На чужбине [Уильям Сомерсет Моэм] (fb2) читать постранично

Уильям С. Моэм На чужбине

РАССКАЗ

^{Рисунок В. ФЕДОРОВА}

Я бродяга по натуре; но странствую я не ради того, чтобы лицезреть внушительные монументы, которые, если на то пошло, нагоняют на меня скуку, или красивый вид, который вскоре приедается; я путешествую ради встреч с людьми. Великих я избегаю. Ради встречи с королем или президентом я бы и улицу не пожелал перейти; знакомства с автором мне достает по страницам его книги, а с художником — по его полотнам; но я исколесил не одну сотню лье, чтобы повидать миссионера, о котором слышал весьма странную историю, и прожил полмесяца в мерзком отеле, лишь бы поближе познакомиться с бильярдным маркером. Я бы, пожалуй, взялся утверждать, что не удивляюсь встречам с самыми разными представителями рода человеческого, не будь среди них одной категории людей, с которыми я постоянно сталкиваюсь и при встрече с которыми я по-прежнему испытываю легкий и веселый шок удивления. Это пожилые и обычно состоятельные англичанки, которые живут в одиночестве по всему свету, в самых неожиданных местах. Вы уже не удивляетесь, когда слышите, что она проживает на вилле неподалеку от небольшого итальянского городка, единственная англичанка в округе; и вы уже почти готовы к этому, когда в Андалузии вам указывают на стоящую на отшибе гасиенду и говорят, что там вот уже много лет обитает какая-то английская леди. Но еще более удивительно, когда вы слышите, что единственным белым человеком в каком-то китайском городе является англичанка, а не миссионер, и живет она там никто не знает почему; другая осела на каком-то острове в Южных морях, а у третьей — бунгало на окраине большой деревни в центре Явы. Они живут одинокой жизнью, эти женщины, без друзей и подруг, и весьма неприветливы с посторонними. Хотя они наверняка месяцами не видят представителей своей расы, они пройдут мимо вас на улице, будто и не видят вас, а если, полагаясь на свою национальную принадлежность, вы нанесете им визит, они, вполне вероятней, откажутся вас принять; если, однако, они вас все же примут, то угостят вас чашкой чаю из серебряного чайничка, а на блюде старого вустерширского фарфора непременно подадут шотландские ячменные лепешки. Они вежливо поговорят с вами, точно принимают вас в доме приходского священника где-нибудь в Кенте, но, когда вы станете прощаться, не изъявят никакого особого желания продолжить знакомство. Напрасно пытаться понять, что за неведомый инстинкт заставил их порвать со своим родом и племенем и жить вот так, в стороне от своих естественных интересов, на чужбине. Чего же они искали? Романтики? Свободы?

Но из всех этих англичанок, которых я встречал или о которых только слышал (ведь, как я уже сказал, подступиться к ним довольно трудно), четче других остается в памяти одна — пожилая женщина, избравшая своим домом Малую Азию. После утомительного путешествия я добрался до небольшого городка, откуда предполагал совершить восхождения на знаменитую гору, и мне рекомендовали одну гостиницу. Я прибыл поздно вечером, записался в регистрационной книге и поднялся в комнату. Там было холодно, и, начав раздеваться, я задрожал, но тут раздался стук в дверь и вошел драгоман.

— Синьора Никколини шлет вам привет, — сказал он и, к моему удивлению, протянул мне грелку. Я взял ее благодарными руками.

— Кто такая синьора Никколини? — спросил я.

— Хозяйка этого отеля, — ответил он.

Я попросил передать ей мою благодарность, и он удалился. Уж чего-чего, а великолепной грелки в захудалом отеле в Малой Азии, принадлежавшем старой итальянке, я никак не ожидал. Нет ничего, что я любил бы больше (если бы всем нам не осточертела война, я бы рассказал вам историю о том, как шестеро мужчин рисковали жизнью, когда ходили за грелкой в один замок во Фландрии, который в это время подвергался артобстрелу); и наутро, желая поблагодарить ее лично, я спросил, могу ли я видеть синьору Никколини. Дожидаясь ее, я рылся у себя в мозгу, силясь вспомнить, как же грелка по-итальянски. Через минуту появилась хозяйка. Она оказалась маленькой полной женщиной, не без чувства собственного достоинства; на ней был черный, с кружевными оторочками передник и небольшой, тоже черный, кружевной чепчик. Она встала скрестив руки. Вид ее меня поразил — ни дать ни взять экономка богатого английского дома.

— Вы хотели поговорить со мной, сэр?

Она оказалась англичанкой, и в этих немногих словах я сразу узнал акцент кокни.

— Я хотел поблагодарить вас за грелку, — в некотором замешательстве ответил я.

— Я увидела по регистрационной книге, что вы англичанин, сэр, а я всегда посылаю грелку английским джентльменам.

— Поверьте мне, она пришлась весьма кстати.

— Я много лет была в услужении у покойного лорда Ормскёрка. Он, бывало, всегда путешествовал с грелкой. Что-нибудь еще, сэр?

— Пока ничего, спасибо.

Она вежливо кивнула мне и удалилась. Я задумался: как же,