Сны о красном мире [Мара Вересень] (fb2) читать онлайн

Мара Вересень Сны о красном мире

Часть 1. Сойл

Вместо пролога

Вечер, промозглый и сырой, с монотонным моросящим дождем, приглушающим звуки и чувства, был как раз таким, как хотелось. Вечер для темных дел, идеальное время для самоубийц, насильников, тихих психозов в убогих комнатках и блеска остро отточенного ножа из подворотни – именно так воспринимала подобные вечера добрая половина всех этих примитивно мыслящих недочеловеков, не имеющих сути.

Пора между волком и волчицей…

Порыв ветра, стряхнув влагу с редких листьев разлапистого дерева, швырнул облако водяной пыли в лицо стоящему в тени человеку в наглухо застегнутом плаще с капюшоном. Глаза были закрыты, неподвижны. Тем не менее, Он смотрел, слушал – наблюдал. И ждал, долго и терпеливо, словно отгородившись от пьющего Его Силу мира, заняв при этом единственную удобную позицию, с которой мог видеть все, что Его интересовало. Ему было много лет, Он владел многим и многое умел, и Он знал: его единственный союзник – терпение – иногда превращается в палача. Как сейчас.

А улица оставалась такой же пустой, придавленной влажным воздухом, пропитавшимся осенним ядом с запахом смерти и разложения, который щекотал ноздри, как будто хотел отвлечь, заставить думать о другом, перестать смотреть и слушать, как стонет земля, задыхаясь под тяжестью каменных коробок-домов и асфальта, как жалуются друг другу на свои болячки продрогшие деревья, как зло гудит мертвая безликая Сила в фонарном столбе с разбитым глазом, не находя выхода своей ненависти. Он тоже не находил. Пока.

Мир был похож на выверт чьего-то больного сознания, чужим и всеядным. Не обладая достаточным запасом собственной Силы, тянул ее из всего, что попадалось, жадно и нетерпеливо, спутывая следы и завязывая силовые нити в такие узлы, что не снились ни одной начинающей кружевнице в самом страшном сне. Но одну из этих нитей Он не потерял бы нигде и никогда. Ее цвет… цвета были редкостью даже в мире, почти ставшем Ему родиной. Такой след оставлял… нет, не враг, скорее не друг, поскольку личной неприязни к нему Он не испытывал. Этот не друг, несмотря на свою молодость и неопытность, был умен, изобретателен и практически равен Ему по Силе, но не уверен в себе. Последнее вполне объяснялось недостаточным количеством практики. К тому же мальчишка вряд ли до конца понимал, во что его втянули.

Фон улицы изменился. Глаза под закрытыми веками дернулись в сторону источника возмущения и вернулись в исходное положение. Фигура потеряла очертания, стала расплываться, пока не слилась с тенью. В мокром дождливом мареве раздались шаги. Торопливые. Кто-то шел – уже почти бежал – прямо по дороге. Он умело скрывал свою суть, этот юнец, но не настолько, чтобы полностью закрыться от Него. Где угодно, но только не в этом мире. Остановился. Приоткрылся – неосторожно – в сотый раз проверяя, не ошибся ли, и вдруг обернулся. Глаза впились в тень под деревом…

Пора между волком и волчицей. Еще не ночь, но уже не вечер. Самое время.

1

Город горел. Странный город, словно сошедший со страниц исторического романа о средневековой Европе, стонал и выл от страха и боли множеством голосов. Красное на красном: небо – багровый туман, улицы – алые цветы пожаров, люди – огненные блики в глазах и на лицах и кровь.

«Это всего лишь сон, просто сон, но он так пугающе реален…»

Она стояла посреди улицы, а вокруг… стоило на секунду задержать взгляд на чем-то одном, как суматошная круговерть рассыпалась на отдельные детали. Бежали прочь от огня люди, боролись… (за свою жизнь?) с остервенением диких зверей, кидаясь на других. Впрочем, за свою жизнь боролись как раз те, другие, с бледными лицами.

Совсем рядом лопнуло от жара окно. Щеку обожгло болью. Огненный язык взметнулся из оконного проема, как из раззявленной пасти, лизнул по зубам-осколкам, оставшимся торчать в раме, и жадно потянулся вверх. Дверь распахнулась, оттуда выскочил человек в тлеющей на спине рубахе, стал срывать с себя одежду и вдруг завалился на бок. Темные глаза, белое лицо, бьющая затихающими толчками кровь, короткая стрела. Кто-то налетел сзади, толкнул в сторону к груде какого-то хлама. Лопатки уперлись в стену дома, ныл от удара затылок. Жесткие пальцы впились в плечи. Мужчина, невысокий. Лицо так близко, что различить можно только отдельные черты: ссадина через весь лоб, копоть на щеках, длинный прямой нос, тоже со ссадиной – кровь еще сочится, огибая кричащий рот.

«Почему слов не разобрать?»

В ушах какой-то гул.

«Огонь, это огонь гудит».

Что-то мелькнуло. И вдруг стало тихо. Удивленно распахнувшиеся темные глаза подернулись дымкой, пальцы соскользнули с плеч. Рука сжалась на запястье и резко дернула вниз. Девушка упала на колени. Мужчина лежал лицом вверх, темные волосы разметались по брусчатке, усыпанной мелкой трухой и осколками стекла, в правом боку торчала рукоять ножа.

– Эй, – девушка дернула мужчину за руку, и его голова безвольно мотнулась, перекатившись на бок.

Расползающееся по одежде темное пятно парило. Розоватый дымок стелился по земле. Запястье мужчины, которое все еще сжимали пальцы девушки, вдруг подалось и обмякло, как тающий на солнце воск. Вскрикнув, она отдернула руку. Розоватая дымка, окутавшая уже все тело, просела и расползлась, оставив на земле лишь одежду и кожаный ремень с арбалетом.

Вернулись звуки: гул огня и крики. Девушка метнулась обратно на улицу, только там было еще страшнее – там продолжали умирать люди, просто умирать и расползаться туманом, люди с красноватыми и бледными лицами, одинаково подсвеченными огненным заревом. Она поняла, что кричит, но не слышала своего голоса. Гул нарастал, в ушах шумело, и сквозь этот шум пробивался чей-то невнятный голос, звавший ее по имени, но нещадно это имя искажавший:

– Милия… Милия… Милия…

– Милена!

Девушка вздрогнула, открыла глаза и поняла, что уснула за столом. Колпачок ручки впился в щеку – наверняка след остался, затылок ныл, плечи ломило.

– Милена Владленовна! – Это практикантка Наташа, большие серые глаза, рыжеватые волосы до плеч, романтичная особа, кумир читающих мужчин за сорок и нагловатых студентов, бегающих за багажом знаний сюда. Называет всех сотрудников по имени-отчеству, хотя определенно старше ее только заведующий и дамы из читального зала и картотеки. – Милена Владленовна, вас к телефону. – И загадочно добавила. – Приятный мужской голос.

В зал вошла Света Мельченко, ведущая за собой, как на поводке, симпатичного молодого человека со списком в руке. Она театрально закатила глаза и округлила рот, словно собиралась сказать: «О!», едва уловимо кивнув в сторону читателя. Судя по всему, восторгалась она не только величиной списка.

– К телефону? Меня? – удивилась Милена, отведя взгляд от усиленно кокетничающей Светы, встала и направилась в приемную к заведующему.

В приемной было пусто и на удивление тихо. В кабинете Павла Григорьевича тоже. Секретарша, куда-то подевалась, оставив без присмотра открытый сейф, в замке которого болталась связка ключей. Трубка лежала рядом с телефоном на стопке бланков. Милена осторожно взяла ее и приложила к уху.

– Я вас слушаю, – сказала она дыханию. Вместо ответа раздались гудки.

Девушка положила трубку и пожала плечами, но не в недоумении, а так, словно хотела сбросить ощущение пристального взгляда в спину. Было во всем этом что-то фальшивое, нереальное, как в киношном ужастике. И густая тревожная тишина. Как будто, войдя в приемную, Милена оказалась в звуконепроницаемом помещении. Но дверь-то была открыта… По ушам бритвой полоснул пронзительный женский крик. Кричала Света. Милена бросилась туда, к ней, расталкивая высыпавших в коридор работников и немногочисленных утренних посетителей.

Напарницы за столом не было, а из хранилища вместо крика доносились сдавленные рыдания. Милена нашла девушку стоящей у бокового стеллажа: белое как полотно лицо, подбородок мелко дрожит…

– Света, – Милена взяла ее за руку – пальцы, как лед. – Света, что…

Тонкая рука в бежевом свитере, рука Наташи, сжимающая сведенными судорогой пальцами зеленую брошюрку «О природе гипноза» надломленной веткой торчала из-под рухнувшей секции стеллажа отдела психологии, подбитыми птицами валялись книги, подломив крылья-страницы, по ковровой дорожке медленно расползалось темное пятно. Светка всхлипнула и мягко осела на пол, в набитые той самой ватной тишиной из приемной пробился сердитый голос Павла Григорьевича, требующего объяснить, что здесь происходит, и его хриплый шепот: «Господи Иисусе!» – когда он все это увидел.

Было уже темно. Молодой следователь Заров Олег Сергеевич (серьезное лицо, плотно сжатые губы, нескончаемый поток вопросов) подвез Милену до парка. Поблагодарив его донельзя уставшим голосом, девушка захлопнула дверцу забрызганного грязью до самых окон серо-зеленого bmW и пошла по знакомой до мелочей аллее.

Небо снова затянуло, но дождя не было, хотя в воздухе носился его запах. Голова раскалывалась и гудела от роящихся в ней обрывков фраз, вопросов, отдельных слов, сбившихся в огромный разноголосый ком. Перед глазами мелькали такие же бессвязные картинки: глаза Светы, зеленая брошюрка Рожкова, милиция в коридоре библиотеки, тело Наташи под белой простыней, мужчина в черном плаще, с которым Милена столкнулась у стола, когда бежала в хранилище, и снова брошюра про гипноз… А внутри пусто, глухо, будто ктото нажал на рубильник и все выключил. Милена казалась самой себе автоматом, размеренно шагающим по мокрому асфальту, наступающим на собственную тень, лениво сползающую куда-то вправо и путающуюся с длинными тенями деревьев, урн и редких скамеек с облупившейся краской.

На аллее было светлее, чем обычно – где-то рядом в фонари ввернули новые лампы. Это их свет рождал переплетения теней на асфальте, разбитых темными зеркалами поблескивающих луж, в которых почти ничего не отражалось. Изредка налетал ветер и холодил волосы на затылке. По лужам пробегала рябь, качая опавшие узкие листья ив и дырявые сердечки лип. Потрескивали и шумели ветки, слышались чьи-то шаги, осторожные, крадущиеся…

Испуганно вздрогнул кто-то внутри, и чувства вернулись.

Милена обернулась. Позади нее, метрах в шестидесяти, медленно двигался кто-то в плаще, похожий на размытое изображение на старой черно-белой фотографии.

Пока девушка, замерев, смотрела на нежданного попутчика, он приблизился и попал в освещенное пятно: длинный черный плащ, бледное лицо, темные провалы глаз. В вынырнувшей из кармана руке холодно сверкнуло.

Бежать…

Холодный сырой воздух обжигал гортань, оглушительно билось сердце. Ограда парка… ближе… ближе…

– О! – рыданием вырвалось у девушки, когда ее руки уперлись в мокрые прутья. – Да что же это! Как же?!

Вот асфальтовая дорожка с лужей во всю ширину, вот ее продолжение с другой стороны ограды, выхода нет…

Преследователь был близко – она спиной чувствовала взгляд. Перебросив ремешок сумочки через голову и схватившись за верх ограды, Милена, скользя подошвами на мокрых чугунных завитках, тяжело перевалилась с другой стороны. Мужчина был всего в нескольких метрах. В его вытянутой вперед руке, на длинной ладони, сверкал холодным белым огнем полумесяц.

Милена отпустила решетку и стремглав бросилась по улице, не разбирая дороги, а преследователь прошел сквозь ограду, словно ее там и не было.

В тот момент, когда девушка нырнула в проход между домами, раздался низкий гудящий звук, и в стену вонзился сноп белого пламени, ярко осветив проход и часть двора. Тугая волна горячего воздуха, вздыбив волосы на затылке, обожгла шею. Девушка взвизгнула и вбежала в свой подъезд. Очутившись в квартире, быстро заперла входную дверь, подперла стулом дверь прихожей и забилась в угол спальни, сжав в руке тяжелый медный подсвечник.

Она просидела так, не шевелясь и не издав ни звука, пока не начало светать, потом подбородок задрожал, и страх побежал по лицу водой.

Где-то за стеной оглушительно звенел телефон. Милена продралась сквозь обрывки дремоты, чувствуя, как ломит от неудобной позы все тело. Рука, державшая узорчатый подсвечник, совсем онемела. Кое-как разжав сведенные судорогой пальцы, девушка бросила его на нетронутую постель. Туда же отправился безнадежно измятый плащ. Смотреть на себя в зеркало не хотелось, но было нужно. Телефон упорствовал.

Милена сняла трубку. Соседка. Горластая тетка, бесцеремонная и шумная, она всегда все про всех знала, могла завалиться в гости со своими пирогами «на полчасика, а то у меня телевизор сломался, а там как раз следующая серия» и просидеть весь вечер, рассказывая скабрезные анекдоты и «случаи из жизни». Почти не обращая внимания на телевизор, она умудрялась комментировать происходящее на экране, попутно сватая за одного из бесчисленного множества своих племянников.

– Милка! Ты что, умерла там, что ли? Полчаса трезвоню.

– Я спала, – отозвалась девушка хриплым чужим голосом. – Что случилось, тетя Надя?

– Что случилось? Ну, дела! Это у тебя спросить надо. Тебя тут уже с час как полицейский ждет. Симпатичный! Стучал тебе, стучал, – звонок-то не работает! – весь этаж на ноги поднял. Слава богу, что ты трубку взяла, а то он уже хотел дверь ломать.

– Тетя Надя, скажите, чтоб минут через десять зашел, я оденусь сейчас.

– Хорошо, только… – соседка перешла на проникновенный шепот, – уж больно он про тебя расспрашивал.

– Ничего. Спасибо.

Милена бросила трубку и помчалась в ванную, но успела только привести в порядок волосы и поправить одежду, как в дверь постучали. Пришлось идти открывать.

– Доброе утро, Милена Владленовна, – сказал Заров, скорее по привычке, нежели действительно считал утро добрым, хотя при виде девушки следователю заметно полегчало.

– Здравствуйте. Почему так рано? Что-то случилось?

– Вы сядьте лучше, – мужчина присел на диван и кивнул на стул, которым она вчера подпирала дверь прихожей.

– Давайте, только покороче, – нервно попросила девушка, – мне на работу.

– Библиотека пока закрыта для посещения, получается, что у вас сегодня выходной. Я уже говорил с заведующим. Дело в том, что вашу коллегу, Мельшину Светлану, нашли мертвой у подъезда ее дома сегодня рано утром.

Милена уставилась на следователя, хотела что-то сказать, но не смогла, словно речь отняло.

– Вам, Милена Владленовна, никто не угрожал?

– Почему? – невпопад спросила она, втайне надеясь, что происходящее не более чем дурной сон.

Следователь пожал плечами.

– Это мы попробуем выяснить. Итак. Вам никто не угрожал? Может… кто-то шел за вами вчера вечером?

– Нет, – глухо ответила девушка, отводя взгляд. Бессонная ночь, да еще такая новость – она чувствовала, что близка к истерике.

– А у дома никого не было? Не знаете?

– Нет, – выдавила она, к горлу подкатил комок.

– Где вы были ночью?

– Спала, – едва сдерживая рыдание, ответила Милена.

– В одежде и туфлях?

– Я собиралась на работу!

– Не врите, – спокойно сказал следователь, – любой, кто посмотрит на вас, скажет, что вы почти не спали, и одежда на вас та же, что вчера, а на туфлях засохшая грязь. От кого вы так бежали, что под ноги некогда было смотреть?

Милена упрямо молчала.

– Ваша соседка, – продолжал Заров, как ни в чем не бывало, – сказала мне, что когда вчера вечером выходила на балкон снимать белье, видела высокого темноволосого мужчину в плаще. Он ходил около дома и несколько раз останавливался под вашими окнами. Кто он?

– Господи! Да не знаю я! – выкрикнула девушка и рассказала про мужчину в черном плаще, умолчав только про исчезнувшую калитку.

Спустя час, разузнав все интересующие его подробности, следователь ушел, посоветовав хорошенько выспаться, и сказал, что заедет к обеду. Но Милена не стала отдыхать. Нервы были на взводе – какой уж тут отдых? Промаявшись бездействием с полчаса, переоделась и вышла на улицу. Она прекрасно помнила гул, яркую вспышку и поток горячего воздуха, пронесшийся рядом с ней. Этот звук и свет так просто было связать с холодно блеснувшим полумесяцем в ладони незнакомца.

Смазанный отпечаток полумесяца на серой стене легко было не заметить, если бы мелькнувшее в разрыве облаков солнце не блеснуло, отразившись от зеркально гладкой поверхности отметины. Чуть смазанный абрис серпа, вдавленный в бетонную плиту на семь-восемь миллиметров примерно на уровне шеи, был такого же цвета, что и стена. Дотронувшись, девушка тут же отдернула заледеневшие пальцы. Что-то вертелось в голове, но никак не вспоминалось…

«Кофе. И подумать», – решила Милена и вернулась домой.

После обеда. Шесть с половиной часов бесконечных вопросов и посещение морга. Даже после смерти в лице Светы было что-то жуткое, словно отголосок страха, испытанного ей, все еще жил под закрытыми веками.

Из участка она вышла уставшая и дерганая, тут же стала оглядываться, но темная улица была пуста – в это время большинство горожан предпочитает сидеть дома. Моросило. Заров заметил беспокойство девушки, но ничего не сказал. Автомобиль выехал со стоянки на дорогу, мелкая водяная взвесь искрила в свете фар и оседала на стеклах. Заработали дворники, издавая неприятный на грани слышимости звук. Милена сидела на заднем сиденье, сжавшись в комок. Было зябко. Кто-то смотрел в затылок.

– Что вы искали на стене дома?

– Вы что, следили за мной?

– Только ради вашей безопасности. Я оставил у вашего дома двоих ребят. Один из них сказал, что вы осматривали стену.

– Я уже говорила. Тот человек… стрелял, я просто хотела поискать след.

– Но ведь никто из жильцов не слышал выстрела…

– Выходит, мне показалось, – огрызнулась Милена.

Больше следователь ни о чем не спрашивал. И к лучшему. Сегодня было столько вопросов, сколько Милена не слышала за всю свою жизнь, как ей казалось. Хотелось помолчать и ни о чем не думать. Происходящее никак не хотело прижиться в голове. Исчезнувший проход в парковой ограде, о котором она все-таки рассказала, выстрел, которого никто не слышал… Милена покосилась на следователя – тот невозмутимо вел машину, думая о чем-то своем. Вероятно, пытался связать воедино все кусочки происходящего. А может, просто мечтал поскорее избавиться от нервной молодой особы, каковой, возможно, представлялась ему Милена. Еще бы! Ведь его там не было!

Девушка подернула плечами. Ощущение, что кто-то пристально смотрит из темноты, не отпускало.

– На этот раз я доведу вас до самой двери, – улыбнувшись, сказал мужчина, сворачивая во двор. Свет фар вырвал из темноты покосившийся столбик деревянного грибка над затонувшей в луже песочницей. Заглушив мотор, Заров вышел и, спустя несколько мгновений, открыл Милене дверь. Девушка нырнула в дождливый сумрак. От прикосновений капель к коже стало легче.

– Там, – следователь показал на темнеющий у подъезда автомобиль, – ваша охрана. Они будут здесь до самого утра. Выспитесь, как следует, если удастся, а завтра в десять жду вас у себя. Идемте, вы совсем промокли, – и, как и обещал, довел до самой двери.

– Все будет хорошо, – сказал он, пожелал доброй ночи и ушел.

Милена не спешила открывать дверь, наслаждаясь чувством защищенности. Только когда автомобиль уехал со двора, девушка повернула ключ в замке и вошла.

Запершись, не включая света, она сбросила плащ, оставила сумочку на зеркале в прихожей и так же, в темноте, прошла в гостиную, чтобы задернуть шторы, но, к ее удивлению, окно оказалось закрытым.

Страх царапнул и внутри все сжалось в мерзкий ком – в квартире был кто-то чужой.

Милена резко повернулась, схватила со стола тяжелую стеклянную вазу с длинным узким горлышком, но сгустившаяся темнота бросилась на нее сзади, и чья-то ладонь зажала ей рот. Другая рука обхватила девушку так, что она не могла пошевелиться. Ваза выскользнула на пол. Милена извивалась всем телом, пытаясь вырваться из захвата, но руки стоящего сзади сжимались все сильнее. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание, перед глазами замаячила красная пелена… туман, тянущийся к ней своими щупальцами… Шелковистая прядь волос коснулась щеки, и приглушенный голос обжег ухо:

– Все хорошо, тише. Это я, Кайл Анжей Солар, помнишь меня? Не бойся. Не кричи, уже отпускаю. Не бойся, не бойся…

Вспышка. Лавиной обрушились воспоминания: события, шорохи, звуки, обрывки фраз. Так было всегда, когда Милена отчаянно старалась что-то вспомнить. В голове что-то напрягалось, а потом – раз, и нужная информация выпрыгивала из памяти такой, словно ее туда только-только положили.

«Вы забудете. Вы должны это сделать», – это Солар, его голос, его слова. Это все Солар…

2

По темному небу лениво плыли рваные клочья облаков, задевая краями круглую и желтую, как совиный глаз, луну. Звезд видно не было. Холодный ноябрьский ветер гонял по тротуару почерневшую листву, заставляя скрипеть старые дуплистые ивы, и безжалостно бросал мелкую изморось в лицо одинокой фигурке в длинном плаще. Девушка нагнула голову и подняла воротник, чтобы хоть как-то защититься от пронизывающего ветра. Она поправила сползающую с плеча сумочку и уже в который раз задала себе все тот же вопрос: зачем она допоздна засиделась в библиотеке? Вообще-то, она не сказала бы, что ей не нравится эта работа, просто ежедневная рутина способна убить даже пламенный интерес. Девушка несколько раз чихнула и, вглядевшись в темноту, с облегчением увидела металлическую парковую ограду и калитку. На выходе из парка, она попала ногой в лужу, выругалась вполголоса – и без того промокшие ноги стали еще мокрее, хотя, в принципе, это было уже невозможно. Вздохнув, девушка пошла по пустой улице, освещенной редкими фонарями.

День был определенно неудачным.

В то утро, перед тем как проснуться, Милена видела во сне гадкий красный туман, однако с пробуждением неприятное ощущение не исчезло, а затаилось, изредка высовываясь из своего уголка, как любопытный щенок, которого принесли в новый дом. К тому же почему-то казалось, что за ней наблюдают, старательно отмечая в большой толстой тетради каждое движение, каждую мысль.

Милена быстро выбила это из головы, приняв контрастный душ. Потом, наскоро позавтракав, оделась и быстро пошла на остановку.

На автобус она не успела несмотря на то, что оставшиеся до него пятьдесят метров промчалась не хуже спринтера, перескакивая мелкие лужи. Двери закрылись перед самым носом. Оставалось только ждать следующего, благо, время еще было.

В автобусе Милена обнаружила, что забыла зонтик, а потом, подъезжая к площади, сквозь стекло, на котором дождь уже чертил тонкие косые полосы, увидела, что автобус, на который она не успела, попал в аварию.

Движение перекрыли. Те, кому было недалеко добираться, в том числе и Милена, вышли, решив, что так будет гораздо быстрее. Многие из пассажиров останавливались и с каким-то животным любопытством вглядывались в помятый, завалившийся на бок автобус и два покореженных легковых автомобиля. Стоя в мгновенно собравшейся толпе, они жадно ловили обрывки разговоров, стоны раненых, крики милиционеров и жутковатые завывания сирен, спешащих к месту аварии машин «скорой помощи» и пожарных. Люди вставали на цыпочки, вытягивали шеи, заглядывая через плечо впереди стоящих, пытались протиснуться поближе к месту происшествия.

Девушка не хотела смотреть на это. Не хотела и не могла, находясь во власти холодного оцепенения. В ее сознании навязчиво пульсировала мысль о том, что она могла оказаться среди тех несчастных, если бы не замешкалась дома, отыскивая неизвестно куда запропастившийся ключ от входной двери. Но когда дрожащие пальцы пытались раскрыть неподдающийся зонт, голова, как по чьему-то безмолвному приказу, повернулась в сторону катастрофы. Больше всего Милену поразила не сама авария, а толпа любопытных, собравшихся у жалкого ленточного заграждения, поставленного милицией. Люди напирали, их глаза впитывали происходящее. Звук чьего-то раскрывшегося рядом зонта и брызнувшие в лицо капли привели девушку в чувство. Она поняла, что и сама едва не поддалась общему настроению, и почти силой заставила себя отвернуться. А уходя, краем глаза заметила в людском столпотворении темную тень, сливающуюся с дождем. У тени было бледное пятно лица с горящими, как угли, глазами…

Придя на работу, Милена еще долго не могла успокоиться. А тут еще напарница Света, принялась расспрашивать про аварию. Получая очередной ответ, она округляла и без того похожие на голубые с серой каемкой блюдца глаза и вдохновенно выдыхала:

– Ужас! Кошмар! – А потом неизменно добавляла: – Ну и везучая же ты!

Отделаться от надоеды удалось лишь с приходом первого читателя. Получив от студента-первокурсника листок из школьной тетради со списком литературы, Милена нырнула в хранилище.

На автобус она снова опоздала и возвращаться пришлось пешком. Погода отвратная, темно. Не слишком поздно, но одной было неуютно.

Хотелось подумать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что в маленькой уютной квартирке на втором этаже горячий душ, кофе с гренками и теплая постель, что завтра выходной и можно будет спать, сколько захочется, смотреть телевизор, читать… но мысли упрямо переключались на попавшуюся на глаза статью о пропадающих без вести людях, большая часть которых – женщины не старше тридцати… Девушка поежилась. Подобные мысли совсем не для одинокой прохожей, тем более, если она «не старше тридцати». К счастью, до дома оставалось немного: сначала через ведущий во двор узкий проход между домами, затем направо и в подъезд. Как обычно, в проходе стоял такой мрак, что даже собственные руки можно было разглядеть с большим трудом. Девушка уверенно свернула в темноту, радуясь, что скоро будет в тепле, но, пройдя несколько шагов, остановилась. От внезапно накатившей волны страха в груди все сжалось – впереди кто-то был.

Сняв с плеча сумочку и обмотав ремешок вокруг запястья так, чтобы в случае чего ею можно было ударить, девушка сделала несколько неуверенных шагов и замерла.

Вдох-выдох, еще несколько шагов…

Темнота шевельнулась, высокий силуэт неуклюже качнулся навстречу и вправо, навалившись на стену.

«Пьяный».

Страх уступал место чувству гадливости, но девушка не спешила разоружаться. Мало ли какие мысли бродят в затуманенном алкоголем мозгу?

Еще несколько шагов вперед.

– Помогите, – прохрипела темнота, – помогите, прошу вас…

Отпрянув от тянущейся к ней руки, девушка прижалась к противоположной стене. Чужие пальцы мазнули по плечу. Девушка взвизгнула, оттолкнула от себя мужчину и метнулась прочь. Она слышала, как он упал, но не остановилась. Юркнув в подъезд, вихрем взлетела по лестнице, дрожащими руками открыла дверь и, только захлопнув ее за собой и закрыв на замок, с облегчением опустилась на низкую скамеечку в прихожей. Сердце больно билось в груди.

Кисть руки, на которой висела сумочка, совсем онемела. Кое-как содрав не пригодившееся орудие самообороны, сняв плащ и мокрые туфли, прошла на кухню, зажгла свет и поставила на плиту кофейник. Когда чашка с горячим кофе оказалась в руках, она окончательно успокоилась, и мысли о пьяном типе в проходе перестали ее тревожить.

Милена проснулась среди ночи, рывком, и сразу включила светильник. Опять этот неприятный сон: жуткий багровый туман, густой и скользкий, как кисель. Она блуждала в нем, пока на услышала голос, хриплый, совсем как у того типа на улице.

Бросив беглый взгляд на часы, девушка решительно погасила свет, взбила подушку и улеглась снова. Сразу же накатила дремота, но заснуть не получалось. Что-то мешало, неотвязно путаясь в голове. Извертевшись в постели, пытаясь улечься поудобнее, она в конце концов, снова включила свет и села.

Странное беспокойство не унималось, продолжало нарастать, становясь почти невыносимым. Шея и затылок онемели, лицо пылало, и в голове, словно наяву, звучал хриплый голос, молящий о помощи.

Еще полчаса мучительных раздумий и угрызений совести. Не в силах терпеть, девушка отбросила одеяло, вскочила с постели, сунула ноги в первые попавшиеся в прихожей туфли, набросила плащ и выскочила из квартиры.

Ветер стих. Небо очистилось, и призрачный лунный свет заливал двор. Девушка подбежала к проходу, остановилась и с замершим сердцем заглянула туда – никого. «Похоже, ушел», – почти с облегчением подумала она, но посмотрев еще раз, для верности, заметила что-то у самой стены.

Он лежал на спине, прямо на асфальте. Длинные волосы намокли, и несколько прядей прилипли к щеке. Глаза были плотно закрыты. Лицо казалось неестественно белым.

«Ну не умер же он, в самом деле?!»

Чтобы развеять сомнения, пришлось присесть на корточки и проверить. Мужчина лежал неподвижно и, к большому удивлению, совсем не походил на пьяницу. От него исходил терпкий сладковатый аромат, смешанный с влажным запахом промокшей одежды. Сама не веря, что она это делает, девушка осторожно расстегнула пуговицы плаща и, коснувшись пальцами шеи незнакомца, почувствовала слабое биение пульса. В складках одежды что-то блеснуло, но только девушка протянула руку, чтобы рассмотреть, что это, как холодные пальцы мужчины сдавили ее запястье. Она вздрогнула, попыталась вырваться, но потеряла равновесие и…

Села почти удобно. Плащ и ночная сорочка мгновенно промокли. Вскочив и вырвав руку из цепких холодных пальцев, она увидела, что глаза незнакомца полуоткрыты.

– Помогите, – одними губами прошептал он, а потом понес какую-то чушь, перемежая странные, дикие сочетания звуков с нормальными словами.

Она не помнила точно, как притащила его к себе домой и уложила на диване в гостиной, сняв с мужчины промокшую одежду и обувь, оставив только странного покроя узкие брюки. Не думала и о том, откуда взялись силы сделать все это, ведь незнакомец был на голову выше, широк в плечах и чуть ли не вдвое тяжелее. Угомонилась она только тогда, когда незнакомец лежал в постели, укрытый до подбородка одеялом и с грелкой в ногах, а одежда была брошена в ванной. Блестящая вещь оказалась серебряной цепочкой тонкого и замысловатого плетения с кулоном в виде абстрактного символа.

Девушка проснулась от того, что у нее затекли ноги, тяжелый бронзовый подсвечник – мало ли что! – впился в бок, а спина ноет так… Открыв глаза, с удивлением обнаружила, что уснула в кресле. Нет, сразу она честно решила покараулить свою «находку», даже вооружилась, только усталость и нервное напряжение взяли свое. Все-таки, кто бы там что ни говорил, спать в кресле неудобно. Ужасно захотелось вдруг, чтобы ночная история оказалась сном, однако прямое подтверждение реальности произошедшего лежало на диване. Вернее, лежал.

«Объяснил бы мне кто-нибудь, отчего я притащила его в свой дом?»

Вчера у нее не было желания его рассматривать, теперь же… У него была очень светлая кожа, не бледная, белая, и матовая. И никаких признаков щетины, как у подростка. Губы розовые, словно присыпанные пеплом, полные, четко очерченные. Аккуратный прямой нос, густые брови, высокий лоб. Вокруг плотно закрытых век с длинными ресницами проступили темные круги, коричневатые, словно нарисованные. Длинные черные волосы рассыпались по подушке. Одеяло сползло, открыв гладкую безволосую грудь и синюшно багровый изогнутый серпом шрам, слева, над сердцем. Одна рука на животе, другая свесилась. Пальцы длинные, ссадины на костяшках. И синяк на плече.

Милена потянулась, разминая затекшие ноги, и выбралась из кресла. Подсвечник свалился, глухо ударившись об пол. Подошла… «Спит. Похоже, с ним все в порядке. Если не считать…» Шрам притягивал взгляд, как намагниченый. «Вот же, мерзость какая. Кто это его так? Знать бы еще, кто он сам…»

Прихватив из спальни халат, девушка направилась в ванную.

Вытирая волосы, она продолжала думать над тем, кем мог быть странный гость. Конечно, проще дождаться его пробуждения, но это отодвигалось на неопределенный срок, а знать хотелось сейчас. Оставив волосы, Милена принялась разбирать одежду незнакомца в поисках каких-нибудь документов. Одежда была в таком ужасном состоянии, что привести ее в надлежащий вид без стирки было просто невозможно. Но прежде… В наличии имелись: белая шелковая рубашка с кружевными манжетами и воротником; длинный такой… жилет без пуговиц, жемчужно-серого цвета с серебристой вышивкой и широкий атласный пояс черного цвета.

«Он что, с маскарада возвращался?»

Был еще плащ, ничем не примечательный, темно-серый, совсем обычный, на него девушка надеялась больше всего. Ожидания оправдались – во внутреннем кармане обнаружились водительские права, круглая штуковина на такой же, как и кулон, витой серебряной цепочке и с гравировкой на крышке (три переплетенных кольца вокруг четвертого с иероглифом в центре), открыв которую, девушка поняла, что это – точно не часы. Круглая штука с большими, с непонятными значками, и маленькими, без значков, делениями по краю и прозрачным, играющим от света камнем в центре. Не желая связываться со странной и, похоже, дорогой вещицей, девушка положила ее обратно и принялась за документ.

Водительское удостоверение было выдано Кайлу Анжею Солару («Приятно познакомиться, сэр») местным ГУВД («Да ну? С таким именем и местный?») девять лет назад. «Гостю» оказалось двадцать девять лет («Хорошо сохранился»), а фотография была настолько неудачной, что вполне могла сойти за яркий пример того, как не нужно делать фотографии. На ней господин Солар походил на персонаж фильма ужасов: белое, как мел лицо, заострившиеся скулы, глубокие тени под глазами, зловещий взгляд а-ля граф Дракула. «И костюмчик, главное, соответствующий…»

Милена провозилась с одеждой еще около трех часов, особенно с плащом, а закончив, отправилась на кухню. От всех этих хозяйственно-детективных дел у нее разыгрался аппетит.

«Он что, собирается проспать весь день?» – подумала девушка, уже, наверное, в сотый раз заглядывая в гостиную. Завтрак был давно готов, а одежда Солара, высушенная и выглаженная, лежала на стуле у дивана. Девушка сменила халат на джинсы и джемпер, потопталась у двери в гостинную, затем решительно подошла к окну и раздвинула плотные ночные шторы. В комнату потоком хлынул свет ясного теплого дня, одного из тех, на которые так скупы последние осенние недели.

Почувствовав упершийся в спину взгляд, девушка обернулась – мужчина уже не спал. Он приподнялся на локте и с интересом смотрел на нее. Взгляд глубоких черных глаз завораживал («Пойдите ближ-ж-ж-же, бандерлоги…»).

– Д-доброе утро, – выдавила она, подавив желание схватиться за валяющийся на полу подсвечник. – Как вы себя чувствуете? Я привела в порядок вашу одежду, пока вы спали… Там были водительские права, так что… Можно, я буду звать вас Анжей?

Губы мужчины дрогнули. Он улыбнулся, и его лицо мгновенно преобразилось, словно засветилось изнутри. Он что-то сказал.

– Простите, я не понимаю…

– Я благодарил Силы, движущие Мирами за то, что они послали мне вас. Я уже и не надеялся. – Он приподнялся и сел.

– Я Милена.

– Милена, – повторил Солар, из его уст имя прозвучало неестественно, как чужое. Даже неприятно.

– Да, Милена. Моя мама любила необычные имена, – прозвучало, как оправдание. – Я выйду, а вы одевайтесь. Ванная в коридоре. И приходите на кухню, вы, наверное, проголодались, – и Милена, не дожидаясь ответа, поспешила отгородиться от «гостя» коридором и дверью кухни.

«Таращилась на него, как идиотка! Вот что делает долгое воздержание с приличными барышнями, сказала бы Светка. И была бы права. Странный тип. Имя у меня, видите ли, странное… А у самого-то! О-о-о!!! Я нервничаю? Я нервничаю».

Она в задумчивости теребила край льняной салфетки, потом встала, поставила запеканку в микроволновку, села за стол и стала смотреть в окно. Однако происходящее на улице ее нисколько не интересовало. Милена слушала, как льется вода в ванной, и повторяла про себя фразу, произнесенную Соларом. «Я благодарил Силы, движущие Мирами… Силы, движущие Мирами… Силы, движущие… Может, у него что-то в голове сдвинулось, когда он упал?»

Додумать эту мысль не удалось, потому что в дверях появился Солар. Узкие брюки, рубашка, пояс, на груди цепочка с кулоном – сей несоответствующий обстановке ансамбль сидел на нем вполне естественно. А еще эти длинные волосы и манера разговаривать. Ни дать ни взять – выходец из 19-го века! Картину портили тапочки на босу ногу, которые Милена держала для гостей и которые были малы Анжею размера на два, не меньше.

– Садитесь, – сказала Милена и встала, чтобы достать запеканку из микроволновки и сметану из холодильника.

Солар продолжал стоять, изучая приборы на столе. Он явно чувствовал себя неловко. Девушка, впрочем, тоже.

– Мне кажется, я должен объяснить… – начал он.

– Нет, нет, ничего не надо. Садитесь, – Милена разложила запеканку по тарелкам и поставила чайник, но Солар упрямо продолжал стоять, пока она первой не села за стол.

– Милена, – сказал он, – спасибо вам за одежду и… за то, что не бросили меня.

Девушка едва не подавилась.

– Но ведь это я толкнула вас…

– Я вас не виню. Могу себе представить, как вы испугались. Но даже если бы вы не толкнули меня, я все равно рано или поздно оказался бы на земле.

– Меня полночи совесть мучила, что я вас там бросила, – проговорила Милена беспечным тоном, пытаясь избавить разговор от этого трагически серьезного направления, от которого кусок в горло не шел.

– Прошу простить, но это я.

– Что – вы?

– Это я мешал вам спать.

«Похоже, он и правда сильно ударился».

– В общем, – продолжал он, – я немного владею, как же это сказать… могу управлять психической энергией, но, принимая во внимание мое состояние, вы могли бы и не прийти… И вы, кажется, довольно крепко спали… Я, честно говоря, удивлен, что все получилось.

– Вы хотите сказать, что вы экстрасенс, телепат? – на лице Милены начало формироваться сомнение, но тут вскипел чайник, и она отвлеклась.

На кухне воцарилось молчание, а в голове – каша.

– Вы извините, – заговорила девушка, разливая по чашкам ароматный чай, – но ваша одежда… она… несколько странновата.

– Ах, это, – Анжей улыбнулся и отпил из чашки. – Это все мой приятель, мы вместе учились. У него вчера был юбилей. Он всегда отмечал праздники довольно… своеобразно, а на этот раз решил устроить что-то вроде маскарада со спиритическим сеансом. Я должен был изображать мага.

– А в вас есть что-то такое, от чего мурашки по коже.

– К сожалению, для меня вечер не удался. Вышел из такси, а потом – такая банальность – подходят ребята и спрашивают, который час. Пока я лез в карман за часами, один из них схватил мою сумку, а другой двинул чем-то по голове. Хорошо хоть права оставили, паршивцы. Очнулся в каком-то закоулке, поднялся кое-как, где нахожусь – не знаю, в голове шумит… В общем, состояние не из лучших, а тут чьи-то шаги. Потом провал. И снова лежу, а вы мне пульс проверяете.

– Я думала, что никогда не дотащу вас до дверей.

– Не дотащите? Я, кажется, старался идти сам, – серьезно сказал Солар.

Девушка рассмеялась, вышло чересчур громко и нервно.

– Сам! Да вы все те двести метров, что отделяют проход от подъезда, и вверх по лестнице проехали на моей спине! Только боюсь, что ваши шикарные сапоги совершенно испорчены, – выдала она и от вида растерянной и недоумевающей физиономии Анжея снова рассмеялась.

Смех резко оборвался, когда Милена встретилась взглядом с черными неподвижными зрачками Солара, в которых мелькнуло что-то, от чего на долю секунды перед глазами девушки пронеслось ночное видение – красный сумрак и жадные щупальца багрового тумана. И ей стало страшно. Очень страшно. Она резко поднялась и, стараясь не смотреть Солару в глаза, сказала:

– Поймите меня правильно, Анжей: то, что мы сидим и вспоминаем о вчерашнем происшествии как хорошие знакомые, просто прекрасно, но сейчас уже за полдень, и ваши друзья, наверное, беспокоятся…

– Я понимаю, – его искренний и доброжелательный голос превратился в сухой и официальный. – Я уже ухожу. Они и в самом деле волнуются.

Он встал. Надел в гостиной свое жемчужно-серое нечто, в прихожей натянул высокие сапоги из мягкой черной кожи с изрядно потертыми носами и молча взял протянутый Миленой плащ. Надев его, Солар застегнул все пуговицы, бросил беглый взгляд на свое отражение в небольшом овальном зеркале на стене и шагнул к двери. Протянув руку к дверной ручке, он остановился, повернулся и внимательно посмотрел на Милену.

Странный взгляд. Какой-то неопределенный. Словно там, в глубине, кто-то повернул вентиль и притушил огонь в старой закопченной керосиновой лампе, и от яркого пламени остался маленький, едва шевелящийся язычок. Он мигал и извивался, скованный неподвижными черными сферами зрачков.

– Послушайте, Милена, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня.

– Не надо.

– Тогда… тогда постарайтесь забыть обо всем, что произошло, как можно скорее. Вы забудете. Вы должны это сделать.

Потом он ушел, оставив ощущение незавершенности, недосказанности, затаенной тревоги. Тревоги? Из-за чего? А впрочем, какое это имеет значение?!

– Анжей, – прошептала она, едва он отпустил ее, но переживания последних дней и недавнее потрясение сделали свое дело – колени подогнулись, и девушка мягко осела на руки подхватившего ее Солара.

…Ей снова было страшно. Леденящий холод проникал изнутри, заставляя душу сжиматься в маленький твердый комок. Он был везде. Он – туман. Милена чувствовала, как ее тело плывет, покачиваясь в багрово-красных клубах, как его липкие щупальца обволакивают мозг. Прикосновения были влажными и упругими. Как резиновые жгуты, они сдавливали голову все сильнее и сильнее, Милена рванулась, пытаясь освободиться, но туман не отпускал. Он заполнил собой все и был способен растворить в себе каждого, кто окажется в его власти. Девушка чувствовала, как тают ее силы.

Страх и туман…

Она закричала.

И внезапно почувствовала облегчение. Чья-то прохладная ладонь легла на лоб, и кошмар исчез.

Милена с трудом открыла глаза и обнаружила, что лежит на диване, а рядом, опустившись на колени, стоит Солар, и это его рука покоится на ее лбу. В глазах Анжея, внимательно и обеспокоено глядящих на нее, Милена заметила угасающие красноватые отблески, как будто кошмар спрятался в черных зрачках, но было уже не страшно, и по всему телу разливалось почти забытое ощущение покоя.

Убрав ладонь со лба девушки, Солар пересел в придвинутое к дивану кресло, на спинке которого висел плащ. На Анжее были те же узкие брюки, рубашка была другой, современной. Под ней на груди угадывался медальон. Где-то там, чуть левее подвески, скрывался и след полумесяца…

Солар перехватил взгляд девушки и тут же отвел глаза. Встал, подошел к окну и открыл шторы. В комнату лениво вполз тусклый свет ноябрьского утра. Дождь косыми росчерками исполосовал стекла; было слышно, как шелестят капли.

– Утро, – задумчиво произнес Солар.

Милена вздрогнула. Толькосейчас она до конца осознала, что Анжей в самом деле здесь, и в ее душе заворочались два совершенно противоположных чувства: какая-то дикая радость от того, что он вернулся, и страстное желание заставить пережить его все то, что довелось пережить ей за последние два дня. Прикинув возможные последствия проявления и того, и другого, она решила оставить все как есть. Пока.

Анжей вернулся в кресло. Сел, вытянув ноги. Он выглядел очень уставшим, словно не спал несколько суток, что вполне могло быть правдой, а появившаяся между бровей складка неопровержимо свидетельствовала о целом ворохе не слишком приятных мыслей. Посмотрев на приподнявшуюся на локте Милену, если, конечно, можно смотреть не глядя, он сказал:

– Место действия то же, но вот роли, похоже, поменялись.

Девушка села, опустив ноги на пол. Блузка была безнадежно измята, волосы в беспорядке. В общем, вид не очень респектабельный. Она собралась было попросить Солара поставить чайник, но тот, опережая ее просьбу, сам направился на кухню, а когда Милена, приведя себя в порядок, тоже вошла туда, ее поразило то, насколько неуместной казалась фигура Солара на фоне плиты, шкафчиков, стола и остального. Впрочем, если разобраться, этот человек вообще не вписывался в мир, который она привычно считала своим. Так что же теперь удивляться тому, что с появлением Анжея все пошло кувырком?

Завтракали молча. Солар выжидал. Он ни разу не заикнулся о цели своего визита, и было совсем не похоже, чтобы он собирался делать это сейчас. А вот Милена бы поговорила, вернее, спросила, поскольку вопросов скопилось целое море. Они толпились в голове, как стадо безмозглых овечек, тыкающихся мордами в ограду загона. Вопросы были трех мастей: «кто?», «зачем?» и «почему?», – причем у каждого имелся собственный выводок, а отстраненный взгляд Солара был той самой оградой, мешающей несчастным обрести свободу.

Сколько времени прошло с той ночи? Завтра будет две недели. Только две недели! Как же она умудрилась так быстро забыть?

«Он хотел, чтобы о нем забыли. Не из-за того ли человека с молнией в руке?.. Человека с молнией в руке… Звучит бредово. Он тоже пальнул в тебя этой штукой и оставил тот приметный шрам. Поэтому тебе было так паршиво, что ты просил помощи у первого встречного? Выходит, не было никакого друга и юбилея? Или был? Вот парней в переулке и коварного удара по голове точно не было».

Милена встала и принялась расхаживать по комнате. Она еще в то утро должна была понять, что вся эта история с нападением – явная ложь. Как могли грабители, оглушив человека, забрать сумку и оставить дорогие украшения?

«Зачем тогда нужно было врать? Не мог сказать правду? Не хотел? Понадеялся на чью-то… мою… неспособность к логическому мышлению? Боялся, что приму его за психа? Впрочем, так оно и было».

– Анжей, – не выдержав, проговорила она.

Солар обжег взглядом, и на его губах мелькнула едва уловимая улыбка, растопившая отсутствующее выражение лица.

– У вас есть время до десяти часов, чтобы рассказать все, что вы сочтете нужным, а у меня – решить, говорить о вас и всей этой истории следователю или нет.

– Хорошо, – сказал он и снова ушел в себя.

За окном продолжал шелестеть дождь. Легкий сероватый сумрак придавал воцарившейся тишине какую-то тревожную таинственность. Милена настойчиво вглядывалась в лицо мужчины, ожидая продолжения разговора. Это было несложно, поскольку глаза Солара смотрели на мокрую серую дождливую завесу за окном, и девушке казалось, что они постепенно светлеют, словно впитывают скучные краски осеннего дождя.

– Хорошо, – повторил Солар, – я постараюсь… Кхара терра, теперь мне хочется, чтобы мы никогда не встречались…

– Во время нашей первой встречи вы сказали нечто совершенно противоположное.

– Тогда я считал, что поступаю правильно.

– А сейчас?

– А сейчас нет.

Милена встала и собрала со стола тарелки. Недомолвки раздражали. Опуская посуду в мойку, она спросила:

– Почему?

– Вы не поймете.

– Постараюсь.

– Еще не время…

– Время, – резко перебила девушка, – самое время! После всего случившегося я имею право знать, что происходит, кто тот человек и почему все свалилось на мою голову! Неужели вы думаете, господин Солар, что мне доставило удовольствие видеть смерть хорошо знакомых людей, представляя, что на их месте могла быть я? Как считаете, приятно убегать от призрака с молнией в руке, видеть один и тот же кошмар с того дня, как вы появились, и чувствовать себя мишенью?

Милена отвернулась и зло крутанула вентиль. Упругая водяная струя ударила по тарелкам, и в лицо девушки полетели брызги. Уменьшив напор, Милена ополоснула посуду и поставила ее на решетку.

Солар встал, вышел из-за стола, подошел к ней и взял ее мокрые руки в свои.

– Я знаю обо всем, но мне пришлось выбирать между вами и той молоденькой девушкой в библиотеке. Ведь в том, что Сарк нашел вас, похоже, моя вина, – Анжей говорил так, словно оправдывался не столько перед Миленой, сколько перед собой. – Я посчитал, что если воспоминание обо мне исчезнет из вашего сознания, этого будет достаточно, но совсем забыл, что любое мое воздействие для него словно маяк.

Милене все это казалось сущей галиматьей, и все же…

– Кто такой этот… Сарк? – спросила она.

– Он… мой соотечественник. Изучает сознание, возможности мозга, энергию… разума. Незаконно.

Милена скептически приподняла бровь: сказанное звучало, как цитаты из желтой прессы о скрытых резервах организма и т. д. и т. п.

– Что ему нужно?

– Вы.

– Чудненько. Зачем?

– Вы знаете нечто очень ценное для него.

– Я не знаю ничего такого, – девушка поморщилась: от «Очевидного-невероятного» к «Совершенно секретно».

– Вы уверены? – Сказано было таким тоном, что Милена засомневалась, впрочем, одно она знала наверняка – ее рукам очень уютно в руках Солара.

– А вы, Анжей, что здесь делаете вы? – спросила девушка. Она не ждала в ответ особой откровенности, просто хотела продлить приятные ощущения. От тепла ладоней в голову лезли трогательные воспоминания о первом поцелуе и влажныех розовых предрассветных сумерках на берегу озера, где она с классом просидела остаток ночи после выпускного бала.

– Я всего лишь собирался помешать Сарку добраться до вас, но, как видите, не очень удачно.

Милена покачала головой. Сказанное отдавало киношной мелодрамой, и по-прежнему было не понять, что из всего этого правда, а что – очередная легенда.

Неприятная мысль шевельнулась в подсознании и мгновенно обросла словами:

– А та ценная информация, которая, по вашим словам, так нужна… Сарку, – пришлось постараться, чтобы произнести имя ужаса без дрожи в голосе, – вам самому что, без надобности? В наше время с трудом верится в абсолютное бескорыстие.

Судя по всему, Анжей никак не ожидал подобного выпада. Нужно было как-то отвечать, а готового ответа и нет. Но тут в дверь позвонили. Солар выпустил руки Милены и вопросительно посмотрел на нее.

– Следователь, – сказала она и пошла открывать.

– Милена Владленовна, – на пороге стоял плечистый веснушчатый парень.

– Да, а вы…

– Ангел-хранитель. – Он улыбнулся.

– Что-нибудь не так?

– Нет, но уже почти десять.

– Я сейчас.

Парень кивнул, и Милена закрыла дверь.

– Кто это? – раздалось совсем рядом так неожиданно, что девушка вздрогнула.

– Господи, Анжей, вы меня испугали.

– Прошу прощения.

– Ничего. Мне просто пора привыкнуть к тому, что вы появляетесь внезапно. Идемте, здесь темно.

Пришлось рассказать, почему ей нужно в участок, и объяснить, как это важно. Хотя, конечно, если допустить, что весь этот бред о некой информации вовсе не бред… В любом случае, лицо Солара в полной мере отражало возможные последствия этой поездки. Несомненно, приятно, что о тебе так беспокоятся, но бывают моменты, когда даже самая искренняя опека начинает раздражать.

– Я буду не одна, – буркнула Милена, ища глазами сумочку. – И потом… какое вам в конце-концов дело?

– Эти люди не смогут защитить вас, – в глазах Солара сверкнуло пламя.

– Два вооруженных охранника?

Анжей опустил глаза.

– Я не имею никакого права указывать вам, как поступать, но вы не будете в безопасности, если окажетесь без моей поддержки.

– Что мешает вам поехать со мной?

– Это невозможно.

В дверь снова позвонили. Сумочка обнаружилась под столом, и Милена, выудив ее оттуда, прошествовала мимо Анжея в прихожую, где, включив свет, надела плащ и медленно, очень медленно, засегнула пуговицы. Судя по тому, что из зала не донеслось ни звука, Солар так и остался стоять посреди комнаты. Девушке казалось, что он попытается ее удержать, отговорить или даже запретить выходить из дома, но он этого не сделал. Шлепнув ладонью по кнопке выключателя, Милена ушла, аккуратно закрыв за собой дверь, хотя сделать хотелось совершенно другое.

Веснушчатый парень открыл дверцу машины, когда Милена вышла из подъезда. Пройдя несколько метров, девушка остановилась.

– Подождите, я сейчас, – сказала она охраннику и вернулась в дом.

Быстро поднявшись по лестнице, Милена вошла в свою квартиру, но Солара там уже не было. Захлопнув дверь – на этот раз постаралась от души, – Милена вернулась к машине.

– Забыла дверь закрыть, – объяснила она и села в автомобиль.

Несмотря на то, что дождь закончился, по-прежнему было пасмурно и сыро. Ехали молча. Милена смотрела в окно на угрюмых прохожих, бесконечные лужи, мокрые стены домов и черные стволы тополей с обрезанными ветками. Думалось о том, что Анжей так ничего и не объяснил.

«До чего скрытный тип! Но симпатичный. Да…»

Мысли текли вяло и медленно, словно в густом киселе, и у Милены появилось ощущение, что она наблюдает за собой со стороны. Как будто это вовсе не она едет сейчас к следователю в сопровождении двух охранников, стараясь не обращать внимания на ставший почти привычным чей-то тяжелый взгляд в спину, от которого неприятно ныл затылок, и шея наливалась свинцом – не повернуться.

Ехавший впереди автомобиль притормозил. Второй охранник, который вел машину, коренастый смуглый мужчина, буркнул что-то нелестное в адрес дорожного управления и остановился. Посреди дороги стояли знаки объезда и дорожных работ. Едущий впереди автомобиль лениво свернул на боковую улицу.

– Что там? – спросила Милена, подернув плечами – отчего-то вдруг нестерпимо зачесалось между лопатками.

– Объезд, – буркнул водитель и нехотя развернул машину.

– Черт знает что! – возмутился веснушчатый. – Только у нас могут додуматься ремонтировать дорогу глубокой осенью.

Подскакивая на колдобинах и разбрызгивая грязные лужи, автомобиль помчался по боковой улице.

Кирпичная стена, перегородившая дорогу, появилась в одно мгновение, словно материализовавшись из воздуха. Дико взвыли тормозящие шины, автомобиль занесло, развернуло, и он со всего размаха врезался в стену дома правой стороной.

Девушка закричала и задохнулась, безуспешно пытаясь схватить ртом неподдающийся воздух. Сотни миллионов тончайших ледяных игл пронзили все тело. В голове что-то взорвалось, и нестерпимая, обжигающая волна затопила мозг. Глаза застлала красная пелена, а на губах и во рту девушка почувствовала солоноватый вкус крови. Последнее, что видела Милена перед тем, как потерять сознание, была тающая и расползающаяся во все стороны, как густой туман, стена.

3

Было тепло и пахло солью и камнем, нагретым на солнце. Ветер гладил лицо, оставляя на губах горько-соленый привкус. Девушка сидела на краю обрыва и, обняв колени, задумчиво смотрела на перекатывающиеся волны. Они отчаянно бились горбатыми спинами об острые зубья скал, ранясь и рассыпая мириады сверкающих на солнце брызг. Носящиеся в небесной лазури чайки кричали так, словно были голосами умирающих под обрывом волн.

В мыслях все еще жили тени загадочного видения, которое пришло незадолго до того, как она очнулась и с удивлением обнаружила, что лежит на земле, недалеко от обрыва, неизвестно где. Привиделось, будто она стоит на вершине исполинской горы, озаряемой призрачным фиолетовым светом лунного диска, такого огромного, что, казалось, он вот-вот сорвется и рухнет на голову, а далеко внизу, скрывая подножие горы, клубится густой красный туман. Но не меньше, чем непонятный сон, беспокоило то, что она почему-то оказалась у моря. Огляделась – трава, камни, кусты, вдалеке какие-то деревья, скалы. Она не могла точно сказать, где ей следует быть, но внутренний голос подсказывал, что не здесь. Тот же голос уверял, что произошло что-то, совершенно не укладывающееся в рамки ее обычной жизни и в чем эта «обычная жизнь» заключается и… Имя…

Память представляла собой пустое пространство до того момента, как она открыла глаза и обнаружила, что лежит на брошенном на землю бордовом плаще из мягкого бархата, ноги обуты в некое подобие греческих сандалий, а сама она одета в длинное платье нежно-розового цвета, стянутое под грудью серебристой тесьмой. Из той же тесьмы, только потоньше, были бретели платья и шнуровка сандалий. Одежда казалась незнакомой, не той. Тело ясно давало понять, что привыкло к другому.

Девушка встала, подняла плащ, стряхнула приставшие травинки и песок, набросила его на плечи и снова посмотрела на море. На мгновение показалось, что вода превратилась в вишневый сироп, а горизонт затянуло тяжелыми облаками, густо присыпанными багровым пеплом. Моргнула, и морок исчез, зато неизвестно откуда возник голос. Он звучал прямо в голове, в той самой пустоте, в которую канула большая часть памяти. Голос был мужской и говорил что-то совершенно непонятное, рождающее где-то глубоко внутри смутное беспокойство.

«Otoar terra, ghaurei amei… Veita mayrann… Meliya Staele Al’doar… Veita mayrann… Meliya, essaat rolloas merrei…»

«Милия?»

Это было слишком похоже на имя, чтобы им не быть. Девушка несколько раз произнесла его про себя и вслух. Было в нем что-то знакомое. Странное чувство: она не ощущала имя не своим, но и слишком уж своим – тоже. Ладно. Пусть будет Милия. Пока.

Чем дальше, тем больше ей казалось, что ключ к разгадке случившегося кроется в человеке, которому принадлежит голос.

Взгляд уткнулся в груду больших камней. Было все равно, в какую сторону идти, так как она не знала, где находится, но лучше уж хоть какой-нибудь ориентир, чем вообще никакого. К тому же можно взобраться наверх и оглядеться.

Подъем вышел не таким уж и простым, как казалось издалека, но, когда она встала и посмотрела по сторонам, усилия были вознаграждены сторицей. Вдалеке тянулась лента шоссе, а прямо за ближайшими кустами обнаружилась еще одна дорога, узкая, без покрытия, поросшая посередине чахлой травой, и достаточно широкой для того, чтобы проехал легковой автомобиль. Автомобиль? Вслед за словом потянулась цепочка образов: автомобиль, поездка, поворот, визг тормозов, стена, удар…

Пришлось сесть. Руки мелко дрожали, тело сделалось ватным от слабости, а сердце вытворяло такие кульбиты, что казалось, оно вот-вот выскочит наружу. Спускаться в таком состоянии девушка не решилась, осталась сидеть, спрятав лицо в ладонях. В памяти медленно выстраивалась картина произошедщего, недоставало лишь нескольких фрагментов.

И тут она снова услышала тот голос. Нет, сначала был звук шагов, а потом голос:

– Милия…

Девушка обернулась. Мир рухнул, раскрошившись на осколки. Почти в ту же секунду мозаика сложилась снова, только по-иному. В теперешнем варианте существовал он и его глаза. Глаза и голос были тем, что она помнила об этом человеке. Еще были чувства: страх, недоверие и… привязанность. Последнее тоже пугало.

– Милия, давайте я…

Девушка жестом отвергла помощь и спустилась сама. Оказавшись на земле, она повернулась и посмотрела на него – узкие светлые брюки, белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, жемчужно-серое нечто, через плечо – кожаная сумка.

– Простите, что пришлось оставить вас одну, это было нелегким решением, но мне нужно было кое-что забрать. Как вы себя чувствуете?

Последнее он сказал, вопросительно заглядывая ей в глаза, словно хотел там что-то прочесть.

– Сносно, в голове шумит, – без всякого выражения ответила девушка, глядя прямо на мужчину, но словно не видя его перед собой. Память продолжала восстанавливаться, приняв за точку отсчета автомобильную аварию. В том, что уже прояснилось, понятного было мало, как, впрочем, и в том, как этот господин… Кайл Анжей Солар здесь появился. Не по воздуху же прилетел?! – Здесь тепло… Разве так должно быть? Почему я здесь?

– Милена…

– Мне кажется, вы называли меня не так.

– Милия подходит вам больше.

– А на самом деле?

В лице Солара что-то поменялось.

– Вы смотрите на меня так, словно впервые видите, – проговорил он, не то спрашивая, не то утверждая, а потом бесцеремонно повернул Милену лицом к солнцу и впился взглядом в ее глаза. Девушка даже похолодела на мгновение от этого взгляда, но тепло рук, лежащих на ее плечах, почему-то внушало доверие. Стало покалывать затылок.

Все прекратилось, как только мужчина отвел взгляд и прошептал что-то, по тону напоминающее «О боже!»

– Что, так плохо? – девушке едва удалось скрыть иронию. Очень уж ей хотелось выпустить на волю косую ухмылку – все это слишком походило на глупую пьесу. Не доставало только притаившихся в кустах зрителей с некондиционными овощами-фруктами на изготовку.

– Нет… Не знаю… Простите, я правда не знаю. Вы первая, кого я переместил. Я все сделал, как нужно, но, Небо свидетель, у меня просто не было времени все просчитать… Похоже, память… воспоминания компенсировали погрешность при Переходе…

– Я что-то не очень понимаю…

– Все хорошо, все в порядке.

Он отпусти ее, поднял с земли свои вещи и быстро пошел к морю. К островку примятой травы, где она пришла в себя. Девушке ничего не оставалось, как пойти за ним.

– Силы, движущие Мирами! – бормотал он. – Я же говорил, что для этого нужен кто-нибудь посильнее Ученика-зазнайки, лишь на две трети понимающего книги, взятые тайком из комнаты Наставника. Мало того, что я, как мальчишка, подставился Сарку, так еще едва не погубил все, позволив этому мерзавцу подобраться так близко. А теперь вот еще память… А если не восстановится? Главное, не известно, насколько глубоки разрушения. Духи-покровители, что я натворил!

Девушка смотрела в затылок Солара, тщетно пытаясь понять его слова, и вдруг – хлоп! – все встало на свои места, все до мелочей. Милена вздрогнула от мысли, которая пришла в голову, и остановилась. Анжей продолжал идти, остановился у обрыва и, обнаружив, что девушки нет рядом, обернулся. Милена попятилась. Сумасшедший, просто сумасшедший с фантастическими способностями к гипнозу.

И чем больше она думала над этим, тем легче объяснялось происходящее. Сначала этот ненормальный притворился, что ему плохо, и она, вот дура, притащила его к себе. И почему ей в голову не пришло просто вызвать «скорую»? Конечно же, его работа, как и все те невероятные вещи, которые она видела. А теперь вот сотворил что-то с ее памятью, неизвестно каким способом привез сюда. Этот псих, верно, воображает себя супергероем, посланным защитить ее от сил зла. А что будет дальше? Ритуальное посвящение в великую тайну и переход в иной мир? Да, и костюмы, и декорации, и главные герои – все готово для финальной сцены. Милену даже передернуло от таких мыслей, а суровая красота моря у обрыва перестала казаться привлекательной.

Сделать вид, что слова Анжея или Кто-Он-Там-На-Самом-Деле чистая правда и суровая действительность? И подойти ближе к обрыву…

Похоже, все это время, пока она раздумывала, Солар что-то говорил. Оправдательный монолог с риторическими вопросами самому себе – еще один штрих к портрету сумасшедшего. Минуты две он стоял, молча глядя в сторону моря, прошелся взад-вперед, будто успокаивался, потом остановился и провел рукой по волосам. Что ни говори, а внешность у него была выдающаяся: высокий атлет с густой шевелюрой и черными глазами.

Как Милена не старалась, но стоило Солару произнести ее имя, как внутри все сжалось, и она едва заставила себя посмотреть ему в лицо.

– Нет, не приближайтесь! – крикнула девушка неожиданно для себя, как только Солар сделал пару шагов в ее сторону.

Анжей замер, словно перед ним выросла стена, и выражение, появившееся на его лице, Милена определила как полнейшее замешательство.

– Не приближайтесь, – повторила она, заметив, что Солар собирается сделать еще один шаг.

–Я не причиню вам вреда, поверьте! Я же не убийца и не… – Его глаза полыхнули и в ее голове сделалось светло и… Ощущение было такое, словно ее выставили голой на площади в разгар праздничного гулянья.

– Вы думаете, что я сумасшедший, который с помощью гипноза заманил вас в ловушку, чтобы убить!?

«Господи, он еще и телепат!» – подумала девушка, и ей стало еще страшнее.

– Вы боитесь, потому что не понимаете. Страх делает вас подозрительной. Что мне сделать, чтобы вы поверили? – голос Анжея звучал тихо, но проникал в каждую клеточку мозга, неся с собой тепло, доверие, спокойствие…

Ощущение того, что он совсем близко, заставило девушку освободиться от убаюкивающего плена и отпрянуть назад, выставив вперед руку. Она видела только глаза Солара, светящиеся ласковым теплом, и, боясь этого тепла, отступала все дальше.

Внезапно выражение глаз Анжея изменилось, и Милена уперлась спиной в какую-то преграду.

– Стой. Не двигайся, – он едва выговорил эти слова, но девушка и без того не могла пошевелить даже пальцами ног.

Не понимая, в чем дело, Милена взглянула на свои ноги и обмерла – край обрыва был всего в нескольких миллиметрах от носков сандалий. Она висела в воздухе! Вернее, что-то держало ее над пропастью, а внизу пенились, разбиваясь о камни, волны.

Кажется, она закричала. Сознание заволокло красной мглой, ее швырнуло вперед и она упала на землю, больно ударившись коленями и ссадив ладони о мелкие камни, а когда подняла глаза, увидела перед собой Солара, тоже стоящего на коленях. Он протянул руку, но девушка медленно отползла в сторону – подальше от края обрыва и от мужчины – и только тогда встала.

– Пожалуйста, – Анжей тоже поднялся, – позвольте мне объяснить. Я здесь для того, чтобы защитить вас. Послушайте, если вы не сможете мне поверить, я… я вас отпущу.

– Ладно, я согласна. Только никаких фокусов, – предательски дрогнувшим голосом проговорила Милена.

– Хорошо.

– Я буду спрашивать, а вы отвечайте, только без вранья.

Мужчина кивнул, как показалось девушке, через силу.

Милена глубоко вздохнула, чтобы унять дрожь в голосе и саднивших руках, заставляя себя успокоиться.

– Кто вы, Анжей?

– Совет никогда не позволит мне продолжить обучение, если станет известно, что…

– Кто вы? – повторила девушка.

– Посвященный.

– Священник? – неуверенно переспросила Милена.

– Хранитель… Ученый, в будущем, если хватит терпения и способностей.

– Откуда вы? Где родились?

– Иллай, маленький городок в провинции Сойл на юге Леантара.

– Леантар? Сойл? – с сомнением проговорила девушка. – Где это?

– Это королевство, самое большое из Союза Шести Корон.

Скептическая улыбка скользнула по лицу Милены, помешательство этого человека не вызывало сомнений, но какое-то дикое любопытство подталкивало ее к дальнейшим расспросам.

– Нет такого государства.

– Здесь – нет.

– Тогда где?

– На Тер.

– Чушь!

– Будь я простым фермером или горожанином и явись ко мне человек, утверждающий, что он из мира, находящегося в другом… слое Мироздания, я бы тоже с удовольствием покрутил пальцем над макушкой.

– Но вы говорите на моем языке!

– Я говорю на своем языке, вы воспринимаете образы, которые я передаю, а ваш мозг соотносит их со словами вашего языка. Стоит мне перестать это делать, вы не сможете меня понимать.

Про параллельные миры Милена читала. Разное. Научное и не очень. Экстрасенсорные возможности этого человека поражали только силой, но не самим фактом существования, поскольку подобные люди встречались во все времена. Даже свою способность вспоминать, казалось бы, совершенно забытую информацию, Милена считала чем-то подобным. Язык просто чесался от желания спросить еще, но рассудок напомнил о том, с кем она разговаривает.

– Вы обещали, что отпустите, если… если я не поверю. Я могу идти?

В этот момент лицо Анжея являло собой превосходный материал для обложки книги «Крушение надежд», но он все-таки ответил твердым «да».

Девушка повернулась, и решительным шагом направилась туда, где раньше заметила шоссе.

– Желаю удачи, – сказал мужчина.

– Спасибо, – едва слышно ответила Милена, но он умудрился услышать.

– Я принял бы эту благодарность, если бы был уверен, что вы будете в безопасности. Но Сарк, тот человек, что преследовал вас, по-прежнему опасен. Так же, как падение с обрыва.

Милена обернулась.

– Но ведь это всего лишь… иллюзия, – сказала она.

– Если бы это было так! – отозвался Анжей.

Девушка даже побледнела. У нее внутри все просто вскипело от злости на себя, на этого… этого… Солара, на невероятное стечение обстоятельств, на…

И тут она услышала смех.

– Что?!

– У вас было очень забавное выражение лица. Вы передумали? – спросил мужчина, он уже не смеялся, но в его глазах все еще плясали веселые искорки.

– Нет, не передумала. Просто хочу спросить еще.

– Спрашивайте, – с готовностью отозвался Солар, словно только этого и ждал, – только позвольте сначала сделать кое-что.

Милена кивнула. Определенно, ей уже почти не хотелось уходить, по крайней мере, страх исчез и Анжей не казался ей маньяком, просто немного со сдвигом, и потом, этот Сарк… Воспоминание о его похожей на призрак фигуре, угольях глаз и странном оружии, оставляющем след полумесяца, заставило похолодеть.

– Так что же вас интересует?

– Если вы, как утверждаете, из параллельного мира, то откуда у вас водительское удостоверение?

– На самом деле, – улыбнулся он, и у девушки по спине побежали мурашки, – документ не мой, как и тот плащ, что был на мне в день нашей встречи. Я, как бы это сказать, взял их из автомобиля на улице. А то, что вы видели в документе мое имя и изображение, так это просто долговременная иллюзия, стоившая мне некоторых усилий. Впрочем, здесь, – он сделал неопределенный жест, – все это делается на порядок легче, чем на Тер.

Порывшись в сумке, он добыл тонкие розоватые листы бумаги, покрытые странными символами и схемами. Следом появилась знакомая серебряная цепочка и похожая на часы штуковина с гравировкой, которую Солар надел себе на шею.

– Что вы делаете?

– Собираюсь домой.

– Каким, позвольте узнать, образом?

– Терпение, госпожа, очень скоро вы все узнаете.

– Почему «госпожа»? – проговорила девушка. – По-моему, мы достаточно знакомы, чтобы вы обращались ко мне на «ты».

– В этом нет ничего странного. Так у нас называют незамужнюю девушку незнатного происхождения, – Солар перебирал розовые листы, пока не нашел нужный. – А что касается дружеского обращения … ты и так обращаешься ко мне слишком… по-дружески, называя меня Анжей. Впрочем, пока мы еще здесь, ничего не имею против.

Последнее он произнес очень тихо, изучая записи, так что девушка не была уверена, правильно ли расслышала слова.

– Я не помешаю, если спрошу?

– Нет, – не отрывая глаз от листа, ответил Анжей.

– Этот Сарк… он, правда, не созданная тобой иллюзия?

– Нет, подобного мне не сделать, а вот ему – вполне по силам.

– Почему? Кто он?

Солар оторвался от листка и посмотрел на Милену.

– Я всего лишь Посвященный четвертого dallar… степени, а Сарк – Мастер. Проблема в том, что я незнатен, поэтому самое большее, чего я могу достичь – это степень Хранителя Знаний. Мастером же может стать только lorne, благородный, – в словах Анжея слышалось недовольство, он замер на мгновение, но тут же вернулся к своему занятию.

Милена присела, ей было неловко смотреть на Анжея сверху вниз, даже будучи уверенной в его не совсем здоровой фантазии. Какой-то бесенок внутри продолжал задавать вопросы.

– Тогда, может, объяснишь мне кое-что? Это случилось, когда я убегала от Сарка. Проход в ограде парка вдруг взял и исчез. Ограда сделалась сплошной.

– Материализация, – отозвался Солар. – Это самый сложный из видов иллюзии. Мираж, который можно потрогать, понюхать и даже попробовать, даже тому, кто его создал.

– А то, чем он пальнул в меня?

– Это slaepsoar, он вытягивает жизненную энергию. Не всякий Мастер имеет достаточно сил и умений, чтобы им пользоваться. Это запретное оружие.

– Тогда почему…

– Сарк служит лорду-протектору. Совет изгнал его из Сойла. Вообще-то, он ушел сам, а потом на Совете Мастера объявили его Изгнанником, вот он и… приспособился, – резко ответил Солар, и в его глазах полыхнул гнев. Милену даже холодок пронял, и она невольно отшатнулась.

«Лорд-протектор, Совет, слайпсор… – вертелось в голове девушки. – Ну, конечно же!»

Теперь она знала, кто на самом деле Солар. В городе был клуб любителей фэнтези, и ей как-то случилось побывать на одном из их сборищ, проходившем в виде ролевой игры. Было интересно, но те из клуба, с кем довелось побеседовать, производили впечатление слегка помешанных. Анжей, если это его настоящее имя, вполне мог быть одним из них, всерьез поверившим в эти сказки.

– Что ж, приятно было пообщаться, – сказала Милена и поднялась.

– Уходишь? – изумился Солар.

– Да. Тебе бы книги писать с такой фантазией.

Анжей вскочил, и лист с таблицей упал на землю.

– Фантазия? – он дернул за воротник рубашки, как только пуговицы не выскочили, и обнажил рубец в форме серпа, ясно видимый на гладкой груди. – По-твоему, это похоже на фантазию? Можешь коснуться, не бойся!

Но девушка не стала делать этого. Шрам был настоящий, едва затянувшийся, багровый, резко контрастирующий с белой кожей.

Анжей нагнулся и поднял свою таблицу. Его глаза встретились с глазами Милены.

– Прости, – проговорила она. – Я верю тебе.

– Arrtea dosse graa lle Namear-Shae, – сказал Солар, но Милена ни слова не поняла, потому что для нее эта фраза прозвучала как бессмысленный набор звуков.

– Что ты сказал?

– Неважно, – ответил он и снял с шеи медальон.

Только сейчас Милена заметила, что от него по диаметру расходится изумрудное свечение. Солар подошел почти к самому краю обрыва (сложенные таблицы были сунуты обратно в сумку чуть раньше), повернулся к солнцу, которое уже садилось, окрашивая горизонт в розовое, и открыл медальон.

Любопытство одолело неприятное чувство, вызываемое высотой обрыва, и девушка подошла к Анжею, чтобы взглянуть. Медальон лежал на ладони Солара, отчего та приобрела бледно-зеленый цвет. Светилась лишь часть разбитой на сектора поверхности, похожей на циферблат странных часов с камнем в центре, в котором пульсировала красная точка. С каждой пульсацией темный сектор сокращался, а биение огонька внутри камня становилось сильнее и ярче. Милена посмотрела на Анжея. В черные колодцах глаз отражались заходящее солнце и зеленоватый свет медальона, придавая взгляду жутковатую притягательность.

– Слушай внимательно, – проговорил он, свободной рукой поправляя складки плаща на ее плечах, – через несколько минут откроется Дверь-Между-Мирами. Портал небольшой и пропустит только одного человека, после чего закроется на… пять ваших часов, примерно. Ты пойдешь первой. Оказавшись в моем мире, не пугайся. Прямо перед собой увидишь скалу с расщелиной, спрячешься там и будешь ждать меня.

– Где эта Дверь? – почти шепотом спросила девушка, не в силах поверить в реальность происходящего.

– Там, – ответил Солар, показывая рукой, в которой держал медальон, на обрыв, а другой обнял девушку за талию и легонько подтолкнул к краю.

Несколько мелких камней вывернулись из-под ног и полетели вниз. Милена вцепилась в Солара.

– Нет, нет, не надо, Анжей, пожалуйста, я передумала – она хотела кричать, но голос упал до едва слышного шепота.

– Успокойся, это не страшно, вот, возьми. Вестал подскажет тебе, когда я приду, – с этими словами он, все еще удерживая ее за талию одной рукой, другой надел на шею медальон и спрятал под плащ.

– Анжей, прошу тебя… – шептала она, закрыв глаза, но это не помогало, она все равно видела бьющиеся о камни волны далеко внизу.

Солар наклонился, дыхание обожгло щеку.

– Милия Стейл Альдо… Милия, там твой дом. Не бойся. Просто подожди меня там и встречай. Смотри, Дверь в Тер!

Воздух задрожал, по нему как от упавшего в воду камня, разбежались волны, в центре появился белесый с жемчужным отливом расширяющийся с каждой секундой овал с неровными краями. Выглянувший из складок плаща вестал, полыхнул красным, ослепив. Милена непроизвольно зажмурилась. Губы Анжея легко коснулись виска, а руки толкнули в пропасть.

4

Милена закричала и… упала на землю, уткнувшись лицом в мягкий песок. Закашлявшись от попавшей в рот и нос пыли, девушка приподнялась, дрожащей рукой отряхнула лицо и встала на ноги. Ее шатало, кружилась голова. Милена почти ничего не видела, кроме красного мрака и неясных теней. Позади нее ревели волны, а впереди маячила, расплываясь, скала. Спотыкаясь на каждом шагу и едва не падая, девушка добрела до скалы, нашла расщелину и забралась туда.

Она лежала в полузабытьи, пока не прошло головокружение. Наверное, заснула на некоторое время, потому что, открыв глаза, чувствовала себя почти хорошо, только все тело, каждую его клеточку пронизывала слабость. Девушка приподнялась, села, убрала с лица волосы и посмотрела вокруг. Было темно. В пещере мгла была черной, а у выхода – тревожного багрового оттенка.

«Я умерла и попала в ад, – подумала Милена и почувствовала на груди прохладу медальона. – Нет, кажется, не умерла, но, по-моему, здесь ничуть не лучше». Нащупав медальон, девушка выудила его из-под плаща и открыла. Вестал был темным, только камень в центре слабо пульсировал. «Рано еще», – пронеслось в голове, Милена закрыла медальон и с бьющимся от волнения сердцем выбралась из пещеры.

То, что она увидела, можно было принять скорее за порождение ночного кошмара, чем за реальность: бурая земля, покрытая стелющимися по песку длинными, похожими на водоросли, тонкими стеблями травы и редкими невысокими кустами с мелкими бурыми листьями; красно-коричневые скалы и камни, тут и там выглядывающие из песка; затянутое непроницаемым слоем темно-красных, местами бордовых облаков небо и красный сумрак, из-за которого было не разобрать, утро ли, день, вечер или вообще ночь. Порывы холодного ветра поднимали с песка фонтанчики красной пыли. Милена пошла в сторону, откуда доносился шум волн.

Метрах в ста от скалы девушка остановилась. Дальше был обрыв, а внизу гремели волны. Темно-бордовые, маслянистые, они, словно пожирая друг друга, бились о подножие скального выступа, и топили прибрежные камни в кровавой пене.

Ветер здесь, у обрыва, был заметно сильнее, он разметал полы плаща, и девушку обдало холодом. Милена повернулась к ветру спиной и, запахнув плащ, медленно побрела к скале с расщелиной. На виске клеймом горел поцелуй Солара. Девушка провела по виску пальцами, но ощущение осталось. Внутри было гулко и пусто, как будто она смотрит краем глаза фильм с выключенным звуком.

Вернувшись ко входу в пещеру и несмотря на то, что порядком продрогла, девушка повернула в обход скалы. С обратной стороны было не так холодно. Постояв и немного согревшись, она прошла вперед и вскоре сквозь тонкую подошву сандалий почувствовала камни, лишь слегка присыпанные песком. Там, где ветер полностью сдул песок, были хорошо видно, что камни, плотно подогнаны друг к другу. Дорога.

По бокам, на равном расстоянии друг от друга, лежали валуны – межевые знаки, – уходящие далеко в обе стороны. Глаза Милены почти привыкли к окружающему красному сумраку, слева на горизонте виднелась темная полоса, похожая на горную гряду, а справа обнаружились быстро передвигающиеся черные точки и облако пыли позади них. Милена взглянула на вестал – он зеленовато светился. Открыв его, она поняла, что до появления прохода между мирами осталось недолго: зеленый светящийся сектор постепенно расширялся, глотая все больше мелких делений. До того, как он замкнется в круг, нужно быть в пещере, где просил ждать Анжей.

Оторвавшись от медальона, она посмотрела на дорогу, туда, где раньше заметила движение. Точки превратились в наездников в развевающихся плащах. Стучали копыта, шлейфом клубилась красная пыль. Милена развернулась и что есть мочи припустила прочь от дороги к скале, где можно было спрятаться. За спиной раздались невнятные крики – ее заметили. Обернувшись на бегу, девушка увидела, что всадники свернули с дороги. Прятаться было поздно, но она продолжала бежать, не чуя ног, а преследователи приближались с каждой секундой.

Скала была уже рядом. Девушка приподняла ногу, чтобы вскочить на большой плоский камень, но наступив на край плаща, потеряла равновесие, пробежала еще несколько шагов, споткнулась и упала, больно ударившись подбородком и прикусив губу. От боли и обиды на глаза навернулись слезы.

Лошади налетели, словно ураган, подняв облако пыли. Закашлявшись, Милена приподнялась, но тут же пожалела об этом: копыта с тяжелыми подковами плясали у самой головы. Девушка закрыла лицо руками и сжалась в комок. Понимая, что пропала, она так и сидела в пыли. По запястью левой руки медленно стекала струйка крови из разбитой губы. Было больно, страшно и отчаянно стыдно за то, что не осталась ждать в пещере.

Наконец всадники успокоили лошадей. Потом, судя по звуку, один из них спешился, и девушка услышала грубый резкий голос, приказавший или спросивший что-то на непонятном языке.

– Kea sotar? Кеa sotar, lleagra?!

Незнакомые слова и гортанные голоса резали слух. Милена не шевелилась. Что-то больно ткнулось в бок. Девушка вскрикнула, опустила руки и выпрямилась. Перед ней стоял крупный мужчина в черных высоких сапогах со шпорами, черных же штанах, бордовой куртке и одетой поверх нее кольчуге из мелких пластинок. Кольчуга опускалась до середины бедра. На широком кожаном поясе, отделанном серебром, в ножнах, тоже с серебряной отделкой, висел меч. Рука, лежащая на сверкающей драгоценными камнями рукояти, была затянута в кожаную перчатку с длинным обшлагом, другой рукой мужчина держал поводья огромной черной лошади. На плечах – плащ, пристегнутый к кольчуге золотыми серповидными застежками. Плащ тоже был черный, богато украшенный красной вышивкой по воротнику и низу. Темные волосы спадали на плечи из-под шлема с поднятым забралом, напоминающим ястребиный клюв. Девушка видела красно-коричневое лицо с резкими чертами: тонкая линия губ, длинный острый нос, пронзительные темные глаза, высокий лоб, густые брови, квадратный подбородок и высокие скулы.

– Кеa sotar, lleagra? – снова прорычал мужчина.

Милене не понравился его голос и тон, каким он произнес фразу, последнее слово в которой было слишком похоже на ругательство.

– Spiea! – рыкнул другой, и девушка получила еще один болезненный тычок.

Причиняющий боль предмет оказался копьем. Девушка быстро сообразила, что ей повезло познакомиться только с его тупым концом, а не острием. Этот, сидящий на коне, мало чем отличался от своего товарища: его куртка была черной, вышивка на плаще немного иной, он носил короткую бороду, и у него был другой нос.

– Spiea, sozarae! Lla tonnia donsar neh? – спросил он, сопровождая вопрос очередным тычком, который Милене удалось погасить, оттолкнув копье в сторону, но древко все же больно прошлось по спине.

– О боже! – взмолилась она. – Да я же не понимаю ни одного слова из того, что вы говорите!

Услышав слова девушки, всадники переглянулись, и на их лицах появилось недоумение. Они перебросились несколькими фразами, после чего остроносый, оставив коня, шагнул к Милене и, схватив за плечи, рывком поставил на ноги.

– Коаr, – велел бородач и бросил остроносому веревку, которой тот скрутил Милене руки и привязал их к туловищу.

Потом девушку бесцеремонно толкнули к лошади бородатого. Тот избавился от копья, ловко просунув его в петли с левой стороны седла, перегнулся, поднял Милену и усадил перед собой, обхватив за талию огромной ручищей в перчатке.

Она пыталась вырываться, рискуя свалиться с лошади, но бородач держал крепко. Недолго думая, девушка резко ударила его затылком по носу. Бородач выругался, и в висок Милены врезалось что-то тяжелое – в голове зашумело и затрещало. Сквозь шум девушка услышала смех первого всадника, который уже сел на свою лошадь, а бородач рявкнул Милене в самое ухо что-то, что она восприняла как: «Будешь дергаться – убью!» Поняв, что сопротивляться бесполезно, девушка притихла.

Всадники пришпорили лошадей, и стремглав понеслись к дороге.

– Rokkiataa! – крикнул бородач своему товарищу и указал на темно-багровую тень на горизонте, слегка колеблющуюся из-за поднявшего пыльную завесу пронзительного холодного ветра.

То, что Милена в свои первые часы в этом мире приняла за горную гряду, оказалось огромным городом, обнесенным не меньших размеров стеной. Когда всадники, резко осадив лошадей перед массивным каменным мостом через глубокий ров с черной водой, степенно подъезжали к высоким воротам-арке, девушка была почти синей от холода. В голове все еще шумело от удара бородатого. В районе подбородка, судя по ощущениям, красовался живописный синяк, прямо под распухшей губой. Милена совсем не чувствовала кистей рук. Только там, где веревки впились в кожу запястий, жгло и покалывало.

Сам въезд в город она пропустила, так как постоянно теряла сознание, совершенно обессилев от нервного напряжения и холода, но хорошо запомнила сверкающую громаду великолепного дворца, настолько белого, что даже красноватый сумрак, окружающий его, светлел, делаясь прочти прозрачным.

Дворец остался позади. Всадники неторопливо ехали по вымощенной камнем улице, заметно забирая куда-то вправо. Улица была широкой, дома по обе ее стороны свидетельствовали о зажиточности хозяев. Невысокие, в два, редко, в три этажа, каменные, с черепичными крышами. Почти в каждом доме имелось что-то вроде магазинчика с высокими стеклянными витринами.

На узких тротуарах попадались немногочисленные прохожие, в почти одинакового покроя полотняных штанах, заправленных в сапоги, рубашки и жилеты или длинные платья с передниками или без, платки или замысловатые головные уборы, похожие на чепцы. Лица у них тоже были почти одинаковыми – с кожей красноватых оттенков и темными глазами. Некоторые из них бросали мимолетный взгляд на всадников и тут же отворачивались, словно боялись увидеть что-то лишнее, не касающееся их привычного жизненного уклада.

Бородач и его товарищ негромко переговаривались. На улице было достаточно спокойно, чтобы им не приходилось повышать голос, а Милена, слушая их непонятный разговор, почти бездумно смотрела по сторонам. Равнодушие прохожих совсем нетрогало ее. Кому нужны неприятности? Да и кто из этих краснокожих людей станет сочувствовать бледной пленнице с пустым взглядом и разбитым лицом? Радовало одно – в городе ветер почти не чувствовался, и было не так холодно.

Странный перезвон вырвал Милену из полузабытья. Из распахнувшихся дверей одного из домов стайкой высыпали мальчишки с книгами в руках. Переговариваясь, они с любопытством глазели на всадников. Улица заметно оживилась. Вслед за мальчишками показались шестеро ребят постарше. Они держались заметно серьезнее, но книги так же безоговорочно выдавали в них учеников.

«Школа», – подумала Милена и поразилась тому, что этот факт на мгновение показался ей невероятным.

Двери школы проплыли перед глазами девушки, и она хотела уже отвернуться, как тут ее внимание привлек мужчина, вышедший на улицу. Сердце сжалось и сделало несколько судорожных толчков – лицо мужчины, одетого в темно-серый плащ, было молочно-белого цвета, который подчеркивали черные волосы и глаза. Он был похож на Анжея и… перед глазами мелькнула тень странно реального сна о горящем городе и тающем красным туманом теле такого же белолицего человека с черными глазами… По спине прошелся озноб, в ушах зашумело и в накатывающем волнами гуле голосом Солара…

Милена дернулась, пытаясь соскочить с лошади, и закричала, привлекая внимание. Почти тут же рука в перчатке плотно закрыла ей рот, но резко оборвавшийся крик все же достиг адресата. Черные глаза мужчины на мгновение встретились с умоляющими о помощи глазами девушки.

Милена продолжала яростно вырываться, и бородач, которому эти беспокойные резкие движения мешали управлять лошадью, недолго думая, снова ударил пленницу. Ее голова мотнулась и безвольно упала на грудь. Пробормотав несколько ругательств, мужчина поправил обмякшее тело, и всадники, чуть пришпорив лошадей, поехали дальше. Они оба считали, что королевская тюрьма – самое место для шпионки, а пока она будет набираться ума-разума в камере, благородные даны¹ доложат о выполненном задании и о пойманной на побережье белой девице. Пусть его светлость лорд-протектор сам разбирается со шпионами, а им, благородным данам, можно и стаканчик-другой пропустить в приятной компании.

«Они здесь».

«Знаю».

«Еще бы!»

«Теперь нужно ждать».

«Я поспешил»

«Самое время»

«Все слишком неустойчиво»

«Говорю – жди. Самое время, чтобы ждать».

«Сколько?»

Высоко над миром всходила луна, невидимая за пеленой облаков, но обладающая достаточной силой, чтобы рождать приливы.

5

Милена проснулась в холодном поту. Ей снова снился красный туман. Резко открыв глаза, она не сразу поняла, где находится, приняв окружающее за продолжение кошмара, а багрово-синие полосы на запястьях, оставленные веревкой, и разбитое лицо только подтверждали это. Голова тупо ныла и была похожа на темный, заросший осокой, ряской и илом пруд, в котором медленно, как толстые ленивые караси, ворочались мысли.

«Вестал!» – Милена вскочила и прижала руки к груди. Нащупав медальон, она облегченно выдохнула и огляделась.

Узкая деревянная кровать, на которой сидела девушка, оказалась застеленной чистой простыней из бурого полотна, имелась также вполне удобная подушка-валик и шерстяное одеяло, теплое, но нестерпимо колючее, о чем свидетельствовала порядком настрадавшаяся кожа ног, которую, казалось, оккупировала целое полчище злющих комаров. Забыв о ноющей голове, Милена сдернула одеяло и принялась тереть несчастные ноги. В углу камеры, рядом с окованной железными полосами массивной дверью, обнаружился табурет, под которым стояло подозрительного вида ведро с крышкой. На табурете – тазик, нечто похожее на кусок мыла в плошке и высокий кувшин, вероятно, с водой. Венчало сей «санузел» небольшое зеркало, висящее на стене. Оставив в покое ноги, Милена ринулась туда и пожалела. Подняла руку, чтобы потрогать увиденное «великолепие», оставленное ей после близкого знакомства с землей Тер и увесистым кулаком бородатого, но передумала, сунула нос в кувшин – действительно с водой, и без подозрительных запахов, – щедро плеснула в тазик и принялась аккуратно отмывать с лица пыль и засохшую кровь, мысленно «благодаря» бородатого за свою «обновленную» физиономию. Полотенца не нашлось, и Милена, вернувшись к своей кровати, вытерлась краем простыни.

Камера оказалась довольно просторной, без окон, между дверью и полом – щель шириной в ладонь. Было сухо и почти тепло. Кроме «санузла», имелся еще один табурет и такая же, как та, на которой сидела девушка, кровать. Милена вздрогнула. Она была не единственной узницей этой камеры.

На стоящей у противоположной стены кровати, завернувшись в одеяло, неподвижно лежала женщина и, не моргая, смотрела на Милену. То, что это именно женщина, девушка поняла по длине волос и мягким чертам лица: розоватая кожа, намного светлее, чем у встречавшихся ранее местных; глаза – темно-карие, а может, и черные; волосы – густого каштанового цвета, отливающие бордовым там, куда попадал тусклый свет. О, как обрадовались ему глаза! Светильник висел на противоположной двери стене и формой напоминал факел или нераскрывшийся бутон с шипастыми стержнями вместо лепестков, внутри которого горел сгусток белого пламени.

Поняв, что ее заметили, женщина (на вид ей было чуть больше тридцати) спустила с кровати босые ноги, выудила из-под кровати туфли на низкой подошве, обулась, встала и, как была, в одеяле, подошла к Милене.

– Soar, Soe’lle-оlane, – произнесла она и присела на стоящий рядом табурет.

Голос у соседки по несчастью оказался приятным и приветливым. Чувствуя неловкость и легкое раздражение от того, что ни слова не поняла из сказанного, Милена улыбнулась, насколько позволял ноющий, ушибленный о камень подбородок, и попробовала знаками объяснить, что не знает языка. Женщина удивленно приподняла идеально очерченную тонкую бровь, потом рассмеялась и, указав на себя пальцем, сказала:

– Корали, Корали Фиа Волден, – затем ее розовый палец с аккуратным маленьким ногтем деликатно коснулся Милены. – Кеa sotar?

– Милия, – неожиданно для себя произнесла Милена и, вслед за шепчущим где-то внутри голосом, добавила: – Милия Стейл Альдо.

Если словами можно вызвать шок, то это был именно тот случай. Глаза Корали расширились, и с ее губ сорвалось изумленное «О-о-о!»

– Милия, – протяжно, с ударением на второе «и», произнесла Корали.

– Милена, – торопливо поправила девушка и повторяла свое имя до тех пор, пока Корали не поняла, что от нее хотят, после чего согласно кивнула и стала внимательно рассматривать лицо Милены.

Девушка тем временем попыталась успокоиться. Получалось неважно. Впечатление, произведенное на Корали именем, которым назвал ее Солар, настораживало. Но разбираться с этим сейчас не имело смысла. В настоящий момент Милене вполне хватало осознания того, что она находится в тюрьме в мире, где о ней знают только Анжей и ночной кошмар по имени Сарк. Воображение рисовало мрачные, даже скорее ужасающие картины грядущего в красных тонах, да так реалистично, что хотелось залезть с головой под кусачее тюремное одеяло, не жалея ущипнуть себя за руку и проснуться. Вероятно, почувствовав состояние девушки, Корали вернулась на свою постель. Она больше не пыталась завязать разговор. Просто сидела и смотрела.

Милена решила, что наступило утро, потому что проснулась и потому что в щель под дверью просунули поднос с едой. В довершение всего, ей просто приятно было считать, что сейчас утро.

– Soar, Милена, – сказала Корали, заканчивая умываться.

– Соа, – ответила девушка, догадавшись, что это приветствие, подошла к кувшину с водой и ополоснула лицо.

Корали тем временем подняла с пола поднос, поставила его на табурет перед кроватью Милены, позвала девушку, и они уселись на постель.

– Rehh, – сказала Корали, приподняв одну из ложек, лежащих на подносе между двумя глиняными мисками с… супом, и выжидательно посмотрела на Милену.

– Рех, – повторила Милена, взяв ложку. Что ж, можно учить язык, тем более что заняться все равно было больше нечем.

К тому моменту, когда завтрак был завершен, Милена запомнила с дюжину слов и почти без ошибок их произносила. Однако Корали не унималась и продолжала учить Милену, пока разболевшаяся голова не взбунтовалась, отказываясь воспринимать услышанное. Девушка в изнеможении откинулась на подушку. Казалось, что женщина учила ее не языку, а тяжелой работе, требующей больших физических усилий. Рука Корали покровительственно легла на руку Милены и легонько сжала ее. Девушка благодарно улыбнулась и приподнялась, устраиваясь поудобнее. Но тут Корали, приподняла бровь и выудила из-под милениной подушки сунутый туда перед сном медальон. Свет скользнул по крышке вестала и заискрился, попав в бороздки выгравированного на ней знака.

– Милена, ты Soe’lle-оlane? – вдруг спросила Корали, все еще держа в руке медальон.

– Я не понимаю, – беспомощно проговорила девушка, привстав.

– Это твое? – Корали кивнула на вестал.

– Да.

– Soe’lle, – сказала она и обвела пальцем символ на крышке. – Это твое, у тебя кожа белая, ты – Soe’lle-оlane.

Корали даже пришлось повторить фразу несколько раз, прежде чем до Милены наконец дошло. Она вспомнила, как Анжей говорил, что родился в городке Сойла, и если предположить, что там, в этом Сойле, все такие же белокожие, то ничего удивительного в том, что ее принимали за эту самую «сойл-олан». Вот вытащи ее сюда Солар в разгар лета, а не в конце осени, когда любой загар практически сходит на нет…

Корали снова повторила вопрос, и Милена объяснила, как смогла, что не имеет к Сойлу никакого отношения. Такой ответ озадачил женщину, и девушке почему-то показалось, что она ей не поверила.

Вернувшись на свою постель, Корали Фиа Волден задумалась. Она не очень много знала о Сойле, но все же достаточно, чтобы отличить светлокожую женщину Фагии от сойлийки, а Милена упорно это отрицала. Корали легла на спину и посмотрела в потолок. За те полтора года, что она провела здесь, он остался таким же угрюмо-бордовым, каким был в первый день заточения.

Четыре с половиной года назад, когда она занимала третье по значимости место в иерархии управления Леантара, приходясь двоюродной сестрой ныне покойному королю Горо Кересу Волдену дан Крилу и теткой малолетней принцессе Лии, отношения с Сойлом только начинали походить на «серую», шпионскую, войну. Началось все, конечно же, намного раньше, но только тогда Леантар и другие члены Союза Шести Корон ощутили нехватку квалифицированных учителей, врачей, архитекторов, торговля с Сойлом пошла на убыль, а потом и вовсе прекратилась. В одну из ночей в столице случилось несколько крупных пожаров. Огонь оказался весьма избирателен, накинувшись на школы, которые держали сойлийцы, и построенную ими же бесплатную больницу. Пострадали и частные дома. Так что на следующий день в Роккиате остались лишь самые отважные из белокожих, меньше десятка. Создавалось впечатление, что кто-то специально будоражил горожан, натравливая их на выходцев из Сойла. Город насквозь пропах ненавистью и страхом.

Сама Корали никогда и ни от кого не скрывала, что терпеть не может этого мрачного сойлийца, Мастера Иллюзий Сарка, которого ее младший брат Альд Карем Волден дан Глисса, назначенный лордом-протектором после смерти короля, непростительно близко подпустил к управлению королевством, отдав должность Второго советника. Но даже то, что, как подозревала Корали, именно по наущению Сарка слабовольный братец упрятал ее в тюрьму, не вызывало у Корали неприязни к Сойлу.

Тюремщики не слишком разговорчивы, когда дело касается политики, поэтому о том, что творится сейчас в королевстве, можно было только догадываться. Но Корали не могла себе представить, что отношения с Сойлом до сих пор настолько скверные, что эта девушка-сойлийка упрямо отказывается от принадлежности к великой вымирающей расе, одной из древнейших рас Тер. А что до языка, то кто знает этих сойлийцев, вдруг они между собой говорят на каком-нибудь своем языке.

На крайний случай оставалась еще теория множественности миров, доказанная теми же сойлийцами на практике.

Было еще одно темное пятно – имя, которое назвала девушка, но увидев изумление, тут же поправилась. Альдо – очень древний род. Они всегда были при дворе, хотя и не имели благородной крови. Корали слишком хорошо помнила притянутый за уши шумный процесс, на котором Альдо обвинили зачинщиками мятежа с целью смены власти на более лояльную Сойлу. Дан Крилл, уничтожил всех совершеннолетних мужчин рода Альдо, и тех, хоть косвенно был причастен к заговору. А та давняя история с красавицей Сирил, отказавшейся от выбранного ей Советом Мастеров Сойла мужа, которая до сих пор будоражит юные девичьи умы? Да мало ли, что еще? И если девчонка – Альдо, то не удивительно, что она здесь. Не так-то просто избавиться от клейма заговорщика… А она сама? Брат хорошо отблагодарил за честность.

Спустя несколько дней в камеру вошли двое охранников. Один из них набросил на плечи девушки ее плащ и, не особо церемонясь, вытолкал Милену в коридор. Она даже представить себе не могла, куда ее ведут, и далеко не самые утешительные мысли лезли в голову. За дни, проведенные взаперти страх притупился и пока прогнозы на будущее отдавали скорее черным юмором, чем тоской того же цвета.

Милена даже не успела как следует представить себе жизнь после смерти, когда охранники втолкнули ее в непонятного назначения комнату. Из обстановки в ней имелись всего несколько видавших виды стульев с драной обивкой и косой табурет, да в стенах по периметру, где-то на уровне бедра, красовались толстые железные кольца. На трех из них висели куски цепей разной длины. Девушку снова толкнули в спину, но не для того, чтобы задать направление, а так, для порядка и, вероятно, затем, чтобы Милена изобразила вежливость, поклонившись вошедшим.

Одного из явившихся девушка тут же узнала – это был тот самый грубиян, привезший ее в город на своей лошади.

Другой оказался пожилым мужчиной, о чем свидетельствовала седина в каштановых волосах. Держался он серьезно и степенно, и на его фоне бородач смотрелся надутым индюком.

– Это она? – спросил пожилой.

– Да, – ответил бородач.

Человек с сединой кивнул, быстро сказал что-то охранникам, стоящим у двери, и они, подхватив девушку под руки, выставили ее обратно в коридор.

«Это что, был приговор?» – подумала Милена, и ей почти захотелось обратно в камеру.

Через помещение, напоминающее зал суда, где ей надели на руки тяжелые кандалы, девушку вывели наружу. Было сумрачно, и в красном свете, пробивающемся через плотный слой облаков, было совсем не понять – это еще первая половина дня или уже вторая, хотя внутренние часы указывали на вторую. Высоченные стены Келлиат-Триад, так называла это место Корали, казалось, давили на плечи всей своей массой, заслоняя полмира. Милена едва успела глотнуть прохладного свежего воздуха и оглядеть пыльный тюремный двор, по которому с наглыми мордами слонялись две тощие почти собаки, как ее затолкали в закрытый экипаж, запряженный двойкой, который тут же выехал за ворота.

Так как окна были плотно занавешены, и разглядывать улицу было невозможно, девушка попыталась переключить внимание на своих конвоиров. Один рядом, двое напротив, но их лица рассмотреть не было никакой возможности, как Милена ни старалась. Отвлечься было больше нечем и девушка оказалась в полной власти мрачных мыслей и предчувствий, но теперь уже без всякого юмора.

Милена была уже сама не своя от переживаний, когда экипаж остановился. Ей надели на голову капюшон, и дверца открылась. Девушка зажмурилась от яркого света. Когда глаза привыкли, оказалось, что экипаж стоит на широком мощеном каменными плитами дворе того самого белого дворца. А яркий свет льется из множества светильников, похожих на тот, что был в камере, но богаче и изящнее, висящих на увитых какими-то растениями стенах по обе стороны от невысокого крыльца с изящными перильцами. Впрочем, вход был явно не парадный.

Грубый толчок в спину по направлению к ступенькам, ведущим к широкой двери – и Милена мгновенно потеряла интерес к окружающему. Оглянувшись и увидев своего давнишнего знакомого с бородой и его остроносого спутника, девушка поняла, что ничего хорошего ей не светит. Мужчина с сединой уже скрылся в дверях, и «рыцари» поспешили за ним, подталкивая Милену в ноющую между лопатками спину.

6

Лорд-протектор Леантара Альд Карем Волден дан Глисса вялой походкой вошел в тронный зал, царапая золотыми шпорами сапог из кремовой кожи белые с голубыми и серыми прожилками мраморные плиты пола. Оттолкнув рукой лакея, который хотел поправить сбившийся воротник из тончайшего саффского кружева на костюме из белоснежного атласа с золотым шитьем, дан Глисса поднялся на ступеньку, ведущую к трону. Небрежно отбросив край плаща из кремового бархата и приподняв усыпанный драгоценностями короткую шпагу, лорд развалился на троне, закинув ногу за ногу. В ту же секунду рядом с троном возник советник в бордовой мантии.

Лорд поправил на лбу обруч с изумрудом (доставшийся в наследство от почившего брата венец был чуть великоват) и махнул рукой стражникам. Те распахнули двери, и в зал вошли двое дворян. Один из них, Дрого Крим Эри дан Крейст, с резкими чертами лица, поклонился и отошел в сторону, чтобы его товарищ, держащий за плечо женщину, поравнялся с ним. Лорд молчал. На его холеном, изнеженном лице лежала смертельная скука. Он пропустил мимо ушей слова дан Крейста о подавлении бунта в Кирсане, так как узнал об этом еще позавчера, и лишь вяло кивнул, поглаживая усики, когда тот закончил с подробностями. Взгляд дан Глиссы перебрался с лица благородного Эри на пленницу и остановился. Та стояла, опустив голову, волосы полностью скрывали лицо. Лорд, не сводя с нее глаз, чуть повернулся в сторону советника и тихо спросил:

– Кодвилл, это и есть тот сюрприз, который ты обещал?

– Да, мой лорд.

– Дан Гиллер, что это вы с дан Крейстом мне притащили? Кто эта замарашка? – в голосе лорда не было и тени интереса.

Ормил дан Гиллер, бородач, который держал девушку, толкнул ее так, что она упала на колени почти у самого трона.

– Мы с дан Крейстом, – сказал он, – заметили ее у дороги близ побережья, когда возвращались из Кирсана. Увидев нас, она побежала. Когда же мы нагнали ее и стали спрашивать, кто она и что делает здесь одна, она ответила на каком-то диком наречии.

– Так и было, мой лорд, – подтвердил дан Крейст. – Мы не поняли ни слова из того, что она сказала. Учитывая наши напряженные отношения с Ксантом и Фагией², я осмелился предположить, что эта женщина – шпионка. Мы с благородным Гиллером решили, что будет лучше доставить ее куда следует.

– Ваша забота о безопасности Леантара будет вознаграждена. Можете идти, – все с тем же безразличием произнес лорд.

Как только даны скрылись за дверью, дан Глисса несколько раз щелкнул пальцами. Из-за ширмы в углу появился слуга в сером, поклонился и застыл.

– Подними. – Лорд неопределенно махнул рукой в сторону сидящей на полу пленницы, слуга выполнил поручение и снова спрятался в свой угол.

– Хм. Шпионка Ксанта и Фагии? На побережье? – с сомнением проговорил дан Глисса, встал с трона и подошел к девушке. – Интересно. Лаки, – снова бесшумно, как призрак, возник слуга. – Пойди узнай, будет ли принцесса обедать.

Когда тот вышел, лорд повернулся к советнику.

– Что ты обо всем этом думаешь, Кодвилл?

– Об обеде, мой лорд?

– Да нет же! О том, что король Ксанта и император Фагии настолько спелись, что послали к нам своего шпиона. Я похож на идиота?

– Это вполне возможно, мой лорд. – Кодвил сделал паузу. – Особенно принимая во внимание последние новости от наших соседей.

– Что за новости? – дан Глисса продолжал разглядывать пленницу, всерьез подумывая о внесении в список проступков, караемых битьем палками по пяткам, еще одного, а именно завуалированного оскорбления словом правящей особы.

– Наш человек в Шахтане³ сообщил, что король Гинтас заключил военный союз с ордой пустынников⁴.

– Проклятие, – улыбаясь и растягивая гласные проговорил лорд, а потом согнутым указательным пальцем, на котором сверкал великолепный сапфир, коснувшись подбородка Милены, приподнял ей голову. – Но ведь я сейчас говорю не о союзе.

– О чем же, мой лорд?

– Кодвилл, неужели ты не в силах понять, что эта бродяжка не может быть шпионкой Фагии? – лорд рванул завязки плаща, и тот упал, обнажив плечи девушки.

Милена вздрогнула, но глаз не подняла. Она чувствовала, что ее начинает колотить от страха и омерзения, но по-прежнему предпочитала не высовываться и молчать, пока эти двое не решат, что с ней делать. Ох, как она жалела, что не понимает ничего, кроме отдельных слов, которые трудно было связать во что-то более или менее осмысленное.

– Кодвилл, – продолжал дан Глисса, медленно проводя пальцем по шее девушки к груди, – разве не видишь, что она совсем не похожа на фагийку. Взгляни на овал лица. А кожа? Такая светлая… Она может быть только… шпионкой Сойла!

Пальцы лорда сжались вокруг вестала и сорвали его с шеи Милены. Девушка инстинктивно потянулась руками к тому месту, где только что висел медальон, единственное, что связывало ее с Анжеем, которому она теперь верила безоговорочно. («Попробуй не поверь после такого!») А холеная рука с сапфиром на пальце с каким-то садистским удовольствием оборвала эту нить. Неприязни прибавилось.

С руки лорда, в которой тот держал медальон, взгляд Милены поднялся к его лицу. Дан Глисса улыбнулся, сверкнув рядом белоснежных зубов, и на его гладком лице появилось выражение мальчишки, желающего во что бы то ни стало посмотреть, из чего сделана новая игрушка. Девушка внутренне содрогнулась, поняв, что ее судьба целиком и полностью в руках этого человека с приторно красивым лицом и разгорающимся огнем похоти в глазах. Это был тот самый – девушка не могла ошибиться – лорд-протектор, о котором с таким презрением говорил Солар.

Его кожа имела приятный розоватый оттенок, переходящий в светло-вишневый на крыльях носа и мочках ушей, хорошо гармонирующий с почти черными с густым вишневым отливом длинными волосами, завитыми на концах в локоны. Кожа пожилого мужчины в мантии, к которому лорд несколько раз обратился «Кодвилл», была темнее, с красноватым оттенком. Обращаясь к советнику, лорд-протектор отошел от девушки, чтобы показать ему медальон. Тот взял вестал, покрутил его, потом посмотрел на Милену и стал что-то говорить. Зная, что разговор о ней, девушка не сводила глаз со спины лорда, а тот, отвечая Кодвиллу, поминутно оборачивался, чувствуя, что его разглядывают, и бросал на девушку взгляды, о смысле которых оставалось только догадываться.

Нужно было успокоиться, но глядя на двух мужчин, которые зажали в тиски ее ближайшее будущее, сделать это было не так просто, поэтому Милена, оставив лорда и советника, принялась рассматривать обстановку и неожиданно для себя увлеклась.

Зал был роскошен и красив неимоверно. Взять хотя бы великолепный орнамент и лепку – создавалось впечатление, что в углах зала стоят исполинские деревья и своими ветвями держат мозаичный потолок, на котором без всяких видимых креплений в огромной прозрачной полусфере, увитой побегами, сделанными из какого-то металла, висел огненный шар, заливающий зал ярким светом.

У самого пола стены были обшиты деревянными панелями, на которых проступал причудливый рисунок. Чуть выше, в изящных серебряных рамах, свитых, казалось, из множества тонких нитей, в которые были умело вплетены выточенные из сверкающих темных кристаллов цветы, холодно поблескивало несколько огромных зеркал. Девушка заглянула в одно из них и увидела себя словно окруженной волшебным золотистым сиянием. Она шевельнулась – отражение повторило, а золотистый ореол качнулся следом.

Волосы выглядели ужасно. О шампуне и расческе оставалось только мечтать. Хорошо хоть синяки почти прошли. Милена кое-как убрала с лица спутанные пряди. Все-таки кандалы смотрелись дико, мешали, да и к тому же сильно натирали запястья.

«Невероятное зеркало!»

Девушка рассматривала себя, словно вперые. Глаза были большие, карие, диковато блестящие с длинными черными ресницами, под прямыми, чуть приподнятыми к вискам бровями. Небольшой аккуратный прямой нос, четко очерченные губы, округлый подбородок, высокие скулы. Черные волосы, чуть вьющиеся и не такие густые, как хотелось бы. Светлая с легким золотистым оттенком кожа, которая быстро загорала на солнце. Вполне обыкновенное лицо, но глядя на себя в это зеркало, девушка невольно улыбнулась – она впервые увидела себя такой… красивой, несмотря на поджившие синяки и несвежие волосы.

Заметив в зеркале наблюдающих за ней Кодвилла и лорда-протектора, Милена сообразила, что уже больше минуты они не произнесли ни слова. Улыбка исчезла с ее лица, а восхищение в глазах вмиг сменилось растерянностью. Где-то там, в душе, страх, повизгивая от радости, спешил занять место, которое раньше уступил. И понимая, что сбежать из дворца, полного охранников, придворных и слуг, невозможно без посторонней помощи, а рассчитывать было не на кого («Да и куда, собственно, бежать?»), Милена опустилась на низкую скамейку возле зеркала и с покорностью, которая вдруг неизвестно почему взволновала дан Глиссу, стала ожидать приговора, полностью смирившись со своей участью. Большего она сделать не могла.

– Она очень мила, не правда ли? – заметил лорд, глядя на девушку.

– Я полностью с вами согласен, мой лорд, – ответил Кодвилл с едва заметной улыбкой: он, как, впрочем, и самый последний бедняк в Роккиате, да и во всем Леантаре, хорошо знал, что лорд – большой любитель женщин. – Позвольте мне поделиться одним несколько необычным предположением.

– Говори.

– Я прекрасно понимаю, что такой редкий знаток женской красоты, как вы, мой лорд, не может ошибаться, однако, смею заметить, что эта девушка все же несколько отличается от женщин сойлийцев.

– Чем же?

– Оттенком кожи, мой лорд. Собственно, поэтому я и привез ее сюда.

– Кодвил, неужели ты еще и шпионов допрашиваешь? Разве это входит в твои обязанности?

– Допросы? О, нет, мой лорд, но мой племянник Рален, секретарь Суда, по моей просьбе, сообщает мне о любопытных случаях.

– Хм!.. Оттенок кожи… Это ничего не значит, Кодвилл! Стоит ее хорошенько отмыть и сразу станет ясно, что она – из Сойла, а у меня в руке, – дан Глисса подбросил на ладони вестал, – неопровержимое тому доказательство. Но вот шпионка ли?

Советник склонил голову, словно извиняясь, что посмел сомневаться в словах своего лорда. Кодвилл считал, что разумнее было бы допросить пленницу с помощью мыслесферы. Даже не зная языка, девушка могла рассказать о себе, не прилагая больших усилий. И, самое главное, не смогла бы соврать.

По странному стечению обстоятельств Кодвил оказался свидетелем того, как дан Крейст с дан Гилером привезли девушку в Триглавец⁵. Выслушав объяснения данов, Советник лично приказал не допрашивать ее, просто запереть и не трогать, пока он сам за ней не придет. Благородным данам было велено до поры забыть о пленнице, а сомнения дежурного Дознавателя были пресечены после того, как Кодвил шепнул тому на ухо три волшебных слова «по велению лорда-протектора». Сам же лорд-протектор либо не подумал о том, что не мешало бы выяснить о девушке хоть что-нибудь, либо сознательно не стал это делать. Похоже, тайна делает пленницу особенно привлекательной в глазах дан Глиссы, уже оценившего ее необычную внешность. Ничего не случится, если она невиновна, но если это не так, и кто-то хотел воспользоваться именно этой слабостью лорда…

Голос дан Глиссы прервал размышления советника.

– Кодвилл, – громко произнес он, глядя прямо на девушку, словно обращался к ней, а не к советнику, – что у нас делают со шпионами?

Этот вопрос мог иметь силу, если пленница понимала, о чем речь. Но как утверждали дан Крейст и дан Гиллер, она не знала языка. Или она все прекрасно понимает? Кодвиллу подумалось, что в этом случае стоит только удивляться выдержке и актерским способностям девушки.

– Мне помнится, мой лорд, – спокойно отвечал Кодвилл, тоже не спуская глаз с девушки, в ожидании, что она выдаст себя, – последний раз вы приказали бросить шпиона дарца⁶ в яму голодным варлам⁷ не далее как вчера утром. Бедняга так кричал.

Девушка не шевелилась, продолжая сидеть в той же позе, выражающей полное смирение, лишь нервно сплетенные пальцы рук указывали на то, что внешнее спокойствие не более чем маска.

– Нет, не годится, – произнес дан Глисса.

При его приближении девушка встала.

– Ты шпионка Сойла, – сказал лорд-протектор, гадко улыбаясь, – и ты умрешь. Тебе отрубят голову.

Если слов Милена практически не поняла, то жесты лорда – он показал на нее, а потом провел ребром ладони по ее шее – были более чем красноречивы. Едва смысл сказанного дошел до сознания девушки, ее ноги подкосились, и она упала перед дан Глиссой на колени. Страх вопил и пританцовывал на окончательно поверженном самообладании.

– Отпустите меня, отпустите! Пожалуйста! Я же ничего вам не сделала! Отпустите! – срывающимся голосом умоляла она, глядя в равнодушное лицо лорда, пытаясь схватить его руку, хотя прекрасно понимала, что все ее слова для него лишь бессмысленный набор звуков.

Дан Глисса отшатнулся и вел, чтобы ее увели.

Когда в дверях появились охранники, девушка поняла, что это конец. Безумно хотелось кричать, биться в истерике, царапаться и кусаться… Ну хоть что-нибудь сделать, чтобы разбить на осколки этот кошмар! И кто-то закричал там, внутри нее, а она стояла и смотрела, как приближаются охранники, и откуда ей было знать, что спасение придет от того, кто еще совсем недавно так же желал ей смерти.

– Остановитесь!

Казалось, этот властный голос, мощным потоком ворвавшийся в открытые двери, заполнил собой весь зал. Охранники замерли и быстро вернулись на свой прежний пост за дверями, а на пороге, словно соткавшись из мрака, появилось укутанное в черный плащ изваяние с бледным лицом и горящим взглядом.

Глаза дан Глиссы вспыхнули было яростью, но это выражение тут же сменилось презрением, а губы растянулись в улыбке, которую лишь с большим трудом можно было назвать приветственной.

– Прошу вас, мой лорд, – заговорил пришедший, направляясь прямо к дан Глиссе, правда, просьба по тону напоминала скорее приказ или даже угрозу. – Вы совершите большую ошибку, не убив ее, но совершите еще большую, сделав это сейчас.

– О, кого я вижу! Господин Второй советник! Вы уже вернулись? И что же, снова указываете мне, – заметьте, не советуете, а указываете – как поступать?! – в голосе «радушного хозяина» нет-нет да и проскальзывала плохо скрытая угроза.

– Я останусь при своем. Вы совершите ошибку, если убьете эту девицу сейчас. И потом, вести ее в малый Тронный зал через полдворца было… опрометчиво. Догадываюсь, чья это была идея.

Кодвилл изобразил виноватый поклон. Лорд поморщился:

– Вы же знаете, я терпеть не могу все эти… допросные.

Впрочем, Сарку было не до них. Глаза-молнии остановились на Милене, и девушка почувствовала, что ее охватывает холодное оцепенение.

– Сарк…

Лорд-протектор, услышав имя Мастера Иллюзий из уст пленницы, с изумлением взглянул на нее, все еще стоящую на коленях, и понял, что никогда не видел такого ужаса в глазах человека. Даже когда он сказал ей о смерти, девушка не была так напугана, а тут.

– И как же, Мастер, вы объясните, что эта девушка знает вас? – поинтересовался дан Глисса, отвернувшись от Милены.

Он даже отошел подальше, опасаясь, как бы ужас, охвативший пленницу, не овладел и им. Он тоже боялся Сарка, и именно этот страх заставлял его вести себя с ним так пренебрежительно и высокомерно. Он понимал, что это не выход, но ничего не мог с собой поделать. Он понимал также и то, что Мастер Иллюзий знает об этом страхе, но это только еще больше провоцировало.

– Вы были правы, ваша светлость, связав эту девушку с Сойлом. Но только в этом, – произнес Второй советник, и дан Глисса в который раз поразился умению Мастера угадывать его мысли. Или читать?

– Да? И кто же она, по-вашему?

– Она из мира, откуда я недавно вернулся. И если бы благородные не заметили ее, то она и Посвященный, который сопровождал ее сюда, были бы уже на полдороги к Сойлу.

– Не хотите ли вы сказать, что она из той самой… м-м-м, Тени?

– Да.

С того дня, как при дворе появился мрачный Мастер Иллюзий, дан Глисса узнал множество любопытных вещей из разряда оберегаемых Сойлом тайн. Конечно же, всякий обеспеченный человек мог позволить себе пользоваться всевозможными благами, давно внедренными в обиход с легкой руки Сойла как-то водопровод, освещение, быстрая связь с помощью мыслесфер, значительно более совершенная медицина и прочие, как говорят в народе «волшебствования». Но только пользоваться. Учить у себя сойлийцы перестали задолго до приснопамятных беспорядков в Роккиате, а в местных школах преподавали только общеобразовательные дисциплины. Совет Мастеров Сойла крепко держал в руках секреты своей силы и секреты самого мира. Именно от Сарка лорд-протектор с изумлением узнал о существовании бесконечной вереницы миров, подобных Тер, а также то, что туда можно попасть.

– Ее имя?

– Милия Стейл Альдо.

Услышав знакомые слова, девушка насторожилась. Опять. Опять это имя. Все, как помешанные, твердят его в ее присутствии и делают круглые глаза.

«Но не может же оно и в самом деле быть моим!»

– Альдо? Вот так сюрприз! – Дан Глисса заинтересованно глянул на Кодвилла, но тот лишь пожал плечами.

Громкий протест сорвался с губ Милены, и она спешно зажала рот ладонями. Лорд обернулся.

– Что она сказала?

– Она отрицает мои слова, – отозвался Сарк.

– Так она знает, о чем мы говорим?

– Нет, вероятно, она узнала имя, которое я произнес.

– Она имеет какое-то отношение к…

– Да, полукровка, – резко ответил Мастер Иллюзий, явно давая понять, что беседовать об этом при слушателях не лучшая идея. Дан Глисса проигнорировал, но Сарк так выразительно покосился на Кодвилла, что советник предпочел отойти подальше

– Любопытно, – проговорил лорд. – Значит там, в этой вашей Тени, это возможно.

– Как это ни странно, да. Люди Тени намного ближе нам по крови, чем люди Тер.

– Вы можете проникнуть в ее сознание?

– Да, но не прямо сейчас. То, что будет доступно – ничего не значащая ерунда. В настоящий момент она воспринимает наш мир как угрозу. Представьте себя на ее месте! Нужно дать ей время привыкнуть. К тому же у нее сильная внутренняя сопротивляемость к лично моему воздействию. Не исключено, что эта работа Посвященного. Все это, вместе взятое, создает своего рода барьер, который, конечно же, можно сломать, но тогда я не поручусь за ее разум и сохранность… – Сарк замолчал. – Нужно устранить хотя бы одну из причин сопротивления, проще – первую, и только тогда…

– Может, все-таки…

– У меня есть предложение получше.

От страха и отчаяния Милена была как пьяная: перед глазами висела мутная пелена, звуки раздавались гулко, и от них болело в ушах, руки и ноги словно онемели и отказывались повиноваться. Единственное, что она чувствовала, – тяжесть кандалов на запястьях и их леденящий холод, пробирающийся к сердцу, скованному ужасом перед Сарком и участью, которую он мог готовить ей. Сознание медленно тонуло в тумане, но раздавшийся вдруг по-детски звонкий, настойчивый и властный голос оказался тем самым ушатом холодной воды, который вывел Милену из сонного оцепенения.

Вошедшей в сопровождении высокого и худого мужчины девушке, на взгляд Милены, никак не могло быть больше пятнадцати лет. Ее округлое личико выглядело чрезвычайно решительным: тонкие дуги бровей чуть сдвинуты к переносице, а пунцовые губки плотно сжаты. Она остановилась в двух метрах от Сарка и ждала ответа на свой вопрос.

Примерно полминуты длилось молчание. Ни Мастер, ни дан Глисса явно не ожидали визита юной особы и поэтому застыли в позе застигнутых врасплох заговорщиков. Первым нашелся Сарк. Он широко улыбнулся и собрался что-то сказать, но девушка намеренно опередила его.

– Я хочу знать, что здесь происходит, – сказала она, переводя взгляд своих недетских глаз с Сарка на лорда-протектора и обратно. На мгновение, лишь на мгновение, ее великолепные карие глаза задержались на Милене и снова вернулись к дан Глиссе. Тот кашлянул, льстиво улыбнулся и проговорил:

– К чему было беспокоиться, дорогая, всего лишь скучные дела внешней политики.

– Настолько скучные, дядя, что вы послали за Мастером Сарком, чтобы он забавлял вас? Неужели вам не достает опыта Кодвилла?

Лорду не понравился тон племянницы, но то, как она ловко окрестила шутами Кодвилла и, главное, Сарка, слегка подняло ему настроение.

– И все же мне хотелось бы быть в курсе этих ваших «скучных дел», поскольку трон, на котором вы сидите, все еще мой.

Во время разговора Мастер делал вид, что его это не интересует, хотя все было несколько иначе. Приход принцессы в тот самый момент, когда дан Глисса был готов безоговорочно следовать его плану, мог поколебать решимость лорда в отношении Милии. Его светлость Альд Карем Волден лишь лорд-протектор, но до тех пор, пока Лии не исполнится восемнадцать, вершителем судеб Леантара остается он. С одним ограничением: принцесса должна быть в курсе всех дел.

Она забавляла Сарка, как пушистый детеныш пуфи, северного степного волка. В то же время он прекрасно понимал, что как из розового комочка, любопытного и ласкового, вырастает сильное и независимое животное, так и принцесса станет вскоре копией своего отца, Горо Кереса Волдена дан Крилла, погибшего два с половиной года назад на Море Мрака при отражении атаки кафов. («Какое благородство и самоотверженность!») Лия не даст собой управлять. Это проглядывает в ней даже сейчас. А дан Глисса – наоборот. Он слаб своим страхом перед ним, Мастером Иллюзий, и страхом потерять власть, к которой успел привыкнуть. А, как известно, знание слабостей – хороший способ управления людьми. Но сейчас Мастер собирался сыграть на двух других слабостях лорда: на его неприязни к Сойлу и любви к женщинам. Милия, по мнению Сарка, была не лишена привлекательности, что делало задачу более простой. Да и дан Глисса никогда не откажется от новой фаворитки, тем более наполовину сойлийки, чтобы досадить Лие и заставить ее понервничать. А впрочем… И Сарк странно улыбнулся, как будто ему в голову пришла неожиданно забавная мысль.

Тем временем лорд-протектор рассказал принцессе о пленнице, естественно, только то, что считал нужным, опустив при этом свои шушуканья с Мастером. Общаясь, хотя и достаточно редко, с этим сойлийцем, отвергнутым его сородичами, Изгнанным из Сойла по неизвестной причине, дан Глисса ловил себя на мысли… нет, скорее, ему казалось, что Сарк ведет невероятно запутанную игру, в которой все, и он, лорд Волден в том числе, всего лишь марионетки. Как это, наверное, странно выглядит – союз с человеком, которого смертельно боишься…

– Что вы собираетесь делать с бедной девушкой? – спросила Лия, и дан Глисса уловил в тоне племянницы сочувственные нотки.

Он ухмыльнулся в усы, бросил взгляд на пленницу и, заручившись поддержкой – едва уловимым кивком – Мастера Иллюзий, сказал:

– Поскольку я сомневаюсь, что эта девица шпионка Сойла, в чем Первый советник Кодвилл и Второй советник Мастер Сарк со мной согласны, думаю, будет не лишним задержать ее во дворце до выяснения причин ее появления.

– В качестве кого? – поинтересовалась принцесса.

– В качестве особого гостя, – муркнул дан Глисса.

Кодвилл, не участвовавший в разговоре, а только внимательно следивший за его ходом, ухмыльнулся, заметив, как пренебрежительно скривились губы Лии. Впрочем, подобное выражение лица у принцессы не было редкостью.

Где-то прозвучал серебряный гонг, возвещающий, что все готово к обеду.

Дан Глисса снова улыбнулся и обратился к Лие:

– Не угодно ли отобедать, принцесса? А один из слуг отведет девушку в крыло для гостей.

Недолго думая, Лия кивнула, откинула за спину упрямые пышные локоны и вышла из зала впереди лорда, отказавшись от предложенной им руки. Мастер Сарк вышел вслед за ними, а Кодвилл, прежде чем тоже уйти обедать, подозвал слугу и дал несколько распоряжений относительно пленницы.

Девушка даже не пыталась запомнить все те коридоры и повороты, которыми ее провели в предназначенные для нее комнаты, где и передали в руки целому отряду служанок после того, как с ее измученных запястий наконец-то сняли кандалы.

Милена чувствовала себя безвольной куклой, когда ее купали в ванне, наполненной ароматной водой, причесывали и убирали волосы, одевали в прохладные, шелестящие от малейшего прикосновения одежды. Во время купания девушку разморило, и она почти спала, когда ей, лежащей на широкой кушетке со множеством подушек, подали кушанья на низеньком столике. Она машинально отпила из бокала, едва прикоснулась к еде, не чувствуя ее вкуса, и спустя несколько минут уснула на подушках.

Милена проснулась от тихого настойчивого перезвона, решив, что это будильник и ей нужно собираться на работу. Но вместо знакомых стен перед глазами полыхнул алый огонь полога роскошной постели.

«Ого! Кто это меня сюда уложил?»

Девушка снова откинулась на белоснежный шелк подушек и закрыла глаза. Воспоминания о вчерашних событиях были туманны и потеряли свою остроту. Даже осознание того, что она пленница черт знает где и что где-то в этом же месте обитает ночной кошмар по имени Сарк, не нарушало оптимистического состояния духа.

«Утро вечера мудренее? Так получается? Ну не бросаться же мне теперь в истерику, все равно никакого толку!»

В мысли настойчиво врывался перезвон. Милена отбросила легкое и тонкое, но удивительно теплое одеяло, приоткрыла огненный полог и выбралась из постели.

В комнате стоял розоватый сумрак, но в том, что сейчас именно утро, девушка почему-то не сомневалась. Свежий прохладный воздух, проникающий в комнату через приоткрытые балконные двери, заставил вернуться к постели, взять одеяло и накинуть его на плечи. Ночная сорочка, которая была на Милене, явно была предназначена соблазнять, но никак не греть. Вместе с прохладой с улицы неслись разнообразные звуки, но девушку пока интересовал только мелодичный перезвон, разбудивший ее.

Разглядывая комнату, Милена задержала взгляд на огромном зеркале и туалетном столике перед ним, заставленном таким обилием всевозможных баночек, флаконов и коробочек, которое привело бы в восторгне меньше дюжины модниц, и замерла от изумления. Рядом с маленьким круглым зеркальцем на краю столика стояла высокая тонкая ваза, а в ней – совершенно невероятный букет. На черных стеблях с черно-бордовыми длинными узкими листьями висели гроздья бледно-розовых колокольчиков с тычинками, заканчивающимися маленькими прозрачными шариками. Ветер с улицы покачивал гроздья цветов, и длинные тычинки, ударяясь друг о друга, издавали тот самый перезвон.

Милена подошла ближе и коснулась цветов кончиками пальцев. Колокольчики отозвались громким звоном, словно вскрикнули. Девушка резко отдернула руку – сердце отчего-то бешено заколотилось – и посмотрела в зеркало. У входа в спальню стоял лорд-протектор и гаденько улыбался.

– Соа, Милия, – сказал он и подошел к ней.

Девушка отступила к балкону, плотнее укутавшись в одеяло. Ей было неловко от того, как дан Глисса на нее смотрел, но страха перед ним она уже не испытывала, интуитивно понимая, что он только пешка в игре Мастера Сарка. Поэтому, вместо того чтобы кричать и плакать, и просить о снисхождении, как поступила она вчера, Милена просто повернулась к нему спиной и вышла на балкон.

Внизу оказался огромный внутренний двор, в котором был разбит парк. Трава, деревья, кусты – все было разных оттенков красного. И небо. Затянутое облаками небо тоже было красным. Внизу, под балконом – он находился где-то на высоте третьего этажа – раздались приветственные крики.

Их было трое, разодетых молодых щеголей, выкрикивающих что-то. Судя по наглым физиономиям, они отпускали сальные шуточки и мерзко так улыбались, ожидая ответной реакции. Противные улыбочки быстро сползли с их лиц, и по шороху одежды за своей спиной Милена поняла, что дан Глисса тоже вышел на балкон. Поприветствовав своего лорда, нахальное трио поспешило ретироваться. Девушка еще некоторое время смотрела им вслед, а потом повернулась к дан Глиссе.

Лорд улыбнулся. Улыбка была почти приятной, а глаза излучали доброжелательный интерес. Лорд-протектор что-то сказал и протянул Милене свою ладонь, на пальцах которой сверкал кроваво-красными искрами камней золотой браслет. Девушка невольно потянулась к украшению – ей никогда не дарили ничего подобного – но сообразив, какой платы мог потребовать от нее хозяин браслета, тут же отдернула руку. Дан Глисса оказался быстрее. Легким неуловимым движением он застегнул сверкающее украшение. Потом снова улыбнулся и ушел в комнату.

Милена осталась на балконе, смотрела на свое запястье и вместо рубинов, оправленных в золото, ей виделись железные кандалы, в кровь стирающие руки.

7

Кайл открыл глаза. Над столом, в углу, привычно засветился коэн, заливая комнату, скорее, келью, мягким белым светом. Солар не торопился вставать – это был своеобразный маленький бунт против предписанных ему ежедневных занятий с короткими перерывами на еду и сон. Вот уже два месяца, как он сидит в этом каменном отнорке, словно какой-нибудь Старший Ученик, готовящийся к своему первому Посвящению.

Кайл проходил Посвящение четыре раза. Он четырежды сидел в такой же норе, если даже не в этой. Все комнаты Испытаний были точными копиями друг друга, и Солар был уверен, что там, за стеной, кто-то точно так же каждый день просыпается, сидит над книгами, нервно ждет чего-то, ест без аппетита то, что приносят, и беззвучно вопрошает кого-то внутри себя о том, что будет завтра.

Чем выше была ступень Посвящения, тем труднее было Испытание. Первые две ступени Кайл прошел играючи, третья далась не так легко, но не потребовала большого напряжения, четвертую же он вспоминал как мучительный ночной кошмар. Он даже не помнил точно, сколько времени провел в подобной комнате – бесконечная вереница дней, сливающихся в одно целое, лишала возможности ориентироваться во времени, а бесчисленные задачи и упражнения доводили до полного бессилия, как физического, так и душевного. Все дело было в том, что испытуемый был сам себе и учителем, и экзаменатором. Но это не значит, что за ним никто не наблюдал. Наблюдали, да еще как! Особенно за дерзнувшими пройти четвертую ступень Посвящения и получить желанный четвертый далл, за которым… Впрочем, все, что было за, доставалось очень немногим неблагородным, а Кайл лорном не был, не был прямым потомком Первых, создавших Сойл-гору.

И вот снова. Только сейчас это было не Испытание для тщившегося получить ступень Хранителя Знаний, хотя, видит Всезнающий, он желал бы этого. Это было Искупление. О да! Они были четырежды правы, заточив его сюда! Он заслужил вечное заточение. Он не имел права потерять надежду на будущее всего Сойла и… Впрочем, на это «и» он тоже не имел права, но мучился от этого сильнее, чем мог ожидать.

Кайл сегодня вообще не спал. Лег, не раздеваясь, и лежал с закрытыми глазами. Его тревожило предчувствие, что что-то должно вот-вот произойти. Скоро. Совсем скоро. Уже сейчас.

Солар вскочил с постели, и в то же время дверь бесшумно отворилась. На пороге стояли двое в алых плащах Хранителей. Их лица были скрыты широкими капюшонами.

– Кайл Анжей Солар, Посвященный четвертого далла, – не то спросил, не то констатировал один из них.

Кайл коротко кивнул.

– Идем.

Миновав длинный, загибающийся дугой коридор со множеством одинаковых дверей, Солар вслед за Хранителями вошел в одну из трех камер Ливита, очень похожую на тенийские лифты, которая поднялась на жилые уровни. Туда, где располагался «дом» Кайла.

– Тебе нужно переодеться. Мы будем ждать здесь. Поспеши, – сказал Хранитель, который стоял слева.

Кайла не пришлось долго уговаривать. Он почти бегом домчался до самой двери, остановился, провел ладонью на уровне груди по шершавому дереву, из которого была сделана последняя преграда в «свой уголок», едва дождался, пока погаснет возникшее от прикосновения зеленоватое свечение, чтобы войти.

Как же долго он здесь не был! С того самого проклятого («Или благословенного?») дня, когда ушел в мир Тени. И зачем? Чтобы так глупо потерять все, с таким трудом отвоеванное у Сарка? Потом Искупление и вот…

Размышления не мешали Кайлу сделать то, зачем его сюда отпустили. Хранители… Значит, он нужен одному из Мастеров. Вероятнее всего – его непосредственным Наставникам: Солту, Мастеру Снов, или Сарону, Мастеру Света. Это от них Солар получил указание отправиться в Тень. Что же им нужно теперь? Придумали новую пытку?

С этой мыслью Кайл вышел, запер дверь и вернулся к Хранителям. Камера Ливита чуть дрогнула и поползла вверх. Хранители не произнесли ни слова, когда Солар вернулся, и продолжали молчать. Они стояли, не двигаясь, и, если бы не едва слышное дыхание, их вполне можно было принять за каменных истуканов, которыми были полны галереи, коридоры и торжественные залы Сойл-горы. Чтобы скрасить ожидание, Кайл считал оставшиеся внизу уровни. Через три… два уровня камера Ливита остановится, и они выйдут. Однако камера не остановилась, и уровень, где находились кабинеты и лаборатории Мастеров, остался внизу. Но не в Зале же Света собираются с ним говорить? Что-то было не так…

Камера Ливита чуть дрогнула и остановилась. Практически то же самое творилось сейчас с сердцем Кайла. От Совета Мастеров Солар ждал только одного приговора – ему просто велят Уйти, составят кольцо Сил, чтобы открыть до поры (ведь у каждого свое время) ту самую дверь и заставят Отречься от той крупицы могущества, что дана ему от природы, а потом он сам покорно шагнет в разинутую вечно голодную пасть ничто и перестанет Быть. Раньше, в юности, он думал, что, когда настанет его черед, он Уйдет со спокойным сердцем, без страха, но… До чего же бывают наивны юношеские размышления! Кайл боялся Ухода, как боится смерти любое живое существо, и с этим ничего нельзя было поделать.

«Только бы хватило выдержки достойно пройти через это!»

Дверь кабины открылась.

– Иди. Тебя ждут, – сказал один из Хранителей.

Солар вышел и оглянулся на своих сопровождающих, но они и не думали идти следом. Один из них поднял к груди сложенные углом ладони, желая удачи, после чего камера Ливита плавно ушла вниз, и Кайл остался один.

Высоко вверх уходила колонна, внутри которой двигались подъемники. Где она кончалась – увидеть было невозможно из-за похожей на туман взвеси, источающей яркий белый свет и скрывающей свод огромного помещения. Зал потому и назывался Залом Света, хотя, скорее, это был не зал, а кольцо, разделенное на несколько частей прозрачными перегородками, похожими на стенку водяного пузыря, только во множество раз прочнее. По перегородкам метались яркие огнистые сполохи, складывающиеся в причудливые рисунки и знаки. Кайлу почему-то вспомнилось, что когда он проходил первое Посвящение, перегородки заливал мягкий голубоватый свет, а на его фоне пульсировала и переливалась разными оттенками алого и золотого разноячеистая сеть, похожая на переплетение сосудов, несущих сверкающую кровь.

Сейчас Солар стоял на площадке, которая кольцом охватывала колонну и упиралась в сложенную из каменных блоков стену с арочными входами в каждую из треугольных частей Зала Света. Над тем, который был перед Кайлом, прямо в воздухе, сплетенный из нитей света, висел знак «лив». Это был вход в Угол Сердца, где проходили обручения. С каждым годом эту часть Зала все реже оживляли голоса. Здесь было пусто и сейчас.

Несколько шагов вправо – и Кайл перед аркой со знаком «ноа». Угол Ищущих. Здесь принимали Посвящения. Он был в этом зале несколько раз и знал его хорошо. Оттуда не доносилось ни звука.

Арка со знаком «дар» вела в Угол Отражений, из которого Солар ушел в странный мир, чтобы привести Милию. Как и какой ценой Мастера открыли Дверь-Между-Мирами, ведомо лишь Всезнающему, но открыв одну, они сделали доступными все Двери, разбросанные по Леантару и другим королевствам Союза. В этой части Зала Света хранились карты, таблицы и схемы Перехода, а среди них и те несколько розоватых листов, которых касались пальцы Кайла. Вдруг как наяву перед глазами встали последние минуты на Тени, бледное от усталости и страха лицо Милии, ее влажные глаза, прерывистое дыхание и сведенные от напряжения мышцы живота под его рукой… Воспоминание причиняло боль.

И как злая насмешка – огненный знак «ран» над входом в Угол Совести. Говорят, человеку с сомнениями в душе и нечистой совестью нет сюда хода. Но больше всего на свете в эту минуту Кайлу хотелось, чтобы его ждали здесь, где собирается Совет. Однако глаза напрасно искали на пустых скамьях белые плащи Мастеров.

Те несколько шагов, что отделяли Солара от входа в последнюю часть Зала, дались ему с большим трудом. И почему было сразу не пойти в левую сторону, а не тратить время и не слишком большие запасы мужества и выдержки на бессмысленное хождение? Впрочем, смысл все-таки был: в какую бы сторону не пошел, то, что предначертано, всегда будет впереди тебя. Знак «эри» – нож, пронзающий сердце – алым пятном горел над аркой, ведущей в Угол Истины. Это место – последнее, что видят глаза Уходящего.

Поравнявшись с входом, Кайл услышал голоса, но разговор тут же оборвался, и двое собеседников повернулись к нему.

– Кайл! Ну, наконец-то! Входи! – произнес один из них.

Это был Мастер Снов, высокий худой сойлиец с темными тенями вокруг до невозможности уставших глаз на узком костистом лице. Вторым, как и ожидал Солар, был Мастер Света. Он был так же высок, но не так худ, и выглядел намного старше. По сути, он был самым старым сойлийцем из тех, кого знал Солар.

Собрав в кулак остатки мужества, Кайл усилием воли подавил в себе нарастающий страх и вошел в Угол Истины.

– Сарон, – с улыбкой сказал Солт небрежно облокотившемуся на алтарь Отречения Мастеру Света, – ты проиграл мне свои нартани⁸.

– Это всего лишь еще одно доказательство тому, что мы не ошиблись в выборе, – ответил тот, правда, «доказательство» было омрачено необходимостью расстаться с нартани, которым было почти столько же лет, сколько самому Мастеру Света.

Кайл поднял раскрытую ладонь в знак приветствия и поклонился каждому из Мастеров, на которых, судя по всему, давящая атмосфера Угла Истины не оказывала никакого воздействия.

– Оставь это, – сказал Сарон, отмахиваясь от поклонов Солара, – ты не на церемонии Дня Создания⁹. Это скорее… Посвящение.

– Почему тогда Угол Истины? – достаточно спокойно спросил Солар.

– Потому что это Посвящение по своей значимости равно Уходу и в такой же степени не есть Уход, – ответил Мастер Снов, напустив в сказанную фразу столько тумана, что, как ни пытался Кайл понять, границы смысла неуловимо размывались.

Сарон же был более чем прост.

– Нам туда, – сказал он и кивнул на узкую дверь в левом углу вогнутой стены, противоположной входу-арке.

Кайл неуверенно, даже со страхом, посмотрел на Мастера Света, но тот лишь улыбнулся, словно только что задал любимому Ученику сложную задачу с неожиданно простым решением. Его тонкие пальцы сомкнулись в кулак, потом резко разжались, и в воздухе бело-голубым огнем вспыхнул перевернутый знак «эри». Солар почувствовал горячее покалывание в затылке от вливаемой в псевдосимвол мощи.

«Неужели он открывает…»

На толчок Силы в сторону ничем не примечательной двери тело Кайла отозвалось так, словно он сам был сердцем светоиллюзии, которая в один миг сжалась в слепящий шар, метнулась к двери и исчезла. Вместе с дверью.

Все трое, кто с повседневным спокойствием, а кто с трепетом, вошли в слабо опалесцирующий портал и оказались в роскошно убранном и ярко освещенном широком коридоре с выходящими в него несколькими дверями, за которыми угадывалась рабочая возня. Мастера, довольно быстро для двух пожилых людей, направились прямо по коридору к находящейся в его конце более широкой, чем все остальные, двери. Солар даже не успел ничего разглядеть, так скоро они вошли в небольшое помещение, напоминающее приемную. За столом, слева от еще одной двери, только более богатой, чем та, через которую они только что вошли, сидел средних лет мужчина, одетый во все белое, как Мастер, и с незнакомым символом на груди, дикой смесью знаков «мер» – память и «сонн» – следить. Это могло значить очень многое и не значить ничего. Во всяком случае, к Мастерам он обратился, как к равным, уважительно, но с достоинством.

– Вас уже ждут.

И хотя весь вид странного секретаря говорил о том, что пришедшим следовало бы поторопиться, а Мастер Солт застыл у двери, в любую минуту готовый войти, Сарон вплотную подошел к слегка ошарашенному от происходящего Кайлу, взял его за плечи и пристально посмотрел в глаза.

– Послушай меня, Анжей, я планировал рассказать все еще в Зале Света, но ты задержался, и мне придется сделать это здесь и так поспешно. Ты не Мастер и даже не Хранитель, тебе еще многое неизвестно, поэтому то, что ты сейчас увидишь, может вызвать шок просто от того, что ты привык к иному положению вещей и веришь в их незыблемость.

Кайл смотрел на Наставника, и его охватывало странное состояние: каждая частичка его души и тела ныла в предвкушении чего-то невероятного, пугающего и притягивающего одновременно. И то, что Мастер обратился к нему как к очень близкому человеку, только усиливало это ощущение.

– Анжей, – тем временем продолжал Сарон, – сейчас тебе придется удостовериться в том, что твоя вера не просто красивая легенда.

Похоже, Солт устал ждать, потому что шагнул к Кайлу и, не очень вежливо прервав своего коллегу, сказал:

– А если короче, то там, – он ткнул пальцем в двери, – сидит надутый как леманна¹⁰ тип, зовущийся Всезнающим, и ему до смерти надоело ждать, когда мы явимся.

После чего он развернулся, тем же единым шагом преодолел расстояние до дверей и небрежным толчком распахнул их. Ошеломленному такой вопиющей бестактностью Мастеру Света и Солару, не менее ошеломленному, но от того, что он сейчас воочию увидит личность, почитаемую в Сойле как духа-покровителя, пришлось немедля следовать за Солтом.

В небольшом, зале шел разговор. Собеседники даже не повернулись, когда за опоздавшими сами собой закрылись двери. Их, беседующих за круглым столом, в центре которого в углублении покоилась хрустальная сфера, наполненная туманоподобной взвесью, было трое. И Сила. Здесь ее было столько, что сознание Солара словно окуталось упругой и мягкой, как вата, оболочкой, и все окружающее воспринималось во сто крат ярче и острее.

Кайл никак не мог разобраться в какофонии чувств, овладевшей им – он стоял перед человеком, мифическим во всех отношениях. Согласно легендам, ему должно было быть сейчас порядка девятисот лет. Однако при взгляде на красивое мужественное лицо с несколько угловатыми чертами, Солару казалось, что Всезнающий едва ли был в два раза старше его самого, несмотря на серебро волос. Их цвет резко контрастировал с черным одеянием, которое живо напомнило Кайлу о Мастере Иллюзий. Тело было под стать лицу: Всезнающий был высок и статен, а в скрещенных на груди руках чувствовалась упругая сила.

– Мастер Дарен, – обратился Всезнающий к одному из сидящих за столом мужчин, в котором Кайл узнал Мастера Вод, – вы собирались что-то сказать.

– Но… – осанистый и широкоскулый Дарен покосился на Солара, державшегося позади Мастеров, уже подошедших к столу. – Но, Мудрый, не при нем же!

– Он и так осведомлен лучше, чем кто-либо его ранга и сословия, и не меньше вашего имеет право находиться здесь. Садитесь, Мастера. И вы, Посвященный, – Всезнающий едва заметно улыбнулся,– садитесь.

Из оставшихся незанятыми трех стульев Кайлу достался тот, что находился прямо напротив Мудрого. И стоило только Солару усесться, как он тут же почувствовал себя неуютно. Но не от презрительно-высокомерных взглядов Дарена и Зейта, Мастера Трансформы. Дело было в том, что лицо Всезнающего казалось Кайлу странно знакомым, как… Нужное сравнение отчего-то не давалось.

– Нам не стоило отправлять в Тень мальчишку с дипломом четвертой ступени. Любой из Мастеров, даже Хранитель, справился бы быстрее и лучше и не оставил бы столько следов, – заговорил Зейт.

– Я устал повторять всем и каждому, – несколько нервно отозвался Мудрый, – что выбор был предопределен, и мое несогласие ничего бы не изменило. И скажу еще. Никто из Мастеров не добился бы того, чего добился этот, как вы выразились, мальчишка, едва ли уступающий вам по силе.

– Но Мастер Иллюзий…, – снова подал голос Дарен.

– Согласен, это было рискованно, но все обошлось.

– Да уж, – буркнул Солт.

– Нам проще отыскать ее в Леантаре.

– Так же, как и Сарку, – сказал Дарен.

– Не исключено, и именно поэтому нам нужен Солар.

Кайл в этот момент ощутил мысленное – они сидели довольно далеко друг от друга – ободряющее «рукопожатие» Мастера Света.

– Давайте все же вернемся к вашему сообщению, Мастер Вод, – продолжал Всезнающий.

Дарен чуть поклонился и заговорил:

– Слушающий в Роккиате передал, что у лорда-протектора новая фаворитка, и, похоже, лорд увлекся не на шутку, появляется с ней даже на официальных приемах…

– Это так важно? – почти разочаровано перебил Всезнающий.

– Да, Мудрый. Девица взялась неизвестно откуда, а все дворцовое окружение считает ее сойлийкой.

– Это она! – в один голос воскликнули Солт и Мастер Трансформы.

– Сарк никогда еще не был так удачлив, – тихо произнес Мастер Света и взглянул на Солара.

У Кайла же внутри все похолодело, едва он услышал сообщение.

«Милия под одной крышей с этим чудовищем!» Кулаки под столом невольно сжались.

Это было слишком похоже на ревность, и Кайл уже не знал, что бесило его больше – то, что Сарк был более чем близок к победе, или то, что Милия…

– Посвященный Солар…

Кайл вздрогнул – Всезнающий обратился к нему.

– Посвященный, вы были близки с ней?

– Нет.

– Она доверяла вам?

– Скорее, это был страх за свою жизнь и любопытство.

– Как хорошо вы изучили ее сознание?

– Думаю, я смог бы достаточно подробно составить диаграммы, описать тип Силы и… Мудрый, на всякий случай, там… – Кайл запнулся, – личностная блокировка против воздействия Мастера Сарка. Моя.

Брови Всезнающего поползли вверх.

– Может, еще что-нибудь? На всякий случай.

– У нее была кратковременная амнезия… – несколько тише ответил Кайл, чувствуя себя не подготовившим экзамен учеником Младшей школы.

– Вследствие чего? – осведомился Всезнающий, впрочем, это интересовало не только его.

– Вследствие… это был портал на движущийся объект с динамичной точкой входа без контакта с объектом переноса, – еще тише ответил Солар, мучимый раскаянием за то, что предпринял необдуманное действие, которое могло иметь плачевный финал.

Кайл был готов к справедливому выговору, но вместо гнева, на лице пытающегося сохранить невозмутимость Всезнающего было все то же изумление. Мастера, все как один, молчали, только таращили глаза на Кайла, которому от стыда очень хотелось залезть под стол, только бы избавиться от этих пронизывающих взглядов. Мудрый смотрел куда-то поверх головы Солара. Его губы сложились так, будто он собирался сказать «О!», но потом передумал, пошевелил пальцами и спросил:

– Сколько вам понадобится времени, Посвященный, чтобы подготовить диаграммы?

– Пара дней, – ответил Солар, – все будет зависеть от глубины и желаемой точности.

– Мне нужны чрезвычайно точные диаграммы, Посвященный. Это все. За вами зайдут через… шесть дней, – Всезнающий оглядел остальных и добавил: – Благодарю за помощь, Мастера. Ваше любопытство удовлетворено?

Все согласно закивали головами и встали из-за стола. Кайл тоже поднялся, в свою очередь кивком и легким поклоном простился с Мудрым и направился к выходу вслед за Солтом. Сарон же, повинуясь мысленной, одному ему слышимой просьбе, остался стоять.

Подождав, пока все уйдут, Мастер Света сел на то место, где прежде сидел Солар, и вопросительно воззрился на Всезнающего. Тот встал со своего кресла и принялся расхаживать по комнате, то скрещивая руки на груди, то закладывая их со сплетенными в замок пальцами за голову, словно у него мучительно ныла шея, то отправляя их за спину, останавливался на мгновение и снова принимался ходить взад-вперед. А Мастеру Света, следящиму за всеми этими передвижениями, казалось, что Мудрый на грани нервного срыва.

– Духи-покровители! – воскликнул Всезнающий, сбрасывая с себя изрядно потрепанную маску невозмутимости, и можно было догадаться, какое облегчение он при этом почувствовал. – Ваши выходки сведут меня с ума! Какой-то Посвященный, пусть даже и четвертого далла, ставит личностную блокировку и строит порталы с плавающим входом! И они еще сомневались в выборе… Ты учил его этому, Сарон? Признавайся.

– Нет, не я. Да и в порталах я, мягко говоря, не специалист, – качнув головой, ответил Мастер Света с легкой улыбкой на губах.

– Тогда кто?!

– Никто, Варнор, никто. Ты же знаешь, у нас нет Мастера Разума с тех пор, как Ушел Велас, Хранитель Зарен врядли им станет. Калон избегает общения и давно не брал учеников, хотя, видит Творящий, в свете последних событий нам нужен Мастер Координатор. И если старик Уйдет… – Сарон помолчал. – Солар достоин ступени Мастера более, чем все остальные Посвященные и Хранители его, и не только его, поколения, но он не лорн.

– Эти вопросы решает Совет, – успокоившись, ответил Всезнающий и сел в свое кресло.

– Ты прекрасно знаешь, – не сдержался Мастер Света, – каким будет это решение! И в твоих силах…

– Ты просишь за него?! Тебе настолько не безразлична его судьба?

Мастер Света молчал. Зачем говорить то, что ясно и без слов?

– Ты готовишь его в Преемники? – продолжал Варнор.

– Нет. Совет не одобрит, да и… Ему нужен Мастер Разума в Наставники, а не я.

– Возьми себе другого Ученика.

– Я слишком стар и привязался к Кайлу, как к сыну.

– У тебя нет своих детей?

– Нет и не будет.

– Почему?

– Ответ тот же: я слишком стар.

– Не выдавай себя за немощного старца. Мне столько же лет, сколько и тебе, разница лишь в том…

– Что ты принимаешь виталис¹¹, – перебил Сарон.

– Ты мог бы быть на моем месте, – в голосе Всезнающего мелькнули виноватые нотки.

– Да, мог, – устало произнес Мастер Света, – так же, как и Сарк, но из нас троих Сфера почему-то выбрала тебя.

– Этот бездушный кусок хрусталя, плюющийся предсказаниями, как даф¹² ядом, убивает во мне желание жить…

Сказано было с равнодушием, но именно это встревожило Мастера Света больше, чем если бы Всезнающий закричал, съязвил или просто метнул гневный взгляд на хрустальную сферу в центре стола. Сарон видел внутри Сферы только извивы жемчужно-розового цвета, иссеченного тревожно-красными жилками. Что же там было на самом деле, знал только Варнор, в прошлом – Мастер Разума, а теперь… Полубог или пленник, прикованный к Сфере? Мастер Света склонялся к первому. И все же…

– Я ненавижу ее, – добавил Всезнающий. – Если бы мог – уничтожил бы. И ее порождения – Книги Судеб – разбросанные по всей Тер. Сфера не дает спокойно жить ни нам, ни этому миру.

– Сфера не дает нашей расе погибнуть…

– Сарон, ты ослеп и растерял всю свою проницательность! – эмоции прорвались наружу, и сдерживать их не было ни сил, ни желания. – Неужели ты думаешь, что полторы тысячи лет жизни здесь сделали сойлийцев такой же неотъемлемой частью Тер, как любое живое или неживое создание этого мира? Мы пришельцы, Сарон! Чу-жи-е! Думаешь, это временное явление, что половина наших женщин не способна родить даже одного ребенка? Ответь мне, как часто ты присутствовал на церемонии в Углу Сердца за последние двадцать лет? Вырождение – вот медленный, но верный способ избавиться от паразитов, коими мы являемся, по трезвому рассуждению. Раса Сойла умирает, Сарон, и тебе известно это не хуже, чем мне, а Сфера только продлевает агонию. Наше присутствие губит этот мир, разъедает его изнутри, как кислота. Еще лет десять или пятнадцать – и начнется такое!

Всезнающий закрыл лицо ладонями. Он сидел так некоторое время, потом выпрямился и посмотрел на ошеломленного Мастера Света.

– Прости, я сорвался…

– Варнор, – перебил его Сарон, – неужели все настолько плохо?

– Как давно ты был на Нижних уровнях? – вместо ответа спросил Всезнающий. – Стены стали пористыми и мертвыми. Появились провалы. Но это все ерунда, а вот если спуститься глубже, в старые штреки… Там полно дыр, из которых сочится туман. Его щупальца пролезают отовсюду, он, как хитт паутиной, окутал Сойл шевелящимися отростками. Снаружи гора стала похожа на огромное облако. Туман разлился далеко окрест и почти достиг Иллая. И вот что самое странное: наш ребенок, даже крошечный, едва научившийся ходить, ориентируется в нем так, словно всю жизнь провел в этой липкой паутине, а любой несойлиец тут же теряет самообладание, бросается в панику, иные так вообще впадают в полубессознательное состояние от ужаса. Не значит ли это, что туман – наше невольное порождение?

– Но он, насколько я помню, всегда окружал Сойл.

– А знаешь, – Всезнающий наклонился вперед и впился глазами в лицо Мастера Света, – когда-то очень давно его не было вообще. Он впервые появился лет через триста после того, как наши праотцы поселились на Тер.

Сарон всегда считал себя достаточно уравновешенным человеком, не паникующим даже в самые критические моменты, но после всего услышанного в его сердце ледяной иглой воткнулся страх. И, похоже, надолго.

– Но что же он такое, этот туман? – спросил Мастер Света и посмотрел на Варнора.

Глядя в глаза Всезнающего, Мастер Света уже жалел о заданном вопросе и всей душой желал, чтобы он остался без ответа, но Варнор, зная об этом страхе и получая от него какое-то садистское удовлетворение, сказал:

– Это дыхание смерти, Сарон. Ядовитые испарения, идущие от погибающей плоти этого мира.

8

Сколько же времени прошло? Месяц? Два? Может, больше… И может, то, что было в прошлом, всего лишь фантастический, яркий и чересчур реалистичный сон, а настоящее – вот оно? Верить в это было намного удобнее, но не слишком честно. Себя не обманешь, сколько не пытайся. Воспоминания причиняли боль и напрочь отбивали желание жить дальше. Она просто не думала об этом, поневоле научившись помнить, но не вспоминать.

Милия – к имени она привыкла до странного быстро – пыталась удержать остатки сна, но глаза явно не желали оставаться закрытыми. Подумать о чем-нибудь приятном и уснуть опять? Приятное… Много всего было. Например, уроки Кодвилла, за время которых появилось ощущение, что, не будь его, все королевство развалилось бы на части. Именно эти уроки стали для Милии той основой, без которой было бы очень нелегко привыкнуть к этому миру. И почему-то совсем не удивлял тот факт, что учил ее лично Первый советник дан Глиссы. Вероятно, у лорда были на то свои причины.

Ну да, причины! И одна из них вполне тривиальная. Нужно было быть круглой дурой, чтобы не понять, в какую сторону он гнул, всячески обхаживая, осыпая подарками и комплиментами, но, к большому удивлению придворных и, в первую очередь, принцессы Лии, старался не быть назойливым и держался в рамках приличия, хотя имел миллион и одну возможность решить все с позиции силы, и был бы в своем праве. А какие права у пленниц завуалировано зовущихся особыми гостями? Постепенно Милия привыкла, что какую-то часть дня дан Глисса уделял ей, и его чересчур изнеженное для мужчины лицо перестало казаться неприятным.

Первые дни девушка безвылазно просидела в своих комнатах (небольшая гостинная, спальня и примыкающая к ней комнатка для служанки, ванная), затем потихонько обследовала этаж. Более активная разведка места обитания проходила с переменным успехом. Дворец поражал своими размерами. К огромному парадному входу с широкой лестницей и колоннадой вела аллея, усаженная цветущими почти круглый год хоями. Невысокие деревца чередовались с небольшими круглыми фонтанчиками и изящными статуями изгибающихся в танце обнаженных девушек.

В центральной части, выполненной из белого «королевского» мрамора находились бальные, Большой и два Малых тронных, Голубой (именного его Милия увидела первым) и Пурпурный залы (первый этаж), несколько кабинетов и гостиных для официальных приемов и Большой обеденный зал (второй этаж), и летняя терраса с оранжереей (третий). По обе стороны изгибались дугами два крыла из розового камня. В правом крыле на втором этаже находились королевские апартаменты, которые занимал дан Глисса, и покои принцессы, на первом – комнаты фрейлин и гостиные. Левое крыло было отведено под комнаты для гостей. Там же располагались покои обоих Советников. Под прямым углом к розовым крыльям примыкали, выдаваясь в стороны г-образные трехэтажные строения. В том, в которое можно было попасть из левого крыла, два этажа занимали комнаты многочисленных данов, занимающих при дворе малопонятные для Милии должности. Что находилось в другом, девушка не знала. Где-то там еще были комнаты слуг, кухня, прачечная и прочие служебные помещения. Так что, если посмотреть на дворец сверху, он был похож на раздавшуюся в стороны букву «Д», внутри которой находился Парк Принцессы. По обе стороны от дворца также были разбиты парки. Дальше, за парками и громадой дворца скрывалась казарма дворцовой стражи, хозяйственный и каретный дворы, конюшни, псарня и многое другое. Дворцовая стена огораживала главную резиденцию королей Леантара от остального города, кованная металлическая перед парадным въездом и сплошная каменная в остальной части.

Часть времени Милия проводила, бродя по дворцу. Ее статус фаворитки лорда-протектора открывал двери туда, куда обычного гостя могли не пустить. Однажды, увлекшись рассматриванием обширной галереи портретов королей и королев Леантара, находящейся в Правом крыле недалеко от покоев лорда-протектора, Милия забрела в незнакомую часть дворца. Покружив по коридорам, девушка поняла, что окончательно заблудилась. Как назло, в пределах видимости не наблюдалось ни стражников, ни слуг. Решив, что рано или поздно все равно наткнется на кого-нибудь, Милия спустилась по угловой лесенке на округлую площадку с окном. В окно был виден парк и часть окружающей дворец стены. Откуда-то справа доносились неясные звуки и голоса. Обрадовавшись, девушка едва не бегом нырнула в сумрачный коридор и толкнула тяжелую резную дверь. Голоса и металлический звон ударили по ушам.

Милия стояла на узком балконе, заканчивающемся длинной пологой лестницей, ведущей вниз. А внизу был просторный светлый зал с окнами под потолок и зеркалами. В центре зала сражались на мечах двое мужчин, еще около десятка азартно следили за происходящим, комментировали, восклицали. Противники кружили друг напротив друга с сосредоточенными лицами. Один был выше и тяжелее другого, держался увереннее, а другой… Другим был его сиятельство лорд-протектор Леантара. Мягкие сапоги, облегающие штаны, свободная рубашка, кожаный нагрудник, встрепанные волосы, небрежно стянутые в хвост, влажный лоб, азартно поблескивающие глаза. Куда девалась надменная маска с холеного лица и высокомерный взгляд? Стремительная атака, звон столкнувшихся мечей, одобрительные возгласы зрителей и снова тишина. Противник лорда чуть кивнул, как учитель быстро схватывающему ученику. Дан Глисса сдул со лба прядь волос и его глаза встретились с изумленными глазами девушки. Он отвлекся всего мгновение. Атака – чужой клинок проносится в опасной близости от лица лорда. Альд уворачивается и парирует. Зрители аплодируют. Снова молниеносная атака и оружие противника упирается в нагрудник. Лорд улыбается и чуть склоняет голову в знак признания чужой победы. Потом улыбается снова, на этот раз Милии, взмахом руки приглашает спуститься.

– Госпожа Альдо, – голос лорда звучит официально, глаза улыбаются, – позвольте представить, капитан дворцовой охраны, лучший мечник из тех, кто мне знаком, Лерек Ней Талин дан Веррен.

– Почту да честь, – улыбнулся дан Веррен и, отвесив изящный куртуазный поклон, коснулся губами запястья протянутой согласно этикету руки девушки. Милия в который раз мысленно поблагодарила Кодвилла за подсунутую «Настольную книгу юной придворной даны».

Некоторые из зрителей разбились на пары и воодушевленно зазвенели оружием. Капитан испросил дозволения удалиться, был отпущен, а лорд направился к стойке у стены, где висели тренировочные мечи разных видов и размеров. К дан Глиссе поспешил слуга с полотенцем, табуретом, тазом и кувшином с водой. Отослав слугу, лорд снял нагрудник и перчатки, бросил на скамью и, повесив полотенце на шею, протянул Милии кувшин.

– Вы мне не поможете?

– Да, конечно, – поспешно ответила девушка, такой лорд-протектор был ей в новинку.

Дан Глисса склонился над тазом и поплескал себе на лицо водой, которую Милия лила тонкой струйкой на протянутые ладони лорда, вытерся, убрал лезущие на глаза волосы. Улыбнулся. Милия отвела взгляд на стойку с мечами.

– Вам нравится оружие?

– Не знаю, никогда не задумывалась над этим. Но, скорее, нет, чем да.

– Идемте, – дан Глисса забрал у Милии кувшин, поставил его на пол и, бросив полотенце на край таза, повел девушку к выходу из зала.

По коридору, вверх по лестнице, по светлой галерее уставленной изящными статуэтками, снова лестница, коридор и, наконец, галерея с портретами.

– Как вы забрели в зал для фехтования?

– Не помню, гуляла, – Милии было неловко.

– Хочу вам кое-что показать, – сказал дан Глисса, когда они вошли в комнату, у дверей которой стояли два стража.

Кабинет лорда, а это был именно он, представлял собой небольшое, по меркам дворца, помещение. В центре стоял большой стол и кресло, справа полки, на которых размещался свод законов и исторические хроники Леантара в двухстах восьми томах. Кое-где среди них попадались книги весьма фривольного содержания. На противоположной стене висел портрет дан Глиссы в полный рост. Лорд был изображен стоящим на уступе скалы в развевающемся белом плаще и золотом нагруднике, на сгибе левой руки – шлем с белым плюмажем, в правой – обнаженный меч. Раньше это место занимал портрет короля дан Крилла, но как только дан Глисса был назначен лордом-протектором, он велел снять портрет короля и заказал свой. По обе стороны портрета красовалось оружие: несколько бесценных сабель, шпаг, кинжалов и мечей в богато инкрустированных ножнах.

– Моя личная коллекция, – произнес лорд, снял со стены меч и повернулся к Милии. С легким шелестом оружие выскользнуло из ножен, блеснула голубым сталь. Держа меч на раскрытых ладонях, дан Глисса слегка вытянул руки, позволяя девушке рассмотреть его получше.

– Голубая даррийская¹³ сталь. Мой любимец.

Меч походил на виденную однажды в той, другой жизни, на выставке японской культуры катану – чуть изогнутое узкое лезвие, небольшая круглая гарда, рукоять, обтянутая кожей. Клинок был шире, чуть больше четырех сантиметров, в длину не больше восьмидесяти, украшенное гравировкой основание клинка, более массивное у гарды, к округлому концу истончалось. Играющие на лезвии голубые отблески завораживали.

– Нравится?

Девушка, не сводя глаз, кивнула.

– Дотронься, – вкрадчиво предложил лорд.

Милия протянула руку. Пальцы замерли в сантиметре от поверхности клинка. Было в этом предложении что-то слишком… интимное.

– Этот меч, – девушка подняла глаза на лорда-протектора, – откуда он?

Именно с этого дня дан Глисса взял за правило обучать Милию географии и верховой езде. В комплексе и на практике. Это вылилось в многодневное путешествие по лучшим городам Леантара. И как бы там дальше ни переплелись нити судьбы, в памяти навсегда останутся волшебные сады Сор-О, восхитительные водопады близ Коруны, тонкие изящные шпили храмов Саэны, эксцентричная необузданность законодательницы мод Осаты и суровая неприступность выстроенного в горах Джаора. Но даже вся эта красота, вместе взятая, была не в силах затмить сказочную роскошь великолепных дворцов Роккиаты, столицы Леантара. И Белый дворец – ее жемчужину, особенно прекрасный в сумерках, поскольку белый камень, из которого была выстроена центральная часть, словно светился изнутри.

А самое главное то, что знание языка открывало перед Милией таинственный, пахнущий пылью и древностью мир дворцовой библиотеки. Девушка часто вспоминала тот миг, когда Кодвилл впервые привел ее в огромный сводчатый зал, где на уходящих высоко вверх деревянных, потемневших от времени стеллажах стояли тысячи и тысячи книг. Каждая из них была произведением искусства сама по себе и стоила целое состояние. Здесь были старые, как мир, фолианты с толстыми желтыми листами, в темных кожаных переплетах, с которых давно стерлась позолота, и в тяжелых драгоценных окладах, инкрустированных самоцветами. Были здесь и маленькие томики «легкой литературы», искусно расписанные золотом и пурпуром, с великолепными рисунками. Но поразило Милию не изобилие книг и не высота передвижных лестниц, по которым приходилось карабкаться прислужникам, чтобы добраться до верхних полок, а то, что находилось в самом конце зала прямо под единственным во всем помещении небольшим полукруглым окошком, из которого сочился сквозь стекло розовый свет, постепенно теряясь в ярком свете шаров-коэнов, заменявших здесь светильники.

Ряд ступеней – гладких, как зеркало, черных пластин – вел к каменному постаменту, формой напоминающему кафедру, а обилием зловещего вида знаков и надписей – языческий алтарь, на котором лежало то, что чтили как священную реликвию и поклонялись почти как божеству. Книга Судеб¹⁴, летопись Леантара со дня сотворения и источник мудрости нынешних поколений, она подавляла своими размерами и внушала благоговейный трепет, даже если смотреть издали, а уж рядом… Каменный истукан, и тот почувствовал бы исходящую от нее странную силу. Именно эта сила заставила тогда ноги девушки взлететь по ступеням. Милия провела ладонями по огромным листам и, чувствуя выпуклые значки-буквы, которыми были сплошь исписаны эти страницы, страстно захотела во что бы то ни стало прочесть Книгу с самого начала.

Было в высшей степени глупо валяться в постели, предаваясь воспоминаниям, вместо того чтобы заняться чем-нибудь более полезным. До завтрака еще больше часа, но, хотя за это время ей вряд ли удастся одолеть и четверть страницы, даже если вскочить и, не одеваясь, помчаться в библиотеку, соблазн был достаточно велик. Милия отшвырнула одеяло, в одно мгновение оказалась у зеркала, расчесалась, наскоро заколола волосы, нырнула в первое попавшее под руку платье, сунула ноги в мягкие низкие туфли. Юркнув в ванную, чтобы ополоснуть лицо, нос к носу столкнулась с одной из девушек-прислужниц, раскладывавшей свежие полотенца у приготовленной ванны. Замешкавшись на мгновение, Милия макнула пальцы в воду, протерла лицо, вытерлась висевшим на плече служанки полотенцем, схватила свои заметки, ринулась к дверям и выскочила из спальни. Еще несколько шагов – и девушка уже в коридоре.

«Ну не четверть страницы, так хотя бы несколько строк», – подумала она, входя в библиотеку.

Трудности в чтении Книги Судеб заключались не в том, что Милия не так давно освоила алфавит, а в том, что Книгу начали писать очень давно, и непонятные слова и знаки-буквы попадались довольно часто. А порой случалось так, что знакомые вроде бы слова и выражения складывались в нечто настолько туманное по смыслу, что понять что-либо было совершенно невозможно. Тогда не оставалось ничего другого, как беспомощно оглянуться и поискать глазами высокую худую фигуру Сона Кая Камилла, советника, Наставника и почти такого же неизменного спутника принцессы Лии, каким стала Милия для лорда.

Не было случая, чтобы, оглянувшись, девушка не обнаружила Камилла за одним из стоящих в два ряда десятка столов с висящими над ними коэнами. Советник, так же, как и Милия, едва выдавалась свободная минутка, приходил в библиотеку. И стоило девушке обернуться, как он тут же отрывался от своего чтения, вставал со скамьи и не спеша шел к ней.

На этот раз Милия оказалась в библиотеке раньше Камилла. Вчера вечером, в театре, где ставили новую пьесу, советник был бледнее обычного. Не заметить этого было невозможно, и принцесса велела ему отдохнуть пару дней. «Похоже, что он решил последовать совету», – подумала было девушка, но дверь позади нее отворилась.

– Доброго утра, госпожа, – сказал Камилл, поравнявшись с Милией.

– Доброго утра, – отозвалась девушка и, глядя на высокую фигуру Сона в фиолетовом балахоне, смахивающем на монашескую сутану, подумала, что даже эта одежда не скрывает его худобы, а цвет лица и в самом деле оставляет желать лучшего. – Вам следовало бы быть у врача, а не здесь.

– Только от него. Велел мне больше бывать на свежем воздухе и так далее. – мужчина неопределенно помахал в воздухерукой.

– Это здесь-то свежий воздух?

– Отсутствие некоторых лиц вполне его заменяет, – сказал Камилл и подозвал одного из прислуживающих в библиотеке мальчиков-подростков.

А Милия отправилась к Книге Судеб, уже ощущая исследовательский зуд. Она успела одолеть целых четыре невероятно длинных строки, когда ее окликнул Камилл. Вот уж действительно не ожидала.

– Милия…

– Да? – отозвалась девушка и, обернувшись, выжидающе посмотрела на бледно-розовое лицо Сона с черными зернами широко расставленных глаз. Советник вел себя как-то не так. Да еще обратился по имени вместо привычного «госпожа Альдо».

– Это правда, что расе сойлийцев грозит вымирание?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила девушка, и, поддавшись внезапному порыву, заговорщицки понизила голос, – я даже не знаю, что за место этот… Сойл.

– Странно.

– Что странно?

– Все уверены, что вы сойлийка и сбежали от мужа. – Глаза Камилла ждали реакции.

Милия не стала его разочаровывать и, улыбаясь, как хорошей старой шутке, спросила:

– Интересно, почему?

– У сойлийцев есть обычай, согласно которому девушка не вправе самостоятельно решать, за кого ей идти замуж. Это решает Совет.

– Да уж! – сказала девушка. – Неприятно.

Разговаривать сидя спиной, повернув лишь голову, было неудобно – шея онемела, поэтому Милия собрала свои заметки и спустилась.

– Что еще обо мне говорят? – спросила она, усаживаясь напротив мужчины и с интересом глядя в его лицо.

– Еще говорят, – очень тихо проговорил Камилл, – что дан Глисса собирается жениться на вас, и если у вас родится мальчик, то право престолонаследования перейдет к этому ребенку, оставив Лию не у дел, а пока принц не сможет самостоятельно управлять королевством, это будет делать наш лорд.

– Но ведь он и так…

– Да, отчасти, поскольку все его решения ничего не значат без согласия и подписи Лии, к тому же до совершеннолетия принцессы осталось чуть больше двух лет.

– Что же мешеало его светлости обзавестить наследником раньше?

– Может невесты быле не те? – хитро прищурившись, произнес Камилл.

– Я не выйду за него, – неожиданно резко ответила девушка.

– Почему?

«И правда, почему?» – промелькнуло в голове, но тут откуда-то издалека донесся звук гонга. Вот-вот должен был начаться завтрак, и Милия, так и не ответив на вопрос, встала, сгребла со стола свои заметки и быстро вышла из библиотеки. Это было слишком похоже на бегство. И этот способ явно не подходил для того, чтобы уйти от ответа на вопрос, на который рано или поздно ей придется ответить. Хотя бы себе.

9

В обеденном зале было накрыто два длинных стола, расположенных параллельно друг другу. И один небольшой, стоящий на возвышении, что позволяло сидящим за ним видеть весь зал. Это был так называемый «королевский стол» в форме трапеции, обращенный к залу широкой стороной. Дан Глисса сидел во главе его в кресле короля. Милия занимала «место фаворитки» по левую руку от лорда, справа от него, напротив Милии, сидела принцесса. Дальше по левой стороне сидели Кодвилл, его жена дана Сита, Камилл, на правой стороне – военный советник Лара дан Паллас с супругой. Место рядом с принцессой было свободно, но прибор стоял.

Не думая ни о чем, Милия смотрела, как играет свет на гранях еще пустого бокала, когда еще раз прозвучал гонг, и двое старших слуг в пышных ливреях в сопровождении церемониймейстера подали лорду золотую чашу, чтобы тот ополоснул руки в ароматной воде. Одновременно с этим всем присутствующим были поданы такие же, только серебряные, чаши, и после того, как их убрали, было разлито легкое утреннее вино, принесены первые блюда, и завтрак начался.

Есть совсем не хотелось. Отчего-то навалилось недоброе предчувствие, но Милия продолжала дежурно улыбаться, мочить губы в бокале с вином и ковырять вилкой в чем-то, прежде бывшем нежнейшим омлетом. Дан Паллас пытался острить, его жена изнывала под тесным воротником платья, Кодвилл был мрачен. За «низкими» столами точно так же разговаривали, ели, пили, шутили и скучали около сотни придворных и сановников, наделенных привилегией завтракать (а также обедать, не считая приемов и балов) в присутствии правящей особы.

Едва Милия улыбкой поблагодарила принцессу за комплимент о туалете (благо, удалось забежать до завтрака к себе, привести в надлежащий вид волосы и лицо и поменять платье), кивнула в знак согласия на предложение дан Глиссы прогуляться по парку сразу после завтрака, как у входа в зал поднялась суматоха. Шум перекрыл монотонный гул голосов, придворные, сидящие ближе к выходу, стали подниматься со своих мест, приветствуя вошедшего человека, одетого во все черное.

Не узнать его было невозможно. Все страхи, улегшиеся на дно после того, как Милия узнала, что Сарк куда-то уехал, поднялись с новой силой и тугой волной ударили в фундамент сказочного замка благополучия. Хрупкое строение дрогнуло и обрушилось в кипящую черную воронку. Теперь-то было понятно, кому принадлежит место рядом с Лией. А не знала Милия этого просто потому, что не ела за общим столом до отъезда Сарка, и ни у кого не было желания портить себе аппетит, заговаривая во время еды о Мастере Иллюзий. При мысли о том, что придется сидеть с ним чуть ли не нос к носу, девушке стало дурно.

– Милия, вы побелели, вам нехорошо? – спросила Лия.

– Мне просто немного душно, ничего страшного, – пробормотала девушка.

– Вы правы, дорогая, здесь стало душно, – тихо сказал лорд и посмотрел на подошедшего Сарка. – Как всегда опаздываете, Мастер.

– Мне нравится привлекать внимание, – мрачно произнес тот, поклонился принцессе и, отодвинув стул, сел.

Его тарелку тотчас же наполнили едой, на которую он не обратил ни малейшего внимания. Взгляд Сарка был прикован к Милии. Девушка почувствовала, как по спине скатилась капелька холодного пота. Взгляд давил и жег, ввинчивался в мозг через глазницы и растекался горячим ядом, убивая волю к сопротивлению. Неожиданно для себя Милия вдруг вспомнила Анжея, представила его словно выточенное из мрамора лицо, внимательные глаза и тепло рук…

Мастер Иллиюзий, натолкнувшись на щит, тут же отступил. Провалы его глаз чуть сузились, на тонких бледных губах мелькнула и исчезла полуулыбка. «Прекрасно. Мне нравятся поединки», – сказали глаза, и его лицо снова превратилось в непроницаемую маску. С этим он взял бокал с вином и откинулся на спинку стула.

Все это длилось лишь несколько мгновений, и никто из присутствующих не подозревал о дуэли, произошедшей между Сарком и Милией.

– Мастер Сарк, может, вы попробуете изменить выражение своего лица? – предложил дан Глисса. – А то у вас такой вид, что от одного вашего взгляда воздух в зале вот-вот превратится в камень.

– Неплохая мысль, – небрежно заметил Сарк.

Милия, искоса взглянув на лорда, поняла, что тот пожалел о своих словах. В это время принцесса негромко рассмеялась. Возможно, она пока еще не вполне представляла себе, что превратить воздух в зале в камень, хоть и ненадолго, вполне по силам Мастеру Иллюзий.

– Дядя прав, – сказала Лия. – А ваше мрачное настроение уже вошло в поговорку. Не далее как вчера я слышала, как одна дана пугала своего непослушного ребенка вашим именем.

Сарк ничего не ответил, но обстановка явно разрядилась.

Тем не менее, Милия продолжала чувствовать себя, как на кресле пыток. Она так старалась не выдать своего страха, что почти ничего не слышала и отвечала невпопад. Чтобы хоть как-то успокоиться, девушка принялась разглядывать сотрапезников.

Глаза вдруг наткнулись на Камилла. Милии никогда не пришло бы в голову рассматривать именно его, если бы Кодвилл и дана Сита одновременно не склонились над тарелками. Профиль Камилла, болезненную бледность которого невыгодно подчеркивал черный воротник, походил на маску из розового воска. Сон как-то механически подносил ко рту вилку и так же механически жевал, уткнувшись взглядом в тарелку.

Когда у Милии вновь появилась возможность взглянуть на Камилла, чтобы еще раз удостовериться, что не одной ей сегодня за столом неуютно, он внезапно посмотрел в ее сторону. На высоком лбу Наставника принцессы блеснула испарина. В глазах на мгновение промелькнула неуверенность, словно он хотел что-то сказать, но передумал, потом отвернулся, и его лицо закрыла пышная прическа даны Ситы.

Почувствовав на своей руке прохладные пальцы дан Глиссы, Милия повернулась к нему. Лорд улыбался уголками губ.

– Неужели мне тоже стоит заболеть, чтобы вы так же смотрели на меня? – проговорил он вполголоса.

– Прошу прощения, мой лорд, я не понимаю, о чем вы, – так же ответила девушка.

– Вы сейчас так пристально смотрели на Камилла, что мне захотелось сесть на его место, чтобы хоть на минуту завладеть вашим вниманием. Не считайте меня ревнивцем, но эти ваши с ним переглядки…

Далее последовала многозначительная пауза, и Милия, к собственному стыду, почувствовала, что краснеет, словно у нее с Камиллом действительно было что скрывать. К тому же Мастер Иллюзий время от времени окатывал ее холодным взглядом и улыбался мерзкой, не сулящей ничего хорошего улыбкой. Поэтому Милия, последовав примеру Сона, уткнула нос в тарелку и оставшееся до конца завтрака время решила сидеть молча, несмотря на попытки лорда втянуть ее в разговор.

Когда наконец подали десерт, Камилл извинился и сославшись на плохое самочувствие, ушел. Милия с большим удовольствием сделала бы то же самое, но дан Глисса, держа ее руку в своей, обсуждал с дан Палласом проблему обеспечения пограничных гарнизонов. Господи! До чего же хотелось побыть одной! Но вместо этого приходилось слушать абсолютно не интересующие ее вещи, подавлять страх перед Сарком и глупо улыбаться и кивать в ответ на монолог даны Ситы о новых веяниях в укладке волос. А потом еще придется идти с лордом на прогулку. Почему-то стало тошно от одной только мысли об этом. Может, как-нибудь отделаться от обещания? Несколько дней назад Милии бы и в голову не пришло отказывать дан Глиссе, но появление Мастера выбило ее из колеи, а недавнее воспоминание об Анжее вызвало к жизни жгучую, как соль в ране, тоску и щемящее чувство потери.

Все уладилось как нельзя лучше. Дан Глисса сам предложил перенести прогулку. Ему вдруг срочно понадобилось поговорить с Сарком. И судя по всему, без лишних ушей. Знать бы, зачем и о чем? Или о ком? Уж не о ней ли? А может, это мания преследования?

Милия почти бегом поднялась на два этажа вверх, где находились ее комнаты, словно только там могла успокоить не в меру разошедшуюся нервную систему. Девушка ворвалась к себе, быстро прошла через гостиную в спальню и остолбенела. У ее туалетного столика с пудреницей в руке стоял Камилл! Милия застыла, приоткрыв рот, не зная, что сказать и что сделать.

– Вы… Вы… – выдавила она и оглушительно расхохоталась.

Она не смеялась так, до колик в животе, уже очень давно, даже слезы из глаз брызнули, и ей пришлось сесть, поскольку ноги уже не держали. Вид у Камилла был тот еще: на лице, загримированном лишь наполовину, застыло выражение мелкого воришки, пойманного на месте преступления.

Когда девушка наконец успокоилась, Камилл уже сидел на пуфике у зеркала и ждал неизбежных вопросов. Милия посмотрела на него и, едва не рассмеявшись снова, предложила для начала закончить с лицом, но уже спустя несколько минут, глядя на неловкие движения не привыкших обращаться с подобными предметами мужских рук, встала и попросила разрешения помочь. Кроме того, это был удобный случай, чтобы поинтересоваться, зачем Сону понадобилось разрисовывать свое лицо у нее в спальне.

– Послушайте, может, проще было бы следовать советам врача, чем прятать под слоем грима свою болезнь?

– Я не болен.

– Но эта бледность…

– У меня просто закончилась краска, которая помогала моей коже приобретать тот чудесный цвет, каким может похвастать лишь уроженец Леантара.

Рука Милии, в которой она держала подушечку с пудрой, замерла в сантиметре от щеки Камилла.

– Как краска? Зачем?

– Все очень просто. Я – шпион Сойла, и следовательно…

– Три раза «ха»!

– Что? – не понял он.

– Это шутка такая? Или вы… О! Вы что, сойлиец?

– Именно.

– Вот так номер!

Милия отложила пудру и, придвинув к зеркалу пуфик, села напротив Камилла.

– Тогда, может, – вкрадчиво проговорила она, начиная понимать что утренний разговор в библиотеке и странные взгляды были не спроста, – расскажете мне о Сола… о Сойле?

Камилл выдохнул, посмотрел куда-то в сторону, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг вскочил и пулей вылетел из комнаты, только подол фиолетового балахона в дверях мелькнул. Девушка пожала плечами.

«В чем же тут дело? Он правда шпионит или просто ляпнул, что в голову взбрело шутки ради?»

Милия посмотрела в зеркало и принялась наводить порядок на туалетном столике. Тихое позванивание розовых колокольчиков, которые по прежнему стояли в ее комнате, почему-то раздражало. Воспоминания о Соларе лишили Милию равновесия. Было как-то уж слишком беспокойно. Снова посмотрев в зеркало, Милия увидела, что ее щеки пылают огнем, хотя она совершенно не чувствовала этого… минуту назад. Голова наливалась тяжестью. Пошатнувшись, девушка столкнула на пол вазу с колокольчиками – хрустальный вскрик цветов отозвался в ушах так, словно все храмы Леантара враз принялись звонить хвалебную духам-покровителям.

«Что это со мной?»

Милия прижала ладони к вискам, в них глухо пульсировала кровь, эхом отзываясь на бешеные удары сердца, которое безуспешно пыталось вырваться из взявшихся словно ниоткуда ледяных обручей. Точно таких же сдавливали голову. Перед глазами поплыли цветные круги.

Сделав несколько шагов, девушка мешком рухнула на постель. Подобрав ноги, она легла на бок и сжала руками гудящую от чудовищного напряжения голову. Обручи, сдавливающие лоб, виски и затылок, вдруг исчезли, словно растеклись во все стороны, обволакивая. Но это было еще хуже. Голова стала похожа на попавший под пресс тугой резиновый мяч. Чуть надави – лопнет. И девушка застонала, не в силах больше терпеть. Так хотелось сдаться, подчиниться этой боли, нырнуть в спасительную черноту беспамятства и ничего не чувствовать, но что-то мешало. Что-то, натянутое до предела. Как цепь. Прочная. Кованная из закаленного железа.

Милия мысленно ухватилась за нее, пытаясь разорвать неподдающиеся звенья, но руки скользили по ним, не в силах удержаться.

«Помогите!» – вопило сознание.

«На помощь!» – умоляло оно, словно став чем-то отдельным от самой Милии.

«Помогите… На помощь… – металась мысль. – Помощь… Защита… Слово… Слово? Имя!»

– Анжей, – прошептали бескровные губы, и все ушло.

Растворилось, как и не было.

А в это самое время в мозг Мастера Сарка, сидящего в кресле в своих комнатах, вонзилась раскаленная игла. Он вздрогнул и до скрежета сжал зубы, чтобы не застонать от боли, однако быстро с ней справился.

…Голос лорда слышался словно издалека.

– Милия! Милия, где вы?

Девушка пошевелилась и с трудом открыла глаза. Под пологом было темно. «Это что, уже вечер?», – подумалось ей. Милия приподняла оказавшуюся вдруг неимоверно тяжелой руку и убрала с лица волосы.

«Бог мой, что же это было?»

Пришедший из подсознания ответ заставил девушку содрогнуться от ужаса.

– Милия! Силы небесные! Что случилось?

Очевидно, он видел в темноте намного лучше девушки, если с первого понял, что ей далеко не так хорошо, как хотелось бы.

Лорд сел на постель и протянул руку, чтобы коснуться мокрого от слез лица с почти безумными от страха глазами. Невольно вспомнился день, когда он по глупости приговорил ее к смерти и Мастер Иллюзий… Ее глазами были такими же. О причине ее страха дан Глисса мог только догадываться, но ему хотелось утешить Милию, ободрить, приласкать… что угодно, только бы не видеть этого в ее глазах.

– Не бойся, это же я, Альд, – произнес он, когда девушка отодвинулась от протянутой руки. – Ну же, иди сюда. Не бойся.

И неожиданно для себя самой Милия оказалась в объятиях дан Глиссы. От лорда пахло чем-то пряным, вроде корицы, и фагийским фруктовым вином. Стало вдруг тепло и совсем не страшно, и девушка, всхлипнув пару раз, разразилась целым водопадом слез, необратимо испортив дорогую рубашку лорда, которая выглядывала из расстегнутого камзола.

А потом она уснула, убаюканная ласковыми словами дан Глиссы и успокаивающими движениями его рук: одной он гладил девушку по спутанным волосам, а другой крепко прижимал ее к себе.

Милия проснулась под утро. Полог постели был откинут, и девушка увидела, что дан Глисса сидит в кресле, принесенном из гостиной, и задумчиво смотрит в окно.

– Альд, – позвала она, приподнявшись на локте.

Он повернулся к ней лицом.

– Простите меня.

– За что, моя прелесть?

– За вчерашнюю истерику. Это все Мастер Сарк. Он внушает мне такой ужас, что я просто перестаю собой владеть… Почему вы улыбаетесь?

– Мне понравилось, как ты произнесла мое имя.

Девушка пожала плечами, встала с постели и подошла к балконным дверям. Они были закрыты, но у Милии не было никакого желания открывать их. Мрачное небо не изменило бы цвета, а при одной мысли о холодном предрассветном воздухе пробирала дрожь. Девушка провела пальцами по стеклу, не зная, что сказать. Ей хотелось, чтобы дан Глисса ушел. Очень хотелось или…

Лорд подошел сзади и обнял за плечи. Девушка чуть вздрогнула, но прикосновение не было ей неприятно. Было даже совсем неплохо чувствовать тяжесть его рук.

«Что же это я?!»

Но дан Глисса отвлек от едва не начавшихся рассуждений о нравственности.

– Ты смогла бы полюбить меня? – спросил он.

Милия замерла на мгновение и попыталась освободиться от рук лорда, но он лишь сильнее сжал ее плечи.

– Ну же, отвечай.

– Н-не знаю, мой лорд. Я не думала об этом.

– Не увиливай.

– Я всего лишь пленница, – пробормотала девушка, находясь в полном смятении.

Она была абсолютно не готова к тому, что придется говорить с лордом на эту тему.

– Я дал тебе все, что может желать молодая привлекательная женщина! – в голосе дан Глиссы послышалось легкое раздражение.

– Да, – согласилась Милия. – Все, кроме свободы.

Она повернулась лицом к лорду. Его губы растянулись в ироничной ухмылке, что делало дан Глиссу отталкивающе неприятным. Некоторое время лорд и Милия смотрели друг на друга, и девушка гадала, что за мысли роятся сейчас в его голове.

– Хорошо, – неожиданно спокойным голосом произнес лорд-протектор, – если бы я дал тебе свободу, что бы ты стала делать с нею?

«Я сбежала бы отсюда и отправилась в Сойл, к Анжею, верхом, пешком, как угодно!» – кричали ее глаза, но дан Глисса не умел читать в глазах и молчание девушки принял за замешательство.

– Вот видишь, – проговорил он, – ты не знаешь. Что за глупости наполняют порой женские головы?! Свобода! Да женщина по своей природе не может быть свободна. Она всю свою жизнь от кого-нибудь зависит. Стоит мне дать тебе свободу, как ты тут же вручишь ее кому-нибудь другому. Нет уж, ты – моя, – он чуть склонился и обжигая ухо девушки дыханием, прошептал: – И всегда помни об этом.

– Да, мой лорд, – проговорил девушка, чувствуя, как пусто стало внутри.

– Нет, назови меня по имени.

– Альд…

– У меня есть еще одно.

– Не понимаю, какая в этом разница, – сказала Милия.

– Разница все же есть, – проговорил он.

Одна из его рук оказалась на талии девушки, а другая, та, которой он поглаживал щеку Милии, спустилась на плечо и перебирала волосы, как бы невзначай касаясь кожи.

– Разница есть, – повторил дан Глисса. – Как бы тебе понравилось, если бы я называл тебя Стейл?

Девушка пожала плечами. Она в самом деле не знала, что имел в виду лорд-протектор.

– Скоро, – прошептал он. – В День Первовестника.

Губы дан Глиссы едва ощутимо коснулись губ Милии. Потом лорд улыбнулся и ушел, оставив девушку в одиночку разбираться в собственных чувствах и смысле своих последних слов. В голове, как назло, не было ни одной веской причины, чтобы оправдать взрыв физического влечения к лорду, кроме банальной «на безрыбье и рак рыба», только вот утешало это мало. Решив, однако, не утомлять себя долгими размышлениями, Милия вернулась в постель и на удивление быстро уснула.

Проснулась девушка поздно и в прекрасном расположении духа. Вчерашнее происшествие почти не напоминало о себе. А так как у Милии не было желания сидеть до обеда в одиночестве, она позвала девушек-прислужниц, оделась, перехватила кое-чего с большого подноса с завтраком, который подали в комнату, выпила чашку горячего наска¹⁵ и отправилась в парк.

Заметив Лию, Милия подошла, чтобы поздороваться, но вместо обычного доброжелательного приветствия принцесса ответила холодным кивком и прошла мимо с таким видом, будто девушка была одной из статуй. Не ожидав подобной реакции, Милия в замешательстве отступила назад и едва не сбила с ног неизвестно откуда взявшегося Камилла. Бедняга не успел опомниться, как на него посыпались обвинения:

– Предатель! Дезертир! Ума не приложу, как можно было так сбежать после всего, что я для вас сделала? Вы просто трус! Я…

– Стоп, – перебил ее Камилл. – Да, не скрою, герой из меня никудышный, но я не смог бы помочь вам, да и себя выдал бы. Поэтому я счел за лучшее удалиться, почувствовав Мастера Сарка.

– Угу, удалиться, – пробормотала девушка.

– Мне бы не хотелось иметь такого врага, как Мастер Иллюзий. Даже вспоров себе живот, я умер бы быстрее и без особых мучений, – продолжал Камилл, похоже, не заметив язвительную реплику Милии.

– Предупредить-то хоть можно было? Вы даже не представляете себе, что мне пришлось пережить, сопротивляясь этому чудовищу! Он вымотал меня до полусмерти.

– Но все же настолько, чтобы… – по худой физиономии Камилла расплылась сальная улыбочка.

– Чтобы что? – не поняла девушка.

– И вы еще спрашиваете?! Всем доподлинно известно, что лорд-протектор провел ночь в вашей спальне.

– Ну и что? – снова спросила девушка, удивляясь собственной недогадливости в это утро. Создавалось впечатление, что всех, с кем она имела обыкновение общаться, внезапно поразил вирус загадочности.

– Не знаю, что там между вами было, это ваше дело, – тоном закадычной подружки проговорил Камилл, взял Милию под руку и повел по дорожке, – но весь двор с раннего утра занят лишь тем, что во всех мыслимых и немыслимых вариантах обсуждает это событие и его возможные последствия. Ведь давно ни для кого не секрет, что лорд к вам, мягко говоря, весьма благоволит.

– Вот черт! – Милия остановилась.

– Что?

– Неважно… Теперь мне понятно, почему принцесса так на меня смотрела… Но ведь ничего же не…

– Я вам верю, но сейчас это уже не имеет никакого значения.

– И что же мне делать? – растерянно проговорила девушка, глядя на Сона.

Камилл пожал плечами.

– Давайте пойдем, – сказал он и предложил ей руку. – На нас начинают обращать внимание.

Милия кивнула, и некоторое время они шли молча. Девушка, нахмурившись, изучала камни, которыми была уложена дорожка, и пробивающиеся между ними редкие крохотные бурые травинки, что умудрились укрыться от всевидящих глаз садовников. Неожиданно вспомнились слова дан Глиссы.

– Камилл, что такое День Первовестника?

– Это праздник, – ответил Сон.

В его тоне не было ничего такого, что могло бы задеть, и все же Милия чувствовала неловкость от того, что не знала самых простых вещей.

– Праздник и все?

– Нет, не все. Он отмечается за три месяца до Дня Звезды. А после того, как Первосвященник Храма Света сообщает всем собравшимся точное время Появления, в главном зале Храма проходят венчания… – Камилл замолчал и остановился.

Милия остановилась тоже. От того, что было в глазах Сона, девушку стали одолевать нехорошие предчувствия.

– И… когда же этот праздник?

– Не считая сегодняшнего дня, через две недели, – ответил он, мягко освободился от руки Милии и ушел, вернулся к свите принцессы.

Девушка присела на случившуюся поблизости скамейку.

«Вот и кончился отпуск», – сказала про себя Милия, вздохнула и наткнулась взглядом на пышную фигуру даны Ситы. В одной руке, словно стек, был зажат сложенный веер, а другой она держала за локоть худую девицу с постной физиономией. Лицо девушки были незнакомо, а вот на слишком знакомом лице благородной даны ясно читалось желание Милию с этой девушкой познакомить. А так как у Милии не было никакого желания знакомиться, она сделала вид, что даны Ситы вообще не существует, посмотрела вверх на вечно однообразные багровые облака и, всем своим видом выражая страшнейшую скуку, встала со скамейки и направилась к выходу из парка – в противоположную сторону от даны Ситы. Хотелось побыть одной.

«Не слишком ли часто в последнее время?»

Об этом стоило подумать, как и о том, что делать со странным предложением руки и сердца от дан Глиссы и не менее странными вспышками вожделения в его присутствии.

«Привыкла, расслабилась. Тоже мне, благородная дана».

Быстрый марш-бросок за кипой листочков с кривыми каракулями по-русски и на леантари (кстати сказать, говорили на Тер везде на одном языке, а вот по части письма выпендривались, кто как мог), такой же быстрый спуск вниз, в библиотеку, – и она уже сидит на высоком резном стуле перед Книгой Судеб, открытой на том месте, где Милия в прошлый раз остановилась. Создавалось впечатление, что, кроме нее, всем окружающим откровенно начхать, что написано в Книге!

Вернувшись к строчкам, на которых застряла, Милия с удивлением обнаружила, что там нет ничего сложного! Речь шла об основании Храма Знаний где-то на юге Леантара, границы которого практически не менялись уже более десяти столетий.

«Когда люди стали слишком горды своим умом и Знание использовали больше во зло, чем ради добра, а непрекращающиеся войны грозили уничтожить все, что было создано за века, великий мудрец (или Мастер?) Сойил собрал достойнейших мужей Тер, никогда не использовавших Знание во зло, и вместе с женами их и детьми отправился к Чаше Тумана, чтобы воздвигнуть в ней Храм, где могли бы они и жить, и хранить, и приумножать Знание (прямо Моисей какой-то). Придя к краю Чаши, мудрец (или Мастер) Сойил вместе с другими мудрыми Силой Знаний поднял со дна ее Храм-гору, вершина которого уткнулась в бездну над небом (уж не о Сойле ли здесь речь, больно имя созвучное?). Так возник Храм Знаний, а Сойил стал Всезнающим. Долго жил мудрец, и крепло и ширилось Знание, а когда пришло его время Уйти, именем его назвали Храм-гору и тех, кто жил там и обучал Знанию всех, кто желал и был достоин».

Милия оторвалась от страницы, чтобы пододвинуть стул поближе. Руки девушки дрожали, когда она, торопясь, записывала на листок самое основное, чтобы не забыть. На ее щеках проступил лихорадочный румянец, а сердце билось быстрее. Она совсем забыла, что пришла сюда, чтобы подумать, как быть, – нетерпение и страстное желание читать дальше захватило ее целиком. И тут, словно воришка, крадучись и едва дыша, пробралась мысль, что всего сутки назад она не могла и двух строчек одолеть, не воспользовавшись помощью Камилла, а сейчас не споткнулась ни на одном слове. Комбинации некоторых знаков могли иметь еще несколько значений, а два литерных знака Милия вообще впервые видела! Это несколько поубавило пыл. Создавалось впечатление, что кто-то нашептывал ей перевод.

Только сейчас, освободившись от странной силы Книги Судеб и немного остыв, Милия поняла, что, кроме нее, в библиотеке есть еще один посетитель, который усердно буравит взглядом ее затылок. Резко обернувшись, девушка увидела сидящего за столом Камилла мужчину, и ее сердце похолодело. Это был Мастер Иллюзий.

«Но как он…»

– Это сущий пустяк, – произнес он. – Ничто, по сравнению с попыткой заставить твое сознание подчиниться. Похоже, я недооценил Солара.

Милия молчала. Страх – плохой союзник в разговоре с врагом, но она ничего не могла поделать с собой. Девушка пыталась не смотреть на мертвенно-бледное лицо Мастера, вот только глаза почему-то упорно возвращались к нему.

– А ты быстро освоилась. Не ожидал. Да еще так ловко приручила нашего лорда, он, небось, сам удивляется своей привязанности. А может, уже и предложение сделал? – глаза Сарка выжигали в голове две дымящиеся черные дыры. – Что ж, Альдо всегда отличались способностью очаровывать окружающих.

Девушка невольно вздрогнула. Неужели ее корни действительно здесь, на Тер? Но ведь мама была совсем не похожа на женщин сойлийцев, полная противоположность: смуглая кожа, светло-русые волосы, зеленые глаза…

– Твоя бабка Сирил была очень смелой, когда решила сбежать с Тер. Она едва не погибла. Впрочем, она была не единственной, кому это удалось.

– З-зачем вы мне все это рассказываете? – выдавила Милия.

– Чтобы ты поняла, почему Солар так старался привести тебя сюда.

– И… почему?

– Все очень просто. Солар получил задание от Совета Мастеров, в чьи обязанности, помимо всего прочего, входит следить за… хм… неугасанием сойлийской расы. Думаю, ты наслышана о брачных традициях Сойла, поэтому я не стану скрывать, что твое будущее будет решено в течение недели, считая с того дня, как ты попадешь туда. Так что подумай на досуге, кого предпочесть: лорда или сойлийца, невесть сколько лет дожидающегося подходящей пары. Ты же только для этого им и нужна, равно как и другие такие же… невесты, которых время от времени находят в Тени и в ком есть хотя бы крупица крови Сойла, – сказал Сарк и улыбнулся.

Улыбка была просто кошмарной.

Сарк встал и направился к выходу.

– А вам?! Зачем я нужна вам?! – крикнула ему вслед девушка, но Мастер уже скрылся за дверью.

Милия была в смятении. Она пыталась вернуться к чтению, но мысли путались, в глазах щипало от слез, а в горле стоял комок…

Так она и сидела, глотая слезы. Сарк несколькими словами разрушил единственное, что поддерживало в ней веру в Сойл и Анжея. Но не может же быть прав этот… этот… Или может?

Отчего-то очень быстро высохли глаза. Услужливый демон сунул гадкую мохнатую лапку в ларчик с памятью и выудил оттуда прелюбопытную фразу в несравненном исполнении господина Солара. На языке Тер. Вот только теперь Милия знала достаточно, чтобы обойтись без переводчика.

«Нужно было силой привести тебя в Зал Света», – сказал он когда-то во время одного откровенного разговора у обрыва.

Все-таки предательство – это очень больно.

«А почему, собственно, предательство?»

Солар ведь не клялся ей в верности, он просто выполнил то, что ему было поручено, честно и добросовестно.

«А как же благодарность?»

Нет, все верно, она спасла его, подобрав на улице полуживого, а он спас ее от Сарка. Так что, приведя ее в Тер, он всего лишь исполнял свой долг.

«Невероятно, я его еще и оправдываю! Все-таки он здорово прочистил мне мозги».

Когда девушка вышла из библиотеки, в ее душе была пустота.

10

Время всегда жестоко с тем, кто ждет. Если ждешь хорошего, оно тянется с черепашьей скоростью, а если плохого – несется вскачь, как испуганная лошадь. Милия не знала, есть ли на Тере животное, похожее на черепаху, а вот лошади были. Обыкновенные, тари, ничем не отличались от знакомых земных лошадок, а кротты – лошади для благородных и богатых леантарцев, – что привозились из Саффского халифата, были значительно выше, сильнее, норовистее и, соответственно, намного быстрее тари. Так вот, те две недели промчались подобно разгоряченным кроттам.

День Первовестника наступит уже завтра. А пока, как и всю предыдущую неделю, город лихорадочно готовился к свадьбе лорда-протектора и, удивительное дело, сойлийской девицы. Убирая улицы и подновляя старые дома, тихо поговаривали, что, может, снова поладят с Сойлом и оттуда приедут новые врачи и учителя, которым не нужно будет отдавать больше половины заработка, и прочее. Сапожники, портнихи и швеи были по горло завалены работой и трудились день и ночь, чтобы разодеть народ в пух и прах. Цены взлетели до небес. Горожане бранились, но платили, а главы ремесленных гильдий с блеском в глазах подсчитывали, сколько монет ляжет на дно их сундуков.

Были разосланы тысячи приглашений, и к столице потянулись экипажи именитых гостей и караваны с подарками со всех концов Союза Шести Корон. Роккиата напоминала в эти дни растревоженный муравейник, а у всех на лицах ясно читалось ожидание великолепного праздника и не менее великолепного события – женитьбы лорда-протектора Леантара.

Ни одна новость еще не обсуждалась с таким оживлением и жаром, как эта. Ходили слухи, один невероятнее другого: что стоимость подвенечного платья невесты равняется годовому доходу южных провинций, что для его пошива были приглашены двадцать самых дорогих портных и швей Роккиаты, а над вышивкой день и ночь трудились десять великолепных вышивальщиц, и что диадема, которая будет украшать голову новобрачной, прислана из Оаморра-Дар, где ее вырезали из цельного алмаза руки дарийских умельцев.

Что же касается самой невесты, то предстоящее событие ее нисколько не радовало и не интересовало. Милия стала похожа на тень, ни с кем не разговаривала, а на лице застыло выражение тревожной задумчивости. Казалось, что-то гложет ее изнутри, и все попытки дан Глиссы рассеять ее мрачное настроение были изначально обречены на провал.

После очередной и, хвала Небесам, последней примерки, Милии удалось тихонько улизнуть в парк. Совсем недавно она обнаружила укромное местечко в его дальнем углу. Там росла старая-престарая лия. Ее густые гибкие ветки, поразительно похожие на ивовые, только бурые и с ярко-оранжевыми продольными полосками на длинных листьях, касались земли, образовав естественную беседку. Почти у самых корней дерева, между двух больших плоских камней, бил крошечный родничок. Земля под ветками лии была сплошь покрыта блестящими серовато-розовыми ворсинками шелк-травы, из которой, как грибы, то тут, то там торчали круглые макушки камней поменьше.

Девушка уселась прямо на траву и, облокотившись на камень, стала смотреть, как струи родника забавляются с упавшим листом. Шелест родника и перешептывание листьев успокаивали и баюкали. Голоса гуляющих в парке были не слышны. Вокруг девушки образовался островок тишины, и запах воды, смешиваясь с терпко-сладким запахом лии, немного дурманил. Клонило ко сну.

Почувствовав легкое прикосновение, Милия открыла глаза и увидела стоящую рядом принцессу с книжкой в руке. Лия явно не ожидала встретить здесь кого-либо.

– Ваше высочество, – Милия хотела подняться, но принцесса жестом остановила ее, а сама устроилась рядом, подобрав под себя ноги.

– Вообще-то это мое убежище, – вполне дружелюбно произнесла Лия.

Милия несколько напряглась. Она не всегда представляла, как следует вести себя с этой не по годам взрослой девчонкой. Обычно выручала интуиция. Но сейчас, особенно после того, как принцесса ясно дала понять, что Милия лишилась ее расположения…

– Никогда бы не подумала, что встречу здесь вас, – между тем продолжала Лия.

– Почему? – спросила Милия.

Принцесса пожала плечами. Некоторое время она молча смотрела на девушку и вдруг сказала:

– Вы будете красивой невестой.

Милии почему-то стало жутко неудобно, но Лия совсем не обращала внимания на то, что девушка избегает смотреть ей в глаза.

– Я знаю множество красивых женщин, более красивых, чем вы, но все они либо глупы, либо чересчур высокомерны, либо услужливы до тошноты и льстивы, либо влюблены в собственное отражение. Вы – другая, и у вас глаза моей матери, поэтому я прощаю вам то, что завтра вы станете даной Глисса… – принцесса помолчала. – Я вижу, вы не совсем понимаете… Дело лишь в том, что, согласно древнему обычаю, предпочтение отдавалось наследникам мужского пола, а я, увы, не мужчина. Но это не было бы проблемой, если бы мне исполнилось восемнадцать. После смерти отца, тоже согласно традиции и закону о наследовании, как ближайший родственник по отцовской линии до достижения мною совершеннолетия лордом-протектором был назначен дан Глисса и, как полагается, был обязан отречься от права наследования. Однако это не лишает короны его будущих детей, после меня, конечно. Вот только если его первенцем будет мальчик, пропадет единственная законная возможность избавить Леантар от Сарка. Я ничего не имею против дяди, он как правитель далеко не плох, просто слишком долго находится под влиянием этого кошмарного сойлийца. Хотя, мне кажется, он тоже его ненавидит, а еще больше боится.

– Если бы я только могла, – пробормотала Милия, она слишком хорошо представляла, что может произойти, если на трон сядет воспитанник Мастера.

– К сожалению, не в ваших силах что-либо изменить. И я не вправе просить вас об этом, это слишком…

Лия замолчала, чуть качнула головой, печально улыбнулась, потом легонько коснулась руки Милии, словно хотела ободрить, поднялась и ушла, забыв свою книгу.

«Тайны и разгадки сновидения», – было вытиснено на обтянутой коричневой кожей обложке. Вместо закладки торчал какой-то полузасушенный цветок с наполовину оборванными лепестками.

«Любит, не любит, поцелует, плюнет, к сердцу прижмет…» – пронеслось в голове.

У принцессы не было матери – это сближало, но боже упаси еще когда-нибудь во время разговора с юной девушкой почувствовать, что двадцать с хвостиком твоей собеседнице, а не тебе.

В полной растерянности Милия вернулась во дворец.

В комнате девушку ждал сюрприз. На постели, полог которой был откинут, лежало подвенечное платье, то самое, о котором судачила добрая половина Роккиаты, естественно, женская. Увидев платье, Милия замерла от восхищения, ведь в первую очередь она была представительницей той самой женской половины. Впрочем, подобное произведение искусства произвело бы впечатление на кого угодно. Каскад белоснежных кружев, настолько тонких, что можно было засомневаться, человеческих ли рук творение, скрывали нижние юбки нежно-розового шелка. Лиф, рукава и низ платья покрывала изумительной работы серебряная вышивка, не говоря уже о том, что все платье просто искрилось от множества бриллиантов и неизвестных Милии розовых камней.

Приход дан Глиссы прервал восторженное созерцание, и девушке волей-неволей пришлось переключить свое внимание на лорда. Они еще не виделись сегодня, и Милию приятно удивила перемена в его облике. Темные, с вишневым отливом волосы дан Глиссы были собраны на затылке в пучок, а от усов, придававших лицу лорда ехидное выражение, не осталось и следа.

– Доброго дня, Милия, – улыбаясь, произнес он. – Нравится?

– Доброго дня, Альд, – ответила девушка, несколько натянуто отвечая на улыбку. – Да, вам так лучше.

– Я о платье, – еще шире улыбнулся лорд.

– Оно прекрасно.

– Ты тоже.

Милия почувствовала, что еще мгновение под пристальным взглядом дан Глиссы – и ее щеки запылают, как у школьницы на первом свидании. В этих его глазах было такое предвкушение, что… Девушке пришлось подойти к разложенному на постели платью и, сделав вид, что любуется вышивкой, постараться успокоиться.

– И будешь еще прекраснее в этом платье, – сказал дан Глисса, и Милии пришлось повернуться к нему лицом, чтобы не выглядеть вульгарной, ведь очень неприлично стоять спиной, когда с тобой беседует представитель высшей знати.

Подарив лорду будто бы благодарную улыбку, девушка вновь уставилась на платье. Оставалось лишь мысленно просить духов-покровителей и иже с ними, чтобы они напомнили лорду о каких-нибудь неотложных делах государственной важности. Где-то внутри зрело решение, а присутствие дан Глиссы мешало разобраться, какое именно. Мешало еще и то, что ее собственное тело, вопреки уговорам, откровенно желало испытать огонь, горящий в глазах лорда.

– Сегодня ты весь день от меня прячешься, – голос лорда был сладким, как варенье. – Хотела сбежать?

– Увы. У вас в руках шелковый шнурок от моего ошейника, – ответила Милия, с трудом скрывая раздражение.

– Зачем же так? – он подошел и положил руки на талию Милии.

– Мне хотелось побыть одной, – сказано было таким тоном, что даже самый последний идиот поспешил бы закрыть за собой дверь, но дан Глисса им не был, поскольку проигнорировал ответ и одним ловким движением развернул девушку так, что край постели уперся ей под колени.

– Если вы сделаете еще шаг, я упаду и сомну платье, – убийственно тихим голосом проговорила Милия, глядя в масляные глаза дан Глиссы.

– Я надеюсь, – так же тихо сказал он, – что завтра тебя не будет заботить состояние подвенечного наряда, когда мы останемся вдвоем.

Дан Глисса отпустил ее талию и отступил на шаг.

– Завтра утром я приду посмотреть, как тебя наряжают, Стейл.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – ответила девушка, чуть склонив голову.

Нет, это была не дань этикету, просто вдруг срочно понадобилось спрятать донельзя злорадную улыбку. Решение было.

Едва дверь за лордом закрылась, Милия позвала служанок, велев им как можно быстрее убрать из спальни платье, и со зверским видом смотрела на этих не к месту медлительных девчонок, которые превратили простое задание в целый ритуал. Как только платье перекочевало в гардероб, для которого была отведена целая комната, Милия не слишком вежливо их выставила.

Недоуменно оглядываясь, служанки быстро юркнули в свою комнатушку, чтобы в четыре языка обсудить вдруг резко изменившуюся госпожу. Обычно Милия вела себя с ними совсем не так, намного мягче, вежливее и терпеливее, чем другие даны во дворце. Но сегодня и именно сейчас она не хотела видеть рядом ни одной физиономии.

«Завтра утром я приду посмотреть, как тебя наряжают, Стейл», – мелькнули в голове слова лорда.

– Завтра утром, – прошептала девушка, глядя на себя в зеркало, – меня здесь уже не будет.

Послышались чьи-то легкие шаги, и девичий голосок несмело спросил:

– Не помочь ли вам приготовиться ко сну, госпожа? Может, ванну?

– Нет, ничего не нужно, – ответила Милия, все так же глядя на свое отражение. – Хотя, подожди.

Она обернулась и посмотрела на хозяйку голоса. Это была худенькая, невысокая, симпатичная девушка с большими, чуть раскосыми глазами чайного цвета. На ее тонкой шее до сих пор, а прошло уже больше месяца, был различим след ошейника. Но если рубец от ошейника мог со временем исчезнуть, то позорное клеймо раба с левого плеча – никогда.

Когда Милия была с дан Глиссой в Сор-О, первым желанием лорда было отправиться на невольничий рынок, что находился там, но девушка отказалась. Заметив отвращение на ее лице, дан Глисса ухмыльнулся и пообещал вернуться с подарком. Им оказалась Исида. Документ, подтверждающий право собственности, лорд вручил ошеломленной Милии. К документу прилагался футляр, в котором лежал тонкий плетеный из золотых нитей ошейник с мелкими, меняющими цвет камнями, и такое же кольцо. Лорд ловко застегнул ошейник на шее покорно склонившейся Исиды, кольцо одел Милии на большой палец левой руки, затем взял Милию за запястье и подвел ближе крабыне.

– Поклонись госпоже, – велел он Исиде, та, опустившись на колени, взяла руку Милии в свои, коснулась лбом кольца. В то же мгновение камни на ошейнике полыхнули алым, Исида, схватившись руками за шею, скрючилась от боли.

– Что это значит?! – испуганно вскрикнула Милия, падая на колени рядом с девушкой.

– Все… в порядке… госпожа, – тяжело дыша проговорила Исида, подняв полные слез глаза.

– Духи-покровители! – воскликнул дан Глисса, помогая Милии встать. – Не думал, что вы так эмоциональны.

– Но…

– Это длится всего несколько мгновений, видите, она уже в порядке.

– Но зачем это нужно?

– Теперь вы сможете позвать ее, где бы ни находились. Очень удобно. – Лорд улыбнулся. – Особенно во время прогулок в незнакомой части дворца.

Этим же вечером, воспользовавшись правом собственности, Милия сняла с девушки ошейник и велела уходить, но та лишь покачала головой, сказав, что ей некуда идти и что лучше быть рабыней во дворце, чем гнить в вонючей камере за побег, которого не совершала. Потом она показала ошеломленной Милии свое клеймо и добавила, что если тебя сделали рабом, то это до конца жизни.

По возвращении в Роккиату, Милия уговорила лорда заменить ошейник на что-нибудь менее бросающееся в глаза и через несколько дней получила браслет, не догадываясь, что просьба стоила королевской казне больше самой рабыни. Браслет Исида носила на плече и несколько раз возвращала заплутавшую госпожу в ее покои. В ответ на удивительную способность ориентироваться лабиринте дворцовых коридоров, Исида рассказала, что в детстве жила с родителями, сестрой и двумя братьями в предгорьях Северной гряды, где Саффский халифат¹⁶ граничит со степями кафов¹⁷. Их род назывался Сахан-Тас, что значит «живущие у стопы горы». Семья была небогатой, пасли коз в горах, пряли шерсть, варили соленый сыр, тем и жили. Один из братьев, тринадцатилетний Замир, часто брал сестренку с собой в пещеры, собирать белые масляные грибы, там то Исида и научилась верно выбирать дорогу. Однажды во время одного такого похода на них с братом и наткнулись трое горцев. Брата, пытавшегося защитись себя и сестру, забили камнями, даже не стали доставать из ножен длинные кинжалы, а ее связали и спустя два дня продали идущему в Покиар караванщику. Тогда ей было десять. В Покиаре ее купил для своей младшей жены богатый бейт¹⁸, а та от скуки научила грамоте и танцам. Когда Исида подросла и мужчины стали смотреть на нее, как на женщину, бейт сговорился с торговцем рабынями и девушка оказалась в Сор-О, где ее год учили языкам и умению прислуживать благородным.

– Исида…

– Да, госпожа?

– Я бы что-нибудь съела.

Девушка улыбнулась, кивнула и выпорхнула из спальни, как ручная птичка.

Милия осталась одна. Некоторое время она стояла, прислушиваясь к своим чувствам и, как ни странно, то, что она собиралась сделать, не вызывало в душе ни страха, ни волнения, хотя она даже не представляла себе, каким образом будет выбираться из дворца, куда пойдет и что будет делать одна в незнакомом городе.

Заниматься самокопанием сейчас было не лучшим способом использовать оставшееся время, поэтому девушка направилась к гардеробу. Мысли о моральности поведения совсем не помешали рукам свернуть в тючок бордовый плащ и платье, в которых появилась на Тере, и еще пару платьев попроще, пару сандалий, широкий шелковый шарф…

Девушка остановилась и, задумавшись на секунду, развязала все и принялась быстро снимать с себя одежду. В том, что на ней было, ее отыщут в два счета. К тому же, в широком платье с корсетом далеко не убежишь. Отпихнув ногой груду алого атласа, Милия надела свое старое платье, поверх него еще одно, серебристо-серое, со множеством пуговиц-жемчужин розового цвета. Потом она переобулась, выбрав туфли покрепче, накинула на плечи плащ и туго завязала тесьму. Подумав немного, девушка взяла еще одно платье, завернула в него сандалии и завязала в шарф.

Услышав в гостиной какую-то возню, Милия затаилась, а потом, когда звуки стихли, вышла из гардероба и подошла к зеркалу. Первым делом она вынула шпильки, сдерживающие прическу, потом тщательно загримировала лицо, как совсем недавно делала это Камиллу, достала из ящика пару тонких перчаток и натянула их на руки.

Шкатулка с драгоценностями…

Демон-искуситель в этот вечер был просто в ударе.

Вместе с гримом Милия сунула шкатулку в сверток с одеждой. Остатки совести забились в угол и бессильно глотали слезы, а Милия, окинув прощальным взглядом свою «королевскую» спальню, вошла в гостиную.

На столике стоял принесенный Исидой ужин: фрукты, вино в кувшине, пирожки, судя по запаху, с мясом, несколько пирожных и наск в пузатом чайнике. Рядом стояла чистая тарелка, стакан и чашка, вилка и нож были завернуты в салфетку. Прямо садись и ужинай, но у Милии на счет еды были несколько другие планы. Она как раз думала, куда ей всю эту вкусность положить, когда в гостиную неслышно вошла Исида.

– Госпожа? – неуверенно произнесла она. – Это вы? Вы…

Милия вдохнула, выдохнула и посмотрела на служанку. Исида могла сделать сейчас только две вещи: остаться и молчать о том, что видела, или выбежать и позвать охрану из коридора. Но в глазах девчонки было такое восхищение, что Милия даже смутилась на мгновение. Откуда-то пришла уверенность, что тревогу Исида поднимать не станет.

– Вы… вы такая смелая! – проговорила она. – Ой, что же я стою, сейчас, я сейчас…

И выбежала. Но Милия даже испугаться как следует не успела, а Исида уже вернулась. В ее руке была кожаная сумка, по форме напоминающая рюкзак, в которой уже что-то лежало. Не останавливаясь, девушка подошла к столику и, развязав сумку, быстро сложила туда фрукты и завернутые в салфетку пирожки. Потом подошла к Милии, бесцеремонно забрала из ее рук сверток с одеждой и голосом, не терпящим возражений, велела выпить горячий наск, который уже налила в чашку. А пока Милия управлялась с питьем, Исида быстро сложила одежду в сумку. Грим прекрасно поместился в шкатулке с драгоценностями. Пряча ее под одежду, Исида качнула головой, не одобряя поступка, но ничего не сказала. Затянув завязки, девушка протянула сумку своей госпоже.

– Немного тяжело, – виновато проговорила она.

Милия молча перекинула сумку через плечо. Слова отчего-то казались неуместными.

Успеть за быстроногой девчонкой, которая быстро проходила по лестницам и коридорам, предназначенным для прислуги, к двери на хозяйственный двор, было делом нелегким. К тому же Милия каждую секунду ожидала услышать за спиной топот и крики.

Но вот тонкая рука Исиды толкнула ничем не примечательную деревянную дверь, и в лицо ударил густой холодный аромат ночи, смешанный с запахом конюшен, гниющих овощей, каких-то отходов и запахами готовящейся пищи. Дворцовая кухня продолжала работать даже ночью. Света, падающего из кухонных окон, было недостаточно, и потому часть двора тонула в непроглядном мраке. Однако Исиду, предусмотрительно взявшую Милию за руку, это нисколько не смущало. Она уверенно шла вперед.

Вынырнули из темноты еще более черные стены конюшен и каких-то сараев.

– Поднимите платье, госпожа, – шепнула Исида. – Здесь грязно.

Отпускать руку служанки не хотелось, поэтому Милия кое-как сгребла подол рукой, которой придерживала висящую за плечами сумку. Невольно оглянувшись, девушка похолодела от страха. За ними бесшумно скользили легкие гибкие тени с горящими в темноте красными щелками глаз. Вот почему задний двор не был освещен. Таким сторожам, как варлы, так до конца и не прирученным псам Тер, не нужен был свет, чтобы видеть землю под когтистыми лапами и добычу перед носом. Каким-то необъяснимым чутьем варлы всегда безошибочно определяли, где свои, что живут во дворце, а где чужие. Однако достаточно было одного короткого приказа стражника, который, высунув голову из караулки, заподозрит в идущих воров или злоумышленников, чтобы от девушек остались кровавые ошметки.

Конечно же, Милия знала, кто охраняет ночью хозяйственный двор, поскольку дан Глисса порой хвастался, как истошно орут те, кого, уличив в шпионаже, бросают в загон к доведенному до бешенства голодом десятку варлов. Больше похожие на гепардов, чем на собак, эти твари одним своим внешним видом вызывали невольный страх, поэтому нет ничего удивительного в том, что Милию прошиб холодный пот, когда до нее дошло, кто их с Исидой провожает. Исида, впрочем, не обращала на псов никакого внимания.

Вскоре по правую руку от девушек выросла каменная стена, основание которой скрывал густой кустарник. Такие же кусты росли и с левой стороны. Тропинка, на которую свернула Исида, тянулась вдоль стены и так же тонула во мраке. Служанка шла легко и быстро, Милия же постоянно спотыкалась, но старалась не отставать, завершали процессию около дюжины пар глаз.

Примерно шагов через сто кусты стали выше, тропинка – шире, а Исида остановилась, держась за что-то рукой. Похоже, это был какой-то забор.

– Госпожа, – шепотом сказала Исида, – дальше вы пойдете сами.

Можно представить, как не хотелось Милии слышать эти слова. Это означало, что теперь она останется совсем одна. И как-то сразу поубавилось решимости.

– Пойдете вдоль ограды. Там будет калитка. Ее часто забывают запирать. Если будет заперто, перелезете через ограду, она невысокая. За ней небольшой сквер, а дальше маленький рынок, ну, а там куда угодно. В верхнем городе тихо, только можно на ночную стражу наткнуться, так вы лучше в сквере до утра подождите, а как рассветет, можно и к воротам. Хотя, знаете, госпожа, вам лучше пока в городе задержаться, у ворот в первую очередь искать начнут, – Исида помолчала. – Удачи вам, госпожа.

Милия смотрела на девушку, не зная, каким образом отблагодарить ее за помощь. Спасибо или благодарю – было слишком мало, а подарить что-нибудь из драгоценностей – слишком опасно. Милия не хотела, чтобы у Исиды были неприятности.

– Прощай, – сказала она и бросила последний взгляд на посланную провидением союзницу, позади которой, метрах в двух, полукругом сидели варлы и, нервно нюхая воздух, подергивали ушами и переступали передними лапами.

Потом она повернулась и пошла дальше, изредка касаясь рукой ограды. На душе было пусто, холодно и зябко, хорошо хоть глаза к темноте привыкли.

11

Немного подремав на скамейке в сквере, Милия потянулась, разминая затекшие от неудобной позы ноги и руки. Здесь, под деревьями, царил розоватый утренний сумрак, откуда-то слева слышались голоса, чей-то смех, мерный звук метлы, сметающей с дорожки упавшие за ночь листья, где-то недалеко промчался экипаж. Роккиата просыпалась, может, несколько раньше и шумнее, чем обычно, но ведь сегодня был праздник. Все спешили как можно быстрее управиться с утренними делами, приодеться и идти на площадь. Иные так еще затемно были там, чтобы занять лучшие места по обе стороны от усыпанной лепестками дорожки, по которой к Храму Звезды пойдут новобрачные. К тому же в этот раз зрелище обещало быть просто потрясающим, ведь женится не кто-нибудь, а сам лорд-протектор.

В нескольких метрах от Милии орудовала огромной, не по росту, метлой миловидная девушка в длинном темном фартуке, одетом прямо на нарядное платье. Она торопилась, то и дело поглядывая через плечо назад, поэтому метла пропускала особо упрямые листья. Но девушку больше волновало то, как скоро за ней придут подружки.

Милия тем временем изучала содержимое сумки. Предусмотрительная Исида положила туда две гребенки, зеркальце, шпильки, флакон духов, кусочек мыла, маленький кожаный кошелек с монетками, какую-то снедь, завернутую в полотенце. Глубоко вдохнув, девушка только сейчас поняла, что не будь Исида, весь ее «хитрый и коварный план» ничего не стоил. Ну как, скажите на милость, она выбралась бы из дворца? Через парадный вход? Через каретный двор? Ха! Да ее бы еще в коридоре остановили стражи или у лестницы, или еще где. Это в хозяйственной части и в коридорах для прислуги их почти нет. Да и к стыду признаться до дворце она ориентировалась так себе, разве что в гостевом крыле, да знала где расположены библиотека, Малый и Большой тронные залы, апартаменты лорда, столовая… А города она не знала вообще – много ли рассмотришь из окна экипажа. Правда на площади, где находился Храм Звезды, она была.

Громкий смех и девичьи голоса раздались совсем рядом. Та самая девушка, только уже без метлы и фартука (куда только подевала?) в компании двух других, оживленно переговариваясь, направились к выходу из сквера.

Подумав и решив, что нет лучшего убежища, чем толпа людей, Милия забросила сумку на плечо и пошла вслед за девушками.

Базар, о котором говорила Исида, был пуст. За деревянными прилавками и столиками никого не было. Миновав его, девушка вышла на улицу. Утренние сумерки разгоняли горящие почти у каждого дома фонари, вполне земные по конструкции, разве что вместо огня в них были шары-коэны. Близ дворца жили богатые леантарцы, которые вполне могли позволить себе это «сойлийское чудо». По тротуарам шли празднично одетые люди, по одному, семьями и компаниями. На их лицах были улыбки.

Чтобы не привлекать внимания, Милия смешалась с толпой и спустя несколько минут обнаружила на своем лице такую же улыбку. Кто-то толкнул ее под руку. Вперед по улице промчалась стайка мальчишек. Какой-то серьезный господин, которому досталось больше, чем Милии, ловко поймал мальчишку, бежавшего последним, за ухо, но тот вывернулся, показал господину язык и припустил за товарищами.

По улице с грохотом промчался экипаж, запряженный четверкой лошадей. Следом за ним – двое разодетых дворян верхом на кроттах. Милия инстинктивно юркнула поближе к домам, естественно, предпраздничную бесшабашность как ветром сдуло. Девушка набросила на голову капюшон и с особым тщанием стала смотреть себе под ноги. Слой грима на лице стал казаться не слишком хорошей маскировкой.

А улица становилась все шире, пока текущая по ней людская река не выплеснулась на огромных размеров площадь, в центре которой возвышался похожий на иглу Храм Звезды. Несколько сходящихся улиц, равно как и та, по которой пришла Милия, продолжали выплескивать людские толпы. Девушка никогда в жизни не видела такого количества людей разом и в одном месте. Их было уже несколько тысяч. Несмотря на то, что площадь была поистине огромна, ближе к Храму люди стояли, тесно прижавшись друг к другу. Все это море голов, плеч и поднятых рук колыхалось и шумело. Балконы и окна выходящих на площадь домов тоже были забиты до отказа. Люди были даже на крышах. Некоторые взобрались на скульптурные ансамбли, что располагались по периметру площади и символизировали месяцы и часы суток. Милии повезло. Она как раз остановилась у скульптуры Соноран, богини плодородия, земледелия, покровительницы семейного очага и т. п., чьим именем был назван седьмой месяц года. На постаменте, у ног богини, расположилась компания молодых людей. Заметив одинокую девушку, они, не без согласия, схватив за руки, подняли ее к себе. Видимость была не хуже, чем с балкона.

На площади было светло, как в ясный солнечный день где-нибудь на Земле, а причиной этому был разбухающий и наливающийся силой прямо на глазах шарообразный сгусток света, венчающий шпиль Храма. Совсем как светильник, только огромных размеров. Ком света стал плотнее и приподнялся над Храмом, одновременно с этим стены самого высокого строения в Роккиате, гладкие как стекло, засверкали невероятными оттенками золотого и алого. Площадь восторженно загалдела, но так как подобная цветовая феерия происходила из года в год, народ орал по традиции, а вот Милия смотрела во все глаза и, кажется, судя по тому, что в горле пересохло, даже открыв рот.

– Эй, ребята, посмотрите-ка на нашу подружку, – прокричал парень, сидящий рядом с Милией, – у нее глазищи что твои блюдца, а…

Остаток фразы утонул в очередном вопле народа, а вот взрыв хохота Милия расслышала прекрасно. Парень, придвинувшись под самое ухо, спросил:

– Вы впервые на празднике Первовестника?

– Да! – Милии тоже пришлось кричать, чтобы быть услышанной.

– Давно в городе? – спросил сосед с другой стороны.

Он выглядел серьезнее своего приятеля, но его темные глаза так же блестели. Похоже, перед тем, как отправиться на площадь или по дороге, молодые люди разгоняли утренний озноб чем-то покрепче наска.

– Второй день, – бессовестно соврала Милия. – Ищу работу.

– Ого! Для такой милашки это будет нетрудно! – прокричал сверху тощий парень, он сидел на согнутой в колене полной ноге богини, как на лошади.

– Заткнись, Шеам! – оборвал его серьезный молодой человек и повернулся к уху Милии. – Не обращай внимания, он шут и пошляк. Я – Солан.

– А я – Гелер, – прозвучало у другого уха девушки.

– Спорю на 10 леантов¹⁹, ее имя Соноран, – прокричал сверху Шеам.

– Мне жаль ваших денег, – задрав голову, крикнула в ответ девушка, подарив ему такую улыбку, что парень тут же оставил колено богини и, оттеснив Солана к самому краю, уселся рядом с Милией, не обращая внимания на проклятия, которыми осыпал его едва не свалившийся приятель.

Курносый нос Шеама невольно напомнил Милии племянника тети Нади, ее соседки. Бывшей.

«Господи, как же мне… О-о-о!»

Барабанные перепонки были на грани. Площадь ликовала, выражая сумасшедший восторг новым взрывом первобытного крика по поводу появления перед Храмом Первосвященника в сверкающей золотой тоге. По обеим сторонам от Милии, аккурат у самого уха, такими же дурными голосами орали Шеам и Гелер. Первосвященник поднялся на возвышение, и эмоции народа пошли на спад, чувствовалось, однако, что это ненадолго. По крайней мере, прямая ультразвуковая атака на уши прекратилась. Почти.

– Клянусь Небесами, нам в этот раз повезет! – прокричал Шеам. – Подружка Соноран принесет нам удачу!

– О чем это он? – спросила Милия у Гелера.

– Если божественный огонь укажет на нашу скульптуру, а он обязательно указывает на одну из них, мы и все, кто стоит в этой части площади, будут под защитой Священной силы целый год со Дня Звезды.

– Смотрите! – крикнул Солан.

И все посмотрели. Прямо в воздухе, буквально в метре от макушки Первосвященника возникла его точная призрачная копия, несколько увеличенная в размере. Точно такие же фантомы висели перед каждой стеной Храма. Как по команде все пятеро, включая самого Первосвященника, открыли рты и резкий голос, перекрыв шум толпы, возвестил о дне Появления, а час, согласно воле Небес или хитрости Первосвященника, укажет божественный свет.

И вдруг словно тысячи молний сверкнули в одночасье над площадью. Огненный шар вскипел, выстреливая в небо мириады ярких точек, потом выгнулся чашей, словно глубоко вдохнул, и выплеснул в зенит слепящий жгут, который, описав в воздухе фантастическую петлю, метнулся прямо в лицо Милии.

Свет заполнил ее широко открытые глаза, затопил сознание и разлился по жилам, вместе с кровью проникая в каждую клеточку. Милия, ослепшая от золотистого сияния, была до краев наполнена животворным светом, невыразимым восторгом и таким безумным счастьем, что хотелось кричать и плакать одновременно! Сейчас в ее руках была такая сила, а в сердце столько любви!.. Кажется, она закричала.

Рядом восхищенно вопил Шеам, ему вторил Солан, Гелер и тысячи голосов тех, кто оказался на пути божественного огня. На мгновение перед глазами девушки мелькнуло видение другого огня. Это был объятый пожаром разоренный город. Она увидела бегущих людей и услышала их крики, стенания и проклятия, посланные небесам. И себя, бледную и дрожащую, стоящую посреди этого хаоса с прижатыми к груди руками… Видение мелькнуло и исчезло.

Народ продолжал ликовать. К Милии вернулось зрение и ощущение реальности. Шеам что-то воодушевленно кричал ей в ухо и дергал за руку, пытаясь показать ей что-то чуть левее Храма.

– Эй, подружка, смотри, вон там, прямо ко входу в Храм, движутся свадебные процессии. С минуты на минуту появится карета лорда-протектора. До дрожи в коленках хочется посмотреть на его невесту.

– Говорят, она из Сойла и очень хороша собой, – отозвался Гелер, – теперь-то уж точно корона в руках у лорда.

– Говорят, что эта женщина, – продолжал Солан, – протеже Мастера Иллюзий.

Милия, мастерски разыгрывая интерес, смотрела в указанную Шеамом сторону, где под дождем из лепестков к Храму торжественно шествовали небольшие свадебные процессии с женихами и невестами во главе. За пешими делегациями двигалась вереница увитых лентами и цветами экипажей. Народ на площади с нетерпением ждал появления своего лорда и его невесты.

Милия не думала о том, что творится сейчас во дворце, и вины никакой за собой не чувствовала. Было лишь удовлетворение от того, что помогла Лие, и, главное, здорово натянула нос Мастеру Иллюзий. А дан Глисса – это отдельный разговор. Что-то подсказывало, что при должном воспитании из него вышел бы неплохой человек.

– …Если кому-то и на руку эта свадьба, то только Сарку, – пафосно-трагическим тоном закончил Солан. Оказывается, он все это время что-то говорил.

– Свадьбы не будет, – сказала Милия и спрыгнула вниз.

– Эй, ты куда? – закричал ей вслед Шеам, но девушка лишь помахала ему рукой и смешалась с изрядно поредевшей к этому времени толпой – люди потянулись ближе ко входу в Храм и улице, по которой должен был ехать свадебный кортеж лорда-протектора.

Была примерно середина дня, когда Милия остановилась у какого-то трактира. Назвать это заведение рестораном или кафе отчего-то не поворачивался язык, хотя внешний вид был вполне приличный, а за столиками, которые хозяин, воспользовавшись хорошей погодой, вынес во двор, сидели добротно и, по случаю праздника, нарядно одетые люди. Из открытой двери доносились соблазнительно-аппетитные запахи.

Заметив молодую женщину с сумкой в руках, служанка вытерла руки о фартук, подошла и, поздоровавшись, спросила, не нужна ли госпоже комната. Ответив, что подумает, Милия спросила, где можно переодеться и попросила что-нибудь перекусить. Когда же она, стащив с себя верхнее платье и чувствуя заметное облегчение (погода не располагала к тому, чтобы и дальше находиться под таким слоем одежды) вышла на улицу, служанка указала на свободный столик, на котором стоял чайник с наском и что-то похожее на овощное рагу в глубокой глиняной миске.

Милия уселась за столик и с большим облегчением вытянула ноги. Пахло из миски просто восхитительно, да и на вкус оказалось не хуже, к тому же в сумке нашелся изрядный кусок вареного со специями мяса (спасибо Исиде), пирожки, фрукты… Правда, есть приходилось осторожно, чтобы никому не бросился в глаза цвет кожи на руках; грудь, и плечи были надежно укрыты плащом, а ноги – длинным платьем. Впрочем, опасения оказались излишни, столик стоял в тени, у самой стены, так что на нее никто не обращал внимания.

Милия остановилась только тогда, когда почувствовала, что не может съесть больше ни крошки. Допив наск, девушка порылась в сумке и достала кошелек. Она понятия не имела, что сколько стоит, поэтому, надев перчатки (с руками надо было что-то придумать), она стала ждать служанку.

Ждать пришлось недолго.

– Четверть леанта, госпожа, – еще на подходе выпалила служанка.

Протянув ей монетку из серебра в один леант, Милия спросила про работу, но девушка, обернувшись на дверь, в которой показался хозяин, лишь покачала головой, достала из кармашка на груди мелочь, отсчитала сдачу и ушла. Милия ссыпала монетки в кошелек, сунула его поглубже в заметно полегчавшую сумку, встала из-за стола и, запахнув поплотнее плащ, вышла со двора трактира на улицу. Пройдя несколько метров, девушка остановилась у какой-то лавки и без малейшей заинтересованности стала разглядывать товар. Она просто не знала, куда ей идти. И тут…

– Эй, подружка Соноран!

Девушка обернулась и увидела Солана.

– Похоже, Священная сила стала действовать, не дожидаясь Дня Звезды, раз я тебя встретил!

Милия невольно улыбнулась. Она несколько с сомнением относилась к подобным вещам, но на лице Солана была такая уверенность…

– Что ты здесь делаешь?

Милия пожала плечами.

– Нашла работу?

– Нет.

– Погоди, кажется, я могу тебе помочь. Идем, – сказал он и, не дожидаясь согласия, взял у Милии сумку, после чего галантно предложил девушке руку. Ей ничего не оставалось, как идти с ним, все равно никакой другой перспективы не было.

У лоточницы Солан купил какое-то лакомство в кулечке и протянул Милии. Хотя девушка только что поела, отказаться от такого ненавязчивого угощения было невозможно. Идя рядом с Соланом и жуя засахаренные орешки, она чувствовала себя уютно и спокойно, как… как дома. И этот простой парень и городская улица были ей намного ближе, чем расфранченный и тщательно завитый дан Глисса и давящая роскошь дворца.

– А далеко еще идти? – поинтересовалась Милия.

– Нет, не очень.

– А что это за место?

– Это школа, – ответил Солан, и в памяти девушки всплыло воспоминание из ее первого дня на Тер: ватага мальчишек и сойлиец в сером плаще.

– Школа? – переспросила Милия.

– Да, школа I-й ступени. Она рядом с моим домом, а Старший Наставник водит дружбу с отцом и буквально вчера говорил, что ему нужна… помощница, – пояснил Солан. – Конечно, если тебя не устраивает убирать классные помещения и разносить учебные принадлежности, я могу придумать что-нибудь еще.

– Меня это вполне устраивает, – заверила его девушка.

– Прекрасно! Если Наставник возьмет тебя, а я не вижу причин, чтобы он этого не сделал, я мог бы навещать тебя. Иногда.

– Да хоть каждый день! – находясь в наипрекраснейшем расположении духа, Милия готова была обещать все, что угодно. С появлением Солана ближайшее будущее с поразительной скоростью окрасилось в насыщенный розовый цвет.

Хорошему настроению способствовал и светлый, в сравнении с предыдущим, теплый день. Слой облаков над головой, казалось, стал тоньше и сменил свой угрожающе бордовый на тот же насыщенно-розовый.

«Вот уж действительно – жизнь в розовом свете».

Милия посмотрела на Солана и улыбнулась. Тот улыбнулся в ответ и спросил:

– Там, на площади, когда мы говорили о свадьбе лорда, перед тем, как уйти, ты сказала, что свадьбы не будет, так?

– И что?

– А ведь и в самом деле – не было! Откуда ты могла знать?

Милия пожала плечами и посмотрела на Солана глазами святой простоты.

– Ты странная девушка, – проговорил он.

Если это был комплимент, то девушка не чувствовала себя польщенной.

– Да! – вдруг вспомнил Солан. – Так как твое имя?

– Милена.

– А дальше?

– Милена Дана Адоли, – выдала девушка, инстинктивно использовав в качестве второго имени имя своей матери.

Сказав это, Милия вдруг поняла, что ей будет нелегко привыкнуть. Она больше не чувствовала себя Миленой.

– У тебя какое-то… необычное имя, – задумчиво произнес юноша. – Ты откуда?

– Из Иллая.

– Это где-то на востоке?

Милия кивнула, хотя и сама с трудом представляла, где находится тот городок, просто вспомнила, как Солар говорил, что оттуда родом.

– Тогда понятно, почему у тебя такая светлая кожа, – сказал Солан. – Это ведь на границе с Сойлом?

Милия снова кивнула.

– Там, должно быть, живет много сойлийских семей? – продолжал он.

То ли каждый леантарец был помешан на Сойле, то ли Милия сама только на таких и натыкалась. Во всяком случае, Солан, очевидно, не собирался менять тему разговора, так что рано или поздно девушке придется пускать в ход фантазию.

– Не так уж и много, – ответила она на вопрос и нагло добавила: – Мой отец был сойлийцем.

Милия понятия не имела, зачем она это ляпнула, но, по крайней мере, Солан перестал подозрительно заглядывать ей в лицо.

– А-а-а, понимаю, – протянул юноша с видом искушенного жизнью знатока межличностных отношений. Вид – он вид и есть.

Если девушка и сомневалась в существовании подобных связей, то было уже поздно. Как говорится, слово не воробей, вылетит – не отмоешься.

– А мы уже пришли, – сказал Солан и показал на большой двухэтажный дом из красного кирпича, над дверью которого висела табличка с лаконичной надписью о том, что здесь находится шестиклассная школа I-й ступени.

Показав богатый дом чуть дальше, на противоположной стороне улицы, Солан сказал, что там живет он сам, вместе с родителями и младшей сестрой. А поскольку школа была закрыта по случаю праздника, пришлось пойти на квартиру к Наставнику, который снимал этаж у соседки Солана.

Старший Наставник Гзар Доа Кирим, вместо того, чтобы расспрашивать Милию о том, откуда она и кто ее родители, чего девушка ожидала в первую очередь, ограничился лишь несколькими минутами молчаливого рассматривания, в процессе которого у Милии возникло ощущение, что ее пытаются прощупать изнутри, очень деликатно и по возможности незаметно. Попытка провалилась, а в глазах Наставника мелькнула заинтересованность.

– Хорошо, Солан, – наконец сказал он, – я возьму твою подружку («Не успели познакомиться – и уже подружка!?») к себе. Надеюсь, ты не станешь отвлекать ее слишком часто?

– Что вы, Наставник! – возразил Солан. – Разве что иногда.

– Тогда можешь идти. Я должен поговорить с этой девушкой о скучном и обыденном.

Солан кивнул, попрощался и ушел, оставив Милию наедине с сойлийцем.

– Для начала пойди и умойся, – сказал он и показал рукой в коридор. – Вон там. А потом поговорим.

Для того чтобы смыть с лица грим, Милии не потребовалось много времени. Вытершись лежвшим рядом полотенцем, она взглянула на себя в зеркало – глаза как у дикой кошки, побитой, но не сдавшейся. И волосы во все стороны торчат. Пришлось достать из сумки гребенку и расчесаться. Потом она сняла плащ и, оставив свое добро в коридоре, вернулась в кабинет к Наставнику.

Обстановка, при более тщательном рассмотрении, оказалась сдержанной, даже строгой, но все было отменного качества. Особенно впечатлял массивный полированный стол и книжные полки за ним до самого потолка, тесно уставленные томами с золотым тиснением на переплетах. Сидящий за столом Наставник молча указал девушке на кресло напротив и заговорил, едва она успела сесть:

– Меня не интересует, кто ты, откуда и что делаешь в Роккиате. Меня интересует, что ты знаешь и умеешь. Начну по порядку. Ты грамотна?

– Умею считать на пальцах и расписываюсь крестиком, – резко ответила Милия – ей не понравился безапелляционный тон сойлийца, да и время, проведенное во дворце в качестве «особого гостя» дан Глиссы, сказывалось. К тому же, кому понравится, если совершенно незнакомый тип разговаривает с тобой, как с безмозглой скотиной.

Сойлиец рассмеялся, и его глаза немного потеплели.

– Хорошо… Твое имя?

– Милена.

Наставник Кирим помолчал и заглянул в глаза девушки. Он ценил в людях независимый характер и гордость.

– Ладно, – согласился он, – пусть будет Милена. Вернемся к вопросу об образовании.

– Читаю и пишу. Почти без ошибок.

– География? История?

– Весьма посредственно.

– Строение мира?

Милена мысленно собрала все, что по этому поводу рассказывал ей Кодвилл и, как сумела, изложила Кириму. Наставник хмыкнул и, пристально глядя ей в глаза, о чем-то задумался. Где-то на границе сознания легонько защекотало. Ну уж нет!

«Что за нахальство – вламываться без приглашения!»

Щекотание сменилось мягким настойчивым давлением.

«Если Сарку не удалось, то тебе – тем более».

Наставник продолжал задумчиво смотреть в глаза Милии, а она на него – с выражением простодушного ожидания и с доброжелательной улыбкой.

– Еще вопросы будут? – устав ждать, спросила девушка, да и ощущение вдавливаемой в затылок подушки становилось более чем неприятным. Рука сама собой потянулась, чтобы потереть голову на затылке. И шею, ставшую деревянной.

Давление прекратилось. Кирим поднялся и походил по комнате.

Девушка заинтриговала его настолько, что он уже просто не в силах был это скрывать. Кто она? Откуда? Хотя, откуда – можно догадаться, не всем по нраву порядки в провинции Сойл. Что же получается? Сюрпризы, подобные этому, ему попадались нечасто, а точнее – никогда. Соседский парнишка приводит в его дом девицу, чтоб помочь ей с работой, а при должном «рассмотрении кандидатуры» у этой соплюшки обнаруживается нестандартный двухуровневый мыслещит, причем первый уровень – явная личностная блокировка, а второй – очень необычный пороговый блок. И очень старый. А корни! По самые, так сказать, первичные реакции. Второй уровень, вероятнее всего, был просто надстроен, но кем надо быть, чтобы так виртуозно провести слияние!

Милия следила за вышагивающим по комнате Киримом и просто изнывала от необходимости сидеть на одном месте и ждать, когда же с ней соизволят заговорить.

– В школе есть комната для прислуги. Будешь жить там, – наконец заговорил сойлиец, чем вызвал у девушки вздох облегчения. – Пять сонери²⁰ в неделю. Уборка и помощь учителям. Ты голодна?

– Нет.

– Тогда идем, я отведу тебя. Обязанности обсудим завтра утром. Да, остальным учителям и ученикам не обязательно знать, откуда ты.

Девушка вышла вслед за Киримом, забрала из коридора сумку и на ходу надела плащ, накинув капюшон. Очевидно, что Наставник не стал бы ждать, пока она спрячет под слоем пудры свой нелеантарский цвет кожи, а подозрительные косые взгляды случайных прохожих ни к чему. И ясно было как день, что очень скоро Кирим узнает или догадается, кто она, а там… Разбивать любопытным носом такое красивое розовое стекло никак не хотелось, поэтому Милия спокойно шла за немного сутулой фигурой сойлийца.

12

Вечером того же дня, когда Солар медленно приходил в себя после встречи с оказавшейся чересчур реальной легендой, к нему неожиданно зашел Мастер Света. Не то чтобы Кайла очень уж удивила тема последовавшего разговора, он считал это само собой разумеющимся, просто просьба, хотя, скорее, приказ Сарона молчать о Всезнающем заставлял думать, что ему не доверяют. В любое другое время Кайл с удовольствием побеседовал бы с Мастером, но сейчас он предпочитал заняться диаграммами. Пришлось просить Сарона оставить его, сославшись на потребность прийти в себя после невероятно насыщенного впечатлениями дня.

И все-таки. Скрывать почти от всего Сойла, исключая Мастеров, существование Всезнающего, живого человека из плоти и крови, было просто… несправедливо! Обвинение звучало слишком по-детски. К сожалению, другого слова не нашлось, да и как еще можно было именовать существующий не одно столетие порядок вещей? Аргумент «за» был только один и тривиален до тошноты: если это существует столько времени, значит, так и должно быть. «Позвольте не согласиться», – пропищал бес сомнения, но Солар мысленным пинком под то самое место отшвырнул гада подальше и придвинул поближе лежащие стопкой на краю стола справочники.

Добрая половина этих книг была под запретом для Посвященных четвертого далла как для не имеющих должной подготовки. Но благодаря «особому» покровителю Кайлу теперь, похоже, не придется всеми правдами и неправдами добывать подобную литературу, ставя под угрозу репутацию служащего в Книжном Зале Дейна Ан Кеома, товарища по Старшей школе, имеющего степень Хранителя Знаний. К зависти Солара, Дейну больше повезло с родителями. Его отец был лорном со всеми вытекающими, поэтому Дейн имел больше шансов в продвижении «наверх». А Солару, за неимением лучшего, приходилось тайком таскать запрещенные книги из-под носа Наставников или вымаливать у того же Дейна, чтобы хоть как-то реализовать себя.

Конечно, было бы наивно полагать, что сии действия до сих пор остаются незамеченными. Может, кое-кто из Мастеров и не допускал мысли о подобном, но уж Мастер Света наверняка все знал, поскольку не единожды во время занятий давал задания, требующие знаний из этой самой категории «временно недоступных» или «запрещенных» книг. Или, скажем, зачем ему было нужно подсовывать книги из личной библиотеки, якобы «для общего развития»? Мастер Света и, порою, Мастер Снов с серьезными лицами играли в предложенную Кайлом игру. А потом это «путешествие» в Тень. Вот уж где было благодарить Всезнающего за тайком полученные знания.

«Ладно, мысли в сторону».

Кайл хотел начать работу над диаграммами именно сегодня. Нужно было как-то унять не в пример расходившиеся мысли и чувства!

Но даже несмотря на не слишком сложное задание, Солар едва-едва уложился в означенные Всезнающим шесть дней. Причиной тому были воспоминания, самую тень которых Кайл так неудачно пытался изжить из памяти. Впору было идти к Мастеру Врачевания за каким-нибудь средством от хандры. Или к Мастеру Сердца. Правда, Солар с завидным упорством продолжал гнать от себя мысль о «сердечном недуге», считая, что все дело в обычном, как говорил Мастер Сердца, бунте естества, который очень просто было подавить. Достаточно было сходить вечером в Светлый Дом.

Одному идти не хотелось, да и, если разобраться, не хотелось вообще. Но так как готовые диаграммы еще утром он отнес Мастеру Света… Неожиданный визит Дейна и настойчивое предложение «проветриться» уложили сомнения Кайла на обе лопатки.

Светлый Дом, кто и почему его так назвал – давно позабыли, был обычным местом времяпрепровождения всех незамужних девушек и женщин и холостых, а порой и женатых, мужчин. Это длинное приземистое здание было едва ли намного младше выстроенного в недрах Сойл-горы города. В его внутреннем убранстве и обычаях мало что менялось, но как раз это всех и устраивало. Весь первый этаж был устлан роскошными коврами, уставлен низкими столиками, диванчиками, кушетками. По желанию гостей подавались различные блюда. Звучала приятная музыка. А главное – в Светлом Доме было множество очаровательных женщин, которые составят компанию за ужином, поддержат любой разговор, терпеливо выслушают, а если им очень понравится собеседник… для «бесед наедине» на втором этаже в избытке имелись уютные комнатки.

Только вечер не заладился с самого начала. Дейн из последних сил пытался втянуть Кайла в разговор, но тот, отделавшись какой-нибудь дежурной фразой, снова уходил в себя. В голову лезла всякая чушь. Хотя бы то, что он почувствовал, когда вышел из Сойл-горы. Неизменный туман и липкое ощущение сырости на лице. До Иллая всего час ходьбы, и почти все время, пока шли через туман, Кайлу казалось, что он слышит мерный пульс в невидимых венах, по которым струилась призрачная, туманная кровь, такая же холодная и липкая. От сердца и обратно. А сердцем был Сойл. Туман казался живым, глядел мириадами глаз и норовил проскользнуть внутрь сознания, щекотал щупальцами затылок, будто просился войти. В нем была какая-то вязкая, липкая, мягкая и цепкая сила. Протянешь руку – прогнется и впустит, вытянешь – а на ней уже холодная влажная водяная сыпь, и языки тумана отползают медленно, словно нехотя, отпускают-таки руку, но отчего-то кажется, что вот-вот услышишь чавкающий звук, как от присоски…

– Кайл! Кайл!! Ты меня слышишь? – Дейн толкнул Солара под руку, и тот уронил вилку под стол, какая-то девушка нагнулась, чтобы поднять.

Их двое. Девушек. Симпатичные. Когда они пришли – Кайл не заметил. Одна из них, та, что сидит напротив Дейна, похожа на Милию.

– Кайл, ты слышал, что я говорил?

– Нет. Пока мы шли, туман забил мне уши.

Девушки рассмеялись.

– Похоже, и во рту у тебя полно тумана, а твой язык увяз в нем, как в сиропе! – снова смех. – За весь вечер ты произнес от силы десяток слов.

– Разве за тобой угонишься?

– Вы слышали? – Дейн трагическим тоном обратился к девушкам. – Он назвал меня болтуном!.. Да ну его, пойдем потанцуем.

Дейн вскочил, схватил девушку, что сидела напротив Кайла, за руку, и они ушли.

– Я Лейта, – сказала та, что осталась сидеть.

– Кайл Анжей Солар, Посвященный…

– Неважно, – ее темные глаза лихорадочно блестели. – Ты мне нравишься, Кайл.

Они быстро поднялись наверх в одну из комнат. Тускло светился коэн в клетке металлических когтей птицы-подставки. Было жарко, а простыни сохраняли прохладу и пахли цветами. Лейта снимала одежду, а Кайл смотрел только на ее лицо – в полумраке сходство было поразительное, вот только…

– Лейта, я могу тебя попросить?

– Да?

– Распусти волосы.

Черный шелк хлынул на обнаженные плечи, девушка шагнула к Кайлу и, прильнув горячими губами к его рту, опрокинула на кровать.

Следующая неделя пролетела незаметно. Все те же занятия, чтение, беседы с Наставниками. Хандра и душевное беспокойство пропали или зарылись поглубже, по крайней мере, знать о себе не давали. Только продолжалось это недолго. Как-то Мастер Снов, поймав Кайла за руку в коридоре, предупредил, чтоб к вечеру, после ужина, он ждал гостей.

Все произошло так же, как и в прошлый раз. Двое Хранителей в глубоком молчании проводили Кайла до Зала Света. В Углу Истины ждал Мастер Снов, который клятвенно заверил Солара, что не имеет ни малейшего понятия, о чем захотелось поговорить Всезнающему.

Миновав портал вслед за Мастером, Кайл снова оказался в длинном коридоре. Тогда, в первый раз, ему не пришло в голову обернуться, а теперь… Он ожидал увидеть за спиной дверь, похожую на ту, в которую вошел, но никак не уходящий куда-то вглубь коридор.

– Потом объясню, – пообещал Мастер Снов, заметив, как вытянулось лицо Солара. – Невежливо заставлять ждать себя.

Та же «приемная», тот же человек в белом. Солт остановился и указал Солару на дверь.

– А как же вы? – спросил Кайл.

Мастер Снов покачал головой и открыл перед ним дверь.

Сила настоящим потоком хлынула в сознание Кайла, до предела обостряя мысли и чувства. Разве кто-нибудь смог бы повернуть назад? И он вошел. Бесшумно закрылась за спиной дверь. Здесь ничего не изменилось. Лишь стол был пуст, а хрустальный глаз Сферы заливал помещение золотистым сиянием. Свет растекался по столу и большими сияющими каплями скатывался на выложенный мозаикой пол, а уже оттуда, словно испаряясь, поднимался вверх. Сила шла оттуда, из-под прозрачного колпака, возвышающегося над столом. Уверенный в том, что в зале, кроме него, никого нет, Кайл подошел к столу, потянулся и, зажмурившись, коснулся Сферы.

То, что произошло, трудно описать словами. Ладонь обожгло и сковало холодом одновременно. Из-под пальцев веером брызнули струи алого как кровь света, тут же сменившегося огненно-рыжим, золотым, желтым, слепяще-белым… две спицы, тонкие, скованные из света, вонзились в глаза, проникая глубоко в мозг, и сознание как будто взорвалось изнутри. Мысли, чувства, образы, инстинкты разметало по сторонам, они смешались и, закипев, хлынули обратно, неся с собой нечто.

Это было больно, сладко, пьяняще легко и страшно до дрожи. Это был кинжал в сердце, поцелуй возлюбленной, ветер в лицо и пульс земли под ногами несущейся во весь опор лошади, солнце в глаза. Пожар, запах утра, стон, крик, смерть, рождение… Медленно, как во сне, Кайл выпрямился, нехотя оторвал свою-чужую рукуот Сферы и поднес к лицу. Сквозь веки видел, как на запястье, в такт сердцу, быстро пульсировала жилка – кровь гнала по венам золотой свет. Он сочился из закрытых глаз, капал с ресниц, щекотал кончик языка и невесомым плащом лежал на плечах. Кайл открыл глаза – то же золотистое сияние растекалось по залу, Сфера мягко светилась, но в том месте, где ее коснулась рука Солара, алело пятно – отпечаток ладони. В его глубине что-то шевельнулось, Кайл присмотрелся – в глаза хлынул яркий свет с верхушки Храма Звезды в Роккиате, в уши ударил восхищенный крик тысяч и тысяч глоток собравшихся на площади людей, а в луче золота, у ног какой-то статуи, раскинув руки, стояла…

Крик, ужас, паника, город в огне и бегущие люди…

– Кайл!!!

Вспышка боли. И темнота.

Солар пришел в себя лежа на полу, затылок гудел, ныло ушибленное плечо, а рядом стояли Всезнающий и Мастер Света. Выглядели они ничуть не лучше приложившегося головой об пол Кайла.

– Кайл, – осторожно проговорил Мастер Света, как будто от звука голоса Солару могло стать хуже. – Как ты себя чувствуешь?

– Я… Со мной все в порядке, Мастер.

– Что здесь произошло?

– Никого не было, я ждал, а потом… Потом вдруг закружилась голова, и я, кажется, упал, – второй раз в жизни Кайлу приходилось так бессовестно лгать, глядя в глаза.

Мастер Света и Всезнающий переглянулись как-то слишком уж многозначительно. Создавалось впечатление, что они разговаривают. Кайл знал о существовании мыслеречи, и если он не ошибался, то Сарон и Всезнающий действительно «общались». Им, конечно же, было что скрывать, но делать вид, будто ничего не видели, совсем не к лицу. Кто-то же позвал его по имени, оборвав ту необъяснимую связь с видением из Сферы? Собственно, поэтому-то он и упал в обморок.

– Встаньте, Посвященный.

Кайл медленно поднялся, стараясь не делать резких движений, но все равно голова разболелась не на шутку. А пока он, держась за спинку стула, мужественно боролся с болью, головокружением и сверчками в ушах, Всезнающий и Мастер успели усесться за стол.

– Садитесь же, Посвященный, иначе вы снова упадете.

Голос Мудрого с трудом пробился сквозь стрекотание в ушах. Кайл испытал желание снова улечься на пол, гудящим затылком на холодные плитки мозаики, но все же сел за стол. И вдруг все прошло. Он даже не знал, кого благодарить, хотя вероятнее всего, это был Всезнающий.

– Тебе лучше? – спросил Сарон.

– Да, – кивнул Солар и посмотрел на Мудрого. – Спасибо.

И снова, как и в первый раз, Кайл никак не мог понять, почему лицо этого человека кажется ему странно знакомым.

– Это мне стоит тебя благодарить, – тем временем проговорил Всезнающий. – Диаграммы – выше всяких похвал!

Кайл едва сдержался, чтобы не засиять.

– И, к сожалению, – продолжал Всезнающий, – они потребуются очень скоро. От Слушающего в Роккиате рано утром пришло сообщение, что девушка исчезла. Слушающий твердо убежден, что причина тому – назначенное на сегодняшнее утро ее венчание с лордом-протектором, но, к счастью, все указывает на то, что она еще в городе… Посвященный Солар!

– Простите, Мудрый, я отвлекся, – поспешно сказал Кайл, необъяснимая радость теснила его грудь, хотя все вполне можно объяснить, если признать, что…

Была ночь. В спальне Варнора тускло светился коэн, вырывая из затопившей комнату тьмы столик с остатками позднего ужина и два кресла. В одном сидел Всезнающий, а в другом, стоящем напротив, – Мастер Света. Оба молчали. Варнор был угрюм и задумчив, а Сарон смотрел себе под ноги, изучая замысловатый узор на ковре.

– Сарон, – нарушив молчание, спросил Мудрый, – ты думаешь, я правильно поступаю?

– Людям свойственно сомнение, Всезнающий их не ведает.

– Силы Мироздания! Отвертеть бы головы тем, кто насочинял подобных небылиц. Так как же?

– Ты оказался прав, Варнор. Как всегда. Между этими двумя есть связь. Я бы назвал это единством душ.

– Не знаю… Все вышло как-то не так. Не понимаю, но чувствую, что не так. Слишком рано.

– Один знает больше, чем может понять, а другой – больше, чем может объяснить.

– О чем ты? – спросил Варнор.

– О Кайле. И о тебе. Между вами тоже есть связь.

– А между ним и Сферой? Раз уж взялся растолковывать мне положение вещей, то давай, объясняй! – Варнор подался вперед, но молнии, полыхающие в его глазах, угасли от странной улыбки Мастера Света.

– Я не могу, – сказал он, – знать о Сфере больше того, что она есть. А то, что видели мои глаза, было очень похоже на Посвящение. А как назовешь это ты?

– Хочешь для него степень Хранителя? Я на твоем месте лучше держал бы его на коротком поводке. С такой Силой…

– Я бы многое отдал, чтобы понять, откуда она у него. Я хорошо знал родителей Кайла и многих его родственников – ничего выдающегося. Разве что… Но это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Лона была такой примерной женой… Варнор?

Только сейчас Мастер Света обратил внимание на лицо Мудрого. И все понял.

Да, да, тысячу раз да. Он говорил, что все предопределено? Возможно, даже более чем возможно. Варнор сейчас единственный, кто способен читать туманные послания Сферы. Или теперь не единственный? Это на самом деле было своего рода Посвящение. Всезнающий сознательно сделал так, чтобы юноша на какое-то время остался один в зале, он знал, что Кайл непременно заинтересуется Сферой, главное – нужно было все видеть, и желательно, в присутствии более или менее надежного свидетеля. Но то, что он увидел, похоже, превзошло все ожидания. Теперь сердце Мудрого полно страха. Правда, не ясно, за кого он больше боится – за себя или за… Кайла?

У Сарона отчего-то язык не поворачивался назвать Солара его сыном, хотя это доподлинно объясняло истоки заключенной в Кайле Силы. Варнор получил степень Мастера в неполные двадцать пять, а через два года стал Всезнающим. Никто и помыслить не мог, что самый молодой из претендентов займет наивысший пост в иерархии Сойла. Сарон тогда испытал облегчение, ему совсем не льстило сие затворничество до конца своих дней, а Сарк, не стерпев поражения, покинул Сойл, надев в знак вызова черные одежды Всезнающего. Впрочем, сейчас это не столь важно.

Мастера Света интересовало другое: зачем нужно было говорить Кайлу, что девушка сбежала? Еще одно испытание? А смысл? Да, действительно, «непостижима простому смертному суть замысла Всезнающего».

Вопросы разрывали голову Сарона. В предчувствии чего-то плохого шевельнулось в груди ледяное острие страха.

«Туман в твоем сознании, Эдин Гай Сарон, Мастер Света, туман и сумерки».

Кайлу не спалось. А кто бы заснул после всего случившегося? Всезнающему нужно найти девушку, и он хочет, чтобы это сделал Кайл. Зачем тогда было составлять диаграммы, если Кайл без всяких графиков и таблиц с легкостью отыщет сознание Милии среди множества других? Или Мудрый хочет использовать его как своего рода проводник? Или просто не доверяет. А это вполне понятно, особенно после того, что произошло в Зале Сферы. А может, стоит попытаться незаметно улизнуть и найти девушку самому? Кайл даже зажмурился от предвкушения вылазки за пределы Сойла. Сладко заныло где-то внутри. И к черту, как говорят в Тени, неослабевающее ни днем, ни ночью наблюдение, а в качестве главного девиза взять слова Мастера Трансформы: «Нет в природе таких глаз, которые нельзя обмануть».

За Соларом действительно наблюдали. Мастер Света, хоть и противился самой идее следить за кем бы то ни было, не мог проигнорировать прямое указание Варнора, даже если Всезнающий – друг. Было и еще одно указание, благодаря которому Сарону придется сейчас беседовать с неприятным ему Зейтом, Мастером Трансформы.

– Доброго дня, Мастер Зейт.

– Доброго дня, Мастер Сарон. Прошу садиться.

Мастер Света не без удовольствия опустился в кресло. За весь сегодняшний день ему так и не удалось как следует отдохнуть, да еще этот ночной разговор…

– Чем могу быть полезен? – вежливо поинтересовался Зейт.

От его улыбки у Сарона появилась оскомина. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться в ответ и так же вежливо произнести:

– Насколько мне известно, уважаемый Мастер Зейт, вы некогда близко знали Мастера Слова, который в настоящее время держит школу где-то в Роккиате.

– И?

– Как бы странно это ни прозвучало, но… потребуется его помощь в известном вам деле. Нужно, чтобы вы, на правах давнего друга, попробовали…

– Я понимаю, Мастер Сарон. Однако должен заметить, что получить помощь от Мастера Слова будет затруднительно, поскольку он давно прервал всякую связь с Сойлом.

Сарон потер ноющие виски.

– Неужели во всей Роккиате не найдется ни одного лояльного Сойлу человека?

– Найдется, – ответил Мастер Трансформы, – и немало, не найдется желающих умереть за Сойл… Да, как там ваш лучший Ученик, Посвященный Солар? Ходят разговоры, что вы готовите его к Испытанию на степень Хранителя?

– Он давно уже готов, но его прошение с моей подписью и подписью Мастера Снов и нашими рекомендациями без всякого внимания покоится в ящике для первоочередного рассмотрения вот уже третий месяц. Похоже, на следующем Совете придется лично обратить на это внимание.

– На все воля Всезнающего, – хитро улыбнулся Зейт.

– Да, похоже, – согласился Сарон и встал. – До встречи.

– До встречи, – отозвался Мастер Трансформы.

Сарон был уже одной ногой в коридоре, как Зейт вдруг спросил:

– Вам не кажется, что в последнее время стало не в пример больше тумана?

– Не знаю, – у Мастера похолодело внутри. – Я давно не выходил.

– Я тоже. Но вчера я был в нижнем хранилище…

Затянувшаяся пауза заставила-таки Сарона обернуться, и в глазах Зейта, лицо которого вдруг перестало быть неприятным, он увидел такой же страх, что исподволь подтачивал его самого.

– А самое интересное в том, что шесть из тридцати восьми Черных Кристаллов пришли в полную негодность.

Сарон не знал, что ответить, поэтому просто повернулся, намереваясь наконец-то покинуть кабинет Мастера Трансформы, посчитав разговор оконченным, но…

– И, Сарон, хотите совет?

Уже будучи в коридоре, Мастеру Света снова пришлось обернуться.

– Если вдруг вам захочется погулять внизу, не ходите один.

13

Милия, протиравшая пол в коридоре, остановилась под дверью класса, где занимались старшие ребята. Дверь была приоткрыта, и сквозь щель в коридор, словно сквозняк, проникал голос Наставника Кирима. Кроме него, в школе было еще четверо учителей-леантарцев, но ни один из них не мог сравниться с Киримом. Это была какая-то необъяснимая магия, магия слова. Стоило Старшему Наставнику начать урок, а учил он истории, хотя превосходно владел и другими предметами, как ученики замирали едва ли не с открытыми ртами и жадно ловили каждое слово. Вот почему Милия, забыв о работе, стояла у двери и слушала доносящийся из класса голос. Она почти наяву видела сталкивающиеся в битвах армии. Наставник рассказывал о временах, предшествовавших основанию Союза Девяти Корон²¹. Тогда каждая песчинка теранской земли была пропитана кровью нескончаемых междоусобных войн с одной стороны и постоянными набегами бесчисленных племен варваров… Милия неловко оперлась о дверь и… под дружный гогот полтора десятка учеников рухнула на пол в обнимку со шваброй. Обругать ненормальную конструкцию двери, открывавшейся в обе стороны, не представилось возможности – перед носом остановились сапоги Наставника Кирима. Не говоря ни слова – трудно было бы быть услышанным в таком гаме, – он помог Милии подняться, взял швабру и спокойно вышел в коридор. Вернув орудие труда обладательнице, он прикрыл дверь. Девушка приготовилась к разносу.

– Чем, позволь спросить, ты занимаешься?

– Слушаю.

– Зачем?

– Странный вопрос. А как прикажете получать образование незнатной девушке, не имеющей средств платить за обучение?

Несмотря на полумрак коридора, Милия заметила, как вытянулось лицо Наставника, и поняла, что сморозила глупость. Стоило бы сделать виноватое лицо, потом лицо раскаивающееся и молчать, но ее понесло.

– Я в конце концов, не деревенская дурочка, чтобы приходить в щенячий восторг от мытья полов, готовки и прочего. Что плохого в том, что человека тянет к знаниям? Или сидящие в классе ученики станут вдруг интеллектуально обделенными от того, что я несколько минут послушала под дверью то, что вы им рассказывали!?

Наставник хмыкнул, пристально посмотрел на девушку и велел ей идти к себе, что Милия сделала с превеликим удовольствием, захватив по пути швабру и ведро с водой. Сгрузив все в кладовку, девушка юркнула в свою комнатушку и тщательно закрыла дверь. Отдышавшись, она сняла фартук, потом подошла к зеркалу и привычными движениями поправила грим на лице и руках.

– Милия, – сказала она, глядя на свое привычно леантарское отражение, – когда-нибудь твой язык будет просто не в состоянии тебя спасти. «Боже… – она опустилась на стоящий рядом стул. – Я даже думать стала на леантари! А дальше что?»

Нужно было срочно пройтись. Пригладив волосы, девушка схватила плащ и выбежала на улицу.

Завязав на ходу тесьму плаща, она быстро шла по улице по направлению к площади Звезды, не без облегчения оставив позади дом Солана. Не хотелось его сегодня видеть. Только отойдя на безопасное расстояние от дома «кавалера», она замедлила шаги. Из-под плаща выбился край платья, заметно обтрепавшегося за последнее время. Серое она почти не носила. В нем теперь было жарко, а другое, то, что она бросила в свой узелок не глядя, оказалось слишком богатым, чтобы его могла позволить себе служанка. Купить новое не было возможности, поскольку заработанных денег хватало только на еду и не менее необходимый грим. И Милия стала подумывать о том, чтобы продать кое-что из драгоценностей, что-нибудь не слишком заметное.

Милия смотрела, как ступают по тротуару ее ноги в изрядно заношенных сандалиях, и думала, как долго ей удастся оставаться в городе незамеченной. Все зависело от расторопности ищеек дан Глиссы и от проницательности и политических предпочтений, а может, и личной заинтересованности Гзар Доа Кирима. В том, что ее искали, не было никаких сомнений. Город был полон слухами, как корзина – грязным бельем, и каждая версия была «единственно верной». Невеста сиятельного лорда-протектора была убита Сарком, сбежала с любовником, украла фамильные драгоценности и опять же сбежала, сбежала в ужасе от перспективы иметь мужа-юбочника и просто сбежала в Сойл. Девушка и представить не могла, насколько она близка к разоблачению, но спасала ее та самая личная заинтересованность не избалованного загадками жизни Старшего Наставника.

Сообразив, что ушла довольно далеко, девушка повернула обратно – где-то поблизости, на соседней улице была ювелирная мастерская и магазин. Милия твердо решила договориться с хозяином о продаже драгоценностей.

На следующее утро, прежде чем встать, Милия всласть повалялась в постели. Сегодня у нее свободный день. Только бы Солан не явился узнавать, почему она вчера не пришла «на свидание». Выбравшись из-под одеяла, девушка умылась и загримировав лицо и руки, надела серое платье, надеясь, что с утра не будет слишком жарко, обула другую пару сандалий и накинула на голову шелковый шарф. Вчера ювелир едва согласился с ней разговаривать, приняв за одну из ищущих работу бедных девушек, сегодня же она должна произвести впечатление респектабельной барышни, которая с трудом решила расстаться с «бабушкиным подарком». Критически оглядев себя в зеркале, Милия взяла из шкатулки парные браслеты и жемчужное ожерелье в три нити, завязала в платочек и вышла.

Чтобы добраться до мастерской, ей потребовалось не больше двадцати минут. Войдя внутрь, Милия поздоровалась с управляющим и попросила позвать хозяина. Ждать пришлось недолго. Вышедший из соседней комнаты ювелир критически оглядел девушку и, очевидно, удовлетворившись увиденным, прошествовал за свой стол и только тогда соизволил поздороваться.

– Чем могу служить? – спросил он после приветствия.

Вместо ответа Милия развязала платочек и положила перед ним драгоценности. Поняв, что вещи намного лучше, чем он предполагал, ювелир вытащил из кармашка на фартуке совершенно обычную лупу и принялся разглядывать литые золотые браслеты с вкраплениями фагийской бирюзы и маленькими, но прекрасно ограненными алмазами, составлявшими замысловатый рисунок, и великолепные, безупречно подобранные, словно светящиеся изнутри пепельно-розовые жемчужины. Ювелир был в растерянности. Украшения стоили больших денег, особенно жемчуг. Видно, у девочки серьезные проблемы, раз она решилась расстаться с подобной красотой. Определенно, она весьма условно представляет истинную ценность «подарка» и будет удовлетворена минимальной суммой, за которую это все можно приобрести.

– Пятьдесят сонери, – наконец произнес ювелир.

Милия пока плохо разбиралась в запутанной иерархии леантарских денежных знаков, но понимая, каким путем может пойти ювелир, отрицательно качнула головой.

– Семьдесят?

То же движение головой.

– Восемьдесят пять, – выдавил ювелир и предупреждая очередной отказ девушки, добавил: – Это целый лен²², без малого, больше я не могу вам дать. А ведь мне придется найти покупателя, который без лишних вопросов согласится перекрыть цену. Лен – это много, даже для меня.

– Хорошо, – произнесла Милия, и ювелир, не скрывая облегчения, с довольной миной сгреб драгоценности и скрылся в глубине мастерской, откуда вскоре вернулся, держа в руках увесистый бархатный кошель, содержимое которого тут же посыпалось в широкую каменную чашу, стоящую на столе, после чего мужчина на глазах у девушки стал пересчитывать золотые монеты, складывая их обратно в кошель. Милия рассеяно следила за его короткими юркими пальцами.

Когда девушка вышла из мастерской, солнце, даже скрытое за плотным слоем облаков, ощутимо припекало. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она посмотрела налево и метрах в тридцати, у лотка книготорговца увидела Камилла. Фигура высокого худого сойлийского шпиона, облаченного во все тот же широкий фиолетовый балахон, заметно выделялась среди прохожих. Глаза Камилла изумленно смотрели на девушку.

Пока Милия приходила в себя от увиденного, расторопный Камилл почти одолел разделявшее их расстояние. Бросив последний взгляд на спешащего к ней сойлийца, девушка быстро пошла, почти побежала, прочь от мастерской, стараясь затеряться среди прохожих. Ясно как день – Камилл ее узнал и был полон решимости догнать. Хотел ли он доставить беглянку во дворец или мчался за ней по какой-то другой причине? Милия знала только то, что приватной беседы лучше избежать в любом случае.

Если бы девушка была суеверной, то посчитала бы, что в ее судьбу вмешалась Священная сила, в которую так верил Солан. Перебежав улицу перед самыми копытами запряженной в экипаж четверки лошадей, девушка чуть притормозила, чтобы перевести дух и поправить сползший с головы шарф, как вдруг чьи-то руки сгребли ее сзади за талию и резко развернули. С упавшим сердцем, сжавшимся в камень где-то в районе пяток, Милия готова была увидеть лицо Камилла, но каково же было ее изумление, когда вместо загримированного лица сойлийца она обнаружила хитрую физиономию Шеама, одного из приятелей Солана.

– Соноран! Куда бежишь, подружка?

– О-о-о, – простонала девушка, испытывая невероятное облегчение. Подвернулся прекрасный шанс избавиться от Камилла. Отчего-то Милия была уверена, что сойлиец не станет беседовать с ней при свидетелях, как не станет крутиться поблизости, чтобы привлекать внимание к своей и без того заметной фигуре.

– Шеам, ты просто не представляешь, как я рада тебя видеть! – выпалила девушка и, вцепившись в его руку, буквально потащила за собой в сторону какой-то забегаловки.

– А у меня сегодня праздник! – проговорила она, подтолкнув слегка ошалевшего Шеама к столику и, махнув рукой парню в фартуке, велела принести лучшего вина и закуски.

– А… может, я лучше пойду? – неуверенно спросил Шеам, намереваясь встать с табурета, на который его усадила девушка, подозревая, что за просто так его не станет угощать неожиданно преобразившаяся «подружка Соноран», хорошо одетая и с внушительным кошельком, завернутым в край шарфа, которая пару минут назад улепетывала от кого-то, рискуя попасть под копыта несущихся по дороге лошадей, и едва не свалилась в обморок, когда он схватил ее за талию.

– Сиди, – коротко велела Милия, бросив быстрый настороженный взгляд через плечо, и уселась напротив.

Шеам проследил за ее взглядом и, не заметив позади нее ничего подозрительного и представляющего опасность, вопросительно уставился на девушку. Однако Милия игнорировала этот и все последующие взгляды парня до тех пор, пока не принесли еду и интерес Шеама не переключился на тарелки и кувшин с вином. Но парень и не думал оставлять свои вопросы без ответов.

– Ты что, натворила что-нибудь? Почему ты бежала? От кого? – вполголоса спрашивал Шеам между восхищенными восклицаниями по поводу принесенных блюд.

Девушка молчала, задумчиво ковыряясь вилкой в своей тарелке.

– Может, тебе нужна помощь?

Милия подняла голову. Участие и желание помочь, звучавшие в голосе Шеама, казались искренними… Она улыбнулась и, отправив в рот кусочек мяса, беспечно спросила:

– Не знаешь ли какой-нибудь тайной лазейки из города?

Шеам, пригубивший вино, поперхнулся и зашипел на нее:

– Ты просто сумасшедшая, Соноран! Нашла место, чтобы это обсуждать!

– Да или нет?

– Нет.

– Тогда прощай, – Милия вынула из кошелька первую попавшуюся под руку монету, положила ее на стол и встала, чтобы уйти, но Шеам удержал ее.

– Если захочешь сказать, зачем тебе это нужно, найдешь меня в кабачке «Мечник». Это в ремесленном квартале, на улице Оружейников. Я бываю там каждый вечер, – тихо проговорил он и улыбнулся, блеснув глазами. – И просто так тоже приходи. Только без Солана. Может, я знаю тех, кто знает, тайную лазейку.

Потом его пальцы разжались, отпустив руку Милии, девушка быстро перешла на другую сторону улицы, а Шеам смотрел ей вслед, задумчиво вертя в пальцах золотой сонери.

Идя по улице, Милия внимательно исследовала косыми взглядами близлежащее пространство в поисках фиолетового плаща Камилла. Результаты исследования оказались отрицательными. Это внушало надежду на то, что сойлиец отстал, и ей не придется петлять, чтобы вернуться другим путем. Поэтому, облегченно вздохнув и расправив плечи, Милия направилась прямиком к школе, не подозревая, что следом за ней идет вполне безобидный парнишка лет двенадцати, согревая рукой в кармане штанов серебряный леант и думая о том, что точно такая же монетка ждет его вместе с ученым господином у ворот в гостиницу «Небесный воин».

Вечером того же дня Милия как ни в чем не бывало отправилась вместе с Соланом на прогулку. На ней были новые туфли и платье, в волосах матово поблескивали шпильки с фальшивыми розовыми жемчужинами, ее любимый плащ из бордового бархата был вычищен и выглажен, на пальце левой руки поблескивало самое скромное из имевшихся в шкатулке колец – тонкие золотые нити, замысловато переплетаясь, удерживали концами рубиновую каплю, а купленные в парфюмерной лавке новые духи обволакивали девушку родными ароматами жасмина, ванили и чего-то, не поддающегося описанию. Словно извиняясь за свой вчерашний «побег», Милия была такой милой, обаятельной, беспечно-веселой, что Солан совершенно потерял голову. Она даже позволила несколько раз поцеловать себя и так обнадеживающе улыбалась в ответ на комплименты и «угрозу» сделать ее своей невестой…

Милия очень боялась, что этот вечер будет ее последним вечером в Роккиате. Подозрительно долго все оставалось спокойным. И вдруг эта случайная встреча с Камиллом. Или не случайная? Предчувствия и опасения теснились в груди, наступая друг другу на ноги и яростно пихаясь локтями. Оказалось, предвидеть будущее не слишком сложно: у дверей школы стоял Гзар Доа Кирим и кого-то ждал. Милия знала кого.

– Доброго вечера, Наставник, – сказал Солан, – воздухом дышите?

– Да, это придает мыслям ясность, – ответил Кирим, не сводя глаз с Милии. – Мне нужно поговорить с тобой… Милена. Доброй ночи, Солан.

Юноша кивнул, поцеловал на прощание застывшую, как статуя, девушку в щеку и ушел.

Спустя несколько растянувшихся, как макаронины, минут Милия вошла в кабинет Кирима в его доме. Легкий шорох задвигающегося засова с другой стороны двери, и девушка поняла, какой она была дурой, что не воспользовалась предложением Шеама сразу. Около получаса она просидела в кресле, каждую минуту ожидая, что откроется дверь и в кабинет войдут солдаты из личной охраны лорда. Глупо было надеяться, что Камилл не найдет способа проследить за ней. А раскрыть глаза Наставнику не составило большого труда. Возможно, ему даже обещана награда… Нет. Милия была уверена, что Кирим не взял бы денег.

Вечер близился к завершению, и кабинет Наставника буквально утопал в темноте. Вспомнив, что во время первой встречи с Киримом здесь, в этом самом кабинете, она видела на столе коэн, девушка практически на ощупь нашла тяжелую фигурную подставку. Милия не успела даже подумать… Где-то на самом дне сознания возник образ светящегося коэна, и в чаше подставки-цветка вспыхнул шар белого огня, вырывая из темноты стол Наставника и полки с книгами.

Чтобы не поддаваться мрачным мыслям, девушка встала с кресла и, обойдя стол, принялась изучать корешки книг. В большинстве своем они были написаны на леантари, но рука Милии невольно потянулась к тем, что стояли в самом низу, от литерных знаков которых исходило то же, что и от Книги Судеб. Проведя пальцами по полустертым названиям на корешках, девушка вытащила крайнюю книгу и устроилась в кресле Наставника. Она кое-как продралась сквозь дебри названия и нескольких строчек первой главы и только начала понимать, что речь идет о чем-то вроде телепатии, как тут в коридоре раздались шаги. Милия инстинктивно сунула книгу в складки плаща и уставилась на дверь в ожидании худшего.

В кабинет вошел Кирим. Один.

– Зачем вы меня заперли? – с места в карьер рванула Милия.

– Я сейчас думал, как мне поступить, и просто побоялся, что, решив, не смогу выполнить задуманное, так как тебя здесь уже не будет.

– И что же вы решили?

– Что предложенные варианты меня не устраивают.

– Почему?

– Возникает слишком много вопросов.

– Например?

– Зачем ты здесь? Твое появление нарушило баланс сил, и слишком многое зависит сейчас от того, на чью сторону ты станешь.

– А на чьей стороне вы?

– Я пришел к выводу, что не имею права вставать на чью-либо сторону. Я порвал все связи с Сойлом много лет назад, а связей с дворцом никогда не имел, так зачем мне возобновлять одни или заводить другие сейчас?

Милия молчала, приглашая Кирима продолжать в надежде, что продолжение окажется более понятным, чем сказанное ранее.

– У меня был странный гость, – сказал Наставник. – Сон Кай Камилл, советник принцессы Лии. Он искал Милию Стейл Альдо.

– Нашел?

– Нет, но оставил вот это для девушки, которая работает в школе, – и Кирим протянул Милии сложенный вчетверо лист бумаги.

Несколько минут девушка и Наставник молчали. Милия смотрела на письмо в своей руке, а Наставник на Милию. Возможно, он ожидал, что девушка прочтет послание сейчас, посвятив его в содержание, но Милия не могла позволить себе роскошь безоговорочного доверия Кириму. Он ведь был сойлийцем, а после того, что однажды сказал ей Сарк, Сойл больше не казался ей безопасным местом.

– Если это все, я хотела бы пойти к себе.

– Иди, – сказал Кирим, даже не пытаясь скрыть разочарование: похоже, он и в самом деле ждал, что девушка доверится ему. – Только… если решишь уйти совсем, не стоит прощаться со мной перед уходом.

Милия кивнула и поднялась с кресла, держа в одной руке письмо от Камилла, а другой, скрытой плащом, – книгу Кирима. Девушка понятия не имела, зачем ей нужна была эта книга, да еще взятая тайком…

«Признаки клептомании налицо. И в руках».

– И будет лучше, – добавил Наставник, когда Милия уже была в коридоре, – если ты сделаешь это как можно скорее.

Примчавшись к себе, Милия дрожащими руками развернула письмо, но ничего не могла прочесть – строчки прыгали перед глазами. Пришлось отложить письмо и заставить себя успокоиться. Со второй попытки дело пошло лучше, хотя разобрать витиеватый почерк Камилла было не так просто. «Уже второй день, – писал он, – люди дан Глиссы проверяют каждый дом в Роккиате, где есть девушки вашего возраста, особенно служанки, взятые на работу совсем недавно. Все ворота из города тщательно охраняются, проверяют всех въезжающих и тщательнее всего выезжающих. К тому же лорд-протектор быстро сообразил, как вы могли изменить внешность, и вкупе с проверкой домов, ваша поимка – дело нескольких дней. И, поверьте, причина не только в потере популярности среди народа, ваш побег – слишком сильный удар по его самолюбию. Посему настоятельно советую покинуть Роккиату в ближайшие два дня. Если не найдете способа сделать это незаметно, оставьте для меня записку у книготорговца Хорона. Простите, что испугал вас на улице. Удачи. К.»

Еще один неожиданно объявившийся союзник? Не слишком ли много? В любом случае, Милия приняла бы помощь от Камилла, только если бы ищейки лорда стояли под дверями. Значит – Шеам.

Собрать нехитрый скарб было минутным делом. Единственное, что ее беспокоило, так это то, что она совершенно не знала, куда направиться, выбравшись из города. Первой и далеко не самой умной идеей было вернуться к морскому берегу, туда, где она впервые ступила на красный песок Теры, забраться в пещеру и ждать, когда снова откроется Дверь-Между-Мирами. Но это могло произойти когда угодно: через день, два, через неделю или месяц. А у нее был только вестал Анжея. Последние месяцы Милия запретила себе думать об этой вещице, лежащей на самом дне шкатулки с драгоценностями, потому что автоматически вспоминала ее хозяина. Воспоминания причиняли боль и делали ее уязвимой, а тогда ей нельзя было раскисать, как, впрочем, и сейчас. Сейчас особенно. А скольких уговоров, обещаний, льстивых улыбок и многообещающих взглядов стоило Милии уговорить дан Глиссу вернуть ей вестал. На память о том, как она попала в этот мир, сказала она тогда лорду.

«И о человеке, который привел в этот мир», – тут же отозвалось сердце и умолкло под осуждающим взглядом разума.

Как ни крути, а в Сойл придется-таки ехать, но самой, без сопровождающих, так сказать, лиц. Так будет лучше. Так – незаметнее. И Солар нужен тоже. Чтобы помочь ей вернуться домой и…

«Просто нужен», – шепнуло сердце.

14

Оружейная улица, которую назвали так из-за разместившихся на ней нескольких десятков оружейных мастерских и кузен, находилась в самом углу ремесленного квартала и служила своеобразной границей, отделявшей квартал от трущоб, или Веселого города, упиравшегося в окружающую Роккиату стену. Один из первых королей Леантара расположил оружейные мастерские на отшибе для того, «чтобы стук молотов о наковальни не отвлекал от забот о благе государства». Все эти Кожевенные, Сапожные, Ткацкие, Стекольные, Швейные и прочие улицы, окружавшие богатые кварталы с Белым дворцом в центре широким кольцом, и составляли ремесленный квартал. Люди в нем жили простые, нравы не отличались строгостью, и разговоры велись чуть свободнее, несмотря на шныряющие в толпе любопытные носы полицейских шпионов и мелких доносчиков. А что взять с захмелевшего мастерового? И ремесленники шутили: «Коли лорд не слышит стука молотов, ему не услышать и того, как его любит простой люд».

Чтобы не плутать по незнакомым и плохо освещенным улицам, Милия дала леант возчику, гордо восседавшему на высокой, видавшей виды коляске, запряженной маленькой гнедой лошадкой, и тот привез ее прямо к дверям «Мечника». Над кабачком красовалась вывеска с изображением толстого краснощекого детины в нагруднике, держащего в одной руке меч, а в другой – пузатую бутылку. Рядом с вывеской на крюке, поскрипывая, болтался масляный фонарь. Пятно света перемещалось, и казалось, что детина с вывески ухмыляется и пьяно косит глаза.

– Что ж ты, красотка, оробела? – раздался позади выбравшейся из коляски Милии голос возчика, который тоже решил зайти в кабачок. – Иди, не бойся. Люди здесь мирные, плохого зря не сделают.

Подхватив девушку под руку, он вошел внутрь.

В большое полуподвальное помещение вели четыре широкие ступени. Лампы на стенах чадили, разрисовывая и без того закопченный потолок новыми извивами дымных струй, которые постепенно втягивались в зарешеченное отверстие. Запах горящего масла смешивался с запахами вина, жаркого и распаренных человеческих тел. Гудели голоса ждущих за длинными деревянными столами посетителей, слышались обрывки песен, визгливый смех девиц легкого поведения и чей-то хохот. То тут, то там раздавались крики: «Хозяин, вина!» – ударялись друг о друга кружки, взад-вперед по залу бегали служанки с подносами, за одним из столов подвыпивший музыкант терзал струны инструмента, похожего на длинную домбру, и пытался что-то петь. В общем, веселье было в самом разгаре.

Милия спустилась по ступенькам, прижимая к себе перекинутую через плечо под плащом сумку. Перед уходом девушка переоделась в свою старую одежду, чтобы не слишком бросаться в глаза, да еще потому, что считала ее чем-то вроде талисмана, как и вестал Солара, который приятно холодил кожу на груди. Милии нужна была поддержка, даже такая. Оглядев зал несколько раз и не найдя среди присутствующих Шеама, она уже было совсем пала духом, да и возчик куда-то испарился, как подошедший незаметно паренек лет шестнадцати коснулся ее плеча и тихо спросил, не желает ли госпожа пройти в место поспокойнее. Милия кивнула и пошла за юношей в конец зала, где обнаружилась широкая деревянная дверь, ведущая в еще один зал, поменьше.

Там было заметно чище и тише, столы накрыты скатертями, пахло цветами и чем-то вкусным. За столами сидели прилично одетые молодые люди, разговаривали, ели, пили, смеялись…

Шеам заметил девушку первым и, вскочив со стула, ухватил ее за руку и подвел к своему столику в самом углу зала. Прибытие Милии было встречено улыбками и приветствиями. Не обошлось и без шуточек известного характера про «тили-тесто». Приятелями и товарищами Шеама по застолью оказались знакомый Милии по празднику Первовестника Гелер и какие-то тщедушные на вид ребята, похожие друг на друга как две капли воды.

– Это Тим и Радо, – представил их Гелер. – Даже не пытайся их различить, они так похожи, что, наверное, сами толком не знают, кто из них Радо, а кто Тим.

– Садись, Соноран, – предложил Шеам и придвинул к устроившейся за столом девушке большое блюдо с жареной птицей и кружку, куда налили вина из стоящего на столе кувшина.

– Спасибо, я не голодна, – проговорила Милия, все еще прижимая к себе сумку.

– Ешь и пей, – не терпящим возражений голосом велел Шеам. – Потом поговорим.

Есть девушка не стала, а вот вино с густым виноградным запахом выпила до капли, чувствуя, как разливается по телу приятное тепло и уходит напряжение. Милия посмотрела на Шеама, потом на Гелера и на близнецов, не сводивших с нее глаз.

– Можешь говорить при них, это свои ребята, – успокоил Шеам, прочтя во взгляде девушки неуверенность. – Итак?

– У меня неприятности, и мне нужно сегодня же исчезнуть из города. Незаметно.

– Что же ты натворила, Соноран? – осторожно спросил Гелер, вертя в руках свою кружку.

Милия молча опустила глаза. Чем меньше они будут знать, тем лучше. Для них же самих.

– Так, ясно, – сказал Шеам, – сколько у тебя денег?

Так же молча Милия достала из сумки кошелек и шкатулку. Кошелек она поставила на стол. Гелер развязал шнурок и высыпал на стол горку золотых сонери и серебряных леантов. Близнецы присвистнули, Гелер открыл рот, словно собирался что-то сказать, Шеам молчал.

– Если этого мало, у меня есть еще драгоценности, – и с этими словами девушка вывернула на россыпь монет содержимое шкатулки, в которой оставалось колье с изумрудами, серьги к нему, две нити серебристо-белого жемчуга, несколько колец и первый подарок дан Глиссы – золотой браслет с рубинами.

– Клянусь Небом, – наконец произнес Гелер, – здесь же целое состояние!

Шеам быстро стянул платок со своей шеи и набросил на сверкающую горку.

– Этого хватило бы, чтобы купить Первосвященника, а первый попавшийся контрабандист свернет твою глупую голову и за сотую долю того, что здесь лежит, – Шеам ткнул пальцем в платок. – Впервые в жизни встречаю такую сумасшедшую девчонку, как ты, Соноран.

Забрав у Милии шкатулку, он стал быстро ссыпать туда деньги и украшения. За последнюю минуту он успел совершенно отчетливо представить драгоценности на девушке, сопоставить картинку с утренним происшествием и с тем, что «подружка Соноран» плохо представляет себе ценность имеющихся у нее украшений и денег. К тому же он схитрил утром, сделав вид, что не заметил, кто преследовал девушку. Не заметить такую персону, как советник принцессы, мог разве что слепой! А еще этот нездоровый цвет лица… Выводы напрашивались неутешительные.

Тонкие пальцы одного из близнецов ловко подцепили браслет с рубинами. У Милии екнуло сердце – на внутренней стороне браслета была гравировка: «Королеве моего сердца». И герб королевского дома Леантара. Шеам почти тут же забрал браслет и сунул его в шкатулку, но Тим и Радо уже успели прочесть надпись.

– Она же… – в один голос зашептали близнецы, но Шеам перебил:

– Она – Соноран, и зарубите это себе на носу!

– Мы в этом не участвуем, – сказал Тим.

– Струсили?

– Да пошел ты… Шеам, послушай, ты не понимаешь, видно, во что ввязываешься. Эта девчонка тебя погубит!

– Прекрасно! Гелер?

– Они правы, Шеам, – Гелер извиняющимся взглядом смотрел на друга и Милию. – Прости… Соноран, но самое меньшее, что нам грозит за помощь тебе, – это смерть на месте. И никакие золотые горы тут не помогут.

Милия сидела, опустив глаза. На сердце было пусто. Видно, придется-таки просить помощи у Камилла. Девушка взяла шкатулку из рук Шеама, положила ее в сумку и хотела подняться, чтобы уйти, но Шеам взглядом велел ей остаться. И она осталась, даже вопреки тому, что она считала бессмысленным свое дальнейшее пребывание здесь. Было отчего-то обидно.

– Ладно, ребята, – сказала она, – я понимаю, вы не обязаны рисковать собой, даже за все сокровища Леантара, чтобы вывести из города «сойлийскую шлюху». Не так ли, Радо?

Парень покраснел.

– Извини, – сказал Тим, – все так говорят…

– Я могу сделать это один.

– Не геройствуй, Шеам, – отозвался Гелер, – я ведь не отказываюсь тебе помочь, просто это несколько не в моих силах.

Он выразительно смотрел на близнецов минуты две, пока один из них не сдался.

– Хорошо! Мы с Радо знаем типа, который провернет это дело так, что и мышь не узнает. Правда, берет много.

Шеам расплылся в улыбке.

Где-то около получаса близнецы вели остальных по лабиринту улочек и переулков вглубь Веселого города. Дома, или скорее, лачуги, поражали своей бедностью и убогостью, было грязно, темно, пахло, как на свалке, и Милия чувствовала, как за ними следят из-за углов и подворотен внимательные глаза каких-то не внушающих доверия личностей.

– Миленькое местечко, – прошептала она, когда переулок, в который они свернули, уперся в дикого вида строение с грязным окном, наполовину завешенным какой-то тряпкой.

– Да уж не дворец, – отозвался Гелер, но тут же заткнулся, получив от Шеама чувствительный пинок.

Тем временем кто-то из близнецов как-то по-особому свистнул, за дверью послышалась возня, и хриплый со сна голос спросил:

– Кто?

– Золотые сонери, – вполголоса ответил Шеам.

Дверь приоткрылась, и хозяин сделал приглашающий жест.

Прежде чем заговорить, владелец лачуги, которого звали Лаксам, долго и тщательно разглядывал девушку. Чтобы не выдать свой страх, Милия делала то же самое, причем с более выгодной позиции – сверху вниз. Лаксам был невысок, сутулился, его одутловатое синюшное лицо с темными кругами вокруг глаз и бесформенным носом блестело от пота, рука, державшая лампу, дрожала, вторую он прятал в кармане куртки. Дышал он тяжело, с каждым вдохом морщась от боли, был явственно пьян и наверняка давно не принимал ванну. Губы Лаксама, такие же бесформенные, как и нос, со следами запекшейся крови, беззвучно шевельнулись, он качнул лампой в сторону скамьи, предлагая молодым людям сесть. Милия, стоящая посреди единственной комнаты, оглянулась в поисках стула. Лаксам тем временем поставил лампу на стол и выволок откуда-то табурет. Этот табурет, скамья, стол, очаг, лежанка возле него и полка над ним составляли интерьер сего жилища.

«Да уж, действительно не дворец».

Девушка подошла, чтобы сесть на предложенный табурет. Глаза Лаксама как-то странно блеснули, он резко протянул руку и одним движением сорвал с Милии плащ. Намеренно или нет, но пальцы мужчины зацепили бретель ее платья, тонкая тесьма с треском лопнула, и Милия была вынуждена бросить сумку и спасать свою репутацию, прикрыв руками грудь. Со стороны скамьи раздались негодующие возгласы, Шеам вскочил, но Лаксам жестом остановил его.

– Тихо, тихо. Я только хотел удостовериться, так ли она хороша, как говорят.

– Ну и как? – язвительно осведомилась девушка, заворачиваясь в плащ, который накинул ей на плечи Шеам.

– Не красавица, но что-то в тебе есть. Теперь хоть буду знать, чего ради палачи лорда из меня вчера чуть душу не вынули, – он хрипло рассмеялся, держась рукой за грудь, а потом кивнул на табурет. – Садись.

– Откуда тебе знать, что она… – проговорил Гелер.

– А что тут знать? – буркнул Лаксам, старательно завешивая окно, чтобы с улицы не был виден свет. – Варлу понятно, что, кроме меня, ее никто не спрячет. Другие либо струсят, либо сдадут, а у меня с лордом свои счеты. Вот и крысы его сообразили, да только без толку. Я больше месяца никуда не отлучался, всякий скажет. Побили и отпустили. А еще крысеныш тут болтался, вынюхивал, подглядывал… Везет тебе, дана. Теперь-то я точно тебя из города выведу. Есть у меня один секрет.

– Когда? – глухо спросила Милия.

– Да прямо сейчас, коли деньги есть.

– Сколько хочешь? – спросил Шеам.

– А пусть дана сама решит, сколько ее свобода стоит, – криво ухмыльнулся Лаксам. – Лордов лизоблюд четверть лена предлагал, чтоб я девицу Альдо во дворец доставил, коли попадется.

– Ну и мерзавец же ты, Лаксам, – проговорил кто-то из близнецов, но тот только шире улыбнулся, демонстрируя оставшиеся после встречи с палачом зубы.

Не обращая внимания на разгоревшийся торг за свою судьбу, Милия торопливо отсчитала сорок золотых сонери, едва ли не вдвое больше указанной цены, ссыпала монеты в кошелек ювелира и бросила его Лаксаму.

– Здесь сорок сонери, – сказала она, иловко поймавший кошелек Лаксам взвесил его на руке и сунул в карман вытертой куртки.

– А теперь помогите мне, – сказал он, отодвигая стол.

Отодвинув его к окну и отшвырнув куда-то в угол видавший виды грязный половик, Лаксам велел поднять обнаружившуюся на месте половика крышку погреба, составлявшую значительную часть пола в лачуге. Подперев крышку двумя деревянными брусками, Лаксам взял лампу и стал осторожно спускаться вниз по крутой лестнице. Спустившись, он повесил лампу на крюк в стене и велел лезть за ним.

По размерам погреб оказался немногим меньше комнаты. Полки у стен были завалены всяким хламом и пустыми бутылками, в уголке томился пыльный рваный соломенный тюфяк в компании с косым табуретом.

– Это и есть твое убежище? – разочаровано спросил Гелер, отшвырнув ногой какое-то тряпье.

– То же самое спросили ищейки, когда обнаружили погреб, – отозвался Лаксам.

– Вы с ними согласились?

– Еще бы, дана! Иначе меня здесь не было бы.

– А что вы скажете нам?

– Этим молодым людям – то же самое. Прощайтесь, и пусть они уходят.

– Так не пойдет, Лаксам, – вмешался Радо. – Мы должны быть уверены, что с… Соноран все будет хорошо. От этого зависят и наши жизни тоже.

– Вам придется поверить мне на слово.

Милия стояла, опершись на лестницу, смотрела на Шеама, Гелера и близнецов и гадала, чем она могла заслужить таких товарищей. Особенно Шеама. Рисковать жизнью ради практически незнакомого человека! Во всем этом был скрытый смысл, который она никак не могла уловить. Все складывалось как в книжном романе, где главному герою всегда удается ускользать от врагов благодаря неожиданно появляющимся полезным людям. А этот дух авантюризма, постепенно вытесняющий присущий каждому живому существу инстинкт самосохранения? И ведь в самом деле – не страшно. Кто бы мог подумать, что она когда-то была счастлива своей обыкновенной жизнью?

«Расскажи это кому другому, детка!»

– Прощайте, – произнесла Милия.

– Прощай, – хором отозвались парни, как будто полдня репетировали.

– Да хранит тебя Священная сила, Соноран, – добавил Шеам и обнял.

– И тебя, – улыбаясь, ответила девушка: уж очень он сейчас походил на рыцаря-джеддая, и ей было немного горько, как будто она оставляла брата.

– Когда подниметесь, закройте погреб и с часок побудьте в доме. Это для крысеныша, что следит за мной. Потом пойдете. Дверь не запирайте. И пошумите слегка, – велел Лаксам.

– Удачи, – пожелал Гелер.

– Идите, идите, рыцари, – съязвил Лаксам.

Прощальный взгляд Шеама, неловко теребящего карман куртки, куда девушка, несмотря на молчаливый укор, сунула нитку жемчуга, и крышка погреба над головой девушки закрылась. Лаксам снял с крюка лампу и, подойдя к полкам справа от лестницы, запустил руку куда-то за кучу тряпья. Что-то щелкнуло, заскрежетало, и часть стены вместе с полками подалась вперед, открыв зазор. Лаксам пролез туда, унося с собой лампу, и Милия ничего не оставалось, как последовать за ним. Спустя минуту стена стала на место, намертво закрыв проход.

Лаксам тем временем сменил масляную лампу на коэн – маленькую клетку, похожую на птичью – а лампу оставил в нише. Одного взгляда на коэн хватило, чтобы в центре клетки засиял шар из света, и Милия почувствовала слабое дуновение теплого ветерка на своем затылке. Нет, не от коэна, его свет совсем не грел, от того, что это она его зажгла, опередив Лаксама. Тот хмыкнул и пошел вперед по коридору, конец которого терялся в непроглядной темноте.

Некоторое время шли молча; Лаксам с коэном впереди, Милия следом.

– Как вышло, что никто, кроме вас, не знает об этом коридоре? – спросила она.

– Не знает, верно, – подтвердил Лаксам. – А сам я узнал о нем случайно. Это было… очень давно, в другой жизни.

После того, как закрылась дверь тайного хода, Лаксам вдруг изменился. Он перестал коверкать слова, как подмастерье, во всяком случае настолько, насколько позволяли выбитые зубы, изменились интонации голоса. В нем стало больше силы, уверенности, проскальзывали властные нотки.

– Кто вы, Лаксам? – рискнула спросить девушка.

– Теперь, пожалуй, никто. Это расплата за дружбу отца. Что ж, утешает то, что мне хотя бы оставили жизнь. Правда, когда я оказался на улице, без гроша в кармане и совершенно один, мне хотелось разделить его участь. А до всего этого я служил помощником архивариуса, вот тогда-то мне и попался на глаза старый план Роккиаты, еще до первой грызни с заморскими княжествами, когда в Союзе состояли девять, а не шесть корон, как сейчас. Роккиата тогда стояла ближе к морю, была не такой большой, но имела сносную гавань и порт, а там, где сейчас растянулся город ремесленников, с южной стороны, стоит ряд башен, соединенных стеной. Так вот этот коридор был тайным ходом из одной из башен на случай осады. Он ведет на побережье. Потом началась эта заваруха с заговором, и я припрятал план, так, на всякий случай. А теперь это мой хлеб. В Роккиате всегда есть люди, которым нужно исчезнуть, как…

Лаксам остановился так внезапно, что Милия едва не ударилась подбородком о его макушку. Мужчина повернулся и сунул коэн прямо в лицо девушке.

– В чем дело?! – опешила она, пытаясь отвернуться от яркого света, бьющего прямо в глаза.

– Силы небесные! – прошептал Лаксам. – это рука Судьбы…

«Господи! Еще один помешанный на мою голову!»

– Когда-то, – глухо проговорил он, убрав коэн от лица Милии, – я вел по этому коридору юную Сирил Альдо. Кто она тебе?

Лаксам так неожиданно выпалил вопрос, что Милия невольно отшатнулась, сделала шаг назад и уперлась спиной в холодную от сырости каменную стену. Холод проникал под кожу, тонкой струйкой змеился по позвоночнику, поднимаясь все выше, и коснувшись головы, вызвал из памяти слова Сарка: «Твоя бабка Сирил была очень смелой, когда решила бежать с Тер».

«Бабка? Но как?..»

– Можешь не отвечать, я и так все вижу. Ты очень похожа на нее, хотя и не так красива. («Надо же, какой вежливый!») Я бы сразу догадался, но твой грим и полумрак…

– Может, лучше пойдем? – не выдержав, перебила девушка.

Лаксам замолчал, отвернулся и, пробормотав что-то себе под нос, пошел дальше. Молча. Милию это вполне устраивало, поскольку в голове был настоящий сумбур.

«Как же это получается? Немыслимо. Моя мама никак не могла быть этой Сирил, как и ее дочерью. У нее обычные родители. Остается… Да, отец, которого я почти не помню. В доме нет ни одной его фотографии и, похоже, не было никогда. Господи… А он вполне мог быть сыном этой Сирил. И почему, собственно, «господи», должна же я была унаследовать от кого-то свой цвет волос, не от маминой же белобрысой родни? Не самые приятные люди, честно сказать. Отвлеклась. И все равно что-то невероятное… Черт бы вас побрал, господин Солар! Какое вы имели право лезть в мою жизнь?! Как же мне хочется вас уби… Хочется вас уви… Дура!»

– Пришли, – вдруг сказал Лаксам, И Милия только сейчас поняла, как она устала, просто с ног валилась, и безумно хотелось спать.

Правильно рассудив, что девушка ему сейчас не помощница, Лаксам один уперся плечом в загораживающую выход плиту, поднатужился, издав прямо-таки звериный рык, что-то заскрипело, затрещало, сверху посыпался песок, плита подалась в сторону, и сквозь пляшущую в воздухе пыль Милия разглядела проход. Девушка рванулась вперед, но Лаксам удержал.

– Постой, дана, не спеши, здесь запросто можно шею сломать. Я провожу.

Коридор выходил в пещеру в скале. В полу было много трещин, и валялись острые каменные осколки. В темноте здесь действительно можно было, как выразился Лаксам, шею сломать, но воздух… Свежий воздух с резким горьковато-соленым запахом моря. Милия едва сдерживалась, чтобы не торопить Лаксама. Наконец повеяло ветерком, и мужчина остановился.

– Ну что ж, прощай, – сказал он.

– Что же мне делать дальше? – беспомощно спросила девушка, ежась от прохладного ночного воздуха. На мгновение ее охватил страх – опять одна?

– До утра оставайся здесь, а как рассветет, выйдешь на дорогу. Пойдешь от берега, часа через четыре доберешься до Кенно, там купи еды, другую одежду, лошадь и присоединись к какому-нибудь каравану. Это, кстати, тоже денег стоит. Будешь идти по дороге, гляди в оба, а то попадешься герольдам или воинам – много голов поляжет. Здесь кругом камней много, спрячешься, если что.

Странный взгляд, почти отеческий. Молодые глаза старого человека – редкое сочетание.

– Спасибо вам, – тихо сказала Милия.

– Прощай.

– Прощайте, Лаксам.

Он коснулся ее руки, словно хотел поддержать, и ушел. Милия не стала смотреть ему вслед, просто когда свет коэна пропал, она поняла, что надеяться ей больше не на кого. Кроме себя самой, конечно же.

15

По Пустынному плато медленно тянулся караван. В его голове ехали верхом мужчины, за ними тащились телеги и фургоны. На телегах лежали тюки шерсти, одеяла, попоны, веревки и прочий товар. Из фургонов выглядывали женские и детские головки. Позади всех ехали несколько мужчин, гонящих два десятка лошадей-тари, считая четырех жеребят. Тари не блистали чистотой кровей, но были сильными и выносливыми, как раз для пустыни. Порыв теплого сухого ветра швырнул на караван облако красной пыли. У Саура противно заскрипел на зубах песок, кочевник звучно плюнул под копыта своего коня и посмотрел на едущего рядом Кобара – его глаза под повязкой-нехтом смеялись. У Саура появилось такое чувство, словно Кобар прилюдно назвал его трусом.

– В городе поговорим…

– Въехав за стену Лоса, ты должен держать решение в кулаке, Саур.

– Она достаточно заплатила, чтобы на время пути иметь такие же права, как любой из нас.

– Если она отдала столько денег только за то, чтобы ехать с нами, то у нее должно быть много больше. Сам подумай, Саур. К тому же у нее очень светлая кожа…

– С каких пор ты на жаловании у лорда-протектора, Кобар Гайо? – резко оборвал собеседника Саур.

В глазах молодого кочевника блеснула ярость, руки, державшие поводья, напряглись, но почти тут же расслабились.

– Саур, – вкрадчиво спросил он, – как ты собираешься кормить свою семью? В Санаке мы почти ничего не продали и в двух других городах до него тоже. Неужели ты думаешь, что в Лосе найдется столько олухов, чтобы мы смогли продать по высшей цене второсортную шерсть или ослабевших от недоедания лошадей? А у этой девки наверняка куча золота. Ну что тебе мешает забрать у нее деньги и выдать наместнику в Лосе? А ведь за нее положено вознаграждение.

– У тебя нет чести, Кобар.

– Решайся, ванх²³.

– Нет, – резко ответил Саур.

Кобар гневно ударил шпорами в черные бока своей лошади и поскакал к голове каравана, подняв облако пыли, которую ветер тут же бросил в лицо ванха. Саур несколько раз кашлянул, потянул было с плеча нехт, но передумал. Разговор с Кобаром оставил в душе неприятный осадок, как песок на зубах. Некоторое время Саур смотрел на холку своего коня и думал о том, что творится с миром, если кочевник предлагает ограбить путника, попросившего защиты, потом он посмотрел туда, где в стороне от его людей, рядом с телегой, ехала девушка. Капюшон ее бордового бархатного плаща, уже изрядно запылившегося, полностью скрывал лицо. Из-под плаща виднелся лишь край серой шерстяной амазонки – платья с длинными рукавами, глухим воротником и высокими разрезами по бокам. На ногах, обтянутых узкими брюками той же серой шерсти, ладно сидели высокие сапоги из красной кожи. Узкие ладони в кожаных перчатках уверенно держали поводья огромного черного чудовища – кротта по кличке Вихрь.

Именно эта лошадь привлекла внимание Саура, когда девушка подошла к нему на рынке в Санаке и попросилась ехать вместе с караваном к южным границам Леантара, предложив взамен немалые деньги. Вихрь, как и все его братья, рожденные в раскаленных пустынях Саффского халифата, был черен как ночь, имел густые гриву и хвост, низко посаженные и прижатые к длинной голове уши и ярко-красные глаза. Копыта кроттов были настолько твердыми, что не нуждались в подковах. Такая лошадь, даже в сравнении с тари лучших пород, стоила огромных денег. Правда, случалось иногда, что, будучи не в силах покорить норовистое животное, хозяин продавал кротта за бесценок любому, кто сможет усмирить его. Ванх полжизни бы отдал за то, чтобы иметь такого же красавца, как Вихрь.

Деньги, которые предлагала девушка, были большим подспорьем. Этот год был неудачным для его кочевья. Жеребят, против ожидания, родилось мало, значит, шерсти в этот год не будет почти, а на прошлогоднюю найти покупателя и сейчас тяжело, это к осени-то. Лошади исхудали на одной лишь сухой пустынной траве, им бы пшеницы. Она, говорят, уродилась на славу. Смущало его только то, что девушка путешествовала одна и, к тому же, слишком походила по описанию на сбежавшую невесту лорда. Был бы с ней сопровождающий, подумалось Сауру, Кобару и в голову бы не пришло предлагать ему, ванху, подобную мерзость. Слыхано ли, нарушить слово Защиты!?

Саур снова посмотрел на девушку и встретился с ней взглядом. Она кивнула в знак приветствия, дернула поводья кротта и подъехала к нему. Заставив Вихря идти вровень с лошадью ванха, девушка откинула капюшон, улыбнулась и сказала:

– Доброго утра, ванх Саур.

– И тебе, странница, доброго утра.

– Далеко ли еще до Лоса?

– Около двадцати мер²⁴.

Милия закашлялась от попавшей в горло пыли и, помолчав, спросила:

– Вы боитесь, ванх Саур?

– Чего мне бояться?

– Того, что позволили мне ехать с вами.

Саур не ответил, его глаза внимательно разглядывали кротта и его хозяйку.

– Хороший у тебя скакун, – вдруг сказал он, – быстрый, сильный, покладистый… Продать не хочешь?

Перехватив недоуменный взгляд девушки, ванх понизил голос:

– Опасно тебе здесь. Уходи от нас в Лосе. Я верну часть денег, что ты заплатила, когда войдем в город. Уйдешь, когда на базар поедем. А скакун у тебя и правда отменный, только заметный больно. Поняла?

Милия кивнула, легонько ткнула каблуками сапог в бока кротта и с бьющимся сердцем вернулась на прежнее место.

Опять.

Опять бежать, скрываться, каждую минуту бояться, что тебя узнают, опять никому не верить и с опаской глядеть на каждое лицо, повернувшееся к тебе с улыбкой, опять играть в прятки с неизбежным. Рано или поздно ее поймают ищейки дан Глиссы, а если не поймают, она благополучно доберется до Сойла, а там… Кто сказал, что неизвестность пугает? В неизвестности свои плюсы – она может быть злом или благом в одинаковой степени. А может, зря все это? Может, с самого начала нужно было принять помощь Камилла? Сидела бы сейчас дома…

Ну уж нет!

Самое последнее сейчас – сомневаться в собственных действиях. Как только она окажется в городе, все пойдет по старому известному пути: купить новую одежду, немного грима, придумать новое имя, переждать пару дней в гостинице, а потом, с другим караваном, дальше на юг. Можно было бы, конечно, по дороге – медленнее, да удобнее – но слишком велика возможность попасться на глаза ненужным людям, а в полупустынных степях свои законы. Единственное, о чем жалела девушка, так это о том, что придется расстаться с Вихрем, за месяц, проведенный вместе, они успели привязаться друг к другу. Нет, она не станет его продавать, подарит Сауру. Ванх, безусловно, помогал ей, а за время своих мытарств по стране редко удавалось отблагодарить кого-нибудь за помощь. Милия представляла, как за городскими воротами она легко соскользнет с сильной спины кротта, как потреплет его по шее, как протянет поводья навстречу руке Саура, держащей кошелек, и как ванх, отдав деньги, качнет головой, отказываясь от подарка. Но будет уже поздно, так как тонкий ремешок плотно обовьет запястье, а хозяйка кротта, сняв седельные сумки, быстро затеряется в суетливой городской толчее.

– Дана, эй, дана! – послышался громкий возбужденный шепот откуда-то сбоку, и Милия почувствовала, как кто-то дергает край ее плаща.

Оказалось, что с девушкой поравнялась длинная повозка с высоким верхом, крытая шкурами и грубым шерстяным материалом. В одном месте плотная ткань порвалась, и из дыры высунулась тоненькая ручонка с множеством браслетов.

– Дана, – зашептала девочка, и в полумраке фургона блеснули две вишенки любопытных глаз, – дай монетку.

Милия потянулась к поясу, на котором висел кошелек, достала из него большую монету – тан, равный половине сонери – протянула ее девочке, но передумала и сжала деньги в кулаке.

– Как тебя зовут?

Рука спряталась в фургон, послышались шушуканье и возня, а потом тот же голос ответил:

– Касандани, госпожа.

– Хочешь ехать со мной, Касандани?

– Да, хочу! У тебя такая красивая лошадь!

– Тогда иди сюда.

Спустя несколько минут впереди Милии с гордым видом сидела девчушка лет двенадцати, тоненькая, в латаном длинном платье и пестром платке, наброшенном на худенькие плечики. На шее Касандани болталось множество бус и амулетов. Темный лоб и черные волосы, заплетенные в две тугие косы, обхватывала вышитая бисером кожаная полоска. Под тонкими бровями блестели огромные раскосые глаза. Девочка была бы красавицей, если бы не широкий нос.

– Любишь лошадей? – спросила Милия, заметив, как Касандани ласково провела ладошкой по жесткой гриве Вихря.

– Да, – со вздохом ответила девочка.

– Почему ты вздыхаешь?

– Мой отец бедный, у него нет своих лошадей, поэтому он ухаживает за чужими, чтобы нам было что есть. Лучше бы он продал меня в какой-нибудь богатый дом.

– В служанки?

– Да. У меня есть две сестры, они совсем взрослые, но никто не берет их в жены, потому что отец не может дать в приданное ни тари, ни денег. А от того, что они никому не нужны, они стали злыми, все время кричат и дерутся. Я не хочу быть, как они. Уж лучше служить в большом доме, чем остаться старой девой и до конца дней чистить котлы да плести веревки. А еще лучше сбежать в город и продавать любовь… Только отца жалко.

– Сколько тебе лет, Касандани? – спросила Милия, едва придя в себя от слов девочки.

– Мне почти тринадцать, дана, это хороший возраст для такой работы.

– Силы небесные! Кто тебе это сказал?

– Одна старуха в Санаке. Она звала меня к себе, но я отказалась. Мне там не нравится, вот в Лосе лучше. Лос больше и красивее, и там много богатых мужчин.

Милия молчала. Этот ребенок с чистыми ясными глазами говорил ужасные вещи, которые, тем не менее, составляли неотъемлемую часть жизни Тер. Переубеждать Касандани было просто бессмысленно, поэтому Милия сменила тему.

– Если бы я дала тебе леант, что бы ты стала с ним делать?

– Леант?! – воскликнула Касандани и завертелась, стараясь заглянуть в лицо Милии, не веря одним лишь словам.

– Леант, – подтвердила девушка.

– Ну-у… Наверное, купила бы новый платок.

– А если это будет тан?

– Тан отдам отцу. У него есть немного денег, и если добавить, можно купить какую-никакую тари.

– Тогда как насчет сонери?

– Целый сонери?!

– Да.

– Тогда… тогда… тогда я сделаю в нем дырочку и повешу на шею, чтобы помнить о дане.

Улыбаясь, девушка взяла поводья одной рукой, отыскала в кошельке нужные монеты и вместе с таном из перчатки протянула их Касандани.

– Вот леант на платок, тан для отца и сонери на память.

Девочка какое-то время медлила, словно не верила, что монеты в руке «даны» для нее, а потом накрыла деньги своей ладошкой и сказала:

– Давай я тебе по руке погадаю, дана? Я умею, меня бабка учила. А то отец не поверит, что ты мне деньги просто так дала, велит вернуть.

– Что же, если так, тогда гадай, – согласилась девушка и, стянув перчатку рукой, в которой держала поводья, протянула свою белую, на фоне рук Касандани, ладонь.

Шея и плечи девочки на мгновение напряглись («Испугалась?»), но потом она склонила голову, что-то зашептала, несколько раз провела большим пальцем по линиям ладони и вздрогнула, оттолкнув руку Милии.

– В чем дело, Касандани?

– Я не буду говорить.

– Почему?

– Ты носишь в себе тайну своего народа.

– Что?

– Ты хранишь тайну своего народа, и у тебя слишком страшный враг, и ты можешь умереть, если…

– Если?

– Если и дальше будешь сопротивляться своей судьбе.

– Какой судьбе?

– Прости, не могу, спрячь руку, у меня жжет в голове.

Милия послушно надела перчатку, укрыла Касандани полами плаща и взяла поводья в обе руки. Не то чтобы она слишком уж верила во все эти гадания, гороскопы и прочее, просто после всего того, что с ней произошло, услышанное заставляло, по меньшей мере, задуматься. Она хранит тайну своего народа. Какого народа? Сойлийцев, что ли? Бред. Да до той приснопамятной встречи в темном проулке она и представить себе не могла, что существует этот самый Сойл. Хранит тайну. Надо же. И где, интересно, если она появилась здесь в чужой одежде и едва живая от страха, вообще ничего не зная о Тер? Какие могут быть тайны?

– Твоя бабка Сирил была очень смелой, когда решила сбежать с Тер. Она едва не погибла… Солар получил задание от Совета Мастеров…

– А вам?! Зачем я нужна вам?!

«Тайна… Самое время упасть в обморок».

Но обморок пришлось отложить, потому что откуда-то сзади послышались крики. Все переполошились. В фургонах почти одновременно заголосили женщины, к ним тут же присоединились дети, кто помладше. Возничие принялись так хлестать лошадей, что бедные животные рванули вперед, обезумев от боли, причем фургоны стали вилять из стороны в сторону, а с некоторых повозок полетело в песок кое-что из приготовленного на продажу товара. Небольшой табун тари, который гнали в конце каравана, в считанные мгновения оказался далеко в стороне вместе с двумя погонщиками, а трое других, как и все остальные мужчины, считая стариков и мальчишек, сидящих на козлах фургонов и телегах, оказались вооружены арбалетами. Многие спешно прилаживали под руку и другое оружие: боло, короткие копья и узкие изогнутые мечи. С губ кочевников срывались резкие крики, проклятия, ругань, мужчины носились взад-вперед вдоль бешено мчащихся в беспорядке повозок, подгоняли и без того несущихся во весь опор лошадей. В воздух поднялось столько пыли, что даже спешно натянутый на нос нехт уже не спасал. На зубах противно заскрипело, хотелось чихать. Из глаз катились слезы, и тереть их было бесполезно, поскольку все лицо тоже покрылось пылью.

Все случилось так быстро, что Милия с Касандани оказались в самом хвосте, да и то, они могли бы вообще отстать, если бы Вихрь, поддавшись всеобщей панике, не припустил за последним фургоном. Касандани беспокойно ерзала, пытаясь заглянуть назад, ее плечи мелко подрагивали. Хлопни Милия в ладоши – девчонка тут же дала бы стрекача, но в настоящий момент ее больше занимало то, с чего вдруг правильная вереница кочевничьих повозок, гордо именуемая караваном, превратилась в бедлам на колесах.

– Что происходит? – спросила она у Касандани.

– Дана, это пустынники, нам конец! – судя по голосу, девочка была в ужасе.

– Кто такие пустынники?

– О, дана! – только и смогла проговорить Касандани, едва не плача, и Милию проняло.

Она что есть мочи ударила каблуками в бока кротта. Вихрь взвился на дыбы и, издав пронзительный звук, лишь отдаленно напоминающий конское ржание, полетел вперед. Именно полетел, потому что назвать как-то иначе этот стремительный бег было нельзя. Кротт мчался так, что в груди перехватывало дыхание. Но Касандани, прижавшись к шее Вихря, захлебывающимся голосом повторяла:

– Скорее, скорее…

Остались позади бешено мчащиеся и неистово раскачивающиеся повозки, промелькнули скачущие во весь опор кочевники-мужчины, и Вихрь понесся по равнине один.

– Мы погибли, дана, нас всех убьют! – причитала Касандани.

Милии хотелось ее успокоить, да только через мгновение она поняла, что уговорами здесь не помочь, требовалось, по меньшей мере, чудо.

Пустынников было около сотни. Они растянулись цепью и окружали караван с обеих сторон, чтобы взять в кольцо. Неслись лошади, наездники что-то вопили и размахивали кривыми мечами и арбалетами, такими же, как у кочевников. У них почти все было, как у кочевников, за исключением лошадей. Тари пустынников выглядели значительно лучше. За ними вилось полотно пыли, а впереди еще оставался небольшой просвет. Оглянувшись, Милия увидела далеко позади ванха Саура, который что-то кричал мужчинам, размахивая зажатым в руке арбалетом. Расстояние между караваном и пустынниками неуклонно сокращалось, полетели первые стрелы.

«Всем не успеть».

Вихрь мчался к сужающемуся просвету. Касандани молчала, смотрела вперед, уцепившись руками в жесткую гриву Вихря, ее плечи иногда вздрагивали.

«Плачет».

Кротт всхрапывал. Милия пригнулась, чтобы ему было легче, коснулась грудью спины девочки, и ей показалось, что она, дрожащая Касандани и летящий стрелой Вихрь слились в одно целое, стук копыт кротта был стуком их общего сердца, а в общем мозгу в такт ударам билась одна-единственная мысль: «Быстрее, быстрее, быстрее…»

Вот промелькнули и остались позади удивленные лица пустынников, которые почти сомкнули кольцо и были уверены в победе. Милия услышала разъяренные крики и уже поверила, что ей удалось, как Вихрь вдруг заржал, словно вскрикнул, взвился на дыбы, сделал рывок вперед… Но тут его ноги дрогнули, подогнулись, и он уткнулся мордой в красный песок. Милия и Касандани полетели кувырком. Девушка слышала, как закричала малышка, рванулась к ней… Боль раскаленной спицей вонзилась в левое плечо, и Милия потеряла сознание.

16

Сон был знакомым – красный туман. Только в этот раз все было по-другому. Туман был не вокруг, а под ней. Он был похож на волны пушистой ваты и казался совсем не страшным, но Милия точно знала, что этот с виду безобидный красновато-розовый с багровыми прожилками туман способен затянуть вглубь, как трясина. Только попадись – обратно уже не выберешься.

Внизу туман, а сверху – звезды. Целое множество. И такие яркие, что больно смотреть. Звезды были чужими, равнодушными. Это пугало, как и мысль о том, что можно увязнуть в тумане.

Милия посмотрела вперед. Там, пропоров вязкую ватную массу, высилась верхушка горы, над которой повис огромный лунный диск, освещенный розовым и фиолетовым. Испещренная зияющими чернотой провалами гора тоже была в этих отсветах.

Было холодно.

«Я это уже видела…»

Видение померкло и сменилось полумраком и режущей болью в левом плече. Холод остался.

Повертев головой, Милия поняла, что находится в небольшом шатре. Сквозь щель внутрь струился розовато-серый утренний сумрак. Напротив, на возвышении, покрытом мехами, спал кто-то одетый. Милия ясно различила металлические шпоры на задниках сапог. Рядом с постелью лежало что-то черное и, похоже, живое. Девушка попыталась приподняться, но плечо отозвалось такой болью, что пришлось немедленно принять прежнее положение. В ответ на эту возню тень у постели шевельнулась, и на Милию уставились горящие красным глаза варла.

Оставив попытку сесть, девушка попыталась нащупать свою рану, но даже это безобидное движение раздражало животное, и варл снова заворчал, но на этот раз громче и агрессивнее. Казалось, он готов сорваться с места и вонзить свои клыки в шею того безумца, что потревожил его сон. Милия нервно сголотнула. Зверь не унимался, хотя она лежала совершенно неподвижно. Его рычание напоминало теперь рокот мотора то приближающегося, то удаляющегося мотоцикла. Девушка во все глаза смотрела на животное и с трудом представляла себе, что станет делать, если этот монстр бросится на нее.

К счастью, когда варл совсем уж было собрался поближе познакомиться с Милией, человек на постели зашевелился, низким, хриплым со сна голосом велел варлу заткнуться и перевернулся на спину. Зверь замолчал, отполз к изголовью, улегся и, положив голову на лапы, изредка поглядывал в сторону девушки одним глазом. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Милия потянулась к ране. Оказалось, что кто-то туго перевязал плечо прямо поверх пропыленного платья. Под повязкой горел костер, а целая шайка изголодавшихся микробов уже, вероятно, пировала вовсю. Лоб оказался горячим, и просто смертельно хотелось пить. Воды чистой и прохладной, много… или хотя бы чуть-чуть мутной и теплой.

Худшее положение и представить трудно: в плену, ранена и с лихорадкой в придачу или вообще с заражением крови. Впору было жалеть об оставленных апартаментах во дворце и сонме служанок. Мечталось о ванне с лепестками роз и жасмина… Но целую ванну не выпить. И Касандани рядом не было.

Милия пошевелилась. Варл тут же приподнял голову, открыл глаза и ощерился, не издав при этом ни звука, но блеск его длинных острых клыков был более чем красноречив. Девушка замерла, варл опустил голову и снова прикинулся спящим, приглашая Милию к дальнейшим действиям.

Она шевельнула ногой и замерла – история повторилась. Еще одно движение – реакция та же. Это было даже смешно. Стоило Милии пошевелиться – варл тотчас же оскаливался, словно улыбался. Ни дать ни взять профессиональная модель перед объективом. Это издевательство продолжалось до тех пор, пока зверюга не перестала обращать внимание на бессмысленные движения пленницы. Неожиданно подумалось, что не будь температуры, притупившей чувства, она вряд ли решилась бы на подобную игру с псом. Достаточно было вспомнить о том, что во дворце эти животные служили прекрасным средством избавления от «ненужных» людей.

Воспользовавшись невнимательностью сторожа, Милия умудрилась-таки приподняться и сесть.

– Касандани, – тихо позвала она, разглядев чуть дальше от себя несколько теней, похожих на спящих людей. – Касандани…

Варл настороженно повел ухом, но, не услышав более ничего подозрительного, снова задремал. Надеясь, что зверь потерял к ней интерес, Милия решила выбраться наружу, просто вдохнуть свежего воздуха. Благо, выход был совсем рядом. Сжав зубы и кривясь от боли, девушке удалось подняться без особого шума, на легкие шорохи варл просто перестал обращать внимание. Несколько крадущихся шагов – и она у входа. Рука потянулась, чтобы откинуть клапан…

– Стой, где стоишь, – раздался приглушенный мужской голос, – если не хочешь, чтобы я спустил на тебя пса.

Услышав рычание угрожающе близко от себя, Милия медленно опустила руку.

– Теперь повернись и возвращайся на место, – речь пустынника звучала резче и гортаннее, чем у кочевников, но понять было можно, да и кто бы не понял, окажись он в такой же ситуации?

Милия вернулась и села, подобрав под себя ноги. От резкой смены положения перед глазами заплясали пятна, а сидящий напротив пустынник ненадолго раздвоился.

– Ты обманула моего варла, женщина, – в голосе явно слышалось изумление.

– Тебя это удивляет? – проговорила девушка, с трудом ворочая языком, как при сильном опьянении.

– Нет, – ответил пустынник, – радует: умная женщина стоит дороже.

– Мне жаль.

– Что? – не понял он.

– Мне жаль, – повторила Милия. – Потому что, если у тебя нет знакомого лекаря, то на одном уме много не выгадаешь.

– Подойди, – приказал он.

Милия поднялась и неверными шагами – все вокруг качалось – приблизилась к пустыннику… кам. Они встали и вынули из болтающихся на поясе ножен кинжал, их руки взметнулись, и Милия мысленно распрощалась с жизнью. Однако острие разрезало лишь наложенную на плечо повязку. Тем не менее, потрясение и лихорадка поспособствовали тому, что девушка вновь провалилась в темноту.

На этот раз, придя в себя, Милия не спешила открывать глаза. Ее немного знобило, голова была на удивление ясной, и боль в плече совсем не чувствовалась. Судя по покачиванию и поскрипыванию, она лежала на медленно едущей открытой повозке. Слышались голоса, смех, пахло кожей, лошадьми и пылью, а рядом кто-то сидел и тонким голосом уныло тянул песню с однообразным мотивом. Что-то про дороги, бескрайние равнины и суженого, который уехал и все не возвращается к истосковавшемуся по любви сердцу. Внезапно песня оборвалась. Открыв глаза, Милия увидела склонившееся над собой личико Касандани на фоне клубящихся облаков.

– О, дана! Ты вернулась! Хвала Небесам! Этот Демон Пустыни, Хоэ Ксандхар, говорил, что, если бесы беспамятства не отпустят тебя до завтрашнего утра, он велит своим рабам закопать тебя, как умершую.

– Действительно, хвала Небесам, – отозвалась Милия и, приподнявшись, села.

По обеим сторонам тянулся унылый пейзаж Пустынного плато: песок и камни, камни и песок, да еще какие-то колючки, гордо именуемые у кочевников травой. Впереди и позади – длинная, кажущаяся бесконечной вереница повозок, фургонов, телег, всадников и пеших темной лентой резала равнину надвое. Но как мало походил этот караван на мирный обоз кочевников, хотя внешне все было практически таким же. Вот только вооруженных людей с холодными глазами было вдвое, если не втрое, больше, и там, ближе к голове каравана, как сказала Касандани, шла колонна закованных в кандалы мужчин, которых не убили, и женщин, молодых и сильных, способных работать. А следом, на телеге, везли детей.

– Где мы? Куда едем? Кто такой Хоэ Ксандхар, и куда, интересно знать, исчез мой амасаи²⁵? – Милия подобралась поближе к девочке, которая управляла телегой, запряженной парой гнедых тари.

– Где мы? – повторила Касандани, с улыбкой глядя, как девушка пытается завернуться в плащ, поскольку тот, кто накладывал повязку, явно не позаботился сохранить в целости хотя бы часть платья («Выходит, знают уже, кто я?»). – Мы почти в двух днях пути от того места, где на нас напали.

– А кто меня…

– Лечил? У пустынников есть лекарь, знаешь, ты была такая грязная, и он сказал, что не прикоснется к тебе, пока… Ты из Фагии, да? А это правда, что там девушек держат в темных комнатах, чтоб у них кожа была бледная, как королевский мрамор?

– Касандани, погоди, ты всегда так трещишь или это специально для меня?

– Прости, просто я так обрадовалась, что ты жива.

– Ты не знаешь, где мой амасаи? – снова спросила Милия; в широком поясе были спрятаны оставшиеся драгоценности и… вестал.

– Забудь о нем, дана. Пустынники выпотрошили все, что можно было, и у живых, и у мертвых. Даже серебряные сережки из ушей у малышни повыдирали, ненасытные. А их шейт²⁶, это вроде нашего ванха, Хоэ Ксандхар, вот уж мерзкий тип! Как увижу, так и хочется рожу его гадкую исцарапать, а был бы нож, – подбородок Касандани задрожал, и она отвела глаза, – убила бы… За отца убила бы, гада…

Милия коснулась вздрагивающих плеч Касандани, и к горлу подступил комок. Шмыгнув носом, девочка сухим, бесцветным голосом рассказала, что случилось после того, как пустынники настигли кочевье ванха Саура.

Бой был недолгим. Напавшие просто задавили числом. Тех, кто сдался, тут же заковали, а пытавшихся сопротивляться – убили. Пожилые, умудренные опытом люди были в почете у кочевников, они были сванами, старейшинами. К ним приходили за советом, они знали, когда устраивать свадьбы, кого назначить ванхом, когда и с кем торговать… А в граи²⁷ пустынников никогда не встретишь мужчин или женщин старше шестидесяти. Старый человек для них обуза, и его убивают, когда приходит время, если он не уходит сам. Именно поэтому, разобравшись с воинами кочевников, пустынники согнали в кучу всех старых людей и перерезали, как скот. Некоторые даже, смеясь, показывали дружкам свои «лучшие удары». Так же поступили с маленькими детьми, тяжело раненными мужчинами и женщинами, которые пытались защитить своих малышей. А затем закованным в кандалы кочевникам велели собрать всех убитых, разрубить одну из телег, обломками и всем тем скарбом, который пришелся пустынникам не по вкусу, обложить тела и поджечь.

– Тебя тоже хотели бросить в огонь, дана, ты была в крови и без памяти, но ванх Саур сказал, что ты благородная. Демон Пустыни, видно, хочет вернуть тебя семье за выкуп.

– У меня нет семьи, Касандани.

– А муж или жених?

– Я сбежала от него накануне свадьбы, – ответила Милия, улыбнувшись уголками губ, и вытерла слезы, вызванные рассказом девочки. – И, кроме того, я вовсе не благородная, так что нечего звать меня даной. И я не из Фагии и ничего не знаю о том, как там обращаются с девушками. А если ты и дальше будешь задавать столько вопросов, я… Я тебя выдеру, несносная девчонка!

Касандани даже рот открыла. Но, похоже, угроза порки не казалась ей слишком страшной или она просто не считала Милию способной на это, поскольку…

– Но у тебя такая светлая кожа! – за этим последовал хлопок по лбу. – Какая же я дура! Ты из Сойла, да?

Милия вдохнула, выдохнула и невероятно спокойным голосом, который сделал бы честь любому удаву, сказала:

– Вероятно, мой отец был сойлийцем.

– Ну, это ничего не меняет, – с видом знатока сообщила девочка.

– А как ты оказалась рядом со мной?

– Кто-то же должен был за тобой ухаживать! И потом, я была вместе с тобой до… Ну… Они подумали, что я – твоя служанка. Я и не отпиралась, не очень-то хочется месить пыль с цепями на ногах. А лекарь пустынников старый, ему за всеми не уследить, у них ведь тоже раненых полно. По-моему, он немного не в себе, этот лекарь. Я бы на его месте давно сбежала, а то тюкнет кто-нибудь добряка по лысеющей макушке.

– Может, ты знаешь и то, куда мы направляемся?

– Еще бы! Нас везут в Сор-О, на Большой невольничий рынок. Мы же теперь рабы Хоэ Ксандхара. – Касандани сбросила платок, оттянула край выреза и, выставив левое плечо, показала Милии багрово-черный рубец клейма – литерный знак «хаб», первый в слове «хафадстах» – «невольник, раб». Кроме того, на запястье девочки появилось новое украшение. Это был тонкий металлический браслет, на котором значилось имя раба и его владельца.

«У Исиды был ошейник. И такое же клеймо».

Милия невольно потянулась к своему раненому плечу. У нее не вызывало сомнений то, каким образом помечают работорговцы свой товар: такой след могло оставить только каленое железо.

– Не бойся, тебя Демон Пустыни велел не клеймить. Это хороший знак.

– Кого же благодарить на этот раз: Небеса или Священную силу? – буркнула девушка, сжав в кулаке бордовый бархат плаща.

Откуда-то из глубины поднималось волна раздражения, и Милия вдруг отчетливо поняла, что не прочь кого-нибудь убить. А в первую очередь того, кто втянул ее в эту невозможную историю в красных тонах.

«Ваша кровь такая же красная, господин Солар? Или белая, как ваше лицо?»

Впереди раздался свист и крики, и повозки стали постепенно останавливаться.

– Что это?

– Привал, – ответила Касандани и натянула вожжи. Тари остановились, тут же принялись похрапывать и даже пытались поглядывать на возницу, требуя пищи и воды. Касандани соскочила с телеги, держа в руках две сумки с насыпанным туда кормом, и поочередно надела их на морды тари. Лошадки довольно захрупали чем-то, Касандани вернулась за широким ведром, налила туда воды из огромного кожаного бурдюка и опять пошла к тари, а Милия легла и принялась смотреть на лениво перекатывающиеся волны облаков.

Не прошло и десяти минут, как откуда-то сбоку послышался сухой надсадный кашель, сопровождающийся звуком волочащейся по земле цепи. Милия привстала и увидела невысокого пожилого мужчину с лицом цвета обожженной глины и в столь живописных лохмотьях, что нельзя было определить, чем являлась его одежда в лучшие времена. Поверх «костюма» через плечо была перекинута видавшая виды холщовая сумка со множеством карманов и карманчиков. Венчала весь наряд потрепанная соломенная шляпа, из-под которой торчали редкие длинные седые волосы, больше похожие на пружины. Под картофелиной носа красовались жиденькие красные с проседью усы и такая же бороденка, а над живыми темными глазами нависали огромные кустистые брови. Старик снова закашлялся, и на его глазах выступили слезы.

– Очнулась-таки, – проговорил он, совладав с кашлем.

– Вы лекарь, – догадалась Милия.

– Он самый, – подтвердила Касандани, выглядывая из-за тари.

– Какой я вам лекарь, безмозглые девчонки! – возмутился старик с таким пафосом, что девушка едва удержалась от смеха. – Я, Даас гоа Саттмах, магистр медицины Высшей школы Ксанта, был удостоен самой высокой награды – ордена Лилового априса, который мне вручал лично их величество Фабиа Гар V Ксантийский. А вы – лекарь.

Почтенный Даас гоа Саттмах набрал было воздуха, чтобы продолжить тираду, но снова раскашлялся, потом вздохнул и с затаенной грустью в глазах добавил:

– Это все в прошлом. Мое первое и последнее путешествие закончилось в этих песках несколько лет назад, и теперь я просто жалкий раб Хоэ Ксандхара, да к тому же еще и старый.

Старик вздохнул, подошел вплотную к повозке, дотронулся до лба Милии сухой шершавой ладонью, пощупал пульс, заглянул в глаза, побурчал что-то себе в усы, потом порылся в своей сумке, достал какой-то пузырек с темной жидкостью, капнул из нее себе на пальцы и растер снадобьем виски девушки. В воздухе ощутимо запахло лесной мятой, самой обыкновенной земной мятой, и как-то горько защемило в груди.

– Что это? Что это? – вырвалось у Милии, и она едва не вывалилась из повозки, потянувшись за пузырьком.

– Это экстракт менха, невежественная девчонка, – высокомерно ответил лекарь и предусмотрительно запихал бутылочку поглубже в сумку: кто их знает, этих сойлиек? – Менх улучшает кровообращение, придает бодрость, снимает головную боль и… много чего еще. Не положено тебе это знать. О! А вот и хозяин пожаловал.

Хоэ Ксандхар еще не подъехал, а спина старого магистра уже привычно согнулась крючком. Когда пустынник приблизился, лекарь согнулся еще ниже, подобострастно улыбнулся, приподняв голову, заблаговременно освобожденную от шляпы, и поспешил убраться подальше как от копыт кротта, на котором восседал Демон Пустыни, так и от сапог шейта с длинными шпорами. Еще издали, увидев кротта, Милия обрадовалась, решив, что это ее Вихрь, живой и невредимый, но при ближайшем рассмотрении морда лошади оказалась совершенно чужой. Словно материализовавшись из тени, из-за кротта вынырнул гибкий варл, черный, с огненно-рыжими подпалинами на боках. Во всаднике Милия узнала хозяина шатра. Теперь ей представилась возможность рассмотреть его как следует: далеко не красавец, но высокий и широкоплечий. Лицо скуластое, с волевым подбородком и острым прямым носом, тонкие губы и черные глаза с тяжелыми монгольскими веками, шрам на высоком лбу и длинные темные волосы неопределенного оттенка. В пустыннике чувствовалась необузданная сила и стремительность, как у кротта. Взгляд был тяжелым и подавлял. Знакомый голос велел:

– Подойди.

Милия послушно выбралась из повозки, стараясь не очень тревожить вновь занывшее плечо. Горячий песок обжег ноги, с которых какой-то «благодетель» позаботился стащить сапоги. Хорошо хоть плащ оставили, и было чем прикрыть то, что осталось от амазонки. И в глаза Ксандхару смотреть не хотелось, поэтому Милия тщательно исследовала свои ноги, присыпанные песком (а жегся он просто убийственно), стоя возле головы кротта и чувствуя макушкойтяжелый взгляд пустынника.

– Назови свое имя.

Милия молчала. В данный момент ее беспокоило то, что если в течение нескольких минут она не уберет с песка свои ноги, то к утру они просто покроются волдырями.

– Назови свое имя, – повторил Демон Пустыни.

Девушка подняла голову и наткнулась на каменный, не предвещающий ничего хорошего взгляд Хоэ Ксандхара. Пустынник шевельнулся, кротт беспокойно переступил копытами, а варл, что сидел неподалеку, опустив тощий зад в песок и, никак не реагируя на его температуру, бросил на Милию косой взгляд, задрал морду и словно спросил у хозяина, не вцепиться ли зубами в голые ноги строптивой рабыни?

– Почему молчишь? – лишенным эмоций голосом осведомился Ксандхар.

– Думаешь, приятно стоять босиком на горячем песке? – спросила девушка, переступая с ноги на ногу.

Не говоря ни слова, пустынник нагнулся, обхватил девушку чуть пониже груди своей ручищей, легко, как перышко, поднял и усадил на кротта впереди себя. Милия и моргнуть не успела. По крайней мере, горячий песок остался внизу.

– Поговорим в моем шатре, – сообщил Хоэ Ксандхар, и последнее, что видела девушка перед тем, как оказаться у шатра пустынника, был сочувственный взгляд Касандани.

Демон Пустыни резко осадил кротта, выскользнул из седла, едва не наступив на бросившегося ему под ноги варла. Пнул животное носком сапога и скрылся в шатре. Милия осталась сидеть.

Вокруг разрастался целый городок из пестрых шатров. Вероятно, в один из тех дней, когда девушка была без памяти, к воинам-пустынникам присоединился обоз с женщинами, детьми, низкорослыми, похожими на коз животными и всяческим хозяйским скарбом. Женщины устанавливали шатры из разобранных на части фургонов, разводили костры и что-то готовили на огне.

«А дрова они что, с собой возят?» – подумала Милия и сглотнула вязкую слюну, которой наполнился рот от запахов, доносящихся из парящих котелков.

У костров кучками сидели воины, отложив оружие и мирно беседуя, прикрикивая иногда на носящихся по лагерю ребятишек или кокетничая с проходящими мимо женщинами и девушками. Вполне мирная картина, если не считать нескольких десятков пленных кочевников-мужчин, скованных по четверо цепями, концы которых были вделаны в бревно громадных размеров. Рядом с ними сгрудились женщины со связанными веревкой руками, прижимая к себе измученных детей. Все они сидели на песке и жадно вдыхали запах пищи. На них никто не обращал внимания, да и могли ли эти голодные и уставшие от долгого перехода люди думать о побеге?

Держась за луку седла, Милия перекинула левую ногу и села по-мужски. Огляделась. Никому не было до нее дела. Когда девушка взяла поводья, кротт заволновался, раздувая ноздри, заплясал, но быстро успокоился, почувствовав опытного наездника. Милия обняла шею животного погладила жесткую гриву, заплетенную в косы, и прошептала несколько слов на саффском, которым ее научил дан Глисса во время первого урока верховой езды. Выпрямилась, бросила беглый взгляд вокруг себя и, не жалея обожженных пяток, ударила в бока лошади.

Кротт взвился на дыбы и рванул вперед. Он легко перемахнул через костер, попавшийся на пути, как кегли разметав бросившихся к нему пустынников. Остальные кинулись врассыпную, но быстро опомнились и пустили вслед несколько стрел. Может, стрелки попались неважные, а может, в спешке не смогли прицелиться, но эти первые беспорядочные выстрелы не причинили никакого вреда, повтыкавшись в попавшийся поблизости шатер. Лавируя между коническими строениями под градом стрел, одна из которых оцарапала Милии щеку, а другая, пропоров полу плаща, так и осталась висеть, кротт опрокинул размахивающего головней пустынника, выскочившего наперерез, перемахнул через телегу и вырвался на простор.

Радость была недолгой. Боло со свистом рассекло воздух и обвило задние ноги кротта, тот упал, громко хрипя и пытаясь встать, а девушка лежала в пыли в метре от него и стонала от дикой боли в плече и бессильной злобы.

Спустя некоторое время Милия стояла на коленях перед Хоэ Ксандхаром. Руки были связаны за спиной, боль тупыми толчками отдавалась в плече, затуманивая сознание. На этот раз девушка смотрела в глаза пустынника. Его лицо было перекошено от ярости.

– Имя!

– Соноран.

Обжигающий удар. Из разбитой губы потекла кровь. Хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть Ксандхара, но они не закрывались, продолжали смотреть. Нагло. С вызовом.

«Где же твоя Священная сила, братец Шеам?»

– Имя!

«Какое имя, гад, которое из них? Я ведь даже не знаю, кто я на самом деле».

Снова удар. Голова гудела, как колокол.

– Имя! – в который раз повторил пустынник хлестким, как пощечина, тоном.

– Милия Стейл Альдо, – одними губами произнесла девушка, пустынника это устроило, и он слегка поостыл.

– Едешь из Роккиаты? – спросил Демон Пустыни.

Милия кивнула, и растрепанные волосы прилипли к мокрым от слез щекам. Не стоило показывать слабость перед Ксандхаром, но девушка ничего не могла с собой поделать. Единственным, что ей удавалось, это держаться в вертикальном положении. И смотреть в глаза шейта.

– В Сойл? – в голосе ехидные нотки, а на лице полуулыбка, как будто что-то знает.

– Нет, – тихо сказала Милия, потому что на большее не было сил, – не в Сойл. Пока. А у тебя кишка тонка меня туда отвезти, – и сжалась в ожидании нового удара, но его не последовало. Вместо этого к ее коленям упал сверток, нет, не сверток, одна из ее седельных сумок. От удара она раскрылась, но Хоэ Ксандхар не поленился нагнуться и вывернуть содержимое на пол так, чтобы Милии было лучше видно. В куче лежало кое-что из одежды и туалетных принадлежностей, пояс-амасаи с выпотрошенными карманами, драгоценности, немного денег, а сверху вестал и книга Наставника Кирима. Пустынник снова нагнулся и поднял вестал.

– Что это? – спросил он.

– Вестал. Это подарок. Может, вернешь?

Наверное, легче было уговорить лису расстаться с Колобком. Хоэ Ксандхар даже не прореагировал на просьбу.

– А книга? – поинтересовался он. – Ты знаешь знаки письма?

– Эти? Немного, – честно ответила девушка.

Демон Пустыни намотал цепочку вестала на пальцы и поднял книгу. Ему было любопытно, и хотя читать он не умел, всегда испытывал трепет перед книгами. Они казались Ксандхару живыми, потому что могли говорить с теми, кто их понимал.

– Что в ней? – спросил шейт почти доброжелательно, продолжая вертеть книгу, разглядывая со всех сторон.

– Магия разума, – вырвалось у девушки.

Пустынник отшвырнул книгу, словно вместо нее в его руках оказалась раскаленная болванка. Его глаза гневно сверкнули, он шагнул к Милии, рывком поднял ее на ноги, схватил за волосы и, глядя на нее сверху вниз, медленно произнес:

– Я продам тебя на рынке, как скотину, сойлийская шлюха. За большие деньги и… Я знаю кому.

Потом он кликнул стоящего снаружи воина, а когда тот вошел, швырнул девушку к нему и коротко приказал:

– Заклеймить.

Проявление слабости такого человека, как Хоэ Ксандхар, стоит дорого, особенно если ее видят чужие глаза. Теперь Милия это знала.

Последние четыре дня перед приездом в Сор-О прошли как в тумане. Это время Милия провела в наглухо закрытом фургоне вместе с несколькими другими женщинами, которые шарахались от нее как от чумы и не разговаривали с ней. Два раза в сутки пленниц выпускали по нужде, один раз приносили воду, хлеб и немного сыра. Вместе с едой приходил старый лекарь, возился с плечом Милии и синяками на лице, оставленными тяжелой рукой пустынника, и мазал какими-то мазями воспалившийся ожог клейма. Закончив с лечением, старик брал в руки кожаную чашку с водой, хлеб и долго уговаривал поесть, потому что иначе все его врачевание варлу под хвост. А уходя, качал головой и что-то бормотал себе в усы.

В Сор-О приехали рано утром, было еще темно. Женщин куда-то увели, и Милия осталась одна. Потом пришла толстая женщина вместе с гоа Саттмахом, сменившим свои лохмотья на приличную одежду. Они забрали ее из фургона и отвели в какой-то низкий дом, пахнущий баней. В небольшой комнатке, пока женщина снимала одежду с безучастной к происходящему Милии, лекарь смешал что-то в стакане и заставил девушку выпить это отвратное зелье, а перед тем, как уйти, нисколько не смущаясь вида совершенно голой Милии, долго давал наставления толстой тетке, тыча пальцем в стоящие на столе баночки.

В последующие несколько часов девушку мыли, парили, растирали, вытирали, расчесывали, втирали в кожу ароматные масла и кремы, потом одевали, делали прическу и макияж, красили ногти – товар должен быть представлен в лучшем виде. В довершение всего, полная тетка, руководившая процессом, смазала кожу вокруг клейма мазью из баночки, оставленной магистром, и дала еще того кошмарного питья. После всех процедур и второй порции зелья Милия окончательно пришла в себя и даже стала с интересом поглядывать на очаровательное создание в легком струящемся платье цвета зари, взирающее на нее из огромного зеркала.

«Господи, да это же я!»

Хлопнула дверь. Девушка повернулась и увидела пустынника. Служанок и толстую женщину как ветром сдуло. Хоэ Ксандхар какое-то время просто смотрел, потом подошел, взял за подбородок и повернул ее лицо к свету – синяков не было. С его стороны было крайне неосмотрительно так неосторожно обращаться со своей самой ценной рабыней. Впрочем, ее могли купить и так, за один лишь цвет кожи, но Хоэ Ксандхар любил красивые вещи, даже если приходилось их продавать. Листы-перечни с указанным товаром были вывешены еще накануне, пустынник специально выслал вперед человека, чтобы тот от его имени подал заявку и уплатил налог, поэтому на сегодняшних торгах ожидался небывалый ажиотаж. Однако всякий необычный товар должен дождаться своего, особого, покупателя, и у Хоэ Ксандхара был один такой на примете. Он отпустил лицо девушки и отступил. В другой руке пустынник держал свернутый плащ, внутри которого что-то лежало.

«Неужели решил вещи вернуть? Совесть проснулась?»

Милию так и подмывало сказать какую-нибудь гадость, но она этого не сделала, поскольку глаза на бесстрастном лице Демона Пустыни ожили, и в них на долю секунды отразились сожаление и нерешительность. Словно испугавшись своих чувств, Хоэ Ксандхар швырнул сверток на кушетку, резко повернулся и ушел.

Вычищенный, выглаженный и подшитый плащ выглядел как новый, и Милия тут же набросила его на плечи, потерлась щекой о мягкий бархат… Странное чувство, как будто прикоснулась к чьей-то коже… А внутри были завернуты книга Наставника, вестал и золотой браслет с рубинами.

«Что ж, и на этом спасибо».

Вестал – на шею, книгу – под руку, браслет… Подарок лорда отчего-то казался тяжелее, чем был на самом деле, и неприятно холодил запястье. Милия шевельнула рукой, чтобы избавиться от этого ощущения – свет заискрился и заиграл в кровавых каплях камней. Дан Глисса, едва не ставший ее мужем, как-то сказал, что женщина не может быть свободна по своей природе. Возможно, он был прав. Касандани, гадая по руке, говорила, что не стоит идти против судьбы. Возможно, и она права. А может, действительно попробовать не сопротивляться, и пусть будет что будет, даже если будет иначе?

В комнату вошел худой тип, богато одетый, показал Милии какую-то круглую эмблему, висящую у него на поясе, цепко ухватил девушку за запястье костистой, похожей на птичью лапу рукой и повел за собой. У выхода на улицу на Милию надели что-то вроде паранджи с узкой полоской для глаз, затянутой полупрозрачной тканью, поэтому смотреть по сторонам во время короткого путешествия по людной улочке, ведущей к одному из «служебных» входов на площадь для торгов, не было никакой возможности. У входа сопровождающий показал эмблему охранникам, те кивнули и распахнули дверь.

Огромная площадь, обнесенная высоченной стеной, была залита ярким светом громадных коэнов и полупрозрачного, похожего на мыльный пузырь купола, поэтому, когда тощий тип сдернул с Милии покрывало, девушка на мгновение просто ослепла. Она стояла и хлопала глазами, как сова, попавшая в свет автомобильных фар, а сопровождающий, назвавшийся распорядителем Зантаном, не выпуская руки Милии, справлялся у старшего распорядителя Роллана, где он может найти торговое место шейта Ксандхара. Зашелестели листы бумаги, распорядитель Зантан получил нужные сведения и, сверяясь с внутренним компасом, направился туда, где должен был ждать Демон Пустыни. По пути к Милии вернулась способность видеть, но особого толку от этого не было, поскольку вокруг толпилось столько народа, что девушка удивлялась, как она до сих пор никому не отдавила ноги. А ведь торги еще не начинались. До начала оставалось еще около часа, о чем свидетельствовали большие водяные часы, установленные над главным входом.

Наконец толпа расступилась, и Милия увидела перед собой профиль Хоэ Ксандхара, с равнодушием взирающего на то, как другой распорядитель расставляет на возвышении женщин, тех самых, с которыми она ехала в фургоне. Стало вдруг гадко до омерзения от того, что их, как помидоры на лотке, поворачивают то так, то этак, чтоб товар выглядел привлекательнее. До боли захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы разрушить эту тошнотворно-обыденную базарную суету, озабоченность, предвкушение удачных торгов… Милия резко выдернула свою руку из пальцев распорядителя и шагнула к пустыннику.

– И почем нынче живой товар? – холодно осведомилась она.

– Зависит от характера товара и спроса на белый цвет, – в тон ответил Ксандхар и кивнул распорядителю.

Милию водрузили на возвышение, на ноге защелкнули до нелепого изящный браслет, соединенный с кольцом в полу тонкой прочной цепочкой. Девушка даже ногой подергала для верности.

«Все это было бы смешно, если бы не было так печально. Придется последовать совету Касандани, потому что на этот раз у меня действительно нет выбора».

Девушка подняла голову и огляделась. Народа стало чуть ли не в два раза меньше, возвышения, подобные тому, на котором стояла она, были заполнены, во всяком случае те, что она видела. У каждого из них остались лишь хозяева… товара и один-два распорядителя. Верхняя чаша клепсидры над главным входом опустела, часы перевернулись, и над притихшей площадью раздался удар гонга. В открывшиеся двери потекла, разливаясь по сторонам, река плеч и голов, и сердце, замедлив удары, остановилось – там был человек с белым лицом.

17

Кайл, едва не потея, сидел за столом и поэтапно моделировал в воздухе сложную многоуровневую светоиллюзию, точную копию той, что показал ему Мастер Света около часа назад. Что-то не клеилось. Кайл злился, но постепенно продвигался к завершению. В сотворенную из света и кажущуюся почти реальной тонконогую антилопу оставалось лишь вдохнуть на короткий промежуток времени псевдожизнь.

– Хочешь сбежать? – вдруг спросил Сарон.

Антилопа задрожала, свернулась в небольшой вихрь, из которого высунулись чьи-то зубастые челюсти, звучно клацнули, вихрь сжался и лопнул, рассыпая брызги света. В шкафу у Мастера что-то разбилось, зазвенели, посыпавшись, осколки. Кайл беспомощно откинулся на спинку стула, сжав зубы, чтобы изо рта не вырвалось пляшущее на языке ругательство.

– Слишком много агрессии. Твой фантом это подтвердил.

– Но я почти…

– Не почти. Думаешь о другом. Хочешь сбежать? Не прячь глаза. И закрываться нет смысла, у тебя все на лице написано. Не вздумай, не то посажу под замок. До Совета всего ничего, а у тебя на уме одни ребячества.

– Вы так уверены в результате?

– Более чем, – Мастер Света подошел к столу, обходя разбросанные высвободившейся Силой по полу учебники, и сел напротив Солара. – Ты знаешь, как проходит Испытание для Хранителей?

– Думаю, как и все предыдущие.

– Хорошо, – Сказал Сарон и задумался, глядя куда-то поверх головы Кайла.

«Что-то не так. Что-то очень сильно не так».

Солар посмотрел в лицо Наставнику – нахмуренные брови выдавали напряженную внутреннюю борьбу. Зачем Мастер Света прервал занятие? Только для того, чтобы сделать выволочку нерадивому Ученику, который мечтает улизнуть, не дождавшись решения Совета? И что-то подозрительно легко Наставник согласился с тем, каким, по мнению оного Ученика, трудом дается степень Хранителя. Создавалось впечатление, что ответ был бы тем же, вздумай Кайл сказать что-нибудь другое. В этом был подвох. Причем столь явный, что у Солара возникла мысль, не пытался ли Мастер таким образом дать понять, что это Испытание совсем не то, что рассказывали ему знакомые Хранители, и Дейн в том числе. Ждать чего-то неординарного? Что ж, подложить свинью ничего не подозревающему человеку вполне в духе Совета. А что касается побега, то Кайл давно передумал делать это до решения вопроса о его Испытании на степень Хранителя. Это было бы подло по отношению к Сарону и Солту.

– Мне начать заново? – спросил Солар, хотя его тело, пребывающее в расслабленном состоянии, взбунтовалось от одной мысли об этом.

– Нет, просто поговорим.

Кайл подавил вздох облегчения и выжидающе посмотрел на Мастера. Выражение лица Сарона оставалось тем же, так что предугадать, о чем пойдет разговор, было невозможно. Но даже несмотря на это, Солар и представить не мог, что…

– Что ты знаешь о Кристаллах Преобразования?

– Кристаллы Преобразования, – после минутного замешательства ответил Кайл, – это естественный нейтральный источник Силы. Их еще называют Черными Кристаллами из-за их цвета. Говорят, они с Сойла, настоящего. И если известны Точки Соприкосновения, то расположив Кристаллы в определенном порядке и в определенное время, можно открыть новую Дверь-Между-Мирами.

Мастер Света встал, походил по комнате, потом повернулся к Солару и, решившись, сказал:

– Пойдешь со мной.

– Куда? – спросил Кайл.

– Вниз, – ответил Сарон и посмотрел на своего Ученика так, словно готовил ему что-то похлеще, чем Испытание.

После того как Кайл собрал разбросанные по лаборатории учебники и вышел вслед за Наставником, Сарон запер дверь, и они, пройдя немного по коридору, остановились перед камерами Ливита. Пришлось подождать, прежде чем одна из них открылась.

– Странно, – сказал Солар, когда подъемник, вздрогнув, плавно пошел вниз.

– Что странно? – спросил Мастер Света, отвлекшись от своих тяжелых раздумий.

– То, что Мастер Зейт тоже спрашивал у меня о Кристаллах и… возможно, это не имеет значения, но он предложил мне дать свою рекомендацию для получения степени Хранителя и спросил, не хотел бы я взять несколько уроков у Мастера Координатора, пока тот… пока тот не Ушел.

– Так и сказал?

– Именно. Меня это смутило, и я ответил, что подумаю.

– Подумай.

– Но я не понимаю…

– Если мои опасения подтвердятся, – перебил Сарон, – то очень скоро ты все поймешь.

Камера Ливита остановилась, открылись двери, и вместе с едва ощутимым запахом сырости внутрь из коридора, стелясь у самых ног, поползла бледно-розовая дымка. Почти тут же Кайл ощутил между лопаток пристальный взгляд. Неприятный. Пришлось шевельнуться, чтобы стряхнуть невидимого соглядатая. Мастер Света тоже передернул плечами, пробормотал что-то вроде «Давно я здесь не был» и, сотворив чуть впереди над своей головой небольшой, но достаточно яркий коэн, шагнул в коридор.

Нижних уровней, обжитых, было пять. На первых двух располагались кухня, мастерские и жилые помещения для Служащих, тех из них, кто не имел семьи и постоянно жил в Сойл-горе, а не в городе. Служащие были под началом Мастеров Техников и почти не общались с теми, кто жил, учился и работал на Средних и Высших уровнях, хотя многие ходили в одни и те же классы в школе I-й и II-й ступеней. Это потом учеников делили, исходя из их способностей, и одни отправлялись постигать высшие науки в Младшую школу Сойла, а другие – в Школу Техников, которая располагалась на третьем Нижнем уровне. На четвертом были различные склады. Самые старые хранилища, доступ в которые имели далеко не все, находились на пятом. В одно из них и направлялись сейчас Мастер Света и Кайл.

Было еще два уровня, в которых когда-то располагались школа для девочек и школа с интернатом для несойлийцев, имеющих способности и деньги, чтобы учиться здесь. Потом, когда снизу, из-под горы, где имелись естественные пустоты, стал подниматься туман, школы, одну за другой, перенесли в Иллай, а после и вовсе упразднили. Учеников-несойлийцев с каждым годом становилось все меньше, то ли из-за тумана, внушающего «чужакам» панический ужас, то ли из-за трений между Сойлом и королевским домом Леантара, то ли потому, что учеба в Роккиате, Юме, Шахтане и других столицах Союза Шести обходилась куда дешевле. А сойлийских девчонок, которых всегда рождалось меньше, чем мальчиков, успешно учили дома.

Чтобы пустующие помещения не вызывали неприятных чувств и не угнетали глаз своей заброшенностью, для выхода из горы на каждом жилом уровне были поставлены порталы, неизменно выводящие к подножию огромных каменных Врат, которые открывались в последний раз добрых две сотни лет назад. Давно потерявшие свой первоначальный величественный облик, они медленно разрушались, разъедаемые туманом. А чтобы вернуться, нужно было лишь подойти к еще одному, стоящему перед Вратами, порталу и нажать на соответствующий нужному уровню символ.

«Может, Всезнающий и Мастера, по обыкновению, просто скрывают что-то?» – подумал Кайл и, даже не из любопытства, а скорее из чувства протеста, сосредоточившись, вызвал из памяти стандартную формулу дальновидения и мысленно посмотрел себе под ноги. Каменные перекрытия сделались прозрачными, но ничего, кроме красной мути, он так и не увидел. Только голова разболелась.

Мастер Света поглядел на Кайла через плечо, но ничего не сказал. Знал, что там не на что смотреть или что таким способом ничего не увидишь? Как говориться, не ищи тайны в чужом дворе, коли в своем наступаешь на грабли. Не слишком ли много граблей для собственного двора? Сначала Тень, потом Мастер Иллюзий и… Милия, Всезнающий и Сфера, теперь вот Кристаллы… Интуиция подсказывала, что это еще не все.

– Кайл, нам сюда, – сказал Сарон, остановившись перед весьма прозаичной деревянной дверью с массивным кованым кольцом, точной копией тех, что остались позади.

Солар почувствовал легкое дуновение Силы, исходящее от Наставника, помимо той, что питала висящий над ним коэн. Похоже, Мастер снял замок, которого Кайл, к своему стыду, вообще не почувствовал. Осталось только толкнуть дверь и войти.

Хранилище представляло собой довольно большое помещение, широкое у входа и постепенно сужающееся, в котором без малейшего намека на порядок было навалено столько всякой всячины в коробках и ящиках, склянках и прочем, как будто все это сложили в спешке, а разобрать забыли. Ни пыли, ни затхлого подвального запаха, только та же, что в коридоре, красноватая дымка, ровным слоем устилающая пол. Настоящий ватный ковер. Только ощущение такое, словно ноги опустили в колодец – до воды еще далеко, но холод чувствуется даже сквозь подошвы. А воздух неподвижный, мертвый какой-то, и тишина, мягкая, как вата, как дымка под ногами, обволакивает…

Пройдя в самый конец помещения, Мастер Света остановился и подозвал глазевшего по сторонам Кайла. На первой и единственной в хранилище небрежно сколоченной этажерке, прильнувшей к каменной стене, лежали те самые Кристаллы Преобразования такого глубокого черного цвета, что полностью поглощали падающий на них свет. Кристаллы различались величиной, формой и количеством граней и казались обычными камнями. Но если бы это было так, они не лежали бы здесь едва ли не со Дня Сотворения. Однако же Кайл, как не пытался, не мог нащупать в камнях ни малейшей искры Силы. Это было то же, что и у двери, или что-то другое, но ощутить собственное бессилие второй раз за такой короткий промежуток времени? Случившееся, по меньшей мере, настораживало.

Переводя взгляд с одного камня на другой, Солар чисто механически стал их считать.

«Тридцать один, тридцать два… Но разве…»

– Совершенно верно, – ответил Мастер Света на еще не успевший воплотиться в слова мысленный вопрос Кайла, – их должно быть тридцать восемь. Честно говоря, до сего момента я считал это провокацией, чтобы мне захотелось спуститься и проверить. Жаль, что это не так.

Сарон подошел ближе, нагнулся, небрежно махнул рукой, и красная дымка, удобно расположившаяся на пустующей нижней полке, трусливо отползла в стороны и назад. Открывшееся потрясло не только Солара, но и Мастера Света, второго – даже в большей степени. В ячейках вместо камней, которые априори невозможно уничтожить, лежало лишь по горстке черного песка.

– Один ведущий, три фокусирующих, семь формирующих, одинадцать направляющих, пятнадцать удерживающих… – бормотал Мастер Света, закрыв лицо ладонями, – которые из них?

И словно очнувшись:

– Кайл!

– Да?

– Сегодня же пойдешь к Мастеру Калону и попросишься к нему в Ученики, – Сарон повертел головой, подошел к какому-то ящику со стершейся надписью, открыл его, запустил руку, порылся и вынул плоскую жестяную коробочку, заглянул в нее, принюхался и вытряхнул содержимое на пол. Осмелевшая было туманная мгла вновь отпрянула в стороны, когда высыпанная из коробочки синяя пыль, вопреки всем законам, вместо того, чтобы упасть, поднялась вверх. Воздух наэлектризовался, и вокруг Сарона и Кайла образовалось искрящее синее облако. Не обращая на это внимания, Мастер сыпнул в коробочку горсть черного песка.

– А если откажется? – спросил Кайл, сражаясь с лезущими в лицо волосами.

– Покажешь ему вот это, – Мастер Света кивнул на коробку с песком, тоже пригладил ладонью торчащие во все стороны седые волосы и добавил: – Идем.

– А что там было внутри? – Кайл шел за Сароном и безуспешно пытался вернуть своей голове первоначальный вид.

– В коробке? Порошок для фейерверка.

Волосы улеглись, только когда дверь в хранилище была закрыта. Мастер Света отдал коробочку с песком Кайлу и восстановил замок. Солар сунул жестянку за пояс, повернулся и… замер. Это было глупо и смешно, но он не знал, куда идти. Коридор, изгибаясь, одинаково тянулся в обе стороны, постепенно теряясь в темноте, по полу так же стелилась красная дымка, сделавшаяся как будто плотнее. Впечатление было такое, словно смотришь в огромное, упирающееся в стены и потолок зеркало, в котором отражается все, кроме тебя самого. И ощущение холодной влажной ладони на затылке.

– Наставник…

– Вижу.

– Вы что-нибудь понимаете?

– Не уверен, – ответил Сарон и погрузился в раздумья.

Было неуютно, если не сказать отвратительно. Солар осторожно сделал несколько шагов влево – ничего не изменилось. Отошел еще дальше – снова ничего. Он по-прежнему видел бесконечно однообразный коридор, как будто «зеркало» передвигалось вместе с ним. Только чем дальше он отходил, тем больше фигура Сарона теряла четкие очертания, словно размываясь.

«Интересно, он видит меня также?»

– Наставник, – позвал Кайл

Сарон даже не пошевелился. Сгустившийся воздух всосал звуки голоса, как губка воду. Но неожиданно они вернулись к Солару от стены, усиленные трехкратно. Словно сам себе в ухо крикнул. Громче звать не стал, просто пошел обратно, однако, вопреки ожиданиям, фигура Мастера четче не становилась, как будто Солар, вместо того, чтобы приблизиться, все больше удалялся от него. Молотками застучало в виски беспокойство, Кайл побежал… И с разгону влетел в столб тумана. Бордово-красная взвесь, потеряв человеческие очертания, сползла вниз, оставив на лице и руках холодную липкую морось. Невидимая ладонь опустилась с затылка на шею, обхватив ее ледяными пальцами, растеклась по позвоночнику… Усилием воли отогнав назойливый морок и стряхнув с пальцев остатки тумана, Солар обернулся и увидел смазанный силуэт Наставника, машущего руками. Только стоял он почему-то спиной к Кайлу.

«Не понимаю».

Словно услышав его мысли, Наставник повернулся лицом и… исчез.

«Что ж, если в этом есть какая-то логика, то…»

Повернувшись, Кайл снова увидел Сарона. На этот раз Мастер стоял к нему лицом и по-прежнему делал руками какие-то знаки.

«А если опять морок?»

В ответ Сарон заставил коэн над своей головой вспыхнуть ярче и, наверное, в этот момент ему в голову пришла идея, как подать знак Кайлу, потому что спустя мгновение Солар увидел вместо коэна вспыхнувший зеленым литерный знак «эол», обозначающий путь или дорогу.

«Да, понимаю. Уходить. Не тратить силы».

Рука Кайла сама собой поднялась в традиционном жесте прощания, а спустя минуту на месте Сарона возник мерцающий, похожий на веретено вихрь, и Наставник исчез. Вместе с коконом вихря.

«Надеюсь, он не стал бы бросать меня, если бы не был уверен, что я выберусь».

Темнота окружала Кайла со всех сторон и казалась такой густой, что ее можно было потрогать. Вместе с Мастером исчез и источник света, поэтому пришлось сделать новый. Но то ли от волнения, то ли из-за «зеркала» коэн никак не хотел принимать привычную форму шара. Вместо этого он растекся, как лужа, над головой Кайла, да так и остался висеть, покачиваясь, словно от сквозняка, хотя никакого сквозняка и в помине не было. А не помешал бы, потому что воздух вокруг становился тяжелее с каждой минутой, как в маленьком, наглухо закрытом помещении. Да еще туман… осмелел, что ли, поднялся выше, почти до колен, и приобрел угрожающе красный, кровавый оттенок. И снова, как во время прогулки в Нежный Дом, Солар ощутил пульсацию в цепляющихся за одежду щупальцах.

– Живой он, что ли? – забывшись, вслух произнес Анжей.

– Живой, – толкнул в спину измененный почти до неузнаваемости его же голос.

Или уже не его?

Рука нечаянно коснулась жестянки с остатками Кристалла. Что-то настойчиво подсказывало Кайлу, что это – очень важно. Нет ничего важнее этой горсти песка.

«Может, поэтому…»

– Может, – пришло откуда-то сзади, из темноты и полумрака, которые не в силах была рассеять жалкая лужица света.

Стало не по себе. Кайл набрал полную грудь спертого воздуха и выдохнул – полегчало. Стряхнув с пояса особо зарвавшееся щупальце тумана, он взял коробочку в руки.

«Может, оставить?»

– Оставить, – тут же отозвалось из-за спины.

«Пожалуй, не стоит».

Из полумрака донесся омерзительный булькающий звук, до нелепого похожий на голодное урчание в животе. Стараясь игнорировать этот весьма красноречивый ответ на его отказ, Солар сунул жестянку обратно за пояс.

Мастер Света ушел, открыв себе разовый портал. По идее, у него, Кайла, должно было голову снести от боли, поскольку, судя по форме вихря, Сарон, экономя силы, не стал экранировать вход, но он даже дуновения не почувствовал. Выходит, это не просто «зеркало». Скорее «линза» или «сфера». Неизвестно только, пройдет ли в этом такой же фокус с порталом? Пробовать особо не хотелось, вдруг выйдет как с голосом. Ну не сидеть же здесь вечно?! Правда, это «вечно» обещало быть не очень долгим. Дышать становилось все труднее. Конечно, можно бросить коробочку с песком, Кайл был уверен, что тогда его сразу же отпустят… стит. Но, как говорится, легкий путь не есть верный.

– Верный, – булькнуло сзади.

– Заткнись.

Донесшийся в ответ вместо искаженного слова самодовольный язвительный смешок Солар не услышал, поскольку был занят совсем другим. Он извлек из памяти модель телепортации, мысленно просчитал точку выхода, стараясь свести погрешность к минимуму… Теперь экранировать…

«А если не выйдет?»

– Не выйдет, не выйдет, не выйдет, – звенело в ушах.

Сосредоточиться…

– Не выйдет, – ломилось в сознание, сминая защитный барьер.

Толчок…

Сердце сжалось до размера атома, раздулось и плеснуло красным огнем в разверзшееся жерло сознания. Перед глазами завертелось, сворачиваясь в жгут, пространство. Снова толчок. И…

Боль…

Яркий свет, бьющий в глаза.

Кто-то хлестал его по лицу и что-то кричал, а он никак не мог прийти в себя, словно был здесь и сейчас не весь, словно какая-то часть его все еще мчалась оттуда, из коридора, за ним вдогонку, но почему-то куда-то не туда.

«Эй, постой, выход здесь!»

– Поплыл, поплыл, поплыл… – насмехалось… лись оттуда, из коридора, нет, ниже, глубже…

«Сейчас дотянусь».

Злость…

Рывок…

Почти у цели…

Почти понял…

Снова боль.

Крутнулся и встал на место мозаичный потолок. Затылок налился свинцом, мучительно ломило виски, во рту было солоно. Кайл приподнялся, по подбородку потекло что-то горячее и липкое. Он поднес руку к лицу и тыльной стороной ладони вытер губы. Кровь. Одежда и свернутое валиком покрывало, на котором лежала его голова, тоже были в крови.

– С возвращением, – сказал появившийся в поле зрения Мастер Врачевания Вагрис, поднялся с колен и не без облегчения плюхнулся в кресло. – Ну и задал ты мне работы!

– Где я? – спросил Кайл, разглядывая помещение, в котором, судя по раскуроченной мебели и обломкам каких-то аппаратов, сложенных в аккуратные холмики, по одному в каждом углу, битому стеклу, черным дырам на драпировке и огромной черной же подпалине на полу, имеющей форму идеального круга, в центре которого на крышке от стола полулежал он сам, недавно прошелся огненный смерч. Запах стоял еще тот.

– Легче ответить, что здесь было, – подал голос скромно пристроившийся в уголке Мастер Снов. – Просто нахальство: вламываться в чужой кабинет без приглашения, да еще подобным образом!

– Но мой выход… – начал было Кайл, постепенно понимая, что попал не совсем туда, куда собирался.

– Твой, как ты выразился, выход, если это можно так назвать, едва не разнес пол-уровня. Благо, мне хватило сил на то, чтобы ограничить ущерб своим кабинетом. А не случись рядом Мастера Вагриса, я не поручился бы за твою жизнь. Но, – Солт сделал паузу, – зная тебя, я уверен, что всему этому имеется разумное объяснение.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Мастер Врачевания, раскланялся с Солтом, скрипя подошвами сапог по битому стеклу, подошел к дверному проему, перебрался через упавшую в коридор с частью стены дверь и скрылся.

Мастер Снов переместился к чудом уцелевшему и не получившему практически никаких повреждений креслу и выжидающе посмотрел на Солара, принявшего сидячее положение.

– Прошу прощения, Мастер, вы не скажете, где я могу найти Мастера Сарона? – вместо ожидаемого Солтом ответа спросил Кайл.

– Что ж, – разочарованно отозвался тот, – скажу. Был здесь незадолго до твоего… пробуждения с Мастером Зейтом, убедился, что некая вещь при тебе, и с ним же ушел.

Анжей опустил глаза, дотронулся до коробочки с черным песком и, пошатнувшись, встал. Слабость все еще чувствовалась, а боль, спасибо Мастеру Вагрису, постепенно уходила. И с головой, похоже, все в порядке.

– Я бы посоветовал отдохнуть и… переодеться.

– Я так и сделаю. Да, Мастер Солт, обещаю, вы одним из первых узнаете.

– Не сомневаюсь, – ухмыльнулся тот.

Умывшись и переодевшись, Кайл не стал разыскивать Мастера Света, уверенный в том, что разговор с ним может подождать, отдых тоже пришлось отложить, гораздо важнее сейчас было увидеться с Мастером Координатором. Сарон не забрал жестянку с черным песком, значит, не собирается идти к Калону, предоставив это Солару. Даже не дождался, пока он, Кайл, придет в себя. Неужели не интересуется тем, что произошло там? При мысли о нижнем коридоре Анжея обдало ледяной волной. Забилось и замерло в плохом предчувствии сердце…

«Не сейчас».

Размышлять над тем, что же еще в действительности там имеет место быть («Быть, существовать, жить… Бред») лучше получится у Сарона с Солтом или еще у кого-нибудь, варла съевшего на теоретизировании. А ему нужно… Кайл вдруг остановился. В голову закралась мысль, которая, несмотря на свою простоту, почему-то никогда не приходила раньше: почему именно он?

«Почему я?»

Странное дело, но он внезапно понял, что, несмотря на свою общительность, всегда стоял особняком от своих сверстников, тех, с кем приходилось учиться в Младшей школе Сойла. А узнав после окончания школы имена своих Наставников, которые будут готовить его к первому Испытанию, не стал удивляться тому, что имен было не одно-два, как у других, а больше. Потом пять лет почти непрерывных занятий и четыре Посвящения. И после каждого к списку имен добавлялось чье-то еще. Как может одна человеческая память хранить в себе столько Знаний и алчно требовать еще? Знания вытесняли, завоевывая новое пространство, воспоминания о родителях: отце, Ушедшем, когда Кайлу исполнилось пятнадцать, и матери, покинувшей мир, когда он проходил второе Испытание, и сестре, живущей в одиночестве в большом доме в Иллае. С сестрой он не виделся больше двух лет. Даже во время нечастых прогулок в Светлый Дом у Кайла не возникало желания встретиться с ней. И у него никогда не было друзей. Были приятели, хорошие знакомые, но не друзья. Все время уходило на учение. И продолжало уходить, оставляя рядом неизменного своего спутника – одиночество, которое, до сего момента мирно дремавшее где-то в углу сознания, внезапно заявило права на его, Кайла, персону. Что было в нем такого, что заставило сильнейшего из Мастеров, Эдина Гая Сарона, выделить его, ничем особо не отличающегося, из основной массы молодых мужчин, среди которых были, по мнению Солара, Ученики талантливее его и, ко всему прочему, лучшего происхождения.

«Почему я?»

Почему он неожиданно оказался посвященным в тайны, знать которые могли только Мастера? Эти тайны пудовыми камнями висели на душе, сковывали язык, рождали в голове неисчислимое множество вопросов, которые сегодня слились в один. Самыми тяжелыми из камней были тайна Всезнающего, легендарного человека со странно знакомым лицом, и тайна с испуганными карими глазами – Милия.

Дверь в кабинет Мастера Координатора возникла словно из пустоты прямо перед носом Солара. Некоторое время он неуверенно топтался у порога, прежде чем постучать. Когда же он наконец решился, дверь отворили.

Мастер Калон был не высок, не стар, но взгляд его казался потухшим и лишенным всякого интереса к жизни.

– Что вам угодно, Посвященный?

– Я пришел за Знанием, Мастер.

– Я не беру Учеников.

– Мне нужно лишь несколько уроков.

– Я не беру Учеников, – повторил Мастер Координатор, явно намереваясь закрыть дверь.

– Тогда, может, уважаемый Мастер захочет узнать кое-что новое о Кристаллах Преобразования?

Левая бровь Мастера поползла вверх, но, несмотря на некоторое удивление, губы Калона презрительно искривились.

– Что, кроме сплетен и домыслов, может знать о Кристаллах Посвященный? – последнее слово было произнесено так, что его вполне можно было счесть ругательством.

– Мне думается, – сказал Кайл, пропуская оскорбление мимо ушей, – не стоит говорить о Кристаллах Преобразования, – шедшие по коридору двое Посвященных третьего далла замедлили шаг и, прервав беседу, прислушались, – прямо здесь.

– Ваша наглость, Посвященный, просто не имеет пределов!

– Смею ли я считать это приглашением?

– Входите, – сдался Калон и отступил в сторону, пропуская Кайла в кабинет.

18

Сфера отсвечивала мертвенно-белым и грязно-желтым, отчего лица сидящих за столом Всезнающего и Мастера Сарона были похожи на лики мертвецов.

– Что за спешка? – спросил Всезнающий. Вид у него был такой, словно его вытащили из теплой постели на рассвете, что, впрочем, было недалеко от истины.

– Кайл, – коротко ответил Мастер Света. Он, в отличие от Мудрого, похоже, и вовсе не ложился.

– Что на этот раз?

– Он был со мной в нижнем хранилище.

– И?

– И… – Сарон помолчал, собираясь с мыслями, впервые он не мог подобрать нужных слов, чтобы рассказать о том, что видел собственными глазами. – Я не знаю, как это объяснить…

– Я – знаю.

Воцарилась гробовая тишина. Мастер Света замер, словно окаменев, и впился пальцами в подлокотники. Вокруг него возникло голубоватое свечение. Казалось, что свет сочится прямо сквозь поры кожи. Льдистое, холодное пламя.

– Как это, ты – знаешь?! – загремело в ушах Всезнающего, хотя Сарон и рта не раскрыл.

– Да, знаю! – рявкнул Варнор в ответ, и внезапный порыв ветра, взявшегося неизвестно откуда, сдул с Мастера свечение и растрепал тщательно расчесанные длинные седые волосы.

– Знаю, – более спокойно повторил он, и если бы Сарон посмотрел ему в глаза, то понял бы, что Всезнающему эта осведомленность не доставляет никакого удовольствия. – Знаю. Наблюдатели отследили странный всплеск Силы… Впрочем, это лучше показать.

Всезнающий замолчал, как будто задумался, но это было не совсем так. Сарон представил, как зашевелились, «услышав» просьбу Мудрого, все верхние служащие, начиная с сидящего у двери в Зал Сферы Архивариуса и заканчивая каким-нибудь Учетчиком, и как бежит по коридору кто-то из Наблюдателей с огромным кожаным планшетом.

Дверь отворилась, и в зал, поклонившись, действительно вошел Наблюдатель в белом, на шее цепочка с кулоном, на котором поверх символа Сойла красовалось око. Когда Наблюдатель оставил принесенное на столе и, так же поклонившись, ушел, Всезнающий поднялся и достал из лежащего перед ним планшета карты Сил, пять рамок с заключенными в них похожей на стенку водяного пузыря субстанцией, той же, из которой были сделаны перегородки, разделяющие Зал Света на Углы. На каждой рамке имелась табличка с годом, месяцем, днем и часом. Карты Сил были в ходу лишь здесь, на Вершине, все прочие же, будь в том нужда, обходились обычными диаграммами.

Всезнающий разложил карты на столе перед Сароном в хронологическом порядке, благо, размеры стола позволяли, и не стал спешить с объяснениями, давая возможность Мастеру Света самому все рассмотреть. Чтобы сделать это, Сарону тоже пришлось встать, да и не дело это – сидеть, когда Всезнающий стоит.

Первая карта венчала сооруженную Варнором пирамиду. Ярко-белый свет, обычный фон Сойла, с разноцветными точками следов от практических занятий и экспериментов, проводимых в лабораториях, был изрядно изъеден бледно-розовыми, красными и бордовыми проплешинами. Когда Сарону доводилось видеть карты Сил в последний раз, этих пятен почти не было. Мастер Света поднял глаза на склонившегося над столом Всезнающего и получил тот ответ, которого ждал.

– Это фон Тумана, – подтвердил Варнор. – Впечатляет?

Глубоко в груди беспокойно зашевелилась, заворочалась ледяная игла, ставшая ощутимо больше. Казалось, что ее окровавленное, исходящее ядом острие вот-вот насквозь пробьет уставшее сердце.

«Туман. С большой буквы. Как имя».

Видя замешательство Сарона и будучи в это утро несколько менее сдержанным, чем обычно, Всезнающий взялся объяснять сам.

– Таким, – он показал на первую карту, – было расположение Сил, когда вы опустились на пятый Нижний уровень и вошли в хранилище. Теперь смотри сюда, – палец Мудрого переместился на следующую карту и уперся в имевшееся и на предыдущей бордовое пятно, которое теперь заметно раздалось в стороны, сделавшись почти черным, особенно в центре, а чуть левее, у самой границы, на бледно-розовом фонепоявилось белое, чуть отдающее голубым, каплевидное вкрапление, повернутое длинным тонким хвостом к черному сердцу пятна. – Прорыв вспух едва ли не в ту же минуту, как вы вышли. Белая запятая с краю – след твоего портала, видишь, как лег? Эта дрянь всосала всю высвободившуюся от разрыва ткани Пространства энергию. Да, кстати, почему ты не экранировал вход?

– Сам не знаю, – Сарон покачал головой. – А это что за светопреставление?

Всезнающий не стал ничего говорить, ответ напрашивался сам собой; на долю секунды ему показалось, что Мастеру Света сделалось дурно. Что ж, его собственная реакция была такой же. Вместо длинной капли с краю, как у Сарона, в самом центре бордово-черного пятна сияла белая с золотым звезда, многочисленные лучи которой изгибались в разные стороны, подобно щупальцам морского гада.

Мастер Света медленно опустился в кресло.

– Ты вышел чисто, как по учебнику, даже смотреть не стоит, – продолжил Варнор и отодвинул четвертую карту. – Оказался далеко от центра…

– Кайл отошел всего на несколько метров и угодил в это?

– Да нет же, это, как ты выразился, было замкнуто на него. Он отошел, и центр возмущения переместился вместе с ним. А на выходе… До сих пор не укладывается в голове, но у Кайла две точки выхода.

Сарон глянул на карту – та же звезда, только к золотому примешалось немного алого, и еще одна, такая же, только чуть меньше, так близко к первой, что различишь не сразу…

– Солт, почувствовав неладное, выставил щит, а когда разобрался, что к чему, не долго думая, накрыл все колпаком, – говорил Варнор, словно не замечая, что Мастер его не слушает. – Вагрис парня почти что за волосы тащил из Подпространства, а когда в чувство приводил…

– Замолчи, – тихо сказал Сарон.

– Что?

– Замолчи, – еще тише повторил он. – Как ты можешь, он ведь твой…

– Он больше твой, чем мой, – равнодушно перебил Всезнающий, усаживаясь. – Ученики, бывает, становятся ближе родных детей.

– Что можешь знать об этом ты, Варнор, Мастер Разума? У тебя же не было ни одного!

– У тебя теперь тоже нет.

Мастер Света смотрел в молодое лицо своего ровесника. Вспыхнула и угасла, не разгоревшись, звезда ярости. Рассыпалась пеплом. Кровь по жилам текла медленно, лениво огибая торчащую в сердце ледяную занозу. Как же он устал. Как же он бесконечно устал… Где-то впереди замаячила та самая дверь, конец его ужасно, нестерпимо долгой жизни. Скоро наступит его черед. Скоро, но не сейчас.

Варнор заглянул в глаза своему единственному другу и все понял. И не сказал ничего.

– Надеюсь, у Калона достанет мастерства, чтобы вбить в голову Кайла хоть немного полезного, – сказал Мастер Света.

Всезнающий снова промолчал. За сегодняшнее утро было сказано достаточно слов. Он так же молча проводил взглядом попрощавшегося Сарона до двери и откинулся на спинку стула. На душе было тяжело. Тень Ухода нависла над Мастером Света. Еще незаметная, с каждым днем она будет проступать все больше, оставляя отпечаток в его душе и отражаясь в глазах, пока однажды он не увидит себя стоящим босыми ногами на холодных плитах пола в Углу Истины, возложившим руки на алтарь Отречения. Шевельнутся губы, произнося последнее: «Отрекаюсь», – и он, не оборачиваясь, пойдет к той самой двери…

В груди, под сердцем, появилось сосущее чувство, похожее на голод, боль и физическое влечение одновременно. Сфера. В этот раз было сильнее, чем в предыдущие. Тогда Варнор не ответил, не хотел и сейчас, но сознание, помимо его воли, отозвалось само. Всезнающий почувствовал, как его тело, хотя он так и остался сидеть, поднимается вверх и как он, запрокинув голову и выгнувшись дугой, протягивает к Сфере ставшие непомерно длинными руки. Ладони касаются поверхности хрустального купола, струится по пальцам, запястьям и дальше мертвенно-желтый свет… Стоит перед алтарем Отречения босой человек в одеждах Мастера, но вдруг оборачивается – из-под испачканного кровью капюшона глядит лицо Калона с глазами Кайла. В самую глубь души глядит. Открывается провал рта, а оттуда вместо слов клубы тумана. Лицо начинает таять, как воск от огня, оплывая на пол алыми и черными языками.

Солар проснулся весь в поту. Сны приходили редко, но этот… Он резко поднялся и сел. На простынь упало несколько алых капель.

«Опять».

Выбравшись из постели, Кайл открыл вентиль и напустил в таз воды. Вода поступала по трубам из трех огромных резервуаров, расположенных где-то в глубине горы, которые, в свою очередь, заполнялись из подземных источников.

«Холодная. То, что надо».

Смочив в воде край полотенца, Солар приложил его к переносице и запрокинул голову. В памяти носились разрозненные обрывки ночного видения. Кажется, он видел Мастера Калона… Ничего удивительного. За последние четыре дня Кайл не общался практически ни с кем, кроме него. И никогда еще, даже во время Испытания, не приходилось столько учить и запоминать. Его тело и мозг работали на пределе возможностей. Это было чистой воды самоубийством – так заниматься, не придя в себя после того незабываемого выхода, который и выходом-то не назовешь, разнесшего кабинет Мастера Снов.

«Вломился, как голодный дзар²⁸ в заросли диких ягод».

Совесть высунулась из своей каморки и погрозила пальцем. Обещание рассказать Солту о случившемся первому осталось невыполненным. Да и за устроенный разгром Кайл так и не извинился.

Он снял с носа нагревшееся полотенце и снова окунул в таз, вода окрасилась в розовый. Кровь никак не хотела униматься. Ко всему прочему, эта напасть совершенно не поддавалась цивилизованным способам лечения, по крайней мере тем, какими владел Кайл, а бежать с такой ерундой к Вагрису или какому-нибудь другому Мастеру Врачевания… Так что приходилось использовать примитивный. И Кайл снова водрузил на нос мокрое полотенце. Самое неприятное было в том, что кровотечения становились более частыми и длительными. Вчера вечером это случилось прямо вовремя занятия, и Мастер Калон, не слушая возражений, выставил чересчур усердного Ученика за дверь, велев отправляться спать. Его и самого порядком изматывали эти бесконечные занятия, но он, похоже, тоже торопился, словно хотел выиграть несколько лишних дней или хотя бы часов. Полотенце вновь отправилось в таз, но на этот раз лишь затем, чтобы там и остаться. Кровотечение прекратилось, и можно было заняться всем остальным. Сегодня нужно быть одетым по всей форме. Скоро появится посланник из числа Хранителей, чтобы отвести его в Угол Совести.

Ну, вот и все. Осталось только плащ набросить.

Темно-бордовый плащ, подбитый такого же цвета шелком, лег на плечи. Этот плащ был совсем новый, Кайлу еще не приходилось его надевать. А тот, что был у него прежде, остался у…

В дверь постучали. Хранитель в алом плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Кайл поднял руки в приветствии.

– Кайл Анжей Солар, Посвященный четвертого далла, вам надлежит следовать за мной в Зал Света на Совет Мастеров, – произнес Хранитель голосом Дейна Ан Кеома и лукаво улыбнулся, Кайл понял это, несмотря на то, что не видел его лица, и, улыбнувшись в ответ, вышел в коридор.

Сопровождающие кого-либо Хранители Знаний должны молчать, но Дейн плюнул на правила. Правда, капюшон снимать не стал.

– Весь Сойл стоит на ушах из-за тебя!

Выражать бурные эмоции вполголоса было не очень-то удобно, поэтому Солару пришлось ответить. Чтоб старания не пропали зря.

– Почему из-за меня?

– И он еще спрашивает?!

– Почему на ушах? И почему, собственно, стоит? Продолжать?

– Не ерничай. Говорят, в кабинете Мастера Снов прогулялся ураган, причиной которого был ты, и, говорят, ты едва не погиб. Вы там что-то этакое мастерили, да? Или нет?

– Дейн, я был бы рад рассказать, но и сам не вполне понимаю, что произошло, – искренне ответил Кайл, но Кеома это не слишком устроило.

– Тебе все равно придется отвечать на Совете. Подожду.

– А сможешь? Мне помнится, терпение не входит в число твоих достоинств.

– Так же, как сообразительность в число твоих.

Остановились перед камерами Ливита. Помолчали. Дейн нажал кнопку. Камера пришла сверху, открылись двери, и молодые люди вошли внутрь.

– Что сегодня в программе? – спросил Кайл, прервав молчание.

– Ничего особенного. Несколько заявок на Испытание, нудные разговоры по не менее нудным вопросам, а на десерт – ты.

– Кто Следящий?

– Мастер Сарон, – ответил Хранитель. Камера вздрогнула и остановилась. – Приехали.

В Зале Света было многолюдно, не то, что во время последних посещений. Кайл следовал за Дейном, ловя направленные на себя взгляды беседующих в коридоре Мастеров. Присутствовали Хранители и несколько Посвященных. Их взгляды так же не отличались разнообразием. И ждали все, похоже, его одного, потому как с его появлением разговоры приутихли, и собравшиеся стали проходить в Угол Совести, рассаживаясь на скамьях, установленных ступенями, подобно трибунам, по обе стороны от входа. Снизу вверх количество мест и, соответственно, длина скамей уменьшалась. На нижних сидели Мастера, за ними Хранители и в самом верху – Посвященные. Ни вторые, ни третьи не имели права голоса и говорили только тогда, когда к кому-нибудь из них обращались, а присутствовать на Совете могли, только если имели непосредственное отношение к вопросам, вынесенным на обсуждение.

У дальней стены стоял высокий трон для Следящего, избираемого на каждом предыдущем Совете. Справа и слева от трона по столу и стулу для Глашатая, озвучивающего выносящиеся на рассмотрение вопросы и вызывающего ответчиков, и Секретаря, в чьи обязанности входило вести запись текущего Совета. Глашатай и Секретарь избирались так же, как и Следящий, но из числа Хранителей. А посреди зала, на полу, был выложен камнем белый круг с символом «ран», на который становились Отвечающие, лицом к трибунам и спиной к Следящему, который, согласно статусу, не мог вмешиваться в обсуждение и, соответственно, влиять на результат.

Кайл взобрался наверх и сел. Остальные Посвященные предпочли сесть на другую трибуну, и Солар оказался в одиночестве. Его это вполне устраивало, так как избавляло от необходимости вести вежливую беседу, одинаково неинтересную ни им, ни ему. Солар с большим удовольствием пошептался бы с Дейном, но именно ему предстояло быть сегодня Глашатаем, и он уж давно занял свое место.

Когда Мастер Света традиционно призвал Всезнающего стать свидетелем Совета и опустился на трон, Кайл мысленно ухмыльнулся, подозревая, что это не просто ритуальная фраза. Как назло, обсуждения поданных прошений об Испытании оставили напоследок, и Солару пришлось собрать волю в кулак, чтобы не слишком заметно изнывать от скуки, слушая скучные споры по вопросам вроде сокращения количества классов, оплаты за поставки продовольствия, выделение средств на изыскания, исследования и прочее.

Кайл уже откровенно зевал, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Отпечаток Силы был знакомым. Так и есть, Мастер Трансформы. Он сидел на другой трибуне в самом низу, у переливающиеся стены-перегородки, опершись на нее спиной и положив локоть на спинку скамьи. Зейт говорил о чем-то с Мастером Снов, сидящим рядом, и не спускал с Солара своих, мягко говоря, необычных глаз, цвет которых мог меняться от прозрачно-желтого до угольно-черного. И черты лица у него были такие же неуловимые. Захочешь вглядеться – они тут же начинают смазываться. «Я во всем, что живет, и все, что живет, – есть я», – любил говорить он. «Истинная, высшая Трансформа есть трансформа духа в самом себе. Нет ничего проще – поместить свое сознание в тело степного волка и наоборот, сознание волка в человеческую оболочку. Гораздо сложнее отыскать волка в себе, а сделав это – подчинить». «Подчинить волка» Кайлу не удалось. У него, как и у многих других, была способность к Трансформе, но дальше «волка с человеческой тенью» он не продвинулся. Однако занятий бросать не стал. Мастер Зейт, против обыкновения, не стал следовать неизменному правилу о том, что достигший своего потолка Ученик должен уйти, дабы освободить время Мастера для более способного. В правило было привнесено небольшое изменение: Кайл не претендовал на «время Мастера», просто слушал и запоминал. В итоге Солар не хуже Зейта мог распознать Измененного, хотя и не имел достаточной способности Изменяться самому.

Из всех Мастеров Зейт по-настоящему общался только с Солтом. Непонятно, что могло быть общего у Мастера Трансформы с Мастером Снов, но они довольно часто что-то обсуждали, о чем-то спорили и даже просто обедали вместе, сидя за отдельным столом в огромном обеденном зале на первом Верхнем уровне. Честно говоря, Солт не был Мастером Снов в прямом смысле, и сны были подвластны ему не больше и не меньше, чем любому другому. Правильнее было бы назвать его Мастером Иллюзий, но после выходки Сарка Совет решил навсегда избавиться даже от такой памяти о тщеславном Мастере.

– Вызывается Ответчик Кайл Анжей Солар, Посвященный четвертого далла.

Кайл вздрогнул, словно кто-то толкнул его под локоть, посмотрел на сверкающий белизной круг внизу и встал. Чтобы спуститься, не требовалось много времени и сил, но это оказалось-таки тяжело. Слишком уж много глаз было приковано сейчас к фигуре в бордовом плаще Посвященного. Оказалось, что из Посвященных остался только он. Все остальные, сидящие в Углу Истины, более или менее были осведомлены о произошедшем в кабинете Солта, но так жаждали узнать подробности, что Солар почти физически чувствовал на плечах давящий груз, нацеленных на него взглядов, а ступив на изображенный в центре круга знак «ран», ощутил себя неким диковинным товаром, собравшим неимоверное число желающих этот товар приобрести. Уже давненько в Сойле не происходило ничего из ряда вон.

Около часа Солар рассказывал о событиях, предшествовавших не слишком удачному возвращению с пятого Нижнего уровня. Он подробно описал случившееся, опустив лишь самую малость – странный разговор, не то с самим собой, не то… и переворачивающий душу отголосок того, что он почти ухватил за хвост возвращавшейся из Подпространства частью сознания. И если бы не Мастер Врачевания, выдернувший его из запредельных глубин, Кайл несомненно бы понял, что скрывается там, но вот смог бы вернуться?

Едва он закончил, Угол Совести буквально взорвался. В гуле голосов разобрать что-либо более или менее осмысленное было невозможно. Мастера, вскакивая со своих мест, кинулись выдвигать теории одну невероятнее другой, одновременно, позабыв о приличиях и достоинстве. На стоящего в центре зала Кайла никто не обращал внимания. Он посмотрел по сторонам и невзначай коснулся шелковой подкладки капюшона – словно чьи-то прохладные пальцы провели по щеке. Ощущение было таким реальным… И вдруг среди гомона Солар отчетливо услышал голоса, не узнать которые было невозможно.

«Зачем этот спектакль, если ты и так все знаешь?» – спросил Мастер Света.

«Затем же, зачем спрашивал и тебя. Мне необходимо было «видеть» все своими глазами», – ответил Всезнающий.

«Забавно».

«Не стоит так, Сарон. Ты зол из-за того, что он теперь не твой Ученик, но прости, ты больше ничего не можешь дать ему. Все, что ему было нужно, он взял уже давно и оставался с тобой лишь потому, что привязан к тебе так же, как ты к нему».

«Почему бы тебе не учить его?»

«Сарон, я не могу, и ты это знаешь».

«Но он без малого Мастер Разума…»

«Скоро он станет Хранителем и сможет сам выбирать», – перебил Всезнающий.

«Но он не лорн», – в голосе Сарона послышалась издевка.

«Это можно обойти. Прецеденты были, ты знаешь».

«А если он не определится?»

«Заберу его к себе…»

«Сделаешь из него какого-нибудь Наблюдателя или Архивариуса?! Тогда лучше ему быть вечным Учеником Калона».

«Калон Ушел».

«?!?»

«Несколько дней назад у меня было видение, а сегодня рано утром это произошло. Там был и… Он нас слышит!»

Разговор внезапно прервался, и на Кайла накатила волна дурноты. Все вокруг раскачивалось и кружилось. Пришлось приложить немало усилий, чтобы прийти в себя и удержаться на ногах, и именно в этот момент Следящий поднял руку. Споры мгновенно прекратились, и в наступившей тишине Сарон сообщил об Уходе Мастера Координатора.

Никогда в жизни, ни до, ни после, Кайл не слышал такой тишины. Мертвой. Не было слышно даже шороха одежды поднявшихся со своих мест мужчин. И как-то особенно оглушительно прозвучал вопрос Мастера Вод.

– Кто слышал Отречение? – тихо спросил он, и тогда палец Следящего без колебаний указал на потрясенного известием Кайла.

Словно тугая струя воздуха ударила Посвященного в грудь, сдавливая дыхание, и замелькали, понеслись перед глазами обрывки сна («Сна ли?»), выстраиваясь в жуткую своей реальностью картину.

Кайл пошатнулся, отступил, хватаясь руками за лицо, которое, как ему показалось, стало таять, как воск от огня, и маслянистыми каплями стекать к ногам, пачкая пол черным и красным… Красным? Солар оторвал руки от лица – они были в крови.

– Видел? – пророкотал в ушах чей-то голос, не то Всезнающего, не то Сарона, не то…

– Видел, – шевельнулись испачканные кровью губы Кайла.

– Слышал? – голос проникал в сознание, вонзаясь стальными раскаленными иглами в глазницы, ввинчиваясь прямо сквозь кости черепа…

– Да… – едва слышно шепнул Солар.

– Отвергаешь? – гудело в голове подобно набату.

– Принимаю, – ответил Посвященный, пошатываясь, подошел к скамье и сел, вытирая кровь с лица краем плаща и не обращая внимания на то, что не имеет права сидеть здесь, рядом с Мастерами, так и оставшимися стоять.

Спустя час Кайл, не сменив одежды и держа в руке дорожную сумку, вышел из окружавшего Сойл-гору облака тумана и остановился. За Соларом, теряясь в бордово-красном сумраке, вился оставленный им коридор с колеблющимися стенами и потолком. Туман медленно, как будто через силу, принялся сращивать свое дряблое тело, разорванное Кайлом, беззвучно шипя и истекая, как кровью, розовой дымкой. Справа были видны строения Иллая. Дом, сестра… Нет, не сейчас. Сейчас нельзя. Времени осталось ничтожно мало, он это чувствовал, нет, знал. Но его ногам, пусть молодым и выносливым, ни за что не пересечь такое расстояние за оставшееся время. Можно было использовать телепортацию, но Солар, трезво оценивая свои силы на данный момент, тут же отказался от этой идеи. Кому и чем сможет помочь появившееся на выходе мертвое тело?

Было еще кое-что.

Легко, как только что услышанная, выстроилась в голове модель Трансформы. Дрогнуло и забилось сердце, с удвоенной силой гоня по жилам кровь-огонь. Тело Кайла заполняло нечто совершенно непохожее на все испытанное им раньше. Да, он Изменялся, но не так, не так, как мог, как думал… Неужели? В радостном предчувствии он посмотрел под ноги, на плотно утыканный бурый песок дороги, и увидел призрачно-серую изломанную тень лошади. Тело Кайла, его руки и ноги, остались теми же, он по-прежнему чувствовал себя человеком, но… И вдруг он засмеялся, встряхнул волосами, смешивая пряди с ветром, дувшим из пустыни, поднял лицо к облакам, слой которых заметно истончился, ведь до Дня Звезды оставалось всего ничего, зажмурился от струящегося с небес розового света… Кайл понял, чего не хватает. Хитрый, скрытный Мастер Зейт держал ответ на самом видном месте.

– Я во всем, что живет, и все, что живет, – есть я, – прошептал Посвященный.

Огромный черный кротт, пробив грудью плотную пыльную завесу, поднявшуюся вокруг него, помчался вперед. К его спине была приторочена дорожная сумка, а в гриву вплетена широкая алая лента, извивающаяся подобно языку огня. Алая? А разве лошади есть дело до того, какого цвета ленты в ее гриве?

– Варнор, тебе не кажется, что это слишком? – спросил Мастер Света, и живая картина с несущейся по пустыне лошадью, сотканная из мириадов светящихся точек, распалась и сверкающим дождем осыпалась на пол, постепенно угасая.

– А что? – Всезнающий поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.

– Он же не прошел Испытания.

– С чего ты взял? – хитро улыбнулся Варнор. – Забыл, что это я решаю, где, когда и каким быть Испытанию?

– Но я… – начал было Сарон и, махнув рукой, уставился в потолок. Какая разница, где, когда и как, главное, что это произошло. Разве есть лучший подарок Мастеру, чем новая ступень его Ученика?

Всезнающий все еще улыбался. Ему доставляло немало удовольствия видеть замешательство Сарона, но долго пребывать в столь приятном расположении духа ему не дали. Дверь распахнулась, и в зал буквально влетел Архивариус.

– Мудрый, к Сойлу приближаются посланники из Роккиаты! – выпалил он.

19

Лорд выругался и оттолкнул от себя светлокожую фагийскую рабыню с огромными миндалевидными глазами цвета агата, в которых сквозило недоумение. Вот уже больше месяца она делила ложе с дан Глиссой, и ему как будто нравилось проводить с ней время… Девушка покорно села на край постели и, потупив глаза, спросила:

– Я сделала что-то не так, мой лорд?

– Убирайся, – медленно произнес дан Глисса голосом, лишенным всякого выражения.

– Но, мой лорд…

– Пошла вон, – тем же тоном повторил он.

Девушка, не стыдясь наготы, грациозно соскользнула с постели, послушно оделась и исчезла, и только едва колышущиеся занавеси полога указывали на то, что она здесь была, но вскоре и они успокоились.

Дан Глисса потянулся, вздохнул и заложил руки за голову. Некоторое время он лежал, не двигаясь, глядя вверх, потом протянул руку к толстому шнуру с кисточкой и дернул. Слуга не замедлил появиться.

– Доброго утра моему лорду, – раздался с другой стороны полога его угодливый голос, от звуков которого Альду на мгновение расхотелось вылезать из постели. – Что желает мой лорд?

– Ванну и одеться.

– Что-нибудь еще, мой лорд?

– Да. Мастер Сарк не появлялся?

– Нет, мой лорд.

– Разыщи Кодвилла, пусть ждет в кабинете.

– Да, мой лорд. Где будете завтракать: в Обеденном зале или приказать в кабинет?

– Пожалуй, в Обеденном.

– Что-нибудь еще, мой лорд?

– Подай халат и проваливай.

– Как вам будет угодно, мой лорд.

Утренние процедуры лорда-протектора обычно занимали два-три часа. Сюда входили ароматная ванна, массаж, одевание и парикмахер. Сегодня лорд управился в рекордные сроки, щедро раздавая оплеухи и пинки слугам и служанкам, на шеях которых красовались привычные во дворце ошейники, в основном золотые. Дан Глиссу одолевали неприятные предчувствия, делая его раздражительным и грубым. Подобное настроение было слугам не в новинку.

В кабинете, где терпеливо ждал Кодвилл, лорд появился спустя полтора часа, причесанный и напудренный, в персиковом камзоле, расшитом речным жемчугом.

Элегантно ступая по скрадывающему звук шагов ковру, лорд прошествовал к креслу, сел и вытянул ноги. Кодвилл стоял согнувшись. Некоторое время дан Глисса смотрел на застывшую фигуру советника, потом улыбнулся и произнес:

– Доброго утра, Кодвилл.

– Доброго утра, мой лорд, – ответил советник и выпрямился, мысленно проклиная дворцовый этикет: из-за разнывшейся в последнее время спины соблюдать формальности стало тяжело.

– Хорошо ли прошла ночь, мой лорд? – осведомился Кодвилл, размышляя еще и над тем, чего ради лорд-протектор встал сегодня необыкновенно рано, да еще и позвал его в кабинет.

– Хорошо. Во сне я видел Милию.

Советник насторожился. Прошло ровно две недели, как лорд велел прекратить поиски, и с тех пор он ни разу не упоминал имени девушки.

– Вы все знаете, мой лорд? – спросил Кодвилл, который по собственной инициативе разослал надежных людей во все концы королевства и даже за его пределы, несмотря на приказ, и не потрудился уведомить дан Глиссу.

– Пока еще я управляю этой страной, – лорд-протектор повысил голос, – и не стоит забывать об этом!

Кодвилл, изобразив на лице раскаяние и повиновение, покорно склонил голову.

– Велите вернуть моих людей, ваша светлость? – после некоторого молчания спросил он.

– Нет, нет. Мне почему-то кажется, что она все еще в Леантаре. Но я позвал тебя не для того, чтобы говорить о Милии.

– Для чего же, мой лорд?

– Сядь, – велел дан Глисса, указав на мягкую скамью у окна. – У меня шея затекает говорить с тобой, когда ты там стоишь.

Кодвилл прошел к окну и сел.

– Слушаю вас, мой лорд.

– Ты встречался вчера с посланником из Саффа?

– Да, мой лорд, неофициально.

– Я так и думал. Чего он хочет?

– У него письмо от халифа Задера Тан-Гуара и устная просьба. Что в письме – не знаю. Посланник собщил, что кафы, заручившись поддержкой Пяти северных племен, уже около месяца осаждают халифат. Приграничные провинции Саффа практически разорены набегами. Люди покидают дома и уходят вглубь страны. Очевидно, халиф будет просит помощи.

– Твои предложения.

– Это война, мой лорд, и оказать помощь Саффу означает быть втянутыми в нее, после чего, вполне вероятно, кафы не оставят Леантар в покое. Сами помните, чего нам стоило их последнее нашествие. Но пока что между ними и нами халифат, в интересах которого остановить варваров до того, как они доберутся до более богатых провинций. Никто не поручится за то, что это им не удастся. Вы же знаете их тактику – задавят числом, а четверть нашей границы – граница с Саффом, Остановим кафов на подходе, на чужой территории – война обойдется казне в треть того, что можем потерять, если…

– Довольно, все и так ясно.

– Прошу прощения, мой лорд, еще одна вещь. Два дня назад я получил любопытное сообщение из Оаморра-Дар, – сказал Кодвилл и помолчал, изучая лицо дан Глиссы.

Лорд, который во время разговора смотрел в окно за спиной советника, приподнял бровь, перевел взгляд на Кодвилла и кивком велел продолжать.

– В сообщении говорилось, что дар²⁹ Фаэнтон III имел в 16-й день Ликара³⁰ тайную встречу с вождями кафов и Пяти южных племен. А в народе ходят слухи, будто дар собирается заключить с варварами военный союз. И это после стольких лет непримиримой вражды! Не кажется ли вам…

– Война, – чуть слышно прошептал лорд, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла. – Силы небесные! Война… Так некстати.

– Простите, мой лорд, я не расслышал.

– Кодвилл, у тебя потрясающая способность портить мне аппетит, – сказал дан Глисса и, помолчав, добавил: – Я встречусь с посланником после завтрака. Ступай.

– Принцесса будет присутствовать? – спросил советник, уже стоя у двери.

– Уйдешь ты наконец?!

– Да, мой лорд, – Кодвилл поклонился и ушел, осторожно закрыв за собой дверь.

К сожалению, проблемы не слуга и не советник, их не выставишь вон, если станут допекать. А было бы неплохо.

Дан Глисса поднялся и подошел к окну. С холма, на котором располагался дворец, была хорошо видна вся западная часть Роккиаты, вплоть до ремесленного квартала, а в хорошую погоду, когда гуляющий за стенами столицы ветер не поднимал в воздух плотную пылевую завесу, можно было увидеть мачты торговых и военных судов в заливе Кента и сам город-порт Верринта, что означает «на большой воде», – морские ворота Леантара. Впадающая в залив Мирра, рукав Широкой, прежде чем обогнуть Пустынное плато, текла по Раакскому царству, давая возможность леантарским купцам вести выгодную торговлю. Но, несмотря на это, Верринта знавала и лучшие времена. После раскола Союза Девяти, когда Кеамаккайя, Фенс и Венлол, находящиеся по ту сторону Моря Мрака, отделились от остальных государств, морская торговля практически прекратилась. Лишь изредка заходили корабли с архипелага Маринэ. Несколько раз при короле дан Крилле и еще раньше, во время правления его отца, отправлялись экспедиции к отколовшимся от Союза королевствам, но они либо вообще не вернулись, либо вернулись с полпути, потрепанные морскими ветрами и быстрыми, маневренными ладьями кафов-поморцев³¹.

Лорд провел по тщательно уложенным волосам и скрестил руки на груди, вцепившись пальцами в плечи. В таком положении он простоял до тех пор, пока разнесшийся по дворцу звук гонга не возвестил об утренней трапезе.

Лорд-протектор немного опоздал, вынудив тем самым всех присутствующих добрых полчаса глотать слюнки, глядя на изысканные яства и вина, стоящие на столах. Справа, как обычно, сидела Лия. Место напротив нее было пусто уже больше двух месяцев. Несмотря на прошедшее время, дан Глиссе по-прежнему было тяжело. Воспоминания о Милии, склоняющейся над тарелкой, ее руке с рубиновым браслетом на тонком запястье, прохладных пальцах в его ладони и нечастой, а потому такой желанной улыбке преследовали постоянно.

– Дядя, у вас такой вид, будто вы увидели призрак.

– Да, дорогая, – ответил лорд, – призрак, много призраков, целую армию.

Кодвилл взглянул на дан Глиссу, но встретившись с ним взглядом, поспешил отвести глаза и сосредоточился на чашке с ароматной водой, которую ему подали. Советник медленно опустил в воду широкие, немного грубоватого вида руки, вынул и вытер о полотенце, протянутое слугой. Лорд в этот момент занимался тем же самым и, судя по его отстраненному взгляду, блуждающему поверх голов собравшихся за столами, пребывал в растерянности. Угроза приближающейся войны терзала его ничуть не меньше, чем пустое место рядом.

Армия Леантара не могла пожаловаться на обилие свободного времени благодаря практически не прекращающимся стычкам с воинствующими племенами пустынников, которые не признавали границ и не видели разницы между леантарскими, ксантийскими, фагийскими или саффскими крестьянами, торговыми караванами. Не брезговали они и одинокими путниками, у которых порой и взять-то было нечего, кроме пары серебрянных монет да бурдюка с водой, нападали и на почтовых курьеров, правда, расплата никогда не заставляла ждать. От полного уничтожения пустынников спасало лишь то, что они были едва ли не самыми постоянными поставщиками живого товара в Союзе Шести Корон и даже за его пределами, так как ходили разговоры, что пустынники по-тихому торгуют с кафами, оседлыми йетами и даже с северными племенами, поскольку изредка на рынки Сор-О попадали странные люди, будто бы из-за моря.

Кроме стычек с пустынниками, хватало проблем с крестьянами, недовольными новым налогом на землю, урожай или воду, с ремесленниками, не желавшими терпеть ущемление своих прав со стороны артельных старшин или Королевского Заемного банка, повышающего арендную плату.

Несмотря на все это, в Леантаре все же был мир. И хотя с некоторыми из членов Союза Шести время от времени возникали трения, война считалась последним средством для решения проблем внешней политики. С кафами все было иначе. Они постоянно совершали мелкие вылазки, отваживаясь иногда на крупномасштабные нападения. Им, как и Пяти северным племенам, постоянные охраняемые границы Союза были чем-то вроде соринки в глазу, которая поначалу больно режет, потом, если ее не тревожить, боль стихает, но стоит моргнуть, как резь начинается снова. Саффу всегда доставалось от варваров чуть больше, чем другим королевствам, следом шел Леантар, за ним Оаморра-Дар и остальные. Опасность измерялась протяженностью побережья и границ с Большой северной пустыней. Однако среди варваров редко находились люди, способные объединить многочисленные племена, и поэтому отвоеванные ими территории всегда возвращались к прежним хозяевам. Все же дан Глиссе казалось, что на этот раз будет куда хуже. Взять хотя бы весточку, полученную Кодвиллом из Горного королевства.

– Дядя, похоже, вам в бокал подливают кислое вино. Вы уже полчаса сидите с мрачным видом и портите всем аппетит.

– Дорогая племянница, надеюсь, после завтрака у тебя будет менее игривое настроение.

– А в чем дело?

– Помнится, ты однажды изъявила желание принимать участие в государственных делах? Так вот, предоставляется прекрасная возможность. Будь добра быть в Посольской комнате.

– Будет ли Мастер Сарк? – осведомилась принцесса, уязвленная учительским тоном лорда.

– Бесспорно, – отозвался тот, – если, конечно, вернется к этому времени.

Кодвилл искоса поглядел на дан Глиссу и подумал, что если Мастер возымеет желание явиться на эту встречу, о коей он, несомненно, знает, взгляд на проблему у него будет свой собственный. Интересно бы знать, какой?

Несмотря на яркий свет коэнов в Посольской комнате, на лице первого советника лежала тень. Лорд, вопреки серьезности решаемого вопроса, был слегка беспечен, улыбался, и казалось, он чувствует себя хозяином положения. Вероятно, всему виной несколько бокалов белого вина из Саэны, которые он выпил за завтраком, почти не притронувшись к еде. Лия тоже была здесь. Ей было немного страшно из-за нависшей над Леантаром угрозы и чрезвычайно любопытно, как поведет себя «обожаемый» дядюшка. В настоящий момент у него был только один советник. Предпочтет ли дан Глисса прислушаться к словам Кодвилла или будет тянуть время в надежде на внезапное возвращение Мастера Сарка неизвестно откуда? А все эти благородные даны, стоящие согнувшись крючком, льстиво глядя из-под бровей, и через одного думающие, как бы поплотнее набить свои сундуки? Они наверняка будут юлить и выкручиваться, только бы не лишиться своих кошельков в уплату обязательного для всех зажиточных горожан «военного налога».

Вволю насладившись видом согнутых спин, дан Глисса велел советникам сесть. Вошедший и остановившийся в центре комнаты посланник халифа сохранял каменное выражение лица и не спеша перебирал сухими тонкими пальцами цвета красной глины бахрому на концах кушака, расшитого золотом. На левом виске посланника быстро пульсировала жилка, но это мог видеть только секретарь, сопровождающий его, который с низким поклоном вручил письмо халифа лорду-протектору и, пятясь, не разгибая спины, вернулся на место, на шаг позади посланника. Только там он позволил себе выпрямиться. Дан Глисса кивнул, расщедрившись на улыбку в сторону посланника и не поворачивая головы, протянул письмо Кодвиллу, как обычно, стоящему слева от трона.

Первый советник взглянул на принцессу и, получив одобрение, прочел письмо вслух, после чего передал его обратно дан Глиссе. Прошло некоторое время, прежде чем лорд еще раз прочел документ про себя, чтобы убедиться, что советник ничего не пропустил. Со своего места принцесса было прекрасно видела, что дан Глисса не читал. Его глаза глядели в одну точку, как будто он задумался.

– Почтенный Аммх-Тазан, – наконец произнес он, свернув письмо, – не могли бы вы более подробно описать положение?

– Владыка Леантара, – с поклоном ответил посланник, краем глаза заметив, как сверкнули глаза юной наследницы трона, – положение таково, что к тому времени, как я покинул халифат, варвары были уже у стен Банха. Они полностью опустошили провинции Зела и Ааттах, захватили порт Кадам, сожгли полсотни селений, а три приграничных города были вырезаны. Те, кому чудом удалось спастись, говорили о таких зверствах, что у закаленных в сражениях воинов волосы вставали дыбом. Об этом можно рассказывать бесконечно, я предпочту воспользоваться словами Светлейшего: «Если Леантар откажет в помощи, ко Дню Звезды халифат падет, а кафы и их союзники будут стоять у границ королевства».

Воцарилось молчание. Молчали, пораженные услышанным, советники, молчали посланник и его секретарь, молчал Кодвилл, сосредоточенно глядя в пол. Идя сюда, Лия и представить не могла, что все окажется таким… Словно ища поддержки, в чем, конечно же, она никогда бы не призналась, принцесса посмотрела на лорда и заметила, как нервно дернулся уголок его рта.

– Когда-то Леантар в лице почившего Горо Кереса Волдена дан Крилла так же просил помощи, – сказал дан Глисса. – Настало время вернуть долг.

После этих слов посланник вместе с секретарем чинно склонили головы, благодаря за помощь, и, кланяясь, попятились к выходу. Едва за ними закрылась дверь, присутствующие дружно загомонили.

– Вы выбрали верное решение, дядюшка, – проговорила Лия, поворачиваясь к лорду. – На вашем месте я поступила бы так же.

– Решение было единственным, и выбирать было не из чего, дорогая, – ответил дан Глисса, уловив в голосе принцессы иронию. – И, между прочим, ты пока не на моем месте.

– Это временно, – сказала Лия и ослепительно улыбнулась.

Где-то под сердцем болью отозвалось старое воспоминание о точно такой же улыбке. Таниза. Она была настоящей королевой. Даже все эти выспренние фразы дворцового этикета звучали в ее устах совершенно естественно. Грациозная, прекрасная как богиня, единственная…

«Так уж и единственная?» – промелькнула мысль, будто ворвавшись откуда-то извне.

Дан Глисса потер виски. Во всем теле чувствовалась какая-то противоестественная слабость. Мысли о Милии делали его уязвимым.

– Вам нездоровится, мой лорд?

Лорд-протектор вздрогнул. Он совершенно забыл о Кодвилле, как и том, где находится. В висках покалывало. Пожалуй, не стоило пить столько вина за завтраком.

– Вы все прекрасно знаете, что здесь, – дан Глисса помахал зажатым в руке письмом. – Леантар вступает в войну на стороне халифата и в наших интересах, чтобы слова Тан-Гуара остались лишь словами.

– Разрешите, мой лорд.

– Пожалуйста, Кодвилл.

– Мой лорд, вчера, когда прибыл посланник, я осмелился отправить гонцов в Фагию, Ксант и Раакское царство. Ответов пока не было, но…

– Могу с уверенностью заявить, – перебила его Лия, – царь Ронас, как всегда, предпочтет отсидеться за нашей спиной и зашевелится только в том случае, если кафы станут плясать на его границе. Что до Фагии и Ксанта… вы ведь не станете отрицать, что в последнее время они во всем действуют сообща, самое большее – пришлют несколько сотен не самых лучших вояк, а то и вовсе обойдутся парой обозов с оружием и фуражом. Естественно, в долг и под проценты, – на лицах некоторых из присутствующих появились улыбки. – А Оаморра-Дар, которую первый советник Кодвилл отчего-то оставил без внимания, с большим удовольствием всадит нам нож в спину, если кафские вожди пообещают им провинции Джаора и Коруны в вечное пользование.

– Прошу прощения, мой лорд, – военный советник Лара дан Паллас поднялся со своего кресла, – принцесса рисует все уж очень мрачно. Она забывает, что Сойл…

– Благородный дан Паллас, вам не хуже меня известно, какие у нас отношения с Сойлом благодаря моему покойному батюшке. И я не исключаю, что кафы именно поэтому так расхрабрились.

По комнате прокатился гул. Обсуждать таким тоном политику Великого Горо Кереса Волдена было, по меньшей мере, недопустимо.

– Моя дорогая, вы погорячились, – проговорил дан Глисса, – мы здесь не для того, чтобы обсуждать промахи бывших правителей.

Принцесса метнула в его сторону уничтожающий взгляд и сказала:

– Да, понимаю, мы здесь для того, чтобы решить, сколько тысяч мы намерены убить, чтобы задавить варваров на территории Саффа.

– Погибнет много больше, если этого не сделать.

– Их может погибнуть меньше, если за нами будет Сойл!

– Провинция Сойл, как бы обособленно она не держалась, все же входит в состав Леантара, и их Совет просто обязан будет считаться с угрозой нападения варваров, – вмешался военный советник.

– Уважаемый дан Паллас, – взгляды собравшихся обратились в сторону невысокого кряжистого седеющего мужчины с бородкой и прищуренными глазами, – всем известны ваши позиции, но, Небо свидетель, вам придется признать, что права наша юная принцесса, а не вы. И уж поверьте мне, Каору дан Фенасу, даже кафы, будь они трижды варварами, ни за какие богатства не станут трогать сойлийцев. Зачем же, скажите, Сойлу нужен военный союз с людьми, так жестоко обошедшимися с его народом?

– Что торговец может знать о военной стратегии?

«На месте дан Фенаса я бы оскорбилась» – подумала Лия, но глаза благородного Линна Бар Каора, главы купеческой гильдии, лишь хитро блеснули.

– О военной стратегии? – переспросил он. – Очень немного, но по роду своей деятельности мне хорошо известно, какую репутацию имеет Сойл за границами Союза. И внутри этих границ.

Перепалка, судя по всему, грозила перейти в ожесточенный спор, заразив остальных присутствующих. Они стали оживленно переговариваться, что, впрочем, не мешало дан Фенасу и дан Палласу продолжать дебаты на тему «Кто важнее?» Лия принялась выразительно поглядывать на дан Глиссу, чтобы тот прекратил ненужные споры. Благо, долго делать это не пришлось.

– Ваши разногласия, даны, – заговорил лорд, повысив голос, – вы сможете уладить после того, как вы, дан Паллас, решите, какое количество солдат мы можем, без угрозы для нашей безопасности, направить в Сафф, а вы, дан Фенас, – как обеспечить этих людей всем необходимым. Вопрос согласуете с главой казначейства дан Виреном, – казначей приподнялся со своего места и поклонился, – и дан Коной, главой совета ремесленных гильдий… – посмотрев на худощавого темноглазого Кону, который тоже отвесил поклон, дан Глисса сделал паузу.

Все молчали. Ждали продолжения, но его не последовало.

– Неужели мне и дальше следует напоминать вам, даны, о ваших же обязанностях? Или вы не осознаете серьезности нашего положения?

Присутствующие продолжали молчать. Лишь изредка тишина нарушалась поскрипыванием кресел и шорохом одежды – некоторые из советников нервно ерзали в ожидании неприятностей. Настроение лорда-протектора портилось прямо на глазах, правда, у остальных сидящих в Посольской комнате оно тоже было далеко не радужным.

– В таком случае, – продолжил дан Глисса, – ваши отчеты должны быть у первого советника Кодвилла к обеду. Войска должны выступить не позднее, чем через три дня, – потом поднялся и кивнул Кодвиллу. – До обеда меня не беспокоить, разве что вернется Мастер Сарк.

– Не упоминай имя демона всуе – накличешь беду, – проговорила принцесса, вставая со своего места.

– Вы что-то сказали, ваше высочество?

– О, нет, ваша светлость, ничего такого, что могло бы нам помочь.

Тон ее голоса предполагал продолжение, но меньше всего дан Глиссе хотелось сейчас выслушивать безумные предложения сопливой девчонки, хотя, надо отдать ей должное, малышка достаточно много времени уделяла изучению истории, права и дипломатии, кои никак нельзя считать детскими забавами. Со временем из нее выйдет отличная королева.

– Мне нужно поговорить с вами, – все-таки сказала Лия. – В вашем кабинете, там будет удобнее.

– Разговор конфиденциальный? – поинтересовался лорд, понимая, что от юной принцессы ему уже не отвертеться.

– Хотелось бы, чтобы и первый советник присутствовал.

– Хорошо, через полчаса.

– Как вам будет угодно, – согласилась Лия и церемонно поклонилась, хотя, если разобраться, это «дядюшка» должен был кланяться ей.

Лорд-протектор вернулся в кабинет и пожалел, что не назначил встречу на более позднее время. Пройдясь взад-вперед по устилавшему пол ковру, от стола до двери и обратно, дан Глисса остановился перед своим портретом. С холста на него глядел властный, жестокий, беспринципный, самолюбивыйсластолюбец с холеным лицом. Когда-то, казалось, это было невообразимо давно, он любил этот портрет, а сейчас… Почувствовав отвращение, лорд-протектор отвел глаза, постоял, глядя в пол, потом снял висящий рядом с картиной боевой кинжал. Небрежно бросив усыпанные драгоценностями ножны под ноги, дан Глисса повертел кинжалом, словно примериваясь, отошел к противоположной стене и, резко развернувшись, всадил голубую дарийскую сталь прямо между глаз глядящего на него с портрета двойника.

На звук удара в кабинет ворвался стоявший в коридоре солдат из охраны дворца с коротким мечом в руке, да так и застыл на пороге, остановленный холодным взглядом дан Глиссы.

– Прошу прощения, мой лорд… – проговорил он, вытягиваясь в струнку.

– Пошел прочь.

Солдат, отсалютовав, поспешил ретироваться. Дверь закрылась, и лорд-протектор Леантара вновь остался наедине со своими сомнениями и страхами. Страхов было два: война и Мастер Сарк. И если с первым можно бороться, имея значительные шансы на успех, то со вторым… Лучше было иметь этот страх в союзниках, чем среди врагов. Правда, в союзе (это было уже из числа сомнений) дан Глисса чувствовал себя слабейшей стороной, которую терпят до поры. А пора эта ох как близка.

Сарку нужна была Милия, вернее, ее секрет, и свой ставленник на троне Леантара. Девушке удалось бежать, удачно подгадав момент, когда мрачный сойлиец отсутствовал, а все во дворце были заняты предстоящим венчанием. У дан Глиссы до сих пор холодело внутри от одного воспоминания о взгляде Мастера, когда тот, вернувшись, узнал об исчезновении. В нем был приговор, а скользнувшая по лицу улыбка лишь усилила впечатление. Он ничего не сказал – молчания было достаточно. Лорд не сомневался, у Сарка имелся запасной вариант на случай непредвиденных осложнений, его просто не могло не быть. И если для сойлийца это всего лишь временная неудача, то для него, дан Глиссы, это начало конца. А хотя… Чего ради Мастеру Иллюзий было искушать его перспективами, откроющимися после того, как спрятанное в очаровательной головке Милии знание станет доступным? Сарку зачем-то был нужен и лорд-протектор и даже Лия, бесстрашие которой порой очень беспокоило. Не проще ли было бы разом избавиться от этих двух препятствий на пути к власти каким-либо банальным способом вроде яда в вине или наемного убийцы за пологом постели, а потом, когда многочисленная родня начнет грызню за право наследования, потихоньку прибрать королевство к рукам? Или просто Сарк, рядящийся в черное, тогда как другие Мастера Сойла носят белые одежды, хочет сделать грязную работу чужими руками, дабы не замарать свои?

Альдо тоже были препятствием. Иначе чем еще можно объяснить столь рьяную помощь в раскрытии того, чего наверняка не было и не могло быть? А чего стоили все эти лжесвидетельства, представленные в Палату Судей? Мастеру Иллюзий с его возможностями было вполне по силам отвести глаза двум десяткам Присяжных, для которых уже одно то, что со стороны обвинения выступает сойлиец, являлось несомненным доказательством вины Альдо, поскольку было бы странно подозревать в Мастере личную неприязнь к «своим».

Лорд потер виски. Это кровавое пятно на его совести гораздо больше всех остальных. Хорош же он был, когда свято уверовал в то, что Альдо, эти вернейшие и честнейшие люди, готовят заговор против короля, и немало поспособствовал тому, чтобы и дан Крилл так же поверил в это и наделил его полномочиями, «дабы искоренить». Волна арестов и кровавых публичных казней, шпики, доносы, запуганные горожане, разделившиеся на два лагеря, поджоги домов, в которых жили сойлийцы, и школ, и больниц, основанных ими… И, как итог, практически полный разрыв отношений с Сойлом.

История о заговоре утихла со смертью короля. Быть убитым в морском сражении, защищая свою страну? Доблестно и благородно! Достойная смерть для короля! Народ любит красивые сказки. А как насчет ножа в спину во время тайных переговоров о перемирии? Дан Крилл тоже был препятствием. Дан Глисса понял это, когда на церемонии провозглашения его лордом-протектором при малолетней принцессе увидел на лице Сарка странное выражение и взгляд, говорящий: «Помни, кто дал тебе все это».

Затем Корали. Слишком независимая и упрямая, чтобы не раздражать постоянным желанием быть в курсе дел. Бунтарка по натуре, она, вопреки традиции, пыталась добиться коронации Лии до ее совершеннолетия, словно предвидела, какое место займет Мастер Иллюзий. Но, увы, ее доводы оказались недостаточно серьезны, а оппозиция к правящему не могла закончиться ничем хорошим, и Корали «уехала отдохнуть» с легкой руки лорда-протектора.

Мастер Иллюзий был здесь ни причем. Он как будто знал наперед, что и когда должно произойти, и лишь наблюдал за происходящим. Появлялся и исчезал, не утруждая себя объяснениями, а когда задерживался во дворце, дан Глисса неизменно чувствовал на себе его колючий взгляд, переворачивающий все нутро, даже если был один. Страх связал его с Сарком крепче, чем все узы, вместе взятые. Страх стал его мыслями и смыслом жизни. А потом появилась она, дочь чужого мира с лицом и памятью Сойла. Она обладала удивительной способностью изменять вокруг себя все, к чему прикасалась, даже не подозревая об этом. Неизвестно, как и чем она завоевала привязанность гордячки Лии, разговорила нелюдимого Камилла, заставила скрытного и замкнутого Кодвилла вспомнить, что он умеет улыбаться, и крепко-накрепко привязала к себе сердце лорда-протектора Леантара, любившего в своей жизни лишь одну женщину, королеву и жену своего брата Горо Кереса Волдена, умершую спустя несколько часов после появления на свет принцессы Лии.

Думать о себе в третьем лице было легче, как будто и не о себе вовсе, а о ком-то другом. Так было проще. Проще заметить, что изменился, но изменился не так, как хотел бы сам, и тем более не так, как хотел проклятый Сарк. Страх, к сожалению, никуда не исчез, но перестал быть смыслом жизни и мыслями. Всем этим теперь была… Лорд обернулся – Лия стояла рядом с лежащими на ковре ножнами и странно смотрела то на торчащий в портрете кинжал, то на него.

– Как ты вошла? – спросил он.

– Как обычно, через дверь, умела бы летать – непременно воспользовалась бы окном, – ответила девушка, поджав губы, и добавила, кивнув на портрет: – Хороший удар. Только вот мишень…

– Мишень подходящая.

– Странно, никогда прежде не замечала в вас склонности к самоиронии.

– Ты хотела обсудить мои склонности?

– Нет, к сожалению.

– Чего ждешь?

– Не чего, кого. Кодвилла и Камилла.

– Это переходит всякие границы! Лорд-протектор Леантара должен ждать собственного советника и какого-то книжного червя?! – дан Глисса картинно воздел руки и уселся в кресло, повернувшись к Лии спиной.

– Ваша светлость, прекратите ломать комедию, вполне достаточно той, что я видела в Посольской комнате! На вас тошно смотреть, – принцесса, скривив губы, устроилась на пуфике рядом с книгами. – А вообще, присутствие Камилла и Кодвилла не столь важно. Я хотела обсудить… Хотела поставить вас в известность, что сегодня же отправлю делегацию в Сойл.

Молчание.

– Это необходимо. Без поддержки Сойла мы мало что можем, к тому же это лучшая из возможностей закончить-таки эту никому не нужную вражду… В чем дело? Вы заболели?! Вы не спорите и не высмеиваете меня.

– Не вижу достаточной причины, – отозвался лорд из глубины кресла. – Мало того, я совершенно согласен, но боюсь, что не смогу сейчас отпустить Кодвилла, он нужен мне здесь.

– А я и не прошу.

– Зачем тогда ты просила о его присутствии?

– Откуда мне было знать, что в вас заговорит голос разума? И потом, нужно же обсудить с кем-то организационные вопросы.

– Кто тогда будет говорить с Советом Мастеров Сойла от моего имени? Создавшаяся ситуация…

– Говорить буду я. От своего.

Из-за спинки кресла показалась голова дан Глиссы.

– Девочка моя, ты в своем уме? – изумленно выдал он.

– Повторюсь. Я пришла поставить вас в известность, – резко ответила принцесса и встала. – Сожалею лишь об одном – следовало сделать это намного раньше. И… я не ваша девочка.

В дверях Лия столкнулась с Кодвиллом. Вид у советника был не самый лучший. Он едва дышал, лоб блестел от пота.

– Простите, ваше высочество, я опоздал, – кланяясь, проговорил Кодвилл.

– Нет, вы в самый раз. Дядя вам все объяснит, а я пойду, мне нужно подготовиться.

Вопреки уговорам, упрямица Лия предпочла отправиться в тот же день, хотя благоразумнее было бы сделать это с утра, а не на ночь глядя. Делегация выглядела до невозможного скромной. Где это видано, чтобы особа королевской крови, наследная принцесса, путешествовала в сопровождении служанки, Наставника, трех сановников из Посольской палаты и дюжины солдат, пусть даже из элитного корпуса дворцовой охраны? Этого было ничтожно мало. Вдобавок принцесса отправилась верхом, что вообще ни в какие ворота не лезло. Единственный плюс во всем этом был в том, что так они быстрее доберутся до Сойла.

20

Город горел. Красное на красном: небо – багровый туман, улицы – алые цветы пожаров, люди – огненные блики в глазах и на лицах. Кровь. Смерть и вопли умирающих. Одни, в мундирах и стальных нагрудниках с королевским гербом, просто умирали, другие, наспех одетые, растерянные, в большинстве своем безоружные, умирая, таяли, расползаясь туманом; люди с красноватыми и бледными лицами, одинаково подсвеченными огненным заревом. Он понял, что кричит, но не слышал своего голоса. Гул нарастал, в ушах шумело и сквозь этот шум пробивался чей-то невнятный голос…

– Мой лорд!

Дан Глисса открыл глаза и с удивлением обнаружил, что уснул в кресле в Посольском кабинете. За окном темно. За стеной в Посольском зале и в коридоре, судя по звукам, было достаточно оживленно. На столе в беспоряке громоздились пухлые тетради, кожаные папки с бумагами и разрозненные листы. Голова наливалась ноющей болью, над ухом болотным гнусом зудел Кодвилл. Лорд отмахнулся от советника, потянулся, в спине отчетливо хрустнуло. Как долго он проспал?

– Мой лорд…

Дан Глисса еще раз окинул глазами стол. Вот уж действительно, прочитанное влияет на сновидения. Несколько часов назад он, сказав, что ему нужно отвлечься, а на самом деле позорно сбежал от советника и его бесконечных бумаг «требующих светлейшей резолюции», самолично наведался в архив, чем вверг архивариуса и писцов в ступор, и вышел оттуда с горой отчетов о «сойлийском мятеже» и «заговоре Альдо». После того разговора дипломатической миссии Лии, дан Глисса, задевая взглядом испорченный портрет в своем кабинете, снова и снова задумывался от той роли, которую он сыграл в разрыве отношений с Сойлом. Более всего его интересовала ночь, прозванная в народе Алой из-за пожаров и количества пролитой крови.

Тогда все казалось правильным. Мятеж подавлен, виновные за надежными стенами Триглавой Цитадели или мертвы. Так доложили ему, а он – королю дан Крилу. Затем суды и показательные казни. Мертвыми дан Глисса не интересовался. Тогда. А зря.

Оказалось, ни один из могильщиков, помогавших городской страже «убирать» места погромов, не видел ни одного мертвого «мятежника», хотя из отчетов подавлявших «мятеж» солдат было убито не менее семи десятков. Еще один интересный факт – после публичной казни со стороны Сойла не было подано прошения о выдаче тел казненных, которые, к слову, очень быстро увезли и похоронили в одной из общих ям в месте погребения безвестных бродяг и бедняков, не имеющих денег, чтобы заказать ритуальное сожжение. Однако больше впечатление на лорда произвели несколько протоколов допроса «причастных к мятежу», читай мародеров, пойманных в Алую ночь, которые, клянясь Свешенной силой, утверждали, что «убитый упал и дымом красным растаял», «захрипел, глаза закатил, а потом маревом багровым расползся», «в упор из арбалета в глаз ему, он на меня завалился, а потом истаял, как есть, одна одежа и осталась». И еще один любопытный документ кастеляна Триглавца, где в списке выданного «на обряжение казненных двенадцатого дня месяца Лотуна³² четвертым пунктом были «белила фагийские – 6 банок». А также бумага за подписью коменданта об освобождении «отбывших наказание» узников накануне казни, количество которых совпадало с числом казненных «мятежников». Что-то подсказывало дан Глиссе, что «отбывшие наказание» счастливцы освободились весьма кардинально – прямиком в обитель Света.

Стоило, конечно, разбираться с архивом в личном кабинете, там кресло удобнее и не так шумно, но подниматься обратно в свои комнаты обремененным таким количеством бумаг было лень, а Посольский кабинет был ближе. Кодвил все равно нашел бы его, спрячься он с взятыми документами хоть в самом Триглавце.

Кодвил продолжал добиваться внимания, и лорд сдался, махнув в сторону советника рукой, только отвернулся в другую сторону – коэн слепил глаза, а потянуться уменьшить яркость значило снова отрывать ноющую голову от спинки кресла.

Стоящий за спиной Кодвилл пошелестел бумагами и продолжил нудно читать какие-то распоряжения, требующие его, лорда дан Глиссы, незамедлительной резолюции, и раз уж он, его сиятельство изволит бодрствовать и так далее. Предстоящая война тянула из казны больше, чем предполагалось. Значительная часть регулярных войск отправилась в Сафф, и пограничные и внутренние гарнизоны заметно поредели. Нужно было объявлять набор раньше срока и как можно скорее залатать прорехи, чтобы вконец обнаглевшие пустынники не воспользовались ситуацией. Курьерская почта не справлялась. Люди падали от усталости, загоняли лучших в королевстве лошадей, чтобы вовремя доставить сообщение, и это при том, что количество курьеров за последние часы возросло почти втрое. Им тоже нужно будет платить, как и рабочим на верфях, и оружейникам, и крестьянам, и… Этих «и» скопилось бесконечно много. Голова дан Глиссы, казалось, раздулась до невероятных размеров. В Приемный зал постоянно кто-то входил, выходил из него, там кричали, что-то требовали, хлопали дверями и, хотя стены и двери были достаточно толстыми, лорд невольно слышал все это, но уже не в силах был реагировать.

– Ваша светлость… – пробился сквозь головную боль и не прекращающийся монотонный гул в ушах голос Кодвилла.

– Прости, – устало отозвался дан Глисса, – я не слышал ничего из того, что ты говорил.

– Прибыли послы из Раакского царства, просят, чтоб «военную помощь» приняли в уплату займа. Они предлагают строевой лес, смолу…

– Давай сюда, подпишу, – не дослушав, перебил лорд, выдернул договор из рук Кодвилла, размашисто прошелся самопишущим пером, на котором был выгравирован символ Сойла, по плотной розовой бумаге, скрепил печатью и подал обратно советнику. – Много там еще?

– Да, мой лорд, – ответил Кодвилл. – Вы бы отдохнули. Скоро утро, а вы совсем не спали.

– Сам же сказал, скоро утро. Какой толк? И потом, ты ведь тоже не ложился.

– Я привык, – пожал плечами советник, только слова прозвучали совсем не убедительно, усталость серой пудрой густо лежала на его лице, делая морщины глубже и заметнее.

Лорд взял со стоящего на столе золотого подноса пузатый чайник и поставил обратно. Чайник был пуст. Последнюю чашку полуостывшего наска дан Глисса выпил еще до визита в архив. Захотелось чего-нибудь покрепче, но Альд знал: бокал легкого вина – и он уснет стоя.

Тем временем Кодвилл, побывавший в Приемном зале, вернулся с новой порцией бумаг и юношей в пыльном мундире почтового курьера. Оставив бумаги на столе, советник дернул за висящий в углу шнур и что-то шепнул появившемуся из смежной комнаты заспанному слуге. Тот кивнул и вскоре появился с новым подносом, на котором, кроме чайника с горячим наском, стояли какие-то закуски и графинчик с янтарным вином.

– Кто этот юноша, Кодвилл? – вяло спросил лорд, решившийся присесть, несмотря на угрозу заснуть.

Кодвилл выпроводил слугу, сам поставил поднос на стол, налил лорду немного вина и повернулся к опустившемуся на одно колено юноше, которого заметно пошатывало от усталости.

– Теперь говори.

– Нарсин, мой лорд, вестовой из Саффа. Варвары вошли в Покиар.

Дан Глисса опрокинул бокал с вином, не почувствовав вкуса.

– Иди сюда, – велел он курьеру. – Кодвилл, стул.

– Садись и ешь, – сказал лорд, пододвигая поднос с едой оробевшему парню. – Мне нужны подробности.

– Но, мой лорд, я ничего не видел сам, – ответил Нарсин после того, как жадно выпил бокал вина, протянутый дан Глиссой. – Сообщения передают эстафетой, а парень, передавший мне вести о взятии столицы, не слишком откровенничал, да и что успеешь сказать, когда каждое мгновение на вес золота. Известно лишь, что кафы проникли в город под видом беженцев, перебили охрану у ворот и впустили своих, которые появились под стенами неизвестно откуда, словно из-под земли повылезали. Не иначе, демонов своих помочь упросили. Известно ведь, кафы на алтари идолищам чашки с собственной кровью ставят.

Нарсин умолк, и пододвинутые к нему тарелки стали быстро пустеть. Когда курьер ушел, лорд налил себе наска. Ситуация складывалась не лучшим образом, и дан Глисса не думал, что придет время, когда он станет сожалеть об отсутствии Мастера Иллюзий. Его многочисленные таланты были бы сейчас весьма кстати. Например, узнать, что творится в Покиаре и где находятся посланные в помощь войска. Не помешала бы и свежая голова, поскольку его собственная потеряла способность соображать.

Где-то на задворках памяти замаячило чье-то имя. Лорд нахмурился, отставил чашку и потер виски. Помогло. Вызванную вином дремоту как ветром сдуло.

– Корали, – произнес он.

– Вы что-то сказали? – спросил Кодвилл, оторвав голову от бумаг.

– Кодвилл, мне нужна Корали. Здесь. И побыстрее. Отправь кого-нибудь.

– Но, мой лорд, потребуются соответствующие документы, а сейчас ночь.

– Тогда езжай сам. Нет, это лучше сделать мне. Скоро вернусь, – сказал дан Глисса и вышел в дверь для прислуги.

Он быстро спустился вниз, пришел в привратницкую, растолкал долговязого конюшего, велел сейчас же оседлать трех кроттов и привести к воротам. А спустя полчаса, вместе с взятым у ворот солдатом и привязанной к луке седла кротта свободной лошадью, дан Глисса подъехал к тюрьме. Серый замок Триглавой Цитадели с узкими окнами-бойницами выглядел еще мрачнее в тусклом свете уличных фонарей, как прижавшийся к земле торин, морской гад с толстым костяным панцирем, живущий близ островов архипелага Марине.

У караульного едва глаза из орбит не выскочили, когда он понял, кто стоит у ворот. Мгновенно сыскался главный тюремный надзиратель с нужными ключами, и, отмерив несколько сот метров по сумрачным коридорам, лорд оказался в камере сестры.

– Лучше бы это был кошмар, – сказала разбуженная Корали вместо приветствия.

– Он и есть, – ответил дан Глисса. – Ты знаешь, что происходит?

– В общих чертах, но думаю, что дела плохи, раз ты здесь.

– Одевайся, – сказал он и, повернувшись к надзирателю, добавил: – Дана Корали идет со мной.

– Но… мой лорд, вы не можете, – попытался возразить тот.

Взгляда оказалось достаточно, чтобы пресечь любые возражения. Надзиратель скуксился и, теребя связку ключей, промямлил что-то про порядок, отчет и начальника тюрьмы, который непременно спросит…

– Нужные бумаги будут утром. Плащ, – приказал дан Глисса и протянул руку.

– П-прошу прощения, мой лорд?

– Дай твой плащ, идиот, здесь холодно.

Надзиратель спешно выпутался из теплой материи и подал плащ лорду, который тут же набросил его на плечи Корали.

– Ты изменился, – заметила женщина, когда они вышли за ворота тюрьмы.

– Разве? – дан Глисса приподнял бровь и помог ей сесть на кротта.

Рассвело. Мутные розовые сумерки делались все прозрачнее, с каждым днем вселяя в души людей надежду и предчувствие чуда. Никакие варвары, вместе взятые, не в силах были влиять на естественный ход времени. День Звезды приближался. Его ждали, к нему готовились. Везде одинаково. Хозяйки месили сладкое тесто, лепили из него печенье в форме звезды, обильно посыпая сахаром, цукатами, ароматным вейсом³³ и менхом. Даже в самых бедных домах ко Дню Звезды было печенье – младшие жрецы Храма щедро раздавая сладости. Городские улицы скребли и убирали едва ли не вдвое тщательнее против Дня Первовестника, а встречающиеся на улицах знакомые, поздравляя друг друга с наступающим праздником, желали всяких благ, шутили, улыбались, отчего грозящая война казалась далекой и ненастоящей.

Дан Глисса и Корали сидели за столиком. Лорд, отдохнувший и заметно посвежевший после двух часов сна, смотрел на сестру, уминающую за обе щеки только что принесенный завтрак, невольно заражаясь жизненной силой, которой всегда было в ней в избытке. Приодевшаяся, с модной прической, Корали разительно отличалась от вчерашней узницы. Глаза остались такими, какими он их помнил, разве только известная всему королевству напористость за время заточения стала больше походить на жесткость. Эти глаза могли бы с легкостью командовать армиями…

«Женщина-полководец! Придет же такое в голову».

– Что? – спросила Корали. – Что вы так смотрите, лорд Волден? У меня соус на подбородке? Или вас возмущает отсутствие манер?

– Да нет, вы и прежде не слишком манерничали, что уж теперь говорить. Вам здесь удобно? Это, конечно, не прежние апартаменты, но… Их уже приводят в порядок.

– Брось, Альд, мне достаточно этих комнат.

В дверь постучали, деликатно и с достоинством.

– Входите, Кодвилл, – в один голос отозвались Корали и дан Глисса.

Первый советник, отвесив обязательный поклон, не слишком усердствуя, впрочем, подошел к столику. Судя по лицу, ему таки удалось немного отдохнуть. В руках у советника был объемный тубус, из которого он извлек довольно внушительный свиток.

– Здесь сводки за последние десять часов. В основном для вас, дана Корали, – сказал советник и покосился на лорда. – Рад, что вы вернулись, дана.

– Я тоже, – ответила она, несколько удивленная тем, что со стороны дан Глиссы не последовало никакой реакции. Прежде он не позволял проявлять столь явное предпочтение опальной персоне, да еще в его присутствии. Неуважение к правящему – достаточно серьезный проступок, чтобы вот так спускать с рук. Тем не менее…

– Новости из Оаморра-Дар? – спросил лорд.

– По-прежнему, мой лорд. Но есть известия от принцессы. Отряд пересек границу провинции и приближается к Сойл-горе.

– Так быстро? Наверняка мчались сломя голову всю ночь. У девчонки начисто отсутствует инстинкт самосохранения!

– Пусть, – сказала Корали, не отрывая глаз от мелко исписанной бумаги, – ей всего пятнадцать. Не требуй от нее больше, чем она может.

– Она может. Причем гораздо больше, чем все думают. Ты не видела ее два года – это дан Крилл в юбке.

– Сейчас это несущественно. Сейчас нужно беспокоиться о даррийцах и о том, что делать с саффскими беженцами, запрудившими приграничье. Как бы не случилось второго Покиара.

После обеда, уставший от дел и измученный непрекращающейся головной болью, лорд-протектор стоял в одиночестве в огромном бальном зале, свод которого держали три ряда резных каменных колонн, и с грустью смотрел на стены, убранные к так и не состоявшейся свадьбе. Волны белого и кремового шелка, золото, серебро, зеркала, воздушные гирлянды атласных цветов, оплетающие колонны и развешанные под потолком, две огромные люстры из чистейшего горного хрусталя с сотней звезд-коэнов на каждой и множество затейливых светильников – все это оказалось ненужным.

После Дня Первовестника не случалось ни одного приема, и дворец заметно обезлюдел. Праздные даны, не обремененные государственными обязанностями, разъехались по замкам и поместьям, в гости, домой или путешествовать, чтобы сбежать от тоски и скуки, что преследовали их по пятам, стоили лишь на пару-тройку дней прекратиться балам, званым обедам и прочему. А известия о возможной войне так и вовсе повымело многочисленные гостевые комнаты. Парк, в котором в любое время года было полно гуляющих, опустел, беседки и скамейки сиротливо выглядывали из-за пышной растительности, и, кроме них, некому было восхищаться кропотливой работой выписанных из Раакского царства садовников.

Звуки шагов гулко разносились по пустому залу, скользя по полированному мрамору пола, отскакивали от стен и возвращались. На возвышении, к которому подошел дан Глисса, стояли два трона. Когда-то здесь все было украшено живыми цветами. Их убрали еще в тот злополучный день, лишь один из них, спрятавшись в складке драпировки, остался. Осторожно подняв засохший стебель с едва держащимися на венчике хрупкими невесомыми лепестками, лорд поднес его к лицу. Высохший цветок все еще хранил слабый аромат, сладкий, чуть дурманящий, волнующий.

«Так пахли ее волосы…»

Дрогнула рука, держащая цветок, неосторожно сжались пальцы, хрупкий стебель надломился и упал на пол. Разбился, как стекло, бутон, разлетелись по полированному мрамору ступеней полуистлевшие лепестки, издав чуть слышный сухой звук, похожий на вздох. Из разжавшихся пальцев дан Глиссы посыпались растертые в пыль остатки стебля.

Ты – под моими ногами,

Чудо жизни, рожденное в пыли,

Склонило хрупкую головку,

Обвило узкими пальцами острые шпоры моих сапог.

Ты – умираешь.

Я – закованный в латы,

Убийца без лица, один из многих,

Движением руки превращающий в пыль

Многие тысячи жизней, чтобы продлить собственную агонию.

Я – побежден.

Альд вытер ладонь о драпировку и подивился, как неожиданно и к месту всплыли из памяти строчки. Он не помнил, как звали сочинителя и когда прочитал или услышал их, помнил лишь название – «Воин и цветок».

Дан Глисса повернулся, чтобы уйти, богато инкрустированные ножны парадной шпаги брякнули о позолоченный трон. Глупый, пустой звук, вполне соответствующий тому, что и оружием трудно назвать. Красивая безделушка, не более. Он не смог бы защитить себя этим, разве что противник оказался бы медлительным, как морской гад, вытащенный на берег. Да и к чему все это? Кому на него нападать? Хотя, Небо свидетель, он не пользовался популярностью в народе и не делал ничего, чтобы попытаться ее завоевать. На Горо, к примеру, покушались дважды, а ведь он был куда лучшим правителем, но еще до покушений король всюду ходил с двумя телохранителями. Дан Глиссе же вполне хватало охранников в коридорах, тем более что он никого не мог терпеть рядом с собой достаточно долго. А может, недоброжелателей останавливала близкая «дружба» с Мастером Иллюзий?

На душе вдруг сделалось как-то мутно и тревожно. Лорд невольно покосился на двери, а правая рука легла на эфес короткой парадной шпаги. Ощущение усиливалось. Как будто к нему через череду залов и комнат приближался ком концентрированной ненависти.

«Сарк, – мелькнуло в голове. – Невовремя».

И дан Глиссе отчетливо представилось, как неведомая сила вминает в стену тела охранников и врывается в бальный зал, сорвав с петель высокие дверные створки, и как эти створки, бешено вращаясь, несутся прямо на него… Двери открылись вполне обыкновенно, если не считать того, что к ним не прикасалась ничья рука. Мастер Иллюзий, больше похожий на черное изваяние, чем на живого человека, замер на мгновение в дверном проеме, откинул с головы капюшон, поклонился, причем так, что поклон скорее унижал, чем выказывал почтение, и медленно приблизился к дан Глиссе. На лице Сарка появилась циничная улыбка, когда он увидел, где лежит рука лорда.

– Мое почтение лорду-протектору, – произнес сойлиец.

– Мое почтение Мастеру, – ответил дан Глисса, руку с эфеса не убрал, прохладный металл и полуугасшее воспоминание о прикосновении хрупкого сухого цветка к ладони удивительным образом не давало страху затопить мозг. – Вам не кажется, что вы достаточно вольно относитесь к обязанностям Второго советника?

Мастер Иллюзий приподнял бровь и изобразил удивление, вскоре, правда, его лицо приняло прежнее равнодушное выражение, словно постоянная игра в верного вассала и короля перестала забавлять его.

– Я не присягал вам в верности, у меня нет никаких обязательств, и вы не можете приказывать мне.

– Что же тогда вам здесь нужно? – спросил дан Глисса, стараясь сохранить спокойствие.

– Я хочу, – снизошел до ответа Сарк, – чтобы вы вернули принцессу.

– Это не в моих силах.

– Мыслесфера. Один из этих ослов из Посольской палаты наверняка прихватил ее с собой.

– Зачем вам это нужно?

– Это нужно не только мне. Нельзя допустить, чтобы встреча состоялась. Если Лия окажется во власти Совета Мастеров, они приберут к рукам весь Леантар. Им ничего не стоит сделать из девчонки бездушную куклу, слепо исполняющую волю Совета. Не забывайте, вам недолго осталось править, и, как думаете, что сделает ваша милая племянница, заняв трон? В первую очередь избавится от надоевшего опекуна. Верните ее!

В ушах лорда нарастал низкий гул, как будто мысли в его голове превратились в диких пчел. Бешеные глаза Мастера смотрели прямо на него, подавляя волю, и дан Глисса отчетливо понял, что долго не продержится, если Сарк пустит в ход хотя бы малую толику своей силы.

– Нет, – сказал он, сильнее сжимая рукоять шпаги.

– Ну конечно же! – Сарк явно не собирался быстро сдаваться, ему зачем-то было нужно, чтобы лорд-протектор сам заставил принцессу отказаться от переговоров с Сойлом. – Вы не знаете! Откровенно говоря, я был более высокого мнения о вашей проницательности.

– О чем это вы? – вырвалось у лорда, и он тут же пожалел об этом. Все-таки Мастер Иллюзий знает его слишком хорошо, и укол по самолюбию пришелся точно в цель.

– Да будет вам известно, мой лорд, – в голосе Сарка появились угодливые нотки, – что много лет Совет Мастеров наблюдал за вами глазами своего шпиона, Слушающего, Дайра Беза Коннола, которого все знают под именем Сона Кая Камилла. Неужели вы наивно полагаете, что идея отправиться в Сойл пришла к малышке Лии самостоятельно? Слушающий имеет возможность в любой момент связаться с… Советом, и, получив четкие указания, он просто воспользовался создавшейся ситуацией и сделал так, чтобы принцесса «решила» возобновить союз с Сойлом. Вам же подобная идея в голову не пришла? А почему? Потому что Сойлу нет дела до вашей грызни с варварами, у них своих проблем больше, чем нужно. Да и не станут они помогать после того, как с легкой руки короля дан Крилла вы, мой лорд, извели под корень – почти – один из самых уважаемых родов Сойла.

Сквозь угодливость светило превосходство. Страх таки достал дан Глиссу. А причиной было то, что догадки подтвердились. Сарк изначально задался целью рассорить Сойл с Леантаром, и это у него получилось. Неужели все дело в стремлении к власти? Не удалось в Сойле, и он решил попробовать в Лентаре, а заодно отомстить за разбитые надежды?

– Зачем вам столько власти, Мастер Иллюзий? – неожиданно для себя самого спросил лорд.

Сарк тоже не ожидал. Думающая марионетка? Это было для него в новинку. И он засмеялся.

От смеха дан Глиссу проняло холодом до самых костей. Он не был подделкой, в отличие от эмоций, виденных лордом ранее, но искренности в нем тоже не было.

Это продолжалось недолго, и успокоившись, Сарк сказал:

– Зачем мне власть над миром, дни которого сочтены?

Рукоять шпаги раскалилась. Дан Глиссе пришлось отпустить ее – жжение было нестерпимым, и только присутствие Сарка («Его рук дело») и чувство собственного достоинства, вернее, то, что от него осталось, не дали лорду резко отдернуть обожженную ладонь и прижать ее к чему-нибудь холодному.

Мастер Иллюзий извлек из складок плаща хрустальный шар, который, сколько не держи в руках или около огня, всегда оставался одинаково прохладным.

«Мыслесфера».

Первой мыслью дан Глиссы было тотчас же схватить протянутый сойлийцем шар, хотя бы для того, чтобы унять боль, но он сдержался, скрестил руки на груди.

– Вернемся к вопросу о… – заговорил Сарк.

– Нет, – оборвал его лорд-протектор.

– Я бы на вашем месте не был так категоричен, поскольку…

– Нет!

– …в обмен на это я верну вам Милию.

Вот оно. Удар по слабому месту – в этом весь Сарк. Он всегда приберегал козыри в карманах своего широкого плаща цвета ночи.

«Я – закованный в латы, убийца без лица…»

Прохладный шар мыслесферы незаметно перекочевал из рук Сарка на обожженную ладонь дан Глиссы. Боль стала утихать, и Альд опустился на ступеньки возвышения рядом с троном. Мастер подошел ближе и встал за спиной, черный бархат его плаща смел в сторону невесомые лепестки рассыпавшегося по мрамору цветка. Перед глазами лорда на мгновение промелькнуло видение бледного, мокрого от слез лица Милии.

– Вы согласны? – вкрадчиво спросил Мастер Иллюзий и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я сделаю все сам, вы лишь поговорите с Лией, скажите, что появился способ уладить все без помощи Сойла, что опасаетесь за ее жизнь, скажите, наконец, о Камилле… Она будет вашей, я обещаю, я знаю, где она. Чем быстрее вы вернете принцессу, тем скорее я смогу отправиться за Милией.

Голос сойлийца гипнотизировал, усыплял, подавлял остатки воли. В прозрачном шаре зародился вихрь – не то пыль, не то туман – мутно-красного цвета. Он завертелся, как безумный, словно хотел выбраться за пределы хрустальной тюрьмы, яростно бросался на стенки сосуда, потом успокоился, свернулся, подобно змее, проглотившей собственный хвост, и внутри кольца появилось тусклое изображение мужского лица, вытянувшегося от удивления.

Лорд молчал. Сарк сделает все сам, а ему остается только заставить Лию поверить в ненужность ее миссии. Мастеру не было нужды держать мыслесферу самому, не говоря о том, чтобы произносить что-либо вслух. Он мог бы обойтись и без шара, если на то пошло… Дан Глиссе иногда начинало казаться, что сила Мастера не имеет границ.

Лию разыскали быстро, и, когда внутри мыслесферы появилось ее лицо, лорд засомневался.

– Что случилось? – спросила принцесса, ее губы шевелились, а слова возникали прямо в голове дан Глиссы. – Что-то серьезное? Использовать мыслесферу для связи…

Послышались чьи-то шаги, не узнать совсем не женскую походку Корали было невозможно. Лорд отвлекся, невольно спроецировал посторонние мысли, позволив тем самым Лие увидеть тетку и Сарка.

– Что вы здесь делаете? – вопрос Корали предназначался Мастеру Иллюзий, но тот, и не думая отвечать, склонился к уху дан Глиссы и зашептал:

– Милия, мой лорд… Поторопитесь.

– Альд! Не смей! Что бы он ни обещал! – крикнула Корали и устремилась вперед, но Сарк лишь вытянул руку в ее направлении – и женщина больно ударилась о невидимую перегородку.

– Дядя… Лорд Волден, что происходит?

– Ну же! – Сарк шипел от нетерпения.

– Нет, – спокойно сказал дан Глисса, – я не стану этого делать. Мне нужен союз с Сойлом.

В горле у Мастера заклокотало, в черных провалах глаз сверкнуло багровое пламя, он выбросил вперед руку с растопыренными пальцами, похожую на лапу хищной птицы, схватил мыслесферу и, сжав ее обеими руками, поднес к лицу, набрал полную грудь воздуха и легонько дунул на заключенный в клетку из пальцев шар. Изо рта выскользнула тонкая струйка багрово-красного тумана и впиталась в мыслесферу. Последнее, что в ней видел дан Глисса, было перекошенное от боли лицо Камилла, заслонившего Лию, после чего хрусталь помутнел, покрылся сеткой трещин и рассыпался множеством мелких серовато-розовых стекляшек.

Утих звон хрустального дождя, по белому лику Сарка змеей скользнула тень торжества, сойлиец отступил на несколько шагов, молча поклонился и… исчез, растворился в воздухе, оставив после себя кляксу красного тумана, медленно расползающуюся по полу.

Лорд поднялся, сел на трон, сжал запястье обожженной руки и чуть наклонился вперед, упершись локтями в колени. Жалобно скрипнули хрустальные осколки под ногами подошедшей Корали.

– Альд… Что ему было нужно? Хотел заставить тебя отказаться от попытки примирения с Сойлом? Зачем? – она присела на краешек другого трона и попыталась поймать взгляд брата.

– Он мог вернуть мне Милию, – словно про себя произнес дан Глисса, сосредоточенно глядя на ожог. В тугой жгут боли, пропущенный сквозь тело, ловко вплелись новые нити, только узлов на них было слишком много. Такие узлы не развяжешь, можно только…

– Альд, ты… Ты любишь ее? – изумилась Корали.

– Теперь это уже не важно… Во всем есть свои плюсы.

– О чем ты?

– Сарк подал мне идею, как быстро получать сведения из Саффа.

– Мыслесфера?

– Ты права.

– А как быть с Лией? Она могла пострадать.

Дан Глисса помолчал. Происходящее воспринималось как бы со стороны, как бы не с ним… Это начинало входить в привычку.

– Тебе не кажется странным, – заговорил он, наконец-то посмотрев на сестру, – что можно безоглядно доверять человеку, много лет шпионившему за тобой, следившему за каждым твоим шагом?

– Не более странно, чем то, что сейчас произошло, – ответила Корали. – Ты говоришь о каком-то конкретном человеке?

– Пора вернуться к делам. Я и так потратил впустую непозволительно много времени, – сказал лорд, встал и, оторвав от свисающей со стены атласной гирлянды ленту, обмотал поврежденную кисть. – Идем, а то придется уступить корону Кодвиллу в благодарность за его работу.

Улыбка, появившаяся на губах лорда-протектора, показалась Корали невеселой. Что-то сломалось внутри у этого человека, сломалось совсем недавно, можно сказать, у нее на глазах, только она не заметила, как будто моргнула в этот момент, а когда открыла глаза, было уже поздно – боль плескалась в полной до краев чаше, пополам с кровью и гноем. Корали смотрела в спину своего брата и понимала, что совершенно его не знает. Она думала, что знает, а на самом деле – не знала никогда. Никогда не стремилась узнать, как будто считала его неспособным на любовь, самопожертвование, сострадание… А ведь и правда – считала.

Поздним вечером, когда богатые, респектабельные кварталы города погружались в спокойный сон, а в бедных вовсю начиналось веселье: открывались двери кабаков, пивнушек и иных мест, где за пару леантов любой мог рассчитывать на кувшин вина, закуски и смазливую шлюшку для компании, —коим не брезговали и состоятельные горожане, не исключая благородных данов, в караульную у ворот дворца вошел человек в широком плаще с капюшоном, полностью скрывавшем лицо, отчего казалось, что перед тобой стоит облаченная в белое ночная мгла. Человек что-то тихо сказал начальнику смены, и тот, вместо того чтобы устроить дознание по всей форме, выделил пришедшему в провожатые солдата из охраны, строго приказав свести господина в плаще куда тот попросит. Господин попросил в комнаты к лорду-протектору, а потом отпустил не произнесшего ни слова молодого парня и направился прямиком в кабинет.

Дан Глисса как раз собирался отправиться спать и уже подошел к двери, но наступил на валяющиеся на ковре ножны, нагнулся, поднял их и сон как рукой сняло – в кабинет вошел Мастер Сойла, откинул капюшон и поклонился. Не как королю, как равному.

– Я, Гзар Доа Кирим, Мастер Слова, властью, данной мне Советом Мастеров Сойла, подтверждаю, что союз меж нами и тобой, владыка Леантара, и наследующими тебе, будет нерушим отныне и до тех пор, пока стоит Сойл-гора. В знак союза отдаю себя в твое полное распоряжение, пока наследная принцесса Лия Реана Волден не войдет в ворота Роккиаты…

Мастер говорил долго, и так же долго слушал его дан Глисса, внимая каждому слову и удивляясь своему терпению и ушедшей напрочь усталости. Свершилось. Это была его победа над собой. И что по сравнению с этим отголоски страха, навеянные Сарком? Пыль, приставшая к одежде. Стряхни и иди дальше. А Милия? Что ж, когда-то он привык жить со страхом, привыкнет и к боли.

21

Весело потрескивал костер, разгоняя вечернюю прохладу и заманивая в огонь кусачую насекомую мелочь, что носилась над неглубокой балкой, поросшей гибкими лиями. По дну балки змеился мелкий широкий ручей с прозрачной и такой холодной водой, что от нее сводило зубы. И если бы не цвет растительности и песка, если бы не неизменная пелена облаков над головой, можно было бы решить, что сидишь где-нибудь за городом в Тени, а нет в половине дня пути от Сор-О. Тело пронизывало ощущение покоя, и все произошедшее начинало походить на суматошный нереальный сон, не более.

Когда там, на Большом невольничьем рынке, стоя на возвышении и чувствуя каждой клеткой кожи сотни алчных взглядов, Милия увидела в толпе лицо Солара, ей показалось, что сердце готово выскочить из груди, а когда Анжей протиснулся меж людьми и стал рядом с Хоэ Ксандхаром, прямо напротив нее… Сами торги и то, как «хозяин» Солар уводил ее с рынка, девушка почти не помнила. Все было как в тумане, том самом, из сна. Вспоминалось, как, к собственному стыду, кричала что-то Анжею, умоляла, пыталась спрыгнуть с возвышения, но тонкий золотой браслет на ноге и цепочка держали крепко, как, поняв бесполезность попыток, стояла на подгибающихся ногах, вцепившись в кулон вестала, и слушала унизительный торг. Мелькнуло в памяти непонятное выражение лица пустынника, как будто он ждал кого-то другого, а не Солара, и всячески старался заставить его отказаться от «покупки», взвинтив цену до небес. Помнила Милия и похожее на электрический удар прикосновение руки Анжея к своей и темные пятна перед глазами от того, что было трудно дышать, словно на груди висел камень размером с рыночные ворота. Еще были какие-то обрывки, смешанные в кучу без всякой связи и хронологии, врезавшиеся в память по непонятной причине: начищенный до блеска шлем на голове охранника, пыльная красная дорога, мальчишка, глазеющий на уличную танцовщицу, разинув рот, гладкие камни мостовой и странно-сочувствующий взгляд Хоэ Ксандхара.

Милия сидела, завернувшись в плащ, и, не моргая, смотрела на огонь. Красно-рыжие языки жадно, с треском, пожирали сучья. В дыму очумело носились какие-то мелкие насекомые, дождем сыпались в пламя, словно принося себя в жертву этому прожорливому зверю. Думалось о чем угодно, но только не о том, кто сидит по другую сторону костра. В голове полнейший бардак, какие уж тут мысли? А чувства…

«Без пол-литра не разберешься».

Языки огня аккуратно и медленно слизывали с души сладкую глазурь покоя.

«Что же мне делать, господин Солар?… Господин… Хозяин… Слушаюсь и повинуюсь. Ну-ну. Взялась как-то коза у волка совета спрашивать… Молчит. Молчит, смотрит и улыбается. Гад».

Милия подняла глаза на Анжея – в черных зрачках по костру, а лицо так и осталось белым, словно огненные отсветы соскальзывают с кожи, как с вощеной поверхности. Улыбнулся – в груди все сжалось, и чувство странное, похожее на боль.

«Остановись, мгновенье…»

А в глазах слезы стоят – вот-вот польются, по венам растекается то самое, похожее на боль. Чувства бунтуют, каждое само по себе. Сжимаются в кулак пальцы, безжалостно впиваются в ладонь ногти – ничего, не помогает, даже боли нет.А он все смотрит, молчит и улыбается, улыбается и молчит. И смотрит. Да так, что душа вон просится… Чувственный катарсис.

«Дура влюбленная!»

В воздухе, сдобренное дымком, носится предчувствие этого самого, подогреваемое рыжими огненными языками.

Поднялся.

Подошел.

Сел рядом.

Руки протянул и обнял. Осторожно так, словно боясь слезы, что в глазах стоят, расплескать… Расплескал. Покатились одна другую догонять, а он щеки мокрые вытер – руки холодные – кончиками пальцев глаза закрыл и…

«Умираю… Люблю…»

Губы, руки, жаркое дыхание, каждое прикосновение, как удар, голова в огне, а по спине – тысячи ледяных иголок.

Милия не понимала, где она и что с ней. Она не могла, да и не хотела, открывать глаза, перед которыми извивались, переплетаясь и сворачиваясь в немыслимые узоры золотые, багряно-красные и черно-бордовые полосы. Был только он, губы, руки, жаркое дыхание… Ладонь девушки скользнула под его рубашку. Где-то там, на гладкой прохладной коже груди, был шрам, оставшийся от ожога, как клеймо, как напоминание о том, что все было, у нее тоже был шрам, клеймо, позорный знак «хаб» – «рабыня, вещь».

«Если для него – пусть!»

Где-то далеко тревожно зазвенел будильник. Не наяву – в мыслях, где-то в подсознании…

«Проснись, проснись, проснись! Проснись, Милия!» – твердил мужской голос, далекий, знакомый и незнакомый одновременно, и мамин голос, испуганный, кричал: «Что с ней? Что ты с ней сделал? Милена!»

К горлу комком подступил страх, животный первобытный ужас – не было там никакого шрама! Через силу открыла глаза, а вместо лица Анжея – бледная маска и глаза-угли.

«Сарк!!!»

Милия закричала, забилась, пытаясь вырваться, но ее собственные пальцы словно приросли к обнаженным плечам этого чудовища. Нет, не словно – приросли, погрузились под кожу.

– Отпусти-и-и, – беспомощно, как котенок, которого живым закопали в землю, протяжно и тонко…

– Могло быть по-другому, – заговорил он, сжав ее голову. – Могло быть по-другому, аккуратно, осторожно, даже приятно, – его глаза похотливо блеснули, – но ты сама виновата, незачем было помнить его так хорошо. А теперь не дергайся – мне нужна часть твоей памяти и я не хочу ее повредить. Да, совсем забыл: будет больно, очень.

Мастер Иллюзий изобразил сожаление и вдруг насторожился. Замер, прислушиваясь к чему-то, и расплылся в улыбке.

– Опоздал, – произнес он куда-то вдаль и склонился над девушкой, будто хотел поцеловать ее.

Виски сдавило раскаленными обручами, две невидимые, невообразимо тонкие иглы воткнулись в глазницы, пронизив голову насквозь. Пальцы Сарка, все разом, как будто погрузились глубоко в мозг и принялись беззастенчиво рыться в воспоминаниях, отбрасывая все самое дорогое, словно хлам, зарываясь глубже и глубже, к самым истокам, к тому, что, взрослея, забывают.

Это было похоже на песчинку, теплую, мерцающую, золотисто-желтую, но стоило пальцам Сарка схватить ее – песчинка полыхнула ядовито-оранжевым и взорвалась, подобно сверхновой.

А потом пришла боль. Клинком из белого холодного пламени она низринулась с небес, пронзив голову, шею и туловище, пригвоздив тело к земле, выжав из легких воздух, остановив сердце и ток крови. Лопнули обручи, сжимавшие мозг, рассыпались ледяной пылью незримые иглы, боль затопила сознание, смешалась с ним и заменила его собой.

Милия лежала на земле, раскинув руки. В открытые глаза смотрели с небес колючие звезды, а внизу был туман. Он покачивал, убаюкивал, ласкал измученное болью тело, медленно растворяя его в себе. Розовые и алые ручейки тумана переплетались с волосами, легко скользили по коже и сквозь нее, змеились по венам, смешиваясь с кровью, впитывали жалкие крохи воспоминаний. Туман выпил все чувства, в нем неспешно таяло то, что осталось от жалкого существа по имени Милия. Он больше не был врагом – девушка забыла, что есть страх и вражда, он не был другом или союзником – она не помнила, что есть любовь и обязательства. Он был забытье. Он – мягкая колыбель милосердной смерти. Он – туман.

И вдруг все смешалось, поплыло, как будто бездарный художник в порыве отчаяния выплеснул на полотно ведро воды. Милия снова, но как в первый раз, вздохнула. Вместе с этим вздохом вернулась память, чувства, а с ними – боль. Девушка застонала, до скрежета сжав зубы, выгнулась, часто задышала, и ее вырвало. Потом снова и снова. Туман выходил из нее большими осклизлыми шарами, которые тут же лопались, а содержимое расползалось по земле. Трава, попавшая в эту кляксу, чернела и скукоживалась. С каждым разом черных проплешин становилось все больше и больше, а сил – все меньше.

– Сарк!!! – закричал кто-то. От звуков голоса заложило уши, и тело пронизала новая судорога боли.

– Сарк!!! – промчалось над землей стремительным порывом ветра. – Сарк, остановись!

– Хранитель? – изумился Мастер Иллюзий, и Кайл откинул капюшон, неожиданно сделавшийся из бордового алым. – Солар. Быстро, но поздно.

Торжествующая улыбка, издевательский блеск в глазах, едва заметные седые нити в прямых черных волосах и черные же одежды Всезнающего. Потеплел шрам, оставленный слайпсором. Кайл смотрел на своего врага и не знал, как поступить. Остановленная на полдороги к смерти, Милия могла уйти и сейчас, не пережив шока своего, по сути, нового рождения, но если не попытаться…

– Что же ты молчишь, Хранитель Солар? Она умирает.

– Верни то, что взял, или я… – что-то поднималось глубоко изнутри, набухая кроваво-красными пузырями и сочась ненавистью, что-то, чему Кайл не знал названия, что-то, что он принес оттуда, принес в себе, – или я убью тебя, Мастер.

– Ты болван, – Сарк медленно пошел, описывая вокруг Солара круг. – Ты слеп и глух, Хранитель Солар, сын Всезнающего. Ты же был там, за гранью. Был?

Кайл молчал, чувствуя, как ворочается в груди что-то темное, чужое.

– Был, – продолжил Сарк, – я вижу это в твоих глазах. Я тоже там был. И ты теперь такой же, как я.

– Нет.

– Не веришь? А ты посмотри. Посмотри, я откроюсь. Ну же!

Солар осторожно потянулся к сознанию Сарка, а прикоснувшись, тут же отпрянул, как будто влез рукой в что-то мерзкое, скользкое, липкое и холодное, как… как туман?

– Чувствуешь? Ты такой же.

– Нет, – ответил Кайл, качнув головой, ощущая во рту знакомый, сладко-соленый привкус крови.

– Пока – нет, – возразил Мастер Иллюзий, продолжая свой странный танец вокруг Солара. – Ты не хотел принять это добровольно, как принял я, но когда ты пытался выбраться, не заметил, что зерно, крохотное такое зернышко, проникло в твое сознание. И хочешь ты или нет – ты становишься другим. Это, для простоты назовем туманом, уже меняет тебя, перекраивает заново. Внезапные приливы энергии, фантастическая трудоспособность, новые возможности, нераскрытые таланты, и плюс к этому приступы головной боли, слабость, кровь носом. Было? Посмотри на меня, я старше Варнора, но мне не нужен виталис, чтобы жить, я могу знать все, что захочу, в любой момент, и мне не нужна Сфера с ее туманными видениями. А теперь у меня есть формула Альдо, и мне не нужны будут Кристаллы, чтобы… Впрочем, это не важно. Сфера открыла мне дорогу за грань, и это изменило меня, не знаю как, но одновременно с этим изменился и… туман. Он обрел жизнь, сознание и способность развиваться. И он выбрал тебя, сын Всезнающего. Так ответь, может, это просто рука Судьбы? Почему ты молчишь?

Сарк остановился и в упор посмотрел на Кайла.

– Я не такой, как ты, – медленно, не отводя глаз, проговорил Солар, не замечая, как алая струйка, обогнув губы, скатилась по подбородку. – Всезнающий не отец мне, и я сам выбираю свой Путь.

Что-то творилось с окружающим. Облака то застывали, то мчались с неимоверной скоростью, появлялись и исчезали какие-то тени, в воздухе искрились мириады крошечных точек и висели без всякой поддержки языки огня. Пыль, поднявшаяся из-под ног Сарка, застыла над землей, трава сделалась колючей и хрупкой, как тончайшее стекло, песок шевелился, словно живой, пульсировал и вздрагивал, будто кожа взмыленной лошади, облепленной насекомыми. Казалось, само сущее сошло с ума.

– Ты! – в глазах Сарка мелькнула тень страха, он пытался поднять руку, на которой оживал полумесяц слайпсора, но ничего не выходило, тело отказывалось повиноваться. – Что ты делаешь?!

– Хочу убить тебя, должен, но… не могу, – глухо ответил Кайл. – Уходи, – и закрыл глаза.

Неспешно осели на землю искрящиеся точки и огонь, подул ветерок, разогнав пыль, зашевелилась, оживая, трава… Что-то холодное упало на изможденное лицо Солара. Еще и еще. Он открыл глаза и посмотрел на небо.

«Дождь. Просто дождь».

Капли скатывались по щекам, принося облегчение и смывая кровь. На душе было тяжело. Кайл подошел к девушке, лежащей без сознания у потухшего костра, присел рядом, приподнял ее и, обняв, укрыл полами своего плаща. Алого. Как кровь.

Он долго думал, как быть, но в голову ничего не приходило. Что ж, отведет Милию в Сойл, а там… Пусть Всезнающий и Мастера решают, что с ней теперь делать. И с ним тоже. Потому что он снова опоздал. Одного Кайл не мог понять – каким образом Сарк преодолел оба уровня защиты. Если бы Мастер Иллюзий сразу пошел напролом, второй блок, поставленный в Тени, перед Переходом на Теру, если не остановил, то, по крайней мере, надолго задержал бы, поскольку ставился именно против его вторжения. А первый блок, автором которого был, вероятно, отец Милии, защищавший непосредственно ту часть памяти, где хранилась формула, тоже был достаточно надежен. Пробиваясь в сознание девушки силой, Сарк мог лишить ее жизни, а себя – шанса завладеть информацией. Что же он сделал такого, что заставило Милию невольно («Она же понятия не имела, что творится в ее голове») раскрыться? Мастеру достаточно было крохотной лазейки, чтобы проникнуть сквозь внешний барьер, а потом что-то пошло не так и он едва не убил ее. От одной мысли о том, что та, чья головка покоится на его груди, могла умереть, Кайлу стало не по себе, и он крепче прижал девушку.

Ее тело было безвольным, как тряпичная кукла, глаза плотно закрыты, и лишь едва уловимое дыхание свидетельствовало о том, что она еще жива. Единственное, что Солар мог, он уже сделал: отдал ей еще немного жизненной силы помимо той, что почти насильно влил в ее уже гаснущее сознание, едва перейдя из Трансформы в свое естественное состояние. Существовала вероятность того, что организм сам найдет путь к исцелению. Оставалось только ждать. Ждать и верить, что последствия вмешательства Сарка не будут слишком опасны. Кайл осторожно провел рукой по волосам Милии, в которых, как мелкая рыбешка в сетях, запутались песчинки, и легонько прикоснулся губами к испачканному лбу. Веки с длинными ресницами, обведенными черно-синими кругами, вздрогнули, и Солар испугался. Что он скажет? Как сможет смотреть в глаза той, которую обещал защищать? Как оправдается перед ней за то, что ей пришлось пережить?

– Спи, – прошептал он и коснулся вздрагивающих век, – спи, моя…

Запретное чувство, постыдный зов плоти. Прикасаться к ней было настоящей пыткой с того, самого первого, утра в Тени, а сейчас, когда она так волнующе близка… Руки сами собой нащупали завязки на плаще Милии, распустили их, убрали волосы с плеча. Кайл наклонился и запечатлел поцелуй там, где стояло клеймо отверженных, которое не могла скрыть полупрозрачная ткань.

– Девочка моя, я причинил тебе столько боли, – прошептал он, уткнувшись носом в теплую шею.

Милия пошевелилась. Кайл выпрямился, и голова девушки откинулась назад. Полуоткрытые губы словно выпрашивали поцелуй – удержаться было невозможно. Она ответила, потянулась, обхватывая руками его шею, и вдруг задрожала, стала вырываться, а из-под сомкнутых век покатились слезы.

– Отпусти, отпусти, – твердила она как в бреду, не открывая глаз. Боялась увидеть его лицо? И Кайла обожгло: он понял, почему Сарк так легко проник в ее сознание – Мастер Иллюзий выдал себя за него.

– Милия, – позвал он. – Милия, посмотри на меня. Это я! Это Анжей! Все кончилось.

Она так яростно отбивалась, что ему пришлось применить силу. Схватив девушку, Кайл резко развернул ее лицом к себе – не глаза, а озера, полные ужаса.

– Милия, успокойся, его нет. Сарка здесь нет.

Она не реагировала. Смотрела, не моргая, и ждала новых мук.

– Прости, – проговорил он и ударил ее по лицу. Наверное, перестарался, не рассчитал, потому что из носа девушки пошла кровь, но взгляд стал более осмысленным. – Все, тише. Это я, Кайл Анжей Солар. Помнишь меня? Помнишь, как тащила меня на спине в свой дом?

– Анжей… – произнесла она. – И вовсе не тащила, ты… вы старались идти самостоятельно.

– Ты в порядке?

– Нет, не совсем. У меня такое чувство, как будто… – подбородок снова задрожал, но она справилась, проглотила рвущиеся наружу слезы и даже попыталась улыбнуться. – Вы просто хам, господин Солар. Бить женщину по лицу!

– Каюсь. Идти сможешь?

– Думаю, да.

– Хорошо. Придется вернуться в Сор-О, нам нужны лошади.

– А потом куда? – спросила Милия, хотя глупо задавать вопрос, ответ на который очевиден.

– В Сойл, – сказал Кайл и почему-то отвел взгляд.

22

Милия лежала в огромной медной ванне, полной воды, по поверхности которой плавали какие-то неизвестные ей пахучие цветочки и травки.

– Тебя бы да в пустыню, – сказала девушке воде и окунулась с головой, чтобы смыть мыльную пену с волос.

Вынырнув, она сняла прилипший к носу лепесток и, закрыв глаза, попыталась расслабиться. Сделать это как следует не удалось, телу было хорошо и приятно, а вот голове… Еще на подъезде к Сойлу, когда маячившее на горизонте облако оказалось ничем иным, как укутанной в туманную шубу Сойл-горой, девушка стала ощущать легкое беспокойство и какое-то непонятное давление. Милия готова была дать руку на отсечение, что виноват в этом неудобстве именно туман. А въезжая в Иллай, она почти всю дорогу до дома Рейн, сестры Анжея, не переставала оглядываться на гору, до смешного похожую на ком розовой ваты. То, что это гора, сказал Анжей, пришлось поверить на слово, потому что шевелящаяся розовая, местами бордово-красная масса поднималась к самым облакам, над которыми, девушка была уверена, тянулась к черному небу с колючими звездами голая вершина, освещенная розовым и фиолетовым, а над ней – громадный лунный диск в тех же тонах.

Давило куда-то на подсознание или еще глубже. По меньшей мере, пару раз за час, а то и больше, возникало странное желание пойти посмотреть на гору, а порой не только посмотреть, но и войти в туман. Причем последнее сопровождалось глубоким животным страхом, как в ужастиках, когда герой боится до чертиков, а все равно идет посмотреть, что творится снаружи, и – финал, как правило, довольно предсказуемый.

А еще был целый воз разговоров, скопившийся за время пути. Кайл – он настоял, чтобы в Сойле Милия звала его именно так, во избежание косых взглядов («?»), – вначале ловко уходивший от бесед на тему «Что такого было нужно Сарку в моей голове?», сдался и, произнеся что-то вроде «Сейчас уже все равно, и хуже быть не может», поведал невероятно длинную историю, начавшуюся в 266 год династии Волден. Именно в этом году бабуля Сирил вместе со своим любовником Мастером Координатором, тоже, кстати, Альдо, сбежала в Тень. Все бы ничего, но подобные отношения между родственниками, пусть и дальними, – страшное табу; плюс к этому – брошенный накануне свадьбы жених («Это, похоже, наследственное»). Потом Анж… Кайл попытался объяснить суть принятых в Сойле обычаев касательно родственных и брачных уз, но, поняв бесполезность своих стараний, вернулся к беглецам. Мастер Координатор вместе с тогда еще Учеником и Посвященным, а ныне Ушедшим Мастером Калоном, работал над созданием универсальной формулы Перехода, с помощью которой можно было открывать новые Двери-Между-Мирами. О том, что работа завершена, Совет Мастеров узнал только после побега Альдо, причем Калон клялся, что не виноват и что ничего не мог поделать, когда во время подготовки очередного эксперимента Мастер Координатор вдруг вышел, вернулся с женщиной, произнес формулу и совершил Переход. Дверь за ними закрылась сразу же, не оставив практически никаких следов. Именно по тому, что осталось, удалось определить, что Дверь ведет в Тень, и Калон собственноручно определял наиболее вероятное место выхода, чтобы хоть как-то загладить вину.

Произошедшее выглядело фатально, а все потому, что где-то в архивах хранилось предсказание о гибели Сойла, избежать которой поможет некое утерянное знание. Долгие годы Мастера терпеливо выжидали момент и искали подходящего кандидата для поиска самого Мастера Альдо или его потомков, которым он мог – должен был! – передать формулу, а когда нашли нужного человека, в планы Совета неожиданно вмешался изгнанный по неизвестной Кайлу причине Мастер Иллюзий, он же Сарк. Так или иначе, в Тени они оказались вдвоем. А потом Анж… Кайлу удалось отыскать внучку Мастера Координатора, единственную дочь его единственного сына Влайда Лена Альдо Милию, и когда Солар, позабыв от радости об осторожности и преследующем его Мастере Иллюзий, шел к дому, где жила девушка… Ну и так далее. А в том, что Кайл заранее знал ее имя, не было ничего сверхъестественного. Оказалось, что у каждого рода в Сойле имеется собственный свод имен.

На протяжении всего разговора Милию терзала совесть, а потом, когда Кайл упомянул о наказании, которому подвергся, вернувшись без нее… Никогда еще любопытство не имело для девушки таких ужасных последствий. Стоило ей тогда перебороть себя и посидеть в пещере, все было бы совсем иначе. Не было бы ни дан Глиссы, ни Касандани, ни… Сарка. По телу пробежал озноб. Она ведь почти отдалась ему, думая, что это Солар. Ощущение было такое, как будто ее… использовали.

«Век бы из ванны не вылезать».

За дверью, в соседней комнате, послышались голоса. Один из них принадлежал Рейн, а другой – кожа мгновенно покрылась пупырышками – Кайлу.

«Какая-то у меня на него ненормальная физиологическая реакция, то в жар бросает, то вот, кожа гусиная. Аллергия, что ли? Угу, на мужиков, сказала бы Светка. Ее бы сюда, отбою от женихов не было бы. Такое белобрысое веснушчатое чудо и в Тени не каждый день встретишь… Теперь точно – не встретишь. Да что это я? Тень да Тень! Совсем отуземилась. Ну, все, вылезаю».

Из одежды имелась длинная белая сорочка и такой же длины платье-халат с рукавами и множеством маленьких пуговок, очень похожее на то, которое Милия когда-то позаимствовала из огромного гардероба «своих» апартаментов во дворце. В нем, наверное, теперь жена какого-нибудь пустынника щеголяет. А наряд, в котором девушку выставляли на рынке в Сор-О, выпросила Рейн. Милия и сама была рада избавиться от него, жаль только, что клеймо с плеча никуда не денешь. А Рейн… Она ни слова не сказала против, когда Кайл привел в дом чужую, поздоровалась и стала – любя – отчитывать братца за то, что так долго не появлялся, а потом, сияя от радости, повисла у него на шее и сообщила, что выходит замуж. Дальше Милия ничего не слышала, потому что уснула прямо в кресле. Это было вчера.

Одевшись, девушка подсушила волосы полотенцем и вышла из ванной. Анжей полулежал в кресле спиной к ней. Уснул.

Сердце сжалось от невыразимой нежности. Безумно захотелось подойти и укрыть его чем-нибудь, хоть плащом, который Солар небрежно бросил на пол у своих ног. Рейн что-то шила. Склонившись над рукоделием, она напоминала старинную фарфоровую статуэтку, которую Милия видела как-то у бабушки. А еще она пела. Так ласково и спокойно, как можно петь только колыбельную, неудивительно, что Анж… Кайл задремал. Девушка прислонилась плечом к стене и прислушалась – так и есть, колыбельная, но Милии от нее сделалось неспокойно. Сердце бешено заколотилась. Нежный голосок Рейн зазвучал громче, будто хотел пробиться сквозь нарастающий звон в ушах, и стал странно деформироваться, превращаясь в мужской. Комната крутнулась и поплыла. Глухо, как в густом тумане, вскрикнула Рейн и стала звать Анжея. Милии казалось, что она медленно, очень медленно, падает в бездонный колодец, наполненный бесцветной мглой, а знакомый-незнакомый мужской голос поет колыбельную на языке Тер. Для дочки. Для нее.

…Опустилась ночная мгла,

Сон крадется в твою постель.

Я тебе расскажу…

«Влад! Вот ты где! – ворвался в песню обеспокоенный голос матери. – Что это за абракадабра?»

…Там, на розовых облаках,

Среди света хрустальных звезд…

«Влад, прекрати, – мамин голос срывается, дрожит, – ты меня пугаешь».

…А внизу, на земле песков,

Быстрых рек и бурных морей,

Есть прекрасные города

Непохожих на нас…

«Отойди от нее! Слышишь!? Влад, пожалуйста…»

Чья-то рука грубо схватила за воротник и потащила наверх. Девушка застонала. Бесцветная муть, из глубины которой пузырями стало пробиваться угрожающе-красное, не желало отпускать, впилась в кожу, цеплялась за волосы и одежду. Рука напряглась, рывок – и Милия открыла глаза.

Лежать на полу было неудобно, все кости болели, словно по ним прошелся асфальтоукладчик, каток и бригада дорожных рабочих в придачу, в затылок как будто кол вогнали, а глаза щипало. Нащупав рядом дверной косяк, Милия ухватилась за него и села. Протерла глаза и посмотрела на Рейн и Солара, сидящих рядом.

– Что? Что это было?

– Не думаю, что ошибусь, если стану утверждать, что это последствия…

– Хороши последствия! – вмешалась Рейн. – Оборачиваюсь на странный звук, а она белая, как смерть, и глаза закатились.

– Подожди, – перебил сестру Кайл. – Ты что-нибудь помнишь, Милия?

– Н-нет, – неуверенно отозвалась она. – Хотя… Да! Там…

Перед глазами снова поплыло, и девушка инстинктивно вцепилась в плечи Солара, чтобы не упасть.

– Кайл! Опять!

– Не кричи. Держу.

Почувствовав на лице горячее покалывание, Милия несколько раз моргнула, отпустила Кайла и, подтянув коленки, уткнулась в них носом.

– Там был мой отец, – проговорила она, язык еле ворочался, но накатившее оцепенение быстро проходило, – его голос… Он пел мне колыбельную.

Кайл попросил сестру принести воды, встал и подал Милии руку. Красивая рука: длинная ладонь, пальцы с аккуратно подрезанными ногтями, кожа гладкая, как у девушки… Милия предпочла встать сама, хотя ноги были ватные, коленки так и норовили подогнуться, а вместо сердца – огромный африканский тамтам. Она почувствовала, что Кайл смотрит на нее, и боялась поднять глаза, потому что… Щеки мгновенно вспыхнули, выдавая не слишком скромные мысли. Желания.

– Анжей, я…

– Не стоит, – сказал он, опустив руку, – если бы я не опоздал тогда… Эти твои воспоминания… Вероятно, когда Сарк разрушил блок…

– Я не об этом.

– Знаю.

– Тогда… Я… Мне… – он стоял слишком близко, Милия чувствовала запах его кожи сквозь одежду. – У меня была с собой книга («Господи! Что я несу!») Наставника Кирима, я боюсь, что оставила ее…

– Я забрал, – глаза-колодцы…

– Нужно обязательно вернуть…

– Обязательно, – улыбается.

– Милия… – из его уст, словно «милая». – Я…

– Знаю, – она потянулась к его лицу, коснулась щеки, боялась, что все окажется очередным мороком, но кожа под пальцами была живой, теплой.

Он сдался первым. Резко и как-то нервно, привлек ее к себе и, задержав дыхание, коснулся губ.

– Кайл! – Рейн стояла в дверях, в руках – стакан с водой, в глазах – осуждение. Милия отпрянула от Солара и залилась краской до кончиков ушей. – Кайл, я могу с тобой поговорить?

Как только они вышли, и тонкая рука Рейн демонстративно закрыла дверь кухни, Милия взяла плащ и потихоньку улизнула из дома. Она была зла на себя, на неожиданно вошедшую Рейн, на Анжея, на дурацкое платье, путающееся в ногах, на лезущий в сандалии песок, на проклятый Сойл, на судьбу, на Сарка, на слезы, стоящие в глазах и мешающие смотреть, на тараканов в голове, на туман, на… Милия остановилась. Улицы больше не было. Последние дома, окруженные незнакомыми плодовыми деревьями, остались метрах в ста позади, по обе стороны от дороги тянулись поля, разделенные на аккуратные квадраты и засеянные не то злаками, не то травами. В воздухе стоял дурманящий аромат, откуда-то доносился детский смех. Еще был голос. Он звучал в голове и просил, умолял, звал… Так же, как раньше, но стократ сильнее. Девушка сделала еще шаг и замерла. За спиной – город, Иллай, в нем много женщин, вдвое меньше детей и почти нет мужчин, он какой-то не такой, слишком правильный, слишком чистый, как новая игрушка, как музейный экспонат за стеклом, отстраненный от окружающего, не похожий ни на что, другой, чужой; а впереди – розово-красно-бордовая вата, недавний знакомец, колыбель забвения и беспамятства, туман. Тоже чужой, другой, тоже не похожий ни на что, но в нем не было и нет той чрезмерной правильности, никакой правильности нет, он просто был, есть, сам по себе и сам для себя. Сам себе мир, вернее, зародыш, словно пуповиной, горой привязанный к Тере, благодаря ей живущий, благодаря ей питающийся, но – другой. У него было сознание, и был голос. Голос звучал в голове, звал, просил, умолял… Милия обернулась, бросив взгляд на город, в котором…

«Идешь?»

«Да, иду».

Сидящий на табурете Солар на мгновение замер и посмотрел в сторону двери. Знакомое чувство… Эхо? Нет, дуновение. Оттуда,

– Кайл, ты не можешь позволить себе такой роскоши, как любовь этой женщины. Пусть это низко, пошло и отвратительно, но… увиваться вокруг девицы, у которой… которая… Она серьезно больна! – Рейн неосознанно коснулась головы, выдавая недосказанное.

– Ты Мастер Врачевания и Мастер Сердец в одном лице, целительница Рейн Тиара Солар? – Кайл смотрел на сестру снизу вверх и видел ее смятение. Она разрывалась между долгом и сочувствием. Одновременно, странно, но все же Солар ощущал смутную тревогу. Он знал, что Милия ушла. Не слышал, но знал, как будто перед уходом она привязала к его запястью прочную шелковую нить и с каждым шагом нить вздрагивает, натягивается и вызывает беспокойство. Кайл даже запястье потер. Можно было увидеть, где сейчас Милия, но Рейн мешала сосредоточиться.

– Никогда прежде не замечала за тобой …

– Ты и меня прежде не очень-то замечала.

– О, Небо! Кайл! Но это же… Это детские обиды. И потом, ты всегда держался в стороне даже от мамы, которая души в тебе не чаяла. А я… Ну какой резон возиться с младшим братом, если есть занятия поинтереснее! Ты был словно чужой. Чужой в собственной семье. Я не видела тебя два года, а до этого еще полтора и еще. И так без конца. Продолжать? – молчание повисло в воздухе, изогнувшись дугой, как знак вопроса. Рейн не ждала ответа, и Кайл не стал отвечать. – Наша мать умерла в этом доме, держа меня за руку и вспоминая о тебе. Наш отец тоже умер здесь.

– Ушел, – механически поправил Солар, уголком сознания удивляясь, что мысль о кончине родителей не причинила ему боли, ни тогда, ни сейчас.

– Ушел, – словно выругавшись, повторила Рейн. – Да! Но до этого он умер здесь, в этом доме, не зная, куда себя деть, потому что ему стало некого учить. Некого, понимаешь? Не-ко-го! А ты открыто флиртуешь с женщиной, способной понести от кого угодно и родить двоих, троих детей! При наличии подходящего партнера, конечно. Не надо так на меня смотреть, со мной все в порядке, это не жестокость, это реальность. Вы все там, в своей горе, слишком далеко от земли, вы всё решаете за нас. Всё! Даже то, кого любить и от кого рожать детей. Ты давно не был на земле, Кайл, – она стала успокаиваться. – Думаешь, твоя Милия единственная женщина из Тени, которую видел Иллай? Ошибаешься. Их десять. Привели несколько месяцев назад, и все они беременны. Понимаешь? Все. Им предлагали вернуться, если захотят, но они остались. Только одна попросила, чтобы забрали из Тени ее дочь. Они все хорошо представляли, что им предстоит, а твоя Милия…

Рейн, похоже, не замечала этого своего «твоя Милия», уже дважды произнесла, а знала бы, что он отдал ей часть жизненной силы, не разбрасывалась бы словами. Кайл снова попытался дотянуться до Милии, но что-то словно отгораживало девушку, а «нить» уже больно впилась в кожу, натянувшись до предела. Задать базовой модели поиска более сильный импульс мешало энергетическое поле сестры. Рейн неосознанно, желая защитить Солара, использовала свой целительский дар, усиленный родством и «правом старшего», а Кайл не мог разорвать окутывающий его кокон заботы, не причинив вреда.

– Кайл, послушай меня, – она присела на стоящий рядом табурет и взяла брата за руку. Кухня и присущие ей атрибуты выглядели нелепо в качестве фона для разговоров на сердечные темы, больше подошла бы гостиная. – Кайл, думаешь, я не знаю, что ты был недавно в Светлом Доме? Может, тебе пора сходить к Мастеру Сердец и подобрать… выбрать жену?

Отчего-то совсем некстати вспомнилась Лейта.

– Лейта? Не выйдет, она не может иметь де…

– Не думал, что придется закрываться в доме родной сестры! – возмущенно перебил Солар и вскочил с табурета. Не то чтобы он рассердился на Рейн за это внезапное «вторжение», просто Лейта была не из тех воспоминаний, которыми делятся с сестрами.

– Кайл, прости, это вышло случайно. Я была так зла на тебя, боялась, что ты наделаешь глупостей. Кайл, сегодня такой день, я не хочу ссориться.

– Какой день? – рассеяно переспросил Солар, массируя запястье.

– Как какой? День Звезды!

– Когда?

– Уже сейчас, – ответила Рейн, поглядев в окно.

Кайл кинулся в гостиную за плащом, а оттуда – на улицу. Сестра что-то кричала ему вслед, но он уже не слышал, бежал за город так же, как совсем недавно, совершив Трансформу, мчался в Сор-О. «Нить» пульсировала болью в онемевшей кисти, а из глубины сознания неотвратимо поднималось то, чужое, оттуда. Когда дома внезапно кончились, он остановился. Завязки плаща впились в шею, и Солар просто разорвал их, отбросив алый плащ Хранителя в дорожную пыль. Не по крестьянину кафтан. Какой из него Хранитель? Вешалка для плаща, не больше. Разве может Трансформа быть Испытанием?

– Идешь?.. Да, иду, – услышал он, не голоса, так, отголоски и впился взглядом в подвижную кромку тумана, непозволительно близко подобравшуюся к городу.

Милия была там. Далеко. Свет, процеженный сквозь тонкую кисею облаков, заставил зажмуриться на какое-то мгновение. Уже скоро. И опять поздно. Кайл хотел, чтобы она была рядом в тот момент, когда… Он позвал, закричал вслед движущемуся силуэту, странно искаженному, то ли от близости тумана, то ли от обилия света. Девушка обернулась, из-за спины взметнулись вверх и в стороны два несформировавшихся крыла, вернее, тени крыльев. Солар застонал, страшно, как раненый зверь, сжав зубы и до боли вогнав ногти в податливую плоть ладоней. Сказанного – не воротишь, сделанного – не исправишь. Вместе с жизненной силой он влил в почти развоплощенное сознание невыработанную модель Трансформы. Первая трансформ-ипостась, кротт, так и не достигла обозначенной цели – Сор-О. Он почувствовал Сарка, поспешил вернуть себе истинный облик и забыл, преступно забыл, ослепленный ненавистью и тревогой за Милию, что, прерывая трансформ-цепь, необходимо было смоделировать блок-обман, чтобы звериная часть «я» поверила в завершение миссии, а он этого не сделал. Крылья… Все верно, если первая ипостась исчерпала свой резерв, а цель еще не достигнута… Силы, движущие Мирами! Крылья! Он не мог их не узнать. Птица-хищник сонк – его вторая трансформ-ипостась. Это ее длинные заостренные пепельно-красные с черным кантом, похожие на изогнутые саффские клинки крылья разворачивались сейчас за спиной Милии. Она еще не понимает, не чувствует, что с ней происходит…

Из горла Солара вырвался еще один стон. Воспоминание о второй ипостаси через проторенный путь – «нить» – вдохнуло в тени крыльев дополнительную силу, непозволительно много. Крылья обрели четкую форму, расправились, затрепетали, ловя малейшее дуновение, полупрозрачные, но уже видимые. И не только для него. Для любого. Стоит Милии сейчас поднять руки, почувствовать воздух, скользящий между пальцев – она больше никогда не станет человеком! Трансформ-ипостась легко подчинит себе неподготовленный разум, перекроит его под себя, и в сумеречных небесах Теры появится еще одна пернатая хищница.

Это крепко усваивает любой ученик Младшей школы Сойла, слушая свой первый общеобразовательный курс по Трансформе, осторожно заглядывая в сознание товарища и определяя его, не свои, иначе – затянет, трансформ-ипостаси, даже если товарищ никогда не сможет познать их в полной мере. У Солара их было три: кротт, птица сонк, и что-то, что товарищ по парте не разобрал, а заменявший постоянного Наставника Мастер Трансформы, взглянув, вскинул тонкую бровь, оставив двенадцатилетнему Кайлу подозрение в его, Кайла, неполноценности и эхо мысли о каких-то «чистых стихиях». И часть всего этого он, по глупости или беспечности, отдал Милии.

Внезапно небо распалось надвое, и оттуда низринулся водопад света, яркого, искрящегося. Солар, широко открыв глаза, смотрел перед собой, но не видел ничего, кроме золотого потока, льющегося с небес. Растопленные светом жалкие остатки облаков быстро таяли, земля и все живое и неживое на ней жадно впитывало каждый луч, несущий в себе чистую энергию созидания и любви, ту самую Священную силу, в которую так верили все без исключения подданные Союза Шести Корон.

За спиной радостно кричали дети и взрослые, те, кто впервые видел Появление, и те, кто видел его уже не раз, одинаково вздымали руки к небесам, в которых сияла Звезда, Золотая, Стейл.

Когда первая волна схлынула, и глаза вновь обрели зрение, Кайл увидел, что Милия стоит на том же месте. Крылья, так и не дождавшиеся реального воплощения, послушно сложившись, висели за спиной девушки, похожие на вычурный маскарадный наряд, сотканный из пыли и тени. Всю ее с ног до головы окружало золотистое сияние, как в том видении из Сферы.

«Все-таки это была она!»

Милия махнула рукой и, кажется, улыбнулась, потом повернулась и вошла в туман, который от пронизывающих его насквозь солнечных лучей сделался каким-то бесплотным, полупрозрачным – сквозь него было видно гору и абрисы исполинских Врат. Небо над горой очистилось, приобрело желтовато-золотистый оттенок, а лунный серп, повернутый рогами вверх, казался насаженным на острую вершину.

Кто-то дернул Кайла за одежду, и он обернулся. Позади стояла девчушка лет семи, в длинном платье и платке. Сквозь кожу на лбу просвечивали голубоватые венки, а глаза были похожи на Кристаллы, такие же матово-черные.

– Хранитель, – сощурившись, сказала девочка, растягивая гласные, как будто сомневаясь, правильно ли их произносит, – вы уронили, – и подала комок ярко-алого бархата.

– Спасибо, – ответил Солар, взял плащ и протянул руку, чтобы погладить малышку по голове, но та, звонко засмеявшись, увернулась и, подпрыгивая, побежала к ожидающей ее стайке ребят, а по узкой спине девочки, выглядывая из-под платка, плясали черные пружинки волос вперемешку с огненно-рыжими.

23

Прошли сутки, но Камилл по-прежнему был без сознания. Пульс не прощупывался, реакции на внешние раздражители не было. Лишь температура оставалась постоянной, а поднесенное к носу зеркало запотевало, подтверждая, что жизнь еще не покинула это неподвижное тело. Дан Тола, представитель Посольской палаты, пять лет изучавший медицину в Ксанте, только и мог, что беспомощно разводить руками. Единственная вразумительная фраза, которой удалось от него добиться, звучала не слишком обнадеживающе: «Господин советник, вероятнее всего, жив». И все. Подобное объяснение Лию не устраивало. Ей нужен был деятельный, собранный и рассудительный помощник, а не этот бесчувственный человек с заострившимися скулами и глубоко запавшими глазами на побледневшем лице. Его худое длинное тело сделалось как-то меньше, словно усохло, а плотно сомкнутые губы никак не хотели открыться и ответить на бесчисленные «как?», «почему?» и «что теперь делать?», роившиеся в голове принцессы. Ее терзали сомнения и неуверенность, в которых Лия могла признаться только Камиллу и, пожалуй… Об этой женщине, умудрившейся похитить сердце его светлости лорда-протектора дан Глиссы, несколько месяцев ничего не было слышно, если не считать пары-тройки туманных фраз, оброненных как-то первым советником Кодвиллом, из которых следовало, что он все еще пытается разыскать сойлийку и вроде бы ему удалось обнаружить ее следы в каком-то Небом забытом городишке, и пусть рухнет Сойл-гора, если не о ней Сарк шептался с дядюшкой во время того более чем странного сеанса связи. Кто бы мог подумать, что мыслесферу можно использовать подобным образом! Лия искоса посмотрела на дан Верета, среди вещей которого оказался хрустальный шар. Одному Небу известно, зачем он взял его с собой. И все-таки, что же там могло случиться, если дяде пришлось прибегнуть к столь экзотическому способу связи, и не исключено, что с подсказки Мастера Иллюзий? Что произошло, если дан Глисса вернул «с отдыха» Корали, которую терпеть не мог за слишком независимый характер и манеру вставлять палки в колеса политики Правящего? Что же? Что? Саффу удалось переломить ход войны в свою пользу? Варвары наголову разбили халифат и стоят у границ Леантара? Возникли какие-то непредвиденные осложнения? Передумал насчет Сойла? Может, не стоило сюда ехать? Может, появилась возможность обойтись без них? Ведь совершенно неизвестно, как Совет Мастеров воспримет попытку примирения. Что, если не захотят мириться, захватят наследницу трона в заложницы и вынудят подписать указ о смене правящей династии или вообще о передаче власти над Леантаром Сойлу?!

«У меня, похоже, мания преследования или еще какой-нибудь психоз. А может, и то, и другое вместе».

Принцесса нервно комкала кружевной платок и кусала губы. Благо, в шатре царил полумрак и сидящий чуть поодаль дан Тола и тихо беседующие снаружи, у откинутого клапана, двое других дипломатов ничего не замечали. Видеть могли только Соннэ, фагийская рабыня-служанка (Лия который год собиралась подписать ей вольную), и Камилл. Но Соннэ глазела только на стоящего недалеко от шатра, прямо напротив входа, широкоплечего Старшего охраны, а Камилл… Лия промокнула платком выступившую на лбу испарину – в шатре было жарко, несмотря на откинутый клапан, – и мысленно порадовалась, что не видит возвышающуюся над плато гору, завернутую в плотную шаль тумана. Гора вызывала неприятное чувство страха, необъяснимую тревогу и смутное, но настойчивое желание повернуть назад.

Остальные тоже нервничали. Дипломаты принимались перелистывать своды законов и прочее, поминутно оглядываясь по сторонам, или, нахмурившись, молчали, стоя втроем, словно собрались поговорить и забыли, о чем. Солдаты то застывали, напряженно прислушиваясь к ветру, шепчущемуся с пологими склонами невысоких – по сравнению с Сойл-горой все казалось невысоким – холмов, поросших редкой невзрачной травой, то, как бы невзначай, касались оружия, будто проверяли – на месте ли? Даже кротты (в поездку взяли исключительно их), пробуя на зуб сухие стебли травы, настороженно косились в сторону горы. Единственным, кого завернутый в туман исполин абсолютно, по крайней мере, внешне, не тревожил, был Камилл. Чисто интуитивно Лия старалась держаться как можно ближе к нему, и давящая тревога непонятным образом отступала. Даже сейчас, когда Камилл был без сознания. Рядом с ним было легче. Именно поэтому она продолжала сидеть в душном шатре. А еще в глубине души теплилась надежда на то, что советник вот-вот откроет глаза, встанет и в присущей ему слегка ироничной манере развеет все ее дурацкие страхи и опасения.

Принцесса пошевелилась, разминая затекшие от долгого сидения в одной позе ноги, которые вдобавок ныли от лодыжек до ягодиц после безумной ночной скачки. Спина болела тоже. Даже руки. И это у нее, предпочитающей верховую езду всем развлечениям, принятым у благородных данов! Но не это беспокоило Лию. В ее маленькой умной и рассудительной головке никак не укладывалось, каким образом их отряд, при всей стремительности и выносливости кроттов, умудрился пересечь Пустынное плато и очутиться практически на другом конце совсем не маленького Леантара всего за одну ночь, а за несколько часов сумеречного утра пересечь границу провинции Сойл и почти вплотную приблизиться к горе! Принцесса рассчитывала, что на это уйдет не меньше, чем полтора дня, а тут… Лия с подозрением покосилась на Камилла. Что ни говори, но он ехал впереди, рядом с солдатом, выходцем из семьи кочевников, знавшим эти места, как крестьянин – свой огород. Как он умудрялся ориентироваться в пустыне в дрожащем свечении, которое испускал горячий даже ночью песок, когда Лия едва различала холку своего бешено мчащегося кротта, было загадкой, но не большей, чем то, что творилось с советником.

Тогда она поравнялась с ведущими лишь однажды за весь путь, предпочитая держаться рядом, но чуть позади. Болезненно бледное лицо Камилла не столько удивило, сколько обеспокоило – эти его полуприкрытые глаза и шевелящиеся губы, словно он шептал молитву-оберег… Лия решила, что советник, не привыкший к долгому сидению в седле, просто устал, но сейчас… Она вновь посмотрела на безжизненное лицо Камилла, искоса, как будто в прямом взгляде было что-то предосудительное, и пришедшая внезапно мысль заставила ее похолодеть. Ведь, по сути, он спас ей жизнь! Это ей лежать бы сейчас в шатре без движения, если бы шагнувший из-за спины Камилл не вырвал у нее из рук мыслесферу, когда в шаре появилось жутко искаженное лицо Мастера Иллюзий, похожее на одну из древних каменных масок, которые изредка находят вдоль берегов Широкой. Камилл принял на себя удар, предназначавшийся ей! А она… Она даже не помнит его полное имя, не помнит имя человека, находящегося рядом почти с момента ее рождения! И принцесса клятвенно пообещала себе, что обязательно сделает для него что-нибудь. Разве можно не отблагодарить того, кто спас тебе жизнь? С этой мыслью Лия встала и вышла из шатра. Внутри стало совершенно невозможно сидеть. За ней, шурша одеждой, последовала Соннэ.

Это случилось спустя час, когда принцесса, немного подкрепившись и переодевшись, собиралась сказать, что намерена продолжать путь, несмотря на состояние Камилла и на все те жуткие сказки, которые рассказывают про окружающий гору туман: якобы он сводит с ума любого, кто в него попадет. Но ведь сойлийцы же как-то там живут? Да и другого способа попасть внутрь горы просто не существует.

Они появились на фоне нависающей над горизонтом громадины неожиданно, словно вышли прямо из колеблющегося от жары воздуха, в трехстах шагах от стоянки. Трое в белых плащах и со странными знаками-кулонами на витых цепочках. Знаки были разными. Остановившись у условной границы лагеря, прибывшие приветственно поклонились и распахнули плащи, давая понять, что не имеют при себе никакого оружия. Потом представились, вернее, представлял всех один из них, очень старый, седой, с потухшим взглядом уставшего жить человека.

– С уважением и почтением кнаследной принцессе Леантара, – сказал старик. – Я – Эдин Гай Сарон, Мастер Света, слева от меня – Ома Дайн Вагрис, Мастер Врачевания, справа – Вейл Дан Домех, Архивариус. Мне поручено говорить от лица Совета и поставить свою подпись под возобновленным соглашением о союзе, Архивариус Домех, согласно закону Сойла, заверит заключение, а Мастер Врачевания… для вашего пострадавшего спутника.

Лие показалось, что при слове «вашего» губы сойлийца тронула улыбка. Принцесса чуть повернула голову, чтобы приказать Соннэ отвести Мастера Врачевания к Камиллу, но тот сам направился прямиком в шатер, без всяких подсказок, как будто заранее знал, где искать «пострадавшего».

Тем временем дипломаты, представлявшиеся Лие чересчур медлительными в действии, довольно быстро организовали место для «переговоров», заставив глазеющих на сойлийцев охранников натянуть тент, под которым собственноручно поставили небольшой раскладывающийся столик и два кресла, тоже складных, а после того, как стол был накрыт скатертью, а кресла – покрывалами, благородные даны выстроились в ряд за одним из них. По обе стороны от тента вытянулись в струнку двое солдат, держащих штандарты с гербами Леантара и правящей династии Волден. Лие вдруг стало неловко за всю эту помпезность, и она предложила Мастеру Света пройти в свой шатер, но тот отказался, подошел к столу и, игнорируя кресло, протянул руку, в которую шагнувший следом Архивариус вложил свернутый лист бумаги. Принцесса готова была поклясться, что до этого момента ни у кого из сойлийцев не было документа.

Подписание соглашения прошло быстро и без лишних разговоров. Выдворенный из шатра Камилла Мастером Вагрисом дан Тола, обиженный таким недоверием, попытался возразить против договора, составленного противоположной стороной, но Лия весьма недвусмысленно велела ему замолчать. Прочитав текст, она не обнаружила никакого подвоха, поставила свою подпись и уступила место данам дипломатам, выступающим в роли свидетелей. Дожидаться соблюдения формальностей Лия не стала и, кивнув Мастеру Света, направилась к Камиллу. Помимо беспокойства за жизнь своего советника, принцессе было чисто по-женски любопытно, как Мастер Врачевания станет его лечить.

У шатра девушка остановилась. Врываться вот так, вдруг, даже пользуясь правом беспрепятственно входить в комнаты, в данном случае – шатер, своих подданных, ей было неловко, и она, затаив дыхание, прислушалась. То, что за плотной тканью шатра творилось нечто невероятное, было ясно без слов. Во всяком случае, принцесса пока не услышала ни одного. Внутри горел свет, более яркий, чем мог дать имевшийся там маленький коэн, а от того, что сочилось сквозь матерчатые стенки вместе со светом, по коже пробегала дрожь. Боясь помешать Мастеру, Лия, снедаемая любопытством, оставалась снаружи. И тут, одновременно с раздавшимися за спиной шагами, она услышала голос Камилла:

– Силы, движущие Мирами! Мастер Вагрис! Я думал, что уже никогда…

– Твое время еще не пришло, Слушающий, – перебил Мастер Врачевания.

– Почему вы не заходите, ваше высочество?

Принцесса обернулась к пожилому сойлийцу, стараясь ничем не выдать своего волнения – ее застали подслушивающей!

– Мне показалось, – торопливо заговорила она, – что я могу помешать.

Но тут клапан откинулся, и в проеме показалась нескладная фигура Камилла. Его слегка пошатывало, но выглядел он вполне здоровым, если не считать чрезмерной бледности. Первое, что он сделал, подойдя к принцессе, – отвесил обязательный поклон и торжественно поздравил с заключением союза.

Потом было прощание, приглашение посетить Роккиату, слова благодарности за излечение Камилла, а Мастер Вагрис изо всех сил старался сдерживать расползающиеся в довольной улыбке губы и повторял, что это его долг. Правда, никто из Мастеров (Архивариус вообще не проронил ни слова) ни разу не обмолвился о том, каким образом они узнали о прибытии делегации и как успели так быстро подготовить договор, и о том, что гостям требуется врач, хотя Лия несколько раз достаточно прозрачно намекала. А еще было странное напутствие из уст Мастера Света, который велел поторопиться с возвращением, но быть осторожным в пути и не пытаться «обогнать время», причем в этот момент сойлиец будто ненароком скользнул взглядом по Камиллу. Может, это было как-то связано с тем, что путь через пустыню оказался неожиданно короток? Принцесса посмотрела на советника, неловко взобравшегося на спину своего кротта, и покачала головой – слишком невероятной казалась промелькнувшая мысль.

«Что ж, дорога долгая, вдруг мне захочется поговорить?»

Принцесса пришпорила лошадь, привычно пристраиваясь чуть позади Камилла.

Поговорить захотелось ближе к вечеру.

Отряд следовал обратно той же дорогой, по старому караванному пути. Длинные бледные изломанные тени всадников стелились по песку, несмотря на надвигающиеся сумерки, и принцесса вспомнила, что День Звезды, который с восторженным нетерпением ждали все королевства Союза Шести, уже завтра. Словно желая еще раз удостовериться в этом, она посмотрела на тонкую кисею облаков и не почувствовала ничего, кроме усталости и ноющей боли в спине и ногах. От размеренного бега кротта и однообразного пения едущей рядом Соннэ клонило ко сну, и Лия, легонько ткнув каблуками в упругий живот лошади, поравнялась с Камиллом.

– Чем могу служить? – тут же спросил он, подавив зевок.

– Появилось несколько вопросов относительно скорости передвижения, – ответила девушка, пристально глядя советнику в лицо.

– Если вы хотите быть в Роккиате завтра к вечеру, можно не останавливаться на ночлег, но… все устали, да и вам вторая ночь без сна пользы не принесет. Я понимаю ваше желание быть в столице к празднику…

– Праздник тревожит меня меньше всего.

– Что же тогда?

– Не что, кто. Вы, Камилл.

– Не обращайте внимания на мой внешний вид, я чувствую себя вполне здоровым, а это, – он сделал неопределенный жест в сторону своего лица, – всего лишь усталость и непривычная обстановка. Жарко… терпеть не могу жары, плохо переношу.

– Откуда вы знаете Мастера Врачевания?

– Я его не знаю. Не знал.

– Вы назвали его по имени.

Выдержать долгий взгляд советника оказалось непросто, но Лия справилась, только ощущение того, что эти внимательные черные глаза смотрят куда-то глубоко внутрь, осталось, хотя Камилл уже глядел в сторону, словно искал за неровной, смазанной наступившим вечером линией горизонта нужные слова. Не нашел и поэтому сказал первое, что пришло на ум.

– Сегодня последняя ночь перед Появлением, ее еще называют Ночью Откровения, лучшее время для гадалок и провидцев… Будет прохладно.

Он неожиданно подал лошадь вперед и, поравнявшись с ведущим, велел ему остановиться и разбить лагерь. И только когда все лишние уши были заняты своими делами, и они с принцессой остались одни, Камилл предложил вернуться к прерванному разговору.

Опустившаяся на Пустынное плато ночь действительно выдалась прохладной. Из-за резкого перехода от дневной жары к ночной свежести Лию знобило, и она поплотнее завернулась в теплый шерстяной плащ.

– Может, подойдем к огню? – предложил Камилл, но принцесса покачала головой, посмотрев на сидящих там охранников и кого-то из дипломатов. Солдаты обычной, регулярной армии, конечно же, не компания благородным, но охранники как раз обычными не были. Попасть в дворцовую охрану не так просто, и никакая протекция здесь помочь не могла, кандидат либо подходил, либо нет. Кроме того, эта элитарная часть войск Леантара состояла из сыновей благородных особ, по каким-то причинам лишившихся своих земельных владений, данства, и потерявших право на частицу «дан» в имени. Нередко попадали сюда и продолжатели военных династий, начинающие службу, так сказать, с низов. Так что дипломатам было вовсе не зазорно по-простому сидеть у огня с кружкой подогретого вина и шумно обмениваться с солдатами «историями из жизни». В их компании наверняка было весело, но то, о чем Лия хотела говорить с советником, должно было остаться между ними.

Камилл проявил галантность: сходил к костру и принес своей принцессе кружку с вином.

– Если вы рассчитываете, что я захмелею и забуду, о чем собиралась говорить, то не стоит надеяться, – сказала девушка, принимая подношение, и рассмеялась. Получилось неестественно, и Лия почувствовала неловкость. Рискуя обжечься, она отпила пахнущее пряностями вино.

Советник молчал, наверное, ждал, что принцесса заговорит первой, и смотрел в темноту, прореженную туманными лентами свечения, исходящего от песка. Где-то рядом похрапывали стреноженные лошади – нашли островок не слишком сухой травы и радовались дополнению к походному рациону, состоящему из зерна.

– Кто вы? – вдруг спросила Лия. Вино разогнало кровь и придало решимости, запасы которой буквально таяли, а вместо них – неуверенность и сомнения, сомнения и неуверенность. Целый ворох. И причиной этому было не только странное влияние Сойл-горы. Как ни крути, а девушке было только пятнадцать – возраст, когда полагается мечтать о любви, кавалерах и балах, а не забивать голову вопросами внутренней и внешней политики.

– Кто вы такой? – повторила она, в упор глядя на Камилла, несмотря на вновь возникшее ощущение разглядывания изнутри.

– Сон Кай Камилл, советник и Наставник вашего высочества.

Советник стоял спиной к костру, и Лия не могла отчетливо видеть его лицо, но что-то подсказывало, что на его худой физиономии появилась едва заметная улыбка. Это раздражало. Принцесса терпеть не могла, когда с ней обращались как с ребенком, не принимали всерьез.

– Прекратите. Это не смешно, – голос наследницы трона Леантара на предвещал ничего хорошего. – Я хочу знать, кто вы на самом деле. Вы достаточно долго водили за нос всех, начиная с моего почившего отца и заканчивая прислугой. И не смейте отпираться! После того, что я слышала в шатре, я твердо уверена: короткая дорога к Сойлу – ваших рук… или не знаю, чего еще там, дело! «Обогнать время», ведь так выразился Мастер Света? Постойте, – она коснулась пальцами лба, – вы же учились в Сойле, да?

– Да. Там я и познакомился с Мастером Врачевания.

– Ловко. Но я не верю. Не верю, чтобы Мастер учил несойлийцев.

– Тогда он еще не был Мастером.

– Все равно не верю.

Камилл пожал плечами.

– Послушайте, советник, – немного помолчав, заговорила принцесса, отбивая на ладони какой-то невероятный марш опустевшей к этому времени кружкой. – Вы сейчас не в том положении, чтобы упорствовать. Обвинение в шпионаже – достаточно серьезная вещь.

– С вами трудно не согласиться.

– И?

– Простите меня, ваше высочество, но я не понимаю.

– Я обвиняю вас в шпионаже в пользу Сойла! Что же здесь непонятного?

– Вы не дадите этому ход.

– Почему же?

– Придется расторгнуть соглашение.

Марш прервался. Кружка со свистом унеслась куда-то в темноту и мягко ткнулась в песок, сопровождаемая процеженным сквозь зубы выражением, подошедшим бы скорее какому-нибудь ремесленнику в сильном подпитии, нежели юной особе королевских кровей. Вдох, выдох. Блеснули глаза, и вкрадчивый голос медленно произнес:

– Как насчет встретить День Звезды в Роккиате?

– А что бы вы предложили взамен? – в тон спросил Камилл.

Невнятное пыхтение и:

– Чего вы хотите?

– Молчания.

Проигрывать Лия не любила. И хотя это все не вписывалось в определение проигрыша, чувствовала себя именно так.

– Хорошо, – согласилась она. – И… когда же?

– Через три часа.

– Почему не сейчас? – осведомилась принцесса.

– Мне нужно отдохнуть.

– Тогда, может, на рассвете? – не унималась она

– В темноте легче отвести глаза, – голос самого спокойного в мире человека, но Лия готова была поклясться, что глаза, глядящие в темноту, смеются.

– Тогда доброй ночи, советник.

– Доброй ночи, ваше высочество, – отозвался Камилл, позволяя себе расслабиться. Удалающися шаги принцессы звучали, как музыка. Внезапно они стихли, и ее голосок спросил:

– Так кто же вы?

– Сон Кай Камилл, – автоматически ответил он, чувствуя, как рот разъезжается в улыбке, – советник и Наставник…

Снова шаги и неразборчивое бормотание. Камилл мог бы разобрать, если бы постарался, но не стал. Того, что он знал о себе, ему было вполне достаточно.

Со стоянки снялись глубокой ночью. Солдаты не ворчали, им внезапные ночные рейды были не вновинку – муштровали в королевской армии Леантара ничуть не меньше, чем в других, составляющих, в случае нужды, объединенную армию Союза Шести Корон; да им и не полагалось ворчать, а иначе какой же ты солдат, если две ночи без сна делают из тебя вареный овощ? Господа же дипломаты, благородные даны Тола, Скавен и Гелл, возмущались вовсю, ведь их, помимо всего прочего, заставили самим собирать свое барахло, укладывать в сумки и навьючивать на кроттов, которых их неловкая возня откровенно раздражала. Дан Тола, управившийся со сборами быстрее остальных, попытался выведать у принцессы причину столь внезапного отъезда, но, наткнувшись на высокомерный взгляд, живо напомнивший ему покойного короля дан Крилла, счел за лучшее не дожидаться ответа. Теребя поводья, он мрачно глянул на осунувшееся лицо советника «несносной девчонки», твердо уверенный в том, что без него здесь не обошлось. Как бы там ни было, стоянку свернули в рекордные сроки и без происшествий, если не считать отдавленной ноги дан Скавена. Сапог из мягкой кожи – плохая защита от копыт кротта.

Перед тем как двинуться в путь, принцесса подъехала к Камиллу и поинтересовалась, не нужно ли ему чего-нибудь.

– Ничего, – ответил тот. – Ничего, кроме того, что вы мне столь великодушно обещали.

– А как же вознаграждение за спасение моей жизни?

– Я не вправе просить награду за то, что считаю своим долгом, ваше высочество.

– Но я хотела бы отблагодарить вас. Какой подарок вы хотите?

– Надеюсь, вы позволите просить об этом, – Камилл говорил медленно, тщательно подбирая слова, – когда мне будет необходимо?

– Да, конечно, в любое время, – согласилась Лия. – Просите что угодно.

Камилл с той самой едва уловимой улыбкой неопределенно вскинул бровь, и принцесса поняла, что влетела в… отхожее место. Ощущение подкреплялось удовлетворенным блеском в глазах советника. Слово особы королевской крови – что скрепленный печатями договор. Возьмешь обратно – позора не оберешься.

«Ловко он меня…» – подумала девушка и рукой подала знак ведущему.

Путь обратно оказался точно таким же. Напрасно Лия глядела во все глаза. Ничего, кроме напряженного лица советника с полуприкрытыми глазами и мелкими бисеринками пота на выпуклом лбу. Да еще показалось… Да, показалось. Разве сквозь облака можно увидеть звезды? Несколько раз, заметив, что лицо Камилла расслабилось, она порывалась заговорить, но что-то удерживало. «Молчание», – слышалось ей в свисте холодного ветра в ушах, от которого кожа на лице казалась натянутой на каркас плохо выделанной, пересушенной шкурой, а зубы начинали ныть, стоило приоткрыть рот. Точно так же, несколько раз, короткими приступами, ныли кости, и все тело передергивало, как от звука скребущих по стеклу тоненьких стальных коготков.

Бледный рассвет настиг путешественников в четырех часах езды от столицы. Охрана и проводник недоуменно переглядывались, совсем как в то утро, когда вдруг оказались на границе с Сойлом. Некоторые вполголоса бормотали молитвы-обереги, теребя на груди извлеченные из-под кожаных и стальных нагрудников амулеты, защищающие от ночных демонов и духов.

Камилл сейчас вполне сошел бы за одного из них, настолько безжизненным и пустым, как высохший колодец, был взгляд его потускневших глаз. Он едва держался в седле, голова болталась из стороны в сторону в такт движению лошади. Старший охраны ободряюще похлопал его по плечу, отчего советник едва не ткнулся носом в жесткую гриву кротта, и протянул плоскую круглую бутыль в кожаной оплетке, в которой было что-то явно покрепче воды. Глядя на Камилла, Лия не чувствовала угрызений совести. Она и сама устала безмерно, так, что думать о ком-то еще было выше ее сил. Откровенно признаться, у нее не было особой нужды так спешить в Рокииату. Праздник ее волновал мало, Появление можно прекрасно понаблюдать и здесь, вдали от города и крупных поселений, в этом даже была своя прелесть, а о заключении соглашения «обожаемый дядюшка», несомненно, уже оповещен силами Сойла. Причина, по которой принцесса настояла на повторении «ночного рейда», была другой: теперь она точно знала, что советник Сон Кай Камилл не тот, за кого себя выдает и ему известно кое-что из тайных знаний Сойла, чему никогда не учили даже в некогда престижной школе для несойлийцев, где платить за обучение могли лишь избранные богатеи. А эта бледность и проникающий слишком глубоко взгляд, так похожий на взгляды тех Мастеров? Вывод напрашивался сам собой. Камилл понял, что разоблачен, и поэтому просил о молчании. Что ж, пусть. Сейчас, после возобновления отношений с Сойлом, поднимать волну не имело смысла, да и особого вреда от тайной деятельности своего Наставника Лия пока не видела, к тому же она слишком привыкла к нему, и то злосчастное происшествие с мыслесферой, едва не стоившее Камиллу жизни, подтвердило это как нельзя лучше.

На горизонте уже замаячили крепостная стена Роккиаты, выглядывающие из-за нее шпили и башенки Белого дворца и высокая игла Храма Звезды, когда из прорванного савана облаков хлынули потоки золотистого сияния, растекаясь окрест, и мир изменился. Ослепшая на мгновение Лия с трудом сдержала восторженный возглас, зато остальные не стеснялись, оглашая простор вскриками, вздохами и словами восхищения. Рядом что-то бормотала Соннэ, слепо верящая в Священную силу, солдаты от избытка чувств и недостатка образования выдавали совершенно невозможные фразы, изредка были слышны голоса дипломатов, кроме дан Толы. Камилл тоже взирал на происходящее молча.

Распахнув глаза и приподнявшись в седле, Лия, полная невыразимой радости и восторга, смотрела на обновленный мир. Никогда еще она не видела ничего более прекрасного, чем Пустынное плато в День Звезды! Сверкающий и переливающийся, подобно россыпи драгоценных камней, розовый, алый, бордово-черный, густо-желтый и белый песок под небом цвета золота – все это было так… Лия не могла найти слов, способных передать ее состояние, впору было завернуть что-либо под стать восторженным охранникам. Но, естественно, она этого не сделала, просто смотрела, боясь моргнуть или перевести дыхание, как будто от этого окружающее ее великолепие могло исчезнуть.

– Спасибо, – проговорила она, поворачиваясь к неожиданно оказавшемуся рядом Камиллу.

– За что? – удивился он. При свете Звезды его кожа стала совсем светлой.

– За то, что показали мне это, – Лия повела рукой вокруг и посмотрела в глаза советника.

Тот лишь улыбнулся и, кивнув в сторону Роккиаты, сказал:

– Пора, ваше высочество.

В город они прибыли к полудню, когда восторги поутихли, и народ стал разбредаться по своим домам и всякого рода увеселительным заведениям, дабы продолжить праздник за столами, уставленными всякой снедью и неизменным сдобным печеньем в форме звезды во главе. Во дворце в этот день обычно давали большой благотворительный бал, и Лия, завидев ворота, приготовилась приклеить на лицо самую доброжелательную улыбку. Это, однако, не понадобилось. Все признаки говорили о том, что дворец пуст: ни сопровождающего балы шума, ни гостей, ни экипажей у парадных ворот.

Не став тратить время на переодевание, принцесса с отобранным у Камилла тубусом, в котором лежало соглашение, устремилась прямиком в тронный зал, где надеялась увидеть дан Глиссу, но там был лишь Кодвилл.

– Да хранит вас Священная сила, ваше высочество, – заговорил он, идя навстречу. На ходу первый советник умудрился отвесить положенный этикетом поклон.

– Священная сила хранит тех, кто в нее верит. Доброго дня, Кодвилл. Что все это значит? – Лия кивнула в сторону высокого окна, выходящего на парадное крыльцо, которое ожидала увидеть несколько более оживленным.

– Прошу прощения, что не встретили вас, как должно. О вашем возвращении доложили, когда вы уже подъезжали к столице…

– Оставьте, – раздраженно перебила девушка. – Где лорд-протектор?

– Его светлости пришлось срочно выехать в Верринту, прямо с церемонии Появления. Вчера вечером пришло сумбурное сообщение с дежурящих в море кораблей о том, что к Леантару движется огромный флот. Корабли идут прямиком в бухту Кента, и несколько часов назад лорд Волден…

– Что еще известно об этих кораблях? – снова перебила Лия. – Это кафы?

– Определенно нет. Флаги на судах не похожи ни на что. Кроме того, они даже не пытались напасть на разведчиков…

– Я сейчас же еду туда!

– Это неразумно, моя принцесса. Вы не можете подвергать риску свою жизнь. Особенно теперь.

– Что же делать?

– Дождаться известий. Но прежде всего вам нужно отдохнуть.

– Да, отдохнуть, – повторила Лия. При мысли о ванне и постели ее глаза стали слипаться. Подавив зевоту, она протянула Кодвиллу тубус. – Вот соглашение. И не забудь сообщить мне, когда прибудет гонец.

Повернувшись и уже откровенно зевая, юная принцесса направилась к себе. Иногда даже самые неотложные государственные дела отступают перед необходимостью выспаться.

Верринта стояла на ушах. При одном звуке о кораблях с неизвестными флагами на мачтах все выходящие к морю улицы и улочки превратились в неприступные крепости из-за выросших, казалось, прямо из мостовой баррикад. У входа в бухту застыли огромные боевые галеры, похожие на ощерившихся псов, натягивающих поводки в руках хозяев: стройные ряды весел приподняты над водой, острые носы, окованные листами железа, чтобы можно было с легкостью таранить вражеские суда, скалятся нарисованными зубами. А люди напряженно вглядываются вдаль, откуда вот-вот покажутся не то враги, не то… Впрочем, неизвестность всегда пугала больше.

Свет золотого солнца делал окружающее кукольно ярким и нереальным. Его лучи играли в волнах, пронизывая и щедро разбавляя густой бордо искрами золота. По какому-то непонятному капризу природы даже вода этого мира имела оттенок красного, бордового, с розовыми пенными барашками, словно в нее плеснули крови. Золотое небо и красное море; и горизонт, перечеркнутый мачтами чужих кораблей. Над городом и побережьем висела пелена тишины, даже поморы не терзали воздух пронзительными скрипучими воплями. Молчали, как перед штормом.

Несмотря на настойчивые уговоры, дан Глисса отправился на одну из галер. Из-за двух телохранителей, которых таки пришлось взять с собой, военного советника дан Палласа и наместника Верринты дан Ганти в лодке стало тесно. К тому же наместник так нервничал, что это действовало на всех, даже на гребцов. Невозмутимый Мастер Слова Кирим, занявший в свите лорд место столь эффектно отбывшего из бального зала неизвестно куда и насколько Сарка, и своим присутствием подтверждающий, что союз с Сойлом заключен, предпочел остаться на берегу, сославшись на морскую болезнь, в чем дан Глисса, откровенно говоря, сомневался и подозревал, что сойлийцу известно о происходящем больше, нежели всем остальным.

Поднявшись на борт, лорд-протектор прошел на нос и остановился рядом с капитаном. Тот коротко кивнул и, не говоря ни слова, протянул дан Глиссе дальнозор – складывающуюся трубку с системой выпуклых стекол внутри. В очертаниях движущихся прямо на него кораблей лорду почудилось что-то знакомое, но догадка никак не хотела воплощаться в четкую мысль.

– Что вы об этом думаете, дан Гиллер? – спросил он у капитана, приходящегося родным братом тому самому дан Гиллеру, который когда-то, казалось, бесконечно давно, привел в тронный зал испуганную девушку с кандалами на тонких запястьях и чудными глазами цвета спелых зерен наска.

– Это слишком невероятно, чтобы быть правдой.

– Это слишком невероятно… – вполголоса повторил дан Глисса, не отрываясь от дальнозора, но вместо крутобоких вражеских («Или все-таки нет?») судов видел на горизонте лишь глаза Милии. Вернув трубку капитану, лорд сложил руки за спиной, нервно сжимая и разжимая кулаки. Вспыхнувшая в обожженной ладони боль прояснила сознание.

Приближающаяся армада была слишком велика для бухты Кента. И для двух десятков галер. Кто же знал? Кафы редко выставляли больше двадцати – двадцати пяти боеспособных судов.

– Демоны ночи! – процедил сквозь зубы дан Гиллер, и собравшийся на палубе народ заволновался.

Дан Глисса буквально вырвал дальнозор из рук капитана и приник к окуляру. Сначала он ничего не заметил, а потом… По лицу лорда-протектора расплылась широкая улыбка. Рядом с неизвестными флагами – золотой круг на рубиновом поле – на мачтах нежданных гостей весело трепетали зеленые с серебром стяги Кеамаккайи, бело-голубые треугольники Фенса и алые с черным кантом языки Венлола.

Они ступили на берег Леантара, гордые чернокожие золотоволосые люди Земли-За-Морем, с просьбой об убежище, с мольбой о новом доме, клочке суши и моря, потому что там, на другом берегу, у них не осталось ничего. А взамен… Плечистый гигант с морщинистым, как ствол старого тисфа, лицом и сединой, густо усыпавшей его длинные, заплетенные в косы волосы, опустил глаза. Он не знал, что предложить взамен – у него и тех, кто стоял за ним, ничего не было, кроме них самих.

Зато лорд-протектор Леантара Альд Карем Волден дан Глисса точно знал, что взять. Он по-прежнему широко улыбался, глядя на прибывших. И на корабли, заполонившие бухту.

24

Все произошло так быстро, что Милии просто некогда было размышлять о причинах, пришлось принять случившееся как данность, даже то, от чего, если бы она все же нашла время подумать, запросто могло снести крышу. Феерия света в распавшихся надвое небесах, окруживший ее золотистый ореол, ощущаемое, как свое собственное, отчаяние Анжея из-за сгустившейся за спиной тени, так похожей на два исполинских крыла… Она даже хотела вскинуть руки, как в детстве, вообразив себя птицей, подняться на цыпочки и представить, что взлетает. Что-то внутри настойчиво подталкивало к этому, но засверкавшая над головой Звезда помешала. Крылья не исчезли, они как будто сложились и отодвинулись на самую грань видимого.

А тени не было.

Той самой, обыкновенной тени, которая появляется рядом с любым источником света. Девушка даже оглянулась, словно та могла прятаться за спиной. Смешно. Говорят, нет тени у вампиров и призраков. Но ведь была же! Даже в густых сумерках Теры Милия отчетливо видела ее у себя и у тех, кто находился рядом, а тут… Кайлу, стоявшему на том же месте, где она услышала зов, было очень не по себе, и девушка, помахав ему рукой, вошла в туман, ставший в лучах солнца полупрозрачным и совсем не страшным.

Арка подавляла и восхищала одновременно. Исполинские Врата были испещрены значками, складывающимися в знаки, составляющие в свою очередь другие, еще большие по размеру знаки, и так до тех пор, пока все не сливались в один огромный символ, такой же, как на вестале – три кольца, сплетенные с четвертым в центре. Прикоснувшись к камню, Милия тотчас отдернула руку – казавшаяся монолитом поверхность с четкой вязью знаков, была хрупкой, как подсохшая на солнце песчаная фигурка. Мелкая, похожая на пепел, пыль, тонкими струйками посыпалась вниз, окрасила пальцы в серое, припорошила носки туфель. На камне остались неглубокие вмятины. Девушка огляделась: не видел ли кто совершенного по недомыслию акта вандализма? В пределах видимости никого не обнаружилось, зато Милия заметила вмурованный в камень длинный прямоугольник с расположенными в ряд мерцающими точками. Подойдя к… панели («?») провела пальцами вдоль… кнопок («?»), не касаясь их, и, не долго думая, надавила на четвертую сверху. Воздух справа сгустился и пошел рябью. «Знакомое зрелище», – подумала Милия, зажмурилась и шагнула в портал.

Поборов легкое головокружение и открыв глаза, сначала левый, потом правый, девушка обнаружила, что оказалась в скупо освещенном холле. По углам в тени прятались статуи, пол был выложен мозаикой. Двери не было. По крайней мере, Милия ее не видела. Заметив краем глаза какое-то движение, девушка повернулась – одна из статуй шевельнулась и шагнула навстречу.

Он – статуя оказалась пожилым мужчиной – был одет как Солар, с той лишь разницей, что одежда его была белой, и на нем не было плаща. Невысокий, прямой, не смотря на свой почтенный возраст, который выдавали пепельные от седины волосы. Только вот язык не повернулся бы назвать этого человека стариком. Все дело было в глазах на длинном невыразительном лице, черты которого Милия наверняка не вспомнила бы, отведя взгляд хоть на минуту. Глаза были цвета… Вы пробовали описать тающую в просветах иссякших грозовых туч радугу или стремительный водный поток, мерцающий в свете луны, то и дело закрываемой клочьями облаков, стремительный взмах крыла попавшей в луч фонаря летучей мыши или призрачный свет звезд, отражающихся в глубоком колодце?

– Я Зейт, Мастер Трансформы Сойла, – произнес он, шевельнул пальцами и над девушкой вспыхнул бледно-желтый коэн, ярко осветив показавшееся на миг каменной маской лицо Зейта и бросив под ноги Милии грязноватую размытую лужицу тени.

– Я Милия, – отозвалась девушка. – Милия Стейл Альдо.

– Стейл, – повторил Мастер Трансформы. – Золотая. Самое время. Идем. И сделал шаг в сторону.

За ним обнаружилась дверь в ярко освещенный коридор. Девушка шагнула вперед и остановилась.

– Почему с вами?

– Кроме меня никто лучше не объяснит, что делать с этим, – он едва уловимо кивнул на что-то позади Милии, девушка покосилась через плечо: по глазам мазнуло блеклым золотом, четко очертив на каменной стене готовые распахнуться крылья.

Сердце дернулось и уже готово было ухнуть куда-то вниз, но Зейт оказался рядом, прикрыв суховатой ладонью глаза Милии.

– Идем, – сказал он, когда девушка успокоилась и задышала ровнее.

– А…

– Кайл большой мальчик, – ухмыльнулся Мастер и покосился куда-то вверх.

Мастер Света чувствовал, что впадает в бешенство. Он едва дождался, пока откроется камера Ливита, а перед входом на Вершину символ, отпирающий дверь, вместо белого получился огненно-рыжим. Эмоции прорывались наружу, и даже обычно неспешная, полная достоинства походка сделалась резкой и нервной. У Сарона имелся разговор к Всезнающему. Не как к высшей власти Сойла, а как к Мастеру, другу («Возможно») и просто человеку, которого он знает достаточно долго, чтобы иметь право выразить свое негодование.

Ворвавшись в комнату, где сидел за столом неизменный («Нет, кто-то из новых») Архивариус, и, не говоря ни слова, Мастер Света ринулся в Зал Сферы и нос к носу столкнулся с выходящим оттуда Ренолом, Мастером Техником. Сарон был настолько поражен, что вся злость на Варнора мгновенно улетучилась, а войдя в Зал и наткнувшись на вопросительный взгляд Всезнающего, поначалу не нашел что сказать. Застыв в двух шагах от двери, полуобернувшись, с указывающей куда-то назад рукой и приоткрытым ртом, седой сойлиец представлял собой настолько комичное зрелище, что Варнор, не выдержав, рассмеялся. Реакция Сарона оказалась чересчур бурной. Его брови сошлись на переносице, а глаза едва молнии не метали – слишком уж яростно и ярко сверкало в его черных зрачках.

– Как? – выдавил он наконец. – Как это понимать? Он… Он же Техник!

– Но он Мастер, – заметил Всезнающий. – Не хуже тебя или любого другого, правда, я искренне посочувствовал бы тому, кто взялся бы искать схожие черты твоих и его способностей. Однако Ренол из тех, кому удалось их обнаружить и найти им достойное применение. Не считаешь ли ты, в самом деле, что все имеющиеся у нас приборы появились сами собой? Конечно, кое-что было, но к примеру, известные тебе карты Сил – плод работы именно Мастера Техника Ренола.

– А как он…

– У Техников свой путь, чтобы подняться сюда и… Сарон, есть вещи, не известные даже тебе.

– Например? – погасшие было молнии, заплясали с новой силой.

– Я понимаю, ты зол на меня из-за Кайла, – Всезнающий по обыкновению предпочел уйти от ответа, – но это не повод…

– Повод, – перебил Сарон. Ярость вернулась тоже и огнем жгла сердце старого Мастера.

Перемена в его лице была столь разительной, что Варнор на мгновение растерялся и краем глаза с удивлением заметил, как побледнела и уменьшилась тень Ухода. Беспокойство за Кайла возвращало ему желание жить? Всезнающий поймал себя на мысли, что безумно желает изменить то, что не в силах, особенно теперь, когда Сарон здесь.

– Будь ты хоть трижды Всезнающим, это не дает тебе права так обращаться с ним. Тем более…

– Он знает.

– Знает что?

– Знает, кто дал ему жизнь, – ответил Варнор («Любопытная реакция, порыться в Хрониках?»), продолжая наблюдать за тенью Ухода.

– Откуда? – отстраненность Всезнающего раздражала Сарона.

– Понятия не имею.

– Все равно, это…

– Он виновен и знает об этом, – перебил Варнор. – Если бы он был до конца честен и не утаил, что слишком привязан к ней, больше, чем привязан, и что она… Сам понимаешь.

– Нет. Не понимаю и не хочу понимать, – Сарон подошел к столу, рывком выдвинул стул и сел, скрестив руки на груди.

Сфера была темной, словно в пику обрушившимся на Тер потокам света. Под хрустальным куполом неспешно и лениво перекатывались бордово-серые, похожие на щупальца с присосками, жгуты тумана. Иногда какой-нибудь из них прижимался к прозрачной стенке и оставлял на ней неровный округлый мутный след, вроде того, что оставляет на холодном стекле горячее дыхание. Углы зала тонули в полумраке. Всезнающий не любил яркий свет, говорил, в сумерках лучше думается. Сарону вдруг пришла в голову странная мысль: может быть, потому, что Сфера и туман если не одно и то же, то, по крайней мере, нечто очень близкое. Она притягивала взгляд, и Мастеру Света ненадолго стало жаль, что он не видит под хрусталем ничего, кроме этого слишком живого тумана.

– Послушай, Сарон, – продолжил Всезнающий, – даже если я и допускал возможность неудачи с девушкой, то последствия, так сказать, лечения… Да, он спас ей жизнь, но вместе с этим…

– Я прекрасно знаю, чем грозит непосвященному неконтролируемая Трансформа.

– Сарон, у тебя появилась гадкая привычка постоянно меня перебивать.

– Мне наперед известно все, что ты хочешь мне сказать.

– Нет, не известно. Ты хоть представляешь себе, куда ушла часть памяти этого мальчишки?

– На место изъятой Сарком информации о формуле Альдо? – неуверенно спросил Мастер Света.

Всезнающий улыбнулся в знак подтверждения, вот только улыбка была невеселой. Он стоял на том же месте, что и в начале разговора, заложив руки за спину, а на его пугающе молодом лице, быстро уничтожающем любое проявление эмоций, жили одни только глаза – две капли ртути, если бы ртуть была черной. Выражение этих глаз могло меняться так быстро, что голова шла кругом, а иногда они становились зловеще пустыми, как бездонные колодцы, в глубине которых не видно ни малейшего проблеска света. Сейчас в них затаилась тревога, бледный отголосок боли и, как ни странно, неуверенность. Однако гораздо более странным Мастеру Света казалось то, что Всезнающий старался не смотреть на Сферу. Мало того, он как будто боялся сделать это даже случайно! Взгляд Варнора скользил по всему залу, но только так, чтобы хрустальный пузырь, возвышающийся над столом, не попался на глаза. Другое дело он, Сарон, которому Сфера внушала подчас благоговейный трепет, несмотря на все его ступени Посвящения; хотя Мастер не смотрел по совсем другой причине – ему хотелось туда смотреть. Взгляд Сарона заметался по залу и вновь остановился на стоящем в двух шагах от стола Варноре. Их глаза встретились, и за замеченным ранее Мастер Света разглядел тень обреченности. Внезапно зрачки Всезнающего помутнели, словно их припорошило пылью, лицо напряглось, резко проступили скулы.

– Уйди, – сквозь зубы процедил он. – Уйди, оставь меня.

И раньше, чем произнесенное достигло слуха, тело последнего Мастера Разума немыслимо изогнулось, а из сведенного судорогой рта вырвался стон – невозможная смесь боли и наслаждения.

Если бы Сарон не был Мастером, то его руки сами собой потянулись бы сейчас к глазам – протереть. Зрелище отделившейся от Всезнающего призрачной тени, точной его копии, потрясало. Но Сарон был Мастером и потому понял, что сейчас произойдет.

Призрак прижался руками к Сфере, медленно погружаясь в нее, и по телу Варнора прошла волна судорог. Под плотно сомкнутыми веками метались глаза, пытаясь успеть за мелькающими с бешеной скоростью картинками? знаками? образами? Всезнающий стал заваливаться на бок, и Мастеру Света не осталось ничего другого, как подхватить его и подтащить обмякшее тело к креслу.

– Это всегда так? – спросил он, когда Варнор, глубоко вздохнув, открыл глаза и с удивлением обнаружил себя сидящим за столом.

– Что? Это? Нет, не всегда. Обычно не так… Ты?! – он наконец сообразил, что не один. – Ты же должен был уйти.

– Я не смог.

И оба замолчали, потрясенные двусмысленностью произнесенного. Всезнающий попытался отвести взгляд, но даже этого короткого мгновения Сарону оказалось достаточно. Чтобы понять. В глазах друга («Друга ли?») были еще живы отголоски так внезапно пришедшего видения, не предвещающего, видимо, ничего хорошего. Впрочем, Мастер и сам мог сделать кое-какие прогнозы, тоже не слишком утешительные: формула Альдо потеряна, шесть Кристаллов Преобразования рассыпались в пыль, и без них выстроить прочный коридор, чтобы покинуть погибающий мир, невозможно, но даже если бы эта возможность была – Сойл лишился последнего, кто мог это сделать, Мастера Координатора Калона, который по какой-то непонятной прихоти много лет отказывался брать Учеников, а когда согласился… Уход, как и Рождение, всегда оставался тем, на что нельзя повлиять, равно как Строку Судьбы, написанную на Скрижалях Вечности, не сделаешь короче или длиннее по своему выбору.

– Мне… когда? – спросил Мастер Света.

– Я не вправе…

– Брось, кто узнает? – в который раз перебил Сарон и осекся. Глаза Варнора бывали порой слишком красноречивы, особенно сегодня.

– Есть вещи, неизвестные даже… – заговорил он и замолчал. Уже произнесенные однажды, слова осыпались на мозаичный пол, но и там продолжали выглядеть нелепо. Им не было места в этом разговоре, как и всем другим.

«Кто?» – беззвучно вопрошали темные, лишенный блеска глаза Сарона.

«Творящий», – два черных озерца ртути, если бы ртуть была черной, покрылись мелкой рябью.

«Но это миф!»

«Я – тоже миф».

«Зачем тогда все это?» – зрачки Мастера засветились изнутри, становясь похожими на укутанную в густой облачный слой, словно в погребальный саван, Тер.

«Здесь я равен тебе».

«Кайл?»

«У него своя судьба. Выше твоей. И моей».

«Милия?»

«Ты же сам говорил, между ними есть связь».

«Я?»

«Скоро».

Виноватая улыбка, родившаяся в глазах Всезнающего, умерла, не коснувшись его губ.

– Он опять все слышал! – взорвался Варнор. Все же он был человеком и… – Мальчишка! Он не достоин степени Хранителя.

– Само собой, – Сарон даже не пытался скрыть улыбку. – Это уже степень Мастера, хотя лично я сомневаюсь, что смог бы подслушать чью-либо мыслеречь, а твою – особенно, – гордость за Ученика, пусть и бывшего, была сильнее, чем эмоции, вызванные неожиданным откровением Всезнающего.

– Сил нет смотреть на твою довольную рожу, – вдруг выдал Варнор, рванул с шеи цепочку с переплетенным в одно символами Тер и Сойла и швырнул куда-то в угол.

Сарон, будучи свидетелем не одного приступа нервозности Мудрого за последние месяцы, счел за лучшее не вмешиваться. Зачем пытаться усмирить бурю, если она утихнет сама?

– Я уже больше месяца не принимаю виталис, – неожиданно спокойно произнес Варнор. – Не смотри, еще лет десять это никак не скажется на моем физическом состоянии, а больше просто не нужно. Сойл проиграл. Этот мир либо уничтожит нас и останется жить, либо погибнет, и мы, разумеется, тоже. Второе более вероятно. С формулой не вышло, Калон Ушел, а Кайл не знает и десятой доли того, что нужно. Пусть он и Преемник, но все равно он не справится один, а второго Координатора у нас нет, да и Кристаллы…

– А ты?

– Что – я?

– Ты – Всезнающий.

– Всезнающий! – сказал как плюнул. – Я ничто без этой многомудрой дряни. Вот она – Всезнающий.

Темный зрачок Сферы хладнокровно взирал на Варнора, не подтверждая и не опровергая его слов, равнодушно и безжизненно, как… машина? Сарон даже удивляться не стал – поразительные мысли, похоже, просто, преследовали его сегодня.

– А главная проблема в том, – между тем продолжал Варнор, – что я перестал понимать то, что она мне подсовывает. Так что даже все Ушедшие Координаторы, вместе взятые, включая Калона, ничем…

Поистине, сегодня день потрясений! Это слишком для износившегося сердца, пронзенного толстой ледяной иглой боли и страха, которая после слов Мудрого словно раздалась в стороны, готовая разорвать упорно сопротивляющийся ее тупой силе комок мышц и сосудов. Мастер невольно потянулся рукой («Дрожит») к груди.

– Так значит… значит… и я буду там? – проговорил он, с трудом проталкивая слова сквозь внезапно сгустившийся воздух. – Значит… все, кто… кто Ушел? – кивок в сторону стола.

Всезнающий встал, походил и остановился. Так, чтобы не видеть Сферу. Спиной к Мастеру Света.

– Только их разум, Сила, заключенная в них, а тела… Механизмам, качающим воду, воздух, дающим тепло, и приборам здесь, на Вершине, нужна энергия. Органическая. Даже можно сказать, живая.

Где-то в уголке сознания тлела искра изумления. Варнору казалось невероятным то, с какой легкостью он открывает Сарону тайны Сойла. Рядом с изумлением мутно чадил ядовито-зеленый огонек злорадства – все равно Уйдет, пусть хоть перед смертью…

– Пойду, – сказал Мастер и встал. Тень Ухода оформилась, стала ясной, отчетливой, и Всезнающему подумалось, что Сарон теперь и сам мог бы узнать – «когда?», но отчего-то не стал. Жжет, оттягивает язык бесполезное теперь «Подожди – побудь еще – поговорим», но вместо этого:

– Ты так и не сказал, зачем пришел.

Сарон остановился у двери, рука – на литом шаре ручки.

– Ты неоправданно жесток со своим… с Кайлом. Он не настолько виновен.

Пауза. Долгая, утомительная. Варнор по-прежнему стоит спиной. Сфера ни при чем – ему страшно смотреть в глаза тому, кому осталось всего…

– Что ты решил с девушкой?

– То же, что с остальными. Она молода, привлекательна, найти мужа будет просто, – и, словно пытаясь оправдаться, добавил: – Нужно жить, выждать время, должен быть еще шанс.

– Ты знаешь?

– Нет, надеюсь. Иди, тебя ждут в Зале Света.

– Кайл?

Варнор все же решился и повернулся к Сарону лицом.

– Да, Кайл.

– Прощай.

Ответить было выше его сил.

25

Накатило внезапно, кактогда, во время Совета. Даже место было почти то же, с той лишь разницей, что сейчас Кайл был один и стоял у входа в Угол Истины.

Малопонятный разговор Всезнающего и Сарона на мыслеречи оставил после себя головокружение и привычный солоноватый привкус во рту и ворох не то вопросов, не то догадок. Единственная польза была в том, что Мастер Света был там, где Кайл надеялся его найти. Он мог знать, куда отвели Милию. Расспрашивать знакомых оказалось бесполезно, поскольку Верхние уровни Сойла пребывали в легком шоке. Женщина вошла в гору через портал! Одна! Где сейчас? Кто знает. Кто-то из Мастеров увел. Говорят, она из Тени. И собой недурна… Выйдя из камеры Ливита, Кайл направился прямиком к Углу Истины, только шагнуть под арку не решился. Дурное предчувствие, что ли? Да и при мысли о том, не пойти ли за Мастером самому, слова, сказанные Всезнающим сегодня утром во время непродолжительной аудиенции, или лучше сказать – головомойки, начинали жечь не хуже раскаленного железа. Алый плащ Хранителя, который Солар «навсегда запятнал преступной беспечностью и неосторожностью, граничащей с глупостью», давил на плечи каменной глыбой размером этак с гору. Еще было чувство вины. Только, вопреки ожиданиям, наказывать никто не стал, то ли Хранителей чаша Искупления миновала, то ли Всезнающий посчитал более действенным самобичевание и угрызения совести. Уж лучше бы Искупление. А теперь еще и Милия. Понятно, смутилась, когда Рейн вошла. Сбежала – тоже понятно. Но сюда, в Сойл-гору?! С девушкой творилось что-то, чего Солар пока не мог понять. Да и чувства… Они мешали сосредоточиться. Постоянно вспоминались запах ее волос, вкус сухих губ или его собственное отражение в блестящих от слез глазах, и это ее «Анжей», как к очень близкому человеку, отчего начинало сладко ныть в груди. Может, Рейн права и стоит пойти к Мастеру Сердец? Хотя вряд ли светит получить в жены «женщину из Тени». Ну не бежать же с ней, в самом деле, как Мастер Альдо со своей Сирил! Милия сейчас под таким наблюдением, что и бесплотный дух не проскочит.

Перспективы рисовались в мрачных тонах, причем с завидным постоянством. Если бы не этот переброс Трансформы, все выглядело бы не так удручающе. Тем более что у Кайла имелась идея, да и не идея вовсе, а так, предположение. Глубокий слой памяти, откуда Сарк извлек формулу, мог сохранить кое-что о том, как эта формула туда попала. Защитных блоков больше нет (каким-то образом Влайд Лен Альдо увязал барьер с естественной плотиной, за которой находились воспоминания раннего детства, начиная с момента рождения), и раз Милия стала вспоминать отца, значит… Главное, чтобы суть Трансформы не исказила… Воздух сгустился и словно зазвенел от напряжения. В дальнем уголке что-то мелькнуло, и из ничем не примечательной низкой дверцы-арки, прямо сквозь нее, вышел Мастер Света.

Он огляделся, но, похоже, даже не заметил Кайла. Сделал несколько шагов к выходу. Несколько решительных шагов человека, которому нужно еще многое успеть. Раз… Два… На седьмом Сарон остановился, как будто кто-то окликнул его, медленно повернул голову туда, где возвышался белый прямоугольный монолит алтаря Отречения, изъеденный знаками, как старое дерево паразитами, и только сейчас заметил стоящего под аркой входа Солара. Глаза его вспыхнули и потухли. За спиной поднималась плотная масса мглы с ослепительным бело-голубым кантом.

Шагнувший было навстречу Наставнику Кайл попятился и уткнулся спиной во что-то плотное, чуть пружинящее. Оглянулся – вход затянуло колышущейся темно-серой пеленой. Коэны, горевшие в Углу Истины, потускнели и съежились, как сухие листья в жару. Кругом царили густые сумерки; в них были только три источника света: белый алтарь Отречения, все отчетливее проступающий и наливающийся алым проем той самой двери, словно ждущая очередную жертву хищная пасть, да бело-голубой контур черной тени, которая сделалась в полтора раза выше Мастера Света и нависла над ним рассерженной змеей, раздувшей капюшон. Сарон был бос. Куда делась его обувь – непонятно. Кайлу отчего-то стыдно было смотреть на ноги Наставника, худые, со вздувшимися венами. Но в глаза смотреть было еще труднее, потому что к Хранителю Солару пришло понимание того, что сейчас произойдет и зачем он здесь. Мелькнул в памяти сон – не сон Ухода Калона и продирающий до костей диалог с Всезнающим на Совете (теперь-то Кайл был уверен, что это его голос разрывал голову). Почему согласился стать Преемником Калона? Ведь проще было отказаться. Однако подчиняясь какому-то внутреннему алгоритму, Кайл всю свою жизнь искал именно сложных путей. Уход Мастера Координатора казался репетицией перед вот этим… действом. Кто и почему вновь выбрал непонятно чьего сына Кайла Анжея Солара в Преемники, сам Солар не знал, только зло метались в голове слова Сарка: «Может, это просто рука Судьбы? Почему ты молчишь?»

– Почему ты молчишь? – как во сне повторил Кайл, глядя в спину стоящему у алтаря Мастеру.

Тень обвилась вокруг ног Сарона и израненного знаками камня, как будто боялась, что добыча ускользнет. Бело-голубое свечение растеклось пленкой по монолиту, сделав знаки яркими и живыми, заполнив врезанные в его плоть канавки. Мастер Света поднял руки и положил их на выдавленные в поверхности отпечатки ладоней. Невидимые Кайлу, они тоже были наполнены цветом Силы Мастера и пульсировали в такт его сердцу, отсчитывающему последние минуты жизни.

– От того, что во мне, и того, что есть я, Отрекаюсь.

Голос Мастера сухой, безжизненный, словно не его. Задергалась, разворачиваясь, тень, выстилая дорожку к той самой двери. Соскользнули и безвольно повисли вдоль тела руки, лишившиеся силы. Сарон прошел по дорожке, не оглядываясь, как многие до него, и канул в алый зев.

Что-то властно и грубо толкнуло Кайла к камню с полыхающими знаками, и тот же жуткий громовой голос вонзился в мозг, требуя ответа:

– Отвергаешь?

– Принимаю, – шепчет Солар.

Кружится и качается перед глазами алтарь.

– Возьми, – бросает с небес щедрый даритель, и руки Кайла тянутся к краю монолита, прикасаются к нему, вбирают в себя бело-голубые струйки, и знаки бледнеют.

Силен был Эдин Гай Сарон, Мастер Света. Даже крохи, доставшиеся Солару, значительно расширяют возможности разума, силящегося сейчас переварить обильное подношение.

Кайл поднял глаза, и каменный свод заколыхался, потерял форму, плотность и сделался прозрачным.

Всезнающий сидел в Зале Сферы, залитом бело-голубым сиянием, бьющим сквозь хрустальный колпак, возвышающийся над столом. Сфера наполнилась до краев чистой энергией света, которая была подвластна Сарону и щедро делилась с ним Силой. Как непохожа она была на Силу, подчинявшуюся Калону, и по мощи, и по… цвету, если можно так выразиться. Личная карта Сил Ушедшего Мастера Света, пока еще не отправленная в Архив к десяткам тысяч других, была того же оттенка, как то, что наполняло сейчас Сферу. Чистая, без пятен и точек других цветов, равномерно насыщенная… Идеальный кандидат на место Всезнающего. Был. Интересно, случалось ли, что кого-то выбирали дважды?

Карта Калона, темно-синяя с изумрудной кляксой Преемственности чуть левее центра. Края кляксы размазались, потеряв четкие очертания. Калон был свидетелем Ухода, уже будучи в зрелом возрасте и имея степень Мастера, поэтому Дар Ушедшего не оказал особого влияния на его возможности. С Кайлом же было иначе. Его личная карта Сил, как и две другие, лежала на столе перед Варнором. Она была густо-золотой с двумя пятнами: темно-синим, в форме веера с размазанными краями, и четким бело-голубым, похожим на ладонь, раза в два больше синего. Еще бы, ведь на этот раз процедура проводилась по всем правилам! Было еще кое-что. Нижний угол карты переливался всеми возможными и невозможными цветами и оттенками. Что это могло значить, Варнор не знал. И узнать теперь не мог. Даже переполненная энергией Сфера была для него недоступна. Видеть красочные картинки – одно, а понимать их – совсем другое. Больше всего Всезнающий боялся, что это другое останется недоступным до конца, того самого, который он намеренно ускорил, отказавшись от «дающего жизнь» – виталиса.

Насколько Варнор помнил, предыдущий Всезнающий сделал то же самое, а потом принялся присматривать Преемника. На эту роль у Варнора, как и у предшественника, имелось три претендента: Мастер Трансформы Зейт, Мастер Снов Солт, и Кайл, несмотря на чрезмерно цветистую карту Сил… Хотя нет, не «несмотря», скорее «благодаря» и «именно поэтому». Сын? С физиологической точки зрения – да, но не с моральной. Разве можно считать сыном того, кого не растил, не воспитывал… А Сфера ему ответила. Вне всяких сомнений. Было в высшей степени ребячеством устраивать парню подобный экзамен, однако цель достигнута, и Варнор теперь твердо уверен в том, что способность чувствовать Сферу передается по наследству. Не поэтому ли кандидатов предписано избирать из тех, кто не имеет детей? Все равно Всезнающий предпочел бы видеть своим Преемником Зейта или Солта, уж слишком много, получается, зависит сейчас от мальчишки. Не выдержит. Сломается. А тогда…

Ощущение нестерпимого зуда между лопатками было лишь приблизительным физиологическим аналогом того, что подсознательно чувствовал человек, когда кто-то на расстоянии добивался приватного разговора с ним посредством мыслеречи. Раздраженный тем, что его размышления прервали так бесцеремонно, Всезнающий недовольно «спросил»:

«Кто?»

Единственный недостаток подобного общения был в том, что «вызываемый» не мог заранее определить, кому он понадобился.

«Хранитель Солар».

Нельзя сказать, что Варнор очень удивился. Это было вполне предсказуемо. Но события развивались слишком быстро. Непозволительно быстро. И где-то на краю сознания зрело понимание того, что подобного темпа Варнору без поддержки, которую он питал от Сферы, не выдержать.

«Откуда модель мыслеречи?»

«Сам».

«??!»

«Есть возможность восстановить формулу».

«Знаю».

Всезнающий слукавил. Конечно же, он не думал об этом способе, просто понял, что Кайл имеет в виду, чуть раньше, чем тот «заговорил». У Солара еще не было достаточно сноровки в беседах подобного рода, а Варнору не слишком нравилось, когда хорошие идеи приходили первыми не ему, и поэтому…

«Займусь сам».

«А Милия?»

Варнор ясно «видел» умоляющий взгляд Кайла – увлечение грозило зайти гораздо дальше допустимого. Это не должно произойти. Всезнающий был уверен. Почти.

«Судьба женщины предсказуема. Она останется и родит Сойлу сыновей».

«Даже если получится восстановить формулу?»

«В любом случае».

«Что же делать мне?»

«Ты определился, кем хочешь стать?»

«Да. Мастером Иллюзий».

То, что Кайл сделал и что еще собирался сделать, в совокупности тянуло на два-три десятка лет Искупления или, хуже того, на бессрочное Изгнание. Такого рода наказаний не случалось уже много лет, но Всезнающий любил делать исключения. Персонально для него. Словно отец, который всю жизнь попрекает сына за его рождение.

«Отец…»

Думать плохо о матери не хотелось, да только зеркало – обычное – не врет.

«Интересно, Мастера догадываются? Или сводят это к сакраментальному «бывает»? Сам ведь тоже… Пока не просветили… просветил. Зря, наверное, брякнул о Мастере Иллюзий, ведь не собирался же и в самом деле… Да и какой из меня Мастер, если в Хранители не больно гожусь. И потом, не Мастер Иллюзий, а Мастер Снов… Хоть Солту было бы приятно…»

Стена коридора метнулась навстречу. Кайл едва успел выставить руку, чтобы не приложиться о камень, отполированный до блеска. Пришлось остановиться и дать возможность глазам избавиться от разноцветных пятен, преимущественно белых с легким оттенком голубого. Цвет Силы Сарона. Плохо приживается «подарочек», хотя, в принципе, еще и суток не прошло… да и спать приходилось все больше урывками, зато сил потрачено… Тут не только к стенам – к полу начнешь, как к родному, прижиматься.

Мутило. Кайл выудил из-за пояса тряпицу и привычно прижал к носу. Хорошо хоть в коридоре никого не было, а то мигом бы в лазарете оказался. Одно хорошо: Солар теперь точно знал, где Милия. Знание пришло само по себе, как будто, Уходя, Мастер Света вложил его в Дар, если, конечно, такое вообще возможно. Поэтому-то и пришлось прервать «разговор» с Всезнающим. Еще понял, что тот – назвать его отцом язык не поворачивался – не станет ничего делать, потому как, скорее всего, уже поздно и следы памяти о формуле затерялись среди других воспоминаний, как старых, так и новых, оказавшихся там с его, Кайла, подачи.

План действий выстроился в голове за считанные мгновения, и если вначале еще можно было остановиться, то теперь уже все равно поздно, потому что под широким плащом Хранителя, прижатые рукой к телу и надежно скрытые от посторонних глаз не только алым бархатом, но и иллюзией отсутствия (спасибо Мастеру Солту за урок) находились таблицы Перехода и карты-диаграммы Сил участков Тер и Тени с обозначенными на них Постоянными, Перемещающимися и Новосотворенными, не старше четырех лет Тер, Дверьми. Не все, все Кайл не в состоянии был бы унести, только те, что могли понадобиться сейчас. Оттолкнувшись от стены, Солар пошел дальше. Времени снова было в обрез, но на этот раз он был более чем уверен, что все получиться. Даже если хватятся таблиц, даже если обнаружат, что идущий в его комнату – не он сам, а немая, бездумно шагающая копия, даже если кого-нибудь ненароком потянет пройтись по лестнице, по которой он сейчас спускается и которой практически никогда не пользовались, и даже если стоит кто-нибудь у двери в каморку, где коротают часы проходящие Испытание и наказанные и где находится сейчас Милия, у него все равно будет возможность реализовать задуманное.

У нужной двери – найти ее не составило труда – никого не было. Отсутствовал и незримый наблюдатель – Всезнающий оказался слишком самоуверенным. А что касается замка, так его и вовсе не существовало. Никто из временно обитающих здесь никогда не покидал комнату до истечения назначенного срока и после, если за ним не приходили.

– Я боялась, что не увижу тебя, – сказала Милия, когда Кайл вошел, и осталась стоять посреди комнаты, не решаясь подойти. Старалась держать себя в руках, но беспокойные глаза выдавали волнение, скользили по фигуре Солара, как будто боялись остановиться. На лицо, на руки, в сторону, в пол, в глаза, снова в сторону и на руки…

– Я испугалась и… мне было так неловко, когда Рейн вошла…

Глаза, губы, руки….

Кайл не удержался и сгреб ее в охапку, не обращая внимания на то, что таблицы, лишившиеся поддерживающего их плеча, шелестя, посыпались под ноги.

Нельзя… На это нет времени…

…Время тонкой нитью ручья струилась по равнине Вечности, огибая случайные препятствия, вихрясь во впадинах. Из ниоткуда в никуда. Встал у нитки странный человек неопределенного возраста, оперся на посох – кривую палку – подумал, вглядываясь незрячими глазами неизвестно куда, присел, улыбнулся и опустил широкую, изогнутую ковшиком ладонь в ручей. Брызнула вода на сухую, словно выдубленную, кожу, наполнила ковшик и, просочившись сквозь пальцы, потекла себе дальше. Поднес человек ладонь к губам, но не выпил – оставшимся жажду не утолить. Разжал пятерню, а вода… не вода, пыль – струйкой вниз. Только камни припорошила…

Когда Милия, задрожав, обмякла в его объятиях, Кайл отодвинулся и потер глаза. Будто пыль попала. Сердце все еще сладко колотилось от пережитого, а лежащая рядом девушка гладила его по обнаженной груди, нежно целуя шрам. Не будет теперь покоя, если случится снова оказаться в комнатке для Испытания, – слишком много ярких воспоминаний.

Попавшиеся на глаза таблицы безжалостно вытолкнули Солара в реальность.

– Время, – проговорил он, вскочил и принялся лихорадочно натягивать на себя одежду. Бросил Милии «одевайся» и стал разбирать лежащие на полу бумаги. Найдя нужное, метнул взгляд на девушку – оделась: платье, одолженное Рейн, и старый плащ Посвященного, в глазах недоумение и обида.

Порывшись в столе, Кайл нашел в одном из ящиков старый помятый тубус без крышки, затолкал в него туго свернутые таблицы и карты – едва влезли – и протянул Милии руку.

– Идем.

– Кайл…

– Потом.

Закрылась за спиной дверь комнатки. Пальцы Милии подрагивают в руке – наверное, сильно сжал. По лестнице в Зал Света никак, и камерой Ливита нельзя – увидят, оставался портал. Опасно, заметят, зато быстро.

В глазах у девушки зарябило. Кто-то схватил ее за шиворот, в мгновение ока выдернул из мрачного коридора и поставил в странном треугольном зале с мерцающими, как мыльный пузырь, перегородками, за которыми смутно угадывались какие-то помещения. Испугаться просто не было времени, да и Кайл… Уже не рядом, занимается чем-то непонятным, как будто прыгать из одного места в другое для нее в порядке вещей.

«Особенный! Черта с два! Такой же, как все. Получил что хотел, и поди, детка, погуляй, я занят своими оч. важными мужскими делами… Дура! Дура!»

Милия стояла, глотая злые слезы, и буравила взглядом спину Солара, в спешке двигающего какие-то рычажки по обе стороны от толстой каменной рамы со вставленными в нее без всякого порядка черными угловатыми камнями.

– Кайл…

Поднял руку со скрещенными средним и указательным пальцами. Вроде как «минуточку» сказал. Но Милии молчать не хотелось. Неизвестно откуда всплыло чувство вины, неуверенность в себе и слишком похожее на правду подозрение относительно всех этих его действий перед каменной рамой молчать не давали. Ей просто необходимо было выговориться, даже если он и половины не услышит.

– Я не знаю, что на меня нашло тогда. Побежала… Злилась непонятно на что… И вдруг этот… зов, вернее, я его слышала все время, с тех пор, как ты меня привез сюда. Честно, я не хотела поддаваться, так вышло. Все вокруг было такое… чужое, и Рейн… А ты… Знаешь, у меня было чувство, словно крылья за спиной выросли. Я… я даже, кажется, видела их… нет, не видела – знала, знала, что они есть. Оставалось только руки поднять, но ты так испугался, и я… А потом свет… Он шел сквозь меня, и было так тепло и… радостно… Золотой свет вместо крови! И что-то во мне… другое, не мое… Наверное, это похоже на бред сумасшедшей. Я иногда даже думаю, что все так и есть, что я просто больна, но этот бред ужасающе реален, как… как исчезнувшая с появлением Звезды тень. А может… может, я на самом деле умерла тогда, когда Сарк…

Кайл замер. Слушал все-таки.

– Я же знаю, – почему-то шепотом произнесла девушка, – я почти умерла там, в тумане, сама превратилась в туман… Знаю. Как с крыльями.

Солар обернулся и понял, как был прав, решив отправить ее обратно в Тень. Милия была на грани. Глаза выдавали. Не каждому по силам пережить смерть и новое рождение. Хотя пережить-таки можно, а вот осмыслить… Наверняка Мастер Света приподнял бы бровь, изучая ее карту Сил – зыбкое, неустойчивое полотнище из двух оттенков золотого, нежного и насыщенного, густо-алого и какого-то мертвенно-серого.

– Ты не умерла, я… мне пришлось..

– Отдать часть своей жизненной силы, знаю, мне говорил это Мастер с меняющими цвет глазами, Зейт. Это он увел меня из коридора, а потом долго объяснял, чего мне не стоит делать с… с тем, что нечаянно оказалось у меня, и все равно…

– Нет. Ты слишком реальна для духа! – шутка оказалась нелепой и неуместной и вызвала на лице Милии горькую усмешку. – Ты человек Тени, наше солнце не имеет над тобой власти.

– Это нелогично. Я видела свою тень до Появления.

– Это другое. Это – тень Силы, твоя суть.

В глазах девушки возник вопрос, но объяснять было некогда. Высшие силы и так слишком щедры с ним сегодня. Камень вестала на груди Милии бился в плену белого золота, придавленный старым, как мир, символом – три кольца, оплетенные вокруг четвертого, а в центре литерный знак «сой» – «странник». Знак был похож на идущего человека. Иногда, на старых изображениях, над «головой» идущего встречалась точка, тогда к имени знака прибавлялся звук-доля «л», и «странник» превращался в «пришельца». Неужели девушка не чувствует пульсации камня? Нет, чувствует, потянулась к весталу рукой. Поняла.

– Одна? – слово камнем легло на грудь Солара, продавило слабую плоть и ухнуло вниз. Круги пошли, как по воде. Чувства бились в окружающие их монолитные стены разума и, обессилев, отступали. Снова накатывали….

Воздух в кольце портала задрожал и пошел мелкой рябью. Кайл шагнул к Милии, взял за безвольную руку и подтащил к открывающейся Двери. Встал за спиной. Совсем как тогда. С той лишь разницей, что теперь девушка боялась вернуться в мир, в котором родилась и жила. Кайл сунул под плащ Милии тубус и прижал ее рукой. Сердце под бордовым бархатом старого плаща билось медленно, в такт весталу, и Солар нежно и ободряюще поцеловал макушку со спутанными после торопливых любовных утех волосами.

– Ты придешь за мной? – сказала так, как будто собственноручно кромсала ножом свое сердце. – Придешь?

– Ты придешь сама, чуть позже, когда все успокоится. Тебе нужно вернуться дом… в Тень, исцелить душу. Тер ранила тебя слишком сильно. Потом ты вернешься, Стейл… Моя очередь ждать.

– Но я не умею! Не понимаю ничего в… этом.

– У тебя есть вестал, карты, часть моей памяти, кровь Сойла и книга, – он протянул куда-то руку, и к тубусу добавился том из библиотеки Наставника Кирима.

– Я не смогу! – голос взвился до крика. И упал до шепота. – Ты убиваешь меня… Анжей!

Страх, боль, прерывистое дыхание, мокрые от слез щеки.

Кайл повернул ее к себе лицом, посмотрел в глаза, поцеловал…

– Найди отца, он поможет.

…и толкнул в ждущую бездну портала.

Вместо эпилога

Ночь придавила спящий город горячим брюхом – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Окруженный раскаленным за день бетоном и размякшими языками асфальта, старый парк изнывал от одуряющей духоты, от которой даже ранним утром не было спасения. Долгий крик вспорол застоявшийся воздушный кисель и угас. Слабый, невесть откуда взявшийся порыв ветра всколыхнул неподвижные, поникшие от жары листья деревьев, запутался в них, затих, словно притаился. Чей-то шершавый темный язык слизнул с неба звезды, одну за другой. Далеко за городом громыхнуло. Потом еще, уже совсем рядом. Чернильное небо прошила голубая ветвистая молния, на мгновение осветив весь парк и фигурку посреди аллеи в длинном странного покроя плаще. Туча с треском лопнула и извергла на истомленный духотой воздух целый океан воды.

Девушка медленно брела по тротуару, почти скрывшемуся под мутным потоком. Промокший и враз потяжелевший плащ гнул к земле, лип к ногам вместе с подолом платья. Плечи вздрагивали от беззвучных рыданий, вода, летящая с небес, методично смывала с волос и одежды чужие, не нужные этому миру запахи, с лица – слезы и вкус поцелуя – с губ… Милия прижала ладонь ко рту… Все, поздно, ничего, кроме безвкусной жидкости. Осталась только память. Своя и чужая. И овеществленное подтверждение того, что Тера не бред: вестал, браслет с рубинами, мятый старый тубус, плотно набитый тонкой розовой бумагой с головоломными знаками, книга Кирима да промокший плащ на плечах.

«Спрячь, а лучше сожги…»

Засмеялась. Зло и горько одновременно.

«Сожги… Прах к праху, пепел к пеплу».

А еще осталась боль и обида. Много-много боли, обиды и горечи.

«Силы, движущие Мирами…»

Тяжелые капли сорвали с губ рыдание и вплели его в мутную круговерть под ногами.

«Боже…»

Дверь квартиры с сиротливо болтающимся на ней обрывком бумажной ленты с невнятной печатью оказалась незапертой. Из прихожей дохнуло сыростью и запахом нежилого помещения. В зале горел свет. Рядом с диваном стояли чемоданы и раскрытая дорожная сумка. В кухне кто-то возился, потом затих, услышав то ли звук открывшейся двери, то ли шум воды, капающей с плаща на пол.

– Кто там? – голос мужской, кажется, знакомый. И память услужливо вытаскивает из своих недр лицо молодого следователя Зарова.

А вот и он сам. Шагнул в коридор и отпрянул, будто призрак увидел. Глаза распахнулись, кухонное полотенце медленно выскользнуло из рук.

– Вы!

– Я, – ответила Милия своему отражению в глазах мужчины. – Наверное…

Часть 2. Тень

Вместо пролога

Впервые за много лет Ему приснился сон. Это было неспроста. Да и сам сон был не прост. Посреди гигантской пустынной равнины, рядом с тонкой ниткой ручья, подогнув ноги и опираясь на посох – простую неошкуреную палку – сидел старик и смотрел из-под кустистых бровей. Смотрел, не моргая, с укором и жалостью, долго и терпеливо, как будто ждал чего. А глаза странные, черные и глубокие, как омуты, а в глубине вроде течет что-то, шевелится… К горлу комком подкатила тошнота, но стоило пнуть видение прочь из головы, все прошло, только во рту остался гадкий привкус кислятины.

Сарк сплюнул прямо себе под ноги, на пол, ни мало не заботясь о чистоте. По поверхности ковра прошла рябь, и плевок исчез. Ковер и пол, на котором он лежал, были ненастоящими, как, впрочем, и сам дом, и все, что в нем находилось. Иллюзия. Не Его, иначе Сарк не мог бы пользоваться вещами. Правда, иногда он ловил себя на мысли, что и в самом деле считает это домом. Но не сейчас. Сон вывел Его из равновесия. Мастер вскочил с кресла и резко взмахнул руками. Обстановка, стены, пол, потолок – все стало расползаться в стороны, становясь тем, чем было изначально. И к тому моменту, когда руки Сарка опустились, вокруг был только туман, сырой и вязкий, как болотная жижа, цвета живой плоти, лишенной кожи, его дыхание было приторным, пульс – похожим на судороги. Казалось, ему тоже было не по себе. И причина была той же – сон.

Мастеру Иллюзий было достаточно лет, чтобы сбрасывать со счетов подобные вещи. Видение должно что-то значить… Туман заволновался, меняя оттенки. И не ответил. Не не хотел – не знал. Впервые.

Пожелав себе кресло, Мастер сел в еще неоформившиеся клубы цвета меди и закрылся. Ему хотелось подумать. Конечно, воспользовавшись возможностями тумана, Он быстрее пришел бы к выводам, но одновременно получил бы столько ненужной информации, что потом пришлось бы долго вычищать память от этого мусора, а кресло… Сарк пока еще в какой-то мере ощущал себя человеком и размышлять предпочитал сидя, пусть даже вокруг нет ничего похожего на кабинет.

Откинувшись на спинку, Мастер прикрыл глаза и позволил мыслям течь свободно и неторопливо. Старик из сна был незнаком, а вот то, что таилось в его глазах… Однажды Сарку довелось видеть подобное. Воспоминание потащило за собой серую ленту страха, хотя Мастеру казалось, что это чувство давно угасло в нем, оставив лишь свой зародыш – инстинкт самосохранения.

Вряд ли в Сойле предполагали в мальчишке такие возможности. Больше всего настораживало, что Сила, переполнявшая в тот момент новоиспеченного Хранителя, была совсем не похожа на ту, что дает туман. А ведь зерно в Соларе было, вне всякого сомнения, Сарк чувствовал его так же хорошо, как и свое, уже давно пустившее в его сознании многочисленные побеги.

Солар, Солар, Солар… Как ни поверни – везде он, не друг, сын того, кого в полной мере можно считать врагом; того, кто завоевал любовь единственной понравившейся Ему женщины; того, кто отнял сладкое бремя власти; того, кто Изгнал Его из Сойла, почувствовав сильного соперника; того, кто с завидным упрямством вмешивался в Его планы сам или с помощью своих кукол; того архиблагородного, великодушнейшего и справедливейшего, кто сделал из собственного сына подопытную копию. Солар – ключ. Знать бы, где та дверь, которую он открывает?

Дверь…

Универсальная формула перехода Альдо оказалась далека от универсальности, что еще раз подтверждало отсутствие абсолюта в чем бы то ни было. Подпространство было подвластно Сарку так же, как созданные Им самим иллюзии. Оно покорно открывало перед Ним все Двери-Между-Мирами, все, кроме той, что была нужна. Потратить больше года на то, чтобы оказаться в исходной точке! Сойл, настоящий, а не этот жалкий осколок великого, вонзившийся в каменистую почву Тер, как колючка пыльника, впившаяся в голенище сапога пешего путника, был по-прежнему недосягаем. То ли того, что Мастер знал об истинном Сойле, было недостаточно, то ли Он, как ни прискорбно, оставил без внимания нечто чрезвычайно важное, когда извлекал формулу перехода из памяти внучки Мастера Координатора Альдо.³⁴

Милия… Еще один ключ. Два ключа – две двери. Или, может, одна?

1

Она сидела на подоконнике в коридоре, прижавшись виском к холодному стеклу большого окна с короткой казенной тюлевой занавеской. На улице шел дождь, спорый, с крупными, тяжелыми каплями. Они летели с серых, набухших влагой небес, и разбивали свои гладкие водяные лбы о стекло. Каждый удар – пульсация крови в висках, каждый толчок – воспоминание. Обрывки памяти собирались в цепочки и нити, сплетались в косы и кружева – не разберешь, где прошлое прошлое, где прошлое настоящее, где прошлое будущее, то есть, возможное будущее, которое почти сбылось.

Прошлое прошлое и прошлое настоящее имели четкие границы. Первое закончилось в дождливый ноябрьский вечер в темном проходе между домами, когда она, возвращаясь с работы домой, наткнулась там на свое проклятие с черными глазами по имени Кайл Анжей Солар. Второе резко оборвалось, когда тот же Солар вытолкнул ее из красного мира Тер в Тень, серый земной мир, наказав возможностью самой разбираться в произошедшем и считать тараканов. А сейчас было настоящее со своим настоящим прошлым, настоящим настоящим и настоящим же будущим, чьи хвосты тянулись далеко за горизонт, теряясь в дождевой завесе. Спокойно, однообразно, привычно – надежно. А что еще надо? Только дождь все стучит и стучит, играя на стеклах осенний марш. Каждый удар – пульсация крови в висках, каждый толчок ― …

Первое воспоминание – белый, холодный и белый больничный потолок, который ни с чем не спутаешь, и запах, специфический запах дезинфицирующих средств, металла, кафеля и казенного белья. Этот запах тоже ни с чем не спутать. Приглушенные голоса у постели: врач, медсестра и родители матери. Взгляд бабушки полон боли и невыплаканных слез, глаза деда смотрят с прохладцей, почти с осуждением и, тоже, с болью, но другой, старой. Губы сжаты, как будто он боится вертящихся на языке слов, вот только глаза молчать не заставишь: «Я знал, я говорил, все кончится этим!» ― чем «этим»?

Второе воспоминание наступает первому на подол длинной, волочащейся по вытертому линолеуму рубахи. Место действия почти то же – больница, другая. И герои те же плюс один. Мама… Тоненькая, словно высохшая, женщина в платке… Глаза – огромные зеленые озера – глубоко запавшие, окруженные темными тенями. Поверх одеяла – худая рука с трубкой капельницы. А еще улыбка, печальная, добрая, уставшая. Дрожащий бабушкин голос над ухом: «Идем, мама хочет отдохнуть», ― и бабушкина же рука, настойчиво тянущая из палаты в коридор.

Почему-то тогда не было страшно, страшно стало сейчас, когда пришло осознание одиночества, бродившее по пятам сначала за девочкой-подростком, потом за девушкой и нагнавшее именно в тот момент, когда она отыскала своего отца в больнице для душевно больных. Вот уж парадокс, люди сходят с ума, теряют разум, а им пытаются лечить душу! Девушка улыбнулась. Улыбка вышла кривая. Все-таки тяжело бывает признать, что еще немного и она сама оказалась бы в подобном заведении.

Вспоминание третье – снова о матери. Весна в разгаре. Ясно, безветренно. Солнце припекает в макушку повязанной черным траурным платком головы. Впереди стоит бабушка, заслоняя собой тело лежащей в гробу матери, и Милене видны только ноги, обутые в новые белые туфли да подол бежевого платья, тоже нового. Бабушка долго стоит, плачет и целует лицо своей мертвой дочери, потом неожиданно оборачивается и подталкивает Милену вперед себя. «Попрощайся с мамой, детка. Поцелуй», – прерывающимся от рыданий голосом говорит она, и девочка, уже почти девушка, послушно склоняется над пергаментно-желтым лицом чужой женщины, лишь отдаленно похожей на мать… Она не смогла. Старалась, но не смогла, не нашла в себе сил прикоснуться губами к ее лицу. Притворилась, что поцеловала, и отошла, с глазами, полными слез, ― стыд жег сильнее утраты. Кто-то без конца подходил, говорил что-то, скупо обнимал, а Милена ничего не видела, не разбирала лиц из-за мокрой пелены перед глазами. Из ямы, в которую опускали гроб, тянуло холодом, будто весна, наткнувшись на кучу кладбищенской земли, застыла рядом с девочкой, потом тихо взяла ее за руку и увела прочь, за невысокую ограду, окружавшую место упокоения, и дальше, по желтой песчаной дороге к деревне…

Поплыла, смазываясь, картинка, и дорога обрела другие очертания и другой цвет. Девушка отпрянула от стекла, разрывая связь с потоком воспоминаний, коснулась виска, впитывая теплыми подушечками пальцев прохладу, а вместе с ней – недозволенные, запретные образы. Им не было места в ее теперешней, настоящей жизни. Сердце билось учащенно, Милена оглянулась: серовато-сумрачный коридор был пуст. Ждать – это все, что ей осталось.

У четвертого воспоминания было свое лицо – открытое, располагающее к доверию; и свое имя – Олег. Олег Романович Заров, следователь: внимательные серо-голубые глаза, нос с горбинкой, светло-русые волосы. Спаситель, друг, любовник.

Хозяйка, сдававшая Зарову квартиру, уезжала жить к дочери, а выкупить две комнаты с кухней и прихожей, в которых он жил без малого восемь лет, на тот момент не было ни какой возможности и, так как покупатель нашелся быстро, съезжать пришлось в авральном порядке. Вот почему он оказался в квартире Милены, когда она вернулась. Это был очередной подарок Судьбы, наиболее удачный из всех предыдущих. Страшно подумать, что случилось бы, окажись девушка в ту ночь одна…

Откуда-то издалека слышался голос Олега, немного отстраненный, немного встревоженный, такой, каким становился всегда, когда рассудительный и здравомыслящий следователь Заров не мог чего-то понять, объяснить. И не смог бы, наверное.

– Я не успел прийти в себя от твоего внезапного появления, как ты неестественно всхлипнула и, уронив книгу и что-то еще, стала оседать на пол. Я усадил тебя на стул и понял какой мокрой была твоя одежда, с нее просто ручьями текло… Стою как дурак. Сорвался, побежал за нашатырем, возвращаюсь – вроде в себя пришла, глаза открыты. Ну, думаю, все в порядке и тут… не знаю, как и сказать… смотрю, а у тебя зрачки огромные – радужки не видно – в каждом словно по водовороту. Потом тебя затрясло, кровь носом пошла, черная почти… Вот тогда я действительно испугался, бросился скорую вызывать… – тяжелая рука с чуткими, подвижными пальцами скользит по волосам, отгоняя остатки ночного кошмара, который Милена конечно же «не помнит», потому что Олег не понял бы, а ей – слишком тяжело вспоминать.

И сейчас тяжело.

Тот год был, вероятно, порогом, который должен перешагнуть, преодолеть каждый тяжело больной человек: выдержит – будет жить. Два месяца она провела в больнице. Врачи так и не смогли поставить точный диагноз, а в том, что было понаписано в ее карточке, не каждый специалист сходу бы разобрался. Девушку даже не лечили, наблюдали и не давали умереть, хотя, видит Бог, порой очень хотелось. Странные приступы повторялись неоднократно, сначала через два-четыре дня, потом реже. И всякий раз, возвращаясь с той стороны, Милена вспоминала что-то новое. Много всего, в том числе и об отце, но в этих видения ей никогда не удавалось рассмотреть его лицо – был только голос, фигура и нечто, что кто-то чужой в ее голове назвал цветом Силы.

А еще были сны. Свои и не совсем.

Она отказывалась спать, боялась. Не спала по несколько суток, пока не начинала путать реальность с прошлым, проваливалась в полузабытье. Было страшно потерять контроль над тем, что досталось от Солара. Человек с меняющими цвет глазами и таким же неопределенным голосом, сойлиец, Зейт, Мастер Трансформы, рассказывая ей о перевоплощениях, вряд ли хотел запугать, просто был на редкость прямолинеен и предельно честен, настолько, насколько владел способностью изменяться. Хотя, как знать, возможно, это была всего лишь одна из его многочисленных личин.

А Олег… Помнить о нем тоже было нелегко. Не потому, что Милена его любила, вовсе нет, потому, что любил он, и девушка чувствовала болезненную вину за несложившееся…

Такое же холодное оконное стекло, почти тот же дождь. У Милены мокрые щеки. Олег только вошел, долго молчал и смотрел, словно хотел найти в ее лице что-то очень нужное ему и не находил. Шагнул ближе.

– Ты плачешь. Почему?

– Дым.

Олег почему-то смутился, как будто при нем вдруг неуместно и пошло пошутили.

– Какой дым?

– Угли тлеют, дым глаза ест, отсюда слезы.

– Что еще за угли?

– Моя… любовь.

– Ко мне? – Он изо всех сил пытался понять.

– Нет, что ты. Ты – друг. Друг, друг-ое… Понимаешь?

– Нет. – В голосе усталость.

– Вот и я тоже. Не понимаю.

Потом долгая пауза, почти бесконечная.

– Знаешь, – его голос срывается от волнения, – я, наверное, уйду…

– Да. Уходи. Так будет лучше.

Милена не обернулась и не взглянула. Слышала, как Олег собирал вещи, как открыл входную дверь, слышала, как он остановился на пороге, ненадолго, и как ушел, аккуратно прикрыв дверь за собой. Щеки были сухие, а из оконного стекла на Милену смотрело призрачно-серое отражение с пустыми глазами. Тень…

Звук закрывшейся двери странным образом вырвался из хитросплетений памяти и глухое злорадное эхо проволокло его по коридору из конца в конец, цепляясь за ромбы плохо пригнанного паркета.

– Милена Владленовна, – голос глухой, как коридорное эхо, – простите, что заставил ждать.

Главврач, сутулый, худой, неопределенного возраста мужчина с пегими волосами и большими острыми ушами больше походил на вампира, чем на лекаря человеческих душ. Его серые глаза впились в лицо девушки. Смотреть было легко – отвернуться сложно, как будто в каждом зрачке таилось по пучку тонких стальных коготков.

– Идемте, – продолжил врач спустя полминуты. – Дождь закончился, и ваш отец… может быть, ваш, – поправился он, – наверняка в парке.

Милена кивнула и пошла рядом.

– Признаться, меня несколько удивил ваш визит.

– Почему же? – спросила девушка.

– В ходе нашего вчерашнего разговора, мне показалось, что вы не захотите… общаться с Адоли, особенно после моего рассказа. Ведь вы ничего, кроме имени, не знаете о своем отце, даже не помните, как он выглядит. Даже если бы и помнили… Столько времени прошло, люди меняются, особенно те, кто болен так долго.

– Я не стану с ним говорить, просто посмотрю. Пройду мимо и посмотрю. Только, пожалуйста, можно, я сделаю это одна, без вас?

– Хорошо, ― неожиданно легко согласился мужчина, – хотя это не самая лучшая идея. Его никто никогда не навещал, он не общается с другими больными, ест один. Пришлось даже поместить его в отдельную палату. Остальные пациенты отчего-то боятся его, отказываются входить в комнату, если он там. К персоналу относится снисходительно, даже где-то покровительственно, а меня прозвал Мастером Теней… ― Врач продолжал рассказывать, повторяя то, что говорил ей вчера.

В маленький поселок в пятнадцати километрах от деревни маминых родителей Милена приехала под вечер и больше получаса прождала у ворот больницы человека с режущей ухо французской фамилией Вальмон, который мог знать об отце.

«Мне показалось»… Ну не прыгать же было от радости прямо в кафе, куда девушка затащила «побеседовать» не слишком в общем-то сопротивляющегося доктора, особенно после того, как он рассказал ей, что находящийся в стенах заведения некий Адоли называет себя Влайдом Леном Альдо, Мастером Координатором.

– Ну вот, мы и пришли, ― сказал Вальмон.

Скрипнув ржавыми петлями, закрылась дверь. Милена стояла на широкой терассе. Мокрый сумрак осеннего утра облепил лицо и усеял волосы, плащ и руки водяной пылью.

– Он почти не выходит, когда солнечно, ― вдруг сказал врач, только в сумерках или когда, как сейчас, пасмурно или облачно… Идите по дорожке, видите, вон там, на скамейке? Я буду здесь, покурю пока.

Девушка быстро, почти бегом, оставила позади террасу, две ступеньки, ведущие в парк, несколько квадратных бетонных плит дорожки, к которым прилипли дырявые сердечки лип, и остановилась. Постояла, успокоилась. Медленно пошла к скамейке, на которой, ссутулившись и глядя куда-то перед собой, сидел мужчина в полинялом плаще поверх пижамы и шапке, из-под которой торчали длинные седые ― серые ― пряди. Лицо тоже было каким-то серым. Скорбно опущены вниз уголки тонкогубого рта, щеки изрезаны морщинами. Особенно много морщин в уголках глаз.

Она хотела пройти мимо, взглянуть и пройти, но поравнявшись со скамейкой, замерла. Старик продолжал сидеть в той же позе, никак не среагировав на появление Милены. Голос не слушался, и ей пришлось…

Девушка не знала, откуда это взялось, вернее, откуда взялось ― знала, и знала ― от кого, только не знала, где пряталось и что случится, если враз отпустить поводья. Впрочем, совсем отпускать было не нужно, достаточно немного ослабить…

Почувствовав, что коленки подгибаются, Милена наугад шагнула к скамейке и почти упала на нее. Перед глазами, поверх изрядно пожелтевших парковых лип, остывало яркое переливчатое жемчужно-розовое пятно с золотистой, похожей на звезду, кляксой.

– Здравствуй, дочка. Что ж ты так… неаккуратно отпечаток снимаешь. Вон, Мастер Теней бежит, испугался.

Милена уже пришла в себя и смотрела на… Да, на отца, прямо в его глаза, черные перламутровые бусины, потускневшие от времени, и постепенно осознавала, что последний Ученик ее деда, Мастера Координатора Альдо…

– Уже никто, ― договорил он.

– Я была там, в Сойле, ― быстро заговорила девушка, слыша торопливые шаги Вальмона. ― Я хочу вернуться, у меня есть Карты, таблицы Перехода…

– Это место пьет Силу, как вампир. Мне осталось немного, а потом я получу тень и стану, как он, ― Влайд кивнул на подошедшего доктора. Доброго утра, Мастер Теней.

– И вам того же, ― доброжелательно отозвался тот, расплываясь в улыбке, сделавшись еще более похожим на родственника Дракулы.

– Познакомьтесь, Мастер, это моя дочь, Милия Стейл Альдо. Она уже уходит. Проводите ее?

– Но как же… ― Милена растерянно глядела то на доктора, застывшего в выжидательной позе, то на отца, старательно прятавшего свою суть за серой морщинистой маской с тусклыми бусинами глаз. Ей так много нужно было спросить: и о картах, и о силах, разрывающих на части ее сознание, и о том, как вернуться, и… о маме.

«Нет, ― пробилось сквозь корку блеклого перламутра. ― О ней ― нет, слишком тяжело. А о другом ― да, наверное. Но не сейчас и только ― поговорить. Я выпит почти до дна».

– Идемте, – сказал Вальмон.

Милена поднялась со скамейки и пошла вслед за врачом. Не прощаясь. Не слишком давно она поняла, что прощаться стоит лишь с теми, с кем расстаешься навсегда.

«Она могла быжить, если бы мне позволили просто быть рядом!» ― горечь и боль толкнули в спину и скатились на мокрые плиты дорожки вместе с каплями вновь зарядившего дождя.

Иногда, чтобы понять, нужны годы, иногда ― доли секунды, как те, в течение которых Милена смотрела в глаза Влайда Лена Альдо, почти переставшего быть собой. В глаза и глубже, куда глубже, чем он понял и глубже, чем ей хотелось. И только ли почудилась обреченная радость в его «осталось немного, а потом я получу тень и стану, как он»? «Он» ― Мастер Теней? «Он» ― человек. Человек тени. Такой, как другие, как все… А она сама? Не об этом ли мечтала? Мечтала и не могла решить: все-таки да или нет? И не потому ли в тот второй год ее настоящей жизни с почти маниакальным постоянством каждый день шла на улицу и бродила до вечера, чтобы только ― среди людей. Среди тех, от кого в первый год с таким же упорством пряталась: сидела в квартире, забравшись с ногами в старое скрипучее кресло перед окном с тяжелыми шторами, наглухо задернутыми, отчего комната тонула в красноватом сумраке. И именно в тот второй год, после разрыва с Олегом, в одно утро (она уже не помнила точно, в какое именно) Милена просто перестала сражаться с тем чужим, что жило внутри, и начала приспосабливаться. Ей пришлось пойти на уступки, но и тому, чужому, тоже пришлось уступить. Так постепенно установилось равновесие, зыбкое, неустойчивое, но ― равновесие. И девушка впервые за долгое, очень долгое время, (сама!) вышла на улицу.

Ткнулось, распахнуло дверцу первое за день воспоминание. Первое ― о первом.

…Небо было светло-серое, в молочно-белых разводах. Безветренно, тепло. Деревья в парке нехотя поддавались осени, скорбно роняя желтые листья на еще зеленеющую траву.

Купив в ларьке жестянку с колой, Милена отыскала скамейку поукромней из еще не занятых парочками и села. Вдохнула горьковато-пряный аромат носящегося в воздухе увядания, открыла баночку с напитком, сделала долгий глоток и блаженно вытянула ноги. Было хорошо, просто до неприличия хорошо. Девушка даже зажмурилась от удовольствия, ощущая на веках и щеках ласковое прикосновение угадывающегося за облаками солнца, а когда открыла глаза… Молочный саван небес вдруг разошелся, и оттуда, прямо в сузившиеся зрачки, глянул край солнечного диска. Метнулись вниз ослепительно яркие брызги, превращаясь на лету в тонкие-претонкие стрелы, заполошно, в запоздалой тревоге дернулось сердце и… погнало по крови сверкающий свет. Встрепенулось полузабытое, потянуло в стороны призрачные полотнища, похожие на крылья… В лицо ударила тугая пузырящаяся струя, защипало глаза. Шедшая по дорожке парочка попятилась. Девушка с широко раскрытыми глазами настойчиво потащила своего растерявшегося кавалера обратно, подальше от странной, если не сказать больше, молодой женщины, тонкие пальцы которой, сжавшись, превратили жестяную банку в туго свернутую загогулину.

Нырнув в спасительный красный сумрак квартиры, Милена клялась себе, что не выйдет больше, но на следующий день пошла снова (может потому, что шел дождь), а вернувшись, открыла шторы и впустила в комнату свет.

Сегодняшний день ничем не отличался от прочих, разве что тем, что был неожиданно свалившимся не иначе как с небес выходным. Ночь оставила во рту приторное послевкусие очередного кошмара. Неизбежное, но терпимое зло. А если принять снотворное, то с приходом утра из головы начисто выветривалось все, что мучило ночью. А если без… Тер намертво, навсегда впечаталась в сознание. Тер и Туман. И все те, кого она знала там, и те, кого не знала. Они приходили, выныривая из влажных объятий, по одному или группой, говорили, упрекали, звали с собой туда, в самое сердце колышущегося багрово-алого сумрака. А она искала среди похожих на тени лиц лицо Солара, и даже если находила, никогда не могла удержать рядом. Такой оказалась уступка. Обмен. Безмятежный сон за некоторую долю власти над угнездившимся в голове паразитом? даром? проклятием? Кошмары, воспоминания да еще боль, с которой девушка, однажды дав себе обещание, приспособилась жить. Привыкла.

Видавшая виды пыхтелка с гордым названием «дизель-поезд» тащила вереницу одинаковых вагонов с окошками, измаранными недавно брызнувшим и тут же прекратившимся дождиком. Милена сидела во втором у окна, слушая в пол-уха скачущие в такт колесам по полупустому вагону обрывки разговоров случайных попутчиков: и нарочито веселых, и угрюмых, и равнодушных, с накопившейся в глубине глаз усталостью и почти одинаковыми у всех «отпечатками». В них, как в мелькавших за окном картинах доминировало серое. Равномерно постукивали колеса, с каждой минутой приближая девушку к станции «Верхи» и деревне с таким же названием, где доживала свой век бабушка. Одна. Дед умер полгода назад. Вскоре после того, как Милена, приехав почти ночью, вместо «здравствуйте» потребовала правды, которую уже почти знала сама.

Тук-тук ― колеса, тук-тук ― сердце, тук-тук ― кровь в виски, а с нею ― воспоминания, целая виноградная гроздь, переспевшая.

Милене почти семь. Она уже неделю живет у бабушки с дедом, потому что мама в больнице. Опять. А отца она не видела больше двух недель. Родители не поругались. Говорили, тихо так, перед тем, как он ушел, но от того, что тихо, было еще страшнее. Маме потом стало плохо. Совсем как в прошлый раз, когда отец ушел. Милена все просила, чтобы ее отвезли к маме, но бабушка плакала и говорила, что позже, дед вообще молчал. Он всегда был скуп на проявление чувств, а Милену и вовсе не замечал, как будто ее не существовало.

Было воскресенье, она уже лежала в постели и даже почти уснула, как дремоту словно метлой смело. Милена вскочила и прислушалась: кто-то настойчиво, но не громко стучал в дверь. «Папа!» ― радостно забилось сердце ― она всегда угадывала его приход ― и ноги сами понесли к двери. Только, еще не добежав, девочка поняла, что заперта, а за дверью происходит что-то, чего не должно происходить. Дед голосом, от которого даже стоящей за дверью Милене было зябко, просил отца «оставить девочку в покое и больше не появляться, иначе будут приняты меры». Потом они стали кричать друг на друга, а она испуганным зайчонком метнулась обратно в постель и, накрывшись одеялом с головой и закрыв ладонями уши, сжалась в комок. Не слышала, не могла слышать, но злые голоса все равно звучали в ее голове, правда, слов было не разобрать.

Дед разрешил-таки отцу переночевать, чтобы первым же поездом…

Тук-тук ― колеса, тук-тук ― сердце.

…Она едва не опоздала, выскочив из дома ранним утром в ночной рубашке и босиком. Отец уже вышел со двора и закрыл за собой калитку. Обернулся ― переброшенный через плечо пиджак, воротник рубашки расстегнут, в глазах лихорадочный блеск, губы плотно сжаты. Ранний прохладный летний ветерок смешно взъерошил черные, как смоль, волосы, такие же, как у нее, ― замер. Милена на секунду отвлеклась на шум позади себя (из-за приоткрывшейся двери на нее глянуло встревоженное бабушкино лицо), а когда снова посмотрела на калитку, там уже никого не было. Потом, спустя какое-то время, ей сказали, что отец погиб. Милена не плакала, потому что уже в то утро поняла, что видит его последний раз. Она просто выбежала со двора через заднюю калитку. Бежала долго, пока не упала от усталости в горячую полевую траву, пахнущую солнцем и щемящей тоской, да так и лежала лицом к небу, закрыв глаза, до самого вечера, пока ее не отыскала бабушка и не привела домой. Милена не плакала. До смерти мамы.

Тук-тук… Кап-кап… Нет, не слезы, дождь.

Теперь-то девушка знала, что за меры хотел принять дед, и принял-таки, правда, так, наверное, и не понял, что если бы смирился со странным выбором своей дочери, то она могла бы жить еще очень долго. Не знал дед, не верил, или не хотел верить, что Владлен Адоли, имя которого звучало так из-за банальной ошибки в паспорте, был рожден с даром целителя. И не его вина в том, что Судьба в лице Мастера Координатора велела ему стать другим.

Бурный разговор с родителями матери произошел примерно год назад, когда Милена рьяно взялась за поиски отца. Ответы, как водится, оказались припрятаны под самым носом.

К большому удивлению девушки, заявившей с порога, что хочет знать ВСЕ, дед выпроводил взволнованно заохавшую бабушку в другую комнату и принялся рассказывать, очень скупо и серьезно, как будто речь шла вовсе не о его умершей дочери, в которой он души не чаял.

Дане Стриж едва исполнилось двадцать, когда она узнала, что из-за какой-то онкологической гадости (дед не стал вдаваться в подробности) и слабых почек, может никогда не стать матерью, если не поторопиться. Замужество, семья или просто ребенок никак не входил в ее ближайшие планы. Дана успешно училась и работала по профилю, но врачи были единодушны в установке сроков ― не больше года, потом будет поздно. И родители, едва пришедшие в себя от диагноза, всерьез озаботились выбором будущего зятя. Но. В один прекрасный день их скромница и красавица дочь привела в дом мужчину лет на десять старше себя и заявила, что либо выйдет за него, либо вообще не выйдет и не видать им внука, как своих ушей.

Деду, тогда еще представительному мужчине сорока семи лет, претендент в мужья, назвавшийся Владом, не понравился с первого взгляда, а еще больше насторожило то, что Влад познакомился с Даной на автобусной остановке всего два дня назад. Он, конечно, не мог не уважить, что молодой мужчина настроен как нельзя более серьезно, но та фантастическая поспешность, с которой его Данута согласилась на брак с практически незнакомым человеком, тревожила. Даже внешность Влада не внушала доверия. Ну как, позвольте, верить человеку с такими… странными глазами. Прямо рентген, а не глаза. Смотрит, как душу наизнанку выворачивает. И бледный, что твой снег. Это в разгар-то лета! Фамилия тоже… нерусская какая-то. Дед никогда бы не согласился на эту свадьбу, если бы не обстоятельства.

Поженились по-тихому, просто расписались, никаких торжеств и гостей, как Дана просила, и Влад забрал ее в город, где у него была своя квартира, доставшаяся от родителей. Время шло, срок, данный врачами почти истек, а Дана все никак не могла забеременеть. Родители, не сговариваясь, винили во всем зятя, правда, к удивлению наблюдавшего Дану врача, ее состояние было стабильным. Потом, наконец, произошло долгожданное. Беременность протекала тяжело, и хотя к концу стало ясно, что сама Дана родить не сможет, врачи хором утверждали, что все будет хорошо.

Владлен хотел сына. Будущему деду были отчасти понятны его чувства, но в тот же день, когда родился ребенок ― девочка, а не мальчик ― превратившееся в мраморную маску лицо зятя испугало. Влад пробормотал что-то, какую-то нерусскую абракадабру, и стоявший рядом, довольный рождением внучки дед (они вместе ждали в больнице) с возросшим подозрением посмотрел на нездоровый блеск его темных глаз.

Подозрения превратились в уверенность, когда однажды Дана с годовалой малышкой на руках и наскоро собранной сумкой примчалась в дом родителей и рассказала, что ее муж что-то непонятное шепчет и поет девочке. Сначала она не обращала внимания, потому что ребенок после таких колыбельных был спокойнее и лучше спал, но… Влад зовет дочку другим именем и говорит с ней на каком-то диком языке, а в этот раз после такого вот общения малышка впала в полуобморочное состояние и не двигалась минут пять. Не моргала и почти не дышала, как мертвая!

Владлен приехал за ними на следующий день. Долго говорил с Даной, потом все-таки увез, хотя дед был против.

Об инциденте могли быстро забыть, если бы подобное не стало повторяться. Дело усугублялось тем, что Дане становилось хуже. Влад уже не жил с ними, уступив властному напору тестя и уговорам тещи. Иногда навещал дочь, жену в больнице и дома, когда ей становилось лучше. («Потому и становилось, что навещал!») Ну, а дальше… Дальше дед уже не рассказывал, сославшись на то, что Милена сама все помнит. Добавил только, где находится отец и что там он уже давно.

Догадки подтвердились. Теперь девушка знала все о своем прошлом и почти все о родителях. Про отца она поняла еще в больнице, когда сама находилась на грани безумия. Влайд оказался слабее своего отца, Мастера Координатора, и не с кем было разделить тайну своего происхождения. Когда в его жизни появилась Дана, он почувствовал, что не одинок. Но видимо она любила не настолько сильно, чтобы поверить в его исключительность. Всегда легче верится в очевидное, чем в невероятное. А может и не было никакой любви. Дана торопилась стать матерью, а Влайду был нужен продолжатель рода, Ученик, которому он смог бы передать завещанное отцом. Он ждал сына, а родилась она, Милена. Его разочарование можно понять, ведь женщины в Сойле не становятся Посвященными, Хранителями и Мастерами, но судьба не оставила последнему Альдо выбора. А кто собственно не дал ему возможности завести ребенка с кем-нибудь еще? Кто знает. Возможно, на это тоже были свои причины.

Перестук стихал. В окне медленно проплыла зеленая крыша станции с огромными черными буквами: «Верхи».

2

Выспаться не удалось. Первую половину ночи мучил кошмар. Милена просыпалась, поворочавшись, засыпала снова, но кошмар возвращался, однообразный, бесцветный, лишенный звуков: она идет по пустой улице и упирается в бетонную стену, идет обратно, сворачивает и опять оказывается перед той же стеной. А остаток ночи – заставить себя в который раз закрыть глаза было не возможно – изводило ощущение то ли незавершенного очень важного дела, то ли невыполненного обещания. Что за дело, что за обещание? Память стоически молчала, а девушка совсем измучилась. Неотвязные мысли просто сводили с ума и, лежать в постели не было никаких сил.

Словно в насмешку утро выдалось просто чудесное. В такое утро только за город на пикник, но никак не на работу, однако отрывной календарь злорадно выпячивал ненавистное «понедельник», а по сему… Ну до чего же гадостное настроение! Не иначе – что-то случится.

И случилось. Правда, уже вечером, когда Милена и думать забыла об утренних предчувствиях. В окне встречного автобуса она увидела Олега. Это было так неожиданно, даже дыхание перехватило. Какая-то сердобольная тетка, сидящая рядом, стала настойчиво допытываться, все ли в порядке? не плохо ли? может, чем помочь? Но девушка отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, встала и вышла на первой же остановке. Зря, оказывается, вышла: до дома далеко, да и место… Черные окна Центральной городской библиотеки слепо таращились на полутемную улицу с редкими прохожими и такими же редкими машинами. Когда-то она здесь работала. Когда-то… Целую жизнь назад. Надо будет зайти как-нибудь, поболтать. Кто бы мог подумать, что заведующий, Сергей Григорьевич, окажется таким… таким… человеком окажется! С пониманием отнесся, работу помог найти, без намеков и просьб, между прочим. Ну, филиал, ну на отшибе почти, в новом, недавно отстроенном микрорайоне, за то не какой-нибудь штатный библиотекарь, а зав. отдела.

Мысли понеслись, поскакали, все дальше и дальше от Олега, от бледного отпечатка лица в окне – небрежный мазок, невнятный штрих, затертый другими воспоминаниями образ. Нет, он никуда не делся, не ушел, просто встал в сторонке и ждет, терпеливо так…

«Ну, здравствуй, совесть, давненько не виделись. Где было-то? Что молчишь? Не молчи, не молчи, проклятая!»

… Он читал. Вслух. У него была такая привычка – читать вслух. Се подряд: газеты, книги, объявления, документы. Все. Это не слишком беспокоило или раздражало, но сейчас… он читал вслух то, что не должны были видеть ни одни глаза, не слышать ни одни уши – ее боль, страх, отчаянье.

Когда из сумерек родится темнота

И тишина становится живою,

На вечность-миг свои сомкну глаза

И кану в мир теней…

Он ни разу не запнулся, несмотря на то, что Милена сама порой с трудом разбирала свой почерк. Голос Олега был спокоен, ровен, но в нем чувствовалась обреченность. Он пытался внести свой смысл в кричащие о другом человеке строки и как будто понимал, что стоит отвести взгляд и этот новый смысл исчезнет. Там не было места его боли. Однако Олег продолжал читать с обреченностью приговоренного к смерти, которого заставили собственноручно сколачивать себе гроб. Каждое слово – гвоздь.

Я получила дар взлетать из пустоты,

Где смерть не смерть, а жизнь всего лишь миг,

Но в алых снах моих мне грезился не ты,

Лишь звук твоих шагов…

Самое ужасное было в том, что тетрадь со стихами хранилась в запирающемся на ключ ящике стола вместе с памятью о Тер, овеществленными осколками того самого прошлого настоящего – старым бордовым плащом, платьем, книгой, таблицами в мятом тубусе без крышки, весталом и рубиновым браслетом с надписью «Королеве моего сердца». Олег сказал, что искал ручку. Девушка не стал прислушиваться к его голосу, чтобы понять, говорит ли он правду или пытается так нелепо оправдать свое любопытство, просто подошла, аккуратно вынула тетрадь из его рук, неспешно направилась на кухню, чиркнула спичкой и спустя несколько минут в мусорном ведре осталась только кучка пепла. Запах гари был просто невыносим, но у Милены не было сил открыть форточку.

Все. Возврата назад больше нет. С легкой руки Олега она сожгла еще один мост, ведущий в прошлое. А боль… Она была с ней, с ней и останется. И совсем не обязательно марать своим отчаяньем бумагу, можно писать и в душе, ведь туда забраться всяко сложнее, чем в ящик стола. Олег завелся, стал обвинять, что жечь хорошие стихи – преступление, а потом наткнулся на взгляд Милены и замолчал.

«Да, замолчал. И ты молчи, совесть. Теперь – молчи. Это – его ошибка. Единственная. А остальное… Не мне решать. И не тебе».

Наверное, это все-таки была заслуга Олега, в том, что ей удалось выбраться.

…В тот день он пришел позже обычного и Милена, пока его ждала, соорудила рисовый пудинг. Накрыв на стол, она пошла переодеться и по пути вдруг поняла, что ящик стола пуст. Вошедший спустя полчаса Олег так и застал ее стоящей посреди зала.

Милена промолчала, предоставив ему самому решать, когда и как рассказать. Пошли на кухню.

– Спасибо, родная, было очень вкусно.

Она улыбнулась в ответ. Искренне. Почти.

– Может, сходим куда-нибудь? Мне не хочется сегодня оставаться дома.

– Извини, в другой раз. – У него и правда был виноватый вид. – Меня попросили подежурить. Я еще посижу немного и пойду.

– Олег… – Не сдержалась-таки. – Олег…

Она никогда не звала его Олежкой или каким-нибудь другим домашним именем или прозвищем, никогда не называла любимым, не говорила, что любит, потому что это было не так, она точно знала. И он знал, но делал вид, что не знает, что это одиночество и боль толкнули ее к нему. Потому – Олег. И только.

«Ты ничего не хочешь мне сказать?» – умоляли глаза.

Милена вышла из кухни в зал и уселась в кресло, отвернулась к окну. Задернутые шторы чуть вздымались и опадали, как грудь спящего, неспешно, равномерно, в такт ее дыханию.

«Ветер в окно. Надо заклеить… как-нибудь потом… Почему он ничего не сказал?»

– У меня кое-что есть для тебя.

Она обернулась. Олег стоял, протянув руку, на ладони – ключ.

«Говори», – моча попросила Милена, чувствуя, как в глазах скапливаются слезы обиды и собственной слабости.

Олег подошел, присел рядом и вложил ключ ей в ладонь.

– Я знаю, ты поймешь. Так нужно. Для тебя. Это ключ от ячейки в банке. Все твои вещи там. Я не хочу ничего спрашивать, вернее, хочу, но не стану. Не спрашивал раньше, не стану и сейчас, если только ты сама… – Пауза. Слышно, как шелестят секунды, как дышат сквозняком шторы. – Это мешает тебе жить. Поэтому прошу, только когда поймешь, что готова разобраться со всем этим, тогда и заберешь. Попробуй. Мне кажется, должно получиться. Постараешься?

Милена кивнула. Во всех виденных ею фильмах после подобных сцен герой или героиня со слезами на глазах и дрожью в голосе рассказывали партнеру свои стр-р-рашные тайны, каялись в совершенных грехах и прочее. Олег, наверное, тоже ожидал чего-то подобного, но Милена продолжала молчать. Внутри было пусто, слезы высохли также внезапно, как и появились, только руке, в которой лежал ключ, было грячо.

Примерно через месяц их роман, если это можно было назвать романом, тихо скончался. Олег ушел из ее жизни, но Милена была уже другим человеком. Мучило одно – она так и не сказала ему «спасибо».

«Что улыбаешься? Довольна? Теперь спи, совесть, спи, пока пора не придет. Что?»

Напоминание об отце отдавало горечью. Она ведь не попрощалась с ним тогда, а значит… Не обещала же… Надо съездить. Просто так. Навестить, посидеть рядом, помолчать. Вроде каждый о своем, но – вместе.

«Только не сейчас, как-нибудь попозже, по весне, взять отпуск…»

Все небо было в серых облаках с ярко-голубыми и густо-синими прорехами. Календарная весна уже наступила, но февраль никак не желал уходить. Он цеплялся за бордюры, стриженные еще по осени кусты, глухие проулки и темные углы дворов кучами грязного снега и пронимал до костей леденящим ветром. Но ни последние потуги зимы, ни вылинявший и как-то съежившийся за холодный сезон город, ни тротуары с проступившим из-под осевшего снега сором и замызганные едва ли не по самые окна автобусы и машины не могли прогнать радостную приподнятость и ощущение приближающегося праздника.

Как грибы после дождя, на весеннее солнышко повылезали деловые старушки с ведерками первых тюльпанов, гвоздик и прочего. Народ суетился. Мужчины с озабоченными лицами изучали совсем не мужской товар, прикидывая в уме, чтоб хватило матери-жене-дочке-теще-подруге на подарки и на отпраздновать.

– Железнодорожный вокзал, – сообщил из динамика приятный мужской голос. Милена вышла, поправила куртку и мельком взглянула на часы – до поезда еще больше получаса. Отходя от кассы с купленным билетом, она остановилась, чтобы положить кошелек в сумку. Пальцы наткнулись на мелкий металлический предмет и машинально сжались. На ладони лежал ключ от ячейки.

«Только когда поймешь, что готова…»

Милена решительно двинулась к выходу – на другой стороне Привокзальной площади находилось отделение банка. То самое, где Олег когда-то арендовал ячейку.

В поезде, несмотря на шум, Милена уснула и видела себя в тумане на пустой улице. Она шла и ждала, что увидит перед собой бетонную стену, но ее все не было, только улица, бесцветная, однообразная… Проснулась рывком, за минуту до того, как поезд остановился на нужной ей станции. Вышла заспанная, где-то в голове ныло, пока еще почти неощутимо, но девушка знала, что через пару часов разболится не на шутку.

Солнце словно торопилось взять реванш за проигранные белой старухе первые весенние дни. Обалдевшие от тепла и обилия света пичуги пищали, тенькали и чирикали так, что напрочь заглушали все остальные звуки. Спастись от пернатого концерта Милене удалось, только когда дверь больницы отгородила ее от улицы. Но, как оказалось, за дверью, вместе с птичьими голосами осталась и вся ее решимость. Вначале быстрые, шаги девушки все замедлялись по мере приближения к кабинету «Мастера Теней» Вальмону. В итоге, не дойдя до нужной двери, Милена остановилась в паре метров, не зная, то ли идти дальше, то ли вернуться обратно на улицу, где воздух, птицы, весна…

Поздно.

Вальмон сам вышел в коридор. Поморщился от попавшего на лицо яркого света («Ну вампир вампиром!») и, заметив Милену, улыбнулся, не размыкая губ.

– Думал, вы больше не приедете, – он протянул руку для приветствия. – Здравствуйте. Такое солнце…

Он чуть отодвинулся, стал в тень. Девушка нехотя пожала ему руку, которая оказалась сухой и горячей.

– Я бы хотела… если вас не затруднит… Но, наверное, я…

– Если вам тяжело, можете просто посмотреть на него. Так многие делают. Пойдемте, я отведу вас в галерею. Оттуда хорошо видно.

На этот раз отец был в парке не один, неподалеку слонялось еще около десятка фигур, сразу и не разберешь, мужских или женских. Альдо сидел на той же скамейке на самом краю, прячась в тени кряжистого ствола старой липы. Он был без шапки и ветерок лениво перебирал серые, похожие на паутину, но несмотря на возраст, все еще густые волосы. Ссутулившись и втянув голову в плечи, отец словно прислушивался к чему-то, потом вдруг встрепенулся и посмотрел наверх, на высокие окна второго этажа, где находилась галерея.

Милена отпрянула, проклиная себя за трусость. Надо было быть круглой идиоткой, чтобы забыть о том, что Альдо не совсем человек и что он мог легко почувствовать ее присутствие.

– Он знает, – прошептала девушка.

– Что? – Вальмон, похоже, думал о чем-то своем.

– Он знает, что я здесь.

– Да, – легко согласился врач, вполне может быть.

Какая-то мысль ткнулась в сознание… Ну конечно! Девушка сунула руку в пакет со свертком, который она забрала из банковской ячейки.

– Вот, – сказала Милена, протягивая Вальмону книгу, принадлежавшую когда-то Мастеру Слова Кириму, которую она так и не вернула. Замысловатые сойлийские знаки сложились вдруг во вполне понятную фразу: «О природе Сил».

– Что это?

– Книга.

– Вижу, но… зачем?

– Это для Аль… для отца. Он будет рад, я уверена.

«Мастер Теней» с недоуменным видом пролистал несколько страниц:

– Какие-то странные знаки… А вы уверены, что он поймет? Да и книга, похоже, из редких.

– Вы даже не представляете, доктор, насколько редкая, – в глазах девушки пряталась улыбка. – Отцу понравится. Вы скажите, что это подарок с родины, что от меня, впрочем, он и так это знает. Только, пожалуйста, пусть ему отдадут сейчас. Я не знаю, приду ли еще… Хочу видеть, как он возьмет.

Все время, что заняла обратная дорога, Милена раз за разом вызывала в памяти взгляд отца в том момент, когда Вальмон (он почему-то решил сделать это сам) передал книгу. Девушке трудно было разобрать, столько всего было в этом взгляде, но благодарность она разглядела («Или почувствовала?») точно, благодарность и неимоверно много тепла.

С вокзала Милена пошла пешком. Слишком уж хорошо было на улице, чтобы садиться в душный автобус. Даже головная боль не была помехой, потому что невдалеке маячила вывеска с многообещающим названием «Аптека». Оттуда девушка вышла с несколько потяжелевшей сумкой: помимо «чего-нибудь от головной боли» домашняя аптечка была с оказией пополнена мелочами, отсутствие которых замечаешь только по причине острой необходимости как то пластырь, аспирин и т.д. Теперь перейти улицу и домой.

«Сегодня, все же, чересчур много солнца».

На автобусной остановке, на скамейке, рядом с ведерком удивительно ярких, алых с темно-бордовыми прожилками тюльпанов со стянутыми резинками крупными коническими бутонами, сидела совершенно обычно одетая совершенно необычная старушка. Она была маленькая, вся в морщинках, седая – густо перемешанные с белым смоляные волосы – с неожиданно живыми темными вишенками глаз. К ней подходили редкие покупатели, дежурно кивали на цветы, дежурно же спрашивали «По чем?», а потом, удивленно вскинув бровь, лезли за деньгами и, довольные, отходили, держа в руке три или пять тюльпанов. Самое интересное, что топтавшийся рядом представитель правопорядка никак не реагировал на процветающую у него под носом коммерческую деятельность в непредназначенном для этого месте. Либо старушка знакомая, либо обещан за лояльность дармовой букет, а может просто поддался весеннему благодушию. Милена стояла в тени рекламной тумбы в двух скамейках от старушки и наблюдала, вернее, боролась с желанием подойти. Все-таки цветы были невероятно красивы и притягивали взгляд не хуже магнита.

Дождавшись, пока отойдет привередливый джентльмен пожилого возраста, который буквально все цветы перещупал, Милена выбралась из тени и не спеша направилась к старушке. Блестящие ягодки глаз скользнули по лицу, чуть задержались на пакете и остановились где-то в ногах. Девушка чуть присела, чтобы выбрать цветок, и оказалась лицом к лицу с хозяйкой ведерка. Та улыбнулась. Мелькнули пожелтевшие, но явно свои, зубы.

«Сколько же ей лет на самом деле?» – мелькнуло в голове.

– Больше, чем ты думаешь, – вдруг шепнула старушка. – Больше, чем живут, девушка-птица.

Милена отшатнулась и едва не упала. Бросилась прочь и нырнула в оказавшиеся прямо перед носом двери подошедшего автобуса.

«Птица! Птица!»– торжествующе билось внутри.

«Птица!!!» – перекрыв голос водителя в динамиках, ввинтилось в уши.

«Птица! Птица! Птица!»

Милена, пошатываясь, вышла и почти бегом бросилась через парк, но эхо слов, будто стая крикливых ворон, продолжало метаться в голове.

– Хватит! Перестаньте! – не выдержав, крикнула она. Проходившие рядом люди подозрительно покосились и поспешили прочь. К счастью, эхо тоже убралось.

Тяжело дыша, девушка плюхнулась на скамейку, прижав к себе сумку и пакет. Где-то под одеждой, по груди скользнула холодная струйка пота.

«Она сумасшедшая, эта старуха. Просто сумасшедшая… Или это я?.. Нет, бред какой… Бред. Ну да, когда это психи признавали, что они больны. Все… Все, это просто солнце, его слишком… Солнце?»

Милена встала, вышла на середину тротуара и посмотрела под ноги, на удлинившиеся к вечеру тени – скамейка, дерево, ветки, опять дерево, ветки, ветки…

«Ну где же!.. Что такое?!»

Она подняла голову, огляделась вокруг и поняла, что парк как будто вымер. Густая ватная тишина опускалась вниз, цепляясь за голые ветки с уже раздувшимися – когда только успели! – почками. Ветер дернулся, в последнем порыве проволок по тротуару брошенную кем-то мимо урны обертку от мороженого и замер. Глубоко-глубоко внутри вздохнуло и заворочалось нечто. Резко и больно полоснуло по запястью, как будто кто-то дернул за невидимую тонкую-претонкую нить, туго затянутую чуть повыше кисти, потянул к себе, назад… С колотящимся в горле сердцем Милена повернулась – воздух над тротуаром сгустился и зарябил, искажая, искривляя стволы деревьев, недалекую ограду, скамейки. В лицо дохнуло чем-то горячим, и на девушку глянула пустота – мерцающая жемчужно-серая дыра с рваными краями.

Зажав ладонью рот, как будто этим можно было удержать рвущиеся наружу рыдания, Милена сделала шаг. Назад. Еще один. Еще и еще, несмотря на острую, впившуюся в запястье над дергающимся пульсом удавку, несмотря на потянувшееся к провалу нечто. А потом она услышала голоса, как будто чья-то злая рука нарезала и склеила, как попало, куски разговоров.

«Знаешь, я, наверное, уйду…»

«Это место пьет силу, как вампир!»

«Я думал, вы больше не приедете…»

«У меня кое-что есть для тебя».

«Птица! Птица!»

«…А потом я получу тень и стану, как он…»

«…Так нужно. Для тебя».

«…пьет силу».

«Больше, чем ты думаешь…»

И еще один, другой, Голос. Он сказал:

– Иди. Пора.

И она пошла. Шагнула через рваный край и Дверь закрылась.

Вперед и назад, насколько хватало глаз, тянулась живая-неживая пульсирующая пуповина. Под ногами пружинило. Сознание плыло, было трудно дышать.

– Поспеши, – поторопил Голос.

Девушка подалась вперед, чтобы сделать шаг, ее подхватило, закружило и понесло…

Каменная мостовая больно ударила по ногам, нестерпимый жар обжег лицо. Вокруг все горело.

У него был свой мир, очень старый мир, такой же старый, как и он сам. На этом огромном, висящем во вселенской пустоте шаре были только камни, пыль, песок, тонкая нитка ручья и он сам.

В этом месте ручей попадал в низинку и образовывал небольшое неглубокое озерцо с прозрачной, покрытой чешуйками ряби, хотя ветра не было и в помине, водой. Он присел, скрестив босые ноги и положив посох – простую неошкуренную палку – на колени. Рука привычно нашарила плоский камешек, из тех, что в изобилии лежали вокруг озерца, и бросила в воду. Рябь тут же исчезла, и вместо нее побежали, расходясь, круги. Вода у берега заплескалась, щекоча загрубевшие стариковские пятки, лизнула обтрепанный подол длинной рубахи. Рука потянулась за следующим камнем, хотела было отправить его вслед за первым, но, нащупав что-то необычное, поднесла находку к глазам. Камень и впрямь был редкий, медово-желтый, полупрозрачный, с застывшим внутри пузырьком воздуха и небольшой вмятиной как от пальца, с одной стороны. Повертев занятный голыш, старик улыбнулся одними глазами и бросил его в озерцо. Камень гулко ударился о воду, брызги коснулись рук и лица, тут же осыпавшись невесомой пылью. Когда-нибудь выемка заполнится камнями вровень с берегами, и маленькое озерцо перестанет существовать.

Медленно, опираясь на посох, старик поднялся и, не торопясь, пошел дальше. Обернулся: потревоженная камнем вода все еще лизала россыпь камней по берегам, а откатываясь, оставляла на них легкий пыльный налет.

Когда-нибудь…

3

Прямо на девушку с искаженными от страха лицами, держа друг друга за руки, неслись какие-то люди… женщина, девочка подросток, мальчишка и еще одна девочка. За их спинами вспухал огненный смерч. Одно мгновение и… Милена не поняла, как это произошло, но… женщина и дети промчались сквозь нее, словно ее и не было! Как же… Как же так!?

Что-то с диким воем врезалось в мостовую совсем рядом, полыхнуло… Порыв горячего воздуха швырнул волосы в лицо, обжег затылок. Она обернулась – девочка, отпустив руку брата, споткнулась и упала, в расширенных до предела зрачках пополам с огненными отблесками плескался страх. Новая волна страха, слившаяся в многоголосый крик, на мгновение, заглушила рев пламени, поднимавшегося к темному небу почти сплошной стеной. Где-то над головой пронеслась стремительная крылатая тень, горячий, наполненный гарью воздух, снова взвыл… прямо над головой… Душераздирающе, обреченно закричала женщина, бросилась к упавшей девочке. Милена успела первой. Упав на колени, плохо соображая, что делает, закрыла ребенка собой.

– Купол, – обыденно бросил Голос.

И девушка послушно и легко, как будто только этим всю жизнь и занималась, вытолкнула из себя сверкающий золотой шар, который тут же растекся над ней, образовав призрачную полусферу. А спустя мгновение их накрыл огненный шквал.

Это было больно. Милена чувствовала, как неумолимо быстро тает сила, поддерживающая купол, но вместе с этим… С ней происходило что-то такое… как будто ее тело, разделенное на множество призрачных копий, раз за разом появляется в этом огненном кошмаре, оборачивается, бросается к девочке и закрывает ее собой и сверкающей золотистой сферой… Снова и снова… Милена застонала сквозь зубы.

Купол замерцал и исчез, почти одновременно с опавшим пламенем.

– Тетя, ты кто? Дух? – услышала Милена прежде, чем провалится в благодатную мглу беспамятства.

Но не тут-то было. Ее растормошили и куда-то потащили. Как подобрала свои валяющиеся на мостовой вещи, она не помнила.

Огненная круговерть понемногу сходила на нет. Пламя быстро угасало, и было похоже, что все, что здесь могло гореть, сгорело задолго до случившегося. По прежнему где-то кричали, кто-то плакал, кто-то ругался, посылая проклятия в багрово-черные небеса.

Осознание произошедшего приходило медленно.

В лицо плеснули чем-то теплым. Милена протестующе вскрикнула, но сделать уже ничего не могла.

– Ты… – услышала она взволнованный женский голос. Разглядеть говорившую было невозможно из-за попавшей в глаза явно не слишком чистой жидкости и прилипших к мокруму лицу волос. – Не знаю, откуда ты взялась и как сделала то, что видели мои глаза, но ты спасла моего ребенка, и я…

– Да? – Милена наконец-то убрала волосы и кое-как протерла глаза: темный платок, вьющиеся волосы, копоть на лбу, лихорадочный взгляд, плотный жакет, шерстяная юбка.

– Я… – запнулась женщина. – О-о! Госпожа… Госпожа, прости дуру неграмотную! – Она бухнулась на колени и принялась хватать девушку за одежду с явным намерением…

Милена попятилась, правда сделать это, сидя на на тротуаре под стеной какого-то дома, оказалось не так просто, и рукав куртки получил изрядную долю благодарных поцелуев, предназначавшихся перепачканной, саднящей Милениной руке.

– А где… где я? – запоздало спросила Милена. – Что за место?

– Роккиата, госпожа, – с готовностью отозвалась женщина, изо всех сил стараясь не удивляться вопросу. – Малая торговая площадь… была.

Она бросила взгляд на жмущихся друг к другу детей. И только сейчас заметила, что вокруг полно людей, по одиночке, парами и семьми с детьми и узлами, сидящих на мостовой под стенами и прячущихся между домов и в развалинах. К слову сказать, относительно целые постройки в пределах видимости можно было по пальцам сосчитать.

– А вы из Осаты или из самого Сойла?

Этот вопрос остался без ответа. В голове Милены свился клубок вопросов куда затейливее заданного, но на язык напросился совсем нелепый:

– А почему никто не расходится?

Женщина наградила девушку взглядом из смеси жалости, сочувствия и недоумения, как обычно смотрят на внезапно повредившихся в уме близких родственников, но тем не менее ответила:

– Так вон же, – она ткнула пальцем в светлеющие облака, – крылатый даррский демон. Следит. По одиночке сейчас разве что можно, а ежели кучей повалят, враз спалит. А по-одному – боязно. Нам теперь тут долго сидеть, пока не улетит.

Милена запрокинула голову, силясь разглядеть “демона”. Где-то рядом продолжало гореть и клубы дыма, которые ветер рваными полотнищами волок в сторону площади мешали, заслоняли скользящий под облаками крылатый силуэт, превращая его в размытое пятно.

Женщина тем временем устроилась рядом с детьми: младшая на ногах, двое других – по бокам.

– Мы на Кожевенной жили. А вчера “демоны” налетели … Полквартала сожгли. Наш-то дом не сильно погорел, там и прятались. А сегодня к ночи собрали что поцелее и к сестре моей решили податься в Рыбачье, это поселок рядом с Веринтой…

Милена кивала, глядя перед собой, почти не слушая, что говорит погорелица, поглаживающая жмущихся к ней перепуганными щенятами детей. Ее больше занимало то, что, оказывается, она совсем не рада возвращению, что здесь, похоже, война – смутно вспоминалось, кто такие даррцы, – и что у ее есть все шансы претендовать на место в ближайшем доме для умолишенных, если согласиться с фактом, что слышанный Голос (да, именно так, с большой буквы) был, говорил с ней, советовал.

«Нужно в Сойл… Найти Солара и выбираться. Было. Все это уже было».

Прошлое настоящее вернулось. И тут же перестало быть прошлым.

Нужно было уходить из Роккиаты, но найти здесь, в практически разоренном городе, лошадь было не легче, чем заставить Звезду сиять несколько дней кряду. Поэтому Милене ничего не оставалось, как присоединиться к уходящим прочь из Роккиаты людям. Драный плащ, который ей с трудом удалось раздобыть, прикрыл странный для глаз окружающих наряд и только. В этот раз Милене не повезло с погодой, и холодный зимний ветер, вольготно разгуливая в дырах плаща, пробирал насквозь, заставляя кожу под одеждой синеть и покрываться пупырышками.

Шли с вечера, когда начинало смеркаться, ночью и до раннего утра, в рассветных сумерках, хотя, что считать сумерками для мира, который, за исключением одного дня в году, был окутан огромным бордово-красным облачным одеялом? Девушка вымоталась. Казалось, болит каждая мышца. Особенно ноги, из-за бесконечной ходьбы и не снимаемых уже который день ботинок. Снимешь их, как же! Мигом новый хозяин найдется. Да и холодно. На сумку покушались дважды, презрев страх перед цветом лица Милены. Сначала на нее косились даже с некоторым уважением, обращались почтительно – госпожа – некоторые так вообще кланялись. Потом пообвыкли и перестали обращать внимание. Несколько раз просили «полечить», но девушка отрицательно качала головой. Может быть это, да еще то, что ей несколько раз приходилось выменивать у погорельцев что-нибудь съестное, раздав все свои нехитрые украшения: серебряную цепочку с кулоном-каплей лунного камня и два колечка, тоже серебряных. Первый раз, когда Милена все еще неуверенно и медленно подбирая слова на леантари, обратилась к какой-то женщины с просьбой продать немного еды, ей удивленно протянули кусок хлеба, отказавшись от платы, а во второй – нет. И уважение из глаз исчезло, а за ним и боязнь. В сложившейся ситуации все эти бездомные, замерзшие, грязные и голодные люди с узлами, сумками тележками и без, были в гораздо более выгодном положении, нежели девушка, и, не смотря на все преклонение перед Сойлом, в каждом из них жила неприязнь, основанная на принципе «не такой, как мы». Ее начинали пугать наигранно равнодушные взгляды, которые она время от времени ловила, а после того, как несколько раз пытались ограбить, и вовсе почти перестала спать. Дремала в полглаза.

Несколько раз небеса над головой вспарывали стремительные силуэты «даррских демонов», задевающие мягкое подбрюшье облаков рукотворными крыльями. Как эти «твари» держаться в воздухе – непонятно, но то, что они были именно рукотворными, Милена могла сказать наверняка, опираясь на свое чувство «живое-неживое» и интуицию дитяти технической цивилизации. В этих странных машинах было какое-то неуловимое сродство с ней самой: они тоже казались втянутыми в красный мир Тер чужой волей, но это никак не мешало «демонам наводить на Милену такой же ужас, как и на остальных. Ведь сразу появлялся страх, а потом они.

Выбравшись тогда с площади, девушка ринулась к Белому Дворцу, резиденции королей Леантара, решив, что только там может получить достаточно информации, чтобы разобраться в происходящем. Пошла, несмотря на уверения Даллин, женщины, чью дочь спасла, в том, что королева, лорд Волден и его сестра, дана Корали давно покинули Дворец, и что его светлость в Осате, а королева Лия и двор – в Сор-О, что дана Корали, да воссияет над ней Звезда, командует частью доблестной Первой Объединенной армией, в которой много людей Земли-за-морем, саффских и раакских солдат. И что сам Дворец почти разрушен… Потрясение от увиденного было настолько сильным, что Милене пришлось опереться о стену уцелевшего трехэтажного дома, в котором располагалась Палата Торговой гильдии.

Здесь, над Дворцом прошелся огненный смерч не в пример страшнее виденного девушкой на Малой Торговой, потому как даже камни мостовой растрескались от жара. Левое крыло Дворца было разрушено почти до основания, в уцелевших стенах зияли дыры, белоснежная поверхность королевского мрамора почернела, а местами оплавилась. Великолепный некогда парк исчез. Но правое крыло и центральная часть, где находились бальные залы, кабинеты, залы официальных приемов, а под ними – дворцовая библиотека уцелели. От дальнейших посягательств Дворец надежно укрывал прозрачный жемчужно опалесцирующий купол, сродни тому, каким Милена укрыла от огня себя и ребенка Даллин. Девушка пробовала подойти, пробравшись за ограду через пролом, но в нескольких метрах от купола кожу начинало жечь и колоть, в затылок вворачивался ледяной винт. Потом на нее напал худой до невозможности варл, вернее, попытался напасть. Выскочил из разрушенной привратной будки, оскалив зубы, и едва ли не в ту же секунду униженно припал к земле у самых ног, прерывисто втягивая чутким носом густозамешанный на гари воздух. А потом долго плелся следом, пока не отстал.

Даже здесь, в степи, над пыльной лентой дороги ветер пах гарью. Дым и жухлые, коричнево-бурые травы. И пыль. Сегодня Милене было плевать на «демонов». И вместо того, чтобы устраиваться на дневку в неглубокой балке с мелким ручьем, как остальные, девушка продолжала идти, зло вколачивая каблуки ботинок в утоптанное до каменной твердости полотно дороги. Из добытого в городе плаща, окончательно превратившегося в лохмотья за несколько суток пути, Милена соорудила что-то вроде рюкзака, куда уложила сумку и пакет с бумагами. Бережно хранимый плащ Солара был безжалостно извлечен и наброшен на плечи. Сразу же стало теплее. Укутавшись, она потерлась щекой о мягкий чистый бархат. Ветер тут же исправил его вопиющую чистоту, швырнув в девушку пылью. Может, не стоило надевать… все равно здесь некому удивляться ее странного покроя куртке и брюкам.

Указатель на перекрестке вещал, что прямо по дороге – Коруна, направо будет какой-то Траан, а Осата – налево. До Траана было ближе всего. Девушка задумалась. Воды не было. Еды тоже. Пожав плечами, Милена решительно свернула налево.

Она медленно брела по краю дороги, переставляя ноги, как автомат. Прошло несколько часов, развилка осталась далеко позади, силы, впрочем, тоже. В ушах по сверчку, в голове пусто и гулко, как в пустой металлической бочке. Оступилась. Скатилась по невысокому пологому откосу, поросшему грубыми колкими стеблями пыльника, и оказалась на островке густой стелющейся травы с круглыми красно-бурыми мясистыми листьями. Приподнялась.

«Ты устала, – сказал Голос. – Отдохни».

Руки дрогнули, подогнулись, Милия упала лицом в красно-бурый ковер, ткнулась носом в покрытые мелкими ворсинками листья. Аромат был таким сильным, что голова пошла кругом.

– Мята… – шепнула, или подумала девушка. – Мята…

«Менх, невежественные девчонки…» – ворвался в голову напыщенный сиплый голос старого лекаря, голос из прошлой… позапрошлой жизни.

Хотелось открыть глаза, но сил не было. Милия взяла губами щекочущий лист, надкусила – прохладная вязкая горечь обожгла язык и нёбо.

«Ты устала, – сказал Голос. – Спи».

И она уснула…

Проснулась рывком, села, торопливо проверила свои немногочисленные вещи – все было на месте. Выдохнула. С новой силой накатила жажда. Пришлось подняться и снова идти.

Невнятный, постепенно нарастающий звук заставил обернуться. По дороге со стороны развилки стремительно приближаясь, катилось облако пыли. Всадник.

Первым порывом было убраться подальше, вот только организм, пребывая в состоянии протеста вообще, остался стоять в пол-оборота к несущемуся конному смерчу. Несколько минут, и девушка оказалась в густом облаке пыли с запахом конского пота и кожи. Чихая и тщетно пытаясь избавиться от попавшего в нос и щедро припорошившего лицо песка, Милена краешком слезящегося глаза обнаружила, что всадник резко осадил лошадь – кротта – в нескольких метрах от нее и возвращается. Соскочив с седла на ходу, он с диким воплем ринулся к девушке, сгреб ее в охапку и закружил, гоняя не успевшую осесть пыль!

«…?! …?!!»

Кротт явно неодобрительно косился на творящееся у него под носом безобразие, пыхтел, выдувая из ноздрей невесомые облачка пара, и нетерпеливо переступал копытами.

Хватка у мужчины оказалась железная, поэтому, осознав всю тщетность попыток освободиться, Милена, радуясь своему крепкому вестибулярному аппарату, терпеливо ждала, когда этот ненормальный прекратит изображать карусель.

– Соноран! – наконец остановившись, выдохнул он, не разжимая рук. – Соноран! Это же чистое безумие! Ты – здесь! На этой дороге, в это проклятое Небесами время… Ты… одна! Сумасшедшая. Откуда ты взялась?

– Из Роккиаты, – изумленно ответила Милена, тихо шалея от радости, потому что голос незнакомца в темном шерстяном плаще был голосом Шеама.

И лицо, небритое, осунувшееся, тоже было его. В этом девушка убедилась, высвободившись из чересчур крепких объятий и отступив на шаг. Щека все еще хранила холодок плотного кожаного нагрудника, способного защитить от случайной стрелы, а губы беспрестанно разъезжались, являя миру вселенскую радость. Впрочем, девушка была не одинока в своих чувствах – точно такая же улыбка красовалась на лице Шеама.

– Духи-покровители! – вдруг спохватился Шеам. – Мне к утру нужно быть в Осате. Везу донесение из Северной части Первой Объединенной лично его светлости лорду Волдену дан Глиссе.

– Ты курьер?

– А куда еще было податься? Армия не по мне, а это в самый раз. И платят не в пример лучше. А ты… – Странный взгляд. В нем было несколько слоев как на провозимой контрабандой картине известного художника с написанным поверх шедевра натюрмортом, а по натюрморту – холодный пейзаж: сумерки, скалы, запустение. – Ты другая.

– И ты изменился.

– Зачем тебе в Осату?

– К лорду на поклон, – Милена улыбнулась. Вышло невесело.

– Он так и не женился.

– Полагаешь, это должно что-то значить для меня?

И тут он смутился. Отвел глаза и покраснел, как мальчишка. Затем сгреб Милену в охапку, водрузил на кротта и сам вскочил в седло. Конь недовольно всхрапнул, ему совсем не улыбалось везти на себе дополнительный груз. Но тут Шеам вонзил каблуки в черные лошадиные бока, и горизонт метнулся навстречу со скоростью ветра. Ветра с запахом пыли и жухлой травы.

* * *

Рано. Он еще не готов.

Именно.

Он носит в себе зерно хаоса.

Он – человек.

Пока.

Вопреки.

Ты дерзишь.

Поэтому я все еще здесь.

Безумец.

Я тот, кто я есть, не больше, но и не меньше. Как ты. Как он.

Он – плод раздора.

Он – Мастер Связующий.

4

Знак «дайво», похожий на вывернутый на изнанку «дар», нелепо смотрелся на черном шелке рубашки странного для непосвященных в существование Всезнающего³⁵ покроя – белое на черном – привлекал ненужное внимание. Восемь учеников школы ІІІ ступени продирались сквозь хитросплетения трактата ушедшего Мастера Света Сарона «Основы и истоки сил». Восемь учеников… Взгляд скользил по склоненным головам и неизменно, хоть на долю мгновения, останавливался на одной: черные пружинки волос вперемешку с огненно-рыжими, стянутые на затылке в «хвост» желтой лентой – девушка, прошедшая первое Посвящение… Немыслимо, неслыханно за всю историю Сойла здесь, на Тер. Солар специально и лично исследовал закрома Архивариуса и, убедившись, вопросительно заломил бровь на аудиенции у Всезнающего. А тот – помолодевший на десяток лет Мастер Трансформы Зейт, избранник судьбы и раб Сферы, – лишь улыбался в ответ и щурил свои меняющие цвет глаза.

Время перемен… Не удивительно, что она избрала того, кто как нельзя лучше был способен изменяться. И если Солт, Мастер Снов (или Иллюзий – кому как нравится), так же не понаслышке знакомый с переменами, менял внешнее, то Зейт – то, что внутри. И изменения не заставили себя ждать. Взять хотя бы самого Солара. Он получил степень Мастера после двух лет в степени Хранителя Знаний в тот самый год, когда Ушел Всезнающий, Варнор, его отец.

Мастер! Каков Хранитель, таков и Мастер, – теория и голое чутье с минимальным опытом. Хотел в пику отцу стать Мастером Иллюзий, был лучшим, что скрывать, учеником Мастера Света Сарона, Ушедшего, и последним учеником Мастера Координатора Калона, Ушедшего. Преемник обоих, неудавшийся Мастер Разума, книжный самоучка… и вот итог – белое на черном – «дайво», слияние. Мастер Связующий… воплощенный бред. Черные одежды Всезнающего и белый плащ Мастера. Сфера откликается и ему, и Зейту (где это видано!) причем иногда более охотно ему, чем Зейту. Опять же – бред. Время перемен… Такое же бельмо на глазах всего Сойла, как эта девочка, приемная дочь Техника, прошедшая Посвящение, да еще тенийка на треть, в Старшей школе.

Тирéн Май Ховир, пятнадцать, всего пятнадцать. Рыжее с черным вперемешку… Природа – та еще мастерица выделывать коленца. Каких-то пара лет и из ребенка, которому, навскидку, не больше одиннадцати, выросла такая…

Девушка вопросительно глянула на Наставника, и Солар отвел взгляд. Она помнит тот День Звезды, когда он едва не потерял…

Опять посмотрела, поерзала, решаясь, и…

– Вы недовольны мной, Наставник?

– С чего вы взяли, Тирен?

– Вы все время наблюдаете за мной.

По классу побежал едва слышный шепоток и даже пара сдавленных смешков, совершенно точно определившие характер этого повышенного интереса в глазах учеников.

«Еще чего не хватало!»

– Я бы не хотел обсуждать это сейчас.

Немного льда в голосе и во взгляде и восемь голов вновь послушно уткнулись в трактат. Однако их нереализовавшееся «хи-хи» висело под потолком, раздражая Солара больше, чем он сам себе признавался.

Тирен помнит тот день и знает, что он тоже помнит… Золотой свет, тающий в его лучах Туман, Сойл-гора с двурогой короной луны и груда алого как кровь бархата в пыли на дороге. И худенькая девочка, протягивающая плащ Хранителя его хозяину, ему, Солару, едва не погубившему ту, что стала ему дороже жизни.

Два с лишним года здесь, четыре – там. Это долго. Значит, Милия не смогла, а может, не захотела.

Накатило внезапно, мир перед глазами кувыркнулся, сердце обожгло и сдавило. Мучительно заныло запястье, словно перетянутое тонкой раскаленной нитью… Кайл пошатнулся, жестом остановил двух вскочивших из-за столов учеников и вышел в коридор.

Прохлада каменной стены, к которой Кайл прижался лицом, и горячие тиски «связующей нити». Он сам неосознанно создал ее в тот День Звезды, о котором ему ежедневно, сама того не желая, напоминает Тирен. Комком подкатила тошнота – заворочался внутри ядовитый гад, плевок Тумана, зерно, как назвал это неизвестно куда сгинувший Сарк. Заворочался… Долго ждал… Два года с лишим…

«Духи-создатели…»

– Кайл… Мастер Солар… – Кто-то тряс его за плечо, Кайл разлепил глаза, чуть повернул голову и посмотрел на… Солта, Мастера Снов.

– Что?.. Что вы здесь…

– Так… мимо проходил. Помощь нужна? Что-то случилось?

– Да, случилось, – ответил Солар, чувствуя, что улыбается. – Случилось. А вы ничего… странного не заметили, Мастер Солт?

– Кроме вашего поведения, Мастер Связующий, ничего, – ответил тот, тоже улыбнулся и подумал, что близкое общение с этим ненормальным Зейтом, Творящий свидетель, плохо влияет на парня.

Время перемен… Его время.

Всезнающий сидел, вернее, полулежал в своем кресле перед столом, залитым мертвенно белым светом, источаемым Сферой. Проклятая машина была не в духе, чего нельзя было сказать о Зейте. По лицу Всезнающего блуждала улыбка – кое-кто вмешался и начал действовать. Кое-кто тоже не любит постоянства. Кое-ко бросил первый камень на мельничное колесо, и оно медленно-медленно двинулось с места…

Первый камень – необычное Посвящение.

…и начало вращение. Сегодня первый круг завершен. И брошен второй камень. Можно было и не бросать – колесо-то уже вращается, загребает широкими лопостями застоявшуюся мутную воду, ил виснет на ободах зелеными бородами, мешает, но кто-то дергает за ремни и колесо набирает обороты. Можно было и не бросать, но он тоже был нужен, этот камень, как еще один кусочек мозаики, часть…

Второй камень – гость к обеду.

…нового полотна. Знать бы, кто держит челнок, а кто – всего лишь цветные нити, ложащиеся в узор под умелыми пальцами, кто дергает за ремни, а кто – бросает камни? А кто колесо – он, пожалуй, знает. Жаль только, делается все как-то мимо него, а осведомленность лишь подогревает нездоровый интерес. Ничего, у нас в руках достаточно камней, а когда бросать и куда, это уже другой разговор.

Перекусить что ли?.. Кто?.. Ну, конечно!

Дверь открылась, и уединение было бесцеремонно нарушено.

– Ты стал совершенно предсказуем.

– Это плохо?

Всезнающий поморщился и принял подобающую статусу позу. Кайл не впечатлился.

– Это неверный вопрос.

– Оставьте, что за игры!?

– Игры? Я еще и не начинал.

– Вы смеетесь, – констатировал Солар и уселся напротив Зейта так, что их разделял стол и мертвенно-бледное око Сферы.

– Знаете, – снова констатировал Кайл и не стал скрывать разочарования.

– Ты удручен?

– Это неверный вопрос.

– Будешь просить?

– Да.

– Нет.

– Как знаете, – Кайл поднялся и направился к выходу из зала.

Всезнающий подался вперед. За серыми, прозрачно-серыми кристаллами глаз зашевелилось любопытство. Впрочем, любопытно было не только Зейту. Сфера неожиданно запульсировала и потянула к Солару белесый отросток. Кайл отмахнулся, но Сфера, против обыкновения, настояла и одним рывком буквально выдрала призрачного двойника из тела Мастера Связующего, оставив его самого на мозаичном полу, скорчившегося от острой смеси наслаждения и боли.

– Все-таки это отвратительно выглядит со стороны, – услышал Кайл, когда пришел в себя. Открывать глаза он не спешил, подниматься, впрочем, тоже —каменный пол приятно холодил ноющий затылок, а под закрытыми веками все еще жили остатки видения: пыльная дорога, развилка с указателем и путник… путница…

– И что было? – снова подал голос Зейт.

Кайл поднялся.

– Сами смотрите. – И вышел.

– Вот же м.. Мастер, – пробурчал Зейт вслед и предвкушающе ухмыльнулся.

Время перемен…

Он не смог. Собрался и даже вышел из горы, чтобы пространственный прыжок было сложнее отследить, создал арку портала, пару минут смотрел в жемчужно- опалесцирующее ничто, затем схлопнул проход.

Стоял и смотрел на город.

Было ветрено. Пыль носилась по дороге и очертания домов казались зыбкими. Туман выпустил тонкий отросток, обвился им вокруг щиколотки Солара, отпустил, расползся по земле полупрозрачным дымчато-розовым кольцом с Кайлом в центре. Солар дернул плечом, сбрасывая ощущение присутствия, и обернулся. Со стороны горы кто-то шел. Через Туман. Хотя уже несколько месяцев, как работал стационарный портал до города.

– Мастер Солар!

«!?»

– Тирен, у вашей группы сейчас урок…

– Да, Мастер, – глаза-вишни в упор и улыбка, пока еще не коснулась губ, но уже вот-вот… – у вас. Мастера Солта куда-то вызвали, и он велел вас найти.

– И даже сказал, где?

Девушка неопределенно пожала плечами, но Солар снова смотрел на Иллай. Это было привычнее, чем неприкрытое любопытство Тирен.

– Что там по плану?

– Задачи на овеществление с построением модели. – Не надо было видеть лицо юной Посвященной, чтобы представить, как ее перекосило. Эту часть курса, который вел Мастер Снов, традиционно не переносило не одно поколение учеников.

– Считайте, что у вас час самостоятельной работы. Вернусь к завершению занятия и проверю. За старшего… вы, Тирен.

– За что!?

– За излишнюю самоуверенность, – Кайл кивнул на туман и несколькими пассами вызвал рамку портала. – В класс.

Девушка поджала губы и ушла. Портал схлопнулся, а Солар зашагал к городу. Лучше уж прогуляться, чем задачи на овеществление.

До города он так и не дошел, свернул в сторону, к разноцветным квадратам поля, засаженного лекарственными травами. Сел на обочине. Потянулся и сорвал небольшой бархатистый лист, растер пальцами – свежий прохладный запах коснулся ноздрей. Эхом-судорогой отозвалась утихшая было связь, сердце замерло и… рвануло по проторенному связью пути.

– Ты в курсе, что…

– Да, да, у тебя ученики. – Зейт поерзал в кресле, будто его гнус кусал за то самое место, которым сидят. – Зря за Соларом послал, не до уроков ему.

– Он, что, опять? Как тогда? – Солт даже не удивился.

– Нет. Но пытался.

А вот теперь – удивился. Зная импульсивность Кайла. Только вот почему?..

– Время и сомнения, – ответил Всезнающий на невысказанный вопрос Мастера.

– Что изучаешь? – мастер Снов только сейчас обратил внимание, что на столе перед Зейтом полно бумаг и плотных полупрозрачных спектрограмм.

– Техники ходили вниз.

– Опять!? Ты… Это просто…

– На это раз – удачно.

– …невероятно, – выдохнул Солт. – Сколько?

– Четверо. Вернулись все и без последствий. Удалось забрать часть архива и оставшиеся кристаллы.

– Как?

– Мастер Техник Ховир. Нейтрализатор поля, мыслещит, экран из псевдоматерии.

У Солта к горлу ком подкатил, когда он представил, как все это можно заставить взаимодействовать…

– Не пытайся. Его сила иного порядка. Ты влияешь на живое, он на рукотворное. А то, что он понимает, как это объединить… так ведь и ты можешь создать иллюзию и знаешь, как строить арку перехода. Кстати, о порталах. Там мои Архивариусы нарыли кое-что в принесенном. Кристаллы в одной из лабораторий Ховира, и Мастер Тверди с парой Техников над ними колдуют. Нужен Солар…

– Всем нужен Солар, – буркнул Солт…

«Наседка!»

«Старый сыч!»

…и потер переносицу. В последнее время мыслеречь давалась сложнее, словно приходилось пробиваться через несколько слоев ваты.

– Хранителя Кеома пусть возьмут, он, помнится, тоже Калону пороги оббивал, хотел к Координатору в личные ученики.

– Тоже?

– Кайла приятель, такая же за… – Солт неопределенно дернул головой, – заноза.

Зейт развалился на кресле, довольный, и вдруг заледенел лицом. Сфера полыхнула золотом и потухла, погружая зал в гнетущий полумрак. Под колпаком в графитово-жемчужной мгле разматывалась спиралью тонкая сверкающая нить, алый перетекал в золотой и льдисто-серебряный. С каждым витком нить становилась тоньше и ярче, пока не обожгла глаза нестерпимым светом.

Солт отпрянул от стола и успел прикрыть веки. Не видел…

Глаза твои опять…

…слышал, как сквозь толщу воды пробивается искаженный звук, похожий на грохот камней, скрежет и низкий утробный вой.

…смотрят не туда.

Ошибаешься.

Не Я… Заигрался.

Не смей, этот мир…

Все еще мой.

…Звон в ушах постепенно стихал. Зейт хихикал, вытирая катящиеся из безумно поблескивающих глаз слезы. Сейчас он как никогда походил на умалишенного, и Солт мысленно одернул себя за желание рвануть за одним из Мастеров Врачевания.

– Что за… – начал было Мастер Снов, но Зейт жестом его прервал.

Безумец исчез. Остался Всезнающий, Мастер Трансформы, а он нутром чуял изменения.

– Солар разделил сознание.

Мар Кардий Солт, Мастер Снов, замер, вспомнил, как дышать. День потрясений… Давно не случалось. Последний был как раз, когда девица Альдо вошла в привратный зал – дикий взгляд, глаза в пол-лица, мерцающая на границе реальности полуразвернутая трансформа со знакомым до мелочей следом силы —Зейт, тогда еще просто Мастер, делился слепком памяти. А разделенное сознание предполагало наличие устойчивой ментальной связи – так вот и основа. Да и предрасположенность у Кайла слишком явная. Один тот их поход на нижние ярусы чего стоил. Парень едва живым выбрался, тоже сознание раздробил, иначе не вырваться было, теперь то ясно. Так ведь не учил никто! Строжайший запрет под угрозой досрочного Ухода. Слишком опасно. А Солар всегда чутьем работал. Весь в отца… Видимо поэтому Зейт и не стал в свое время учить его Трансформе, понял, что само придет.

Интересно, что подняли из хранилищ на нижних уровнях, кроме Кристаллов, что им так понадобился Кайл? Да, ученик и преемник Координатора, формально, но сколько тех уроков было до Ухода Калона. Любой Хранитель по книгам диагностику проведет. Что же они нашли? Дневники Альдо? Хотя это уже из разряда ученических баек.

– Уходи, нужно подумать. Все не так… Не тот путь… – голос Всезнающего звучал глухо и безжизненно.

– Что?

– Иди.

5

Раздражение проснулось с ним на одной подушке ближе к полудню, игриво потянулось и пощекотало лорда под небритым подбородком. Хвала Небесам, хоть выспаться удалось, и это было хорошо, значит, не случилось за остаток ночи и утро ничего, что потребовало бы его личного вмешательства, иначе Первый советник наплевал бы на все и явился бы прямо в спальню с печатью мировой скорби на лице. Захотелось встать и устроить разнос… хоть кому-нибудь, но дан Глисса продолжал лежать. Наслаждаться тишиной и покоем не получалось – мешало раздражение.

Что-то изменилось.

Он не сказал бы сходу, что именно, но – изменилось. Раздражение шмыгнуло за полог. Кто-то поскребся в дверь спальни, затем раздались осторожные шаги и покашливание.

– Доброго утра, Первый советник, – отозвался дан Глисса.

– Доброго дня, мой лорд. Я не разбудил вас?

– Именами четырех стихий, заклинаю, изыди, демон ночи…³⁶ Увы, Кодвилл, сегодня не твой день.

– Я зашел узнать, будете ли вы к завтраку?

– А кто сегодня к завтраку? – лорд встал и прошлепал босыми ногами к креслу на спинке которого развалился халат.

– Никого, мой лорд. Разве что вы сами кого-то пригласите.

– Что-то изменилось, – пробормотал дан Глисса и добавил: – А что курьер от сестрицы?

– Должен быть сегодня ближе к полудню.

– Вот незадача, а как удобно было с мыслесферами… Из пленного колдуна что-нибудь вытянули?

Кодвилл покачал головой, старательно напуская на себя виноватый вид.

– Как же они это делают? А, Кодвилл?

– Что именно, мой лорд?

– Глушат связь по мыслесфере, болван, что же еще?! Не помешал бы кто-нибудь из Сойла, этой их школы Разума…

– Будь я Мастером Сарком…

– Говорю же, изыди, демон, я еще не ел. Протокол допросов готов?

– Да, мой лорд. И список примененных пыток. Принести? К десерту.

– Кодвилл, ты – шутишь?

– Вы заметили, мой лорд?

– Изыди…

Кодвилл поклонился, пряча улыбку, и вышел. Все-таки выспавшийся лорд Волден намного лучше, чем он же не выспавшийся.

Разглядывая себя, завернутого в пестрый саффский шелк, лорд с трудом подавлял отвращение. То, что он видел в зеркале… Вот уж точно – «что». И дело было вовсе не в щетине на помятом лице с припухшими со сна глазами и не в запавших, очертивших скулы щеках…

«Бороду отпустить?..»

…не в вялых, уставших от дежурных улыбок губах и не в прорезавших лоб ранних морщинах и сведенных, словно от постоянной головной боли, бровях. Впрочем, боль была.

– Ванну и одеться, – привычно бросил дан Глисса, не отводя глаз от своего отражения.

За спиной едва слышно зашевелились безликие слуги. Все нужно было сделать тихо и быстро – его светлость бывал особенно раздражителен по утрам.

Завтракали в малом зале. Менее обильно и разнообразно по причине военного времени, но все равно… Он сидел один за высоким столом, упиваясь одиночеством и отвращением к самому себе. Ел, но не чувствовал вкуса пищи. Вкус был только у густого красного ликерного вина, горьковатый, терпкий, кровь и дым. Стоящее за спиной раздражение так и не рискнуло подойти и сесть рядом, переминалось с ноги на ногу, сопело и шуршало.

Кодвилл был за нижним столом, почти у самого входа в обеденный зал – место для не знатных или не слишком приятных придворных. Ел вяло, словно исполнял не очень приятную, но обязательную повинность. Чего-то ждал? Нет? Да?

«Он чувствует, чувствует, старый дафф, – что-то изменилось».

В дверях возникла суматоха. Кодвилл резво, будто лет двадцать сбросил, вскочил из-за стола, и лорд напрягся, вытаскивая сознание из дурманного плена. Курьер.

«Как раз к десерту».

Подошел, поклонился. Глаза дерзкие, смотрят с презрением и… жалостью?

«Сам знаю, что пьян».

– Говори.

– От даны Корали Фиа Волден. Первая Объединенная оставила Коруну и отступила к границам провинции Осата.

Дан Глисса чуть качнулся вперед, намереваясь встать. Передумал, взял протянутый курьером плотный, сложенный в несколько раз розоватый лист, сорвал печать. Мелкий витиеватый почерк сестры не давался.

– Кодвилл.

Первый советник, потеснив топтавшееся за спиной раздражение, возник рядом.

– В кабинет и врача… нет, никого не надо… Что это? – не сообразил лорд, механически принимая от советника стопку листов в палец толщиной.

– Протоколы допросов каффского колдуна.

– Как всегда вовремя, – криво улыбнулся дан Глисса и поморщился. – Хотя… Зови своего эскулапа с его жутким варевом. Курьер… Накормить… в общем, сам знаешь.

Встал, чуть пошатнувшись, опираясь на протянутую Кодвиллом руку, неуверенно шагнул, но через пару шагов походка выровнялась – ожидание чего-то надежно поддерживало за локоть. Раздражение, недовольно пыхтя, плелось следом на некотором отдалении. Дан Глисса покосился через плечо: раздражение фыркнуло и окончательно отстало.

Теперешний кабинет был жалким подобием кабинета прежнего, того что остался в ныне полуразрушенном Белом Дворце в Роккиате. Блажь, но лорд велел забрать коллекцию оружия и свой портрет с торчащим в нем даррийским кинжалом. Что касается последнего, Альд не сомневался, – добрая половина слуг уверенно вертела пальцем над головой, судача о странностях «сиятельства». Не исключено, что не только слуг.

Во рту дотлевал отвратительный гнилостный вкус «отрезвляющего зелья», такой же неотъемлемый сейчас, как и горько-терпкий вкус ликерного вина. Кровь и дым.

Рука потянулась к воротнику камзола – ослабить. Одиночество душило почище шелковой удавки. И скука. Пухово-мягкое отупение. Был Сарк, и была Милия. Был… была… Стало некого бояться и ненавидеть (кафы не в счет, это другое), и стало некого любить. Стало не к чему стремиться (кафы, опять же, не в счет). Уже четвертый год, как Лия – законная королева Леантара, и это именно он, не без поддержки Корали и Кодвилла, убедил Совет в необходимости досрочной коронации принцессы по причине военного положения в стране. Трон был ни к чему, но он по-прежнему на нем. Не единолично, но все же… Лия с частью двора в Сор-О. Корали, как и положено главнокомандующему, с основной частью армии под Коруной, а он – связующее звено, буферная зона, этакий политический балансир между наступающими варварами и пытающимися отсидеться за широкой спиной Леантара Раакским царством и Ксантом.

Хорошо, фагийцы уже проснулись. Правда только после того, как кафами и их союзниками был захвачен Покиар, столица Саффа, и большая часть территории халифата, с которым у Фагии основательный кусок общей границы. Половина провинции Джаор и практически вся провинция Коруны, кроме Голубого острова³⁷ были отданы проклятым предателям даррийцам, сговорившимся с кафами.

Первая объединенная армия Леантара, в которую влилась часть так кстати явившихся народов Кеамаккайи, Фенса и Венлола³⁸, тоже отступала.

Неоднократные попытки узнать причину, по которой народы трех королевств Земли-за-Морем, бросив свои города, пересекли море Мрака, чтобы отдаться на милость другого государства без малейшей надежды на то, что им хотя бы позволят пристать к берегу, ни к чему не привели. Темнокожие люди мгновенно замолкали, стоило кому-либо из союзников заговорить об этом. Тема была запретной даже в беседах со своими. Их лидеры говорили лишь одно: «Вода – защита, которую не преодолеть». Люди Венлола и Фенса, в основном ремесленники и крестьяне, ушли вглубь страны, заняв часть Пустынного плато вдоль реки Мирра, кеамаккайцы, прирожденные кораблестроители и мореходы, – остались на побережье. Кое-как устроив быт своих женщин и детей, все молодые мужчины присоединились к армии Леантара, чтобы получить возможность жить на этой земле.

Пуговицы воротника все не поддавались, лорд рванул сильнее, и две из них, подпрыгивая, покатились по глянцевым плитам коридора. Альд остановился. Из оказавшегося как раз напротив зеркала в вычурной раме на него глянуло утреннее лицо, с той лишь разницей, что щетина исчезла, пудра и прочее практически скрыла морщины и тени вокруг глаз, осталась только складка между бровей, словно след от удара кинжалом, вялые уголки губ, резкие скулы и затуманенный вином взгляд, в глубине которого, отчаянно скуля, жался жалкий затравленный звереныш. Снова нахлынуло отвращение.

До кабинета дан Глисса так и не дошел. Запыхавшийся лакей, отправленный не иначе Кодвиллом, заискивая, пролепетал, что в Золотом зале его ждет дана Корали («??!») и первый советник ее Величества Сон Кай Камилл с Мастером Слова Киримом. Изумленный, лорд сунул лакею бумаги и велел отнести в кабинет, а сам развернулся и быстро направился обратно по коридору, лихорадочно соображая, каким невероятным образом Корали оказалась здесь едва ли не одновременно с курьером, и то ли это, чего он ждал, или нет?

Золота в зале было все же чересчур много: расписной потолок, люстры, рамы, чаши коэнов, инкрустация панелей, занавеси и драпировки. Все это отвратительно ярко сверкало. Корали, сидящая на одном из двух малых тронов, стоящих чуть ниже по обеим сторонам от главного, разительно выделялась на фоне убранства зала. Ее одежда, вызывающе простая и не слишком опрятная, даже не была женской, а небрежно заплетенные в косу волосы растрепались. У подножия трона валялся брошенный кожаный нагрудник. Альду на мгновение привиделось, как сестра снимает сапоги и разваливается на троне, закинув ноги на подлокотник. Лорд усмехнулся. Смотреть на главнокомандующего, больше похожего на обычную наемницу, было приятно, хотя бы потому, что на ней ничего не блестело. Вот, разве что, глаза.

– Ты отвратителен, – сказала Корали, а оба сойлийца согнулись в положеном по этикету поклоне.

– Не более, чем всегда, – ответил ей Альд, одновременно склоняя голову в ответ на приветствия Камилла и Кирима. – Как ты так быстро?

– Случай помог. Камилл был у меня и не успел выехать обратно

Дан Глисса посмотрел на Сона. Тот был бледнее обычного, под глазами серые тени. Мастер Пути, бывший шпион, бывший наставник, а теперь Первый советник королевы, в последнее время все чаще мотался из Сор-О в лагерь Корали. Путешествие явно далось ему нелегко. Это не себя одного вести тонкими путями.

– Все так плохо?

– Их больше. Кафы, даррийцы… они всегда жили войной. Коруну мы потеряли, но скалы в долине Туманов их задержат. По крайней мере, конные отряды. Для дарконов³⁹ это не преграда.

– Что планируешь делать?

– Мыться, есть, отдыхать.

– Я про…

– Мыться, есть, отдыхать, – повторила Корали. – Нашим воинам это тоже нужно. Нужнее, чем мне. У них есть неделя передышки. А меня до завтрашнего утра ни для кого нет. И… прекрати уже пить.

Последнее она сказала вполголоса, задержавшись напротив дан Глиссы на мгновение. Ее сведенные брови и поджатые губы напомнили Альду мать. С возрастом Корали становилась все больше на нее похожей. Те же морщинки, те же желчные интонации в голосе.

Камилл тоже ушел. Мастер Слова остался.

Лорд сел на малый трон, другой, по левую сторону от большого – королевское кресло принадлежало Лие, хотя племянница в нем так ни разу не сидела – и махнул Кириму рукой.

– Вы хотели поговорить, Мастер? Это по поводу мыслесфер? Вам удалось разобраться?

– Да, ваша светлость. Смею надеяться, что эффект будет постоянным. Но дело не в мыслесферах. Курьер кроме послания доставил кое-что еще… кое-кого. Сказал, что нашел на дороге. Девушка назвалась Милией Альдо.

Грудь мгновенно обожгло и отпустило. Голова стала ясной. Надежда… Или просто зелье наконец подействовало. С каждым разом эффект становится все слабее. И от того и от другого. Сколько их было за эти годы, таких девиц, не счесть. Сначала бежал сам, потом отправлял Кодвилла смотреть, потом раздражался, велел гнать в три шеи. Потом все вдруг прекратилось. Последний подобный визит был больше года назад. Альд сжал подлокотники и прикрыл глаза. Все-таки этот зал ужасен. Нужно в кабинет. Там Кодвилл и гора бумаги: протоколы, приказы, сметы, отчеты… Просто знаки и цифры и никаких девиц. А эту…

– В камеру. Позже разберусь. Хотя… Кто был в приемном, когда прибыл курьер?

– Двое караульных, я и старший секретарь дан Кено. Но он сразу вышел, чтобы проводить курьера. Я остался с девушкой.

– Как близко ты видел ее?

– Как вас.

Дан Глисса медленно смерил взглядом несколько шагов гладкого бежевого пола. Туда и обратно. За спиной шевельнулось раздражение.

– При ней было это, – и Мастер Кирим, сунув руку в скрытый в складках мантии карман, протянул лорду браслет с рубинами.

Грудь обожгло и отпустило. Голова стала ясной. Надежда…

6

Кирим ее узнал. Еще до того, как она назвалась и протянула браслет с гравировкой в подтверждение.

– Это не для меня, – мрачно сказал Мастер Слова и, велев ждать, ушел.

Шеам и секретарь ушли еще раньше. Затем секретарь вернулся. Один. Сел за свой необъятный стол и принялся деловито шуршать бумагами и скрипеть пером, входили и выходили люди, охрана бдила у выхода во двор и двери внутрь дворца. Милия сидела на обитой потертым бархатом скамье в углу и клевала носом под однообразные звуки приемной. Головокружительно скорое прибытие в Осату давало о себе знать. Она замерзла, ныла спина, хотелось есть. Больше часа прошло. Усталость укутывала плотным царапучим покрывалом – не очень удобно, уже все равно. Девушка почти спала, когда…

Дверь распахнулась.

…сияющая спираль обожгла внутреннюю поверхность век. Милия вскочила и…

Бывший лорд-протектор Леантара, наместник Осаты Альд Карем Волден дан Глисса замер – карими с золотым ободком глазами на него смотрело прошлое.

…увидела его сквозь призрачный золотой свет. Это было…

Он шагнул вперед, поймал в объятия, уткнулся носом в пахнущие пылью и менхом волосы, отстранился и заглянул в осунувшееся от усталости лицо.

…так же невероятно, как дождь, летящий вверх, потому что глазами Альда на нее смотрел Анжей. И это руки Солара обнимали ее, разгоняя озноб, и это его дыхание путалось в волосах. Это его лицо так близко, до дрожи, до звона в ушах.

Ты здесь.

– Ты здесь.

Время застыло на удар сердца и… помчалось дальше.

– …ше …ство, …то случилось? – пробился сквозь бесконечное мгновение абсолютной тишины чей-то настойчивый голос. – Вы в порядке?

Дан Глисса выпустил из рук пальцы девушки, обернулся. Свет коэна странным образом отразился в его глазах, сверкнув ало-золотой спиралью и пропал.

– Кодвил, ты как всегда вовремя…

А может и не коэн, вон как Кирим дернулся, будто призрак увидел. Старый советник привычно поклонился, словно признавая оплошность.

Взгляд лорда, как намагниченный, вернулся к девушке. И Милия испугалась. Если бы не коленки, превратившиеся в тряское желе, что, впрочем, успешно скрывал плащ, она бы уже опрометью мчалась прочь. Этого Альда она не знала. Не было больше безвольного подбородка, резче обозначились скулы. В уголках появились морщинки, одна обозначилась между бровей. Этот пугал ее куда больше. А еще было стыдно за свой порыв. Бросилась обнимать… Можно подумать, ее тут ждали…

– Ко мне в кабинет, – велел дан Глисса не отводя глаз.

Мастер Слова сделал было шаг, но лорд чуть качнул головой.

– Не вы, пусть советник отведет, после того, как она приведет себя в порядок.

Спустя полчаса девушка была умыта, в чистой одежде и с целым морем наска в желудке. Немного мутило, но сон позорно сбежал.

Небольшая по меркам дворца комната вмещала письменный стол, пару стульев, шкаф со стеклянными дверцами, небольшой и даже на вид не слишком удобный диван и банкетку, сиротливо приткнувшуюся рядом. Свободным оставалось небольшое пространство между столом и диваном застеленное темно-бордовым ковром, который либо не слишком усердно чистили, либо не слишком бережно обращались.

Милия сидела на диване. Очень ровно. И старалась не смотреть на лорда.

– Очаровательно! – сказала Корали, так быстро юркнув в кабинет, что Альд еще и рта не раскрыл, а она уже устроилась на другом краю дивана, положив ноги на банкетку. – Просто ужас до чего мило!

– Давай без этих твоих балаганных штучек.

– Куда уж мне, твоя светлость. Только ленивый сейчас не говорит о том представлении, что ты устроил в приемном.

Она посмотрела на Милию.

– Дана Альдо. Не думала, что вернетесь. Мне казалось, вы сильнее прочих.

– Не я решила, – девушка произнесла это очень тихо, одними губами, но Корали расслышала и кивнула, будто понимала.

– Кора, прошу, уйди, – в голосе было столько горечи, что очередное язвительное замечание о руинах репутации, так и не было произнесено, а сама женщина молча поднялась и вышла, аккуратно закрыв дверь.

Воцарилась молчание. Милии думалось о посторонних вещах. Вот взять эти их имена. Лорда зовут даном Глисса, по названию его владения, а его сестру просто по имени – дана Корали, хотя они оба Волден. Землей мог владеть только мужчина. У советника Кодвилла не приставки «дан», получается, что он не благородный, а его жена – да. Она дана. И обе их дочери даны. Титул можно передать детям, а мужу нельзя. Но Корали назвала ее даной Альдо, по фамилии рода, а значит, Милия последняя, а последний в роду вне этой иерархии. Так они считают. Но ведь отец все еще жив…

Интересно, Вальмон попытается посмотреть книгу, что она оставила? Милия бы точно попыталась. Скопировала бы пару страниц, показала бы паре знакомых, а те своим, может кто-то попытался бы расшифровать. Или просто можно попросить отца почитать вслух. Его наверняка учили родители, языку и письму, потом он стал постигать то, что живет и существует, проникает и изменяется. Это была фраза из предисловия к книге. Милия прочла ее всю. Половины не поняла, но звучащие на леантари слова странным образом отзывались внутри нее, помогая примириться с той частью себя, которой девушка откровенно страшилась.

Стоило вспомнить, как граница между своим и тем, зазывно истончилась, приглашая. Милия замерла на пороге. Руки привычно сжались. Ногти острыми обломанными краями впились в ладони. Осторожный шаг назад, выдох. Успокоиться, обозначить себя в пространстве: кабинет, неудобный диван, Альд, чужое платье. Волнение отступало. Девушке стало стыдно и за это платье не по размеру, и за кое-как заплетенные волосы, и за эти вот обломанные ногти.

– О чем задумалась?

– Над тем, чей это наряд, – Милия приподняла край подола и тут же отпустила, из-под него выглянули ее сбитые по дорогам Леантара ботинки, и рискнула посмотреть на лорда.

Тот сидел, откинувшись на спинку стула. Его сцепленные в замок руки лежали на столе, костяшки побелели. Девушка поняла, что он тоже сжимает пальцы рук, когда нервничает, только она в кулаки, по-девчоночьи пряча большие пальцы внутрь, а он вот так переплетает вместе. Кажется, еще немного и кости прорвут светлую с розоватым оттенком кожу.

– Кажется, я видел это платье на одной из дочерей Кодвилла. И, судя по… формам, оно принадлежит младшей.

Милия рефлекторно опустила взгляд к… формам. Они определенно не дотягивали до форм хозяйки платья.

Альд… улыбался? Ему захотелось провести рукой по своему лицу, настолько непривычной была эта шальная улыбка. «Или я все еще пьян?» Девушка по-прежнему смотрела настороженно, но страх из ее глаз пропал. И платье это… Цвет ей совсем не шел. Как он перебрался из-за стола на диван? Когда успел взять ее за руки? Пальцы были холодными, а ладони теплыми. Он опустил лицо в эти ладони и замер. От Милии все еще пахло пылью и менхом. Дан Глисса резко выпрямился и, поймал ее изумленный взгляд.

– Там, в приемном. Что произошло? Я помню только, как вошел, и вот уже прижимаю к себе ту, что… – он потер переносицу и ложбинку между напряженно сведенными бровями. – Ты … Это было… унизительно. Оставить меня так.

Он встал, сделал несколько шагов к столу, сцепил пальцы за спиной, повернулся, посмотрел в упор.

– Ты сделала мне больно, Стейл. И, поверь, я шел в приемный не для того, чтобы обнимать тебя там при всех. Что? Там? Произошло? Я не дурак и не слепец. Я видел, как изменился в лице постоянно невозмутимый Мастер Слова, и как отшатнулся советник, поймав мой взгляд. И этот свет. Это было, как… – он снова потер переносицу. – Я не понимаю. Что это такое было?

– Простите, мой лорд, – девушка опустила глаза. – Я не всегда могу контролировать свои способности. Я устала, эта дорога, люди, я… Я была в Роккиате. Это страшно. А потом Шеам… ваш курьер. И вы. Столько всего…

Она даже не врала. Просто сказала не все.

Альд вернулся на диван. Сел напротив. Коснулся ее руки. Достал прятавшуюся под одеждой цепочку, расстегнул, снял висевшее на ней кольцо – ажурный ободок с яркими сверкающими на конце каждого завитка бриллиантами – и надел Милене на палец.

– Ты пришла. Мне этого достаточно.

Встал, вернулся к столу, куда-то там нажал и спустя мгновение явился слуга, поклонился.

– Проводите дану Альдо в мои покои. Скажете распорядителю, что она будет жить там, и пусть приготовят смежную спальню. Вот это, – дан Глисса быстро что-то написал на листе бумаги, – передайте дане Сите, ей все равно заняться нечем, так пусть займется моей леди.

Альд снова надавил на звонок. Еще один слуга, поклон. И еще одна записка. На этот раз без комментариев.

Милия все еще не могла сообразить, что происходит. Дан Глисса шагнул к ней, взял за руку, давая понять, чтобы она встала. Она неловко поднялась. Альд коснулся губами руки рядом с кольцом. Выпрямился.

– Ступайте. Вам нужно отдохнуть. Вечером дана Сита поможет вам подготовиться.

И Милия пошла следом за слугой, так ничего и не поняв. Но она действительно ужасно устала. И нужно поспать. А думать, это потом.

Очевидно, что распорядитель питал к Золотому залу ненормальную привязанность. Дан Глисса сидел на своем малом троне и думал, что надо ему напрямую приказать прекратить устраивать мероприятия именно здесь, есть ведь и другие просторные помещения, не такие помпезные и сверкающие. Сестра в кои-то веки явилась вовремя и была на своем месте. На главном троне лежал венок из илеи, золотистых, похожих на короны цветов. Придворные выстроились по обеим сторонам зала. Советники, Коллегия представителей государств, входящих в военный союз, и другие, наиболее значимые сейчас дворяне и сановники, – ближе к тронам, остальные – как получилось.

Дана Сита молчала, как партизан. Она, как и сказал дан Глисса, помогла собраться, только молчала, для чего. Комнату, в которой устроили Милию, готовили в спешке и в ней все еще чувствовался особый дух нежилого помещения. Но белье на постели сменили и согрели, ванна была полна. Когда после купания, на отрез отказавшись от еды, девушка забралась под одеяло, ей казалось, что никакая сила не поднимет ее с подушки, пока не пройдут сутки. Но такая сила нашлась. Похоже, дане Сите действительно нечем было заняться. Она с таким упоением командовали своим маленьким войском из служанок, что Милия не посмела возражать. Просьбы объяснить, к чему столько шума, игнорировались или перебивались фразами вроде «Не жмут ли туфли?», «Как вам этот цвет?», «А может лучше вот то зеленое?» и «Нет, нет, вот то кремовое с вышивкой!», а так же миллион «прекрасно», «чудно» и «вы прелесть до чего хороши».

Милии не дали возможности как следует рассмотреть результат работы, кроме того, что было мельком замечено в попадающихся по пути в Золотой зал зеркалах. Она знала, что на ней что-то кремовое с вышивкой, туфли не жмут, чудная прическа, в которой диадема, похожая плетением на кольцо, а сама она, да, да, прелесть, до чего хороша.

В зале было полно народу, о,простите, благородных данов и дан. Жена советника, прикрывшись веером, то и дело шептала наставления про осанку и взгляд, а ее дочки наверняка искренне радовались, что это не они сегодня под неусыпным матушкиным надзором. Во всяком случае, пока. На Милию косились и, судя по взглядам, обсуждали, не слишком заботясь, что рассуждения станут известны предмету беседы, но дана Сита жужжала шмелем и даже такой сомнительный источник информации, как слухи, был недоступен.

Обилие света и позолоты мешало как следует рассмотреть возвышение с тронами. Оба сиятельства были там и смотрелись… сиятельно. Альд был в белом камзоле, ему всегда нравились светлые цвета, Корали в темно-сером, почти стального цвета платье с… эполетом? на правом плече. Больше всего этот знак командующего напоминал генеральский эполет. Ей шло и это платье и строгая прическа. Лоб дан Глиссы украшал тонкий венец, на груди, на вычурной цепи сверкал драгоценными камнями знак наместника.

Рядом с троном лорда Милия заметила сойлийцев и Кодвилла. Возле трона даны Корали стояло несколько людей с темной кожей и золотыми волосами, заплетенными в косы. Их однотонная, похожая на форменную, одежда была украшена вышивкой разных цветов, и они открыто носили оружие. Настоящее, а не парадное, как у всех находящихся в зале благородных данов.

Альд поднял руку, и неясный гул голосов в зале стих. Лорд поднялся, и мгновенно отыскав Милию среди присутствующих, направился к ней. Встал напротив, чуть качнул головой, обозначив поклон. Девушка заученно присела в реверансе. Альд протянул руку, и Милия молча вложила в нее свою. Затем дан Глисса повел ее к тронам и, развернувшись к присутствующим громко произнес:

– Вот жена моя, ваша госпожа.

И стало тихо. Ни один вдох не нарушил этой тишины, поэтому Милии казалось, что ее бьющееся в тисках корсета сердце слышно на весь зал. Во рту было сухо, и рука в руке лорда дрожала птицей.

– Слова произнесены, – сказал дан Глисса.

Шурша платьем, со своего места встала Корали. Подошла, остановилась напротив, внимательно посмотрела на Милию и склонила голову, как перед равной. Стала рядом.

– Слова услышаны, – произнесла она, а затем и все, кто был в зале.

И тишина рухнула. По залу словно волна прошла. Придворные, соблюдая ранги, выстроились и по очереди подходили с поздравлениями к наместнику и его… жене? У Милии ком в горле встал, ей казалось, что ее вот-вот стошнит или она упадет в обморок… Лучше в обморок. Закрыть глаза и никого не видеть. Это и правда происходит? С ней?

– И телом, и сердцем, – сказал кто-то напротив. Милия моргнула и поняла, что это Камилл. Он, лукаво улыбаясь, произнес слова на старом языке Сойла. Фраза была умышленно неполной.

«И телом, и сердцем, и разумом, и сутью» – это была венчальная фраза, часть свадебного обряда Сойла, которую Камилл обронил как то в одном из их разговоров в библиотеке Белого дворца. Произнес и перевел, после того, как написал на клочке бумаги, потому что Милия, как всегда, не могла разобрать сочетание символов в Книге Судеб, а Сон, как всегда, был не против помочь.

– И телом, и разумом, – поправила Милия, надеясь, что выговорила правильно. – И только.

Сон кивнул, клюнул носом ее запястье, обозначая поцелуй и отошел.

Когда поток поздравлений иссяк, Милия уже не чувствовала ног, и спина, не успевшая как следует отойти после бешеной скачки с Шеамом, снова разнылась. К трону дан Глиссы успели приставить еще одно не менее помпезное кресло, на которое Альд усадил девушку. Склонился к волосам.

– Торжественная часть позади, моя леди. Теперь можно отдохнуть и насладится представлением.

– Что? – Девушка все еще пыталась осознать реальность происходящего.

– Мне просто любопытно, который из Комитетов, в которые так любят собираться наши прекрасные даны, захочет первым заполучить мое расположение, зазвав вас к себе. – Он снова держал ее за руку. Как будто боялся, что она снова исчезнет. – Хотите чего-нибудь?

– Я… Да. Очень хочу пить.

В ту же минуту ей вручили бокал. Одного оказалось мало. Милия поняла, что это вино только когда второй был пуст наполовину.

– Осторожнее, молодое ксантийское коварно, а я рассчитываю на пару танцев. Моя леди, надеюсь, в своих странствиях, вы не забыли очередность фигур и переходов? – Дан Глисс улыбался, как там, в кабинете, отчаянно. Его темные глаза поблескивали, отражая золотые блики убранства зала, напоминая глаза совсем другие. Сердце дрогнуло.

– Пару танцев. Непременно, мой лорд.

Отвела взгляд и в два глотка допила вино. Она готова танцевать всю ночь, чтобы потом упасть и уснуть, чтобы не… А почему, собственно «не»?

Это Солар выставил ее из мира, как бродячую собаку за дверь, бросил разбираться со всем, что в ней, одну. Если бы не Заров, она сидела бы в соседней палате с отцом под присмотром доктора Вальмона. Да еще посмел явиться так… как явился и обнимать ее чужими руками! Обида сжала сердце. Шевельнулась несмелая мысль, что новонареченная светлость, похоже, наклюкалось. Не удивительно, два бокала залпом. Да и против третьего организм, судя по ощущениям, совсем не возражал. Но тут зазвучала музыка, слуги с подносами попрятались по углам, а народ в зале живенько разбился на пары. Альд подал ей руку, и они стали к остальным.

Кому пришла дивная мысль открыть танцы откровенной и чувственной десидере, так фантастически похожей на земное танго, не движениями – ритмом и эмоциональной окраской? Тогда, во время первого появления на Тер, на уроках, организованных специально для нее, Милия внутренне радовалась трем годам в студии бальных танцев. И пусть группа была любительская, и ходила она туда еще в старших классах и по бабушкиному категоричному требованию, мол, приличная девушка должна уметь танцевать, это позволило по началу хотя бы не краснеть и не чувствовать себя полной неумехой.

Но вот тягучие, как ожидание, первые такты отзвучали, и пары замерли напротив в шаге друг от друга. Пауза и…

Это был танец-прикосновение. Пара должна была касаться друг друга все время, пока звучит музыка. Разорвать прикосновение – испортить танец. Поэтому кисть, плечо, предплечье, поворот, его дыхание на затылке, а рука скользит по талии и обжигает, словно касается голой кожи. Снова поворот, еще, и вверх на вытянутых руках, словно полет. Вниз, руки на плечах, шагнуть в сторону, касаясь партнера самыми кончиками пальцев, и снова навстречу, в объятия, прогнуться. От его ладони по голой спине озноб, и губы так близко. Объятия, два шага, поворот, и снова в стороны. Не отпускай. Пальцы дрожат. Чьи? Неважно, важно, что уже – навстречу и снова вверх, рассыпая свет с распахнутых за спиной прозрачных, как марево в разогретом воздухе, крыльев.

Последний аккорд. Тишина. Выдох.

– Ты сияешь, – прошептал Альд, и невесомо коснулся губами виска. – И все видят, а я хочу смотреть на это один.

А она кивнула. Десидере все еще звучала внутри, и пальцы, подрагивая, касались других весь долгий путь до покоев лорда. Дверь. Пауза и…

Приглушенные коэны, мягкий ковер, нежный запах цветочных гирлянд, украшающих ложе, прохладные простыни, горячие руки, шепот, стон. И снова, как в танце – навстречу. Ближе. Кожа к коже. Губы саднят от горькой нежности, и больно, что нельзя отдать больше. И так сладко. Не разрывай прикосновения…

Коэны погасли перед рассветом. Комната тонула в сумерках и казалась нереальной, как сон. Альд лежал на животе, все еще сжимая руку Милии в своей, и смотрел, почти не моргая. В его волосах запутался лепесток. Еще один на спине. Несколько лежало на подушке.

– На тебе их еще больше, – улыбнулся он, когда девушка потянулась сначала к его лопатке, а затем к волосам и предъявила, как доказательства произошедшего. – Наш распорядитель ужасно романтичная натура. Любит пышные букеты и Золотой зал. Ты ранила его в самое сердце, испортив гирлянду.

– А может это ты?

– Может и я, – улыбнулся глазами.

– Ты сияешь.

– Это твой свет. Я – просто его бледное отражение.

Сердце дрогнуло. Вряд ли Альд понимал, что она услышала в его словах.

7

Через несколько дней дан Глисса уехал вместе с Корали и кучей охраны. Сказал, на несколько дней, и Милия испытала облечение, словно чувства внутри нее, свернутые в тугой узел, распались, и тихо-мирно разошлись по своим местам. Во дворце стало тише, как будто половина народа куда-то делась. Зато Камилл остался.

Он, выслушав о непомерной заботливости даны Ситы не один монолог, сжалился и показал пару мест, куда та не совалась. Не сказать, чтобы это были места для порядочных леди, но там было сухо, относительно тепло, в некоторых, даже чисто. Как в башне Невесты. Узкая лестница винтом в четыре оборота. Круглая комната с огромным окном, двумя старыми креслами, столиком на расхлябанных ножках между ними, и дюжиной свечей в древнем потемневшем канделябре, невероятно тяжелом, в потеках воска. Коэна здесь не было. Камилл предлагал добыть, но Милии нравилось и так, хотя на ковер она согласилась – пол был холодным.

Они никогда заранее не оговаривали ни место, ни время, но Сон всегда находил ее убежище и никогда не забывал бутерброды. Он с маниакальным терпением по крупицам и оговоркам вызнал все, что произошло с момента побега из Роккиаты. Про Солара она молчала, но Камилл, похоже, понял и так, а про то, что было в Тени, он не спрашивал сам.

– Как ты это делаешь? – смеясь, выпытывала она, понимая, что в очередной раз что-то разболтала. – Секретные сойлийские штучки?

– Я Слушающий и Мастер Дорог, находить путь – мой исконный дар! – пафос немного терялся из-за набитого рта, но Сона это не смущало.

– Подожди, но ведь ты, кто-то вроде проводника, – про шпиона она промолчала, хотя на язык так и просилось. – Не понимаю.

– Женщина! Где твои глаза! Я ем!

– Ты здесь все время ешь.

– Там мне некогда, – Камилл со вздохом вернул бутерброд в корзинку на столике и, вытянув свои длинные ноги, развалился в кресле. Кресло поскрипело, приноравливаясь к его новой позе.

– Слушающий, это вроде должности. Есть другие всякие, но тебе это будет скучно. А про разделение на Мастеров… Все очень условно. Вот взять Кирима. Он Мастер Слова. Может все, что касается речи, процессов понимания, обучения. В то же время произнесенное слово, это звук, а звук что?

– Колебания, волны?

– Верно. И он тоже это может. И создавать, и влиять.

– Мастер Трансформы?

– Да ладно! Знакома с Зейтом?! – Камилл приподнялся в кресле и увидел, как Милия дернула плечами, будто между лопатками заломило. – Любые виды изменений. Все, что не касаются сути. Суть неизменна.

– А… Мастер Координатор?

Сойлиец приподнял бровь.

– О! Здесь интереснее. Это как… венок плести. Он чувствует потоки сил внутри мира и вокруг него, знает, как они будут вести себя, если совершить ряд определенных действий, может их направлять. И изменять. Например…

– Открыть врата?

– В основном. Но не только.

– Но… ведь врата, это тоже путь, а в процессе их создания потоки сил изменяются… – Милия замолчала.

– Именно, – Сон полюбовался на ее ошалевшее лицо и потянулся за бутербродом. – Только каждый видит со своей стороны. А названия отражают лишь внешнее проявление сил. Твоя, кстати, сродни моей. Только я прокладываю путь, а ты по нему идешь. И это тоже дар.

– Как ты… Когда ты?…

– Невероятно! Тебя что, не учили слепок силы снимать? Я твой снял еще в тот, прошлый, раз. Свои цвета проще всего разглядеть.

– Смотри сейчас, – девушка подалась вперед.

Камилл насторожился. Сел прямо, моргнул, словно перестраивая глаза в другой режим, и посмотрел Милии куда-то чуть выше переносицы и внутрь. Взгляд поплыл, в зрачках отразилось золото, мигнуло алым и разлилось серебром и перламутром, свернулось в точку зрачка, и тут Камилл взрогнул и дернулся, как будто лицом угодил в паутину, снова моргнул и замер. Открыл рот, что бы что-то сказать, но не сказал. Вскочил.

– Эй! В чем дело? Что не так?

– С чего взяла, что не так?

– Ты тут мечешься!

– Знаешь, все так. Как раньше, но… немного… не так.

– Сон! Объясни.

– Будешь в Сойле, пусть тебя кто из старших посмотрит.

И сбежал.

«Будешь в Сойле…», – мысленно протянула она. Память мгновенно наводнили клочья тумана, абрис горы, золотой свет, пронзающий кисейно-тонкий слой облаков в День Звезды, мрачный гулкий зал, где ее встретил Мастер Трансформы и Солар, куда без него… Зачем она вообще здесь? Как там отец? А если с ним что-то случится? А она опять вот так. Как раньше, но немного не так. Тогда она чувствовала себя гостем, сейчас – что гостем она была там, в Тени. Была в тени…

Милия шагнула к окну и посмотрела через плечо вниз – свет, проникавший в комнату, бросил ей под ноги невнятное блекло-серое пятно.

«…Осталось немного, а потом я получу тень и стану, как он», – голосом отца отозвалось воспоминание. И следом голосом Солара: «Это другое. Это – тень Силы, твоя суть». Глупое сердце трепыхнулось в ответ.

Девушка осталась у окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу, чтобы успокоится, впрочем, она сама виновата, могла и не лезть к Сону с этими «смотринами», только напугала.

Отсюда был виден угол парка и каретный двор. Облака, набрякшие влагой, висели низко и готовы были вот-вот разродиться дождем. На город опускались сумерки, несмотря на то, что день еще не перевалил за середину. В багровой мути облаков мелькнул крылатый силуэт и пропал. Появился снова и ниже. И опять нырнул в облака. На каретном забегали. Бросились спешно выпрягать из экипажей лошадей и уводить. В видимой Милии части парка появились вооруженные люди. Редких гуляющих разогнали. И парк, и каретный двор быстро опустели, и девушка почувствовала, как вокруг растекается напряженное ожидание. Она схватила корзинку и бросилась вниз по лестнице.

Чтобы вернуться к себе, нужно было пересечь открытую террасу, на которую вела каменная арка. Милия замерла в проеме. Она спускалась так быстро, что голова закружилась, и пришлось немного постоять. По обеим сторонам в тяжелых каменных вазах росли плетущиеся мелкие цветы. Резкий сладкий запах ввинтился в нос, сработав не хуже пресловутых нюхательных солей, и девушка торопливо пересекла открытое пространство. Внезапно налетевший порыв ветра плюнул в спину дождевой моросью и практически впечатал ее в грудь появившегося в проеме стражника.

Тот отступил, пропуская ее внутрь, и поклонился.

– Дана Милия, вас искали.

Его лицо казалось знакомым.

– Капитан дворцовой охраны дан Верен, – представился он. – Его светлость велел присматривать за вами в свое отсутствие.

– Лучший мечник… – Вспомнился день, когда она нашла дан Глиссу в тренировочном зале с мечом в руках и в компании дан Верена. – Почему сейчас?

– Повода не было. Я провожу.

Они прошли по галерее и спустились на этаж ниже, где были покои лорда и ее. Остановились перед дверью.

– Что же все-таки произошло?

– Над городом видели даркон. Вроде один, но не точно.

– Я видела один. Кажется.

– Откуда? Как давно?

– Из башни Невесты, недавно. Он ушел в облака.

– Ясно. Ее закроют.

– Но…

– Центральную часть дворца в случае нападения укроет куполом. Нежилое северное крыло и примыкающую к нему башню – нет. Оставайтесь здесь. Я пришлю кого-нибудь посидеть с вами, сказал он и ушел.

Миллия бесцельно побродила по комнатам. Попыталась читать, но поймав себя на том, что перечитывает одно и то же снова и снова, не понимая смысла, отложила книгу. Она ждала, что придет дана Сита или кто-нибудь из ее «цветника», но пришел Кодвилл.

– Моя леди, – он поклонился, и девушка заметила, что у него дрожат руки, – я прошу вас пойти со мной.

Голос тоже подрагивал, хотя старик старался говорить ровно. Милия занервничала.

– Что… Зачем?

– Лорд в отъезде и даны Корали нет, есть только вы и я, но я ему не нужен, он хочет говорить с вами. Прошу, пойдемте со мной, лучше будет узнать, что ему нужно, как можно быстрее…

– Я ничего не понимаю, если это кто-то из союзников или прочих важных людей… я ведь… Я же не знаю ничего!

Но они уже шли прочь от покоев, почти бежали.

– Секретарь послал за мной, сказал, что Мастер Кирим вернулся, но когда я спустился…

Советник замолчал и остановился перед темной двустворчатой дверью. Милия огляделась. Они были недалеко от приемной, в царстве секретарей, писарей и архивариусов. Но коридор был противоестественно пуст.

– Кодвилл, а… где охрана? Почему здесь так тихо?

– Он хотел говорить с вами, угрожал…

– Кто «он»?

Советник распахнул дверь. Здесь было что-то вроде конференц-зала с овальным столом, который сейчас стоял у стены, а не как обычно в центре. Под столом пряталось несколько разномастных стульев. Из четырех коэнов светилось два. Один мигал. В комнате стоял Сарк.

Он не изменился. Гладкое бледное лицо с идеально-правильными чертами, острые скулы, тонкие губы. Черные глаза, прожигающие насквозь. В них стало больше безумия.

– Моя леди, – глумливый поклон, – мои поздравления! Как медовый месяц? Скоро ли ждать наследника?

Девушка стояла, словно оглушенная. Кодвилл молчал, и страх его, почти осязаемый, давил в спину и подталкивал вперед, но ноги сковало таким же страхом.

– Советник, неужели во дворце не нашлось более… подобающего для встречи помещения?

Кодвилл говорил, что он угрожал? Значит, сначала советник быстро вывел всех отсюда, и только потом пошел за ней?

– Здесь проще обеспечить… приватность. Я подумал, вы не захотите огласки, советник, – голос Кодвилла звучал ровно, совсем не так, как при разговоре с ней.

Сарк ухмыльнулся.

– Хорошая шутка. Понимаю. Даже где-то восхищаюсь. Но твои уловки, мне не помеха, ты же понимаешь?

– Вы просили о встрече с даной Альдо, я ее устроил.

– Дана Альдо? – Сарк обжег взглядом. – Примите мою скорбь и утешьтесь скорее, моя леди.

– Отец не… – вырвалось у нее.

– Ах так? Все интереснее! – Сарк стремительно шагнул вперед и схватил девушку за горло, чуть приподняв.

– Как вы сме…

– Надоел, – Сарк отмахнулся свободной рукой, раздался жуткий хруст, затем глухой удар.

И Милия осталась одна.

– Как ты прошла? – зашипел он ей в лицо.

Глаза Сарка были так близко, что даже в плохо освещенной комнате девушка видела, как перекатывается в их черной глубине багровый туман. Она смотрела, потому что закрыть глаза и не видеть было еще страшнее.

– Как?! Отвечай! – он тряхнул ее. – Как? Я закрыл выход с Тени. Ты бы не прошла, Дверь-Между-Мирами вернула бы тебя в исходную точку. Ну!

– Я… дышать… не могу…

Мастер Иллюзий разжал пальцы и медленно отстранился. Девушка, пошатываясь, добрела до стола, выдвинула стул и упала на него. Шея болела, но боль помогла прогнать страх. Туда, где раньше стоял Кодвилл, Милия не смотрела.

Проскреб ножками по полу соседний стул – Сарк уселся рядом.

– Как ты прошла? – голос его был спокойным, без всякой жути, обычный ровный голос, немного утомленный. – Отец помог?

– Нет, я… Он не может. Он сказал, что не может уже почти ничего. Он… болен. А у меня бы не вышло самой… Да я и не собиралась.

«Зачем я все это говорю? Зачем я вообще с ним говорю!»

– Тогда как?

– Просто портал… Странный…

– Ты издеваешься? – Сарк развернул ее к себе вместе со стулом.

– Да иди ты… знаешь куда! – заорала она ему в лицо. – Я не хотела возвращаться! Сразу – да, но не потом! Я только начала привыкать, отца нашла, я… Какого черта тебе от меня опять надо!?

– Ну, наконец-то! – он театрально всплеснул руками. – А то я уже стал думать, на кой Солару сдалась эта вечно напуганная бесцветная моль. Начинаю жалеть, что он тогда нас прервал.

Девушка опешила и замолчала.

– Успокоилась? Теперь я хочу знать про портал.

– Я тебе Мастер Координатор?

Сарк закатил глаза.

– Слепок памяти. Или сам возьму.

Милия вдохнула, очередной посыл далеко и надолго готов был сорваться с языка, но вместо этого она швырнула в него комком воспоминаний. Ее никто не учил этому, но все получилось. Само, как щит в Роккиате.

Сарк удовлетворенно кивнул и… словно принюхиваясь, подался вперед. Его глаза дернулись, почти как у Камилла сегодня в башне. Она инстинктивно закрылась, строя щит внутри себя, слой за слоем, но Мастер Иллюзий, похоже, уже увидел все, что хотел.

– Вот так номер! – изумленно произнес он и, придвинувшись еще ближе, прошептал: – А Солар вообще в курсе, чем он успел с тобой поделиться, помимо прочего?

– И чем же?

– Поймешь в свое время. Во всяком случае, я теперь точно знаю, как ты прошла барьер.

В коридоре раздался топот, дверь распахнулась. Милия обернулась на звук – на пороге стоял дан Верен с мечом наголо, за ним маячило еще двое мужчин.

– Дана Альдо! Вы одна? Советник! – дан Верен опустился на колено перед телом Кодвилла.

Милия вскочила. Над стулом, где только что сидел Сарк, таяло в воздухе бордовое марево, похожее на клочки тумана.

– Что здесь произошло? – холодно спросил у нее капитан, поднимаясь, а двое его подчиненных этак ненавязчиво пристроились по бокам.

– Здесь был Мастер Сарк, он…

Четко-очерченная темная бровь скептически приподнялась, девушка запнулась.

– Продолжайте же, я вас слушаю.

– Я отвечу моему лорду. И только, – сказала она.

Темно-серые глаза мгновение смотрели в упор, потом дан Верен кивнул и все так же холодно произнес:

– Дана Альдо, вас проводят в ваши покои, и я настоятельно не рекомендую покидать их до приезда его светлости. Еду вам принесут. Вам все ясно?

Девушка кивнула и вышла в коридор мимо тела Кодвилла. Крови не было. Советник лежал на спине, чуть раскинув руки. Его лицо было спокойно, словно он просто задремал.

8

Остаток ночи прошел беспокойно. Сон был рваным, состоящим из мешанины воспоминаний и несуразицы – сознание после разделения все же постепенно приходило в норму. Да, в этот раз процесс шел почти сознательно, и у Кайла был якорь, и все равно несколько дней после он чувствовал себя, словно снова увяз в ловушке тумана на нижнем уровне. Пришлось взять несколько дней отдыха и медитировать, медитировать… Это оказалось на порядок сложнее, чем ему помнилось со времен учебы в Старшей школе. Сознание норовило расслоиться на потоки, но медитации помогали. Теперь он хотя бы не ловил себя на том, что любуется собственной спиной, видит комнату под ненормальным углом откуда-то сверху или ощущает себя в нескольких местах одновременно. Самым трудным было заблокировать связь. Словно руку себе отрезать. Пусть и на время.

Тогда, перед тем, как вернуться к ученикам, он все-таки зашел к сестре. Помнил, как постучал в дверь, а потом как-то вдруг оказался на кухне с чашкой в руках. На языке таяла терпкая сладость отвара, Рейн сидела напротив, прикрыв глаза, а Кайл почувствовал, как…

– …мозги встали на место, – буркнула сестра. – Жаль, что ненадолго.

– Рейн!

– Замолчи и пей, младший брат. Ты в моем доме и я старше, так что можешь засунуть свои щиты себе в… куда-нибудь.

Какое-то время молчали. Кайл пил отвар, сестра комкала край рукава.

– Ты не появлялся полтора месяца.

Анжей пожал плечами и отвел глаза, мол, сам знаю, что не прав.

– Слышала, девочка Ховира, приемыш, в твоем классе. Ренол возится с ней, как с родной.

– К чему эти предварительные вежливые разговоры об общих знакомых?

– Я… вроде как замуж выхожу. Вероятность зачатия шестьдесят восемь долей. Оповещение пришло две недели назад.

– Рейн… Ты можешь отказаться.

– Шестьдесят восемь долей – это много, у некоторых и пятидесяти не было, и они смогли родить дитя. Я согласилась. И потом… – глаза сестры лукаво блеснули, – он симпатичный и молодой.

– Кто? Я его знаю?

– Твой приятель Дейн Ан Кеом, – ответила Рейн и расхохоталась, глядя на удивленно вытянувшееся лицо Солара. – Так… А ты чего пришел? Такой… не весь в себе?

– Она вернулась, Рейн.

Теперь была очередь сестры замирать, только смеяться было никак. Горькая усмешка – вот и все что смог выдавить из себя Солар. Он залпом выпил оставшийся уже холодный отвар, и, почувствовав, что сознание вот-вот начнет снова расплываться, наскоро попрощался и ушел к порталу в Гору, оставив за собой немного испуганный, полный сочувствия взгляд.

Впрочем, Кайл сполна отыгрался на Дейне. И за сестру, и за внезапную побудку.

Проснулся от суматошного стука в дверь и неуклюжих, но довольно громких попыток отправить зов – по голове словно подушкой настучали. С прискорбием покосившись на оную, Кайл сел в постели и спешно и уже почти привычно собрав себя, поплелся открывать, по пути щелкнув пальцами по коэну. Тот послушно отозвался мягким светом.

За дверью мялся Хранитель Кеом, воровато оглядывая тонущий в полумраке коридор.

– Зов потренируй на ком-нибудь более… инертном, – буркнул Кайл, – оглушаешь, и в ушах шумит.

Ощущение в правом ухе и вправду было то еще.

– Переживешь, я тут, можно сказать, карьерой и репутацией рискую.

– Было бы чем! – Кайл хотел было одеться, но решил, что пижамные брюки вполне сойдут, визит-то неурочный и, можно сказать, родственный.

– Кто бы говорил, Мастер Связующий, ходячий вызов правилам.

Дейн тем не менее вытаскивал из недр мантии древние с виду бумаги и по хозяйски раскладывал их на столе Солара. В процессе извлечения мантия задралась, и оказалось, что под ней, заправленные в сапоги, почти такие же пижамные штаны, как на Кайле.

– Что, не успел попасть в лабораторию Мастера Техника, как тут же мародерствовать потянуло!

Дейн взглянул так, словно Солар его куска хлеба лишил, уже надкусанного.

– Ты посмотри сначала, а потом и шутить перехочется.

Кайл внял, пристроился у стола и принялся за чтение. Дейн какое-то время нетерпеливо сопел за спиной, потом потоптался по комнате и, судя по звукам, нагло устроился на кровати. Но Солар уже увлекся, и ему стало не до приятеля.

В первой стопочке было что-то похожее на родовое древо составленное Мастером Сердец, только перевернутое, словно составитель высчитывал оптимальную последовательность для получения нужного результата. Возле имен древа стояли круги-маркеры спектра – схематическое подобие карты сил, передающихся по крови. Бегло пробежавшись глазами, Кайл хотел было приступить к следующим документам, но тут взгляд зацепился за знакомое имя. Свое. К слову, знакомых имен здесь было полно, но свое всегда свое. Это древо занимало несколько листов. Пересмотрев остальные уже более внимательно, Кайл, цепенея, обнаружил в конце другого древа еще одно близкое лично ему имя – Милия Стейл из рода Альдо. Бросил бумаги, размял руки – пальцы подрагивали.

В его, Солара, древе был указан человек, которого Кайл звал отцом, но который им не был, поэтому, формально, все было верно. Только, насколько Кайл понял, имя Релий Дан из рода Солар было оставлено «для галочки», как и прочие несущественные детали этой, с позволения сказать, схемы. Все значимые имена были выделены и обозначены знаком «хен» – владелец, несущий. Знак стоял рядом с именем матери, бабушки… Им обладали преимущественно женщины. Носителей-мужчин в перевернутой пирамиде древа Кайл насчитал всего пять. И каждый был вторым ребенком. Как и он. Он тоже был «хен».

В древе Милии была обратная картина: носителями необходимых качеств почти всегда были мужчины, встречающиеся женщины были либо старшими дочерьми, либо единственными в семье. Как Сирил. Как Милия. А еще здесь были расхождения с реальным положением дел. Мужем Сирил значился (по позвоночнику прошелся холодок)… Сарк. У них должна была родиться дочь, а после уже ее брака – двое детей, Милия – первой.

Временной метки на схемах не было, но то, что следующая была сделана много позже, выдавала более светлая бумага без заломов по краям и менее витиеватый стиль письма. Эта схема тоже касалась Милии. Начало было идентично, а завершение отражало реальность. Рядом с именем Сирил значился Дар Стейн Альдо, тот самый Координатор, автор потерянной универсальной формулы Перехода. Знаки были у обоих. Один ребенок, мальчик, отец Милии. Маркеры спектра в двух вариантах, литерный знак носителя предполагаемого качества обведен, рядом – знак вопроса. Вместо имени возможной жены прочерк, снова подковки вопросов и знак «дар» – тень, отражение. Затем Милия. Имя подчеркнуто, маркеры спектра неполные и «хен» со знаком вопроса.

Солар потер глаза. Создал прямо над столом небольшой коэн, ярко осветивший лежащую перед ним схему. Литерный знак рядом с именем Дара Стейн Альдо был без точки. Процесс не завершен. «Хен» превратился в «хейн», владелец – в посредника. Спящее качество? Можно передать, но не использовать.

Кайл внимательнее пересмотрел первые схемы и нашел еще нескольких со знаком «хейн» в цепочках. Но ни разу в паре с активным носителем. И все носители были так или иначе связаны с родом Альдо. Когда-то это был сильный род, многочисленный. Теперь не осталось почти никого, только совсем уж дальние родственники, вроде него, и Милия.

Что это вообще такое? Зачем? Он читал хроники, это входит в обязательную программу курса истории первых ступеней Старшей школы, и, согласно им, подбор пар для создания семьи начался шесть (или семь?) поколений назад, когда появились проблемы с рождаемостью. Сначала просто проверяли будущих супругов на возможность зачатия, потом стали проверять всех при достижении совершеннолетия и давать рекомендации, к кому присмотреться внимательнее, а затем были просто уведомления. Решались отказываться немногие. Лорны⁴⁰ – почти никогда. Сирил не была первой, но история получила огласку.

Мечущиеся в голове мысли напоминали Кайлу растревоженный улей. Получается, что параллельно с проблемой вырождения несколько поколений Мастеров Сердца с помощью череды браков целенаправленно выводили? скрещивали? носителей определенного (какого!?) качества, чтобы в итоге родился… Кто? Он? Милия? Процессы параллельны? Или варианты одного и того же? Это уже результат или подготовка к финальной стадии? Милия или он? Он и Милия?

Кайл потер лицо. Все это не укладывалось у него в голове. Кто-то скрыл эти записи в нижнем хранилище. Вместе с кристаллами Преобразования. В одном месте. Он был там. И помнит, что коробок было полно. Большая часть – аккуратно расставлена по стеллажам, часть брошена, словно впопыхах. На что еще он не обратил внимания!? Что опять упустил?

Надо вернуться к началу.

Так. Вот он идет в Тень, чтобы найти потомков Мастера Координатора Альдо. Почему он? Дело ведь совсем не в способностях… Нет, не верно. Дело как раз в способностях. Но не его, не только его. А он, болван, еще гордился! Как же, сочли достойным, хотя и ступени Хранителя не достиг… Дело в ее способностях. И в том, что их сила одного корня. Он позвал, и она услышала.

Шагнул вперед, поймал в объятия, уткнулся носом в пахнущие пылью и менхом волосы – воспоминание обожгло, ослепив золотом. Тыльную сторону запястья дернуло, и Кайл снова почувствовал связь. Блока больше не было? Нет, на месте, странно.

Усилием воли Солар собрал разбежавшиеся мысли.

Надо…

Итак. Он проходит в Тень. За ним идет отлученный Мастер Иллюзий, чтобы опередить. Или помешать. Имя Сарка тоже в схеме. Знал? За что его изгнали? Мог стать Всезнающим, но не стал. Был не согласен с решением. И только?

…вернуться…

Когда?.. Время… «Время перемен», – слова Зейта… Всезнающий!

…к началу.

Избрание Сферой Варнора, отступничество и изгнание Сарка, побег Сирил, «заговор Альдо», шумный процесс и казни, резня в Роккиате⁴¹. Звенья одной цепи? Род Альдо – основные носители признака. Имя Сарка тоже в схеме. Знал? Знал.

И Альдо не стало.

Некоторые уцелевшие тогда вернулись в Иллай, но не всем позволили остаться. Сойл не вмешивался в то, что происходило за его пределами, и не нес ответственности за тех, кто его покинул. Пока Всезнающим был Варнор. А теперь…

Теперь – время перемен.

За спиной раздался невнятный звук, Кайл вздрогнул и обернулся. Дейн! Он почти забыл про него, и тот успел задремать. Солар растолкал приятеля довольно грубо.

– Ну, как тебе? – спросил тот, потирая заспанные глаза. – Что скажешь?

– Скажу, что ты болван. И если не хочешь последствий, верни, где взял.

– Ты стал жутким занудой, я ждал, что ты больше… э-э, впечатлишься.

– Я впечатлился, – кивнул Кайл и принялся одеваться. – Идешь со мной.

– Куда это?

– Тоже хочу тебя впечатлить!

Молчания Дейна хватило ровно до Зала Света. Выйдя из кабины подъемника вслед за Соларом, он выдал миллион вопросов, ключевым смыслом которых было: «А куда это мы идем?»

Знак «эри» – нож, пронзающий сердце – алым пятном горел над аркой, ведущей в Угол Истины⁴². Кайл остановился и выжидающе посмотрел на Кеома, тот умолк и заметно побледнел.

– Т-т-ты… ты конечно Мастер и все такое, но… но не кажется ли тебе, что это – Дейн кивнул на арку входа, – несколько… преждевременно?

– В самый раз!

Кайл быстро прошел внутрь, увлекая друга за собой к узкой двери прямо напротив арки. Сотворенный им на ходу ключ-знак расплылся по двери и открыл портальный проход на Вершину, в который Дейн птичкой влетел, направляемый рукой Солара.

– Все, глаза уже можно открыть, – Кайл откровенно наслаждался ошарашенной физиономией приятеля.

Тот открыл. По очереди.

– О, Всезнающий!

– Пока рано.

– Солар, ты куда меня приволок!? – Дейн вовсю вертел головой, но в коридоре, куда вел портал, смотреть было не на что.

– Впечатлился? Будешь знать, как за моей сестрой волочиться.

– Да я не… Она тебе сказала, да?

– Да. И как я это пропустил…

– Ты как раз много всего пропустил…

Стол архивариуса в приемной пустовал. Кайл остановился перед дверью в зал Сферы. Кеом нервничал, но отчаянно храбрился и оттого вел себя несколько вызывающе, напоминая Кайлу его собственные ощущения в свой первый визит сюда.

– Можешь начинать, как только войдем.

– Что начинать?

– Как ты там говорил… О, Всезнающий? – напомнил Кайл и вошел.

– О, Всезна… – затянул дурным голосом Дейн, шагнул следом и осекся, увидев зал, Сферу и… да, Всезнающего.

Зейт сцепил руки на груди и мрачно посмотрел на вошедших. Традиционный черный наряд гармонировал сейчас с выражением его лица как нельзя лучше.

– Мастер Зейт? Вы же вроде того… Ушли? – Дейн недоуменно обернулся к Солару за объяснениями и обнаружил, что Кайл склонил голову и сложил руки в старом ритуальном молитвенном жесте – изображающие шар ладони одна над другой перед грудью.

– Всезнающий, – почтительно произнес Кайл не поднимая головы.

– Всезнающий? – просипел Дейн, вытаращившись на Зейта.

– Вроде того, – не стал отпираться тот.

Хранитель Кеом моргнул и… свалился в обморок.

– Мастер Связующий, и почему каждый ваш визит похож на представление? – устало вопросил Зейт, но Кайл счел вопрос риторическим и вместо ответа, парой хлопков по лицу привел Дейна в чувство, затем, поддерживая, помог сесть на стул. Всезнающий тем временем добыл откуда-то стакан с водой и подсунул Кеому.

– Через дверь в Углу Истины провел? – поинтересовался Зейт, наблюдая, как Хранитель пьет.

– Угу, – ответил Кайл, занимаясь ровно тем же. – Думал, он покрепче.

– А я думал, что он тебя раньше просветит. Видимо, Мастер Техник запирает лабораторию не в пример лучше, чем Ушедший Сарон свой кабинет, откуда ты книги таскал.

Дневник или схема?

Схема, – машинально перейдя на мыслеречь, ответил Кайл, и уже вслух:

– Что? Какой дневник?

– Мне нужно было знать, что Кеом тебе принес, раз ты примчался среди ночи и его за собой притащил.

Солар бесцеремонно залез в карман Дейна, который так и не донес стакан с водой до рта – смотрел на Сферу и, кажется, даже не моргал. Небрежно сложенные замявшиеся тонкие листы легли на стол. Зейт поморщился, словно его покоробило подобное отношение к раритету.

– Вот это вот все, – палец молодого Мастера ткнулся в стопку, – как понимать, а, главное, зачем это было нужно?

– Я вообще-то спал… – укоризненно посмотрев на Кайла, проговорил Всезнающий и уселся в свое кресло, напрочь игнорируя и схемы, и «перст указующий». – Пока кое-кто не вломился.

– Я вообще-то тоже спал, пока…

– Знаю я, как ты спишь… одной долей дурной головы, остальное мотается не пойми где…

– Вы… Да вы… Как? Я вам что, младенец, маяк на меня цеплять!

– Хуже, Мастер Связующий, вы младенец с фитилем в одной руке и склянкой земляного масла в другой посреди сенного склада, и никто во всем Сущем не сложит, когда вам взбредет в голову сунуть первое во второе и посмотреть, что из этого выйдет, – голос Зейта окатил холодом, и Кайл поежился. – Может уже, наконец, воспользуетесь своей светлой головой по назначению, и поймете, что прежде, чем создавать новые связи, не мешало бы разобраться со старыми. Иначе даже такой редкий дар, как ваш, не поможет, потому что узлов будет слишком много.

Это было чистой случайностью – поймать его мерцающий взгляд.

Доля мгновения.

И осознание – маска. Все эмоции, выражение лица, жесты – маска. Маски, преобразующиеся одна в другую так быстро и виртуозно, что не уловить. Это было похоже на разделенное сознание или… рой, скопление фрагментов бесконечно меняющихся местами и складывающихся в конструкции, оптимально подходящие в тот или иной момент жизни, непрерывная трансформация…

– …Кайл… соберись, – словно хлопок одновременно вокруг и внутри, и готовое развалиться на части сознание собралось воедино. – Соберись. Во всех доступных смыслах. И сядь уже. Шея болит смотреть на такую каланчу.

Солар упал на стул рядом с Дейном, сильно подозревая, что вид у него сейчас такой же ошалевший, как и у приятеля.

– Понял, молодец. – Кивнул на схемы. – И я объясню. Но сначала реши с Дейном. Ему до Становления⁴³ еще далеко, а потому рано знать об этом.

Взгляд Всезнающего коснулся Сферы и тут же соскользнул. Кайл знал, почему: он точно так же избегал прямо смотреть на Нее, чтобы не захватило.

– Поэтому блок-обманку поставишь прямо сейчас. Его здесь не было, он не видел ни меня, ни Сферу, а схемы сам вернул.

– Урок Разума? – горько усмехнулся Кайл. – А сейчас с ним что? Эй, Дейн!

– Не буди. И скажи спасибо, что облегчаю тебе работу. Поторопись. Я все еще надеюсь провести остаток ночи в постели.

Остаток ночи прошел беспокойно. Сон был рваным, состоящим из мешанины воспоминаний и несуразицы. И не только у Кайла.

Подлое это дело, блоки друзьям ставить. Но Зейт прав – выходка была глупой. Кайл малодушно уговорил себя, что был слишком потрясен, чтобы реагировать адекватно, вот и…

Всезнающий рассказал, что знал (или что хотел) о схемах. По его словам, это началось еще до Варнора. Архив уже тогда был не полным, и что за свойство было нужно «заводчикам», так и не выяснили. Варнор велел свернуть исследования. Когда начались серьезные проблемы с рождаемостью, о проекте вспомнили и частично взяли на вооружение. На время помогло. Но только на время. Было решено вернуть на Тер потомков тех, кто добровольно или под давлением обстоятельств, уходили в Тень. Особенно ценились женщины. Выросшие под солнцем другого, нейтрального по энергетике, мира, они, тем не менее, хранили в своей крови силу Сойла и могли передать ее своим детям. Те схемы, что попали к Солару, действительно были завершающими. Других не нашли. Последнюю же вообще составляли незадолго до его, Кайла, визита в Тень. Милия была целью, а формула Перехода, так, приятное дополнение. Никто всерьез не рассчитывал, что Дар Стейн Альдо станет учить кого-либо тому, что знал сам.

Что касается упомянутого дневника, да, да, того самого дневника Мастера Координатора, о котором среди учеников ходят легенды, Зейт прямо послал в лабораторию к Ховиру. Оказывается, Солара и так хотели туда зазвать, но Солт, который последние два года курирует Старшую школу и Посвящения, просил. Уговорил не лишать школу Наставника, которых и так не много, учитывая возросшее за счет девушек количество учеников. Это среди Посвященных Тирен была первой, а в школе – далеко не единственной.

После бессонной ночи отправляться в школу было пыткой, но Кайла грел предстоящий визит к Зайну Тар Ховиру.

В классе было тихо. Ученики корпели над самостоятельным заданием, Солар прохаживался по классу, вертя в пальцах свой знак мастерства – разделенный на две части овал и горизонтальная черта в месте разрыва – «дайво», слияние.

9

– Сидишь? – Милена вздрогнула, книга вывернулась из руки, сшибла чашку с недопитым наском, вазу со сладостями и, подломив страницы, шмякнулась на пол. Наск растекся живописной лужей, присыпанной печеньем, и подтопил светлый ковер.

Невесть как просочившийся в комнату мимо охраны Камилл озадаченно поскреб затылок.

– Я, конечно, люблю эффектные появления, но это вот все, по-моему, не совсем оно.

– Мог бы и раньше появиться.

– Не мог, я уезжал.

– А теперь?

– А теперь приехал, – поднял с пола подкатившееся почти к самым ногам печенье и невозмутимо захрустел. – Еще есть?

Милия радушно предложила россыпь на полу.

– Могу попросить, чтобы принесли.

– Это долго. Идем.

– Куда?

– Туда, где есть еда. А что?

– Я уже один раз сходила в неизвестное «туда» с советником. Вышло не очень. – Девушка подняла книгу и кое-как отряхнула и выпрямила страницы.

– И что было?

– Можно подумать ты не знаешь.

– Я знаю, что думает по этому поводу куча людей, а хочу знать, что действительно там случилось.

– Сарк случился. – Милия бросила книгу в кресло и посмотрела на Сона. – Почти сразу, как ты из башни улепетнул.

– Вызвали, пришлось уйти. Меня и в городе уже не было, когда это произошло. Как ты?

– Ты первый, кто спросил… – голос предательски дрогнул, но девушка взяла себя в руки. – Там… страшно мне было… очень. Я плохо все помню. Я… на него наорала… так испугалась. Думала он и меня, как… Кодвила. Советник просто вступиться хотел, а он… походя, словно… от насекомого отмахнулся.

– Зачем он явился? Говорил?

– Хотел знать, как я прошла на Тер. Сказал, что никто не смог бы, а я вот прошла…

– Узнал?

– Сказал, что да, – голос снова дрогнул, девушка закусила губу, Сон выразительно молчал – ждал продолжения. – Со мной не делился.

Милия попыталась улыбнуться. Судя по реакции Камилла, вышло неудачно. Она потрогала кончиком туфли намокший край ковра – напитавшийся влагой ворс ожидаемо чавкнул.

– Надо позвать, чтоб убрали, наверное…

– Так зови, только быстро, и идем.

– Куда?

– Так сказал же уже, туда, где кормят!

– А стража? Я вроде как под арестом.

– А я вроде как Мастер Пути.

– Порталом? – Милия оживилась, все эти волшебные штуки в чужом исполнении, продолжали ее восхищать.

– Нет, гораздо лучше, – Камилл подмигнул, взял ее за руку и повел в двери.

Зрение перестроилось само, даже делать ничего не пришлось. Дверь открылась и… осталась закрытой. Одновременно. За закрытой стояли стражники, коридор за открывшейся был пуст. И Милия с Камиллом прошли, никем не замеченные, как-то вдруг оказавшись в коридоре для прислуги. Дальше пошлиобычным путем, а не… между? слоями реальности. По-другому Милия не могла себе это объяснить.

– Это…

– Тонкий путь, – ответил он. – Тебя просто вести, ты… легкая. – И улыбнулся. – Пожалуй, обратно сможешь пройти сама.

– Обратно… А дальше?

– Вряд ли. Я же говорил, я – указываю путь, ты – идешь. Просто особенность такая. Сможешь заметить уже сотворенный путь, пройти по нему, но не создать новый. Потом попробуешь.

Несмотря на хорошее освещение, в этой, скрытой от глаз благородных данов части дворца, все было какое-то уныло-серое и однообразное, как на изнанке: деревянный пол из плотно пригнанных узких дощечек, ровные каменные стены без обоев и картин, никаких ковров и скамеек, коэны в простых креплениях, похожих на решетчатые чаши. По полу вдоль стен были нарисованы тонкие цветные линии, похожие на схемы автобусных маршрутов, а на дверях на уровне глаз различные фигурки, тоже разноцветные.

– А… мы куда все-таки? – снова спросила Милия, оторвавшись от разглядывания подсказок для прислуги.

– Так пришли уже.

Это была гостевая часть крыла. Выйдя из ниши, которую закрывала занавесь в цвет обивки стен, Камилл и девушка пересекли коридор и Сон постучал.

Большая светлая комната с разноуровневым мозаичным полом была уставлена низкими диванчиками, маленькими столиками, пестрыми вазами и усыпана подушками всех возможных форм и расцветок. Полупрозрачные занавеси делили помещение на несколько частей. Откуда-то доносилась музыка, играли на чем-то струнном. Одуряюще пахло пряным и сладким.

Здесь все было такое пестрое и яркое, что сразу заметить хозяйку комнаты, изящную светловолосую девушку с эбеновой кожей и яркими золотисто-карими глазами, было довольно сложно. На ней были синие шелковые шаровары, короткая, обильно украшенная вышивкой туника и бесконечное количество браслетов на руках и тонких щиколотках. Рядом обнаружилось еще несколько девушек с темной кожей в похожих нарядах. Но лишь у хозяйки в волосах переливалась тиара.

Камилл расплылся в улыбке и поклонился.

– Таэн-эссе, раат Дженн Этина, – наречия, на котором поздоровался Сон, Милия раньше не слышала.

– И тебе доброго дня, Мастер Пути, – похожая на сказочных большеглазых восточных красавиц девушка говорила на леантари с небольшим акцентом, музыкально растягивая гласные. – Кто твоя спутница?

– Милия Стейл ат Альдо, рин кат Волден дан Глисса, – представил советник. – Она та, о которой я говорил.

Милия сделала Сону страшные глаза – мог и предупредить, а теперь непонятно, как себя вести! Она собиралась изобразить вежливый поклон, как девушки, находящиеся в комнате, дружно поднялись с диванчиков и опустились на одно колено, склонив головы и прижав правую руку к груди, и раат Этина – первой.

– Что происходит? – зашипела Милия на Сона, не поворачивая головы.

– Потом, – одними губами проговорил он, – просто подыграй.

Пока хозяйка и ее помощницы организовывали досуг неожиданных гостей, Милии удалось узнать, что Этина – дочь правителя Кеамаккайи Самаара ат Джен. И она здесь в качестве «залога дружбы». Таков был их обычай: оставлять в заложники своего близкого родственника на время заключения военного союза как гарант преданности. А поскольку Самаар ат Джен вдовец, и у него нет братьев и сестер, «залогом дружбы» осталась Этина. И ей здесь скучно, одиноко и «войди в положение и помоги узнать, почему они всем народом со своего континента сбежали».

– А что за коленопреклонение они мне тут устроили? – вполголоса вопрошала девушка, наблюдая, как темнокожие красавицы уставляли блюдцами и чашками столик перед Камиллом.

– Я обещал, что приведу в гости жену лорда, девушку из другого мира. Их женщинам нельзя присутствовать на публичных мероприятиях, а Этине было интересно, слуги болтали о тебе. А у меня задание. Так что можешь поговорить с ней о женском и прочем всяком. И мне хорошо, и тебе не скучно!

– И кому из обещанных тобой они кланялись?

– Вряд ли первой, – глаза смеялись, – дело в том, что один из прародителей рода Джен выходец из Тени.

– О Небеса! Зачем я вообще с тобой связалась!

– Я полезный, столько всего рассказал, научил и в гости привел. Не шипи. Вот, пироженку скушай, а то одни глаза остались. Отказаться от угощения – оскорбить хозяина… хозяйку. – И подал Милии сладость.

Пришлось надкусить, потом запить и… Настороженность и скованность незаметно исчезли. Этина оказалось милой. Обсудили наряды, украшения и мужчин, торжество в честь обручения. Камилл тактично делал вид, что его нет, и молча подчищал сладости. Интересно, его возросший аппетит как-то связан с использованием тонких путей?

– Рин Милия, а правда, что вы сбежали от мужа в день венчания? – спросила Этина, и тактично занавесилась ресницами, чтобы не выдать любопытно сверкнувшие глаза.

– Я могу обменять одну тайну на другую, – ответила та.

Камилл поперхнулся чаем. Перешептывающиеся девушки притихли, Этина тоже замолчала. Ненадолго.

– У нас еще будет время поговорить о тайнах, – сказала раат Джен. – Я немного устала. – Она поднялась. – Мастер Сон, спасибо за визит и гостью. Рин Милия, благодарю, что уделили время.

– Я все испортила? – спросила Милия, когда они вернулись в коридор для прислуги.

– Пока не ясно, но я особо и не рассчитывал, что получится, – Сон ободряюще коснулся руки. – Попробуешь пройти обратно по пути сама? – и посторонился, пропуская вперед.

– Теперь представь, что собираешься снять слепок силы и смотри, – сказал он.

Краткое мгновение дезориентации и девушка ясно увидела место, откуда начинается путь.

– Как… как это называется? – затаив дыхание, тихо проговорила она, наблюдая, как светящаяся, ветвящаяся, как молния, и извивающаяся, как что-то живое, трещина? разрыв? прореха? то исчезает, то появляется, стоит посмотреть на нее под другим углом.

– Нить, – ответил Сон. – Это нить пути. Давай.

Девушка шагнула, и нить мгновенно раздалась в стороны. Кожи коснулось теплое и щекочущее, будто порыв ветра бросил в лицо пушинки одуванчиков. Пространство развернулось в несколько слоев, как выпущенные из рук скрученные вместе разноцветные ленты. Милия видела все слои одновременно – это было… странно.

– Ты ведешь, – проговорил за спиной Камилл, и девушка потянулась, чтобы взять его за руку. – Не так, сгенерируй временную связь между нашими энергетическими оболочками. Это не сложно. У тебя уже есть одна, давай по аналогии… Только не фиксируй… Стоп. Еще раз. На мне должна быть петля, у тебя – якорь.

Милия почувствовала, что взмокла. Использовать свои способности сознательно было для нее новым и, не сказать, чтобы простым делом. Выдохнула, прикрыла глаза – так оказалось проще сосредоточиться – и набросила на призрачный, глубокий синий и отливающий серебристым перламутром к краям силуэт Сона тонкое лассо из золотистого с серебром света.

– Отлично, – удовлетворенно выдохнул он. – И глаза открой, Ученица, или вслепую пойдешь?

Не нужно было видеть худое лицо Камилла, чтобы знать, что тот сейчас издевательски ухмыляется – густое синее расцветилось мелкими зеленовато-серебристыми искрами, а вокруг головы вздыбились и пропали тонкие иглы.

– Хватит, потом налюбуешься, – синее засеребрилось снова, на сей раз с вкраплением алого.

Глаза пришлось открыть. Ленты-пути расходились из-под ног веером – более плотные ближе к центру, более зыбкие по краям.

– Как правильно выбирать… вероятности?

– Сколько ты видишь? – это удивление в его голосе, или ей показалось?

– Ммм… не уверена. Много. Они… некоторые двигаются и… мигают.

Камилл становится рядом вплотную, обнимает, но в этом нет ничего интимного. Девушка каким-то образом понимает, что его синее с перламутром сейчас словно обволакивает ее ало-золотое с серо-серебряным краем, из которого тянется куда-то невообразимо далеко тонкая прочная нить связи, не временной, той самой.

Милия чувствует пульсацию – так бьется сердце Сона, уверенно и размеренно, на полтакта медленнее ее собственного… на четверть такта… в унисон. Ленты-пути в центре становятся… плотнее, полупрозрачные продолжают перемигиваться.

– А теперь?

– Девять… шесть… нет, семь, но только две… устойчивы, остальные… мерцают.

– Идем к той, что мерцает. Закрепи связь. Веди.

Милия придавила ногой трепыхающийся, как огонь на сквозняке, путь и шагнула чуть в сторону. Камилл шагнул синхронно с девушкой, неуверенно, механически, как слепой или попавший из темноты в ярко освещенную комнату. Недоумение отдалось щекоткой. Волнение было похоже на покалывание. Милия с Соном стояли на пути – тот продолжал мерцать, но уже не пропадал.

– Теперь? Изменения есть?

– Почти никаких. А в чем дело?

Камилл отступил назад, увлекая Милию за собой, и отстранился.

– Не… не знаю. Я видел только две вероятности. Те, что ты назвала устойчивыми. Выбирай из них, и идем уже, не хватало, чтобы кто-нибудь застал нас здесь.

Камилл положил руку ей на плечо, слегка подтолкнул вперед, и девушка выбрала путь, на котором у двери ее комнат не было охраны.

Едва Милия вошла к себе – Сон по обыкновению куда-то делся, не утруждаясь с прощаниями – как оказалась поймана в объятия.

Альд!

Прижал так сильно, что дышать стало тяжело. Его камзол пах дождем и ветром, немного лошадью и дымом.

– Невероятно! – дан Глисса провел рукой по ее волосам и едва слышно коснулся губами макушки. – Опять побег?

– Дан Верен меня запер, – тут же наябедничала Милия, уткнувшись лицом в грудь лорда.

Не то чтобы ей удобно было так стоять, но спокойно – да, было.

– А Камилл, надо полагать, спас из заточения… Его сюда отправили не за тем, чтобы он мою жену водил, не пойми куда.

– «Не пойми куда», мой лорд, всего лишь визит вежливости к Этине раат Джен, – ответила девушка, когда ее, наконец, отпустили.

Впрочем, Альд какое-то время продолжал касаться ее руки, затем шумно выдохнул и отступил.

– Что с Кодвиллом?

– Сарк, – ответила Милия и отвернулась, но зеркало предательски отразило и дрогнувший подбородок, и закушенную губу, и сжатые в волнении пальцы.

Лицо дан Глиссы, отраженное в том же зеркале, казалось странной маской страха, презрения и ненависти. Губы ниткой, резко обозначилась морщинка между бровей. Лорд дернул плечом, словно кто-то невидимый и неприятный коснулся его рукой.

– Лучше бы были правы сплетники… – Альд расстегнул камзол и устало опустился в кресло. – Сарк не появлялся… долго. Так же долго, как ты… – Помолчал, шевельнулся, устраиваясь удобнее, под сапогом хрупнуло. – А что тут за стихийное бедствие?

Милия обернулась и почувствовала, что краснеет. Вот же! Ни кто так и не убрал…

– А… это Камилл внезапно вошел и…

– Боюсь, еще немного, и сюда внезапно войдет кто-нибудь еще. И хорошо, если один. А швырять больше нечего, – мрачно проговорил дан Глисса, провел ладонью по лицу, словно стирая остатки маски, и пристально посмотрел на Милию.

Девушка не знала, куда себя деть, вдруг накатившая неловкость от присутствия лорда путала мысли и… хотелось есть. «Теперь ясно, отчего Сон вечно жует!» Альд тем временем выбрался из кресла, встал напротив, коснулся ее ладоней своими, скользнул пальцами по коже и обхватил запястья. Его поблескивающие глаза говорили, что он тоже не прочь съесть… кого-нибудь. Кожа под пальцами дан Глиссы сделалась горячей. Жар тягуче потек выше по рукам, постепенно охватывая все тело, мешая дышать и думать. Связующая нить опалила огнем, но этот огонь, обжигающий и злой, затерялся в другом, и Милия сама потянулась за поцелуем.

Кажется, кто-то приходил, но это было уже не важно.

Следующие несколько дней они виделись урывками. Пара совместных трапез, визит ксантийского наследника, где пришлось улыбаться столько, что скулы потом сводило. И одна ночь. Вернее, несколько часов перед рассветом. Нежность с привкусом горечи и осунувшееся от усталости лицо с темными глазами на подушке рядом.

– Когда ты нормально спал в последний раз?

– Сейчас… Уже почти сплю. И сюда никто не вломится. Здесь мое тайное убежище… – улыбка сонная, веки моргают тяжело. – Ты мое убежище… то, что меня держит… якорь…

Глаза закрылись, сквозь сомкнутые ресницы плеснуло золотом. Стало больно.

10

Казалось, не уснуть, но утро подкралось и нудный моросящий дождь, пришедший с ним, подарил такой же невнятный и промозглый сон. Когда она проснулась, Альда уже не было. В гостиной, судя по звукам, возились, вполголоса переговариваясь, служанки. Раздались легкие осторожные шаги.

– Госпожа? Дана Милия? Вы проснулись? Простите, что беспокою, но вас ожидают. Помочь вам одеться?

Любопытство подняло с постели быстрее, чем доносящийся запах травяного чая и свежей сдобы. Умывание заняло несколько минут, прическа и одежда тоже не отняли много времени, благодаря помощи Неи или, все-таки, Тиры? Девушки, которые здесь прислуживали, были сестрами и походили друг на друга вишнями глаз и темно-каштановыми косами.

На мгновение Милия увидела себя со стороны и немного отрешенно удивилась тому, что как естественно и привычно она себя чувствует в новой роли, словно, наконец, сработал какой-то внутренний механизм и привел в состояние гармонии вешнее и то, что внутри. То, что досталось ей от Солара и превратило в ад первый год после возвращения с Тер. Милия осторожно потянулась к дару – барьер почти истончился, но страх раствориться в этом бесконечном золотом сиянии, пронизанном багровыми и алыми сполохами, пропал, осталось желание узнать.

– Узнаешь, – отчетливо произнес Голос одновременно внутри и вовне.

Сердце пропустило удар, но тотчас выровнялось. Ее ждали.

Это была девушка из свиты Этине. На ее коленях стояла белая резная шкатулка с замысловатым растительным узором. Стоило Милии появиться, как шкатулку открыли и с поклоном подали. Черный бархат, тонкая бумага, уверенный почерк, словно рука, державшая кисть для письма не была женской. «У меня есть, чем ответить на тайну, рин Волден, – говорилось там. – Мы можем провести вместе некоторое время после обеда. Буду рада встрече». И подпись. Милия вернула письмо обратно.

– Я рада принять приглашение, – ответила она, и посланница Этине ушла, позванивая браслетами.

Завтрак больше не привлекал. Аппетит сбежал без оглядки от волнения и любопытства. Камилла во дворце не было, Альду говорить не хотелось, придется справляться самой. К тому же тайны, это не то, чем стоит делиться. Теперь – дождаться…

Беседка стояла почти в центре парка, но разросшиеся деревья керт, похожие на глицинию, надежно скрывали ее от глаз свисающими до земли ветвями. Керт почти отцвели, и траву вокруг обильно усеивали круглые розовые с лиловыми прожилками лепестки. Это было одно из тех тайных мест, что показывал Камилл, когда Милия пряталась по углам от даны Ситы. Теперь скрываться не было нужды, после гибели ее мужа, советника Кодвилла, дана больше не желала общения, считая Милию виновницей случившегося. Впрочем, в какой-то степени она была права.

Ветер качнул ветви керт, новая порция лепестков закружилась в воздухе и медленно опала. Узкая каменная дорожка, ведущая к беседке, почти полностью скрылась под ними. Живой полог впереди раздвинулся и тонкая, унизанная браслетами рука поманила Милию за собой.

Этина с ее темной кожей странно смотрелась на фоне осыпающихся розовых соцветий, экзотично и чуждо. Округлая скамья из светлого, кое-где потемневшего дерева, была накрыта пледом. Раат Джен улыбнулась и жестом предложила присесть рядом.

– Рада, что вы пришли. Я почти ни с кем не общаюсь.

– Извините за мой бестактный поступок… – начала было Милия.

– Не стоит, я привыкла, всегда спрашивают. Вы, по крайней мере, делали это только из любопытства, как, впрочем, и я сама.

– Отвечу, – облегченно отозвалась девушка, – все правда. Сбежала, переодевшись служанкой, ночью через черный двор, просидела в сквере до утра, а потом смотрела на свадебные кортежи на храмовой площади, взобравшись на статую Соноран в компании тогда еще незнакомых балбесов.

Этина рассмеялась.

Из-за завесы ветвей раздались приглушенные голоса, похоже, кто-то прогуливался рядом. Милия оглянулась.

– Не волнуйтесь, мы одни. Назначенные сестры Синэ и Тахи, предупредят, если нас захотят побеспокоить.

– Назначенные сестры?

– Мои… наперсницы, связанные клятвой крови с родом Джен. А Мастер Пути ваш… аттэне́… родич?

– Родич? Нет, скорее, друг и немного Учитель. А почему…

– Вы похожи. Не лицом, по-другому… – Этине пристально посмотрела в глаза. – Я понимаю, что вы хотите услышать, но клятва запирает мои уста. Я позвала вас не поэтому.

Она коснулась небольшого свертка рядом с собой, на который Милия до этого момента не обращала внимания. Обернутая отрезом серого шелка плоская коробка? книга? перекочевала на колени, а затем была почтительно протянута девушке.

– Ртах данимаа́т, канн таэ́ атте́н, – произнесла Этина, едва руки Милии коснулись прохладной гладкой ткани, – дар без обязательств, по праву крови и силы.

Прикосновение как предчувствие и слова набатом. А под шелком – книга, знакомая до каждой царапинки на обложке, потемневшей, словно прошли многие десятки лет. Первая страница без уголка, на третьей – второй сверху абзац обведен карандашом, закладка-тесьма, обтрепавшаяся по краю, когда-то приплавлена зажгалкой… «О природе сил», о том, что живет и существует, проникает и изменяется. Та самая, что она оставила отцу в больнице.

Милия почувствовала, что проваливается, и мягкие ждущие объятия красного тумана затопили сознание.

– … не ждал, что появишься… – голос просачивался сквозь туман, сначала похожий на шелест, но постепенно набирающий силу.

Окружающее возникало… формировалось из уплотняющихся красно-багровых клубов постепенно принимая облик обычной комнаты, даже, скорее кабинета: стол, два кресла, стеллаж, сдержанная обивка, однотонный ковер… Девушка провела рукой по стене – туман взвихрился, нарушая рисунок пересекающихся ромбов, закручиваясь дымными спиралями, как перемешанная с мелким песком вода. У будто бы окна спиной к Милии стоял…

Туман вился у его ног преданным псом. Обернулся, его удивление…

…Сарк.

…эхом отдалось в голове. По стенам и потолку более светлой полосой затухая, прокатилась волна.

– … и не думал, что это ты.

– Где я…

– Здесь не обязательно произносить…

Так?.. И где же? – отозвалась Милия, кажется, это называлось мыслеречь.

Сойлиец удовлетворенно кивнул и посторонился, давая девушке возможность посмотреть в окно.

Внизу, далеко, зиял разлом, заполненный туманом. Острые обломки скал щерились зубьями. Сквозь разрывы в багровой пелене проглядывали руины города: остовы башен, словно обгрызенные пластины террас, соты домов, лишенных стен, лестницы, ведущие в никуда.

Мы в Оаморра-Дар. А это Дар-Кан. Был.

Сарк развел руками, словно раздвигая полог и туман вокруг резко опал. Холодный злой ветер вышиб из глаз слезы и мгновенно выстудил одежду. Милия пошатнулась, она стояла на верхней площадке сложенной из массивных каменных блоков башни. Крыши не было. Над остатками стены скрюченными пальцами торчали обломанные стропила, вместо лестницы – черная дыра провала. Мгновение и снова обивка в ромбы, стол, кресла…

Садись, – образ-жест.

Девушка подчиняется, в ушах все еще звучат отголоски ветра. Сарк садится и сам. Напротив.

Думал, что Солар заглянул… Решился таки… – комната снова мигнула, ковер под ногами девушки слегка поплыл, раздражение Сарка отдалось неприятной вибрацией где-то внутри. – Ну, конечно… связь…

Продолжало вибрировать, Милия поморщилась, словно внезапно заломило зубы, как от ледяной воды. Источник вибрации тянулся вовне… к туману.

Страх, – образ-чувство.

Сарк поймал взгляд, и стало… спокойнее.

Не бойся. Это твое зерно, оно спало, а теперь проснулось.

По комнате мерцанием разлилось удовлетворение. Сарка? Тумана?

Он живой? – девушка чувствовала в тумане нечто… суть…

Живой. Он-я. И многие еще. И Солар, пусть и противится этому. И, теперь, ты… Что тебя привело?

Что привело? Вопрос, встреча, книга, хранившаяся в роду Джен несколько поколений и переданная в дар по праву крови и силы…

Вопрос…

И туман отозвался, являя картину, как две капли похожую на виденное из окна. Разлом, полный тумана. Разломы. И города в руинах. Раздоры. Беженцы. Паника и ужас. Последний уцелевший город и лес мачт, застилающих горизонт. Великий исход народа Земли-за-Морем. Клятва на крови о молчании, и поднятые в последнем прощании руки тех, кто оставался, чтобы спаслись многие другие.

Сарк был доволен. Зерно активно. Отголоски видений, что впитывала сейчас девушка, мелькали на краю сознания, но ей, пожалуй, хватит.

Щит! – образ-побуждение.

Милия отозвалась мгновенно, и золотая грань отрезала сознание от образов катастрофы.

– Молодец. Дар устойчивый и сильный. Реагируешь почти мгновенно, – теперь Сарк воспользовался обычной речью. – Тебя было бы интересно учить…

– Вот уж нет, – ответила девушка, удивляясь, как странно звучит здесь ее голос, словно сложенный из множества оттенков эха. – Ты мне… бесконечно неприятен.

Смех его раскатился, отразился от стен, те пошли волнами, вспучились, превратились в то, чем были, и Милию дернуло прочь, пока расслоившееся на части сознание не собралось воедино там, откуда вывалилось в туман.

Беседка тонула во мраке, все тело затекло и замерзло, пальцы, сжимающие книгу, едва сгибались. В парке, несмотря на темноту, было многолюдно. Кого-то искали.

Нашли.

Кто-то поднял ее со скамьи и, укутав в свой плащ, повел к дворцу. Проморгалась – дан Верен. Губы сжаты. На скулах желваки играют.

– Спасибо, – голос осип, хорошо вообще не пропал.

Посмотрел искоса, вздохнул.

– Все время с вами что-то случается…

Милия пожала плечами. Она же не специально, просто все как-то…

– Как догадались?

– Служанок ваших допросил.

Дворец уже вот, рядом. Двери распахнуты, свет длинным языком лежит на ступенях и камнях дорожки. Где-то в глубине возмущенный голос дан Глиссы кому-то выговаривает. Дан Верен едва заметно сбивается с шага.

– А… очень сердит? Да? Орал и смертью грозил страшной и неминуемой? – шепотом спросила Милия, словно лорд мог услышать, и остановилась.

Дан Верен тоже и… усмехнулся, подтверждая, что, да, и сердит, и грозил.

– Я дальше тогда сама, ладно?

– Ладно, – глаза потеплели, немного, как плечи и руки под плащом, и почти уже не холодно. – Доброй ночи, моя леди.

Первый меч империи нырнул в тень.

Книга, словно раскаленная, жгла ладони. В голове никак не укладывалось… что за… как такое может быть?!

Подавив нарождающуюся панику, девушка отправилась к владельцу возмущенного голоса принимать заслуженную… или не совсем? отповедь.

При подданных его светлость ограничились грозным взором и напускной недовольной миной. Потом девушка добралась до своих комнат и ванны. Там ее и поймали.

Альд бесцеремонно вломился в царство шампуней и притирок, распугав и вогнав в краску служанок. Бежать из монументальной каменной чаши, наполненной горячей водой было некуда, неудобно, да и не хотелось. Голове было легко, и как-то… Милия подозрительно покосилась на пузатую чашу с горячим питьем и поняла, что алкогольное послевкусие все же не померещилось.

– Я не поднимаю панику, когда ваша светлость изволит исчезать до рассвета, – первой начала она.

Чопорный тон не вязался с мокрыми волосами и всем прочим, что скрывалось сейчас в пене и воде. Попыталась принять позу повеличественнее, соскользнула и съехала в воду по самый подбородок. Пена попала в нос и глаза.

Рассмеявшись, лорд присел рядом. Камзол и плащ валялись где-то на полу, а рукав рубашки изрядно подмок, пока дан Глисса полотенцем вытирал от пены лицо девушки. Та жмурилась, фыркала и пахла ликерным вином, которым шедро приправили травяной отвар для замерзшей леди. Перестарались, но Альд был не против. Потянулся к губам… Ответила. Жарко, пряно…

…Мир содрогнулся. Забился в конвульсиях боли, раззявил пасть разлома, пролегшего от руин в горах Оаморра-Дар до залива Бурь, и соленые багровые воды ринулись внутрь. И на тысячи голосов закричали…

Закричала… Обмякла в руках тряпичной куклой, только глаза под зарытыми веками двигались быстро-быстро.

Альд вытащил безвольное тело девушки из воды, кое-как обернул простыней и отнес в спальню. Она не реагировала на голос и потряхивания, холодную воду, пощечину… Только лихорадочно быстрый пульс и вздрагивающие ресницы указывали, что она не…

Пол под ногами дернулся и… пошел волной. Тренькнуло, осыпаясь, стекло. Еще одно. Занавеси вздулись пузырем, и в комнату ворвался горький от дыма ветер. И… как отрезало. По тому, как знакомо сдавило и тут же отпустило за ушами, дан Глисса понял, что над дворцом поднялся щит.

Какое-то время он таращился на разбитое окно, прислушиваясь к звукам снаружи и в коридоре, ожидая… Чего? Беготни и криков? Как в Белом дворце в Роккиате, когда дарконы, впервые появшись, обрушили на город огненный шквал? Почти все, кто сейчас находится здесь, пережили это. Есть четкий план, и… он уже работает. А, значит, времени на прятки в убежище у него осталось немного.

Девушка едва слышно вздохнула и пришла в себя. Глаза лихорадочно блестели. На подушке растеклось пятно от мокрых волос. Альд поднялся, чтобы принести полотенце, но она вцепилась в руку.

– Все хорошо, я не ухожу, но тебе нужно высушить волосы и одеться, – отпустила, села, обняв себя за плечи, и следила глазами, пока он ходил в ванную за полотенцем и рылся в гардеробе, отыскивая костюм для верховой езды и теплый плащ.

– Одевайся, мне тоже нужно привести себя в порядок.

Милия кивнула, выпуталась из простыни и принялась торопливо натягивать одежду.

Дан Глисса вернулся быстро. Милия ждала его, полностью одетая для дороги: теплый плащ и сапоги, походная сумка на ремне через плечо. Тяжелая, судя по тому, как врезался ремень. Перчатки в сжатой руке, пальцы белые, тонкие. Заныло в груди… он почти забыл, как это больно.

– Куда? – коротко спросила она.

– В Сор-О. Лошадей готовят. Уйдете, как только стихнет в городе. С тобой идет дан Верен с частью дворцовой охраны.

– Только я?

– Нет, но малым отрядом. Так безопаснее.

– Ты?

Альд качнул головой. Она понимала.

– Тогда… ты должен знать.

Он подошел ближе и обнял.

– Когда сюда войдут, я перестану принадлежать себе. Говори.

– Земли-за-Морем поглотил Туман. Такой же, как окружает Сойл. Сначала появились разломы, а потом пришел он. Поэтому люди бежали к нам и просили убежища. Одни просили, а другие пришли взять сами. Есть еще, далеко в степях, откуда пришли кафы. Только что, такой же разлом полностью поглотил Дар-Кан вместе с частью Северного барьера до самого залива. Там теперь новый залив. И туман. И я… слышу его.

Паника на миг прорвалась за барьер собранности, но дан Глисса сделал вид, что не заметил, и девушка благодарно улыбнулась. Альд всем своим существом чувствовал, как стремительно заканчивается время, но осталось еще немного…

Поцелуй с привкусом пряных трав и ликерного вина.

…прежде, чем сюда войдут.

11

Он был рассеян. Диагностическая сеть, висящая над очередным черным кристаллом, стоящим в чашеобразном креплении, то и дело съезжала на бок, анализатор сбивался и обнулял данные. Приходилось снова центрировать сеть и начинать все заново. Уже в четвертый раз. Ховир косился. Дартен, Мастер Тверди, с головой зарылся в данные, снятые вчера с других кристаллов, и ничего вокруг не замечал. Сидит, волосы над ушами торчком, как у ночного ревуна, рот приоткрыт, взгляд поплыл. Под левой рукой тонкая пластинка с данными, в правой стилос… Кайл отвлекся и едва снова не упустил управляющие потоки. Успел подхватить. Сеть висела ровно, анализатор пощелкивал. Мастер Техник в углу лаборатории собирал какой-то агрегат, вполголоса ругая криворуких учеников, и неясно, то ли конкретно своих, то ли опосредованно Солара.

Несколько дней в лаборатории и никакой школы! За это Кайл был готово простить Ховиру почти все, даже неприкрытое пренебрежение, с которым он цедил утреннее приветствие, выговаривая: «Мастер Связующий». Лучше бы вообще не здоровался… Зачем тогда работать звал? Ну… зачем звал, ясно, как Преемник Координатора Калона Кайл был здесь к месту, только в Сойле хватало других специалистов по потокам и куда опытнее, но Зейт сказал: «У него чутье!», и все согласились. Ховир – взять, Солт – отпустить. Впрочем, держать диагност могли и Дейна поставить.

«Где он, кстати? Весь день не появлялся».

Кайл и без диагноста бы сказал и о полярности, и о сопряжении, и о типе влияния. И конкретно этот был удерживающий-четвертый, из внешнего контура. Таких должно быть пятнадцать.

Он их слышал. Кристаллы. А ведь когда увидел впервые, воспринял как нечто инертное. Это отголосок сути Ушедшего Мастера Координатора так повлиял или он сам изменился, получив то, что Сарк назвал зерном?..

Туман коснулся сознания, обозначая свое присутствие… Сеть начала неуловимо отливать красным…

Прочь!

Сосредоточиться. Дартену и Техникам нужны данные, а не его ощущения. Но цепочка образов опять увела от монотонной работы в ночь перед рассветом, когда строптивая часть души, воспользовавшись ослабшим во сне контролем, отозвалась на безмолвный призыв…

…нежность с привкусом горечи, лицо с темными глазами на подушке рядом и голос, который он не слышал наяву несколько лет:

– Когда ты нормально спал в последний раз?

И он ответил:

– Сейчас… почти сплю. И сюда никто не войдет. Ты мое убежище… то, что меня держит… якорь…

А потом она поняла, и ее боль, потоком хлынувшая по связующей нити, отбросила его обратно.

Анализатор, продолговатый крапчатый ящичек не пойми из чего со светящимся узким окошком и щелью для иформ-пластин, удовлетворенно щелкнул и выплюнул полупрозрачный прямоугольник с очередной порцией данных. Кайл свернул сеть и покосился на неслышно подкравшегося Ховира, который ловко выдернул кристалл вместе с креплением прямо из-под руки и тут же уволок в закрытую часть лаборатории.

Все уцелевшие кристаллы хранились там. По ощущениям, запертый зал был не меньше, а, пожалуй, даже больше самой лаборатории. Один раз, когда отводящий глаза полог мигнул, Кайл рассмотрел темный пол с белыми линиями, складывающимися в сложный знак, состоящий из нескольких вписанных друг в друга многоугольников, пересекающихся окружностей, расходящихся из центра лучей и дуг. Структура была созвучна кристаллам. Солар мысленно представил их в узловых точках, и знак отозвался, неровно, ведь несколько кристаллов отсутствовало…

– Не хотелось бы прерывать ваши размышления, Мастер Связующий, – Кайл поморщился, Ховир в своем репертуаре – сначала окатить выскочку презрением, а потом вежливо попросить что-либо сделать, – но не могли бы вы взглянуть вот на это.

К невероятному удивлению, на стол перед Кайлом лег лист бумаги с рисунком того, что он мельком разглядел сквозь приоткрытую дверь. Солар замер, вглядываясь в переплетения линий, изображение дрогнуло, расслоившись, и в голове выстроилась трехмерная сетка портала с таким широким каналом, что вектор перемещения превращался в веер. Что за… Не хватало чего-то важного…

– Структура не полная, и это копия, – выдал Кайл и покосился на запертую часть помещения, – хочу видеть оригинал.

– А там тоже, как вы изволили заметить, копия. Оригинал еще на той неделе, хм… изъяли, – Техник выразительно взглянул в потолок, – во избежание…

И еще один выразительный взгляд, теперь уже на Солара.

«Знает про делишки Дейна? Сигналок навесил или Всезнающий ему сказал? Может зайти?» – последнее ушло по мыслеречи туда, куда смотрел Ховир, в потолок.

Занят, – отозвались с Вершины, отвесили мысленную оплеуху и пояснили, – за рассеянность и ночные фокусы с сознанием.

Солар подтолкнул замершие от пинка Всезнающего мысли и снова выразительно посмотрел на запертую дверь. Затем на Ховира и опять на дверь. У Мастера сделалось лицо, словно ему предложили пустить святотатца в самое сердце храма, но он совладал с собой, поджал губы, дернул острым подбородком и согласился.

Появилось ощущение, как перед прыжком в воду, – гладкая спокойная поверхность манит, а дна не видно. Полог мигнул и рассеялся, повинуясь жесту Ховира, затем Мастер Техник вызвал ключ-знак, отпер дверь и вошел, Кайл вошел следом. Как в омут, темную холодную водяную яму.

…Поверхность озера шла рябью. Круги разбегались по поверхности воды, пересекаясь и перекатываясь друг через друга, словно чья-то рука швырнула подальше от берега пригоршню камней. Старик присел, не заботясь, что набегающая вода измарала серой пылью что ноги в плетеных сандалиях, что обтрепанный подол нехитрой хламиды. Серое на сером, совсем и не видно. И что пыль, отряхнул – и нет. Он протянул руку над растревоженной поверхностью озера, перебрал узловатыми, похожими на сухие ветки пальцами и опустил ладонь в воду, ловя беспокойные колебания. Выдернул, точно обжегшись, поймав в горсть несколько капель, раскрыл ладонь и всмотрелся. Вода не стала ни пылью, ни песком, на ладони лежала горсть мелких сверкающих самоцветов с острыми гранями.

Очнулся Солар у стены. Перед глазами плясали цветные пятна, и резало, словно песка насыпали. Судя по ощущениям, на затылке шишка вздулась. Попытавшись сориентироваться, он зацепился взглядом за темное пятно в шаге от себя, и, держась за стену, поднялся. Мотнуло, накатила слабость.

– Как можно входить в незнакомое помещение с каналами нараспашку. Вас экранироваться не учили? – возмущенно забубнело самое большое пятно голосом Ховира.

– Щит… был… хороший… – выдавил Кайл, радуясь, что пятна начали пропадать, осталось только то, которое Ховир, и на нем проявилось лицо с воинственно поблескивающими глазами.

– Был… – поддразнил он. – А здесь нуль-силовое поле. Есть. И если бы не ваш щит, который, похоже, действительно, хорош, раз вы уже почти на ногах, лежали бы вы, Мастер Связующий, без малейшего проблеска сил в уютной комнате в компании Мастера Врачевания, и очень долго.

Если Ховир своим монологом давал Солару время прийти в себя, то ему это удалось, а если пристыдить… то тоже. «Идиот» и «самдурак», мотались в ушибленной голове по кругу.

– А сил изрядно из вас потянуло, – в голосе Мастера Техника прорезалось удивление пополам с восхищением, – все накопители под завязку, парочка даже, вон, дымится. – Мужчина недоверчиво потыкал пальцем в едва уловимо гудящие цилиндры, выстроившиеся в шеренгу у стены.

Кайл механически стал пересчитывать и понял, обо что он так приложился. Вот как раз о крайний накопитель. Рука сама потянулась к шишке.

Глушить способности пришлось, борясь с тошнотой, но экран лег, как надо. Ховир удовлетворенно кивнул. Похоже, не заметил, как Кайл, опираясь на тот самый крайний накопитель, потянул из него излишек. Стало лучше.

Мастер Техник тем временем направился к лестнице на невысокий, идущий по периметру действительно большого зала балкон. Поднявшись за ним, Кайл смог рассмотреть то, что видел на бумаге.

– В реальную величину? – поинтересовался он и вцепился в перила. Не смотря на экран, линии знака так и норовили проявится.

– Да, – ответил мужчина, – но, как я и говорил, тоже копия. Вы в порядке?

– Тянет, – признался Солар, мотнул головой вниз, на гигантский знак.

– Не должно, – отозвался Ховир и глянул на Кайла так, словно хотел посмотреть, что у него внутри, – для того и поле, чтоб не тянуло, как вы говорите.

– Эта… структура… многомерная, ваше поле отсекает не все. Не хватает шесть?

– Восемь. Круг формирования и круг фокусировки целы, нет трех направляющих и четырех удерживающих кристаллов.

– Вы сказали восемь…

– Ведущего тоже нет.

– Могу я рассчитывать, что, несмотря на личную неприязнь, вы честно ответите на мой следующий вопрос? – Ховир изобразил внимание. – Зачем это все вдруг понадобилось?

– Я получил прямое указание Всезнающего начать работу.

– Когда?

– Когда после тридцати пяти лет изоляции были открыты Двери-между-Мирами, – ухмыльнулся Мастер. – Это ведь вы тогда прошли в Тень?

– И…

– И я тоже был амбициозен, полон сил и желал показать всем, на что способен, – перебил Ховир.

– А теперь?

– Теперь я хочу, чтобы это, – кивок в сторону знака на полу, – никогда не было использовано. – Помолчал. – Идите, Солар, полежите, что ли, вы плохо выглядите. И завтра можно не приходить. Тот кристалл, что вы смотрели, был последним. Осталась рутинная работа с данными, с которой Хранитель Кеом справится лучше, и с материальной основой кристаллов, в которой вы ничего не смыслите.

– Зачем же вы тогда меня пригласили?

– Ну… вы почти Координатор, должны слышать кристаллы и без диагноста…

– Зейт…

– Да. Всезнающий хотел, чтобы я показал вам, как вы там сказали? Структуру? Я показал.

Подъемники были заняты, пришлось подниматься по лестнице. Одолев три из пяти уровней, Кайл совсем выбился из сил – значительное опустошение резерва в лаборатории давало о себе знать. Нужно было где-то посидеть. Вышел на Среднем. Здесь был привратный зал и старый выход из горы, библиотека, столовые для Учеников и Служащих, Зал Торжеств… Свернул к библиотеке. Архивариус был другой, не тот, которого Кайл помнил. Приветственно кивнул и коснулся знака на груди. Солар ответил и, жестом отказавшись от сопровождения, направился к небольшим комнаткам для чтения. Занял первую оказавшуюся свободной и практически рухнул в кресло. Рывком избавился от экрана и с наслаждением ощутил, как энергия, рассеянная вокруг, стремится заполнить пустоту. Подполз туман, потянулся к сознанию, предлагая себя в качестве источника, даже слегка проявился – комната словно подернулась розоватой дымкой. А может, показалось?.. Солар свернул вокруг зерна новый щит, и еще один, чтоб наверняка. Сущность отвязалась.

Долго наслаждаться покоем не дали.

– Мастер Солар…

Кайл, не отрывая пострадавшую голову от спинки кресла, скосил глаза и посмотрел в сторону источника беспокойства. Беспокойство мялось у входа, в руках книги, в глазах отчаянная решимость.

– Тирен, опять вы… Вы меня преследуете?

– Нет, – возмутилась, а щеки окрасились румянцем. Ох уж эти трепетные юные девицы. – Просто я была здесь, мимо шла, а вы тут…

– В данный момент предпочел бы и дальше быть тут, а вы – где-нибудь там. – Это было грубо, но состояние не располагало к любезности.

Несколько стремительных шагов, книги шлепнулись на столешницу, а сама девушка опустилась перед Соларом на одно колено и замерла.

– Это еще что?

– Прошу о привилегии быть вашей личной Ученицей, Мастер Связующий.

Кайл даже в кресле приподнялся, до того его ошарашили слова девушки. Стоит, голову опустила, сложенные одна на другую ладони прижаты к груди над сердцем. Ждет.

– Тирен…

– Да, Мастер Солар?

– Вы едва Первое Посвящение прошли…

– Прецеденты были, я читала!

– Читала она… Пройдите Второе и можете опять попробовать.

Девушка поднялась, на щеках снова румянец, на сей раз не от смущения – обиделась, глаза сверкают. Кайл пристроил голову в прежнее положение и веки прикрыл, давая понять, что разговор окончен.

Не ушла.

Солар приподнялся:

– Чего вам еще, Тирен?

– Мастер Солар, а вы… вам нехорошо?

– Да, Тирен. Мне нехорошо, поэтому идите.

– Мастер Солар, я могу… поделиться.

– Что? – Кайл даже сел почти ровно. – Вы мне сейчас передачу сил предлагаете? Вас правилам поведения дома не учили?

Теперь Тирен залилась краской вся, даже уши заалели.

– Я… просто… Я знаю как! Отцу иногда помогаю. И я восстанавливаюсь очень быстро! Такая… особенность… – плечи поникли, глаза в пол и тихо, но решительно: – А у нас с вами по цвету силы есть совместимость.

– Едва чему-то научились и сразу Наставников разглядывать… Валяйте, – согласился Кайл и протянул руку. – Через физический контакт удобнее.

Тирен кивнула и, все также пламенея щеками, взяла его ладонь в свои руки и открылась. Поток энергии – серый перламутр, серебро и лазурь – устремился в полупустую энергетическую оболочку Солара. Кайл краем глаза наблюдал за девушкой. Румянец уже пропал, как и решительный блеск из глаз. Передача сил всегда гасила эмоции.

Солар сам прервал процесс.

– Но Мастер Солар, я могу еще, – сказала она, отпуская его руку.

– Можете, но не нужно. Мне уже лучше. Спасибо.

– Хорошо. Так вы возьмете меня в Ученицы?

– После Второго посвящения, Тирен. Не раньше.

Кайл поднялся, чтобы оправится к себе и…

…мир содрогнулся и закричал на тысячи голосов.

Гору тряхнуло, дрожь прокатилась от основания до вершины. Туман вломился в сознание, сминая щиты как бумагу. Багровым заволокло глаза, и Солар вцепился в чью-то подставленную руку, чтобы не упасть. Он видел разлом, уродливой раной разорвавший земли вдоль по краю Северного барьера от залива Бурь до истока Долгой; видел, как сыпались в пропасть уцелевшие после предыдущего землетрясения строения некогда величественного и прекрасного Дар-Кана; видел, как багровая мгла рывком затопила Нижнее хранилище и поднялась на два уровня выше, заливая склады, жилые помещения для Служащих и Школу Техников; видел, как растеклась вокруг Горы красная клубящаяся клякса и накрыла дорогу к Иллаю.

– Мастер Солар! – в широко распахнутых глазах девушки была паника.

Снова толчок. Теперь уже Тирен вцепилась в его руку.

– Мастер Солар!? Что это? Это что-то плохое, да?

– Да, что-то очень плохое…

Зейт!

Толь.. не порталом! Лестн… И …рез Уг.. Ист..ны!

Мыслеречь как сквозь вату. Кайл потер лицо, смахивая остатки видений и липкое прикосновение Тумана.

– Тирен, останьтесь здесь, домой пока не ходите… У вас есть, у кого остаться?

Девушка кивнула. Кайл отцепил ее пальцы от своего рукава и рванул к лестнице.

Добравшись до зала Света, Солар понял, что лестницы – зло. Он взмок, дышал, как загнанная лошадь, да еще по пути пришлось поработать локтями – как-то не рассчитана была ширина пролетов на такое количество бегающего туда-сюда народа. Что творилось сейчас на третьем Нижнем, даже думать было страшно. Хорошо, хоть занятия давно закончились, и почти все ученики-техники разошлись, но там и без них было достаточно людей.

Ввалившись в Угол Истины, Кайл активировал переход и уже почти шагнул… Дверь мигнула, пошла рябью, границы размазались. Это ведь тоже портал. Да, стационарный, со статичной точкой выхода и на предельно минимальное расстояние, но портал. А где лестница на Вершину, он не знал. Ладно, раз уж все равно придется… И, нащупав таки в сознании маяк Зейта (чего только не сделаешь в экстремальных условиях), открыл переход напрямую.

Вывалился в зале Сферы в полуметре над полом, сшиб стул и уронил на пол Мастера Техника Ховира. Или наоборот? Вобщем, они втроем оказались на полу и… да,Кайл опять приложился головой, на сей раз о стул, но гудящей голове было не до деталей.

– Говорил же, никаких порталов…

– А Дверь в Углу Истины не портал? Прошу прощения, Мастер Ховир… К тому же он сбоил, – Кайл кое-как собрал конечности в кучу. – Добрый вечер, Мастер Солт… А лезть в нестабильный…

– Твой, надо думать, был лучше? – Зейт понаблюдал, как все поднялись и все подняли, и расселись. – Мар, покажешь ему потом лестницу. – Солт кивнул.

– Кого-то ждем? – спросил Ховир.

– Все, кому надо, уже знают, что делать, но вдруг еще кто ввалится? – усмехнулся Всезнающий, и тут Кайл заметил, какой ровный свет идет от Сферы. Белый, как от коэна. А вечно находившаяся в движении розоватая дымка замерла, сложившись в рисунок спирали, в которой поблескивали разноцветные искры, похожие на драгоценные камни.

12

В детстве Милии нравилось смотреть в ночное небо. Если вглядываться в него достаточно долго, появлялось ощущение парения, словно земля опрокидывается, и ты летишь навстречу черно-синему с алмазной крошкой своду, проваливаешься в него… Здесь была только густая багровая пелена. Свет луны, процеженный сквозь эту толщу, становился призрачно зыбким, нереальным. Окружающее казалось миром миражей.

Город покинули почти за полночь, привал был перед рассветом, на несколько часов, но никто не спал. Потом весь день в пути, даже перекусывали на ходу. На ночь стали в перелеске, редком, продуваемом ветром и почти сплошь поросшем колючим кустарником. Ягоды, впрочем, были хороши, небольшие, темно-фиолетовые, по форме похожие на барбарис, а на вкус, как ежевика. Они красили язык в синий цвет, но Милии было все равно, она ела ягоды, смотрела в небо и представляла звезды. Спине и голове было удобно опираться на укрытое попоной седло, всему остальному – холодно. От земли тянуло сыростью, и плащ не спасал. Сумка с книгой и прочим добром, которое девушка спешно побросала перед выходом, неприятно упиралась в бок. Было очень тихо. И пусто. И… страшно.

Лошади не всхрапывали, за тканевыми стенами шатров не разговаривали, не было слышно шагов, рассредоточившихся по периметру лагеря солдат, выделенных в сопровождение. Полог тишины. Так это называется. Странное приспособление в виде запаянного стеклянного конуса с пучком тонких нитей внутри, установили на шесте в центре стоянки и попросили Милию активировать, протянув записку с инструкцией. На обрывке бумаги острым почерком Сона было написано: «Просто включи тишину, как свет». «Позер, – подумала она и представила, что зажигает коэн. Нити на концах засветились, и безмолвие пузырем накрыло лагерь, звуки гасли, как в тумане. Чтобы заговорить с кем-нибудь, нужно было подойти очень близко.

Близко, – образ-ощущение.

Она чувствовала разлом, как саднящий порез, глубокий, с рваными воспалившимися краями, который никак не хочет заживать. Миру было больно, зерно в сознании девушки сочилось удовлетворением…

Ягоды закончились. Нужно было идти в шатер, который она делила с Этиной, двумя ее назначенными сестрами (другие девушки остались в Осате), даной Ситой с дочерями, их служанкой и еще двумя едва знакомыми дамами. Милии всегда было тяжело общаться с женщинами, с коллегами она еще ладила, но вот подруг не завела, даже в школе. И когда прочие девчонки собирались парочками или галдящими стайками, Милия утыкалась в книгу. Она заговаривала, когда говорили с ней, шла, когда приглашали, но никогда не была инициатором. Как теперь идти туда, где столько разных женщин, трем из которых она, по меньшей мере, неприятна?

Она маялась у входа, когда за спиной раздались шаги.

– Все в порядке?

Капитан охраны. Лицо слегка осунулось, но взгляд такой же уверенный.

Милия неопределенно пожала плечами. Не говорить же ему, что она боится входить. Но дан Верен, видно, сделал какие-то выводы.

– Думаю, что им тоже не слишком комфортно в вашем обществе, – заключил он.

– И каковы причины, на ваш взгляд?

– Ваш статус, ваше неясное происхождение, ваше поразительное влияние на лорда Волден.

– Поразительное влияние?

– Думаю, что эта причина значительнее прочих. Вас привезли во дворец почти рабыней, возвели в ранг гостьи, ухаживали, сделали предложение, а вы сбежали, пропадали где-то больше двух лет, вернулись, а через сутки наместник объявляет вас женой по старому обычаю, призвав в свидетели кровных родичей и своих вассалов.

– Я бы такой точно не доверяла…

– Плюс ко всему странная смерть советника и ваши способности, которых вы раньше не проявляли.

– Вас полог тишины так впечатлил? Это все равно что…

– Свет зажечь, я знаю, все же записку вы получили от меня. Но чтобы пользоваться устройствами из Сойла, обычному человеку нужен активатор. Например, вот такой, – дан Верен продемонстрировал одетый на мизинец ободок неширокого отливающего медью кольца с гравировкой из нескольких знаков.

– И что в этом странного, если во мне кровь Сойла?

– Вы отличаетесь. А люди всегда сторонятся тех, кого не понимают.

– Но вы же говорите со мной.

– У меня приказ.

– Говорить со мной?

– Обеспечить вашу безопасность. Любой ценой.

– То есть в случае чего вы схватите меня в охапку и будете спасать, наплевав на остальных?

– Именно, – подтвердил дан Верен и сцепил руки за спиной, словно боролся с желанием сделать это прямо сейчас.

– И вам это не нравится?

Ответом было выразительное молчание.

Конечно же, такой доблестный воин, несомненно, видел себя в первом ряду Первой Объединенной, устилающим путь трупами коварных захватчиков, а не нянькой перепуганных клуш с тюками платьев и полудюжины конторских крыс с ворохом бумаг под предводительством девицы с невнятными привилегиями.

– И вы хотели бы разделаться с этим во всех отношениях неприятным заданием как можно скорее?

Дан Верен продолжал так же выразительно молчать.

– Я не Мастер Пути, как советник Камилл, но если подвернется случай, я попробую. Он ведь этой дорогой ездит в Сор-О?

– Я дам вам знать, когда мы будем на нужной дороге. Спокойной ночи, моя леди.

– И вам, – отозвалась Милия ему в спину, шагов было уже не слышно, и потому уходящий капитан казался призраком, неслышно скользящим в неверном лунном свете.

А говорить ни с кем и не пришлось. Войдя в шатер, девушка нашла глазами свободное спальное место рядом с Этиной и ее сестрами и легла, не раздеваясь, только мокрый плащ и сапоги сняла. И уснула быстро, положив руку на книгу, вернувшуюся к ней таким странным образом, чувствуя, как разливается по телу умиротворение и бережная забота, как теплыми пальцами охватывает запястье связующая нить… Анжей…

Рассвет пришел с туманом. Обычным, но Милия все равно нервно огладывалась, каждую секунду ожидая подвоха. Шатры быстро собирали, вещи упаковывали, лошадей навьючивали. И все это в вязкой тишине, наполненной туманом. Садясь верхом на уже оседланную стройную гнедую лошадку, девушка вспоминала высокого, черного как смоль Вихря и краем уха слышала, как даны жалуются друг другу на невозможность принять ванну. Усмехнулась, мелькнуло в памяти, как оказавшись в плену у Хоэ Ксандхара, тоже мечтала о ванне. Интересно, жив ли еще старый лекарь Даас гоа Саттмах и что делает сообразительная Касандани?⁴⁴

В дороге было не до разговоров, слишком быстрый темп задал дан Верен, но Этина, как и в шатре, продолжала держаться рядом. Капитан вместе с частью солдат ехал в начале колонны, сопровождаемые разделились кто как в центре, затем шли лошади с багажом, а за ними оставшаяся охрана. Малый отряд был не так уж и мал, и Милия вполне понимала причину раздражения дан Верена. Одни стонущие от неурядиц походного быта даны, оказавшиеся женой и дочерью военного советника дан Палласа, чего стоили.

Примерно через час, по ощущениям девушки, отряд выехал на широкую наезженную дорогу с межевыми столбиками у обочин. Копыта лошадей застучали звонче, видимо под небольшим слоем песка был камень. Милия приподнялась в седле, пытаясь рассмотреть дан Верена впереди колонны, но он неожиданно подъехал сзади.

– Здесь, – коротко сказал он.

– Тогда, думаю, мне следует быть впереди.

Капитан кивнул и двинулся к голове отряда, Милия пристроилась за ним и уже совсем скоро видела перед собой дорогу, а не спины всадников и крупы скачущих впереди лошадей. Солдаты охраны покосились на нежданное пополнение в своих рядах, но оставили мысли при себе и посторонились.

Девушка выдохнула, сосредоточилась и отпустила силу. Это было красиво. Лошади виделись прозрачно-голубыми силуэтами, а контуры всадников отсвечивали разными оттенками красного: от блекло розового до бордового – и их то и дело пронизывали разноцветные сполохи эмоций. Силуэт Этины отливал по краю жемчужно-серым. Светились мерцающими светлячками межевые знаки, дорога лежала пыльным ковром из мешанины выцветших нитей.

Капитан коснулся руки Милии. Нетерпение расцветило его оболочку хаотично движущимися золотистыми сполохами.

– Не отвлекайте, лучше возьмите поводья, мне сложно сейчас следить за лошадью, – дан Верен повиновался, его силуэт окрасился по краю нежно-лиловым восхищением и… что это за блеклое желтое пятно? А вот завидовать стыдно, капитан.

Кажется, Милия улыбалась, дан Верен и не догадывается, что она буквально видит его насквозь. Но она отвлеклась, нужно было внимательно смотреть на дорогу, чтобы не пропустить нить пути.

– Мы едем слишком быстро… – проговорила девушка, отряд замедлился, и почти сразу она нашла путь.

«Теперь нужно создать связи», – подумала она и первую набросила на капитана. Следующей была Этина. Как только паутинно тонкое лассо обхватило ее силуэт, Милии коснулось ободрение и дружеское участие.

Одна из назначенных сестер. Затем охранник.

Девушка не особенно выбирала, кто будет следующим, просто создавала нить, и та сама ложилась на походящий силуэт. Когда нитей стало семь, Милия поняла, что это предел. Она больше не удержит, а их еще надо вести…

Разрыв пространства, оставленный предыдущим путешественником, приближался. Наверное, растерянность отразилась на лице, потому что капитан обеспокоенно спросил:

– Что-то не так?

– Я не могу… Всех не получится.

– Сколько?

– Семь, но я не уверена. Решить нужно сейчас или будет поздно.

– Кого вы выбрали?

Милия перечислила, кого знала и постаралась обозначить незнакомцев. Капитан думал меньше минуты. Затем серия коротких приказов и отряд перестроился. На путь ступили трое всадников – дан Верен решил не рисковать – и лошадь, в седельных сумках которой были какие-то важные вещи. И если каждый наездник воспринимался девушкой как одно целое, то ловить арканом связи животное было… странно, но намного проще, чем человека.

Так же как во дворце развернулись ленты вероятностей и Милия выбрала ту, что выглядела самой устойчивой и вела к Сор-О самым коротким и безопасным путем.

Спустя пару часов Милия, дан Верен и Этина оказались рядом с городом. Подъездная дорога была запружена желающими въехать так плотно, что капитан ругался, не переставая и уже не стесняясь. Дохлые варлы, даффы, гнус, демоны ночи, черви и наглые твари вперемешку с непереводимыми выражениями казарменной словесности сыпались, как из мешка изобилия, но скорости не прибавляли. Велев оставаться в очереди, дан Верен съехал на обочину, ведя за собой лошадь с поклажей, спешился и поменял седельные сумки, взяв ценный груз себе. Протолкался обратно, шипя и ругаясь сквозь зубы. Девушки переглянулись и промолчали, вокруг и так стоял невообразимый гомон. В какой-то момент Милия почувствовала на себе пристальный взгляд, холодный и давящий, как могильная плита, а через мгновение облачный полог над дорогой разорвали острые изогнутые крылья дарконов.

Воцарившийся вслед за этим хаос едва не разметал маленький отряд дан Верена в разные стороны. Им повезло, что они ехали почти по краю дороги и рвануть в сторону, удаляясь от скопления телег, людей и лошадей получилось очень быстро. За секунду до обрушившегося на дорогу огненного шквала, превратившего дорогу и все, что было на ней в костер.

Развернувшийся полусферой над троицей беглецов щит привлек внимание. К укрытию побежали люди, и с неба снова хлынуло пламя, алое и багровое с привкусом знакомой силы. Счастливчики, нырнувшие под спасительный купол, уцелели, остальные же в мгновение ока превратились из людей в горящие факелы, беспорядочно мечущиеся и вопящие от боли. Те, что оказались ближе, застывали черными головешками, падали и рассыпались.

От огня щит быстро истончился, держать его становилось все труднее, и Милия чувствовала, что растраченные на тонкий путь силы вот-вот покинут ее окончательно. Лошадь под ней мелко дрожала. Подбородок и щеки были мокрыми, но девушка не чувствовала, что плачет. Кто-то прижимался к ноге, моля о спасении. Кто-то проклинал небеса, размазывая по лицу слезы пополам с копотью. И все эти жуткие в свете огня маски смотрели на нее. Золотая полусфера мигнула и стала еще тоньше. Больше не было защиты от жара и вони сгоревшей плоти. Дышать стало трудно.

– Щит! – в отчаянии выкрикнула она, помогая себе голосом, и не найдя в себе больше сил, потянула через тонкие нити, оставшиеся на спутниках.

Капитан пошатнулся и неосознанно закрылся, почувствовав дурноту, но у него было очень мало сил. Пылью распалось кольцо-активатор на его руке, но и этого оказалось недостаточно.

– Канн таэ́ атте́н⁴⁵, – печально улыбнувшись, произнесла Этина и отдала все, что было.

Щит полыхнул и уплотнился и над золотистым куполом выгнулся еще один, жемчужно-серый. Дан Верен поймал обмякшее бесчувственное тело и перетащил на свою лошадь, устроив впереди себя. И снова пришел огонь.

Заемная сила уходила слишком быстро. Мужчина, поймав глазами взгляд Милии резко и четко, чтобы было слышно сквозь гул огня, плач и вопли, произнес:

– Уходим. Сейчас

Вырвал поводья из рук девушки и так ударил пятками свою лошадь, что она взвилась на дыбы, расталкивая столпившихся вокруг перепуганных людей, и рванула галопом. Дрожащая гнедая помчалась следом.

Купол расслоился. Оставляя золотые искры, внутренний слой щита продавился сквозь первый, следуя за источником, истончаясь с каждым мгновением. Держать купол во время движения оказалось намного сложнее, но у девушки была еще одна связь.

Энергия пришла сразу, потоком, практически мгновенно восстановив силы. Почти истаявший щит вновь налился золотом.

Капитан уверенно вел лошадей в сторону от города к поросшей деревьями низине. Они уже почти были в укрытии, когда беглецов обнаружили, но в купол ударило не пламя, а багровая мгла. Щит лопнул, как мыльный пузырь. Завалился спиной и упал с лошади дан Верен, увлекая за собой бесчувственную Этину. Гнедая Милии взвилась свечой. Девушка почувствовала, как ноги выскользнули из стремян, и небо опрокинулось.

– Вставай! Вставай, ну же! – кричал кто-то, ссаживая голос и оказалось, что это она сама кричит, пытаясь приподняться.

Левая рука горела огнем, во рту стоял мерзкий металлический привкус, а перед глазами красная муть… Кажется, бровь рассечена и кровь заливает глаз.

Поднялась. Мгла вокруг услужливо расползалась, не причиняя вреда.

Девушка оглянулась, всхлипывая и вздрагивая от боли. Дан Верен и Этина лежали сломанными куклами. Чуть дальше, там, где дорога, стояло зарево, и ветер гнал по полю черный дым пополам с пеплом. Скользнул под облаками крылатый силуэт, и черная тень накрыла девушку.

– Сарк! – закричала она в размалеванное красным брюхо даркана. – Ненавижу!

Туман отозвался хохотом, проявляясь, конвульсивно вздрагивая и поджимая мглистые отростки, взвихрился смерчем и слепился в косоватую фигуру.

– Ты чуть не убил меня, тварь, – выплюнула Милия, глядя на силуэт.

Тебя – не убил, – ответил тот, становясь плотнее. – Они так прекрасны, не думаешь?

Над полыхающей дорогой один за другим пронеслись крылатые тени дарконов и скрылись в облаках.

– Твои игрушки?

О! Не совсем. Моей была только идея. И небольшая техническая поддержка, – лицо туманного истукана прорезала щель улыбки. – В Тени столько всего интересного! А я жил там достаточно, чтобы кое-что перенять.

– Зачем?

– Дитя рождается в муках, – Сарк заговорил обычным голосом. – Ты женщина и должна это понимать, как никто другой. А прежде, чем родится что-то новое, что-то старое должно умереть. И это, – над его протянутой ладонью обозначился силуэт даркона, сотканный из розоватых туманных струй, – не игрушки. Как там, в Тени, говорят, всадники апокалипсиса? Так что прекрати напрасные попытки сопротивления, осталось не так много времени, чтобы обучить тебя. Идем.

– Сам ты… иди, – едва слышно проговорила девушка и позвала.

13

Солар пришел в класс скорее из-за ощущения бесполезности, чем на самом деле собирался проводить занятие. Он даже не рассчитывал, что кто-то из учеников явится. Пришли те, кто постоянно жил в Горе или остался из-за Прорыва, когда сбой порталов не позволил вернуться домой. Двенадцать. Три четверти группы. Двое в Иллае, остальные среди пострадавших.

Истощение, спутанность сознания, потеря контроля – список далеко не полный. Кайл отдежурил в Доме Исцеления несколько часов. Даже его скромные навыки врачевания оказались востребованы. Потом его прогнали есть и отдыхать. Вернулся к себе и уснул, как провалился, не раздеваясь. Утром зеркало явило помятое нечто со всклокоченными волосами, на щеке шрамом отпечаток от цепочки, на которой висел знак. Сорвал и бросил не глядя – вроде на стол. Привел себя в порядок, привычно обновил щиты, переоделся и, коснувшись запястья, где теплилась связующая нить, отправился в Школу.

Двенадцать пар глаз. И сонм невысказанных вопросов. Не заниматься пришли, спрашивать. То, что Кайл мог рассказать, они знали и так. Остальное… После случая с Дейном Зейт взял клятву на крови и силе – древний обычай, простой и надежный как скала.

Смотрят. Наверняка Тирен решится первой. Кайл посмотрел на девушку, и та отвела взгляд.

– По плану у вас сегодня «Классификация связей» и практика по взаимодействию, – первым заговорил Солар и лица учеников поскучнели. – Сомневаюсь, что кто-либо из вас не знаком с теорией, так что, – иллюзорная оболочка фантома соткалась рядом, дрогнула и разделилась на несколько копий поменьше, подчиняясь движениям пальцев. Усилие сопровождалось ощущением, какое бывает на утро в перетруженных мышцах.

– Сначала по очереди на этих моделях, потом разбиться на пары.

– Какой вид взаимодействия, Мастер Солар? – поинтересовался невысокий вечно хмурый Кавр, сын Мастера Тверди, потенциальный Зодчий. Редкий дар. Впрочем, в его классе многие были носителями редкостей: координатор, воздушник, изменяющийся, будущий Мастер Сердец, двое прокладывающих путь, вероятный Мастер Разума…

– Передача сил, – ответил Солар.

– А потом? – теперь Тирен, уши порозовели, не иначе библиотеку вспомнила.

– Сначала задание. Разбейтесь на группы. Воздействие в десятую долю потенциала. Те, кто провалит тест с фантомом, отсаживаются и повторяют теорию.

Кайл сел и вполглаза принялся наблюдать за учениками. Все уверенно справились с первым этапом, толково разбились на пары, оценив совместимость сил, и продолжили занятие. Солар развеял фантомы и втянул остатки энергии. Даже такой малостью не стоит пренебрегать, особенно теперь.

После Прорыва, когда Туман отступил почти к прежним своим границам, Ховир с помощниками несколько раз спускались в Нижнее хранилище, выносили архивы. Школу Техников перенесли уровнем выше – Служащие больше суток таскали и переустанавливали оборудование. Теперь в коридорах Старшей школы было почти так же многолюдно, как пару поколений назад. Дома Исцеления в Горе и в городе были полны, пришлось задействовать часть помещений Светлого Дома⁴⁶. Там он мельком виделся с сестрой, которая помогала в этом наспех организованном лазарете. Поговорить не удалось. Но так Кайл хотя бы узнал, что с ней все в порядке.

Пока Солар был на побегушках у Мастера Врачевания, созывали Совет Мастеров. Что решили, не ясно. У Солта спросить не вышло, на вершине Кайл не был, Зейт по мыслесвязи не отзывался. Чтобы занять себя и избавить голову от бесплодных размышлений остались Дом Исцеления и Школа. Но можно и совместить.

Ученики, пара за парой, уверенно сдавали задания, и Кайл собирался вместо следующего урока повести их помогать целителям, когда почувствовал, как активировалась связь и рывком потянула силу. От резкого оттока энергии стало холодно.

– Мы же не Врачеватели! Что мы можем? – на разные голоса заговорили в классе, едва услышали, где пройдет следующее занятие.

– Те, кто могут, устали и их не кем заменить, – прислушиваясь к себе и связи, ответил Солар. – А у вас практика по взаимодействию. Задача ясна?

Он встал и остановился у двери, поджидая учеников. А потом пришел зов. Крик о помощи, щедро замешанный на боли и отчаянье, такой силы, что едва кровь из ушей не пошла… А, нет, пошла, носом, пачкая плиты пола и белую мантию Мастера. Выругавшись, Кайл обвел взглядом замерших учеников, оттер нос тыльной стороной ладони и этой же рукой очертил арку портала. Напрямую, по связующей нити. Пространство прогнулось, портал дохнул жаром и плюнул в лицо пылью и пеплом. На стенах классной комнаты проявилась защитная сеть и сразу же налилась тревожным оранжевым.

– Дем, найдите Мастера Солта. Нейр, к Врачевателем, и с кем-нибудь сюда.

Силы уходили как вода в песок – нестабильный из-за Прорыва портал жрал кучу энергии…

– Тирен, – коротко приказал Солар и вытянул руку. – Треть резерва, сейчас. – И стало легче. – Пятеро в цепь и держать портал. Риат, – он посмотрел на побледневшего парня с задатками координатора, – вы ведущий. Остальные в резерве.

Выдернул ладонь из холодных рук Тирен:

– Ученица Ховир, вы…

– …За старшую, – дрогнувшим голосом произнесла она, и Кайл шагнул в портал.

Мгновение дезориентации… После ярко освещенной учебной комнаты – сумерки со всполохами близкого пожара и пепел в воздухе, от которого мгновенно запершило в горле, и отвратительно знакомый цвет силы. Но это – потом…

Милия стоит вполоборота в шаге от него, едва держится на ногах, прижимая сломанную руку, лицо в крови, губы кривятся в дерзкой улыбке, в глазах торжество.

По плотному туманному фантому с лицом Мастера Иллюзий пробежала дрожь, рот-щель открылся:

– Ты!

– Я, – согласился Кайл, схватил девушку и боком ввалился в дрожащий овал портала, запечатывая его за собой, но вместо класса и перепуганных учеников его встретила свитая из жгутов энергии кишка перехода. Что за…

– Анжей… ты пришел, – голос прерывается судорожным вздохом, испачканные кровью, пылью и копотью щеки расчерчены дорожками пролитых слез, а вот и еще…

– Ты звала, как я мог не прийти? – проговорил Кайл, бережно прижимая к себе вздрагивающую девушку, и сделал несколько шагов.

Он ясно чувствовал точку выхода, вот здесь, в этом самом месте, где они сейчас стояли, чувствовал, как истончаются связи, удерживающие проход стабильным… но не видел его. Что-то мешало, плотной упругой преградой отталкивало обратно.

Возьми, – образ-просьба.

Солар выдохнул, посмотрел на встрепанную, припорошенную пылю макушку жмущейся к нему девушки и опустил щиты, за которыми прятал зерно. На долю мгновения в глазах потемнело, кровь наполнилась яркими колючими искрами силы, и сквозь розоватую дымку проступил дрожащий абрис портала. Пространство внутри арки завилось спиралью, Кайла рвануло, и он вывалился в класс. Один.

Едва он успел подняться, как в помещение вломился раскрасневшийся растрепанный Нейр.

– Мастер Солар, я не… там все заняты, и я… А вы в порядке? А что тут…

– Вот и мне интересно, Мастер Солар, что тут? – проговорил входящий следом Мастер Снов.

Портал схлопнулся. Защитная сеть, ставшая почти алой, потухла. По классу летали редкие хлопья пепла, беспорядочно оседая на столах, брошенных учебниках и головах учеников. Те стояли хмурые и сосредоточенные, как перед Испытанием. Тирен даже губу закусила. И Кайл понял – будут молчать.

А внутри мертвым сумраком разливалось осознание, что…

– У нас тут… практика по взаимодействию, – ляпнул он первое, что пришло в голову, перед глазами все становилось серым, выцветало.

…он вышел, а она осталась. И чувствовал…

Брови Солта сошлись над переносицей.

– Мы хотели в Дом Исцеления… – начала Тирен, – помогать.

– Идите, – разрешил Солт, отодвинулся от двери, и, дождавшись, когда все покинут учебную комнату, вперился в Солара. Глаза-щели, зрачки-песчинки, черно-белый набросок лица.

…как разрастается в груди дыра, как тает нить связи. А в голове шумело, и волнами накатывала багровая муть. Щит не ложился, соскальзывал, но Кайл пытался снова и снова. Встал, пряча зерно сущности в кокон, отсекая отростки, но кровь уже была отравлена, и все – зря. Мир выталкивал его, и не было якоря, потому что он…

Дрогнуло, распадаясь, расслаиваясь, сознание в тщетной попытке удержать, заменить собой истончающуюся связь, потянулось следом в глухую бесцветную пустоту…

Оплеуха обожгла лицо, звоном отзываясь в голове. Солт… Старик, а удар такой, что звезды из глаз посыпались. А может и не только рукой приложил, вон сеть опять по стенам искрит… желтая.

Потянуло сквозняком. Прямо перед Кайлом мигнул слепяще белым портал, в проеме обозначился Зейт, его рука в черном балахоне сграбастала Солара за грудки и втянула внутрь. Солт вошел сам.

Тирен осторожно приоткрыла дверь и просочилась в класс. Да, остаться и подсматривать под пологом рассеянного внимания, было не слишком честно, но увиденное напрочь лишило мук совести. Мастер Солар едва не Ушел у нее на глазах! А Ушедший Мастер Зейт – портрет в галерее чрезвычайно реалистичен – вполне себе жив! И если Мастер Трансформы жив, то что еще скрывают от них Наставники?

Всезнающий разошелся – орал и едва слюной не брызгал. Только поймав однажды меняющийся взгляд и поняв, что всякая реакция со стороны Зейта просто моделирование ситуации, Кайл перестал воспринимать его эмоции как нечто реальное. Странноватый, себе на уме, местами неуместно пафосный Мастер Трансформы, которым он был раньше, нравился Солару куда больше, чем Всезнающий. Сфера меняет. Интересно, насколько заметны эти изменения в нем самом? И как быть теперь с тем, что он впустил в себя, взяв недостающие силы у сущности? Кайл посмотрел на свои руки, лежащие на краю стола. Казалось, что отдающиеся пульсацией в кончиках пальцев колючие искры, живущие теперь в его крови, подсвечивают вены сквозь плоть и кожу. И это видят другие. Нет, не верно, это теперь он – другой.

…Он носит в себе зерно хаоса.

Он – человек.

Пока.

Вопреки.

Он – плод раздора.

Он – Мастер Связующий…

Кто это говорил? Когда? Неважно… Сейчас все неважно, потому что на месте связующей нити пустота. Потому что…

– Нет, – голос неприятный, злой… не злой, это только маска… значит Зейт. Мастер Снов молчит.

Солар не смотрит на них, но видит. Оттуда, из-под купола Сферы. Это его мысли завиваются дымными спиралями, это его глаза блестят самоцветами на рукавах извивов и это красиво, как гигантские скопления звезд во мраке небес.

Я-мы, – приходит образ-понятие.

– Это исключено, – опять Зейт.

«Это он со мной говорит?» – подумал Кайл и снова был за столом и смотрел на руки: на тыльной стороне левой – смазанный след от копоти, на правой – засохшая кровь.

– Назовите свои трансформ-ипостаси, Мастер Связующий, – произнес Зейт одновременно и голосом и мыслеречью, вкладывая повеление.

Солар дернулся встать, как ученик на занятии, но во время вспомнил, что давно не ученик. Вскинул голову, оторвавшись от разглядывания своих рук. Между ним и Всезнающим была Сфера. Струилась под куполом дымка, посверкивали в глубине искры. Звали.

– Я слушаю.

– Кротт, птица-сонк, третья… – кончики пальцев снова закололо, – не определена. Но в тот момент вы очень громко думали о «чистых стихиях». Мне было двенадцать, вы заменяли нашего Наставника. Это была наша первая встреча.

– Не первая. Теперь назовите смыслы трансформ.

Кайл опешил. Он ожидал обычной выволочки за необдуманный поступок и за то, что втравил в это учеников, а никак не проверку знаний.

Солт сидел по центру длинной стороны стола и недовольно смотрел на Зейта. Они ведь почти ровесники. Но с момента избрания Всезнающего, хотя прошло не так уж и много, Зейт не изменился ни капли, а Солт словно постарел за двоих.

– Итак…

– Первый смысл – движение, скорость, второй – свобода, – неуверенно проговорил Кайл.

– Чем он занимался на курсе по символьным знакам?

– Читал на задней парте стащенный из библиотеки трактат о манипуляции сознанием, – ответил Мастер Снов и дернул уголком рта. Улыбнуться хотел или это раздражение?

– Ну, хоть не срамные картинки рисовал. Хотя, лучше бы картинки. При каких обстоятельствах была использована первая трансформ-ипостась?

– Хотел… – отозвался Солар, но Зейт перебил.

– Именно. Первый смысл – стремление. Второй – перерождение. И это я видел сам, вернее, последствия. И наблюдаю до сих пор.

– Не за чем больше наблюдать… – огрызнулся Кайл, обрванная связь висела сухой опаленной веткой, такая же скрюченная и черная, мешала, цеплялась…

– Перерождение, дурень! – рявкнул Зейт. – Даже знахарка из глухой деревни поняла бы быстрее, чем ты сейчас.

В голове выстраивалась цепочка образов: связь, рождение, знахарка… пуповина…

– Наконец-то! А что до чистых энергий… Тут только подозрения. Помнишь, какой цвет силы был на спектрах у всех без исключения в тех схемах, что тебе притащил Кеом?

– Золотой, – ответил Солар и тут же добавил, уже почти понимая, – литерный знак «стейл», свет, созидание.

Все было перед глазами. А он, как слепой щенок, тыкался носом и не сообразил. Мастера Сердца сводили вместе носителей созидания. Золотой свет чистого творения, вот что объединяло его с Милией. Не связь. Так он нашел ее, так он его позвала. И потом вмешался туман. Выходит, Сойлу был нужен Мастер Созидания, творец… Творящий… И по спине продрало холодом безысходности, потому что в глазах поймавшего его взгляд Зейта была пустота, и серая пыль.

…Старик обогнул озеро, стал, опираясь на суковатый посох, у устья впадающего в озеро ручья. Воды всего на ладонь. Ручей почти иссяк. Припорошенные серым камни торчали по краям некогда широкого русла и постепенно превращались в такую же серую труху. Старик повозил палкой у кромки, выкатил из пыли несколько камней покрепче и подтолкнул в воду. Один из них, плоский округлый камешек, прежде чем скрыться в воде, блеснул отмытым от пыли перламутровым бочком, словно подмигнул. Старик поджал губы и, тяжело ступая, пошел дальше. Озеро сегодня было почти спокойно, даже сброшенные в воду случайные камни не потревожили его гладь. Ну, почти…

– Он есть, – одними губами произнес Кайл.

Он есть, – подтвердил Всезнающий, опуская веки.

– Не рано? – поинтересовался Мастер Снов.

– Нет, сущность проявилась и осознала себя. Мир сопротивляется. Переход неизбежен. Если снова будем тянуть, опять проиграем.

В классной комнате навзничь лежала юная девушка. Тугие спирали волос, черные вперемешку с рыжими, разметались по серой каменной плитке. Ладонь прижата к полу, под пальцами редкие пятна крови, смазанные прикосновением. Дыхание было ровным и медленным, как во время глубокого сна, а глаза открыты. Черные матовые зрачки, словно подернутые пеплом, были направлены вверх, а губы повторяли произнесенные голосами внутри слова: «Он есть».

– Тирен! – в класс заглянула голова Риата. – Ты чего здесь разлеглась?

– Хотела Мастера найти, – ответила она, поднимаясь, незаметно оттирая испачканные в крови Наставника пальцы о темно-бордовую ученическую хламиду.

– Нашла? – поддел парень.

– Нашла, – серьезно ответила та.

Риат стушевался под ее взглядом, отвел глаза. Потом глянул куда-то в коридор и спросил:

– Так, ты есть с нами идешь? Или как?

– Идешь, – буркнула Тирен, собрала учебники и пошла за парнем.

14

Сначала пришел звук, механическое монотонное пиканье. Пахло странно: холодным кафелем, одноразовыми простынями, дезраствором, отчаянием. Больница? Милия открыла глаза. Потолок. Белый. Плоский стеклянный плафон. Стены от потолка до середины белые, от середины до пола забавного персикового цвета. Окно большое. Сквозь приоткрытые жалюзи теплый свет. Рисует на персиковом и белом полосы, дробится бликами на стойке капельницы. Прозрачная трубка, зеленоватый венчик катетера, прижатый к коже полоской пластыря. Спокойно.

Сбоку шевельнулись. Милия отвернулась от окна и посмотрела в другую сторону. Тумбочка с пустой столешницей. Стул с металлической спинкой. На стуле пожилой мужчина в костюме и наброшенном на плечи халате. Светлое лицо, черные глаза, волосы цвета пыли забраны на затылке…

– Папа, – просипела девушка, дернулась подняться, но отозвавшаяся ноющей болью упакованная в гипс левая рука, стянутые тугой повязкой ребра и закружившаяся от резкого движения голова заставили откинуться обратно на подушку.

– Папа, – во второй раз вышло лучше, – как я здесь… Это все сон?

– Нет, милая, ты дома.

– Владлен Федорович, – раздался голос и в палату зашел старый знакомый доктор-вампир.

– А, Мастер Теней, как поживаете?

– Милена, – имя неприятно резануло слух, – вы пришли в себя! Чудо какое-то, врачи говорили, что, в лучшем случае, к вечеру! – Отец подмигнул, а доктор Вальмон, войдя, встал за спинкой стула, там, куда не падал сочащийся из окна свет. – Если вы достаточно хорошо себя чувствуете… Меня тут просили, эм, побеседовать…

– Я подожду в коридоре, – сообразил отец и оставил их одних.

Вальмон остался стоять, только положил на спинку стула руки с длинными птичьими пальцами, сжал никелированную трубку, отпустил.

– Когда вас нашли и пытались узнать имя или кому можно позвонить…

– Несла чушь на тарабарском языке и говорила дикие вещи? – перебила девушка, наблюдая, как психиатр перебирает пальцами.

– Не совсем. Вы сказали: «исходная точка», «тень» и «позвоните Зарову».

– Позвонили?

– В вашей сумке нашли документы. По ним – вашего отца. Я теперь при нем вроде патронажной медсестры, – улыбнулся Вальмон. – Владлен уже больше месяца, как не в больнице, а у меня выходной и я просто составил компанию. Но я хотел о другом. Ваши вещи, одежда, то состояние, в котором вас нашли…

– В парке?

– Да, в парке, – подтвердил мужчина и Милия согласно кивнула. – Все решили, что вы сбежали из секты, где вас били и черт знает что еще.

– Били и… знаете, доктор, ну у вас и мысли.

– Сотрясение, перелом руки и трещины в ребрах, синяки и ссадины…

– Просто с лошади упала на полном скаку.

– Что?

– Упала, говорю, с лошади. Неудачно. Приятного мало, но уж получше, чем секта. Зря в больницу не пошла сразу, каюсь, – ответила девушка и посмотрела в серые глаза Вальмона.

Чтобы передать что-либо другому человеку, например, слепок памяти, мысль или просто образ, сначала нужно установить связь, а глаза не зеркало души, нет, глаза – это дверь.

– Упали с лошади, – повторил мужчина сразу заторможено, но потом его речь выровнялась, – конечно, сейчас это модно, ролевые игры, косплей.

– А вы «секта», «били»…

Ее оставили одну только к ночи. Процедуры и разговоры закончились, сквозь жалюзи, которые никто так и не закрыл, с улицы светил холодным синим фонарь. То дивное лекарство, придающее организму состояние отрешенной созерцательности, все еще присутствовало в крови, но думать это как раз не мешало.

Связь распалась, это было больно и одновременно легко, как будто Милия бабочкой вывернулась из уютного, но ставшего тесным кокона, и осторожно расправила радужные крылья, пока еще хрупкие и невесомые. Зерно тумана никуда не делось, подобрало тонкие нитяные отростки, завернулось в них и притворилось клубком шерсти, сунутым на антресоли. И не нужно, и выкинуть жалко.

Она здесь уже неделю, долгую и нудную. Вставать запрещали. Сначала она слушалась, потом перестала и развлекала себя неспешными прогулками из одного края длинного коридора с окном на торце до другого с таким же окном. Здесь было полно энергии. Бесцветной, серой. Только ей почти никто не пользовался, исключая ту, что жила в приборах и розетках. Эта цвет имела. Яростный белый. Иногда колючий голубой. У медсестры, которая приходила менять капельницу, оболочка слегка отливала спокойным синим, у заведующего отделением она была цвета грозы. Отец привычно светил розовым и серым, золотая клякса потеряла четкие очертания. Серого стало больше.

«Получу тень и стану как он», – вспомнились сказанные им однажды слова. Проверить теорию принадлежности к миру пока было проблематично. Разрезанный пластинками жалюзи свет в палате и невнятный из коридорных окон, которые оба неожиданно выходили в какие-то внутренние дворы, для этого не подходил, а наружу девушку не пускали. Вот Вальмон был занятной фигурой. Его энергетическая оболочка имела четкие границы, как и у всех, основным цветом был серый, а уже по серому – серебристо-розовые, перетекающие друг в друга ленты. Люди Сойла и раньше приходили в Тень, так ей говорили.

Она прошла от окна до окна несколько раз, прежде чем выбрала то, у которого остаться. Сегодня победило то, на подоконнике которого был длинная царапина, а стекло в верхнем левом углу отливало зеленым. В серый заасфальтированный двор из-за угла здания заглядывал тополь. Ветки топорщились молодыми листьями. Милия ушла в Тер весной, и в весну вернулась, чуть позже, но все таки… Исходная точка. Странные выверты пространства. И времени. Логически рассуждая, здесь должно было пройти вдвое больше времени, а вышло наоборот, словно кто-то играл с ней, бросая, как воланчик в бадминтоне. От одной ракетки до другой. Одна ракетка старая, с истершейся ручкой и чуть провисшими нитями, но привычная и удобная. Вторая – новая, яркая, бьет хлестко, и воланчик летит дальше или выше, смотря как ударить. А еще есть уличный пес. Он сидит в кустах. Ему тоже хочется играть, и поэтому, когда воланчик оказывается на земле, радостно хватает его и носится с ним по лужайке, выписывая кренделя.

Девушка улыбнулась и приложила ладонь к стеклу. Холодное. В стекле, поверх двора угадывалось ее отражение. Больничная рубашка, халат, волосы в косе, пряди по сторонам выбились и щекочут щеки. Взгляд отрешенный и немного безумный. Ее продолжали считать жертвой сектантов – всем память не поправишь. Приходил замученный следователь. Исписал кучу бумаги и ушел. Заров тоже приходил. Вчера.

Это было тяжело. Милия не думала, что увидеть его снова будет так… тягостно, виновато, неловко и еще много всяких «так».

– Опять? – спросил он вместо приветствия, и она согласилась.

Он положил на подоконник, другой, не этот, вчера она была в другом конце коридора, ее сумку с Тер. Милия помнила, как собирала ее перед тем, как покинуть Саэну, но совсем не помнила, как положила в нее то, с чем явилась из Тени. Два мира в одной сумке. Заров, окно, мучительный безмолвный разговор. Прошлое нагнало и стало рядом.

До слез было жаль погибших дан Верена и Этину. Альда, от которого она, получается, опять сбежала. Анжея, который пришел, когда она позвала. И когда не звала, приходил тоже, обнимал чужими руками и смотрел из других глаз. Зарова она тоже не звала, а он пришел.

– Как ты?

Милия пожала плечами. Заров стоял рядом, и она чувствовала его запах. Туалетная вода была та же. И тепло, которым он всегда делился, тоже было. От этого было еще тяжелее, поэтому девушка смотрела на его отражение в стекле и говорила с ним же, с отражением.

– В твоей квартире отец живет, – зачем-то сказал он, хотя и так все понятно было, квартира ее и отец тоже. Где ему еще жить?

– Спасибо, – сказала Милия, не надеясь, что Заров поймет, за что, но он понял и кивнул.

Не за сегодня, за то, что было тогда. Она ведь его не благодарила.

Ушел, не прощаясь. А сумка осталась лежать. Надо было куда-то деть книгу, пока отец не заметил. Вот интересно, а два предмета из разных миров и времени практически в одной точке пространства тянут на временной парадокс?

На стекле вокруг ладони образовался ободок испарины, как ореол энергетической оболочки. Если ладонь убрать, ободок останется, ненадолго. Вдруг подумалось, почему-то на Тер ее всегда окружали пути и двери, а здесь – отражения и окна, словно мир пытался отгородится от нее стеклом. Смотреть можно, трогать нельзя. И она смотрела, оставляя стеклам отражения и медленно тающий, оставшийся от прикосновения к холодному стеклу, ободок.

Время всегда любило над ней пошутить: бесконечно тянулось резиной, застывало хрупким утренним ледком, проваливалось ямами, скакало вспугнутой лягушкой. Милия так и не поняла, куда делся месяц. Тень кутала серым пледом обыденности, почти вернулись привычные заботы и скучные мысли. Если бы не явления. Так девушка назвала выбивающиеся из общего потока события.

Первым по праву можно было считать обнаружившегося рядом с койкой в больнице отца. Вторым явно был Заров с сумкой сокровищ. Третьим явился Сарк. Просто подошел к ней на крыльце магазинчика, куда она ходила за покупками, и взял из рук пакет.

– И долго ты здесь прятаться собираешься? – спросил он, как ни в чем ни бывало шагая рядом, высокий, в щеголеватом костюме, шарфе и черном расстегнутом пальто. Стрижка делала его классически красивое лицо моложе, но глаза выдавали. Из глаз смотрел Туман.

Милия так и не ответила.

Они молча дошли до парка. Сарк сел на скамейку, небрежно закинул ногу на ногу и жестом пригласил присесть рядом. Пожала плечами и присела. Почему бы и нет. Погода хорошая, почти летняя, солнце сквозь листву… Компания так себе, но все равно же не отстанет.

– Сам же сказал, что пройти нельзя, – ответила девушка на заданный еще у магазина вопрос.

– Тебе можно, – отозвался он, заглянул в пакет, бесцеремонно добыл бутылку с газировкой, открыл, и, сделав пару глотков, улыбнулся.

– С чего вдруг такие привилегии? – опешила от этой улыбки Милия.

Я-мы, – ткнулся в сознание образ.

Клубок шерсти зашевелился, расправляя онемевшие ниточки-волоски, и с любопытством потянулся наружу к родственному и более сильному собрату.

– Я не сюда собиралась

– Мир решил иначе. Решил временно исключить из уравнения неизвестную переменную. Слишком много вариантов развития. Сначала я решил, что ты якорь, теперь не уверен.

– Назови тогда и себя, раз решил развешивать ярлыки.

– Гай Ринар Сарк, Мастер Иллюзий, – сойлиец приподнял несуществующую шляпу.

Сейчас на этой скамейке в парке, в костюме и пальто, этот чуждый и чужой миру человек (человек ли?) смотрелся естественнее и органичнее, чем она сама, родившаяся здесь, под этим солнцем. Кстати…Девушка поднялась, отошла в сторону, туда, где на мощеной дорожке лежало яркое солнечное пятно. Тень была. У самых ног, короткая, как и полагалось приличной тени в середине дня. Непонимающе посмотрела на Сарка.

– Это так не работает. Сейчас солнце не активно, и ты видишь отражение только физического тела. Про магнитные бури слышала? Будут – попробуешь.

– Почему работает на Тер?

– Потому что Стейл всегда активна, облачный слой, как фильтр, и обычные люди ничего не чувствуют, впрочем, они же там родились, они и не должны ничего чувствовать, только самые сильные всплески и когда фильтра нет.

– День Звезды, – проговорила девушка

– Именно, – подтвердил Сарк.

– Почему сойлийцы чувствуют?

– Ты разве не учила наши знаки? «Сойл» значит «пришелец, чужак», просто мы пришли на Тер давно и попытались… ассимилироваться.

– И что?

– Ничего. У сойлийцев с Тер и коренных терианцев не бывает детей, вообще, абсолютная генетическая несовместимость. Мир нас не принял, и мы искусственно привязали себя к нему. Это обмен. Мы кормим силой его, он – нас.

– Генетическая несовместимость? Ассимилироваться? Откуда такой богатый словарный запас?

– Я иногда живу здесь. Не именно здесь, вообще.

– Я поняла.

– Идем, твой отец ждет.

– Он ждет не тебя, а…

– Друга своего отца, все верно, – встал, забрал пакет, и пошел по дорожке к выходу из парка.

Милия вошла в квартиру вместе с ним. Отец был рад и суетился, стараясь обиходить гостя. В груди занозой сидела мелочная подленькая обида на отца за это гостеприимство, чай и ликер, но Влайд не знал всего. А обида все равно была. Поэтому девушка просто ушла, отговорившись тем, что не хочет портить мужскую компанию своим присутствием.

Она побродила по району, потом присела на скамейку напротив детской площадки. Детки были светленькие и радужные, особенно малыши. Они светились и излучали изумрудную радость, искрящееся золото восторга, разбрызгивали ультрамариновые капли любопытства и ярко фиолетовые обожания. Это было куда приятнее, чем лицезреть в квартире его.

О том, чтобы вернуться на Тер, она с отцом не говорила. А Влайд ждал. И чем напряженнее становилось ожидание, тем сильнее она стискивала зубы, чтобы слова не прорвались наружу и не разрушили маленький уютный серенький мирок. Она лишилась одной связи и спешно создавала другую, боясь, что времени быть рядом осталось ничтожно мало. Явление Мастера Иллюзий было тому подтверждением.

Девушка устроилась заменять по выходным продавца в газетном киоске. Работа была необременительной, и она даже радовалась, когда приходилось выходить чаще. Отец уверенно обжил квартиру, и порой Милия чувствовала себя родственником, который приехал на пару дней, а остался навсегда: домочадцы терпят, но вздохнут с облегчением, если гость уедет. Сегодня было воскресенье и киоск закрывался рано. Погода уже практически летняя и народ на улице радостно подставлял солнцу лица и плечи, улыбался. Хотелось не спеша пройтись, но новые туфли к прогулкам не располагали. Хорошо хоть до остановки было недалеко.

Перед выходом из автобуса девушка краем уха услышала обрывок про аномально сильные вспышки на солнце и сопровождающие это явление магнитные бури. Любопытство тут же принялось толкать на эксперименты. «А почему бы и нет», – подумала она и решилась.

Милия долго бродила по парку, выбирая достаточно открытое и безлюдное место, стояла под раскидистой кроной старого клена, наблюдая, потом осторожно вышла, продолжая оглядываться по сторонам. Солнце стыдливо прикрылось облачным лоскутом, отказываясь от участия в авантюре, и лужайка оказалась в тени. Девушка почувствовала себя глупо. Она торчала посреди лишенного деревьев пятачка с редкой травой и ждала, пока ветер не отнесет облако в сторону.

В кустах зашебуршались, потом оттуда выбралась девочка лет десяти в расстегнутой спортивной кофте, коротковатых линялых джинсах и старых кедах.

– Зачем стоишь? – глядя по сторонам, словно странная тетка ее совсем не интересовала, спросила девочка.

– Жду, пока солнце выглянет.

– А когда выглянет, то что?

– Хочу посмотреть, будет от меня тень или нет.

– Тебя вампир покусал? – серьезно спросила малявка и уставилась на шею Милии в поисках следов.

– Нет.

– Тогда будет.

– А вдруг нет?

– А так бывает?

– Иногда, – ответила девушка, в очередной раз посмотрела наверх, и свет затопил глаза.

Руки вскинулись сами собой, одеваясь в золотое сияние, потянулись в стороны узкие клинья сотканных из света перьев с серебристой кромкой. Рассмеявшись и забыв, что за ней наблюдают, Милия повернулась вокруг себя, свет завернулся спиралью и рассыпался, блестками опадая к ногами. Тени не было. Вместо тени была фигура, сложенная из нескольких вращающихся звезд с разным количеством лучей. Центром была она. На краю фигуры лучился восхищением маленький травчато-зеленый сполох.

Милия вздрогнула, вспоминая, что не одна. Грань восприятия сместилась, но боковым зрением девушка продолжала видеть и абрис крыльев, и золотые звезды под ногами. Девочка-сполох осторожно трогала мыском обувки край поляны.

– Э, я пойду, – проговорила девушка и направилась под спасительную кленовую крону.

– А я тебя знаю, – сказал ребенок и увязался следом. – Ты газеты продаешь. Я тебя там и увидела. Ты всегда красиво светишься, а сегодня прям вааще!

Милия споткнулась.

– Ты меня… видела?

– Ну да, думаешь, зачем я за тобой пошла?

– Зачем?

– Ты глупая? Ты же тоже меня видела, – девочка вздохнула, плечи поникли, она натянула рукава на кисти рук и обняла себя, потом пристально посмотрела на Милию. Зрачки серо-зеленых глаз сделались размером с маковое зерно, радужка налилась изумрудным.

– Беги домой, – глухим бесцветным голосом проговорила девочка. – Быстрее! Сейчас!

Милия влетела в квартиру, в два шага преодолела прихожую – мебель в зале была сдвинута, ковер грудой валялся в углу на баррикаде из стульев, пол покрывали литерные знаки, пересекающиеся меловые круги, лучи, изгибаясь разбегались из центра, в котором уже начал формироваться энергетический вихрь, и, казалось, вращались.

Отец появился из спальни в странной для этого мира одежде. Седые волосы в беспорядке, несколько прядей шрамами лежали на лице.

– Папа, – прошептала она, но Влайд услышал и поднял глаза – из них полынью смотрело отчаяние.

– Я должен, я больше не могу здесь, я не хочу стать тенью, – сказал он и ступил на фигуру, на чистый от знаков и линий промежуток пола, еще шаг, центр.

Дуги шевельнулись и приподнялись, отбрасывая на стены комнаты белые тени. Волосы отца разметало, он резко выдохнул и влил свою энергию в формирующийся переход.

Милия рванула на кухню. Там, между плитой и стеной лежала в полиэтиленовом пакете книга. Девушка торопливо вытащила запылившийся сверток, сорвала пакет, помогая себе зубами. Если он уйдет…

Вернулась. Линии на полу полностью пришли в движение. От скопившегося напряжения покалывало кожу, волосы липли к лицу. То, что формировалось сейчас там, внутри фигуры, походило на сжимающуюся пружину.

– Идем со мной! Формула моего отца! Она работает!– Влайд протянул руку Милии, придерживая другой лямку надетого на плечо рюкзака.

– Нет, ты попадешь не туда! – И Милия выставила перед собой книгу, как щит, щит с полустершимися знаками на темной обложке, первая страница без уголка, на третьей абзац обведен карандашом, обтрепавшаяся по краю закладка-тесьма приплавлена зажигалкой…

Отец улыбнулся, отчаянно и горько, достал из рюкзака такую же книгу, только обложка была не такая старая и потертая, прижал к себе и посмотрел прямо в глаза:

– Я замыкаю круг, – четко проговорил он. – Канаа́н ттаэ́ атʹте́н⁴⁷.

И пружина разжалась.

15

Хуже всего было, когда приходили сны. Там были только голоса в пустоте. И невозможность прикоснуться, будучи рядом на расстоянии вдоха. Он делал этот вдох и просыпался. Вставал и шел работать. Иногда казалось, что свернув в знакомый коридор, он выйдет к странному разделенному на сектора залу, открыв дверь в кабинет, окажется в пустой классной комнате без окон, а ступив на ковер, увидит под ногами шершавый каменный пол, расчерченный линиями и кругами, и смутно знакомыми знаками, и рисунок будет дрожать и расслаиваться. Тогда приходилось закрывать глаза и делать еще один вдох. Он полюбил раннее утро, когда в окна смотрел розоватый сумрак, а шаги в коридорах гулко раскатывались из конца в конец, как рассыпавшиеся с нитки деревянные бусины, крашеные под жемчуг. У нее когда-то был жемчуг, розовый, некрупные бусины идеальной формы. Украшение продали в ювелирную лавку близ ремесленного кольца за треть стоимости спустя несколько недель после ее побега. Он выкупил обратно, не сам, но… Потом долго носил на запястье под одеждой, пока нитка не порвалась и бусины не рассыпались. Осталась досада и пустая нить основы. Альд остановился, поднял руку, поддернул манжет. На мгновение показалось, что жемчуг снова стягивает кожу на запястье, нить рвется и истекает призрачным золотым светом, как тогда… и потом… и еще…

– Так и знала, что застану вас здесь.

К эху шагов, уже обежавшему коридор в оба края, примешивались другие шаги, осторожные, почти крадущиеся.

– Опять без сопровождения, ваше величество? Как беспечно.

– Не беспечнее вашего феерического въезда в Сор-О в сиянии огня и славы, – Лия одета очень просто, волосы узлом на затылке, – горожанка, каких тысячи, пока не посмотришь в глаза.

– За огонь отвечали даррийцы, за сияние – ваш советник, его собратья по крови и прорва странных штук, за которые Леантар не расплатится с Сойлом еще лет десять, за славу – доблестный Ле́рек Ней Тали́н дан Верен, умудрившийся доставить малые королевские регалии, дворянские земельные списки и полумертвую раат Джен, когда сам едва дышал. А я так, просто мимо шел и меня всем этим сиянием и славой краем зацепило.

Они дошли до маленькой столовой, примыкающей к апартаментам Лии. Дан Глисса впереди, королева позади, тихо, только платье шелестит. В столовой, задрав ноги на стол, устроилась с Корали. Рядом стояла пузатая посудина с наском и несколько чашек, блюдо с закусками и хлебом.

– Силы небесные! В этом дворце полно комнат, почему сюда?

– И тебе светлого утра, сестра, – кривовато улыбнулся Альд, сбросил ноги женщины на пол, налил себе чашку наска и устроился рядом на свободный стул.

– Тебя обслужить, величество? – предложила Корали и потянулась к чайнику. Лия совсем не по-королевски скорчила рожицу, приняла чашку с напитком и выбрала себе место поближе к подносу.

Какое-то время стояла тишина. Светлый ранний сумрак сгустился, и в стекло ударили капли дождя. Осень в этом году сырая и холодная. Дождь почти каждый день. В городе было еще ничего, а за стеной, там, где прошелся огонь дарконов, прогоревшая до серого праха земля превращалась черную и липкую жидкую грязь, в которой одинаково вязли что пешие, что лошади, что специальные телеги с широкими ободами на колесах, которые всегда тянулись хвостом за марширующей армией. Черное кольцо выжженной земли окружало Сор-О со всех сторон. Когда-то светлый и богатый, огромный город на реке покрылся язвами от пожаров, источал невыносимое зловоние перенаселенных окраин, задыхался в дыму мастерских, работающих сутки напролет, благо, рабочих рук было в избытке. Беженцы текли в город непрекращающимся потоком, неся с собой болезни и слухи. После потери Коруны армия разделилась. Часть направили в провинцию Осаты и дальше к побережью, часть, пришедшую в Сор-О, удалось кое-как расквартировать и обеспечить едой. Беженцы не были нужны никому, кроме тех, у кого нашлись родственники во внутреннем городе. Всю следующую после трагедии у ворот неделю, дарконы кружили рядом, и над городом нависла было угроза голода, но потом по реке пришел караван из Фагии, и стало легче. Корали настаивала, чтобы Лия перебралась в пока еще спокойную Саэну, дан Глисса был, в целом, за, а племянница упиралась. Она прикипела к этому городу так же, как Альд к Осате. Он намеревался вернуться обратно при первой возможности, а Лия… В конце концов она королева, и он не может ей приказать. Сестра закатывала глаза и обзывала слизнем. Чувствуя себя бесполезной сидя в городе, дана главнокомандующий срывалась на всех, если не находила себе дела. Чаще, конечно, находила.

И они все ждали корабли из Саэны. По разным причинам. Корали должна будет погрузиться с основной частью солдат и фуража и отправиться к долине Туманов. Лия ждала механиков и группу целителей из Сойла, спрашивала и о Мастерах Пути, но, судя по тому, сколько приходилось ждать… Альд же расчитывал вернуться в Осату, проплыв часть расстояния по реке. Так было безопаснее. Дарконы не летали над водой. Они не пересекали рек и не появлялись, когда начались затяжные дожди. Вода, как спасение… О чем-то таком говорили пришедшие из-за моря союзники, когда пытались объяснить причину бегства. Значило ли это, что сила, поднимающая в воздух дарконы, сродни лезущему из трещин в земле туману?

– Раз уж у нас тут внеплановый семейный совет в полном составе, – начала было Корали и замолчала, наткнувшись на взгляд лорда.

– Не в полном, – ровным и спокойным голосом проговорил Альд. Он смотрел на Корали и одновременно сквозь нее на стекло с потеками дождя, и его глаза казались выцветшими, как у старика.

– Можно подумать, она стала бы… – женщина вскинула руку, и Лия осеклась и замолчала, посмотрела на дан Глиссу и запила неловкость наском.

Первые дни Корали всерьез опасалась за его рассудок, но когда тела Милии так и не нашли, Альд пришел в себя, хотя почти не говорил. Он молча смотрел, как дан Верен, срезав воинские знаки с мундира, протянул обнаженный меч, а потом долго стоял на коленях с вытянутым на руках оружием пока не понял, что расплаты не будет, после чего встал и ушел, наказанный этим безмолвием куда страшнее. Молчал, часами простаивая у постели так и не пришедшей в себя, но продолжающей жить и дышать, дочери владыки ат Джен. Сейчас было лучше, но иногда Альд прерывался на полуслове или замирал, с удивлением смотрел по сторонам, словно не понимая, где находится, или его взгляд становился таким, как сейчас.

– Так что ты хотела? – как ни в чем не бывало проговорил лорд.

– Смертные отряды и указ об обязательной воинской повинности.

– Тюрьмы проредили в первую очередь, – отозвалась Лия. – И солдатское жалование вполне приличное, может просто добавить?

– Из тюрем брали по согласию. Теперь мне нужны все. Полное помилование за срок службы не менее трех лет. И обязательный призыв. С восемнадцати лет. Жалование за первый месяц сразу после подписания контракта. А добавлять… скоро будет не из чего. Глава казначейства уже всю свою бородку на паклю извел.

– Сократить «пепельную» выплату семьям погибших?

– Уже и так урезали почти вдвое…

– Дамы, я вам не мешаю?

На Альда уставились две пары глаз: возмущенные и с ноткой презрения.

– Готовьте бумаги. И пусть вербовщики пройдутся по лагерю беженцев у стены и особенно за ней. За треть месячного жалования рядового пехотинца они в очередь выстроятся. Женщин пусть берут тоже, за стандартный паек и пару леантов в неделю, надо же кому-то все это воинство обиходить… Перешерстите торговцев, всех у кого налог на торговлю рабами не плачен больше месяца, товар изъять в пользу казны. А клейменным предлагать свободу за те же три года в армии.

– Дан Вире́нн уже предлагал торговцев рабами прижать, – заметила дана Корали, – откупились. Глава казначейства и успокоился. Надо ему напомнить…

– А ведь можно было просто позавтракать, – мечтательно протянула Лия.

– Я с этого и начала, пока вы двое мне все не испортили, – отозвалась Корали.

Альд прикрыл глаза, а потом всем корпусом повернулся к двери.

– А вот и новости, – мрачно сказал он.

Из-под двери потянуло сквозняком. Лия поежилась. Вошел Камилл и склонился перед королевой. За ним просочился слуга с тележкой и стал расставлять на столе тарелки и блюда, водрузил свежий чайник, собрал грязные чашки, ушел. Сон устраивался за столом, гремел приборами, налил наска, быстро выпил и тут же снова наполнил чашку, потянулся к еде. Какое-то время из коридора доносилось мелодичное позвякивание тележки с пустой посудой. Затем раздались шаги, приглушенные голоса. Дворец оживал.

– Советник? – королеве не терпелось.

Камилл быстро прожевал кусок и выпрямился.

– Как я и передавал по мыслесфере, в Маифе подписали эдикт о безвозмездной военной помощи. А свежесформированные части Второй объединенной выступили к Покиару. О, чуть не забыл, – советник порылся по карманам и вытащил сложенный в несколько раз лист пергамента. – У нас новый союзник.

Корали и Лия потянулись одновременно. У Корали было преимущество. Она была выше королевы и руки у нее были длиннее.

– Ну? – не выдержала девушка.

– Силы Небесные! Вы волов пасете или страной управляете? Что за «ну»?

Дан Глисса понял, что это надолго и вопросительно глянул на Сона. Сойлиец душераздирающе вздохнул и отложил вилку.

– Оседлые йеты отправили представителя от совета старейшин с предложением дружбы, взаимопомощи, обоза с зерном и мясом и четырьмя сотнями конных воинов. И все это топчется сейчас возле Юма, поджидая наших солдат и вводя в краску светлокожих фагийских дев полуголыми торсами и откровенными предложениями.

– Откуда такие потрясающе живописные подробности? – поинтересовалась королева.

– Мыслесфера, – Камилл снова взялся за вилку. – И мне еще повезло, что я не слышал, как все это пахнет, в отличие от Мастера Вод Таласа, который сейчас там. Но сопровождающие беседу образы произвели на меня впечатление.

– Как на родине? – поинтересовался лорд.

– Не знаю, не был, не говорил, – черные глаза Камилла смотрели в упор, словно пытались разглядеть то, о чем дан Глисса ни за что не станет спрашивать.

Белокожее лицо смазалось, и лорд на долю мгновения увидел другого человека, тоже сойлийца: высокие скулы, прямой нос, брови вразлет, в черных зрачках словно приглушенный свет сквозь закопченное стекло… Стекло с пепельно-серым налетом… Советник королевы дернулся и подавился. Потянулся к стакану, сделал несколько быстрых глотков и больше не смотрел.

– Техники и целители прибудут по реке, как и договаривались. Так безопаснее. – И опережая вопрос Лии: – Об остальном мы уже говорили много раз, ваше величество. Мастер Кирим отвечает за связи с Советом Сойла. Не я. Они даже не станут меня слушать.

– Все, – Корали шумно поднялась, – я к дан Виренну. А вам, ваше величество, следует привести себя в порядок. А то говорите, как пастушка и выглядите так же. А скоро страждущие подтянутся. Ставлю что угодно, городской глава опять пришел на два часа раньше и секретарей изводит.

– Кто бы говорил о внешнем виде, тетушка, – выдала Лия вздергивая подбородок. – Вы привносите в любое собрание неповторимый оттенок казармы.

Корали хохотнула и изобразила реверанс, что в штанах выглядело до крайности нелепо. Лия прыснула от смеха и выбралась из-за стола. Дан Глисса тоже встал, глянул на Камилла.

– Идите-идите, – помахал тот вилкой, не отрываясь от еды, – мне вполне достаточно компании тарелок.

Но лорд все же дождался, когда сестра и племянница уйдут.

– Мастер…

Камилл выпрямился.

– Лорд Волден?

– Вы можете… читать образы без мыслесферы? Предположим, я хочу что-то показать, кого-то мне незнакомого…

– Не уверен, что с вами получится. Но… давайте.

Дан Глисса постарался нарисовать у себя в голове портрет молодого сойлийца, как если бы видел его перед собой: скулы, нос, приглушенный свет сквозь черные сферы глаз, белая одежда. И знак, похожий на литеру «даа», – две загогулины и черточка.

– Хватит, – казал Камилл, – я видел.

– Вы его знаете?

– Лично, нет, не знаю. Но знак приметный. В Сойле только один Мастер Связующий. Кайл Анжей Солар.

Имя отозвалось эхом, как будто другой голос его произнес. Ее голос.

– Могу я еще кое-что спросить?

Камил кивнул, уже точно зная вопрос.

– Ее не нашли среди погибших, – начал Альд, – она могла сгореть…

– Или вернуться в Тень.

– Спасибо, советник. Но ведь это не все новости. Не так ли?

– Остальные я привез не вам, – ответил Камилл, отодвигая тарелку и понимая, что поесть спокойно уже не получится.

– Мастер Кирим подождет.

– Это внутренние дела Сойла.

– Формально вы не подчиняетесь Совету.

– Формально я и вам не подчиняюсь, я советник ее величества. И никакие регалии и должности при дворе Леантара не сделают мою кровь похожей на вашу, поэтому, сколь бы формальным не было мое подчинение Совету Мастеров, я был и остаюсь сойлийцем.

– Вы ведь скажете.

– Нет, но могу показать. Мне нужна ваша рука, лорд Волден.

Пальцы Камилла оказались сухими и прохладными, но ощущение чужой руки на запястье быстро перестало раздражать, потому что Альд уже был не в столовой, а на побережье. На горизонте темными пятнами маячили острова архипелага Маринэ, скалы пахли сыростью. Со стороны, где Широкая ныряла в море Окейн, двигалась какая-то темная масса. Рывок, и дан Глисса оказался в нескольких метрах от нее. Это были люди. Кафы. Длинные волосы заплетены в три косы, затем скручены узлом на затылке и повязаны красным шнуром – ритуальная прическа смертника. Идут молча, очень плотным строем, двигаются в такт, как один человек. Одновременно поднимаются руки, одновременно опускаются на мокрый каменистый пляж ноги. И они не моргают. У всех темно-багровые глаза без зрачков, в которых клубится туман…

В голове звенело и хотелось ею потрясти, чтобы вытряхнуть мерзкий звук из ушей. После мыслесферы тоже бывало неприятно, но не так, как сейчас. Камилл прав, они все-таки слишком разные. Как один мир мог породить настолько непохожие расы? Красный цвет Тер, словно не хотел касаться прохладной белой кожи людей Сойла. Милия совсем другая. Теплая, как свет, что сочится летом сквозь облака. Солнца не видно, но тепло это ощущается всей кожей, закрываешь глаза и поднимаешь лицо вверх – сквозь сомкнутые веки просвечивает разбавленным золотом – и ты тянешься к нему. Тянешься… А золото блекнет, выцветает.

– Лорд Волден, вы в порядке?

– Альд!

Сестра стояла напротив, заглядывая в лицо. Дан Глисса с некоторым удивлением обнаружил, что она сжимает его руки в своих. Почему он не чувствует? Почему все такое…

– Почему все такое серое?

Серый песок, кромка воды и пыльные камни… Альд моргнул. Нет, не серое… зеленое… Зеленое дерево, большое, старое, по редкой траве разбегаются лучи и дуги. Золотые и теплые, как свет, как… Стейл.

– Карем! – на свое второе имя он среагировал.

– Корали?

– Ты меня напугал…

– Теперь я знаю твое слабое место, – и улыбка, кривая. Он просто мастер кривых улыбок, они удаются лучше всего остального, поэтому он осторожно высвободил свои руки и направился прочь из столовой.

– Я хотела сказать…

– Что корабли пришли, – закончил он вместо нее, замерев в дверях, чуть повернув голову в ее сторону.

– Откуда ты… Мне только сообщили, я еще никому…

– Не говорила, да. Этот вот, – кивок в сторону Сона, – тоже не говорил. Зато показал. – Дан Глисса помолчал. – Снизьте возрастной ценз до шестнадцати, тюрьмы открыть, всех рабов реквизировать. В Леантаре больше не будет рабов. Только солдаты.

16

Девушка сидела на диване и бездумно возила ногами по меловой черте, сначала одной ногой, потом другой. Линии размазалась, ступни и подушечки пальцев испачкались. Сначала она терла линии мыском туфли, но те не поддавались, а босой ногой вполне. Хотелось чаю, но если сейчас встать и пойти, на полу останутся белые меловые отпечатки ее ног. В дверь позвонили. Милия продолжала сидеть. Она не помнила даже, закрыла ли ее за собой или оставила настежь. Кто-то вошел, несмело потоптался в прихожей, постучал. Раздались шаги.

– Милена…

– Здравствуйте, доктор. Вы немного опоздали. Увидели бы много интересного…

– Я пришел навестить вашего отца. Это, – он обвел рукой рисунок на полу, – его творчество?

Милия кивнула. Сдержала рвущийся наружу смешок – надо же, «творчество»! И ведь не поспоришь, натворил, так натворил.

– Где он сам?

– Его нет, ушел.

– Когда вернется?

– Он не вернется, – ответила Милия, вновь ощутив себя девочкой, поймавшей взгляд уходящего прочь отца, когда впопыхах выскочила из дома ранним утром в ночной рубашке. И босиком, как сейчас. Она пошевелила испачканными пальцами, подняла глаза на Вальмона и добавила: – Никогда.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил тот.

Милия почувствовала, как стальные крючочки в светлых глазах врача пытаются зацепиться за ее взгляд и пробраться глубже.

– Сделайте, пожалуйста, чаю, – попросила она.

Если Вальмон и удивился, то вида не подал. Он прошел на кухню и принялся там хозяйничать. Пол не мешало бы вымыть, но девушка просто застелила ковер поверх. Забывшись, выравнивала складку ногой и оставила на темном ворсе белый отпечаток, как стеснительное привидение, которое передумало пробираться в спальню и пугать. Засвистел чайник, и Милия пошла на кухню к Вальмону, понимая, что вопросов не избежать, ответить что-то надо, а что, она не придумала.

Они сидели за столом друг напротив друга. Вальмон размешивал ложечкой чай, Милия смотрела в окно. За грязноватым стеклом было почти лето, зелень, солнце и никаких сверхъестественных штук. Отчаявшись что-либо придумать, девушка решила ничего не придумывать вообще.

– Знаете, – заговорила она, и Вальмон вздрогнул, видно, тоже задумался, – Его действительно зовут Влайд Лен Альдо и он сын Мастера Координатора. Целитель, очень сильный, сильнее вас, но его отцу нужен был Ученик и Преемник, а другого сына не было. Исцелять он мог сам, а воздействовать на потоки и строить Двери-между-Мирами пришлось учиться фактически насильно, калеча свою суть. Думаю, это его и сломило. Не сразу, конечно. Потом еще мамина смерть. Он ведь ее лечил, а все еще удивлялись, что с ее диагнозом она прожила так долго. Я говорила, что вы тоже целитель? А еще у вас способности к воздействию на разум. Цвет силы такой специфический, розовый с перламутром, светло-голубым и серебром. Так что вы очень верно выбрали профессию. У отца был палево-розовый, идеальный для целителя-универсала, если бы не метка Преемственности.

– Любопытно. Вы можете видеть ауры? Давно занимаетесь эзотерикой?

У Вальмона на лице нейтрально доброжелательное выражение, пытается поддержать разговор. Профессионал.

– Вы бы тоже смогли. Знаете, самое забавное в том, что вы такой же, как я, полукровка, хотя, скорее полукровкой был кто-то из ваших родителей. Есть еще слово специальное…

– Квартерон, – подсказал тот.

– Да, точно, квартерон. Но вы ведь мне не верите, как не верили отцу, поэтому я вам просто покажу.

Она встала и подошла к Вальмону со спины, положила руку на затылок, касаясь кожи на шее. Энергетическая оболочка Милии, как более сильная, сразу окружила сероватое марево врача.

– Закройте глаза, так вам будет легче адаптироваться. – Девушка не видела, сделал ли мужчина то, о чем она попросила, но когда нить временной связи соединила их оболочки, сказала: – Теперь открывайте.

Вальмон замер в полном смятении, сейчас Милия практически могла видеть его глазами и знала, что нужно дать ему некоторое время, пока разогнавшееся сердце немного успокоится.

– Теперь понимаете? – доктор кивнул и тут же покачал головой, перед его глазами плясали блики и отсветы энергетических потоков.

– Я не знаю…

– Можете посмотреть на меня, – предложила девушка и по тому, как округлились глаза Вальмона, как расцветилось серо-розовое полотно его оболочки лиловым и изумрудным, поняла, что тот впечатлен.

Разорвав связь, Милия села обратно. Она понимала, что несмотря на увиденное, врач все равно сомневается. Нужно было что-то более эффектное и вместе с тем простое. «Просто зажги тишину, как свет…» Свет…

– Тогда – десерт, – сказала она и зажгла над ладонью коэн.

Маленький слепящий глаза огонек завис над столом, отражаясь в чашках с нетронутым чаем. Вальмон молчал, переваривая произошедшее.

– Он ведь не умер, да? Как я сразу решил? – после некоторого молчания уточнил мужчина.

– Нет, отец устроил локальный разрыв пространства, портал открыл, универсальный, но не слишком удачно. Солнце сегодня, как сказал один тип, в активной фазе. Думаю, это и помогло и помешало. Он не учел время. Теперь он…

На грани видимости что-то шевельнулось, словно за порогом комнаты сгустилась тень.

– Занятные у тебя гости, – почти тут же вклинился в разговор отвратительно знакомый голос.

Сарк стоял в дверном проеме, опираясь плечом на косяк, скрестил руки на груди и впился в Вальмона своим пронзительным взглядом.

– Не надо, – холодно проговорила Милия, почувствовав, как нити-волоски сущности, что носил в себе сойлиец, потянулись к врачу.

– Ладно-ладно, мне и отсюда хорошо видно. Надо же, Целитель Душ! Это редкость даже в моем мире. – И представился. – Сарк, Мастер Иллюзий.

– Вальмон, – ответил доктор и вдруг добавил, – Мастер Теней.

– Это Влайд вас так окрестил? Забавно.

– Я вас провожу, – сказала Милия и выразительно посмотрела на Вальмона. Тот кивнул и быстро вышел, словно ему уже давно хотелось уйти, но вежливость не позволяла.

– Простите, – повинилась девушка. Доктор стоял на лестничной площадке, и было похоже, что он мысленно собирает пазл, в котором вдруг оказались детали от другой картинки. – Я не должна была вам все это показывать.

– Да, – согласился доктор-вампир, – лучше бы мне не знать.

И ушел, поникший, с опущенными плечами. Когда тебя выдергивают из привычного, всегда тяжело.

– Что тебе нужно? – устало спросила девушка, вернувшись в квартиру.

Сарк развалился на диване, вытянув скрещенные ноги, упираясь пятками туфель в оставленные на ковре следы от мела. Все тот же щегольский костюм и стильное черное пальто. И не жарко ему?

– Эхо портала. Слишком сильное, чтобы я проигнорировал. Неудачное решение, я его еще раньше отговаривал. – Сарк протянул руку, линии рисунка проступили сквозь ковер. – Он был слишком слаб для фокуса фигуры. Здесь нужен был черный кристалл или координатор уровня Мастера. Если бы ты пошла с ним, могло бы получиться. Барьер он прошел, но когда?

– Что тебе нужно? – повторила Милия.

– Ты должна учиться. Времени почти не осталось, – ответил Сарк, прожигая взглядом, сущность тоже попыталась сунуться, но девушка отгородилась щитом. Сойлиец хмыкнул и усмехнулся.

– Почему ты не сказал, что он хочет сделать?

– Зачем? Влайд сделал свой выбор.

– Я замыкаю круг, – тихо проговорила она.

– Что?

– «Я замыкаю круг», так он сказал, а еще «Канаа́н ттаэ́ …

– …атʹте́н», – договорил за нее сойлиец. – Занятно.

– Уходи.

– Тебе все равно придется…

– Тогда верни меня обратно!

Сарк расхохотался и посмотрел на нее, как на дуру. Шевельнул рукой – ковер замерцал и рассыпался невесомой пылью, обнажая размазанные кое-где линии рисунка. Фигура замерцала, сделалась объемнее. В центре начала копиться энергия. Неравномерно, рывками.

– Так иди! – сказал он, указывая на формирующийся проход.

Милия смотрела на наливающиеся светом линии. Там, где она стерла рисунок, искрило. Пружина в центре начала расти и сжиматься, кренясь в сторону прорехи. В ее сторону, ведь она стояла как раз там. Девушка сделала несколько шагов в сторону, и зев портала повернулся за ней.

– Структура реагирует на тебя, как на потенциальный источник силы.

– Ты же сказал, что я – якорь?

– Я сказал, что я не уверен. Теперь знаю точно. Ты точка отсчета, средоточие, фокус.

– Ты несешь какой-то бред. Почему на тебя не реагирует?

– Помнишь, я предлагал учить тебя.

– Почему не реагировала, когда отец был здесь и стоял в центре?

– Я предлагал…

– Меня есть, кому учить! – зло ответила девушка и в два шага оказалась в центре фигуры, Сарк язвительно ухмыльнулся.

Пытайся, – образ-возможность-отрицание.

Камилл сказал, что она легко пройдет по пути, который уже кто-то открыл? Что ж, вот путь, нужно только выбрать вероятность. И когда ленты пространства послушно разбежались от ее ног в стороны, ухмылка сползла с лица Мастера Иллюзий, лицо закаменело, становясь похожим на гипсовый слепок, а из глаз бездушно глянула сущность. Вот только здесь, в этом мире, у нее не было безграничного запаса сил, лишь то, что мог дать Сарк и страх перед ним. Но девушка больше не боялась. У ее ног были все пути мира, двух миров. Сарк рывком потянул на себя энергию, лишая и без того неустойчивую структуру остатков упорядоченности и опоздал на долю мгновения.

Шаг, и красное небо Тер брызнуло в лицо водой, ветер обжег голую кожу предплечий, стегнул по коленкам, а холодные камни дороги, на которой она очутилась, впились в босые сразу же занемевшие от холода ступни. На горизонте исполином возвышалась гора Сойл, по самую макушку закутанная в туман. Вершина пряталась в низких облаках, тяжелых, налитых влагой. Ожило зерно, разом ставшее как-то больше и сильнее, потянулось отростками к туману Сойла, разлому в Дар-Кане и новой зияющей ране на теле мира где-то в степях за Долгой.

– Обернись, – сказал Голос.

Милия послушно посмотрела назад. По дороге, приближаясь, двигалась вереница крытых повозок, сопровождаемая небольшим конным отрядом. Бежать навстречу девушка не рискнула, прятаться было негде, поэтому она осталась на месте. Вот обозники удивятся, взялась посреди голой степи неизвестно откуда, а вид такой, будто из борделя сбежала, либо обобрали до исподнего – свободная юбка до колен и блузка с коротким рукавом. Да еще и босая.

Когда повозки поравнялись с Милией, у нее уже зуб на зуб не попадал. Вдруг один из всадников подался вперед, издал невнятный возглас, а спустя минуту лошадиные копыта едва не прошлись по замерзшим пальцам. Всадник спешился, оказавшись невысокой девушкой, которая, сияя над повязкой-нехтом огромными раскосыми глазами, не говоря ни слова, полезла за пазуху и вытащила из-под одежек гроздь бус и кулонов – среди них на старом кожаном шнурке висела золотая монета в 1 сонери.

– Касандани? – неуверенно проговорила Милия. – Это правда ты?

Спустя некоторое время, закутанная в одеяло по самый нос и с чашкой горячего травяного чая, девушка сидела в повозке, заполненной ящиками и мешками, источающими запахи копченостей, и удивлялась превратностям судьбы.

– Демон Пустыни тебя тогда за дорого продал, дана. Никто не получал столько за рабыню. Но больше никто к нему в тот день и не пошел. Он злился и говорил, что сойлийская ведьма его прокляла. Потом велел всех согнать обратно в караван и ушел в город. Говорили, что он пил и хвастался, сколько получил за тебя, и его убили. Пустынники перессорились, кому вести караван. Побратим Хоэ Ксандхара многих убил, пока его слушать не стали. А ночью меня старик-лекарь разбудил, сказал, что сонной травы им в питье подмешал, и что если хочу уходить, чтоб шла, пока спят. Тогда почти все рабы и ушли. И ушла тоже. С лекарем.

– Даас гоа Саттмах…

– Да, так он себя звал, – блеснула зубами Касандани, – и еще кучей всяких слов и брюзжал все время, что я глупая, раз увязалась за ним, а сам рад был. Он меня в ученицы взял, даже бумагу выписал и в посольстве ксантийском в Саэне заверил. Ты была в Саэне, дана? Там очень красиво! Башни до облаков из светлого камня, озеро огромное! Я никогда-то еще столько воды разом не видела. Только сначала он нас к каким-то странным людям водил, чтоб ошейники снять. Потом вонючим мазал клеймо. Говорил, чтоб следов не было. У него-то старый шрам был, осталось видно, а мой полностью сошел. Жили сначала в городе, он лечил, заставлял меня литеры зубрить и слова всякие. Я тогда и правда глупая была, а потом он ту бумагу принес. Печать золотом и буквы с завитушками. Он стал учить меня травы мешать и с собой брал, когда кто болел. Я помогала.

– Он жив?

Касандани посмотрела в пол, перебирая связку бус на груди, и качнула головой.

– Год прошел. Я тогда и уехала из города. Там красиво, но мне лучше, где не так много людей. Купила тари⁴⁸, собрала книжки и прочие пожитки и поехала, а у торговых ворот…

– Встретила меня, – произнес сипловатый голос, одновременно с этим откинулся клапан на торце повозки и внутрь забрался крупный, но не рыхлый, пожилой мужчина.

– Ванх⁴⁹ Саур!

– Ну, какой я теперь ванх? Просто торговец.

– Он врет, ему нравится, когда его так зовут.

– Вы в Сойл это добро везете? – Милия кивнула на ящики.

– Почти. Только до границы. Там в поселке разгрузимся, заберем другое добро, – Саур подогнул ноги кренделем и устроился напротив, – и поедем обратно в Белле. У меня там дом, сын младший, шестнадцать почти и вот, невестка будет, – он посмотрел на Касандани тепло и спокойно, как может смотреть отец на ребенка. – Ближе не пойдем, тари боятся тумана, да и людям он не хорош, можно себя потерять, как бездушные.

– Бездушные? – переспросила девушка. – Что еще за напасть?

– Так кафы! Не слышали что ли? Не сами они нападают. Раньше может и сами, только теперь их туман ведет. Мой старший под Покиаром служит. Письмо прислал, писал, идут, как неживые, в глазах марево стоит, и не справиться с ними никак, пока в куски не изрубишь или амулетом вашим сойлийским не приложишь, Только не всегда они есть, амулеты. Да и не всякий использует. Писал, когда Покиар обратно брали, были ваши Мастера. Без них бы не справились.

– Решили вмешаться… С чего вдруг?

– Так, а кому еще с бездушными тягаться, как не кудесникам вашим? Говорят, будто королева лично помощи просила, а может и врут. Еще приказ был королевский, но лордом-наместником составленный, чтоб людей не продавать больше. Рабов всех велел в солдаты брать и вольные выписывать, если отслужат положенное, и девиц, знай, тоже к делу приставил, из тех, кто порукастее. Торговцы вой подняли, так он приказал самых громких тоже воинской науке поучить. Хозяйственный.

Глаза ванха блеснули в полумраке. Сочащийся из щелей незакрытого клапана свет и желтое марево старого коэна, стоящего на одном из ящиков, глубже обозначили морщины, однако и любопытство, мелькнувшее во взгляде, подсветили.

– Вот только с бабами ему не везет, говорят, жена то ли сбежала опять, то ли в пожаре в Сор-О сгинула…

Милия поперхнулась чаем, почувствовала, что краснеет, и понадеялась, что неверный свет спрячет предательски заалевшие щеки. Касандани уткнулась лицом в коленки, но вздрагивающие плечи выдавали – смеется.

– И давно это было?

– Что? – удивился ванх.

– Пожар в Сор-О.

– В начале яра, сейчас озим на исходе, считай, почти два месяца, – ответил бывший кочевник. – Ты не обижайся, на меня, не чужие, вроде как. Не выдам. И одежку какую найдем. Только, может, письмо отправить или еще как сообщить?

– Спасибо, ванх Саур, не надо, я… сама как-нибудь.

– Ну, сама, так сама, – ответил мужчина, крякнул, поднимаясь, откинул клапан и ловко соскочил с повозки.

Касандани тоже поднялась, чуть слышно зазвенели браслеты, брякнули бусы-подвески, блеснул сонери на старом шнурке.

– Касандани…

Девушка оглянулась: глаза огромные, гладкая смуглая с красноватым оттенком кожа, пухлые губы, ямочка на щеке, нос широковат, но все равно – красавица.

– Помнишь, ты мне гадала

– Помню, дана. Глупая была, нельзя было смотреть. А сейчас и подавно не стану. Ты другая теперь. Сияешь, тепло и ярко, глаза слепит, только свет слишком сильный для одной. А я и вовсе сгорю, если прикоснусь. – И прикрыла глаза, словно и правда на яркий свет смотрела. – Я одежду принесу и сапожки. Скоро к границе подойдем.

Милия осталась одна. Хлопало не пристегнутое полотно клапана, от входа поддувало холодом, поскрипывали ящики. Девушка потянулась к коэну и поделилась силой, заново наполняя почти пустой накопитель в основании. Светильник вспыхнул, резко очертив тени, что-то щелкнуло, толстостенная металлическая чаша с фигурными насечками и двумя ушками по краям в которой покоился шар-светляк, покрылась трещинами и рассыпалась на мелкие осколки. Коэн, лишившись удерживающего его основания, взмыл вверх и остался висеть под выгнутой крышей, его подтягивало сквозняком то к одному краю тента, то к другому.

Заглянула, Касандани, молча покосилась на коэн, оставила вещи. Милия быстро оделась и тоже вышла наружу. Словно издалека пришло ощущение сжимающейся пружины. Повозки втягивались на вымощенную камнем небольшую площадь, выстраивались в ряд. По другую сторону площади стояло несколько строений, похожих на склады, а уже за ними начинался небольшой поселок. Караван встречали несколько мужчин-сойлийцев и девушка с вьющимися волосами – черные пряди вперемешку с рыжими – полукровка из Тени.

Я-мы – обозначился в сознании туман, давая понять, что Сарк тоже пришел в Тер.

17

Почти два месяца. Один он провел в Сор-О, второй в Осате. Город почти пришел в себя и смирился с количеством пришлых людей. Беженцам здесь было проще, шорные и кожевенные мастерские, портняжные и швейные артели охотно брали работников. Корона платила всем, кто готов был работать на армию. В бывшую столицу мод теперь везли сукно и шерсть, а не шелк и бархат, кожи и войлок, вместо лент и кружев.

Пострадавший от нападения дарконов дворец не восстанавливали и теперь рядом со светлыми стенами, уцелевшими под куполом, щерилась обломанным зубом башня Невесты, а примыкающее к ней крыло смотрело на остатки парка проломами стен, выбитым окнами, выло сквозняками брошенных коридоров с закопченными стенами. Терраса лишилась перил и части пола, как будто чья-то гигантская пасть отхватила от дворца солидный кусок. Чтобы пройти к арке, ведущей к полуразрушенной винтовой лестнице, следовало держаться подальше от края провала, камни все еще осыпались. Если стать в проеме, можно было услышать, как поет башня. Он и слушал, опираясь спиной о камни арки, не заботясь, что плащ давно испачкан, это помогало освободить забитую рутиной голову.

Ветер играл длинным ворсом воротника. И когда гладкий пепельно-серый берсий мех касался щеки, можно было представить… На лицо упало холодное и тут же стекло водой. Снег. Рано. Он не долетал до земли, таял еще до того, как коснется побуревшей травы и оголившихся деревьев, зато на закопченные стены ложился хорошо, скрывая черноту и грязь пуховым покрывалом.

– Наместник, – позвали с другой стороны террасы.

Почти такой же, как у него плащ, только воротник черный, почти сливается с волосами, делая белое лицо похожим на сафский фарфор, даже румянца нет – кто еще кроме Камилла мог его тут обнаружить! Дан Глисса оторвался от стены и нехотя покинул место уединения. Пробрался вдоль пролома, оставляя на тонком розоватом полотне темные кляксы следов.

– Нигде от вас не спрятаться.

– Выдвигаемся, вы сами просилипозвать, как все будет готово, – отозвался Камилл.

Лорд кивнул, но идти не спешил.

– Только я не говорил, где буду.

– Милия тоже никогда не говорила. Это была такая игра. Но в башне ей нравилось больше всего, – сказал Сон. – Идемте, холодно и снег.

– Скажите, советник, этот Мастер Солар, кто он ей?

Камилл пожал плечами, но дан Глисса был более чем уверен, что сойлиец знает. Знать и не знать хотелось одинаково сильно.

Спустились вниз. Лошади похрапывали, прядали ушами, стряхивая падающие снежинки, жарко выдували ноздрями облачка пара. Кротт⁵⁰ лорда стоял спокойно, словно снег его вообще не беспокоил. Покосился алым глазом, игриво прихватил за край плаща, когда Дан Глисса садился в седло. Наместник легонько щелкнул животное по уху, похлопал по длинной лоснящейся шее, поднял меховой воротник, пряча от снега и холодного ветра затылок, и дал знак выдвигаться.

Лорда сопровождало несколько человек личной охраны, советника четверо таких же белокожих и черноглазых всадников, молодых с серьезными лицами, отстраненных и молчаливых, словно им отдельным указом было запрещено открывать рот без дозволения старшего. Хранители Знаний, не Мастера Пути, как Камилл, но они должны были помочь со скорейшим перемещением. Еще несколько сойлийцев ждали за городом с телегой чуждых механизмов, работающих непонятно как и от чего. Будучи собранными в цепь эти приспособления лишали бездушных единства, и справляться с ними становилось легче.

За стеной было холоднее. Порывы ветра бросали в лицо снежную труху, заставляя щуриться и прятать лицо в воротник. Арка собранного сойлийскими техниками стационарного портала чуть слышно вибрировала, и от этого звука у Альда мерзко ломило зубы, хотя, может, в этом виноват ветер. Проем внутри был затянут полупрозрачной субстанцией, похожей на пленку пузыря, она дрожала и шла волнами, вздувалась и опадала, как полощущийся на ветру стяг. По арке пробегали голубые и серебристые всполохи.

Дан Глисса, Камилл и сопровождающие двигались вдоль замерших пехотинцев, выстроенных для марша колонной по четверо, когда раздался глухой удар и лязг, покатившийся волной по рядам. Задумавшийся лорд Волден вскинул голову и понял, что это салютуют солдаты – удар перчаткой по нагруднику или оголовкой меча по щиту.

– Это в вашу честь, наместник, – пояснил Камилл, заметив недоумение. – Шесть сотен освобожденных рабов и заключенных.

– Свобода из-под палки? Да уж, есть, чем гордится, – усмехнулся Альд и снова поморщился от ломоты в зубах. – Отвратительно звучит ваш портал, советник.

– Что?

– Та пелена внутри портала колеблется и издает этот мерзкий звук.

– Вы видите? – удивился Сон.

– Да, и это, пожалуй, даже красиво.

– Вы хотели проследить за отправкой или порталом полюбоваться?

– Просто надоело сидеть в городе.

Снег тем временем превратился в колючую крупу. Тело предательски просилось обратно в тепло, но лорд лишь отмахнулся от предложения подождать в шатре. Камилл и его молчаливые подопечные отправились к арке, встали позади нее, и вскоре вибрирующая пленка портала сменила тональность, рассыпалась сонмом искр, и оттуда дохнуло влажной сыростью Долина Туманов. Послышались окрики командиров, и многоногая колонна дюжина за дюжиной стала втягиваться в портал. Стынущий влажный воздух оседал на обмундировании инеем, и казалось, что входящие в арку воины присыпаны серебром. От стоящих за сооружением сойлийцев тянулись серебристо-голубые с проскакивающими золотыми искрами ленты. Не то чтобы Альд это видел, но каким-то странным образом знал, что они есть и выглядят именно так.

Возвращались уже ближе к обеду. Дан Глисса основательно продрог, да и Камилл тоже – кончик носа и уши отливали синевой, делая сойлийца похожим на слегка несвежего покойника.

– Вы ничуть не краше, ваша светлость.

– Мои уши хотя бы не синие.

– О, да! Малиновый куда лучше.

– Думал, вы отправитесь с вашими подопечными.

– Я там не нужен. Послезавтра возвращаюсь в Сор-О.

Дан Глисса кивнул и резко натянул поводья. Поперек дороги скользя по подтаявшей снежной каше лихо прогрохотала плоская вогнутая посудина с восседающим на ней мальчишкой в вязаной шапке. Хоть лошади шли не слишком быстро, лихачу и выскочившим следом товарищам в разномастных одежках могло не поздоровиться. Сияя малиновыми носами и радостно вопя, они пронеслись перед всадниками и скрылись за умчавшим в проулок «наездником».

– У вас так же? – спросил Альд, когда лошади двинулись дальше, кротт лорда недовольно фыркал, словно выговаривал беспечным детишкам.

– Нет, у нас не так, – отозвался Сон и помрачнел. – У нас слишком мало детей, чтобы было так. И снега у нас не бывает.

– Предлагаю ускориться. Еще полчаса прогулки и ни вашим синим, ни моим малиновым не поздоровится.

– Чуть дальше. Вот там, у пекарни, прекрасное место, чтобы ускориться, – Камилл подмигнул и покосился на охрану.

Лорд знаком отпустил сопровождение. Командир полудюжины заколебался, но наткнулся на не принимающий возражений взгляд дан Глиссы, отсалютовал, коснувшись сжатым кулаком груди над сердцем, и осадил коня.

Звякнул колокольчик. Из двери магазинчика при пекарне вышла покупательница и выпустила на улицу аромат сдобы. Захотелось зайти, посмотреть на витрины, может, даже, купить что-нибудь…

– Советник, у вас есть при себе деньги?

– Деньги? Есть, а вам зачем?

Альд вернул сойлийцу подмигивание, спешился, привязал поводья кротта за фонарный столб и вошел в магазинчик. Камиллу ничего не оставалось, как пойти следом. Кончики ушей тягуче заныли, начиная оттаивать. За прилавком стояла показавшаяся лорду смутно знакомой девушка в платье с глухим воротом и длинными рукавами несмотря на то, что в помещении было жарко. Увидев богато одетых покупателей, продавщица смутилась и растерялась. На ее счастье, в зале появился коренастый краснолицый мужчина в фартуке и перевязанными поперек лба шнурком волосами с корзиной кренделей.

– Доброго дня, даны, – засиял улыбкой пекарь, сгрузив свою ношу на прилавок. – Чего изволите? Вот крендели только-только из печки. Булки свежие с цукатами имеются.

Камилл посмотрел на лорда, тот блаженствовал в тепле, втягивал носом запахи и жмурился. Пекарь подтолкнул продавщицу к проему в подсобку, занавешенному суконной шторкой.

– Сида, что застыла столбом? Иди, завари наска для благородных данов.

Благодушие лорда пропало, едва тот услышал имя девушки. Сида, Исида, рабыня, подаренная Милии и пропавшая вместе с ней ночью перед венчанием. Выходит, растерянность ее была другого толка, не от смущения, испугалась, что узнают. Он узнает. Горянка, глаза раскосые цвета темного чая, тонкая шея, тяжелые косы, вернулась с подносом с парящим чайником и чашками. Поднос чуть подрагивал, и девушка спешно его поставила.

– Откуда такая? – лукаво улыбнулся Альд, глядя на хозяина лавки.

– Работница моя, давно уж. Жена болела, не могла помогать, вот и взял. А потом и оставил, проворная и в пекарне от нее толк, сговорил за племянника. Помру, им и останется дело, своих детей нет. – В охотку болтал мужчина, развлекая посетителей и заворачивая крендели в хрустящую бумагу. – Извольте, ваша светлость.

Сверток был с поклоном преподнесен Альду. Камилл со странным выражением на лице протянул пекарю несколько монет, но тот отчаянно замахал руками, отказываясь от платы.

– Узнал?

– Конечно, узнал, ваша светлость, – снова поклонился мужчина. – И вас, и советника. Мы же пришлые, давно здесь. Как не узнать.

– Спасибо за угощение, почтенный.

Прежде чем дверь, звякнув колокольцем, закрылась за спиной, дан Глисса услышал, как хозяин распекает продавщицу за отсутствие почтительности. Камилл все же оставил деньги на стойке перед уходом и теперь косился на задумавшегося лорда. Кротт почуял сдобу и потянулся к свертку. Альд выудил крендель, еще горячий, блестящий от сладкой глазури и посыпанный мелкими зернышками, откусил, скормил остаток лошади и вытащил второй.

– Не желаете?

Камилл пожал плечами и согласился. Крендель был теплый, вкусно пах и, к тому же, он за него заплатил. Бурая кобыла Сона тоже заинтересовалась и, не дождавшись угощения, выхватила кусок прямо из рук, за что была щелкнута по храпу.

– Та девушка в лавке… – заговорил Альд

– Да, я тоже узнал.

– Странная встреча.

– Бывает, – отозвался сойлиец. – Теперь вы достаточно нагулялись, ваша светлость или еще выходы в народ планируете?

– Пожалуй, на ближайшее время достаточно, – помрачнев лицом, ответил лорд, словно сама мысль о возвращении во дворец, была ему неприятна.

После обеда должен был явиться с докладом секретарь казначейства, что уже само по себе не сулило легкого времяпрепровождения, ждали его личные секретари с горой бумаг на утверждение, а еще во дворце было не слишком много мест, которые бы не напоминали Альду о жене. Даже мысленно называя ее так, дан Глисса удивлялся несуразности звучания. Глупое слово совсем не передавало того, кем для него была Милия. И слишком мало времени они провели рядом, чтобы он сам до конца это осознал. Он говорил «убежище» и прятался рядом с ней от мира и от себя. Отдал ей часть души и свое сердце? Так говорят поэты, но он не поэт, да и не так все, словно есть странная связь помимо влечения духа и плоти, связь, оттененная золотом, рождающая странные сны и видения.

В одном из таких снов он стоял на краю разрушенной башни в горах. Внизу, в разломе, облизывая острые скалы, клубился красный с багровыми прожилкам туман. По краям проглядывали остатки строений, и дан Глисса точно знал, что башня эта и разрушенный город больше не существуют, рухнули в расширившийся разлом точно так же, как города Кеамаккайи, Венлола и Фенса. В другом сне с ним на башне был Мастер Иллюзий. Сарк сотворил из тумана комнату, сел в кресло и молча смотрел на Альда. И лорду казалось, что что-то звучит на краю сознания, вибрируя и раздражая, тогда он делал шаг в иллюзорное окно и оказывался в знакомой темноте, где на расстоянии вдоха была она, часть души, хранитель сердца и убежище.

Якорь, – пробился в сознание образ, неся с собой ощущение чего-то большого, тяжелого и основательного, постоянного.

– … много вариантов развития. Сначала я решил, что ты якорь, теперь не уверен.

– Назови тогда и себя, раз решил развешивать ярлыки.

– Гай Ринар Сарк, Мастер Иллюзий…

Свет чужой, прозрачный, несуразные зеленые деревья, скамья и Сарк в странной одежде, чуждый и чужой миру не человек.

– Остались прошения, ваша светлость, – дан Кено держал папку, листы бумаги разного качества выглядывали из нее углами, толщина папки угнетала.

– Разделите по степени неотложности. Самые срочные сейчас посмотрю. Дан Керт уже здесь?

– Ждет в приемной.

– Пусть его проводят в обеденную залу, я сейчас буду.

Секретарь выудил из папки стянутую алым шнурком стопочку, положил перед Альдом. Папку пристроил на краю стола и вышел. Лорд заглянул во вместилище бумаг – прошения уже были рассортированы. Как он и хотел. Несколько стопок, разного цвета шнурки от алого, который перед ним, до синего. Наскоро пересмотрел прошения под алым шнурком, часть подписал, часть рассовал по другим стопкам и отправился на обед. Есть не хотелось, но была надежда, что представитель казначейства, отобедав, подобреет, и не будет плеваться ядом, вокруг и так слишком много мрачных лиц, включая его, Альда, собственное. Хотелось ликерного вина и выйти из кабинета, потому что он помнил Милию, сидящую на жестком диванчике в чужом платье, поджимающую ноги в сбитых ботинках так, чтобы их не было видно из-под подола. Помнил тонкие белые пальцы с запахом пыли и менха, на один из которых одел обручальное кольцо рода Волден и которое несколько лет носил на цепочке на груди.

Вопреки ожиданиям, дан Керт был полон оптимизма. И обед только улучшил его настроение.

– Союз с племенами йетов почти спас армию, ваша светлость. Мясо и зерно по бросовой цене, учитывая, как подскочили цены. Сойл взял плату только за материалы и большую часть провизией. Из Королевского банка Сор-О сообщили, что мы по-прежнему в некотором минусе, но если удастся сохранить теперешнее положение, краха не случится. – Казначей воодушевленно размахивал вилкой, шумно пил, Альду оставалось только кивать. – Что касается положения в городе… Торговая палата рассчиталась полностью, есть долги у ремесленных гильдий, но живых денег сейчас почти нет. Поступило распоряжение снять пеню за неуплату, если долг не больше трех месяцев и брать налоги товаром. Пришлось нанять еще работников. Среди беженцев много грамотных и обученных людей, работают почти за честное слово, лишь бы выделили угол в черте города.

Лорд продолжал кивать, выпитое разлилось по телу, притупляя гнетущее чувство потери, мысли ворочались медленно. Старшая дочь дана Тарна, главы той самой Торговой палаты, стройная, с кукольным личиком, в слишком ярком и открытом для дневной трапезы платье призывно поглядывала поверх бокала, из которого почти не пила и подносила ко рту как раз для того, чтобы посмотреть. Обозначилось за спиной раздражение, посопело и стихло. Кто бы мог подумать, что Альда начнут раздражать девицы. Дана Ллиер была как раз во вкусе его тогдашнего, не слишком умная, но достаточно образованная для своего круга, красивая, яркая, идеально воспитанная. Крамольная мысль отозвалась внутри дрожью отвращения. Глоток вина, кусочек какой-то рыбы с почти нетронутого блюда на тарелке. С другого края стола слышался смех и разговоры. Раздражение снова завозилось рядом и псом присело у ног.

Появился Камилл. Раскланявшись с присутствующими, сел за стол, через один стул от него. Ел торопливо, потом пригубил бокал с легким светлым вином, выдохнул и, чуть наклонившись к Альду, чтобы говорить не слишком громко, произнес:

– Раат Джен пришла в себя.

18

Солар смотрел на Зейта и Солта. Древние старцы отвечали тем же и продолжали отмалчиваться.

– Древние старцы? – хмыкнул Мастер Снов.

– Скажешь, нет? – отозвался Всезнающий.

– Я могу и в другом месте посидеть, пока вы решите, кто древнее, – ответом были два возмущенных взгляда: Зейт, как всегда, глядел искоса, пряча истинную суть в тени полуприкрытых век, Солт – прямо.

Сегодня на дне его глаз притаилась Та Самая Дверь. Тень близкого Ухода встала за старым Мастером, еще почти не различимая, но неизбежная. Солт знал это и показал Солару. Зачем?

– Как думаете, Мастер Связующий, откуда взялась Сфера?

– Связь с миром? Основатели привязали нас к Тер с ее помощью?

– Не только. Мы хотели следить за миром из-за грани, мир хотел следить за нами. Вы знаете, что самые крупные города Тер возведены в местах наибольшей концентрации сил, а Книги Судеб, которые в Союзе Шести считают летописями от сотворения мира, всего лишь опорные артефакты гигантского конденсатора, питающего Сойл и нашу расу силой. Сфера – просто экран, сквозь который я, вы и подобные до нас, наблюдали за происходящим. И мы с вами, Кайл, такие же артефакты, только мобильные, по крайней мере, вы. А еще мы глаза, сквозь которые мир следит за пришлыми чужаками. Но моими глазами смотрит только мир, а вот за ваши не поручусь.

Сфера заволновалась, ровный прозрачный розоватый свет сменился на зловещий красный, внутри угадывалась пульсация, похожая на биение сердца… сердец, стучащих в унисон, как барабаны, как сотни марширующих ног безликой армии с провалами истекающих туманом глаз. Одновременно поднимаются руки, одновременно опускаются на мокрый каменистый пляж ноги. Идут молча, очень плотным строем, двигаются в такт, как один человек и от каждого тянется ритмично пульсирующий жгут, уходящий за грань. И дальше. К странному месту вне времени, осколку пустынного мира, разрезанному руслом высохшего ручья и небольшому прозрачному озеру с каменистыми берегами. У кромки воды, подобрав под себя ноги в старых стоптанных сандалиях, сидит старик. Длинной ошкуренной палкой, до блеска отполированной шершавыми сухими ладонями, он ворошит камни у кромки воды. Иногда старик приподнимает руку и шевелит пальцами, и тогда проявляются на мгновение тянущиеся из-за грани багровые жгуты и тонкие разноцветные струны – искрящиеся и сверкающие связующие нити, питающие осколок мира, питающиеся целым миром

Я-мы, – ворвался в сознание образ-суть и мерцающие глаза цвета пыли посмотрели прямо на…

Солар очнулся от ощущения пальцев на висках. Сзади стоял Мастер Снов. От его пальцев на коже было прохладно, от струящейся от Солта энергии разливалось тепло с легкой горчинкой. Выбравшееся за пределы щитов зерно сущности, подбирало отростки и сворачивалось в клубок.

– Ты очень быстро и глубоко вошел в резонанс, – обеспокоенно заговорил Зейт, наконец-то прекратив официоз. – Как давно ты пользуешься энергией хаоса?

– С того дня, когда открыл портал в классе, – с трудом выдавил Солар, слова будто терялись в огромном пустом зале, оставляя вместо себя отголоски смыслов. – Тогда в первый. Больше ни разу.

Кайл словно вымерз изнутри в то же мгновение, как Его взор остановился на нем, а энергия Мастера Снов постепенно вытесняла холод.

– После того, как ты снял щиты перед сущностью, от тебя это уже мало зависит.

– Вы видели?

– Видел. В Леантаре их зовут бездушными.

– Связи ведут…

– За грань реальности, к хаосу, который ими управляет посредством проявившейся сущности.

Не за грань! И я – о другом!

Зейт перебрал пальцами по столу, выбивая ритм, стараясь не смотреть ни на Солара, ни на Сферу. Всезнающего тоже зацепило видением, но все ли видел Мастер Трансформы?

Там только нити хаоса и больше ничего.

Не только! – Направленная мыслеречь колола иголками, но Солар продолжал истязать разум, причем так, чтобы Солт не услышал, потому что за Мастером маячила зыбкая Тень Ухода вытягиваясь в пространство тонкой еще не сформировавшейся до конца радужно мерцающей струной.

Это морок сущности.

– Зерно активно и развивается, – продолжал Зейт. – Именно поэтому Сарка отвергли как кандидата. Тебя же Сфера призвала сама, но с тобой история другая.

– Цвет силы, – обозначился Солт.

– Угу, – буркнул Кайл, подавляя желание потянуться следом за дарящими тепло и энергию пальцами бывшего Наставника, но тот уже убрал руки и устроился на стуле чуть поотдаль, – годы селекции ради призрачного шанса получить созидателя. Только Координатор Альдо своей любовью все вам испортил. И не только он.

– Еще не ясно. Вероятность пока не определена и исход не предсказуем.

– Но вы надеетесь на какой-то определенный результат. Ховир начал работать над тем многоконтурным знаком тогда же, когда Варнор отправил меня в Тень за потомком Альдо. Вначале я решил, что Сарк прошел за мной, но он уже был там. Есть вероятность, что Всезнающий проморгал явление сущности? Ведь Мастер Иллюзий пользовался силой, как вы сами сказали, из-за грани, уже тогда и достаточно уверенно. К тому же туман проявлял признаки сознания во время нашего с Ушедшим Мастером Света похода на Нижний уровень. А теперь эта сущность вербует себе марионеток.

Связи ведут к Творящему! И Он…

…Видел тебя.

Зейт устало потер лоб, то ли скорбную складку между бровей разглаживал, то ли пытался вспомнить подробности.

Значит шансов у нас еще меньше, чем я думал.

– Когда разрушилась опора за морем и появился первый разлом, Варнор собирал Малый Совет. После него Альдо схватил в охапку свою женщину и рванул в Тень. А поскольку потоки перекосило, он использовал для стабилизации перехода один из направляющих кристаллов. Калон клялся, что ничего не знал, а то, что кристалл был в лаборатории, так на то он и Мастер Координатор, чтоб с ними работать. Варнор прижал Ученика Альдо, и вместе с несколькими другими Мастерами они закрыли Тер для перехода. Кристалл разрушился. Остальные собрали и заперли в Нижнем Хранилище, вместе со всеми наработками и оставленным не иначе, как впопыхах, дневником.

– Как тогда Сарк перешел в Тень, если мир был закрыт? – спросил Солт.

– Я же говорил, – ответил Кайл. – Сущность уже достаточно осознала себя, чтобы начать влиять на события, и пока мудрые старцы делили место у руля…

– Не хамите старшим, юноша.

– …с помощью Сарка, – проигнорировав Зейта, продолжил Солар, – протянула отростки в Тень. Милия говорила, что видела во сне Тер, Сойл, но чаще всего – туман. Сарк ведь тоже «хен», носитель созидания. И тогда, в Тени, он нашел девушку так же, как и я, через сродство сил, только раньше.

Молчание сгустилось и патокой растеклось по комнате. Сфера постепенно успокаивалась, сквозь красное снова проглянула россыпь цветных искр. Одна из них мигнула, разгорелась ярче, свет из-под купола посветлел, мазнул по лицам присутствующих золотом. Зейт и Солар одновременно увидели Граничный поселок, кочевничьи повозки с криво нарисованными на боках знаками Торговой гильдии Белле, разгружающих ящики людей, а чуть в стороне двух замерших друг напротив друга девушек, очень похожих и, одновременно, разительно отличающихся. У одной были странные черные волосы с рыжими прядями, другая излучала золото созидания и носила в себе зерно сущности.

– Привет, я Тирен, – сказало дивное создание и по-земному протянуло руку для приветствия. – Тирен Май Ховир. А ты из Белле? К родственникам? А к кому? Прости, здесь скучно. Я увязалась за приятелем, он сегодня тут дежурит. Он занят, а я умираю от тоски.

– Милия, – ответила девушка и пожала руку. – Не к родственникам. Мне нужно в Сойл.

– В гору сейчас сложно попасть, проще отправить запрос и встретиться в Иллае. Есть где остановиться? А то можно и к нам. Близнецы, правда, шумные, но с ними весело.

– Близнецы?

– Да! До сих пор все удивляются, как это так вышло. Отец ужасно рад был. А уж когда меня в Старшую школу взяли и вовсе. Правда, Мастер Ховир мне не отец, так, мамин муж, но он хороший.

– Вы с мамой давно здесь?

– Не очень, года три, может, чуть больше, а ты?

– Примерно столько же, – уклончиво ответила девушка, исподволь разглядывая Тирен.

Та попыталась тоже, но наткнувшись на рефлекторно выставленный щит, удивленно распахнула глаза, а потом почему-то шепотом спросила:

– Тебя дома тайком учили, да? Я так закрываться не могу. А ты прямо как Наставник Солар, хлоп, и как лбом о стену.

– Солар твой Наставник? – произнести имя без дрожи в голосе оказалось невероятно сложно, но Милия, похоже, справилась. – А часто он в городе бывает?

– Иногда, у сестры, но он терпеть не может, когда я к нему вне Школы пристаю, – призналась девушка и пояснила: – Хочу, чтоб в Ученицы взял.

– И как? – Милия представила хмурого Кайла и волочащуюся хвостиком Тирен, вышло забавно.

– А… никак, но я настойчивая. – Тирен помахала какому-то парню, помогавшему носить ящики. – Это Риат, он в моем классе. Ему восемнадцать, он из семьи Основателей, но нос не задирает, как некоторые, от того, что мой отец Техник. Так тебе есть, где остановиться?

– Знаешь, где Рейн Солар живет?

– Знаю, – ответила Тирен. – А вот проводить и Хранитель Дейн Ан Кеом может. Он сегодня здесь надзирающий. И он жених Рейн. Вон он, с торговцем говорит. Правда, красивый?

Милия посмотрела туда, куда показывала девушка. Рядом с ванхом Сауром стоял симпатичный худощавый молодой мужчина в пропылившемся красном плаще.

– Ничего.

– Но Мастер Солар красивее.

– Это точно, – отозвалась Милия, вспоминая мерцающие, как темный огонь, глаза Кайла. – Что?

Тирен хихикнула, давая понять, что оговорка услышана и воспринята с должным пониманием.

– А до Иллая отсюда как? – поинтересовалась девушка, не найдя глазами никакого транспорта, кроме повозок и лошадей кочевников.

– Там за складом стационарный портал.

Повозки тем временем начали по одной покидать площадку. Вприпрыжку подбежала Касандани, обняла, сунула что-то в карман шерстяной накидки, поблестела глазами на Тирен, склонив голову на бок, снова обняла и, шепнув на ухо: «Легких дорог», – так же вприпрыжку унеслась обратно, где ловко вскочила на свою лошадку и помчалась догонять караван.

– Добрый вечер, – раздалось рядом. – Это вы приехали с Сауром?

– Добрый вечер, Хранитель Кеом. Да. Тирен сказала, что вы можете проводить меня дом семьи Солар.

– Вы Милия Альдо? – выдохнул Дейн. – Невероятно, а говорят…

– Врут, – отозвалась девушка, улыбаясь, очень уж Хранитель напомнил ей Со́лана, одного из ребят-приятелей из Роккиаты, с которыми она познакомилась в День Первовестника у ног статуи Соноран. Такой же серьезный с виду, но всегда готовый на авантюры – глаза выдавали.

– Ученица Ховир, идите к Риату и остальным и ждите у портала.

Тирен, откровенно клеившая уши, разочарованно выдохнула, и нога за ногу поплелась прочь. Подошла к ребятам, после чего они все вместе направились в обход длинного приземистого строения. Кеом и Милия шли за ними на некотором отдалении.

– Не думаю, что Рейн так уж рада будет видеть меня, но у Ховиров – близнецы, да и старшая не любитель помолчать, – первой заговорила девушка.

– Вы приехали увидеться с Соларом? – спросил Дейн и как бы невзначай покосился на левую руку, где было кольцо Альда.

– Так случайно вышло. В Сойл оказалось ближе. – Милия спрятала руки под накидку, стало стыдно и за жест и за… В конце концов она Солару не жена, а лорду Волдену очень даже. А Кайл…

– А Кайл знает, что вы здесь? Может я…

– Не надо. Уверена, что уже знает. Просто проводите к Рейн. Я давно в Иллае была, плохо помню.

Подопечные Кеома по одному проходили в портал, арку из темного полированного камня, по которой равномерно струилась энергия. Тирен помахала рукой и тоже исчезла в мерцающей пустоте. Милия чувствовала разницу между этим проходом сквозь пространство и тем, что соорудил отец. Этот был прямой, как коридор, всего с двумя лентами вероятностей – вход и выход. Статичный, искусственный, как дверь в соседнюю комнату. Но девушка все равно сомневалась, не случится ли опять, как тогда, когда Кайл за ней пришел. Вдруг ее снова в исходную точку вернет? Хранитель, собиравшийся пропустить ее первой, заметил, что она колеблется.

– Портал ведет в город, – пояснил он. – В Сойл только из Иллая таким же стационарным пройти можно.

– Идите, я следом. После.

Дейн пожал плечами и нырнул в арку. Он немного недоумевал, не понимая, что Кайл нашел такого в этой девушке. Обычная, разве что взгляд теплый и уютный, как свет в окне дома, где всегда ждут.

Милия все еще стояла, не решаясь последовать за Кеомом. Порыв холодного ветра пробрался под накидку, и девушка сунула руки в карманы – пальцы наткнулись на что-то острое. «Подарок» Касандани оказался осколком чаши-основания коэна из повозки.

«Свет, слишком сильный для одной?.. Тогда нужен тот, с кем можно его разделить», – подумала Милия, выбросила осколок, зажмурилась, шагнула в поле портала и в тоже мгновение почувствовала родной свет, теплый и золотой, потянувшийся навстречу. Замерла в кольце рук, поймавших в объятия, котенком уткнулась носом в шероховатую ткань плаща, из-под которого пробивался знакомый чуть терпкий сладковатый запах. Губы коснулись макушки, теплое дыхание шевельнуло волосы.

– Ты пришла.

Милия выдохнула и поняла, что все это время не дышала, слушая, как гулко и часто стучит в груди. Ее? Его? Шевельнулась, высвобождая из-под накидки руки, и обняла Солара под плащом. Почувствовала, как напряглись мышцы на его спине, как замерло на мгновение и вновь забилось близкое сердце. Теплые губы вновь коснулись макушки.

– Идем. Холодно.

Она нехотя отстранилась и спрятала руки в карманы, от волнения сжав пальцы. Обручальное кольцо перевернулось, неприятно впилось гранями камней, и теперь мешало и мучило отголосками далекой тоски. Кайл обнял за плечи, успокаивая, взял за руку, на которой было кольцо, провел пальцем по ободку, словно вспоминая, и улыбнулся чужой кривоватой улыбкой.

Дальше шли втроем. Дейн деликатно держался позади всю дорогу и не лез с разговорами, но перед самым домом обогнал и на крыльцо поднялся первым. Засиял улыбкой, когда Рейн открыла дверь.

– Вот так новости! То неделями ни души, а тут целой толпой. Ну, входите.

Чай пили молча. Разговор не клеился. Было похоже, что и Рейн, и Хранитель Кеом, чувствуют себя неловко. Впрочем, Милии тоже было немного не по себе. Солар обжигал взглядом, от которого становилось трудно дышать, и кожа шла пупырышками.

– Рейн, не хочешь прогуляться? – сказал приятель Солара, отставил чашку и едва ли не силой вытащил невесту из-за стола.

Было слышно, как они возятся в маленькой прихожей, одеваясь, Рейн возмущалась, что погода для прогулки могла бы быть и получше, Дейн обещал компенсировать хорошей компанией. Хлопнула дверь, и стало тихо.

Тишина заполнила дом, ватой забилась в уголки и щели и, занавесив окна, оставила снаружи весь мир, кроме того, что уже был внутри крохотной полутемной спальни, в которой давно никто не жил. Маленький мир с узкой кроватью, сбившимся на бок тонким одеялом, шершавой простыней и двумя подушками-валиками, сброшенными торопливой рукой. Мир, заново рождающийся из тягучих прикосновений, теплого дыхания, полумрака, шороха и шелеста падающей на пол одежды, судорожных вздохов и нежной осторожной ласки. Мир выпитого сухими губами стона, запутавшихся в черных волосах тонких пальцев и объятий, сжимающих так сильно, что становится трудно дышать, да и не нужно, ведь рядом тот, кто снова и снова сделает этот вдох за тебя.

– Анжей…

– Да? – отозвалась темнота.

– Твоя сестра…

– Рейн только утром придет, у нее смена в больнице. Отдыхай, – темнота улыбнулась и легонько коснулась губами плеча.

Милия повозилась, устраиваясь в кольце рук. Кайл обнимал со спины, его подбородок касался макушки, а теплое дыхание путалось в волосах. Сердце билось ровно и сильно, в том же ритме, что и ее собственное. Девушка коснулась его ладони, переплела пальцы со своими и, подтянув руку к лицу, прижалась щекой к прохладной гладкой коже, словно не веря, что все это происходит на самом деле.

– Анжей, – она прижалась теснее и коснулась его руки губами, кольцо скользнуло по коже и оставило белесую царапинку, в темноте ее было не видно, но девушка знала, что она есть, – почему все так?

Ей не нужно было говорить больше, он чувствовал ее, видел зыбкое марево сожаления и сомнений, неуверенность и ту, другую, привязанность с привкусом полынной горечи видел тоже. Потому что был рядом даже тогда. Был. Обнимал чужими руками и смотрел из других глаз.

– Никогда не сожалей о том, что согрела кого-то теплом своей души, остаться равнодушной куда страшнее. Я вижу тебя и принимаю, как есть…

– Вижу тебя и принимаю, как есть… – эхом отозвалась Милия. – Это какой-то ритуал?

– Ритуал, – Солар горячо дохнул в затылок и зарылся носом в волосы, сердце зачастило и выровнялось.

– Анжей, что происходит?

– Я не знаю. Но похоже, что у мира на нас свои планы. На всех нас. И не только у мира.

– Я не рвалась в спасители, – шепотом, потому что больно, потому что она знает, как горчит ее страх.

– Но ты пришла. Тогда, в переулке. Это был твой выбор, – ответил теплой печалью, и она повернулась, чтобы видеть его, потому что так было ближе.

Ты позвал меня! – Губы неподвижны, но ей не нужны слова, чтобы кричать в его расплывающееся лицо. Мазнула пальцами по глазам и поняла, что оны полны слез.

– Я понимаю твой гнев и твою боль, – он едва уловимо коснулся ее мокрой щеки, смахивая опрокинувшуюся через край влагу. – Я тоже не рвался в спасители. Но ты позвала, и я пришел.

– Мне…

– Не бойся. Я вижу тебя и принимаю, помнишь?

Тонкую кожу за ухом обжег поцелуй и страх растворился в нежности.

А потом она уснула, и пришел туман.

19

Решение он принял уже тогда, когда узнал от Камилла о Мастере Связующем. Провел несколько часов рядом с Этиной. Она была слаба и едва говорила, поэтому короткий рассказ затянулся. Альд не узнал ничего нового, был разочарован, но уверен в том, что решение верное.

Сначала в Сор-О.

Если советник и был удивлен, то вида не подал. Те же лошади, та же мерзкая погода. Снег и ветер.

– Сколько времени это займет?

– Выйдем за город, скажу точно.

– Почему не сразу отсюда?

– Расстояние не маленькое, а город фонит… Помех много. Люди, их эмоции, и то, что остается, когда они уходят.

– Что же остается?

– Энергия. Мы лишь временные вместилища, уйдем, и та часть, что была в нас, вернется в поток, – ответил Камилл.

– Так верят в Сойле?

– Кто-то верит, кто-то знает точно. Все, как везде, когда для подданных существует официальная версия. Этим мы от вас не отличаемся. А теперь попрошу следовать точно за мной.

Если бы Альд моргнул в этот момент, он бы ничего не заметил. Улица поблекла, и они въехали в нитяной толщины трещину, разом раздавшуюся до размеров ворот. Казалось, что под ногами стелется призрачная лента. Улица осталась такой же, только люди исчезли, а если задержать на чем-нибудь взгляд, картинка начинала дрожать и размываться, как подернутое рябью отражение в воде.

Спустя несколько долгих, словно растянутых в пространстве ударов сердца, они оказались на задворках какого-то трактира у городских ворот, сквозь которые и выехали, ничем не заинтересовав стражников. А чем могут заинтересовать двое невзрачно, но удобно и тепло, одетых путника, вот разве лошадь у того, что постарше, получше будет.

– Итак, сколько это займет?

– Пару часов, может, меньше.

Городские ворота остались позади. Дорога была пуста. Ветер гнал по камням снежную крупу, словно путь расчищал. Лошади двигались медленно. Камилл внимательно посмотрел на лорда.

– Почему вам так срочно понадобилось в Сор-О?

– Не в Сор-О. Дальше. Просто решил сократить время на дорогу за счет ваших способностей, Мастер Пути, – откровенно ответил дан Глисса.

– Я мог и отказаться.

– Могли, но не стали.

– Вы изменились.

– Что, вот так сразу? – Альд усмехнулся.

– Нет, не сразу, но в последнее время это становится все более заметным.

– И?

– Что «и»?

– Вы собирались продолжить, но промолчали, а мне уже любопытно.

Камилл снова одарил пронизывающим взглядом, но лорду было не привыкать, а глазами сверлить он и сам умел.

– Примерно об этом я и говорил, вы интуитивно чувствуете момент смены вероятности, узловую точку, поворот, если так понятнее. И, – советник сделал паузу, – когда вы выходите на тонкий путь, я чувствую вас так же легко, как любого из своих, мне даже временная связь не нужна, чтобы удерживать вас на тропе. Да, собственно, я и не держу. Вы идете сами. Как сейчас.

Значит, в момент перехода он моргнул. Но стоило пожелать, как глаза заметили призрачное серебристое свечение, исходящее от дороги, и то, какими смазанными выглядели обочины, а межевые камни и вовсе походили на размытые пятна. Альд поднял голову вверх. Облака висели неподвижно. И снега не было. И ветра тоже. А фигура Камилла была окутана таким же серебром, что и дорога. Сквозь темные шкуры лошадей тоже пробивались призрачные силуэты.

Лорд был впечатлен увиденным, но в последнее время с ним происходило столько немыслимого и необъяснимого, что он устал удивляться, просто воспринимал как данность.

– А еще вы…

– Вижу странные вещи и слышу портал, – продолжил дан Глисса. – И давно мы уже идем?

– Здесь нет такого понятия, как «давно» или «скоро», но мы встали на путь у самых ворот, было раннее утро, дорога займет около двух часов, значит в Сор-О мы будем задолго до полудня.

– Надеюсь, вы не устанете от моего общества.

– Вы хороший собеседник, ваша светлость, – сказал Камилл, лорд приподнял бровь, Сон ухмыльнулся, – чаще всего предпочитаете молчать.

– С вами это сложно.

– Почему вас так волнует время?

– Его вечно не хватает, – невеселая улыбка коснулась губ. – Вы ведь чувствуете это, не так ли? Словно внутри…

– Сжимается пружина, – кивнув, продолжил Камилл и помрачнел.

Дальше молчали, каждый о своем, но они бы очень удивились, если бы могли узнать, что молчат об одном и том же. Пусть и каждый по-своему.

К Сор-О приближались медленно, подъездная дорога к городу была одна и оказалась уже достаточно запружена. Следы трагедии смыли обильные осенние дожди и присыпал снег. Стихийное поселение беженцев вдоль стены еще больше разрослось. Кое-где палатки и шатры сменились на более основательные времянки из лозы, глины и дерева, наметились разрывы улиц. Вдоль дороги возник стихийный рынок. Гвалта и шума прибавилось.

– Вот же люди! – заговорили где-то сбоку. – И не боятся, что снова пожгут.

Альд повернул голову. Говорил пожилой мужчина, который ехал недалеко от них с Камиллом на крепкой буланой тари. А его собеседница, худенькая большеглазая кочевница в разноцветных, одетых одна на другую многочисленных одежках, не отрываясь, смотрела прямо на лорда. Ее руки обильно унизывали браслеты, на груди болталось множество бус и оберегов и… золотой сонери на старом кожаном шнурке. Лошадь девушки странной невнятной масти, словно ее черную шкуру неравномерно присыпали пеплом, косила на кротта желто-коричневым глазом и нервно пряла ушами. На сером боку кобылы висела объемная кожаная сумка с лекарским знаком. Невольных попутчиков разделяла чья-то накрытая старым сукном телега.

– А может, нет у них больше страха, ван Саур, – ответила наездница мужчине, а взгляд от лорда так и не отвела. – Сгорел.

Девчонка ткнула свою лошадь пятками, вывернулась из своего ряда, юркнула перед мордой впряженного в телегу тяжеловоза, вызвав поток ругани из уст возницы и выскочила впереди Альда. Блеснул сонери в связке бус, и странно отозвалось сердце. Камилл вскинулся, пытаясь оградить наместника от нежелательного общения, но дан Глисса жестом велел не мешать. Сойлиец пожал плечами и вернулся к размышлениям, а кочевница ловко втерлась на своей серой коняге между его бурой лошадью и кроттом.

– Чего тебе, дочь степей?

– Это ты! – блеснула глазами девчонка, словно встретила давно потерянного родича, и коснулась шнурка с сонери.

Альд усмехнулся и полез в кошель, но кочевница, привстав в стременах, остановила его руку с зажатой в пальцах монетой.

– У меня уже есть один, на память от моей белокожей даны. А твоя память мне не нужна, человек из дворца.

– Зачем тогда говоришь со мной? – Дан Глиссе сделалось не по себе, потому что девчонка говорила о Милии.

– Ты сияешь. Она отразилась в тебе, как в зеркале, и ты стал больше, чем был. Она твой свет. А ты – то, что держит, основание, опора…

– Якорь, – эхом отозвался Альд и, как завороженный, потянулся к старому шнурку, но руку снова остановили.

– У тебя достаточно чужой памяти, больше, чем нужно одному.

– И как быть?

– Так ты же уже решил! – Кочевница улыбнулась, рванула вперед и вернулась к своим под очередной поток сквернословия, в котором «дурная девка с шипами в заду» выглядело изысканным комплиментом.

– И что это было? – полюбопытствовал Камилл, хотя прекрасно слышал весь разговор.

– Можно счесть это спонтанным пророчеством уличной гадалки, а можно решить, что это вестник из прошлого, или просто очередной, как вы там говорили, выход в народ?

Камилл посмотрел из-под ресниц, но Альд все равно заметил, как изменился взгляд, мигнув призрачным серебром.

– Можно попробовать пройти в город, минуя ворота.

– С чего вдруг?

– Вы, кажется, торопились.

Дан Глисса кивнул и направил лошадь к обочине вслед за сойлийцем.

Он едва успел войти в свои покои во дворце и потянуться к застежке плаща, как в комнату ворвалась Лия.

– Ваше величество, – поклон вышел так себе.

– Что вы творите?!

– Снимаю плащ.

– Лорд Волден!.. Дядя…

Только теперь Альд заметил, как сильно бьется ее сердце – кружевная окантовка выреза подрагивала в такт ударам.

– Что случилось?

Лия опустилась на софу и выдохнула, как будто избавилась от тяжкой ноши, с которой сюда бежала.

– В Осате наместник исчез. А так – ничего.

– В Осате, помимо наместника, имеется городской глава и совет, справятся.

– Ну да, город на ушах, охрана в панике, а упомянутый городской глава и совет, раскалили до бела все имеющиеся в секретариате мыслесферы. Что вы им сказали перед отъездом?

– Ничего, – ухмыльнулся лорд, уселся рядом и закинул ноги на столик. Оказалось удобно, теперь понятно, почему сестра вечно так сидит.

– Именно, что ничего, – посмотрела с укоризной, заметила и неброскую одежду и оставленную на полу у столика сумку, а в глазах беспокойство. – Куда дальше?

Он не ответил. Промолчал. Молчать легче. И усталость навалилась. Как-то сразу, словно из тела вынули кости.

– Попроси, пусть поесть принесут, – сказал дан Глисса уже с закрытыми глазами, резной край спинки неприятно давил на затылок, но он не стал менять положения, боялся уснуть.

– Вы сейчас с советником Камиллом на одно лицо и выглядите оба так, словно по вам обоз прошел.

– С кем поведешься… – отозвался Альд.

Зашелестело платье. Лия встала и направилась к выходу, задержалась у двери – взгляд жег сквозь сомкнутые веки, но молчать… да, было легче. Только после того как ее шаги стихли в коридоре, он отлепил сопротивляющееся тело от софы и переоделся. Пришел слуга с подносом, быстро и почти бесшумно сервировал стол, и, получив указание вычистить и вернуть как можно скорее дорожный костюм, ушел, так же бесшумно закрыв дверь.

Лорд отчетливо осознавал, что оттягивает неизбежное, фиксируя внимание на бытовых мелочах, словно боялся забыть, что чай бывает горячим и сладким, блик от серебряного блюда на скатерти похож на серп, ковер недавно чистили и от него все еще пахнет вытяжкой ирии, которую добавляют в средство от пятен. Плетущаяся лоза с мелкими цветами, такая росла в каменных вазах у входа в башню Невесты. Комнаты здесь чужие будто, в них мало света, несмотря на высокие окна. Во дворце Осаты свет был. В спальне было особенно светло, даже когда коэны гасли. У кочевницы осталась на память монета, а у него был только этот свет.

После еды и свежего чая ватная усталость исчезла. Он поднял с пола сумку достал папку с бумагами, затем плоский квадратный ларец, открыл, стянул с руки кольцо наместника с малой печатью, бросил внутрь, закрыл и снова убрал обратно. Лучше отдать все это в руки, но можно смалодушничать и кому-нибудь поручить, так получится избежать разговора, ведь молчать – легче.

Лия больше не беспокоила, но у входа появилась охрана. Альд усмехнулся: своеобразная забота о безопасности или королева боялась, что он опять куда-нибудь сбежит, не предупредив. Сначала дан Глисса хотел разыскать Камилла, потом решил, что тому тоже нужно отдохнуть и поесть, и остался. Лег на постель. Широкое ложе, застеленное вышитым птицами шелковым покрывалом цвета снега, было рассчитано на двоих. Он сбросил лишние подушки на пол, оставил две. На одной лежал сам, а вторая просто лежала, такая же, как покрывало, цвета снега, с вышитыми птицами. Протянул на пустующую половину руку ладоньювверх, закрыл глаза и долго ждал, когда придет тьма с голосом на расстоянии вдоха.

…Ты позвал меня! – больно, потому что страх горчит. – Мне…

– Не бойся. Я вижу тебя и принимаю, помнишь?

И страх растворился в нежности…

Было темно. Альд смотрел в потолок, вытесняя из сознания остатки видения, в котором он шел сквозь багровый туман, чувствуя на себе чей-то тяжелый, как скала взгляд, держась за тонкую золотую нить. Нить резала пальцы, окрашивалась в алый и осыпалась позади пеплом. И он не мог ее отпустить, потому что тогда потеряется в багровом мареве и потеряет себя.

В смежной комнате кто-то зажег коэны. Послышалось звяканье посуды, шаги и все стихло. Лорд вышел. Столик был пуст, на софе лежала выглаженная одежда. Альд посмотрел на свое отражение в темном стекле окна – рубашка измялась, волосы едва не дыбом, на подбородке щетина – хорош. Взял дорожный костюм и поплелся в ванную.

Камилл пришел, когда он закончил приводить себя в порядок. Дан Глисса обнаружил его у столика с папкой в руках. Сумка была открыта, и из нее выглядывал угол ларца.

– Вы вовремя, советник. Я как раз хотел вас искать.

– Поэтому? – Сон качнул папкой, Альд кивнул. – Почему сами не отдадите?

– Вы же знаете, я не любитель долгих бесед.

– Уходите сейчас?

Еще один кивок.

– Можно отсюда. Если захотите.

Альд знал, что Камиллу это будет тяжело, но отказываться не стал, потому что все решил, а Сон наверняка понимал, что ему предстоит, а иначе зачем принес с собой этот неизвестный предмет, что сейчас едва заметно оттягивал карман мантии, которую сойлиец носил во дворце. Предмет был полон… силы? энергии?

– Я проведу, – последнее прозвучало, как просьба, но вместо кивка, лорд Волден покачал головой.

– Просто открой мне путь, и я пойду.

Камилл глубоко вдохнул, словно собирался нырнуть, рывком потянул энергию и предмета… накопителя… В воздухе проступила сверкающая прореха. Альд шагнул к ней, и ему показалось, что из-под ног развернулись призрачные ленты. Он выбрал ту, что была ярче прочих и вошел. Вокруг сгустился туман, невидимый, но ощутимый. И нить. Альд ее тоже не видел, но она была. Первые шаги дались нелегко, словно сквозь что-то вязкое.

Сначала услышал голоса, потом туман рассеялся, и он оказался перед окном, из которого смотрела знакомая комната. Альд знал, что если выглянуть в это окно из комнаты, будет виден разлом и разрушенный Дар-Кан. В комнате были Сарк и Милия.

– Решила воспользоваться советом? – Сарк сидел в кресле, вытянув ноги на ковер с меняющимся рисунком из бесконечно переплетающихся звезд, дуг и спиралей.

– Как я здесь…

– Именно. Никакого понимания. Играешь с силами мира с завязанными глазами. На месте твоего дома в Тени энергетическая дыра. Ты своим переходом вынесла полподъезда. Взрыв бытового газа, ни один из жильцов не пострадал, – нарочито равнодушным голосом проговорил Сарк. – Но вряд ли там кто-то сможет теперь жить.

– Ты сказал: «Иди».

– Как с тобой тяжело…

– Я не набиваюсь к тебе в ученики, ты сам за мной таскаешься. Я и без тебя пойму, что мне делать и как поступать.

– Конечно. Все носители созидания – интуиты. Но, не зная основ, ты бьешь кувалдой там, где можно воспользоваться иглой. Просто откройся и все знания Сойла будут твои в любой момент. Интересно, эти тугодумы понимают, что отдавая энергию миру во время Ухода, они делились частью своей сути и накопленными знаниями и сами породили то, что их убивает. Чтобы окончательно пробудиться сущности не хватает малого. Последней капли. Поэтому… Учись! – Сарк толкнул на девушку поток силы и слепящим золотом встал щит, охватив ее фигуру сферой, и точно такой же щит спеленал рванувшиеся вовне паутинно-тонкие отростки зерна.

Волна рассеялась, щит распался сверкающей пылью и втянулся под кожу Милии.

– Я справлюсь сама, – сказала она и вдруг посмотрела, прямо туда, где стоял Альд.

Сарк посмотрел тоже, и его глаза затопило изумлением. Мастер Иллюзий вскочил, комната размазалась, превращаясь в туман. Альд отпрянул и понял, что не чувствует нити в руке. Тяжелый взгляд лег на плечи, багровая муть рванула в лицо, обжигая… За спиной… нет, рядом, соткалась из золотого, алого, серебряного и голубого фигура, и туман отступил.

– Лорд Волден – спокойный ровный голос.

– Мастер Солар.

Две пары глаз смотрели друг на друга. Одни были похожи на ягоды асаи⁵¹, глянцевые и темные, чуть отдающие фиолетовым, другие – на закопченное до черна стекло старой масляной лампы, за которым чуть теплится огонек. А свет был общим…

Сверкнула, обвивая пальцы, ало-золотая нить и идти стало легко.

Прореха закрылась. Камилл, осунувшийся, с четко проступившими под глазами темными кругами, тяжело опустился на софу. Подтянул к себе сумку. Папку он уже видел. Там были договора на владение имением дан Глисса, передачи прав управления майоратом Волден до рождения наследника, прочее всякое такого же рода и письмо для королевы. Сон потянулся к ларцу. Он был не заперт. На старом бархате лежали венец главы рода Волден, цепь наместника и перстень с малой королевской печатью.

20

Зайн Тан Ховир, Мастер Тенхник Сойла, был зол. Он замерз, ему надоел мерзкий колючий снег, его ленивые безмозглые помощники, которым приходилось все разжевывать, а потом проверять их работу и в половине случаев переделывать. Ему не нравилось жить в походном шатре, но мотаться в город каждое утро и вечер не нравилось еще больше, потому что холодно и, опять же, мерзкий колючий снег. Портал был отлажен, а гасить искажения способны и эти недоучки, которые ходят с видом спасителей мира и смотрят свысока. Что бы они делали без коэнов, согревающих панелей, накопителей энергии, информ-пластин, мыслесфер, стационарных порталов, наконец!? Тратили бы свой драгоценный резерв на бытовые мелочи! А потом бы ждали по полдня пока восстановится. Это вон наглый Мастер Связующий может себе позволить свысока посмотреть – способности позволяют, так он как раз и не смотрит, не то, что эти, белая кость, лорны.

Ховир хотел домой, в Иллай, под теплый бок жены, и чтоб близнецы возились на ковре с игрушками, а приемыш Тирен, блестя глазами, рассказывала о Школе и о Наставнике Соларе, к которому хочет в личное ученичество. Влюбится еще – будет вою на весь дом! Зайн видел, как Мастер на Тирен смотрел, изучающе, как на задачу по совмещению потоков, нудно и скучно, а решать надо. Ничего, сегодня последний день, вот сейчас вещи допакует, инструкции всем раздаст…

Клапан шатра дернулся, и в образовавшуюся щель щедро сыпануло снегом, который, попав в поле действия согревающего полога, осел на полу лужей. Вместе со снегом в шатер ворвались нетипичные для раннего утра звуки. Шумновато было для утра.

Ховир надел плащ и шапкой вязаной не побрезговал, он, конечно, в ней дурак дураком, но уши дороже. Недалеко от его шатра стояла чужая красивая лошадь. Рядом с ней суетились двое его подмастерьев и караульный. Сойлицев разместили кучно. В их часть лагеря особо никого не пускали, для того и караульный был, а то набегут любопытствующие… У ног лошади кто-то лежал.

Мастер подошел ближе, помощники сразу расступились. Караульный тем временем пытался привести в чувство малахольную заморскую девицу. Ее темная кожа посерела, черты лица заострились, глаза запали, словно она со смертного одра встала, чтоб сюда приехать. Как только на лошадь влезть смогла?

Ресницы дрогнули и девушка, девчонка совсем, едва ли на много старше Тирен, открыла огромные золотистые глаза.

– Мне нужно пойти с вами, – проговорила она, глядя на Ховира, и вытянула из-за пазухи смятый лист бумаги.

Зайн цапнул протянутое и замер. На листе красными чернилами второпях и кривовато был изображен составленный сбежавшим Мастером Координатором знак-переход, который чей-то дурной язык обозвал универсальной формулой Альдо.

– Давайте ее в мой шатер. И целителя Кайта позовите. Или кто там сегодня? Шевелитесь, ну! – прикрикнул Ховир.

Вскоре девушка была в тепле и почти в порядке. Кайт, даром, что простой целитель, а в сознание приводить умеет. И подлечил, и силой поделился. Последнее для неодаренных не слишком эффективно, большая часть рассеивается, прежде чем организм сумеет впитать, но пришелица удивила, забрала все, до крупицы. И еще бы взяла, но тут уже Кайт сказал, что ему еще день работать. Буркнул «до свиданьице» и ушел. И снега опять насыпало на порог. Вот же, отвратная погода.

– Ну, поведай мне, юная дева, что за пример изобразительного творчества ты мне привезла? У меня ученики в Младшей школе, аккуратнее знаки чертят, чем ты мне наваяла. Или это не твое художество?

– Мое, – потупилась та, а потом снова глаза вскинула. – По чужой памяти рисовала, которую во сне видела.

Ишь, смотрит как, подбородок чуть вздернут, спина ровная и ручки сложила, явно не из простых. Эта «чужая память» царапнуло неприятно, однако же, по порядку надо.

– Как зовут?

– Раат Джен Этина, Мастер.

– С чего взяла, что Мастер?

– Слушать умею, – усмехнулась, – и вижу вашу тень.

Тень или тень силы… Так не говорят уже давно, очень давно, но и люди Земли-за-Морем много лет в Союзе Шести не появлялись. Слепок силы Ховир сам снимать не мог, но по косвенным признакам, понял, что кто-то из полукровок мира Тени в ее роду отметился.

– Как звали одаренного, что вошел в твой род?

– Влатт Лаэнн ат Доо, но мне всегда казалось, что имя его должно звучать немного не так.

– Как давно это было? – спросил Мастер, чувствуя между лопаток мерзкий холодок, совсем как тогда, когда Связующий Солар, бледный и едва живой от удара нуль-силового поля, заявил что глухой в этом самом поле многоконтурный знак тянет и увидел в подпространстве эхо, о котором не знал никто, кроме самого Ховира.

– Давно. Еще до раскола Союза Девяти. Род хранил его память и книгу.

– Книга, где она?

– Отдала рин кат Волден, Милии, по праву крови.

– Зачем ты здесь, раат Джен.

Ее глаза на мгновение подернулись дымкой.

– Я замыкаю круг. – Голос глухой, как эхо из сухого колодца.

Слова эти, чужие, не принадлежащие юной девушке, вонзились занозой, и Ховир почувствовал, будто сворачивается тугая спираль внутри и глубже, у самых основ.

– Тогда одевайся и идем, – сказал он, настроить один портал на другой для разового перехода было не сложно, не обязательно видеть потоки, чтобы знать, как они взаимодействуют.

Вышли прямо в Иллае. Мастер Техник решил пока оставить Этину у себя. Следовало поговорить с Всезнающим до того, как вести девушку в Сойл. Ей по-прежнему не здоровилось, и было видно, что Этина держится на одном упрямстве. Ховир потянулся, чтобы подхватить раат Джен под руку, но она вдруг склонилась в приветствии. В нескольких шагах от них стоял, озираясь по сторонам, человек, которого здесь быть никак не могло.

– Кат Волден, – проговорила девушка.

– Раат Джен? – невероятный гость был удивлен не меньше. – А вы… Мастер Ховир, верно? Не подскажете, как мне найти Мастера Солара?

Обычно Ховир бранных слов не произносил, даже когда был сильно рассержен, а тут вдруг захотелось, прямо язык зачесался. Прибытие соправителя Леантара, пусть даже с визитом неофициальным, автоматически накладывало на принимающую сторону ворох обязательств, начиная с обеспечения личной безопасности и заканчивая обустройством быта. Ховир в дипломатических расшаркиваниях был, мягко говоря, не силен, а потому мысль сплавить обоих гостей наглецу Солару пришлась кстати. Он уже было собрался предложить проводить к дому Мастера Связующего, как действующих лиц прибавилось.

Они проснулись одновременно. Кайл поднялся первым и, заметив, как девушка смущенно отвела взгляд, быстро оделся и вышел из комнаты, давая ей возможность привести себя в порядок. Воспоминания о прошедшей ночи мгновенно окрасили щеки, и Милия тихонько скользнула в ванную. Поплескала в лицо холодной водой, и напомнила себе, что нужно идти.

– Мы можем просто подождать здесь, – предложил Кайл, убирая за ухо прилипшую к щеке влажную прядь.

Милия коснулась кольца и покачала головой.

Было бы малодушием отрицать, что предстоящая встреча не вызывала у Солара негативных эмоций, от себя не спрячешься. Вчера он легкомысленно решил, что справится с этим, но мелкая душная ревность ворочалась внутри и мешала прямо смотреть в глаза. Привычно опустились щиты, пряча суть от мира, а недостойное чувство от нее. Но она поняла, и вина, отразившаяся на донышке ее глаз, была достаточным основанием, чтобы взять себя в руки. В конце концов, в произошедшем часть «заслуг» его собственная. Кто знал, что разделенное сознание выкинет подобный финт, и что его собственная привязанность срезонирует с чувствами другого человека, создав связь подобной силы. Похоже, что он снова ищет себе оправдания. Прав был Всезнающий, ругая за игры с разумом без должной практики и подготовки.

Стационарный портал, настроенный на гору и Граничный поселок, был в четверти меры⁵² за городом. Кайлу пришлось приложить изрядно усилий, чтобы не показать, как мучительно было слышать заполошный стук ее сердца, когда она увидела наместника и сорвалась на бег. И как замерло все внутри от невыразимой чужой нежности, так похожей на его собственную, когда Милия, прильнув, обняла лорда за шею и уткнулась носом в плечо.

Они встретились глазами, как в том видении. Волден все понял и отстранился первым, хотя сделать это было для него так же тяжело, как Кайлу смотреть на них обнимающихся. Вновь накатил стыд, и завистью обожгло, потому что этот человек был гораздо сильнее его.

У встречи оказались свидетели. Девушка Земли-за-Морем смотрелась на фоне горы еще невероятнее, чем наместник Осаты. У Ховира на лице было престранное выражение, когда он переводил взгляд с Милии и лорда на него, и Солару уж точно не хотелось знать, что думает Мастер Техник по этому поводу. А вот пару вопросов ему он бы задал, например, о том, что здесь делает золотоглазая.

– А вы ранняя пташка, Мастер Солар, – сказал Ховир, когда Кайл приблизился, потом посмотрел за него, на еще спящий город. – Вот, значит, принимайте гостей, а я домой.

– Разве девушка не свами пришла?

– Со мной, но не ко мне, – ответил тот и направился в обход Кайла.

Некоторое время Солар смотрел в спину Ховира. Мастер передергивал плечами и что-то ворчал, потом угол Дома Исцеления скрыл его с глаз и пришлось вернуться к прибывшим.

Кайл чувствовал резонанс. Они все, включая и его, были связаны между собой, но центром была Милия. Если природа связи с лордом Волден была понятна, то связь Милии и темнокожей девушки ставила Кайла в тупик, нить была протянута во времени, как от старшего родича к потомку и при этом невообразимо замкнута в кольцо. И это было не всё. Вернее, не все. Не хватало нескольких деталей. Он понятия не имел, что со всем этим делать, но точно знал того, кто умеет разбирать одно на множество и филигранно собирать обратно.

Тук-тук, – достать Зейта по мыслеречи отсюда было сложно, но возможно, и пришедшее в ответ изумление было ответом.

Прямо посреди дороги проявилось окно портала. Лорд поморщился, словно у него зубы свело. Милия шагнула к Солару, и Кайл только сейчас заметил, что все это время, пока они с наместником стояли рядом, кончики их пальцев соприкасались. Обняв девушку, Кайл привычно коснулся губами ее макушки.

– Добро пожаловать в Сойл, – сказал он и кивнул на портал, радушия в приглашении было мало.

Кайл шел последним. Перед тем, как шагнуть он оглянулся на город. Взгляд прикипел к приземистому двухэтажному зданию Дома Исцеления. Стало вдруг жаль, что он не успел увидеть сестру.

– Ну, наконец-то! – поджимая губы, процедил Зейт и взмахом руки свернул проход. – Потрудитесь объяснить…

– А может, все-таки вы? Это ведь вы Всезнающий?

Устроившийся на ближайшем к Кайлу стуле лорд Волден отвлекся от Сферы, которую разглядывал с немалым любопытством, поднял глаза и приподнял бровь.

– Так вы есть?

– Как видите, – одновременно проговорили Зейт и Кайл и, побуравив друг друга глазами, расселись по краям стола.

Альд усмехнулся и тепло коснулся взглядом Милии. Кайл тотчас же пожалел, что не сел рядом с ней, хотя ее и лорда разделял стол. С ней рядом сидела златоглазая, и они очень уютно смотрелись вместе, почти как сестры несмотря на то, что так контрастно различались внешне.

– Может, следует представиться для начала? Так будет проще начать разговор, – предложил наместник.

– Вряд ли кто-то из присутствующих с вами не знаком, ваша светлость.

– Вообще-то я имел в виду вас, – вежливо ответил лорд Волден, и Кайл мысленно ему поаплодировал.

– Брейв Мали́к Зейт, Мастер Трансформы, Всезнающий.

– Вы глава Совета?

– Просто глава. Совет – мои руки.

– Значит, окончательное решение принимаете вы?

– Так и есть.

– Действительно, совсем как у нас, – проговорил лорд и посмотрел на девушек: очередной взгляд-прикосновение и улыбка для Милии, легкий кивок для сидящей рядом с ней чужестранки.

– Раат Джен Этина, – представил он, и та, посмотрев на Зейта, почтительно склонила голову в знак уважения.

Еще одна улыбка, даже не улыбка, так, уголки губ едва дрогнули, только взгляд особенный. И Солар догадался – его просто дразнят. Связь работает в обе стороны, а значит для наместника все его метания и уколы ревности вовсе не секрет, хоть десять щитов вокруг себя наверти.

– Милия…

– Мастер Зейт, – отозвалась она.

– Позволь взглянуть, – она чуть улыбнулась в знак согласия и сняла защиту.

Солар знал, что сейчас произойдет, он чувствовал ее даже через все свои щиты. Вот интуитивно подался вперед Альд, тихонько выдохнула Этина, реагируя, светло-серым жемчужным светом озарилась Сфера, и зал затопил золотой свет. Зейт на мгновение прикрыл глаза, впитывая тепло и дернулся, зрачки его меняющихся глаз сжались до размеров песчинки, черты лица заострились… Заметив перемену, Милия закрылась. Ощущение тепла тут же пропало, купол Сферы, протестуя, пыхнул алым, дымка заметалась, складывая дымные извивы в спираль, и Кайл поспешно отвел глаза. Не хватало еще под воздействие попасть, вот зрелище будет.

– Мастер Связующий, – проговорил Зейт, его зрачки приняли нормальную форму, и он так же смотрел мимо Сферы. – Ступайте и найдите нашим гостям свободные комнаты, желательно рядом. Я с лорной Альдо побеседую.

– Только с ней?

– Пока да, а с вами чуть позже и куда обстоятельнее.

– Могу я поинтересоваться предметом предстоящей беседы?

– Да все о том же, Мастер Солар, о некоторых аспектах разделенного сознания.

Кайл сдержался. Были бы они одни, еще не известно, вышло бы, а бодаться с Зейтом при всех, особенно в присутствии Волдена…

Лорд и Этина подчеркнуто вежливо попрощались и молча последовали за Кайлом. Милия осталась, посмотрела, когда он обернулся у двери, улыбнулась глазами и словно рукой провела по волосам.

Едва дверь закрылась, Зейт стремительно подошел, сел на стул, который занимала Этина, и вновь впился глазами. Этот взгляд так напомнил ей Сарка, что она отпрянула, вжавшись в спинку. Но резные завитушки впились в шею, и неприятное чувство отрезвило.

– Он видел тебя?

– Кто?

– Творящий! Говорил с тобой? – И Зейт без предупреждения швырнул в нее слепком памяти: пыль, мелкое каменистое озерцо, старик на берегу, перебирающий камни и ощущение невыносимой тяжести. – Да или нет?

– Нет… Я… я не знаю, был голос… Несколько раз…

Она торопливо собрала, что вспомнила, и поделилась. Первый раз Голос сказал: «Иди», – и она шагнула из Тени в Тер, хотя уже почти привыкла и не собиралась. Второй раз был в горящей Роккиате, где она впервые подняла щит. Затем по дороге в Саэну Голос сказал: «Спи», – и она уснула на ковре из менха, а дальше Шеам и Солар, обнимающий чужими руками… Нет, это лишнее, но Зейт поймал и дернул бровью. Еще было «Узнаешь» в ответ на невысказанное желание и «Обернись», когда портальный знак отца швырнул ее босую на выстуженную осенними ветрами дорогу в Сойл.

– На Него не похоже, – Зейт потер лоб, разглаживая морщинку между бровей.

– Тогда кто?

Мастер пожал плечами, встал и принялся расхаживать по залу.

– Вы же Всезнающий.

– Разве Дайр не рассказывал тебе о званиях Сойла?

– Кто?

– Дайр Без Конол, Мастер Пути.

– Камилл? Так он не сам стал меня учить?

– Кто б ему позволил…

– Но откуда вы…

– Я же Всезнающий, – ухмыльнулся Зейт и сразу стал похож на добродушного пожилого соседа, торчащего на лавочке во дворе и здоровающегося с каждым, кто проходит мимо. – К тому же он мой племянник. А ты молодец, не думал, что справишься.

– Выходит, вы меня изначально в расход списали? Знаете, я даже не обижаюсь. Но как же Кайл?

Приветливый сосед исчез, явив расчетливого циничного дельца.

– Думаешь, он по собственному почину тебя в Тень отправил? Хотя, фактически, так и есть, но главное здесь – правильная мотивация. А Всезнающий Варнор умел правильно мотивировать, Мастер Разума как-никак, к тому же Кайл его кровь.

– Вы… Вы использовали его, заставили…

– Не я, но… Ему нужно было учиться и развивать свой дар, ты мешала.

– Что же изменилось сейчас?

– Ты, – коротко ответил Зейт и превратился в пожилого профессора, дотошного и въедливого, побуравил ее глазами, как нерадивую студентку, и снова сменил личину, тенью усталости и запредельного внутреннего опустошения напомнив отца.

– Прекратите. Это отвратительно.

Зейт вернулся за стол и сел на свое прежнее место. Теперь их разделяла Сфера. Из-за всполохов света, пляшущих по лицу Всезнающего, Милия не сразу поняла, что тот едва сдерживает смех.

– Что вас так развеселило?

– Варнор просчитался и поставил не на того кротта. А может отцовские чувства взыграли… Но так даже лучше. Он тебя не видел. Или видел, но не рассмотрел. Или рассмотрел, но, как и прочие, не принял в расчет, – голос Мастера стал монотонным, начало наваливаться сонное оцепенение… втопорщился иглами многослойный, как одежки Касандани, полог, за которым Милия прятала зерно сущности. Зейт!

Прочь, – образ-угроза.

Нахалка, – отозвался Зейт, и дальше с оттенком удовлетворения, – как Солар. Стоите друг друга…

– У нас говорят «Два сапога – пара»

– Пара? Ну-ну…

– А вот это мелочно и недостойно, – отозвалась на издевку девушка и… – Опять отвлекаете? А просто спросить не судьба.

– Прости, – дернул плечами этот интриган, – все так и норовят что-нибудь утаить. Так что ты там прячешь? Тоже с хаосом в поддавки поиграла? И кто ведет?

– Пока ничья.

– Сарк?

– Забегал, пообщались, каждый остался при своем. В ученицы звал. Отказалась.

– Зря.

– Вы серьезно?

– Более чем. Почему отказалась?

– Неприятный тип, садист и убийца, пафосный до оскомины, и так и норовит на все ярлыки развесить.

– Как он тебя назвал?

Зейт все так же сидел на стуле, но на мгновение девушке показалось, что Мастер произнес это стоя у нее за спиной и сжав ее плечи своими цепкими длинными пальцами.

– Сначала окрестил якорем, а потом сказал, что я фокус.

– Средоточие, – дополнил Зейт и уткнулся лицом в сцепленные в замок руки, пряча проступившую на лице довольную ухмылку.

– Что это значит?

– Это значит, – начал он и вдруг перевел взгляд на дверь, – это значит, что подслушивать, в целом, бывает полезно, но не тогда, когда подслушивающий обнаружен. Входите, Мастер Связующий, раз вам так необходимо мое внимание.

Кайл вошел, нимало не раскаиваясь, что его шпионскую деятельность рассекретили и пресекли.

– С учеников своих пример взяли? Те тоже любители под пологом рассеянного внимания шастать, где ни попадя. Присаживайтесь, побеседуем. Вот лорну Милию проводим… Только куда?

Кайл подошел и скользнул губами по виску, игнорируя Всезнающего. Очертил арку портала, а когда девушка встала, сжал плечи и, шепнув: «Я скоро», легонько подтолкнул в проход. Милия моргнула и оказалась в небольшой комнате с небрежно застеленной постелью, книжным стеллажом во всю стену, совмещенным со шкафом, столом и парой стульев. Узкая дверца вела, надо полагать, в ванную. На столе лежало несколько книг и тетрадей, папка с топорщащимися листами и несколько длинных разноцветных палочек, похожих на карандаши. Девушка поправила покрывало на постели и села. Здесь, в его комнате, она была впервые. Ощущение было странное, как перед экзаменом, как будто от нее ждут ответа, а она знает только, как зовут преподавателя и что учебник был синий.

21

Они просто спустились по узкой лестнице. Никаких порталов и переходов. Просто вырубленная в толще скалы лестница, коэны на стенах и каменные ступеньки, который выглядели так, словно по ним почти никто не ходит. Альду казалось, что будет иначе. Ему виделось странное место, разделенное на сектора со знаками над входом в каждый из них. «Лив», «ноа», «дар», «ран», «эри» и наоборот, в какую бы сторону не пошел, то, что тебя ожидает, всегда впереди. Впереди была спина Мастера Связующего. Волнуется за Милию, мучается ревностью и сам же себя за это корит. Как там? «Вижу тебя и принимаю». Это было похоже на старый обычай кочевников, когда в род входил человек со стороны. Неужели они не понимают, насколько повлияли на народы, населяющие окружающие Сойл земли? С их знаков началась письменность, они помогали строить древние города – столицы государств Союза, развивали медицину и другие науки, строили школы и учили. Но мы двигались дальше, а они так и остались теми, кем были. Вот как эти ступени, по которым почти не ходят. Как Мастер Связующий, который изо всех сил пытается принять, что свет можно и нужно делить и тогда его станет больше. Альд понял это, только когда впервые его лишился, теперь – нет. Даже если он больше никогда…

Этина пошатнулась, и лорд подхватил ее.

– Долго еще идти?

– Нет, – коротко ответил Кайл, и на следующей площадке они свернули с лестницы в широкий коридор с выходящими в него дверями.

Коридор изгибался, и дан Глисса мысленно дорисовал круг.

Ниша с двумя диванами и столиком пришлась кстати. Альд помог Этине присесть.

– Я сейчас, – проговорил Солар, избегая прямого взгляда.

– Кайл, я вам не враг.

– Будь это так, я не стал бы помогать вам пройти путь сюда.

– Надеюсь, у нас еще будет время поговорить, но Этине нужен целитель и место, где прилечь, чтобы восстановить силы. Я не вполне понимаю, для чего мы здесь, но это важно, иначе…

– Вас бы здесь не было. И, поверьте, я понимаю не намного больше вашего. Возможно, как раз в этом весь смысл.

Солар присел рядом с девушкой, взял за руку, и Альду привиделось, как по темной коже раат Джен побежали серебряные искры.

– Это не болезнь. Просто нужно немного сил, – Кайл улыбнулся, в золотистых глазах девушки мелькнула благодарность.

– Спасибо, тахетʹнаат Солар.

Когда гости были устроены, Кайл рванул обратно к Зейту. В голове вертелись слова Этины. Что-то знакомое было в них. Секретаря-архивариуса не было. При Варноре всегда кто-нибудь сидел. А теперь приемная пуста. Набросив полог рассеянного внимания, Солар прислонился к неплотно прикрытой двери в зал Сферы, он сам, уходя, так ее оставил. Теперь сосредоточится на голосах внутри. «Тахе́тʹнаа́т», – снова крутнулось в голове, и сразу вспышкой другое, на архаичном сойл, которым пользуются при начертании символов, – «тах этна́а», что-то вроде «старший по крови», «близкий по духу» и «предводитель»… ведущий. А потом его заметили.

– Мастер Солт? – дверь скрипнула и в кабинет просочилась Тирен.

Задремавший в кресле Мастер встрепенулся, лежащая на коленях папка с шелестом съехала, теряя содержимое, и ковер под ногами оказался усеян отчетами Старших Наставников. Тяжело быть стариком. Надо эти отчеты на ночь читать, глядишь, помогут от бессоницы.

– Мастер Солт, – девчонка Ховир мялась на пороге. – А… Мы так и не дождались Мастера Солара.

Старик потер острый нос, вытащил папку с расписанием, нахмурился. И в который раз подумал, что зря согласился на это безобразие, пусть бы из молодых кого на его место назначили, устал он уже с учениками возиться.

– Так нам ждать?

Где? – вопросил Мар Кардий Солт Всезнающего.

Здесь, – отозвались с Вершины с оттенком злорадства, любит Зейт парня воспитывать и носом в ошибки тыкать, хотя и сам по молодости горазд был влезть куда не надо.

– Нет, ждать не надо, ученица Ховир. Мастер сегодня занят.

Личико девушки разочарованно вытянулось. И тут же засияло снова.

– А вы?

– Что я?

– Заняты?

– С чего такой энтузиазм?

– Так овеществленные иллюзии же, – заблестела глазами Тирен. – А вы как раз вот… А я вам прибраться помогу.

Мастер Снов кивнул, Тирен излучала радостное ожидание так сильно, что противиться этому было практически невозможно. Мощный проводник, сила нейтральна и неконфликтна с большинством цветов спектра.

– Ученица Ховир, у вас индивидуальный щит поплыл.

– Ой, – покраснела, сосредоточилась и поток энергии приглушился. – Так вы идете?

– А прибраться?

Девчонка подскочила, присела, живенько сгребла бумаги, в папочку сунула и в руки едва не впихнула, но в последний момент стушевалась и аккуратно положила на край стола. Солт кивнул, поднялся, и его вдруг качнуло, перед глазами заплясало серое марево, ватой навалилась тишина, проявилась в реальности и замаячила на границе сознания Та Самая Дверь. Только не сейчас… Рано…

– Мастер Солт, вам плохо?

– Тирен… в ящике, – язык почти не повиновался, поэтому пришлось…

Девушка охнула и схватилась за виски. Кажется, он перестарался с силой передачи, но Тирен справилась и уже гремела чем-то в столе. Потом ему в руку лег флакон с черной опалесцирующей жидкостью. Виталис⁵³. Один глоток. И Тень Ухода отступила. Еще рано. Но скоро.

– Тирен, вы не могли бы меня проводить в лабораторию вашего отца? – не то чтобы Солт был не уверен, что доберется сам, но присутствие рядом Тирен было… правильным?

Солара все не было и сидеть в его комнате стало невыносимо. Тогда Милия просто встала и вышла, прошла по коридору, куда-то свернула, спустилась на уровень вниз. Никто не обращал на нее внимания.

Коридор, куда она попала, тоже был жилым. Девушка прошла вперед и остановилась. Как будто то, что вело ее, оборвалось перед этой безликой дверью, похожей на все другие в этом коридоре. Ей не пришлось стучать. Дверь распахнулась сама, и горькая нежность встретила и протянула ладонь.

– Прости, – проговорила она, пряча лицо на его груди, отстранилась и потянула с пальца кольцо, но он остановил.

– Нет, не нужно. Пусть останется у тебя.

– Как Этина?

– Мастер Солар ей помог, она почти в порядке. В комнате рядом. Ты голодна?

Она качнула головой.

– А я бы перекусил. Уровнем ниже есть место, где кормят.

– Откуда ты знаешь?

Альд пожал плечами

– Просто знаю, – и улыбнулся лукаво, словно на свидание приглашал, – а еще Мастер Солар станет ревновать. Ваша светлость.

И поклонился идеально, как на балу. И руку подал.

«Ну и пусть ревнует, – подумалось ей, – бросил одну».

Зашли за Этиной. Альд шел уверенно, но был похож на человека, который приехал в знакомый город спустя много лет и удивлялся, что все еще помнил и улицы и места. Иногда он хмурился, словно вызывая в памяти очередной нечеткий образ, и тогда маска беспечности трескалась, и сквозь нее проступало что-то большое и тяжелое, надежное…

Они не успели. Альд вдруг замер, прижимая ее к себе, словно хотел защитить, а Этина схватила за руку. Ее глаза полыхнули золотом.

– Таами тре, рин кат Милия. Время перемен.

Воздух зарябил и пошел волнами, как от брошенного в воду камня. В центре, расширяясь, формировалось око портала.

– Иди, – сказал ей Голос, но услышали все, золотой свет затопил глаза, но был Альд, обнимающий ее со спины и рука Этины на запястье.

Они просто сидели друг напротив друга и молчали.

– Зачем я здесь, – спросил Кайл.

– Чтобы ждать.

– Я мог бы подождать где-нибудь еще.

Зейт покачал головой, но смотрел не на Кайла. На Сферу. Солар так привык отводить от нее глаза, что только сейчас заметил, что купол чист, дымка ровным слоем устилает дно, чуть волнуясь, как вода, а сквозь нее светятся искры-самоцветы, они складывались в знакомый рисунок обозначающий точки расположения черных кристаллов в структуре Ховира, с небольшим отличием. Рисунок в Сфере был полным.

– Мы покинули наш мир, Сойл, очень давно, – Всезнающий открывал рот, но звучащие голоса были разные, одно слово – один голос. – Мир умирал. Мы сами были тому причиной, потому что заигрались во всемогущество. Мы взывали к Творящему. Но пришел и Хаос. Пройдя грань, он обрел сознание, но не подчинился, Оставив наш дом на поругание и гибель, с помощью печати разрыва и тридцати семи изначальных камней Сойла мы бежали, один из камней разрушился, но грань реальности была пройдена, мы и оказались на Тер.

Мы были чужаками, новый мир не хотел нас принимать, а энергия Стейл была чуждой и причиняла боль. Тогда была принесена Жертва. Шесть лорнов, главы семей, легли в основание и отдали миру свою кровь, иные же отдали силу без остатка. Мир принял жертву и укрыл нас от гнева Стейл.

Но вместе с Пологом родился Туман. Из зерна, что скрывалось в одном из лорнов, отдавших Тер силу. Зерно спало, но мир уже был отравлен. Над спящим зерном воздвигли гору, чтобы стеречь его. А чтобы предотвратить грядущую катастрофу и усилить связь, всякий Уходящий обязан был назвать Преемника, чтобы передать знания, а суть отдать миру и охранять его для следующих поколений.

Шли годы. Люди Сойла уходили в мир, но не все одаренные возвращались, чтобы соблюсти ритуал Ухода. Энергия потянулась за грань и хаос нас нашел. Зерно проснулось. Тогда была создана Сфера, Око мира и избран Глас ее, Всезнающий. Мир наблюдал за нами, а мы за ним. И первому Гласу был явлен Творящий, Создатель Миров, Стерегущий от Хаоса, но мир уже был болен. И дни его будут конечны, пока не настанет Время Перемен.

Кайл пришел в себя лежа ничком на столе с вытянутыми в сторону Сферы руками. Кончиками пальцев он касался купола. Зейт лежал с другой стороны стола в той же позе. Стоило им оторвать пальцы, как Сфера пошла трещинами и осыпалась. Внутри была серая невесомая пыль.

– Отсчет пошел, – сказал Зейт и создал портал.

Ховиру дома не сиделось. Он позавтракал, повозился с детьми, послонялся по дому, потом оделся и направился к порталу в гору. Укоризненный взгляд жены толкнул в спину, но не остановил. Ховира тянуло в лабораторию.

Здесь никого не оказалось. Все лежало на своих местах. Следов чужого присутствия Мастер не обнаружил, но беспокойство не унялось. Мало того, оно свернулось тугой пружиной и тянуло в зал со знаком. Дверь отпирал – руки дрожали. Нуль-силового поля не было. Вернее, оно было, но не успевало гасить возмущения. Знак проявился и эхо отражений было видно даже ему, почти не воспринимающему потоки визуально.

– Мастер Зайн…

– Тирен? Что ты здесь забыла? – Но воспитанница уже была внутри зала и восхищенно внимала творящемуся там.

За спиной смущенно кашлянули, и Ховир обнаружил Солта. Старейший Мастер Сойла выглядел плохо, кожа посерела, резко обозначились морщины, и тени густо легли вокруг глаз.

– Простите, я просил ее меня проводить.

– Ко мне?

– Нет, – Солт неуклюже качнул головой, – туда, – и посмотрел на распластанный по полу знак. – Начинайте.

– У меня… – он осекся, голос внезапно просел и пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить. – Мне нужно личное указание Всезнающего.

– Оно у вас есть, – сказал Зейт, выходя из портала вместе с Соларом.

Мастер Связующий рванул к выходу из лаборатории, но был остановлен. Сухие горячие пальцы Солта сомкнулись на его запястье.

– Они идут.

В подтверждение открылся еще один портал, какого Ховир еще не видел. Сразу зарябило, потом вспыхнуло и у самого входа в зал со знаком очутились еще трое: подружка Солара, наместник и девица раат Джен, которая единственная из всех поздоровалась, хотя они и виделись уже сегодня.

– Ховир, кристаллы, – напомнил Зейт. – Кайл, схема тебе известна. Милия…

– Она со мной, – тут же отозвался Солар, у него все дрожало внутри, настолько правильным и важным казалось желание касаться ее, хотя бы руки, хотя бы кончиков пальцев… Это было не его желание, вернее не только его. И тот, другой, уступил.

Они вошли в зал, сплетя пальцы. Щиты сорвало, как бумагу и это тоже было правильно. На краю структуры переливался серым жемчугом проводник.

– Тирен, и вы здесь.

– Мастер Солар! Это так красиво, – срывающимся от волнения голосом произнесла она. – Привет, Милия. Здорово, да?

– Очень, – тихо шепнула подошедшая сзади Этина, такой же жемчужно серебристый проводник, только если источник Тирен был сверкающей новой монетой, то серебро Этины мрачно поблескивало под слоем патины, как старое фамильное кольцо.

Руке стало холодно. Солар ушел с Ховиром, коснувшись губами виска и жарко дохнув в волосы за ухом. По коже прошлись щекотные мурашки, девушка почувствовала взгляд и обернулась. Альд стоял у двери, опираясь о косяк и просто наблюдал, дрогнули губы, обозначая улыбку только для нее. На осунувшемся лице черным в золотых сполохах сверкали глаза. Она так и не спросила, как он прошел по пути один. И тут же поняла, потому что увидела тонкую, как паутинка, но крепкую, как закаленная сталь, нить, что связала их троих золотом и алым и протянулась дальше, вплавляясь в серебро Этины. И в жемчужный свет Тирен, которая была связана с Кайлом золотом и тусклым серым, как воспоминание о дороге к горе в День Звезды, когда Милия впервые почувствовала мир на кончиках невесомых крыльев. А еще был Зейт, непрестанно меняющийся, связанный с ней, Кайлом и старым Мастером Снов, над которым маячила тень, вытягиваясь куда-то за грань, и еще одна связь, дрожащая, словно не было нужной опоры, словно чего-то не хватало.

Это ощущение неправильности заставило ее повернуться к схеме, в которой Мастер Ховир расставлял большие черные кристаллы. Кайл замер у края, чуть прогнувшись вперед, словно стоял у кромки воды и боялся замочить ноги. Судя по его лицу, ему тоже что-то не нравилось. И Милия даже знала, что – кристаллы стояли неправильно.

Ховир, закончив, покинул расчерченный пол и встал рядом с Зейтом. И тогда Всезнающий, встретившись с ней взглядом, взмахом руки предложил исправить и удержал Ховира, ринувшегося защищать дело всей своей жизни.

– Четыре из формирующих дополнят круг удерживающих кристаллов, – четко проговорил Кайл, девушка чувствовала, как отзываются на звук его голоса камни. – Тройка фокусирующих станет в круг с направляющими.

Альд отлепился от стены и стал у края фигуры. Никто кроме Милии так и не пересек внешнее кольцо знака, и кристаллы она расставляла сама. Гладкие, с множеством ассиметричных граней, ни одного одинакового. Ей казалось, что они поют. Сначала нестройно, как скрипки перед концертом, когда музыканты настраивают и проверяют инструменты. Когда оба внешних круга были заполнены, Альд и Кайл переглянулись.

– Теперь мне нравится, как они звучат, – сказал лорд Волден, Кайл согласно кивнул и они шагнули в поле знака.

– Но как же, – начал Ховир.

– А теперь мы, – отозвалась Тирен и вместе с Этиной прошла вслед за мужчинами.

– И мы, – проговорил Зейт и помог слабеющему с каждым мгновением Солту занять его место во внутреннем круге.

– Я не опоздал? – донеслось от двери, и из кляксы тумана появился Сарк в вопиюще земном черном костюме тройке сияющий предвкушающей улыбкой.

Я-мы, – образ-присутствие.

Солар дернулся навстречу, поднимая руки, но Милия встала перед ним, заслоняя.

– Анжей, стой, он нужен, это… – Сарк глумливо приподнял бровь, предлагая, продолжить и не стесняться, – разрушитель основ.

Незаконченная связь нашла опору. Багровым легли нити между ней, Сарком и Соларом, темным, как старое железо, между Зейтом, Сарком и Мастером Снов.

И пока Сарк нарочито медленно шел к своему месту, раскланиваясь с присутствующими, а особенно перед лордом Волден, другие назвали себя.

– Вектор, сбывшееся, – тихо сказала Этина.

– Вектор, грядущее, – следом за ней Тирен и виновато оглянулась на приемного отца.

– Изменение, – Зейт.

– Порядок, – Солт, и голос его дрожит.

– Якорь, – говорит Альд и смотрит на нее.

Она очень близко, если протянет руку, то сможет дотянуться кончиками пальцев, но она так не сделает, потому что он уступил, и так было правильно.

– Связь, – отзывается всем существом Кайл.

– Средоточие, – произносит Милия, вторя ему.

И вместе:

– Созидание.

Эхом звучит рядом голос Альда.

Зейт поворачивается к Ховиру и Мастер Техник сдергивает запирающую печать с накопителей и выскальзывает за дверь. В зале темно, но стоящим внутри знака не нужен свет, потому что он есть внутри, согревает и связывает, позволяет звучать правильно. Первым вспыхивает внешнее кольцо, за ним еще одно. Фигура приходит в движение, и звук меняет тональность. Эхо дробит оттенки, вытягивая пространство. Третий круг – формирование – три самых старых Мастера Сойла. Они вплетают свою энергию в общее звучание, и приходит Туман, укутывает мягкой непроницаемой пленой фигуру, но не касается границ…

Устье сухого ручья и неглубокая впадина, доверху засыпанная серыми от пыли камнями, все, что осталось от озера. Внезапно пришедший ветер шевелит обтрепанный край хламиды, холодит пальцы в стоптанных сандалиях и сбрасывает серое покрывало с камней, среди которых россыпью мелкие искрящиеся камни: золотые, жемчужно-серебряные, серебристо-голубой, сверкающий радужный и темно красный. Оставив палку в пыли, старик, осторожно ступает по серой гальке и тянется к самоцветам, протестующе стонут тонкие струны, скрипят, натягиваясь, багровые жгуты, но он дотягивается и камни искры оказываются на его плоской шершавой ладони, а глаза цвета пыли смотрят и ждут, пока откроется Дверь и Он войдет и возьмет все.

…Четвертый круг – фокусирующий – якорь и два вектора, включаются почти сразу же за третьим.

Тишину разбивает древняя клятва:

– Я вижу и принимаю тебя и телом, и сердцем, и разумом, и сутью, – говорит один голос и другой следует за ним. – Сейчас и всегда. В каждом из миров и за гранью.

В черных глазах теплый огонек, словно сквозь закопченное стекло в старой лампе. Сердце бьется в такт в темноте на расстоянии вдоха. Губы оставляют на волосах тень поцелуя. И когда протянутой в темноту руки касаются кончики пальцев, взвиваются вверх и в стороны, одеваясь в золотое сияние, узкие клинья крыльев, сотканных из света, с тонкими росчерками перьев с серебристой кромкой. Свет завернулся спиралью и рассыпался, блестками опадая к ногами. Фигура, сложенная из звезд и кругов, дуг и лучей, центром которой были двое, расслоилась в пространстве и прогнулась внутрь и наружу, вытягиваясь спиралью и сжимаясь в пружину.

Мост протянулся отсюда и за грань, вздрогнул от тяжести ступившей на него ноги взаношенной сандалии и хаос посмотрел серыми глазами цвета пыли, держа в сухой ладони струны и жгуты, приковавшие мир и убивающие его…

– Я пришел взять, что мое. По праву крови и силы.

Вторая нога встала на мост, и мир содрогнулся, прогибаясь под гнетом зияющими ранами разломов.

Сейчас, – образ-предел.

Старый Мастер облегченно выдохнул, отдавая свою суть миру.

Последняя капля. Малость.

Я то, что живет, и то, что живет, есть я, – растворяясь во множестве отсалютовал Зейт.

Измененная суть потянулась по мириадам связей к старой шершавой ладони стоящего на мосту. Вспыхнул слепящим серебром росчерк полумесяца на узкой ладони разрушителя, взвился, рассекая жгуты и струны, отделяя грядущее и от вероятного.

– Назови себя, разрушитель основ!

– Гай Ринар Сарк, Мастер Иллюзий, – глумливо отозвался голос, и растаял, а темная фигура распалась туманом.

И мир выдохнул, сбрасывая полог багровых облаков, подставляя израненные бока целительному свету.

Знак-разрыв проявился вовне, сверкая золотом.

Впились в ладонь искры-камни, и сотворенная плоть поддалась, расползаясь, осыпаясь на протянувшийся за грань путь серой невесомой пылью, опадая тающим в лучах туманом.

– И что теперь? – спросила она, чувствуя кончиками вытянувшихся золотых крыльев мириады новых еще не случившихся связей.

Мост тянулся за грань. Сжатая пружина вибрировала от скопившейся энергии.

– Все что захочешь, – отозвался он. – Путь открыт. Осталось выбрать вероятность.

Цветные мерцающие ленты веером-спиралью брызнули из-под ног, вплетаясь в дрожащую от напряжения пружину-мост.

– Только одну? – удивилась и немного обиделась она, потому что это было, словно выбирать из сотни любимых платьев одно красивое, или одно удобное, словно выбирать из множества родных людей одного надежного, или одного близкого, словно выбирать… А выбирать ей всегда было сложно.

– Иди, – сказал Мир голосом на расстоянии вдоха.

Прижимаясь к бьющемуся в такт близкому сердцу, протянула руку.

Мир сжался в сверкающую точку, и пружина разжалась.

Выбор был сделан.

Сейчас и всегда. В каждом из миров и за гранью.

По праву крови и силы.

Вместо эпилога

Интерлюдия 1.

Ярко светило солнце. Сквозь ветви старого клена пробивались лучи, дробясь в густой тени, куда кто-то подтащил старую скамейку с ободранной краской. Одна из чугунных ног была короче других, и скамья норовила завалиться, но кряжистый ствол поддерживал надежно. Спинка пестрела выцарапанными признаниями и бранью. Признаний было больше и это радовало. На скамье сидел высокий худощавый мужчина с черными глазами. Несмотря на то, что было довольно жарко, одет он был в щеголеватый темный костюм. Облокотившись на спинку, он наблюдал за подпрыгивающей на лужайке с редкой травой девочкой в коротковатых джинсах и старых кедах.

– Может, хватит играть с тенью? – поинтересовался мужчина.

– Ну, па, – заканючил изумрудный сполох и принялся, расставив руки на подобие крыльев носиться по лужайке.

Интерлюдия 2.

Владыка ат Джен, не дождавшись дочь в ее покоях, пересек женскую половину дворца и спустился в библиотеку. От запаха старой кожи, пергамента и чернил у него, как всегда, засвербело в носу. Надежда отыскать Этину среди книжных полок до того, как коварный недуг, проявляющийся безудержным чиханием и слезящимися глазами, сделает свое коварное дело, была слабой, но вот-вот должны были прибыть послы Союза Шести и будет неправильным, если единственная дочь владыки не почтит их вниманием.

Он успел чихнуть всего пару раз, как Этина появилась сама. На ней был домашний наряд, волосы убраны в две простые косы и никаких украшений, полагающихся дочери владыки по статусу. В руках девушки была книга, которую род хранил уже много поколений. Он сам часто держал ее в руках и знал, что первая страница без уголка, на третьей – второй сверху абзац обведен, закладка-тесьма, обтрепавшаяся по краю, когда-то приплавлена огнем.

Интерлюдия 3.

– Ваше величество, – советник королевы поклонился и занял полагающееся ему место слева от трона.

– Камилл, где вы были? – шипела она, королевский венец несчадно сжимал виски, и благодушия это не добавляло. – И где носит Кодвилла?

– Войдите в положение, ему уже седьмой десяток пошел. Несмотря на всю его несомненную незаменимость в некоторых сферах управления государством, передвигаться быстрее он не в состоянии.

– Главнокомандующий сейчас прибудет, а встреча и чествование уже начинает походить на балаган, – продолжала брюзжать Лия, наблюдая, как двое слуг пытаются водрузить на место штандарт с гербом рода Волден, который свалился со стены.

– О, поверьте, балаган, это как раз то, что дана Корали любит больше всего!

Интерлюдия 4.

Вечер неспешно опускался на город. Спрятавшаяся за горой Стейл, бросала на дорогу длинный вытянутый язык тени, словно пытаясь ее кончиком дотянуться до белого плаща спешащего домой Мастера.

– Мастер Солар! – отчаянно краснея, проговорила вышедшая за калитку девушка, не хотите зайти? Отец будет рад.

– Спасибо, Тирен, меня дома ждут, – сказал Кайл и посмотрел на светящееся в сумерках уютным теплом окно дома чуть дальше по улице.

Дрогнула занавеска и золотистый свет обрисовал тонкий силуэт. Сжалось от нежности и вновь забилось в такт близкое сердце.

Несколько торопливых шагов и можно спрятать свой свет в кольце рук и тихонько коснуться губами макушки.

Интерлюдия 5.

Окно не закрыли, и рассвет прокрался внутрь комнаты, шевельнул шторы, качнул кисти балдахина над украшенной цветочными гирляндами постели, заглянул в лица спящих рядом лицом друг к другу девушки и мужчины. В его волосах запутался лепесток. Еще один лежал на спине. Несколько рассыпалось по подушкам.

Их ресницы дрогнули одновременно.

– Утро, – сказал он.

– Давай никуда не пойдем, – шепнула она.

– День Первовестника, мы должны, – выдохнул он, придвигаясь ближе. – Но у нас еще есть время.

Ее глаза затеплились золотом, отражая его свет.

Вдох, пауза и…

Только не отпускай.

Примечания

1

Дан – здесь и далее составная часть имени дворянина, имеющего земельное владение, употребляется с названием имения как титул или самостоятельно.

(обратно)

2

Ксант и Фагия – союзные королевства, граничат с Леантаром на юго-востоке и юге, входят с состав Союза Шести Корон.

(обратно)

3

Шахтан – столица королевства Ксант.

(обратно)

4

Пустынникики – кочевые племена степей и полупустынь Союза Шести Корон.

(обратно)

5

Триглавец (Триглавая Цитадель, Kelli’at Triade) – замок с тремя башнями, где располагаются службы дознания, суд и тюрьма, одна из немногих сохранившихся построек старой Роккиаты, вплотную примыкает к восточной стене города.

(обратно)

6

Даррец – уроженец, подданный горного королевства Оаморра-Дар (столица – Дар-Кан), одного из Союза Шести Корон.

(обратно)

7

Варл – пустынная собака. Прирученные или выведенные в неволе варлы часто используются как охранники.

(обратно)

8

Нартани – набор из сорока восьми каменных фигурок красного и черного цвета для игры, сходной с шахматами.

(обратно)

9

День Создания – день, когда Первыми была создана гора Сойл.

(обратно)

10

Леманна – ночная птица, обитающая в предгорьях провинции Джаор; в случае опасности распушает перья, становясь похожей на шар.

(обратно)

11

Виталис – препарат, продлевающий жизнь, принимать его может только Всезнающий.

(обратно)

12

Даф – ядовитая ящерица. Место обитания – Путынное плато и пустыни Саффа. Слюна, попадая на кожу, вызывает глубокие долго не заживающие ожоги. При попадании яда в глаза наступает мгновенная, не поддающаяся лечению слепота.

(обратно)

13

Даррийская сталь – изготавливается мастерами Оаморра-Дар, секрет сплава передается по наследству только членам семьи мастера-оружейника.

(обратно)

14

Книга Судеб – летопись государства, в котором находится данный экземпляр, от сотворения мира и до настоящих времен. Новыми сведениями пополняется сама собой. По легенде, когда будет исписана последняя страница, данное государство прекратит свое существование.

(обратно)

15

Наск – горьковатый тонизирующий напиток коричневого или черного цвета из высушенных и прожаренных зерен злака с таким же названием. В диком виде встречается в провинции Осата и кафских степях.

(обратно)

16

Саффский халифат – входит в состав Союза Шести Корон, граничит с Леантаром на северо-востоке, столица – Покиар.

(обратно)

17

Кафы – кочевые племена, живут обособленными общинами, управляющимися вождями. Собираются вместе раз в год для торговли и обмена невестами. Враги Союза Шести Корон, предпочитают мелкие набеги, изредка объединяются в большие отряды.

(обратно)

18

Бейт – купец.

(обратно)

19

Леант – серебряная монета разного достоинства (в зависимости от веса).

(обратно)

20

Сонери – золотая монета, равная пятидесяти леантам.

(обратно)

21

До отделения земель за морем, трех государств Фенса, Венлола и Кеамаккайи, Союз был Союзом Девяти, а не Шести.

(обратно)

22

Лен – золотой слиток, равный ста сонери.

(обратно)

23

Ванх – предводитель кочевья, избирается старейшинами (сванами) из числа мужчин, достигших сорока лет.

(обратно)

24

Мера – единица измерения расстояния, равна примерно 1,6 км.

(обратно)

25

Амасаи – широкий пояс с множеством внутренних карманов.

(обратно)

26

Шейт – предводитель пустынников, избирается голосованием из числа воинов.

(обратно)

27

Граи – кочевой обоз пустынников.

(обратно)

28

Дзар – всеядное млекопитающее высотой до двух метров, покрытое густой черно-рыжей шерстью. Место обитания – леса междуречья Широкой и Долгой.

(обратно)

29

Дар – титул правящего в Оаморра-Дар, Горном королевстве.

(обратно)

30

Ликар – месяц Созревания, последний летний месяц, за ним следует Соноран, месяц Жатвы, первый месяц осени.

(обратно)

31

Кафы-поморцы – осевшие на побережье каффские племена.

(обратно)

32

Лотун – первый зимний месяц.

(обратно)

33

Вейс – пряность, использующаяся при приготовлении сдобы.

(обратно)

34

Упоминаемые события описаны в романе «Сойл». Здесь и далее примечания автора.

(обратно)

35

Всезнающий – глава Сойла, о его реальном существовании известно только сойлийцам, достигшим ступени Мастера, остальные же почитают его как божественную сущность, покровителя и защитника. Подробнее см. роман «Сойл».

(обратно)

36

Отрывок из заговора-оберега.

(обратно)

37

Голубой остров – обширная низина в провинции Коруны между Левым и Правым рукавами р. Приток и оз. Сата.

(обратно)

38

Кеамаккайя, Фенс и Венлол – королевства-союзники Леантара. Подробнее смотри роман «Сойл».

(обратно)

39

Дарконы – летающие машины Оаморра-Дар.

(обратно)

40

Лорн – титул, обозначающих прямых потомков Первых, создавших Сойл-гору.

(обратно)

41

Резня в Роккиате – имеются ввиду события Алой ночи, когда погибли почти все жившие в столице сойлийцы.

(обратно)

42

Угол Истины – часть Зала Света, где проводится ритуал Ухода.

(обратно)

43

Становление – время перед Испытанием на получение звания Мастера.

(обратно)

44

Об упомянутых людях и событиях смотрите в романе «Сойл».

(обратно)

45

По праву крови и силы.

(обратно)

46

Светлый Дом – место времяпрепровождения незамужних девушек и женщин и холостых, а порой и женатых, мужчин Иллая и Сойл-горы.

(обратно)

47

По праву крови и силы. Фраза произнесена на устаревшем леантари.

(обратно)

48

Порода лошадей.

(обратно)

49

Ванх – предводитель кочевья, избирается старейшинами (сванами) из числа мужчин, достигших сорока лет.

(обратно)

50

Порода лошадей. Более высокие, быстрые и сильные, чем тари. Часто отличаются скверным нравом.

(обратно)

51

Асаи – колючий кустарник, плодоносит поздней осенью. Ягоды черно-фиолетовые или черно-синие пригодны в пищу, сок используется для окраски тканей.

(обратно)

52

Мера – единица измерения расстояния, равная 1,6 километра.

(обратно)

53

Виталис – вещество для продления жизни, доступно только Всезнающему.

(обратно)

Оглавление

Часть 1. Сойл

  Вместо пролога

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  Вместо эпилога

Часть 2. Тень

  Вместо пролога

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  Вместо эпилога

*** Примечания ***