Эпитафия [Виталий Борисович Железных] (fb2) читать онлайн

Виталий Железных Эпитафия

Человейник

Квартира 187

Два знакомых щелчка после поворота ключа отпирают дверь моего собственного мирка, где я чувствую себя в безопасности. Теплота родных стен окутывает с ног до головы, как только я переступаю порог. Кидаю дипломат на кресло, сбрасываю с себя оковы рабочих будней: пиджак, галстук, рубашку. Иду в душ, смываю с тела всю недельную рутину, сбриваю щетину, что как символ потраченного впустую времени обступила мое лицо.

“Завтра без опозданий, важное совещание”, приходит сообщение от босса. Щелкаю каналы на телевизоре в поисках нужной программы, на плите свистит чайник, ругань из соседнего мира из-за стены доносится до моей трепетной души. Под канонаду всего этого шума иду на балкон, чтобы вкусить никотин. Перед глазом на горизонте предстают огни вечернего города. Поток людей под окном, движимый невидимой силой, ступает по просторам мироздания, а в центре всего этого движения, все этой жизни, стою я, статичный объект, бесстрастно наблюдающий за всей этой бессмысленностью. Последние копья заходящего солнечного света пронзают солнечное сплетение в груди, выглядит это словно последняя искра жизни этого мира угасает, уступая место искусственному свету города.

Вхожу в спальню, в руке держу красный маркер. На белоснежных обоях над кроватью жирным текстом обвожу надпись, свою последнюю аксиому, что я принял уже давным-давно. Немного отступаю назад, ставлю табурет, прокидываю веревку через стропила балки под потолком, скручиваю петлю. В шкафу висят галстуки на каждый день недели, но продев голову в петлю я чувствую, что этот галстук сидит на мне, как никакой другой. Нет никакого колебания, нет никакого сожаления. Резким движением выбиваю из-под ног мост, связывающий меня с жизнью. Удавка обвилась вокруг шеи, перекрыв доступ к кислороду. Слышу собственные хрипы, чувствую конвульсии своего тела, которое не хочет умирать. Руки инстинктивно хватаются на горло. Прокручиваюсь на 360 градусов, перед взором предстают материальные блага, нажитые годами труда. Тело медленно перестает болтаться и крутиться, взгляд останавливается на последнем послании, оставленным красным маркером самому себе: “Я ебал так жить”.

Квартира 104

«Что же с нами стало…» – говорит Вася, его пустой взгляд устремлен на сорокоградусную жидкость в стопке, стоящей перед ним. Я не отвечаю ему на этот экзистенциальный вопрос, впрочем, он и не ждет ответа.

Отточенным годами практики движением руки переливаю содержимое стопки в свое горло, чувствую, как по кишкам сползает огненная вода. Смотрю на Васю, он все так же сверлит взглядом свой стопарик.

– Че с тобой, Вась? – спрашиваю я.

– Что же с нами стало? Ты глянь, это уже наш привычный ритуал, каждую пятницу мы с тобой, две пьяни, сидим, опрокидываем стопку за стопкой, пиздим обо всем и ни о чем одновременно. Пустой треп. Пустая жизнь…

Он не поднял взгляд, создается впечатление, что он разговаривает с рюмкой водки.

– Заебало… Убери это от меня, – говорит он, отодвигая стопку от себя, – я больше не возьму в рот и ни капли.

Вася встал, я молча наблюдаю за ним. Он подошел к фотографии на стене, на которой улыбается молодой парень, со светлыми волосами и глазами, полными жизни. Да, на фотографии был Вася, точнее его фантомный облик, который он оставил двадцать лет назад. Кажется, я начинаю понимать, что на него нашло.

– Слушай, – говорю я, – ты это, завязывал бы с этим. Я тебе точно говорю, эти мыслишки тебя никуда не приведут.

– Да ты глянь, глянь на меня, – с дрожью в голосе говорит Вася. Я смотрю на него – круглое лицо, обвисшие щеки, угасший взгляд. Он и фотография, как небо и земля.

– Все, братан, я больше так не могу. Заебало. Я говорил так уже дохера раз, но сегодня железно – завязываю, больше пить не буду. – Нарезая круги по комнате процедил он эти слова.

Это уже не впервой. На самом деле это происходит каждую неделю, и я знаю, как играть роль в этом спектакле.

– Согласен, Вась.

– Чего?

– Говорю, согласен, надо что-то менять. И начнем вот с этой дряни, – я указываю на бутылку водки.

– Ты че, серьезно? – говорит он, глазки у него аж немного вылезли из орбит.

– Эта хуйня нас однажды доконает, Вась, хорошо, что ты это вовремя заметил, у нас еще есть время все поменять, —говорю я, пока тащу бутылку к раковине.

– Да… То есть, да! Стой, ты… может оставим, ну на всякий случай, – показывает он пальцем на бутылку, когда я начал наклонять ее над раковиной.

– Не, Вась, я проникся твоими словами, нам точно нужно что-то поменять, – говорю я, продолжая медленно наклонять бутылку.

– Да, так и есть, но… но может не так сразу, понимаешь? Ну то есть я думаю, что времени у нас еще хватает.

– Ты так думаешь? – будто удивленно спрашиваю я.

– Конечно. Давай, прекращай. Где там твоя рюмка… А, вот она! Давай-ка лучше присядем еще.

– Ну хорошо, Вась, но в следующий раз обязательно что-нибудь поменяем.

– Братан, спору нет. Давай, начисляй.

Квартира 150

– О, да! Да! Трахай меня! Давай, не останавливайся! – летят в ухо возгласы стонущего тела подо мной. Ее руки и ноги замком сомкнулись на моей спине. Слева, на комоде, из фотографии в деревянной рамке на нас смотрят счастливые глаза ее и ее мужа. Твою мать, как я в это вписался…

Все закончилось быстро, впрочем, как и всегда. Стою на балконе, слышу шум воды из ванной, папироса Беломора обжигает горло, но курить больше нечего. Какого хрена она курит Беломор?

Надо как-то тактично съебаться. Прохладный воздух с вечерней улицы освежает мозги. Кажется, я окончательно отрезвел.

Вода в ванной перестала шуметь, слышу щелчок открывающейся дверцы балкона за моей спиной. Ну вот, бля, не хватало еще стоять и трепаться с этой курицей.

– Ну че, вдоволь наебался? – Басистый мужской голос бьется мне в затылок.

– Чего… – успел только произнести я, как острая боль пронзила меня и холод пробежал по всему телу. Опускаю глаза и вижу, что здоровенный кухонный нож по рукоять вошел мне в живот. Затем снова, и снова… У меня не было сил даже крикнуть, и я с хрипом рухнул на пол, хватаясь руками за продырявленный живот.

– Ну что, милый, может продо… Дима? Ты… ты сегодня так рано?

– Значит вот чем ты занимаешься, пока я на работе, а, шлюха? – все тот же ровный, басистый голос звучал в комнате.

– Я не… Что у тебя в руке… что ты сделал!?

В глазах начало темнеть, внезапно жуть как потянуло в сон. Веки непроизвольно слипаются. Гулким эхом слышу:

– Нет, Дима, не надо!

– Сдохни, мразь! Сдохни! СДОХНИ!

Крики сопровождаются чавкающим звуком, затем темнота, пустота, тишина…

Квартира 145

– Ты слышал, чувак? Кажется, крики какие-то, – говорит Леха, глядя на меня красными глазами.

– Да, наверное, соседка сверху привела себе очередного ебыря. Не парься, чувак, дай лучше сигу. – говорю я, пододвигая бонг.

На газетке, на полу, лежит покрошенная, некогда пушистая, бошечка. Аромат в комнате стоит блаженный. Леха подогнал стафчик что надо.

Засыпаю кропали в колпак. Зажигалка зависает как звездолет над звездными травами. Стеклянную тару наполняет белоснежный дым, что приятно обжигает горло. Многолетний опыт не дает мне закашлять. Смотрю на Леху, глазки у него прикрыты на девяносто процентов, начинаю хихикать.

– Че угараешь? – спрашивает он, но сам начинает смеяться.

– Да ты бы видел себя, дутик.

Мы заливаемся бессмысленным смехом. Говорят, он продлевает жизнь, если так, то мы будем жить вечно.

Прошло примерно тридцать минут, я сижу в кресле, Леха лежит на диване. Оба мы залипаем в телевизор. Вижу, как мир наклонился. Мы уже находимся не в комнате, мы в кабине космического шаттла, что прорезает пространство, унося нас ввысь, оставляя все мирские проблемы там, внизу.

– Чувак, мы пьяные астронавты, – говорю я.

Леха начинает хохотать, я присоединяюсь. Вдруг стук в дверь. Я встаю, открываю:

– Добрый вечер, я сержант Хапаев. Извините за беспокойство, но не слышали ли вы каких-либо криков или шума?

– Добрый вечер, нет, не слышал, – отвечаю я, – а в чем дело?

– Кто-то, возможно, из ваших соседей позвонил с жалобой на шум из 150 квартиры. Но ни соседи, ни жильцы этой квартиры не открывают.

– Ясно. Но нет, товарищ сержант, ничего не слышал.

– Что-то у вас глаза красные, молодой человек…

– Так вы время видели? Я спал, проснулся от стука в дверь.

– Да? Ну хорошо, извините за беспокойство еще раз.

– Ничего страшного, всего доброго.

– До свидания.

Я закрыл дверь, двинул в сторону комнаты. Это были явно последние гости, которых я бы хотел увидеть сейчас. Но да хрен с ними.

– Кто это был? – спрашивает Леха.

– Сержант Хапаев. Видимо, прибежал на хапку. Я ему сказал, что у нас ничего не осталось.

Леха начинает ржать, я прыгаю в кресло и тоже заливаюсь хохотом. Продолжаем наш полет.

Кислотный дом

“Что же с нами стало?”

“Да, чувак, вот этот прикол”

“Сдохни, сдохни…”

Какие-то невнятные голоса звучат в голове. Где я? Сколько я здесь сижу? Оглядываюсь по сторонам, стены плывут и дышат. Ах, так это комната Насти. Точно, Настя – сестренка. А какого хрена я здесь делаю? Встаю, вижу деревья за окном танцуют под мою музыку в наушниках. Чувство, будто я средоточие всей вселенской энергии. Так вот, что такое марка…

Гляжу перед собой, в окно. Я слился в единое целое с этим миром, и от того кажется, что все люди внизу думают совсем не о том. Как можно думать о работе, учебе и подобной хрени, когда у тебя есть этот мир. Хочется закричать: “Да оглянитесь вы вокруг, вашу мать, вокруг вас Вселенная, дайте ей просто провести вас за руку”. Занятная штука. На что способен маленький кусочек картона.

Оборачиваюсь, комната переливается всеми цветами радуги. Создается ощущение, будто в мире больше нет острых углов, будто этот мир безопасен. Нужно сохранить хотя бы крупицу трезвости ума на случай, если вернется кто из родных. Интересно, сколько еще будет крыть. Что это? Какой-то маленький дом…

“Вась, завязывай с этими мыслями…”

“Давай, не останавливайся…”

“Да не парься, чувак…”

А, кукольный дом моей сестры. Так вот откуда эти голоса. Сколько я залипал на него? Ладно, схожу умоюсь.

Мне ко второй

Помню стою, раскачиваясь с ноги на ногу, опустив взгляд в пол, ощущаю на себе сверлящий взор каждого уебка в аудитории, слышу их перешептывания, не глядя чувствую их ухмылки. Препод Светлана Анатольевна с показушной злобной гримасой говорит мне: – Господи, ну неужели так сложно? – “Аксиома”, “дифференциал” и прочие заклинания вырываются из ее уст. Старая вешалка не понимает, что мне нахер не сдалась ее терминология, и последнее, что мне нужно в этой жизни, так это математический анализ.

– Иди уже, садись, – наконец слышу я заветные слова, упавшие из ее сухих губ, – может в этом твоем аниме расскажут про мой предмет.

Почти все гоготали. Я пробирался сквозь могильные плиты, обитателями которых были живые мертвецы с мешками под глазами, к задней парте, чтобы избавиться от их взглядов. Кажется, я поймал лишь один сочувствующий вид, от Кати Фроповой – добрая душа, по крайней мере со стороны она выглядит именно так, под ангельской личиной, картину портит лишь ее ебырь, Ваня Тузовской, или Вано, как его называли все вокруг, даже преподы; не раз я получил от него и его компашки пиздов. Редкого вида мудак, вот все, что можно сказать об этом человеке.

С тыльной стороны все выглядит по-другому, место у доски уже не кажется эшафотом. Люди порой склонны ошибочно считать, что их не видят, когда они полностью уверены в том, что они делают что-то незаметно. Что ж, пускай и дальше продолжают в это верить. Пока Светлана Анатольевна расписывала свои руны на доске Вано, озираясь по сторонам, с едкой ухмылкой на лице, которую видно даже из-за спины, положил свою руку на ногу Кате, та, якобы смущенно что-то шепнула ему на ухо, с опаской окинув взгляд вокруг. Рука Вано поднималась выше, приближаясь к ее влажному розовому внутреннему миру, но тут он будто почувствовал нечто холодное, прикованное к его затылку – мой взгляд. С той же дебильной ухмылкой он обернулся на меня, я сразу же отвел глаза в сторону.

– Че интересно, чмошник? – довольно громко шепнул он мне. Катя толкнула его локтем в бок, стрельнув в меня своими голубыми глазами, и они оба отвернулись.

После он не упустил возможности припомнить мне этот момент. В столовой, пока я, сидя за столом, листал ленту новостей на телефоне, Вано и вся его братия обступили меня со всех сторон.

– Ну че, Игореша, понравилось? – натянув свою коронную ухмылку сказал он мне, – Ниче, может тоже когда-нибудь сможешь бабу пощупать. Хули молчишь то, а?

Возможно, тогда я получил бы очередную порцию пиздюлей, но в столовку зашла зам. Директора, вся компашка тут же рассосалась.

– Завтра еще поговорим, – гавкнул Вано напоследок, щелкнув мне по уху. Знал бы он тогда насколько он был прав.

Но что-то я слишком глубоко ушел в себя… Открываю глаза и вот передо мной все та же аудитория, я сижу за той же партой. Со вчерашнего дня здесь мало что поменялось, но изменения все же есть: на столе, вместо тетради, лежит 9-мм пистолет, а в рюкзаке лежит несколько обойм. Уже не раз мне доводилось держать ствол в руках, отчим работал ментом и частенько брал меня на стрельбище, “сделаю из тебя мужика” – говорил он мне. Принести пистолет не составило проблем, с утра взял его из сейфа и пронес в кармане, рискованно, но никому нахер не сдалось шмонать каждого студента на входе.

В аудитории царила тишина, лишь скрип стула, на котором я сижу, прерывает эту идиллию. Холодный плиточный пол пронзали багровые жилы. Живые мертвецы уже не были живы, их взгляд больше не был прикован ко мне, а устремлен в пустоту, в небытие, во что-то, что за гранью человеческого понимания, сейчас им было не так весело. Комната с трупами в разных позах, выглядела как поле, усеянное аквилегиями… Или, быть может, это мой больной рассудок рисовал картину именно так. Сквозь открытое окно в аудиторию пробивался ветер, разнося запах гнилой души, а именно – мочи и фекалий от тел, и оставляя привкус железа во рту. Именно в это окно нырнула Светлана Анатольевна, когда я устроил файр шоу; не думаю, что свободное падение с четвертого этажа пошло ей на пользу. В любом случае сделал бы я свое дело, или сила притяжения, итог вышел один – остывающий труп и лужа крови, видимо старушка решила сама избрать свой конец, что ж, стоит отдать ей должное, не у каждого в жизни есть такой шанс. Звука сирен за окном пока не слышно, а значит времени у меня еще с лихвой.

Выхожу из аудитории, иду по пустому коридору, глухое эхо отдается после каждого шага из-под моих берц. Уже представляю сводку вечерних новостей: “Стрельба в университете Y/F”. Будут перечислять причины, свои догадки, теории; приплетут террористов, которые надоумили меня на этот поступок, и, разумеется, куда без жестоких видеоигр. Кто-то будет кричать: “Ублюдок, убил кучу невинных людей, без ствола ничего бы не смог сделать”, но никто не поймет, что нет невинных людей, все вокруг виноваты в том, что они ЕСТЬ, и я виноват больше всех остальных хотя бы тем, что появился на свет. Все это действие лишь акт возмездия и не стоит вкладывать в него более глубокий смысл. Это месть всему миру и самому себе одновременно. Именно сейчас я никого не виню, ни на кого не держу зла, я спокоен, сердце мое бьется ровно, и лишь концентрированная ярость скопилась на кончике указательного пальца, лежащего на спусковом курке. Мне не важно кто сейчас окажется передо мной, все они для меня безлики, просто массовка, я не вижу в них живых людей, а просто мишени в тире.

Утреннее весеннее Солнце освещало безлюдный коридор, прекрасный день, чтобы жить или умереть… “Ах ты, сука!”, прозвучало волчье рычание за спиной, неспешно оборачиваюсь, вижу какой-то парнишка стремительно сокращает, между нами, дистанцию. Это был больше зверь, чем человек, с красными от ярости глазами. Громовой грохот донесся из моей вытянутой руки, зверье кубарем покатилось ко мне по инерции, отверстие в его ноге пачкает чистый линолеум. “Ебучая мразь! За что ее, ЗА ЧТО!? Я УБЬЮ ТЕБЯ, СУ…” – щелчок, выстрел, второй; эхо раскатывается по коридору, а затем мертвая тишина. Я понимаю тебя, приятель, возможно даже лучше, чем кто-либо в этом дерьмовом мирке. Безрассудная ярость погубила тебя, или, быть может, напротив освободила… Было бы жаль его, если бы не было так похуй.

Выбраться из здания для всех обитателей было той еще задачкой. Посредством страха рассудок затуманивается и кожаными мешками с костями движут лишь инстинкты, по крайней мере в первые минуты моего шествия, в дальнейшем все собираются в маленькие группы, но каждый думает лишь о себе, как тараканы; присутствует мнимое чувство безопасности, когда рядом находится тебе подобный. Я, в свою очередь, немного подготовился, чтобы не дать всем покинуть праздник смерти преждевременно: опустил жалюзи на окнах и дверях первого этажа по всему зданию, да здравствует цифровая эпоха, сделать это не составило труда. Так что шарага оказалась моими охотничьими угодиями, а все здешние люди – моей дичью.

Слышу звук разбитого стекла, спускаюсь на второй этаж и вижу их…

– Видишь трубу? Цепляйся за нее и спускайся, я сразу за тобой. – уговаривал Вано Катю. Я мог бы сказать, что я здесь из-за него, но это не так, он лишь финальная точка отправления. Он не был причиной, а всего на всего маленьким звеном в причинно-следственной связи, той самой, что грубой рукой проводила меня к моменту, где моя ненависть ко всему сущему достигла своего апогея.

На лице Вано уже не было его ухмылки, как не было и сочувствующего вида у Кати, сегодня, при встрече со мной все принимают одинаковую позу отрешенности: бледное лицо, стреляный взгляд, ступор посредством страха. Уверен, в голове у них до этого момента витает мысль – “он меня не найдет”, но тут появляюсь я, происходит разрыв шаблона, мысли тут же сменяют одна другую. В черепной коробке пробегают потенциальные варианты дальнейших действий, и все это разбивается об один неоспоримый постулат – об меня. В своем последнем оплоте надежды на спасение они забываются, их жизнь сегодня принадлежит только мне.

– Игорь, ты только это, успокойся, ладно? – молвил Вано дрожащим голосом в нерешительности, сделать ли ему шаг навстречу или стоять на месте, – Я понимаю, ты злишься и… И я виноват, правда… Извини, хорошо?

– Мне не за что прощать тебя, я не в обиде, правда, – ответил я. Звучит очередной грохот, я уже успел к ним привыкнуть. Вано опускается на пол, держась за шею, его бледное лицо окрашивается краской. На фоне, как музыка, звучит истошный вопль Кати. Ее взгляд бегает от булькающего на полу Вано до меня, но с места она не двигается, словно ее приковали.

– Игорь, пожалуйста, отпусти… Я ведь ничего тебе не сделала, пожалуйста… – захлебываясь слезами кидала в меня Катя стандартные фразы, за сегодня я услышал их достаточно. Да, она была права… Но и я был прав тоже. Выстрел, второй, третий… Три движения указательным пальцем и все мечты, и амбиции канули в небытие. В одно мгновение оборвалось все. Наша жизнь хрупка, так от чего же цепляться за нее? Лишь мгновение и нет боли, нет страданий… Я ведь освободил вас, идиоты, так отчего вы плачете и умоляете!? “Идиоты!” – воплем вырвалось из моей глотки. Что-то мокрое стекает по щекам… Слезы?

Слышу громкий топот множества пар ног. “Второй этаж! Пошли, пошли!” – грубый голос звучит из лестничной площадки. Минуту спустя передо мной стоят с дюжину бронированных людей. Подношу к виску свой пистолет… Пора. Уже привычное движение указательного пальца и.. пустой щелчок, патрон нет… Нет, нет, нет. Их нет… Их нет!

– ИХ НЕТ! Пошли нахуй, это мой день, ЭТО МОЯ СМЕРТЬ! Вы не можете забрать у меня это! – кричу я, наставляя ствол на блюстителей закона, слышу знакомый грохот… Острая боль в груди и вот уже мой взгляд устремлен в потолок, а сам я лежу на полу. Веки слипаются. Надо мной нависают орущие, размытые силуэты… “Их нет”, хрипло вырывается из моих синеющих губ.

Свет души

Как же рано стало темнеть. Белое покрывало окутало все близлежащие объекты, включая меня. Мороз лишает тактильного чувства мою правую руку, в которой промеж пальцев зажата тлеющая сигарета. Черный мрак повис над мирозданием, вся мелочность и ничтожность человеческого существа в такие моменты ощущается особенно хорошо.

Безликие мешки с мясом, мнящие себя венцом эволюции, разбегаются кто куда, стараясь скрыться от всех невзгодов погоды. Природа сегодня наглядно показала, кто хозяин на этой планете. Куда же делась ваша самоуверенность и гордыня? Стоит лишь немного разбавить ваш привычной расклад вещей, ваши повседневные будни, как тут же хаос начинает править балом. Я оставил позади всю эту суету и твердым шагом направился к последнему лучику света в этом мире.

Перед глазами вновь и вновь всплывает силуэт с черными, под стать окружающему мраку, вьющимися волосами, с улыбкой, полной жизни. Кажется, это называется фантасмагория. Но лицо… никак не выходит вспомнить лицо. Впрочем, это не важно, образ дня и ночи, зимы и лета, твой образ… отпечатался в памяти навсегда.

Справа бесконечным потоком несутся машины, превращая белый снег в серую кашу на обочине. Шум колес, мат водителей, сигналы клаксона – агония вечернего города, что столкнулся с природной стихией, но благо, я почти пришел. Сворачиваю во двор, контраст звуков поражает, во дворе стояла мертвая тишина, и только хруст наста под ногами прерывал эту идиллию.

На лавочке, в конце двора вижу… вижу тебя. Да, именно этот образ, именно это лицо. Теплые руки обхватывают меня в объятия, что рассеивают весь мрак на душе. Я тону в них, тону в тебе. И ведь совсем недавно неоспоримым постулатом в моей философии жизни твердо стоял один единственный принцип – утешение есть только в саморазрушении. Как я ошибался, боже, как я ошибался…

Баллада о По#&@сте

Вступление и выступление

“Кайнозойская эра. Двадцать первый век, а если точнее – две тысячи двадцать первый год. Человек прямоходящий. Человек разумный. Человек косо лежащий на диване перед коробкой с мелькающими картинками, что день ото дня промывает мозги. Человек потребитель, еще и еще набивающий свою коробку хламом, теша свою самомнение тем, что хлам у него поизысканнее, чем у соседа. Человек работяга, погрязший в зацикленном действии: работа-дом-работа. Эпоха современности во всей красе, больше не выживает сильнейший, выживает приспособившийся.

Человеческое существо, сквозь взлеты и падения, сквозь кровавое месиво, именуемое войнами, сквозь темные века, сквозь ренессанс, пришло к ветку эволюции, которое я бы не побоялся назвать золотым – Человек похуист.

Надеюсь, вы простите мне эту вульгарность. А если нет, что ж, кому из нас с вами не похуй на это, верно? И так, человек похуист, что из себя представляет столь великое создание? Ответ: ничего выдающегося в плане физиологии, но нечто возвышенное в плане созидания окружающего мирка. Представьте себе супруга, что пилит мозг; представьте мужика сисяна, что разрывает глотку с пеной у рта в очереди, в супермаркете по поводу того, что на весь магаз один кассир; представьте битком набитый автобус, недовольные лица окружающих, подрезающих друг друга водил. Вырисовывается картинка? Разумеется, это же повседневный быт современного Кайнозоя. Нам больше не угрожают хищники, нам угрожает свист фляги, и человек не был бы венцом эволюции, если бы не смог приспособиться к окружающему пиздецу. Тут то на сцену и выходит человек похуист, он же человек “мне на все поебать”. Страшитесь его, почитайте его, уважайте и любите его. И на этой позитивной ноте я хочу поблагодарить вас за то время, что вы уделили мне и моей диссертации.”

Складываю лист бумаги, убираю в карман. Выпученные глаза студентов и комиссии устремлены в одну точку в аудитории – на меня. Создается впечатление, что им не понравилось. Может, конечно, стоило подготовить диссертацию на тему эволюции, а не разглагольствовать с пустым листом бумаги в руках, но не похуй ли мне сейчас на это? Ответ я уже знаю, так что, внутренний голос, помолчи. Последнюю неделю у меня были дела поважнее.

– Ну что ж, я вижу, что сказать вам нечего, – начал я беседу с аудиторией, раскинувшейся передо мной, – понимаю, тема не самая легкая для усвоения. Но какого было мне готовиться к этому выступлению, вы только представьте.

Тишина. Кажется, катарсис на лицо.

– И так, благодарю еще раз всех за потраченное, надеюсь, не в пустую, время, и хорошего всем дня.

Я направился к двери. В аудитории не хватало лишь звука сверчка, впрочем, глухой звук из-под каждого моего чеканящего шага, раскатывался от стены к стене. Я вышел в коридор, деревянная дверь за спиной громко хлопнула, надеюсь, никого не напугал.

– Ну че, как все прошло? – спрашивает Кирюша, мой близкий дружище.

– По-моему, отлично. – отвечаю я.

– Ты серьезно? Ты же нихуя не готовился, а бухал всю неделю.

– Киречек, родненький, оставь все это. Пойдем лучше выпьем.

Трактат похуизма

– Ну и что будешь делать теперь? – решил осведомиться у меня Кирилл.

– В смысле?

– Тебя же по-любому отчислят, что будешь делать дальше?

– Как минимум допью этот бокал пивка, а дальше, что ж, дальше, как пойдет.

– Да, блять, как так можно? – немного вспылил Кирилл.

– Я тоже не пойму, как так можно, кто до этого додумался? Бокал пива 0.3 слишком маленький, и после явно захочешь еще, а бокал 0.5 слишком большой, что не всегда к месту. Где золотая середина, твою мать?

Я в негодовании поглядел на свой бокал в руке, а после опустошил его. Киречек проводил взглядом каждое мое движение. Сквозь дно бокала увидел яркую неоновую вывеску “Y/F Bar”. Если долго смотреть на нее, то можно остаться без глаз.

– Как ты можешь быть постоянно таким… таким…

– Похуистом? – с улыбкой на лице я закончил его фразу.

– Безответственным, – поправил меня Кирилл, – у тебя же есть все данные, чтобы стать кем-то. Почему ты этим пренебрегаешь?

– Потому что мне все равно, родной, в этом-то вся разница между нами, я не делаю то, чего мне не хочется. И я уже кто-то, к слову, я тот, кто сидит в этом баре и пьет пиво. Или ты думаешь, что оно по волшебству улетучилось из этого бокала?

– Да причем тут пиво?

– А при том, что если бы в этом мире не было бы ничего, кроме меня и этого бокала пива, то для него я был бы очень важным фактором, так как от меня бы зависело его существование, сечешь?

– Че ты, блять, несе…

– Ладно, ладно, понял тебя, – перебил я Киречка, – ты не в настроении, чтобы пофилософствовать. Глянь-ка лучше туда, видишь того мужика, который склонился над своим пустым бокалом, с таким же пустым взглядом. А теперь глянь туда, на того парнишку, что с показушно невозмутимым видом натирает бокалы. Оба они думают о своей жизни, один о своем прошлом, другой о будущем, попробуй угадать, кто из них о чем думает. Так вот, я не хочу думать ни о прошло, ни о будущем, ни о том, как все плохо или хорошо, я живу в настоящем, здесь и сейчас, смакую момент. Вот и вся простая философия епт.

Кирилл недоверчиво глядел на меня. Не удивительно, все они так смотрят на меня. Сами же задают вопросы, а после остаются недовольными ответами.

– Я просто не пойму, – все никак не уймется Кирилл, – лучший ВУЗ в городе, как… че ты теперь то будешь делать?

– Тебе и не нужно понимать, родной, просто прими это как должное. Как же там говорится то… а, точно: “Лучше хуевый финал, чем бесконечная хуйня”.

Закончив фразу, я оставил Кирилла на пару со его бокалом пива. Сегодня он что-то не в духе, а мне такой компаньон не под настроение.

Дела амурные

– Ну и где ты ходишь, я здесь уже десять минут стою, – доносится тонюсенький голос из трубки.

– Я уже подъезжаю, Катюша, – отвечаю я, – прости, что приходится меня ждать, но я стою в пробке.

– Давай быстрее.

– Хорошо, я постараюсь со всей своей скоростью стоять в пробке как можно быстрее.

– Придурок.

Череда коротких гудков, как ознаменование неудавшегося разговора. Убираю телефон в карман. Ни в какой пробке я, конечно, не стою, просто посиделки с Киречком заметно подзатянулись.

Подхожу к обусловленному месту встречи, вижу вдалеке силуэт с надутыми губами, и руками, скрещенными на груди. Без сомнений это она.

– Здравствуй, свет души моей, – говорю я сквозь объятия, – прости, я виноват по всем фронтам.

– Ты постоянно опаздываешь.

– Или просто ты приходишь слишком рано? – пытался пошутить я.

– Что?

– Ничего, Катюшка, наверное, ветер. Пойдем выпьем кофе.

На пороге кофейни в нос хлынул целый букет запахов: свежесваренного кофе, только что испеченных десертов, и толпы человеков фрилансеров, которых легко можно отличить от остальных сутулой спиной и немигающим взглядом, устремленным в монитор ноутбуков. Не берите в расчет мою язвительную манеру описания, местечко и правда приятное.

Мы с Катей присели за столик. Я заказал американо, она латте с сахаром. Че за херня, зачем в кофе сахар? Попроси добавить сиропа, если уж хочется подсластить пилюлю. А вообще кофе должен быть без усилителей вкуса, горьким, с небольшой кислинкой. Наша жизнь не сахар, так с чего бы кофе должен быть другим? Разумеется, я не стал проговаривать это в слух, все-таки здравый смысл в моей голове отчасти возобладает.

– Нам нужно поговорить, – первое, что сказала Катя после долгого молчания.

– Ясно, – ответил я, вставая с места.

– Стой… Куда ты?

– Домой.

– Подожди я… нам надо поговорить!

– Что ж, если ты настаиваешь. Но я примерно знаю, как будет проходить этот диалог, поправь меня, если я буду не прав. И так, ты начнешь из далека о том, как нам было здорово вместе и прочая хрень, после добавишь что-то о угасших чувствах, и в конце забьешь последний гвоздь в моей сердце сказав, что нам пора расстаться.

– Вот именно поэтому ты… Короче, да, ты прав. Я думаю, нам пора… Что ты там пишешь?

Я достал ручку из рюкзака, взял салфетку и написал: “Я не мил тебе? Возможно, эту фразу следует читать наоборот. Возможно, по буквам”. Передал салфетку Кате.

– Всего доброго, родная. За кофе я заплачу, не парься.

Взгляд в настоящее

Возвращаюсь домой. Время, кажется, около шести утра, хрен знает, лень доставать телефон. Поднимаюсь на пятый этаж уже знакомой панельки. Отпираю входную дверь, окидываю взглядом безлюдную квартирку, надежное пристанище для путников жизни, которые умеют видеть ее, а не мечтать о ней.

В холодильнике нахожу завалявшуюся бутылку пива. Первые лучи Солнца нового дня розовым цветом падают на белую стену. Смотрю в окно и что вижу я? Я вижу тот же пейзаж, что и всегда, те же дома, что и всегда, и то же Солнце, что и всегда. Улыбка проскальзывает по моему лицу. Вот он простой рецепт счастья. Мне абсолютно поебать, сколько раз я видел этот восход, и увижу ли я его вновь. Я вижу этот пейзаж перед собой, и он никогда не будет таким же, какой он сейчас. Ни минутой до, ни минутой после. Я вкушаю момент, которого никогда больше не будет, и меня это не беспокоит. Серые крыши пятиэтажных домов озаряются золотым сиянием от солнечного свечения. Голые ноябрьские деревья еле колышутся на ветру. Все это так… так… Не могу подобрать слово…

– Ахуенчик, – словно непроизвольно срывается с моих губ, – да, точно, ахуенчик, лучше слова не подобрать.

Последний акт своеволия

"Не вините себя, это мое решение", нет, не то. "Я больше не вижу смысла… ". Нет, нет, не подходит. Кто бы мог подумать, что это так сложно. Комкаю лист бумаги, выбрасываю, ветер уносит его вдаль. Ну и погодка, твою мать, как бы меня самого не сдуло с крыши раньше времени. Что ж, торопится некуда, посижу, подумаю.

Телефон разрывается от звонков и сообщений: "Здоров, Санек, с днем рождения", "Сашенька, привет, с днем рождения тебя" и т. д. и т. п. Фантомные люди окружают меня, опустошенность в душе на мгновение отступает. Оглядываюсь по сторонам, и нет, я все еще один на этой крыше. Все близкие люди выполнили простое человеческое обязательство перед собой – поздравили с днем рождения, пожелали счастья и здоровья, теперь их совесть чиста. Я не хочу показаться неблагодарным, вовсе нет, просто мне чужды эти обычаи. День, который был знаменательным только в момент рождения почему-то продолжает быть знаменательным для всех из года в год. Для одиноких людей этот день закрепляет статус одиночества еще сильнее. Выслушиваешь поздравления, быть может, празднуешь в компании людей, невольно тешишь себя мыслью о том, что о тебе помнят, что ты кому-то нужен, но в один момент все возвращается на круги своя, ты вновь один.. один, среди "близких и неравнодушных" людей. Нет хуже чувства в человеческой природе. Но пора браться за записку:

"Прошу, молю вас, дочитайте до конца перед тем, как найти свою собственную причину произошедшего. Когда я пишу это – я еще жив; когда вы читаете это – я уже мертв. Надеюсь вы читаете не вслух, надеюсь при прочтении в вашей голове текст будет озвучивать мой голос. Если так, значит мне удалось перенести частичку себя на лист бумаги. Довольно предисловий. Я устал, очень устал. Эту фразу я закладываю в фундамент своего состояния. Ни амбиций, ни целей у меня нет, и нет желания их приобретать. Я с тяжестью день ото дня волочу свое существование, которое многие называют жизнью. Закат для меня бесцветен, вкус еды пресен, мир окутали лишь серые тона… "

Что ж, вроде неплохо, начало положено. Кажется, я стал тем, кого никогда не понимал – самоубийцей, по крайней мере потенциальным. Как люди приходят к такому, думал я, но все проще некуда: сознание сужается, мышление зацикливается на возведенном в абсолют принципе "все или ничего", когда все вещи делятся на черное и белое, а последняя тяжелая ситуация, которая является точкой невозврата и ведет тебя на крышу, кажется абсолютно безвыходной.

Есть фраза, звучит она примерно так: "Нужно иметь много мужества, чтобы прервать свою жизнь раньше времени, но еще больше, чтобы продолжить жить". С этим трудно поспорить, пожалуй так оно и есть, вместо борьбы я выбрал самый легкий путь – вниз, навстречу асфальту сквозь девять этажей. Но это уже решено.

Держу в руках лист бумаги и думаю, стоит ли писать эту записку. Все равно все свои чувства я в нее вложить не смогу. Стандартные фразы "не вините себя" никого не успокоят. Никто не поймет моего поступка, как всегда и бывает. А, впрочем, пускай. Быть может, эта рукопись способ проникнуть в последние мысли моего сознания для тех, кто прочтет ее. Продолжаю:

"Дело не в том, что я хочу умереть, а в том, что я больше не хочу жить. Мне очень жаль, что вы узнаете об этом так, что вам приходится это читать. Но, уверен, вы понимаете, что сказать об этом я вам не мог. Разумеется, вы бы стали меня отговаривать. Возможно, этой запиской я просто подбрасываю дров в коптильню вашего горя, но я хочу, чтобы вы прочли это; чтобы вы приняли случившееся. Смерть – это естественный процесс, все мы однажды придем к этому; кто-то раньше, кто-то позже; кто-то по своей воли, а кто-то против нее. Смерть бесстрастна, ей все равно кто ты, кем был, она примет тебя любым, и я решил сам прыгнуть к ней в объятия. Именно сам, а не посредством каких-то внешних факторов. Это мой первый и последний акт своеволия. "

Ветер дует мне в спину, будто подначивая. Что там, за гранью, девять этажей свободного падения и грязный асфальт? Но это грань крыши, грань материального, а что же за чертой нематериального? Рай, ад, вечные скитания в виде эктоплазмы, реинкарнация, или просто тьма? Но что значит эта тьма? Для всех окружающих я просто мертв, и они могут строить свои догадки о загробной жизни и моей душе в небытие, но что значит быть мертвым для самого себя…

Я закрываю глаза, мир наклоняется на 15 градусов.. на 30.. на 90.. Ветер бешеным потоком дует уже не в спину, а в лицо. Буквально мгновение длится острая боль по всему телу и… Пустота.

Дихотомия

Взгляд порядка

Ночь. Кромешная тьма. После тысячи попыток наладить освещение в городе администрация бросила это дело, так как местная шпана неустанно разбивала все фонари. Хреновы маргиналы, и как ему только удалось так сильно повилять на них?

– С этим надо что-то делать. – доносится голос из-за спины.

Впрочем, тьма не такая уж кромешная, языки пламени, вырывающиеся из тлеющей машины перед нами, освещают весь двор.

– Ты слышишь меня? – продолжает голос, – с этим надо что-то делать. Они же… они же сожгли его. Заперли в тачке и сожгли. И, судя по всему, просто забавы ради. Господи, как мы до этого докатились.

Пламя согревает лицо. Тошнотворный запах горелого мяса пробивается в ноздри. Поворачиваю голову и через плечо окидываю взглядом собравшуюся толпу.

– Идем. Нам тут делать нечего, – говорю я Андрею, одному из последних блюстителей закона в городе. Это его голос звучал из-за спины.

– Но… мы так и оставим его?

– А ты хочешь ему как-то помочь? Идем.

Мы пробираемся сквозь толпу людей, обступивших горящий автомобиль. В их взглядах уже нет ни удивления, ни страха. Это обычный расклад вещей в последнее время. И лишь на их лицах читается вопрос, который каждый из них держит в уме: “Кто следующий?”. Все мы зачерствели от происходящего. Если хочешь сохранить здравый рассудок, то нужно отключить чувство эмпатии, а вместо него в приоритет поставить чувство эгоизма. Может быть, этого он и добивается?

Шагаем по ночному городу. Путь освещают редкие мигающие фонарные столбы. То тут, то там валяются полуживые бухущие ублюдки. Под ногами вместо привычного осеннего шуршания листвы хрустит битое стекло и прочий мусор. На обочине и во дворах стоят тачки без колес, в лучшем случае. Тотальный пиздец охватил округу. Вот что значит дать власть народу. Впрочем, они сами ее взяли. Ведомое стадо, прикрывающееся якобы свободой действия и воли, но целиком и полностью следующее за одним единственным человеком. Хотели поменять общественный строй, но выбрали точно такой же путь, какой выбирало человечество за всю свою историю: сильный лидер и остальной люд, разделяющий его мировоззрение. Хреновы бараны, считающие себя анархистами, не понимают, что закономерность есть во всем и даже в хаосе.

– Куда мы идем? – прервал мои размышления Андрей.

– Это не имеет значения. Просто идем.

– Я-с-но, – протянул он это слово, – ты стал пиздец каким странным, Димас.

Я решил не отвечать, но Андрей решил продолжить:

– Знаешь, когда мы стояли около этой горящей тачки… Мне порой кажется… А хотя знаешь, забей.

– Договаривай, раз уж начал, – говорю я, глядя ему в глаза.

– Твой холодный взгляд. Это твое бесстрастное “нам тут делать нечего”. Порой мне кажется, что ты становишься похож на него…

– Даже не думай сравнивать меня с ним.

– Я и не сравнивал, просто…

– Слушай, может я действительно зачерствел. Может, отчасти воспринимаю все происходящее как должное. Но нужно уметь приспосабливаться к нынешним реалиям. Хочешь ты этого или нет, но времена меняются и мир меняется, и ты сам должен решить, будешь ли ты оставаться в прошлом в своем сознании, когда твое тело находится в настоящем, или все же примешь правила игры. Хотя “правила”, наверное, неуместное слово сейчас.

– Да, ты прав, извини. Но куда мы все-таки идем?

Я остановился, напечатал сообщение на телефоне: “Через час встречаемся на нашем месте. Мне все равно придешь ты один или со своей шоблой. Я хочу с тобой поговорить”.

– Ну так что? – продолжает Андрей.

– Ты идешь домой, а я иду к нему, – отвечаю я.

Андрей остается стоять на месте. Он кричит мне вслед о том, что это хуевая идея или что-то в этом роде, я перестаю его слушать. В голове звучат мысли громче всего этого материального мирка. Достаю из кармана пальто пачку сигарет, открываю, последняя… Ладно, оставлю на потом.

Уже минут сорок я иду к обусловленному месту. Вокруг меняются декорации, но пейзаж остается неизменным – разруха. До меня еще никто не доебался, вот что странно. Может, он постарался…

Я прохожу в небольшой лесок, врубаю фонарик на телефоне, иду по знакомой тропинке. Вдруг передо мной вырастает трехэтажное кирпичное заброшенное здание. Да, это точно оно. Когда-то мы здесь частенько обитали. За десять лет нихера не изменилось, разве что округа обросла кустами и травой. Вхожу внутрь, в нос бьет запах сырости и затхлости. На полу валяются пустые бутылки, использованные гондоны и прочие неотъемлемые атрибуты романтичного вечера. Поднимаюсь на крышу, ветер обдувает лицо. Вижу на другом конце здания силуэт. Он сидит на краю свесив ноги, но смотрит на меня. По мере приближения я вижу, что он широко улыбается.

– Здравствуй, брат, – говорю я ему.

Взгляд хаоса

– Ахаха сожгли в тачке? – раздается хохот по залу некогда бывшего театра, – подожди, это того самого прокурора? Ахаха ну и пиздец. Леха, ты слышал?

Я гляжу на беснующуюся группу людей. По залу бродят чуваки с бутылками в руках, кто-то пиздится в углу, кто-то блюет под кресло, прямо на сцене происходит небольшая оргия. Одним словом – красота. Осквернили культурный центр города. Хотя, осквернили ли? Вот она та самая культура: на сцене представление, в зале аншлаг. Возможно, эта культура несколько отличается от привычной, но чем это не культура?

Чувак, сидящий рядом со мной (Глебас, если точнее), прямо на подлокотнике кресла делает себе дорогу из мефчика, и забивает в нос данк:

– Леха, ты чет притих, – говорит Глебас шмыгая носом, – все ок?

– Все норм, мужик, просто задумался, – отвечаю я.

– Сделать тебе дорожку?

– Не, в другой раз. Так че там с прокурором?

– Да какие-то типы закинули в тачку мужика, облили бензом и подожгли. Походу они даже не знали кто это, прикинь ахахаха. Как оказалось это был наш прокурорчик.

– Что ж, видимо теперь он не сдержит свое обещание навести порядок, – улыбаясь говорю я.

– Это бля точно!

Что-то стало душновато, надо бы пройтись, вдохнуть свежего воздуха, а то запах испарений от пьяных тел уже начал заябывать. Пробираюсь через груду бухущих существ к выходу. Около двери стоит здоровенный амбал, опять забыл, как его зовут. Кажется, он обдолбан в край. Вдруг оказалось, что этот шкаф умеет говорить:

– Слышь, куда собрался?

– Свали с дороги, уебок, – отвечаю я, продолжая двигаться вперед.

– Алексею не понравится, что кто-то уходит раньше времени, – говорит он, хватая меня за плечо, но смотрит он не на меня, а сквозь меня, гребаный торчок, – да, Алексею это очень не понравится. У нас аншлаг, приглашены все сливки общества.

– Баран, прочисти мозги от кислоты и свали с дороги, твою мать.

Он сделал шаг назад, слегка насупился, а после как будто улыбнулся. Эмоции на его лице сложно описать, там происходит целый театр одного актера. После он вдруг повеселел:

– О, Алексей, здравствуйте. А я тут, понимаешь, стою, слежу за всяким таким, чтобы не было всякого другого. Да вы проходите, чеговы встали то.

Я поглядел на него и молча прошел через дверь. Отличный парень, спору нет. Выхожу на улицу, вдыхаю свежий воздух вечера вперемешку с грязным воздухом города. Вижу, как за углом три чувака прессуют одного. Один из них поднимает голову на меня:

– Алексей, это вы!? – кричит он мне.

– Он самый, – отвечаю я.

– Охереть, никогда не думал, что увижу вас! Слышь, смотри, это же Алексей, – толкает он в бок одного из своих приятелей, – я читал вашу новую книгу, просто нечто!

– Рад, что понравилось, приятель, – говорю я и улыбка сама ползет по лицу, – ладно, парни, не буду вас отвлекать.

– Всего доброго! – кричат мне вслед.

Улыбка все не сползает с лица. Иду, пинаю ногой пустые бутылки и коробки. Все окна на первых этажах разбиты. Вокруг то тут, то там валяются пьяные счастливые люди. В какое же славное время живем. Тут меня догоняет Глебчик:

– Леха, там все расстроились из-за того, что ты ушел.

– Хрен с ними.

– Слышь, может пора че то сделать с твоим братцем?

– Чем он тебе мешает?

– Он закрывает наших пацанов одного за другим. И он не церемонится с ними, в случае если они выебываются. Он уже как гребаный Каратель из комиксов, мать его.

Чувствую вибрацию телефона в кармане бомбера. Достаю, вижу сообщение от него… кто бы мог подумать, блять: “Через час встречаемся на нашем месте. Мне все равно придешь ты один или со своей шоблой. Я хочу с тобой поговорить”.

– Легок на помине, – говорю я, убирая телефон в карман, – короче, с Димасиком я сам разберусь, понял? Так и передай всем, чтобы его не трогали.

– Мне иногда кажется, что ты становишься похож на него…

– Заткнись-ка нахуй, Глеб и свали с дороги.

Я продолжил путь в одиночестве. Меня окружает целая какофония звуков: пьяный ржач где-то вдалеке, рев машин, свист колес. Симфония хаоса достигла своего апогея, просто услада для ушей. Подхожу к знакомому леску, ступаю по знакомой тропинке. Впереди вырисовывается кирпичное здание. “Решил поностальгировать, да, Димасик?”, говорю я сам себе. Вхожу внутрь, ну и запашок. Поднимаюсь на крышу – никого. Что ж, подожду.

Я присел на край крыши. Интересно, че ему надо? Уверен, сейчас будет внеочередной серьезный разговор. Ну да ладно, всегда рад увидеть братишку.

Слышу звук шагов, поворачиваю голову, вижу, как силуэт выходит на крышу с фонариком в руке. Да, его тяжелую походку трудно не узнать. Он выключает фонарик и не спеша идет ко мне. Я расплываюсь в лучезарной улыбке. Вдруг я слышу:

– Здравствуй, брат.

Встреча противоречий

Две фигуры на ночной крыше, как две капли воды похожие друг на друга, стоят в тишине лицом к лицу.

– Здравствуй и ты, братишка. Охереть как давно мы не виделись, – с показушным восторгом в голосе говорит Леха, протягивая руки, чтобы обнять фигуру напротив.

– Да, тоже рад тебя видеть, – без толики эмоций говорит Дима, не отвечая на жест объятия, но и не отклоняя его.

– Как всегда угрюмый лоб. О чем ты хотел поговорить?

– Надеюсь, ты шутишь. Наверное, обо всем, что происходит вокруг, как думаешь?

– Что тебя не устраивает?

– Блять, Леха, если ты решил поиздеваться надо мной…

– Не, я абсолютно серьезно. Что именно тебя не устраивает? Ты глянь вокруг, каждый живет как хочет. Да, возможно это отчасти деградация, но это смотря с какой стороны посмотреть. Человечество просто не привыкло к такому обществу, и наш закупоренный разум не способен принять нечто новое. Промывка наших мозгов началась еще до нашего рождения. Ты че не читал мои книги? Это очень обидно, брат.

– Ничего тут нового нет, самая обыкновенная разруха, такое общество долго не простоит, оно лишь сожрет само себя. Короче, я пришел не философствовать с тобой, и не рассуждать о политике. Я хочу, чтобы ты бросил это свое дело, брат. Мне все равно, если мир полетит в тартарары, но я не хочу, чтобы ты летел туда вместе с ним.

– Ого, как мило, и знаешь, я ведь столько раз предлагал тебе тоже самое, только со своей стороны. С чего ты взял, что твоя позиция истинно верная? От того, что блюди гибнут? Они гибли и до меня. От того, что люди стали ставить во главе чувств эгоизм? Так было и до меня, только сейчас этого никто не стесняется. Попробуй вкусить жизнь, подумай хоть немного о себе, а не о других.

Оба неотрывно уставились друг на друга. Наступил момент тишины, лишь ветер шумно гонял листья по крыше и мусор по земле. Дима решил первым прервать молчание:

– Будешь сигарету? Осталась одна, правда.

– Хах, как в старые добрые, одна на пополам. А ты все никак не бросишь, я смотрю? Ладно, старичок, я покурю с тобой за компанию. Только ради тебя.

Дима потянулся в карман за пачкой сигарет. Вдруг раздался выстрел, оба недоуменно смотрят друг на друга. Дима делает пару шагов назад, держась за бок, и падает на спину.

– Ахаха вот и все! А ты говорил, что сам разберешься. Он уже готов был достать ствол! – кричал голос Глеба из темноты.

Леха молча подошел к нему и протянул руку. Жест этот означал “дай мне пистолет”.

– А, хочешь сам завершить дело? Понимаю, вы же типа братья, да, такой прям ахуенный символизм. Кстати, не стоит благода…

Прозвучал еще один выстрел, что в миг прервал болтовню Глеба. Куски его головы разлетелись в радиусе пары метров.

Леха подошел к Диме, присел рядом с ним, достал сигарету и закурил. Хрипы Димы и затягивание сигаретой прервывали идиллию тишины.

– Прости, Димасик, это явно из-за меня. Нет-нет, не говори ничего, я вижу, как тебе тяжко. На лучше затянись, – он передал сигарету Диме, —знаешь, я ведь не хотел этого. То есть да, меня все устраивает, но я никогда не планировал строить такой мир, понимаешь? Я ведь просто писал книги, время от времени делился своим мировоззрением с окружающими, и так уж вышло, что дохера людей разделяют мой распиздяйский взгляд на мир. Я прекрасно понимаю, что эти бараны перебьют друг друга, и совесть меня не мучает.

Леха почувствовал, как рука Димы ослабла, хрипы прекратились, а взгляд стал устремлен в пустоту. Он взял в руку пистолет, взвел курок, направил к своему виску.

– Но вот сейчас я смотрю на тебя и понимаю, какой же хуйни я натворил, братишка…

Выстрел. Последний выстрел на этой крыше.

Монолог

Балкон

Утро. С правой стороны стрекочет будильник, с левой, сквозь закрытые веки, пробиваются солнечные лучи. Весь этот ебаный хаос длится лишь пару секунд, но за это время я успеваю перебрать сотню причин не покидать этот уютный мирок размером 2х1.5 метра. Плавным движением пальца по сенсеру телефона я добавляю себе еще пару минут сна, прекрасно осознавая, чем обычно заканчиваются подобные мувы, но речь идет не о здравом осознанном решении, а скорее о инстинктивном движении руки, словно рука обрела собственное сознание и стала единственным разумным существом в квартире, которого не устраивает подобный расклад. Разумеется, на работе такое оправдание не прокатит, поэтому приходится вставать.

Шаркая ногами по линолеуму, двигаюсь в сторону ванной, попутно включив чайник. Все телодвижения кажутся хаотичными, но настолько отточенными годами практики, что создается ощущение будто это мой врожденный навык позволяет мне так филигранно перемещаться по этой одинокой, холодной квартире.

Умывшись, я двинул в сторону балкона и увидел, что чайник нихера не работает. Ахуеное начало дня, подумал я, взяв пачку винстона со стола. Когда я зашел на балкон, то снова увидел ЕГО, моего молчаливого друга, который стоит прямо напротив меня. Собеседник из него не ахти какой, скажу я вам, но вот слушатель… Поверьте, даже под дулом пистолета вы не заставите ни одного человека так внимательно слушать себя. ОН, как и я стоял с дымящейся сигаретой в зубах и сразу стало ясно, что попытка бросить курить у чувака не увенчалась успехом, ровно, как и у меня. Едкий дым оставил горький осадок в горле, плавно перейдя к знакомому гареву в легких и минимальному чувству расслабления и отвлечения от насущных проблем. Все это дерьмо явно не стоит такого эффекта, но что поделать, что нас не убивает, то делает сильнее, верно? Я бы поспорил. Мой молчаливый приятель синхронно повторял мои движения, этот чувак явно понимает меня лучше, чем я сам.

Я выглянул из балкона вниз, там видно, как куча человеков вылезает из своих человейников, чтобы успеть сделать за сегодня свои маленькие человеческие дела и повторить эту процедуру завтра. Разумеется, я не вправе их осуждать, каждый человек считает себя главным героем своей жизни, каждый имеет свой богатый внутренний мир и прочая хрень, но с высоты полета моего балкона вся эта возня внизу выглядит смехотворно. Я глянул на часы и понял, что мне бы уже пора и самому спуститься с небосвода на землю и выполнять свою функцию маленького звена общества. Да похер, скажу на работе, что стоял в пробке.

Оставив бычок тлеть в пепельнице я вернулся в квартиру. С кофеем сегодня явно облом, что ж, значит пора вызывать такси.

Вылазка во внешний мир

“Машина назначена, через 7 минут приедет водитель Мамадалиев Сухроп”, сообщает мне оповещение на телефоне, означающее, что в скором времени я в карете класса эконом, за баранкой которой находится коренной житель моего родного села, со скоростью два метра в час с ветерком прокачусь по пробкам в обитель людской глупости и лицемерия, а именно в ресторан “Y/F” – мое рабочее место. Понятия не имею что за гений-маркетолог придумал такое название для общепита, но как однажды нам сказал сам владелец этого ресторана: “Это название не имеет абсолютно никакого значения”. Что ж, звучит довольно прогрессивно, куда уж нам, простым смертным, пытаться понять все тонкости современного маркетинга.

Я вошел в лифт, мой молчаливый друг последовал моему примеру. Зеркало в лифте было исцарапано невнятными надписями, на стенках красуются разного рода теги, некоторые кнопки выжжены зажигалкой, в общем присутствуют все атрибуты, которые полагаются любому уважающему себя лифту. Я поглядел на своего одинокого слушателя и увидел круги под глазами, как на полях. Видимо три часа сна не заставили его бодрствовать по утру. Наконец лифт пошатываясь и со стонами доставил меня на первый этаж, а когда я вышел из подъезда, то увидел, что карета уже подана. Я быстренько запрыгнул в камри 3.5, заткнул уши затычками и унесся на волнах бита и басса в просторы фантасмагории. Не поймите меня неправильно, я не имею ничего против армянской музыки, но нынче утром я совсем не горел желанием ее слушать, так что решил предоставить водителю возможность в одиночестве насладится этим прекрасным песнопением, доносившемся из его хриплых колонок.

Поездка вышла непримечательной, пробка образовалась из-за какого-то мудака, который решил прогуляться на мосту прям посреди дороги, как не удивительно в следствии этого его сбил один из представителей нашей касты человеков-работяг, который опаздывал на работу. Насколько я смог выяснить позже, оба отделались легким испугом, но осадочек в душе друг на друга остался явно у обоих.

Опоздав примерно на час, я добрался до пристанища бездельников и людей, чьей фантазии во время прогулки хватило лишь на то, чтобы заскочить в местный торговый центр и посидеть на фудкорте, а именно в ТРЦ “Подсолнух”, как раз там и находится ресторан, в котором я работаю.

Яркое, июльское солнце нисколько не красило этот четырехэтажный серый булыжник, свое название это здание не оправдывает от слова совсем. Подойдя к раздвижным дверям, я увидел, что ОН идет мне на встречу. Я издали кивнул ЕМУ, двери открылись и я нырнул в эту помойку.

Добро пожаловать! Приятного аппетита! Пошли нахрен!

К несчастью нечего не меняется, информационный мусор по-прежнему неустанно насилует барабанную перепонку. Тонны рекламы, от которой никуда не деться, толпы человеков-потребителей, нагружающих свои тележки в гипермаркете с самого утра.

Я поднимаюсь на вновь сломанном эскалаторе на четвертый этаж, шагая мимо различных магазинов одежды, сумок, декоров интерьера бетонных коробок, короче говоря, мимо всего, что нужно среднестатистическому обитателю планеты Земля. В витринных окнах я вижу, что мой молчаливый приятель идет рядом со мной. ЕМУ, как и мне не нравится это местечко, но ничего не попишешь, сотни причин не возвращаться сюда легко перевесит одно твердое надо.

Проходя через фудкорт я заметил с дюжину людей, поглощающих за обе щеки коктейль Гастрит в то время, как стрелки часов едва ли коснулись отметки в 10:30 утра. Состав этого коктейля прост в реализации: немного курочки из KFC (либо другого фастфуда), придавить сверху картошкой фри и палирнуть стаканчиком диетической колы, разумеется. Я прям вижу эйфорию на их лицах, пока на уголке жующего рта стекает капля соуса барбекю, а грубая пища сползает по их кишкам, видимо там у них и находится душа.

Наконец я прошел через этот сафари с голодными гиенами, освещенный люминесцентными лампами и твердой ногой ступил в ресторан, над порогом которого красуется надпись “Y/F restaurant-bar". Боюсь я не ценитель интерьеров, да и вряд ли я ценитель вообще чего либо, но ресторан в стиле лофт кажется очень даже приятным глазу. Натянув улыбку на свое лицо, я переступил порог и самым что ни на есть дружелюбным образом поприветствовал Алису, нашего администратора, что восседала на своем троне на хосте.

– Здорова. Сорян, что опоздал, родная, в пробке был, – говорил я, глядя мимо нее на вывешенный новый график у нее за спиной, – вижу график мне решили составить без моего присутствия.

– Привет. Это уже не смешно, Дима (да, так меня и зовут, приятно познакомиться, дамы и господа, можете не вставать), ты можешь, блять, взять телефон и написать, что опаздываешь, – говорит она строгим тоном, но ее милое лицо не выдает и толику агрессии, которую она пытается передать словесно. От мата из ее уст меня всегда передергивало.

– Прости, больше не повторится, – все, что смог выдавить я, пытаясь состряпать виноватое лицо, – будь добра, скинь мне новый график.

Алиса – бриллиант нашего заведения. Очень миловидная, среднего, для девушки, роста, со светлыми вьющимися волосами и стрижкой под каре. Существует поверие, что администраторами не становятся, а рождаются, но спешу заверить, что все это хуйня. Я уже пять лет маринуюсь в общепите и встречал самых разных админов. Я не буду говорить, что Алиса особенная и отличается на фоне всех остальных, разве что только внешностью. Она не выделялась ни скандальностью, ни лидерскими качествами, но ее красота была ее самым сильным оружием, и она пользовалась ей так же мастерски, как самурай своей катаной, быть может даже неосознанно. Она разруливала все конфликтные ситуации с гостями, исключениями были разве что ревнивые жены своих сисянов мужей, которым отказали в обслуживании.

Короче говоря, с Алисой все ладили и, к с слову сказать, я тоже был со всеми ребятами в отличных отношениях, разумеется, в сугубо рабочих. Так уж повелось издревле, что я ограничиваю общение с коллегами по цеху в пределах стен ресторана. Конечно бывало, когда я подбухивал с кем-то, но полноценно объединять работу и остальную жизнь меня как-то не прикалывало.

– Здорова, Димас, – сказал кто-то сзади, когда я заходил за бар, чтобы включить кофемашину. Я обернулся и мне тянул руку Игорь, слащавый парнишка, невысокого роста, хотя, быть может просто я слишком высокого. Судя по его потрепанному виду прошлой ночью у него в квартире, в очередной раз, пролились реки огненной воды.

– Здоров, как сам? – Протянул я этот вопрос вместе с рукой, будто одно от другого вытекало.

– Да норм, бошка только квадратная, – прохрипел он, сверля пальцами свой висок, словно хотел показать “вот видишь, реально череп трещит”, – слушай, плесни водички с лимоном, пожалуйста.

– Завязывал бы ты с элексиром молодости на тощак, – сказал я с ироничной ухмылкой на лице, – хотя бы в ночь перед работой не бухай.

– Да-да, мамулик, обязательно. Как у тебя там с Настюхой? – сказал он ободренным голосом, когда я поставил перед ним стакан. Краем глаза мне показалось, что Алиса посмотрела на меня, услышав это… Нет, точно показалось.

– Да уже давно все ясно, – нехотя отвечал я. Что именно “ясно” даже я не понимал, разве только то, что последние полтора месяца я нахожусь у нее в ЧС.

– Прошла любовь, если это можно так назвать и осталась лишь ебучая неопределенность существования, – продолжил я, натягивая фартук, – глупо винить себя или ее, или пытаться разобраться в чем там было дело, это уже не имеет смысла. Но одно я знаю точно – я порой был редкостным мудаком и исход наших отношений, пожалуй, был закономерен.

– Ха, ну как скажешь, братан, – довольно пресно выдавил Игорь, явно не знающий что сказать. У людей есть дурная привычка лезть в дела, в которые лезть не стоит, у Игорехи же эта привычка была основополагающей частью его личности. Благо его любопытство можно было легко пресечь, вылив на него немного душного потока слов. Игорь в целом был неплохой чувак, местный ебарь-террорист, он ебал все, что движется, а что не движется – двигал и ебал, но до Алисы ему добраться не удалось, хоть и попыток было предпринято не мало. Алиса вообще была чем-то неприкосновенным как запретный плод, надкусив который сразу же вылетишь из Райского сада. Она как картина, которая украшает галерею “Смотрите, но руками не трогайте” – гласит табличка на ее лице.

Я обернулся и встретился взглядом с Алисой, которая сразу отвела его на планшет с бронями столов. Видимо все-таки не показалось.

Время успешных людей

Как и всегда по утру ресторан пустовал, пара-тройка залетных посетителей, четыре офика, которые готовятся к грядущей смене, и Алиса, раздающая указания все тем же офикам.

Часы показывают 12 часов, а значит настало ИХ время. Уверен, каждый, кто так или иначе прикоснулся к работе в общепите, понимает, что означают эти цифры на часах: в ближайшие четыре часа ресторан заполонят человеки-бизнесмены. Это люди, мнящие себя успешными, они достигли вершины социальной лестницы, вершины горы Фудзи и не сомневаюсь, что вершины пищевой цепочки. У них нет времени, чтобы поздороваться или сказать “спасибо” и “пожалуйста”, их давно не волнуют все мирские любезности, они отреклись от этого. Телефон у них прирос к уху и является шестым органом чувств. Изначально может показаться, что они говорят на эльфийском языке, но нет, вовсе нет, это язык успеха, язык бизнесмена и тебе очень повезет, если они спустятся до твоего уровня и скажут: “Мне полный бизнес-ланч с десертом и чаем”, обычно же они ограничиваются движением указательного пальца по меню. В двух словах – высшие существа.

Офики начинают летать по залу как пчелки, с особенном трудом это дается Игорю, я же в свою очередь неустанно держу свой пост за баром. Счастью на лицах официантов нет границ, когда в ресторан заходит очередной бизнесмен. Признаться и мне трудно удержаться, так и хочется прикоснуться к этим мешковатым голубым рубашкам, к широким брюкам, к холмику в районе живота, к этим прелестным редеющим волосами. Но как могу я осквернить столь чистую плоть своими грубыми руками. Нет-нет, искушение велико, но все что я могу сделать, так это налить отборнейшего кипятка из бойлера и лучшего компота в предварительно отполированный стакан, хотя бы косвенно прикоснуться к прекрасному.

К сожалению, хорошие моменты в жизни всегда пролетают мгновенно, никогда не успеваешь ухватиться за этот миг, чтобы в полной мере насладиться им, но я знаю, что настанет завтрашний день и вновь четыре часа блаженства прольются в наши души.

“Да это временно, вот скоро найду работу получше”

Не от лучший жизни люди идут работать в общепит, это самая доступная сфера деятельности для людей, которые совмещают работу с учебой, для тех, кто пока не определился со своими амбициями на жизнь и для тех посредственных личностей, которые нихера не умеют в жизни и не особо то хотят чему-то учиться, пожалуй, к последним могу отнести себя.

Работа шла своим чередом. Время от времени официанты говорили о том, как их заебали гости, Игорь кое-как волочил свое существование, Алиса же, опять пользуясь своей суперспособностью, разрулила конфликт, когда кто-то из посетителей нашел в своем салате секретный ингредиент – волос с головы одного из поваров. Несмотря на то, что день был не примечательный, зал был набит битком. Сервис у нас был как всегда на уровне, но мало кто знает обратную сторону работы общепита. Разумеется, что не получится вывалить тонну дерьма на гостей, перед ними следует стиснув зубки улыбаться и терпеть, но вот за волшебными дверьми находится совсем другой мир, утопия, где каждый может быть самим собой, а именно – кухня. Мат там стоит пятиэтажный, забегает офик, кричит: “Где стейк за двадцатый стол?”, в ответ получает: “Как только будет готов – отдадим, не еби мозги”. Единственная эмоциональная разгрузка во время работы, это ненавидеть всех вокруг, только это позволяет утихомирить свист фляги, только благодаря этому крыша остается на месте, а не съезжает куда-то в сторону. Если ты добряк, то мигом туши всю свою любовь к человечеству, иначе здесь не выжить, сынок.

Время подходило к шести вечера. Буквально за несколько часов абсолютно чистое небо плотно затянуло грязно-серой пеленой туч. Атлант явно не удержал небосвод и на землю обрушился ливень, каких давно уже не бывало. Наблюдать за этим действием не так уж и плохо, когда находишься по другую сторону окна, но так или иначе я понимаю, что в скором времени придется выгребать с работы, пробираясь через все невзгоды погоды, до дома и эта мысль отнюдь не радует.

Алиса зашла за бар, застав меня путешествующим по чертогам разума и попросила сварить кофе, как уж тут откажешь такому милому существу. Может стоило слегка приколоться и нарисовать член пенкой на капучино, но что-то остановило меня. Народ понемногу рассасывался, Алиса с чего-то вдруг начала разговор о своем “хуевом бывшем”, который ей изменял с ее же сестрой. Выслушав ее рассказ, я пришел к мысли, что тут уж сложно представить кто из них больший еблан, он, который упустил из рук ангела, сошедшего с небес, или она, которая в упор не видела всей ситуации, пока не застала их трахающимися на ее же кровати.

– Дерьмовая ситуация, ничего не скажешь, тут лучше всего подойдет фраза “меньше знаешь – крепче спишь”, ведь я вроде мельком слышал, как ты говорила, что он самый лучший, не углубись ты в эту историю так сильно, возможно, и сейчас бы так считала, верно? – пытаясь подобрать слова сказал я.

– Да, наверное, но нахуй мне сдалась такая жизнь? Жизнь с человеком, у которого отсутствует понятие верности, – с пылом отвечала она, но будто не мне, создавалось ощущение, что она оправдывается сама перед собой, —я просто не понимаю, зачем люди заводят отношения, но как только видят вариант послаще, сразу бегут налево.

– Мир полон мудаков и слезы лить из-за них точно не стоит, чтобы залезть в черепную коробку каждому и посмотреть, что там происходит, не хватит и сотни жизней, поэтому просто прими все это как должное. Все это было и прошло, нихера уже не изменишь, да и стоило бы менять, если бы было возможно, – наконец я подвел итог к этому душному разговору, кажется мне удалось сохранить нейтральную точку зрения.

Наступила пара минут молчания, Алиса пила свой кофе, я делал заготовки для бара и после услышал:

– А ты когда-нибудь изменял девушке своей? – Пронзительным взглядом смотрела она мне в душу, задавая этот вопрос.

– Нет, – холодно ответил я.

– Наверное повезло ей, – со скромной улыбкой на лице, опуская свой взгляд на кофе в руках, проговорила она. Я прекрасно знаю, что она слышала наш с Игорем разговор и в курсе, по крайней мере того, что сейчас у меня никого нет, но решил подыграть.

– Мы не общаемся уже около двух месяцев, но, отвечая на твой вопрос, быть может ей действительно повезло, что у нее сейчас не я.

– А, вот как, даже не скажешь, что ты один, – будто удивленно говорила она. Я хмыкнул в ответ, пожал плечами и пошел забирать бокалы с мойки, когда вернулся, от Алисы осталась лишь грязная чашка на баре.

Нет ничего лучше, чем знакомство с новыми людьми

Рабочий день подошел к концу, все стали рассаживаться по каретам, которые отвезут нас по домам. За окном такси проносились фонарные столбы, неоновые вывески и гирлянды, обвешанные вокруг деревьев. Вымерший ночной город очень старается казаться живым и, признаться на мгновение ему это удается, но как только такси добирается до спальных районов, усеянных панельными пятиэтажками, очевидная реальность влетает в душу с двух ног, и никакая фальшь с освещением не сможет придать этому трупу живой вид. Все муравьи вернулись в свой маленький уютный, домашний очаг, чтобы переждать очередную ночь своей маленькой жизни и по утру вернуться в общее движение масс, которое и творит все ключевые дела нашей истории.

Подъезжая к моему дому, новостройке, которая исполинским монументом возвышается над всеми панельками вокруг, я попросил водителя высадить меня около пивнухи, нужно было зацепить сигарет. Благо объяснять, где находится пивнуха нет нужды, т.к. в моем доме их три штуки, и я выпрыгнул из машины, ощущая на себе весь гнев небес.

Думаю, нет смысла обрисовывать картину всей эстетики пивного заведения и объяснять, что за контингент людей там обитает, поэтому в общих чертах: запах хмеля, впивающийся в нос сразу на входе, который спорами выделяется от разлагающихся обитателей, овальный объект с ярко-красными губами и именем Зина на бейджике смотрит на меня безразличным взглядом из-за барной стойки, и четыре слегка кривых пацанчика в трех полосках, ожидающих свою порцию гальского пойла. Не подумайте, что я стоял и разглядывал все это торжество, вовсе нет, для того чтобы полностью оценить это полотно, достаточно лишь одного краткого взгляда краем глаза.

Тетя Зина подарила мне двадцать столбиков яда, упакованных в пачку винстона, я взамен наградил ее ста пятьюдесятью рублями за доброту и двинул до дома, вдыхая запахи кислотного дождя. Проходя через арку, которая ведет во двор, я услышал, как сзади эхом отдается хохот гиен, это были те самые ребята из пивнухи. Видимо приобретя топливо для нормального функционирования организма, они продолжили свой путь по просторам Вселенной. “Хоть бы не доебались”, мысль, посетившая меня почти одновременно с тем, как я услышал: – Слышь, есть закурить? – Обращались явно ко мне, я остановился и обернулся:

– Думаю, одна найдется, – ответил я, открывая еще не распакованную пачку винстона. Не сказать, что я горел альтруистичным желанием угостить их сигаретой, но ситуация требовала немедленного разрешения, а сегодня совсем не тот день, чтобы участвовать в прямой конфронтации.

– Че влом пацанов угостить? Дай четыре, хули дробишь, – эхом отталкивался от стен арки голос одного из них, как гром с неба.

– Если бы было влом, то я бы вообще ничего не дал, правильно? Полагаю, что сигареты мои и распоряжаться я ими буду как захочу, так что бери одну, приятель, больше не дам.

– Еба, ты че дерзкий дохуя? – говорила одна из гиен с рассеченной бровью, сокращая дистанцию между нами, остальные двигались немного позади. “Начинается”, подумал я, вечер обещает быть отличным.

– Как всегда фразы по методичке, знаешь, оставлю ка я сигарету себе. Че дальше спросишь, есть ли позвонить? – Уже не скрывая отвращения отвечал я ему.

– Мы че, бля, на воров похожи, нахуй мне твоя мобила усралась, пидрила? – “Вы похожи на четырех долбоебов, которым нечем заняться посреди ночи”, так и хотелось ответить мне, но здравый смысл возобладал. – Я нормально, бля, попросил у тебя сиги для пацанов, а ты закрысил.

– Если фразу “слышь, есть закурить” ты называешь нормальной просьбой, то нихуя подо… – не успел я договорить, как почувствовал боль от прикосновения четырех костяшек на своей нижней челюсти.

Как бы машинально я ответил тем же, это как раз тот случай, когда тело движется не зависимо от мозга. Через секунду передо мной оказалась вся шайка и еще через мгновение я уже лежал на земле, прикрывая голову руками. Со всех сторон сыпались удары четырех пар ног, я почувствовал или услышал хруст в ноге, в тот момент было неподходящее время разбирать был это хруст экрана телефона или кости.

– Ты кого, бля, вором назвал!? КТО, СУКА, ЗДЕСЬ ВОР, А КРЫСА!? – кричал тот же чувак, который и начал наше знакомство.

Все это действие продолжалось от силы минуту, но для меня оно было длинною в вечность. Сложно описать какой удар приходился больнее, болело буквально все, редкие удары в живот перехватывали дыхание и в один момент все прекратилось. Нет, не побои, пацанчики только входили во вкус, прекратилась боль, отступили все мысли, выброс адреналина, глаза застила первобытная ярость. Никакой логики, никакого здравого смысла, лишь инстинкт самосохранения – хаотичные движения, не поддающиеся описанию. Помню, я сумел схватить одного за ногу, из-за чего он повалился на землю, и ударить ногой еще одного по шарам, только не осуждайте, речи о чести быть не может, когда против тебя стоят четыре гоблина. После я быстро вскочил на ноги и набросился на зачинщика потасовки. Такой лютой ненависти к человеку я не испытывал никогда, словно он был моим кровным врагом, будто отравлял своим существованием всю мою жизнь, не было ничего в этом мире кроме него и меня… на несколько секунд. Вскоре я снова оказался на земле.

После пары-тройки ударов я услышал, как этот мудак с расквашенным лицом крикнул: – Все, погнали, хуй с ним, – и они поспешно удалились с сиськой пива подмышкой.

Я, не поднимаясь, закурил сигарету, глядя на теплый свет от фонарного столба и на капли дождя, которые безжалостно рассекают его. Рядом прошла женщина, бросив на меня презрительный взгляд и не слова не сказав. Как хорошо, что мы живем в мире, где всем друг на друга похуй потому, как у меня совсем не было желания объяснять почему я потрепанный лежу на земле с сигой в руках. Интересно, что бы она сделала, если бы появилась парой минут раньше.

Убежище

Кое-как я поднялся, упираясь рукой о стену дополз до подъезда. Ждать лифт пришлось не долго, поднявшись на шестнадцатый этаж двери лифта распахнулись, и я неспешно отворил двери своего убежища. Мыслей в голове не было никаких, создавалось ощущение, что все это в порядке вещей и ничего удивительного не произошло. Я приземлился на диван, дабы постараться осознать все произошедшее, все-таки сижка отчасти привела нервишки в порядок, но никаких эмоций испытать не удалось. В правом кармане джинс я почувствовал вибрацию, кто-то звонит. Я достал телефон, на нем был треснут экран, но работал он исправно. Сквозь трещины было видно имя человека, который звонит… Настя. Я провел пальцем по экрану, оставив багровый кровавый след и ответил:

– Очень неожиданный звонок, родная.

– Дима, привет. Прости, что так поздно, – донесся слегка взволнованный голос из трубки, – у тебя все хорошо, голос какой-то хриплый, ты не заболел?

– Да не, все отлично, – ответил я, вытирая кровь с лица салфеткой со стола, – ты что-то хотела?

– Да, я… Слушай я совсем не хотела бы как-то… В общем, пожалуйста просто выслушай меня, а потом уже я хочу услышать твое мнение. Я… Я знаю, что это я оборвала с тобой связь, ничего толком не объяснив и когда ты пытался снова выйти на контакт, я бросила тебя в ЧС, но я была пиздец какой дурой, да я и сейчас дура, не хочу, чтобы ты выслушивал мои оправдания, просто хочу сказать, что ты лучшее, что было у меня в жизни, – слышно было, как голос у нее дрожит, но вся эта пламенная речь сейчас меня нисколько не трогала.

– В тот момент у меня был тяжелый период, и я наговорила тебе всякого и поверь, я пойму, если ты сейчас просто пошлешь меня, но мне правда тебя не хватает. Просыпаться и не видеть тебя рядом, не слышать твоих дебильных шуток, не читать сообщений, которые можешь писать только ты. Я просто прошу простить меня за все и, быть может, у нас есть возможность начать все сначала? – подвела она наконец итог, шмыгая носом. Не один мускул на моем лице не дрогнул, ни одна фибра души не затрепетала, услышав ее голос, сейчас я не чувствовал абсолютно ничего и ответил:

– Слушай, начну с того, что рад был услышать тебя. Все, что ты сказала, все это довольно неожиданно. Денек был тяжелый, я надеюсь ты не против поговорить завтра, не уверен, что сегодня я смогу что-то внятное ответить, – все так же монотонно говорил я.

– Да-да, конечно, то есть, когда угодно, если тебе нужно подумать, то не торопись, я подожду, – дрожи у нее в голосе уже не было, а лишь непомерная радость, она всегда тараторила, когда волновалась или радовалась, – спасибо, что выслушал, правда, буду ждать ответа, любл… Прости, я… В общем доброй ночи.

– Доброй ночи и тебе, – ответил я, положив трубку.

Убирая телефон на стол, я увидел на экране уведомление о непрочитанном сообщении. Сообщение было от Алисы. Не сказать, что я хотел его сейчас читать, но любопытство взяло вверх:

“Дима, привет. Вот график, который ты просил скинуть. И, слушай, я, пожалуй, сразу напишу, что я выпила и слегка подбуханная сейчас. Понимаю, что такое себе оправдание, но в случае чего ты, наверное, сможешь меня понять. Вкратце, ты мне уже давно нравишься. Ахаха, самой смешно, что такое пишу, ты прости, просто не припомню, чтобы делала такое хоть когда-нибудь в жизни. И в общем если у тебя будет желание встретиться вне рабочей обстановки, может сходить куда-нибудь, то дай знать. Это все.”

Неясный панический приступ окутал меня с головы до пят. Я положил телефон на стол, сполз на пол, уперевшись спиной о стену. Дрожащими руками я схватился за голову и хохот из моей глотки звоном пролетел по комнате. Я хохотал, прерываясь лишь для того, чтобы набрать в легкие воздуха. Из глаз полились слезы. Истерика. Маниакальный смех вперемешку с плачем плюс паническая атака, небось жуткое зрелище со стороны. Голова все еще была пуста, а может быть слишком заполнена всем произошедшим, что не было возможности подумать о чем-то новом. Не сдвигаясь с места, я просидел так около десяти минут, наблюдая за мраком ночи сквозь окно, закурил сигарету, кажется, немного успокоился.

Нужно было двинуть до ванной, чтобы привести себя в порядок. В ванной был и мой молчаливый приятель. ОН… Я… Стоял напротив в зеркале, над раковиной. Видок, мягко говоря, был не самый презентабельный. Умывшись, я снова посмотрел в зеркало:

– Ну че, тоже тебя отделали, а, родной? Полный пиздец, еще ведь и завтра разгребать все это дерьмо. А впрочем похуй, завтрашние проблемы оставь завтрашнему себе, так?

Я отвернулся от зеркала и пошел в сторону кровати, вся одежда была в грязи и крови, но было все равно. Краем глаза я глянул на телефон и пробубнил снова: – Завтрашние проблемы оставь завтрашнему себе.

Оглавление

Человейник

  Квартира 187

  Квартира 104

  Квартира 150

  Квартира 145

  Кислотный дом

Мне ко второй

Свет души

Баллада о По#&@сте

  Вступление и выступление

  Трактат похуизма

  Дела амурные

  Взгляд в настоящее

Последний акт своеволия

Дихотомия

  Взгляд порядка

  Взгляд хаоса

  Встреча противоречий

Монолог

  Балкон

  Вылазка во внешний мир

  Добро пожаловать! Приятного аппетита! Пошли нахрен!

  Время успешных людей

  “Да это временно, вот скоро найду работу получше”

  Нет ничего лучше, чем знакомство с новыми людьми

  Убежище