Эти карие глаза (ЛП) [angelsnuffbox] (fb2) читать онлайн

В соответствии с эзотерическими текстами, написанными замудрёным языком, существуют три ступени к достижению самого заветного желания: слова, символы и сильный волевой импульс. Но время превратило эти стадии в неразрешимую загадку. Как практически добиться исполнения своего самого заветного желания? Этого уже никто не помнит, и уже более тысячи лет ни один смертный не сумел приблизиться к достижению заветной цели и расшифровать эти старинные письмена, пока однажды эти грозящие рассыпаться в прах рукописи ни попадают в руки одному одинокому книготорговцу в Сохо.

И вот финальные слова заклинания заветного желания срываются с губ безрассудно смелого мистера Фелла. Врата в давно забытое со скрипом растворяются, тысячелетнее заклятие забвения начинает рассеиваться, но именно в этот момент кто-то намертво вцепляется в ногу нечестивого чернокнижника.

Неожиданным нападением мистер Фелл отброшен назад и впечатывается спиной в книжные полки. Обмирая от ужаса, он вслепую шарит по деревянной столешнице, пока не нащупывает тяжёлый металлический предмет. Он затаивает дыхание перед решительным броском. Рукой, с зажатым орудием, он осторожно стирает крупные капли холодного пота со лба. И именно в это время ему на руку набрасывают петлю из толстой верёвки, которая рвёт и ранит кожу запястья, оставляя на ней безобразный багровый след.

Рука нападающего рвётся к его горлу, и Фелл полузадушено всхлипывает. Ему удаётся извернуться и с силой ударить черенком металлического предмета в голову ведьмолова. Раздаётся противный хруст, и тишину разрывает животный вопль. Мистер Фелл подаётся назад и чудом вырывается из железной хватки нападающего. Он старается заглушить этот рёв, блокировать его, и, чуть не теряя сознание, силится распознать еле уловимый запах жасмина. Ему надо туда, к нему, к этой струйке дыма, напоённого ароматами белых цветов.

Обезумевший книготорговец бросается в освещённую часть зала, замечая, что его оружие — это, всего-навсего, бронзовый нож для разрезания бумаги. Чёрт побери! Таким нельзя серьёзно обороняться, но значит нужно биться тем, что подвернулось под руку, спасая собственную жизнь.

Он ДОЛЖЕН добраться до заветного магического круга.

Скрываться бесполезно, и мистер Фелл выбегает на свет. Он слышит ещё чьи-то шаги, стремительно приближающиеся к кругу. Следует крик, но слов не разобрать. Всё его внимание сосредоточено на магическом круге и на мужчине, который уже совсем рядом с мерцающей серебряной окружностью.

— Нет! — в ужасе кричит он, умудряясь каким-то чудом схватить второго ведьмолова за край плаща и с силой отдёрнуть назад.

Мужчина разворачивается, плюёт ему в лицо, и, расставив ноги, преграждает путь к заветному свету и яростно шипит,

— Прочь от круга, нечестивец!

В руке нападающего зажата толстая верёвка. Мистер Фелл уклоняется, но в это время другая пара рук толкает его в спину. Он летит на пол, ударяется головой и чуть не теряет сознание от пронзительной боли, которая сковывает его и затуманивает сознание.

Удар вышибает из него дух, заставляя крепче вцепиться в бронзовый нож и перевернуться на бок. Вот она, книга заклинаний, ещё чуть-чуть и до неё можно дотянуться. Он ползёт из последних сил, но могучая рука хватает его сзади за пальто и, играючи, приподнимает над полом, как будто бы он кучка уличного мусора. Раздаётся треск ткани, хватка на мгновение ослабевает, и мистер Фелл вваливается внутрь круга.

Он закрывает глаза и понимает, что пропал. Ещё удивительно, что он продержался так долго. Он слышит брань и смех ведьмоловов, которые режут глубже, чем его бронзовый нож, впившийся в руку.

И вдруг на него снисходит успокоение. О таком пишут в старых книгах, когда человек стоит у последней черты, готовясь отринуть от себя всё земное и перейти в царство небытия. Фелл горько усмехается. Ему уже давно опостылела такая жизнь. Он готов прекратить своё никчёмное существование!

И вдруг … ! Ярко вспыхивают свечи, звон далёких колоколов, явственный запах жасмина!

Ослепительная вспышка неземного света … .

Фелл осторожно приоткрывает глаза.

Магический круг пылает. Вся атмосфера пропитана сверхъестественной силой. Нападающие ведьмоловы в страхе отступают, крича и закрываясь руками от нестерпимого света. Мистер Фелл тоже едва сдерживается, чтобы не закричать.

Это длится секунды две. Потом, наконец, его душа чуть отделяется от тела, пламенеет, подхватывает бренные останки и совершает великий переход в неизведанное.

Круг пуст.

Ведьмоловы стоят с разверстыми в ужасе ртами, их храбрость мгновенно улетучивается перед могуществом космических сил, им неподвластным. Они в панике, толпясь, и отпихивая друг друга, кидаются к ближайшему выходу.

За их спинами в опустевшем книжном магазине с глухим стуком падает из канделябра и катится по полу зажжённая свеча, воспламеняя на своём пути разбросанные листы старинных манускриптов и тяжёлую драпировку гобеленов.

_____________________________________

Вот что отличает эти старые здания, доставшиеся по наследству, так это лестницы. Ступеньки чересчур узкие, они никогда не имеют достаточной ширины. А что делать тем, у кого длинные ступни? Или у кого ступни нормальные, но ботинки змеиной кожи имеют такие острые и длинные носы, что увеличивают ногу на два размера? Хотя, Энтони Кроули не первый год здесь обретается, знает чего ожидать. Три года, как-никак. Пора и привыкнуть. Достаточно натренировался, особенно, когда трезвый. А сейчас его пьяной заднице не помешал бы проводник или инструктор.

— Эй! Эй! — Кроули щёлкает пальцами перед лицом своего попутчика, стараясь привлечь его внимание. Как его хоть зовут-то? Дэниель? Дэмиен? Нет, точно, Дэниель. — Дэниель, не наваливайся так. Ты тяжёлый!

Дэниель пьяно хрюкает ему в шею и чуть ослабляет хватку. По крайней мере, хоть имя не профакал, правильно вспомнил. Етит твою! Стар уже Кроули для таких пьяных экзерсисов. Чай не шешнадцать. Но сегодня ему всё похер: он выпил, подцепил партнёра, хочет трахаться. Значит, вынь да положь! А честно сказать, за ним воздыхатели в очередь не стоят, ладно, что этого подцепил, а то опять бы проводить одинокую ночь в компании собственной руки на старом диване, со стопкой видео с фильмами о Джеймсе Бонде.

И ещё! Биз и Дагон, сучки, свалили праздновать медовый месяц, а он вкалывает, прикрывает их грёбаные жопы, так и до инфаркта доработаться недолго. Заслужил он расслабон, заслужил, е*ись оно всё конём!

Они взбираются по наружной лестнице на второй этаж, теперь уже быстрее, когда этот долбо*б Даниэль не цепляется за него и не волочёт вниз. По пути мокро целуются, куда придётся: в шею, так в шею, и незлобиво матерятся, спотыкаясь и наступая друг другу на ноги. Вот, наконец, и коридор, ведущий к двери. Их мотает из стороны в сторону, и Дэниель опять положил руку Энтони на талию, для надёжности.

По пьяной лавочке оно всё смешно: и как Кроули в карманах шарит, ключ найти не может, а потом в замок никак не попадёт.

Дэниеля так и разбирает, он пьяно прижимается и мурлычет в ухо,

— Ох, что я сейчас с тобой сделаю, красавчик!

В предвкушении Кроули открывает дверь,

— Бля …!

Дэниель недоуменно таращится из-за его плеча, удивлённо смаргивает,

— К-к-кто это у тебя там? — он неуверенно машет рукой в сторону дивана, где виднеется чья-то спящая фигура.

Кроули наводит на пьяные глаза резкость. И правда, на его диване валяется какой-то незнакомый мужик.

— Гык … — только и сумел гыкнуть обалдевший хозяин. Он быстро осматривает комнату. Всё, вроде, на месте. Кем бы ни был этот мужик, но вор из него херовый: поворовал, притомился и лёг поспать. Так что ли?

Кроули выдыхает,

— Ты, это … . Дай мне минуту. Я сейчас тут быстро разберусь.

Незнакомец спит на боку, свернувшись калачиком и отвернувшись к диванной спинке. На нём длинное бежевое пальто, и, насколько Кроули может разглядеть, у него светлые волосы, очень светлые, прямо белые.

Он как можно решительнее подходит к дивану.

— Эй, — он трясёт незнакомца за плечо, и приходится сделать это раза три, прежде чем тот подаёт первые признаки жизни. — Мужик, извини, но тебе пора валить, не пойму, как ты сюда попал. Может, квартирой ошибся?

Человек начинает шевелиться, переворачивается на спину. Его белёсые брови подрагивают по мере пробуждения. Кроули, согнувшись, скалится на незнакомца.

Но вот веки вздрагивают, размыкаются, и пушистые тёмные ресницы являют взору недоумённые глаза незнакомца.

Карие!

Первое, что видит Кроули, реально видит, это пару блестящих карих глаз, силящихся приспособиться к яркому флуоресцентному свету.

На какое-то мгновение карие глаза немного смыкаются, останавливаются на склонённой над ними фигурой Кроули. Тот удивлённо пялится на него и снимает очки,

— Мужик, ты к… ?

Но закончить резонный вопрос он не успевает.

— Демон!

Блондин подскакивает, как на пружинах, так быстро, что одурманенный мозг хозяина квартиры не успевает следить за его передвижениями. Незваный гость уже на ногах и за долю секунды успевает метнуться за спинку дивана, превратив его в естественную преграду.

— Бля, подожди! Ты чо делаешь?

Незнакомец резко выбрасывает вперёд руку, в которой зажато какое-то золотое холодное оружие,

— Ни шагу дальше! Не подходите ко мне!

— Вот говно, Кроули! У него кинжал!

Кроули игнорирует этот отчаянный шепот Дэниеля. Он вытягивает вперёд руки, показывая, что безоружен и старается успокоить психопата,

— Тихо, тихо! Давай успокоимся. Никто ни на кого не нападает! Положи оружие.

Карие глаза незнакомца испуганно распахнуты, волосы торчат в разные стороны. Он по-прежнему держит в руках кинжал, угрожающе помахивая им. Оружие выглядит очень дорого, оно инкрустировано золотом и поблёскивает в свете ламп.

Кроули тяжело сглатывает, подавляя дрожь. Сколько криков исторг из груди своих жертв этот стилет-убийца, сколько тел он вспорол? А всё почему? Потому что его хозяин — псих!

— Кто вы такой? Как вам удалось проникнуть на мою собственность, отвечайте, мерзкий злодей! — белый уверенно держит оружие, ещё брюхо вспорет, у такого рука не дрогнет.

— Не хера се! Сюрприз в брачную ночь на брачном ложе! Мужик, это МОЯ квартира!

Дикий взгляд блуждает по комнате, в нём ясно читается недоумение. Боже правый, незнакомец пребывает в ещё большем раздрызге, чем хозяин квартиры.

— Помоги мне Юпитер! Что вы сотворили с моей собственностью? — теперь он прицельно метит кинжалом прямо Кроули в грудь. — Ни шагу дальше! Для вас же будет лучше, если вы станете отвечать мне честно, в противном случае я вас повешу и четвертую до заката светила!

— Мужик, ты чо охерел совсем?

Психопат делает шаг вперёд, узкая софа — единственная преграда между ними. Он наклоняется и утыкается кинжалом в грудь хозяина квартиры,

— Объясните мне, какое проклятие вы наслали? Да не усомнитесь, что тот факт, что вы — дьявольское отродье, испугает меня. У меня нет снисхождения к обманщикам!

— Это я должен объяснять? Мужик, это ты ко мне вломился и должен объяснить, как ты попал сюда. А не то я вызову полицию.

Взломщик внимательно изучает лицо Кроули на предмет подвоха, а потом угрожающе скалится в ответ и сильнее прижимает острие к чёрному пиджаку, что заставляет Кроули замереть на месте и затаить дыхание. Кто их знает, этих психанутых на всю голову, что у них на уме, если он есть, конечно.

— Э-э-э … мне вообще-то уже пора. Извини, приятель. Как-нибудь в другой раз, — Дэниель почти бежит вон и, как ошпаренный выпрыгивает в коридор, оставив дверь нараспашку.

У Кроули вырывается хриплый вздох, и он поворачивается к нападающему,

— Ты видишь, что ты наделал? Ты хоть соображаешь своей тупой башкой, как чертовски трудно подцепить кого-нибудь на ночь в будний день, во вторник?

— Подцепить? Так вы захватили бедного человека на улице и силой завлекли к себе в притон? Вы — мерзкий злодей, развратник!

Кроули устало проводит рукой по лицу и, потеряв последнюю надежду втолковать что-нибудь в эту дурацкую башку, почти стонет,

— Послушай, ты это … опусти эту штуковину. Давай, пойдём, сядем и нормально поговорим.

Он намеренно говорит более культурно, хотя и с небольшой издёвкой в голосе, что, может быть, не очень разумно, когда смертоносное оружие утыкается вам в грудь в непосредственной близи от жизненно-важных органов, но он и похуже штуки вытворял, с него станется.

К его удивлению, нападающий псих немного расслабляется, что уже само по себе — дар божий. Кинжал отодвигается от него, но белый всё ещё крепко сжимает оружие, хотя руку опустил. Это исторгает из Кроули вздох облегчения.

— Объяснитесь, демон Кроули, если, конечно, предположить, что это ваше настоящее имя.

Кроули едва удержал язык за зубами, чтобы не съязвить, что это он должен задавать тут вопросы. Господи Иисусе! Не так он себе представлял сегодняшний вечер.

— Меня зовут Энтони Кроули, — он говорит намеренно спокойно. — Я здесь живу. Это моя квартира. А кто вы?

Незнакомец кивает головой,

— Я — Азирафель Фелл, и-и-и, я не очень понимаю, где я нахожусь.

— Возможно, сейчас не самый удобный случай спрашивать, учитывая, что минуту назад вы готовы были вспороть мне брюхо, и всё же, с каким местоимением вы себя отождествляете?

Незнакомец быстро и растерянно моргает,

— Местоимением?

— Ну, да. С каким местоимением вы себя ассоциируете: «он — ему», или что-нибудь другое? Я просто обязан спросить.

Странный белый на минуту замирает, сосредотачивается,

— Да я как-то никогда и не задумывался … . А что, надо?

Кроули пожимает плечами,

— Если хотите … .

— Странно, что демон меня об этом спрашивает. Ну да ладно: «он — ему подойдёт», я полагаю.

— Отлично!

На самом деле не так-то всё и отлично, но он отвечает на автомате, как привык, забыв о необычности их ситуации. Всё, проехали, надо приступать к главному,

— А теперь объясните, как вы оказались в моей квартире, чёрт побери.

— Я не знаю, — незнакомец выглядит испуганно и начинает судорожно оглядываться по сторонам. — Последнее, что я припоминаю … . О! Боже мой! Я ничего не помню! Ни малейшего понятия, где я был в последний раз.

— Где вы живёте? Назовите адрес.

— Хорошо, — сейчас он явно пребывает в состоянии, близком к шоку. — Не будете ли вы так любезны проводить меня к книжному магазину А.З. Фелл и К*, что в Сохо.

— А.З. Фелл и К*, я правильно расслышал?

— Безусловно.

— Так, разыгрывать меня вздумали? Мозги мне компостируете?

— Да о чём вы говорите? Я не понимаю, причём тут ваши мозги? Я даже до вашей головы не дотронулся!

— Бляха-муха!

— Боже правый! Какие ремни и бляхи, причём тут насекомые? Прекратите говорить на своём демоническом языке! Я ничего не понимаю! Вы, злобное создание, порождение тьмы! Где книжный магазин? Отвечайте!

— У тебя совсем кукуха едет! Мы в нём и находимся.

— Вы имеете в виду кукушку? Она куда-то отъезжает? Я не знаю, куда. У меня голова кругом!

— Всё! Всё! Больше никаких мух и кукушек! Только не сердитесь и не вытаскивайте свой кинжал. Я буду хорошо себя вести. Всё это здание и есть А.З.Фелл и К*, а книжный магазин находится на первом этаже.

— Помоги мне, грозный Юпитер! Так магазин внизу?

— Может быть, вы мне расскажите? Я, всего-навсего, снимаю здесь квартиру, — Кроули со стоном опирается бедром о высокий подлокотник софы. Белый внимательно следит за ним, держа от себя на приличном расстоянии. — Подождите, вы сказали, ваша фамилия Фелл? Вы в родстве с тем, кто владел этим магазином? Вы поэтому здесь? Проскочили центральный вход?

— Ах ты, демон! Я полноправный владелец этого заведения! Я не ведаю, какие оккультные заклятия вы применили, чтобы так затуманить мой разум, но без борьбы я не сдамся!

Кроули запрокидывает голову и мычит в полной прострации,

— То есть, вы утверждаете, что вы и есть владелец А.З. Фелл?

— Да, это так.

========== Глава 1 Часть вторая ==========

— Всё! Моё терпение лопнуло, я вызываю полицию, — с этими словами Кроули вытаскивает из кармана телефон и нажимает включение. Но неожиданно его сильно бьют по руке, отчего телефон вырывается из рук и отлетает к стене.

— Ты что, совсем очумел? Это же последняя модель! Вышла на прошлой неделе!

Грудь незнакомца тяжело вздымается,

— Я имею подозрение, что вы держите меня за юродивого? Но я не позволю вам использовать свои демонические амулеты на мне.

Кроули тупо смаргивает,

— Етит твою, только не рассказывай мне тут, что ты не знаешь, что такое смартфон. Ты откуда свалился?

— Мне надо быстрее освободиться от наваждения, которое вы на меня наслали, но при первом удобном случае я возьму вас голыми руками.

Принимая во внимание сложившуюся ситуацию, это не должно было прозвучать ни в коей мере сексуально. Но заслышав «возьму вас» в сочетании с «голыми», Кроули невольно вздрагивает. Что поделать, если у него мозги рептилии мелового периода? Да и не было у него никого давно. Надо понять мужика и простить.

— Вы кто? — после таких картин Кроули невольно становится вежливее.

— Да я же вам уже говорил! Я — Азирафель Фелл, тот самый Фелл, что и А.З. Фелл и К*!

— Не смешите мою задницу, — глумливо протягивает Кроули.

Белый краснеет, кажется сердится,

— И в мыслях не было. Мне дела нет до вашей филейной части.

— Хватит, довольно развлекаться на мой счёт о всяких демонических штучках! Вы серьёзно думаете, что я поверю, будто бы вы призрак того самого владельца, который жил здесь сто, нет, сто пятьдесят лет назад?

— Призрак? Да как вы смеете? Мой благородный родитель возвёл это заведение не далее, как двадцать три года назад!

— Послушайте, Фелл.

Незнакомец вздрагивает от звука своего имени, крепче прижимая к груди золочёное оружие. Он продолжает обводить комнату встревоженным взглядом, в котором всё более и более читается растерянность и непонимание, где он находится. С каждой секундой его первоначальная смелость уступает место всё возрастающему беспокойству. Он явно напуган. Кроули почти его жалеет. Почти.

— Демон! — бормочет блондин, но уже с меньшей уверенностью.

И именно в этот момент Кроули впервые внимательно вглядывается в незнакомца.

На нём претенциозное белое пальто до колен, под которым виднеется коричневая жилетка. Но вещи достаточно поношены, можно даже сказать потрёпаны. Создаётся впечатление, что незнакомец только что боролся с превозмогающим его противником не на жизнь, а на смерть. На шее чуть помятый тартановый платок, на который сверху заворачиваются уголки рубашки. От висков вниз спускаются полоски белых вьющихся волос. Кроули напрягает память, ведь знал он, как эта растительность называется. Да, бакенбарды … .

И тут что-то кликает у него в голове, как будто последний кусочек пазла встаёт на своё место,

— Так, Фелл, скажите мне честно, какой сейчас год?

— Не выставляйте меня балаганным Петрушкой на посмешище, — он обиженно фыркает и отворачивается. — Вы с самого начала делаете мне компрометацию. Моветон! Недостойно джентльмена, сударь!

— Пусть так. Пусть я моветон и балаганный Петрушка. Год? Какой сейчас год?

Фелл гордо распрямляет плечи,

— Тысяча восемьсот пятьдесят шестой, любезный. Середина сентября.

Кроули кивает.

Он берёт со стола календарь, выпущенный их компанией, не будучи уверенным, что Фелл поймёт, что это такое. Он суёт его под нос вконец обалдевшему блондину.

— Сейчас две тысячи двадцатый первый год. И вы находитесь в моей квартире.

Фелл начинает дрожать, как осиновый лист,

— Что?!

— Что, что? Две тысячи двадцать первый. Подвинуть вам кушетку, прекрасная дева, чтобы вам было куда свалиться в обмороке?

— Я, я … . Мне … . Мне нужно … , — и он, действительно, падает на диван. Кроули стоит над ним, скрестив на груди руки.

— Послушайте, я сегодня изрядно выпил и не готов изображать из себя Доктора Кто с его выдающимися мыслительными способностями. Поэтому растолкуйте мне, что происходит. Только честно!

— Какой доктор?

— Кто! Доктор Кто! — Кроули моргает. Похоже, это пустая трата времени. — Вы действительно не помните, что случилось с вами до того, как вы попали в мою квартиру?

Фелл затихает, он явно собирается с мыслями, потом обречённо мотает головой.

— Вы уверены, что вы живёте в здании, на котором написано А.З. Фелл и К*?

— Абсолютно уверен.

— Хорошо. Пойдёмте со мной.

Кроули подбирает свой телефон и кивает в сторону входной двери. На лице Фелла промелькивает тень недоверия. Он весь напрягается, ожидая магического подвоха, но таковой не случается.

Фелл поднимается и следует за демоном.

Они выходят в коридор и проходят в самый его конец, где Кроули открывает двери, выходящие на наружную, достаточно ветхую лестницу. Это безумие!

Где-то вдалеке слышится машинный гудок. Фелл издаёт испуганный вскрик и мёртвой хваткой вцепляется в рукав Кроули. Тот вздыхает и поворачивается,

— Расслабьтесь. Это всего лишь машина, их полно в городе.

Они спускаются на тротуар, где по проезжей части проезжают ещё несколько автомобилей. Кроули не может сдержаться и откровенно пулится на своего спутника, который выглядит так, как будто страдает месячным запором. Он хватает Фелла за руку и подводит к фасаду здания,

— Держитесь ко мне ближе, так, на всякий случай.

Фелл кивает и слава кому бы то ни было, начинает слушаться.

Они останавливаются перед стеклянными дверями. В магазине темно, он закрыт на ночь. Фелл издаёт полузадушенный всхлип. Кроули показывает на надпись, виднеющуюся над входом

А.З. Фелл и К* — основано в 1833 году

— Это … . Это мой магазин. Он всё ещё здесь?

— В каком-то роде да.

Фелл бросает на него подозрительный взгляд,

— Что вы имеете в виду?

— Они сохранили фасад, — Кроули с трудом припоминает немногие факты, которые он узнал, подыскивая жильё по объявлениям. — Отреставрировали, я думаю. Теперь это исторический памятник начала девятнадцатого века. Но внутри — обычный Уотерстоунз.

— Что там внутри?

— Это название сети книжных магазинов.

На лице Фелла появляется мучительное выражение,

— В таком случае … . Куда девались все мои книги?

— Я бы тоже хотел знать, — он старается успокоить Фелла.

Но это не работает. Карие глаза Фелла наливаются слезами, губы дрожат, вот же чёрт. Кроули достаёт телефон и ищет в Википедии страницу А.З. Фелл и К*.

К его удивлению страница содержит довольно много информации, на которую он раньше не обратил внимания. Он пробегает глазами текст, пролистывает экран.

И вдруг — фото.

Он увеличивает изображение до максимума, пристально вглядываясь в черты лица.

Человек на фотографии выглядит до ужаса знакомым. Он сидит на высоком стуле, ухоженные руки аккуратно сложены на коленях. Справа от него — небольшой стол, на котором ещё можно различить книги и письменные принадлежности, но изображение размыто, наверное, от времени. А вот главный объект съёмки различим отчётливо. Те же самые пушистые, вьющиеся волосы. Те же самые широкие плечи. Даже наряд почти такой же. И фотограф действительно знал своё дело, потому что ему удалось запечатлеть выражение глаз, этих запоминающихся тёмных глаз. Кроули знает, они карие.

Но как это может быть? Фелл сказал, что он из тысяча восемьсот пятьдесят шестого. Надпись под фотографией гласит: портрет мистера Азирафеля Фелла, датируется 1854.

— Чёрт! Мне надо срочно трезветь, надо же было так нализаться … .

Фелл странно смотрит на него,

— Вы что-то сказали, дорогой?

Кроули смущается, отдёргивает телефон и возвращается к тексту,

— Я тут ищу информацию по вашему магазину.

В ответ он получает озадаченный взгляд. Чего и следовало ожидать.

— Ну-у-у, видите ли. У нас есть такая штука, интернет называется. Люди там собирают и хранят информацию, чтобы, когда нужно, воспользоваться ею. Тут есть и про ваш магазин.

— Понимаю, это как футуристическая библиотека с выдачей книг на дом.

— Ну, пока и такое объяснение сойдёт. У меня башка сейчас не работает от винища.

В действительности не так уж он и пьян. Но он сильно сомневается, что кто-нибудь мог бы пройти через такие события и не почувствовать, что ему вштырило в мозги по полной.

— Там и про вас есть немного. Держитесь. Так себе факты, на любителя.

— Что там? Что вы нашли?

— В общем … . Вы сказали, что вы из 1856?

— Да.

— Тут написано, что вы умерли в 1856.

— Что? — Фелл раздавлен, не знает, забыл, как дышать. Кроули искренне ему сочувствует. Нелегко услышать такое о себе. — Но я же здесь!

— Да, но не в 1856, а в 2021. Интернет и Википедия не могут отследить подобные перемещения во времени.

Фелл всё больше и больше впадает в прострацию,

— Там сказано, КАК я умер?

Кроули старается хоть как-то подготовить его. Но разве к такому подготовишь?

— Тут сказано, вы погибли при пожаре.

— При каком пожаре?

— Пожаре, который стёр с лица земли ваш магазин.

Лицо Фелла искажает болезненная гримаса, а Кроули продолжает,

— Его восстановили спустя лет десять, сохранили первоначальный фасад с вашим именем, но владельцы потом менялись, как перчатки.

Фелл растерянно улыбается,

— Это всё так странно, не правда ли?

Кроули выключает телефон,

— Фелл, вы в порядке?

Тот горько усмехается,

— Полагаю, у меня было достаточно времени, чтобы погоревать. Смешно сейчас посыпать голову пеплом, спустя почти двести лет.

— Я пока не совсем осознал, что происходит, но мне искренне жаль, правда жаль, что с вами такое приключилось, — Кроули прикидывает, может похлопать его по плечу, но не решается. Фелл выглядит так, как будто сейчас упадёт. — Но смотрите, на нём до сих пор ваше имя. Или это имя вашего отца?

— Моё. Отец назвал магазин в мою честь.

— Тогда, в определённой степени, он принадлежит вам. Вы дожили до этого момента, выражаясь метафорически, да и буквально тоже.

Фелл слабо улыбается,

— Как мне попасть обратно?

Это именно тот вопрос, которого Кроули боится,

— Извините, я даже не знаю, как вы сюда попали. Идёт 2021, есть несколько теорий о путешествиях во времени, но это только теории. Однако наука работает над этим. Интересно было бы узнать, а какой способ использовали вы, чтобы переместиться в будущее?

Фелл выглядит озабоченным,

— Я пытаюсь припомнить, но ничего не получается. Так, вспыхивают какие-то непонятные обрывки в памяти, запах жасмина … .

— Может быть, вспомните, когда отдохнёте? Вам бы это не помешало. А нам нужно идти домой, уже очень поздно.

— Вы позволите мне остановиться в вашем доме?

Кроули слушает себя и удивляется. С его губ срывается,

— Конечно, именно это я и имею в виду. Я даже не хочу представлять, во что вы влипните, если я вас сейчас отпущу. Но если вы захотите уйти … не буду задерживать.

— Нет! — почти вскрикивает Фелл, потом останавливает себя и краснеет. — Я, я … . Если это не будет так обременительно для вашего гостеприимства, я бы предпочёл остаться на ночь.

Они опять идут по лестнице,

— Почему бы и нет. Вы уже спали на моём диване, насколько мне помнится.

— Он потрясающе удобен, — отвечает Фелл, и к своему огромному удивлению Кроули слышит юмористические нотки в его голосе. Хм! Получается, он — мужик ничего, сносный, когда перестаёт балаболить о всех этих демонических штучках.

— Я на нём провожу много времени, поэтому не уханькайте его.

Совершенно ясно, что «уханькать» нет в словаре этого джентльмена, но он догадывается о негативном значении, весь подбирается и с укоризной произносит,

— Я не так воспитан, чтобы сделать такое.

— Воспитан — не воспитан, но ещё не так давно вы угрожали мне холодным оружием, кинжалом.

— Кинжалом? — они уже на верхней площадке и, остановившись, Фелл выуживает из кармана пальто золочёный предмет. — Вы это имели в виду?

Он помахивает кинжалом, потом кладёт его себе на ладонь, а потом с силой сжимает пальцы, так, что только видна блестящая рукоятка. У Кроули душа уходит в пятки. Он стоит, не дыша, боясь моргнуть. Так и тянет закричать, но он этого не делает. Крови нет.

Фелл искренне, добродушно хохочет.

— Да что это за штуковина?

Фелл убирает таинственный предмет в карман и проходит в коридор,

— Если вы обещаете помочь мне вернуться в своё время, даю гарантию, вы узнаете, что это такое.

Кроули смотрит ему в след. Кто бы мог подумать, что эти напыщенные джентльмены из прошлого могут быть такими бастардами?

— Завтра начнём с этим разбираться, — кричит он вслед удаляющейся фигуре. — А сейчас у меня башка раскалывается.

Фелл кивает,

— Я не уверен, перемещение ли тому виной, но я чувствую тупую ноющую боль в затылке, на что только сейчас обратил внимание.

— Может быть, это к утру пройдёт? — Кроули отпирает дверь, и они заходят в квартиру.

— Согласен. Я крайне утомлён, разбит и опрокинут.

Кроули бледнеет, в голове помимо воли возникают видения опрокинутого блондина,

— Лучше вам воздержаться от таких красочных описаний, по крайней мере, пока вы здесь.

Фелл недоуменно смотрит на него.

========== Глава 2 Часть первая ==========

Кроули просыпается от того, что яркий солнечный свет нестерпимо бьёт в глаза, что само по себе странно. Как он забыл задвинуть вчера шторы? Глаза, чувствительные к световому воздействию, резало, даже когда он плотно сомкнул веки. Он перевернулся и принялся на ощупь искать очки на ночном столике.

Там ничего нет. Странно, куда он их вчера положил? Он постарался воспроизвести в памяти все шаги перед тем, как вчера лечь спать. Так … . Он помнил, как добрался до квартиры, мечтая только упасть ничком в кровать, однако превозмог себя и заставил умыться и почистить зубы. Это он помнил. А вот очки? Вместо очков в память настырно влезали обрывки совершенно идиотского сна. Вот же упрямый мозг! Не хочет вспоминать. Ну и чёрт с ним!

Он встаёт, задёргивает шторы, погружая комнату в приятный полумрак. Так-то лучше.

Он бредёт на кухню, зевая во весь рот.

— О! Вы уже проснулись? Как хорошо!

Кроули замирает на месте с открытым ртом, придерживаясь за дверной косяк, чтобы не грохнуться в обморок мордой вниз. А в его кухне стоит тот претенциозный блондин из ночного кошмара и ласково смотрит на него.

Так это не сон?

— Мне кажется, что сейчас самое время для … , Боже правый! — Кроули успевает заметить, как лицо блондина заливает пунцовая краска, он резко отворачивается, плечи странно напряжены.

— Вы в неглиже!

— Что?

— Кроули, где ваш утренний костюм?

Кроули оглядывает себя. Да, действительно выперся на кухню без рубашки. Но его нельзя в этом винить. Ещё минуту назад он был абсолютно уверен, что находится в квартире один, как всегда. Хорошо ещё, что порты натянул.

Вчера он не соображал, потому что напился в зюзю, а сегодня не соображает, потому что никак не может проснуться.

— А-а-а … э-э-э …. Извините. Позвольте явиться в глиже.

Он ретируется в комнату, впопыхах натягивает рубашку и возвращается.

Фелл всё ещё стоит лицом к стене, тяжело дыша.

Кроули хватает по пути свои очки, которые оказались в гостиной, протискивается мимо Фелла и включает кофейник. Он приваливается бедром к столешнице и спрашивает,

— Сон помог вам? Вспомнили что-нибудь?

Тот осторожно поворачивается. Его щёки всё ещё окрашены розовым, что делает его похожим на херувима. Он стесняется и не знает, куда деть руки. Наконец, он сцепляет их перед собой и, что называется, ломает пальцы.

— Есть кое-что. Немного. Помню книгу.

— Какую книгу?

— Не знаю точно, но мне кажется, что именно с её помощью я и попал сюда.

Брови Кроули непроизвольно ползут вверх,

— Так вы попали сюда по своему выбору?

По лицу Фелла видно, что он невероятно напряжён, сконцентрирован, силится вспомнить. Он вздыхает,

— Не могу поручиться, но я точно не имел намерений транспортировать себя через время — такая идея не могла даже прийти мне в голову. Но знаю одно — книга как-то в этом замешана. Знаете, я профессионально занимаюсь книгами и уже собрал немало эзотерических текстов и фолиантов по магиям: белой и чёрной.

— И вы полагаете, что в одной из них было описано, как сделать, то, что вы сделали? — сомнение ясно слышно в голосе хозяина квартиры. Он наливает две кружки кофе и ставит одну перед своим непрошеным гостем.

— Но это единственное разумное объяснение на данный момент, — он хватает кружку, делает маленький глоток, но совершенно очевидно, что мыслями он далеко отсюда. — Как только мне что-нибудь ещё припомнится, я обязательно вам сообщу.

Это немного, но обнадёживает, так как означает, что память Фелла понемногу к нему возвращается. Нужно дать ему ещё времени.

Кроули хмыкает в кружку, неожиданно жалея, что там не налито что-нибудь покрепче.

— Кхм, хорошо спали? Я имею в виду, кхм, на диване?

Это пробуждает Фелла от его заторможенного состояния. Указательный палец, который накручивал круги по краю чашки, останавливается. Его глаза широко распахнуты, и при свете дня карий оттенок выступает ещё ярче,

— Да, абсолютно приемлемо. Благодарю.

— Вот и хорошо.

— Вы не волнуйтесь, я — птица не такого высокого полёта, чтобы не выдержать одну ночь на диване.

Кроули давится кофе,

— Что вы имеете в виду «одну ночь»? Вы куда-то направляетесь?

— Видите ли, принимая во внимание, какой переполох устроило моё вчерашнее появление, я полагаю, что у вас не было времени подготовиться к моему прибытию.

— Ну, это ещё мягко сказано.

— На сегодняшнюю ночь диван сослужил свою службу, — он выпрямляется, приосанивается. — А сейчас, будьте так любезны, проводите меня в мою комнату.

К чертям собачьим кофе. Хорошо ещё, что не хрюкнул и не заплевал нахрен Фелла.

Он расплывается в лучезарной улыбке, склоняется в полупоклоне, обводя рукой свои хоромы,

— Нижайше прошу, вот ваша опочивальня, ваше высочество.

Фелл уязвлён,

— Ваш насмешливый тон абсолютно ни к чему.

Отлично, кажется, он научился распознавать сарказм,

— Фелл, неужели не ясно, это всё, что у меня есть. Где ещё вы собираетесь спать?

— Но этого не может быть! Я знаю свой дом. Я жил здесь! — он быстро оглядывается, пересекает гостиную и останавливается напротив полок, на которых Кроули хранит стопки CD и другую ерунду. Под полками находятся двери, заклеенные простыми бумажными обоями. — Зачем вы заблокировали проход в следующее помещение?

— Это не я сделал. Проход заложили кирпичами, потому что там находится другая квартира.

Между бровей Фелла залегает складка,

— Да. Тут много изменилось, но я всё-таки способен различить истинную планировку. Тут у меня была гостиная, а за этой дверью — личная библиотека.

— А зачем вам была нужна библиотека, если у вас был целый книжный магазин? Впрочем, можете не отвечать, вопрос больше риторический. Постойте, вы хотите сказать, что та квартира тоже принадлежала вам?

— Весь второй этаж представляет собой анфиладу, мой дорогой.

Видя, что его собеседник споткнулся на слове «анфилада», он со вздохом поясняет,

— Это непрерывная галерея, где внутренние двери соединяют между собой все комнаты второго этажа.

— Так что, ВСЕ комнаты принадлежали вам?

— Я вижу, что вы обескуражены, но не больше моего от мысли, что вы умудряетесь жить на территории не больше, чем стойло в конюшне.

— Ой, ой, ой! Стойло! Вы хоть представляете, сколько сейчас стоит снять односпальную квартиру в центре Лондона? Бешеные бабки! Хоть почку продавай!

— Боже мой! Умоляю вас не делать этого!

— Всё! Поговорили! Итак, мой диван в вашем полном распоряжении, ваше величество.

— А что, «ваше величество» — это какое-то оскорбление?

Вопрос звучит абсолютно искренне, что приводит Кроули в замешательство,

— Что вы, что вы! Недавно я назвал вас «ваше высочество», а теперь вот «ваше величество». Считайте, что вас повысили.

— Из герцогства, в королевские особы? Как вас понимать?

— Да понимайте, как хотите.

Кроули есть в чём обвинить, но только не в том, что он крохобор и жмот. Он не пожалел денег, чтобы стильно обставить свою квартиру — и слышал по этому поводу много похвал в свой адрес. И он не потерпит, чтобы его критиковал какой-то надутый сноб, который годиться ему в пра -, пра -, пра -. Ишь ты, конюшня!

Фелл закатывает глаза и в задумчивости поворачивается к замурованным дверям,

— Значит, оригинальная планировка нарушена? Комнаты разделены и проданы по одной?

— Дошло, наконец, — Кроули с запозданием отмечает, что это прозвучало грубовато. Он смягчается. — Видите ли, сейчас многое по-другому.

Фелл кивает. Он больше не дрожит, его глаза не наливаются слезами, как это было прошлой ночью. Он выглядит собранным и готовым к новым ударам судьбы.

— Постойте! — нотка возбуждения в голосе привлекают внимание Фелла. Он вопросительно взглядывает на Кроули.

— В чём дело?

— Вы — викторианец?

— Полагаю, что это так.

Кроули радостно возбуждён,

— Отлично! Мы применим дедуктивный метод Шерлока Холмса и разгадаем вашу загадку?

— Это ваш друг?

— Что? Нет! — видя совершенное непонимание во взгляде Фелла, Кроули пускается в торопливые объяснения. — Это гениальный сыщик, как раз из викторианской эпохи. Разгадывает любые тайны, борется со всевозможными злодеями, в чём ему помогает его друг по жизни доктор Ватсон. Ну, ясно?

Кроули бросается к журнальному столику, достаёт тонкую книжечку и торжественно вручает озадаченному Феллу, не преминув уколоть,

— А я-то думал, что вы действительно знаток литературы.

Фелл оскорблено вскидывает на него карие глаза, а потом обращается к обложке, на которой написано «Этюд в багровых тонах». Автор — Сэр Артур Конан Дойль. По-прежнему в замешательстве, он перелистывает страницу и натыкается на следующую надпись «Впервые опубликовано в 1877 году».

— Кроули! Так ведь это спустя почти три декады от моего времени!

— Что, действительно? Мой косяк … .

— А сколько же правила королева Виктория?

— Да лет сто … , — Кроули ляпает не подумав, потому что его ум занят другим. — Как вы там вообще жили без Шерлока Холмса! И, боже упаси, без Бонда!

— Без Бонда?

— Бонд. Джеймс Бонд. Взболтать, но не смешивать.

Но это, явно, не проясняет ситуацию. Фелл протягивает ему книгу, но Кроули отказывается её взять,

— Считайте это обязательным чтением. Человек не может жить в современном Лондоне и не знать, кто такой Шерлок Холмс. Вы ещё мне спасибо скажете, что я заставил вас это прочитать. Будьте уверены.

— Будь по-вашему, — Фелл прижимает к груди книгу, которая, надо отметить, изрядно потрёпана: некоторые листы помяты, углы загнуты, но он бережно оглаживает её так, как будто это сокровище короны. — Я уже давно хочу почитать что-нибудь свеженькое, но, смею вас заверить, среди современных мне авторов, есть много достойных писателей.

— Могу поспорить, ни один из них и в подмётки не годится Конан Дойлю.

— Да что же это он такое написал об этом Шерлоке Холмсе?

— Я не собираюсь спойлерить. Узнаете в своё время, когда прочитаете.

— Уверен, что в вас говорят личные преференции, затмевающие реальную оценку персонажа.

— Фелл, Шерлок Холмс выше всякихличных преференций. Это — икона, идеал!

— Ну, для начала, есть же сёстры Бронте, хотя я сомневаюсь, знаете ли вы их?

— «Джейн Эйр»? Классика.

Фелл нахмурился,

— Хорошо, но не только. Ещё «Грозовой перевал».

— Хитклифф — настоящая жопа.

— Допустим. Вижу, что вы знаете азы, — Фелл о чём-то размышляет и вдруг спохватывается. — О, недавно я наткнулся на новую вещь. Содержание захватывает, это прогресс в среде женских авторов.

— И что это?

— «Север и юг», но я сомневаюсь, что вы … .

— Мистер Торнтон невыразимо горяч.

Фелл непонимающе смотрит на него,

— Горяч? Но дело происходит зимой, в Манчестере, дорогой.

— Нет, я имею в виду … . Ладно, просто не обращайте внимания, — он опять указывает на Холмса. — Лучше почитайте вот это, а я приму душ, а потом мы сходим и купим вам нормальную одежду, если вы собираетесь пробыть здесь какое-то время.

========== Глава 2 Часть вторая ==========

— Я собирался спросить про эту лестницу. Почему она такая … ?

— Паршивая? Исцарапал об неё не одну пару кожаных туфель. Такая заноза в заднице!

— А когда я владел зданием, не было никаких наружных лестниц.

— Её не так давно построили, сделали при ремонте второго этажа, чтобы отделить квартиры от территории магазина.

— Понимаю. Но им что, места не хватило, чтобы построить приличное сооружение?

— Точно. Посмотрите, как они её перекосили: старайтесь всегда держаться левой стороны, здесь ступеньки намного шире.

— Ужас. Кто только спроектировал такое убожество.

— Вероятно, демон.

________________________________________________

— Кроули, я не собираюсь читать вам проповеди о манере поведения в современном вам мире, но не думаете ли вы, что экипаж не должен двигаться с такой скоростью?

— Машина, Фелл. Это называется машина. Никто не использует конные повозки для передвижения по городу ещё со времён войны.

— Войны?

— Да, со времён Первой мировой.

— А что, было несколько мировых войн?

— Таковы уж люди.

— Кроули, остановите экипаж!

— Не экипаж. Машина! Это машина.

— Вы — злодей! Остановите! О! Боже мой!

— Вы наблевали в моей машине! … Вас изволило вытошнить?

— Я же умолял вас остановиться.

— Вы мне сообщили, что «собираетесь опорожнить себе желудок»! Что я должен был подумать?

— Экипажи не приспособлены к такой быстрой езде. Сколько я повидал на своём веку извозчиков, но ни один не позволял себе такой безалаберности на тракте.

— Фелл, я в последний раз повторяю М-А-Ш-И-Н-А!

— Я буду называть этот агрегат, как мне будет угодно!

— Да вы просто невы … . Эй! Фелл! Куда это вы направляетесь?

— Я решительно отказываюсь подвергать свою особу подобным истязаниям в этой вашей душегубке! Если вы и дальше намерены управлять экипажем таким же манером, то прошу извинить — я предпочитаю пеший способ передвижения.

— Фелл, это просто смешно! Вы же даже не знаете, куда идти! Фелл! Фелл! Ладно, буду вести медленнее. Пожалуйста, вернитесь в машину!

Блондин смерил его подозрительным взглядом и ничего не ответил.

— Извините. Буду более осторожным. Обещаю.

— Будь по-вашему. Однако вынужден предупредить, как только вы повысите скорость, я не гарантирую от другого приступа опорожнения желудка в этой вашей ненаглядной Бе-е-ентли.

_____________________________________________________

— Да вы изволите шутить!

— Я абсолютно серьёзен. Сейчас никто не носит такую кружевную белиберду на шее. Вам придётся это снять!

— Но — но! Это же неприлично!

— Оглянитесь вокруг, Фелл! Вы видите у кого-нибудь на шее такой кружевной слюнявчик? У всех шеи голые. Снимайте, и будете тоже похожи на человека.

— Но я очень привязан к конкретно этому шейному платку!

— Да вы выглядите в нём, как белая ворона! Да ещё тартан!

— Тартан нынче в моде, да будет вам известно!

— Если вас смущает голая шея, застегните верхнюю пуговицу.

— А так можно?

— Вы выглядите немного, как старомодный профессор, но некоторым это даже нравится.

— А что это там? Уж не галстук ли бабочка?

— Да … . Подождите, вы что, собираетесь …?

— Господи Иисусе, Кроули! У них есть бабочка тартановой расцветки!

— Дожили … .

______________________________________________

— Кроули, позвольте спросить, чем это занята та молодая пара?

— Ха! Крепитесь! Похоже, они на свиданке.

— И что это значит?

— Это значит, что они нравятся друг другу. Смотрите, они держатся за руки. Рандеву, так сказать.

— Да, но молодой человек только что поцеловал руку этой юной девы! Не кажется ли вам, что они слишком молоды для таких вопиющих вольностей?

— А что тут такого? Он же не жениться прямо сейчас на ней собрался. Так, развлекаются оба.

— А это допустимо? Вот так открыто демонстрировать свои интимные чувства приязни?

— Да всем наплевать. Пусть делают, что хотят, пока это не мешает другим.

— А вы … тоже проделываете такое … со своими пассиями?

— Я с моими … пассиями — нет! Их не интересуют такие слюнявые шуры-муры. Но другие смотрят на это нормально.

— Выглядит довольно мило.

— Да-а-а … .

_______________________________________________

Из всей мириады сногсшибательных достижений современности викторианец больше всего поражён самодвижущимися лестницами. Надо же, движутся сами по себе! Никто ими не управляет! И куда они деваются там, под полом? Это потрясающе, но и наводит на целый ряд размышлений. Как они останавливаются, чтобы люди смогли встать на них? Или это своего рода украшение, не предназначенное для перевозки людей? У этого ненормального времени, кажется, склонность к разного рода экстремальным забавам. Где, в конце концов, охрана у этого ненадёжного сооружения?

Его сомнения и нехорошие предчувствия только усиливаются по мере их приближения к этому опасному агрегату. У Кроули на лице не дрогнул ни один мускул, и это озадачивает. Как может он быть так спокоен? Азирафель обводит взглядом пространство рядом в поисках управляющего рычага или колеса, но ничего подобного не видит. Перед ним только движущиеся ступени, заключённые в стенки из прозрачного стекла и уносящиеся куда-то вниз, в преисподнюю … . Он замирает на самом краю.

Кроули уже заносит ногу над первой ступенькой, но быстро её отдёргивает при взгляде на своего спутника.

— Фелл?

Фелл не знает, как интерпретировать его тон. Не хочется выставлять себя на посмешище.

— Всё в порядке, просто наступите на первую ступеньку.

— Да, но она как-то странно гудит. Вы уверены, что это безопасно?

— Да. Давайте: сначала одну ногу, потом другую.

Фелл осторожно ставит ногу на первую ступеньку, и она мгновенно улетает от него вперёд. Его охватывает паника, и он в ужасе отпрыгивает назад, ужасно смущённый, что позволил себе вскрикнуть и нарушить куртуазность поведения.

Кроули закатывает глаза,

— Всё будет хорошо. Просто доверьтесь мне.

Он крепко обхватывает руку пугливого викторианца повыше локтя.

— К-к-кроули, — Азирафель торопливо выдёргивает руку, на щеках играет румянец смущения.

Он шипит,

— Что вы себе позволяете?

— Я просто помогаю! А вы что себе вообразили?

Азирафель немного успокаивается. Ну и общество! Никаких границ, отсутствует понятие пристойности! Всё дозволено? Осталось ли что-нибудь под запретом? Его разум вступает на территорию, которую он не в силах объять. Он невольно взглядывает на Кроули — единственного человека, которому он может довериться. Больше не к кому идти, только к нему.

Превозмогая себя, Фелл слабо кивает.

Кроули улыбается. Улыбка мимолётная, но добрая, понимающая. Так может улыбаться тот, кому вы небезразличны, друг, например. Но, прежде чем Фелл начинает вдаваться в размышления по этому поводу, Кроули крепко сжимает его ладонь.

Это прикосновение обжигает, посылает искры по всему телу, горячит кровь. Он практически не замечает, как оказывается на самодвижущихся ступеньках и приходит в себя только когда его обе ноги уже уносятся вперёд и вниз. Вытаращившись, он с открытым ртом смотрит на их соединённые руки. К счастью, никто не видит, самодвижущаяся лестница в их полном распоряжении. Однако он не может избавиться от чувства острого беспокойства, а если бы кто-нибудь их увидел, сложись обстоятельства по-другому?

Он быстро осматривается и глядит вниз на приближающийся зал.

— Оч-ч-чень впечатляет, — с трудом выдыхает он. Потом он поворачивает голову и видит, что Кроули заинтересованно наблюдает за ним. — Вы, я вижу, премного развлекаетесь за мой счёт?

Кроули только смеётся в ответ,

— Есть такое.

— Однажды я покажу вам, на что способен, поражу вас своей сообразительностью, и тогда мы будем играть на равных.

— Жду — не дождусь!

— А ещё лучше, я застукаю вас за чем-нибудь уничижительным, тогда посмотрим, кто будет смеяться последним.

— Для викторианца вы тот ещё бастард!

Они приближаются к концу лестницы, всё ещё держась за руки. Азирафель боится. Он краснеет, чувствует, как румянец заливает не только лицо, но переходит на шею. Без кружевного платка он весь на виду, боже, как стыдно! У него есть ещё немного времени, чтобы взять себя в руки. Ведь не может это сильно отличаться от того, что он уже перенёс наверху?

Кроули выпускает его руку и спокойно спускается на несколько ступеней ниже. Как будто он только что не перевернул мир Азирафеля с ног на голову! Как будто ничего не произошло! Каков!

С другой стороны, если они друзья … . Приятели могут себе такое позволить.

Как же эти современные люди вольны в выражении приязни друг к другу! Азирафель себе лгать не может, такие касания приятны, даже когда они так неприкрыты и публичны. Как можно быть таким спокойным после прикосновения голой руки к голой руке, которое пронзило его до самого основания? Он не может этого постичь, но этот жест сейчас перевернул все его представления о традициях и приличиях поведения джентльмена.

Он следует за Кроули, почти не отдавая себе отчёт об окружающем. Призрак касания рук всё ещё преследует его, как будто собирается навсегда отпечататься на его ладони. Для него это что-то ужасно интимное, а для Кроули — обыденное. Неравнозначность этого нужно будет обдумать позже. Он позволяет сердцу бежать впереди разума и замирает от мысли: они теперь с Кроули друзья?

— Эй! Фелл! — этот окрик врывается в его мысли, как колокольный набат. — Соберитесь! Если вы мне и годитесь в дедушки, это не значит, что я позволю вам расслабляться.

— Я вас умоляю, да, мне не тридцать восемь!

— Ишь, загнули: тридцать восемь! Да вам сейчас двести тридцать восемь!

— Это не считается, я едва прожил лучшую часть из того, что мне отпущено.

Кроули засовывает руки в передние карманы своих до ужаса узких чёрных брюк, на его губах играет дьявольская ухмылка. Он чуть наклоняется к Азирафелю,

— Если это вас немного утешит, вы выглядите чертовски привлекательно для своего возраста.

Азирафель не понимает, как реагировать. Он оглушён, потрясён. Что делать? Уйти? Он чувствует, как опять заливается пунцовой волной. Да, отказаться от шейного платка было плохой идеей.

========== Глава 3 Часть первая ==========

Кроули — единственный ребёнок. Кого интересуют детали, вынуждены разочаровать, так как особенно добавить нечего. Когда его отцу перевалило за двадцать, он превратился в настоящего красавчика. Его матери хватило одного взгляда, чтобы подумать: «Я хочу от него ребёнка!»

Это заветное желание осуществилось через десять месяцев.

Когда новизна деторождения растворилась, как утренний туман, молодые родители вдруг осознали, что не могут выносить присутствия друг друга. Вследствие этого они старались как можно больше времени проводить порознь, не чая души в своём «дорогом крошке» и не видели причин заводить ещё одного ребёнка. А вообще было не так уж и плохо. Не затевались ни хватающие за душу словесные перепалки, ни стычки, достойные мыльных опер. Зато были постоянные процеженные сквозь зубы агрессивно-уничижительные замечания и куча фальшивых улыбок за обеденным столом. Когда Кроули стукнуло семнадцать, последовал развод, который прошёл, не оставив в его сознании заметного следа.

Талант заводить друзей у него отсутствовал напрочь. В подростковом возрасте он представлял собой кишку с болтающимися руками и заострёнными чертами лица, далеко несимпатичными. А когда он всё-таки заставлял себя общаться, он всегда влипал в дурную компанию. Так продолжалось достаточно долго.

При таком раскладе Кроули был одинок большую часть своей жизни. Он ценил неприкосновенность личной свободы, можно сказать, ставил её превыше всего. Да, у него есть работа. У него есть его растения. У него что-то вроде дружбы с Вельз и Дагон, но даже они достаточно осторожны в общении с ним и не стремятся к более тесным узам. Он не заводит долгосрочных связей, так как твёрдо ставит на место тех, кто сам навязывается. Те, кто иногда бывают у него, либо пьяны, либо так сексуально озабочены, что им всё равно, как и чем он живёт. И всё же у него в квартире есть живые существа: например, растения. Их он терпит, потому что они послушны и не шляются, где попало.

Но сейчас всё коренным образом изменилось: сейчас у него в квартире появилось нечто живое, к тому же, способное передвигаться.

Тот факт, что этот живой передвигающийся объект к тому же белокурый и кудрявый книготорговец, выходец из 1856 года, ещё никак до конца не укладывается в его голове. За последние недели этот викторианец старается сделать своим домом то, что было его домом лет двести назад.

Всё это немного вышибает из колеи.

Они в книжном магазине. Фелл бросает вокруг подозрительные взгляды, пока его внимание ни привлекает стол при входе с множеством книг в ярких дешёвых обложках, организованных в неряшливые стопки под табличкой «Горячее чтение». Книги слегка потрёпаны, очевидно, их просматривали.

— Какого рода это заведение? — Фелл не может скрыть своего ужаса.

— Подожди-ка. Дай удостовериться, — Кроули явно ёрничает, бросает притворные взгляды на вывеску и объявляет. — Мы в заведении под названием Книжный магазин А.З. Фелл и К*. Прикинь?

— Я едва могу в это поверить.

— А ведь я предупреждал, что ты вряд ли найдёшь здесь свою книгу.

Фелл отвешивает сердитый взгляд,

— Но я желал удостовериться в этом лично.

— Да ты уже неделю собираешься, а ведь на этом книжном свет клином не сошёлся, в Лондоне есть и другие магазины.

— Я достаточно осведомлён, но в тех поисках нет смысла, — он воздевает руки к небу и явно раздражён. — Какой смысл было сохранять имя и название, если разбазарили содержимое по окрестным книжным лавкам?

— Послушай, мне действительно жаль, что у них нет твоей книги. С этим нужно смириться. Но, может быть, стоит попробовать подойти к поискам по-другому?

Фелл хватается за полы своего пиджака и с силой тянет их,

— Я всё понимаю, но, Кроули, вот что сводит меня с ума — это уверенность, что как только я увижу книгу, я вспомню, как я сюда попал, значит, смогу найти дорогу назад.

— А может она в каком-нибудь другом старом букинистическом магазине? Здесь-то её точно нет.

— Так же существуют и тысячи других вероятностей, например, допустить, что она была продана в частную коллекцию, если, конечно, не погибла в огне пожара, — его плечи опускаются на дюйм ниже. — Я такой изрядный болван, если не рассмотрел такую вероятность раньше.

Фелл не может скрыть своих эмоций, всегда ясно, когда он расстроен. У него изумительные лучистые … , да всё у него лучистое! Карие глаза так и светятся мягким внутренним светом, пушистые волосы сияют ореолом, нимбом над его головой. Широкая и ясная улыбка — наполовину смущённая, но на другую половину ослепительная. Это нужно исследовать, как научное явление: Фелл входит в комнату и освещает её одним своим появлением. Но это только, когда он счастлив. Ну, или когда он возбуждён или обрадован чем-либо, любопытствует или заворожён новым открытием, сделанным в современном мире.

А когда ничего этого нет, комната погружается в полумрак, а по стенам ползут угрюмые тени. Всё вокруг немного темнеет, прежде всего, сам Фелл, который выглядит так, как будто его опять изваляли в одной из тех ужасных машин-душегубок, которые он так не любит.

Кроули легко похлопывает его по плечу, привлекая внимание. Фелл подпрыгивает от неожиданности и поворачивается.

Он быстро отдёргивает руку,

— Вот что я тебе скажу. Тебе необходимо развеяться. У меня есть кое-какие мысли, чем мы сейчас можем заняться.

Они поднимаются вверх по лестнице и усаживаются в гостиной смотреть перипетии между Севером и Югом. (И да, у Кроули есть DVD. И даже не пытайтесь спрашивать почему … . Ну, а Ричард Армитидж выглядит охренетительно даже в дурацком шейном платке. Это тут вообще ни при чём. И почему бы время от времени Кроули не погрузиться в слюнявые романтические события на экране? Это никого не касается.)

Он развалился на диване, ноги согнуты под углом, противоречащим человеческой анатомии, а Фелл устроился в кресле, сидит, как будто аршин проглотил, ручки на коленях аккуратно сложены. Кроули весело хмыкает при виде напряжённых плеч Фелла, который ничего не видит вокруг, полностью поглощенный «движущимися портретами».

— Я не припомню, чтобы роман казался таким сентиментальным, когда я его читал, — его голос чуть-чуть дрожит. Кроули кажется, что он сейчас заплачет. — В оригинальном сюжете не было такого упора на романтизм.

— На то и телевидение, чтобы всё превращать в розовые слюни, — пожимает плечами неромантичный с виду хозяин квартиры. Сейчас он поменял положение на диване, вывернув шею, что тоже кажется чрезвычайно неудобным.

Они уже просмотрели половину, когда Кроули опять взглядывает на чувствительного зрителя. Он выглядит абсолютно по-другому: черты лица напряжены до предела.

Кроули обеспокоенно садится,

— Фелл, с тобой всё в порядке?

Блондин поспешно заверяет, что всё замечательно, но Кроули не проведёшь. Брови Фелла сдвинуты, уголок рта подрагивает от напряжения, как будто ему очень больно, но он старается скрыть это. Он поминутно потирает затылок.

— Пойду-ка я принесу чего-нибудь попить. Фелл, тебе захватить?

Тот отрицательно качает головой,

— Всё в ажуре, мой дорогой.

Кроули удаляется на кухню, где решает ещё сделать себе и бутерброд. Он занят приготовлением сэндвича, когда из гостиной раздаются звуки движения. Он слышит, как Фелл поднимается с кресла, наверное, он передумал и сейчас заявится на кухню.

Но нет, Фелл не появляется на этой холодноватой, никилиево-монохромной кухне. Он возвращается, собирается присесть на своё старое место, но он занято. Фелл лежит на диване, одна рука свешивается до пола, глаза закрыты. Он заснул.

— «Вот прохиндей! Не успел я отлучиться на пару минут, как он уже занял моё место!» — ворчит Кроули еле слышно, занимая место в кресле и вгрызаясь в бутерброд. — «Тот ещё бастард!»

На экране актёры продолжают выяснять отношения, а он не может оторвать глаз от распростёртой на диване фигуры.

Он не может объяснить свои чувства. Как это вообще может быть связано с пухлыми розовыми щеками викторианца и его золотыми кудрями. Можно понять тех, кто сравнивает Фелла с ангелом. Ангел и есть! Но к Кроули это не имеет никакого отношения.

Спустя почти час он слышит приглушённый звук входящего сообщения на телефон. Он оглядывается: на столе телефона нет, в карманах тоже. Со стоном он вспоминает, что оставил его на диване, когда пошёл на кухню. Он подходит, наклоняется над спящим Феллом и уже протягивает руку, чтобы вытащить из-под него булькающий агрегат.

Кроули останавливается. Совершенно очевидно, что Фелл плюхнулся на его телефон, но спит так крепко, что звуки его не будят. Как бы так изловчиться, чтобы и дальше его не разбудить? Он сгибает пальцы и осторожно просовывает их под плечо спящего.

Он уже захватил его и тянет, но рука замирает, когда карие глаза распахиваются, а с пухлых губ срывается потрясённый, совершенно шоковый выдох.

___________________________________________________

Мистер Фелл стоит в своём книжном магазине, в этом он уверен, но очертания размыты и зыбки по краям. Над его головой — яркий свет, он ослеплён, но отчётливо слышит приближающиеся шаги.

— « … в союзе с тёмными силами зла!»

— «Нет!» — кричит мистер Фелл, хватая нападающего за плащ и опрокидывая на пол.

— «Одержим Дьяволом! Мы изгоним его, туда, где ему и место, назад в преисподнюю!»

— «Прочь!» — мистер Фелл в отчаянии, он, как утопающий за соломинку, судорожно вцепляется в бронзовый нож для бумаги, чувствует его холодную тяжесть в своей руке. — «Прочь от круга!»

Боль просто раскалывает голову, когда он ударяется об пол. Она шокирует и вышибает весь воздух из лёгких. Но не это главное. Он игнорирует болевые спазмы. Главное — книга. Она лежит вне пределов его досягаемости, и он, собрав остаток последних сил, ползёт к ней. Его отчаянный, полубезумный взгляд уже выхватывает из темноты знакомую потрёпанную обложку.

«Магические заклятия и ритуалы. Проверенные и эффективные».

Он загнан в какую-то временную ловушку, где можно пошевелиться, а всё вокруг находится в неподвижности. Больше нет яростных атакующих ведьмоловов. Не звенят колокола, и не пахнет жасмином. Вокруг непроницаемый воздух, бешеный бег мыслей, которые пытаются заглушить нестерпимую боль в затылке.

Три ступени, три шага, для достижения самого заветного желания … !

СЛОВА, СИМВОЛЫ, ЖЕЛАНИЕ!

Он всё выполнил правильно? Все три? Да, он уверен, но чтобы убедиться, надо просто ждать.

Время снова начинает свой бег, всё приходит в движение. Он видит руку, которая выхватывает заветную книгу прямо у него из-под носа. Правую щёку обжигает режущая боль. Она нестерпима и он падает, размазывая магические символы окружности. Он взмахивает руками, пытаясь зацепиться за что-нибудь и предотвратить падение, но руки ловят пустоту.

Он тяжело приземляется прямо в центр магического круга.

Азирафель рывком просыпается и видит над собой встревоженное лицо Кроули. Он силится вздохнуть, сердце бешено стучит в груди, того и гляди вырвется на волю. Боль в щеке теперь ясно чувствуется. Рядом с лицом он видит раскрытую ладонь Кроули. Это что, он его ударил?

Рыжеволосый мужчина пытается отстраниться, и до Азирафеля только сейчас доходит, что он намертво вцепился ему в плечи и не отпускает.

К удивлению Кроули блондин не отпускает его, когда приходит в себя, а ещё крепче вцепляется и не даёт отодвинуться ни на дюйм.

Азирафель пытается что-то сказать, но слишком слаб, язык не слушается его и не хочет произнести ни одного членораздельного звука. Кроули уступает и позволяет притянуть себя ещё ближе.

— Кошмар приснился? Ничего страшного. Всё позади! — бормочет он утешительно.

Азирафель чувствует невероятную близость друг к другу. Грудь Кроули прижата к его. Они дышат вместе, двигаются вместе. Вздох одной груди заставляет другую вжиматься. Истерически бьющееся сердце ищет прибежища под другим, более спокойным. Под влиянием Кроули Азирафель немного успокаивается, начинает дышать ровнее. Даже, кажется, синхронизирует сердцебиение.

Когда Азирафель достаточно успокаивается, они оба садятся на диван. Потом Кроули срывается с места и спешит на кухню сделать Феллу чашку чая. Азирафель шепчет слова благодарности, принимая фарфоровый сосуд в чуть дрожащие руки.

— Позволь тебя спросить, что ты такое делал, когда я проснулся? — Азирафель кидает на него взгляд поверх края чашки.

— Да ты улёгся на моём телефоне. Доставал!

— Неужели? Я был не в себе. Я очень извиняюсь.

— За что ты извиняешься? Как я понимаю, ты потерял сознание?

Азирафель закусывает губу, сосредотачивается,

— Всё было нормально, до тех пор пока я не почувствовал характерную боль в затылке. Точно такую же, что я чувствовал в мою первую ночь здесь. Когда ты ушёл на кухню, я подумал, что полежу и всё пройдёт, но на меня так накатило … . Потом я ничего не помню, очевидно я заснул.

— Похоже, тебе приснился кошмар. Я хотел достать телефон, но тут ты вцепился в меня, как клещ в собачье ухо. Я закричал, старался тебя разбудить, но ты не реагировал, тогда я ударил тебя по щеке. Извини, я тоже запаниковал, не знал, как ещё тебя добудиться.

— Не переживай, — тёплая волна заливает лицо Азирафеля. — Думаю, я должен поблагодарить тебя за это.

— Да не стоит.

— Ты был очень добр, утешая меня.

— Никакой я не добрый! Никогда не называй меня так!

— О! Я не хотел тебя обидеть.

— Просто ты … ! Выглядел … — Кроули дико жестикулирует, подыскивая слова.

Азирафель в смятении поднимает брови,

— Что я?

— Ты выглядел дерьмово! Говнисто, чтоб ты понял! — в его голос от волнения прорываются визгливые нотки.

Азирафель смотрит, раскрыв рот,

— Что? Прошу меня извинить.

— Нет … , — Кроули в смятении трёт виски. — Ты выглядел так, как будто бы тебе была нужна помощь. Вот и всё.

— В таком случае, я чрезвычайно рад, что ты любезно пришёл мне на выручку.

Лицо Кроули становится на оттенок темнее, по неизвестной причине он избегает смотреть в глаза этому невинному ангелу. Потом он вздыхает и возвращается к прерванному разговору,

— Фелл, не напомнил ли тебе тот кошмар о чём-нибудь важном?

Азирафель смотрит испуганно, делая вид, что пытается припомнить, потом решает солгать,

— Нет, Кроули. К сожалению, я вообще ничего не помню.

========== Глава 3 Часть вторая ==========

На следующий день оба чувствуют себя неуютно. После инцидента с «кошмаром» Азирафель обходит Кроули стороной. Можно только себе представить, что тот чувствует, видя, что блондин не поднимает на него глаза, замкнулся, практически не может находиться с ним в одной комнате. Со стороны это выглядит, как будто Кроули совершил тяжкое преступление, но он-то знает, что это не так. Уж если на то пошло, это вина Азирафеля, как и всегда в его жизни. Но Фелл не знает, как извиниться за обман, как вернуть прежнюю атмосферу дружелюбия. Он запутался, ещё никак не может приспособиться к новому миру, так отличного от старого, привычного. Для него это слишком, и его неспособность осознать полностью новые реалии сказываются на его поведении, выразившемся в натянутость между Кроули и им.

Ему предоставлена небольшая передышка от этих невыносимых автомобилей, которые просто наводнили этот мир, и они идут пешком. Но их обычная прогулка заполнена напряжённым молчанием. Наконец Кроули теряет терпение и говорит тоном, не допускающим возражения,

— Тот сон напомнил тебе о чём-то, не увиливай!

Азирафель подавленно молчит.

— Хорошо, молчи дальше, но я не понимаю, Фелл, почему ты так поступаешь, хотя обещал быть откровенным со мной. Помнишь? Как мы распутаем эту загадку, если ты мне ничего не говоришь?

— Возможно, открылись такие факты, которые лучше хранить в секрете, — неожиданно резко отвечает Азирафель.

Кроули раздражённо стонет, закатив глаза, в то время как они обходят пруд, рябь которого отражает последние лучи заходящего солнца.

— Но ведь это такая классная тайна. Жалко оставлять её нераскрытой, тем более что мы хотели решить её в стиле Холмса и Ватсона, помнишь?

— Всё не так просто, Кроули. Это не просто забавный детективчик.

— А вот Холмс и Ватсон всё друг другу рассказывали, — намеренно игнорирует его Кроули. — Абсолютно никаких секретов между теми двумя. Они держали многие факты в секрете от других, но никогда друг от друга. Ну, конечно, если, не считать того эпизода, где Холмс ведёт себя жопа жопой, инсценируя собственную смерть, а Ватсон убивается по нему несколько лет подряд.

— Что Холмс сделал?

— Вот говно! Спойлер!

— Я же ещё не дошёл до этого места, Кроули! — Азирафель натурально стонет от разочарования.

— Извини, извини! Забудь, что я сказал. Я просто так сболтнул. Честное слово!

— А как теперь забыть-то? — Фелл печально вздыхает. — Возвращаясь к тому разговору, тут не поспоришь, что они были совершенно откровенны друг с другом. Но с другой стороны, ты и не очень похож на Ватсона.

Кроули смотрит неверящим взглядом,

— Нет! Нет-нет-нет-нет! Фелл! Милый, простодушный Фелл. Из нас двоих я абсолютно точно Холмс!

Азирафель прикрывает рот рукой и хихикает,

— Ты — Холмс? — он разражается беззлобным искренним смехом. — Нет, мой дорогой мальчик. Это невозможно!

— Да ты бы сроду о нём ничего не узнал, если бы я не рассказал!

— Повторяю, я не хотел обидеть. Однако утверждаю, что моё превосходное классическое образование делает меня Холмсом по определению.

— Ты что, намекаешь, что я тупой? Фелл, так дело не пойдёт! Я очень даже умный, — Кроули явно обижается, опускает уголки губ, и, по мнению Азирафеля, это прибавляет ему с десяток лет. — Именно у меня неутолимая жажда к тайнам и приключениям, к ниспровержению теорий, и всё такое! Тебе отводится роль, стоять и наблюдать, какой я великий и гениальный.

— Позволь не согласиться.

Так они препираются ещё с полчаса. Когда, наконец, оба успокаиваются, и Азирафель чувствует себя намного лучше, более расслабленно. Он поворачивается к своему собеседнику и прикидывает, как бы помягче изложить все известные ему факты.

— Когда я лежал там, на диване, это был вовсе не сон, — торопливо говорит он, как бы подгоняемый, повисшей тишиной. Они уселись на скамейку у пруда.

— Тогда, что это было?

Азирафель набирает в грудь побольше воздуху,

— Я восстановил фрагмент моей памяти. Нет, не так. Я пережил его вновь, всё, что случилось непосредственно перед моим перемещением во времени.

Кроули оборачивается и с изумлением смотрит на него,

— Ты всё вспомнил?

— По крайней мере, сейчас я знаю название книги, которую мне нужно непременно разыскать. «Магические заклятия и ритуалы. Проверенные и эффективные». И она не пропала в огне. Её у меня забрали до того, как магазин сгинул в пожаре.

Кроули остолбенело смотрит,

— Кто это сделал? С кем ты был перед тем, как исчезнуть во времени и пространстве?

Азирафель печально смотрит на носки туфель, стыдясь поднять голову,

— Я точно не знаю. Я знаю, кто они такие, но персонально никого не знаю. Книга была наполнена описаниями старинных ритуалов и магических обрядов. Это был единственный уцелевший экземпляр, и я хотел попробовать один ритуал из неё.

— Это какой же?

— «Существуют три ступени к достижению самого заветного желания: слова, символы и сильный волевой импульс», — Азирафель цитирует по памяти.

— То есть, ты связался с ритуалом, который обеспечил бы тебе исполнение заветного желания? — Кроули не верит своим ушам.

— Это не просто заветное желание, это желание, цена которого равносильна жизни, — он трёт виски, так как чувствует ещё один надвигающийся приступ мигрени. — У меня всё было под контролем. Единственно, чего я не смог предвидеть, это, что меня атакуют в моём собственном доме.

Кроули умолкает. Когда он вновь приобретает способность говорить, его голос звучит низко и глухо,

— Кто атаковал тебя?

— Группа эксцентричных и очень воинственно-настроенных людей, ведьмоловов. Они хотели изгнать из меня дьявола.

Кроули потрясённо смотрит на него, отказываясь поверить услышанному. Через несколько мгновений он приходит в себя, его разбирает сумасшедший смех,

— Посмотри на себя! Кому в здравом уме может прийти мысль, что ты связан с дьяволом?

— Видишь ли … , — Азирафель в исступлении ломает руки. — Я даже не знаю, как и сказать тебе об этом, но, принимая во внимания Холмса и Ватсона, я не буду больше хранить секретов, но я сейчас рискую всем, раскрываясь перед тобой.

— Чем ты рискуешь? Фелл, ты можешь абсолютно довериться мне. Кому ещё ты можешь всё это рассказать? Обещаю не судить тебя, но если всплывёт что-то очень пикантное, то не удержусь, и время от времени буду тебе это припоминать, так, шутки ради. Ну, вот, я тебя предупредил.

У Азирафеля вдруг образуется в желудке неприятная пустота, впечатление такое, будто кишки завязываются в узел. Он мучительно подбирает слова, чтобы начать рассказ.

— Видишь ли … я был членом тайного клуба для джентльменов.

— Да ты голубее, чем куча мартышек под веселящим газом! У тебя же это на лбу написано!

Фелл судорожно открывает и закрывает рот, но оттуда доносятся только бессвязные слова,

— Я? Как можно? … в такой ситуации … так неосторожно о таком!

— Фелл, Фелл! Успокойся ты, наконец! Всё в порядке. Я это утверждаю — ВСЁ в порядке!

— Как ты можешь заверять меня в этом, ведь я в буквальном смысле этого слова — криминальный элемент!

— Больше нет! Да угомонись ты, хрен беспокойный! Помолчи и послушай, что я тебе скажу.

Азирафель затихает, но продолжает сверлить собеседника недоверчивым взглядом.

— Слушай, я понимаю, что в твоё время признаться в своей нетрадиционной ориентации, было равносильно, что подписать себе приговор. И это сплошной кошмар! История вообще временами бывает вещь говнистая, и это просто нечестно, что тебе пришлось пройти через всё это.

Азирафель потрясён сочувствием, которым пропитаны слова и взгляд Кроули.

— Многое изменилось в этих отношениях. Конечно, до совершенного общества ещё далеко, но, по крайней мере, тебя никто не будет преследовать и не убьёт за твои сексуальные предпочтения.

Азирафель смотрит недоверчиво,

— Объясни! Не понимаю.

— Так перехожу к основному, — он вольготно закидывает руку на спинку дивана и пожимает плечами. — Если и не во всех сферах жизни это безоговорочно принимается, то я — последний, кто может тебя за это осудить.

Челюсть у Азирафеля отваливается в прямом смысле этого слова,

— Уж не хочешь ли ты сказать, что ТЫ … ?

Кроули расплывается в озорной улыбке, брови ползут вверх, он просто наслаждается потрясённым видом блондина,

— Я — что…?

Фелл заливается пунцовой краской, что грозит перерасти в апоплексический удар,

— Что ты тоже … ?

— О, да!

— ДА …?!

— Можешь не сомневаться. А чего ты удивляешься? В первый вечер, помнишь? Ты видел меня с мужчиной в этой самой квартире.

— Мужчина, которого ты подцепил на улице?

— Фелл, «подцепил на улице и привёл к себе» означает, что мы собирались хорошо потрахаться.

Азирафель полыхает всеми оттенками алого и пурпурного. От эмоций ему нечем дышать. Он оттягивает воротник рубашки, стараясь дать доступ воздуху,

— Я же … . О! Боже мой! Мой дорогой! — и тут на него с новой силой накатывает волна мигрени, и он хватается за виски. — Я так сожалею! Я помешал. Но я же не знал! У меня и в мыслях не было испортить тебе всё!

— Успокойся, всё в порядке.

— Ты слишком снисходителен ко мне.

— Честно? Да мне наплевать на того мужика. Секс я могу обеспечить себе в любое время, а вот такое приключение, как ты мне преподнёс, встречается только раз в жизни. Это для меня в сто раз важнее.

Азирафель опять заливается краской,

— Как можешь ты говорить, так открыто, о таком постыдном?

— О чём, о прелюбодеянии? Или, как это поделикатнее сказать, плотских утехах? А как это там в Библии написано?

— Прекрати, пожалуйста, — Азирафель в смятении отворачивается к пруду.

На Кроули опять нападает приступ беспардонного смеха,

— Не хочу! Это что-то с чем-то, смотреть, как тебя подбрасывает! Со смеху умереть можно.

Азирафель жутко обижается, что немного умеряет пыл насмешника, и он напускает на себя пристойный вид, насколько это возможно.

— Серьёзно, Фелл. Пора понять, что это нормально. Оглянись вокруг. Нет, лучше я тебе сам покажу.

— Что ты мне покажешь?

Кроули поднимается со скамьи и протягивает ему руку.

— Пойдём, и я покажу, что такие люди, как мы, могут сейчас себе позволить.

Викторианец недоверчиво смотрит на протянутую руку, он никак не может постичь разумом то, что только что услышал. У него ещё много сомнений, главным из которых является его личная неосведомлённость о рамках и границах дозволенного в этом странном мире. Он смотрит на своего друга и видит, что тот абсолютно серьёзен. Это поселяет надежду в его сердце.

Осторожно, он вкладывает свою тёплую ладонь в протянутую руку.

Азирафель всё еще никак не может привыкнуть, что можно вот так запросто держаться за руки, хотя они уже проделывали такое. Обжигающий жар прикосновения опять накрывает его с головой, не меньше, чем в первый раз.

Радуясь, что его стеснительный друг больше не вырывает ладонь, Кроули сжимает её крепче и направляется беззаботным шагом к выходу из парка, беззаботно помахивая сцепленными руками.

Мало кто обращает на них внимание, окружающие спешат мимо, занятые своими проблемами. Это поразительно. Фелл улавливает несколько взглядов, направленных на них, но люди вежливо улыбаются и проходят мимо. Он крепче сжимает руку своего спутника, чтобы убедить, себя главным образом, что это не сон, и они действительно делают это на публике.

И каждый раз он чувствует ответное рукопожатие Кроули.

— Вот видишь, Фелл, — Кроули шепчет, опасно близко приникая к его уху. Азирафель усилием воли заставляет себя не шарахаться в сторону, хотя он может сделать это, так как чувствует, что Кроули ослабил хватку. Более того, он на мгновение выпускает его руку, и Азирафель в панике чувствует, что он брошен, одинок. Но вот крепкие пальцы вновь сплетаются с его, и он всеми фибрами души ощущает, что обрёл якорь и успокаивается. На глаза наворачиваются слёзы.

Они проходят мимо двух молодых девушек, которые так же, как и они, держаться за руки. Вдруг одна из них наклоняется и быстро целует свою подругу в губы. Обе весело смеются.

Азирафель потрясённо наблюдает за ними.

Помимо воли он начинает представлять, как бы это ощущалось с Кроули, но он старается прогнать эту мысль также быстро, как она проникла в его голову.

— Просто поразительно, как люди могут быть настолько открыты в проявлении своих чувств! Как легко вы открываетесь и полностью отдаёте себя в руки партнёру.

— Вообще-то, не так всё и серьёзно. Такие связи далеко не всегда приводят к законному браку. Некоторые занимаются этим ради забавы. Просто потому, что здорово чувствовать себя связанным с кем-то. А если они больше не хотят этого, то просто говорят друг другу, и пара расстаётся.

— О …! — Азирафель настолько ошеломлён, что даже не знает, как относится к подобной информации.

— Самое главное, — и тут Кроули становится серьёзным. — Что оба партнёра делают это по доброй воле, по своему желанию. И когда один говорит, что больше не хочет отношений, другой не принуждает его силой. Весь сыр-бор заключается в том, что оба должны получать удовольствие, но и уважать личные границы партнёра.

Азирафель погружён в собственные мысли,

— Всё-таки я стою за узаконенные отношения, я имею в виду брак, — а потом убито добавляет. — Хотя конечно, я осознаю, что мне никогда не испытать такого счастья.

— Почему нет? По крайней мере, в наше время. У нас нет закона, запрещающего однополые браки.

Эта новость обрушивается на голову бедного викторианца снежной лавиной. На минуту он представляет, как это могло бы быть. Но только на минуту.

Он печально смеётся,

— Может быть, такого закона и не существует, но зато существует моя непривлекательность. Так что всё опять встаёт на свои места.

Кроули озадачен такой реакцией,

— Ты что серьёзно? Наверняка где-то ходит твоя вторая половинка, человек, который потянется к тебе, и только к тебе.

Азирафель не верит и даже не пытается допустить такую возможность. Он качает головой,

— Никогдане было, и никогда не будет. Мой дорогой Кроули, мне на роду написано быть одному, только в компании книг, — он как-то поникает, смотрит под ноги. — А теперь у меня и их нет.

Кроули пронзает острое чувство жалости.

— А какой ритуал ты хотел совершить? — его голос непривычно мягок.

Азирафель смущённо бросает взгляд из-под полуопущённых ресниц,

— Я просил себе друга.

У Кроули в горле встаёт ком.

========== Глава 4 Часть первая ==========

— Кроули!

— Чёрт! — Он вскрикивает от неожиданности и отскакивает назад, настолько, насколько позволяют габариты современных квартир в центре Лондона, врезаясь плечом в стену.

— О, небеса! Я так извиняюсь!

— Господи Иисусе, Фелл! Как долго ты торчишь под моей дверью? — Кроули с остервенением трёт ушибленное плечо и шипит сквозь зубы по-змеиному.

Азирафель в смятении нервно перебирает пальцами, заискивающе смотрит своими карими глазищами,

— Пару минут, я полагаю. Не больше.

— А постучать ума не хватило? — он дотрагивается до эпицентра боли и буквально взвывает.

— Мне дали понять совершенно ясно, что это комната — твоя личная территория. Я сомневался, позволено ли мне тревожить тебя, когда ты у себя.

— Да чего ты так заморачиваешься, Фелл. Когда что-нибудь надо — стучи и входи.

— О! Это так великодушно с твоей стороны! — и опять он под воздействием этой ослепительной улыбки а-ля Джулия Робертс, вызывающей странные вибрации у него в желудке, которые он упорно игнорирует.

— Э-э-э … . Что ты хотел мне сообщить такое неотложное?

— Дело чрезвычайной важности, — Фелл просто гипнотизирует его взглядом.

— Что такое стряслось? Чего ты на этот раз хочешь?

— Я ещё даже не озвучил свою просьбу, а ты уже делаешь какие-то выводы.

— Да потому что я тебя достаточно изучил: как только ты подплываешь ко мне с такими щенячьими глазами, мой кошелёк сжимается от нехороших предчувствий.

Фелл поджимает губки, и Кроули абсолютно не собирается описывать их как «очаровательные». Похоже, он уже и так влип, как кур во щи, и не собирается приправлять их своими чувствами к этому блондину.

— Скоро будет ещё один спектакль новой постановки «Гамлета», и хотя на премьеру мы уже опоздали … , — Фелл даже немножко поскуливает.

— Я тебя умоляю, какое я имею к этому отношение? — Сатанинские Яйца! Он уже и заговорил, как этот белобрысый и не может устоять перед таким неприкрытым низкопоклонством, которым Фелл владеет в совершенстве, особенно, когда ему чего-то очень хочется.

— Как мой друг, ты просто обязан сводить меня на спектакль, — уголки пухлых губ чуть приподнимаются, и он хитро улыбается.

— «Вот ведь, мужику двести лет, а туда же — кокетничает!» — думает Кроули.

— Друг мой, я просто немножко над тобой подтруниваю. И не надо так хмуриться, тебя это старит. Уважаемая миссис Марджери точно такого же мнения. Однако я был бы очень признателен, если бы ты заказал билеты.

— Придержи коней, Фелл! Это ещё кто такая, «уважаемая миссис Марджери»?

— Как кто, Кроули? Ни кто иная, как чрезвычайно любезная дама, которая живёт в конце коридора.

— Ты что, треплешься с моими соседями?

— Но в последнее время тебя так часто не бывает дома! А мне что делать? — он выгибает дугой бровь, задирает свой аристократический нос, и Кроули кажется, что его подвергают каре небесной. — И потом, мой дорогой! Что это за манеры, чураться своих соседей? Сколько ты уже здесь живёшь?

— Фелл, я никогда не разговариваю с соседями. Нет — и всё!

— Видишь, почему я совершенно согласен с милой миссис Марджери? Если бы ты разговаривал с людьми и чаще улыбался, ты выглядел бы на десяток лет моложе. Нелюдимость старит. Тем более, что ты такой привлекательный, и жаль, что этим не пользуешься.

— М-м-м … — интересно, а как это мычание влияет на прибавку к его возрасту? — Конечно, мне приходится отлучаться. Кому-то и работать надо.

— Ты ходишь на работу?

— Да, Фелл, на работу. Знаешь ли, твои гурманские замашки и твои Гамлеты стоят денег!

К этому времени херувимоподобный букинист из чёрти каких времён живёт в квартире Кроули уже месяц. И знаете что? Кроули это абсолютно не мешает. В мгновение ока он превратился из нелюдимого холостяка в хозяина — квартиросдатчика. Он даже не задаётся мыслью, как легко ему живётся с кем-то, типа Фелла, хотя они буквально представители разных миров, так же он не думает о том, что с каждым прожитым днём он находит компанию блондина всё более и более приятной. А ещё настойчивее он гонит прочь мысль о том, что в один прекрасный день викторианец должен будет вернуться в своё время, и они больше никогда не увидятся. К сожалению, 1856 год не находится на расстоянии одной поездки на метро. И когда этот день придёт, ему предстоит заново привыкать к одиночеству.

Фелл опять капризно надувает губы,

— Возвращаясь к теме, именно от миссис Марджери я услышал о спектакле, когда я ходил навестить её вчера. Она уже видела его со своим мужем, осталась в полном восторге. А ты ведь знаешь, как я люблю Шекспира.

— Да знаю я, знаю, — Кроули сосредоточенно трёт лицо ладонью. — Что мне не нравится, так это то, что ты всегда выбираешь какие-то мрачные пьесы.

Он всё ещё ворчит, но уже вытащил смартфон и бронирует два билета на вечерний спектакль в четверг,

— И даже не вздумай зудеть мне под ухо, если я засну посредине этой нудятины!

Фелл ослепительно улыбается и радостно смеётся. При таком раскладе, он мог бы работать канделябром,

— Мой дорогой, ты такой заботливый! Я так тебе благодарен!

Кроули, у которого главная цель в жизни ни о ком не заботиться, только удовлетворённо кивает.

— Но не думай, что ты отвертелся! Я не в восторге, что ты полощешь моё грязное бельё с соседями.

— Это было всего однажды, если ты имеешь в виду твои боксеры, которые ты раскидываешь, где попало, — Фелл заливается жгучим румянцем. Интересно!

— Да я вообще не про трусы! «Полоскать грязное бельё» говорят, когда кто-то начинает обсуждать личную жизнь другого человека с малознакомыми людьми.

— А не твоя ли это вина, Кроули, что для тебя они — малознакомые люди? Если бы ты только потрудился покинуть пределы своей квартиры, ты бы убедился, какие вокруг все милые и дружелюбные!

— Меня это не интересует! Подожди, а что ты им наболтал про себя? Я на сто процентов уверен, что они всю голову сломали, прикидывая, откуда ты тут взялся.

— Да, я припоминаю, меня действительно об этом спрашивали. Но у меня была заготовлена чудесная история на этот случай. Но только миссис Марджери поинтересовалась, являюсь ли я твоим бойфрендом. Конечно, я ответил утвердительно. Больше она не расспрашивала, а другие и вообще не спросили.

Мозги Кроули со скрипом проворачиваются, когда он начинает понимать ситуацию,

— Что ты ей ответил?

— Я … я сказал, что я твой бойфренд, — на ангельском лице вдруг отображается растерянность и беспокойство, улыбка в тысячу ватт вдруг меркнет, он как-то весь поникает. — Я не должен был так говорить? Боже мой! Тогда, в парке … . Мы держались за руки … . Я подумал, что это означает, что мы — друзья. Я, наверное, всё неправильно понял.

— Да нет, нет! — Кроули хватает его за плечи, так как не может выносить вида такого удручённого ангела. Чёрт побери, да это преступление, так обижать такого безобидного херувима. — Конечно, мы — друзья, Фелл. Ты — мой друг. Я просто подозреваю, что ты не совсем понимаешь значение слова «бойфренд».

— Да? В таком случае, что оно означает?

— Ну-у-у, — Кроули лихорадочно ерошит рыжие кудри. — Бойфренд это друг … особого рода. С бойфрендом люди делают то, что с обычным другом никогда: ну-у-у, они целуются, у них секс, и всё такое. Так поступает большинство.

— То есть, тот милый молодой человек, с которым я застал тебя в ту первую ночь, был твоим бойфрендом?

— Кто-о-о? — Кроули требуется время, чтобы осознать, о ком идёт речь и припомнить его лицо. — Да ты что! Я о нём уже и думать забыл! Он никогда не был моим бойфрендом. Я его с тех пор и не видел, и не знаю, где он.

— Да, но ведь вы же собирались отдаться наслаждению плоти? — Фелл недоуменно морщит лоб.

— Да, собирались … отдаться … насладиться плотью. Но иногда люди, не являющиеся бойфрендами, тоже делают это.

— Но почему? — Фелл полностью обескуражен. — Почему ты собирался разделить акт такой величайшей интимности с тем, кто для тебя ничего не значит?

— Ну-у-у … не знаю, как и объяснить. Иногда хочется чего-нибудь погорячее.

Если бы сейчас была кнопка катапультирования в атмосферу, Кроули нажал бы её без колебаний и прекратил этот разговор,

— Я знаю, для тебя это звучит дико, но мы, современные люди, к такому привыкли и относимся намного проще.

— Ты меня окончательно запутал: так что такого в понятии «бойфренд», и почему я не могу быть твоим бойфрендом?

И тут Кроули возносит горячую молитву к небесам. Это сильно, для того, кого, возможно святая церковная земля сожжёт очищающим пламенем и отправит прямиком в ад.

— Это … не совсем брак, но такие отношения накладывают определённую долю ответственности.

— Должно быть признание в любви?

Кроули смаргивает,

— Что-то типа того … .

— О! Это очаровательно, — печально вздыхает блондин. — У тебя уже было такое?

— Несколько раз … .

— Как это должно быть прекрасно, купаться в любви близкого тебе человека и одаривать его теплом собственного сердца в ответ!

Кроули чувствует, как в его груди возникает и разрастается космическая чёрная дыра, потому что он в жизни не «купался» и не «одаривал». Как всё-таки жесток мир! Если действительно есть что-то, похожее на Бога, он, Кроули, тогда пойдёт к нему, ткнёт носом в Фелла, и всё выскажет, почему он так издевается над этим ангелом во плоти!

Но это не представляется возможным. Единственно, что остаётся, это смущённо кашлянуть и пробормотать,

— Ладно, всё выяснили. Гамлета ты своего получишь, а мне нужно собираться на работу. Тебе ещё что-нибудь надо?

Фелл отрицательно качает головой, но вдруг его глаза широко распахиваются и наполняются любопытством,

— Кроули, а какого сорта работой ты занимаешься?

И вот тут мы вспоминаем, дорогой читатель, что ещё ничего не рассказывали о том, чем наш герой зарабатывает себе на хлеб с маслом. Он всю жизнь протрубил под чьим-нибудь руководством, и это его бесило! Но каким-то чудом ему удалось наскрести достаточно, очень удачно вложиться в акции несколько лет назад, финансово встать на ноги, так что его бывшие коллеги Вельз и Дагон сочли возможным предложить ему замутить собственное дело, которое позволит им вырваться из-под ярма их бывшего босса, если они, конечно, не профакают ситуацию.

А они не профакали.

Он сам с трудом верил, что у них получилось.

Да, месяц назад он мог себе позволить проводить много времени с Феллом, так как Вельз и Дагон вернулись из свадебного путешествия, и теперь настала их очередь вкалывать. Кроули приходит к мысли, что он не имеет ни малейшего понятия, куда они ездили, но зная обоих, они могли отпраздновать свой святой союз где-нибудь в глубинах преисподней. Но сейчас он должен вернуться к обычному рабочему графику и самому держать руку на пульсе.

— У меня ночной клуб.

— Звучит потрясающе! А можно мне с тобой пойти?

— Куда? На работу?

— Но ты так разжёг мой интерес!

— Ну-у-у … . Не уверен, что тебе стоит там появляться. Это не то место, которое может тебе понравиться.

— Но почему нет? Я уверен, что твой клуб мне понравится.

— Ты не представляешь … тебе НЕ понравится. Там куча людей, шум, громыхает музыка!

— Но я просто обожаю оперу! — Фелл намертво вцепляется ему в рукав, а в глазах появляется мольба о спасении утопающего щеночка. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста … . Возьми меня с собой! Обещаю, что не буду мешать!

У Кроули складывается впечатление, что может быть — может быть — он находится под каблуком у херувима.

— Ладно.

— О! Благодарю, благодарю, мой дорогой! Ты такой … .

— Знаю, «заботливый». Уже понял, — он быстро разворачивается и уходит в комнату переодеваться, пока эти карие глаза не заставили его сделать ещё чего-нибудь.

По дороге в клуб Кроули являет собой настоящий сгусток нервов. Они немного опаздывают, да к тому же начинается час пик. Фелл напряжённо сидит на пассажирском месте, ухватился за ручку, не жалуется, раскраснелся. И ведь не тошнит его, может ездить, когда захочет, засранец. Хотя Кроули не так уж и гонит, сбросил скорость процентов на пятнадцать от обычной.

Кто-нибудь может предположить, что это делается в угоду нежному викторианцу, чтобы не травмировать его лишний раз.

Ещё чего! Просто Кроули не любит, когда блюют ему в Бентли или орут в ухо, когда он за рулём. Вот и всё!

========== Глава 4 Часть вторая ==========

Они останавливаются возле незаметной двери в переулке, у служебного входа. У фасада они заметили уже образовавшуюся небольшую очередь. Кроули исподтишка наблюдает за Феллом, который впитывает в себя все мелочи вокруг и похож на какого-то комедийного актёра, изображающего крайнюю степень заинтересованности: глаза выпучены, дышит, как рыба, выброшенная на берег. Кроули кивает охраннику и, положа руку на талию Фелла, проводит его внутрь.

Трудно представить себе более инородное создание для ночного клуба, чем Фелл, и с каждой минутой Кроули нервничает всё больше и больше, не имея шансов предугадать его реакцию. Музыка сотрясает стены. Это по определению не может быть комфортным для одинокого книжного червя, который вздрагивает каждый раз от гудка проезжающей машины. В воздухе витает привычный «аромат» пота и алкоголя, и опытным взглядом Кроули определяет, что несколько завсегдатаев уже находятся под кайфом. Кроули не стыдится своей работы, тем более, что время от времени он позволяет себе расслабиться подобным же образом.

Но сейчас он остро чувствует, насколько его приятелю здесь не место, и в нём растёт сильное желание оградить его от всего этого.

Прямо смешно, каким чувствительным он стал.

— То есть, вот что … , — Фелл старается перекричать Симфонию номер 5 Канье Уеста, но тщетно, поэтому Кроули наклоняется к нему и просит повторить. — Вот что такое ночной клуб!

Губы Фелла задевают его ухо, и он сдерживает дрожь, пронзившую всё его тело. Конечно, сдерживает. Ему же не пятнадцать лет.

— Да, — боковым зрением он отмечает, что угол бара ещё свободен и, положив опять руку на талию блондина, подталкивает его в том направлении. Они прокладывают себе путь среди людской потной массы и добираются как раз вовремя, чтобы усадить Фелла на высокий барный стул. Облокотившись на барную стойку, Кроули щёлкает пальцами, подзывая барменшу.

Сегодня это Анафема Девайс, расторопная американка, студентка колледжа, подрабатывающая в этом заведении.

В настоящий момент её язык находится глубоко во рту её приятеля.

— Да етит твою, Девайс!

Она предупреждающе поднимает палец вверх, что означает, чтобы он проваливал ко всем чертям или подождал бы, другой рукой она притягивает Ньюта за шею ещё ближе и углубляет поцелуй.

Кроули осторожно взглядывает на Фелла, который во все глаза смотрит на целующуюся парочку. Он явно шокирован, но и явно … заинтересован.

Кроули чувствует, что его сейчас разорвёт.

Он находит силы совладать с собой, шарахает рукой по барной стойке, от чего парочка разлетается в разные стороны. Анафема утирает рот рукавом и невинно улыбается,

— Приветствую, босс.

— Я плачу тебе не за то, чтобы ты лизалась со своим парнем в рабочие часы!

— И-и-звините, мистер Кроули, бормочет Ньют, заливаясь пунцовой краской. Хоть у одного хватило совести смутиться. — Я тут на минутку, потому что Ана оставила дома телефон.

— А я просто благодарила его за то, что принёс.

— Что-то я не припомню, чтобы в слово «спасибо» вкладывалось столько языка.

— Это кое-что новенькое. Рекомендую попробовать, — она значительно смотрит на Фелла. — А кто этот милый господин?

То, как она беззастенчиво рассматривает его спутника, настораживает Кроули и вызывает неприятные ощущения в желудке. Ну, надо и совесть иметь. Она сейчас напугает беднягу. Кроули кладёт руку Феллу на спину и чуть-чуть приобнимает. Он чувствует, как тот вжимается в его руку и немного расслабляется.

— Это мистер Фелл. Он мой друг.

Глаза Анафемы зажигаются неподдельным интересом,

— Вот бы сроду не подумала, что ты западаешь на таких сексуальных библиотекарей.

Кроули громко кашляет в кулак и в панике взглядывает на Фелла. К счастью, как и многие другие вещи, эта фраза пролетает мимо его ушей.

Блондин улыбается своей очаровательной улыбкой,

— Я польщён таким приятным знакомством с вами, мисс Девайс. Надеюсь, у вас всё хорошо.

Он протягивает ей руку для рукопожатия. Анафему разбирает смех,

— Вы просто чудо какое-то! — она с готовностью пожимает протянутую руку. — Меня зовут Анафема. Кроули — мой босс. Я работаю на него, дайте-ка прикинуть, уже больше года. Это поразительно, как он умудрился заполучить такого, как вы. Ему до вас, как пешком до Меркурия.

— Я … , — Фелл явно смущён, так как он не понимает, что это сейчас было: комплимент или оскорбление, поэтому он останавливается на нейтральном. — Полагаю, вы правы.

— Всё, хватит, поговорили! — вмешивается Кроули. У него в кармане звякает телефон, и он понимает, что ему пора идти. Он пронзает Анафему суровым взглядом,

— Мне нужно подняться наверх. Последи за Феллом. Смотри, чтобы он не попал в неприятность.

Девушка фыркает,

— Ему что, пятнадцать лет? Может мне проверить его ID (1)? Думаю, он и без меня справится.

Кроули начинает сердиться и говорит приказным тоном,

— Он не такой, как все, не привычен к таким местам, уж поверь мне на слово.

Она недоверчиво смотрит на него, но кивает,

— Ладно, прослежу, чтобы он не скучал.

Кроули концентрируется на телефоне, где Вельз сообщает о действительно серьёзной проблеме с одним из поставщиков. Он отмахивается от Анафемы,

— Смотри у меня! Нужно идти.

Потом он поворачивается к Феллу,

— Я отлучусь на минутку. Оставайся здесь, хорошо?

— Конечно, мой милый. Будь осторожен.

_________________________________________________

А теперь представьте чувства мистера Азирафеля Фелла, антиквара и поставщика редких книг для аристократии. Он в ночном клубе! Как же это отличается от балов, суаре и концертов его времени. Во-первых, одежда. Она так много открывает, это было бы порицаемо в обществе, где он привык вращаться, но здесь кажется абсолютно приемлемой. Потом, манера ведения беседы: люди так громко кричат здесь, хотя, с другой стороны, как ещё услышать друг друга при такой громкой музыке? И это не считается моветоном — вести беседу во время музыкального исполнения.

Но не в этом заключается самая большая разница. Самое главное — это вседозволенность, кажется, здесь не существует никаких запретных границ. Конечно, тут тоже музыка и танцы, но то, что они проделывают со своими телами, как они движутся, вряд ли подпадает под определение «танец». Они как-то колышутся на одном месте, нет ни фигур, ни строгой организованности движений — кто во что горазд! Они беззастенчиво обнимают друг друга, прижимаются телами, и, сплетясь, пребывают в каком-то своём микрокосме, не обращая внимания на окружение. Это завораживает Фелла больше всего.

Хотя в бальных залах его времени запах пота стоял такой же крепкий. Ну, хоть что-то не меняется.

Он выведен из созерцательной задумчивости звяканьем стекла о барную стойку, это мисс Девайс поставила перед ним в высоком стакане какую-то разноцветную, прохладную жидкость.

— Это мой коронный коктейль. Попробуйте.

Азирафель испуганно моргает, смущённый видом неизвестного напитка,

— О! Я не могу себе это позволить, у меня нет денег.

— Значит, от заведения, — потом она хитро усмехается. — Неа! Запишу-ка я это Кроули на счёт.

Не желая показаться невежливым, Азирафель подносит стакан к губам и делает осторожный глоток. И внезапно его вкусовые рецепторы взрываются от комбинации пряных фруктовых ароматов, соединённых с алкоголем. Он издаёт звук приятного удивления.

— Боже правый! Это восхитительно, — он торопливо делает ещё глоток.

— Приятно, что вам нравится. Ни в чём себе не отказывайте, мне есть чем вас удивить.

— Вы так добры.

Проходит час, за ним другой, но наш дорогой викторианец забыл, как летит время. Ему кажется, что прошло всего несколько минут. Он также потерял способность к счёту, поскольку не может вспомнить, сколько стаканов коктейля он уже выпил, и хотя он не покидал своего места, ему жарко, он чувствует испарину. Он немного склоняет голову и с интересом разглядывает танцующих людей. Его способность видеть и слышать нарушается, всё сливается в неразборчивый шум, плывёт перед глазами, а ноги сами отбивают такт грохочущей музыки, а слова сливаются в непонятный поток звуков.

Стул рядом с ним, который долгое время оставался пустым, теперь занят. Азирафель поворачивается и ослепительно улыбается,

— Ну, наконец-то! Вот и ты!

— Ждал меня, да?

Фелл сконфуженно моргает. Это не Кроули, но человек фамильярно разглядывает его, как будто они давно знакомы. Хотя встретились всего минуту назад.

— О! Я обознался, принял вас за другого. Извините.

Мужчина придвигается ближе, кладёт руку на барную стойку, его пальцы находятся в дюйме от руки Фелла.

— Не надо извиняться, ангел. Как насчёт, я угощу тебя выпивкой?

Азирафель отрицательно машет головой, демонстрируя стакан коктейля,

— Благодарю. Было очень любезно с вашей стороны, но в этом нет необходимости.

— Ну, как хочешь, пожимает плечами мужчина. — Кстати, меня зовут Натан.

— Моё имя Азирафель Фелл.

— Не знал, что сегодня вечер придуманных имён, — хохочет мужчина, хотя Азирафель не понимает, что его так развеселило. — Я так понимаю, тебя сегодня прокинули?

Азирафель вежливо улыбается,

— Что вы, нет! Никто меня не кидал. Вы же видите, я сижу на стуле.

— Я не представляю, кто мог продинамить такого сногсшибательного парня, как ты! Но кто бы это ни сделал, он форменный идиот! — мужчина делает несколько глотков из стакана. Причём глаз от Азирафеля он не отводит ни на секунду, что посылает тревожные импульсы смущённому блондину. — А чем ты вообще занимаешься, ангел?

— У меня книжный магазин. А если точнее сказать, был … . Я уже ни в чём не уверен.

— Бывает. Иногда так накатит, просто ничего не понимаешь.

— О! Я согласен с вами всем сердцем.

— Точно, — его собеседник становится всё смелее и смелее, подаётся вперёд, и вот уже Азирафель чувствует его горячую руку на тыльной стороне бедра. — Иногда просто необходимо забыть обо всём.

— Э-э-эй!

Азирафель вздрагивает при звуках знакомого голоса, поднимает глаза, видит перед собой родное лицо, и на него накатывает волна чувств. Он вскакивает на ноги, расплёскивая остатки коктейля, поспешно сбрасывая чужую руку, и восклицает,

— Кроули!

Он приникает к нему всем телом, в то время как тот по-собственнически обнимает его за плечи и прижимает к себе.

— Руки не распускать! Понятно? — Кроули звучит очень сердито. Азирафелю становится не по себе, он ещё крепче прижимается к такому знакомому телу, собирается начать извиняться и робко взглядывает из-под полуопущенных ресниц. К его удивлению, гнев его друга направлен в другую сторону.

Кроули сверлит взглядом его недавнего собеседника так яростно, что Азирафель ощущает это всей своей кожей. Он чувствует, как его властно притягивают к себе, и забывается в сводящих с ума ароматах знакомого парфюма.

Он понимает, что мужчина что-то говорит в ответ, но слов не различает и не пытается это сделать. Все его чувства направлены на то, чтобы запечатлеть в памяти тепло родного тела. Пульс учащается, он взволнован, но в то же время его охватывает такое чувство успокоения, которое ему раньше не доводилось испытывать. Как будто он дома … .

Он улыбается этим мыслям, прикусывает губу и теребит пуговицу на рубашке Кроули, ту, которая ближе всего к ключицам.

Вдруг что-то в этой ситуации кажется ему очень смешным, и он заливается тихим смехом.

Кроули замирает и вглядывается в его лицо,

— Фелл, ты что, надрался?

— Просто до положения риз, мой дорогой.

Кроули опускает руку и облокачивается о барную стойку. Утратив чувство защищённости, подвыпивший викторианец разочарованно скулит.

— Девайс! — Кроули просто источает яд. Девушка беззаботно поворачивается к боссу. — Я что тебе приказал? Следить за ним!

— А что я ответила? Что не дам ему скучать. Посмотрите на него? Да он развлекается на всю катушку, а вы только всё портите.

Кроули не верит своим ушам и озадаченно трёт переносицу,

— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — он испепеляет строптивую девицу взглядом. — Мы ещё вернёмся к этому разговору завтра.

— Как скажете, босс, — бесстыдница ещё подмигивает. Ну и молодёжь пошла … .

Кроули берёт Азирафеля за руку. Их пальцы сплетаются таким естественным образом, что удивлённый Фелл смотрит на них, как будто ожидает, что из этого сплетения сейчас прольётся божья благодать.

— Всё, погулял. Хватит! Едем домой.

Азирафель не находит в себе сил протестовать, поэтому обречённо кивает.

Кроули так заботится о нём на протяжении всей дороги к дому, но Азирафель почти ничего не помнит. Всё сливается для него в неразличимую полосу звуков и зрительных образов, пока они не подъезжают к знакомому зданию А.З. Фелл и К*. Кроули обхватывает его за талию, пьяница вцепляется рукой ему в плечи, и так, преодолевая ступеньку за ступенькой, они добираются до квартиры.

— Боже мой! — восклицает Фелл, ударившись очередной раз бедром в жёсткие перила. — Сам дьявол придумал эту лестницу!

Кроули заводит его в квартиру, и его приятель безропотно топает прямиком к софе, но его останавливает твёрдая рука и направляет в сторону хозяйской спальни.

Сначала его это смущает, но он забывает о всяком смущении, когда его укладывают на шикарнейшие шёлковые простыни и мягчайшие подушки. Он удовлетворённо вздыхает.

— Сегодня поспишь здесь. Так будет лучше, — бормочет обездоленный хозяин.

Веки Азирафеля налились свинцовой тяжестью, он смотрит на своего благодетеля полуоткрытыми глазами, впитывая каждую чёрточку худого угловатого лица, но находит его ещё более привлекательным, особенно, когда оно в нескольких дюймах от его собственного. Он улыбается, отрешённо наблюдая, как Кроули стягивает с него носки, расстёгивает жилетку и возится с галстуком бабочкой, а рыжие кудри щекочут ему подбородок. Это смешно. Очень смешно … .

И он весело смеётся.

— Веселись, веселись. Посмотрю на тебя завтра, когда голова будет гудеть, как пивной котёл. Надо же так нализаться … .

Азирафель не боится завтра, он живёт сегодня, и сегодня он смел, как никогда. Он обнимает угловатое лицо и притягивает его к себе.

Их губы встречаются. Это целомудренный поцелуй, мимолётный, но он вызывает целую бурю эмоций, и великое успокоение. Наконец-то … . Азирафель не может сдержать удовлетворённого вздоха и опять приникает к этим манящим губам. Не встретив сопротивления, он целует их, один раз, другой, третий, однако, на большее не отваживается. Сердце готово вырваться из груди, и когда он наконец отстраняется, то одаривает Кроули самой искренней улыбкой, на которую способен.

Он проводит большим пальцем к уголку губ своего друга и шепчет,

— Как давно я хотел узнать, какие они на вкус.

Глаза Кроули широко распахнуты, сейчас Азирафель видит их в мельчайших деталях, как никогда близко. Они тёплого медового цвета, интересной миндалевидной формы. Это последнее, что он замечает, проваливаясь в глубокий сон на шёлковых простынях.

Улыбка застывает на его губах, хотя он этого уже не осознаёт.

(1) ID — идентификационный документ

========== Глава 5 Часть первая ==========

Этой ночью Кроули узнаёт три новых факта.

Во-первых, диван жёсткий и на нём жутко неудобно спать. Он слишком короткий и узкий, чтобы на нём разместиться свободно, не стесняя свои длинные конечности. Набивка тугая, просто ужасная, а ведь Фелл проспал здесь больше месяца и ни разу не пожаловался, конечно, если исключить ту первую ночь, когда он манерно приказал проводить себя в собственные покои. Кроули чувствует себя настоящей скотиной.

Вторая вещь, которую он осознаёт, это то, что и его кровать не является такой уж удобной, несмотря на те деньги, которые он вбухал в высококачественные простыни и пуховые подушки. Она всё равно жёсткая. Вы можете подумать, что после того, как он уже проспал на ней года три, эта мысль могла прийти к нему в голову и пораньше? Но вы знаете, как это бывает, иногда доходит только задним числом. Три года сна, возможно, выработали у него иммунитет к неровностям матраса, к сбивающимся шёлковым простыням, оставляющим полоски на теле. Просто привык не обращать внимания.

И, в-третьих, наряду с осознанием некомфортности своей мебели, к нему приходит мысль, что, может быть, ему и всё равно, но Фелл такой мягкий! Его большие ладони мягче шёлка, подушечки пальцев так уютно прикасаются к угловатому лицу Кроули, когда пышный блондин целует его.

Губы Фелла как будто сделаны из бархата, и скользят по его, Кроули, тощим, как шёлк с перламутровым отливом. Интересно, что было причиной, полусонное состояние или опьянение, что Фелла так растащило на поцелуи, ведь, по его собственному признанию, он раньше никого не целовал. И как интересно он целуется, не прижимает губы, а как-то водит ими. Это так мило.

С другой стороны, это просто смешно.

Кроули сам целовал и его целовали до этого бесчисленное множество раз, и ни один из тех поцелуев он не назвал милыми. В эту ночь он не может уснуть, беспрестанно ворочается на этом прокрустовом ложе, острое плечо больно упирается в спинку дивана, а в голове одно — Фелл целует его, а как бы он целовался, если бы был трезвее?

Нечего и говорить, что после такой ночки утро можно охарактеризовать только как «интересное».

Дверь в его спальню отворяется, на пороге заспанный, взъерошенный Фелл во вчерашней одежде.

— Доброе утро, — окликает его из кухни Кроули, поднося ко рту кружку кофе, главным образом, чтобы скрыть ухмылку.

Фелл тупо смотрит, разодрав глаза только наполовину.

— О! Дорогой! — вот уж точно «дорогой», думает Кроули, но решает промолчать. — Боюсь, я не имею ни малейшего понятия, как я оказался в твоей спальне. Очень надеюсь, что я не ворвался туда силой. Нет?

Кроули усмехается, делая ещё один глоток,

— Успокойся, не ерошь пёрышки. Ты вчера прилично надрался и был такой уставший, что я сам тебя туда оттащил.

Фелл вздыхает с облегчением,

— Как мило с твоей стороны. Я был в состоянии алкогольного опьянения, не правда ли? Надеюсь, я не позволил себе никаких порочащих выходок?

Кроули с трудом сдерживается, чтобы не заржать в полный голос.

— Ничего такого, — к этому времени он уже допил свой кофе, но кружку не опускает, пользуясь ею, как надёжным прикрытием. — Ничего порочащего. Напротив, ты был само обаяние.

— Какое облегчение слышать это, — Фелл сцепляет пальцы и складывает их на животе. — Я бы не пережил, если бы вчера вёл себя неподобающе джентльмену и был бы для тебя обузой.

— Ничего такого не было.

Фелл озаряет его благодарной улыбкой и удаляется в ванную. Пожимая плечами, Кроули споласкивает кофейную кружку в раковине, бормоча себе под нос,

— Было очень даже весело.

Он продолжает беззвучно смеяться, когда его друг, наконец, появляется на кухне. Он умыт, причёсан, на нём всё чистое. Для него на столе уже разложены поджаренные тосты, щедро сдобренные маслом, в тонкой чашке издаёт ароматы горячий чай. Азирафель созерцает всё это с долей приятного удивления, занимая своё место за столом.

— Кроули, это в честь чего?

В ответ Кроули тоже садится и придвигает свой стул ближе. Он удобно устраивается, положив локти на стол и подперев подбородок рукой. Так ему удобно созерцать своего намытого соседа, и да, он придвинулся к нему так близко, что чувствует запах душистого мыла, исходящего от его неприкрытой на этот раз шеи,

— Просто так.

Фелл откусывает кусочек тоста и с благодарной улыбкой поворачивается к Кроули, что помещает их лица в очень опасную близость.

Он в удивлении поднимает брови. Кроули поднимает в ответ.

— Гм, — одна круглая щека Фелла чуть оттопырена, потому что он жуёт тост. — Что-то всё-таки случилось?

— Ничего особенного.

— Но должна же быть какая-то причина к тому, что ты так вальяжно развалился?

— Нет, никакой причины, — он уже не скрывает улыбки и придвигается ещё ближе, внимательно изучая глаза Фелла.

Такие ясные, блестящие, обрамлённые пушистыми ресницами.

И вдруг они начинают распахиваться … , по мере того, как к нему возвращается память.

— Я, я … . Я сделал …?

— Мне было интересно, когда ты уже, наконец, вспомнишь.

— И ты даже не намекнул!

— И испортил бы весь комизм ситуации?

Азирафель закрывает руками горящее от стыда лицо, забыв про недоеденный тост,

— Ты обязан был сказать мне.

— Ну, сейчас-то ты знаешь.

— О да! Слава небесам, теперь я знаю!

Не имея больше сил сдерживаться, Кроули ржёт на всю квартиру. Он чувствует на себе уничижительный взгляд Азирафеля, но не может остановиться.

— Это НЕ смешно.

— А мне кажется смешно, Фелл!

— Очень жаль, если это так.

— Ладно, ладно. Не дуйся, — его смех понемногу затихает и переходит в редкие похохатывания. Он возвращается к своей прежней позе, подбородок на раскрытой ладони, развлекаясь наблюдением разнообразных оттенков красного цвета на незащищённой шее Фелла. — Ты хоть поразвлёкся?

Фелл смотрит на него сквозь пальцы, в его взгляде ясно читается «убил бы, если б смог».

— Это к делу не относится, — его голос звенит от напряжения.

— Да брось ты! Чего ты такой …

— Какой?

Кроули ухмыляется,

— Я кое-что придумал, что может тебя взбодрить.

Очень медленно Фелл отнимает руки от лица,

— Меня не интересует, что ты там хочешь сказать.

— Очень жаль, а я-то думал, это тебе понравится, и тоже захочешь пойти. Классное было бы развлечение на целый день. Ну, нет — так нет. Пойду один. Счастливо оставаться.

Фелл жутко заинтересован и не может победить любопытство,

— И где это место?

— Сюрприз! Проведи день со мной, приглашаю. Тебе понравится.

Ледяной взгляд Фелла держится ещё несколько секунд, потом он решительно вздыхает, в то время как Кроули изображает рукой под столом победный жест.

— Ладно, ладно, хорошо. Мне просто интересно, что ты задумал, хотя, думаю, как всегда ничего хорошего.

Кроули облизывает губы и с интересом замечает, что Фелл не отрывает от них заворожённого взгляда. События становятся всё интересное.

— Может быть и так, — он отодвигает стул и всласть потягивается. В любом случае, тебе лучше идти со мной, чтобы препятствовать моим демоническим козням.

_______________________________________________________

А в этом что-то есть, привести человека из прошлого в музей. Кроули никогда не имел философских наклонностей, но вид Фелла среди музейных редкостей и артефактов наводит его на мысль о скоротечности времени для человечества. Как, в сущности, мы близки, несмотря на разделяющие нас пространство и время. Потрясающе видеть Азирафеля, рассматривающего экспонаты с огромным интересом. Кроули не упускает возможности блеснуть знаниями о Первой и Второй мировых войнах. Фелл слушает, как заворожённый, и это потрясает.

Хотя обе катастрофы далеко отстоят от его времени.

— Ну, вот, я тебе рассказал об основных мировых событиях, которые ты пропустил, — говорит Кроули, когда они доходят до конца зала. — Конечно, ещё есть технические новшества, и куда они ведут. Я уверен, что даже в середине девятнадцатого века это направление уже было очевидным, куда ветер дул, так сказать.

— И куда он дул? — невинно вопрошает Фелл.

— К капитализму, куда же ещё!

— Ну да, ну да … .

Есть нечто сюрреалистическое в знакомстве викторианца с его собственным периодом времени.

Он видит, что Фелл сдерживается, чтобы не показать, как он взволнован, но его губы дрожат, когда он вглядывается в выставленные в витринах открыватели для писем, одежду и экипажи.

— Как странно! — Фелл всматривается в монохромную фотографию королевы Виктории.

— Что странно? — в голосе Кроули слышна мягкость, он боится напугать своего друга каким-нибудь неосторожным словом.

— То, что она умерла.

— Я не думаю, что это должно быть для тебя странно. Уж кому и знать, как ни тебе, что такое смерть.

Фелл оборачивается. Он уставился своими невыразимыми глазами, от которых у Кроули перехватывает дыхание, как будто ему дали под дых.

— Но я ведь всё ещё здесь.

— Да, конечно … .

— Не могу сказать, что я порвал какие-то важные связи в прошлом, — он хмурит брови. — У нас и семья-то была: папа да я. Но он умер лет за десять, до того как это со мной приключилось.

Кроули не знает, как на это реагировать. Всё, что он может, это придвинуться ближе, соприкоснуться плечами, чуть задеть ладони рук и показать, что сейчас Фелл не один.

Уголки губ Азирафеля поднимаются в печальной улыбке.

— Но у меня были постоянные клиенты и миссис Россум, модистка, она жила на нашей улице. Так вкусно готовила. Вдова, и детей у неё не было.

— Похоже, она была приличной женщиной, — голос у Кроули предательски срывается.

— О да! Я бы не решился назвать её другом. Но для меня служило утешением, что она меня понимает. Понимает, что значит быть совсем одному.

Кроули просто больше не может этого выносить.

— Эй, Фелл, — он указывает пальцем на выход. — Пойдём дальше, тут ещё есть много чего посмотреть.

Блондин мягко улыбается ему, и у Кроули такое чувство, что его собственный желудок сегодня его предал, потому что его кишки в очередной раз свело судорогой.

Они подходят к залу, где на стене прикреплена табличка «Период от среднего к позднему Ренессансу». Кроули не такой знаток, чтобы отличить, где там поздний, где средний ренессанс, и чем это отличается от тех залов, которые они уже посетили. Его спутник, напротив, осведомлён гораздо лучше, он с живым интересом рассматривает каждый экспонат, его глаза лучатся пониманием. Именно на это и рассчитывал Кроули, он полностью удовлетворён.

— Думаю, теперь тебе придётся поработать экскурсоводом. Просвети мою неграмотность, — он шутливо подталкивает его в бок локтём. Да, это вольность. Фелл поворачивается к нему несколько скандализированный, розовые губы сложены в букву О. — Ты же побольше моего разбираешься в этих вещах!

Щёки Азирафеля заливаются нежной краской, он нервно крутит пальцы.

— Я бы не осмелился … . Боюсь, это наскучит тебе, дорогой мальчик.

— Чепуха! Ты не можешь мне наскучить, — при этих словах лицо Фелла становится на оттенок темнее. — Давай! Я люблю тебя слушать. Я вижу, тебя же просто разбирает рассказать мне всё, что ты знаешь.

Блондин опять улыбается, и на этот раз улыбка долго не сходит с его губ. Они идут по залу, и Кроули ловит каждое слово. (Что? Скажете, что Кроули не так-то уж и любит историю?) Тут дело в рассказчике. Может быть, Фелл мало что смыслит в настоящем, но каким багажом знаний он владеет о давно минувших днях! Кроули впечатлён. Кажется, у Азирафеля есть, что сказать абсолютно по любому предмету, а Кроули, с его врождённым любопытством, хочет узнать границы его знаний.

— Что, не жалеешь, что пришли сюда? — Кроули пользуется минутной паузой, когда ониостанавливаются у очередного артефакта. Он делает шаг назад и оглядывает зал. — Мне и вполовину не было бы так интересно, если бы я тут слонялся один. И знаешь, я толком ничего и не знал про семнадцатый век, кроме Шекспира, разумеется. Шекспир — нормальный мужик. Ну, и его время не такое отвратительное, как четырнадцатый век. Терпеть не могу четырнадцатый век!

— Кроули … .

В этом напряжённом шёпоте всё — неверие, шок и всепоглощающий ужас. Так Фелл ещё ни разу не произносил его имя. Это заставляет Кроули мгновенно обернуться.

— Фелл, ты что?

Тот молча трясёт головой. При ближайшем рассмотрении Кроули замечает, что его лицо залила мертвенная бледность.

Это окончательно сбивает Кроули с толку. Он делает шаг вперёд и хватает Азирафеля за руку. Но даже это не приводит Фелла в чувство. Тогда Кроули переводит взгляд на предмет, от которого его друг не может оторвать взгляд.

Там, на невысоком пюпитре под стеклянным колпаком покоится книга. Старая книга.

«Магические заклятия и ритуалы. Проверенные и эффективные»

Кроули чувствует, как сердце ухает куда-то вниз, а под его рукой крупно дрожит Фелл.

— Это то, что я думаю …?

Фелл молча кивает.

— То есть, всё это время она была здесь?

Следует ещё один бессловесный кивок.

— И там написано, как ты можешь … ?

Ещё кивок.

Кроули запускает пятерню в рыжую шевелюру и безжалостно треплет,

— «Вот ведь блядь …!»

========== Глава 5 Часть вторая ==========

Фелл находится в состоянии шока, и Кроули предлагает пойти в кафе, здесь на территории музея, выпить чего-нибудь и прийти в себя. Азирафель не хочет оторваться от стеклянного куба, но ведь не может же он просто взять и разбить его прямо сейчас, среди бела дня, под недреманным оком камер наблюдения? После краткого разъяснения, что такое камеры слежения, и что полагается по закону в двадцать первом веке за кражу и вандализм в музее, Азирафель горестно вздыхает и даёт увести себя в кафе.

Фелл едва передвигает ногами, как будто к ним привязаны бетонные блоки, но всё же запах печёного заставляет его немного оживиться. Он напряжён, как струна. Его друг пытается его отвлечь, указывая на меню и прося выбрать всё, что он пожелает.

— Блинчики, — на автомате отвечает он.

— Блинчики?

— Вряд ли у них есть те, что готовятся по парижскому рецепту, но я удовольствуюсь тем, что есть.

— Ты ездил в Париж ради каких-то оладьей?

Фелл награждает его уничижительным взглядом. Кроули едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Посмеиваясь, он берёт тёплую ладонь, сжимает её в своей и спрашивает,

— Каких хочешь?

Азирафель не отвечает, только смотрит на их сцепленные руки.

— Фелл?

— С чем-нибудь сладким. В настоящий момент я просто не могу сконцентрироваться.

Он заказывает своему сладкоежке клубнику со сливками, а себе хрустящие вафли и очень раздосадован, что приходится разнять руки, так как еда подана, и ему надо нести поднос к столику. Но эта проблема решена, потому что он занимает не стул напротив, а тот, что рядом и немедленно кладёт свободную руку Фелла себе на колено, накрывая её своей.

Щёки Фелла в очередной раз окрашиваются розовым, но руки он не отдёргивает, а начинает поглаживать большим пальцем Кроули по ноге. Правда, вид у него при этом довольно отсутствующий. Он вообще соображает, что делает?

Кроули приходится ковырять вафли вилкой, неудобно зажатой в левой руке. Ну и что? Это стоит того.

— Слова. Символы. Желание, — бормочет Фелл, задумчиво жуя десерт. — Вот всё, что мне нужно. У меня хорошая память на слова, я и сейчас помню их наизусть. Но вот символы … . Тут мне необходима книга.

— А символы в книге?

— Да. Некоторые из них достаточно сложные, а изображать их нужно абсолютно точно, или заклинание не сработает. Их я не могу воспроизвести по памяти.

— Хочу спросить. Мы знаем, что как бы ритуал не сработал, но он доставил тебя сюда, а как заставить его работать в другом направлении?

Глаза знатока оккультных наук загораются энтузиазмом. Он вытаскивает руку Кроули на стол и начинает прямо на ней чертить пальцем магические фигуры,

— Символы зависят от цифровых координат, — при этом он нажимает на указательный палец Кроули. — Представь, что это север, тогда нам нужно разделить круг на четыре сектора.

Он проводит пальцем сверху вниз, изображая вертикаль, а потом перечёркивает её горизонтальной линией. Кроули затаивает дыхание, в то время, как Азирафель покрывает невидимыми знаками его руку.

— Символы представляют собой связанную цепь событий, именно поэтому их нужно изображать в определённой последовательности, — он тыкает указательным пальцем куда-то рядом с мизинцем Кроули. — Чтобы активировать процесс достижения желания, нужно начинать с северного сектора и двигаться по часовой стрелке.

Что он и делает, проводя круг по руке начинающего вздрагивать Кроули.

— Это работает, как завинчивание и отвинчивание крышки на резьбе: двигаешься по часовой стрелке — приводишь желание в движение, против часовой — запечатываешь его. Чтобы довести процесс до завершения, нужно закончить круг в той точке, откуда начал.

Кроули всё ещё не может нормализовать дыхание, когда его оккультист заканчивает объяснение и убирает руку. Такое чувство, что тыльная сторона его руки горит, как обожжённая святым огнём, который проникает в вены, в кровеносные сосуды и разносит его по всему телу.

— П-п-понятно, — выдавливает он.

Фелл тяжело вздыхает,

— Да, но мне нужно обязательно заглянуть в книгу, чтобы воспроизвести процесс с максимальной точностью.

— Мы что-нибудь придумаем.

— Ты так считаешь, — в его голосе нет места уверенности, и Кроули понимает почему. Но он намерен не подвести своего друга.

— Должен быть какой-то способ. Я уверен, — у него в голове уже появилась одна до смешного нелепая версия, которую ещё надо обдумывать и обдумывать, но это уже кое что. — А ты пока лопай свои блины с клубникой. Наслаждайся. День-то вон какой замечательный, но я пойму, если ты захочешь вернуться домой.

— Да, я уже достаточно увидел на сегодня. И большое спасибо, что ты привёл меня сюда, мой дорогой. Это очень мне помогло. Теперь я знаю, что не вся моя собственность сгинула в пламени пожара и не была пущена на растопку каким-нибудь хулиганами. Это обнадёживает. Я рад, что она дожила до нынешнего времени.

Он опять пожимает ему руку. Кроули отвечает и старается вложить в ответное рукопожатие всю силу убеждения, что всё будет хорошо.

____________________________________________________

Хотя Азирафель понимает, что ему сейчас нужно сконцентрироваться на книге, он осознаёт, что не хочет этого делать, наслаждаясь ощущением руки друга в своей ладони.

Вообще-то Кроули ведёт себя сегодня довольно странно и не понять, что у него на уме. Одно ясно, он не стал заострять внимание на поступке Азирафеля в ночь, когда он напился (при одной мысли об этом щёки Азирафеля полыхают). С другой стороны, чего он тогда весь день держится за руки?

Он ожидает, что Кроули выпустит его руку, когда они кончат есть, но они так и поднимаются из-за стола со сжатыми руками и переплетёнными пальцами. Время от времени он бросает в его сторону горячие взгляды. А когда они идут к машине, Кроули подтягивает его ближе, так что они соприкасаются плечами при ходьбе.

Такое простое на первый взгляд действие, но оно воспламеняет кровь, сбивает пульс и затрудняет дыхание. Он так поглощен внутренними переживаниями, что не замечает, как они добираются до машины, и перед ним распахивается дверка.

Кроули стоит совсем рядом, он положил локоть на дверцу, голову наклонил вперёд. У Азирафеля голова идёт кругом при виде янтарных глаз и тонких малиновых губ, растянутых в улыбку. Он слишком близко для его спокойствия.

— Кроули … .

Неожиданно его подбородка касается большой палец, и он слышит шёпот,

— Фелл, можно я тебя поцелую?

Он вздрагивает, быстро оглядывается на двух — трёх прохожих, спешащих мимо.

— Ч-ч-что? Прямо здесь?

Кроули моргает, приходя в себя,

— Можно и не здесь. Дома. Накрылась медным тазом моя спонтанная реакция.

Потом, как будто ничего не произошло, Кроули выпускает его руку, обходит машину и садится на водительское место. Азирафель видит всё, как в тумане.

Его брови сдвинуты в замешательстве. Никто из них не проронил ни слова, пока автомобиль мчится к книжному магазину, а Азирафель даже не замечает скорости.

— Так я могу? — неожиданно Кроули нарушает тишину. Этот вопрос подбрасывает Азирафеля на месте, и он рад, что привязан ремнём безопасности. Только тут он замечает, с какой дьявольской скоростью они движутся.

— Что?

— Поцеловать тебя?

— А, ты ЭТО имеешь в виду? — он складывает ручки на коленях и робко отвечает, не поднимая глаз. — Да, ты можешь.

Боковым зрением он замечает, как Кроули просто засветился от гордости и пыхтит что-то вроде,

— Отлично! Отлично!

Опять повисает тишина, которую на этот раз прерывает Азирафель,

— Ну, я жду.

Кроули коротко взглядывает на него, одна бровь уехала куда-то на лоб от удивления,

— Я же не могу сейчас, Фелл! Ты не видишь, что ли? Я за рулём! Веду!

— Ну, так веди быстрее!

— Ты же орёшь, если я еду быстро!

Азирафель складывает руки на груди и картинно надувает губки.

Когда Кроули тормозит у книжного так, что колодки визжат, а на асфальте остаются чёрные следы протекторов, он выключает мотор и поворачивается к своему спутнику. Обмирая, Азирафель смотрит на него во все глаза.

Кроули перегибается через консоль, его движения легки и расслаблены. Ведомый инстинктом, Азирафель подаётся вперёд, поднимает подбородок, облегчая доступ к губам. Однако тёплая рука скользит вниз по плечу, достигает его ладони, осторожно сжимает её. Кроули подносит его пальцы к губам и нежно целует, при этом улыбаясь, потом отпускает и выходит из машины.

Ну, не сволочь ли!

Его нецелованный спутник едва находит в себе силы сообразить, что ему тоже не мешало бы вылезти из машины. Они поднимаются по расшатанным ступеням. Ничего не происходит, и к тому времени, как они добираются до квартиры, Азирафель начинает серьёзно сомневаться, а помнит ли вообще его дружок о той своей странной просьбе?

Перед тем, как усесться на диван, Кроули берёт из кухни выпить, а длинные ноги забрасывает на журнальный столик. Комнату наполняют звуки включённого телевизора.

Азирафель неловко присаживается рядом на краешек дивана. Он почти шепчет,

— Гмм, Кроули … .

— Гмм? — этот паразит даже не смотрит на него, не отрываясь от экрана телевизора.

— А почему ты попросил разрешение … поцеловать меня?

Кроули никак не выдаёт своих чувств, лишь немного вздрагивает, совсем незаметно,

— Потому что хотел.

Скотина рыжая! Хотел он … видите ли!

Азирафель окончательно потерялся в этих заморочках двадцать первого века. Его не оставляет чувство, что сейчас с его сердцем безжалостно пошутили, причём непростительно.

А-а-а … — замечает он без всякого энтузиазма. — Понял.

Опять повисает неприятная тишина,

— И ты всё ещё не раздумал?

На этот раз Кроули разворачивается всем корпусом и беззастенчиво пулится на его губы,

— Ни на йоту.

Азирафель в панике смаргивает, но опять ничего не происходит.

Когда он видит, что этот садист опять переключает внимание на экран телевизора, он деревянно поднимается и решительно направляется к дверям. Не поворачиваясь, он бросает,

— Хочу узнать, не составит ли миссис Марджери мне компанию.

Он внезапно остановлен парой крепких рук, которые хватают за талию и отбрасывают назад на диван, прямо на колени рыжему демону. Он успевает испустить испуганный писк, когда губы Кроули просто вышибают из него дух.

— Господи, какое же ты чудо! — бормочет Кроули и с новой силой набрасывается со сводящими с ума поцелуями.

Азирафель чуть не теряет сознание в его руках, судорожно цепляясь за крепкие плечи. Он успевает отметить, как же профессионально Кроули всё делает, как неотвратимо его губы накрывают его: и властно, и нежно, и опьяняюще. Ему далеко до такого мастерства. Ему ничего не остаётся, как отдаться на волю своего более опытного друга. Но тут его посещает другая мысль: а что если его неопытность наскучит Кроули? Он пугается, что его партнёр сейчас разочарованно отшатнётся и нервно пытается поцеловать его.

Кроули действительно отстраняется и озабоченно произносит,

— Если я делаю всё слишком быстро или тебя что-то смущает, ты мне сразу скажешь. Правда?

Он кивает и вздрагивает от ощущения утраты, потому что губы Кроули оторвались от него на несколько секунд. Ему надо ещё! Как же он истосковался по теплу, по ласке! Желание становится едва переносимым.

Кроули чмокает его ещё раз, отодвигается и улыбается. Когда до Азирафеля доходит, что этот рыжий сейчас совсем отодвинется и уйдёт, он жалобно стонет, обхватывает дорогое лицо, с силой притягивает к себе и целует, далеко не по-дружески, а как-то отчаянно, греховно … .

Кроули понимает. Он глухо стонет и весь отдаётся эмоции момента, запуская пальцы в белые кудри, безжалостно притягивая их к себе.

Вдруг Азирафеля пронзает чувство чего-то горячего и влажного, что сейчас настойчиво ищет вход в его плотно сомкнутые губы. Робкого викторианца захлёстывает безудержной волной, когда он понимает, что это язык Кроули. Со стоном он приоткрывает сомкнутые губы, пропуская горячую влажность внутрь, несмело касаясь его своим языком. Не отдавая себе отчёта, он стонет и весь подаётся навстречу своему партнёру, всем своим существом ощущая, что это намного выше простого физического контакта. Это предопределённость. Это судьба.

На задворках сознания предательски возникает мысль, что, если он хочет сохранить остатки разума, ему нужно собраться с силами, отстраниться и начать думать, как получить доступ к заветной книге, чтобы совершить ритуал. Это то, что он ДОЛЖЕН! Но ведь, с другой стороны, это не горит, зачем торопиться? У него нет ни малейшего желания заниматься тем, что должно, только тем, что насущно необходимо — целовать Кроули. Без этого он умрёт. Он весь отдаётся на волю ощущениям: ощущениям близости их тел, того, как язык Кроули движется навстречу его собственному, ощущению того, как его держат сильные руки, как будто он нечто драгоценное, что принадлежит только этому рыжему демону и который ни за какие сокровища мира не собирается выпускать его из своих объятий. Никто и никогда не владел им так полно и всепоглощающе.

Всем своим существом он понимает — ОН ДОМА!

Руки Кроули пробегают по его бокам, касаются спины, успокаивающе гладят. Он расслабляется, всхлипывает от удовольствия. Когда Кроули прерывает поцелуй, который по всем показателям длился целую вечность, они не отстраняются друг от друга. Наоборот, он обхватывает Кроули за шею и, касаясь губами уха, шепчет «дорогой мой, дорогой мой, дорогой мой», вызывая ответный трепет.

— Фелл?

Он чуть отстраняется, вглядывается в родные черты, различает веснушки, рассыпанные по щекам. Господи, как же он красив! Азирафель пугается, как ему удержать эту красоту рядом с собой. Он проводит пальцем по высокой скуле, вздыхает,

— Что, мой дорогой?

— Этот диван ужасно неудобен.

— Вообще-то, да… . Да, вообще-то, — он смущён подобной репликой.

Кроули опять гладит его по спине и звучит как-то робко,

— Я что хочу сказать … . Лучше будет, если ты переберёшься ко мне в спальню.

Азирафелю требуется время, чтобы осознать предложение. Потом до него доходит, он судорожно сглатывает, краснеет и прячет лицо на груди у Кроули. Тот крепче прижимает его к себе.

— Д-д-действительно … , — он заикается, чувствуя, как Кроули целует его кудри. — Замечательная, гмм, идея, мой дорогой.

========== Глава 6 Часть первая ==========

Вот три вещи, которые Азирафель осознаёт на следующее утро. Во-первых, кровать несравнимо мягче дивана. Когда он спал на ней, будучи в состоянии полнейшего опьянения, этот факт как-то прошёл мимо, но сейчас, на трезвую голову, он это сполна оценил. Хотя она немного меньше, чем была его собственная, матрас гораздо удобнее, приятнее для тела, а вместе с прохладными шёлковыми простынями создаёт ощущение роскоши.

Во-вторых, диван, на котором он спал больше месяца действительно жёсткий. Почему он так долго не замечал этого? Возможно, его пухлая фигура смягчала острые углы и выступы, но сейчас, когда он поспал на настоящей кровати, мысль вернуться на диван невыносима.

В-третьих … . Третья вещь, которую он узнал, намного сложнее двух первых.

Сейчас он осознаёт, что разделять ложе гораздо приятнее и теплее, чем спать одному. Теперь он знает, что малейшее шевеление и шуршание простыней может пробудить ото сна рано на рассвете. Он уже ощутил, что это значит, повернуть голову и узреть чудо: своего ненаглядного, тут рядом, на расстоянии вытянутой руки, или в пределах слышимости тихого шёпота или лёгкого касания губ.

Теперь он знает, что Кроули спит без пижамной рубашки и всегда так спал. Прошлой ночью перед тем, как лечь, он спросил, не будет ли это его смущать. Конечно, он ответил, что нет. Он бы предпочёл, чтобы комфорт Кроули ничем не был нарушен, тем более, что это его кровать. Что-то такое промелькнуло в чертах его друга, но он не знал, как это истолковать, тем более, что через минуту Кроули уже опять хитро улыбался, значит, всё было в порядке.

Утро следующего дня уже в разгаре, и солнечные лучи пробиваются через плотные шторы, когда Азирафель просыпается в чужой постели, в доме, который не является его уже более ста лет, во времена, в которых он не должен был никогда очутиться.

Всё не так, как должно бы быть, а он чувствует, что это именно то, что даёт ему ощущение под названием «дом».

Обычно тяжело сразу проснуться после глубокого сна, но Азирафель сразу открывает глаза. Он лежит на спине, руки расположены вдоль тела, а рядом он чувствует тепло Кроули. Контраст до комичного разительный. Кроули спит на животе, конечности согнуты под непонятными углами, лицо впечатано в подушку и он смешно, со свистом похрапывает. Одну руку он закинул за голову и держится за спинку кровати, что само по себе кажется неудобным. Вторую руку он протянул к Азирафелю, умудрился найти его запястье и держит во сне, не отпускает.

Азирафель начинает переживать: как себя вести, когда Кроули проснётся? Весь вчерашний день кажется таким далёким: сначала неловкая ситуация за завтраком, потом они находят книгу в музее, потом они целуются. Потом опять целуются … . И ещё … . Боже правый, похоже, они вчера вечером только и делали, что целовались. Он прикусывает нижнюю губу, чтобы не засмеяться. Он глупый, немолодой человек, которому уже прискучило всё в его одинокой жизни, и ничто не подготовило его к встрече с таким потрясающим, заботливым, замечательным другом, как Энтони Кроули.

Он тихо вздыхает, желая продлить этот момент покоя, как можно дольше, чтобы он успел насладиться им. Однако Кроули просыпается, он стонет в подушку и косится на Фелла. Он крепче сжимает его руку, подползает ближе и сворачивается калачиком, прижимаясь к его боку и зарываясь носом в складки пижамы на плече Азирафеля, продвигаясь к подбородку.

Азирафель в предвкушении замирает. Его охватывает ощущение такой радости, что по рукам бегут мурашки, когда он ощущает на своей щеке щетину Кроули. Он чувствует, что Кроули улыбается и слышит,

— Привет!

Он не знает, как на это отреагировать. Но он смотрит на Кроули и в животе начинают летать бабочки,

— Я … Доброе … доброе утро.

Кроули приподнимается на руках и склоняется над Азирафелем. Заставляя того вжиматься в подушку, откуда он заворожено всматривается в медовые глаза с золотистыми крапинками. Вид обнажённого торса Энтони смущает, и он стыдливо отворачивается.

— Фелл? — Кроули осторожно поворачивает лицо своего робкого приятеля к себе. — Что-то не так?

Азирафель потрясён, как Кроули чувствует мельчайшие изменения в его настроении. Он открывает рот, хочет объяснить, но не может подобрать правильные слова, поэтому он молчит.

Кроули сокрушённо вздыхает,

— Ты пожалел, что согласился спать со мной.

— Нет! — он, наконец, обретает голос. — Мне просто стало интересно … .

— Что тебя заинтересовало?

— Не будешь ли ты против, если я попрошу тебя поцеловать меня снова.

Он весь напрягается, ожидая ответа, допуская, что сейчас увидит на дорогом лице сначала озадаченность, а потом отвращение.

Кроули усмехается, наклоняется ближе, так, что его губы всего в каких-то миллиметрах от его,

— Гмм, дай-ка подумать.

Азирафель весь в напряжении переживает затянувшуюся паузу. Потом он зажмуривается и быстро бормочет,

— Я очень извиняюсь. С моей стороны было очень грубо просить о таком. Ты вовсе не обязан … .

— Да, я не обязан, — их губы слегка соприкасаются, и Азирафель в панике вскрикивает. — Я не обязан, Фелл, но, боже мой, как я этого хочу!

Азирафель мелко дрожит и поворачивает голову для поцелуя. Кроули наслаждается видом, но не торопится приступать к действиям.

— Кроули … .

— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

— Я считал, что это само собой разумеется, — он дуется и немного выпячивает нижнюю губу. К его шоку Кроули прикусывает её зубами, потягивает и отпускает.

— Честное слово, — Азирафель начинает привставать. — Ваши современные манеры смущают меня. Если ты не хочешь, почему бы прямо не сказать об этом, а не выставлять меня простофилей!

— Фелл, Фелл, … , — Кроули удерживает его на месте. — Я хочу.

Он просовывает коленку между его ног и забирается на него верхом,

— Бог свидетель, как я хочу! — Он покрывает поцелуями полуоткрытые губы Азирафеля. — Я хочу. Я хочу. Чёрт побери, я могу только этим и заниматься весь день. Вот не выпущу тебя из кровати.

Азирафель всхлипывает, когда их губы встречаются в долгом, страстном поцелуе. У него практики в таких делах только два дня. Но он смеет надеяться, что значительно прибавил в мастерстве. Их губы открываются навстречу друг другу, языки сталкиваются, и обоих пронзает жгучая волна желания. Кроули не может отказать себе в удовольствии запустить пальцы в светлые кудри, а Азирафель становится смелее. Ухватывает его за талию и с силой притягивает к себе.

Азирафель чувствует, как всё его тело воспламеняется, он относит это на счёт своей неопытности и новизны ощущений. Ему интересно, когда поцелуи потеряют свою притягательность первого раза, или это всегда так будет? У Кроули потрясающая способность завладевать всеми его мыслями, подчинять себе его чувства и разум. Раньше с Азирафелем никогда такого не было.

Он уже давно оставил надежду встретить любимого человека, успокаиваясь мыслью, что его просто нет в природе. Фелл жил в жёсткие времена, когда такие мысли о наслаждениях плоти не только не приветствовались, но считались недостойными и подлежали всяческому подавлению. Он знал, что люди предавались плотским утехам за закрытыми дверями гостиниц и борделей, в пустынных аллеях или на ночных малоосвещённых улицах. Но он никогда не думал, что ему придётся испытать нечто подобное, при свете дня, без необходимости таиться. И с кем? С самым нежным, заботливым человеком, красавцем, который за время их недолгого знакомства, стал ему чрезвычайно дорог.

Кроули стонет и гладит его по плечам. Поцелуи становятся всё более горячими, движения раскоординированными. Очень нежно Кроули подсовывает руку ему под голову, удерживает, как будто это драгоценность, и покрывает поцелуями, пока он не забывает, как дышать.

Азирафелю ничего не остаётся, как закрыть глаза, откинуть голову и отдаться на волю чувств, пока Кроули зарывается и жарко дышит ему в шею. Его горячее дыхание неровно, и это пробуждает в Азирафеле новую волну эмоций. Он пробегает рукой по спине Кроули, поглаживает. Это совсем не те ощущения, когда гладишь рукой потрёпанную обложку старой книги. Это другое. Кроули — тёплый, живой и отвечает стократно на каждую ласку своего робкого друга. Он придвигается ближе, их бёдра плотно соприкасаются.

В голове у Фелла происходит коллапс, когда он чувствует, как возбуждение Кроули горячо прижимается к его собственному. Это исторгает одновременный стон из обоих. Азирафель осторожно открывает глаза и встречается с выражением абсолютного восторга в медовых глазах с золотыми крапинками.

— Фелл?

— Я не знал … . Я никогда не знал, что это может быть так … !

Кроули нежно улыбается ему, в глазах нет ни тени иронии или подтрунивания. Он зарывается руками в светлые кудри, что посылает мириады искр его робкому партнёру. Кроули наклоняется, убирает со лба непослушный белый локон, заводит его за ухо, попутно касаясь губами мочки.

— Ты — прекрасен, — шепчет он, ласково целуя.

Азирафель раньше никогда и не помышлял, что ему придётся испытать такое не будучи женатым. А вот сейчас он с Кроули. И они не женаты. Но они проживают эти моменты в том времени, когда это действительно считается прекрасным, когда не нужно прятаться, когда вас не предадут позору за то, что вы не связаны узами брака. Это век, когда влюблённые повсюду, женатые и нет. И не только бойфренды, он помнит, как Кроули просветил его на этот счёт.

Кроули — его друг, друг, с которым можно держаться за руки, целоваться. А если захотят, то могут себе и позволить.

Кроули — его ДРУГ!

Неожиданно пробудился к жизни чёрный смартфон, что заставило чувствительного викторианца вздрогнуть так, что его подбросило над кроватью. Кроули похохатывает, успокаивающе целует,

— Расслабься, это всего-навсего мой телефон.

— А ты не собираешься взглянуть на него?

— Занят, — Кроули проводит языком влажную дорожку по шее Азирафеля, доходя до чувствительной точки прямо за ухом, что исторгает сладострастный стон.

Смартфон звонит опять.

— Да, нужно посмотреть, кто там так названивает.

С глубоким вздохом Кроули приподнимается и тянется к прикроватной тумбочке. Как только его взгляд падает на экран, по лицу пробегает тень. Азирафель обеспокоенно кладёт руку ему на щеку,

— Что-нибудь случилось, мой милый мальчик?

Кроули переводит на него взгляд, куда сразу возвращается тепло и нежность,

— Нормально, это только Биз, мы с ней работаем. Должны встретиться.

— Тогда лучше разводить пары.

— Разводить пары? — Кроули поднимает бровь. — Так уже никто не говорит. По-моему, ты даже не пытаешься скрыть, что плюхнулся в наше время из девятнадцатого века.

Азирафель игриво шлёпает его по руке, а Кроули шепчет,

— Я бы мог сейчас извалять тебя и делать это целый день, а может быть, ты пойдешь со мной?

Азирафель по-настоящему удивлён,

— Ты уверен?

— Конечно. Я ведь тебе ещё не надоел?

Улыбка Азирафеля на мгновение тускнеет от одной мысли, что его друг может ему наскучить. Он так долго был один, что сейчас собирается навёрстывать за все те тягучие, одинокие годы.

— Хорошо, — потом в его глазах мелькает нечто, похожее на панику. — Подожди, что ты подразумевал под словом «извалять»?

Его голос срывается на последнем слове, а злодей — Кроули только усмехается, занимая свою прежнюю позицию и подминая его под себя.

— Гмм, это ещё надо обдумать, — его голос звучит низко и на грани непристойности, причём он ввинчивается бёдрами в возбуждение Азирафеля, исторгая стон наслаждения. — У меня много идей на этот счёт. А как ты хочешь, чтобы я тебя извалял? А, Фелл?

Азирафель достигает приятного бордового цвета при мысли о том, что Кроули не может не почувствовать, что он возбуждён сверх всякой меры. Желание заслоняет собой все остальные ощущения, только бы быть ближе, смотреть на его обнажённые члены, шептать ему слова самых сокровенных желаний в уединённости их ложа.

Это так странно больше не хотеть быть одному.

— Это … . У меня появилась идея, — он робко взглядывает в медовые глаза. — Я раньше этого никогда не делал.

Лицо Кроули принимает серьёзное выражение,

— Я слишком быстрый для тебя, Фелл?

— Нет, — такой ответ удивляет Кроули. — Если подумать логически, то ты действительно движешься быстро, но меня это не пугает.

Кроули медленно опускает вниз бёдра, давая возможность своему партнёру прочувствовать степень его тяжести,

— Так нормально?

Азирафель кивает, не в силах вымолвить не слово, потом, помолчав, с трудом произносит,

— Я всё-таки хочу, чтобы ты меня … извалял. Показал, как это бывает

— Слушай, — Кроули смотрит на него очень серьёзно. — Ты должен быть абсолютно уверен в том, что просишь.

— Я уверен. Я не ребёнок и не святоша. Я отдаю себе отчёт в том, о чём прошу.

Видя дальнейшее колебание на лице Кроули, он поспешно добавляет,

— Мои извинения. Мы не должны пробовать всё. Только то, что ты сочтёшь приемлемым. Только то, что ты согласен попробовать … со мной, — ему стыдно, и он закрывает глаза.

— Посмотри на меня! — Кроули удаётся добиться послушания, только когда он начинает нежно целовать сжатые губы. — Сказать честно, если мы с тобой осуществим всё, что я хочу с тобой сделать, нам придётся не вылезать из спальни неделю.

— О-о-о! — Азирафель краснеет, но не может сдержать улыбки. — Не буду … протестовать.

Осмелев, он проводит руками вверх по груди своего обожаемого партнёра, поражаясь, что не чувствует ни грамма жира, особенно там, где под пальцами ощущаются рёбра. Кроули невероятно строен и красив.

Почувствовав настроение Азирафеля, Кроули улыбается той своей сводящей с ума улыбкой, от которой у Фелла перехватывает дыхание, так, что он боится не пережить этого.

Он берёт Азирафеля за руку и нежно сжимает пальцы,

— Скажи, что тебе нравится, что тебя заводит.

Он задаёт вопрос таким обыденным тоном, как будто спрашивает о погоде,

— Как ты обычно удовлетворяешь себя?

— Боюсь, что не знаю. Никогда не пробовал.

Кроули потрясён,

— Никогда!

Азирафель отрицательно качает головой. Вся смелость разом покидает его. Он только что в открытую признался, как он неумел, расписался в своей абсолютной некомпетентности в качестве партнёра. Пульс учащается. Захочет ли этот сногсшибательный красавец даже дотронуться до него в свете новых открывшихся фактов?

Кроули щекочет губами его ухо. От неожиданности Азирафель взвизгивает, что смешит Кроули. Он наклоняется ещё ближе и шепчет,

— А попробовать не хочешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею ввиду … позже. Я уйду на работу, а ты располагайся здесь и пробуй, что тебе понравится.

Азирафель громко сглатывает,

— Ты подразумеваешь искусственно возбудить себя?

Кроули кивает,

— Я, конечно, не указываю, что тебе делать, но если в процессе ты будешь представлять меня … . Будь уверен, мне это понравится.

Азирафель просто растекается по простыне. Касаться себя, возбуждать и при этом думать о Кроули … ! Такое ему бы в голову не пришло. Это так откровенно вызывающе. Но Кроули попросил, значит, он сделает. Потому что так хочет Кроули!

Он кивает, боясь поднять глаза на своего совратителя, который не может сдержать улыбки. Прежде чем Азирафель может сказать что-нибудь ещё, его запястья сковываются у него за головой, и Кроули припадает к нему в жарком поцелуе.

— Сейчас, — Кроули опять улыбается, что делает его ещё более привлекательным, если это возможно, конечно. — Помнится, я обещал продержать тебя здесь ещё часик.

— Ну, тогда лучше тебе приступить немедленно.

========== Глава 6 Часть вторая ==========

Ближайший Кофе-Хаус не очень заполнен в этот час. Азирафель уже понял, что люди, работающие в определённые часы, могут прийти сюда только в середине дня, чтобы перекусить, отчего и получается час-пик. Но он ещё не наступил, поэтому они с Кроули без труда находят свободные места недалеко от входа. Кроули улыбается, но его улыбка не может скрыть выражения озабоченности. Он нервно постукивает длинными пальцами по столу и поворачивается всякий раз, как открываются входные двери.

Азирафель мягко накрывает барабанящие пальцы своими и тревожно спрашивает,

— Кроули, этот мужчина, Биз, сердится на тебя?

— Это ты о чём?

— Ты большую часть дня просто сам не свой, и мне кажется, что это как-то связано с тем человеком. У вас разногласия? Может быть, мне попробовать помочь уладить его?

Он не находит, что ещё сказать, а Кроули берёт его за руку и переплетает пальцы,

— Не переживай, мы не в ссоре.

Колокольчик над дверью звонит в очередной раз, и когда Кроули оборачивается, он видит именного того, кого они ждут.

Как и у Кроули, у Биз пристрастие к чёрному цвету. Тёмные волосы чуть растрёпаны ветром, детали костюма не очень продуманы, но всё же это костюм. Сразу заметив Кроули, человек решительно направляется к ним, лицо нахмурено.

Азирафель вздрагивает под пронзительным взглядом, поспешно убирает руку и оглядывается в поисках свободного столика, чтобы дать партнёрам свободно поговорить.

Биз садится напротив, руки выжидательно сложены на столе.

Кроули представляет,

— Это Биз, один из моих деловых партнёров. Биз, это Фелл.

Не ожидав такого формального представления, Фелл теряется, но всё же выдавливает,

— Приятно познакомиться.

Вместо ответного приветствия Бии окидывает его беглым взглядом,

— По моим представлениям вы должны были бы выглядеть иначе.

Улыбка на его лице увядает. Но кто знает, может быть, в этом столетии такое приветствие считается нормой? Поэтому он живо реагирует,

— По моему мнению, вы тоже смешно выглядите.

Кроули громко прыскает в кулак.

— Ну? — говорит Биз, изогнув бровь в сторону Кроули.

Азирафель уже начинает подниматься, когда рука Кроули останавливает его, обнимая за талию, а подбородок, положенный на плечо, окончательно удерживает его на месте.

— Даже и «С добрым утром» не скажешь? — упрекает Кроули, наклоняясь так, что рыжие локоны переплетаются с белыми. — С Дагон что ли с утра поцапались?

Биз поочерёдно взглядывает на обоих,

— Я настоятельно рекомендую заткнуться, и ты знаешь, так будет лучше.

Азирафель ёжится под пристальным взглядом. И почему Кроули не дал ему пересесть?

— Понял, — Кроули абсолютно не задет резким тоном. — Видишь ли … .

Его прерывает голос бариста,

— Мокко из белого шоколада для ангела.

Кроули утыкается носом в выбритую розовую щёку и шепчет,

— Это для тебя.

— Для меня? Но тот человек сказал «для ангела»?

— Всё правильно, это я научил.

— Но у меня есть имя! Хотя ты никогда не используешь его.

— Пусть так, но для меня — ты ангел.

Азирафель розовеет, но вздрагивает при звуках отвращения, издаваемых Биз,

— Фу-у-у! Тошнилово

— Вали ко всем чертям! — шипит Кроули. Потом он поворачивается к Азирафелю, смачно чмокает его в щёку и бормочет ему в ухо, вызывая дрожь. — Иди, забирай свою кружечку, ангел.

Он кивает, не имея сил оторвать взгляд от Биз. Под давлением этого тяжёлого взгляда он встаёт и отправляется за своим напитком.

Он делает большой глоток, чтобы успокоиться, но тщетно. Он задерживается возле барной стойки. Делает несколько глотков, а когда оборачивается, видит, что Кроули полностью поглощён разговором, лицо серьёзно, озабочено и встревожено. Что-то кликает у него в голове. Каким-то неведомым чувством он понимает, что разговор касается его персоны.

Внезапно Кроули оборачивается, ловит устремлённый на него взгляд, и всё его лицо озаряется нежной улыбкой, предназначенной только ему одному. Азирафель просто не может не улыбнуться в ответ, тем более, что у него в животе неугомонные бабочки опять пустились в хоровод. Он возвращается к напитку, а Кроули поворачивается к Биз и возобновляет прерванную беседу.

Что такое Кроули утаивает от него?

Он возвращается за столик, занимает своё место. К этому времени, партнёры говорят о делах, о клубе, о вещах, которых он не понимает. Рука Кроули обвивает его за талию и притягивает к себе, и Азирафель набирается смелости положить голову ему на плечо, отдаться чувству близости и позволить событиям дня медленно течь своим чередом.

____________________________________________________

— Не сработало!

Кроули бросает непонимающий взгляд на блондина из коридора, где он вешает пальто. Азирафель сознаёт, что так не приветствуют человека, вернувшегося с работы поздно ночью, можно сказать, под утро.

— Ты что ли разбил что-нибудь?

Азирафель крепко сцепляет руки на животе, перекатывается с носков на пятки и заливается пунцовой краской,

— Твоё предложение сегодня утром … узнать себя лучше … .

Наконец до Кроули доходит.

— А-а-а! — он делает шаг навстречу, по пути снимает тёмные очки и бросает их на софу. — Что случилось?

Азирафель отступает на шаг и стонет,

— Да не могу я так! Со мной это не сработает!

— Что ты имеешь в виду «не сработает»? Даже мысли такой допускать нельзя. Надо браться и делать!

— Раньше и я так думал, — Азирафель складывает руки на груди и разочарованно фыркает. — И всё это закончилось полным провалом.

— Стоп, стоп! Подожди! — Кроули останавливается так близко, что нарушает все границы личного пространства. — А ты, это … . Ну-у-у, думал обо мне, как я тебе говорил?

— Думал! — Азирафель почти кричит. — От этого стало только хуже!

Кроули делает шаг назад, уголки губ обиженно опущены вниз.

— Ладно, Фелл, хватит, не поясняй. Понял — не дурак!

— О! — Азирафель кидается успокаивать. — Всё не так! Я хочу сказать, что это подстегнуло моё воображение, заставило желать … всякого, и очень сильно. Но когда я думал о тебе, было так ясно, что всё это делаешь со мной НЕ ТЫ! И это вело к такому разочарованию!

Он вздыхает и не поднимает глаз от своих босых ног.

В следующий момент сильные жилистые руки заключают его в крепкие объятия, а ладони прижимаются к пояснице и тянут вперёд. Кроули смеётся низким грудным смехом и горячо шепчет,

— Ты всё принимаешь так близко к сердцу.

— Ничего такого я не делаю, — слабо возражает Азирафель, утыкаясь в грудь Кроули.

— Ангел, посмотри на меня, — Кроули заключает в ладони расстроенное лицо и заглядывает в изумительные карие глаза. Он медленно приближается и нежно целует его в губы. Поцелуй становится всё горячее. Его язык рвётся туда, в головокружительную влажность, и его с готовностью пропускают. Азирафель не может сдержать стонов, ощущая уже знакомый вкус. Его веки дрожат, он не может прийти в себя от непристойной сладости того, что с ним делает его ненасытный партнёр.

Его пошатывает от переизбытка эмоций, и он опирается на своего более устойчивого друга.

Кроули немного отстраняется, облизывается и усмехается,

— Ну а сейчас, что ты об этом думаешь?

— Ничего. Я был полностью поглощён тем, как божественно ощущать тебя рядом.

— Вот и тогда нужно было делать так же, — он для убедительности стучит его согнутым пальцем по лбу, как будто вдалбливает что-то недогадливому ребёнку. — теперь ты понимаешь?

Азирафель смущён,

— Так что я сделал не так?

— Давай-ка, двигай на кровать, — голос Кроули опускается до шёпота. — Я там тебе всё наглядно объясню.

Глаза робкого блондина расширяются, он даже не осознаёт в полной мере, что сейчас происходит, но послушно поворачивается и идёт в спальню.

Он слышит, что Кроули прямо у него за спиной, от чего в горле всё перехватывает. Может быть, он сейчас увидит Кроули обнажённым, разгорячённым в процессе акта. Он о таком даже помыслить не мог! Он чувствует, как лицо заливает жаркая волна, ноги плохо слушаются и он садится на край кровати.

Глаза сами тянутся к тому месту, где у Кроули растёт и напрягается горячее возбуждение.

— Господи помилуй, — в шокевосклицает он и спешит отвернуться.

Кроули смеётся, заползая на кровать,

— Ты ещё не раздумал?

Азирафель робко кивает головой. Кроули хочет успокоить его, нежно целуя, а потом ползёт дальше, устраиваясь у него за спиной. Как же теперь увидеть, что он будет делать? Он не успевает спросить, как сильные руки обхватывают его за талию и вплотную притягивают к груди Кроули. Азирафель невольно вскрикивает, ощущая себя в полной его власти и чувствуя, как к нему прижимается самая горячая часть, как раз пониже спины.

Мягкие губы чуть касаются шеи, сводя с ума, и он бессильно падает в объятия своего друга. Отдаваясь ему во власть.

— Вот так! Правильно. Расслабься.

— Но как же я увижу тебя из такого положения? — он силится сказать ещё что-то, но в это время ладони Кроули проникают под его рубашку, ласкают живот и замирают прямо под грудью.

— Глупый, — Кроули ощутимо прикусывает его за шею. — Это всё не для меня, это для тебя.

Прежде чем он успевает спросить, что это значит, ладони Кроули ныряют под резинку его пижамных брюк. Они кажутся холодными, но это потому что он сам пылает. Они всё движутся и движутся вниз, медленно, чувственно, неотвратимо. Вот они освобождают член Азирафеля, и тот украдкой взглядывает, поражённый, что готов полностью. Однако, он вздрагивает от неожиданности, когда Кроули берёт его в руку и крепко прихватывает у основания. Он не может сдержаться и стонет, хотя его партнёр даже не двигается. Он только слышит, как Кроули усмехается куда-то ему в шею и скандализировано ахает, когда сильные пальцы начинают медленно движение вверх.

— Ничего себе, тебя не обхватишь. Отрастил хозяйство, — усмехается Кроули, растирая каплю, которая уже не выдержала напряжения и катится вниз.

Азирафель вздрагивает всем телом, его рот открывается, но не издаёт никаких членораздельных звуков,

— Расслабься, мне это нравится. Ты так тяжело ощущаешься в моей руке, а во рту, наверное, будет ещё лучше. Ты не против?

Азирафель не может поверить своим ушам, он шокирован, потрясён до глубины души,

— Т-т-ы хочешь взять ЭТО в рот?

Кроули смеётся, целуя его в щёку и в шею, куда придётся,

— Конечно, ангел, ещё как хочу! Желаю выпить тебя до дна, до последней капли, сжать тебя губами так, чтобы ты позабыл обо всём на свете. А ты чтобы отфакал меня так, чтобы я слова сказать не мог. Я правда этого хочу. Надо будет обязательно попробовать.

Азирафель издаёт стон, в котором смешались стыд и непреодолимое желание, когда он представляет, как это могло бы быть. А Кроули начинает движение вверх и вниз, крепко обхватив его рукой, на которую проливается ангельское возбуждение. Его бёдра невольно подаются вперёд, туда, где невыразимо горячо, но его любовник прижимает его к кровати. У Азирафеля нет сил бороться, и он сдаётся на милость своего победителя, откидываясь на подушки, закрывая глаза, ощущая все существом, как волны непередаваемого блаженства накатывают на него одна за другой, заставляя забыть обо всём, кроме своего любимого.

— Видел бы ты себя сейчас! Ты — прекрасен, — Кроули зарывается лицом в белые кудри. — Я с ума схожу от твоих глаз. Они — карие! От тебя просто невозможно оторваться, особенно когда ты в таком состоянии, как сейчас. Не могу поверить, что это я сделал с тобой! Ты сейчас такой порочный, просто скандал! И это сделал я!

Азирафель хочет ответить в своей обычной манере, но не может, у него нет ни сил, ни желания. В голове — ни одной мысли, потому что рука Кроули движется всё выше, лишая его дара речи. Единственное, что ему сейчас надо, найти губы своего любимого.

Они так тесно прижаты друг к другу, что Азирафель чувствует, как сбивается дыхание Кроули, учащается пульс. Это невероятное открытие — оказывается, Кроули также возбуждён, хотя всё делает только для удовлетворения своего партнёра. Азирафель наконец дотягивается до сводящих с ума губ, торопясь, проникнуть как можно глубже, найти языком язык. Кроули убыстряет темп, и Азирафель чувствует внизу живота зарождение небывалого чувства, которое поднимается, разрастается и грозит поглотить его с головой. Он не может сдержать какие-то непонятные, животные звуки, которые рвутся из него наружу. Он даже не подозревал, что может позволить себе такое, но сейчас ему всё равно. Кроули жарко целует его, его рука резко сжимается раз, другой, третий. Азирафель не выдерживает, прекращает поцелуй и в панике кричит,

— Кроули! Я что-то чувствую!

— Всё правильно, ангел. Давай! Отдайся этому чувству! Ведь тебе хорошо, правда?

Азирафель яростно кивает, его глаза плотно сжаты, в то время как волны неземного наслаждения разливаются по его членам,

— Только не останавливайся! Кроули, пожалуйста, не останавливайся!

— Да етит твою, это самое крутое, что я когда-либо ощущал и видел. Тебе стоит только попросить, и я буду делать это каждый день, и благодарить тебя за это.

Азирафель неконтролируемо дрожит, хватается за своего партнёра, и так достигает пика. Напряжение понемногу уходит, он расслабляется. Он чувствует, как горячая струя извергается на руки Кроули, себе на живот, но ему всё равно. Он кричит имя своего любимого, которое сам не может распознать.

Он лежит, обессиленный, привалившись к Кроули, понемногу приходя в сознание,

— Боже мой! Я и не подозревал, что это так бывает.

Вдруг он чувствует, что тяжёлый член Кроули по-прежнему толкается ему в бок, и его охватывает стыдливое беспокойство,

— О, мой дорогой! Извини, ты всё для меня сделал. А сам … , — он взглядывает на Кроули, и его зрачки расширяются, а глаза темнеют. Слова застревают в горле.

— Ты, — стонет Кроули, поднося ко рту испачканные пальцы и сладострастно слизывая с них белую жидкость. — Ты доводишь меня до безумия, так сильно я хочу тебя.

Азирафель безмолвно наблюдает, как его любимый собирает с его бёдер остатки спермы и слизывает, как будто это райское лакомство. Азирафель тоже хочет в этом участвовать. Он тянется к нему губами и ощущает свой вкус. Это так странно! И невероятно интимно. Азирафель плывёт, как в небытие, удовлетворённый, потерявший ощущение реальности. Он поворачивается, удобнее устраиваясь для очередного поцелуя, и тут ощущает, как напряжён его любимый.

Очень осторожно он проводит рукой по его члену, чуть добавляя усилий, и обмирает, почувствовав, как учащается дыхание Кроули. Вдруг он вздрагивает и перехватывает руку Азирафеля. В его взгляде — решимость, и Азирафель не смеет ослушаться,

— Повернись!

Азирафель жутко краснеет, сдёргивает пижамные брюки, забирается на кровать и ложится на живот. Кроули пригвождает его сверху, удерживая за бёдра. Не раздеваясь, он прижимается к распростёртому Азирафелю и, конвульсивно подаваясь бёдрами вперёд, забывается в надвигающемся оргазме.

— Фелл, Фелл, — голос осел от эмоций. — Ты не представляешь, какой ты сзади!

И он резко шлёпает его по ягодице.

От неожиданности тот вскрикивает и чувствует новую волну желания.

— Как же я хочу тебя! — в его голосе слышатся похотливые нотки, но это то, что сейчас нужно Азирафелю. Он подаётся назад при каждом толчке, стараясь слиться со своим партнёром. — Боже мой, Фелл, позволь мне сделать это в следующий раз. Хочу ощутить, как ты сжимаешься вокруг меня … .

Азирафель зарывается лицом в простыни и еле слышно бормочет, что согласен.

— Ты не пожалеешь, клянусь! Я сделаю всё для тебя! — его речь становится отрывочной, так как момент приближается. — Представляю, какой ты тугой, голову потерять можно. Не могу дождаться. А потом ты можешь делать со мной, что захочешь … .

Последние резкие толчки, Кроули вскрикивает, зарывается лицом в кудрявые волосы и кончает так, как никогда раньше. Чуть ли не теряя сознание, он в изнеможении падает на Азирафеля, вспоминая уже позже, что надо собраться с силами и откатиться, чтобы не задавить своего ангела. Азирафель разворачивается к нему и обнимает за плечи, нежно целуя. Но сейчас, когда они оба понемногу приходят в себя, Азирафель чувствует тревогу во взгляде своего любимого.

Кроули сдвигает брови, от чего его лицо принимает ещё более встревоженное выражение. Он подносит руку Азирафеля к губам и шокирующе нежно целует.

— Фелл, — его хватка становится почти болезненной. — Я должен тебе что-то сказать.

========== Глава 7 Часть первая ==========

— Иди, возьми себе выпить, ангел.

Фелл кивает и поднимается с места. Кроули наблюдает за ним с невыразимо влюблённой улыбкой, потом берёт себя в руки и его лицо принимает серьёзное выражение. Да, похоже, он влип по самое не хочу.

Биз наблюдает за этим коротким эпизодом и многозначительно покашливает. Кроули вздрагивает, он и забыл, что они не одни.

— Просто блевать тянет, как на тебя посмотришь, — довольно безэмоционально замечает Биз.

Кроули не спорит, он согласен. Что и остаётся, как подпереть щёку рукой и сидеть, помалкивать. Потом со вздохом он отрывает взгляд от удаляющейся фигуры Фелла и смотрит в глаза Биз с такой честностью, какую не выказывал уже давно,

— Не знаю, что со мной происходит, он просто чудо. Как же я люблю его. Но у меня всегда так, чем больше я кого-нибудь люблю, тем большим дураком выставляю себя.

— Да? Впервые слышу. И скажу честно, когда он улыбается, меня на блёв потягивает, — выражение лица Биз непроницаемо, как всегда. — Но, как бы то ни было, тупость тебе и самому к лицу, следовательно, он то, что тебе нужно.

— Я что, выгляжу глупо?

— Если бы ты был мультяшный герой, твои очки уже приобрели бы форму розовых сердечек.

— Вот ты сейчас думаешь, что говоришь нечто забавное, и я этим потрясён?

— Ладно, проехали, влюблённый птенчик. Ближе к делу, что у тебя там стряслось такое неотложное?

— Ты знаешь, что ты у меня в долгу. Сейчас я хочу, чтобы ты оказали мне ответную услугу, — Кроули вопросительно поднимает бровь и замечает мимолётное колебание на лице своего партнёра, и он понимает, что надо поднажать. — Здесь без вопросов. Я кое-что для тебя сделал несколько лет назад, и ты сказали, что ты теперь мне обязаны. Время пришло.

Биз открывают рот, как будто раздумывают, стоит протестовать или нет. Во взгляде Кроули ясно читается намёк, что то, что он тогда сделал, было ОЧЕНЬ большой услугой.

— Ладно, чо надо?

— Мужик мне нужен, тот, с которым вы встречались. Та жопа с ручкой из музея. Директор.

Биз заметно вздрагивают,

— Ты имеешь в виду Габриеля Арчера?

— Да-да. Габриель — жопа с ручкой, — он чувствует, как у него в мозгу что-то щёлкнуло при упоминании фамилии, которую он никак не мог вспомнить. — Мне нужен его номер телефона.

За этим следует такая реакция: у Биз отвисает челюсть, на лбу залегают морщины, и они бросают быстрый взгляд в сторону безмятежного Фелла, который в это время забирает свой напиток с прилавка.

— Кроули, я знаю, ты сказал — никаких вопросов, и если ты хочешь быть распоследней сукой, играющей на два фронта, это — не моё дело, но Фелл … .

— Что? — у него всё переворачивается в животе от одного такого предположения. Да и рвотные звуки, изображаемые Биз, призванные подчеркнуть, какая он мразина, не добавляют настроения, а отдаются в голове, как церковный звон в полночь. — Фу! Это не то совсем! Мне нужны контакты в музее, чтобы Фелл имел возможность взглянуть на книгу, которая его так интересует.

— Хорошо! — в их тоне всё ещё чувствуется подозрение, и, чего Кроули не ожидал, протекция по отношению к Феллу. У Биз странные способы высказать приязнь к человеку.

— Если хочешь, я могу тебя униженно просить.

— Что, так припекло? — усмехаются оне.

Кроули больше не расположен шутить. Он взглядывает на Фелла, мягко улыбается, и когда тот это замечает, он весь озаряется ответной улыбкой.

— Ему ОЧЕНЬ нужна эта книга, — и то, как он это говорит, окончательно убеждает Биз в важности затеянного мероприятия. Оне вздыхают, извлекают из внутреннего кармана пиджака телефон и начинают пролистывать список контактов.

— Странный ты мужик, Кроули.

— Я же сказал, «без вопросов!»

— Так это и не вопрос.

Несколькими секундами позже он ощущает вибрацию своего смартфона, Биз прислали номер,

— С этим покончено. Чего тебе ещё от меня надобно, старче? Любовный совет? — оне презрительно фыркают.

В ответ Кроули только мычит нечто неопределённое.

— Эй! — Биз заставляют его сосредоточиться. — Этот твой ангел. Он кажется, ничего себе. Смотри, не профакай его.

— Слушай. Есть какой-нибудь способ узнать, ты нравишься человеку, потому что реально нравишься, или просто у него нет выбора?

Биз раздражённо стонут,

— Любовный совет? Это была шутка.

— Поздно, слово не воробей — вылетит не поймаешь. Ну?

— Да ты его похитил, что ли?

Этот вопрос выбивает у него почву из-под ног. Как ответить, чтобы это не звучало абсолютной хернёй? Да кого он обманывает? Как ни ответь — всё одно — херня!

— Типа того, — он делает неопределённый жест рукой. — Я вот всё думаю. Взять хотя бы Белль. Вот она заперта в замке Чудовища, со временем она к нему привыкает, даже влюбляется … . Так это настоящая любовь? Или её просто вводят в заблуждение, что она ДОЛЖНА полюбить, или ей не будет исхода?

— По-моему, тебе к мозгоправу пора.

— Нет, я просто рассуждаю. Гипотетически, это делает Чудовище плохим?

— Кроули, — Биз устало потирают виски. — Какой хуйни ты насмотрелся?

— А можно просто ответить, без подъёбок?

Решительно вздохнув, Биз начинает,

— Хорошо. Если девица заперта в замке, не может оттуда выбраться, а Чудовище начинает её всячески обхаживать, чтобы добиться своего, то он — хер на палке.

— Насколько большой хер?

Взглядом Биз можно воспламенить бумажные салфетки на столике.

— Если ты хуйнёй маешься, не втягивай меня больше в это. Мы делами заниматься будем?

Кроули хотел ещё поспрашивать, так, на удачу, но Фелл уже занял своё место и волей-неволей тему пришлось сменить.

Фелл источает флюиды робости и неуверенности, и Кроули понимает, что это из-за Биз. Его ненаглядный блондинчик их побаивается. Он сам знает Биз достаточно хорошо, чтобы понимать, что в таком поведении нет ничего личного, но Азирафель этого не знает. Он мог бы успокоить Фелла, объяснить, что к чему, но он выбирает другой ход. Он обхватывает его за талию и придвигает к себе. Тот устраивается поудобнее, прижимается и удовлетворённо вздыхает. Кроули гордо взглядывает на Биз.

И не надо его за это осуждать. А вы бы не воспользовались случаем повыпендриваться, будь у вас в руках настоящий ангел?

То-то и оно … .

Остальная часть дня протекает, как обычно: он завозит Фелла домой, а сам едет в клуб, где они с Биз продолжают утрясать всякие насущные проблемы. Хотя, что считать сейчас важным? У него в квартире живёт настоящий викторианец, а вы хотите, чтобы он притворялся, что всё нормально и жил, как раньше? Викторианец, который должен найти дорогу обратно, в своё время.

Как же всё запуталось!

Поэтому сейчас он делает всё, чего страшится всеми фибрами души. Так ведь и не впервой … .

Всё, что ему нужно, это сконцентрировать все силы на поставленной задаче: достать книгу. И где, скажите на милость, в этом многоступенчатом плане есть место для человека по имени Кроули, влюблённого по уши в притягательного двухсотлетнего книготорговца? Нельзя ему отвлекаться на эти розовые мягкие губы, тихие вздохи, которыми переполнены его мысли. Также лучше не думать о сильных руках, которые обнимают его за талию и нежно поглаживают по спине. Надо забыть тот шёпот в интимности их общей спальни, который он, замирая, слушает каждую ночь. А также выбросить из ощущений теплоту родного тела, тянущегося к нему, когда они нежатся в кровати. Или вне её, потому что, кажется, они просто не могут жить, чтобы не касаться друг друга сиюминутно.

Странно ли это, что он больше не хочет быть один?

У него и в мыслях не было загнать Фелла в тупик и оставить у себя. Но по всему получается, что его ангел в тупике … . Но чем больше они проводят времени вместе, тем меньше хочет Кроули выпускать его из своей жизни, что, как он теперь понимает, низость, по отношению к тому, у кого нет выбора.

Но, вопреки всему, он втрескался по уши в этого Фелла, и, похоже, тот отвечает ему взаимностью. Очень даже. И самое страшное в этом то, что они оба хотят быть счастливыми.

Но Фелл в западне. Ему некуда идти, он не может попробовать жить самостоятельно, только с помощью Кроули, что является наихудшей предпосылкой для построения крепких долговременных взаимоотношений.

От Кроули зависит сделать всё по-честному. Какой бы энтузиазм Фелл не выказывал по отношению к тому, что между ними происходит, всё не в счёт, до тех пор, пока у него не будет права выбора. А это зависит только от него, Энтони Кроули, дать Феллу возможность по собственному выбору остаться с ним.

А это опять же приводит к той распроклятой книге. Сейчас у него есть телефон Габриеля Арчера и заранее заготовленная легенда. Как только он вернётся домой, он сразу поговорит с Феллом, незамедлительно!

Ну, что поделать, если Фелл выглядит так невозможно притягательно, когда рассказывает о своих проблемах с мастурбацией. Фелл и виноват. Никто на всём белом свете не имеет права быть таким неотразимым.

И потом, Кроули не виноват, что не может устоять перед этими карими глазами. И что прикажете ему делать? НЕ обнимать его? НЕ целовать до потери сознательности? НЕ тащить в спальню при первой возможности? Нет уж, увольте, господа хорошие, как сказал бы Фелл.

Надо признать, что ситуация вышла из-под контроля. Но и опять виноват Фелл: а не надо быть таким сексуальным! Кто ему разрешал издавать такие звуки, от которых Кроули хочет сорвать с него все тартановые тряпки и вфакать прямо в стену, там, где их это застигло.

Власть, которую приобрёл над ним этот капризный викторианец, безгранична, и объясняет причину, по которой Кроули сейчас кончает прямо в боксеры, как пятнадцатилетний пацан, изголодавшийся по ласке.

Он в изнеможении валится рядом с Феллом, колени трясутся, дыхание с хрипом вырывается из груди. Он в очередной раз позволил эндорфинам захлестнуть его такой волной счастья, которая накрыла его с головой. Фелл в таком же состоянии, блаженно щурится на него своими невыразимыми глазами, и Кроули матерится про себя, что позволил себе в очередной раз отвлечься.

Он собирается с духом, со стороны это даже выглядит смешно, как он влип. Но посторгазменная эйфория постепенно исчезает, химия приходит в норму, и всё не кажется таким уж развесёлым.

Он берёт Фелла за руку, целует тёплые пальцы, гладит, хотя утешать сейчас надо его.

— Фелл, я должен тебе что-то сказать.

Блондин изменяется в лице. Он приподнимается на локтях, тревожно вглядывается в Кроули и нервно кусает нижнюю губу,

— По крайней мере, это объяснит, почему ты сам не свой с самого утра.

Кроули мысленно переносится в ночь появления Азирафеля в его квартире. Вот тогда он точно был сам не свой. Воспоминания заставляют его улыбнуться. Но в то же время что-то болезненно сжимается в его груди, как будто его сердце зажато в стальной кулак. Одна мысль о том, что ему придётся распрощаться навеки с его ангелом, обрушивается на него, не даёт сказать ни слова. Но он должен это сказать, и он должен сделать это правильно. Он обязан дать Феллу право выбора.

— Я нашёл способ добраться до книги, так чтобы ты мог взглянуть на символы.

Фелл молчит, и это сводит его с ума. Потом он садится, облокачиваясь на спинку кровати, и подтягивает к себе колени,

— Я … э-э-э. Чтобы я выполнил ритуал? Ты это имеешь в виду? — он теребит нитку от рубашки. Это немного странно, если учесть, что ниже на нём ничего нет. До него тоже это доходит. Он смущается и становится весь какой-то уязвимый, он торопливо натягивает на себя покрывало, чтобы прикрыть наготу.

Кроули подползает к нему. Морщась от ощущения липкой холодной спермы у себя в боксерах. Надо было сначала привести себя в порядок, а уж потом вываливать всё на бедного Фелла.

— Я же понимаю, как это для тебя важно, — тихо говорит он, прижимаясь ладонью к мягкой щеке и проводя по ней круги большим пальцем. Вот так, наверное, чувствуют себя те, кто прикасается к лику святого.

— Да, это важно, — голос Азирафеля лишён всяких красок.

Кроули трудно сглатывает,

— План такой. Он немного странный, но если ты согласен, то можно попробовать.

Брови Азирафеля расстроено сдвинуты. Кроули не может выносить вида своего несчастного ангела и пытается разгладить их пальцем,

— Не смотри на меня так! Выслушай до конца.

Азирафель удивлённо моргает,

— Ответь, что заставляет тебя так активно помогать мне? — его голос опускается до испуганного шёпота. — Что ты выигрываешь в этой ситуации? Только одно — ты, наконец, избавишься от меня.

Именно этого Кроули и боится больше всего, именно поэтому он весь день чувствовал себя не в своей тарелке, сомневаясь, говорить ли об этом разнесчастном плане или нет? Но чем больше времени он проводит с Феллом, тем больше на него западает, тем роднее тот становится, и тем крепче желание вплести его в свою жизнь. Это пугает и возбуждает, но как же он этого хочет! Кажется, только протяни руку, и он твой! Но этому не суждено сбыться. Не сейчас, когда он знает, что обратный билет для Фелла заперт под стеклянным колпаком в музее всего в нескольких кварталах от их дома.

Он просто обязан сделать всё правильно.

— Я делаю это не для того, чтобы избавиться от тебя, — сейчас он честен, как никогда, а его сердце рвётся на части при виде сжавшегося в комок Фелла. — Я это делаю, потому что это важно для тебя. А если это важно для тебя, значит и для меня тоже. Понимаешь?

Фелл медленно кивает, а Кроули наклоняется и целует пухлые губы. Он никогда не устанет от них. Эти ощущения просто не с чем сравнить. И это всего после нескольких дней. Магия какая-то! Или лучше сказать — естественный ход бытия, как будто пазл встал на своё место, и всё в природе пришло в равновесие. Он знает точно, что больше никого не захочет целовать.

— Ну, так это … гхм, — он чуть отстраняется, нежно лаская щёку Фелла, как какую-нибудь драгоценность. Тот выжидательно смотрит на него, что само по себе тревожно. — Тебе понравилось, ну-у-у, … что мы с тобой делали?

Блондин немного шокировано распахивает глаза и бормочет,

— Понравилось. Довольно приятно. Большое спасибо.

Кроули едва сдерживается, чтобы не сказать, что это ОН должен благодарить за такое.

— А можешь честно сказать, что понравилось больше всего?

Фелл явно в замешательстве,

— Ну-у-у, мне понравилось, что ты был ко мне внимателен. И что сначала ты был нежен, а потом знал, когда надо чуть ускориться. Ты очень наблюдателен.

Кроули гордо ухмыляется, запускает руки под простыню и хватает Фелла за голую ляжку. Он чувствует, как вздрагивают мускулы от одного его прикосновения, и это разжигает в Кроули опасное чувство собственничества. Он вскидывает голову, заставляет Фелла смотреть ему прямо в глаза и медленно говорит,

— Я действительно наблюдал за тобой. Я хочу знать, что тебя заводит, от чего тебе хорошо.

— Ты наблюдал? — Азирафель заливается пунцовой краской. — Но … ведь это непристойно! Я очень сожалею … .

— Шшш, — Кроули улыбается и хватается за мягкую ягодицу. Ногти впиваются в податливую плоть. Фелл издаёт нечто похожее на всхлип или стон, отчего Кроули кидает в жар. Он наклоняется и жарко шепчет,

— Похоже, что я стараюсь вести себя пристойно с тобой?

Фелл нервно теребит губу и качает головой.

— Правильно, — он прикусывает нижнюю губу Фелла, чувствует, как тот дрожит и падает ему в руки, отдаваясь на его милость. — Ох, сколько непристойностей я хочу сотворить с тобой, ангел!

— Ты — ты, наверное, имеешь в виду что-нибудь другое?

— Ты усомнился во мне? Буду счастлив доказать, как ты ошибаешься! — и он многозначительно поигрывает рыжей бровью.

— Демон! — Фелл смущённо прячет лицо на груди своего партнёра и начинает тяжело дышать, когда этот демон пользуется ситуацией и прикусывает его за ухо.

— Мне … мне ещё нравится то, что ты говоришь, — неожиданно выпаливает Азирафель. Кроули усмехается, наблюдая, как его робкий ангел пытается найти приличные слова для неприличной ситуации. — У тебя всё звучит так … откровенно. Это странно возбуждает.

— Мой викторианец любит грязные разговорчики? Кто бы мог подумать? Я так понимаю, что это «да» для следующего раза?

— Только в том случае, если мне будет позволено отплатить тебе той же монетой. Если, конечно, тебе этого захочется. Я сознаю, насколько я неопытен … и могу сделать что-нибудь такое, что тебе не придётся по вкусу.

— Ха! По вкусу! Да у меня иногда встаёт от одного звука твоего голоса!

Фелл замирает, потом отрывает голову от плеча Кроули, в глазах неподдельный интерес,

— Что?

— Ты ведь даже не сознаёшь, насколько ты сексуален, правда? Не замечаешь, как много людей пялится на тебя, когда мы выходим куда-нибудь вместе?

— Я думал … , я думал эти люди смотрят на ТЕБЯ!

— Может только некоторые, — он улыбается и пожимает плечами. — Мне это по фигу, когда у меня в руках настоящий ангел.

— Ты ТАК ко мне относишься! И я не знаю, почему, хотя и много думал об этом.

Кроули властно прижимает к себе порозовевшего Азирафеля,

— Потому что ты мне нравишься!

Фелл просто светится от счастья,

— Как замечательно! Ты тоже очень мне нравишься.

Они одновременно сближаются, губы безошибочно находят правильный угол, как будто они занимаются этим шесть тысяч лет, а не несколько дней. Но что значит для них время? Уж если на то пошло, по всем законам мироздания, они даже не должны были встретиться, а они — вот, тут, вместе! В них обоих время как будто спрессовалось, столетия пролетели, как одно мгновение.

Их неприкаянные души бродили во времени и пространстве, но им было на роду написано встретиться.

Фелл отстраняется, смущённо хихикает, потому что Кроули не даёт ему отстраниться, и громко чмокает в губы,

— А сейчас ты расскажешь мне о своём плане?

На лице Кроули играет дьявольская усмешка.

Да, события принимают интересный поворот.

========== Глава 7 Часть вторая ==========

Тремя днями позже они сидят в машине Кроули в нескольких футах от входа в музей. Кроули глушит мотор и оборачивается к своему спутнику с ослепительной улыбкой,

— Готов, ангел?

— Подожди! — вдруг вскидывается Фелл, и его соучастник замирает. — Мне нужна минутка, чтобы собраться и ещё раз пройтись по плану.

Кроули хмыкает,

— Мы заходим, нас встречает Доктор Жопа с ручкой, директор, я тебя представляю, и он проводит нас взглянуть на книгу. Всё просто!

— А вот мне не кажется всё таким уж лёгким, тем более, что ты настаиваешь на полной конспирации.

— Будет весело! Не дрейфь, Фелл! Это настоящее дело, достойное Холмса и Ватсона!

— Если честно, я очень сомневаюсь, что Шерлок Холмс придумал бы нечто подобное … , способное вылиться во что угодно.

— Дело надёжное! В нём и вранья-то почти нет. Я — реально Кроули, друг бывшей директорской пассии.

— И тебя так интересует эта книга, потому что … ?

— Потому что мой муж — учёный, исследующий древние рукописи, особенно старинные ритуалы и обряды, и хотел бы взглянуть на эту книгу.

Фелл заливается яркой краской, нервно теребит руки, явно нервничает,

— Всё правильно.

— Да что не так-то?

— Нет, ничего такого, — Фелл быстро взглядывает на него и моментально отводит глаза. — Только … , я никогда не надеялся, что у меня будет муж. Или, по крайней мере, возникнет такая ситуация, где я смог бы сказать, что у меня есть муж. Мне нужна минутка … .

Кроули смеётся и накрывает его руки своими.

— Из тебя бы получился отличный муж, — эти слова срываются с его губ раньше, чем он успевает взять себя в руки. Он готов надавать себе по щекам.

Но ослепительная улыбка, которой награждает его ангел, вдруг делают его оговорку не такой уж неловкой.

— Итак, я буду притворяться, будто я учёный? — Кроули понимает, что его бесхитростный друг всеми силами старается увести разговор в сторону от опасной темы о замужестве.

— Уверен, тебе не составит это большого труда. Вывали на него всё, что ты знаешь о старинных книгах.

— Это я с превеликим удовольствием, — Фелл облегчённо вздыхает. — Но как нам удастся зафиксировать символы?

— Легко! — Кроули извлекает телефон и поигрывает им перед носом Фелла. — Как только Доктор Жопа с ручкой принесёт книгу, ты найдёшь нужную страницу, а я её сфотографирую.

— Великолепно, мой дорогой. Я начинаю верить, что у нас может получиться.

Кроули отвешивает ему скабрёзную улыбочку,

— Вот именно поэтому я — Шерлок.

Фелл собирается что-то возразить, но прежде чем он успевает оформить свою мысль в членораздельное высказывание, Кроули выскакивает из машины и хлопает дверкой.

Кроули условился о встрече с Габриелем двумя днями раньше, и это прошло легче, чем он ожидал. Если честно, вся их операция выглядела довольно пресно. Габриель помнил его по тому одному разу, когда Биз привели его в клуб, и они были представлены друг другу. Он поведал Габриелю, что недавно женился, и его муж — специалист по древним рукописям и хочет взглянуть поближе на один экспонат, выставленный у них в музее. У учёных, наверное, есть чувство взаимоподдержки, потому что Кроули не произвёл приятного впечатления на Габриеля при первом знакомстве, но тот легко купился на историю об образованном и учёном муже.

В настоящий момент они идут по коридорам музея в сопровождении одного из сотрудников и направляются в кабинет директора. Если честно, Кроули немного разочарован: он ожидал, что будет как в кино про ограбления, что-нибудь с погонями и перестрелками.

Когда они входят, директор поднимается к ним навстречу, на холёном лице приклеена улыбка, которая не достигает глаз. Именно таким Кроули его и помнит. Он ему сразу не понравился, при первой встрече. Выглядит он солидно, с этим не поспоришь, но его снисходительно-пренебрежительная манера общения выдаёт в нём полную жопу, которая считает, что его учёная степень позволяет так себя вести — и никакое количество парфюма или геля для душа не способно замаскировать этот гниловатый запашок.

— Кроули, рад тебя снова видеть! — приветствие звучит фальшиво, но Кроули терпит ради Фелла. Он надеется только на одно, что директор будет гораздо менее жопой по отношению к своему учёному собрату, чем к такому плебею, как Кроули. — И, конечно, твоего мужа. Примите поздравления.

Фелл издаёт смущённый возглас, что Кроули старается прикрыть своим развесёлым смехом. Он обнимает своего спутника за плечи, как для большей убедительности их легенды, так и для поддержки своего робкого друга. Того и гляди вызовут подозрение, если его «муж» будет выглядеть так, как будто собирается свалиться в обморок, если кто-нибудь просто намекнёт на их брак.

— Да, мне повезло, что удалось захомутать такого! — для убедительности он стискивает Фелла в объятиях. — Спасибо, Гейб. Ничего, что я так тебя называю?

— Вообще-то, я не … .

— Мне Биз сказали, что можно. Ладно, Гейб, куда идти? — он видит, что директор прячет недовольство за маской профессиональной заинтересованности.

— Конечно, я понимаю, что мистер Фелл … .

— Доктор Фелл, — перебивает его Кроули.

— Конечно. Доктор Фелл желает видеть книгу ритуалов из нашей коллекции?

Кроули незаметно сжимает ему руку. Фелл встряхивается и начинает торопливо объяснять,

— Это так. В настоящее время я работаю над … .

— Научным трактатом, — вставляет Кроули.

— Да, научным трактатом о древних магических ритуалах, и эта книга мне просто необходима.

Габриель меряет его оценивающим взглядом. Кроули видит, что Фелла коробит от этого рентгеновского просвечивания, но тут на лице директора вспыхивает понимание,

— Подождите, доктор Фелл? Не являетесь ли вы потомком того самого А.З. Фелла, владельца книжного магазина?

У Азирафеля глаза становятся величиной с блюдца. Он энергично кивает головой.

— Д -д-да, это мой пра-, пра-прадедушка.

Глаза Габриеля суживаются,

— Странно. Я и не знал, что у него были дети. Кстати, в учёной среде многие разделяют мнение, что он был гомосексуалистом.

Фелл судорожно оттягивает воротник рубашки, на лице — вымученная улыбка. Он поворачивается к своему сообщнику, и в его великолепных, блестящих глазах ясно читается «помоги!»

Кроули немедленно ввязывается,

— Может и так. Но кто может поручиться, что у него не было любовных интрижек за закрытыми дверями? — он намеренно игнорирует скандализированный взгляд Фелла и продолжает. — Никто точно не знает. История много о чём умалчивает. Вероятно, он и был геем, но это не отнимает у него возможности иметь шашни и с дамским полом. Ещё неизвестно, скольких наследников он наплодил. Ай!

Фелл торопливо убирает руку, которой только что двинул своего ненаглядного под рёбра, а на лице опять играет ангельская улыбка,

— Не могли бы мы сосредоточиться на том, что имеет истинную научную ценность, доктор Арчер? Мне не терпится увидеть книгу.

— «Вот ведь бастард» — думает Кроули, в то время как Габриель ведёт их к архивам и оживлённо беседует с Феллом. Тот весь зажигается энтузиазмом, когда они начинают разговор о ещё одной старинной рухляди, которую состряпала психопатка Агнесс. Кроули не может поддержать беседу и плетётся сзади. Он понимает, что влюблён в этого бастарда.

О, Боже! Только сейчас до него доходит со всей очевидностью, он ВЛЮБЛЁН в этого бастарда!

Вот же дерьмо … .

Они останавливаются около стола со стеклянной столешницей.

— Подождите здесь. Я принесу книгу.

Кроули позволяет себе облегчённо вздохнуть, когда директор удаляется за пределы слышимости. Он взглядывает на своего спутника, который провожает глазами удаляющуюся импозантную фигуру. И тут на него обрушивается мысль, подобно рухнувшей кирпичной стене, причём камни пребольно бьют по башке и вколачивают мысль, что каким бы говном Габриель не был, у него гораздо больше общего с Феллом. Такой же заучка. У них у обоих склонность к научным исследованиям, в одной и той же области знаний, вот Фелл возьмёт да и втрескается в это дерьмо … .

И чёрт бы побрал этот дорогущий парфюм, которым пропитан Гейб. Кроули тоже может позволить себе такое.

Азирафель поворачивается к нему, на лице выражение крайнего неверия,

— Он и Биз когда-то встречались?

— Гхм, ну да … .

— И они имели обыкновение заниматься теми вещами, которыми … мы с тобой занимаемся?

Кроули не знает, как реагировать и в смущении трёт шею,

— Ну-у-у, можно и так сказать … .

— Но ведь он такой мерзкий! — однако, он сразу прикрывает рот рукой, потрясённый тем, что он сейчас брякнул, и смущённо хихикает. Его смущение очаровательно, более чем.

— Ой, мой милый! Я непростительно груб. Человек был так добр ко мне, а я опорочил его без видимой причины.

— Не, не, не! — торопливо возражает Кроули. — Его как ни порочь, всё будет мало. Ты абсолютно прав и не кори себя. Тут и причины особой не требуется. Кстати, очень рад это слышать.

— Да ты — опасный тип, — в голосе Фелла слышится неприкрытое восхищение, и Кроули купается в нём. Прежде чем он успевает ответить, в дверях появляется Габриель с книгой в руке.

Фелл всплёскивает руками и делает шаг навстречу. В желудке у Кроули проворачивается огромный камень.

Радуется, пёс белокурый.

— Доктор Фелл, вы можете исследовать любой раздел, но обращайтесь с раритетом с крайней осторожностью, — с этими словами Габриель вручает пару белых хлопковых перчаток.

Фелл надевает их с профессиональной ловкостью,

— Не переживайте, я знаю, как себя вести. Отреставрировал много старинных книг на своём веку. Я очень хорошо представляю, как хрупки могут быть такие древние артефакты.

Кроули уже нащупал в кармане телефон и готов пустить его в ход.

— Ах, да, и ещё одно. Абсолютно никаких снимков! Это строго запрещено.

Фелл потрясён и украдкой взглядывает на своего сообщника,

— Даже для персонального использования?

— Это неукоснительное правило. Никаких исключений! Но я уверен, что вы и так соберёте массу информации для своей научной статьи.

— А если только одну страничку, — пробует удачу Кроули. — Там могут быть такие замысловатые символы.

Взгляд Габриеля режет, как осколки льда,

— Видите ли, у нас уже был печальный прецедент с одним из бывших сотрудников, который пробовал слить в интернет описание одного из ритуалов. Он утверждал, что некоторые оккультные секты готовы убить, чтобы заполучить информацию о магических действиях, описанных в этой книге.

— О чём конкретно шла речь? — Фелл явно встревожен.

— Говорят, тут описан ритуал исполнения заветного желания, — Габриель пренебрежительно смеётся. — Конечно, это полная чушь. Книга ценна своей стариной и уникальностью. Как учёный, доктор Фелл, вы обязаны согласиться со мной, что чудес в мире не бывает, только наука!

— Я склонен не согласиться с вами, — возражает Фелл, открывая первую страницу. — Все книги, независимо от возраста, обладают магией.

Габриель воспринимает это метафорично,

— Безусловно. Но согласитесь, исполнение желаний — это уже чересчур.

— Я уверен, доктор Арчер, что как настоящий учёный, вы обладаете пытливым умом, способным воспринять идею, что в мире ещё очень много непознанного, чего мы не в состоянии объяснить. Именно этим и занимаются учёные, такие как мы с вами, раздвигают границы неведомого.

Фелл отходит от стола и снимает перчатки,

— Я думаю, мне здесь больше нечего делать.

— Что? — Кроули просто сверлит его взглядом. — Может ты захочешь взглянуть повнимательнее?

— Доктор Арчер, — Фелл намеренно игнорирует его. — Вы знаете, что книги предсказаний и являются сферой моих научных интересов. Я заметил, что ранее вы упомянули, что столкнулись с предсказанием Агнессы Псих, которое никак не можете расшифровать. Я предлагаю вам помощь, потому что провёл ни один час за изучением её пророчеств.

Габриель потрясён,

— Видите ли, существует одно предсказание, которое целая группа исследователей, пытается связать с реальными историческими событиями. Это пророчество номер 667. Оно вам о чём-нибудь говорит?

Лицо Фелла озаряется улыбкой,

— О! Это там, где про яблоки? — он обходит вокруг стола, движется к окну, увлекая с собой Габриеля, подальше от книги. — Необходимо отметить, что много предсказаний мисс Псих адресовала только семье, своим потомкам, и они не предназначены для трактовки на более широком уровне.

Кроули выпрямляется, украдкой подходит к столу, на губах играет улыбка гордости за своего невыразимого бастарда, потому что Фелл открыл книгу именно на нужной странице.

Её всю занимает изображение магического круга, разделённого на сектора, что соответствует описанию Фелла. Внутри круга начертаны около двухсот, а может быть и больше, магических символов. Это выглядит, как настоящий шедевр. А что вы хотели? Всё-таки речь идёт об исполнении заветного желания. Это вам не баран чихнул. Он достаёт телефон и торопливо делает несколько снимков.

Он прислушивается к беседе тех двух и начинает паниковать, когда понимает, что они уже всё выяснили. Фотографии получились размытыми. Всё из-за его дрожащих рук, чёрт побери!

Он старается успокоиться и делает ещё один снимок.

— ЭЙ!

Три головы одновременно поворачиваются на возмущённый окрик. В дверях стоит ещё один работник музея, руки на бёдрах, взглядом готова испепелить нечестивого Кроули.

— Уриель, в чём дело? — Габриель с подозрением смотрит на подозреваемого злоумышленника.

— Этот человек фотографировал книгу, доктор Арчер. А ведь мы договорились, что это строжайше запрещено!

Габриель взбешён. Кроули трудно сглатывает. Фелл трёт лицо ладонями.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день … .

Уриель протягивает руку и делает движение пальцами, призванноеозначать, что телефон нужно немедленно отдать. Кроули стонет, но опускает его в ждущую ладонь. Один за другим Уриель удаляет все снимки, пока ничего не остаётся … .

Фелл пытается принести извинения, но Габриель больше не слушает, а пожирает обоих взглядом, полным праведного гнева.

— ВОН! — кричит он и захлопывает дверь архива, как только два нечестивца переступают его порог.

Они едут домой, в салоне автомобиля висит зловещая тишина, в воздухе электрическими разрядами искрит напряжение. Кроули чувствует себя так, как будто он сидит на муравейнике. Он нервно поглядывает в сторону Фелла,

— Ты как?

Тот напряжённо кивает, руки прижаты к коленям, на него не смотрит.

Кроули всё понимает и не обижается.

Плохо одно, он-то сам РАД, что их Великий План провалился. Они попробовали, сделали всё, что было возможно. Не получилось … . Что ж бывает. И теперь Фелл останется с ним, НАВСЕГДА! Это может сработать. Кроули убедит его забыть о прежней жизни, научит жить по-новому. А Фелл заплачет от радости и расцелует его в обе щеки. Возможно, они переедут в другую квартиру, где у Фелла будет личное пространство и достаточно места, чтобы начать новую коллекцию книг. А может быть, коттедж? Где-нибудь в сельской местности, это Феллу должно понравиться. Кроули сможет заняться огородничеством, они будут целыми днями вместе, готовить вкусную еду, обмениваясь влюблёнными взглядами, а потом секс, много секса, так много, что Фелл окончательно забудет своё прежнее жалкое существование.

По идее, Кроули должен радоваться такой перспективе.

Вместо этого, его наполняет чувство вины, что усугубляется напряжённым молчанием Фелла. Уж лучше бы он наорал, или как-нибудь ещё выказал своё недовольство. Вместо этого, тот берёт полотенце и удаляется в ванную комнату.

— Прости, — шепчет ему вдогонку Кроули.

Фелл улыбается в ответ вежливо-поверхностно,

— Не стоит, мой милый. Я уверен, ты сделал всё, что в человеческих силах.

Он плотно притворяет за собой дверь.

Кроули валится на софу, как подкошенный, одна нога болтается на ручке, ладонями трёт глаза. Ведь должен же быть выход! Етит твою, как близки они были к успеху! Если бы только он чётко сделал первые снимки … .

И вдруг в его голове всплывают слова Габриеля Жопы с ручкой,

— «У нас уже был прецедент … .»

Он резко садится, хватает телефон с журнального столика и начинает бешеные поиски в инете.

— Пропади всё пропадом, но я должен быть прав, — бормочет он, пролистывая страницу за страницей.

Одна статья привлекает его внимание, он переключается на неё и приближает изображение, впитывая каждую деталь, каждый символ.

Он непроизвольно выдыхает, его разбирает уничижительный смех. Он швыряет телефон на софу, ухватывается за волосы и тянет, пока чуть не выдирает рыжие пряди.

— Ну, точно, — он с ненавистью смотрит на свой телефон, экран которого ещё не погас. — Да чтоб ты съе*ался в помойное ведро!

Телефон злорадно пялится на него, намеренно выставляя напоказ магический круг, разделённый на сектора.

Он слышит, как открывается дверь ванной комнаты.

— Кроули?

Он вскакивает, сгребает своего ненаглядного в железные тиски и покрывает поцелуями чуть влажное лицо.

Как приятно чувствовать, что тот просто тает в объятиях, слышать, как его дыхание непроизвольно учащается, ощущать невыразимую радость от того, что можно обернуть свои костлявые члены вокруг этих пухлых форм. Кроули подтягивает его ближе, так что их тела сливаются друг с другом. Фелл обвивает его шею руками, как будто он боится оставить хотя бы миллимикрон пространства между ними. Он вцепляется в белые кудри, не может отпустить.

Наконец он отстраняется с тихим стоном, трётся носом о нос Фелла, заглядывает ему в глаза и шепчет,

— Я приглашаю тебя на обед, ангел.

========== Глава 8 Часть первая ==========

Только что Кроули сказал, «Я приглашаю тебя на обед, ангел», и обнял так крепко, как будто он гигантский змей, завладевший своей добычей.

Азирафель в недоумении склоняет голову,

— Но ведь мы и так всегда кушаем вместе.

— Так-то оно так, но это другой обед. Свидание.

На лбу Азирафеля появляется морщинка, которая, как Кроули уже знает, означает, что его викторианский друг в затруднении.

— А что такое «свидание»?

Кроули молча таращится на него несколько секунд,

— Так, очевидно, мне нужно было с этого начинать. «Свидание» — это то, куда ходят люди, если они друг другу нравятся. Ты же говорил мне, что я тебе нравлюсь?

— Нравишься, даже очень. В этом нет сомнения, Кроули.

Кроули так улыбается в ответ, что Фелл хочет смотреть и смотреть на него, как будто это наркотик, с которым бороться невозможно. Даже после их фиаско в музее он всё равно улыбается. На мгновение в мозгу вспыхивает мысль, а что если вот так, после рабочего дня, возвращаться домой, обнимать своего дорогого, и так каждый день.

Это особый вид счастья, который, как он подозревает, выходит далеко за рамки дружбы, даже в этом современном мире. Так далеко, что он не надеется когда-либо заполучить такой дар.

Но вот это, то, что он имеет сейчас — быть в объятиях Кроули, касаться его губ в мимолётном поцелуе — это уже превышает многократно его самые смелые мечты. И он не знает, чем это заслужил.

— А что люди делают на свидании?

— Да кучу всего приятного. Я бы мог полночи рассказывать тебе об этом, но я лучше покажу.

Противостоять радости, которая светится в медовых глазах Кроули, абсолютно невозможно. Хотя, если приглядеться, в них можно различить целую бурю эмоций. Какие-то подавляемые чувства, возможно, секрет. Даже страх!

Азирафелю хочется узнать, что мучает его друга, хочется приласкать и утешить, как Кроули всегда чувствует его собственное беспокойство и всегда приходит на помощь. Вероятно, со временем он тоже научится угадывать мельчайшие нюансы настроения своего друга. И что бы ни означало это «свидание», он надеется, что с его помощью ему удастся лучше узнать Кроули.

— В таком случае, — Азирафель нервно облизывает губы и смотрит в пол. — Это всё-таки обед или свидание?

— И то, и другое.

— Звучит очень занимательно.

— Ты пойдёшь на свидание со мной, Азирафель Фелл?

— А я думал, что ты и забыл моё имя, — он хитро улыбается. — Я бы очень этого хотел.

Кроули победно выбрасывает вверх кулак, что Азирафель находит абсолютно очаровательным,

— Значит, завтра вечером. И я хочу, чтобы мы с тобой испробовали всё, что делают на свиданиях. Хочу, чтобы всё было по высшему разряду.

— Очень хорошо, — отвечает Азирафель, хотя не имеет ни малейшего понятия, на что он только что подписался, и почему это так важно для Кроули. Одно он знает наверняка, если ему предстоит быть частью чего-то, что приносит его другу такую радость, то он согласен на всё, решительно на всё!

И вот на следующий день мы застаём мистера Азирафеля Фелла, антиквара и букиниста, нервно поправляющим галстук перед зеркалом в спальне некоего мистера Кроули. На нём коричневый жилет, клетчатая бабочка, и он нервно оглаживает и то, и другое. Его гардероб не богат, но он надеется, что его нарядный сюртук будет соответствовать, чему бы там ни было.

С утра Кроули предупредил, что «заедет за ним» около шести, и без десяти шесть он слышит звонок.

Азирафель хмурится, кому пришло в голову наносить визит в такой час? Обычно он старается быть гостеприимным по отношению к соседям Кроули, но сейчас он искренне желает свернуть все визиты и сделать их как можно короче. Очень бы не хотелось, чтобы что-то помешало их первому свиданию.

Он открывает дверь и встречен ослепительной улыбкой своего непредсказуемого друга. Кроули пристроил чёрные очки сверху на рыжую шевелюру и сверкает медовыми глазами.

— Привет, ангел, — говорит он и протягивает букет цветов.

Азирафель буквально прикован к месту. На Кроули нарядная одежда, где нужно особо отметить узкую чёрную жилетку и металлическую цепь, свисающую с шеи. Он так неотразим, что Азирафель замирает в немом восхищении.

— Я боюсь, что не совсем понимаю, — он робко принимает букет, где преобладают пурпурные и лиловые цвета. — Почему ты просто не вошёл? Зачем нужно было обязательно стучаться?

— Фелл, я же сказал, что всё должно быть идеально. Положено, чтобы я ухаживал за тобой, дожидался бы у дверей твоего дома.

— Но ведь это твой дом!

— Да знаю я, знаю, — Кроули нервно проводит ладонью по лицу. — Ангел, пожалуйста. Я хочу, чтобы всё было по правилам.

Что-то тёплое зарождается в груди Фелла и обволакивает сердце, когда он видит, как Кроули переминается с ноги на ногу у дверей. Невыразимо тёплая волна чувств к этому человеку накрывает его с головой. Он хватается за букет, как за спасательный круг, прижимает его к груди и зарывается лицом в нежные бутоны.

— Это уже само совершенство.

Лицо Кроули проходит стадии от крайнего смущения к безотчётной радости. Азирафель привстаёт на цыпочки, ожидая поцелуя.

Но его ухажёр делает шаг назад,

— Ты готов?

— Да, — он безрезультатно пытается скрыть разочарование, замешкавшись у дверей и возясь с цветами.

— Ты должен поставить их в воду.

— О! Конечно … . Сию минуту.

Кроули улыбается,

— Не торопись.

С каждой минутой приятное волнение возрастает. Когда Кроули усаживает его в Бентли, Азирафель отваживается спросить, куда они направляются. Кроули загадочно отмалчивается, не желая испортить сюрприз.

— Просто едем обедать. Извини, я бы хотел устроить тебе нечто грандиозное, но у меня просто не хватило времени.

— Но я даже не знаю, чего ожидать. Тебе не о чем беспокоиться, что разочаруешь меня. Ведь я никогда не был на свидании. Мне не с чем сравнивать.

— Вот именно поэтому, — Кроули намертво вцепляется в руль. — Это твоё первое свидание, и я хочу, чтобы оно было идеально.

Они подъезжают к уютному, не ярко освещённому ресторану, и Кроули ведёт его к дверям, бережно положив ладонь на талию. Атмосфера внутри очень романтическая: зажжены свечи на столах, мягкие бархатные кресла так и манят уютно расположиться и наслаждаться приятным вечером. Кроули указывает на их столик, но Азирафель немного разочарован, что тот не садится рядом, а занимает место напротив.

Он поджимает губки, но, возможно, правила поведения на свиданиях требуют некоторого дистанцирования. Он старается скрыть разочарование, но это труднее, чем кажется. Перспектива провести вечер с Кроули замечательна, но они за сегодняшний день ни разу не поцеловались.

Кроули замирает в напряжении,

— Что не так? Тебе не нравится место?

— Нет, ресторан замечателен, но … .

— Но?

Азирафель капризно надувает губки, не очень, слегка,

— Ты действительно должен сидеть там? Мне не нравится, что ты так далеко.

Кроули просто ушам не верит, а потом его разбирает смех,

— Я подумал, что будет не плохо, если мы будем видеть друг друга.

— Я отлично разгляжу тебя, если ты сядешь рядом, тем более, что раньше ты всегда так делал, и я уже привык.

— Ладно, ладно, — на его лице играет довольная улыбка. Когда он пересаживается, занимает место рядом и кладёт руку на спинку кресла Азирафеля. — Так лучше?

Азирафель вглядывается в его лицо, запечатлевая в памяти мельчайшие детали дорогих черт: мелкие морщинки и абрис высоких скул. Он удовлетворённо вздыхает,

— Намного лучше.

Они углубляются в меню. На первый взгляд кажется, что этот обед мало чем отличается от остальных. Но Азирафель замечает, что они намного больше разговаривают. Кроули задаёт всякие вопросы, как будто считает, что тишина за столом — непростительная ошибка на свидании.

— Фелл, расскажи мне о себе.

— Зачем? Я уверен, что ты знаешь обо мне больше, нежели кто-нибудь другой.

— Так делают на свиданиях: лучше узнают друг друга. Ты тоже можешь меня спрашивать обо всём.

— Гмм, странно. Но хорошо.

— Итак, чем ты занимаешься?

Азирафель заинтересованно хмыкает и отпивает чуть-чуть вина, прежде чем начать отвечать,

— Я коллекционирую старинные книги и манускрипты, часть из которых продаю, некоторые оставляю себе. Также я люблю реставрировать старые книги.

— Реставрация книг? Это как?

— Если честно, не так уж и интересно. Но в этом занятии есть нечто благородное, хотя некоторые могут со мной и не согласиться. Благородство заключается в том, что я сохраняю знания и мудрость для потомков. Являюсь соединительным звеном от одного поколения к другому.

— Не сомневаюсь, что ты делаешь это замечательно.

— Спасибо.

— Расскажи ещё что-нибудь о себе.

— А разве не моя очередь задавать вопросы?

— Ладно, ладно. Спрашивай о моей скучной жизни, и не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Из какой ты семьи? Есть ли у тебя братья или сёстры?

— Братья, сёстры? Неа. Сколько себя помню, всё время один.

— А твои родители живы?

— Мать жива. У неё небольшой коттедж в Тадфилде, в Оксфордшире. Каждый год я навещаю её на праздниках. Об отце не имею ни малейшего понятия. Даже не знаю, жив ли он. А сказать честно, не очень-то и интересуюсь.

— О! Очень сожалею, — Азирафель осторожно гладит его по руке. — Зато твоя мама, кажется очень приятная женщина.

— Это так. Иногда перебирает с опекой, но я к этому привык. Она без конца твердит мне, чтобы я наконец привёл в дом подходящего мужчину, сделал бы это на следующем визите, но я так и не собрался. Ни разу.

— Почему?

— Потому что мне не встретился такой человек, которого я бы хотел познакомить с матерью.

— А в этом году?

— А что в этом году?

— Возможно, … ты захочешь привезти домой … кого-нибудь.

— … Ну-у-у. Может быть, если такой мне встретится.

— Если встретится … .

— Расскажи мне что-нибудь о себе, чего я не знаю. Что-нибудь скандальное, что ты иногда проделывал.

Какое-то время Азирафель размышляет, потом хитро улыбается.

— Есть один факт, который может тебя шокировать.

— О! Выкладывай!

— Однажды я чуть не женился.

— Быть не может!

— К сожалению это правда. Такая странная вещь случилась со мной … .

— Ну-ка, колись, желаю знать все грязные подробности.

— Хорошо. Её звали мисс Элейн Морфакс. Мне было двадцать три, а ей девятнадцать.

— Да ёкарный бабай! Жениться в двадцать три! Это всё равно, что наколоть по молодости татушку с блёстками, а потом не знать, как от неё избавиться.

— В твоих устах это звучит чересчур жёстко, а она была милой девушкой. Её отец был банкиром и давал за дочерью очень недурное приданое. Наши отцы договорились о нашем браке без нашего ведома.

— А вы просто слушались и подчинялись?

— Но ведь я не мог сказать об истиной причине. Почему я не хочу вступать в брак. Ты же понимаешь? А мой отец так загорелся этой идеей. Я прикинул, что дополнительный доход даст мне возможность купить поместье в сельской местности. Это то, о чём всегда мечтал отец.

— Ну, допустим. Мотивы ясны. Но что случилось?

— Я отправился к ним домой, чтобы испросить у отца руки его дочери.

— У банкира?

— Да, у банкира. Он принял моё предложение и послал за дочерью, чтобы мы познакомились.

— Ты хочешь сказать, что сделал предложение, не увидев ни разу свою будущую невесту?

— Да. Наши отцы придерживались очень консервативных взглядов.

— Понятно … . Ну и что случилось?

— Видишь ли … . Я взглянул на мисс Морфакс и увидел перепуганную до смерти девушку, почти ребёнка, едва из-за школьной парты. И это было так неправильно! Но её отец уже принял моё предложение, поэтому он встал и оставил нас наедине в гостиной. Это был кошмар!

— Шекспир отдыхает: гей с женщиной!

— И тогда я совершил нечто … вероломное.

— Да етит твою, ангел! Что ты натворил?

— Я попросил её, чтобы она дала мне пощёчину?

— Чегоооооо?

— Я говорил с ней очень тихо, убедил влепить мне затрещину и притвориться крайне возмущённой.

— Зачем?

— А затем, что когда её папаша услышит звук пощёчины, он прибежит в гостиную и решит, что я совершил нечто непотребное. Помолвку гораздо легче разорвать, если инициатива исходит со стороны невесты. Будь это я, кто нарушил бы слово, её отец превратил бы мою жизнь в кошмар.

— Так она сделала это?

— Конечно, потребовалось немного поубеждать, но она согласилась. Я подвергся ужасной словесной выволочке со стороны её отца, но вышел из их дома не связанным никакими обязательствами.

— Вау!

— Она оказалась такой милой девушкой. Мы писали друг другу ещё года два, вот это и был настоящий скандал.

— Ты разыграл разрыв собственной помолвки, а сейчас утверждаешь, что какие-то письма явились настоящим скандалом?

— Да будет тебе известно, что обмен корреспонденцией между незамужним мужчиной и незамужней женщиной считается нарушением всех и всяческих приличий!

— Понял. Ну, ты и фрукт!

— Приму это как комплимент. А как ты осознал, что тебя интересуют мужчины?

— Да очень просто. Я всегда это знал. Никто меня сильно не доставал по этому поводу, хотя отец не был на седьмом небе от счастья, когда я вылез со своим каминг-аутом, но крупного разговора у нас так и не состоялось. Мама поддержала меня, что действительно помогло.

— Понимаю … .

— Мне очень интересно узнать о том тайном клубе для джентльменов.

— Нечего особенно рассказывать. Там я мог быть тем, кем действительно являюсь. И это совершенно не означает, что там я участвовал в каких-то интимных мероприятиях с другими мужчинами.

— С трудом в это верю. Ты такой сногсшибательно милый, что за тобой должна была очередь выстроиться!

Азирафель замолкает на секунду и розовеет,

— Ты явно преувеличиваешь. Если честно, то я организовал в том клубе кружок любителей чтения и иногда танцевал.

— Танцевал?

— Гавот. Это такая прелесть!

— Гмм, прелесть … , — это искренне позабавило Кроули, на лице играет весёлая улыбка. Азирафель понимает, что над ним сейчас подтрунивают, но не может не улыбнуться в ответ.

Вечер ещё в полном разгаре, когда они выходят из ресторана. На улице приятно прохладная погода. Азирафелю не хочется так рано заканчивать свидание, и он несказанно рад, когда Кроули предлагает прогуляться в парке.

Подобно обеду, в такой прогулке тоже нет ничего необычного. Но в последний раз, когда они гуляли, всё ощущалось по-другому. Он вспоминает, как Кроули тогда взял его за руку, и это перевернуло его мир с ног на голову. Сегодня Кроули тоже берёт его руку в свою, и Азирафель без колебаний вкладывает ладонь, переплетает пальцы, пока становится невозможным различить, где начинается одна рука и кончается вторая. Его сердцебиение учащается, что кажется немножечко странным, так как у них уже были гораздо более интимные моменты, и всё равно Азирафель возбуждён. Ему интересно, чувствует ли Кроули то же самое, или это только он так реагирует.

Вдруг он слышит, что Кроули засмеялся. Это заставляет его взглянуть на своего партнёра, и он застигнут видом его профиля, освещённого последними лучами солнца. И Азирафель явственно ощущает, что вопреки всему, во что он раньше верил, это не так уж трудно — влюбиться по уши. Один раз услышать этот смех, увидеть дорогие черты в свете заката, и всё, он пропал. Пропал безвозвратно!

Внезапно ему становится ясно, почему провал их плана с книгой не явился такой уж катастрофой. Почему перспектива завязнуть в этом времени не вызвала паники и ужаса в его сознании. Да, там далеко за завесой времени остался его дом, тот самый, который прозывался А.З. Фелл и К*, тот настоящий. И это было хорошо. Да, у него однажды был дом, но он там, а сердцем он всегда был здесь.

На одно мгновение он позволяет себе помечтать. Жизнь с Кроули, в этом непостижимом веке, где они вольны открыто выражать свои чувства, свою любовь друг к другу. В этой обескураживающей паутине влечений, где друзьям не возбраняется держаться за руки или даже больше … . В этом мире, который он не понял до конца, но где, впервые его жизнь засветилась по-новому.

Вот оно счастье, в непосредственной досягаемости, стоит только протянуть руку. Счастье, которое может стать реальностью, если он найдёт в себе достаточно мужества любить и быть любимым.

Он сжимает руку Кроули и чувствует в ответ тёплое пожатие.

А что если и Кроули полюбит его?

— Ангел, — нежный шёпот раздаётся неожиданно близко. Они практически соприкасаются носами, а взгляд медовых глаз соблазнительно задерживается на его губах. — Можно я тебя поцелую?

Сердце Азирафеля готово вырваться из груди. Это от любви, от счастья, от теплоты чувств — он не знает, что в этом спектре превалирует. Они все переплелись и бушуют у него в груди. Не говоря ни слова, он наклоняется вперёд и прижимается к родным губам. Прижимается страстно, стараясь через этот поцелуй передать свои чувства. И сейчас ему не важно, что они на виду, что мимо проходят люди. Они с Кроули в своём мирке, одном на двоих.

Они целуются целую вечность, а когда, наконец, отстраняются, Азирафель просто лучится счастьем.

— Спасибо тебе за всё, — Кроули душат эмоции.

Азирафель уже открывает рот, он готов быть смелым. А вдруг, если он сейчас осмелится выказать свои истинные чувства, излить своё сердце тому единственному, кому он безгранично верит, то счастье, о котором он не смел даже раньше мечтать, будет достижимо.

— Кроули, — начинает он, делая отчаянный вдох. — Я лю … .

— Есть кое-что, что я обязан тебе сказать.

========== Глава 8 Часть вторая ==========

— Есть кое-что, что я обязан тебе сказать.

Азирафель резко закрывает рот, внезапно увидев напряжённость и метание в дорогих чертах,

— Что-то не так, мой милый мальчик?

Вместо ответа Кроули достаёт из кармана свой смартфон и вкладывает ему в руки,

— Я собирался показать тебе это вчера, но не смог. Я понимаю, это эгоистично с моей стороны, но я так хотел вырвать у судьбы ещё немного времени для нас.

В страшном смущении Азирафель смотрит на экран и издаёт подавленный крик.

— Это же та самая страница, — он, не мигая, смотрит на Кроули. — Как тебе удалось … ?

— Кто-то уже выложил её в интернет. Она всё это время была там.

Надежда, которая только начала зарождаться в его груди, раздавлена грузом неизбежности,

— То есть, это означает, что я … .

Кроули хватается за него, как утопающий за соломинку,

— Ты свободен, ангел. Можешь возвращаться домой, если таково будет твоё решение.

— Если таково будет моё решение … .

Рыжая голова с энтузиазмом кивает,

— Ты МОЖЕШЬ выбрать. Конечно, я пойму, если ты захочешь вернуться в своё время, и не буду тебя винить. Но … но с другой стороны, ты ведь можешь выбрать и остаться.

— Я могу? — Азирафель намертво вцепился в телефон, держит его двумя руками. — Полагаю, я могу сделать это.

— Что? Что «это»? Что ты выбираешь? — Кроули замирает на месте.

Азирафель смотрит на экран, потом на лицо своего друга, и ему больно от вида и того и другого. Всё это время … всё это время Кроули был таким замечательным другом, постоянно думал, как достать книгу, выдвигал одну идею за другой, чтобы только её заполучить. Он так верил в возможность возвращения, даже тогда, когда сам Азирафель потерял надежду.

А чем он отплатил ему? Он не только навязал Кроули своё общество, заставил приютить абсолютного незнакомца, но он ещё выказал себя очень навязчивым гостем, который вломился в жизнь этого человека, и перевернул всё с ног на голову. Он не имеет морального права обвинять Кроули за то, что тот хочет вернуться к прежнему спокойному существованию, что он так настаивает на его возвращении. Он должен быть благодарен сверх всякой меры за то время, которое Кроули ему предоставил, и что теперь у него есть достаточно воспоминаний о своём любимом, которыми ему теперь предстоит жить. Он теперь знает, что это значит, когда тебя касаются нежные руки, когда тебя хотят, пусть только на короткое мгновение. И это всё подарил ему Кроули!

Да, он принимал ласки Кроули, упивался его поцелуями, но ему всё было мало. Он даже вознамерился заполучить его любовь! А то, что происходит сейчас, только подтверждает, насколько алчным, эгоистичным было его сердце, питающееся пустыми иллюзиями.

— Я думаю, — Азирафель пытается унять дрожь и придать голосу твёрдость. — Мне лучше вернуться домой.

Кроули застывает неподвижной статуей, глаза смотрят куда-то вдаль, но не видят. Наконец он находит в себе силы и говорит, всеми силами контролируя голос, чтобы в нём не прозвучала боль, которая сейчас разрывает ему сердце,

— Конечно … это понятно. Я помогу тебе … .

Они в машине, едут домой, но как же эта поездка отличается от той, когда они ехали на свидание! Между ними барьер. Ни один из них не предпринимает попытку начать разговор, хотя Азирафелю так много надо было бы сказать. Как бы он хотел вернуться к тому моменту в парке до их поцелуя. Ведь свидание было таким идеальным! До того момента, пока Азирафель не возжелал большего. А вместо этого он разрушил всё вот этими самыми руками! И из-за этого ему остались считанные минуты с его Кроули, единственным верным другом, которому сейчас стыдно и неловко из-за него.

Они у входа в А.З. Фелл и К*, вооружённые фонарями и кусками мела. Кроули смотрит на запертые входные двери, на непроглядную темноту торгового зала.

— Ты уверен, что нам надо обязательно быть там?

— Абсолютно. Это должно свершиться в той же самой точке, где я когда-то начал ритуал, а это именно в этом магазине, в самом центре.

— Хорошо.

— Только я не понимаю, как мы попадём внутрь?

— Жди здесь, — коротко бросает Кроули, и прежде чем Азирафель успевает моргнуть глазом, он исчезает в темноте переулка, прилегающего к зданию.

Потом он слышит болезненный вздох. Он торопится за Кроули и застаёт его висящим на подоконнике маленького окна, которое, как он знает, ведёт в заднюю подсобную комнату.

— Окно открыто, — сообщает Кроули, постанывая от напряжения, в то время как он подтягивается на руках и становится одним коленом на узкий подоконник. — Я сейчас пролезу и открою тебе заднюю дверь.

Азирафель смотрит, как его гибкая фигура исчезает в узком проёме окна. Он видит, как мрак магазина прорезает узкий луч фонарика, и, когда он доходит до запасного выхода, дверь уже отперта.

Он включает свой фонарик и входит в подсобку. У него всё переворачивается, когда он видит во что превращена его уютная кухонька: металлические пыльные полки с наваленными на них коробками. Его непрошено посещает мысль, что, может быть, было бы лучше действительно сгинуть в огне пожара, чем видеть, во что превратилось его родовое гнездо. Пустая оболочка. С вырванными стенами, заклеенными дверями, и проданная по частям … .

В таком случае, он никогда бы не встретился с Кроули, но это было бы даже гуманнее.

Они немедленно приступают к работе, пройдя в центральный торговый зал. Им приходится отодвинуть несколько полок с книгами, чтобы расчистить место и добраться до деревянного пола.

Азирафель делает глубокий вдох и начинает рисовать магический круг, как и положено, с правого верхнего сегмента. Теперь уже против часовой стрелки. Телефон Кроули служит подсказкой в изображении многочисленных замысловатых символов. Кроули помогает. На это у них уходит более полутора часов времени.

— Всё, закончили?

— Надеюсь, что да.

Кроули молча кивает и делает шаг назад. Азирафель становится лицом к магическому кругу, собирает волю в кулак, закрывает глаза и начинает произносить слова заклинания.

Слова. Символы. Заветное желание. Сейчас всё исполнится!

Азирафель открывает глаза, всматривается в сложную вязь узоров. Которые они начертали совместными усилиями, ожидает, что круг сейчас воспламенится … но ничего не происходит.

— Ничего не понимаю … — он становится на колени и проводит рукой по символам, аккуратно, чтобы не смазать и не попортить. Его рука ничего не чувствует, никакого сверхъестественного напряжения. Магические волны не прорезают эфир. Пустота. Он в панике смотрит на Кроули, который моментально оказывается рядом и кладёт руку на плечо, пытаясь успокоить.

— Кроули, я ничего не понимаю! Он должен загореться ровным голубым свечением. Я должен почувствовать его мощь, а здесь ничего! Пустота!

— Фелл, ФЕЛЛ! Да тебя всего трясёт! Успокойся, прошу, Всё будет хорошо. Ты уверен, что мы ничего не пропустили?

— Абсолютно уверен. Я всё повторил в точности, как в тот раз. Всё то же самое, только … .

Он внезапно умолкает. Его ЗАВЕТНОЕ желание! Ведь в глубине души он понимает, что никакое оно не заветное! Всё, чего он хочет, это остаться здесь, с Кроули.

Он в шоке прикрывает рот рукой, подавляя внезапный всхлип, который всё равно рвётся наружу. Это пугает Кроули, который моментально подходит к нему, нервно ерошит волосы и начинает ходить взад и вперёд,

— Ведь должна же быть какая-нибудь причина … .

— Кроули, дорогой мой, я так сожалею, прости меня! — он едва сдерживает рыдания. — Я понимаю, что для тебя это просто ужасная ситуация. Возможно, я смогу уехать куда-нибудь подальше, из города, где мне будет легче, и я, наконец, не буду путаться у тебя под ногами.

Кроули знаком просит его помолчать и закрывает глаза, пытаясь сконцентрироваться.

— Ты должен закончит ритуал, там, где его начал. Ведь так ты мне сказал?

Азирафель всхлипывает,

— Именно так. Поэтому мы сейчас с тобой здесь, в книжном магазине, где я и совершил обряд в первый раз.

— Нет, Фелл. Своё новое существование ты начал не в магазине.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты должен совершить обряд в той точке, в которой ты начал существование в этом времени, а это … .

— О!

— Ты появился на моём диване.

Азирафель потрясённо замолкает,

— Ты совершенно прав. Как только эта мысль не пришла мне в голову?

Кроули протягивает ему руку. Азирафель принимает её и опирается, чтобы встать на ноги. И вдруг все барьеры между ними рухнули, они вновь улыбаются друг другу. Рука об руку, они возвращаются в квартиру Кроули. Азирафель знает, что это последний раз, когда он в ней находится, и он останавливается на минуту, обводит глазами уже привычный интерьер, откладывая в запасники памяти самые мельчайшие детали. Господи, Кроули! Пока в нём бьётся сердце, пока ему остаётся ещё один вздох, он будет помнить его, его, подарившего одинокому бедолаге такое счастье.

На журнальном столике стоит ваза. В ней цветы, которые Кроули ему подарил. Азирафель избегает смотреть на них, отодвигая столик, чтобы освободить место для круга.

Расчистив достаточно места, они вновь приступают к работе. Магический круг нарисован гораздо быстрее, сработала практика. Когда всё готово, Азирафель подходит вплотную, касаясь носками ботинок окружности, и начинает произносить слова заклинания.

Комната озаряется яркой вспышкой голубого света.

Из груди Азирафеля исторгается горестный всхлип, он поворачивается, чтобы ещё раз взглянуть на Кроули, запечатлеть это последнее мгновение, чтобы потом десятилетиями влачить одинокое существование, согреваясь этим видением.

— «Боже, как я люблю тебя и буду всегда любить … «.

Уголки губ Кроули дрогнули от едва сдерживаемых эмоций,

— Что же, значит прощай?

Азирафель делает слабую попытку улыбнуться,

— Очевидно, да.

На какое-то мгновение ему кажется, что Кроули борется с собой, хочет что-то сказать ему. Он видит это по напряжению в лице, в блеске мятущихся глаз. Но … он ошибается.

Кроули промолчал.

— Ну-у-у, обычно я говорю людям, чтобы ехали осторожнее, но здесь это не сработает. Счастливого путешествия.

Азирафель безрадостно усмехается,

— Я тоже на это надеюсь.

Он останавливается, потому что боковым зрением улавливает металлический блеск на журнальном столике. Он быстро подходит, забирает его и говорит,

— Чуть не забыл! Он мне понадобится, когда я вернусь, чтобы защитить себя.

Кроули меняется в лице. Его раздирают противоречивые чувства: от абсолютного смущения до неприкрытой ярости.

— Что точно там тебя поджидает?

Азирафель крепче хватается за нож, вспоминая тот судьбоносный день в его книжном магазине. В ЕГО книжном магазине, который он увидит через несколько мгновений.

— Ну-у-у, мой дорогой мальчик, не хочу тебя волновать, но вынужден признаться, что меня поджидает группа людей, собирающихся убить меня.

— ЧТО? — он кидается к Азирафелю, вторгаясь в его личное пространство. — Да какого хера!

— Полагаю, что я уже упоминал об этом ранее. Ритуал пошёл по другому пути, потому что на меня напали в собственном доме.

— Да, но я думал, что это были хулиганы или мелкие воришки, которые забрались к тебе, чтобы своровать деньги. Ты никогда не упоминал, что это были УБИЙЦЫ!

— А какая теперь разница?

— Большая! — орёт Кроули, тыча пальцем в круг, который сейчас источает смертельную опасность.

— И в чём же она?

— Да не знаю, во всём!

Кроули стонет от бессилия, мечется по гостиной, повторяя одно,

— Мне надо подумать! Мне надо подумать!

При виде этой картины Азирафеля охватывает чувство теплоты,

— Мой дорогой, я буду лелеять воспоминания о нашей дружбе, как о самом дорогом, что у меня было, и никогда не забуду, что ты для меня сделал. Спасибо!

— В том-то и дело, — стонет Кроули. — Ты забудешь!

— Боюсь, что не понимаю тебя … .

Кроули прекращает метаться и протягивает руку к Азирафелю,

— Смотри, есть два вероятных пути развития событий. Один — ты победишь своих убийц, и магазин не сгорит. Что само по себе замечательно, живи долго и счастливо, и всё такое … . Но что это значит для меня, трудно предсказать … . Потому что А.З. Фелл и К*, как я его знаю, это — Уотерстоунз. Если ты вернёшься назад и останешься жив, то это изменит всё для меня. Я не буду здесь жить, и мы никогда не встретимся! Ты понимаешь? Не то чтобы ты забыл меня, или я тебя, просто мы никогда не узнаем друг друга. Потому что этого никогда не случится.

Азирафель чувствует, как к горлу подступают глухие рыдания,

— А какова вторая вероятность?

— Вторая …? Они убьют тебя, Фелл, а магазин сожгут вместе с тобой. Всё будет так, как написано в Википедии. И в этом случае я останусь здесь, но ты не появишься уже никогда в моей жизни.

Стены обрушиваются на Азирафеля, когда он понимает, что их ожидает: полное забвение … ,

— То есть, только один из нас сможет остаться в живых, но не оба сразу.

— Я не хочу, чтобы ты умирал, Фелл, — всё внутри Кроули сворачивается от боли. — Ты заслуживаешь жить долго и счастливо, в окружении вещей, которые ты обожаешь. Я же вижу, что у тебя сердце разрывается при виде того, что сталось с твоим домом, и я ненавижу, что и я тоже частично участвую в этом. И если ты захочешь попробовать спасти его, я не буду препятствовать или осуждать тебя. У меня всё будет хорошо, где бы я в итоге ни оказался.

Азирафель больше не может сдерживаться, рыдания сотрясают всё его тело,

— Как же это несправедливо, что только один из нас может быть счастлив! В таком случае, я не буду сопротивляться … пусть убивают, если из-за этого зависит твоя жизнь и счастье.

— Фелл, что за чертовщина! Даже не думай об этом!

— Это правда. А знаешь, за мгновение, как перенестись к тебе, я же был уверен, что настал мой смертный час.

Рот Кроули искажается мучительной гримасой,

— Фелл … !

— И знаешь, как я себя в это мгновение чувствовал? Я примирился со своей участью. Я даже хотел умереть, Кроули. Там мне незачем было жить. Не было никого, кто бы меня оплакал. Люди вряд ли бы и заметили, что меня нет больше. А здесь … я надеялся, что я нашёл того одного, единственного человека, того друга, который почувствует утрату. И вдруг я узнаю, что он даже не будет знать о моём существовании и о том, что между нами произошло. Если меня ожидает полное забвение, то согласись, мне лучше уже … .

Он не успевает закончить, остановленный глухим рыданием, вырвавшимся из горла Кроули. Бронзовый нож со стуком падает на пол, а сам он стиснут в крепких объятиях.

— Нет, нет, нет, нет, — бормочет Кроули куда-то ему в щёку. — Азирафель, пожалуйста, не уходи, не покидай меня. Живи со мной! Я знаю, я не подарок, но я так люблю тебя, это ведь тоже чего-нибудь стоит? Я люблю тебя и я хочу, нет не так, для меня жизненно необходимо, чтобы ты остался.

— Кроули! — Азирафель ослеплён, он не понимает, что происходит. Это слишком для него. Слишком большая надежда, и он боится опять обмануться. — Что ты сейчас сказал?

Кроули гладит белые локоны, заставляя Азирафеля приподнять голову и смотреть ему в глаза,

— Ты сейчас только что это сказал, и ты сказал правильно! Ты был перенесён ко МНЕ! Не в книжный магазин. А ко МНЕ! Пойми, ритуал не был нарушен, он сработал, как надо, спасая тебе. Вот поэтому ты и был отправлен ко мне.

— О! — Азирафель старается избежать его взгляда. — В таком случае, мне очень жаль. Я не предполагал вот так свалиться тебе на голову, и создать кучу проблем и обязанностей.

— Ангел, ты меня слышишь? — он нежно целует Азирафеля в лоб. — Ритуал перенёс тебя ко мне, потому что ТАМ кто-то знал, что я ЗАХОЧУ охранять и заботиться о тебе.

— И ты именно это и сделал. Я так благодарен тебе за всё! Ты замечательный друг.

— Фелл, ты что оглох? Что во фразе «Чёрт подери, я люблю тебя и хочу провести с тобой всю жизнь, если позволишь» тебе непонятно?

— Всю жизнь! — Азирафель потрясённо уставился своими карими глазами. Он наслаждается теплом рук своего друга, магический круг позабыт и его свет меркнет во влюблённой улыбке, озарившей надеждой лицо Азирафеля. — Кроули, ты хочешь жениться на мне?

Кроули замирает с открытым ртом, из которого вылетает серия нечленораздельных звуков,

— Я — я — я, я не говорю, что не женюсь на тебе когда-нибудь, но, может быть, мы не будем так с этим торопиться?

Азирафель надувает губки, но только на мгновение. Его посещает какая-то мысль, и он опять выглядит растерянным,

— Но я думал … если ты так хотел избавиться от меня … значит, ты точно не хотел, чтобы я остался?

— НЕТ! Ты ничего не понял! Я помогал тебе, потому что не хотел, чтобы ты оставался со мной от безвыходности. У тебя должен был быть выбор.

— Я бы всегда предпочёл тебя! — Азирафель наклоняет голову и смущенно смотрит из-под полуопущенных ресниц. Мило покраснев, он добавляет, — Ты, кажется, сказал, что любишь меня?

Кроули усмехается и быстро целует его в кончик носа.

— К несчастью для тебя, люблю, — он крепко прижимает к себе Азирафеля. — Как ты на это смотришь? Я не думаю, что сейчас ты готов ответить мне тем же. Но, может быть, когда-нибудь … .

— Да я сам тебя люблю, как же это может мне не понравится?

Кроули улыбается, как Чеширский кот,

— Что, правда, любишь?

Азирафель кивает, и как только появляется возможность высвободить руки, сразу обнимает Кроули за талию. Наконец-то он держит в руках своё счастье.

— Скажи это ещё раз, — шепчет Кроули.

Азирафель вздрагивает, закрывает глаза,

— Я, я люблю тебя, — подумав, он добавляет. — Ты меня поцелуешь?

Кроули фыркает,

— Когда ты так говоришь, это звучит, как нудная обязанность, а не как привилегия.

В тот самый момент, когда их губы соприкасаются, круг начинает пульсировать, потом ярко вспыхивает и гаснет, погружая комнату в предрассветный полумрак.

Оба поворачиваются к потухшему кругу с выражением благоговения на лицах.

Всё кончено.

========== Глава 9 Эпилог ==========

Даже в темноте их руки находят друг друга, соединяются и переплетаются, как две заблудившиеся души потерявшихся влюблённых.Азирафель прижимается к своему любимому и кладёт голову ему на плечо,

— Нам многое нужно обсудить, мой дорогой мальчик.

Кроули мычит нечто, что означает согласие, потом довольно членораздельно добавляет,

— А это не может подождать до утра? Как бы я ни хотел скорее обговорить все детали нашего совместного проживания, эти все художества на полу измотали меня, как Тузик тапок.

— Безусловно. Я очень извиняюсь. Тебе лучше отправиться в постель.

— Будь я проклят, если я не затащу тебя с собой.

Азирафель вопросительно поднимет бровь и игриво поддевает согнутым пальцем металлическую цепь на груди своего друга,

— Но в таком случае это абсолютно невозможно: ангел с проклятым в одной постели? Это просто скандал!

Он тянет за цепь, ведя на поводке своего любимого прямо к спальне. Кроули не сопротивляется, а ещё умудряется по дороге скинуть жилетку и расстегнуть брюки, выпутавшись из них прямо перед кроватью. Они падают вместе, и для Азирафеля это как снова упасть в магический круг, только на этот раз его ждут там руки любимого. Кроули подтягивает его к себе и утыкается носом куда-то в шею, стараясь слиться воедино. Азирафель не возражает.

— Я рад, что ритуал привёл тебя ко мне, — шепчет он, закладывая непослушную белую прядь Азирафелю за ухо. — Послал тебя прямо с небес, как и положено такому ангелу, как ты.

Блондин не знает, как и реагировать. Самое главное, его любят! Он ещё не может поверить в это окончательно, сомневается, что ему выпало такое счастье любить не скрываясь. Но самое главное, что его любит КРОУЛИ! Этот невероятно красивый, потрясающий, добрый человек. Вот это самое невероятное чудо.

— Да, немного нетрадиционный путь встречи двух влюблённых.

— И не говори, способ немножко офигительный.

— Немножко … .

— Я люблю тебя, Азирафель.

По щекам разливается румянец, в глазах вспыхивает показное возмущение,

— Ах ты плут! Специально смущаешь меня? Ведь я не привык, чтобы ты меня называл по имени!

— Но если мы собираемся пожениться, тогда я просто обязан буду называть тебя по имени. Ведь так делают женатые люди?

— Боже мой, да ты издеваешься!

— Ну, а если ты будешь называть меня Энтони, это поможет?

— Самую малость.

— Попытка — не пытка, — и он целует своего ангела в губы.

Азирафель полон энтузиазма. Он раздвигает губы и ищет язык Кроули. Вкус губ любимого, это то, что никогда ему не надоест, в этом он абсолютно уверен. Кроули переворачивает его на спину, заставляя стонать от ожиданий. Азирафель притягивает его за плечи, выгибается ему навстречу, встречая каждое движение гибкого тела.

Кроули раздвигает его ноги, и Азирафель чувствует, как он возбуждён. Азирафель прерывает поцелуй и возмущённо смотрит на своего любимого.

— Что такое? — Кроули беззастенчиво трётся о его бедро. — Это означает, что я счастлив. Ты не можешь игнорировать этот факт, даже если бы захотел.

Азирафель немного колеблется, потом проводит ладонью по спине своего любимого, обхватывает мягкую ягодицу, что вызывает у Кроули настоящий стон.

— Дорогой, — мурлычет он в ухо, дрожа от накатившей волны возбуждения. — Если тебе есть, что ещё показать мне, считаю разумным сделать это сейчас, нежели откладывать на потом.

Если события последнего времени что-либо и доказали, так это то, что Кроули является чрезвычайно умным и отзывчивым человеком.

Он всё-всё понимает. Именно это понимание с силой швыряет его вперёд и заставляет накрыть губы робкого викторианца страстным поцелуем. В его голове только одна мысль, что перед ним, даже вернее сказать под ним, настоящий Ангел, и он весь его. Хочешь — прижимай крепче к себе, хочешь — обожай и возноси хвалу небесам за это, хочешь — взъерошь ему пёрышки так, чтобы чертям в аду жарко стало … . Обхватив за плечи, он помогает своему Ангелу сесть, попутно расстёгивая пуговицы голубой рубашки. Нежный шёлк скользит вниз, обнажая грудь и руки.

Фелл весь отдаётся поцелую, но не забывает поёрзать, чтобы быстрее выпутаться из рукавов. Бастард! Перед глазами Кроули возникают обнажённые участки кожи, которых он ещё не видел, и он пожирает их глазами.

Вид плотного округлого животика, сильных рук, мерный ритм дыхания, поднимающих грудь, на которой видны мягкие светлые завитки волос, всё это заставляет Кроули всхлипнуть. Как же этот чёртов Фелл прекрасен! Один его вид приводит нетерпеливого рыжего в сильное возбуждение. Он неожиданно для себя самого кидается на эти божественные телеса и вцепляется зубами в мягкое плечо.

— Ой! — вскрикивает блондин, цепляясь за своего горячего партнёра. — Больно же!

— Извини, — он торопливо покрывает покрасневший участок кожи влажными поцелуями. — Не смог удержаться. Ты такой сладкий, так бы и съел!

Фелл вздыхает, мысленно соглашается (ещё раз бастард!) и начинает покрывать лёгкими поцелуями шею своего ненасытного друга. Он вцепляется в полы рубашки и Кроули с удивлением чувствует, как этот последний оплот приличия срывается с него Ангелом.

— Как тебя припекло-то! Не терпится? — жарко шепчет он в ухо Феллу.

— Извини, пожалуйста! — блондин резко выпускает полы рубашки и смиренно складывает ручки вдоль тела. — Я очень, очень извиняюсь. Пожалуйста, продолжай, что ты там хотел.

Кроули хватает эту мягкую наманикюренную руку и подносит к губам, покрывая поцелуями. Он смотрит своему Ангелу прямо в глаза, надеясь, что этим его успокаивает.

— Даже не извиняйся, Ангел. Это всё ради твоего наслаждения. Делай то, что ты хочешь, к чему чувствуешь порыв.

Открытие, что стыдливый румянец Фелла простирается вниз, идёт по шее и переливается на грудь — завораживает. Кроули накрывает волна нежности и сочувствия, охватывает чувство всепоглощающей любви и звериного желания обладать. Странно, но всё это находится в гармонии, когда дело касается этого непостижимого викторианца. Ни к одному человеку за всю свою жизнь Кроули не испытывал подобного. Это захлёстывает, но и пугает.

Фелл робко взглядывает из-под полуопущенных ресниц,

— Так ты не против, если я буду немного … ну-у-у, нетерпелив?

— Против? — Кроули неверяще хмыкает, не забывая покусывать ключицы и спускаясь чуть вниз по груди. — Это так сексуально! И потом, мне приятно сознавать, что ты меня хочешь так же сильно, как я тебя.

Фелл судорожно вздыхает, потому что чувствует, что Кроули добрался до брючной пуговицы, расстегнул её и медленно тянет молнию вниз. Там внизу всего очень много, а этот садист ещё мимолётно касается его пальцами, поглаживает … . Азирафель боится взорваться и разлететься на мелкие кусочки, но по выражению лица своего партнёра он догадывается, что тому тоже не лучше. У Кроули кружится голова от одной мысли, что Ангел так его хочет, или как бы тот сам выразился «так его вожделеет!»

— Ну-ка, снимай штанишки, — говорит рыжий, одновременно отбрасывая рубашку куда-то на пол. Фелл послушно стягивает брюки. На несколько мгновений они оба замирают, созерцая открывшуюся им новую степень раздетости. На них только бельё.

Кроули с удивлением наблюдает, что в боксерах у Фелла всё продолжает увеличиваться. Он думал, что уже всё, предел. Куда уж больше-то? Оказалось — нет … . Эта мысль срывает его с тормозов. Он просовывает руку за эластичный пояс боксеров и накрывает рукой горячую мягкость и твёрдость Фелла, поглаживает, мнёт пальцами.

Этого Азирафель уже не может вынести. Он со стоном откидывается на подушки, закрывая горящее лицо обеими руками.

— Кроули! — он натурально всхлипывает. Его бёдра сами приподнимаются над кроватью, и он вдавливается в горячую ладонь. — Боже милосердный!

Это так заводит, что его Ангел находится в таком разобранном состоянии и так быстро. Кроули весь лучится от гордости, вытаскивая внушительное достояние викторианца на свет божий и сдвигая боксеры куда-то вниз, на бёдра. Он устраивается поудобнее между ногами Азирафеля и видит, что хитрец раздвинул пальцы и исподтишка наблюдает за ним, не зная, чего ожидать.

— Что т-т-ы делаешь?

— Расслабься. И обязательно скажи, если тебе что-нибудь не понравится.

Фелл судорожно кивает, что служит разрешающим сигналом, и Кроули медленно проводит языком от основания до самого верха, оставляя влажную дорожку.

Азирафель с трудом подавляет готовый вырваться стон. Он хочет дёрнуться вверх, но его бёдра удерживают сильные руки.

— Боже мой, — он едва дышит. — Это так … непристойно!

Кроули это только забавляет. У него сейчас только одно желание … .

Продолжая крепко удерживать Фелла за бёдра, он делает то круговое движение языком, которое заставляет того закричать. Не как-нибудь всхлипнуть, а заорать в полный голос, не заботясь о рамках приличия. Фелл сдавливает бёдрами голову своего партнёра, ноги судорожно движутся по простыне. У него только одно желание — он хочет ещё, он хочет больше.

Его вид завораживает Кроули, он в жизни не видел ничего более восхитительного. Раз узрев, что там скрывает робкий викторианец, он уже не может не думать о том, чтобы не накрыть это губами и пировать, пировать, пока есть силы. Он не может отказать себе в удовольствии …. Нет, не так — в насущной потребности и зарывается лицом в мягкую промежность. Это сродни чревоугодию. Смертный грех! Ну и пусть! Он сладко стонет, познав вкус Фелла, втягивает щёки, стараясь не задеть зубами, и смыкается на нём.

Он награждён такими стонами и всхлипываниями. Фелл, не отдавая себе отчёта, колотит со всей силы кулаками по матрасу. Кроули понимает, что видеть своего ангела с этого ракурса — невыразимое чудо. Он может наблюдать, как собрался морщинками лоб, как безвольно раскрылись пухлые губы, как нежная краска заливает напряжённую шею. Он наклоняет голову, стараясь вобрать в себя как можно больше восхитительной плоти и чувствует, как Фелл упирается ему в горло.

Это вызывает рвотный рефлекс, что его не останавливает, хотя глаза начинают слезиться. Феллу не лучше, он лежит безвольной куклой, находясь на грани обморока. Кроули находит его руку и заставляет вцепиться себе в рыжие кудри. Это привлекает внимание Азирафеля. Он открывает глаза, вбирает в себя вид Кроули с втянутыми щеками, весь загорается и осторожно тянет за рыжие вихры. Оба стонут. Блондин смелеет, и Кроули опять чувствует давление в горле.

Восторг! Неземное блаженство! Наверное это и есть парадиз, когда ты ощущаешь, что тебя отымел настоящий ангел.

— К-к-кроули, мой дорогой, это восхитительно!

Его бёдра крепче сжимают голову Кроули, дрожат в коленях, а потом безвольно падают на простыню,

— Мой дорогой! Я, я … . Я близко.

Кроули втягивает щёки ещё раз, последний, потом высвобождает руку Азирафеля из своих кудрей и окончательно отодвигается.

Фелл в шоке,

— Мой дорогой! Почему ты остановился? Что я сделал не так?

Кроули быстро накрывает его щёку рукой, успокаивает. Он сатанеет от сознания того, как доверчиво Фелл льнёт к нему. У него теплеет в груди. Никогда он ещё не был так уверен, что то, что они делают, правильно.

— Ты — само совершенство! — он искренне верит в это. — Восхитительный, неповторимый, тот, кого я так долго ждал.

На милом лице начинает играть улыбка. Он берёт руку Кроули и целует ладонь,

— Ты невозможно красив, Кроули. Я тобой любуюсь.

— Со мной такая же хрень. Не могу на тебя наглядеться, — его возбуждение заставляет его быть более откровенным, чем он привык. — Могу смотреть на тебя часами, что бы ты ни делал.

— Льстец.

— Только для тебя, — Кроули подмигивает. А почему бы и нет? Он изо всех сил старается впечатлить своего Ангела. — И у меня на тебя кое-какие виды на сегодняшний вечер.

Он с интересом наблюдает, как улыбка Фелла становится менее уверенной,

— И что это значит?

Вместо ответа он тянется к прикроватной тумбочке и извлекает тюбик с ароматической смазкой. Фелл, кажется, перестаёт дышать. Он смотрит на лубрикант широко открытыми глазами. Кроули начинает колебаться,

— Я слишком быстр для тебя? Мы не будем делать ничего, что тебе не нравится.

К его удивлению Фелл не пользуется данным ему шансом к отступлению,

— Я тебе доверяю, — говорит он тихо, и Кроули потрясён силой эмоций в карих глазах. — И я так тебя люблю. Я обязательно скажу, если меня что-нибудь смутит, но, пожалуйста, сделай то, что ты хотел.

— Я тоже тебя люблю. Я самый счастливый сукин кот в мире! За что мне такое счастье? — и он выдавливает на пальцы вкусно пахнущую субстанцию.

Год спустя

Кроули останавливает машину у подъезда к уютному сельскому коттеджу. Его нервы напряжены. Пульс участился, и он некоторое время сидит, собираясь с духом, и выключив мотор. Рядом на пассажирском месте Азирафель находится не в лучшем состоянии. Кроули берёт его за руку,

— Ты готов?

Фелл бледнее, чем обычно, он нервно вздрагивает,

— Боюсь, что нет.

— Не бойся! — он кладёт руку на руку Фелла и успокаивающе гладит её. Кроули наклоняется к нему. — Посмотри на меня, успокойся. Это всего лишь обед!

— Да, но это обед с твоей мамой!

— Да, с мамой. И всё будет хорошо!

— Это ты так говоришь, чтобы меня успокоить, но наверняка ты не знаешь!

— Ну, что может пойти не так? Чего ты трясёшься?

— Да много чего может! — его брови испуганно сдвинуты, он в панике жестикулирует свободной рукой.

У Кроули готова сорваться с губ фраза, что его ангел умилителен, когда вот так трусит, но он предпочитает воздержаться от греха подальше, чтобы не заработать возмущённого взгляда в свой адрес.

— Боже мой, я ввязываюсь не в своё дело! Это ваша семья. Я буду лишним!

— Она изъявила желание, настоятельное, познакомиться с тобой. Она знает, что ты приедешь!

— Тогда скажи ей … скажи ей, что я заболел. Но не сильно, чтобы она не переживала, и что я скоро поправлюсь.

— Дыши, мой любимый, — и он опять начинает гладить чуть дрожащую руку. Фелл делает глубокий вдох, потом второй, с надеждой смотрит на улыбающегося Кроули.

Взгляд карих глаз смягчается, губы чуть подрагивают. Кроули не может оторвать от него влюблённых глаз. Они живут вместе уже больше года, но каждый раз у него перехватывает дыхание при мысли, что это его ангел, со всеми его затруднениями, страхами, эмоциями. И он, как всегда, приходит на помощь, прикрывая глаза, наклоняется. Как же хочется зацеловать эти чуть капризно надутые губы!

Ззззззззззз!

Фелл кладёт руку ему на плечо, быстро чмокает и отстраняется, извиняющее улыбаясь. Кроули не может сдержать раздражительно стона, когда Азирафель достаёт телефон. Так он и знал, что это «Ззззззззз!» неспроста.

Фелл хмыкает, глядя на экран. У Кроули каждый раз голову сносит, когда он видит, как его викторианский друг орудует с современными гаджетами, но он не жалуется. Такие встряски помогают держать отношения в тонусе, хотя ему переживать об этом не приходится, так как никакой застой в отношениях с Азирафелем просто невозможен. Ему кажется, что они могут прожить тысячелетия вместе и не надоесть друг другу.

— Это доктор Арчер, — Фелл поворачивается к нему с улыбкой. — Мне нужно обязательно ответить, я полагаю.

— Ну, Фелл! Нет! Что ему там к чёрту приспичило? Ведь ты в отпуске! Он не может тебя в покое оставить и на два дня!

Последние несколько месяцев Азирафель работал в музейном архиве, помогая расшифровывать пророчества Агнессы Псих. Он является приглашённым консультантом, но его это чрезвычайно радует и приносит огромное удовольствие. Кроули считает, что со временем это может стать его постоянным местом работы.

Сеть знакомств Фелла невероятно расширилась. Он представлен знатокам и коллекционерам редких книг, которые иногда нужно реставрировать. Лучше Азирафеля этого никто не может сделать, это тоже является его любимым занятием.

В общем и целом, жизнь для них обоих складывается на редкость удачно.

Азирафель опять озабоченно взглядывает на телефон,

— Извини, дорогой! Это займёт всего одну минутку.

Кроули складывает руки на груди и ворчит что-то себе под нос, пока Азирафель разговаривает с доктором Жопа с ручкой. Как только Азирафель заканчивает разговор, Кроули набрасывается на него, буквально вдавливая в сидение.

— И на чём мы с вами остановились, мистер Крайне занятый? — он приближается настолько близко, что трётся носом о нос опять начинающего паниковать ангела.

— Ой! Твоя мама! Обед! Как это всё ужасно! А что если я ей не понравлюсь? Мне бы этого очень не хотелось. Ведь что нам тогда … ?

— Если ты ей не понравишься, то пусть молчит в тряпочку! Она думает, что может избежать общения с человеком, который в скором времени станет мужем её единственного сына?

— Хорошо, но когда ты … — Азирафель замолкает на полуслове и останавливается на нём неверящим взглядом.

Кроули старается выглядеть круто, вести себя непринуждённо и с улыбочкой достаёт кольцо из внутреннего кармана пиджака, демонстрируя его ошалевшему ангелу,

— Ты же отлично слышал, что я сказал.

Фелл не издаёт ни звука, а сидит, молча уставившись на золотое кольцо. На его лице, быстро сменяясь, мелькают различные эмоции: шок, восторг, абсолютная растерянность, а потом он надувает губки и готовится капризничать.

— Да ты меня, наверное, разыгрываешь?

— Что опять не так?

— Ты лучшего времени не мог выбрать, для того чтобы сделать мне предложение? Нужно было делать это именно СЕЙЧАС?

— Ну, да, сейчас. А почему бы и нет?

— Более неподходящего момента просто не существует!

— А какое предложение руки и сердца тебе надобно?

— Ну, я не знаю. Для начала, хотелось бы, чтобы мы были одни.

Кроули делает жест рукой, указывая на пустую машину,

— Можно подумать, тут двадцать человек сидят! Мы и так одни!

— Да, одни в машине, которая стоит у крыльца дома твоей мамы!

— Позволь спросить, а что случилось с этой шикарной фразой «Всё, что мне нужно, это ты, дорогой! Мне только хочется, чтобы ты был счастлив, Кроули»?

— Ох, какой ты скандальный субъект! И брюзжит, и брюзжит! Сроду таких неприятных не встречал!

— Да? От такого же и слышу!

Азирафель дуется, но немного, бросает на него косые взгляды, потом, утихомирившись, говорит, не поворачивая головы,

— Свадебная церемония под открытым небом будет уместна в это время года.

Кроули победно расплывается в улыбке от уха до уха,

— Времени терять зря не хочешь, как я погляжу.

— Не вижу смысла в долгой помолвке, — недовольно бурчит Фелл. Такой тон Кроули уже слышал ни один десяток раз и находит его очаровательным. Его это жутко забавляет, а Фелл опять начинает с жаром гнуть свою линию. — Никогда не разбазаривал время понапрасну и не собираюсь! Однако для меня остаётся загадкой, почему вы, современные люди, носитесь, как курица с яйцом, с идеей организации свадеб? По-моему, можно просто пойти в мэрию, получить свидетельство о браке и этим и ограничиться.

— Ну, давай так и сделаем, ангел.

— Кхм!

— Чего ты хмыкаешь? Уж не собираешься ли ты кинуть мне в физиономию перчатку, расторгнуть помолвку и отправить меня восвояси?

Губки Фелла ещё больше надуваются, он меряет своего ненаглядного возмущённым взглядом и фыркает,

— Ты сейчас допросишься! Дай-ка сюда.

Кроули уже не может сдержать смеха,

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество!

Фелл морщит лоб, потом раздражённо выхватывает у него из рук кольцо и, прикусив кончик языка, старательно напяливает его себе на палец, приговаривая,

— Вот так оно лучше будет … .

Кольцо водружено на своё законное место, и это сразу успокаивает обоих. Женихов начинает разбирать смех. Кроули берёт руку своего любимого и с удовольствием рассматривает блестящий ободок. Это наполняет всё его существо ощущением счастья,

— Я люблю тебя.

Ответная улыбка Фелла заставляет всё внутри сладостно сжаться. Потом блондин, полуопустив ресницы и порозовев, шепчет,

— А как я тебя люблю!

Он подносит их сжатые руки к губам и покрывает поцелуями пальцы Кроули,

— Святые небеса! Мы с тобой поженимся!

-Угу, поженимся.

— Боже правый, как ты всё усложнил. Я и так чувствовал себя неважно, а тут у меня прямо голова раскалывается.

— А ты не психуй! Я тебе уже сто раз сказал — не из-за чего. Всё будет хорошо!

— Да, но теперь ты должен будешь представить меня твоей маме, как своего НАРЕЧЁННОГО! Как бы её удар не хватил … .

Кроули прерывает его взволнованное бормотание горячим поцелуем, запрокидывая голову своего блондина и впиваясь ему в губы. Он не прерывает поцелуев до тех пор, пока не чувствует, что напряжение покидает тело Фелла, его плечи расслабляются,

— Так-то лучше. А то заводишься по любому пустяку!

Фелл окончательно приходит в себя, трётся кудрявой головой о его щёку, и Кроули просто теряет голову от любви.

— Возможно, ты прав, дорогой, — Фелл утыкается носом ему в шею, успокаиваясь окончательно.

Они сидят так несколько минут, потом Азирафель отстраняется и одаривает своего возлюбленного такой лучезарной улыбкой, которая может посрамить само небесное светило.

Такое случается не впервой, и Кроули отдаёт себе отчёт, как он в такие моменты выглядит: как по уши влюблённый идиот. Но с этим ничего нельзя поделать, и он, лыбясь во весь рот, удовлетворённо бормочет,

— Вот и хорошо. Готов?

— Да, готов.

— Отлично, — повторяет Кроули, но ни один из них не двигается с места. Сейчас они могут это себе позволить, сидеть вот так, купаясь в волнах любви, исходящих друг от друга.

Парадная дверь коттеджа распахивается, и на пороге возникает высокая рыжеволосая женщина. Она подозрительно всматривается в Бентли. Улыбка Кроули становится ещё шире,

— Ну, вот, наш выход, дорогой!

Фелл замечает её одновременно с Кроули, но на этот раз он полон непоколебимой решимости.

— Однако, — Азирафель проводит пальцем по очертанию высокой скулы своего любимого. — Нам пора пойти и разделить радостную новость с твоей мамой!