Честное скаутское [Терри Биссон] (fb2) читать онлайн

Терри Биссон

Честное скаутское

Утром, 12 июля 20** года я получил следующее звуковое сообщение на лабораторный компьютер, единственный, которым я пользуюсь:

ПОНЕДЕЛЬНИК

Сделал. Как планировалось. Все получилось. Вот я на юге Франции, точнее, в том месте, которое сейчас (сейчас?) люди считают югом Франции. Все здесь похоже на север. Раз моя расселина располагается на высоте четыре тысячи двести футов, значит, льды совсем рядом. Я вижу язык ледника всего в пяти сотнях футов надо мной. Разумеется, никаких костей здесь пока нет. Прямо внизу узкая долина, ведущая к стоянке НТ, около полумили отсюда. Я вижу дым, этого я не ожидал. Разве они не должны соблюдать осторожность? Может, они пока еще не боятся ХС, и я пришел слишком рано? Надеюсь, нет. Пусть это и не входит в протокол, но мне бы очень хотелось узнать больше о нашей первой встрече (и последней?) с другим видом людей (человекообразных?). Хотя видеть дым мне приятно. Никогда не думал ощутить одиночество, но это случилось. Время есть пространство, а пространство есть расстояние (Эйнштейн). Отправляюсь к стоянке НТ. Остальное позже.

В строке темы сплошной шум, как и в заголовке. Я все еще пытался сообразить, что все это значит (ведь я вообще не получаю писем, за исключением сообщений от ньюсгруппы Фонда), когда следующим утром пришло еще одно послание. Даты я проставил сам.

ВТОРНИК

Это точно они. Я наблюдаю за двадцатью НТ, собравшимися на стоянке вокруг дымящего костра. Даже в бинокль с пятидесяти ярдов они похожи на большие движущиеся тени. Сосчитать их сложно. Они собираются вместе, расходятся группками по двое, по трое, но никогда поодиночке. Я не могу отличить мужчин от женщин, но есть четверо-пятеро детишек, которые тоже все время вместе. Хотелось бы рассмотреть лица, но здесь сумрачно. Постоянная облачность. Я наблюдал почти четыре часа, судя по хронометру в моем компьютере, и никто не покинул стоянки. Отделить кого-то одного может оказаться проблематично. Но у меня осталось почти пять дней (— 122), чтобы обдумать это. Завтра я понаблюдаю с другой точки, там я буду к ним ближе и свет, может быть, будет лучше; над ними, не рядом, Я знаком с протоколом. Я сам помогал его составлять. Но я хочу подобраться поближе.

Я начал подозревать какой-то розыгрыш, хотя до сих пор шутники обходили меня стороной. У меня есть друг Рон, и, естественно, я начал подозревать его (кого же еще?), после очередного длинного послания, пришедшего в тот день, когда мы должны были встретиться.

СРЕДА

Совершенно неожиданные изменения в планах. Я сижу здесь, в расселине, со «своим собственным» НТ. Он прекрасная кандидатура для захвата, если мне удастся задержать его здесь дня на четыре (— 98). Они совсем не такие, как мы думали. Реконструкции слишком уж антропоморфические. Это НЕ человек, хотя, конечно, гоминид. То, что мы принимали за широкий нос, скорее, морда. Он белый, как привидение, для меня он и есть привидение. Или это я привидение? Он сидит с другой стороны костра и пристально смотрит на меня, точнее, сквозь меня. Странно, такое впечатление, что большую часть времени он пребывает в некоем оцепенении, бездумный, как кот. А случилось вот что: утром я спускался вниз, чтобы рассмотреть стоянку, толкнул валун, и тот упал мне на левую ногу. Я решил, что наверняка сломал ее (не сломал!) и к тому же оказался в ловушке. Камень придавил ногу, и от колена и ниже она исчезла в узкой щели. Я невольно вспомнил о том парне из Юты, который отпилил собственную руку армейским швейцарским ножом. Я гадал, когда дозрею до этой мысли, потому что находился в худшем, чем он, положении: если я не вернусь в свою расселину через какую-то сотню часов, то застряну здесь, придавленный не только камнем. Самим Временем. Потеря чувствительности напугала меня сильнее боли. Начался снегопад, я боялся замерзнуть. Должно быть, я заснул, потому что следующее, что увидел, «мой» НТ сидел на корточках и смотрел на меня, точнее, сквозь меня. Тихий, как кот. Странно, но я так же мало удивился ему, как он — мне. Это было похоже на сон. Я показал на свою нету, и он откатил камень в сторону. Просто взял и откатил. Либо он невероятно силен, либо взялся под удачным углом, либо и то и другое. Я был свободен, теперь нога болезненно пульсировала и кровоточила, но перелома не было. Я мог даже опираться на нее. Я хромал.

Рон сочиняет научную фантастику, читает лекции в Нью-Скул. Мы встречаемся каждую среду и пятницу перед его шестичасовой лекцией. Не по моему желанию и не по его. Просто он обещал моей матери, как я узнал, прямо на ее смертном одре, но я не против. Ни одного друга — это слишком мало, а больше одного — слишком много.

— Что это? — спросил он, дочитав распечатку.

Должен знать сам, ответил я, подняв бровь, как мне казалось, многозначительно. Выполняя мое собственное обещание, данное матери, я упражнялся в этом перед зеркалом, и вот наконец пригодилось.

— Думаешь, это я писал?

Я кивнул, надеюсь, понимающе, и перечислил, что навело меня на мысль: кто еще знает, что я изучаю кости неандертальцев? Кто, кроме нас с ним, сто лет назад смаковал историю про того парня из Юты? Кто еще сочиняет фантастику?

— Научную фантастику, — раздраженно буркнул он (он уже не раз поправлял меня).

Пока мы ждали его бургер и мою булочку с маслом, он перечислял свои возражения.

— Может, эти письма пришли к тебе по ошибке. О парне из Юты знают многие, он же был народным героем. И я даже несколько обижен тем, что ты подозреваешь меня в авторстве.

— А?

— Текст сырой, — пояснил Рон. — Он или, возможно, она дважды использует слово «странно» в начале предложения в одном абзаце, я бы так никогда не сделал. И в хронологии он путается. Спасение описано раньше несчастного случая, что портит интригу.

— Значит, ты этого не посылал?

— Ни в коем случае. Честное скаутское.

Вот так. Мы говорили, точнее, он говорил, в основном о своей девушке Мелани и ее новой работе, а люди шли по Шестой авеню, всего в нескольких дюймах от нас. Им было жарко, а нам было холодно. Словно это были два разных мира, разделенных витринным стеклом.

В четверг утром я пришел, надеясь вернуться к своим костям. Сначала просмотрел ньюсгруппу Фонда (сплетни о каком-то новом сверхсекретном проекте), а потом открыл последнее сообщение.

ЧЕТВЕРГ

Прошу прощения. Вчера я прервал сеанс, потому что «мой» НТ проснулся, и мне не хотелось его пугать. Со времени моего последнего отрывочного сообщения нас занесло снегом. Он в каком-то тихом потрясении наблюдал, как я разжигаю костер. Бог знает, что бы он подумал о той штуке, в которой я говорю. И о разговоре тоже. Сам он издает звука три-четыре. Я ждал, пока он уснет, чтобы включить компьютер. После того, как НТ меня освободил, он пошел за мной вверх по склону. Было очевидно, что он не собирается причинять мне вред, хотя это было бы несложно. В нем около шести футов росту, если он распрямится, только он никогда не распрямляется. Вес прикинуть сложно, потому что он весь в волосах, за исключением рук и лица. Наверное, двести пятьдесят фунтов. Я очень спешил забинтовать ногу, которая кровоточила (в итоге все обошлось). В расселине все оказалось совсем не так, как было. Кто-то рылся в моих припасах. Медведь? Коробка смята, половина еды исчезла. Повезло еще, что уцелело космическое одеяло. Я расстелил его, а НТ сложил рядом свои пожитки: грубо сделанный топор, тяжелую, негнущуюся и невероятно гадко пахнущую кожаную накидку, небольшой мешок из кишки с пятью камнями внутри, речные камешки, белые. Он показал их мне, словно я должен понимать, что они обозначают. И я понял, но об этом позже. Он шевельнулся.

По пятницам я пропускаю ланч, чтобы сберечь аппетит до ресторана. Я не удивился, увидев новое сообщение, и распечатал оба, за четверг и за пятницу, для Рона. По крайней мере, ему будет о чем поговорить. Полагаю (уверен), от моего молчания ему неловко.

ПЯТНИЦА

Идет снег. С помощью камней он считает. Я видел, как этим утром он выкинул один. Осталось три: он, как и я, живет, считая дни. Мы едим личинки жуков. Вроде НТ засовывают гниющее мясо под бревна и камни, а потом собирают личинки. Такое своеобразное животноводство. Личинки не так уж плохи. Я пытаюсь воспринимать их как какие-то мелкие овощи. Личинка много «говорит» руками. Я стараюсь отвечать. Когда мы не разговариваем, когда я не привлекаю его внимание, он как мертвый, но когда я трогаю его руку и шлепаю по лицу, он оживает. Остальную часть времени он как бы спит. А потом спит по-настоящему; НТ очень много спят. Руки у него совсем человеческие, очень белые, как и лицо. Все остальное коричневое, покрыто густым светлым мехом. Я зову его Личинкой. Он меня никак не зовет. Кажется, его не интересует, кто я, откуда взялся. До захвата все еще два дня (— 46), значит, до тех пор он полностью мой. Нежданная награда. Тем временем погода, и без того отвратительная, становится все хуже, меня беспокоят батарейки компьютера, нет солнца, чтобы подзарядить их. Об остальном потом.

Мы с Роном всегда встречаемся на одном и том же месте, у будки рядом с витриной «Бургер Берет» на углу Шестой авеню и Десятой-стрит. Рон качает головой, читая письма. Это может означать что угодно.

— Ты меня поражаешь, — говорит он.

— Хм?

— Нечего хмыкать. Это ты писал. Совершенно очевидно, если подумать.

Я не могу снова сказать «хм», поэтому просто молчу.

— Меня на эту мысль натолкнуло место насчет овощей. И никто, кроме тебя, не знает столько о неандертальцах. Как они считают, как не умеют разговаривать. Ты сам рассказывал мне обо всем этом.

Это расхожая теория, возражаю я. В этом нет ничего нового. Кроме того, я не сочиняю рассказы. Я пишу отчеты.

Даже мне стало ясно, что он разочарован.

— Честное скаутское?

— Честное скаутское, — повторил я.

Мы с Роном вместе ездили в скаутский лагерь «Фильмонт». Это было сто лет назад, до того, как он вышел в большой мир, а я решил держаться от этого мира подальше. Но клятва осталась.

— Ну, ладно. Значит, это кто-то из твоих коллег валяет дурака. Не только я один знаю о твоих исследованиях. Я просто единственный, с кем ты снисходишь до разговоров.

Потом он сказал, что они с Мелани собрались пожениться. Разговор потек быстрее, и в то же время замедлился, когда я поднял голову, его уже не было. Меня тут же охватила паника, но когда я оплатил счет и поднялся к себе в квартиру, она постепенно рассеялась, как газ рассеивается в открытом пространстве. Для меня замкнутое пространство сродни открытому.

Ньюсгруппа в выходные молчала, но заголовки новых сообщений появлялись по одному в день, как витамины, которые я обещал матери принимать.

СУББОТА

Мои запасы вышли, но Личинка потащил меня с собой искать под бревнами личинки. Один он бы не пошел. Третий день идет снег. Остался еще один день. Дрова надо беречь, поэтому мы сидим в глубине расселины, прижавшись друг к другу, завернутые в космическое одеяло и вонючий балахон Личинки. Мы сидим, смотрим на снег и слушаем, как с грохотом падают куски льда, и мы разговариваем. Некоторым образом. Он машет руками и берет мои руки в свои. Он дергает меня за волоски на руках, тянет за пальцы, иногда даже шлепает по лицу. Уверен, он не понимает, что я из далекого будущего, да и как ему уловить подобную мысль? Но я понимаю, что он изгнанник. Была ссора, кто его знает, из-за чего, и его прогнали. Камешки — его приговор, это я понял, Личинка так чувствует. Каждое утро он избавляется от одного, выкидывает из нашей пещеры в снег. Его понятие о числах очень примитивное. Пять много, два, столько осталось этим утром, мало. Полагаю, когда они кончатся, он отправится «домой», но он так же одинок с двумя камнями, как и с пятью. Наверное, он не может думать вперед, а только назад. Хотя здесь холодно, как в аду, мне жаль, что назначенный час так близок. Я учусь его языку. У вещей здесь нет имен, зато есть ощущение самих вещей.

Субботу и воскресенье я провел в лаборатории, один. А что делать? Когда еще я могу остаться наедине с костями? У меня единственного имеется доступ к Арлевильской Находке, двум скелетам, НТ и ХС, обнаруженным бок о бок, что доказывает существование между ними контакта. Личинки согласуются с моими исследованиями зубов НТ. Конечно, если верить Рону, это просто выдумка. Неужели так? В воскресенье я обнаружил следующее:

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Планы изменились, хочу перенести дату захвата, пропустить один цикл. Я знаю, это не по протоколу, но у меня есть причины. Личинка отчаянно хочет избавиться от камешков и вернуться к племени. Эти создания гораздо более социальны, чем мы. Они с трудом выживают в одиночестве. Я стал лучше его понимать. Приходится много работать руками, жесты и прикосновения, и я понимаю все лучше и лучше. Не думая, а чувствуя. Все равно что глядеть боковым зрением — стоит посмотреть прямо, как все исчезает. Но если не смотреть, все здесь. Почти как сон, может быть, это и есть сон, потому что я часто проваливаюсь в дремоту. Нога заживает хорошо. У Личинки остался один камень, он счастлив, почти. Я ощущаю обратное: ужас, который охватит его, если он навеки расстанется с племенем. Мы хотим получить еще одного Иши?^[1] Какая пустота. Я убежден, нам надо выбрать тяжело больного НТ. Так что начнем снова со ста сорока четырех. Опасность существует, поскольку батареи компьютера садятся. Но у меня имеется план…

Понедельник ненавистный мне день, когда я должен делить лабораторию (но не кости) с остальными. Хотя нельзя сказать, что они мне мешают. Я прокрутил ньюсгруппу, ища ежедневное послание, и обрадовался ему, как старому другу.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Получилось. Я пишу это среди гоминидов, не людей, скорчившихся (не сидящих, они стоят, лежат или опускаются на корточки, но никогда не сидят) вокруг большого дымящего костра. Я перестал волноваться, как они воспримут компьютер, они не любопытны. К тому же я пришел с Личинкой, они приняли меня без вопросов и без интереса. Может, потому что я пропах запахом Личинки. Они чаще всего молчаливо лежат или сидят на корточках, и когда один просыпается, просыпаются все или почти все. Всего их двадцать два, включая Личинку: восемь взрослых самцов, семь самок, пятеро детей, двое еще младенцы, еще есть два «старичка» неопределенного пола. Старички не особенно подвижны. НТ хватают за руки и «говорят», используя всего несколько звуков, зато множество толчков, потягиваний и жестов. Выражение их лиц такое же незамысловатое, как и речь. Они выглядят либо скучающими, либо взволнованными, ничего посередине. Едят много личинок и гнилого мяса. Они кладут гнилое мясо под бревна и скалы и приходят собирать личинок и мясных мух. По-моему, это такой вид животноводства, аппетит у меня от этого не портится. Если разобраться, все фермы одинаковы.

Все это было любопытно, но не ново. Все это могли бы написать мои коллеги по лаборатории, однако я знал, что они этого не делали. Они живут в другом мире, как люди с Шестой авеню по ту сторону стекла. Большинство из них даже не знает моего имени.

ВТОРНИК

Завтра что-то будет. Охота? Я чувствую страх и опасность, и еще много работы и много еды. Все это смутное ощущение, которое передается мне от группы в целом. Сегодня днем они подожгли ветку с сухими листьями и вдыхали дым, передавая ее по кругу. Это какой-то вид растения, помогающий НТ общаться. Конечно, он помог и мне. Из «горящего куста», мычания и протянутых рук сложилась картина (не визуальная, а эмоциональная) какого-то большого умирающего зверя. Это сложно описать. Я стараюсь не навешивать на вещи ярлыков. Как если бы я был открыт для ощущения события как такового, вместо его участников. Смерть, поражение и победа, ужас и надежда. Обволакивающее, как дым, чувство. Все это сопровождалось, я бы даже сказал, усиливалось одним из старичков (более подвижным, чем я думал!), который вертелся вокруг костра, размахивая горящей веткой. Позже я поразил детишек (их поразить проще, чем взрослых), зажарив насаженные на палочки личинки. Получилось похоже на зефир. Только есть их они не стали, за исключением одного малыша, которого я прозвал Оливером, он потом облизывал губы и улыбался мне так, словно хотел съесть меня самого. Даже у маленьких НТ свирепый вид, не имеющий ничего общего с их деликатной натурой. Мужчины (и Личинка тоже) затачивали палки и закаляли наконечники в огне. Теперь они все спят одной кучей между костром и скалой, я держусь отдельно, на что им наплевать. Я могу вынести запах Личинки, но только не всей кучи, то есть племени.

Среда оказалась долгим днем. Я распечатал последние четыре письма (включая письмо за среду), чтобы показать Рону. По некоторым причинам я жаждал с ним «побеседовать». Может быть, мама права, мне необходим хотя бы один друг. Мама все-таки была врачом.

СРЕДА

Этим утром нас разбудили дети, тянувшие космическое одеяло. Личинка пришел ко мне ночью. Интересно, ему нравлюсь я или одеяло? Неважно, я рад его обществу и привык к его запаху. Он участвовал в охоте и потащил меня с собой. Он понял, что я хочу пойти. Остальные не обращали на меня внимания, если не считать детей. Отряд состоял из семерых мужчин и двух женщин. Вожака я определить не смог. Они несли заостренные палки и топоры, но никакой еды или воды. Сомневаюсь, что они умеют переносить воду. Детей мы оставили со старичками и кормящими матерями и большую часть утра ползли вверх по длинному осыпающемуся склону, а потом перевалили через хребет и спустились в узкую долину, где вдоль ледникового потока росла высокая трава. Там я впервые в жизни увидел мамонта, уже мертвого. Он лежал рядом с кучей веток и листьев, мне «сказали», что это они заманили его в узкое место. Но убил его кто-то другой. Он лежал на боку, и в первый раз я увидел то, что, возможно, было следами пребывания ХС, потому что животное было уже освежевано, и очень тщательно. Даже череп разбили, чтобы вынуть мозг. Остались только шкура и кишки да несколько обрывков тугого мяса. НТ боязливо подошли, нюхая воздух и держась за руки (мои тоже). Я ощущал их тревогу. Это остатки дыма или мое собственное воображение навеяли мне жуткую сцену, как «темные» убили этого мамонта? Но все исчезло, прежде чем я успел вникнуть. НТ принялись размахивать своими палками, отогнали трех похожих на гиен собак, круживших рядом с тушей. Их страхи вскоре были забыты после этой победы, и они принялись обчищать тушу, жуя по ходу дела. Мамонт был убит недавно, но уже пованивал. НТ складывали внутренности и мясо в огромную шкуру, которую мы принесли с собой. К вечеру шкура была заполнена, мы перетащили ее через хребет и поволокли обратно по каменистому длинному склону. Мы не дошли полмили до стоянки, когда солнце село, НТ ненавидят темноту и боятся ее.

И вот мы сбились в кучу под скалой. Предстояла долгая холодная и вонючая ночь. Разумеется, никакого огня. Они всхлипывали во сне. Они не любят оказываться далеко от своего костра. Я тоже. Я начинаю переживать за компьютер, который каждый раз, когда я его загружаю, показывает, что батареи садятся. Здесь не так много солнца, как предполагалось. На самом деле, вообще нет.

— Честное скаутское? — снова переспросил Рон, прочитав распечатки, и я кивнул. — Значит, это кто-то из твоих коллег. Кому еще знать всю эту ерунду про неандертальцев и звать их НТ? А они правда едят личинок?

Я пожал плечами:

— Откуда мне знать?

— Полагаю, пещерные люди полны сюрпризов. И я сам приготовил сюрприз. В пятницу у меня последний учебный день. Мы переезжаем в Калифорнию. У Мелани там связи. Мы поженимся в Вегасе, по дороге. Иначе я пригласил бы тебя на свадьбу. Хотя и знаю, что ты бы не пришел.

В четверг я сидел дома больной. Так что не смотрел свою почту до пятницы, когда пришло два письма, если не считать сплетен от ньюсгруппы Фонда, которые я пропустил. Это были просто слухи, а я не люблю слухов. Поэтому и стал ученым.

ЧЕТВЕРГ

Рассвет наконец наступил, без солнца. Что-то было неладно. Я почувствовал, пока мы спускались со скалы, держась за руки. В пещере, как и прежде, виднелись тени, но они стояли и двигались как-то иначе. НТ тоже это заметили, они упали на колени и с криками стали хвататься друг за друга. Обо мне забыли, даже Личинка. Пришли «темные». Костер дымил меньше, а тени двигались по-человечески, как мы с вами, и болтали. И еще ссорились. Донеслись звуки множества ударов. Они что-то разделывали. Я подошел ближе и, к своему ужасу, понял, что я один. Все НТ сбежали. Прежде чем я успел оглядеться и понять, куда они делись, меня заметили собаки. НТ не держат собак, а вот ХС держат. Может, они учуяли мясо, которое бросили, убегая, НТ. Но они с гавканьем окружили меня, гадкие твари. Скот или домашние питомцы? Из пещеры ко мне выбежали два ХС. Они принялись кричать, я заорал в ответ, подражая их звукам, надеясь убедить их, что я свой. Не Удалось. Они подошли ближе, потрясая копьями, на которых были грубые каменные наконечники. Потрясание копьями, как я понял, было просто актерством. Они лишь хотели прогнать меня. Я шагнул им навстречу, и они затрясли копьями сильнее. Они настоящие люди, никаких ошибок. Их лица очень выразительны. Кожа у них без волос и очень темная. Наверное, они подумали, что я НТ, потому что я такой белый, во всяком случае, по сравнению с ними. Ни моя походка, ни моя речь, ни мое лицо не похожи на их. Я видел за их спинами, что они разделывали. Там лежат мальчик, который осмелился попробовать жареную личинку, Оливер. Голова его была положена набок и разбита, чтобы вынуть мозга. У НТ большой мозг, даже у детей. Я ощутил почти скорбь, но предаваться ей не было возможности. Два ХС, потрясая своими копьями, шаг за шагом приближались. Я отступал, все еще пытаясь говорить, в надежде, что они примут меня за своего, но тут кто-то схватил меня за ногу. Это был Личинка. Он вернулся за мной. Идем! Бежим! Я помчался за ним, через кусты, вверх по каменистому склону, все выше, к скалам и снегам. Люди нас не преследовали.

ПЯТНИЦА

Снова идет снег, сильнее, чем раньше. Мы в расселине, Личинка и я. Я пытаюсь сберечь батарейки для минуты связи (— 21). Солнца нет. Уже неделю не видел солнца. После предыдущего (слишком длинного) сеанса связи, мы поднялись высоко на гору, стараясь уйти подальше от ХС, и я, и Личинка. Какая ирония, что даже здесь, на заре истории человечества, все решает цвет кожи. Хотя логично, ведь это самый большой и самый заметный орган. Племя ушло за ледник, мы нашли следы, поднимающиеся по льду. Личинка хотел идти за ними, но я не могу уходить далеко от расселины и компьютера. По счастью, он никуда не ходит без меня. А я отвел его обратно в расселину, которая, слава богу, пуста, и разжег огонь, что, кажется, успокоило его, не только сам огонь, но и процесс розжига. Я сел рядом с ним, он сильно дрожал, и мы заснули под космическим одеялом и его шкурой. Все, что нам требуется, — продержаться здесь до завтра, и нас обоих заберут. Личинка, разумеется, этого не знает. Он дрожит и всхлипывает у меня на руках. Его отчаяние захлестывает меня, словно мое собственное. И его страх. «Темные»! «Темные»! Что бы он подумал, если бы знал, что я один из них?

— Дальше мне читать необязательно, — сказал Рон, отодвигая листы в сторону. — Ты вроде говорил, что Хомо Сапиенс пришли из Африки?

Я кивнул и пожал плечами. Меня хлебом не корми, дай пожать плечами и покивать.

— Вот откуда они, твои «темные». Будет драка, и неандертальцы, НТ, проиграют. Это просто любительское сочинение о перемещении во времени. Если хочешь знать мое мнение, а, полагаю, тебе некого больше спросить, оно появилось из-за какого-то сбоя в Сети. В Интернете публикуются всевозможные бумагомаратели, они рассылают свою писанину друг другу и на небольшие любительские сайты. Это какой-то кусок научно-фантастического рассказа, который заблудился в киберпространстве.

— НФ, — сказал я, но он не уловил шутки. Существуют способы показать, что ты шутишь, но я ими никогда не владел. — Почему это пришло мне, — спросил я.

— Уверен, просто потому, что ты на сервере Фонда, — сказал Рон. — Который находится в Нью-Мексико. Разве не у них там стоит этот новый квантовый компьютер, который получает сообщение за несколько миллисекунд до того, как оно было отправлено? Я читал о нем в «Science News». Какая-то там петля. Между прочим, отличная штука, чтобы принимать истории о перемещении во времени. Кстати, о времени…

Он посмотрел на часы, затем поднялся и пожал мне руку. Первый раз я понял, с каким облегчением он прощается. Я попытался удержать его руку, но он вырвался.

— Я буду на связи, — сказал он.

Люди спешили по улице. На Шестой авеню одностороннее движение для машин и двухстороннее — для пешеходов. Я ничего не имел против них, когда они были по другую сторону стекла.

— Честное скаутское? — спросил я.

— Честное скаутское.

Я попытался снова взять его за руку, но он ушел. Моя мать наконец-то освободила его.

СУББОТА

Беда. Мы пропустили время, когда нас должны были забрать, Личинку и меня. Мы бежали из расселины. Нас разбудили, точнее, Личинка разбудил меня. Он поставил меня на ноги и вытащил из расселины, протащил мимо трех ХС с копьями, которые приближались к входу. Личинка учуял их раньше, чем услышал или увидел. Им достались наши припасы, и наш костер, и, разумеется, расселина, а мы лезли по скалам к леднику. Они не собирались преследовать нас или убивать, только отпугнуть. Теперь я начинаю понимать, что случилось при встрече: ХС не убивали всех НТ поголовно, — они просто захватывали их стоянки, их еду, их огонь и прогоняли их, и еще ели их детей, когда те попадали к ним в руки. Этого было достаточно. Между тем начало темнеть, Личинка рассчитывает, что я разведу огонь. Я сделаю костер совсем маленьким, на всякий случай.

Когда-то я любил субботы, но теперь они сделались печальными, даже в лаборатории. Я гадал, где сейчас Рон, где-нибудь в воздухе. Он любит летать. Хотя, не мое это дело, уже не мое. Я едва не пожалел, что матери больше нет. Тогда было бы кому позвонить. В лаборатории полно телефонов. Воскресенье прошло точно так же.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Захвата не было. Ничего не произошло. Те ХС, которые прогнали нас из расселины, все еще там, двое из них. Если бы я забыл компьютер, вы смогли бы получить хотя бы этих двоих. То-то бы они удивились. Я постарался подтащить Личинку как можно ближе, чтобы наблюдать. Он в ужасе. Я тоже. До нового захвата сто сорок четыре часа, если он вообще состоится. Я хочу сократить сеансы связи до минимума, чтобы батарейки протянули как можно дольше. Солнца не видел с тех пор, как попал сюда.

В понедельник я получил предназначенное только для меня письмо от Фонда. К нему был приложен заказанный по Сети билет на самолет до Нью-Мексико, где будет обсуждаться новый проект. Неужели они не знают, что я никогда не летаю? Я просмотрел все остальное, оно было здесь, предпоследнее сообщение из далекого прошлого и ближайшего будущего.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Этим утром мы с Личинкой нашли четверых из его племени, замерзших без огня в маленькой пещерке высоко на горе, над ледником. Мы похоронили их с большими сложностями. Никаких признаков остальных, их теперь не больше пяти-шести. Меня гнетет ужасное предчувствие, что они действительно последнее племя, теперь еще и бездетное. Когда ХС отняли у них костер, они подписали им смертный приговор, если только НТ не повезет с молнией или вулканической лавой. Может быть, подобные явления были не такими редкими «тогда», как «теперь». Поглядим.

Во вторник я впервые отправился в «Бургер Берет» один. Странное чувство. Едва ли я буду сюда ходить. Сегодняшнее сообщение, последнее, прояснило все. Теперь я знаю, от кого были эти письма. Еще я знаю, что полечу в Нью-Мексико. Мне придется «проявить лояльность», чтобы потом уйти. Это просто остановка на длинном пути.

ВТОРНИК

Возможно, это последнее, потому что даже экран компьютера умирает. Переходит на сторону призраков, я бы сказал. Но у нас есть иные причины для беспокойства. Внизу на стоянке стало больше ХС. Мы видим их по двое, по трое, они выходят на охоту. На нас? Мы не собираемся выяснять. Завтра мы перевалим через хребет и посмотрим, можно ли найти следы. Личинка теперь спит, но до того его трясло несколько часов. Он не отнимал свои руки от моих. Прошу, не оставляй меня, говорил он на смеси жестов, прикосновений и возгласов НТ, и я сказал, что не оставлю его, но мне было ясно, он не поверил, и кто стал бы его винить? Он был один в мире, более одинокий, я полагаю, чем сам подозревает. Если его племя живо (а я сомневаюсь), они где-то над нами, без детей, без огня, медленно умирают от горя и холода. Я вздрогнул при этой мысли. «Ты меня не оставишь?» — снова спросил он всеми кончиками пальцев перед тем как заснуть. Я прижал кончики его пальцев к своим губам, чтобы он понял, что я говорю, и знал, что я говорю это ему, Личинке.

«Честное скаутское», — сказал я.

Примечания

1

Иши — индеец-яхи, последний представитель истребленного племени, обнаружен в 1911 году на бойне города Оровилль, затем жил живым экспонатом при университетском музее в Сан-Франциско. «Иши» означает «человек».

(обратно)

Оглавление

Честное скаутское

*** Примечания ***