Мы не такие [Антон Акулов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Антон Акулов Мы не такие

Холод, адский холод пробирал до костей. Пальцы уже почернели от обморожения, но мы не могли останавливаться.

Мы должны тут погибнуть и искупить свои преступления во благо города – по крайней мере так говорил нам наш глава поселения Гейнц Вольфрам.

Прошло больше трех лет с момента, как на нашу планету упала Холодная звезда. Земля сошла с орбиты, и солнце мы видим около двенадцати дней в году. В этом было ровно двенадцать. Реки вышли из русел и мороз сковал их мертвым хватом, все города были разрушены, кроме одного…

– Примос. Город – ледяная загадка, в нём не было ничего, но в тоже время в нём ощущался вкус свободы и единения. На руинах старых городов и поселений мы начали его возводить, а вместе с тем и возрождать свои жизни. Люди умирали на глазах, в какой-то момент это стало обыденностью – температура давала о себе знать. Расположились мы в горах, чтобы смертельные порывы ледяного ветра не смогли убить нас слишком быстро. Сначала нас, тех кто выжил, было человек пятьсот, считать особо было некогда, так как температура воздуха колебалась от минус восьмидесяти до минус сто двадцати по Цельсию. Некоторые умерли сразу, только успев показаться нашим обмороженным глазам. Я до сих пор не могу забыть мать, которая примерзла к своему дитя, они превратились в один ледяной ком и лежали замертво. Старики, женщины и дети были легкой добычей для нового мира. Многие погибли уже при строительстве «Сугроба».

«Сугроб» это установка по… – резкий удар в спину сбил мою мысль

– Ты что замер? Подохнуть хочешь? – прокуренный бас сзади идущего человека никак не унимался.

Я предпочитал ничего не отвечать на такие выпады и продолжал толкать по кругу деревянное полено на уровне шеи. Я должен был его толкать, как и остальные девятнадцать человек в этом огромном подвале, иначе всё заканчивалось очень быстро.

Позади меня шёл здоровяк в полтора – два раза больше меня. Грубый, неотёсанный и конфликтный. Звали его Флин. Были от него и плюсы – когда у меня заканчивались силы, я чувствовал, что толкает он за двоих, но я не подавал виду. Впереди меня еле волочил ноги мой приятель по имени Мадан. Мы вместе с ним попали в эту тюрьму. Хотели незаметно украсть рыбу у рыбака, который два дня маялся, чтобы найти место во льдах для зимней рыбалки.

– Это всё была твоя идея, – яростно, но тихо шептал себе под нос Мадан, – могли просто попросить, или как-нибудь отработать, а теперь до конца жизни нам крутить это чертово колесо холодной смерти! Яростный шёпот переходил во всхлипывания и я слышал как от холода его зубы стучат друг об друга.

Я молча понимал и принимал свою судьбу. Мне было нечего ему ответить, но я из последних сил старался его подбадривать, хотя и сам не верил своим словам:

– Мы выберемся отсюда – шепнул я ему – мы еще живы, хоть и рук уже практически не чувствую

– Если только на тот св…

Резкий свет перебил моего друга. Сверху появился мужчина, видно было только его черную тень и проглядывался кусочек неба. Свежий воздух начинал перебивать запах пота.

– Отбой на четыре часа – громко скомандовал голос сверху.

Дверь захлопнулась. Люди остановились.

В подвале была комната с самодельными спальными местами из ящиков и рваных покрывал, кроватями это, конечно, было назвать сложно, но тех, кто не терял оптимизма, называли это «комнатой отдыха». Двадцать часов работы и четыре часа отдыха – вот график наших работ до конца жизни, к которому мы были приговорены. Четыре часа отдыха были в ночное время, когда все горожане были дома, и уже, укутавшись в плед, читали обрывки книг или играли в карты. Чтобы мы могли проснуться на новую смену – нам скидывали иногда по несколько варёных рыбёшек. Вспоминаю времена, когда мы были на свободе – мы смеялись над теми, кто работает в «Сугробе», не до конца осознавая ценность их жизни и скидывали им старые объедки.

Хоть на еду и сон отводилось всего четыре часа в сутки, от холода и ужасных мыслей уснуть удавалось не всегда.

– Слушай, Брен, а что будет, если мы перестанем крутить «Сугроб»? Вот завтра, например, возьмем и перестанем? – ухмыльнулся Мадан.

В своей голове я уже не раз прокручивал разные варианты спасения, но ни в одном из них не было шанса на успех. От усталости уже сдавали нервы.

– Тебе двадцать восемь лет, как и мне, а ты всё веришь в чудеса. У нас тут разная судьба, не всех садят сюда, как нас с тобой. Остальные люди хотят выйти через год, через два или через десять лет, но выйти. Живыми! Понимаешь? – Мой шепот уже срывался в тихий визг из-за бессильной злобы. – И если мы остановимся или устроим забастовку, нам с радостью пробьют череп такие, как они – я кивнул на Флина, храп которого сотрясал и без того маленькую комнату. – Ты же знаешь, что случилось с прошлыми «отказниками»? Гейнц пообещал тем, кто их убьёт, сократить срок на год. Так тут бойня была за право их истребить. Пришлось всем срок скостить, чтобы не поубивали друг друга. Никакой романтики. Труп выкинули и дальше за работу.



– За что нам всё это? Из-за рыбы? Из-за одной чертовой рыбы… – тяжелое дыхание Мадана и его рассуждения сжимали мою грудь.

Я осознавал, что преступления против средств выживания караются в Примосе по всей строгости: нельзя красть еду, тёплые вещи или средства для рыбалки. За убийство срок был, но не пожизненный. Очень хотелось спать, а рассуждения моего друга могли продолжаться до утра.

Небо покрылось пеленой тускло-желтого цвета. Вороны сбивались в стаи и оседали на промерзших деревьях, ища себе пропитание. Этот день ничем не отличался от предыдущих: рабочие готовили свои топоры для добычи древесины и разжигания костра, рыбаки собирали снасти, теплую одежду и отправлялись на поиски тонкого льда, строители пытались возводить дома из бревен, льда, веток и снега. «Сугроб» к этому времени уже работал в полную мощность и иногда можно было ощутить теплый воздух, идущий из-под земли.

Жители шептались, что в доме Гейнца Вольфрама было настолько тепло, что иногда он ходил в одних болоньевых штанах и шерстяном свитере.

Гейнц представлял из себя седовласого мужчину сорока пяти лет, но к своему почтенному возрасту он хорошо сохранился: лицо у него было без морщин, острый взгляд и громкий командный голос. Телосложение уже теряло свою былую спортивную красоту, но он старался её поддерживать.

Его жена погибла при падении Холодной звезды, новую избранницу он уже нашел тут – в Примосе. Звали её Амалия Белус – кудрявая дева с волосами до пояса, загадочная, мимика лица никогда не позволяла себя выдать, неизвестно, какие эмоции она испытывала и испытывала ли их вообще, при любых обстоятельствах она была одинаково спокойна. Гейнц и Амалия смотрелись очень гармонично на фоне вечно уставших и замученных бедняг.

Амалия часто приходила в дом Гейнца погостить или просто погреться и поболтать, ей было комфортно, поэтому она старалась проводить там как можно больше времени, иногда давая советы по управлению поселением.

– Гейнц, доброе утро! А ты что, еще спишь? – прозвучал голос в доме.

Сонные, еле приоткрывшиеся глаза Гейнца, еще не отошедшие от сна, смотрели на Амалию.

– Просыпайся, у меня хорошие новости – люди пришли.

– Здравствуй, Амалия, – хрипло прошептал Гейнц, и в свойственной ему манере закрыл глаза, будто бы не замечая происходящего, но голос Амалии не умолкал.

– Люди! Выжившие, помимо нас, оказывается, есть еще те, кто выжил после падения звезды. Представляешь? – с восхищением и радостью в голосе продолжала Амалия, пытаясь пробудить интерес Гейнца.

– Хм, – пробурчал Гейнц, стараясь проснуться, – а сколько их?

– Больше, чем нас, около тысячи, наши жители уже пообщались с ними, нашли общий язык и будут рады принять их в поселении, а новые жители пообещали трудиться, строить себе дома на благо нашего общего будущего. На благо выживания.

Гейнц окончательно проснулся, надел на себя меховую шубу с подшитым подкладом и вышел во двор. Там его уже ожидала огромная толпа людей, они были одеты в разную одежду: от шуб до самодельных покрывал из меха и молча смотрели на главу поселения. Собравшись с мыслями, Гейнц, командным голосом крикнул толпе:

– Приветствую вас в городе Примос!

Толпа, сжавшись от холода, пыталась проявить яркие эмоции, но ветер сковывал их движения.

– Мы, жители Примоса, рады вас приветствовать в своих рядах, и если вы хотите присоединиться к нам, то есть несколько правил и законов, которыми мы за эти три с половиной года успели обзавестись. Наша цель – сделать город, способный пережить любую непогоду, любую бурю и катастрофу. Наша цель – выжить. Пока у нас есть возможность – мы создаём и созидаем. От каждого человека в нашем поселении зависит наше будущее – старался громко продолжать Гейнц, но морозный воздух уже окутывал лёгкие, он начинал кашлять и речь прекратилась, когда один человек из толпы крикнул:

– Мы чувствуем тепло из-под земли. Что происходит?

– Нам повезло, когда мы собрались, среди нас было много ученых, техников и механиков, которые работали над проектом под названием «Сугроб», он предназначался для холодных регионов нашей планеты и должен был работать на топливе. В силу обстоятельств его пришлось переработать и сейчас «Сугроб» крутят живые люди, те, кто провинился, нарушил закон, – ответил Гейнц. Он уже было утомился и замерз, как и люди, которые его слушали.

Местные жители пошли показывать новоприбывшим гостям основы добычи древесины в морозных условиях, постройки жилища, чтобы было тепло.

Гейнц уже уходил в свой дом, как его остановила Амалия.

– Постой!

– Давай поговорим в доме, тут уже давно не май месяц, – прохрипел Гейнц.

Амалия последовала за ним и явно была взволнована, на неё это не было похоже.

– Гейнц, мой принц, – с улыбкой и тревогой начала она, – ты помнишь наш разговор?

Гейнц молча посмотрел на Амалию в ожидании продолжения.

– Ну тот разговор, про рыбу… – опустила глаза Амалия, – про Мадана.

Секунды молчания казались вечностью для неё. Ответа не было, она видела, как меняется лицо Гейнца, оно стало хмурым, выступали первые морщинки. Немного поразмыслив, он ответил:

– Но он же вор, как и его друг, они получили заслуженное наказание. Когда человечество стоит на грани выживания – действовать по-другому нельзя. Это было уроком и для них, и для их последователей. Воровство еды сократилось практически до нуля, – спокойным, хриплым голосом пытался донести до Амалии свою правоту Гейнц. И вообще, почему ты так за него переживаешь? Любовник твой? – улыбнулся он.

– Нет! Что ты! – с дрожью в голосе, стараясь оправдаться, воскликнула Амалия. – Он спас мне жизнь два года назад. Когда мы пытались построить домик лесоруба недалеко отсюда, мы таскали доски строителям, которые весь день отпускали пошлые шутки в наш адрес. Когда уже стало совсем темно и пора было расходиться домой, один из лесорубов подозвал к себе, сказал, что нога примерзла ко льду и нужно помочь её достать, и, как только я к нему приблизилась, он схватил меня, – слёзы проступали на глазах Амалии, – он схватил меня за ногу и поволок к себе в дом, я пыталась кричать, но он варежкой заткнул мне рот, мы уже подходили к его дому, как сзади его пнул парень, я вырвалась, и мы убежали. На улице было уже слишком холодно для долгих разговоров. Я только узнала, как его зовут…

Гейнц вытер слёзы Амалии своим шарфом и шепнул ей на ухо:

– Ему никто и ничего не поможет. Можешь не стараться.

Взгляд Амалии приобретал огонь, в голосе чувствовалась ярость:

– Нельзя быть таким кровожадным! Какой из тебя правитель? Пособник чести и морали? Если ты наслаждаешься, когда ежедневно по двадцать человек умирают под землей.

– Они умирают за дело, Амалия! – хотел прервать диалог Гейнц.

– За дело? – удивленно спросила Амалия. – За какое дело? Эти двое за рыбу, здоровяк как туда попал? Я скажу тебе как – он случайно задел тебя плечом и не извинился и за это будет умирать пять лет, повезет, если выживет! А ещё… – повышая голос, который уже больше был похож на крик, – те пять человек, о которых ты предпочитаешь молчать, у которых ты забрал птичье мясо, а они начали возмущаться, – тоже сейчас крутятся в «Сугробе». Ты изверг, ты тиран, ты волк в овечьей …

Сильная пощечина, обжигающая боль на лице Амалии остановили её.

– Ушла отсюда! – скомандовал Гейнц, его начинало трясти от ярости, гнев в его глазах давал понять, что спокойной жизни пришел конец. – И если кому-то еще ты расскажешь эту «чушь», будешь крутить «Сугроб» вместе со своими «спасателями»!

Ночь в городе выдалась не самая спокойная, огромные толпы людей таскали камни и бревна. Трупы замёрзших людей по периметру поселения никого уже не удивляли. Не было паники. Мысли были только о тепле и еде. «Сугроб» ушел на ночной перерыв, новые поселенцы разводили костры и грелись. Иногда вдалеке слышался женский плач, на который никто не обращал внимания. У костров кто-то вспоминал богов, некоторые рассказывали о своих успехах в «прошлой жизни», до катастрофы, и строили планы на будущее. В их голосе звучал оптимизм и надежды на выживание, потому что среди новых жителей было много опытных инженеров, в прошлом работающих на ведущие державы, были и агрономы, плотники, шахтеры, сталевары, стеклодувы. Они бурно общались друг с другом, делились знаниями, тем самым согреваясь не только огнём, но и словом. И только шальной, морозный ветер изредка прекращал беседу. Близилось утро, кому-то удалось поспать и перекусить оставшимися припасами, а кто-то молча и с благодарностью в глазах встречал утро.

Жизнь в «Сугробе» шла своим чередом: тех, кто умирал от бессилия, сбрасывали в подвальную канаву и продолжали работать дальше. На их место кидали новых заключенных, уже не считая количества. В эту ночь, пока все спали, в «Сугроб» отправили еще восемь человек, несмотря на то, что умер всего один.

Брен и Мадан обсуждали несправедливость такого сурового наказания. Проклинали Гейнца и всех, кто его поддерживает. Во время работы, когда уже темнело в глазах от напряженного труда, заключенные позволяли себе общаться, чтобы окончательно не сойти с ума.

– Брен, знаешь, а может Гейнц поступил и правильно с нами? Ведь он тут главный и понимает, как всё устроено. Может, мы и правда этого заслужили?

– У тебя, я смотрю, все мозги отмерзли, – недовольно промямлил Брен. Он с каждым днем, с каждым кругом «Сугроба» ненавидел Гейнца всё больше.

– С вами может и правильно, а со мной нет! – послышался громкий бас позади Брена. Это был Флин, обычно он был немногословен, но не в этот раз.

– Я сюда попал по ошибке! Знал бы я, что этот человек в коричневой меховой шубе Гейнц, я бы за сто метров его обходил! – голос Флина звучал громко и убедительно, хотя он хотел разговаривать тихо, но слышали его все.

– Так что случилось? Причем здесь Гейнц? – поинтересовался Мадан, дабы разбавить монотонное толкание бревна.

– Мы с мужиками пошли на рыбалку, начали поиски тонкого льда, провозились полдня, но так и не нашли! У нас затупился бур! Без добычи уходить было нельзя! Я пошел к городу, к домам, за новым буром и проходил мимо толпы, – Флин сделал паузу. – В толпе все толкались, я начал идти и аккуратно расталкивать всех, чтобы попасть к своему дому. Толкнул очередного мужчину и тот замер. Я остановился и посмотрел на него, а он посмотрел на меня. Он пытался оценить меня, или запомнить, но только когда я добрался до дома, меня уже схватили его прислужники и закинули сюда! – из последних сил изливал душу Флин. Слёзы на его лице превратились в лёд, нос и губы треснули, из них просачивалась кровь, но тут же замерзала.

Флин был обессилен, скорость «Сугроба» снизилась, несмотря на новых заключенных, теперь их было двадцать семь, но «Сугроб» с повисшим на нём Флином было крутить с прежней скоростью не под силу.

– Вот и всё, – пессимистично выдавил улыбку Брен, – ты ведь хотел забастовку? Вот сейчас приспешники Гейнца будут тут и заставят нас его добить.

– Не думаю, что они быстро заметят это. «Сугроб» по-прежнему работает. – Мадана пугала одна мысль о смерти, а мысль о том, что ему нужно будет убить своего товарища, который две минуты назад изливал душу над несправедливостью, еще страшнее. – А сколько у него приспешников? Или прислуги? Или солдаты? Кто они?

– Это просто его слуги, которые первые поняли, кто станет главой поселения и присягнули ему на верность, боясь за свою шкуру. Просто хотели жить в тепле, носить больше теплой одежды, первыми получать провизию. Их немного, человек пять. Их работа заключается в том, чтобы подгонять рыбаков и лесорубов. В свободное время они у костра играют в карты, – аккуратно, чтобы не обморозиться, рассказывал Брен.

Сверху послышался грохот, открывающийся затвор, но для отдыха было еще рано. Такое происходило только в крайних случаях, когда скидывали новых заключенных. Появился большой силуэт над белым небом.

– Земля остыла, халтурите? Кто устал – тот может сам прыгать в канаву! – засмеялся голос, – быстро за работу или сейчас доложу главе!

Свет погас, дверь закрылась и заключенные, изнемогая от боли продолжали своё дело.

– Как всё предсказуемо, – усмехнулся Брен.

Долгое шуршание наверху не заставило заключенных остановиться, такое было и раньше, когда в темноте слуги Гейнца не могли с первого раза закрыть «Сугроб», но опять свет белого неба озарил лица. Заключенные толкали бревно еще усерднее, чтобы надзиратель увидел, что ситуация изменилась. Они боялись его разозлить, и последствий, которые он мог им причинить.

– Мадан! – выкрикнул женский голос сверху.

«Сугроб» остановился. Все без исключения смотрели вверх, на силуэт намного тоньше прежнего. Повисла кромешная тишина.

– Мадан, – повторил голос.

Мадан был растерян, он стрелял взглядом то на Брена, то на силуэт сверху, то на Флина и опять на силуэт.

– Мадан Белус, на выход! – нервный голос с явным недовольством закричал.

Мадан что было сил побежал к выходу под ничего не понимающие взгляды товарищей по несчастью. Страх и любопытство боролись в нём в эти несколько секунд. Он выбежал наверх, и дверь захлопнулась.

Оглядевшись вокруг, он заметил того самого, полного мужчину, который приходил к ним на протяжении долгого времени, поднимая их на работу и которого они ждали, чтобы отдохнуть. Мужчина сидел с закрытыми глазами, и замерзшая струя крови виднелась на щеке. Рядом лежал окровавленный камень, который постепенно заметало снегом.

– Амалия? – не верил своему счастью Мадан

– Привет, братик, у нас нет времени на разговор, нужно уходить отсюда, – с дрожью в голосе произнесла Амалия, хватая Мадана за руку и таща за собой.

Амалия и Мадан не успели оглянуться, как их окружили люди, которых они раньше не видели в городе, но среди них просматривались и уже знакомые лица. Восемь человек стояли по кругу и молча смотрели, давая понять, что путь перекрыт. Они видели всё: и мужчину с пробитой головой, и не до конца скрывшийся под снегом камень. Мадан и Амалия прижимались друг к другу, давая тепло и успокоение. Слуги Гейнца начали о чем-то перешептываться. Вдалеке шли люди, похожие на караван. Но по мере приближения этого каравана было ясно, что четыре человека несут носилки на плечах, а на них сидит Гейнц в красивой шубе, шапке и обуви, похожей на валенки, обшитые разными мехами. Гейнц вальяжно и не спеша слез с носилок, как с коня, молча посмотрел на небо. Он чувствовал свою абсолютную власть, он видел, как опускает взгляд всё его окружение и только Мадан и Амалия тряслись не от страха, а от пронизывающего, как иглы, холода.

– И далеко вы собрались? – приближаясь к Амалии и Мадану спросил Гейнц. – Шутки кончились, Амалия, я давал тебе шанс. Я думал, ты будешь благодарна за то, что я не убил тебя вчера за твой длинный язык, но ты выбрала свою судьбу.

Гейнц резко и сильно взял за волосы Амалию и подтащил к себе, указывая остальным, чтобы они держали Мадана.

– Это твой спаситель от лесорубов-насильников? – язвил Гейнц, – ну тогда смотри, спаситель. Гейнц достал широкий, чистый нож и посмотрел в глаза испуганному Мадану, который только и смог произнести обледеневшими губами «пожалуйста, остановитесь. Это моя сестра».

– Сестра значит? Так ты еще и лгунья, Амалия? – Гейнц еще крепче сжал волосы и ударил ногой по коленям Амалии, та покорно упала на колени перед ним. – Ты не умеешь управлять своей жизнью, ей распоряжается только судьба, а сегодня Я – твоя судьба! – резкое движение лезвием ножа по горлу Амалии заставило всех окружающих прийти в ужас. Алая кровь брызнула на руку Гейнца и стекала вниз ручьем, лезвие ножа окропилось каплями жизни. Амалия не издала ни звука в момент своего угасания. Её глаза в этот момент были открыты и смотрели на своего брата, которого угрожающе держали слуги Гейнца. Бессильная злоба и ярость наполняли его в этот момент, он закричал, мысли были затуманены от увиденного. Мадан плакал и кричал, пока ледяной ветер не сорвал его голос.

Гейнц хладнокровно сделал два шага в сторону Мадана, обтирая окровавленное лезвие о перчатку. Секунды казались вечностью. Мадан был смертельно напуган, его переставал беспокоить пронзающий холод. Он понимал, что его жизнь подошла к концу и от бессилия что-либо изменить у него текли слёзы.

Примос развивался большими темпами. Часть людей, сформировавшись в небольшие группы, ходили до разрушенных катастрофой городов, брали материалы и вещи, которые уцелели и несли на склад. «Сугроб» с каждым днём работал всё хуже, давая меньше тепла городу, в некоторых местах его уже не чувствовалось совсем. На ум приходило то, что заключенные плохо справляются, либо их мало. Это решили быстро – заключенных было уже под пятьдесят, их никто уже не считал и был поставлен надзиратель над их работой, но и это не помогало прогревать город. Проблема была в том, что изобретатель «Сугроба» умер через год после основания Примоса и никто толком не знал, как «Сугроб» работает. Никто не захотел брать ответственность за ремонт станции, так как в случае провала, или еще хуже – её окончательной поломки наказание было неизбежно.

Брен и все, кто находился в «Сугробе», уже давно не считали себя живыми. Это были мертвецы, доживающие свои последние дни. Понимание этого разрывало им душу больше любого холода.

Теперь «Сугроб» работал круглосуточно, людей хватало. Пока одни спали – другие толкали брёвна. Единственной отдушиной были разговоры в «комнате отдыха».

Брен и Флин часто обсуждали ситуацию с чудесным спасением Мадана, в такие моменты у них появлялась надежда. Ничто не греет так сильно в рабской темнице, как надежда на спасение.

– Флин, как думаешь, ведь без разрешения Гейнца никто был не мог спасти Мадана? Значит, он помнит о тех, кто сидит тут! Хотя я сам в это не верю, но всё ведь может быть? – с надеждой спрашивал Брен.

– Я не знаю, что это было за спасение. Чудо, – откашливаясь, бурчал басом Флин. – Первый раз кто-то выбрался до окончания срока отсюда! Гейнц никого не помнит, он не знает, кто тут сидит, живые ли мы. Для него мы уже мертвы.

Надзиратель сидел далеко, в полудрёме, подперев рукой свою щёку. Ему надоедало смотреть на монотонные движения заключенных, иногда, чтобы развлечь себя, он бил их осиновой ветвью. И хоть заключенные были без цепей, они молча терпели, воля их была подавлена.

Входной люк «Сугроба» отворился по расписанию.

– Ловите рыбу! – скомандовал голос сверху

Будто удар током прошёлся по сердцу Брена и Флина. Разговор их прервался. Они молча смотрели друг на друга и боялись признаться себе, что этот голос они уже слышали.

Брен посмотрел наверх, нечеткий силуэт предстал перед его глазами.

– Флин, это Мадан!? – неуверенно шепнул Брен.

Окаменевший Флин не смог вымолвить ни слова, он молча смотрел вверх. Так смотрят люди на свою последнюю надежду.

Входной люк не торопился закрываться, свежий воздух пронизывал «Сугроб». Молчаливая благодарность за это чувствовалась от всех заключенных. Брен начал махать руками, привлекая внимание. Когда он понял, что силуэт смотрит в его сторону, он начал жестикулировать двумя руками. Одним пальцем левой руки он показывал наверх, а второй ладонью бил быстро себя в грудную клетку, изредка обнимая Флина.

Вход закрылся, и работа продолжилась, только хруст огурца, который откусывал надзиратель, сбивали с толку.

«Откуда у него огурец?» – подумал Брен, но мысль быстро улетучилась, ему было пора начинать свою смену.

Было ясно, что Мадан жив. Гейнц хоть и был готов его убить, но испуганные от его жестокости взгляды слуг давали понять, что на Амалии можно остановиться. Гейнц дал испытательный срок для проверки верности. Теперь Мадан должен был ходить в «Сугроб», скидывать рыбу и доносить туда новости города.

Мадан старался адаптироваться к новой жизни, так как от старого Примоса, который он помнил, не осталось и следа. Жизнь кипела, шло строительство, много незнакомых людей, виднелись теплицы, были сделаны костры каждые пятнадцать метров, их пламя согревало и озаряло город круглосуточно. У костров лежали большие бревна, сделанные по типу скамьи.

В один из вечеров после того, как скинул очередную порцию протухшей рыбы в «Сугроб», Мадан сел у ближайшего костра. Пламя смотрело ему в душу. Мысли Мадана были о разном: правильно ли он поступил, приняв предложение Гейнца, как пережить утрату сестры, которая хотела его спасти и нужно ли спасать Брена, а если нужно, то как? – мысли путались в его голове, перескакивая с одной на другую под хруст веток в костре.

Неподалёку послышались голоса людей, они шли в сторону Мадана, нарушая его размышления. Два парня, крепкого телосложения приблизились к Мадану, поздоровались, и начали беседу. Мадан был человеком открытым, он с лёгкостью рассказывал о своих переживаниях даже незнакомым людям, рассказал свою историю про «Сугроб», Амалию, Гейнца и Брена.

Двух парней звали Тирон и Меларо. Они прибыли в Примос две недели назад и не застали всех ужасов холода и болезней. Раньше оба брата служили в армейских подразделениях, но даже их стойкой закалке не удавалось сохранять равнодушие, когда они слушали истории Мадана.

– А почему вы всё это терпите? – осторожно спросил Тирон, боясь задать глупый вопрос, – мы с братом за две недели успели познакомиться с многими хорошими, умными и добропорядочными людьми.

– Что жители могут сделать? Все боятся попасть в «Сугроб», – безнадежно смотрел на огонь Мадан, рассказывая историю Флина, которого за случайное столкновение плечом с Гейнцом скинули в «Сугроб» на пять лет.

Меларо молча подкидывал обледеневшие ветки в костёр. Тирон был задумчив, его терзали чувства сострадания и несправедливости. Он уже не впервой слышал истории про подземную темницу и про упивавшегося властью диктатора.

– Если мы ничего не можем сделать с Гейнцом, то может хотя бы спасём людей из «Сугроба», ведь он всё равно уже практически не греет!? – воодушевился Тирон. Не переживай, Мадан, мы учтём опыт твоей сестры, постараемся сделать это бескровно. Расскажи, что ты знаешь о «Сугробе», кто его охраняет?

– Я… я охранник сугроба, и если бы я один мог помочь, то давно бы уже достал друзей, но проблема в другом – там, внутри, надзиратель. Он просто бьёт их прутьями целый день, а когда устаёт, то идёт спать, – ответил Мадан.

Ночь близилась к концу, разговоры о спасении заключенных так пока и оставались только разговорами. Примос просыпался и принимался за работу. Мадану нужно было выспаться до того, как нужно будет нести новую порцию пайка в яму.

Надзиратель в «Сугробе» сегодня был не в духе, нещадно бил тех, кто, как казалось ему, отставал. Кричал и угрожал поубивать половину, потому что заключенные ему надоели и их стало слишком много. Брен давно заметил пронзительный, как гул, кашель Флина, но не придавал этому сильного значения. Кашель в «Сугробе» – нормальное явление, так как холод, пыль и разносчики болезней всё было тут.

Уже прошла неделя, как Мадан молча скидывал рыбу, а Брен пытался обратить на себя внимание, подавая знаки, но всё раз за разом повторялось. С каждым днём оптимистичные надежды на освобождение улетучивались. Смена подходила к концу, сегодня Брену досталось прутьями, как и всем. Флин, Брен и другие заключенные отправились на отдых. В этот раз у них не было ни желания, ни сил на общение, но мысли о свободе не давали Брену уснуть. Его не беспокоили раны на спине и обмороженные пальцы, он думал о свободе. Строил планы на будущее, представлял, как построит дом, и будет ходить на рыбалку, а по вечерам убирать трупы умерших людей с улиц. Хоть и заключенных в «Сугробе» становилось всё больше, общение между заключенными сошло на нет. Надзиратель всегда был готов провести пару ударов за малейшую оплошность. «Может, нам самим нужно устранить надзирателя и тогда Мадан нам поможет?» – этот вопрос не давал покоя, разрывая голову Брену, и, превозмогая усталость, он решил поделиться этой мыслью с Флином.

– Нужно помочь Мадану. Нужно ему помочь, и он нас вытащит, – шептал Брен.

В ответ была тишина. «Спит», – подумал Брен. Но после нескольких секунд он вспомнил, что когда Флин засыпает, жужжащий храп раздаётся на всю комнату. Храпа не было. Волнение Брена взяло верх над усталостью. Он подбежал к уголку Флина, отдернул покрывало. Перед Бреном представилась картина, наводящая ужас. Лицо Флина было серым, как будто он в одночасье постарел на двадцать лет, глаза открыты, роговицы обморожены, от него еще не пахло смертью, но признаков жизни он не подавал.

Брен склонился, взял за холодную руку Флина и прошептал:

– Друг, мы почти выбрались, ты был очень сильным. Ты самый сильный кого я знал, – ком в горле у Брена не давал ему спокойно говорить и с каждым словом звучание его было всё громче, – ты научил меня многому, например, тому, что неважно, насколько ты сильный, когда можно умереть от любого пустяка. Все мы надеемся на красивый конец, но тут, – он пожал плечами, – как-то не вышло…

Звук шагов заставил Брена обернуться и увидеть стоящего над собой надзирателя. Молчание затянулось, надзиратель понял всё без слов, он был также уставший и хотел отдыхать. Кивком головы надзиратель показал Брену где трупная канава, и что пора туда нести труп.

– Но я один не смогу, посмотрите какой он огромный, он больше меня в два раза! – возмутился Брен.

В любой другой ситуации надзиратель бы никогда не стал заниматься этой грязной работой, тасканием трупов заключенных в канаву, но не сегодня. Сегодня хотелось побыстрее разделаться со всеми передрягами и лечь спать.

Брен взял Флина за тяжелые ноги, надзиратель, пытаясь не запачкаться, взял Флина за руки, и они понесли труп в сторону канавы. Канава была глубиной метров восемь-десять, не больше. Брену хотелось начать разговор, но он не знал как, его мысли путались, он вспоминал, как перед сном думал о помощи Мадану, о свободе, его переполняли эмоции, но вида он не подавал, дабы надзиратель не заподозрил что-либо.

Приближаясь, Брен остановился, положил труп на край канавы, а надзиратель молчаливо давал согласие. У обоих была отдышка. Они стояли на обрыве до тех пор, пока надзиратель не скомандовал: «скидывай быстрее!»

Брен сомневался в своих мыслях, его руки тряслись, а ноги подкашивались, он не знал, что его будет ждать дальше. Нет ничего страшнее неизвестности, но тяга к свободе его манила больше спокойной рабской жизни. «Всё или ничего» подумал Брен и, набрав воздуха в грудь, разбежался и сильным ударом ладоней толкнул надзирателя в бездну. В глазах темнело, страх овладевал им. Из канавы слышались различные шорохи и неразборчивые слова. Брен посмотрел вниз и увидел, как надзиратель пытается подняться среди трупов бывших заключенных. Недолго думая, Брен сел и двумя ногами двигал труп Флина к пропасти. Огромное тело скатилось вниз, Брену показалось, что он слышал, как хрустят кости надзирателя под грузом тела Флина. Не придав этому значения, он взглянул еще раз вниз, убедился, что ничего живого не осталось, и, не подавая вида, ушел в «комнату отдыха». Пока Брен шел до комнаты его переполняла гордость, но и страх не отступал, он не мог себе представить, что будет, если Гейнц узнает об этом.

Следующее утро выдалось необыкновенно холодным, по данным рыбаков, температура опустилась ниже 120 градусов по Цельсию, но на удивление в доме Гейнца было тепло. Проснувшись, глава города по привычке умылся растопленной водой, одел две шубы, в которых, как ему показалось, стало очень жарко, но привычка одеваться по очень зимнему перед выходом на крыльцо, осталась.

Выйдя на улицу, Гейнц не верил своим глазам, думая, что он не до конца проснулся. На улице была неразбериха, люди бежали то с бревнами, то с какими-то досками, на которых были нанесены чертежи. Не понимая ничего, он подозвал своего самого преданного слугу Шона, который неподалёку командовал жителями.

– Что тут происходит? – недоуменно спросил Гейнц, нахмурив брови.

– Ваше сиятельство, господин Гейнц Вольфрам, – Шон преклонил голову и продолжил, – я не хотел нарушать ваш покой! Но у меня хорошие новости. Новые жители, которые приходили к нам, собирали ресурсы с разрушенных близлежащих городов, строили дома и проектировали новую систему отопления Примоса. «Сугроб» уже практически не грел, и наши инженеры спроектировали «Купол». Он уже находится на стадии строительства и через пару дней будет закончен. Доклад закончил, ваше сиятельство! – четко отчитался, как по нотам, Шон.

Гейнцу было очень лестно такое обращение слуг, но его терзали сомнения от всего сказанного Шоном.

– Я уже давно говорил, что нужно закинуть больше людей в «Сугроб» и поставить двух, а если нужно и трёх надзирателей! И всё бы грело землю как раньше! – гневно выпалил Гейнц, – а что это за «Купол», кто его придумал? Может это, наоборот, нас всех убьёт?

Шон был в растерянности, он не ожидал такой реакции от своего господина, от обиды он опустил глаза, показывая, что виноват и не собирается перечить.

– Так что это за «Купол», идиот, расскажешь уже? – еще более сердито буркнул Гейнц.

Шон поднял глаза и начал воодушевленно рассказывать, в надежде изменить настроение главы.

– Я не знаю подробности… какие там материалы и как это всё… – растерянно развел руками Шон, – но это будет купол над городом, который сохранит внутреннее тепло и температура в городе будет, как раньше, до катастрофы.

– Хм! Даже так? А я думаю, что-то мне сегодня жарко, – усмехнулся Гейнц.

– Я убедил жителей, что «Купол» нужно начинать строить, в первую очередь, с вашего дома, ваше сиятельство, а сейчас его достраивают на другом конце города, – сказал Шон и увидел улыбку на лице Гейнца.

Гейнц, в свойственной ему манере, молча развернулся и зашел обратно в свой дом, скинул с себя шубы, прилёг на свою излюбленную кровать и мечтательно думал о том, как он спас человечество, каким королём он будет, или сможет придумать себе новый титул. «Может, Гейнц – спаситель людей и всего живого», – подумал он. Ему нравилось представлять себя королём, в красивом плаще, который сзади несут слуги. Но мысли накладывались одна на другую, и в какой-то момент встал вопрос о «Сугробе»: что с ним делать? Получается, что его нужно закрыть, а для заключенных строить обычные тюрьмы без каторжного труда. Эти мысли Гейнц оставил на потом, как достроят «Купол», там и будет видно.

Несмотря на то, что в «Сугробе» надзирателя уже не было видно, заключенные по-прежнему продолжали работать по расписанию, опасаясь за свою жизнь. Страх был главной движущей силой станции. Брен так и не подавал виду о случившемся и наравне со всеми толкал бревно до изнеможения. Теперь ему было не с кем разговаривать, начиналась тоска и боязнь превратиться в молчаливого раба не давала ему покоя. Он начинал диалог с заключенными, но ему было сложно убедить их отвечать ему. Не сдержавшись, Брен специально разговаривал громко и показывал всем своим видом, что ничего плохого не происходит, но никто не реагировал. Только один седовласый дед прохрипел: «Что ты так орёшь? Мы и без тебя видим, что никого нет, но греть город кому-то же нужно! Помогал бы лучше», – на это возмутились и другие заключенные. Постепенно тихий шепот перетекал в галдёж. Мнения заключенных разделились, первые хотели крутить бревно во благо города и его жителей, а вторые были готовы умереть от холода в городе, чем от рабского труда в «Сугробе».

– Ну и крутите дальше эти бревна, а мы попробуем выбраться, – крикнул Брен.

Его надежды, что абсолютное большинство поддержат его идею, не оправдались. Он и еще несколько человек, которые были с ним согласны, опустили руки, перестали крутить и начали выдвигаться к выходу, тогда как тот же седовласый старик крикнул: «Держать их!»

Заключенные накинулись на Брена и тех, кто его поддерживал, начали избивать.

– Вы никуда отсюда не уйдете. Вы что, хотите, чтобы мы тут остались, а вы пошли спокойно гулять? – продолжал дед, пиная одного из беглецов

Его слова не поддавались логике Брена, но время для переговоров уже было упущено. В «Сугробе» воцарился хаос и неразбериха.



Входной люк зашевелился и крики в «Сугробе» затихли. Все были в ожидании. Некоторые из заключенных с нескрываемой радостью хотели рассказать надзирателям Гейнца, как они поймали беглецов, в надежде получить похвалу и снисхождение. В появившемся свете открывшегося люка не было никого, затем появился силуэт, который Брен узнал сразу. Это опять был Мадан, он привык его видеть каждый день.

– Господин надзиратель, Брена вызывает Гейнц, могу ли я его забрать для конвоирования к сиятельству? – прозвучал голос Мадана сверху

Избитый Брен не стал терять времени и что есть мочи закричал наверх «Мадан, надзирателя нет! Вытащи меня!»

Было видно, как Мадан спускается вниз, за ним шли еще два парня, похожих на сопровождение. Толпа заключенных разошлась, тогда Мадан спокойно подошел к Брену и сказал громко: «Тебя ждет Гейнц! Выходи!»

Брену показалось, что Мадан был очень серьезный. «А что, если и правда Гейнц вызвал его к себе? Но зачем?» – думал он. Пока они поднимались наверх, Брен кусал окровавленную губу.

Глоток прохладного, свежего воздуха для Брена был головокружительным удовольствием. Он наслаждался им и чувством свободы. Этот страшный, адский труд в холодной яме был в прошлом.

– Мадан, нужно уходить, не повторяй ошибок своей сестры, – сказал Тирон.

– Да, да, нужно уходить, – с дрожью в голосе произнес Мадан. – Брен, это Тирон и Меларо, два брата. А теперь и правда, нужно уходить отсюда.

– Какой сестры, Мадан? – нахмурившись, спросил Брен.

– Нужно идти. Всё расскажу позже, укроемся пока в доме у братьев – ответил Мадан и начал шагать в сторону домов.

Брен шел молча и осматривал всё вокруг с восхищением, он увидел, как развился город, огромные толпища людей, теплицы с огурцами, костры по всем дорогам и, самое главное, было значительно теплее, чем раньше. Подходя к дому, любопытство Брена взяло над ним верх, и он спросил:

– А я слышал, в «Сугробе» говорят, что он уже не греет, смотри как тепло! Врут значит? Так и думал! – усмехнувшись, сам себе ответил Брен.

Зайдя в дом, они уютно расположились. Брен в первую очередь пошел отмывать кровавые разводы на лице, пальцы его были похожи на уголь. Тирон начал жарить рыбу, Меларо нарезать огурцы, а Мадан в свойственной ему тихой и спокойной манере рассказывал о прошедших событиях.

– Так это всё «Купол» греет? – возмутился Брен, – а зачем тогда люди в «Сугробе» умирают?

– Я не знаю, – выдохнул Мадан.

– Ну если тебе так это интересно, сходи спроси у Гейнца, – засмеялся Тирон.

Комфортная обстановка в доме поддерживалась дружеской беседой и смехом, но стук в дверь заставил их резко замолчать. Они в мертвой тишине переглянулись между собой. Тирон показал Брену на пол, там был маленький деревянный погреб. Стук в дверь усиливался. Мадан знал, кто там, но старался не паниковать. После того как Брен залез в погреб и замер, Тирон подошел к двери и открыл.

На пороге стояли слуги Гейнца, они вежливо поздоровались и поинтересовались о Мадане. Услышав отрицательный ответ, они ушли, и дверь захлопнулась.

После ухода слуг тишина в доме продолжалась около двух минут, затем Тирон, Меларо и Мадан начали беседовать полушепотом. Тирон вспомнил о Брене и хотел сообщить ему, что слуги Гейнца ушли, как внезапно раздался сильный, глухой удар по двери, и, спустя несколько секунд, дверь уже лежала на полу, а на пороге уже стоял смеющийся Гейнц и всё те же слуги, которые приходили первый раз. В этот раз Мадан не успел спрятаться, так как всё произошло очень стремительно. Его сердце билось очень быстро, не давая подумать о плане действий. Слуги также стояли с нескрываемой улыбкой и презрительным взглядом осматривали помещение, стоящего перед ними Тирона, за которым сидели Меларо и Мадан.

– Ну здравствуй, Мадан, – пытаясь показаться вежливым, начал Гейнц – а что это мы, работу прогуливаем, да ещё и на испытательном сроке?

– Приветствую, ваше сиятельство, – Мадан преклонил колено, в надежде раздобрить Гейнца. – Я? А я не прогуливаю, помогаю ребятам обосноваться в нашем городе – сказал он, показывая на Меларо и Тирона.

– За идиота меня держишь? – угрюмо закричал Гейнц, – у семьи Белус была возможность измениться, возможность начать всё сначала и возможность проявить себя с другой стороны, открыть новые таланты, и что в итоге? И ты, и твоя сестра выбрали предательство.

«На площадь!» – рявкнул Гейнц, слуги взяли Мадана, Тирона и Меларо за руки и повели на неизвестную им до сих пор площадь. Они шли, люди расступались перед Гейнцом и его свитой, жители смотрели на них сочувствующим взглядом. Подходя к площади, Гейнц скомандовал Шону собрать всех жителей, пообещав, что «представление долгим не будет».

На новенькой площади, вымощенной из старых, но отмытых кирпичей, стояли четыре виселицы высотой в три метра. Народа собиралось всё больше и больше. Это было первое массовое событие и большинству было интересно, что произойдет, а также разбавить свою жизнь от серых, рабочих будней.

Слуги Гейнца притащили четыре бревна высотой метра полтора под каждую виселицу, было видно, что они отрублены «на глаз», но устойчиво стояли на полу. Связав руки за спиной и обвязав рот верёвкой обвиняемым, слуги поставили их на бревна и окутали висельной петлёй. Толпа, смотревшая на них, перешептывалась между собой. Иногда был слышен смех мужчин.

– Жители города Примос! – Гейнц вышел на площадь и начал свою речь – те, кого вы видите сейчас в петле – предатели нашего города! И чтобы не быть голословным по каждому из них я объясню своё решение! Первый – показывая рукой на Мадана – обвиняется в том, что спас злобного преступника из «Сугроба», не справлялся со своей работой и самое главное, почему он тут, это убийство надзирателя в том же «Сугробе»!

В толпе начался гул и одобрение словГейнца.

– Второй и Третий – указывая на Тирона и Меларо – покрывали этого кровавого преступника, а значит, были с ним в сговоре! Мы хотим жить в городе, где есть такие убийцы и их сообщники? – громко закричал Гейнц.

– Нет! – единогласно отреагировала тысячная толпа.

Гейнц был вне себя от счастья, он впервые выступал как настоящий король перед жителями города, вещая толпе свои мысли и решая судьбу людей. Он кивнул головой в сторону слуг, которые были готовы привести казнь в исполнение.

Три удара прозвучали практически синхронно, бревна были выбиты из-под ног. Мадан, Тирон и Меларо повисли, их дыхание было перекрыто, синеющие на глазах толпы они не могли ничего сделать. Ни закричать, ни спастись. Это была огромная мука, в глазах начинало темнеть, но еще было видно, как люди ликуют. Они ощутили свою последнюю сиюминутную эйфорию и вечный сон.

Казнь была окончена. После того, как Шон попросил людей разойтись по своим делам, он подошел к Гейнцу и с довольной интонацией произнёс:

– Оказывается, что и трёх «вешалок» хватает, зачем только четвертую делали.

– Я люблю слушать внутренний голос, он у каждого свой. Мой подсказал мне, что нужно четыре, – ответил Гейнц и удалился в сторону своего дома.

Тишина, пугающая тишина долгое время казалась Брену залогом безопасности, он отворил погреб, оглянулся и аккуратно начал вылезать. Осмотревшись ещё раз, он увидел различную одежду и нож. Выбрав себе свитер и платок черно-серых цветов он вышел на улицу, стараясь прикрыть лицо платком.

На улице люди что-то яростно обсуждали, смеялись, немногие плакали, из всех услышанных разговоров Брен понял, что на площади произошло что-то значимое в жизни города. Пробравшись между людей, которые сидели у костров, мимо торговцев рыболовным снаряжением, он незаметно проник к площади. От увиденного у него свело скулы, стало давить в висках, глаза наполнились ужасом, появилось ощущение, как будто жизненный свет внутри него погас.

Три до боли знакомых человека, которые еще два часа назад смеялись в доме вместе с ним, которые спасли его, висели тут – на главной площади Примоса и только четвертая виселица пустовала, наводя на судьбоносные мысли.

Ненависть к Гейнцу наполняла Брена до краёв, до дрожи в кулаках в бессильной злобе. Он чувствовал изменения внутри себя, в своей голове, в своём теле. Ненависть никогда не приходит одна, с ней часто под руку приходит и чувство мести. Брен был готов. Был готов мстить Гейнцу и всем его приспешникам.

План созрел быстро, но можно ли убедить толпу, которая только радовалась таким событиям? В «Сугробе» ему это не удалось.

На улице темнело, и люди выходили к кострам обсуждать последние новости, или просто провести досуг за приятным общением с друзьями.

Ослепленный планом мести, Брен не хотел терять ни дня и подошел к первому костру, за которым сидело четыре человека – три мужчины и девушка. Подсев к ним, Брен завёл беседу. Мужчины внимательно слушали Брена, девушка не особо проявляла интерес, его рассказы о «Сугробе», Флине, о несправедливости казни его друзей впечатляли собеседников, но когда речь заходила о Гейнце, взгляд людей менялся.

– Может, это всё и правда, но как мы выживем без Гейнца? Город развивается с огромной скоростью. Все при деле, тепло и еда есть. Что еще нужно? – задавался вопросом один из мужчин

– Развитие города не его заслуга, а ваша, и как только вы будете не нужны – вас запрут в бесполезный «Сугроб», и будете там крутить бревно под плетью до конца жизни! – пытался нагнетать обстановку Брен.

– А я слышала, что «Сугроб» планируют закрыть за ненадобностью, – вступила в разговор девушка.

Брену было ясно, что влияние Гейнца неприкосновенно, страх не чувствовался в этих людях, они просто были счастливы и благодарны, за то, что выжили.

Обойдя три таких костра, он увидел, что результат был один и тот же. Брена не интересовало то, что кто-то может доложить Гейнцу о его разговорах. На последнем «костре» в беседе между обсуждением новостей города, люди упомянули дом Амона, который больше напоминал кабак. Брену ничего не оставалось, как пойти туда, интерес к этому дому также брал своё.

Выяснив маршрут, укутав своё лицо черным платком, Брен направился в сторону дома Амона, не замечая разговоры посторонних людей у костра. У Брена была цель, которая затмевала его разум, но в тоже время он понимал, что завтра его уже может и не быть в живых.

Приближаясь к указанному дому, он понял, что пир в самом разгаре, в окнах горело что-то, напоминающее факелы и освещало помещение в тёмное время суток. Смешливые визги и громкий хохот раздавались далеко от дома. У крыльца стояли два человека и о чем-то яростно беседовали, размахивали руками, незаметно мимо них всё равно было не проскользнуть внутрь.



Поприветствовав и познакомившись с ними, Брен поинтересовался о предмете спора, после услышанного ответа в нём оживилась надежда. Подвыпившие Ричард и Брут спорили о правильности проводимой политики города, о Гейнце и о публичных казнях.

– Я был в «Сугробе», это было невыносимо, и мне повезло выбраться, но в то же время там остаются другие люди, они умирают от холода и болезней, от тухлой еды, которую туда скидывают, от ударов надзирателя. Зачем это всё? – задавал риторический вопрос Брен. – «Сугроб» уже давно не нужен. В нём убивают неугодных Гейнцу людей, тех, кто посмел косо посмотреть на него или на его свиту!

Шум постепенно утихал, и на крыльцо начали выходить оставшиеся люди. От них неприятно пахло кислой огуречной настойкой, в некоторых глазах читалась неприязнь за смену внимания на Брена, но обратного пути у него уже не было.

– Если бы Гейнц сейчас был тут, он бы вас уничтожил за то, что пьёте этот забродивший алкоголь. И тех, кто захотел бы вас спасти, повесил бы на площади, как и произошло с моими друзьями! – продолжал Брен, выдавливая из себя слёзы

– Не уничтожил бы, – прервал речь Брена голос с ухмылкой, – потому что я его главный помощник, и как видишь – я тут! – немного покачиваясь, произнес мужчина.

Он выглядел одного возраста с Бреном, отличало их то, что лицо его было абсолютно здоровым, без ссадин и царапин, было заметно, что он часто улыбался и ,несмотря на словесную перепалку, был дружелюбно настроен.

– Шон, ты же рассказывал, что вся твоя семья одна из первых погибла в «Сугробе», – голос женщины прервал довольную речь Шона

Сборище людей у крыльца, которое насчитывало собой шесть человек, включая Ричарда, Брута и Брена, оживилось при обсуждении событий. Больше всего вопросов было к Шону, призывы к совести и справедливости.

– Пора разбить оковы рабства! – икнувши, скомандовал громкий голос.

Это был Амон, хозяин дома. Густая борода и длинные коричневые волосы, огромное телосложение напоминали викинга из книг прошлого, который любит выпить. В нём сразу ощущались организаторские и командирские способности.

Поддержка была получена от всех, кто находился на крыльце дома. Лозунги сменялись один за другим. Под воздействием алкоголя было решено не медлить, а в эту же ночь проучить «угнетателя народа Примоса». Брен не думал, что всё зайдет далеко так быстро, он начинал сомневаться, мысли о том, сколько судеб может быть искалечено из-за него не давали покоя.

Пьяную, разъяренную толпу было уже не остановить. Люди хватали самодельные ножи, лопаты, молотки и всё, что попадалось под руку, и только Шон не взял ничего, кроме бутылки с огурцовой настойкой. Когда все приготовления были закончены, Амон, пошатываясь, скомандовал: «За мной!»

На улице было прохладно, на небе сквозь купол, проглядывался ледяной ветер. Некоторые жители Примоса так же сидели у костров, мирно о чем-то беседуя, маршрут толпы пролегал мимо них.

Брен знал, что диалог толпы с сидящими у костра жителями был неизбежен и понимал, что это может закончится конфликтом.

– Что, рабы, сидите тут, ждёте очередной подачки от своего господина? – всё также покачиваясь засмеялся Амон.

Три мужчины встали, как будто готовясь к драке, неловкое молчание перебил один из мужчин.

– Идите куда шли.

Несмотря на дерзость и конфликтный настрой мужчин, Амон начал рассказывать о несправедливости, которую чинит Гейнц в городе. К спору подключились Брут и Ричард, пересказывая истории Брена. Трое мужчин аргументированно вступили в перепалку, утверждая обратное. «Если бы ни Гейнц, то мы бы уже давно умерли от холода», – было их главным посланием. Брен всё это время находился позади, молча слушал и надеялся, что драки получится избежать.

Не придя к единому мнению, после пятнадцати минут сердитого и громкого спора, было решено идти к Гейнцу всем вместе и узнать о правдивости его злодеяний.

Путь был недолгим, у дома Гейнца стояли два стражника из его свиты и тихонько беседовали, они были укутаны в свитера, а в руках были железные прутья с наточенными наконечниками, смутно напоминающие копья.

По мере приближения толпы, стража оживилась и готова была преградить путь, хватаясь за копья.

– Что нужно? – спросил один из них.

– Гейнц, трус, выходи! – игнорируя вопрос стражи, заорал во всё горло Амон.

По открытым глазам стражи был виден страх от толпы, которая превосходила их числом во множество раз. Пьяные люди из толпы, покачиваясь, демонстративно крутили ножи и лопаты. Стражники не хотели бойни, но и пропустить разгневанных они тоже не могли. Один из стражи увидел Шона, который запрокидывал бутылку.

– Шон, это кто? Ты с ними? – в надежде получить объяснение спросил стражник.

Шон не понимал уже ничего, затуманенный алкоголем мозг хотел только спать, глаза его были уже практически закрыты, и он из последних сил стоял на ногах.

– Ау! Гейнц, ты где спрятался? И правда трус! – никак не унимался Амон

Толпа громко захохотала. Мужчины, которые пришли тоже, переглядывались между собой, но сохраняли серьёзный настрой. Стражники изо всех сил пытались остудить толпу словом, убеждали, что разговор лучше отложить до завтра. «Утро вечера мудренее» – произнес один из них.

Входная дверь пошатнулась, все затихли, с нетерпением и трепетом ожидая продолжения. Дверь окончательно открылась, и их взору предстал сам Гейнц, одетый в свою любимую шубу. Лицо его было недовольное, он всем своим видом показывал отвращение к этим людям, которые не дали ему поспать.

– Шумные значит? – яростно спросил Гейнц.

У Брена загорелись глаза, ярость переполняла его чувства, разум шептал о мести, но, несмотря на это, он отошел в сторону, чтобы Гейнц его не увидел.

Разговор толпы с Гейнцом носил яростный характер, обсуждение «Сугроба», казни ребят, и тиранию, учинённую им. Гейнц, хоть и был недоволен таким общением, всё-таки находил в себе силы объяснять пьяным людям свои поступки. Его объяснения были больше похожи на оправдания за плохие оценки в школе в надежде разжалобить толпу и подарить им успокоение. Но разгоряченные люди, напротив, начали задавать вопрос за вопросом, кричать и требовать, в какой-то момент Амон схватил Гейнца за воротник с требованиями закрыть «Сугроб», напряженная стража старалась не усугублять конфликт и незаметно скидывала руки Амона с воротника. Терпение Гейнца подходило к концу, он отошел назад, опасаясь за свою жизнь и сделал заявление:

– Мне всё это надоело! Вы – скот! Пришли ко мне пьяные, среди ночи, задавать свои вопросы! Вы за это поплатитесь. Про «Сугроб» говоришь? Завтра вы все, вместе с Шоном – он увидел лежащего на земле своего подопечного – будете в этом «Сугробе». И вы там подохнете, как и другие скоты нашего города! Я хотел закрыть эту проклятую яму, но, смотря на вас, на всех вас – он очертил пальцем всех находящихся рядом – я думаю, этого делать не стоит!

Мужчины, которые так же участвовали в споре на стороне Гейнца, застыли от непонимания, один из них шепнул «и мы тоже?», но никто на это не обратил внимания. Толпа была в ярости, услышав свой приговор, но стражники нацелили копья на людей, отгоняя их.

«Ааа», – закричал Гейнц звериным голосом. Все, кто стоял рядом, посмотрели на него, даже стража опустила копья и развернулась. Шея Гейнца была пронзённой насквозь, с одной стороны виден был кулак, держащий рукоять ножа, а с другой, окровавленное лезвие, с которого капала алая кровь.

Убрав кинжал, Гейнц упал замертво, под ним быстро образовывалась темная лужа из крови. Над трупом навис Брен, недоумевающая толпа только смотрела на происходящее, стражники были в растерянности. Брен присел рядом с Гейнцом, вытер нож о его шубу, и только разжав кулак он увидел на рукояти криво выгравированное «Тирон».

Протрезвев от такого зрелища, Амон не был похож на себя, в его голосе и взгляде чувствовалась дрожь.

– Нам всем конец. Сейчас, наверное, придёт подкрепление? – смотря на стражников, с глубинной надеждой вопрошал он.

Один из стражников бросил копьё в сторону и снисходительно ответил:

– Никто не придет. По крайней мере сегодня. Тот, кто должен вызывать подкрепление или собирать приспешников, лежит без сознания, как овощ – показывая на сопящего на земле Шона – время до утра у вас есть.

– У нас есть, – посмотрев на стражников, уверенно произнес Брен.

Брен, и все остальные зашли в дом Гейнца. Шубы и самодельные ковры на стенах говорили о роскоши, вся домашняя утварь была в идеальном состоянии, две огромные кровати стояли прямо в зале. В дом затащили Шона, который до сих пор находился в бессознательном состоянии, уложили его на одну из кроватей и начали знакомиться. Мужчин, с которыми был спор у костра, звали Геральд, Колин и Гутор, девушка из дома Амона представилась Уной. Стражники Эдвард и Радиф наконец-то сняли свои повязки, закрывающие лицо, они чувствовали себя «в своей тарелке», им было абсолютно комфортно. После знакомства в доме Гейнца разрабатывался план о дальнейших действиях. После нескольких споров было решено скинуть тело Гейнца в канаву на заднем дворе. Вопрос о том, кто будет дальше управлять городом не мог решиться быстро, у каждого был довод в пользу или в ущерб одного или другого кандидата. Споры продолжались, ночь подходила к концу, но решения не было. Амон выступал за свою кандидатуру, твердо и жестко отстаивая свою позицию. Стражники Эдвард и Радиф хотели, чтобы правителем был Шон. Ричард, Брут и Уна выступали за Брена, обосновывая это тем, что без самоотверженного поступка Брена Гейнц бы продолжал свои злодеяния. Геральд, Колин и Гутор поддерживали Амона, в нём они видели лидера и их не смущало, что он любит подвыпить. Время поджимало, скоро уже должны проснуться приспешники Гейнца и проведать его, поэтому решено было провести голосование. Мнения разделились, всё зависело от стражников, когда стало ясно, что Шон не победит. Эдвард отдал свой голос Брену со словами: «всё-таки он убил Гейнца, а не ты, Амон». А Радиф, увидев злобное лицо Амона, не смог обуздать свой внутренний страх и показал на него пальцем. Голосов опять стало поровну, уже слышались шаги на улице первых рыбаков, которые пошли за добычей и голоса жителей, которые иногда собирались у дома Гейнца, дабы узнать новости города первыми, времени оставалось немного, приспешники Гейнца должны были подойти в скором времени, а решение о короле было еще не принято.

Сопение Шона перерастало в откровенный храп, чем привлекло внимание находящихся в доме бунтарей. Амон подошел к Шону, взял за плечи и начал его трясти. – «Просыпайся!» – нервным голосом прокричал Амон. Отрыв испуганные глаза, Шон осмотрелся вокруг, но ничего не мог произнести, Уна поднесла ему полный стакан воды, который Шон моментально осушил. Амон стоял перед сидящим на кровати Шоном, объясняя ему, что происходит.

– Когда ты уснул на земле, Гейнцу стало плохо, он упал и не подавал признаков жизни, мы пытались его спасти, но всё безуспешно, – объяснял Амон.

Находящиеся в комнате молча переглядывались между собой, но никто не влезал в разговор.

– Сейчас на улице люди ждут нового короля нашего города. Наши мнения разделились: три за Брена – не оборачиваясь, презрительно показал пальцем назад Амон, трое за меня. Выбор за тобой, и я надеюсь, он будет правильным, – напирал Амон.

Брен молча наблюдал за происходящим, он до сих пор находился под впечатлением убийства Гейнца, потирая свой длинный нож и рассматривая надпись на рукоятке, но в тоже время внимательно слушал и смотрел за тем, что происходит.



Шон видел перед собой огромного, волосатого и бородатого дуболома, кричащего, размахивая руками. Страх и чувство самосохранения брало над ним вверх, холодный пот пробивался через линию волос. Медлить было нельзя, нервы сдавали у всех. Тишину нарушил уже знакомый звук пронзающего шею лезвия, Уна закричала, увидев брызги крови, которые пачкали всю комнату, бордовые капли были на кровати и на Шоне. Амон еще успел повернуться и посмотреть в глаза своему убийце. В них читалось животное бешенство, гнев и раздражение.

Находящиеся в комнате люди вскочили и набросились на Брена, опасаясь за свои жизни. Радиф и Эдвард повалили его на пол, а Брут выхватил окровавленный нож и кинул его под кровать.

В дверь постучали. Все в помещении замерли, переговариваясь взглядами. Шон жестами дал понять, что всё уладит и попросил не шуметь, поднеся указательный палец ко рту.

– Кто? Ждите на улице, – слышалось около двери. Шон вернулся и сказал, что люди ждут.

На крыльцо, на котором несколько часов назад был убит Гейнц, вышли все десять человек. Радиф подобрал копьё, которое лежало недалеко в кустах и встал рядом с Бреном. Гуляющие на улице жители обратили внимание на скопище людей на крыльце Гейнца, приспешники, которые стучались в двери, тоже недоуменно смотрели на них.

– Жители Примоса! – крикнул Шон, – довожу до вас, а вы доведите до тех, кого знаете! – переводя дыхание, посмотрел на Брена, у которого рукава свитера были в больших, размазанных каплях крови по локоть. – Сегодня прискорбный день, наш правитель, светлый человек, который отдавал все свои силы для того, чтобы жили мы – умер!

Зеваки в толпе оживились, начался небольшой шум. Люди прибывали и с большой увлеченностью ждали продолжения. Где-то в толпе слышался плач.

– Мы тут для того, чтобы почтить память великого, без преувеличений, короля! Но жизнь идёт вперед, день за днём и год за годом. И мы идём вместе с ней! Советом приближенных к королю Гейнцу было принято решение… – Шон задыхался, как будто чья-то невидимая рука душила его, но продолжал, набрав воздух – было принято решение назначить королём Брена… – Шон вопросительно посмотрел на Брена, к счастью Брен быстро понял, о чем идёт речь и тихо шепнул «Цубер».

– Брена Цубера, – продолжал свою речь Шон. – Да здравствует Брен Цубер, новый король Примоса!

Бурных оваций не получилось, народ молча внимал информации, люди шептались, кто-то показывал пальцем на Брена или на его кровавый свитер.

– Приветствую вас, жители Примоса! Меня зовут Брен Цубер и сегодня я принимаю на себя обязанности короля этого города! Вместе мы сможем достигнуть небывалых высот. Вспоминая предвыборные речи политиков из докатастрофного времени, он продолжил:

– В первую очередь обещаю закрыть «Сугроб». Хватит мучать людей. Благодарю! – закончил свою речь Брен.

Его ноги подкашивались от переживания последних событий, но он держал себя в руках из последних сил, хоть в голове разум и не был до конца затуманен, вкус крови не отпускал его.

Геральд, Колин и Гутор, попрощавшись, направились к себе в дома, чтобы выспаться и набраться сил. Радиф и Эдвард сдали смену вновь прибывшим стражникам. У Рудольфа и Брута слипались глаза от бессонной ночи, они спросили, можно ли переночевать в доме. Теперь это был дом Брена. Уну терзали впечатления, то, что она увидела за одну ночь было намного кошмарнее того, что она видела за всю свою жизнь. Попрощавшись со всеми, со стеклянными глазами, она направилась в сторону своего дома. Шон был бодр, и предложил Брену убрать труп Амона из дома. Брен согласился, по пути показав, где находится канава.

Волоча труп Амона, у Брена возникали страшные воспоминания, как тот тащил труп Флина в «Сугробе», как скинул надзирателя и придавил его телом, эти мысли жгли его изнутри, он чувствовал, как немного сходит с ума, но оправдывал это бессонным состоянием.

Подойдя к яме, они остановились, Шон посмотрел вниз, затем приготовился уже скидывать труп в канаву, но замер. Он еще раз пристально посмотрел вниз, затем перевёл горящий взгляд на Брена.

– Это ты? Это ты сделал? – яростно закричал Шон, подходя к Брену.

Брен старался незаметно нащупать свой нож, но его не оказалось, спустя время Брен вспомнил, где он. Шон становился все яростнее, он достал настоящий кинжал, из хорошей стали, новенький, лезвие переливалось, было видно, что Шон им не часто пользуется. Брен посмотрел ему в глаза и ответил: «Нет, это сделал не я».

– Это сделали твои друзья, Ричард и Брут, когда ты уснул этой ночью, тут началась потасовка, Ричард схватил Гейнца, а Брут проткнул ему шею. Не веришь? Посмотри в доме, под кроватью! – с полной уверенностью в голосе произнес Брен.

– А как же стража? Я помню, когда мы подходили, там были Радиф и Эдвард! – с неуверенностью в голосе продолжал Шон.

– Они даже не шевельнулись, знаешь, мне кажется они были даже рады такому исходу, – ответил Брен и взял за ноги тело.

«Не может быть», – шепнул под нос себе Шон, помогая скидывать Амона в канаву.

Когда Шон и Брен зашли в дом, Ричард и Брут уже спали. Шон тихо, чтобы не разбудить никого, пробрался к кровати, упал и посмотрел под неё, спустя мгновение вопросительно посмотрел назад, на Брена.

– Под другой, Брут ведь убивал, – ухмылисто прошептал Брен.

Шон подполз к другой кровати, протянул руку, нащупав нож, он достал его и показал Брену. С ножа еще стекала свежая кровь Амона. Шон приподнялся, держа в руках нож и приближался к Брену.

– Я не могу, – начинал всхлипывать Шон, – я никогда никого не убивал! – слёзы наполнили его глаза.

– А ты попробуй. Тем более ты ведь не просто так… и вообще, убийство убийцы не считается убийством, – выдумал Брен.

Шон посмотрел в глаза Брену, сжал в руках нож, обреченно подошел к спящему Бруту. Он смотрел на него долгое время, но спустя минуту, позади послышался шёпот: «Победи свой страх, Шон».

Взяв всю волю в кулак, сделав огромный замах, Шон пронзил спящего Брута прямиком в сердце. От неожиданности был слышен только вздох Брута, он открыл глаза, и тут же их закрыл.

Шон впервые убил человека, с осознанием этого он кинул нож на пол, сел и начал плакать. Его тихие всхлипы перерастали в вой. Брен подошел к Шону, приобнял его и шепнул: «Если начинаешь что-то делать, доводи до конца», взял с пола нож и вложил в расслабленную руку Шона.

Заплаканные, красные глаза Шона смотрели прямо на лезвие, стиснув зубы, он встал и подошел к Ричарду и уже знакомым движением повторил начатое. Ричард, с проткнутым сердцем пытался подняться и осознать, но времени у него было слишком мало, и он упал замертво рядом с кроватью.

– Я теперь убийца! – вспылил Шон, – как мне жить дальше? Как?

– Ты не убийца, ты герой, ты отомстил за своего короля, убив убийц! – успокаивал Шона Брен. – Гейнц бы гордился тобой, поверь!

Брен забрал нож у Шона, осмотрел его еще раз, поцеловал рукоятку с вырезом и спрятал в рукав. Дорога до канавы за домом уже была изучена, они молча вынесли и скинули трупы Ричарда и Брута.

– Брен, а если спросят, где они? Что мы ответим? – переживал Шон

– «Не знаю», и всё. Шон, ты только тут снегом или ветками закидай канаву, чтобы не получилось… глупостей.

Утро в городе выдалось спокойным, второй день нового короля начался с осмотра владений и вещей в доме Гейнца. Шубы, шарфы и утепленные штаны с узорами придавали чувство важности и отличия от остальных жителей города. Завтрак из свежих овощей прервал стук в дверь. На пороге стоял Шон, по всей видимости он успел отойти от вчерашних переживаний, он был бодр, хоть и принес Брену не очень хорошую новость о том, что некоторые люди, объединившись в маленькие группы, покидают Примос. Брен, нахмурившись, велел выяснить маршрут и причины отъезда людей. Во время диалога Брена и Шона в дверь постучались опять, на этот раз там был стражник Радиф:

– Приветствую вас, король! Докладываю последние новости города, которые удалось собрать за ночь, – военным голосом крикнул Радиф. – За сто километров отсюда есть еще один город – Виталюкс, некоторые наши жители уезжают туда и распускают слухи о лучшей жизни в том городе, внося суматоху. Половина лесорубов уже отбыли походом в новый город. Некоторое количество людей удалось убедить остаться в Примосе.

Брен и Шон внимательно слушали доклад Радифа. Шон покачивал головой, давая понять Брену, что он в курсе дел с отъездом жителей. Неловкое молчание прервалось.

– Нужно что-то делать, – неуверенно вздохнул Шон.

– Конечно нужно! Радиф, с этого момента никого из города не выпускать, а кто распускает слухи о «лучшей жизни» в… – Брен начал жестикулировать рукой.

– Виталюксе, – напомнил Радиф.

– Да, в Виталюксе, тех незамедлительно в «Сугроб». Передай своему коллеге Эдварду это распоряжение. За дело! – скомандовал Брен.

Радиф был настоящим солдатом, у него не было привычки задавать лишних вопросов или сомневаться в приказах. Вся его семья в докатастрофное время были военными, и Гейнц старался набирать себе охрану именно из таких людей, которым не приходилось объяснять свои решения.

Дверь захлопнулась, Шон нахмурив брови, уже по-дружески, начал спрашивать:

– Ты ведь хотел закрыть «Сугроб»?

– А этот вопрос я предвидел, – улыбнулся Брен, – какой смысл закрывать «Сугроб»? Куда мы денем преступников? Нужно будет строить тюрьмы, а у нас и так дел хватает, сам видишь, что происходит в городе.

– Я не понимаю тебя, Брен, ничего сложного в постройке темниц нет. Пусть хотя бы из дерева, но зачем мучать под землей столько людей бесполезной работой, а после твоего указа их там станет еще больше. Шон был спокоен, он хотел узнать истинную причину такого решения. Брен отвёл взгляд, было заметно, что ему не нравится эта тема.

– Я пойду, узнаю, что происходит в городе, постараюсь вернуться только с хорошими новостями, – улыбчиво прощался Шон, дабы развеять молчаливую и неловкую обстановку.

В Примосе было шумно, кого-то на улице уже начали хватать стражники, отнимая у них мешки с вещами, кто-то просто бежал, было видно, как трех мужчин ведут в сторону «Сугроба». Город охватила паника, и только на площади по – прежнему висели три тела, заметенные снегом.

В уже новом доме Брена отворилась дверь, на этот раз без стука, на пороге стоял измученный Радиф, из левого глаза у него текла кровь, одежда была порвана:

– Король, мятежники оказывают сопротивление, несколько стражников, в том числе и Эдвард пали, жители вооружены копьями, ножами, а также кидают тяжелые камни, – голос его дрожал, но Радиф старался не терять воинской чести.

– Никого не жалеть! Убить тех, кто сопротивляется, кто не сопротивляется бросить в яму! Настроение Брена ухудшалось с каждой минутой, он был в растерянности, мысль о его свержении казалась ему страшной пыткой, он еще помнил свою прошлую жизнь в «Сугробе» и ни при каких обстоятельствах не хотел туда возвращаться.

Брен с абсолютным недоверием относился к Радифу, боясь, что он не сможет его защитить, вспоминая ситуацию со смертью Гейнца, не доверял он и Шону, видя его непостоянство, и готовность убийства человека.

После мятежной ночи на улицах Примоса было подозрительно тихо. Ни Шон, ни Радиф не пришли с утра с новостями, беспокойство Брена брало верх и было решено выйти в город, сходить на площадь. Укутавшись в серый платок и найдя самую простую одежду, он выдвинулся в город. Стражники волочили трупы убитых людей по снежным, уже проторенным дорогам, рядом с кострами еще проглядывались следы крови. Подойдя к площади, у него потемнело в глазах. Все виселицы были заняты, он и не знал, что трупы его друзей до сих пор не убрали, но кого повесили еще, без его ведома? Сердце выпрыгивало из груди, тряслись руки, снег залетал в глаза, но Брен приближался к висящим телам.

– Шон?! – прошептал себе в платок – Как? Кто? Зачем? – шокировано сам у себя вопрошал Брен.

На обратном пути в дом, Брену навстречу шел Радиф в сопровождении еще двух стражников. Брен, опустив платок, пригласил Радифа к себе в дом.

– Нужно убрать тела с площади, – наливая горячий отвар, сказал Брен.

– Так точно, уберем! – всё тем же военным басом отвечал Радиф.

– А кто и зачем убил Шона? – нащупывая в рукаве нож, продолжал Брен.

– Не могу знать, мой король!

– Найти убийц Шона и посадить в «Сугроб» до конца жизни! А что с «Куполом»? Когда его достроят? – не унимался Брен

– Не могу знать, мой король! – словно робот, отвечал Радиф

Брена начинала раздражать такая беседа, но Радиф был последним его знакомым, который следил за ситуацией в городе. Задержав дыхание, дабы успокоиться, Брен отпустил Радифа следить за городом и отлавливать беглецов.

Не успел он проводить Радифа, как в дверь ворвалась растерянная Уна. Эта юная девушка среднего роста, изящного телосложения, с бледными руками и высокой грудью привлекала внимание мужчин.

– Шон висит! Шон на площади висит! Я же его только утром видела, беседовала с ним, – сквозь слёзы шептала Уна.

– О чем вы беседовали? – заволновался Брен.

– Рассказывала, как ты героически убил Гейнца и спас город, про всё, что произошло той ночью, пока он спал.

Неожиданно для себя, Брен выдохнул с облегчением.

Холод накрывал город с каждым днем, только костры и запасы теплой одежды спасали от леденящего мороза, утепленные дома промерзали насквозь.


Улицы Примоса опустели, достраивать «Купол» было некому, кто не успел сбежать, сидели дома, плотно заперев дверь, и только по вечерам, когда становилось слишком холодно, люди выбирались к кострам и перешептывались между собой.

На утро в Примосе появился солидный рыжебородый мужчина в пиджаке и ковбойской шляпе, напоминающей современный наряд из докатастрофного времени. Он заявил страже, что прибыл с важным объявлением для короля Примоса из соседнего города Виталюкс.



На почищенной площади собирались люди, их было значительно меньше, чем неделей ранее. Мужчина представился послом Виталюкса Людвигом и начал свою речь:

– Именем нашего президента, мы хотели бы предупредить вас, как и другие малоразвитые города о приближении еще одной Холодной звезды на Землю. Наши метеорологи предрекают, что катастрофа наступит уже через два дня, но есть основания полагать, что гораздо раньше. В связи с этим приглашаю жителей Примоса переместиться в город Виталюкс, у нас созданы все защитные механизмы, чтобы пережить падение Холодной звезды, – закончил Людвиг. Видя восхищение в глазах жителей, он добавил: – Мы можем выдвигаться прямо сейчас!

– Спасибо за предложение, мы подумаем, – Брен дипломатично похлопал Людвига по плечу и указал на направление выхода из города.

На площади воцарилась тишина в ожидании решения короля. После того, как посол оказался за горизонтом, Брен встал на сцену площади, где ранее находились виселицы, покашляв, громко заявил:

– Я, как истинный и единоличный король Примоса, приказываю: закрыть все границы для входа и выхода по периметру города! Всех беглецов и тех, кто начнет сеять панику уничтожать на месте! – срывая голос, кричал Брен. – Как я и обещал, мы закрываем «Сугроб», все кто в нём находятся скоро смогут начать новую, правильную жизнь на благо города!

В толпе слышались звуки отчаяния, народ робко шептался, более смелые выкрикивали вопросы про падающую звезду и недостроенный «Купол», но один женский голос был громче других.

– Мы тут все умрем! Нам нужно уходить!

Присмотревшись к девушке, укутанной в несколько шерстяных платков, Брен заметил красивое, но замерзшее лицо Уны, которая не унималась в своих криках.

– Живее, собирайте вещи и идите в сторону Виталюкса!

В толпе началась неразбериха, крики и плач детей, но, несмотря на призывы, только единицы побежали кто в дом, а кто по следам посла Людвига. Стража в городе была непреклонна. Выходы из Примоса уже были блокированы. В рядах стражников Брена не было панических настроений, так как пайки они получали регулярно, доспех был утеплен так, что смертельный холод казался им легким ветром. Быть стражником короля считалось почетным и безбедным.

Брен жестами попросил своего верного слугу Радифа достать Уну из толпы. Крепкие мужчины резко схватили кричащую девушку, выволокли на площадь. Уна смотрела прямо в глаза Брену, в её обычно нежном взгляде в этот раз читалась ненависть, взгляд выражал всю палитру чувств отвращения. Как смотрят на предателей, так и Уна смотрела на Брена.

Брен не питал ненависти к Уне, но всегда относился к ней настороженно. Сейчас его волновало только одно – как остаться уважаемым королём, вошедшим в историю, спасителем Примоса. После приказа о закрытии границ и новости о новой надвигающейся катастрофе, народ поник в отчаянии, им было нечего терять. Страх смерти от стражников и холодная смерть уже мало кого стала пугать. Всё это было заметно в разговорах и поведении толпы. Это не давало покоя Брену, нельзя, чтобы люди переставали бояться его бесконтрольной власти, если люди перестанут его бояться, то он не продержится в статусе короля и дня.

Приближаясь к Уне, которую держала стража, он шепнул ей на ухо только «прости» и хладнокровно проткнул её живот ножом. Уна закричала от пронзающей боли, толпа оживилась в ответ, но никто не подавал звуки протеста, только заглушенный плач женщин и детей слышался в ответ.

Брен посмотрел на толпу и крикнул:

– Предателей мы не прощаем! Всех беглецов ждет эта участь! Вы должны быть благодарны Примосу за то, что вас приютил, а не бегать в поисках…

Резкий свет, исходивший с неба, прервал его речь. Прошло мгновение, и огромный взрыв раздался на земле, волна взрыва сдула, как карточный домик все строения, возведенные в Примосе.

Брен лежал в снегу, чувствуя, как в легких поднимается кровь. Боль терзала его тело. Он никогда не верил в Бога, но теперь, когда на земле разверзся ад, он обратился к молитве. «Боже», – выдохнул он, с каждым вдохом вдыхая все глубже. «Сделай так, чтобы боль прекратилась». Он лежал там, чувствуя, как его охватывает холод. Тьма танцевала по краям его зрения, когда он почувствовал, как рука медленно ложится ему на плечо. Его окружала вонь смерти, крики умирающих пронзали уши. Он с ужасом наблюдал, как темнота приближалась все ближе, смерть пришла и за ним.

Город Примос был разрушен до основания. Оставшиеся люди в «Сугробе» продолжали бессмысленно крутить бревна под тщательным контролем надзирателя.