пылкой страсти найти свою кульминацию, свой финал…

«Я так не могу…»

Вместе с отчетливой мыслью пришел звук открывающегося замка. Дверь лязгнула, и немедленно вслед за тем щелкнули затворы. «Теперь так всегда ко мне приходят… А… Разве уже кто-то приходил?» Синдзи попытался напрячь память, но она лениво отмахнулась и исчезла в приступе острой дрожи. Когда в глазах прояснилось, на стуле перед ним расположился взлохмаченный Ставнийчук, а за его спиной двое конвоиров целились куда-то над головой сидящего.

«Это они в меня. Да».

— Синдзи…

Голос доктора звучал так, будто в комнате поселилось эхо, предательски подхватывая каждый звук и перебрасывая его от одной стены к другой.

— Синдзи, такое дело…

— Здравствуйте, доктор.

Собственные слова шли словно не из его горла. Сердитый второй голос советовал не отвлекаться на глупые ассоциации, и Синдзи постарался сосредоточить все свое внимание на сидящем перед ним человеке. Как только это удалось, он сразу понял, что руки Ставнийчука скованы, а говорит доктор о своем последнем желании, о том, что ни о чем не жалеет…

— Доктор… О чем вы говорите? Какое желание?..

Ставнийчук поднял густые брови:

— Меня осудили как пособника грубого нарушения устава. Расстрел.

Муть в мозгу ненадолго развеялась.

— Расстрел? Нарушение? — преодолевая дрожь, он приподнялся в кровати и увидел, как напряглись солдаты. — Но за что?!

— Я запустил ракету, мы с Акаги так договорились. Она с Канаме уложила полковника, а я нейтрализовал часового и управлял стартом.

«Вот как… Спасибо, доктор». Он кивнул в ответ, показывая, что понял: Синдзи даже примерно не представлял, как он выглядит, и видно ли по его лицу, что он осознает что-то. В голове вновь поднялся бубнеж, а по телу загуляли искорки, от которых щекотно немела кожа, так что он зябко поежился и вновь собрал всю слабую волю в кулак.

— …Я потому, собственно, и попросился тебя навестить. Рицко Акаги не заслуживала так умереть, так что хочу сказать напоследок спасибо.

Синдзи поднял глаза. Обреченный на смерть доктор спокойно благодарил за отмщение, и это почему-то не укладывалось в голове. Что-то мешало.

— Алексей-сан… Вы знаете, почему она вообще отправилась в «Прорыв»?

Ставнийчук кивнул. Один из конвоиров, не переставая целиться в Синдзи, положил руку на плечо осужденному, и доктор встал:

— Знаю. После «Ядра» и ЕВЫ ей так и не удалось больше ничего создать, она только доводила все это до ума. Кроме Кацураги ни с кем не общалась. Так что в поход уходило все, что у нее было… Тут такое: или сиди с надеждой на озарение, на открытие, или… Да иду я, иду…

Его толкнули, и Ставнийчук негодующе посмотрел на сопровождающего:

— Эй, куда, ты забыл? Ваш командир разрешил ведь!

Конвоир кивнул, охлопал карманы и бросил на кровать измятую пачку сигарет и несколько спичек.

Синдзи недоуменно посмотрел на это и поднял мутный взгляд на уже идущего к дверям доктора.

— Да знаю, не куришь. Больше нечего тебе на память оставить.

Уже у выхода седоволосый доктор остановился так резко, что солдат вскинул ружье и занес приклад для удара, но осужденный всего лишь обернулся. Его глаза были скрыты густой тенью, а голос глух.

— Ну, давай. Рад, что хоть полковник этот поход переживет. Наверное.

Синдзи отстраненно заметил, что второй конвоир перестал, наконец, в него целиться. Икари вновь проваливался в нечеткие видения — перед глазами висели осколки очков, а в ушах гремел лязг стартового крана ракеты.

— Икари, ты соображаешь вообще?

Он вздрогнул и опомнился. Перед ним из багровой пелены выплывал стол, знакомая каюта, лесенка, ведущая куда-то наверх. «В рубку», — отчего-то уверенно решил он, и острый плавник этой мысли, прорезавший тяжелую жижу мыслей, окончательно вытащил его из забвения.

За столом сидел Тодзи Судзухара и что-то — неужели память? — подсказывало, что он новый командир этой злосчастной экспедиции. «Это он отдал приказ расстрелять Ставнийчука», — подумал Синдзи и погрузился в размышления о том, исполнен ли приговор или нет. Он даже приблизительно не представлял, сколько прошло с визита Алексея-сана в карцер. Его странное размытое сознание будто бы пряталось от чего-то, старательно прядя густые тени, скрывая само течение времени. Послушный странной ассоциации, разум увлеченно занялся ее изучением.

«— От чего я прячусь?

— Ты? Ты еще не понял?»

Синдзи почти обрадовался осмысленному ответу второго голоса, но насладиться странным общением ему не дали. Резкий, но не сильный тычок под ребра выбросил его на поверхность, в мир убогих ощущений.

— Икари, очнись, твою мать!

Судзухара стоял, уперев кулаки в столешницу и подавшись вперед. «Не он», — подумал Синдзи, повернул голову в поисках ударившего человека, и с легким удивлением обнаружил аж троих конвоиров позади. «Они как-то поняли, что я убиваю легко и без оружия…»

— Опомнился? Так лучше. Икари, мне нужно знать, что в конце твоего маршрута.

Синдзи тяжело сглотнул, и его горло треснуло болью, словно он проглотил много-много кварцевого песка.

— Маршрут?

Судзухара тяжело сел и сложил руки на груди.

— Машина выжгла тебе мозги, или кто, но мне нужны ответы! Понимаешь меня?

— Нет, — честно ответил Синдзи.

— Нет? Гаки тебя возьми, Икари! Я — третий командир этого похода — наплевав на все должен обеспечить всего одну задачу, — сказал Судзухара. — Чтобы ты и твой «Тип-01» добрались туда.

— И?

Синдзи просто хотел, чтобы от него отстали. Второй голос вновь умолк, и свое участие в беседе с новым командиром Икари считал пустой формальностью, ответы выскакивали из него, как цифры на игральных кубиках.

— Икари… Ты преступник. Ты убийца своих товарищей, участник грубейшего нарушения устава. И вместо того, чтобы пустить тебя в расход, я должен при необходимости пожертвовать всем персоналом этого конвоя ради твоей шкуры. И я хочу знать, ради чего все это.

Синдзи механически кивнул: это сообщение его не трогало. «Хорошо, что он не спрашивает о подробностях, то-то удивился бы… Или нет. Как раз спрашивает?» Он честно попытался вернуться к разговору, попутно припоминая подробности, но Тодзи уже молчал и смотрел на него уничтожающим холодным взглядом.

— Хорошо, — медленно сказал он. — Икари, я вижу, что ты решил запираться…

«Я? Решил?»

— Вспомни о своей чести, Икари! — сказал Тодзи и поднял меч, который лежал у стола. «Меч… Подаренный отцом». Память шевельнулась.

Маленький мальчик принимает с поклоном оружие, а отец — такой редкий гость — и приехал только на похороны матери. Ослепительно сияет солнце, блик от украшений рукояти полосует разодранные слезами глаза, клинок слишком тяжел, но это честь. Это долг. Это дар.

— Помнишь, так?

Синдзи вздрогнул от этого голоса: это был голос командира. «Честь? Долг? Я скажу ему…»

— Я должен прибыть в Хордадо дель Муэрте и найти там последнюю составляющую бога, чтобы навсегда победить войну.

Он внимательно и почтительно смотрел в глаза Судзухары, не понимая, что делает. Где-то была неувязка, какая-то странность, глупость, что-то странное билось в разуме, и хрипел второй голос, издевательски смеясь. Спустя мгновение глухо хохотнул Судзухара.

— Икари… Я не понимаю. Ты хочешь сыграть идиота? Так играй убедительнее!

Взгляд командира был тверд и уверен, и Синдзи с удивлением понял, что разговаривает с Тодзи. «Тодзи? Что с тобой случилось?» Память тасовалась, как колода карт: едва он свыкся с мыслью о жестком и уверенном командире, как она подсунула ему Судзухару, лейтенанта, хмурого спорщика, жениха Хикари.

— Этот поход, Синдзи, начался с ошибки, — сказал Судзухара холодным голосом. — Я не осуждаю секретности, но «Прорыв» свел всех с ума. Ошибочные приоритеты, скрытые задачи, и… В конце концов — вроде-как-идиот, ради которого нужно пожертвовать всем.

Тодзи махнул рукой кому-то из конвоиров и входная дверь открылась, командир же тем временем продолжил.

— Я исправлю это по ходу. Возможно, слишком поздно, но мы должны действовать по уставу. Тем более что сейчас прямое следование уставу отрезвит твои мозги.

В дверях раздался шум, и один из конвоиров повернул его стул так, чтобы Синдзи мог видеть вход в каюту командира.

— О, Синдзи!

Двое солдат держали руки на плечах Рей и Аски, руки обеих девушек были скованы, а на лицах Синдзи рассмотрел грязь и копоть. «Протезы», — подумал он и кивнул себе. Что-то мешало увериться в этой мысли, какие-то слова полковника, но он не смог их вспомнить, и засомневался в реальности этого смутного воспоминания. Он смотрел на Рей и чувствовал отголоски тепла, покой и уверенность, которые вселяла в него эта девушка. «Зачем они?» Лицо Аски, зло прищуренные глаза, глумливая полуулыбка, напружиненное — пусть даже скованное — тело — это все была жизнь. «Покой и жизнь. Кто это говорил?»

Из вязкой дымки выплыл голос Тодзи, монотонно заканчивавшего тираду:

— … соучастие, полное и осознанное, в убийстве боевых товарищей, а так же сопротивление при задержании. По совокупности — расстрел.

Пауза. Синдзи сразу понял, о ком идет речь, и терпеливо ждал самого себя, своей реакции.

И — ничего.

— Ну как, Икари, не вспомнил?

«Это он мне? Он что, надеется на меня этим надавить? Надеется, что я скажу больше, чем правду?» Хотелось улыбнуться, кривя истерзанные жаждой губы.

— Ну что же, — сказал Судзухара. — Ты, думаю, не веришь. Рассчитываешь на мою сентиментальность: общее прошлое, ты мой спаситель и прочие вещи. Мне и впрямь жаль всего этого…

Аска что-то громко сказала, и судя по звуку, ее ударили. Рей молчала.

— Устав есть устав, — неожиданно резко сказал Тодзи. — Иначе война становится безумием и игрой безумцев.

«Он их убьет, — понял Синдзи. — Даже не узнав от меня ничего. Просто потому, что это правильно. Это ведь правильно — и соучастие, и сопротивление…» Где-то тут крылась логическая ошибка, и он тщетно пытался понять где.

— Увести. Стоп. Расстрелять без противогазов. У старшего сержанта есть неприятная способность необъяснимо быстро оживать.

Лязгнула дверь, отрезая крик Аски. На кого она кричала — на Тодзи, на него, на судьбу? Синдзи искал ошибку, пытался понять, как так вышло: Акаги и Ставнийчук спасали Мисато-сан, а Кагитару мешал спасти ее. Кагитару убил Акаги. Он сам убил Кагитару. А на расстрел обрекли Ставнийчука и вот теперь — Аску и Рей.

«Это война».

Синдзи встал, прозревая.

«Передо мной — именно то, что я должен остановить».

Он бросил взгляд на стол, на котором поверх планов и карт лежал меч — его долг. Он оглянулся на дверь, за которой исчезли Аска и Рей.

«Нет противоречия. Они не костыли, не протезы — они помогли мне выжить и понять. Я должен создать другой мир. Мир, где спасителя не убьют, только потому что так написано в уставе. Вот она — моя судьба. Моя!»

Конвоиры, Судзухара, каюта, коридор — мир замер. Синдзи вздохнул: во всем теле царила слабость, такая, что можно умереть, подохнуть в дюйме от цели. Зато в голове было предельно ясно, все нужные мысли послушно строились в цепочки: «„Тип-01“ — рупор. „Тип-01“ — оружие. В „Типе-01“ сокрыта частичка меня».

Он закрыл глаза — и открыл их вновь.

Перед ним в густой мгле простерлась толстая змея — мощный корпус атомохода. «Плохо видно», — подумал Синдзи, и вспыхнули прожекторы, полосуя туман. Он осмотрел БМК и без труда нашел самого себя — другого себя, скрытого за толщей брони. Руки, отягощенные многотонными смертями, пошли вверх.

«Вперед, — решил Синдзи. — К судьбе».

Он вздрогнул, когда вокруг загрохотали выпущенные им самим снаряды. Подкалиберные боеприпасы рвали борта БМК, как бумагу. Капли, раскаленные добела, вмяли внутрь истерзанную броню и расплескали конвоиров, забрызгав всю каюту. Ворвался отравленный воздух пустошей, и острый запах раскаленного металла, вонь горелых внутренностей смешались с отравленным смрадом.

Синдзи осмотрелся — сначала глазами «Типа-01». Модуль БМК дымился и искрил, вокруг зашевелились танки, но все больше для того, чтобы убраться подальше от обезумевшей машины. «Хорошо».

В каюте становилось трудно дышать. Синдзи подошел к столу и увидел командира: раненный осколком, он пытался встать, опираясь на стул. Очень хотелось сказать что-то напоследок лейтенанту Тодзи, который горел когда-то под каплями раскаленного вольфрама, но говорить с командиром Судзухарой было не о чем. Задержав дыхание, Икари попытался взять меч, понял, что ему что-то мешает, и опустил глаза. Запястья были перехвачены стальными кольцами с цепью между ними. Синдзи поднял руки, и, глядя Тодзи в глаза, навел на самого себя один из десятков пулеметов «Типа-01». Сухо треснул единственный выстрел, и кожу рук опалило, в ладони впились крохотные капли металла, но цепи больше не существовало. Тодзи упал под стол.

Прикрепив меч к поясу, Синдзи вышел в коридор — в рев сирены, бег людей и крики. Он снял со стены респиратор и пошел к шлюзу, пытаясь не сталкиваться с беспорядочно мечущимися людьми. Бунт машины стал последним испытанием разума, и участники «Прорыва» его не прошли. Синдзи почувствовал жалость к сослуживцам, но тут вспышкой пришла мысль о том, что Рей и Аску уже могли вывести наружу.

Он ринулся вперед, не разбирая дороги, а его второе «я» зарыскало прожекторами в густой мгле.

«Где же вы?! Где?!»

Распахнулся шлюз, и Синдзи, стараясь не думать о танках, утюжащих землю вокруг, побежал в непроглядном киселе. «Тип-01», вставая на ноги с опор, высвечивал путь перед ним, рассекал туман по сторонам.

— ГДЕ ВЫ?!.

Впереди показалось темное пятно, и Синдзи побежал еще быстрее. Аска и Рей сидели на коленях, поддерживая друг друга. Обе девушки были без респираторов, и уже теряли сознание. Он сорвал с себя маску и упал на колени перед ними.

«Дыши…»

Маска накрыла лицо Аски — искривленное, обезображенное судорогой смерти от удушья.

«Дыши…»

Респиратор лег на посиневшее лицо Рей. «Она не очнется в этой атмосфере…»

Легкие орали, требуя воздуха, в нос начал сочится упрямый гной пустошей, дурманя разум и размывая поле зрения. Он видел, как на нем сошлись два прожектора ЕВЫ из трех уцелевших, он видел со стороны скульптуру отчаяния, и не мог поверить, что понял все так поздно, что позволил забрать их.

«Не помехи, нет — настоящая причина, по которой я хочу выполнить приказ».

Они умирали.

Синдзи опустил маску, обнял девушек за плечи и оглянулся. Позади оживал БМК, зажигались фары и прожекторы атомохода, взмыла ракета, собирая танки.

«Оживают…»

Разум плыл, а по лицу что-то текло, застилая глаза, так что пришлось смотреть только глазами машины. Ему почудился зовущий его голос — голос оттуда, от конвоя.

«Они оживают. Убили Аску и Рей и оживают…»

Со всех сторон к нему бросились иглы, и Синдзи не стало.

* * *

Майя бежала со всех ног, полагаясь на то, что мелькнувшая впереди спина — это и в самом деле он. Ей удалось стащить в суматохе два респиратора, и теперь непривычные к бегу по крошеву ноги сами несли ее вслед обезумевшему парню. Майя не думала ни о чем, даже о том, зачем бежит — просто бежала.

«Что тут думать… Если они… Если их… То он…».

Прерывистые мысли вторили ее дыханию, и Майя бежала, отметая прочь мысли о том, что взорвалось в каюте командира, почему тревога. Прямо перед ней метались протянувшиеся из мглы лучи прожекторов.

«Если они… Если их…»

В ушах бился дикий приказ Судзухары, в памяти всплывала вся дичь последних дней экспедиции — стрельба в рубке во время битвы с Ангелом, бойня у ракеты, якобы устроенная Синдзи, жесткие распоряжения нового командира…

«Синдзи, ты только не…»

Девушка остановилась, окаченная грохотом и лязгом летящего мимо танка. Сбитая с курса, она завертела головой: респиратор покрылся капельками изнутри, и видно было доужаса мало. Впереди и немного в стороне показались какие-то тени, а потом на них упали столбы света. Майя вскрикнула и побежала, видя, как уже отчаявшийся парень обнимает задохнувшихся Аску и Рей.

Синдзи встал, и Майя остановилась, едва не упав — словно на стену налетела. Икари был без респиратора, и по его щекам из глаз текли дорожки крови, на челюсти повисли тяжелые капли. Слепой взгляд мимо нее, казалось, прожигал туман, и девушка невольно обернулась: там с рокотом ворочался БМК, сзывая разошедшиеся машины конвоя.

Раздался тяжелый грохот, и Майя снова посмотрела вперед: из туманного мрака над Икари выдвигалась громада боевой машины. Почерневший в последнем бою атомный дредноут поднял манипуляторы и Майю оглушил вопль боли и страдания, и хотя рот Синдзи был разорван в крике, он понимала, что вряд ли уже отравленный парень способен так кричать — пластая туман, катя перед собой волну ненависти, жути, муки.

Синдзи стоял над телами девушек, сжав кулаки, а стволы «Типа-01» исторгли пламя и рев.

Ударная волна бросила девушку на землю, она потеряла сознание, а когда почти сразу же пришла в себя, — посмотрела на БМК. Подсвеченная сполохами попаданий машина агонизировала: трассы снарядов полосовали отсек за отсеком, пулеметы в бессильной ярости щелкали по броне там, где ее еще не изрешетили орудия, ракеты взрывались в пробитых пушками отверстиях, выжигая модули изнутри, детонировали боеприпасы.

Когда на месте атомохода остался пылающий костер, Синдзи осел. Майя рванулась было к нему, преодолевая слабость, жуть и звон в голове, но поняла, что ее опередили.

— Синдзи-кун… Синдзи-кун…

Рядом с Икари склонился странный нескладный человек в маскировочном комбинезоне разведчика. Странный своим спокойствием в аду, от которого девушку мутило: освещенный пожарищем, он неторопливо охлопывал Синдзи по щекам, словно тот просто перегрелся на солнце. Майя тупо смотрела, как ладони «разведчика» разбрызгивали кровь, и не могла сделать ни шагу вперед.

— Ну, наконец, дурашка…

Икари зашевелился и помотал головой.

— Они живы, слышишь? Пока что. Это всего лишь коллапс легких. Давай их в машину, от кислорода ненадолго придут в себя… Дурень ты сентиментальный…

Синдзи зашевелился и встал, надсадно хрипя. Майя всмотрелась: его глаза были закрыты, а двигался он точно и словно бы механически. Икари наклонился, обхватил Рей под руками и поднял ее, а «разведчик» безучастно смотрел на то, как поминутно спотыкающийся парень поволок свою ношу сквозь ядовитую мглу. Майя опомнилась и бросилась вслед, но странный человек в сером комбинезоне остановил ее, крепко схватил за запястье:

— Не нужно. Это его выбор судьбы — волочь их, пусть сам и трудится.

Она, наконец, узнала искаженные воздушными фильтрами голос — это был давно пропавший посреди пустошей Каору Нагиса.

— Ты…

— Я. Стой смирно и смотри.

Майя замерла, чувствуя, что сходит с ума. Пылал взрывами догорающий атомоход, расстрелянный обезумевшей машиной без пилота, а тот самый пилот нес к «Типу» тело умершей девушки. «А что мне теперь делать?» — впервые рожденный во всем этом безумии вопрос несказанно удивил ее.

— Удивительная вещь — чувства, Майя-тян, — сказал Нагиса, задирая голову, чтобы не потерять из виду силуэты Синдзи и Рей, возносящиеся на тросе в распахнутую кабину. — Иногда творят чудеса даже в аду…

Майя молчала, с трудом соображая. Каору прислушался, отпустил ее руку и подошел к Аске, всмотрелся в лицо рыжей, после чего снял с себя маску и надел на нее. Обернувшись, Нагиса улыбнулся, и эта безмятежная гримаса едва не выбила из нее остатки разума.

— Вот скажи, Майя-тян, — сказал он, вновь подходя ближе, — разве не чудо, что ты осталась в живых? А ведь ты, наверное, не раз проклинала свою глупость.

Майя почувствовала головокружение, звон в голове усилился, и от полного помрачения ее спас вернувшийся Икари. «Как он видит с закрытыми глазами? И почему он до сих пор в сознании?» Подхватив Аску, Синдзи двинулся к «Типу-01», но уже куда медленнее, и теперь его уже заметно шатало.

— Синдзи-кун, может, хватит? Не жадничай, — серьезно сказал Каору, словно бы об игрушке. Майя в ступоре смотрела на дрожащий во мгле силуэт Синдзи и поняла, что он дошел.

— Майя-тян…

Она обернулась. Каору смотрел на нее и едва заметно улыбался.

— Тебе нельзя дальше — с богом тебе не по пути. Но вон за тем холмом стоит научный танк, в котором нет половины экипажа, и сутки в нем пересидеть можно.

Нагиса повернулся и зашагал к «Типу», а черная машина со скрежетом закрыла кабину и начала тяжело разворачиваться. Каору в последний раз обернулся и почти пропел:

— А потом здесь будет гроза и много-много свежего воздуха. Мир в том числе и твой, Майя-тян.

Девушка смотрела вслед исчезающей в тумане машине, и ее сердце прыгало в такт удаляющемуся грому шагов.

* * *

Тьма рассеивалась перед глазами Рей, и она поняла, что видит и что она жива. «Снова жива… Снова нужна ему». Девушка пошевелилась и поняла, что лежит на твердом грунте, и воздух, который она втягивает в себя, совсем не похож на тот яд, который едва не убил ее и Аску. А еще Рей слышала голоса.

— … Это был Ангел Мира. Совсем чуть-чуть не успел, представляешь?

«Это…тоска?» Почему-то незнакомому говорящему было тяжело.

— Не знаю, что взорвали здесь, но это оказалось способно убить Ангела. Я получил часть жутких видений.

— Видений?

«Икари…»

— Видений, Синдзи-кун. Представь себе, что чувствует бессмертие, сталкиваясь со смертью — своей смертью. Вот это все я получил, когда на парашюте плюхнулся прямо в это Сияние. Удивляюсь, почему я свихнулся позже, а не тогда.

Рей осторожно приоткрыла горящие глаза. Она лежала на невысоком обрыве, а прямо под этой скалой начиналось уходящее во мглу озеро чистого света. Теплое желтое сияние подсвечивало мглу, излучало тихий, едва слышный гул, от которого звучал сам камень вокруг, и девушка поняла, что ее разбудило: ее тянуло к этому поющему свету и одновременно отталкивало от него. Голоса шли откуда-то слева, но сдвинуть голову все еще было нелегко.

«С ним все хорошо», — успокоив себя этой мыслью, девушка вновь сосредоточилась на голосах.

— Ты говоришь, что сошел с ума… Как-то просто у тебя это.

— Я просто отказался от своего предназначения… — незнакомый голос помолчал. — А уж как это выглядит — судить тебе. Или не тебе. Дело такое.

— И какое твое предназначение?

— Как и всех детей Сияния. Убивать носителей воли Ангела.

— Не понимаю.

Рей дернулась и, преодолевая уколы боли во всем теле, поискала взглядом собеседников. Синдзи сидел на камне и держал перед залитым кровью лицом зажженную сигарету, а рядом спиной к ней расположился, широко раскинув ноги, странный беловолосый человек, которому, без сомнения, принадлежал второй голос.

— Не понимаешь… Вы назвали Ангелами то, что родилось из жизненной сущности погибшего. Самого Ангела взрывом разорвало… Нет, не разорвало, а, черт… Как же это? — беловолосый вцепился в свои волосы и принялся их терзать. — Он засеял собой Землю. Вот. Это ваше «А-10» было предсказано очень умными людьми, которым было дозволено общаться с Ангелами.

— Предсказано. Значит, мой отец…

— Погоди, не отвлекайся. Дойдем до отца. Так. Словом, воля ангела разлетелась по земле, а здесь после небывалого взрыва начался сущий ад. Вся ненависть, вся боль, все, что тут варилось — выплеснулось на целый континент. Мир невозможного плюс жалкая твердь… Впрочем, ты этого коктейля вдоволь хлебнул.

Рей села. Ее силы возвращались с небывалой болезненной скоростью: тело словно торопилось успеть что-то, а потому испариной выступил остановленный яд, в глазах прояснилось, и девушка замерла, прислушиваясь к дорогому человеку. Синдзи был пуст — его тело курило на берегу, но даже смотрел на мир он глазами бронированного чудовища, которое горой нависало над берегом. Разум человека тонкой нитью протянулся между громадой и хлипкой фигуркой с окровавленным лицом, само естество Икари дрожало, будто струна, соединяющая невозможное.

— …останки Первого Ангела — чистая жизнь — решили отречься от воли и создали Ангелов — титанов, призванных убивать таких, как ты. Чтобы уже никогда не воссоединилось разорванное. Последнего титана слепили из некоего сержанта, чей стратоплан влетел в крыло свечения.

— Но ты решил…

— Конечно. Я сделал выбор и пообещал, что приведу к Сиянию волю. Ох, как же меня ломало… Думал, весь разум назад вернется.

Аска лежала совсем рядом, и Рей поняла, что рыжая еще дышит. Возле девушки лежал пустой шприц, ампула, еще какие-то медикаменты… Рей дрожала, чувствуя, что Синдзи все дальше. Она еще не умирала, как Аска, но уже едва могла назвать себя живой.

— Твой отец очень хитро сыграл со мной, Синдзи-кун. Обещание связало меня по рукам и ногам. И вот я здесь.

— Как ты вообще можешь находиться рядом с этим… Сиянием?

— Тошнит. Вот-вот мозг блеванет. Твоей красавице, правда, подозреваю, еще хуже.

Рей увидела, что Синдзи повернул к ней покрытое запекшейся кровью лицо, но настоящий взгляд жег ее сверху — от камер и дальномеров «Типа-01». Раздвоенность, исчезающая сущность Икари крючьями раздирали ее, а пение сияющего моря подстегивало распад.

— Видал? У нее в голове — «А-10», по твоему образу и подобию, тело — чистое Сияние, и слеплено все это таким грубым неумехой… Да, кстати, что я? Ты ж его знаешь. И только твоя воля удерживает ее от распада. Так что вы в прямом смысле умрете в один день. Здорово, да?

Рей поняла, что ждет ответа Синдзи, и не менее отчетливо осознавала, что ответа не будет.

— Ну, я пойду, пожалуй, Синдзи-кун.

— Стой.

— Еще не решил?

— Решил, это моя судьба, только моя, но хочу уточнить. Что будет, если они умрут и оживут в Сиянии?

— Ты сам ответил. Они оживут, а Рей-тян так вообще станет нормальным человеком. Но вошедшего туда живым это не касается.

Сквозь вернувшуюся пелену Рей увидела, что Синдзи кивнул. Каору встал и не прощаясь пошел вниз по берегу светящегося озера, заложив руки за спину. Слабеющие глаза девушки потеряли его из виду прежде, чем должна была сгуститься мгла.

— Рей.

— Да, Икари.

«Тяжело… Как…»

— Я хочу, чтобы ты жила. В мире, которого ты заслуживаешь… Нет, в мире, который заслуживает тебя. В мире без войны. Передай это, пожалуйста, и Аске.

— В мире… Без тебя.

Синдзи кивнул и выбросил сигарету, снял с себя ремень с кобурой, куртку и подошел поближе, сел на землю между ней и Аской.

— Тот, кто войдет в Сияние, восстановит Ангела Мира. Но это — моя смерть, а значит — твоя, поэтому мне нужно, чтобы ты умерла и ожила. Уже там.

Он махнул рукой в сторону поющего света. Рей почувствовало, как ее вывернуло наизнанку от скупого жеста, а еще было очень больно, и она поняла, что эта боль не только от слабеющей жизни.

— А ты… Меня…

— Рей… Я люблю тебя, именно тебя, и потому…

Отстраненный, хоть и искренний тон его голоса неожиданно придал ей сил.

— Я не о том. Ты меня спросил?

«Мир — без тебя. Мир без создавшего меня человека, мир одиночества. Ты спросил, нужен ли он мне?»

— Я хочу умереть, — твердо сказала она. — Навсегда.

— Рей…

Они оба встали. Рей чувствовала, что его решение неизменно, что этот ее бунт он может подавить простым «пожалуйста».

— Икари… Я человек только потому, что люблю тебя.

— А я хочу исполнить этот приказ только потому…

Сухо треснул выстрел, и Синдзи начал оседать. Рей остолбенела, когда за упавшим Икари обнаружилась Аска. Приподнявшаяся на локте Сорью опустила «вальтер» Синдзи и хрипло спросила:

— Я его не прикончила?

Рей чувствовала боль Икари, но его разум вдруг собрался в одном — человеческом — теле, и она четко ощущала, что ранение тяжелое, но он жив.

— Сорью. Что ты…

— Он идиот, еще хуже этого полоумного Нагисы. Решил, что я захочу его дебильного мира. Подними меня, будь так добра.

Подойдя к лежащей девушке, Рей с трудом понимала себя: очень хотелось убить Аску за причиненную Синдзи боль, но вместе с тем она чувствовала, что благодарна рыжей.

— Я не хочу жить за его счет. Представляешь, какой из него Ангел Мира?

Рей кивнула в ответ, придерживая шатающуюся Аску.

— Так, — сказала рыжая. — Перебинтовываем этого придурка, лезем в «Тип» и валим. Подальше отсюда.

— Нет.

Аска недоуменно смотрела на нее, но Рей чувствовала, что решение правильное.

— Нет? — переспросила Сорью. — И почему это?

— Тебе стало лучше из-за стимуляторов. Ты умрешь.

— А ты нет?

— Пока он не умрет — нет.

Видя, что рыжая обескуражено кивнула, Рей наклонилась и обхватила Синдзи, поднимая его.

— Держись рядом.

Поющий свет был совсем близко, обрыв нависал как раз над плотью погибшего Ангела, и Рей дотащила Икари до края, оставила там и помогла добраться Аске.

— Что ты…

— Один живой человек не выдержит. Три — возможно.

— Да о чем ты говоришь?..

— Просто держись за него. И за меня.

Рей чувствовала, как ее пронизывает звенящий низкий гул, как песнь убитого людьми Ангела вливается в жилы, даря новые ощущения. «Прости, Икари». Она чувствовала колебания Аски, чувствовала, как возвращается сознание к Синдзи… «Аска… Прислушайся к тому, что у тебя в голове… Пожалуйста… Или хотя бы к тому, что в сердце…» Пальцы рыжей сомкнулись на ее рукаве, и Рей облегченно качнулась вперед, в жаркое дыхание чистейшей жизни.

* * *

Каору Нагиса сидел на небольшом камне и смотрел, как сияющая гладь, подергиваясь волнами, втягивается под едва различимый во мгле обрыв. Гул взлетел высокой нотой, и в его дрожи уже угадывалась мелодия — мощная, величественная. Вспышка распорола горизонт, и пустоши облегченно вздохнули, превращаясь в нечто иное. Атомные земли в корчах умирали, а беловолосый парень, сидевший посреди чудовищного катаклизма, встал и отряхнул штаны.

— Больше ли три трети, чем одно целое? Поиграем в уравнение с жизнью?

Горизонт тряхнуло еще раз. Из сердца Каору выдернуло длинную острую иглу, и он улыбнулся.

— Так поиграем, а, война?

Эпилог

Сотрудники «Асахира Ваффенверке» этим теплым летним утром были весьма озадачены поздним появлением на работе майора Видельманн. Госпожа начальник службы безопасности изволила опаздывать в день поистине судьбоносный — через несколько часов должно было состояться торжественное собрание, на котором немецко-японский оружейный концерн объявлял о своем вхождении в «Мицубиси».

Хмурая Эрика Видельманн шагала по оживленным коридорам компании, отмахивалась от дежурных, изредка кивая знакомым, и все написанное у нее на лице настроение разительно противоречило праздничному духу, царящему в главном офисе. Впрочем, улыбчивая и довольная жизнью фрау Эрика многим показалась бы еще менее естественной. Госпожа майор открыла дверь своего офиса, услала прочь секретаря и села в кресло.

До небольшой встречи, предваряющей торжественное заседание, оставалось несколько минут. Видельманн с интересом провела рукой по пачке докладов, посмотрела в выпуклый экран телевизора, как в зеркало, потерла щеки.

— Tausend Teufel, старая кляча… — произнесла она и пошла к двери.

Малый конференц-зал уже был наполнен, на повестке дня — всего один вопрос: развертывание производства стратегического вооружения в нужных для «Мицубиси» направлениях. Совет директоров не спеша рассаживался, обсуждая новые мощности госзаказа, возрастающие возможности экспорта оружия в готовую к пожару Африку…

Майор задержалась в дверях, вздохнула и уверенным шагом пошла к центру помещения, ловя изумленные взгляды.

— Госпожа… Видельманн, прошу прощения, что…

Остановившись у стола президиума, женщина сложила руки перед грудью и вспыхнула. Помещение, стремительно налившееся красным светом, взорвалось криками ужаса: мгновенно подскочившая температура съеживала бумагу и пластик, расплавленная синтетика липла к телам людей, и прежде чем поглотить зал целиком, огонь обнажил сияющий силуэт рыжеволосой девушки.

Верхний этаж «Асахира Ваффенверке» прекратил свое существование.

* * *

Рей оторвалась от книжки и прислушалась. Теплый треск дров в камине, поскрипывание старых балок, громкий стук больших часов — и над всем этим нарастающий свист. У входных дверей звонко ахнуло, и в невидимых горах за окном ожило эхо. Рей вернулась к чтению.

— Ух, холодина у нас, — донесся голос, и через секунду двери распахнулись, гоня по дому волну пахнущего снегом воздуха. — И опять у порога снег не чищен.

— Аска, закрой дверь, — сказал Рей.

Послышалась возня, и в соседнее кресло у камина рухнула Сорью во всей красе: взъерошенная рыжая грива, теплая рубаха и длинная юбка. Сунув руки практически в огонь, она сказала:

— Хорошо как…

Рей кивнула и закрыла книгу, тоже глядя в огонь. В домике воцарилась тишина, которую стрелки часов размеренно делили на части.

— Как охота?

Аска кивнула.

— Нормально. Опять пришлось взрываться.

Вновь стало тихо. Рей наклонилась вперед и сунула в камин небольшое полено. Огонь с трудолюбивым урчанием принялся за лакомство, а девушка ногой смела ближе к поленнице осыпавшуюся с деревяшки труху.

— Слушай, Рей… А как ты ощущаешь голод?

— Обычно сглатываю слюну чаще. Иногда в животе…

Аска поморгала, недоумевая, а потом расхохоталась:

— Ну ты даешь! Я… — она прекратила улыбаться и тихо закончила. — Я о другом голоде.

Рей пожала плечами:

— Как и ты. Мы уже говорили об этом. Начинает выворачивать наизнанку, чувствуешь будущую боль людей… Всех людей.

— Хватит.

Голубоволосая девушка послушно замолчала и кивнула головой, вновь открывая книгу. Хмурая Аска сказала:

— Я просто надеялась, что что-то изменилось. Ты пробовала терпеть, а не сразу лететь на охоту?

— Пробовала. Читала о Каире?

Сорью кивнула и встала, направляясь к холодильнику.

— Будешь что-нибудь?

— Нет. Я ела до твоего прилета.

Покопавшись в недрах дребезжащего агрегата, Сорью соорудила холодный бутерброд и вернулась в кресло, бурча о необходимости спускаться в селение за продуктами. Рей смотрела в книгу, едва понимая смысл написанного, хотя до возвращения Аски это был очень интересный роман.

— Аска… Можно задать вопрос?

Рыжая прекратила жевать и озадаченно посмотрела на нее, после чего буркнула с набитым ртом:

— Давай.

— Ты не о чем не жалеешь?

Аска застонала и едва не подавилась.

— Знаешь, в прежнем варианте ты мне нравилась больше, — сказала, наконец, она. — Нет сомнений, нет колебаний — все ради Синдзи…

Заметив, как вздрогнула Рей при упоминании Икари, рыжая ухмыльнулась:

— Ну, конечно. Фиг ты жалеешь о тысячах человек, которые могли принести войну в этот мир. И к боли тебе не привыкать. А вот то, что его нет рядом — это да, это драма.

— А ты не жалеешь?

Сорью замолчала и посмотрела в огонь, после чего твердо сказала:

— Все имеет свою цену. Если чтобы остаться в живых мы должны принять это, оно того стоит.

— Стоит ли?

— Стоит, Tausend Teufel! Ты же спасаешь жизни, Рей, — видя, что собеседница собирается возразить, она добавила. — Ну, хорошо, отбираешь, но Ангелу в тебе виднее, кто может породить ужасные войны с куда большими жертвами. Чем тебе не благородная цель жизни? Да еще и вечной жизни?

Рей кивнула, но Аска недовольно поморщилась:

— Да-да, согласись со мной, сделай мне одолжение. Но пойми же ты, наконец…

— Сегодня его день рождения.

Аска замерла.

— Да?

— А еще сегодня у генерала Кацураги родилась дочь.

За окном просыпался ночной буран, постукивая в стекла на втором этаже. В красных глазах Рей отражался жар камина, и Аска невольно засмотрелась на этот танец взаимных отражений алого в алом.

— Ты… ты и правда можешь все так чувствовать? — тихо спросила она. — И его… Тоже?

— Да.

— И он…

— Он не хочет, чтобы мы его нашли.

Аска кивнула:

— Еще бы. Я в него стреляла, идиота…

Рей повернула голову к ней:

— Аска… Причем здесь это?

— Да. Ты права, — сказала Аска. — Не при чем. Я бы на его месте еще погрубее с нами попрощалась.

Алые глаза встретились с ослепительно голубыми и вспыхнули.

«— Мир меняется вокруг, совершает ошибки, и только для нас троих ничего не будет иначе.

— Мы разделили с ним его судьбу, а вышло так, что обокрали.

— Да, и себя, и его. Он стал, кем хотел, но при этом остался человеком.

— Мы влезли в его битву с судьбой, в его мир… И стали теми, кем стали, все трое».

Рей кивнула и сказала, наконец, вслух:

— Именно. Вот я и спрашиваю: ты не жалеешь?

Аска с недоумением на лице подобрала с юбки упавший кусочек хлеба и сунула в рот.

— Нет, Рей. А ты?

— Нет.

— Так о чем разговор? — весело сказала Аска. — Вот любишь ты ныть и маяться…

— Ты тоже любишь, Аска.

Сорью взялась за перила лестницы и сказала:

— А как же. А еще я люблю ждать этого идиота. Ты бы предпочла никого не ждать? Мы встретимся, как встретились, будучи пилотами. Подобное к подобному, Рей. Подобное к подобному.

— Да.

— Что — да? Неужели ты думаешь, что ему легче? Мы разделили бремя Ангела, и ему, как и нам, безумно тяжело.

— Дело даже не только в этом. Мы помешали ему потерять человеческое. И из-за этого он так и не смог нас простить.

— Ты нытик, Рей. Я думаю, что из-за этого мы еще встретимся.

Рей открыла книгу и полистала ее, ничего не ответив. Под ногами рыжей заскрипели ступени, послышалась возня наверху, шорохи и стуки шкафчиков.

За окнами властвовала настоящая горная ночь: ветер, мощный снежный заряд, который назавтра наверняка скроет тропинку, непроглядная тьма — и ни одной живой души на мили вокруг. Рей смотрела на ровные строки, и видела сквозь них грустную улыбку далекого-далекого человека. Видение начало исчезать, подергиваться пеплом, как догорающие в камине дрова, и взамен пришли жуткие картины боли и крови, чужого страдания под сыплющимися с неба бомбами. Образы были нечеткими, но Рей знала, что к утру они обретут объем и станут жалами впиваться в мозг, причиняя такие мучения, что вдруг станет ясно, кто за это в ответе, кто грозит миру войной, какое событие надо остановить…

Но это будет лишь утром. Она представила далекую усталую улыбку и забылась тревожным сном.

«Прости нас за победу, Икари».

Сеттинг, или Один день рождения Синдзи Икари в газетных вырезках

Front und Heimat.

№ 114 (06.06.1958).

ВИЗИТ ИСТИННОГО МИЛОСЕРДИЯ

Фюрер германского народа Йозеф Геббельс в рамках визита в столицу Британской ДМЗ посетил выпускное собрание Академии «Эшфорд». Выступая перед молодыми офицерами, он напомнил, что Тысячелетний Райх всячески стремится покровительствовать образованию местных элит и желает создания Новой Европы.

«Наш учитель желал уничтожить Британию. Мы уничтожили ее неумеренную гордыню, но возвеличили ее народ, и уже сейчас мы видим плоды этого решения, ибо вы понесете знамена гордости Европы нового мира».

Наш корреспондент сообщает, что молодые британские офицеры с энтузиазмом восприняли энергичную речь Фюрера. Отвечая на вопросы отличников учебы на специально организованном изысканном фуршете, его превосходительство обнародовал позицию Райха по многим военным и политическим вопросам. Наш Фюрер выразил удовлетворение желанием выпускников служить в составе «Объединенного Фронта Земли»:

«Фронт — вот наш ответ величайшей угрозе человечеству, а группа армий „SEELE“ — вклад Райха в эту великую войну. Наш учитель провозгласил идеи чистоты расы, великие идеи, но время взвалило на наши плечи несоизмеримо большую задачу, достойную наследников Гитлера, — защитить саму суть человека. И мы несем это бремя, помня об ответственности перед грядущими поколениями».

Его превосходительство охотно фотографировался на память с выпускниками и с присущим ему неподражаемым демократизмом общался с британской молодежью — будущей гордостью нашего вермахта.

Покинув Академию, Фюрер германского народа Йозеф Геббельс направился к мемориалу Единения, где принял участие в торжественной церемонии памяти жертв операции «Морской Лев». Его превосходительство в своей речи отдельно призвал почтить память офицеров и солдат Райха, погибших при оказании помощи пострадавшим от атомной бомбардировки Лондона.

«Проклиная упорство призывавших к напрасному сопротивлению, скорбя об утратах, мы должны помнить и о милосердии победителей», — заявил Фюрер, прижимая руку к груди. Наш корреспондент отмечает, что собравшихся поразил этот простой жест, которым его превосходительство выразил свое понимание необходимости трагических жертв бессмысленной войны. Тысячи простых британцев встретили эту речь почтительным молчанием.

Продолжение репортажа о визите Фюрера германского народа в Британскую ДМЗ читайте на стр. 7.

Munchener Beobachter.

№ 15.

ТРЕТИЙ РЕПОРТАЖ С «СУДА НАРОДОВ»

Специальный корреспондент Отто Видельманн имел честь присутствовать при выдающемся событии в истории Тысячелетнего Райха, о чем и сообщает нашим читателям. Этот репортаж продолжает цикл заметок аккредитованного представителя нашей газеты на судебном процессе, уже окрещенном «Судом народов». Напоминаем нашим читателям, что подробности первых двух дней слушаний освещены в выпусках N13 и 14.

«Можно ли говорить об этом процессе без трепета? Очищение двух великих армий от клейма прошлого — отражение духа нашей поразительной эпохи. Мы привыкли упиваться нашими победами и замалчивать наши проступки, но величие истинного народа состоит в умении признавать ошибки, что и доказывают беспристрастные судьи и суровые прокуроры. Третий день длится заслушивание материалов обвинения, и все более ужасающие подробности становятся достоянием общественности.

Горько осознавать, что режим военного контроля Центрально-европейских райхскомиссариатов опирался на столь преступных исполнителей, как капитан Рудольф Шнитке, капитан-лейтенант Дитмар Меллер, сержант Фридрих Зейдлиц… Сколько еще фамилий, позорящих вермахт неоправданной жестокостью, мы услышим? Вчера мне посчастливилось встретиться с представителями военной прокуратуры, и я с особым трепетом ждал общения с уже знакомым вам выдающимся мюнхенцем. В приватной беседе с вашим покорным слугой его превосходительство господин прокурор бригаденфюрер Отто Штииль отметил, что в распоряжении обвинения информация о почти сотне солдат и офицеров, злоупотребивших властью.

„Мы полны решимости смыть пятно позора с мундиров вермахта и рады, что наши советские партнеры приняли мужественное решение совместно расследовать и судить злодеяния, взращенные военным режимом“, — заявил господин прокурор. Его мундир и карьера безупречны, и мы, его земляки, можем не сомневаться в беспристрастности и настойчивости бригаденфюрера.

Хочу напомнить уважаемым читателям, что внешнеполитическое ведомство Райха обратилось к правительству Японии с целью продолжить инициативу расследований нарушений, возникших в рамках военного контроля территорий. И хотя обращение было поддержано МИДом СССР, официального ответа Империи Солнца пока еще нет. Компетентные источники высказали предположение, что схожие следственные меры канцелярии Хирохито могут начать, если „Суд народов“ покажет реальные оздоравливающие результаты. Нужно ли говорить, что мы не дадим азиатскому партнеру Райха возможности сомневаться в искренности и последовательности наших начинаний?

Завтрашний день обещает быть еще более волнительным — будут заслушаны показания свидетелей из Райхскомиссариата „Моравия“, и кто знает, сколько еще фамилий военных преступников всплывет?»

Продолжение колонки — на странице 5.

Asahi Shimbun.

№ 16.

ЦВЕТА «NERV»

«Всем известны модные высказывания о том, что сражения против людей в прошлом. Мы чтим историю, мы преклоняемся перед полководцами, прославившими нашу Империю в войнах. Мы видим будущее лишь в войне против нелюдей. Пристало ли сыновьям Ямато говорить об окончании войны с людьми? Нет — ведь бой идет и по одну сторону фронта. Нет — ведь человек обречен на совершенствование, а что это, если не война с собой — с собой несовершенным?»

Японская армия держит на себе не только фронт обороны от порождений Атомных земель, но и мир в Индокитае, Китае, Корее, на тысяче островов Индийского и Тихого океанов. В праве ли мы рассматривать солдата «NERV» как образец для подражания?

Теряет ли свою роль разведка в новом мире? Может ли позволить себе истинный солдат потерять бдительность в непростом мире?

На стр. 3 известный публицист Сейго Фунабаси рассуждает о роли группы армий «NERV» в становлении нового гражданина Империи. Вопрос внутреннего мира человека, призванного на войну с неизвестным — что в нем? Что подскажет богатая история нашего народа? Господин Фунабаси пытается понять образ воина нашего времени сквозь призму тысячелетней мудрости Японии.

Yomiuri Shimbun.

№ 127.

УБОГОЕ НАСЛЕДИЕ

Мало кто сомневается, что сгинувшая от собственного скудоумия Америка оставила миру мало хорошего. Ценности японского общества, поддерживаемые благородными традициями, десятками лет берегли нас от тлетворного влияния этого государства-выскочки. С прискорбием отмечаем, что худшие черты культуры этой страны начали отравленными щупальцами проникать в наш мир именно после ряда радостных знамений. Гибель целого континента положила начало безраздельному доминированию японской культуры на всем тихоокеанском пространстве. Но воспоследовавшие за тем многочисленные уложения Небесного Государя, призванные вести духовность и общество вперед были криво истолкованы как призыв открывать наш мир внешним влияниям, в том числе и музыкальным.

Сегодня мы становимся свидетелями тому, как все глубже пускает корни в нашу музыку враждебное течение, воспитанное странным обществом США — джаз. Чтобы проследить это сложное и неоднозначное влияние нужно найти в себе терпение и понять сами основы чуждого явления.

Наша газета обратилась за комментариями к историку музыки Саитаро Окану, и представляем на суд читателей его выводы. Господин профессор рассказал нам о культуре небольших ресторанов, заслуживающих названия притонов, о том, что джазовые музыканты начинали как таперы, о связях этих «творцов» с криминальными кругами. Все это и многое другое — на странице 6. Надеемся, наш труд поможет всем ревнителям наших традиций обрести аргументы в борьбе с чужим влиянием.

«Правда».

№ 156.

НАУКА — ХОЗЯЙСТВУ

В экспериментальном совхозе «Путь ревизионизма» (пос. Ясиновка, УССР) состоялась научно-практическая встреча сотрудников Института генетики АН СССР и тружеников села. Открывая собрание, первый секретарь обкома товарищ Сенченко отметил, что только получив марксистское обоснование в духе его новейших ревизий, генетика смогла вступить на путь плодотворного взаимодействия с сельским хозяйством Союза. Он подчеркнул, что негативное наследие эпохи сталинизма все еще довлеет над такими молодыми науками, что кадры имеют низкий уровень теоретической и идеологической подготовки. Вместе с тем, собравшиеся с энтузиазмом встретили зачитанное товарищем Сенченко сообщение о том, что при ряде крупных совхозов будут созданы экспериментальные хозяйства. Выступление первого секретаря неоднократно прерывали бурные аплодисменты. Последовавшие доклады агрономов и представителей науки были пронизаны желанием подчеркнуть серьезность намерений крепить связи отраслей народного хозяйства.

Как напомнил доцент Курченков, генетика получила огромный импульс к развитию благодаря изучению так называемых мутаций. В своем докладе он призвал помнить о том, что советская наука способна развиваться, учитывая горький опыт прогресса цивилизации. Он подверг обоснованной критике недобросовестные инсинуации, порочащие советскую генетику. Доцент Курченков выразил недоумение рядом публикаций, изданных в партнерских государствах, согласно которым прогрессивная советская генетика якобы развилась на основе заимствования идей зарубежных ученых. Товарищ Курченков, опираясь на труды Вернадского, Вавилова и Лобашева, показал, что это направление естественнонаучных знаний имеет богатые материалистические традиции в Советском Союзе.

Выступившие агрономы обнародовали опыт выращивания высокоурожайных сортов пшеницы, полученных в радиологических лабораториях. Отдельно была отмечена положительная роль энергичных действий донецкого обкома партии по усилению связей науки и села.

Научно-практическая встреча завершилась посещением экспериментальных хозяйств совхоза. Фотоотчет — на странице 3.

«Советский Сахалин».

№ 35.

НА СТРАЖЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Советская наука в который раз показывает миру, что наша страна вносит посильный вклад в борьбу с наследием оплота империализма. В присутствии военных атташе Райха и Японии состоялись испытания новых боевых систем, готовых приступить к несению службы на Тихоокеанском и Атлантическом фронтах. Разработанные конструкторским бюро Туполева, эти устройства призваны защищать мир от животной агрессии в любых условиях — на пересеченной местности, среди обрушенных зданий, под агрессивными осадками.

Наши партнеры по Объединенному Фронту Земли выразили удовлетворение сотрудничеством с советскими инженерами и высоко оценили достоинства оборонной техники, разработанной усилиями нашей науки и техники.

«Еще совсем недавно сложно было представить саму возможность открытой демонстрации военной техники такого уровня, — сообщается в официальном пресс-релизе японской делегации, — но сегодняшняя общая угроза способна сплотить наш непростой мир». Несомненные достижения партии в направлении развития международных отношений приносят свои плоды и в военно-техническом сотрудничестве.

Газета нашего города счастлива опубликовать интервью с представителями КБ Туполева, прибывшими на испытания из Москвы. Об их опыте сотрудничества с иностранными коллегами, о работе по созданию самой совершенной защиты, о некоторых подробностях конструкции новых боевых систем — читайте на странице 2.

Оглавление

Часть 1 Берега Атомных земель

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  8,5: Межглавье

  Глава 9

  Глава 10

  10,5: Послеглавье

Часть 2 Пустоши

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  14,5: Межглавье

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  20,5: Межглавье

  Глава 21

Эпилог

Сеттинг, или Один день рождения Синдзи Икари в газетных вырезках