Возвращение на круги… [Уильям Сомерсет Моэм] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сомерсет МОЭМ Возвращение на круги…


РАССКАЗ
Ничто не заставит меня назвать ту прекрасную страну, где произошла история, о которой я собираюсь рассказать. Но не вижу ничего страшного в том, если упомяну, что это свободное и независимое государство расположено на Американском континенте. Вот и все, что я могу сказать без риска вызвать дипломатические осложнении. Итак, президент этого свободного и независимого государства обратил внимание на симпатичную женщину, прибывшую в столицу — привольно раскинувшийся, солнечный город, в котором была обязательная «плаца», несколько старинных испанских строений и кафедральный собор, обладавший определенной величественностью. Молодая женщина прибыла из Мичигана, и ее достоинства были столь очевидны, что сердце президента дрогнуло. Он не стал терять время на изъявление охвативших его чувств, так как был благодарен уже самому факту их появления, но его до глубины души поразило открытие, что она является чьей-то женой и что наличие ее мужа служит серьезным препятствием к их союзу. Она питала чисто женскую слабость к брачным узам. Хотя, с точки зрении президента, это было глупостью, он был не из тех мужчин, которые отказывают женщинам в их маленьких капризах, и обещал все устроить таким образом, чтобы иметь возможность предложить ей обручальное кольцо. Он созвал юристов и изложил им суть дела. Они должны серьезно задуматься над тем, сказал он, что в прогрессивной стране брачное законодательство отстало от времени и нуждается в радикальных изменениях. Юристы погрузились в размышления и вскоре предложили закон о разводе, вполне устраивающий президента. Но в государстве, о котором я пишу, всегда чтили конституцию, поскольку это была высокоцивилизованная, демократическая страна. Президент, глубоко уважавший и себя, и свою клятву соблюдать конституцию, не мог провозгласить закон, даже если он и отвечал его собственным интересам, без того, чтобы не облечь его в определенную форму. А это требовало некоторого времени; но едва только президент успел подписать декрет о введении в действие нового законодательства о разводах, как разразилась революция и, к великому сожалению, он был повешен прямо перед кафедральным собором, который тем не менее нисколько не потерял в своей величественности. Молодая особа, обладавшая столь очевидными достоинствами, спешно покинула город, но закон остался. Его положения были предельно просты. Внеся пошлину в сто долларов и проведя в данном месте не менее тридцати дней, муж мог развестись с женой и жена с мужем, даже не ставя в известность вторую сторону. Ваша жена говорит вам, что отправляется провести месяц со своей престарелой матерью, и однажды утром за завтраком, проглядывая почту, вы получаете ее послание, в котором она сообщает, что развелась с вами и уже вышла замуж за другого.

Потребовалось не так много времени, чтобы эта волнующая новость распространилась повсеместно. На сравнительно небольшом расстоянии от Нью-Йорка расположена страна, столица которой обладает приятным климатом и дешевыми гостиницами и где можно быстро и недорого освободиться от утомительных уз брака. Тот факт, что данная операция могла быть проделана без предварительного оповещения, избавлял от долгих и неприятных разговоров и берег нервную систему. Каждая женщина знала, что хотя большинство мужчин скорее всего может воспротивиться ее намерениям, но свершившийся факт мужчина примет без возражений. Скажите ему, что вы хотите «роллс-ройс», и он ответит, что не может себе позволить таких расходов, но если вы купите его, он подпишет чек с безропотностью овечки. Таким образом, уже через короткое время в этот приятный, солнечный город стали прибывать прекрасные женщины; среди них были и утомленные деловые особы, и дамы света, просто отдыхающие дамы и бездельницы; они приезжали из Нью-Йорка, Чикаго и Сан-Франциско, они хлынули сюда изо всех штатов. Каюты на судах «Юнайтед Фрут Лайн» стало возможным получить только по предварительному заказу, а если вы хотели остановиться в гостинице, то должны были бронировать номер не позже, чем за шесть месяцев до прибытия. Процветание снизошло на столицу предприимчивого государства, и скоро в ней не осталось ни одного юриста, не обладавшего собственным «фордом». Дону Агосто, владельцу «Гранд-отеля», пришлось разориться на строительство нескольких ванных, но он не сетовал на судьбу, понимая, что ему улыбнулась фортуна, и никогда не проходил мимо фонарного столба, послужившего последним прибежищем предыдущему президенту, без того, чтобы не приветствовать его изысканным жестом.

— Это был великий человек, — говорил он. — Когда-нибудь ему воздвигнут памятник.

Может сложиться впечатление, будто этот глубоко продуманный закон приносил удовлетворение исключительно только женщинам и что в Штатах значительно меньше мужчин, которые с радостью мечтают об освобождении от святых уз брака. У меня нет никаких оснований для подобного утверждения. И если подавляющее большинство среди прибывающих в эту страну с целью развода составляли женщины, то это лишь потому, что им значительно легче уехать на шесть недель (неделя туда, неделя сюда и тридцать дней здесь), чем мужчинам, которые не могут на столь долгий срок бросить свои дела. Конечно, можно использовать летний отпуск, но в это время здесь стояла тягостная жара. Кроме того, как примириться с отсутствием полей для гольфа, ведь вполне естественнопредположить, что большинство мужчин помедлит с разводом, если на это надо отвести месяц, давно уже предназначенный для гольфа. Конечно, время от времени и здесь встречались двое-трое мужчин, проводивших свои тридцать дней в «Гранд-отеле», но в основном это были, как ни печально, просто коммивояжеры. Хотя с трудом, но я могу допустить, что в силу своей профессии они были способны в одно к то же время заботиться и о свободе и о прибыли.

Итак, факт остается фактом — большую часть обитателей «Гранд-отеля» составляли женщины, и в патио гостиницы становилось очень весело, когда в тени арок они рассаживались за небольшими квадратными столиками во время ленча и обеда, обсуждая свои матримониальные заботы и потягивая шампанское. Дон Агосто до хрипоты торговался с генералами и полковниками (в армии этого государства было больше генералов, чем полковников), адвокатами, банкирами, торговцами и юными отпрысками лучших семей города, которые приходили сюда взглянуть на эти прекрасные создания. Но идеальный порядок практически недостижим в нашем мире. Всегда что-то не так, и женщины, желавшие избавиться от своих мужей, пребывали в заметно взвинченном состоянии. Порой они буквально не находили себе места. И теперь надо признать, что этот прекрасный маленький город, несмотря на свои очевидные и разнообразные достоинства, страдал некоторым недостатком мест, где можно было бы развлечься. Здесь был всего один кинотеатр, и в нем показывали фильмы, которые проделали длинный путь от своей колыбели в Голливуде. Днем вы еще могли советоваться с адвокатом, полировать ногти, гулять по магазинам, но вечера были невыносимы. Нередко поэтому слышались жалобы, что тридцать дней — срок чересчур долгий, и далеко не одно нетерпеливое юное создание спрашивало у своего адвоката, почему бы не подправить чуть-чуть этот закон, чтобы закончить все дело, скажем, в сорок восемь часов. Вот почему дон Агосто не пожалел средств и пригласил труппу бродячих гватемальцев, игравших на маримбах. В мире нет музыки, которая могла бы действовать столь зажигательно, заставляя нервно подрагивать ноги, и скоро все собиравшиеся в патио стали танцевать. Совершенно очевидно, что двадцать пять прекрасных женщин не могли танцевать лишь с тремя коммивояжерами, но тут пришли на помощь генералы, полковники и, кроме того, юные отпрыски лучших семей города. У них были большие влажные, черные глаза, и танцевали они божественно. Часы летели, дни наступали друг другу на пятки столь стремительно, что месяц проходил прежде, чем вы замечали это, и многие из гостей дона Агосто, прощаясь с ним, признавались, что они с удовольствием остались бы еще. Дон Агосто сиял. Ему правилось радовать людей. Маримбейрос, безусловно, стоили тех денег, что он платил, и его сердце искренне радовалось, когда он видел леди, танцующих с галантными офицерами и молодыми людьми из города. Поскольку дон Агосто был бережлив, он тушил свет на этажах и в коридорах ровно в десять, а галантные офицеры вместе с молодыми людьми из города успешно продолжали совершенствоваться в английском языке.

Одним словом, дела шли весело, словно под перезвон свадебных колоколов, если я могу употребить эту несколько банальную, но довольно точно отражающую положение дел фразу, пока однажды некая мадам Коралли не пришла к заключению, что с нее хватит. То, что одному в радость, другому яд. Она надела свое лучшее платье и отправилась к своей подруге Карменсите. После того как мадам Коралли, не стесняясь в выражениях, изложила цель своего визита, Карменсита позвала горничную и приказала ей сходить за некой Ла Гордой. Дело было настолько серьезное, что они должны были обговорить его все вместе. Ла Горда, женщина солидных размеров, обладающая густыми усиками, скоро присоединилась к ним, и за бутылкой малаги они обсудили создавшееся положение. Результатом встречи было письмо к президенту, в котором содержалась просьба об аудиенции. Новый президент был крепким молодым человеком. Несколько лет назад он работал грузчиком в одной американской фирме и достиг своего сегодняшнего положения благодаря присущему ему красноречию и великолепному умению пользоваться револьвером, когда требовалось поставить точку или подчеркнуть какое-либо утверждение.

Один из секретарей положил перед ним письмо, и президент рассмеялся:

— Что этим трем старым перечницам нужно от меня?

Но по натуре он был человеком хорошим и вполне доступным, к тому же не забывал, что избран народом как представитель народа и для того, чтобы служить народу. Кроме того, в ранней юности несколько месяцев он был у мадам Коралли посыльным. Он попросил секретаря передать, что может принять дам завтра в десять утра.

Они пришли во дворец в назначенный час, и по величественной лестнице их провели в помещение для приемов. Чиновник, сопровождавший их, мягко постучал в двери. Откинулся волчок, откуда выглянул подозрительный глаз. Президент не испытывал никакого желания повторить судьбу своего предшественника — визитеры допускались в кабинет с соблюдением определенных предосторожностей. Чиновник назвал имена прибывших, двери несколько приоткрылись, и три леди протиснулись внутрь. В величественной комнате за маленькими столиками, усердно печатая, сидели несколько секретарей в рубашках с короткими рукавами и с револьверами на каждом бедре. Несколько молодых людей с ружьями, покуривая, возлежали на диванах и читали газеты. Президент, тоже в рубашке с короткими рукавами и револьвером на поясе, стоял, засунув большие пальцы в проймы жилета. Он был высок, строен, обаятелен, и его присутствие облагораживало атмосферу.

— Салют! — весело вскричал он, сверкнув белыми зубами. — Что привело вас сюда, сеньориты?

— Как вы хорошо выглядите, дон Мануэл, — сказала Ла Горда. — У вас прекрасная фигура.

Он пожал им руки, и его штаб, прекратив свою лихорадочную деятельность, сердечно раскланялся с тремя женщинами. Они были старыми друзьями, и их встреча носила душевный характер, хотя и не без сардонического оттенка. И теперь наконец я должен сообщить о том факте (конечно, его приходится преподносить столь осторожно, что меня могут не понять; но в конце концов, если вам необходимо сообщить что-либо, то делать это надо без всяких недомолвок), что три леди содержали ровно три процветающих борделя в столице этого свободного и независимого государства. Ла Горда и Карменсита, по рождению испанки, были очень скромно одеты в черное, с черными же шелковыми шалями на голове, а мадам Коралли, как француженка, носила тик. Все они были женщины в возрасте и отличались скромным поведением.

Президент усадил их, предложил мадеру и сигареты, но они отказались.

— Нет, благодарю вас, дон Мануэл, — сказала мадам Коралли. — Сначала дело, которое привело нас к нам.

— Чем могу служить?

Ла Горда и Карменсита посмотрели на мадам Коралли, а мадам Коралли посмотрела на Ла Горду и Карменситу. Они кивнули, и мадам Коралли сказала, что будет выступать от их общего имени.

— Дело, Дон Мануэл, заключается в следующем. Мы все в течение долгих лет работали не покладая рук, и даже тень скандала не запятнала наши добрые имена. Во всей Америке нет более достойных заведений, нежели наши, и они пользуются уважением в этом прекрасном городе. Что говорить, только в прошлом году я потратила пятьсот долларов, чтобы украсить мое заведение настенными зеркалами. Мы всегда вели себя достойно и аккуратно платили налоги. И больно смотреть, как плоды трудов наших ныне рушатся на глазах. Творится вопиющая несправедливость — после стольких лет честного и добросовестного труда подвергаться подобному обращению…

Президент был удивлен.

— Но, Коралли, моя дорогая, я не понимаю, что вы имеете в виду. Кто-то потребовал от вас незаконных выплат, и я ничего не знаю об этом?

Он подозрительно взглянул на своих секретарей. Они приложили максимум стараний, чтобы выглядеть как можно более невинно, но, несмотря на их усилия, чувствовалось, что они смущены.

— Мы жалуемся на закон. Нам грозит разорение.

— Разорение?

— С тех пор как новый закон о разводах вошел в силу, наши дела пошли под гору, и скоро мы будем вынуждены закрыть наши прекрасные заведения.

Затем мадам Коралли объяснила суть дела настолько откровенно, что я вынужден несколько смягчить ее речь. С тех пор как город подвергся вторжению обаятельных женщин из-за границы, элегантные заведения, за которые исправно платятся налоги и пошлины, совершенно опустели. Светские молодые люди предпочитают проводить вечера в «Гранд-отеле», где всего за несколько нежных слов они получат то, за что раньше неизменно платили по установленным расценкам.

— Вы не можете осуждать их, — сказал президент.

— Не могу?! — вскричала мадам Коралли. — Я осуждаю женщин! Они не имеют права являться сюда и лишать нас куска хлеба. Дон Мануэл, вы человек из народа, вы не из этих аристократов. Что скажут в стране, если вы позволите нам разориться? Справедливо ли это, спрашиваю я вас, честно ли это?

— Но что я могу сделать? — сказал президент. — Не запирать же их в комнатах на месяц! Вы же знаете: иностранцы совершенно не имеют чувства собственного достоинства…

— Другое дело, будь они бедными девушками, — сказала Ла Горда. — Но ведь эти женщины богаты… Нет, этого я не могу понять!

— Короче, закон получился глупый и плохой, — сказала Карменсита.

Президент встал и нахмурился.

— Но-но, — сказал он. — Этот закон принес мир и процветание и нашу страну. Я сам человек из народа, я избран народом, и забота о его процветании живет в моем сердце. На этом законе держится все наше благоденствие, и он будет отменен только через мой труп.

— О, пресвятая Мария, что же нам делать? — сказала Карменсита. — Мне и моим двум дочерям, которые сейчас в монастыре в Новом Орлеане? Да, всякое бывало в нашем деле, но я всегда успокаивала себя, думая, что мои дочери удачно выйдут замуж и, когда придет время мне уходить на покой, они унаследуют мое дело. Бы что, думаете, я их даром содержу в монастыре?

— А кто будет посылать деньги моему сыну в Гарвард, если закроется мое заведение, дон Мануэл? — спросила Ла Горда.

— Что касается меня, — сказала мадам Коралли, — то я не беспокоюсь. Я вернусь во Францию. Моей дорогой мамочке семьдесят восемь лет, и долго она не протянет. Она будет только рада, если я проведу рядом с ней оставшиеся годы. Но меня поражает несправедливость. Немало приятных вечеров вы провели в моем заведении, дон Мануэл, и меня до глубины сердца ранит то, что вы позволяете обращаться с нами подобным образом. Разве вы не говорили мне, что это был счастливейший день в нашей жизни, когда почетным гостем вы вошли в тот дом, где когда-то были мальчиком для посылок?

— Я не отрицаю этого. Было время, когда я бегал за шампанским, — жестикулируя и время от времени пожимая плечами, дон Мануэл ходил по огромному помещению в глубокой задумчивости. — Я человек из народа и избран народом, — вскричал он, — и вижу, что этих женщин просто шантажируют. — Его голос понизился до драматического шепота. Президент повернулся к секретарю. — Такое позорное пятно на нашей репутации. Оно противоречит моим принципам — позволять бездельничающим иностранцам вырывать кусок хлеба у честных тружеников… Вы, уважаемые леди, совершенно правильно явились ко мне в поисках защиты. Я должен пресечь этот скандал, это безобразие.

Речь получилась возвышенной и впечатляющей, но все, кто слушал ее, знали, что положение дел останется без изменений. Мадам Коралли попудрила нос и, готовясь к очередной атаке, бросила короткий взгляд в карманное зеркальце.

— Я хорошо знаю человеческую натуру, — сказала она, — и отлично представляю, как томительно тянется время для этих созданий.

— Мы можем построить поле для гольфа. — вмешался одни из секретарей. — Правда, это все равно займет их только днем.

— Если им нужны мужчины, почему бы им не привозить их с собой? — сказала Ла Горда.

— Карамба! — воскликнул президент, внезапно остановившись. — Вот оно, решение!

Он не мог бы достичь своего высокого положения, не будь способен все понимать с полуслова. Он кивнул.

— Мы дополним закон. Мужчины, как и раньше, смогут беспрепятственно прибывать сюда, а женщины — только в сопровождении мужей или с их письменного согласия. — Он поймал полный ужаса взгляд, брошенный на него секретарем, и заключил: — А иммиграционные власти получат указание, что слово «муж» они могут толковать сколь угодно широко.

— Пресвятая богородица! — воскликнула мадам Коралли. — Да пусть приезжают со своими дружками, мы уж позаботимся, чтобы им никто не мешал, и все наши постоянные клиенты вернутся туда, где их всегда принимали со всем уважением. Дон Мануэл, вы великий человек, и когда-нибудь вам воздвигнут памятник!

Часто самые большие затруднения разрешаются простейшим образом. Закон был быстро дополнен в связи с указаниями дона Мануэла, и все вернулось на круги своя, хотя процветание продолжало царить в солнечной столице этого свободного и независимого государства. Мадам Коралли совершенно успокоилась, две дочери Карменситы получили образование в монастыре Нового Орлеана, которое столь дорого обходилось ей, а сын Ла Горды успешно закончил Гарвард.

Перевел с английского Илан ПОЛОЦК

Рисунок Бориса БАРАБАНОВА