Маленький господин Фридеман [Томас Манн] (fb2) читать постранично

Томас Манн Маленький господин Фридеман

Виновата была кормилица. — Напрасно госпожа Фридеман, возымев первое подозрение, убеждала ее бросить пагубную привычку. Напрасно, кроме питательного пива давали ей красного вина. В один прекрасный день неожиданно выяснилось, что она дошла до того, что пила даже спирт. Не успели еще отказать ей от места, не успели найти еще ей заместительницу, как разразилось несчастье. Вернувшись однажды домой с тремя дочерьми-подростками, мать увидела к своему ужасу, что крошка Иоганнес, которому только пошел второй месяц, лежит на полу, свалившись с колыбельки, и оглашает комнату жалобным криком, между тем как кормилица стоит тут же и тупо, бессмысленно на него смотрит.

Врач, внимательно, бережно осмотревший скрюченное, дрожащее тело малютки, сделал серьезную мину. Три дочери стояли поодаль и тихо плакали. А мать в смертельном страхе громко молилась.

Несчастной женщине еще до рождения ребенка пришлось пережить тяжелое горе: муж ее, нидерландский консул, скончался внезапно от тяжкой болезни. Она была чересчур удручена еще этим горем и не надеялась, что ее маленький Иоганнес останется в живых. Однако, спустя два дня, доктор, ободрительно пожав ей руку, сказал, что непосредственная опасность миновала, и что легкое сотрясение мозга прошло без следа: это можно видеть по глазам ребенка, которые не имеют уже такого бессмысленного выражения, как в первые дни… Правда, необходимо выждать еще, чем кончится все остальное, — но пока нужно надеяться… да, надеяться…

* * *

Серый домик с балконом, в котором вырос Иоганнес Фридеман, стоял у северных ворот старинного маленького торгового городка. Дверь вела в большие сени, устланные каменными плитами, а оттуда шла наверх лестница с белыми деревянными перилами. На обоях в гостиной виднелись выцветшие от времени ландшафты, а вокруг массивного стола из красного дерева с темной плюшевой скатертью стояла старинная мебель.

В детстве он часто сидел здесь у окна, перед которым красовались всегда прекрасные цветы, на маленькой скамеечке у ног своей матери и слушал чудесные сказки, смотря на ее серые, гладко зачесанные волосы и доброе, ласковое лицо и вдыхая легкий аромат, который струился всегда от нее. Или же разглядывал портреты отца, симпатичного господина с седыми бакенбардами. «Он на небе сейчас, — говорила мать, — и ждет там их всех».

Позади дома был маленький садик, в котором семья проводила летом большую часть времени, несмотря на приторно-сладкий запах, доносившийся из соседней кондитерской фабрики. В садике возвышался старый, корявый орешник, и в тени его маленький Иоганнес восседал на низеньком стульчике и щелкал орехи; мать его и три, теперь уже взрослые сестры сидели всегда поодаль немного, в палатке из серой парусины. Но глаза матери то и дело отрывались от рукоделия и с печально любящим взором скользили по мальчику.

Маленький Иоганнес был некрасив. Сидя на скамеечке со своей угловатой, высокой грудью, заметным горбом на спине и длинными худыми руками и щелкая с неутомимым рвением орех за орехом, он производил в высшей степени странное впечатление. Руки и ноги его были, однако, очень малы и изящны; глаза — большие, карие, небольшой рот и мягкие каштановые волосы. Голову, почти лишенную шеи и плотно сидевшую на плечах, можно было даже назвать привлекательной.

Когда ему исполнилось семь лет, он начал ходить в школу. Годы потекли однообразно и быстро. Каждый день ходил он со своей комично-важной походкой в старый школьный дом с готическими сводами; а дома, кончив уроки, читал книги с красивыми, пестрыми картинками, или же возился в саду, в то время как сестры помогали больной матери по хозяйству, Они часто ходили в гости, так как семья Фридеманов пользовалась в городе большим уважением; но не выходили, к сожалению, замуж: денег у них было мало, да и красотой они далеко не отличались.

Иоганнеса тоже довольно часто приглашали в гости к товарищам, но он не любил ходить к ним. Он не мог принимать участия в их забавах и играх, а так как они выказывали всегда перед ним какую-то смущенную сдержанность, то о дружбе не могло быть и речи.

Настало время, когда он услышал на школьном дворе их перешептывания об известных вещах; внимательно, широко раскрыв глаза, слушал он, как сообщали они друг другу об своих увлечениях, и молчал. «Эти вещи, — думал он про себя, — которые преисполняют, видимо, всех их, принадлежат к числу тех, для которых я не пригоден, все равно как для гимнастики и для игры в мяч». По временам это тяготило его; но в общем он давно уже привык стоять особняком и не разделять интересов своих окружающих.

Тем не менее, судьбе было угодно, чтобы он — ему минуло только что шестнадцать лет — почувствовал внезапную симпатию к одной девушке. Это была сестра одного из его товарищей, белокурое, беспечно веселое существо. Он познакомился с ней у ее брата и испытывал в ее присутствии какое-то странное