Дон Педро [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн
- Дон Педро [СИ с оптимизированными иллюстрациями] (а.с. Охота на Тигра -4) 4.17 Мб, 235с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Андрей Готлибович Шопперт
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Андрей Шопперт Дон Педро
Глава 1
Событие первое У одного архитектора крыша поехала прямо во время презентации макета. Архитектор прикрывает свои ошибки плющом, хозяйка майонезом, а врач простыней. – Товарищ полковник, разрешите обратиться? – молоденький невысокий китаец, с огромной улыбой на роже лица и ставшими совсем щёлками глазами, ввалился в штаб и, щёлкнув каблуками, как царский поручик, бросил руку к виску. – Обращайтесь, товарищ лейтенант! – Брехт сделал насупленные брови, показывая, что знать не знает китайского лейтенанта. – Лейтенант Блюхер прибыл для дальнейшего прохождения службы, – китайчонок замялся и уже человеческим языком продолжил, – Привет, Ваня. Только я всего до осени. Поступаю в Академию имени Жуковского. – Молодец, а её что не переименовали? – Брехт вышел из-за стола обнял и легко приподнял маленького Ваську. – Ой, здоровый, гад! – Попытался вырваться лейтенантик, но Брехт был в два раза тяжелее и раз в пять сильнее, не получилось, – Переименовали, теперь называется Военно-воздушная академия РККА. Я на инженерный факультет поступил, хотя отец говорил, что нужно было на «Оперативный», – тяжело отдыхивался Васька после дружеских объятий. – Ну, их оперативников. Правильно в инженеры подался. Будешь потом сам самолёты строить. – Я так и подумал. Что у тебя с детьми? – Васька, он же Веймин Сюнь, оглядел спартанскую обстановку кабинета товарища полковника в штабе, – Я тут заходил в кабинет товарища Тодорского Александра Ивановича – начальника Военно-воздушной академии РККА. Так у него один в один обстановка. Тоже стол и три стула и портрет Ленина. Словно в тот же кабинет зашёл. А нет, у тебя вон ещё небольшой портрет товарища Сталина. – С детьми? А что с детьми? Растут. Валька совсем невеста. Ванька – пострел всё время с диверсантами по лесам лазит. А мелкие в садик ходят. Катя снова в госпитале работает. Тоже, вон, недавно ей батянька твой своим личным приказом звание военфельдшер присвоил. Это как лейтенант. Тоже два кубика в петлицах. Все живы здоровы. А ты что без жены прибыл? – Без. Она опять беременная, осталась у отца в Хабаровске, у Глафиры Лукиничны – жены отца. Будут две Глафиры вместе. Там моим пострелятам с Ваирой – дочерью отца вместе веселей будет. Ей тоже уже три года. Как раз и старшая дочь отца Зоя приехала. Ей уже тринадцать, присмотрит за малышнёй. – Ясно всё с вами с Блюхерами. Ну, забирай свой чемодан, пойдём тебя устраивать. Мы тут для командиров только вот пару дней назад новый дом сдали. Три этажа. Из кирпича. Хоромы, а не квартиры, – Брехт надел шинель. Холодно ещё, весна 1936 года, как и прошлая, получилась затяжная. Май на дворе, а тут туч понагнало и холодными дождями всё обложило. – Орден покажи, – расправил отворот шинели Васька, – Красной Звезды! У отца тоже такой есть. Эх, не вовремя я уехал. Повоевал бы с вами, и у меня бы был, – Васька погладил звёздочку и тяжело вздохнул. – Нет, остальным дали орден «Красного знамени», да и то не всем. Медикам не дали, железнодорожникам тоже, пилотам только одному. Всего тридцать орденов. – Нет, мне бы дали, я бы с диверсантами был. Жаль, – Васька ещё раз погладил орден и опять вздохнул, – Ну, веди, – смешная рожица у Васьки, когда он улыбается. И самому хочется улыбнуться в ответ. Дом был красивый. Архитектор из бывших зыков нарисовал коробку. Иван Яковлевич пообещал его назад отправить щебень дробить во Владивосток. Тогда появился дворец, да такой, что Расстрели с Баженовым в гробах попереворачивались а Росси, восстал из мёртвых и на пару с Монферраном, который Огюст, пошёл пешком с Ленинграду посмотреть на чудо чудное и диво дивное. Конечно, чуду строить не стали. Повздыхали. Брехт от зависти, архитектор от осознания того, что шедевр так на рисунке и останется. (Сейчас у Брехта в доме висит). – Иосиф, родной, брось дурочку валять. Дай карандаш. Брехт повспоминал как выглядят новостройки в Москве (в той двухтысячных годков) и нарисовал трёхэтажный кирпичный дом с эркерами, лоджиями и арками – переходами между подъездами. Потом ещё мезонинчик добавил на центральном подъезде и зимние сады на плоской крыше двух крайних подъездов. Получилось коряво. Ну, не Шишкин. Так – Пикассо. Тот тоже рисовать не умел. Квартиры все трёхкомнатные. Семьи сейчас у людей большие, а если ещё нет семьи, то втроём в одной квартире молодёжь размещалась. О Ваське старший Блюхер, который тоже Вас…, а нет, тот – Василий Константинович, предупредил. Так, что Брехт ему одну квартиру своим волюнтаристским решением оставил. А тут, оказывается, жены с детьми не будет. – Васька, тебе отдельные хоромы выделить или вместе с тремя другими лейтенантами одну комнату? Жена точно не приедет? – уже по дороге, неся тяжеленный чемодан лётчика, поинтересовался Иван Яковлевич. – А можно отдельную, устали по общежитиям и коммуналкам в Москве ютиться, я тогда Глашку свою (Она же китаянка Гон Чунг) сразу вызову сюда, – вышли из-за подросшей кедровой аллеи и оказались перед новым домом. Красота. Умеют же архитекторы старой школы даже почти коробки в произведение искусств превратить. – Пошли, папаша, блин многодетный. Можешь вызывать. Валька с малышами любит возиться. Будет на педагогический через год поступать. Во Владик поедет. Нужно будет дом ещё там построить. Деньги нужны. Намёк понял? – Золото? – Васька всё стоял с открытым ртом и созерцал кирпичное чудо. – Золото. Нужно килограмм пятьдесят, шестьдесят забрать. Слушай, а может, больше. Пустим в дело. Хватит тебе в Москве по коммуналкам и общагам ютиться, купишь дом нормальный недалеко от центра. – Я согласен. А одному ведь много не унести. Сколько нужно на два дома? – Нда. Ну, знаю я кого с тобой можно послать. Он мужик кремень.
Кто не помнит. Это Иван Яковлевич Брехт в теле Рейнгольда Штелле.
Событие второе
Ничего просто так не прибавится,
Пустота, непременно, заполнится,
И если сверху чего-нибудь свалится,
Значит, тут же чего-нибудь вспомнится.
В нашей жизни всё взаимосвязано,
Вот наешься варенья, и…слипнется,
Ведь не даром по поводу сказано:
Как аукнется, так и откликнется.
Событие третье Уже тридцать три года без штрафов ездит по дорогам нашей страны Владимир Федоров, генерал-лейтенант милиции, начальник Главного управления ГИБДД МВД России. – Иван? – Помех столько, что слышно с трудом. Телефон проложили до воинской части, и теперь не нужно было за десять километров пилить, чтобы поговорить по телефону с начальством, но то ли провод, какой бракованный, то ли коммутатор, но приходилось орать и напрягать слух. Сейчас полным ходом Брехт делал усилитель не лампах с системой фильтров, почти закончил, буквально нескольких дней не хватило. Чего уж Тухачевскому понадобилось, не мог этих пару деньков подождать. – Я, товарищ маршал. Слушаю вас. – Полковник, ты ведь на станции Маньчжурия работал? – скорее догадался, чем услышал Брехт. – Так точно. – Ох, не к добру это «Ж-Ж-Ж». – Генеральный консул СССР в Харбине Михаил Михайлович Славуцкий на днях звонил народному комиссару иностранных дел Литвинову. Жаловался. На станции Маньчжурия снято с поезда и арестовано более сотни граждан СССР возвращающихся на родину после продажи КВЖД. Среди них есть женщины и дети. На запрос Советского правительства власти Маньчжоу – го отвечают, что ни каких русских на станции Маньчжурия нет. Послу Японии в СССР вручили ноту, но он говорит, что если такой факт и имеет место, то Япония к этому не имеет ни какого отношения, – там замолчали. Только помехи сами по себе мешали, потрескивали. И шипели. – Михаил Николаевич, я вас слушаю. – Иван, нужно людей освободить. Сегодня было заседание Реввоенсовета. Я предложил твою кандидатуру и твой полк. Всё конкретно узнаешь у Блюхера. Ты, там не стесняйся. Поступи, как на озере Хасан, чтобы ещё на год этих господ успокоить. Всё. Звони Блюхеру. Хотя, может, он уже сам тебе названивает. Ему Ворошилов должен быть позвонить. Удачи. Не подведи. Я за тебя поручился, – гудки короткие загудели. Так ведь не бывает. Только полчаса назад решил туда в Маньчжурию отправить Ваську со Светловым на лошадях. А тут, бац, и прямо туда всем полком выдвигаться. Да ещё и очередной раз Японию к миру принуждать. По прошлой истории этого эпизода Брехт не помнил. Там тоже сотнями арестовывали советских железнодорожников и хунхузов на них натравливали, и японцы с китайцами зверствовали. Может, в той истории тоже арестовали. Но Брехта с его людьми и плюхой японцам не было, и спустили в Кремле на тормозах. А, может, бросили людей и сгинули они в японских концлагерях. У того же отряда «731» точно были русские подопытные, которых генерал-лейтенант Сиро Исии называл брёвнами. И на них проводились самые бесчеловечные опыты. Где-то же он их взял. – Иван Яковлевич, товарищ полковник, там по второму телефону командарм Блюхер звонит, – капитан Лёша теперь неделю ухо мыть не будет, как же за один день с двумя маршалами пообщался. – Переключи. – Хорошо, хоть маленький коммутатор сам спаял. – Ваня. Мне тут задачу поставили, – ну, вот ни здравствуйте, ни как дела, ни как там Васька, сразу про задачу. – Внимательно слушаю, – а он, наверное, и не знает о звонке Тухачевского. Ох, не с теми маршалами вы Иван Яковлевич связались. – Надоел этот шип, ни черта не слышно. Садись на самолёт. Через пять часов жду. Тем более план будет планировать, – прекратились шипы и опять гудки стали гудеть. Блин блинский, закончить нужно усилитель. И послать телефонистов. Где-то пробит, что ли провод? – Лёша, – гаркнул Брехт. Готовьте лодку летающую. Летим в Хабаровск срочно. Со мной Светлов. Всё, выполнять. Самолётов за год у полка отдельного добавилось. Во-первых, летающих лодок МП – 1 стало две. В Севастополе чего-то намудрили и улучшили, теперь выпускали с двигателем М-34. Применялся двигатель без редуктора с нагнетателем и назывался – АМ-34НБ Отличался формой вертикального оперения – скруглённой и суженной к верху. Кабина пилота стала закрытой. В серийное производство ещё не запустили, Брехту по блату экспериментальный вариант выдали, в варианте «Амфибия», с постоянно установленным колёсном шасси. Теперь самолёт мог взлетать и садиться на грунт и на воду. Двигатель выдавал в отличие от прежнего не пятьсот, а все семьсот пятьдесят лошадок. И потому до Хабаровска можно было добраться почти в два раза быстрее. Тем более если лететь не на полной загрузке. Вторым самолётом, что осчастливили куркуля Брехта, был тоже пассажирский самолёт, но просто самолёт, на воду садиться не мог. Назывался прикольно, Иван Яковлевич, когда узнал, то даже не поверил, думал, это лётчики просто так обзывают самолётик. Нет. Это оказалось настоящее название. И это не Сухой – Суперджет 100. Назывался покоритель неба гордо – «Фанера – 2» – советский лёгкий грузопассажирский самолёт, созданный в 1933 году в Ленинградском научно-исследовательском аэроинституте (НИАИ). Смотрелся дико. Стеклянные кабины с обоих сторон фюзеляжа. Словно с каких фантастических фильмов перерисовали. Первая посадка на поле этого монстрика была неудачная. Он попал колесом в сусличью нору, чуть подпрыгнул, и его повело. Пилот не справился с управлением, и самолёт зацепил землю крылом. Его перевернуло и раскидало по кускам по всему лётному полю. Все получили втык. Блюхер поорал, но выбил второй самолёт. А Брехт стал обладателем целенького 100 сильного двигателя М-11Л. Посмотрел на него, подумал и решил, что пора прогрессорствовать. Конструкторов у него и заключённых и уже освободившихся как грязи, плюс куча механиков от пяти уже самолётов. Покумекали, поприлаживали и собрали на шасси от ГАЗ – АА, она же полуторка, замечательный квадроцикл. Можно кузов ставить, а можно турель от спарки Браунингов. Но обычно устанавливали просто второе сиденье, и полковник на этом монстре со скоростью чуть не восемьдесят километров в час гонял по округе. Наводя на бедных корейских крестьян благоговейный ужас. Но это так, отвлёкся. Нужно было срочно лететь. Блюхер мужик суровый, сказал через пять часов совещание, значит надо успеть.
Глава 2
Событие четвёртое На устном экзамене в академии Чапаева спрашивают, какие документы выдаются делегатам. Василий Иванович смущённо молчит. Котовский, прикрываясь ладонью, подсказывает: – Манда-ты! – А ты, Григорий Иванович, – вскипает Чапаев, – если тебе уши отрезать, и вовсе на жопу будешь похож! Василий Константинович Блюхер – маршал Советского союза и без сомнения самый орденоносный орденоносец в СССР. Все они висели, не то слово – украшали грудь маршала. Орден Ленина. Три ордена Красного Знамени РСФСР. Два ордена Красного Знамени СССР. Орден Красной Звезды, между прочим, за номером 1. И две странные награды: нагрудный знак «5 лет ВЧК-ГПУ» и Крест китайский, название которого Брехт не знал. Зачем Блюхер их надел на это совещание Иван Яковлевич не понял. Хотя, может быть, показать Брехту, какой он весь геройский, чувствовал вину, что продержал год назад комбата в кутузке, не смог рыкнуть на своего комиссара. Так или иначе, но надел все и сейчас грозно нависал над картой, мелодично позванивая. Или это Глафира ему все остальные гимнастёрки постирала, и, вот, только парадная белая с орденами осталась. Орденские планки ещё не ввели, и бедным орденоносцам приходится килограммами серебро на груди носить. У Блюхера, вызывая всеобщую зависть, целая кольчуга образовалась. На Брехта совсем и не опоздавшего, а даже на десяток минут раньше назначенного времени пришедшего в приёмную, и сразу препровождённого в святая святых ОКДВА, все смотрели с раздражением. Иван Яковлевич окунувшись в эту прохладную атмосферу сразу и не понял, чего это вдруг на него все волком смотрят. И только, когда пошло обсуждение очередной акции по принуждению японско-китайских милитаристов к миру, дошло, наконец. Каждый из присутствующих сам хотел возглавить эту операцию. Так сказать, умыть этих самых милитаристов кровью и орден заработать, на худой конец – наградное оружие. – Чего лыбишься? – прервал сам себя Блюхер и сел на стул, перестав над картой нависать, – весело ему. Если хоть один железнодорожник погибнет или члены их семей, я с тебя семь шкур спущу. – Слушаюсь, товарищ маршал Советского Союза, – как там про вид, который нужно иметь подчинённым – придурковатый. Нет, в приписываемом якобы Петру Первому указе чуть иначе: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство…» На самом деле Брехт как-то рылся на просторах интернета в статьях и нашёл несколько «заметок про мальчика» профессиональных историков, те утверждали, что это бред, и ничего такого Пётр не издавал. Может, вслух, какому голландцу сказал, а вот в указанных «Указах» нет этой фразы. Есть, зато, другая, и она, вот прямо, точно подходит к этому военному совету в Филях: «Боярам в Думе говорить по ненаписанному, дабы дурь каждого видна была». Особенно витийствовал комиссарармии Лазарь Наумович Аронштам. – Этого буйно помешанного нельзя туда посылать, он всё дело завалит! Нужно чтобы операцию по освобождению людей возглавил настоящий коммунист с большим стажем. – Закончил он свою геройскую речь. – А с какого года вы в партии, товарищ Брехт? – попытался прийти ему на помощь Мерецков. Зря. Только хуже сделал. Стаж у Ивана Яковлевича всего-навсего три года. Как батальон получил, так и вступил в ВКП(б). – С тридцать третьего. – Вот видите. Три года! Он там дров наломает! – прямо обрадовался армейский комиссар 2-го ранга. Последние деньки на Дальнем Востоке рулит коммунистами в армии. Забирают Лазаря Наумовича на повышение. Позвонили Брехту прикормленные штабисты и сообщили, что враг его убывает, приказ в Москве уже почти подписан. Станет Аронштам Лазарь Наумович членом Военного совета при наркоме обороны СССР. Высоко взлетел. А ещё через пару лет расстреляют. – Товарищ армейский комиссар 2-го ранга, а может вы с нами? – дёрнул кто-то Брехта за язык. Или устал просто этот политический бред слушать с цитатами из Ленина и Карла Маркса. Все присутствующие на Совете повернулись к комиссару. – Так ведь… – Вспомнил видимо оратор о чётком приказе Ворошилова. – У меня комиссар полка ногу сломал, при прыжке с парашютом, – помог ему Брехт. А что? Замечательно! На войне ведь стреляют. – Не жирно ли будет, чтобы комиссаром полка был армейский комиссар 2-го ранга? – помощник командующего Особой Краснознамённой Дальневосточной армии по ВВС комкор Лапин Альберт Янович, сумел с десятого раза зажечь спичку и прикурил. Этого товарища Брехт почти не знал, тот как-то вовсе и не пересекался сначала с отдельным батальоном, а потом полком. Видел пару раз его в штабе и один раз беседовал. Вернее слушал, как на него кричал начальник лётчиков. Это когда первый самолёт «Фанера – 2» угробили. Ну, правильно кричал. Мог бы, и проверить поле на наличие норок сусликов и хомяков. Просто до этого большие самолёты, взлетающие и садящиеся на взлётные полосы земляные, не имел в наличие Брехт и о такой беде даже не догадывался. А вот одну вещь про этого комкора Иван Яковлевич знал. Это был самый молодой в СССР командарм. В 1922 году в возрасте двадцать два года стал главнокомандующим Народно-революционной армией ДВР. До Блюхера. Потом его в Москву в академию РККА забрали. А теперь вот снова на Дальнем Востоке. – Я готов! – Лазарь Наумович прямо подпрыгнул, даже пепельницу от избытка чувств перевернул, завалив чинариками весь стол с зелёным сукном, кстати, во многих местах прожжённом. Тоже молодой. Всего сорок лет. Обрит под Котовского. Но того рисуют с красивым круглым ровным черепом, а у Лазаря Наумовича черепок подкачал. Весь какой-то шишковатый. Высокий лоб. Потом перемычка, а дальше плоская голова. Смотрится дико и противно. Словно товарищ Виктор Франкенштейн поработал. И сильно не старался. Устал и лепил, лишь бы закончить поскорее процесс сборки. – Решено, – Иван Яковлевич перевёл взгляд на маршала. Тот облегчённо выдохнул и осмотрел бардак на столе, произнёс. – Пойдёмте на крылечке покурим… Пока тут уберут.
Событие пятое В оружейном магазине. – Дайте мне, пожалуйста, обойму с шестью патронами. – Какой вы, однако, оптимист, сударь, – удивлённо качает головой продавец. – Дебилов в мире гораздо больше… Светлов нашёлся на складах. Там, в принципе, встретиться и договаривались. Нужно было посмотреть, сколько чего могут и сколько захотят выделить для операции по освобождению железнодорожников скупердяи и куркули интенданты. На совете «В Филях» решили, что Брехт берёт с собой весь полк, кроме гидросамолётов, железнодорожников, колхозников и медсанчасти. Получалось, чуть не тысяча человек. И всех нужно патронами и снарядами обеспечить. Под это дело выделили целый железнодорожный состав. Иван Яковлевич настоял, чтобы Блюхер лично дал команду на склады, чтобы выдавали всё, что этот «оборзевший в корень полковник» попросит. А просить было чего. Нет, начать нужно с другого. – Василий Константинович, а зачем весь полк туда гнать? Можно спокойно ночью на машинах подъехать с моими диверсантами. Тихонько вырезать охрану, посадить людей в машины и уехать. Зачем полк? Это железнодорожный состав. Это куча всякого разного боеприпаса. Их и так мне крохи выдают. Особенно к Эрликонам и Браунингам. Как мне людей без патронов и снарядов учить? А танки и танкетки тоже брать? Для них тоже снаряды нужны. – Остановись, Иван. Знаешь, что мне Ворошилов сказал? – Откуда, – Брехт оглядел насупленных начальников, что собрались на совет. – Так вот, он сказал, что нужно устроить показательную порку, как год назад, чтобы ещё на год, как минимум, охоту нас задирать отбить. Врежешь самураям. Я им в тридцатом на станции Маньчжурия показал. Теперь твоя очередь. Место не изменилось. Тебе легче будет. У тебя столько железок всяких, – заржал маршал. Весело ему. – Василий Константинович, а нельзя чуть поконкретней. Я могу так шумнуть, что они против меня всю Квантунскую армию вышлют. Главное, чтобы патронов со снарядами хватило, – не армия, а цирк. Разве такое бывает? Сходи Иван-дурак, пошуми. – Освободишь пленных, отправишь их домой по железной дороге. Как освободишь их, дашь телеграмму. Там же есть телеграфная связь на станции? – Есть. Дам. А дальше. – А дальше, как у озера Хасан, они на тебя будут бросать в неподготовленные атаки необученных китайских солдатиков, а ты их выбивать. Тогда они совсем разозлятся, и японских обученных солдатиков пришлют. Ты их побьёшь, и они снова мира запросят. Вот такой наполеоновский план. – А если не запросят? Если войну начнут? – чуть не присвистнул Брехт. Нда, что-то там вверху, в смысле, в Москве, поменялось. В его истории до самого Хасана, а потом до Халхин-Гола была команда на провокации не отвечать. Чем японцы конкретно и пользовались. До сотни провокаций в год доходило. Кучу пограничников потеряли. А тут видимо история с захватом того полуострова понравилась красным командармам. Решили опять мышцой поиграть. Железом побряцать. Теперь понятно, почему именно его полк отправляют. У него по нонешним временам полк так оснащён, что и мехкорпусу с ним не сладить. Тридцать «Эрликонов» – это для японцев будет такая вундервафля (Вундерваффе, Wunderwaffe – буквально «чудо-оружие»), что они и правда могут остепениться. – Ты, что обосрался опять. Трусишь? – подрыкнул маршал. – Никак нет. Патронов со снарядами дадите. – Дам. Вот так Светлов и оказался на складах. – Как рыбалка, Иван Ефимович? – издали увидел, обнимающегося с кем-то диверсанта, Брехт. В прошлом году, когда вводили звания, Иван Яковлевич подсуетился. Там была такая чехарда, что сильно не заморачивались, есть ли у тебя какое образование. Потом начнутся чистки, а пока можно было в эту лазейку прошмыгнуть. Брехт своим приказом назначил Светлова заместителем командира роты, и когда приказ вышел, то бывший хорунжий снова стал лейтенантом, так как хорунжий в переводе с казачьего это что-то типа лейтенанта и есть, ну или подпоручика. – Представляешь, командир, знакомого встретил, ещё во времена … Ну, давно, вместе служили. Он тут складами артиллерийскими заведует. Говорит, что полно снарядов калибром 20×110мм. И фугасно-зажигательные есть и бронебойно-зажигательные и бронебойно-трассирующие. Всякие есть и полно. – Ни хрена себе, а почему нам всё время говорят, что их нет? – обрадовался и одновременно разозлился Брехт. – Угадай с трёх раз, как ты любишь говорить, – протянул руку для спора Светлов. – Не до игр, Иван Ефимович, так говори, а потом я тебе свою страшную военную тайну поведаю. – Эх, какой спор профукал! – Деланно огорчился диверсант. – Потому что это не снаряд, а патрон. Мы снаряды к «Эрликонам» просим. Они их закупают в Швейцарии и привозят. А нам не дают. У нас заявка на снаряды, а у них он числится, как «патрон калибром двадцать миллиметров». Не знают, куда девать, весь склад забит. Говорит Тёмка, ну, сослу… знакомец мой, привозят чуть не вагонами и никто не забирает. – Нда, тут точно с трёх раз не угадаешь. Считай, выиграл спор. Теперь моя очередь интересными новостями делиться. Едем на поезде в Маньчжурию всем полком. Главная цель, конечно, железнодорожников освободить, а вот вторую угадывай, – теперь Брехт ему руку протянул. – С трёх раз. – Полк? Это и танки и зенитки и самолёты и ружья противотанковые. Не нужно трёх раз, с одного угадаю, нужно Харбин захватить и государственный переворот устроить? – Не интересно с тобой, Иван Ефимович играть, – вздохнул полковник. – Почти угадал. Нужно как на Хасане биться, пока они мира не запросят. Только там сопок и реки нет. Голая степь. – Так и нас не тридцать человек будет, а тысяча без малого. Может, всё же лучше Харбин возьмём? – а рожа дооовооольная. Маньяк, не переделать.
Событие шестое Армянин – армянину: – Я слышал у тебя сын родился, как назвали? – В честь Гагарина! – Юрик, что ли? – Неее, какой Юрик? Гагарик! Если кто-то думает, что погрузить в эшелон, по сути, механизированную бригаду – это легко и просто, то он больной на всю свою голову оптимист. Десять танков Т -26Р. Пять танкеток со спаркой крупнокалиберных «Браунингов» и пять зенитных установок на базе всё того же танка Т – 26 со спаренными автоматическими пушками «Эрликон» – это уже двадцать платформ. А грузовики? Их десятки. А артиллерия? И около тысячи человек личного состава ещё. Брехт даже и не думал, что так много всего получится. Вроде тут небольшой батальон мотопехотный, тут рота танковая, там два зенитных батальона, разведрота, рота противотанкистов, пулемётная рота, ну и небольшой медсанбат. Хоть и сказали не брать шибко лишних, но медики это не лишние. На настоящую войну ведь собираются. Ах, да ещё рота обслуги. Полк как-то сумбурно собирался с мира по нитке все эти годы, потому всех поваров разбили не по подразделениям, а собрали в одну роту продовольственного снабжения. В ней склады с вкусняшками и полевые кухни. По зрелому размышлению так же поступили и с ротой техремонта. Если людей по ротам и батальонам распределить, то начнётся создание десятков кладовок с запчастями и прочими складами на все случаи жизни. – Зачем вы это храните и заказали? – Нада? Вдруг сломается. А так все вместе и кладовок со складами в десять раз меньше, а обслуживание техники происходит в десять раз быстрее и качественнее. К тому же люди не варятся в собственном соку, а опыт друг у друга тырят и за это получают поощрения. Всё это грохоча по железной дороге, двигалось к Чите. Руководил всеми этими передвижениями начальник штаба отдельного полка полковник Иван Христофорович (он же Оване́с Хачату́рович) не много ни мало – Баграмян. Тот самый. Попал случайно. Вообще, Христофорыч кавалерист и командовал армянским кавалерийским полком. Потом попал в Военную академию им. М. В. Фрунзе. После выпуска из академии в июне 1934 года был назначен начальником штаба 5-й кавалерийской дивизии (Киевский военный округ). 29 ноября 1935 года ему было присвоено звание полковника. И вот тут пошло всё чуть по-другому, чем в реальной истории. Как и в реальной истории, на него, служившего в «буржуазной армянской армии», был собран компрометирующий материал, но будущий полководец был спасён благодаря заступничеству Анастаса Микояна. Спасён, но так сказать прицел сфабриковать на него дело по обвинению в Троцкизме остался у некоторых товарищей с чистыми руками и пламенным мотором. Микоян в разговоре случайно обмолвился об этом с Тухачевским, и, бац, и будущий маршал победы вместо своей 5-й кавалерийской дивизии угодил начальником штаба отдельного зенитно-разведывательного полка имени Иосифа Виссарионовича Сталина. Спрятали с глаз подальше. Или опыт перенимать отправили. Или – то и другое. Самое прикольное в этом назначении, что, дожив до сорока лет, и, дослужившись до начальника штаба дивизии, Баграмян не был коммунистом. Лазарь Наумович долго шипел. Брехт переговорил с пока ещё не великим полководцем, и поехали они к товарищу Аронштаму заявление подавать. Пока вроде отстал. Приняли Оване́са Хачату́ровича кандидатом. Вот на будущего маршала Победы Брехт и взвалил передислокацию полка. Комиссар у него теперь, если на звания 1940 года перевести, целый генерал – полковник. Большая шишка. И ручек своих он марать не будет. Прибудет сразу в Читу. Так что вся тяжесть передислокации легла на хрупкие армянские плечи. Они с хорунжим пообщались, пообсуждали, попланировали эту операцию и поняли, что если действовать по плану, что в Хабаровске на Совете в Филях приняли, то железнодорожников с семьями можно живыми и не освободить. Китайцев с японцами побить получится, тут сомнений нет. Что там может быть на маленькой железнодорожной станции – не больше роты, и это просто необученные пехотинцы и по большей части китайцы. Куда им против отдельного полка. Тут одной полуторки с четырьмя крупнокалиберными «Браунингами» за глаза хватит, а вместо этого целый полк. А вот зато этим китайцам с японцами хватит всего лишь поджечь вокзал, или где они сотню людей держат. И всё, уже не спасёшь. Про вокзал Брехт сразу подумал. Больше столько народу, тем боле с детьми, содержать негде. Одним словом, подумали и решили они со Светловым. Полк пусть едет себе. На железнодорожников сверху гаркнули, и полку для перевозки личного состава и технике полный зелёный свет выписали. Вот, пусть и едет под руководством будущего маршала. Они же со Светловым и взводом диверсантов долетают до Благовещенска на летающих лодках. Их две теперь. Две лодки по шесть человек. Два рейса и они там. Плохо, что лететь над территорией Маньчжоу-го, но самолёты летят на приличной высоте и «Эрликонов» у японцев и китайцев точно нет. Потом второй перелёт. От Благовещенска до озера Умыкий близ города Краснокаменска. А это всего в сорока километрах от станции Маньчжурия. В результате за три дня доберутся. Полк обещали железнодорожники расшибиться, но через пять дней к месту выгрузки доставить. Так что, два дня есть на разведку и даже на освобождение арестованных железнодорожников с семьями. Подойти тихо, вырезать охрану, уничтожить гарнизон и двигаться пешочком или даже, если повезёт, то частично на дрезине, в сторону советской границы. Ну, а потом подойдут основные силы и устроить японцам с китайцами демонстрацию того, что если кто «к нам с мечом придёт», тот просто не знает, что есть танки, самолёты и пушки «Эрликоны» с пулемётами «Браунинга». Да много чего есть, кроме мечей. И, конечно, же, всё пошло не так.
Глава 3
Событие седьмое А у меня дед 20 лет в контрразведке служил. Здоровый дед, до сих в лесу пеньки мхом к югу поворачивает – шпионов запутывает… Как не хватало техники. Тащились по степи пешкодралом. Тяжёлого оружия не взяли. Дело даже не в самом крупнокалиберном «Браунинге», например, он же М-2. Который на станке весит шестьдесят килограмм без малого. Можно вдвоём унести. Дело в патронах. Их тоже нести надо. А этот прожорливый американец их выпуливал в белый свет не меньше пятисот пулек в минуту. Досчитать нужно до шестидесяти – это и есть минутка. Один … шестьдесят. И пятьсот патронов сожжено. И дальше простая математика. Патрон весит в районе двухсот грамм. Получается, фьють, и на сто килограмм ноша полегчала. Так это минута всего. Прожорливая вещь. То же самое и с другими пулемётами, там лишь чуть менее ужасаемые цифры. Без техники на себе за сорок километров нести пулемёты дело неблагодарное и даже глупое. Потому, из оружия были карабины Арисака Тип 44, который весит всего чуть больше трёх килограмм. Пистолет ТТ у всех. У Брехта только тот самый хромированный Кольт М1911. В разгрузках патроны. Ещё в них же две экспериментальные гранаты Ф-1. Мириться с ужасными гранатами, что поступили на вооружение в армию в 1935 году, после боя у озера Хасан Брехт не стал. Он в ремонтном цеху цементного завода отлил рубашки ребристые из чугуна для гранаты Ф-1, потом дебильный запал от РГД – 33 переделали в нормальный запал с колечком, вкручиваемый в рубашку чугунную. С запалом намучались. Нужно было ударник и капсюль-воспламенитель приспосабливать. Замедлитель взяли от РГД – 33, детонирующую смесь из неё же. Больше всего время потратили на подбор и изготовление пружины. Сделали, испытали и наладили кустарный выпуск. А когда наладили, то десяток штук и техпроцесс Иван Яковлевич послал с оказией Тухачевскому. Очень не хотелось свою фамилию в очередной раз связывать с фамилией маршала. Утянет же потом за собой в места вечной охоты. Подумал и приписал, что изобрёл китаец, который работал на заводе, но предоставить китайца не имеем возможности, так как он умер. На заводе на самом деле был один умник – китаец, вечно в мастерской ошивался. Очень хороший слесарь. Просто золотые руки, и он на самом деле помер. Инфаркт. Остался вечером чего-то доделывать, а утром мастер слесарного участка пришёл, а он мёртвый сидит у верстака и напильник в уже окоченевшей руке сжимает. Тухачевский новую гранату – лимонку оценил. Прислал благодарность и обещал, как выпуск наладят, первую партию прислать. Пока не прислал. Ну, да свои научились делать. Может, даже они лучше промышленных будут. В этих брака точно нет. Вообще же, чистки приближаются, и нужно уже задумываться, куда и в качестве кого тикать. Ну, вот закончится эта войнушка, привезёт Васька золото и нужно будет всерьёз сесть и подумать. Был бы один, перебрался на Урал куда и осел в небольшом колхозе агрономом, а вот с кореянкой женой. Дети: и мальчик, и девочка тоже получились довольно восточной внешности. Видимо гены азиатские доминантные. В любом колхозе сразу прибежит НКВДшник и спросит, откуда такая красота нарисовалась. Позже можно будет сбежать в Казахстан. Скоро из Приморья туда всех корейцев выселят. И среди корейцев уже можно затеряться. Беда в том, что чистки начнутся раньше. Ладно, что гадать, нужно ещё эту войнушку пережить. За день марш-броском сорок километров преодолели и остановились на ночёвку в визуальной близости границы. Степь. Видно далеко. Захват назначили на самый рассвет. В темноте решили ничего не предпринимать. Легко можно пулю схлопотать от неожиданно проснувшегося японца или китайца, который вместо того, чтобы вышагивать, часового изображая, прилёг под кустик. Сморило воина. Проснулись ещё в темноте, перекусили, попрыгали, чтобы не греметь, и двинулись к станции Маньчжурия. Китайцы называют уезд Лубинь. До границы всего четыре километра, а от ближайшей железнодорожной станции на территории СССР Забайкальск шесть километров. Подошли к вокзалу уже, когда светало. Всё, как и положено, и как предполагал Иван Яковлевич. Людей согнали в вокзал, да иначе и быть не может, где ещё можно разместить и надёжно охранять сотню человек. Наметили, как снимать часовых, и уже было совсем приготовились начать операцию, как тут на крыльцо выходит японский офицер и тащит за собой за волосы русскую девчонку лет пятнадцати с разорванным на груди платьем, и уверенно так тащит, к пристрою, где инструмент хранился, когда Брехт тут начальствовал. Твою ж налево. Насиловать же ведёт и, судя по виду девочки, не в первый раз. Не выдержал Иван Яковлевич и всадил пулю из Кольта сволочи этой промеж лопаток. Выматерился Светлов и тоже огонь открыл. А за ним и остальные. Десяток японцев, прохаживающихся по перрону, уложили в одну секунду. И тут разбивается окно его кабинета бывшего и оттуда высовывается ствол пулемёта. И загрохотал. Оперативно. И громко. Не в ту сторону, но это не главное, главное – громко. Если кто винтовочных выстрелов в час волка и не услышал, то теперь вся Маньчжурия проснулась. – Я сам! – гаркнул Светлов и, выскочив на перрон, перекатом ушёл под стену вокзала. Теперь пулемётом не достать. Иван Яковлевич, чтобы пулемётчика отвлечь на секунду выстрелил из Кольта в окно. Специально чуть повыше. Звон стекла и пулемёт замолчал на несколько секунд, а только начал опять стрекотать, как хорунжий был уже под окном и аккуратно, чтобы в раму не угодить, забросил туда самодельную лимонку. Самодельная-то она самодельная, а жахнула не слабо. Пулемёт бы выбросило из окна, если бы сошкой не зацепился. Пулемёт классный. То, чего им и не хватало. Тип 92 – японский авиационный пулемёт. С барабанным магазином на 97 патронов. Если есть запасные барабаны, то можно от роты-то легко отбиться.
Событие восьмое Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков. Вольтер (1694–1778) – французский философ-просветитель Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет. Наполеон I Бонапарт (1769–1821) – император Франции Всё было подстроено. Японцы ждали попытки освободить железнодорожников. В деревню нагнали целую кучу солдат. Нет, был бы полк со всеми их девайсами и раскатали бы в тонкий блин, даже не заметив, но теперь все было по-другому. Их было двадцать четыре человека, а японцев и китайцев было несколько сотен. Не два батальона, но близко к тому. Столько простопатронов не было, даже если разменивать один патрон на одного (А как их одним словом назвать – японо-китайца) врага. И с пулемётом облом. Всего один запасной барабан, да тот, что уже установлен – начатый. Пусть в сумме сто пятьдесят патронов. Японо-китайцы поступили мудро. Есть у них грамотные офицеры. Поняв, что мышеловка сработала, эти бравые вояки отошли от деревни и заняли заранее подготовленные позиции с обеих сторон железной дороги. И позиции грамотно соорудили. В степи спрятаться негде, потому, натаскали штабеля шпал и новых, и б/ушных. Кучи щебёнки повыше сделали, и как только выстрелы загремели от вокзала, так офицеры солдат за эти укрепления загнали. И стали в сторону вокзала постреливать. Вокзал сделан из древа. Из бруса. А потом ещё для красоты вагонкой оббит. Изнутри тоже доской оббит. В сумме тридцать сантиметров дерева. Пулю от Арисаки выдержит. Стоит порадоваться, что у японцев не Мосинки. Те до семидесяти сантиметров дерева пробивают. У японок калибр меньше и пороховой заряд тоже меньше, всего лишь 2,04 грамма нитроцеллюлозного пластинчатого пороха. Плюс – тупой патрон в отличие от мосинского. И из пулемёта японского обычного (ручной пулемёт Тип 11) стену вокзала тоже не пробить, там тот же патрон, только для экономии в нём ещё меньше пороха, всего – 1,9 грамма. Вчера ещё весь день дождь шёл, так что и зажигательные патроны могут не сработать. Смешно выходило, прямо как в книжке Гайдара. Нужно день простоять и ночь продержаться. А там и Красная армия подоспеет. Японо-китайцы отсекли русских от границы и стали весело постреливать в вокзал. Сделали они это зря, в чем через несколько минут и убедились. Всё же два десятка снайперов, это сила. Ответные выстрелы из окон вокзала быстро разъяснили супостатам, что лучше из-за укрытий не высовываться. Лишних дырок в голове не получишь. Ситуация сложилась почти патовая. Из вокзала не выйти. Только и японцы атаковать вокзал не могут. Пока патроны были у защитников. Предприняли самураи попытку обойти вокзал с торца, там нет окон, но зато на чердаке есть слуховое окно, из которого обходимцев легко, засевшая там пара диверсантов, помножила на ноль. – Иван Яковлевич, хотел тебе затрещину врезать за офицерика японского, поломал весь план диверсионный, а теперь понимаю, что этим выстрелом ты спас нас. Начали бы мы людей выводить из вокзала, тут бы нас сыны империи Восходящего солнца и перестреляли всех, – помогая уложить на пол запаниковавших железнодорожников подполз к Брехту Светлов, – удачливый ты. – Толку с той удачи. У нас патрон их всех перебить не хватит. Рано или поздно, один чёрт, доберутся до моего комиссарского тела, – сплёвывая грязь, ответил не обрадованный этими словами Брехт. Всё время приходилось голову к грязному полу прижимать. Стены пулю-то держали, а вот в окна они вполне себе влетали. – Что делать будем? – поинтересовался, уложив очередную визжащую женщину, бывший хорунжий. – Как будто выход есть, – Иван Яковлевич тоже прижал к грязному полу женщину. Экземпляр попался крупный и вёрткий, всё куда-то бежать намыливалась. – А ну, лечь всем! – заорал во всё горло Светлов, – Лечь. Пули стены не пробивают. Главное в окнах не маячить. И тихо всем, прекратите орать! Всех спасём! Не мешайте работать! Не сразу, но удалось людей успокоить. Выла какая-то бабка в углу, стонал раненый в плечо мужик. Добегался, блин. И совсем уже сюрреализм. Под подоконником с уцелевшим цветочным горшком, зеленеющим традесканцией, лежал на спине мужик с чеховской бородкой в железнодорожном новеньком мундире, но без фуражки и сначала негромко, но потом все громче и громче пел песню.
Наверх вы, товарищи, все по местам
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
Все вымпелы вьются и цепи гремят,
Наверх якоря поднимая.
Готовятся к бою орудия в ряд,
На солнце зловеще сверкая.
Из пристани верной мы в битву идём,
Навстречу грозящей нам смерти.
За Родину в море открытом умрём,
Где ждут желтолицые черти!
Свистит и гремит и грохочет кругом,
Гром пушек, шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду.
Событие девятое Государь не должен поднимать оружие из-за своего гнева; полководец не должен вступать в бой из-за своей злобы. Двигаются тогда, когда это соответствует выгоде; «Искусство войны» Сунь-цзы Затишье длилось не долго. Японцы, ну, в смысле офицеры японские, вполне себе понимали, что патронов у русских мало, а вот китайцев у них много. Находились же рядом совсем, потому было слышно, как рычат на своём поэтичном языке эти господа на бедных китайцев. Как вот можно хокку всякие на этом языке рычать.
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
Глава 4
Событие десятое – А у меня знакомый скульптор жену высек! – Из гранита? – Какого гранита? Взял резку, да по заднице. Иван Яковлевич отошёл от окна, ну как смог. Пол был занят. На нём лежали люди. Лежали, кто – обнявшись, кто – прикрывая собой детей, а кто и сам по себе, просто накрыв руками голову. В очередной раз заскрежетав зубами в сторону японо-китайцев, ну даже если он не доживёт, то Баграмян приказ выполнит и все эти два батальона уродов разрежет Браунингами на куски. А потом ещё несколько батальонов. Пока в Токио военный министр Японии не убедится, что СССР способно ответить на любую их провокацию и начинать войны с северными варварами не стоит. Есть южные варвары, ну, китайцы, филиппинцы всякие, с ними воевать безопаснее. Брехт же в отличие от Советского руководства точно знал, что японцы все эти провокации устраивают с одной целью, определить экспериментальным путём силу РККА. И только после Халхин-гола решат, что связываться с РККА не стоит, слишком дорого обходится. А в Кремле не понимая этого и, не понимая природу азиатов, пытаются на эти провокации не поддаваться. Ничему их поход Блюхера по Маньчжурии не научил. Когда он КВЖД освобождал в тридцатом году. Что японцы, что китайцы понимают только силу. И если ты по какой-то своей причине не отвечаешь на пощёчину, то значит ты слабый. А раз ты слабый, то тебя завалят пощёчинами, а потом и пинать начнут. Ладно, развоевался, одёрнул себя Иван Яковлевич и прохрипел. – Кто здесь старший? Есть тут старший? – хотел громко на весь вокзал крикнуть, а получилось хрипение и сипение. Услышали, с пола неуверенно поднялся дородный дядечка с залысинами и гитлеровскими усиками. Баграмян к нему с такими же приехал. Брехт будущему маршалу на дверь указал и посоветовал побриться и если уж армянам обязательно нужно усы носить, то брать пример с Будённого, а не с фашиста Гитлера. Ованес Хачатурович обиделся, но приказ есть приказ, и усики тогда сбрил. Сейчас уже нормальные, до будёновских далеко, но время есть, отрастит. Дядечка был в железнодорожной форме. Точно такой же какую и Брехт носил три года назад. Чёрная гимнастёрка, чёрная же шинель и фуражка «железнодорожного образца» с особой тульей тёмно-синего цвета с кантами по службе и чёрным околышем, на околыше крепилась эмблема – красная пятиконечная звезда с изображением паровоза анфас. А сапог был один. Вместо второго перевязанная в голени нога. Опирался начальник на … Умеют же делать женщин в русских селеньях! Вот у Ивана Яковлевича жена целая принцесса. Это два тысячелетия селекции. Императоры корейские брали в жены и наложницы ведь самых красивых дивчуль. За две тысячи лет вывели красивых куколок. Даже очень красивых. Но … Одной вещи всё же добиться не смогли. А может и не стремились корейские евгеники? Грудь была маловата. И если по чесноку, то и бёдра на вкус россиянина узковаты. Эта, ну, та, что поддерживала гитлерообразного железнодорожного начальника, была с картин Рубенса. Кофточка на груди не сходилась. Полная тройка, перерастающая в четвёрку. Осиная талия и широкие бёдра. Кустодиев слюнями подавился. Есть у него картина «Купчиха», картина-то есть, но не с той рисовал. Вот с этой нужно было. – Борис Александрович Валуев, – оторвал железнодорожник Брехта от завидования. «Нет, Валуев побольше будет», – хотел сказать полковник, но понял, что шутку не оценят. – Борис Александрович, дайте команду людям боле компактно лечь у дальней стены вокзала. Нужно место нам у окон освободить. Да и безопаснее там немного. И предупредите, чтобы никто не вставал. – Товарищ командир… – прервала его «купчиха», а можно в удобства, – и густо покраснела. – Носик попудрить, – пришёл ей на выручку Брехт. И одёрнул себя. Люди напуганы и их может давно и правда в туалет не водили. – Хорошо. Только в темпе. Пока не стреляют. Как стрелять начнут, сразу всем лечь. И толпу не создавайте, сначала женщины и дети, потом … Потом… Что у вас с продуктами и водой? – Ничего. Пить очень хочется. Нас сутки уже не кормили и не поили. У диверсантов были с собой фляжки и сухпайки. Пришлось отбирать и передавать «купчихе» по имени Оля. – Только женщинам и детям. Что такое, не полные двадцать четыре фляжки, на сто с лишним человек, которые сутки не пили. – Ну, Хирохито, и за это ответишь. – Что простите? – вскинулся подстреленный в ногу Валуев. Не заметил, как вслух сказал. – Говорю, спросим мы за издевательства над вами с императора японского. – Меня за последние пять лет три раза арестовали, – скривился дядечка. – Коллеги мы с вами. Я в тридцать третьем на этой станции начальником был. Тоже хотели арестовать, так я сбежал и вон в армию пошёл. – Помню эту историю, Кузнецов тогда на совещании долго ругался, дезертиром называл вас. – Вот сейчас и искупаю ту вину. Всё, давайте организовывайте поход в туалет. И тут пришла «купчиха» Оля опять. – Там в туалете вода есть! Точно, вон из окна видна водонапорная башня. Значит, японцы воду не перекрыли. Ну, хоть одна хорошая новость за день. Оставив железнодорожников саморегулироваться, Иван Яковлевич бочком протиснулся к окну и выглянул одним глазом наружу. Там утро уже вступило в свои права. Солнце разогнало тучи вчерашние и весело сушило доски облицовки на вокзале. Не понимает, что глупые людишки, в своей неуёмной жажде убивать друг дружку, изобрели такую нехорошую штуку, как зажигательные пули. Не жалко им фосфора. Да и людей не жалко.
Событие одиннадцатое Песня про китайских десантников: лица жёлтые на городом кружатся… Проклятые японо-китайские милитаристы отошли на вторую линию метрах в двухстах от железнодорожного вокзала и стали палить в него из всего, что у них было. А были у господ только винтовки Арисаки и ручной пулемёт Тип 11 под тот же патрон калибром 6,5×50 мм Арисака. Это который дебильными кассетами с левого бока заряжается. Пули с такого расстояния только щепки от наружной доски выбивали. Единственное неудобство, так это водить в туалет людей пришлось по-пластунски. Но надо отдать должное японцы своего добились. В ответ стрелять стало небезопасно. Настолько плотный огонь. Высунувшийся было, даже с чердачного окна, снайпер был ранен почти сразу. Рана не страшная, ухо разорвало, но срастётся, наверно, криво и будет как Брехт лопоухим, да ещё и несимметрично лопоухим. Беда. Придётся невесту тоже лопоухую искать. Нормальные девки коситься будут, несмотря на наличие ордена Красного Знамени СССР. Это бойцу Иван Яковлевич поведал, когда голову перематывал. – Не, тащ полковник, я уже сговорён с Лизкой, она первая красавица на деревне у нас под Иркутском. В отпуске свадьбу приеду, сыграем, – отмахнулся от такой беды раненый. – Я, извини, не помню, а сколько тебе ещё служить? – закончив бинтовать, поинтересовался Брехт. Неужели девки по пять лет сейчас парней из армии ждут? – Полтора года осталось, – лыбится криво, болит ухо. Даже новокаинов ещё нет. – Ты, Николай, потом на сверхсрочную оставайся, и жену перевози. Её вон санитаркой устроим, а ты пойдёшь на курсы командиров младших, а там, глядишь, и лейтенанта присвоим, ты же орденоносец. Японо-китайцы продолжали жечь патроны. К Ивану Яковлевичу, пристроившемуся за печкой, стоящей внутри вокзала подполз Светлов. – Хорошо, – на грязной физиономии зубы сверкают. – В смысле, время идёт и наши с каждой минутой всё ближе? – кивнул Брехт. – Точно. Надо бы как-то огрызнуться пару раз, чтобы подольше в атаку не шли. Без пулемёта на этот раз тяжко придётся. – Нет. Вон один попробовал, хватит. Подождём. Устанут. Да и на обед скоро пойдут. Окарался. Японцы погнали китайцев не на обед, а в очередную атаку. Хорошо, что заметили вовремя. Те хитрую хитрость придумали. Часть, скорее всего японцы, продолжила обстреливать вокзал, а вторая часть, понятно, китайцы, которых не жалко поползли под прикрытием огня из винтовок и пулемёта на штурм. Ну, точно не дураки офицеры, Брехт уже про такую возможность и сам подумал. К счастью, вовремя заметили. Помогла кустодиевская Оля. У дочери начальника станции нашлось кругленькое зеркальце, которым и воспользовались как перископом. – Фердаммтэ шайсэ! – Брехт передал зеркальце бывшему хорунжему. – Гранатами закидаем. Не высунуться. – Сделал тот же вывод и Светлов. Подождали. Хитрые японцы стали палить выше, пули зацокали даже по крытой железом крыше вокзала. Приготовили гранаты и когда китайцы вскочили и бросились к окнам, выкинули два десятка лимонок навстречу. И гранаты у нас той системы. Бабахнуло классно. Прямо, как будто из нескольких пушек жахнули. Брехт тут же вскочил и разрядил Кольт в убегающих китайцев. И сразу упал на пол под подоконник, на котором уже не стоял горшок с традесканцией, давно шальная пуля расколола. Смели чуть в сторону, но грязный пол чище от этого не стал. От этого ползанья все так уже уделались, что не на бойцов Красной армии похожи, а на землекопов каких. Атаку отбили. И получили в ответ психическую. Нет, это не как в фильме Чапаев, когда ровными рядами под барабанный бой идут капелевцы в атаку с мосинками в руках. Идут и падают под пулемётным огнём. Чего можно достичь такой атакой? Потерей десятков и сотней людей. Не лучше ли короткими перебежками? В общем, психическая атака была другой. Никто на них ровными шеренгами не шёл. Другая атака. На мозги. Под окнами с выбитыми стёклами лежало несколько десятков раненых китайцев, и стонала, ревела, просила о помощи. Японцы палить перестали, и слышимость стала просто идеальная. Даже привыкшим уже воевать диверсантам стало не по себе, а как же гражданским, среди которых большая часть это женщины и дети. Дети и сами заныли, заплакали, а следом и женщины принялись. Теперь стенания и плач были со всех сторон. Надо было это прекращать, а то ещё истерика начнётся, полезут в окна, спасаясь от этого кошмара, а там японцы с винтовками. С винтовками?! – Иван Ефимович, а не пострелять ли нам. Только со стопроцентной уверенностью в успехе. Патроны экономить надо. Лейтенант выделил пару стрелков получше, и те взобрались на чердак. И выстрелили-то всего пару раз, как в ответ опять застрочил пулемёт, и захлопали одиночные выстрелы винтовок. Вой внутри вокзала мгновенно прекратился, все опять молча лежали, прикрывая собой детей. А китайцев стало почти не слышно. Вот и замечательно. На этот раз стреляли чуть не час. Наверное, и зажигательными пулями тоже стреляли, так как характерный запах горящего фосфора чувствовался, но перед этим целый день лил дождь, да и здание было побелено известью с солью, чтобы предотвратить гниение, наверное, и против огня немного работало. Так что запах был, а огня пока не было. Напрягало солнце. Почти в зенит уже вскарабкалось и прилагало все усилия, чтобы вокзал высушить. Ну, правильно, японцы они сыны империи Восходящего Солнца, так что небесное светило за них. Ухудшалась ситуация. И ведь ещё не факт, что японский офицер не запросил с ближайшего крупного города артиллерию. Долго ли её по железной дороге подвести. А в пустой уставшей голове, ни одной нормальной мысли, как выпутаться из создавшегося положения. Хоть выходи в самоубийственную атаку. Тогда, по крайней мере, в плен не попадёшь, и не будут «желтолицые черти» над тобой издеваться.
Событие двенадцать Видите ли, телеграф – это что-то вроде очень-очень длинной кошки: вы её дёргаете за хвост в Нью-Йорке, а её голова мяукает в Лос-Анджелесе, понимаете? Альберт Эйнштейн – Иван Яковлевич, вы ли это? – с пола рядом со вновь присевшим за печку Брехтом приподнялся человек в пенсне. – Вот так встреча! Иван Фёдорович Долгунов – пожилой, благообразный, худой как щепка интеллигент, с чеховской бородкой и пенсне. Кроме того что писателя, почившего изображал, ещё Иван Фёдорович служил на станции Маньчжурия на узле связи. Работал телеграфистом. Обниматься не стали, лёжа или стоя на коленях обниматься не сильно удобно. Обменялись крепким рукопожатием. Если честно, то Брехт в целом совсем не долго руководил этой станцией железнодорожной и сойтись с сослуживцами не успел. К тому же, потеря семьи и последовавшие за этим события, сделали его и вовсе замкнутым человеком. А ещё целых три насыщенных событиями года прошло, увидел бы Долгунова где на улице, скажем, в Хабаровске или Владивостоке, так и не узнал бы, может. А вот в родных Пенатах сразу узнал и вспомнил. – Ого, резко вы продвинулись по службе, – указал телеграфист на три полковничьих шпалы в петлицах. – Судьба злодейка… Иван Фёдорович, а вы же телеграфист?!!!! – как прояснило. – Есть такой факт в моей запутанной биографии. – А здесь как оказались? – Брехт вопрос задал, а сам и не ждал ответа, так на автомате вырвалось, какая ему разница, как здесь оказался телеграфист, главное, что он есть, и японцы вряд ли прервали телеграфное сообщение. – Так после тех событий с вами связанных, почти сразу, всех сотрудников перевели на другие станции, чтобы местных не будоражить. Я вот с семьёй попал в Харбин. Теперь домой направляемся. Он похлопал лежащую на полу рядом с ним женщину по плечу. Это Нина моя, не узнаёте? – Конечно, здравствуйте Нина … Павловна, – вспомнил. – Говорить «Добрый день» не буду, ни какой он не добрый. Здравствуйте, Иван Яковлевич. Хорошо хоть дети неделей раньше уехали, – вот теперь точно вспомнил. Этот скрипучий голос не просто забыть. – Да, хорошо. Иван Фёдорович, а как думаете, можно связаться с нашими по телеграфу? Хотя бы со станцией Забайкальск? – Брехт вклинил свою беду в эти воспоминания соратников. – Так прямого входа из зала ожиданий в телеграфную нет, – резонно заметил Долгунов. – Нет. Нужно выходить на улицу. – Согласился, покивав головой, Брехт. Наверное, потому и не пришла давно эта замечательная мысль в мозги. – Что, край? – вздохнул телеграфист. – Край, Иван Фёдорович. Патронов совсем мало, гранаты почти кончились. Максимум ещё один штурм отобьём, а наши придут только завтра утром. И не факт, что они сразу границу пересекут. Договаривались по-другому. Мы должны были вас тихонько вывести. А тут засада. Специально на нас устроили, а вы тот самый живёц, на которого и ловили. Ну, может, не именно нас, о нас они и не знают. Просто на русских, которые бросятся вас освобождать. – Правильно рассуждаете, я китайский ведь хорошо знаю и подслушал разговор вчера двух китайских офицеров, они гадали, когда вы придёте освобождать нас и какими силами. Ожидали завтра, – подтвердил его мысли Долгунов, чеховской бородкой помотав сверху вниз. Блеснуло солнце, отражаясь в пенсне. – Японо-китайцы время от времени стрелять перестают. Думаю, скоро уже. Как перестанут, мы и попытаемся с вами перебежать в телеграфную. Прикроем вас, как можем. Вы теперь единственная надежда и нас и всех этих людей на спасение. – А если перерезали провод или телеграфный аппарат разбили. – Плохой вопрос. Вы знаете Иван Фёдорович, что мысль материальна. Если о чём-то подумаешь, то обязательно сбудется. Думайте, что аппарат цел, что нас сразу услышат и движение поезда с моим полком сумеют ускорить. Думаете? – Теперь думаю, раз от этого в действительности наши жизни зависят. – Хорошо. Поползли вон к тому выходу, где титан. Я сейчас нам эскорт организую. Прямо чувствую, что японцы выдыхаются. У них, должно быть, теперь обед по расписанию. Повар китайский для своих горсть пресного риса сварил. – Ох, только про еду не говорите, мы сутки уже ничего не ели, да и до этого три дня или четыре, всё в один кошмарный день слилось. В общем, сколько-то дней, именно этой горстью пресного риса и питались, ну, ещё кусок лепёшки. – Скоро всё закончится, Иван Фёдорович, поползли, – попытался ободрить телеграфиста Брехт. Про себя добавил: «Закончится. В ту или иную сторону. После обеда, вне зависимости от того, „дозвонимся“ или нет, японцы погонят китайцев в очередную атаку». Светлов выслушал «задумку», крякнул. Присвистнул. Почесал шрам на шее. Потеребил ухо. – Троих бойцов возьмите. Ползите до двери. Чего в жизни не бывает, может, и не заметят. Хотя, вокзал как бы чуть на возвышении. Ничего обзору не мешпет. – А может, наоборот. Побежим со всех ног. Тут всего два десятка шагов. – Нет. Побежать успеете. Ползите, а вот если стрелять начнут, тогда уж бегите. Я парням скажу, телами телеграфиста прикрывать будут. Давай, командир, лучше я с ним, а ты здесь с бойцами останешься? – Сам не хочу, Иван Ефимович. Сам не хочу. Только у тебя защитить людей лучше получится. Всё. Пора. Стрелять прекратили.
Глава 5
Событие тринадцатое Уронили телефон в воду – положите его в рис. Добавьте мясо, лук, морковь, специи. Кстати, плов лучше получается, если телефон не класть. Заметили. Дураки они в дурдоме. Зачем врагов глупыми считать. Вкушать пресный варёный рис они отправились не все. Остались наблюдатели. Сидели за насыпью из приготовленной для ремонта путей щебёнки и наблюдали. Потому и наблюдатели. Тяжёлая и большая дверь входа в зал ожидания вокзала, вся в оспинах попавших пуль открылась, и не успели ползуны из неё выползти, как зацокали пули над головой. Тем не менее, повезло. Пуль сперва было мало. Надо полагать, смотрящих за вокзалом было двое, вот они и стали выбивать щепки из многострадальной двери. И все выстрелы шли довольно высоко над головами. Метров пятнадцать между входов в зал ожидания и входом в ту часть здания, где находились кабинеты начальника, бухгалтерия и телеграфная. Привыкшие быстро ползать диверсанты за несколько секунд бы преодолели, но замедлял движение Брехт, который старался прижать задницу Долгунова к земле. Старый телеграфист пластуном не был, и всё время порывался встать на колени. Брехт полз со стороны перрона и придерживал Ивана Фёдоровича. Когда до двери всё же добрались, палило уже побольше человек, но пули по-прежнему шли над головой. Дверь легко поддалась. И пластуны, преодолев, какой-то сволочью сооружённый порог, оказались в помещении. Только на этом приключения не закончились, а начались. Провода от телеграфного аппарата были отрезаны. Не дураки японо-китайцы, в чём Иван Яковлевич уже сегодня не раз убеждался. «Недураки» поняли, очевидно, зачем позли русские и предприняли неподготовленную атаку. Побежало к вокзалу человек пятьдесят. На этот раз не цепью, а используя все заранее подготовленные из шпал и щебёнки укрытия. Против обычных солдат РККА наверняка бы сработало, но тут огонь вели двадцать снайперов, пара минут и у супостатов на пятьдесят человек меньше, а у диверсантов поубавилось патронов. Брехт, приняв на вооружение своего батальона тогда карабин Арисака, позаимствовал у японцев ещё и замечательный поясной ремень с двумя подсумками на тридцать патронов каждый. Потом ещё разгрузку ввёл, в кармашках которой было распределено ещё пятьдесят патронов, ну и пять в самой винтовке, так что на каждого снайпера на начало боя приходилось сто пятнадцать патронов. За эти три с половиной атаки и захват самого здания половина запасов ушла. И видно без дураков было, что во взводе снайпера вся площадь перед вокзалом и сам перрон просто завалены труппами и китайцев и японцев. Сотни две с приличным гаком. – Что там, Иван Фёдорович, сможете починить? – убедившись, что кроме шальных пуль им больше ничего не угрожает, повернулся к телеграфисту Брехт. – Мне бы нож. Нужно провода зачистить. – Из-под стола откликнулся Долгунов. Иван Яковлевич протянул ему нож и осмотрел аппарат. Рулона с бумагой не было. Да и чёрт с ним. Они не получать депешу сюда ползли, а крик о помощи отправить. Пока телеграфист зачищал провода, Брехт в первый раз задумался, а кого вызывать. Блюхеру позвонить? Стоп. А может телефон работает? Нет. Он может и работает, но его в каморке телеграфиста просто не было. Там где он раньше висел на стене, только пятно с другой краской осталось. «Недураки» сняли. Из телеграфной можно было ещё попасть в его бывший кабинет. Пригибаясь, почти на коленках, Брехт добрался до кабинета по маленькому коридорчику. Там был полный разгром. Ну, да диверсанты зачищали же вокзал когда захватили. Телефон был. Тот самый, который и оставил приемнику. Только в него угодила пуля или даже несколько пуль. Он валялся под столом и был разбит на кусочки, а трубка вообще сломалась. Две половинки на проводе болталось. Покрутил их Брехт, прислушался. Нет, не хочет работать. Проверил тогда ещё и бухгалтерию. Там телефона не было. Пришлось возвращаться. – Получается? – вернулся Иван Яковлевич в кабинетик-каморку телеграфиста. – Нет. Иван Яковлевич. Тут отрезан кусок провода. Нужно соединить. Кусок провода нужен в метр длинной. – Нож. Телефонный подойдёт? – Да, конечно, – пенсне замотались вверх – вниз. Пришлось ползти назад в свой бывший кабинет, обрезать провод. Японцы стреляли просто с остервенением. Опять и пулемёт подключили. Пули влетали в окна и выбивали щепки из стен, а бывало, и попадали в остатки стекла в окнах, и тогда Брехта засыпало осколками острыми. Один даже в щёку впился, расцарапав её до крови. А ещё весь пол был этими осколками засыпан. Прорезал штанину на коленке и даже дальше, кожу содрал, тоже кровавое пятно на зелени штанов выступило. – Держите. – Сейчас, одну минутку! – получилось чуть дольше, но получилось. Зажужжали катушки, и застрекотал ключ в умелых руках Долгунова. – Вызывайте Забайкальск. Пусть передадут по всей ветке приказ ускорить продвижение состава с полком имени Сталина. – Понятно, – ключ принялся ещё быстрее морзянку выбивать, – закончил. Сейчас на приём переключу. Запищало через минуту, Брехт уже отчаялся, думал, напрасно тут корячились. – Есть. Передают, что получили. – Хорошо! – Тащ полковник, атакуют! – чуть не в ухо закричал один из бойцов. – Иван Фёдорович, лежите на полу и не вздумайте подниматься, под стол заползите. Брехт выглянул одним глазом в окно. К вокзалу пригибаясь и используя преграду прикрываемые огнём с дальних позиций пробирались японцы, другие мундиры. Цвет такой противно-жёлто-серо-зелёный. Не меньше сотни. Нда. Тяжела она шапка Мономаха. Тьфу. Причём тут шапка. А вот дожидаться помощи и впрямь будет тяжко.Событие четырнадцатое Прибегает как-то Петька к Чапаеву и кричит: «Василий Иванович. Там пакет от Голубого Члена посыльный доставил!» Чапаев: «Петька! Сколько раз говорить? Фамилия БЛЮХЕР, с английского языка не переводится». Дверь была с порогом. А ещё, и Иван Яковлевич это сразу вспомнил, она была оборудована для прохода туда здорового рыжего вокзально-общественного кота Лукомора. В двери снизу был пропилен вход для этого разбойника, регулярно снабжающего бухгалтерию мышами. Попадались, время от времени, и набольшие суслики. Даже птичек, бывало, приносил заботливый котяра глупым людям, что сами себе мышек добыть не могли. Сейчас дыра в двери была неумело забита внахлёст дощечкой. Легко сбив её прикладом карабина, Брехт плюхнулся на пол и высунул Арисаку из квадратного пропила. Обзор был так себе. Только нахрен он нужен тот обзор, если и на том пяточке, что был на виду, поспешали к вокзалу полтора десятка японцев. Аккуратно. Патронов-то кот наплакал. Затаив дыхание, Брехт выцелил офицера. Бах. И нет его. Упал на только начавшую зеленеть травку. Напрасно японская мамаша ждёт сына домой. Бах. Рядом лёг отдохнуть ещё один офицер. По зданию вокзала от дальних укреплений продолжал строчить пулемёт, и кроме него видны были и японцы, стреляющие из винтовок. Те были опаснее. Они мешали снайперам, запертым в зале ожидания, вести прицельный огонь. Расстояние метров двести. Но вот пулемётчик, скорее всего второй номер, которые эти кассеты вставляет, приподнялся, чтобы заменить ящик с патронами. Бах. Низко. Пулю к земле притянуло. Брехт всё же не самый меткий стрелок в полку, такие уникумы встречаются, что белку не в глаз, а в задницу застрелят в прыжке. Полковник попал вместо головы в живот пулемётчику. Получилось даже лучше. В японском пулемётном расчёте три человека. Вот тот, который командир и корректировщик и сунулся к катающемуся по земле товарищу, перекусившему свинцом. Бах. Этого пуля продырявила совсем кособоко. Косоруко. Попала в предплечье, и он свалился рядом с неуспокоившимся товарищем. Совсем хорошо, от бруствера со шпалами отделился офицер, виден был красный контрпогон. Бах. Мимо. Бах. Куда-то попал. Свалился. К офицеру опять кто-то ломанулся. Бах. Всё. Обойма кончилась. Минус четыре. И в это время дверь распахнулась. На пороге со штыками направленными на, только начавшего подниматься Брехта, возникло двое японцев. Блин блинский увлёкся охотой. Повезло в одном. Арисака так и осталась, просунутой в кошачье отверстие, и когда один из японцев дёрнул дверь сильнее, то несильно пусть, но ударил прикладом винтовки брехтовской второму японцу по ногам. Отвлёкся, вскрикнув товарищ, и дал возможность Ивану Яковлевичу вынуть из открытой кобуры Кольт и выстрелить в него. Бабах. Блин. Громко. Страшная вещь этот М1911. Японца снесло. Второй японец. выстрелил. Брехту обожгло бедро, но рассматривать рану времени не было. Бабах. И второго японца вынесло в открытую дверь. Брехт перекатом ушёл в сторону стола и вовремя, прямо там, где он только лежал, пуля выбила щепку из пола. Бабах. Невидимый раньше японец возник в проёме двери. Ну, да как возник, так и исчез. Пуля сорок пятого калибра или 11,43×23 мм – это вам не кот начхал. Это целый слон чихнул. Дверь по-прежнему была открыта, но больше в неё никто не вбегал. Можно было и оглядеться. Долгунов, прикрыв голову руками, лежал под столом. Уже хорошо. Жив. Шевелится. Двое диверсантов сидели под окном и перезаряжали карабина. У Лёхи на руке левой расплывалось уже большое чёрно-красное пятно. Плохо. Но не смертельно. Так, теперь на ногу взгляд. Ёкарный бабай. Так можно и от потери крови умереть. И начинала боль волнами накатывать. Вытащив индивидуальный пакет, Иван Яковлевич соорудил себе повязку повыше раны и саму рану перемотал прямо по штанине бриджей, некогда стриптизом заниматься. – Что там? – окликнул бойцов, те за это время очередные пять патронов сожгли и вновь сели перезаряжать. Надо будет подумать об усовершенствовании Арисаки. Магазин бы, хотя на десять патрон. Чего раньше не подумал. У него оружейников больше чем в Туле и все умней. Самых умных специально сажали. – Отходят. Отбились, тащ полковник. Только я последнюю обойму вставил, – как-то лихо-весело откликнулся Леха. Как фамилия, смешная какая-то? Точно – Западловский. – Отставить пальбу. Беречь патроны. Западловский, давай сюда, перевяжу. – Так вы сами ранены, тащ полковник. Нужно штаны снять и перевязать по-настоящему, неуклюже на коленях подполз раненый Лёха. – Не бывать такому, что полковник РККА перед японцами без штанов бегал, – попробовал пошутить Брехт. С трудом получилось. Ногу жгло огнём. Серьёзно ранили. Чёрт. Так ведь и заражение может начаться. Потом гангрена, потом ампутация. Есть плюсы. Инвалида, наверное, не расстреляют через год, когда в армии чистка начнётся. Плюнул Иван Яковлевич на боль в ноге, разрезал ножом гимнастёрку на диверсанте и, осмотрев рану, решил, что жить будет. Перевязал. Красноармеец кривился, но молчал. А вот самому выть хотелось. И завыл бы, но в это время на столе застрекотал телеграф. Долго стрекотал. Все сидели затаив дыхание, вслушиваясь в точки и тире. Вот, Брехт точно не различал, которая из попискиваний точка, а которое тире. Нет слуха. В смысле не Паганини. Как с таким слухом песни Высоцкого перепевать. Неправильный он попаданец. Замолк музыкальный аппарат. – Не томите, Иван Фёдорович, что там? – поторопил поправляющего пенсне телеграфиста. – Если коротко, то всё плохо. – Кашлянув, сообщил Долгунов. – Мать их. А поподробнее. – В Забайкальске будут через три часа. Посоветовали держаться. В плен не сдаваться. Подпись – армейский комиссар 2-го ранга Аронштам. – Лазарь Наумович! Хороший совет. Пока разгрузятся, пока эти шесть километров проедут. Танки, небось, ждать будут. Часов пять. Нет. Следующая атака будет последней. Как ни прискорбно это звучит, – Иван Яковлевич подполз к ножке стола и опёрся о неё спиной. Затем аккуратно вытянул раненую правую ногу и достал из кобуры Кольт. – А мне пистолет дадите? – как сквозь вату донеслось из-под стола. – Нет, Иван Фёдорович. У нас не бойцы слабое звено, а патроны. В этом взводе все Ворошиловские стрелки. Пусть уж они стреляют. А это так. Когда сюда басурмане ворвутся… Жизнь подороже отдать. – Хотя, никому её отдавать Ивану Яковлевичу и не хотелось. Самому нужна.
Событие пятнадцатое – Давай сверим часы. – Давай. У меня – за 9 тысяч баксов. – А у меня – за 10 тысяч баксов. Твои отстают. Есть такая штука хитрая – клепсидра. Часики такие водяные. Видел в какой-то передаче про древних греков Иван Яковлевич. Или про римлян? Не суть. Капают капельки и переполняют хреновину. Не было. Часов у Брехта не было. Потерял. Утром же были. Полз, скорее всего, когда по перрону в эту комнату и потерял. Сунул сейчас руку в карман, а брегета от Карла Фаберже нет. Прямо обидно. Их в мире не лишку. Гордился раритетом и берёг. Сломались, так нашёл во Владивостоке лучшего мастера. А тот отказался, типа, не на это я пойтить никак не могу. Не по мне девайс. Не осилю. Боязно. Пришлось опять через Трилиссера добывать из лагеря часового мастера и забирать к себе в военный городок. А по освобождению. Направить его в новую артель Дворжецкого по производству часов наручных из запчастей, присылаемых из САСШ. Так про клепсидру. На счастье заблокированных в вокзале красноармейцев и железнодорожников, пошёл дождь. И не капать нудно начал, а пошёл от души. Не летний ливень, но всё же. Теперь японцы поджечь здание вокзала зажигательными пулями точно не смогут. Да, про клепсидру. Дождь проникал через разбитое окно. Косой был с приличным ветром и заливал подоконник, а с подоконника капельками капал в миску от кота Лукомора оставшуюся. Специально Иван Яковлевич подставил, когда струйка вода стала подбираться к раненой ноге. Капало в миску споро. Несколько минут и полная. Приходилось её поднимать и выплёскивать наружу. И сожалеть о дорогих и раритетных часах. Долго сидели. После крайней атаки японцы и китайцы затихарились. Постреливали изредка, так, чтобы о себе напомнить. Капелька, а значит и секунды капали, и у Брехта даже надежда затеплилась, что не рискнут японцы, будут артиллерию ждать. А наши возьмут раньше успеют. Ну, уж тогда он им покажет. За все эти мучению ответят. Харбин назад возьмут и русским городом снова объявят. Нда, какая блажь в голову придёт. Рана давала о себе знать всё больше и, похоже, температура начала подниматься. Хреново. От слова совсем. – Тащ полковник, началось, кажись, вывел Ивана Яковлевича из подсчёта капель красноармеец. Не Леха со смешной фамилией, второй. Его Брехт не помнил, как звали. Недавно в этом взводе, перевели, откуда-то из-под Иркутска. Выиграл там соревнования по стрельбе, вот, в снайперскую роту к Брехту и угодил. – Берегите патроны. Мой подсумок держите, там ещё три обоймы. – А чем ещё может помочь?! Граната ещё последняя осталась. Ну, и Кольт с пятнадцатью патронами. Выстрелы загремели с обеих сторон. Слышно было и через стенку, как в зале ожидания тоже палят диверсанты во главе с хорунжим бывшим. Не просто японцам штурм самого вокзала будет осуществить. Ещё ТТ у каждого, ещё несколько гранат осталось. А потом, это же не просто снайпера, но ещё и диверсанты. Нож у каждого есть, и они знают, как им орудовать. Брехт набил себя по щекам, чтобы взбодриться, помогло плохо. Всё же температура поднялась. Тем не менее, пистолет теперь в руке держался и Иван Яковлевич, чуть отполз и стулом заслонился. Сразу штыком не достанут. В окна стреляли Лёха с неизвестным иркутяниным, а Брехт держал М1911 двумя руками и выцеливал закрытый пока проём дверной. Гранату положил рядом подправую руку на пол. Ну, «желтолицы черти» велком. Сколько не ждал, но дверь открылась неожиданно. Два японца, со света ищут в кого стрельнуть. Нет, ребята, тут вам не там. Бах, бах, бах. Вынесло. Причём удачно, один упал ногами в кабинет. И Брехт сумел ухватить его за сапог и затащить рывком в телеграфную. – Иван Фёдорович, расстегните на нём ремень. Отставить, держите лучше нож, срежьте, и подсумки бойцам передайте. Только успел нож протянуть Долгунова, ка в двери опять показалась фигура в этой противно-жёлто-серо-зелёной форме. Бах. Завыл японец. В руку попал, но из проёма исчез. – Вот держите, – похожий на Чехова телеграфист сунул Брехту подсумок. Тяжёлый. Значит, с патронами. – Лёха, держи патрона, – бросил Западловскому Брехт жёлтый кожаный подсумок. Оба бойца живы пока. Хотя теперь иркутянин ране. В плечо. Пятно чёрно-красное расплывается. Винтовку уже держать не может, отстреливается из ТТ. Только снова в руку Кольт взял, как снова два гостя. Бах, Бах. Мимо. Оба раза. Бах. Это японец выпалил. Тоже н попал. Брехт здоровой ногой заехал по стулу, толкнул его в сторону японцев и на мгновение сбил прицел. Бах. Одного унесло на улицу. Бах. Второму в лицо пуля попала. Прямо, как в фильмах Тарантины, кровь плесканула. Выходит, не врал мэтр. Срочно новый магазин вставить. Последний. Бах, кто-то опят сунулся. – Врёшь, не возьмёшь! – иркутянин швырнул в окно гранату. Бабах. Чёрт, свалился парень Ивану Яковлевичу на раненую ногу. С окровавленным лицом. Но жив. Осколком щёку порвало. Надо бы перевязать. Некогда. Бах. Ещё один японец отлетел с порога. Да, там их гора уже должна образоваться. Тададах. Тадах. «Браунинги»! Ни с чем не спутать. – Тащ полковник, наши!
Глава 6
Событие шестнадцатое – Абрам, что это у вас за бланш под глазом? – Да представляете, Сема, вчера сидели всей кафедрой филологии в ресторане, спокойно отдыхали. Все – интеллигентные люди. И тут пришёл муж Аллы Васильевны – бывший военный – и влез в разговор: Говорит: «Был у меня один х** в роте…». Я, конечно же, поправил: «Не в роте, а во рту»… – А я сказал, что ни куда не поеду. Сам хочу мстёй командовать. Военврач 1 ранга – Колосков Пётр Петрович осуждающе эдак, как отец смотрит на упёршегося пацанёнка, глянул на переносицу Брехта, потом на ногу в бинтах и, вздохнув тяжело, спросил: – Вань, ты знаешь, чем плохой командир от хорошего отличается? – Ростом? – пошутить попробовал. А чего не шутить, если нога болит так, что выть хочется. Нет, ещё никаких новокаинов. – Ростом? Забавная концепция. Нет. Плохой командир всё сам сделать норовит, лезет в каждую мелочь и понятно нигде ничего не успевает. А хороший подчинённым правильные задачи ставит. И те всё успевают. – Я и не буду командовать, буду наслаждаться процессом. Кроме того, тут я под присмотром лучшего хирурга всего Приморья, а том доверят какому фельдшеру недоучке и он меня без ноги оставит. Да у него даже американского стрептоцида не будет. Кто ему его добудет, – нашёл аргумент Иван Яковлевич. – «Фанера» наша уже прилетела, – шах поставил доктор. – Пусть стоит и ждёт, может серьёзные раненые появятся, а не поцарапанные в ногу. – Сквозное ранение. Просто счастье, что Большая подкожная вена не задета. Ладно, что я вам отец родной что ли. Хотите в палатке под выстрелами лежать, флаг вам в руки, как вы выражаетесь, – насупился и перешёл на вы доктор. На профессора Преображенского похож не был. Скорее на доктора Борменталя. Длинный, худой, даже тощий. И чубчик на левую сторону, как у Гитлера. Ещё усики кошачьи тонкой полоской. Их почти не видно, – Колосков самый настоящий блондин. – Вот тебе ещё две таблетки Новальгина (так раньше называли Анальгин). Прими сразу обе. Только, как вернёмся, ты китайцу своему весточку дай. Пусть ещё добудет и непременно германского. Остальные хуже. В крайнем случае – швейцарского. Пойду. Без тебя раненых хватает. Отправлять буду на «Фанере» нашей в Читу. – Пётр Петрович, если не сложно, пошлите кого-нибудь за Баграмяном, – немецкий Новальгин действовал так себе. Рану пришлось вскрывать, хоть пули и не было в ноге. Чистил Колосков и ругал, что сразу спиртом не полил. Где ещё тот спирт взять было. Стояли всем полком в непосредственной близости от деревни. Окапывались, маскировались. Японцы за прошедшие сутки отметились только два раза. И оба с предсказуемым результатом. Первый раз по железной дороге пришёл состав с пятью вагонами и тремя платформами. На платформе был один танк и две батареи пушек. Танк, судя по тому, что о нём написано в документах, которые прислали в прошлом году из Хабаровска для ознакомления с техникой вероятного противника – просто уникальный. Нет, так-то он – хрень полная, ну, как танк. А вот как образец для подражания – это да. Назывался красиво – Тип 89 или «И-Го», масса танка целых 11,5 тонн, но это ерунда, главное в нём – дизельный двигатель, и это первый в мире серийный танк, оснащённым таковым. Танк, как и обе батареи орудий Тип 41 – 75-миллиметровое японское горное орудие, лицензионная копия германской 75-мм пушки Krupp M.08, захватили, перебив почти полностью прислугу, и захватив в плен целого полковника. Всё это здесь было не нужно, и этим же составом всё отправили в Хабаровск, даже машинистов и кочегаров не поменяли, только приставили к ним помощниками диверсантов, что дожили в целости и сохранности до прихода основных сил полка. Таких оказалось десять человек. Ещё пятеро было раненых легко и двое тяжело, считая Брехта. Семеро ребят погибло. Старшим Баграмян поставил Светлова. Пусть презентует трофеи командарму Блюхеру. Тут серьёзным орденом попахивает. Второй визит японцев закончился менее результативно с точки зрения трофеев. Добыли только два пулемёта Тип 92 в авиационном варианте. Их сняли с подбитых самолётов Истребитель И-96 ВМС Императорской Японии (яп. Кюрокусики кандзё сэнтоки/Мицубиси Эй-Го-Эму). Вообще, судя по имеющейся у РККА информации, японцы сделали его для авианосцев, но вот то ли ещё авианосцев нет, то ли решили засветить новинку, только в этом году начавшую поступать в армию, но прилетело звено И-96, и их тридцать «Браунингов» за полминуты в куски превратили. После падения обследовали, и оказалось, что два пулемёта можно починить. Прибрали. Самолёты тоже по кускам собрали и отправили в Хабаровск. Пусть наши конструкторы поразбираются, всё же творения гения конструктора Мицубиси Хорикоси. Того самого – Мицубиси. И главное, как танк – первый в мире серийный танк с дизельным двигателем, так это – первый в мире истребитель-моноплан корабельного базирования. Соберут всякие Туполевы с Яковлевым из кучи кусков, может, чего интересного для себя почерпнут. Больше пока самураи не досаждали. Сосредотачивались, должно быть. Долго что-то. Надо было один истребитель отпустить. Пусть сообщит, что их гениальная идея по заманиванию РККА на живца полностью удалась. Щука наживку захватила. Только теперь и осталось, что эту щуку ущучить. Подействовали таблетки немецкие. Нога только чуть постанывала. А вот и улыбающаяся физиономия будущего маршала.
– Иван Яковлевич, тут ребята тебе гостинцы прислали, – самый воинственный армянин СССР протянул Брехту холщовый мешок, звякнущий содержимым.
– Тяжёлый, – чуть не выронил подарок Брехт.
– Так в основном серебро! – Баргамян отобрал мешок у полковника и высыпал его содержание на мат, что прикрывал пол в медицинской палатке.
– Хрена се! – на коричневой коже мата, приковывая взгляд пёстрыми ленточками колодок и цветной эмалью самих цацок, лежала целая куча орденов и медалей.
Все в отдельном полку знали, что командир, мать его – фалерист. Нет, Иван Яковлевич не ходил и не рассказывал всем подряд об этом. Он поступил по-другому. Ассиметрично, как один будущий президент скажет. Он заказал столяру из соседней деревушки красивую рамку, добыл кусок синего бархата и все японские ордена и медали, добытые в ходе Хасанского инцидента, повесил в виде картины у себя в кабинете. Любой заходящий мог лицезреть, подойти поближе и детально разглядеть коллекцию не возбранялось.
– Эх, жаль Светлов уехал. Он главный специалист по японским орденам и медалям, – стал разбирать награды Брехт. Некоторые были в коричневых пятнах. Не трудно догадаться, что это не мать сыра земля.
– Тут не только японские, китайские тоже есть. Китайцев даже больше чем японцев побили. Общий результат сказать? – Баграмян говорил с приличным акцентом. Вот когда Сталина в кино изображают плохие режиссёры, он как раз и говорит с армянским акцентом, а не с грузинским. Так что Баграмян с народом общался с акцентом киношного Сталина.
– Иван Христофорович, не тяните кота за причинные места, – вот этого ордена звездатого точно нет в коллекции и креста вот этого.
– Китайцев убито двести семьдесят три чел… бандита. Японцев двести шестнадцать. Это вы, которых положили. Плюсом три лётчика и те, что на поезде прикатили и оказали сопротивление ещё пятьдесят семь. Раненых китайцев двадцать семь, раненых японцев пятнадцать.
– Не маловато? – нет, снайпера стреляли, но всё же…
– Многие японцы себе сеппуку сделали, чтобы в плен не сдаваться. А ещё их добивали китайцы. Еле отбили некоторых. Не любят наши азиатские товарищи друг друга.
– Понятно, а пленных.
– Сто восемь китайцев и двести один человек японцев. Всех с тем же составом, что и танк с артиллерией отправили в Хабаровск.
– Не убегут? – там же всего десяток диверсантов со Светловым.
– Связаны по рукам и ногам и уложены штабелями в товарные вагоны. В Чите их встретят представители НКВД.
– Понятно. Иван Христофорович, наши что, окапываются, маскируются?
– Не волнуйтесь, товарищ командир, болейте себе на здоровье. Всё идёт по плану. Да, прилетел на И-5 наш командир авиационного звена Скоробогатов. Сейчас поест, отдохнёт и слетает на разведку. Доложит о планах басурманских.
– Вот это хорошо. А что комиссар наш новый?
– Нда, комиссар. А что комиссар?! Собрал танкистов и лекцию им прочитал, что наши танки самые лучшие в мире.
– Ну, это близко к правде. Что кинооператор? – Брехт только в последний момент про Андрейку Пирогова вспомнил.
– Молодец, прямо под пули лез, когда зенитчики самолёты сбивали. Всё заснял. И сам бой и как падали японцы. Потом, как отправляли поезд с трофеями. Молодец парень. Боевой.
– Это точно.
– Иван Яковлевич, я пойду? Нужно проверить, как полк к обороне подготовился. С минуты на минуту японцы могут пожаловать. Может, вам Лазаря Наумовича прислать, если вам скучно, – и ржёт.
– Идите. Спать буду. Сейчас таблетки подействовали, может, и усну, почти не болит нога.
Эх, дорога в Ад благими пожеланиями выстлана. Не дали поспать. Японцы не успокоились и следом за тремя истребителями – палубными И-96, которые Мицубиси прислали три звена попроще. Nakajima Army Type 91 Fighter, они же «91» это те самые бипланы, что и над Хасаном сбивали.
Самолётик миленький и слабенький, а ещё довольно тихоходный. И набившим руку зенитчикам эта эскадрилья оказалась на один зуб. Брехт сам не видел, только через несколько дней посмотрел этот бой в кино. Андрейка Пирогов себя превзошёл, казалось, сам там, в гуще боя, был. Летели японцы красиво. Как на карте 9 червей. И это против тридцати «Браунингов» и десятка «Эрликонов». Дети. Смотрел потом кино Иван Яковлевич и думал, а почему всё не так было во время Второй Мировой, почему наши не сбивали немцев десятками, почему пропустили до Киева? Да, бомбардировщики летают выше, но всё же. От «91» летели щепки в разные стороны, они или разваливались или вспыхивали прямо в воздухе. Уцелел только один, но, видимо, и у него самолёт был повреждён, что-то с рулями, так как улетел в сторону СССР с резким снижением и дымом чёрным. За ним бросились в погоню на одном зенитном ГАЗ – АА, и через пару часов привезли живым, но чуть побитым, решил, сволочь этакая, из пистолета отстреливаться. Против спарки крупнокалиберных Браунингов. Малахольный.
Второй визит вежливости был просто комичным. После расстрела истребителей японских, Баграмян отправил единственный наш И-5 на разведку. И Сашка Скоробогатов не подвёл. Лейтенант врагов нашёл, почти сразу. От городка Чжалайнор в строну Маньчжурии вдоль железной дороги двигалась вражья сила. Реинкарнацию сила выбрала странную. По зеленеющей травке в голой степи ровными рядами шли отмстить неразумным хазарам два эскадрона. Ну, или, как там это у японцев называется. Одним словом, две сотни конников мчалось. Хорошо хоть не пики у ребят были. Как потом выяснилось это и не японцы были, а китайцы, в смысле подданные императора Пу И хозяина липового Маньчжоу-го. Китайцы самолётик увидели, но за красноармейский не приняли, даже помахали ему. Звёзды на крыльях, так у Маньчжоу-го тоже звёзды.
Китайских кавалеристов причесали из пулемётов с расстояния в пятьсот метров замаскированные зенитки. Воинство бросилось назад, но Баграмян сей манёвр предусмотрел и пара зениток на ГАЗ – АА отошла в степь, а при звуках выстрелов выехала встречать гостей. Предупредительная очередь, и в итоге семьдесят пленных кавалеристов во главе со старшим полковником или Дасяо. У него в петлицах целых четыре жёлтеньких звёздочки были. И три ордена. Пришлось изъять у него их Баграмяну. Ему в плену зачем? Фалеристу Брехту нужней.
Событие восемнадцатое У меня нет привычки в себе копаться. А зачем копаться? Я и так знаю, что я клад! Три дня Брехт болел и ничего интересного без него не происходило. Ну, разве что вернулся Светлов с десятком своих диверсантов. Так-то Брехт ему сказал, что, мол, хватит, повоевал, езжай в расположение, готовь молодняк. Ордена точно заслужили. Даже в перерывах между сном и перевязками умудрился Иван Яковлевич написать представление на всех диверсантов. Двадцать три человека, что пошли с ним в безумный рейд по освобождению заключённых железнодорожников явно ордена заслужили. Требовал, можно сказать, каждого наградить орденом Красной Звезды. У большей части диверсантов уже за Хасан был орден Боевого Красного Знамени СССР. Семеро из двадцати трёх будут, если будут, награждены посмертно. В СССР, не сразу стали награждать посмертно, первым таким награждённым был ротный фельдшер 154-го стрелкового полка А. Поздняков. Да и вообще, награждённых не шибко много. Войн почти нет, а в мирной жизни боевые ордена не часто дают, тем более не командармам. Гражданские баталии отгремели и теперь ближайшие кандидаты появятся в Испанской гражданской войне. Потом Халхин – гол, если будет, и Финская. Но до этих двух ещё три года. Заходил Баграмян проведать и доложить, и, как бы вскользь, упомянул, что лейтенант Светлов с десятью диверсантами из Хабаровска вернулись, состав с трофеями и пленными передав войскам НКВД. Брехт даже не удивился. Как они будут отдыхать, когда весь полк воюет, и за ребят ещё не отомстили по полной? Это был бы не бывший хорунжий. Попросил Баграмяна прислать. Вошёл, как нарисовался. К внешности Светлова комбат привыкал долго. Прямо оторопь поначалу брала, настолько тот был похож на актёра, что в «Тихом Доне» играл Григория Мелехова. Чуб такой же, нос орлиный. Не отец случайно того актёра? Нет. У Светлова жена кореянка. Самая близкая подруга его Кати-Куй – Лиен Светлова. Даже в паспорте на Лена не поменяла. Так и осталась Лиен. – Что Блюхер? Виделись? – встретил главного диверсанта. – Нет. Говорят, болеет, – усмехнулся краем губ, точно как Мелехов. Нда, опять маршал запил. Об этом шушукался каждый второй в ОКДВА. Ещё два года будет спиваться. А вот интересно, если в этой реальности настоящего конфликта у озера Хасан не будет, то возможно и не арестуют командарма. А вот Брехта за связь с Тухачевским и Трилиссером точно. Линять надо, и чем быстрее, тем лучше. Поговорили. Потом Брехт решился. – Иван Фёдорович. Ты найди Ваську, ну, Василия Блюхера. Хочу вам поручить дельце одно. – Ваську? То-то я смотрю, он на меня косо смотрит, будто спросить, что хочет и не решается, – опять кривовато усмехнулся бывший хорунжий. Пришли после обеда, сидят и молчат. Брехт и сам помолчал. Нет, он Светлова знал хорошо и целый пуд соли вместе съели. Но ведь почти две тонны золота. Это … Это … Это туева куча. – Иван Ефимович, – начинать надо, раз позвал, – как из палатки если выйти, то по правую руку колку, ну лесок небольшой, видно. Ох. В общем, там зарыто мной и Васькой две тонны золота в швейцарских слитках в основном, но ещё цацок немного и монет разных золотых и серебряных. – Посмотрел на диверсанта. Тот молчал и даже вида не подал, что удивлён цифре. – Надо его в Спасск-Дальний переправить, – пришёл на помощь китайский Блюхер. – Удивлён? – прямо спросил Светлова. – Ну, из тебя, Иван Яковлевич, очень хреновый конспиратор. Был бы я с ОГПУ, так давно тебя поймал. Неужели ты думаешь, что не видно, что ты приличные суммы на развитие батальона пускал. А про Дворжецкого и говорить не буду. Так, чтобы подняться и столько производств организовать, несомненно, талант нужен, и он у Матвеича есть. Однако и деньги очень и очень не малые нужны. Так, что о том, что у тебя золотишко водится, я догадывался. А вот две тонны – это конечно цифра. В Америке можно одним из самых богатых мистеров стать. А ты не уехал и деньги на солдатиков тратишь. Уважаю. А с этим золотом, что собираешься сделать? – поправляя чуб, медленно и с расстановкой произнёс Светлов. – Пока ничего. Хочу Ваське вон только в Москве домик купить, сколько можно ему с женой и детьми по общагам да казармам ютиться. Ну и Валька моя скоро во Владик в институт на врача поступать будет, тоже думал домик прикупить. Ещё вон Пётр Петрович просит Стрептоцида с Новальгином немецким для полка достать у китайцев. Ребята вот, погибли, нужно семьям деньгами помочь. Главное, не куда потратить, а как их отсюда до Спасска-Дальнего дотараканить. – Дотараканить?! – хмыкнул бывший белогвардеец. – Думал на квадроцикле, – продолжил Брехт. – Две тонны? Ну, можно прицеп… Точно, я же видел, что прицеп взяли. Тут ведь без малого две тысячи километров. Не сдохнет двигатель по дороге. Нет, Иван Яковлевич, это плохая идея. Нужно вывозить на поезде, когда нас отсюда домой отправлять будут. А вот достать золото и в патронные ящики перепрятать – вот это будет правильный ход. – Да, очень удачно, нам эта командировка выпала. Прямо, словно кто наворожил, – согласился Брехт. – Наворожил. Дружок твой Тухачевский наворожил. К добру ли только? Квантунская армия большая. Сколько нам здесь их истреблять? Как приказ звучит? – В том-то и дело, Иван Фёдорович, что ничего не ясно. Нет конкретного приказа. Решили японцев поучить. Может, пойдём, Харбин захватим… – Японцы! – в палатку ввалился Лазарь Наумович Аронштам.
Глава 7
Событие девятнадцатое В солдатской столовой рядовой говорит прапорщику. – Товарищ прапорщик, мне же мясо положено! – Положено – ешь! Солдат, показывая в тарелку: – Так оно ведь не положено. – Не положено – не ешь. Если у тебя превосходство в воздухе, то тебе сам чёрт не брат. Так, племянник. У отдельного зенитно-разведывательного полка превосходство в воздухе было «полное». А всё потому, что лейтенант и командир авиационного звена Скоробогатов Сашка был полный, ну, в смысле толстый. Не, не жирный, просто толстый. Молодой ещё, а уже пузиком обзавёлся. Брехт его пытался гонять, время от времени на его неправильную фигуру натыкаясь, но приводило это к обратному эффекту, поварихи на кухне жалели бедного Сашеньку, приходившего в мыле после пробежки, и выдавали тройную порцию каши, специально куски мяса, вылавливая, в нагрузку. Плюнул Иван Яковлевич на это лобби и оставил Сашеньку в покое. Других косяков за тем не водилось. Самолёты в полку были всегда в исправном и ухоженном состоянии, более того, этот толстячок как-то так умел расположить к себе высокое лётное начальство ОКДВА, что те по любому чиху из Спасска-Дальнего присылали всё затребованное. Ну, правда, эта палка была о двух концах, чуть какая комиссия из Столицы и её сразу везут в Спасск показывать достижения. Посмотрит высокая, с кучей ромбиков в петлицах, комиссия на пять самолётов, попарится в баньке, поест шашлыков, съездит на озеро Ханка погонять на аэроплотах и рыбки половить, и довольная возвращается в Хабаровск, где пишет потом хвалебный отчёт о порядке в «аэро-космических» силах ОКДВА. А на Скоробогатова опять плюшки сыпятся. Надо отдать толстячку Сашке должное, он кроме того, что держал аэро-космические силы полка в идеальном порядке, был ещё и лётчиком от бога. Не хуже всяких Чкаловых. Вот сейчас он вернулся с разведки с довольной улыбкой. Зашёл следом за армейским комиссаром 2-го ранга в госпитальную палатку и доложил. – Товарищ полковник, при облёте территории мною была замечена колонна вражеской техники. Десять танков и двенадцать грузовиков, а так же порядка десяти мотоциклистов. По колонне противника произведена учебная стрельба. Пять учебных целей поражено. Три грузовика горят, два мотоциклиста уничтожены. Колонна разбежалась в разные стороны. Разрешите получить замечания. – Ты чего тут цирк изображаешь!!! – закричал на Скоробогатова Лазарь Наумович Аронштам. – Иди Саша, подожди, сколько до колонны, когда здесь будут? – отпустил лётчика подальше от гнева высокого начальства Брехт. – Часа через два, им теперь ещё собраться надо и храбрости набраться. Разрешите повторить учебные стрельбы? – Не, не надо. Отдыхай. Дай другим поучиться. Зря, что ли они за тысячи вёрст сюда припёрлись. Но аппарат держи наготове, если через три часа не подойдут, то слетай, посмотри, чего застряли. Козырнув толстячок ушёл. – Что за дисциплина у вас в полку!? – орёт, глазки навыкате, слюной брызжет. Правильно его скоро расстреляют. Может, сейчас шлёпнуть. Брехт даже представил, как достаёт Кольт М1911 и всаживает пулю сорок пятого калибра в комиссарское тело, и тот, тощей задницей вперёд, вылетает из палатки. Сразу даже нога меньше болеть стала. Адреналин, должно быть. Не дал осуществить задуманное будущий маршал Баграмян. Влетел в палатку, не заметив стоящего на входе комиссара, толкнул ненароком, хотя чёрт (grome tan) их армян разберёт и маршалов, может и нароком толкнул. Лазарь Наумович от толчка пролетел вперёд, споткнулся о табуреточку маленькую, где Брехт пилюльки хранил, и сломал головой шест палатки. Та возмутилась и всех троих в себе запутала. Визгу-то было. Насилу всех доктор успокоил, пообещав укол промедола. Аронштам даже порезаться умудрился, расколотил стакан с водой, стоящий на табуреточке, и влез в него рукой. Кровища хлынула. Вот и первые небоевые потери. Увёл военврач Колосков комиссара, а Баграмян пошёл за старшиной, не простое это мероприятие в степи палку нужной длинны и толщины найти. Так и не понял Брехт, чего прибегали. Вернулся первым перевязанный с рукой на перевязи, как настоящий Щорс, комиссар. – Товарищ полковник, там десять танков, почему артиллерию на прямую наводку не выкатываете? – и бусинки пота на лысине. Брехт из палатки по-пластунски выполз. Лежал на солнышке грелся. Решил май, наконец, солнечным тёплым деньком порадовать. А тут японцы с комиссарами. Нет в жизни справедливости. – Лазарь Наумович, вы не переживайте, у нас есть заготовочка для танковой атаки. Нужно в деле испытать усовершенствованные противотанковые ружья ПТРС-36. Их Симонов доработал, отдача стала поменьше и скорость пули выросла. Нужно в деле проверить, а то только по мишеням палили. Не нужно пушек. – Эх нужно шезлонг изобрести. – А если не пробьёт ружьё броню, они же в лоб пойдут! Ворвутся танки на позицию! – паникёр. – В землю закопаны танкетки со спаркой Эрликонов. Если что, поддержат огнём. Они эти танки на запчасти разберут. Вы пообедайте пока и оставьте Баграмяну решать, как бой вести. – Ну, смотрите, товарищ полковник, я рапорт напишу, если что не так пойдёт. – Убежал. Нет, нельзя ему давать вернуться в Хабаровск. Его же в Москву на повышение забирают. Тут хоть Блюхер с Мерецковым прикрывают, а там он главнее их станет. Даст команду дело сфабриковать на тайного троцкиста и немецкого шпиона Брехта, и заберут его на Лубянку. Не хочется таких новых ощущений испытать. Поговорить что ли со Светловым? Того ведь, если Брехта заберут тоже в покое не оставят, соучастие пришьют. Валить нужно комиссара, надо только чтобы японцы действительно серьёзные силы подогнали, чтобы перестрелка образовалась, а то они там решили по кусочкам всю Квантунскую армию скормить отдельному полку. Забегая вперёд, можно сказать, что Сергей Гаврилович Симонов просто молодец. Новое ружьё противотанковое замечательное получилось. Да и Брехт не дурак. Он придумал тактику, как выбивать танки. У всех танков самая мощная броня – лобовая. И танки, чтоб им пусто было, именно в лоб и наступают. Как танк бортом повернуть, сидеть в засаде и ждать пока эта страхолютина мимо проедет. Тогда зачем «ружжо», из засады можно и коктейль товарища Молотова бросить? Вот Брехт и сообразил. Не надо стрелять по башне. Нужно перебить гусеницу. Тогда танк, продолжая движение, на одной гусенице, сам бортом развернётся. Физика!!! Или чего там – кинематика? Приползли когда танки, девять почему-то, к окопам, по ним по два ружья в правую гусеницу и выстрелило. Всё как на бумаге получилось. Танки поехали дальше и подставили левый борт. Одна пуля бронебойно-зажигательная в двигатель, вторая такая же в башню. Десятисантиметровая не легированная никелем и хромом броня поддалась. Танки встали и задымили, а потом и огоньки по ним побежали. Танкисты не выпрыгивали, та пуля, что пробила броню башни, их в фарш превратила. Только из двух танков механики-водители выскочили. Под пулемётный огонь. Пехота, что грамотно пыталась следовать за танками, ими прикрываясь, естественно попала тоже под шквальный огонь крупнокалиберных Браунингов. Раз, и нет пехоты. Зенитки выехали из отрытого окопа задом и погнали в степь посмотреть, а что с грузовиками и отставшим танком. В результате один спалили, а восемь грузовиков и два десятка солдатиков японских в плен захватили. Танки тоже выехали, взяли на буксир уцелевший вражеский танчик (наши побольше будут), дотащили до перрона. Потом тоже домой отправим. Остальные танки просто подцепили и убрали в сторонку, чтобы обзор не застили, да и воняет от них жареным мясом. Так и шашлыки можно перестать любить. Пусть чадят в сторонке. Васька сразу вскочил на мотоцикл трофейный и испытал. Прибежал и стал просить дать ему один такой с собой в Москву.
Событие двадцатое – Итак, каков прогресс в вашей работе? – Всё сделано в лучших российских традициях! – То есть? – Даже не начинал, но очееень утомился. Японцы были предсказуемы до безобразия. Они решили подтянуть дальнобойную артиллерию и перемешать проклятую станцию с землёй. Это и понятно, учителя в морских баталиях у них были англичане, а вот пехоту учили воевать немцы. Большое количество японских офицеров закончили германские училища и академии, ну, до той войны, сейчас они уже стали генералами или если на языке Мураками, то Rikugun-Shōshō и Rikugun-chūjō. Вот эдакий рикугун – хуйо, то есть генерал-лейтенант, наверное, и скомандовал перепахать там все серьёзной артиллерией. Подогнали пушки Type 89 15 cm cannon калибром 150 миллиметров и установили за десять километров от станции Маньчжурия при дальности стрельбы этими монстрами в 13 километров. Брехт, когда на штабных учениях такой вариант прорабатывал, то отсутствие авиации сильно всё усложняло. Практически невозможно этим дурам противостоять, никакой блиндаж и окоп не поможет. Только бомбардировка позиций. А если там ещё и зенитные пулемёты на позициях понатыканы, то вообще швах. Тушите свет. Есть только один выход – отойти. А ещё, чтобы стрелять с закрытых, так сказать, позиций нужен корректировщик. Значит, если товарищи у немцев учились, то будет кружить очень высоко самолёт. Ну, это они думают, что высоко, а у нас есть Эрликоны. И их суммарно тридцать штук. И эти маленькие пушечки бьют на высоту четыре с половиной километра. Этот рикугун – хуйо послал обычный Тип – 91 корректировать стрельбу. Базара нет. Самолёт может взлететь на высоту 9000 метров. Туда только ракетами достать можно, но с девяти километров и не видно ничего. Потому истребитель – корректировщик огня начал кружить над позициями полка на высоте около полутора километров. Два залпа швейцарских пушечек и нет истребителя дымя с резким снижением, а потом и штопором полетел к земле матушке. Бахнуло, где-то в паре километров от позиций японского артдивизиона. Отлетался сокол. Так вот, про тактику. Нет защиты от этих дальнобойных монстров. Сорока килограммовые снаряды с восьмью килограмма взрывчатого вещества (ВВ) даже бетонные перекрытие проломят. Так ещё где тот бетон в степи взять? Потому придумали такой ход. На старых позициях, разобрав частично здание вокзала, соорудили позиции оборонительные с деревянными пушками и танками. А сами танки общим количеством десять, то есть одна рота, выдвинули вперёд на три километра вдоль железной дороги и выкопали всем полком ночью ямы для них с пологим спуском. Заехали в него Т-26Р и их сеткой накрыли. Когда пушки начали стрелять и стал кружить Тип-91, то дали ему немного покружить и скорректировать правильно огонь, а потом из деревни выехали замаскированные под домики танкетки и автомобили ГАЗ-АА с Эрликонами и сбили пернатого. Пушки целый час работали по брёвнам, а потом рота танков подъехала к позициям уставших артиллеристов и разогнала обслугу пулемётами. Подъехали на грузовиках бойцы, зацепили страшно дорогущие девайсы, купленные японцами у Германии за сорок тысяч рейхсмарок – тяжёлые полевые гаубицы, произведённые на фирме товарища Круппа, и увезли. Снаряды погрузили на машины (тяжёлые гады) и убрались. Вот огорчился должно быть рикугун – хуйо, узнав об исходе баталии. Теперь, раз японцев и самого «хуйю» учили немцы, то будет черёд бомбардировщиков. Потому весь полк споро восстанавливал ложные позиции и опять маскировал в деревне китайской зенитки под домики. Не подвели. Прилетели. Как бы ни полусотня самолётов. Пополам тяжёлые бомбардировщики «тип 93» (Ки-1), производства концерна Мицубиси и истребители Тип-91. Трогать их не стали. Высоко. Эрликоны могут и достать, но потом часть улетит, и позиции японцам будут известны. Подозревая, что разбомбить китайскую деревушку для них моральной преградой для мести Гайдзинам не станет, решили не трогать, пусть степь перепахивают, и посмотреть, а что будет дальше. Чего ещё сумрачный немецкий гений может измыслить. Ждали два дня. Иван Яковлевич болел и трофеи перебирал. Количество наград ещё выросло. Даже один древнего вида орден добавился. Как пояснил знаток Японии Светлов это прямо раритет из раритетов. Им только самых больших начальников в стране Восходящего солнца награждают. Называется – Орден Цветов павловнии. Наверное, с того генерала сняли бойцы РККА, ну, который рикугун – хуйо. Знак ордена представлял собой изображение восходящего солнца, с исходящими от него лучами, обрамлённого цветами павловнии. В центре расположен красный эмалевый кабошон, окружённый серебряными двойными лучами, также покрытыми красной эмалью. – А это не рубин в центре, – даже облизнулся Брехт. – Нет, это просто выпуклость покрашенная эмалью, – разочаровал начинающего фалериста бывший хорунжий. – Сволочи, на наградах экономят. А ещё Брехту принесли японский журнал. Светлов хоть и морщился, но немного попереводил. Журнал был настолько необычным, что Брехт прямо глазам своим не верил. В март этого 1936 года японский журнал «Клуб Сёнэн» опубликовал иллюстрации под названием «Всемирный конкурс изобретений в области транспорта», в котором были рассмотрены различные транспортные средства передвижения будущего. Самолёт был с турбореактивным двигателем и на крылатую ракету из будущего смахивающий. Поезд на монорельсе, автомобиль с шарообразными колёсами. Вот чё! А в СССР их по-прежнему макаками называют и варварами. А товарищи технику семимильными шагами вперёд двигают.
Событие двадцать первое
И уносят меня и уносят меня
В звенящую пьяную хмарь!
Три белых коня, эх три белых коня:
Мартини, коньяк и вискарь.
Глава 8
Событие двадцать второе Разговор двух секретарш: – Страшное это изобретение – пишущая машинка! – Почему? – Когда не работаешь, всем сразу слышно! Москва встретила солнцем и лужами. Ночью прошёл дождь, и лужи на асфальте были жёлтые от пыльцы тополей. За Брехтом прислали машину. Подошёл к нему прямо в вагоне капитан и, козырнув, предложил следовать за ним. – На награждение? – Иван Яковлевич подхватил роскошный кожаный чемодан производства артели Дворжецкого и ступил на перрон. Площадь трёх вокзалов шумела, бегали носильщики, суетились люди. Прохаживались милиционеры в белых гимнастёрках и синих галифе. Столица!! – Награждение? – капитан попытался поймать за шиворот носильщика. Удалось только на втором экземпляре, – Прими, – он кивнул на чемодан в руке Брехта парню цыганской наружности, – Нет, тащ полковник, маршал Тухачевский хочет с вами пообщаться. – Понятно. Они прошли на площадь и сели в обычный ГАЗ-А, носильщик потребовал рупь. Пришлось доставать и отсчитывать мелочь. Рублёвой бумажки не нашлось. И цыганистый носильщик и строгий капитан смотрели осуждающе. Нищета, мол, с провинции нагрянула, а не – «Понаехала». Машина, попетляв по улочкам, привезла на угол Красной Площади, где ещё два года до постройки в 1938 году здания Наркомата Обороны с башней будет находиться и сам наркомат обороны, и генеральный штаб, и Политуправление, и управление боевой подготовки, и ВВС, и ВМС. Всё рядом и под рукой. На входе милиционер, а не военный, посмотрел на Брехта с чемоданом осуждающе, долго изучал ксиву и раз десять при этом скосился на коричнево-кожаное совершенство с пряжками блескучими. Молний не нашли, наверное, ещё и не изобрели и долго думали, как же тогда чемодан застёгивать. И ничего путнего не придумали. Пришлось пойти по примеру обычного дерматинового собрата. То есть, жёсткий корпус обтянули, только не дерматином, а очень хорошо выделанной кожей с тиснением под крокодиловую. Но на дерево Иван Яковлевич не согласился, и каркас сделали из алюминия. Дюрали, наверное, раз жёсткая. Или до дюралюминия ещё не дошла научная мысль? Нужно будет зайти к лётчикам поинтересоваться. Он ведь кучу сплавов алюминиевых знает в процентах. Всё же металлург по образованию. Сподобится и дюраль его именем назовут. Будет сплав брехтовский. – А из чего у вас самолёт сделан? – Как из чего? Самая настоящая отечественная «брехня»!!! – А что у вас чемодане, товарищ полковник? – не выдержал дотошный милицейский сержант(один просвет и одна звездочка в петлицах). По возрасту старше Брехта, и проблема, видимо, уже со зрением, щурился удостоверение рассматривая. – Парадная форма. Награждать товарищ Калинин завтра орденом будет и костюм гражданский. В театр хочу сходить. Вы какой посоветуете? – Вот, главное занять мысли милиционера. Так как в чемодане ещё и гранаты новые, которые в будущем назовут РГД-5 и изобретут только через двадцать лет. Оборонительная граната Ф-1 у них уже есть, теперь будет и наступательная. Брехт точный вес РГД – 5 не помнил, потому просто примеряли, чтобы удобно было рукой швырять. Получилось триста пятьдесят грамм. Из них ВВ сто пятьдесят грамм. Вещь получилась замечательная, в чемодане их десяток штук с выкрученными запалами лежало. В коробочке, ватой протыканные. – Откройте, пожалуйста, товарищ полковник, – не вышло. Всё, можно начинать сухари сушить. Припишут, что хотел подорватьруководства РККА. – Брехт, ты? Чего здесь? Ах, да, завтра же награждение. – Вот хрен догадаешься с трёх раз, кто может в такой ситуации на помощь прийти, а пришёл Лазарь Наумович Аронштам. – Сержант, это со мной, пропустить, – кинул через плечо армейский комиссар второго ранга и мотнул головой, мол, следуй за мной. – Товарищ комиссар, товарища полковника ждёт товарищ Тухачевский, – неожиданно напомнил о себе капитан. А чемодан-то гад мелкий не стал из цепких рук милиции высвобождать. – Да? Ну, пойдём, провожу, я в соседний кабинет, – большим начальником Лазарь Наумович стал. – Потом зайди в Политуправление, разговор к тебе есть, – Аронштам был без фуражки, лучик солнца бликовал на лысине. Хорошо, что не сбросил тогда с поезда. Можно сказать, второй раз жизнь спасает. – Есть, зайти в Политуправление! – козырнул и дёрнул за ручку дверь приёмной маршала. Тухачевский Михаил Николаевич – здоровый гад. Брехт со своими ста семьюдесятью пятью был почти на голову выше почти всех современников. Вот завтра с Калининым встречаться. Тот в прошлый раз орден прикалывал и смотрел прямо снизу вверх, морщился. Не любят высоких людей. На пузо бы орден приколол, если бы на нём застёжка, как на будущих орденах и медалях была, но пока только закрутка и ордена вручают в коробочках. Сам потом прикручивай. Дырку верти. А маршал ещё выше и в плечах ширше. Холёная пухлая такая физиономия с некрасивой родинкой на правой щеке. Протянул руку и сжал со всей силы. Прям раздавить хотел. Гирями занимается. И не получилось ничего. Гирями Иван Яковлевич не баловался, он занимался самбо и ушу с китайцем, ещё подтягивался и гантель на вытянутой руке держал, чтобы при стрельбе из пистолета, довольно тяжёленького, рука не дрожала. Надавил на довольно пухлую руку маршала и Иван Яковлевич. Минуты две силушкой богатырской мерялись. Победил маршал. Нет, Брехт бы и ещё подавил, но вспомнил, кто перед ним и разжал руку, и в воздухе ею помотал, типа, ну и тиски у тебя замминистра, прямо Поддубный, тоже Ваня который. – Силен, – хлопнул его по плечу Тухачевский. Специально, гад, со всей силы. А вот ёжик он сильный, но лёгкий, отлетел полковник в угол кабинета и на диван чёрный потёртый до невозможности плюхнулся. Поговаривают, что на нем маршал секретаршу пользует, или как эта должность тут называется. Так что Иван Яковлевич, поспешил встать. Про маршала в будущем много чего напишут, и что немецким шпионом был, и что музицировал в день по пять часов, и что специально принимал на вооружение хрень всякую, которой воевать нельзя, один пример динамореактивной пушки конструкции Курчевского чего стоит. А ведь это только цветочки. Там такие перлы есть, что мама не горюй, вроде «лазеров» или «лучей смерти», «беспилотных самолётов» или телеуправляемых танков. Да, про танки есть ещё пара классных моментов. Особо Брехта умилила одна из «серьёзных» идей товарища маршала – построить танк, способный ездить по рельсам, летать, плавать, в том числе и под водой. Строил его кстати, «изобретатель-самоучка» товарищ Дыренков, который полностью оправдал свою фамилию – организовав вместо танка гигантскую дыру в оборонном бюджете родного СССР. Второй танковый замах ещё круче. В самом конце 20-х, товарищ Тухачевский стал носиться с идеей в духе товарища Троцкого, хотел организовать «поход» с целью устройства «мирового пожара» в Европе. Однако техники для этого у СССР в те годы не было, от слова совсем, но Тухачевский был готов рвануть в Европу хоть на обшитых броней тракторах. И всё это, ведь, правда. Что это – глупость несусветная или на самом деле был завербован немцами, когда был у них в плену. Просто увлекающийся человек? Кто теперь узнает? Но Брехт общался не с тем малахольным прожектёром, этот – его Тухачевский, принял на вооружение гранаты Ф-1, пробил противотанковое ружьё Симонова на шесть лет раньше, чем в реальной истории, добыл для полка товарища Брехта Эрликоны и Браунинги. Сплошные плюсы пока. Так Эрликоны вроде уже начали в Туле делать. И ПТРС там же клепают, будет, чем встретить и Геринга и Гудериана. Главное, теперь, чтобы на допросах не ляпнул, что залучил в ряды троцкистов и организаторов военного переворота полковника Брехта. Ну, да месяц и один год до расстрела ещё есть. Нужно попытаться гранату наступательную внедрить и над концепцией танков заставить маршала подумать. В чемодане кожано-коричневом под крокодила лежали несколько бумажек. Это Брехт с помощью местного художника пытался танк Т-80 изобразить. Без Динамической защиты (ДЗ). Из чего и как её делают, тупо не знал. Нет, так-то понятно, что это просто взрывчатка в металлической коробочке. Но, наверное, не всё так просто, если, аж до конца 80-х не ставили на танки.
Событие двадцать третье Встречаются на просёлочной дороге танк и старый-престарый «Жигуленок» на лысой резине с убитой подвеской и конченым мотором. И тут командир танка говорит водителю «Жигулей»: – Брат, там проехать можно? Маршал заказал кому-то по телефону чаю и принялся внимательно смотреть, как Брехт вытаскивает из чемодана коробку. Потом из коробки маленькую коробочку с финтифлюшками, и, наконец, водрузив на стол зелёного сукна эту коробку, открывает её. – Это и есть твои новые гранаты? Маленькие. Игрушки. РГД-33 удобней. Её за ручку можно взять и бросить, – Тухачевский смело схватил гранату и попробовал бросить. Не боится. Ну, хотя в Ф-1 видел же принцип, что нужно вкрутить хреновину в штуковину и за колечко дёрнуть. Раз хреновины нет, то и не страшно. – Михаил Николаевич, я воевал нашими РГД-33 – это полная хрень. Чуть не погиб. А это граната, которую на самом деле даже удобнее швырять. У меня бойцы за пятьдесят метров легко забрасывают. И здесь сто пятьдесят граммов взрывчатки. Осколки не далеко летят всего метров десять – двенадцать, но ещё и грохот дай боже. Нужно внедрять. Очень нужная для РККА вещь. – Ты же говорил, что китаец, который изобрёл гранату Ф-1, помер. А эту кто придумал? – вот же, правильный вопрос задал, холера. – Это мы по его стопам пошли. Коллективное творчество. Та граната оборонительная, а это – наступательная. Разница в том, что ту нужно кидать из окопа или из-за угла, когда на тебя немцы бегут. Там осколки далеко летят. Могут и самого кидака́ поразить, а здесь бросил её на пятьдесят метров, а осколки всего на десять летят, бросил и беги вслед за ней. Она жахнет, немцы в прострации пока, а ты подбегаешь и рога им на касках пообламываешь все. А без рогов им что делать, только сдаваться. – Ты прямо как Кузьма Крючков. Герой. Хорошо, герой, я Михаилу Григорьевичу Дьяконову в Ленинград на «Прогресс» твои игрушки отправлю и созвонюсь с ним. Он тут на днях привозил хвастать интересной игрушкой, между прочим. Пистолетная мортирка называется. Похожа на твой ручной гранатомёт, только выглядит изящней. Так, с подарками разобрались, давай подробно описывай, как с японцами воевал, про пушки и танки в курсе, но ты, давай с подробностями всё. Брехт около часа рассказывал. Незаметно чай выпили, потом ещё выпили. Тухачевский, германский он там шпион или нет, но слушал внимательно, в тактику вникал, про возможности зениток швейцарских записал даже себе на бумагу. И вот тут дошли до танков, и Брехт вытащил из чемодана эскизы будущего Т-80. – Как вы думаете, товарищ маршал, вот два танка этот – наш обычный Т-26Р, а это вот что я придумал, в какой легче попасть из пушки и подбить? Тухачевский мысль сразу уловил. – Твой танк гораздо ниже. И обводы такие, что снаряды будут в рикошет уходить. Правильно? – Точно. И мне не понятно, если нам с вами это видно, то какого чёрта конструкторы городят всякие Т-28. Этого умника нужно высечь на Красной Площади прилюдно, чтобы он такую бредятину не рисовал. – Эк, выпороть. Развоевался! У Т-28, зато, какая огневая мощь. К нему ни с какой стороны не подобраться. Три башни. Сила! – Маршал покраснел. Твою же налево! Что этот уродец тоже делали по протекции Тухачевского. Нет, нужно чтобы его быстрее расстреляли. – Товарищ маршал, а зачем вообще танки нужны? Это не глупый вопрос. Это самый важный вопрос. От ответа на него и вид у танков разный получится. – Поясни. – Ну, если танк нужен, чтобы пехоту катать, то чего бы к нему кузов не приделать, больше влезет. На самом деле танк нужен, чтобы выбивать танки у противника и прорывать оборону. А для этого не надо кузова, нужно, чтобы по нему нельзя было попасть. Танк должен быть ниже и обтекаемей, как вы сами и заметили. – А экипаж, где они разместятся? Думаешь, дураки высокую башню делают? – разошёлся, сейчас ещё в морду даст. Здоровущий кабан. Страшно. – А если расширить? Не вверх, увеличить, а в ширину. Тогда и люди войдут, и проходимость увеличится и переворачиваться на буераках не будут. У меня Т-26 уже два раза на бок заваливались. Хорошо это просто учения, а не война была. – Пуф. Пуф. – Пораздувал щёки Тухачевский. – Да! – подтвердил Брехт. – Пошли. – Далеко? – В туалет хотелось, чай уже весь просочился в одно место. – В Главное автобронетанковое управление Красной Армии. Тут этажом ниже. Ох, посмотрю я, как ты с ними воевать будешь с помощью своих карикатур. Главным по тарелочкам, а нет, по танчикам был Густав Густавович Бокис. Латыш. Комдив. Ничего про него Брехт не знал. Значит и этого расстреляют через год. Тоже, небось, в заговоре Тухачевского замешан, или оговорят? А он ещё кого оговорит. Линять нужно, как можно быстрее из этого гадюшника, и нужно, чтобы фамилию не вспомнили. Так и старался не высовываться. Тухачевский сам с ним спорил. Главный по танкам был лыс и криклив. А ещё, как все латыши, хреново говорил на языке родных осин. Очень сильный характерный акцент. Понятно, как так высоко взлетел. Был в той самой гвардии революции – командовал латышскими стрелками. Спор закончился тем, что комдив бросил кричать на маршала и повернулся к Брехту. – Что скажете? – спросил Бокис у Ивана Яковлевича. Брехт вздохнул: – Обычная броня в 15–20 миллиметров может предохранить только от пуль. Нужна броня более толстая. Нужна низкая башня, и танк должен быть шире. – Более толстая… 30, 40, 50, 70 миллиметров, больше или меньше? – сдержанно спросил Бокис. – Об этом надо подумать, проверять, я не конструктор, но 30 миллиметров это мало. Мы такую пробивали. – А какой двигатель потянет такой танк с толстой броней? А ходовая часть? – Мы захватили один японский танк. Тип 89 или, как у них называется, И-Го. Говно полное. Дурак проектировал. А вот двигатель там лучший в мире. Это дизель. Соляра не горит ведь. И дизеля мощней, хоть и менее скоростные. Мы двигатель посмотрели, называется «Мицубиси» A6120VD дизельный рядный 6-цилиндровый воздушного охлаждения, в нём 120 л. с. В полтора раза мощнее, чем у нас на Т-26. Танк целый и невредимый, могу для изучения передать. Надо весь выкинуть. Говорю же – ерунда, а вот двигатель разобрать, изучить и повторить. И ставить на танки вот с моих рисуночков и не вдоль танка, а поперёк. Раз танк шире будет, то влезет. Пришлось и этому про войнушку рассказывать, и как обычными ружьями пожгли девять танков за несколько секунд. Мрачным оставили латышского стрелка. – Мне в Политуправление нужно, – Брехт повернулся к Тухачевскому, когда пришли к нему в кабинет назад за чемоданом. – Хочешь, чтобы маршал тебе дорогу показывал. Иди, язык до Киева доведёт. На этаж спустись. Там найдёшь. Пошёл. Вот интересно, сделают большие начальники что-нибудь до того как их расстреляют или в холостую время потратил.
Событие двадцать четвёртое – Пап, я хочу заняться балетом. – Нет, сыночек, это опасно. – Почему? – Я тебе ноги переломаю. Всесоюзный староста Калинин, на самом деле был не стар. В то время, когда Троцкий приклеим ему кликуху «Всероссийский староста» в 1922 году, когда Калинин по существу возглавил огромную страну, то есть стал председателей ЦИК, ему было всего сорок семь лет. Через два года погоняло поменялось – Михаил Иванович стал «Всесоюзным старостой». И ему всего сорок девять лет. Да, бородка седая и некоторая помятость лица старили этого деятеля. Сейчас, на момент вручения ордена «Красного Знамени», или вернее «Боевого Красного Знамени», как его теперь стали называть, после утверждения ещё и ордена «Трудового Красного Знамени», Калинину Михаилу Ивановичу стукнуло шестьдесят. Ну, как бы уже и не мало. Но порох у старосты ещё есть, на людях прикидываясь старичком, Михаил Иванович ни одной балерины Большого театра мимо себя не пропустил. Все побывали у него на даче. Дело в том, что в 1922 году, едва товарищ Калинин вступил в должность председателя ВЦИК, ему товарищи поручили присматривать за работой Большого театра. И он взялся за дело. Михаил Иванович проверял качество постановок перед премьерами, на которые должно было прийти высшее партийное руководство. Человек вообще слаб, вот и товарищ Калинин ослабел, стал совмещать «приятное с полезным». Так уж совпало, что политику очень нравились балерины, а последние, зная об этом, не упускали своего шанса и постоянно с ним кокетничали. Михаил Иванович дарил им шоколад, импортное бельё, приглашал на ужин. В расчёте на подарки они не отказывали ему в маленьких вольностях и поцелуях в шейку. И взыграло ретивое. И даже изнасилование несовершеннолетних учениц было. И потом сокрытие этого путём банального убийства. Сталин обозвал его «похотливым козлом», но пока не тронул. Потом найдёт хитрый способ, но потом. У «Всесоюзного старосты» руки не дрожали, когда он вручал Брехту коробочку с орденом «Боевого Красного Знамени». Мило улыбался, сверкая очёчками, руку жал вполне крепким мужским рукопожатием. Был одет в белый костюм и на груди у самого красовался орден «Ленина». Рядом стоял и товарищ армейский комиссар второго ранга Аронштам. Ему тоже дали орден, а как же, воевал ведь, и даже очень успешно, вон в очередной раз самураев причесали. Вчера Брехт всё гадал, чего ещё подлого этот, с позволения сказать товарищ, затеял, заманивая его в свои тенета. И был глубоко поражён в очередной раз. Ничего плохого или подлого Лазарь Наумович не замышлял и не сделал. Даже, можно сказать, наоборот. Он вручил Брехту несколько печатных листов, что-то типа справки по Республике Тува, куда сам и постарался его советником упечь. Придя в гостиницу, Брехт их почитал. Это получалась самая настоящая синекура. Во-первых, всё население Тувы это восемьдесят тысяч человек и из них почти двадцать это русские или русскоязычные и это на 170 500 км². Один человек на два квадратных километра! Местные в долинах пасут скот. Яков, верблюдов, лошадей, овец. И живут в юртах. Во всей республике всего четыре тысячи деревянных домов и один каменный и это электростанция города Кызыл, столицы Народной Республики Танну-Тува. С 1926 года – Тувинская Народная Республика. Сам город Кызыл тоже несколько раз названия менял. Основан в 1914 году, как город Белоцарск. После Великой Октябрьской революции, город в 1918 году был переименован в Хем-Белдир. Этот правильное название, которое отражает географические особенности местоположения города: тув. хем – «река», тув. белдир – «место слияния», что указывало на слияние рек Бий-Хем («большая река») и Каа-Хем («малая река»); в русскоязычном переводе эти реки известны как Большой и Малый Енисей соответственно, путём их слияния образуется собственно Енисей. Самое прикольное – в армии, куда его и направили советником. Это полк. Маленький. Полк состоит из двух кавалерийских эскадронов и отделение пулемётов. Наверное, одна тачанка с «Максимом» есть. А нет, вот ещё пара пушек устаревших ещё при Николае втором. Кого там и чему он может научить? Монголов, ну, ладно пусть тувинцев, скакать на лошадях и джигитовке, да он сам не умеет. И кроме того там полно ещё и военных инструкторов, которыми он будет рулить. Дебилизм. И на самом деле – Синекура, а ещё возможность пережить, попивая кумыс, репрессии. Вот – вот же начнутся. По всей стране после убийства Кирова взревновавшим мужем уже идут, а в армии начнутся через пару месецев. – Чего ворон считаешь? – Толкнул, задумавшего о перипетиях своей судьбы, Ивана Яковлевича Аронштам. – Вон уже на банкет все пошли.
Глава 9
Событие двадцать пятое Говорят, однажды, во время проведения в колхозе конкурса двойников Аллы Пугачёвой, в нем тайно приняла участие настоящая Алла Пугачёва. Но победила в конкурсе все равно жена председателя. Москва, по которой гулял вечером после банкета Иван Яковлевич, оставила гнетущее впечатление. Серо и убого. Он даже взял извозчика и съездил к своему дому, квартиру в котором у него отжал сосед. Облупленный домик с рамами тоже облупленными, где иногда вместо стёкол второго ряда была бумага натянута. Трава с лопухами у дома, и всё окурками забросано. Есть в будущем плюсы. А ещё запах. Читал в попаданческих романах, про то, что дышишь там, в прошлом, полной грудью. Где? В Москве, которую топили углём. Миллионы печей и котелен. Прямо на кашель пробивало. Ещё и давление видимо поднялось. Весь дым к земле припал. Запах пепла, дыма, помоек. Ужас. Решил, как можно быстрее, выбираться. Задерживало только одно. Нужно было повидаться в НКИДе с товарищем Литвиновым. Вон, как высоко взлетел!!! Пошёл с самого утра. Пешком по утренней свежести. Хрена с два, запах угля никуда не пропал. Прохладненько утром и хозяева печки затопили. Благо идти недалеко. С 1918 года в здании на углу улиц Кузнецкого Моста и Большой Лубянки размещался Народный комиссариат иностранных дел. Ранее здесь был доходный дом Первого Российского страхового общества. В 1924 году после сноса Введенской церкви и колокольни и установки памятника товарищу Воровскому, на средства НКИД и НКВД, площадь перед зданием НКИД получила наименование Воровского. Именно туда утром последнего майского денька – 31 мая и привели стопы, чуть хромающего, после ранения в ногу полковника Брехта. Не повезло. Или повезло? Литвинов не принял, попал к другому дипломату на приём. Крестинский Николай Николаевич встретил его в своём кабинете. Не ожидавший увидеть эдакое, Брехт прямо дар речи потерял в первую минуту. Перед ним сидел Ленин Владимир Ильич. Просто брат близнец. И дело не в той самой бородке, не в очках, не в костюме тройке и залысинах. Полное портретное сходство. Ничего про него Брехт не знал. Хотя нет, как-то видел на одном из домов доску, что, мол, тут обитал. Дата смерти 1937 год. То есть, ещё один троцкист, которого скоро расстреляют. А вот то, что практически весь наркомат репрессируют в следующем году – это общеизвестно. На девяносто процентов штат за два года обновится. Сразу освободятся места почти всех послов и руководителей наркомата. Первые не захотят вернуться, когда их отзовут, и товарищи, понимая, что их дома расстреляют, на убой не поедут, ну, а руководство, обитающее в Москве, будут вызывать на беседу и арестовывать, и все начнут друг друга закладывать под пытками и в надежде на ссылку. Нет. Советская власть ссылать в Сибирь их не будет. Расстреляет, а вот жён в основном сошлёт и детей по детдомам отправит. Потом наберут молодых сотрудников. Именно так и попадёт в наркомат будущий «мистер НЕТ» – Громыко Андрей Андреевич. И вот в этот гадюшник он залез. Думал, что отсидится в Туве. Ох, уже и не верится. Между тем, копия Ленина встала из-за заваленного бумагами стола и осуждающе эдак по-ленински на Брехта посмотрела. Очнулся Иван Яковлевич, оказывается, замнаркома уже минуту руку тянет, поздороваться желает. – И вам не хворать, – само вырвалось. Николай Николаевич попросил краткую биографию поведать. Нда. Опять УПИ светить. Полезут ли проверять? Потому сказал уклончиво – окончил институт по специальности металлургия, ну, а дальше про КВЖД и армию. Пришлось про два инцидента рассказывать. Косящий под Владимира Ильича товарищ орденами заинтересовался. – Выходит, ваши победы – это просто превосходство американского и швейцарского оружия над японским? – прямо огорошил вопрос. Ни чего себе вывод. Нда, если в другом месте «Браунинги» с «Эрликонами» хвалить, то можно и под расстрел угодить. – Отнюдь. Оружие хорошо в умелых руках. Правильная подготовка личного состава, очень хорошее политическое воспитание. И главное, что все мои бойцы были коммунистами или комсомольцами, а ещё беззаветная преданность нашей Социалистической Родине. Оружие – это просто железо! Главное в любой войне – это мотивация! Разве может быть большей мотивация, чем защищать первое в мире государство рабочих и крестьян – наше Социалистическое Отечество. – Вот как. А оружие? – не объедешь на кривой козе. – Теперь, после того, как оружие империалистов опробовано в бою, оно попало в конструкторские бюро наших советских инженеров, будет ими улучшено после моих замечаний и потом налажен выпуск уже более совершенного советского оружия. Крупнокалиберные пулемёты Браунинга, которыми мы воевали с японцами, уже начали после доработки осваивать на ковровском заводе. Покивал будущий троцкист. Хотя нет, настоящий троцкист, которого пока не изобличили, стал рассказывать про священную обязанность нашего государства в становлении армии небольшого государства вставшего на путь построения Социализма. Советская власть, как говорил товарищ Ленин, должна уметь защищаться. – Согласны? – Так точно! – встал даже. Эх, каблуками не щёлкнуть – нога ещё побаливает. – Да вы сидите, в справке было про ваше ранение. Не помешает исполнять обязанности? – Да почти прошло. Так, при резких движениях чуть побаливает. Скоро совсем пройдёт. Уже тренируюсь – бегаю потихоньку… До туалета. – Посмеялись вместе. – Вы же, наверное, знаете, что направлены партией в Тувинскую Народную Республику не инструктором, а военным советником. Это дипломатическая должность. Получите ранг – постоянного представителя правительства СССР без политических полномочий, который приравнивается к рангу резидента. Так что, с этой минуты вы Иван Яковлевич – постпред СССР. – Спасибо. В смысле, благодарю за доверие! – Опять вскочил. – Ну, задачи вам поставят в другом наркомате. Хотя какие задачи, нужно научить аратов воевать. Не шашкой махать. Это они получше нас умеют. А воевать современным оружием. – Постараюсь. – Ну, всё, в приёмной получите документы. Вам нужно сфотографироваться у нас на первом этаже на дипломатический паспорт. Не смею больше задерживать, – и опять руку тянет чисто ленинским жестом. Специально репетировал. Ещё бы вторую руку за жилетку заложил.
Событие двадцать шестое После атаки один кавалерист хвастается: – Лечу на своём жеребце, как пуля! Вдруг вижу – куча немцев. Вихрем налетаю и отрубаю всем ноги. – А почему не головы? – Голов у них уже не было. – Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я её каждый день, проклятую, есть! Хоть бы хлеба достала! – Выдал Иван Яковлевич фразу из «Белого Солнца …». Так всё и было. Только икра не чёрная, а красная. Ну, не Каспий. На Енисее Кызыл стоит. До урожая зерновых ещё далеко. Подъели в городе все запасы. Никто не голодает. Есть мясо, есть рыба, а вот картошки и хлеба нет. Обещают из СССР подвезти муку на днях, но уже месяц обещают. Брехт устал с этим бороться. Нет, «бороться», наверное, не то слово. Правильное – «терпеть». – Да, где я его тебе достану. Съешь, опять ведь не закусывал… Не говорила ничего такого Катя-Куй и ложку деревянную полную чёрной или пусть красной икры в рот постпреду Брехту не совала. Сам ел и давился. Икра была тайменя, рядом лежал и приличный кусок этого самого тайменя жареный. Из-за неимения муки просто пожарен в масле, корочка не та. Так вот, Иван Яковлевич с отсутствием хлеба не смирился и вызвал к себе в Кызыл Дворжецкого. Хватит, натерпелись, нужно развивать в Тувинской Народной Республике земледелие и ремёсла всякие. Планы были грандиозные. Уже месяц полковник вникал в дела молодого и чего уж там, прямо социалистического, государства. Местные товарищи решили повторить все ошибки СССР и со всей восточной дурью занялись коллективизацией. Русских загоняли в колхозы, так же, как и соседней братской стране, а вот с местными аратами, то есть, пастухами, намучились. Они жили практически в феодальном строе. Были ханы свои и другие князья, которые воду мутили. Коммунисты начали с ними бороться, а ещё начали бороться с ламами и, вообще, верованиями, с религией – опиумом для народа. Читал Брехт в посольстве записки своего предшественника Виктора Конюшевского про восстание в Туве в 1932–1933 годах. Читал и поражался, до чего люди могут додуматься. Просто не веришь глазам, строчки в слова не складываются: «Повсеместно проводились собрания под лозунгом „Арын чазар“ – „Долой стыд“… На них у женщин и девушек отрезали косы, отбирали украшения (серьги, кольца, чаваги), заставляли принародно рассказывать о сексуальных подробностях их жизни, и ещё женатых мужчин и замужних женщин заставляли на собраниях называть по имени свёкра и тестя, что было строго запрещено многовековой традицией…». Вот какого чёрта, что должно в голове быть у этих коммунистов тувинских? У половины народа просто ездили и отбирали имущество, всё что понравится. Ещё один перл от Конюшевского: «…власти на местах, выполняя решения партии в ударном порядке, ходили по юртам и отбирали всяких богов, а когда им за это накрутили, то они стали богов снова разносить по юртам…». Восстание смешное, погрозили друг другу копьями, расстреляли несколько десятков активистов, после чего сбежало немного тувинцев в Монголию. Ну, по меркам СССР немного, а вот для республики с населением в восемьдесят тысяч вполне себе нормальное количество переселилось на юг в МНР, где менее активно боролись с богами и ламами, около шестнадцати тысяч человек. А ещё все эти действия привели к резкому ухудшению отношений тувинцев простых к русским. Сейчас более-менее всё успокоилось, но напуганное всеми этими выступлениями правительство Тувинской республики развернуло армию, которая тут называлась Тувинской Аратской Красной Армией (ТАКА) до полка и ввело всеобщую воинскую повинность. А кормить чем, опять начали изымать продукты, а потом до замечательной вещи додумались – приняли решение о переходе на кадрово-территориальную систему организации армии. В связи с этим вместо дивизиона создали кавалерийский полк в составе пяти эскадронов. С этого времени части ТНРА (так теперь армия стала называться) делились на центральные – постоянные кадровые и местные – территориально-милиционные. Новая система вооружённых сил страны обеспечивала наибольший охват трудящихся аратов военной подготовкой путём отбывания воинской повинности и менее отвлекала население от производительного труда, при этом несколько снижая расходы государства на содержание армии. Недавно последнее новшество ввели – при полке создана школа шестимесячной подготовки младших командиров в составе 20 человек. Интересно при этом приказ звучал: «необходимо исключить принятие в регулярные войска бывших князей и чиновников, имевших власть и детей богачей, в эту военную школу следует принимать на обучение детей исконных аратов». Так о Дворжецком. Иван Яковлевич сходил в Совет министров ТНР. Название-то, какое громкое! А потом и даже ещё и в Политбюро ЦК ТНРП, чтобы узнать, что творится с сельским хозяйством. Оказалось, что цифр никаких нет. Колхозы развалились на пятьдесят процентов, а единоличники продают зерно очень дорого, да никому, по сути, кроме самих русских тут мука особо и не нужна. Другой рацион у аратов. По дороге и ещё одну интересную особенность Тувинской республики узнал. Всего десять тувинцев знают русский язык и всего двое русских владеют тувинским. Это не проценты. Это количество людей. Два этих общества живут вполне себе параллельно и не пересекаются, да даже не собираются пересекаться. Есть в Кызыле русская школа, а учителя тувинского языка там нет и тувинских детей только два человека – человечка. С этого года после окончания учёбы в военной академии имени М.В. Фрунзе командир-комиссаром полка назначили Оюн Лакпа. Вот его сыновья и учились. Перед разговором с Дворжецким по телефону, а линия от Абакана до Кызыла была недавно проведена, Иван Яковлевич договорился в министерстве сельского хозяйства и в Политбюро ЦК ТНРП, что в Кызыл и окрестности приедет к осени на постоянное место жительства к посеву озимых корейские переселенцы, которые привезут с собой посевное зерно, картофель и прочие огородные культуры, и главное – трактора. Члены Политбюро радостно покивали, хотя Брехт очень сильно сомневался, что его поняли. Переводчик по сто раз всё переспрашивал на дикой смеси тувинского и русского. Да и ладно. Главное покивали. Потом хрен откажутся. Но это к осени. Сейчас же Брехт вызвал Матвея Абрамовича для другого совсем. Развития артельного движения. Нужно привезти в Кызыл муку и открыть хлебный магазин. Нужно наладить сбор у местных аратов верблюжьей шерсти и, самое главное – шерсти яков. Сейчас её в лучшем случае местные на войлок пускали, а то и просто не стригли и не чесали верблюдов и яков. Драгоценная дорогущая шерсть просто пропадала. А зимой нужно будет наладить поставку в РСФСР мороженой рыбы, которой тут в избытке. И рыба-то всякая экзотическая, типа того же муксуна, да и прочие названия звучат красиво – нельма, налим, валёк, муксун, пелядь, чир и сиг. В Москве или другом крупном город РСФСР в коммерческих магазинах её можно очень и очень дорого продавать. А к лету завезти корейских рыбаков и наладить ещё и холодное, и горячее копчение. Дворжецкий поворчал, мол, а на кого он там, на Дальнем Востоке, двадцать без малого своих артелей оставит, но приказ есть приказ. Обещал время не тянуть и вскорости появиться с мукой и пекарями.
Событие двадцать седьмое – Я сказала отцу, что ты поэт, и он остался очень доволен. – А что, твой отец любит поэзию? – Нет, просто последний мой жених, которого папа пытался вытолкать за дверь, оказался борцом. Учёбой занимались в кавалерийском полку инструкторы из СССР. Одним из них был настоящий будёновец Сергей Горшков. Усами на маршала не походил, а вот в остальном точно будёновец. Был Сергей капитаном и командиром эскадрона 6-го кавалерийского корпуса, сформированного из частей Первой Конной армии и дислоцированного в Белорусском военном округе. Учил джигитовке молодых тувинцев и сабельному бою. С учётом того, что скоро война с немцами, а там танки и автоматы, зачем он это делает, Брехт не понимал. Но в процесс вмешиваться не стал. Ребята тренировались с удовольствием. Ещё один инструктор тоже Сергей. И тоже капитан. Сергей Сергеевич Войцеховский учил аратов маршировать и петь песни. Картина маслом. Песни, так вообще, просто песня, жаль, нет смартфона, обязательно бы заснял. Идут не в ногу, поют не в ноты, и слов, так как каждый по-разному русскую мову коверкает, вообще не разобрать. Зато мальчишки всех возрастов и национальностей пристраиваются в хвост роте и горланят даже громче Такармейцев. Все заняты, все довольны. Сам Иван Яковлевич взвалил на себя ту самую школу младших командиров. Тоже, то ещё преподавание, язык общения – жесты. Потом ещё прибавился русский матершинный с добавлением идиом на языке Шиллера, Гётте, да и чего стесняться, самого Бертольда Брехта, так как в Великом и Могучем слов для выражения отношения к ученикам не хватало. Пробовал найти переводчика. Нашёл. В посольстве даже два было. Один русский и один бурят. Только они могли уделять полковнику не больше часа своего драгоценного времени. При этом русский, не язык, а носитель, был ещё и запойный. Тогда Иван Яковлевич вспомнил, что он – учитель. Стал по два часа в день обучать русскому языку младших командиров. Потом ещё одну обузу на себя взвалил. Как-то наблюдал за их национальной борьбой. Хуреш называется. В борьбе участвовали борцы в традиционных костюмах. Представляли они собой короткие халаты с широкими штанами. Почти кимоно японское. Соревнования проводилось на открытом воздухе на выбывание. Победитель в последней паре становится абсолютным победителем. Тувинцы народ не высокий. Но борцы были ребята жилистые. Когда дошло дело до последней пары, Брехт, как почётный гость, предложил потом победителю с ним посоревноваться. Нет. Сначала про саму борьбу. Перед началом состязаний борцы исполняли танец орла – «девиг», символизирующий полёт орла всё выше и выше. Этот же танец потом исполнил победитель после завершения схватки. Брехту объяснили потом ученики через пропойного переводчика, что считается, что во время этого танца борцы поклоняются Вечному Синему Небу. Правила простые. Во время состязаний борцы берут друг друга в захват и пытаются сдвинуть с места или повалить на землю. Толчки и зажимы запрещены. Проигравшим считается борец, первым упавший на землю или коснувшийся земли коленом. То есть, почти сумо. Исполнил победитель танец и главный судья, который называется «моге салыкчызы» – это судья и комментатор в одном лице, надел на чемпиона красивую вышитую золотом и серебром шапку. Почти будёновку. Без ушей только. Вот тут Брехт и предложил этому батыру с ним померяться силой. Десяток лет самбо занимался, потом почти четыре года очень хорошо подготовленный китаец его кун-фу обучал, посчитал, Брехт, что справится с богатырём, который был его на голову ниже. Ух, какой шум поднялся на поляне, где соревнование проводилось. Народ давай скандировать имя своего батыра. Куулар Даваа-Самбуу. Вот, самбист почти. Принесли Брехту вонючий халат, конским потом пропитанный и штаны рваные в паху. Не из пренебрежения и уничижения дорого гостя из большой СССРы, просто на его размер только такие нашли, сняли с одного из проигравших. Брехт уже сразу пожалел, что ввязался, блох на местных и вшей было как на борбоске. Потом придётся в бане несколько часов прожариваться, чтобы чего не подцепить, и так-то каждый день приходил домой и одежду всю снимал и в прожарку кидал – ученики тоже были все в насекомых. Про поединок писать нечего. Богатырь тувинский был силён и весом Ивана Яковлевича превосходил. Однако приёмов толком не знал, так голая сила. Брехт легко поймал его на бросок через бедро. Потянул, как и соперник, к земле, а когда тот рефлекторно стал выпрямляться, то чуть подвернулся и запустил батыра в красивый полёт. К сожалению, не признали победителем. Поругали и снова заставили бороться по правилам. Нужно тупо тянуть соперника вниз, чтобы он коснулся коленом земли. Победил Куулар Даваа-Самбуу, нагрузил Брехту не зажившую до конца ногу, и тот, вскрикнув, упал на колено. Но. С тех пор к урокам тактики и русского языка Иван Яковлевич добавил и два часа в день рукопашного боя. Самбо младшим командирам понравилось. Как дети плакали каждый раз, когда он говорил, что всё, на сегодня тренировка закончена. Весь день готовы были бороться. А тут русский проклятый сиди, учи. Нет в жизни справедливости. Ещё одно занятие само нашло Ивана Яковлевича. Пришёл в русскую школу посмотреть, чему этих русских детей учат. А физики у них нет. Нет учителя. Пришлось ещё одну нагрузку на себя взвалить. Словом, жил товарищ постпред СССР в Кызыле почти счастливо. А в СССР громили троцкистов и прочих фашистов.
Глава 10
Событие двадцать восьмое – Почему у козы такие грустные глаза? – Потому что у неё муж козел. – Папа, а почему на кусте чёрные ягоды маленькие, а под кустом крупные и другие на вкус? – Это значит, под смородиной паслись козы. Куй пригрозила отлучить Ивана Яковлевича от супружеских обязанностей. Валька сидела в углу на лавке и плакала. Почти вслух. Носом шмыгала. Даже неугомонный Ванька дулся. Разве что двое мелких спокойно ползали под столом, дохлых тараканов выискивая. А всё из-за чего? А всё из-за бытовой неустроенности. Брехт их понимал. Там в военном городке у них был пятикомнатный огромный дом с центральным отоплением, водопроводом и канализацией. Там были дорожки из бехатона, ровные ряды пушистых кедров вдоль тротуара, клуб с кинематографом. Более того Андрейка Пирогов даже на художественный фильм по Гамлету замахнулся, где Валентина играла пигалицу Джульеттку. Там было изобилие и разнообразие продуктов. Там друзья. Там, наконец, самая современная техника. Там личная почти машина и квадроцикл, там отличная баня с тремя парилками: русской парной, финской сауной и парной с ароматизаторами. Стоит на раскалённых камнях большущая сковорода, а в ней кориандр, допустим, и над ней небольшой деревянный бочонок с водой висит. Заходишь в парилку, нажимаешь на рычажок, и взведённая заранее пружина начинает раскручиваться, приводя сложную конструкцию в действие. Раз в минуту бочонок чуть наклоняется и немного воды проливается на сковороду. Пар, пропитанный свежестью кориандра, тебя всего обволакивает. Ноздри расширяются. А за ними и поры. Культур-мультур. А тут??? А тут грязная улица Ленина, лужи на которой не высыхают никогда, ну, летом. До зимы ещё дожить надо. На всю … На весь … На всю … Тьфу. На всю столицу Тувинской Народной Республики – город Кызыл одно дерево, берёза. Да и то случайно выросло. Брехт спросил местных, а чего не посадят всякие яблони и груши. И тут его огорчил местный министр сельского хозяйства. Пробовали сажать, но и яблони и груши зимой вымерзают. Зимы тут особенные. Они малоснежные и суровые. Брехт не поверил, юг же. Нашёл зажиточного единоличника и про климат расспросил. Единоличник показался Ивану Яковлевичу странным. На вопрос, а какие тут зимой минусы бывают. Тёзка, тоже Иван, почесал бороду и выдал. – За тридцать девять каждый год температура опускается. – Странная цифра… – Чего ж тут странного, милой, это температура затвердевания ртути. Точно. Брехт же металлург и такую ерунду знал. Уже было, совсем обрадовался новому знанию Иван Яковлевич, но тут его тёзка бородатый добил. – Михайло Толоконников самогон семидесятиградусный гонит, так в прошлом феврале у него замёрзла четверть. Выходит, больше пятидесяти одного градуса была стужа. Однако. Ну, в жизни много чудес повидал Брехт. Вот, даже сам попаданцем стал, но чтобы бородатый крестьянин в зипуне знал таблицу замерзания водно-спиртовых растворов. Перебор. Спросил про плодовые деревья у «ерундита». – Нет, Иван Яковлевич, ничего не выживает. Пробовали и яблони и груши и вишни. Бывает, обрадуешься, перезимовала яблонька, даже подросла, но год на второй али на третий всё одно вымерзает. Лето-то хорошее, а зимы лютые. Черёмуха токмо и растёт. Заходь в гости. К завтрему Варвара моя пирогов напекёт с черёмухой. Любишь ли? Зашёл. Рассказал, как обустроил военный городок, спросил, поднимется ли народ на субботник хотя бы ту же черёмуху и кедры посадить вдоль улицы Ленина. – Не, не поднимется. Обижен народ на власть. Жить мешают. Выселить из дома обещают. Церкву хотят закрыть. Свой-то буддистский храм в Белоцарске, ну, в Кызыле ентом закрыли. Теперь на наш зарятся. Пришёл к послу СССР в Туве Иван Яковлевич и спросил про церкву. – Религия – опиум для народу, – и пьяный упал со стула. Малков Владимир Владимирович, Брехт его биографию в наркомате прочитал. Недоучка. Учился в Санкт-Петербургском политехническом институте, но не окончил. И при этом был ректором нескольких институтов в Иваново-Вознесенске, или теперь уже просто Иваново, который город невест. А перед отправкой сюда Полномочным представителем даже год был председателем городского исполнительного комитета Иваново-Вознесенской промышленной области. В той же бумаге была справочка, что любит поддать. Брехт от этого коммуниста – организатора решил избавиться. Во-первых, что местные совершенно не пьющие буддисты о русских думают, а во-вторых, надо же жизнь налаживать, вон, вся семья бунтует. И Брехт даже согласен с ними. Поселили их в деревянном большом доме, но на две семьи. Как раз на второй половине и жил с женой сморщенной блёклой женщиной, похожей на ведьму, товарищ Малков. Банька была во дворе, но топилась по-чёрному. Сортир, вечно воняющий, и весь в щелях, и с гнилым полом тоже один на две семьи. И полный дом тараканов. Прямо кишит. В военном городке не было ни одного. И Брехт с этим боролся всеми силами, Любой, кто появлялся вновь с видом на жительство в Городок, сначала помешался в карантин. Все его вещи по два раза прожаривались, сам исследовался на все виды вшей и блох. Собак в городке не было. Кошек каждую неделю носили на проверку к ветеринару. Кроме того регулярно комиссия санэпиднадзора ходила по казармам и домам и проверяла состояние. И вот боролись – боролись, а тут раз в дыру и ужасающие условия. Первым делом Брехт решил переехать. И ничего не вышло. В Политбюро землю выделили аж в пяти километрах от центра. Вообще Кызыл только назывался городом. Населения тысяч девять. Большая, а, вернее, длинна деревня в две, а где в три улицы вытянутая вдоль реки. На километры вытянутая. В каждом доме у русских полно живности. Петухи орут весь день. Коровы мычат. Лошади ржут. Вокруг домов большие приусадебные участки, куда «горожане», не стесняясь, вбухивают птичий, свиной и коровий навоз. В результате, с непривычки, пройти по улице Ленина, по которой ещё гоняют на пастбище скотину, в том числе и коз, просто невозможно. По колено в дерьме и грязи. А со всех сторон идёт такой густой запах зажиточности, что впору противогазом обзаводиться. А ещё хлеба или муки днём с огнём не найдёшь. Вот домочадцы и дулись на полковника. Завёз в Таракань эту самую. И их тут тьма. Тьма-таракань.
Событие двадцать девятое
На маленьком плоту
Сквозь бури, дождь и грозы…
Ну и пусть
Будет нелёгким мой путь,
Тянут ко дну…
Событие тридцатое Вчера Папа пришёл домой пьяный. Весь Ватикан был в шоке Идёт негр с саксофоном. Два алкаша пьют пиво и провожают его взглядом. Один говорит: – Нет, ну вот ты мне скажи – почему как еврей, так обязательно со скрипкой? Налаживая свою жизнь и жизнь людей в Кызыле Брехт не забыл о После. Точнее, о Полномочном посланнике СССР. Тува или Тувинская Народная Республика государство ни одним другим государством не признанное. И крохотное. Потому Чрезвычайный и полномочный посланник, а не посол. Тем не мене, когда будут в 1943 году вводить ранги и погоны для работников МИД, то это будут генеральские погоны с тремя, скорее всего звёздочками – Чрезвычайный и полномочный посланник 2 класса. Советник, которым сейчас является Брехт, получит для такой маленькой страны тоже не высший ранг для советника – советник второго класса и одну генеральскую звёздочку. Так о Полномочном посланнике. Малков Владимир Владимирович ладно бы поддавал, не сильно большой недостаток для его должности в такой стране. Гораздо хуже, что он помогал младшим товарищам. Те и сами, как любые неофиты старались быть святее самого Папы Римского. Нужно быстрее победить бедность, ликвидировав богатых, нужно всех загнать в колхозы, нужно снести все церкви, мечети и буддийские храмы. Словом, пятилетку в три недели. Потому непрекращающиеся восстания. Только утихомирят аратов, восстанут монахи, разберутся с монахами, как поднимут голову нойоны, выгонят в Монголию нойонов с четвертью населения республики, как восстанут русские. Только … И самое главное, вот с высоты прожитых лет понятно, что это пена, она потом уляжется, а пастухи, как и тысячу лет назад будут жить в юрте и пасти свои стада. Зачем их загонять в колхозы и как должен выглядеть колхоз, если они кочевники и годами соседей не видят. Единственное, что помнил из будущего – прошлого Брехт так это то, что буддизм это для Монголии и Тувы путь в пропасть. Мальчиков чуть не поголовно отправляли родители в монастыри, А там обет безбрачия и рождаемость упала почти до нуля. И только Советская власть спасла два этих народа от вымирания. Вмешиваться в процесс именно по борьбе с религией не стоит, сами победят, не вымерли же тувинцы в Реальной истории, а вот с другими перегибами побороться стоит, но сильно мешал Малков. Он постоянно подзуживал Политбюро и министров, призывая их к более активным действиям. Особенно далась ему стопроцентная коллективизация. Горел этой идей. Брехт не поленился, зашёл в Политбюро и нашёл там подшивку газеты «Правда» за 1930 год. Там была статья одна. Нашёл ту газету. Сам никогда не читал. Просто вспомнил прочитанную в детстве книгу Шолохова «Поднятая целина» и там был эпизод с этой статьёй. Вот нашёл и пошёл искать переводчика. И наткнулся на Посланника в Политбюро, опять навеселе. Сунул ему газету. Статья называлась: «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения» – статья Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина в газете «Правда» в № 60 от 2 марта 1930 года, смягчившая меры проведения коллективизации сельского хозяйства в СССР при исполнении постановления ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» от 5 января 1930 года с программой форсированной коллективизации и ликвидации кулачества как класса. В этой статье предлагалось устранить «перегибы на местах», которые объявлялись плодом самодеятельности излишне ретивых исполнителей, трактовавших таким образом «генеральную линию партии» на сплошную коллективизацию. Сунул и спросил, читал ли товарищ Владимир Владимирович эту статью. И был послан. Нет. Не по матери. Просто пробурчал Малков: «Своим делом занимайся, учи их на понях скакать». Не получилось. Пошёл всё же раздобыл переводчика, не собутыльника посланника Рябушкина, тоже вечно пьяного, а бурята с красивым именем Агвандондог Дашижамса Ранжур, которого все просто именовали Армагеддон, а Иван Яковлевич решил выпендриться и стал звать Радж Капур. Тот звездой ещё не стал, бегает по пыльным дорогам угнетаемой колониалистами Индии босиком. Мальчик ещё. Радж статью перевёл и открыл рот. – Это Сталин написал? – Вот же газета у тебя в руках. – А тогда чего? – обвёл всю Туву раками. – Головокружение от успехов. И решили они заговор замутить. Заговор хитрый. Не дешёвый, но хитрый прехитрый. Брехт нашёл того самого Михайлу Толоконникова, который самогон семидесятиградусный гонит и купил у него весь. И тару тоже. И стали они с Агвандондогом Дашижамсаном Ранжуром наливать в бутылки самогон и расставлять в разных местах в посольстве. И как ни странно – бутылки регулярно исчезали. Продолжалось это три месяца, а потом у непросыхающего Посланника приключилась белочка и он повесился. Пришлось скорбную весть сообщать в МИД. А в стране уже вовсю шли чистки. – Товарищ Брехт, – сказал ему Литвинов, – вы уж там сами. Приказ о повышении вас до Полночного Посланника я сегодня же дам команду подготовить. Политбюро ЦК ТНРП и лично Генеральный Секретарь Тока Салчак Калбакхорекович вами довольны и хвалят вас. А на ваше место мы пришлём военного, не переживайте. Брехт потёр руки, перекрестился за душу грешную – теперь ведь в рай не попадёт, туда самоубийц не берут, и понёс в Политбюро перевод статьи и саму газету, а в качестве переводчика позвал Раджа Капура. А второму дал команду собирать вещички и ехать в Москву. Нечего братский тувинский народ смущать.
Глава 11
Событие тридцать первое – Вот вы, товарищи курсанты, ничего не учите, а только с вопросами пристаёте, и товарищ полковник все за вас делать должен. А ведь когда начнётся война, товарища полковника рядом не будет. Зима в Туве прошла незаметно. Вот только в конце октября выпал снег, сразу без всяких забав покрыв землю, так до марта и лежал. Почти не тронутый. Люди забились в дома в Кызыле и не вылезали из них. Было по правде холодно. Градусник спиртовой был только у министра сельского хозяйства и Брехт в самые лютые морозы ходил и интересовался. Картина вырисовывалась такая, как в декабре температура опустилась за тридцать градусов, так три месяца и не поднималась. А в феврале один раз опустилась за сорок и неделю держалась в районе минус пятидесяти градусов. Холодно было так, что Брехт, нет, Брехты прижались к печке в доме и просидели возле неё всю неделю. Дом был утеплён хреново, а новый, который построили из оцилиндрованного бревна, чуть поодаль от посёлка, только выстаивался, осадку давал. Погода вообще была странной. Снег почти не шёл, за все три зимних месяца и десяти сантиметров не выпало. И ни малейшего ветерка. Ясная такая погодка. Солнышко светит, а плевок замерзает прямо на губе ещё. Да и не придёт в голову никому плеваться, не получится. Ходишь шарфом из верблюжьей шерсти по самые глаза закутанным, если нужно добраться до ЦК. Правда, после отбытия на тот свет Малкова Владимира Владимировича и назначения Брехта на должность Посланника дел у него почти не осталось. Совершенно незаметный до этого представитель Коминтерна в Туве Владимир Александрович Богданов вылез на первое место. Он переехал в ту половину дома, где до этого жил Малков и стал завсегдатаем у товарища Солчака Тока – Первого Секртаря ЦК ТНРП. Когда Брехт ему принёс газету летом, то этот с позволения сказать вождь коммунистов Тувы поступил радикально. Вывел на околицу Кызыла половину министров и членов Политбюро и расстрелял. При стечении почти всех жителей Столицы. Залил Кызыл красной кровью. Да, не получилось идиома. Кызыл в переводе на русский – «Красный». Мол, враги окопались и решили продать молодую социалистическую республику Монголии. С Монголией у Тувы вражда, те считают Туву своей территорией. Как впрочем, и Китай, который обе эти отколовшиеся от него страны считает своей исконной территорией. Новые министры по-русски не разговаривали. Были какими-то бедняками и родичами товарища Солчака. Пришлось Брехту в школе вместе с будущими младшими командирами учить и министров Великому и Могучему. И увидел разницу. Если его, пусть будет – лейтенанты, хотели учиться и старались, то эти прямо с вручения им удостоверения, что они министры, стали баями, нойонами, ханами, выбирайте, какой эпитет лучше звучит. Командиры ему рассказывали, что они со своими родственниками ездят по стойбищам аратов, обрезают девушкам волосы, снимают с них украшения и насилуют. Потом эти товарищи добрались до монастыря буддийского Тугус-Буянту и перебили там почти всех лам и монахов. Вообще, чем глубже вникал Иван Яковлевич в жизнь Кызыла и Тувы, тем меньше она ему нравилась Просто какая-то нечеловеческая жестокость к соплеменникам. Их, блин, всего несколько десятков тысяч, а они с таким энтузиазмом режут друг друга, что волосы на спине ёжиком встают. Так вот, бросил Брехт политикой заниматься и уступил пальму первенство прозябающему до этого на вторых, а то и третьих ролях товарищу Богданову. У этого мать его пропагандиста-интернационалиста гораздо лучше получалось внушать товарищу Солчаку коммунистические ценности. Одного хоть добился – людей перестали загонять в колхозы и даже по слухам (от Богданова, поди, проверь, правда это или очередное «головокружение от успехов») из Монголии вернулись несколько тысяч аратов. Опять пасут своих лошадей и коз с яками в долинах, что на юге Тувы. Там ещё как узнать, где Монголия начинается, а где Тува заканчивается, степь и ни одного пограничного столба. Сам Иван Яковлевич поскучал – поскучал, да и занялся армией. Решил научить её ходить строем и песни петь. Больше она пока ни для чего нужна не была, а как любой командир он знал, что если у солдата есть хотя бы минута свободного времени, то он какую-нибудь пакость или дурость совершит. Вот и вышагивали, деря глотку, по нескольку часов в день. Остальное время прыгали, ползали, отжимались. Даже ввёл тренировки по снятию часового и метанию специально изготовленных в кузне ножей. Это только в кино можно метнуть кухонный нож, и он по рукоять войдёт в тело жертвы. Дудки. Он не правильно сбалансирован у метательного ножа лезвие должно быть гораздо массивнее рукояти, Тогда можно говорить о поражении противника. Диверсионная учёба тувинцам понравилась. Брехт, смотря, как тренируется несколько сотен человек метать нож, в усы улыбался, в 1942 году на фронт уедут первые двести добровольцев из Тувы, а всего за годы Великой Отечественной их будет почти восемь тысяч, то есть, чуть ли не всё мужское дееспособное население. Так вот, Брехт, наблюдая за тренировками пластунов, точно понимал, что немцам придётся не сладко, все его ученики явно попадут в разведку и будут резать по ночам караулы немецкие и таскать языков, а не как в реальной истории попадут в танкисты. Чего разведчику и кавалеристу делать в танкистах. Ну, если только из-за маленького роста их туда набирали. В танке особо не развернёшься, как, кстати, и в самолёте, и в подводной лодке. И на все эти воинские специальности «специально» отбирают низкорослых. Место в технике экономят. Разведчиков специально подготовленных никто кроме Брехта и Светлова толком не готовил, сами потом организуются по ходу войны и будут нести огромные потери из-за слабой подготовки. Вот теперь – почти четыре сотни подготовленных добавится.
Событие тридцать второе – Умеешь на трубе играть? – Нет. – Плохо. – Ну, если надо плохо, то, пожалуй, умею. Случилось это ещё осенью. Разучивали с эскадроном песню. Ту самую, где: «Мы красные кавалеристы и про нас…», а мимо со свитой своих родичей и министров проезжал куда-то на юго-запад сам Первый секретарь ЦК ТНРП Солчак Тока. Услышал глава республики песню, посмотрел, как эскадроны дружно по четверо в ряд проезжают по полю и захотел организовать парад. Нет, парады на 7 ноября в республике и так проводились, но неровным строем проедут кавалеристы, и за ними, переваливаясь на ухабах, тачанка, и всё действо. А тут поют и строем ездят. Красота. Провели парад, спели, дружно коверкая слова, марш кавалеристов или Будённого. Брехт даже его перевёл с помощью бурята незаменимого Раджа Капура на тувинский язык и поменял там кое-какие имена. «Будённого» поменял на Тока. «Веди, Будённый, нас смелее в бой!» – получилось: – «Веди товарищ Тока нас смелее в бой». Ещё там Ворошилов фигурировал в оригинале, тоже убрал и поставил местного героя. С весны 1936 года после окончания учёбы в военной академии имени М.В. Фрунзе командир-комиссаром полка назначили Оюн Лакпа. Кроме него тут про Ворошилова, наверное, и не слышал никто, а вот самого Оюна знал весь тувинский братский народ. Потому вместо: «Ведь с нами Ворошилов, Первый красный офицер, Сумеем кровь пролить за СССР!», заменил на: «Ведь с нами Оюн Лакпа, Наш аратский командир, Сумеем кровь пролить мы за Кызыл!» Народу, а особенно членам политбюро, стоящим на трибуне, песня и сам парад страшно понравился. Ходили, обнимались все по очереди с Брехтом. Главное, что этим дело не закончилось, и на вечернем банкете сияющий товарищ Тока торжественно, под улюлюканье, вручил дорогому советскому брату орден, который назывался «Орден Республики ТАР». Орден молодой совсем, всего год как утверждён. Брехт получил награду за номером восемь. Первое награждение орденом Республики ТАР было приурочено к празднованию 15-летия образования Тувинской Аратской Республики. 31 июля 1935 года «за заслуги в борьбе против внутренних и внешних врагов тувинского народа, за руководство партизанскими отрядами, сплочение аратских масс вокруг партии и правительства ТАР, за руководство народным хозяйством и культурным строительством страны» высшей наградой республики были отмечены 7 человек. Ордена сделали на Ленинградском монетном дворе и двести пятьдесят штук передали послу братской республики. Интересная вещь произошла на следующий день. Вообще, Брехт заметил, что между Монголией и Тувой почти война, хоть обе страны фактически пытаются чего-то построить по образу СССР, и обе обзывают себя строителями коммунизма. В пограничных же районах на юге идёт практически настоящая война. И Тувинцы в целом побеждают. Вооружённая винтовками и даже пистолетами тувинская молодёжь сбивается там в банды и, заскакивая на территорию Монголии, угоняет у монголов скот. Называется это действо – баранта – древняя тюркская традиция скотокрадства. Но не о ней речь. В Кызыле есть представительство МНР. Их глава подошёл к Ивану Яковлевичу после приёма на следующий день, ткнул пальцем в орден и сказал на хреновом русском: «Я такая хотеть». Ну, в корень оборзели младшие братья! И ведь по шапке не дашь. Дипломатический скандал – Послы великих держав подрались. Да, даже не пошлёшь по матушке, обидится и донос напишет. В СССР доносы любят. – И что, я должен отдать? – изобразил суровость Иван Яковлевич на челе. Губы поджал, брови домиком поставил. Ну, как Киса Воробьянинов прямо, который из фильма Леонида Гайдая. – Песнь! Петь! Монгол! – Фух, – отпустило. Оказалось, что товарищу монгольскому нужен не честным воровством песни заработанный орден, а перевод этой песни на монгольский язык и разучивание её со всем составом представительства, то есть, с пятью монголами. Ну и имена тоже поменять на Сухэ-Батора. И обязательно нужно отметить, что Чойбалсан теперь тоже маршал. – Так я же не знаю монгольского языка, – пытался отнекиваться Брехт. – Я знаю, – сунулся под руку Раджа Капур, он же переводчик советского представительства – Агвандондог Дашижамса Ранжур, он же – Армагеддон. Пришлось потратить два часа на перевод, и потом пять дней на разучивание песни с товарищами из МНР. Брехт уже давно забыл об этом творчестве. Монголы в Представительстве поменялись. И вот уже весной 1937 года подходит к нему новый глава дипмиссии Монголии и на чисто монгольском языке чего-то торжественно вещает. Похлопал по плечу, поклонился по-китайски и ушёл. На счастье рядом был великий толмач Раджа Капур. – Чего он сказал? – поинтересовался Иван Яковлевич у переводчика. – Не слышал. Сейчас догоню, спрошу, – Так и сделал, вскочил на коня и догнал, медленно едущего и наслаждающего ветерком тёплым весенним, монгольского дипломата. Вскоре назад прирысил. – Он говорит, что пригласил тебя к нему в юрту после обеда. – Тут надо заметить, что монгольское посольство в дома не переехало. Поставило себе две большие юрты на окраине Кызыла. Приехал Брехт туда с переводчиком, дали ему в руки пиалку с кумысом, привык уже здесь. Выпил. Перевернул чашку, как положено. Тогда подали буузы, как переводчик пояснил. Ну, если их как-то примерять с современными для Брехта блюдами, то это обычные манты из баранины. Жирноваты. Но в гостях чего привередничать, и их съел. Подали ещё блюдо. Армагеддон назвал эти печеньки – «боовов». Не сладкие, твёрдые и овальной формы. Иван Яковлевич и это кушанье осилил и решил, что этим всё и закончится. Традиция, наверное, такая у Монголов приглашать в гости и угощать всякими национальными блюдами посланцев дружественных стран. И тут этот главный монгол (Здоровенький такой. Как гном. В плечах, как бы не шире, чем в высоту.) встаёт и чего-то говорит одному из помощников. А тот подаёт ему коробочку красную. Открывает посол или посланник коробочку, а там орден. – Это орден «Полярной звезды» учреждённый в 1936 году. Им теперь награждаются как военные, так и гражданские лица, которые добились отличных успехов в деле укрепления военной мощи Монгольской Народной Республикой, и усиления её обороноспособности. Прими, дорогой русский друг. Этой награды удостоил тебя сам маршал Хорлогийн Чойбалсан – первый заместитель премьер-министра и одновременно министр внутренних дел, а так же Главнокомандующий Монгольской народно-революционной армии, за твою замечательную песню. Вот это помузицировали! Украл чужую песню, и за неё дали целых два ордена. Может, её ещё на китайский перевести, у них там тоже ордена есть.
Событие тридцать третье Поймал карася, запихал в него золотую цепочку с кулоном. Принёс домой… С тех пор на рыбалку не прошусь, на рыбалку меня жена сама выгоняет! Лето 1937 года Брехт провёл в разъездах. Тренировал своих новых диверсантов. Тренировать было на ком. Вроде бы, где Тува, и где Китай, или кусок его – Маньчжоу-го, а вот оказались китайцы в Тувинской Народной республике. Сообщил это в милицию один из русских охотников промысловиков. Чего уж он летом промышлял, было не понятно, но приехал на лошадке и сообщил, что в районе Ак-Довурак, или как его ещё называли – Ак-Товрак, видел банду и они не тувинцы, азиаты, но не тувинцы. Надо представлять себе карту Тувы. Это в основном горы, всего два больших плоскогорья, одно, вот, где расположен Кызыл на берегу трёх Енисев и южнее, а второе по другую строну гор на границе с Монголией и добраться туда не быстро и не просто. Как и в обратную сторону. В качестве переводчика для начальника милиции вызвали Раджа Капура, а свободный в это время Брехт удивился не тувинским азиатам и увязался следом. Тувинский он уже прилично освоил и не понимал местных русскоязычных переселенцев, почему они хотя бы пару сотен слов не выучат, легче ведь жить будет. – Сам-то там чего делал, – посмотрел на лесовика Полномочный Посланник. Весь волосом зарос, борода лопатой. Здоровущий, выше даже Брехта и ровно в два раза в плечах ширше. Мамонт этакий, шерстью заросший. – Охотился. Промысловик аз есмь, – пробурчал в бороду. – Летом. На соболя, наверное, у него же самый ценный мех летом? – раз милиция молчит, то чего бы не спросить. – На соболя? Не, на кабаргу. На соболя зимой. – Так что с азиатами? – Банда у них человек десять. Думаю, ханьцы. Они пленных или рабов туда пригнали человек десять тоже. – Рабов? Зачем? – не понял Брехт. Милиция молчала, не мешала большому русскому начальнику проводить розыскные мероприятия – опрос свидетеля. – Так золотишко мыть, али ещё чего, – охотно поведал свидетель. – Ух ты! – Брехт прямо загорелся. Интересно же, как в книге какой приключенческой. Китайские злые бандиты пришли в тайное место вместе с захваченными по дороге рабами мыть золото. Всё лето будут мыть, а потом убьют рабов и отягощённые сотней кило самородков и золотого песка подадутся к себе в Китай. – Далеко это? Проводишь? – Всё план родился, берёт он с собой школьников своих, которые на лейтенантов учатся, и проведёт рейд по предгорьям. Выловит китайцев, освободит бедных тувинцев и сдаст китайцев и золото правительству Тувы. Овации. Занавес. – Чего же не показать, тут не больно далече. А справитесь? Десяток узкоглазых, Арисаки у всех, – задрал бороду – лопату мастодонт дремучий, внимательно Брехта рассматривая. На лавке сидел, а Посланник стоял рядом. Выше был, вот и пришлось лопату задирать. – Нас двадцать один человек, да ты ещё. А их, говорил, десяток. – А за что мне под пули лезть, а тебе за что? – правильный вопрос. А чего можно пообещать. Ни каких особых ценностей нет с собой, все осталось в Спасске-Дальнем. Тут только десяток колечек, что у Куй и Вальки на руках уместились. Серёжки ещё. Но не отбирать же цацки у жены или приёмной дочери, не поймут. Обидятся. – Уезжать буду, мотоцикл отдам. – Нда, один мотоцикл на всю страну. Пару полуторок есть и один трактор во всей Тувинской аратской республике. Ну, это если привезённую Брехтом корейскую общину не считать. У них ещё два трактора. – Мотоцикл пойдёт, а когда уезжаешь? – Даже сквозь густые заросли волос глаза загорелись. – Ну, если в следующем году не уеду, то на Рождество подарю. – Долгонько. А! – Бросил бородач шапку оземь. – Согласен. Когда выходим? – Стоп, что-то мы про местную милицию забыли, – вдруг натолкнулся Брехт глазами на главу УВД Гессена Шоома, бывшего командира полка пошедшего на повышение. – Армагеддон, переведи начальнику УВД наш разговор. Перевёл. – Эта не мой места. Хочешь, Блехта, бели школьников и езжай на …, - выучили на свою голову. – Эки. (Хорошо). Я возьму и съезжу. – Золото сдай мне. – Договорились.
Глава 12
Событие тридцать четвёртое Если вам в доме досаждают комары, отловите их, оторвите хоботок и жужжалку, и пусть себе летают молча, голодные и злые. Чтобы высосать всю кровь у человека нужно 100500 комаров, а чтобы замучить до смерти – всего один! В поход напросился один из инструкторов. Тот самый – настоящий будёновец Сергей Горшков. Капитан и бывший командир эскадрона 6-го кавалерийского корпуса, сформированного из частей Первой Конной армии, и дислоцированного в Белорусском военном округе, уже почти два года учил тувинцев сабельному бою и прочим премудростям кавалерии. Брехт с ним не сошёлся сперва, тот был старше намного, почти полтинник мужику, в отцы годился, при этом ещё и ипохондрик. Эта его постоянная озабоченность состоянием собственного здоровья, упорные подозрения в наличии тяжёлого, неизлечимого или смертельно опасного заболевания желудка, раздражало. Вбил себе в голову, что рак желудка и умирал потихоньку, почти не ел ничего, только хлеб всухомятку. Брехт ему не нянька и потому особо все эти жалобы не слушал, да и не часто сталкивались. Но потом приехал Дворжецкий, привёз с собой корейцев и, как бонус, китайского лекаря, который иглоукалыватель. И Брехт решил, что нужно тому посмотреть на будёновца. Китаец посувал ему пальцы в рот, покопался в какашках и выдал вердикт. Организм Горшкова отторгает пищу приготовленную из зерна. Чего-то по-китайски сказал, ну, в смысле, как болезнь называется. Брехт новое слово в словарик свой записал, не бросил же учить китайский и японский и, записав, понял, чем на самом деле болеет Горшков. Болезнь есть – Целиакия, случайно узнал, ученик один болел, а диету соблюдать отказывался, вот родители и попросили Брехта, как классного руководителя, проследить, чтобы Витя ихний не покупал в школьном буфете булочек. Если по-простому, то это непереносимость глютена. Нельзя есть злаковые культуры. Объяснил тогда Иван Яковлевич будёновцу, что нельзя есть хлеб, пусть жена делает драники из картофеля, сама готовит хлеб из рисовой муки. С тех пор желудком Сергей маяться перестал, раздобрел даже и Брехта стал уважать и опекать. Вот и в эту поездку напросился, а то мало ли, стреляют ведь. Летом природа в Туве замечательная, вот где действительно воздух, с гор просто волны свежести скатываются. А они этим волнам навстречу по благоухающему разнотравью степному и ехали. Мешали наслаждаться жизнью, а если по правде, то превращали её в кошмар – насекомые. Всякие разные. Там, где много лошадей и прочих крупных и мелких рогатых, там есть оводы, или слепни. В Туве были миллионы лошадей и прочих рогатых. И значит миллиарды оводов, сначала появлялись мелкие и страшно кусучие детки, а потом к середине лета, вот, как сейчас, огромные взрослые слепни, так, десятками и даже сотнями, вились над головой. Лошади ужаленные нервничали и стегали их хвостами, но помогало это мало. А вечером на привале добавлялась кусучая и приставучая мошка. Когда же въехали в лес, то ещё и комары набросились. А ещё каждый вечер надо раздеваться и проверяться, нет ли на тебе клещей. Да, чего там – «проверяться» нужно пачками их с себя снимать и из одежды выуживать. Если они энцефалитные, то живыми им домой не вернуться. Есть в интернете утка, что это японцы, а именно Генерал – хирург Широ Исии привил клещам энцефалит, и распылил над дальним Востоком. Совсем нам не товарищ – Исии свои опыты только начал. Может, ещё эта проклятая болезнь не добралась до Тувы. Брехт свою озабоченность клещами народу рассказал. Все над ним посмеялись, даже ипохондрик. Их всех тысячу раз клещи кусали. И ничего, живы, вон, и здоровы. Кровь с молоком, ну, в смысле, все в крови от раздавленных насосавшихся комаров. К лагерю хунхузов добрались на четвёртый день. Не к самому прямо лагерю, остановились километрах в пяти, как сказал борода, он же – Фёдор Постников, он же – промысловик охотник. Остановились, разбили лагерь и отправили Постникова с одним из будущих лейтенантов в разведку. Охотник предупредил, чтобы огонь не разводили, ветер дует с востока и как раз должен принести запах костра к лагерю хунхузов, если они его не поменяли. Перекусили рисовыми лепёшками, что целых пять кило напекла будёновцу жена. Даже пришлось по рукам бить «школьников», тянули и тянули к чужим лепёшкам ручонки загребущие. Человеку же нельзя обычного хлеба, чем он на обратном пути питаться будет? Огорчились, пошли есть своё подкопчённое мясо и национальные кисломолочные продукты. Курут – это сушёный или вяленый молодой сыр и Ааржы – сушёный творог. Вернулись разведчики часа чрез три, уже темнеть начало. Вернулись с хорошими новостями – лагерь золотодобытчиков ханьцев стоит на своём месте, на берегу небольшой речушки, спускающейся с гор, даже ручья, скорее. Народу в нём столько, сколько Постников и говорил неделю назад. Десяток самих китайцев и чуть больше десятка тувинцев, что на них работают. Есть три девушки, которых используют как поварих, а ночью, скорее всего, по-другому назначению. Горячие будущие командиры прямо сейчас решили идти в сабельную атаку. Еле удалось остановить, даже прикрикнуть пришлось. – Сейчас отдыхаем. Спим, просыпаемся утром пораньше и окружаем лагерь с трёх сторон, вот, с которой стороны мы сейчас, ту оставляем им для бегства. Стреляю только я. Вы сидите и ждёте. Потом, когда они побегут в вашу сторону, то одного можете ранить, убивать не надо. Они должны понять, что путь сюда в степь свободен и выбежать на открытое место, а вот тут уж мы на лошадях будем иметь огромное преимущество. – Зачем такие сложности? – высказал общее мнение будёновец. – Просто подкрасться и перестрелять. – А они начнут стрелять в ответ и попадут в кого из пленников или вы ненароком попадёте. Нет, нужно их из лагеря выгнать на открытую местность. Ну, и кроме того нам нужен пленный, чтобы узнать, где они золото держат намытое, прячут ведь, скорее всего. Я бы точно, где тайник организовал. А они, судя по всему, не дураки. И опытные. Вон, в какую даль забрались. Значит, чего-то такого про это место знают. Вот эту информацию и нам желательно получить.
Событие тридцать пятое Золушка нашла кувшин с золотом, села на камень и плачет. – Почему плачешь? – Богатые тоже плачут. Получилось не очень. Сам виноват был Иван Яковлевич. Нужно отдавать более точные приказы, а лучше даже на бумажке все нарисовать, но понадеялся, что поняли его школьники. А чего – поняли. Правда, по-своему. Подошли скрытно, оцепили лагерь с трёх сторон. Даже часовых не было у китайцев. Смелые. Лошадей, чтобы ржанием не переполошили раньше времени бандитов, оставили чуть в стороне с пятью, вытянувшими короткую соломинку, «школьниками», все, ведь, хотели в штурме участвовать, вот и пришлось жребий тянуть. Когда лагерь хунхузов проснулся, то Брехт, как и договаривались, демонстративно прострелил ногу тому, кто громче всех на девок-поварих стал кричать. Дальше всё, как по нотам. Китайцы бросились в разные стороны, но не все, некоторые за оружием в шалаши. Тех, кто бросился врассыпную, встретили будущие лейтенанты огнём. Били по ногам, как и было сказано. Только, вот, получилось, что по одному бегущему шмаляли сразу десяток человек. Потом по второму так же. В результате из лагеря никто не убежал, ни за кем бегать или точнее скакать по степи не пришлось. Двое, что выскочили из шалашей с винтовками, получили от Брехта по пуле тоже в ноги, а вот один залёг за большим валуном, поросшим рыжим мхом или лишайником, мирно полёживающим веками на берегу речушки, и стал отстреливаться. И вот сволочь же убил одну мечущуюся девчонку. После чего все двадцать «загонщиков» открыли по нему ураганный огонь. Под эти пули влезли ещё два ханьца и один тувинец. Стрелка просто изрешетили. Но ведь троих пленников потеряли. Нужно было всё же более точные приказы отдавать. После ликвидации сопротивления, будущие командиры выскочили на поляну, где располагался лагерь золотодобытчиков, и повязали всех оставшихся живых ханьцев. Брехт бросился к тому, которого первого и подранил. Китайский, он, конечно, учил уже пять лет, почти с первого дня попадания на КВЖД, но язык не простой, да и полиглотом Иван Яковлевич не был. Или как это правильнее будет, ну, в общем, не просто языки давались. Память девичья. Полковник перетянул ногу скулящему хунхузу, быстро присмиревшему под направленными на него мосинками, дал затрещину китайцу на всякий случай, для прояснения мозгов, и решил блиц опрос провести. – Где золото? (huángjīn zài nǎlǐ) – и большой свой пистолет для интенсификации работы головного мозга к голове нечёсаной приставил. Голова оскалилась и давай слова матершинные произносить. Вот их Брехт выучить успел. Не стал свои знания проверять. Нужно было блиц продолжать. Потому перенёс М1911 к стопе и выстрелил. Ещё парой идиом обогатил свой словарный запас. – Повторяю вопрос. – Снова к голове приставил кольт. – Где золото? (huángjīn zài nǎlǐ). – Мéiyǒu huángjīn! – заорал подранок. – Мéiyǒu huángjīn! (нет золота). – Жаль. – Брехт перенёс пистолет ко второй стопе. Потом передумал и направил его туда. Ну, понятно куда. – Мéiyǒu huángjīn! Shítóu! – возопил хунхуз. – Камни? Шитой? – не понял Иван Яковлевич. – Shítóu! Shítóu, lánbǎo shí! – закивал, пытаясь отползти от уткнувшегося в причиндалы блестящего ствола. – Ламбао? Ламбао? Камни драгоценный? Вǎoshí? – Баоши. Ламбао. – опять закивал и отполз. Брехт не понял. Так они тут не золото мыли? Драгоценные камни? Разве они как золотой песок или самородки вдоль реки залегают. Их же, кажется, в шахтах добывают. Он огляделся. А ведь точно. Вон сколько куч земли на поляне. Брехт передал китайца бороде и прошёлся по лагерю. Пять вертикальных шурфов, или стволов, или шахт, как это называется, не сильно большой специалист в горном деле. Вернулся к пленному. – Где lánbǎo shí? Блин. Вǎoshí zài nǎlǐ? Где камни? – нет, надо заняться китайским всерьёз. Пленный ткнул себе пальцем в ногу. Не понял сначала Иван Яковлевич, что он говорит, в штанину зашиты? – А, Семён Семёныч! – почесал пистолетом висок, как Никулин, – Сергей, Горшков, бери его под левую руку, я возьму под правую. Потащили куда покажет. – Ràng wǒ kànkàn. Lǐngxiān bā. Показывай, куда идти. Как и предполагал Брехт. Добыча была в тайнике. Под корнями дерева большого находился схрон, и там лежала коробочка, шкатулка такая жестяная. Почти полная невзрачными камешками. Синими. Брехт сначала не понял, что это. Лазурит какой, и только направив один камень на пробивающиеся лучи солнца всходящего, понял, чего это. Твою же, налево, да это сапфиры. И ведь вон вполне крупные есть. В будущем такие тёмно-синие будут стоить до тысячи долларов за карат, а здесь в коробке сотни и, получается, сотни, да даже тысячи карат. То есть, миллионы долларов. Ну, сейчас, наверное, подешевле стоят. Но и покупательная способность доллара другая. Здесь у него в руках целая танковая дивизия лежит. А то и пара. Нда. Если бы без свидетелей… Да, ладно. Теперь о другом думать надо. Как выпутаться из этого? Не решит решительный товарищ Первый секретарь ЦК ТНРП Солчак Тока прибрать такое богатство к рукам? К своим. И всех свидетелей ликвидировать. Подумать надо.
Событие тридцать шестое – Есть у меня мечта найти клад. Взять лопату, выйти в поле и выкопать огромный клад …навоза. – Навоза? Зачем это вам? – Представляете, какое удовольствие я получу, когда три четверти буду отдавать государству. Иван Яковлевич посмотрел ещё раз на коробку с камнями. Что-то было не так. А вот что, понять не мог. Отмахнулся от этой мысли, нужно дела в порядок привести, а потом за мысли взяться. – Сергей! – позвал капитана, тот оказался сзади, из-за плеча рассматривал камешки, – Сергей, дай команду тувинцам китайцев добить. Мы их без медикаментов и врачей, да и без телег, всё одно, до Кызыла не довезём. Гангрена начнётся. Огневица. – Как же … – Вроде объяснил. Хочешь наблюдать мучения людей? Не замечал в тебе садистских наклонностей. – Так… – Позови ко мне Монгуша. – Монгуш Сувак был, как бы, лидером среди школьников. Сам при этом не выпячивал этого. Одним словом, умный был паренёк. Ушёл капитан, понурив голову. Переживает. Как это пленных расстреливать?! Интересно, а как он у Будённого воевал? Тоже боялся руки испачкать? Монгуш, которого Брехт памятуя о традиции русских всех переименовывать на свой лад, нарёк громким именем Михаил, а фамилию исковеркал до Чувак выделялся а общем фоне разве что большой родинкой на щеке, а так все на одно лицо. Тем боле, в одинаковой форме. – Михаил, – сказал подбежавшему арату, – Пленных вымыть в реке, в лагере всё обыскать, оружие, и что ценное попадётся, забрать, особенно посмотрите, чтобы еда не пропала, нам теперь с этой обузой больше недели домой добираться. Всех китайцев заколите штыками. Живыми всё одно не довезём, ранены все, а у нас только бинты из медикаментов. – Ясана! – просиял будущий лейтенант и побежал наводить порядок. – Борода, – окликнул Брехт охотника. Тот сидел возле одной из дырок в земле и смотрел туда, надеялся, видимо, блеск огромных сапфиров разглядеть. – Лошадей нет. – Подошёл охотник. – Точно, я тебе потому и позвал. Что думаешь? Где они? – Брехт сразу приметил, что в лагере нет лошадей, от слова совсем. Как же они чуть не за тысячу километров сюда добирались. Через всю Монголию, через половину Тувы. Не пешком же шли. – В лесу лошадь тяжело прокормить. Думаю, что где-то неподалёку стадо пасётся. В степи. Я бы, чтобы место не светить, отогнал коней вёрст за двадцать к югу, махнул рукой в сторону степи охотник. – И сколько там человек? Китайцы? – Странно всё. Как узнали про камни? Как добрались? Чем питаются? Хоть как – кто-то из местных навёл. Вот со стадом может быть арат. Может, даже род целый? – опять туда же махнул рукой. – Понятно. Надо их поймать. – Мне не надо. Что с камешками делать будешь? – опять махнул рукой, на этот раз на жестяную коробку. – Сдам правительству. Пусть строят настоящий рудник, продают в СССР, а у него на эти деньги закупят тракторов и машин. Корабль может. Чтобы до Красноярска плавать. – Дело хорошее. Только не верится. Как бы головы нам за такое знание не лишиться, – озвучил мысли Брехта промысловик. – Сам думаю. Нужно, так организовать, чтобы не получилось по твоему варианту, есть у меня задумка, пока с тобой разговаривал в голову пришла. Позови ко мне Мишку Чувака. Брехт ещё раз посмотрел на камешки в коробке. И как прояснило. Как сразу-то не заметил. Камни все почти одинаковые. Нет ни больших, ни маленьких. Отсюда вывод, есть, как минимум, ещё две коробки с камнями. Китайцы их по размерам рассортировали. Усмехнувшись, Иван Яковлевич повернулся к сидевшему, привалившись спиною к дереву, главханьцу. – Где остальные камни? (Qítā de shítóu ní？), – и поиграл пистолетом у виска. Китайского. Замотал головой подранок. Руками развёл. Глаза почти европейскими сделал. – Где остальные камни? (Qítā de shítóu ní？), – Взвёл курок, потянувза раму. Приставил к колену. – Zhè huì shānghài nǐ de, (Тебе будет больно!), shuō (Говори). Не поверил. Пришлось выстрелить. Сбежались тувинцы, но Брехт отправил их заниматься сбором трофеев. Оглядываясь, ушли. А глаза горят, самим в китайцев пострелять охота. – Где остальные камни? (Qítā de shítóu ní？), – повторил вопрос, когда китаец проорался. Молчит. Приставил пистолет ко второму колену. – Wǒ gěi nǐ kàn (Я покажу). – Показывай. Стой. Посиди пока, – не стал переводить. Подумал. Ну, ведь не честно будет, если все камни достанутся братскому тувинскому народу. Мало ли, как жизнь сложится, с камнями сбежать из страны будет легче, чем с золотом. Размеры и вес разный. Да и много народу знает уже о золоте. Опасно. А вот десяток крупных сапфиров… Это совсем другое дело. Нужно только, чтобы араты и прочие товарищи убрались. – Миша, иди сюда! – позвал будущего лейтенанта. – Всё олужие насали. Еду насали. Можно двигать дом. Узе. Дом ехать. – Китайцы? – что-то пропустил этот момент, с китайцем главным в доброго и злого полицейского играя. – Все умилать. Өлүг. Дохлый. – И радостная такая улыбка. – Хорошо. Выходите из леса. Я сейчас этого убью, и вас догоню. Быстро. – Сергей! – ещё же от двух русских нужно избавиться. Тот подошёл хмурый. Всё, навеки разочаровался в Посланнике. – Забирай проводника, и идите с пацанами. Я этого пристрелю. Или сам хочешь? Нет, не заходил. Не быстро получилось, но через десять примерно минут лагерь хунхузов опустел. Только несколько тел лежало у шалашей. Трое тувинцев и девять китайцев. Вот скоро будет чёртова дюжина. Помог китайцу приподняться, но тот идти всё равно не смог. Обе ноги простреляны. Пришлось взять на руки, как дорогую девушку. Воняло от «девушки». Обмочился и другое дело, тоже сделал от боли. Но пришлось терпеть, тем более, не сильно и далеко. Под рядом стоящим деревом опять коробка, закопанная, и мхом прикрытая оказалось. В этой были мелкие. – Третья где? Как третья по-китайски? Sān! Три. Где третья? Китаец сник и ткнул пальцем ещё в одно дерево. Оставил его, надоело вонючего товарища таскать. Обшарил всё под деревом и не нашёл ничего Иван Яковлевич, Хотел уже идти разбираться с обманщиком. И тут на уровне глаз увидел, что кора как-то не так прилегает к Сосне. Именно с большой буквы. Огромная. Хрен обхватишь. Долго росла, ещё, поди, Чингисхана помнит. Дёрнул кору на себя. А там выдолблено дупло небольшое. Очевидно, дятел начал, он таким образом шишки лущит. Выдолбит небольшое дупло и туда их вставляет. Вот китайцы, видимо, увидели результат его трудов и решили чуть увеличить и приспособить под тайник. В дупле мешочек холщовый. – Ох, мать же ж, твою же ж! Оба на, гевюр цузамен! Нахритен беобахтен!
Глава 13
Событие тридцать седьмое У человека открывается третий глаз, когда он чует пятой точкой. Не туда твой третий глаз смотрит, чует моё среднее ухо. На последнем привале с ночёвкой перед Кызылом Брехт собрал сначала отдельно русских. Борода и капитан бычились. По совершенно противоположным причинам. Будёновец и красный командир капитан Сергей Горшков считал, что перебив всех пленных китайцев, а потом и стойбище аратов тувинцев, что пасли китайских лошадей, он поступил, как зверь какой, и это поступок недостойный, не то что Посланника великого Советского Союза, но и вообще человека. А охотник дулся, что не перебили всех пленников и заодно всех школьников и не оставили камни и сам рудник себе. – Слушайте, товарищи, как мне видится ситуация, – он понизил голос. Тувинские будущие командиры всё же уже худо-бедно по-русски шпрехали и могли чего и почерпнуть из беседы. Потому даже свой «русско-командирский» костёр из последних полешков, что везли на вьючных лошадях, развели чуть в сторонке. – Ситуация!? – не преминул бросить свой пятачок капитан. – Ситуация, Сергей, ситуация. Во-первых, пленных нам было не довезти, а если даже довезли одного – двух, то их бы в Кызыле долго пытали, а потом, один чёрт, расстреляли. Так что быстрая смерть – это гуманизм. Теперь, по их подельникам – тувинцам, ну, по тому стойбищу. Они привели в свою страну врагов, и они носители страшно секретной информации. Их тоже бы расстреляли, а потом вырезали бы весь род и все соседние роды их родственников тоже. С женщинами стариками и детьми. Так что – «убийство» мирных пастухов, это тоже – акт гуманизма. – Гуманизма? – нет, не хочет слушать капитан. – Чего воду в ступе толочь, говори, чего от нас хотел?! – прервал их беседу промысловик Фёдор Постников. – Нам нужно, как только мы войдём в Кызыл, оповестить о находке, как можно больше людей. – Вот тут недопонял, – нахмурился бородач. – Поясню. Для того и собрал. Если о руднике будут знать всего несколько человек, то товарищ Салчак Калбакхорекович Тока – Генеральный секретарь ЦК Тувинской народно-революционной партии даст команду этих людей перебить, а заодно и их родственников, и то, что я Посланник и дипломат ничего не меняет. Потом напишет в Москву представление о награждении меня посмертно за подвиг при ликвидации банды хунхузов. Ну, а вас и подавно, даже без награждения на ноль помножат. Вы не забывайте, в каких диких местах живём. Тут свои законы и рудник, который будет приносить миллионы долларов очень лакомая добыча, коммунист ты или монархист. – Так и будет, – подтвердил охотник, – народец жестокий. Кровь для них, как водица. – Значит, – продолжил Брехт, – нужно растрепать новость всему Кызылу. Девять тысяч человек не расстреляют. – Думаете, Иван Яковлевич? – съел кислющее яблоко будёновец, ну, только без яблока, просто сморщился. – Уверен. Тогда даже благодарность нам за этот поход объявят. – И что делать? Бегать по домам и кричать, что нашли рудник с сапфирами? – почесал переносицу – единственное место, не заросшее волосом, на лице Фёдор Постников. – Да, так и делать. Я вам по камешку выдам, а вы народу показывайте и хвастайте. Заставит ли потом Тока вернуть, не знаю, думаю, что нет. Подарок такой на «радостях» сделает, чтобы не потерять лицо и выглядеть щедрым правителем. – Так народ сразу бросится туда сапфиры копать. – Сделал неожиданный вывод капитан. – Ак-Довурак большой. Если не знать точного места, то всю жизнь искать можно, – пояснил заблуждение будёновца за Брехта промысловик. – Всё, ребяты-демократы, вот вам камни. Что завтра делать знаете. Имейте в виду, на кону жизни ваши и ваших детей. А я пойду, проведу политинформацию среди будущих лейтенантов. Со школьниками тоже просто не вышло. Не могли понять, зачем нужно государственную тайну всем рассказывать. Как вот им сказать, что поубивают их свои же такармейцы, если именно они и будут хранителями этой самой государственной тайны. – Ребята, вы хотите, чтобы вас наградили? – Конечено, – чуть не хором. – Тогда нужно рассказать о вашем подвиге. Всем сослуживцам и родственникам. Правильно? Покивали. Пошёл к своему костру и тут его догнал Миша Чувак. – Боисся, что убьют усе? – умный, надо ему старшего лейтенанта присвоить. – Боюсь, – правду говорить легко. – Я с ними поговолю. Оъяснять. Понять. Не боисся. – Дров не наломай. Кто-то побежит сразу к командованию… – Не боисся. Все будет калошо. Ну и гут. Теперь нужно и о себе подумать. Нужно не дать возможности товарищу Токе стать в правительстве единственным обладателем информации. Всю дорогу думал и пришёл к такому решению. Зайдёт он сразу в ЦК и попросит собрать всех в актовом зале. А там, когда народ соберётся, то высыпит на стол сапфиры из коробок. Из всех двух, и из маленькой со средними сапфирами, и из большой с мелкими, ну, как мелкие, любой, один чёрт, на десяток каратов тянет. Высыпит и расскажет о великой битве по захвату рудника у врагов – китайцев и их тувинских прихвостней и об освобождении аратов превращённых проклятыми ханьцами в рабов. Вот тут на него почести вместо пуль и посыпятся. А мешочек с самыми крупными сапфирами? А кто про него знает? Он честно всем рассказал, что когда все ушли, он продолжал пытать китайца и тот про большую коробку с сапфирами тайну выдал. Вот она батыры! В мешочке было четырнадцать камней, от пятидесяти до ста карат. И один корявый немного камень карат на двести. Ладно, чуть поменьше. И даже представить тяжело, сколько это будет стоить. Как-то читал, что огранку «Овал» и «Багет» изобретут в 60-х годах, и если сейчас найти ювелира и объяснить ему суть, то такие камни будут стоить миллионы долларов. Брехт как-то наткнулся давно уже в интернете, что сапфир «Голубая красавица Азии» продан с аукциона за семнадцать с лишним миллионов долларов. То есть, к его смерти там, в той реальности, и до двадцати миллионов должен сапфир «Голубая красавица Азии» подорожать. У него самый крупный, конечно в два раза меньше, а значит в пять, наверное, раз дешевле, но и это огромные деньги. А если ему грамотно разработать легенду. Обозвать, например, «Глазом Будды» из буддистского Самагалтайского монастыря или по-местному – «хурээ», основанного ещё во времена Чингисхана и именно им – «Великим Сотрясателем Вселенной» и подаренного монастырю. Не, не «Глазом Будды» – банально. «Третьим глазом Будды»!
Событие тридцать восьмое Москва. Стоит мужик в пробке. Вдруг стук в окно. Опускает стекло и спрашивает: – Что надо? – Понимаете, террористы взяли министра финансов в заложники и требуют 10 миллионов долларов выкуп, иначе они обольют его бензином и подожгут. Мы решили пройти по машинам, узнать, кто сколько даст. – Ну… Я – литров 5 могу дать Солчак Тока вызвал к себе Брехта … Ну, нет «вызвать» он не может. Пригласил. Да, «пригласил» – правильное слово. Солчак Тока пригласил Брехта к себе через три дня после триумфального возвращения экспедиционного корпуса в Кызыл. Нет, так-то все три дня виделись. Брехт два раза подробно через разных переводчиков и при разных слушателях рассказывал о «Битве народов», о пытках китайца главного, о нападении на проклятых предателей, приведших врагов воровать национальное достояние великого тувинского народа. На третий день при большом стечении народа на главной площади Кызыла, около здания ЦК Тувинской народно-революционной партии, Ивану Яковлевичу вручили второй орден «Республики ТАР». Теперь по два ордена у него и у самого Генерального секретаря. В этот раз встретились в кабинете товарища Тока, и кроме него там был только один человек – Оюн Лакпа с прошлого года, после окончания учёбы в военной академии имени М.В. Фрунзе, назначенный командир-комиссаром полка. Выступал он, как понял Иван Яковлевич, в качестве переводчика. Все трое чуть владели языком друг друга, но это не мешало им понимать, вопрос-то простой. Чего теперь делать? Спросили Брехта, он и ответил. – До Минусинска проложена железная дорога. Отсюда до Минусинска почти четыреста километров. Построить железную дорогу не реально. Это очень дорого и по ней пока нечего возить. Значит, нужно, что сделать? – осмотрел собеседников Иван Яковлевич. – Найти грузы? – ну не дурак Генеральный Секретарь. – Очень и очень ценные должны быть грузы. Об этом потом поговорим. СССР сейчас не до прокладки железных дорог по тайге. Потому нужно закупить несколько кораблей и барж. Тогда всё лето можно по Енисею возит грузы. Для корабля, при скорости, скажем, в пятнадцать километров в час, эта поездка всего в двое суток встанет. Пароходы вещь не дешёвая. Для этого нужны деньги. То есть, нужно под присмотром армии, ну, скажем, одного эскадрона отправить на тот рудник несколько сотен человек. Можно даже договориться с СССР, чтобы они направили на работы осуждённых. Но можно и местные кадры. Только местные будут воровать безбожно. Можно, конечно, обыскивать, но всё равно что-нибудь придумают, ну, глотать не сильно большие камни будут. Солчак Тока задумался. Своих знал. Точно половину разворуют. – Хорошо, вы, дорогой товарищ Брехт, можете договориться, чтобы из Минусинска к нам, как можно быстрее, направили заключённых? – решился, наконец, главный арат. – Я попробую. Нужно тогда срочно нанять русских в Кызыле, чтобы они срубили два барака на пятьдесят человек и кроме того дом и казарму для охраны. Но это всё перспектива на следующий год. Нужно ведь СССР уговорить. Там примут решение, тоже не один день. Потом погонят заключённых четыреста километров по тайге. Пока они придут, уже и осень, а зимой там не покопаешь, да и вода нужна, промывать глину. Чтобы было о чём говорить с СССР, нужно отправить туда сейчас на добычу сапфиров пару десятков человек. И пока река не встала отправить на продажу большую партию сапфиров. – И кого отправить на добычу? Русских? – Да, это будет лучше. Старателей среди них хватает. А чтобы людей заинтересовать, нужно просто договориться о процентах. Например, каждый десятый сапфир твой. Воровать, конечно, будут, но не сильно, ведь украсть можно один, ну, два, а лишишься, в случае, если поймают, десяти процентов. Будут работать честно, я думаю. – Хорошо. Займися. – Я? У меня хватает дел. Нужно осенью школу младших командиров выпускать и новых учеников набирать. Нужно детей учить в общеобразовательной школе. Да и семья меня и так-то редко видит, ну и я всё же Посол СССР, а не гражданин Тувы. – Вот об этом, товарищ Брехт, я и хотел с тобой поговорить. Давай я напишу письмо Литвинову и Сталину, чтобы тебя здесь насовсем оставили. И будешь работать министром промышленности. Да, даже нет, будешь председателем Правительства ТНР, Чурмит-Тажы Сата – нынешний глава правительства не видит так далеко, как видишь ты, дорогой товарищ Брехт. Уверен, что наша страна прямо расцветёт под твоим руководством. А Чурмит-Тажы Сат оставит за собой должность министра иностранных дел Тувинской Народной Республики. Все будут счастливы. Нда, поворот. Вообще, Брехт с председателем общался пару раз. Тот был мечтателем на грани вредительства. Одно строительство промышленного гиганта, как раз недалеко от тех мест, где они нашли сапфиры. Он там начал при помощи СССР строить фабрику. Геологи нашли асбест там в Ак-Довураке. Заключение было такое: «Ак-Довуракское месторождение имени Чурмит-Тажы (имени себя назвал) обладает значительными промышленными запасами асбеста с большим содержанием текстильных сортов». Было истрачено куча рублей СССР и национальной валюты Тувы – «акши», а потом, когда уже на 90 % построили, в Москве одумались, и дали команду законсервировать фабрику. Как доставлять это сырьё хотя бы до Минусинска? Даже автомобильной дороги толком не существует, не говоря уже о железной, а ведь это тысячи тонн и сотни километров. – Я подумаю. Пока не звоните никуда и не пишите. А организацией работ займусь, нужно же ордена отрабатывать. Тогда на школу нужно поставить капитана Сергея Горшкова. Ну, это я сам команду дам. – Хорошо, дорогой товарищ Брехт, подумай. Я от имени всей республики тебя прошу. Подумай. Вот такой вот поворот. С одной стороны – заманчиво, даже не из-за высокой должности, а из-за возможности избежать репрессий, что уже полным ходом идут в СССР. Тут тоже будут, но не должны же второго человека в стране тронуть, тем более, если он несёт золотые яйца. Думай голова – шапку куплю.
Интерлюдия первая Год назад началось. Брехт, можно сказать, ещё только обживался в тараканьем приюте в Кызыле. Гражданская война в Испании (исп. Guerra Civil Española) началась 17 июля 1936. С одной стороны было законное правительство Второй Испанской Республикой в лице правительства испанского Народного фронта (республиканцы). На другой стороне была оппозиционная ей – военно-националистическая диктатура под предводительством генерала Франсиско Франко, поддержанного фашистской Италией, нацистской Германией и Португалией. В результате гражданской войны была ликвидирована Испанская республика и свергнуто республиканское правительство. На стороне Республики тоже было не мало помощников. СССР помогал, Мексика, Франция, потом, правда, испугавшись последствий, бросила ерундой заниматься. А ещё со всей Европы, да и не только Европы, были в составе правительственных войск добровольцы. Интербригады. Распространено мнение, что сигналом к мятежу 18 июля 1936 года стало то, что радиостанция Сеуты передала в Испанию условную фразу-сигнал к началу общегосударственного мятежа: «Над всей Испанией безоблачное небо»; в то же время историческая достоверность этого сигнала ставится под сомнение. Описывать войну с красивым названием Guerra Civil Española дело неблагодарное, да и не интересное. Все кому не лень уже потоптались. Чуть промотаем. В марте 1933 года Илья Григорьевич Старинов был переведён в Москву на должность сотрудника отдела Главного разведывательного управления (ГРУ) при Генштабе РККА. Переведён и отправлен на учёбу Военно-транспортную академию, так как товарищ Старинов был уже известным в некоторых кругах разведчиком – диверсантом, учил, в том числе, менее опытных товарищей поезда под откос пускать. По окончании академии в мае 1935 года был назначен на должность заместителя военного коменданта станции Ленинград-Московская, находясь на которой, встречал и сопровождал высокопоставленных лиц, среди которых были Ворошилов, Шапошников, Тухачевский, Блюхер и Примаков, да и других товарищей не мало. Чуть не успел, а то бы и товарища Сталина встретил, который приезжал в Ленинград к человеку, которому решил доверить управлять страной в 1934 году. К единственному другу приезжал. Приезжал проститься. Муж рогоносец застрелил. Считается, что репрессии начались после убийства Сергея Мироновича Кирова. И по прямому указанию Сталина. Ну, да не о них речь. Уже в ноябре 1936 года Илья ГригорьевичСтаринов направляется в командировку в Испанию, где непосредственно подчинялся Яну Карловичу Берзину, который был направлен в Испанию прямо с Хабаровска. Был заместителем Блюхера. С октября 1936 года в течение 9 месяцев Берзин был главным военным советником в армии республиканцев во время гражданской войны в Испании под именем «генерала Гришина», его донесения в центр уходили с подписью «Доницетти». Примечательно, что его заместителями были Кирилл Афанасьевич Мерецков, бывший начальник штаба у Блюхера в ОКДВА и Штерн Григорий Михайлович, который вскоре будет отправлен опять-таки к Блюхеру и опять-таки начальником штаба ОКДВА. Про Григория Михайловича есть одна интересная, впрочем, как и трагическая история. Матиас Руст, из-за которого куча маршалов и генералов лишилась своих постов, в том числе и Министр Обороны СССР, был не первым. С 14 января 1941 года герой советского союза и генерал-полковник Григорий Михайлович Штерн – начальник Главного управления противовоздушной обороны Народного комиссариата обороны СССР. А 15 мая немецкий транспортный самолёт, не замеченный ПВО, совершил перелёт по маршруту Белосток – Минск – Смоленск – Москва, где и приземлился. Это привело к волне арестов среди руководителей ПВО и ВВС. 7 июня 1941 года генерал Штерн был арестован, а 28 октября 1941 года расстрелян. Но пока живой. Вернёмся к товарищу Старинову. Диверсант приехал в Испанию и стал совершать диверсии. Там он организовал или лично провёл ряд операций, среди которых были: ❀ взрыв водопровода и моста в Гранаде; ❀ выведение из строя на пять суток туннеля под Кордовой; ❀ там же под Кордовой пущен под откос поезд с солдатами-марокканцами; ❀ потом был взрыв моста через реку Аликанте, во время подготовки к нему группа Старинова ночью захватила полевую кухню, которую заполнила взрывчаткой и оставила посредине моста, после чего кухня была взорвана; ❀ следом пущен под откос состав со штабом итальянской авиационной дивизии; ❀ и, наконец, в лесу под Мадридом было уничтожено значительное количество личного состава противника, а также техника и боеприпасы. Кроме непосредственно диверсий на железных дорогах товарищ Старинов приложил руку к организации партизанского движения и обучению партизан минно-подрывному делу, технике и тактике диверсий. Он организовал две партизанские школы под Валенсией и в Хаэне. Под Сарагосой с одобрения Долорес Ибаррури под его руководством был сформирован 14-й партизанский корпус под командованием Доминго Унгрия. В ноябре 1937 года Старинов сдал дела Кристапу Салныню и с шофёром выехал в Париж, где остановился в посольстве, после чего из Бреста (французского) отплыл на пароходе в Ленинград и уже оттуда выехал в Москву. И там встретился с товарищем Брехтом.
Глава 14
Интермеццо первое – Петя, кем бы ты хотел быть, когда вырастешь? – Генералом. – Но ведь тогда тебя на войне могут убить. – Кто? – Неприятель. – Тогда я лучше буду неприятелем… Комдив Кирилл Афанасьевич Мерецков (псевдоним «Петрович») прощался в порту Барселоны с Яном Карловичем Берзиным в конце мая 1937 года. Отбывал на Родину. Не просто так, ранен был. Прибыл корабль из Одессы с новыми «добровольцами» и оружием. А на обратном пути и заберёт. Сам армейский комиссар 1-го ранга Берзин, он же «генерал Гришин», он же «Доницетти» должен был уплыть на следующем пароходе, пока передавал дела Штерну. Ян Карлович успел в Испании «жениться» на двадцатилетней красавице – испанке из Валенсии, где она работала в штабе. Аврора Индапесеевна Санчес была на двадцать семь лет моложе Берзина и даже имела жениха. Но вот вспыхнули страстью. Через месяц она тоже отправится в Москву, и вот там они уже поженятся. И проведут медовый месяц в доме на Набережной по ул. Серафимовича, д. 2, кв. 153. Счастье будет не долгим, уже в ноябре Берзин будет арестован, а потом и расстрелян. Потом всё будет. Сейчас же старые приятели просто разговаривали. Дела у республиканцев и помогавшим им русских шли из рук вон плохо. Большую половину страны франкисты уже захватили и продолжают захватывать всё новые и новые области и города. В декабре 1936 они взяли Гранаду, а ещё через три месяца и Малагу. Это на юге. В центре страны и того хуже, захватив Толедо, войска генерала Франко подошли вплотную к Мадриду. Неимоверным усилием удалось остановить наступление буквально в нескольких десятках километров от Столицы Испании. – Как думаешь, Кирилл Афанасьевич, удержат республиканцы на севере Бильбао? – задал вопрос «генерал Гришин». – Баски хорошие бойцы, но, думаю, им тоже не сильно долго осталось. Эх, туда бы полк Брехта, он бы за неделю там все войска националистов перемолол, а потом и Бургос взял. И там бы весь штаб генералиссимуса Франсиско Франко сам в плен сдался вместе с генералом. – Да, полковник Брехт мастер агрессоров в чувство приводить. А где он сейчас не знаешь? – Берзин поправил сдуваемую прохладным ветерком фуражку. Не удержал, и ветер, сорвав с русой совсем не испанской головы латыша, покатил её по причалу. Весело засмеявшись, словно колокольчики зазвенели, Аврора бросилась её ловить. Ветер проказник, словно этого и ждал, залез ей под юбку и стал пытаться закинуть её девушке на голову. Почти получилось. Аврора тянулась к фуражке и лишь в самый последний момент, когда собравшиеся уже надеялись увидеть стройные ноги девушки, бросила растерянный взгляд на комиссара и занялась борьбой с юбкой. А фуражка, подгоняемая, добившегося своего хитрющего ветра, прокатилась ещё пару метров и, планируя, канула в пучину Средиземного моря. – А где он сейчас, не в курсе Кирилл Афанасьевич, – Берзин (настоящее имя Пе́терис Я́нович Кю́зис) подошёл к краю причала, не увидел фуражку на фоне довольно приличных серых волн, вздохнул, махнул рукой и вернулся к Мерецкому. – А что думаешь и правда его сюда рекомендовать? – поправил раненую руку на перевязи «Петрович», – Его ведь тогда почти сразу после Маньчжурии в Москву вызвали на награждение и отправили военным советником в Республику Тува. – А точно вспомнил. Ну, вот приедешь раньше меня, поговори с Ворошиловым. Пусть этого хулигана сюда отправят. Со всем полком, конечно, не получится, но этих его диверсантов, что японцев у озера Хасан гоняли вполне можно, что там взвод всего был, а шуму наделали на всё Приморье. – Да, на самом деле, если зайдёт разговор, то предложу маршалу. Да и Тухачевскому подскажу… – Так ты не в курсе что ли? Ах, да ты же в госпитале лежал. Сняли Михаила Николаевича. 10 мая 1937 года маршал Тухачевский был переведён с поста первого заместителя наркома обороны на должность командующего войсками Приволжского военного округа. С Одессы газету пополнение привезло с приказом. А чуть раньше арестованы комкоры Примаков и Витовт Путна. Он был военный атташе в Великобритании. Отозвали и арестовали. Замечательный командир. Я его лично знал. Не понятно, что там, в Москве, творится? Все про какой-то заговор говорят. – Ну, может и скурвился тот Витовт в Англии, купили лимонники. Чужая душа потёмки. – Мерецков снял фуражку, тоже чуть ветер не утащил, пригладил жидкий ёжик волос на голове, уже редеть стали волосы, прошла молодость. Тревожно вдруг стало, ещё перед отъездом слухи всякие про аресты командиров ходили. А ему ещё ведь сына поднимать. Всего четырнадцать лет пацану. Ну, да он ведь ни в каких заговорах не участвует и честно воевал тут в Испании. Не прятался в штабе, вечно был на переднем крае. Даже ранение получил. Чего ему бояться? А холодок прошёлся по телу. Ветер. Это просто ветер холодный. – Не знаю, не знаю. Ладно, прощай Кирилл Афанасьевич, Аврора, вон, замёрзла, дрожит. Южный народ – горячий. А ветер прохладный. Да и тебе руку продует. Не забудь Клименту про Брехта сказать. Чует моё сердце, этот шебутной полковник тут развернётся. – Непременно. Прощевай Ян Карлович. Увидимся в Москве.
Событие тридцать девятое Выходят из леса геологи. Голодные, худющие, небритые. На опушке хохол сало нарезает ломтями. Геологи: – Дядь, дай сальца покушать? – Та вы ж его жрать не будете… – Но почему? – Та я ж вам не дам ни хрена. Восьмого августа 1937 года было воскресенье. Брехт проснулся, как обычно, чуть свет, вместе с петухами и вдруг понял, что сегодня-то бежать никуда н надо. Выходной, мать его! Можно поваляться в постели. Рядом заворочалась Катя-Куй и он, обняв её, прижался к спине и уткнул лицо в пахнущие кориандром волосы. Вчера в баню ходили. Обустроил он, наконец, и в Кызыле нормальную баню с каменкой, с нормальной трубой, и даже с двумя отделениями. Парной и мыльней, и плюс застеклённая веранда. В парилке повторил сложнейшее устройство, что раз в минуту на сковороду с ароматными травами проливало немного воды из подвешенной к потолку бочки малюсенькой. Повторил, конечно, преувеличение. Тут оборудование нужно. Не для кузнеца из столицы Тувы – Кызыла задача. Сделали в Спасске-Дальнем и с новыми аэроплотами затаренными всякими нужностями привезли. Самое примечательное, что и старые удалось реанимировать. Как-то, куда-то позвонил Генсек и вуаля – три новеньких модернизированных двигателя M-11F мощностью 145 лошадиных сил с оказией привезли на телегах из Минусинска. Просил два, но видимо, по привычке восточных народов, просить всего в три раза больше, чем надо, заказал товарищ Тока шесть, а в СССР по привычке, тоже не нами заведённой, дали половину. Ну, тоже не плохо, один в запасе будет. На теперь уже двух своих аэроплотах в Минусинск с грузом сапфиров уехал Председатель правительства ТНР Чурмит-Тажы Сата. Под охраной из двадцати получивших погоны лейтенантов. Брехт погоны предложил. Сказал, что так красивей будет. Генсек Тока посмотрел на разницу между петлицами и погонами и согласился, что, да, так лучше. Так что, армия Тувы теперь при погонах. Нет не тех, что введут в СССР во время Великой Отечественной, а таких, как у военнослужащих двадцать первого века в России на полевой форме. Потоньше и гибкие, ну и понятно без просветов. Зачем они нужны, если по величине звёздочек и так понятно, кто перед тобой лейтенант или полковник. Поехал, или поплыл всё же, Чурмит-Тажы предложить дружественному Советскому народу поставить на вырученные от продажи сапфиров деньги гранильную мастерскую, ну, оборудование для неё. Мастера гранильщика, что обучит людей своему мастерству и два парохода с одной пока баржей. Особо-то возить пока нечего. А ещё договориться, чтобы в Туву направили солидную бригаду геологов. Нужно было найти месторождения угля. Чтобы начинать развивать промышленность, нужно много чего, но самое главное – это уголь, без него, что-либо затевать бессмысленно, при таком плече, возить даже концентраты, экономически невыгодно, а вот металлы. Кобальт, висмут, медь, ртуть, что вроде нашли русские геологи, это уже совсем другое дело. Про металлы не из отчётов геологов узнал. То ли их нет, то ли ещё нет. Просто вспомнил фантастические рассказы Ивана Ефремова, читал в детстве. («Озеро горных духов» – рассказ Ивана Ефремова). И вот в одном из них про всё это и рассказывалось, что вроде бы нашли даже целое ртутное озеро. Что само по себе чудо. Но это фантастика, а как дело обстоит на самом деле, Брехт не знал. Он уже почти принял предложения товарища Тока сменить гражданство и поработать Премьер министром в Туве. Можно, ведь, отговорить Генсека вступать в состав СССР, по крайней мере, до смерти Сталина, и все эти репрессии, растянувшиеся на два десятилетия пережить вдали от эпицентра. Помочь избежать не получится. Это жизнь, а не фантастика, хоть самому бы уцелеть, а то явно не те у него покровители. Скоро их всех пересажают. И перестреляют. Вот сейчас лежал, вдыхал аромат волос жены, прислушиваясь к её равномерному дыханию, и строил планов громадьё. Первым делом, нужно будет ликвидировать все колхозы, особенно аратские. Пусть люди спокойно, как и тысячу лет назад пасут свои стада. Только нужно чуть помочь товарищам аратам. Теперь есть сапфиры, и можно будет, превратив, даже пока не огранённые, в рубли, ну, не в доллары же, закупить у Монголии лошадей, яков, коз, и прочую живность. Совсем бедным аратам выдать понемногу и пусть благоденствуют. Нойонов и прочих ханов теперь нет, мест для выпаса животных при таком малом населении полно. Живи и процветай. Вот и пусть процветают, и не вмешиваются в процесс превращения Тувы в коммунистическую страну. В прямом смысле этого слова. Тратить деньги на вооружение не надо. Нужно вести себя, как Батька в течение всех тридцати лет, обещать создать Союзное государство, в данном случае войти в состав СССР, и под это дело получать всякие ништяки от большого северного брата. Геологов, вот, надо. Оборудование для новой электростанции. Закупить или выпросить немного тракторов в Америке. Много пока и не надо. Русских не так и много. Если всё правильно преподнести Генсеку, то можно вместо колхозов артели наладить. Если трактора будут, то это не сложно. Плохо с горючим. И скоро война и нефти от СССР не дождёшься все эти годы. Но Брехт ведь помнил, что в Германии во время войны делали горюче из угля. То есть, нужно у СССР попросить или купить всех химиков осуждённых и даже договориться, чтобы расстрелы им заменяли на пожизненную высылку вместе с семьёй в Туву. Оборудование? Успеть до войны купить в СССР или Штатах. Дальше. Нужны металлурги – тоже из заключённых. Там лучшие. И нужны энергетики. Если есть самородная ртуть, то сам бог велел изобрести или, если уже изобретены, то наладить выпуск люминесцентных кварцевых светильников и выпрямителей тока с жидким ртутным катодом. Стекло. Ну, песок везде есть. А выпуск соды? Ничего сложного, если будет уголь, то всё в наших руках. А ещё, насколько помнил Брехт ту книгу Ефремова, то здесь в каждой речке золото. Нужно купить у американцев драги. И даже драги со специалистами, там сейчас только начали из кризиса выбираться, и найти рабочих и инженеров будет не сложно. Только золото нужно не в виде песка и самородков продавать, а в виде монет и украшений. Если есть сапфиры, то должны быть и другие корунды. Получается, можно создать бренд – «Золотые украшения с природными самоцветами из сердца Азии». Видел же Брехт кучу всяких колец и серёжек, повспоминает, освоим и будем деньгу лопатой грести. Стоп. Выходит, что из Бельгии нужны ювелиры на первое время. Опять, стоп. Там же скоро начнётся истребление евреев, их тоже нужно выкупить у Гитлера. Пока же СССР, вроде как, во вполне мирных отношениях с Германией. Нужно успеть этим воспользоваться … – Эй, хозяева, поднимайтесь! Товарищ Брехт! Тебе телеграмма пришла, – забарабанил в окно Петрович – посыльный на местном телеграфе.
Событие сороковое Увидев спящую принцессу, принц оценил ее внешность и тихо вышел из спальни со словами: «Пусть спит, бедняжка». – Чем бы занималась принцесса Диана, если бы ожила? – Скреблась ногтями о крышку гроба… Иван Яковлевич сидел перед чёрным аппаратом телефонным и гадал, кому чего опять из-под него надо. В утренней телеграмме было только несколько слов. Быть у телефона в представительстве в десять по Москве. Если четыре часа добавить, то получится два часа дня. Звонили и раньше. И самое интересное, что по важному поводу почти никогда. Пока усиленно строили асбестовую фабрику, то интересовались темпами строительства. Пару раз просили написать статью в одну из центральных газет про армию Тувы и про процесс построения социализма в Аратской республике. Потому не сильно и переживал сначала. Была статья в приехавшей с опозданием в две недели газете «Правда», что арестован Тухачевский. Клеймили. Потому немного опасался, всё же под пытками сболтнуть чего маршал может, лишь бы не сували паяльник лишний раз, а нет, тогда ещё так не работали. Просто били по печени и почкам. Так вот, чтобы лишний раз не получить по почкам мог и для количества маршал вспомнить и о Брехта. Тем более, фамилия нарицательная и легко запоминающаяся. Всё, решил, Иван Яковлевич, сегодня же … А, ну да, воскресенье! Завтра же, нужно идти к Генсеку и соглашаться сменить гражданство и должность. Пришёл заранее, дома места себе не находил, чего-то сердце подсказывало, что это не простой звонок, и ничем хорошим он не кончится. Шёл по дерев… Шёл по Столице с веточкой берёзы и отмахивался от комаров. Эти жужжалки – пищалки почти кончились, всё же август, но тут вдоль реки ещё хватало этого добра. Пришёл, на брегет от Карлуши Фаберже глянул, и огорчённо вздохнул. Стрелки приклеились. Ещё и часа нет. Ну, вместо прогулки медленной получилась почти пробежка, и сам не заметил, как на быстрый шаг перешёл. И мысли и комары подгоняли. Пришёл, сел и стал гипнотизировать телефон, предлагая ему добровольно выдать страшную тайну, зачем и кому он там, в Москве, проклятой, понадобился. Все беды от Москвы. Не хотел чёрный выдавать. Иван Яковлевич пересел на самодельный диванчик и, вытянув ноги, прикрыл глаза. Поспать часик? Не получалось, шёл в голове непрерывно ролик из фильма Михалкова, где следователь в НКВД ему по пальцам молотком лупит. Ну, жалко же пальцев. Запасных нет. И всё же отключился, видимо, так как звонок аж подбросил. – Полномочный Посланник СССР в Тувинской Народной Республике Иван Яковлевич Брехт. – Постарался чётко представиться, чтобы голос не дрожал. – Сейчас будете говорить с первым заместителем наркома обороны СССР маршалом … Егоровым. – Фу, ажнать испугался на слове «маршал», подумал, что Тухачевского вернули. А тут Егоров, не много знал об этом маршале, кажется, через год расстреляют, а сейчас, вон, на повышение пошёл. Радуется, наверное, вечно был недоволен своими вторыми ролями и трындел об этом в каждое подставленное ухо. «Разве Вы не знаете, что когда речь заходит о гражданской войне, то все везде и всюду кричат до хрипоты, что все сделали Сталин и Ворошилов, а где же я был, почему не говорят обо мне?! Почему борьба под Царицыном, создание Конной армии, разгром Деникина и белополяков приписывается только Сталину и Ворошилову?!» Вот, не трындел бы, может, и выжил. Будённый же с Ворошиловым пережили эти лихие годины. И доживут до глубокой старости. – Товарищ Брехт. Я тут не так давно пообщался с комдивом Мерецковым и потом с комиссаром Берзиным. Они предлагают отправить вас в Испанию для проведения разведывательных и диверсионных операций. Хвалят вас. Что скажите? Мать же ж, твою же ж! Советчики хреновы. Обоих сегодня – завтра арестуют, правда, Мерецкого потом выпустят. И он даже маршалом Победы станет. Получит один из немногих совсем орден «Победы». Так, что-то нужно пока ещё живому маршалу Егорову сказать. – Если партия пошлёт, то я с радостью окажу помощь в борьбе с фашизмом братскому испанскому народу. Только (как его звать-то?) … Только (А – Александр Ильич) Александр Ильич я сейчас не состою в РККА, уволен в запас. Сейчас я служу в наркомате иностранных дел. – Может, прокатит. А завтра на поклон к Генсеку Токе. – Я переговорил с Литвиновым. Ерундовый вопрос. Негоже таким боевым командирам штаны просиживать. Решим вопрос в течение нескольких дней. Пришлют тебе замену. Ты же полковник? – Так точно, товарищ маршал. – Хорошо себя покажешь в Испании, двинем в комбриги. Собирай вещички… Да, полковник, чуть не забыл, Мерецков о каких-то твоих особых диверсантах говорил. С собой возьми. Сколько их? – А сколько можно взять с собой, товарищ маршал? – Хм. Пусть будет тридцать. Всё, жди звонка. – Товарищ маршал, а что с семьёй? – успел Брехт, пока трубку Егоров не повесил. – С семьёй? А где она? А, ну, понятно. Да, в Туве им оставаться нельзя. Это же другая страна. У тебя жена к родителям может перебраться? К родителям. Вот для принца Ли Кана сюрприз будет. Охренеют все и в Корее и в Японии. Как понял Брехт принцесса Ли Хе Вон рассматривается даже, как претендентка на трон. Пусть и не самой первой. – Нет. Она сирота. Товарищ, маршал, если мне всё равно ехать в Спасск-Дальний, так может, я их туда отправлю, ну, на Дальний восток? – Да, без разницы, хочешь на Дальний отправь на дальний, хочешь на Ближний, отправь на ближний, – пошутил, наверное, маршал, но Брехт не засмеялся, а Егоров трубку повесил. Эх, а мог стать Премьер министром, и все бы говорили ему: «О».
Глава 15
Событие сорок первое А нельзя ли как-то поскромнее кошачий корм называть? Почему моя кошка жрёт «рагу из кролика в сливочном соусе», а я макароны с сосиской? Сидят мужик и кот. – Эх, – говорит мужик, – жена моя вчера тройню родила. – Не переживай, – отвечает кот, – раздашь. Быстро кошки и кролики плодятся. Что-то там, в Столице нашей великой Родины, пошло не так. Потому, дождался звонка из Наркомата иностранных дел Брехт только через две недели. А может, просто зря он себя важной фигурой считает и у маршала Егорова и у наркома Литвинова без мелкотравчатого полковника и Посланника дел хватает. Там в обоих наркоматах грандиозные чистки идут. Всё это время Брехт не сидел в потолок поплёвывая, почему-то решил, что может улучшить ситуацию в Туве. Пошёл к Солчаку Токе, рассказал, про то, что его отзывают. Ну, не про Испанию же говорить. Это вроде как государственная тайна. И то, что и на Западе и на Востоке об этой тайне все знают, НКВДшникам дела нет. Сказано, не болтай, вот и держи зык за зубами. Генсек огорчился. Брехт тогда вот и решил, что раз его не будет, то часть же его же плана смогут осуществить руководители Тувы и без него. Потому, договорились они с Генсеком, что пока Брехта не отзовут, то он этими планами с товарищем Тока поделится. Следуя договорённости, каждый день ходил и говорил, а что бы он сделал, оставшись. Про уголь рассказал, про пароходы и паромы, про трактора. Про золото. Ну, производство ламп и выпрямителей, с использованием ртути, без Брехта не освоить, потому и не стал рассказывать. Про изготовление бензина и солярки из угля тоже. Кто же товарищу Токе под эти бредни заключённых химиков даст. Главное, было убедить Солчака, что не нужно колхозы создавать. Рассказал о плане за полученные от продажи сапфиров деньги в Монголии купить скот и раздавать тем аратам, которые беднее. Пусть весь аратский народ живёт богато и счастливо. И ещё нужно организовать повсеместное, блин, слово дурацкое, «вычёсывание» яков и верблюдов и их стрижку и сдача шерсти государству, а потом, когда процесс пойдёт, то строительство камвольных комбинатов. Оборудование тот же СССР поставит за сапфиры. Достучался он до главы республики или нет, непонятно – сидел Тока и слушал, почти ничего не записывая, лишь изредка кивая. Ну, а тут и приказ из Москвы по телефону передали. Сдать дела представителю Коминтерна Богданову и отправляться в Спасск-Дальний, где и получить дальнейшие инструкции. Особо ничего в Кызыле не нажили. Дом, достроенный как раз, пришлось подарить правительству республики, пусть в нём клуб будет. Ответный дар товарища Генсека поразил. Он «подарил» Брехту оруженосца. Ну, а как ещё этого товарища можно назвать. В общем, дал команду старшему лейтенанту Монгушу Суваку следовать за товарищем Брехтом и оберегать его всячески и во всём помогать. Пришёл Миша Чувак на пристань с вещевым мешком и красивым луком, а за спиной колчан со стрелами. Сюрреализм. Кроме старшего лейтенанта ещё из Кызыла кроме семьи Иван Яковлевич и китайца лекаря забрал. Такая корова нужна самому. Сели на один из аэроплотов и поплыли в Абакан. Там можно будет посмотреть, стоит ли пересаживаться на поезд или и дальше на плоте до Красноярска плыть. Проводить всё Политбюро вышло, а товарищ Генсек на прощанье подарил красивую из китайского шёлка национальную одежду и пять средненьких, но чистых сапфиров. Что ж, дорогой подарок. В обоих смыслов этого слова. Конец августа и по утрам уже прохладно, потому сел на скамеечку Брехт, накинул на плечи синий красивый халат и задумался о будущем. Может, и не стоило жену забирать с детьми? Ведь, почти у всех репрессированных командиров забирали чекисты и жён, которых тоже расстреливали, которых на десять лет в лагеря, а детей распихивали по детдомам. Так, например, с Блюхером поступили. Надо Ваське посоветовать, дёргать в Китай пока не поздно, там идёт уже два месяца «Вторая японо-китайская война». Пусть попросится военным советником. На войне точно можно погибнуть, на то и война, но, по крайней мере, жену и детей не тронут. А про Катю-Куй. Правильно за собой потащил или нет? В Туве бы не достали? Ну, сильно захотели бы – достали. Ладно, чего уж теперь. Рано к смерти готовиться. Ещё повоюем. Вот, в Испании, например. В Абакане Брехт узнал, что поезд до Красноярска будет только через два дня. И потому– поплыли дальше. Лучше четыреста оставшихся километров хорошо плыть, чем два дня на вокзале сидеть, да пусть, даже в гостинице какой, так плот теперь с новыми движками даёт и до двадцати километров в час. Чуть больше суток и на месте. А если поезда ждать два дня, да потом на нём больше суток тащиться, получается в три раза дольше. Погода побаловала напоследок, наступило бабье лето, и путешествие по Енисею на аэроплоту можно было бы назвать даже приятным. Но, конечно, есть всегда – это постоянный шум винта. Но на второй день уже почти притерпелись. Ванька пытался где-то раздобытым сачком большим даже рыбу ловить. Не сильно успешно. Всё же громко плыл их агрегат. Всю рыбу распугивал за километр. Но поймал всё же пацан несколько плотичек. Скормили их коту. Кот тот самый – наследие «Голодного тигра». Вырос гад, чуть не с рысь размером. И злющий. Собаку держать не надо. Оказалось, что это – барханный кот. Так ему учитель биологии из заключённых в Спасске ещё рассказал и удивлялся ещё, как он всех не загрыз у Брехтов. Тварь-то свирепая. Хорошо, что малышня об этом н знала и спокойно рыжего разбойника мучила, а он только изредка хвостом пушистым дёргал, злясь, но ни разу вреда никому из Брехтов не причинил. За своих котят держал. Прозвали они с Катей-Куй его Фуркад, в честь французского биатлониста из будущего. Такой же резвый был, пулей носился за птицами. На плоту Фуркад нервничал, и чуть было не спрыгнул в воду, пришлось в каюте запирать. – Всё, Иван Яковлевич, прибываем, вон за тем поворот дымы видите – это Красноярск, – вывел Брехта из задумчивости капитан-моторист Прохоров Василий, – Вернётесь к нам-то? В Белоцарск? – Не знаю, Вася, дожить надо.
Событие сорок второе Сидит прапорщик на берегу реки и ловит рыбу. Вытягивает из воды удочку – а на крючке червя нет. Он кричит в банку с червями: – Два добровольца с вещами на выход! – Рядовой Петров, почему надо закрывать один глаз, когда прицеливаешься из винтовки? – Потому что если закрыть оба глаза, цель не будет видна. Старший лейтенант Светлов сидел в актовом зале воинской части и перебирал личные дела добровольцев. Выбрать из почти ста кандидатов тридцать человек было той ещё задачей. Написал бы и весь полк заявления, даже и сомневаться не стоит, но нужны были диверсанты, а их батальон всего. Минус молодёжь. Минус командиры и старшины, кому-то же надо продолжать готовить эту молодёжь. Вот и осталось всего сотня бойцов. Время для отбора было. Их бывший командир полковник Брехт получил команду прибыть в Москву с добровольцами к 15 ноября. Для начала Иван Ефимович отложил в сторону тех, кто прошёл вместе с ним и Брехтом Хасан и Маньчжурию. Таких оказалось пятнадцать человек. Потом добавил тех, кто прошёл только одну из этих компаний, ещё плюсом семь заявлений. Итого двадцать два человека – все орденоносцы. На всех даже не с завистью, а просто с обожанием смотрят новобранцы полка, ещё бы иметь орден в мирное время – это уже не мало, таких на всю страну не сильно много, а тут у некоторых два ордена. Поразмыслив, бывший хорунжий прибавил к отобранной стопочке и заявление Якимушкина. Зенитчик хоть и не был диверсантом, но человек неординарный. Он даже не меткий. Тут другое, кто-то там, в мозгу, у этого шебутного старшины сидит и направляет его руки туда, где будет цель, когда пули до неё долетят. Брехт его ходячим арифмометром обзывает, такой и есть. Только Александр ничего не считает и даже не прикидывает, и это не опыт. Он с первого своего выстрела из спарки «Браунингов» всегда попадал в цель. Наверное, и с закрытыми глазами попадёт по самолёту. Просто будет знать, что вот если туда выстрелить, то пуля попадёт в цель. Уникум. Осталось отобрать ещё … Стоп. Нужно же этого Чингачгука тоже с собой брать, а то обидится и пристрелит из своего лука. А что, интересное оружие. Светлов посмотрел на этого тувинца в деле. Он за пятьдесят метров стрелу точно в десятку садит, а за семьдесят из восьмёрки не выпадает. Нужно будет если бесшумно снять часового, то вот он – готовый снайпер из бесшумного оружия. Сам своими глазами видел, как Мишка Чувак попал в ростовую мишень с двухсот метров. Правда, стрелял по ветру. Иван Ефимович читал в детстве, что лучшие луки и лучники были в Китае при династии Цинь, рекорд составляет 1410 метров 87 сантиметров. Но там ногами растягивали. Нет, двести метров – это очень хорошо, на таком расстоянии эту ростовую мишень и не видно почти, а тут попасть, да ещё из лука. Полезный будет член отряда. Добавил Светлов и своё заявление – теперь получилось двадцать пять человек. Ещё нужно из восьмидесяти почти заявлений пять отобрать. Перелопатил, разобрав на две кучки, в большую попали люди не плохие, но малоопытные, а вот во вторую кучку попали в основном охотники промысловики. Получилось этих снайперов почти два с половиной десятка. Снова перелопатил. Выбирал из метких и бывалых, тех, кто физически здоровее. Придётся же не только стрелять, но и в рукопашных схватках участвовать, а тут сила имеет значение. Восемь. Троих ещё нужно убрать. Снова перебрал. Моисеев, его что ли? Какой-то он молчаливый. Себе на уме. А нет, Моисеева нужно брать, он в ДОСААФе на пилота учился. Брехт подчеркнул, что если попадутся люди с навыками пилота, то брать обязательно. Нужны. Чего опять этот безумный немец придумал? Ха, понятно. Хочет у испанцев самолёт угнать. Ну, берём тогда Моисеева. А нет ли ещё с удостоверением пилота. Есть, вот ещё один – Тихонов, ну, этого бы и так взял. Он … Нет. Он пусть будет, но на мысль Колька правильную навёл. Нужен ещё боец, что нормально готовить умеет. Ага, Дуборезов Илья, окончил училище на повара, но сам попросился в диверсанты. Берём. А Тихонов на подхвате, тоже готовить умеет. Ещё двоих. Вновь перебрал листки. Пусть будут братья погодки Нечаевы. Хорошие парни. Никита, так кроме всего прочего ещё и оружейник хороший. Все ему тащат карабины с мелкой какой поломкой, чтобы от старшины не получить нагоняй. Ну, вот и всё есть тридцать бойцов. А интересно … Нет, не разрешат понятно брать с собой карабины Арисака, там в Испании, где для них патроны найдёшь, как и «Браунинги» не возьмёшь, та же проблема с патронами. Придётся брать кавалерийские карабины Мосина. Похуже будет, чем японские, тяжелее, да и отдача гораздо сильнее. Но, чего делать, на них тоже учились. Главное, в первый рейд сходить. Там испанцы, надо думать, «Маузеры» имеют, не пистолеты дурацкие, а винтовки. Вернее, магазинный карабин Mauser 98k (Kurz – «короткий»). Только самую капельку похуже Арисаки будет. Весит 3,7 кило. А это почти на килограмм легче мосинки, а килограмм в диверсионном походе – это существенно. Пить дать, захотят проклятые фашисты поделиться винтовками. Ну, а добудут они «Маузеры» и проблема с патронами сама отпадёт. Немцы много их в Испанию шлют. Тут лекцию им читали по вооружению немецкому, так там есть патрон со специальной бронебойной пулей SmK (полное обозначение Spitzgeschoss mit (Stahl) Kern), а ещё патрон с опасной разрывной пулей (B – beobachtung). Что ж, проверим в деле. Разрывают они щуплых испанцев на части или нет?! Светлов собрал отдельно заявления отобранных добровольцев и пошёл к Брехту. На всякий случай и остальные прихватил. Мало ли, чего этому полковнику в голову придёт. На всё своё мнение имеет.
Событие сорок третье Блин! Достала уже эта поговорка: «Лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе». Бабу! Бабу надо иметь, а не птиц там всяких! – Ты Вань, в рот пароход, едрёна кочерыжка, растудысь тебя в тудысь, охринел в корень. Вот на год тебя оставил без присмотра, а ты чего начудил. – А что такое, Василий Константинович? – Ты, япона мать, ёлки-моталки, ещё спрашиваешь? А это чего на грудях у тебя? – Иконостас, Василий Константинович. – Вижу, что не хрен кучерявый. А ну садись, рассказывай, где это ты столько орденов нахапал, что даже меня перещеголял. Что за сражения выиграл? Я тебя в Москву отправил на награждение чуть больше года назад, а ты через год заявляешься, весь в орденах, и они иностранные. В каких палестинах, ты полковник врагов побеждал? Блюхер встал сначала поздоровался по-мужски, а потом по-брежневски смачно троекратно расцеловал в уста сахарные. Нет, шалишь. Никакой Блюхер не австрийский граф. Ну, разве полез бы австрияк, да ещё граф по-русски целоваться. Всё врут в интернете. Так, подписчиков собирают, чтобы рекламу памперсов разместить. Жареное нужно. У Блюхера и других загадок в биографии хватает, кроме австриякства. Маршал роста был среднего и Брехту, чтобы целоваться, пришлось чуть ноги в коленях согнуть. – Не, Вань, давай рассказывай, садись, вон, сейчас чайку организуют. Этот видел орден. В Москве у кого-то, а вот эти два одинаковых точно не видел. Рассказывай всё по порядку, что с тобой за год приключилось. Стой. Вспомнил про монгольский орден. Фамилию не помню, представляли в Москве, он ещё с чумой в Монголии боролся. Тарасов. Во, какую память надо иметь! А ты с чем в той Монголии боролся с Испанкой? – Не был я в Монголии. Случайно получилось. – О, вот и чаёк. Всё, Вань, пей и рассказывай по порядку. Не буду больше отвлекать. Рассказал. Даже про сапфиры. Чего скрывать, полезет справки наводить по наркоматам и опять фамилию засветит рядом со своей, а ведь скоро арестовать должны. Или не будет второго Хасана и уцелеет любимец Сталина? Или Хасан предлог, чтобы арестовать, а дело в устранении верхушки РККА? Потому, всё без утайки подробно поведал. – Ну, учудил. Не стыдно носить. Люди кровь за ордена проливают, а ты … – Товарищ маршал, это же не боевые ордена. Это мирные. У нас же тоже есть орден «Трудового Красного Знамени», – Брехт видел, что Блюхер просто играет. Рад встрече и подтрунивает над ним. – В Испанию отправляют. Мне звонил Егоров. Там боевые ордена получишь. Получишь? – насупил брови. – Постараюсь не подвести вас и всю ОКДВА. – Вот, там и так все наши. Мерецков был, Берзин. Теперь тебя вот. От сердца отрываю. Так что геройствуй. Побей их там. Это не япошки, японцы хоть воевать мастаки, а там крестьяне. Ну, правда, и за республиканцев всякие рабочие. Не армия. У тех не армия и у этих тоже. Эх, туда бы полк твой. Ты бы там ужаса им привил. Твоё выражение. Запомнил. Правильное. – Постараюсь, товарищ маршал, привить им. – Ха-ха. – Посмеялись. – Ладно. Давай по делу тридцать человек отобрал, – маршал надел очки. Стареют люди. – Так точно. Вот список. – Брехт передал напечатанный на машинке листок. – Так. О знакомые фамилии. Все орденоносцы. Лучших забираешь? – Ну, не позорить же СССР и ОКДВА новобранцами в Испании. – Нет, конечно. Сказал же, устрой им там. От всей широты русской души. А ну да, мы же с тобой немцы. Мать нас. В смысле их. Мать. Тьфу. Бери. Утверждаю, – командарм взял ручку поршневую, что наладил выпуск артель Дворжецкого и расписался в углу, – Отдашь в штаб. – Василий Константинович, а можно я кроме этих тридцати диверсантов заберу ещё двоих из свое… из отдельного полка имени Сталина? – Не хватило? – Нет, думаю, тридцать диверсантов и снайперов будет достаточно, я хочу одного лётчика взять и одного техника. – Лётчика? Постой. Скоробогатова Александра …? – Юрьевича. – Без героев совсем хочешь полк оставить. А техник, как его … помню, руку жал и катал он меня на этом … Аэроплоту. – Однофамилиц маршала … – Конечно. Егоров. Тоже Сашка, – Маршал вдруг посерьёзнел. – Вань, лучших ребят наших с собой забираешь, постарайся назад привезти. Не как командарм, как старший товарищ, прошу. – Я постараюсь Василий Константинович! – Даже комок горлу подкатил. – Постараюсь. – Бери летунов. За каждого спрошу.
Глава 16
Событие сорок четвёртое Собрались в самоволку матросы-одногодки. Открыли тамбур. Хлынула вода… Да, трудно убежать с подводной лодки. – Товарищ адмирал! – докладывает офицер командующему, – пожар на эсминце «Несгорающий» потушен. Команда затопила корабль. Добирались до Испании с приключениями. Просто всё было на первом этапе войны. Сел на корабль в Одессе и через недельку – две выгружаешься уже в порту Барселоны или Картахены. Длилось это не сильно долго. Бенито Муссолини решил сделать Испанию своей провинцией, и даже восстановить в ней монархию, посадив на престол кого-нибудь из родственников итальянского короля Виктора Эммануила III. Итальянские корабли стали обстреливать суда СССР, даже если они шли под флагами других стран. Корабли останавливали на подступах к Болеарским островам и досматривали. Италия даже в праве была это сделать, она входила, как и Германия в систему морского контроля за соблюдением «невмешательства». К ним присоединились и суда националистов. В результате, после усиления блокады и активизации действия флота националистов на морских коммуникациях, грузы стали отправлять из северных портов СССР Ленинграда и Мурманска морем до Гавра или Шербура, а оттуда – по железной дороге через Францию. Попытки пройти и через Средиземное море всё же продолжились. Далеко не всегда они оканчивались удачно для СССР. Было потоплено три советских судна и столько же было захвачено националистами, причём все они следовали без военных грузов и под советским флагом. Лишь одно из судов с грузом не дошло до Картахены: повреждённое авиацией, оно выбросилось на берег, но все же было разгружено. Потом ситуация ещё ухудшилась. Май 1937 года был отмечен целой серией крупных международных инцидентов: 13 мая возле Альмерии на мине националистов подорвался британский эсминец «Хантер», 24 мая республиканские ВВС повредили возле Балеарских островов два итальянских военных судна. А через день от республиканских ВВС страдают уже немецкие военные корабли, стоявшие вопреки предписанию «Комитета по невмешательству» в порту захваченной франкистами Мальорки. Решив отомстить 31 мая немецкий «карманный линкор» «Граф Шпее» при поддержке четырёх эсминцев обстрелял контролировавшийся республиканцами портовый город Альмерия; погибло 20 и было ранено свыше 100 мирных испанцев. В тот же день Германия и Италия объявили о выходе из системы морского контроля за соблюдением «невмешательства». И теперь хватали и топили всё, что им не нравилось. Едрёны кочерыжки в наркомате обороны СССР решили попробовать и отправить всё же группу Брехта через кишащее враждебными судами и подлодками Средиземное море. Способствовало этому решению одно интересное событие, о котором газетчики раструбили по всему миру. В Средиземном море у алжирского мыса Тенес националистическая эскадра адмирала Виерны напала на два республиканских военно-транспортных судна под охраной двух крейсеров и восьми эсминцев под командованием каперанга Буисы. Несколькими удачными выстрелами республиканцы сумели серьёзно повредить флагман противника «Балеарес», и националисты были вынуждены отступить в Малагу. А следом произошло по тем временам чуть ли не фантастическое событие. На международной конференции в Швейцарии Лига Наций в начале сентября осудила «подводное пиратство в испанских водах». Уличённым в «пиратстве» субмаринам грозила гибель – Лига Наций разрешила уничтожать такие подводные лодки. С этого времени итальянцы прекратили свою охоту за судами, перевозящими помощь в Испанскую республику. Потому в Москве и решили, что можно попробовать перебросить отряд полковника Брехта в Барселону морем из Одессы. Для этих целей был выделен небольшой зерновоз, который по выходе в Средиземное море должен был поднять болгарский флаг и сменить название на «Царь Борис». Нет Ельцин Борис, который не прав, тут совершенно ни при чём. Этот персонаж сейчас правит Болгарией. Борис III из Саксен-Кобург-Готской династии. Отец у того Бориса прозывался Фердинанд I. Так что, звали «Царя Бориса» – Не Борис Николаевич, а Борис Фердинандыч. Болгария на то время была самым преданным союзником Германии и в СССР надеялись, что своих итальянцы и немцы не тронут, а поход по Средиземному морю был продуман так, что последняя часть пути от Мальорки до Барселоны должна была пройти ночью. Первого декабря 1937 года корабль «Советский Казахстан» вышел из Одессы. Проливы турецкие прошли без всяких приключений. В Стамбуле даже моряки сошли на берег по лавкам сувенирным пройтись. Брехта так и подмывало прогуляться с ними, магнитик на холодильник присмотреть. Жаль, холодильника не было. Пришлось томиться в специально оборудованном в большом трюме сухогруза специальном бункере. Советские чекисты подозревали, что турки сообщают итальянцам о Советских судах с военными «добровольцами» или с военным грузом. Так что, в трюме был оборудован специальный бункер, вроде как двойное дно. Там вся военно-морская делегация и сховалась вместе с оружием. После Дарданелл подошли к одному из многочисленных Южно-эгейских островов перекрасили название корабля и заменили судовые документы. В трюме всем сидеть надоело и сборная солянка из армейцев, лётчиков и моряков высыпала на палубу. Правда, пробыла там не больно-то долго. Довольно холодный ветер и нудный дождь загнал товарищей назад в трюм. Декабрь он и в Средиземном море – декабрь. Кроме диверсантов и двух лётчиков Брехт в самый последний момент вспомнил об ещё одном персонаже, которого, ну обязательно, нужно было с собой взять. Никуда без него. Это – кинооператор Андрей Пирогов. Получилось без самого Ивана Яковлевича тридцать три человека. В наркомате обороны, курировавший их группу Егоров, добавил туда плюсом одного майора штабиста из Минска. Зачем, вообще не понятно, то ли контролировать, то ли просто подсматривать. Майора звали Павел Красницкий. Мужик был склочный, вечно всем недовольный и любитель бухнуть втихушку. Или это у него сценический образ такой. Брехт даже подумал, что это и не майор ни какой, а сотрудник НКВД, приставленный за ними бдить. Но ошибся, потому как бдить за ними, человека приставили другого совсем. Хотя не только бдить, но и помогать. Приставил легенда советской разведки Илья Григорьевич Старинов, после того, как они два дня общались в Москве. Лейтенант НКВД Иван (тёзка очередной) Полыгалов был учеником Старинова в бытность того в 1933 году начальником разведпункта, литер А Украинского военного округа. Готовили из него минёра – подрывника, но не пригодилось умение, и попал на работу в органы, а вот теперь о нём вспомнили и усилили диверсионный отряд Брехта. Иван Яковлевич и не возражал даже, как-то сам не подумал про минёра, да и не готовил он таких спецов особо в своём полку. Другие задачи ставились командованием. Так что, в сумме отряд теперь, если и Брехта считать, и этих двух прикомандированных, то насчитывал тридцать шесть человек. И это были далеко не все, кто на пароходе «Царь Борис» чапал сейчас по эгейскому морю в Барселону. По своим делам в Испанию путешествовали ещё три группы. В одной было пять лётчиков, в другой семь командиров РККА от капитана до полковника, а в третьей было четыре связиста с рациями. За время пребывания в замкнутом трюме все перезнакомились, а товарищи командиры даже успели со всеми выпить «За победу». Ещё можно, да и нужно отдельно отметить, что экипаж корабля «Советский Казахстан», он же – «Царь Борис», был усилен шестью военными моряками. Судя по возрасту и по тому, как они держались, можно было судить, что товарищи – командиры, так и хочется сказать морские офицеры, однако офицеров пока нет. Военные моряки к пассажирам особо не лезли и в собутыльники не напрашивались. Держались обособленно. – Судно прямо по курсу. Эскадренный миноносец. Итальянцы! – доложил вахтенный капитану, с которым Брехт в это время обсуждал дальнейший маршрут, ну, точнее, выспрашивал про него.
Событие сорок пятое – Недавно я отдыхал на Багамских островах и скачал там несколько фильмов с пиратских торрентов. Так я стал пиратом Карибского моря. – Борис Фёдорович, нам что, опять прятаться? – Брехт, как ни всматривался вдаль, ничего не видел. Дождь. – Да уж. Предупредите всех пожалуйста, чтобы сидели тихо, – капитан «Царя Бориса» нервным жестом поправили и без того нормально надетую фуражку и скомандовал, – Право руля, – обернулся к Брехту, – Может не заметят. Вон видимость… – Товарищ капитан они передают по рации, чтобы легли в дрейф, – не позволил мечтам осуществиться радист, появившийся на мостике. – Машинное, стоп, – капитан снова повернулся к Брехту, – Товарищ полковник, передайте всем, что досмотр будет. Не разговаривайте, не кашляйте. – Не уйдём, если рвануть сейчас на полном ходу к югу, – Брехт корабля не видел. Радары ещё толком не изобретены. – От эскадренного миноносца, да у него скорость до 38 узлов. А у нас знаете сколько? – Двадцать? Кажется. – Ну, двадцать мы час от силы потянем, а потом вообще тогда встанем. Бог не выдаст, свинья не съест. Может и не заметят, что трюм переделан. Идите, прячьтесь. Опять, как и при проходе проливов сидели как мыши. А нет, на корабле крысы, сидели как крысы. Противно. Крыс, кстати, на корабле было полно, оно и понятно – зерно возят. За замаскированной пожарным щитом дверью раздались голоса и шаги подкованными каблуками по металлическому полу, цоканье медленное. Не спешил осматривающий, нужно полагать итальянец, немцев так далеко на востоке быть не должно. Наконец, шаги процокали дальше, и все облегчённо вздохнули. Как, оказалось, через час – радовались рано. Корабль уже шёл, слышен был плеск волны за бортом, когда в дверь постучали и голос «чифа» – старшего помощника на «Царе Борисе» прокричал: – Свои. Откройте. Через пару минут выяснилось следующее. Остановили их на самом деле итальянцы, и на самом деле эскадренный миноносец «Маэстрале». Что-то, осматривающему судно, макароннику показалось странном, он оставил на корабле пятерых из досмотровой команды и приказал следовать за ними в порт Сиракузы на Сицилию. – Пошутил ещё. «Вы же всё одно идёте в том направлении, вот мы вас и проводим, а то небезопасно сейчас. Пиратские подлодки того и гляди утопят». – Старпом развёл руками. Мол, что мы можем поделать, у них же пушки. – Сколько идти? До Сиракуз до этих? – Брехт уже соображал, как выпутываться. Попадать в плен к итальянцам с кучей секретного оружия не хотелось. Да, и без кучи не хотелось. – Если на километры, то около тысячи. Примерно двадцать – двадцать пять километров в час наша скорость, чтобы вас узлами всякими не путать. За сутки пройдём половину. Получается, полных двое суток. – Спасибо, Виктор Семёнович. Идеи есть? Подождите, а сколько команды на этом «Мистрале»? Сзади подошёл один из военных моряков, прислушивающихся к разговору. – «Маэстрале». От ста пятидесяти до ста восьмидесяти. Захватить никак хотите? – кисло улыбнулся, типа, ты хоть и полковник, но в морские-то дела не суйся. – Были прецеденты? – Ну, их всех вместе тоже под сотню будет. Чуть поменьше. – Как их можно захватить, если они от нас в пяти кабельтовых? Ну, в километре. – Абордаж не пройдёт? – Книжек начитались? – махнул ракой на «пехтуру» настоящий морской волк. Да была книжка. Как называлась? «Варяг – победитель». Там по верёвкам, закреплённым на … А как, нахрен, эта штука называется? Матч-то нет. В общем, там захватили два итальянских корабля, запрыгнув на палубу. Все остальные, кроме его диверсантов не помощники. Только мешаться под ногами будут. Сто восемьдесят – это дохренища. – Виктор Семёнович, а «Мистраль» этот относительно нас где? – Позади и чуть правее в трёх кабельтовых. – Так, ради интереса, если мы встанем, что он делать будет? – нет, в плен точно не хотелось. В СССР, к гадалке не ходи, опосля к стенке поставят. Да ещё и бить долго и сильно будут, выпытывая, за сколько серебряников ты стал итальянским шпионом, фашистская морда. Остаться в Италии можно, но семья. Нет, не хотелось. Лучше в бою помереть. Правда, помирать тоже не очень хотелось. Лучше просто победить в бою. – Подойдут. Хотя, сначала запрашивать будут. Но они ход сразу не сбросят, так что всё равно подойдут ближе. – А мы сможем стать к ним борт о борт? Ну, начнут они нас догонять, а мы резко вправо заложим. – Брехт прямо представил себе картину, как его диверсанты, словно пираты «Чёрной бороды» с ножами в зубах перескакивают на верёвках … А, стоп, тут канаты или лини, ну, без разницы. Перескакивают на этих, мать его, линях на палубу «Мистраля» и начинают вырезать команду. Кровь, как у Тарантины – фонтанами. И макаронники бегают, визжат, как девчонки. Красота. А Брехт стоит под «Весёлым Роджером» и хохочет. Вот так – гулко: «Ха. Ха. Ха». – У нас борта метра на три выше. Пустыми идём. Якобы в Марокко за апельсинами. А, ну да, вы знаете. Если сразу из пушек не вдарят, то подойти можно, да и вдарят, тоже можно. С одного выстрела не утопят. Пулемёты у них ниже нашей палубы. Брехт достал брегет от Карла Фаберже. Семь часов вечера. Кушать хочется. Как там, в «Джентельменах удачи»: «А в тюрьме сейчас ужин… макароны дают…». Стемнеет скоро. Зима как-никак. – Товарищи моряки, – Иван Яковлевич мотнул головой, на угол их каземата, показывая, – отойдём. Иван Ефимович, тоже с нами пройдите. Пошушукаться надо.
Событие сорок шестое Офицер по вербовке добровольцев в армию обрадовался, когда увидел молодого человека, входящего в его офис. – Я прочитал ваш плакат с призывом вступать в армию, – сказал молодой человек – Очень хорошо! Значит, решили стать добровольцем? – Нет. – Нет? Зачем же вы тогда пришли к нам? – Я хотел сказать, чтобы вы на меня не рассчитывали. – Вы ведь понимаете, товарищи командиры, что произойдёт дальше. Нас доставят в эти Сиракузы. Найдут наш схрон, да нет, мы и сами выйдем, или от жажды умрём. Дальше два варианта. Мы сдаёмся, и тогда нас отправляют в тюрьму и через какое-то время передают в СССР, где нас, как предателей, расстреляют. И при этом будут посажены в лагеря жёны и отданы по детским домам наши дети. Тихо! – прикрикнул, правда, шёпотом, Брехт, когда возмущённо моряки загалдели. – Второй вариант. Мы выходим с оружием и бьёмся насмерть. Мы тут все серьёзные воины и, уверен, настолько дорого продадим наши жизни, что Сицилия это запомнит на десятки лет. Но мы всё равно погибнем. Итальянцев много миллионов, и, кроме того, в порту, безусловно, есть боевые корабли, которые, поняв, что потери у них уже слишком велики, просто расстреляют нас, как там термин у вас – с пистолетного выстрела. – Согласен с вами, – судя по трём полоскам одинаковым на кителе синем – капитан третьего ранга, старший среди моряков. С фамилией известной – Макаров, может даже родственник известных Российских адмиралов. – И вы предлагаете захватить миноносец «Маэстрале» в море, – И улыбочка всё же. Ну, как же, товарищ полковник Сабатини Рафаэля начитался. А что, и начитался. Между прочим, жив ещё. Повидаться бы и пару идей мэтру предложить. – Ну, не хочется мне умирать! Поругайте меня, если вам легче станет, – Брехт почти крикнул. Чего упираются, будто выбор есть. – Там сто восемьдесят человек. – Там сто восемьдесят моряков. И они безоружны. Что у них – винтовки, и закрыты в … не знаю, как это у вас называется?! – Вы имеете в виду Крюйт-камеру, это порох хранили на парусных судах, нет, оружие хранят в пирамидах в помещении дежурного по кораблю. Но я согласен с вами, если это проделать ночью, то большая часть моряков будет спать, и будет только вахта, а это не более тридцати, а то и двадцати человек. Сыграют обязательно тревогу, но трюмы можно заблокировать. И часть кают. Да, это попадёт во все учебники, если план сработает. Абордаж Эскадренного миноносца! – Вот уже слова не мальчика, но мужа. Мне нужен план этого корабля. Он, кстати, большой, корабль этот? – Относительно. Метров сто в длину и десять в ширину. Осадка около трёх метров. Вооружён прилично. Две спаренные, ну, значит, четыре 120-мм орудия длиной 50 калибров. Две зенитные пушки 40-мм. Четыре спаренных пулемёта калибром 13,2-мм. Но это мелочи. Ведь это миноносец. И если он загружен по штату, то на борту 10 глубинных бомб и шесть торпедных аппаратов. Наверное, 60 мин. И это 533 миллиметра. Серьёзная игрушка. – Так, давайте, рисуйте план, вот карандаш и блокнот. – Брехт сунул кап три свою записную книжку и химический карандаш. – А мы? – сзади стоял, усмехаясь, Светлов. – А мы?! А мы с тобой должны определиться, брать ли с собой всю эту «мазуту». Или своими силами справимся? – Брехт осмотрел притихших военных. Понятно, что если крикнуть добровольцев, то пойдут все. В Испанию трусов не посылают. Тоже все добровольцы. Ну, вот кроме них. Или стоп. А может, вообще, всё это пропаганда и никаких добровольцев нет. Всех добровольцев назначили. Похоже на то. – Обязательно надо брать с собой, но вторым эшелоном. Вязать. В море трупы сбрасывать. Корабль останавливать, гранаты в трюмы кидать. Ну, куда можно, чтобы все эти мины с торпедами не шарахнули, как ты выражаешься. Где только берёшь все эти словечки? – Выдумываю. – Всех берём своих? Я имею в виду, там ведь – Акимушкин. Лётчики … – Смеёшься, на двадцать человек сонной вахты, тащить лётчиков. Самим не хватит. Если серьёзно, то берём только диверсантов и одного, или, лучше, двух моряков. На случай, если одного убьют. План это хорошо, но на стометровом судне легко заплутать. Проводник нужен. А следом через пять минут, ну или как с вахтой управимся, пусть и остальные десантируются. – Хорошо. Поговори с ребятами, а я с моряками перетеру. – Перетеру?! Опять вот. Перетеральщик.
Глава 17
Событие сорок седьмое На сухогрузе громкий стук в капитанскую каюту. Капитан открывает, в каюту залетает растрёпанная, помятая буфетчица и орёт: – Ёлки-палки! Боцман, зараза, мне сказал, что, блин, шторм начинается! – Ну, и что? – Так я, как дура, дала себя к мачте привязать! Доски скрипели под сапогами. Блин, вроде дождь целый день шёл. Разбухнуть должны. Зачем вообще палубы на железных кораблях досками покрывают? Хотя, понятно, чтобы матросам было, что драить. Этих пятерых, которые контролировали, по их незрелым думкам «Царя Бориса», решили убивать не всех. Одного оставить в качестве языка или заложника. Был среди итальянцев один офицер, который, по словам чифа – старшего помощника корабля Коробейникова Василия Васильевича, неплохо владел английским. Был он Sottotenente di vascello, то есть, лейтенантом. Лейтенант был нужен, потому, что военные моряки русские план эсминца точно не знали. Всяких каракуль нарисовали, а главного, где кубрик, где офицерские каюты, куда гранаты можно швырять, а куда не стоит, ибо чревато, толком не знали. Вот и нужен виртуальный проводник. Распределились бравые итальянские моряки предсказуемо. Один на носу, двое на корме и двое в рубке. Брехт, несмотря на осуждающие взгляды Светлова, пошёл с той группой, что должна была на мостике захватить итальянского офицера. Самым неудобным объектом или субъектом для ликвидации был товарищ, что стоял на носу судна. Его было видно с рулевой рубки или мостика корабля. Потому, решили воспользоваться экзотическим оружием. Мишку Чувака с его луком взяли с собой. Он должен был отправить к Деве Марии наблюдателя в тот момент, когда трое диверсантов с Брехтом на хвосте вломятся на мостик. Двумя итальянцами на корме займётся бывший хорунжий, ещё с одним из своих учеников. – Начали, – Брехт тронул за руку тувинца и одновременно другой рукой распахнул дверь в рулевую рубку. Всё произошло в считанные секунды, дольше готовились и планы строили. Раз, и трое лежат с переломленными шейными позвонками, а четвёртый со стрелой в глазу. – Бегом, – Иван Яковлевич подтолкнул замешкавшегося Чувака. Нужно было снять форму с «носового» постового, пока она кровью не залита. Форма имела значения для дальнейших планов. Костюмированный маскарад задумали в стиле «Милитари». – Сеня, твою налево, я же сказал раздеть сначала, – Брехт ввалился в рубку, а там лейтенанта итальянского уже по рукам и ногам пеленают. – Так он дёргается, к пистолетику тянулся. Шебутной. Да и здоровый. – Ладно. Оставьте так. Сейчас Светлов придёт, разберётся. Сеня. Этих четверых голожопых за борт, только с того борта, который с этого «Мистраля» не виден. – «Маэстрале», – в очередной раз поправил Ивана Яковлевича капитан «Царя Бориса» Лунёв Борис Фёдорович. Ну, не объяснять же человеку, что Брехт всё время, чтобы не забыть мудрёное название, вспоминает те два французких вертолётоносца, что Франция вместо России продала Египту. Тяжело их французов понять и технологии передали, и деньги чуть ли не в двойном размере отдали и, самое главное, вертолётов Египту не продали и тот закупил их у России, за много – много миллионов. И всё из-за Крыма. А говорят, там всякие капиталисты и деньги для них всё. Умеют, мол, считать! А оказывается, хренушки, выстрелят в собственную ногу, лишь бы угодить американским хозяевам. Какая-то дурная собачья преданность. Тьфу, чёрт с теми французами, пора итальянцами заниматься. Светлов долго церемониться с итальянским офицером не стал, сунул ему под нос схему корабли и на хорошем французском предложил дополнить план и исправить, если что не так. Лейтенант головой замотал. Тогда, то же самое, предложил бывший белогвардеец по-английски. – Я – офицер Королевских военно-морских силы Италии, и отвечать на такие вопросы не буду! – И изобразил гордость на кучерявой голове. Эх, молодость. А кучеряжки блондинистые. Странно. Итальянцы чернявый и носатый народ. А этот не чернявый, не носатый и не мелкий. Эдакий – истинный ариец. – Иван Ефимович, ты его сперва раздень, а то мундир кровью зальёшь, а он нам нужен, не забыл. – На том же языке товарища Шекспира и лорда Чемберлена сказал, достающему маленький ножичек, диверсанту. – Вы не имеете права! Я военнопленный! – завопил по-русски итальянец. Почти на идеальном русском. – Откуда язык знаешь? Стой, и сам догадаюсь. Родители эмигранты из России? – Брехт придвинул листок пленному. – Ты, дай, снова угадаю, Саша … Нет. Конечно, Николай. А, стало быть, Николя, угадал? Вот и чудненько, Ты, Коленька, брось ерундой заниматься. Этот злой казак будет тебя резать, и ты, всё равно, всё, что знаешь, расскажешь и покажешь, только потом изрезанного, изувеченного до неузнаваемости, тебя, чтобы скрыть нашу варварскую сущность, придётся за борт сбросить. И ты будешь долго и мучительно умирать в холодной воде. А так, всё покажешь, поможешь нам захватить ваш корабль, и мы тебя живым передадим Красному Кресту в Барселоне. Согласен же? Ну, вот и молодец! Сейчас нарисуешь на плане, что злого казака интересуют, и начнём помолясь. Нужно ещё ваше корыто захватить. – «Маэстрале» самый новый и отлично вооружённый эсминец королевского флота!!! – гордо кучерявой головой вскинулся. – Ну, ты не расстраивайся сильно Николенька, просто ты оказался не в то время, не в том месте. Судьба. Повоюешь ещё, уверяю тебя. Скоро большая война. – Я офицер… – сделал последнюю попытку лейтенант. – Офицер. Слушай, лейтенант, а вступай в наш отряд. Будешь воевать в интербригаде за свободу Испании. Не хочешь, – русский итальянец скривился, – Ну, не хочешь, как хочешь, а так бы мы тебя взяли потом с собой в СССР, тебя бы лично Ворошилов в капитаны произвёл. – Капитан-лейтенанты… – поправил Николя. – Да, без разницы. Ты подумай, а пока рисуй, где мины, где каюты, где нужно дверь заблокировать, чтобы всех на вашем корабле не убивать. Война. На войне люди умирают. От тебя зависит, сколько твоих товарищей умрёт, а сколько останутся жить.
Событие сорок восьмое Парень пришёл домой с серьгой в ухе. Отец смотрит на него и говорит: – Знаешь, сынок, испокон веков, серёжки в ушах носили либо пираты, либо бабы. Я сейчас выгляну в окно, и не дай Бог, там не стоит твой корабль. Концы … Вот зачем? Почему верёвку нельзя назвать верёвкой? Выпендриться надо. Отличаться от сухопутных. Простим мореманам маленькие слабости. Тяжко им, должно быть, в море, вот и занимаются ерундой всякой. Верёвки привязали. Все тридцать. Равномерно распределив по длине судна. «Царь Борис» тоже ведь не совсем крохотуля, тоже сто метров в длину, даже чуть больше. Так что, через каждые три метра старались «конец» и привязать. Из конца то в конец, а из начала, да в наконечники. В конце-то концов! Привязали. Четверо диверсантов подходящего роста переоделись в зимнюю итальянскую флотскую одежду. От нашей мало чем отличается, разве кокардой, да каску ещё напялили. Берегут голову, слабое это у них место. Люди распределились по правому борту, присев за высоким фальшбортом. У каждого нож и два пистолета ТТ. Даже если все сто восемьдесят членов экипажа на палубу выберутся, то и тогда патронов хватит. Форму надели больше на всякий пожарный, вдруг окликнут с эсминца, так, что можно будет помаячить и успокоить, чтобы господа раньше времени тревогу не подняли. Корабли, наверное, сближались и капитан Лунёв начал нервничать. Всё норовил снять фуражку и волосы поправить. Нужно было отвлечь чем-то. – Борис Фёдорович, а почему это помещение мостиком называется? Никоим образом на мост эта рубка не похожа. – По адресу обратились. Я даже как-то в «Комсомольскую правду» статью по их просьбе на эту тему писал. Слушайте. Когда стали использовать в качестве источника силы паровые двигатели, то весла и паруса заменили на колеса с лопастями. Эти гребные колеса были огромного размера и поднимались довольно высоко над палубой. Вся эта система требовала постоянного внимания и обслуживания. Для этих целей была возведена конструкция, соединяющая буквально мостом два гребных колеса. Объединив рулевую рубку с мостом, получили командный центр, откуда капитан мог отдавать команды по управлению и курсом и двигателем судна. – Ясно. – В это время раздался свист, условный сигнал, что должен был подать Светлов. – Пора?! – вскинулся Лунёв. – Ну, Борис Фёдорович, начали. Давай самый малый и чуть правее. Николя, ты, конечно, можешь сейчас героем стать и закричать «тревога», но тогдаи ты и все твои товарищи погибните, а так, только двадцать человек на вахте. Выбирай. Как запросят по рации, отвечай, что проблема с двигателем. И всё, больше ни слова. – Я понял, – губы поджал, волосы, сняв фуражку, взлохматил. Нервничает. Одинаково они почему-то с Лунёвым нервничают, А, точно, оба же моряки. Ну, есть от чего нервничать. – Товарищ полковник, так они мимо проскочат, – и правда итальянцы ход и не подумали сбрасывать. Заснули, что ли. – Чуть добавьте и ещё правей возьмите. – Понятно… В это время итальянцы на «Мистрале» проснулись и чего-то в рацию закричали. – Николя, не в игры играем. Отвечай. Sottotenente di vascello испуганным, как показалось голосом, что-то прокричал в трубку. Обычная телефонная трубка, чёрная. На том конце радиоволны протрещали снова. Лейтенант, как показалось Ивану Яковлевичу, повторил свои слова. Потом снова там чего-то и снова Николя. Просто замечательно, потому как расстояние между кораблями уменьшалось на глазах, если в первый момент чуть позади и справа были видны малюсенькие огоньки, то теперь уже в свете своих фонарей и прожекторов и в свете фонарей «Царя Бориса» справа всего в нескольких десятках метров виднелся корпус низенького эсминца. Как на таких низких кораблях они в шторм плава… ходят? Там, волны, должно быть, перекатываются через корабль. – Ещё, Борис Фёдорович, дай резко вправо, пока не одумались. – Пять румбов вправо. Столкнёмся! – это уже Брехту. – Держитесь. Столкнуться не столкнулись. В последнюю секунду отвернул и эсминец, и наш пароход. В сантиметрах прошли. – Держите так! – Брехт последовал с остальными, намеченными во вторую волну, на помощь диверсантам. Тех на «Царе» уже не было. Поспрыгивали на невидимый сейчас из-за фальшборта эскадренный миноносец. Даже добежать до верёвки своей Брехт не успел, как внизу гулко защёлкали пистолетные выстрелы. Иван Яковлевич ускорился. Схватил верёвку, притянул конец к себе, и уже было собрался прыгать, но понял, что опоздал. Корабли разошлись уж метров пять между ними. Рванулся назад, подсказать капитану, но тот видно и сам понял, палуба пошла под ногами и через пару секунд послышался скрежет металла о металл. Полковник ломанулся назад к борту. Ну, теперь другое дело. Вцепился в верёвку и перевалился через фальшборт. Верёвка обожгла кожу на руках. Удар по ногам и он уже перекатом ушёл с места приземления. Так, полулёжа, Иван Яковлевич выхватил из кобуры «Кольт» и огляделся. Кто как, но в основном неуклюже, вторая волна «захватчиков» прибывала на борт «Маэстрале». Это были военные и гражданские моряки, чуть усиленные командирами РККА. Нужно же не только захватить корабль, но и потом им управлять, а то умчится, подняв хвост, на своих 38 узлах. Прямо перед Брехтом находился мостик эсминца. Там лежало пятеро итальянцев в чёрном, и стояли с пистолетами наготове трое зелёно-пятнистых диверсантов. По всему кораблю раздавались пистолетные выстрелы и это были точно ТТ, его сухой щелчок с механическим лязганьем рамы отличить от итальянских револьверов было несложно. Да и не могли быть итальянские матросы вооружены, только винтовками вахта, револьверы вообще исключительно у офицеров. Треть из диверсантов должна была взять под контроль места хранения оружия. Скорее всего, они и стреляли, отгоняя жаждущих вооружиться. Пока Брехт оглядывался, выстрелы закончились. Начался новый раунд противостояния. Теперь запертые снаружи в трюмах и каютах моряки колотили в дверь руками, или может и ногами пинали. Всё, можно сказать, захват пиратский вражеского судна осуществлён.
Событие сорок девятое Да, при хозяйском подходе из американского флага можно пошить одну смешную тельняшку и 26 погонов для прапорщиков! Космические корабли у Гайдая бороздили просторы вселенной. Брехт пожиже будет. Его корабль «Зоркий Сокол» бороздил просторы Средиземного моря. Да и не просто так бороздил, бороздил с умыслом. И за время пути … Ну да «собачки» – это малые бронепалубные крейсера у адмирала Того, типа Naniwa. Прошло уже времени порядком и теперь эскадренные миноносцы по размерам почти доросли до «собачек», По длине так точно доросли. Чуть поуже. Вооружение, вот, не доросло, там пушек было, как грязи. Ну, чего нет, того нет. Потому и цель поставили поскромнее. Вовседаже не «Мировое господство». Подросла цель, а не корабль. Сперва, хотели просто освободиться от опеки. Потом… Потом решили, а хренолив добру пропадать, и поплыли, тьфу, пошли в Барселону на двух кораблях, раз уж захватили совершенно без потерь, если не считать пропоротую штыком от итальянской винтовки Carcano Mod. 91 руку одного из диверсантов и двоих моряков, что подвернули ноги при десантировании. Так вот, сидел полковник Брехт читал итальянские газеты на своём новеньком судне. А, тьфу – это в больнице судно, а у военных моряков – «корабль». Ну, решил же, что простит мореманам эти словесные выпендрёжи. Тяжко им в море, вот и изголяются над Великим и Могучим. Решил Брехт тоже поизгаляться и корабль переимновал. Краска-то осталось от переименования «Советского Казахстана» в «Царя Бориса», вот и переименовали непонятный «Маэстрале» в «Зоркий Сокол». Написали по-руски но латиницей, чтобы никто не догадался. Сидел в капитанской каюте, читал газеты, листал порножурналы с итальянскими девушками, найденные в каждой каюте. Озабоченные эти южные мачи. Итальянского не знал, от слова совсем, и тут увидел фотографию в довольно свежей газете. Чёрт с ней с напиской. Там на любом языке прочитаешь. 31 мая 1937 года линкор «Admiral Scheer» (Адмирал Шеер) и четыре торпедных катера германских ВМС открыли огонь по испанскому портовому городу Альмерия, в ответ на налёт республиканской авиации на тяжёлый крейсер «Дойчланд». Так вот, «Шеер» вернулся в Мальорку. Это ведь тот самый «Шеер», который отправят топить корабли каравана PQ-17, но что там не срастётся. Зато этот гад потопил в бою наш советский ледокол «Александр Сибиряков», а потом обстрелял Диксон. Потопит. Пока не подошло время. И тут как прояснило. Чего просто бороздить просторы Средиземного моря? Не зайти ли в гости на Мальорку. Будет, что детям рассказать в старости. «Иду это я сынки на миноноске по морю. Смотрю, корабль немецко-фашистский стоит на рейде, ну я подхожу, да как из всех носовых минных аппаратов хрясь по нему. Один дым от того немецко-фашистского „Шеера“ остался». Поделился идеей с моряками. Те пальцем у виска покрутили. Где мы? И, где «Адмирал»? – Стоять! Бояться! У нас на … как эта хрень у вас называется, пусть будет, клотик, на клотике гордо веет трёхцветный флаг с короной. Подходим мы рано утром, только расцветёт к Мальорке, который на пальме, и, салютуя вымпелами, или, не знаю, чем у вас салютовать положено, подходим вплотную к карманному линкору Гитлера «адмиралу Шееру» и всаживаем из головных минных аппаратов все мины, сколько возможно. Перезаряжаемся и так же красиво, дав чуть право руля, топим нахрен ещё и тяжёлый крейсер «Дойчланд». А если он, этот «Дойчланд», левее стоит, то лево руля. А потом на тридцати восьми узлах прём к Барселоне. Чего-то там даже заклепать можно, чего вы там клепаете, чтобы скорость увеличить. Где-нибудь по дороге меняем флаг на испанский и швартуемся в Барселоне. Нас на 38 узлах ни одна водоплавающая штука не догонит. Есть возможность угодить под удар авиации. Не спорю. Ну, это они думают так. Но ребята не знают, что у нас в трюме «Царя Бориса» обретается. А там, я вам по секрету скажу, лежат две спарки пулемётов Браунинг, который М-2, образца 1933 года калибром 12,7 мм. И у нас есть Якимушкин Александр, который завалит этих тихоходных лаптёжников, даже не вспотев. – Товарищ полковник, но это ведь нарушение всех правил войны, выступать под чужим флагом, – кап три чуть ли не с презрением посмотрел на Брехта. – Я возьму этот грех на себя. Кроме того. Кто потом докажет, что мы были под зелёно-было-красным флагом Итальянского королевства, а не под … Стоять, бояться. А не под Болгарским флагом. Не испанский поднимем, а Болгарский. Какого он цвета? Взгляните на флагшток. Ну, перепутали они, лёжа смотрели. Цвета-то те же. – Товарищ полковник, а в чём разница. Там под чужим флагом, тут под чужим, да ещё Болгар втравим, – опять Макаров. Нет, те адмиралы посмелее были. Никакой он им не родственник. – Ну, Болгар нужно втравить. Самые верные союзники Гитлера? – И что? У нас тоже договор с Германией… – А… – Блин, и не скажешь ведь, что Болгария будет во Второй Мировой воевать против СССР, а как развалится «Варшавский договор» одна из первых прибежит в НАТО лизать сапоги дядюшке Сему. Братушки, нахрен. Зря русские солдаты в двух войнах за них кровь проливали. Как бы их на самом деле подставить? – Всё это приказ. Готовьте операцию. Потом можете на меня рапорты писать.
Глава 18
Событие пятидесятое – Скажите, а это Земля вертится вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли? – Идите вы в зад… – уклончиво ответил Галилео Галилей. Страшно. Не так чтобы – страшно-страшно, а словно голого в заросли шиповника сунули. Пока шли караваном, ладно – караванчиком, то как-то это чувство не сильно лезло на поверхность, вызревало в подкорке под фуражкой. Дошли до Бизерты и решили максимально далеко идти вдоль берегов Африки, подальше от обычных судоходных маршрутов. Дошли до Алжира, а там уж повернули на север. Обогнули с востока Менорку, и вот тут пришлось разделиться. «Царь Борис» почапал в Барселону, а корабль ВМС СССР «Зоркий Сокол» свернул на юго-запад, чтобы подойти к Пальме с востока. С этой стороны не должны германские милитаристы нападения ждать. Все их враги на западе. В Кабо-Бланке, не путать с Капабланкой, встали и стали ждать вечера, что подойти к Пальма де Мальорке почти в сумерках. Расчёт был такой. Подойти к Пальме и утопить, кто там не спрятался, а потом рвануть на всех парусах и поршнях к Ивице. Самолёты, если и поднимут, то при погашенных огнях чего они разглядят. А потом ночью на всех парах рвануть к Барселоне. На эскадренном миноносце остались военные моряки, диверсанты со Светловым во главе, Якимушкин со вторым пулемётчиком, кроме того, как могли, почикали и гражданских моряков с «Царя». Всё же эсминец – это не маленький корабль, и семеро военных моряков для его управления недостаточно, а уж для боевых действий и подавно. Набрали двадцать человек. Всех почти итальянцев, сдавшихся в плен, перегрузили в тот ящик – трюм, где они прятались на «Советском Казахстане» при пересечении проливов черноморских и досмотре итальянцами. Почти, потому что Николо Трегубе, он же Николай Трегубов согласился повоевать с немцами, и даже больше сделал, уговорил троих ещё матросов перейти на сторону Добра и Света. Один так просто кладом оказался, без него, может, и не выгорела бы идея. Francesco – «Франческо» Дель Боско, что переводится как – «лесной» был переименован в Федьку Лешего и поставлен на свое рабочее место, а был он – торпедистом. За трубой Маэстрале, (ближе к корме) пряталось между надстроек два строенных торпедных аппарата. Нужны все, так что Брехт и Николеньку и Федьку озадачил – найти ещё одного торпедиста. Те посовещались и решили, что если правильно поговорить с Антонио Галлиани – Capo di Seconda Classe, что переводится прикольно, «маршал, обер-лейтенант 2-го класса». Если на наши звания более поздних времён перевести, то получится мичман, скорее всего. А то «маршал». Федька Леший тоже был Capo di Seconda Classe. Один как раз был с передней торпедной установки, другой с задней. Федька был мужичонком чернявым, худым, как швабра и выше Брехта ростом, под метр восемьдесят. Глиста эдакая. Довелось ему побывать в давние времена даже коммунистом, но потом дурью заниматься бросил и пошёл служить на флот. И дослужился во время Итало-эфиопской войны 1935–1936 годов до этого обер-лейтенант 2-го класса за сверхметкую стрельбу и идеальный порядок во вверенном хозяйстве. Она же ещё называется – «Вторая итало-абиссинская война». Хотел Франческо после неё податься на гражданку, но работы не было хорошей на берегу, да Федька, кроме как стрелять из торпедных аппаратов, толком и не умел ничего. Пообещали ему забрать с собой на Дальний Восток и сделать офицером. Не стал говорить ему Иван Яковлевич, что не скоро ещё в Красной армии офицеры появятся. Пока просто командиры. Кроме звания пришлось и дом пообещать и жену кореянку. Бывал Федька в Японии и очень ему их гейши приглянулись. Ну, где японки, там и кореянки, ночью все кошки чёрные. Было ещё два примкнувших. Оба мотористы. Как раз, то, что нужно. Пообещали то же самое. Чего нам кореянок жалко. Их уже начали потихоньку из окрестностей Владивостока выселять в Казахстан. Но далеко не такими ударными темпами, как в реальной истории, сражения за озеро Хасан ещё не было, после которого корейцев стали ударными темпами переселять, обвинив, и зачастую вполне обоснованно, в шпионаже в пользу Японии. Последним из примкнувших к пиратскому экипажу был «Свинопас». Нет, не крестьянин. Так называется военнослужащий хозяйства продовольственного обеспечения. Этот на эскадренном миноносце «Маэстрале» отвечал за курей. Офицеры позволяли себе побаловаться куриной лапшичкой. Содержал немалый птичник. Звания «свинопас» имел вообще шкодное. Эти итальянцы прямо выдумщики. Comune di prima classe, по-итальянски даже и нормально звучит, а вот если перевести, то получится шедевр – «простолюдин1-го класса», ну если на наши новые звания, то – «старший матрос» или «ефрейтор» – по-сухопутному. Вот таким смешанным составом и шли топить почти линкор – «Адмирал Шеер». От Кабо-Бланко до Пальмы десять миль. Потому, отвели на это час, пока раскочегарятся мотористы, пока сбавят ход, не врываться же в порт на полной скорости. Зима решила напакостить русским и выдала ясную погоду. Гораздо лучше было бы в дождик хулиганить. Самолёты может тогда бы и не взлетели. Темнеет в восемь, а потому в семь вечера, по местному времени, двинулись на запад. Вслед за солнцем. Так даже догонять стали. Или это со страху кажется. А ещё блин громко как машины работают. Не получится в тишине подкрасться.Событие пятьдесят первое Раздался выстрел. По свисту ветра в голове Штирлиц понял, что ранение сквозное. Это было страшно? Даже смешно. Вот сейчас стало страшно. Прямо до жути. «Зоркий Сокол» на малом ходу заползал в Бухту Пальма де Мальорки. Чтобы не дать задний … Тогда чуть раньше надо начать. В Алжире, когда поменяли команды и заняли места согласно купленным билетам, Брехт сидел в рубке и напевал себе под нос «Марш четвёртой роты» из фильма «Бумбараш».
Дрожи, буржуй, настал последний бой.
Против тебе весь бедный класс поднялси,
Он улыбнулси, рассмеялси, все цепи разорвал,
И за победу бьётся как герой.
Ничего, ничего, ничего,
Сабля, пуля, штыки – все равно.
А ты любимая, ты дождись меня,
И я приду.
Я приду, и тебе обойму,
Если я не погибну в бою,
В тот тяжёлый час
За рабочий класс,
За всю страну.
Мы победим, очистим шар земной,
Мы всех врагов торпедами разгоним,
Мы наш, мы новый светлый мир построим
И заживём коммуной мировой.
Ничего, ничего, ничего,
Сабля, пуля, штыки – все равно.
Страшно. Прямо нависают над тобой.
– Пять кабельтовых!
А ты любимая, ты дождись меня,
И я приду.
Я приду, и тебе обойму,
Если я не погибну в бою,
В тот тяжёлый час
За рабочий класс,
За всю страну.
Мы победим, очистим шар земной,
Мы всех врагов торпедами разгоним,
Мы наш, мы новый светлый мир построим
И заживём коммуной мировой.
Событие пятьдесят второе Всероссийское общество защиты психики мужчин приобретёт: напалм; двухтонные авиационные бомбы; фронтовой бомбардировщик; системы залпового огня Град, Смерч и карту с указанием месторасположения съёмочной площадки телепроекта ДОМ-2. Иван Яковлевич уже грешным делом думал, что пронесло. И не от огурцов с молоком. Думал, что раз был такой знатный «бабах» и город начал гореть, то самолёты немецкие отомстить пытаться не будут. Ну, там, засыплет взлётные поломы обломками «Адмирала Шеера». «Зоркий сокол» на скорости 38 заявленных узлов или на семидесяти километрах в час уходил на юг. Десять минут уходил, двадцать минут уходил, полчаса уходил. И вот, когда уже минутная стрелка на брегете от Фаберже приблизилась к часу, то есть полный круг сделала, и Брехт набрал в грудь воздуха, чтобы облегчённо вздохнуть и тут прокричал Якимушкин: – Воздух, на три часа. Искали, значит, раз с востока заходят. Искали и нашли. Управлять зенитными пушками некому. Итальянцев для этого специально обученных сагитировать не удалось. Упёрлись зенитчика. Наши моряки на прямой вопрос: «И чо», ответили, что артиллеристов среди них нет. Один единственный пушкарь нашёлся среди сухопутных добровольцев, что перевозил «Царь Борис». Его посадили с двумя диверсантами за одну из двух 40-мм зенитных пушек, и ещё шестерых диверсантов приставили к двум спаренным 13,2-мм пулемётам. Только это так, для самоуспокоения. Стрельба по самолётам из зениток – это наука, и простого стрелка или артиллериста поставить бабахать можно, а вот надежды на то, что они собьют самолёт – очень мало. При большой плотности огня, всё, конечно, возможно, но всё же Брехт больше надеялся на Акимушкина Сашку с его спаренным «Браунингом». – Двухмоторный Heinkel He.111, - сообщил под руку, ошивающийся на мостике Николя, – Его ещё сами немцы называют за широкие крылья «Летающей лопатой». «Лопат» было три. И летели они совершенно без прикрытия, то есть, ни одного истребителя рядом не было. Самолёт большой. Сколько подарков везёт? – Скорость около трёхсот километров в час. Может взять до полутора тонн бомб при полной нагрузке, – продолжил просвещать русский итальянец. Получается чуть не пять тонн подарков. Однако! Брехт посмотрел, как заходят на пикирование Хенкели и рыкнул, чтобы все лишние с палубы убрались. Сам тоже убежал. Если не может помочь, то чего по-глупому жизнью рисковать. Третьего тела вряд ли дадут. Кристалла-то синего больше нет. Только люк захлопнул, как застучали пулемёты и загрохотали пушки. Пулемёты были неплохие. Французские – Гочкисс. Можно будет потом такую машинку себе одну снять с корабля. А то неизвестно, можно ли будет добыть в Испании патроны для Браунингов, а запас их сейчас Акимушкин сильно уменьшит, надо полагать. А вот французы воюют за наших. Возможно и пулемёты у них свои есть, а, стало быть, и патроны. Грохотало долго. И взрывы тоже были, то есть, самолёты, всё же, сбросили бомбы, не помешали этим «лопатам» зенитчики. Когда все стихло, и кораблик их продолжил невредимым отступать к африканским берегам, Иван Яковлевич высунул сначала нос наружу, а потом и сам просочился. Вся палуба засыпана стреляными гильзами, а самолётов не видно. А нет, вон чёрный дым на горизонте. – Что там, Санька, попал? – Акимушкин вылезал из металлического кресла стрелка. – Врать не буду. Все стреляли, может и я, а может и товарищ капитан из пушки, но один завалили. Потонул сразу, а один подбили, и он со снижением и дымом из одного двигателя, вон, домой ковыляет. – Так это победа?! – следующий раз при таком раскладе и не полезут. – Товарищ полковник, может, сменим курс. Через полчаса стемнеет, если сейчас повернуть к Испании, и огни не включать, то они нас потеряют. – Действуйте, Сергей Васильевич, на корабле вы главный. – Макаров козырнул и умчался на мостик. Теперь можно и итоги операции «Слон в посудной лавке» подвести. Замечательно порезвились. Как это в будущем аукнется? Были они под болгарским флагом, Да и сейчас идут под ним. Один из самолётов-то точно вернётся и поведает «благую весть». Гитлер сильно огорчится. Царь Борис, понятно, будет отпираться. А вот поверят ли ему? У Гитлера дури хватит пойти войной на Болгарию. А нет. Не сможет. Нет общих границ. Ну, ладно, ещё ведь не вечер. Возьмёт Австрию с Чехией и настанет черёд братушек. В той истории Гитлер подарил Болгарии кусок Югославии и Царь Борис стал – «Собирателем земель», может, в этом станет всадником Апокалипсиса.
Глава 19
Событие пятьдесят третье Родственница моя вышла замуж за испанца. Мама с папой назвали её Юлей, а там Хулией кличут. Ну да ничего, зато парень хороший попался. Педро зовут. Но его мама иногда зовёт «Педрито!». Мне сразу представляется картина: звонок в дверь, мама открывает дверь Юле, идёт к сыну и говорит: «Педрито! Хулия пришла!»Нас утро встречает с рассветом
Весёлою песней скворца.
Событие пятьдесят четвёртое Беседуют два хирурга: – Знаешь, – говорит один, – когда я впервые в жизни ампутировал ногу, от волнения даже допустил ошибку. – Надеюсь, не серьёзную? – Нет, просто перепутал ногу. Кто бы сомневался. Или, если тебе кажется, что весь мир сошёл с ума, то самое время в зеркало заглянуть? Заглянул. Как стоял перед ним Дон Педро, так и стоит. Обычная лопоухая физиономия молодого бразильского плантатора. Чего там Робинзон Крузо выращивал в Бразилии? Бананы? Кофе? Как-то вылетело из памяти. Пусть будут бананы. Товарищ Робинзон тоже, наверное, блондином был, так что не все бразильянцы брюнетистые мачи. Тем не менее, мир точно сошёл с ума. Из Барселоны отряд Дона Педро отправили в интербригаду Штерна, как ему в Москве и сказали. Отправили поездом. На дорогах бардак и больше стояли, чем ехали. Это ещё счастье, что взяли в СССР сухой паёк, а так бы пришлось грабить несчастных испанцев, которые напрочь забыли, что людей нужно кормить. Даже горстки песет не дали, чтобы продукты покупать. Судя по циферкам вдоль железнодорожного пути от Барселоны до Сарагосы двести пятьдесят километров. Сарагоса захвачена франкистами, но бои идут совсем недалеко. Держатся ещё республиканцы. Пусть будет двести двадцать километров и три дня добирались, точнее трое суток. То угля нет, то на перегоне чего-то перепутали и послали навстречу паровоз. Чуть не столкнулись. Потом сутки сидели в Торрагоне, ждали, пока движение наладится. Светлов наведался в город с двумя диверсантами посолиднее, решил зайти к местным коммунистам денежку на пропитание попросить или продуктов. Дали. Коммунисты, они просто обязаны друг другу помогать. Дали воблы три мешка и двух, как бы их назвать, пусть будут гиды, хотя тоже воблы. Двух? Ну, нет полтора, полтыры, полуторы… Тьфу. Мать его. Да, тяжёлый испанский язык. Дали двух добровольцев интербригадовцев! Деваху, похожую на актрису из «Комеди Вумен», которая там Секс-символ изображает. Екатерину Варнаву. Такая же носатая, худая и длинная, как дрыщ. Ростом с Брехта, а то и повыше на пару сантиметров, то есть, под метр восемьдесят. И веса в ней килограмм пятьдесят, если не меньше. Ноги как руки, руки как палки и вместо головы шишки, вспомнилось из детства при её виде. Только вместо головы, тьфу, вместо шишки, взлохмаченная чёрная голова со сросшимися бровями и орлиным носом. Титек нет почти, забыли отвесить родители. Зато есть пилотка, точно такая, какая была у Брехта в пионерлагере в детстве, с висюлькой – кисточкой. Горнистом же был. Если честно, то девица была страшная. Брехт даже шутку вспомнил: «Испания – единственная страна в мире, где любовница у мужчины уродливее, чем его жена». Звали дивчулю – Адонсия, если перевести на язык родных осин – сладкая. Ну, родители погорячились. Это один интербригадник, ещё один был. Мальчишка лет пятнадцати. Тоже щуплый и мелкий. Зато у него был плюс, он сносно знал английский и французский. Так хотелось Ивану Яковлевичу его отшлёпать и домой отправить. Но переводчик нужен. В Барселоне высокое начальство забыло им вручить. Типа, ребята, раз приехали, то учите язык. На нём сам Лопе де Вега хаблал или хабларил. Мальчишка был сиротой. Родителей в Сантандере франкисты расстреляли, тоже как-то где-то отметились за Республику, а Франко там, на севере, десятками тысяч эту заразу искоренял. Отправишь пацана назад, и он примкнёт к другим интербригадовцам и пристрелят его. В отряде у Брехта больше шансов выжить. Всё рано или поздно заканчивается, прибыли в городок Бельчите, где располагалась штаб 11-й интербригады и охренели. Нет, сначала не прибыли. Прибыли на полустанок, а до этого городка ещё больше десятка километров по вполне себе пересечённой местности. А у них пулемёты, противотанковые ружья, ручные гранатомёты, чуть не сотня ящиков с патронами и гранатами. Железная дорога в этом месте завалена шпалами и мешками с песком, рельсы не взорваны. Берегут народное достояние испанцы. Если дальше по дороге ехать, то, как раз, попадёшь в Сарагосу. Она под Франко и его франкистами. Как там, у Высоцкого, там хорошо, но мне туда не надо… Надо в этот Бельчите. Брехт добыл две лошади взаймы и вместе с пацаном с красивым именем Хуан Прьето отправился в штаб 11-й интербригады, под командованием Штерна, вверх по разбитой просёлочной дороге. Ехали, ехали. И не патрулей, ни схронов вдоль дороги. А ведь, тут линия фронта в паре километров. Неправильная война. Прибыли. Брехт стал командира искать. Показали. В городской ратуше товарищ Штерн занял кабинет алькальда и рулил оттуда обороной. Ратуша красивая. А вот весь город скорее руины напоминает. Порезвились испанцы, особенно вид древнего готического собора угнетал. Такую красоту почти уничтожили. Варвары. – Разрешите, – Иван Яковлевич постучал в красивую резную дверь и приоткрыл её. – Ja, kommen Sie rein. – Послышалось. Штерн же еврей. Чего он по-немецки вдруг. Брехт зашёл в прокуренный кабинет, большой. Сидят пять человек над картами и все курят. Дым коромыслом. Клубы клубятся. Колечки летают. Хоть бы форточку открыли. За поперечным столом мужчина в военной форме без знаков различия, ну, раз сидит во главе стола, то это надо полагать и есть командир интербригады Штерн. – Товарищ комдив, докладываю … – Я не комдив, – у мужчины серьёзный акцент. – Григорий Михайлович? – Брехт Штерна не видел, но этот мужик на еврея не походил от слова совсем. – Манфред. Über Sie benötigen einen anderen Stern. – Ржёт, как истинный ариец. – Другой Штерн? Мне нужен командир интербригады комдив Григорий Михайлович Штерн … А да ещё у него позывной «Григорович». – Mein Gott, wenn diese Sandordnung zu Ende ist? – опять смеётся, а люди за столом хихикают. То есть знают немецкий, ну, Брехт-то тоже немец. Те не менее, спросил по-русски. – Беспорядок. Объясните, пожалуйста. – Григорович, не командир интербригады, он – главным военным советником при республиканском правительстве. И он в Мадриде. Вас послали не к тому Штерну. Я – Манфред Штерн – командир 11-й интербригады. Ещё меня называют генерал Клебер. – Генерал Клебер – спаситель Мадрида! – поправили с пафосом из-за стола тоже на немецком. – Твою же налево! И что мне теперь делать? – Брехт от такого поворота просто офигел. Мадрид в другой стороне и до него тысяча километров. – А что вам делать? Воевать. 11-а интербригада в составе немецкого, французского и польского батальонов с радостью примет вас в свои ряды. После тяжёлых боёв за Мадрид у нас и тысячи человек не наберётся, так что люди нам нужны, у нас есть связь с Мадридом и Москвой. Я запрошу Григория Михайловича о переподчинении вашего отряда. Сколько у вас человек? – Ну, вместе с итальянцами и испанцами полсотни. – Замечательно. Вольётесь в немецкий батальон, он потрёпан сильнее всего. Вы ведь немец? – Полковник Брехт. Ой, извините, никак не привыкну. Полковник Дон Педро. – Es ist wunderbar! Замьельчьтельно.
Событие пятьдесят пятое Бесшумно взорвав склад со снарядами, партизаны пошли дальше… – И всё-таки наша жизнь улучшилась: в СССР металлолом и макулатуру вынуждены были собирать пионеры, а теперь этим занимаются только бомжи. – Так это они и есть. Выросли! Неправильный Штерн выделил для перевозки отряда в эти развалины со станции целых два форда. Обычная полуторка, называется Трук (TRUCK). Возили людей и оружие весь этот день и весь следующий. На второй ходке один из Труков сломался и пришлось так, по полторы тонны, и возить. Туда к станции ещё ходко грузовичок пылил, а вот в горку забирался с пыхтением. Да ещё дожди превратили дорогу в жидкогрязевую. Пришлось придумать комбинированную перевозку. Каждый раз туда-сюда мотались четверо диверсантов. Как эта тарахтелка застрянет, четвёрка богатырей выпрыгивает и толкает. А дождь льёт и льёт. В результате на последних ходках практически всю дорогу пришлось толкать. Иван Яковлевич злился и на технику и на погоду, пока помощник Штерна командир батальона немецкого, куда Брехта с его отрядом определили, не объяснил, что радоваться надо. Пока идёт дождь, то самолёты не летают. А так комрад Брехт, посмотри вокруг внимательно. Это всё немецкие Хенкели и Юнкерсы разбомбили. Летают и бомбят без перерыва. Гады, уже тысячи тонн бомб сбросили. А зениток нет. Пытаются стрелять из переделанного под зенитку пулемёта Максим. Но ещё ни разу не попали. – А где у них аэродром, может его обстрелять из пушек? Далеко он? – Брехт ткнул пальцем в выделенную ему карту. – Вот тут на юго-востоке Сарагосы, на берегу реки Эбро, – командир батальона имени Эдгара Андре – соратника Эрнста Тельман, камрад Вольфганг Шульц указал на нарисованный на карте крестик, – Вот же самолётик нарисован. Пушек таких у нас нет. Брехт взял карту и пошёл искать Светлова. Старший лейтенант возился с маленькой собачонкой возле подъезда полуразрушенного дома, в огромных подвалах которого им и выделили место. – Километров десять, – Иван Ефимович, без курвиметра определил. – Нужно разведку отправить. Пусть народ посмотрит, что тут собой представляет линия фронта. Не хочется мне сидеть под бомбами. Если наведаться в гости к франкистам и взорвать там самолёты и склады, то хоть бомбить не будут. Заодно посмотрим, так ли страшен чёрт. Тут в немецкой газете читал про армию ихнюю. В армии у Франко 15000 офицеров (включая 800 генералов): т. е. один офицер на каждые шесть солдат и один генерал на каждые 100 солдат. Представляешь, сколько тут у этих восьми сотен генералов орденов и медалей для пополнения моей коллекции. – Как стемнеет, пошлю парочку на разведку, – согласился бывший хорунжий, – раз приехали воевать, то пора начинать. Утром закончили обустраиваться в подземельях. Перевезли все припасы, Брехт у генерала Клебера, он же Манфред Штерн, добыл одну полевую кухню и немного крупы. Ещё на пятьдесят человек выделили пять булок хлеба. Что же это за война такая? Так можно и с голоду умереть. Ругаться не пошёл Иван Яковлевич, от новообретённых членов отряда Адонсии (нужно узнать как по батюшке и по фамилии) и Хуана Прьето узнал, что вообще голод в стране. Война, крестьяне воюют, запасы у тех, кто не воюет, обе противоборствующие стороны реквизируют. А те прячут. В результате в армии если и не настоящий голод, то совсем всё плохо с продуктами. На грани. Вернулись улыбающиеся разведчики. – Тащ полковник, это словами не описать. У них нет линии фронта. Просто из камней сделано что-то подобие пулемётных гнёзд и ещё в километре примерно стоит воинская часть. Там в палатках около двух сотен испанцев. У них есть полевая кухня. Должно быть и продукты есть. А главное, – Горностаев поднял палец к небу, – у них в этих огневых точках стоят хорошие австрийские пулемёты MG-30 (нем. Maschinengewehr 30). Удобная штуковина. Нам сгодится. – Что с дозорами? – Всё сразу приготовили испанцы и пулемёты и продукты, грех мимо пройти. – Вы не поверите, тащ полковник. Ходят от одной огневой точки до другой, и перекрикиваются. Наверное, специально, чтобы мы знали, где они в это время. Темень-то знатная стоит, в пяти метрах ничего не видно. Небо облаками затянуто, ни луны ни звёздочки. – Готовьтесь, в полночь пойдём за продуктами. Иван Ефимович берём всех диверсантов. И носилки нужно попробовать найти, не на руках же продукты переносить. Ну и металлом пособираем, ну в смысле пулемёты и прочие винтовки. Бог дал …
Глава 20
Событие семьдесят шестое Десантник-профессионал способен остановить танк с помощью малой сапёрной лопатки. А при наличии большой – и закопать его. – Я тут в Берлин ездил, красота! Очень понравилось! А ты в Берлине был? – Не, я не был. Дедушка мой был. По работе. На танке. Это же какое-то свинство. Нет, это не какое-то свинство, а самое настоящее. Целую неделю было пасмурно, дождики поливали, хоть и декабрь, но тут в Испании снега люди иногда годами не видят, так что в декабре дождик – это нормально, а вот яркое весеннее солнце и на небе ни облачка, словно по щелчку пальцев, раз и нет. В обед ещё моросило. С самого утра. Беспробудно и беспросветно. Пообедали воблой с кашей на постном масле, два часа сна перед выходом на серьёзное задание и просыпаются люди, идут себе в кустики, и тут налетает ветер и за полчаса полностью небо очищает. Кто-то снова щёлкает пальцами, и вуаля, уже и ветра нет. Солнце светит, от земли пар идёт. Юг. Можно на пляж идти загорать. Жаль до моря далековато. Можно идти на пляж, а нужно идти через несколько часов франкистов убивать. И это не потому, что они плохие люди, всякие среди них есть. Вот сам Франко ещё тот кровавый палач, десятками тысяч людей убивают. Франкисты должны умереть по той простой причине, что люди Брехта находятся на вершине пищевой цепочки. У них там, у проклятых душителей республики, есть эта самая пища, а у батальона имени Эдгара Андре нет. Пищи нет, а есть хочется. Диалектический материализм. Кушать же хочется. Расстроился товарищ Дон Педро и, взяв с собой одного из диверсантов, пошёл на передний край обороны республиканцев, а именно на окраину разрушенного подчистую почти городка Бельчите. Пришли, поднялись на подготовленную Светловым площадку в одном из крайних домов, в одной из крайних руин правильнее. И увидели манёвры. Брехт самым главным по тарелочкам не был, но на сборах изучали бронетанковые шедевры армий вероятного противника. Вот сейчас эти шедевры инженерной мысли итальянцев катались практически вдоль линии соприкосновения и обустраивались, выискивая себе место. Да, нет, они мать их итальянская, строятся. Это были монстры. Итальянская танкетка L3 (CV3/33). Длина монстра три метра, а ширина полтора, высота метр тридцать. Толщина брони около сантиметра. Вооружена спаркой пулемётов – 2 × 6,5-мм Fiat 14. Экипаж два человека. Такая маленькая букашечка. Просто даже не маленькая, а малюсенькая. Запорожец бронированный. На сборах танкист наш над ними смеялся, Брехт, видевший их только на плохих чёрно-белых фотографиях, не понимал веселья полковника танкиста. Только теперь понял. Правда, смешно. Божья коровка. Танкист говорил, что боевые характеристики танкетки просто смехотворны. Размещение вооружения в установке с ограниченными углами горизонтального наведения позволяло храбрым эфиопским воинам брать танкетки «на абордаж» массированной пехотной атакой. Более удачно проявили себя огнемётные C.V.3 за счёт высокого психологического действия своего оружия. На самом деле, дикарей струёй пламенииспугали. Тем не менее, даже против слабовооружённого, но храброго противника танкетка оказалась неадекватным оружием. То есть, подбегают два эфиопа храбрых с юбками из банановых листьев с копьями и, открыв крышки, даже не люки, а крышки, как на унитазе, закалывают итальянцев кремневыми наконечниками своих копий. Вытаскивают трупы за шкирку и … И всё, сами же ездить на них не умеют. Вопрос, какого чёрта эти машинки сюда пригнали? Да, не может быть?! Они хотят атаковать позиции республиканцев! Вот на этом? С чего бы это? Какая-то игра в поддавки? Шахматами, но в чапаевцев? Кроме восьми букашек окрашенных в цвета пустыни, значит, их из Эфиопии сюда и прислал Муссолини, был ещё один монстр. Они все монстры не по габаритам, а по безумию их создателей. Этот монстр был чуть больше. Ленин на нём выступал на Финском вокзале. Тоже изучали эту технику. Назывался этот «броневичок» – Fiat 611 – итальянский бронеавтомобиль. Что про него говорил инструктор на лекции? Тоже итальянцы в Эфиопии применяли против абиссинцев. В ходе эксплуатации отмечались возгорания двигателя, вызванные избыточным весом машины, её низкой скоростью и сложным рельефом местности. В башне пушечной версии Fiat 611B размещалась пушка Виккерс-Терни 37/40 Mod.30, а два пулемёта Breda Mod 5C находились в корме. Эта модификация оказалась малоэффективной из-за невозможности использовать пулемёты в наступательном бою. Внутри боевого отделения имелись также винтовки Mod. 91 TS, для стрельбы из бойниц и 20 гранат. Вот сейчас Иван Яковлевич в бинокль это чудо инженерной мысли рассматривал. Всё правильно, сзади торчат два пулемёта. Вопрос на засыпку. Как должен вестись бой, чтобы броневик мог стрелять пулемётами направленными ровно под 180 градусов к движению? Это надо заехать в центр вражеских наступающих колонн и врезать им. Впереди 37 мм пушка кашляет. Сзади два пулемёта трещат. Из бойницы камрад винтовкой пуляет, а командир из этой командирской башенки гранаты по плотным неприятельским рядам швыряет. Эх, как хотелось на этот бой посмотреть. Ведь одобрили монстриков. На всяких военных советах. Сам Муссолини подмахнул проект и дал команду наклепать. Полно комиков в истории. Чем Муссолини хуже? Один интересный факт из его биографии запомнился Ивану Яковлевичу. После 1936 года его официальным титулом стал «Его Превосходительство Бенито Муссолини, глава правительства, Дуче фашизма и основатель империи». Потом ещё маршала себе добавит, за войну в Испании. – Иван Яковлевич, чего это? – поинтересовался Костя, один из диверсантов, что проводил Брехта к наблюдательному пункту. Костя мордвин и имя у него другое: Кавал – «коршун» по эрзянски, но обозвали Костей, так и стал до конца жизни – Костей. – Это, Костя, цели. Зови народ с противотанковыми ружьями. Сдаётся мне, что это «Ж-Ж-Ж» неспроста. Они тут готовятся наступать, вон уже и пехота подтягивается. Стой. Всех зови. Нужно и пехоту загасить. Диверсант ускакал, тренируя вестибулярный аппарат в беге по … ну, очень пересечённой местности, а Брехт снова взял бинокль и внимательнее рассмотрел подготовку франкистов к атаке. Пушек не видно, то есть, товарищи собираются этим «танковым клином» прорвать оборону противника. Гудерианы хреновы. Интересно, а сам genosse Schneller Heinz «Быстроходный Хайнц» не в Испании? Шлёпнуть его здесь и чуть легче станет в 1941.
Событие пятьдесят седьмое Тот, кто лишь пытается начать, никогда не начнёт. Тот, кто слишком торопится, ничего не достигнет. Лао-Цзы Бедному собраться – только подпоясаться. Однако, всё – разбогатели. Так теперь: «Богат Ермошка: есть козёл да кошка». Кошка есть. Прибилась, страшная, худая, рыжая. Козла нет. Есть коза. Это не та животинка, что молоко даёт. Эта … В общем, пока молока не даёт. Эта испанская Жанна д’Арк по прозвищу «сладкая», в отличие от оригинала, которая себе обзывала «девственницей» тоже прилетела с винтовкой и улеглась рядом с Брехтом. Смотри-ка, даже духами пахнуло. Пострелять прибежала. Адонсия Рибера время от времени оказывала Брехту знаки внимания. Пройдёт, там, мимо, улыбнётся или тарелку грязную отберёт, пойдёт мыть. Ещё порванный итальянский военно-морской мундир чуть подштопала. Разорвал Иван Яковлевич рукав, сгружая с «Зоркого Сокола» французские зенитные пулемёты. Сейчас висел в подвале трофей, обрядились в свой камуфляж. Почти цифра украинская. Только чуть квадратики побольше. Когда обживались в развалинах, то поняли, что просчитались. Всё вокруг жёлтое и коричневое, а они в серо-зелёном. Видно за километр. Ничего, вот весна начнётся … Дожить надо. Коза Адонсия прискакала одной из первых. И давай хищным клювом водить и чего-то чирикать на красивом испанском языке. – No entiendo. – Пару фраз уже выучил. (Не понимаю). Сам Франсиско де Гойя на нём говорил. Ладно, потом про Гойю. – Tenemos que acercarnos. – Вот чего надо? Кто вообще звал?! – Tienes que matar con seguridad. – Ага «Матар» – это убивать. – Товарищ командир, Адонсия говорит, что нужно подпустить врагов поближе и всех убить, – перевёл на английский, который Брехт с трудом, но понимал, подзабыл, давно ни с кем на ангельском не общался, появившейся на пару секунд позже и брякнувшийся по другую руку Хуан Прьето. – Товарищ полковник, вы тут с детьми не высовывайтесь хоть, – буркнул Светлов и полез по развалинам к противотанкистам. Может, и права Адонсия. Далековато до смешных танкеток. Эх, себе бы их все восемь забрать, переделать в мини трактора. Какое подспорье корейцам будет в Спасске-Дальнем. Можно, по примеру абиссинцев, захватить эти игрушки. Только как их потом доставить до Владивостока? Из области фантастики. Потому, придётся жечь сейчас. У ПТРС Симонова дальность стрельбы полтора километра, но тут ведь ещё и броню пробить надо. Метров пятьсот сейчас до жёлто-коричневых танкеток. На пределе. – Иван Ефимович, начинайте, стемнеет. Там броня не больше сантиметра. – Сейчас Акимушкин Сашка со своими пулемётами раскорячится. Сашка готов? – Так точно, тащ старший лейтенант. – Огонь по готовности. – Бах. Бах. Бах. Все восемь коробочек вспыхнули, прямо, как порох. Оно и понятно, там бензиновые движки. А по ним зажигательными пулями. Жалко-то как. Из люков некоторых показались, охваченные пламенем, фигурки, но снайпера тут же это дело прекратили. Так и повисли в люках, до конца не выбравшись. Отмучались. Царствие им небесное. Брехт дал команду, когда готовились, чтобы по броневику не стреляли. Можно зарыть в землю, и получится замечательная огневая точка. Акимушкин должен был хлестануть очередью по борту, чтобы не пробить, но качественно напугать. Сработало, трое чёрных выскочили их броневика и драпанули к своим, на запад. Наивные албанские юноши, хоть и итальянцы. Убежать от снайпера. Легли рядышком с нашинским броневичком жёлто-коричневым. Пехоту Акимушкин разогнал двумя очередями. Было их порядка двухсот человек. – Прекратить стрельбу! Вы, что мать вашу, Родину нашу! Патронов-то негде взять. Экономить каждый патрон. Вперёд, зачистить. Добивать штыками, нужен один пленный, желательно офицер. – Брехт чуть горло не сорвал. Палят гады и палят. Дорвались – «пострелять». Маньяки. – Иван Ефимович, нужно броневик сюда вот под эту стеночку поставить и замаскировать. Сюрприз будет для ворогов. – Я воль! – лыбится. – Медальки там, ордена … – Ну, это святое! Что вообще это было? На ночь глядя атака, не подготовленная этой самой артиллерийской подготовкой? Думай голова. А если бы их не было? Ну, диверсантов. Здесь только сотня человек из батальона имени Эдгара Андре и у них один исправный Максим производства ещё Российской империи. Год стоит – 1910! Плюс один эстонский пистолет-пулемёт М23 Арсенал-Таллинн, изготовленный в 1926 году. Немного на пресловутый немецкий «Шмайссер» похож. Ну, и куча разномастных винтовок, к некоторым из которых осталось по десятку патронов. Смяли бы своими танкетками. Вывод. Тут в интербригаде 11-й есть осведомитель у франкистов. Недавно дал им информацию, что вот такой штурм будет вполне удачным. И этот осведомитель Брехта в расчёт не принял или передал информацию прежде, чем русски… они подошли. Половина почти его отряда не русские. И тувинцы есть, и мордвинцы, и итальянцы, и испанцы, и немцы. Эх, Васьки Блюхера не хватает. Ещё и китайцы бы были. Итого. Нужно, вычислить предательского предателя. А нужно? Подумать надо. Повспоминать, чего там Лао-цзы наговорил: «Мы никогда не сможем изменить направление ветра, но в нашей власти поставить нужные паруса». И? Нужно прикидываться безоружными неумехами. Ну, хоть какое-то время. Пусть Муссолини или Франко ещё пришлёт смертников. А ещё сегодня же нужно обязательно наведаться на аэродром. Или за провизией. Нет, на аэродром. Там тоже должна быть провизия. Немцы. Шоколад с амфетаминами. Зер гут. Накаркал!!!
Событие пятьдесят восьмое Прочитал в газете объявление: «Требуется менеджер по управлению персоналом. Уверенное знание ПК обязательно». Решил не звонить. Что там за персонал такой, если для его управления нужен пулемёт Калашникова?! – Воздух! – орал Сашка Акимушкин. Да больше и некому, отряд собирал жатву войны. – Всем лечь, прикинуться мёртвыми! Передать по цепочке. Чем там берут националисты? Дисциплиной?! Так у нас не хуже. Быстренько передали по цепочке, и диверсанты попадали, где стояли. Теперь вперемежку чёрные комбинезоны танкистов, жёлто-зелёные мундиры пехоты итальянской и серо-зелёные комбезы цифры диверсантов. Успели. Самолётов было шесть. По внешнему дебильному виду – Junkers Ju 52. Большие. Бомбардировщики. Легион «Кондор». Вон, почти испанский флаг на крыльях нарисован. Тоже добровольцы прилетели. Огромный самолёт, а может взять только полторы тонны бомб. Очень тихоходные, зато три пулемёта. И три двигателя. Смотрится дико просто. Этот огромный движок на носу и два рядом на крыльях. Словно немцы решили, что кашу маслом не испортишь. – Акимушкин, не стрелять. Подождём. Пошли пикировать с приличной высоты. Бомбили где-то правее и за спиной. Что там хоть? Стоять! Бояться, там же ратуша и там руководство 11-й интербригады. Нет, он не может воевать со всем миром. Ничего бы один Акимушкин не сделал с шестью самолётами. Перепахали бы. Нужно надеяться, что там попрятались камрады. Гремело долго, потом, отбомбившиеся юнкерсы, пошли на разворот. – Саша, врежь им в хвост! Проучить надо. – Эх, где ещё пару таких зенитчиков взять. Тададах. Тадах. Браунинга рык ни с чем не спутать. Вот чего спрашивается, форсили, ну, отбомбили, заберись на свои шесть километров и лети спокойно, нет, вся шестёрка шла на бреющим почти. У знаменитой «Тётушки Ю» шасси не убираются, вот ими почти чиркали по развалинам. Тададах. Один задымил, клюнул носом, и как-то нелепо кувыркнувшись, впечатался всей своей тушей в наш уже бронивичок фиатовский. Сволочи! Даже упасть по-человечески не могут! Тададах. У второй «тётушки» хвост Браунинги просто срезали. Тададах. Ещё один задымил. Всё уже и пулей не догнать, резко вниз ушли. Со склона. Там ручеёк за тысячелетия выгрыз долину целую. Они тут что – совсем не пуганные? И где наши истребители? Хотя, понятно, вся война там, вокруг полуокружённого Мадрида, а тут всякую шушеру собрали, судя по этой 11-й интербригаде. Бригаде, блин, тысячи человек нет. Даже на полк не тянет. И никакого тяжёлого вооружения. Лёгкая пехота. Через десять минут уже в сумерках возвращались в свой подвал. Все увешаны винтовками, пистолетами, сумками с патронами. С одной из танкеток удалось добыть пулемёт. Конструкция незнакомая Брехту, без станка, зато полно патронов. Питание осуществляется при помощи расположенного с правой стороны неотъёмного магазина, откидывающегося вперёд, который снаряжается обоймами на 20 патронов. А ещё внутри механизма расположена маслёнка для смазывания патронов. Ничего хуже просто придумать невозможно. Почему не взять на вооружения немецкий MG 34, зачем такую хрень выдумывать? Всё у итальянцев не как у людей. Танкетки для гномиков, пулемёты на корме у броневика, теперь вот ещё пулемёт с маслёнкой и неотъёмным магазином. Ну, выстрелил ты двадцать патронов, а потом что? Перемирие заключать на время перезарядки? Вернулись, а тут новость плохая. Две, бляха муха, новости и одна хуже другой. Первая … Нда. Надо было не останавливать Акимушкина. Не было бы первой. Ранен Штерн. Который Манфред. Который командир интербригады. Осколком. Ранен не смертельно, но решили эвакуировать его в Барселону. А там дальше на лечение в СССР? Ну, и, наверное, там расстреляют. Что-то не помнил Брехт из истории такого военноначальника. Следовательно, до войны не доживёт. Вторая новость неожиданная. Как самый старший по званию, и как немец, теперь Брехт выбран командиром 11-й интербригады. – Не, ребята, зачем мне така обуза. Я никогда бригадами не командовал. – Тут все остальные либо гражданские раньше были, либо в лучшем случае капитанами, а вы, дорогой товарищ Брехт, настоящий полковник, так что вам и командовать, радиограмму в Мадрид мы уже послали и получили ответ. Тот самый Штерн, которого вы перепутали с нашим, дал добро. Так что бригада теперь подчиняется вам, товарищ Дон Педро. – Камрад Вольфганг Шульц – командир немецкого батальона, которому отряд Брехта был недавно подчинён, приложил два пальца к пилотке, отдавая честь. Нет, так не честно. Одно дело – диверсии совершать. По тылам прогуляться, трофеев набрать. И совсем другое – держать оборону. Кем держать? Этими добровольцами с винтовкамии без продовольствия?! Ну, пожалуйста, можно отмотать надо и переиграть. Он бы не стал Сашку останавливать, и тот все шесть «тётушек ю» завалил бы на подлёте. И Манфред Штерн, он же – генерал «Эмиль Клебер» останется живым и здоровым. – Можно ознакомиться со списком бригады? – Сгорели при бомбёжке штаба, – Шульц скорчил рожицу и развёл руки. – Donnerwetter! (Чёрт возьми)!
Глава 21
Событие пятьдесят девятое Девушка – блондинка спрашивает знакомого парня: – Слышал, ты спортом занимаешься? – Ага, хожу на греко-римскую борьбу! – Здорово! А ты за греков или за римлян? Пришлось менять планы. Не до аэродромов. Нужно идти захватывать тот лагерь франкистов в этой низинке. Почти тысячу человек нужно кормить. Ночью не пойдёшь. Мин ещё толком нет, а вот неразорвавшихся бомб должно быть полно, кто их знает, шевельнёшь такую ногой, а она решит ответить. Пошли, когда чуть светать начало. Только диверсанты. Брехт тоже увязался. За ним хвостиком пристроились испанцы подаренные, но Иван Яковлевич сурово сказал: «Цурюк» Адонсии и попросил пацана за нею присмотреть. Накуксились. Бойцы! Подошли, почти не шифруясь, к лагерю. По дороге вырезали два пулемётных расчёта, а нечего спать на посту. Надо будет ещё Солчаку телеграмму с благодарностью послать. Мишка Чувак – это просто клад. Чего со стрел перешли на пукалки всякие? Троих прохаживающихся от одной огневой точки до другой франкистов лучник снял за десять секунд. Легли и не пикнули, а понадеявшиеся на них пулемётчики с перерезанными шеями отправились следом в царство Аида. Во сне безболезненно. Брехта всегда коробила поговорка «В объятиях Морфея». Морфей это пацан, сын бога сна Гипноса. То есть, для мужчины оказаться в объятиях этого Морфея – это двойное извращение и ребёнок и мужского пола, и вот с ним в объятиях. Греки с римлянами они вообще извращенцы знатные, там чего только нет. Одно превращение Зевса в быка, чтобы соблазнить Европу, чего стоит. Голимая зоофилия. А ещё спрашивается, как они дошли до парадов ЛГБТ? Они не дошли, они с этого и начинали. Подобрались к лагерю и залегли за кустами высохшей прошлогодней травы. Тихо. Стоят хорошие армейские палатки брезентовые, должно быть с Неметчины прислали. Ровными рядами стоят. Как в кино про римские легионы. И рядом нет ни одного часового. Все спят. Палаток около тридцати. Если по десять человек в палатке, то триста человек. Много. У каждого, конечно, по два ТТ, а у Брехта Томи Ган, он же – пистолет-пулемёт Томпсона с Кольтом серебристым, но три сотни врагов, всё одно, много. – Иван Ефимович, такая диспозиция. Нам нужно пять палаток. Дожи каждый день почти. Ветер. Нужно в первых пяти палатках испанцев вырезать, а потом просто одновременно забросить в оставшиеся по Ф-1. Если кто уже выберется, то добивать из пистолетов. Брехта Светлов резать испанцев не пустил. Не опытный. Оставил с автоматом прикрывать. Все пять палаток зачистили без малейшего шума. Заходят в неё три диверсанта с ножами и выходят через пару минут. Осталось закинуть гранаты в двадцать пять палаток. Гранаты жалко, девайс здесь, в Испании, трудновосполнимый. Разобрали каждый себе по палатке, подобрались к ним, и тут из одной, в самом центре лагеря, выходит товарищ в кальсонах и, почёсывая одно место, недоумённо смотрит на стягивающего с гранаты кольцо серо-зелёного человечка. – Alarma!!! – кричит фальцетом, – Republicanos. Брехт рядом совсем оказался. Сбил его с ног короткой очередью из «Чикагской пишущей машинки». И свалился на вытоптанную прошлогоднюю траву, потому как увидел, что Светлов в палатку с «ранней пташкой» закидывает гранату. Чуть не залпом. Но бабахнуло классно. Прямо звон в ушах. И засыпало песком и ещё чем-то мокрым всего. Из палаток выскакивали и выползали, и попадали под пистолетные выстрелы, испанцы, но было их не много. Потом уже сообразили Брехт с бывшим хорунжим, что этот «Alarma!!!» им на руку сыграл, всё же, по большей части осколки от Ф-1 летят вверх и в стороны. И кинуть гранату в палатку с лежащими людьми идея была не самая лучшая. Парочку зацепит, ну троечку, а над остальными просвистит, и в лучшем случае оглушит и дезориентирует, а тут Алярму крикнули и народ подорвался. И нахватался осколков. Добили, вытащили из палаток. Получилось двести тринадцать человек, из которых тридцать один – офицеры. Правду говорили, что в армии у националистов офицеров больше, чем солдат. Зашли крайне удачно. В стоящем чуть поодаль сарайчике наспех сколоченном нашли тридцать ящиков патронов. Там же в пирамиде стояли и винтовки. Винтовка интересная, нет, сама по себе в разы хуже Арисаки, но интересна её история. Итальянская Carcano под патрон 6,5 × 52 мм. Та самая Каркана, из которой убили президента Кеннеди. Ли Харви Освальдом в Далласе именно из неё и стрелял. Там же был в сарае и пулемёт запасной. Вот пулемёт хороший. В огневых точках, что уже зачистили и здесь в сарае были новейшие немецкие MG 34. Их ещё толком в самой Германии в армии нет, а сюда поставили. Это понятно. Немцы обкатывают и ищут детские болезни у новой технике. Здесь же и ящики с патронами с немецкими орлами. Рядом со складом оружейным и склад продовольственный. Две палатки. И там полно всего, в том числе и итальянская тушёнка. Круп разных десятки мешков, галеты американские. Как теперь всё это богатство дотащить до своих позиций? И две полевые кухни жалко бросать. Новенькие немецкие. – Иван Ефимович, нужно всю бригаду сюда гнать. Столько добра. Давайте так, вы пока мародёрствуйте. Посмотрите для наших чего ценного. Да, про ордена не забудьте. А я с Мишкой Чуваком в Бельчите, народ поднимать на экспроприацию. Думаю, тут всю бригаду нужно звать. Столько добра привалило. Стоп Иван Ефимович, а ведь на аэродром можно прогуляться в их форме. Присмотрите для наших десятка три комплектов по размеру. Лучше офицерские. Для солидности. – Хорошо, выберем. Благо с мёртвых не снимать. Поторопитесь. Шумели много. Должны подойти франкисты посмотреть, что случилось. Я команду дам, пулемёты сюда перенесём. Если дуриком, как ты выражаешься, попрут, то встретим из трёх пулемётов. – Правильно. – Да, Иван Яковлевич, ты сюда Акимушкина Сашку пошли, не дай бог «Тетушки» пожалуют пока мы тут на открытой местности.Событие шестидесятое Сторож музея восковых фигур никогда не спит. На всякий случай следит за Гитлером… У Гитлера было два двойника, три тройника и один удлинитель. Начальник Штаба заместителя фюрера Рудольфа Гесса и его личный секретарь уже больше года выполнял обязанности и личного секретаря фюрера. Вообще, Мартин Борман был ещё и бухгалтером Гитлера: осуществлял контроль за его финансами – доходами от продаж «Майн Кампф» и размещения его портрета на почтовых марках. Ещё Борман возглавлял Немецкий торгово-промышленный фонд Адольфа Гитлера, куда в первую очередь для нужд последнего поступали средства от немецких промышленников. На эти деньги в позапрошлом году в Бергхофе началось строительство резиденции фюрера в Оберзальцберге. В начале 1930-х годов Гитлер приобрёл поместье, которое с 1925 года снимал для отдыха. С назначением рейхсканцлером фюрер намеревался расширить и перестроить особняк, поручив работы Борману. На его плечах также лежала ответственность за сооружение инфраструктуры комплекса, внутри которого стали селиться члены окружения фюрера, в том числе и сам Борман. Сегодня довольно редко посещавший этот особняк Гитлер назначил здесь совещание. Пришли ужасные вести из Испании. События и так развивались не слишком позитивно. Несмотря на потраченные сотни миллионов рейхсмарок и два года войны, половина территории Испании всё ещё была в руках республиканцев. И теперь вот это известие. Рейхсканцлер был в ярости, и Мартин, вызывая в Бергхоф руководство армии, Люфтваффе и Кригсмарине просил не опаздывать, ибо, чем это может закончиться неизвестно. Первым прибыл главнокомандующий Кригсмарине генерал-адмирал Эрих Редер. Ещё через час пожаловал Герман Геринг – Рейхсминистр Авиации. Прибыл он не один. С ним был Начальник Генерального Штаба люфтваффе генерал-лейтенантАльберт Кессельринг. Последним, буквально за десяток минут до назначенного совещания, приехала машина руководителя ОКХ (от нем. OKH Oberkommando des Heeres) – верховного командования сухопутных сил вермахта генерал-полковник Вернер фон Фрич. И тоже приехал не один. С ним также был Начальник Генерального Штаба, только Сухопутных войск рейха генерал артиллерии Людвиг Бек. Этого деятеля Борман недолюбливал. Ходили всякие слухи в армейской среде. Более того, Мартин Борман даже поручил кое-кому покопаться в грязном белье генерала Фрича. Ведь того обвиняли ни много ни мало, а в гомосексуализме. Подтвердилось, что Вернер фон Фрич держал в своём доме двух нуждающихся подростков из Гитлерюгенда. Пока на этом всё, но запущенная машина продолжала работать. Сухо поздоровавшись с припозднившимися, Борман проводил их в кабинет фюрера, где уже все собрались. Гитлер вышагивал из угла в угол и морщился, поглядывая на большие напольные часы, нудно отбивающие секунды. Тик-так. Тик-так. Едва Бек с шефом уселись за высокие жёсткие стулья, как часы пробили двенадцать. Гитлер нервно дёрнул головой и вернулся к своему стулу, но сел, а взялся за спинку руками и стал его раскачивать. – Редер, есть новости? – фюрер отодвинул стул и как-то боязно, словно опасаясь от того подвоха, сел на краешек. – Только уточнённые данные. – Так уточните! – фюрер помассировал горло. В 1936 году из его горла удалили нераковый полип. Вроде, больше года прошло, а боли возвращались временами. Главнокомандующий Кригсмаринегенерал-адмирал Эрих Реде открыл папку, встал, и надтреснутым голосом, часто прерываясь под яростными взглядами Гитлера зачитал. – Тяжёлые крейсеры Тип «Дойчланд»: сам «Дойчланд» и «Адмирал Шеер» затонули на рейде порта Пальма де Мальорка. Кроме того по уточнённым данным затонули три подводные лодки класс VII, в том числе новейшая U-32 находившиеся в порту в надводном положении и одиннадцать торпедных катеров. Это по военным судам. Кроме того взорвался транспорт «Бавария» с грузом снарядов и авиабомб. По уточнённым данным именно взрыв «Баварии» и послужил причиной затопления подводных лодок, катеров и вспомогательных судов. По той же причине затонул и танкер «Ост Зее» с бензином. – Адмирал закрыл папку и сделал попытку сесть, но Гитлер сам вскочил со стула и прошипел. – То есть, у нас сейчас из тяжёлых крейсеров остался один «Адмирал граф Шпее»? У Германии вообще флота не осталось? Все знали про болезненное пристрастие Гитлера к большим кораблям. – Мой фюрер в Германии сейчас одновременно заложены четыре линейных корабля, два тип «Бисмарк»: сам «Бисмарк» и «Тирпиц» и два тип «Шарнхорст»: «Гейзенау» и «Шарнхорст». Кроме них заложен авианосец «Граф Цеппелин». И в прошлом году в Гамбурге на верфи «Блом унд Фосс» заложен тяжёлый крейсер «Адмирал Хи́ппер». Через пару лет у Германии будет могущественный флот. Лучше бы он этого не говорил. – Через пару лет. – Гитлер подбежал к адмиралу и выкрикнул ему это в лицо, забрызгав слюной. Потом он всё же взял себя в руки, и, снова с опаской усевшись на свой стул, почти спокойно продолжил. – За один день потоплено два тяжёлых крейсера. Гордость Рейха. Их с напряжением всех сил строил весь немецкий народ и за одну минуты мы лишились обоих. Тысячи рабочих, тысячи часов недоедая и недосыпая… – Гитлер снова помассировал занывшее горло. В кабинете стояла тишина. Даже слышно было, как за стеной в обеденном зале потрескивают дрова в камине. – Теперь твоя очередь порадовать немецкий народ, Герман, – уголок рта фюрера задёргался. – Мой фюрер! – Герман Геринг поднялся степенно. – Большая часть потерь небоевые. – Цифры?! – опять взвился Гитлер. – За неделю Люфтваффе потеряло пятьдесят один самолёт. Четырнадцать на Мальорке. Из них только два – это боевые потери. Остальные сгорели на взлётной полосе, после взрыва «Баварии». Три Бомбардировщика «Хейнкель» удалось поднять в воздух, и они нанесли повреждение бомбовым ударом этому эсминцу, который атаковал Мальорку. Два из них было сбито зенитным огнём с корабля. – То есть, корабль ушёл, сбив два наших лучших новейших бомбардировщика? И теперь на Мальорке у нас вообще нет самолётов? – Ну… Мой фюрер … Гитлер махнул рукой, прерывая. – Что по Сарагосе? – В боях сбито восемь самолётов. И… – Геринг покраснел, подёргал воротник рубахи. И двадцать три самолёта было уничтожено партизанами. Испанцы, или кто они, ночью атаковали аэродром, перебили охрану и подожгли все самолёты, находящиеся в ангарах. Уцелел только один Юнкерс Ю-52 (Junkers Ju 52), который стоял на взлётной полосе. Уничтожен также склад боеприпасов и авиабом, и бензохранилище. Уничтожено сто пятьдесят тонн бензина с октановым числом 88. – Всё? – Гитлер опять теребил шею. – К сожалению, нет. Мой Фюрер, в боях над Мадридом за последние дни сбито ещё шесть самолётов из состава Легиона «Кондор». – Пятьдесят самолётов за неделю. – К сожалению, это так мой фюрер, но большинство это не боевые потери, наши асы… – К чертям свинячим наших асов! Пятьдесят самолётов. Там вообще остался хоть один самолёт! Герман, у тебя нет желания застрелиться. Пятьдесят! Герман, пятьдесят! – у Гитлера запершило в горле и затряслась правая рука. Одновременно. Он стал кашлять и пытаться левой рукой удержать правую. Только через пару минут он успокоился и повернулся к генерал-полковнику Вернеру фон Фричу. – А у тебя, Вернер, есть чем добить меня? – К несчастью, есть, мой фюрер. Там же в Сарагосе ночью подорваны пять наших танков и уничтожен склад с боеприпасами. Бензохранилище тоже взорвано. Погибло почти сотня немецких солдат и офицеров. Это всё проклятые партизаны! – Какие это мелочи по сравнению с пятьюдесятью самолётами и половиной флота Германии! – Гитлер нервно рассмеялся, – Мартин, – он вдруг успокоился, повернулся к Борману. Мне нужены здесь завтра Гесс и Гимлер. Да, и пусть адмирал Канарис приедет. С партизанами мы будем воевать их методами. Гитлер встал, походил по кабинету, остановился перед, всё ещё стоявшим навытяжку верховным главнокомандующим сухопутных сил вермахта. Потом повернулся к сидевшему с поникшей головой Редеру. – Эрих, что-нибудь удалось выяснить об этом эсминце? Чей он? – По словам выжившего лётчика на нём был то ли болгарский, то ли итальянский флаг. Бело-зелёно-красный. – В чём разница? – Гитлер опять массировал горло. – У Италии полоски поперёк, а у Болгарии вдоль полотнища. Лётчик из-за плотного зенитного огня не смог рассмотреть. – Но это точно был эсминец? – Гитлер махнул рукой, призывая генералов сесть. – Предположение сделано на основании того, что удар по «Дойчланду» и «Адмиралу Шееру» нанесён торпедами. Выживших практически нет, а те, кто всё же остался жив, ничего не видели. Единственные свидетели – лётчики с Хейнкеля. Корабль по их словам большой. Может быть и крейсер. – Какая ерунда, половина флота Германии потоплена, а мы не знаем, ни кто потопил, ни даже на каком корабле они были. Что с Италией и Болгарией, что они говорят? – Гитлер позвонил в колокольчик. Появился его личный врач Теодор Морелль и принёс фюреру стакан с отвратно пахнущим коричневым зельем. Сморщившись, и стараясь не вдохнуть вонь от зелья, Гитлер выпил эту гадость, запил молоком из другого стакана и взмахом руки выпроводил нетрадиционного целителя. – И Болгария, и Италия отрицают свою причастность к этому происшествию. Кроме того у Италии в этом же порту уничтожен эсминец и два вспомогательных судна. Болгария утверждает, что их кораблей в районе Мальорки нет. – Ну да, вы думаете, что они с радостью признаются в содеянном. Хотя по трезвому размышлению ни у Дуче, ни у царя Бориса нет причин устраивать такую чудовищную провокацию. Есть только один противник способный на это и это Республиканская Испания. Мартин. Постарайтесь, чтобы вызванные мной господа появились как можно быстрее. А вы все свободны. Наводите порядок во вверенных вам частях.
Глава 22
Событие шестьдесят первоеШёл казак куда-то вдаль.
На груди была медаль:
«За отвагу», «За победу»,
«За приятную беседу»,
«За научные труды»,
«За охрану всей среды»,
Событие шестьдесят второе В этом году традиционный немецкий праздник пива «Октоберфест» из уважения к чувствам мусульман проходит без пива и свиных сосисок. Вот если по чесноку, то брать полумиллионный город силами одной дивизии – это полный бред. Да нет, не полный – полнейший. Тем не менее, дан приказ ему на Запад. Сидели в полуразрушенной школе, что Брехт занял под штаб 11-й интербригады. В Ратуше остались только медсанчасть небольшая и руководство польского батальона. К русским они относились, если не враждебно, то и целоваться в дёсны не лезли. Счастье, что Брехт, как бы и не русский, а немец. Потому особых трений не было. Главным у них был капитан Ежи Мазовецкий, какой-то борец со всем и вся подряд. Полый отморозок, если честно. Главное, для человека – разинув рот бежать в штыковую атаку. А ещё потом добивать раненых. Людей подобрал себе под стать. Всё руководство батальона вечно лезло в первые ряды при наступлении. Кроме поляка был Иосип Брозовский, который ещё не Тито и американец Роберт Хейл Мерримэн – профессор экономики Калифорнийского университета. Прибыл он в Испанию вместе с женой Марион, ну хоть на совещание не взял. Ещё один американец сидел чуть в сторонке и чиркал чего-то в блокнот, так хотелось Дону Педро подойти и изъять блокнот, но ос-с-с-с-с-танавливал себя. Чиркал в блокнот, приехавший из Мадрида тоже с женой – американской журналисткой Мартой Геллхорн ни кто иной, как сам Хемингуэй. Эрнест! Он и орден Брехту привёз. Приехал описать эпическую битву за Сарагосу с участием своих американцев. Что-то смутно в голове Ивана Яковлевича копошилось, что главным героем его романа «По ком звонит колокол» вот этот профессор и будет. От немецкого батальона был Шульц, или, как его прозвали сами немцы – «Папаша Отто». Францию представлял русский белоэмигрант Андрей Мартьянов по прозвищу «Весёлый Андре». Ни разу его даже улыбающимся Иван Яковлевич не видел. Вот таким составом сидели и соображали, как имея всего три тысячи человек взять полумиллионный город, в котором более десятка тысяч франкистов. Да, диверсионные вылазки русских, заставили националистов отступить к самым окраинам города, а итальянские части вообще перебраться на другой берег реки Эбро. Немцы, кстати, после разгрома аэродрома тоже куда-то исчезли. Прямо над всей Испании «безоблачное небо» организовалось. Единственный самолёт, что летал сейчас над Арагоном, был наш Messerschmitt Bf 109. В набег на аэродром взяли с собой капитана Скоробогатова, и тот долго стоял и выбирал чего брать, то ли Мессер, то ли Хейнкель He.112 V-9. Выбрал Мессер сел и улетел в Бельчите, а все остальные самолёты пресловутого Легиона «Кондор» сожгли. Пилотов и обслуживающий персонал вырезали. Там, среди них, даже герои были, на мундирах полно орденов и медалей, теперь будут коллекцию в Спасске-Дальнем в кабинете у Брехта украшать, ну, если его туда вернут. А если столько немцев побили и самолётов сожгли, то может у них теперь не Легион, а так Центурия мелкая? Мессер ещё не тот. Кучу изменений внесут до войны и во время. Сейчас стоит слабенький английский движок от фирмы Rolls-Royce Kestrel VI мощностью 695 л.с. Однако, уже цельнометаллический. Вооружён двумя пулемётами MG 2×7,92-мм и крупнокалиберным пулемётом MG 131 калибром 13×64 мм, установленным сверху двигателя. Боевой запас – 500 патронов на ствол. Брехт из этой вундервафли пострелял и Акимушкину дал. Вещь! Если и хуже «Браунингов», то самую малость. Жаль, времени извлекать из второго Мессера пулемёт, не было. Прямо сердце кровью обливалось. Вот, в который раз себе вопрос Иван Яковлевич задавал, какого чёрта наши свои пулемёты лепят? ШКАС этот? Пока получаются и хуже и капризные, как дочки профессора. Почему не скопировать, вот хоть это немецкое чудо? «Мессершмитт», по впечатлениям Скоробогатова, намного превосходил советские истребители И-15 и И-16. Немецкий самолёт был быстрее в горизонтальном полёте, имел бо́льший боевой потолок и был заметно быстрее в пикировании. Нужно будет потом подарить нашим конструкторам, пусть покопаются в причинах. – А почему не обойти город с флангов и не ворваться, прикрываясь высокими домами на юге города? – это поляк Ежи из себя решил стратега изобразить. – Мне тут сказали, что 29 января – День святого Валерия Сарагосского, покровителя города, – Брехт свой план менять не хотел. С ним хоть и минимальный шанс на победу, но есть. – И что? – это немец «Попаша Отто». Немцы народ дисциплинированный, и что такое праздник, понять не могут. Хотя, вот будет же у них потом «Октоберфест» (Oktoberfest) в Мюнхене, после которого все в зюзю, подходи и складывай штабелями. Именно на этом и строился план. Пусть 29 января праздную испанцы, веселятся, без сомнения и солдаты гарнизона напьются. Они же тоже испанцы. И вот тогда на рассвете диверсанты вырежут посты и «дикая дивизия» ворвётся в столицу Арагона, множить на ноль националистов, франкистов, итальянцев и прочих немцев, если те под руку подвернуться. Пояснил ещё раз для тех, кто в танке. И тут ещё и писатель оторвался от своего блокнота, и, покусывая карандаш, поинтересовался. – Господин полковник, а вы предупредили свои войска, чтобы в городе после захвата не было насилия и случаев мародёрства? – Разумеется. Товарищи, мне кажется, что не будет лишним напомнить интербригадовцам это ещё раз. Тут товарищ Хемингуэй прав, если в городе начнутся эксцессы, то нам его такими малыми силами не удержать, нужно показать горожанам, что мы пришли не насиловать их дочерей и грабить их имущество, а освободить от фашистов и националистов Франко, а также от бесчинств итальянских солдат, о которых мне докладывали перебежчики. И это правда, макаронники вели себя в Сарагосе как хозяева. Заходили в магазины и брали, что могли унести. Хватали прямо на улицах города девушек и волокли к себе в казарму. Потом расстреливали и списывали все на борьбу с республиканцами. Население города, по словам сходившей в разведку Адонсии, удерживало от восстания только жестокая резня, устроенная франкистами при взятии Сарагосы летом. Ещё свежи воспоминания и привитый ужас.
Событие шестьдесят третье Самая лучшая стратегия сейчас сидеть и смотреть, как всё разваливается, периодически вставляя реплики: «Посмотрите, что вы натворили, придурки!» Их ждали. Где-то на самом верху в их 11-й интербригаде есть крот, и у этого грызуна гадского есть канал связи с франкистами в Сарагосе. Диверсанты в количестве тридцати человек выдвинулись по плану к восьми часам вечера на северо-восточную оконечность города и обнаружили, что количество постов увеличено. Это и заставило внимательно рассмотреть в оптику передний край. По вчерашним наблюдениям, там должно быть два пулемёта и человек тридцать всяких разных инвалидов. В действительности пулемётов оказалось восемь, а людей в окопах за сотню. Размножились почкованием. Это просто счастье, что уБрехта просто зудело в одном месте, не будем уточнять, в каком, и он дал команду чуть раньше выдвигаться, пока светло. Ну, не светло, но и не ночь ещё – сумерки. О том, что пойдут именно сюда знали в штабе от силы десяток человек. Нужно всё же вычислить мерзавца и повесить на главной площади Сарагосы. Но это планы на будущее, а сейчас-то что делать, не на пулемёты же идти?! С этим вопросом и обратился к Светлову. Лежал рядом на холмике и тоже окопы неприятеля разглядывал в трофейный бинокль. Удобно, они чуть выше и окопы, как на ладони. – Элементарно, Ватсон, нужно отойти на пару километров южнее и атаковать там, – заскрежетал зубами хорунжий, очевидно намереваясь их сточить, и увеличить зарплату корейцу дантисту в их военном городке. – Так … – Иван Яковлевич, – Светлов снял пилотку и почесал затылок, – Ты от меня этой ерунды ждал? – Так … – Они дети неразумные, посмотри направо. Что видишь? – Светлов мотнул головой разутой в сторону реки. – Пройдём по реке и зайдём с тылу?! – Холодно. Лезть в десятиградусную, а то и меньше воду. Бр-р. А потом с мокрыми штанами воевать? Обсмеют в газетах на следующий день. – Не стратег, ты, товарищ полковник, но голова светлая. Родители тоже блондинами были? Даже удивляюсь регулярно, откуда, чё берётся. Вроде, по документам из деревни. Ладно, твои дела. Ждём, пока стемнеет, и обходим этих умников по реке. Ждали. Холодно. Вот почему так, если дождь, то мокро и холодно, а если ночь ясная, то ещё холодней? Прямо чуть не минус. Хотя, с другой стороны, не так и плохо, что ясно на небе, да ещё почти полная луна, хоть видно будет националистов. – Мишка, ты тетиву не намочи. На тебе половина работы. Часовых нужно снять бесшумно. Билдингир? (Понятно). – Не боися камандила. Всё сделай халосо. Фелштейна. И не обманул. Когда обошли испанцев и вышли им в тыл, то этот Чингачбук за двадцать секунд выпустил десять стрел, и ни одной не промазал. Часовые, что выхаживали между оборудованными наспех пулемётными позициями, стояли себе, стояли, и вдруг все одновременно попадали. Потом настал черёд снайперов. Уже громко, да, что там, очень громко, в ночной-то тишине. Бах. Бах. Бах. Всё, пулемёты больше не страшны. И тут из блиндажей и палаток стали выскакивать испанцы, вот чего они туда полезли, их же предупредили? – Гранаты! – Одновременно тридцать Ф-1 полетели в окопы. Пара секунд на вытаскивание следующей из разгрузки, и сдёргивание кольца. И ещё тридцать лимонок летят в сторону палаток. – Зачистить! Светлов, световой сигнал нашим, что путь свободен. – Ура! – это Брехт своих научил, поляк ты там или даже француз, раз бежишь в атаку, то нужно именно «Ура» кричать. Шутка вспомнилась Ивану Яковлевичу: «Вы знаете, почему нас французы не победили в 1812 году? Потому что они кричат ВАУ а мы УРА»! Первую линию обороны заняли за десяток минут. Потери были, особенно у американцев, очевидно, ожидая, что полковник Брехт, ни дна ему, ни покрышки, может обнаружить засаду и решит предпринять диверсию южнее, франкисты именно там, где и наступали американцы, поставили дополнительно несколько огневых точек, на них-то янки и напоролись. Но храбрецы, бежали на пулемёты и добежали. Ещё, то сыграло, что не всех американских коммунистов расстреляли, что националисты услышали, что соседние позиции уже захвачены и поспешили отступить. Поздно пить боржоми. Наткнулись при отступлении на перенесённые уже диверсантами ручные пулемёты и все полегли. Отомстили за янкесов. Ну, теперь осталось только занять крыши близлежащих домов. И установить там свои и трофейные пулемёты. Брехт со Светловым, разрабатывая эту операцию, и не думали посвящать соратников в окончательные планы. Никто в городские непредсказуемые бои ввязываться не собирался. Интербригадовцы займут высокие дома на восточной и северо-восточной окраине Сарагосы и будут ждать контратаки франкистов. Велком дорогие, прямо на несколько десятков пулемётов, да ещё и десятки снайперов в окнах. Шалишь. Тут вам не там.
Глава 23
Событие шестьдесят четвёртое Получив перерасчёт электроэнергии за 3 месяца, профессор математики передал его в качестве задания своим аспирантам. Уже на следующий день молодые специалисты установили, что данная система нелинейных уравнений не имеет решений в области действительных чисел. Папаша Отто поведал про бои, что предшествовали появлению отряда Брехта. Это была настоящая мясорубка. Республиканцы после поражения в Сантандере сосредоточили в Арагоне мощную 80-тысячную группировку генерала Себастьяна Посаса. У неё на вооружении находилось 200 орудий, 140 самолётов, 100 танков и броневиков. Ударной силой наступления на Сарагосу должен был стать 5-й корпус коммуниста полковника Хуана Модесто, принимали участие в этой битве и все лучшие фронтовые командиры республики: Штерн, Листер, Вальтер, Кампесино. В результате окружили в Бельчите кучу испанцев, которые франкисты, а добить не смогли, те частично просочились в Сарагосу. А потом Легион «Кондор» и немецкие асы показали, что тот, кто владеет небом, тот и правит бал. Завладели и, пользуясь превосходством в мастерстве, и возможностях своей техники, небо это расчистили от республиканской авиации. И начались бомбёжки Бельчите и окрестностей Сарагосы. Так республиканцы столицу Арагона и не отбили. Потеряли две трети войск, почти все танки. И почти все самолёты. А тут ещё опасаясь, что Сарагосу всё же возьмут, франкисты начали наступление на севере Мадрида. Пришлось туда остатки войск перебрасывать. Самое интересное, что отстояв Сарагосу, националисты дальше не пошли, войска были брошены на север, добивать остатки правительственных войск и уничтожать сочувствующих. Десятками тысяч убивали басков и кантабрийцев. А до Сарагосы уже никому и дело не было. И вот Брехта с тремя тысячами пехоты на этот город бросили. Это после армии в восемьдесят тысяч. Атаки на стоящие чуть отдельно дома начались с рассветом. Между остальной частью города и этим кусочком были сады и немного одноэтажных домиков. Деревья можно было вырубить, но Брехт решил, что нет, не надо. Даже наоборот, радоваться этой подачке нужно. Что будут делать франкисты, понятно, скрытно просачиваться и прятаться за деревьями, накапливая силы для решительного штурма. Ещё никто не сталкивался с войной, где противник обладает на фронте шириной пятьсот метров тридцатью снайперами. Каждый сантиметр просматривается и простреливается. Испанцы точно с такой войной не сталкивались. А потому, поступили предсказуемо, используя деревья и небольшие домики фермеров в качестве прикрытия, они стали подбираться к открытой местности. Дон Педро дал команду огня не открывать. Рано. Пусть сунутся под пулемёты. Когда накопилось около тысячи франкистов, количество, как и положено, перешло в качество. Товарищ Гегель Георгий Георгиевич оказался, как всегда, прав. При этом они песню пели. Дону Педро местные объяснили, что до простого крика «Ура» здесь ещё не додумались и потому распевают боевой клич: «A por ellos, ohhh ayyy». Фразу нужно распевать, «А-пор-ейос-о-а-и». Бежали с примкнутыми к винтовкам штыками, как Суворов и заповедовал. Что изобрели пулемёты, их командирам попросту не сказали. Зачем. Пуля дура. «А-пор-ейос-о-а-и». Когда ближе к домам стали подбегать, а почти двести метров открытого пространства, то запыхались и перешли на боле короткий клич: «Vamos» (бамос) – это что-то типа нашего «Даёшь!». – Огонь. – Тададах. Тадах. Тададах! – запело разом двадцать разномастных пулемётов, в том числе и MG 34 немецкие. Двадцать пулемётов на пятьсот метров. Тысяча испанцев полегла почти вся за пару минут. Буквально несколько десятков добежало до спасительных деревьев. – Снайперы! – прокричал Иван Яковлевич и первый выцелил пытающегося прикрыться десятисантиметровым стволиком офицера. Китель серо-коричнево-зелёный с накладными карманами и пара крестов на груди, пряжка с какой-то птицей и чёрная беретка на голове с черепом и костями. Прямо красавец. Нужно будет потом сходить за крестами, пополнить коллекцию. Да и берет замечательный. Стоп. Нужно в глаз, чтобы форму не попортить. Была у Ивана Яковлевича задумка одна интересная по Сарагосе. Раз уж пришли. Бах. Однако. Не разучился, за двести метров, точно в голову. Защёлкали и остальные винтовки. Испанцы, оценив меткость противника, кинулись за дома. Нет, ребята, от пули не убежишь. Через минуту, от тысячи франкистов только стоны раненых остались. – Надо помочь раненым! – сунулся к Брехту профессор американский. – Да? – аж, головой покрутил «бразильянец», точно к нему обращается товарищ Роберт Мерримэн. – Вы же коммунист! – Очками сверкнул осуждающе. Неправильный американец. Те во Вьетнаме напалмом миллионы людей истребили. – Можете отправить людей добить. У нас ни еды, ни медикаментов. До Бельчите десять километров. На чём их транспортировать? – Но что-то же нужно сделать, я не могу это слышать. Эти крики мне будут потом всю жизнь сниться. Хотелось Ивану Яковлевичу сказать, что прототип героя книги «По ком звонит колокол» погибнет в этом году, но только рукой махнул. – Повторяю. Можете отправить людей добить. Уполз по крыше профессор. И что самое интересное несколько американцев спустились с домов и стали пытаться перевязывать раненых. К несчастью тут испанцы подтянули артиллерию на окраину этого пустыря. Пушчонки маленькие, калибром не больше сорока пяти миллиметров. Но и расстояние плёвое. Сделали всё правильно, сейчас эти дома сравняют с землёй, и закончится поход интербригадовцев на Сарагосу. Не взяли в расчёт, только Симонова Сергея Гавриловича. Два раза кашлянули десять винтовок ПТРС – 35 и нет пушечек и желающих ещё пострелять, одна лишь и успела стрельнуть. Только вот выстрел роковой. Этим маленьким снарядиком убило двоих американцев, в том числе и профессора Мерримэна. Не уйдёшь от судьбы. Как там главного героя книги у Хемингуэя звали? Кажется – Роберт. Значит, точно с профессора списывал.
Событие шестьдесят пятое Лайфхак. Если вместо «стопудово» начать говорить «наверняка», то люди стопудово будут думать, что ты умный. Маленькие хитрости. Если туалет занят, а вам сильно надо, подёргайте за ручку и громко скажите: «Он здесь, стреляй через дверь!» А что, есть такое качество в человеке, называется – настойчивость. Ещё некоторые упертостью называют. Интересно, а упёртый и упорный – это синонимы? Или омонимы, ну, почти? Испанцы были упорные. А вот их командиры, генералы, надо понимать, были упёртые. Они попробовали ещё раз. Просто под копирку. Пригнали около тысячи человек и кинули их в неподготовленное наступление. Вся разница, что впереди пехотинцев было три танка и пять броневиков. Танками даже условно это убожество назвать тяжело. Это были знаменитые Panzerkampfwagen I – он же Т-1. Надо сказать, что немцы не потому делали это убожество, что дураки конченные. Просто по условиям Версальского договора им бронетехнику иметь запрещалось. Чтобы всех обмануть они начали делать «малый трактор» (нем. Kleintraktor). Сделали и потом на него поставили башенку с двумя спаренными пулемётами. То есть, даже плохонького орудия на этом танке не было. Длиной недотанк был всего четыре метра. Шириной два. Высотой метр семьдесят. Игрушечка. И бронирован был против винтовочных пуль. Самая толстая броня всего тринадцать миллиметров. Броневики те же самые – итальянские Фиаты 611. И вот всё это против противотанковых ружей Симонова, да ещё улучшенных и доведённых до калибра в 15 мм. Оно на расстоянии в четыреста метров пробивало броню толщиной 40 миллиметров, ну, правда, при 90°, при 60° уже только тридцатимиллиметровую брала. Только ничего такого и в помине ещё в мире нет. Танки и броневики подпустили на четыреста метров и сожгли с одного залпа. А пехоту встретили из пулемётов. Опять почти вся полегла. Особенно страшно смотрелось, как «Браунинги» Акимушкина прямо отрывают руки, ноги и головы от франкистов. Потом наступило затишье. Готовились националисты, планы вынашивали. Скоробогатову и Акимушкину нужно по итогам этой войны звание «Героев Советского Союза» присвоить. Медали самой ещё нет, только через два года кому-то умная мысль придёт, и изобретут «Звёздочку». Пока просто звание. Нужно всем ходить и говорить: «Я – Герой Советского Союза», а то, как люди узнают. Так вот, испанцы придумали. Они уговорили Легион «Кондор» перебросить из Мадрида часть самолётов. Уговаривали долго. Немцы, потеряв кучу самолётов, отнекивались до последнего. Но видно чем-то Франко Гитлера или Геринга заинтересовал, и прислали шесть бомбардировщиков новейших Хейнкелей и шесть истребителей для прикрытия тоже новеньких Мессеров (Messerschmitt Bf 109). Сначала на разведку прилетела тройка Мессершмиттов и даже прошлась по домам из пулемётов. Не ответили им, хоть руки и чесались. Ясно же, что следом пришлют бомбардировщиков. Разбомбить этих интернационалистов к их чёртовой бабушке. Хейнкель He 111 – это не «тётушка Ю» и быстрее и красивее. Нет дурацкого пропеллера на носу. Даже жалко было в металлолом превращать. Снятые с «Зоркого Сокола» пара 13,2-миллиметровых пулемётов «Гочкисс» (Hotchkiss) образца 1930 года и пара «Браунингов» Акимушкина тройку Хейнкелей (они же «Двойная молния»), уничтожили, не дав тем сбросить ни одой бомбы. Просто разорвали их на куски. А нефиг. Заберись на несколько километров и пикируй оттуда, нет, решили всем продемонстрировать, как не надо воевать – показали унтерменшам красивые самолёты. А следом на своём Мессере с испанскими флагами Легиона «Кондор» на крыльях и хвосте взлетел Скоробогатов и по пойманному азимуту прямёхонько вышел на новый аэродром подскока. На бреющем прошёл над ним и уничтожил прямо на взлётной полосе все истребители и остатки Хейнкелей. А потом, в конце, и большую цистерну с авиационным бензином поджёг. Удачно поджёг. Бензин с октановым числом 88 небольшим ручейком добрался до склада авиабомб и шандарахнуло так, что на всех соборах Сарагосы цветные витражи повылетали. После этого три дня была тишина. А нет. Два дня. Солнечным утром шестого февраля на заваленную трупами площадь перед позицией интербрагадовцев пришли франкисты с белым флагом. Брехт глаза протёр. Неужели сдаваться пришли? Зря радовался. Генерал франкистов Сайенс де Буруага-и-Поланко предложил сдаться республиканцам. Обещал всем справедливый суд и потом, после отбытия наказания, отправку на Родину. Иван Яковлевич с Адонсией в качестве переводчика и с Мишкой Чуваком в качестве экзотического телохранителя (Специально попросил его полковник зверскую рожу скорчить.) выслушал увешанного медалями и крестами генерала и сказал, что если фалангисты заберут трупы своих товарищей, то стрелять по ним не будут. Потом подошёл поближе и ткнул пальцем в красивый крест. – У меня такого в коллекции нет. Немая сцена в «Ревизоре» это жалкая пародия на то, что произошло с франкистами. Они не только онемели, но ещё и двигаться разучились. Остался только один мускул мимический задействован. Он позволял глаза округлять. – Можно я себе возьму. Вы же всё равно скоро умрёте, а в рай с медалями не пускают, в ад тоже, так что, дорогой генерал Санька, нахрен он тебе больше не нужен. – И сорвал с груди генерала красивый крест. Потом у местных узнал, что это «Королевский военный орден Святого Фердинада». Франко им своих самых преданных сторонников награждает. Генерал отмер, уставился в прореху на груди, завизжал, как хряк, которого в борова превращают и, спотыкаясь, не дожидаясь свиты из двух полковников, понёсся по заваленной трупами площади. Воняло ужасно, хорошо, что ветер всё время был восточный, со средиземноморья. Генерал поскользнулся в луже из начавших уже сочиться жижей трупов и плюхнулся на труп. Завизжал ещё больше и дальше уже бежал, не разбирая дороги. Всё время, при этом спотыкаясь, и падая на своих бывших солдат. – Ты, товарищ Брехт, полный отморозок, как ты выражаешься, он же парламентёр – лицо неприкосновенное, – покрутил головой Светлов, когда Иван Яковлевич поднялся наверх. – Это не так, уважаемый, Иван Ефимович. Это было проделано намеренно. Сейчас этот генерал все свои войска пошлёт сюда на штурм. И без всякой артиллерии и самолётов. На убой. Пока его или не пристрелят свои, или отстранят, в лучшем случае. Так всё и произошло. Три дня непрерывного штурма. Закончилось всё одновременно, у фалангистов закончились солдаты и офицеры, а у интернационалистов патроны. Последних националистов закидывали остатками гранат. Еле отбились, даже все пистолетные патроны расстреляли. Ещё бы одна атака и хоть в рукопашную с пустыми винтовками иди. Но атаки не последовало. А тут и долгожданный сюрприз пожаловал.
Событие шестьдесят шестое – Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное. – И это все? Я теперь менеджер по продажам? – Да, вот ваш диплом. Sottotenente di vascello Николо Трегубе, он же Николай Трегубов – блондинистый итальянец стоял на носу «Зоркого Сокола» снова переименованного, на этот раз в «Halcón espectador», что с языка Томаса де Торквемады – главного инквизитора средневековья, переводится как – «Зоркий Сокол», и приветливо махал руками Брехту и Светлову. Рядом монументальной фигурой возвышался кап три Макаров Сергей Васильевич. Этот не махал, этот показывал кулак. Согласитесь, махать кулаками в знак приветствия – моветон. Показывать – другое дело. Брехт капитана понимал. Подняться вверх по не совсем судоходной реке на приличное расстояние – это почти то же самое, как пройти подо льдами Арктики на подводной лодке Северным Морским путём. За это после капитанам подлодок будут героев давать. Ну, по чесноку за утопления одного «Адмирала Шеера», Макарову тоже героя можно дать, а ведь ещё было куча всякого добра, и каждый следующий, как бы и не круче «Шеера», «Дойчланд» уж точно. А сколько стоит целый огромный пароход с боеприпасами, ну, кроме самого парохода. Начиналось всё так. Брехт, когда купался вынужденно в реке Эбро, оценил, что речка-то не мелкая и вполне широкая. А продуктов нет, а патроны заканчиваются, а … Много чего нужно. Но доставлять всё это по железной дороге дорого, долго и, самое главное, что до Бельчите поезд не идёт, а переправлять припасы на двух вечно ломающихся грузовичках, которые и тонны груза не берут, задача из области фантастики. Тут он и вспомнил про непонятно чей сейчас корабль. По идее, нужно передать республиканцам. И отпираться от всего. Не были, не видели, ничего не знаем. Но есть такое хордовое, да чего там – хордовое, есть такое земноводное бесхвостое – жаба называется. И она душила Ивана Яковлевича своими пупырчатыми лапками. Подарить стометровый новенький с иголочки корабль, стоивший огромные деньги, и являющийся образцом для подражания для всех эсминцев мира, республиканцам, которые через год с небольшим проиграют войну. И тогда шикарный корабль достанется Франко, нет, и не уговаривайте, «на это я пойтить никак не могу», как Папанов сказал. Макаров, к которому Брехт перед приходом в Барселону обратился с таким вопросом, снял с головы итальянскую фуражку и бросил её на пол. Топтать не стал. Поднял. – Как отдать, да вы что, Иван Яковлевич, да это будет лучший эсминец черноморского флота. Чуть усилить артиллерию и его даже в ранге повысить можно – крейсером станет! – Ну, проливы? – развёл руками Брехт. – Проливы. А вы в каких отношениях с представителями СССР в Испании. – В отношениях. Да я знать никого не знаю. Был Мерецков, так он уехал, а Штерна не видел ни разу. – Плохо. Тут такая задумка родилась. Мы, ну, вы, корабль передаёте Испанцам, а они через пару месяцев продают его за небольшие деньги СССР, Все документы будут оформлены. Турки уже не придерутся. – Спорный вопрос. Насчёт турок не знаю, но есть ещё итальянцы. Мы передадим пленных в международный «Красный Крест», а они через год всё одно попадут в Италию. И что тогда? – А ничего. Мы честно купили не эсминец, а крейсер «Halcón espectador» у законного правительства Испании. А где они его взяли нам без разницы. – Заманчиво. Хорошо, при первой возможности я с нашими начальниками переговорю … Стоп. Сергей Васильевич, а при чём тут я? Кто из нас моряк? Давайте-ка вы сами всем займитесь. Я считаю, что это будет правильно. – Нет, так нельзя ведь это ваши … – И даже не спорте, мне чужой славы не надо. Это вы руководили боем в бухте Пальмы, все цацки и подзатыльники вам. Убеждайте Штерна. Вы моряк и больше аргументов найдёте. – Так за такой бой, как минимум, Героя Советского Союза присвоят. – Не, товарищ капитан третьего ранга. Вы руководили. Вам и награды. А мы свои заработаем. На этом разговор и закончился. И вот, когда приспичило, Брехт о «Зорком Соколе» вспомнил. Вызвал по рации нашего представителя в Барселоне и узнал, что корабль стоит на рейде, гоняет итальянцев и немцев. Договорились, что на него загрузят оружие и боеприпасы, продовольствие и доставят до Сарагосы. – А вы её возьмёте? – задали интересующий всю Испания, да и всю Европу вопрос. С придыханием. Жаль по рации не услышать. – Херня вопрос. Тремя тысячами взять полумиллионный город. Задание для школьников, – пошутил. На том конце радиоволны шутки не поняли. Обещал взять – возьмёт. И корабль отправили. И вот злой, как сто чертей, Макаров кулаком приветствует с борта пока испанского крейсера «Halcón espectador». Потом расскажет, что так-то река Эбро судоходная условно. Вот только весной и только до Сарагосы. К тому же река извилистая. Мелей полна. А у эсминца осадка три метра. Еле-еле пробились. Так ещё ведь и назад к морю спускаться.
Глава 24
Событие шестьдесят седьмое Бегут Петька с Василием Ивановичем в атаку. Петька кричит: – Василий Иванович! Вам штаны пулей сбило! – Хер с ними Петька! – Дык и я про то же. Операцию решили назвать «Барбаросса». И Фридрих I Гогенштауфен, который был сыном Фридриха II Одноглазого, не имел к этому никакого отношения. Для названия этого неординарного имелось две причины: первая – отобрать у Гитлера название операции по вторжению всей Европы в СССР, пусть будет не такое запоминающееся и красивое. Вторая причина сейчас сидела перед Брехтом и остальными руководителями Интербригад, которым нужно было взять на штык столицу Арагона – Сарагосу. Причина была со стильной шкиперской бородкой, аккуратно подстриженной и в целом даже красивой, Брехт сразу себе решил такую завести и сфотографироваться в военно-морском итальянском мундире. Будет потом не только, что внукам рассказывать, но и показывать. «А это дедулька ваш Сарагосу взял на копьё». Есть заковыка. Нужно найти фотоателье, где делают цветное фото. Всё дело в шкиперской бородке сидевшего перед интербригадовцами моряка – она, как и у сына Фридриха Одноглазого, была ярко-рыжего цвета. При этом волосы такой краснотой не блистали, ну, блондин, хоть и с небольшой рыжинкой. А борода чуть не красная, с яркими синими глазами смотрелось впечатляюще. – Сергей Василевич, надо хотя бы пятьсот человек. Да, где хотите, хоть штабелями на палубе. – Ну, если только штабелями, – кап три Макаров, специально гад, погладил свою бородку. – Вы-то сколько выделите людей для десанта? – Папаша Отто русского не знал, но кап три спокойно ответил ему на языке Карла Маркса. – Хундерт. Народ закивал. Немецкий знали не все, но почти во всех языках мира числительное сто звучит похоже, только русский наособицу, да итальянский с испанским, у них как раз больше на русское – «сто» похоже. Операцию бы даже планировать не стали ещё пару часов назад. Думали строго о противоположном, как бы ноги унести. Находиться на окраине Сарагосы стало просто невозможным. Ветер переменился и десяток тысяч неупокоенных тел расклёвываемых птицами испускал в сторону международного войска такие миазмы, что люди начали роптать, а кто и дезертировать. Нужно было уходить, в довесок к этому мудрому решению ещё и то было, что патронов и снарядов не осталось совсем, как и гранат, а у Мишки Чувака осталась только одна стрела. Только штыки и ножи, вот и всё оружие. Единственным плюсом было, то, что занудил мелкий почти пылевидный дождик, чуть запашок уменьшив. А нет, ещё был плюсик, фалангисты выдохлись. Три дня непрерывных атак на окраину города, где окопались интербригадовцы, не дало им ничего кроме понимания, что в штыки идти на десятки пулемётов – это самоубийство. Вот тут-то «Зоркий Сокол» с боеприпасами и подоспел. Сейчас немецкий батальон споро сгружал с эсминца разнокалиберные ящики с разнокалиберными патронами. Посмотрел на это Дон Педро и тут, как прояснило. Количество франкистов в городе за последние дни они существенно проредили, а боевой дух упал до нуля. Генерал Санька или – Сайенс де Буруага-и-Поланко отправлял людей на убой, а назад почти никто не возвращался. Слух по армии Франко распространился быстро. Да ещё десяток тысяч трупов, по которым нужно идти в атаку. Идти в прямом смысле, распугивая тысячи ворон и прочих галок, со всего Арагона слетевшихся. Поклевать на сон грядущий, пока дают. – А что если нам сейчас загрузить на «Зоркий Сокол» один из батальонов и выгрузить его прямо на набережной поближе к северной окраине города?! Мы двинем с юга, а этот батальон с севера, да ещё эсминец их огнём из пушек и пулемётов поддержит. Скоробогатов пройдётся вдоль переднего края обороны на Мессере. – А что, должно сработать, потери будут, городские бои вещь опасная, но лучших бойцов мы у них выбили. Должно сработать, – согласился с Брехтом Светлов. Вот сейчас и сидели, окончательный план разрабатывая. Памятуя, что есть шпион в рядах руководителей, Брехт за всеми радиостанциями посадил людей подглядывать. Из диверсантов. Радиостанций в интербригаде теперь пять. Должен на такую актуальную новость крот клюнуть, побежит докладать «хозяевам». Тут его и схомутают. Если пятьсот человек загрузить, да плюс Макаров выделит сотню из экипажа, с бору по сосенке набранного в Барселоне и окрестностях, да сам эсминец постреляет громко, должны у фалангистов не выдержать нервы, и они побегут. Или сдаваться начнут. И тут неожиданно дискуссия завязалась. Одни командиры батальонов предлагали начать немедленно, другие произвести разведку боем, третьи дождаться ночи, а последние атаковать в час «Волка» в сумерках утренних. – Нет, ребяты демократы, – остановил их переходящий в рукопашную битву спор. – Мы поступи не так. Атаковать будем завтра утром, не хватало в сумерках франкистов у себя в тылу оставить. Только в лобовую атаку тоже не пойдём. Сначала «Сокол» загрузит диверсантов и высадит их полукилометре севернее, потом немецкий батальон загрузит и поплывёт десантировать их на север Сарагосы. Началом атаки будет сигнал с Крейсера Аврора, ну, в нашем случае с эсминца «Зоркий Сокол». Всё расходимся, обеспечивайте людей патронами, кормите и спать укладывайте. Утром выступаем. Алексей Волкогонов, он же диверсант с позывным «Волк» привёл избитого крота чрез час. Брехт даже не удивился, были у него смутные подозрения.
Событие шестьдесят восьмое Идти на работу не хотелось, но жадность победила лень. – Фимочка, перестань таки быть таким жадным. – А ты мне что за это дашь? Капитан Ежи Мазовецкий трепыхался. Неудачно. В смысле, не вовремя попался. Там, в польском батальоне, он для них чуть ли не кумир и уж точно – командир. Если сейчас перед строем расстрелять предателя, то, как поведёт себя батальон польский, неизвестно? В худшем случае могут и в спину ударить. Чёрт! Как по-польски?! До Дьябло! Холера ясна! Треклятый капитан! – Что пан делал у рации? – поинтересовался. В штабе кроме Брехта был только Светлов, двое испанских детишек и Мишка Чувак. – Отпустите! – да, пан русский почти на пятёрку знает. В одной империи жили. – Отпусти его, Волк. – Диверсант врезал товарищу по печени, но отпустил, когда тот обвис, за воздух ручонками цепляясь. – Я протестую! – бухнулся на колени, но живчиком поднялся вскоре. – Хорошо. Иди, пан Ежи, готовь людей к атаке, – убежал, оглядываясь, подозревая небезосновательно, что в спину стрельнут. Иван Ефимович и хотел. Брехт не дал ему вытащить до конца пистолет ТТ из кобуры. – Подожди. Не время. Без его батальона нам города не взять. Рации теперь у него нет. Ничем помешать не сможет. Волк, ты за ним приглядывай, как пойдут в атаку, с крыши из снайперки сними его. Пусть умрёт героем. Почти четыреста поляков за нас – это сила, а почти четыреста поляков, что могут в спину ударить – это совсем другая сила. – Эх, добрый ты, боярин, – бывший хорунжий пистолет назад в кобуру вложил и ремешок застегнул. Наверное, послышалось. Не мог же смотреть фильма, который с семидесятых снимут. А пьесу Михаила Булгакова «Иван Васильевич», мог прочитать? Уже написана, но прочесть на Дальнем Востоке. В СССР? Ох, сомнительно. Точно послышалось. Бои за Сарагосу продолжались три дня. Почти удалось напугать франкистов, и основная масса убежала из города на запад, только в районе ратуши, которая расположена на площади Богоматери Столпа, такое не прошло. А всё из-за моста через реку Эбро. Дальше «Зоркий Сокол» не прошёл, и пришлось десант выгружать прямо посреди города. Немцы, которые были основой десанта, решили недостающие пару километров проделать пешком вдоль набережной, и проделали. В результате полицейские и фалангисты с севера города и с центральной части заняли ратушу или мэрию и все близлежащие двухэтажные дома. Уходить по-хорошему не хотели, отстреливались. И ведь не станешь из пушек эсминца палить по историческому центру города. По той простой причине, что это в том числе и музеи. Брехт решил промах Советского правительства исправить и кроме золотого запаса Испании прихватить с собой как можно больше произведений искусства. А в столице Арагона, в главном музее Сарагосы, который так и называется: «Музей Сарагосы» собраны, по словам Адонсии, множество картин, в том числе и несколько картин Франсиско Гойи. Да и золотых и серебряных кубков, чаш, подносов и прочих мечей с кинжалами хватает. Как их оттуда выкурить непонятно. Брехт думал-думал и придумал такой ход. Нужно совместить приятное с полезным, не путать тёплое с мягким. За эти два дня он капитана Ежи не видел, Лёха Волкогонов подстрелить капитана не смог, тот шифровался, переодевшись в другую форму, и даже берет на пилотку поменял. Но что самое интересное, не удрал к господину Франко, на что-то надеясь. Вот, теперь и можно отправить штурмовать центр города поляков. Пусть идут на штурм, как и привыкли со штыками наперевес и криками «Хура». Два плюса одновременно. Меньше в мире станет пассионарных поляков и без стрельбы главным калибром можно будет музеи и ратушу захватить. Поляки должны справиться, при всех прочих разных, в храбрости им точно равных среди интербригадовцев нет. Музей находился на улице Calle Espoz y Mina, слева была базилика, а справа вообще огромный кафедральный собор. Поляки не дураки, они окружили площадь и стали мелкими группками просачиваться под прикрытие собора, чтобы атаковать мэрию и музей с тыла. Снайпера пока отвлекали испанцев на себя, засев в домах на противоположной стороне площади и время от времени стреляя в, неосторожно высунувших, франкистов, доставалось и испанцам и красивым витражам, жаль их нельзя увезти. Домой бы вставить. Красота. Наконец, послышался звон стекла и поляки стали через окна заскакивать сразу в оба здания. Брехт, наблюдавший всю эту картину с мосинкой в руках, и тоже время от времени сокращая количество защитников музея, дал команду снайперам прекратить обстрел. Ещё по своим «нашим» попадут. Когда через полчаса из обоих зданий стали выходить с поднятыми руками фалангисты, то Брехт с радостью прямо узрел и своего знакомого генерала Сайенса де Буруага-и-Поланко. Генерал выходил, намеренно заложив руки за спину, и с гордо поднятой головой. Фуражка поблёскивала в лучах, начавшегося пробиваться сквозь облака, впервые за неделю, солнца, золотым шитьём околыша. Медали генерал перевесил и прорехи, что ему Брехт организовал, уже не было. Иван Яковлевич отложил винтовку и пошёл встречать пленников. Среди них и ещё пару генералов было, по крайней мере, золотого шитья на господах-товарищах хватало. Де Буруага-и-Поланко Дона Педро узнал и непроизвольно закрыл ордена и медали рукой. Жадина-говядина.
Событие шестьдесят девятое – Папа, смотри, какого я ежа принёс! – Сынок, ты уже здоровый детина, а в башке пусто, иди, поставь его обратно, видишь, танки полезли! Грабили город этой же ночью. Далеко носить не надо, буквально в нескольких сотнях метров набережная Эбро и там стоит «Зоркий Сокол». Трюм, точнее, ту его часть, где находились снаряды, освободили и стали стаскивать из музея и ратуши добро. Еле за ночь управились, столько было в музее картин и всяких гобеленов. Золотой и серебряной посуды тоже в сумме на тонну набралось. Забрали и вазы. А ещё там был зал с южно-американской коллекцией. И тоже из золота в основном. Маски, фигурки ацтекских страшилищ. Хотя Брехт не великий специалист, может это божки Майя или Инков. Ничего, там, в Эрмитаже, рассортируют. Центр города практически брошен, богатые господа сбежали вместе с франкистами, боялись, что их коммунисты экспроприируют. Не зря боялись, Брехт зашёл в одну такую квартиру, чтобы пресечь мародёрство, расстрелял собственноручно двух американцев. Коммунисты, блин, а вот набор столового серебра оказывается и коммунистам нужен. Посмотрел на картины на стенах и решил, что когда франкисты будут город назад отвоёвывать, так, как интербригадовцы, они церемониться не будут, и с самолётов побомбят и из танков с пушками постреляют. А ведь это всё исторические ценности. Жалко будет, если пропадёт. Потому, решили на срочно созванном совете командиров батальонов, ввиду возможной утраты исторических артефактов, срочно грузить их на «Зоркого Сокола» и вывозить. – Товарищи, а ведь предметы культа тоже могут пострадать, – напомнил командирам интербригад науськанный Брехтом «Папаша Отто». – Точно, – тут же сам Брехт и отреагировал, – давайте спасём для испанского народа исторически ценные вещи. Грузим всё на корабль. Про книги тоже не забываем. И про всякие другие ценности, кроме золота. Через три дня на стометровом корабле не было ни одного уголка не занятого картинами, книгами, всякими серебряными и золотыми подсвечниками. Эх, себе бы. И жизнь, можно смело констатировать – удалась. Фалангисты очухались через неделю. Причём подошли сразу и с запада, и с севера. Периметр фронта получился километров тридцать, а есть всего четыре тысячи пехотинцев. Часть перебросили с Барселоны, вновь приехавших интербригадовцев прислали. Немного всего шестьсот человек. И они толком не обстреляны. Студенты, рабочие. Часть жителей Сарагосы поддалась на уговоры и вступила в республиканские подразделения. При этом девушек было чуть ли не больше, чем мужчин. Ну, мужчин – громко сказано. Пацаны от четырнадцати до восемнадцати лет. Даже не пушечное мясо, так – едоки. Кормить-то их теперь надо Брехту. Так, и ладно бы, отбились. Первый раз. С севера подошёл, по всей видимости, полк и решил сходу прямо маршевой колонной город занять, к несчастью для полка наткнулся он на поляков. Те встретили его пулемётным огнём, а потом и в штыковую атаку свою любимую пошли. Франкистов было раза в два больше, но если Кольт – это великий уравнитель, то немецкие пулемёты MG 34, они же «циркулярки», они же «производителем вдов» – это великие множители на ноль. От полка и роты, бегущих без оружия назад, одуревших от ужаса человек, не осталось. С запада стоял немецкий батальон и в него входил отряд диверсантов. К сожалению «Зоркий Сокол» почти не привёз патронов к ПТРС, всего сто штук. А наступала бригада или даже корпус. И не простой, а механизированный. Не менее тридцати немецких танков и почти столько же броневиков. Плюсом и десяток итальянских танкеток. И в них сидели не богобоязненные испанцы, а повевавшие уже целый год немцы и итальянцы. Всё же вот эта война и война, которая начнётся буквально через четыре года – Великая Отечественная – это совершенно разные войны. Танки артиллерия будут решать там исходы сражений. А здесь? Какой прок от Panzerkampfwagen I – он же Т-1? Что толку от этой спарки пулемётов? Против кого они должны воевать? Патроны к ПТРС истратили все, но до окопов из семидесяти единиц техники доползло только два десятка. Смяли бы если бы не одно но. Как последний резерв стояли снятые с «Зоркого Сокола» пара 13,2-миллиметровых пулемётов «Гочкисс» (Hotchkiss) образца 1930 года и пара «Браунингов» Акимушкина. Не держит десятимиллиметровая броня броневиков Фиат и тринадцатимиллиметровая броня Pz.Kpfw. I такие пули. Изрешетили. А потом эти же пулемёты ударили по пехоте. Раненых не было. Эти зверюги тело пополам просто перерубали. В целом отбились, и отряд Светлова только двух человек потерял и троих ранило. Зато поляки почти все полегли в последней самоубийственной и главное никому не нужной атаке. Полегли вместе со свои командиром капитаном Ежи Мазовецкий. Он их и погнал в эту атаку, то ли реабилитироваться хотел, то ли просто смерть красивую искал, понимая, что долго не протянет со снайпером-то за спиной. Отбились, только патронов к ПТРС больше нет. И нигде не добыть. Такого калибра больше никто не делает. Как практически закончились и патроны к Браунингам. Всё дорогие товарищи, больше воевать нечем. Чего там Павка Корчагин вечно просил, чтобы смену прислали. Вот и тут, пора уже смену прислать. Не прислали же в книге Николая Островского. Там все от тифа умерли. Здесь, похоже, придётся умирать от острого отравления свинцом.
Глава 25
Событие семидесятое Пессимист видит только бесконечный туннель. Оптимист видит свет в конце туннеля. Реалист видит туннель, свет, и поезд, идущий навстречу. И только машинист поезда видит трёх идиотов, сидящих на рельсах. Иван Яковлевич сидел, понурившись, в одном из кабинетов бывшей ратуши, а теперь штаба Интербригады и с неприязненным чувством смотрел на рацию. Она ему сейчас пропищала, что его отзывают в Мадрид. Отзывают одного без диверсантов. Паршивенько было на душе. Он их сюда завёз, а теперь, можно сказать, что на смерть бросает. Без противотанковых ружей, без артиллерии, не считать же одну пушчонку калибром 37 миллиметров артиллерией, отстоять Сарагосу от непрекращающегося штурма свежих, подошедших из очищенного от республиканцев Сантандера, частей фалангистов, было из области фантастики. Конечно, танки в уличных боях при знании, как изготовить коктейль Молотова, не противники, тем более современные. Одна бутылки из-под местного вкусного винишка со смесью мазута, бензина и керосина и нет танка или броневика. Кинул её с третьего этажа и наблюдай, как люди и машины горят. Красиво! Мать их! Проблема есть в поджоге бутылки, но ведь Брехт знал, что потом станут делать самовозгорающиеся бутылки. Там проблем-то. Длинная хрупкая стеклянная ампула, наполненная самовоспламеняющейся смесью (на основе серной кислоты или белого фосфора), вставленная внутрь бутылки с зажигательной смесью. И всё – гореть будут Panzerkampfwagen I и Фиаты 611, как пионерские костры в день закрытия лагеря. Но националистов десятки тысяч, а защитников Сарагосы всего три тысячи осталось. Пора отходить назад к Бельчите, там хоть ДОТы понастроены, и там нет мирных жителей, которые будут гибнуть в уличных боях. Всё же в Сарагосе половина миллиона этих жителей, да ещё плюсом беженцы с близлежащих, попавших под каток гражданской войны, городков. Президент Республики Мануэль Асанья-и-Диас Брехта не услышал. Нужно держать Сарагосу. Пришлют помощь, а СССР обещал прислать танки и самолёты. Брехта же отзывают порулить контратакой на Толедо, раз у него получилось такими незначительными силами отбить у франкистов Сарагосу. Толедо националисты захватили год назад, но дальше продвинуться не смогли, как и в Сарагосе, фронт проходил прямо по окраинам города. Про диверсантов. Брехт, конечно, про них не спросил, кто такие два десятка русских для президента Асаньи. Разговор закончился так: – Полковник, выезжайте срочно в Мадрид вы тут нужнее. – Это президент сказал. А комдив и главный советник президента – Штерн, который Григорий Михайлович, приказал поторопиться. И тоже про людей не слова. А Брехт ему уже специально вопрос не задал. Всегда потом ведь можно сказать, что понял, что нужно со всеми людьми в Мадрид поспешать, он же их сюда привёз, значит, он за них и отвечает. Тем не мене, вот сейчас сидел и переживал. Рано или поздно в Москву возвращаться и за все художества отчитываться. Всё там могут припомнить, в том числе и снятие с позиций обороны Сарагосы самого боеспособного подразделения. От Сарагосы до Мадрида есть железная дорога. И это всего меньше трёх сотен километров. Вся заковыка в том, что проходит она по занятой врагом территории. Брехта это не остановило. Он решил ехать поездом. Альтернативная дорога – это, как бы, не две недели пути. Сначала добраться до Барселоны. Пробовали – знаем. Есть квесты и поинтересней. Потом, чтобы уж совсем не удлинять дорогу, можно морем до Картахены, и вот оттуда, опять по железке до Мадрида. При этом последний кусок пути будет под постоянным обстрелом и бомбёжкам. Легион «Кондор» с асами Геринга там резвится. Нет на них Саньки Акимушкина. Вызванный с передовой Светлов посмотрел на карту и, почесав репу, выдал: – Правильное решение. Переоденемся в форму франкистов, возьмём с собой генерала Сайенса де Буруагу, он, когда ты у него в очередной раз ордена отобрал, умом тронулся, несёт всякую чушь, про садик с араукариями. Паровозы в депо есть. Прицепим пару вагонов и ночью выедем из Сарагосы, ну а дальше будем … Стоп. Тогда надо не в испанцев переодеваться, а в немцев. Мы с тобой немецкий знаем, а остальные будут вместе с генералом пьяных изображать. Кстати, там ведь ещё два генерала в плен попало. Нужно кого-нибудь тоже в генерала переодеть, кто постарше и посолидней. Того же механика у Скоробогатого, тоже Сашку. Два дня собирали и отстирывали немецкую форму. Убитых фрицев хватало, но сразу не обеспокоились, и пришлось одёжку с трупов изрядно разложившихся снимать. Сначала в рекеполоскали, потом добыли мыло в разграбленном магазине, потом, в другом, духов. В результате набрали на всю гоп компанию, но даже после ещё одной стирки пованивало от одежды. Как там в шутке: «Словно под ёлкой нас…» Вот, а тут: «словно под розовым кустом с трупа сняли». За два дня до операции «Паравозик из Ромашкова» отправили вниз по реке «Зоркого Сокола» прикидывающегося сейчас лёгким крейсером «Halcón espectador». Если всё, что на нём сейчас нагружено, где не то припрятать, а потом в начале двадцать первого века на аукционе Сотбис (Sotheby's) продать, то и миллиард зелени можно набрать. Только восемь полотен Гойи чего стоят. А там и итальянцев из ранних полно. А сколько стоят всякие ацтекские штучки, которые почти не дошли до двадцать первого века? Про корабль Брехт по рации Штерну напомнил. И тот занялся актом покупки его у Испанской Республики Советским Союзом. Вроде, обещали быстренько всё уладить. Больше ничего в Сарагосе не держало. Загрузились в вагоны. На троих бойцов меньше стало, чем при отъезде с Дальнего Востока. Война. Ну, зато приобрели двух детишек испанских. А да, ещё Хемингуэй с женой напросились. Может в этот раз «По ком звонит колокол» будет не про Роберта американского, а про Дона Педро. По крайней мере, Эрнест за Брехтом всё время с блокнотиком шастает.
Событие семьдесят первое Плохо быть умным и скромным одновременно. Скромность не позволяет блеснуть умом, а ум не разрешает похвастаться скромностью. Скромность, украшающая человека, называется бижутерией. Мало ли чего в жизни может пригодиться. Из экипажа «Зоркого Сокола» изъяли одного итальянца. Теперь уже «товарищ» владел немецким сносно и мог выступать переводчиком при неожиданной встрече с итальянцами. Всё же поезд будет идти по тем местам, где как раз и расположился итальянский пехотный «Корпус добровольческих сил». Francesco – «Франческо» Дель Боско, что переводится как – «лесной» был ещё при вербовке переименован в Федьку Лешего и поставлен на свое же рабочее место, а был он – торпедистом. Capo di Seconda Classe, он же «маршал, обер-лейтенант 2-го класса», или старшина второй статьи на наши звания, для представительства был повышен тут же в звании до «первого капитана». Повысили бы и больше, но именно эта форма убитого итальянского танкиста имелась в наличии и подходила по размерам. Федька был мужичонком чернявым, худым, как швабра и выше Брехта ростом, под метр восемьдесят. Глиста самая настоящая, только чёрная. Как бывший хозяин формы мог в броневик умещаться – загадка, видимо из-за худобы мог пополам складываться. Штабелями. Ещё из немецкого батальона взяли одного берлинца. Всё же немецкий Брехта – это совсем не тот немецкий. Пару сотен лет изоляции «русских» немцев языки прилично разделили, а с учётом кучи немецких диалектов, так и подавно. Понять можно. Только ведь, и серба, если тот будет медленного говорить, жестами сопровождать и глаза закатывать, то русский тоже поймёт. Поймёт, но склонит, эдак, голову набок и поинтересуется, а ты, дорогой друг, точно наш – посконный. Хорунжий бывший где-то учился и тоже немецкий знал, но акцент должен быть, да и практики маловато, особенно в последнее время. Потому, выпросили у «Папаши Отто» солидного усатого бюргера с берлинским акцентом. Вильгельма Бруммера. Русских забрали всех. Единственно капитан Скоробогатов с «Мессером» своим расставаться не захотел и пообещал пару раз вылетать сопровождать поезд, на всякий случай, а потом, когда Брехт уже доберётся до Мадрида, и объяснит местной ПВО, что в этот «Мессершмитт» стрелять не надо, он приземлится. Воссоединится. Тронулись, как и планировали, ночью. Добрались до линии фронта, вернее, серой зоны, что проходила в десяти примерно километрах к западу от Сарагосы и встали. Там посты, а за ними деревушка Муэла (Muela). Остановились и выгрузились почти все. Подползли к нескольким шпалам, что перегораживали железнодорожное полотно и вырезали вполне себе бодрствующий пост. Эти бодрствовали чересчур, жгли костры – грелись. Зима всё же. Там их Мишка Чувак всех семерых из лука и положил. А нефиг, пусть учат устав караульной службы. Вот сто процентов, что даже у них, в Испании, в этом уставе нет ничего про костры и бутылочку агуардиенте, или «огненной воды». После постовых и остальных три десятка в домиках пристанционных отправили в долину вечных снов. Убрали шпалы и дальше поехали. Вслед пытались бежать, уже в деревушке, и чего-то кричать, но не догнали. Раскочегарились уже. Машинист из местных сарагосских коммунистов, только покрикивал на русских: «Сuanto antes!» (быстрее), а те и рады, как пулемёты уголёк в топку швыряли. В городке Ла-Альмуния-де-Донья-Година (La Almunia de Doña Godina) заправились дополнительно водой и продуктами. Не потому, что нужно было, до Мадрида и так бы хватило. Просто Брехт решил проверить, как их легенда работает, да и мчаться по большой станции на всех парах опасно. Переведут стрелку, куда в тупик, и генуг гегенубер. Но немецкая полковничья форма делала свое дело, да ещё начальнику станции показали в зюзю пьяного генерала Сайенса де Буруагу. – Устал. Сморило. Срочно его превосходительству на войну надо. Мадрид брать! – Sí, coronel. – И, правда, «Си», быстренько всё начальник станции организовал, и даже пару бутылок вина с ящиком галет для защитников Родины не пожалел. А генералу даже проститутку, тьфу, патриотку, предлагал с собой завернуть. Не взяли. Как там, в «Мёртвых душах», ещё завезём девочку. Доехали до городка Аркос де Халон. И вот тут случилось … Случилось, так случилось! Приехали на какие-то запасные пути и Брехт с Вильгельмом Бруммером пошли искать главного «по тарелочка». Покричать, какого лешего тут красный свет большому немецкому начальству включили. Пришли на станцию, а там … на «главного» уже кричат. Мужчина хоть и в штатском, но видно – большой начальник, орёт на главного железнодорожника и аж слюна брызжет на красную физиономию бедняги. – Was ist los?! – тоже изобразил жажду смертоубийства на своей лопоухой физиономии Дон Педро. – Qué quiere decir esto? – С кем имею честь? – прервал поток слюны штатский. Адонсия, одетая в форму немецкой медсестры перевела. Точнее, медбрата. Китель от медбрата, а юбку в одном из магазинов Сарагосы серо-зелёную добыли. – Полковник Брехт. Легион «Кондор». Нам срочно нужно на передовую, а тут загоняют на какие-то запасные пути. Вы тут главный? Наведите порядок! Денерветер! – Немцы они не кричат, они свысока медленно и по слогам объясняют унтерменшам, кто тут команды отдаёт. – Рамон Серрано Суньер. Я с позавчерашнего дня занимаю пост националистического министра внутренних дел, – худой благообразный мужчина, почти седой в тройке и при галстуке в цвет пиджака. Лощёный такой. Но крикливый. – Поздравляю вас сеньор Серано. Если вы министр внутренних дел, то соблаговолите навести тут порядок и дать команду срочно отправить наш состав дальше. – Состав? – министр МВД поскрёб за ухом. Надо жест запомнить, решил Брехт, вполне себе аристократически получилось. У собак или кошек, так не получается. – Да паровоз и два вагона. Мы направляемся на передовую. В Ториху, это в двадцати километрах от Гвадалахары. Там расположен наш аэродром. – А чёрт его знает, где у того «Кондора» аэродром. Но раз бомбят Гвадалахару и Мадрид, то рядом по-всякому должен быть аэродром. – Колонель Брехт, вас мне послала сама Дева Мария, – министр радостно хлопнул «немца» по плечу. Ох уж эти горячие южные парни. – Вы уверены? – Брехт посмотрел на затянутое очередными дождевыми тучами небо. Девы не было. А вот дождь собирался. Или это слёзы самой Марии. Да, нет, перебор. – Несомненно. Это секрет, я надеюсь на вашу немецкую выдержку, – Рамон Серано, отошёл на шаг и оценивающе окинул взглядом Брехта. Дон Педро проделал то же самое. В эту игру и вдвоём играть можно. Министр смутился, подошёл вплотную и прошептал Брехту: «Гыр, гыр, быр, дыр». – Вас? – Прямо интересно стало, он что, не заметил, что разговаривали через Адонсию. – Ой, простите. Только никому. Генерал Франко вместе со мной и своим братом Николасом и рядом членов правительства направляется на передовую. Как раз в городок Ториха. Там он будет награждать особо отличившихся в боях офицеров, что сейчас находятся в госпитале в Торихе. Так вот, наш паровоз вышел из строя. А этот коммунист, наверное, – министр бросил гневный взгляд на начальника станции, – говорит, что у него нет ни одного исправного паровоза. Каналья! Так вот, полковник, не согласились ли вы, чтобы три наших вагона и платформу с пулемётами и зенитками подцепили к вашему паровозу. Тем более что ехать нам в одну сторону. По пути. Ни хрена себе хрен! «Так вот», через слово. А ещё министр. Тьфу, не о том думаете товарищ, колонель. Интересно, а президент Мануэль Асанья-и-Диас больше награду даст за живого Франко или за мёртвого? Большущий такой орден с закруткой на спине. Золотой. Это Теркин был согласен на медаль. Нет уж. Орен!!! – Сеньор министр, для меня будет честью поделиться паровозом с диктатором Франко. Один вождь, одно государство, один народ! – Брехт вскинул руку в нацистском приветствии – правую вперёд и вверх с открытой ладонью. – Отлично, колонель. – Серано глянул Брехту в глаза. Почти одного роста. – Я смотрю у вас нет ещё наших орденов. Сегодня же мы это исправим. Считайте себя уже кавалером «Орден Алькантара». Вы, надеюсь, дворянин? – Несомненно, господин министр, мои предки… Но думаю не время и не место рассказывать здесь о прошлом. Нас ждёт светлое будущее. – Отлично сказано, колонель Брехт. Сейчас я дам команду этому «коммунисту», – понимающая улыбка, – и он распорядится подцепить наши вагоны к вашему составу. – Я своим тоже дам команду, что вас по ошибке не пристрелили всех, – Дружно поулыбались. Простые бы парни поржали, а тут мать их дворянские корни. Низя. – Колонель, сеньор Франко будет ужинать в восемь вечера. Это традиция. Приходите со своим помощником и этой, кхм, переводчицей, прекрасной, – кивок Адонсии, – в наш вагон. Сеньор Франко наградит вас рыцарским орденом, и мы выпьем за это пару рюмочек отличного Кальвадоса. Отметим вашу награду. Честь имею. Хайль! Один вождь, одно государство, один народ! – Heil! – Зиг хайль! (нем. Sieg Heil!) – «Да здравствует Победа!» Брехт входил в вагон Франсиско Франко с чувством, будто держишь кота здорового за хвост, он вырывается, а ты сжимаешь руку всё сильнее, и в то же время боишься, сейчас этот гад развернётся и полосонёт тебя когтями по руке, да и по физии. Объясняй потом жене, что это не любовница в порыве страсти, а Барсик, ну, тоже в порыве… Франко был не высокий, сантиметров на пятнадцать ниже Брехта, с высоким как у Ленина лбом, с маленькими тараканьими чёрными усиками, в полувоенном сталинском кителе без знаков различия, со всего одной звездой чуть выше накладного кармана. Скромняга. Так и хотелось сказать: «Так вот ты какой, Северный олень»!
Конец книги Краснотурьинск 2022 г.
Последние комментарии
2 минут 13 секунд назад
8 часов 53 минут назад
8 часов 56 минут назад
2 дней 15 часов назад
2 дней 19 часов назад
2 дней 21 часов назад