Божий молот [Грег Бир] (fb2) читать онлайн

Грег Бир Божий молот

Входная молитва:

Господи, помилуй!

26 июня 1996 года

Быстро устав от многолюдной компании, Артур Гордон отошёл на несколько ярдов от своего дома, семейства и гостей и теперь стоял в темноте на берегу реки Рог. Ростом в шесть футов и два дюйма, он из-за лёгкой сутулости казался чуть ниже. Волосы Артура отливали тускло-коричневатым цветом, ресницы — таким же, но более светлого оттенка. Он был хорошо сложён и достаточно мускулист: в фигуре — ни намёка на лишний жирок. Мышцы отчётливо выделялись под кожей, отчего он выглядел худым. Эта сухощавость придавала суровость его облику и обманчиво злобное выражение лицу. Когда Артур улыбался, казалось, что он задумал недоброе или размышляет над какой-то гнусной проблемой. Но стоило ему произнести несколько слов или рассмеяться, как неприятное впечатление тут же рассеивалось. Он говорил мягким, ровным и спокойным тоном. Артур всегда оставался — даже в течение полутора лет, проведённых в Вашингтоне, округ Колумбия — самым кротким человеком, какого только можно себе представить.

Гардероб Артура отвечал вкусам университетского профессора. Гордон всему предпочитал свои старые коричневые вельветовые брюки — он надел их и этим вечером, — подходящий по цвету трикотажный жакет и голубую клетчатую рубашку с длинными рукавами. Он любил прочную обувь и обходился несколькими парами кроссовок для пробежек вокруг дома и удобными чёрными или коричневыми туфлями, в которых ходил на работу.

Единственной «нескромностью», которую допускал Гордон в одежде, была широкая прямоугольная пряжка ремня с космическим пейзажем на ней: Сатурн бирюзового цвета и серебряные звезды, сияющие над жёлтыми и красными горами. За последние пять лет он не слишком продвинулся в астрономических исследованиях, но всегда считал это занятие предметом особой важности и достойной темой для беседы. Он не переставал считать астрономию благороднейшей из профессий.

Опустившись на колени в тени, которую отбрасывали при свете звёзд клён и ясень, Артур, раздвинув палую листву, погрузил руки в жирный чёрный гумус. Закрыв глаза, он вдохнул запах воды, острый, похожий на чайный, аромат гниющих листьев и свежее, с лёгким мыльным оттенком, благоухание сырой земли. Здесь хорошо думалось. Временное одиночество и возможность в любой момент возвратиться, вернуться к Франсин и их сыну Марти привели Артура в иступленный восторг, полностью охвативший его. Над головой прорнесся ветер и зашелестели ветки. Посмотрев вверх, между тёмными очертаниями кленовых листьев Артур разглядел звезды, густо разбросанные на небе. Ему было знакомо каждое созвездие, он знал, как звезды рождаются (насколько это можно знать), как они стареют и как порой умирают. И всё же звезды обычно казались ему не более чем яркими пятнами на синей бархатистой ткани. Только однажды за всю жизнь он сумел ощутить их величие и понять истинную суть небесных светил, увидев в них далёких участников запутанной драмы.

В роще послышались голоса. На широком крыльце одноэтажного коттеджа, возвышавшегося на крепких бетонных опорах над отвесным берегом, появилась Франсин со своей сестрой Даниэл и её мужем Грантом. Они болтали о рыбалке.

— Мужчины обожают копаться в кишках и крови. — В приятном высоком голосе Даниэл слышался акцент уроженки Южной Каролины, от которого Франсин уже почти избавилась.

— Чепуха! — убеждённо заявил Грант на чистейшем наречии жителей Айовы. — Просто у тех, кто покушается на невинные божьи создания, кровь быстрее бежит в жилах.

У ног Артура шумела река. Не поднимаясь с корточек и упираясь в землю задниками покрытых грязью кроссовок, он соскользнул вниз, погладил длинными пальцами волну и опустил руку в холодную воду.

Душа счастливого человека открыта природе. Он вновь посмотрел на небо.

— Господи, — трепеща, прошептал Гордон. В его глазах блеснули слёзы. — Как я люблю все это!

Что-то мягкое толкнуло Артура и принялось обнюхивать его. Он насторожился, но, услышав повизгивание, все понял. Это был любимец Марти, трёхмесячный шоколадный лабрадор Годж. Должно быть, он увязался за Артуром от самого дома. Гордон почувствовал, как холодный нос щенка уткнулся ему в ладонь, и обхватил собачью голову руками.

— Зачем ты ушёл так далеко? Что, твой маленький хозяин обидел тебя? Не обращает внимания?

Годж уселся и, виляя задом, стал бить хвостом по мокрым листьям. Свет звёзд отражался в его тёмных, влажных, загадочно глядящих глазах блестящими точками.

— Зов предков… — объяснил сам себе Артур. — Притяжение дикой природы…

Годж отпрыгнул и угодил передними лапами в воду.

В жизни Артура было три собаки. Первую — старую лохматую колли — он унаследовал, будучи в возрасте Марти, после смерти отца. Отец и собака души не чаяли друг в друге, и колли сохранила тот же стиль отношений с новым хозяином, хотя Артур и не сразу смог оценить честь, ему оказанную. Позже он начал подозревать, что отец каким-то образом передал собаке некоторые из своих качеств — настолько та была обаятельной и любящей. Он надеялся, что Марти и Годжа свяжет такая же тесная дружба.

Собаки способны укротить самого строптивого ребёнка и прибавить уверенности самому робкому. Артур научился послушанию. Марти же — смышлёный застенчивый мальчик — начинал понемногу обретать веру в свои силы.

Марти играл со своей двоюродной сестрой на газоне, расположенном в конце внутреннего дворика. Бекки, хорошенькая шалунья, в которой энергия преобладала над здравомыслием — что, впрочем, простительно в её возрасте — принесла с собой марионетку-обезьянку. В её руках кукла ожила и издавала пискливые стрекочущие звуки, скорее напоминающие птичье пение.

Марти возбуждённо хихикал, и его тонкие девчоночьи смешки разносились по всей рощице. Он был безнадёжно влюблён в кухину, и здесь, в этом отрезанном от всего мира месте, где никто, кроме Марти, не мог развлечь её, Бекки не стала пренебрегать им. Но она частенько бранила своего кавалера голосом, исполненным достоинства, за его «дурацкое» поведение. «Дурацким» было всё, что приходилось ей не по нраву. Марти отвечал на придирки тоскливым молчанием: он ещё не настолько повзрослел, чтобы понять причину своей уязвимости.

Гордоны жили в коттедже уже шестой месяц — с тех пор, как Артур перестал работать консультантом по науке при президенте Соединённых Штатов. За это время Гордон попытался наверстать упущенное за полтора года напряжённой работы. Он изучал астрономические и другие научные журналы, за один день просматривал месячные подшивки газет, уделял время последним аэрокосмическим исследованиям и каждый месяц летал на север, в Сиэтл, или на юг — в Саннивейл и Эль-Сегундо.

Франсин без сожаления рассталась с суматошной столичной светской жизнью и вернулась к изучению древних кочевников, которых она знала и понимала гораздо лучше, чем её муж — звезды. Франсин занялась этой темой ещё в колледже. Она работала над ней не спеша, тщательно собирая доказательства, подтверждающие её теорию (как считал Артур, весьма спорную) о том, что природа степей Центральной Азии была причиной и движущей силой всех значительных исторических процессов. Со временем она собиралась написать книгу; собственно говоря, две тысячи страниц были уже на дискете. Заботливая мать внешно и книжный червь, исследователь в душе, она всегда привлекала мужа такой двойственностью.

Телефон прозвонил трижды, прежде чем Франсин успела поднять трубку. Из открытого окна спальни, выходящего на реку, донёсся её голос:

— Я поищу его.

Он вздохнул и разгладил брюки на костлявых коленях.

— Артур!

— Да?

— Крис Райли из Калифорнийского технологического института. Будешь говорить?

— Обязательно! — ответил Гордон уже не так огорчённо. Райли не был его близким другом. Но хотя учёных связывало простое знакомство, между ними уже не один год существовала договорённость сообщать друг другу о своих открытиях до того, как они станут известны научным кругам или прессе. Тихо посвистывая в темноте, Артур начал подниматься по тропинке, на которой знал каждый корешок, каждый кусочек земли, скользкий от грязи и мокрой листвы. Годж пробирался за ним сквозь заросли папоротника.

Мартин стоял на краю лужайки под дикой сливой и, широко раскрыв глаза, смотрел на отца. Игрушечная обезьянка нелепо повисла у него на руке.

— Годж с тобой?

Щенок подбежал к мальчику и с жадностью уставился на куклу.

Бекки лежала на спине посреди лужайки и многозначительно глядела в небо. Её светлые, словно светящиеся во тьме волосы разметались по траве.

— Когда мы достанем телескоп, папа? — спросил Марти. Он схватил собаку за ошейник и, нагнувшись, крепко обнял любимца. Годж взвизгнул и попытался вывернуться: пластмассовая мордочка обезьянки больно уткнулась ему в шею. — Бекки хочет посмотреть.

— Чуть позже. Попросите маму.

— А она сможет?

Мартин переживал период недоверия к способностям матери работать с техникой, что раздражало Артура.

— Она пользовалась им даже чаще, чем я, дружок.

— Ладно!

Мальчик обрадовался, выпустил щенка, уронил игрушку и взлетел по ступенькам, опережая отца. Годж моментально вцепился обезьянке в горло и, рыча, стал трепать марионетку. Артур пошёл за сыном, потом свернул влево и двинулся по коридору мимо морозильника. Вскоре он уже стоял в своём кабинете с телефонной трубкой в руке.

— Кристофер, какая неожиданность! — приветливо сказал он.

— Арт, надеюсь, я первый.

Голос Райли звучал на тон выше обычного.

— Возможно.

— Слышал о Европе?

— Европе?

— Шестой спутник Юпитера.

— А что с ней случилось?

— Она исчезла.

— Что?

— Дело в том, что в Маунт-Вилсоне и на Мауна-Кеа велись наблюдения, но на Европу неделями никто не обращал внимания. Потом они всё же навели аппаратуру на то место, где ей полагалось быть, но там ничего не оказалось. Ни одного достаточно крупного предмета. Если она существует, то выйдет из тени примерно через десять минут. Но мы не надеемся. Уже в течение шестнадцати часов в обсерваториях не смолкают звонки.

Артуру с трудом удалось сосредоточиться; он не знал, что ответить.

— Какая неприятность…

— И дело не в том, что спутник стал черным или его трудно обнаружить. Он просто исчез. Никто не видел, как это произошло.

Полнота, короткая стрижка, клетчатый пиджак спортивного типа — вот внешний вид Райли. При беседе с глазу на глаз он казался застенчивым, чего не скажешь о его манере говорить по телефону. Крис всегда придерживался консервативных взглядов и вкусов. Абсолютно лишённый юмора, он ни разу не пытался подшутить над Артуром.

— Что думают учёные?

— Никто не знает, — ответил Райли. — Никто даже не рискует предположить что-либо. Завтра в Пасадене будет пресс-конференция по этому поводу.

Артур задумчиво потёр щеку.

— Она взорвалась? Что-нибудь врезалось в неё?

— Трудно сказать. — Прислушиваясь к словам собеседника, Артур почти не сомневался, что тот улыбается. Райли улыбался только тогда, когда сталкивался с действительно сложной, необъяснимой проблемой. — Никаких данных. Мне надо сделать ещё семьдесят звонков. Не пропадайте, Артур.

— Спасибо, Крис.

Повесив трубку, Гордон опять потёр щеку. Блаженное состояние, охватившее его у реки, испарилось. С минуту он, нахмурившись, постоял у телефона, затем направился в спальню.

Франсин пришлось встать на стул, чтобы добраться до вещей, хранившихся на верхней полке шкафа. Марти и Бекки смотрели на неё снизу вверх.

За семнадцать лет совместной жизни миссис Гордон превратилась из пухленькой в весьма упитанную женщину. Контраст между внешностью Артура и Франсин, кругленькой и, в то же время грациозной, бросался в глаза всем. Всем было также очевидно, что супруги не замечают друг в друге того, что видно другим. Она имела обыкновение носить платья со скромной отделкой, да и весь её гардероб подчёркивал смирение Франсин с ролью почтенной дамы. Несмотря ни на что, в сознании Артура она всегда оставалась такой, какой он впервые увидел её на солнечном ньюпортском пляже в Южной Калифорнии. Она прохаживалась по белому песку в открытом купальнике чёрного цвета, её длинные волосы развевались на ветру. И тогда, и теперь он считал жену самой сексуальной женщиной из всех, кого знал.

Франсин наконец вытащила большой брезентовый мешок с телескопом. Нагнувшись, она порылась на другой полке и из-под груды обуви достала коробку с линзами.

— Что надо Крису? — спросила она.

— Европа пропала, — ответил Артур.

— Европа? — Франсин улыбнулась через плечо и выпрямилась, передавая мужу мешок.

— Европа. Шестой спутник Юпитера.

— Неужели? Как же так?

Артур скорчил гримасу и пожал плечами. Он взял телескоп, серый металлический штатив и понёс все во двор. Годж семенил у его ног.

— Эй, дети! Папа не в настроении! — крикнула Франсин из спальни. — Что же всё-таки сказал Крис?

Она спустилась по лестнице вместе с мужем. Дойдя до газона, он занялся установкой телескопа и вдавил штатив в мягкую почву.

— Именно это он и сказал, — проговорил Артур, осторожно опустив отражатель, похожий на красную полусферу, внутрь треножника.

Важный и мрачный Грант и его хрупкая светловолосая жена стояли недалеко от них лицом к газону и сливовому дереву.

— Чудная ночь! — произнесла Даниэл, коснувшись руки мужа.

Артур невольно сравнил их с изображениями на рекламах, призывающих обзаводиться дорогостоящей недвижимостью. Но всё же, они милые люди.

— Любуетесь звёздами?

— Новость надо держать в секрете? — поинтересовалась Франсин.

— Сомневаюсь, что подобную информацию можно скрыть, — ответил Артур, глядя в окуляр.

— Один из спутников Юпитера исчез! — крикнула Франсин так, чтобы её услышали.

— О! — воскликнула Даниэл. — А такое случается?

— У нас есть друг. Скорее, просто знакомый. Он и Артур стараются держать друг друга в курсе событий.

— Ага, и сейчас Арт пытается найти спутник, да?

— Юпитер виден отсюда? Я имею в виду — сегодня? — крикнул Грант.

— Думаю, да, — предположила Франсин. — Европа — спутник, обнаруженный Галилеем. Один из четырёх. Дети собирались…

Перед взором Артура предстал Юпитер — яркая точка в середине сине-серого пространства на фоне далёких звёзд. Около него виднелись две точки поменьше: тусклая и яркая. Два спутника. Первый — Ио или Каллисто, второй, скорее всего, Ганимед. Третья либо находилась впереди планеты, либо в её тени, либо за ней. Он напряг память, вспоминая закон Лапласа, касающийся первых трёх спутников, открытых Галилеем: долгота первого минус утроенная долгота второго плюс удвоенная долгота третьего всегда равна половине длины орбиты… Он выучил это ещё в университете, и знание закона теперь пригодилось. А вот и следствие: «Первые два спутника Галилея, включая Европу, не могут одновременно пребывать в области затмения или перед диском Юпитера. Если Ио и Европа затенены, или располагаются за планетой, или одновременно проходят перед не…» А, к чёрту! Подробности не нужны. Он просто должен сидеть и ждать, когда увидит либо все четыре объекта, либо только три.

— Можно посмотреть? — Марти не терпелось.

— Конечно. Я собираюсь провести здесь всю ночь, — сообщил Артур.

— Не в компании Бекки, — заявила Даниэл.

— Ну, ма-а-а-ма! Можно я взгляну?

— Давай!

Артур слегка отодвинулся. Марти присел на корточки возле телескопа и объяснил кузине, куда нужно смотреть.

— Будь аккуратна, — предупредил Гордон. — Франсин, принеси мой полевой бинокль.

— Где он?

— В холле, в шкафу, рядом с походным снаряжением. В кожаном чёрном футляре.

— Что может явиться причиной исчезновения спутника? Насколько он велик?

— Не больше и не меньше обычных спутников, — объяснил Артур. — Камни и лёд; возможно, слой воды под ледяной коркой.

— Он не похож на Луну, да?

— Совсем другой.

Франсин подала мужу бинокль, и он направил его на Юпитер. Отрегулировав прибор, он отыскал несколько светлых пятен, но руки дрогнули под тяжестью бинокля, и с трудом найденные точки исчезли из виду. Бекки отошла от телескопа, потирая глаза и гримасничая.

— Я устала, — пожаловалась она.

— Ладно. Тогда я взгляну.

Марти спросил её, видела ли она Юпитер.

— Не знаю. Было трудно что-нибудь разглядеть.

Артур настроил телескоп и обнаружил третий спутник — такое же тусклое пятнышко. Каллисто, Ио и яркий Ганимед. И ни следа четвёртого.

Остальному семейству вскоре наскучило изучение неба. Они вернулись в дом и принялись шумно играть в слова.

Через два часа, устав от напряжения, Артур оторвался от наблюдений. Голова его кружилась, ноги ныли. Около десяти часов появилась Франсин и, скрестив руки на груди, встала рядом.

— Необходимо увидеть все самому, да?

— Ты ведь знаешь меня, — сказал Артур. — Европе следовало бы появиться, но этого не произошло.

— Спутник — не иголка. Его не потеряешь, не правда ли?

— Неслыханное событие.

— Есть идеи по этому поводу?

Артур взглянул на жену.

— Я видел только три. А их должно быть четыре.

— Что же это может означать, Арт?

— Будь я проклят, если что-нибудь понимаю. Кто-то, вероятно, коллекционирует спутники.

— Я боюсь, — прошептала Франсин, — если это правда. — Она грустно посмотрела на мужа, но тот не ответил. — Это правда?

— Полагаю, да.

— И она не пугает тебя?

Артур потянулся, разминая затёкшие мышцы, и взял жену за руку.

— Я ещё не знаю, что означает вся эта история, — ответил он.

Франсин занималась научными исследованиями с той же лёгкостью и удовольствием, что и он, только в большей степени, чем муж, руководствовалась чутьём. Он ценил проницательность жены, и её страх усилил его тревогу.

— Чего ты боишься?

— Если бы гора или река исчезли без следа — ты бы испугался? А ведь спутник больше горы.

— Может быть, я и испугался, — признался Артур и разобрал телескоп. На сегодня достаточно.

Франсин обхватила плечи руками.

— Пойдём спать? — предложила она. — Грант, Даниэл и дети заснули. Годж — с Марти.

Лёжа рядом с женой, Артур не переставал размышлять. Франсин ещё не успела сменить широкие фланелевые простыни, которыми они пользовались зимой, на обычное летнее бельё. Прикосновение пушистой ткани доставляло удовольствие. Душевное волнение измотало его.

Европа спокойно двигалась по орбите вокруг Юпитера биллионы лет. Некоторые учёные не исключали возможности жизни на спутнике, однако, их предположения не были ни доказаны, ни опровергнуты.

Но гора или река гораздо ближе к дому, чем спутник. И если они исчезают…

Артуру снилась рыбалка. Он сидел в лодке вместе со своим лучшим другом Харри Файнманом. Течение сильно натягивало леску. Широкополые шляпы защищали их головы от солнца, хотя оно припекало не слишком сильно. Во сне Артур вспомнил, как Харри играл с Мартином. Он поднимал мальчика высоко вверх и, бегая с ним вокруг дерева, имитировал шум летящего самолёта. Жена Харри Итака — высокая дама с горделивой осанкой — наблюдала за мужем. Сон-воспоминание нарисовал её натянутую улыбку: миссис Файнман страдала бесплодием и так и не подарила Харри ребёнка, о котором тот мечтал. Лишь изредка Харри выдавал себя, не в силах сдержать горечь разочарования. Я не видел Харри уже восемь месяцев, подумал Артур, и всё же он в моей душе.

Как дела, старик? — спросил Артур друга. Они по-прежнему сидели в лодке. — Клюёт? — Странное ощущение — осознавать, что Харри в надвинутой на лицо шляпе только часть сна. Любопытно, как Харри растолкует его? — Ты спишь?

И Артур потянулся за шляпой приятеля.

А под ней он увидел яркую полную Луну — спутник Земли. Вместо знакомого лица — лунные кратеры и моря.

— Надо же! — сказал Артур. — Какая красота!

Тревожная мысль, что эта история вовсе не сон, промельнула молнией и разбудила Артура.

Quid sum miser!

Tunc dicturus?

АП/Хоум Инфосервис, 2 сентября 1966 года.

Вашингтон, округ Колумбия. Учёные, собравшиеся на конференцию Американского Общества Научных открытий (АОНО) готовятся выслушать аргументированные сообщения на темы, затрагивающие широкий спектр проблем. Так, например, участникам конференции будут предложены доклады «Отсутствие доказательств наличия плотных межгалактических гравитационных впадин» и «Блохи, питающиеся кровью сусликов (Diamanus Montanus) — разносчики чумы в среде грызунов, обитающих в Южной Калифорнии». Вчера на форуме возникла жаркая дискуссия, вызванная материалами, представленными доктором Фрэнком Дринкуотером из Баллиольского колледжа, Оксфордский университет. Доктор Дринкуотер не верит в существование внеземных цивилазаций. «Если бы такие сообщества функционировали, мы бы уже давно ощутили результаты их деятельности». Доктор Дринкуотер придерживается мнения, что одной цивилизации, владеющей самовоспроизводящимися межпланетными кораблями, потребуется не менее чем миллион лет, чтобы распространиться по всей Галактике.

Что касается недавнего исчезновения шестого спутника Юпитера — Европы, — то учёные не выработали единого мнения по этому вопросу. Профессор Юджени Кук из университета в Сиэтле считает, что спутник сошёл с орбиты в результате столкновения с огромным, неизвестным науке астероидом. Прославленный астроном Фред Аккорд предположил, что если бы такое столкновение произошло, то «спутник разлетелся бы на кусочки и мы смогли бы увидеть на орбите его обломки». Однако наблюдения не показали ничего подобного. Многие учёные отмечают отсутствие у людей интереса к столь беспрецедентному случаю. Спустя месяц сообщения о пропавшем спутнике почти не появляются в средствах массовой информации. Аккорд объяснил этот факт тем, что «вероятно, сограждане серьёзней обеспокоены событиями более прозаическими, например, президентскими выборами».

28-29 сентября

Лагерь, окружённый холодной пустынной тьмой, расположился у горы, которая не должна была здесь находиться. Эдварду Шоу не спалось. Он слышал ровное дыхание уснувших товарищей и удивлялся их спокойствию. Он перечитал свои записи:

«Гора представляет собой возвышенность шириной, приблизительно, двести пятьдесят метров, длиной — в два раза большей, высотой, возможно, сто метров и (не исключено) является пепловым конусом потухшего вулкана. Конус покрыт кусками чёрного шлака размером с валун или булыжник и окружён мелким белым кварцевым песком. Горы нет ни на наших картах, ни в геологическом справочнике 1991 года. Крутизна склоном превышает угол естественного откоса и равна пятидесяти-шестидесяти градусам. Подходящие условия для эрозии: некоторые участки, открытые солнцу и дождю, приобрели блестящий чёрный цвет, а другие — бурый ржавый оттенок. Насекомых нет — подними любой камень и не найдёшь ни скорпиона, ни многоножки. Не видно пчелиных колоний.

Эдвард, Брэд Минелли и Виктор Реслоу ехали из Остина, Техас, и, оказавшись в пустыне ранней осенью, намеревались совместить небольшие геологические изыскания и туризм. Старший из них, тридцатитрехлетный Эдвард отличался невысоким ростом. Его лысина увеличивалась с такой же, примерно, скоростью, что и плешь на голове Реслоу. Даже походные ботинки не делали его выше пяти футов девяти дюймов. Из-за хрупкого сложения и мальчишески любопытного лица он казался моложе, несмотря на редеющие волосы. Чтобы разглядеть предметы, находящиеся ближе, чем на два фута, от его пухлого носа, ему приходилось носить круглые очки в тонкой золотой оправе, к которым он пристрастился ещё в юности — по моде конца семидесятых годов.

Эдвард лежал на спине, положив руки под голову, и блуждал взором по бескрайним пространствам безоблачного неба. Три дня назад тёмные тяжёлые тучи заслонили пламенеющий закат и залили дождём овраги и лощины Долины Смерти. Путешественники разбили лагерь на возвышенности. На их глазах под ливневыми потоками возникали новые овраги, и волны, бегущие по вновь пробитым руслам, перекатывали с боку на бок огромные валуны.

А сейчас вновь казашось, что пустыня неподвластна неожиданностям или водной стихии. Вокруг лагеря царило спокойствие — бесценное состояние природы. Даже ветер — и тот затих.

Обозревая безжизненное пространство, Эдвард ощутил себя выше ростом — таким большим, что, казалось, мог обхватить руками полземли от горизонта до горизонта и сорвать слюдяной покров со звёзд. Но, как ни странно, представляя себя великаном, он испытывал лёгкий страх. Было ясно, что раздутая величина собственного я — иллюзия комфорта, душевного огня и высокого творческого порыва — всего лишь мыльный пузырь, который легко проколоть или раздавить.

За шесть лет профессорской деятельности Эдвард не нашёл ни одной ошибки в картах Долины Смерти, изданных Американским Геологическим Обществом. Пустыня Мохаве и Долина Смерти считались Меккой и Мединой исследователей полезных ископаемых на западе Америки. За последний век сотни геологов прочесали оба района. Места, выставившие напоказ земные породы, привлекали их. Добывая буру, селенит, тальк и множество других полезных, хотя не очень известных людям минералов, рудокопы иссушили их недра. Спелеологу стоило только спуститься на двадцать или тридцать футов, чтобы почувствовать биение сердца Земли; Долина Смерти скрывала немало секретов сотворения мира.

Сотни потухших вулканов чёрного или блеклого красного цвета рассыпались на буром, сером или розовом фоне пустыни между маленьким курортом у речки Фернис и городком Шошоне, и каждый из них был отмечен на картах и описан в дипломных работах, учебниках и других научных трудах.

Но эта гора — отклонение от всех норм.

Невероятное явление.

Реслоу и Минелли не стали забивать себе головы и объяснили все обычной неразберихой. Ведь географы нередко из-за путаницы в картах открывают острова, давно и хорошо известные аборигенам; так был обнаружен Питкэрн.

Но этот пепловый конус расположился слишком близко от маршрута, которым часто пользуются туристы. Эдвард знал: дело не в картографическом ляпсусе. Он не хотел обманывать себя.

Но другое объяснение он найти не мог.

Ближе к полудню они вновь обошли кругом основание горы. Солнце уже высоко стояло в безоблачном блекло-голубом небе. День обещал быть жарким. Рыжеволосый коренастый Реслоу отхлебнул глоток кофе из зелёного эмалированного термоса, купленного в Шошоне. Эдвард застыл над куском гранита и делал зарисовки в маленькой чёрной записной книжке, обклеенной тканью. Минелли плёлся за ними, мимоходом ударяя кайлом по валунам; неуклюжая долговязая фигура, нечёсаные чёрные волосы и бледная кожа придавали ему неуместное в пустыне сходство с попрошайкой

Он остановился, не дойдя десяти ярдов до Эдварда.

— Эй! — крикнул он. — Вы видели?

— Что именно?

— Дыру.

Эдвард повернул обратно. Реслоу взглянул на них, пожал плечами и пошёл дальше.

Отверстие шириной в метр косо уходило вверх, в толщу горы. Оно начиналось в тени, под освещеннным лучами солнца выступом, и поэтому Эдвард не заметил его.

— Посмотрите, какие гладкие стенки, — сказал Минелли. — Не похоже на обвал. Ни по обломкам, ни по форме.

— Никакого отношения к геологии, — подхватил Эдвард.

Если эта гора — фальшивка, то вот и первый признак.

— Гм?

— Перед нами — отверстие не естественного происхождения. Полагаю, кто-то побывал здесь до нас.

— Для чего понадобилось прорубать нору в пепловом конусе?

— А если это индейская пещера? — запинаясь, предположил Эдвард. Отверстие беспокоило его.

— Индейцы с алмазным буром? Не думаю, — язвительно парировал Минелли.

Эдвард пропустил его тон мимо ушей и встал на валун, чтобы получше разглядеть дыру. Он вытащил из-за пояса фонарик и направил луч в глубину необычного туннеля. Круглые матовые стенки поглотили свет в восьми или десяти метрах от входа; на этом отрезке прямой, как стрела, туннель ничем особым не отличался. Дальше он поднимался вверх под углом в тридцать градусов.

— Ты чувствуешь: чем-то пахнет? — спросил Минелли.

Эдвард принюхался.

— Да. Что это?

— Не совсем уверен…

Лёгкий, сладковатый, немного едкий запах не воодушевлял на дальнейшие исследования.

— Как в лаборатории, — сказал Минелли.

— Ты прав, — согласился Эдвард. — Йод. Кристаллический йод.

— Действительно.

Минелли сдвинул брови, изображая схоласта, погрузившегося в размышления.

— Эврика! — воскликнул он. — Перед нами гора-наркотик. Конус вулкана и, в то же время, экологически чистый наркотик.

Эдвард вновь не отреагировал. Минелли пользовался дурной славой насмешника, чьи остроты отличались сомнительным вкусом и едва ли могли веселить.

— Прости, я слишком раздражён, — извинился Минелли более добродушным тоном. — Ты всё ещё считаешь, что дело не в ошибке на карте?

— Послушай, если гуляя по Нью-Йорку, ты окажешься на улице, которой нет на карте — у тебя не возникнет подозрения?

— Я обращусь к картографам.

— Хорошо, этот район наводнён геологами так же, как Нью-Йорк — прохожими.

— Пусть, — согласился Минелли. — Итак, эта гора — совсем новая. Просто вылезла непонятно откуда.

— Звучит довольно глупо, верно? — пробормотал Эдвард.

— Твоя идея, не моя.

Эдвард отодвинулся на шаг от отверстия и подавил волнение. Не поддающийся лечению нарыв; прыщ, вскочивший на здоровой коже.

— А что делает Реслоу? — поинтересовался Минелли.

— Он на той стороне. — Эдвард показал на север. — Можно догнать его.

Они услышали крик товарища.

Реслоу ушёл недалеко — к самой северной точке подножия горы. Эдвард и Минелли увидели его сидящим на корточках на валуне, напоминающем по форме ступку.

— Скажите мне, что я не вижу то, что вижу, — воскликнул Реслоу, показывая на тень под камнем. Минелли с гримасами поспешил к геологу, опередив Эдварда.

В двух метрах от валуна на песке лежало нечто, на первый взгляд напоминающее доисторического летающего ящера, например птеранодона. Развёрнутые крылья таинственного существа безжизненно лежали на песке.

Это не минерал, мгновенно оценил Эдвард, и это не похоже ни на одного известного ему зверя. Предмет, лежавший перед ним, мог быть кактусом-мутантом или каким-то другим растением. Пожалуй, вот — самое разумное объяснение.

Минелли кружил возле находки, из предосторожности не приближаясь к ней. Это неопределённое создание природы было размером с человека, симметрично и неподвижно, грязно-зелёного цвета с телесно-розовыми пятнами. Минелли остановился и уставился на диковинку.

— Не думаю, что оно живое, — предположил Реслоу.

— Ты его трогал? — поинтересовался Минелли.

— С какой стати?

Эдвард опустился на колени перед загадочной находкой. Он не мог отказать в логике её конструктору: что-то вроде головы в форме епископской митры или расплющенного о песок артиллерийского снаряда, пара выпуклых лопаток под этой украшенной гребнем головой, а ниже — короткое худое туловище и поджатые сключенные ноги — короткие конечности с шестью пальцами.

Это не растение.

— А может, это — труп? — брякнул Минелли. — Скажем, собака, завёрнутая в…

— Нет, — ответил Эдвард, не в силах оторвать глаз от находки. Он протянул к ней руку, но передумал и не дотронулся.

Реслоу поднялся.

— Я даже подпрыгнул от испуга.

— Господи, Боже мой! — вздохнул Минелли. — Что нам делать?

Голова оторвалась от песка, и на геологов посмотрели три прозрачных глаза цвета хорошо выдержанного хереса. Шок был настолько велик, что никто не пошевелился. наконец Эдвард медленно, даже будто нехотя отступил назад. Глаза на митре следили за ним, затем закатились, и голова вновь упала на песок. Существо издало звук, приглушённый и неразборчивый.

— Мне кажется, нам лучше уйти, — предложил Реслоу.

— Оно очень слабое, — заметил Минелли.

Эдвард занялся поисками следов или бечёвки — доказательств розыгрыша. Он почти не сомневался, что имеет дело не с ловким трюком, однако хотелось до конца убедиться в этом. Уж слишком нелепые гипотезы одна за другой лезли в голову.

Снова раздался приглушённый звук.

— Оно говорит что-то, — бросил Реслоу.

— Или пытается, — добавил Эдвард.

— На самом деле, оно не так уж и уродливо, — сказал Минелли. — Оно симпатичное, Эдвард.

Эдвард вновь нагнулся к созданию, не забыв выставить вперёд ногу в тяжёлом ботинке.

Таинственное существо подняло голову и отчётливо произнесло:

— Очень сожалею, но у меня плохие новости.

— Что? — Голос Эдварда задрожал.

— Господи, помилуй! — воскликнул Реслоу.

— Сожалею, но у меня плохие новости.

— Вы больны? — спросил Эдвард.

— У меня плохие новости.

— Мы можем помочь вам?

— Ночь. Сделайте ночь.

Схожий с шелестом листьев на ветру голос мог бы быть даже приятным, если бы не вялый тон. Запах йода резко ударил в нос, и Эдвард отпрянул, скривившись.

— Сейчас утро, — начал он. — Ночь не наступит до тех пор, пока…

— Тень, — перебил Минелли с озабоченным выражением лица. — Он хочет в тень.

— Я принесу тент, — предложил Реслоу.

Он спрыгнул с валуна и побежал к лагерю. Минелли и Эдвард посмотрели друг на друга и перевели взгляд на незнакомца, распластавшегося на песке.

— Лучше бы нам унести отсюда ноги, — прошептал Минелли.

— Мы остаёмся, — заявил Эдвард.

— Верно.

Удивление на лице Минелли сменилось выражением изумлённого любопытства. Он разглядывал находку, как музейный экспонат.

— Смех, да и только, — наконец заключил он.

— Сделайте ночь, — молило то ли животное, то ли растение…

На первый взгляд Шошоне казался чем-то вроде перевалочного пункта для грузовиков — кафе, лавка подержанных вещей, почта да бакалейный магазин. Однако от главной магистрали отходила посыпанная гравием дорога, которая кружила мимо нескольких бунгало, прятавшихся в тени деревьев, и широко раскинувшегося современного одноэтажного здания. Потом дорога бежала, никуда не сворачивая, между древними тамарисками, затем — через болото в четыре акра — к горячему ключу и трейлерной стоянке. Город насчитывал триста постоянных жителей, а в разгар туристского сезона — с конца сентября до первых дней мая — оказывал гостеприимство ещё трёмстам перелётным птицам и любителям бродить с рюкзаком за спиной, а время от времени и участникам геологических экспедиций. К югу от Шошоне расположился Бейкер, а на севере с ним соседствовал мыс Фернис, так что местечко, по сути, являлось воротами в Долину Смерти. На востоке, за пустыней Мохаве, горными грядами Рестинг-Спринг и за границей штата Невада находился Лас-Вегас, ближайший крупный город.

Реслоу, Минелли и Шоу появились в Шошоне вместе с загадочным существом, увенчанным головой-митрой, со стороны Калифорнийского шоссе N 127. Когда они выехали из пустыни на автомагистраль, до северной оконечности городка оставалось примерно пятнадцать миль. Диковинная находка лежала сзади под мокрыми полотенцами на разложенном тенте и опять не подавала признаков жизни.

— Нам надо прямо в Лас-Вегас, — настаивал Минелли, теснясь на переднем сиденье рядом с Реслоу.

— Не думаю, что оно выдержит, — протянул Эдвард, сидевший за рулём.

— Но чем мы сможем помочь ему здесь?

— Что ж, если оно и впрямь умерло, придётся воспользоваться морозилкой бакалейного магазина.

— Когда мы наткнулись на это чудо, оно тоже мало походило на живое, — заметил Реслоу, обернувшись и бросив взгляд на неподвижную фигуру. У существа было четыре конечности, по две с каждой стороны, но геологи не видели, как оно передвигается — на двух или на всех четырёх.

— Мы дотрагивались до него, — мрачно буркнул Минелли.

— Заткнись! — отрезал Эдвард.

— Этот конус потухшего вулкана не что иное как космический корабль. Или же, очевидно, укрытие для корабля.

— Отнюдь не очевидно.

— Я видел такую штуку в «Оно явилось из открытого космоса».

— Что-то вроде огромного глаза, вращающегося на щупальце, да? — спросил Эдвард. Он видел этот фильм, и воспоминание о нём не вдохновляло.

— Вроде морозилки, — ответил Минелли. Его руки тряслись.

— В городке есть телефон. Мы можем вызвать «Скорую помощь» из Лас-Вегаса или вертолёт. Может, удастся связаться с Эдвардсом или Голдстоуном и вызвать кого-нибудь из тамошнего начальства, — предложил Эдвард свой план.

— Что мы им скажем? — поинтересовался Реслоу. — Они не поверят ни одному слову.

— Надо подумать.

— Скажем, что видели, как приземлился какой-то реактивный самолёт, — предложил Реслоу.

Эдвард скривил в сомнении губы.

— Оно ведь говорило по-английски. — Минелли одобрительно кивнул.

За полтора часа, истёкших после встречи с загадочной тварью у подножия горы, они впервые упомянули этот факт.

— Чёрт возьми, — сказал Эдвард. — Оно слушало нас там, в космосе. Бесконечные «Я люблю Люси».

— В таком случае, почему бы ему не сказать: «Привет, Рикки!»? — За вымученной шуткой Минелли скрывал страх.

Плохие новости. Словно прыщ, вскочивший на самом видном месте.

Эдвард подрулил к станции обслуживания. На сигнал открылась дверь гаража, пристроенного к бакалейному магазину, и оттуда вышел чёрный от загара подросток в вылинявших джинсах неопределённого сероватого оттенка и футболке, украшенной надвисью «Деф-Леппард». Он направился к «ленд-крузеру», но Эдвард знаком остановил его.

— Нам нужен телефон! — крикнул он.

— Вон кабинка, — подозрительно протянул мальчик.

— Есть у кого-нибудь четверть доллара? — обратился к товарищам Эдвард, но нужной монетки не нашлось.

— Тогда мы воспользуемся телефоном магазина. Дело срочное.

Мальчик бросил взгляд на автомобиль и заметил полотенца.

— Кто-нибудь ранен? — спросил он, не скрывая любопытства.

— Не подходи, — предупредил Минелли.

— Потише, ты, Минелли! — процедил Реслоу сквозь зубы.

— Ладно.

— Мертвец? — поинтересовался мальчик; щека его нервно дёрнулась.

Эдвард пожал плечами и вошёл в лавку. Низенькая и очень толстая продавщица в просторном платье гавайского фасона была непреклонна в своём решении не подпустить его к телефону.

— Послушайте, — объяснил геолог, — я заплачу. У меня с собой кредитная и телефонная карточки.

— Показите васу картоську, — попросила она.

Появилась привлекательная черноволосая женщина. Новые джинсы и белая шёлковая блузка очень шли высокой стройной брюнетке.

— Что случилось, Эстер, — спросила она.

— Парень думает, что он особенный, — объяснила Эстер. — Не зелает звонить из обысьного телефона, говорит, сто у него есть кредитная картоська.

— О, Господи, вы правы, — сказал Эдвард, не глядя на женщин. — Я воспользуюсь кабинкой.

— Это срочно? — спросила брюнетка.

— Да.

— Хорошо. Идите и звоните по нашему телефону.

Эстер бросила на женщину возмущённый взгляд, но всё же пропустила Эдварда за прилавок. Он протиснулся к телефону и нажал на кнопку прямой связи. Потом задумался.

— В госпиталь? — поинтересовалась брюнетка.

Эдвард сначала покачал, а затем кивнул головой.

— Не знаю, — сказал он. — Может быть, лётчикам.

— Вы видели, как сел самолёт?

— Да, — ответил он, не желая вдаваться в подробности.

Женщина дала Эдварду номер госпиталя и посоветовала обратиться в справочную службу, чтобы узнать, как связаться с Военно-воздушным флотом. Но он не решился набрать номер «Скорой помощи». Возбуждённо оглядываясь вокруг, ощущая душевное смятение, он не мог понять, отчего до сих пор не выработал ясный план действий.

Голдстоун, или Эдвардс, или, быть может, форт Ирвин?

Он позвонил в справочную и узнал номер командующего военно-воздушной базой в Эдвардсе. Пока в трубке слышались гудки, Эдвард пытался придумать предлог для разговора. Реслоу прав: правдивый рассказ ни к чему не приведёт.

— Штаб генерала Фролиха. Говорит лейтенант Блант.

— Лейтенант, меня зовут Эдвард Шоу. — Он пытался говорить спокойно и складно, как телерепортёр. — Я и двое моих коллег видели реактивный самолёт, который упал в двадцати милях от Шошоне — городка, где я сейчас нахожусь.

Лейтенант мгновенно заинтересовался и принялся уточнять детали.

— Не знаю, как назвать этот самолёт, — продолжал Эдвард, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе. — Он не похож на те, что мне известны, хотя, быть может… Ах, да, одному из нас показалось, что, судя по газетам, это «МиГ».

— »МиГ»? — В тоне военного чувствовался скепсис. На лице Эдварда проступило отчаяние. — Вы своими глазами видели, как самолёт упал?

— Да, сэр, и обломки… Я не знаю русского, но, полагаю, там надписи на кириллице.

— Вы уверены? Пожалуйста, назовите своё имя и скажите, какие при вас документы.

Эдвард повторил, как его зовут, и продиктовал номера удостоверения личности, водительских прав и — для полноты картины — кредитной карточки.

— Мы видели, куда падал пилот, но не нашли его.

— Он жив?

— Он висел на стропах парашюта, лейтенант, и выглядел живым, но его отнесло на скалы.

— Откуда вы звоните?

— Из Шошоне… Я не выяснил название магазина.

— »Чарлз Морган Компани Маркет», — подсказала брюнетка.

Эдвард повторил за ней:

— Городской бакалейный магазин.

— А вы смогли бы проводить нас к месту, где видели самолёт?

— Да, сэр.

— И вы осознаете, какое наказание вас ждёт, если это дезинформация?

— Да, сэр, сознаю.

Обе женщины смотрели на него широко раскрытыми глазами.

— »МиГ»? — переспросила изящная брюнетка с недоверием, когда он повесил трубку.

— Послушайте, — начал Эдвард. — Я соврал им, но не собираюсь скрывать правду от вас. Мне нужна морозилка.

Эстер побледнела так, будто собралась упасть в обморок.

— Сто происходит? — спросила она. — Стелла, в сём дело?

Её и без того протяжная речь замедлилась, по посеревшему лицу струился пот.

— На вас вся надежда, — обратился Эдвард к Стелле.

Она оглядела Шоу с головы до ног и обратила внимание на его пояс и молоток в кожаном футляре.

— Вы ищете камни? — спросила она.

— Я геолог.

— Откуда?

— Из Техасского университета.

— Вы знаете Харви Бриджа из…

— Калифорнийского университета. Конечно.

— Он появлялся здесь прошлым летом… — Она заметно смягчилась. — Эстер, сходи за шерифом. Он в кафе вместе с Эдом.

— Не думаю, что надо вмешивать в это кого-нибудь ещё, — заметил Эдвард.

Плохое предчувствие.

— Даже шерифа? Хорошо. Эстер, отправляйся домой. Если я не дам о себе знать через полчаса, иди к шерифу и опиши ему этого человека. — И Стелла кивнула в сторону Эдварда.

— С вами нисего не слусица? — спросила Эстер, барабаня толстыми короткими пальцами по прилавку.

— Всё будет в порядке. Иди.

По магазину, изучая книжные корешки на полках, бродил один-единственный покупатель. Заметив взгляды Стеллы и Эдварда, он направился к двери, недоуменно пожимая плечами.

— Ну, что случилось? — спросила Стелла.

Эдвард велел Минелли подогнать машину к заднему входу магазина и повёл Стеллу навстречу «ленд-крузеру».

— Нам нужно прохладное тёмное место, — объяснил он, пока они ждали.

— Я хочу знать, в чёмдело, — упорствовала женщина, решительно выдвинув подбородок и склонив голову набок. Она стояла, подбоченясь. Казалось, её ноги вросли в линолеум. Поза Стеллы лучше всяких слов показала Эдварду, что она больше не потерпит увёрток.

— Там, в пустыне, появилась новая гора, — начал он.

Минелли подкатил машину к магазину. Не желая прерывать объяснение на полуслове, Эдвард открыл дверцу и отбросил в сторону мокрые полотенца.

— Я хочу сказать — не просто незнакомая… Новая. Её нет на картах. Её там быть не должно. Мы нашли это рядом с ней.

Голова, похожая на митру, чуть приподнялась, и три глаза цвета хереса уставились на троих людей. Реслоу остался на улице на случай появления прохожих.

К её чести, Стелла не вскрикнула и даже не побледнела. Она только склонилась над лежащим существом.

— Это не подделка, — заявила она, убедившись в этом так же быстро, как и Эдвард.

— Нет, не подделка.

— Бедняжка… Что это?

Эдвард посоветовал ей отойти. Они вытащили существо из машины и внесли его через служебный вход в морозильную камеру для хранения мяса.

Интервью с Терренсом Джакоби, солистом группы «Хардуайерз». «Ист Коуст Ньюс Нетуорк», 30 сентября 1996 года.

«ИКНН»: Мистер Джакоби, своей музыкой ваша группа всегда, так сказать, проповедовала с позиций христианского радикализма идею грядущего Апокалипсиса. Песни из вашего альбома «ТОП-40» и три диска, вышедшие десятимиллионным тиражом, затронули больную струну в душах молодого поколения. Чем вы объясните популярность вашего творчества?

Джакоби (посмеиваясь, шмыгает носом, затем высмаркивается): Всем известно, что в возрасте от четырнадцати до двадцати двух у вас есть только два настоящих друга — ваша левая рука и Христос. Весь мир настроен против вас. Возможно, если бы мир провалился в тартарары, если бы Господь решился начать все сначала, мы могли бы наконец стать самими собой. Бог справедлив и милосерден. Он пошлёт своих ангелов предупредить нас. В этом — наша вера, которой мы посвящаем свою музыку.

3 октября

Харри Файнман стоял на корме, распутывая леску спиннинга. Лодку понемногу сносило неспешным течением реки. Артур бросил якорь в дюжине ярдов к югу от раскидистой сосны с искривлённым стволом. Здесь была глубокая впадина, издавна привлекавшая местных рыбаков. Марти играл с мелкой рыбёшкой, предназначенной для наживки, и то и дело открывал картонные коробки, наполненные землёй и червями. Солнце являло собой ослепительно-яркий круг на фоне прозрачных высоких облаков. Воздух пах рекой, сочной зеленью и прохладой первых дней осени. В тихой заводи оранжевые и коричневые листья собрались в колышущийся на волнах ковёр.

— Мне тоже насадить приманку на крючок? — спросил Марти.

— Таковы правила игры, — ответил Харри Файнман.

Коренастый, мускулистый, он уступал Артуру в росте. Преждевременно поседев, он начал лысеть, но, тем не менее, воротник его чёрной кожаной куртки закрывали не успевшие поредеть волосы. Добродушное выражение мясистого лица сочеталось с пронзительным взглядом маленьких глаз, прятавшихся под густыми тёмными бровями. Он энергично смотал нейлоновую леску и закрепил удочку рядом с банкой с наживкой и коробкой, полной рыболовных снастей.

— Считай, что ты поймал рыбу, только тогда, когда все подготовил для этого сам.

Увидев растерянное лицо Марти, Артур подмигнул сыну.

— Червячкам будет больно, — прошептал Марти.

— Не знаю, способны ли они ощущать боль, — задумчиво проговорил Харри. — Может, и способны. Но это в порядке вещей.

— Это в порядке вещей, папа? — переспросил Марти.

— Думаю, да.

За всё время их жизни у реки Артур впервые взял Марти на рыбалку.

— Твой папа хочет облегчить тебе жизнь, малыш. А я — нет. Ловить рыбу — серьёзное дело. Целый ритуал.

Марти уже слыхал кое-что о ритуалах.

— Значит, надо вести себя по правилам, и тогда мы не будем чувствовать вину.

— Так и есть, — подтвердил Харри.

Взгляд Марти стал отсутствующим — он явно вынашивал очередную идею.

— Пегги выходит замуж… Этого требует ритуал, потому что они собираются заниматься любовью, правда? Иначе они бы чувствовали себя виноватыми?

Утром Франсин и Мартину предстояла поездка в Юджин на свадьбу родственницы. Артур собирался отправиться с ними, но появились более важные дела.

Артур посмотрел на сына.

— Ты заходишь слишком далеко в своих рассуждениях.

— Он твой сын, старик.

— Заключение брака — праздник. Это ритуал, но очень радостный. Совсем не такой, как насаживание червя на крючок.

Харри усмехнулся.

— В наши дни никто не чувствует вину, занимаясь любовью.

Марти удовлетворённо кивнул и взял из рук отца леску с крючком. Артур осторожно подцепил червя из картонки и протянул сыну.

— Сверни его в кольцо и насади на крючок несколько раз.

Марти фыркнул, следуя указанию.

— У червей жёлтая кровь, — заметил он. — Хлюпает.

Они безуспешно рыбачили в течение часа. К половине десятого Мартин уже мечтал убрать удочку и съесть бутерброд.

— Согласен. Руки чистые? — спросил Артур. — Смой соус из червей.

— Фр-р-р. — Марти почти коснулся воды лицом, пытаясь опустить руки поглубже в воду.

Харри откинулся назад и сжал удочку коленями. Он закинул руки за голову и широко улыбнулся.

— Мы не занимались этим годами.

— Я не слишком скучаю без рыбалки, — бросил Артур.

— Ах ты, неженка!

— Папа — не неженка! — крикнул Марти.

— Заступись, сынок! — подбодрил его Артур.

— Ловить рыбу — скверное дело!

— Яблоко от яблони недалеко падает, — подытожил Файнман.

Поля шляпы свисали ему на лицо и закрывали глаза. Неожиданно Артуру вспомнился сон, в котором голова друга представлялась ему луной, и вздрогнул. Поднялся прохладный сырой ветер и завёл прекрасную скорбную песню.

Марти рассеянно жевал бутерброд.

4 октября

Сосны подступали к дому так близко, что их можно было принять за рисунок на оконных занавесках. А за ними открывался великолепный вид: излучина тихой, поросшей зеленью реки. С запада надвигались белые, темнеющие к горизонту облака.

Сидя на кухне среди медных горшков и мисок, Артур разбил яйца в сковороду, греющуюся на огне.

— Мы знаем друг друга уже тридцать лет, — сказал он, раскладывая омлет с колбасой на тарелки. Одну из них он поставил на тяжёлый дубовый стол перед другом. — Но редко видимся.

— Именно поэтому мы так долго остаёмся друзьями. — Харри трижды постучал вилкой по столу. — Из-за этого воздуха я так голоден, будто в последний раз ел тоже тридцать лет назад. Что за чудное место!

— Ты убиваешь во мне сентиментальность, — заметил Артур, выходя за кувшином апельсинового сока.

— Колбаса?..

— Еврейское национальное блюдо.

— Господи, благослови!

И Харри набросился на жёлтую взбитую массу, лежащую перед ним на керамической тарелке. Артур уселся напротив.

— Как ты можешь здесь работать? Я предпочитаю железобетонные клетушки. Они помогают собраться с мыслями.

— Зато ты хорошо спал.

— Хорошо ли, плохо ли я сплю — всегда храплю.

Артур улыбнулся.

— А ещё считаешь себя любителем природы, рыбаком. — Он отрезал кусочек колбасы и поднёс его ко рту. — В промежутках между консультациями и занятиями я собрался было написать книгу об администрации Хемптона, но так и не приступил к первой главе. Не знаю, как описать всё, что случилось. Мы стали свидетелями чудесной трагикомедии, не правда ли?

— Хемптон больше доверял науке, чем любой другой президент со времён… со времён…

— Надеюсь, что Крокермен…

— Что за имя для президента!

— … Окажется не так плох. Я пригласил тебя отчасти из-за него.

Харри вопросительно поднял кустистую бровь. Друзья представляли собой пару, достойную классической комедии: высокий, слегка сутулящийся, обычно лохматый Артур и Харри, невысокий крепыш, едва ли не толстяк, с залысиной на лбу и дружелюбным выражением лица, несколько старившим его.

— Я так и сказал Итаке.

Итака, красивая, идеально сложенная супруга Хаврри, которую Артур давно не видел, была на десять лет старше мужа.

— Что ты сказал Итаке?

— То, что, судя по твоему тону, у тебя есть для меня дело.

Артур кивнул.

— Есть. Отдел возобновляет работу. До некоторой степени.

— Крокермен возрождает Отдел Космических Связей?!

— Не совсем так.

Артур считал Отдел Космических Связей — ОКС — своей лебединой песней в Вашингтоне. В течение трёх лет он занимал пост научного консультанта и секретаря ОКС в администрации Хемптона, назначившего его на эту должность после несчастного случая в Аресибо в 1992 году. Инцидент оказался ложной тревогой, но, тем не менее, Хемптон не отпустил Гордона. В 1994 году в Мехико-Сити глава правительства погиб от руки убийцы. Вице-президент Уильям Крокермен срочно принял присягу в Нью-Мексико и тут же отправился в Белый Дом, где, словно подружая собственный герб, заменил большинство членов кабинета. Три месяца спустя вновь назначенный начальник штаба Ирвин Шварц вызвал к себе Артура: «Хватит с нас маленьких зелёных человечков, хватит уже судов, пропавших в Бермудском треугольнике… Можете быть свободны, мистер Гордон».

— Он что, собирается предложить тебе место консультанта по науке, — спросил Харри, — и вышвырнуть этого идиота Роттерджека?

Артур покачал головой, усмехаясь.

— Он хочет создать отдел для выполнения особых поручений президента.

— Австралия. — Харри многозначительно кивнул. Он отставил стакан с апельсиновым соком, не сделав ни глотка. Напрягшись, как струна, он не спускал невидящего взора с солонки и перечницы, стоящих на середине стола. — Большая пустыня Виктория.

Артур не удивился.

— Что ты о ней знаешь? — спросил он.

— Я знаю, что гора открыта искателями опала и что её не должно быть на этом месте. Я знаю, что она фактически повторяет Айерз-Рок.

— В последнем ты ошибаешься. Некоторые различия есть. Но в главном ты прав. Гора появилась недавно, и её не должно там быть.

Артур с облегчением понял, что друг находится в неведении относительно аналогичной истории, происшедшей гораздо ближе к дому.

— А при чём тут мы?

— В конце концов, Австралия попросила совета. Через три дня премьер-министр собирается выступить с докладом перед общественностью. На него давят со всех сторон.

— Тоже маленькие зелёные человечки?

— Я не могу даже прокомментировать твой вопрос, пока ты не ответишь на мой.

— Спрашивай.

Харри ждал, все ещё напряжённо выпрямившись.

— Президент назначил меня ответственным за группу гражданских учёных. Мы сотрудничаем с военными и с государственными органами. Мой первый выбор пал на тебя.

— Я биохимик. Значит…

Артур медленно покачал головой.

— Послушай, Харри. Ты нужен мне как биохимик и как заместитель. Я уговариваю геолога Уоррена из Кент-Стейта и физика Абанте из Малибу. Они согласились, но им ещё нужно пройти политическую аттестацию.

— Ты считаешь, что я выдержу проверку на политическую благонадёжность у Крокермена?

— Выдержишь, если я буду настаивать. А я буду.

— Тебе нужен биохимик… действительно?

— Ходят такие слухи, — ответил Артур, широко улыбнувшись.

— Это было бы прекрасно. — Харри отодвинулся от стола вместе со стулом. Он съел только половину порции. — Старые друзья опять работают бок о бок. Итака не будет против. Чёрт возьми, даже если… Но…

— Такого шанса больше не будет, — сказал Артур, подчёркивая каждое слово. Могло показаться, что он пытается вдолбить важное понятие в голову бестолкового студента.

Харри наморщил лоб.

— А Дапрес из Кингз-колледжа?

— Я связался с ним. Он пока не дал ответа. Вполне возможно, что иностранцы не смогут войти в группу.

— Я бы, не задумываясь, принял предложение, — сказал Харри. Артур заметил, что глаза друга покраснели. Файнман чуть не плакал. — Но тебе нужен кто-нибудь понадёжней.

— Что ты имеешь в виду?

Харри смотрел в окно, то сжимая, то отпуская вилку.

— Я и Итаке сообщил всего лишь три недели назад.

С лица Артура мгновенно исчезло выражение радостного возбуждения, владевшего им всего лишь секунду назад.

— О чём?

— Хроническая лейкемия. Моя болезнь. Она поймала меня.

Артур дважды моргнул. Харри смотрел мимо него.

— Дело плохо. Через несколько месяцев вся моя жизнь будет уходить на борьбу с недугом. Я превращусь в обузу.

— В последней стадии? — спросил Артур.

— Врачи обнадёживают. Но я читал, что…

Его передёрнуло.

— Новые средства лечения…

— Многообещающие. Но ты должен понимать… — Харри перевёл ясный взгляд на Артура. — Итак, эта штуковина размером с Айерз-Рок — как давно она появилась?

— Не более шести месяцев. Разведывательные спутники делали съёмку местности полгода назад, и так ничего не было.

Харри весело улыбнулся.

— Чудесно. На самом деле чудесно. Что же это такое?

— Обломки Европы? — рассеянно предположил Артур. Он так и не смог посмотреть другу в глаза.

Харри громко рассмеялся и бросил салфетку на стол.

— Я не собираюсь тосковать и стенать. По крайней мере, решая твою проблему.

Горло у Артура сжалось. Он фактически вырос с Харри. Они знакомы тридцать лет. И теперь его друг — перед лицом смерти.

Артур прокашлялся.

— Мы станем мудрее, решив её, Харри. Все человечество. Я очень нуждаюсь в тебе.

— А ты можешь взять на работу потенциального инвалида?

Наконец их глаза встретились, и на этот раз Артур не отвёл взгляд. Он с усилием расправил плечи.

— Ты выкарабкаешься, Харри.

— Скажи ещё о воле к жизни.

— Присоединяйся к нам.

Харри потёр указательным пальцем глаза.

— А поездки? То есть, много…

— Только на первых порах, а потом ты можешь оставаться в Лос-Анджелесе, если пожелаешь.

— Это будет необходимо. Я прохожу курс лечения в Калифорнийском университете.

Артур протянул руку.

— Ты вылечишься.

— И тогда, может статься, будет не так страшно. — Харри крепко сжал руку Артура.

— Что?

— Умирать. Как славно было бы увидеть… Говоришь, маленькие зелёные человечки?

— Так ты с нами?

— Ты и сам знаешь.

— В таком случае, я нарисую более полную картину. На этот раз — не Австралия. Речь пойдёт о пустыне Мохаве, точнее — о Долине Смерти. Где-то между курортом Фернис-Крик и городком под названием Шошоне. Гора напоминает конус потухшего вулкана. Она новая. Раньше её никто не видел.

Улыбка не покидала лица Харри.

— Чудесно!

— Ах да, там ещё есть неопознанное живое существо.

— Где?

— В данный момент, на военно-воздушной базе в Ванденберге.

Харри возвёл глаза к потолку и поднял обе руки. Из глаз его текли слезы.

— Благодарю тебя, Господи!

«Уорлднет» США, «Эртпалс», 5 октября 1996 года.

Сегодня в мире царит почти полное спокойствие. Ни землетрясений, ни тайфунов, ни ураганов… Мы могли бы назвать уходящий день ясным и тихим, если бы не ранний снегопад на северо-востоке Соединённых Штатов, не прекратившийся до сих пор дождь над северо-западной частью Тихого океана, и признаки возвращения печально известного «Эль Ниньо» на юг. Накануне длительного засушливого периода жителям Австралии предстоит противостояние и этому стихийному бедствию.

Когда Тревор Хикс сообщил Терхьюн, своему агенту по рекламе, что утром он будет давать интервью «Кей-Джи-Би», она хихикнула и заметила: «Викки не смирится с твоим предательством». Викки Джаксон работала редактором в «Кнопфе».

— Предупреди её, что будет частотная модуляция, Шелли. Я собираюсь втиснуться между передачей о сёрфинге и утренними новостями.

— Разве «Кей-Джи-Би» занимается обзорами соревнований по сёрфингу?

— Послушай, загляни в свой список станций, — посоветовал Тревор, обидевшись. — Это не моя забота.

— Хорошо. Дай-ка я посмотрю… «Кей-Джи-Би» — короткие частоты. Ты прав. Время утверждено?

— Директор программы даёт десять-пятнадцать минут, но, будь уверена, хватит и тридцати секунд.

— По крайней мере, представишься любителям сёрфинга. Не исключено, что они ничего не слышали о тебе.

— Если моё имя им неизвестно, но не потому ли, что ты плохо работаешь? — Хикс постарался, чтобы его тон был ироничным. Он и вправду устал. В конце концов, Хиксу уже шестьдесят восемь, и хотя он сохранил здоровье и бодрость, ему больше не по силам такое напряжённое расписание работы. Лет десять назад он справился бы со всем этим на бегу.

— Ну, полно, полно. Записываю: завтра у тебя утреннее выступление по этому каналу.

— Да, завтра утром. Как будто невозможно пустить запись…

— Не говори глупостей, — строго заметила Шелли, но Тревор вряд ли нуждался в её увещеваниях.

В журналистской среде Хикс считался самым учтивым и эрудированным собеседником. Некоторая небрежность в одежде, не выходящая, впрочем, за границы избранного им стиля, и неординарное мышление создавали притягательный образ: он походил и на Альберта Эйнштейна, и на пожилого Бертрана Рассела. Реплики Тревора, обычно полностью соответствовавшие принципам технократии и казавшиеся неоспоримыми, как правило, хорошо подходили для коротких сообщений в программах новостей. Он открыл британскую главу в истории Общества Троянцев, занимавшегося изучением космических исследований и идеями строительства гигантских станций-спутников. Член Британского Межпланетного Общества, автор двадцати трёх кнги (последняя, повествующая о первых контактах с внеземными цивилизациями, называлась «Звёздный Дом»), к тому же, наиболее последовательный представитель так называемого «гражданского сектора» среди сторонников активного освоения космоса — вот далеко не полный перечень его достижений. Короче говоря, хотя Хикс и не стал любимцем домохозяек, но всё же мог считаться одним из самых известных научных журналистов мира. Несмотря на двенадцать лет жизни в Соединённых Штатах, он не избавился от британского акцента. Вот так и сложилось, что Хикс был словно создан для радио и телевидения. Конечно же, Шелли воспользовалась необыкновенными качествами Тревора и организовала «налёт» на семнадцать городов — четырехнедельное турне с выступлениями.

Итак, Тревор вихрем носился по стране. Вот и очередная остановка — Сан-Диего. Он не бывал здесь с 1954 года, когда освещал испытательный полёт первого реактивного гидросамолёта-истребителя «Морская Молния» в заливе Сан-Диего. С тех пор город сильно изменился, перестав быть ночлежкой для моряков. Тревор проживал в новом шикарном отеле «Интерконтиненталь» возле причала, и из окон его комнаты на десятом этаже открывалась панорама залива.

В те далёкие дни он, репортёр агентства «Рейтер», все свободное время посвящал рассказам на научные темы. Однако, в начале пятидесятых мир, казалось, погрузился в глубокий беспокойный сон. Лишь некоторые из его эссе привлекли внимание. Наука ассоциировалась с водородной бомбой. Разговоры о политике не требовали особого напряжения ума и приятно возбуждали. Потом Тревор улетел в Москву. Он планировал сделать несколько репортажей о конференции по сельскому хозяйству для будущей книги о русском учёном Лысенко и его возвеличивании сталинской идеологией. Дело происходило в конце сентября.

Конференция растянулась на пять мучительно скучных дней и не принесла ни пищи для работы над книгой, ни материалов, которыми он хоть как-то мог обосновать для «Рейтер» пребывание в советской столице. В последний день конференции пришло сообщение о запуске в космос восьмидесятичетырехфунтового металлического шара — Первого искусственного спутника Земли. Это событие спасло карьеру Тревора Хикса. Спутник выдвинул науку на первый план. Тревор неожиданно нашёл своего конька — космос. Он отказался от книги о Лысенко и без оглядки ринулся вперёд.

В 1965 году Хикс сбросил с плеч долой — трудно подобрать более подходящие слова — жену и с тех пор успел встретиться и расстаться с тремя женщинами. В конце концов он стал убеждённым холостяком, хотя и симпатизировал одной журналистке из «Нэшнл Джиогрефик», с которой познакомился в прошлом году в Пасадене. Та не отвечала ему взаимностью.

Профессиональная журналистская память, хранившая сведения о множестве событий, начинала сдавать. Тревор Хикс старел. Его волосы полностью поседели. Он старался поддерживать форму, но…

Тревор отгородился шторами от залива и сверкающего огнями скопления кораблей и ресторанов в Сипорт Виллидж. Вид из окна напоминал Диснейлэнд.

Переносной компьютер Хикса стоял на отделанном клёном столе. Чёрные знаки заполняли светлый фон развёрнутого экрана, похожего на окантованный лист бумаги для пишущих машинок. Тревор уселся и принялся ковырять мозоль на среднем пальце. Эта мозоль появилась, лениво подумал журналист, в результате тысяч часов, проведённых с карандашом в руке. Теперь на помощь пришёл компьютер, который умещается на коленях. Многие молодые репортёры и не знают, что такое мозоль на среднем пальце.

— Вот так-то, — пробормотал журналист, выключая компьютер и отодвигая стул. — Оставим это.

Он закрыл экран и надел ботинки. Накануне вечером он приметил на верфи старинный пароход и морской музей. Вполне подходящее место для прогулки.

Тихо посвистывая, Хикс запер дверь номера и, уверенно ступая короткими сильными ногами, пошёл по коридору.

— Что, по вашему мнению, мистер Хикс, ожидает человечество в космосе? — спросил ведущий программы — молодой журналист с густой шевелюрой, чуть старше двадцати лет. Микрофон, покачивающийся на пружинном кронштейне, так и норовил ткнуть его в нос, и Хиксу приходилось держать голову в неудобном положении. Он не отваживался поправить микрофон, казавшийся живым. Интервью записывалось на двухкатушечный магнитофон старого образца, установленный за их спинами.

— Разгорается борьба за новые источники ресурсов, — начал Хикс. Жаль: первая фраза прозвучала не слишком романтично. — Космос полон металлов — железа, никеля, даже платины и золота… Летающих гор, которые учёные называют астероидами. Мы могли бы приблизить эти горы к Земле и воспользоваться их богатствами. Некоторые из них целиком состоят из металла.

— Что может склонить молодёжь к выбору профессии, связанной с космосом?

— У них есть альтернатива, — без энтузиазма ответил Хикс, погружаясь в свои мысли. Можно назвать это инстинктом репортёра, но неприятные предчувствия не оставляли его последнее время. — Они могут предпочесть любую земную профессию и вести жизнь, очень мало отличающуюся от жизни их родителей. Или же они могут попытаться расправить крылья и устремиться к самым дальним рубежам нашей общей родины. Нет нужды убеждать молодых людей, готовых отправиться в космос в ближайшие десять или двадцать лет. Они знают, что делают.

— Вам нравится «проповедовать» свои идеи?

— Пожалуй.

Разговор о космосе закончен. Вряд ли радиостанция, специализирующаяся на новостях рок-музыки и сёрфинга, уделит много времени этой теме.

— Любовь к проповедям — не она ли побудила вас написать книгу? Может быть, вами двигала надежда найти более широкую аудиторию?

— Простите?

— Аудиторию, включающую не только любителей научно-популярной литературы. Решили теперь побаловаться научной фантастикой?

— Не просто побаловаться. Я читал научно-фантастические произведения ещё мальчишкой в Сомерсете. Артур Кларк тоже родом из Сомерсета, как вы знаете. Но я хочу ответить на ваш вопрос: нет. Мой роман не для всех. Те, кто любит читать серьёзные книги, оценят и мою, но я должен предупредить. — О, Господи, подумал Хикс, мне не просто холодно, я чертовски замёрз. — Она требует технических знаний и ничего не скажет невеждам. Для них суперобложка превратится в непроницаемую оболочку.

Ведущий вежливо засмеялся.

— Мне понравилась книга, — сказал он. — И, надеюсь, это означает, что я — не из числа невежд.

— Конечно, нет, — согласился Хикс.

— Вы, безусловно, знакомы с сообщениями из Австралии?

— Увы!

— Их передают целый день.

— Возможно, но сейчас всего десять часов утра, а я спал допоздна.

По телу забегали мурашки. Хикс, не отрываясь, смотрел на ведущего программы чуть выпученными глазами.

— А я надеялся, что вы как специалист по космическим загадкам, прокомментируете новость.

— Объясните, в чём дело, и я выскажу своё мнение.

— Известны лишь общие черты. Ясно одно: правительство Австралии не знает, как поступить с инопланетным кораблём, приземлившимся на их территории, и просит дать совет по этому поводу.

— Дождаться следующего визита, — не задумываясь, ответил Тревор Хикс.

— Вот в чём суть известия.

— Похоже на бред сумасшедшего.

Ведущий покраснел.

— Я передаю сообщения, но не сочиняю их.

— Всю свою жизнь я мечтал о возможности сделать репортаж о встрече с космическими пришельцами. Можете считать меня романтиком, но я всегда загорался, если встреча такого рода вдруг казалась вероятной. Я надеялся на чудо, однако каждый раз переживал разочарование.

— Так вы думаете, что эта новость — всего лишь мистификация?

— Ничего не могу сказать.

— Но представьте, что инопланетяне действительно посетили Землю. Присоединились бы вы к тем, кто вышел им навстречу?

— Я пригласил бы их к себе, чтобы они познакомились с моей мамой. С моей матерью.

— Вы бы приняли их у себя дома?

— Обязательно.

Хикс понемногу согревался. Наконец-то он может продемонстрировать своё истинное остроумие и необыкновенный стиль.

— Спасибо, мистер Хикс. — Ведущий отключил микрофон собеседника и заговорил в свой: — Тревор Хикс — учёный и научный обозреватель, недавно выпустивший книгу «Звёздный дом», посвящённую неизменно интригующей теме колонизации космоса и первых контактов с инопланетянами. Далее в «Новостях» вы услышите: борьба с песчаными заносами на тихоокеанском побережье и рождение серого кита в «Морском Мире».

— Могу ли я ознакомиться с репортажами из Австралии? — спросил Хикс, когда ведущий замолчал.

Он перелистал тонкую пачку распечаток новостей, переданных по телефону. Никаких подробностей. Новый Айерз-Рок в центре Большой пустыни Виктории. Геологический анализ. Аномальная структура.

— Удивительно, — сказал он, возвращая бумаги ведущему. — Спасибо.

— К вашим услугам, — ответил журналист, открывая дверь.

Ярко-жёлтое такси ожидало Тревора на стоянке. Хикс уселся на заднее сиденье, все ещё дрожа — то ли от холода, то ли от возбуждения.

— Здесь есть где-нибудь газетный киоск? — спросил он водителя.

— Газетный киоск? Только не в Клермонт-Месе.

— Мне необходима газета. Хорошая. Утренний выпуск.

— Я знаю одно место на Адамс Авеню. Там продают «Нью-Йорк Таймс», но вы сможете купить только вчерашний номер.

Хикс заморгал и покачал головой. Всё-таки ему не достаёт инстинктивного влечения к технике.

— В отель «Интерконтиненталь», — сказал он.

Большая часть его сознания продолжала обитать во времени, миновавшем двадцать лет назад. На столе в номере стояло устройство, способное дать учёному все необходимые данные — компьютер. При помощи встроенного модема можно за полчаса подсоединиться к крупнейшим агентствам новостей. Надо также попробовать вклиниться в информационную сеть, обслуживающую космические центры, и выяснить подробности, о которых пресса не решилась упомянуть. И кроме того, всегда в его распоряжении таинственный «Регулюс», которым Хикс ещё ни разу не пользовался, но он давно знал номер и код от своего друга Криса Райли из Калифорнийского университета.

«Регулюс», уверял Райли, в курсе самых скандальных событий, касающихся космоса и технологий.

К чёрту новую книгу! Хикс не испытывал подобного энтузиазма с 1969 года, когда он работал на «Нью Сайентист» и освещал полёт на Луну.

Артур лежал на кровати, положив руки под голову. Франсин облокотилась на подушки рядом с ним. Она и Мартин вернулись накануне и обнаружили главу семьи в молчаливой задумчивости. Записная книжка с предварительным планом работ лежала раскрытой, но он так и не приступил к её изучению.

Артур пытался представить себе жизнь без Харри. Мрачная перспектива, даже если грандиозные события хотя бы отчасти смягчат тоску по другу.

Распущенные чёрные волосы Франсин упали ей на плечи. Каждые пять минут миссис Гордон внимательно посматривала на мужа, однако не решалась нарушить молчание. Артур чувствовал на себе взгляды жены, но не подавал виду, хотя почти хотел, чтобы она начала расспросы.

С тех пор как Артур повзрослел, он точно знал: случись что — и Харри окажется рядом. Харри всегда готов прийти поболтать, ответить на письмо или телефонный звонок, приехать в гости, если они оба не заняты. Они вместе набирались ума-разума и даже иногда (как это ни странно) вместе ходили на свидания. Когда Артур показал Файнману Франсин, тот искренне одобрил выбор младшего друга. «Я женюсь на ней, если ты этого не сделаешь», — предупредил Харри наполовину всерьёз. В течение десяти лет Артур и Франсин знакомили своего товарища с особами женского пола, но Харри, как правило, увиливал от дальнейших встреч с этими обычно здравомыслящими, вполне приятными дамами. Роман с Итакой и женитьба на ней в Нью-Йорке в 1984 году удивили всех. Их брак, вопреки предсказаниям, оказался удачным. Молодая дама из высшего общества, дочь банкира, и учёный — не очень-то обнадёживающее начало семейной жизни. Но всё же Итака освоила азы науки, которой занимался её муж. Взамен она терпеливо и настойчиво преподавала Харри навыки поведения в высшем обществе.

Супруги подчёркивали свою независимость, но Артур вскоре понял, что Файнман не может обойтись без Итаки. А как будет чувствовать себя Итака, оставшись без Харри?

Артур ещё ничего не рассказал Франсин. Печальная новость касалась только Харри, и чтобы поделиться ею с кем-нибудь, Гордону требовалось разрешение друга. Однако Артур понимал, как глупы его сомнения, и понемногу поддавался желанию довериться жене.

Завтра утром ему предстоит отправиться в Ванденберг и своими глазами увидеть «улику», подтверждающую невероятный факт. Это величайшее событие в его жизни, и, тем не менее, он едва сдерживал слёзы.

Возможно, уже в нынешнем году он потеряет друга!

— Проклятье, — прошептал Артур.

— Ну, хватит, — проговорила Франсин, отложив книгу, и повернулась, чтобы положить голову мужу на плечо. Артур закрыл блокнот и погладил жену по лбу. Она продела палец в поседевшие завитки волос на его груди.

— Ты, в конце концов, скажешь хоть слово? Или опять — совершенно секретное поручение?

— Дело не в работе, — ответил Артур.

Он едва сдерживался, чтобы не сообщить ей о своём задании. Наверное, через несколько недель это будет возможно. Новости быстро распространяются; он подозревал, что в скором времени факт находки в Долине Смерти перестанет быть тайной. Все слишком возбуждены.

— А в чём тогда?

— В Харри.

— И что же Харри?

На глазах Артура выступили слёзы.

— Что стряслось с Харри? — спросила Франсин.

— У него рак. Лейкемия. Он работает вместе со мной… над одной проблемой, но, может статься, так и не узнает, в чём её суть.

— Матерь Божья! — промолвила Франсин и положила ладонь на грудь Артура. — Он лечится?

— Да. Но не верит, что от этого будет толк.

— Ещё бы пять лет… Говорят, что через пять лет мы избавимся от этой болезни-убийцы.

— У него нет пяти лет. Возможно, у него нет и года.

Франсин придвинулась к мужу, и они некоторое время лежали молча.

— Что ты чувствуешь?

— По поводу Харри? Я чувствую, как будто… — Он нахмурился и на мгновение задумался. — Не знаю.

— Как будто тебя предали, да? — мягко спросила жена.

— Нет. Мы не зависели друг от друга. Харри ничем мне не обязан, а я ему — только дружбой и…

— Присутствием…

— Да. А теперь он собирается покинуть меня.

— Но ты не можешь знать.

— Он знает. Хорошо бы тебе повидать его.

— Он плохо выглядит?

— Нет, в настоящий момент очень хорошо. — Артур попытался представить себе человеческое тело, превратившееся в поле боя: рак, беспрепятственно расползающийся по кровеносным сосудам от пальцев ног до макушки; биологическое сумасбродство, самоубийство, предопределённое генетическим кодом и совершаемое с помощью безмозглых безжизненных сгустков протеина и нуклеиновой кислоты. Неожиданно в Артуре поднялась ненависть к этим мельтешащим микроскопическим частичкам. Почему Господь не снабдил человека вечным двигателем — так, чтобы тот мог преодолевать жизненные невзгоды, не опасаясь, по крайней мере, за своё тело?

— Чем вы занимались? — спросила Франсин.

— У нас было целых два дня. Мы увидимся завтра — и больше я ничего не могу сказать.

— Ты уезжаешь на неделю? На две?

— Я позвоню, если задержусь.

— Звучит так, словно речь идёт о великом событии.

— Я признаюсь тебе в одном, — сказал он, обуреваемый жаждой открыть жене все, сообщить невероятное известие человеку, которого он любит больше всех на свете. (Или он любит Франсин меньше, чем Харри Файнмана? Две разных любви. Два разных пристанища).

— Смотри, держи рот на замке, — с улыбкой предупредила жена.

— На замке или просто на задвижке — всё равно не проболтаюсь. Знаешь, если бы не Харри, я бы считал себя самым счастливым человеком на свете.

— Боже! — воскликнула Франсин. — Должно быть, случилось что-то грандиозное.

Он вытер глаза уголком фланелевой простыни.

— Это так.

Эдвард Шоу, помешивая ложкой кофе, смотрел на опечатанную дверь своей палаты — туда, где на уровне головы находилось окно. Минувшей ночью он крепко спал. Кругом было тихо, как в пустыне. Чистые белые стены и мебель наподобие гостиничной придавали жилищу уют. Эдвард мог читать книги и смотреть любую передачу — двести каналов, как сообщил наблюдатель, показывая на телевизор, стоящий в углу палаты.

По внутренней связи он мог переговариваться с Реслоу, Минелли или со Стеллой Морган — черноволосой женщиной, разрешившей им воспользоваться телефоном магазина в Шошоне семь дней назад. В других палатах, по словам Минелли, находились четверо военных, которые приехали по звонку и увидели находку геологов. Все они оказались под долгосрочным наблюдением врачей. Вполне возможно, что придётся провести в кутузке год или больше, в зависимости от… От чего — Эдвард и сам не знал. Следовало предвидеть, что таинственное существо принесёт им массу неприятностей. Угроза болезни внеземного происхождения казалась тем более реальной, что некоторые результаты тщательных двухдневных медицинских исследований насторожили врачей. Теперь время протекало в утомительном бездействии. По всей видимости, никто не мог точно определить их статус и методы лечения. Никто не знал, о чём говорить с ними. Никто так и не ответил на вопрос, чрезвычайно волновавший Эдварда: что произошло с существом, обнаруженным в Долине Смерти?

Четыре дня назад, когда люди в белых герметичных костюмах провожали их в палаты, Стелла Морган повернулась к Эдварду и заговорщически спросила:

— Ты знаешь азбуку Морзе? Мы могли бы перестукиваться. Нам предстоит долго проторчать здесь.

— Не знаю, — ответил Эдвард.

— Ничего страшного, — успокоил его из-под маски один из сопровождающих. — У вас будет связь друг с другом.

— Я могу вызвать адвоката? — поинтересовалась Стелла.

Ответа не последовало. Плечи, защищённые непроницаемой тканью, поднялись и опустились.

— Мы — отверженные, — заключила она.

В девять часов принесли несколько вкусных лёгких блюд — завтрак. Эдвард съел все, следуя совету дежурного офицера, привлекательной, коротко подстриженной женщины в тёмно-синей форме.

— В пищу, наверняка, подмешано какое-нибудь лекарство, — предположил он. Он уже не раз задавал этот вопрос, становяс занудой и сам же страдал от этого.

— Пожалуйста, не превращайтесь в параноика, — ответила женщина.

— Скажите, вы действительно понимаете, что делаете? И знаете, что нас ожидает?

Она загадочно улыбнулась, оглянулась по сторонам, потом отрицательно покачала головой.

— Опасность никому из вас не угрожает.

— А что если у меня на руке вырастет гриб?

— Я видела такое однажды, — заметила дежурная. — Астронавт превращается в пузырь. Как назывался этот фильм?

— »Надувное нечто».

— По-моему, «Надуманное нечто».

— Вот-вот. То ли «надувное», то ли «надуманное». Чёрт побери, что вы предпримете, если мы и вправду заболеем?

— Будем лечить. Для этого вы и находитесь здесь, — убеждённо заявила она.

Раздался сигнал вызова, и Эдвард нажал на маленькую красную кнопку под мигающей лампочкой на панели. Из восьми лампочек и восьми кнопок, расположенных там, действовали только три пары.

— Слушаю.

— Говорит Минелли. Ко всему прочему, здесь ужасно кормят. Тебе нет прощения: зачем ты только обратился к военным?

— Я думал, они знают, что делать.

— Знают ли?

— Похоже на то.

— Они не собираются, случайно, отослать нас на шаттле в космос?

— Сомневаюсь.

— Жаль, что я не знаток медицины, или биологии, или чего-нибудь в этом роде. Тогда я бы смог хотя бы догадаться, что у них на уме.

— Возможно, они изолировали весь Шошоне, — предположил Эдвард. — Возможно, перекрыли дороги в город и оцепили гору.

— Или обнесли забором Калифорнию, — отозвался Минелли. — Да им и этого мало — огородили все западное побережье. Возводят стену поперёк равнины, чтобы не допустить вывоз фруктов и овощей.

При помощи селектора они могли разговаривать все вместе или беседовать вдвоём. Таким же образом они общались с наблюдателями и дежурными офицерами. Реслоу присоединился к разговору.

— Здесь находимся только мы да четыре военных разведчика. На свободе осталась продавщица, как её там…

— Эстер, — напомнил Эдвард. — Ещё парнишка со станции обслуживания.

— То есть, они задержали лишь тех, кто дотрагивался до этой штуковины или приближался к ней настолько, чтобы вдохнуть её микробы.

Теперь в разговор вступила Стелла:

— Итак, что же нам делать?

Мужчины не ответили.

— Держу пари, моя мать в бешенстве.

Никому пока не разрешалось пользоваться внешним телефоном.

— Это вы, хозяйка магазина? — спросил Эдвард. — Я хотел поблагодарить вас…

— За то, что я позволила вам позвонить? Действительно, мило с моей стороны, не так ли? Моя семья владеет магазином, кафе, стоянкой грузовиков, распределительной станцией пропана, пивными автоматами. Огласки не избежать. Надеюсь, мама в порядке. Боже, надеюсь, она на свободе. Скорей всего, она уже связалась с нашим адвокатом. Я похожа на избалованного богатого ребёнка, верно? «Вот придёт моя мамочка, и вам попадёт». — Она засмеялась.

— У кого-нибудь ещё есть влиятельные знакомые или родные? — спросил Эдвард.

— Нашего возвращения ожидают только через две недели, — ответил Реслоу. — Никто из нас не женат… А ты, Стелла… замужем?

— Нет.

— Ну вот, — заключил Минелли, — ты единственная наша надежда, Стелла.

— Не будьте пессимистом, — прервал его наблюдатель, старший лейтенант лет двадцати пяти.

— Нас подслушивают? — закричал Эдвард, слишком возмущённый, чтобы сдержаться.

— Естественно, — согласился наблюдатель, — я слушаю. Все ваши действия записываются на магнитофон и видео.

— И вы что, проверили наши личные дела? — спросила Стелла.

— Уверен, что служба безопасности сделала это.

— Чёрт возьми! — взорвалась она. — Не рассчитывайте на меня, мальчики. Студенткой я числилась в радикалах.

Эдвард подавил злость и негодование и выдавил улыбку.

— В радикалах? Так же, как и я. А ты, Минелли?

— К чёрту! Нет. В первый раз я голосовал за Хемптона.

— Предатель! — прокомментировал Реслоу.

— О мёртвых плохо не говорят, — напомнил Эдвард. — Он много сделал для науки. Например, поддерживал космические программы.

— И срезал расходы на внутреннее развитие, — добавила Морган. — Но Крокерман не лучше.

— Может, попытаться встретиться с президентом? — предложил Минелли. — По телевизору.

— Мы останемся здесь до конца жизни, — провозгласил Реслоу так торжественно, словно вручал премию Винсента. Слова геолога прозвучали и серьёзно, и нарочито мелодраматично.

— Кто из нас самый старший? — поинтересовался Эдвард, сознательно заявляя права на лидерство, чтобы отвлечь друзей от размышлений о будущем. — Мне тридцать три года.

— А мне тридцать, — сказал Минелли.

— Двадцать девять, — объявил Реслоу.

— В таком случае, я старше всех, — заметила Стелла.

— А сколько тебе лет? — спросил Эдвард.

— Не твоё дело.

— Они-то знают, — предположил Реслоу. — Спросим у них.

— Не сметь! — со смехом предупредила Морган.

Слава Богу, подумал Эдвард, мы в хорошем настроении, настолько хорошем, насколько это возможно. Нас не подвергают мучениям, если не считать нескольких уколов. Нет смысла стараться узнать друг о друге побольше. У нас хватит времени для этого.

— Эй, — взвизгнул Минелли, — кто-нибудь! Моё лицо… Моё лицо… На нём что-то растёт.

Сердце Эдварда учащённо забилось. Никто не проронил ни слова.

— Слава Богу! — продолжил Минелли через несколько мгновений, очевидно добиваясь как можно большего эффекта. — Да это борода. Эй, подать сюда электробритву!

— Мистер Минелли, — едва выговорил наблюдатель, — не шутите так больше, пожалуйста.

— Мы забыли предупредить вас, — извинился Реслоу.

— Я выступаю здесь в роли записного дурака, — объяснил Минелли. — Это на случай, если вы собираетесь надолго задержать меня.

ААП/НБС Уорлднет, Вумера, Южная Австралия, 7 октября 1996 года (6 октября, США).

Несмотря на решение премьер-министра Стенли Миллера «предать гласности» факты, связанные с появлением в Южной Австралии космических пришельцев, учёные, работающие на месте происшествия, скрывают значительную часть информации. Известно следующее: объект, обнаруженный искателями опала в Большой пустыне Виктории, расположен меньше, чем в восьмидесяти милях от Айерз-Рок, то есть, непосредственно на границе штата Южная Австралия. Точнее — в двухстах десяти милях к югу от Алис-Спрингс. По внешнему виду объект напоминает три высочайшие гранитные образования района — Айерз-Рок и обе Олги, хотя он заметно меньше этих хорошо изученных скалистых гор. По указанию Министерства обороны местность вокруг новообразования обнесена тремя рядами колючей проволоки. В исследованиях участвуют представители Министерства науки и Австралийской Академии Наук. По сведениям, предложено содействие Австралийского научно-исследовательского космического центра в Вумере. Средства слежения, находящиеся в ведении НАСА на островах Эллис, также предоставлены в распоряжение австралийских учёных. Очевидно, что в решении проблемы участвуют учёные и военные специалисты других стран.

Тёмно-серый автобус «Мерседес» подвёз Артура Гордона и Харри Файнмана от пассажирского реактивного самолёта, принадлежащего военно-воздушным силам, к усиленно охраняемым воротам Центра космических исследований в Ванденберге. Глядя в окно, Артур заметил в миле от здания верхушку шаттла, выступающую над железобетонной оградой,спаренные буро-оранжевые топливные баки и белые ракетоносители, парящие над массивным стальным порталом.

— Я не думал, что у вас есть возможность хранить такие вещи, — начал Артур разговор с офицером, сидящим рядом — полковником Мортоном Холлом.

Холл был одних лет с Артуром, чуть ниже и плотнее его. С аккуратными тонкими усиками, в голубой форме, он выглядел подтянутым и элегантным. За внешней учтивостью угадывалась способность настоять на своём.

— Честно говоря, её нет, — ответил Холл.

Харри, устроившийся впереди Артура, рядом с темноволосым лейтенантом Сенборном, оглянулся и внимательно посмотрел на спутников: бок о бок с каждым учёным непременно сидел военный.

— В таком случае, почему вся и все, связанное с этим делом, находится у вас?

— Потому что мы оказались поблизости и потому что мы всегда можем найти выход из положения. У нас работают системы изолированного хранения.

— И как же вы их используете в обычных ситуациях? — поинтересовался Харри. Его взгляд одновременно выражал издёвку и раздражение.

— Я не вправе обсуждать это здесь, — парировал с улыбкой Холл.

— Я так и думал, — сказал Харри Артуру. — Да, правильно.

Он кивнул и снова повернулся к ним спиной.

— Что вы думали, мистер Файнман? — спросил Холл, натянуто улыбаясь.

— Мы перенесли испытания биологического оружия в космос, — жёстко выговорил Харри. — Автоматические модули, управляемые с Земли… Стоит вернуть их — и потребуется хранение за семью печатями. Сукины дети. — Холл помрачнел, однако, к его чести, не перестал улыбаться. Он попался в свои собственные сети. — Понимаю, — протянул он.

— Мы наделены высокими полномочиями и действуем с санкции президента, — напомнил Артур. — Я сомневаюсь, что вы можете отказать нам в необходимой информации.

— Надеюсь, вы понимаете наше положение, мистер Гордон и мистер Файнман, — ответил Холл. — Вся эта история свалилась на нас неделю назад. Мы не успели пересмотреть процедуру проведения секретных мероприятий и не определили, кто может быть ознакомлен с происшедшим и в каких границах.

— Думаю, вам надлежит заняться решением этих вопросов в первую очередь.

— Мы до сих пор не знаем, с чем, собственно, имеем дело, — признался Холл. — Надеемся на вашу помощь.

Артур слегка улыбнулся.

— Ага, вот и на нашей улице праздник, — сказал он. — Туше, полковник!

— Я предпочёл бы, чтобы все вообще произошло на вашей улице, — в сердцах бросил Холл. — Для нас наступило кошмарное время. Мы задержали четырёх гражданских и четырёх военных. И у нас нет ни ордеров на арест, ни каких-либо других официальных бумаг. Вы понимаете, о чём речь? Мы рискуем подорвать основы национальной безопасности.

— А как насчёт инопланетного существа? — спросил Харри, снова поворачиваясь на сто восемьдесят градусов.

— Он… оно — наша основная головная боль. Вам лучше сначала встретиться с ним, а уж потом — с людьми, обнаружившими его.

— Оно… — задумчиво протянул Артур. — Надо бы найти более подходящее имя. И поскорее, пока «оно» пребывает в безвестности.

— Мы называем его «Гость», с заглавной «Г». Не стоит лишний раз напоминать, что мы хотели бы избежать огласки.

— Не похоже, что это удастся после сообщений из Австралии, — заметил Харри.

Холл кивнул и посмотрел на учёных.

— Нам не известно, нашли ли они то же самое, что и мы.

— По крайней мере, русские, наверняка, в курсе нашей находки, — предположил Харри.

— Не будь циничным, — остановил его Артур.

— Прошу прощения. — Харри по-мальчишески улыбнулся соседу, лейтенанту Сенборну, и Артуру. — Разве я ошибаюсь?

— Надеюсь, что да, сэр, — сказал Сенборн.

В полутора милях от взлётной полосы, предназначенной для запуска шаттла, располагалась площадка с железобетонным покрытием, на ней — железобетонное же здание без окон, раскинувшееся на два акра. Наклонные стены строения тремя этажами поднимались над окружающей местностью, закованной в асфальт и железобетон.

— Похоже на бункер, — заметил Харри, когда автобус подъехал к пандусу, ведущему на подземный этаж. — На случай ядерной атаки?

— В действительности, мы не очень заботимся о защите комплекса, — ответил лейтенант Сенборн. — Ведь пусковые площадки и взлётные полосы не защитишь от атомного взрыва.

— Перед нами экспериментальная лаборатория-хранилище. Сокращённо ЭЛХ, — объяснил полковник Холл. — Здесь содержатся изучаемый экземпляр и люди, его обнаружившие.

Автобус въехал в просторный подземный гараж и остановился у платформы, оснащённой резиновым амортизатором. Передняя дверь автобуса отворилась, издав тихий шипящий звук. Артур и Харри последовали за провожатыми вдоль платформы к длинному светло-зелёному коридору с голубыми непрозрачными дверьми. Вдоль него возле каждой двери виднелась табличка в стальной рамке с загадочными словосочетаниями и цифрами. Кое-где гудели кондиционеры. Судя по запаху, здесь пользовались новой электронной аппаратурой и антисептиками.

Коридор заканчивался приёмной. Две продолговатые коричневые кушетки, покрытые виниловой клеёнкой, и несколько пластиковых стульев стояли вокруг стола, заваленного журналами. Пестрели красочными обложками научно-популярные издания, «Тайм», «Ньюсуик» и один номер «Нэшнл Джиогрефик». На столе перед молодым, встревоженным на вид майором стояли компьютер и ящичек с пропусками. Майор проверил документы всех четырёх посетителей и набрал код широкой двойной двери, находящейся у него за спиной. Дверь открылась со звуком, похожим на свист сдувающегося воздушного шара.

— Главное хранилище, — объяснил Холл.

— Где «оно»? — спросил Харри.

— Примерно в сорока футах отсюда.

— А люди?

— Там же, только напротив.

Они вошли в полукруглую комнату, также заставленную пластиковыми стульями. На закруглённой стене виднелись окна с опущенными жалюзи, под одним из них — мойка. Харри подошёл к лабораторному столику и провёл по нему пальцем, словно учитель, желающий убедиться, что там нет пыли. Губы Артура скривились в усмешке. Харри улыбнулся в ответ и вопросительно поднял брови.

— Итак?

— Гость — за средней дверью, — сказал Холл. Он подошёл к микрофону внутренней связи, встроенному слева от среднего окошка. — Представители президента уже здесь. Полковник Пхань готов?

— Да, — послышался тонкий, почти женский, голос.

— Тогда начнём.

Жалюзи задребезжали и поднялись. Перед глазами собравшихся предстали окна, занавешенные чёрной тканью.

— Не думайте, что мы используем зеркальные стекла или что-нибудь в этом роде, — поспешил оправдаться Холл. — Мы не намерены прятаться от Гостя.

— Интересно, — заметил Харри.

— Гость попросил создать для него определённые условия, и мы постарались пойти ему навстречу, — сказал лейтенант Сенборн. — Лучше всего он чувствует себя в полумраке при температуре пятнадцать градусов по Цельсию. Очевидно, ему подходит сухая атмосфера, сходная по составу с воздухом. Мы считаем, что он покинул место своего постоянного пребывания в шесть часов утра двадцать девятого сентября, чтобы исследовать… На самом деле, мы не знаем, что заставило его выйти наружу. Так или иначе, но Гость испытал воздействие дневного света и, судя по всему, смертельно страдал от ослепительного солнечного блеска и зноя, пока его не обнаружили в девять тридцать.

— Непонятно, — бросил Харри. — Как покинуть… своё убежище, не приняв мер предосторожности? Почему бы не позаботиться обо всём заранее и тщательно спланировать выход наружу?

— Это нам неизвестно, — сказал полковник Холл. — Мы не задавали Гостю вопросов, чтобы чрезмерно не переутомить его. Мы только обеспечиваем его всем, что он просит.

— Он говорит по-английски? — спросил Артур.

— Да, и причём вполне сносно.

Артур недоверчиво покачал головой.

— А вы не обращались к Дункану Льюнану?

— Мы вызывали только тех, кого требовалось немедленно поставить в известность. Кто такой Дункан Льюнан?

— Астроном из Шотландии, — объяснил Артур. — Двадцать три года назад он взбаламутил научный мир, заявив, что у него есть сведения об инопланетном автоматическом корабле, вращающемся вокруг Земли. По предположению астрономов, корабль прилетел с Эпсилона Бутис. В качестве доказательства Льюнан приводил описания аномальных возвратных радиосигналов, отражённых, скорее всего, от какого-то предмета в космосе. Подобно многим великим первопроходцам, он разочаровался в своём открытии и отрёкся от него.

— Нет, сэр, — сказал Холл, вновь загадочно улыбаясь. — Мы не беседовали с мистером Льюнаном.

— Жаль. Я могу назвать имена сотен учёных, которым следовало бы присутствовать здесь.

— Возможно, когда-нибудь к нам присоединятся другие специалисты, — согласился Холл. — Только не сейчас.

— Не спорю. И что же дальше? — Артур показал на тёмное окно.

— С помощью полковника Пханя мы сможем через несколько минут посмотреть на пришельца из космоса.

— Кто это — полковник Пхань?

— Специалист по космической медицине из Колорадо-Спрингс, — объяснил полковник. — За короткое время, отпущенное нам, мы не могли найти более квалифицированного учёного, хотя сомневаюсь, что сделали бы лучший выбор даже после года поисков.

— Но вы не спросили нас, — заметил Харри.

Артур тихонько толкнул его локтем. Свет погас.

— Надеюсь, они записывают на видеоплёнку всё, что имеет отношение к Гостю, — многозначительно прошептал Харри Артуру, пока они придвигали стулья к окну.

— Цифровой самописец и три высокочувствительные камеры работают круглосуточно, — проинформировал лейтенант Сенборн.

— Правильно, — одобрил Харри.

Харри заметно нервничал. Артур же ощущал некоторую отстраненность от происходящего и, вместе с тем, сильное волнение. До него с трудом доходило, что на вопрос, веками занимавший человечество, наконец-то получен утвердительный ответ и что им предстоит стать свидетелями конца старой, полной неразгаданных тайн эпохи.

Чёрные занавески раздвинулись. За стеклом, вставленным в раму из нержавеющей стали, учёные увидели тускло освещённую, почти пустую квадратную комнату с бледно-зелёными стенами. В центре комнаты стоял небольшой стол, с которого свисали одеяла. В дальнем углу — пластмассовая ёмкость с чистой водой. Справа от окна в углу стоял открытый прозрачный сосуд цилиндрической формы высотой в метр. Все это первым делом бросилось Артуру в глаза, и только затем он обратил внимание на то, что скрывалось под одеялами.

Гость пошевелился и медленно сел, подняв при этом переднюю конечность. Эта конечность, очевидно служила рукой: она заканчивалась тремя пальцами, каждый из которых разделялся в области среднего сустава на два отростка. Одеяла слетели с клинообразной головы Гостя. Длинный «клюв» повернулся в сторону людей, а золотисто-коричневые глаза то появлялись, то исчезали на «лице». Артур, ощущая сухость во рту, постарался оглядеть существо снизу доверху. Но в первый момент именно глаза интересовали его больше всего: то ли они скрываются под веками, то ли, в самом деле, выплывают на поверхность бледной серо-зелёной плоти.

— Мы можем говорить с ним? — спросил Харри, обернувшись к Холлу.

— С комнатой налажена двусторонняя связь.

Харри занял место рядом с окном.

— Привет. Вы нас слышите?

— Да, — сказал Гость.

Он говорил тихо, с присвистом, но довольно отчётливо. Пришелец спустился на пол и неуверенно встал у столика.

Суставы его ног — если их можно так назвать — были вывернуты, но не так, как на задних лапах собаки или лошади: у тех «колено» является аналогом человеческого запястья. Нижняя часть конечностей Гостя разделялась на три утолщения, каждое из которых к концу переходило в два плоских пальца. Сочленения — странной, необычной формы. Своим полутораметровым ростом Гость был явно обязан длинным ногам, так как высота самого туловища, покрытого чем-то напоминающим кожу носорога, не превышала полуметра. «Макушка» вытянутой головы, выдвинутой вперёд и держащейся на толстой короткой шее, опускалась на несколько сантиметров ниже того места, где начинались ноги. С каждой стороны туловища — по руке. Пришелец стоял, сложив верхние конечности так, как богомол складывает на груди лапки.

Харри нахмурился и покачал головой, на мгновение лишившись дара речи. Он отрицательно помахал рукой перед сомкнутыми губами, посмотрел на Артура и кашлянул.

— Мы не знаем, с чего начать разговор, — наконец нашёлся Артур. — Мы очень давно ждём гостей из космоса.

— Да. — Пришелец склонил и поднял голову. Его ярко блестящие влажные глаза цвета хереса широко раскрылись. — Мне бы хотелось обратиться к вам с более приятными словами по случаю встречи.

— А что… гм, что именно вы хотите сказать? — спросил Харри.

— Вы родственники? — в свою очередь спросил Гость.

— Родственники?

— Я неправильно выразился?

— Мы не члены одной семьи — не единоутробные братья, не отец и сын и… словом, не в родстве.

— Вы связаны социальными узами?

— Этот человек — мой начальник, — сказал Харри, указывая на Артура. — Он стоит выше меня по службе. Кроме того, мы друзья.

— Может, вы те же самые индивидуумы, что стоят у вас за спиной, но только в ином обличии?

— Нет.

— Значит, вы не способны изменять свою наружность?

— Нет.

— В таком случае… — Гость издал отчётливый свистящий звук, а на спине его между лопатками проступил гребень. Возле его глаз Артур не заметил ни рта, ни носа и предположил, что, обращённые к груди, они находятся на голове возле шеи — в части, соответствующей (если вообще возможно говорить о соответствиях) длинному «подбородку». — Я сообщу вам плохую новость. Вы занимаете высокое положение в вашей группе, в вашем обществе?

— Не самое… но да, безусловно, достаточно высокое, — сказал Харри.

— Весть, с которой я прибыл, опечалит вас. Она означает, что вам грозит беда. Я впервые заговорил об этом.

Снова раздался свистящий звук. Голова поднялась, и Артур обратил внимание на щели в её нижней части.

— Если у вас есть возможность оставить планету — не медлите. Вашу Солнечную систему поразила болезнь. У вас не так-то много времени.

Харри придвинул стул поближе к окну. Гость, ковыляя боком, приблизился к толстому стеклу. Потом пришелец уселся на пол так, чтобы в окне виднелись его руки и голова. Три глаза, не отрываясь, смотрели на Харри, словно Гость стремился к откровенным доверительным отношениям или хотел выразить сочувствие…

— Наш мир обречён? — спросил Харри, многозначительно и, вместе с тем, естественно выделив последнее слово. Вопрос прозвучал без какой-либо мелодраматичности.

— Если я достаточно осведомлён о ваших технических возможностях, то — да. Вот в чём заключается моя плохая новость.

— Нерадостное известие, — сказал Файнман. — Чем вызвана болезнь? Вы состоите в армии завоевателей?

— Завоевателей?.. Не уверен. Армия?

— Организованная группа солдат, воинов, разрушителей или оккупантов. Захватчики.

На минуту Гость застыл в молчании. Его можно было принять за статую, если бы не почти незаметное подрагивание гребня.

— Я — паразит. Случайный пассажир.

— Поясните, пожалуйста.

— Я — вошь. Не солдат и не строитель. Мой мир мёртв. Его сожрали. Я прибыл сюда во чреве машины, поражённой машиной, пожирающей миры.

— Вы прилетели на космическом корабле?

— Не на своём. Не на нашем.

Гость сделал на последнем слове выразительное ударение.

— На чьём же тогда?

— Его предшественники созданы народом, обитающим далеко. Корабль самоуправляется. Он ест и воспроизводит.

От охватившего его чувства смятения, страха и необъяснимого гнева Артура пронизала дрожь.

— Я не понимаю, — сказал он, опережая новый вопрос Харри.

— Корабль — движущееся средство, которое разрушает звезды и, тем самым обеспечивает строителям беспрепятственный доступ в опустошённые миры. Он собирает информацию, обрабатывает её, а потом пожирает звезду или планету и воспроизводит потомство. Это понятно?

— Да, но как вы очутились здесь?

— Ш-ш-ш… — произнёс Харри, предостерегающе подняв руку. — Он только что объяснил. ОН путешествует зайцем. Это вошь.

— Это не вы поместили гору, корабль — или что бы то ни было — в пустыне? Так этот, гм, транспорт — не ваш? — спросил полковник Холл.

Очевидно, все сказанное Гостем явилось для военных такой же неожиданностью, как и для учёных. Молодой лейтенант Сенборн выглядел потрясённым.

— Не наш, — признал Гость. — Кораблю не нужно защищаться от нас. Мы не можем нанести ему вред. Мы жертвуем собой. — Он снова просвистел. — Мы выжили только для того, чтобы предупреждать других о скорой катастрофе, подобной той, что пережил наш мир.

— А где же пилоты, солдаты? — спросил Харри.

— Жизнь машины не похожа на вашу, — ответил Гость.

— Это робот? Автомат?

— Машина.

Харри отодвинулся назад вместе со стулом и потёр лицо обеими руками. Гость, казалось, внимательно наблюдал за ним, но не переменил позу.

— Для машин такого рода есть несколько названий, — сказал Артур, обращаясь к полковнику Холлу. — Например, устройство фон Неймана — самовоспроизводящееся, не требующее управления извне. Фрэнк Дринкуотер полагает, что отсутствие таких машин доказывает: во Вселенной нет разумной жизни, кроме нашей.

— Он льёт воду на мельницу дьявола, — отрезал Харри, не прекращая тереть переносицу. — Разве истинный учёный станет утверждать, что человеческий интеллект уникален?

Полковник Холл с болезненным выражением посмотрел на Гостя.

— Он говорит, что мы должны готовиться к войне?

— Он говорит… — сердито начал Харри, но тут же совладал с собой. — Он говорит, что у нас не больше шансов уцелеть, чем у глыбы льда в адском пламени. Арт, ты читал больше научно-фантастических историй, чем я. Как звали того парня, который…

— Сейберхейген. Фред Сейберхейген. Он называл их «Неистовыми».

— Вы больше не обращаетесь ко мне, — заметил Гость. — Вы поняли суть моей информации?

— Думаю, да, — задумчиво проговорил Артур.

Они так и не задали вопросов, которые первым делом приходили на ум. Вероятно, они боялись услышать ответы. Он оценил, что Гость не продолжает беседу.

— Сколько времени нам осталось?

— Не знаю. Скорее всего, меньше одной орбиты.

Харри содрогнулся. У полковника Холла перехватило дыхание.

— Как давно ваш… приземлился корабль? — продолжал Артур.

Гость издал тихий свистящий звук и отвернулся.

— Не знаю. Не имею понятия.

Артур, не раздумывая, задал следующий вопрос:

— Не останавливался ли корабль на одной из планет нашей солнечной системы? Это он разрушил спутник?

— Не знаю.

В комнате появился низкорослый, крепко сбитый, широкоскулый азиат — коротко подстриженный, с оспинами на лице. Артур сложил руки на коленях и уставился на него.

— Прошу прощения, джентльмены, — сказал вошедший.

Сенборн прочистил горло.

— Это полковник Туан Ан Пхань.

Пхань приветствовал учёных сдержанным кивком головы.

— Мне только что сообщили, что в Австралии опубликованы новые снимки с видеозаписей. Полагаю, это должно нас заинтересовать. Тамошние гости существенно отличаются от нашего.

«Инфонет Политикал Ньюс Форум», 6 октября 1996 года. Комментирует Фрэнк Топ:

«Как показывают результаты опроса общественного мнения, проведённого „Уорли Ньюс“, рейтинг президента Крокермена постоянно колеблется от 60 до 65 процентов. Такое положение созраняется с июня и, по всей видимости, продлится до дня выборов. Политические гадалки в Вашингтоне сомневаются, что на пути президента к победе возникнут препятствия. Помехой, конечно, не станут ни стобиллионный дисбаланс в торговле между странами Тихоокеанского бассейна и дядюшкой Сэмом… ни загадочное происшествие в Автралии. Что касается меня, то я даже не ношу значков с портретом президента. Насожидаютскучныевыборы».

Quarens me, sedisti lassus

В помятой одежде, с блуждающим взором Хикс сидел в своём номере на стуле с прямой спинкой и просматривал файлы с собственноручной пометкой «УРА». В них содержались выжимки из информации, собранной в научных бюллетенях, которые он получил при помощи электронной почты. Вся операция обошлась в триста долларов, но это не волновало его. Он по-прежнему был возбуждён.

Австралийская находка не оказалась журналистской уткой. На самом деле, в Большой пустыне Виктории был обнаружен массивный предмет, напоминающий огромную глыбу красного гранита. Австралийское правительство хранило этот факт в секрете до тех пор, пока не произошла утечка информации из административных, военных и научных учреждений. В любой момент пресса грозила выйти из-под контроля. Эти события и, более того, связанные с ними пересуды и слухи снова и снова повторялись в сообщениях, собранных Хиксом через информационные сети. Ничего другого и нельзя ожидать, если правительство скрывает детали происшедшего.

Хикс как почётный член радиоклуба «21 см» мог свободно пользоваться бюллетенем «Регулюс», как правило, известным только астрономам. Просматривая обзорные и подробные сообщения, Хикс наткнулся на один абзац, озаглавленный «По слухам»: «Вот это радиолюбитель-фанатик! Неважно, как его зовут. Этот парень перехватил обрывки сигналов, посланных для „BBCI“ (должно быть, речь идёт о президентском самолёте, решил Хикс). В них говорилось о нашем собственном фантоме в Фернис-Крик. Глава государства направляется на запад, в Ванденберг. Неужели?..»

Вдумавшись в смысл прочитанного, Хикс нахмурился. Он поддерживал знакомство с несколькими пилотами, служащими в Ванденберге. Имеет ли он право позвонить им и выяснить, не случилось ли что-нибудь на базе? Имеет ли он право упомянуть о «нашем собственном фантоме»?

Стук в дверь прервал его размышления. Он встал, но дверь распахнулась сама — вошла женщина с лицом азиатского типа, в зелёной блузке и широких брюках. Судя по её позе, она открывала дверь спиной.

— Уборка, — объявила она, увидев Хикса. — Вы не против?

Хикс рассеянно оглядел комнату, утешая себя тем, что успел надеть халат. Обыкновенно он работал нагишом, выставив вперёд голый живот и теребя седые волосы на груди — привычка старого холостяка.

— Пожалуйста, не сейчас.

— А когда же? — спросила она, улыбаясь.

— Скоро. Через час.

Горничная закрыла за собой дверь. Обхватив подбородок ладонью, Хикс шагал от зашторенного окна к ванной и обратно с ясным и по-детски простодушным выражением на лице.

— Я не могу сосредоточиться, — пробормотал он, включил телевизор, отыскал программу ночных новостей, потом уселся на край кровати.

В первый момент ему показалось, что он по ошибке попал на какой-то фильм. Три блестящих серебряных предмета, похожих на тыквенные бутыли, зависли над песком. Внизу стоял большой вагончик. Замысловатого вида антенна свидетельствовала об особо чувствительной аппаратуре, заключённой в нём. Сравнение парящих объектов с вагончиком позволяло определить размеры «бутылей». Длина каждой не превышала среднего роста человека. Хикс потянулся было к переключателю программ, но застыл, услышав обрывок фразы: «.. за четыре прошедших дня показали три механических устройства с дистанционным управлением, которые, по утверждению австралийского правительства, вылетели из замаскированного космического корабля. По официальным данным, учёные установили связь с этими устройствами».

Картинка со сверкающими бутылями и вагончиком сменилась типичной сценой пресс-конференции. Стройный тридцатилетний мужчина в коричневом костюме стоял на пластиковом подиуме и читал: «Мы связались с этими объектами и теперь можем утверждать, что они не живые существа, а только роботы, изготовленные строителями корабля — уже доказано, что речь идёт о корабле, — помещённого внутри скалы. Ход контакта анализируется и, хотя подробные сообщения появятся в печати позднее, уже сейчас совершенно ясно, что полученную информацию можно считать вполне позитивной, то есть, всё, что мы узнали, не пугает и даже не настораживает».

— Проклятье! — воскликнул Хикс.

Снова на экране появился кадр с бутылями.

— Они летают, — почти крикнул Хикс. — Что держит их в воздухе? Продолжайте, ублюдки! Делайте своё дело и объясните, что там за чертовщина!

— После этого сообщения прослушайте комментарии мировых лидеров, включая мнение папы Римского…

Хикс сжал кулаки, выругался, пнул комод, на котором стоял телевизор и выключил звук. Он мог, конечно, потратить ещё три сотни долларов и вновь влезть в информационную сеть, охотясь за сплетнями, или…

Был ещё один вариант — завязать с беллетристикой и снова стать журналистом, чтобы срывать один за другим покровы с тайны. И, естественно, не в Австралии. Пишущая братия уже давно обшарила Большую пустыню Викторию вдоль и поперёк и проинтервьюировала каждую песчинку.

Смутное воспоминание о каком-то деле слегка охладило его пыл. Встреча, назначенная на это утро.

— Проклятье!

Одно-единственное слово точно выразило раздражение, охватившее Хикса, когда он понял, что забыл о предстоящей беседе по местному телевидению. Ему следовало появиться в студии пять часов назад. Впрочем, это не имело значения. Есть дела поважнее.

«Фернис».. Где, чёрт возьми, это находится? Судя по всему, недалеко от Ванденберга. Профессиональные интересы приводили его в Ванденберг: он освещал запуск шаттла на полярную орбиту, осуществлённый совместно военными и гражданскими учёными. Хикс достал из портфеля карманный плейер, компакт-диск и подсоединил все к компьютеру. Он набрал код Атласа мира на справочном диске и просмотрел в указателе географических названий все слова на букву «Ф».

— Фернис, Фернис, Фернис, — бормотал он.

Искать пришлось недолго. Первый Фернис нашёлся в графстве Арчилл в Шотландии. Затем Хикс обнаружил Фернис в Кентукки и «Фернис, оз.» (что такое «оз.» — озеро?) в графстве Мейо в Ирландии. Фернис, Массачусетс… и Фернис-Крик, Калифорния. Он ввёл в компьютер номер карты и координаты. Менее чем через две секунды Хикс изучал подробную цветную карту территории площадью в сто километров. Мерцающая картинка в левом нижнем углу изображала вид той же территории со спутника. Хикс внимательно изучал карту, пока на экране не появилась стрелочка и не проплыла к крохотной точке.

— Вот он. Фернис-Крик, — понял Хикс, улыбаясь.

Как раз на краю Долины Смерти и действительно недалеко от Невады. Но всё же не так близко к Ванденбергу — между ними один штат. Хикс вставил дискету и запросил информацию Клуба автолюбителей Южной Калифорнии. Компьютер предоставил справку годичной давности: «1995, трехзвездочный отель „Фернис-Крик“, 67 номеров. Гольф, верховая езда. Удобное живописное месторасположение; вид на Долину Смерти».

Хикс задумался, отлично понимая, что факты противоречивы. Повинуясь всего лишь инстинкту, он поднял телефонную трубку, переключился на городскую сеть и спросил код Фернис-Крика. Коды интересующего Хикса места и Сан-Диего, расположенного в сотнях миль к северо-востоку от Долины Смерти, совпадали. Покачав головой, журналист позвонил в справочную и спросил номер телефона отеля «Фернис-Крик». Автомат бесстрастно назвал цифры, и Хикс, посвистывая, записал их.

Телефон прозвонил трижды. В трубке звучал сонный голос, видимо, совсем юной девушки. Хикс снова взглянул на часы — в четвёртый раз за десять минут, но впервые отметил про себя время. Тринадцать часов пятнадцать минут. Прошедшей ночью он не сомкнул глаз.

— Номер, пожалуйста.

— Я вас слушаю.

— Я бы хотел заказать номер на завтра.

— Сожалею, сэр, не могу помочь вам. Нет свободных мест.

— Могу ли я заказать столик в вашем ресторане?

— Отель закрыт на несколько дней.

— Большая туристическая группа? — поинтересовался Хикс, причём его улыбка расползлась до ушей. — Специальная броня?

— Я не могу вам ответить, сэр.

— Почему?

— Нам запрещено давать информацию по этому поводу.

Хикс представил, как девушка кусает себе губы.

— Спасибо.

Он повесил трубку и упал на кровать, внезапно почувствовав, что выдохся.

Кому же ещё, как не ему, пойти по следу?

— Нельзя спать, — решил он и сел на кровати.

Хикс позвонил в отдел обслуживания и заказал кофе и плотный завтрак: ветчину, яйца — всё, что есть в меню. Служащий предложил блюдо из трёх яиц с ветчиной и сладким перцем — омлет по-денверски. Можно подумать, что свинину и сладкий перец не едят нигде, кроме как в Денвере. Хикс согласился и позвонил в находящееся на первом этаже бюро путешествий, телефонный номер которого он отыскал в справочнике отеля.

Агент бюро уверенно сообщила, что возле Фернис-Крика находится частная взлётно-посадочная полоса, но, тем не менее, ближайшее место, куда он может полететь коммерческим рейсом — это Лас-Вегас.

— Я луче следующим самолётом, — решил Хикс. Служащая назвала номер рейса (время вылета примерно через час), номер полосы на взлётном поле в Линдберге и спросила, нужна ли Тревору машина.

— Конечно, если только я не вылечу оттуда сразу в нужное мне место.

— Нет, сэр. В том направлении есть только маленькие аэродромы; они не обслуживают пассажиров, желающих попасть в пригород. На машине вы доберётесь от Лас-Вегаса до Фернис-Крика за два-три часа, — сказала она и добавила: — В том случае, если вы ничем не отличаетесь от всех тех, кто ездит по пустыне.

— От психопатов, да?

— И от психопаток тоже, — коротко ответила женщина.

— Безумцы, все безумцы, — проворчал Хикс. — Я также хотел бы получить номер на ночь. Тихий. Чтобы ничто не отвлекало.

К тому времени, когда он доберётся из Лас-Вегаса до Фернис-Крика, будет далеко за полдень, и ему не удастся попасть в Долину Смерти дотемна. Лучше всего выспаться, подумал он, а утром отправиться в путь.

— Позвольте мне зарегистрировать ваш заказ, сэр. Номер вашей кредитной карточки, пожалуйста? Вы проживаете в «Интерконтинентале»?

— Да. Я — Тревор Хикс.

Он продиктовал имя по буквам и назвал номер «Американ экспресс».

— Мистер Тревор Хикс? Писатель? — спросила женщина.

— Да, благослови вас Господь.

— Я слышала ваше выступление вчера по радио.

Хикс представил собеседницу в виде домашней белой крольчихи. Наверное, он несправедлив к «Кей-Джи-Би».

— Правда?

— Да, очень любопытно. Вы сказали, что пригласили бы пришельца домой, чтобы познакомить его с вашей мамочкой. Вашей матерью. Даже сейчас?

— Да, даже сейчас, — сказал он. — Я полон дружеских чувств по отношению к инопланетянам. А разве не все думают так же?

Служащая нервно рассмеялась.

— Если честно, я напугана.

— Я тоже, дорогая, — ответил Хикс.

Сладкий, блаженный испуг.

Харри стоял у окна, засунув руки в карманы и рассматривал Гостя. Артур в глубине комнаты беседовал с двумя офицерами, обсуждая, как лучше провести первый медицинский осмотр пришельца.

— Мы не станем на этот раз входить к нему, — предложил Арт. — Есть фотографии, отснятые вами и… образцы кожи, которые вы взяли в первый день. Работы пока достаточно.

Харри почувствовал лёгкий приступ ярости.

— Идиоты! — процедил он сквозь зубы.

Гость, как обычно, лежал, завернувшись в одеяла и высунув наружу только «руку» и «ступню».

— Простите, что вы сказали, сэр? — поинтересовался дежурный офицер, высокий парень лет тридцати, с нордической внешностью.

— Я сказал «идиоты», — повторил Харри. — Образцы ткани!

— Я не присутствовал при этом, сэр, но должен заметить, что никто не знал, жив Гость или мёртв.

— Бог с ними, — вступил в разговор Артур, махнув другу рукой: мол, уймись. — Уж если образцы есть, они могут оказаться полезными. Сегодня я собираюсь попросить Гостя предстать перед нашими объективами, чтобы он… оно…

— Оно… — подсказал Харри. — Забудь привычные представления!

— Я хочу сфотографировать его со всех сторон, в различных позах, в движении. Я также попрошу его, чтобы он согласился подвергнуться дальнейшим исследованиям…

— Сэр, — сказал дежурный. — Мы обсуждали этот вопрос. Принимая во внимание опасность, о которой предупредил нас Гость, мы должны быть сверхосторожными.

— И что?

— Мы даём слишком много информации о себе: методы сбора данных об объекте в Долине Смерти, медицинские приёмы, рентгеновские лучи — все это и многое другое может показать им, на что мы способны.

— Ради Бога, — простонал Харри, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Артура. — Они слушали наши передачи в течение десятилетий — кто знает скольких? Они знают о нас всё, что только можно.

— Мы не уверены, что это действительно так. Из передач, рассчитанных на гражданское население, и уж, тем более, из военных радиограмм невозможно извлечь много информации.

— Уверяю вас, они видят нас насквозь. Наши возможности известны им хотя бы потому, что мы пользуемся теми же радиоволнами.

— Да, сэр, но…

— Мы учтём ваше предостережениие, лейтенант Дрейер, — сказал Артур, — но ничего не можем предпринять сейчас, пока не завершили исследование организма пришельца. Если необходим двусторонний обмен информацией — пусть будет так. Возможно, что Гость является ключиком к кораблю. Но чтобы воспользоваться этим ключом, нам надо хорошенько изучить его со всех сторон.

— Интересная идея, — признал Харри чуть слышно.

— Да, сэр, — сказал Дрейер. — Я должен поручить вам подготовку к визиту главнокомандующего. Мы в вашем распоряжении.

— Хорошо. А теперь давайте попробуем добыть кое-какие сведения у нашего визитёра.

Артур прошёл по наклонному полу и встал рядом с Харри, потом нажал на кнопку связи с комнатой Гостя.

— Простите, но я хотел бы продолжить расспросы и исследования.

— Слушаю вас, — сказал Гость, отбрасывая одеяла и поднимаясь в полный рост.

— В каком состоянии ваше здоровье? — спросил Гордон. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Не совсем хорошо, — сознался Гость. — Пища подходит мне, но она несытная.

Гость получил возможность выбрать из различных тщательно приготовленных «супов» подходящий для него. Первый же анализ ткани, взятый у пришельца, показал, что Гость, скорее всего, переваривает те же элементы, которые имеются в живых формах, обитающих на Земле. Вместе с едой Гость получал очищенную воду в лабораторных стаканах. Стальной поднос для испражнений, помещённый в дальнем углу, до сих пор оставался пустым. Гость ел аккуратно и без видимого аппетита.

— Попробуйте описать вещества, которые могли бы удовлетворить вас.

— В космосе мы находимся в спячке…

Харри отметил про себя слово «мы».

— … И в качестве питания мы использовали продукты, вырабатываемые машинами во время полёта.

Артур нахмурился. Харри сосредоточенно стенографировал.

— Мне неизвестны названия веществ на вашем языке. Пища, которуювы мне даёте, кажется, имеет много общего с нашей.

— Но она невкусная.

Гость не ответил.

— Мы бы хотели провести ещё несколько исследований, — сказал Артур, — но мы больше не собираемся брать образцы тканей для анализа.

Глаза Гостя пропали, потом появились снова. Он молчал и выглядел удручённым — если только мог испытывать удручённость и если тело пришельца изъяснялось на языке, подобном человеческому…

— Вам не придётся страдать, — продолжал Артур. — Мы не хотим ни к чему принуждать вас.

— Трудности с речью, с пониманием, — сказал Гость. Одним лёгким движением он переместился в дальний правый угол. — Есть вопросы, которые вы не задаёте. Почему?

— Простите. Что вы имеете в виду?

— Вы ничего не спрашиваете про внутренние мысли.

— То есть, про то, о чём вы думаете?

— Внутреннее состояние значительно важнее, чем физико-химический состав, не так ли? Или ваш интеллект устроен по-другому?

Харри взглянул на Артура.

— Ну, хорошо, — сказал он, откладывая в сторону блокнот. — Опишите своё внутреннее состояние.

— Смятение. Растерянность.

— Вы огорчены?

— Я растерян. Миссия выполнена. Наш путь окончен.

— Вы не… — Артур пытался подобрать простые слова. — Корабль улетит без вас?

— Вы задаёте ненужные вопросы.

— А какие вопросы стоит задать? — Харри постукивал карандашом по подлокотнику. Гость не сводил глаз с руки учёного. — Какие вопросы стоит задавать? — повторил Файнман.

— Процесс разрушения. Гибель миров. Ваше место в общей схеме.

— Да, вы правы, — быстро проговорил Артур. — Мы действительно не спрашивали вас об этом. Мы ощущаем страх, негативную эмоцию, и мы не хотим знать правду. Возможно, это иррационально…

Гость высоко поднял «подбородок». На нижней части головы, напоминающей митру, проступили две щели и небольшая впадинка шириной в два дюйма.

— Негативная эмоция… — повторил Гость. — Когда же мы поговорим?

— Некоторые из наших руководителей, в том числе президент, присоединятся к нам завтра. Подходящий момент для дальнейших расспросов. Но, думаю, будет лучше, если сначала мы выслушаем вас сами.

Артур испытывал беспокойство при мысли об информации, которая внезапно свалится на плечи Крокермена. Он не знал, как президент воспримет новости.

— Да, — согласился Гость.

— Вот наш первый вопрос, — начал Артур. — Что случилось с вашим миром?

Гость приступил к рассказу.

Offertorium

— Какая честь для вас, ребята, — заявила четырём своим подопечным стройная негритянка в серой блузке и широких брюках — новый дежурный офицер.

Эдвард Шоу сел на кровати и нахмурился.

— Сегодня вечером сюда приезжает президент. Он хочет побеседовать с вами и выразить свою признательность.

— Сколько времени мы пробудем здесь? — хрипло спросила Стелла Морган. Она прочистила горло и повторила вопрос.

— Понятия не имею, мисс Морган. Мы получили письмо от вашей матери. Оно — в выдвижном ящике, через который вы получаете еду. Мы можем передать любое послание от вас, если только оно не содержит информацию о том, где вы находитесь и по какой причине.

— Она пытается надавить на вас, правда? — спросил Минелли.

Они говорили о матери Стеллы, Бернис Морган, несколько часов назад. Стелла не сомневалась, что к этому часу миссис Морган подняла на ноги половину юристов штата.

— Да, это так, — сказала дежурная. — У вас мать что надо, мисс Морган. Мы стараемся решить вашу проблему как можно быстрее. Лаборатории обрабатывают результаты анализов круглосуточно. До сих пор никакие чужеродные биологические вещества на ваших телах или на пришельце не обнаружены.

Эдвард снова улёгся.

— Что здесь собирается делать президент? — спросил он.

— Хочет поговорить с вами. Это всё, что нам известно о его планах.

— И посмотреть на инопланетянина, да? — поинтересовался Минелли.

Женщина улыбнулась.

— Когда вы собираетесь поставить в известность прессу? — спросил Реслоу.

— Боже мой, по мне — так хоть сейчас. Австралийцы объявили обо всём, что у них произошло, а их случай ещё загадочней, чем наш. У них там из скалы вылетели не кто-нибудь, а роботы!

— Что? — Эдвард свесил ноги с кровати. — И об этом сообщалось в новостях?

— Вам следует смотреть телевизор. Кроме того, читайте газеты. Мы кладём их в ящики для передачи пищи. Начиная с завтрашнего дня вы будете получать компакт-диски и плэйеры, подключённые к информационной сети. Мы не хотим, чтобы у президента сложилось впечатление, что вы лишены возможности следить за событиями.

Эдвард выдвинул ящик — коробку из нержавеющей стали, находящуюся в стене его палаты — и вытащил свёрнутую газету. Ни одного письма. Девушка, с которой он время от времени встречался в Остине, не ждёт его раньше чем через месяц или даже два. С матерью он, как правило, подолгу не виделся и даже не звонил ей по телефону. Теперь Эдвард начинал сожалеть о своей ложной былой свободе. Он развернул газету и быстро просмотрел заголовки.

— Матерь Божья! Ты читаешь то же, что и я? — раздался голос Реслоу.

— Да, — сказал Эдвард.

— Они похожи на тыквенные бутыли, покрытые хромом.

Эдвард быстро перелистал газеты. Австралийские вооружённые силы приведены в состояние боевой готовности. То же положение — в военно-воздушных силах и флоте Соединённых Штатов (Не в армии? Почему же не в армии?). Запуски космических кораблей по неясным причинам отменены.

— Почему роботы? — недоумевал Минелли. — Отчего не существа, подобные тому, что найдено в Долине Смерти? Возможно, они выяснили, что не могут переносить атмосферные условия и жару, — предположил он, — потому и послали замену.

Звучало логично. Но если на Земле находилось два замаскированных корабля — собственно, почему замаскированных? — то обязательно появятся и другие.

— Может, это начало вторжения? — спросила Стелла.

Эдвард попытался припомнить сюжеты научно-фантастических телефильмов, кино и книг.

Мотивация. Ни одно разумное существо не совершит какой-либо поступок, не имея на то причин. Эдвард всегда сходился во мнении с теми учёными, которые считали Землю слишком маленькой и отдалённой планетой, чтобы привлечь предполагаемых космических путешественников. Конечно же, это не что иное как геоцентризм наоборот. Он с огорчением понимал, что недостаточно много читал о ПВЦ — поиске внеземных цивилизаций. Круг его научного чтения ограничивался вопросами геологии; он брал в руки «Сайентифик Американ» или даже «Сайенс» только в тех случаях, когда там была опубликована статья, интересующая его с профессиональной точки зрения.

Подобно большинству специалистов, Эдвард не мог похвастаться широким кругозором. Геология стала частью его существования. Теперь он сомневался, сможет ли когда-нибудь наладить личную жизнь. Даже если все четверо выйдут отсюда — а этот вопрос очень волновал его, — они станут знаменитостями. Их жизни невероятно изменятся.

Он выключил плэйер и вернулся к комиксам в лос-анджелесской «Таймс». Потом прилёг на кровать и попытался уснуть. Но он уже достаточно выспался. Эдвард едва сдерживал закипающий гнев. Что сказать Крокермену? Может, вцепиться в прутья клетки и хорошенько потрясти их? И жалобно завыть? Вот самый подходящий ответ президенту.

— Взгляните на это полотно, — пробормотал он, не заботясь, что кто-нибудь его услышит. — На нём запечатлена история.

— История! — закричал Минелли из своей палаты. — Мы вошли в историю. Неужели никто не трепещет от восторга?

Эдвард услышал, как Реслоу аплодирует — медленно и настойчиво.

— Требую встречи с моим доверенным лицом! — объявил Минелли.

Харри пробежал глазами план визита Крокермена, представленный службой президента, и их собственный план, аккуратно подколотый к папке пластмассовой скрепкой, и вздохнул.

— Горячая пора, — сказал он. — Ты привык к этому, а я нет. Охрана, следящая за каждым твоим шагом. Деловые встречи, расписанные с точностью до минуты.

— Я уже привык обходиться без этого, — заметил Артур.

Гордон и Файнман проживали в двухместном номере ванденбергского «Хилтона». Пилоты шаттлов устроились в прямоугольном вытянутом здании общежития для офицеров, в скромных комнатах без особых удобств.

Харрипротянул Артуру документ и поёжился.

— Скорее всего, я просто устал, — сказал он и откинулся на подушку.

Артур смотрел на него встревоженным взглядом.

— Не потому, что болен, — успокоил Харри. — Устал от мыслей. От проблем.

— Завтра будет очень трудный день. Ты уверен, что выдержишь? — спросил Артур.

— Уверен.

— Ладно. Сегодня вечером предстоит доложить обстановку президенту, его команде и членам Кабинета, сопровождающим его. Потом — участие во встрече Крокермена с Гостем.

Харри усмехнулся и покачал головой, выражая сомнение.

Артур положил бумаги на столик, стоящий между кроватями.

— Что он сделает, когда услышит слова пришельца?

— Господи, Арт, ты знаешь его куда лучше, чем я.

— Я не видел его до того, как меня уволили. Вице-президентом он всегда оставался в тени. Крокермен для меня — ребус. Ты прочёл его план? Твоё мнение?

— По-моему, он достаточно разумный человек, белая ворона в Белом Доме. Но с другой стороны, я ведь радикал. Не забудь, в трёхлетнем возрасте я был коммунистом. Отец одевал меня в красные свитера…

— Я серьёзно. Мы должны смягчить предстоящий удар. Президент, несомненно, будет в шоке, даже если помощники подготовят его… Увидеть Гостя. Услышать, как с его губ — или как это называется — срываются слова о том, что… Что Земля обречена. Агнец на заклание.

Настала очередь Артура усмехнуться. Он сделал это почти что свысока.

— Нет, — сказал он.

— Ты не веришь в это?

Артур уставился в потолок.

— Не чувствуешь ли ты подвоха во всей этой истории?

— Судьба всегда хитрит, — ответил Харри.

— Вопросы. Снова и снова вопросы. Почему корабль позволяет «вшам» оседлать себя и предупреждать планеты о гибели?

— Самоуверенность. Абсолютная вера в свои силы. И вера в нашу слабость.

— И это при том, что мы владеем ядерным оружием? — быстро спросил Артур. — Пилот истребителя — и тот должен опасаться стрел туземцев где-нибудь в джунглях.

— Корабль наверняка имеет оружие и средства защиты, о которых мы и не предполагаем.

— Почему же тогда они не применили его?

— По крайней мере, они применили нечто, исключающее обнаружение радаром или спутником огромных каменных глыб, которые они опустили на Землю.

Артур согласно кивнул.

— Если только то, что управляло всей операцией, не было очень мало… Хотя это противоречит рассказам Гостя.

— Ну, хорошо. — Харри устроился поудобнее и прислонился к стене, предварительно засунув за спину подушку, свёрнутую валиком. — Я тоже не вижу смысла в их поведении. Вспомним о заявлении австралийцев — те утверждают, что их пришельцы пришли с миром. Та же самая армия захватчиков? Судя по всему, тактический приём. Окружили себя тайной. На одном корабле — «вши», на другом — нет. Один корабль высылает роботов в качестве своих представителей, другой хранит молчание.

— Мы ещё не видели полного сообщения, поступившего из Австралии.

— Не видели, — согласился Харри. — Но до сих пор не создалось впечатления, что австралийцы не договаривают. Как же ты ответишь на мои вопросы?

Артур пожал плечами.

— Возможно, силы, которые стоят за пришельцами, невероятно разобщены, или непоследовательны, или просто издеваются над нами. Или же они раскололись на группировки и не могут договориться между собой. Не могут решить: сожрать Землю или нет.

— Да, — сказал Харри. — Ты считаешь, что Крокермен сделает публичное заявление?

— Нет, — ответил Артур, сцепив руки на животе. — Если президент это сделает, значит, он сошёл с ума. Подумай о последствиях. Если он не дурак, то будет хранить молчание до самой последней минуты и постарается дождаться реакции на австралийское сообщение о «добром» корабле. Конечно, нам надо начинать бомбёжку Долины Смерти прямо сейчас. — Артур принялся рассматривать картину с изображением четырёх истребителей «Ф-104», взлетающих над Чайна-Лейк. — Сжечь весь район целиком. Действовать, не задумываясь.

— И разозлить их до умопомрачения, да? Если они так невероятно самонадеянны, то, значит, понимают, что мы не способны причинить им вред. Даже при помощи ядерного оружия.

Артур уселся на стул спиной к окну и картине, висевшей над прикроватной тумбочкой. Высокотехничные истребители и бомбардировщики. Крылатые ракеты. Мобильная лазерная защита. Термоядерное оружие… Не лучше каменных топоров.

— Капитан Кук, — пробормотал он и прикусил нижнюю губу.

— О чём ты? — спросил Харри.

— Гавайцы умудрились убить капитана Кука. Он прибыл из страны, опережавшей их развитие, по крайней мере, на пару столетий. И всё же они убили его.

— Какую пользу принесло им убийство?

Артур покачал головой.

— Никакую, полагаю. Вероятно, чувство глубокого удовлетворения.

Шестидесятитрехлетный президент Уильям Д. Крокерман, несомненно, мог считаться одним из наиболее привлекательных мужчин Америки. Чёрные волосы, тронутые сединой, проницательные зелёные глаза, резко очерченный, почти орлиный нос, добродушные морщины вокруг глаз и носа могли принадлежать и почтенному главе корпорации, и доброму дедушке, обожаемому своими внуками-подростками. В личных беседах или выступая по телевизору, он всегда демонстрировал самоуверенность и язвительный ум. Ни у кого не возникало сомнений, что он относится серьёзно к своей деятельности, но только не к себе самому. Он избрал такой имидж, и этот образ приносил ему победу за победой на выборах в течение всей его двадцатишестилетней карьеры на политическом поприще. Крокермен проиграл выборы только однажды: первые в своей жизни выборы, когда он баллотировался на пост мэра Канзас-Сити, штат Миссури.

Президент вошёл в лабориторию изолированного хранения в сопровождении двух сотрудников секретной службы, помощника по вопросам национальной безопасности — худого, средних лет джентльмена из Бостона по имени Карл Маккленнан — и консультанта по науке Дэвида Роттерджека, отрешённо спокойного тридцатидевятилетнего человека. Артур знал высокого тучного светловолосого Роттерджека достаточно хорошо, чтоб ыуважать его должность, но не его самого. На посту управляющего несколькими биологическими лабораториями Роттерджек продемонстрировал когда-то, что он гораздо успешнее руководит научными исследованиями, чем занимается ими.

Генерал Пол Фултон ввёл группу в лабораторию и комнату для наблюдений. Генерал занимал должность командующего шестым пусковым центром при штабе управления запусками шаттлов на Западном побережье. Несмотря на свои пятьдесят три года, он, в прошлом футболист, все ещё мог гордиться мускулистой шестифутовой фигурой.

Артур и Харри ожидали у занавешенного окна комнаты Гостя. Роттеджек представил их президенту и Маккленнану. После этого участники встречи были представлены друг другу по кругу. Крокермен и Роттерджек заняли места в первом ряду, Харри и Артур встали рядом.

— Надеюсь, вы понимаете, отчего я нервничаю, — сказал президент, обращаясь к Артуру. — С этим помещением связаны неприятные известия.

— Да, сэр, — согласился Гордон.

— Эти рассказы… утверждения… то, что говорил Гость… Вы верите в них?

— У нас нет оснований не верить, сэр, — сказал Артур. Харри согласно кивнул головой.

— А вы, мистер Файнман, что вы думаете об австралийском фантоме?

— Судя по тому, что я видел, господин президент, он является почти точной копией нашего. Наверно, этот объект больше, так как находится внутри скалы больших размеров.

— Но у нас нет ни малейшего представления о том, что скрывается в обеих скалах, не так ли?

— Да, сэр.

— Можем ли мы просветить скалу рентгеновскими лучами? Или частично взорвать её и подобраться поближе к кораблю?

Роттерджек усмехнулся.

— Мы рассматривали множество способов изучения глыб, но не остановились ни на одном.

Артур почувствовал раздражение, однако кивнул.

— Я думаю, осторожность сейчас — самое главное.

— А что вы скажете о роботах? Две противоречивые истории… Люди моего поколения зовут таких существ Пузанчиками. Вы знаете, что это такое, господа?

— Название попадалось нам, сэр.

— Пузанчики несут добро. То же сказали и роботы премьер-министру Миллеру. Я говорил с ним. Миллер не совсем доверяет пришельцам, или, по крайней мере, притворяется, что сомневается в них, но… он не видит причин держать общественность в неведении. Здесь у нас другой случай, так?

— Да, сэр, — согласился Артур.

Маккленан прокашлялся.

— Мы не можем предсказать последствия, если сообщим миру, что у нас есть пришелец, предрекающий близость судного дня.

— Карл скептически относится к любым планам предать происходящее огласке. Итак, что же мы имеем? Четырёх человек, находящихся взаперти, наблюдателей в Шошоне и Фернис-Крике и недосягаемую скалу.

— Люди задержаны по другим причинам, — объяснил Артур. — Хотя следы биологического заражения и не обнаружены, мы не имеем права рисковать.

— Правда ли, что вы не нашли у Гостя никаких бактерий?

— Пока нет, — вступил в беседу генерал Фултон. — Мы продолжаем исследования.

— Короче, всё идёт не так, как мы предполагали, — рассудил Крокермен. — Ни сигналов из Коста-Рики, ни летающих тарелок, ни артиллерийских снарядов, взрывающихся в пустынях, ни выползающих изо всех углов спрутов.

Артур покачал головой, улыбаясь. Благодаря приятным манерам, Крокермен вызывал уважение и симпатию окружающих. Президент, подняв густую тёмную бровь, взглянул на Харри, потом на Артура, потом — мельком — на Маккленнана.

— Но это всё же произошло.

— Да, сэр, — произнёс Фултон.

— Миссис Крокерман сказала, что сегодня состоится самая важная встреча в моей жизни. И я знаю, она права. Но я боюсь, джентльмены. Мне нужно, чтобы вы помогли мне пройти через это. Помогли нам пройти через это. Мы справимся, не правда ли?

— Да, сэр, — мрачно подтвердил Роттеджек.

Остальные не ответили.

— Я готов, генерал.

Президент выпрямился на стуле и повернулся лицом к тёмной занавеске. Фултон сделал знак дежурному офицеру.

Занавеска поползла в сторону.

Гость стоял возле стола в той же позе, в какой Артур и Харри оставили его накануне.

— Привет, — сказал Крокермен.

Его лицо в тусклом освещении казалось мертвенно-бледным. Скорее всего, пришелец, благодаря своему чувствительному к яркому свету зрению, видел посетителей лучше, чем те его.

— Привет, — ответил Гость.

— Меня зовут Уильям Крокермен. Я — президент Соединённых Штатов Америки, глава наций той страны, где вы приземлились. Есть ли нации там, где вы живёте?

Гость не ответил. Крокермен посмотрел на Артура.

— Он слышит меня?

— Да, господин президент.

— Есть ли нации там, где вы живёте? — повторил Крокермен.

— Вы должны задавать только важные вопросы. Я умираю.

Президент растерянно откинулся на спинку стула. Фултон шагнул вперёд, словно собираясь вклиниться в беседу, указать посетителям на дверь и избавить Гостя от дальнейшего напряжения сил, но Роттерджек преградил ему путь и покачал головой.

— У вас есть имя? — спросил президент.

— Его нельзя перевести на ваш язык. В основе моего имени лежит химическая терминология. Так звали многих, подобных мне.

— Есть ли у вас семья на корабле?

— Мы — одна семья. Все остальные погибли.

По лицу Крокермена струился пот. Он, не отрываясь, смотрел на лицо Гостя, на его три золотых глаза, которые, в свою очередь, уставились на президента.

— Вы сказали моим коллегам, нашим учёным, что корабль является оружием, которое разрушит Землю.

— Это не оружие. Это — мать новых кораблей. Машина сожрёт ваш мир и создаст новые корабли, способные отправиться ещё куда-нибудь.

— Я не понимаю вас. Вы можете объяснить?

— Задавайте вопросы по существу, — потребовал Гость.

— Что произошло с вашим миром? — не задумываясь, спросил Крокермен. Он успел прочитать стенограммы бесед с инопланетянином, но хотел услышать историю Гостя сам.

— Я не могу назвать свой мир или сказать, где он находился. Мы потеряли счёт времени, прошедшего с тех пор, как мы покинули его. После многих лет безмятежного холодного сна мы смутно помним нашу планету. Первые корабли приземлились и спрятались внутри ледяных глыб, покрывающих долины одного из наших континентов. Они воспользовались содержимым этих ледяных масс, а потом начали пробивать себе путь дальше. Мы и не подозревали о них. В конце концов, корабль, который вы видели — а он из нового поколения, — появился в центре города и остался там. Планета тряслась, а мы пытались что-либо предпринять. Вокруг простирался космос. Поблизости было несколько планет, но ни одна не привлекла нас, и мы не покинули наш мир. Мы знали способы выживания в космосе, даже в течение долгого времени, и построили дом внутри корабля, надеясь, что он покинет нашу планету до наступления конца. Но корабль не спас всех нас. Он поднялся до того, как оружие превратило наш мир в расплавленные камни, лаву и пар, и унёс нас с собой. Но другие, насколько мы знаем, не выжили.

Крокермен кивнул и сложил руки на коленях.

— Что представлял собой ваш мир?

— Похож на ваш, только меньше по размерам. Много льда. Население — подобное мне, но не по форме, а по образу мышления. Много различных форм: кто-то плавал в холодных водах морей, образующихся в результате таяния льда, кто-то, как я, передвигался по суше, кто-то жил во льду. Все мыслили одинаково. За многие тысячелетия мы сделали нашу жизнь такой, какой хотели, и жили счастливо. Свежий воздух был насыщен запахом родства. Везде, даже в отдалённых районах, покрытых толстыми льдами, ощущалось благоухание детей и родных.

Артур почувствовал комок в горле. На щеке Крокермена виднелся мокрый след, и он пытался заслонить лицо рукой.

— Они объяснили, почему разрушают ваш мир?

— Они не разговаривали с нами, — ответил Гость. — Мы догадались, что машины пожирают миры и что они не живые существа — просто машины без запаха, наделённые способностью мыслить.

— Общались с вами какие-нибудь роботы?

— Не понимаю.

— Небольшие механические устройства, — подсказал Роттерджек. — Разговаривали с вами? Успокаивали?

— Ничего подобного не помню.

Крокермен глубоко вздохнул и на секунду закрыл глаза.

— У вас были дети? — спросил он.

— Представители нашей разновидности не имели права обзаводиться детьми. У меня были родственники.

— У вас осталась… так сказать, семья?

— Да. Родственники и учителя. Ледяные братья по связке.

Крокермен покачал головой. Слова пришельца ничего не говорили ему. По правде говоря, они мало значили для всех присутствующих. Многое из сказанного Гостем будет изучено позже, и возникнут новые и новые вопросы — если только Гость протянет достаточно долго, чтобы ответить на них.

— Вы выучили наш язык, слушая передачи с Земли?

— Да. Ваши радиосигнали привлекли пожирателей на эту планету. Мы слышали то, что воспринимали и собирали машины.

Харри сосредоточенно стенографировал, только карандаш поскрипывал.

— Почему вы не пытались сопротивляться машине? Например, разрушить её? — спросил Роттерджек.

— Будь мы способны на это, машины никогда бы не пустили нас на борт.

— Самонадеянность машин, — процедил Артур сквозь зубы. — Неслыханная самонадеянность.

— Вы сказали, что находились в состоянии сна, в спячке, — проговорил Роттерджек. — Как же вы могли изучать язык и в то же время спать?

Гость замер в молчании.

— Мы сделали это, — наконец сказал он.

— Сколько языков вы знаете? — спросил Харри, приготовившись записать ответ.

— Я говорю по-английски. Другие, оставшиеся внутри, знают русский, китайский, французский.

— Впрочем, это все не так важно, — тихо заметил президент. — Я как будто вижу страшный сон. Кто виноват в происходящем? — Он обвёл комнату глазами, глядя на всех настойчивым пронизывающим взглядом. — Никто. Я не могу просто взять и объявить, что у нас гости из других миров, потому что люди захотят их увидеть. После сообщений из Австралии наши новости приведут только к панике и замешательству.

— Я не уверен, что мы долго сможем хранить тайну, — сказал Маккленнан.

— Как нам утаить правду? — Казалось, Крокермен не слышал никого, кроме Гостя. Он встал и приблизился к стеклу, мрачно вглядываясь в космического пришельца. — Вы принесли самую плохую весть, какую только можно представить. Вы утверждаете, что мы бессильны. Ваша… цивилизация… наверно, достигла более высокой степени развития, чем наша. И она погибла. Ваша история приводит в ужас. Почему вы вообще беспокоитесь о нас?

— Иногда случается так, что силы равны, — ответил Гость. — Я устал. У меня осталось мало времени.

Генерал Фултон вполголоса беседовал с Маккленнаном и Роттеджеком. Последний приблизился к Крокермену и положил руку ему на плечо.

— Господин президент, мы не специалисты. Мы не знаем, какие вопросы наиболее существенны, и, очевидно, время поджимает. Мы должны закончить разговор и дать возможность учёным продолжить работу.

Крокермен кивнул, глубоко вздохнул, опустил веки. Когда он снова открыл глаза, они уже утратили выражение беспокойства и недоумения.

— Господа, Дэвид прав. Давайте заканчивать. Я бы хотел поговорить со всеми вами до того, как мы выйдем из здания. Но ещё один вопрос. Он снова повернулся к Гостю. — Вы верите в Бога?

Не задумываясь ни на мгновение, Гость ответил:

— Мы верим в возмездие.

Крокермен был заметно потрясён. Чуть приоткрыв рот, он посмотрел на Артура и Харри и вышел из комнаты на ватных ногах. За ним последовали Маккленнан, Роттерджек и генерал Фултон.

— Что вы имели в виду? — спросил Харри, когда дверь закрылась. — Пожалуйста, поясните, что вы сейчас сказали.

— Подробности не важны, — произнёс Гость. — Смертный приговор выносится миру за его несовершенство. Со смертью исчезают суета и ложь. А теперь — ни слова больше. Отдыхать.

Плохие новости. Плохие новости.

Эдвард очнулся от сна и уставился в белоснежный потолок. Его не оставляло ощущение, что умер близкий человек, и потребовалось несколько мгновений, чтобы вернуться в реальность.

Он не мог отчётливо вспомнить содержание сна. В голове путались сцены и образы, оттесняя неясную мысль, затаившуюся в подсознании.

Час назад дежурный офицер сообщил, что все они здоровы и что ни в их крови, ни на коже не обнаружены неизвестные бактерии. Врачи не нашли микроорганизмов даже у Гостя, кожа которого оказалась чистой, как первый снег. Странно.

В любой среде, как слышал Эдвард Шоу — если, конечно речь шла о Земле, — всякое живое существо сопровождает сонм паразитических или симбиозных организмов. Они живут на коже, во внутренностях, в крови. Возможно, различные миры имеют различные экологические условия. Возможно, народ, к которому принадлежит Гость — откуда бы он не пришёл, — приблизился к абсолютной чистоте: выжило самое целесообразное, лучшее — и никаких крошечных мутирующих гадов, вызывающих болезни.

Эдвард сел и налил в стакан воды из-под крана. Он пил большими глотками, и взор его блуждал по окну и занавеске. Медленно, но верно прежний Эдвард Шоу исчезал и на его месте появлялся новый человек, полный пессимизма и противоречий, злой, но сдерживающий гнев, испуганный, но скрывающий страх.

И тут он вспомнил свой сон.

Он присутствовал на собственных похоронах. Гроб стоял открытым, и, судя по всему, кто-то совершил ошибку, потому что в гробу лежал Гость. Траурной церемонией руководил министр в пурпурной мантии и с массивным медальоном на груди. Он тронул Эдварда за плечо и прошептал ему на ухо: «Действительно, плохие новости, не так ли?»

Никогда раньше Эдвард не видел подобных снов.

Раздался сигнал внутренней связи, и Шоу крикнул:

— Нет! Отстаньте. Я в порядке! Оставьте меня! Я не болен. Я не умер!

— Все нормально, мистер Шоу, — послышался голос Энис, стройной чернокожей дежурной, питавшей симпатию к Эдварду. — Продолжайте отдыхать и не отвечайте, если не хотите. Я не имею права отключить магнитофон, но что касается моего микрофона — это возможно.

Гнев отпустил Эдварда.

— О'кей, Энис. Просто я хочу знать, когда нас выпустят.

— Я и сама не в курсе, мистер Шоу.

— Ясно. Я вас не виню.

Он и в самом деле никого не винил: ни Энис, ни других дежурных офицеров, ни докторов или учёных, беседовавших с ним. Даже Харри Файнмана и Артура Гордона. Рыдания, теснившие душу, перешли в едва сдерживаемый смех.

— Так вы в порядке, мистер Шоу? — недоверчиво спросила Энис.

— »Я — жертва обстоятельств», — процитировал Эдвард лысого коротышку Керли из комедийной труппы «Фри Студжис». Он нажал на кнопку и вызвал Минелли. Тот ответил, и Эдвард снова повторил ту же фразу голосом Керли. Вторя ему, Минелли издал: «Вуууп-хууп-ууп». К друзьям присоединился Реслоу, раздался смех Стеллы, и вскоре их хор стал звучать, как обезьянья стая. Верещание, щёлканье языком, притоптывание — кем они были в тот момент, как не подопытными шимпанзе?

— Хей, у меня чешется под мышками, — объявил Минелли, — ей-богу, не вру. Энис подтвердит, что я чешусь. Может быть, мы найдём поддержку у Общества Друзей Животных или чего-нибудь в этом роде?

— Общества Друзей Геологов, — подсказал Реслоу.

— Друзей Деловых и Свободных Женщин, — добавила Стелла.

— Давайте, веселитесь, ребята, — проговорила Энис.

В восемь часов вечера Эдвард встал перед зеркалом, висевшим над раковиной.

— Прибывает президент, — пробормотал он. — Я не собираюсь голосовать за него, однако прихорашиваюсь, как школьница.

Рукопожатия, конечно, не предусмотрены. Но всё же президент бросит взгляд на Шоу, на Минелли, на Реслоу и Стеллу. Он увидит их — а это немало. Эдвард мрачно улыбнулся и внимательно рассмотрел зубы — не осталось ли во рту остатков пищи.

Министр обороны Отто Лерман появился в четверть восьмого. После получасовой беседы с ним и Роттерджеком — достаточно времени, чтобы собраться с мыслями, решил Артур — все отправились в лабориторию Ванденберга. В неё выходили окна четырёх изолированных палат. Тем самым, только в большем масштабе, копировалась планировка центрального комплекса, где содержался Гость. Полковник Туан Ан Пхань стоял перед пультом связи с палатами.

Крокермен пожал руку доктору и внимательно осмотрелся.

— Военным бывает туго, когда им приходится иметь дело с гражданскими, да? — спросил он Пханя.

— Да, сэр, — ответил полковник. — Мы не ожидали, что придётся держать у себя под замком население целого города.

возможно, Пхань пытался пошутить, но президенту было не до смеха.

— В самом деле, — сказал Крокермен, — веселиться не от чего.

— Вы правы, сэр, — подтвердил Пхань упавшим голосом.

Артур пришёл ему на помощь.

— Лучше здешней аппаратуры не найти, господин президент, — заметил он.

После втсречи с Гостем Крокермен вёл себя странно. Беседа навела их всех на печальные философские размышления, но президент, казалось, принял слова пришельца слишком близко к сердцу.

— Они слышат нас? — спросил Крокермен, кивнув на четыре двери.

— Пока ещё нет, сэр, — последовал ответ.

— Хорошо. Я бы хотел привести в порядок мысли, особенно — перед разговором с дочерью миссис Морган. Мистер Лерман несколько задержался в Европе, но мистер Роттверджек ввёл его в курс дела.

Лерман кивнул в знак согласия. Как ни старался, он не мог сдержать вздох. Артур много слышал о Лермане, о возвышении владельца огромных предприятий до главы Президентского Совета по связям с промышленностью. Два месяца назад он получил назначение на пост министра обороны, заменив известного своими хищническими замашками ставленника Хемптона. По образу мышления он оказался близнецом президента.

— У меня вопрос к мистеру Гордону, — сказал Лерман.

Он многозначительно посмотрел на Артура и Харри, стоявших возле лабораторного столика для работы с микроорганизмами.

— Я вас слушаю.

— Когда военные получат вашу санкцию на исследование мыса Фернис?

— Не знаю.

— Это ваша сфера, Артур, — тихо напомнил президент. — Здесь вам принимать решение.

— Впервые слышу, — парировал Гордон. — Какого рода исследование вы подразумеваете?

— Нам бы хотелось обнаружить слабые стороны объекта.

— Но ведь неизвестно даже, что он из себя представляет, — вступил в беседу Харри.

Лерман покачал головой.

— Все считают, что мы имеем дело с замаскированным космическим кораблём. Вы согласны с этим мнением?

— Я не могу согласиться или не согласиться. Просто не знаю, — ответил Харри.

— Господа, — вмешался Артур. — Я полагаю, сейчас не время для подобного обсуждения. Мы сможем вернуться к этому вопросу после беседы президента с четырьмя свидетелями и не раньше, чем увидим место происшествия.

Лерман утвердительно кивнул. В лабораторию вошёл генерал Фултон с толстой пачкой бумаг в руках и сел, не сказав ни слова.

— Ну, хорошо, — сказал Крокермен. — Давайте посмотрим на них.

Из динамика внутренней связи раздался голос Энис.

— Ребята, сейчас вас ожидает встреча с президентом.

Жалюзи с лёгким шорохом раздвинулись и исчезли в стене, а за ними показалась прозрачная перегородка, приблизительно, два метра в ширину и один — в высоту. Через двойное стекло Эдвард увидел президента Крокермена в окружении нескольких человек, знакомых по телепередачам, и ещё двоих, чьи лица ничего не говорили ему.

— Простите меня за вторжение, господа и вы, мисс Морган, — начал Крокермен с неглубоким поклоном. — Надеюсь, мы знаем друг друга, даже если формально не представлены. Это мистер Лерман, министр обороны, это мистер Роттерджек, мой советник по науке. Вы знаете Артура Гордона и Харри Файнмана? Нет? Они возглавляют специальную группу, изучающую, по моему поручению, ваши находки. Подозреваю, у вас есть причины для недовольства, о которых вы хотите сообщить мне.

— Рад встрече с вами, сэр, — раздался голос Минелли.

Крокермен повернул голову в другую сторону. Эдвард сообразил, что все палаты выходят в центральную лабораторию. На противоположной стороне в последнем окне он увидел бледное при свете люминесцентной лампы лицо Стеллы Морган.

— Я пожал бы вам руки, если б имел такую возможность. Пострадал каждый, кто замешан в этой истории, но вы — особенно.

Эдвард пробормотал что-то в знак согласия.

— Мы плохо понимаем, что происходит, господин президент.

— Мне доложили, что вы вне опасности. У вас не обнаружено никаких… гм… космических микробов. Откровенно скажу, вас держат здесь из соображений государственной безопасности, а не из-за физического состояния.

Теперь Эдвард понимал, отчего Крокермена называют самым обаятельным президентом со времён Рональда Рейгана. Сочетание приятной наружности, манера держаться с достоинством, искренность — пусть и обманчивая — смогли поднять настроение даже у Эдварда.

— Мы беспокоимся за наши семьи, — сказала Стелла.

— Думаю, ваши родные осведомлены о том, что вам ничто не угрожает. Это так, генерал Фултон?

— Да, сэр.

— Мать мисс Морган, тем не менее, задала нам жару, — заметил президент.

— Хорошо, — кратко прокомментировала Стелла.

— Мистер Шоу, мы также сообщили о вас и ваших студентах Техасскому университету.

— Мы не студенты, а доценты, господин президент, — уточнил Реслоу. — Я не получил ни строчки из дома. Вы можете объяснить, почему?

Крокермен вопросительно посмотрел на Фултона.

— Вам никто ничего не посылал, — сообщил генерал, — а это мы не контролируем.

— Я только хотел навестить вас и показать, что о вас помнят и что вы не заключены сюда навсегда. Полковник Пхань доложил мне, что если в течение ещё нескольких недель у вас не найдут микробов, то не будет и повода держать вас здесь. А к тому времени… скажем, сложно предугадать, что останется секретом, а что нет.

Харри взглянул на Артура, вопросительно подняв бровь.

— Один вопрос, сэр, — сказал Эдвард.

— Слушаю?

— Существо, которое мы нашли…

— Мы называем его Гость, как вы знаете… — прервал Эдварда Крокермен со слабой улыбкой.

— Да, сэр. Гость сказал, что у него плохие новости. Что он имел в виду? Вы говорили с ним?

Крокермен побледнел.

— Боюсь, я не вправе ответить… Это может не понравиться, понимаю, но даже я должен иногда плясать под чужую дудку. А теперь я хочу задать вам вопрос. Вы первыми обнаружили гору, пепловый конус. Что показалось вам наиболее странным? Что поразило? Мне нужны ваши впечатления.

— Эдвард первым заподозрил что-то необычное, — вспомнил Минелли.

— А я никогда не видела эту гору, — добавила Стелла.

— Мистер Шоу, что удивило вас более всего?

— То, что горы не было на картах… И то, что она была… голой. Выглядела так, будто возникла совсем недавно. Ни растений, ни насекомых, ни нацарапанных надписей или рисунков, ни пчелиных ульев.

— Ни пчелиных ульев, — повторил, кивая, президент. — Спасибо. Мисс Морган, я собираюсь встретиться с вашей матерью. Что-нибудь передать ей? Что-нибудь, не вызывающее у нас возражений, конечно.

— Нет, благодарю, — ответила Стелла.

Молодчина, подумал Эдвард.

— Мне будет о чём поразмыслить после нашей встречи, — сказал, помолчав, Крокермен. — Как сильны духом американцы! Надеюсь, мои слова не звучат банально и не напоминают политический лозунг. Я просто думаю так. Именно сейчас мне необходимо увериться в нашей силе. Это очень важно для меня. Спасибо вам.

Он помахал рукой и вышел из лаборатории. Жалюзи, шурша, опустились на прежнее место.

7 октября

Над Долиной Смерти нависло свинцово-серое небо, воздух оставался по-утреннему прохладным. Вертолёт президента приземлился на временной армейской базе в трёх милях от псевдогоры. Два военных грузовика встретили прибывших и медленно повезли их сначала по асфальтированной дороге, потом по грунту, испещрённому следами джипов. Затем дорога оборвалась, но машины, подпрыгивая и дребезжа, поехали дальше, объезжая редкие кустарники и деревья. Автомобили ползли по солеустойчивой траве, песку, сгусткам застывшей лавы и отполированным пустыней камням. Новоявленный конус возвышался ярдов на сто над тем местом, где они остановились — в конце белеющего на фоне пустыни оврага, в котором ещё десять дней назад бурлила вода. По всему периметру горы стояли войска под командованием Элберта Роджерса из разведки. Роджерс, низкорослый жилистый человек с обветренным лицом встретил восьмерых — включая Гордона и Файнмана — посетителей у самого кордона.

— Мы ничего не предпринимали, — доложил он. — Аппаратура для наблюдения установлена по другую сторону объекта. Разведывательный пост расположен на вершине. Уровень радиации нормальный. В начало туннеля, обнаруженного геологами, мы поместили сенсоры, закреплённые на шестах. Никто из наших людей не пытался проникнуть вглубь. Прикажите, и мы выполним это.

— Я высоко ценю ваше рвение, полковник, — сказал Отто Лерман, — и ещё более ценю вашу осторожность и дисциплинированность.

Президент приблизился к северному склону горы в сопровождении двух телохранителей. Офицер морской пехоты, который отвечал за «футбол» — то есть носил чемоданчик с коммуникационной кодированной системой на случай военного или чрезвычайного положения, — остался у грузовика.

Роттерджек отстал на пару шагов, чтобы сделать несколько снимков своим «Хассельбладом». Крокермен не обращал на него внимания. Президента, казалось, не волновало ничто и никто, кроме таинственного утёса. Артура беспокоило выражение его лица: напряжённое и, в то же время, немного отстранённое. Словно человек, предупреждённый о сменти кого-то из своих близких, подумал Гордон.

— Вот место, где обнаружили пришельца, — объяснил полковник Роджерс, указывая на углубление в песке, скрытое в тени крупного куска лавы. Крокермен обошёл вокруг валуна и опустился на колени перед ямкой. Он протянул руку и дотронулся до песка, на котором по-прежнему виднелись очертания Гостя. Артур остановил его.

— Мы все ещё опасаемся заражения, — предостерёг он.

— Эти четыре человека… — задумался Крокермен, не слыша слов учёного… — Я встречал деда Стеллы Морган тридцать лет назад в Вашингтоне, — пробормотал он. — Настоящий сквайр. Здоров как бык, хитёр как черт. Хочется побеседовать с Бернис Морган. Возможно, я смог бы убедить её… Я увижусь с ней завтра.

— Нам надо ещё побывать в Фернис-Крик-Ресорте, а завтра — встреча с генералом Янгом и адмиралом Ксавьером. — Роттерджек взглянул на расписание. — Таким образом, большая часть утра занята. А в четырнадцать ноль-ноль вас будет ждать в Ванденберге самолёт.

— Высвободите время для Бернис Морган, — распорядился Крокермен. — И никаких возражений.

— Да, сэр, — согласился Роттерджек, доставая авторучку.

— Им бы очутиться здесь, со мной — этим трём геологам, — сказал президент.

Он поднялся и пошёл прочь от валуна, вытирая ладони о брюки. Телохранители внимательно наблюдали за ним, сохраняя на лицах бесстрастное выражение. Крокермен взглянул на Харри, по-прежнему не выпускающего из рук чёрную записную книжку, и кивнул на конус.

— Вы знаете, зачем я встречаюсь с Янгом и Ксавьером?

— Да, господин президент, — ответил Харри, не дрогнув под пристальным взглядом Крокермена.

— Они спросят меня, не стоит ли забросать весь район ядерными бомбами.

— Уверен, такой вопрос будет поставлен, господин президент.

— Что вы думаете по этому поводу?

Харри задумался и свёл брови на переносице.

— Ситуация загадочная, сэр. Концы не сходятся с концами.

— Мистер Гордон, можем ли мы с достаточной эффективностью противостоять этому? — Президент показал на гору.

— Гость утверждает, что не можем. Я склонен верить ему, сэр.

— Мы продолжаем называть его «Гость», с заглавной «Г», — сказал Крокермен. Пройдя двадцать ярдов, он остановился и повернулся, рассматривая западный склон. — Почему выбрали именно это имя?

— Голливуд уже использовал все подходящие названия, — заметил Маккленнан.

— Карл был фанатичным телезрителем, — доверительно сообщил Крокермен Артуру, — пока ему позволяло время. Он говорит, что телевидение даёт ему возможность держать руку на пульсе общественной жизни.

— Это имя, скорее всего, звучит наиболее нейтрально, — объяснил Маккленнан.

— Гость сказал, что он верит в Бога.

Артур решил, что лучше будет не поправлять президента.

— Как я понял, — продолжал Крокермен с перекошенным лицом и безумным огнём в глазах, тщетно пытающихся глядеть спокойно, — мир, в котором обитал Гость, не был достаточно разумно устроен, и потому подвергся уничтожению… — Президент всматривался в лица Артура и других людей, внимающих ему, словно стараясь найти признаки сочувствия или поддержки. Артур, слишком ошеломлённый, чтобы ответить, молчал. — Если я прав, то те, кто заправляет разрушением нашей планеты, хотели бы заполучить нас в свой корабль-гору.

— Надо наладить более тесную связь с Австралией, — сказал Маккленнан, тряся крепко сжатым кулаком.

— Там происходит что-то совсем другое, не правда ли? — Президент отправился назад к грузовикам. — Думаю, я видел достаточно. Мои глаза не в состоянии извлечь истину из камней и песка.

— Взаимодействие с Австралией, — заметил Роттерджек, — означает необходимость информировать их о здешних событиях. Не уверен, что мы можем так рисковать.

— Есть вероятность, что мы — не единственные, к кому пожаловали фантомы, — сказал Харри, выделяя последнее слово с почти космическим выражением.

Крокермен остановился и повернулся к нему.

— Вы можете это доказать?

— Нет, сэр. Но мы попросили Управление национальной безопасности и некоторых членов нашей группы выяснить это.

— Каким образом?

— Сравнивая последние фотографии, сделанные из космоса, с более ранними снимками.

— Не один, не два… множество фантомов… — проговорил Крокермен. — Это уже не пустяк, не правда ли?

На подъезде к городку Шошоне — судя по карте, незначительному населённому пункту на перекрёстке дорог — Тревор Хикс снизил скорость арендованного им белого «шевроле». В глаза ему бросилось бетонное здание, почти скрытое строем высоких тамарисков, и солидное белое строение, в котором располагались заправочная станция и бакалейный магазин. На противоположной стороне было кафе и — впритык к нему — небольшой домик с пивной рекламой, сверкающей неоновыми огнями в двух маленьких квадратных окошках. Надпись «Кроу Бар» в обрамлении мерцающих электрических лампочек указывала на находящийся здесь кабачок или пивной бар. Хикс питал особое пристрастие к провинциальным барам. Однако не похоже, что заведение, привлёкшее его внимание, открыто.

Он подъехал к посыпанной гравием стоянке в надежде выяснить, стоит ли заходить в кафе. Хикс не доверял американским закусочным так же сильно, как любил американское пиво, и не находил, что внешний вид кафе 0 или cafe, как гласила блеклая надпись — хоть слегка обнадёживал.

Было около пяти, и в пустыне становилось прохладно. Час или два отделяли его от темноты; ветер, предвещающий ночь, шелестел ветвями тамарисков, растущих за почтой. Утро и вечер прошли неудачно; Хикс чувствовал себя разбитым. Сначала в пятидесяти милях от Лас-Вегаса — поломка машины, взятой напрокат, потом — поездка на тягаче, хлопоты с арендой другой машины и, сверх того, разговор на повышенных тонах с агентом своего редактора, с которым он объяснялся по поводу срыва интервью… Проволочка за проволочкой. Он постоял возле машины, проклиная себя, затем решился и направился к стеклянной двери, расположенной справа. Оказалось, что она ведёт в нечто вроде филиала местной библиотеки — две объёмистые книжные полки в углу и низенький, словно преднаначенный для детей, столик перед ними. Напротив — стойка, а за ней — книги и справочники, принадлежащие, судя по табличке, «Компании Чарльза Моргана». В большой отгороженной нише за левой дверью располагалась почта. Помещение выглядело хотя и официально, но приветливо.

За стойкой перед компьютером сидела величавого вида женщина лет семидесяти пяти — восьмидесяти в джинсах и клетчатой блузке, с тщательно зачёсанными назад волосами. Говоря в телефонную трубку, зажатую между плечом и ухом, она медленно повернулась и, заметив Хикса, подняла руку, прося посетителя набраться терпения.

Хикс подошёл к книжным полкам.

— Да, Бонни, ни одного слова, — взволнованно сказала женщина чуть надтреснутым голосом. — Ни слова с тех пор, как пришло письмо. Ума не приложу, в чём дело. Эстер и Майк уволились. Нет, я справляюсь, но проблемы мало-помалу обступают меня со всех сторон.

Среди научных изданий Хикс увидел одну из своих ранних работ, посвящённую спутникам связи. Сколько же лет прошло с той поры!?

— Это безумие! — продолжала женщина. — Сначала мы беспокоились из-за пестицидов, потом из-за опытной станции с её повышенной радиацией, а теперь ещё и это. Они запретили нам пользоваться морозильной камерой. Одного этого достаточно, чтобы напугать меня до смерти. Вчера заходили Фрэнк и Тилли. Они были очень милы — так волнуются за Стеллу! Ну ладно, спасибо, что позвонил. Мне надо заканчивать работу. Да, Джек на складе, и он проводит меня к стоянке. Спасибо. До свидания.

Она опустила трубку и повернулась к Хиксу.

— Чем могу быть полезной?

— Я не хотел мешать вам. Меня привлекло кафе напротив. Вы советуете перекусить там?

— Я не тот человек, у которого надо спрашивать об этом.

— Простите, — вежливо пробормотал Хикс, — но почему?

— Потому что это моё кафе, — улыбаясь, ответила женщина и облокотилась на стойку. — Я суеверна. Мы подаём хорошую сытную еду. Именно сытную — таков наш принцип. Вы англичанин, да?

— Да.

— Направляетесь в Лас-Вегас?

— Только что оттуда. Держу путь в Фернис-Крик.

— Возможно, придётся повернуть обратно. Там все кругом оцеплено. Шоссе перекрыто. Они просто не пустят вас.

— Ясно. Не известно, что там произошло?

— А как вас зовут? — спросила женщина.

— Хикс. Тревор Хикс.

— Я — Бернис Морган. Только сейчас я говорила о моей дочери. Её задержали федеральные власти. Никто ничего не объясняет. Стелла сообщает, что в порядке, но не пишет, где находится. Мне не разрешают увидеть её. Ну не безумие ли?

— Да, — согласился Хикс, почувствовав, что его бросило в жар.

— Я наняла адвокатов со всего штата и из Вашингтона, чтобы выяснить, что происходит. Может быть, власти думают, что имеют дело с людишками второго сорта, с пешками, которые можно переставлять туда-сюда? Они ошибаются. Мой муж был окружным инспектором. Отец — сенатором. А вот и я, готовая прожужжать все уши вам, Тревор Хикс. — Она запнулась и внимательно посмотрела на него. — Вы пишете научные книги?

— Да, так и есть, — подтвердил Хикс, гордый тем, что его узнали дважды за последние дни.

— Что привело вас в наши края?

— Интуиция.

— А если я спрошу, что именно подсказывает вам интуиция? — Безусловно, Бернис Морган, несмотря на приятный голос и доброжелательные манеры, обладала железным характером.

— Полагаю, я смог бы связаться с вашей дочерью. — Хикс решил говорить без обиняков. — Тоненькая ниточка ведёт меня к Фернис-Крику. Именно там, очевидно, произошло некое чрезвычайное событие — достаточно чрезвычайное, чтобы привлечь президента в Фернис-Крик-Ресорт.

— Кажется, Эстер не так уж и истерична, — заметила миссис Морган.

— О ком вы?

— Служащая моего магазина. Она утверждает, что какие-то люди упоминали о МИГе, разбившемся в пустыне.

У Хикса упало сердце. Так вот в чём дело! Заурядное нарушение границы? И ничего общего с происшествием в Большой пустыне Виктории?

— А Майк — парень со станции обслуживания — говорит, что несколько человек подъехали к магазину в «ленд-крузере» и беседовали с моей дочерью. На заднем сиденье машины лежал свёрток. Майк подсматривал, когда они проносили свёрток через задний двор. Ему показалось, что в одеяле завёрнуто что-то зелёное. Мёртвое, к тому же. А потом приходят представители властей и разбрызгивают это ужасное вещество по всему моему морозильнику, закрывают его и запрещают им пользоваться… Мы потеряли мяса на пять тысяч долларов. Они забрали все мясо с собой — мол, оно испорчено. Мол, продукты заражены сальмонеллой.

Хикс вновь загорелся, повинуясь интуиции.

— А где вы были в то время?

— В Бейкере, в гостях у брата.

От Бернис Морган, несмотря на её возраст, так и веяло решимостью. Она не производила впечатления чопорной старухи, ни «серой» личности. Хикс менее всего ожидал встретить такой тип женщины в маленьком американском городке, расположенном в пустыне. Если бы не манера говорить, Хикс мог принять Бернис за престарелую жену английского лорда.

— Давно отсутствует ваша дочь?

— Полторы недели.

— И вы уверены в том, что её забрали представители федеральных властей?

— Военно-воздушных сил, как мне сказали…

Хикс нахмурился.

— Слыхали о каких-нибудь непонятных событиях в районе… точнее, вокруг отеля «Фернис-Крик»?

— Только то, что он временно закрыт. Я звонила туда, но ничего не добилась. С сегодняшнего дня с отелем нельзя связаться по телефону.

— Выдумаете, ваша дочь там?

— Но это возможно, не так ли?

Хикс покусал губы.

— Не думаю, что её задержали только для того, чтобы президент обсудил с ней проблемы бизнеса. — И Бернис скептически подняла бровь.

Старый, видавший виды, заляпанный грязью и гравием «форд» свернул с дороги и направился к стоянке. Из кузова выпрыгнули два парня в соломенных ковбойских шляпах. Ещё двое молодых людей — один из них бородатый, с брюшком, в слишком больших солнечных очках — показались в дверях кабины. Все четверо вошли в здание библиотеки. Бородач кивнул Хиксу и приблизился к миссис Морган.

— Мы объездили все вокруг. Дороги все ещё перекрыты. Джордж не покидает своего поста. Но пока от нас не очень много пользы.

— Джордж — один из патрульных нашего отряда, — объяснила миссис Морган Хиксу. — Ребята наблюдают за шоссе.

— Рон думает, что его Лиза все ещё в Фернис-Крике, — продолжал бородатый. Худой юноша с коровьими глазами устало кивнул. — Мы хотим полететь туда на самолёте и выяснить, что там за чертовщина.

— А вдруг вам не разрешат сесть? — предположила миссис Морган. — Не уверена, что вы приняли правильное решение, Митч.

— Правильное, чёрт возьми. Я никогда не позволял эти парням из правительства помыкать собой. Киднэппинг и блокирование общественных дорог без всяких причин! Пора принимать меры. — Митч уставился на Хикса, разглядывая его замшевую куртку, широкие брюки и кроссовки. — Мистер, мы незнакомы.

Миссис Морган пришла на помощь.

— Митч, это мистер Тревор Хикс. Мистер Хикс, Митч Моррис. Он занимается ремонтом машин и возит пропан.

— Рад встретиться с вами, мистер Хикс, — официальным тоном сказал Моррис. — Вы интересуетесь нашим делом?

— Он писатель, — объяснила Бернис. — Знаменитый, к тому же.

— У меня появилось подозрение, что возле Фернис-Крика что-то происходит — настолько важное, что прилёте президент.

— Президент? Вы имеете в виду… из Белого Дома?

— Точно.

— Он считает, что Стелла, возможно, в Фернис-Крике, — сказала миссис Морган.

— Тем больше причин полететь туда и разнюхать все на месте, — заметил Митч. — «Команче» Фрэнка Форреста готов к вылету. В нём пять мест. Мистер Хикс, хотите полететь с нами?

Тревор понял, что рискует серьёзно влипнуть. Миссис Морган не умолкала, предостерегая, но Моррис лишь вежливо поддакивал ей. Он уже принял решение.

Иной возможности увидеть своими глазами, что происходит в Фернис-Крике, у Хикса не будет. Если он проявит благоразумие и откажется от предложения Морриса, его остановят на дороге, как и всякого другого.

— Не слишком ли много людей набирается? — поинтересовался писатель.

— Бенни не летит, он плохо переносит самолёт.

Хикс судорожно вздохнул.

— Ладно, — согласился он.

— Это не так далеко. Несколько минут туда и обратно.

— Не нравится мне ваша затея. Не стоит идти на риск ради Стеллы, — сказала миссис Морган. — Я ищу другие пути. Не будьте дураками и…

— Обещаем — никаких героических усилий, никаких дерзких вылазок, — уверил её Моррис. — Пойдёмте, мистер Хикс…

Никогда в жизни он ещё не поступал так глупо. Колеса «Пайпер Команче» оторвались от земли, и двухмоторный самолёт поднялся в воздух, оставляя асфальтированную взлётную полосу и ангар, обшитый рифлёным железом, далеко позади и далеко внизу.

Митч Моррис обернулся к Хиксу и Рону Флэггу, сидящим сзади. Пятидесятипятилетный Фрэнк Форрест, такой же здоровяк, как и Моррис, круто накренил самолёт и повёл его на восток, потом, едва пассажиры успели перевести дыхание, заложил новый вираж. Моррис вцепился огромной мозолистой рукой в Форреста.

— Все нормально? — спросил он Хикса, мельком взглянув на Рона.

— Отлично, — крикнул Хикс, ощущая непонятный привкус во рту.

— А ты, Рон?

— Не то чтобы слишком хорошо, — сказал Флэгг и вытер пот с побледневшего лица.

— Фрэнк — мастер своего дела. Летал в Корее во время войны. Его отец прикрывал десантников с воздуха в Мидуэе. Он там и погиб, правда, Фрэнк?

— Те проклятые самолёты — летающие гробы, — пробурчал Форрест.

Хикс почувствовал, как «Команче» задрожал в восходящем воздушном потоке над низким холмом. Они летели на высоте пятьсот футов и в окрестностях Шошоне чуть не врезались в гору, покрытую пеплом. У пассажиров перехватило дыхание.

— Надеюсь, вы не считаете нас очень легкомысленными? — спросил Моррис.

— Боже упаси! — сказал Хикс, сдерживая рвотные спазмы.

— Мы многим обязаны миссис Морган. И Стеллу мы любим, и Лиза — отличная девчонка. Мы хотим быть уверенными, что девушки в порядке, где бы они ни находились. Не дай Бог, их похитили и используют на невадской испытательной станции как морских свинок?

Хикс не мог понять, предположение это или одна из возможных причин исчезновения девушек.

— Что же, по вашему мнению, произошло в Фернис-Крике? — спросил Форрест. — Майк говорит, что они обнаружили русского пилота. Вы здесь для того, чтобы навести о нём справки?

— Я не думаю, что суть происходящего — в этом.

— А в чём же тогда? Что заставило старину Крокермена появиться тут?

Хикс представил себе, как отнесутся его спутники к сообщению о визите из космоса. Он начинал почти что симпатизировать правительству в его усилиях сохранить в тайне калифорнийский феномен.

Тем не менее, в Австралии полно таких же людей: сильных духом, находчивых, отважных, но не отличающихся ни богатым воображением, ни тонким умом. Почему же тогда правительство Австралии доверяет свои секреты народу и почему это не делается в Соединённых Штатах?

— Трудно утверждать что-либо, — сказал он. — Я примчался сюда, движимый чистой интуицией. Простым подозрением.

— Подозрения никогда не бывают простыми. — Форрест резко обернулся. — Вы умный человек. Без веской причины вы бы не появились в наших краях.

— Миссис Морган считает вас важной персоной, — добавил Моррис.

— Ну…

— Вы доктор? — поинтересовался Флэгг с таким видом, будто срочно нуждался в медицинской помощи.

— Вообще-то, я доктор биологии, но я не врач, а писатель.

— У нас в Шошоне сколько угодно учёных со степенью, — похвастался Моррис. — Геологи, археологи, этнологи. Изучают индейцев. Иногда эти люди заходят в «Кроу Бар» и заводят разговоры. Мы не просто какие-нибудь ящерицы из пустыни.

— Я так и не думал, — отозвался Хикс. О, Боже!

— Все нормально. Фрэнк, как дела?

— Приближаемся к Фернис-Крику.

Хикс заглянул в иллюминатор и увидел желтовато-коричневый и белый песок, редкий кустарник, грязные дороги и грузовики. Потом он увидел шоссе. Форрест опять накренил самолёт. Желудок Хикса на этот раз повёл себя примерно, но Флэгг застонал.

— Есть здесь пакет? — спросил он. — Умоляю!

— Ты выдержишь, — подбадривал его Моррис. — Фрэнк, повремени с высшим пилотажем!

— Как вам угодно, — согласился Форрест.

Он заложил такой вираж, что Хикс увидел прямо перед собой группу зданий, разбросанных среди камней бронзового цвета, заросли деревьев и низкие холмы. Были отчётливо видны площадка для гольфа за пустырём, тонкая линия взлётно-посадочной полосы, заасфальтированная площадка, забитая легковушками и грузовиками, и поднимающийся в воздух зелёный двухместный армейский вертолёт «Кобра».

— Проклятье! — бросил Форрест, резко поворачивая штурвал.

Двигатели самолёта взвизгнули, и «Команче» повернулся вокруг своей оси, словно лист под порывом ветра.

Вертолёт пристроился к их машине и держался рядом, невзирая на акробатику Форреста. Флэгга стошнило. Рвотные массы брызнули в сторону Хикса и, казалось, ожили, пузырясь и бурля в воздухе. Хикс в смятении вытер лицо. Моррис вскрикнул и чертыхнулся.

«Кобра» искусно сманеврировала и полностью завладела инициативой. Второй пилот в военной форме и каске жестом приказал с заднего сиденья, чтобы самолёт шёл на посадку.

— Где ваше радио? — спросил Хикс. — Включите его. Пусть они свяжутся с нами.

— Пошли они к дьяволу! — крикнул Форрест. — Я должен знать…

— Черт возьме, Фрэнк! Они расстреляют нас, если мы не послушаемся, — сказал Моррис, при этом его борода устремилась вверх, потом вниз — синхронно с рывками самолёта.

Второй пилот «Кобры» продолжал педантично показывать на землю. По шоссе сновали зелёные автомобили и закамуфлированные грузовики.

— Нам лучше приземлиться, — согласился Форрест.

Он оторвался от вертолёта, развернул «Команче», потом неожиданно быстро снизился и посадил самолёт на серую асфальтированную полосу. При этом машину, по крайней мере, четыре раза здорово тряхнуло.

Рвота подступила к горлу едва сдерживающегося Хикса. К тому времени, как люди в серых и коричневых костюмах (наверное, сотрудники секретной службы, подумал Хикс) и военная полиция в синей форме окружили самолёт, Хикс справился с состоянием тошноты. Флэгг ушиб голову и лежал, оглушённый, в кресле.

— Чёрт возьми! — проговорил Моррис, выглядевший на редкость потрёпанным.

Артур, сутулясь больше обычного, шёл по каменному полу коридору отеля. Он едва глядел по сторонам и не обращал внимания на стены, отдалённые сырцом и белые, чёрные и серые ковры работы индейцев-навахо, висевшие над старинными сервантами. Он постучал в дверь номера Харри и сделал шаг назад, спрятав руки в карманы. Харри открыл дверь и нетерпеливым жестом пригласил друга войти. Потом Файнман вернулся в ванную комнату, чтобы закончить бритьё. Через час учёным предстояло принять участие в обеде с президентом в просторной гостиной отеля.

— Он тяжело реагирует на происходящее, — сказал Артур.

— Крокермен? Этого следовало ожидать.

— Я надеялся на его силу воли.

— Мы все словно под прицелом.

Артур посмотрел на широко распахнутую дверь в ванную.

— А как ты себя чувствуешь?

Харри вышел со следами крема на лице. Чтобы лучше выбриться, он оттягивал ухо вверх.

— Достаточно хорошо, но через два дня мне надо отбыть на лечение. Я предупреждал.

Артур кивнул.

— Нет проблем. Твой отъезд запланирован. Президент улетает через день. А завтра он встречается с Ксавьером и Янгом.

— А что потом?

— Переговоры с Австралией. Они показывают нам свою находку, мы им — свою.

— А потом?

Артур пожал плечами.

— Не исключено, что наш «фантом» лжёт.

— Если ты спросишь меня, — сказал Харри, — то…

— Я знаю. Паршивая история.

— Но Крокермен проглотил наживку. Слова пришельца подействовали на него. Янг и Ксавьер посетили место происшествия… О, Боже! — Харри вытер лицо полотенцем. — Всё оказалось не так, как я думал. Дело дрянь. Всю жизнь так. Мы радовались, а теперь мы в ужасе.

Артур поднял руку.

— Догадайся, кто был в том самолёте вместе с тремя местными парнями?

Харри недоуменно заморгал.

— С какой стати мне знать?

— Тревор Хикс.

Харри уставился на друга.

— Ты шутишь!

— Теперь президент изучает его книгу, весьма актуальную в данной ситуации. И это не простое совпадение. Крокермен, очевидно, считает повесть подходящим научным материалом. Местные, выслушав строгую нотацию, вернулись в Шошоне, Хикс же приглашён на сегодняшний обед.

— Нелепость! — бросил Харри, выключив свет в ванной и снимая рубашку со спинки кровати. — Он ведь журналист.

— Крокермен хочет переговорить с ним. Выслушать ещё одно мнение.

— Ему что — не хватает мнений?

— Я в последний раз видел Хикса, — пробормотал Артур, — три года назад в Корнеле.

— А я не знаком с ним, — сказал Харри. — Но хотел бы.

— Теперь у тебя есть шанс.

Через несколько минут Артур покинул комнату Файнмана. У него было тяжело на сердце. Он чувствовал себя, как обиженный ребёнок. Только недавно он надеялся получить шикарный рождественский подарок — чудесную весть, полную надежд на необыкновенное завтра, на счастливое будущее родной цивилизации, расцветающей в окружении иных миров. Но может случиться так, что уже к Рождеству Земля прекратит существование.

Он глубоко вздохнул и выпрямился, не в первый раз пытаясь физическим усилием унять душевную боль.

Старания поваров и официантов увенчались торжественной трапезой в белом зале с колоннами, отделанными медью. Подавали отличную грудинку, дикий рис и салаты. Зелень несколько подвяла из-за длительных перерывов между блюдами, но, в основном, еда оказалась вполне терпимой. За прямоугольным столом, составленным из четырёх небольших столиков, собрались основные действующие лица операции «Фернис». Тревор Хикс держался так, будто он всю жизнь только и делал, что обедал с президентами.

Я вытащил козарную карту, думал Хикс, пока Крокермен и министр безопасности входили и занимали места. Сотрудники секретной службы обедали за маленьким столиком возле входа в банкетный зал.

Хикс сидел напротив Лермана и рядом с президентом. Последний радушно приветствовал писателя кивком головы.

— Эти люди хорошо поработали, не так ли? — спросил президент, когда с закусками было покончено.

По негласному соглашению все разговоры за обедом касались незначительных, а то и вовсе пустяковых проблем. Официанты подали кофе в старинном, с виду, много раз использовавшемся серебряном кофейнике, разлили его по фарфоровым чашечкам и разнесли гостям. Харри отказался от кофе. Артур бросил в чашку два кусочка сахара.

— Вы знакомы с мистером Файнманом и мистером Гордоном? — поинтересовался Крокермен, когда они откинулись на спинки стульев с чашками в руках.

— Я слышал об их заслугах и однажды встречался с мистером Гордоном, когда он работал в руководстве ОКС, — сказал Хикс. Он улыбнулся Артуру, словно только что заметил его.

— Не сомневаюсь, наши люди поинтересовались причинами, побудившими вас рваться в отель «Фернис-Крик»?

— Очевидно, существует какая-то плохо скрываемая тайна, связанная с происходящими здесь экстраординарными событиями, — объяснил Хикс. — Я действовал по наитию.

Президент снова улыбнулся невесёлой, почти обескураживающей улыбкой и покачал головой.

— Я удивлён, что оказался здесь, — продолжал Хикс, — после не слишком гостеприимного приёма на аэродроме. И я потрясён встречей с вами, господин президент, невзирая на то, что я догадывался о вашем присутствии в этих краях. Я пришёл к этому предположению путём логических заключений, о которых уже рассказывал представителям армии и секретной службы. Можно сказать, я потрясён тем, что интуиция не подвела меня. Так что же здесь происходит?

— Я не уверен, что мы можем открыть вам тайну. Я не уверен, не ошиблись ли мы, пригласив вас на обед, мистер Хикс; и, безусловно, остальные сидящие за этим столом, ещё больше сомневаются в целесообразности приглашения. Не так ли, мистер Гордон? Вы не возражаете против участия в обеде писателя, репортёра?

— Мне это представляется странным, но я не возражаю.

— Я думаю, мы все потеряли точку опоры… — сказал Крокермен. — Я хотел бы поразмыслить над мнением постороннего человека.

Харри подмигнул Артуру без намёка на иронию.

— Я словно блуждаю в потёмках, сэр.

— Почему, с вашей точки зрения, мы собрались здесь?

— Я услышал — не спрашивайте, каким образом, всё равно не скажу, — что тут обнаружено таинственное существо. Я догадываюсь, что это может быть связано с находками в Большой пустыне Виктории.

Маккленнан прикрыл глаза ладонью и затряс головой.

— Незашифрованное сообщение, переданное «Эйр Форс I». Их всех следует расстрелять.

Крокермен выслушал советника и махнул рукой. Он вытащил из кармана сигару и жестом пригласил всех закурить. Собравшиеся вежливо отказались. Президент зажал сигару в зубах и щёлкнул старинной серебряной зажигалкой.

— Полагаю, у вас есть разрешение на посещение военных баз и исследовательских лабораторий?

— Да, — сказал Хикс.

— Тем не менее, вы не гражданин Соединённых Штатов.

— Вы правы, господин президент.

— Благонадёжен ли мистер Хикс, Карл? — обратился Крокермен к Маккленнану.

Советник по национальной безопасности покачал головой, поджав губы.

— За исключением того, что он иностранец, к его досье не придерёшься.

Лерман наклонился вперёд и произнёс:

— Господин президент, я считаю, разговор следует закончить. Мистер Хикс не имеет официального допуска к секретным материалам и…

— Чёрт возьми, Отто, Хикс — умный человек. Мне интересно знать его мнение.

— Сэр, мы можем найти множество различных специалистов, чтобы вы побеседовали с ними, — сказал Маккленнан. — Но не приведёт ли подобная тактика к нежелательным результатам?

Крокермен пристально посмотрел на Маккленнана, сжав губы.

— Сколько времени осталось до того, как враг разнесёт Землю на куски?

Кровь прилила к лицу советника.

— Неизвестно, господин президент.

Хикс выпрямился и оглядел сидящих за столом.

— Прошу прощения, — сказал он, — но…

— Карл, — продолжал Крокермен, — по-моему, нежелательные результаты появляются, если слишком много времени уделять бюрократическим формальностям и расточительно относиться ко времени.

Маккленнан с мольбой посмотрел на Лермана. Тот поднял обе руки.

— Мы подчинаемся вам, сэр, — сказал он.

— Не считая некоторых аспектов, да, — раздражённо заявил Крокермен. — Я решил доверить мистеру Хиксу нашу тайну.

— Мистер Хикс, если можно так выразиться, гений информации, — заметил Роттерджек. — Он никогда не занимался научными исследованиями, он известен только как журналист и писатель. Я поражён, сэр, что вы отдаёте привилегии журналисту.

Глаза Хикса сузились, но он промолчал. На лице Крокермена вновь появилась кроткая мечтательная улыбка.

— Вы закончили, Дэвид?

— Я замолчу в любой момент, сэр. Я согласен с Карлом и Отто. Мы совершаем ошибку, за которую придётся расплачиваться.

— Я спросил, закончили ли вы.

— Да, сэр.

— Тогда позвольте мне повторить. Я решил посвятить мистера Хикса в нашу тайну. Надеюсь, что его допуск к секретным материалам будет оформлен без проволочек.

Маккленнан старался не смотреть на президента.

— Я начну заниматься этим в ближайшее время.

— Отлично. Мистер Гордон, мистер Файнман, я ни в коем случае не выражаю сомнения в ваших профессиональных качествах. Вы не против мистера Хикса?

— Нет, сэр, — сказал Артур.

— Ничего не имею против журналистов и писателей, — заметил Харри. — Вне зависимости от того, что повесть Хикса кажется мне неудачной.

— Хорошо. — Крокермен задумался на несколько секунд, затем кивнул и продолжил: — Я помню, что мы отклонили кандидатуру Дюпре, предложенную Артуром, потому что не хотели пользоваться услугами иностранных учёных. Надеюсь, вы не будете ничего иметь против некоторой непоследовательности наших действий… Мы действительно обнаружили таинственное существо, мистер Хикс. Оно оказалось пришельцем из космоса. Мы зовём его «Гость». Гость — живой организм, не робот, не машина. И он рассказал, что совершил космическое путешествие из своего мира в наш. Но…

Президент пересказал Хиксу почти все и даже упомянул о своём отношении к страшному предостережению. Никто не вставил в его рассказ ни слова.

Хикс слушал с напряжённым вниманием. Он заметно побледнел. Крокермен закончил, сделал глубокую затяжку и выпустил колечки дыма. Хикс наклонился вперёд, опираясь локтями о стол.

— Будь я проклят! — тихо выговорил он нарочито легкомысленным тоном.

— Проклятие падёт на головы всех нас, если мы быстро не решим, что делать, — сказал Крокермен.

Остальные воздержались от комментариев. Это был театр одного актёра, и мало кто из присутствующих получал удовольствие от спектакля.

— Вы ведёте переговоры с Австралией и, конечно, ввели их в курс здешних событий? — предположил Тревор.

— Мы пока выжидаем, — ответил Крокермен. — Нас беспокоит реакция людей, если новости просочатся в печать.

— Конечно, — сказал Хикс. — Я и сам не знаю, как поступить. У меня такое ощущение, будто я наступил на осиное гнездо.

Крокермен загасил выкуренную только наполовину сигару.

— Завтра утром я возвращаюсь в Вашингтон. Мистер Хикс, я хотел бы, чтобы вы полетели со мной. Мистер Гордон, к вам это тоже относится. Мистер Файнман, насколько я понимаю, вы не сможете сопровождать нас. Вам предстоит лечение в Лас-Вегасе.

— Да, господин президент.

— Тогда после завершения курса — а я желаю вам благополучного его исхода — я просил бы вас порекомендовать ряд учёных для встречи с Гостем. Стоит провести ещё несколько допросов — не слишком удачное слово, правда? Порасспросить. Такая команда могла бы стать связующим звеном между нами и австралийцами. Карл, вам надо организовать дело так, чтобы кто-нибудь из австралийских специалистов прилетел в Ванденберг и присутстсовал на наших встречах с Гостем.

— Итак, мы открываем правду австралийцам? — спросил Роттерджек.

— Думаю, это единственно правильный ход.

— А если они не согласятся с нашей установкой на секретность?

— Мы будем решать проблемы по мере их возникновения.

Усталый на вид молодой человек в сером костюме вошёл в банкетный зал и направился к Роттерджеку. Он протянул советнику по науке листок бумаги и отступил на шаг назад, оглядывая присутствующих. Роттерджек прочитал послание, и морщины на его лице стали ещё явственнее.

— Полковник Пхань сообщает, — сказал он, — что Гость умер сегодня вечером в восемнадцать ноль-ноль. Пхань проведёт вскрытие в полночь. Мистер Файнман, мистер Гордон, вас просят принять в этом участие.

За столом воцарилась тишина.

— Мистер Гордон, располагайте собой и присоединяйтесь к Пханю. А потом я жду вас в Вашингтоне, — проговорил Крокермен. Он положил салфетку возле тарелки, отодвинул свой стул, стоящий во главе стола, и поднялся. В тусклом освещении зала он выглядел постаревшим. — Я хочу пораньше лечь спать сегодня. События дня измотали меня, надо о многом подумать. Дэвид, карл, пожалуйста, позаботьтесь о мистере Хиксе.

— Да, сэр, — ответил Маккленнан.

— И, Карл, прошу довести до сведения служащих отеля, что мы высоко оценили их услуги и усилия.

— Да, сэр.

ААП/ЮК НЕТ, 8 октября 1996 года; Вумера, Лоукал Чёрч оф Нью-Австралия.

Его преподобие Брайан Колдекот назвал пришельцев из космоса, появившихся в Австралии, «очевидной фальшивкой». Колдекот, хорошо известный своими страстными проанархистскими разглагольствованиями, а также призывами вернуться в «сады Эдема», которые, как он заявляет, находились возле Алис-Спрингс, на этот раз появился в Вумере. Он прибыл во главе каравана из тридцати машин и собирается организовать авторалли для привлечения внимания к своим идеям. «Эти „инопланетяне“ являются не чем иным как попыткой Аграрной партии сбить с толку народы всего мира и превратить Австралию во главе со Стенли Миллером в центр мирового господства, против чего я, естественно, поднимаю свой голос». Крестовый поход, инициированный Колдекотом, потерпел первую неудачу в прошлом году, когда популярность этого деятеля значительно упала после того, как стало известно, что он женат одновременно на трёх женщинах. Новоавстралийская Церковь тут же объявила двоежёнство религиозным постулатом, оставляя вопрос о легализации публичных домов открытым.

Agnus dei

8 октября, 12.15

Полковник Туан Ан Пхань вместе с двумя ассистентами стоял в изоляторе, недавно занятом Гостем, а теперь его мёртвым телом. На каждом медике — белый комбинезон и шлем, все трое снабжены автономной системой дыхания. Харри Файнман вошёл в комнату, не надев специального костюма. Он с трудом протиснулся к стене — в изоляторе, куда внесли аппаратуру, необходимую для проведения аутопсии, почти не оставалось свободного места. Артур сидел в лаборатории за стеклянной перегородкой и наблюдал.

В середине комнаты на метровом возвышении лежал Гость. Голова распластавшегося на спине космического жителя откинулась так, что линия «подбородка» проходила почти параллельно плоскости стола. Пластиковые ремни удерживали четыре конечности по обе стороны от туловища.

Рукой в резиновой перчатке Пхань показал на три видеокамеры, установленные позади защитных экранов.

— 8 октября 1996 года, 12.17. Я, полковник Туан Ан Пхань, приступаю к вскрытию тела внеземного биологического объекта, обнаруженного в Долине Смерти, Калифорния. Объект, также называемый «Гость», скончался в восемнадцать часов двадцать восемь минут седьмого октября в изоляторе номер три лаборатории срочной реабилитации, центр управления полётами номер шесть, военно-воздушная база, Ванденберг, Калифорния. Мы не видим следом каких-либо физических повреждений или травм. — Пхань вооружился скальпелем с подноса, протянутого ассистентом. — Я уже брал образцы микроорганизмов с кожи Гостя при его жизни. Теперь я возьму образцы с конечностей, туловища и головы, чтобы посмотреть, как микроорганизмы земного происхождения размножаются на внешних тканях существа.

При помощи скальпеля Пхань вырезал кусочки кожи и собрал их на тампоны. Каждый тампон он опустил в пробирку, после чего ассистенты тщательно их закупорили.

— Как видите, трупные пятна не проступают, на теле не видно ни признаков разложения, ни внешних или внутренних изменений. — Пхань поднял переднюю конечность. — Сохраняется естественная эластичность мышц, и не наблюдается окоченения. Единственное, что свидетельствует о наступившей смерти — это неподвижность и отсутствие реакции на раздражение. Также не наблюдается признаков электрической активности в черепной коробке Гостя или в других частях его тела. Так как подобная активность ранее отмечалась, то можно предположить, что её отсутствие является показателем смерти. Гость не шевелился в течение десяти часов и тридцать одной минуты. Доктор Файнман, согласны ли вы, что, судя по результатам доступного нам исследования, Гость мёртв?

— Согласен, — сказал Харри. — Полностью отсутствуют рефлексы. Ранее мускульной системе Гостя было свойственно напряжение, проявлявшееся при соприкосновении его тела с предметами. В настоящее время мы не замечаем этого напряжения.

— Скорее всего, то, чем мы сейчас занимаемся, больше походит на исследовательское препарирование, чем на аутопсию, — продолжал Пхань усталым тоном. — Мы тщательно изучили организм Гостя при помощи наружных методов. Я имею в виду рентген и ультразвук. Мы увидели, скорее всего, очертания внутренних органов и небольших полостей, причём некоторые из них заполнены жидкостью, а некоторые пусты. Используя снимки как карты, — и Пхань указал скальпелем на листы бумаги, прикреплённые на внешней стороне окон для наблюдения, — я смогу подробнее изучить внутренности пришельца. Грудная клетка Гостя существенно отличается от человеческой. Она состоит из костяных лучей — таких, как у дикобраза, — соединённых коллагеновыми гибкими сочленениями. Эти лучи охватывают всю внутреннюю полость. Лёгкие отсутствуют. В теле Гостя мы отмечаем наличие пустот. — Пхань провёл скальпелем по хребту, расположенному вдоль «груди». В разрезе кожи, сине-зелёной, как медь, показалась тускло поблёскивающая серо-зелёная ткань. Вот центральная «грудная кость», или костяной выступ, обнаруженный нами при помощи рентгена. — Он отворачивал кожу, помогая себе скальпелем, до тех пор, пока полость грудной клетки не обнажилась полностью. — Такие сочленённые отростки костей обеспечивают защиту внутренних органов. Образуется гибкая, но крепкая клетка, которая, как вы видите, в одном направлении неподвижна. — Пхань надавил на кости, безрезультатно пытаясь сдвинуть их в сторону головы Гостя. Он нажал в противоположном направлении, и клетка шевельнулась. — Очевидно, что здесь можно провести аналогию между человеком и Гостем: у обоих имеется в наличии клетка, защищающая грудные органы. Но на этом сходство кончается.

Пхань взал маленькую электрическую циркулярную пилу и провёл ею по левой стороне «скелета» так, чтобы находящиеся в лаборатории видели весь процесс через окно. Когда он выпилил из костяка квадрат со стороной в двадцать сантиметров, перед глазами медиков предстала внутренняя часть грудной клетки, заполненная вязким веществом, и в глубине — мембрана жемчужного цвета.

Артур сидел, словно прикованный к стулу, полностью сконцентрировавшись на раскрытой грудной клетке Гостя. Пхань протиснулся между Файнманом и ассистентами и обошёл стол, бросив взгляд на компьютерные распечатки. Потом он взял шприц и ввёл иглу в мембрану, чтобы взять пробу жидкости. Харри надавил на мембрану шпателем и соскрёб им длинный тонкий кусок ткани, предназначенный для биопсии.

Он передал его ассистенту, который поместил образец в пробирку и опечатал её, а затем передал вместе с другими пробирками в лабораторию через выдвижной ящик из нержавеющей стали.

— Сейчас температура двенадцать градусов по стоградусной шкале. Мы поддерживаем её на этом уровне, чтобы предотвратить распространение земных микроорганизмов. Образцы ткани и жидкости отправлены на анализ. Мы продолжим вскрытие через час. Господа! Мне необходим отдых. Мои ассистенты проведут дальнейшие измерения и возьмут образцы тканей конечностей. После перерыва проведём аутопсию головы.

Хикс сидел за столом напротив президента и улыбался официантке, пока та разливала кофе. В этот ранний час, в половине восьмого утра, никого кроме них в банкетном зале не было. Президент позвонил Хиксу в полночь и попросил его разделить с ним завтрак, дабы побеседовать наедине.

— Что вы заказываете? — спросил Крокермен.

— Тосты и омлет, — ответил Хикс. — Вы можете приготовить омлет по-денверски?

Официантка кивнула.

— То же самое принесите и мне, — решил Крокермен.

Когда девушка отошла от столика, Крокермен отодвинул стул на несколько дюймов и нагнулся, чтобы достать бумаги из открытого портфеля, стоящего на полу.

— Завтра в девять я встречаюсь с отчаявшейся матерью, в одиннадцать — с адмиралом и генералом. Потом возвращаюсь в Вашингтон. Всю ночь я провёл за письменным столом, приводя мысли в порядок. Надеюсь, вы не будете возражать, если я вытяну из вас несколько идей.

— Конечно, сэр, — сказал Хикс. — Но прежде всего, я хочу понять свой статус. Я — журналист, прилетевший сюда в поисках сенсации. Ваше предложение остаться вместо того, чтобы прогнать меня с глаз долой — это… слишком необычно. Должен честно сказать, что при определённых условиях я… — Он запнулся, взглянув в карие глаза Крокермена, и обвёл рукой банкетный зал. — Мне не доверяют здесь, да и не должны. Я посторонний.

— Вы человек с богатым воображением и интуицией, — перебил его Крокермен. — У некоторых имеется только эрудиция. Файнман и Гордон обладают и тем, и другим, и Гордон, к тому же, хорошо знаком с подобными проблемами как бывший сотрудник Отдела Космических Связей. Возможно, даже слишком хорошо знаком… Вот о чём я думаю: мы действительно имеем дело с пришельцами из космоса, как утверждает Гордон, или нет? Вы смотрите на все как бы со стороны, у вас свежий взгляд на происходящее, и мне представляется полезным узнать его.

— А каков мой официальный статус, моя роль?

— Ясно, что сейчас вы не можете сделать репортаж о случившемся. Оставайтесь здесь, работайте вместе с нами, пока вся история не перестанет быть тайной. Подозреваю, нам скоро предстоит раскрыть карты перед общественностью, хотя Карл и Дэвид упорно сопротивляются. Если мы решим предать события огласке, вы получите исключительное право на освещение новостей. За вами первый удар.

Хикс нахмурился.

— А наши с вами беседы?

— То, что мы говорим друг другу, пока не следует обсуждать где-либо ещё. Когда-нибудь потом — для полноты исторической картины, если вздумаете писать мемуары… — Крокермен неопределённо кивнул. — Я не против.

— Надеюсь, мы вернёмся к вопросу о моём месте в группе, — сказал Хикс. — Особенно, если мистер Роттерджек, мистер Маккленнан или мистер Лерман будут контролировать меня или мою работу. Но пока я согласен. Я не стану писать о наших частных беседах.

Крокермен положил бумаги перед собой.

— Теперь слушайте. Вот что я думаю: или мы дважды за последний год подверглись вражескому вторжению, или кто-то надувает нас.

— Правильный ответ лежит где-то между понятиями фатума и целенаправленной политики в космосе, — предположил Хиск.

Президент в знак согласия кивнул.

— Я нарисовал несколько логических диаграмм. — Он протянул журналисту лист бумаги. — Диаграммы Венна. Скудные остатки математических знаний, полученных в колледже. — Он улыбнулся. — Ничего слишком заумного — просто попытка лучше изучить возможные варианты. Каково ваше мнение?

Хикс внимательно рассмотрел начерченные на бумаге пересекающиеся и непересекающиеся круги с заметками внутри, посвящёнными различным интерпретациям событий.

— Если два известных нам космических корабля имеют одно и то же происхождение, я рассматриваю несколько возможных вариантов. Первый: австралийцы имеют дело с группойц пришельцев, избравших иную тактику вторжения — нечто вроде оппозиционеров. Тогда информация, полученная нами, правдива: основная цель обоих кораблей — уничтожение Земли. Гость — действительно представитель мира, подовергшегося нападению. Вы следите за ходом моих мыслей?

— Да.

— Второй вариант: это два независимых друг от друга события, которые случайно совпали по времени. Две группы инопланетян, не знакомые между собой или некогда мимолётно пересекшиеся в космическом пространстве… И в-третьих, мы вообще имеем дело не с пришельцами, а с посланцами.

Хикс удивлённо поднял броки.

— Посланцами?

— Я не совсем уверен в многообразии Вселенной. — В течение десяти-пятнадцати секунд Крокермен молчал, глядя на стол. Его лицо ничего не выражало, а взгляд перебегал от подсвечника к чашке с кофе. — Полагаю, что вы готовы поспорить со мной.

— Я — человек, — сказал Хикс. — Я не все могу понять. Я принимаю многообразие Вселенной, но не осознаю и не ощущаю его.

— На душе становится легче от ваших слов. Мои сомнения можно понять, не так ли?

— Да, сэр.

— Иногда я думаю, не лишились ли мы чего-то, рассматривая Вселенную с точки зрения науки… Может, мы утратили чувство… — Крокермен снова замолчал, подбирая подходящие слова. — …греха. Если мы видим в Боге проявление высшего разума — не человеческого, нет, но требующего поклонения… Вы слушаете меня?

Хикс кивнул.

— Тогда, быть может, Высший Разум больше не доволен нами. Он послал своих посланцев, своих ангелов, если хотите, чтобы те пригрозили мечом правосудия. Уничтожением Земли.

Крокермен посмотрел на Хикса.

Официантка принесла завтрак и спросила, не хотят ли они ещё кофе. Крокермен отказался. Хикс попросил кофе погорячей. Она ушла. Журналист поковырял вилкой омлет. Он более не чувствовал голода — желудок сжался, во рту ощущался кислый привкус. В душе нарастало ощущение панического ужаса.

— Я не склонен к религиозной трактовке событий, — проговорил он.

— Разве мои мысли имеют отношение к религии? Неужели нельзя считать их альтернативным объяснением появления враждебно настроенных существ?

— Я не совсем понял вашу теорию.

— »Перст указующий». Вот и все.

— Ага. «Мене, мене, текел, упарсин^[1]» или как там?

— Вот именно. Мы дошли до предела. Развращены, вооружаемся без всякой меры. В двадцатом веке всё перевернулось с ног на голову. Самое кровавое столетие в человеческой истории. Больше невинных жертв, чем когда-либо.

— Вы правы, — поддержал его Хикс.

— И теперь пришло время перебираться в другое пространство. Быть может, нам суждено страдать, пока мы живём на Земле. Теперь…

— Мысль не слишком оригинальная, прервал Хикс президента. Чувство неловкости, охватившее его, перешло в раздражение.

— Но значит ли это, что она неправильна?

— Думаю, есть идеи получше.

— А, — протянул Крокермен. Завтрак стоял перед ним нетронутым. — Но ни одна из них не убеждает меня. Я — единственный судья, на которого я могу положиться в этой ситуации, верно?

— Нет, сэр. Есть специалисты…

— Занимаясь политикой, я множество раз пренебрегал советами экспертов — и немалого достиг. Этим я отличался от стандартно мыслящих политиков, стремящихся к вершинам власти. Сейчас, я признаю, такая тактика кажется рискованной.

— Я снова в растерянности. О какой тактике идёт речь?

— Не брать в расчёт мнение специалистов.

Президент наклонился вперёд и положил руки на стол, крепко сжав кулаки. Его глаза влажно блестели. Весь его вид говорил о болезненном отчаянии.

— Я задал Гостю один вопрос и получил на него весьма многозначительный ответ, самый важный из всех… Я спросил его: «Вы верите в Бога?» — и он ответил: «Я верю в возмездие». — Президент откинулся на спинку стула. Потом он разжал кулаки и принялся потирать ладони в тех местах, где ногти оставили глубокие следы. — За его словами, должно быть, многое скрывается. Может статься, он жил в другом, не похожем на наш, мире, где грех сурово карается. Из всех мест они выбрали Фернис, Долину Смерти… Мы получили предупреждение, что Земля превратится в горстку пепла. Тотальное разрушение. Мы получили предупреждение, что нам не избежать конца. Я верю — не избежать.

Хикс собрался что-то сказать, но президент тихо продолжил:

— Бог, Высший Разум, придаёт нам форму и наполняет её содержанием. Потом Он видит, что изделия не удались, и отсылает их назад, на кузницу, чтобы перелить в другие формы. Это место. Фернис. Наковальня Господа. Вот с чем нам предстоит столкнуться. Возможно, предстоит.

— А австралийские события — гора, роботы, послания?

— Не знаю, — ответил Крокермен. — Покажется безумием, сли я скажу, что австралийцы имели дело с проявлением мирового зла… Но, тем не менее…

— Проявлением мирового зла? Вы имеете в виду Сатану?

— Я подразумеваю кого-то, противостоящего Создателю. Силы, питающие надежду, что нам будет и дальше разрешено жить во грехе. Тем самым они стремятся развалить мироздание.

— Полагаю, что есть более подходящие объяснения, господин президент, — спокойно заметил Хикс.

— Тогда, будьте любезны, представьте их мне.

— Я недостаточно подготовлен, — ответил журналист. — И я мало знаю о происшедшем — только то, что услышал от вас.

— В таком случае, почему вы критикуете мою теорию?

Крокермен разговаривал, как обиженный ребёнок, которому известны всякие умные взрослые словечки. Хикс вздрогнул от ужасного воспоминания: в 1959 году он слышал подобные речи от одной знакомой; месяцем позже женщина наложила на себя руки.

— Ваша теория нереалистична, — сказал он.

— Есть ли вообще что-нибудь реалистичное во всей этой истории? — спросил Крокермен.

Ни один из них не притронулся к завтраку, они лишь поковыряли еду.

Хикс придвинул тарелку. Омлет остыл. Тем не менее, журналист принялся за завтрак, и Крокермен последовал его примеру. Никто не произнёс ни слова, пока тарелки не опустели. Казалось, что оба играют в молчанку.

Официантка убрала грязную посуду и долила кофе в чашку Хикса.

— Прошу меня простить, — сказал президент, вытерев губы салфеткой и бросив её на стол. — Я был груб с вами. Это непростительно.

Хикс промямлил в ответ несколько слов: мол, у всех натянуты нервы и несдержанность вполне объяснима.

— Тем не менее, благодаря вам, я могу хорошо представить себе перспективы. Наблюдая за вашей реакцией, я понял, чего ждать от других. Наступает нелёгкая пора, нелёгкая по многим причинам. Я нарушил ход избирательной кампании. Выборы состоятся меньше чем через месяц. Важно правильно воспользоваться оставшимся временем. Ясно, что необходимо сгладить шероховатости в некоторых фразах…

— Сэр, это не просто фразы. Это будущее. — Голос Хикса зазвучал решительнее. — Если вы не откажетесь от идеи Божьей кары, я хорошо представляю, какой огромный вред вы можете принести.

— Да. Понимаю.

Понимаешь? — мысленно переспросил Хикс. И потом, увидев недоверчивое выражение лица президента, его полузакрытые глаза, сказал про себя: да, возможно, ты все понимаешь… но это тебя не остановит.

9 октября

Пока самолёт выруливал на взлётную полосу, Артур развернул газету. Вдалеке, на бетонированной площадке перед ангаром, выстроились бомбардировщики «Б-1». Их глянцевые желтовато-коричневые, серые и зелёные очертания тонули в утреннем тумане. Артуру потребовалось несколько секунд, чтобы вникнуть в смысл заголовков. Он не мог отделаться от мыслей о Харри и о результатах вскрытия Гостя.

Медики не нашли в организме пришельца ни одного внутреннего органа. Его грудную клетку почти целиком заполняла матово-розовая ткань, напоминающая мозговую. Голова состояла из костного материала, сконцентрированного в большие твёрдые сгустки. Никаких видимых признаков центральной нервной системы. В костную ткань вкраплены маленькие узелки; складывалось впечатление, что они сделаны из какого-то материала, скорее всего — серебра.

Что касается Харри, то ему тоже предстоит пройти обследование — в Лос-Анджелесе.

Самолёт развернулся и начал разгоняться на полосе. Небольшие двигатели пронзительно гудели.

Артур заставил себя сосредоточиться на газете. В глаза бросился заголовок на первой странице:

«СЕКРЕТНЫЙ ВИЗИТ ПРЕЗИДЕНТА В ДОЛИНУ СМЕРТИ.

Подробности неизвестны.

Возможно, это связано с последними событиями в Австралии».

Все то же незашифрованное сообщение, погнавшее Тревора Хикса в Фернис-Крик, подсказало другим журналистам, только несколькими часами позже, где стоит копать. Но Хикс первым напал на золотую жилу. Остальным пришлось довольствоваться интервью с жителями Шошоне. Удалось пробиться по телефону в квартирку горничной отеля «Фернис-Крик», но девушка говорила только по-испански. Никто не взял интервью у Бернис Морган. Похоже, Крокермен убедил её молчать, подумал Артур, перечитывая статью несколько раз.

Генерал Пол Фултон, ответственный за полёты шаттлов на западном побережье, летел вместе с Артуром. Он предстал перед Гордоном, как только самолёт взмыл в воздух на высоту двадцать восемь тысяч футов.

— А, милая сердцу свободная пресса! — воскликнул он, занимая соседнее кресло. — Простите, мистер Гордон. У нас до сих пор не хватало времени просто посидеть и поболтать.

— Вы возвращаетесь, чтобы отчитаться?

— Надо выступить перед членами Конгресса, перед сенаторами из комитета по деятельности в космосе — одному Господу известно, что Проксмир собирается извлечь из случившегося. Как он пробрался на место председателя — загадка для меня. Политическая смерть никогда не настигнет этого человека.

Артур кивнул. В его голове всё перепуталось. Он надеялся выспаться в самолёте, но у Фултона явно было что-то на уме.

— Многих из нас тревожит решение Крокермена относительно Тревора Хикса. Автор научно-фантастических книг…

— Хикс стал им недавно, — оборвал генерала Артур. — Он пишет вполне достойные книги на научные темы.

— Да и мы не против Тревора Хикса как такового. Нас волнует то, что президент обратился к человеку, не входящему в состав… основной группы. Яимею в виду его советников, кабинет, экспертов.

— Ему требуется дополнительные мнения. Он говорил об этом несколько раз.

Фултон пожал плечами.

— Гость потряс его.

— Гость потряс и меня, — заявил Артур.

Фултон перевёл разговор на другое.

— В Вашингтоне нас ожидают два австралийцы, занимающиеся тем же, что и мы. Они только-только прилетели из Мельбурна. Подозреваю, это мелкие сошки. Основная фигура — Квентин Бент — скрывается в тени. Вы знаете его?

— Нет, — ответил Артур. — Учёных северного и южного полушария разделяет пропасть. Это, однако, не касается астрономии. Но Бент не астроном. По-моему, он социолог.

— Ваш коллега… доктор Файнман, — неуверенно спросил Фултон, — он в состоянии продолжать работу?

— Думаю, да.

Артур понял, что ему все меньше нравится Фултон, и пытался найти причину такой сильной неприязни — ведь генерал всего лишь интересуется Харри.

— Чем он болен?

— Хроническая лейкемия.

— В последней стадии?

— Доктора полагают, что это излечимо.

Фултон кивнул.

— Интересно, не тот ли диагноз и у Земли?

Артур не понял смысла фразы.

— Рак, — выдохнул Фултон. — Космический рак.

Артур задумчиво кивнул и посмотрел в иллюминатор, думая о том, найдёт ли он минутку, чтобы позвонить Франсин, поболтать с Марти, прикоснуться к реальной жизни.

Полковник Элберт Роджерс взял радиотелефон, протиснулся в дверь вагончика связи, спустился по ступенькам из гофрированного металла и утонул в белом песке, заскрипевшем под ногами. Ему абсолютно не хотелось заниматься самоанализом; размышления на эзотерическом уровне никогда не приносили ему пользы. Гость был мёртв; Артур Гордон приказал его группе обследовать внутренности горы. Конечно же, Роджерс считал, что должен взять выполнение приказа на себя.

Роджерс хорошо подготовился. В своём блокнотике он нарисовал план таинственного летательного аппарата. такой план, естественно, не более чем гипотеза, основанная на длине, высоте, ширине и величине угла наклона туннеля, проходящего внутри. Проползти по туннелю не составит труда, даже если он идёт прямо вверх, Роджерс может пройти там, используя метод трубочистов — прижавшись спиной к одной стене туннеля и ступнями согнутых в коленях ног — к другой. Он возьмёт с собой миниатюрный цифровой самописец и видеокамеру размером с палец, прикреплённую к шлему. Снаряжение дополнят «Хассельблад» с высокочувствительной плёнкой и более лёгкий фотоаппарат «Лейка» с тридцатитрехмиллиметровой плёнкой. Роджерс предполагал, что исследование займёт не больше одного дня. Конечно, он допускал, что внутри объекта может оказаться множество полых пространств, но такое строение казалось ему маловероятным.

Пока сержант и капрал приносили всё, что требовалось, из складского вагончика, Роджерс ещё раз проверил схему маршрута и обсудил со своим заместителем майором Ритером Келлером меры на случай непредвиденной ситуации. Потом он надел ранец и тяжёлые альпинистские ботинки, отрезал три куска каната, обмотал их вокруг пояса и пошёл вдоль южной стороны глыбы.

Полковник посмотрел на часы и завёл таймер. Шесть часов утра. Пустыня все ещё утопала в серебристой рассветной дымке, высокие перистые облака простирались от края до края. Свежий холодный ветер наполнился сухим запахом кустарников.

— Поднимите меня, — приказал Роджерс Келлеру.

Майор сцепил пальцы обеих рук, и Роджерс поставил левую ногу на этот упор. С криком «раз-два-взяли» Келлер поднял Роджерса на уровень отверстия. Оказавшись в наклонной части туннеля, он на секунду застыл, лёжа на спине и глядя на первый поворот, расположенный через сорок футов.

— О'кей, — сказал полковник и нажал на кнопку таймера, засекая время. — Я пошёл!

Они решили не тащить телефонный шнур и отказаться от непосредственной связи. Маленький микрофон на лацкане куртки позволит записать наблюдения Роджерса, а видеокамера запечатлеет всё, что он увидит. Если же представятся время и возможность, он воспользуется фотоаппаратами.

— Ни пуха, ни пера, сэр! — крикнул ему вдогонку Келлер, когда Роджерс начал подъем.

— К чёрту, — пробормотал Роджерс, учащённо дыша.

Первые тридцать футов он преодолел ползком, не испытывая особых затруднений. Возле поворота остановился и посветил в темноту. Туннель теперь шёл прямо вверх. Он громко сообщил об этом в микрофон и посмотрел вниз. В просвете между ногами и животом белело, словно изваянное из камня, лицо Келлер. Тот сжал кулак и отвёл большой палец, выражая тем самым одобрение. Роджерс дважды нажал на кнопку фонаря.

— Я пробираюсь в чрево инопланетного корабля, — тихо проговорил он сам. Челюсти и мускулы лица свело судорогой, Роджерс едва избавился от неё. — Я ползу в неизвестное. Такие дела. Не бойся.

И он не боялся: чувство глубокого покоя почти полностью овладело им.

Он подумал о своей жене и пятилетнем сыне, живущих в Барстоу, и в его голове тут же появилось несколько вариантов будущего семьи. Отец, геройски погибший, и пенсия за него. Роджерс плохо разбирался в пенсионных вопросах. Зря. Как только он вернётся, следует сразу выяснить все тонкости. А вот более приятная мысль: герой-отец жив, выходит в отставку после двадцати лет службы и начинает заниматься бизнесом — вероятнее всего, в качестве консультанта по военным контрактам, хотя раньше он не задумывался над подобной перспективой. А лучше всего купить дом. Не в Барстоу, нет, а где-нибудь в Сан-Диего — подходящее место для бывших моряков и морских пехотинцев.

Он начал подъем, упираясь резиновыми подошвами ботинок в камень и отталкиваясь руками от стены. Один толчок — и позади один фут. Не повредить бы корабль, не оставить даже царапинки. Он снова подтянулся вверх, бормоча проклятия, снова вжался ногами и руками в гору. Гладкая поверхность. Невыразительная, серая. Ничто не напоминает лаву. Астронавты, готовившиеся к высадке на Луну, штудировали геологию. Нет смысла обучать этой науке армейских офицеров. Кроме того, этот объект — не природное явление. Причём тут геология?

Хорошо хоть не скользко.

Пройдя пятнадцать футов, Роджерс остановился и поднял фонарь. Над головой он увидел ещё один поворот. И неизвестно, что за ним: шесты, на которых установлены камеры, слишком коротки. Роджерс вспомнил кадры из научно-фантастических фильмов. Он никогда особо не жаловал фантастику. Большинству его однополчан нравились «Инопланетяне» — они смотрели фильм ещё в лагере для новобранцев. Полковник постарался отогнать от себя воспоминания об этой картине.

Гость мёртв. Что, если остальные пришельцы разгневаны? Что если они знают о приближении Роджерса и поджидают его?

Он всё ещё спокоен, все ещё в приподнятом настроении, зрачки широко раскрытых глаз поблёскивают в темноте, от напряжения пот струится по лицу. Вверх, вверх и — к самому выступу. Преодолев поворот, Роджерс остановился в проходе, идущем почти горизонтально, и направил луч света в кромешную тьму. Потом он достал блокнот и набросал схему, приблизительно отмечая величины углов и расстояние. Он находился в пятнадцати или двадцати футах от поверхности. Освещая фонарём листок блокнота с планом, он нырнул в горизонтальный туннель. Схема его маршрута напоминала головоломку: сначала тридцать футов в глубь горы по проходу, полого поднимающемуся вверх, потом снова вверх двадцать футов по отвесному туннелю и теперь — горизонтальный проход в центр.

Тишина. Ни шума работающих моторов, ни голосов, ни ветерка. Только звук его дыхания. Он отдохнул и пополз дальше. Фонарь, привязанный к руке, освещал туннель при каждом движении разведчика.

Через девяносто футов полковник увидел, что туннель обрывается, а за ним — пустота. Роджерс не колебался ни секунды. Стремясь вырваться из тесного прохода, он упёрся руками в стены и высунул голову. В свете фонаря перед ним открылось просторное помещение.

— Я нахожусь в пещере овальной формы, — громко проговорил он, — длиной тридцать и шириной двадцать футов. Это, очевидно, центр горы. — Роджерс сверился со своими набросками. — Может быть, на шестьдесят-восемьдесят футов ниже вершины. Блестящие стены как будто покрыты эмалью, или пластиком, или стеклом. Тёмно-серые с голубоватым оттенком. Напротив выхода из туннеля я вижу ещё одну пещеру, большую по размерам. Она расположена, — он снова заглянул в блокнот, — к северо-западу от центра горы. Непохоже на жилище. Да и обитателей не видно. Никаких признаков жизнедеятельности.

Он встал во весь рост и пару раз шаркнул ботинками. Идти было легко.

— Иду вперёд.

Роджерс шёл вдоль стены, не переставая освещать путь. Потом он открыл нагрудный ранец, вытащил два сверхмощных фонаря и включил их, следя, чтобы лучи не ослепили его самого.

Широко раскрыв рот, Роджерс осмотрел вторую пещеру, длина которой составляла, по крайней мере, сотню футов, а высота — восемьдесят. Первая пещера примыкала к середине одной из её стен.

— Пещера покрыта блестящими гранями, — сказал Роджерс, — как драгоценный камень. Похоже на стекло, не зеркальное, но всё же сверкающее. Все это напоминает не просто огранённые драгоценные камни, а, скорее, сооружения с балками, опорами, перекрытиями. Будто собор, построенный из сине-серого стекла.

Он сделал несколько снимков «Хассельбладом», потом опустил фотоаппарат и медленно осмотрелся, стараясь запечатлеть в памяти открывшуюся перед ним картину и понять смысл увиденного.

Первая пещера заканчивалась обрывом высотой, по меньшей мере, в тридцать футов. Внизу блестел пол изысканно украшенной пещеры. Спуститься вниз по канату невозможно — не к чему его привязать, а вбить крюк он не рискнёт.

— Я не могу продвигаться дальше, — сообщил он. — Здесь нет движущихся предметов. Ничего, что напоминало бы жилое помещение. Нет никаких механизмов и нет света. Я собираюсь выключить фонарь и проверить, не блеснёт ли что-нибудь в темноте.

Роджерс оказался в непроницаемой темени. В какой-то момент его горло сжалось и он кашлянул. Со всех сторон завторило эхо.

— Не видно ни зги, — сказал он, простояв несколько минут во мраке. — Я сейчас зажгу фонарь и сделаю ещё несколько снимков.

Он потянулся пальцем к кнопке на фонаре, но замер, прищурившись. Прямо впереди, тусклый и неподвижный, блеснул маленький красный огонёк — не больше, чем звезда в бескрайнем небе.

— Подождите. Я не уверен, что видеокамера заснимет это. Слишком слабый свет. Просто одна красная точка размером с булавочную головку.

В течение нескольких минут он вглядывался в огонёк. Сначала Роджерсу показалось, что звёздочка движется; потом он догадался, что это оптический обман. На самом деле огонёк оставался по-прежнему тусклым и не менял положения.

— Не думаю, что экипаж бездействует. Он выжидает. — Роджерс покачал головой. — Но не исключено, что я поспешил с выводами.

Включив ручной фонарь, он вставил в «Хассельблад» телеобъектив, настроил аппарат на большую выдержку и направил его прямо на огонёк. Когда затвор щёлкнул, он установил ещё одну, более длительную, выдержку и сделал ещё снимок. Потом включил все фонари и уселся, чтобы запомнить как можно больше деталей.

— Тут все так же тихо, — сказал он.

Пятнадцать минут спустя Роджерс поднялся на ноги и машинально отряхнул брюки. — Всё в порядке. Я возвращаюсь.

К огромному его облегчению, ничто не препятствовало ему на обратном пути.

10 октября

Эдвард Шоу узнал о смерти Гостя через два дня от полковника Пханя. О визите полковника всех предупредили за десять минут до его появления. Эдвард быстро оделся. Занавески раздвинулись, и каждый из четвёрки увидел в центральной лаборатории маленького мускулистого смуглого человека в аккуратной, будто с иголочки, форме.

— Сколько нам ещё торчать здесь? — спросил Минелли.

С течением времени он все чаще и чаще дерзил, а поведение его становилось всё более непредсказуемым. Он нередко вспоминал о визите президента и мечтал о том мгновении, когда они «хлопнут дверью тюрьмы». Его манера разговаривать стала сильно напоминать пародию на известного комика. Минелли всегда с трудом смирялся с необходимостью подчиняться. Эдвард слышал, что задолго до появления в Остине Минелли попал в тюрьму по обвинению, связанному с наркотиками. Тогда он разбил лицо в кровь о тюремную дверь. Эдварда беспокоило состояние коллеги.

— Все вы здоровы. Признаков заражения или болезни не обнаружено, — начал Пхань. — Больше — никаких анализов. Полагаю, вы уже знаете от дежурного офицера, что Гость мёртв. Я закончил первую стадию аутопсии и не нашёл в его теле микроорганизмов. Он оказался абсолютно стерильным. Это хорошие новости для вас.

— Микробы сдохли, моя леди, — протянул Минелли.

Эдвард нахмурился.

— Я советовал отпустить вас, — продолжал Пхань, оглядев всех четверых по очереди. — Хотя не уверен, что мой совет будет услышан. Как сказал президент, существуют соображения безопасности.

Эдвард увидел через окно Стеллу Морган и улыбнулся, но она не ответила. Вероятно, свет падал так, что она не могла разглядеть геолога. А может быть, она чувствовала себя так же подавленно, как Реслоу, из которого теперь и слова не вытянешь.

Сочетание свободного общения друг с другом по телефону и пребывания в изолированных палатах уничтожили веру Эдварда в дух товарищества, который должен объединять, по его мнению, узников одной тюрьмы. Однако, пленники Ванденберга не подвергались жестокому обращению. Их не объединяла общая цель, за которую стоило бы бороться. Их заточение, по крайней мере, до сих пор было обосновано. Потому они и не стали «держаться вместе», как ожидал того Эдвард. Кроме того, ему ещё не доводилось находиться в карантине так долго. Может быть, он чересчур наивен?

— Сейчас мы готовим документы, которые вам надо подписать. Нам необходимы гарантии, что вы сохраните в тайне происшедшее с вами…

— Ничего не собираюсь подписывать! — выкрикнул Минелли. — Если подпишу, погибнут мои бестселлеры. Ни интервью в газетах, ни триумфа в Голливуде.

— Прошу вас, — терпеливо сказал Пхань.

— Что нового в Австралии? — спросил Эдвард. — Вы вели переговоры?

— Сегодня в Вашингтоне начинается серия встреч, — ответил Пхань.

— Чего вы тянули? Почему обсуждения не начались раньше?

Пхань помолчал.

— Между нами, я надеюсь на то, что события предадут огласке, — наконец сказал он.

Эдвард попытался подавить подступающий гнев.

— Почему мы не можем работать вместе с ними? Переведите нас отсюда в ОБО!

— В Очень Большую Оранжерею? — сострил Минелли.

— В общежитие для бессемейных офицеров, — объяснил Эдвард. Его нижняя губа дрожала. Он переходил на крик, но больше не желал сдерживаться. Ему хотелось, чтобы на его возмущение отреагировали. — Правда! Чёрт знает, что это такое. Мы ощущаем себя в тюрьме.

— Хуже. У нас нет возможности смастерить пистолет или нож, — поддержал его Минелли. — «Дно мира, мама!»

Пхань посмотрел на Минелли со смешанным выражением раздражения и сочувствия.

— Это всё, что я хотел сообщить. Пожалуйста, не волнуйтесь. Я уверен, вы будете вознаграждены за все неудобства. В ближайшее время мы получим новые инфодиски.

— Боже! — простонал Минелли.

Пхань, готовый было уйти, обернулся.

— Подождите! — крикнул Минелли. — Мне плохо. Правда. Со мной что-то происходит.

— Поясните, — попросил Пхань, жестом подзывая дежурного наблюдателя.

— Что-то с головой. Скажи им, Реслоу.

— Минелли выведен из равновесия, — медленно выговорил Реслоу. — Да и я не совсем в порядке. Но он — другое дело. Он разговаривает так, будто болен.

— Я — другое дело, — согласился Минелли. Потом он начал рыдать. — Господи, Боже мой! Верни нас на те самые скалы. Позволь нам продолжать путь в своей машине. Я подпишу всё, что потребуется. Правда! Пожалуйста.

Пхань посмотрел на них, потом резко повернулся и вышел. Жалюзи вернулись на прежнее место. Эдвард выдвинул ящик и вытащил оттуда газету и пакет с новыми инфодисками. Он жадно вчитывался в заголовки и статьи.

— Иисусе! — пробормотал он. — Информация о действиях президента. Стелла! — вызвал он мисс Морган. — Стелла! Они знают, что президент посещал нас.

— Я как раз читаю об этом.

— Ты думаешь, твоя мать постаралась?

— Не знаю.

— Будем надеяться на неё.

Минелли продолжал рыдать.

Хикс лежал, облокотившись на подушку, в комнате Линкольна. У изголовья — круглый ночной столик, покрытый скатертью. Небольшая лампа со стеклянным абажуром в виде шара освещает отчёты и документы, наваленные высокой стопкой. Ампирные часы с маятником размеренно и приглушённо тикают на мраморном камине. Казалось, что в просторной с высоким потолком комнате обитают призраки. Но эти призраки не страшны, они — свидетели истории, они навевают приятные ассоциации. Это действительно кабинет Авраама Линкольна; здесь он подписал манифест об отмене рабства.

Хикс потряс головой.

— Я схожу с ума, — сказал он. — Неужели я действительно здесь, или это мне только чудится?

На одну секунду его охватила надежда, что так оно и есть, что он спит и видит сон в номере в «Интерконтинентале» и что ему вскоре предстоит шестиминутное выступление по радио с рассказом о своей последней повести и, пока молодой ведущий…

С другой стороны, что плохого в том, что он живёт в Вашингтоне, в Белом Доме, в том, что он выбран лично президентом Соединённых Штатов на роль советника по вопросам, связанным с самым великим событием в истории человечества?

— Этого человека абсолютно невозможно убедить, — проворчал Хикс.

Он взял из стопки толстую папку фотокопий документов с фактами, касающимися объекта в Долине Смерти, Гостя и всего, что известно о Большой пустыне Виктории. Предварительный отчёт о вскрытии Гостя лежал третьим. Пользуясь навыком, приобретённым за годы научных исследований, он быстро просмотрел две первые страницы, задерживаясь лишь на самых существенных деталях. Все авторы, как он впрочем и ожидал, явно стремились обезопасить себя — двусмысленные фразы, оптимистические предположения, непринуждённый отказ от своих прежних идей. Только отчёт об аутопсии свидетельствовал об основательном подходе к проблеме.

Полковник Туан Ан Пхань — человек, с которым Хиксу захотелось познакомиться — изъяснялся понятным языком и по существу. Физиологическое строение пришельца отличается от физиологии любого земного существа. Пхань затруднялся охарактеризовать среду, вызвавшую подобную эволюцию. Некоторые части тела напоминают хитроумные механизмы. Ничего подобного не наблюдается в более сложных, произвольно развивающихся формах, известных биологии.

Пхань не скрывал свои выводы. «Тело Гостя, таким образом, не может быть описано теми биологическими категориями, какие применяются по отношению к живым организмам Земли. Некоторые из его характерных особенностей противоречат логике естественного развития. Единственное объяснение, которое я нахожу, состоит в следующем: Гость — существо, созданное искусственным путём. Возможно, он является продуктом многовековых генетических операций в сочетании с комплексной биоэлектроникой. Так как подобное недоступно нашему пониманию, к любой моей гипотезе относительно функций органов Гостя следует относиться как к сомнительной или даже ошибочной».

Затем шёл анализ тканей пришельца. Во всех тканях отсутствовала клеточная структура как таковая. Более того, каждый участок его тела или орган был снабжён отдельной системой обмена веществ, связанной с другими участками или органами, но не являющейся частью одной общей системы. В теле Гостя не было ни одного отверстия, которое способствовало бы освобождению организма от выделений. Выделения и отходы деятельности органов накапливались в тканях и оставались там. Пхань полагал, что это и могло оказаться причиной смерти. «Допускаю, что отсутствие каких-то питательных веществ в земной среде привело к изменениям в организме Гостя, которые не могут быть обнаружены в результате наших исследований. Допускаю также, что Гость в своей привычной среде был каким-то образом связан со сложной системой жизнеобеспечения, очищавшей его организм от выделений. Есть вероятность, что Гость болел и отдельные органы не могли выполнять свои функции».

Далее следовала сноска: «Ни по каким параметрам Гость не может считаться жизнеспособным организмом». Примечание подписал Харолд Файнман, не участвовавший в заключительной стадии аутопсии. И больше никаких дополнений.

Однако автор отчёта, предельно ясно излагая факты, всё же чего-то не договаривал. Файнман, по крайней мере, намекал, что Гость на самом деле был совсем не тем, чем казался…

В низу стопки лежал буклет, посвящённый австралийским событиям. Чувствовалось, что над ним работали в спешке и что много фрагментов изъято. Буклет начинался с обзора заявлений механических пришельцев, вышедших из горы в Большой пустыне Виктории.

Хикс потёр глаза рукой. Свет горел слишком слабо, чтобы читать. Журналист не в первый раз держал буклет в руках. Всё же, ему необходимо как следует подготовиться к утренней встрече президента с представителями Австралии. Хиксу предстоит сопровождать Крокермена в Овальный кабинет.

«Тот факт, что наши исследователи понимают речь механических существ, сам по себе поразителен. Инопланетяне овладели английским, кажется, в совершенстве. Они отвечают на вопросы быстро и не раздумывая».

Хикс изучил глянцевые цветные фотографии, вложенные в буклет. Два дня тому назад австралийское правительство разослало по комплекту фотографий с приложенными к нему видеокассетами во все агентства новостей мира. Теперь в каждом доме, в каждой уважающей себя семье имелись изображения трёх серебристых роботов, похожих на тыквы, парящих над деревянной оградой с колючей проволокой, или возле большой гладкой скалы красного цвета, или рядом с отверстием в этой скале.

«Каждым словом роботы подчёркивают свои добрые намерения и благожелательность. Они хотят помочь жителям Земли реализовать свой потенциал, достичь гармонического развития и воспользоваться своим правом стать равным партнёром в процессе всегалактического обмена».

Хикс нахмурился. Сколько лет приходилось ему вникать в параноидальный бред научной фантастики, отбивший в нём веру в инопланетян, дары приносящих? Среди множества фильмов о первых контактах лишь самая малость трактовала эпохальное событие как счастливую веху в истории человечества.

Как часто во время просмотров этих нескольких лент слезы застилали глаза Хикса, даже если он и старался оставаться скептиком. Великий момент, встреча людей Земли с друзьями, пришедшими с далёких планет…

И вот это произошло в Австралии. Мечта стала явью.

И калифорнийский кошмар…

Ни по каким параметрам Гость не может считаться жизнеспособным организмом.

Хикс положил австралийский буклет на стопку и неловко потянулся к выключателю. Лёжа в темноте, он заставил себя равномерно и неглубоко дышать, чтобы ни о чём не думать и заснуть. И всё же сон пришёл не сразу и не принёс успокоения.

11 октября

Крокермен, одетый в широкие брюки и белую рубашку, без пиджака и галстука, со следами кровоостанавливающего карандаша на подбородке, вошёл в канцелярию начальника штаба. Он приветливо кивнул тем, кто уже собрался в комнате: Гордону, Хиксу, Роттерджеку, Фултону, Лерману и самому начальнику штаба — невысокому лысеющему Ирвину Шварцу. Часы показывали восемь тридцать, хотя в помещении без окон время мало что значит. Артур подумал, что обречён провести всю оставшуюся жизнь в тесных комнатках в компании чиновников и политиков.

— Я пригласил вас сюда, чтобы вы предварительно ознакомились с нашими собственными материалами по Большой пустыне Виктории, — сказал Крокермен. — Вы читали их буклет, я полагаю? — Все кивнули. — По моей просьбе мистер Хикс приведён к присяге и оформлен его допуск к секретным документам…

Роттерджек выглядел подавленным.

— Теперь он один из нас. А где Карл?

— Все ещё в дороге, — ответил Шварц. — Он звонил полчаса назад и предупредил, что опоздает на несколько минут.

— Хорошо. У нас не слишком много времени. — Крокермен встал и прошёлся перед собравшимися. — Я начну. В районе австралийской горы работают «один или более» наших людей. Нет нужды говорить о деликатности этого факта, но примите мои слова как напоминание…

Роттерджек бросил очень многозначительный взгляд на Хикса. Тот не отреагировал.

— По иронии судьбы, информация, переданная нашими агентами, только подтверждает то, что австралийцы и так не скрывают. Вся эта история внушает оптимизм. Мы накануне эры больших открытий. Роботы уже начали объяснять, каким образом они устроены. Что вы хотите сказать, Дэвид?

— Австралийцы поделились информацией, касающейся некоторых аспектов физики. Информация получена от роботом, — заметил Роттерджек. — Она эзотерична по сути и имеет отношение к космологии. Два австралийских физика заявили, что теорию сверхнатяжения следует пересмотреть или дополнить.

— Какая разница! — буркнул Фултон.

Роттерджек усмехнулся почти злорадно.

— Это очень важный вопрос, генерал. По вашему поручению, Артур, я передал уравнения и формулы, полученные у роботов, Мохаммеду Абанте в Пеппердинский университет. В настоящее время он набирает группу для изучения этой информации, и мы надеемся, что через несколько дней узнаем результаты. Австралийцы продолжают молчать о находке в Калифорнии. Вероятно, они хотят, чтобы мы сами посвятили роботов в нашу тайну.

В комнату вошёл Карл Маккленнан с портфелем, который выглядывал из-под пальто, переброшенного через руку. Он осмотрелся и не увидел ни одного свободного места за исключением стульев, оставленных для представителей Австралии. Заметив Карла, остановившегося у стены, Хикс подумал, не стоит ли встать и уступить место советнику по национальной безопасности, но решил, что такой поступок не прибавит ему популярности.

Крокермен вкратце пересказал Маккленнану, что они уже успели обсудить.

— Вчера вечером я закончил первый раунд переговоров с австралийским правительством и научными экспертами. Они согласны сохранять секретность, — сообщил Маккленнан. — Сегодня мы можем вести с ними честную и открытую беседу. Запретных тем больше не существует.

— Отлично! — воскликнул Крокермен. — Я хочу, господа, как можно быстрее предать случившееся огласке. Надо разработать план. Полагаю, мы управимся за месяц.

Маккленнан побледнел.

— Господин президент, мы ещё не обсуждали этот вопрос.

Роттерджек и Маккленнан разом бросили на Хикса недовольные взгляды. Хикс оставался спокойным: Я пропускаю ход, господа.

— Не обсуждали, — небрежно согласился Крокермен. — Тем не менее, огласка — это то, к чему мы должны стремиться. Убеждён, что скоро расползутся слухи, и будет лучше, если каждый гражданин узнает обо всём от квалифицированных специалистов, а не от невежественного соседа. Или я не прав?

Маккленнан с трудом выдавил «да», хотя лицо его оставалось напряжённым.

— Прекрасно… Австралийцы будут в Овальном кабинете через пятнадцать минут. Может, остались вопросы, разногласия, которые необходимо обсудить перед встречей?

Шварц поднял руку.

— Слушаю, Ирвин.

— Господин президент, входят ли Том Джекс и Роб Тишман в нашу группу? — спросил Шварц. Тишман являлся пресс-секретарём Белого Дома. — Если мы и впрямь собираемся огласить факты, то Робу и Тому потребуется время для подготовки.

— Их имён ещё нет в списке, но завтра они будут. Что касается вице-президента…

Крокермен нахмурился. Три месяца назад между ним и вице-президентом Фредериком Хейли произошла размолвка, и теперь оба политика старались не разговаривать друг с другом. Хейл ввязался в неприглядную историю в Канзасе, в результате чего скандальные статьи не сходили со страниц газет в течение двух недель. Вице-президент едва не стал козлом отпущения, но, не уступая в хитрости и сообразительности любому человеку в Капитолии, барахтался как мог и пережил шторм.

— Я не вижу оснований включать его в список. А вы?

Никто не возразил.

— Тогда давайте перейдём в Овальный кабинет.

Рассевшись вокруг стола, участники встречи внимательно слушали рассказ Гордона. Австралийцев, казалось, ничуть не встревожили слова Артура. Загорелые лица этих молодых энергичных людей выделялись на фоне бледных американцев.

— Короче говоря, — заключил Гордон, — у нас нет причин не верить в правдивость изложенных Гостем фактов. И мы видим резкий контраст между двумя визитами в наши страны.

— Слишком слабо сказано, — отозвался Колин Форбес, старший из двух по возрасту и званию. Ему недавно исполнилось сорок. Казалось, этот блондин с мощной фигурой, одетый в бледно-голубой пиджак и белые брюки, побывал во многих переделках. От него исходил сильный запах одеколона. — Я понимаю, чем вызвана тревога. Вот мы — с известием о послании, сулящем надежду и процветание, — и вот ваш маленький зелёный человечек, который утверждает, что это обман. Я не вижу, как можно разрешить противоречие.

— Разве не очевидно? — спросил Роттерджек. — Мы предоставим роботам нашу информацию.

Форбес кивнул и улыбнулся.

— А если те будут все отрицать, если они скажут, что ничего не знают?

Роттерджек не нашёл что ответить.

Грегори Френч, второй австралец, с аккуратно зачёсанными назад волосами, одетый в строгий серый костюм, поднялся и откашлялся. Он явно чувствовал себя неловко рядом с такими высокопоставленными людьми. Артуру он напоминал стеснительного студента.

— Известно ли что-нибудь о наличии других таких же кораблей? В России, Китае?

— У нас нет сведений, — сказал Лерман. — Это не значит, что ответ отрицателен. Просто «мы пока не знаем».

— Я думаю, что, раз уж мы единственные — благословенные или проклятые — мы должны развеять все свои сомнения до официальных сообщений, — заявил Френч. — Иначе людям придётся разрываться. Нелегко очутиться между ангелами и бесами.

— Я согласен, — бросил Артур.

— Промедление с оглаской принесёт новые проблемы, — возразил президент.

— Простите, сэр, — вступил в беседу Маккленнан, — но слухи не так опасны, как шок от… — Он резко рассёк воздух ладонью. — Паника. Страх. Мы наступили на мину. Вы полностью осознаете это, господин президент!? — перешёл он на крик.

Нервный срыв Маккленнана накалил атмосферу в комнате до предела. Все молчали. Никто не ожидал подобного от всегда осмотрительного советника по национальной безопасности.

— Да, Карл, — сказал Крокермен, опустив глаза, — мне кажется, полностью.

— Простите, — пробормотал Маккленнан, тяжело опускаясь на стул.

Френч, продолжая стоять, выглядел не на шутку смущённым.

— Ну, хорошо, — заявил Форбес, элегантным движением пальцев приказывая Френчу усесться. — Вы расскажете все нашим роботам. И лучше приступить к этому как можно скорее. Я приглашаю с собой столько ваших людей, сколько вы можете выделить. И я посоветую Квентину опустить занавес. Поменьше репортёров. Вы согласны?

— Абсолютно, — сказал Роттерджек.

— Я удивлён присутствием здесь мистера Хикса, — прибавил Форбес. — Я восхищаюсь его творчеством, но… — Он не договорил.

Артур посмотрел на писателя и понял, что доверяет и симпатизирует этому человеку. Гордон понимал выбор президента. Но вряд ли он сможет растопить лёд между Хиксом и его противниками — Маккленнаном и Роттерджеком.

— Он среди нас, потому что сведущ в подобных проблемах как никто в мире, — объяснил Крокермен. — Несмотря на то, что мы расходимся во мнениях.

Роттерджек выпрямился, потом откинулся на спинку стула. Ему едва удалось скрыть удивление. Артур внимательно наблюдал за ним. Они думали, что Хикс нашёл общий язык с президентом, решил он.

— Я рад тому, что Тревор с нами, — резко бросил Артур. — Я приветствую его интуицию.

— Да и я тоже, — сказал Форбес, широко улыбнувшись.

«Нью-Йорк дейли ньюс», 12 октября 1996 года.

Сотрудники госдепартамента, при условии, что они не будут названы, сообщили нам, что существует непосредственная связь между исчезновением четырёх человек, их якобы, арестом и секретным визитом президента Крокермена в Долину Смерти в начале этой недели. Из других хорошо информированных источников мы получили сведения, что эти события имеют отношение к появлению инопланетян в Австралии. По нашим данным, его преподобие Кайл Маккейби из Эдинбурга, Шотландия, основатель Лиги Пришествия Сатаны, объявил, что его новая религиозная секта в настоящее время насчитывает около ста тысяч последователей в Великобритании и Ирландии. Члены Лиги Пришествия Сатаны верят, что инопланетяне, обнаруженные в Австралии, находятся на службе у Сатаны и посланы на Землю, дабы, по словам его преподобия, «усмирить нас перед приходом Диавола».

13 октября

Артур Гордон угрюмо вёл взятый напрокат «линкольн» по Голливудской автостраде. Спина и шея онемели от утреннего перелёта. Он ехал и слушал по радио квохтанье журналистки, рассказывающей об итогах общенациональной лотереи.

В мыслях он был далеко отсюда; образ реки возле дома в Орегоне врывался в стройный ряд пунктов рабочего расписания, на котором учёный пытался сосредоточиться.

Гладкие прозрачные зелёные воды, их непрерывный бег и отрешённость, движение вдоль размытых берегов… Как чувствует себя пылинка, подхваченная ветром? Что чувствует газель, неожиданно оказавшаяся в лапах льва? Понимает ли, что ей предстоит стать просто обедом, что в течение недели она будет питать другое существо?

— Отбросы! — проговорил Гордон, сам не понимая, что хочет сказать этим или что стремится доказать сам себе.

Кошачьи лапы. Кошка играет с мышкой.

Вдруг Артура пронзила острая тоска по Франсин и Марти. Он звонил им из Вашингтона и перебросился всего парой фраз, не сказав ни слова о том, где находится и куда направляется.

Интересно, газель, когда лев бросается на неё из засады, думает ли она в этот момент об олене и маленьком оленёнке?

Ранчо Харри Файнмана, построенное в начале шестидесятых годов, располагалось на поросшем эвкалиптами склоне холма в Тарсане; два этажа просторного здания находились на разных уровнях. Харри купил этот дом в 1975 году ещё до женитьбы, и тогда занятый всего лишь одним обитателем дом с голыми стенами и коврами на линолеумных полах, казался пустым, а на вкус Артура — ещё и чересчур холодным и неприветливым.

Итака твёрдо взяла хозяйство в свои руки. Высокая рыжеволосая, внешне она больше походила на роль шекспировской героини, чем хозяйки ранчо. Её незаметное присутствие сглаживало впечатление от излишне больших комнат. «Её всегда ровно столько, сколько надо, не больше и не меньше» — сказал однажды Харри о жене. Артур прекрасно понял, что имеет в виду его друг.

Артур постучал в дверь, и Итака открыла ему, тепло улыбнувшись. Артур церемонно прикоснулся губами к пальцам её протянутой руки.

— Миледи, — сказал он торжественно, — достопочтенный учёный дома?

— Привет, Артур. Я рада тебе. Харри дома и абсолютно невыносим.

— Из-за болезни?

— Нет. Причина в другом, и она, как мне кажется, связана с тобой. — Итака никогда не задавала лишних вопросов. — Сварить кофе? Ну и холодная зима выдалась! А сегодня и вовсе ужасный день.

— Да, пожалуйста. В кабинете?

— Да, это его святая святых. Как Франсин? Мартин?

— Хорошо.

Он засунул руки в карманы, всем своим видом демонстрируя желание поскорее увидеть друга. Итака кивнула.

— Я принесу кофе в кабинет. Проходи.

— Спасибо.

Артуру всегда хотелось вслух выразить восхищение её внешностью — она и сейчас выглядела прекрасно, — но Итака не любила комплименты. Она относила достоинства своей наружности и избранного ею стиля одеваться к таким же естественным свойствам, как дыхание. Артур неловко улыбнулся и направился через холл.

Дрова громко потрескивали в камине. Раньше эта комната служила Файнману спальней, а после женитьбы он превратил её в кабинет. Трёх больших спален с каминами вполне достаточно для такого дома. За стулом громоздились кипы книг, частично весьма толстых, древних, потрёпанных. Над камином, словно охотничий трофей, висела клавиатурой вниз пишущая машинка «Олимпия», причём к одной из клавиш были привязаны три пробирки, завёрнутые в копировальную бумагу и скреплённые красной ленточкой. История, из-за которой в кабинете появился столь необычный экспонат, была связана с защитой Файнманом докторской диссертации, и Харри вспоминал о ней, только когда выпивал лишнего.

У Харри на коленях лежала книга Брина и Куипера о поисках внеземных цивилизаций. Маккленнан и Роттерджек хранили эту книгу в ящиках своих письменных столов. Артур также заметил на круглом столе среди многочисленных инфодисков повесть Хикса.

— Ну наконец-то! — воскликнул Харри. — Меня заточили здесь, чтобы я набрался сил. Я в этой комнате — словно в клетке. Живу в ожидании новостей. Так что же ты мне расскажешь?

— Я собираюсь в Австралию, и со мной — большая часть нашей группы. Мы отправляемся через три дня, на несколько часов задержимся на Таити. От нас ждут короткого доклада.

— Газетчики идут по следу, — предупредил Харри, поднимая густые брови.

— Крокермен намеревается предать эту историю огласке через месяц. Роттерджек и остальные относятся к его планам без энтузиазма.

— А ты?

— Газетчики! — проговорил Артур, пожав плечами. — Скоро они, похоже, не оставят нам альтернативы.

— Сначала придётся выпустить этих горемык из Ванденберга. Не могут же военные держать их взаперти вечно! Ребята здоровы и не опасны.

Артур закрыл дверь кабинета.

— А Гость?

Харри слегка скривился.

— Подделка! — сказал он. — По-моему, он такой же робот, как и австралийские бутылки.

— Что думает Пхань?

— Отличный учёный, но эта история вытянула из него все жилы. Он заявил, что Гость — продукт цивилизации, совершенной с биологической точки зрения. Стерильный организм с искусственными органами. Пхань считает пришельца прообразом будущего гражданина вселенной — живым прообразом.

— Ты не согласен?

— В организме Гостя нет и не подразумевается системы для вывода отходов. Запланированный моральный износ. Гость медленно пичкал сам себя ядами и, в конце концов, не выдержал. Также нет следов какого-либо способа освобождения организма от отходов путём внешнего диализа. Нет ни заднего прохода, ни мочевыводящего канала, ни клапанов, ни специальных отверстий. Нет лёгких — он дышал через кожу. Не слишком-то эффективно для существа его размеров. Нет даже потовых желез. Всё выглядит чертовски сомнительно. Но я всё же не настолько уверен в этом, чтобы встать перед президентом и его людьми и закричать о своих сомнениях во всё горло. В конце концов, проблема очень запутана, не так ли?

Артур кивнул.

— Ты читал отчёт полковника Роджерса и видел фотографии, сделанные им?

Харри взял инфодиск с оранжевым ярлыком.

— Мне привезли его на автомобиле военно-воздушных сил вчера. Впечатляет.

— И наводит страх.

— Я не сомневался, что ты испуган, — сказал Харри. — Мы думаем одинаково, да?

— Как всегда, — подтвердил Артур.

— Итак, биологический аспект настораживает. А как насчёт горы?

— Уоррен представил доклад о результатах предварительного исследования. Он утверждает, что, судя по образцам минералов, мы имеем дело с настоящей горой. Однако, он согласен с Эдвардом Шоу — отсутствие признаков эрозии действительно наводит на подозрения. Абанте не в состоянии разгадать тайну её внутреннего строения. По его мнению, гора напоминает декорации к научно-фантастическому фильму: она живописна, но, вместе с тем, противоестественна. И ни намёка на присутствие других «гостей».

— Так каков же вывод?

Артур вытащил из-за двери складной стул, разложил его и присел.

— Похоже, . что наша теория наконец приобретает определённую ясность.

Харри кивнул.

— Кто-то ведёт с нами нечестную игру.

Артур жестом подтвердил своё согласие.

— Но почему же они хотят обвести нас вокруг пальца? — задумался Харри.

— Заставить нас действовать и выяснить наши возможности, — предположил Артур.

— Неужели они боятся нас?

— Я говорю об одном из объяснений.

— Господи! Они, должно быть, обогнали нас на тысячелетия!

— Необязательно.

— Как же иначе? — спросил Харри голосом, поднявшимся почти на октаву.

— Возьмём, к примеру, капитана Кука, — сказал Артур. — Гавайцы почитали его как бога. А двумя столетиями позже они водят машины, как и весь остальной мир… и смотрят телевизор.

— Гавайцы оказались в полной власти поработителей, — ответил Харри. — У дикарей не было ни одного шанса, они не могли противостоять пушкам.

— Но они убили Кука, ведь так?

— Так ты предлагаешь что-то вроде сопротивления?

— Мы забегаем вперёд.

— Ты прав, чёрт возьми. Вернёмся к самому началу. — Харри раскрыл книгу, лежащую у него на коленях. — Ты интересуешься моим здоровьем?

Артур кивнул.

— ты способен на дальние переезды?

— Не очень-то дальние и не сейчас. — Вчера врачи всадили в меня множество волшебных пуль, чтобы воздействовать на иммунную систему, укрепить костный мозг… Тысячи укрощённых ретровирусов делают своё дело. Я чувствую себя, как в аду, большую часть времени. Мы ещё не приступили к облучению и химиотерапии.

— Ты можешь работать? Слетать в Калифорнию?

— В любое место, где я нужен, но куда «Скорая помощь» Медицинского Центра сможет добраться хотя бы за два часа. Я превратился в развалину, Артур. Тебе не следовало останавливать свой выбор на мне. А мне не следовало соглашаться.

— Но ведь ты продолжаешь мыслить, не правда ли?

— Да.

— Тогда ты полезен. Необходим.

Харри посмотрел куда-то мимо Артура.

— Итака очень переживает.

— Она выглядит жизнерадостной.

— Она хорошая актриса. По ночам, во сне, её лицо… Она плачет. — Глаза Харри при этих словах увлажнились. Он казался гораздо моложе, почти мальчиком. — Господи. Я рад, что эта болезнь выпала на мою долю. Если бы дело обстояло по-другому, и смерть ожидала бы жену, я был бы в худшей форме, чем сейчас.

— Но ты не умираешь, — убеждённо сказал Артур. — Мы почти переступили порог двадцать первого века. Лейкемия уже не убивает.

— Только если ею страдают дети, Артур. Но для меня… — Харри поднял руки.

— Если ты покинешь нас, я буду безутешен. — Артур почувствовал, как глаза против его воли наполняются слезами. — Помни об этом.

Харри промолчал.

— Кузница Бога, — наконец вымолвил он, покачивая головой. — Если это попадёт в газеты…

— Достаточно мрачных разговоров на сегодня… — остановил его Артур.

Харри позвал жену и попросил её приготовить спальню для гостей. Пока Итака хлопотала, Артур впервые за два дня позвонил в Орегон.

Разговор с Франсин занял немного времени. Он ничего не мог сообщить ей кроме того, что у него всё в порядке. Франсин была достаточно деликатна идостаточно хорошо знала мужа, чтобы не упомянуть о последних газетных сообщениях.

Легче не стало. Когда Артур повесил трубку, он понял, что скучает по семье больше, чем прежде.

20 октября, Австралия (19 октября, США)

На небольшом экране, укреплённом высоко над головами пассажиров, транслировался фильм о полётах в Мельбурн. Артур оторвался от материалов, которые просматривал, и посмотрел вверх. Рядом с ним дремал пожилой мужчина в сером шерстяном костюме в ёлочку.

Под бодрую джазовую мелодию на экране промелькнула мультзаставка, предвещающая программу «Австралия Ассошиэйтид Пресс Ньюс Нетуорк». Довольно простое немолодое, морщинистое лицо комментатора Рэйчел Венс улыбнулось поверх голов рассеянно следящих за экраном пассажиров.

— »Здравствуйте! Главное событие сегодняшнего дня, конечно, все ещё связано с инопланетянами. Вчера прошла очередная встреча между австралийскими учёными и роботами, известными как Пузанчики. Их называют так потому, что они напоминают этих добродушных персонажей юмористических картинок, выполненных художников Ал Каппом. До сих пор информация, полученная в ходе встречи официально не оглашена, но представитель кабинета сообщил, что продолжается обсуждение вопросов, связанных с теоретической физикой и астрономией, и пока ещё не затронуты биологические проблемы».

На экране появилось уже знакомое Артуру лицо пресс-секретаря правительства. Гордон внимательно слушал. Ничего нового.

— Роботы не сообщают данные о плотности населения Галактики. Таким образом, нам по-прежнему неизвестно, сколько планет можно считать обитаемыми и какие существа заселяют их…

Кадр сменился другим: три Пузанчика направляются к вагончикам, где происходят встречи. Вокруг сухая колючая трава, а поблизости — высокая фальшивая гора. Роботы перемещались плавными толчками, этот способ движения наводил безотчётный страх, глубоко будоражил душу. За ним могло стоять высочайшее техническое мастерство… или какой-то оптический трюк, спектакль, рассчитанный на примитивных туземцев.

Венс снова появилась на экране, её лицо с приветливой улыбкой казалось высеченным из камня.

— »Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Таймс» сообщили сегодня, что конус потухшего вулкана в Долине Смерти, Калифорния, закрыт для туристов. «Пост» связывает это сообщение с исчезновением трёх молодых людей и девушки, якобы задержанных военными властями Калифорнии.

Ничего нового, но уже ближе… Опасная близость! Артур откинулся на спинку кресла и посмотрел в иллюминатор, на океан и облака, проплывающие в десятках тысяч футов под ним. Безмерность, подумал он. Кажется, что только это и существует — океан и облака. Я мог бы путешествовать всю жизнь, но и тогда не увидел бы всю планету. Вид из иллюминатора не столько подтверждал необъятность Земли, сколько заставлял учёного по-новому взглянуть на свою жизнь и работу.

Артур попробовал вздремнуть. До посадки в Мельбурне далеко, а он уже измотан.

Гора, все ещё безымянная, протянулась вдоль линии горазонта на полмили. Утро раскрасило её от основания до вершины полосами пурпурного, красного и оранжевого цвета. Сине-серое небо предвещало жару. Стояла весна, необычно засушливая. Не чувствовалось ни дуновения ветерка. Артур выпрыгнул из неуклюжего, с мощными шинами, автомобиля, принадлежащего штабу Королевской австралийской армии, в рыжее месиво грязи и уставился через всю долину на гору. Консультант по науке Дэвид Роттерджек встал рядом с ним. Меньше чем через десяток метров начиналось первое кольцо ограждений из колючей проволоки, резко петляющее среди серебристо-серых кустов и зарослей колючих трав.

Неспешно, почти вразвалку Квентин Бент шёл по рыжей пыльной тропе. Этот сорокапятилетний человек с седой чёлкой, спадающей на лоб, отличался крупным телосложением, приятной улыбкой на красном лице, и пессимистичным выражением голубых глаз. Сначала он протянул руку Роттерджеку. В другой армейской машине прибыл Чарльз Уоррен, геолог из Кент-Стейта. Его сопровождали ассистенты Бента — Форбес и Френч.

— Мистер Гордон, — обратился Бент к учёному, пожимая ему руку, — я только что прочитал тезисы доклада, с которым собираются выступить представители американской оперативной группы. Если не ошибаюсь, над ним, в основном, работали вы и доктор Файнман?

— Да, — ответил Артур. — Надеюсь, мы ясно изложили факты.

— Куда ясней, — проговорил Бент, приподнимая подбородок, будто принюхиваясь. Однако при этом он не сводил глаз с собеседника. — Крайне тревожная информация. Господа, я получил сигнал от наших Пузанчиков — мы все называем их так, и они не могут обижаться, не правда ли? — и мы собираемся встретиться с ними сегодня в полдень в вагончике номер три. Каждый день, — почти задыхаясь, продолжал он, — они выходят и навещают нас, никогда не покидая окрестностей горы. До полудня мы успеем позавтракать и осмотреть местность, если вы не против. Вы хорошо выспались, доктор Гордон, мистер Роттерджек, доктор Уоррен?

— Вполне, — сказал Роттерджек, хотя под его глазами темнели круги.

Бент сверкнул улыбкой и вразвалку зашагал.

— Идёмте, — пригласил он.

Артур оказался рядом с Уорреном, человеком среднего роста с жидкой прядью волос, зачёсанной на лысину, и большими глазами над длинным носом.

— На что это похоже? — спросил Гордон.

— На Айерз-Рок, только поменьше, — ответил Уоррен, покачивая головой. — Здешняя гора выглядит более подозрительно, чем в Долине Смерти. Честно говоря, я бы не удивился, увидев такую в Диснейленде.

Завтрак прошёл спокойно. Бент представил американцев учёным, исследующим гору и, в том числе, руководителю геологической группы доктору Кристине Кармайкл. Она сообщила, что ни один из изученных минералов не принесён из космоса; таким образом, весь «камуфляж» выполнен из материалов земного происхождения. Артур попытался представить, как безвестные строители незаметно для всех возводили гору, но воображение отказало ему.

Обсуждение других проблем не заняло много времени. Бент задал только три вопроса: в каком свете правительство Америки представит происходящие события общественности (Роттеджек ответил, что они вообще не планируют ничего подобного), как они трактуют рассказ Гостя о космическом корабле, пожирающем планеты (рассказ казался американцам правдивым), и видят ли они связь между глыбой в Долине Смерти и австралийской горой. Роттерджек не рискнул взять на себя ответственность, высказав свою точку зрения. Он предпочёл промолчать. Уоррен не считал, что достаточно хорошо изучил суть дела, чтобы составить определённое мнение. Артур же кивнул.

— Да, безусловно, такая связь существует.

— Реально ли, что нас одновременно посетили жители различных звёзд и планет? — спросил Бент.

— Маловероятно, — отозвался Артур.

— Но возможно? — настаивал он.

— Возможно, но всё же маловероятно.

— Итак, мы по-прежнему не знаем, что происходит, — вмешался Форбес, приглаживая рукой светлые волосы.

— Не исключено, что идёт волна миграции машин, достигшая наконец и нашей планеты, — прибавил Френч. — Может статься, все цивилизации развиваются по одной и той же эволюционной схеме, и, подобно туче, излившейся дождём, настала пора…

Бент отодвинул опустевшие тарелки из-под бифштекса, яиц и фруктов.

— Мы — компания оптимистов, доктор Гордон. Наша нация моложе вашей. Должен признаться, мы по-своему заинтересованы в дружественных намерениях наших гостей. Премьер-министр и члены кабинета — не стану упоминать о его преподобии мистере Колдекоте… — Он обвёл взглядом присутствующих и широко улыбнулся — Мы все верим, что появление инопланетян поставит нас в один ряд с самыми могущественными государствами. Мы могли бы превратиться в центр культуры, строительства, образования, научных исследований. Если за событиями на Фернис-Крике скрывается что-то ужасное — а именно так нам кажется, — то мы вполне можем придерживаться теории, что с нашей горой дела обстоят иначе. Независимо от того, принесёт эта версия пользу или вред. Вы понимаете меня?

— Конечно, — сказал Роттерджек. — Мы бы хотели согласиться с вами.

Он посмотрел на Артура.

— Но не можем, — произнёс тот.

— Ну что ж, зато мы откровенны друг с другом и спорим, словно старые друзья… Господа, нас ждёт вертолёт.

В свете лучей уже поднявшегося высоко солнца гора приобрела красновато-коричневый оттенок, кое-где смешанный с охрой. Артур, глядя сквозь плексиглазовый иллюминатор, покрытый паутинкой тонких царапин, покачал головой.

— Поразительно, — воскликнул он, стараясь перекричать рёв двигателя и стрекотню лопастей.

Уоррен кивнул и прищурился от внезапно ослепившего его солнечного света.

— Скала гранитная, но я не вижу признаков отслоения. Полосчатость вертикальная, что абсолютно не типично для этого района. Такое, скорее, встречается в окрестностях Айерз-Рок. А где следы выветривания? Где отверстия и пещеры? Перед нами мастерски выполненная подделка — но только не для настоящих геологов. Меня интересует вот что: зачем они потратили столько усилий на маскировку, если знали, что им всё равно придётся выйти из корабля и, тем самым раскрыть тайну?

— На некоторые наши вопросы они ещё не ответили достаточно ясно, — признался Бент. — Прямо перед нами отверстие, через которое Пузанчики вылетают на встречи с нами. Известны ещё два выхода, оба очень маленькие, не больше метра. Но оттуда никто и ничто не появляется. Их не стали исследовать. Мы полагаем, что лучше всего доверять пришельцам: дарёному коню в зубы не смотрят, ведь так?

Гордон неуверенно кивнул.

— А что бы вы сделали на нашем месте? — спросил Бент, не скрывая раздражения и смущения.

— Наверное, то же самое, — предположил Артур.

Вертолёт сделал два круга над горой и приземлился возле вагончика, предназначенного для встреч с инопланетянами. Шум мотора сменился мерным рокотом, лопасти медленно остановились. Артур, австралийцы, а следом за ними Роттерджек направились по рыжей пыли и гравию к вагончику, окрашенному в серый и белый цвета. Установленный на крепких металлических козлах и железобетонных столбах вагончик возвышался на метр над землёй.

Бент вытащил ключи и открыл алюминиевую дверь, покрытую белой краской. Он пропустил вперёд Гордона, Роттерджека и Уоррена, и учёные вошли в комнату, наполненную тихим жужжанием кондиционеров. Форбес и Френч последовали за ними. Артур промокнул платком пот на лбу и с наслаждением подставил лицо под струю прохладного воздуха. Форбес и Френч придвинули стулья к столу, за которым обычно проходили встречи. Френч включил монитор, и все шестеро уставились на экран с изображением отверстия в горе.

— Высказывают ли Пузанчики желание отправиться ещё куда-нибудь? — спросил Артур.

— Нет, — сказал Бент, — как я уже говорил, они не покидают окрестностей горы.

— Может быть, они сообщили, что ожидают прибытия новых кораблей?

— Нет.

Артур поднял брови. Из двухметрового отверстия появились три блестящих предмета в форме тыкв. На высоте тридцать или сорок сантиметров над землёй они остановились и зависли в воздухе. Грациозно подпрыгивая и покачиваясь, Пузанчики преодолели полкилометра, разделяющие гору и вагончик. Они двигались шеренгой, словно солдаты, идущие в бой.

У Артура затряслись руки. Роттерджек нагнулся к нему и сдержанно прошептал:

— Мне страшно. А вам?

Бент посмотрел на американцев с туманным двусмысленным выражением на лице.

Мы посвятили его в ужасную тайну. Он пребывал в неведении, пока мы не появились. На пороге научного открытия он чувствует себя на седьмом небе.

Люк, расположенный в одной из стен вагончика, открылся, и внутрь ворвалась струя горячего воздуха и свежий сладковатый запах мальги. Гордон увидел, как в потоке солнечного света появилось подобие трапа; пользуясь им, Пузанчики закатились в вагончик и устроились за столом напротив людей. Люк захлопнулся. Компрессор кондиционера шумел на крыше.

Артур старался получше рассмотреть роботов. Помимо странной конфигурации и голубоватого металлического блеска, они не отличались ничем особенным. Артур не заметил ни сенсорного устройства, ни звуковоспроизводящих мембран, ни рук. Ничего.

Бент подался вперёд.

— Добро пожаловать. Сегодня пятнадцатая встреча, и на этот раз я пригласил троих наших коллег. Позже к нам присоединятся ещё несколько человек. У вас всё в порядке? Вы удовлетворены ходом событий?

— Да, мы удовлетворены, — ответил робот, расположившийся в центре группы инопланетян, то ли мужским, то ли женским голосом. Интонация и произношение в точности соответствовали австралийским. Артур легко мог представить себе юношу из респектабельной семьи, разговаривающего в такой манере.

— Эти господа, Дэвид Роттерджек, Чарльз Уоррен и Артур Гордон, прибыли из дружественной нам страны — из Соединённых Штатов Америки, — чтобы побеседовать с вами и задать несколько важных вопросов.

— Приветствуем мистера Роттерджека, мистера Уоррена и мистера Гордона. Мы готовы выслушать любые вопросы.

Роттерджек выглядел ошеломлённым. Он явно не желал начинать разговор. Артур обратился к роботу.

— Мы столкнулись со сложной проблемой.

— Да?

— В нашей стране появился аппарат, похожий на ваш, спрятанный в вулканическом конусе. Из него выбралось живое существо. — И он кратко пересказал дальнейшие события, дивясь собственному хладнокровию. — Совершенно очевидно, что история, поведанная этим существом, противоречит вашим словам. Не можете ли вы объяснить, почему две версии не согласуются друг с другом?

— В них нет логики, — произнёс робот. Артур едва справился с острым желанием отступить перед таинственным и уйти. Голос машины звучал ровно, без тени эмоционального возбуждения, с чуть заметным превосходством. — Вы уверены в правдивости истории?

— Уверены так же, как в том, что видим вас, — сказал Артур.

Желание отступить сменилось раздражением, а затем гневом. Они сознательно заводят нас в тупик. Чёрт возьми!

— Загадочно. Есть ли у вас снимки или другие документальные материалы, чтобы мы могли их изучить?

— Да. Пожалуйста.

Артур положил на стол портфель и вытащил из него кипу цветных фотографий. Он разложил снимки перед роботами, которые, казалось, не проявили к ним ни малейшего интереса.

— Мы запечатлели вашу информацию, — заявил все тот же робот. — Мы по-прежнему в недоумении. Можно ли объяснить происшедшее разногласиями, существующими между двумя странами?

— Как уже сказал мистер Бент, наши страны связывают отношения дружбы. Можно говорить лишь о незначительных расхождениях в подходах к отдельным несущественным проблемам.

В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Потом Роттерджек сказал:

— Мы считаем, что оба объекта — ваш и гора в Калифорнии — находятся под контролем одних и тех же существ. Можете ли вы доказать, что мы ошибаемся?

— Существ? Вы предполагаете, что тот, другой объект — если он на самом деле существует — контролируется нами?

— Да, — признался Артур. Роттерджек кивнул.

— Предположение не имеет смысла. Наша миссия здесь предельно ясна. Мы уже говорили вашим исследователям, что стремимся мирными эффективными средствами поднять человеческую культуру до уровня развития других сообществ. В наших действиях не было и нет угрозы.

— Это так, — примирительно заметил Бент. — Но нет ли в вашем обществе групп, отвергающих эти принципы? Может, кто-то пытается помешать вам?

— Исключено.

— Имеются ли другие объяснения? — спросил Бент, не скрывая разочарования.

— Ни одно не является подходящим. Наш корабль не сконструирован для нанесения ударов по другим мирам.

В руках Артура появился ещё один пакет с фотографиями.

— Полгода назад спутник планеты Юпитер — вам знакомо это название?..

— Да.

— Шестой спутник, Европа, исчез. Мы так и не смогли обнаружить его. Можете ли вы объяснить этот факт?

— Нет. Мы не отвечаем за явления подобного масштаба.

— Не могли бы вы помочь нам разгадать эти тайны? — попросил Бент с нотками отчаяния в голосе.

Он, совершенно очевидно, испытывал не меньший ужас, чем тот, который овладел всеми, соприкоснувшимися с калифорнийской загадкой. Концы не сходились с концами. Отсутствие объяснений можно рассматривать как вызов…

— У нас нет объяснений. — И робот добавил дружелюбно: — Удивительные события!

Бент взглянул на Артура.

Они оставили нас в дураках!

— Не лучше ли нам вернуться к запланированным пунктам беседы?

Робот хранил молчание. Стараясь не выдать волнения, Бент сцепил пальцы и положил руки на стол.

— Возможно, мы просто не понимаем друг друга, — наконец произнёс робот. — Возможно, все эти трудности преодолимы. Сегодняшняя встреча не имеет значения. Увидимся позже.

Не добавив ни слова и не обращая внимания на вежливые протесты Квентина Бента, пришельцы поднялись и уплыли через люк. Пустыня вновь напомнила о себе людям, собравшимся в вагончике, обдавая их жаром до тех пор, пока люк не захлопнулся.

Ошеломлённые внезапным окончанием встречи учёные уставились друг на друга. Бент находился на грани истерики.

— Хорошо, — сказал он, вставая, и взглянул на экран телевизора, установленного высоко в углу. Камеры следили за роботами, возвращающимися к горе. — Мы видим, как…

Резкий удар потряс вагончик. Послышался страшный грохот. Артур, сброшенный со стула, полетел на пол и врезался в стул Роттерджека. Началось, промелькнуло в мозгу. Он приземлился на отставленные назад руки и быстро поднялся, опираясь о стол. Бент показывал на экран телевизора, не прекратившего работать. Роботы исчезли.

— Они взорвались! — крикнул австралиец. — Я видел! Видел ли кто-нибудь, кроме меня? Они просто разлетелись на кусочки.

— Господи, — проговорил Роттерджек.

— Кто-то выстрелил в них? — спросил Форбес, внимательно наблюдая за Роттерджеком и Артуром.

— Кто знает! — ответил Бент.

Они выбрались из люка и влились в толпу людей, беспорядочно бегущих по направлению к тому месту, где в последний раз видели роботов. В пятидесяти метрах от горы появилось три зияющих кратера диаметром в два метра каждый. От роботов не осталось и следа — ни частичек, ни обгоревших деталей.

Квентин Бент стоял, согнувшись и уперев руки в колени. Он рыдал и извергал проклятия, глядя поверх слепящей пустыни на гору.

— Что случилось? Что, чёрт возьми, произошло?

— Ничего не осталось, — сказал Форбес.

Покрасневший, как рак, Френч кивнул. Бент взглянул на американцев: вот чьих это рук дело!

— Вы знаете, что случилось? — громко спросил он, поворачиваясь к Гордону. — Очередная американская шутка?

— Нет, — ответил Артур.

— Самолёты, ракеты… — Бент начинал нести бессмыслицу.

— Мы не слышали шума самолёта… — начал Френч.

— Они уничтожили сами себя, — тихо прервал его Артур и осторожно обошёл кратеры.

— Но это, чёрт возьми, невозможно! — выкрикнул Бент.

— Возможно. — Артуру вдруг стало холодно, словно он проглотил кусок сухого льда. — Вы читали Лиделла Харта?

— О ком, Бога ради, вы говорите!? — заорал Бент и, сжав кулаки, надвинулся на Артура, но затем отступил. Роттерджек держался в стороне.

— »Стратегия» сэра Бейзила Лиделла Харта.

— Я читал, — вымолвил Роттерджек.

— Вы сошли с ума, — заявил Френч. — Вы все безнадёжно сумасшедшие.

— Исчезновение Пузанчиков записано на плёнку, — сказал Форбес и поднял руки, утихомиривая коллег. — Нам необходимо посмотреть её. Если роботы стали жертвой диверсии, мы сможем убедиться в этом.

Артур чувствовал, что рассудок не изменил ему. Теперь он всё понял.

— Простите, — сказал он. — Я объясню, когда все остынут и будут способны воспринимать мои слова.

— В задницу! — бросил Бент, понемногу приходя в себя. — Я требую сюда группу физиков. Я хочу послать на корабль сообщение. Если начинается война, я не желаю, чтобы создалось впечатление, будто мы развязали её.

— Мы никогда ещё не посылали туда сигналы и ничего не получали от них, — заметил Форбес, качая головой.

— Плевать! Передавайте на всех возможных частотах следующее: «Не причастны к уничтожению посланцев». Ясно?

Форбес кивнул и вернулся в вагончик, чтобы передать распоряжение начальника.

— Мистер Гордон, я готов внимательно выслушать вас. Какого чёрта вы притянули сюда стратегию Харта? — спросил Бент, останавливаясь на противоположной стороне кратера.

— Неожиданное приближение.

— То есть?

— Никогда не приближайся к противнику с той стороны, с которой он ожидает твоего появления, и никогда не раскрывай перед ним свои карты.

Бент, несмотря на возбуждение, понял смысл сказанного.

— Вы думаете, мы имели дело с военной хитростью?

— Да.

— Но в таком случае, ваш Гость — тоже уловка. С какой стати им предупреждать нас о близкой гибели планеты, а потом представить это как мистификацию?.. Обещать спасти — и превратить все в трюк?

— Не знаю, — сказал Артур. — Чтобы запутать нас.

— Дьявол! Их могущество превосходит наши самые смелые предположения. Они воздвигают горы за одну ночь, пересекают космос в огромных кораблях и, если верить вашим словами, разрушают целые миры — зачем же тратить силы на то, чтобы обмануть нас? Разве мы обращаемся с приветствиями к муравьям перед тем, как уничтожить муравейник?

Артур не знал, что ответить. Он потряс головой и поднял руки. От жары он чувствовал дурноту. Странно — или может, не так уж и странно, — но в этот момент его больше всего заботила реакция президента на случившееся здесь.

— Первым делом надо поговорить с Хиксом, — сказал Артур Роттерджеку, когда они садились в джип, курсирующий между вагончиками и ограждением.

— Зачем? И без него проблем хватает.

— Хикс… Может, ему удастся объяснить случившееся президенту. Найти наиболее подходящие слова.

Роттерджек, сидевший на заднем сиденье, перешёл на шёпот.

— Силы ада вырвутся на свободу. Маккленнан, Шварц и я — нас всех ждёт суровая борьба… На чьей вы стороне?

— Я не понимаю.

— Вы поддерживаете вариант Армагеддона, или у нас есть шанс?

Артур собирался было ответить, но закрыл рот и покачал головой.

— Крокермена закачает, когда он услышит об этой истории, — простонал Роттерджек.

Ожидая в аэропорту Аделаиды лимузин, высланный за учёными, Артур позвонил в Орегон. Прошедший день и долгий перелёт вымотали его. В Орегоне утро ещё только начиналось, и Франсин ответила сонным голосом.

— Прости, что разбудил, — сказал Артур. — Не думаю, что смогу позвонить в ближайшие дни.

— Я так рада этому звонку. Люблю тебя.

— Я страшно соскучился. Чувствую себя оторванным от вас. Больше для меня ничто не важно.

— Ты можешь о чем-нибудь рассказать?

— Ни о чём, — ответил Артур, ущипнув себя за щеку.

— Ну, ладно. А вот у меня есть что передать тебе. Догадайся, кто звонил?

— Даже не знаю. Кто же? Неужели…

— Вот ты и догадался. Крис Райли. Он просил меня записать. Слушай: «Обнаружены два новых необычных объекта размерами с астероид, каждый — приблизительно двести километров в диаметре. Они покрыты недавно образовавшейся коркой льда — почти белоснежной. Движутся по необычного вида гиперболическим орбитам. Возможно, это огромные очень молодые планеты». Ну, что? Тебе это о чем-нибудь говорит? Райли предположил, что ты будешь заинтересован.

— Остатки Европы?

— Звучит романтично, не правда ли? — протянула Франсин по-прежнему сонным голосом. — Он сказал, что ты так и подумаешь.

— Продолжай, — попросил Артур. Ощущение реальности все больше ускользало от него.

Она продолжала читать: «Если мы имеем дело с осколками Европы, то остаётся удивляться их далеко расположенным друг от друга орбитам. Один из объектов встретится с Венерой в следующем году, когда Венера окажется в…» Подожди. Здесь кончается страницы… «В положении наибольшего кажущегося сближения с Землёй. Другой столкнётся с Марсом в конце 1997 года». Понятно?

— Кажется, да.

— Марти спит, но он просил меня сообщить тебе, что Годж теперь знает команды «сидеть» и «к ноге». Сын гордится псом. К тому же, он прочитал серию о Тарзане от корки до корки.

— Мой славный мальчуган. — Глаза Артура на мгновение сами собой закрылись и он чуть не потерял сознание. — Дорогая, я едва держусь на ногах. Упаду на месте, если не смогу поспать в ближайшее время.

— Мы оба надеемся на твоё скорое возвращение. Я уже успела привыкнуть к тому, что ты рядом. Дом без тебя пуст.

— Я люблю тебя, — сказал Артур, все ещё не в силах открыть глаза. Мысленно он пытался представить себе лицо жены.

— И я тебя.

Гордон сел в лимузин позади Уоррена и Роттерджека.

— Вы слышали что-нибудь о двух ледяных астероидах? — спросил он.

Спутники отрицательно покачали головами.

— Один из них разрушит Венеру, а другой разнесёт на куски Марс. И то и другое произойдёт в следующем году.

Уоррен, несмотря на бесконечную усталость, нашёл в себе силы выразить изумление. Роттерджек забеспокоился.

— Какое отношение всё это имеет к нам?

— Не знаю, — ответил Артур.

— Чертовски забавное совпадение, — заметил Уоррен.

— Так значит, астероиды столкнутся с Венерой и Марсом? — переспросил Роттерджек, с трудом заставляя свой мозг включиться в работу.

— В следующем году, — повторил Артур.

Советник президента по науке сжал губы, кивнул и уставился в окно, глядя на редкие в этот поздний час встречные машины.

— Не верю, что это простое совпадение, — сказал он. — Что, во имя Господа, происходит?

1 ноября, восточное тихоокеанское время (2 ноября, США)

Уолт Сэмшоу спускался по трапу судна «Дискаверер» с элегантностью привычного к подобным упражнениям человека. он скользил руками по перилам и бесперебойно работал ногами несмотря на то, что очертания ступенек лишь слегка проступали в темноте. Сэмшоу нагнул голову, чтобы уберечь свою веснушчатую загорелую лысину от столкновений с многочисленными перегородками, встречающимися на пути. В море возраст не напоминал о себе так упорно, как на суше; здесь Уолт вновь становился проворным и ловким. Длинноногий и долговязый, с узким лицом, Сэмшоу провёл более двух третей своей семидесятипятилетней жизни в море. Сначала служба во флоте с 1942 по 1952 год, а потом — около сорока лет исследовательской деятельности в области физической океанографии.

Глубоко в трюме корабля, в просторном грузовом отсеке расположились его любимые детища: три вертикальных устройства высотой в человеческий рост — три стальных цилиндрических гравиметра, предназначенных для измерения гравитационных отклонений впадин, находящихся на глубине десять тысяч метров. «Дискаверер» уже в шестой раз проплывал над котловиной Рамапо. Море, спокойное и прозрачное, казалось стеклянным; корабль шёл вперёд, развивая скорость до десяти узлов, плавно скользя по воде — идеальные условия для исследователей. Учёные имели возможность выверить средние показатели всех шести измерений с точностью плюс-минус два миллигаллона.

Сэмшоу спустился в трюм и громко затопал по стальному полу. Его молодой коллега Дэвид Сенд улыбнулся Уолту, повернув к нему лицо, на которое цветной экран отбрасывал зелёно-серые и алые блики. Сэмшоу протянул Сенду алюминиевую тарелку с крышкой, захваченную в столовой.

— Ну, что сегодня в менюЮ — спросил Сенд.

Он был вдвое моложе Сэмшоу и почти вдвое легче его, с крепкой фигурой, широким лицом, светло-голубыми глазами, с маленьким ирландским носом картошкой и рыжей жёсткой шевелюрой. Сэмшоу заглянул под крышку. В глубине души он относился к Сенду, как к сыну: он всегда окружал младших по возрасту коллег суровой любовью, которую мог бы питать к собственным детям, если бы имел их. Сенд знал это и ценил; вряд ли он встретит на своём пути лучшего друга, напарника и учителя.

— Жареный палтус, пирог со шпинатом и свёкла, — объявил Сэмшоу. Корабельный повар родом с Филиппин гордился умением готовить блюда западной кухни и баловал ими учёных дважды в неделю.

Сенд скорчил гримасу и покачал головой.

— Наемся до отвала — плохо скажется на работе.

Сэмшоу поставил тарелку перед коллегой и взглянул на установленные треугольником гравиметры.

— Не хотелось бы испортить прекрасный вечер, — пробормотал Сенд. Он повернул несколько рукояток, показал головой на дисплей и вонзил вилку в кусок свёклы.

— Так все удачно?

— Дело идёт чертовски хорошо, лучше некуда. Я поем, а ты можешь сменить меня через часок.

— Ты не лопнешь? — поинтересовался Сэмшоу.

— Я молод, обрасту новой кожей, — ответил Дэвид.

Сэмшоу усмехнулся, зашагал к трапу и вернулся по лабиринту коридоров на палубу. Воды Тихого океана, переливаясь серебряным и бархатисто-чёрным цветом, струились вокруг корабля лениво, как густой сироа. Воздух казался необычайно сухим и чистым. От края до края небо покрывали звезды. Появился молодой месяц — крохотная дуга, затерянная в бездне ночи. Сэмшоу присел на якорную цепь на носу корабля, расслабился и удовлетворённо вздохнул. Рабочая неделя выдалась непростая, океанограф чувствовал приятную усталость, им овладело добродушное настроение, приходящее вместе с удачными результатами долгого труда.

Сэмшоу решил уточнить их местонахождение. Экран специального карманного прибора высветил цифры: 142о32'10'' — 30o45'20''. Таким образом, «Дискаверер» плыл в 130 километрах к востоку от Тору-Айленд. Через четыре часа они развернутся и совершат седьмой заход в исследуемый район.

Сэмшоу довольно рыгнул и начал насвистывать «Нитку жемчуга».

Уолт Сэмшоу после тридцати лет бурной счастливой супружеской жизни — он очень любил жену — остался вдовцом. И теперь две милые женщины души в нём не чаяли и скрашивали его одиночество в те семь месяцев, которые он ежегодно проводил на суше. Одна из них — пухленькая богатая вдова — жила в Ла-Джолле, другая — черноволосая филиппинка тридцатью годами моложе Сэмшоу — в Маниле. Она состояла в отдалённом родстве с давно ушедшим и оплаканным президентом Могсиси.

Стояла тёплая, необычно сухая ночь, тихая и безветренная, ночь, словно предназначенная для глубоких раздумий и воспоминаний. Сэмшоу почувствовал неожиданный приступ лени: к чёрту науку, к чёрту «нужные результаты» и «плюс-минусдва миллигаллона». Лучше бы бродить где-нибудь по пляжу и наслаждаться видом волн, разбивающихся о берег. Праздное настроение покинуло его, но не бесследно; он знал, что желание отдохнуть — не что иное, как признак старости. Сэмшоу повернулся и перешагнул через цепь, потом вздрогнул, заметив краешком глаза что-то странное. Он обернулся. Маленькая светящаяся точка появилась на северной стороне неба и описала там дугу; спутник, подумал он, или метеорит. Теперь учёный с трудом увидел точку. Она почти затерялась среди звёзд, но вдруг стала такой яркой, что напомнила реактивный самолёт. Двумя яркими лучами, направленными на юг, точка озарила холодным жутким серым светом все морское пространство. Потом лучи исчезли. Над головой Сэмшоу пролетел какой-то тёмный предмет. Он мысленно определил его положение — соответствует высоте солнца в четыре часа утра. Интересно, из какого созвездия прибыл этот визитёр? Тут же летающий предмет осветился и удалился на двадцать градусов к югу. Теперь точка казалась не больше булавочной головки. Ему ещё никогда не приходилось наблюдать метеорит так близко — потрясающее зрелище, настоящий огненный шар.

— На мостик! Смотрите вверх! — закричал он. — Все! Смотрите!

Светящаяся точка опускалась достаточно медленно, за ней легко было следить. Через несколько минут она достигла горизонта и пропала, только красные и зелёные круги ещё некоторое время плыли у Сэмшоу перед глазами.

В том месте, где метеорит упал в море, поднялся столб воды, едва видимый в лунном свете. Над фонтаном возник туманный ореол, заслонивший горизонт.

— Боже, — сказал Сэмшоу.

Он хотел подняться, чтобы выяснить, видел ли кто-нибудь, кроме него, удивительное явление. Никто не отозвался на его крик. Неожиданно Сэмшоу содрогнулся от устрашающего звона, напоминающего удар в гонг. Он удивлённо застыл, затем отправился на мостик.

Старший помощник, старательный молодой китаец по имени Чао, перевёл взгляд с рычагов управления на Сэмшоу. Красная подсветка вокруг мостика и большинства приборов помогала работать в темноте.

— Надвигается сильный шторм, — предупредил Чао, показывая на дисплей. — С огромной скоростью. Тайфун. Водяной смерч… Не знаю.

Четыре человека вылезли из люков и пришли на мостик. Корабль наполнился пронзительными голосами людей, переговаривающихся по системе внутренней связи.

— Метеорит, — объяснил Сэмшоу. — Упал и поднял волну в тридцати километрах к югу.

Капитан Рид, такой же седой, как Сэмшоу, хотя и на двадцать лет моложе океанографа, покинул свою кабину и присоединился к собравшимся на мостике. Он с любопытством выслушал Сэмшоу и с сомнением посмотрел на него.

— Мистер Чао, что у нас впереди?

— Неприятность, капитан, — ответил Чао. — Чертовски сильный шторм. Очень быстро надвигается. — И он ткнул пальцем на увеличенное изображение на экране радара. Облака сине-красной вереницей стремительно приближались к ним. Шторм был уже виден.

Дэвид Сенд с недовольной гримасой на покрасневшем лице, ворча, поднялся с нижней палубы.

— Уолт, что бы там ни было, но вся работа полетела к чертям. У нас… О, Господи! — оправившись от вида надвигающейся стихии, он выругался. — Всё шло так хорошо, а теперь на графике пик.

— Пик?

— Аномалия с короткой длинной волны. Резкий наклон, потом на мгновение ноль, а затем медленный подъем. Всё погибло. Надо снова все проверять, может, даже послать установки обратно в Мериленд.

Капитан приказал развернуть судно так, чтобы шторм обрушился на нос. То тут, то там раздавались предостережения, свист, крики, трезвонили звонки.

— Что случилось? — спросил Сенд. Гнев, охвативший его, уступил место тревоге.

— Метеорит, — сказал Сэмшоу. — Огромный.

Фронт урагана накрыл корабль спустя семь минут после того, как Сэмшоу увидел падение в море огненного шара.

«Дискаверер» упал в пропасть между двумя волнами, а потом взлетел над водой. Нос судна устремился в чёрное небо. Сэмшоу и Сенд крепко вцепились в поручни мостика. На их лицах застыли напряжённые улыбки. Команда трудилась вовсю, стараясь, чтобы корабль не потерял управление, а капитан, не отрываясь, смотрел вперёд.

— Мне приходилось бывать в худших переделках, — пытался перекричать стихию Сэмшоу.

— А мне нет, — выкрикнул в ответ Сенд.

— Я чувствую себя хмельным от восторга. Настоящая экзотика — высший класс. Увидеть, как метеорит упал в морские воды и что из этого вышло… Стоит сообщить на берег.

— Кто напишет отчёт?

— Мы вдвоём.

— Я отключил оборудование, обнаружив аномалию. Когда прояснится, надо будет сделать ещё один заход.

«Дискаверер», подумал Сэмшоу, выстоит. Непогода вскоре вновь сменится тишиной. Он ничуть не сомневался в этом. Лишь только ливень начал стихать и волны уменьшились, Сэмшоу пошёл в каюту, чтобы записать все факты, цифры и уравнения, необходимые для понимания происшедшего. Сенд, шатаясь, как пьяный, направился по коридорам и лестницам вниз. Проходя мимо Сэмшоу, он успел сказать, что хочет опять проверить проклятые гравиметры.

На следующий день, когда пришла их очередь передавать по радио сообщение в Ла-Джоллу, учёные все ещё не пришли к окончательным выводам.

Больше всего их занимало одно явление: все три гравиметра зарегистрировали «пик» одновременно. Падение метеорита не могло вызвать такого отклонения. Предназначенные для работы в самолётах, на кораблях, гравиметры не реагировали на удары даже большей силы. Да и кроме того, метеорит упал в море уже после того, как график изменился.

Сенд составил список возможных гипотез и показал его Сэмшоу, когда они остались наедине.

— Все очень просто, — сказал он за завтраком. Они сидели на камбузе, и перед ними стояли тарелки с рубленой солониной и поджаренным белым хлебом. — Я сделал некоторые расчёты и сравнил три графика. Установки расположены слишком близко друг от друга, чтобы нам обращать внимание на показания каждой из них. Но я взял числовое выражение каждого пика и обнаружил очень незначительный временной интервал между ними. Объяснение этому лишь одно. Анализируя явления, связанные с приливом и отливом, и делая поправку на поведение корабля как гравитационного объекта, график указал на объект массой около ста миллионов тонн, пронёсшийся над установками по кривой.

— И откуда появился этот объект? — рассеянно спросил Сэмшоу.

— Непосредственно с севера, я полагаю.

— Где он упал?

— В сотне или в двухстах километрах отсюда.

Сэмшоу обдумал слова коллеги. Чем бы ни оказался огненный шар на самом деле, но он не тянул на сотню тонн и уж никак не на сто миллионов. Если бы над кораблём действительно пронеслось небесное тело размером с гору, то оно, упав в воду, расплескало бы Тихий океан, словно кофе в чашке.

— Ну, хорошо, — сказал Сэмшоу. — Проигнорируем показания графика. Будем считать, что имеем дело с обычной аномалией.

— Обычной — на всех трёх гравиметрах? — спросил Сенд, саркастически ухмыляясь.

«Эн-Би-Си нэшнл ньюс», 2 ноября 1996 года. Комментатор Агнес Линдер.

Последняя сенсация и без того богатого событиями предвыборного года не укладывается в рамки самого богатого воображения. Речь идёт о появлении космических пришельцев. Жители Соединённых Штатов, как показывают опросы общественного мнения, пребывают в недоумении и растерянности.

Австралийские инопланетяне преждевременно появились на Земле, полагают некоторые учёные; мы пока не готовы к встрече с ними и не в состоянии понять, что их визит может означать для людей.

Кандидат в президенты Берил Купер и её вице-президент Эдгар Фарб перешли в наступление, обвиняя президента Крокермена в сокрытии информации, предоставленной Австралией, и вопрошают, не стоят ли за уничтожением — или самоуничтожением — роботов в Большой пустыне Виктории Соединённые Штаты.

Но народ Америки не придаёт значения этим обвинениям. Кто из нас, ответьте мне, действительно откликнулся на события с эмоциональным пылом или с холодной рассудительностью? Скандал, касающийся гибели инопланетян, воспринят равнодушно; утверждения австралийского правительства о причастности американцев к случившемуся не привлекли внимания нигде в мире.

Внешние силы пока ещё ни разу не потревожили землян, теперь же нам предстоит значительно расширить границы своего мышления. По либеральной западной традиции, наше общество всегда поддерживало политику, направленную на решение внутренних, насущных, проблем, политику консервативную в истинном значении этого слова. И президент Крокермен — наследник этой традиции. Политика забегания вперёд, провозглашённая Купер и Фарбом, чужда американцам, судя по результатам опроса, проведённого Эн-Би-Си. В то же время, итоги опроса свидетельствуют, что за три дня до выборов Крокермен стабильно опережает соперников на тридцать процентов. И это с учётом того, что президент не высказал мнения о событиях в Большой пустыне Виктории.

3 ноября

Нарядный отлично сшитый серый костюм шёл миссис Саре Крокермен. Густые тёмные волосы Первой леди были тщательно уложены. Когда она наливала Хиксу кофе, писатель обратил внимание на безукоризненно ухоженные руки. Ногти, покрытие бронзовым лаком, слегка поблёскивали, когда на них падал неяркий свет, проникающий через двустворчатые окна, расположенные позади обеденного стола — погода стояла по-зимнему пасмурная. Обставленная тиковой мебелью кофейного цвета гостиная выглядела пустой, но уютной. Внизу, за окнами, простиралось зелёное пространство Национального парка.

Если не считать сотрудника секретной службы, сопровождавшего Хикса — парня с непроницаемым лицом, по фамилии Батлер, — они были одни в квартире на Саммит-стрит.

— Президент продолжает оплачивать эту квартиру по моему настоянию, — объяснила миссис Крокермен, опуская стеклянный кофейник на вязаную салфетку. Она поставила перед Тревором чашку кофе и села напротив. Её колени, обтянутые нейлоном, упирались в ножку стола.

— Мало кто знает о её существовании. Муж считает, что мы сможем сохранить секрет ещё в течение месяца или двух. Поэтому я все реже думаю о ней как о своём убежище, но, тем не менее, по-прежнему нахожу здесь отдохновение. Надеюсь, вы поймёте, как много значит для меня эта маленькая тайна.

Батлер отошёл от телефона, переместился к окну и уставился на дверь. Хикс невольно сравнил его с бульдогом, а миссис Сару Крокермен — с пуделем.

— Муж, естественно, говорил мне о своих проблемах, — сказала она. — Не утверждаю, что я понимаю происходящее или … что я согласна со всеми его выводами. Я читала отчёты — большую их часть — и видела материалы, подготовленные вами для него. Знаете, он не прислушивается к вашему мнению.

Хикс молчал, глядя на супругу президента поверх поднесённой ко рту чашки. Кофе казался отменным.

— Мой муж — сложный человек. Он долго не отпускает консультантов после того, как они выполнили задачу или довели до него свои точки зрения. Он пытается создать впечатление беспристрастного, поддерживающего свободный обмен мнениями политика — и собирает под своё крыло тех, кто может поспорить с ним, но редко прислушивается к этим людям. Не хочет он слушать и вас.

— Я понял это, — заметил Хикс. — Меня выселили из Белого Дома. В отель.

— Я в курсе, благодаря секретарю. У вас все ещё есть прямая связь с президентом?

Хикс кивнул.

— Выборы — настоящее проклятие для него. Даже несмотря на то, что ему не нужно вести активную кампанию. Эта их «стратегия»… Лучше бы Берил Купер наступала ему на пятки. Муж болезненно реагирует на происходящее, и ему не нравится отсутствие предвыборной борьбы. Он не привык чувствовать себя хозяином положения.

— Мне очень жаль, — сказал Хикс, размышляя о том, к чему клонит собеседница.

— Я хотела предупредить вас. Супруг проводит немало времени с человеком, присутствие которого в Белом Доме, особенно в период избирательной кампании, не по душе многим. Вы слышали что-нибудь об Оливере Орманди?

Хикс отрицательно покачал головой.

— Орманди хорошо известен в американских религиозных кругах. Очень умён, что свойственно подобным людям. Держится в стороне от политики и журналистов. Все другие идиоты, — она почти выплюнула это слово, — предстали перед глазом циклопа, я имею в виду средства массовой информации, в качестве шутов. Но только не Оливер Орманди. Впервые они встретились с президентом на обеде в Университете Роберта Джеймса.

— Это там они попросили разрешения вооружить охрану пистолетами?

— Да.

— Выдумка Орманди?

— Нет. Он оставляет это тем, кто не прочь драть горло. Для политиков, которые находятся в тени, Орманди — свой парень.Он не кривит душой. Ещё кофе?

Хикс протянул чашку, и миссис Крокермен наполнила её.

— Билл встречался с Орманди несколько раз на прошлой неделе. Я спросила Нэнси, ответственного секретаря президента, о чём они говорили. Сначала она не хотела рассказывать, но… Она обеспокоена. Во время второй встречи Нэнси на несколько минут заходила в комнату. По её словам, они беседовали о конце света. — Гнев так ожесточил черты миссис Крокермен, что её лицо казалось высеченным из камня. — Они обсуждали планы Господа относительно нашего народа. Нэнси заметила, что Орманди чрезвычайно воодушевлён.

Хикс не отрывал взгляд от стола. Что он мог ответить? Крокермен — президент. Он сам выбирает сподвижников.

— Мне не нравится все это, мистер Хикс. А вам?

— Ничуть, миссис Крокермен.

— Что вы предлагаете?

— Вы сами сказали, что он больше не желает слушать меня.

— Он не слушает ни Карла, ни Дэвида, ни Ирвина… ни меня. Он одержим странными идеями. Читает Библию. Самые жуткие её главы. Апокалипсис. Муж вёл себя по-другому всего несколько недель назад. Он изменился.

— Сочувствую.

— Он созвал кабинет для обсуждения экономических мер. Говорит, что собирается сделать заявление после выборов. Вы не можете воздействовать на него?.. — спросила Сара. — Сначала у меня сложилось впечатление, что он очень доверяет вам. Не исключено, что и теперь… Почему он так полагался на вас?

— Тогда он переживал трудное время, — предположил Хикс. — Мы встретились после его знакомства с Гостем. А ещё раньше он прочитал мою книгу. Я никогда не разделял его мнения…

— »Возмездие». Вот какое слово, в основном, звучит в нашей спальне. Он всегда улыбается, когда вспоминает, как Орманди использует это понятие. Возмездие. Банально! Муж никогда не признавал банальностей, никогда не был игрушкой в руках религиозных фанатиков или политиков.

— Случившееся изменило всех нас, — успокоительно сказал Тревор.

— Я не хочу, чтобы мой муж попал в беду. Этот Гость обнажил его слабые места, а ведь за тридцать лет политической карьеры — я находилась рядом с ним всё это время — никому не удалось даже подступиться к Биллу. Но Гость нанёс ему тяжёлый удар, а Орманди принялся бередить рану. Орманди может погубить президента.

— Я понимаю.

Может случиться непоправимое, подумал Хикс.

— Очень прошу, сделайте что-нибудь. Может, попытаться снова поговорить с президентом? Я добьюсь встречи. Муж согласится ради меня, я уверена. — Миссис Крокермен посмотрела на двустворчатое окно, словно оно могло принести спасение. — Последние события сделали нашу семейную жизнь напряжённой. Я, конечно, буду возле него накануне выборов, буду улыбаться и приветствовать толпу. Но сейчас мне хочется одного — спрятаться здесь. Мне трудно держать себя в руках, мистер Хикс. Я не могу видеть, как муж губит сам себя.

В кабинете главнокомандующего царила атмосфера уныния.

Ирвин Шварц, бледный лоб которого выделялся на вытянутом розовощёком лице, присел на край стола, поджав под себя ногу, насколько ему позволяло брюшко. Под задравшимся отворотом брюк виднелся чёрный носок и несколько квадратных дюймов волосатой икры. На столе перед ним, словно семейный портрет, стоял телевизор с маленьким плоским экраном. Звук был выключен. Снова и снова прокручивалась видеозапись взрыва австралийских роботов. Наконец Шварц наклонился к телевизору и выключил его, нажав на кнопку толстым пальцем. Рядом с ним стояли Дэвид Роттерджек и Артур Гордон; Артур засунул руки в карманы, Роттерджек потирал подбородок.

— Мистер Лерман и мистер Маккленнан сейчас у президента, — сказал Шварц. — Больше я ничего не могу сказать. По-моему, я не пользуюсь его доверием.

— И я, — присоединился Роттерджек.

— А Хикс? — спросил Артур.

Шварц пожал плечами.

— Президент неделю назад попросил его перебраться в отель и отказывается от встреч с ним. Только что звонила Сара. Она беседовала с Хиксом сегодня утром и сейчас хлопочет о том, чтобы он был принят Крокерменом. Теперь здесь все очень строго. Кермит и я — мы не раз испытали это на себе.

Кермит Фермен работал ответственным секретарём преидента.

— Это касается Орманди?

— Тот встречается с президентом ежедневно, проводит с ним, по крайней мере, час. Без предварительной записи.

Артур не мог выбросить из головы мысль о Марти. Каждая чёрточка лица мальчика, застывшего в улыбке, ярко вырисовывалась в памяти. Прямой наследник. Но Артур не мог представить себе лицо жены — только отдельные его черты, — и это волновало его.

— У Карла последний шанс, — сказал Роттерджек.

— Полагаете, он произнесёт перед Крокерменом славную речь о сути президентства? — спросил Шварц.

Роттерджек кивнул.

Артур удивлённо посмотрел на них.

— Он собирается напомнить Крокермену, что значит быть президентом, — пояснил Шварц. — Мартышкин труд. Наш лидер и так знает об этом всё, что только можно знать.

— Послезавтра выборы. Самое время повторить урок, — заметил Роттерджек.

— И вы, и я — мы видим, что победа у него в кармане. Вы не понимаете, что творится в его голове.,

— Ага, вы, наверно, считаете себя его подушкой, или диванным валиком, чёрт возьми! — выкрикнул Роттерджек, выбросив вперёд руку так стремительно, что чуть не задел Артура. Тот отступил на несколько дюймов. — А вам следовало бы держать чокнутых и идиотов подальше от него.

— Мы сделали всё возможное, чтобы спасти его от самого себя, — парировал Шварц. — Маккленнан пытался игнорировать его предложения о подготовке страны к сообщению. Я откладывал его встречи с губернаторами, терял план, составленный президентом, менял повестку дня на заседаниях кабинета. Президент только улыбался и терпел нас, — а сам продолжал своё. Наконец мы решили отбросить все попытки и подождать окончания выборов и инаугурации, но пока с Орманди приходится мириться.

— Я бы хотел поговорить с ним, — сказал Артур.

— И мы все тоже. Крокермен никому этого не запрещает… Но Орманди никогда не засиживается здесь, и мы не успеваем перехватить его. Он промелькнёт тенью и исчезает.

Роттерджек покачал головой и усмехнулся.

— Можно подумать, Орманди один из них.

— Кто?

— Один из завоевателей.

Шварц нахмурился.

— Понимаете теперь, что произойдёт, если президент раскроет тайну? Даже мы начинаем размышлять так же, как доверчивые невежды.

— А вы не предполагаете, что случиться может всякое? — настаивал Роттерджек. — Если они сфабриковали Гостя, то почему бы им не сделать робота с человеческим обликом — таким, чтобы всех нас провести?

— Меня больше пугает сама эта идея, чем возможность того, что догадка окажется верной, — сказал Артур.

— Да, но идея высказана, — твердил Роттерджек, — и надо оценить её со всех сторон. Кое-кто не прочь придерживаться её.

— Ваше предположение разъединит нас, — заявил Шварц. — А к этому они, наверно, и стремятся. Господи, о чём я?

— Может, публичное заявление поможет? — заметил Артур. — Ведь мы ничего не достигли, скрывая факты.

— Вопрос в том, как президент собирается преподнести случившееся, — ответил Роттерджек. — Что вы будете делать, если Маккленнану не удастся переубедить Крокермена? — обратился он к Шварцу.

— Скорее всего, после выборов я подам в отставку, — сказал Шварц безжизненным ровным тоном. — Ему, вероятно, придёт в голову сформировать новый кабинет на случай войны.

— А вы?

Шварц уставился на небесно-голубой ковёр. Артур, следя за ним, подумал о множестве привилегий, предоставляемых этим роскошным цветом, который так трудно не запятнать. Множество приманок, удерживающих людей, подобных Роттерджеку и Шварцу.

— Нет, — наконец высказался Шварц. — Я просто чертовски лоялен. Если он поступит так по отношению ко мне — ко всем нам, — я буду возмущён до глубины души. Но он останется президентом.

— Возможно, некоторые конгрессмены и сенаторы попытаются бороться, — проговорил Роттерджек.

— Понятное дело.

— Настоящие патриоты, знаете ли, не то что вы или я.

На лице Шварца проступила обида и, одновременно, выражение согласия с собеседником. Он то ли кивнул, то ли покачал головой и встал.

— Ладно, Дэвид. Но мы в какой-то степени несём ответственность за Белый Дом. Где альтернатива? Кто займёт его место? Вице-президент?

Роттерджек иронично фыркнул.

— Вот-вот, — заметил Шварц. — Артур, если я добьюсь для вас приёма, если я вцеплюсь в президента — сможете ли вы вытащить сюда Файнмана, чтобы вы все постарались… Ну, вы понимаете… Сделать то, что не смогли мы?

— Только в том случае, если Крокермен примет Файнмана сразу и если медики не будут против.

— Он так плох? — спросил Роттерджек.

— Он проходит курс лечения. Cложный курс.

— Почему вы не нашли… Впрочем, неважно, — замялся Роттерджек.

— Файнман лучше всех, — ответил Артур на этот полувопрос.

Роттерджек мрачно кивнул.

— Мы попытаемся, — сказал Гордон.

Артур пробирался в Даллесе сквозь толпу, засунув руки в карманы пиджака, висевшего на нём, как на вешалке. Он отлично понимал, что похож на пугало. За последние две недели он похудел на десять фунтов. Гордон не мог себе этого позволить, но беда в том, что он почти перестал ощущать голод.

На табло с расписанием полётов он выяснил, что до приземления самолёта Харри осталось полчаса. У него появился выбор: заставить себя съесть бутерброд или позвонить домой.

Артур всё ещё пытался вспомнить лицо жены. Он мог бы нарисовать её нос, глаза, губы, лоб, руки, он видел её шею, мягкий тёплый белый живот и грудь цвета утреннего тумана, нити чёрных густых волос. Он не забыл нежный неповторимый аромат её кожи, напоминающий запах хлеба. Но он утратил воспоминание о лице.

Поэтому его не покидало ощущение одиночества. Поэтому его так мучала разлука. Артуру уже стало казаться, что он провёл в конторах и на заседаниях многие годы. Нереальными представлялись ему кабинеты, нереальной — группа людей, толкующих о судьбах Земли. И конечно, малореальным он находил окружение президента.

Настоящая жизнь осталась в прошлом — у реки, в спальне и кухне их дома, но, прежде всего, под кронами деревьев, шелестящими в порывах ветра, и в мелодичном журчании воды. Там, в этом месте, он всегда ощущал связь с семьёй, мог чувствовать себя в уединении, но не в одиночестве, вне поля зрения жены и сына, но вблизи от них. Если смерть неизбежна, не случится ли так, что Артур не сможет разделить с семьёй последние часы и окажется вдалеке от неё, выполняя особые поручения?..

Аэропорт, как всегда, был переполнен. Большая группа японцев, старавшихся держаться вместе, миновала Артура. Он испытывал к японцам особенную любовь — большую, чем к индоевропейцам. Японцы отличались неистребимым стремлением к добрым взаимоотношениям. Он обошёл группу и чуть не столкнулся с немецкой семьёй — женой, мужем и двумя дочерьми, изучающими посадочные талоны.

И лицо Харри он тоже не мог вспомнить.

Открытая телефонная кабинка, местами покрытая вздувшимся пластиком, отвлекла его от размышлений. Аппарат принял кредитную карточку и поблагодарил немолодым приветливым женским голосом, говорящим менторским, но не слишком суровым тоном. Искусственный голос.

В трубке раздалось шесть гудков, пока Артур не припомнил, что Франсин предупреждала его накануне о том, что поведёт Марти к дантисту.

Артур повесил трубку и пересёк зал, направляясь в буфет. Он заказал бутерброд с копчёной индейкой и колу. Двадцать пять минут. Усевшись на высокий табурет за небольшим столиком, он запихнул в себя всю порцию.

Хлеб. Майонез. Вкус дичи под запёкшейся коркой. Сытно, но не то, что надо. Он скривился и отправил в рот последний кусочек хлеба.

На миг — не дольше — он ощутил слабый приступ отчаяния, и его воля дрогнула. Просто сдаться, отказаться от действия, раскрыть объятия мраку, забыть о долге перед страной, женой и сыном, перед собой, закончить партию — что ещё оставалось делать в этой игре? Убрать свои фигуры с шахматной доски или наблюдать за тем, как противник сметает их? Потом можно будет начать новую битву. А пока надо отдохнуть. Но — странное дело — отчаяние отступило, а мужество и сила вернулись, как только он понял, что если и впрямь у него не останется ни пешки, то уже ничто не помешает отдыху; тогда-то и наступит конец. Забавно устроен мозг.

В четверть второго он уже стоял бок о бок с другими встречающими. Двустворчатая раскрытая дверь выплеснула в зал группу бизнесменов в элегантных костюмах строгих тонов, отливавших необычным голубым оттенком, который был в моде и который напоминал Франсин павлиний глаз; троих детей, державших друг друга за руки, за ними женщину в чёрной юбке, закрывавшей колени, и белоснежной блузке, а потом Харри с кожаным чемоданом в руке. Друг выглядел похудевшим, постаревшим и усталым.

— Хорошо, — сказал Харри после того, как они обнялись. — В твоём распоряжении сорок восемь часов, а потом доктор будет ждать, чтобы всадить в меня ещё множество иголок. Боже! Ты выглядишь не лучше меня.

Выезжая из гаража в небольшом правительственном автомобиле, Артур успел изложить Файнману обстоятельства предстоящей встречи с президентом.

— Шварц урвал полчаса из расписания Крокермена. Оно составлено чрезвычайно плотно. Президент, как предполагается, будет сегодня вечером в Нью-Хэмпшире — последний виток предвыборной кампании. Тридцать минут Хикс и я проведём с ним в Овальном кабинете, и никто нам не помешает. Мы должны сделать всё возможное, чтобы убедить его в том, что он ошибается.

— А если все безуспешно? — спросил Харри. Его глаза уже не были карими, как прежде, скорее — почти бесцветными.

Артур пожал плечами.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не так плохо, как можно предположить, глядя на меня.

— Я рад, — сказал Артур, стараясь проглотить подступивший к горлу ком. Он чуть улыбнулся Харри. — Сколько ты весишь?

Машина выехала на шоссе. Сквозь тучи пробивались солнечные лучи. Начинался снегопад.

— Я снова в полной боевой готовности и вешу столько, сколько в Университете в день выпуска.

— Каковы медицинские прогнозы?

Харри скрестил руки на груди.

— Врачи не потеряли надежду.

Артур оглядел друга со всех сторон.

— На тебе парик?

— Правильно, — подтвердил Файнман. — Ну, хватит обсуждать всякую дрянь. Расскажи об Орманди.

Широкие двери Овального кабинета распахнулись. На пороге стояли трое. Шварц кивнул им. Артур узнал председателей комиссий по ценным бумагам и биржевой деятельности, а также министра финансов.

— Срочное совещание, — пробормотал Шварц, когда те вышли.

Хикс вопросительно взглянул на него.

— Они решают проблемы применения части I Банковского законодательства на случай чрезвычайного положения и части 19 а акта о госбезопасности и биржевой деятельности.

— А точнее?

— Временное закрытие банков и бирж, — пояснил Шварц. — Если президент сделает заявление о пришельцах.

К дверям подошла секретарша президента Нэнси Конгдон и улыбнулась ожидающим в приёмной.

— Ещё пару минут, Ирвин, — сказала она, тихо закрывая за собой дверные створки.

— Не хотите сесть? — спросил Шварц Файнмана.

Тот спокойно покачал головой, успев привыкнуть к заботливому вниманию. Он принимает это не просто с достоинством — с апломбом, подумал Шварц.

Нэнси открыла дверь и пригласила всех войти.

Миссис Хемптон изменила убранство президентского кабинета, завесив три окна позади витиевато инкрустированного большого стола белыми шторами и украсив одну из стен новым овальным ковром. Комната показалась вошедшим светлой, наполненной свежей зеленью и атмосферой весны, вопреки серым зимним облакам, видневшимся снаружи. За окном Артур заметил розовый сад, кое-где покрытый снегом. В последний раз он был в Овальном кабинете полтора года назад.

Крокермен сидел за викторианским столом, просматривая бумаги в коричневых папках. Некоторые из папок, помеченные аббревиатурой ДИРНСА — Директор, Управление Национальной Безопасности, — Артур узнал. Другие, видимо, поступили от министра финансов и из комиссии по ценным бумагам и биржевой деятельности.

Он не похож на человека, зажатого в угол. Он работает и знает, что делает. Он остался президентом.

— Привет, Ирвин, Артур. — Крокермен встал и протянул им руку через стол. — Тревор, Харри. — Он показал на четыре стула с кожаными сиденьями и плетёными спинками, расставленные перед столом. Обращаясь к Хиксу, он добавил. — Сара предупреждала о вашем визите.

— Я думаю, мы все в одной упряжке, господин президент, — сказал Шварц.

— Вы чувствуете себя в состоянии присоединиться к нам, Харри? — заботливо спросил Крокермен.

— Да, господин президент, — вежливо ответил Файнман. — Я превращусь в подопытного кролика только послезавтра.

— Вы нужны нам здесь, Харри, — искренне сказал президент. — Мы не можем потерять вас.

— Я слышал другое, господин президент, — начал Файнман. Крокермен не скрыл изумления. — Вы не слушаете никого из тех, кому я доверяю, так что я для вас бесполезен.

— Господа, — сказал Крокермен, подняв брови, — настало время говорить откровенно. И прошу простить меня за то, что вы не всегда имели возможность добиться встречи со мной. Я был очень занят.

Шварц, сидя на стуле, наклонился вперёд и сжал руки. Начав говорить, он медленно перевёл взгляд со своих ботинок на лицо Крокермена.

— Господин президент! Мы здесь не за тем, чтобы жонглировать словами. Я сказал Харри, и Тревору, и Артуру, что необходимо убедить вас вернуться к разуму и рационализму. У них есть что сказать.

Крокермен кивнул и упёрся руками о край стола, словно готовясь в любую минуту оттолкнуться от него. Выражение его лица оставалось приветливым и спокойным.

— Господин президент, Первая леди действительно беседовала со мной, — начал Хикс.

— Со мной она не разговаривает, знаете ли, — ровным голосом произнёс президент. — Или, по крайней мере, не часто. Она не разделяет наших убеждений.

— Да, — сказал Хикс. — Или, пожалуй, нет… Господин президент, мои коллеги… — Он бросил молящий взгляд на артура.

— Мы полагаем, вы по-прежнему собираетесь огласить сведения о находке в Долине Смерти и о Госте? — спросил Артур.

— Вся эта история так или иначе скоро станет широко известна, — вздохнул Крокермен. — Мы должны хранить тайну в период выборов и инаугурации, но потом… — Он несколько раз постучал пальцами по краю стола.

— Мы не совсем уверены в правильности вашей тактики, сэр, — сказал Артур. — Идея капитуляции несвойственная нашей нации.

Крокермен задумчиво поморгал.

— Капитуляция. Смирение. Малоприятные слова, не так ли? Но есть ли у нас альтернатива перед лицом сверхъестественного?

— Мы не знаем, идёт ли речь о чём-то сверхъестественном, сэр, — вмешался Харри.

— Нам потребуются тысячи, может, миллионы лет, чтобы бросить вызов их техническим возможностям — если мы и вправду можем назвать их техническими. Подумайте о силе, способной разрушить спутник и направить его обломки к другим планетам?

— Мы не уверены, что эти события связаны между собой, — заметил Артур. — Но думаю, мы смогли бы достичь такого уровня развития через двести лет.

— Какая разница — два века или два тысячелетия? Так или иначе, они могут уничтожить нас.

— Мы не знаем этого, — возразил Шварц.

— Мы даже не знаем, кого имеем в виду, говоря «они», — поддержал его Хикс.

— Ангелы, пришельцы, враждебные силы. Так ли уж важно название?

— Господин президент, — сказал Тревор, — мы не имеем дело с гневом Божьим, поверьте.

— Мы имеем дело с чем-то равным ему по мощи. И не стоит искать первоисточник, — парировал Крокермен. — Неужели вы считаете вероятным, что Земля может попасть в такой переплёт без согласия на то Господа? Мы — Его дети. Он выбирает средство возмездия не наугад — особенно когда происходят столь грандиозные события.

Хикс отметил ударение, которое президент делал на словах «Его» и «Он». Влияние Орманди?

— У нас нет доказательств, что Земле грозит гибель, — заявил Харри. — Что нам надо… так это — чтобы ружьё выстрелило, — то есть доказательство их могущества, о котором они нас известили. Но… пока ни одного выстрела.

— Они заявили о своих намерениях достаточно прямо, — сказал Крокермен. — Факт самоуничтожения австралийских роботов свидетельствует о ложности их заявлений. Стоило обману раскрыться — и роботы исчезли. Всё, что они говорили — обычный обман. Мне думается, я знал это, предвидел ещё до сообщения из Австралии. И то же самое происходило с Орманди.

— Никто из нас не доверяет Орманди, — взорвался Шварц.

Крокермен был заметно раздражён словами Ирвина, но не вспылил.

— Орманди и не ждёт дифирамбов от учёных. Он — и я тоже, — мы считаем, что события вышли из-под контроля некоторых наших знахарей. Я не хочу выразить неуважение к вашей работе и исследованиям. Он и я — мы поняли, что задача трудна и мы единственные, кто справится с ней.

— И в чём же заключается эта задача, господин президент? — поинтересовался Артур.

— Решить её непросто, уверяю вас. Наш народ не способен примириться с поражением без борьбы. Я отлично осознаю это. Но мы не можем бороться с неизбежным. И мы не можем покориться судьбе, не зная её предначертания. Мы должны встретить час расплаты мужественно. Вот какая работёнка ждёт меня — помочь моему народу достойно встретить свой конец.

Крокермен побледнел, его руки, все ещё цеплявшиеся за край стола, тряслись. Он, казалось, еле сдерживал слёзы.

В течение нескольких долгих секунд никто не произнёс ни слова. Артур чувствовал, как ужас сковывает его душу.

Микрокосм ощущений целого народа. Всего мира. Уж лучше вообще ничего не знать!

— Но есть разные пути, господин президент. Мы можем предпринять контрмеры в Австралии и в Долине Смерти, — сказал Харри.

— Вражеские объекты изолированы, — поддержал Файнмана Шварц. — Серьёзные политические последствия… в общем, исключены. Даже в случае неудачи.

— Мы не можем сидеть сложа руки, — настаивал Артур.

— В этих руках нет эффективных средств борьбы, вот в чём истина, — отрезал Крокермен. — Я думаю, было бы жестоко обнадёживать людей без повода.

— Более жестоко — лишить их всякой надежды, господин президент, — заметил Шварц. — Вы собираетесь закрыть банки и биржи?

— Мы серьёзно обсуждаем такую возможность.

— Но зачем? Чтобы сберечь экономику? В ожидании конца света?

— Чтобы сохранить спокойствие в стране, не дать народу потерять достоинство. Чтобы удержать людей на работе и дома.

Лицо Хикса вспыхнуло.

— Это безумие, господин президент, — сказал он. — Я не гражданин Соединённых Штатов, но я не могу представить себе, как человек в вашем кабинете… с вашей властью и вашей ответственностью… — Он беспомощно махнул рукой и встал. — Заверяю вас, что реакция Британии не будет столь смиренной.

Набросились на него все разом, подумал Артур. Но я не могу вспомнить её лицо.

Крокермен открыл папку с пометкой «ДИРНСА». Затем вытащил оттуда пачку фотографий и положил её на стол.

— Не думаю, что вы видели последние материалы, — сказал он. — Люди из Управления национальной безопасности хорошо поработали. Отдел разведки проанализировал фотографии почти всех районов Земли. Они сравнили снимки, сделанные спутником за последние восемнадцать месяцев. Полагаю, эта работа велась по вашей инициативе, Артур.

— Да, сэр.

— Они обнаружили аномалию в Монгольской Народной Республике. Нечто, отсутствовавшее там год назад и похожее на огромную гору.

Он спокойно придвинул фотографии к Шварцу. Тот просмотрел их и передал Артуру. Гордон сравнил три снимка, три увеличенных компьютером красивые картинки, абстрактно раскрашенные в серо-голубой, коричневый, красный и матово-белый цвета. На одной фотографии выделялось чёрное пятно в форме боба, обведённое белой линией. На других снимках, сделанных раньше, пятно отсутствовало.

— Итак, их уже три, — сказал Крокермен. — И все в отдалённых районах.

— Общались ли пришельцы с монголами? Или с русскими? — спросил Артур.

Монгольская Народная Республика, несмотря на формальную независимость, находилась под контролем Москвы.

— Никто пока не знает, — ответил президент. — Не допустить ли нам, что объектов на самом деле не три, как известно, а больше?

— Каковы ваши идеи относительно… планов пришельцев? — поинтересовался Харри. — Ваши и мистера Орманди?

— У нас нет ни малейшего представления об этом. Нельзя постичь суть сверхъестественного, не так ли?

— Мне бы хотелось попробовать? — сказал Харри. — Вы думаете распустить нашу группу?

— Нет. Я бы хотел, чтобы вы продолжали исследования, продолжали сомневаться. Я способен признать, что мы ошибаемся. Ни мистер Орманди, ни я — не фанатики. Мы должны провести переговоры с русскими, с австралийцами и объединить усилия.

— Мы просим вас отложить выступление, господин президент, — промолвил Шварц, — до тех пор, пока мы не удостоверимся в правильности наших выводов.

— У вас в запасе почти два месяца. Я и сам не знаю, когда произнесу речь, Ирвин. Но если я определю день — ничто не заставит меня перенести дату. Я должен следовать своим убеждениям. В конечном счёте, к этому меня вынуждает мой пост.

Когда полчаса, отведённые для встречи, истекли, четверо мужчин вышли в холл, держа в руках отчёты Управления национальной безопасности.

— Не много же пользы от моего приезда, — заметил Харри.

— Мне очень жаль, господа, — сказал Шварц.

— Он произведёт впечатление своим выступлением, — проворчал Хикс. — Он чуть не убедил меня.

— И знаете, что хуже всего? — спросил Артур, когда они выходили через заднюю дверь в сопровождении Шварца, провожавшего их к машинам. — То, что он отнюдь не безумен.

— Мы тоже пока ещё в своём уме, — парировал Шварц.

Спустя час после визита в Белый Дом Хикс, Артур и Харри завтракали в «Юго» — излюбленном месте почитателей бифштекса и грудинки. Они сидели, погрузившись в молчание. Хикс не доел свою порцию, Артур и Харри едва притронулись к еде. Харри заказал салат — недоразумение из увядшей зелени и скверного сыра.

— Мы сделали всё, что могли, — сказал Артур.

Харри пожал плечами.

— И что теперь? — спросил Хикс. — Обратиться к другим учёным?

— Наша группа ещё не прекратила существование, — напомнил Файнман.

— Начальству до вас и дела нет, — сухо прокомментировал англичанин.

— Вы всегда смотрели на нас со стороны, не правда ли? — спросил Харри. — А теперь побывали в нашей шкуре. По крайней мере, есть ниша, которую мы заполнили.

— Роль в грандиозной комедии, — уточнил Тревор.

Артур тронул за руку Харри, уже готового огрызнуться:

— Хикс прав.

Файнман неохотно кивнул.

— Итак, начинается второй этап, — сказал Артур. — Я бы хотел, чтобы мы вместе сделали ещё одну, более серьёзную попытку.

Он посмотрел на Хикса.

— Вне стен Белого Дома?

— Да.

— У вас есть план?

— Если у кого-то и есть определённые планы, так это у меня. Я отправляюсь в Лос-Анджелес, — отрезал Харри.

— Харри остаётся нашим консультантом, — сообщил Артур. — Президент может в любой момент переменить мнение. Если метод неожиданного приближения сработает… — Он провёл пальцами по столу. Отделанная под гранит поверхность издала нечто вроде визга. — Нам придётся действовать, исходя из обстоятельств.

— Президент непременно победит на выборах, как вы понимаете, — напомнил Хикс.

— Но существуют способы отстранения президента от власти. Я думаю, когда он обратится к нации.

Харри вздохнул.

— Ты знаешь, сколько времени уйдёт на импичмент?

— Когда он обратиться к нации, — продолжал Артур, — мы все станем главными фигурами в средствах массовой информации. Тревор, ваша книга должна стать бестселлером… А мы будет участвовать в беседах, програмах новостей, и не только у нас в стране. Мы должны направить усилия…

— Против президента? Он очень популярен, — заметил Хикс.

— Шварц попал в точку, — твёрдо сказал Артур и взял счёт с пластмассового подноса. — Американцы не склонны сдаваться без борьбы.

Хикс с удовлетворением посмотрел на свою одежду, аккуратно уложенную в чемодан. Хорошо упаковывать вещи, сохраняя достоинство и размеренность — и это тогда, когда другие способны, не глядя, побросать смятое бельё в сумки…

Материалы о самоуничтожении австралийских роботов и тайне Долины Смерти совсем исчезли со страниц газет и экрана телевизора. Завтрашние выборы приковали к себе всеобщее внимание. Мир, казалось, затаил дыхание, не вполне осознавая, что происходит, но исполнившись предчувствий и ожиданий.

Телефон зазвонил так громко, что Хикс подпрыгнул на стуле. Он рывком поднял трубку и, не в силах совладать с нервами, запутал провод. Наконец писатель справился с непослушной трубкой.

— Алло.

— Мистер Оливер Орманди желает говорить с Тревором Хиксом, — произнёс приятный, хорошо поставленный женский голос.

— Хикс слушает.

— Подождите минуту, пожалуйста.

— Мне очень приятно беседовать с вами, — начал Орманди. — Я восхищён вашими книгами.

— Спасибо, — ответил Хикс, слишком удивлённый, чтобы сказать больше.

— Полагаю, вы знаете, с кем разговариваете, и людей, которых я представляю. Я обсуждал некоторые проблемы с президентом как друг, консультант… иногда — как религиозный наставник. Думаю, нам надо как можно скорее встретиться и переговорить. Не могли бы вы уделить мне немного времени? Я пошлю машину, которая привезёт вас обратно.

— Конечно, — согласился Хикс. — Сегодня?

— Почему бы нет. Машина придёт за вами в час.

Ровно в час к отелю подкатил белый крейслеровский лимузин с откидным верхом, и перед Хиксом автоматически распахнулись дверцы. Хикс уселся, дверь с тихим свистом закрылась и водитель, бледный темноволосый парень в старомодном тёмно-синем костюме, приветливо улыбнулся из-за стеклянной перегородки.

Снег, собранный снегоочистителями, лежал белыми и грязно-коричневыми сугробами вдоль тротуаров. Давно не выдавалось такой холодной и дождливой осени. Непривычно свежий и чистый воздух врывался в чуть приоткрытое по просьбе Тревора окно.

Машина повезла Хикса по хитроумным кругам и петлям, образуемым улицами столицы, прочь из центра, а потом — по автострадам, обсаженным молодыми голыми клёнами — за город. Через час «крейслер» остановился возле современного мотеля. Водитель провёл Хикса на второй этаж и постучал в дверь комнаты, расположенной в конце коридора. Дверь распахнулась.

На пороге стоял Орманди — одетый в чёрные брюки и серую рубашку, начинающий лысеть человек лет сорока пяти с добродушным, почти детским выражением лица, но встревоженным взглядом. Он небрежно поприветствовал Хикса. Водитель закрыл за собой дверь, и писатель остался наедине с Орманди в маленькой полупустой комнате.

Орманди показал на кресло у круглого столика около окна. Хикс уселся, внимательно наблюдая за хозяином. Судя по всему, Орманди не хотел сразу приступать к делу, но поскольку ему никак не удавалось завязать беседу, он оборвал себя на полуслове и сказал:

— Мистер Хикс, я нахожусь в замешательстве последние несколько недель. Вы знаете, что происходит? Можете ли вы объяснить мне что-нибудь?

— Наверняка, президент…

— Я бы хотел услышать ваши разъяснения, изложенные простым языком. Президент окружён специалистами, если вы понимаете, о чём я.

Хикс поджал губы и наклонил голову, пытаясь найти ответ.

— Догадываюсь, вы имеете в виду космический корабль.

— Да, да! Вторжение, — подхватил Орманди.

— Если мы имеем дело с вторжением.

Теперь Хикс стал предельно осторожен, решив держать свои выводы при себе.

— А с чем?

Широко раскрытые глаза Орманди напомнили глаза ребёнка, готового выслушать урок.

— Говоря откровенно, мне думается, что мы встали на пути автоматов или роботов, намеревающихся разрушить нашу планету.

— Неужели простые машины способны на такое?

— Не знаю. Скорее всего, да — но не такие машины, какие делает человек.

— Вы говорите о небесных силах?

— Да, — сказал Хикс, вставая. — Я уже беседовал об этом с президентом. Я не вижу смысла в вашем приглашении, если вы посоветовали Крокермену действовать вопреки…

— Пожалуйста, садитесь. Наберитесь терпения. Я не такой уж монстр, каким вы все меня считаете. Сомнения одолели меня две ночи назад, и с тех пор я в тупике. Я разговаривал с президентом и высказал ему свою точку зрения… но сам я не уверен.

Хикс сел.

— Тогда, думаю, у вас есть несколько вопросов ко мне.

— Да. Что потребуется для разрушения Земли? Станет ли это более трудным делом, чем разрушение, например, того спутника, Европы?

— Да. Уничтожение Земли потребует гораздо больше энергии.

— Это будет выглядеть как катаклизм? Мгновенное истребление? Или сначала начнётся в одном месте, потом в другом — и так по всей Земле, как война?

— Ума не приложу.

— Не случится ли так, что первый удар будет нанесён по Святой Земле?

— У нас нет сведений, что корабли инопланетян приземлились в Святой Земле, — сухо заметил Хикс.

Орманди кивнул и вновь нахмурился.

— Можно ли утверждать с научной точки зрения, что пришельцы являются ангелами?

— Нет, — ответил Хикс, посмеиваясь над абсурдностью предположения.

НО Орманди упрямо продолжал в прежнем русле:

— Могут ли они действовать от имени высших сил?

— Если они действительно роботы, то, я думаю, они действуют от имени биологических существ, обитающих где-то в космосе. Но мы не можем утверждать это. Цивилизации, основанные на механическом…

— А что если в этой истории участвуют формы, не имеющие отношения к биологии — сотворённые из света, бессмертные существа?

Хикс пожал плечами.

— Пустое теоретизирование, — бросил он.

На детском лице Орманди появилось выражение сильного возбуждения.

— В этом суть моих сомнений, мистер Хикс. Мне не всё ясно. Безусловно, перед нами не ангелы со сверкающими мечами — ничего общего с тем, что предсказано апокалиптической литературой.

— Религиозной литературой, — поправил Хикс.

— Я не слишком увлекаюсь научной фантастикой, — с намёком парировал Орманди.

— Жаль.

Орманди самодовольно ухмыльнулся.

— Мне не хотелось бы скрестить шпаги с вами или с кем-либо ещё. Просто я не уверен, что смогу изложить свои идеи понятно для всех… Если я скажу, что мы имеем дело с волей Господа… Но как я могу утверждать это?

— Почему бы вам прямо не объявить, что случившееся не обошлось без вмешательства высших сил, — предложил Хикс.

Упрямец. Упрямец!

— Народ по-прежнему мыслит категориями ангелов и демонов, мистер Хикс. Люди неравнодушны к свету и блеску, тронам, могуществу и власти. Они живут этим. Они — как дети. И никто не может отрицать, что в религии заключена красота и воля. Но эти… последние события… Вокруг них намешано столько холодного расчёта, политических дрязг, обмана, и я не хотел бы приписывать это Господу. Если же здесь поработал Сатана или дьявольские силы, тогда… Президент, с моей помощью, совершит грандиозную ошибку.

— Но вы можете заставить его переменить мнение? — спросил Хикс, не сумев скрыть своей заинтересованности.

— Сомневаюсь. Вспомните, это он позвал меня, не наоборот. Вот почему я нахожусь, как уже сказал, в тупике.

— А вы говорили ему о своих сомнениях?

— Нет. Мы не виделись с тех пор, как я… потерял уверенность…

— Вы настаиваете на теологической интерпретации случившегося?

— В душе я должен верить, что нами распоряжается Господь. Этому меня учили родители и учителя.

— Итак, вы хотите сказать, что сейчас, когда наступает решающий момент и дело идёт к концу, вы уже не являетесь приверженцев Апокалипсиса?

Орманди промолчал, но лицо его стало совсем хмурым. Он только умоляюще протянул вперёд руки, раздираемый сомнениями.

— Можете ли вы снова поговорить с президентом и, по крайней мере, попытаться переубедить его? — спросил Хикс.

— Я хотел бы оказаться подальше от всей этой истории, — сказал Орманди. Он откинул голову назад и принялся обеими руками массировать шею. — Но я попробую.

5 ноября

Артур участвовал в вашингтонской конференции астрономов, посвящённой появлению оледенелых объектов в космосе и их потенциальной связи с исчезновением Европы, когда пришло известие, что Уильям Д.Крокермен, судя по предварительным итогам станет президентом Соединённых Штатов. Никто не удивился. Берил Купер признала поражение в час ночи; в это позднее время конференция ещё продолжалась.

Астрономам не удалось прийти к каким-либо определённым выводам. Если осколки льда имеют отношение к Европе — что кажется безусловным, учитывая их строение и местоположение, — то следует признать, что абсолютно прямую траекторию, по которой они следуют, нельзя объяснить естественными причинами. Таким образом, можно допустить чьё-то вмешательство. Факты говорили сами за себя: оба объекта появились недавно и представляют собой ледяные массы. Меньший из них, диаметром приблизительно сто восемьдесят километров, движется со скоростью двадцать километров в секунду и нанесёт удар по Марсу 21 декабря 1996 года; больший объект, насчитывающий двести пятьдесят километров в диаметре, обладает скоростью, равной приблизительно тридцати семи километрам в секунду, и столкнётся с Венерой 4 февраля 1997 года. Обстоятельства гибели Европы не сопровождались нагреванием объектов, возможно, в результате охлаждения их водой. Обе глыбы характеризуются низкими температурами; парообразование, происходящее под воздействием солнечной энергии, приводит к потере их массы, поэтому оболочка видна неотчётливо; только внимательные наблюдатели, вооружённые телескопами или особо мощными биноклями, смогут увидеть оба небесных тела.

На следующий день Артур улетел в Вашингтон. Теперь он убедился в том, что у них появились основательные доказательства связи между последними событиями. Впереди достаточно времени, чтобы подготовить материалы и представить их Крокермену. Надо убедить его в неслучайности происходящего и в необходимости разработать всеобъемлющую стратегию.

Однако Артур не верил, что избранный, но ещё не вступивший на пост президент захочет выслушать его.

10 ноября

В шесть тридцать утра дежурный офицер майор Мери Ригби посоветовала им включить радио. Шоу взбил подушки и уселся поудобнее, пока звучала мелодия «Привет вождю» — абсолютно типичная для политического и музыкального вкуса Крокермена — и пока спикер Палаты представителей торжественно ждал появления только что избранного президента Соединённых Штатов.

— Может быть, старая перечница подпишет нам пропуска на выход? — спросил Минелли голосом, охрипшим от воплей и протестующих криков, которыми он развлекался по ночам. Минелли явно находился в плачевном состоянии. Это злило Эдварда. Впрочем, холодная, еле сдерживаемая злоба владела им на протяжении последних двух недель. Жизнь в условиях карантина, в конечном итоге, должна была так или иначе изуродовать их. Реслоу и Морган, в основном, хранили молчание.

— Господин спикер, уважаемые господа члены Палаты представителей, граждане! — начал президент. — Я созвал это внеочередное заседание после нескольких недель, проведённых в глубоких размышлениях и многочасовых беседах с советниками и специалистами. Я должен сделать заявление исключительной важности и высказать не менее значительную просьбу.

— Вы, без сомнения, следили с тем же интересом, что и я, за событиями в Австралии. Сначала казалось, что происходящее в этой стране несёт надежду нашей измученной планете, надежду на благодатное вмешательство извне, на тех, кто сумеет спасти нас от самих себя. Мы стали думать, что трудности, испытываемые нами — это трудности ребёнка, спотыкающегося при каждом шаге. Но теперь эти надеды развеяны, и мы пребываем в ещё более глубокой растерянности, чем раньше.

— Я искренне сочувствую премьер-министру Австралии Стенли Миллеру. Гибель трёх посланцев из космоса и загадка их уничтожения — или самоуничтожения — тяжёлый удар для всех нас. Но пришло время признаться, что для меня и некоторых моих советников случившееся не было неожиданностью, потому что мы уже знали об аналогичных событиях, происшедших в нашей стране. Мы до сего момента скрывали подробности по причинам, которые вскоре станут вам понятны.

Спустившись с трапа самолёта в Международном аэропорту Лос-Анджелеса, Артур направился в зал ожидания. Его путь лежал в Долину Смерти, потом Гордон собирался в Орегон, чтобы провести три дня с семьёй. В ожидании такси он подошёл к телевизору и услышал голос президента. С посеревшим лицом Артур уселся перед экраном. Рядом с ним — ещё одиннадцать путешественников. Президент стартовал, не дождавшись сигнала.

— В конце сентября три молодых геолога обнаружили гору в калифорнийской пустыне недалеко от Долины Смерти. Эта гора не была отмечена на картах. Рядом с горой они нашли инопланетянина, живое существо в тяжёлом физическом состоянии. Геологи принесли это существо в ближайший город и вызвали представителей властей. Пришелец…

Тревор Хикс слушал президента в номере отеля в Вашингтоне. Остатки завтрака лежали на подносе, стоящем на полу возле кровати. Только вчера Хикс узнал, что миссис Крокермен окончательно перебралась в свою квартиру. Потом до него дошли первые слухи об отставке Дэвида Роттерджека.

Президент говорил о ванденбергской лаборатории. Придраться к его версии Хикс не мог.

— …История, которую поведало мне существо, прибывшее из другого мира, привела меня в трепет. Я никогда ещё не испытывал такого сильного эмоционального шока. Инопланетянин говорил о путешествии сквозь века, о гибели своей планеты и о том, что разрушило его мир — о том самом корабле, который примчал гостя на Землю, опустился в Долине Смерти и ныне замаскирован под пепловый конус.

Харри принимал душ, когда Итака позвала его. Она накинула на мужа толстый махровый халат.

— Большие паршивые птицы хлопают крыльями в воздухе, — выдохнул Харри, застыв возле телевизора.

— Что?

— Он делает заявление. Слушай. Просто послушай.

— Когда я спросил Гостя, верит ли он в Бога, инопланетянин ответил уверенно и чётко: «Я верю в возмездие». — Президент замолчал и посмотрел поверх голов собравшихся. — Все мы — мои советники по военным и гражданским вопросам, учёные, я сам — стояли перед непростым вопросом. Есть ли повод утверждать, что наш инопланетянин и австралийские пришельцы связаны между собой? Они рассказывали такие непохожие истории…

Тревор услышал стук в дверь. Он запахнул халат и открыл её, едва заметив, кто перед ним — настолько экран приковал его внимание.

— Хикс, прошу прощения. — Перед ним стоял Карл Маккленнан в наброшенном на плечи плаще. В руке он держал коричневый бумажный пакет. Судя по очертаниям, в свёртке была бутылка. — Он? Не так ли?

— Да, заходите.

Хикс даже не поинтересовался причинами визита.

— Я подалв отставку, — сказал Маккленнан. — Я читал его речь вчера ночью. Негодяй не хочет слушать никого из нас.

— Шшшш, — прошипел Хикс, прижимая палец к губам.

— Мне хотелось бы утешить всех, кто слушает меня сегодня. Но я не в силах. Я никогда не был ревностным христианином. Но всё же вера присутствовала в глубине моей души; я жил ею и полагал, что поступаю мудро, ибо, будучи руководителем страны, не навязываю эту веру её противникам. Теперь, однако, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, мои убеждения изменились и я более не имею права скрывать их. Я не сомневаюсь, что мы имеем дело с неоспоримым свидетельством — доказательством, если хотите — того, что время, отпущенное Земле, подошло к концу. Я советовался с людьми, более чем я искушёнными в духовных сферах, и они стали моими наставниками. Я верю, что нас ожидают события, предсказанные в Откровении Иоанна Богослова, и что силы добра и зла сказали своё слово на Земле. Как называть их — ангелами, или демонами, или инопланетянами, — не имеет значения. Я мог бы сказать, что говорил с ангелом, но не уверен, что не ошибаюсь…

— Он отступает от заготовленного текста. Будь он проклят! — выкрикнул Маккленнан и плюхнулся на кровать рядом с Хиксом. — Неужели он не понимает, какого зверя выпускает на свободу? Какой социальный…

— Пожалуйста, — утихомирил его Хикс.

— Я могу заключить, что так или иначе человечество предстало перед судом. Мы не понравились судьям. Скрыт изъян в наших телах или в умах — неизвестно, но ясно, что история Земли разочаровала Создателя и Он пытается покончить с прошлым и начать все сначала. Для этого Он послал на нашу планету чудодейственные машины, могущественные силы, которые способны в любой момент расплавить Землю в кузнице Господа и раздавить её на своей наковальне.

Президент замолчал. В зале раздались угрозы выставить его, и спикер вынужден был долго стучать молоточком, призывая собравшихся к спокойствию. Камера показала Крокермена в окружении агентов секретной службы, невозмутимо пытающихся смотреть во все стороны одновременно.

— Пожалуйста, — попросил президент, — я должен закончить.

Шум наконец стих. Только отдельные выкрики, полные гнева и недоверия, раздавались среди членов Палаты представителей.

— Я могу только сказать своему народу и всем жителям Земли, что настало время страстно молиться о спасении, даже несмотря на то, что мы не знаем, какого спасения ждать, не знаем, можем ли надеяться на него, и не знаем, заслуживаем ли мы спсения. Нам не избежать участи оказаться в Его кузнице, но не исключено, что для каждого из нас остаётся надежда примириться с разгневанным и разочарованным Господом и смягчить его смертоносные удары.

Сидя в зале ожидания, Артур думал только о Франсин и Марти. Рядом всхлипывала женщина, мужчины громко спорили друг с другом и с телевизионным экраном.

— Джинн вырвался из бутылки! — крикнул коренастый негр средних лет, когда Артур, проходя мимо него, направился к выходу.

— Лучше не лететь сегодня, — говорил молодой человек своей беременной подруге, совсем девочке. — Они отменят все рейсы.

Стараясь не терять хладнокровия, сердясь на себя за то, что речь президента взволновала его, Артур пробирался сквозь толпу к окошку авиакомпании, чтобы зарегистрировать билет до Лас-Вегаса.

Маккленнан прервал тираду проклятий и теперь стоял у погасшего экрана телевизора, вертя в руках зажжённую сигарету и зажигалку. Он так и не сбросил плащ. Хикс по-прежнему сидел на краю кровати.

— Простите, — сказал Маккленнан. — Господи, я не курил пять лет! Я в опале.

— Что вы собираетесь делать теперь, выйдя в отставку? — спросил Хикс.

Забавная ситуация — другая сторона этой истории.

Маккленнан с отвращением взглянул на сигарету и бросил окурок в пепельницу. Рядом он положил зажигалку.

— Я думаю, президент предложит мне и Дэвиду другие посты. Предполагаю, что Шварц останется. Предполагаю, что все останутся. — Маккленнан с подозрением посмотрел на Хикса. — А вы напишете обо всём случившемся, да?

— Думаю, напишу, в конце концов.

— Вам не кажется, что он сошёл с ума? — поинтересовался Маккленнан, показывая на экран.

Хикс задумался.

— Нет.

— А вам не кажется… — И тут у Маккленнана от вновь подступившего гнева затряслись руки. — Он нарушает присягу, изменяет клятве следовать Конституции Соединённых Штатов и обеспечивать всеобщее процветание.

— Он говорит, что думает, — сказал Хикс. — Президент считает, что близится светопреставление.

— Боже, если даже это… — Маккленнан подвинул к себе стул и медленно уселся. — Он в беде. Он не может скрыть свою слабость. Я не удивлюсь, когда начнутся разговоры о переносе инаугурации или об импичменте.

— По какой причине?

— Некомпетентность. Неспособность обеспечить всеобщее процветание. Чёрт возьми, я не знаю…

— Совершил ли он какие-либо незаконные действия?

— Ни один из наших президентов не отличался хорошими мозгами. По крайней мере, со времён Никсона. Послушайте, Крокермен не хочет согласиться с вами, даже несмотря на то, что сам ввёл вас в тесный круг посвящённых… Какова его цель?

Хикс уже ответил на этот вопрос и не видел причин вновь возвращаться к нему.

— Ну, хорошо, — продолжал Маккленнан. — И так ясно, к чему он стремится, к чему идёт дело. Он сдаёт позиции без единого выстрела. У нас нет ни малейшего представления о том, что… эти ублюдки, эти машины, эти инопланетяне могут сделать. Мы даже не уверены, что их задача — уничтожение планеты. Кстати, возможно ли такое вообще? Разорвать планету на куски или погубить все на её поверхности?

— Да мы сами способны погубить жизнь на Земле, если захотим, — напомнил Хикс.

— Вы правы. Но Гость говорил, что от планет не остаётся и следа — только ледяные глыбы. Это возможно?

— Полагаю, да. Надо высвободить достаточно энергии и придать Земле вторую космическую скорость. Нужно огромное количество энергии.

— Сколько? Мы бы справились с этим?

— Не думаю. Нам бы не хватило всего имеющегося ядерного оружия. Мы бы даже не смогли начать.

— Как высоко должна быть развита… Господи, цивилизация, обладающая такими возможностями?

Хикс пожал плечами.

— Если представить себе прямой, полный технических открытий и достижений, путь развития, то нам потребуется век или два, чтобы догнать их.

— Но способны ли мы победить их, если они настолько сильны?

Хикс неуверенно покачал головой. Маккленнан счёл это отрицательным ответом.

— Итак, он говорит то, что думает. Выхода нет. А что если они замышляют не уничтожить нас, а просто запутать, заставить растеряться, предупредить наше сопротивление?.. Ну… так, как нам когда-то следовало поступить с Японией, если бы мы могли предвидеть, что они обойдут нас в двадцатом веке?..

— Инопланетянам, несомненно, удаётся хорошо хитрить.

— Да. — Маккленнан снова поднялся.

— А что вы собираетесь делать?

Бывший советник президента по вопросам государственной безопасности посмотрел за окно. Его взгляд напомнил Хиксу выражение лица миссис Крокермен. Мрачное, близкое к отчаянию, полное боли.

— Я буду действовать в тени, чтобы спасти его задницу, — проговорил Маккленнан. — И Роттерджек вместе со мной. Будь мы все прокляты, но мы преданы ему. — Он поднял сжатый кулак. — Когда все полетит в тартарары, этот сукин сын Орманди не будет знать, что произошло. Он — конченый человек.

Так как до вылета в Лас-Вегас оставалось три часа, Артур решил взять такси и проведать Харри.

Машина несла его по скоростной автостраде мимо ярко покрашенных, но бедных домов на окраине Лос-Анджелеса.

— Эй, парень, слыхал, что сказал президент? — спросил водитель, поворачиваясь к Артуру.

— Да.

— Ничего себе новость! Я чуть не описался от страха. Интересно, он говорит правду или просто у него крыша поехала?

— Не знаю, — ответил Артур.

Он чувствовал себя необычно бодрым. Мысли пришли в порядок. Теперь он видел все способы достижения цели так отчётливо, словно маршрут на дорожной карте. Усталость и отрешённость сменились сильнейшей осознанной злостью. Сдержанность и стремление держаться в стороне испарились. Ветер, врывающийся в машину через окно, пах свежестью и чистотой.

Полковник Элберт Роджерс прослушал запись президентской речи и в течение нескольких минут, застыв, сидел на сиденье грузовика. Он чувствовал себя преданным. Сообщение президента не могло быть правдой. Люди, находящиеся в районе Фернис-Крика ещё не слышали выступления, но обязательно узнают о нём. Роджерс искал способы смягчить слова Крокермена перед сослуживцами.

— Ублюдок сдался без боя, — бормотал он. — Он просто-напросто бросил нас здесь.

Роджерс вышел из машины и посмотрел на гору, смутно черневшую в утреннем тумане.

— Я могу пронести ядерную бомбу в нутро этой сучьей горы, — задумчиво проговорил Роджерс. — Я могу сунуть её туда и стоять над ней, пока все не полетит к чёртовой матери.

Но только с разрешения президента.

На самом деле, дела обстояли не совсем так.

Но президент не будет останавливать их, если они попытаются защититься… не правда ли? Президент вообще не говорил об этом. Он только утверждал, что вряд ли… что именно он говорил? Роджерс открутил плёнку назад. «… Настало время страстно молиться о спасении — даже несмотря на то, что мы не знаем, какого спасения ждать, не знаем, можем ли надеяться на него…»

Что это значит?

И кто теперь будет отдавать Роджерсу приказы — приказы, которым следует подчиняться?

— Он плох сегодня. Поездка в Вашингтон не пошла ему на пользу, — сказала Итака, провожая Артура в спальню.

Харри лежал с закрытыми глазами, откинувшись на пышные белые подушки. Он выглядел хуже, чем неделю назад. Кожа на лице пожелтела и покрылась болезненными пятнами. Дышал Харри ровно. Услышав шаги, он открыл бесцветные, словно вылинявшие, глаза, улыбнулся Артуру и крепко сжал его руку.

— Я собираюсь подать в отставку, — сказал Файнман.

Артур собрался возразить, но Харри жестом прервал его.

— Не в связи с его речью. Просто я отныне бесполезен. Не сдаюсь пока, но… Мне становится хуже день ото дня. Я связан по рукам и ногам: мне больше нельзя покидать город и придётся провести в госпитале всю следующую неделю. Тебе ни к чему лишние неприятности.

— Мне нужен ты, Харри.

— Да. Бог свидетель, как мне жаль. Я бы предпочёл быть на ногах. Тебя ждёт трудная борьба, Артур. Что собираешься делать?

Артур медленно покачал головой.

— Маккленнан и Роттерджек — в отставке. Президент не отдал никаких распоряжений по нашей группе.

— Он не осмелится распустить её.

— Да, он сохранит нашу команду, но сомневаюсь, чтобы он позволил нам действовать. Я беседовал с Хиксом несколько часов назад. По его словам, президент пошёл даже дальше Орманди. Апокалипсис. Мол, приведите отчётность в порядок — нам предстоит ревизия.

— Неужели он… — Харри покачал головой. — Неужели?

— Я не видел его с тех пор, как он принимал нас в Овальном кабинете. Теперь нанесём отвлекающий удар при помощи средств массовой информации. Нас будут поджаривать живьём на медленном огне. Так как у меня нет конкретных заданий, я отправлюсь в Фернис, а потом на несколько дней в Орегон. Спрячусь.

— Что ждёт тех, кто на карантине? Почему мы удерживаем их? Они здоровы.

— И не представляют угрозы для государственной безопасности, — согласился Артур.

— В нашей власти отпустить их, не так ли?

— Мы все ещё наделены очень высокими полномочиями. Я позвоню Фултону.

Артур по-прежнему держал Харри за руку. Он не отпускал её с той минуты, как присел на кровать.

— Ты должен выкарабкаться, Харри.

— Ты и сам чувствуешь себя при смерти, да? Ты знаешь, даже Итака… Теперь она плачет, не скрываясь. Вчера ночью мы плакали с ней вместе — когда я вернулся из госпиталя.

— Никто не признал тебя безнадёжным, — яростно проговорил Артур. — Если твои чёртовы врачи не способны… Ну что ж, найдём других. Я нуждаюсь в тебе.

— Я чувствую себя дерьмом, оттого что подвожу тебя.

— Ты знаешь, дело не…

— Но я думал об этом. Я очень слаб. Я не вполне беспомощен, но через неделю-другую начнётся новый этап лечения, и я превращусь в развалину. Я буду не в состоянии думать, а потому хочу поговорить с тобой сейчас. Мы должны начать борьбу сначала.

— Начать борьбу в зоне Фернис-Крика? Воевать против горы?

— Они запутали нас и преуспели в этом… кем бы они ни были. Взорвать своих посланцев. Боже, какой ловкий ход! Рассказав нам две разные истрии, представить потом каждую из них как мистификацию. А мы слушали их, открыв рты. Хорошо бы хоть теперь показать, на что мы способны.

— Каким образом?

— А ты не думал об этом?

— Разумеется, — признался Артур.

— Тебе надо наладить отношения с президентом. Уговорить Маккленнана и Роттерджека остаться на своих постах. Если это невозможно…

— Теперь уже поздно.

— Тогда поговори со Шварцем. Он отлично знает, как отреагирует общественность. Американцы смирятся не скоро.

— Я с ужасом представляю себе, например, общественный опрос на тему: «Сколько людей поверили президенту».

— Власть, — хрипло проговорил Харри. — Он должен отстоять право на власть. А мы должны начать борьбу сначала.

Артур рассеянно кивнул.

— Убив Кука. Помнишь?

Артур покачал головой:

— Только в том случае, если они не всемогущи.

— Будь так — пытались бы они запутать нас? — спросил Харри. Его лицо помрачнело. Он крепче сжал руку Артура. Тот не забыл времена, когда хватка друга оставляла на ладони следы его ногтей. Теперь она превратилась в долгое настойчивое прикосновение, не больше. — Они должны поверить, что мы можем навредить им.

Артур кивнул. Другая мысль пришла ему в голову и испугала. Он едва мог выразить её словами и, конечно же, не станет говорить о ней Харри. Ткни палкой в муравейник, подумал он, понаблюдай, как суетятся букашки. Изучи их. А потом растопчи их дом.

— Думал ли ты о том, каково будет мне, если ты не поправишься?

— Ты пригласишь Итаку в Орегон поможешь ей там обосноваться. Найдёшь многообещающего парня, которому нужна хорошая жена. Выдашь её замуж.

— Господи, — прошептал Артур, заплакав.

— Послушай, — сказал Харри. Слёзы текли у него по щекам. — Тебе действительно жаль меня?

— Иди к чёрту!

Харри повернул голову и вытер глаза уголком наволочки.

— Я умел обходиться без тебя. Я мог не видеть тебя годами, потому что всегда верил, что в нужный момент ты окажешься рядом. Но Итака… Пусть он будет просто славным парнем — тот, с кем ты её познакомишь. Если кому-то — не мне — суждено спать с ней, я предпочёл бы думать о нём хорошо.

— Перестань.

— Хорошо. Я утомился. Ты останешься пообедать? Я ещё способен чувствовать голод, но через неделю не смогу есть. Устаревший метод лечения.

Артур объяснил, что он спешит на самолёт и не может задерживаться.

— Позвони мне завтра, — попросил Харри. — Держи меня в курсе.

— Обещаю.

— И поговори ещё раз с Хиксом. Он мог бы заменить меня.

Артур отрицательно покачал головой.

— Я не хочу, чтобы у тебя создалось впечатление, что я бездействую, — сказал Харри. — По правде говоря, я обдумываю разные немного странные идеи. Собираюсь вскоре их записать.

— Странные идеи?

— Попытка представить происшедшее в истинном свете. Инопланетян, мою болезнь, Землю, все…

— Смелый замысел.

— Ты прав. Отвлекает меня от других глупых мыслей. — Он провёл рукой по груди и животу. — Может, кому-то и пригодится…

— Я бы хотел послушать.

Харри кивнул.

— Так и будет. Но не сейчас. Я ещё не готов.

15 ноября

Бело-голубое такси с рёвом и дёрганьем поднималось по крутым поворотам дороги, ведущей на вершину холма. Машина мчалась на устрашающей скорости. Сэмшоу сидел на заднем сиденье и напряжённо внимал реву мотора, переваливась из стороны в сторону на виражах. Он до сих пор не мог понять, что заставило его принять приглашение, в то время как дел было невпроворот. За окном проносились ночные джунгли, только освещённые въезды на частные дороги и призрачные огоньки домов, плывущие над холмом, прорывались сквозь тьму. Внизу, между деревьями, подобно раскрытой шкатулке с драгоценностями, лежал сверкающий вечерней иллюминацией Гонолулу.

Сенд обещал, что на вечеринке соберутся интересные люди. Он уехал ещё два часа назад. «Дискаверер» ранним утром бросил якорь в Перл-Харборе, а приглашение от Джины Фузетти последовало по телефону в десять часов. Миссис Фузетти, жена преподавателя физики Гавайского университета, славилась своими приёмами по всему побережью.

— Мы не можем отказаться, — настаивал Сенд. — К тому же, надо передохнуть.

Сэмшоу неохотно согласился. Он неуверенно отсчитал несколько монет и заплатил водителю, не забыв о чаевых, а потом быстро отпрыгнул с дороги, чтобы не попасть под фонтан гравия, брызнувший из-под задних колёс машины. Затем повернулся и увидел большой невысокий дом, построенный в псевдояпонском стиле, освещённый сотнями ламп, спрятанных в бумажных фонариках. Вдоль вымощенной камнями аллеи тянулись вырезанные из лавы изображения местных божков с горящими глазами.

Даже с такого расстояния были слышны голоса — и никакой громкой музыки, чему он несказанно обрадовался.

Высокая молодая женщина открыла дверь и ослепительно улыбнулась.

— Ма! — крикнула она. — Ещё гость. Кто вы?

— Уолт Сэмшоу. А кто вы?

— Таня Фузетти. Мои родители… ну, вы знаете. Я здесь с приятелем.

— Вы, наверно, доктор Сэмшоу? — Джина Фузетти незаметно появилась в сводчатом проходе, ведущем в гостиную. Она на ходу вытирала руки и жизнерадостно улыбалась.

Этой абсолютно седой женщине на вид было под семьдесят. Она бросила на Сэмшоу весёлый оценивающий взгляд и повела его за собой, вручив банки с пивом и тарелку с закусками (тунец с сырыми овощами по-гавайски).

— Нам очень приятно видеть у себя такого выдающегося писателя и учёного, — сказала миссис Фузетти, одаривая Сэмшоу тысячеваттной улыбкой. — Мистер Сенд в дальней комнате вместе с другими гостями. Он предупредил нас, что вы придёте. А вот и он. — Она кивнула обоим сразу, все ещё улыбаясь. — Как славно иметь дело с мужчинами, способными сказать что-нибудь эдакое во время беседы. — Стук в дверь отвлёк её внимание. Исчезая из виду, она развела руками. — Отдыхайте, веселитесь.

— Странная женщина, — заметил Сэмшоу.

— Ведёт себя таким образом с каждым. Обаятельная особа.

— Ты бывал на её вечеринках раньше?

— Я когда-то ухаживал за её старшей дочерью.

— Ты никогда не рассказывал.

Сенд покачал головой и усмехнулся.

— Знаешь Джереми Кемпа? Он утверждает, что вы знакомы.

— Мы жили в одной каюте много лет назад. Кажется, во время какой-то экспедиции… Нет, на семинаре в Вудз-Хоуле. Кемп… Геофизик, специалист по землетрясениям, да?

— Правильно. — Сенд потянул его за собой. — Нам всем надо поговорить. Эта встреча — настоящая удача. Я несколько нарушил наши правила — захватил с собой результаты наблюдений.

— Да?

— Мы ведь уже послали данные в Ла-Джоллу, — оправдываясь, сказал Сенд.

Однако Сэмшоу не успокоился. Сенд открыл дверь в комнату. Кемп и два его собеседника сидели на стульях и на кровати, застеленной пледом с национальным полинезийским орнаментом. Они держали в руках стаканы с пивом или коктейлем.

— Уолт, здорово, что мы встретились опять.

Кемп поднялся, крепко пожал Сэмшоу руку и представил старого знакомого другим гостям. Сенд попросил геофизика рассказать о его работе.

— Наша группа занимается тем, что ищет новые источники полезных ископаемых для «Эйшн Термал», нефтяного тайваньско-корейского консорциума. Мы разрабатываем месторождения китайской нефти — вполне официально — и пытаемся составить карту района Тихого океана, расположенного к югу от Филиппин. Вместе с тем, мы отмечаем на карте места, интересные с сейсмической точки зрения, и анализируем распространение волн в земной коре. А теперь — информация столь же конфиденциальная, сколь и ваша… Понимаете?

Кемп с видом заговорщика посмотрел на дверь. Сенд плотно закрыл её и запер.

— В распоряжении моей группы находятся станции подслушивания на Филиппинах и Алеутских островах. Мы также можем прослушивать телефонные разговоры, которые ведутся в информационном центре геологических изысканий и землетрясений в Колорадо и в центре по изучению скажин в Монтане. Мы напали на след интересного сейсмического явления. Думаю, мы имеем дело с ошибочными показаниями или с их искажённым толкованием. Но, может, мы и заблуждаемся. Данные поступили из зоны котловины Рамапо ночью первого ноября по восточно-тихоокеанскому времени.

— В ту ночь, когда мы попали в бурю.

— Правильно. По нашим подсчётам, это произошло приблизительно в восемь-двадцать вечера. Так?

— Время почти совпадает: разница всего десять минут.

— О'кей. Итак, это не землетрясение. Не сдвиг пород. Больше похоже на ядерный взрыв — но всё же не совсем. Обменные волны замечены учёными Пекина, Колорадо и Монтаны. Но это ещё не все. Приборы показали наличие высокочастотных продольных волн. Это не поверхностные волны Рэлея и не волня Лява. Они исходят от какого-то тела. Это не результат мгновенного сдвига пород, а просто волны сжатия и множество необычных микросейсмов. Как будто кто-то зарылся внутрь планеты. Прямо в котловине Рамапо. Что это может быть?

Сенд улыбнулся — озорно, как ребёнок.

— Нечто весом в сотни миллионов тонн.

— Правильно, — признал Кемп, улыбаясь в ответ. — А теперь давайте пофантазируем, не боясь показаться сумасшедшими. Некий предмет, весом с гору, падает в море. Но все заканчивается небольшим шквалом. Видимо, предмет, упав, почти не выделил энергии. Профиль склона невелик. Итак, падение, потом объект теряет чуть-чуть — самую малость — своей скорости; энергия передаётся воде, и, вероятно, вода нагревается, причём тоже слегка. След не достигает и метра в ширину.

— Смешно, — сказал Сэмшоу.

— Вовсе нет. Сгусток сверхплотной материи; не исключено, что чёрная дыра. Свалилась в океан, упала на дно котловины Рамапо — voila! Спряталась в песок.

— Невероятно, — протянул Сенд, покачивая головой, но все ещё продолжая улыбаться.

— Ну, хорошо. Мы оба отметили аномалии. Судя по нашему графику, произошёл ядерный взрыв, но ведь никакого взрыва не было и в помине. А у вас на графике появился пик. — Кемп поднял стакан. — Пьём за тайны, которые объединяют учёных.

Сенд вытащил калькулятор и занялся подсчётами.

— Чёрная дыра таких размеров обычно является источником гамма-излучения, правильно?

— Понятия не имею, — ответил Кемп.

Сенд пожал плечами.

— Этот предмет имеет такую плотность и так мал, что может очутиться прямо в центре Земли. Но под влиянием силы Кориолиса он обогнёт ядро и выпрыгнет с другой стороны. Почти ничто не препятствует его движению. Проходит сквозь толщу Земли, как сквозь воздух.

Кемп кивнул.

— Когда объект достигнет ядра, то его скорость будет, примерно, десять километров в секунду. Можешь представить себе ударную волну? Земля отзовётся на неё, как колокольчик, если его дёрнуть за верёвочку. Вот когда должны проявиться твои микросейсмы. Невероятное количество выделенного тепла. Не знаю, как подсчитать… Нужно поговорить с кем-нибудь, разбирающимся в гидродинамике. Время, необходимое предмету для того, чтобы обойти вокруг земного ядра, так сказать его период — восемьдесят или девяносто минут.

— А издаёт ли этот предмет какой-нибудь звук при движении?

— Я как будто слышу его, — сказал Кемп. — верещит, как чертёнок. Можно воспользоваться вашим калькулятором?

Несколько неохотно Сенд протянул ему прибор. Кемп углубился в вычисления.

— Если предположить отсутствие трения, объект выйдет в точке прямо противоположной «входу». Но я не уверен, что он не притормозит — ядро впитывает материю и выдаёт её обратно в виде гамма-излучения, вырабатывает плазму или… Чёрт возьми, я не знаю. Предположим, наш предмет испытывает влияние эффекта торможения. Тогда, может, он и не прорвёт поверхность Земли…

— Но ударная волна сделает это, — заметил Сенд.

— Правильно. Мы бы наблюдали необычный процесс…

— На западе Атлантики, — подсказал Сэмшоу. — Тридцать градусов к югу и сорок к западу. Около одиннадцати сотен морских миль к востоку от Бразилии, где-то на широте Порто-Алегре.

— Отлично, — сказал Кемп, вновь улыбаясь. — Происходят сейсмические изменения там и тут, потом, через восемьдесят или девяносто минут предмет возвращается в Рамапо. Снова и снова… И так — пока он не остановится под воздействием эффекта торможения и не замрёт прямо в центре Земли. Вы понимаете, что может наделать чёрная дыра в сердце планеты?

Сэмшоу неожиданно охватила тревога. Он встал и вышел через распахнутую стеклянную дверь на веранду. Вгляделся в джунгли, подступающие к дому миссис Фузетти. Тишина нарушалась смехом гостей и гудением насекомых.

— Каким образом, чёрт возьми, такая штуковина доберётся до Земли? Засекут её радары или спутники?

— Не знаю, — ответил кемп.

— Да, между показаниями наших приборов определённо есть связь, Уолт, — сказал Сенд. — Наши гравиметры работали отлично. — И он пошёл на веранду к Сэмшоу.

— Здесь сегодня только и говорят, что о заявлении президента, — продолжал Кемп, стоя в дверях. — Вот я и подумал…

Глаза Сенда расширились.

— О, Господи, я даже не…

— И что? — спросил Сэмшоу.

— Может, это не просто фантазия, — проговорил Кемп. — У вас пик на графике, потом удар метеорита — и объяснений нет. У нас волны сжатия — и объяснений нет. А президент говорит об инопланетянах.

— Подожди, — прервал его Сэмшоу. — У нас нет информации о южной Атлантике.

— Может эта чёрная дыра — или как там её — вызвать существенные разрушения на Земле? — поинтересовался Сенд.

— Она бы, в конце концов, уничтожила её. Поглотила.

— В таком случае, лучше сообщить о случившемся, — сказал Сэмшоу.

Кемп и Сенд посмотрели на него, как дети, застигнутые на нечестной игре.

— Согласны? — продолжал Сэмшоу. — Кто-нибудь поедет в Сан-Франциско на съезд Американского Геофизического общества?

— Я, — ответил Кемп.

— И я бы хотел, — подхватил Сэмшоу, не задумываясь.

Сенд смотрел на него с некоторым смущением. Вероятно, он ощутил желание взять свои слова обратно, поняв, что старик воспринял его зашедшие слишком далеко предположения абсолютно серьёзно.

— Мы можем устроить это, Дэвид?

— Я… хочу ещё раз все просчитать.

— Мы, очевидно, не обладаем достаточными познаниями, — заметил Сэмшоу. — Но ведь там будут специалисты…

— Верно, — сказал Кемп. — Есть нужный парень. Джонатан Пост. Мы встретимся с ним.

Вокруг Фернис-Крика теперь стояло три ряда заграждений из колючей проволоки; через один из них пропустили ток. Военные патрулировали территорию в джипах и на вертолётах. Сюда постоянно прибывали сотни людей в автомобилях, джипах, грузовиках и проводили время, рассматривая в бинокли чёрную гору, находящуюся более чем в пяти милях от них. Ещё большее число туристов рыскало вокруг, тщетно стремясь прорваться к горе.

Домик для прессы — времянка, похожая на хижину — располагался у главных ворот. Здесь смиренно слонялись без дела в ожидании развития событий девять тщательно отобранных репортёров.

Кроме вездесущих вертолётов, казалось, все вокруг замерло. Приближался полдень, и освещённая ярким солнцем гора стала чёрно-красной. Куски застывшей лавы словно вросли в землю; все тихо и напоминает о вечности.

Когда лопасти вертолёта, на котором Артур прилетел из Лас-Вегаса, остановились, Гордон выбрался из люка и по посадочной дорожке, покрытой песком и гравием, подошёл к Роджерсу. Полковник пожал ему руку. Артур протянул военному папку.

— Что это? — спросил Роджерс, направляясь к вагончику с электронной аппаратурой.

— Здесь бумаги с приказом вам и вашим людям держаться подальше от объекта и не предпринимать мер, грозящих нарушить спокойствие в зоне, — сказал Артур. — Я получил их в Лас-Вегасе. Распоряжения поступили от президента.

— Я уже получил подобные приказы, — заметил Роджерс. — Зачем понадобились новые?

— Президент хочет удостовериться, что вы его поняли.

— Да, сэр. Скажите ему…

— Мы не поддерживаем постоянную связь, — возразил Артур. Он огляделся и положил руку на плечо Роджерса. — Через несколько дней сюда прибудут сенаторы и конгрессмены. Подкомитеты сената, наблюдательные комитеты от Конгресса. Всё, что только можно себе вообразить.

— Я слышал, сенатор из Луизианы — Маккакой-то…

— Макгенри.

— Ах да, — вспомнил полковник. — Он выступал по радио. Призывал к импичменту.

— Это проблема президента, — холодно оборвал его Артур. — Макгенри не одинок. — Они остановились в двадцати ярдах от вагончика. Между взлётно-посадочной полосой и складом армейского оборудования пролегла тропинка. Томящиеся от скуки солдаты обложили её одинаковыми валунами, выгоревшими на солнце. — Хочу задать вам важный вопрос. Между нами. Кажется, мы здесь одни?

— Да, сэр.

— Есть ли способ разрушить корабль? — спросил Артур.

Роджерс напрягся.

— Такая возможность не обсуждалась.

— Но вы могли бы сделать это?

На лице полковника отразилась внутренняя борьба.

— Мои ребята способны почти на все, но потребуются особые распоряжения — даже для простого рассмотрения такого поворота событий.

— Я говорю неофициально, — заметил Гордон.

— Даже если неофициально, сэр.

Артур кивнул и оглянулся.

— Я собираюсь провести здесь всего лишь несколько часов, — сказал он. — У вас есть приказ, но, честно говоря, я приказов не получал. И я полагаю, что вы должны подчиняться мне. Я прав?

— Да, сэр, кроме случаев, не идущих вразрез с распоряжениями президента.

— У вас нет приказа препятствовать моему проникновению внутрь объекта?

Роджерс задумался.

— Нет, сэр.

— Я хочу попробовать.

— Это нетрудно, сэр.

— Трудно только тогда, когда идёшь первым, правда?

Роджерс чуть заметно улыбнулся.

— Я пойду по вашему маршруту. Скажите, о чём необходимо помнить и что взять с собой.

«АП ньюс нетуорк». 17 ноября 1996 года. Вашингтон, округ Колумбия.

Член палаты представителей Дейл Беркшир, выступая сегодня в Конгрессе, предложил, чтобы комитет по законодательству начал слушания по вопросу о действиях президента в связи с появлением инопланетного корабля в Долине Смерти. «Граждане склоняются к импичменту, — подчеркнул Беркшир. — И пусть этот процесс начнётся здесь и сейчас». Беркшир и многие другие политики попросили Сенат и Конгресс отложить церемонию инаугурации. В настоящее время, однако, никакие конкретные меры по переносу этого события не предпринимаются.

17 ноября

Голос Мери, дежурного офицера, звучал весело и взволнованно:

— Поднимайтесь и радуйтесь, — заявила она. — Вас сегодня отпускают. Я только что узнала об этом от полковника Пханя.

Эдвард лежал без сна уже в течение многих часов. В последние дни его мучила бессоница. Прохладный чистый запах замкнутого пространства палаты, казалось, проник внутрь его тела. Он уже не мог вспомнить, как пахнет обычный воздух. Минелли чувствовал себя хуже обычного. Он или что-то бормотал, или заходился в рыданиях. Эдварда переполнял гнев, беспомощный, жгучий; но злоба на всех и вся притупляла сознание и приводила его в апатию. Любые действия Эдварда, как правило, ни к чему не приводили.

— Вы лжёте, Мери, Мери, — простонал Минелли. — Мы приговорены к пожизненному заключению.

Сотрудник психологической службы военно-воздушных сил, поговорив с Минелли, заключил, что геолог страдает «нервным возбуждением на почве длительного пребывания в замкнутом пространстве». Диагноз каждого из них.

— Мы больше не угрожаем национальной безопасности? — поинтересовался Реслоу.

— Думаю, нет. Вы здоровы, а после речи президента необходимость задерживать вас отпала. Вы так не думаете?

— Я считал так в течение многих дней, — ответил Реслоу.

В десять часов появились полковник Пхань и генерал Фултон. Занавески были раздвинуты, и генерал торжественно приветствовал бывших узников, принеся извинения за причинённые неудобства. Минелли смолчал.

— Мы объявили о вашем освобождении и собрали пресс-конференцию. Она состоится в два часа дня. Для вас приготовлена новая одежда. Ваши личные вещи вам вернут.

— Дешёвый костюм и десять долларов в кармане! — заголосил Минелли.

Фултон мрачно усмехнулся.

— Вы имеете право говорить всё, что хотите. Не стоит забрасывать нас камнями — мы имели причины поступить с вами так, а не иначе. Надеюсь, вы поймёте это. Впрочем, я не ожидаю симпатии с вашей стороны.

Эдвард кусал губы, не отводя взгляда от фуражки Фултона. Потом он посмотрел в сторону окна Стеллы. Она стояла, похожая на призрак в белом свете люминесцентной лампы. Женщина заметно сбавила в весе. Реслоу тоже сильно похудел. Минелли, как ни странно, превратился почти в толстяка.

— Я взял на себя смелость и распорядился, чтобы «ленд-крузер» мистера Шоу прошёл техосмотр в нашем гараже. В машине отрегулирован двигатель, сменены масло и резина. Считайте, что это самая малость из того, что мы можем для вас сделать. Мы также обеспечили выплату вам денежной компенсации за время, проведённое здесь. Если вам потребуется лечение, обращайтесь к нам. Могу предположить, что кое-кто из вас подаст на нас в суд. — Фултон пожал плечами. — Хорошо. Через пять минут перед вами распахнутся двери. Если вы готовы к этому, я хотел бы поблагодарить лично каждого и пожать ваши руки. Моя благодарность вполне искренняя, но я не требую, чтобы вы поверили мне.

— Пожмите руку своему е…ому президенту, — прорычал Минелли. — Господи, выпустите меня.

Фултон повернулся и пошёл по коридору. Его лицо посерело.

— Вся эта история… стала самым серьёзным промахом… за всю мою карьеру, — сказал он, не поднимая глаз.

Через полчаса четверо бывших узников стояли перед железобетонными стенами Экспериментальной лаборатории, щурясь под лучами яркого солнца. Эдвард подошёл поближе к Стелле. Хрупкая и молчаливая, с болезненной гримасой на лице и отстранённым взглядом, она напоминала умирающего от голода ребёнка.

— Ты примешь участие в пресс-конференции?

— Я хочу домой. Хочу принять душ дома, хотя я и не грязная. Глупо, правда?

— Совсем не глупо, — успокоил её Эдвард. — Смыть вошек.

Стелла засмеялась, потом раскинула руки и подняла их к небу, изогнувшись в экстазе по-кошачьи.

— Боже! Солнышко…

Минелли одной рукой прикрыл глаза от солнца, а другую вытянул вперёд, подставляя ладонь под тёплые лучи.

— Чудесно, — проговорил он.

— Что ты собираешься делать, Эдвард? — спросила Стелла.

— Путешествовать, — не задумываясь ответил он. — Вернуться в пустыню.

— Если кто-то из вас захочет погостить в Шошоне… — Стелла помолчала. — Вам это покажется странным: вы, наверно, захотите держаться как можно дальше от этих мест… Но вы всегда можете остановиться у нас, хотя у вас, конечно, есть и другие заботы.

— Наши дела в запущенном состоянии, — сказал Реслоу, — по крайней мере, мои.

Наблюдатель провёл их в маленькую аудиторию, находящуюся в отсеке отдела общественной информации. По дороге им встретились генерал Фултон и полковник Пхань. Адвокат повёл с ними разговор о ближайшем будущем и предложил бесплатную юридическую помощь, в том числе — представление их интересов при сотрудничестве с издательствами и киностудиями.

— Думаю, я мог бы быть вам полезен. Меня рекомендует юридическая служба военно-воздушных сил, — сказал адвокат. — Но, естественно, мы вас ни к чему не принуждаем. Если я не подхожу, служба оплатит услуги любого юриста, на котором вы остановите свой выбор. В пределах разумного, конечно.

Пресс-конференция хотя и вымотала их, но продлилась, к счастью, недолго — всего полчаса. Они сидели за длинным столом напротив трёхсот репортёров. В сознании Эдварда все вопросы слились в один большой: каким образом вы нашли инопланетянина, вы специально занимались поисками космических кораблей и пришельцев, вы собираетесь подавать в суд на военно-воздушные силы или правительство («Не знаю», — ответил Эдвард), что вы думаете об австралийском корабле, об обращении президента к нации («Я думаю, — сказал Минелли, — он подлизывается к нашим врагам»)? Бернис Морган, мать Стеллы, в пёстром платье с поясом и в белой широкополой шляпе, сидела в части зала, отгороженной верёвкой. Её лицо оставалось спокойным. За ней сидел адвокат семьи Морганов, умудрённый возрастом и сединами человек, сжимающий в руках портфель.

В три часа они уже покинули конференц-зал. Стелла стояла рядом с матерью и ждала, пока адвокат обсуждал обстоятельства их освобождения. Потом он предложил представлять интересы всех четверых «задержанных», как он называл их.

Сержант протянул молодым людям их личные вещи, включая ключи от джипа.

— Я могу отвезти всех куда надо… — предложил Эдвард. — Если удастся ускользнуть от журналистов…

— Это непросто. Наши машины могут сопровождать вас, — предложил военный.

— Нет, спасибо. Мы сами.

Реслоу и Минелли отправились с Эдвардом. Стелла проводила мать к лимузину адвоката.

— Куда теперь? — спросила она Эдварда.

— Я принимаю твоё приглашение, если оно ещё в силе, — сказал Эдвард. Минелли и Реслоу кивнули.

— В силе, разумеется.

Джип и лимузин отъехали от главных восточных ворот Ванденберга, оставляя позади толпу репортёров. Несколько автомобилей с журналистами и кинооператорами рванулись вслед за ними, но Эдварду удалось провести их, свернув на Ломпок.

Путь по туннелю, идущему вверх, оказался несложным. Роджерс предупреждал, что он требует больше душевных и умственных усилий, чем физических. И всё же Артур до сих пор окончательно не разобрался в причинах, которые заставили его отправиться внутрь горы. Что ещё может сказать пустое пространство помимо того, что он узнал из фотографий и видеофильма, снятого Роджерсом?

Но, тем не менее, он чувствовал, что обязан сделать это. Он ощущал необходимость перебороть внутреннюю растерянность. Надеялся, что в пути его осенит какая-нибудь удачная идея. Кроме того, что-то могло измениться в самой горе, и не исключено, что перемена наведёт его на неожиданное открытие.

Артур обогнул второй поворот и пополз на четвереньках по последнему отрезку туннеля. Пройдя через первый зал — «переднюю», — он поднял фонарь над головой и осветил гранёные стены второго зала, напоминающего собор. Учёный силился разглядеть красный огонёк, сфотографированный Роджерсом, но не увидел его. Глубоко вздохнув — он представил, как Роджерс сделал в своё время то же самое, — он выключил фонарь и присел на корточки в двух метрах от края.

Круглые стены. Помещение, сконструированное для полётов в условиях невесомости? Неужели эта кристаллическая структура выдержит катастрофу? В чём, чёрт возьми, её функция?

Прошло пять минут, а он так и не увидел красное светящееся пятнышко.

— По крайней мере, одно изменение есть, — громко сообщил он в микрофон.

Артур вновь зажёг фонарь и внимательно исследовал огранку стен, пытаясь раскрыть их тайну или обнаружить признаки деятельности инопланетян. Зал выглядел очень красиво, и это подразумевало наличие определённого замысла, но…

Может быть, гранёные стены предназначены для того, чтобы сфокусировать поток радиации? В таком случае, не находится ли горловина потока там, где он сейчас стоит? Тогда, быть может, весь туннель — не что иное как предохранительный клапан, оставленный открытым, чтобы очистить воздух зала после приземления? Не похоже, что выделилось много энергии. Вероятно, маскируя корабль, пришельцы уничтожили все следы его работы.

Если даже Артур встанет на кончики пальцев, он всё равно не сможет поднять фонарь так высоко, чтобы свет сфокусировался в центре зала — эта точка находилась где-то на высоте двух метров над его поднятыми руками. Простую бы стремянку сюда, и… он бы выяснил, не отразится ли луч света от граней по прямой.

Что бы произошло в душе Марти, узнай он, что его папа сейчас находится в чреве инопланетного корабля? Что бы подумала Франсин?

Если только это корабль, если предположения учёных верны. Но может быть, корабль доставил машины, способные построить гору, а сама эта громадина никогда не бывала в космосе? Если так, то почему?

Холодное чёрное безмолвие окутывало все вокруг, почти отгоняя тревогу.

Напоминает камеру-обскуру. Может, грани каким-то образом поглощают звук?

Артур громко свистнул. Звук возвратился к нему — не громкий, но вполне отчётливый. А вот голос его не слышен. Он прикрыл рукой микрофон и несколько раз крикнул. Первые два крика — бессмысленные, похожие на звериные вопли — развеяли страх. В третий раз крик сорвался с его губ так стремительно, что Артур не успел понять, что с ним происходит?

— Что, чёрт возьми, вы делаете здесь? Что вам нужно от нас?

Пребывая в полной растерянности, с горящим лицом Артур приблизился к выступу, а потом направил луч фонаря вниз. Он вспомнил глаза Гостя, выплывающие из серо-зелёной плоти.

Что за кошмар! День за днём перед нами предстают новые факты, которые ничего не значат, в которых нет смысла. Нас обвели вокруг пальца, а потом вновь сбили с толку. Злой умысел.

Он попытался подавить в себе беспричинный гнев. Нет сомнения, сюда можно пронести ядерное оружие. Производство специальных ранцев с ядерными зарядами прекратилось двадцать лет назад, к тому же, они не проходили испытаний в полевых условиях. Есть ли в арсенале подходящие средства?

Ответ знает Роджерс. Полковник давно понял, как решить задачу, на которую Артур только намекнул. Потому-то военный так быстро и недвусмысленно отреагировал на слова Гордона. Но если два человека задумались над одной и той же проблемой, наверняка найдутся ещё люди, встревоженные случившимся. Каким образом можно обойти положение, по которому все ядерное оружие находится под контролем президента?

И принесёт ли это пользу?

— Я бы хотел задать ещё несколько вопросов, — сказал он, отстранившись от микрофона. — Между нами, представителями человеческой расы и… вами, кем бы вы ни были… Наверно, мы для вас не больше, чем колония муравьёв? Вы не пожалели усилий и создали искусственное существо… — Артур был убеждён в этом, хотя доказательств было мало. — Вы напичкали нас лживыми историями? Что вы нашёптываете русским в Монголии? Что, мол, вселенная зиждется на идеях социализма? Мы думали когда-то… Мы думали, что появление гостей из других миров изменит нас. А вы воспользовались нашей наивностью. Кажется, вы знаете нас лучше, чем мы — самих себя. Или же мы так примитивны, что вы способны предугадать наше поведение? Если вы могущественнее, то отчего глумитесь над нами? Сколько цивилизаций вы уже уничтожили?

Он не ждал ответа. Круглые гранёные стены собора сверкали вокруг — молчаливые и неумолимые.

— Вы собираетесьразжевать Землю, выплюнуть наименее лакомые куски, а затем двигаться дальше? — продолжал он дрожащим голосом.

Гнев овладел Артуром, ему хотелось разрушить все вокруг. Он поспешил к туннелю, чтобы поскорее скрыться от невидимых глаз и выплакаться в одиночестве.

Но пробравшись через извилистый туннель и спрыгнув под жаркие лучи солнца, он оказался лицом к лицу с Роджерсом и двумя сержантами. О том, чтобы дать себе волю, не могло быть и речи.

— Красной точки не видно, — сказал он, пытаясь отдышаться. — А в остальном всё осталось, как прежде.

— Как вы себя чувствовали, сэр? — поинтересовался Роджерс.

— Как будто я для них пустое место, — ответил Артур.

Офицер печально улыбнулся, выражая согласие, и помог Гордону освободиться от фотоаппарата и видеокамеры.

«Нью-Йорк Таймс», 20 ноября 1996 года. Передовая статья.

Избрание Уильяма Д.Крокермена на пост президента может оказаться колоссальной ошибкой. Если бы нация знала всю правду о событиях в Долине Смерти и если бы нам было известно об отношении президента к случившемуся — то сколько американцев, в таком случае, отдало бы свои голоса президенту, который встречает надвигающуюся катастрофу с распростёртыми объятиями?

Да, возможно, надежды нет. Возможно, Земля обречена. Но президент Соединённых Штатов, который сдаётся без борьбы и призывает народ молиться, становится предателем, и мы не боимся этого слова.

Редакционная коллегия «Таймс» единодушно поддерживает предложение о том, чтобы комиссия по законодательству рассмотрела вопрос о действиях президента и определила своё отношение к возможному импичменту.

Рубену Бордзу потребовалось три недели и один довольно странный случай, чтобы прийти в себя после смерти матери. Его отец, такой же высокий, как и Рубен, но с возрастом располневший, потерял всякий интерес к жизни. Грубое бородатое лицо старика посерело от горя и стресса. Вдовец проводил всё время, сидя в потрёпанном кресле в гостиной и подрёмывая перед включённым телевизором.

Теперь повседневные хозяйственные заботы легли на плечи Рубена. Ему хотелось поддерживать дом в чистоте и порядке — это понравилось бы матери. Рубен решил, что, взяв уборку и готовку на себя, он выполняет долг перед самим собой и овдовевшим отцом. Отец поправится. Жизнь войдёт в колею. Рубен верил в это.

В среду, ровно через три недели после похорон, Рубен вытащил старый пылесос и вставил шнур в розетку. Провод натянулся, грозя вырвать вилку из штепселя, но пальцем босой ноги Рубен нажал на кнопку, и машина заработала. Потом он методично прошёлся щёткой пылесоса по ковру с восточным орнаментом и деревянному полу, то и дело натыкаясь на мебель. Пришлось отодвинуть стулья и журнальный столик. Он пропылесосил пол вокргу отцовского кресла. Бордз-старший улыбнулся сыну и что-то пробормотал, но рёв пылесоса заглушил его голос. Юноша потрепал отца по плечу. В ванной, когда Рубен принялся за почти новый коврик, вдруг обнаружилось, что пылесос почти не собирает пыль. Почудился запах металла и проводки. Рубен нажал на кнопку, перевернул пылесос, щёлкнул двумя задвижками и снял металлическое дно. В некотором изумлении он уставился на щётки и ремень механизма.

Густой чёрный локон прекрасных вьющихся маминых волос обернулся вокруг щёток и ремня, мешая им вращаться.

Рубен потянул локон сильными пальцами и начал рассматривать волосы, положив их на ладонь. Он уже собирался выбросить их в корзину, но руки не слушались.

Рубен сел на пол, прислонившись спиной к кухонной двери, и прижал локон к щеке. В течение нескольких мгновений в его голове было пусто.

А потом прорвалось. Парень ударился затылком о дверь и тихо зарыдал, стараясь, чтобы не слышал отец. Он даже включил пылесос, чтобы гудение заглушило плач. Теперь пылесос работал отлично — чёрный локон больше не мешал.

Уоррен, Огайо, лежал под покрывалом давно уже выпавшего снега, местами — чистого, местами собранного вдоль дорог в чёрные и коричневые сугробы. Голые деревья маячили в желтоватом свете сумерек. Холодный ветер кружил вокруг Рубена подобно стае невидимых собак, радостно приветствующих долгожданного прохожего. Юноша сжимал под мышкой две библиотечные книги: одну с рекомендации по сдаче государственного экзамена на почтового работника, другую — с рассказами Поля Боулза. Будучи подростком, Рубен частеько — к ужасу матери — представлял себя мусульманином, и тогда он пытался смотреть на мир глазами африканца или араба. И теперь Боулз увлекал его больше, чем Дафти или Т.Е.Лоуренс.

Год назад Рубен бросил учёбу и начал работать. Он успел кое-чего поднабраться, но его образование не стоило и гроша. Когда Рубен Бордз пытался глубже изучить какую-нибудь проблему или предмет, особенно его заинтересовавший, его широкое лицо морщилось от напряжения, а глаза увеличивались так, что, казалось, могли выскочить из орбит.

Высокий и сильный Рубен редко испытывал чувство страха. В тот вечер он шёл тёмными улицами и узкими переулками между неопрятными кирпичными домами или по задворкам деловых кварталов. Он выбрал этот маршрут не потому, что так было удобней или быстрее. Просто хотелось отдалить момент возвращения домой. Он знал, что должен вернуться к отцу, но опасался новых приступов душевной боли, настигающих его в родных стенах.

На полпути к дому, шлёпая по грязным лужам позади винного магазина, он заметил в куче мусора серебряный блеск. Он прошёл мимо, решив сначала, что сверкнула разбитая бутылка, но всё же обернулся. Блеск не исчез. Рубен вернулся и вгляделся в темноту. На тёмно-коричневом комке грязи лежала блестящая вещица, скорее всего, игрушка, может быть, сломанный робот. Бордз наклонился, присматриваясь.

Теперь он рассмотрел, что игрушка лежит на дохлой мышке или крысе. Очень медленно робот поднял одну из шести блестящих лапок и опустил её. При этом лапка проткнула шкурку грызуна.

Рубен выпрямился и попятился. Ночь обступила его со всех сторон.

То, как робот поднял лапку, его размеренные плавные движения испугали парня. Перед ним — не игрушка. И не насекомое. Перед ним был некий предмет, похожий на паука и сделанный из металла. И этот предмет убил мышь.

С неожиданной грацией паук сполз с грызуна и повернулся к Рубену. Словно для защиты, он поднял вверх две передние лапки. Рубен шагнул назад к дощатому забору. Восемь или девять футов отделяли его от забора и двадцать — от улицы. Бордз посмотрел налево, ища путь к отступлению.

Что-то сверкнуло серебром на заборных досках позади него. Рубен вскрикнул и замахал руками, но блеск переместился ему на плечо, так что он не успел хорошенько рассмотреть, что произошло. Он попытался смахнуть блестящее пятно и почувствовал, как что-то с трудом оторвалось от рубашки. Паук упал в лужу, вода булькнула, послышался металлический скрежет.

— О Боже, на помощь! — завопил Бордз. Но лишь одна машина пронеслась по безлюдной улице, и водитель не услышал крик. — На помощь!

Рубен побежал. Два паука семенили за ним. Он попытался остановиться, но поскользнулся и упал на спину в грязь и слякоть. Со стоном юноша перевернулся — порыв ветра усложнил задачу — и поднял голову. Паук стоял в футе от его лица с выжидательно поднятыми передними лапками, между которыми — там, где полагалось находиться глазам — блестела узкая зелёная полоска. Сами лапки, прикреплённые к продолговатому, похожему на яйцо тельцу, напоминали проволоку из драгоценного металла.

Это не шутка. Никто не делает подобные вещи.

Рубен порывисто дышал, в руках покалывало. Паук полз у него по спине, пощипывая её, и Бордз не мог дотянуться, чтобы смахнуть или схватить нахала. Он больше не кричал, потому что не удавалось набрать воздух в лёгкие. Потом он почувствовал тяжесть какого-то предмета на голове. Что-то острое укололо его череп. Пронзило насквозь.

Рубен снова застонал и уронил голову в лужу, закрыв глаза. Его лицо исказилось от страха. Через несколько минут он, не отдавая себе отчёта, перекатился ближе к забору, так как тело отказывалось подчиняться. Ни один человек не прошёл мимо, а если бы это и случилось, вряд ли бы кто-нибудь остановился. Рубен был весь в грязи и, лёжа возле винного магазина, ничем не отличался от любого напившегося до беспамятства бродяги. Может, полицейский и заинтересуется им, но больше никто.

Рубен замёрз, но страх отпустил его. Голова гудела, двигаться не хотелось. Юноша решил перебороть себя. Он напряг тело и откинул голову так резко, что стукнулся о забор.

Это помогло ему собраться. Ускользающее сознание подсказало, что надо действовать с осторожностью. Он ощущал вкус крови во рту.

Так чувствует себя дикий зверь, когда его ловят люди, чтобы отправить в зоопарк.

Голова по-прежнему кружилась — то слабее, то сильнее. Это усыпляло, несмотря на то, что он промёрз до мозга костей и вымок. Несколько раз Рубен пытался подняться, но ватные ноги не подчинялись.

Он почувствовал, как что-то вновь ползёт по голове. Паук медленно спустился на шею, прополз по куртке и добрался до кармана брюк. Он отвернул край кармана и мгновенно исчез там, для чего ему пришлось согнуть лапки. Карман в том месте, где расположилась «игрушка», чуть заметно оттопырился.

Рубен вновь почувствовал силу в ногах. Он встал и сделал несколько нетвёрдых шагов. Внимательно осмотрел себя и не обнаружил ни крови, ни ссадин — только несколько синяков. Он потянулся к карману, но смутная мысль — или что-то другое — заставила паренька вспомнить об осторожности, и он отдёрнул руку. Стоя в ночной тишине, дрожа от холода, Рубен в недоумении огляделся в поисках других пауков. Но не увидел ни одного.

Дохлая мышь лежала возле мусорной кучи. Рубен встал на колени и изучил останки.

Труп был аккуратно расчленён; розовые, коричневые и ярко-красные внутренности лежали по одну сторону от бездыханного тельца, и на них виднелись аккуратные разрезы, будто кто-то взял образцы ткани.

— Мне надо домой, — сказал Рубен в темноту.

Он добрался без приключений.

Артур задержался в Лас-Вегасе на три дня, чтобы принять участие в неофициальных встречах с конгрессменами из комитета по законодательству. Но вот он снова дома, снова с семьёй, возле реки и леса. Он сидит в гостиной на ковре в позе «лотоса», а Франсин и сын устроились на кушетке. Марти развёл огонь в камине сам, без помощи взрослых, и аккуратно поднёс длинную горящую спичку к дровам.

— Ну, слушайте, что произошло, — сказал Артур. Он отжался на руках, чтобы повернуться к кушетке, не меняя позы, и начал свой рассказ.

К полуночи радиатор нагрелся, и постепенно тёплый воздух стал обволакивать тела супругов, лежащих в объятиях друг друга. Голова Франсин покоилась на плече мужа. Артур чувствовал, как дрожат её ресницы. В эту ночь они были близки, и любовь переполняла их. Вопреки традициям интеллектуалов, Артур наслаждался праздностью и пребыванием дома. За четверть часа муж и жена не сказали друг другу ни слова.

Раздался телефонный звонок.

— О, боже! — Франсин отодвинулся от Гордона. Он потянулся и взял трубку.

— Артур, говорил Крис Райли. Прости, что разбудил тебя…

— Мы не спим, — сказал Артур.

— У меня срочное дело. На Гавайях я встретил нескольких ребят, которые хотели бы переговорить с тобой. Они слышали, что я знаю твой домашний телефон. Может, ты позвонишь им сейчас или…

— Хочу отдохнуть, Крис, по крайней мере, пару дней.

— У них важное сообщение.

— Ну, ладно. А в чём суть?

— Из того немногого, что мне сказали, я понял, что они, вероятно, обнаружили — ну, ты же читаешь газеты — оружие, которое инопланетяне могут применить против нас.

— Кто эти люди?

— Один из них Джереми Кемп, хитрая лиса, но отличный геолог. Двое других — океанографы. Слышал что-нибудь об уолте Сэмшоу?

— Автор университетского учебника? Он, должно быть, уже стар, не так ли?

— Он и ещё один парень, Сенд, сейчас на Гавайях вместе с Кемпом. Они утверждают, что видели необычное явление.

— Хорошо. Дай мне их номер. — Артур включил лампу на ночном столике.

— Сэмшоу и Сенд на борту корабля в Перл-Харборе. — Райли продиктовал по буквам название корабля и дал номер. — Спроси Уолта или Дэвида.

— Спасибо, Крис, — сказал Артур, вешая трубку.

— Нет покоя? — спросила Франсин.

— Некоторые думают, что знают, где собака зарыта.

— Да?

— Я лучше позвоню им.

Он вылез из кроват и прошёл в кабинет. Франсин, кутаясь в халат, появилась через минуту.

Когда разговор закончился, Артур повернулся и увидел сына, который стоял рядом с матерью и тёр заспанные глаза.

— В конце недели я еду в Сан-Франциско, — сообщил Артур. — Но перед этим мы проведём несколько дней вместе, дорогие мои.

— Ты покажешь мне, как пользоваться телескопом? — сонно спросил Марти. — Я хочу видеть, что происходит в космосе.

Артур взял мальчика на руки и отнёс его в спальню.

— Вы с мамой занимались любовью? — спросил Марти, когда Артур положил его на кровать и укрыл.

— Как ты догадался, Зоркий Глаз?

— Это значит, что ты любишь маму. А она любит тебя.

— Угу.

— Ты уедешь, а потом опять приедешь, да?

— Так скоро, как только смогу.

— Если мы все умрём, я бы хотел чтобы вы оба были здесь, чтобы мы были вместе, — сказал Марти.

Артур долго не отпускал руку сына. На глаза навернулись слёзы, волной нахлынула нежность и глубокая невыразимая печаль, сердце сжалось.

— Завтра мы займёмся телескопом, — наконец хрипло пообещал он.

— И я смогу увидеть, как они приближаются?

Артур не умел лгать. Он крепко обнял мальчика и сидел на его постели, пока глаза сына не закрылись и дыхание стало ровным.

— Час ночи, — сказала Франсин, когда он забрался под одеяло.

Они снова любили друг друга и снова были счастливы.

22 ноября

— Годж! Негодный пёс! Годж, это замороженный цыплёнок. Его нельзя есть. Ты можешь разломать его и только.

Франсин сердито топнула ногой, и Годж выскочил из кухни, высунув язык. Он выглядел пристыженным, но, вместе с тем, явно гордился своим подвигом.

— Вымой получше, — посоветовал Артур, указывая на цыплёнка и весело смеясь.

Франсин повертела искусанную, но целую птичью тушку и покачала головой.

— Не выйдет. На каждом куске будут видны следы.

— Собачьи зубы на куске, который мы перемалываем зубами… — проговорил Артур. — Замечательный пример вторичного использования…

— Перестань! Ты всего два дня дома — и пожалуйста, неприятность.

— Ну, давай! Выругай меня хорошенько, — улыбнулся Артур. — Мне не хватает вины за домашние неурядицы.

Франсин положила цыплёнка на стол и открыла раздвижную стеклянную дверь.

— Мартин. Где ты? Давай накажем твою собаку.

— Он во дворе. У телескопа. — Артур с грустью осмотрел тушку. — Если мы не съедим его, значит, птичка погибла понапрасну.

— Собачьи микробы, — напомнила Франсин.

— Чёрт возьми. Годж всё время облизывает нас. Он ещё щенок. Он девственник.

Семья села за стол в семь часов. Обедали цыплёнком с ободранной кожей и обрезанным со всех сторон. Марти подозрительно посмотрел на свою порцию — ножку и крылышко, — но Артур предупредил, что маме не понравится, если они будут чересчур привередливы.

— Вы заставили меня приготовить это, — парировала Франсин.

— Что интересного? — спросил Артур сына, показывая пальцем вверх.

— Все блестит и мерцает, — ответил Марти.

— Ясная ночь, да?

— Сегодня пасмурно и холодно, — отрезала Франсин.

— Множество звёзд, но я имею в виду… Знаешь ли… Мерцает, как фейерферк.

Артур прекратил жевать.

— Звезды?

— Ты мне как-то говорил, что только суперновые звезды могут ярко зажигаться и гаснуть, — серьёзно сказал мальчик. — Наверно, я видел именно их.

— Не думаю. Пойдём посмотрим.

Франсин раздражённо бросила кусок цыплёнка на тарелку.

— Идите, идите! Во время обеда. Артур…

— На минутку, — извинился Гордон и вышел. Марти последовал за ним. Франсин в знак протеста задержалась возле заднего крыльца, но вскоре присоединилась к мужу и сыну.

— Вон там, — показал Марти, — но сейчас там ничего не происходит, — сказал он разочарованно.

— Ужасно холодно. — Франсин многозначительно взглянула на Артура. Тот внимательно изучал небо.

— Там! — крикнул Марти.

Одно мгновение — и новая мерцающая точка присоединилась к буйству звёзд. Спустя несколько секунд Артур заметил другую, ещё более яркую звезду. Искры мелькали в поясе астероидов.

— О Господи, — прошептал он, — что же это такое?

— Что-нибудь важное? — поинтересовалась жена.

— Папппа, — нервно проговорил Марти, переводя взгляд с отца на мать, встревоженный их тоном.

— Не знаю. Не думаю. Возможно, метеоритный дождь.

Но искры не могли быть метеоритами — Артур не сомневался в этом. Есть только один человек, способный объяснить происходящее — Крис Райли. Только Райли, символ постоянства в стремительном беге времени.

Артур позвонил астроному из кабинета, но номер был безнадёжно занят. Лишь через несколько минут в трубке прозвучал усталый голос Райли.

— Крис, привет. Говорит Гордон. Артур Гордон.

— Дорогой! Ты тот, кто мне нужен. — Райли замолчал, переводя дыхание. — Я слышал, что ты договорился о встрече с Кемпом и Сэмшоу. Хотелось бы присоединиться к вам, но я очень занят. Бегаю от телескопа к телефону. Наверное, следовало установить телефон на дворе.

— Что происходит?

— Ты не видел? Через всю плоскость эклиптики мечутся астероиды. Они взрываются, как при фейерверке. Началось это, как стемнело. Я только что получил подтверждение из Маунт-Лагуны, а несколько минут назад кто-то звонил из Пик-дю-Миди, из Франции. Пояс астероидов напоминает поле битвы.

— Проклятье, — пробормотал Артур.

Он оглянулся и увидел Франсин и Марти, стоявших в дверях. Марти крепко обнял мать за талию.

— Когда же специальная группа что-нибудь выяснит? — спросил Райли. — Люди действительно начинают терять терпение, Артур. Президент держит язык за зубами, да и все остальные тоже молчат.

— Мы не можем утверждать, что все явления связаны между собой.

— Артур! Ради Бога! Взрываются астероиды! Неужели, чёрт возьми, это событие не связано с другими?!

— Ты прав, — согласился Артур. — Завтра же вылетаю в Сан-Франциско. Сколько взрывов ты насчитал?

— По крайней мере, сотню с тех пор, как начал наблюдение. Мне надо бежать.

Артур попрощался с астрономом и повесил трубку. Марти уставился на него круглыми, как у совы, глазами. Франсин пыталась скрыть тревогу.

— Все нормально, — успокоил их Артур.

— Началось? — спросила жена.

Марти захныкал. Артур не помнил, чтобы это случалось с сыном хоть раз за последние месяцы или даже годы.

— Не думаю. Это очень далеко — там, где астероиды.

— А это не звезды-снаряды? — спросил мальчик, не заметив, что изобрёл новое понятие.

— Нет. Просто астероиды. Они находятся за Марсом, в основном, между Марсом и Юпитером.

— Так что же там случилось? — спросила Франсин.

Артур мог только пожать плечами.

23 ноября

Минелли провёл ночь в кресле возле широкого окна, из которого открывался живописный вид. Он и сейчас полулежал, откинув голову и посапывая. Эдвард затянул пояс халата, предложенного Стеллой, обошёл кресло и выглянул в окно. Перед ним предстал заасфальтированный двор, высохший декоративный прудик в форме буквы «L», а за ними площадка в несколько акров, поросшая увядшей заиндевевшей травой.

Эдвард не жалел, что приехал в Шошоне — мирное тихое местечко, удалённое, но не отрезанное от больших городов. В их распоряжении, по крайней мере, несколько дней — можно отдохнуть, пока толпы репортёров не обнаружили их. Немногие горожане, знавшие об их возвращении, позаботились о том, чтобы новость не распространилась. Все четверо бывших обитателей Ванденберга не выходили из дома, а на телефонные звонки отвечала Бернис.

Эдвард услышал, что позади него ворочается Минелли.

— Ты пропустил звёздный ливень, — сообщил он.

— Ливень?

— Всю ночь напролёт. Будто стая светлячков.

Эдвард удивлённо поднял брови.

— Без шуток. Я в своём уме. Вон там, над горами, всю ночь. Я видел звезды, как вижу тебя. Мерцание в небе.

— Метеоры?

— Мне приходилось видеть метеоры. Сегодня было что-то другое.

— Конец света, без сомнения, — сказал Эдвард.

— Без сомнения, — вторил Минелли.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Набираюсь сил. Должно быть, я причинил здесь много неприятностей.

— Это нам причинили много неприятностей, — поправил Эдвард. — Я и сам словно свихнулся.

— Свихнулся. — Минелли покачал головой и бросил недоверчивый взгляд на товарища. — Где Реслоу?

— Ещё спит.

Эдвард и Реслоу вместе занимали одну спальню.

— Чудные люди в этом доме. Жаль, что моя мать не похожа на Бернис.

Эдвард кивнул.

— Мы останемся здесь, злоупотребляя их гостеприимством, — спросил он, — или вернёмся в Техас?

— Мы должны, в конце концов, стоически выдержать испытание, — философски изрёк Минелли. — Пресса в нетерпении. Вчера вечером я смотрел телевизор. Вся страна спятила. Незаметно, но спятила.

— Люди не виноваты.

Зазвонил телефон.

— Который час? — спросил Минелли.

— Половина восьмого.

Телефон зазвонил второй раз и замолк.

Геологи посмотрели на аппарат.

— Наверно, Бернис подняла трубку у себя в спальне, — предположил Минелли.

Через несколько секунд появилась Стелла, за ней её мать, обе — ничуть не смущаясь — во фланелевых пижамах и цветастых халатах.

Бернис улыбнулась.

— Позавтракаем? Впереди долгий день.

— Звонили из Си-Би-Эс, — сообщила Стелла. — Они что-то унюхали.

— Мы можем только по-прежнему стараться водить их за нос.

Эдвард посмотрел на замёрзшее поле. С шоссе свернул пикап с двумя пассажирами в коричневых куртках и ковбойских шляпах — друзья семьи поклялись оградить Морганов от «шпионов». Даже с расстояния в сто ярдов их решительный вид действовал устрашающе.

Стелла покачала головой.

— Не знаю, почему нами интересуются. Мы не сделали ничего выдающегося. По крайней мере, я. Это вы нашли гору.

Реслоу в джинсах и полосатой сине-белой рубашке с длинными рукавами появился в комнате и прошёл мимо ниши у входа к роялю.

— Как насчёт завтрака?

— Почти готово, — заверила Бернис.

— Знаете, — сказал Эдвард, — наверно, мы зря приехали сюда. Лишние заботы для вас. Мы все нуждались в отдыхе, но миссис Морган тоже немало перенесла.

Бернис отправилась на кухню.

— Вся эта история здорово встряхнула меня, — заметила она. — Давненько я так не воевала.

— К тому же, она встречалась с президентом, — усмехнувшись, напомнила Стелла.

— Мне теперь стыдно, что я демократка, — сказала Бернис. — Майк и его ребята все ещё на посту. Надеюсь, они не потеряют бдительность. А вы можете гостить у нас сколько угодно.

— Пожалуйста не уезжайте, — попросила Стелла. — Мне надо поговорить. Со всеми вами. Я всё ещё в растерянности. Мы должны поддерживать друг друга.

— А что насчёт фейерверка? — спросил Минелли. — Может, послушаем новости?

Он потянулся, спустил ногу с кресла, встал и прошёл по линолеумному полу и широкому ковру с индейским орнаментом в гостиную — просторную комнату, где они обычно обедали. Потом сел перед телевизором. Осторожно, словно что-то жгло ему руку, он включил телевизор и откинулся назад, кусая губы. Эдвард с беспокойством следил за ним.

— Всего лишь мультики, — расстроился Минелли.

Он не переключал каналы и сидел перед экраном, словно забыв, что его интересовало. Эдвард подошёл и поискал программу новостей. Наконец он услышал, как диктор заканчивает сообщение о конфликте между Доминиканской республикой и Гаити.

— Ничего, — сказал Минелли печально. — Может, мне почудилось…

И вдруг:

— Астрономы Франции и Калифорнии по-разному объясняют беспрецедентную метеоритную активность в поясе астероидов. Наблюдаемые прошлой ночью по всему западному полушарию, отчётливо видимые невооружённым глазом, если небо было безоблачным, вспышки яркого света распространились по эклиптике — плоскости, занятой орбитой Земли и орбитами большинства планет Солнечной системы. Член специальной группы, выполняющей особое задание президента, Харри Файнман заявил по телефону из Лос-Анджелеса, что потребуется много дней, чтобы изучить и собрать все данные. По мнению учёного, будет нелегко выяснить, что же произошло далеко в космосе, за орбитой Марса. На вопрос, есть ли связь между последним явлением и посещением Земли инопланетянами, Файнман не ответил.

— Он слишком умён, чтобы признаться в собственной глупости, — заметил Минелли. — Астероиды… Боже.

Эдвард пробежался по другим каналам, но безрезультатно.

— Как по-твоему, Эдвард, — спросил Минелли, забившись в угол кушетки, — что я видел? Снова эта говенная история о конце света?

— Я знаю не больше, чем специалисты, — ответил Эдвард и отправился на кухню. — Есть ли в городе психиатр? — спросил он Бернис.

— Ни одного стоящего. — Миссис Морган говорила так же тихо, как и он. — Твой дружок плох, да?

— Правительство поспешило отделаться от нас. Минелли следовало бы побыть какое-то время в клинике, восстановить силы и душевное равновесие.

— Это можно устроить, — предложила Бернис. — Он и вправду видел что-то?

— Полагаю, да. Жаль, что я спал.

— »День триффидов» — вот что это было, — сообщил Минелли с воодушевлением. — Помните: «Мы в любую минуту можем ослепнуть»?

Стелла стояла у плиты, старательно разбивая яйца на сковородку.

— Мама, — проговорила она. — Где перечница? — И быстро вышла из кухни со слезами на глазах.

Уолт Сэмшоу вышел из такси на Пауэл-стрит и остановился у навеса над входом в «Отель святого Франциска». Он оглядел длинные стройные ряды марширующих по Юнион-сквер, облепленную туристами конку, со скрежетом пронёсшуюся мимо, снующие машины и кэбы, демонстрирующие уязвимость человека перед достижениями цивилизации: сегодняшний Сан-Франциско мало чем отличался от того города, который океанограф хранил в памяти со времени последнего приезда сюда в 1984 году.

В просторном со вкусом обставленном вестибюле отеля — его чрезвычайно украшали стойки, отделанные полированным черным камнем — толпились участники съезда Американского Геофизического Общества, и Сэмшоу уже до того, как добрался с багажом до портье, услышал, о чём болтают учёные.

Съезд был в полном разгаре. Кемп и Сенд приехали в Сан-Франциско раньше Уолта, во вторник, и с тех пор произошло много важных событий. Сэмшоу появился в городе в воскресенье, и ему предстояло ознакомиться со всеми материалами.

Пока он заполнял необходимые документы, мимо прошли двое молодых людей, увлечённых жарким спором. До Уолта донеслась только пара слов: «Объект Кемпа…»

Коридорный покатил тележку с его чемоданами по толстому ковру к лифту. Сэмшоу следовал за ним, расслабляя плечи и пальцы. Ещё два участника съезда — пожилой мужчина и молодая женщина — ожидали прихода кабинки, обсуждая сверхзвуковые ударные волны и то, как они могут передаваться по мантии и земной коре.

Когда Сэмшоу вновь спустился в вестибюль к регистрационному столику съезда, то увидел, что помещение запружено репортёрами и операторами трёх местных телестанций и множества программ новостей. Он удачно избежал встречи с ними, скрывшись за колоннами.

Вместе со значком и конвертом, набитым брошюрами и проспектами, он получил записку от Сенда:

«Кемп и я ждём тебя в „Озе“ в пять тридцать. Заказывает Кемп.

Д.С.»

«Оз» — бар с дискотекой — находился, как узнал Сэмшоу от служащего отеля, в «новой» башне здания. Сэмшоу критически посмотрел на свою потрёпанную спортивную куртку и стёртые кроссовки и решил что, по крайней мере, на десять лет отстал от моды, и на тысячи долларов — от возможности обновить свой гардероб. Он вздохнул и направился к лифту.

Путешествие из Гонолулу в Ла-Джоллу организовал институт океанографии Скрипса. В качестве компенсации Сэмшоу прочитал там лекцию. Он не переставал поражаться, что через двадцать пять лет после завершения педагогической деятельности все ещё не потерял популярность среди учёных. Его объёмистый труд, выходящий в дорогом оформлении, превратился в настольную книгу студентов, и сотни будущих исследователей океана стремились услышать его и пожать руку Свердрупу двадцатого века.

Из Линдерберг-Филда до Сан-Франциско Сэмшоу добрался за свой счёт, честно говоря, не совсем понимая, что он и его коллеги делают здесь. На корабле и без того хватало работы; прежде всего, следовало сопоставить биллионы данных, полученных во время прохождения над котловиной Рамапо.

Он, конечно, подозревал, что большая часть данных будет отброшена в сторону. В центре внимания окажется аномалия, отражённая в показаниях гравиметра. Отчего-то эта мысль опечалила учёного.

Чувствуя себя неуютно в скоростном лифте, Сэмшоу понял, что за последнюю неделю старость все чаще давала о себе знать. Психологически он поддался болезни, обрушившейся на нацию после заявления Крокермена. Он не видел разницы между собой и молодыми людьми, проносящими на улице лозунги протеста. Демократия не властна остановить Апокалипсис. Даже сейчас орудие уничтожения планеты — или просто какое-то тело — пытается разворотить сердце Земли.

Объект Кемпа… Это название, уверял он себя, будет в скором времени изменено. Объект Сенда-Сэмшоу… Не очень-то красиво звучит, но что поделаешь. Всё же… зачем? Зачем предъявлять права на объект, на котором может быть начертано любое имя?

Дверь лифта открылась, и шум оглушил Уолта. Стеклянные стены с подсветкой и высокие потолки «Оза» сверкали. Молодые люди в элегантных костюмах танцевали в центре зала. Вокруг, переговариваясь, сидели или стояли со стаканами в руках остальные посетители бара. От подноса проходящей официантки повеяло ароматом вина и бурбона.

Сэмшоу поморщился, услышав грохочущую музыку, и огляделся, ища глазами Сенда или Кемпа. Дэвид стоял в углу и махал рукой, чтобы друг заметил его.

Вокруг круглого стола уже собрались четверо: Кемп, Сенд и два неизвестных Сэмшоу человека, улыбнувшихся ему, как старому знакомому. Кемп представил Уолту своего давнего товарища Джонатана Поста, черноволосого мужчину с внешностью восточного типа и курчавой седой бородкой и Оскара Эглинтона из Невадской Школы горного дела. Учёные обменялись рукопожатиями. Пост декламировал довольно нескромное стихотворение о легендарной встрече Синдбада-морехода со стариком, оседлавшим путешественника. Закончив, он рассмеялся.

— Здорово, — равнодушно проговорил Сэмшоу.

Официантка принесла заказ, и Пост пожертвовал своим пивом, чтобы Сэмшоу скорее промочил горло.

Однажды Уолт расправился с целым ящиком пива «Корона» за два дня. Это случилось в 1952 году во время экспедиции, наблюдающей за поведением китов в лагуне Скаммон. Теперь же от одной только порции он почувствовал слабость.

— Мы должны ввести тебя в курс дела, Уолт, — начал Сенд. — Кемп разговаривал с сейсмологами из Бразилии и Марокко. Один из них — Хесус Очоа — участвует в конфереции. Отмечены резкие изменения на графике 31 октября. Распад пород и ударная волна. В некоторых районах наблюдался неожиданно сильный прибой и беспрецедентные сейсмические явления.

— Тридцать пять к югу, сорок два к западу, — сказал Кемп. На его лице снова появилась самодовольная улыбка, знакомая Уолту по Гавайям. — Хесус убедил меня, что теперь у нас есть хороший повод обратиться в Вашингтон. Он свёл меня с Артуром Гордоном… Правда, президент не особенно заинтересован, — заметил он, и улыбка исчезла с его лица. — Мы не смогли увидеться даже с новым советником по национальной безопасности, как его…

— Паттерсон, — уточнил мускулистый смуглый Эглинтон.

— Но Гордон обещал встретиться с нами сегодня вечером. Предстоит обсудить множество вопросов. Мы переговорили здесь с несколькими физиками и астрономами. С Крисом Райли, Фредом Хардином, с другими. У всех из головы не выходят астероиды.

— Вы уверены, что мы не ошибаемся? Что действительно имеем дело с настоящим межпланетным снарядом?

— У нас есть новые доказательства, — заявил Кемп, наклоняясь вперёд.

Сенд дотронулся до его руки. Кемп понимающе кивнул и снова откинулся на спинку стула. Сенд придвинулся к Сэмшоу, словно собирался обсудить с ним деликатную проблему.

— Четыре дня назад команда грузового корабля заметила в небе центральной Атлантики сверкающий шар. Как и в предыдущий раз, ни один радар не засёк его приближение. Потом те же явления: падение в океан, шторм и необычные сейсмические показания. Огненный шар, однако, выглядел более впечатляющим, чем прежде — огромный, ослепительно яркий, он оставлял за собой светящийся след. Капитан и вся команда получила ожоги сетчатки глаза. У них начали выпадать волосы, а медики заметили странные кровоподтёки на телах. Моряки страдают кровавым поносом, и у всех обнаружены признаки радиоактивного облучения.

— Метеориты, как правило, ведут себя более мирно. — подхватил Кемп. И, кроме того… мы знаем о другой сейсмической аномалии в том же районе. Что-то зарылось внутрь земли, — триумфально добавил он. — На графике это выглядит, как взрыв атомной бомбы, а потом… микросейсмы и глубокие продольные волны.

Сэмшоу поднял брови.

— И что?

— Снова изменения в показаниях графика, — продолжал Сенд, — и даже более заметная микросейсмическая активность… Либо размер и масса этого объекта превосходят параметры предыдущего, либо…

— Мы имеем дело с чем-то другим, — закончил Кемп. — Не спрашивайте, с чем именно.

— Здесь многие толкуют об объекте Кемпа, — заметил Сэмшоу. — Я далёк от того, чтобы беспокоиться о названии.

— Мы исправим ошибку завтра утром, — пообещал Кемп. — Будет присутствовать Гордон. Мы выложим съезду всё, что знаем.

— И общественности?

— Никто не велел нам держать наше открытие в тайне, — ответил Сенд.

— Внизу немало операторов с камерами.

— Но мы не можем скрывать наши выводы.

— Не лучше ли подождать, пока предположение подтвердится?

— На это уйдут месяцы, — отрезал Сенд. — У нас может не быть этого времени.

Сэмшоу нахмурился.

— Меня беспокоят два момента, — начал он, — не считая этого ужасного шума и музыки. Первое. — Он загнул большой палец. — Есть ли польза от нашей учёной болтовни? И второе. — Он загнул указательный палец. — Здесь все так веселятся и радуются…

Сенд посмотрел вокруг. Пост приуныл.

— Боги танцуют на наших могилах, — сказал Сэмшоу, — а мы взираем на них, открыв рот — как дети в магазине игрушек.

Рубен Бордз стоял возле двери и смотрел, как дождь омывает улицы Уоррена. Он и улыбался, и хмурился. Его губы двигались в такт звучащей в душе мелодии, а в глазах застыло ожидание.

— Закрой дверь! — Отец, одетый в старую пижаму, появился в холле. — На улице холодно.

— Хорошо, папа. — Рубен захлопнул дверь и подождал, пока отец усядется в кресло. — Принести тебе что-нибудь?

— Я завтракал, потом подремал. Весь день я вёл себя, как негодный лентяй. С какой стати ты будешь обслуживать меня?

Отец слезящимися глазами посмотрел на сына. Он по-прежнему плакал по ночам, по-прежнему спал в обнимку с подушкой. Рубен как-то заглянул к нему утром, когда тот ещё не проснулся — на отцовском лице застыла блаженная улыбка, а руки крепко сжимали мягкую пуховую подушку, на которой когда-то спала его жена.

— Я просто спросил, — сказал Рубен.

«Я бы пригласил их в гости к моей маме. Моей матери.»

Но она мертва,

— Ну ладно, включи телевизор.

— Какой канал? — спросил юноша, опускаясь на колени перед телевизором.

— Найди ту передачу, где все обсуждают новости и спорят. Хочу забыться.

Рубен нашёл «Уорлдуайд Ньюс Нетуорк» и, не поднимаясь, отполз от экрана.

— Знаешь, тебе не стоит связывать себя необходимостью быть рядом со мной, — сказал отец. — Я одолею тоску. Соберусь с силами. Я буду жить.

Рубен улыбнулся.

— Куда я пойду?

Но он понимал, что вскоре покинет дом. Перед ним стояли важные задачи. Он считал своим долгом сохранить то, что лежало у него в кармане. Он обязан был найти того, кому оно предназначалось. Он смутно помнил голос нужного человека, его британский акцент — и ничего больше.

Рубен сел на пол и прислонился спиной к коленям отца. На экране разгоралось жаркое сражение: участники передачи «Фрифайр» приняли боевую стойку и ощетинились, когда им представили очередного гостя. И только лицо одного либерала, казалось, смягчилось.

— Он известен как бывший консультант президента по вопросам, связанным с таинственным объектом в долине Смерти. Его отлично знают в научных и журналистских кругах. На его счёту сорок книг, в том числе, последнее пророческое произведение «Звёздный дом» — научно-фантастическая повесть о первых контактах с внеземными цивилизациями. Его зовут Тревор Хикс, и он гражданин Великобритании.

— Гражданин мира, скорее, — поправил Хикс.

Рубен напрягся.

Голос.

«Я бы пригласил их в гости к моей маме. Моей матери».

— Это он, — пробормотал Рубен.

— Кто?

Рубен затряс головой.

— Откуда передают?

— Из Вашингтона, как всегда, — ответил отец.

— Мистер Хикс, правда, что именно вы посоветовали президенту Крокермену покориться агрессору? — нетерпеливо спросил представитель консерваторов.

— Отнюдь нет, — ответил Хикс.

Между бровями Рубена пролегла глубокая морщина, свидетельствующая о напряжённой работе мозга.

Это тот, кто мне нужен. Тревор Хикс. Тот самый голос, то самое имя.

— Что же вы, в таком случае, сказали президенту?

— Господа, президент не желает слушать меня, что бы я ни говорил. Он хотел найти во мне единомышленника, а я старался оправдать его доверие, но я так же решительно настроен против его политики в отношении инопланетного корабля, как, полагаю, и все вы.

— Какие меры, по вашему мнению, следовало бы предпринять Крокермену? Уничтожить корабль?

— Сомневаюсь, что мы на это способны.

— Ага, вы всё же придерживаетесь пораженческих настроений…

Рубен дрожал от возбуждения. Вашингтон, округ Колумбия. У него хватит сэкономленных денег, чтобы добраться до столицы. Как же разыскать Тревора Хикса в Вашингтоне?

Он внимательно слушал в надежде раздобыть побольше информации. К концу передачи он уже знал, с чего начнёт.

На рассвете следующего дня Рубен стоял в дверях спальни родителе, теперь — спальни отца. Старший Бордз уставился на него, щурясь от света, проникающего из коридора.

— Я должен уехать, папа.

— Так сразу?

Рубен кивнул.

— По важному делу.

— Нашёл работу?

Рубен заколебался, потом снова кивнул.

— Ты позвонишь?

— Конечно.

— Ты мой сын, сын своей матери. Всегда. Помни об этом. Заставь нас гордиться тобой.

— Да, сэр.

Рубен подошёл к кровати, обнял отца и вновь удивился, как хрупок и худ старик. Много лет назад отец казался Рубену мускулистым гигантом.

— Удачи тебе, — сказал отец.

Рубен набросил куртку и вышел на утренний мороз, скользя по заледеневшим ступенькам. Глубоко в кармане куртки лежал похожий на игрушку-головоломку металлический паук. В другом кармане — двести долларов.

— Прощай, мама, — прошептал Рубен, закрыв за собой дверь.

Суета первой половины дня утомила Сэмшоу, а вечер обещал быть ещё более напряжённым. Океанограф уже успел посетить презентации двух научных работ. Ему пришлось провести несколько часов в душных комнатах, заполненных наполовину геологами и наполовину — телекорреспондентами и кинооператорами, во все времена жадными до научных сенсаций. Вопреки своим ожиданиям, журналисты были вынуждены вникать в описания источников полезных ископаемых, в лекции на тему миграции рудных минералов в земной коре и в дискуссии о точном местонахождении ядерного полигона на Ближнем Востоке.

Сэмшоу не дослушал до конца последнее сообщение и отправился в туалет — просторное, облицованное белым кафелем помещение.

Уолт поднял голову и, рассматривая себя в зеркале, увидел отражения двух подтянутых молодых людей. Их тщательно выбритые лица выглядели почти юными. Они стояли у писсуаров.

— Кислородная тема у меня уже в печёнках сидит, — сказал один из них.

— Не только у тебя, — ответил второй.

— Кислороду неоткуда появляться, — задумчиво проговорил первый. — Увеличение на один процент. — Он покачал головой, застёгивая молнию. — Ещё немного — и все мы опьянеем.

Сэмшоу присоединился к Кемпу и Посту, и учёные направились к лифту, прошмыгнув мимо четырёх недоумевающих туристов и двух геологов средних лет, одетых в джинсы и старые свитера. Артур Гордон приехал в субботу слишком поздно, чтобы успеть на первую запланированную встречу. Он пригласил их к себе в семь часов, чтобы побеседовать и, может быть, вместе пообедать.

Они встретились в небольшом номере отеля. Пост и Кемп устроились на кровати, оставив стулья Сэмшоу и Гордону. Артур крепко пожал руку океанографу и предложил воду со льдом. Наливая стакан воды в ванной, он спросил:

— Ну что, учёные пришли к единому мнению о предмете, который зарывается в земную кору?

Он вернулся в комнату и протянул Уолту стакан.

— Нет, — ответил Пост.

Сэмшоу кивнул.

— Единого мнения нет, но никто не сомневается, что внутри Земли что-то движется, — поддержал их Кемп.

— Вы убеждены, что падение метеорита и сейсмические аномалии связаны между собой? — спросил Артур у Сэмшоу.

— Убеждён. Аномалии в Южной Америке, которые мы предсказали, действительно проявились.

— И объект по-прежнему шумит?

— Я говорил с сотрудниками станций, работающих на нашу компанию в Маниле и Адаке, — сказал Кемп. — Ревёт, как старый медведь.

— Эти звуки не стихают?

— Мы предполагаем, что постепенно стихают, но не совсем уверены в этом — измерения не настолько точны.

Пост вытащил записную книжку с компьютером.

— Возможно, это происходит, потому что объект теряет скорость.

— А второй объект? — спросил Артур.

Кто-то постучался.

— Наверное, Сенд, — сказал Сэмшоу.

Пост встал, чтобы открыть дверь.

Вошёл Сенд, сжимая в руках толстую пачку компьютерных распечаток.

— Ребята из «Нейвл Оушн Системз» только что вышли на связь. Я получил информацию с принтера. — Он разложил листы веером на столе. — Там внизу меня ожидает дюжина любопытных, и все они сгорают от нетерпения познакомиться с полученными материалами. Но так как мистер Гордон назначил нам встречу, я решил сначала все показать ему. У меня также есть данные, касающиеся повышенного содержания кислорода; Кумарашвами из Шри-Ланки распространил сообщение о… — Он вытащил пачку листов из портфеля и раздал их присутствующим. — О понижении среднего уровня воды в океане.

— Господи! — пробормотал Сэмшоу. Он взял листок и быстро просмотрел его, — Господи Боже мой.

Артур взвесил пачку на руке и поджал губы.

— Что насчёт второго объекта? — повторил он.

— Это видно… — Сенд встал за его стулом и начал перебирать листы. — …вот здесь. Волновой анализ микросейсмов. В настоящее время два объектавращаются вокруг центра Земли — внутри мантии, внутри внешнего ядра и субъядра. Скорость их вращения уменьшается на один процент в день. — Он объявил об этом почти с торжеством. — Сверхкомпьютеры воспроизвели картину их движения, используя несколько моделей. Результаты исследований указывают на объект шириной в несколько сантиметров и длиной в сотни метров, двигающийся со скоростью два-три километра в секунду.

— Кто, чёрт возьми, способен создать такую штуковину?

Никто не ответил.

— Вследствие торможения оба объекта неизбежно остановятся в центре. Правильно? — спросил Артур.

— Обязательно, — согласился Сенд.

Сэмшоу поставил пустой стакан на стол. Во рту он держал кубик льда, перекатывая его языком от щеки к щеке.

— Поймёт ли это президент, мистер Гордон?

— Я сам не понимаю, — ответил Артур.

— Два объекта, — продолжал Сэмшоу, — вращающиеся внутри Земли и не соприкасающиеся друг с другом… Постепенно они начнут тормозить и, в конце концов, встретятся в центре. Что вам напоминает такая схема?

Кемп не ответил. Сенд пожал плечами. Пост смотрел заинтригованно, потом его осенило.

— Взрыватель, — сказал он. — Похоже на часовой механизм. Вы это имели в виду?

— Я и сам не знаю, о чём думать. Мы так спешим с выводами, что, боюсь, не выдержим гонки… Но, да, полагаю, на ум приходят взрыватель или бомба.

— Часовой механизм, работающий от гравитации, — протянул Пост. — Красиво.

— Итак, что произойдёт, когда они встретятся? — спросил Кемп. — Получится одна чёрная дыра. Но две чёрные дыры впечатляют больше.

— Если только мы имеем дело с чёрными дырами. Компьютерный анализ утверждает обратное. Оба объекта вытянуты, как червяки, причём один отличается от другого, — сказал Сенд. — Посмотрите на показания графика. Во втором случае — наличие высокой радиации в атмосфере, большая громкость. И вспомните, как он летел по небу. Сверкал, сукин сын, ярче некуда. Уолт! Опиши первое падение.

— Сначала — две длинные яркие полосы света. Потом они уменьшились и потускнели.

Пост непрестанно теребил воротник рубашки.

— Дьявол, с таким же успехом это могло быть простым метеоритом, — сказал Артур. — Искры от метеорита. Будет ли разница для дилетанта?

— А что вы скажете о радиации?.. Любая догадка подводит нас все ближе и ближе к пропасти, — заметил Сенд.

— Правда, — согласился Пост.

Сэмшоу наклонился вперёд.

— Но всё же давайте вспомним, что второе падение выглядело куда более эффектно. Больший по размерам объект?

— Не исключено. Или… Его движение сопровождалось взрывами? — поинтересовался Сенд.

Артур слушал, зачарованный непрерывным потоком идей.

— Что же служит источником радиации?

— Маленькие чёрные дыры, — объяснил Пост. — Их поперечник — всего несколько сантиметров — и это при массе, равной сотне миллионов тонн! Я не думаю, чтобы они могли устроить в небе спектакль. А если чёрные дыры способны поражать гамма-излучением моряков, находящихся в десятках километров… — Его лицо помрачнело. — Они не смогут долго существовать. Кроме того, здесь это название условное, не забывайте.

— Что вы имеете в виду, говоря, что они не могут долго существовать? — спросил Сэмшоу.

Пост бросил на него победный взгляд.

— Мы имеем дело с чёрными дырами. Сомневаться в этом не приходится. Но если и так… Чёрные дыры постоянно излучают радиацию. Если они большие, они холоднее, чем вселенная, однако их температура не равна абсолютному нулю… Всё же, в конечном итоге, они поглощают энергию. Через десять биллионов лет или в том случае, если они малы в начальном периоде, чёрные дыры становятся теплее и теряют свою массу более быстрыми темпами. Когда они сбрасывают около десяти тысяч тонн, то мгновенно взрываются. Десять тысяч тонн чистой энергии! — Пост быстро провёл расчёты на калькуляторе. — Недостаточно, чтобы вызвать значительные разрушения на Земле, если процесс происходит в глубине планеты.

— Но мы говорим о предмете в сто миллионов тонн, — прервал его Сенд. — Или в два раза большем, если иметь в виду второй объект.

— Я к этому и веду, — подхватил Пост. — Хуже всего то, что чёрная дыра — или дыры — способна поглощать энергию, находясь внутри Земли, расти и постепенно всосать всю планету.

Присутствующие в недоумении посмотрели друг на друга, уже не зная, как далеко они могут зайти в своих предположениях и в какие теории готовы поверить.

— Тогда намерение инопланетян использовать земные материалы для строительства новых космических кораблей теряет смысл, — заявил Пост.

— Что если существуют ещё какие-то обстоятельства, неизвестные нам? — настаивал Артур.

Сэмшоу засмеялся.

— Вы хотите сказать, что мы ничего не знаем о чёрных дырах?

Воцарилось молчание.

— Может быть, речь идёт и об обычном явлении, — сказал Сэмшоу, — но мне хотелось бы обсудить увеличение содержания кислорода и уменьшение среднего уровня воды в океане… Какие данные получены?

— Уровень содержания кислорода увеличивается на один процент, а средний уровень воды понижается на один сантиметр. Что если эти явления взаимосвязаны?

— Интересный вопрос! — проговорил Артур. — Кто-то, вероятно, активно разлагает воду на водород и кислород.

— И что? — спросил Сенд. — Где же водород?

— Не имею понятия, — ответил Сэмшоу. — Просто вспомнил…

Складка между нахмуренными бровями Поста стала глубже.

— Очень любопытно.

— А есть ли хорошие новости? — спросил Артур. — Чтобы взбодрить нас перед обедом?

Никто не промолвил ни слова.

24 ноября

В один из тех редких дней, когда необходимость заставляла рисковать и выходить из дома, Эдвард сидел в кафе перед тарелкой с остатками гамбургера и жареного мяса и просматривал бумаги, которые получил из Остина. Чек на получение жалованья за проработанное время, расписание занятий на следующий семестр. Записка от юристов с просьбой не считать университет ответственным за происшедшее с ним в Долине Смерти. Если бы он подписал эти документы — в особенности последний, — то возвращение на работу и продолжение карьеры стали бы делом решённым.

В кафе вошёл Минелли и тихо сел рядом.

— Ты подпишешь?

— Почему бы и нет? А ты?

— Обязательно. Вернусь к нормальной жизни. — Он слабо улыбнулся и оттопырил большой палец, как будто внимательно рассматривая его. — Вот тебе и попутная машина, чтобы бесплатно умчать нас туда, где мы снова превратимся в обычных людей. Они навязывают нам работу, словно боятся нас.

Официантка, молодая плотная девушка с сильно накрашенным лицом, подошла к столику, держа в руках блокнот.

— Ещё что-нибудь?

— Как насчёт пирога с мясом? — спросил Минелли.

Официантка подняла глаза к потолку.

— Не советую. Да у нас его и нет.

— А-а, тогда мне ничего.

— А вам? — спросила она Шоу.

Он тоже отказался. Девушка вырвала счёт из блокнота, и он протянул ей кредитную карточку.

— Скоро отбоя не будет от книгоиздателей, — предположил Минелли.

— Но пока не поступило ни одного предложения, — напомнил Эдвард.

— Они… — Минелли замолчал, потеряв, казалось, нить разговора. — Реслоу считает, что мы слишком уж затаились. Следует обсудить проблему с юристом из Ванденберга или с адвокатом миссис Морган.

— Ты и впрямь собираешься писать книгу? — доброжелательно спросил Эдвард. — Снова пройти через всё, что мы испытали — и это при том, что никто не в состоянии объяснить происходящее?

— Ты хочешь сказать, зачем ворошить прошлое до тех пор, пока не прояснится будущее?…

Эдвард кивнул.

— Мы можем остаться здесь ещё на несколько дней, побывать в пустыне…

— Подальше от Долины Смерти.

— Правильно. А потом вернуться в Остин, надеясь, что журналисты забыли про нас.

— Отличный шанс.

К столику подошёл Реслоу и подсел к товарищам. Он бросил на стол раскрытый номер «Нью-Йорк Таймс». На странице крупными буквами выделялся заголовок:

ТАИНСТВЕННЫЙ ОБЪЕКТ, ДВИЖУЩИЙСЯ ВНУТРИ ЗЕМЛИ.

— Вот где нам следовало бы находиться, — сказал Реслоу, показывая на фотографию с изображением конференцзала в «Отеле святого Франциска». — Участвовать в этой встрече.

На другой странице они увидели фотографию Кемпа, Сенда и Сэмшоу.

— Но что мы можем сказать им?

Реслоу пожал плечами.

— По крайней мере, мы бы занялись чем-нибудь полезным.

— Если бы они нуждались в нас — нашли бы.

— Президент уже говорил с нами, — заметил Минелли. — И к чему это привело? Каждый из нас стал чёрной кошкой, приносящей несчастье. Не кажется ли вам иногда, что инопланетяне вложили что-то в наши мозги? — Он постучал по макушке. — То, что делает нас глупыми и слабыми? Может, прездиент говорит то, чего не думает.

Эдвард посмотрел на Реслоу.

— А что происходит у тебя в голове?

— Трудно определить.

— Вполне похоже на правду, — вставил Минелли.

— Да, — признался Реслоу. — Я становлюсь параноиком. Чувство страха вряд ли поможет.

Минелли потянул газету к себе и стал читать статью.

— Стелла говорит, что всё больше людей прибывает в наши края и останавливается в мотеле, — сказал Реслоу. — Все хотят увидеть пепловый конус. — Он выдавил ироничную улыбку и покачал головой. — Я вспоминаю старый мультик про Снупи. Конец света близок, так что давайте спрячемся под простынёй. Только вырежем в тряпке отверстия для глаз. — Он сложил пальцы обеих рук в два кольца, через которые уставился на Эдварда.

— Перестань, — шутливо проговорил Минелли. — Ты ведёшь себя точь-в-точь как я. Но здесь есть место только для одного чокнутого.

— Что даёт тебе право на привилегии? — спросил Реслоу, также смеясь.

— Слабый характер. Так написано в моей автобиографии. — Минелли протянул газету Эдварду. — Это заведёт их в штопор. Они поверят, что ружьё выстрелило. Мы уже получили по пуле в голову, но пока ещё живы.

— Здорово ты играешь словами, — бросил Реслоу.

Подошла официантка, и он заказал молочный коктейль и гамбургер.

Эдвард прочитал статью и встал, положив чаевые на стол.

— Если все кругом бросились в пустыню, то мы можем поставить крест на планах найти там покой. Надо выметаться отсюда, вернуться в Остин и больше не утруждать наших друзей.

— По-моему, он прав, — сказал Минелли.

— Отказываешься от литературной деятельности? — поинтересовался Реслоу.

— В задницу славу и богатство. У кого будет время, чтобы тратить деньги?

Стелла пригласила Эдварда на верховую прогулку. Они загрузили четыре тюка люцерны в джип, принадлежащий компании Морганов, и отправились на почти заброшенный загон, расположенный в миле от города. Три лошади — чалая, спортивная гнедая и маленькая пегая — стояли, насторожив уши, в центре обширного пастбища.

— Я уже многие месяцы не ездила верхом, — предупредила Стелла, вытаскивая тюк из багажника машины и отволакивая его в наполовину опустошённую кормушку, установленную за оградой. Животные осторожно приблизились, помахивая хвостами.

— Они совсем одичали, — сообщила она и улыбнулась Эдварду, стряхивая сено с рукавов куртки. — Наперегонки?

— Я всего лишь любитель. В последний раз садился на лошадь много лет назад.

Животные, с шумом вдыхая запах люцерны, начали наконец жевать. Стелла потрепала пегую лошадку по шее, и та посмотрела на девушку диким взором, хотя и приняла ласку хозяйки.

— Стар считалась моей лошадью. Когда я приезжала на каникулы, то объезжала на ней пустыню вдоль и поперёк. Мы путешествовали к залежам опала, а потом вниз через высохшее русло к индейским хижинам. Как чудесно мы проводили время в те годы, правда?

Стар усиленно работала челюстями.

— А ты оседлай гнедого мерина. Мидж — спокойный конь. Познакомься.

Эдвард приблизился к гнедому и похлопал его по шее и гриве, приговаривая:

— Хорошая лошадка, добрая красивая лошадка.

После того, как спустя несколько минут животные привыкли к людям, Стелла принесла два одеяла и седла из джипа. Стал позволила положить на себя одеяло покорно, Мидж — с негодованием.

— Сначала на обоих прокачусь я, — предложила Стелла. — Пусть они привыкнут к седокам.

Мисс Морган поправила подпругу и легко вскочила на Стар. Лошадь отступила от кормушки и нервно пошла иноходью, потом остановилась и начала бить копытом по грязи и старой соломе. Стелла спрыгнула на землю и направилась к Миджу. Эдвард попятился.

Девушка забралась на гнедого так же легко и грациозно, как и на пегую лошадку. Мидж взбрыкнул и, отпрянув назад, сбросил Стеллу. Та упала навзничь в грязь. Эдвард вскрикнул, схватился за вожжи, стараясь не оказаться под вздувшимся животом лошади. Он отвёл Миджа подальше и привязал его в углу, потом вернулся, чтобы помочь Стелле подняться.

— Я в порядке. Просто обидно. — Она отряхнула джинсы быстрыми резкими движениями.

— Милая лошадка, а?

— Очевидно, Мидж предназначен для тебя.

— Ну что ж, попытаюсь убедить его в этом.

Через несколько минут Мидж, уже не протестуя, покорился Эдварду. Шоу и Стелла верхом направились к противоположной стороне загона. Там Стелла спрыгнула с лошади и накинула проволочную петлю на блестящие под солнечными лучами ворота.

Шошоне, как и большинство городов пустыни, располагался возле горячего источника, который давал сотни галлонов воды в минуту — и так без остановки уже многие годы. Излишек воды, в конце концов, пробил себе русло, изгибающееся в том месте, где залегала бура, поросшая травой и кустарником. Берега речушки окаймляли густые заросли рогоза.

Эдвард и Стелла пересекли русло и направились в глубь пустыни. Через некоторое время они выехали к откосу, спускающемуся к залежам буры. Животных приходилось подстёгивать. Эдвард и Стелла ехали в тени лощины, порошсей шалфеем. Они смотрели друг на друга и улыбались, не произнося ни слова.

Лощина перешла в широкую равнину, а шалфей сменился желтоватой травой. Cлева тянулась узкоколейка, её рельсы рыжели на насыпи из пепла и грунта. В неподвижном небе пели птицы, метровая змея проскользнула в кустах.

— Хорошо! — сказала Стелла, натягивая поводья и поворачиваясь к Эдварду. — Я чувствую себя исцелённой. А ты?

Эдвард кивнул.

— Прогулка пошла на пользу.

Она подъехала ближе к нему и погладила Стар.

— Я провела здесь всю жизнь за исключением нескольких лет, когда училась и путешествовала. Европа. Африка. «Корпус мира». Моя мать, сестра и я — мы так старались, чтобы город остался прежним после смерти отца. Эта цель вошла в мою плоть и кровь. Иногда я с трудом выдерживаю груз ответственности, ты и не поверишь. Я знаю — город так мал… Но я отвечаю за него. Маму это не слишком волнует.

— Она чудесная женщина.

Стелла склонила голову к плечу и печально посмотрела вниз.

— Помнишь, я говорила, что придерживаюсь радикальных взглядов. Моя сестра — вот кто настоящий радикал. Она убежала на Кубу. Среди её книг полные собрания сочинений Маркса и Ленина. Сестра любит Шошоне не меньше, чем я, но всё же она покинула нас. Мы предполагаем, что сейчас она в Анголе. Господи, ничего себе местечко выбрала! А я — я такой же капиталист, как и все остальные.

— Твоя мать, наверно, переживает.

— За кого? За меня или за сестру? — Стелла улыбнулась.

— Думаю, за твою сестру. Скорее всего, за вас обеих.

— Расскажи о своей семье.

— Рассказывать нечего. Отец бросил нас больше двадцати лет назад, а мать живёт в Остине. Мы редко видимся с ней.

— У тебя есть товарищи в университете?

— Не уверен, что останусь там работать.

— А планы?

Эдвард отогнал от себя жужжащего овода и долго смотрел ему вслед, пока тот летел над холмом.

— Не понимаю, зачем строить планы.

— Мама и я — мы хотим продать права на разработку минеральных источников. Мы собираемся взять ссуду, отремонтировать систему городской канализации, так что лишние средства нам не помешают. Будь у нас деньги, мы бы сохранили город таким, как он есть, даже если туристы переметнутся в Текопу.

— Большой курорт.

Она кивнула.

— Что за несчастье для всех нас! Текопа когда-то была скопищем жалких лачуг на горячих источниках. Трущобы. Теперь это шикарное место. Вот как бывает в пустыне.

— Здесь очень красиво. У Шошоне большое будущее.

— Да, но кого это обрадует? — Она в сомнении покачала головой. — Я бы хотела, чтобы он всегда оставался таким же, как в пору моего детства. Конечно, я понимаю, что это нереально… Когда был жив отец, казалось, город никогда не изменится. Я всегда могла вернуться сюда. — Стелла посмотрела на холм, покрытый лавовым пеплом. — Короче, нам нужен геолог. В Шошоне. Чтобы решить проблему источников.

— Было бы неплохо.

— Ты подумаешь?

— Уверен, что туристический бизнес принесёт вам доход уже в ближайшие месяцы.

Стелла состроила гримаску.

— К нам стекаются чудаки. Или свихнувшиеся на религиозной почве. Эти рвутся к пепловому конусу. Остальные предпочитают сидеть дома и выжидать. Ты думаешь, дела поправятся?

— Не знаю. — Но в глубине души он знал. — Честно говоря, думаю, нам всем крышка.

— Из-за этих штук, пробравшихся внутрь Земли?

— Может быть. А может, главные события впереди.

— Происходящее сводит меня с ума, — сказала Стелла и голос её дрогнул. — Я чувствую себя такой беспомощной.

— Я понимаю.

— Но я продолжаю думать о будущем. Может, моя затея и провалится — рынок непредсказуем. Вполне вероятно, что никто не заинтересуется источниками, но нельзя сидеть сложа руки.

— Не думаю, что я останусь, — пробормотал Эдвард. — Заманчивое предложение, однако…

Её глаза сузились.

— Хочешь спокойной жизни?

— Кажется, мне трудно будет обзавестись домом. Даже здесь, в этом прекрасном месте.

— Куда же ты отправишься?

— Стану путешествовать. Возможно, один — без Реслоу и Минелли. Пойду своим путём.

— Иногда и мне хотелось бы того же, — проговорила Стелла задумчиво. — Но я слишком прочно вросла сюда корнями. Я отличаюсь от сестры. И я должна оставаться рядом с мамой.

— Есть одно место, — припомнил Эдвард. — Отец однажды повёз туда меня и мать перед тем, как уйти от нас… Последнее лето вместе с ним и самое счастливое лето в моей жизни… С тех пор я не бывал там — боялся разочароваться. Боялся, что это место изменится… к худшему.

— Где это?

— Йосемите.

— Там чудесно.

— Ты давно наведывалась туда?

— Прошлым летом по дороге на виноградники. Мне очень понравилось, даже несмотря на толпы. А когда там нет туристов, парк, наверно, выглядит потрясающе.

— Возможно, отправлюсь туда. Буду жить на деньги, выплаченные мне за проработанное время. Мне не раз снилось, будто я возвращаюсь в Йосемите и ничего не узнаю там, но все равно восторгаюсь. Иногда сон такой отчётливый, что кажется, будто я уже там. А затем я открываю глаза и… это только сон.

Стелла коснулась его руки.

— Если… если ты осуществишь задуманное, ты всегда можешь вернуться сюда… потом.

— Спасибо. Буду рад. К тому времени мне наверняка откажут от места. Смешно надеяться, что они станут долго ждать.

— Давай заключим договор, — предложила Стелла. — Следующим летом ты приезжаешь сюда и помогаешь мне и маме. После твоей поездки в Йосемите и после того, как мир ознакомится с решением судей.

— Хорошо, — согласился с улыбкой Эдвард. Он дотронулся до руки девушки, а потом наклонился вперёд и поцеловал её в щёку. — По рукам.

«Компьюньюс Нетуорк». 29 ноября 1996 года. Репортаж Фредерика Харта.

Всего лишь несколько миль отделяют эту часть пустыни от собственно Долины Смерти Зимой по ночам здесь становится невыносимо холодно, и тысячи костров освещают траву и песок вокруг местности, которая официально признана Территорией, закреплённой за ведомством национальной безопасности. В центре Территории на фоне звёздных скоплений поднимается похожий на огромный чёрный горб так называемый Фантом — подделка под конус потухшего вулкана. Эта гора въелась в сознание народа так же, как объект Кемпа въелся в ядро Земли, и превратилась в постоянный сюжет наших ночных кошмаров. Сюда прибывают люди со всего мира, и только колючая проволока и заграждения не позволяют им подобраться к горе ближе, чем на милю. Складывается впечатление, что они пришли помолиться или просто посидеть под лучами тёплого солнца, уставившись на Фантом. Что означает эта гора для них, для нас? Если они начнут штурм, сдержит ли армия натиск?

Среди паломников приблизительно десять тысяч членов секты «Кухница Господа» со своими пророками и проповедниками. Американская община приверженцев этого культа появилась и разрослась на плодородной почве нашей религиозной жизни, щедро удобренной недвусмысленным и бескомпромиссным заявлением президента. Я разговаривал с членами секты и удостоверился, что они разделяют убеждения президента. Большинство их — ортодоксальные христиане, которые рассматривают происходящее как Апокалипсис, предсказанный Библией. Но многие из тех, кто стекается сюда, придерживаются иных религиозных воззрений, распространённых по всему миру. Все они заявляют, что останутся в пустыне до последнего мига. Как сказал мне представитель одной из сект, события развернутся здесь. Забудьте об Австралии. Светопредставление начнётся прямо в Долине Смерти.

1 декабря

Полковник Роджерс в охотничьей шляпе, куртке из верблюжьей шерсти и хлопчатобумажных брюках стоял, засунув руки в карманы, в конце взлётно-посадочной полосы на Фернис-Крике. Поблёскивающий в темноте частный самолёт «ЛирФан Спешл» на восемь пассажиров остановился в двадцати ярдах от него. Пропеллеры со свистом рассекали воздух и тарахтели, постепенно замедляя вращение. Посадочные огни самолёта не горели, а боковая дверь была открыта. Два пассажира — мужчина и женщина — тут же вышли из машины и стали вглядываться во мглу. Потом они направились к Роджерсу.

— Президент отказался встретиться с кем-либо из нас, — сообщил мужчина. Одетый в новое, но уже успевшее измяться пальто, чёрный костюм и шёлковую рубашку этот человек средних лет отличался сильной полнотой и абсолютно лысой головой. Женщина, лет сорока, казалась стройной рядом с ним. Пальто и тёмный брючный костюм шли её привлекательному лицу с большими глазами, маленьким подбородком и полными губами.

— Что входит в планы вашей группы сейчас? — спросила она.

Роджерс задумчиво потёр мочку уха.

— Моя группа… пока не определилась с планом. Мы не привыкли к подобным операциям.

— Конгресс и комитеты прижали хвост Крокермену. Они могут разделаться с ним, — заявил мужчина. — Мы так и не сумели убедить Маккленнана и Роттерджека присоединиться к нам. Лояльны до мозга костей. — Лысый скривил губы. По его мнению, лояльность, выходящая за рамки прагматизма, не являлась добродетелью. — Даже сейчас, может быть, слишком поздно. Вы говорили с представителями специальной группы?

— Мы предпочитаем не втягивать их, пока это возможно, — сказал Роджерс. — Я беседовал с Гордоном, и он чуть ли не предложил мне аналогичный план. Но мы не знаем, кто из группы может согласиться с нами и сохранить все в тайне.

— У вас есть спальный мешок? — спросила женщина.

— Нет, мадам.

— А вы знаете, где достать его, когда он понадобится? Оук-Ридж в моём районе…

— Нам не нужно гражданское имущество, — решительно заявил Роджерс.

— Налажена ли структура подчинённости? И как организована передача приказов и уточнённых данных? — настаивала женщина. — А работа с шифрами?

— Эти вопросы в нашей компетенции. Мы позаботимся обо всём. Если придёт время.

— Господи, вражеское ружьё уже выстрелило, — бросил мужчина.

— Да, сэр. Я читал в газетах.

— Адмиралу следует знать, — сказал прилетевший, интонацией намекая на необходимость закончить разговор, — что наша группа не в состоянии сделать большего за отпущенное ей время. На борьбу с президентом уйдут месяцы. Мы не можем отменить или перенести церемонию приведения Крокермена к присяге. Дискуссии по поводу рекомендаций законодательного комитета продлятся недели, а судебный процесс растянется на полгода. И в течение всего этого периода он будет у власти. Поэтому очередь за вами.

Роджерс кивнул.

— Вы назначили дату?

— Мы даже не убеждены, что можем выполнить задачу. А если можем — то нет уверенности, что возьмёмся. Все определится само собой.

— Решения должны быть приняты в ближайшее время, — подчеркнула женщина. — Все в замешательстве… Наш союз слишком экстраординарен, чтобы мы могли долго сохранять его в тайне.

Роджерс согласился. Мужчина и женщина сели в самолёт и пропеллеры начали, не спеша, набирать скорость. Роджерс вернулся к машине и выехал из аэропорта. Самолёт взмыл во мрак и тишину опустившейся ночи.

Вокруг пеплового конуса, в нескольких сотнях ярдов от него, прохаживались солдаты, патрулируя ярко освещённую местность. То тут, то там проезжали патрульные джипы. А за военными, за оградой, в миле от колдовского объекта, расположились туристы, устроившиеся кто в грузовом автомобиле, кто в вагончике, кто в прицепе. Даже так поздно — уже близился рассвет — многие не спали и загипнотизированные ожиданием собрались вокруг полыхающих костров. Пронзительный смех на одном конце лагеря сливался с мелодиями псалмов. Роджерс, выруливая к дороге, ведущей на Территорию, подумал, что эти люди, вероятно, никогда не спят.

15 декабря

В два часа ночи возле кровати зазвонил телефон, и Артур мгновенно проснувшись, потянулся, чтобы поднять трубку. Звонила Итака Файнман из госпиталя в Лос-Анджелесе.

— Он умирает, — тихо сказала она.

— Так скоро?

— Я чувствую. Он говорит, что не сдаётся, но…

— Выезжаю. — Артур посмотрел на часы. — Сегодня утром. Буду на месте в восемь или девять, может, и раньше.

— Харри говорит, что ему не хочется беспокоить тебя, но надо увидеться, — объяснила Итака.

— Я уже собираюсь.

Он повесил трубку и прошёл в гостиную, к Франсин. Жена уверила его, что не спала и сидела с Годжем на коленях, размышляя, а о чём — и сама толком не знала.

— Харри при смерти. По крайней мере, так считает Итака.

— О Боже, — выдохнула Франсин. — Мчишься туда?

— Да.

Она тяжело вздохнула.

— Поезжай к нему. Скажи… Попрощайся с ним за меня, если он действительно… О, Артур. — Её голос дрогнул. — Ужасное время, правда?

Артур чуть не плакал.

— Пробьёмся, — сказал он.

Пока Франсин складывала одежду, он положил в чемодан туалетные принадлежности и позвонил в аэропорт, чтобы заказать билет на шесть тридцать. В течение нескольких секунд, стоя в смятении при жёлтом свете ночника, он пытался собраться с мыслями и увериться, что ни о чём не забыл.

Франсин отвезла его в аэропорт.

— Возвращайся скорее, — попросила она, но потом, осознав двойной смысл своей просьбы, покачала головой. — Передай Итаке и Харри, что я люблю их. Буду скучать без тебя.

Супруги обнялись, и Франсин поспешила домой, чтобы успеть отвезти Марти в школу.

В этот ранний час аэропорт почти пустовал. Артур уселся в чисто вымытом зале ожидания с газетой в руках. Он посмотрел на часы, потом его взгляд упал на худую, явно нервничающую женщину, или, скорее, девушку. Она стояла в нескольких футах и не спускала с него глаз.

— Надеюсь, вы не против? — проговорила она.

— Простите?

— Я шла за вами от вашего дома. Вы Артур Гордон?

Артур прищурился от удивления и не ответил.

— Я знаю, вы — Гордон. Я следила за вашим домом. Понимаю, звучит ужасно, но я следила. Я должна передать вам кое-что. Это очень важно. — Девушка раскрыла хозяйственную сумку и вынула картонную коробочку, достаточно большую для того, чтобы вместить бейсбольный мяч. — Пожалуйста, не бойтесь. Это не бомба. Ничего подобного. Я показывала сотрудникам службы безопасности в аэропорту. Они приняли его за игрушку, за японскую игрушку для моей кузины. Но это для вас. — Она протянула коробку ему.

Артур внимательно посмотрел на коробку, потом сказал:

— Откройте сами, пожалуйста. — Казалось, он действовал, как робот — осторожно и, в то же время, спокойно. Раньше Артур не задумывался о возможности покушения, но знал, что является отличной мишенью для фанатиков из «Кузницы Господа» или любого, на кого слишком подействовали события последних недель.

— Хорошо. — Девушка открыла коробку и вытащила блестящий яйцевидный предмет, стальной или серебряный. Протянула его артуру. — Возьмите, пожалуйста. Это важно.

С некоторой неохотой — вещица действительно походила, скорее, на игрушку, чем на нечто смертоносное — Артур взял предмет, из которого тут же появились ножки, упёршиеся в его ладонь. Не успел Артур и глазом моргнуть, как паук ущипнул подушечку большого пальца. По руке разлилось тепло, и Гордон снова сел с улыбкой удовлетворения на побледневшем лице. Девушка отступила назад, тряся головой и крича:

— Это важно, очень важно!

— Хорошо, — сказал Гордон, пытаясь, несмотря на волнение, внешне сохранять спокойствие. Паук заполз в карман его пиджака, пролез сквозь ткань рубашки и вновь ущипнул — в живот.

Когда была объявлена посадка, Артур уже начал получать информацию. В самолёте он притворился спящим. Информация стала более определённой, и страх понемногу отпустил учёного.

Хикс всё ещё оставался в Вашингтоне, отчаянно надеясь, что сможет что-либо предпринять. Белый Дом не интересовался им. Кроме случайных телевизионных интервью — после фиаско в программе «Фрифайр» их стало ещё меньше, — он вёл удручающе бездеятельную жизнь. Его книга пользовалась большим спросом, но он отказывался участвовать в литературных дискуссиях. Издатели махнули на него рукой.

В середине дня он обычно прогуливался по заснеженным улицам и долго кружил вокруг отеля, несмотря на холод и ненастье. Правительство продолжало оплачивать его расходы, он всё ещё считался членом специальной группы, хотя никто из этой группы не обращался к Хиксу с тех пор, как президент выступил со своей знаменитой речью. Даже после появления в газетах сообщений о взрывах на астероидах, только пресса удостоила его вниманием.

В остальное время Хикс сидел в своей комнате, одетый в костюм, по цвету напоминающий овсяную кашу. Его пальто валялось на кровати, галоши — на полу. Хикс мог подолгу смотреть на своё отражение в зеркале, висевшем над столом. Или же его взор медленно блуждал от компьютера к экрану выключенного телевизора. Никогда ещё писатель не чувствовал себя таким бесполезным, никогда ещё он не оказывался в столь неопределённом положении.

Раздался телефонный звонок. Хикс встал и поднял трубку.

— Мистер Тревор Хикс? — спросил молодой мужской голос.

— Да.

— Меня зовут Рубен Бордз. Вы не знаете меня, но у меня есть повод для встречи с вами.

— Какой? Кто вы, мистер Бордз?

— Я обычный парень, но у меня веские причины. То есть я не безмозглый дурень и не чокнутый. Я нахожусь на автобусной остановке. — Юноша хихикнул. — Я с трудом нашёл вас. В библиотеке я выяснил имена ваших издателей и позвонил им, но они не могли дать ваш адрес.

— Конечно.

— И вот я позвонил им снова, через пару дней, просто не мог придумать другой способ найти вас, и сказал, что я из местной телестудии и что мы хотим взять у вас интервью. Даже тогда они не дали мне ваш адрес. Я предположил, что вы остановились в гостинице и принялся обзванивать все отели. Я не отходил от телефона целый день. Думаю, мне повезло.

— Зачем я вам нужен?

— Я не сумасшедший, мистер Хикс, но на этой неделе со мной приключились странные вещи. У меня есть сообщение. Я знаю того… ну, того, кто хочет связаться с вами.

Морщины на лице Хикса обозначились резче.

— Думаю, не стоило беспокоить меня. — Он собирался нажать на рычаг.

— Мистер Хикс, подождите. Пожалуйста, выслушайте меня и не вешайте трубку. Это очень важно. Я буду вынужден прийти к вам в отель, если вы прервёте разговор.

О, Боже, подумал Хикс.

— В данный момент я получаю информацию, очень важную. — Молодой человек замолчал на несколько мгновений. — Хорошо, я всё понял. Астероиды. Битва. Там происходила битва. Какое-то место, которое называется Европа. Спутник, но не нашей планеты, да? Это была не битва. К нам направляются друзья. Им нужно… Что же им нужно — вода из льда Европы? Для энергии. И каменный проход подо льдом и водой. Чтобы сделать… больше… предметов. Не таких, как в Австралии и Долине Смерти. Понимаете?

— Нет, — сказал Хикс. Словно искра сверкнула у него в голове. В душе зародилось неясное предчувствие. Парень говорил с плавным акцентом горожанина из восточных штатов. Его приятный голос звучал убеждённо и обдуманно. Он так и сыпал словами. — Ты сошёл с ума, — вымолвил Хикс.

— Вы сказали, что пригласили бы их к себе домой, чтобы познакомить со своей мамой. Своей матерью. Они услышали вас там, на Европе. Когда строили. Теперь они здесь. Я видел, как один из них расчленяет мышь, изучая труп, мистер Хикс! Я думаю, они хотят помочь, но я в растерянности. Они не причинили мне вреда.

Хикс вспомнил: когда-то он сказал что-то в этом роде в Калифорнии, в интервью по местному радио. Вряд ли парнишка с востока слышал его выступление.

В голосе юноши слышались нотки искренности и неподдельный благоговейный страх. Хикс взглянул на потолок, облизнул губы и понял, что почти решился.

Он всегда считал себя романтиком. Занявшись журналистикой, настоящий профессионал волей-неволей начинает верить в события, полные драматизма и значения, в ключевые моменты, поворотные пункты истории. Хикса трясло от возбуждения. Инстинкт одержал верх — инстинкт репортёра, инстинкт выживания.

— Ты мог бы прийти в отель? — спросил Хикс.

— Да, возьму такси.

— Я встречу тебя в вестибюле. Пожалуй, я приму меры предосторожности, понимаешь ли… Подожду в толпе. — Он надеялся, что в вестибюле будет полно народу. — Как я узнаю тебя?

— Я высокого роста, как баскетболист. Негр. Одет в старую зелёную армейскую куртку.

— Хорошо, — решился Хикс. — Через час.

— Буду.

Уличный опрос, проведённый КНБС у входа на площадку аттракциона «Путешествие внутрь Земли — 2500», 5 декабря 1996 года.

Спрашивающий: Мы выясняем отношение жителей города к заявлению президента.

Мужчина средних лет (смеясь): Не знаю, что сказать… Ни черта не понимаю, а вы? (Поворачивается и уходит).

Спрашивающий: Простите, мы спрашиваем людей о том, как они относятся к утверждению президента, что Земля будет разрушена.

Молодая женщина: Он сумасшедший, и его надо лишить кресла. Говорит ерунду.

Спрашивающий: Находясь не так далеко от гигантского вражеского космического корабля, пушки которого нацелены на толпу — как вы можете быть так уверены и спокойны?

Молодая женщина: Потому что я довольно-таки образованна, чёрт возьми. Он сумасшедший, говорю вам, и он не вправе находиться у власти.

Спрашивающий (направляясь к подростку): Как ты расценил заявление президента о том, что на нашу планету приземлились инопланетяне и грозятся уничтожить её?

Подросток: Оно напугало меня.

Спрашивающий: И это все?

Подросток: Разве мало?

Перед Артуром лежал на кровати призрак: тонкие морщинистые руки на стёганом одеяле, лицо в болезненных пятнах, прозрачная зелёная трубочка в носу. У изголовья стояла капельница с прибором для считывания данных, вмонтированным в маленькую синюю коробку.

Его первый, самый любимый, друг превратился в дряхлого иссохшего старца. Даже глаза Харри потускнели. Артур едва почувствовал пожатие его горячей руки.

Между кроватью Харри и его соседом по палате — пациентом, перенёсшим инфаркт — висела занавеска.

Справа от Харри на его кровати сидела Итака. Лицо женщины оставалось спокойным, но круги под глазами, небрежный узел на затылке говорили сами за себя. На ней была белая блузка, светлая юбка и красно-коричневый свитер. Она никогда не наденет чёрного, подумал Артур, даже на похороны мужа.

— Я рад, что ты приехал, — хрипло, почти шёпотом, сказал Харри.

— Не предполагал, что придётся.

— Волшебные пульки не попали в цель. — Харри чуть заметно пожал плечами. — Подведём итоги: я готов свести счёты с жизнью, но как заполнить счета?

Болтовня явно утомляла Файнмана. Он закрыл глаза и выпустил руку Артура, при этом его собственная рука бессильно упала на простыню. — Что творится в мире реальностей? Появилась надежда?

Артур рассказал о конференции и об объектах, скрытых внутри Земли.

Харри внимательно слушал.

— Итака читала мне… Смотрел телевизор, — сказал он, когда Артур кончил. — Я завершил очерк… два дня назад. Наговорил его на плёнку. — Он показал на портативный магнитофон, стоявший на тумбочке. — Интересные новости. Я не могу сосредоточиться… У тебя слишком много испытаний и неприятностей. Сукины дети. Ты не способен разделаться с ними так же, как я… не могу заставить себя выздороветь, да?

— Да.

— Все под Богом ходим. — Харри выбил на кровати дробь. — Кто-нибудь намеревается… убить капитана Кука?

Артур улыбнулся дрожащими губами.

— Надежда… Надо надеяться. — Харри повернул голову на подушке и посмотрел на кроны секвой, видневшиеся в углу окна. — Очерк предназначен для тебя одного. Я не хочу, чтобы его опубликовали. Воспользуйся им, как сочтёшь нужным… — Он закрыл глаза. — Иногда я и сам не уверен, не вижу ли я всё, что происходит, во сне. Жаль, что это не сон.

Артур посмотрел на Итаку.

— Мне надо поговорить с Харри наедине.

— Хорошо, — сказала Итака с плохо скрытой обидой, встала и вышла в коридор.

— Пикантная история? — спросил Харри, вновь открыв глаза.

— Ты помнишь шутку, которую я сыграл с тобой, когда нам было одиннадцать?

— Которую? — спросил Харри.

— Я говорил, что в меня вселилось существо из космоса. Что оно использует моё тело для изучения людей.

— Господи, — сказал Харри, улыбаясь. — Об этой игре я запамятовал. Тогда мне не удалось вывести тебя на чистую воду.

— Мальчишке жизнь казалась скучной.

— Три недели ты вёл себя, как инопланетянин, когда мы оставались вдвоём. Задавал нелепые вопросы, рассказывал о жизни на своей планете.

— Я ни разу не попросил прощения за то, что морочил тебе голову. Ты молился Богу, чтобы разобраться, действительно ли я прилетел из космоса, и Бог сказал…

— Бог сказал, что ты надуваешь меня. — Теперь, когда воспоминания нахлынули на него, Харри выглядел почти здоровым. — В те годы я был фанатично религиозен. А ты отдалился от меня.

Артур кивнул.

— Я сказал, что ухожу и никогда не вернусь — я имел в виду инопланетянина, поселившегося внутри меня. Он так и сделал.

— Потом ты отказывался признавать, что вёл себя, как пришелец. Полное выпадение памяти. Ну и мошенник!

— Но наша дружба выстояла. Это удивляло меня даже через годы, когда я вспоминал детство.

— Брось. Я верил твоим выдумкам, потому что мне это нравилось. Как ты заметил, жизнь казалась скучной.

Артур посмотрел на высохшие руки Файнмана.

— На самом деле, я всегда сожалел о своём поведении. Но с тех пор между нами ничто не вставало.

— Помнишь, ты увёл у меня Альму Хендерсон?

— Ну нет, это я сделал ради тебя же, правду говорю. Я особенно сейчас сожалею об этом… потому… потому что я собираюсь повторить признание.

Во взгляде Харри промелькнуло крайнее изумление. Артур оставался чрезвычайно серьёзным, но выглядел воодушевлённо. Он нервно почесал щеку, как делал всегда, решая сложную проблему.

— Ничего страшного, — сказал Харри.

Слова друга заставили глаза Артура наполниться слезами. Харри всегда без колебаний принимал от него всё, что он только ни делал. Можно быть женатым на протяжении миллиона лет и всё же никогда не найти подобного взаимопониманя в семье. Артур глубоко, до боли, любил Харри в этот миг. Слёзы текли у него по щекам, он тяжело вздохнул, потом наклонился к другу и начал говорить что-то ему на ухо.

— Господи, — прошептал Харри, когда Гордон закончил. Он уставился на артура и одним пальцем медленно постукивал по кровати. — Теперь я точно знаю, что сплю. — Он зажмурился, потому что солнце пробилось из-за облаков и сквозь занавеску на окне проник яркий луч. — Ты бы не… — Не закончив фразу, он спросил: — Когда это случилось?

— Сегодня утром.

Харри посмотрел на занавеску.

— Итака. Она бы подсказала… Я растерялся, и она ушла…

Артур вынул из кармана металлического паука и поднёс на ладони к лицу Харри. Паук шевелил лапками, словно в медленном бесконечном танце. Глаза Харри расширились, и он попытался сесть, опираясь о подушки.

— Господи, — повторил он. — Что это? Что он делает здесь?

— Устройство фон Неймана в миниатюре. Эта вещичка исследует нашу жизнь и вербует сторонников. Собирает данные, образцы. Самовоспроизводится. — Он убрал паука в карман. — У капитана Кука есть враги!

— Так кто же ты теперь? Раб?

Артур помолчал, прежде чем ответить.

— Не знаю, — сказал он.

— А кто ещё?..

Гордон покачал головой.

— Я не один.

— А что если мы имеем дело с… очередным обманом? — спросил Харри, вновь закрыв глаза.

— Не думаю.

— Ты утверждаешь, что есть надежда.

На лице Артура промелькнуло удивление.

— Я не употреблял слово «надежда». Я говорил о новом факторе.

— а больше ты ничего не знаешь?

— Ничего.

Артур дотронулся до руки друга. Некоторое время они молчали, пока Харри пытался переварить услышанное. Это утомило его.

— Ну, ладно, — сказал он. — Я достаточно давно знаю тебя. Ты рассказал мне эту оптимистическую историю, чтобы я умер спокойно, правильно?

Артур кивнул.

— Я раскрыл тебе тайну с их позволения.

— Да.

Харри закрыл глаза.

— Я люблю тебя, старина. Ты всегда умудрялся появляться с самыми невероятными сообщениями, чтобы развлечь меня.

— Я тоже люблю тебя, Харри.

Артур вышел из палаты, чтобы позвать Итаку. Она молча уселась на привычное место.

— Думаю, тебе надо… У тебя много работы, — прошептал Харри. — Мысли путаются, и мне тяжело говорить. — Он пошевелил пальцем: пора прощаться.

— Спасибо, что зашёл, — поблагодарила Итака, передавая кассету.

Артур крепко обнял её и, наклонившись к Харри, обхватил его голову обеими руками.

Тридцать лет. Я всё ещё узнаю его облик под маской болезни. Передо мной по-прежнему мой дорогой Харри.

Артур прищурился, стараясь сдержать подступившую к глазам горячую влагу. В это мгновение он хотел сотворить иной мир, где друг остался бы в живых. И он забыл о недуге всей планеты, забыл о всеобщем законе, распространяющемся на каждую частицу сущего, об ограниченных возможностях человека. Он пытался запомнить то, что каждую секунду уходило от него все дальше и дальше: овал лица, разрез чуть косящих глаз, взгляд Харри, который стал более озорным за время болезни, хотя и тусклым. И он не мог представить себе это возбуждённое, искажённое болезнью лицо с закруглённым кончиком носа, высоким лбом и торчащими во все стороны волосами в гробу, опускающемся в могилу.

— Ты всегда со мной, — сказал Артур и поцеловал друга в лоб. Харри задержал руку Артура на своей щеке и поцеловал его ладонь горячими губами.

— А ты со мной.

Не глядя посторонам, Гордон быстро вышел из палаты. На стоянке он сел прямо на асфальт около машины, потрясённый увиденным. Голова раскалывалась.

— Спасибо, что мне было позволено сделать это. Я бы хотел вернуться к семье, если есть время.

К тому времени, когда солнце высоко поднялось над Лос-Анджелесом, он приехал в аэропорт и ближайшим рейсом улетел в Орегон. Полет прошёл благополучно.

Хикс стоял, прислонившись к массивной мраморной колонне, и смотрел на снующую по вестибюлю толпу. Большинство было одето в строгие костюмы и пальто. Час назад прошёл холодный сильный дождь, но многие — недотёпы из провинции — казалось, не ожидали непогоды.

Политическая жизнь Вашингтона словно остановилась. В условиях, когда Сенат6 Палата представителей и Белый Дом вступили в открытую конфронтацию, проблемы, связанные с бюджетом, могли обождать. Наплыв туристов, тем не менее, моментально увеличился, и все отели в городе были переполнены. Ждём вас в столице в наше беспокойное время!

Спустя час Хикс так и не вычислил Бордза в толпе и подошёл к стойке, чтобы проверить, нет ли для него записки. Ничего. Чувствуя себя более одиноким, чем когда-либо, он снова встал возле колонны. Шея болела от напряжения, в животе бурлило.

Удивительно, но жизнь шла своим чередом. Уже все жители Земли знают, что планета обречена. Многим, конечно, не хватает ни образования, ни интеллекта, чтобы разобраться в деталях или самостоятельно сделать выводы; они полагаются на мнение специалистов, знающих немногим больше. Но даже для тех, кто мог в полной мере осознать будущее — и для них жизнь продолжалась. Люди работали (Хикс представил, как последние события обсуждаются за ланчем), они решали застарелые политические проблемы (это — не считая парламентских слушаний по вопросу о действиях президента), а потом в конце дня возвращались домой к своим семьям. Ели. Принимали душ. Спали. Занимались любовью. Зачинали и рожали. И вновь все сначала.

Высокий неуклюжий чернокожий парень в армейской куртке прошёл через вращающуюся дверь отеля. Он остановился, потом сделал несколько шагов вперёд, подозрительно глядя по сторонам. Хикс из предосторожности не двигался, чтобы не выдать себя. Но голова парня повернулась в его сторону, их глаза встретились. Бордз махнул рукой, и Хикс кивнул, отталкиваясь плечом от колонны.

Юноша быстро приблизился со смущённой улыбкой на лице. Он остановился в двух ярдах от Хикса и протянул ему руку, но тот сердито покачал головой и не ответил на рукопожатие.

— Что тебе от меня надо? — спросил он.

Рубен старался не замечать недоверия Хикса.

— Я рад встрече с вами. Вы писатель и всё такое, и я читал… Ну, не помню, как называется. Я должен сказать вам несколько слов, а потом вернуться к работе. — Он печально покачал головой. — Они загружают работой всех нас. Осталось не так уж много времени.

— Всех? Кого именно?

— Я чувствовал бы себя спокойнее, если б знал, что на нас никто не обращает внимания, — сказал Рубен. — Пожалуйста!

— Зайдём в кафе?

— Отлично. Я тоже голоден. Можно я угощу вас завтраком? У меня мало денег, но я могу заказать что-нибудь недорогое.

Хикс покачал головой.

— Если ты убедишь меня, что мы встретились не зря, то угощаю я.

Большинство постояльцев уже позавтракало и потому кафетерий пустовал. Они прошли к столику, стоящему в углу, и это уединённое место, казалось, наконец удовлетворило юношу.

— Прежде всего, я хочу спросить, — начал Хикс. — Ты вооружён?

Рубен улыбнулся и покачал головой.

— Я так спешил к вам, что не позаботился ни о чём.

— Ты когда-нибудь лечился от психического расстройства или… Не связан ли ты с каким-нибудь религиозным культом, например, культом летающих тарелок?

Снова тот же ответ — отрицательный.

— А ты не из «Кузницы Господа»?

— Нет.

— Ну, тогда рассказывай.

Глаза Рубена сузились, и он наклонил голову к плечу, шевеля губами. Потом заговорил.

— Я получаю инструкции. Думаю, они — маленькие машины. Они разбросаны по всей Земле уже месяц. Ну, вроде вторжения, но не для того, чтобы завоевать.

Хикс потёр виски косточками пальцев.

— Продолжай. Я слушаю.

— Они… не то же самое… Не те, кто собирается разрушить Землю. Сложно передать словами всю картину, нарисованную ими. Однако, они не открывают все свои тайны. Они попросили меня просто прийти к вам и передать одну вещичку, но я решил, что это было бы нечестно. То, как они вышли на меня… тоже нечестно. У меня не было выбора. Я услышал в своей голове. — Он ткнул себя в лоб длинным сильным указательным пальцем. — Они сказали: «Ну, хорошо, делай, как хочешь».

— Каким образом они ведут борьбу?

— Они ищут своих врагов везде, где бы ни оказались. Они расселяются между… звёздами, наверно. Корабли — а внутри них ни одной живой души, вроде нас с вами. Только роботы. Они посещают планеты, передвигаются между звёздами и… Они изучают все об этих — которые пожирают планеты. И там, где можно, они уничтожают их.

На лице Рубена появилось мечтательное выражение, он уставиля на стакан с водой, стоящий перед ним.

— Но почему они не появились раньше? Наверно, теперь уже поздно.

— Правильно, — сказал Рубен, глядя на Хикса. — Именно так они мне и сказали. Помочь Земле нельзя — слишком поздно. Почти все погибнут.

Несмотря на скептическое отношение к словам юноши, последние фразы подействовали на Хикса. Он почувствовал, что кровь стынет в жилах. Хикс сник.

— Ужасно. Они пришли слишком поздно. Они должны были остановиться на том спутнике, гд вода и лёд, на Европе. Они превратили спутник в сотни тысяч или миллионов таких же, как они сами… штуковин. В качестве энергии они используют водород, находящийся в воде. Синтез. Земля в беде, но не она одна. Астероиды тоже под угрозой. На самом деле, я думаю, чтоило больше опасаться тех пожирателей, которые прилетели с астероидов. Легче двигаться со стороны солнца. Что-то… Чёрт возьми, хотел бы я лучше понимать то, что они показывают. Они воевали на астероидах, а теперь могут наконец заняться Землёй… Дело в том, что они не говорят понятные для меня слова. Почему они выбрали меня — не знаю.

— Дальше.

— Им не спасти всю Землю, но они могут спасти… часть её. Растения, животных, микробы, некоторых людей… Может быть, одну или две тысячи. Может, больше, если получится.

Официантка приняла заказ, и Хикс наклонился к Рубену.

— Каким образом?

— Корабли. Ковчеги. Как у Ноя. Они строят их прямо сейчас, как я понял.

— Ладно. Пока все хорошо, — сказал Хикс. Дьявол… Он почти убедил меня. — Как они разговаривают с тобой?

— А теперь я хочу достать кое-что из кармана и показать вам, — продолжал Рубен. — Не оружие, нет. Не бойтесь. Можно?

Некоторое время Хикс колебался, потом кивнул.

Рубен вытащил паука и положил его на стол. Тот выпрямил лапки и встал. Светящаяся зелёная полоска на его «лице» смотрела на Хикса.

— Люди повсюду встречают их, — сообщил юноша. — Одному из них понадобился я. Я чуть не умер от страха, но теперь не могу сказать, что делаю что-то против своей воли. Чувствую себя почти что героем.

— Что это? — тихо спросил Хикс.

— У него нет названия, — ответил Рубен. Он взял паука со стола и спрятал его в карман, заметив приближающуюся официантку. Она поставила тарелки с едой. Хикс не обратил внимания на свою порцию запечённой рыбы. Рубен снова вынул паука и опустил его на стол. — Не трогайте его, пока не согласитесь, так сказать, встать в наши ряды. Он как будто ужалит вас для первого знакомства, — объяснил Бордз и набросился на гамбургер.

— Ужалит? — Хикс чуть отодвинулся от стола. — Ты из Огайо? — наконец выдавил он.

— Ммм, — Рубен довольно кивнул. — Боже, как хорошо! Я не ел два дня.

— Они в Огайо?

— Они везде. Набирают нужных людей.

— И теперь они хотят проделать то же со мной. Почему? Потому что… Они слышали мои выступления?

— Вам лучше поговорить с ним. С ними. Как я заметил, они многое скрывают от меня.

Паук не шевелился. Не похоже на игрушку. Красив, словно вышел из рук ювелира.

— Зачем они делают это?

Парень затряс головой, не переставая жевать.

— Позволь мне… Изложить твою информацию по-своему. Хочу убедиться, что правильно тебя понял. В нашей Солнечной системе действуют два различных типа машин. Так?

Рубен кивнул с набитым ртом.

— Один из них превращает планеты в новые машины. Мы уже знаем об этом. Но теперь появляется ещё один тип — противостоящий первому и стремящийся его уничтожить.

— Точно, — согласился Рубен. — Дружище, они правильно сделали, что выбрали вас.

— Итак, мы имеем дело с машинами-убийцами и роботами наподобие устройства фон Неймана. — Хикс показал на паука. — Как же эти симпатичные игрушки смогут побороть пожирателей планет?

— Они — малая часть общего плана, — пояснил юноша.

Хикс взял вилку и поковырял рыбу.

— Невероятно, — пробормотал он.

— Ну вот, вы все и знаете. Легко отделались: что касается меня, то я чуть не спятил из-за паука, — сказал Рубен.

— Что ещё тебе известно?

— Я вижу нечто — иногда отчётливо, иногда довольно смутно. Некоторые события уже произошли. Например, появление машин, старающихся спасти нас. Они разрушили спутник Юпитера, чтобы… ну… сделать новые машины и получить энергию. Но кавалерия немного опоздала — индейцы уже заняли форт. — Юноша пожал плечами. — Фантомы прилетели раньше. Понимаю, глупо шутить, но всё спуталось у меня в голове, а я не хочу свихнуться. Некоторые события, виденные мной, ещё впереди. Я вижу, как Земля рассыпается на глыбы и получаются астероиды. А потом корабли вылавливают эти глыбы, пожирают их и производят такие же машины.

— На что похожи эти машины?

— Я вижу их смутно.

— А каким образом будет разрушена Земля?

Рубен замолк и поднял палец.

— Есть, по крайней мере, два способа. Это я вижу очень отчётливо. Надеюсь, что смогу найти правильные слова. Существуют какие-то предметы, бомбы, которые кружатся внутри Земли. Думаю, нам всем это известно, да?

— Вероятно, — сказал Хикс.

— И есть машины — они ползают по дну океана. В океане бывают канавы?

— Желоба?

— Да-да. Ползают по океаническим желобам. Они превращают воду в газы — водород и кислород, я думаю… Н2О. Кислород испаряется. Машины помещают водород в новые водородные бомбы. А потом они укладывают бомбы в желоба. Тысячи бомб. По всей Земле. Я думаю, все бомбы взорвутся одновременно.

Хикс уставился на Бордза.

— Я бы хотел, чтобы ты поговорил кое с кем.

Рубен растерялся.

— От меня требовалось только передать вам это. — Он показал на паука. — Я не показался вам безумцем?

Хикс посмотрел на блестящую машинку.

— Ты здорово напугал меня.

— Вы сердитесь?

— Ты заслужил свой завтрак. Если я пойду звонить по телефону — дождёшься меня?

— Закажите ещё один гамбургер, и я останусь здесь на весь день.

— Ты получишь его, — сказал Хикс и жестом подозвал официантку. Рубен снова положил паучка в карман.Выйдя из кафетерия, Хикс увидел у входа в мужской туалет телефонную кабинку. Он вложил карточку в щель и поднял трубку, но тут сообразил, что понятия не имеет, кому звонить. Промелькнула идея позвонить Харри Файнману или Артуру Гордону. Но Хикс не знал, где их найти и хорошо понимал, что на поиски потребуется несколько часов. Кроме того, говорили, что Файнман тяжело болен, возможно, при смерти. Члены специальной группы разлетелись кто куда после знаменитой речи президента.

Дрожа от возбуждения, он повесил трубку и задумался, кусая ногти. Я взволнован и безумно испуган. Он поднял бровь и посмотрел на вестибюль. Драмы, скрытые от чужих глаз.

Хикс мог бы взять у парнишки паука и испытать — сдавшись на милость неведомым силам — то, о чём рассказывал Рубен. Но он не совсем понимал, к чему это приведёт. Не лишится ли он возможности свободно распоряжаться собой, не станет ли невольным агентом тех, кто управляет пауками? Не исключено, однако, что пауки управляют сами собой — ещё один пример машинного интеллекта.

И невозможно выяснить, не находятся ли роботы в подчинении у машин, угрожающих Земле. Очередной обман?

Хикс прошёл в туалет и заперся в кабинке. Он долго не открывал дверь и стоял, пытаясь унять нервную дрожь.

Почему паук? Дизайн, не внушающий доверия. Битва на астероидах. Вероятней всего, никакой битвы и не было — просто уничтожение небесного тела и производство новых роботов.

Он закрыл глаза и увидел нескончаемые вереницы кораблей, разлетающихся во все стороны от обломков Солнечной системы. Неужели и Солнце когда-нибудь станет жертвой этой звёздной болезни?

Хикс открыл задвижку и вышел из кабинки, чуть не столкнувшись с хорошо одетым пожилым человеком с тростью.

— Ну и ветер сегодня, — заметил незнакомец, приветливо кивнул Хиксу и обернулся, провожая его взглядом.

— Да, верно, — ответил Хикс и замешкался, глядя на старика.

Мужчина снова кивнул, и их глаза встретились.

Господи! Один из них? Один из подневольных?

Пожилой человек улыбнулся и зашёл в кабинку, которую освободил Хикс.

Писатель вернулся в кафетерий и сел на своё место.

— Сколько человек на их стороне?

Рубен же почти доел второй гамбургер.

— Они не говорили, — ответил он.

Хикс положил руку на стол.

— Ты чувствуешь себя подневольным? В чужой власти?

Рубен поёжился.

— Если честно, не знаю. Коли не лгут, они помогают всем нам. В таком случае, я готов работать скорее на них, чем на кого-нибудь другого. А вы — нет?

Хикс сглотнул слюну.

— Ты свободен в своих поступках?

— Достаточно свободен, чтобы спорить с ними. Иногда они соглашаются со мной, а иногда и слушать не отят, и тогда приходится подчиняться их воле и я словно бы не управляю собой. Но, кажется, они знают, что делают, и к тому же у них нет времени на объяснения.

— Ты очень убедительно говоришь, — заметил Хикс.

— Спасибо. И ещё раз спасибо за чудесный завтрак.

Рубен обмакнул ломтик жареного картофеля в кетчуп и, будто салютуя, поднял вилку перед тем, как отправить его в рот.

— Где паук?

— Снова в моём кармане.

— Могу я взять его с собой и принять решение позже? Сначала я хотел бы обсудить проблему с коллегами.

— Нет, дружище. Стоит вам дотронуться до паука, и он немедленно… Ну, понимаете… Завладеет вами. Я должен был сообщить вам все это.

— На таких условиях я не согласен, — сказал Хикс. Страх и осторожность одержали верх.

Рубен с разочарованием взглянул на него.

— Они действительно нуждаются в вас.

Хикс непреклонно покачал головой.

— Скажи им, ему, что меня нельзя заставить.

— Похоже, что я ошибся, — пробормотал Рубен.

Что-то шевельнулось у руки Хикса в том месте, где она касалась стула. Писатель почти не придал этому значения, но вдруг почувствовал лёгкий укол. Он с криком полетел на пол, сильно ударившись коленом о ножку стола. Хикс упал, опрокинув на себя стакан с водой, и схватился за колено, кривя лицо от боли.

Когда круги перед глазами исчезли, Хикс увидел над собой трёх посетителей кафетерия и двух официанток. По руке разливалось тепло; жар достиг шеи, лица, волос. Боль утихла. Он растянул губы в улыбке и покачал головой: до чего глупо вышло.

— Вы в порядке? — спросил какой-то мужчина.

— Все нормально, — ответил Хикс, быстро придумав причину странного поведения. — Я прикусил язык. Ужасно. Но теперь мне легче.

Он приподнялся на локте и внимательно осмотрел руку. На большом пальце виднелось маленькое красное пятнышко. Он ужалил меня. Рубена за столом уже не было. Кто-то помог Хиксу подняться. Тревор отряхнул одежду, поблагодарил всех и извинился за причинённое беспокойство. Сунув руку в карман, он нащупал там предмет размером с яйцо.

— Со мной сидел молодой человек. Не видели, куда он ушёл?

Хикс нервно осмотрел пол и стул в поисках паука. Да ведь он уже в моём кармане, подумал писатель.

— Вон кто-то выходит, — заметила официантка и показала на дверь.

Хикс увидел спину удаляющегося Рубена. Юноша оглянулся и улыбнулся писателю, потом вышел в вестибюль и исчез из виду. Хикс не счёл нужным догонять его, он посмотрел на чек и заплатил за завтрак. Он весь дрожал, хотелось плакать, но он и сам не знал, что помогло ему справиться с отчаянием — то ли британская выдержка, то ли указания невидимого хозяина.

Я чувствую себя не так уж плохо. Конечно, я полностью владею собой…

Он возвратился к себе в комнату, лёг в постель и закрыл глаза. Дрожь унялась, дыхание стало ровным. Он повернулся на бок. Паук выполз из кармана и замер на шее журналиста.

И перед Хиксом открылось то, что так старательно объяснял ему Рубен. Часом позже Тревор уже не мог понять, почему так долго сопротивлялся.

Вечером паук отцепился от его шеи, пополз по кровати и упал на пол. Хикс рассеянно наблюдал за ним; поток информации по-прежнему тёк в его мозг. Что-то поначалу казалось непонятным, но вот какой-нибудь очередной нюанс — и Хикс уже способен осознать проносщиеся перед ним картины.

Паук забрался на тумбу, где стоял телевизор, и быстро, почти бесшумно проник внутрь аппарата. В течение часа оттуда били лучи яркого света и фонтаны дыма и пыли, слышался скрежет. Ещё около часа стояла тишина. Потом из отверстия, в котором скрылся робот, выпали два паука. И оба заползли в карман Хикса.

— Ничего себе! — пробормотал он.

Шоу Эндрю Керни («Хоум инфо системз нет), 19 декабря 1996 года. Гость программы — писатель-фантаст Лоуренс ван Котт.

Керни: Мистер ван Котт, вы написали шестьдесят одну повесть и семь работ, основанных на нехудожественном вымысли или, скорее, на фантастических научных теориях. Что это означает?

Ван Котт: Научная фантастика без действующих лиц. И без фабулы.

Керни: В последние два месяца мы то и дело слышим о способах уничтожения Земли, которыми, вероятно, воспользуются пришельцы. Мы знаем о предметах, упавших с неба возле Филиппин и в Атлантике и проникших внутрь планеты. Уже замечены два таких объекта. Вчера вечером я взял интервью у Джереми Кемпа. Появились доказательства, сказал он, что предметы, перемещаясь под земной корой, издают шум.

Ван Котт: По моим сведениям, вам бы следовало побеседовать с Уолтером Сэмшоу и Дэвидом Сендом. Они первыми увидели объекты.

Керни: В данный момент мы не можем связаться с ними. (Ван Котт пожимает плечами).

Керни: (наклоняясь вперёд): Что по-вашему представляют собой эти предметы? Вы научный фантаст; не исключено, вы рассуждаете так, как не станут или не смогут учёные.

Ван Котт: Проблема очень серьёзная. Я не думаю, что теоретизирования, предположения — именно то, что нам сегодня необходимо. Я предпочитаю подождать заключения специалистов.

Керни: Да. Но вы по образованию математик и физик. Имеете степерь… (Смотрит в записи). Полагаю, у вас не меньше прав считаться специалистом, чем у кого-либо ещё. При условии, конечно, что вы следите за сообщениями.

Ван Котт: Я читал и слышал всё, что прошло через средства массовой информации.

Керни: Из профессионального интереса?

Ван Котт: Мне всегда любопытно, если действительность подтверждает мои предположения.

Керни: Уверен, у вас есть своя теория.

Ван Котт: (молчит несколько секунд, стучит пальцем по курительной трубке, смотрит на лампы, горящие над головой): Хорошо. (Откидывается на спинку кресла, теребит в руках трубку). Если эти объекты так тяжелы, как мы думаем, они, следовательно, очень велики. Но их падение в океан не вызвало сколько-нибудь значительного всплеска. Поэтому они вряд ли одновременно тяжёлые… (сжимает трубку руками и раскачивает её) и большие. Тяжёлые и маленькие — вот что меняет дело. Не так много энергии передалось океану или морскому дну. Площадь удара невелика. Итак, мы можем сделать некоторые выводы. Первый: каждый объект обладает огромной плотностью. Предположим, оба они из нейтрониума, что соответствует сложившейся картине. Речь не о чёрных дырах. Нейтрониум представляет собой материю, сильно сжатую для того, чтобы столкнуть электроны и протоны и получить, в результате, нейтроны. Ничего другого, кроме нейтронов. И неважно, откуда у инопланетян нейтрониум. Не спрашивайте меня. Я не наю. Я также не знаю, каким образом они сохраняют большое количество нейтрониума в сжатом состоянии. Второй объект радиоактивен и сильно искрится. Считается, что он, находясь внутри Земли, шумит сильнее, чем первый. Это о многом говорит мне. Наводит на размышления. Есть два объекта. Предположим, один из них — нейтрониум, а второй может быть сделан из антинейтронов, то есть, является антинейтрониумом.

Керни: Нейтроны представляют собой частицы с нейтральным зарядом. Откуда же возьмутся антинейтроны, если они нейтральны? (Слышится музыка).

Ван Котт: (вздыхает): Потребуется время, чтобы объяснить. Давайте сделаем паузу, а потом я отвечу на ваш вопрос.

(Рекламная пауза)

Ван Котт: Нейтроны электрически нейтральны, но это не означает, что они не могут иметь античастиц. Когда две античастицы встречаются, они полностью уничтожают друг друга. А мы имеем дело с двумя объектами, пронзившими земную кору. Нейтрониум по сравнению с камнем очень плотен. Объекты — назовём их пульками — будут вращаться в Земле, проходя сквозь ядро, как сквозь воздух. Они очень холодные — нейтрониум, при его плотности, поглощает большое количество тепла. Их скорость не уменьшается во время прохождения по орбите.

Антинейтрониумная пуля взаимодействует с земной материей, в результате чего возникает так называемая амби-плазма, которая не позволяет всему имеющемуся нейтрониуму взорваться одновременно. Эта пуля снизит скорость вращения достаточно быстро и, в конце концов, замрёт в центре Земли, шумя и искрясь. Когда же другая пуля тоже начнёт останавливаться, они встретятся… Я не знаю, что тогда произойдёт.

Керни: Не получится ли так, что эта анти — или как её — амби-плазма — предотвратит сближение объектов?

Ван Котт: (кивает): Интересная мысль. Может, получится, может, нет. Может быть, объекты столкнутся под воздействием давления ядра.

Керни: И что же потом?

Ван Котт: Полное или почти полное уничтожение сотни или двух сотен миллионов тонн материи. (Крепко сжимает ладони, потом вытягивает пальцы и разводит руками). Представим себе, что перед нами бомба замедленного действия, взрыватель которой управляется уровнем гравитации.

Керни: (заметно помрачневший): Это… Мистер ван Котт, ваша гипотеза обернётся для нас бессонными ночами. Скажите, вы говорили кому-нибудь о ваших предположениях?

Ван Котт: Нет, и мне жаль, что я решился на это сейчас. Я просто поделился своими мыслями. Боюсь, они перестали быть моим личным делом.

23 декабря

Уолт Сэмшоу и Дэвид Сенд находились на борту «Дискаверера» не больше часа, но за это короткое время им уже успел позвонить Джереми Кемп. Отто Лерман, министр обороны, передал прессе фотографии, полученные этим утром с трёх спутников. Кемп подозревал, что снимки явились очередным козырем в борьбе между президентом и военными. Сенд быстро подключил модем к телефону: на экране появились изображения — их было больше сотни, — которые Кемп передавал из Калифорнии.

Часом позже Сэмшоу уже рассматривал фотографии, в то время как Сенд расспрашивал Кемпа о подробностях.

На всех снимках были глубоководные районы океана, сфотографированные со спутников слежения за подводными лодками. Спутники, летящие на низкой орбите, снабжены лазерными спектрометрами для обнаружения горючего и других признаков наличия субмарин.

Первые пятнадцать изображений предназначались для изучения атмосферы и поверхности океана над глубокими желобами, протянувшимися от Филиппин до Камчатского полуострова, причём съёмка производилась через каждые пятьсот километров. Незначительно увеличенные изображения были раскрашены, чтобы показать концентрацию свободного кислорода в околоокеанических слоях атмосферы. На каждом снимке виднелись дюжины красных точек на традиционном синем или зелёном небе.

Следующие десять снимков, испещрённые такими же точками, изображали воды около западного побережья Центральной Америки. Поверхность океана надо всеми глубокими желобами Земли оказалась, судя по фотографиям, зоной высокой концентрации свободного кислорода. На нескольких снимках были сильно увеличенные изображения района, расположенного в трёхстах километрах от Крисмеас-Айлендз в Индийском океане. Там выделялись зоны площадью в несколько квадратных километров, казавшиеся белыми, словно покрытыми пеной или накипью. Сэмшоу сообразил, что, исходя из масштаба, каждая крапинка, обозначающая пузырьки в воде, на самом деле имеет десятки метров в диаметре.

Именно здесь надо искать причину увеличения количества кислорода в атмосфере. Этот процесс нельзя объяснить никакими природными явлениями.

— Ну ладно, хватит об этом, — сказал Кемп. — Смотрел вчера «Шоу Эндрю Керни»?

— Нет, — ответил Сенд. — Мы здесь нечасто сидим у телевизора.

— Ты встречался с Лоуренсом ван Коттом?

— Нет.

— А я — да. Очень проницательный человек. Он высказал кое-какие мысли, которые страшно взволновали Джонатана Поста. Я ещё не прослушивал плёнку, но Пост считает, что ван Котт, возможно, недалёк от истины. Никаких чёрных дыр. Нейтрониумные пульки.

— Пока я не совсем понимаю, — сказал Сенд; ему хотелось вернуться к обсуждению снимков.

Кемп закончил разговор и повесил трубку. Сенд вновь просмотрел фотографии.

— Почему кислород? — спросил он. — Вулканическая деятельность?

— Не думаю, — заметил Сэмшоу. — Не встречал ничего подобного. Что-то разлагает морскую воду на кислород и водород. Но в результате на виду только кислород.

— Что-то? Машины? Где?

— Пузыри заметны только над желобами или над разломами. И никогда над ровным дном. В тех местах, где в земной коре находятся глубокие трещины или впадины, происходит накопление водорода и освобождение кислорода.

Сенд заскрипел зубами.

— Кемп утверждает, что содержание кислорода в Тихом океане увеличилось ещё на один процент и на пол-процента — в центральной Евразии.

— Близко к опасной концентрации. Могут произойти воспламенения в… лесах, городах.

— Я уже бросил курить, слава Богу.

Эдвард Шоу сидел в удобном старинном кресле в баре отеля «Стефен Остин» в полном одиночестве со стаканом коктейля в одной руке и жареным миндалём — в другой. Он вернулся в Остин, чтобы уладить дела, подобно смертельно больному человеку. Эдвард признался себе, что больше не может и не хочет жить, как все.

Прогулки по городу и его окраинам стали последней попыткой вернуться в прошлое и найти душевное успокоение. Его девушка — почти невеста — вышла замуж за вице-президента банка и не желала даже вспоминать об Эдварде. Администрация университета восприняла его увольнение по-философски.

В Аризоне Эдвард простился с Реслоу и Минелли, хотя последний обещал навестить его в Йосемите в конце марта, если погода будет подходящей. Шоу опасался, что болезнь сломает Минелли. Реслоу — бородатый, как всегда, немного взлохмаченный — собирался отправится в Мейну к сводному брату.

Вернувшись в родной город, Эдвард узнал, что его квартира сдана месяц назад другому жильцу. Сотрудники спецслужб, которые следили за делами «ванденбергских узников», не позаботились о ней. По их недосмотру Эдвард остался без крыши над головой. Хорошо хоть хозяйка не выбросила его вещи, а сохранила их на случай возвращения Шоу. Он продал мебель и, к своему удивлению, обнаружил, что не в силах расстаться с некоторыми вещами. Эдвард оставил их в гараже, арендованном за кругленькую сумму — сто долларов в месяц; причём пришлось заплатить за пять месяцев вперёд.

Уладив все вопросы, Эдвард наконец стал тем, кем мечтал — свободным человеком без каких-либо обязательств.

Он почти не сомневался, что последний день Земли близок. Эдвард купил мелкокалиберный пистолет на случай, если смерть будет мучительной (пистолеты шли нарасхват). Распределил все свои деньги так, чтобы их хватило на пятимесячное путешествие.

Эдвард не собирался ехать за границу. Покупка маленького домика на колёсах опустошила его карманы почти на одну треть. Перед самым отъездом из Остина он провёл ночь в отеле, погрузившись в мрачную меланхолию.

Ему не терпелось пуститься в путь.

Он объездит страну, а в конце марта или в апреле остановится в Йосемите и обоснуется там. Путешествие позволит изучить Северную Америку вдоль и поперёк — он всегда мечтал об этом. Проведёт пару недель в Уайт-Ривер в Южной Дакоте, несколько дней в Сионском национальном парке и так далее — в местах, интересных для геолога, — пока не возвратится в детство, к высоким скалам Йосемите. Покончив с научными исследованиями, он сможет затем отправиться в глубины своего внутреннего мира.

Отличные планы.

Но почему же тогда он чувствует себя таким несчастным?

Он до сих пор не утратил веру, что жизнь следует прожить рядом с близким другом или с другим любимым человеком. Эдвард, по сути, всегда был одиночкой. Он не чувствовал потребности видеться с матерью; много лет назад она выгнала его, шестнадцатилетнего паренька, из дома, и он фактически порвал с ней. Но несмотря ни на что, в его душе не развеялся миф — образ двух людей, вместе проходящих по жизни.

Он допил коктейль и вышел из бара, отряхивая брюки салфеткой. Швейцар приветливо кивнул ему, и Эдвард улыбнулся в ответ. Потом вновь — двухчасовая прогулка по окрестностям Остина. Последний раз он бывал в этих местах студентом.

В воскресный день в городе царили покой и тишина. Эдвард прошёл мимо белого частокола и проволочной ограды, за которыи стояли хорошо сохранившиеся дома, ставшие архитектурными или историческими памятниками. Он изучил бронзовые мемориальные доски на колоннах. Наконец он покинул старый район и оказался среди железобетона, камня, стали и стекла. Прохладный зимний ветерок трепал его рубашку с короткими рукавами.

Обычный город, обычные дома, очень крепкие и основательные.

Неужели всё это может исчезнуть?

Если планете суждено погибнуть, не спасёт даже крепчайшая геологическая структура…

На следующее утро, отлично выспавшись, не отягощённый воспоминаниями о ночных кошмарах, Эдвард Шоу начал новую жизнь.

24 декабря

Полковник Роджерс сидел в вагончике, ожидая вестей от маленького франтоватого человечка из Управления национальной безопасности по имени Таккер. Таккер играл важную роль в заговоре — иного слова не подберёшь, — он обеспечивал оружием.

Воскресный номер «Нью-Йорк Таймс» лежал раскрытый на столике с мониторами. На первой странице выделялись три заголовка почти одинаковой величины.

«ВЫСТРЕЛ В ЕГО ПРЕПОДОБИЕ ОРМАНДИ. Наперсник президента убит в Новом Орлеане».

«КРОКЕРМЕН НАКЛАДЫВАЕТ ВЕТО НА ЗАКОН О МЕРАХ ПРОТИВ ИНОПЛАНЕТЯН».

«ЧЛЕНЫ СЕКТЫ „КУЗНИЦА ГОСПОДА“ ГОТОВЫ „ЗАЩИЩАТЬ“ КОРАБЛЬ КОСМИЧЕСКИХ ПРИШЕЛЬЦЕВ. Последователи культа, основанного в Англии, стекаются в Калифорнию».

Весь мир сходит с ума, и Роджерс вместе с ним. За последнюю неделю он трижды нарушил присягу. Он участвует в заговоре, цель которого прямопротивоположна приказам Главнокомандующего вооружёнными силами Соединённых Штатов. Через две недели, а может раньше, если всё пойдёт по плану, он попытается разрушить то, что собираются защищать сектанты, окружившие Территорию.

Но больше всего его беспокоило полное отсутствие тревоги в душе. Он никогда не считал себя радикалом, но на самом деле всегда был приверженцем решительных действий; теперь же Роджерс тем более не представлял иных способов разрешения проблемы, кроме по-настоящему радикальных. Он помнил только, что нация в опасности, а правительство растерялось. Чрезвычайные обстоятельства, чрезвычайные меры.

Зазвонил телефон. Он ответил, а оператор командного пункта сообщил, что его спрашивают из штаба главнокомандующего тихоокеанским флотом.

В трубке послышался голос Таккера. Очевидно, он звонил с борта авианосца «Сарагота», находящегося в ста милях к западу от острова Сан-Клементе. Очевидно, Таккер только что переговорил с адмиралом Луисом Кеймероном.

— Полковник Роджерс, у нас есть стрела и необходимое оперение.

— Да.

— Вы меня поняли?

— Я понял.

— В следующий раз с вами свяжется Грин.

— Спасибо.

Роджерс повесил трубку. Грин — это, в действительности, Джулио Джилмон, демократ из Калифорнии, председатель подкомитета Сената по защите от инопланетян. Приблизительно через десять дней он явится сюда в большом лимузине, преодолевая кордон сектантов.

В кузове лимузина будет спрятана «стрела» — трехкилотонная боеголовка, первоначально предназначенная для противолодочных ракет «Сарагосы».

Положив боеголовку в рюкзак, Роджерс отправится внутрь Фантома.

Он свернул газету и встал, чтобы произвести дневной обход.

«Си-Би-Эс дейлайт ньюс», 1 января 1997 года. Беседуют Трисия Ревер и Алан Хак.

Ревер: Вы были на Таймс-сквер или смотрели телевизор?

Хак: Телевизор. Я дорожу своей жизнью.

Ревер: Я никогда не видела ничего подобного. Настоящее безумие.

Хак: Они думают, что настал наш последний год на Земле. (Качает головой, реагирую на комментарии, звучащие за кадром). К чёрту! Давайте будем реалистами: они предвидят будущее и спешат веселиться.

3 января 1997 года

Удивительно, но Артур по-прежнему чувствовал себя независимой личностью. Лил дождь. Он отвёз Марти в школу, хотя и не стоило — комфортабельный школьный автобус останавливался меньше чем в пятидесяти ярдах от дома. Возвратившись на стоянку, Артур услышал отдалённые голоса, английскую и другую речь. Он сидел в машине с закрытыми глазами, словно искал какую-то станцию или радиосигналы со спутника, но голоса стихли. Артур старался вновь уловить их, и от напряжения голова слегка гудела.

Он вошёл в дом, сбросил пальто. Франсин встретила его с чашкой горячего какао на столе. Его глаза затуманились, он взял какао и выпил его одним глотком. Потом поставил чашку на буфет и обнял жену. Та страстно прижалась к нему, крепче и крепче, словно в отчаянии, и Артур повёл её в спальню, и они любили друг друга.

За ним никто не «следил».

Кроме тех часов, когда приходилось выполнять задания роботов, Артур так же свободно распоряжался собой, как и любой другой человек. Он и не думал покидать «свою» зону — северо-запад Соединённых Штатов. Если бы учёный отважился перебраться в другое место, ему бы вряд ли позволили. Здесь он не сидел сложа руки, а впереди ещё столько работы…

Он пристроил голову на мягком животе жены, рукой обнимая её грудь, и дремал. Она обернула локон его волос вокруг своего пальца и смотрела на мужа с тем выражением спокойствия, которое свойственно только женщинам и которое не раз восхищало Артура. Только что здесь царила страсть, даже одержимость, а сейчас Франсин холодна и безмятежна, как мраморное изваяние мадонны.

Он мог бы рассказать ей о пауке. Ничто не помешает ему. Артур поднял голову и чуть было не начал говорить, но остановился. На ком лежит ответственность? Не на мне ли, погрязшем в сомнениях? Франсин и так достаётся, к чему ей знать, что её муж — Подневольный? Это слово забавляло и раздражало его, но вполне отражало действительность.

Почему же они не взяли Франсин? Не завладели её волей?

Потому что не нуждались в ней, потому что их возможности не безграничны. Вдруг Артур выпрямился, вытянул шею. Только одна или две тысячи… Что если никто из его семьи не попадёт в число избранных? Никто из его друзей, коллег, знакомых? Что если и ему самому не будет позволено спастись?

— Что-то случилось, Арт? — спросила Франсин.

Он покачал головой и погладил её соски.

— Ты заставляешь меня забыть, что я мать семейства, — сказала жена. — Тебе должно быть стыдно.

— Ты права, — ответил Артур. — Ужасно стыдно.

Дождь забарабанил в окно, холодный ветер свистел у стен дома. Зловещий, по-настоящему зловещий звук, но, тем не менее, он усиливал ощущение безопасности и уюта. Можно лежать обнажённым возле любимой женщины в тёплой мягкой постели и чувствовать себя властелином бесконечности.

Информационная Сеть уже почти сформирована. До него дошли отрывочные сведения, что в Нью-Йорке, Вашингтоне — да, собственно, везде — Подневольные особенно много работали в библиотеках. Зачем? Неужели неведомые благодетели соберут фрески Сикстинской капеллы, творения Баха, Парфенон и Ангкор на борту корабля и поднимут все это в космос вместе с самыми талантливыми людьми Земли? Затея представлялась Артуру слишком очевидной и наивной.

Он множество раз прослушивал плёнку, подаренную Файнманом. Артур постоянно обдумывал идеи друга, сравнивая их с данными, поступившими по Сети, которая ширилась день ото дня.

В его голове крутилось одно слово — «грамматика», — но за ним скрывалось множество понятий.

И множество смысловых оттенков: грамматика планетной экосистемы, включая суть генетического кода и способ, при помощи которого различные виды связаны друг с другом, (так фразы объединяются в книгу), и особенности эволюционной схемы, и неизбежность конца…

Грамматика общества — анализ взаимодействия человеческих групп как составных частей всеобщей экосистемы…

Плоды, половые железы, репродуктивная система планеты, огромный гриб, поднимающийся над Землёй в космос вместе с молитвой…

Чтобы овладеть миром вакуума, гравитации и воздушных потоков, экосистеме Земли потребовалось изобрести и развить орган или инструмент, способный к восприятию и логике, так же как жизнь когда-то приспособилась к суше, разработав определённый тип глаз, конечностей и нервной системы. Книга земного существования строится на синтаксисе движения по суше и движения в космосе; и то и другое используется грамматикой экосистемы, и то и другое — её неотъемлемые доли. И так же устроены тысячи иных миров с подобными грамматическими схемами жизни. Люди — один из органов Земли, с помощью которого планета перемещается от звезды к звезде.

Люди изъясняются на языке Жизни. Они знают, что предпринять, чтобы сохранить сущность, основное значение первозданности.

Вот что говорила Сеть…

Вот что он слышал на плёнке Харри:

«Я посвятил биологии двадцать лет. Ты, Артур, рассказывал мне о научных открытиях в своей области; пятнадцать лет назад ты дал мне пищу для размышлений, когда предложил книгу Лавлока, посвящённую Гее. События последних месяцев заставили меня вспомнить мои давние теории и предположения, к которым я пришёл, прочитав Лавлока и Маргулиса. Я не раз делился с тобой гипотезами, но никогда не был настолько уверен в себе, чтобы перенести мысли на бумагу. Сегодня я убеждён в своей правоте, но слишком слаб, чтобы писать, поэтому… вот… это.

Гея — это вся Земля; она — живое существо; она — органическое целое, единственное в своём роде создание. Ей уже больше двух биллионов лет. Мы не можем провести полную аналогию между Геей и людьми, между Геей и собаками, или кошками, или птицами, потому что до недавнего времени мы не занимались изучением независимых организмов.

Собаки, и кошки, и птицы — и люди тоже — не являются независимыми организмами. Мы осколки и части Геи. То же самое можно сказать о всём живом на Земле. Представь себе одну клетку, пытающуюся найти сходство между своей цитоплазмой и органеллами и осмыслить свою роль в человеческом теле; клетка может обмануться, если будет слишком строга при сравнении.

Итак, Гея, Земля — первый независимый организм, изученный нами. Я буду называть такой организм словом «планетизм». Планетизм состоит из растений, животных и микроорганизмов, а те, в свою очередь — из клеток, или же они сами являются клетками. Клетки состоят из цитоплазмы и органелл и так далее. Организм регулирует свою жизнедеятельность при помощи гормонов, медиаторов; он функционирует и питается ферментами и другими веществами… Все отлично организованно, следует определённой схеме и все работает на один результат. Самоконтроль.

Гея действует наряду с другими экосистемами. Как и любому организму, ей заданы схема и цель. Гея растёт, развивается и проходит различные стадии. Иногда на её долю выпадают испытания, способные разрушить всю экосистему. Может быть, ей присуще экспериментаторство — непосильное занятие для меньших организмов. Развитие экосистемы заходит в тупик, она безжалостно уничтожает достигнутое и начинает все сначала. В конце концов, она ведь должна делать то, что свойственно всему живому — стареть и воспроизводиться.

Каким образом планетизм может создать что-то новое по своему образу и подобию? Гея появилась на свет, скорее всего, без внешнего вмешательства, хотя не исключено, что она — детище другого планетизма. Может, жизнь зародилась много, много миллионов лет тому назад. Хотя, честно говоря, я так не думаю. Полагаю, что большинство планетизмов не имеет родителей, по крайней мере, живых родителей, и потому они свободны в выборе собственного пути развития. На это требуется много времени, но, в конце концов, Гея находит способ, вырабатывает свою стратегию воспроизводства.

Гея научилась использовать свои природные ресурсы и поверхность своего тела. Она овладела океанами, потом распространила растения и животных по голым континентам. Эти растения и животные каким-то образом приспособились к жизни на суше. Думаю, это произошло не случайно, но я слишком слаб, чтобы настаивать на своём. Собственно, этот момент не относится к моей теории.

Сейчас, спустя века, на Земле расселились люди. Мы получились совсем неплохо. У нас есть орган такой же важный, как лапы для земноводных. Я имею в виду высокоорганизованный мозг. Внезапно Гея осознает самое себя, она обращается мыслями к окружающему её миру. У неё развиваются глаза, способные видеть далеко в космосе, и она начинает понимать пространство, которое ей предстоит завоевать. Гея достигает половой зрелости. Вскоре её ожидает процесс воспроизводства.

Я знаю, ты подхватил мою мысль. Ты говоришь: «Это значит, что человеческие существа являются половыми железами Земли». Я тоже утверждаю это, но аналогия, по меньшей мере, слаба. Гея могла бы пожертвовать всем на земле — всеми своими экосистемами, — чтобы способствовать развитию человечества. Потому что мы значим для неё больше, чем половые железы. Мы создаём споры и семена, мы — те, кто понимает сущность Геи, и мы вскоре познаем, как можно зародить жизнь в других мирах. Мы доставим биологическую информацию Геи в космос — на кораблях.

Ты понимаешь, если я прав, нас ждёт немало опасностей в будущем. Гея вынянчила людей, но она также помыкала нами и мучила. Она изо всех сил старалась, чтобы мы не чувствовали себя слишком уютно. Болезни, которые раньше регулировали развитие экосистемы, неожиданно превратились в стимулы. Мы боремся с недугами и в этих сражениях лучше понимаем саму жизнь, приходим к новому пониманию Геи. Видишь, Гея использует болезни, чтобы стимулировать и наставлять. В двадцатом векемыстолкнулись с многочисленными ретровирусами и эпидемиями заболеваний иммунной систем. По твоему, это простое совпадение? Мы не найдём противоядия до тех пор, пока не поймём жизнь во всех её проявлениях. Гея регулирует наше существование и регулирует своё развитие, подводя себя к половой зрелости.

Вот что произойдёт: Гея сгонит нас с родных мест и мы унесём её в наших кораблях. Может, мы сделали Землю непригодной для жизни? Тогда появляется ещё один повод покинуть поле, потому что оно высохло и оскудело. Разве это не естественно? А может, мы сохраним Землю и просто покинем её. Такое иногда случается в семьях: либо родители мучают детей, доводя их до ухода из дома, либо самим детям хватает сообразительности и смелости, чтобы порвать с прошлым и начать самостоятельную жизнь. Рассуждая о родительских проблемах, я не могу опереться на собственный опыт, но я помню свою молодость. Конечно, Гея не единственный планетизм. Наверняка, существуют биллионы других; некоторые из них появились из семени, от родителей, некоторые независимы. И когда они оказываются в Галактике, то обнаруживают, что между ними существует конкуренция. Неожиданно они становятся частью большей, более сложной системы — галактической экологии. Планетизм и его порождение — интеллект, технократические цивилизации — разрабатывают стратегию сражений, чтобы победить в конкурентной борьбе и свести её на нет.

Некоторые планетизмы выбирают простые методы. Они, не щадя себя, быстро расширяются. Они, словно паразиты или микробы, которые ещё не знают, как бы понадёжней обосноваться на теле хозяина. Другие планетизмы отвечают им тем, что начинают выискивать и уничтожать всё, что относится к этим паразитам. В конечном итоге, я полагаю, если Галактика оживёт — то есть, станет «галактизмом», — ей ничего не останется, кроме как собрать воедино плоды расширения всех своих планетизмов и привести их в порядок. Итак, паразиты либо добиваются своего и начинают функционировать в паре с другим организмом, либо исчезают. Но до тех пор в их недрах царит такой же хаос, как в джунглях.

Когда-то давно ты говорил со мной о Френке Дринкуотере. Дринкуотер, да и не он один, в течение многих лет утверждал, что в нашей Галактике нет иных разумных миров, кроме нашего. Он считал, что отсутствие фон-неймановских машин и радиосигналов свидетельствует об уникальности нашей цивилизации и доказывает справедливость его идей. Но Дринкуотер был слишком нетерпелив. Теперь стало ясно, что он ошибался.

Мы сидели на дереве и щебетали, подобно пташкам, почти в течение века, удивляясь тому, что другие милые птички не отвечают нам. В Галактике полно ястребов — вот в чём дело. Планетизм, который не считает нужным соблюдать тишину, рискует быть съеденным.

Я уже заканчиваю. Слишком устал, чтобы продолжать. Может, эти мысли уже приходили тебе в голову. Может, ты воспользуешься ими.

Ты когда-то тоже подбросил мне множество любопытных идей, Арт. Спасибо. Ты мой самый близкий друг, и я люблю тебя.

Позаботься об Итаке во что бы то ни стало.

Передай Марти и Франсин, что я люблю их. Я молюсь за вас и надеюсь, что вы справитесь с тем, что суждено, хотя — клянусь жизнью — не знаю, каким образом».

Итак, Харри все понял, почти инстинктивно. Он всё ещё борется со смертью в Лос-Анджелесе, и силы оставляют его день за днём. Артура охватил панический страх при мысли о том, что придётся жить без друга. Что он станет делать, когда Харри уйдёт? Теперь, больше чем когда-либо, Артур нуждался в нём. Как никогда…

— Арт, — прошептала Франсин. Он попытался расслабиться и перевёл взгляд на лицо жены. — Ты думаешь о Харри?

Он кивнул.

— Но это ещё не все. — Не размышляя над последствиями, повинуясь инстинкту, который, как он надеялся, не подведёт его, Артур принял решение. — Происходят грандиозные события, — сказал он. — Я боялся рассказывать.

— Может, рискнёшь? — спросила жена и поёжилась, словно испугавшись. Слишком много перемен и потрясений обрушивалось на их дом вслед за рассказами о последних новостях.

— О нет, речь идёт не о государственном секрете, — сказал он, улыбаясь.

Он поведал ей о встрече в аэропорту, об информации, заполнившей его голову, о Сети. Слова лились непрерывным потоком. Артур прервался только на минуту, чтобы впустить в дом Годжа, жалобно подвывавшего у двери.

Франсин смотрела на мужа, на его горящие глаза и воодушевлённое лицо, покусывая губы.

Закончив, он вздрогнул и пожал плечами.

— Я похож на сумасшедшего, правда?

Она кивнула, и слеза скатилась у неё по щеке.

— Хорошо, я покажу тебе кое-что удивительное.

Он подошёл к буфету, вытащил оттуда картонную коробку, отнёс её в спальню и только там открыл. Внутри, к его удивлению, лежал не один, а два одинаковых паука. Они не двигались; лишь блестели зелёные глаза-полоски. Франсин попятилась.

— Я и не знал, что их уже два.

— Кто это?

— Наши спасители, думаю, — пробормотал Артур.

Попадёт ли Франсин в число спасённых? Она протянула руку, чтобы коснуться пауков. Артур уже приготовился предостеречь её, но понял, что это необязательно. Если бы они хотели сделать её Подневольной, новый паук уже давно завладел бы ей. Франсин нерешительно дотронулась до одного из роботов. Никакой реакции. Она задумчиво погладила блестящее тельце. Пауки одновременно задвигали лапками, и женщина поспешно отдёрнула руку. Пауки вновь замерли.

— Похоже, они живые, — заметила Франсин.

— Просто очень сложные машины.

— Они берут образцы, хранят информацию… И они… — Она сглотнула слюну и обхватила себя руками. Артур увидел, что жена вся дрожит и стучит зубами. — Оооо-о, Ар-тур…

Он крепко обнял Франсин, касаясь щекой её макушки.

— Я же здесь, — сказал он.

— Все так нереально.

— Понимаю.

— Что… что же нам делать теперь?

— Ждать, — сказал Артур. — Я делаю то, что должен.

Франсин откинула голову, чтобы взглянуть на лицо мужа. В её глазах промелькнули восхищение и отвращение.

— Я уже не уверена, что ты тот, за кого себя выдаёшь.

Он кивнул.

— Но я не могу ничего доказать.

— Нет, можешь. Пожалуйста… Думаю, можешь. Думаю, я и сама уже знаю. — Она крепче прижалась к мужу и спрятала лицо у него на груди. — Я не хочу думать, что… потеряла тебя. О, Господи. — Она вновь отодвинулась от него, жалобно приоткрыв рот. — Не рассказывай Марти. Ты ничего не говорил ему?

— Нет.

— Он не выдержит. Ему и так каждую ночь снятся пожари и землетрясения.

— Буду молчать.

— Да, пожалуйста, — твёрдо сказала Франсин. — До тех пор, пока что-нибудь выяснится. Наша судьба, я имею в виду.

— Хорошо.

Пришло время одеваться и ехать за Марти. Артур вёз сына домой из школы под проливным дождём.

Вечером, когда Марти уже заснул, а Франсин и Артур сидели поджав ноги на диване в гостиной и читали, зазвонил телефон. Артур поднял трубку.

— Президент Крокермен хочет поговорить с Артуром Гордоном.

Артур узнал голос Нэнси Конгдон, секретаря Белого Дома.

— Я слушаю.

— Подождите минуту, пожалуйста.

Несколько секунд спустя заговорил Крокермен.

— Артур, мне необходимо встретиться с вами, или с Файнманом, или с сенатором Джилмоном… Полагаю, вы связаны с ним?

— Сожалею, господин президент… Я давно не разговаривал с сенатором или с кем-либо из Управления национальной безопасности. Харри Файнман тяжело болен. Он при смерти.

— Мне говорили… — Президент долго молчал. — Я окружён со всех сторон, Артур. Они все ещё не могут собрать нужное количество голосов в Сенате; кажется, не хватает всего двух… Я не уверен, что знаю всех, кто начал блокаду, но, может быть, вы поговорите с ними? Пускай вы с ними заодно… или что-то в этом роде.

— Я не тот, кто вам нужен, господин президент, — сказал Артур.

— Несколько часов назад мне отказали в доступе на командный пункт. Я уволил Отто Лермана, но это не помогло. Боже, они угрожали, что оцепят Белый Дом войсками! Всё, что они делают, незаконно, но… Они могут позволить себе ждать, пока я сам не уйду отсюда. Что-то происходит. И мне надо знать, что именно. Ради Бога. Я президент Соединённых Штатов, Артур.

— У меня нет никаких сведений, сэр.

— Правильно. Вы отлично держитесь. Но ведь и я не упрямый осёл. Несколько последних недель я провёл в мучительных размышлениях. Я разговаривал с Наливкиным. Они ведут переговоры с инопланетянами в Монголии. Верят, что мы на пороге социалистической эры. Вот что пришельцы напели им! Артур, скажите мне прямо… К кому обратиться?.. Необходимо восстановить порядок подчинённости? Я не безрассуден. Меня можно убедить. Бог свидетель, я думаю над этим день и ночь. Я хочу пересмотреть свою позицию. Вы знаете о его преподобии Орманди?

— Нет, сэр.

— Он мёртв, Господи! Они убили его! Кто-то стрелял в священника!

Артур ничего не сказал. Кровь отхлынула от его лица.

— Если они не разговаривают с вами — то с кем тогда?

— Вы звонили Маккленнану или Роттерджеку, господин президент? — Артур знал, что оба бывших помощника поклялись в лояльности Крокермену даже после своей отставки.

— Да. Но я не прорвался к ним. Боюсь, они арестованы. Возможно, их прячут. Что же это, Артур — революция? Мятеж?

— Я не знаю, сэр. Я, честное слово, не знаю.

Крокермен неразборчиво пробормотал что-то и повесил трубку.

4 января

Рубен Бордз встретил Посыльного на конечной остановке автобуса на Туэлф-стрит. Седоволосый пузатый незнакомец в синем шерстяном костюме, шёлковой рубашке в тонкую золотую полоску и туфлях из крокодиловой кожи, казалось, был счастлив, передавая Рубену толстый серый свёрток на молнии, наполненный сто и тысячедолларовыми купюрами. Рубен крепко пожал Посыльному руку, улыбнулся, и они разошлись, так и не сказав друг другу ни слова. Рубен засунул свёрток в карман зелёной армейской куртки и остановил такси.

Получив дальнейшие инструкции, Рубен довольно откинулся на сиденье. С такой суммой он может путешествовать с комфортом: такси, самолёты, отличные отели. Но, конечно же, большая часть денег будет истрачена на другое. Всё же, думал он…

Из головы не выходил список магазинов, которые необходимо посетить. Первую остановку он сделает в Правительственном Издательском Центре данных. Там ему следует купить четыре набора дисков со всеми записями документальных материалов Библиотеки Конгресса. Каждый набор из пятисот дисков с трудом поместился бы в большом конторском шкафу. Рубен не знал, зачем треюуются именно четыре копии, но он, конечно же, купит всё, что надо, и заплатит наличными, после чего в кармане останется половина денег.

Простояв десять минут в очереди к столу обслуживания, Рубен наконец предстал перед молодым, начинающим лысеть клерком с рыжей бородкой и проницательным оценивающим взглядом.

— Чем могу помочь? — спросил служащий.

— Я бы хотел четыре комплекта 15-692-421-3-А-G.

Клерк записал номер и обратился к компьютеру.

— Полное собрание сочинений Библиотеки Конгресса, кроме беллетристики? — переспросил он. — Включая все справочники и указатели?

Рубен кивнул.

Теперь служащий сверлил Рубена взглядом.

— Пятнадцать тысяч долларов за комплект.

Рубен спокойно отсчитал шестьдесят тысяч долларов.

Клерк внимательно рассматривал купюры, близко поднося каждую к глазам и ощупывая.

— Я вынужден позвать инспектора, — сказал он.

— Пожалуйста.

Через полчаса формальности были улажены и Рубен написал, куда следовало выслать диски — почтовый адрес в Западной Вирджинии.

— Что вы будете делать с ними? — полюбопытствовал клерк, протягивая Рубену чек.

— Читать, — ответил Рубен. — Четыре раза.

5 января

Полковник Роджерс пробудился от крепкого сна в четыре утра, ровно за минуту до сигнала наручных часов. Он нажал на кнопку звонка и зажёг маленькую лампочку у изголовья своей длинной узкой койки. В течение одной блаженной минуты он лежал без движения, прислушиваясь. Вокруг тихо. Все спокойно. Начиналось воскресенье; большинство из секты «Кузница Господа» отправилось в Фернис-Крик, чтобы провести там шествие, организованное её преподобием Эдвиной Эшберри.

Роджерс быстро оделся, натянул альпинистские ботинки и вытащил из рюкзака, стоявшего в углу вагончика, моток нейлоновой верёвки длиной в сто футов. Стоя с верёвкой в руках, он взглянул, сдвинув брови, на маленькую тумбочку и телефон. Потом бросил верёвку на постель и принялся писать письмо жене и сыну на случай, если не вернётся. Это заняло пять минут. У него по-прежнему было в запасе немного времени, поэтому он потратил ещё пять минут на бритьё, тщательно сбрив густую щетину на шее — армейская привычка. Почистил зубы и аккуратно причесался, просматривая письмо. Недовольный, Роджерс переписал все на чистый листок бумаги. Потом положил конверт на полку вместе с адресом и инструкциями.

В половине пятого он спустился по ступенькам вагончика и погрузился в холодную темноту пустыни. Сильный ветер трепал полы шинели и брюки. На восточной оконечности лагеря недалеко от склада оружия стояла машина Джулио Джилмона. Сам сенатор ожидал Роджерса вместе со своими помощниками — привлекательной решительной на вид чернокожей женщиной средних лет и молодым человеком невысокого роста, гладко выбритым. Последний прохаживался вдоль внутренних ворот, перекрывавших путь к горе.

— Доброе утро, — поздоровался Роджерс, приблизившись к группе. Джилмон глубоко затянулся перед тем, как затушить сигарету, и протянул руку Роджерсу.

— Там осталось ещё несколько сектантов, — сказал он, показывая на внешнее ограждение. — У вас есть план, как убрать их оттуда?

Роджерс кивнул.

— Через пятнадцать минут мы включим сирену и объявим чрезвычайное положение — отработанный приём. Потом эвакуируем людей через коридор. Если к тому времени сектанты не очистят территорию… — он пожал плечами — чёрт с ними.

— Не заподозрит ли чего… Фантом? — спросил молодой помощник.

— В течение месяцев он бездействовал, — сказал Роджерс. — Мы просто пойдём на риск. В зоне сейчас находится около тысячи человек.

Женщина смотрела на Роджерса со смешанным выражением недоверия и материнской заботы, но молчала.

— Кто ещё знает? — спросил Джилмон.

— Два штабных офицера помогут мне донести оружие до входа и тут же отправятся в укрытие. Ваш эксперт, естественно. А где он?

Джилмон показал на человека, который прогуливался по освещённому участку в нескольких дюжинах ярдов от них.

— Сейчас идёт.

Экспертом оказался лейтенант флота, худой, среднего роста молодой человек с тонкими острыми бровями и коротко остриженными тёмными волосами, одетый в штатское. Он нёс большой мешок и портфель. Лейтенант тихо поздоровался. Джилмон открыл машину. В багажнике лежал блестящий цилиндр длиной в два фута и шириной в полтора. Он покоился на алюминиевом ложе. Знак в виде трилистника, предупреждающий о радиационной опасности, отчётливо виднелся на трёх сторонах цилиндра.

— Мы не знаем президентского кода, — многозначительно сказал лейтенант, — поэтому я взял незаряжённую боеголовку и вытащил из неё кодовый механизм, который контролирует её применение. В результате детонатор и взрыватель вышли из строя. Итак, мне пришлось самому сделать часовой механизм и детонатор. С разрешения командования я снял волновой генератор с самолёта военно-морских сил, а также клистрон и другие необходимые детали. Гарантирую, что эта штуковина сработает. — Он улыбнулся почти виновато и повернулся к Роджерсу. — Сэр, вы можете обезвредить оружие, если возникнут непредвиденные обстоятельства, даже в последнюю секунду перед взрывом, так что слушайте внимательно.

Роджерс тщательно следил за лейтенантом, пока тот снимал верхнюю пластинку с цилиндра и объяснял, что следует сделать. Потом он повторил урок, глядя на Роджерса, дабы удостовериться, что тому все понятно.

— Ясно, сэр?

— Да.

— Сожалею, но мы не сумели найти специальную переносную бомбу. Они сняты с вооружения двадцать лет назад. Их пустили на лом или выбросили. Этот снаряд весит в три раза больше, но вам по силам будет тащить груз за собой, если стены туннеля действительно такие гладкие, как вы рассказываете. А когда вы сможете встать — несите бомбу за спиной в рюкзаке. Вы в хорошей форме, сэр, и, без сомнения, справитесь с задачей… — Лейтенант покачал головой. — Простите. Я не собирался вмешиваться в ваши дела.

— Ничего, — бросил Роджерс.

— Только один вопрос. Я пока не смог получить на него ответ. Насколько прочен корабль?

— Мы не знаем.

— Достаточно прочен, — заметил Джилмон, — чтобы выдержать падение с орбиты.

— Я не могу точно прогнозировать последствия взрыва для окружающей местности, — сказал лейтенант. — Если только Фантом не окажется несокрушимым — в чём я, честно говоря, сомневаюсь, — то по всей долине разлетятся горячие камни и шрапнель. Лучше бы вам укрыться подальше от горы.

— Я воспользуюсь джипом, — сказал Роджерс.

— Гоните, как черт, — посоветовал лейтенант. — И ещё одно. Какой тип двигателя установлен на корабле?

Роджерс покачал головой.

— Там нет выходных отверстий, сопла или… Ничего.

— Если двигатель существует, а это вполне логично, если мы допускаем наличие корабля, тогда взрыв может запустить двигатель.

Роджерс глубоко вздохнул.

— Я думал об этом.

— Мы не обнаружили признаков повышенной радиации внутри или вокруг корабля, — сказал Джилмон. — Если там и есть двигатель, вряд ли они используют ракетное топливо.

— Тогда что они применяют в качестве топлива? — спросил лейтенант.

— Все наши действия влекут за собой определённый риск, — рассудил Джилмон. — И если пришельцы думают, что мы способны самих себя сбить с толку фантазиями… Сделает ли это их сильнее? Какую пользу принесли нам страх и промедление?

Загудела сирена и эхом возвратилась со стороны гор. Пронзительный, леденящий душу звук. По всему периметру Территории заголосили громкоговорители:

— Чрезвычайная ситуация. Чрезвычайная ситуация. Всему личному составу немедленно эвакуироваться!

Сообщения повторялись, они звучали громче сирены, и Роджерсу показалось, что глаза вылезают из орбит. Вокруг Территории начали сигналить машины. Фары сверкали, как глаза разъярённых животных. Джилмон зажал уши ладонями.

— Ну что, начинаем или будем стоять на месте и трепать языком?

Роджерс кивнул.

— Вперёд!

Лейтенант вытащил из мешка белую куртку с двойным ремнём.

— Защита от остаточной радиации, сэр. Наденьте это, — объяснил он, стараясь перекричать шум.

Он достал другую куртку и облачился в неё сам, засунув раздвоенный конец ремня в петлю на спине. Куртка весила, вероятно, фунтов двадцать и казалась достаточно эластичной, несмотря на свинцовые пластины, вшитые в материю.

Роджерс и лейтенант помогли друг другу затянуть ремни.

— Пойдёмте, сэр, — сказал лейтенант. Они вместе вытащили бомбу из машины и положили на тележку. Снаряд весил, по меньшей мере, шестьдесят пять фунтов, возможно и семьдесят. — Не стоит осторожничать. Бомба способна выдержать ракетную атаку и океанический взрыв. Если бы мы вдарили по ней кувалдой, то и тогда она бы осталась невредимой.

Роджерс открыл ворота внутреннего ограждения, и они покатили тележку по песку, потом по тропинке, посыпанной гравием — к отверстию в горе. Им предстояло преодолеть сотню ярдов. Лейтенант собственноручно поднял снаряд и положил его на песок. Сирены не смолкали, громкоговорители монотонно повторяли приказ об эвакуации.

Первые проблески рассвета окрасили Гринуотер-Рендж в неестественный алый цвет. Мятущиеся огоньки фар все ещё прорывались сквозь мглу, но теперь их стало значительно меньше.

— Похоже, они убираются прочь, — сказал Джилмон.

— Пора эвакуировать лагерь, — решил Роджерс. — Мне нужен лейтенант и ещё один человек.

— Я останусь до тех пор, пока вы не скроетесь в туннеле вместе со «стрелой».

— Мы теперь называем бомбу «обезьянкой», а не «стрелой», — поправил лейтенант.

— Чёрт с ней! Пусть будет «обезьянкой».

— »Обезьянка» у меня на спине.

Лейтенант вынул из ранца тефлоновый чехол и натянул его на цилиндр, закрепив ремнями и зажимом. Чехол защищал снаряд от острых углов и выступов, за которые тот мог зацепиться. Потом он прикрепил две верёвки к болтам, утопленным в верхней части цилиндра.

— Всё готово, сэр?

Роджерс кивнул.

— Пойдёмте.

Лейтенант отодвинул верхнюю пластинку и установил время.

— В вашем распоряжении сорок минут, сэр, начиная с того момента, когда я щёлкну переключателем. Мы останемся здесь ещё на пятнадцать минут. А вы помните: после выполнения задачи — скорее в безопасное место.

— Понятно.

Роджерс забрался в отверстие. С петли на поясе свисали верёвки. Он достиг первого поворота и остановился там, собираясь с силами.

— Поднимайте, — крикнул он.

Лейтенант включил таймер, закрыл пластинку и поднял снаряд в дыру. Роджерс двумя руками тянул его вверх по первому участку туннеля.

Потом он вызвал лейтенанта и Джилмона.

— Обогнул первый поворот, — сообщил он. — Начинаю подъем по вертикальному отрезку.

— Тридцать пять минут, полковник, — напомнил лейтенант.

Роджерс взглянул вверх и на секунду задержал дыхание, пытаясь расслышать какие-нибудь звуки. Неужели инопланетяне позволят ему втащить оружие в корабль и не окажут сопротивления?

Он свернул верёвки и закрепил их у пояса. Потом подвесил «обезьянку» на тросе, привязанном к мощному крюку, который он вбил в лаву. Роджерс преодолевал подъем так же, как и раньше: дюйм за дюймом, отталкиваясь спиной от одной стенки и ногами от другой. Это заняло у него ещё минут пять. Прошло двенадцать минут, а он уже устал, хотя силы ещё были.

Скорчившись в низком, почти горизонтальном туннеле, он развязал скользящий узел на верёвке, продёрнутой через крюк, и начал тянуть её вверх по проходу так быстро, как только мог. Сквозь плотную ткань рукавов проступили мускулы.

Цилиндр был уже почти у края. Роджерс услышал голос Джилмона, доносившийся снизу:

— Как дела, полковник?

— Почти у цели.

Руки мучительно болели. Противорадиационная куртка натирала кожу под мышками и начинала раздражать Роджерса.

— Мы уходим.

— У вас двадцать пять минут, — добавил лейтенант.

— Ясно.

Он включил электрический фонарь, положил снаряд поперёк туннеля и покатил его к краю первой пещеры. На мгновение дав отдых рукам, он перевалился через снаряд, привязал к нему верёвки, потом поднял и заковылял утиной походкой в центр «передней». Положил снаряд на пол и открыл верхнюю пластинку — стоило убедиться, что часовой механизм работает. Всё идёт нормально. Он задвинул пластинку.

Роджерс направил луч фонаря в просторное помещение, находящееся внизу. На его губах промелькнула усмешка. Серые гранёные стены бесстрастно отразили свет мириадами тускло поблёскивающих точек.

— Ах, вот вы где, — пробормотал Роджерс.

Двадцать минут. Следовало бы быть внизу, в двух милях от туннеля. Он вытащил нож из кармана брюк, разрезал узел на поясе, снял куртку и отбросил её в сторону. Роджерс заскользил по горизонтальному туннелю, не обращая внимания, как горят локти и спина. Потом он остановился, чтобы восстановить дыхание и подготовиться к преодолению вертикального отрезка. Повинуясь природной осмотрительности, никогда не позволявшей ему расслабиться даже в хорошо знакомом помещении, он посветил вниз.

Тремя ярдами ниже луч упёрся в тупик.

Роджерс, не веря своим глазам, уставился на появившуюся невесть откуда стену.

Казалось, она стояла на этом месте целую вечность — плоская затычка, такая же тёмная и невыразительная, как все в туннеле.

— Господи Боже мой, — простонал Роджерс.

Восемнадцать минут.

Он ещё не успел хорошенько обдумать увиденное, как уже выбрался из горизонтального туннеля и склонился над бомбой. С удивительным проворством он открыл пластинку и уже коснулся переключателя, но замер. На лице выступил пот, солёные капли щипали глаза.

Выхода нет. Если даже он остановит таймер, выбраться наружу не удастся. Дюжина различных способов спасения панически быстро пронеслась в его голове. Возможно, где-нибудь есть другое отверстие. Возможно, Фантом ожил, возможно, корабль готовится к взлёту.

Возможно, с ним — с Роджерсом — заключили сделку.

Обезвредь-ка бомбу, и мы выпустим тебя.

Он отступил назад. Фонарь лежал на полу. Почему пришельцы закрыли выход? Может, они постоянно наблюдали за нами, предвидели все наши действия?

Он прислонился к стене в том месте, где туннель сворачивал в первую пещеру. Шестнадцать минут.

Через пять или шесть минут любая попытка отыскать выход потеряет смысл. Всё равно он не сможет отбежать от горы на расстояние достаточное, чтобы не попасть под град шрапнели. Ему не найти места, где можно укрыться от взрыва мощностью три килотонны.

Роджерс медленно покачал головой, стараясь сосредоточиться. А если остановить часовой механизм — тогда туннель откровется? Зуб за зуб. Откажись от своих намерений, и мы откажемся от своих. Простите, мы просто не поняли друг друга.

Встав на колени рядом с «обезьянкой», Роджерс снова потянулся к переключателю.

Сам видишь, они впервые реагируют на наши действия.

Он задумался, покусывая нижнюю губу. Пальцы то сжимали, то отпускали рычаг.

— Может вы чувствуете опасность? — громко спросил он. — Наверное, мы наконец достучались до вас.

Но от этих слов ему не стало легче.

Роджерс не мог заставить себя щёлкнуть переключателем. Ведь ему не удастся снова завести таймер — лейтенант не научил его этому.

Четырнадцать минут.

Первый удар с нашей стороны, и я в ответе за него.

Он сел на пол рядом с «обезьянкой», поднял защитную куртку и набросил её на колени. В хорошенький переплёт я попал!

Кругом стояла абсолютная тишина.

— Если вы слушаете, чёрт вас подери, ответьте мне! — крикнул он. — Расскажите о себе. — Он хохотнул, и этот звук напугал его больше всего! Он неожиданно понял, как близок к тому, чтобы выключить таймер. Он сможет снова увидеть жену и ребёнка, если нажмёт на рычаг; тогда они не получат и не прочтут письмо, которое он оставил для них. Роджерс представил себе лицо оплакивающей его Клари. В груди защемило.

Личико Уильяма, невинная мордашка пятилетнего мальчика.

Что он подумает о себе, если обезвредит бомбу?

В этом случае, на его карьере будет поставлен крест. Ведь он, можно сказать, отступил перед врагом и свёл на нет все попытки оказать сопротивление. Другие рисковали положением, не исключено — даже жизнью. Роджерсу не хотелось думать, сколько людей приложили руку к организации взрыва и как они сейчас чувствуют себя: потенциальные предатели, преступники, авантюристы. Те, кто бросил вызов самому президенту. Мятежники, бунтовщики.

— Чёрт возьми, вы так хорошо знаете нас! — крикнул он в темноту. — Вы вертели нами как хотели и думаете, что мы снова у вас на прицеле.

Никакого ответа.

Тишина подземелья. Тишина вечности.

Двенадцать минут.

Сколько ещё раз его рука, вняв мольбам тела, потянется к переключателю и сколько раз что-то помешает ей?

Я не трону переключатель. Выходите и обезвреживайте бомбу сами. Может быть, я не стану стрелять. Может, между нами наконец появилось что-то общее?

Роджерс задыхался. Стиснув пальцы, он старался дышать глубоко и спокойно, заставить сердце биться медленнее. Разве человек, совершивший отчаянно мужественный поступок, считается героем только тогда, когда смотрит на опасность свысока? Или достаточно самого поступка? Если через — он посмотрел на часы — одиннадцать минут он будет валяться на полу, рыдающий, стенающий безумец, способный только на то, чтобы удерживать пальцы подальше от переключателя — то будет ли его имя навечно занесено в список героев? Пустят ли его в усыпальницу великих или велят сначала привести себя в порядок? Эй, умойся! От тебя несёт страхом, солдат!

Зачем ему пантеон? Он хотел только Клару и Уильяма. Он хотел получить возможность сказать им ещё несколько слов в дополнение к тем, что написал в письме. С глазу на глаз.

— О Господи, позволь мне сохранить хладнокровие, — хрипло попросил он.

Молитвенно сложив руки, Роджерс спрятал нос между указательными пальцами и закрыл глаза. Ему было бы, наверно, легче, если бы он взял в собой пистолет.

— Господи, Господи, Господи Иисусе…

Не позволяй мне выключить эту проклятую штуку. Возлюбленный Боже, отведи мою руку. Вдарь по ним, вдарь по ним, прямо по ним. Я знаю, Господи, ты не любишь ввязываться в чужие споры, но я солдат, Господи, и мне приходится этим заниматься. Позаботься о них, Господи, пожалуйста, обо всех нас и помоги нам сохранить нашу жизнь, наш мир. Пусть я не напрасно сделаю это, пожалуйста, Господи.

Девять минут. Он пополз обратно по горизонтальному туннелю и увидел, что «пробка» на месте. Чтобы убедиться в её прочности и в том, что она не почудилась, Роджерс изо всех сил прыгнул на плоскую серую поверхность, чуть согнув колени. При этом он несколько раз ударился локтями о стены. Очень прочная затычка. Он потоптался. Ничего. Морщась от боли, которую причиняли ему натёртые пятки, он собрался с силами и выбрался из колодца в «переднюю».

Он запретил себе подходить к «обезьянке» ближе чем на шесть футов.

Другой выход?

Вряд ли.

Зуб за зуб.

— Что вы делаете — изучаете нас? Ставите очередной эксперимент? Мол, выключит или не выключит? — Он подошёл к самому краю и направил луч фонаря на блестящие грани зала, похожего на собор.

— Не понимаю, что у вас на уме. Зачем вы пришли сюда? Почему не можете просто уйти и оставить меня и мою семью в покое?

Можно поставить точку: эта замечательная сентиментальная фраза достойна того, чтобы завершить ею жизненный путь. Хватит болтовни, поклялся он. Но не сдержал слово. Лучше нарушить незначительное обещание, если это поможет сохранить верность великой клятве.

— Так отчего бы нам не поговорить? Я не собираюсь выключать таймер. И я не выдам ваших тайн. Поговорите со мной, покажитесь во всей своей красе.

Пять минут.

— Я слышал, что вы летели через вселенную — от звезды к звезде. Вы — часть машины, которая пожирает миры. Так пишут в газетах. Люди теряются в догадках. Неужели вам не интересно, что бы мы подумали, что бы я подумал, если бы узнал правду? Поговорите со мной! Дайте мне за что-нибудь уцепиться! Какой-либо повод для размышлений. Я не трону переключатель! Бомба взорвётся!

А если нет?

Вдруг ему придётся провести здесь несколько недель, медленно умирая от жажды, погибнуть напрасно, если инопланетянам удастся обезвредить бомбу? Не обрекут ли они его на голодную смерть, чтобы наказать за покушение.

Три минуты.

— Я мертвец, — сказал Роджерс и понял, что так тому и быть.

Он обречён. Ему не спастись, не уйти от чувства долга, не отречься от убеждений. Эта мысль успокоила его. Он прошёл через «переднюю» и сел, болтая ногами над бездной.

— Ну что ж, где свет? — спросил он. — Покажите ваш маленький красный огонёк!

Он даже ничего не почувствует. Ничего не услышит, ничего не увидит.

Одна минута.

Замёрзшие согреваются снова

А кролики сами прыгают в пасти волков

Господь не покидает нас в несчастье

Я всё ещё мыслю

Но мне легко и спокойно

Я знаю как ничтожен и нерешителен

Я

В шести милях от Фантома сенатр Джилмон взял бинокль у лейтенанта и внимательно посмотрел на чёрную глыбу. Сектанты разбрелись по пустыне, большинство — достаточно далеко от Территории, но некоторые всё же прятались поблизости за крупными камнями и пепловыми валунами. Сенатор не знал, сколько фанатиков останется целыми и невредимыми.

— Он не выходит, — сообщил лейтенант, снимая наушники радиотелефона. Наблюдатели не видели, чтобы Роджерс покинул туннель.

— Не пойму, что случилось? — заволновался Джилмон. — Он установил… это?

Лучи красного ослепительно яркого света выстрелили из фальшивого пеплового конуса, и пустыня озарилась маленьким солнцем. Огромные чёрные куски взвились в воздух и, разрываясь на фоне огненного шара, полетели на землю. Они оставляли в небе дымящиеся следы. Шум — скорее зловещий, чем громкий — наступал стеной. А за ним над кустарников, песком и камнями просвистел ветер, поднимая пыль. Люди с трудом держались на ногах.

Пыль рассеялась мгновенно, и они увидели высокое тонкое облако, похожее на столб, удивительно ядовитого жёлто-зелёного цвета с вкраплениями алого, розового и красного.

Лейтенант рыдал.

— О, Господи. Он не выбрался. Боже! Какой взрыв!

Сенатор Джилмон, слишком потрясённый, чтобы сказать хоть слово, решил, что плохо понимает происходящее. Но лейтенант понял все, и лицо его блестело от слёз.

Осколки камней, стекла и металла падали ещё в течение десяти минут. Вся пустыня в радиусе десяти миль от эпицентра взрыва была покрыта ими. Ещё дальше разлетелись куски поменьше.

Они сели в машину, переждали град шрапнели, а потом направились в центр дезактивации в Шошоне.

Связь между Подневольными понемному начинала налаживаться. Артур чувствовал, что Сеть с каждым днём работает лучсше. Это и радовало, и печалило: время, отведённое на жизнь рядом с Марти и Франсин, истекало.

Если жена не в состоянии принять то, что произошло, он вынужден продолжать своё дело один.

Артур не знал, как Франсин отнеслась к его откровенному рассказу. Но однажды он случайно подслушал её разговор с Марти. В то утро он только что закончил тщательный осмотр их большого автомобиля с багажником и вытирал руки бумажным полотенцем на пороге кухни.

— Папа должен будет очень много работать, — услышал он голос жены сквозь приоткрытую дверь. Артур остановился, комкая полотенце в руках.

— Он уедет? — спросил Марти.

Артур не видел их, но догадался, что Франсин стоит возле мойки и смотрит в середину кухни на мальчика.

— Он занимается очень важными делами, — сказала она, так и не ответив на вопрос сына. Очевидно, не знала, что сказать.

— Он больше не работает на президента. Он сам говорил.

— Правильно.

— Я бы хотел, чтобы он остался дома.

— Я тоже.

— Он что, поедет куда-то без нас?

— Я не понимаю твой вопрос, Марти.

— Он уедет, когда Земля начнёт взрываться?

Артур закрыл глаза. Полотенце давно превратилось в его руках в тугой бумажный шарик.

— Он не собирается бросать нас. Он просто… работает.

— Зачем работать, когда все скоро кончится?

— Работать надо. Мы не знаем правды. Кроме того, он работает, чтобы… жизнь продолжалась. — Дрогнувший голос жены заставил Артура смахнуть слезу со щеки.

— Мистер Перкинз утверждает, что мы вряд ли чем-нибудь поможем себе.

— Лучше бы мистер Перкинз занимался с вами математикой, — резко заметила Франсин.

— Папа напугался?

— Надо говорить «испуган».

— Да. Испуган?

— Не больше, чем я.

— А что же он может сделать?

— Пора везти тебя в школу. Где папа?

— Ма-а-а-мма! Он может?

— Он работает вместе с… некоторыми людьми. Они надеются, что у них что-нибудь получится.

— Я расскажу мистеру Перкинзу.

— Не рассказывай ничего мистеру Перкинзу, Марти. Пожалуйста.

Артур потоптался возле двери, стараясь, чтобы жена и сын услышали его шаги, и вошёл в кухню. Он бросил то, что осталось от бумажного полотенца, в мусорную корзину под мойкой. Марти смотрел на него широко раскрытыми глазами. Мальчик крепко сжал губы и втянул их внутрь.

— Всё готово?

Они кивнули.

— Ты плакал, папа? — спросил Марти.

Артур промолчал, отвернувшись.

— Мы одно целое, правда, любимый? — сказала Франсин.

Она обняла мужа и жестом подозвала Марти. Мальчик уже вышел из того возраста, когда признают нежности, но всё же подошёл к родителям. Артур встал на колени, одной рукой обнял Франсин за талию, другой притянул к себе сына.

— Так и есть, — проговорил он.

Сведения, которые получал Артур, напоминали короткие стенографические сообщения. Они шли потоком схематических изображений, обрывков разговоров (причём, иногда голоса звучали отчётливо и выразительно, иногда тихо и монотонно, а временами он воспринимал их не слухом, а каким-то другим способом) или воспоминаний. Воспоминания о событиях, очевидцем которых он не был, просто жили у него в голове и влияли на его планы и действия.

В тот вечер, когда он лежал в постели рядом с Франсин, а дождь снова барабанил по крыше, он знал, что:

Лерман, Маккленнан и Роттерджек встретились с президентом и доложили об уничтожении калифорнийского Фантома. (Роттерджек тоже был Подневольным).

Президент выслушал информацию — говорил, в основном, Роттерджек — и не сказал ни слова, а просто затряс головой и замахал на посетителей руками, прогоняя их.

Он видел:

Советский турист из Самарканда (Артур не понял, женщина это или мужчина) наблюдает, как горят хвойные леса Зеравшанского хребта и как густые белые клубы дыма поднимаются над альпийскими лугами.

Обширные районы Нью-Йорка (Куинз и Бронкс), Чикаго и Нового Орлеана в огне. Пламя никак не удаётся погасить. Большая часть Токио уничтожена в результате четырёх пожаров на прошлой неделе. Горит Пекин.

Лёжа с открытыми глазами, не зная, спит ли Франсин, Артур постигал воспоминания, не принадлежащие ему, и в этот час принял решение о ближайшем будущем своей семьи.

Куда бы он ни отправился, они будут сопровождать его. Попытка сохранить очаг или найти укрытие не стоит ничего, если их союз распадётся. Приблизительно через месяц они заберут Марти из школы и начнут совместное путешествие.

Вскоре, повинуясь неведомым голосам, он поедет в Сиэтл. Оттуда — в Сан-Франциско, вдоль тихоокеанского побережья, выполняя по дороге указания Сети. Судя по всему, ему будет поручено собирать материалы по культуре Земли — документы, музыкальные записи, киноленты. Через некоторое время он получит подробный список. Перечень составлен неизвестными авторами. Кто же выбирает самое необходимое из множества культурных ценностей, имеющихся на планете?

И снова кошмарная мысль:

Нас — Подневольных — просто используют. Никто не собирается спасать нас. Есть только грабители, и мы — их рабы, помогающие обчистить Землю до нитки.

Сколько всего Подневольных?

Десять тысяч.

Круглое число, и оно растёт день ото дня.

А на ковчеге найдётся место только для двух тысяч.

Если он среди избранных, решил Артур, а Франсин и Марти нет, то он останется. Он не примет избавления. Не приму? Артур не был уверен, что когда наступит страшный час, он не бросит семью, лишённую шансов на спасение.

Я могу остаться. Я останусь.

— Они разговаривают с тобой? — Франсин повернулась к нему в темноте. Он улыбнулся жене и прижал её к себе.

— Нет, — сказал он. — Сейчас нет.

— А где пауки?

— В коробке. — Артур спрятал коробку с пауками на верхней полке шкафа. Ни один из пауков не шевельнулся в течение нескольких дней.

— Кто из людей им нужен?

— Понятия не имею.

— Ты помнишь ту ночь, когда Грант, Даниэл и Бекки пришли к нам в гости и позвонил Крис Райли… Рассказывал тебе о Европе?

Он кивнул.

— Я испугалась тогда. Сама не знаю, почему. Я ведь понимала, что Европа очень далеко от нас.

Артур увидел, как кипит Европа: огромные глыбы льда испаряются одна за другой, под всем этим огромный гладкий шар, белый и блестящий, как парашютный шёлк, отталкивает от себя в космос лёд и пар…

— Что же в действительности случилось с Европой? — спросила Франсин.

— Думаю… наши друзья… наши… друзья… съели её, — сказал Артур. — Превратили в новые корабли.

А громадные льдины, посланные навстречу Марсу и Венере? Ни образ, ни воспоминание не ответили на этот вопрос.

— В таком случае, мне не стоило бояться.

— Стоило, — сказал Артур. — Ты не зря испугалась. Ты все предвидела.

Она кивнула.

— Все знала наперёд, да? Что-то подсказывало правду. Что же? Психическое состояние?

Она говорила просто для того, чтобы не молчать. Он понимал это и не возражал. Болтовня жены успокаивала.

— Душа женщины, — ответил Артур.

— Чудно.

Он улыбнулся, зарывшись в её волосы.

— Странно, — продолжала Франсин, — но я всё время думаю о тебе, Марти и… своей книге. Гунны, монголы, скифы и индоевропейцы… В книге собраны все эти народы. Я никогда не закончу её.

— Не будь так уверена.

Но Артуру нелегко было возражать ей.

— Тебе не кажется, что эти машины — как древние племена? Мигрируют, воюют друг с другом, подстёгиваемые голодом или поисками новых земель?

— Нет, — ответил Артур. — В Галактике все по-другому. Здесь, на нашей планете, ничего подобного не происходило.

Но если посмотреть с другой точки зрения?

— Тогда зачем они нападают на нас? — спросила Франсин.

— Ты ведь слушала плёнку Харри.

— По-моему, я плохо поняла.

— Нет: так же хорошо, как и я, — сказал Артур, сжав её плечи.

Длинные тёмные очертания, игла, нацеленная в сердце Европы, в каменное ядро; поля-коллекторы вокруг кипящего льда, всасывающие пар и отделяющие атомы водорода от атомов кислорода. Игла, пронзающая ядро…

И снова сообщение оборвалось…

— Ты уже решил? — нежно спросила Франсин.

— О чём ты?

— Сегодня утром Марти спросил…

— Мне казалось, я определённо дал понять…

— Мне бы хотелось услышать ещё раз.

— Да. Я возьму вас с собой, куда бы ни отправился.

— Хорошо.

Наконец Франсин уснула, но Артур не мог сомкнуть глаз. Его не покидало воспоминание — в действительности, воспоминание Лермана — о выражении лица президента.

— Вы верите в Бога?

— Я верю в возмездие.

«Лос-Анджелес электроник таймс», статья в рубрике «Мнения». 10 января 1997 года.

Информация об уничтожении космического объекта в Долине Смерти пронеслась по миру, как ударная волна. Сначала мы впали в эйфорию. Ну, как же: мы атакуем. Но смертоносные пули все ещё движутся внутри Земли. Гора в Австралии по-прежнему цела и невредима. Распространяются слухи о русском фантоме. Земля в кольце осады. Точка зрения известного писателя-фантаста, выраженная им во время недавнего ночного ток-шоу, превратилась в общественно признанную догму. Писатель считает, что эти «пули» являются не чем иным, как сверхплотными капсулами, содержащими нейтронную материю и антиматерию. Эти капсулы, предполагает фантаст, столкнутся в центре Земли и разрушат планету. У нас нет способа проверить версию. Очевидно, однако, что мы почти бессильны, и, как бы иррационально это ни звучало, надежды на спасение тают с каждым днём.

15 января

Уолт Сэмшоу сидел на мостике «Дискаверера» со стороны правого борта с бутербродом в руке. Он смотрел на тёмно-синие волны, бегущие от носа корабля. Накануне утром они покинули Перл-Харбор и принялись зигзагами пересекать разлом Молокаи, чтобы определить концентрацию кислорода в этом районе.

Вдруг несколько крошек белого хлеба упали из его руки в бесконечное водное пространство. Сейчас зоопланктон обнаружит крошки, подумал Сэмшоу, и полакомится ими. Ничто не пропадает бесследно; эту истину постигаешь, только если воспринимать жизнь с помощью всех органов, созданных природой — так, как это делает Бог. Но Господь не зряч. Он смастерил глаза и раздал их живымсуществам — он хотел быть объективным в своём взгляде на творение рук своих.

По лестнице поднялся Дэвид Сенд и опёрся на перила рядом с Уолтом. Его веки заметно покраснели от бессоницы.

— До Разлома плыть ещё двенадцать часов, — сказал он. — Чао собирается сменить капитана.

Сэмшоу кивнул, не переставая жевать.

— Настроение не из лучших, ведь так? — спросил Дэвид.

— По крайней мере, мы работаем, — заметил Сэмшоу, проглотив кусок.

— Фаннинг из радиорубки говорит, что в этих местах курсируют три военных корабля… — Он помахал рукой. — Туда-сюда. Ищут.

— Парламент уже проголосовал за импичмент? — спросил учёный, выпрямляясь. Он свернул пакет от завтрака и засунул его в карман рубашки, из которого торчали ручки и карандаши.

— Я не в курсе.

— Иногда кажется, мы заслужили смерть, потому что чертовски глупы. — Сэмшоу говорил спокойным равнодушным тоном, как будто речь шла о пролетевшей мимо морской птице.

Сенд невесело улыбнулся и покачал головой.

— Ты долго шёл к такому грустному выводу?

— Да. В течение шестидесяти с лишним лет я следил за всеми важными событиями, прочитал много книг и встречался с очень разными людьми. Видел много видов глупости. Люди сталкиваются друг с другом каждый день — случайно или намеренно, — высказывают своё мнение, не обладая достаточной информацией… А если кто-нибудь поймает нас за язык, мы лжём… А! К чёрту! — Он покачал головой. — Я просто сегодня не в духе.

— Верно. — Сенд откинул со лба выгоревшие на солнце волосы.

— Мы у них в руках, понимаешь? Мы повержены, слабы, и единственное, что нам осталось — это выйти и… — Он поднял брови и облизал губы. — И говорить: «О Боже, вот и все. Мы истекаем кровью». Они точно знают, что с нами делать. Они расставляют ловушки, и мы попадаемся в них. Как будто они изучили глупость уже тысячи лет назад. Может, обнаружили в Галактике миры, где она рождается. И вот они оседлали нас, при этом ещё и пинают, и приставили ножи к нашим шеям, как жалким свиньям. — Он взялся за перила и повернулся на каблуках. — Я ещё никогда не ощущал себя таким беспомощным.

Сенд наклонил голову.

— Для меня твои слова пока только теория, — сказал он. — Я не верю, что произойдёт что-нибудь в этом роде.

— В Монтане уже два дня идёт дождь, но там до сих пор не могут справиться с пожаром, — пробормотал Сэмшоу. — А в Центральной Азии горит трава на полумиллионе акров. Они бессильны перед огнем и там. Пожар в Токио. Мы не только глупы — мы сгорим прежде, чем мир полетит в тартарары. Наши грехи грузом висят на наших плечах.

Фаннинг, двадцатилетний студент последнего курса университета в Беркли, поднялся на мостик. Сунув руки в карманы, он возбуждённо передёрнул плечами.

— Только что расшифровал! Сообщения с военных кораблей! — заявил он. — Они даже не пытаются хранить свои открытия в тайне. Говорят, что где-то здесь подводная лодка. — Фаннинг вытащил руку из кармана и показал вдаль. — Я думаю, одна из самых мощных. Атомная. На гусеничном ходу. Говорят, она ползает по дну.

— Что-нибудь ещё? — улыбаясь, спросил Сенд. — Или это секрет?

Фаннинг пожал плечами.

— Может, наша очередная атака. Взорвём ещё какой-нибудь важный объект, а не просто гору. Если президент позволит… — Он выразительно поднял палец вверх.

30 января

Эдвард стоял возле мотеля с рестораном под названием «Литтл Америка», рядом со своим трудно заводящимся автомобилем, и разглядывал дымящийся горизонт. Там, на севере, уже пять дней подряд бушевали пожары. Погасить огонь до сих пор не удавалось. Оранжевые и коричневые облака растянулись с востока до запада, солнце на их фоне выглядело апокалиптическим красным языком пламени. Завитки серого дыма ползли над шоссе и мотелем, оставляя за собой хлопья белого пепла. Судя по сообщениям, не было никакого способа пробраться дальше на север; двести тысяч акров Монтаны в огне, а вчера пламя жадно перекинулось в Канаду.

Зайдя в ресторан, он сел за столик и с линейкой в руках изучил карту юго-западного маршрута для автолюбителей, потом сел за руль и пристегнулся.

Холодный северный ветер бодрил, даже запах горящей хвои казался приятным. Эдвард не помнил, чтобы ветер когда-либо так сильно воодушевлял его.

Машина выехала со стоянки и направилась на запад.

Эдвард надеялся, что Йосемите не успеет исчезнуть с лица Земли до его приезда.

«Скай энд телескоп он-лайн», 4 февраля 1997 года.

Сегодня Венера находится в точке наибольшего сближения с Землёй позади Солнца и вне нашей видимости. Также сегодня планету ожидает удар гигантской глыбы льда, оторвавшейся от Европы. Чем это закончится для Венеры, пока неизвестно, но очевидно, что столкновение приведёт к грандиозным изменениям сейсмической картины. Не исключены даже глубокие трещины в мантии и нарушения внутренней структуры. На Венере нет воды. Учитывая появление на планете триллионов тонн воды, в которые превратится лёд, и возобновлённую геологическую активность, можно предположить, что через несколько десятков тысячелетий Венера превратится в Эдем…

19 февраля

— Примерно треть детей уже не учится, — сообщила Франсин, опуская телефонную трубку.

Она предупредила директора школы о том, что Марти уедет с родителями. Артур в это время носил вещи в гараж и складывал их в автомобиль. Пока Франсин разговаривала по телефону, он несколько раз прошёл через гостиную с коробками, в которые сложил походное снаряжение и — сам не понимая, зачем — телескоп.

— Неудивительно, — заметил он.

— Звонили Джим и Хилари. Они говорят, что Годж в порядке.

— Но почему мы не можем взять Годжа с собой? — крикнул Марти из гаража.

— Мы уже обсуждали это вчера вечером, — напомнил Артур.

— Он мог бы сидеть у меня на коленях, — предложил Марти, сев на корточки рядом с машиной и перебирая игрушки.

— Он там будет недолго, — успокоил Артур сына. — Вокруг него дети, с которыми он играет, и много добрых людей. Они позаботятся о собаке.

— Да. Но со мной его нет.

На это Артур не мог ответить.

— Я позвонила в клуб автолюбителей, — сказала Франсин, — и спросила, как обстоят дела с движением между Орегоном и Сиэтлом и дальше по побережью. Они говорят, на дорогах немного машин. Странно. Казалось бы, все должны рвануть на природу, или, например, в Диснейлэнд, или в парк.

— Тем лучше для нас, — бросил Артур.

Он переставлял коробки в набитой почти до отказа машине. Марти сидел на полу гаража, продолжая выбирать из груды игрушек наиболее дорогие его сердцу.

— Тяжёлая работа, — пожаловался он.

— У тебя неразрешимые проблемы, малыш, — согласился Артур. — Ну, а как мне поступить с книгами?

— Мы что, просто запрём дверь? — спросила Франсин, стоя у двери, ведущей из гаража в дом. Она держала коробку, заполненную дискетами и бумагами — материалами для своей книги.

— Давайте считать, что мы уезжаем в отпуск, — решил Артур. — Будем вести себя не так, как все.

— Удивительно, не правда ли, что люди сидят по домам в эти дни? — Она запихнула коробку в свободный угол багажника.

— Сколько людей понимает, что происходит? — спросил Артур.

— В этом всё дело.

— Дети в школе понимают, — сказал Марти. — Они знают, что наша планета скоро погибнет.

— Может быть, — произнёс Артур.

И снова попытка разуверить сына причинила ему боль. Наша планета скоро погибнет. Ты знаешь это, и они знают тоже.

— Наверное, люди стремятся быть поближе друг к другу, — предположила Франсин, возвращаясь на кухню. Она вытащила коробку с консервами. — Хотят спрятаться в родных стенах.

— А нам этого не надо? — поинтересовался Марти, отодвигая в сторону груду металлических и пластмассовых роботов и космических кораблей, которым предстояло остаться дома.

— Всё, что нам необходимо, это быть вместе, — согласился Артур.

Зайдя в кабинет, он вытащил с верхней полки шкафа деревянную шкатулку, в которой хранил пауков. Шкатулка оказалась необычно лёгкой. Артур поднял крышку — внутри было пусто. На миг он застыл со шкатулкой в руках. Что-то — он сам не знал, что именно — заставило его улыбнуться. У пауков появилась другая работа. Он взглянул на часы. Среда. Десять-ноль-ноль.

Пора трогаться.

— Вещи на месте? — спросил он.

Марти бросил взгляд на груду отвергнутых игрушек и схватил коробку из-под сигар «Уайт Аул», в которую он сложил то, что брал с собой. Коробка досталась ему от деда, а тот получил её от своего отца. Надорванная в нескольких местах и заклеенная скотчем коробка символизировала продолжение рода. Марти дорожил ею, как сокровищем.

— Всё готово, — сказал мальчик, забираясь на заднее сиденье. — Мы будем ночевать в мотелях?

— Правильно, — ответил Артур.

— Вы мне позволите покупать игрушки по дороге?

— Не вижу причин отказать.

— А какие-нибудь симпатичные камешки? Если я найду их, конечно?

— Не больше тонны, — предупредила Франсин.

— Булыжник не влезет в машину, — сказал Артур и пошёл в дом, чтобы проверить все в последний раз.

Прощай, спальня. Прощай, кабинет. Прощай, кухня. Холодильник, все ещё полный продуктов. Прощайте, сосновая обшивка стен, высокое крыльцо, двор и дикая слива. Прощайте, гладкие поющие воды реки. Он прошёл мимо коврика Годжа на заднем крыльце и почувствовал комок в горле.

— Прощайте, книги, — прошептал он, посмотрев на книжные полки в гостиной.

Артур запер дверь и направился к автомобилю.

24 февраля

Закончив дела в Вашингтоне, Тревор Хикс отправился поездом в Бостон. В дорогу он прихватил только чемодан и компьютер. На станции его встретила темноволосая растерянная женщина средних лет в чёрной шерстяной юбке и поношенной блузке в цветочек. На старом автомобиле она отвезла Тревора к себе домой в Куинси.

Там Хикс провёл три праздных дня. Пятилетний сынишка и семилетняя дочь женщины не спускали с него круглых от любопытства глаз. Семейная жизнь хозяйки расстроилась три года назад, и старый деревянный дом выглядел абсолютно заброшенным — прохудившиеся трубы, осыпающаяся штукатурка, сломанные лестницы. Дети, казалось, были удивлены, что постоялец не делил постель с их матерью. Это наводило на мысль, что женщина не страдала от недостатка мужского общества. Но Хиксу было всё равно — он никогда не судил людей слишком строго. Писатель проводил большую часть времени на ветхой кушетке в гостиной, размышляя, а иногда включаясь в работу Сети и участвуя в составлении списка тех, кого надо найти и подготовить к эвакуации с Земли.

Хиксу не раз доводилось работать рядом с незаурядными личностями — умными, образованными, любящими поспорить, а порой и повздорить, мужчинами и женщинами. Большинство тех, с кем его связала Сеть, полностью соответствовали этой характеристике. К его удивлению, силы, управляющие и поддерживающие работу Сети, не умерили энергию своих подчинённых. Подневольные определяли сначала категории людей, подходящих для контакта и спасения, потом решалась судьба отдельных сообществ, а потом и индивидуумов — и всё это время велись горячие дебаты, доходящие до скандалов.

Боссы (или Повелители, или Тайные Наставники, как иногда называли неизвестных организаторов Сети) считали, судя по всему, что люди с широким кругозором смогут лучше других решить некоторые проблемы, связанные со спасением человечества. Хикс порой сомневался в этом.

Пообедав макаронами с сыром за дубовым столом, Хикс распрашивал хозяйку о её роли как Подневольной.

— Я и сама не знаю, — ответила женщина. — Они нашли меня примерно шесть недель назад. С тех пор я приняла здесь трёх человек, которые провели в доме пару дней, а потом уехали. После было ещё несколько жильцов, а теперь вот вы. Может, я эдакая наседка?

Дочка захихикала.

Могли бы выбрать более гостеприимный дом. Но он оставил эту мысль при себе.

— А вы, — спросила она. — Что делаете вы?

— Составляю список.

— Кому отбывать, кому оставаться, да?

Он поколебался, затем кивнул.

— Вообще, мы, в основном, выбираем тех, кто мог бы работать с нами. Осталось очень много дел, и людей не хватает.

— Думаю, что мои дети и я — мы не улетим… — сказала женщина. Она уставилась на стол безжизненным взглядом, потом медленно подняла брови и встала. — Дженни, — попросила она, — давай-ка уберём со стола.

— Куда мы не улетим, мама? — поинтересовался мальчик.

— Помолчи, Джесон, — отрезала Дженни.

— Ну, мама! — настаивал ребёнок.

— Никуда! И слушайся свою сестру.

Они делали первые шаги на Земле, подумал Хикс, и повстречали её. Они не знали, с чего начать. Женщина подозревала, что не подходит, если так можно сказать, что не отвечает требованиям, предъявляемым к будущим мигрантам, но это не помешало ей осознавать пользу и необходимость своей работы.

Если только мы вольны распоряжаться собой.

На этот вопрос Хикс все ещё не знал ответа. Он, однако, предпочитал считать, что их воля никому не подконтрольна и что эта женщина просто демонстрирует прекрасные человеческие качества: самоотверженность и бескорыстие.

Два дня спустя она отвезла Хикса в аэропорт и он улетел в Сан-Франциско. Уже в самолёте он сообразил, что когда-то слышал имена её детей. Но не её имя.

Хикс летел высоко над Землёй, над туманным облачным полотном. Он то дремал, то вводил свои размышления в компьютер. Сеть бездействовала, она давала ему передохнуть, освободив от потока голосов и информации. У писателя появилось время подумать и задать себе несколько вопросов. Почему сотрудники службы безопасности аэропорта не заметили пауков? Ответ нашёлся довольно быстро. Они, наверно, выползли из его чемоданов возле сканирующих ворот, обогнули их и вернулись в багаж за пределами радиуса действия сенсора. Или пауки способны влиять на рентгеновское излучение? Сенсорные аппаратуры, созданные людьми, с самого начала этой истории показали себя с наихудшей стороны; если корабли инопланетян приземлились, не будучи обнаруженными, то нет ничего удивительного в том, что маленький паучок обманул службу безопасности аэропорта.

Закрыв глаза, наслаждаясь временной передышкой и возможностью побыть наедине с самим собой, Хикс размышлял над неразгаданными пока проблемами. Потом, повинуясь внезапному желанию, он вставил в компьютер дискету со всеми своими книгаи и выбрал «Звёздный дом». Просматривая главу за главой, он пропускал описания событий и героев (учёных, как правило) и останавливался только на собственных научных рассуждениях. Неплохая книга, подумал Хикс, даже сейчас, два года спустя, я перечитываю её с интересом.

Однако к чувству гордости примешивалась грусть. Книга повествовала о будущем. Но какое будущее ожидало человечество на самом деле? Конечно же, не то, что он изобразил — земляне и инопланетяне вместе идут дорогой открытий и приключений. В каком-то отношении мечта Хикса теперь казалась до смешного наивной.

Жизнь на Земле нелегка. Борьба за существование жестока. Смешно верить в то, что где-то во Вселенной не действует закон, по которому «выживает сильнейший», или что этот закон будет отвергнут обществом в процессе технического развития…

И всё же…

Кто-то вне этой планеты мыслил альтруистически.

Или, может быть, нет?

Альтруизм — это замаскированный эгоизм. Агрессивный эгоизм представляет собой замаскированное стремление к самоистреблению.

Он уже высказывал эту мысль в неопубликованной статье о странах третьего мира. Наиболее развитые нации соблюдают, прежде всего, свои интересы, помогая более слабым народам.

И не исключено, что именно сейчас он видит подтверждение своей теории.

Многие политологи прочитали тогда статью Хикса. Они раскритиковали её в пух и прах, приведя множество исторических примеров, чтобы доказать несостоятельность идеи писателя. «Чьим интересам служит Советский Союз? — вопрошал один их них. — Советы сильны, как никогда, но страна постоянно сталкивается с трудностями, управляя народами, которых она поглотила; не справившись с решением этой проблемы, могущественная ныне империя, наверняка погибнет. Вряд ли такое произойдёт в ближайшем будущем, — продолжал критик. — Но нациям отпущен недолгий срок — не больше нескольких столетий».

А теперь применим теорию необходимого альтруизма к группам разумных существ, появившихся десятки тысячелетий тому назад. Если только одна из них отправляет в космос машины, пожирающие планеты, а все другие ничего не предпринимают в ответ…

Кто выигрывает?

Очевидно, кто-то создал паукообразных роботов в своих собственных интересах. Но зачем, в таком случае, помогать возможным конкурентам — другим цивилизациям? Почему бы не ограничиться победой над машинами-убийцами?

Сеть не подчинялась Хиксу; ему полагалась только имплантированная чужая память плюс информация, не всегда, к тому же, понятная.

Хикс привык к тому, что стоит заставить пальцы бегать по клавишам компьютера, как тут же в работу включается мозг. И сейчас он открыл файл и начал печатать. Ему пришлось стереть несколько первых невнятных фраз. Уверен, я близок к тому, чтобы отгадать загадку.

Но как Хикс не старался, он не смог сформулировать смутно зреющую в нём мысль.

Я не знаю, почему они хотят спасти нас.

В те часы, когда Сеть приостанавливала своё успокаивающее и направляющее воздействие, отсутствие ответов на мучавшие его вопросы беспокоило Хикса.

Нить, связывающая Харри Файнмана с прошлым, оборвалась. Время, когда он не чувствовал боли и мог двигаться, казалось нереальным — всего лишь плодом воображения. Он не мог даже представить себе, что когда-то спал с женщиной или съедал большой кусок мяса. В минуты просветления он пытался найти в своём теле следы былого — и ничего не находил. Все ушло; он стал другим человеком. Настоящий Харри Файнман уже умер.

Одурманенный наркотиками, большую часть времени он спал. Часто в смутных видениях перед ним представала жизнь после смерти, но это Харри не занимало. Всё, что угодно, даже полное забвение — но не существование на грани смерти.

Итака входила и выходила незаметно, как лёгкое облачко. Когда действие лекарства заканчивалось и жестокие боли мучали Харри, она сидела рядоа, сцепив зубы и ничего не говоря, пока муж лежал, напрягшись от телесных мук.

За вход и выход приходится платить. Цена билета — страдание.

Харри уже не чувствовал разницу между днём и ночью. Когда сознание возвращалось к нему, иногда лампы горели, иногда нет.

Однажды организму удалось сбалансировать наркотический эффект лекарства, и судьба подарила Харри волшебный час без сна и боли. Он чувствовал себя почти хорошо и постарался не отпускать Итаку. Он говорил, что хотел бы, чтобы она снова вышла замуж — но она восприняла его слова со своим характерным спокойствием. Потом он вспомнил, что уже не раз твердил об этом.

— Зачем беспокоиться? — тихо спросила она. — Наверно, всех ждёт скорая гибель.

Харри покачал головой, как бы не соглашаясь с женой, но она посмотрела на него своим обычным взглядом, в котором читалось: «Ну давай, говори» — и он сказал:

— Я бы хотел увидеть светопреставление, если оно только произойдёт!

— Если? — иронично заметила Итака. — Ты — старый пессимист. А теперь в тебе заговорила надежда?

— Беспричинная надежда.

— Что рассказывал Артур?

— Не пытайся ничего скрыть от женщины. — Харри понадобилось мгновение, чтобы припомнить разговор с другом. — Он сказал, что по планете рассыпано множество маленьких паучков.

Итака наклонилась вперёд.

— Что?

— Кавалерия на месте, но, возможно, уже поздно.

Итака покачала головой.

— Артур показал мне одного. Крошечный робот. Ими забросали Землю перед её уничтожением. Хотят сохранить какую-то часть населения. Для размножения, полагаю. Вроде зоологической экспедиции. И они уничтожают машины, которые хотят погубить нас.

— Все это рассказал тебе Артур?

Харри кивнул.

— Я подумал, что Гордон сошёл с ума, но он показал паучка. Артур выглядел подавленным, но, казалось, он считает, что делает нужное дело. Правда, есть опасение, что его разумом управляют, но он говорил, что не против, если это и так, и что он не… — Слабость вернулась к Харри, и несколько минут он лежал с закрытыми глазами. — Он говорит, возможно, они лучше знают, что нужно землянам.

Итака внимательно вгляделась в лицо мужа.

— Я видела одного, — сказала она. — Думаю, да, видела. В саду.

— Что? Паука?

— Блестящего. — Она вытянула ладонь. — Вот такой величины. Он убежал прежде, чем я успела рассмотреть его, но потом — паук сидел на старом дубе — я увидела разрезы на коре, будто следы от ножа. Я решила, что почудилось, или что я ошиблась. Харри, надо ли кому-нибудь рассказать о нём?

— Для чего? — спросил Харри.

Мысли вновь стали путаться, и больше он не произнёс ни слова, только продолжал слабо сжимать своей рукой руку Итаки.

Итака позвонила Гордонам на следующий вечер. Трубку никто не поднял. То, что осталось от Харри, умерло в одиннадцать часов утра.

10 марта

Кораблю приходилось преодолевать сильное течение и юго-восточный ветер, дующий со скоростью двенадцать миль в час. «Дискаверер» шёл по морю, покрытому зеленоватой, серой и белой пеной. В воздухе постоянно слышался рёв — будто кто-то взбивал воду. Высоко в небе плыли облака; они слились в странного вида скрученные ленты, извивающиеся так, словно их засосало в воронку.

Уолт Сэмшоу видел, что пена простирается до горизонта. Он старался сдерживать дыхание. Большая часть команды надела влажные повязки, закрыв рот и нос. Носовое кровотечение стало обычным делом, нежная слизистая не выдерживала сушащего выжигающего действия вещества, которого вокруг было слишком много — кислорода.

— Нельзя оставаться здесь долго, — сказал Сенд, поднявшись к Уолту на мостик.

— Результаты проб готовы? — спросил Сэмшоу.

Сенд кивнул.

— Есть сигналы с военных кораблей?

— Они уже ушли. Мы пытались прослушать подводную лодку, но поймали только бульканье.

— Скажи капитану, что нам надо убираться отсюда, — велел Сэмшоу. — Может ли кто-нибудь противостоять этому? — Он показал на море.

Сенд покачал головой.

— Сомневаюсь.

— Будто кто-то хочет стереть океан с лица планеты, — заметил Сэмшоу. Он вытащил бутылочку с глазными каплями и откинул голову назад, чтобы закапать лекарство.

Сенд отказался последовать его примеру.

— Жуткое зрелище.

Сэмшоу скорчил гримасу.

— Чёрт возьми, я словно пьян, и кислород тут ни при чём. Мы присутствуем при конце света, видим, как пришельцы выполняют свой план — по крайней мере, часть плана. Ужасающая, грандиозная картина.

Сенд в недоумении уставился на учёного.

— Не обращай на меня внимания, — сказал Сэмшоу, помахивая почти пустой бутылочкой из-под капель. — Вели капитану сматывать отсюда удочки.

Спускаясь с мостика, Сенд столкнулся с Чао, первым помощником. Извинившись, он отступил назад. Чао протянул ему листок бумаги с несколькими наспех нацарапанными словами.

— Из Перл-Харбора и Сан-Франциско.

— Что именно?

— Сообщения о сейсмических аномалиях в Монголии. Не просто землетрясение, а взрыв, возможно, мощностью в десять мегатонн. Не атмосферный взрыв, а подземный или что-то в этом роде.

Сэмшоу взглянул на цифры.

— Они не дураки, — заметил он.

— Ты думаешь, русские взорвали свой Фантом? — спросил Сенд.

— Что же ещё? — весело усмехнулся Чао. — А вдруг мы сможем разделаться с врагом? Может, в Австралии тоже… а?

— Откуда им взять бомбу?

— Если бы они захотели… — сказал Сэмшоу.

— Только идиот будет сейчас медлить, — кричал первый помощник. — Парализовать космических ублюдков! Вывести из строя их корабли!

— Слышишь, словно колеса товарного поезда? — Сэмшоу показал рукой вниз, имея в виду океан, и покрутил пальцем, словно расковыривая мантию и ядро Земли. — Поезд мчится, а мы ничего не достигли.

— Если только учёные правы, — добавил Сенд.

— Но всё же мы здорово потрепали их! — Чао не хотелось окунать голову в ведро с ледяной водой, не хотелось расставаться с надеждой. Он посмотрел на Сэмшоу, потом кивнул, прощаясь, и вернулся на мостик.

Эдвард Шоу приехал во Фресно и остановился на заправке. Небо на севере очистилось от дыма и стало непривычно насыщенного голубого цвета. В воздухе летал пепел — отголоски пожаров в Советском Союзе и Китае.

Зима неминуемо шла к концу; снег в горах быстро таял.

Огонь обошёл Калифорнию стороной — за исключением Сан-Диего, куда пламя перекинулось из Тихуаны. Йосемите также до сих пор не пострадал. Возможно, это объяснялось отсутствием туристов и машин. Радиостанции, покинутые персоналом, бездействовали. Программы новостей, которые Эдвард слышал, звучами пессимистично.

Объект Кемпа-ван Котта с каждым днём все медленнее вращался внутри Земли. И учёные, и простые обыватели поверили в то, что эти две (или больше) «пульки» своим ритмичным ходом отсчитывали последние дни планеты. Сходились на том, что осталось тридцать дней до их встречи в сердце Земли. Смертный приговор.

Эдвард купил необходимые продукты и несколько коробок пива, потом проехался по городу. Повинуясь внезапному желанию, он остановился возле торгового центра, состоящего из трёхэтажных магазинчиков.

— Что, чёрт возьми, я тут делаю? — спросил он сам себя.

Он долго не выходил из машины и сидел, разглядывая площадь, наполовину забитую автомобилями.

— Ненавижу торговые центры!

Он выбрался из машины и тщательно запер её. В выцветших джинсах, простой куртке и кроссовках он мог вполне сойти за любого из местных жителей, разгуливающих от витрины к витрине поодиночке, с друзьями или семьёй. Все ещё не понимая, зачем он здесь, Эдвард уселся на скамейку возле цветочного киоска и стал разглядывать толпу, особенно проходящих мимо мужчин.

Жизнь продолжается? Как всегда? Не совсем.

Лица мужчин — старых и молодых — казались застывшими, даже оцепеневшими. Дети по-прежнему веселились, а женщины по большей части выглядели спокойными или отрешёнными. Почему? Ведь женщины, как правило, чувствуют беду острее, чем мужчины. Так отчего же выражения их лиц столь различны?

Проведя на скамейке целый час, он встал и направился к книжному магазину — единственному месту во всём торговом центре, которое интересовало его. Просматривая книги по туризму, Эдвард отобрал несколько изданий, посвящённых Йосемите. Неожиданно возле прилавка поднялась суматоха: румяный плотный человек в белой рубашке и серых брюках ворвался в магазин.

— Эй, слыхали? Вы ещё ничего не знаете? — Вбежавший тряс газетой, и его лицо при этом сияло от радости. — Русские разделались с ними! Двух кораблей как не бывало. Остались австралийцы и… Мы победим!

Но никто не разделил его энтузиазма.

Мы проирали и почти уничтожены, подумал Эдвард, вся планета чувствует то же, что когда-то мы чувствовали в Ванденберге. Неужели поможет, если мы слегка потрепем их?

Он купил книги, быстро вышел из магазина и помчался по калифорнийскому шоссе N 41, обгоняя машины. Вдруг он понял, отчего остановился в торговом центре, заскрипел зубами и кивнул головой. Дело не в том, что ему нужны книги, он просто хотел попрощаться с частью родной культуры.

Надеюсь, подумал он, я успею проститься со всем.

Шоссе привело Эдуарда в парк. Он поехал по извилистой, почти безлюдной дороге. Тени, отбрасываемые соснами, падали на лобовое стекло. Было четыре часа, через полуоткрытое боковое окно проникал прохладный, приятно пахнущий зеленью воздух и солнечные лучи, пробивавшиеся между стволами деревьев. Снег, поблёскивая, аккуратными кучками лежал вдоль дороги.

Вавонский туннель заканчивался близ площадки для обозрения, откуда открывался вид на всю долину. Эдвард припарковал автомобиль на небольшой стоянке неподалёку от одиноко стоящей машины. Он начал взбираться наверх, оттягивая долгожданный момент, потом подошёл к краю площадки и встал у перил — руки в карманах, на лице глупая улыбка.

Я возвратился в детство.

Эдвард лучше всего запомнил именно это — долина, зелёная от сосен; на западе извивается, как змея, Мерсед, и в ней отражается чистое голубое небо; шумные воды Брайдл-Вейл сверкающей дугой низвергаются с вершины и исчезают в тумане брызг где-то за скалами. Катедрал-Рокс, как монстр, навис гранитной глыбой над водопадом. Слева сереет лицо Эль-Капитана, свысока глядящее на соседей.

Более двадцати лет назад я мечтал облазить эти гранитные скалы вдоль и поперёк. Там, внутри, есть места, где ещё никто не бывал, огромные пространства, окружённые нерушимыми стенами, безмолвные, неподвижные, застывшие.

А дальше за Эль-Капитаном — Три Брата и Норт-Доум, кажущиеся отсюда обычными нагромождениями камней, покрытыми снегом (но если смотреть на них снизу, они, безусловно, оправдывают свои названия). Почти на одном уровне с белой вершиной Клаудз-Рест и над Катедрал-Рокс красуется величественный Хаф-Доум.

Поднялся холодный ветер и растрепал волосы Эдварда. Я не сплю. Боже, я наконец здесь, и это не сон. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, Эдвард постучал ботинком о стойку перил.

Двадцать лет — нет, больше — он мечтал об этом месте. Здесь прошли его лучшие дни, здесь он познал душевный покой. Здесь он чувствовал себя так легко и свободно, как нигде. Сколько раз он возвращался сюда во сне — к этой долине, этим громадинам. Сновидения напоминали о том, что он потерял.

Напоминали отца, которого он лишился — и который сам лишился сына — и мать, не любившую своего ребёнка. Напоминали о впервые испытанном ощущении покоя. О вере в себя, по-детски наивной. А может, он уже тогда все предвидел? Но, впрочем, теперь это не имело значения…

К половине шестого Эдвард перенёс все свои вещи от стоянки в Карри-Вилледж к палатке, которую он зарезервировал (и напрасно) три недели назад. Он осмотрел жилище — белую палатку на высоком деревянном настиле, — расположенное в уединённом местечке среди деревьев недалеко от склона Глесьер-Пойнта. Единственная лампочка светила достаточно, если не слишком ярко, и две металлические армейские кровати оказались в хорошем состоянии и вполне удобными.

Он зашагал мимо магазинов, потом — через каменный мостик и вышел на лужайку. Чёрная птичка с красными крыльями враждебно отнеслась к вторжению. Он улыбнулся и дружелюбно отступил, что не умиротворило птаху. Но это мало беспокоило Эдварда; он знал, что лес принадлежит ему так же, как и ей. Пройдя на середину лужайки, он остановился в высокой траве и осмотрелся. Ему хотелось получше изучить свой новый мир. Он услышал далёкое эхо голосов, отражённых от гранитных стен Глесьер-Пойнта, Сентинел-Рока, Ройал-Арчез. У подножия Ройал-Арчез он различал огни отеля в Ауони. На несколько сотен ярдов к западу тянулись светящиеся точки — там находилась Йосемите-Вилледж, там жгли костры, и горели лампы в домах.

Последнюю ночь своего давнего путешествия он провёл с родителями в Ауони. Эдвард все ещё не решил, переберётся ли он туда, когда конец приблизится.

Безграничный покой.

Что сталось бы с людьми, если бы они проводили всю жизнь в окружении таких вот красот? И если бы встречи с подобными себе случались так редко, что каждая превращалась бы в счастливое событие?

Он включил фонарь и направился к палатке, освещая себе дорогу. На гранитном валуне с плоской вершиной, который он обнаружил ниже по склону, Эдвард собрал походную печку, налил воды в котелок и быстро приготовил суп из концентрата, добавив в него лук, сардельку и лапшу.

Потом в одном белом купальном халате, доходящем до колен, он отправился на поиски душевой, прихватив бритвенный прибор. Подлетела сойка и не отставала от него, надеясь, что ей перепадёт несколько крошек.

— Кругом темно, — сказал он птичке. — Иди спать. Я уже поел. Где ты была раньше? Сейчас у меня ничего нет.

Но птичка упорствовала, она давно знала, что люди — обманщики.

Душевая — большое, отделанное деревом здание (женская половина налево, мужская направо) — почти пустовала. Дежурный, выдававший мыло и полотенца, дремал на стуле и лишь чуть выпрямился, когда появился Эдвард.

— Занимайте любую кабинку, — предложил он, протягивая Эдварду кусочек мыла и полотенце. — Никакой очереди.

Эдвард улыбнулся.

— Вам, должно быть, скучно.

— Мне чудесно, — ответил дежурный.

— Сколько здесь народу?

— Во всей долине? Возможно, двести или триста человек. В Кемп-Карри не больше тридцати. Абсолютно тихо.

Эдвард принял душ в чистой, словно никогда до него не использовавшейся, кабинке, потом побрился, стоя перед зеркалом, таким длинным, что в него могли бы смотреться пятнадцать или двадцать человек. Какой-то турист вошёл в душевую и жизнерадостно поздоровался с Эдвардом. Геолог добродушно кивнул, чувствуя себя королём, сложил бритвенный прибор и вернулся в палатку.

В восемь часов он ощутил усталость, отложил книгу, выключил лампу и взбил подушки, а потом ещё долго лежал без сна, размышляя и прислушиваясь.

Где-то в долине дети распевали песни, их юные голоса громко звучали в темноте, словно голоса маленьких весёлых привидений.

Я дома.

Рубен встретил своё девятнадцатилетие пятнадцатого марта в Александрии, штат Вирджиния. Он отметил день рождения пончиком и пакетом молока. Закончив пиршество в булочной, он вышел на улицу и остановился, привлекая к себе подозрительные взгляды. Юноша надел новое пальто и шляпу, но праздно шатающемуся здоровому негру — хотя и вполне прилично одетому — не место в туристском квартале. Однако это мало заботило Рубена; он знал, зачем он здесь.

Демонстративно широким жестом он выбросил пакеты из-под молока и пончика в урну, аккуратно вытер губы косточкой указательного пальца и открыл дверь матово блестящего «крейслер-ле-барона» выпуска 1985 года. Он купил машину в Ричмонде, заплатив наличными, и уже проехал на ней четыреста миль. Прежде ему никогда не приходилось покупать машины, и его не волновало, принадлежит автомобиль ему или нет. Рубен выжимал из мотора всё, что мог, и это было здорово.

У него все ещё оставались деньги — около десяти тысяч долларов. Он засунул портфель в багажник под запасное колесо.

— О'кей, — пробормотал он, вслушиваясь в ровный гул мотора. — Куда теперь?

Рубен задумался. Теперь приказы поступали от людей, а не от таинственного голоса того, кого Сеть называла Боссом. Рубен даже научился распознавать «подписи» тех, с кем ему случалось входить в контакт, хотя лично он никого ещё не видел.

— В Кливленд! — сказал Рубен.

Он вытащил из бардачка несколько карт и наметил маршрут. За последние дни он незаметно вынес сотни книг и компакт-дисков из библиотек Вашингтона и Ричмонда и купил сотни изданий в книжных магазинах. В Ричмонде он передал добычу трём мужчинам средних лет, не имея понятия, что те собираются с ней делать. Да он и не спрашивал. Ясно одно: Босс интересуется литературой.

С некоторым облегчением — Рубену не нравилось воровать даже ради хорошего дела — он выехал на шоссе.

С каждым днём приближалась весна. Холмы уже вовсю зеленели. Деревья обрастали листьями, которые им не суждено сбросить. Больше не будет ни лета, ни осени.

Рубен покачал головой, размышляя об этом. Руки крепко сжимали руль. Когда он вёл машину, Сеть, как правило, не беспокоила его, и потому у Бордза появилось много времени — возможно, чересчур много, — чтобы задавать себе разные вопросы.

Он заправился в Нью-Стентоне и остановился возле ресторанчика. Наспех перекусив гамбургером и небольшой порцией зелёного салата, заплатил по счёту. Потом купил открытку, выбрав изображение большого здания, похожего на коровник, испещрённое таинственными знаками и символами. Приклеив несколько марок на открытку, он нацарапал на обратной стороне:

«Папа!

Я всё ещё работаю — то тут, то там.

Думаю о тебе.

Береги себя.

Рубен»,

— и бросил послание в почтовый ящик, висевший на стене ресторанчика.

К восьми Рубен уже был в Кливленде. Пока он заполнял бумаги в отеле, расположенном возле автобусного парка, за окном посыпал мелкий дождик. Он оставил «крейслер» в гараже. Мысль о том, что нельзя доехать на машине до нужного места, расстраивала его. Кто-то другой подбросит юношу до конечного пункта маршрута.

Всего лишь пара миль отделяла его от озера Эри и именно там — так приказала Сеть — ему следует быть завтра ранним утром.

Стоя в ванной комнате, Рубен внимательно разглядывал себя в зеркале. Он видел здорового парня с жидкой бородкой и сильными правильными чертами лица. Он помахал этому парню — и Сети — и лёг в кровать, хотя спать не хотелось.

Рубену стало страшно. Завтра он встретит других людей, работающих на Сеть — тех, чьи голоса ему доводилось слышать. Не это пугало его. Хотя…

Нечто, скрытое глубоко в озере, ожидает их.

Доверяет ли он Тайным Наставникам?

Что всё это значит?

Завтра в шесть часов утра он будет в назначенном месте — чисто выбритый, взбодрённый прохладным душем, одетый в новый костюм, который купил в Ричмонде как раз для такого важного случая.

Остановившись под эстакадой, Тревор Хикс вышел из машины и заслонил глаза от слепящих лучей солнца. Он увидел, что Артур Гордон переходит улицу и приветственно машет рукой. Хикс, измотанный долгим сидением за рулём, слабо махнул в ответ. Он так и не привык водить машину по дорогам Соединённых Штатов. Не сумев правильно выбрать маршрут, он, чтобы добраться до портового района Сиэтла, поехал по автостраде с многочисленными развязками, потом в течение десяти минут кружил под мостом, дважды пропустив нужный поворот. Наконец ему удалось припарковаться под длинной металлической лестницей. На противоположной стороне улицы расположились бывшие складские помещения, ныне превращённые в рестораны, магазины, и новые здания — все обращённые окнами на залив. Морские чайки летали, пронзительно крича, над куском гамбургера, валявшимся на мостовой; они ловко увёртывались от проносящихся мимо машин.

Подошёл Гордон и неловко пожал Хиксу руку. Хотя им и приходилось общаться через Сеть, они не виделись после встречи в отеле «Фернис-Крик».

— Мои жена и сын отправились в аквариум, — сказал Гордон, показывая куда-то в глубь улицы. — Они задержатся там часа на два.

— Они знают? — спросил Хикс.

— Я рассказал. Куда бы я ни поехал, возьму их с собой. На следующей неделе мы отправляемся в Сан-Франциско.

Хикс кивнул.

— А я остаюсь здесь. Я слышал, что Сеть начинает очень активно работать. — Он скривился. — Если можно назвать этот процесс «слушанием».

— Представляете, в чём будет заключаться работа?

Хикс покачал головой.

— Что-то важное. Это касается и Сан-Франциско.

— Мне тоже так показалось.

— Мне очень жаль вашего друга.

Артур удивлённо уставился на него.

— Жаль?

— Мистера Файнмана. О его смерти сообщили вчера утром.

Артур не вспоминал о Харри с тех пор, как покинул Орегон.

— Я не читал газет. Он…

— В понедельник, — подсказал Хикс.

— Боже. Я… Итака, наверное, звонила, а мы уже уехали. — Артур поднял голову. — Я рассказывал ему о Сети.

— И он поверил вам?

— Думаю, да.

— В таком случае, возможно, это помогло ему… Ах, нет. Это было бы просто глупо.

Артур стоял, засунув руки в карманы и чувствуя себя потрясённым, несмотря на то, что, казалось, давно приготовился к уходу друга. Теперь он винил себя за то, что забыл о нём; до отъезда он несколько раз звонил Файнманам, но ему не удалось поговорить с Харри. Артур глубоко вздохнул и жестом предложил подняться по лестнице на рынок. — Я постарался дать ему понять, что не всё потеряно. Надеюсь, мой рассказ облегчил его страдания. Так трудно все предугадать.

Не говоря ни слова, они зашагали по наименее многолюдным проходам рынка и остановились у булочной, чтобы выпить по чашке кофе и отдохнуть.

— Что вам поручено? — спросил Артур, когда они уселись за столиком.

— Я посещал библиотеки, университеты, находил нужных людей… Похоже, они нашли самый эффективный способ использования моих возможностей. Я помогаю отыскивать людей, необходимых Сети — учёных и… кандидатов.

— А я не сделал пока ничего особенного, — сказал Артур. — Вы знаете, кто является… кандидатом… на спасение?

— Не совсем. Имён намного больше, чем мест. Не думаю, что последнее слово за людьми.

— Ужасно, да?

— В некоторой степени.

— Вы слыхали что-нибудь о кораблях инопланетян? То есть, может, Сеть рассказывала что-нибудь?

— Ничего.

— Как вы думаете, мы навредили им, добились чего-то, взорвав их объекты?

Хикс печально улыбнулся.

— Пользы не больше, чем от решений Крокермена.

— Но он… Я полагаю, он не имеет никакого отношения к событиям в Долине Смерти?

— Правильно, — подтвердил Хикс. — Президент ни при чём. К сожалению, горячие головы тоже ничего не выиграли. Конечно, они поддержали нас всех морально… Но никто не верит, что взрывы предотвратят катастрофу. Пульки все ещё летают.

— Но тогда — какой цели служат корабли? — спросил Артур.

— Вы однажды ответили на этот вопрос. Чтобы обмануть, запутать нас. Мы ведь сконцентрировали на них все своё внимание.

Артур прищурился.

— Я не предполагал, что мы имеем дело всего лишь с приманками.

Хикс покачал головой.

— Я тоже.

Артур отодвинул булочку — он расхотел есть.

— Они прислали корабли, чтобы обмануть нас? Изучить, словно мы — лабораторные мыши?

— Считаю, что да. А как вы относитесь к такой гипотезе?

Артур покачал головой.

— По-моему, это близко к истине.

— Унизить перед тем, как уничтожить, — добавил Хикс.

— А вы не говорили об этом с людьми, которые работают с вами?

— Нет. Мы занимались другим. Но Босс не давал инструкций относительно фантомов. Сеть молчала о президенте… Вы знаете, что Лерман — один из Подневольных?

Артур кивнул.

— Босс не принимает во внимание наши военные и политические усилия. Это очевидно. — Хикс поднялся, забирая со стола пластмассовый стаканчик и пакет из-под булочки. — Итак, я остаюсь здесь, в Сиэтле, а вы отправляетесь на юг.

Артур продолжал сидеть в оцепенении. Ему давно следовало бы получше разобраться в фактах. Он чувствовал, что разочаровал сам себя — казалось, он ещё питает кое-какие иллюзии.

— Мне жаль, что именно я сообщил вам о мистере Файнмане, — сказал Хикс. Артур кивнул.

— Сегодня я должен присоединиться к группе, которая собирается на холме Королевы Анны, — продолжал писатель. — Мы начнём разведку оттуда. — Он протянул Артуру руку. — Наилучшие пожелания вам и вашей семье.

Артур встал и крепко пожал ему руку.

— Прощайте.

Они посмотрели друг на друга. Оба задумались над вопросом, который был слишком очевиден, чтобы его задавать.

«Он избран? А я?

Хикс возвратился к машине. Через несколько минут Артур поднялся и обошёл рыбные и овощные ряды.

20 марта

Старая легковушка с техасскими номерами пересекла каменный мост и посигналила Эдварду. Геолог обернулся и увидел, что задняя часть машины залеплена наклейками — даже багажник и нижняя часть стекла. Однаярко-красная надпись сразу бросалась в глаза: «Выставляй напоказ свои формы, а не оружие, детка!» Выцветшая жёлтая пластмассовая табличка висела в верхнем углу заднего стекла: «Осторожно! За рулём ребёнок!»

— Эй, Эдвард!

— Минелли! — Шоу подошёл к окну и наклонился, чтобы обнять Минелли. — Сумасшедший! Твоя машина?

— Купил три недели назад вместе с отделкой. Здорово, правда?

— Ужасно рад тебя видеть.

— А я рад, что меня видят. После того, как мы расстались, пришлось нелегко. Ты ведь ездил в Техас?

— Да, — подтвердил Эдвард. — А ты?

— Я устроил скандал в институте. Они выбросили мои документы, дали пинка под зад и сказали: иди, мол, жалуйся. Я сходил с ума. Купил эту тачку и с тех пор путешествую. Заезжал в Шошоне и останавливался у бакалейного магазина. Так сказать, визит вежливости. Стеллы нет в городе. Она в Лас-Вегасе — консультируется с юристами по поводу минеральных источников. А Бернис на месте и спрашивала о тебе. Я сказал, ты в порядке. Это так?

— Я поживаю отлично. Давай, паркуйся, и погуляем вместе.

— Куда направимся?

— я слышал, альпинисты покоряют Эль-Капитана.

— Надо же! Как в Диснейлэнде.

Минелли поставил машину на обочину; при этом из выхлопной трубы вырвались клубы голубоватого дыма. Прежде чем открыть багажник, Минелли похлопал его по крышке.

— Зачем тратить массу денег на какую-то ерунду, которая понадобится не больше, чем на месяц-другой?

— Похоже, катастрофа может начаться в любом месте. Неизвестно где.

— Я всегда полагался на милосердие чужаков.

— Твой юмор доведёт тебя до беды!

Минелли пожал плечами и протянул обе руки к солнцу.

— Ультрафиолетовые лучи! Валяйте, делайте своё гнусное дело. Мне теперь все до лампочки!

Молодые люди прошли две мили по асфальтированной дороге, миновали Трёх Братьев, потом свернули на тропинку и, пройдя ещё милю, остановились на лужайке возле Эль-Капитана. Они подняли головы и стали всматриваться в древние гранитные стены. Выемка на них напоминала о глыбе, оторвавшейся от скалы в 1990 году.

— Грандиозно. Я не был здесь десять, нет, двенадцать лет, — восхитился Минелли. — А почему ты выбрал этот парк?

— Детские воспоминания. Лучшее место на земле.

Минелли с воодушевлением кивнул.

— Лучшее место для меня там, где я нахожусь в данный момент. Но это, пожалуй, мне нравится больше других. Я не вижу никого наверху. Где они?

Эдвард протянул небольшой полевой бинокль.

— Поищи муравьёв, тянущих за собой верёвки и мешки, — посоветовал он. — Там, вероятно, пять или шесть скалолазов.

— Боже, — сказал Минелли. — Вон чёрная точка. Нет — синяя. Такого же цвета, как мой спальник. Один из них?

Эдвард провёл воображаемую линию от маленького синего пятнышка на скале.

— Смотри выше.

Он протянул Минелли бинокль. Тот долго искал нужное место и наконец замер — только брови шевелились над окулярами.

— Вижу его! Или её. Просто висит!

— А выше — ещё один, — сказал Эдвард. — Наверно, они в одной связке. С трудом, но можно разглядеть верёвки между ними.

— Сколько времени им потребуется, чтобы добраться до вершины?

— Кто-то говорил, что один день. Может, больше. Иногда они ночуют прямо там, повиснув в своих мешках или, если повезёт, устроившись на выступе.

Минелли вернул Эдварду бинокль.

— Даже думать об этом страшно.

Эдвард покачал головой.

— Не знаю. Я хотел бы оказаться с ними. Подумай о последнем миге восхождения. Стоять на вершине, видеть все вокруг. Чувствовать себя так, будто построил небоскрёб и он принадлежит тебе…

Минелли посмотрел на друга с сомнением.

— Что ещё происходит здесь? Парк кажется безлюдным.

— Так и есть. Сегодня вечером группа людей собирается возле летней сцены в Карри-Вилледж. А завтра там играет оркестр. Лесничим и сторожам нечего делать. Некоторые из них по выходным проводят экскурсии.

— Все сидят дома. Мистер и миссис Мамэнддэд прилипли к экранам телевизорам.

Эдвард кивнул, потом опять поднял бинокль, выискивая альпинистов.

— Ты презираешь их?

— Нет, — тихо сказал Минелли. — Если бы у меня был дом и тот, о ком надо заботится — я имею в виду женщину, — я поступил бы так же. Они не понимают, что происходит. Они слишком невежественны, чтобы осознать правду. Мать сказала мне: «Господь спасёт нас. Мы Его дети». Может, Он и спасёт. Но если Он не сделает этого, я остаюсь с тобой. Я ни на кого не держу зла и временами все ещё преклоняюсь перед творениями старины Вседержителя.

— Наверно, приятно быть невеждой, — заметил Эдвард, опуская бинокль.

Минелли решительно покачал головой.

— Когда наступит конец, я хотел бы сознательно встретить его. Я не хочу поддаться… панике. Надеюсь сохранить невозмутимость, остаться учёным: сесть и наблюдать. И, может, это лучшее место для зрителей на всей Земле. — Он показал на скалу. — Где-нибудь на вершине.

Так как в палатке Эдварда стояло две кровати, он предложил одну из них Минелли. Однако тот отказался.

— Они даже не берут деньги за наем. Я наводил справки там, в деревне, и ребята сказали: иди и занимай любую, только поддерживай в ней порядок. Что касается меня, хотелось бы, чтобы рядом со мной оказался кто-нибудь противоположного пола, когда начнётся заваруха. Как тебе такая перспектива?

— Отличная идея.

— Ну, хорошо. Мы развлекаемся с тобой вдвоём, потом находим двух женщин — умных женщин, конечно, так же хорошо понимающих происходящее, как и мы — и развлекаемся ещё немного. У меня с собой много еды, а в местном магазинчике полно пива, вина и замороженных продуктов. Мы весело проведём время.

Когда наступил вечер, они приняли душ и отправились в посёлок. Минуя палатки и летние домики, они вышли на лужайку. Немолодая супружеская пара сидела на раскладных стульях у портативного приёмника, из которого доносились едва различимые голоса. Все четверо приветливо кивнули друг другу.

— Собираетесь на встречу? — спросил Эдвард.

Мужчина покачал головой.

— Сегодня нет, — ответил он. — Уж больно хороша ночь.

— Однако, вам не спастись от музыки и шума, — предупредил Минелли.

Мужчина и женщина улыбнулись и добродушно прогнали геологов.

— Скажите нам, если будет что-нибудь интересное.

— Кому это теперь нужно? — заметил Минелли, когда они проходили мимо административного здания и склада.

На долину опустилась прохлада. Облака, зацепившиеся за скалы, обложили вершины Хаф-Доума и Ройал-Арчез. Эдвард застегнул молнию замшевой куртки. Летний театр — скамейки, расставленные полукругом перед приподнятой бревенчатой сценой — был переполнен. Мужчины и женщины всех возрастов нетерпеливо топтались, пока инженеры суетились с аппаратурой. Микрофоны трещали и гудели; со всех сторон эхом возвращались галдёж толпы и электронный шум настраиваемых динамиков. Эдвард и Минелли отыскали скамейку в некотором отдалении от сцены и сели, наблюдая за другими и, в свою очередь, став объектом наблюдения. Седобородый мужчина, примерно шестидесяти пяти лет, одетый в походную куртку цвета хаки, предложил им банки пива из наполовину опустошённой коробки. Они не стали отказываться и принялись за угощение, чтобы скоротать время.

Высокая женщина средних лет — работник лесничества — поднялась на сцену и встала перед микрофоном, отрегулировав его по своему росту.

— Привет! — начала она и улыбнулась.

Зрители ответили тихим доброжелательным гулом.

— Меня зовут — с некоторыми из вас я уже знакома — Элизабет Роуэл. Тут, в Йосемите, нас всего триста пятнадцать человек, но каждый день прибывает пополнение. Думаю, нам всем ясно, почему мы здесь. Удивляет, что в парке собралось так мало людей. Но, с другой стороны, это понятно. Здесь мой дом, и я собираюсь остаться дома. — Она немного выдвинула нижнюю челюсть и оглядела слушателей. — Это желание каждого, но не так много людей живёт в парке круглый год, как я. Тем же, кто покинул свои дома и пришёл к нам, говорю: добро пожаловать! Нам страшно повезло. Похоже, погода будет тёплая. Иногда может моросить дождик, но сильных осадков не ожидается. Все маршруты открыты. Ещё я хотела сказать, что правила поведения в парке не отменены и мы должны подчиняться им — так, словно ничего необычного не происходит. Если вам понадобится помощь, помните, что здесь работает целый штат лесничих. Полицейские — на своих постах. У нас ещё не было неприятностей, и мы надеемся, что обойдётся без них. Вы — отличные ребята.

Мужчина у коробки с пивом улыбнулся и поднял свою банку, словно присоединяясь к тосту.

— Теперь я хочу представить вам наших товарищей. Джеки Сендовал. Некоторые уже знают её. Она согласилась быть ведущей наших встреч сегодня и в последующие дни. Джеки!

Маленькая хрупкая женщина с длинными чёрными волосами и кукольными чертами лица вышла на сцену. Роуэл опустила для неё микрофон.

— Привет, — поздоровалась она, и снова приветственный гул поднялся над театром. — Мы здесь, чтобы праздновать, не так ли? — Тишина. — Думаю, я права. Мы здесь, чтобы отпраздновать тот факт, что мы собрались в Йосемите, вдалеке от городской суеты, и чтобы благословить судьбу. Если предположения специалистов верны, то нам осталось три или четыре недели. За это короткое время мы должны насладиться красотой первозданной природы и подвести итог своей жизни. Много ли людей имеют такую прекрасную возможность оглянуться на своё прошлое? Мы — сообщество. Мы — это не только собравшиеся здесь, но и все люди на Земле. Некоторые остались дома, другие приехали в наш парк, потому что знают, что вся планета — наш дом. Каждый вечер, если вы хотите, если все вы согласны, мы будем встречаться в этом театре под открытым небом, чтобы разделить трапезу, может, чтобы послушать музыку или песни. Мы станем настоящей семьёй. Как сказала Элизабет, мы приветствуем всех. Недалеко от Саннисайд я обнаружила лагерь каких-то мошенников. Они никому не причинили вреда, как я знаю, и я приглашаю их тоже. Может, хоть один раз за нашу историю мы сможем по-настоящему объединиться. Сегодня я попросила Мери и Тони Лампедуза спеть для нас. А потом в туристическом центре Йосемите-Вилледж состоятся танцы. Надеюсь, вы придёте.

— И напоследок несколько объявлений. Из всех наших книг и видеокассет мы пытаемся создать нечто вроде библиотеки. Приглашаем желающих внести свой вклад. У нас имеется множество книг, посвящённых парку. Между прочим, я — библиотекарь и прошу обращаться ко мне, если вы хотите что-нибудь прочитать или подарить.

И кроме того, мы хотим собрать фонотеку. У нас пятьдесят переносных магнитофонов, которые мы обычно используем для записи экскурсионных текстов, и триста музыкальных дисков. Если вы можете пополнить наши фонды — мы будем рады. А теперь — Тони и Мери Лампедуза!

Эдвард сидел, зажав между коленями полупустую банку с пивом и слушал чудесные мелодичные народные песни. Минелли покачал головой и ушёл, не дождавшись окончания концерта.

— Увидимся на танцах, — прошептал он Эдварду на ухо.

Любители потанцевать собирались возле открытой веранды в туристическом центре. Из мощной стереосистемы, предоставленной администрацией парка, рвалась музыка, в основном, ром-мелодии восьмидесятых.

Половина собравшихся была без партнёра. Многие из тех, кто пришёл вдвоём, делали вид, что они одни, и поэтому кое-где вспыхивали ссоры. Эдвард услышал, как какой-то мужчина говорил жене: «Господи, конечно я люблю тебя, но неужели это имеет значение? Разве мы здесь не затем, чтобы объединиться?» Женщина, готовая заплакать, не соглашалась с мужем.

Минелли не везло. Его невысокий рост, неряшливая внешность, несколько безумная ухмылка не привлекали разборчивых красавиц. Он посмотрел на Эдварда и выразительно пожал плечами, потом показал на друга и протянул кулак с поднятым вверх большим пальцем. Эдвард покачал головой.

Как и следовало ожидать, вокруг царила нервозность. Эдвард стоял в стороне, не испытывая ни малейшего желания подойти к женщине. Ему хотелось только наблюдать и оценивать.

Танцы закончились рано.

— Ничего особенного, — заметил Минелли, пока они добирались в темноте до Кемп-Карри. Друзья, расставшись возле душевой, разошлись по палаткам.

Эдварду не спалось. С фонарём в руке он зашагал по тропе на запад и вскоре уже стоял на деревянном мосту и вслушивался в журчание Мерсед. Вдалеке гремели водопады. Река бурлила вокруг свай моста, то чёрная, как смола, то сине-серая.

Эдвард посмотрел на небо. Сквозь листву деревьев, прямо над Хаф-Доумом, небо вновь покрыли мерцающие точки — крошечные сине-зелёные и красные вспышки. Заинтригованный Эдвард долго разглядывал небесный свод. Ещё не всё кончено, подумал он. Похоже, там идёт война. Он попытался представить себе боевые действия в космосе, в поясе астероидов, но не смог.

— Жаль, что я так мало понимаю, — пробормотал он. — Хотелось бы, чтобы кто-нибудь объяснил, что происходит.

Вдруг все его тело пронзила острая боль. Он сжал зубы и застучал кулаками по деревянным перилам, бессмысленно крича и топая ногами. Наконец, ослабев, он повалился на деревянный настил и, съёжившись, обхватил руками дрожащие ноги. В течение четверти часа он сидел так — привалившись спиной к стойке перил — и плакал, как ребёнок, то сжимая, но расжимая кулаки.

Через полчаса Шоу медленно поднялся и не спеша направился в лагерь, освещая путь фонарём. Он осознал, что потерял бесконечно много и навсегда.

Эдвард зашёл в палатку и растянулся, не раздеваясь, на кровати. Завтра вечером он уже не станет медлить — он найдёт женщину, пригласит её на танец или предложит пойти к нему и остаться. Он не будет смущаться, забудет о своих принципах и чувстве собственного достоинства.

Больше нет времени на сомнения.

Эдвард не понимал, что происходит, но всем своим существом, как все вокруг, чувствовал приближение конца.

Рубен проснулся в пять часов утра. Открыв глаза, он не сразу сообразил, где находится. Вокруг были обшарпанные стены маленького гостиничного номера. Ночью его мучали тревожные сны, он беспокойно ворочался с боку на бок, и потому одеяло и простыни почти сползли с узкой кровати.

Сев на край кровати, он надел спортивные труса (отец всегда называл их жокейскими подштанниками), футболку и брюки. Потом раздвинул занавески и встал возле узкого окна, глядя на город, освещённый первыми лучами солнца. Серые здания из кирпича и камня, казавшиеся в предрассветных сумерках ещё темнее, оранжевые уличные фонари, отбрасывающие пятна света на мокрый асфальт, одинокая старая «тойота», проехавшая под окном и завернувшая за магазин с пустой витриной.

Рубен принял душ, надел новый костюм и в половине шестого вышел из отеля. Он с минуту постоял возле голой витрины магазина, дрожа от утреннего холодка и вслушиваясь в голос Сети, дававшей последние инструкции. «Тойота» снова проехала по улице и остановилась у края тротуара перед Рубеном. За рулём сидел молодой человек всего несколькими годами старше него, в комбинезоне и бейсбольной кепке.

— Подвезти? — спросил он, наклоняясь, чтобы открыть дверцу, у Бордза. Из салона машины вырвалась струя тёплого воздуха. — Тебе надо на место сбора экскурсии, организованной бюро «Толанд-Бразерз». Ты второй, кого я подбрасываю туда сегодня.

Рубен скользнул на сиденье и улыбнулся водителю.

— Слишком ранний час, чтобы крутить баранку, — сказал он. — Молодчина!

— Все ради доброго дела.

Молодой человек бросил взгляд на Рубена и, казалось, удивился тому, что пассажир — чернокожий.

— Меня предупреждали, — пробурчал он.

Машина поехала по Восьмой Ист-стрит в сторону городского пирса. Там водитель высадил Рубена и уехал прочь, не сказав ни слова.

Первые робкие лучи солнца постепенно набирали силу. Рубен прошёл по пирсу и приблизился к тяжёлой металлической перегородке и воротам, над которыми висела огромная вывеска; «ТОЛАНД-БРАЗ». Плотный седоватый человек — меньше семидесяти, но явно больше шестидесяти лет — стоял за воротами с фонарём в руке и сжимал в зубах сигарету. Он заметил Рубена, но не сдвинулся с места, пока юноша не приблизился ярда на два. Потом сделал несколько шагов вперёд и посветил Рубену в лицо.

— Чем могу быть полезен? — резко спросил он. Сигарета намокла и погасла.

— Я дожидаюсь утренней экскурсии.

— Экскурсии? Куда?

Рубен протянул руку и неопределённо показал в сторону озера Эри. Мужчина, светя фонарём, осмотрел его с ног до головы, потом крикнул:

— Донован!

Из темноты выступил Донован. Низкорослый, чисто выбритый, в костюме кремового цвета, он выглядел не моложе, но бодрее своего напарника.

Донован бросил быстрый взгляд на Рубена.

— Сеть? — спросил он.

— Да, сэр.

— Впусти его, Микки.

— Чёртовы идиоты, — проворчал Микки. — Вода все ещё покрыта льдом. Заставляют нас выходить на озеро, а сезон-то ещё не начался.

Он склонил голову на плечо и пригнулся к замку, висящему на воротах. Потом снял цепочку, которая при этом издала звук, похожий на пулемётную очередь. Затем толкнул ворота и махнул Рубену красной мозолистой рукой, приглашая войти.

Примерно в середине пирса, поблизости от рыбного ресторана, стоял двухпалубный экскурсионный корабль «Джералд Фицэдмунд». Из кормовых труб, расположенных прямо над ватерлинией, шёл пар: сдвоенные моторы усиленно работали. Лодка, рассчитанная на двести-триста пассажиров, в этот ранний час почти пустовала. Донован, шагая впереди Рубенас, подвёл его к сходням и сказал:

— Мы будем плыть по озеру в течение часа или двух. Нам велено оставить троих из вас там. Где именно «там», не знаю, но выполню инструкцию. Сегодня очень холодно. Слишком холодно для круизов, должен заметить.

— А что мы будем делать «там»? — спросил Рубен.

Донован удивлённо посмотрел на него.

— Ты не знаешь?

— Нет.

— Господи! Я предполагаю… — Это прозвучало очень официально. — Я предполагаю, что вы всё-таки что-нибудь выясните перед тем, как мы отправим вас за борт. Или же окочуритесь от холода.

— Я надеюсь, так и случится, — сказал Рубен, неуверенно качая головой. — Я имею в виду выяснение.

Пока ещё я цел и невредим.

Бордз прошёл на нос корабля и присоединился к мальчику, выглядевшему на четыре-пять лет моложе него, и хорошо одетой тридцатилетней негритянке. Сильный порыв ледяного ветра пронёсся над палубой, и пряди волос упали женщине на лицо. Она посмотрела на Рубена, потом отвернулась, не сказав ни слова. Мальчик кивнул Рубену, и они обменялись рукопожатием.

— Меня зовут Ян, — представился подросток, стуча зубами от холода.

— Рубен Бордз. Вы оба работаете на Сеть?

Мальчик кивнул. Женщина выдавила слабую улыбку, но не повернулась, не желая отрываться от панорамы озера.

— Я Подневольный, — заявил Ян. — Ты, должно быть, тоже.

— Конечно, — согласился Бордз.

— Они заставляют тебя работать на них?

— Да. Они и сейчас заставляют меня быть здесь.

— И меня тоже. Я немного боюсь. Никто не понимает, чего от нас хотят.

— Они позаботятся о нас, — сказала женщина.

— Как вас зовут, мэм? — спросил Рубен.

— Какое вам дело? У меня нет приказа симпатизировать вам. Я просто должна находиться здесь.

Ян подмигнул Рубену и поднял бровь. Рубен кивнул.

Донован и Микки поднялись в рубку на верхней палубе. У руля уже стоял человек в тёмно-синей форме. Не дожидаясь больше никого, экскурсионный корабль отошёл от причала и поплыл по гладким, по-утреннему спокойным водам озера. Крупные куски льда скользили мимо судна.

— Нам лучше зайти внутрь, иначе мы замёрзнем, мэм, — предложил Рубен. Негритянка кивнула и последовала за ним в крытый салон для пассажиров.

Через пятнадцать минут после отправления к ним спустился Микки с картонной коробкой и термосом.

— Кафетерий закрыт, — объяснил он. — Но мы захватили кое-что с собой, чтоб подкрепиться. — Он вытащил из коробки пирожки и три пластмассовые чашки.

— Благослови вас Господь, — сказала женщина, усаживаясь на скамью из стекловолокна. Ян взял два пирожка, Рубен тоже долго не раздумывал. Микки разлил по чашкам дымящийся кофе.

— Донован сказал, что никто из вас не знает, куда плыть, — проговорил он, закрывая термос.

Рубен покачал головой и стряхнул сахарную пудру с пирожка в кофе.

— Что же нам делать, если ничего, кроме воды, мы так и не увидим? Утопить вас?

— Мы обязательно что-нибудь да увидим, — заявила женщина.

— Не сомневаюсь. Просто мне противно смотреть на то, что происходит. Все летит к чёрту. Хорошо ещё, что сезон не начался — нет туристов. Президент совсем сбрендил, да и весь мир тоже.

— Вы Подневольный? — спросил Ян.

Микки покачал головой.

— Нет, слава Богу. А Донован — тот влип. Он рассказал мне все и показал паука. Эта чёртова штуковина не укусила меня. Кому я нужен? Я хотел позвонить в газету, но кто бы мне поверил? Кого сейчас волнует хоть что-нибудь? Мы с Донованом плаваем по озёрам уже тридцать лет. Сначала рыбачили, потом возили весёлые компании — то есть туристов. Это я придумал имя для корабля. Хотелось пошутить.

Никто не засмеялся, и потому он прочистил горло и продолжал:

— Я объясняю экскурсантам: «Обломки Эдмунда Фицджеральда». Помните эту песню? О затонувшем танкере. Огромная волна сломала киль, и судно ушло под воду. Но зачем я рассказываю это им? Бездельники, они ничего не знают об озёрах. Называют их лужами. Но на самом деле это не озера, а океаны. Океаны, окружённые сушей. Там, на дне, могут скрываться целые города, всё, что угодно… — Он замолчал, чтобы добиться большего эффекта, и поднял тонкую бровь. — Так я думал и думаю. Хотя к чему вам знать мои мысли? Я просто принимаю то, что случилось с вами и с Донованом. Если чёртов паук не кусает меня, я все равно помогу: Донован — мой партнёр. Но я ведь имею право ругать его и всё такое.

Он подхватил опустевшую коробку и термос и ушёл, передёргивая плечами. Женщина аккуратно съела пирожок. Она сидела, облокотившись на спинку скамьи, и глядела ему вслед.

— Ну так что же вы оба делали? — спросила она неожиданно дружелюбно и фамильярно.

Ян подсел к ней поближе и поставил чашку на согнутое колено, чтобы не пролить кофе.

— Я грабил библиотеки в Кливленде, — сказал он. — А вы?

— В кейс-Уэстерне, — ответила негритянка. — Я и со мной ещё шестеро. Двое ввезли тележку в центр по сбору данных библиотеки и взяли всё, что можно.

— А я посылал плёнки из Библиотеки Конгресса одному парню в Вирджинию, — сказал Рубен. — И ещё кое-что. Я завербовал Тревора Хикса! — Ни Ян, ни женщина не знали, о ком говорит Рубен. — А вы встречали кого-нибудь… Не боссов, а ниже… То есть, людей, голоса которых мы слышали?

— Встречала, — сообщила женщина. — Мой муж — один из них. Мы жили врозь, собирались развестись, а потом оказалось, что оба мы Подневольные. Пришлось работать вместе с ним, выполнять его приказы. Так продолжалось два месяца. Он служит в государственном департаменте.

Кливленд оставался далеко на юге и вскоре пропал из виду. Вокруг не было ничего, кроме тумана, местами покрытого льдом, и быстро рассеивающегося тумана. Корабль плыл уже около часа.

— Как вы думаете, есть ли кто-нибудь, владеющий полной информацией? — спросил Ян. — Какой-нибудь человек?

— Если и есть, я таких не встречал, — ответил Рубен.

— Мой муж отдаёт приказы, но он не в курсе.

Ян слизал крошки и пудру с пальцев.

— Надеюсь, здесь можно умыться, — заметил он и вышел.

Мотор корабля шумел так, словно в трюме сидел великан и полоскал горло. Началась качка, и Рубена затошнило. Я пожалею, что съел пирожок, подумал он.

— Ну вот! — крикнул Донован из рулевой рубки. — Нам положено приплыть именно на это место. Кто-нибудь получил сигнал?

— Я — нет, — сказала женщина, вставая и отряхивая крошки с пальто.

— Боже! — отчаянно завопил громкоговоритель голосом Донована.

Корабль сделал несколько кругов, и вдруг Ян выкрикнул:

— Оно вылезает!

Мальчик стоял на верхней палубе, перегнувшись через перила. Рукой он указывал на восток. Рубен и негритянка побежали на нос корабля и посмотрели в ту сторону. Огромная глыба размерами и формой напоминающая трейлер, вырастала из воды. Лоцман дал полный газ и подплыл ближе к таинственному предмету.

— Что это? — спросил Ян. — Подводная лодка?

— Не знаю, — ответил Рубен, чуть не рассмеявшись. Он был возбуждён и более испуган, чем когда-либо. Лицо женщины оставалось бесстрастным, но широко раскрытые глаза и остекленевший взгляд говорили сами за себя.

Теперь только несколько ярдов отделяли корабль от серой махины. Волны, выбегавшие из-под носа, ударялись о глыбу.

В гладкой стене громадины на уровне корабельного фальшборта зияло отверстие, над ним темнела откинутая квадратная крышка люка высотой в рост человека.

— Лифт, — объяснила женщина. — Нет, лестница. Надо спуститься внутрь. Ты, я и он. — Она показала на Рубена и Яна. — Больше никто.

— Знаю, — сказал Рубен.

По крайней мере, оно не трясётся.

Донован стоял возле сходней и, когда лоцман подвёл корабль как можно ближе к глыбе, толкнул их вперёд. Микки приладил к сходням ещё один трап, покороче первого, и перебросил его к отверстию. Теперь можно спокойно переходить. Первой на трап ступила женщина, горящая от нетерпения, подгоняемая ветром. Она крепко держалась за поручень, закреплённый только с одной стороны. За ней — Рубен и наконец Ян.

Она уже спускалась по винтовой лестнице внутрь глыбы, когда Рубен сошёл с трапа и остановился у люка. Он всматривался вниз. Мальчик встал позади него.

— Оно? — спросил Ян.

— Оно!

— Тогда лучше пойдём.

Они последовали за негритянкой. Тихонько жужжа, крышка захлопнулась за ними.

Пол накренился, сквозь щели между панелями и кафелем проникал дым, пространство заполнилось паром и каменной крошкой; стены рушились. Он почувствовал, что поднимается вверх, и закричал…

Сидя на кровати, Артур с недоумением рассматривал незнакомую комнату. Марти стоял на четвереньках на соседней кровати и истерично рыдал.

Франсин обняла Артура.

— Ничего не случилось, — уговаривала она. — Ничего страшного. — Она уложила мужа и выскользнула из-под одеяла, чтобы успокоить сына. — Папе приснился страшный сон, — объяснила Франсин. — Он в порядке.

— Это было здесь, в этой комнате, — прохрипел Артур. — Я чувствовал. О, Боже.

Марти затих. Франсин легла в постель рядом с мужем.

— А ты надеялся, что они помогут тебе хотя бы избежать кошмаров? — спросила она горько.

— Жаль, что надежда не оправдалась, — сказал Артур. — Я мог бы…

— Тшшшш, — проговорила Франсин, нежно обнимая его. Она дрожала. — Достаточно того, что нам предстоит пережить. Зачем же видеть это во сне?

— А тебе виделось что-нибудь подобное?

Она покачала головой.

— Но скоро будет. Я знаю, что будет. У каждого. И чем ближе к катастрофе, тем чаще. — Она дрожала всё сильнее и сильнее, стуча зубами. Артур одной рукой гладил её лицо, а другой прижал жену к себе, но не мог её успокоить. Она беззвучно рыдала, содрогаясь всем телом. Франсин так старалась не издать ни звука и не испугать сына, что мышцы шеи свело судорогой.

— Мы, мммы, мммы погибнем, — хрипло бормотала она.

— Шшшш, — сказал он. — Шшшш. Ведь сон приснился мне, а не тебе.

— Мммы погибнем, — повторяла она. — Я ххоч-ч-у кричать. Мне надо крикнуть, Арт.

Она посмотрела на Марти. Мальчик все ещё не спал; он слушал и наблюдал за ними.

— Мама в порядке? — спросил он.

Артур не ответил.

— Мамочка! — позвал Марти.

— Все хорошо, дорогой. — Дрожь Франсин не унималась.

— Твоя мама просто боится.

— Прекрати, — потребовала жена.

— Мы все очень боимся.

— Сейчас Земля взорвётся, да? — спросил мальчик.

— Нет, но мы волнуемся, и поэтому я вижу кошмарные сны, а мама дрожит.

Франсин закрыла глаза, переполненная материнским состраданием.

— Все боятся, — пролепетал Марти. — Не только я. Все.

— Это так, — согласился Артур.

Он осторожно выпустил Франсин из объятий. Она хмурила брови, не открывая глаз, и, перестав трястись, лишь только изредка вздрагивала. Марти перебрался в их постель и обвил Франсин руками, улёгшись щекой на её плечо.

— Все нормально, мама, — сказал он.

— Бояться — нормально, — проговорил Артур, ни к кому не обращаясь. Он уставился на обои в цветочек, освещённые маленькой ночной лампочкой, указывающей путь в ванную комнату.

Они находились в гостинице, предоставляющей своим обитателям комнату и завтрак, в нескольких милях к югу от Портленда.

Сеть молчала.

Она уже передала приказания и инструкции.

Я мог бы надеяться на сочувствие.

Но этого Сеть ему не предложила.

«Нью-Сайентист», 25 марта 1997 года.

…Появление из-за солнечного диска Венеры — планеты, абсолютно изменившей свой облик — дало космогеологам свежую пищу для размышлений. Ожидалось, что столкновение с ледяной глыбой диаметром двести километров вызовет грандиозные сейсмические явления, но, судя по всему, ничего подобного не произошло. Некоторые учёные — те, кто связывает столкновение с событиями на Земле — предполагают, что глыба была искусственно расколота на множество меньших по размерам частей, чтобы более равномерно распределить силу удара по второй планете Солнечной системы.

Теперь перед нами предстаёт голая поверхность Венеры, а её атмосфера превращена в оболочку, состоящую из прозрачного раскалённого пара. Характерные особенности поверхности, видимо, не многим отличаются от тех, что мы смогли выявить в результате исследований, проведённых при помощи радарного сканирования.

Планетолог Урия Хайсинк из Гёттингенского университета полагает, что атмосфере Венеры искусственно придана способность преобразовывать тепло, вследствие чего температура снижается. Рано или поздно пар сконденсируется, и светонепроницаемые белые облака, которые появятся вокруг планеты в результате этого процесса, начнут не столько поглощать, сколько отражать солнечное тепло. Охлаждение активизируется; возможно, выпадут осадки и, в свою очередь, вновь превратятся в пар. Этот пар сгустится в верхних слоях атмосферы, преграждая путь теплу. Через несколько веков на Венере будут преобладать климатические и атмосферные условия, сходные с земными.

Lacrimosa dies Ma!

Над долиной нависли облака дыма; с востока подступал огонь; горели Айдахо, Аризона, Юта. Сквозь пелену пробивались оранжевые лучи солнца; Йосемите погрузился в подсвеченный туман, навевающий мысли об Апокалипсисе.

Эдвард, идя мимо магазина, увидел Минелли. Тот сидел в машине, оставив переднюю дверцу открытой, и слушал радио. При этом он закинул ногу на ногу и прутиком счищал грязь с подошвы ботинка.

— Что говорят? — спросил Эдвард, легонько постучав палкой по бамперу.

— Пока огонь далеко от нас, — сообщил Минелли. — Пожары распространяются на юг, а не на север. На востоке тоже горит — где-то в трёхстах или четырехстал милях отсюда.

— Что ещё?

— Скорость пулек упала ниже микросейсмического фона. Теперь их невозможно услышать. — Он сломал прутик и бросил его на асфальт. — Иногда хочется работать, правда? Держать руку на пульсе больного.

— Не совсем так, — ответил Эдвард. — Гулял сегодня?

— Да. В пять утра побродил немного. Приятно вставать в темноте. Восход — потрясающее зрелище. Мои привычки меняются день ото дня. Я успокоился. Смешно, правда?

— Отрицание, гнев, апатия… смирение, — перечислил Эдвард. — Четыре стадии.

— Я ни с чем не смирился, — заявил Минелли. — Просто спокойно отношусь к тому, что должно случиться. Куда направляешься?

— К водопадам. Никогда не бывал там.

Минелли кивнул.

— Знаешь, я отыскал место, где хотел бы находиться, когда грянет катастрофа. — Он указал пальцем в сторону Глесьер-Пойнта. — Оттуда видно все; отличный обзор. Я поднимусь и разобью лагерь. Проведу там неделю или около того, чтобы подготовиться.

— А если повезёт и подвернётся какая-нибудь сердобольная дамочка?

— Возьму её с собой, но я не надеюсь. — Минелли почесал бороду и холодно усмехнулся. — Я парень второго сорта.

Эдвард взглянул на наклейку на боковом стекле: «Рождённый служить Сатане».

— Изыди» — бросил он через плечо и двинулся на восток.

— Я католик. Мне всё равно, что ты скажешь.

— А я англиканец.

— Когда вернёшься?

— К началу встречи, в пять часов.

Эдвард шагал по головокружительно извилистой Мьюир-Трейл, останавливаясь на смотровых площадках и подолгу глядя сверху на ущелье, наполненное ревущей, белой от пены водой. К одиннадцати часам он уже преодолел половину пути. Запах мха, водяных брызг и сырого перегноя опьянял его. Водопад Вернел-Фолл грохотал слева внизу. Лёгкие облака пропитали одежду влагой и каплями остались на лице и руках. Он поёжился от холода, но не стал надевать штормовку, боясь потерять ощущение полного единства с природой.

В мокрых камнях отражалось небо, отчего они казались оранжево-коричневыми. Подул ветер, принеся тучу брызг, и Эдварду почудилось, что он парит в мглистой пустоте, теплом янтарном тумане, скрывшем от глаз покрытые мхом гранитные стены.

— »Мне вечность встретилась в горах», — процитировал он и, не зная всего стихотворения, перешёл к последней строчке: — «И в сердце поселился страх…»

На вершине Вернел-Фолла он остановился, потом прошёлся по широкой площадке из белого гранита, держась одной рукой за металлические перильца. Наконец он выбрал место поближе к серебристому водному потоку, отвесно падающему вниз. Отсюда он мог внимать шуму и мощи водопада; брызги особенно не донимали его. Здесь он чувствовал себя в абсолютном уединении, хотя жизнь грохотала близко. Хорошо бы, подумал Эдвард, броситься в середину потока и низвергаться вместе с ним, в холодных зелёных и белых водах, меж брызг и пузырей, и глядеть оттуда на землю и небо, искажённые прозрачной, почти стеклянной гладью вертикальных струй! Жить, как водяной дух, обладать магической способностью удерживаться в смертоносных волнах водопада.

Эдвард посмотрел на Либерти-Кеп и вновь вспомнил о недоступных пещерах под сводами скал. Отчего так неудержимо влечёт именно то, что скрыто от глаз?

Он нахмурился, пытаясь сосредоточиться на мыслях, мелькавших в голове. Живые существа видят только то, что на поверхности. Они не могут существовать в глубине Земли, в её тверди. На поверхности жизнь приобретает черты реального. Смерть — огромное неизведанное пространство. Смерть рождается в недосягаемых пределах. «Смерть» и «твердь» — звучит очень похоже…

Этим утром Эдвард встретил на тропе только трёх человек — один спускался, двое других шли позади геолога. Наверху он увидел четвёртого — молодую высокую блондинку в бурой штормовке и тёмно-голубых шортах. Она стояла с большим, тяжёлым с виду рюкзаком на спине на противоположной стороне площадки. Перед ней открывался вид на Эмералд-Лейк — озеро, в котором собиралась вода, упавшая с шестисотметрового водопада Невада-Фолл, и запасалась силами, чтобы излиться другим, менее высоким Вернел-Фолл. Должно быть, женщина провела здесь в палатке ночь или утром пришла через долину.

Женщина обернулась, и Эдвард увидел, что она потрясающе хороша собой. Длинное лицо скандинавского типа, правильной формы нос, ясные голубые глаза и губы — чувственные и недовольно нахмуренные. Эдвард быстро отвёл взгляд, отлично осознавая, что он ей не пара. Он уже давно понял, что такие красотки не обращают внимания на подобных ему мужчин, которые выглядят не особенно мужественно и занимают не слишком высокую ступень на социальной лестнице.

Тем не менее, складывалось впечатление, что она одинока.

В душе Эдварда звучала чистая пронзительная мелодия, зарождавшаяся всегда, когда ему доводилось встретить желанную, но недоступную женщину, когда он испытывал не страсть, а почти религиозное томление. Сейчас он сопротивлялся этому чувству; ему не хотелось, чтобы кто-то мешал боготворить природу, Землю; было жаль растрачивать восторги на женщину, которой он, скорее всего, не мог обладать. От женщины или женщин, о которых Эдвард мечтал накануне, он ожидал другого: они обязаны быть надёжными и терпимыми, но не должны причинять страданий. Вежливо улыбнувшись и кивнув, он быстро прошёл мимо незнакомки и продолжил прогулку.

За Эмералд-Лейк он отыскал каменную площадку с гранитным выступом под деревьями, служившим скамейкой. Он остановился, вытащил из рюкзака несколько сэндвичей с сыром и сушёные фрукты. Все это напомнило ему завтраки, приготовленные матерью, когда они путешествовали здесь все вместе. Устроившись лицом к белому перистому водопаду Невада-Фолл, находящемуся в нескольких сотнях ярдов, он откусил кусочек сушёного абрикоса и заварил на переносной плитке чай.

Кто-то приблизился сзади лёгкими, почти неслышными шагами.

— Прошу прощения.

Он резко обернулся и увидел все ту же блондинку. Она улыбнулась. В ней было не меньше шести футов росту.

— Да? — выговорил Эдвард, проглатывая недожеванный кусок.

— Ты не видел здесь мужчину — чуть выше меня, с чёрной окладистой бородой и в красной штормовке? — Она подняла руку над головой, показывая рост нужного ей человека.

Эдвард не видел никого, кто соответствовал бы описанию, но встревоженный вид девушки подсказывал, что нельзя отвечать сразу. Он притворился, что пытается вспомнить, потом сказал:

— Нет, не думаю. Сегодня здесь не так много людей.

— Я жду его уже второй день, — вздохнула она. — Мы договорились встретиться возле Эмералд-Лейк.

— Сожалею.

— А ты не видел никого похожего в долине? Ты ведь оттуда, да?

— Да. Но я не помню никого с чёрной бородой и в красной штормовке. Вообще никого с чёрной бородой!

— Понятно. — Она покачала головой и повернулась. Потом бросила через плечо: — Спасибо.

— Не за что. Может, хочешь перекусить? Чай, фрукты?

— Нет, спасибо. Я ела. У меня еды хватит на двоих.

Эдвард наблюдал за ней со смущённой улыбкой. Она, казалось, не знала, что делать дальше. В глубине души он хотел, чтобы девушка ушла; влечение ранило его.

— Я говорю о своём муже, — объяснила она, уставясь на Либерти-Кеп и чуть прищурясь от слепящей дымки. — Мы в разводе. Наша первая встреча произошла в Йосемите, и мы решили, что если вернёмся сюда до того, как… — Её голос дрогнул, и она поёжилась. — Мы решили быть вместе. Договорились встретиться возле Либерти-Кеп.

— Не сомневаюсь, что он где-то неподалёку. — Эдвард показал на озеро и тропу.

— Спасибо, — вымолвила женщина. На этот раз она не улыбнулась, а просто повернулась и пошла по направлению к Вернел-Фоллу и ведущей вниз тропе Мист-Трейл. Эдвард долго смотрел ей вслед, потом глубоко вздохнул и принялся за второй бутерброд. Жуя, он презрительно оглядел свой завтрак. — Если бы у меня был белый хлеб! — сказал он самому себе. — Такую красавицу можно приворожить только лучшими сортами пшеницы.

Нигде — ни на площадке, ни в окрестностях озера и водопадов, ни на тропе — не было ни души. Единственный человек на много миль — это он, Эдвард. Шоу пересёк мостик и зашагал между деревьями. В ушах стоял грохот воды и птичье пение. Он знал все типы скал и камней, но плохо разбирался в птицах. Краснокрылые дрозды, малиновки, сойки, правда, не представляли загадки для него; он решил купить книгу, чтобы прочитать и о других пернатых. Но есть ли смысл в заучивании названий? Если его памяти суждено развеяться по космосу, стоит ли терять время на новую информацию?

Самое важное — найти и укрепить стержень своего бытия, поймать момент истины и сосредоточиться на нём. Он считал, что присутствие людей отвлекает, теперь же у него есть шанс ответить на все вопросы.

Молиться? Бог — зияющая пустота, бабушкины сказки — редко становился предметом его размышлений, но Эдвард не хотел оригинальничать в то время, когда планета замерла в ожидании последнего удара. Однако и в том, чтобы следовать за всеми, он тоже не видел смысла. Это так же бесполезно сейчас, как и изучение естественных наук, только менее интересно.

Солнце все ещё освещало долину, и только Либерти-Кеп погрузился в тень. Дым немного рассеялся, небо стало ярко-голубым, а там, где оно соприкасалось с дымкой — зелёным, более естественным, чем раньше.

— Я умру, — ровно произнёс Эдвард. — То, что я сейчас из себя представляю, исчезнет без следа. Я перестану мыслить. Я ничего не испытаю, даже не пойму, что пришёл конец. Вздыбившиеся скалы, и дым, и лава… Нет, наверно, случится иначе. Будет ли больно? Останется ли хотя бы мгновение, чтобы почувствовать боль?

Массовая гибель: Господь, вероятно, занят тем, что внимает массовым молитвам.

Бог.

Он не защитит, если только не свершится чудо.

Эдвард разгрёб носком ботинка пыль на тропе.

— Что, чёрт возьми, я здесь ищу? Озарение? — Он покачал головой и выдавил улыбку. — Наивный ублюдок, тебе следовало бы больше тренироваться: твои мышцы, предназначенные для молитвы, твои бицепсы, способствующие прозрению, не в форме. С их помощью тебе не прыгнуть выше собственной головы.

Эдварда потрясла горечь, которую он неожиданно услышал в своём голосе. Неужели он действительно ждал озарения, неужели и впрямь хотел убедиться, уверовать в то, что за последней чертой скрывается жизнь или смысл?

— Бог — это то, что ты любишь, — тихо проговорил он и сам удивился глубине своей веры. Хотя он никогда не преуспевал в любви — ни к людям, ни к чему-то ещё, кроме, пожалуй, любви к работе. — Я люблю Землю.

Но фраза звучала слишком пространно. Земля предлагала любить, ко всему прочему, и катаклизмы: бури, лавины, извержения вулканов, землетрясения. Необузданность стихий. Земля не может справиться с ней. Легко любить прародительницу…

Подул сильный ветер и пронёс над водопадом и лесом облако тумана, упавшее холодными, чуть жалящими капельками воды ему на лицо. Эдварду вновь вспомнилось время, когда он был безбородым юнцом. Тогда больше всего на свете он желал, чтобы отец остался с ним, и, вместе с тем, уже тогда знал (неужели он до конца осознавал это?), что ослабленный узел вскоре и вовсе развяжется.

На самом деле, то давно прошедшее время не было таким уж счастливым. Он вспомнил мальчика, наблюдавшего растерянным, но пытливым взглядом за мужчиной и женщиной, которые пытались разыгрывать роли отца и матери, мужа и жены. Но ведь и в то лето они давно были чужими друг другу.

Мальчик не мог представить себе, что произойдёт после разрыва. Не мог предвидеть очевидное и неотвратимое.

Эдвард размышлял.

Земля — мать. Бог — отец. Отсутствие Бога равно отсутствию отца и равно невозможности связи с будущим.

— Ну вот, — пробормотал Эдвард, — ответ сошёлся.

Он раздавил муравья и забросил рюкзак за спину. Потом геолог начал спускаться по мокрым каменным ступенькам, выложенным недалеко от водопада. Затем он выбрался на тропу и зашагал над пенистой быстриной Мерсед.

Через некоторое время он улыбнулся и, свернув в тропы, поднялся на гранитный валун, нависший над шумной рекой. Он долго любовался зелёными волнами, бурлящими среди белых пузырей. Грохот, казалось, стихал. Эдвард замер, словно загипнотизированный. Он может просто-напрсото нагнуться, скользнуть одной ногой вниз— и всё кончится в одно мгновение. И не будет тревожного ожидания. Не будет выбора.

Но отчего-то такая перспектива не привлекала его. Он покачал головой и посмотрел вверх, на кроны деревьев, растущих на противоположном берегу. Сквозь листву блестели и двигались по стволам серебряные точки. Эдварду потребовалось несколько секунд, чтобы получше разглядеть их. Деревья были покрыты блестящими пауками размером с кулак. Два странных насекомых ползли по ветке, таща за собой то, что осталось от мёртвой сойки. Ещё один паук отрывал кусочек коры от сосны, обнажая белый треугольник древесины.

Эдвард вспомнил Гостя и не усомнился в реальности увиденного.

— Кто управляет ими? — спросил он себя. — Чего они хотят?

Он наблюдал за пауками несколько минут, бессознательно удивляясь их равнодушию к присутствию человека, потом пожал плечами — подумаешь, ещё одно неразгаданное чудо — и ступил на тропу.

В пять часов, как он и обещал себе, Эдвард вернулся в долину, принял душ и переоделся в чистые джинсы и белую рубашку. Этим вечером в летнем театре собралось больше народа, чем накануне. Ожидались выступления министра, психолога и одного лесничего. Элизабет представила их. Минелли поворчал по поводу «состава золотой труппы Нового Века», но остался. Между людьми постепенно возникала связь — даеж между незнакомыми. Они готовились к катастрофе вместе, и вместе было лучше, чем по отдельности, даже если это «вместе» подразумевало всего лишь выслушивание недалёких ораторов.

Эдвард поискал глазами блондинку, смутившую его покой, но её нигде не было.

Лишившись поста, сенатор Джилмон сел в машину и приказал шофёру ехать на восток. Позади — три дня допросов в ФБР и Управлении национальной безопасности и шесть часов откровенной беседы с министром военно-морских сил. Никто не смог, да, собственно, и не хотел — предъявить сенатору серьёзные обвинения, хотя к нему сходились все следы из «Сараготы». Если бы расследование продлилось, как полагается, два с половиной месяца, Джилмона, наверняка, ожидали бы неприятности, а капитан «Сараготы», очевидно, понёс бы суровое наказание. Но порядки в Соединённых Штатах изменились. В стране жила другая нация, работало другое правительство — оно принимало решения и действовало, не имея лидера. Президент, которому грозил импичмент, все ещё находился у власти, но, фактически, все его попытки контролировать ситуацию проваливались.

Уже полгода назад арест Джилмона был бы не чем иным как проформой. Теперь этот вопрос даже не обсуждался.

Так каков же итог? Они убили полковника Роджерса и, быть может, человек тридцать из «Кузницы Господа», отказавшихся покинуть окрестности Фантома. Они взорвали вражеский корабль и превратили его в пыль и камни. И, тем не менее, почти все заговорщики понимали, что не только не отменили, но даже не отсрочили смертный приговор, нависший над Землёй.

Джилмон стоял на песке возле гравийной дороги. В двух милях от него находились Территория и остатки Фантома. На шее сенатора на кожаном ремешке висел бинокль, из-под шляпы на лицо стекали капли пота. Белый лимузин, арендованный Джилмоном, ждал в сторонке. Водитель, невозмутимый парень в тёмных очках и синей униформе, сидел в машине.

Армейские и правительственные грузовики каждые пять минут проезжали по дороге, на некоторых — знак, предупреждающий о радиационной опасности. Многие из этих машин, как понимал сенатор, перевозили куски бывшей горы. Джилмону было неизвестно, что найдено на месте взрыва. Теперь, когда в результате заговора свершилось то, чего втайне желали все, непосредственные участники акции оказались не у дел. Козлы отпущения — не иначе. Хотя, может, слишком сильно сказано… А может, и нет.

Джилмон, не таясь, проклинал Крокермена за то, что тот вверг их в безнадёжное и незаконное мероприятие, в удушающую атмосферу обмана и заговора.

Несмотря ни на что, глубоко в Земле летели навстречу друг другу «пульки», как называли их одни учёные, или «товарные поезда» — как говорили другие, в основном, геологи. За «пульками» уже не уследить, но нет сомнения, что они никуда не исчезли. Конец света — дело дней или недель.

Джилмон открыл заднюю дверь лимузина и, сев в машину, налил себе шотландское виски с содовой.

— Тони, — спросил он, медленно перекатывая стакан между ладонями, — где бы ты хотел находиться, когда это произойдёт?

Водитель не колебался.

— В постели, — ответил он, — и пустить себе пулю в лоб, сэр.

Со времени отъезда из Лонг-Бич они много говорили на эту тему. Тони женился всего лишь шесть месяцев назад. Джилмон вспомнил о Мадлен — они женаты уже двадцать три года. Он тоже хотел встретить страшный час вместе с ней, но не думал, что пустит себе пулю в лоб. Рядом с ними будут дети и два внука — возможно, они съедутся на ранчо в Аризоне. Сбор большой семьи. Уже пять или шесть лет им никак не удавалось организовать встречу клана.

— Мы не успели сделать и самой малости, Тони, — сказал Джилмон неожиданно горько. Впервые после смерти сына он почувствовал желание проклясть Господа.

— Но ведь мы не знаем этого наверняка, сенатор, — ответил шофёр.

— Я знаю, — сказал Джилмон. — Если человеку дано право знать, что он потерпел крах, то я знаю это.

Hostias et preces tibi, laudis offerimus

27 марта

В течение нескольких последних часов Тревор Хикс сидел за компьютером, просматривая и разбирая записи, присланные из общины мормонов в Солт-Лейк-Сити. Он остановился в доме инженера, специалиста по аэрокосмическому оборудованию. Хозяин — его звали Дженкинз — предоставил Хиксу большую гостиную, из окон которой открывалась панорама Сиэтла и залива. Работа не увлекала Тревора, однако он считал её поолезной и потому чувствовал себя умиротворённым и спокойным перед лицом будущей катастрофы. Несмотря на репутацию невозмутимого человека, Тревор Хикс в действительности никогда не был ни хладнокровным, ни сдержанным. Воспитанный в английских традициях писатель за умением вести себя и спокойными манерами скрывал своё истинное «я», которое, как считал он сам, окончательно сформировалось где-то в возрасте двадцати двух лет и неизменно оставалось впечатлительным, энергичным, необузданным. Только, может, прибавилось воспоминаний да внешнего лоска.

Он откатил стул от стола и поздоровался с миссис Дженкинз — Эбигейл; она вошла в комнату с двумя пластиковыми пакетами, доверху наполненными продуктами. Эбигейл не была Подневольной. Она знала только, что её муж и Тревор занимаются чрезвычайно важным и секретным делом. Те работали днём и ночью, с трудом находя несколько часов для сна, а она, желая помощь мужчинам, ходила за покупками и готовила.

Миссис Дженкинз оказалась хорошей хозяйкой и неплохим кулинаром.

В семь часов они пообедали — жареное мясо, салат и бутылка отличного «кьянти». В семь тридцать Дженкинз и Хикс вновь приступили к работе.

Ощущение внутреннего покоя, заметил Хикс, волнует его… Он не доверял слабым невыразительным эмоциям. Уж лучше лёгкое волнение: оно не позволяет расслабиться.

Сигнал тревоги пронзил мозг Хикса подобно раскалённому стальному копью. Писатель взглянул на часы — он и не заметил, что они отстали. Время позднее. Тревор отбросил в сторону очередную дискету. Потом отодвинул стул и подошёл к окну. Дженкинз с удивлением взглянул на него из-за кипы бланков с заявками на медицинское оборудование.

— Что случилось?

— Вы не чувствуете? — спросил Хикс, дёргая за шнур, чтобы раздвинуть занавески.

— А что я должен чувствовать?

— Какое-то несчастье. Я слышу из… — Он попытался понять, откуда идёт сигнал, но Сеть замолчала. — Мне кажется, что-то происходит в Шанхае.

Дженкинз встал с кресла и позвал жену.

— Начинается? — спросил он.

— О, Боже, не знаю! — крикнул Хикс, почувствовав новый тревожный укол. Сеть повреждена, связь оборвана — ничего другого он понять не мог.

За окном мириадами огней сверкал ночной Сиэтл. Хиксу от холма Королевы Анны был виден весь город. Небо пасмурное, хотя прогноз не обещал осадков… Яркие вспышки осветили верхний слой облаков. Одна, вторая… Пауза. Когда миссис Дженкинз появилась в гостиной, небо вспыхнуло в третий раз.

Миссис Дженкинз испуганно посмотрела на Хикса.

— Обычная молния, правда, Дженкс? — спросила она мужа.

— Это не молния, — ответил Хикс.

Сеть передавала противоречивую отрывочную информацию. Даже если на связь вышел один из Боссов, Хикс не мог различить его голос в общем сумбуре. Потом, отчётливый и недвусмысленный, пришёл сигнал. Хикс и Дженкинз услышали его одновременно.

Враг атакует вашу территорию и судно.

— Атакует? — громко переспросил Дженкинз. — Они что, начинают прямо сейчас?

— Один из ковчегов находился в Шанхае, — сказал Хикс с недоумением. — Теперь Шанхай отрезан от Сети. Никто не может связаться с городом.

Что?.. Что?..

Будучи местным организатором деятельности Сети и поставщиком необходимого оборудования, Дженкинз привык к более частным и конкретным проблемам.

— Я полагаю…

Собственная — не чужая, не навязанная таинственным Боссом — мысль, промелькнула в мозгу Хикса, прежде чем он закончил фразу.^[2]Они защищают нас, но не могут предотвратить гибель планеты. Враги наверняка запустили на орбиту корабли, или станции, или что-нибудь в этом роде, чтобы следить за Землёй.

— …что сейчас начинается бомбардировка.

За облаками вспыхнул свет и озарил все вокруг.

…в конце концов, идёт настоящая война, но мы не ожидали, не предполагали такого поворота событий…

— Дженкс…

Дженкинз обнял жену. Хикс увидел красные и белые вспышки, струи воды, взлетающие на воздух камни — и чёрная взрывная волна опустилась на город. Оконное стекло разлетелось вдребезги, Хикс закрыл глаза и, испытав мгновенный приступ боли, погрузился в темноту…

Артур летел на предельной скорости в Сан-Франциско по шоссе N 101 и наконец притормозил после марафонской гонки. Он вдруг почувствовал острую боль в затылке и, крепко сжав руль, остановился у обочины, ощущая напряжение во всём теле.

— Что случилось? — спросила Франсин.

Он повернулся к жене и посмотрел на небо над Санта-Розой и виноградниками.

— Астероиды! — крикнул Марти. — Взрываются!

На этот раз свет вспыхивал ближе и ярче, слепил глаза, как паяльная лампа, оставляя в небе красные следы. На высоте сотни миль над Сан-Франциско что-то происходило, скорее всего, сражение.

Франсин хотела выйти из машины, но Артур остановил жену. Она посмотрела на него, однако ничего не сказала, только лицо её исказилось от страха и гнева.

Ещё несколько вспышек над головой — и вновь вокруг воцарилась темнота.

Артур почти удивился, поняв, что плачет. Злость и ненависть душили его.

— Сволочи! — простонал он, уронив руки на руль. — Будь они прокляты!

— Папа… — захныкал Марти.

— Замолчи, чёрт возьми! — крикнул Артур, потом одной рукой сжал ладонь Франсин, а другой дотянулся до сына. — Никогда не забывай того, что видел. Если мы выживем, никогда, никогда не забывай!

— Что случилось, Арт? — спросила Франсин, стараясь сохранить спокойствие.

Марти плакал. Артур закрыл глаза, уже ругая себя за то, что дал волю эмоциям. Он прислушивался к голосам, звучавшим по каналам Сети, и попытался понять, что к чему.

— Сиэтла больше нет, — сказал он.

Тревор Хикс и все остальные.

— А Годж? — спросил Марти сквозь слёзы. — Где он? Он жив?

— Думаю, жив, — ответил Артур, содрогаясь от ужаса. — Чудовищно! Они хотят уничтожить наши спасательные корабли, наши ковчеги! Они стремятся к тому, чтобы не выжил ни один человек.

— Что? Почему? — спросила Франсин.

— Запомните! — повторил Артур. — Просто запомните.

Ему потребовалось почти двадцать минут, чтобы овладеть собой и снова выехать на трассу. Сан-Франциско и залив надёжно защищены. Внезапно Артура охватила безотчётная, утробная, любовь к Боссам, Сети и всей той работе, которая велась, чтобы защитить и спасти людей. Это было благоговейное чувство первобытного человека.

А что ощущает солдат, видя, как грабят его родину?

— Они бомбили Сиэтл? — спросила Франсин. — Инопланетяне? Или русские.

— Нет. Не русские. Пожиратели планет. Они пытались уничтожить и Сан-Франциско. — И Кливленд, который устоял, и Шанхай, превращённый в руины, и, кто знает, сколько других мест, где скрывались ковчеги. Артура передёрнуло. — Боже! Что будут делать русские? Как поступим мы?

Руль заходил в руках Гордона. Сквозь шум мотора они услыхали содрогающий душу стон. Отзываясь на гибель города, под колёсами машины затряслась земля.

В два часа ночи Ирвин Шварц поднял трубку трезвонившего телефона, соединённого с его рабочим кабинетом, и нажал на кнопку.

— Да?

Только после этого он услышал рокот вертолётных лопастей.

Звонил дежурный офицер из Белого Дома.

— Мистер Шварц, мистер Крокермен эвакуируется. Он предлагает вам место в его вертолёте.

Шварц отметил про себя нежелание офицера назвать Крокермена президентом. Просто «мистер Крокермен». Если у вас нет власти — нет и титула.

— Отчего такая срочность?

— Сиэтл подвергся нападению. Кливленд, Чарлстон и Сан-Франциско тоже.

— Господи. Русские?

— Неизвестно. Вы должны быть на месте как можно скорее, сэр.

— Хорошо. — Шварц не успел накинуть даже пальто.

В одной нижней рубахе, в которой спал, и в брюках, он быстро шёл по лужайке перед Белым Домом. Он инстинктивно пригнулся под мощными лопастями вертолёта и взбежал по лестнице. Дул прохладный ночной ветер, и голова мёрзла без шляпы. Дверца самолёта захлопнулась за спиной Шварца. Сотрудник секретной службы спустился с трапа и наблюдал, как вертолёт поднимается в небо и берет курс на базу военно-воздушных сил в Гримсоне, Индиана.

Крокермен сидел между штабным офицером и морским пехотинцем. Моряк держал на коленях «футбол» — чемоданчик с ядерной кнопкой, — а офицер — переносной центр данных и управления, подсоединённый к системе связи вертолёта.

На борту находились три сотрудника секретной службы и Нэнси Конгдон, личный секретарь президента. Если бы миссис Крокермен жила в Белом Доме, то, конечно же, присоединилась бы к мужу.

— Господин президент, — начал офицер. — Министр обороны находится в Колорадо. Госсекретарь — в Майами на встрече губернаторов. Вице-президент — в Чикаго. Полагаю, спикер парламента тоже эвакуировался. У меня есть информация со спутников и других сенсорных устройств. — Офицер говорил громко, чтобы перекричать шум мотора, но в отлично звукоизолированной кабине это было не обязательно.

Президент и его спутники внимательно слушали.

— Они сравняли с землёй Сиэтл и разрушили Чарлстон. Эпицентр пришёлся на океан. Наши спутники не засекли запуска ракет ни из Советского Союза, ни с подводной лодки. Вообще, в это время в воздух не поднялась ни одна ракета. Похоже, Сан-Франциско и Кливленд, а может, и другие места как-то защищены, что и спасло их…

— У нас нет подобных видов защиты, — едва слышно прохрипел Крокермен и посмотрел на Шварца.

Он похож на мертвеца, подумал Ирвин. Какой тусклый безжизненный взгляд! Завтра должен был бы начаться процесс об импичменте.

— Вы правы, сэр.

— Это не русские, — заметил один из сотрудников секретной службы, высокий негр средних лет.

— Не русские, — повторил Крокермен. На его лице появились признаки жизни. — А кто?

— Пожиратели планет, — отчеканил Шварц.

— Начинается? — спросил морской пехотинец, прижимая к себе чемоданчик, словно кто-то хотел отобрать его.

— Один Бог знает. — Шварц покачал головой.

Из переносного центра данных раздался сигнал. Офицер надел наушники.

— Господин президент» Москва, премьер Арбатов.

Крокермен ещё раз внимательно посмотрел на Шварца, прежде чем взять наушники и микрофон. Шварц знал, что означает этот взгляд. Он всё ещё не сломлен, черт нас всех побери!

Въехав в Ричмонд, Артур свернул на аллею, а потом — к вершине холма, на котором жили Грант и Даниэл. Близилась полночь. Потрясённый Артур не мог забыть о случившемся. Воспоминания о голосе Сети, полном скорби и бессилия, мучили его, как ужасный постоянный горький привкус во рту. Он сидел, положив руки на руль и уставившись невидящим взглядом на грубую деревянную дверь гаража. Потом обернулся к Франсин.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Кажется, да.

Артур оглянулся. Марти растянулся на заднем сиденье, закрыв глаза и приоткрыв рот. Голова его чуть свисала.

— Слава Богу, он спит, — сказала Франсин. — Ты испугал нас обоих.

— Я испугал вас? — переспросил Артур. Прорвалась усталость, а за ней и гнев. — Если бы ты могла почувствовать то, что испытал я…

— Пожалуйста. — Франсин переменилась в лице. — Мы не дома. Вон идёт Грант.

Она вышла из машины. Артур застыл в смущении. Потом он закрыл глаза, настойчиво прислушиваясь к звукам Сети и пытаясь найти объяснение случившемуся. По радио то и дело передавали сообщения о совершенно необъяснимой трагедии в Сиэтле. С момента разрушения города истёк только один час.

Артур и раньше предполагал, что могущественные силы, превратившие Землю в поле сражения, могут развязать ядерную войну. Возможно, те, кто связан с Сетью, даже пытаются сейчас помешать пожирателям планет. Артуру ничего не остаётся, кроме как довериться Сети. Правда, в данный момент он отрезан от неё.

Артур взял бормочущего что-то во сне Марти на руки. Грант проводил его в спальню с огромной кроватью и раскладной детской кроваткой. Даниэл (она спит, объяснил Грант) заранее приготовила постели и полотенца, а также оставила ужин: фрукты и суп. Франсин укрыла Марти и пошла на кухню, где уже сидели мужчины.

— Ты слышал, что случилось? — спросила она.

— Нет…

Помятая рубашка и взъерошенные седые волосы Гранта свидетельствовали о том, что он дремал в кресле и вскочил, услышав шум подъехавшей машины.

— Мы видели вспышку на севере, — сказал Артур.

— Артур подозревает, что в Сиэтле что-то произошло, — предупредила Франсин. Она посмотрела на мужа почти с вызовом: давай, расскажи то, что знаешь. Расскажи, откуда ты это знаешь.

Артур испуганно уставился на неё. Потом до него дошло: наконец-то она среди своих близких. Он перестал быть единственным человеком, на которого Франсин могла опереться. Она могла отважиться на страхи и сомнения: Марти спит и ничего не слышит. Артур хорошо понимал жену, но все равно почувствовал укол обиды. После боли, пережитой за последние часы, это невинное предательство, казалось, переполнило чашу терпения.

— Мы слышали по радио, — сказал Артур, выбрав самый лёгкий путь для объяснения. — Что-то случилось в Сиэтле.

— Что же, ради Бога? У меня брат в Сиэтле! — воскликнул Грант.

Стекла в окнах задребезжали. Ветер донёс до них отзвуки последних взрывов. Артур взглянул на часы и кивнул.

— Всё кончено, — сказал он. — Целый город разрушен.

— Господи! — крикнул Грант и вскочил со стула. Он подошёл к телефону и начал набирать номер.

— Мы слышали об этом не по радио, — тихо произнесла Франсин и подняла плечи. Сложив руки на коленях, она уставилась на ковёр.

— Линия занята. — Грант бросился к телевизору. — Когда вы узнали?

— Мы увидели вспышку около пятнадцати минут назад, — объяснила Франсин, виновато посмотрев на мужа. Он взял её руку и крепко сжал в своей. Рука Франсин дрогнула в ответ. Закрыв лицо другой ладонью, женщина старалась сдержать слёзы.

Заговорило радио. Диктор сообщал последние известия внушительным официальным тоном, в котором слишком хорошо угадывался страх. «…сообщают из Сиэтла и Чарлстона, что оба города подверглись ядерной атаке. Имеются противоречивые сведения, что взрывы не сопровождались радиоактивным излучением. У нас по-прежнему нет ясного представления о случившемся. Но очевидно только, что два этих приморских города, расположенных на восточном и западном побережьях, разрушены до основания при необъяснимых обстоятельствах. Правительство заявляет, что наша страна не находится в состоянии войны с другим государством, из чего можно заключить, что взрывы не были вызваны атакой ракет с ядерными боеголовками; по крайней мере, речь не идёт о ракетах Советского Союза. Вспышки света над Сан-Франциско и Кливлендом заставляют предположить, что начинается процесс уничтожения Земли и что мы являемся свидетелями…»

— Скажи им, — тихо попросила Франсин. — Скажи им. Я верю тебе. Правда, верю. Они должны знать.

Артур покачал головой. Она снова закрыла лицо руками.

— Нельзя, — сказал Артур. — И тебе тоже. Это только причинило бы им боль.

В дверях появилась Даниэл. Она набросила на длинную шёлковую ночную сорочку халат.

— Что случилось? — спросила она.

Франсин обняла сестру и увела её в другую комнату. Артур посмотрел на нетронутый ужин. Не сейчас, подумал он, но ждать осталось недолго.

Эдвард проснулся в восемь часов утра от шума возле палатки. Он посмотрел на часы, быстро натянул брюки и открыл дверь. На лужайке стояли Минелли и пухленькая черноволосая женщина в чёрной футболке и чёрных джинсах. Минелли протянул руку.

— Поздравь, — объявил он. — Я нашёл Инес.

— Поздравляю.

— Инес Эспиноса. А это мой друг Эдвард Шоу. Тоже любитель камней. Эдвард, Инес.

— Очень приятно, — проговорила Инес.

— Мы встретились на танцах вчера вечером. Жаль, что ты не пошёл со мной.

— Я не в настроении, — сказал Эдвард. — Мог бы испортить веселье.

— Вокруг все только и делают, что толкуют о роботах-насекомых. Инес говорит, она видела множество их за Йосемите-Вилледж. Что ты об этом думаешь?

— Я тоже видел нескольких, — признался Эдвард. — Подождите минуту. Я оденусь, и мы состряпаем что-нибудь на завтрак.

Угощая друзей гренками и крутыми яйцами, Эдвард рассказал, что он видел возле Мист-Трейл. Инес кивнула и посмотрела на него большими карими глазами. Судя по всему, она не была склонна к болтовне.

— Что это такое, по-твоему?

— Чёрт возьми! Если инопланетяне смастерили фальшивых пришельцев, то почему бы им не произвести на свет роботов-пауков? Кому-то ведь надо изучать Землю. Исследовать планету перед тем, как взорвать её к чёртовой матери.

Инес неожиданно заплакала.

— Ну, давай не будем говорить об этом дерьме, — попросил Минелли. — Она очень чувствительна. Её муженёк погиб на шоссе несколько дней назад, а её выбросило из машины. В общем, легко отделалась.

Инес вытерла глаза и показала царапины и ушибы на руке.

— Она голосовала на дорогах, чтобы добраться сюда. Очень милая девушка. — Минелли обнял подругу, и Инес обняла его в ответ.

Маленький худой человек с высоким квадратным лбом быстро прошёл мимо камня, на котором они расположились. В руке он нёс бейсбольную биту размером почти с него. Человечек двигался словно во сне.

— Что случилось, парень? — спросил Минелли.

— Только что услышал по радио, что инопланетяне сбросили атомные бомбы на Сиэтл, Чарлстон и Шанхай вчера вечером. Я родом из Чарлстона.

Он продолжал спускаться по тропе и бита качалась в нетвёрдой руке.

Инес судорожно икнула.

— Что ты собираешься делать? — крикнул Минелли вслед человечку.

— Собираюсь поймать несколько этих дерьмовых блестящих паучков и раздавить их, — ответил тот, не останавливаясь. — Хочу преподать им урок от своего имени.

Минелли поставил чашку и соскользнул с камня. Он протянул Инес руку, и та, опираясь на неё, спрыгнула вниз с неожиданной грацией.

— Думаю, пора перебираться на Глесьер-Пойнт, — тихо сказал Минелли. — Хочешь с нами?

Эдвард кивнул, но потом покачал головой.

— Не сейчас. Я скоро присоединюсь к вам.

— Хорошо. Инес идёт со мной. Мы разобьём там лагерь. Ждём тебя.

— Спасибо.

Парочка двинулась по тропе к Карри-Вилледж.

Эдвард забрался в свою палатку и вытащил топографические карты долины и районов, расположенных к югу от неё. Растянувшись на животе поперёк кровати, он изучил тропу Фор-Майл-Трейл, ведущую к Юньон-Пойнту, потом окрестности Глесьер-Пойнта и сравнил оба района.

Глесьер-Пойнт выглядел более доступным. Но если Земля начнёт трястись, может случиться, что скала расколется, упадёт и погребёт их под собой.

Имеет ли это значение? Какая разница — час или два, так или иначе?

Эдвард отметил номер кредитной карточки на диске телефона и позвонил в дом Стеллы в Шошоне. После трёх гудков ответила Бернис Морган.

— Стелла составляет опись товаров в магазине, — сказала Бернис. — Жизнь продолжается. Я могу соединить тебя с ней.

В трубке раздалось гудение, что-то пискнуло, потом Эдвард услышал голос Стеллы.

— Это Эдвард. Чем занимаешься?

— Чем всегда, — ответила Стелла. — Где ты сейчас?

— В Йосемите. Устроился здесь. Жду.

— Ну что, парк оправдал твои надежды?

— Больше чем оправдал. Прекрасное место. И не слишком многолюдное.

— Я так и думала.

— Ты слышала о Сиэтле и Чарлстоне?

— Конечно.

Её голос звучал, как всегда, решительно.

— Все ещё хочешь остаться в Шошоне?

— Я домосед, — сказала Стелла. — Пришла весточка от сестры. Она возвращается из Зимбабве. Мы едем за ней в Лас-Вегас послезавтра. Приглашаем тебя…

Эдвард обвёл взглядом берег реки и поляну за телефонной кабинкой. Я чувствую себя здесь на своём месте, подумал он. Как дома.

— Я надеялся, что смогу уговорить тебя приехать вместе с миссис Морган, — сказал он в трубку.

— Я рада, что ты попросил об этом, но…

— Понимаю. Ты — дома. Я тоже.

— Мы оба упрямцы, верно?

— Минелли тоже здесь. Не знаю, где Реслоу. Минелли нашёл подружку.

— Ему повезло. А тебе?

Эдвард хихикнул.

— Я чересчур привередлив.

— Зря. Знаешь… — Стелла замолчала, и в течение нескольких секунд оба не произнесли ни слова. — Возможно, ты и знаешь.

— Если бы у нас было больше времени… — сказал Эдвард.

— А договор остаётся в силе? — спросила Стелла.

— Договор?

— Если все окажется ложной тревогой…

— Договор не расторгнут.

— Я буду думать о тебе, — сказала женщина. — Не забывай.

Как сложилась бы его жизнь со Стеллой? Она решительна, умна и довольно своенравна. Вероятно, они бы плохо ладили или — также вероятно — хорошо…

Оба знали: у них не будет времени, чтобы выяснить это.

— Я не забуду, — пообещал Эдвард.

Добравшись до Карри-Вилледж, Эдвард зашёл в магазин и купил сухие супы и несколько пакетов продуктов, предназначенных для туристов. Запасы магазина быстро истощались.

— Машины не приходят уже два дня, — сообщила молоденькая продавщица. — Мы постоянно звоним, и они твердят, что едут. Никто ничего не делает. Просто все сидят и ждут. Отвратительные времена, вот что я вам скажу.

Он прибавил к покупкам пару солнечных очков, отдав последние наличные. Всё, что у него теперь оставалось — кредитные карточки и несколько чеков путешественника. Плевать!

Эдвард заполнил пластиковый пакет и уже готов был уйти, когда увидел в дальнем углу магазина вчерашнюю блондинку. Она копалась в корзине с подгнившими яблоками. Набрав воздуху, Эдвард поставил сумку на прилавок и быстро зашагал к ней.

— Ну что, отыскала мужа?

Женщина посмотрела на него, печально улыбнулась и покачала головой.

— Не так-то это и плохо, — заметила она, вытащила из корзины потрескавшееся яблоко и уныло обследовала его. — Обожаю фрукты — и вот, что они предлагают.

— У меня есть несколько отличных яблок в моей… палатке. Скоро я ухожу на Глесьер-Пойнт. Могу угостить тебя. Яблоки слишком тяжёлые, чтобы все их унести наверх.

— Очень любезно с твоей стороны.

Она бросила яблоко в корзину и протянула Эдварду руку. Тонкие холодные сильные пальцы. Эдвард слабо пожал её руку.

— Меня зовут Бетси, — представилась блондинка. — Девичья фамилия — Сазерн.

— А я — Эдвард Шоу. — Он решил идти напролом. — У меня никого нет.

— То есть?

— Никого, с кем я мог бы провести оставшееся время.

— А сколько его осталось?

— Говорят, меньше недели. Но никто не знает точно.

— Где твоя палатка?

— Недалеко.

— Если угостишь меня хорошим хрустящим сочным яблоком, я пойду за тобой на край света.

Эдвард широко улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он. — Нам туда.

— Тебе спасибо.

В палатке он выбрал самое красное яблоко и вытер его чистой салфеткой. Бетси впилась в него, вытирая струйку сока, стекающую по подбородку, и наблюдала, как он собирает рюкзак.

— Надеюсь, ты не один из тех невежд? — спросила она резко.

— Что ты имеешь в виду?

— Не хочу быть неблагодарной, но если ты видишь все происходящее в розовом цвете и думаешь, что Бог спасёт нас или что-то в этом роде…

Эдвард покачал головой.

— Отлично. Мне сразу показалось, что ты умный парень. Приятный и умный. У нас осталось не так много времени, правда?

— Немного. — Он навалился на рюкзак и застегнул его. Потом посмотрел на Бетси.

— Знаешь, если бы я могла начать все сначала, я бы выбирала мужчин, похожих на тебя.

Её слова укололи Эдварда.

— Так говорят все красивые женщины. В окопах не найдёшь старых дев.

— Ах, — она рассмеялась. — Ты мне нравишься. Ты… Извини, ты не страдаешь какими-нибудь заразными, мгновенно проявляющимися болезнями.

— Нет.

— Я тоже. Ты никого не ждёшь?

— Нет.

— Я тоже. Рада познакомиться.

Она протянула ему руку, и Эдвард аккуратно пожал её пальцы, потом улыбнулся и привлёк женщину к себе.

В восемь часов утра Артур снова услышал голос Сети. Он открыл глаза и тронул Франсин за плечо. Он действовал, как в дурмане.

— Нам надо отправляться. — Он вылез из постели и натянул брюки. — Одевай Марти.

Франсин недовольно хмыкнула.

— Слушаюсь, сэр, — сказала она. — Куда теперь?

— Трудно сказать, — ответил Артур. — Мне велено быть через час в определённом месте. В Сан-Франциско.

Марти сел на кровати, протирая глаза.

— Вперёд, дружище! — сказала Франсин. — Срочно выступаем!

— Хочу спать, — протянул мальчик.

Франсин схватила Артура за руку и прижала её к себе, напряжённо уставившись в лицо мужа.

— Я скажу только один раз… Если ты сошёл с ума и все это зря, то я…

Она ущипнула его за нос. Франсин явно не шутила: он ощутил боль, на глазах выступили слёзы. Артур крепко сжал её руку.

— Ты меня понимаешь?

Он кивнул.

— Нам надо спешить.

Несмотря на боль в носу, Артура переполнял восторг. С какой стати так рано поднимать нас и торопить куда-то? Не иначе, что-то произойдёт…

Но воодушевление спало, как только он вышел в коридор и увидел Гранта. Рядом с одетым в халат отцом сонно ковыляла Бекки.

— Вы приехали слишком поздно, чтобы подниматься засветло, — удивился Грант. — Ничего себе ночка! Я спал не больше часа… Даниэл вообще не сомкнула глаз.

Когда мужчины вошли в кухню, они увидели там Даниэл, сидящую за чашкой кофе. Побледневшее лицо и пепельница, полная окурков, свидетельствовали о бессонной ночи.

— Ранние пташки, — уныло протянула она.

— Нам надо уезжать, — предупредил Артур.

— Мы думали, вы побудете с нами.

— Мы тоже так считали. Но я много размышлял этой ночью. Нам надо… уехать отсюда как можно скорее. Масса дел.

Вошли Франсин и Марти. Даниэл вопросительно склонила голову набок. Марти смущённо улыбнулся Бекки, но она не обратила на кузена никакого внимания. Девочка переводила взгляд с отца на мать.

— Что, чёрт возьми, происходит с семьёй? — спросила Даниэл резким голосом. — Дьявол, куда вы отправляетесь?

— Не знаю, — тупо ответила Франсин. — Решения принимает Артур.

— Вы сошли с ума?

— Не надо, Данни, — вмешался Грант.

— Я всю ночь пыталась понять, в чём дело. Почему вы уезжаете сейчас? Почему? — Она находилась на грани истерики. — Что-то происходит. Что-то, связанное с правительством. Поэтому вы приехали сюда, да? А теперь собираетесь бросить нас всех, оставить умирать?

У Артура заныло сердце. Она близка к истине.

— Сегодня мы отправляемся в город, — объяснил он. — У меня там дела, а Франсин и Марти должны быть рядом со мной.

— Может, и мы поедем с вами? — предложила Даниэл. — Все вместе. Ведь мы одна семья. Я чувствовала бы себя лучше, если бы мы держались друг друга.

Франсин посмотрела на мужа. В её глазах стояли слёзы. У Марти задрожали губы. Растерявшись от общего молчания, Бекки прижалась к матери.

— Нет, — отрезал Грант.

Даниэл повернулась к нему.

— Что?

— Нет. Мы не поддадимся панике. У Артура есть работа. Если он выполняет задания правительства — хорошо. Но мы не станем паниковать в этом доме, пока моё слово что-то в нём значит.

— Они отправляются… в какое-то место, — тихо сказала Даниэл.

Грант согласно кивнул.

— Может, и так. Но мы не станем вмешиваться.

— Чертовски мило с твоей стороны, — заметила его жена. — Мы твоя семья. Что ты собираешься сделать для нас?

Грант посмотрел на Артура, и тот почувствовал решимость сохранить спокойствие, несмотря на страх и замешательство, овладевшие родственником.

— Я сохраню порядок в этом доме, — заявил Грант. — Сохраню его достоинство.

— Достоинство? — крикнула Даниэл.

Она смахнула чашку с кофе на пол и выбежала из кухни. Бекки стояла возле лужицы на полу и беззвучно рыдала.

— Папа, — бормотала она между приступами плача.

— Мы просто поспорили, — объяснил Грант. Он встал на колени возле девочки и обнял её за плечи. — Всё будет хорошо.

Артур машинально собирал вещи в ванной комнате и спальне. Франсин отыскала сестру и попыталась успокоить её.

Грант проводил Артура до подъездной аллеи. На холмах лежал густой утренний туман, сквозь дымку проступало солнце. Несколько голубок пели в кустах свои чудесные бессмысленные песни.

— Ты продолжаешь работать на правительство? — спросил Грант.

— Нет.

— Я думал, они спрячут нас всех в каком-нибудь укрытии или на шатле. Это не так?

— Нет.

Артур с трудом превозмогал душевную боль. А на что надеешься ты сам? Не на то ли, что произойдёт нечто похожее на сказку, придуманную Грантом?

— Вы вернётесь вечером? Просто как будто вы поехали в город, а потом… возвратились?

Артур покачал головой.

— Думаю, не получится.

— Вы собираетесь путешествовать, бродить… пока… не начнётся?

— Не знаю.

Грант скривил лицо и покачал головой.

— Интересно, надолго ли нас хватит? Всех ожидает смерть, и мы не можем противиться этому.

Артуру показалось, что он проглотил осколки стекла.

— Мы будем держаться по-своему, — продолжал Грант. — Если вы предпочитаете провести оставшееся время в машине, может, людям удастся не потерять свой облик. Продолжать жить. Если мы останемся дома, может… тоже. Как и все…

Пожалуйста! Вы всемогущи, вы всесильны, как боги, молился Артур Боссам, управляющим Сетью. Возьмите нас всех, спасите нас. Пожалуйста!

Но информация, полученная им, говорила, что молиться бессмысленно. Артур даже не был уверен, что его собственная семья обретёт спасение. Ни капли уверенности — только великая неумирающая надежда. Он сжал руку Гранта.

— Я всегда восхищался тобой, — сказал он. — Ты не такой, как я. Хочу, чтобы ты знал: я всегда восхищался тобой и Даниэл. Вы хорошие люди. Где бы мы ни оказались, что бы ни случилось, мы будем думать о вас. Я верю, что и мы тоже всегда в ваших мыслях.

— Так и будет, — подтвердил Грант.

Из дома вышли Даниэл и Франсин, за ними — Марти. Бекки выглядывала из окна — маленькое привидение с белыми сверкающими волосами.

Удостоверившись, что Марти пристегнул ремни безопасности, Артур сел за руль. Грант одной рукой прижал к себе Даниэл, другой — махал отъезжающим.

Как будто ничего не происходит, подумал Артур. Просто семья ненадолго расстаётся. Он вырулил с аллеи и свернул на узкую улочку. Потом посмотрел на часы. У них есть час, чтобы добраться до нужного места.

Франсин с лицом, мокрым от слёз, молчала, уставившись вперёд. Её рука вяло свисала из окна.

Марти продолжал махать на прощание.

С океана подул ветер и принёс запах пожара, бушующего на востоке. Когда порыв ветра стих, воздух вновь стал приятным, свежим и чистым. Артур вёл автомобиль через выложенный серым камнем мост между Сан-Франциско и Оклендом, почти не встречая ни попутных, ни встречных машин. Потом они выехали на шоссе и повернули на юг.

— Ты хотя бы отдаёшь себе отчёт в том, куда мы едем? — спросила Франсин.

Артур кивнул. Каким-то образом он знал, где конечная цель. Он следовал инструкциям, и перед ним проступала картина пятидесятифутового рыбацкого судна. Двадцать пассажиров сидели на корме и ожидали семью Гордонов.

Он остановил машину возле Агуа-Виста-парка.

— Дальше надо идти пешком, — объявил Артур. — Здесь недалеко.

— Что будет с вещами? — спросила Франсин.

— А с моими игрушками? — вмешался Марти.

— Оставьте все здесь, — приказал Артур. Он открыл багажник и вытащил коробку с бумагами и записями Франсин. Он будет настаивать, чтобы им разрешили взять это с собой. Он попросил Марти подержать коробку.

Возбуждение мало-помалу возвращалось к нему. У него ещё будет время пожалеть об оставшихся. Сейчас же он понял, что происходит то, на что он втайне надеялся. Сеть не преграждала ему путь, не заставляла его свернуть обратно; наоборот, она подталкивала его. У них в распоряжении не больше нескольких минут.

— Мы поплывём на лодке? — спросила Франсин.

Он кивнул. Она взяла сумочку, но Артур покачал головой: оставь здесь. Франсин вытащила из бумажника пакет с семейными фотографиями и отбросила остальное в сторону. Она сделала это почти сердито, гневно нахмурив брови.

— Мы не закроем машину? — спросил Марти.

Артур торопил их. Не стоило тратить время даже на то, чтобы закрыть багажник.

Вам не нужны личные вещи. Ничего, кроме одежды, которая на вас. Вытащите из карманов мелочь, ключи — все. Принесите только самих себя.

Артур вытряхнул мелочь и ключи, выбросил на асфальт бумажник и расчёску.

Они вошли в открытые ворота ограды, состоящей из столбов и цепей, и зашагали по длинному широкому пирсу. По обеим сторонам его на волнах раскачивались мачты рыбацких лодок.

— Быстрее! — скомандовал Артур.

Франсин пропустила Марти вперёд.

— Всё это — ради морской прогулки, — ворчала она.

В конце пирса их ожидало судно, которое он уже видел. Действительно, около двадцати человек сидели и стояли на корме. Молодая женщина в выцветших джинсах и ветровке провела Гордонов по трапу на палубу, где они присоединились к остальным пассажирам, заняв места позади всех. Марти облокотился на сваленные в кучу старые пахучие рыбацкие сети. Франсин примостилась на лебёдке.

— Отлично! — крикнула молодая женщина. — Теперь все!

И только сейчас Артур отважился вздохнуть свободно. Он огляделся вокруг. Большинство людей было моложе него; кроме Марти, в группе находилось ещё четверо детей. Ни одного старика. Артур вглядывался в лица спутников; многих из них он знал по совместной работе на Тайных Наставников. И всё же не каждый был вознаграждён за свой труд. Кое-кто из бывших соратников Артура не попал на лодку; иные же, не связанные с Сетью — взять, хотя бы, Марти и Франсин — получили шанс на спасение.

Никто, казалось, не знал, куда поплывёт корабль. Судно отчалило от берега и, покачиваясь на волнах, направилось на север. Солнце пригревало, но ветер, гуляющий над заливом, обдавал всех холодом.

Молодая женщина подходила к каждому пассажиру.

— Украшения, пожалуйста, — говорила она. — Кольца, серьги, ожерелья. Все.

Люди безропотно отдавали ценности. Артур снял обручальное кольцо и кивнул жене, чтобы она последовала его примеру. Марти без сожаления отдал свои часы. Мальчик вёл себя смирно и не выглядел испуганным.

— Вы знаете, где мы сейчас проплываем? — спросил молодой человек в строгом костюме, передавая женщине золотые часы «Ролекс».

— Близ Алькатраса, — ответила она. — Так сказал шкипер.

— А потом?

Она покачала головой.

— Ну что, все отдали ценности?

— А мы получим их назад? — поинтересовалась невысокая японка.

— Нет, — ответила женщина. — Сожалею.

— А Бекки, тётя Даниэл и дядя Грант плывут? — торжественно спросил Марти, наблюдая за морскими чайками, скользящими над волнами.

— Нет, — заторопилась Франсин, опережая Артура. — Никто из родных не плывёт с нами.

— Мы улетим с Земли, да? — спросил мальчик. Взрослые, слышавшие разговор, заметно поёжились.

— Шшшш, — прошептала молодая женщина, проходя мимо Гордонов. — Жди и смотри.

Артур нежно ущипнул Марти за ухо. Умный мальчуган, подумал он. Он посмотрел на море, чувствуя, как пенящиеся волны залива бьют по корпусу судна. У некоторых началась морская болезнь. Смуглый седобородый человек лет сорока спустился из рулевой рубки и раздал целлофановые мешочки.

— Используйте их, — грубовато посоветовал он. — Плохо, если вы вконец расклеитесь, и, конечно же, мы не можем допустить цепной реакции.

Прищурившись, чтобы солёные брызги не попадали в глаза, Артур смотрел на город, оставшийся уже далеко позади. Сколько сделано человеческими руками! По всей планете! За тысячелетия! Он не мог заставить себя даже подумать о чудовищном насилии, которому подвергнется Земля. Подошла Франсин и крепко обняла мужа. Он прижался щекой к её волосам, не смея вновь почувствовать прилив оптимизма.

— Ты можешь сказать, куда мы держим путь? — спросила Франсин.

Марти резко обернулся к ним.

— Мы улетаем, мама, — сказал он.

— Да? — спросила Франсин мужа.

Он сглотнул слюну и неуверенно кивнул.

— Да, думаю, улетаем.

— Куда?

— Не знаю.

Они проплыли под мостом. Острова Херба-Буэна и Трежер остались справа высокими тёмно-зелёными и коричневыми глыбами на серой, как свинец, воде.

— Видишь, Марти? — спросила Франсин, показывая на перекладины моста, пирс и башню. — Всего час назад мы проезжали там на машине.

Марти равнодушно посмотрел наверх. На море начиналось волнение. Впереди маячил Алькатрас — каменный островок с водонапорной башней, возвышающейся над древними зданиями. Судно замедлило ход, монотонный гул мотора сменился размеренным «тук-тук-тук». Молодая женщина снова появилась на корме, внимательно изучая пассажиров и стараясь обнаружить у них вещи, без которых можно обойтись. Никто не выразил протеста: люди словно оцепенели — то ли от страха, то ли от морской болезни, то ли от усталости. А может, от всего сразу. Женщина, проходя мимо Марти, улыбнулась ему.

Судно остановилось, покачиваясь на волнах. Пассажиры зашевелились. Артур увидел, как что-то квадратное и серое вырастает из-за планшира. Он подумал о подводной лодке, но предмет, показавшийся над водой, был значительно меньше — шириной в проем двустворчатой двери. Его высота не превышала десяти футов.

— Будьте осторожны! — предупредила женщина, стоя на короткой лестнице возле рулевой рубки. — Море неспокойно. Нам всем придётся спуститься вниз через этот проход. — В серой глыбе появилось чёрное квадратное отверстие. — Винтовая лестница приведёт вас внутрь корабля. Ковчега. Если с вами есть дети моложе двенадцати лет, пожалуйста, держите их за руку и будьте внимательны.

Дородный рыбак в свитере с высоким воротом с трудом перекинул сходни к отверстию.

— Мы улетаем! — сказала Франсин помолодевшим голосом.

В полном молчании, один задругим пассажиры прошли по шаткому трапу. Рыбак и женщина помогали им. Каждый исчезал внутри глыбы. Когда пришла очередь Гордонов, Артур преодолел сходни первым, потом помог Франсин перевести сына; перегнувшись над мостиком, он крепко держал жену за руку.

— О, Боже, — сказала Франсин дрожащим голосом, когда они начали спуск по крутой и узкой винтовой лестнице.

— Не бойся, мамочка, — подбадривал Марти. Он улыбнулся Артуру и пошёл впереди отца.

Пройдя футов тридцать, они оказались перед полуовальным входом в круглую комнату с тремя дверьми на противоположной стороне. Стены, жёлтые, как персик, и ровное тёплое освещение действовали успокаивающе. Когда все двадцать человек собрались в комнате, к ним присоединилась молодая женщина. Рыбак и другие члены команды остались на судне. Полуовальный люк тихо захлопнулся. Несколько человек приглушённо застонали; один мужчина, с виду лет на десять моложе Артура, упал на колени и молитвенно сложил руки.

— Мы внутри космического корабля, — сказала молодая женщина. — Дальше расположены жилые отсеки. Через некоторое время, может, через несколько часов, мы покинем Землю. Кое-кто из вас уже догадывался об этом. Остальным следует набраться терпения и не бояться.

Артур схватил жену и сына за руки и закрыл глаза, сам не понимая, испуган он, возбуждён или подавлен горем. Если они уже на борту и вся работа, проделанная им и другими завершена, то это означает только одно: конец близок.

Возможно, его семья выживет. Но никогда уже им не суждено вдохнуть свежий морской воздух или погреться под тёплыми лучами солнца. Перед закрытыми глазами Артура мелькали лица: родственники, друзья, сослуживцы. Харри — такой, каким он был до болезни. Артур вспомнил об Итаке Файнман. Интересно, она тоже полетит в космос? Скорее всего, нет. На кораблях очень мало места, особенно теперь, когда ковчеги Чарлстона и Сиэтла уничтожены. Только для жизнеспособной популяции — не больше.

А все остальные…

Сосед молился громко, страстно, его лицо исказило выражением абсолютной сосредоточенности. Артуру стоило большого труда удержаться и не упасть на колени рядом с ним.

Ранним утром группа из десяти человек брела по тропе Фор-Майл-Трейл — Эдвард и Бетси среди них. Они шли в тени хвойных рощ, где острый сосновый запах разлился в воздухе. Подъем на первом участке не представлял трудностей, тропа постепенно поднималась вверх к бурному потоку реки Сентинел-Крик, пробившей себе русло в двухстах футах над долиной.

К одиннадцати часам они повернули на круто поднимающуюся тропу, которая утыкалась в гранитные скалы возле Сентинел-Рока.

Эдвард остановился, переводя дыхание. Он присел и с восхищением посмотрел на Бетси, одетую в походные шорты.

— Удобная обувь, — заметила Бетси, упираясь стройной ногой в выступ, чтобы перешнуровать туристские ботинки.

Он посмотрел вниз, на уже пройденный путь, и покачал головой. К полудню они стянули с себя свитера и завязали их вокруг бёдер. Группа остановилась набрать воды. Десять человек разбрелись на милю и выглядели как козы на искусственной горе в зоопарке. Один парень забрался на несколько футов выше Эдварда. У смельчака хватило сил ударить себя в грудь и издать победный клич, передразнивая Тарзана; потом он засмеялся и помахал рукой.

— Провалиться мне сквозь землю, если он не псих, — прокомментировала Бетси.

Весёлое настроение не покидало их, пока они стояли на Юньон-Пойнте и обозревали долину, облокотясь на металлические перила. Дым почти рассеялся, воздух становился все теплее и теплее по мере того, как туристы поднимались.

— Может, остановиться здесь, — предложила Бетси. — Отсюда отличный вид.

— Вперёд! — Эдвард состроил решительную мину и показал на цель. — Ещё один переход.

В час дня они преодолели серию нескончаемых виражей, поднимающихся по голому гранитному склону, и остановились, чтобы поближе рассмотреть заросли толокнянки. Потом двинулись по почти горизонтальной, а потому вполне приемлемой тропке к Глесьер-Пойнту.

Минелли и его спутница Инес уже успели поставить палатки среди деревьев, растущих позади асфальтированной дорожки, ведущей к ограждённой террасе. Они помахали Эдварду и жестами пригласили присоединиться к завтраку.

— Мы хотим посмотреть на долину! — крикнул Эдвард в ответ. — Подойдём позже.

Оперевшись на перила нижней террасы, они впитывали в себя долину от края до края и горы, вздымающиеся за ней. Пение птиц перемежалось с шёпотом ветерка.

— Какое спокойствие! Можно подумать, ему ничто не угрожает… — проговорила Бетси.

Эдвард пытался представить себе отца, который стоял на этом самом месте больше двадцати лет назад и гримасничал перед женой, старавшейся заснять его полароидом. Тогда они приехали сюда на машине, а часом позже уже возвращались домой — заканчивались последние счастливые дни его детства, дни, когда Эдвард чувствовал, что может быть счастливым.

Он взял Бетси за руку и улыбнулся ей.

— Лучший вид в мире.

— Места для почётных гостей, — согласилась Бетси, щурясь от яркого солнца. Несколько минут они, обнявшись, стояли у края обрыва, а потом повернулись и пошли к Минелли и Инес.

День тянулся медленно, лениво. Минелли удалось купить батон салями, а Инес вышла из палатки с большим куском чеддера.

— Ещё несколько дней назад у нас была целая головка, — сказала она. — Не спрашивайте, как она нам досталась. — Она смеялась одновременно и грубоватым, и по-детски милым смехом.

Минелли раздал банки с пивом, тёплым, но, тем не менее, освежающим, и они медленно принялись за еду, изредка обмениваясь незначительными фразами, вслушиваясь в щебетание птиц и шорох листьев. Когда завтрак закончился, Эдвард расстелил на траве спальный мешок и предложил Бетси вздремнуть. Подъем на вершину не слишком измотал его, но солнце припекало, воздух пьянил, большие жирные пчелы жужжали, кружась над ними. Они были сыты, а пиво навеяло на Эдварда дремоту.

Бетси легла рядом, положив голову на его локоть.

— Ты счастлив? — спросила она.

Эдвард открыл глаза и увидел белые облака на фоне ярко-синего неба.

— Да, — сказал он. — Счастлив.

— Я тоже.

В нескольких ярдах туристы распевали песни, слышались мелодии шестидесятых и семидесятых годов. Голоса плыли по колеблющемуся тёплому воздуху и таяли в шуме ветра и жужжании пчёл.

Уолтер Сэмшоу праздновал своё семидесятишестилетие на борту корабля. «Дискаверер» кружил в нескольких километрах от того места, где учёные обнаружили необычно большую концентрацию кислорода, поднимавшегося на поверхность. Пузырьки не показывались уже три дня.

Корабельный кок испёк двухметровый именинный пирог в форме морского змея, или сельдяного короля, как настаивал Чао, который несколько раз видел сельдяного короля и ни разу — морского змея.

В пять часов торт был торжественно разрезан под парусиновым навесом, натянутым над кормой. Куски змея подавались на лучшей корабельной посуде, впридачу все члены экипажа и учёные получили по стакану шампанского, а вахтенние — безалкогольный пунш.

Сенд без слов поднял свой стакан, чествуя юбиляра. Уолт улыбнулся и откусил кусочек пирога. Вкус тёмной сахарной глазури, приготовленной особым способом, показался ему знакомым. Сэмшоу старался вспомнить, где он мог пробовать такое блюдо, как вдруг океан озарился ядовитым сине-зелёным светом, так что даже яркие солнечные лучи поблекли.

Сэмшоу вспомнил молодость, Четвёртое июля, когда он стоял на пляже Кейп-Кода в ожидании праздничного салюта, стрелял из ракетницы в волны прибоя и наблюдал, как зелёные огоньки бесшумно разрываются в глубине.

Команда, сбежавшаяся на корму, молчала. Кое-кто недоуменно переглядывался, не понимая, в чём дело.

Быстро следуя одна за другой, новые вспышки осветили океан от края до края.

— Думаю, — сказал Сэмшоу отлично поставленным преподавательским голосом, — что скоро мы получим ответ на многие вопросы.

Он встал на колени, поставил стакан и тарелку на палубу, потом с помощью Сенда поднялся и подошёл к борту.

К востоку от корабля загрохотало и море, и небо.

Там, от линии горизонта, поднималось облако дыма и ослепительного света. Потом облачный столб изогнулся, как раненая змея. Один конец длинного облака вытянулся над морем и с поразительной скоростью скользнул к сунду. Сзмшоу вздрогнул — он не хотел, чтобы всё кончилось прямо сейчас. Он хотел увидеть ещё что-нибудь, прожить хотя бы ещё несколько минут.

Корпус корабля задрожал, стальные мачты и провода загудели. Перила сильно вибрировали под руками учёного.

Океан наполнился светом. Вода на много миль вокруг напоминала лампу из толстого зелёного стелка с пламенем свечи за ней.

— Бомбы, — пояснил Сэмшоу. — Они взрываются. Вдоль желобов и котловин…

К востоку море вздулось пузырём толщиной, возможно, в сто метров. Змееобразное облако коснулось его, и пузырь лопнул, разлетевшись брызгами воды и пены. Посреди разорванной морской поверхности — среди остатков оболочки немыслимо большого пузыря — поднималась мерцающая прозрачная струя сверхгорячего пара около двух миль шириной. Пар немедленно сгустился в опалового цвета полусферу. Вокруг — куда ни посмотри — лоалось, и испарялось, и превращалось в полусферы множество других пузырей, так что казалось, кто-то взболтал все море до мятно-зелёной пены. Облака пара крутящимися колоннами поднимались в небо. Свист, рёв, бульканье и грохот выворачивали душу наизнанку, становились невыносимыми. Сэмшоу обхватил голову руками и замер в ожидании того, что, как он знал, должно произойти.

Несколько пузырей появились и лопнули всего лишь в сотне метров от них, ещё несколько — по другую сторону корабля. Высокая стена бурлящей воды подхватила «Дискаверер» и сломала его хребет, крутя судно то в одну, то в другую сторону. Со скрежетом гнулся металл; заклёпки выскакивали, словно пушечные снаряды; листовое железо рвалось, как бумага; оглушительно трещали перекладины. Сэмшоу перелетел через борт и смешался со струёй пены и обломками разваливающегося корабля. Он почувствовал, что все то, частью чего он был — море, небо, воздух и дымка вокруг — все это быстро поднимается вверх. На море, совсем близко от корабля, показался огромный пузырь.

Конечно, у Сэмшоу уже не оставалось времени для раздумий. Но одна мысль задержалась в предпоследнем мгновении его жизни, словно в замедленном кадре. Эта мысль не покидала его мозг до тех пор, пока тело не сварилось и не смешалось с заполнившей все вокруг пеной.

Жаль, что я не услышу, как хрустит земная кора, раздираемая на части.

По всей планете, в тех местах, где машины-минёры спрятали в глубоких впадинах бомбы, из воды поднимались извилистые струи горячего пара и исчезали высоко в небе. Миллионы этих полупрозрачных столбов сгущались в облака, облака соприкасались с холодными верхними слоями атмосферы и превращались в дождь. Потесненные воздушные массы возвращались обратно со страшным грохотом. Между быстро расширяющимися областями высокого и низкого давления пронеслись цунами.

Наступило начало конца.

Dies irae

Через несколько часов после посадки на космический корабль та самая молодая женщина, которая руководила пассажирами рыбацкого судна — её звали Клара Фогарти — вошла в комнату и обратилась к каждому из двадцати собравшихся, стараясь успокоить всех. Сама она казалась сильно взбудораженной, почти на грани срыва.

«Помоги ей», — услышал приказ артур. Он и несколько других мгновенно повиновались. Через пару минут он обогнул группу и подошёл к Франсин. Мартин крепко обнял его.

— Я иду в те отсеки, где мы будем жить, — сказал Артур.

— Приказ Сети?

— Нет. — Он, нахмурившись, посмотрел в сторону. — Что-то другое. Я никогда раньше не слышал этого голоса. Мне надо встретиться с кем-то.

Франсин потёрла лицо руками и поцеловала мужа. Артур с возгласом «ого-о-о» поднял сына на руки и велел ему заботиться о матери.

— Я скоро вернусь.

Вместе с Кларой Фогарти он направился к люку, через который они заходили в комнату. Люк — небольшой выступ на поверхности стены — открылся, и они быстро вышли, даже не успев разобрать, что впереди.

Они очутились в ярко освещённом коридоре, который отвесной дугой уходил вниз. Дверь закрылась; Артур и Клара обменялись встревоженными взглядами. По обеим сторонам коридора располагалось несколько похожих друг на друга дверей.

— Искусственная гравитация? — спросила Клара.

— Не знаю.

Повинуясь немому приказу, они шагнули вперёд. Ходьба под прямым углом к полу вертикального коридора не вызывала никаких странных ощущений, кроме визуальных. В конце коридора их ожидала другая открытая дверь, за ней — полумрак, казавшийся гостеприимным. Клара и Артур не колебались.

В центре комнаты, похожей на ту, где находилась группа, стоял постамент высотой в фут и шириной в ярд. На возвышении Артур увидел нечто, что, на первый взгляд, напоминало статую, выполненную в виде торса и головы. Пожалуй, изваяние немного походило на приплюснутую, а потому кажущуюся квадратной фигурку языческого божка. Неведомый мастер не сделал никаких попыток обозначить черты статуи, он лишь довольно абстрактно наметил грудь. Странный предмет напоминал по цвету медную пластинку, раскалённую на огне. Поверхность статуи — в разводах, переливающихся всеми цветами радуги — блестела, но не отражала свет.

Без предупреждения изваяние плавно приподнялось над пьедесталом на несколько дюймов и громко обратилось к вошедшим:

— Боюсь, что вашему народу скоро придётся забыть о свободе.

Именно этот голос несколько минут назад вёл Артура по коридору.

— Кто вы? — спросил он.

— Я не сторожу, я управляю вами.

— Вы живой организм? — Артур просто не знал, что бы ещё спросить.

— С биологической точки зрения — нет. Я часть этого корабля, который, в свою очередь, скоро станет частью большей по размерам машины. Ваша задача — подготовить своих спутников к встрече со мной, чтобы я смог проинструктировать их и, вместе с тем, выполнить инструкции, данные мне.

— Вы — робот? — спросила Клара.

— Я — символ. Меня надо принимать таким, какой я есть. Иными словами, я — машина, но я не раб. Понимаете?

Робот говорил низким властным голосом, не женским и не мужским.

— Да, — ответил Артур.

— Кое-кто ужаснётся моему виду. Тем не менее, очень важно, чтобы мы познакомились и люди начали доверять мне — доверять информации и приказаниям, исходящим от меня. Это понятно?

— Да, — ответили они хором.

— Будущее человечества и всей информации, собранной нами на Земле, зависит от того, как ваш народ и мой народ смогут контактировать друг с другом. Вы должны подчиняться дисциплине, а я открою перед вами такие стороны действительности, о которых вы и подумать не смели.

Артур кивнул, облизывая пересохшие губы.

— Мы внутри одного из ковчегов?

— Да. Все эти машины соединятся в одну, как только мы выйдем в космос. Насчитывается тридцать один корабль, причём двадцать один — собрал на борту пять тысяч человек. У нас большое количество ботанических, зоологических и других образцов; они обработаны так, что способны к регенерации. Ясно?

— Да, — вымолвил Артур. Клара кивнула.

— На первых порах я буду избегать прямого речевого общения с вами. Буду пользоваться телепатическим контактом, при помощи которого мы руководили деятельностью Сети. Позже, когда у нас появится больше времени, мы откажемся от вторжения в ваше сознание. Когда вы возвратитесь к своим спутникам, я начну осуществлять связь с ними через вас, но вы можете сами выбирать форму выражения моих сообщений. У нас очень мало времени.

— Началось? — спросила Клара.

— Началось, — ответил робот.

— Мы скоро улетаем?

— В настоящее время поступили последние пассажиры и образцы.

Артур увидел, как с маленьких лодок, подошедших ко входу в ковчег, какие-то люди грузят на корабль корзины с блестящими пауками. Пауки держали в лапках частички растений и животных восточного побережья, содержащие генетические данные.

— Как нам называть вас? — спросил Артур.

— Сами придумайте имя для меня. Теперь вам следует вернуться к своей группе в отвести людей в жилые помещения, расположенные вдоль этого коридора. Вам также надо найти четырёх добровольцев, которые согласились бы стать свидетелями совершаемого преступления.

— Смотреть, как погибает Земля?

— Да. Таков Закон. Прошу прощения, меня ждут.

Артур и Клара вышли из полутёмной комнаты. Они остановились и посмотрели, как закрывается дверь.

— Здорово придумано, — сказал Артур.

— Закон. — Клара измученно улыбнулась. — Вот теперь я боюсь, как никогда. Я ведь ещё не познакомилась со всеми пассажирами.

— Так давай начнём, — предложил Артур.

Они поднялись по отвесному коридору. Дверь на противоположной стороне открылась, и они увидели череду растерянных лиц. Повеяло страхом.

Ирвин Шварц зашёл в одну из комнат Белого Дома и чуть не столкнулся с Первой леди. Она попятилась, нервно кивнув ему. Он отметил, что руки женщины дрожат. После эвакуации, предпринятой накануне, и срочного возвращения президента в столицу все были на пределе. С тех пор никто не спал больше одного-двух часов.

Президент и Отто Лерман стояли возле экрана высокой разрешаемости, укреплённого на деревянной обшивке железобетонных стен. На экране Шварц увидел карту Северного полушария. Красные точки обозначали исчезнувшие города.

— Идите сюда, Ирвин, — позвал Крокермен. — У нас есть новые данные.

Президент выглядел даже бодрым.

Ирвин повернулся к Первой леди.

— Вы останетесь здесь? — резко спросил он. Шварц уважал супругу президента, но недолюбливал её.

— Президент лично попросил меня об этом, — сказала она. — Муж полагает, надо держаться вместе.

— Вы, естественно, согласны с ним.

— Согласна.

Никогда за всю историю Соединённых Штатов Первая леди не покидала супруга в беде, и миссис Крокермен знала это. Ей потребовалось много мужества, чтобы вернуться в Белый Дом. Шварц и сам неоднократно подумывал об отставке, а потому не мог судить жену президента слишком строго.

Он протянул миссис Крокермен руку. Они обменялись рукопожатием.

— Добро пожаловать! — проговорил он.

— У нас есть фотографии, сделанные около двадцати минут назад «Даймонд Эппл», — сообщил Лерман. — Они сейчас появятся на экране.

«Даймонд Эппл», разведывательный спутник, был запущен в 1990 году. Национальное управление разведки ревностно относилось к данным, полученным с него; только президент да министр обороны имели доступ к этим снимкам. То, что сегодня Шварц получил возможность взглянуть на них, подтверждало: положение критическое.

— Вот они, — объявил Лерман, когда на экране появилось другое изображение.

По видимому, Крокермен уже получил какую-то предварительную информацию. Толстые ярко-белые полосы, обведённые красным и сине-зелёным цветом, пронизывали чёрный фон.

— Знаете ли, — тихо начал Крокермен, отходя от экрана, — в конце концов, я оказался прав. Чёрт возьми, Ирвин, я был одновременно прав и неправ! Как вам нравятся эти картинки?

Шварц уставился на белые линии, не в силах разобраться в них, пока не появились названия и сетка меридианов и параллелей. Фотография изображала Северную Атлантику; полосы обозначали желоба, подводные скалы и разломы.

— Белым цветом, — пояснил Лерман, — отмечены места, где происходит процесс выделения тепла вследствие термоядерных взрывов. Сотни, возможно, тысячи, не исключено, десятки тысяч взрывов — и все вдоль океанических впадин и складок.

Первая леди едва не зарыдала, но всё же сдержалась. Крокермен посмотрел на экран с печальной улыбкой.

— А теперь — западная часть Тихого океана, — сказал Лерман. Ещё множество белых линий. — Между прочим, цунами неоднократно обрушивались на Гавайи. Самые большие волны могли бы достичь восточного побережья Северной Америки за двадцать-тридцать минут. Предполагаю, что эти районы тоже пострадали от цунами. — Он показал на скопление белых линий воле Аляски и Калифорнии. — Последствия могут оказаться катастрофическими. В результате взрывов выделилось огромное количество энергии, так что климат на Земле изменится. Тепловой баланс планеты… — Он покачал головой. — Но я сомневаюсь, что у нас будет время ощутить это на себе.

— Артподготовка? — спросил Шварц.

Лерман пожал плечами.

— Кто может знать их замыслы? Мы ещё живы — значит, они предприняли только предварительную атаку. Вот что можно сказать с полной уверенностью. Сейсмические станции отовсюду сообщают о серьёзных аномалиях.

— Не думаю, что пульки уже столкнулись, — проговорил Крокермен. — Ирвин попал пальцем в небо. Просто мы имели дело с артподготовкой.

Лерман увелся за большой ромбовидный стол и протянул руку.

— Ваша догадка так же хороша, как и моя.

— Думаю, нам остаётся час, может, меньше, — предположил президент. — Мы ничего не можем сделать. Никогда ничего не могли.

Шварц нахмурился и принялся изучать фотографии с «Даймонд Эппл». Снимки, казалось, не имели ничего общего с реальностью. Всего лишь красивая абстракция. Как теперь выглядят Гавайи? На что будет похож Сан-Франциско через несколько минут? Или Нью-Йорк?

— Жаль, что здесь не все, кого я хотел бы видеть, — сказал Крокермен, — кого хотел бы поблагодарить.

— Мы не эвакуируемся… снова? — машинально спросил Шварц.

Лерман бросил на него пронизывающий ироничный взгляд.

— У нас нет поселений на Луне, Ирвин. Президент, будучи ещё сенатором, настоял, чтобы финансирование этого проекта было прекращено в 1990 году.

— Виноват, — бросил Крокермен почти враждебно.

если бы у Шварца был с собой пистолет, то в этот момент он пристрелил бы президента; беспомощный неуправляемый гнев мог в равной степени довести его и до слёз, и до насилия. Снимки не отражали сути происходящего. Крокермен, однако, был реален.

— Мы — словно дети, — сказал Шварц после того, как жар отхлынул от лица и руки перестали дрожать. — У нас никогда не было шанса.

Пол завибрировал. Крокермен огляделся.

— Я почти с нетерпением жду конца. Я чувствую такую боль в душе!

Пол затрясся сильнее.

Первая леди вцепилась в притолоку, потом облокотилась на стол. Шварц поднялся, чтобы помочь ей сесть. В комнате появились сотрудники секретной службы. Пытаясь удержаться на ногах, они хватались за стол. Шварц усадил миссис Крокермен и упал в кресло, ухватившись за его деревянные ручки. Тряска не усиливалась.

— Сколько времени это будет продолжаться, как вы думаете? — спросил Крокермен, ни на кого не глядя.

— Господин президент, мы переправим вас под землю, — предложил представитель охраны, которому удалось дальше всем пробраться в комнату. Его голос дрожал от страха. — И всех остальных.

— Не будьте смешным. Если на меня упадёт крыша, я расценю это как милость Господню. Правильно, Ирвин?

Крокермен широко улыбнулся, но в глазах его стояли слёзы.

Экран потух, свет погас, потом лампы вновь загорелись.

Шварц встал — пора подать всем пример.

— Я думаю, мы позволим этим людям выполнить их задачу, господин президент.

Неожиданно он испытал неприятное ощущение в желудке, словно поднимался в скоростном лифте. Крокермен покачнулся, охранник подхватил его. Ощущение взлёта не прекращалось, казалось, оно уже никогда не исчезнет. Внезапно всё замерло, только Белый Дом остался приподнятым над фунтаментом на один дюйм. Стальные балки, встроенные в остов здания в сороковых и в начале пятидесятых годов, скрипели и визжали, но выстояли. Штукатурка облаками пыли и целыми кусками падала с потолка; дорогостоящая деревянная обшивка стен громко трещала.

Шварц услышал, как президент зовёт его. Из-под стола (ему каким-то образом удалось спрятаться там) Ирвин пытался ответить Крокермену, но не смог. Задыхаясь, моргая, протирая глаза от пыли, он лежал и вслушивался в душераздирающий треск и грохот, раздающиеся со всех сторон. Снаружи до него донёсся страшный шум — должно быть, рушилась каменная облицовка фасада или падали колонны. Он невольно вспомнил кадры из многочисленных фильмов о древних городах, уничтоженных землетрясением или извержением вулкана — об огромных мраморных глыбах, летящих в толпу смертников.

Только не Белый Дом… Только не он…

— Ирвин, Отто!

Снова голос президента. Пара ног, неловкими шажками перебирающихся к столу.

— Сюда, вниз, сэр, — выдавил Шварц.

Перед глазами встало лицо жены, он с трудом различал её черты, словно смотрел на старую нечёткую фотографию. Она улыбалась. Потом он увидел дочь, которая жила со своей семьёй в Южной Каролине… если только океан пощадил её.

Снова стремительный рывок вверх. Шварца прижало к полу. Ощущение полёта продолжалось секунду или две, но Шварц знал, что этого достаточно. Когда подъем прекратился, он, крепко зажмурив глаза, замер в ожидании обвала верхних этажей. Боже, неужели они взорвали все восточное побережье? Ожидание и тишина, казалось тянулись бесконечно. Шварц не мог решить, открыть ему глаза снова… или ограничиться только ощущением тряски.

Он повернул голову и открыл глаза.

Возле стола призрачно-белый от пыли лежал президент. Он упал лицом вверх: глаза его были открыты, но безжизненны. Белый Дом вновь обрёл голос и, как живое существо, завопил от боли.

Тяжёлые ножки стола подогнулись и разлетелись в щепки. Они не могли выдержать многотонный груз цемента, стали и камня.

Удивительное зрелище, подумал Эдвард, удивительное и трогательное; ему хотелось пересилить себя и присоединиться к тем, кто собрался в круг и распевал гимны и народные песни. Он и Бетси сидели на асфальтированной дорожке, прижавшись друг к другу. Колебания почвы прекратились, но даже ветер — и тот, казалось, стонал и жаловался.

По иронии судьбы, поднявшись по крутой тропе, чтобы лучше видеть окрестности, они оказались отрезанными от края скалы футовой трещиной, появившейся в каменном покрытии террасы, и теперь перед ними открывалась лишь часть панорами гор.

— Ты — геолог, — сказала Бетси, массируя его шею. Эдвард не просил её об этом, но массаж придавал ему сил. — Понимаешь, что происходит?

— Нет.

— Это не простое землетрясение?

— Не похоже.

— Значит, началось. Нам не выбраться отсюда.

Он кивнул и попытался побороть подступивший страх. Теперь, когда он понял, что гибель близка, его охватила настоящая паника. Эдвард чувствовал себя в ловушке, его мучили приступы клаустрофобии, словно он находился в замкнутом пространстве, огороженном землёй и небом. Нет, только землёй — ведь у него нет крыльев. Он ощущал себя скованным по рукам и ногам гравитационным полем и собственной беспомощнотью. Его тело постоянно напоминало, что чувство страха сложно контролировать, лишь в редких случаях удаётся сохранить присутствие духа перед лицом смерти.

— Господи, — простонала Бетси, прижимаясь щекой к щеке Эдварда. Она смотрела на Пойнт и тоже вся дрожала. — Я думала, что, по крайней мере, у нас будет время поговорить об этом, сидя у костра…

Эдвард крепче прижал её к себе. Он вообразил Бетси в роли своей жены, потом вспомнил о Стелле и сам удивился переменчивости своих фантазий; он пытался ухватиться за различные варианты судьбы, но его время истекало. Несмотря на страх, он мечтал об обеих женщинах.

Тряска почти прекратилась.

Люди, распевающие гимны, тщетно пытались найти общую тональность. Из-за деревьев появились Минелли и Инес. Они забрались на гору по извилистой дороге. Минелли громко гикал и не переставал теребить свои волосы.

— Он сумасшедший, — заявила Инес, тяжело дыша. Её лицо побледнело. — Может, не самый безумный из тех, кого я встречала, но близко к этому.

— Вам не кажется, что стало теплее? — спросила Бетси.

Эдвард задумался. Возможно ли выделение тепла перед ударной волной? Нет. Если пульки скоро столкнутся или уже столкнулись в глубине Земли, сокрушительный поток плазмы расколет планету ещё до того, как тепло достигнет поверхности.

— Не думаю, что это… признак конца, — заметил Эдвард. Он не помнил, чтобы когда-либо ему приходилось одновременно искать ответы на такое множество вопросов. Очень хотелось посмотреть, что происходит в долине.

— Рискнём? — предложил он, показывая на террасу и по-прежнему не тронутый подземными толчками край скалы.

— Зачем же мы пришли сюда? — спросил Минелли, смеясь и тряся головой, как мокрый пёс. Из-под его чёлки стекал пот. Он снова гикнул, схватил Инес за пухлую руку и потащил подружку к террасе.

— Минеллиииии! — запротестовала девушка, оглядываясь назад, словно просила о помощи.

Эдвард посмотрел на Бетси, и та кивнула. Её лицо вспыхнуло.

— Мне ужасно страшно, — прошептала она. — Будто я высоко в воздухе. — Они перепрыгнули через трещину. — Мне жаль тех, кто сидит дома. Правда, жаль.

Две пары стояли на террасе, глядя на долину. Там изменилось не многое, по крайней мере, на первый взгляд. Потом Минелли показал на столб густого дыма.

— Видите?

Горел Ауони. Почти все здание отеля было охвачено огнём.

— Я так люблю это чудное место, — сказала Бетси.

Инес застонала и всплеснула руками.

— Как по-вашему, ещё долго? — спросила она с таким выражением лица, словно собиралась чихнуть или заплакать, однако не сделала ни того, ни другого.

— Кажется, скоро, — ответил Эдвард.

Бетси со стоном подняла руки, и он прижал её к себе так крепко, что девушка чуть не вскрикнула.

— Обними меня, чёрт возьми! — потребовала Инес. Минелли взглянул на неё, потом последовал примеру Эдварда.

Через десять минут после знакомства с членами своей группы Артур и Клара развели пассажиров ковчега по каютам, расположенным вдоль извилистого коридора. Два малыша безутешно плакали, взрослые выглядели измученными. Артур остановился на пороге каюты, предназначенной для его семьи, и отметил, что справа от закрытой двери, за которой он встретился с роботом, находятся туалетные кабинки. Несколько человек уже воспользовались ими; многие поспешили туда, измученные тошнотой. К последним относилась и Клара. Она вошла в каюту Гордонов и прислонилась спиной к двери, вытирая рукой глаза.

— Все устроились, по-моему, — сказала она. — Что теперь?

С тех пор, как они оказались на борту корабля, Франсин почти всё время молчала. Она села на кровать и прижала к себе коробку с записями и дискетами. Марти крепко держал её за руку. Миссис Гордон посмотрела на Клару отсутствующим взглядом, испугавшим Артура.

Выберите четырёх свидетелей! Приказ звучал внутри них вежливо, но недвусмысленно. Таков Закон!

Клара вздрогнула и попятилась.

— Слыхал? — спросила она.

Артур кивнул, Франсин вопросительно посмотрела на мужа.

— Они хотят, чтобы мы выбрали четырёх свидетелей, — объяснил он.

— Свидетелей чего?

— Конца.

— Детям нельзя, — твёрдо заявила Франсин.

Артур ждал, когда голос заговорит вновь. Двое должны быть детьми, чтобы они могли передать память о трагедии другому поколению.

— Нужно два ребёнка, — сказал он. Франсин сжала кулаки.

— Для чего им нужны дети? — спросил Марти, широко раскрытыми глазами глядя на родителей.

— Таков Закон. Их Закон, — объяснил отец. — Им необходимо, чтобы кто-то из нас увидел гибель Земли. И двое должны быть детьми.

Марти на мгновение задумался.

— Все остальные ребята младше меня, — сказал он, — кроме той девочки. Не знаю, как её зовут.

Франсин обернулась к сыну, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Ты знаешь, что должно произойти?

— Земля взорвётся. Они хотят, чтобы мы видели. Чтобы поняли, что это такое.

— Ты знаешь, кто такие эти самые «они»? — спросила Франсин.

— Те, что разговаривали с папой.

— Он отлично во всём разобрался, — заметил Артур.

— Точно, — согласилась Клара.

Франсин сердито посмотрела на Фогарти, потом вновь перевела взгляд на сына.

— Ты хочешь видеть?

Марти покачал головой.

— Потом по ночам меня будут мучить кошмары.

— Тогда решено, — сказала Франсин. — Он…

— Но, мама, если я не увижу, я не узнаю…

— Чего не узнаешь?

— Как сильно я должен ненавидеть.

Франсин всмотрелась в лицо сына и обхватила себя руками.

— Только четверо? — спросила она.

— По меньшей мере, четверо, — ответил Артур. — Все, кто хочет.

— Марти, — позвала Франсин. — Я разделю с тобой кошмары, ладно?

— Ладно.

— Ты очень сильный мальчик, — сказала Клара.

— Ты тоже пойдёшь? — спросил Артур жену.

Она, помедлив, кивнула.

— Если ты и Марти будете смотреть, то я не могу сидеть, спрятав голову под крыло.

— Сколько осталось времени? — спросил он мысленно.

— Через час и десять минут надо собраться в наблюдательной кабине.

Он опустился на узкую нижнюю койку рядом с Франсин и Марти.

— Мы покидаем Землю, — предупредил он. — Возможно, через несколько минут.

— Мы почувствуем, когда корабль взлетит, папа? — поинтересовался мальчик.

— Нет, — ответил Артур. — Мы ничего не почувствуем.

Грант ехал за машиной Артура до залива и ждал, заглушив мотор в нескольких ярдах, пока они не зашагали по пирсу. Потом он поставил свой «БМВ» возле автомобиля Артура, повесил на шею бинокль и пошёл за Гордонами, сохраняя дистанцию. Он чувствовал себя дураком и постоянно спрашивал себя — так же, как Даниэл перед его отъездом, — почему он не решился откровенно поговорить с Артуром и потребовать от него объяснений.

Грант знал, что не пошёл бы на это. Прежде всего, он не верил, что Гордон занимается эвакуацией в космос правительства. Грант сомневался, что подобный путь спасения запланирован или вообще возможен. Никто не способен настолько удалиться от Земли, чтобы избежать смерти, если только гибель планеты не напоминала то, что он не раз видел в кино. И даже если бы это оказалось возможным — например, полёт на Луну, — то вряд ли люди могли бы выжить в космосе.

Но Грантом завладело любопытство. Он, как и Данижл, подозревал, что Гордоны в чём-то замешаны. Состояние поиска, слежка за родственниками в какой-то мере отвлекали его от мрачных мыслей.

Грант отчаялся. Он не мог спасти свою семью. Он чувствовал то, что чувствовали вокруг него биллионы других людей — глубокий ужас, усиленный сознанием собственной беспомощности и переходящий в безразличие. Наверно, так же чувствовали себя его дед и бабушка, когда их вели в газовые камеры Освенцима.

Конечно, то, что происходит сейчас — более масштабная и непоправимая трагедия, чем геноцид. На этот раз перед смертью все равны. Размышляя таким образом, Грант вновь упёрся в стену незнания: он никогда не отличался особенно богатой фантазией и, как ни старался, не мог даже вообразить силы и мотивы, движущие убийцами.

Грант стоял на железобетонной дамбе и наблюдал, как Гордоны садятся на рыбацкое судно и смешиваются с толпой других пассажиров. Лодка отчалила и поплыла к северу.

Потом он сел прямо на дамбу, застегнул пальто и натянул шапку. Холодало.

Грант плохо понимал, что делает. Он не строил никаких планов. Если он подождёт, возможно, ответ придёт сам собой. Прошло несколько часов. Он сидел и притоптывал ногами, прижимал колени к груди, зарывался подбородком в хлопчатобумажную ткань новых брюк. Полдень тянулся очень медленно, но Грант не терял бдительности.

Земля слегка задрожала, и уровень воды в заливе поднялся, судя по дамбе, на фут; потом вновь упал, обнажив камни у основания стены. Грант ждал — очти надеясь, что вода вновь поднимется и накроет его.

Но вода не прибывала.

Закоченев, он встал и прошёл через незапертые ворота до конца пирса. У деревянных перил он остановился и посмотрел на север. За мостом едва виднелся Алькатрас. Море южнее острова казалось белым от волн.

В центре этой белой поверхности появилось что-то тёмно-серое. Сначала Грант решил, что судно перевернулось и плавает килем кверху. Но серая глыба не тонула, она все поднималась. Грант схватил бинокль и навёл его на непонятный предмет.

Вздрогнув от удивления, он увидел, что глыба зависла над водой и что у неё плоское основание. У него сложилось впечатление, что гигантский блок длиной четыреста или пятьсот футов напоминает по форме утюг. Глыба взлетела над пролётом моста, словно опираясь на сверкающий ярко-зелёный конус. Над заливом пронёсся тонкий ревущий и визжащий звук, от которого у Гранта свело челюсти. Предмет быстро набирал скорость и вскоре поднялся в утреннее небо. Через несколько секунд он исчез. Интересно, видел ли его ещё кто-нибудь кроме меня, подумал он.

Неужели в распоряжении правительства действительно имеются такие потрясающие — одним словом, сказочные машины?

Грант покачал головой, покусывая губы. Он чувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, несколько человек спасутся. Это, в каком-то смысле, победа — такая же, какую одержали его родители, пережив лагеря смерти.

А что касается других, обречённых…

Грант вытер слёзы и быстро зашагал по пирсу обратно, ударившись о столб у ворот. Он побежал к машине, надеясь, что успеет домой. Он хотел быть со своей семьёй.

Мост пустовал, когда он пересекал его. Грант не мог разглядеть то место в заливе, где вода белела.

Он понятия не имел, как объяснить все Даниэл. Её реакция будет непосредственной и конкретной: она спросит, почему муж не попытался спасти их всех.

Скорее всего, он ничего не станет рассказывать; просто опишет Даниэл, как ехал за Гордонами до Редвуд-Сити… потом остановился, подождал несколько часов и вернулся.

Она не поверит.

На борту корабля, как выяснил Артур, находилось четыреста двенадцать пассажиров, все они оказались здесь не раньше утра или предыдущей ночи. Их разделили на группы, по двадцать человек в каждой.

В течение нескольких дней, необходимых, чтобы люди привыкли к новой обстановке, группы не имели возможности контактировать друг с другом. Единственное исключение было сделано для свидетелей.

Из группы Артура вызвалось девять добровольцев — двое детей, три женщины и четверо мужчин, считая Франсин, Артура и Марти. Они последовали за приземистым медным роботом в дальний конец извилистого коридора.

Они шли по узкой чёрной дорожке, и Артур пытался представить себе планировку корабля, но безуспешно. Он понял только, что тот состоит из отсеков, подвижных по отношению друг к другу.

Робот резко изменил направление движения, и они обнаружили, что пол перед ними поднимается вертикально вверх. Робот зашагал вперёд, и люди тут же поняли, что делают то же самое. Кое-кто издал возглас удивления и жалобно застонал. Таким образом они оказались перед дверью, за которой была кабина длиной в сто футов и шириной в сорок или пятьдесят. Через прозрачную панель стены виднелись яркие звезды. Марти прижался к Артуру, одной рукой держась за отца, другую — сжав в кулачок. Мальчик втянул губы внутрь и сосал их, чуть слышно причмокивая. Франсин вошла вслед за ними напряжённая и словно против воли.

Артур посмотрел на сына и улыбнулся.

— Ты сам решил, старина, — сказал он.

Марти кивнул. Это был уже не тот ребёнок, который неумело заигрывал с симпатичной светловолосой кузиной. Мальчик шёл своей дорогой, становясь мужчиной.

Открылась дверь в противоположной стене, и ещё довольно много людей вошли в кабину группами по четыре, пять, шесть человек. Среди них были дети. Вскоре перед экраном собралась большая толпа. Артур насчитал семьдесят или восемьдесят человек. Ему казалось, что он узнает некоторых Подневольных, однако сомневался: ведь он слышал только внутренние голоса, которые редко совпадают с внешностью хозяина. Он вспомнил внутренний голос Хикса, звучный, молодой и решительный, и его облик седого доброго деда. Мне будет не хватать его. Он был бы здесь кстати.

Артур внезапно вспомнил о Харри — разбухшем, разлагающемся, покоящемся в гробу глубоко в земле — или Итака кремировала тело? Это больше устроило бы обоих.

Рядом с Артуром и Франсин стоял высокий молодой негр. Артур кивнул ему, и юноша кивнул в ответ приветливо и испуганно. Артур заметил, что от напряжения на шее негра выступили вены. Он оглядел лица остальных, пытаясь прочитать на них какую-нибудь информацию. Интересно, подумал он, почему выбрали именно этих людей? Возраст? Немногим было больше пятидесяти, но ведь в комнате собрались только свидетели. Национальность? Здесь были представители всех народов Северной Америки. Интеллект? Но как определить по внешности?..

— Мы уже в космосе, не так ли? — спросил молодой негр. — Они так и говорили, а я не верил. Мы в космосе и скоро присоединимся к другим ковчегам. Меня зовут Рубен. — Он протянул Артуру руку. Артур пожал её. Ладони обоих были влажными. — Это ваш сын?

— Мартин, — представил Артур. Рубен нагнулся и пожал руку Марти. Мальчик важно посмотрел на Бордза, продолжая сосать губы. — Моя жена Франсин.

— Не знаю, что и подумать, — сказал юноша. — Не понимаю, что происходит на самом деле, а что мне только кажется.

Артур согласился. Ему не хотелось разговаривать.

Что-то сверкнуло среди звёзд, описало круг, а потом стало приближаться к ним. Франсин в испуге протянула к окну руку. Приближающийся предмет имел форму огромного закруглённого наконечника стрелы, плоского с одного бока и слегка выпуклого в середине противоположной стороны.

— Из Сингапура, — сообщила женщина, стоявшая сзади.

Очевидно, Сеть выдавала информацию поочерёдно разным людям. Вполне логично, подумал Артур, иначе мы бы не выдержали.

— Сингапур, — протянул Рубен задумчиво. — Никогда не бывал там.

— Здесь — Стамбул и Кливленд, — сказал молодой человек, почти мальчик, устроившийся возле самой стены.

Серый корабль пролетел над ними и исчез. Пассажиры по-прежнему не ощущали, что ковчег движется; не слышалось ни звука, кроме людского бормотания и шарканья. Казалось, люди стоят перед эстрадой в ожидании необычного зрелища или начала увлекательного действа.

Звезды начали кружиться в одну сторону — ковчег разворачивался. Артур поискал глазами знакомые созвездия, и разглядел одно; потом увидел Южный Крест и, так как кружение продолжалось, Орион. Бело-голубой шар Земли постепенно открывался взору, и люди затаили дыхание.

Все ещё жива. Все ещё выглядит, как прежде.

— Господи! — воскликнул Рубен. — Папа, мама… Господи!

Даниэл, Грант, Бекки. Ангкор, Тадж-Махал, Библиотека Конгресса. Большой Каньон. Дом и река. Степи Центральной Азии. Тараканы, слоны. Нью-Йорк, Дублин, Пекин. Первая женщина, которой я назначил свидание — Кейт или Кэтрин. Собака, которая помогла мне приноровиться к жизни и стать Человеком.

— Вон там, это Земля? Правда, папа? — тихо спросил Марти.

— Она.

— Никуда не делась. А вдруг ничего не случится и мы сможем вернуться?

Артур кивнул. Может, и так.

Женщина, сообщившая о корабле из Сингапура, сказала:

— Они все ещё на Земле — последние из пожирателей планет. Боятся улететь, потому что мы разделаемся с ними.

Артур нервно посмотрел на побледневшее взволнованное лицо женщины; ему казалось, оно предвещало беду.

«Вековые ка-а-а-мни…»

Высокие голоса, распевающиерелигиозные гимны, звучали панически, неистовое пение становилось всё громче и тревожнее. Над Ройал-Арчез поднимался столб дыма. Пожар почти истребил отель, искры грозили перекинуться на лес. Эдвард и его товарищи наблюдали, как пожарники заливают горящие руины водой.

Провести последние минуты в попытке спасти хоть что-нибудь, подумал Эдвард, не такой уж плохой способ продержаться. Он завидовал пожарникам и лесничим. Борьба с огнём отвлекала их от мыслей о неминуемом. Людям, находящимся на Глесьер-Пойнте, не осталось ничего, кроме размышлений о близком конце — а потому пели они ужасно.

Скала под ногами чуть-чуть задрожала. Бетси подсела к Эдварду, вложив свою ладонь в его руку. В последние часы они расставались не больше, чем на несколько минут. Но он всё равно чувствовал себя одиноко и, глядя на подругу, понимал, что она ощущает то же. Они смотрели на долину с нижней террасы.

— Ты слышишь? — спросила она.

— Гул?

— Да.

— Слышу.

Эдвард представил себе, как массы нейтрониума и антинейтрониума — или чего бы там ни было — сталкиваются в центре Земли. А может, они уже встретились минуту или даже час назад, и расползающийся фронт бурлящей плазмы уже начал своё разрушительное воздействие на мантию и тонкую кору планеты.

Ещё будучи студентом, Эдвард попробовал нарисовать схему Земли в разрезе, изобразить в пропорции все слои — внешнее ядро, субъядро, мантию и кору. Он быстро обнаружил, что для обозначения земной коры требуется не больше одной линии, проведённой самым тонким карандашом — даже тогда, когда он решил сделать чертёж на пергаменте восьмифутовой длины. При помощи калькулятора он вычислил, что если бы ему пришлось воспользоваться полом их спортивного жала в качестве огромного холста, то и тогда земная кора оказалась бы линией шириной в треть его мизинца.

Скрытая внутренняя сила и тонкая поверхность.

Маловажный факт.

Геологи часто сталкивались с незначительными явлениями, но кто связывал их со своей жизнью?

«…сенье для меняяяяя… Дай мне укры-ы-ы-ы-тье…»

— Действительно, потеплело, — заметил Минелли.

Ворот его чёрной футболки пропитался потом, волосы свисали на лицо чёрными сальными прядями. Инес сидела в стороне, на самой верхней площадке, и тихо рыдала.

— Иди к ней, — приказал Эдвард, кивнув в сторону женщины.

Минелли беспомощно посмотрел на него и стал подниматься по ступенькам.

— Люди — только они важны, — тихо сказал геолог Бетси. — А на всё остальное наплевать! Когда все только начинается или кончается, главное — люди.

— Посмотри!

Бетси показывала на восток. Высоко в небе длинной узкой лентой мчались облака. В осязаемо гнетущем горячем воздухе запахло электричеством. Солнце, казалось, светило из необычного далека, едва видимое в густом белом тумане.

Эдвард почувствовал головокружение и посмотрел вниз, пытаясь сориентироваться. Он поискал глазами знакомое место в долине, которое помогло бы ему определить, что и где происходит.

Плавно и медленно, огромными неровными хлопьями Ройял-Арчез скользнул вниз по серой гранитной стене на горящий отель. Невысокие деревья бешено закачались и упали на камни, шелестя ветвями в порыве ветра. В долине послышался оглушительный рёв. Глыбы с острыми, как коса, краями шириной в десятки ярдов рушились, как старая штукатурка, накрывая «Ауони», пожарные машины и небольшие толпы зевак тучами пыли и каменными обломками. Множество оврагов прорезало местность; они расползались по долине подобно амёбам — живые, шумные, стремящиеся утвердиться на новом месте.

Бетси молчала. Эдвард с пониманием посмотрел на трещину на соседнем уступе.

Минелли отказался от попыток подняться к Инес. Та вскочила и ринулась подальше от края. Она карабкалась по ступенькам, хватаясь за перила, жирок на её руках и бёдрах и большие груди тряслись. Минелли, усмехнувшись, посмотрел на Эдварда, развёл руками и спустился вниз.

— Некоторые не могут вынести это, — громко сказал он, садясь рядом с Эдвардом и стараясь перекричать затихающий грохот камнепада. — Мужественная женщина. — Минелли с восхищением посмотрел на Бетси. — Крепкий орешек. Видели, как расходятся эти концентрические круги? Так нас учили в школе: сотни лет в секунду.

«Мыыыы твоииии послууушныееее деетиии…»

Певцы уже не обращали никакого внимания на происходящее, они полностью погрузились в себя. Вошли в транс.

Каждому своё.

— Вот так формируются своды. Путём концентрического расщепления, — объяснял Минелли. — Вода попадает в трещины и замерзает там, потом расширяется и расщепляет камень.

Бетси не слушала его, уставившись в одну точку, она так и не вынула ладони из руки Эдварда.

— Водопад, — сказала она. — Йосемите-Фоллз.

Поток воды на верхней ступени водопада был уже заблокирован, а белые струи, успевшие прорваться, все ещё падали по нижнему каскаду. Справа от того места, где когда-то грохотал Аппер-Фоллз, прямая колонна Лост-Эрроу наклонилась всей своей громадой и медленно оторвалась от скалы, разломившись посередине. Огромные осколки покатились по покрытому кустарником и деревьями склону. Новые и новые камни откалывались от гранитных стен и неслись в долину с северо-востока, заваливая её гигантскими валунами и коричнево-белой пылью.

— Почему не нас? — спросил Минелли. — Все с той стороны.

Приступ суеверия, охвативший Эдварда, чуть не заставил его заткнуть рот товарищу. Притворись, что нас здесь нет. Пусть они ничего не знают о нашем существовании.

Скала под ними дрогнула. Деревья раскачивались, стонали, ломались, размахивали ветвями. Эдвард услышал страшный треск — огромные гранитные пластины, отсечённые от скал, обрушивались совсем рядом. Тремястами футами ниже — Эдварду даже не требовалось проверять — под миллионами тонн искромсанных камней погибали Кемп-Карри и Карри-Вилледж. Люди, распевавшие гимны, замолчали и вцепились друг в друга, чтобы удержаться на ногах.

— Пора уходить, — обратился Эдвард к Бетси. Женщина лежала, распростершись на спине, и смотрела на зловещую изгибающуюся ленту облаков, застывших в небе. Воздух потерял плотность: поднятые быстрым сдвигом материков волны низкого и высокого давления плыли над землёй.

Эдвард просунул руки под мышки Бетси и потащил её вверх, стремясь поскорее оставить самую низкую площадку. Он определил правила игры: оставаться в живых как можно дольше, чтобы увидеть как можно больше, не покидать грандиозный спектакль до последнего мгновения, которое — он знал — не заставит себя ждать.

Минелли карабкался вслед за ними с безумной улыбкой, застывшей на лице.

— Можно ли в это поверить? — твердил он.

Долина, заполненная грохотом падающего гранита, ожила. Эдвард едва слышал слова, которыми он пытался взбодрить Бетси. Они, спотыкаясь, бросились прочь от края площадки.

В каком-нибудь ярде от Минелли затрещала скала. Площадка и всё, что ниже неё, наклонились, и щель начала увеличиваться с завораживающей медлительностью, постепенно превращаясь в пропасть. Минелли продолжал неистово карабкаться вверх; губы, всегда кривившиеся в ухмылке, теперь исказила гримаса ужаса.

На востоке Хаф-Доум, подобно голове дремлющего гиганта, качнулся несколько раз и опрокинулся в бездну, разваливаясь на дугообразные куски. Либерти-Кеп и Маунт-Бродерик, находящиеся с южной стороны долины, тоже повалились, но не разбились, а, словно громадные булыжники, катились вниз, пока не врезались в остатки Хаф-Доума, и только тогда наконец разлетелись каменными осколками на много миль вокруг. Где-то в пыльной мгле умирали Мист-Трейл, Вернел-Фолл, Невада-Фолл и Эмералд-Лейк.

Под воздействием колебаний земли наносы превратились в жидкое месиво, покрывшее лужайки и дороги, и впитавшее в себя воды Мерсед. Оползни попадали в извилистые, похожие на змей, трещины и замирали под потоком камней и пыли. Позади них рушился гранит.

Становилось душно. Люди внизу опустились на колени и, плача, продолжали распевать гимны. Эдвард уже не слышал, а только видел их. Предсмертный стон Йосемите перестал быть просто звуком: полифонический вой и грохот превратились в воплощение боли.

Эдвард и Бетси больше не могли удерживать равновесие, даже стоя на четвереньках; они упали на землю и сжали друг друга в объятиях. Бетси лежала с закрытыми глазами; Эдвард чувствовал, как губы женщины шевелятся у его шеи: она молилась. Эдвард, как ни странно, не испытывал такого желания. Он ликовал. Эдвард взглянул на восток, за долину, за сломанные деревья и увидел на горизонте что-то тёмное и огромное. Не тучи, не надвигающийся шторм, а…

Он даже не ужаснулся и не удивился. То, что он видел, могло означать только одно: к востоку от Сьерра-Невада, вдоль условной линии, которая разделяла горы, формировавшиеся в течение сотен лет под влиянием внутренних земных процессов, за пустыней, простиравшейся позади — там погибал весь континент, взлетая на воздух бесчисленными обломками.

Эдварду не потребовалось никаких расчётов, чтобы понять: это — конец. Такой огромной энергии — даже если атака прекратится — хватит, чтобы уничтожить все живое на западе континента, чтобы изменить облик Северной Америки.

Ощущение ускорения в желудке. Толчок вверх. Кожа будто горит. Снова толчок. Ветер, кажется, может подхватить и унести их. Собрав последние силы, Эдвард прижался к Бетси. На какое-то мгновение он потерял Минелли из виду, когда же он снова открыл воспалённые глаза, то на фоне мрачного синего неба, покрытого звёздами — в этот момент тучи рассеялись, — разглядел друга, который стоял, подняв руки, на колеблющейся террасе и блаженно смеялся. Минелли попятился и, окутанный клубами пыли, наступил на только что отколовшуюся гранитную плиту — рот открыт в крике, утонувшем в немыслимом грохоте.

Йосемите больше нет. И Земли, наверно, уже нет. А я всё ещё мыслю.

Единственное, что ощущал Эдвард, помимо непрерывного ускорения, это тело Бетси рядом с собой. Дышать становилось всё труднее.

Они больше не лежали, а падали. Эдвард видел каменные стены, обнажённые белые поверхности шириной в тысячи футов, кружащиеся деревья, комки слипшейся грязи и даже — в нескольких ярдах от себя — маленькую женщину с лицом ангела, летящую с закрытыми глазами и распростёртыми руками.

Казалось, прошла вечность, прежде чем свет окончательно померк.

Гранитные плиты накрыли их всех.

С расстояния в десять тысяч миль Земля казалась такой же первозданной, мирной и прекрасной, какой она впервые предстала перед ним тридцать лет назад на фотографии, сделанной из космоса. Этот вид — алмаз в облаках, опал и ляпис-глазурь в причудливой дымчатой оправе — восхитил его и заставил сильнее, чем когда-либо ощутить себя частью одного космического целого. Те снимки во многом изменили его жизнь.

Свидетели выглядели подавленными. Никто не произносил ни слова. Все старались вести себя как можно тише. Артур ещё никогда не сталкивался со столь углублённой сосредоточенностью в большой группе людей. Марти замер рядом с отцом, выпустив его рук — мальчик не выше четырёх футов одиннадцати дюймов, стоящий в одиночестве. Много ли он понимает?

Не исключено, столько же, сколько и я.

Ничто нельзя было сравнить с тем, что им предстояло увидеть. Ни пожар в родовом доме, ни тонущий океанский лайнер, ни бомбёжку города или ужас массовых захоронений времён революций и войн. На их глазах совершалось преступление против всего человечества. Кроме них — пассажиров корабля и записей, хранящихся в ковчегах, — от Земли не останется и следа.

Но Артур не мог оплакивать гибель всех жителей планеты — сначала необходимо набраться сил и примириться со смертью отдельных людей. Так много личных потерь, предметов, мест, которые предстоит оплакать: его разум всё же не является голографией разума человечества.

Уйдёт в небытие и то, что было неведомо ему. Связи, факты, события — одни так и не свершившиеся, другие уже непоправимые. Ковчеги могли спасти только то, что люди знали сами о себе. Позже появятся беженцы, в чьих сердцах никогда даже не промелькнёт надежда на возвращение домой, надежда на восстановление связи с утраченным прошлым.

Они будут зависеть от доброты или каких-то других качеств чужаков, от механического разума, который до сих пор не продемонстрировал особой охоты раскрыть свои карты — от благодетелей не менее таинственных, чем губители планеты.

Жизни. Биллионы людей, влачащих недолговечное существование, подлежащее забвению. Артур не мог постичь до конца картину бытия. Уж лучше мыслить абстрактными категориями. Правда, абстракций и так хватает. То, что представало перед его взором теперь, реально и быстротечно, и от понимания этого разрывалась душа. Позади месяцы неимоверных стараний сжиться с новыми фактами и явлениями, а, между тем, та тяжёлая пора подействовала на него не так сильно, как вид Земли в прозрачной панели космического корабля.

Сеть ничего не объясняла. Спустя некоторое время, когда каждый из свидетелей свыкнется с потерями — может, тогда люди осмыслят подробности гибели родной планеты и произведут её посмертное вскрытие.

В голове мелькали различные образы и картины. Реклама в детских телепередачах, смеющаяся женщина с ожерельем Питера Пена и прилизанными волосами, благопристойные домохозяйки, лица солдат, погибающих во Вьетнаме, президенты, один за другим сменяющиеся перед телекамерой, и напоследок печальный образ Крокермена.

Двухсотдюймовый телескоп в Маунт-Паломаре. Артур никогда не работал с ним, но ему часто доводилось бывать в обсерватории. Шестисотдюймовый — в Мауна-Кеа. Его комната в общежитии Калифорнийского университета. Лицо женщины, с которой он первый раз в жизни занимался любовью на первом курсе. Лекции преподавателей. Радость, которую он испытал в тринадцатилетнем возрасте, определив свойства листа Мёбиуса. Счастье от того, что удалось ухватить концепцию пределов исчисления. Чтение первых статей о чёрных дырах в конце шестидесятых.

Харри. Как всегда, Харри.

Первая встреча с Франсин — девушкой с длинными чёрными волосами в легкомысленном купальнике, которая с грацией сладострастной богини выходит из моря и бежит по ляжу, стряхивает полотенцем песок с лодыжек и бёдер и, смеясь, падает на спину в пяти ярдах от Артура.

Не всё потеряно.

Марти тронул его за руку.

— Папа, что это?

Земной шар не изменился с виду, но Марти что-то заметил, да и некоторые другие начали шептаться, показывая на панель.

Над Тихим океаном разрасталось серебристо-белое пятно, как плесень в чашке Петри. Такие же сгустки появились над западной частью Соединённых Штатов и видимым районом Австралии. Через несколько минут Земля предстала перед ними в непроницаемом одеянии бело-серого цвета. Туманная масса медленно, как минутная стрелка, вздымалась волнами, почти такими же, какие бывают на поверхности водоёмов. Завеса над Северным полюсом переливалась всеми цветами; яркие пятна постоянно меняли свои очертания и напоминали пламя свечи на ветру. Там буйствовало северное сияние. Непонятные разрушительные процессы происходили в динамо-машине внутреннего механизма планеты.

Артур представлял, как взрыв распространится от сверхжаркого радиоактивного субъядра к внешнему ядру — туда, где формируется магнитное поле Земли. Сжатая расплавленная масса будет все больше и больше уплотняться, приближаясь к переднему краю рвущегося наружу потока. Ударная волна достигнет земной коры, изменит рельеф океанического дня, уже и так ослабленного серией термоядерных взрывов, сдвинет материки — а они в десять раз толще дна океанов, — сомнёт их, приподняв на сотни футов или несколько миль. Вода спадёт, разлившись по материкам… И все это сейчас, наверно, уже происходит за облаками.

Поверхность Земли предельно нагрелась, атмосфера бурлит, как вода в чайнике. Большая часть человечества уже погибла по время землетрясений, ужасных штормов и наводнений. Вскоре породы уже не смогут выдержать давление и тогда Земля…

— Боже, — выдохнул Рубен.

Артур посмотрел на него; лицо молодого человека выражало одновременно восхищение и ужас.

Тучи рассеялись. Сквозь изуродованную толщу атмосферы они увидели грязную булькающую массу, освещённую адским светом магмы, фонтаном бьющей из трещин шириной в несколько сот миль. Края материковых и океанических платформ столкнулись друг с другом и, слившись в одно целое, измявшись как тряпка, теперь видоизменялись, как газ или жидкость.

Уже не видно следов человеческой деятельности. Города — если они кое-где и выстояли, что маловероятно — слишком малы. Большая часть Европы и Азии находится на другой стороне земного шара, вне поля зрения, но их, очевидно, постигла та же судьба, что и районы, видимые с корабля — Восточную Азию, запад Соединённых Штатов и Австралию. На самом деле, эти огромные участки уже неразличимы: непонятно, где океан, где суша. Есть только зоны скопления полупрозрачного сверхжаркого пара, более холодных облаков, исковерканные котловины, полные грязи, сквозь которую прорываются струи серо-коричневой магмы и то здесь, то там — белые пятна плазмы, уже проложившей себе путь из недр Земли.

— Она сейчас взорвётся? — спросил Марти.

Артур покачал головой, не в силах вымолвить хоть слово.

Несмотря на то, что расстояние между Землёй и ковчегом непрерывно увеличивалось, видно было, как планеты набухала, но со скоростью минутной стрелки.

Артур посмотрел на часы. Они наблюдают уже пятнадцать минут; время пролетело мгновенно.

Земля опять выглядит, как драгоценный камень, но теперь, скорее, как огромный круглый сверкающий опал — оранжевый с коричневым и тёмно-красным, испещрённый призрачными блестящими зелёными или белыми бликами. Земная кора постепенно исчезает, превращаясь в базальтовую лаву, медленно растекающуюся извилистыми струями по коричнево-красному фону. Теперь уже ничего нельзя различить, кроме цвета. Умирающая Земля стала непостижимой абстракцией, жуткой и прекрасной.

Теперь, когда появились длинные белые и зелёные чрезвычайно яркие спирали, конец очевиден. Кромка планеты больше не является гладкой дугой, глубокие впадины выделяются на фоне чёрного неба. Из них на высоту в сотни миль поднимаются потоки пара, пронизывают мутные остатки атмосферы и бледно-серым веером растекаются в космосе.

Такие вулканы, наверное, дымили по всей планете в её младенческие годы. Но с тех пор Земля не выдавала ничего подобного. А сейчас вновь из исковерканного шара вырываются один за другим столбы огня и пара. Вместе со спиралевидными струями плазмы, завершившими витки внутри Земли, на поверхность, как реактивные снаряды, вылетают гигантские обломки пород, они мчатся с гигантской скоростью, падают и вновь тонут в кипящей массе.

Ни одна частица земной коры ещё не взметнулась вверх со скоростью, равной или превышающей восемнадцать тысяч миль в час — то есть, с орбитальной скоростью. Пока ещё они взлетают на второй космической, гораздо меньшей, но тенденция уже ясна.

Бесчисленные полыхающие глыбы величиной с остров сыпятся на поверхность Земли. На месте их падения появляются пузыри. Эти болиды поднялись на сотни, даже тысячи миль, а потом упали, оставляя позади тучи мелких осколков. Судя по кромке шара, расплавленные снаряды с каждым разом взлетают все выше и выше. Энегрии хватает на то, чтобы вырвать их из тела Земли.

Родина. Внезапно Артур посмотрел на происходящее другими глазами: абстракция стала конкретным образом. Блеск звёзд, мерцающих за горящей раздувшейся Землёй, наполнился угрозой, словно сверкающие злобой волчьи глаза в незнакомом ночном лесу. Артур вспомнил фразу, услышанную на плёнке Харри, и изменил её по-своему: «Ребёнок, заблудившийся влесу, кричит во всю мочь, зовя на помощь, и волки сбегаются на его голос…»

Артур не мог плакать, не мог испытывать никаких эмоций, кроме глубокой резкой мучительной боли.

Родина. Родина.

Марти, приоткрыв рот, уставился на панель округлившимися глазами. Артур видел такое выражение на его лице, когда тот смотрел утреннюю программу мультфильмов по телевизору. Только теперь ребёнок был в большем напряжении, и в необычно внимательном взгляде сквозило удивление.

Земля неимоверно раздулась. Под вспученной корой и мантией появились петлистые щели, полыхающие белым и зелёным огнём. Они раздвинулись до ширины каналов или автомагистралей, и беспорядочно опутывают однообразную красную поверхность. Описывая длинные — в сотню миль, как радиус Земли — изящные дуги, огромные болиды взмывают в небо и не возвращаются, а, светясь, кружатся вокруг сражённой насмерть планеты.

Уже прошло двадцать пять минут. Ноги Артура затекли, одежда вымокла от пота. В кабине, где царили ужас, скорбь и молчание, стоял тяжёлый животный запах.

Нет сомнения, все кого он знал когда-то, погибли, их тела затеряны в общей неразберихе Апокалипсиса — каждое место, где он когда-то бывал, все плёнки с его голосом или голосами близких, все дети, вместе с которыми рос Марти. Каждый в ковчеге внезапно почувствовал себя в вакууме. Артуром овладело отчётливое ощущение разрыва, потери — будто оборвалась духовная связь с родом человеческим, близкое присутствие которого он всегда осознавал.

Светящиеся дороги и каналы, наполненные высвобожденной плазмой, теперь протянулись на тысячи миль. Выброшенное наружу испаряющееся вещество Земли вздыбилось и закружилось, приняв форму яйцевидного купола — длинная ось расположена под прямым углом к оси вращения. С краёв купола скатываются огромные круглые куски кварца, никеля и железа.

На фоне ослепительно яркой плазмы крутящиеся остатки мантии и уплотнённого ядра отбрасывают длинные тени в околоземное пространство, видимые сквозь множащиеся тучи пара и мелких обломков. Планета похожа на маяк, невыносимо ярко горящий в дымке тумана. Яйцевидный плазменный купол неумолимо выталкивает на поверхность всё, что ни повстречается. Он растворяет, разрушает и уничтожает то, что осталось, расщепляет все это, чтобы потом отдать во власть неотразимого потока элементарных частиц.

Два часа. Артур взглянул на часы. Сквозь толстый слой пара ярко блестела Луна — удалённая на миллионы миль и, кажется, непричастная к разыгравшейся трагедии. Но размеры приливных волн сократятся, и хотя, подумал Артур, Луна давно уже сформировалась, это изменение вызовет, по крайней мере, колебания лунных пород.

Артур вновь посмотрел на мёртвую Землю. Блеск плазмы постепенно тускнел. Эфемерные розовые, оранжевые и серо-голубые блики придавали планете сходство с жемчужиной или с детским пластмассовым мячом, освещённым изнутри. Диаметр плазменного купола и завесы, сотканной из обломков и пыли, уже превысил тридцать тысяч миль. Овал купола продолжал удлиняться, стягивая новым поясом астероидов обрубленные края дуги.

Прозрачная панель, словно сжалившись над зрителями, стала светонепроницаемой.

Почти половина свидетелей бессильно повалилась на пол. Так замирают марионетки, когда кукольник неожиданно отпускает верёвки… Артур подхватил Франсин и сжал плечо сына, не в состоянии говорить. Потом он обошёл всех своих спутников, чтобы оказать им необходимую помощь.

В дверях показался робот медного цвета и поплыл по кабине. За ним следовали десятки землян с тележками, заставленными едой, бутылками с водой и лекарствами.

Таков Закон.

Эти слова снова и снова звучали в памяти Артура, он мысленно повторял их, помогая прийти в себя тем, кто упал.

Таков Закон.

Марти не отходил от отца. Вместе с ним он стоял на коленях перед молодой женщиной и, пока Артур поддерживал её голову, поднёс к губам упавшей металлическую чашку с водой.

— Папа, — сказал мальчик. — Куда мы отправимся теперь?

Agnus Dei

Ребёнок, настигнутый волками в лесу, замертво падает на землю, и больше уже ничто не нарушает тишину долгой ночи.

«Нью-Марс газет», 21 декабря 2397 года. Редакционная статья. Автор Франсин Гордон.

В центре внимания сегодня — сообщения из Главного Ковчега. Ещё четыреста человек, в основном, родом из Евразии, очнулись от глубокого сна и готовятся к отправке на Нью-Марс, в этом им помогают Нянюшки. (Кстати, не забылось ли, кто первый назвал роботов Нянюшками? Рубен Бордз, тогда девятнадцатилетний паренёк, ныне — руководитель Разведывательной Миссии на Новой Венере, куда он отправился, проснувшись восемь лет назад). Численность населения нашей планеты уже достигла отметки 12250; Нянюшки довольны нами, и, я надеюсь, не зря.

Сегодня Нью-Марс празднует первую годовщину автономии. Нянюшки больше не опекают нас; они отказались от роли, которую, по мнению моего мужа, можно сравнить разве что с ролью смотрителя в зоопарке.

А мы — мы уже начинаем ссориться из-за пустяков и делиться на фракции; так проявляется возрождённый планетизм, приближающийся к периоду зрелости. Полезно ли это? Вряд ли, особенно если вспомнить, что некоторые политики призывают к борьбе с присоединившимися к нам марксистами.

Но есть и настоящий повод для празднования — четырёхсотлетняя годовщина Ледовой Встречи, в результате которой во Вселенной появилась планета Нью-Марс, ставшая родным домом для большинства представителей человечества. Что касается меня, то я даже больше привязана к Нью-Марсу, чем к Земле, как бы кощунственно это ни звучало. Мы должны признаться самим себе, что за десять лет, истёкших после нашего пробуждения, чувство боли за погибшую родину притупилось. Не исчезло совсем — просто ослабло.

Забывать нельзя.

Через четверо суток многие из нас отпразднуют Рождество. На земле эти дни бывали порой надежд, размышлений о чуде воскресения. Даже атеисты признают значительность этого праздника — особенно сейчас, когда мы, подобно Христу, несём на своих плечах груз долга перед биллионами людей и, более того ответственности за биосферу всей планеты. Мы похожи на детей, которые, преждевременно став родителями, едва справляются со своей новой ролью.

Тем не менее, количество самоубийств заметно уменьшилось за последние три года. Мы начинаем твёрдо стоять на ногах. Мы отчаянно слабы, но полны решимости. Мы выживем.

И мы не забудем свой долг. Не забудут его и те, кто отправился на кораблях Закона на поиски пожирателей планет. Среди них мой сын. Сколько лет исполнится ему 21 декабря?

Мой муж и я — мы сердечно благодарим тех, кто поддерживает и любит эту нерегулярно выходящую, порой бестолковую газету. Надеемся, что неистребимая вера её издателей в то, что Нью-Марс и Новая Венера есть и будут нашим новым домом, хотя бы немного утешала вас в минуты отчаяния.

Вся Земля уместилась на территории маленького городка. Какими бы разными мы ни были, мы все связаны одной судьбой. Мы любим вас и с нетерпением ждём пробудившихся от сна братьев и сестёр из Евразии.

Артур надел тёплый комбинезон и прикрепил к поясу небольшой баллон с кислородом. Уже в прошлом году воздух стал пригодным для дыхания — и не только в долине Марине, но и на горных склонах, покрытых мхом и лишайником. Всё же лучше обезопасить себя: если он потратит слишком много сил, баллон может спасти ему жизнь. Устроившись в маленькой индивидуальной воздушной камере, Артур слышал отдалённый металлческий звук, доносившийся из главного здания Геополиса, где начиналось торжество. За вечер Гордон успел устать от шумной компании; теперь он нуждался в одиночестве, чтобы все обдумать и оценить заново. Люк открылся, и Артур ступил в заросли вездесущего молодого лишайника. С приходом сумерек в долине похолодало, кругом царило спокойствие, и звезды своим ровным светом напоминали кристаллы. Небо на горизонте окрасилось в приятный приглушённый розовато-лиловый цвет, оставаясь в зените голубым.

Нью-Марс оправился от столкновения с ледяным осколком Европы на трёхсот девятом году пребывания землян в состоянии холодного сна. После двух веков непрекращающегося дождя планета избавилась наконец от мглистой оболочки. Потоки воды промыли красную и коричнево-жёлтую поверхность Нью-Марса; температура поднялась и расчистила полюса от замёрзшей массы двуокиси углерода, тем самым уплотняя атмосферу. В то время, столетие назад, планета представляла собой идеальное место для распространения примитивных растений. Ковёр изо мха и лишайника лёг на грязь и камни: во вновь образовавшихся морях зародился фитопланктон.

Вскоре на Нью-Марс в больших количествах возвратился кислород.

Изобилующие органическими веществами остатки Фобоса и Деймоса, смешанные с почвой высокогорных ферм, давали урожаи новых сортов зерна и сыграли не последнюю роль в успехе эксперимента по высаживанию лесов, подобных земным — в основном, хвойных. Через несколько десятилетий на Нью-Марсе появятся целые районы, которые будут выглядеть в точности как Земля. Нью-Марс, переняв грамматический род Матери-Земли, обещал превратиться в планету обширных зелёных степей и полузасушливых лесов, а также почти тропических долин в низменностях, богатых кислородом.

На планете обитало восемь тысяч человек — две трети от того, что осталось от человеческой расы. Ещё одна треть по-прежнему проживала на Главном Ковчере; некоторые из этих людей изучали теорию планетарного менеджмента, некоторые ожидали своей очереди отправиться на космических кораблях в неисследованные края и выполнить приговор Закона.

Почти неограниченные запасы энергии, отсутствие оружия и отличные естественные условия сумели превратить жизнь на Нью-Марсе в идиллию. Как водится, только собственная глупость могла бы помешать людям.

Артур прошёл между молочно-белыми стеклянными теплицами, поднялся на холм, с которого открывался вид на ущелье Файнмана. Далеко внизу скотоводы пасли первых животных, выведенных от генетического запаса. Там внизу было значительно теплее, чаще лили дожди, и многие жители планеты начали роптать на то, что в их, якобы, свободном обществе, появилось привилегированное сословие. Однако те области предназначались для скотоводов. Поддаться самым низменным инстинктам означало бы вновь расстроить планы Нянюшек; так уже случилось однажды на Главном Ковчеге, когда новоявленные политические деятели завлекли людей в сети анархии. Артуру не хотелось, чтобы подобное повторилось.

Дети и вправду не желают подчиняться дисциплине.

Никто не знал, кто послал им строгих преданных роботов-опекунов. Вероятно, люди никогда и не узнают этого. Артур подозревал, что сами благодетели не слишком доверяли своим подопечным; поэтому они предпочитали пока держаться в стороне.

Артур ущипнул себя за щеку и опустил на лицо защитную маску от холода. Потом поднял голову, посмотрел на восток и над скоплением розоватых звёзд разглядел серебряную точку — Венеру, как и прежде окутанную облаками.

Рубен Бордз руководил первой исследовательской и разведывательной экспедицией на Венеру. Двадцать лет назад сырая мгла над Венерой немного рассеялась; в течение десяти лет шли дожди, ввергшие кислоты, находившиеся на поверхности, в химическую войну с расплавленными массами, выброшенными наружу за три века активной вулканической деятельности. Потом облака вновь сомкнулись над планетой, и только тогда Главный Ковчег отправил туда разведывательный отряд.

Артур не завидовал Рубену. Венера — тяжёлый случай; пройдут века, прежде чем люди смогут заселить её.

Если Артуру и хотелось что-то разглядеть в небе, так это Млечный Путь, а точнее — Сагиттариус. Артур тяжело переживал разлуку с Мартином. Лишиться связи с прошлым означало ещё больше ценить будущее. Будущее Артура — Мартин, хотя им уже никогда не суждено увидеться. Уже полтора года по системе летосчисления Гордона отец и сын не имели известий друг о друге.

Мартин улетел на седьмом Корабле Закона с пятнадцатью товарищами всего лишь через восемь лет после разрушения Земли, ещё до того, как большая часть спасённых погрузилась в холодный сон. Уже несколько веков корабль путешествует в межзвёздном пространстве, то ускоряя, то замедляя свой полет, изучая безвестные дали, заправляясь энергией от мёртвых ледяных спутников.

Между Скорпионом и Козерогом Артур отыскал Сагиттариус — созвездие Стрельца. Он поднял руку, обтянутую перчаткой. Где-то там, в кругу, описанном его подрагивающим пальцем, лежала система пожирателей планет. Небесный пейзаж стал внушать Артуру ужас. Гордон жалел, что не может вслед за Харри увидеть, как солнечные системы, объединившись, формируют «галактизм». Пока, судя по рассказам Нянюшек, Галактика представляет собой, в лучшем случае, поверхностно изученный рубеж и дикие джунгли — в худшем.

Пожиратели планет так и не появились. Первые следы из фальшивых межзвёздных кораблей, их маскировочных сооружений встретились только в ста световых годах от Солнца.

Мартин, молчаливый, полный чувства собственного достоинства человек, очень похожий на отца, пробирался сквозь толпу начинающих штурманов к наблюдательной площадке корабля Закона. Узкий корабль, длиной в километр, походил на иглу. Все машины Закона были сделаны из земных материалов. Глядя на центр Галактики, такой невообразимо далёкий, Мартин вспомнил, как спорил с Нянюшками в начале их путешествия.

Что если мы встретимся с цивилизацией пожирателей планет и окажется, что она изменилась? Что если они прекрасны и благородны? Если их культура процветает? Что если они сожалеют о прошлом? Мы все равно уничтожим их?

— Да! — отвечали Нянюшки.

— Зачем? Какая от этого польза?

— Таков Закон.

На самом деле создатели машин-разрушителей уже давно, тысячи лет назад, поняли свою ошибку. Они усеяли планеты вокруг своей родной звезды блуждающими маяками, гигантскими макетами и даже биологическими ловушками, созданными с помощью генной инженерии — совершенными во всех смыслах, кроме одного: они не могли ввести в заблуждение корабли Закона.

Три корабельных года назад Мартин ступил на поверхность такой планеты-фальшивки, дивясь способности врагов расходовать попусту столько энергии.

Тогда сложная система защиты на враждебной планете сработала, и земляне едва избежали западни.

Теперь они приближаются к тем, за кем так давно охотились…

Если их постигнет неудача, придут другие, более информированные, более осведомлённые об опасностях и ловушках, скрывающихся в дебрях Галактики.

Несмотря на внутренние сомнения, Мартин был предан своим спасителям. Он часто думал о древнем Законе и об объединённых им сотнях зрелых цивилизаций. Глубоко в его душе холодная рациональная ненависть и жажда мести боролись с чувством справедливости.

Он знал, что, как ни странно и даже нелепо, им руководило прежде всего, одно подсознательное желание: отомстить за смерть единственного бесхитростного друга — собаки. Он отчётливо помнил испепелившие душу часы, проведённые в наблюдательной кабине Ковчега.

Многие из тех, кто находился на борту корабля Закона, родились на Главном Ковчеге и никогда не видели Землю. Но, тем не менее, они посвятили себя поискам её губителей.

Каждый день, перед тем как на мир опускалась ночная тьма, Мартин произносил слова давно сочинённой им самим клятвы:

«Тем, кто уничтожил Землю: остерегайтесь её детей!»

Так сохраняется равновесие…

Примечания

1

Слова, начертанные таинственной рукой на стене храма, в котором устроил пир Валтасар, предсказали его гибель и раздел Вавилона.

(обратно)

2

MI

(обратно)

Оглавление

26 июня 1996 года

28-29 сентября

3 октября

4 октября

7 октября

8 октября, 12.15

9 октября

10 октября

11 октября

13 октября

20 октября, Австралия (19 октября, США)

1 ноября, восточное тихоокеанское время (2 ноября, США)

3 ноября

5 ноября

10 ноября

15 ноября

17 ноября

22 ноября

23 ноября

24 ноября

1 декабря

15 декабря

23 декабря

24 декабря

3 января 1997 года

4 января

5 января

15 января

30 января

19 февраля

24 февраля

10 марта

20 марта

27 марта

*** Примечания ***