Сон длиной в зиму [Альма Либрем] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Альма Либрем Сон длиной в зиму

Глава первая

6 декабря, 2019 год

— Эй, Сойка! Я слышал, тебе нужен аккомпаниатор? — бодрый голос, эхом разнёсшийся по пустому актовому залу, определённо принадлежал Богдану Орловскому, главной заразе всего университета, и Зоя дёрнулась, думая, куда б это улизнуть, чтобы не попасться ему на глаза. — Сойка, ты тут?

Занавес ненадёжно задрожал. Дурацкие университетские шторы! Может быть, они достаточно плотные, чтобы её за ними не обнаружили, а Орловскому будет лень идти дальше и проверять, на месте ли она? В конце концов, кому могло прийти в голову обращаться за помощью к нему? У них, между прочим, "мисс Университет" называется конкурс, и предназначен он для девушек, а не для разнообразных аккомпаниаторов… И вообще, на чём он может играть?

— Сойка, ну, это несерьёзно! — возмутился Богдан и, судя по звукам, всё-таки зашёл в зал и двинулся к сцене. — Лебедова меня уже достала. Я послал её первые сто раз, но ты же знаешь, с ней так не получается. Ещё и Лесю эту, собачку свою ручную, подключила… Так тебе надо, чтобы кто-то тебе сыграл, или будешь а капелла?

Зоя осторожно выглянула из-за потрёпанной красной шторы, служившей занавесом. Ну да, разумеется. Орловский собственной персоной. Чем думала Лебедова, будь она неладна, когда просила этого гада о помощи? Но красивый же, зараза…

Не то чтобы Зою это интересовало. Её личные драмы вообще никакого отношения к Орловскому и его привлекательности не имели. Посмотреть, конечно, приятно: у Богдана была какая-то… затягивающая внешность. На первый взгляд вроде ничего особенного… Ну — подкачанный, но это ж вроде как нормально для современных мужчин. Нормально-то нормально, но что ж три четверти университетских напоминают смесь сосиски и морской капусты? Тёмно-карие глаза — между прочим, у большей части населения они тёмно-карие, и тёмные волосы тоже не такая уж и редкость, — и какой-то странный, с хитринкой, чуть прищуренный взгляд… Красивая, соблазнительная улыбка, скулы — вполне соответствует современной моде, как там? "Порезаться можно"?

Вот о Богдана и правда порезаться можно. Не физически, разумеется, что за глупости? Три раза улыбнётся, два раза подмигнёт, и всё, можно падать без сознания или кричать подружкам о том, что влюбилась. Собственно, без ума от Орловского по очереди были все три Зоины подружки.

И что? Хоть одна с ним встречалась? Ага, как же! Только вздыхали, кажется, отчаянно пытались познакомиться, и Зоя раз за разом выслушивала восторженные восклицания. Анька умудрилась влюбиться в Орловского целых два раза, однажды даже прислала ему любовное послание, но, очевидно, Богдан на него не ответил.

Зою эта участь миновала. Единственная опасность, которая могла ей грозить — это что подружки каким-то образом узнают, что они с Богданом знакомы. Тогда от назойливого "ну помоги" и "ну познакомь" ей будет точно никак не спастись…

— Сойка, я тебя вижу! Тут дорогу для моли преграждает какая-то красная дерюга, но дырки в ней достаточные! Выходи!

Она закатила глаза. Проклятье! Дурацкий университет, даже шторы нормальные повесить не могут.

— Привет, — Зоя наконец-то полноценно выглянула из своего укрытия, а потом, поняв, что избавиться от Богдана не получится, решительно сошла со сцены. Орловский уже успел швырнуть свой рюкзак на одно из сидений в первом ряду и даже расстегнул куртку, но вовремя вспомнил, что стоять в одном свитере в их университете опасно для жизни, можно замерзнуть насмерть. — Чего пришёл?

Оценивающий взгляд, которым Богдан одарил Зою, ей совершенно не понравился. Лучше б он смотрел на неё, как и на других девушек, с хитринкой, ласковой полуулыбкой, не выражающей ничего конкретного. Вроде как ничего и не обещал, а вроде как и едва ли не в любви признавался, и всё это за короткие три секунды. А потом "прости, я о своём думал и случайно на тебя посмотрел"… Впрочем, даже и объяснять ничего не станет.

Тут было что-то другое. Зое этот сканирующий взгляд не нравился. Заинтересовавшийся Богдан Орловский — это худшая из его форм. Можно даже больше сказать, это состояние, в котором его практически никто не видел.

— Говорю ж, Лебедова заставила. Сказала, что нашей будущей "мисс Университет" нужен аккомпаниатор. Сказала, что рядом с такой, как сама Зоя Горовая, нельзя сажать Антошку-пианиста. Во-первых, он не сыграет ничего лучше собачьего вальса, а во-вторых, экстерьер не подойдёт…

— Антошка — нормальный парень! — возмутилась Зоя — и тут же пожалела о своих словах.

— Я всегда знал, — торжествующе отметил Богдан, — что у тебя извращённые вкусы! Признавайся, рыдаешь, потому что Антошка предпочёл другую?

Чтобы Антошка предпочёл другую, надо было, чтоб на него хоть кто-то посмотрел. Зоя, разумеется, обозвала его нормальным только по инерции. Во-первых, он был сантиметров на пять её ниже, и это когда Зоя не носила обувь на каблуке — а она всегда носила обувь на каблуке, — во-вторых, запоздало обзавёлся подростковыми прыщами, и плевать, что аж на четвёртом курсе, а в-третьих, был редкостным хамом. Какого чёрта его называли пианистом, Зоя не знала. Антошка её раздражал. В своих фантазиях он, очевидно, считал себя героем-любовником, но это с мнением окружающих совершенно не совпадало.

Зое повезло — ей писать всякие гадости Антошка боялся, говорить — так тем более! Скорее всего, считал, что ругаться с девушкой, к которой потом придёт на поклон за очередными контрольными или лабораторными — это очень глупая затея.

— Рыдаю? — хмыкнула Зоя. — Я не рыдаю!

Она хотела было вернуться на сцену, но не успела. Богдан в два шага преодолел то небольшое расстояние, что было между ними, и поймал её за руку, рывком возвращая к себе.

— Ты, Сойка, без слёз плакать умеешь, — без тени улыбки протянул он. — Щёки сухие, а глаза печальные. Тебя кто-то обидел?

Лучше бы её кто-то обидел!

— Всё хорошо, — отмахнулась Зоя. — Сессия закрыта на пятёрки, пророчат победу на конкурсе, позвали на работу. Всё круто, котик. Думаем с родителями, где праздновать новый год.

Богдан усмехнулся. Котиком он был ещё со студенческой осени, где, собственно говоря, кота и играл.

Зоя играла сойку.

Узнай девчонки, что сам Богдан Орловский позволяет кому-то называть себя котиком, они бы потеряли сознание.

— Сессия закрыта ещё до её начала, — протянул Богдан, — на конкурсе шесть куриц и одна сойка, а работодатели к тебе, Зойка, скоро в очередь встанут, родители прямо святые… Чего ж ты тогда печальная такая, а? — она открыла рот, чтобы заявить, что о такой жизни, как у неё, только мечтать и можно, но сказать ничего не успела, потому что Богдан, задорно улыбнувшись, вдруг выпалил: — А будешь моей девушкой, Сойка? Ну, понарошку?

Зоя обомлела. Этого ей ещё только не хватало! Встречаться с Богданом Орловским? Понарошку? Она не настолько не хочет жить, чтобы вот под этим всем подписаться.

— Кхм… Богданчик, — Зоя прекрасно знала, что Богдан ненавидел, когда кто-то хоть как-нибудь менял его имя, — котик, ты, конечно, симпатичный парень… И всё такое… Но мне это всё вообще не интересно. Я не нуждаюсь в отношениях.

— Сойка, — ухмыльнулся "котик", — я, конечно, понимаю, с какой целью ты меня только что обозвала Богданчиком, но я ж не предлагаю тебе отношения. Я предлагаю тебе немного развлечься.

— Послушай, — Зоя попыталась отпихнуть его, но Богдан крепко обнимал её за талию, не позволяя отстраниться, — это всё, конечно, очень интересно, но развлекаться с тобой я тоже не намерена. У этого бывают негативные последствия.

— Да я ж не спать со мной тебе предлагаю! — искренне возмутился Орловский. — Какие последствия? Я предлагаю тебе просто притвориться парой. Скажем, на эту зиму.

Зоя почувствовала, как порозовели её щеки. Чёрт! С самого детства краснела по поводу и без. И, казалось бы, брюнетка, и не то чтобы катастрофически бледная, а всё равно предательский румянец появляется, когда он совсем не нужен.

Собственно говоря, спать с Орловским взаправду куда безопаснее, чем встречаться с ним понарошку. Первое можно скрыть, сказать, что она не хочет, чтобы об этом знали, и забыть. Ну а что? О своих любовных похождениях Богдан никогда не распространялся. Все понимали, что какие-то девушки, постоянные или не очень, у него были, как же иначе, но вот кто именно и какие у них были отношения, никто не знал.

Но быть парой напоказ? Даже если не встречаться на самом деле? Да согласившуюся на такую сделку девушку раздерут на куски все эти безнадёжно влюблённые в Богдана барышни.

— Зачем? — наконец-то выдавила из себя логичный вопрос Зоя. — Ты помани пальцем, и к тебе сразу очередь выстроится не подставных, а настоящих! Или ты хочешь кого-то скрыть? Э, нет! Я ширмой для твоей девушки не буду.

— Ширмой? Какой ширмой? Да нет у меня никакой девушки! — отмахнулся Богдан. — Просто… Ну прикольно же было бы, правда? Из нас получилась бы отличная парочка.

— Богдан…

— Нет, ты только представь! — глаза у него сверкали, как у кота ночью. — Гудеть будет весь университет.

— Если ты сойдёшься с какой-нибудь другой серой мышкой, университет будет гудеть не меньше, — Зоя опять попыталась высвободиться, но Богдан удержал её.

— Вот не скажи, — уверенно ответил он. — Какая серая мышка скорчит недовольную мину и скажет мне, что её не интересует это предложение? Да никакая! А ты — снежная королева. К тому же, скучающая снежная королева, у которой впереди практически свободная зима. Почему бы не произвести фурор? Мисс Университет, отличница и просто красавица Зоя Горовая…

— И магистрант с сомнительной репутацией Богдан Орловский.

— Ну, и так тоже пойдёт, — согласился Богдан. — Но я рассчитывал на более лестную характеристику.

— Мне не нужны угрозы от полчищ твоих фанаток, котик.

— Да какие там полчища! — возмутился он. — Глупости всё это!

— А, ну да. У нас в университете не настолько много студенток. Так, на роту наберётся. И как каждая первая, за редким исключением, была или нынче в тебя влюблена.

— Я не настолько популярен, — усмехнулся Богдан. — А вот если размышлять в пределах факультета…

Зоя хмыкнула. Этот разговор ей надоел. И своих проблем достаточно, не хватало ещё безоблачную жизнь Орловского с собственной перемешивать! И вообще, она была занята, когда сюда явился Богдан, и собиралась к своим делам сию же секунду вернуться.

Решительно вывернувшись из крепких мужских рук, Зоя вернулась на сцену и спустя секунду скрылась за кулисами. Правда, сбежать далеко не получилось — Богдан, скотина такая, отлично ориентировался в актовом зале и знал, что сидеть-то здесь негде, потому укрытие Зои отыскал бы за считанные секунды. Но делать этого не стал, просто остался стоять внизу, у сцены.

— Ну, как хочешь! — крикнул Орловский, когда понял, что она не покажется ему на глаза. — Если тебе нравится и дальше искать, что ж такого плохого в твоей жизни, что она тебе самой так не нравится, то я могу уйти. Если что, у тебя вроде бы был мой номер!

Зоя хотела дождаться, пока он наконец-то покинет актовый зал, но не удержалась. Богдану оставалось пройти как минимум половину зала, когда она выбежала на сцену.

— С чего это ты взял! — возмутилась она. — С чего это ты взял, что мне моя жизнь не нравится?!

Орловский медленно обернулся.

— Ну, давай думать логично, — улыбнулся он. — Ты сидишь здесь, вся такая печальная, говоришь, что отношения тебе в принципе не интересны, и собираешься оставаться в этом замкнутом кругу. Идеальные родители, дом-учёба-работа-дом. А глаза у тебя несчастные, Сойка. Тебе скучно жить. Тебе это всё уже поперёк горла стоит. А ещё у тебя депрессия.

— Надо же! А ты психолог? — фыркнула девушка. — А я думала, что какой-то там технарь… Какая неожиданность! И дорого стоит приём?

— Да что ты, я готов сам рассчитываться на всех свиданках, — пожал плечами Богдан. — Ты, Сойка, всё делаешь, как надо, и ты, может, и идеальная, только тебе это не нравится. Ты от этого устала. И даже пожаловаться не можешь. И я даже знаю почему: потому что тебе никто не поверит. Посмеются только, что с жиру бесишься.

Зоя растерянно взглянула на него. И откуда узнал? Она же никому, кроме мамы, никогда не говорила… Неужели это так со стороны заметно?

— Я не бешусь с жиру, — тихим, обиженным голосом произнесла Зоя.

— Ну, я так и не думаю, — согласился Богдан. — Но другие… Впрочем, какая разница? Я пойду, наверное. Раз ты не хочешь развлечься…

— Да плевать мне на других! — выпалила Зоя. — И вообще, я согласна!

Зоя ни с того ни с сего обнаружила, что дышит так тяжело, будто долго бежала, а сейчас остановилась и поняла, что не знает, куда ей дальше. Её "я согласна" зависло в звенящей тишине, и Зоя даже не знала, она ли согласилась или, может быть, это какая-то другая девушка из вечных поклонниц Богдана выбралась на сцену и сказала, что этого хочет.

В конце концов, это только притвориться.

— Сойка-Зойка, — шутливо протянул Богдан, — ну-ка, давай внятно и чётко, — он вновь вернулся к краю сцены и опёрся о него локтями, словно о барную стойку, чтобы теперь с язвительной, хитрой улыбкой наблюдать за Зоей снизу вверх, — согласна ли ты быть моей девушкой? — он помолчал несколько секунд и потом вредно так дополнил: — Понарошку.

Девушка закатила глаза, демонстрируя своё искреннее раздражение, и собиралась сойти со сцены по ступенькам сбоку, но, посмотрев на вредного и донельзя довольного своим поведением Богдана, решительно подошла к краю и посмотрела вниз, подумывая, как бы это лучше спрыгнуть. Увы, но в обуви на каблуках с полутораметровой высоты лучше бы не скакать…

Богдан, судя по всему, верно истолковал её сомнение. Зоя даже не поняла, как это произошло — её вдруг схватили за ноги, самым наглым образом стягивая со сцены. Девушка взвизгнула, упираясь руками в плечи Орловского, попыталась пнуть его, но, разумеется, не дотянулась.

— Поставь! — возмутилась она, пытаясь вывернуться из крепкой хватки. — Поставь меня на место!

— Соглашайся! — хохоча, отозвался Орловский.

— Но я ведь сказала! Согласна я! — Зоя ударила ладонью его по плечу и тут же завизжала ещё громче, когда Богдан едва не уронил её. — Согласна, согласна!

Наконец-то ноги девушки коснулись пола. Она хотела было вывернуться из рук Богдана, но не успела, парень заключил её в объятия и прижал спиной к краю сцены.

— Пусти, — охнула Зоя. — Ты совсем с ума сошёл? Мы же…

Договорить ей не позволили. Богдан вдруг склонился к девушке и поцеловал её, совершенно бесцеремонно, совсем не так, как положено целоваться людям, которые едва друг друга знают. Да за такое!.. За такое надо было оттолкнуть, дать коленом в пах или хотя бы влепить пощёчину. Зоя вот совершенно бы себя не осудила, если б сейчас так поступила, поставила наглеца на место, заставила б его вспомнить своё место!

Ну, и что она сделала, чтобы поставить Орловского на место? Отпихнула бы хоть, честное слово! Но Зоя, чувствуя себя самой последней, самой наивной дурой на свете, совершенно не понимающей, с каким козлом она вообще имеет дело, ответила на его поцелуй.

…И подумала — той частью мозга, которая всё ещё была способна соображать, — что, чёрт возьми, это был её первый настоящий поцелуй. Понарошку или нет, но у Богдана были сильные руки и тёплое, согревающее в их ледяном университете дыхание, и она поддавалась, словно лёд, которому от тепла принято как минимум растаять. Наверное, для Орловского сама Зоя казалась смешной, ничего не умеющей, ни на что не свободной, донельзя глупой и, как минимум, неопытной — даже целоваться не способна! Но единственное, что у Зои действительно хорошо получалось — это учиться, и её мозг, очевидно, решил считать этот поцелуй таким себе тренингом.

Лучше б она попыталась спеть конкурсную песню, чем училась мастерству поцелуя, благо, не французского, с этим ловеласом!

— Ты с ума сошёл, — выдохнула Зоя, когда Богдан наконец-то немного ослабил хватку, и она сумела отстраниться хотя бы на несколько сантиметров. — У тебя совести ни грамма.

— Если б у меня не было ни грамма совести, — довольный, как тот кот, которого только что погладили именно там, где ему хотелось, сообщил Орловский, — это был бы французский поцелуй, Сойка.

— Э, нет! — возмутилась Зоя. — Давай-ка свои парижские штучки ты оставишь для кого-нибудь другого, а? Можешь потестировать на женской половине нашего университета, если что, я не против.

Богдан хмыкнул.

— Не-а, я верный, — протянул он.

— Верный, — скривилась Зоя. — Ты — верный? И где ж твоя дама сердца?

— Так тут, стоит, — расхохотался Орловский. — А я, между прочим, веду себя прилично. Из последних сил стараюсь!

Зое хотелось заявить ему, что это — точно не прилично, но она сдержалась. Может быть, потому, что другие пытались позволить себе больше, а может, потому, что сейчас не хотела вновь проваливаться в тотальное одиночество, в котором ничего, кроме печалей, её уж точно не ждало.

Что-то сзади зашелестело, и девушка вздрогнула и попыталась выглянуть из-за плеча Орловского.

- Там кто-то есть, — прошептала она так тихо, чтобы услышал только Богдан, а не какие-то случайные свидетели. — Ты это потому так?

Что ж, теперь все его поцелуи выглядели логично. Если они разыгрывали пару, то, конечно, очень правильно притворяться с самого начала. Такое Зое подходило. Она не искала настоящих отношений, но вот развлечься, получить удовольствие от общения, перестать постоянно чувствовать себя одинокой — да, вот этого как раз она и хотела.

Богдан наконец-то выпустил её из своих объятий и обернулся в поисках нарушителя спокойствия.

— Леська, — скривился он, — надеюсь, когда я говорил про даму сердца, ты не приняла это на свой счёт? Вылезай давай. Тебе за этими стульчиками не спрятаться.

— Хам ты, Орловский! Зоечка, — вездесущая Леся выглянула из-за ряда стульев, — ты не можешь верить этой скотине и нарушителю спокойствия. Ты просто не имеешь права с ним встречаться во имя всех независимых женщин! Такой, как Орловский, должен быть одиноким, чтобы понести наказание за своё поведение.

Зоя посмотрела на растрёпанную, огненно-рыжую Леську, потом перевела взгляд на Богдана и решительно промолвила:

— Любовь, Леся, зла. Мой долг обезопасить всю женскую половину нашего университета и всё-таки завоевать сердце этого хама и сволочи, разве ты не понимаешь?

Девушка наконец-то выбралась из-за невысоких спинок стульев и, одёргивая свитер, уверенно двинулась к Зое. В светло-карих, под стать волосам, глазах сверкало возмущение и искреннее недовольство, которое Леся искренне пыталась замаскировать под благочестивое желание помочь Зое избавиться от назойливого поклонника, способного разбить ей сердце.

Поверить в это Горовая могла только… Да нет, пожалуй, до состояния, в котором она повелась бы на подобные заверения со стороны Леськи, Зоя никогда не доходила. К тому же, Богдан ей сказал — всё понарошку. Чего здесь бояться? Разве что того, что сдуру сама влюбится, а он потом пожмёт плечами и ответит коронным "я тебе ничего не обещал".

— Я от тебя такого не ожидала, — возмущённо заявила Леся, останавливаясь прямо напротив Зои. Она подняла руку и ткнула пухлым пальцем Зое в грудь, на что та ответила только спокойным взглядом, а Богдан — издевательски изогнутой бровью. — Ты — лучшая студентка факультета, возможная победительница, может, будущая "мисс Университет", и будешь встречаться с этим?.. Этим… Да его и на сто метров к женскому полу подпускать нельзя! Он же хулиган!..

Богдан, закатив глаза, направился на сцену. Вид у него был такой, словно парень мог заранее предсказать, что сейчас будет рассказывать Леся.

— Зоя, нам пора репетировать, — он отодвинул стул, на вид — собирающийся вот-вот развалиться, — и устроился у фортепьяно, даже опустил руки на чёрно-белые клавиши. — Я не собираюсь проводить пятничный вечер в нашем прекрасном учебном заведении. Леся, ты нам мешаешь.

— Вот видишь, он не хочет слышать правду! Отрицает! — возмутилась Леся. — Это же сам Богдан Орловский! Каким местом ты думаешь, Зойка?! Тебе надо, чтобы тебя втянули в драку?!

Зоя махнула рукой и уверенно двинулась следом за Богданом, собираясь тоже подняться на сцену. Подраться? У Богдана была не такая уж и плохая репутация, между прочим. А если он кому-то врезал год назад, то необязательно распространять эту историю и рассказывать о случившемся всем на свете.

— Это сумасшествие! — продолжила Леся. — Мало того, что он — драчун… — Богдан, кажется, выразительно закатил глаза, — и что за ним гоняется половина университета…

— Ну не виноват же я, — фыркнул Орловский, — что у них такой плохой вкус. Но ты, Леся, вполне можешь рассказать всем о том, что они ошибаются в своих симпатиях, что мешает?

Девушка едва не задохнулась от гнева. Она метнулась следом за Зоей — так стремительно, что за короткие метры сцены умудрилась запыхаться, — и вырвала у неё из рук университетский микрофон. Динамики противно затрещали, но Лесю это нисколечко не остановило. Горовая попыталась вернуть устройство обратно, но Леся держала его мёртвой хваткой.

— Он ещё и мне хамит! — не отступала она. — Ты только посмотри на него! И что все в нём находят?

Зоя оглянулась. Богдан крутнулся на своём сломанном табурете и с вызовом смотрел на Лесю.

— Хулиган, прогульщик, троечник с вызывающим поведением! — выпалила Леся с таким видом, что могла бы — сама б этого Орловского съела, лишь бы только никому, кроме неё самой не достался. — Вокруг столько хороших ребят! Ты хочешь, чтобы тебя преследовали все его сумасшедшие поклонницы?

— Одна уже начала, — вновь влез Богдан. — Сойка, у нас мало времени, ты помнишь, да?

Зоя помнила. Но Леся не унималась. Разгневанная, как та Артемида, только почему-то рыжая и полноватая, ещё и в смешном растянутом свитере, она наступала на Зою, размахивала руками и едва не ударила девушку микрофоном.

— Ты никогда не станешь "мисс Университет", если будешь так портить свою репутацию…

— Отдай микрофон, Леся.

— Нет! — девушка дёрнула его на себя, и последние фразы заорали во включенных на полную мощность динамиках. — Зоя, ты не можешь встречаться с Богданом Орловским! Ты не имеешь права! Тебе мало того, что у тебя и так есть?!

Слова прогремели, должно быть, на весь университетский корпус. Леся застыла, ошеломлённая, и Зое наконец-то удалось высвободить микрофон из её рук, но было уже поздно. Если Богдан хотел огласку, то, несомненно, они её уже получили.

Богдан поднялся со своего места — Зоя поняла это по тому, как под весом парня заскрипела сцена, — и подошёл девушкам. Пришлось сдерживаться, чтобы не столкнуть руку, по-хозяйски опустившуюся ей на талию, но они ж разыгрывали парочку! Да и отступать некуда.

— Леся, — протянул Богдан, — если ты полагаешь, что мы вместе потому, что она лучшая — самая красивая, самая умная и, может быть, обеспеченнее, чем вы, то это не так. Ну, то есть, она, конечно, лучшая, — Зоя закатила глаза, — но основная проблема в том, что я предпочитаю ухаживать за девушками. А ухаживать за той, которая готова под ноги вместо коврика постелить своё пальто, а потом прыгнуть на шею, прости, неинтересно.

— Как ты смеешь так обо мне говорить! — Леся стояла красная, как свёкла.

Богдан только хмыкнул.

— Мне кажется, я тебя не упоминал, — ядовитая ухмылка на его губах, несомненно, должна была вызвать у Зои раздражение. Но вместо этого она только сердито посмотрела на Лесю.

— Нам репетировать надо, — серьёзно промолвила Горовая. — Вы ж сами просили, чтобы Богдан мне аккомпанировал. Так что, Леся, все претензии к…

Её не дослушали. Леся, всё ещё больше напоминающая варёного рака, чем спокойную и уравновешенную девушку, пулей слетела со сцены и бросилась к выходу из актового зала. Зоя боялась, что сейчас сюда заглянет случайный свидетель Лесиных криков, но, к счастью, в коридоре было пусто, и единственным звуком оказалось громкое хлопанье дверью.

— Ну, что играем? — поинтересовался Богдан таким спокойным тоном, словно ничего не произошло.

— Про неоправданные ожидания, Орловский, — закатила глаза Зоя. — И разбитые сердца…

— Нашего политеха?

— Мы обойдёмся более локальной историей. Но если для вдохновения ты нуждаешься в прототипе, то я могу позвать Лесю, — она столкнула руку Богдана с талии. — Только помни, котик: притворяться парочкой не значит ею быть. Занавес опущен, последний зритель покинул зал…

— Хорошая игра, — ухмыльнулся Орловский, — требует хороших репетиций. А то ни одна живая душа в этом университете не поверит, что моя девушка так паршиво целуется.

Чёртов провокатор, мелькнуло в голове у Зои. Главное не поддаться.

— Скотина, — проворчала она вместо того, чтобы с гордым видом начать петь. — Ноты бери. Будешь плохо играть, придётся обращаться к Антошке.

Глава вторая

8 декабря, 2019 год

Впервые за почти четыре года их знакомства Зоя подумала, что каждое воскресенье встречаться с подружками — несколько глупая идея. Может быть, потому, что девушка впервые могла бы хоть в теории заниматься чем-то другим.

А возможно, вся беда в том, что она в очередной раз просто решала чужие проблемы. Ну, или чужую расчётку, если на носу модуль, а преподаватели под новый год вздумали зверствовать и требовать всё новые и новые задания.

Зое хотелось бы отметить, что зверствовали они с первого дня, и что, если б это выдали, как утверждала Ирка, в конце ноября, то сама Горовая не смогла бы сдать в середине октября и закрыть уже предмет, но спорить не было смысла. Ирка, как обычно, заручалась поддержкой Вари и Аньки, а втроём они могли убедить кого угодно в чём угодно.

За одним исключением. Ни одна из них, даже пользуясь своим самым лучшим оружием, не смогла убедить Орловского в том, что она — его судьба.

Воспоминания о Богдане нагрянули совсем некстати, и Зоя едва не пропустила важный пункт в расчётке, но, вовремя опомнившись, поспешила исправить цифры. Ирка ничего и не заметила, на экран ноутбука она не смотрела, терпеливо дожидаясь, пока ей наконец-то всё досчитают, она увлечённо листала инстаграмную ленту и подбирала фильтры к своей новой фотке.

— Когда у тебя конкурс? — спросила Аня. — Мы придём!

— Придёте-придёте, — вздохнула Зоя. — Двадцать седьмого декабря, в пятницу. Билеты у Лебедовой можно будет взять уже совсем скоро.

— А ты нам по-дружески не достанешь?

— А сорок гривен* вас разорят, — фыркнула Горовая. — Не мешайте. Мне надо досчитать.

Она попыталась вновь вникнуть в расчёты, почему-то подозревая, что подруги так и не оставят её в покое.

Лерке и Ане Зоя всё просчитала ещё в прошлый раз. В четвёртый раз делать было проще всего, но при этом и очень скучно. Подружки ей ничем помочь не могли, и Зоя прекрасно об этом знала, но продолжала заниматься такой удобной для них благотворительностью. Всё-таки, общаться с кем-то надо, а Лера, Аня и Ира были приятными девушками, хоть иногда и немного надоедливыми, и у них даже находились общие интересы. К тому же, все три Зою совершенно не напрягали, и ей хотелось верить в то, что они придут на помощь, когда самой Горовой надо будет хоть что-то элементарное.

В кафе возле Лериного дома они встречались каждое воскресенье, в теории — для того, чтобы поболтать и немного отдохнуть от рабочей недели, но Зоя никогда не отказывалась помочь девочкам, если они вдруг просили. Что ж, если это и случалось несколько чаще, чем хотелось бы Зое, то она сама была виновата — не умела отказывать.

Зазвенел телефон, и Зоя невольно потянулась к нему, готовясь на почте увидеть очередное скучное уведомление от Лебедовой, которое надо было передать однокурсникам. Или, небось, мама просит прийти поскорее, потому что у неё свои планы на Зоин вечер…

"Ты где?"

Зоя спешно щёлкнула по бело-синему значку "телеграма", где ей писали в основном одногруппники, да и то — подружки. Первой в списке диалогов висела фотка с улыбающимся на фоне какого-то зелёного пейзажа Богданом — и рядом "+1" в непрочитанных сообщениях.

Она открыла ожидаемо пустой диалог, задумалась, не ошибся ли Богдан, вспомнила, что позавчера вроде как по доброй воле дала ему свой номер и быстро ответила:

"Зачем тебе?"

"Просто, — не заставил себя долго ждать Орловский. — Так где?"

Зоя вздохнула.

"В кафе".

— Опять мама? — влезла Лерка. — Да сколько можно? Тебе ж не десять лет, чтобы ты постоянно сидела рядом с ней! У тебя есть право на личную жизнь!

"В каком кафе?"

Зоя скривилась и раздражённо напечатала ответ, спешно заблокировала экран мобильного и положила его на стол, так, чтобы подружки не увидели, кто ей писал.

— Да, — вздохнула она. — Это не мама.

— Да? Опять Лебедова достаёт? Или наша Леська, вечный активист? Достала со своим студсоветом! — небрежно отмахнулась Ирка. — Слушай, я недавно познакомилась с таким симпатичным парнем! Мы договорились встретиться… Он друга приведёт, а я обещала прийти с подружкой. Может, пойдёшь, Зойка?

— Нет, спасибо.

Но Ирка, кажется, была настроена серьёзно.

— Слушай, я тебе даже своего готова уступить! — уверенно заявила она. — Если вы друг другу понравитесь, то забирай! Я себе ещё найду, а ты сколько можешь быть одна?

Щёки Зои против её собственной воли порозовели.

— Я не одна.

— Ну, да, ты с мамой, папой и учёбой! — фыркнула Лера. — Анька… Ань, ну ты тоже скажи!

Но Аня уже уставилась на дверь и сидела, широко распахнув глаза и приоткрыв рот.

— Девочки, Орловский! — прошептала она.

— Какой Орловский? — удивилась Зоя и, обернувшись, почувствовала, что краснеет ещё сильнее. Проклятье!

— Богдан Орловский! Ну ты разве не знаешь? Ох, — Аня закрутилась на своём стуле. — Давайте его сюда позовём? А? Да ладно, ну девочки! Богдан! — она вскочила со своего стула. — Богдан, мы тут! Как вы думаете, зачем он сюда пришёл?

Что ж, Зоя, кажется, могла ответить на этот вопрос. И подружкам её ответ бы не понравился.

А Орловский уверенно направился к ним, и Зоя поняла — заметил, никуда ей уже не деться и в туалет не сбежать.

— Привет, девочки, — спокойно поздоровался Богдан, судя по всему, совершенно не понимая, что он сейчас творит.

— Приве-е-ет, — хором поприветствовали его Ира, Лера и Аня.

Лера даже попыталась ударить Зою ногой под столом, чтобы та оглянулась и тоже поздоровалась. Как та, кто меньше всего восторгался Орловским — у Лерки сейчас был свой парень, — она единственная полагала, что и Зое стоит претендовать на сердце университетского красавчика.

Но девушка не успела ничего сделать и притвориться, что они едва знакомы — тоже.

Богдан, будь он неладен, остановился у Зои за спиной, приобнял её за талию — высокий стул без спинки позволял это сделать, — и демонстративно поцеловал её в щёку.

— Привет, солнце.

Зоя невольно вздрогнула и опустила ладонь на руку Богдана, по-хозяйски лёгшую ей на талию. Сначала она собиралась схватить его за запястье, столкнуть, чтобы подруги даже случайно не заподозрили её в отношениях с этим человеком. Вытереть щёку, чтобы на ней не осталось и следа этого невесомого поцелуя.

Но, заметив полный возмущения и злости взгляд Аньки, готовой, казалось, прямо сейчас уцепиться подружке в волосы, услышав удивлённое хмыканье Лерки, такое себе полупрезрительное, словно "разве Горовая может быть знакома с таким парнем?!", увидев, как позеленела то ли от гнева, то ли от зависти Ирка, Зоя так и застыла, сжимая пальцы Богдана, а потом легко соскользнула со стула и встала рядом с ним.

— Привет, — спокойно ответила она, поворачиваясь к парню лицом, привстала на носочки и демонстративно чмокнула Орловского в щёку. — Девочки, познакомьтесь, это Богдан, — Зоя выдержала красивую театральную паузу, длившуюся несколько секунд, и дополнила: — Мой парень. Так что, девочки, спасибо за предложение, но меня ни с кем знакомить не надо. А это Лера, Ира и Аня.

Судя по тому, как Богдан смотрел на девушек, с этим ядовитым вредным прищуром, он всё понял.

— Очень приятно, — ухмыльнулся он. — Твои подружки? И с кем это они хотели тебя познакомить? Ну, девочки, — в голосе зазвенело притворное возмущение, — вы, однако, даёте! Мало того, что я столько за нею бегал, теперь хотите, чтобы это сокровище знакомилось с другими?

Ирка аж поперхнулась кофе, который пыталась допить, чтобы спрятать за непрозрачной чашкой собственное смущение.

— Они… не выдержат конкуренции, — прохрипела она. — Наверное.

— Ну, я рисковать не намерен, — смеясь, ответил Богдан. — Примете в свою компанию, или я тут пятый-лишний?

Зоя надеялась на то, что женской стервозности в её подругах вполне достаточно, чтобы указать Богдану на дверь кафе. Но, к сожалению, Аня в очередной раз разочаровала её, указывая на свободный стул.

— Присоединяйся, конечно, — проворковала она, буквально пожирая Орловского глазами. — Нам будет приятно! Тем более, интересно, кто ж это завоевал сердечко нашей вечно занятой студентки…

Лучше бы назвала заучкой или ботаничкой! Звучало бы в том же тоне, но хотя бы честно.

Но коварство Ани читалось, как будто было напечатано капс-локом у неё на лбу. Она придвинулась ближе к Зое, подмигнула Ирке, чтобы та заняла якобы наблюдательную позицию у ноутбука Горовой и наблюдала за тем, как она считает экономику, а Богдану освободила место рядом с собой.

Лера фыркнула, но комментировать ничего не стала. То ли не решалась демонстрировать своё недовольство, то ли понимала, что подруги ведут себя глупо и отвратительно, то ли считала, что у неё всё-таки есть парень, а значит, она здесь не пострадавшая сторона, а так, посторонняя, но довольство тоже не излучала. Зоя поймала на себе несколько недовольных взглядов, но промолчала.

Орловский занял свободное место и даже подался вперёд, нагло укладывая локти на стол. Никто из девушек так и не заявил, что это некультурно, а Анька, никогда прежде не позволявшая себе такое — она была помешана на правилах этикета, сказывалось строгое воспитание мамы, — тоже опустила руки на стул, да так, чтобы практически соприкасаться с запястьями Богдана. Да что там, она даже попыталась якобы незаметно подтянуть рукава своей кофты, чтобы открыть руку чуть больше — должно быть, всё подстраивала так, чтобы подстроить якобы случайный контакт.

— Не будем отвлекать Зоечку, — проворковала она, — хотя у нас масса вопросов к ней, будем расспрашивать тебя!

Можно подумать, кому-то это интересно.

— Давно вы встречаетесь? — влезла Ирка, уже даже не делавшая вид, что её интересует экономика.

— Три дня, — буркнула Зоя.

— Ты не отвлекайся, — Аня ласково улыбнулась, — Богдан нам всё расскажет! Правда, Богдан?

Голодные шакалихи. Горовая никогда прежде не характеризовала своих подружек подобным образом, но сейчас ассоциация возникла сама по себе. Потому что сравнить их с гордыми тигрицами или львицами не получалось, слишком по-собачьи льстивыми были взгляды.

Неужели просто симпатичный парень может стать причиной разрушения длившейся почти четыре года дружбы?!

— Зоя ведь уже сказала, — пожал плечами он. — Три дня.

— А давно знакомы? — усмехнулась Аня. — Судя по динамике отношений, наверное, с недельку?

Укол пришёлся в точку. Зоя никогда не одобряла быстрое развитие отношений, а уж тем более всё это "познакомились в клубе, поехали в гости". Это ведь было якобы не о ней. Скажи сейчас Богдан, что они впервые увиделись во вторник, чтобы в пятницу при Леське разыгрывать бурную страсть, какие слухи распустит Анька по университету?

Зоя попыталась вытащить из глубины сознания какую-нибудь уверенность в надёжности подруг, но, к сожалению, не смогла. Слишком уж злыми взглядами они украдкой окидывали её.

— Да, — кивнул Богдан. — Года три… Я ничего не путаю, солнце?

Девушка вскинула голову и, не удержавшись, язвительно ответила:

— Конечно, не путаешь, котик.

Орловский улыбнулся на все свои тридцать два зуба — а улыбка у него, недовольно отметила Зоя, была раздражающе красивой и будто солнечной, — и утвердительно кивнул:

— Да, три года… Но, чтобы растопить сердце снежной королевы, пришлось постараться. Это дело не одной недели.

— Странно, что мы никогда не видели вас вместе, — хмыкнула Ира.

— Ну, — Богдан усмехнулся, — мы очень демонстративно здоровались в коридорах, когда я приходил в университет. Увы, это случалось очень нечасто. Зоя, что ты там делаешь?

— Зоя считает экономику! — выпалила Аня, но, прежде чем Богдан удивился — видел же её зачётку, Лера мстительно выдохнула:

— Ире.

Зоя удивлённо посмотрела на неё. Это всё-таки был ход за неё… странно, что Лера не поддерживала Иру и Аню, они ведь всегда казались такими сплочёнными.

— Так значит, солнце, твоя собственная экономика в безопасности? — усмехнулся Богдан.

— Давно сдана, — пожала плечами Зоя.

— Отлично, — кивнул Орловский. — Тогда меня не будет мучить совесть, что я испортил диплом будущей "мисс Университет", — он подался вперёд и, игнорируя Аню, всё пытавшуюся коснуться его руки, захлопнул ноутбук — Зоя едва успела одёрнуть пальцы. — Девочки, а Зою я у вас украду. У нас были планы на вечер.

— Ещё не вечер, — краснея, отметила Зоя.

— Ну и что? — пожал плечами Орловский. — Темнеет рано, значит, и вечер можно начинать раньше. А твои подружки, я уверен, не будут против.

Судя по тому, как на них смотрели Лера, Аня и Ира, они таки были против. Но поспорить с Богданом, очевидно, не решались. По крайней мере, хотя Зоя и ждала хоть какого-нибудь видимого сопротивления, девушки так и не сказали ничего.

— Возможно, — решилась подать голос Ира, кажется, понявшая, что она не получит не только желанного парня, а и расчётку по экономике, — посидите вместе с нами? Поболтаем! А то Зоя раньше нам всё рассказывала, а теперь такая таинственная стала!

— Ну, не всё, — вклинилась Аня. — Она ведь нам не рассказывала о том, что знакома с Богданом!

Она всё-таки сумела дотянуться до его руки, но Орловский никак не отреагировал на якобы случайное прикосновение. Складывалось такое впечатление, будто в эту секунду всё его внимание было сконцентрировано на Зое, и парень даже не обращал внимания на всё то, что происходило рядом с ним.

Следовало, наверное, смутиться, но Зоя чувствовала только стойкое отвращение от сложившейся ситуации. В чём её, собственно говоря, обвиняли? В том, что она встретила парня, с которым хотела сейчас быть вместе? Или что не могла вовремя помочь в подружке, в очередной раз ничего не потребовав взамен?

— Сначала, — улыбнувшись, протянула Зоя, — я просто не придавала этому значения. А потом всё как-то некогда было рассказывать… Вот я и молчала. Ну теперь-то, девочки, вы уже всё знаете.

Аня с таким видом откинулась назад, словно только что прикасалась к раскалённому железу, а не к руке Орловского, и посмотрела на Зою, словно проклясть её пыталась. Лера молчала, очевидно, решив, что ей лучше не влезать в этот конфликт. Ира же переводила взгляд с Богдана на Зою и обратно, словно пыталась определить, кто для неё больший враг, а потом вдруг поднялась на ноги и оглянулась.

— Ой, мне тут надо… — она закусила губу и посмотрела на Зою. — Ну, не при мальчиках же, — Ирка деланно захихикала и едва заметно покраснела, тоже деланно, хотя Горовая и представляла, как можно добиться такого эффекта. — Ну… — она наклонилась к Лере и что-то быстро зашептала.

Та только усмехнулась.

— Извини, я с маникюром, — она забарабанила длинными ногтями по столу. — И Анька вот тоже. Мы как надо не сделаем. Зой, может, ты? У тебя вроде ногти короткие.

Зоя терпеть не могла гель-лак и маникюр, которым можно без предварительной подготовки лишить человека глаз. Или, случайно коснувшись, оставить царапины глубже, чем сделал бы полноценный дикий кот или какой-нибудь манул. Она подозревала, что это очередной укол в её сторону, но Богдан даже бровью не повёл — судя по всему, его тоже не прельщало то, что, признаться, больше когти напоминало, чем нормальные ногти. Или он понимал, с какой целью вообще было всё это сказано.

— А что надо?

— Ну подшить, — таинственным шепотом, так, чтобы услышали все за столом, но якобы не должны были. — У меня иголка и нитка есть. Сделаешь? Я туда не дотянусь.

Зоя послушно поднялась.

— Сейчас вернёмся, — сказала она Богдану, хотя, если честно, оставлять его наедине с Лерой и Аней не хотела совершенно.

Но отказать подруге в такой мелочи, как подшить треснувшую в неудобном месте кофточку или даже что-нибудь похуже она не могла. В конце концов, это было не в стиле Зои. Она всегда приходила на помощь, когда это было надо.

Ирка схватила сумку и первая гордо зашагала в направлении туалета. Зоя направилась следом за нею, правда, отстав на метр-полтора, и успела в последний раз оглянуться на совершенно спокойного Богдана, прежде чем Ира потянула её за руку и захлопнула дверь.

Не заботясь о том, что каменная поверхность вокруг рукомойника была заляпана водой и мылом, Ира швырнула туда свою золотистую, всегда поражавшую дикостью цвета и блеска сумку и остановилась в дверном проёме.

— И что тебе надо подшить? — наивно поинтересовалась Зоя, впрочем, уже понимая, что дело было отнюдь не в том, что где-то в самый неудобный момент треснула одежда.

— Как ты могла? — покачала головой Ирка. — Ради какого-то парня предать нашу многогодовую дружбу?! Ну как, Зойка?

Горовая растерянно посмотрела на подругу, словно пытаясь понять, к чему она клонила, а потом несмело улыбнулась.

— Ты чего, Ир? — удивлённо переспросила она. — Ну, встречаюсь я с ним, и что с того?

— А ничего, что я по нему с ума сходила? А ты нас даже не познакомила! — возмутилась Ирка. — А сейчас, стоит ему только пальцем поманить, готова бросить подруг и убежать! Небось, уже и в постель к нему прыгнула! Такая же, как и все остальные, так ещё и корчишь из себя недотрогу!

Зоя почувствовала, как ей стало тяжело дышать. Она не ждала, что Ира настолько легко расправится с этой ласковой, улыбчивой маской. И ради чего? Ради какого-то парня, с которым она даже не была знакома?

— Замолчи, — потребовала Горовая.

— Правда уши колет?! — не сдавалась Ирка. — Сколько мы тебе парней предлагали, ты всё нос от них воротила, а теперь, как Богдан на тебя внимание обратил, бегом…

— Замолчи, — повторила Зоя.

— А то что?! Пойдёшь, пожалуешься мамочке? Думаешь, она в восторге будет, что ты тра…

Зое не надо было дослушивать, что дальше скажет Ира. Она и так понимала, какой будет конец у этого предложения — и какой феерией обернётся их прекрасная дружба. Но Зоя никогда не была тряпкой. Если её подруги недооценивали её и до конца не понимали, какая она насамом деле, это были исключительно их проблемы.

Она уверенно ударила ладонью по рычагу, включающему воду, и, набрав её в ладони, плеснула прямо в лицо Ирке.

— Рот закрой, — не стесняясь грубости в голосе, холодно промолвила Зоя. Она даже сама удивилась тому, насколько легко и спокойно удалось ответить уже, наверное, бывшей подружке. — И никогда не смей выражаться обо мне в таком тоне. А теперь отойди в сторону, иначе всё содержимое этого, — она встряхнула сумкой Иры, — окажется в унитазе. Вся твоя китайская "брендовая" косметика и коллекция номеров всего потока. Поняла?

— Ты мне блузку испортила, истеричка, — прошипела Ирка. — Ты понимаешь, что ты… Ты мне блузку испортила! Ты мне макияж!..

— Я? — изогнула брови Зоя. — Может, хоть умоешься по-человечески. Сумку у Лерки заберёшь.

Она стремительно, чтобы не растерять запал, вылетела из туалета, даже задев Иру плечом. Та попыталась выхватить сумку, но Зоя оказалась гораздо быстрее.

Уже когда она почти подошла к столику, за которым сидели Богдан и девочки, услышала писк мобильного телефона — значит, Ирка осталась без мобильного и без всех своих привычных средств, наедине с размазанным макияжем и простой водой. Что ж, смывать, наверное, придётся долго.

Но Зоя не чувствовала жалости.

Богдан уже собрал её ноутбук, и Зоя была благодарна ему за проявленную находчивость.

— Передадите Ире, что методичка на сайте, ссылка в группе, — обратилась она к Лере и поставила сумку на пустующий стул. — Богдан, пойдём? Я уже готова.

Орловский не стал задавать лишних вопросов, вместо этого спокойно помог Зое одеться, забрал у неё ноутбук, подал девушке руку и уверенно повёл её к выходу, игнорируя потрясённые взгляды подружек Горовой. Он даже принялся рассказывать Зое какую-то забавную историю, и она, вовремя поняв, что от неё требуется, выдавила из себя короткий неестественный смешок, надеясь, что Богдан не обидится. Хотелось верить, что он всё понял, не дурак ведь, знает, что она не просто так в подобном состоянии, но всё равно уверенной в реакции Богдана Зоя не была.

— Не переживай, — прошептал он, когда они наконец-то отошли от кафе. — Обычно друзья ведут себя вот так, когда им что-то не нравится. И грош цена таким друзьям.

— Ирка допрос устроила, — опустив голову, прошептала Зоя. — Снега на улице ещё и нет, вот зараза… Не люблю, когда зима превращается в более холодную осень.

— Это из-за несчастной экономики? — Богдан проигнорировал её попытку перевести разговор в другое русло.

Зоя хотела проигнорировать его вопрос, ещё несколько минут рассматривала улицу, голые деревья, серые дороги и знакомые, влажные от недавнего дождя стены пятиэтажек, но поняла, что Орловский не отстанет.

— Нет, — покачала головой она. — Экономика тут ни при чём. Это из-за тебя, котик.

— Вот как.

Судя по всему, Богдану совершенно не понравилось то, что он оказался ещё и виновен в случившемся. Зоя чувствовала, что должна что-то объяснить, но Орловский ведь так и не задал ей ни единого вопроса, просто молча шагал рядом и будто бы боялся нарушить воцарившуюся тишину.

Он перебросил ноутбук в другую руку, довольно небрежно, словно провоцируя Зою на возмущение, и осторожно приобнял её за талию. Не сказать, что так было очень удобно идти, и девушка против собственной воли остановилась. По-хорошему, надо бы отойти подальше от этого злополучного кафе, но ведь смысл их отношений был в том, чтобы сделать их показательными, не так ли?

— Все мои подружки поочерёдно в тебя влюблялись, — пояснила Зоя. — Они не понимают, как так могло получиться, что ты не с ними, а со мной, ботаничкой, которой никогда не нужны были парни. Мне как-то и без этого хорошо жилось.

— Я вижу, как тебе хорошо жилось, — согласился Богдан. — Очень интересное времяпровождение — делать чужую расчётку в свой выходной день. Если тебе нечем заняться, Зойка, это не повод отправляться на общественно полезные работы.

— Я не…

— Ты не что? — раздражённо переспросил он. — Кто тебе вообще сказал, что ты — ботаничка? Из-за того, что ты умная? Так одно другому не мешает. Можно быть и умной, и счастливой одновременно. Не интересуют парни? Ну, потешь меня иллюзией, что я чуть лучше, чем свора дебилов в твоей группе, или с кем ты там ещё контактируешь. Ни с кем не встречаешься? Ну, — на губах Богдана расцвела язвительная улыбка, — что поделать, что никто не дотягивает до звезды факультета. Самой умной и самой красивой, Зойка. А ещё, очевидно, самой доброй, раз такие пиявки возле неё держатся, а она ещё их не послала. Правда?

Зоя почувствовала, что краснеет.

— И зачем только я на это согласилась, Орловский? Твои фанатки не оставят меня в покое, — усмехнулась она.

— Ну, я думаю, у меня тоже немало конкурентов, — покачал головой Богдан. — Но в том и вся соль, Зойка. В серую мышь никто не поверит.

— В меня тоже никто не поверит.

— О, ты зря так думаешь. И эта твоя Ирка потому так разозлилась, что поверила, — он провёл ладонью по щеке Зои и наклонился к ней ближе. — Сейчас твои подружки буквально приклеились к стеклу этой кафешки. Реши сама, что будешь делать. Можем просто пойти дальше.

Зоя не решилась обернуться. Богдану она верила, какой смысл парню лгать?

— Орловский…

— М?

— Скажи честно, на кой оно тебе сдалось? Зачем тебе это притворство, если ты можешь найти себе любую?

— Мне любая не надо, — усмехнулся Богдан. — А с тобой, Сойка, даже просто играть приятно.

Она задумалась. Звучало странно.

— У нас есть два варианта, — продолжил Орловский. — Либо прекратить весь этот фарс, либо сыграть так, чтобы они все подавились своей завистью. Ты же лучшая, Сойка! Так почему бы тебе не отхватить что-нибудь лучшее и в отношениях?

— Ты, я вижу, сама скромность.

— Стараюсь соответствовать.

Зоя выдохнула. Богдан был прав. Может, она и вправду слишком себя недооценивала? И не следовало так легко поддаваться на уговоры подружек.

— Чёрт с тобой, котик, — выдохнула Зоя. — Я согласна играть до конца.

И, решившись, поцеловала его сама.


*Примерно сто рублей

Глава третья

9 декабря, 2019 год

На первых курсах Зоя садилась за парту с одной из подруг. Чаще всего — именно с Ирой, а Лера и Аня устраивались где-то рядом, а в лекционном зале они всегда старались занять один ряд, когда была такая возможность. Учитывая то, что студенты ходили обычно через раз, проблем с тем, чтобы сесть там, где им удобно, никогда не было.

С каждым годом, впрочем, традиция становилась всё более шаткой. Зоя-то ходила на все пары, а подружки посещали занятия далеко не все, а на четвёртом курсе и вовсе практически перестали появляться в университете. Но сегодня, наплевав на то, что лекции по экономике — непрофильному предмету, существующему только для общего ознакомления и, должно быть, особенно изощрённой пытки над студентами их политеха, — в принципе не слишком пользуются популярностью, пришли все трое.

Аня, Ира и Лерка устроились едва ли не на самом последнем ряду огромного полупустого лекционного зала и оттуда стреляли взглядами-стрелами, должно быть, в поисках своей подруги.

Экс-подруги, мысленно добавила Зоя.

Она заметила их, даже выдавила из себя не то приветливую, не то язвительную, с немалой порцией яда улыбку, но подниматься наверх не стала, а заняла свой привычный второй ряд и потянулась к сумке, чтобы достать тетрадь. Было достаточно отвлечься всего на несколько секунд, как рядом на стол упали чужие вещи.

Зоя выпрямилась и с интересом посмотрела на Леркин пуховик, занимавший половину парты, и саму Леру, устраивающуюся совсем рядом с ней.

— Чего это ты оставила Аню и Иру? — с усмешкой поинтересовалась Горовая.

— Да так, — Лерка достала тетрадь, причём абсолютно пустую, ручку — и устроилась поудобнее, делая вид, что всерьёз собирается писать лекцию. — Решила, что сегодня хочу Петрову нашу послушать. Мало ли, вдруг она мне откроет всю прелесть экономики? А с девочками этого не сделаешь. Они своим Орловским все уши прожужжат.

На несколько секунд над их рядом воцарилось молчание.

— Или ты теперь тоже? — задала вопрос Лерка, очевидно, таким образом пытаясь вывести Зою на общение.

— Я теперь тоже что? — усмехнулась девушка. — С ума схожу от Богдана? Может быть. Буду разговаривать о нём полэкономики? Точно нет.

Хлопнула дверь. Преподавательница отметила неожиданное пополнение в рядах студентов довольным хмыканьем, добыла журнал из сумки и взялась за перекличку.

Лера притихла на время, только выкрикнула громкое "я", когда называли её фамилию — удивительно, как она до этого времени, практически не посещая университет, до сих пор не позабыла, как это делается, — а потом завертела головой в поисках хоть какого-нибудь развлечения. Было видно, что особенного интереса к происходящему на занятии она не испытывает, экономикой вдохновляться не спешит, а села тут только для того, чтобы обсудить очередную сплетню, но у Зои, к сожалению, не было ни одной причины попросить подругу — или бывшую подругу, — отсесть подальше.

— Девочки на тебя обиделись сильно, между прочим, — наконец-то отметила Лера. — Что ты нам ничего не сказала.

— Мне кажется, — усмехнулась Зоя, — что они обиделись скорее на то, что он встречается не с ними.

— Но вы действительно вместе?

— Да, — легко солгала Зоя. — Мы в самом деле вместе. Или ты предполагаешь, что я целовалась с парнем, которого знаю от силы один день, чтобы у Аньки свело зубы от ненависти ко мне, а Ирка завалила свою расчётку?

— Ты, Горовая, не такого полёта птица, — отметила Лера. — Ну, и как он?

— Отлично, — пожала плечами Зоя. — У нас всё замечательно.

— И ты в него влюблена.

— Может быть, — кивнула девушка.

— А может и нет?

— Возможно, — легко подтвердила она.

— Ты ещё скажи, — фыркнула недоверчиво Лерка, — что сам Богдан Орловский завоёвывает твоё сердце, а ты, как полагается настоящей леди, позволяешь за собой ухаживать!

На самом деле, сам Богдан Орловский, его несравненное высочество, покорившее сердца половины университетских барышень, как и полагало человеку, утомлённому от постороннего внимания, просто предложил ему подыграть. Но Зоя предпочла просто промолчать, справедливо полагая, что если Лера хочет что-нибудь придумать, она обязательно это сделает, и ей будет глубоко наплевать на то, станет возражать Зоя или нет.

И вправду, после затянувшегося молчания Лера наконец-то фыркнула, кажется, удовлетворив своё любопытство новой фантазией, и прошептала:

— Но если что, ты знай, что я на твоей стороне. Ирка вообще неправильно поступила! Она же на него разве что посреди коридора не прыгала, а теперь притворяется, что ты ей шанса не оставила! Так что, если у вас любовь, то это очень кру…

— Валерия, — прервал её голос преподавательницы, — хватит разговоров. К доске.

— Но я…

— К доске, — повторила вечно строгая Петрова. — И это не обсуждается!

Лерка закатила глаза и, поднявшись, недовольно поплелась решать задачу.

Зоя позволила себе только лёгкую, ничего не значащую улыбку — и надежду, что сбежать из аудитории она успеет раньше, чем Лерка с её поддержкой и желанием всё проведать увяжется следом.

Странно, как ей это удалось — выскочить из кабинета раньше, чем за спиной образуется "хвост" из любопытных, но до следующей лекции "подружки" не дошли в полном составе. Что ж, Зоя примерно такого эффекта и ожидала. Она давно уже не замечала ни в Лере, ни тем более в Ире или Ане особенного рвения к учёбе, хотя к её услугам всегда всё знающей подруги они обращались весьма регулярно. Если уж и искать плюсы в том, что они вряд ли будут ещё дружить, так самый первый в том, что не придётся тратить время ещё и на их домашние задания, расчётки и курсовые, с которыми всегда помогала Зоя.

Она уже настроилась выслушать очередную безгранично скучную лекцию тет-а-тет с преподавателем, уткнулась в свой мобильный и лениво листала какую-то книгу, достаточно неинтересную, чтобы заметить — приближающиеся шаги ну никак не могли принадлежать человеку, собирающемуся в следующем месяце отмечать собственное семидесятилетие, слишком уж бодрыми они были.

Девушка вскинула голову и с удивлением обнаружила Орловского, стоявшего у неё прямо над головой, скрестившего руки на груди и донельзя радостно улыбавшегося. У него вообще был какой-то очень солнечный, как для их университета, внешний вид. Богдан выглядел так, словно в его жизни никогда ничего плохого не случалось, ещё и этот наглый, излишне радостный огонёк в глазах, вызывавший у Зои в первую очередь сплошные подозрения — что ещё задумал?..

— Лебедова сказала, что звонила тебе семь раз. Насколько я её знаю, информация не точная, она сделала это минимум раз двадцать. Но, возможно, считала только тогда, когда дошла до десятого гудка, — довольно отчитался он. — Она отпросила тебя с занятия, можем идти репетировать.

— А тебя тоже отпросили с занятия? — скривилась Зоя. — А, котик?

— Котик отпросился с занятия сам, — отчитался Богдан. — Ну, слушай, я в этот университет и так не очень часто хожу, для преподавателей праздник, когда я хотя бы на глаза появляюсь, а если с пачкой лабораторных в руках, так это вообще прямо схождение божества с небес! Не веришь?

Богдану было очень трудно не верить. Зоя перехватила его задорный, искристый взгляд и сама, не сдержавшись, заулыбалась — тепло, которое излучал Орловский, всегда казалось ей заразным. Даже когда они просто пересекались в коридорах.

Ей бы, правда, не теплом заражаться, а головой думать. Орловский доиграет свою игру в имитацию, а потом перепрыгнет к какой-нибудь другой жертве, а она что, будет ходить кругами вокруг лекционного зала, где в очередной раз преподаватель сидит в окружении трёх из ста магистров? Перейдёт в режим ожидания, как половина университета, мечтающая, чтобы Богдан Орловский хотя бы посмотрел в их сторону? Зою такой вариант не устраивал. Она привыкла во всём полагаться только на себя.

В отношениях это было невозможно, потому в отношениях Зоя участия не принимала. Зачем оно ей сдалось? И так жить отлично можно. Без влюблённости. Сыграть с Орловским влюблённую парочку — совсем другое дело, это проще.

— Лебедова безмерно рада, наверное, что ты согласился аккомпанировать? — спросила Зоя, нехотя поднимаясь со своего места.

— Клялась, что закроет мне сессию. Уверен, что её обещание разобьётся о нашу непробиваемую и о высокое начальство, жаждущее в новогоднюю ночь торчать в университете, — хмыкнул Богдан. — И с чего столько радости?

— В жюри предостаточно женщин. Они на тебя, котик, ведутся, — насмешливо протянула Зоя. — Впрочем, зачем я тебе всё это рассказываю… Ты и так в курсе.

— А если не в курсе?

— Тогда я только что сделала ещё хуже той несчастной, которая взаправду станет твоей девушкой, — хмыкнула она. — Как минимум сотне желающих, между прочим, я сейчас перехожу дорогу. Ты сам видел, как мои дражайшие подружки реагируют на существование кого угодно женского пола в радиусе нескольких метров от Вашего Высочества.

Кажется, Богдана её заявление совершенно не впечатлило. Вместо того, чтобы опечалиться или выразить хоть малейшие сомнения, он только лениво пожал плечами.

— Ну да, — согласился таким тоном, что у Зои даже возникло желание чем-нибудь стукнуть. — Дурочкам я нравлюсь.

— А умным, значит, нет?

— Это тебе лучше знать, — возразил Орловский. — Умные на то и умные, чтобы не показывать свою повышенную симпатию до того момента, пока объект этой самой симпатии как-нибудь не подтвердит, что ему это всё интересно.

— Например?

— Например, — прищурившись, протянул Богдан, — не предложит встречаться. Хотя бы понарошку.

— Ой, Орловский, — закатила глаза Зоя. — Кому-нибудь другому расскажи о своих умозаключениях, а мне не надо. Я на это не ведусь.

— В том и твоя прелесть, — он наконец-то оторвался от парты, в два шага нагнал Зою и подал ей руку. Девушка нехотя вложила собственную ладонь в ладонь Богдана и невольно вздрогнула, когда он чуть сильнее сжал её пальцы. — Что-то не так?

— Знаешь ли, — протянула Зоя, — я за естественность в отношениях. Не за публичность. То ты ото всех своих пассий прятал, а теперь бродишь со мной под ручку по университету?

— Актовый зал за поворотом, — пожал плечами Богдан. — И то, что я прятал ото всех своих пассий, может быть, случалось потому, что их не было?

— Или тебе было стыдно их показывать. Или ты боялся за их здоровье. Вот походим мы так, — Зоя остановилась в дверном проёме, — а потом мне станут слать письма с угрозами.

Богдан закатил глаза, но ничего говорить не стал. Складывалось такое впечатление, что он даже не до конца понимал, какие могли быть последствия у совершенно невинного общения. Или не хотел об этом задумываться.

Зачем только притворяться тогда предлагал?

В актовом зале, увы, было не пусто. И ладно бы только Лебедова, как всегда, командовавшая, что надо сделать и кому как стать, да и плевать на массовку, которую она нагнала ради имитации деятельности и чтобы было на кого покричать — но на самом краешке сцены, с микрофоном в руках, стояла вездесущая Леська, комично привставая на цыпочки, чтобы казаться чуточку выше.

— У всех таланты как таланты! — громко, говоря прямо в микрофон, возмущалась она. — А мы с песенкой под фортепьяно! Нельзя всерьёз надеяться на то, что с этим можно выиграть! За что Горовая получит кубок и ленточку? За то, что ей будет аккомпанировать Богдан? Да не смешите мои тапочки!

Лебедова игнорировала провокацию. Она была занята тем, что носилась по залу, примеряясь, из какой точки будет лучше снимать на самом празднике, и плевать хотела на то, что одну из студенток что-то там не устраивало. Зоя давно уяснила, что таких, как их замдекана, человеческие чувства интересовали мало, а студенческие сплетни и интриги — ещё меньше. Ссориться с Леськой Лебедовой было невыгодно, всё-таки, активистка, в каждую дыру пролезет ради родного факультета и капельки славы для себя, родимой, а ругаться с Зоей — и того глупее, потому что где они найдут ещё одну будущую "мисс Университет", чтобы не послала? Наверное, именно потому женщина, упрямо встряхивая головой, притворялась, будто ничего не слышит, хотя Леськин голос трещал в динамиках по всему актовому залу, благо, звуки хоть наружу не вырывались, потому что Зоя прикрыла за собой дверь.

— Не лей ядом, Леська, — раздался знакомый голос. — Ты ж из зависти это говоришь. Сама б на её место хотела.

Зоя с удивлением узнала Леру. Надо же, защищала! А Горовая почему-то была уверена, что подружка, как и Ира с Аней, легко запишется в разряд "бывших", и поминай как звали. Даже удивительно, что Лера сейчас, когда Зоя не должна была это слышать, её защищала, да ещё и перед болтливой, никогда не затихающей Леськой, способной разнести сплетню по всему университету.

— Да не смешите мои тапочки! — истерично повторила Леся, топая ногой. — Зачем мне на Зойкино место? Я же говорю, с таким номером не выиграть! Хоть бы "котик" этот её аккомпанировал, хоть Костик*, да хоть Кощей Бессмертный!

— Прекрати истекать ядом, — грубо оборвал Лесю Свят, прошлогодний "мистер Шарм", явно силком загнанный в актовую залу надоедливой Лебедовой. — Вот если б ты выступала, то да, ни с таким номером не выиграть, ни с танцем, ни даже если б ты на голове стояла, а вокруг тебя голливудские звёзды хоровод водили и танцевали танец маленьких лебедят.

Леська раскраснелась так, что, казалось, сейчас бухнется прямо со сцены от подскочившего давления, а потом придётся вызывать скорую и приводить её в чувство.

— Свинья! — возмутилась она. — Это ты намекаешь на то, что я толстая, да?!

— Это я намекаю, что ты злая, — закатил глаза Свят. — Ядовитая и стервозная. А твоя фигура на это никак не влияет. Будь ты хоть мисс Вселенная, с тобой всё равно находиться рядом было бы невозможно. Но ты не станешь, в твоё "миру мир" никто не поверит.

Леська хотела возмутиться, уже открыла рот, но наконец-то заметила Зою и Богдана, смешно замахала руками с микрофоном и зашаталась, и вправду собираясь свалиться со сцены. Обошлось малой кровью: она запуталась в собственных ногах и повалилась назад, если и ушибив что-нибудь, так только чувство собственного достоинства и совсем немного — собственную пятую точку.

— Вы бы хоть совесть имели! — возмущённо воскликнула она. — Мы же в учебном заведении! Тут нельзя публично демонстрировать чувства!

Лебедова на такое обвинение оглянулась даже, чтобы посмотреть, что такого невероятного сделала Зоя, что заслужила общественное порицание, но ничего особенно страшного не увидела.

— Леся, не устраивай истерик, — возмутилась она. — Я просила тебя только проверить, переподключился ли микрофон! — она тряхнула головой, этим стандартным для себя жестом подчёркивая, что слушать возражения не намерена, и поманила Зою к себе рукой. — Горовая, давай скорее! Раньше начнём…

Неужели раньше закончат?

— Больше раз успеем повторить! — не стала разочаровывать в себе Лебедова. — Скорее, скорее!

Зоя нехотя поднялась на сцену. Богдан, пожав руку Святу — они, кажется, учились в одной группе, — устроился за фортепьяно и опустил руки на черно-белые клавиши, готовясь наигрывать уже знакомую мелодию.

— Всё равно проигрышный вариант, — прошипела Леся. — А приз зрительских симпатий нам точно не светит! Зоя совершенно не умеет привлекать к себе людей, а у Богдана отвратительнейшая репутация! Чем вы думали, когда этого хулигана и беспредельника просили о помощи? И вообще…

Ворча, она медленно сошла со сцены, всё ещё хватаясь рукой за ушибленную спину, оглянулась на Богдана, заготавливая очередную порцию грязи, но решила всё-таки не делиться этой информацией публично. Может быть, почувствовала, что только по голове получит, и никто её особенную доброжелательность и попытки вытащить Зою из болота предстоящих ей ошибок и разочарований не оценит?

— Приступаем, приступаем! — поторопила Лебедова. — Нам и так тут дотемна сидеть! Ещё столько всего прорепетировать надо! Орловский, — она повернулась к Богдану, — если не будешь чудить, то отпущу тебя, как только закончим с песней. Сможешь уйти раньше.

Зоя повернулась к Богдану, дожидаясь, пока он обрадованно застучит по клавишам, но парень только усмехнулся.

— Мне всё равно до конца сидеть, — пожал плечами он. — Зою проводить домой надо. Или вы думаете, что я отпущу эту снежную королеву одну? Ну нет, я не для того столько за нею бегал.

Плевать, что это было, наверное, на публику, Зоя почувствовала, как стремительно розовеют её щеки, реагируя на неожиданную помощь.

Что ж, возможно, это не такая и плохая идея — притворяться его девушкой?


*Зоя собирается исполнять песню "Expectations" Melovin'а (Константин Бочаров), Леся имеет в виду имя исполнителя оригинала.

Глава четвертая

9 декабря, 2019 год

Лебедова была воистину жестоким человеком. После многочасовой репетиции Зоя не то что петь не могла — она и говорила-то с трудом, преодолевая ком в горле. В университете уже не работал буфет, все нормальные люди, ожидаемо, разбежались по домам, и в коридоре не горела больше ни одна лампочка, только подмигивала подсвеченная диодами цена за кофе — единственная рабочая деталь в давно уже не функционирующем автомате.

— Проводить? — предложил Богдан, оттягивая Зою в сторону от приоткрытой двери актового зала.

В темноте девушка путалась в пуговицах собственного зимнего пальто, и Орловский, словно дразня, потянул её за свисающие почти до самого пола концы пояса, привлекая к себе, быстро поправил её шарф, застегнул пальто, так и не потерявшись в бесконечном количестве декоративных деталей, на которые натыкалась сама Зоя.

— Проводи, — согласилась она севшим, усталым голосом. — Часто одеваешь девушек?

— Да как же. Тебе лучше знать, — если Зоя правильно знала мимику Богдана, то только что он подмигнул ей — но рассмотреть это в темноте уснувшего университета было трудно, она и улыбку-то не рассмотрела бы. — Ну какой бы я был котик, если б я не видел в темноте?

— Для того, чтобы коты видели в темноте, им нужен хоть какой-то лучик солнца, — усмехнулась Зоя. — У тебя есть?

— Мне светит одна Снежная Королева, — рассмеялся Богдан. — Так куда провожать тебя?

Теперь, в тихом полумраке, они уже могли не бояться, что кто-нибудь их раскроет — все, кто мог, уже разбежались по домам. В холле на них посмотрела ошалело вахтерша, пробормотала что-то про сумасшедших, которых с работы домой не загонишь, и Зоя готова была поклясться: Орловский только что раздражённо закатил глаза и даже перекривил старушку, которая так и оставалась безымянной для девяноста девяти из ста студентов.

И для них, собственно.

— До трамвая можешь, — Зоя махнула в сторону проезжающего мимо и уже подмигивающего сине-белой новогодней гирляндой, такой неуместной в условиях дождливой, полуосенней зимы, которая никак не могла разыграться и хотя бы снегом посыпать мокрый, промозглый, кривящийся от затянувшейся депрессии город. — Мне три остановки.

— Я с тобой поеду, — твёрдо произнёс Богдан.

— По дороге?

— Ну, почти, — усмехнулся он, и Зое почему-то показалось, что Орловский нагло, бессовестно лгал, а ему было куда-то в противоположную сторону, пешком и подальше от старого, подаренного каким-то европейским городом трамвая, встречающего последних, ещё не убежавших домой горожан мягким светом больших окон.

Они успели запрыгнуть в последнее мгновение, за пару секунд до того, как трамвай сдвинулся с места, сначала медленно, а потом немного набирая скорость. В салоне было почти пусто, только какие-то запоздалые школьники переругивались, обсуждая то ли выпускные экзамены, то ли сюжет какого-то молодежного сериала — Зоя не вслушивалась, только ловила краем уха особенно громкие фразы. Они с Богданом даже не садились, так и остановились в самом конце, опершись спинами о поручни, и Зоя повернула голову, изучая холодную, промозглую осень посреди декабря, особенно плохо выглядевшую при свете фонарей.

— Нам бы договориться, — наконец-то даже не произнесла, а скорее просипела она. — Решить… Как мы будем себя вести. Ну, ты понимаешь.

Богдан прищурился, взглянул на неё, словно уточняя, правильно ли он понял этот неуверенный тон, а потом серьёзно, строго так промолвил:

— Естественно, Сойка.

— Как будто действительно влюблены? — фыркнула она.

— Нет, "как будто" — это уже не по-настоящему, — скривился Орловский. — Я не собираюсь вести себя "как влюблённый", — он изобразил в воздухе пальцами кавычки, — я собираюсь этим влюблённым быть.

Звучало немного пафосно. Ну что ж, хорошие актёры действительно стараются вжиться в роль, чтобы хорошо понимать, что от них требуется, какую эмоцию в какой момент надо показать. Возможно, Богдан это и имел в виду…

Но чувствовалось другое.

Тишину, вскормленную сомнениями Зои и неоднозначными словами Богдана, на куски разламывали школьники, перешедшие уже почти на крик, и звуки, издаваемые движущемся по колее трамваем. По-настоящему тихо стало только тогда, когда он остановился, зашипел, выпуская из клетки салона пассажиров, и теперь Богдан и Зоя остались наедине друг с другом.

Стало неловко. Почему-то как-то пусто даже, словно никто не мог заполнить эту смешную, немного странную паузу — а надо было, чтобы перестать чувствовать себя неполноценными, да ещё и совершившими за один короткий разговор как минимум десяток ошибок.

— Слушай, — первой нарушила воцарившееся молчание Зоя, — а скажешь мне правду? Зачем тебе всё это надо? Ты можешь встречаться с любой девушкой взаправду, а не понарошку со мной. Зачем тебе это притворство?

— Но ведь с тобой взаправду встречаться я не могу, правда? — усмехнулся Богдан, и Зоя вздрогнула — а ведь он говорил правду. Разве б она позволила себе более-менее серьёзные отношения с ним? Разве б согласилась? — Так что, будем понарошку. Другие, Сойка, у меня не вызывают особенного интереса.

— Вокруг полно хороших девушек! — невесть зачем запротестовала Зоя, повернула голову и натолкнулась на какое-то странное, дерзкое сияние в глазах Орловского, словно он ждал, что ещё она ляпнет, пытаясь от говорить его от любой перспективы отношений.

— А ты разве плохая? — спросил он.

— Я не… Я не слишком нормальная, — усмехнулась Зоя.

Богдан усмехнулся и крепче схватился за поручень в трамвае, чтобы не завалиться по инерции вперёд. В рыжих бликах уличных фонарей его лицо казалось особенно безмятежным, и Зоя на несколько минут залюбовалась даже — проклятый Орловский действительно был красивым, если его долго рассматривать. В его смеющихся глазах она невольно улавливала что-то необычное, такое, с чем не сталкивалась прежде.

— Ну если ты не хочешь пробовать настоящие отношения, то, мне кажется, эта игра как раз должна быть тебе по душе, — пожал плечами Орловский. — Развеять скуку. Узнать, как оно бывает.

— Это как-то неправильно — играть в собственную жизнь.

— Ты можешь в любое мгновение остановиться, — пожал плечами Богдан. — Кто ж запрещает?

И вправду, никто. Какая-то правда в его словах была, и Зоя мрачно кивнула.

— Моя остановка, прокомментировала она, когда двери трамвая с шипением открылись.

Орловский не отставал. Он последовал за Зоей, правда, молча, и шёл рядом с нею, не предлагая свою руку и, кажется, соглашаясь держаться, как посторонний человек. Тем не менее, Зоя поймала на себе несколько внимательных взглядов в исполнении случайных прохожих и даже короткие шепотки вроде "красивая пара" и вздрогнула. Захотелось ускорить шаг и попытаться оторваться от Богдана, но, во-первых, был слишком большой шанс влететь в особенно глубокую лужу и быть заляпанной с ног до головы холодной грязной водой, а во-вторых, выглядело бы это по-ребячески. И Орловский всё равно догонит, он же не на костылях за нею хромает, а вполне полноценно, нормально идёт.

Зоя свернула к своему подъезду и остановилась у тяжёлой двери.

— Мама меня прибьёт, — поделилась ни с того ни с сего она. — Что я невесть во сколько возвращаюсь домой. Лебедова что-то заигралась со своими репетициями.

— Хочет, чтобы ты победила, — улыбнулся Богдан.

— Слушай, а… — Зоя запнулась. — Ну, наверное, это важно: мы только на людях притворяемся?

— А мы часто бываем наедине? — он закатил глаза и кивнул на старушку, проходившую мимо с таким важным видом, словно она был приставлена здесь надсмотрщицей, чтобы молодёжь не вела себя особенно развратно. — Мы будем вести себя по-настоящему, Сойка. Мы ж, кажется, уже в том трамвае эту тему проходили?

— По-настоящему? — девушка кашлянула, пытаясь избавиться от назойливой боли в горле, а потом, подавшись вперёд, быстро чмокнула Богдана в щеку. — Вот так подойдёт?

— Это ты для той старушки? — поинтересовался он, кажется, посмеиваясь.

— Нет, — покачала головой Зоя. — Для тебя же. Ну, и для себя, наверное.

— Тогда подойдёт, — Орловский приобнял девушку за талию и быстро, словно дразня, поцеловал её в уголок губ. — До завтра.

— До завтра, — кивнула Зоя и, поняв, что застрянет тут ещё на несколько часов, если так будет и дальше, попятилась и левой рукой с трудом набрала код. Кнопки безбожно заедали, дверь открылась со скрипом, и Богдан с усмешкой на губах наблюдал за тем, как Зоя скрывалась в подъезде, даже, кажется, сделал шаг вперёд, но не для того, чтобы догнать, а чтобы захлопнуть эту самую дурацкую незакрывающуюся дверь.

В тишине подъезда Зоя ещё несколько минут молча таращилась на кодовый замок, подавляя в себе дурацкое желание выглянуть и проверить, ушёл ли Богдан. Но стоять ещё дольше было, мягко говоря, странно, и она поплелась в квартиру, только сейчас в полной мере почувствовав всю усталость… И ещё что-то странное, дико напоминающее смешное книжное чувство влюблённости.

Орловский, будь он неладен, ей… нравился? Ну, это неправильное слово. Зоя не могла назвать себя влюблённой, не могла сказать, что она испытывает к Богдану влечение, или как там это именуется. Просто рядом с ним было как-то уютно и спокойно, и девушка впервые за долгое время выбралась из скорлупы, в которую сама себя загнала.

…Мама, ожидаемо, выглянула из кухни, и в её тёмных глазах полыхал искренний ужас.

— Так поздно! Зоя, где ты ходила? — возмутилась она.

— Боишься, что я найду себе плохую компанию? — фыркнула Зоя. — Плохо ж вы знаете свою дочь, Елена Леонидовна.

На самом деле, мама её знала хорошо. Зоя всегда была хорошей дочкой, не приносящей ни дурных новостей, за исключением того-таки больного горла, ни плохих оценок. Послушный, домашний ребёнок. Они с мамой были похожи и по характеру, и внешне, и Зоя гордилась ею — редко какая женщина оставалась неизменно красивой и при этом естественной, имя при этом двадцатилетнюю дочку.

— Ты хрипишь, — строго промолвила мама. — Что опять? Лебедова ваша петь до потери сознания заставила? Может, поговорить с ней?

— Не надо, мам, — отмахнулась Зоя.

— И что, ты сама домой добиралась? В такое время, в такую темень?

Зоя остановилась. Сказать, что ли? И маму тоже втягивать в этот несвоевременный розыгрыш?

— Меня проводили, — наконец-то определилась с правильным вариантом ответа Зоя.

— Кто? — не отставала мать.

Теперь ею руководил недюжинный интерес. Судя по всему, больше всего на свете мама хотела удостовериться в безопасности своей дочери, а для этого необходимо было полностью определить её круг общения.

Зоя вспомнила почему-то Богдана, предлагавшего просто жить и наслаждаться жизнью, и подумала, что маме он бы не понравился. Елена Леонидовна была властной, сильной женщиной, не отступающей ни перед какими трудностями. Да, когда на их семью сыпались беды одна за другой, мама выдержала всё это с характерной ей стойкостью, переступила через несчастья и пошла дальше с гордо поднятой головой. Но сколько она потеряла в попытке сделать из себя железную леди? И сколько потеряла Зоя, когда мама медленно, по кусочкам, собирала копию себя из неё самой?

Впрочем, это всё были глупые, бредовые, а самое главное — неуместные мысли. Елена Леонидовна любила дочь сильнее всего на свете, логично, что она желала ей счастья! Вот только про Богдана ей пока что знать не надо.

— Зоя, ты не ответила на вопрос, — напоминая о своём присутствии, строго произнесла мама. — Так кто провожал-то? — улыбка стала гораздо мягче.

Девушка велела себе расслабиться. Нормальный материнский вопрос, заданный дружеским тоном. Не допрос. Да и почему ей вдруг показалось, что мама слишком уж страстно расспрашивает, кто там её провожал? Переживает ведь, чтобы дочь почти в десять часов вечера не возвращалась из университета, потому что от переутомления не мудрено и потеряться в трёх соснах или задремать где-нибудь в трамвае. А ночью холодает, дороги сковывает тонкой коркой льда, можно упасть и серьёзно повредить себе что-то, понятно, что мама такого своему ребёнку желать не станет.

— Да так, — отмахнулась Зоя. — Старшекурсник.

— Что за старшекурсник? — не унималась Елена Леонидовна. — Ты есть будешь?

— Буду, — кивнула девушка, хотя ей совершенно ничего не хотелось. — Богдан, аккомпаниатор. Ещё один несчастный, которого привлекли к фарсу под названием "Мисс Университет".

— Я очень сомневаюсь, — хмыкнула мама, увлекая Зою за собой на кухню, — что этот Богдан может претендовать на звание "мисс Университет".

— О, ну что ты, нет, конечно же! — фыркнула Зоя. — Он просто мне аккомпанирует. И всё. В чём таком ты подозреваешь наш университет, мама?

— В новомодных веяниях, — пожала плечами Елена Леонидовна, но тут же широко улыбнулась, показывая — просто шутит. Зоя лишь досадливо закатила глаза — надо же, с каких это пор мама шутит на такую тему? — Суп будешь?

Не хотелось, но Зоя кивнула. Супы вообще не входили в список её любимых блюд, но мама готовила их с завидной регулярностью, и всё одни и те же — с ненавистным рисом, на который девушка уже смотреть не могла. Но спорить с мамой периодически было себе дороже. Елена Леонидовна скорее уступила бы в каком-то важном вопросе, но никогда не давала себя переубедить, когда речь шла о какой-то мелочи вроде того, какая каша будет на ужин.

Периодически это смущало и раздражало, но Зоя привыкла игнорировать мелкие мамины придирки. Всё-таки, у каждого человека должна быть возможность излить душу, избавиться от плохой энергетики, а тому, кто рядом, важно просто не принимать всё это на свой счёт. По крайней мере, Зоя придерживалась такой тактики, старательно игнорируя мамины придирки. Главное, чтобы они не становились совсем уж невыносимыми. Но у них прежде не было никаких радикальных расхождений во взглядах на жизнь.

— Ты на выходных опять встречаешься с подружками? — занимая стул напротив, поинтересовалась мама. — Воскресная благотворительность в силах?

— Нет, — покачала головой Зоя. — Мы с ними немного повздорили.

— А почему? — тут же заинтересовалась женщина.

— Да просто так, — пожала плечами Зоя. — Мне открыли глаза на то, как они себя ведут и зачем я им нужна. Я проверила. Оказалось, правда.

— Твои подружки — не лучшая компания, — мигом согласилась мама. — Тогда, может быть, небольшое семейное мероприятие? Гости будут.

Зоя подняла голову и удивлённо уставилась на маму. Гости? У них? В последний раз кто-то посторонний приходил к ним… Да девушка даже не помнила, когда. Наверное, когда она была ещё школьницей! Разумеется, забежавшие за конспектом сокурсники или коллеги, примчавшиеся за срочной подписью, не считались, они топтались в коридоре, неизменно комментировали обои или люстру, которые мама всегда считала ширпотребом, а посторонние будто бы видели произведение искусства.

Впрочем, Елена Леонидовна терпеть не могла их квартиру. Зоя, привыкшая к родному дому, где пережила много хорошего и плохого, не хотела бы переезжать куда-нибудь, а вот мама буквально мечтала о том дне, когда они наконец-то смогут выбрать себе жилище получше, например, купить квартиру в новостройке.

— Ну, гости так гости, — согласилась Зоя. — Я не против. В воскресенье?

— В воскресенье, — подтвердила мама. — В обед. Надеюсь, ты поможешь мне приготовить еду?

— Конечно, — кивнула девушка. — Куда ж я денусь?

Только вот она какого-то чёрта вновь вспомнила Богдана и подумала, что, возможно, он прав — пора переставать быть рабыней чужих желаний. Но только вырваться-то из привычного замкнутого круга не так и просто.

Глава пятая

12 декабря, 2019 год

Ира и Аня бросили попытки приходить в университет на третий день. В среду, когда Зоя, не заметив их, обняла Богдана при встрече в пустынном коридоре одного из корпусов, девочки решили, что никакой Орловский не стоит старательного посещения пар, махнули рукой на надвигающуюся сессию, свято уверенные, что тридцать первого декабря кто-то будет маяться с их зачётами, и гордо продефилировали мимо. Аня, зашедшая на новый виток своей беспомощной влюблённости в Орловского, задела его бедром и подарила коварную, полную соблазна улыбку, Богдан ласково поинтересовался, всё ли у неё в порядке и не сводит ли судорогой лицевую мышцу, и на какое-то короткое время он стал врагом номер один, а Зоя — просто фоном. Аня высказала своё "фи", впрочем, очень осторожно, Ире на ухо, так, чтобы возможный будущий кавалер ничего не услышал, Орловский закатил глаза и крикнул вслед, что слух у него музыкальный, можно не шептаться — и так всё разберёт.

На этом конфликт был исчерпан.

Единственная причина, по которой Зоя не почувствовала морального удовлетворения, была даже не в том, что она по своей натуре никогда не являлась мстительной девушкой. Нет, просто корила себя за этот дурацкий порыв, что потянулась к Богдану, когда играть было не перед кем.

Правда, Орловский не отталкивал. Его, казалось, вообще не заботило, смотрел на них кто-то или нет. Зоя когда-то смотрела фильм, в котором парень и девушка притворялись парой — и девушка, наивно развесив уши, считала, что он поцеловал её совсем внезапно, а потом из-за угла вышли люди. Оказалось, услышал… Но если Богдан действительно был настолько всеведущ, то он явно часто промахивался. Случайное, почти незаметное прикосновение к руке, объятия, когда на них точно никто не посмотрит, эта поездка в троллейбусе, повторившаяся ещё во вторник после репетиции, а потом в среду, сразу после занятий…

И самое смешное, Богдану совершенно ничего не было нужно. Он не распускал руки, чтобы его можно было обвинить в желании соблазнить её, а потом бросить. Не забивал голову своими проблемами. Не рассказывал дурацких историй. Он… Он ничего не просил.

Их искусственные, выстроенные на притворстве отношения были куда более искренними, чем все остальные попытки Зои взаимодействовать с людьми. Подружки хотели, чтобы она помогала им с учёбой, мама — чтобы дочь хорошо устроилась в жизни и оправдала все возложенные на неё ожидания, преподаватели — чтобы Зоя объяснила то и это, разобралась ещё вот в том, а потом им самим рассказала, Лебедова хотела, чтобы студентка с её факультета получила статус "мисс Университет" и этот самый родной факультет прославила, назойливая Леська надеялась покупаться в лучах чужой славы…

Если Богдан что-то и хотел, то разве что поболтать, проводить её до дома, задержаться на полчаса в кафе — правда, как-то странно посмотрел, когда Зоя отзвонилась маме, предупреждая, что она приедет немного позже, — или поцеловать. Вполне нормальные желания для влюблённого парня, но Зоя отказывалась верить в его влюблённость. Они были вымышленной, собранной нарочно парой, у которой вообще-то не должно быть и надежды на будущее. По крайней мере, ей так казалось. Вот только Орловский то ли думал иначе, то ли привык, так сказать, отдаваться делу на все сто процентов. И Зоя рядом с ним удивительным образом расслаблялась, отдыхала, чувствовала себя свободной, как та птица, словно могла раскинуть руки в стороны и лететь, как на тех крыльях…

— Эй! — её больно толкнули локтем в бок. — Зойка, ты так замечтаешься, что препода не заметишь!

Зоя встрепенулась — и запоздало вспомнила, что она вообще-то ждала пару. И что Лерка так и не бросила свою глупую затею то ли помириться, то ли как-нибудь наладить отношения, то ли что вообще ей было надо? По крайней мере, на пары ходила, а сейчас уселась рядом и то и дело встряхивала головой, пытаясь поправить влажные от дождя волосы — погода на улице как была дрянная, так дрянной и осталась.

— Думаешь об Орловском? — с улыбкой поинтересовалась Лера.

— А что? — Зоя не сдержала несколько дерзкую усмешку. —Разве нельзя? Или ты решила немного помочь Ане и Ире с добычей информации? Если что, вы все немного не в его вкусе.

— Эй, у меня есть свой! — воскликнула Лерка со смешливым обвинением в голосе. — Твой Богдан, конечно, безумно хорош собой и, наверное, во всём остальном тоже…

— Да, — ядовито ответила Зоя, — целуется он замечательно. Ты хочешь ещё о чём-то спросить?

Лера, может быть, и хотела, но вовремя прикусила язык. Стандартный вопрос она, впрочем, задала, только немного его видоизменила:

— Ну он же настаивает?

— Кажется, ты опаздываешь на встречу к Ане и Ире, — напомнила Зоя.

Лера покосилась на дверь, дожидаясь, пока явится преподаватель, но тот почему-то всё не спешил заглядывать в аудиторию. Неужели проспал? Этот может! Зато если к нему явиться хоть на тридцать секунд позже, не пустит, заставит торчать под дверью и писать лекцию, прижимая тетрадь к стенке.

— Я не собираюсь идти к Ане и Ире, — ответила Лера, кажется, стараясь сохранять спокойствие. — Я понимаю, что они несколько… странно отреагировали на то, что ты с Богданом… Ну, что вы встречаетесь. Собственно, они не поверили.

— Потому что я — серая мышь, на которую ни в жизнь не посмотрит ни один приличный парень? — скривив губы в раздражённой улыбке, отозвалась Зоя.

— Нет, — покачала головой Лера и довольно искренне дополнила: — Потому что ты, во-первых, всегда занята, а во-вторых, ну он же не одобрен твоей мамой!

Зоя застыла.

— С чего ты взяла?

— Ну, — Лера смутилась. — это же Елена Леонидовна! Она бы никогда не одобрила никого из тех, кого не сама подобрала. Мне казалось, у тебя такие же… высокие требования.

— И в чём Богдан им не соответствует?

Лера накрутила прядь на палец, выдавая собственное волнение, бросила тревожный взгляд на дверь, но преподаватель, который мог бы прервать их беседу и как-нибудь отвлечь внимание на себя, всё не появлялся и не появлялся. Хотела того Лера или нет, а приходилось продолжать.

— Ну у него же репутация не очень. Драка в пределах университета. Его за это даже отчислить хотели в прошлом году!

— Как видишь, не отчислили, — пожала плечами Зоя.

О драке — давняя, не слишком приятная история, — Богдан отзывался, что нельзя позволять идиотам управлять жизнью остальных. Зоя подозревала, что соперник его получил за дело, а если по справедливости, то его и сильнее стукнуть надо было, но Богдан, к счастью, сдержался, у него ж есть мозги в голове.

Но да, репутация не самая лучшая. Мало того, что все считали, будто у него девушек — целая очередь, так ещё и та драка…

Зоя нашла для себя этому оправдание. Зависть, двигающая людьми — вот и всё. Орловский при ней ни разу не созванивался ни с какой другой особой женского пола, на него не прыгали, выскочив из-за угла, плохо знакомые дамочки. И ей ли ревновать? Богдан ведь не был её парнем по-настоящему.

— Но Елена Леонидовна…

— Она ещё не знает, если тебе так интересно, — оборвала подружку — или уже экс-подружку, девушка пока не определилась с точным статусом Лерки, — Зоя.

— Ну и ладно, — неожиданно легко позволила сменить тему Лера. — Так у вас всё серьёзно?

Зоя промолчала. Она не знала, было ли у них всё серьёзно, но пока что Лера была последним человеком, с которым она вообще собиралась что-то обсуждать. Горькая, отдающая полынью обида стояла комом в горле, не позволяя ей проявить хоть какую-нибудь искренность. Всё-таки, нельзя так легко починить сломанные, повреждённые отношения.

— Так что? — не унималась Лера. — Настаивает? Просто, понимаешь, мужики, они такие сволочи, им часто только одного надо…

Если б Богдан, как выражалась Лерка, "настаивал", их "понарошку" уже давно бы закончилось. Девушка не согласилась бы. Но Орловский, какие бы цели он ни преследовал, выбирал совершенно другую политику. Он был мягок, обходителен, спокоен, поддерживал, находил нужные слова и, казалось, действительно получал от этого удовольствие. От простого общения.

Так разве бывает?

Что-то наивно-девичье в сознании подсказывало, что бывает, когда люди действительно влюблены друг в друга. Вряд ли это их с Богданом случай. Хотя…

— Лерка, — решилась всё-таки ответить Зоя, — мы с ним встречаемся с пятницы. С пятницы, понимаешь? Ты всерьёз полагаешь, что у него уже был шанс на чём-нибудь настоять?

— Ну мало ли, — засомневалась Лерка. — Я, кстати, понятия не имею, где он живёт. И на какие деньги.

Тон девушки заставил Зою закатить глаза. О да, конечно. Давайте подозревать Богдана в том, что он живёт за счёт какой-то богатой женщины, которая сыплет деньгами налево и направо. Или что он маменькин сынок, мажорчик, который почему-то не приезжает на своём лексусе в университет…

На самом деле, Богдан не делал из этого тайны: снимал квартиру где-то неподалёку от университета, работал на фрилансе, кажется, что-то там программировал, но пока что не рассказывал Зое, что именно. Говорил, что работает обычно поздно вечером, так мозги лучше включаются, утром — в университет, хотя он там был совсем не частым посетителем.

Когда-то, смеялся Орловский, если у неё будет желание, он покажет всё в деталях.

Но Лерке об этом знать необязательно.

— На свои деньги он живёт. На те, которые зарабатывает, — твёрдо произнесла она. — И ни на чём не настаивает. У нас конфетно-букетный период, а с Богданом очень приятно общаться — это если тебе очень интересно узнать, чем вообще можно в отношениях заниматься кроме того, о чём ты говоришь.

Лера смутилась.

— Я не хотела тебя обидеть.

Зоя только пожала плечами. Хотела Лера чего-то или нет, а разговор был окончен, тем более, в аудиторию уже заглянул преподаватель и, обнаружив, что студенты не воспользовались священным правилом пятнадцати минут, справедливо полагая, что не хотят навлечь гнев на свои головы, бодро направился к своему месту.

— Нет, правда, если у вас всё получится, я буду только рада! — зашептала Лерка. — Просто никто ж не знает, с кем Богдан раньше встречался. Я вообще без понятия! И под большим вопросом…

— Лера, не надо мне помогать, — устало оборвала её Зоя. — У меня всё хорошо. У нас с ним замечательные отношения. И портить их я совершенно не собираюсь, тем более ради того, что ты мне рассказываешь.

— Я не…

— Мы на паре, Лера, — строго напомнила девушка. — Не мешай мне слушать, пожалуйста.

Под бодрый преподавательский голос писать было невероятно сложно. К десятой минуте лекции рука начинала болеть просто ужасно, и мысли о том, когда уже тот звонок, становились излишне назойливыми. Зоя пыталась сконцентрироваться на лекции, но получалось плохо. Словно вредные мыши, мысли разбегались в стороны, уводили её в какие-то совершенно невероятные мечтания, а потом швыряли обратно в пучину реальности, предварительно неплохо так разочаровав придуманным печальным исходом.

В итоге Зоя выбрала самую безобидную тему для размышлений — репетицию, которую сегодня отменили. Хорошо, что так, у неё хотя бы появится шанс немного отдохнуть. А то Лебедова — настоящий зверь, эта в покое не оставит, а в программе конкурса, к сожалению, не только песня, а ещё целая куча всего.

Вот только, если б назначили репетицию, сегодня они бы тоже увиделись с Богданом, а так, Орловский сказал, что ему надо хоть один раз за столько времени выспаться. Конечно, странно расстраиваться из-за того, что парень, который, если быть честной, совсем даже не её молодой человек, один день не придёт в университет, но Зоя поймала себя на вредной, капризной мысли, что рядом с ним было как-то спокойнее, что ли. Будто Орловский одним своим присутствием внушал девушке уверенность в том, что ничего плохого не случится.

Ну, или он просто очень хорошо умел отгонять Леру и всех остальных.

Преподаватель умолк, и Зоя, заглянув в раскрытую тетрадь, с удивлением заметила, что записала всё, включая последние его фразы, автоматически, не запоминая, о чём шла речь. Это у неё случалось очень редко, да и… Да и смысл? Две статьи, в которые был включен их местный Зверь — так студенты за глаза называли лектора, — гарантировали ей высокий балл, он, не особенно заботясь о правилах и сроках, даже уже поставил оценку в зачетку, только попросил не хвастаться другим, чтобы не повадно было. И коллоквиум второй был уже проведён, хотя преподаватель и после него давал какой-то новый, не слишком полезный, впрочем, материал.

Зачем она вообще сюда пришла?

Зое был известен ответ: чтобы не сидеть дома, не превращаться в эдакую пленницу домашнего уюта и постоянной маминой заботы, которая, признаться, периодически была удушающей, а не приносящей спокойствие.

— Зойка, — вновь заныла Лера, когда преподаватель, подтягивая левую ногу, похромал к выходу из аудитории и громко захлопнул за собой дверь, оставляя студентов на пятнадцать минут перемены наедине с конспектами и исцарапанной плохим мелом доской. — Ну Зойка…

— Какие ещё подробности моей личной жизни ты хочешь узнать? — не удержалась от колкого ответа Зоя, чувствуя, что ещё несколько минут — и она наверняка сорвётся, выдаст какую-нибудь совершенно неуместную, но при этом такую желанную грубость.

— Да причём тут подробности личной жизни! — не унималась Лера. — Я просто хочу помириться, понимаешь? Мы же были такими близкими подругами…

Зоя помрачнела и принялась листать конспект.

— Мы всё делили…

— Да, — согласилась Горовая, — вы делили. Делили мои знания, мою помощь, по учёбе, психологическую или финансовую, на троих. Несомненно, вы были близкими подругами. Но я не понимаю, почему ты сидишь здесь, а не находишься в кооперации с Аней или с Ирой.

— Это он тебя так настроил, да? — печально спросила Лера.

На самом деле, вмешательство Богдана тут было ни при чём. Зоя никогда не считала себя идиоткой — чтобы понять, что к чему, ей достаточно было реакции подруг на то, что она встречалась с Орловским. Но как же всё-таки становилось противно от одной мысли, что они так легко, так безалаберно были готовы её предать, поддавшись глупому порыву заполучить себе желанного, но никогда им не светившего парня…

— Он меня не настраивал, — твёрдо ответила Зоя. — Я просто проанализировала увиденное и поняла, что меня в нашей дружбе просто используют.

— Но я хочу всё исправить! — воскликнула Лера с таким видом, словно Зоя только что вонзила ей кинжал в сердце. — Ты даже этого мне не разрешишь сделать?

Девушка в ответ меланхолично пожала плечами.

— Кто ж запретит? Исправляй.

Она потянулась к мобильному и сделала вид, что заинтересованно читает первую попавшуюся под руки статью.

— Я понимаю, ты обиделась, — не унималась Лера, очевидно, осознававшая, что вина в этом конфликте была не на Зое. — Но Зойка… Мы же столько времени дружили! Нельзя всё просто так взять и развалить.

Ну, в целом, Зоя согласилась бы, если б не помнила, как рьяно Ира требовала от неё в туалете той кафешки, чтобы Горовая больше никогда даже не приближалась к Богдану. И фырканья с задней парты её тоже не радовали.

— Зойка, — вновь заговорила Лера, — я предупредить хотела. Он же правда не понравится твоей маме! Ну ты же знаешь! А она узнает. Если не узнает сама, найдутся добрые люди, которые расскажут. Та же Анька. Или Ирка. У них же есть номер твоей матери! — Зоя молчала. — Я просто это… Ну…

— Хочешь рассказать мне, что наши отношения обречены? — фыркнула Зоя, косясь на часы.

Неужели это занятие изволит всё-таки начаться и прекратить именуемый разговором фарс?

— Хочу сказать, что если тебе вдруг понадобится помощь, то ты можешь ко мне обратиться, — твёрдо заявила Лера, прекрасно знающая, что Зоя никогда этого не сделает. — Ну, если прикрыть там или что-то в этом роде. Ну мы же прекрасно знаем твою маму!

Да, Зоя прекрасно знала свою маму, потому для неё Богдан оставался аккомпаниатором. И, наверное, ещё достаточно долго им будет, хотя Зоя сама осуждала себя за такое трусливое, странное поведение.

Глава шестая

15 декабря, 2019 год

Если Зоя и могла что-то с абсолютной точностью утверждать про свою маму, так это то, что Елена Леонидовна терпеть не могла гостей. Каждый раз, когда к ним приходили посторонние, мама встречала их на пороге с вежливой, профессиональной улыбкой, будто приклеенной к её лицу — следствие того, что женщина занимала руководительскую должность. Гости сначала принимали это за радушие, считали, что женщина с ними добра и вообще в восторге от этой встречи.

Зоя эту улыбку ненавидела.

Она знала, что мама натягивала её на лицо, как некую маску, с удивительной, тоже профессиональной лёгкостью, и что могла раздаривать такие улыбки направо и налево, ничего не теряя в моральном плане. Так улыбаясь, Елена Леонидовна подписывала договора и увольняла провинившихся сотрудников.

Те, кто знал её чуть ближе, рано или поздно начинали понимать, что искренности в её профессиональной улыбке нет ни грамма. Елена Леонидовна примеряла её так, как другие люди примеряют какой-нибудь костюм.

И, надо сказать, она практически всегда выигрывала — умудрялась таким образом завоевать сердца тех, кто на самом деле был ей совершенно безразличен.

С Зоей мама вела себя, разумеется, по-другому. Она могла быть сердитой, разгневанной, злой, могла быть доброй и ласковой, утешать или ругать, хотя ругать-то зачастую было не за что. Иногда Зоя чувствовала себя таким себе мусорным баком, в который мама вышвыривала все свои настоящие, прятавшиеся за улыбающейся маской эмоции, накопившиеся за день. Когда стала старше, научилась первые несколько часов после возвращения матери с работы не попадаться ей на глаза, чтобы не принимать на свой счёт весь тот негатив, которым Елена Леонидовна так щедро делилась.

Потом привыкла.

Сейчас же, наблюдая за тем, как мама радостно, со счастливой улыбкой на губах накрывала на стол, расставляла тарелки, Зоя всё никак не могла понять, откуда столько энтузиазма. Она ведь знала маму лучше всего на свете. Откуда такое предвкушение? Тем более, гости…

— Поставь тарелки, — Елена Леонидовна впихнула сервиз, стоявший в буфете четыре года нетронутым, дочери в руке. — Как думаешь, пятеро… Влезем?

Квартира у них была небольшая, стол — рассчитан на двоих-троих, но точно не на пятерых, и Зоя, если честно, понятия не имела, куда пристроить ещё две тарелки. Они вытащили стол на середину кухни — собственно, для этого его пришлось отодвинуть от стены на каких-то полметра, больше узкая кухонька не позволяла, а переносить в гостиную мама ничего не хотела, — и Зоя кое-как пристроила тарелки на противоположном конце стола, с опасением подумав, что еду придётся устраивать себе на голову.

Новые традиции, причина которым — вечные хрущёвки, в которых не развернуться и по-человечески не расположиться.

— Влезем, — уверенно кивнула мама. — Сядешь тут, — она указала на одно из мест, — а я во главе стола, хозяйка всё-таки…

Ну конечно, не Зое же там сидеть. И не гостям…

— Так а кто придёт? — наблюдая за тем, как мама расставляла блюда на кухонной поверхности, потому что на стол у них уже не было шансов попасть, поинтересовалась Зоя. — И стулья, наверное, принести надо…

Мама не ответила, только сверилась с часами — и таинственные гости, оправдывая её ожидания, позвонили в дверь.

— Пойди, открой, — поторопила Зою она. — Стулья я сама принесу.

Девушка вопросительно изогнула брови — с чего это она сама должна впускать в дом маминых гостей? — но дверь открывать пошла. Впрочем, крайне неохотно: Зоя терпеть не могла контактировать с посторонними, незнакомыми людьми, чувствовала себя некомфортно с большинством маминых знакомых. Но стучали настойчиво, и она даже не посмотрела в глазок, сразу повернула ключ в замочной скважине и распахнула дверь настежь.

— Зоечка! — радостное восклицание, заставившее девушку вздрогнуть и попятиться, звучало как-то… знакомо.

Она прищурилась, хоть и видела отлично — просто подумала почему-то, что это поможет немного проще опознать женщину, буквально ворвавшуюся, как тот вихрь, в квартиру. Следом за нею вошли мужчины — двое, один, очевидно, муж, а второй, если судить по возрасту, сын, — и встали у двери, кажется, толком не понимая, что им делать и чего ради их вообще сюда притащили.

— Так выросла! — продолжала охать женщина, меряя Зою вредным, скептическим взглядом и вынося свой, судя по всему, положительный приговор. — Такая хорошенькая стала!

Кто это и каким образом она вообще попала в список людей, которых мама хотела бы пригласить в гости?!

— Ну просто прелесть! — не унималась незнакомка. — Василий! Помоги мне раздеться. И ты, Петя, не стой столбом… Поздоровайся с девушкой!

Петя — симпатичный, высокий, хотя излишне худощавый парень, — с неохотой взял Зою за запястье и потряс её рукой, имитируя активное рукопожатие. Девушка всмотрелась в его лицо, пытаясь вспомнить, откуда ей знакома эта копна светлых волос и серые, немного безжизненные глаза, услышала ворчание над ухом — "весь в отца, а вот Зоечка, умничка, вся в маму, такая хорошенькая", — и наконец-то поняла.

— Тётя Света? — недоуменно переспросила она, опасаясь ошибки.

Промахнулась — не сносить ей головы, как в какой-то старинной сказке.

— Узнала! — обрадовавшись, воскликнула Светлана. — Ну наконец-то…

— Так давно ж не виделись, — виновато улыбнулась Зоя.

Лет эдак пятнадцать уже, с той поры, как тётя Света, не в меру деятельная и уверенная в себе, сгребла в охапку вещи, дядю Васю и маленького тогда ещё Петю и умчалась куда-то за границу. Вернулись, что ли? Очевидно, да, потому что тётя Света как тогда не напоминала ни с какой стороны полячку, под которую пыталась замаскироваться, так и сейчас ею не стала.

— Проходите на кухню, — Зоя посторонилась, и дядя Вася, как всегда, несколько пассивный, побаивающийся не в меру активную жену, шагнул было в том направлении, но тётя Света с таким выражением лица кашлянула, что застыл, будто каменный.

— Где руки помыть можно? — сориентировался привычный к крутому маминому нраву Петя.

Зоя мрачно кивнула на ванную и тяжело вздохнула, когда все трое попытались одновременно набиться в небольшую ванную. Тётя Света громогласно расхваливала квартиру, которая ей наверняка нравилась куда меньше дома, куда пятнадцать лет назад, перед своим отъездом, тоже приходила в гости. Если Зою не подводила память, Светлана была закадычной маминой подругой ещё с университетских лет. Совершенно разные, они поддерживали отношения скорее по привычке, чем потому, что действительно испытывали друг к другу привязанность, и Зоя искренне не понимала, почему эта женщина внезапно появилась на пороге их дома, ещё и в статусе дорогой гостьи, ради которой самой Зое надо занимать место за столом и выдавливать из себя улыбку те несколько часов, пока мама не позволит уйти.

Завибрировал в кармане телефон, и девушка спешно добыла его на свет.

"Как ты?"

Богдан будто чувствовал! В прошлый раз с подружками было точно так же.

"Паршиво. Мама пригласила подругу в гости, чувствую себя клоуном"

— Ну, Зоечка, и ты туда же! — тётя Света с таким интересом заглянула в экран её мобильного, что Зое пришлось моментально его заблокировать и спрятать в карман. — Все уткнутся в эти телефоны и ходят с ними, глаз не отводят… Мой Петя такой же. Только и делай, что выдёргивай из-за компьютера, уговаривай, чтобы в реальный мир выглядывал хоть иногда…

— Мама, хватит, — взмолился Петя, но тётя Света была неумолима.

Она вообще напоминала настоящий ураган. За какие-то пять минут она успела расцеловать маму, усадить мужа на самое неудобное место за столом, устроиться по правую руку от Елены Леонидовны, назвать её семнадцать раз "дорогой подружкой" и буквально заставить Петю и Зою сесть рядом.

Каким-то невообразимым образом у Зои на тарелке оказалась гора рыбного салата, который она, как, собственно говоря, и саму рыбу терпеть не могла. Тётя Света, тучная, крупная женщина, старательно восторгалась маминой хорошей фигурой…

И четырежды пошутила про то, что хочешь знать, как будет выглядеть девушка через двадцать пять лет — посмотри на её маму, видишь, Петенька, какая Елена Леонидовна красивая, ей как будто до сих пор тридцать лет. Вот и Зоечка вся в неё, вся в неё…

Зою выворачивало. Глобальная задумка тёти Светы, весьма плохо завуалированная восклицаниями "я так соскучилась по тебе, Ленусик", была понятна практически с самого начала.

— Помнишь, — поинтересовалась она у Елены Леонидовны, — как мы с Васей познакомились? Зимой же? Потом почти сразу и поженились…

— Помню, — медовым голосом дополнила мама, — что Вася был самым перспективным парнем на потоке! И очень нравился твоей маме. Как она, кстати?

— Ну, Вася продолжает ей нравиться, — хмыкнула тетя Света. — Ничего, нормально. Рада, что мы вернулись… — женщина вдруг тяжело вздохнула, а потом повернулась к Елене Леонидовне. — Слушай, а что мы всё воду пьём?

Мама улыбнулась — своей профессиональной, ненавистной улыбкой, от которой у Зои в очередной раз пошёл мороз по коже, — и кивнула дочери.

— Сходи, возьми бутылочку вина, — попросила она. — Ты знаешь, где.

— Бери две, — махнула рукой тётя Света. — А лучше три!

Зоя сжалась. Поведение Светланы ей нравилось с каждой секундой всё меньше и меньше, а дурные подозрения по поводу того, что именно задумала мама, почему-то заставляли сердце сжиматься.

Она никогда не думала, что мама способна дружить с такой женщиной. И по такому поводу. К чему? Зое было всего двадцать, а не сорок пять, когда штамп старой девы уже прочно прижился, и избавиться от него будет ох как непросто.

Вино она нашла практически сразу, но задержалась в комнате — вытащила телефон из кармана, чтобы проверить, не отписал ли Богдан.

Он ответил.

"Мне прийти?"

Как чувствовал.

Вообще-то, это было неправильно. Если она попросит Богдана прийти, то это сразу же всё испортит. Мама будет зла до ужаса, тётя Света — страшно разочарована…

Впрочем, возможно, удастся обрадовать Петю.

Вспомнив, как несчастный парень пытался отодвинуться от Зои и в ту же секунду под столом получал пинок от любимой матушки, что надо вести себя чуть настойчивее, она решительно набрала.

"Приходи. У нас гости, но я буду тебе рада".

За столом за время её отсутствия ничего практически не поменялось. Тетя Света всё так же старательно размахивала руками, что-то доказывая, пару раз потянула Елену Леонидовну за кофту, причём непонятно с какой целью, и будто незаметно — впрочем, неизвестно, как это можно было сделать незаметно, — подталкивала Петю к Зое.

— Вот мой Вася такой же, как и сын, — продолжала она, не давая уже минут десять вставить никому другому ни слова. — Хороший мальчик, но какой же неуверенный в себе! Никогда не подойдёт к девушке первым! Честное слово, если б не моя активность, он бы так и остался в гордом одиночестве… А Петеньке на таких не везёт. Да ему бы хорошую, тихую девочку…

— Моя Зоя тоже, — вклинилась наконец-то в разговор мама, — всё одна и одна. Учится, я понимаю!

— Но ведь надо подумать и про личную жизнь…

Тетя Света даже встала, чтобы немного громче, немного внятнее про эту самую личную жизнь рассказать, но была перебита — позвонили в дверь. Зоя попыталась было встать, но мама, очевидно, решила оставить её наедине с "неприкаянным" Петенькой и его роднёй, потому что, высвободившись из цепкой хватки тёти Светы, уверенным шагом направилась к выходу.

Было слышно, как она открывала дверь, и Зоя напряглась, понимая: скорее всего, она знает, кто сейчас стоит на пороге их квартиры.

— А помните, как, когда вы были маленькими… — громыхала тётя Света, перекрикивая всё на свете, и Петя, тихий домашний мальчик, втягивал голову в плечи, пытаясь игнорировать собственную мать.

У него просто на лбу было написано: стыдится её шумности, чрезмерного проявления эмоций, того, как женщина себя ведёт. Может быть, ему даром не нужна эта Зоя, а где-то есть своя любимая девушка, о существовании которой он не может признаться властной матери, потому что знает: его просто заживо загрызут, если сделает что-нибудь не то. И девушку ту тоже загрызут.

Это за Богдана Зоя почему-то не боялась. Его ни Елена Леонидовна, ни кто-нибудь в этом роде не испугает.

Да и они же понарошку…

— Нет, Зоя сейчас не может… Вы по учёбе? — донёсся до ушей Зои отрывок разговора, и тётя Света, тоже заслышав что-то смутившее её, вдруг притихла и прислушалась.

— Кто это к тебе? — задалась она вопросом.

— Нет, — донёсся спокойный голос Богдана.

— Вы её однокурсник? — не затихала мама.

— Нет, я…

— Но она и вправду занята. У нас сейчас гости, и Зоя общается с…

— Зоя сама меня позвала, — прервал Елену Леонидовну Богдан, и Зоя с трудом сдержала рвущуюся на свободу улыбку. Неужели он действительно сейчас вытащит её из всего этого ада, заберёт от тёти Светы, от этого испуганного Петра?

— А! — догадалась мама. — Это вы выступаете с Зоей на "мисс Университет"? Я поняла, вы от вашего замдекана. Извините, но Зоя сейчас не может.

Зоя поднялась с места. Тётя Света, почувствовав неладное, тоже — последовала за нею, практически след в след, и с такой откровенной настороженностью взглянула на девушку, что ей даже стало не по себе в какую-то секунду. Тем не менее, оставлять Богдана наедине с упрямой мамой не хотелось. Он, очевидно, учитывал то, что Зоя могла и не хотеть рассказывать об их отношениях.

— Послушайте, молодой человек, — упрямо твердила мама, — у моей дочери есть личная жизнь. И университет не может…

— Мам, ты чего? — Зоя выглянула в коридор и приветливо улыбнулась Богдану. Тот демонстративно закатил глаза, воспользовавшись моментом, когда Елена Леонидовна повернулась к дочери.

— Да тут молодой человек очень активно добивается встречи с тобой, — хмыкнула мама. — Я пытаюсь объяснить ему, что ты не можешь, у нас гости и ты занята, но ты же знаешь, какими наглыми бывают твои университетские знакомые, — последнее предназначалось больше к Светлане, уже стоявшей у Зои за спиной и тяжело дышавшей куда-то ей в затылок. — Пытаюсь вот объяснить юноше, что у моей Зои тоже есть личная жизнь.

— Конечно же, есть, — подтвердила Зоя, проскользнув мимо матери и буквально за руку втянув Богдана в квартиру. — Мам, познакомься…

— Молодой человек уже представился, — вздохнула Елена Леонидовна и опять, для Светланы, уточнила: — Это Зоин аккомпаниатор с "мисс Университет", её уговорили поучаствовать.

Тётя Света приготовилась всплеснуть руками и воскликнуть, какая же Зоя талантливая, что участвует в таких конкурсах, но не успела

— Ну, собственно, — Зоя усмехнулась, — не только аккомпаниатор. Знакомьтесь, это Богдан Орловский, — она покосилась на парня, дождалась его едва заметного кивка, что он не против, и дополнила свой ответ: — Мой молодой человек.

Мамин взгляд, и до этого не слишком переполненный радостью, теперь заленедел, словно она была настоящей Снежной Королевой, теперь увидавшей своего врага. Она искривила губы в вымученной, извиняющейся улыбке, повернулась к тёте Свете с таким видом, словно только что совершила некое ужасное преступление и пыталась вымолить прощение за неё, заранее, впрочем, зная, что на это не стоит надеяться.

Тётя Света покраснела. Её щеки, прежде достаточно бледные, теперь буквально полыхали под густым слоем пудры. Она повернулась в направлении кухни, гневно стрельнула глазами, словно это несчастный Петя был виновен в том, что у Зои оказался парень.

— Ты не рассказывала мне о нём, — напряжённо произнесла мама. — Однако…

— Мы не так давно вместе, — улыбнулся Богдан, обнимая Зою за плечи. — Возможно, у Зои просто не было подходящей возможности?

— Да, — кивнула Елена Леонидовна. — Наверное. Но нам с Зоей надо бы вернуться к гостям…

— Ну ведь я не могу выгнать Богдана, мама, — Зоя почувствовала себя разрушительницей всех самых прекрасных планов матери. — Он же ко мне пришёл.

— Да, но и так поступить с гостями…

— Ну так молодой человек может к нам присоединиться, — тут же нашлась тётя Света. — Где влезло пятеро, сядет и шестеро! Пойдёмте, — она, словно настоящая хозяйка, бодро направилась на кухню. — Петя, сходи в гостиную, я видела там табуретку. Принеси, сядешь тут, — она ткнула на место напротив Елены Леонидовны. — К Зое пришёл её парень, им бы, наверное, сесть рядом?

И Зое, и Елене Леонидовне оставалось только наблюдать со стороны, как уверенно Светлана распоряжалась в чужой квартире, стремительно, грубыми мазками своего вмешательства скрашивая неловкую ситуацию. Не прошло и пяти минут, как Богдан был усажен на прежнее Петино место, перед ним оказалась тарелка, на тарелке — уже что-то мясное, подобранное тётей Светой, гордо интересующейся, не страдает ли Богдан современной пошестью — вегетарианством. Очевидно, женщина рассматривала это как некое преступление против желудка и нормального питания.

Богдан вегетарианством не интересовался, мясо — оказывается, принесённое тетей Светой, — оценил, и через десять минут оказалось, что он был единственным человеком, действительно способным поддерживать разговор со Светланой на равных. Василий притих окончательно, виновато косясь на Елену.

Больше всего, по мнению Зои, страдал как раз несчастный Петя. У него, скорее всего, и в голове не было ухаживать за дочерью "маминой университетской закадычной подруги", но, как и Зою, парня изначально об этом попросту никто не спрашивал. Может, и не предупредили даже. Но он, человек неглупый, судя по всему, понял, в чём подвох, уже когда только увидел, к кому они пришли в гости.

Зоя помнила Петю с детства — очень смутно, но всё же. Он не сказать чтобы сильно изменился, так и остался спокойным, молчаливым, испуганным, только уже не мальчишкой, а взрослым парнем, который не умеет говорить "нет" своей матери, потому что слишком уж она настойчивая.

Меланхолик, очевидно.

Теперь тётя Света пинала его по поводу и без. Выведала, что Богдан занимался спортом — для здоровья, не профессионально, — и набросилась на сына, что тот совершенно не желает следить за собой. Расспросила, где Орловский живёт — и тут же намекнула Пете, что молодой мужчина просто-таки обязан вовремя отделиться от родителей, если он не хочет закиснуть и на всю оставшуюся жизнь остаться маминым сынком. Напирала на мужские качества, хотя, вероятно, своим поведением сама же и искореняла их в сыне.

— А ещё, — болтала она, не обращая внимания на то, что и Елена окончательно потеряла интерес к разговору, — я почти забыла свой родной город! Вот клянусь, сейчас будем добираться, и я не знаю, как. Я помню только адрес! А денег на такси уже и не осталось. Богдан, — тётя Света тут же повернулась к парню, — может быть, вы поможете нам добраться? А у вас с Зоечкой как, всё серьёзно?

— Разумеется, серьёзно, — хмыкнул Богдан и шутливо дополнил: — Зову замуж, но она пока что не соглашается.

Зоя почувствовала, что краснеет. Елена Леонидовна, как разумная взрослая женщина, только закатила глаза — поняла, что Орловский просто шутил, — а вот тётя Света всерьёз прониклась его намерениями.

— Так проводите?

— Провожу, — согласился он, очевидно, поняв, что просто так от назойливой женщины не избавится. — Когда хотите идти?

Тётя Света хотела сейчас. С шумом, с криками на мужа и сына, она выбралась всё-таки из-за стола и тяжёлыми шагами направилась в коридор. Богдан извиняющееся пожал плечами, но Зоя только ободряюще улыбнулась ему.

— Спасибо, — прошептала девушка напоследок, целуя Орловского в щёку. — Очень выручил. А то меня к вечеру уже бы, наверное, успешно выдали замуж.

Богдан фыркнул, шутливо закатил глаза, но больше ничего говорить не стал, только чуть крепче обычного обнял Зою на прощание.

Наверное, он был единственным, кто способен действительно вынести тётю Свету — и вывести её из комнаты, окружённую бесконечным шумом, воплями, попытками как-нибудь ещё утвердить собственную силу и доказать, что она и не на такое способна. Елена Леонидовна проводила гостей и с таким видом закрыла за ними дверь, словно каждому в спину пожелала всего хорошего, а желательно — упасть где-нибудь на ступеньках и свернуть себе шею.

Надежды тихонько улизнуть к себе в комнату пошли прахом, на полпути Зою остановил ледяной голос матери:

— Постой. Надо поговорить.

Зоя вздрогнула. Говорить с мамой — совершенно не то, что ей сейчас хотелось.

— Да? — тем не менее, спокойно повернулась к Елене Леонидовне девушка. — О чём?

— Почему ты мне ничего не сказала? — строго, с нажимом спросила мама. — У тебя, оказывается, есть парень… Ты выставила меня настоящей идиоткой!

В тёмных глазах матери так и плескалось возмущение. Зоя с трудом сдержалась, чтобы не ответить ей в том же тоне — так обычно отчитывали маленьких детей, а не разговаривали со взрослыми людьми.

— Так а о чём рассказывать? — пожала плечами Зоя. — Я прогулялась два раза с парнем под руку, он проводил меня домой, мы поцеловались пару раз. Всё! Любовная история длиной в неделю. Не думала, что это тот уровень отношений, когда надо знакомить с мамой и рассказывать во всех деталях о наших планах на будущее.

— Зоя, не хами…

— Я не хамлю, — куда более резко, чем ей хотелось, оборвала маму девушка. — Но, послушай, я взрослая, совершеннолетняя девушка. Ещё не старая дева, чтобы мне находили несчастного Петю, на которого, наверное, ни одна другая из найденных тётей Светой не позарилась. Хотя я не заметила, Пете сорок? Мне показалось, двадцать два-двадцать три. Не слишком ли рано женить?

— Ты не имеешь права так со мной разговаривать, — сухо отметила мать. — Столько, сколько я делаю для тебя, ни одна другая…

— Так не делай, — прервала её Зоя. — Не делай! Мне ничего не нужно. Ни воскресных семейных ужинов, ни Петь, ни тёти Светы, которую ты сама через полчаса уже с трудом выдерживала. И я буду встречаться с тем, с кем я хочу. Надеюсь, ты смиришься с моим выбором.

— Ты могла бы хоть рассказать, кто он!

— Он всё сам за столом рассказал, — отметила девушка. — Но ты, наверное, не слышала. Ты в этот момент о другом думала, правда, мама?

Женщина хотела возразить, но Зою это уже мало интересовало. Она вихрем пересекла квартиру, благо, та была достаточно небольшой, чтобы путь через гостиную не занял слишком много времени, и буквально влетела к себе в комнату, захлопнув за собою дверь.

Зоя никогда не пользовалась внутренним замком, в первую очередь потому, что он обычно обладал прекрасным свойством заклинить в самый неподходящий момент, но сейчас, заслышав мамины шаги, поспешила повернуть защёлку.

Тихий щелчок, которым ознаменовался короткий период её одиночества, был преградой куда более надежной, чем попытки уговорить маму оставить её в покое. Елена Леонидовна подёргала дверь, пригрозила, что Зое не поздоровится, если она немедленно не откроет, но девушка не обращала на это никакого внимания. Она легла на кровать и молча смотрела в потолок, стараясь представлять себе какие-то умиротворяющие картины, а не то, как она через окно бежит из дома.

Кстати, это осуществимо, второй этаж — точно не приговор, можно б и прыгнуть! Но Зоя была разумной девушкой, она прекрасно знала, что на улице холодно, пусть слякоть, но всё-таки декабрь, а зимние вещи остались там, снаружи. Простудиться ей не хотелось, это было бы поводом в очередной раз выслушать мамину тираду.

Потому она предпочла малое зло — сунула в уши наушники и включила первую попавшуюся песню. Погасила свет, задёрнула шторы, придвинула рабочее кресло к двери, чтобы его спинкой хоть как-нибудь прикрыться от сияющей всеми пятью лампочками люстры в гостиной.

Мама сначала пробовала кричать, потом долго стучала ладонью по полупрозрачному пластику, заменяющему витраж в двери, потом, очевидно, махнула рукой и перестала добиваться от дочери ответа. Включила пылесос, явно решив таким образом выплеснуть свой гнев, потом ещё несколько раз скреблась в комнату к Зое, явно намекая на то, что хочет убраться и там, но Зоя хоть и слышала шум, не открывала всё равно. Больше всего ей хотелось побыть наедине с собой.

А если уточнять, то просто без мамы.

"Всё в порядке?" — мигнул сине-белым "телеграм", и Зоя усмехнулась, проводя пальцем по сообщению и открывая переписку.

Богдан улыбался с какой-то летней фотографии, младше года на два, чем сейчас, всё такой же одинаково привлекательный для женской аудитории как тогда, так и нынче.

"Поссорилась с мамой", — быстро набрала она.

"Я настолько ей не понравился?"

"Ей бы никто не понравился. Этот Петя, собственно, тоже. Просто он был запланирован, а ты нет".

Зоя подождала несколько минут, грустно глядя в окно, за которым по десятому кругу начинала лить дождь неправдоподобная зима, потом решилась и спешно написала:

"Можешь позвонить? Одиноко".

"Ок, наберу", — высветилось практически моментально.

Зоя ненавидела говорить по телефону. Но когда мобильный замигал, подсказывая — это вызов от Богдана, — практически сразу сняла трубку.

Назло матери или просто чтобы избавиться от назойливого чувства одиночества, но сегодня Зоя была согласна проболтать минут сорок, а то и целый час.

Глава седьмая

22 декабря, 2019 год

Это было первое воскресенье за долгое время, когда Зоя в самом деле решила отдохнуть. Учёба уже практически закончилась, она только приходила на репетиции, уже даже почти не появлялась на парах, справедливо полагая, что там она будет разве что мозолить глаза преподавателям. Лебедова, кажется, была довольна таким раскладом, Зоя-то не отказывалась от бесконечных репетиций. Замдекана могла выдохнуть абсолютно спокойно, ведь на Зою как раз ей давить было нечем. Не предложишь какой-нибудь зачет автоматом, потому что и так всё закрыто, не пригрозишь санкции за отказ…

Но с выходными дело обстояло совсем по-другому. В воскресенье вуз не работал, и убежать на репетицию из дома, где мама вела тихую, непрерывную военную кампанию, Зоя не могла. Жаль, потому что ей в самом деле хотелось это сделать.

Она уже призналась себе в том, что репетиции без Орловского были бы далеко не настолько приятными. Зоя в последнее время приходила туда даже не потому, что без тысячного прогона забыла бы слова песни или не смогла бы принять участие в блиц-опросе. Она надеялась, что никто не замечал, как она порой косила глаза на Богдана, наблюдала, как его быстрые пальцы прыгали по клавишам фортепьяно… А ещё — как подсаживалась буквально на миллиметр ближе, опускала руку на подлокотник узкого зрительского кресла, и Орловский словно невзначай накрывал её ладонь своей.

Если б на вопросы ведущего можно было отвечать вот так, сидя в пустом зале и держась за руки, Зоя участвовала бы в этом дурацком конкурсе каждый день!

Лебедова ничего не говорила. Леська проходила мимо и презрительно кривила губы, а потом в коридорах распространяла дурацкие слухи, в которые, к счастью, никто не верил. Лерка, вроде бы действительно предпринимавшая попытки помириться, с горькой усмешкой говорила Зое, что её отношения разрушат её же репутацию.

Отношения были понарошку.

И Зое оказалось всё равно.

А в день, когда не было репетиций, а мама собиралась устроить генеральную уборку и совместить её с генеральной промывкой Зоиных мозгов, девушка взяла и убежала на свидание.

В парке было всё так же сыро и промозгло. Несколько гирлянд уже повесили, оплели ими основание фонарей, чтобы светилось ярче, но при сероватом свете дня рассмотреть всю красоту этого жалкого новогоднего декора не удавалось.

Снег решил ограничиться несколькими снежинками, растаявшими прямо на ладони, а теперь небеса только грозно хмурились, прячась за серыми скучными тучами.

Зоя была без перчаток, в куртке, не годящейся даже для "минус один", но вполне подходящей для стойкого ноля — рекордно холодной температуры этой недозимы. Она сунула руки в карманы и шла, опустив голову, рассматривая землю под ногами.

— Опять поссорилась с мамой? — после минут трёх-четырёх молчания нарушил вялую тишину Богдан, почувствовав, что от радостной, светящейся изнутри Зои с репетиций не осталось и следа, а вместо неё шла какая-то холодная, сердитая девушка, не желающая ничего, кроме морального спокойствия.

— Да мы и не мирились, — пожала плечами Зоя, сворачивая с широкой дороги на узенькую тропинку, где с трудом можно было идти плечом к плечу.

Богдан, не жалея кроссовок, сошёл на болотистую траву, но плестись за спиной так и не стал, всё ещё находился рядом. Наверное, его молчаливое присутствие сейчас было единственной поддержкой, которая не показалась бы Зое навязчивой, и она была благодарна уже за то, что рядом с Орловским можно было просто слушать тишину и наслаждаться желанной зимней прохладой.

Если б ещё выпал снег…

— И ты хочешь, чтобы этот конфликт был исчерпан? — спросил Богдан.

— Хочу, — кивнула Зоя. — Но только она слишком много просит. Я на такое не согласна.

К счастью, вопрос о том, чего же именно пожелала Елена Леонидовна, так и не прозвучал. Впрочем, Орловский ведь не был дураком, очевидно, он и так прекрасно знал правильный ответ.

— Ты уверена?

— Абсолютно, — кивнула Зоя. — Я, понимаешь… Я вдруг со стороны посмотрела на свою жизнь, впервые подумала, что существуют же какие-нибудь другие варианты. И эти варианты — даже неожиданно как-то! — мне понравились. Представляешь? Я как будто дышать свободнее стала. А тут появляется мама и говорит, что она собирается защитить меня от жестоких ошибок. И что мне необходимо вернуться в прежние рамки, исключительно для моего счастья. И что матери надо верить… А я, может, хочу эти ошибки совершить? Может быть…

Она, забыв о холоде, выразительно махнула руками, задела какое-то дерево, ударила локтем Богдана — и так и застыла в несколько неестественном положении.

— Прости, — наконец-то прошептала Зоя. — Тебе всё это слушать не надо, — она вновь сунула руки в карманы и быстрее зашагала вперёд.

Богдан не сдвигался с места несколько секунд, потом, будто приняв какое-то решение, рванулся следом за Зоей и схватил её за руку, останавливая. Повернул к себе, заглянул в глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-то, поправил шарф, о котором Горовая и забыла почти.

— Процесс оживления, знаешь ли, всегда достаточно болезненный, — прошептал он совсем тихо. — Но потом становится легче.

— Хочешь сказать, — горько улыбнулась Зоя, — я поступаю правильно?

— Ты поступаешь так, как тебе хочется. Полагаю, в данной ситуации это синоним слова "правильно", — усмехнулся Богдан — и подался вперёд, чтобы поцеловать её.

Зоя не отпрянула. Вместо этого и сама подалась вперёд, прижимаясь к Богдану,ответила на его поцелуй, внезапно пожалев о том, что была в этой тяжелой, неповоротливой куртке…

Запоздало, чувствуя тепло, жар его губ, подумала о том, что здесь на них уж точно никого не смотрит, сама же зашла в самую дальнюю часть парка, мало кому здесь вздумается прогуляться.

Орловский об этом будто и не думал. Обнимал её, притворяясь, что ему нисколечко не мешает этот надоедливый пуховик, который меньше согревает, но причиняет больше неудобства. Зоя даже руки толком поднять не могла, чтобы обнять его за шею, просто упиралась ладонями в грудь, чувствуя себя беспомощным снеговиком, закованным в бирюзовую шелестящую плёнку.

— Это отвратительно, — выдохнула она, отпрянув. — Ненавижу зиму. Как будто сплю и мечтаю проснуться!

Богдан немного растерянно улыбнулся.

— Я про пуховик, если что, — тут же смутилась Зоя. — Может… Может, мы зайдём куда-нибудь?

— В кино хочешь?

— Хочу, — кивнула Зоя, забыв упомянуть, что терпеть не могла фильмы.

— На что?

— Ты выбирай, — она смутилась, вновь сунула руки в карманы.

"Отвратительно" — последнее, что хочется услышать парню после поцелуя. Наверное. Вообще, Зоя не умела читать мысли, но почему-то почувствовала, как между нею и Богданом появилось странное напряжение, в котором девушка в очередной раз винила себя.

До кинотеатра они добрались достаточно быстро. Богдан подошёл к кассе — за те пять лет, что Зоя здесь не была, узкое окошко сменилось нормальной рецепцией, а старая толстая кассирша, отходившая на часовые "пять минут" с завидной регулярностью, теперь сменилась молодой бойкой девчонкой, лет двадцати-двадцати трёх, не старше.

И она, советуя что-то, так бойко щебетала и так весело улыбалась Богдану, что Зое даже захотелось подойти поближе, схватить его за руку и с нажимом заявить, что это её парень.

Ага. Понарошку.

Это слово впервые оказалось достаточно болезненным, и Зоя поняла, что их отношения действительно напоминали сон длиной в зиму. Смешной уговор, на который она так нехотя согласилась, теперь оказался колючим, болезненным, и она чем дальше, тем больше жалела о том, что его нельзя будет продлить. Казалось, прошло-то всего ничего времени, но девушка так привыкла к тому, что ей всегда есть к кому обратиться, с кем поговорить, если вдруг будет совсем плохо…

— Извините, девушка, а как вас зовут?

Зоя вздрогнула и подняла голову. Рядом маячил какой-то парень — симпатичный, высокий, со смешливыми глазами, судя по виду — студент. Поигрывал билетами в кино, улыбался. Был один.

Кассирша с такой дерзостью кокетничала с Богданом, что Зое захотелось пойти и силком натянуть на неё свой пуховик. И застегнуть до самого горла. Чтобы её обнять было просто невозможно!

— Зоя, — по инерции ответила Горовая.

— Андрей, — представился незнакомец и даже попытался взять её за запястье, имитируя рукопожатие, но Зоя непроизвольно отступила на полшага назад. — Скучаете?

Она не ответила.

— По глазам вижу, что скучаете! А не дадите телефончик?

Судя по виду кассирши, она сейчас даст телефончик Богдану.

— Извините, — улыбнулась Зоя, — но я не одна… Котик! — забыв о том, что она ненавидит кассы и показательные выступления, девушка бодро зашагала к Богдану. — Котик, ну сколько можно! Любой подходящий фильм. В самом деле, мне всё равно, что там будет идти, — она остановилась рядом с Орловским, поймав его несколько удивлённый взгляд, гордо посмотрела на кассиршу, едва не подавившуюся очередной рекомендацией, и поинтересовалась: — Какой ближайший сеанс?

— Через десять минут… — девушка нехотя указала на афишу. — Но мест уже почти нет. Разрозненные…

Засветился экран монитора, вместо афиши на нём теперь отображался зал. И вправду, почти все места светились красным, и Зоя недовольно нахмурилась, выискивая, где бы сесть.

Подсвеченное зелёным сдвоенное кресло с заднего ряда — чем не вариант?

— Давайте это, — бодро указала она на свой выбор. — Сколько с нас?

Выражение кассирши было самым недвусмысленным из всех, что можно себе представить. Когда она называла цену, то, казалось, представляла себе, как откусывает Зое голову. Или подливает ей слабительное в попкорн, это в крайнем случае. Но сеанс начинался уже очень скоро, они с Богданом решительно отказались от идеи брать какую-то еду и направились к уже освободившемуся залу и к гардеробу, где предполагалось оставить свои вещи. Зоя с облегчением отдала пуховик, сунула номерок в куртку и замялась возле двери, не решаясь заходить без Богдана. Привычная неуверенность давала о себе знать, и девушка почувствовала себя спокойно только когда Орловский наконец-то подошёл к ней и, приобняв за плечи, протянул биллеты контролёру. Зоя услышала за спиной сдавленное хихиканье кассирши, голос того парня, который подходил к ней знакомиться, и заставила себя идти быстрее.

Она, наверное, повела себя, как последняя дура?

Эта мысль сопровождала Зою до того момента, пока они наконец-то не заняли своё место. И справа, и слева уже сидели какие-то парочки, кажется, пришедшие уж точно не смотреть фильм, но девушка, неожиданно смутившись собственного порыва, повернулась к экрану и сделала вид, что её интересует реклама, которую крутили в кинотеатре перед сеансом.

— Если ты хочешь реально посмотреть этот фильм, то мы выбрали очень неудобные места, — прошептал Богдан, стараясь не нарушать удивительно шумное молчание кинозала. — Если что, там есть более удобные свободные места. Пересядем?

Зоя замялась. Если она собиралась смотреть фильм, то да, пересесть было бы логично. Отсюда практически ничего не было видно, парочка справа уже увлечённо целовалась, парень слева пытался забраться под юбку к своей девушке, и было видно, что до поцелуев им осталось не так-то далеко.

А ещё Зоя понятия не имела, какой фильм она выбрала.

— Я не знаю, что тут будут показывать, — шепотом призналась она. — Я по времени выбирала.

Название фильма, написанное на билете, не говорило девушке ровным счётом ничего.

— Если хочешь, всегда можно уйти, — предложил Богдан.

— Не хочу, — упрямо мотнула головой девушка.

Она думала придвинуться ближе, но потом, запоздало вспомнив о том, какую глупость ляпнула в парке, нарочно отодвинулась подальше и сделала вид, будто увлечённо смотрит фильм. Трейлеры наконец-то закончились, хотя это был уже какой-то пятый или шестой, она не считала, и сам фильм изволил начаться.

Интересного было мало. Зоя запоздало поймала себя на мысли, что надо было хоть жанр у кассирши спросить, но ей так хотелось осадить мерзкую девицу!

Она забилась в противоположный угол сдвоенного кресла и оттуда смотрела больше на Богдана, чем на наполовину скрытый за головами сидевших спереди людей экран. Орловский же, казалось, даже заинтересовался, по крайней мере, следил за сюжетом, но в те моменты, когда зал начинал смеяться, его губы с опозданием трогала скорее раздражённая, чем весёлая улыбка, словно он силой заставлял себя не выпадать из общей струи.

Обиделся? Вполне вероятно, хотя и пытается не подать виду.

Зоя зажмурилась. Зачем вообще было идти на этот фильм, если она ни смотреть не может, ни повторять действия парочек по соседству, которые, кажется, совсем забыли о правилах приличия?

С трудом преодолевая привычную стеснительность, она придвинулась ближе к Богдану и взяла его за руку. Парень отреагировал не сразу, но через полминуты, когда Зоя хотела уже отодвигаться обратно, сжал её пальцы чуть крепче, но тут же выпустил их — чтобы обнять девушку за талию.

Она облегчённо вздохнула и прижалась к Богдану, даже голову ему на плечо, расслабляясь, и закрыла глаза. Шум фильма был теперь не более чем досадной помехой, и Зоя даже согрелась и забыла о надоедливом пуховике, висевшем сейчас где-то на вешалке в гардеробе.

Через несколько минут Богдан обнял её чуть крепче, то ли реагируя на какую-то напряжённую сцену в фильме, то ли просто немного осмелев и решив, что он имеет право переступить через какое-то крохотное ограничение в их отношениях. Зоя охотно придвинулась ещё ближе, опустила руку ему на грудь, чтобы чувствовать, как глухо билось сердце, и закрыла глаза…

Напряжённые сцены фильма сменились какими-то долгими разговорами. Очевидно, перед кульминацией наступала привычная пауза, когда героям предстояло разобраться в себе, сделать шаг друг другу навстречу. Зоя подняла голову и несколько секунд изучала лицо Богдана, освещённое разве что слабым свечением экрана. В зале было темно, и можно было увидеть только общие очертания, силуэт.

Парочка справа, кажется, даже не целовалась, а пыталась друг друга съесть, заглушая все диалоги. Кто-то из сидевших спереди обернулся и гневно зашипел на них, призывая к порядку.

Зоя почувствовала себя преступницей, хотя обращались, конечно же, не к ней. Кто-то, возможно, и вправду пришёл смотреть фильм, а она даже не сконцентрировала внимание на том, что происходило на экране. Да и Богдан на всех этих диалогах, призванных выжимать из людей скупую слезу, потерял интерес к фильму, откинулся на спинку кресла, а потом наклонился ближе к Зое, действуя неосознанно, интуитивно.

Девушка первой нашла его губы. Поцелуй получился почему-то солёным, с привкусом слёз, хотя Зоя грешила на выпитую минеральную воду с похожим вкусом. Это был горький привкус не прозвучавших извинений, и Горовая в очередной раз почувствовала себя последней идиоткой, совершенно не умеющей ценить то, что у неё есть.

— Ну это же можно делать тихо! — вновь зашипели всё на ту же увлёкшуюся парочку справа. — Ну другие люди не выдают же столько шума!

Богдан чуть отодвинулся от Зои, и теперь на его губах играла привычная задорная улыбка.

— Решила подать им пример? — тихо спросил он.

— Мне было противно только от пуховика, — выдохнула девушка, надеясь, что её шепот расслышит только Богдан, а не целый зал свидетелей.

Но на экране разыгралась очередная экшн-сцена, и все остальные, кажется, наконец-то обратили внимание на всё происходящее там. Зоя продолжала чувствовать себя маленькой дурочкой, делающей какую-то невообразимую глупость, но теперь обнимать Богдана было удобно, тонкий гольф не мешал прижиматься к нему всем телом и не казался преградой вроде того мерзкого пуховика.

Как только выпадет первый снег, она наденет своё зимнее пальто, и плевать, что будет грязно, каша под ногами, а она не везде будет выглядеть уместно. Ходила ведь в нём уже, когда пуховик промок насквозь от дождя, и ничего страшного, никто не предъявлял претензий.

— Ты просто чудо, Сойка, — хрипловато рассмеялся Богдан. — Не знаю больше ни одной такой, как ты.

— Я тоже, — ответила Зоя.

Прозвучало самонадеянно, но она, собственно, говорила не о себе, а об Орловском, с трудом сдерживая рвущуюся на свободу улыбку.

Он, наверное, всё понял. Но говорить ничего не стал, только вернул поцелуй, и Зоя впервые осознала, что это всё действительно не на публику, не понарошку, а почти по-настоящему, взаправду… Как будто сказка сбывается, и хотя у принца пока что нет белого коня и даже белого автомобиля, разбудить возлюбленную, разбить проклятье вечного сна он всё равно в силах.

Глава восьмая

27 декабря, 2019 год

Казалось, до конкурса была ещё уйма времени, но Зоя даже моргнуть не успела, как наступило то самое двадцать седьмое число, когда надо было выступать. С каждым днём времени для репетиций оставалось всё меньше, и она наконец-то поняла, почему Лебедова настаивала на том, чтобы отточить всё заранее. В актовый зал то и дело приходили конкуренты, настоятельно просили покинуть зал, чтобы не подсмотреть какие-то детали их гениальных номеров и не стянуть ответы на вопросы. Леся, вздумавшая быть активисткой в рамках всего университета, а не факультета, помогала всем и сразу, и Зоя только и видела, как то тут, то там мелькала её рыжая шевелюра и доносился характерный для девушки шум — слишком уж неуёмной, желающей более ярко продемонстрировать свою активность она была, слишком настойчиво предлагала свою помощь, а ещё так смешно обижалась всякий раз, когда ей отказывали, что Зоя с трудом сдерживала смешки, но никогда ничего не говорила. Останавливать Лесю в любом случае было бесполезно. Пытаясь быть активной, она с такой старательностью занимала всё свободное пространство, что единственным выходом из ситуации оказалось просто не связываться.

Даже Лебедова, и та прикрикивала на девушку, успешно позабыв о том, что прежде та была её любимицей. Замдекана терпеть не могла, когда кто-то предавал родной факультет в пользу общественной деятельность и пытался помочь всем и вся, потому у Леси, кажется, медным тазом накрылись несколько зачетов и прахом пошли все мечты о помощи Лебедовой.

За день до праздника зал как-то неуловимо преобразился. Появился новогодний декор, который устанавливали, разумеется, студенты, тоже за какие-то бонусы от своих преподавателей, потому что университет не мог предоставить работников. Переносили длинные ряды сидений, чтобы всё-таки можно было занимать места и не бояться того, что туда даже дистрофики не смогут пролезть.

На улице выпал первый снег. Слабый, тонким слоем покрывавший траву и даже не до конца прятавший влажную грязь земли, он всё равно создавал какую-то особенную, праздничную атмосферу, о которой так мечтал весь город в преддверии Нового года. После двадцать пятого числа, отметив первый государственный выходной из большого праздничного цикла, народ как будто вздохнул с облегчением, сдал почти все отчёты и был готов приступить к веселью. Город наполнился новогодним шумом, запахом мандаринок, засуетился, готовясь встречать праздник, и Зоя наконец-то осознала, что Новый год, который она так любила отмечать, наконец-то должен наступить, буквально через несколько дней, и никто не мог ему помешать. Ей хотелось глотнуть немного этого счастья, разлитого в воздухе…

Но сначала надо было распрощаться с последним делом этого, настоящего года — принять участие в конкурсе, в котором она не видела особенного смысла, но согласилась и как-то внезапно с помощью него обрела нечто большее, чем привычная для её жизни обстановка.

Теперь за кулисами осталось совсем мало места. Рядом крутились организаторы, другие участницы, их помощники, которые не особенно осторожничали с конкурентами. Зоя впервые почувствовала, что кто-то действительно хотел выиграть. Она — не особо, если честно. Во всём этом, если честно, не было никакого смысла. Конкурс, который закончится всего лишь лентой и пластиковой короной, купленной в магазине детских игрушек.

До начала оставалось несколько минут, и общая дрожь немного передавалась и Зое. Богдан, будто почувствовав, обнял её за плечи и тихо прошептал на ухо:

— Не переживай. Ты же здесь самая лучшая. Как ты можешь не выиграть?

Зоя хотела ответить, что ей, собственно, не важно, выиграет она или проиграет, но вместо этого девушка только дотронулась до его руки, покоившейся у неё на плече, и шумно выдохнула воздух, пытаясь собраться с мыслями. Победа, поражение, это всё не имело значения… Она чувствовала себя счастливой. Даже если дома всё ещё была холодная война, и они с мамой практически не разговаривали, скорее перебрасывались сердитыми фразами, с трудом сдерживая общее раздражение, если Лебедова косилась немного странно и три раза поинтересовалась у Зои, не хочет ли она изменить аккомпаниатора, чтобы не переживать во время выступления…

Она включила на секунду экран мобильного, сверяясь со временем, и почти в тот же миг, вспомнив о том, что начинать надо было минут на десять ранее, ведущий наконец-то изволил выйти на сцену. Зоя растерянно оглянулась, сунула телефон в сумку, её передала Богдану, не зная, куда ещё деть, и вздрогнула, когда объявили её имя. В самом деле, первой?

Зоя ненавидела выходить первой. Она понятия не имела, куда надо идти, как становиться, что делать. Не могли позвать хотя бы второй? Но их факультет был самым большим, и девушка понимала, что Лебедова весь мозг ведущим проела, только чтобы Зоя выходила первой. Думала, наверное, что это чем-нибудь ей поможет…

Пришлось подниматься наверх. Ступеньки, которые вели на сцену, были кривыми и шаткими, Зоя опасалась, что попросту свалится с ног, если сделает один неправильный шаг. Тем не менее, варианта отступить не было, и она вышла на сцену, добралась до точки, на которую им показывали ещё при репетиции. Ведущий продолжал тарахтеть, перекручивая фамилии некоторых участниц, а Зоя наконец-то нашла время осмотреть зал.

И увидела маму.

Елена Леонидовна сидела рядом с Лебедовой и, заметив дочь, склонилась к замдекану, явно задавая какой-то вопрос. Зое вдруг стало не по себе, и она почувствовала себя самой последней идиоткой, которая какого-то чёрта пришла на конкурс, и конкурентки ей не по зубам. Тут, наверное, каждая мечтает о победе, а Зоя стоит вот как та варёная рыба, моргает и никак не может привыкнуть к тому, что на неё смотрят. Ещё и первый раунд, эти вопросы…

— А теперь пришла очередь наших девушек представить себя, — затараторил ведущий. — Мы переходим к визиткам. Конкурсантка номер один, — он подмигнул Зое, — остаётся с нами, — а все остальные девушки ждут своей очереди.

Зоя выдавила из себя улыбку, но она, наверное, выглядела очень жалко. Ведущий всё никак не мог умолкнуть, и девушке хотелось зажать себе уши, только б не слышать его противный, резонирующий голос. Впрочем, заученные фразы визитки она выдохнула легко, без запинки, и вновь поймала на себе внимательный взгляд матери.

— Скажите, Зоя, — ведущий повернулся к ней и ткнул университетский микрофон прямо под нос, едва не выбив девушке зубы, — вы влюблены?

Вообще-то, задавать такие личные вопросы было запрещено. Зоя знала, что она должна выстоять здесь, на сцене, в открытом платье, не обращая внимания на холод, обязана поговорить о том о сём с далеко не самым гениальным представителем мужской половины, вечным университетским ведущим, который уже выпустился два года как, а его всё ещё по старой памяти зовут вести мероприятия.

— Ну же, Зоя, — поторопил её ведущий и театральным шепотом добавил: — Это вопрос личного интереса! Я просто пользуюсь служебным положением!

Эта уловка, кажется, предназначалась для другой девушки, но ведущий смотрел на Зою так, как обычно смотрят несколько заинтересовавшиеся своими поклонницами звёзды, пытающиеся примерить ту или иную девчонку к своей постели. Зоя терпеть не могла таких мужчин, и этот парень, имя которого вылетело из её головы, выглядел далеко не лучшим представителем своего пола, хотя, очевидно, был о себе высокого мнения.

В зале послышались смешки, но Зоя видела только маму, буквально сверлившую её пристальным, вредным взглядом. На лбу Елены Леонидовны было прямо написано: "Не делай глупостей, дочка".

А Зоя хотела.

К чему весь этот фарс? Дорогое платье, надетое в университете, где по-хорошему даже пальто нельзя снимать? Она так замерзла, стоит тут, улыбается людям, которых не знает, вместо того, чтобы проводить вечер дома или в каком-нибудь уютном ресторанчике рядом со своим парнем… И плевать, что понарошку! Это она сама себе напоминает раз за разом, а Богдан уже недели две даже не заговаривал об этом.

— Да, — неожиданно легко улыбнулась она. — Моё сердце занято.

— Завидую, — поделился ведущий и продолжил задавать свои глупые вопросы.

Она терпеливо выдержала первую часть конкурса и ушла за кулисы, дрожа. Визитки других девушек проходили куда быстрее, конкурс на смекалку многие проваливали, а Зоя даже не помнила, какие ей вопросы задавали. Это "вы влюблены" было единственным, что было буквально высечено в памяти.

Оставалось только выдержать выступление, а потом блиц-раунд, который вообще выдернули из какого-то "что-где-когда". За кулисами девушки кутались в тёплые куртки, потому что было очень холодно. Те, кто должен был петь, косились на трескучие колонки, завидовали, что Зое повезло отхватить целого аккомпаниатора, а кто-то даже пытался заигрывать с Богданом, но Орловский проявил себя как настоящий чурбан, даже не отреагировал на все девичьи старания.

Зоя откровенно дрожала. Она набросила пальто на плечи и запустила пальцы в тёплый рыжий мех воротника. Пальто подходило к платью, выглядело лучше, чем ненавистные пуховики, и она с трудом представляла себе, как выпутается из него, чтобы петь в тоненьком платье. Заболеет наверняка…

Последняя девушка заканчивала со своей визиткой.

— Всё в порядке? — тихо спросил Богдан, останавливаясь у неё за спиной.

— Думаю, — прошептала Зоя, — как заставить себя соответствовать правилам.

— Да никак, если это, конечно, не законы нашей страны, — фыркнул Богдан. — Ты ж не собираешься сделать ничего плохого?

Занавес на время опустился, позволяя подготовиться к первому номеру, и Орловский, виновато улыбнувшись, словно извиняясь, что должен оставить её на время, уверенно зашагал к фортепьяно и отмахнулся от местного ответственного за звук, пытавшегося подсунуть ему какое-то устройство. Зоя проводила его, отметив про себя, что Богдан хоть и надел рубашку, так и остался в привычных джинсах и кроссовках, не особенно задумываясь о дресс-коде.

Ведущий, оставшийся снаружи, назвал её имя, и Зоя знала, что когда поднимется занавес, она должна уже стоять у микрофона. На решение оставалось около тридцати секунд, и ещё ведь надо было дойти…

А она, выдохнув, поплотнее завернулась в своё тёплое одеяние и бодро зашагала к микрофону. Кто-то из конкуренток тихим шипением окликнул её, дёрнул за полу пальто, но Зоя даже не оглянулась, только рывком высвободила шерстяную ткань из цепких пальцев девушек с других факультетов.

Занавес наконец-то поднялся, и она вновь смотрела на зал, стоя возле стойки с микрофоном, у самого края сцены, там, где её пыталась пародировать низкорослая, вредная Леся. Мать фыркнула — Зоя видела, как искривились её губы, — Лебедова сделала глаза, как те тарелки, даже вскочила, наверное, чтобы самостоятельно отобрать у Зои пальто, но Елена Леонидовна поймала её за руку и сказала что-то, уговаривая сесть. Зоя нашла взглядом недоумённую Лерку, Лесю, брызжущую ненавистью, Иру и Аню в первых рядах, недовольно засвистевших в ответ на её выход, и подумала — а ведь ей настолько всё равно! Впервые в жизни плевать на то, что подумают другие…

Так почему бы не рискнуть?

Зоя сняла микрофон со стойки, отказываясь играть роль кинодивы из прошлого века, и уверенно направилась к Богдану. Тот, правильно её поняв, опустил руки на клавиши фортепьяно и медленно, набирая темп и входя в мелодию не так, как они разучивали, начал играть.

Девушка закрыла глаза, пытаясь прочувствовать песню по-новому, так, как ей хотелось бы её вывернуть, и даже мысленно попросила прощения у автора, прежде чем наконец-то запела, поймав правильную ноту. И ей было плевать, что платье скрыто за пальто, а пальто и её саму за фортепьяно почти не было видно. Зоя впервые позволила себе наслаждаться выступлением. Просто потому, что она была здесь. Просто потому, что пела любимую песню.

Рядом со своим "понарошку" любимым.

Лебедова прибежала за сцену, когда выступление закончилось. Размахивала руками, шипела, а не кричала, только потому, что кричать было запрещено, можно испортить номер тем, кто в этот момент был на сцене. Зоя выслушала её с мягкой улыбкой, не позволяя себе расстроиться.

И на блиц-тур вышла, так и не позволив снять с себя пальто. Даже надела длинные, до локтей, перчатки, потому что так выглядело более органично. Лебедова разве что ядом не плевалась, и если б не Богдан, заговаривающий ей зубы, должно быть, вырвалась бы на сцену и уцепилась бы ей в волосы. Зое было всё равно. Она чувствовала себя умнее конкуренток — не только потому, что быстрее других отвечала на большую часть вопросов, а и потому, что её пальцы не одеревенели от холода, и она легко нажимала на нужную кнопку.

И не дрожала, когда надо было отвечать. Ну и что, что приходилось поправлять меховой воротник, пока остальные красовались в открытых платьях? Зоя велела себе думать больше о здоровье, чем о красоте, и отлично справлялась с этой удачей, успешно игнорируя всё то, что могли о ней сказать другие. Подумаешь, дала ведущему повод три или четыре раза пошутить по поводу её теплолюбивости?

Нет, любовь не греет, иначе это было бы неприлично.

Разумеется, лучше быть дерзкой, чем с насморком.

Он хочет пошутить ещё раз?

…Ведущий хотел. Он даже раз или два перебил ректора, когда тот толкал торжественную речь о том, что он очень ценит особенную красоту каждой своей студентки. Пошутил, что лучше б цени здоровье — включил бы нормально отопление. Ректор не краснел, к нападкам на прохладные батареи он уже давно привык и не реагировал на них, как будто это было чем-то нормальным.

Зоя тоже ни на что не реагировала, хотя Лебедова шипела у неё над ухом, а ректор даже пару раз покосился на конкурсанток, стоявших за кулисами, чтобы убедиться, что они его слушают. Не слушали, даже сомневаться не надо было в этом.

И Зоя не слушала. Если б не Лебедова, пропустила бы, когда ректор, выдержав слишком длинную паузу после "победительницей становится", выдохнул наконец-то:

— Зоя Горовая!

Лебедова аж взвизгнула. В зале сквозь громкие аплодисменты Зоя услышала недовольный свист, но ей даже не надо было смотреть, чтобы чётко определить, кто свистел — у Ани всегда отлично получалось, она частенько хвасталась этим своим умением. Очевидно, решила проявить этот свой талант, чтобы доказать, что это её надо было брать как конкурсантку.

Девушка даже не помнила, как в очередной раз поднялась по шатким ступенькам, чтобы пожать ректору руку и принять от него ленту, которую он так и повесил поверх пальто, корону, кое-как опущенную ей на голову, статуэтку, очевидно, являвшуюся ещё одним символом победы.

Зоя даже не до конца осознала, что от неё требуется, когда ей в руки впихнули микрофон, требуя сказать последнее слово, поблагодарить всех, утешить конкуренток, хотя вряд ли они будут в восторге.

— Это большая честь для меня… — микрофон заскрипел, выражая недовольство её ложью, и девушка попыталась улыбнуться увереннее. — Это большая честь для меня — получить этот статус, особенно когда не верила в победу. Я уверена, что каждая из моих конкуренток заслужила стоять здесь и говорить торжественную речь победительницы; более того, я даже не верила, что мне в самом деле придётся произносить эти слова. Это был приятный путь, и мне не просто приятно быть оценённой моим университетом — приятно будет навсегда оставить яркое воспоминание о днях, когда я узнавала его с другой стороны, не только как студентка, посещающая пары и сдающая лабораторные работы… Хочу поблагодарить администрацию факультета, остановившую свой выбор именно на мне, за поддержку, помощь в постановке номеров, тщательную подготовку. Спасибо всем, кто принимал в этом участие и из студентов…

Зоя знала, что это была правильная, канонная речь победительницы, которую ей два или три раза дала почитать Лебедова, искренне надеющаяся на то, что кто-то да оценит Зою и ей придётся всё это говорить. Она сейчас смотрела на неё с таким умилением, отпечатавшимся на лице, что даже смешно было — неужели эта крохотная, ничего не значащая победа, настолько много для неё означала?

И речь звучала пафосно, как будто Зоя только что выиграла не железную статуэтку, а настоящий "Оскар" или хотя бы миллион гривен. Тем не менее, она договорила, произнесла последнюю фразу, которой завершалась речь, и запнулась.

Это не мог быть конец. Слишком рано или слишком неправильно.

— Но больше всего, — Зоя улыбнулась, — я благодарна тому, кто научил меня быть искренней. Если б не это, — она повернулась к Богдану, — если б не он, — имя девушка называть не стала, это и так было понятно, — я бы никогда не победила.

Зал взорвался аплодисментами. История любви могла понравиться каждому, а Зоя подозревала, что в понедельник в местной университетской газете будет статья не о её высоких чувствах, а о том, что "мисс Университет — активистка, борющаяся за тепло в аудиториях".

Зоя, в целом, была не против.

Глава девятая

27 декабря, 2019 год

Зоя едва не упала, когда пришло время сходить со сцены, и с облегчением вручила букет, который ей подарили, Лебедовой.

— Поставьте где-нибудь на кафедре, — попросила она, — или в деканате. Я думаю, это будет приятно, а то я не знаю, когда доберусь домой.

— Конечно, Зоечка, — заворковала Лебедова, пытаясь обнять девушку. — Ты большая молодец! Я и не знала, что с этим пальто получится такая хорошая идея!

Зоя только пожала плечами. Она уже стянула с себя победную ленту, радуясь, что все торжественные фотосессии закончились, а фотограф наконец-то отправился домой. Конкурентки, кто-то разочарованный, а кто-то не особо на что-то надеявшийся, тоже постепенно расходились, и крохотное зеркало наконец-то освободилось, так что у неё появилась возможность подойти поближе и вытащить корону, запутавшуюся в волосах, из причёски.

— Помочь? — голос Богдана прозвучал неожиданно близко. — А то ты как скальп снимаешь.

— Давай, — усмехнулась Зоя. — Помогай…

Он осторожно, едва ощутимо касаясь пальцами волос, высвобождал зубчик за зубчиком, спасая Зою от её же победной короны, и девушка позволила себе немного расслабиться. Ей сейчас очень сильно хотелось домой или просто где-нибудь посидеть, немного расслабившись, забыть об окружающем шуме и вновь вернуться в привычную тишину свитеров.

— Ты была непревзойдённая, — прошептал ей на ухо Богдан — и вложил в руки корону. — И очень смелая.

— Подумать только, какая смелость, надеть пальто, чтобы не замёрзнуть, — фыркнула Зоя.

— Действительно. А я-то думаю, почему все остальные отказались от этой идеи? Ах да, они не хотели показаться банальными! — закатил глаза Орловский.

В какой-то мере он, конечно, был прав, но Зоя не желала чувствовать себя уникальной только из-за того, что она догадалась не превращаться в ледяшку. Да и ей вообще не о том хотелось думать.

Богдан стоял так близко, что это казалось даже интимным. Это было впервые, когда и пальто-то показалось Зое лишним. Она чувствовала тепло парня сквозь плотную ткань, но этого казалось недостаточно. И Зоя подумала — а она солгала ведущему? Или действительно сказала правду, когда он говорил о влюблённости, а она с лёгкостью кивнула, не задумываясь о последствиях, о том, что потом ей скажет мама, может быть, проклиная за спешку…

Девушка медленно повернулась к Орловскому лицом и непроизвольно потянулась к его губам. Это был очень уместный момент для поцелуя, в меру демонстративного, но всё равно интимного, для них двоих.

Уместный.

Но только ничего не вышло.

Зоя не знала, как она умудрилась пропустить отличительный, характерный для её матери стук каблуков, но она заметила Елену Леонидовну, только когда та остановилась на внутреннем краю сцены, у самих ступенек, и громко кашлянула, напоминая о себе.

— Поздравляю, дорогая, — улыбнулась она дочери. — Я была уверена в том, что ты победишь.

Зоя нехотя вывернулась из объятий Богдана, почему-то чувствуя себя совсем не счастливой.

— Спасибо, мама, — проговорила она.

— Я заказала в ресторане столик на двоих на вечер. Такси уже ждёт, чтобы мы по холоду не тряслись в трамваях, — женщина улыбнулась. — Посидим, как раньше. Ты заслужила быть звездой сегодняшнего вечера.

Елена Леонидовна так уверенно подчеркнула это "на двоих", что Зое даже не по себе стало. Богдан, прежде едва ощутимо придерживавший её за спину, чтобы придать некой уверенности, взглянул на Зою так виновато, как будто просил прощения, что вообще здесь — ещё и мешает!

— Я пойду, — промолвил он. — Хорошего вечера. Созвонимся как-нибудь потом, — не удержавшись от демонстративного жеста, он поцеловал всё-таки Зою, оставив невидимый теплый след на щеке, с лёгкостью запрыгнул на возвышение сцены, не воспользовавшись ступеньками, и быстрым, уверенным шагом направился прочь, очевидно, чтобы больше не смущать ни Зою, ни её мать, сердито покосившуюся ему вслед. Женщина хмыкнула, глаза закатила, выражая собственное недовольство тем, как он легко ушёл, не позаботившись о том, чтобы на какие-то несколько минут стать жертвой нападок Елены Леонидовны, но дочери ничего говорить не стала — может быть, пожалела из-за сегодняшней победы?

От хорошего настроения не осталось и следа. Зоя не стала менять платье на свитер и джинсы, только плотнее запахнула пальто, чтобы не замерзнуть за короткие метры от выхода из университета до стоявшего совсем рядом такси, посмотрела мельком на себя в зеркало в холле и даже подумала, что выглядела красиво, но только этот факт её совершенно не радовал сегодня. И шутка таксиста про принцессу, так позабавившая маму, была мимо, Зоя даже не отреагировала никак, отрешённо глядя в окно.

Напряжение между нею и матерью нарастало с каждой секундой, хотя они и не разговаривали почти всю дорогу. Зоя всё ждала какого-то подвоха, и это ожидание не прекратилось и тогда, когда они добрались всё-таки до ресторана, и мама выбирала блюда из меню.

Зоя попыталась предложить что-то для заказа, но мама с уверенностью отмела эти позиции — дорого, невкусно, дома можно приготовить, о, зачем им вообще такие выкрутасы и какой десерт, купят по пути назад тортик! — и официанту продиктовала только то, что ей самой хотелось. Зоя ненавидела рыбу, но мама хотела попробовать, и потому перед ними обеими теперь стоял стейк лосося, за который Зоя не знала с какой стороны приниматься.

Мама уже успела съесть несколько кусочков, сделала глоток вина, кажется, даже тост произнесла. Зоя позволила втянуть себя в беседу, и в какое-то мгновение ей даже показалось, что они с мамой могли общаться как прежде, не задумываясь ни о чём.

Играла приятная музыка, девушка расслабилась, и вечер даже в какую-то секунду показался ей приятным.

— Здравствуйте! — голос показался Зое знакомым, и она подняла голову на подошедшего к ним парня — надо же, того самого, с которым они столкнулись в кино. — Позвольте пригласить вас на танец?

— Соглашайся, Зоечка, — мама не продержалась и минуты без совета. — Будете отлично смотреться.

Отлично?

У парня было что-то общее с Богданом. Зоя ещё в прошлый раз заметила какое-то едва заметное, но при этом достаточно ощутимое сходство, но только до сих пор не могла описать, в чём же именно оно заключалось. Может быть, в цвете волос или какой-то весёлой искринке в глазах… Неизвестно. Вот только если Орловскому она не до конца доверяла, но была готова рискнуть, то этот молодой человек вообще не внушал никаких положительных эмоций.

— Извините, но нет, — выдавив из себя скованную улыбку, ответила Зоя.

— И сколько ещё раз нам придётся столкнуться, чтобы я услышал "да"? — хитро поинтересовался парень.

— Боюсь, сколько б раз это ни случилось, разницы никакой нет, — пожала плечами девушка. — У меня есть молодой человек. Извините, но не стоит больше меня никуда приглашать.

Мама даже открыла рот, кажется, чтобы заявить, что у её дочери с Богданом ничего нет, так, какие-то отношения для развлечения, но незнакомец уже понимающе кивнул, протянул что-то вроде "как жаль, как жаль" и вернулся за спой столик.

— Ты зря это сделала, — сердито отметила Елена Леонидовна.

В мягком полумраке ресторана было видно, как вспыхнули гневом её прежде добрые тёмные глаза. Женщина подняла руку, стремительным движением поправляя волосы и закладывая за ухо мешающую прядь, и уже по этому жесту Зоя увидела, насколько мама разъярена.

— Почему? — непроизвольно пытаясь притвориться дурочкой, спросила Зоя. — У меня же в самом деле есть парень.

— И где он, твой этот парень? — сердито фыркнула мама. — Мне кажется, мы сидим здесь вдвоём. Ничего страшного бы не случилось, если бы ты потанцевала с этим молодым человеком.

Надо же! Это она так с Лебедовой мило пообщалась, что сейчас готова растерзать Богдана в клочья?

— Я думаю, от того, что я ему отказала, тоже ничего страшного не случится, — пожала плечами Зоя. — Тебе не следует так реагировать.

— Так значит, у тебя с ним всё серьёзно?

— С кем, с Богданом? — на всякий случай уточнила девушка, прекрасно понимая, кого именно имеет в виду мать. — Ну, да. Ведь я не похожа на ту, кто стал бы встречаться с парнем просто развлечения ради, правда?

— Зато он как раз похож на такого молодого человека, который просто играет, а не строит серьёзные отношения. Не просто так же он убежал, верно?

— Он ушёл, потому что ты ясно дала ему понять, что мы этим вечером не нуждаемся в его компании, — отметила Зоя. — Вот и всё.

Елена Леонидовна закатила глаза.

— Не преувеличивай чуткость мужчин.

— Чуткий или нет, но с ним я б не ела рыбу, которую терпеть не могу, — проворчала Зоя, ковыряясь вилкой в своём лососе.

К сожалению, эти слова не пролетели мимо ушей её матери. Елена Леонидовна взглянула на рыбу так, словно та стала её личным врагом, и холодно проронила:

— Я хотела сделать тебе приятное, Зоя. И мне кажется, что с той поры, как ты начала с ним встречаться, мы слишком мало времени проводим вместе.

Вообще-то, дело было не в Богдане, а в том, что Зоя целыми днями торчала в университете на репетициях, а в те минуты, когда оказывалась дома, мама отмахивалась от неё и в очередной раз пряталась за работой. Но говорить женщине об этом было как минимум глупо. Елена Леонидовна никогда не признавала своё поражение, ей нравилось оказываться правой в любой ситуации, что бы ни произошло. Зоя уже смирилась с этим и практически не реагировала на выпады матери, только в тех редких случаях, когда ну точно не могла промолчать.

— Ну, сейчас мы вдвоём, — пожала плечами девушка. — Надеюсь, тебе доставляет удовольствие моя компания.

— И всё же, — не унималась мама. — Твоя замдекана… Лебедова эта, она рассказала мне об этом парне совсем не хорошие вещи.

Зоя могла себе представить.

— Оказывается, он был замешан в какой-то мерзкой драке… — наверняка Елене Леонидовне уже были известны все подробности, но она умело манипулировала словами, пытаясь заставить дочь примкнуть к её мнению. — И у него сомнительная репутация в контексте девушек. К тому же, из-за него ты поссорилась с подругами. Аня и Ира говорили мне, что этот молодой человек тлетворно на тебя влияет.

— А Лера?

— Лера не подходила, — пожала плечами мама. — Возможно, ты так её обидела, что она не хочет даже со мной общаться?

Скорее наоборот, она единственная не желала участвовать в коллективном предоставлении Елене Леонидовне отвратительных фактов из наполовину выдуманной биографии Орловского.

— Я понимаю, — тем временем мягко продолжила женщина, кажется, пытаясь увлечь Зою в паутину своих слов, — что ты влюблена. Это нормально! Все мы в таком возрасте очень легко верим словам, да и любви хочется каждому… Я подумала, может быть, не стоит делать из этого трагедию. В конце концов, всё хорошо, все мы живы, здоровы… Тебе просто нужны свежие впечатления. Может быть, на Новый год в Карпаты? Я взяла билеты, двадцать восьмого выезжаем, возвращаемся шестого числа, как раз на Рождество… Поедешь?

Зоя вспомнила ни с того ни с сего, что лет пять мечтала куда-то поехать с мамой. Но каждый год у них был одинаково неудачный, хотя предоставить точные характеристики этих самых неудач Зоя не могла. Завал на работе, несвоевременная сессия, на которой надо присутствовать, даже если попытаться сдать всё заранее, какой-то очередной мамин отчёт или просто нежелание выезжать… За долгое время жизни этой мечты она успела уже поугаснуть и казаться чем-то вялым, такой себе нереализованной возможностью. Зоя давно уже была в том возрасте, когда можно ездить и не с мамой, а с подружками.

Или с молодым человеком.

Совпадение, что именно в этом году мама решила поехать в Карпаты, отдохнуть вдвоём с дочерью? Нет, Зоя не верила в такие совпадения.

Елена Леонидовна умело, завуалированно отделяла её от Богдана, стремясь хотя бы так, искусственно, ограничить их общение.

— К сожалению, я не смогу, — пожала плечами Зоя.

Холодный мамин взгляд мог убить бы кого угодно, но девушка слишком к нему привыкла.

— Это из-за твоего молодого человека? — сухо поинтересовалась женщина.

— Ну что ты! — хмыкнула Зоя. — Это из-за моей сессии. У меня тридцать первого зачёт. И третьего потом. Тут уж точно не уедешь.

— Ты ведь всё сдала, разве нет?

— Да, но всё равно должна быть, — покачала головой девушка. — Во-первых, меня просили прийти из-за того, что могут быть проверки, а во-вторых…

— Хочешь, я договорюсь?

— Мам, — Зоя вздохнула. — Езжай сама, ладно?

Елена Леонидовна взглянула на неё так, словно Зоя только что с Луны свалилась.

— Одна? — переспросила женщина.

В её глазах на мгновение даже вспыхнуло отчаянное желание согласиться. Зоя знала, что на самом деле мама мечтала отдохнуть от неё, от семейных обязательств, от готовки и от неуверенности собственной дочери. Возможно, она нашла бы какую-то подругу, которой всучила бы вторую путёвку, а может, и вправду наслаждалась бы тишиной пустого номера, как знать. В любом случае, она приглашала Зою не потому, что хотела провести время с дочерью, и девушка отлично это чувствовала.

— Ну да, — кивнула Зоя. — Отдохнёшь. Всем время от времени нужно одиночество.

— Что ж, и ты хочешь сама встречать Новый год?

— Сделаю себе шубу и проведу с нею наедине вечер тридцать первого декабря, — пообещала Зоя. — Мне тоже не помешает пару дней в тишине и спокойствие. Просто без Карпат, понимаешь?

Елена Леонидовна с сомнением кивнула.

— Да, в последнее время ты вела достаточно активную жизнь, — наконец-то поверила она в слова собственной дочери. — Возможно, тебе и вправду не помешало бы немного от этого отдохнуть. А может, позовёшь подруг?

— Может быть. Помирюсь с Лерой, она вот тоже не хочет отмечать Новый год дома, — пожала плечами Зоя. — Я подумаю, мам.

Женщина выдавила из себя неуверенную улыбку. Соблазн согласиться и уехать, оставив Зою на хозяйстве, был слишком велик.

— Ну ладно. Если тебе надо отдохнуть от шума…

— Конечно!

Конечно, ей надо было отдыхать не от шума, а от одиночества, в условиях которого Зоя, оказывается, жила последние несколько лет, сама того не замечая. Но мама бы всё равно не поверила, она считала, что Зоя ведёт достаточно активный образ жизни, а выгорает от перегрузок в университете, а не от того, что она постоянно наедине с собой и со своими мыслями.

— Я тогда позвоню Лерке, ты не против? — спросила она. — Прямо сейчас! Пока она не придумала себе что-нибудь другое.

— Хорошо, — кивнула Елена Леонидовна. —Звони.

Она и не подумала сдвинуться с места, так и сидела, дожидаясь, пока дочь вытащит из сумки мобильный телефон, отыщет нужную позицию в списке контактов и нажмёт на кнопку вызова. В ухо били противные звуки гудков, и Зоя досчитала до четырёх, пока наконец-то трубку не подняли.

— Алло, — хрипло поприветствовали её. — Зоя?

— Привет, — бодро затарахтела она. — Мама в Карпаты на Новый год уезжает, боится, что я буду встречать одна. Может, придёшь ко мне? Отпразднуем вместе! Хорошо? Она, кстати, сидит тут рядом, привет тебе передаёт.

— Хорошо. Ты от меня тоже передавай, — с усмешкой ответил Богдан.

Глава десятая

31 декабря, 2019 год

Было ещё совсем рано, часов восемь вечера, но Зое нравилось накрывать на стол в такое время и потом спокойно слушать какой-нибудь концерт. С той поры, как они с мамой начали праздновать Новый год только вдвоём, перестали и накрывать пышный стол, но Зоя ещё вчера вспомнила все рецепты из детства, перебрала их, чтобы написать меню не на две, а на куда больше позиций. Ни на какой зачёт ей не было нужно идти, разумеется, это была просто отговорка, и с самого утра кухня наполнилась ароматами вкусных блюд.

Зоя любила готовить — только терпеть не могла, когда на небольшой кухоньке им приходилось тесниться вдвоём с мамой. Всё-таки, приятного было мало в том, чтобы постоянно сталкиваться, переругиваться, не разговаривать потом часами, а то и днями. Да и прошлая совместная готовка была в честь прихода тёти Светы и Петеньки, о котором теперь Зоя помнила только то, что его звали Петя, и ни слова больше.

Зато в одиночестве она наслаждалась крохотностью кухни, тем, что не приходится бегать из одного конца в другой, а все продукты можно достать, просто повернувшись вокруг своей оси и дотянувшись до шкафчика или до холодильника. И блюда, казалось, слушались её с необыкновенным рвением — никогда ещё Зоя с такой лёгкостью не делала сладкий пирог, не запекала мясо и не нарезала знакомые с детства или узнанные уже в бытность студенткой салаты.

Звонок в дверь, впрочем, всё равно застал её врасплох, когда Зоя как раз укладывала свёклу — последний слой шубы, — и была вся измазана красным соком, не успела переодеться в что-нибудь приличнее домашнего платья, да ещё и в грязном переднике и с растрёпанными волосами. Кое-как смыв сок водой, она быстро направилась к двери и, посмотрев в глазок, даже не стала задавать дурацкий вопрос "кто там" — и так знала, кто к ней должен прийти.

— С Наступающим! — гордо провозгласил Богдан, переступая порог и принося с собой запах свежего снега и хвои. — Ты как настоящая Золушка, Сойка. Вся в муке.

— Спасибо, что не в Золе, — фыркнула девушка, позволяя заключить себя в объятия и поцеловать — только не в щёку, а в подставленные губы. — Ты купил ёлку!

— Ну а как же, — небольшая ель источала такие ароматы, что хотелось обнять сначала её, а потом Богдана в благодарность за такой прекрасный кусочек новогодней атмосферы. — А то у тебя здесь совсем печально. Я так не могу!

— Спасибо, — расплылась в улыбке Зоя. — Установишь её? Где-нибудь в гостиной. Хотя, тогда стол придётся перенести…

— Я перенесу, — пообещал Богдан. — И установлю. Тут мне крепление тоже дали, только у тебя есть какая-нибудь отвёртка?

Отвёртка была, именно что "какая-нибудь" — крестовидная, крохотная, с помощью которой Зоя периодически снимала заднюю панель с маминого ноутбука, когда в очередной раз начинал шалить дисковод. Орловский только отмахнулся, сказал, что подойдёт, но на всякий случай вооружился ещё и ножом — и попросил не беспокоить.

Зоя воспользовалась короткой передышкой, чтобы закончить свои страдания над вкусной, но так легко загрязняющей всё вокруг шубой, вытащить мясо из духовки, освободить стол, подмести пол — а ещё забежать в ванную и сменить одежду на куда более подходящую празднику. Правда, с бардаком на голове до конца справиться не удалось, и она просто затянула волосы в высокий хвост, подумав, что и это выглядит достаточно по-праздничному. И без косметики…

Но в каком-то плане Зое нравилось встречать Новый год без пудры-помады-туши, в своём естественном состоянии, да и впервые за долгое время она была действительно довольна тем, что видела в зеркале. Наверное, не лгут, когда говорят, что счастье украшает людей — Зоя буквально светилась изнутри, глаза блестели, щёки порозовели почему-то, выдавая предновогоднее возбуждение, и она почувствовала себя на этом крохотном празднике для двоих действительно уместной.

И действительно заслуживающей такого парня, как Богдан.

Даже дурацкое "понарошку" вылетело из головы, особенно когда она, вернувшись, застала стол уже в гостиной, ковёр — скрученным и уложенным возле шкафа, а ёлку — установленную гордо в углу комнаты.

— Игрушки есть? — деловито поинтересовался Богдан.

Зоя только молча пододвинула к шкафу табурет и, не собираясь дожидаться помощи, сама на него полезла. Нужная коробка нашлась легко, и Зоя, сдвинув её к краю, потянула вниз — чтобы запоздало обнаружить, что стул шатается.

Новогодние игрушки она поставить на пол ещё успела, но когда сама выпрямлялась, чтобы потом спрыгнуть с табурета, зашаталась и почувствовала, что падает. Вот только вместо того, чтобы свалиться прямиком на стол или на пол даже, ушибить рёбра или даже сломать что-то, она каким-то удивительным образом оказалась в руках Богдана, ещё и уцепилась ему в плечи, опасаясь, что если отпустит, однозначно свалится вниз.

— Осторожнее, Сойка. Ты же не умеешь летать, — хмыкнул Орловский, ставя её на пол.

— Ну так, хотела научиться, — фыркнула девушка. — А ты не даёшь!

— Лучше живая нелетающая сойка, чем погибшая во время боевых учений.

— Я выбрала достаточно невысокий старт, — отметила Зоя. — Падать было не настолько далеко… И вообще, Орловский, ты против моего духовного полёта?

— Отнюдь, — рассмеялся он. — Но, повторюсь, лучше живая нелетающая сойка…

— Нелетающая птичка — это не про сойку, — закатила глаза Зоя. — Так бы и сказал, что видишь во мне пингвина.

— Я не вижу в тебе пингвина, — хмыкнул Богдан.

— Тогда это ещё хуже.

— Почему?

Зоя закатила глаза.

— Потому что я бы предпочла роль пингвина, а не роль страуса, — пожала плечами она, наконец-то оказавшись на земле. — Руки, руки, Орловский! Мне ещё надо принести сюда еду и не пасть смертью храбрых по пути!

Но, перенося одну за другой тарелки с приготовленными блюдами, Зоя осознала — а ведь дрожали всё ещё от неожиданного испуга ноги. Она вроде и уговаривала себя быть смелой, но всё равно не могла заставить организм отреагировать на такой неожиданный стресс положительно. К тому же, какая-то часть её всё ещё хотела вернуться обратно в объятия к Орловскому, прижаться к нему всем телом, закрыть глаза и просто мечтать о хорошем, даже не притрагиваясь ко всему тому, что она приготовила.

Тем не менее, грех — плясать на кухне с самого утра и даже ничего не взять в рот. К тому же, судя по тому, какими глазами Богдан смотрел на стол, он совершенно точно не отказался бы отведать чего-нибудь из этого. А ещё лучше — всего.

Зоя поручила ему наряжать ёлку, искренне надеясь на вкус Орловского. Ну, себя же он одевал прилично, так почему должен превратить новогоднее деревце в какой-то ужас? Тем более, аромат хвои создавал такое прекрасное новогоднее настроение, что никакой шарик, повешенный не там, где хотелось бы Зое, не испортил бы его.

К ёлке, которую нарядил Богдан, можно было придраться, конечно. Елена Леонидовна уже рассказывала бы ему, что нельзя в сектор, окружённый синей гирляндой, вешать такие яркие игрушки, сюда бы что-то белое, из того, что она купила в прошлом году, но так и не смогла повесить, потому что они давным-давно не ставили новогоднюю елку. Но мамы здесь не было, а Зое нравилась простота и то, что Богдан делал это быстро, а не задумывался над каждой игрушкой, не гипнотизировал очередную ветку, пытаясь предположить, что бы на неё повесить.

— О, а это что? — подал он голос минут через десять, когда дерево уже почти было украшено.

— Это? — Зоя заглянула через плечо. — А… Это рукодельные.

— Твои?

— Мои, — кивнула она, с ностальгией глядя на красивые пинкипы, уверенно забракованные мамой — негоже, говорила Елена Леонидовна, вешать поделки на серьёзную взрослую елку. Поделки, правда, были расшиты золотистыми нитками, сверкали ничуть не хуже, чем прочие игрушки, особенно те, "коллекционные белые", простые пластиковые шары, которые совершенно не нравились самой Зое.

Но Новым годом всегда заправляла мама, а значит, Зоя не решалась спорить. Вот только Богдан смотрел на игрушки с какой-то почти восторженной улыбке.

— Красивые же, — промолвил он. — Надо повесить на самое видное место!

— Уверен? — удивилась Зоя. — Но ведь…

— Уверен, — твёрдо произнёс Богдан. — И снять парочку этих попсовых шаров, которые на самом верху были.

Он с такой лёгкостью стянул именно те игрушки, которыми так гордилась мама, что Зоя только в очередной раз порадовалась: хорошо, что они сейчас вдвоём. Не надо оглядываться назад, не надо оправдываться за то, что сделали, можно просто наслаждаться праздником, таким, как он подходил именно им.

Тишина нисколечко не мешала, но девушка всё равно включила телевизор — почему-то музыкальное сопровождение показалось ей уместным. Осталась на первом попавшем концерте, и Богдан, судя по тому, как он бросил взгляд на телевизор и вновь вернулся к ёлке, был совершенно не против.

— Ну, всё, — гордо протянул он. — Принимай работу. Нормально?

Зоя подошла к ёлке — и со странным, сладким привкусом удивления покачала головой.

— Красота, — выдохнула она, заметив то, что мама называла детскими поделками*, на самых видных местах. А ведь и вправду выглядело дорого… Почему Елена Леонидовна так фыркала, называя рукоделие детской блажью?

Богдан отступил на шаг, окинул скептическим взглядом свою работу и хмыкнул:

— Раз тебе нравится, больше никаких совершенствований. Садимся?

— Подожди! — Зоя вдруг вспомнила о том, что в мамином баре была целая куча дорогого алкоголя, о существовании которого Елена Леонидовна практически забыла. — Давай выпьем что-нибудь. Ну хотя бы когда будет двенадцать! Шампанского, например. Откроешь?

— Открою, — кивнул Богдан, даже не думая спорить.

Зоя скрылась в маминой спальне на несколько секунд, чтобы вернуться оттуда с бутылкой самого лучшего шампанского, которое только смогла отыскать.

— Тебя потом не прибьют за распитие элитного алкоголя?

— Мама даже не в курсе, что оно дорого стоит, она никогда не прогугливает, что ей дарят. А я проверяю, — усмехнулась Зоя, вручая парню бутылку. — Открывай. У нас же праздник!

Шампанское открылось с тихим хлопком, Зоя даже не вздрогнула, хотя она обычно пугалась громких звуков. Богдан не разбил люстру, не оставил внушительную дыру в потолке, не произвёл столько шума, что хоть из дома потом беги, он вообще открыл бутылку образцово-показательно, словно пытался даже случайно не оставить напоминания о своём пребывании здесь, чтобы Елена Леонидовна не ходила с лупой и не выискивала следы присутствия посторонних.

Зоя знала главный рецепт сокрытия этой шалости от матери: не оставлять очень заметных следов. В голове у неё крутилось мамино "хулиган!" и "ты хотя бы можешь предположить, сколько у него было таких, как ты?", порождённые рассказами Лебедовой, любящей цитировать личные дела своих студентов, а ещё Иры с Аней. Нет, Елена Леонидовна даже предположить не могла, что её образцовая, послушная дочь приведёт в канун Нового года в дом не одобренного ею парня.

Пусть даже встречались они…

— Сойка, ты хоть есть что-нибудь будешь? Или тут яд, и ты пытаешься избавиться от мешающего тебе поклонника?

Бойкий, уверенный тон Богдана выдернул её из задумчивости, и Зоя широко улыбнулась, поднимая на него глаза.

— Буду. Здесь всё-всё съедобное! Клянусь! — пообещала она и тут же рассмеялась, чувствуя себя какой-то глупой дурочкой, тающей от глотка шампанского и взгляда привлекательного парня, невзначай брошенного на неё. Если она не перестанет сходить с ума, то, возможно, превратится в таких же несчастных девушек, как те, примерами которых сотрясала её мать, угрожая Зое потерей карьеры, потерей счастья…

Какого счастья? Оно было, это счастье?

Зоя поверить не могла, что так опьянела от глотка шампанского. Она смотрела на сидевшего напротив Богдана, и тот, как будто в странной дрёме, казался полуразмытым, нечётким, будто не отсюда. Пришлось несколько раз тряхнуть головой, и уже тогда картинка сформировалась, стала более резкой и понятной.

— У тебя точно всё в порядке? — уточнил опасливо Орловский. — Зоя, ты меряла температуру?

— С моей температурой всё замечательно, — кивнула Зоя, хотя это было вообще не точно. — Правда! Я в полном порядке. Просто… Никогда прежде не обманывала маму. Чувствую себя аферисткой века!

— Твоя мама не имеет права распоряжаться твоей жизнью.

Вместо того, чтобы ответить, Зоя предпочла заняться едой в своей тарелке. Вкус действительно был отличный, она могла гордиться собой как кулинаром, но эта небольшая месть матери отдавала не то горечью стыда, не то сладостью окончательной победы над чужой тиранией.

— Ты совершенно прав, — кивнула Зоя. — Но прежде я считала по-другому, и она имела право делать с моей жизнью всё, что угодно.

Богдан, правильно истолковав горькие нотки в её словах, подался вперёд и накрыл своей рукой ладонь Зои. Она улыбнулась в ответ, чувствуя мягкое тепло его поддержки, и подумала — неужели и вправду, чтобы стать счастливой, надо было просто начать жить?

…Время летело, как бешеное. Зоя чувствовала себя человеком, празднующим Новый год в последний раз в жизни — по крайней мере, она никогда прежде так не хохотала, столько не пила, хотя это ведь всего лишь шампанское, и раньше не чувствовала себя такой свободной.

Когда били куранты, и Богдан, смеясь, предложил загадать желание, Зоя со своим была искренней — мысленно попросила у неизвестного Деда Мороза, который уж точно никакие подарки ей дарить не будет, чтобы этот сон длиной в зиму не заканчивался настолько долго, насколько это вообще возможно. Она б весь календарь поместила в зиму, огласила бы даже июль и август временем самых суровых снегов, лишь бы только не терять ту странную связь, созданную "понарошку", не специально.

Стало вдруг интересно, а что загадал Орловский?

После обращения президента начался следующий концерт, но Зоя уже не концентрировала внимание на песнях.

— Потанцуем? — улыбаясь, предложил Богдан, и вспомнился почему-то вечер в ресторане, когда тот незнакомец, который всё не хотел оставить Зою в покое, приглашал её на танец.

— Потанцуем, — согласно кивнула она, вкладывая свою ладонь в Богданову и поднимаясь с дивана.

Танцевать в квартире было негде, всё место занимал стол, и музыка играла быстрая, как в каком-то клубе, возможно, сельском, как с усмешкой подумала Зоя. Но скакать до потолка Орловский не собирался, нет: он обнял Зою за талию, привлёк к себе и, казалось, почти не сходил с места.

— Боишься, что собьёшь что-нибудь? — хмыкнула Зоя, подумав, что это был самый медленный из всех медляков, которые она танцевала.

Ах да. Это был первый медляк, который она танцевала.

— Нет, — покачал головой Богдан. — Ты ведь не собираешься наследовать все эти дикие клубные движения? А тут не повальсируешь.

— Ты умеешь?

— Не-а. Когда-то танцевал школьный вальс, но это было почти пять лет назад. Ни одного движения не помню.

Зоя усмехнулась и уткнулась лбом Богдану в плечо, чувствуя себя защищённой, расслабленной и невероятно счастливой.

— Значит, как-нибудь вспомним, — прошептала она. — А то как это так, уметь играть на фортепьяно, а не танцевать вальс?

— А я ещё на машинке шить умею и крестиком вышивать могу, — хмыкнул Богдан, цитируя кота Матроскина из мультика. — И могу помыть после нас посуду и убраться на кухне.

— О да. Последний навык, — Зоя позволила себе закрыть глаза, — безумно полезный. Но давай ещё немного…

Она хотела сказать потанцуем, не решилась заявить "постоим в обнимку", но это было уже неважно — Орловский и так всё прекрасно понял.

Или просто сам не хотел уходить, как вариант.

Но всё же, в Новый год хотелось совершить какую-нибудь умопомрачительную, невероятную шалость. Сделать что-нибудь эдакое…

— А придёшь к нам праздновать Рождество? — выпалила Зоя прежде, чем подумала о последствиях.


*речь идёт о вышитых новогодних игрушках, например, фирмы Dimensions — это достаточно кропотливая и долгая работа для взрослых рукодельниц.

Глава одиннадцатая

7 января, 2020 год

Возможно, уже одно то, как на неё смотрела мать, услышав про то, что на Рождество Богдан придёт в гости, стоило всех рисков, на которые пришлось пойти Зое. Взгляд у Елены Леонидовны был по меньшей мере ошеломлённый. Она не ожидала от своей дочери такой наглости, а услышав по приезду её рассказ о том, что пригласила парня в гости, заставил женщину закашляться.

— Ты понимаешь, что я могу быть против? — это была её первая реакция.

Зоя сказала, что понимала. Даже предугадывала. И Богдан тоже прекрасно это осознавал. Потому предложил, если вдруг ему дадут от ворот поворот, просто пойти куда-нибудь погулять. Вдвоём с Зоей. А мама могла отдохнуть, встретить Рождество в спокойствии, на диване, у телевизора, как она и хотела, а не готовить что-то там и делить стол с практически посторонним человеком.

Елена Леонидовна попыталась опротестовать этот вариант тоже, но в конце концов поняла, что третьего ей никто не предложит. Либо праздновать с парнем дочери, либо — отпускать дочь неизвестно куда. По мнению Елены Леонидовны, рядом с нею Зоя могла натворить ошибок куда меньше, чем невесть где, ещё и вдвоём с подозрительной личностью, потому Богдан был официально приглашён на рождественский ужин, обязался купить по дороге бутылку минеральной воды, потому что у них дома закончилась, и должен был искренне притворяться, что в этом доме никогда не бывал дальше кухни, а Новый год с Зоей радостно праздновала Лера, согласившаяся подтвердить это, если вдруг Елена Леонидовна вздумает спрашивать.

Но мама решила, что иногда надо проявлять к дочери доверие, потому Лере не звонила и никаких подозрений Зое не высказывала. Она с мрачным, холодным выражением лица приготовила ужин, состоявший из стандартных, в большей мере совершенно не праздничных блюд. На стол поставили те две бутылки минералки, которые и принёс Богдан. Елена Леонидовна не стала просить отодвинуть стол, потому сидели у стены, напряжённо поглядывая друг на друга, и молча ели — к счастью, получившуюся достаточно вкусной еду.

Зоя в какой-то момент даже почувствовала себя редкостной злодейкой, заставившей ни в чём не виновного парня и крайне недовольную его кандидатурой мать сидеть за одним столом. От напряжённой атмосферы разве что воздух не искрился, и Зоя чувствовала, что должно было случиться что-то плохое.

— Так значит, — подала голос Елена Леонидовна, — вы живёте не с родителями?

— Нет, — покачал головой Богдан. — Они не из нашего города.

— О да. Зоя говорила.

Зоя ничего не говорила, в первую очередь потому, что сама не особенно много знала о родне Богдана, но Орловский только криво усмехнулся. Он прекрасно знал, что эта информация находилась, например, в его личном деле в университете, а Елене Леонидовне ничего не стоило попросить Лебедову показать ей нужные документы. Скорее всего, мать так и поступила, нисколечко не заботясь о том, как будет выглядеть в глазах замдекана и в каком свете выставит свою дочь. Лебедова, может, только и рада была предъявить эти бумажки, чтобы продемонстрировать, как она болеет за личное счастье Зои.

— Вы живёте в общежитии? — задала следующий, довольно логичный вопрос мама.

— Нет, — покачал Богдан, судя по виду, прекрасно понимавший, что Елена Леонидовна проверила и это. Тоже несложно, та же Лебедова… — Снимаю квартиру.

— А где, если не секрет?

— Рядом с университетом.

— О. Чтобы было удобнее ходить на пары? — ядовито улыбнулась мама.

Зоя почувствовала, что нож в её руке, которым она пилила лежавшую на тарелке отбивную с такой ненавистью, словно это была сама замдекана, начал мелко дрожать.

Конечно, Лебедова продемонстрировала маме и журналы посещаемости. Не просто так ведь Елена Леонидовна приходила в университет. И сидела рядом с этой… Излишне отзывчивой женщиной, желающей делиться информацией про своих студентов со всеми на свете. Богдан, конечно, был далеко не самым большим злодеем их университета, учился нормально, ходил — не хуже других, но всё же, при желании в дурном свете можно выставить кого угодно, и саму Зою, и тем более Орловского.

— Нет, но это было лучшее сочетание цены и качества, — пожал плечами Богдан. — Не думаю, что в магистратуре многие студенты готовы демонстрировать стопроцентную посещаемость занятий.

— Очень жаль, что современная молодёжь недооценивает влияние университета, а потом работает в каких-нибудь кафешках официантом. Или, чего хуже…

— Мне это не грозит, — оборвал её Богдан. — Я работаю по специальности. А Зое вы уж точно не позволите опуститься до уровня официантки, не так ли?

— Зоечку приглашали работать в хорошие фирмы, — нахохлившись, гордясь тем, что всё-таки это была её дочь, заявила мама. — Так что, ей точно не грозит прозябание в каком-нибудь кафе.

С каких это пор мама стала таким снобом? Это ей настолько не нравится Богдан?

— Возможно, мы больше не будем о работе? — нервно попросила Зоя. Тема была ей не слишком приятна, да и чувствовалось, что каким бы нейтральным ни казался разговор, Елена Леонидовна разве что проклятьями не обсыпала Богдана.

Елейная улыбка, которой мама ответила на это предложение, заставила Зою пожалеть о своём предложении. Женщина словно готовилась к очередному удару и уже подбирала верное оружие — правильные слова, которыми хотела воспользоваться.

— Что ж, — хмыкнула она, смерив Богдана внимательным взглядом. — И вправду, Зоя права. Не стоит о работе. А как вы познакомились? И почему решили встречаться с моей Зоечкой? Насколько я понимаю, она сильно отличается от ваших прошлых девушек, а мужчины редко отходят от своего типажа. И часто к нему возвращаются…

— Мама! — воскликнула Зоя. — Это…

— Всё хорошо, — Богдан осторожно взял её за руку, успокаивая, но тут же отпустил, вероятно, решив не будить в огнедышащем драконе ещё более страшного змея.

Елена Леонидовна и так, судя по всему, примерялась, как бы уколоть его побольнее, предъявив ещё одну несуразную претензию.

— К сожалению или к счастью, — таким же спокойным, вкрадчивым голосом протянул Богдан, отбивая выпад женщины, — девушек у меня было не так много, чтобы успеть сформировать типаж. А в Зою невозможно не влюбиться. Возможно, вы не замечаете этого, видя её слишком часто и оценивая строгим материнским взглядом, но вы воспитали идеальную дочь.

Мама улыбнулась так, что от притворной сладости у Зои едва не свело зубы.

— Лестно, что вы оцениваете мой вклад в судьбу Зои, — протянула она. — Главное, чтобы никто не попытался разрушить всё то, что я в неё вложила.

— Мама, хватит…

— Потому что это долгий и хлопотный труд, и не хотелось бы разрушить всё то, чего удалось достичь, несколькими неловкими фразами и одной юношеской любовью, — продолжила Елена Леонидовна. — Если она, конечно, есть, эта любовь. Молодые люди часто путают, подменяют понятия…

— Полагаю, мы с Зоей выросли из возраста, когда можно настолько грубо подменять понятия, — ответил, усмехаясь. Богдан.

Елена Леонидовна закатила глаза.

— О да. Двадцать лет — это уже такая старость!

— Возраст, мама, не главное, — не удержалась Зоя.

— Разумеется. Главное — это возможность и умение брать на себя ответственность, а ещё — в трудную минуту подставить плечо, — легко согласилась Елена Леонидовна. — И это проверяется временем! Сколько вы встречаетесь?

— Месяц, — тихо ответила Зоя.

— За месяц, — торжественно произнесла женщина, — узнать друг друга практически невозможно. Вы можете клясться друг другу в любви, но всё ещё совершенно чужие люди. Но, впрочем, мы ведь говорим не о серьёзных отношениях, а так… Это ведь временно.

Звучало жестоко. Если б Зоя не привыкла к резким маминым высказыванием, не научилась пропускать часть того, что говорила женщина, мимо ушей, она сейчас приняла бы это за личное оскорбление. Мама без зазрения совести называла её неспособной на нормальные отношения. "А так"!

Желание пролить на белую, накрахмаленную мамину блузку какой-нибудь соус стало просто невыносимым. Зоя напомнила себе, что она не маленький ребёнок и не будет поступать, как неуравновешенная дурочка, но сдержаться было очень трудно.

Богдан вновь нашёл её руку, крепко сжал, явно пытаясь придать Зое какую-то уверенность в себе, немного успокоить её, не дать взорваться на ровном месте. Горовая шумно втянула носом воздух, игнорируя мамин раздражённый взгляд, и благодарно взглянула на парня. Она всё ещё чувствовала себя как на войне, где вынуждена была сражаться за свободу и право голоса, и давление со стороны Елены Леонидовны всё усиливалось. Всё же, она долго запасалась колкими фразами.

— Я думаю, — проронил Богдан, — пока что давать нашим отношениям какой-либо статус рано. Нет ничего более постоянного, чем временное.

Елена Леонидовна бросила на него полный презрения взгляд.

— Это заблуждения молодости, — отметила она. — Зрелые люди полагают иначе.

— Да? — усмехнулся Богдан. — Я думаю, Альберту Семеновичу будет приятно узнать, что у него могут быть заблуждения молодости. Всё-таки, я сейчас цитирую и его мнение.

— И сколько же этому… Альберту лет?

— За шестьдесят, — вмешалась Зоя. — Это профессор с нашей кафедры, ты, возможно, когда-то с ним сталкивалась.

Если бы мама не питала невероятный пиетет по отношению к университету, возможно, она заявила бы, что Альберт Семенович вернулся в детство. К тому же, насколько Зоя знала глухаря — а именно так прозывали этого преподавателя студенты, — он никогда не говорил такую фразу. Но Богдан попал в точку, как будто предугадал слабые стороны её матери.

Разговор затих на несколько минут. Елена Леонидовна делала вид, что с удовольствием ест мясо, хотя оно было невыносимо жесткое и подгоревшее, Зоя тоже молча ковырялась вилкой в тарелке, хотя ни кусочка не положила в рот — просто не смогла себя заставить, и так стоял ком в горле. Богдан, словно издеваясь, отложил вилку в сторону и внимательно смотрел на Елену Леонидовну, словно прощупывал её взглядом. Женщина, не удержавшись, наконец-то перестала давиться пережаренным мясом и ответила таким же мрачным, злым взглядом.

Зоя почувствовала себя лишней. Её мать и Богдан как будто пытались поделить территорию, но никак не могла прийти к общему знаменателю. У них разве что искры из глаз не летели, и увлечённые своим конфликтом Орловский и Елена Леонидовна даже не замечали ничего вокруг. Зоя кашлянула, пытаясь привлечь к себе внимание, но бесполезно, даже не дёрнулись.

На самом деле, чтобы прекратить это, надо было смело вмешаться в их конфронтацию. Но Зоя боялась; ей не хотелось выглядеть совсем уж врагом в глазах матери, не хотелось делать замечание Богдану, что он тоже старательно портил это подобие праздника.

Она поднялась из-за стола, переложила свою тарелку в раковину, понимая, что всё равно ничего не сможет съесть, и, обернувшись, осознала: ничего не изменилось. Богдан и мама всё ещё сверлили друг друга взглядами, возможно, даже проклинали друг друга, кто знает, что у них в головах творилось…

Зоя не удержалась. Она набрала полную грудь воздуха и, решившись, выдохнула:

— Может быть, хватит?

— Что? — непонимающе переспросила мама, нехотя отворачиваясь от Богдана. — Что, Зоечка?

— Прекратите, — потребовала девушка. — Вы сейчас поубиваете друг друга.

— Прости, — спокойно ответил Богдан, откидываясь немного назад, словно он сидел не на табурете, а в каком-нибудь кресле, и сзади была мягкая спинка. — Я не подумал.

Елена Леонидовна так стремительно повернулась к нему, словно могла бы — пристрелила бы на месте. О да, Зоя знала этот мамин взгляд. Елена Леонидовна использовала его в редких ситуациях, когда пыталась подчеркнуть, что собеседник разочаровал её окончательно. Подумать только, даже извиняется за эту войну, за сражение, из которого она хотела бы выйти победительницей! Разумеется, женщине хотелось реванша. И уж точно она не желала давать дочери повод отчитать её.

— О чём ты, Зоя? — удивлённо изогнув брови, спросила мама. — Мне кажется, мы просто были увлечены едой…

— Которую ты так старалась приготовить, что её даже прожевать нельзя? — возмущённо воскликнула Зоя. — Можно подумать, ты действительно смогла прожевать хоть один кусочек этого мяса! Как же, мама. Ты его ешь исключительно из упрямства!

— Я у тебя всегда виновата, — закатила глаза Елена Леонидовна. — Каждый раз, когда что-то тебе не нравится, виновна в этом мама…

Богдан поднялся со своего места. Он протянул руку, осторожно касаясь плеча Зои, но она дёрнулась, разрывая любой физический контакт.

— Мне уйти? — шепотом, словно не желая оставлять Елене Леонидовне шанс вмешаться и ответить.

Но мама уже играла обиженную — она отвернулась и молча смотрела в окно, должно быть, в голове прокручивая, как ответит на любой выпад дочери.

Зоя знала, как это будет. Сейчас они начнут выяснять отношения, поссорятся, у неё будет истерика, и мама попытается утешить её. Заставит выпить какие-то таблетки, которые у неё припасены на этот случай. Потом придёт спокойствие, и сколько б Зоя себя ни накручивала, рано или поздно она обессилит. Пассивность в этом случае — злой враг. В голове будут прокручиваться фрагменты ссоры, и рано или поздно разум найдёт причины чувствовать себя виновной.

А мама проявит доброжелательность. Попытается быть ласковой и терпеливой. Вновь утянет дочь в свою паутину и убедит её в том, что это Зоя виновата, это её горячность привела к скандалу, к разбитым тарелкам, сорванному голосу…

— Да, наверное, из этого ужина ничего хорошего не получится, — Зоя нашла в себе силы ответить спокойно. — Увидимся позже, — она привстала на носочки и поцеловала Богдана в щёку. — Вы не слишком хорошо ладили, мне не следовало настаивать на этом ужине.

Богдан удивлённо изогнул брови, но Зоя ничего не ответила на его невысказанный вопрос. Не сейчас, потом объяснит.

Не став спорить, Орловский вышел в коридор. Было слышно шум — он обувался, надевал куртку, — и Зоя выглянула следом, чтобы проводить парня. Улыбнулась напоследок, ещё раз поцеловала, только на этот раз уже в губы, чуть более эмоционально, чем на кухне, проводила до двери и, дождавшись, пока он спустится на несколько лестничных пролётов, чтобы повернуть защёлку, услышать тихое клацанье замка и вернуться обратно к матери.

Елена Леонидовна прекрасно знала, что так сильно раздражает её дочь — попытка игнорировать конфликт. Она спокойно раскладывала еду по лоткам, чтобы спрятать в холодильник, и ставила тарелки на стол.

— Помой посуду, — не то попросила, не то велела мама.

О да. У Зои была дурацкая привычка, когда она сильно злилась, швырять посуду в раковину, наслаждаясь громким звоном, и мыть её, расплёскивая воду — и выпуская свои эмоции. Так хотелось поступить и сейчас, но мысль о том, что Елена Леонидовна только того и ждала, несколько дисциплинировала её. Девушка усмехнулась и, напевая про себя какую-то глупую песенку, влезшую в голову, спокойно открыла воду и, взяв губку, протирала тарелки одну за другой. Поймав на себе раздражённый мамин взгляд, спокойно взяла средство для мытья посуды и, не оборачиваясь, продолжила её мыть.

— И ты ничего не хочешь мне сказать? — спросила Елена Леонидовна.

В её голосе звучало напряжение.

— Я? — Зоя удивлённо изогнула брови. — Нет, я ничего не хочу сказать.

Она вновь повернулась к тарелкам и притворилась, будто действительно занята мытьем посуды и не может ни на что отвлекаться. Мать смотрела на неё с подозрением, явно порываясь высказать очередной тезис о недоверии и о том, что желает своей дочери только добра, но Зоя не поддавалась. На самом деле, ей очень хотелось швырнуть тарелку на пол, топнуть ногой, требуя, чтобы мама не смела так смотреть на неё, не портила всё своими подозрительными взглядами, насмешливыми фразами, просто ничего не делала…

Но Зоя сжимала зубы и оставалась спокойной. Ей вдруг стало интересно, действительно ли это возможно — вынести это испытание на прочность. Мама ведь всегда была сильнее. Умнее. Зоя понятия не имела, чем закончится эта война, предчувствовала, что у неё практически нет шансов выйти из неё победительницей, но ей так хотелось хотя бы попытаться сразиться за собственную свободу, что она аж сгорала от нетерпения понаблюдать за маминым поведением, увидеть, как она на что будет реагировать… Да, это было мстительно, неправильно, низко, но Зоя сама не понимала, что руководило ею, что подталкивало к таким решениям. Неужели она настолько сильно устала?

Да, подтверждали размытые блики на воде. Она устала достаточно, чтобы больше не отступать.

Глава двенадцатая

13 января, 2020 год

Зоя впервые в самом деле пожалела, что сессию сдала раньше срока. Сейчас, когда дома находиться было уже невмоготу, потому что бесконечные мамины выходные означали непрерывность их и без того не слишком приятной войны, Зоя буквально сбегала в университет — только пар-то не было, и сбегать приходилось, прикрываясь сдачей экзамена.

Впрочем, девушка не объясняла. Зная мамино любопытство, она распечатала себе расписание сессии, подчеркнула красной ручкой предметы, на которых якобы обязательно должна была появиться, и часами "готовилась" к ним, царапая ручкой по пустой белой странице, выписывая однотипные формулы.

Кто-то предложил написать конспект за деньги, причём не Зое, а так, абстрактно, в воздух, и она согласилась, хотя в финансовой помощи не нуждалась. Они с мамой всё ещё имели якобы общий бюджет, но Зоя знала, что прожить можно и на стипендию и заработок с тех мелких подработок, которые у неё периодически были. Такой себе неофициальный фриланс. И на работу она устроиться тоже могла бы, если б была такая необходимость.

Необходимости не было. Мама придумывала тысячу занятий в минуту, отдавала приказы, пытаясь довести дочь до белого каления, и досадливо провожала её взглядом, когда Зоя убегала в университет, заявляя, что не может пропустить важный экзамен. А теперь сидела в коридоре, через окно созерцая потемневшую улицу, и пыталась отогнать от себя подальше мысли о том, что это всё совершенно бесполезно. Война с матерью изначально была обречена на провал. У Елены Леонидовны в боевых действиях слишком много опыта, чтобы какая-то наивная соплячка сумела её обыграть.

Но Зоя, потеряв надежду, всё равно не опускала руки.

— Сойка? Ты чего здесь?

Она вздрогнула и стремительно вскинула голову.

Увидеться в эти шесть дней с Богданом не получалось; она ведь изображала примерную дочь, не раздражающую маму, и Орловский ограничивался личными сообщениями и несколькими звонками. У него сессия шла полным ходом, само собой, далеко не все проблемы могла решить Лебедова, да и захотела бы разве? Может, её вообще попросили посодействовать вылету Богдана из университета, мало ли, подумалось Зое, на что способна мама…

К тому же, Богдан вроде говорил, что у него какой-то срочный проект?

— Пересиживаю бурю, — ответила Зоя, хотя за окном была не такая уж и плохая погода, привычная для этой зимы слякоть, и девушка опять вынужденно отказалась от любимого пальто в пользу надоевшего пуховика. Может быть, хоть к концу января приморозит?

— Бурю… — протянул Богдан, присаживаясь рядом. — Как сессия?

— Сдана была ещё месяц назад, — печально отозвалась Зоя. — Ты же в курсе.

— Да, — кивнул он. — Я в курсе. А Елена Леонидовна?

— Я пытаюсь быть вежливой, — Зоя устало опустила голову Богдану на плечо, чувствуя исходящее от него тепло и спокойствие и хватаясь за этот источник силы, как за свой последний шанс выжить в борьбе с матерью. — Не реагировать на провокации, не чувствовать её плохое настроение и превратиться в вежливую, но излишне отстранённую дочь. Она, кажется, наполовину осознала коварство моего плана, но всё ещё стремится доказать собственную правоту и вывести меня из себя на каждом шагу. Боюсь, я скоро сдамся.

Богдан обнял её чуть крепче.

— Вы бы поговорили. По-человечески.

— Не хочу, — неожиданно пассивно отозвалась Зоя. — Понимаешь? Даже по-человечески не хочу. Мне аж тошно оттого, что она, оказывается, распланировала мою жизнь от "А" до "Я" и теперь возмущается, что появились какие-то внеплановые обстоятельства. Да она, если б могла, в порошок бы тебя перетёрла, только бы под ногами не путался!

— Возможно, у неё есть на то свои определённые причины.

Зоя пожала плечами.

— Может быть. Только мне-то они неизвестны. Мама всегда меня ото всего оберегала, и плевать она хотела на то, нравится мне это или нет.

— Не сказать, что тебе так уж не повезло. По крайней мере, она искренне о тебе заботится. Даже если тебе самой такая забота не по душе, ты не можешь не согласиться — это лучше тотального родительского равнодушия, когда они узнают, что у тебя были проблемы, постфактум и случайно, а потом в очередной раз фыркают, мол, незначительные, и говорят: "ну ладно, прощаем, что ты тогда к нам не приехал".

Девушка напряглась. В весёлых, произнесённых с улыбкой словах Богдана было что-то очень личное, возможно, он просто пересказывал очередную стычку со своими родственниками, с которыми практически не общался, может, это была лишь удачная модель ситуации, и он знал, с кем имеет дело…

Зоя не могла ответить. Но от печали, которую теперь буквально излучал Богдан, ей и самой стало не по себе.

— Не вещай нос, — прошептал он ей на ухо, обнимая ещё крепче. — Ну что ты такая печальная… Подумай о чём-то хорошем.

— О чём? — глухо отозвалась Зоя.

Она ждала, что Богдан вновь расскажет: ей повезло, и если есть шанс полноценно жить, так почему бы им не воспользоваться, и всё такое, далее по тексту… Но он неожиданно для неё улыбнулся, вскочил на ноги, встал напротив девушки и подал ей руку.

— Леди Зоя, — коварно улыбаясь, протянул парень, — не согласитесь ли вы научить меня танцевать? Помнится, вы обещали!

Девушка почувствовала, как стремительно краснеет.

— Леди Зоя? — Богдан весело, будто издеваясь, изогнул бровь. — Я жду ваш ответ. Вы вольны убить меня своим отказом, если посчитаете нужным, но не заставляйте страдать от неопределённости.

Нет, она всё-таки не выдержала — рассмеялась и, не скрывая того, что ей это было очень приятно, ухватилась за протянутую руку Богдана, буквально взлетая со своего места.

— И с какого танца мы начнём? — поинтересовался Орловский. — Как считаете, леди Зоя?

— Здесь неподходящее место, — хмыкнула она и продолжила, наследуя какую-то книжную героиню: — Коридор слишком узок и длинен… Аудитории заставлены мебелью…

— Зато холл совершенно пуст, — поддерживая её шалость, внёс своё предложение Богдан.

Холл? Это было бы слишком рискованно. Даже сейчас, вечером, когда большинство преподавателей и студентов разбрелись по домам, наверняка найдётся несколько групп, которые ещё сдают экзамен. И вахтёрши никуда ведь не делись! Танцевать у них под носом — это всё равно что предложить всему университету посплетничать завтра рано утречком о том, какие среди студентов всё-таки есть романтики.

И маме потом перескажут…

Но Зоя заглянула в смеющиеся глаза Богдана и вспомнила: один раз живёт. И завтра, послезавтра или через год этот день уже не повторится. Откажет — значит, она проживёт его совершенно зря, перевернёт ещё одну страницу своей скучной, ничем не запоминающейся жизни, а потом в старости будет рассказывать своим сорока котам, какая была дура. Ведь внуков-то такими темпами у неё точно никогда не будет!

— Ваше предложение мне по душе, — ответила она, чувствуя, как к смешливым ноткам в голосе добавляется что-то ещё, такой себе дерзкий звоночек, звавший её вперёд и уговаривавший совершить очередную шалость. И плевать, что она потом будет корить себя за то, что это сделала — если, разумеется, будет. Какая разница? Это её жизнь. Она имеет полное право быть в ней счастливой, причём счастливой здесь и сейчас!

Богдан не позволил передумать. У Зои даже не было шанса воспротивиться, так рьяно он ухватился за эту идею.

— Так с какого же танца? — сбегая вниз по ступенькам и увлекая девушку за собой, поинтересовался он.

— С вальса, молодой человек, — хохоча и стараясь не отстать, отозвалась Зоя. — Если вы не сможете освоить вальс, значит, вы совершенно безнадежны!

— Вы считаете его самым лёгким из танцев?

— Нет, но вы хоть знаете, как это выглядит!

В голове мелькнуло, что для танцев она совершенно неподходяще одета: сапоги на плоском ходу, которые Зоя ненавидела, брюки, да ещё и пуховик этот, который она, впрочем, сбросила и даже не положила, а швырнула на ближайшую скамью, своим уверенным движением привлекая внимание не в меру любопытной вахтёрши, которая аж высунулась из своего окошка, в случай чего готовясь призывать к порядку. Богдану будет куда легче: да, мужчины не танцуют вальс в кроссовках и джинсах, но это от бального костюма отличается куда меньше, чем её собственный вид от платья.

Богдан попытался обнять её, но Зоя только отступила на один шаг назад и покачала головой.

— Молодой человек, — не стараясь говорить тихо, а, напротив, полноценно вжившись в роль капризной учительницы танцев, воскликнула девушка, — вы не обнимать меня должны, а внимательно слушать! Выпрямите спину. Руку… — она шагнула к нему ближе, схватила за запястье, чтобы показать, как именно он должен обнимать её, но в очередной раз вынуждена была вывернуться из рук Богдана и шутливо фыркнуть. — Молодой человек! Если будете и дальше так старательно проявлять своё внимание ко мне и невнимательность к танцам, я вынуждена буду учить вас танцевать со стулом или с Верой Петровной!

Вера Петровна чуть не выпала из своей "будки", стоявшей на выходе, у вертушки, но продолжила внимательно, с лёгким оттенком зависти наблюдать за студентами. Зое показалось, она даже слышала её сердитое ворчание, чувствовала, каким злым, полным раздражения взглядом сверлит её женщина, мечтающая окунуться в радостьсобственной молодости, но прекрасно понимающая, что это невозможно.

Богдан тоже никак не хотел слушать. Для него все эти позиции, то, как надо держать спину, локоть, невесомо прикасаться к партнёрше, было тёмным лесом, и углубляться в чащу, если честно, Орловский не планировал. Зоя понимала, что он скорее идёт на жертвы ради неё, чем в самом деле собирается учиться танцевать вальс, но, решив отпустить ситуацию, увлечённо рассказывала, что именно он должен делать.

Считая стандартное "раз-два-три", она старалась держаться ровно, привставать на носочки, имитируя каблук бальных туфлей, хотя сапоги по ощущениям больше напоминали калоши. Некстати вспомнилось: мама настояла! И на пуховике том тоже, и…

Но отвлекаться было нельзя, и Зоя упрямо считала "раз-два-три", то и дело капризно мерила взглядом Богдана, напоминая ему таким образом, как нужно стоять правильно, и они раз за разом повторяли один и тот же кривой, мало напоминающий вальс танец, пока наконец-то от усталости и неудобной обуви не начали дрожать ноги, и они не остановились прямо посреди университетского холла.

Вера Петровна, разочарованно хмыкнув, спряталась обратно в "будке", даже захлопнув за собой крохотное окошко, а Зоя, сама удивляясь своей несдержанности, прильнула к Богдану и обвила его шею руками. Он, крайне недовольный прежде тем, что во время танца нужно держать расстояние, прижал её к себе и улыбался, ну точно как тот довольный кот…

— Нет, могли бы и постыдиться посреди университета! — раздался громкий, гневный оклик.

Первым желанием было отскочить от Богдана, как ошпаренной, всем своим видом демонстрируя, что она тут ни при чём и совершенно никаким образом не замешана в нарушении устава университета. Но Зоя напомнила себе обещание хотя бы эту зиму прожить так, как ей нравится, и так и осталась в объятиях Орловского, жмурясь и чувствуя себя, признаться, последней идиоткой.

Но счастливой идиоткой.

Запоздало пришло осознание, что этот голос принадлежал не Лебедовой и не кому-нибудь из администрации, даже не Вере Петровне, может быть, посчитавшей этот танец куда более уместным проявлением чувств, чем страстные поцелуи где-нибудь под лестницей, сопровождаемые и другими проявлениями человеческой страсти…

— Леся, — Богдан смотрел выше Зоиной головы, а девушка ощутила, как внезапно напряглись его руки, словно Орловский пытался её защитить, но не был уверен в том, что выбрал правильный для этого способ. — Что ты ещё хочешь?

— Это будет отличный кадр для университетского журнала, — продолжала брызгать ядом Леся. — Или для нашего паблика! Пусть посмотрят, чем занимается мисс Университет в свободное от учёбы время…

Зоя даже не почувствовала — услышала раздражённое шипение Богдана, и до этого с трудом сдерживавшего свой гнев.

— Послушай…

— Не надо, — оборвала парня она. — Позволь мне самой?

Она повернулась к Лесе, смерила её внимательным, вредным взглядом и протянула:

— Ну, фотографируй. Публикуй. Может быть, ты хочешь, чтобы мы немного тебе попозировали?

Леся разве что не извергала лаву.

Зоя скрестила руки на груди и смерила активистку таким взглядом, что та, тряхнув рыжей головой, даже немного смутилась. Леся краснела смешно, будто покрывалась алыми пятнами, и со стороны это выглядело как минимум жалко. Зоя же чувствовала, что кровь наоборот отхлынула от её лица, и она сейчас, наверное, была бледная, как вампирша из какого-то фильма.

— Должно быть, танец — это что-то противозаконное? — продолжила Зоя. — Или, можно подумать, половина университета ещё не в курсе, что мы с Богданом вместе?

Она вспомнила, как со смехом пыталась отказать Орловскому, думала, что у него стаи сумасшедших поклонниц, которые никогда ей этого не простят, но оказалось, что основные-то противницы были как раз в кругу её общения. Аня и Ира, до сих пор уверенные, что Богдан должен принадлежать им, Леся вот, плевавшаяся ядом. Наверное, все остальные, поймав себя на завистливых мыслях, практически моментально выбросили Орловского из головы. Он же не суперзвезда, чтобы толпами за ним бегать.

А Зоя — не серая мышь, на которую даже смотреть никто не захочет.

Она повторила это про себя несколько раз, чтобы окончательно убедиться в том, что не отступит. Не серая мышь. Не испуганная девочка, которая боится своим противникам в глаза посмотреть. Она сильная, уверенная в себе, и никакая Леся не испортит сегодняшний вечер.

Богдан спокойно стоял рядом. Он, должно быть, почувствовал, что вмешиваться не надо, ну, или Зоя выглядела сейчас достаточно убедительно, нарочито медленно приближаясь к Лесе.

— Ну так что? — протянула она. — Где твои фото? Я уже жду, как это противозаконное занятие — танцы! — поразит наш университет. Лебедова будет в ужасе, правда?

— Ты можешь делать это не так демонстративно, — прошипела Леся. — Хотя бы скрываться! Хотя бы притворяться, что тебе стыдно!

— Мне за что должно быть, собственно говоря, стыдно? Богдан, котик, — она повернулась к нему, — подскажи-ка, я тебя случайно не отбила у какой-нибудь несчастной беременной девушки? Или просто у несчастной? Да хотя бы у счастливой? Нет?

— Нет, — отозвался Орловский, тоже моментально помрачневший. — Я ж сам пришёл.

— Видишь, он сам пришёл, — Зоя вновь повернулась к Лесе. — Скажи, котик, у тебя, когда ты ко мне сам пришёл, была другая? Или обязательства перед другой?

— Нет. Разве что вот на одной девушке обещал жениться, — подойдя ближе, раздражённо протянул Орловский. — Только я не запомнил, когда именно. Когда случайно в коридоре поздоровался, наверное.

Он не говорил о Лесе прямо, но та явно поняла намёк, потому что покраснела пуще прежнего и уставилась на Богдана, как на врага народа.

— Хам, — прошипела она. — Хам и последняя свинья. И ты такая же! Можно подумать, вам двоим вот это всё надо. Только и хвастаетесь своей любовью. Раз такие счастливые, сидели бы себе дома и наслаждались своим счастьем, а не пихали бы его куда ни попадя, всем под нос!

Зоя посмотрела на Богдана.

— Мы что-то делали демонстративно? Разве?

— Насколько я понимаю, мы просто слишком привлекали внимание Веры Петровны. А ей, наверное, обидно, — холодно ответил Богдан.

— Отлично. В таком случае, мы уходим. Леся? Отличного тебе написания поста. Не забудь подписать, что ты бдишь, чтобы в корпусах не нарушались правила, а то мало ли, подумают, что ты завидуешь, — хмыкнула Зоя.

— Да чему тут…

Леся так и не договорила. Зоя, почувствовав себя наконец-то свободной от того груза ненависти, который противным клубком змей давил ей на грудь за недельную конфронтацию с матерью, чувствовала себя способной горы свернуть.

И мысленно себе же пообещала, что больше никогда скрываться и прятать свои чувства не будет.

Глава тринадцатая

17 января, 2020 год

Зоя действительно почувствовала себя гораздо легче после этой ссоры с Лесей. Каждый раз, когда ей хотелось в очередной раз поссориться с мамой, она вспоминала этот прищуренный взгляд, алые пятна на щеках и на шее, всколоченные рыжие волосы, и понимала, что Леся, скорее всего, так и не простит Зое всё то, что она высказала ей в лицо. Это же настоящий позор!

И Зое становилось приятно от одной мысли о том, что она была причиной этого позора. Не то чтобы она ненавидела Лесю или испытывала по отношению к ней прежде негативные чувства. Но теперь девушка чувствовала себя способной защитить своё же счастье, встать горой за свою любовь, отогнать всех, кто будет тянуть свои мерзкие ручонки к их с Богданом отношениям. Может быть, она несколько преувеличивала интерес посторонних к этим чувствам прежде, но Лесю точно надо поставить на место.

А ещё — спустить пар и осознать, что она всё-таки на что-то способна.

Последняя неделя сессии казалась Зое счастливой. Она не обращала внимания на маму, гуляла пару раз с Богданом, научившись не обращать внимания на то, есть рядом кто-то из знакомых или нет. Зоя разучилась играть в отношения; она каждый раз всё сильнее и сильнее влюблялась по-настоящему, не понарошку, и уже даже не одёргивала себя, хотя иногда понимала: а ведь зима когда-то закончится.

Придётся проснуться.

Но впереди было ещё полтора зимних месяца, даже не все праздники ещё остались позади, и Зоя приняла для себя решение не заглядывать наперёд, не думать о будущем, а просто нормально, по-человечески жить, наслаждаться тем, что есть у неё сейчас, отношениями, о которых прежде даже мечтать было бы глупо. И дело не в том, что за Богданом бегала почти каждая представительница женской половины университета. Нет!

Дело было в том, что он оказался таким хорошим, таким понимающим, таким настоящим.

Они все вряд ли подозревали, что у Орловского отличный набор человеческих качеств. Они все смотрели на внешность… Зоя же, увлекаясь общением, периодически ловила себя на мысли, что Богдан для неё давно уже не воспринимался, как какая-то комбинация хорошей фигуры и красивого лица, и, обнимая его, она думала отнюдь не о подтянутом теле, а скорее о тепле, которое удавалось дарить Орловскому. Он каким-то удивительным, чудесным образом умудрялся каждый раз удивлять её, открывать какие-то новые грани своей личности, и Зоя, наслаждаясь общением, тем ментальным контактом, который у них был, всё чаще и чаще совсем забывала о том, что сначала воспринимала его как того, из-за кого будут завидовать и кусать локти всевозможные соперницы. Богдан просто стал ей родным, тем, кому можно доверить любые свои переживания.

Раньше эту роль выполняла мама. Не сказать, что полноценно, потому что стопроцентного доверия между ними никогда не было, как поняла сейчас Зоя, но всё же, то, что она когда-то доверяла маме, побаиваясь услышать, что "в жизни бывает и похуже", так что "не ной", теперь рассказывала Богдану. Может быть, его реакцию она воспринимала мягче, может, Орловский просто отвечал как-то по-другому или периодами просто молча слушал, а может, они действительно лучше понимали друг друга, Зоя не знала, почему — просто с ним ей было спокойно и уютно. Ему она доверять не боялась. Зато научилась радостно улыбаться, реагируя на писк мессенджера — вряд ли ей писал бы кто-то, кроме Богдана. Иногда даже специально обновляла диалог, дожидаясь, пока он наконец-то ответит на какое-то сообщение, хотя виновницей пауз чаще была сама Зоя, чем Богдан.

Вот и сейчас, открывая диалог, она даже зажмурилась, невольно предвкушая очередной разговор ни о чём с какими-то ссылками на статьи, которые можно просто пробежать глазами и согласно хмыкнуть, довольствуясь увиденным, какие-то…

— Опять со своим… парнем, — словно прозвучало остро и презрительно, — переписываешься? Ты не могла убрать в квартире?

— Я вчера убирала, — отметила Зоя, блокируя экран. Ей нравилось, что мама не могла всунуть свой нос в эти отношения, но приходилось соблюдать осторожность, чтобы так продолжалось и дальше и чтобы Елена Леонидовна не узнала всё-таки что-нибудь лишнее, что ей не надо.

— Могла бы подумать о том, что я нуждаюсь в помощи, — Елена Леонидовна швырнула сумку на диван и, не заботясь о том, то полы на самом деле были чистыми, прямо в сапогах пересекла комнату, чтобы уже у шкафа сбросить пальто. — На полу грязные следы. В холодильнике наверняка пусто.

Зоя едва не задохнулась от возмущения.

— Конечно, на полу грязные следы! — воскликнула она. — Потому что ты только что прошла по нему в грязных сапогах!

Мама обернулась и посмотрела на неё.

— Это не…

— А у нас полный холодильник, — продолжила Зоя. — Но ты даже в него не заглянула. А если б заглянула, то сказала бы — "это всё неплохо, Зоечка, но ты могла бы и вымыть эту тарелку! Почему я должна разгребать горы грязной посуды!"

— Я желаю тебе добра, — пожала плечами мама. — Даже такому, как твой Богдан, важно, чтобы девушка умела привести дом в порядок, приготовить еды и обустроить быт. И я искренне надеюсь, что ты это понимаешь. Ни один, даже самый плохой мужчина, не станет…

— Какому это — даже такому? — перебила её Зоя, прекрасно зная текст нотации, которую обычно читала мама. — Ну какому? Скажи мне. Может быть, я просто не понимаю? Ну?

Елена Леонидовна, как всегда она поступала в подобных ситуациях, ответила спокойным пожатием плеч.

— Человек, который не умеет нормально вести себя в отношениях, не заслуживает твоего внимания, Зоя, — серьёзно произнесла она. — И мне не нравится ваша публичность. Чья это была дурацкая идея обниматься посреди университетского коридора?

— Что? — недоумевая, переспросила Зоя.

Мама, нисколечко не стесняясь грязных луж, которые натекали с её сапог на пол, пересекла комнату ещё раз и протянула Зое мобильный телефон.

Леськину работу удалось узнать с первого взгляда. Богдан обнимал Зою за талию, стоял, уткнувшись носом в её растрёпанные волосы, девушка и сама прижалась к нему, отдыхая после долгого танца. Было пусто, ни одного свидетеля в кадре.

Подпись: "Покоритель женских сердец Богдан Орловский предпочёл мисс Университет".

Несколько десятков комментариев внизу. Спокойные, вроде "красивая пара", наглые от парней вроде "я б тоже её…", парочка женских в том же духе. Три или четыре мерзких фразы, которые, в принципе, не способны расстроить человека, здраво оценивающего ситуацию.

И торжествующая мама, протягивающая телефон, как вишенка на торте.

— Теперь об этом знает половина университета, — отметила она. — Если не весь. Зоечка, ну правда, ведь я же просила тебя быть осторожной!

Леська, что ли, опубликовала?

Зоя растерянно вернула телефон Елене Леонидовне и непонимающе посмотрела на неё, словно ожидая, пока та наконец-то хоть что-то скажет. К чему вообще показала фотографию, между прочим, ничего не означающую, абсолютно невинную…

— Это может повредить твоей репутации, — мать швырнула мобильный на диван, села сама, принялась снимать сапоги. Вид у неё был не то чтобы самодовольный, но такой спокойный, как у победительницы, даже не сомневавшейся в том, что она окажется права.

— Ты о чём?

— Потом, когда ты наконец-то будешь встречаться с нормальным человеком, попомнишь моё слово, — хмыкнула Елена Леонидовна. — Такое вредит карьере. И далеко не каждый мужчина желает знать о случайных отношениях, которые до него были у женщины.

Зоя почувствовала, что краснеет. У неё это получалось не так, как у Леси, не пятнами, а сплошняком, и она всегда ненавидела это ощущение пылающего лица.

— Мама! — вырвалось само по себе, но Елена Леонидовна оставалась пугающе спокойна.

Она бросила на дочь недовольный взгляд, полный осуждения, тяжело вздохнула и продолжила:

— К тому же, я уверена, что с этим мальчиком у вас всё несерьёзно. Ты, очевидно, просто проявляешь протест. Очень жаль. Так ведь ведут себя подростки…

— Подростки? — Зоя почувствовала некую удивительную холодную решимость. — Хорошо. Подростки… Знаешь, мам, подростки периодически ещё сбегают из дома?

Елена Леонидовна повернула голову, подозрительно глядя на дочь.

— Сбегать из дома? Это детская глупость.

— Ну мы же о подростках, правда?

— Зоя…

— Ну а что? — она скривила губы, пытаясь сдержать рвущийся на свободу гнев, и вместо того, чтобы буквально вылететь прочь из комнаты в коридор, вышла туда спокойно и потянулась к сапогам, стоявшим у стены. — Импульсивная реакция, несдержанность, неумение анализировать ситуацию. Часто пубертатный период характеризируется совершением множества необдуманных поступков. Подросток не осознаёт, какие последствия могут быть у его действий. Он пытается удовлетворить своё минутное желание протеста, — Зою перебил звук "собачки" — она застёгивала сапоги, — а потом шелест снимаемой с вешалки куртки. — К сожалению, из-за этого часто происходят трагедии…

— Зоя, ты куда?

Мать уже вскочила с дивана, кажется, поняв серьёзность её намерений, но Зоя с таким равнодушным видом завязывала шарф, что Елена Леонидовна даже отступила на полшага, перехватив взгляд дочери.

— Пытаюсь соответствовать, — ответила Зоя.

— Чему?

— Статусу, — пожала плечами она, застёгивая куртку и пихая телефон в карман. — Представляешь, я каким-то чудом даже ничего не буду тебе должна. Пуховик покупала на свои, сапоги тоже. Но если хочешь, я могу вернуть шарфик.

Мать рванулась за ней с каким-то опозданием, вероятно, вспомнив, как попрекала тем, что она-то обеспечивала Зою столько лет и теперь надеется хотя бы на минимальную отдачу. Девушка не оборачивалась, когда Елена Леонидовна выскочила следом за нею в подъезд, только ускорила шаг.

— Не устраивай истерик, Зоя! — крикнула мать.

Девушка спустилась ещё на несколько ступенек и обернулась, подняв взгляд на Елену Леонидовну. Та стояла, крепко уцепившись пальцами в поручни, и смотрела вниз, как будто собиралась прожечь дочь взглядом насквозь.

— Я совершенно спокойна, — отметила Зоя напоследок. — Истерику тут устраиваешь ты, — и продолжила свой путь.

На улице было неожиданно холодно. Зоя пожалела, что выбрала пуховик, а не пальто, что не надела шапку. Наверное, минус пять было — совсем ерунда, но только не для неё, выскочившей на улицу в лёгкой одежде. Предстоящие крещенские морозы действительно не могли поразить кого-либо своей суровостью в этом году, но Зоя чувствовала, как холод пробирал буквально до костей.

Сначала возникло желание свернуть в какое-нибудь кафе, посидеть там в уголке, успокоиться. Денег она с собой не взяла, но к мобильному телефону была привязана карточка, а значит, в большинстве заведений рассчитаться не составило бы особенной проблемы. Но почему-то злой, коварный голосок в подсознании Зои подсказал ей, что это была бы слабость. Как признать, что мама всё-таки права.

Если б где-нибудь здесь оказался сугроб, Зоя влезла бы в него, топталась бы ногами по девственно белому снегу, пытаясь выплеснуть своё дурное настроение. Но вокруг красовалось примерзшее болото, и от зимы только и осталось, что холод. Ни одного другого атрибута.

Было уже темно, хоть не так уж и поздно, и людей на улице почему-то оказалось мало. Зоя натянула капюшон, чтобы не мёрзнуть в уши, но тут же сбросила его, поняв, что в нём как в скафандре, ничего не слышно и ничего не видно. Руки в карманах греть не получалось, перчатки она не взяла, сесть на скамейку тоже не могла, потому что, наверное, моментально примерзла бы к ней.

Умом Зоя понимала, что такими темпами простудится, заболеет, опять будет нуждаться в помощи матери, но нет, сдаваться она не собиралась. Зазвонил мобильный телефон, пиликнул надоедливый мессенджер, и девушка по привычке потянулась к мерцающей на экране иконке, чтобы прочесть, что от неё хотят, но вместо этого досадливо отключила интернет.

Ничего, переживут несколько часов без неё.

Мама звонила каждые несколько минут. Зоя отключила звук, чтобы не слышать противную стандартную мелодию и не будоражить тех случайных прохожих, что брели мимо неё, но не помогло, телефон упрямо вибрировал в кармане.

С виброрежима перешла на беззвучный. Теперь, чтобы не знать, звонит ли ей кто-нибудь, надо было просто не смотреть на экран телефона, не поддаваться соблазну посмотреть, переживает ли мама, чувствует ли себя виноватой.

Можно подумать, Зоя не знала ответы на свои вопросы!

Конечно же, переживает. И нет, мама полагает, что она права. Виновата Зоя, её дурацкое упрямство и ребяческие поступки.

А ещё виноват Богдан, который превратил хорошую, послушную девушку в какой-то ходячий протест. Что дальше? Она будет пить, курить начнёт, потом наркотики? Интересно, это у мамы в голове сформировалось такое развитие событий?

Разумеется. Зоя ведь не способна сама руководить своей жизнью. Она моментально скатится на дно, как только мать перестанет о ней заботиться. Такой себе синдром домашнего ребёнка, выброшенного в пучину реальной жизни. А вдруг свяжется с какой-то плохой компанией? Тогда и никаких друзей не надо, лучше постоянно быть при маме. Елене Леонидовне жизнь куда лучше известна, она потом и пару подберёт для дочери такую, чтобы можно было доверить этому мужчине свою Зою. А если он будет руководимым и всегда на глазах…

От нахлынувшего гнева захотелось швырнуть телефон в лужу, закричать громко-громко, чтобы весь мир услышал, что её мать — домашний тиран, способный ради удовлетворения собственных желаний кого угодно закопать, закрыть в доме, повесить тяжёлый замок на дверь, чтобы не потребовалось выходить, уничтожить…

— Сойка? Сойка!

Она услышала оклик, но не оглянулась. Вместо этого зашагала быстрее, не разбирая дороги, чтобы не сталкиваться ни с кем из знакомых. Желание отомстить кому-то, то ли матери, то ли своей неуверенности, было колким и острым, билось где-то в подсознании, в виде тихого, раздражённого шипения вырывалось на свободу, чтобы быть уверенно утрамбованным, спрятанным, скрытым подальше от человеческих глаз. Зоя старалась выглядеть со стороны каменной, но, наверное, всё равно со стороны казалась той ещё истеричкой.

— Сойка!

Её поймали за плечо, рванули на себя, заставляя повернуться, и Зоя быстро-быстро заморгала, запоздало понимая, что сбегала от Орловского так, как будто он был очередным тайным агентом её матери, призванным доказать всему миру, какая она несамостоятельная и не способная на полноценную жизнь.

— Твоя мама звонила. Сказала, что ты делась куда-то, — он сгрёб её в охапку. — Ушла в осеннем. Без шапки… — натянул на голову капюшон, — без перчаток, — взял за руки, пытаясь согреть. — Трубку не берешь, в сети нет… Эй, Сойка?

Она подняла на Богдана глаза и только сейчас обнаружила, что плачет. Солёные слёзы стекали по щекам, кожу лица щипало из-за мороза, а улыбка получилась наверняка натянутой и глупой.

— Зоя? Домой пойдём, — Богдан потянул её за собой.

— Не пойду, — слабо запротестовала девушка. — Я туда больше не вернусь.

— Ко мне домой, — утешил он. — Пошли. Слышишь?

Зоя подчинилась. Нехотя поплелась за ним, чувствуя себя животным, на шею которого накинули желанный поводок. Заблудившийся щенок, обретающий нового хозяина. Чувство протеста схлынуло, ей больше не хотелось беситься, бегая за своим собственным хвостом, только к прежнему хозяину тоже не хотелось, чтобы не слышать холодный мамин голос, её строгие речи, а потом долгие дни игнорирования проблемы, когда вроде всё хорошо, но совесть гложет…

Богдан не обманул. Он правда привёл к себе домой, на съемную квартиру. Зоя не была здесь прежде, только удивилась тому, что внутри было пусто и немного прохладно. Уходя, Орловский оставил все окна открытыми, а теперь носился по комнате, захлопывая их, задёргивая шторы, словно они могли помочь теплу появиться в пределах квартиры. Комнат было две, гостиная и спальня, узенький коридорчик, кухня сбоку, такая же крохотная, как и у них с мамой, дверь, должно быть, вела в ванную… Зоя не вникала.

Она думала, что в холостяцких берлогах довольно грязно, но или Богдан недавно убирал, или у него было так мало вещей… Квартира выглядела жилой, но пустоватой, словно Орловский в одиночку никак не мог её заполнить.

Зоя вряд ли была хорошим помощником в этом деле.

Она села на диван, на который указал Орловский, сняла сапоги, оставив их в коридоре, но так и осталась в куртке. Тепло всё не приходило, а домашние тапочки, выуженные из какого-то комода, стоявшего на входе, мало кого могли согреть. Зоя расстегнула ненавистный пуховик, стянула шарфик, который душил больше, чем согревал, закрыла глаза и попыталась расслабиться.

Не вышло.

В голову лез всякий бред, совершенно непроизвольно. Зоя пыталась вытолкать прочь дурацкие мысли, но перед глазами то и дело появлялась мама, и ей выть от раздражения хотелось.

— Сойка, — Богдан, судя по тому, как прогнулся диван, сел рядом. — Сойка, будешь есть что-нибудь?

Зоя отрицательно покачала головой. Ей не хотелось. Кусок в рот не полезет…

— Не надо.

— Ты когда в последний раз ела? — он стянул с неё куртку, Зоя позволила, подчиняясь, как маленький ребёнок.

— Где-то в обед. Или утром. Не помню, — меланхолично ответила девушка, жмурясь. — Я не голодна. Честно-честно.

— Да кто бы сомневался, — усмехнулся Орловский. — Давай хоть чаю?

— У тебя есть что-нибудь выпить? — вместо этого спросила Зоя.

— Чай, кофе…

— Покрепче, — твёрдо произнесла она.

Дома был целый минибар. Дома была мама, на которую Зое и смотреть сейчас не хотелось. Чувство вины накрывало запоздало, и она чувствовала себя маленькой дурочкой, которая и вправду, как подросток, поддалась эмоциям и позволила себе такое, что для взрослого человека было бы просто позором. Зое ни с того ни с сего захотелось закрыться от всего мира, спрятать голову в песок, как настоящий страус… Забыться.

— Зоя, оно тебе не надо, — Богдан всунул ей в руки чашку с водой, но Зоя сделала только глоток и отдала обратно. — Ты просто перенервничала. И твоя мать очень жесткая женщина, с такой трудно жить. Тебе надо отдохнуть. Успокоиться…

— Я хочу забыться, — Зоя заглянула ему в глаза, впервые решилась на это — почему-то подумала, что ей всерьёз станет легче, когда алкоголь одурманит сознание, выжжет из него все мысли о матери, оставит место только хмельной боли и усталости. — Хотя бы глоток, Богдан!

— Зоя, сколько ты пила в своей жизни?

Она криво усмехнулась.

— И наверняка ничего крепче вина, — подытожил Орловский, хотя девушка не проронила ни единого слова. — Сейчас ты попытаешься напиться, и дело закончится тем, что тебя будет тошнить. Выворачивать наизнанку. А потом утром ты будешь жалеть обо всём, что наговоришь по телефону, наделаешь здесь или мало ли ещё о чём.

— Ты что, — Зоя усмехнулась, — не напивался никогда?

— Не-а, — легко ответил Богдан. — И тебе не советую.

Она наконец-то полностью избавилась от куртки, забралась с ногами на диван и взглянула на Богдана так, словно уже была пьяная.

Картинка перед глазами то ли от слёз, то ли от усталости плыла, подпрыгивала, становилась размытой и смешной. Зоя с трудом подавляла желание разрыдаться или закричать, пытаясь выплеснуть на свободу весь скопившийся внутри негатив. Ещё и накатила жуткая, невероятная усталость, и девушка чувствовала себя рабыней собственного тела.

Теперь даже разговаривать было трудно. Переохлаждение и стресс сделали своё дело, Зоя почувствовала, что ей никакой алкоголь не надо, задурманила собственная усталость. Хотелось закрыть глаза и не открывать их больше.

— Пойдём, — Богдан потянул её за руку. — Ляжешь в кровать. Поспишь.

— А ты? — вяло спросила Зоя, даже не понимаясь с дивана. — Ты куда?

— На диване переночую, — пообещал он. — Ты можешь встать?

У Зои не болели ни руки, ни ноги, только дико колотилось сердце, пытаясь выпрыгнуть из груди. И встать она, наверное, могла, хотя не попыталась даже, просто закрыла глаза и подалась вперёд, чувствуя, как Богдан обнимает её за талию.

— Ну да что такое с тобой, Сойка, — его хриплый шепот прозвучал особенно интимно, и Зоя почувствовала, как дыхание щекочет шею. — Подумаешь, поругалась с мамой. Кто-то каждый день ругается. Я со своими уже полгода не виделся, и живой, как видишь. Ну чего ты? Пойдём. Ты поспишь, а завтра…

Богдан не договорил, очевидно, не желая обещать того, что потом может не сбыться. Он осторожно поднял её на руки, поняв, что нет смысла просить подняться, и Зоя уцепилась в его плечи, сминая ткань пуловера.

Мелькнула в голове дурацкая мысль, что её до этого никто никогда на руках не носил. Стало неловко, и Зоя чувствовала, как горит лицо. Наверное, она опять была вся красная, растрёпанная, в дурацкой домашней одежде, в которой ушла из дома. Спасибо, хоть не любимая юбка десятилетней давности, с заметной такой дырой, а что-нибудь более-менее приличное…

Орловский усадил её застеленную кровать, осторожно, словно Зоя была хрупким ценным грузом, задержался на мгновение, чтобы запечатлеть быстрый и будто случайный поцелуй на её губах и хотел уйти, но Зоя мёртвой хваткой уцепилась в его одежду, обвила руками шею, отвечая куда более страстно, чем куда либо прежде.

Дурацкая, глупая уверенность в правильности своих действий вновь захлестнула девушку. Она почувствовала себя способной совершить что угодно и потом об этом ни минуты ни жалеть.

— Останься, — выдохнула прямо в губы Богдану и дёрнула его за руку, заставляя свалиться на кровать рядом с собой. Потянулась к нему, вновь целуя, оставляя смешную, наивную цепочку прикосновений на скуле.

— Сойка, — он перевернулся, нависая над девушкой, замер на мгновение. — Ты же жалеть потом будешь. Не делай глупостей.

— Ты уже не дал мне выпить. Почему я не могу побыть вместе со своим парнем? — Зое показалось, даже шепот её прозвучал капризно. — Потому что я хорошая девочка, которая слушает маму, да? А я, может, плохая?

— И насколько же ты плохая? — печально спросил Богдан.

Его руки заскользили по её спине, забираясь под свитер, и Зоя вздрогнула от неожиданного жара.

Вспомнила ни с того ни с сего, что Богдан был первым, с кем она по-настоящему целовалась.

Первым, кто ей в самом деле нравился.

Даже если понарошку.

— Сойка, — он отреагировал хриплым смешком, когда Зоя уцепилась пальцами в его одежду, не отпуская. — Ты ж не хочешь.

— Я потом тебе и слова не скажу.

— Ты сама себя заешь, — прошептал он, отказываясь в сторону. — Зоя, включи голову. Я не настолько хорошо себя сдерживаю, чтобы так меня провоцировать.

— А ты не сдерживай, — попросила Зоя. — Ну правда. Я тебе совсем не нравлюсь?

— Лучше б ты мне сейчас совсем не нравилась.

Богдан подтянул её к себе ближе, будто пытаясь доказать, что сам с ума сходит, почти дрожащими руками скользнул вдоль её тела и — если б Зоя смотрела, прочитала бы по глазам, — сдался. Слабая улыбка, тронувшая его губы, была скорее признаком поражения, а Зоин поцелуй, это выбранное наобум оружие, подействовал куда лучше, чем все эти интриги, которые плели девушки из их университета, та же Леся.

Ни с того ни с сего стало страшно. Зое хотелось попросить, чтобы он был осторожнее, чтобы…

Слова застряли комом в горле. В голову влезла совершенно дурацкая мысль о том, что у неё всегда что-то идёт не так. Вспомнились уроки БЖД, где учительница твердила шестиклассникам что-то о контрацепции и безопасном сексе, а потом — о случайных связах, которые приводят к негативным последствиям, и Зоя застыла, отчаянно пытаясь понять, случайная это или не случайная.

Холодный воздух обжег обнажившуюся кожу, и Зоя непроизвольно прижалась к Богдану. Мелькнула мысль: попросить остановиться? Но было уже поздно, и она не хотела выглядеть последней идиоткой, и…

Поцелуи — беспорядочные, пылкие, — помогали лучше алкоголя, уничтожая все лишние мысли, которые загорались было где-то на краю сознания, но тут же потухали, превращаясь в жалкое подобие глаза разума. Зоя чувствовала себя последней дурой не потому, что сама, казалось, настояла на том, чтобы между ними что-то было, а потому, что в этом чем-то была беспомощной, бессильной неумехой, дрожащей то ли от холода, то ли от страха.

Она, кажется, услышала тихий шепот — "не бойся"? Или он просил расслабиться? Или остановиться? Зоя не разобрала.

Огонь желания, невесть какими словами описываемый в глупых книгах для глупых людей, разгорался медленно, совсем не так, как она ожидала. Ощущения были совершенно другими, страх просто застилал глаза. Зоя ждала, что будет больно, ждала, наверное, слишком рано, ещё до того, как между ними могло что-то произойти, потом — расслабилась…

Провалилась.

Перестала думать.

И мир вокруг превратился в смесь дурацких, выдыхаемых в полубреду слов, холода комнаты и невыносимого, незнакомого жара, название которому она дать не решалась…

Глава четырнадцатая

18 января, 2020 год

Зоя проснулась от внезапного ощущения холода, словно источник уюта, согревавший её всю ночь, внезапно куда-то подевался.

В теле чувствовалась приятная истома. Зое хотелось закрыть глаза и вновь провалиться в сон, но некое неясное беспокойство всё никак не давало ей задремать. Она покрутилась несколько секунд, ткнулась носом в подушку, вдохнула аромат чужого, но знакомого парфюма…

И вздрогнула.

Воспоминания о вчерашнем безумии — Зоя просто не могла подобрать иное слово, — заставили её крепко зажмуриться в надежде проснуться в ином "завтра", в своей собственной спальне, в квартире, где атмосфера буквально трещит от ссоры с мамой…

Нет, странное желание.

Зоя выбралась всё-таки из кровати, рассеянно оглянулась. Логично было бы нашаривать одежду, разбросанную по полу, но она лежала, аккуратно сложенная, на стуле. Богдана не было, и Зоя ни с того ни с сего подумала, что он же, наверное, видел её утром — совсем без одежды. И вчера вечером тоже…

И не только видел.

От воспоминаний почему-то пробежал мороз по коже. Зое захотелось завернуться в одеяло, укрыться с головой и притвориться, что её не существует. Орловского нигде не было, и страх, что он просто оставил её, так, понарошку, засел в подсознании и говорил оттуда тоненьким противным голоском. Зоя ничего не могла с этим поделать.

Так и продолжала чувствовать себя виноватой.

Она оделась и, ступая тихо, как кошка, выскользнула из спальни. Притворяться невидимой в небольшой квартире было бессмысленно, и уже в гостиной Зоя обозвала себя глупой — ну куда Богдан мог уйти? Это его дом, а не кого-нибудь другого! Тем не менее, она с опаской шла на шум, доносившийся из кухни, опасалась, что там может быть кто-то другой. Хозяйка квартиры или какой-нибудь сосед, мало ли, с кем может жить Богдан. Говорил, что один, но…

На кухне посторонних не оказалось, а готовкой занимался сам Орловский. На сковородке поднимался пышный, золотистого оттенка омлет, на столе одиноко стояла, судя по всему, пачка сока, на кухонной поверхности омлет ждали две пустые тарелки и одна миска с нарезанным из свежих овощей салатом.

— Ты уже проснулась? — Богдан оторвался от готовки, чтобы улыбнуться ей. — Присаживайся. Надеюсь, ты не будешь отпираться и всё-таки поешь?

Зоя молча села, подняла на Орловского испуганный взгляд, дожидаясь — когда же он всё-таки что-то скажет?

Богдан упорно хранил молчание. Не указывал на дверь, не падал перед нею на колени, хотя последнее, впрочем, скорее испугало бы Зою, чем убедило её в том, что вчерашнее было не глупой случайностью, о которой надо забыть.

Вместо этого, уверенно отказываясь от любых показательных выступлений, он поставил перед нею тарелку с омлетом, салат, положил на стол вилку. Зоя неловко заёрзала на табурете, почему-то засомневавшись, как должна реагировать, но Орловский, подавая своими действиями пример, спокойно занял свободное место и принялся за еду.

Зоя воспользовалась данной ей отсрочкой перед любым неприятным разговором и сделала вид, что содержимое тарелки и её интересует гораздо больше, чем всё, что происходит вокруг. Омлет оказался вкусным, салат — тоже, и девушка лишь один раз вспомнила о том, как мама волком смотрела на неё из-за купленных среди зимы огурцов и помидор. "Это ненормальная пища!" — твердила она, тыча пальцем в открытый на мобильном телефоне календарь, а потом завела долгий рассказ о нитратах, химии, которой пичкают еду, и прочей гадости.

Зоя отлично помнила, что слушала она тогда как минимум вполуха, игнорируя мамины вопли, и её слова каким-то чудным образом просто выветрились из головы, чтобы теперь воспоминания о них были просто белым шумом на фоне собственных мыслей.

Очень громких собственных мыслей.

Но еда имела свойство заканчиваться, и когда Зоя отложила вилку в сторону, отодвинула тарелку и сделала глоток воды, она осознала, что опять оказалась в плену дурацкой, пугающей тишины. Богдан, как будто почувствовав очередную перемену — впрочем, что там чувствовать, одного взгляда, Зоя знала, было бы достаточно, чтобы увидеть, какая она серая! — осторожно накрыл её руку своей.

Успокоило, но не сильно.

- Как ты себя чувствуешь? — вопрос прозвучал напряжённо.

Плохо. Не знает, как себя вести, сидит красная, как рак, и вообще, ей лучше бы сквозь землю сейчас провалиться!

— Нормально, — тем не менее, отозвалась Зоя, понимая, что вопрос касается её физического самочувствия, а не чувства стыда, от которого сейчас щёки горят.

Опустила голову.

Не решалась смотреть в глаза.

Сейчас Богдан скажет, что он предупреждал, что надо было вчера головой думать, а не решаться на то, о чем потом придётся долгие годы жалеть.

Зоя не хотела осуждения. Она мечтала заполнить чем-то неловкую, смешную тишину, воцарившуюся между ними, но никак не могла подобрать достойные слова, которые не прозвучали бы предельно комично. Не выходило. Получался какой-то редкостный бред. И Зоя выдохнула, признаться, самую большую глупость, на которую только могла решиться:

— Ты, наверное, жалеешь, да?

— О чём? — удивился Богдан.

Ах да. Это ж ему полагалось задавать этот вопрос, вспомнилось вдруг Зое.

— Ну. Мы ведь не для того всё это начинали, — девушка потупила взгляд. — Я только создаю тебе проблемы.

— Какие проблемы? — хмыкнул Орловский. — Есть вероятность, конечно, что твоя мама попытается меня задушить, но никаких других неприятностей я пока не предвижу, — он поднялся, буквально сдёрнул Зою со стула и заключил её в свои объятия. — А вот с твоей неуверенностью в себе надо бороться.

— Я здраво оцениваю свои способности, — буркнула Зоя, отводя взгляд. Дико захотелось смеяться. — По сравнению с твоими предыдущими девушками я, наверное, вообще безжизненное бревно.

Воцарилась пауза. Богдан молчал секунду, две, только подтверждая Зоины предположения, а потом тихим, опасным голосом поинтересовался:

— С какими предыдущими девушками?

— Ну, я же не знаю, кто тут у тебя был? — Зое подумалось, что она ведёт себя, как ревнивая идиотка, которая вообще-то на Богдана и вовсе никакого права не имеет.

— За всю прошедшую зиму аж одна, — протянул Богдан и, осознав, что шутки с Зоей сейчас плохи, уточнил: — Сойка, ты.

- Я?

— Ну а ты разве не девушка? — хмыкнул Орловский, занимая её табурет и усаживая Зою к себе на колени. — Мне показалось, очень даже да. И, отвечая на твой вопрос: нет, ни на какую часть дерева ты не похожа. Ни на бревно, ни на ветку, ни на то, что ты там ещё себе придумаешь.

Интересно, а ей есть куда краснеть дальше?

Весь опыт Зои о том, как вести себя с мужчиной после… — ох, она даже в мыслях этого произнести не могла! — заключался в просмотренных за компанию с мамой сериалах, где героини обычно не тушевались, а, облачившись в рубашку своего молодого человека, отправлялись искать его по квартире и требовать продолжения. Или сам тот молодой человек оказывался в кровати, а не на кухне с омлетом, и на продолжении настаивал сам.

Богдан вообще ни на чём не настаивал, ни вчера вечером, ни сегодня утром. Как трактовать это его поведение — да что там, как трактовать любое его поведение! — Зоя понятия не имела, но заранее винила во всём себя, наверное, по дурацкой домашней привычке.

— Я просто… — она запнулась, пряча глаза. — Я…

— Зоя, — Орловский поймал её за подбородок, поворачивая к себе и заставляя посмотреть в глаза. — Послушай. Я понятия не имею, что надо было с тобой делать, чтобы впихнуть в эту голову, — он шутливо постучал пальцем по её лбу, — такие дурные мысли и столько комплексов, но ты — прекрасная девушка. Во всех смыслах. Ты умная, красивая, ты хороший человек и — слушай, ну ты же не хочешь, чтобы я уточнял насчёт…

Зоя правда не хотела. Она так стремительно прижала ладонь к его губам, уговаривая замолчать, что Богдан ответил только понимающей улыбкой.

— Но если тебя так волнует этот вопрос, то нет, сюда не хотя толпами другие девушки, — рассмеялся Орловский. — И, вопреки моей прекрасной репутации, я не меняю их, как перчатки.

— А как меняешь? — хихикнула Зоя, всё ещё чувствуя себя последней дурочкой.

— Никак не меняю, — пожал плечами он. — Кто ж откажется добровольно от Зои Горовой? Это только её не слишком адекватная мама не понимает, какое вырастила сокровище, — Богдан поцеловал её в щёку. — Она, кстати, звонила.

Зоя вспомнила, что её собственный телефон так и остался в кармане пуховика, висевшего нынче в прихожей. Но выбираться из тёплых, уютных объятий Богдана ей хотелось сейчас меньше всего на свете. Наоборот, отыскав наконец-то хотя бы какой-то след уверенности в себе, Зоя прижалась к нему, в мыслях пожелав не расставаться хотя бы до обеда.

— Тебе звонила? — голос невольно дрогнул: воспоминания о матери были крайне далеки от приятных.

— Да, — подтвердил Богдан.

— Ты ей сказал?

— Что ты у меня? Да. Отсыпаешься после вчерашнего блуждания по холоду. Предположительно, пока что не очень хочешь её видеть. Нет, ты не успела промерзнуть, я нашёл тебя довольно быстро, да, отогрел и напоил горячим чаем, разумеется, утром покормлю. И нет, Зоя, о том, из-за чего ты опять краснеешь, я не говорил. Я ж не совсем придурок, ну правда.

Девушка несмело улыбнулась.

— Спасибо.

— Да не за что, — улыбнулся Орловский.

— Сильно кричала?

— Не очень, — вздохнул Богдан. — Кажется, испугалась за тебя.

Наверное. Зое вдруг подумалось, что мама же её любила. Пусть своей странной, собственнической любовью, от которой даже дышать — и то трудно было, — но любила ведь!

— Я, наверное, домой пойду, — прошептала она. — Мне б надо…

— Проводить?

Зоя благодарно кивнула. Проводить было хорошей идеей.

***

Удивительно, и как только за одну короткую ночь успела начаться настоящая, красивая, снежная зима? Зоя чувствовала себя героиней какой-то сказки… Правда, в самом начале этой сказки, когда она, главная героиня, бредёт по снегу в старых, истоптанных сапогах, в тоненькой куртке, которая при малейшем заморозке превращается в совершенно бесполезный предмет гардероба, да ещё и без шапки.

Богдан предлагал вызвать такси, но Зоя уверенно отказалась. Даже капюшон не накинула, притворившись, будто ей совсем не холодно, и только когда обняла парня на прощание и заскочила в подъезд, осознала, что вот-вот превратится в самый настоящий кусок льда, если немедленно не залезет под тёплое одеяло.

Тем не менее, она позволила себе немного помяться в подъезде. Включила интернет на телефоне, обнаружив множество пропущенных сообщений, усмехнулась количеству звонков, совершенных не только мамой, а и тем же Богданом и с какой-то радости Леркой, с которой они хоть и общались, но крайне мало, совсем не так, как прежде, когда в самом деле дружили.

Мама наверняка ужасно злая сейчас…

Зоя отогнала прочь сомнения. Нечего бояться. Не убьёт же её, в конце концов, родная мать! А что отругает, такона всегда ругается, даже если повода нет. Теперь он появился, но…

Входная дверь была открыта. Мама, реагируя на скрип петель, выскочила в коридор, но Зоя не проронила ни единого слова. Молча стянула куртку, сняла сапоги и побрела прочь, пытаясь позволить желанию о тепле и уюте взять верх над глупым, детским страхом.

— Зоя, — позвала Елена Леонидовна, — нам надо поговорить.

— Зачем? — пожала плечами Зоя. — Поговорить? Хорошо, мам: я виновата и вчера поступила, как глупый подросток. Ты права, мне вообще ничего нельзя доверить. Так подойдёт?

— Зоечка…

— Очень жаль, если нет.

Мама остановилась на мгновение посреди коридора, потом, решившись, двинулась следом за Зоей.

— Возможно, я действительно на тебя сильно давлю.

— Ты же мне добра желаешь, да, я в курсе, — кивнула девушка. — Всё хорошо. Всё нормально.

— И с Петей был точно перегиб…

— Ну что ты! Идеальный кандидат…

— Зоя, прекрати! — не выдержала мать. — Прекрати паясничать!

— Ок, — меланхолично отозвалась девушка, уходя в свою комнату. Дверь закрывать не стала, не желая повторять очередную фазу истерики, просто забралась в кровать и укрылась пледом, что, сложенный, лежал у изножья.

Мама зашла в комнату, села на краешек компьютерного кресла, стоявшего у стены, и осторожно протянула руку, словно хотела дотянуться до Зои.

— Я просто очень на тебя переживаю, — вновь заговорила она. — О твоём Богдане мне чего только не наговорили… Хулиган, бабник…

— Один раз подраться в университетском коридоре — это не хулиган, — нехотя отозвалась Зоя. — И он не бабник. Ни с какими его "бывшими" я не встречалась. И вообще понятия не имею, были ли они!

— Зоя, красивые мужчины — это всегда опасно.

— Он нормальный, мама.

Елена Леонидовна позволила себе помолчать несколько минут. Потом опять заговорила:

— Возможно, ты и права. В конце концов, он тебя нашёл, когда у меня не получилось. Но мне бы очень не хотелось, чтобы ты страдала. Я больше не буду вмешиваться, обещаю. Поступай так, как считаешь нужным. Только пожалуйста, Зоя. Не делай глупостей.

Очень вовремя.

Она уже их наделала.

Сейчас можно было рассказать маме всю правду, и Зоя была почти готова это сделать, но почему-то подумала — а ведь мама не поймёт. Только осудит, скажет, что всё-таки была права, что непутёвая дочь оправдала её ожидания…

— Я очень устала и хочу побыть одна, — попросила Зоя.

Мама в кои-то веки отреагировала. Понятливо кивнула, поднялась и вышла из комнаты, тихо прикрыла за собой дверь. Зоя действительно закрыла глаза, хотя знала, что не уснёт. Слишком уж много разных мыслей сейчас роилось у неё в голове, чтобы вот так, по мановению руки, избавиться от них.

Мобильный завибрировал, и девушка по инерции схватилась за него, даже не зная толком, что ожидала там увидеть.

Писал Богдан.

"Может быть, встретимся завтра? Сходим куда-нибудь?"

Зоя не смогла сдержать улыбку.

Их "понарошку" продолжалось и без свидетелей, даже после всех совершённых глупостей. Может, не стоит настолько сомневаться в человеке? Достаточно просто поверить?

Она посмотрела на сыпавший за окном снег и быстро набрала в ответ: "Да, конечно, а куда?"

Глава пятнадцатая

3 февраля, 2020 год

— Как каникулы? — Лерка швырнула свою сумку на стол рядом с Зоей и заняла свободное место. — Отдохнула?

— Отдохнула, — отозвалась Зоя, отвечая искренней, радостной улыбкой.

— Ездила куда-то?

— Нет, в городе, — она откинулась назад и скосила глаза в сторону, чтобы посмотреть в окно.

Снаружи царила зима. Не поддельная, которая терзала их город болотом и плюсовой температурой весь декабрь и как минимум половину января, а настоящая, снежная, искристая, пусть не слишком холодная, но всё равно радующая и погодными условиями, и своим внешним видом, невероятно праздничным, как будто вот сейчас начался новый год.

— А Богдан как? — тут же настороженно поинтересовалась Лера, устраиваясь поудобнее и всё-таки снимая сумку с парты.

— А как Аня и Ира? — вопросом на вопрос ответила Зоя.

Лера покраснела.

— Ну я же не могу совсем с ними не общаться, Сойка. Мы ж подруги!

Зоя только пожала плечами.

— Так я и не прошу. С Богданом всё просто отлично.

— И вы…

— Всё ещё вместе, — закончила за неё девушка. — Не разочаровывай меня, Лера, пожалуйста.

Подружка вздохнула.

Зое ни с того ни с сего подумалось, что настоящие доверительные отношения между ними больше никогда и не восстановятся. Всё-таки трудно склеить то, что никогда не было одним целым. Горовая теперь понимала, насколько была наивна, когда принимала все те воскресные посиделки за встречи подруг, а не за обыкновенные попытки вытрясти из неё побольше информации, раскрутить на какую-нибудь помощь вроде расчётки по экономике…

Лера больше ничего не просила, только написала на сессии по поводу какого-то конспекта. Зое было не трудно, что там — сделать несколько фотографий и отправить? Но всё же, их отношения так и остались на уровне неплохих знакомых, способных перекинуться несколькими фразами.

Ира и Аня и вовсе отошли на задний план. В университете они и тогда не особенно-то и появлялись, а теперь, как полагала Зоя, и вовсе ходить перестанут. Четвёртый курс, выпускники, и вряд ли девушки действительно собираются писать диплом самостоятельно.

Купят, как же иначе?

И сидящая рядом с преданным видом отличницы Лера тоже купит, чего уж сомневаться? Семестр лёгкий, из противного — только глухарь, первая пара в понедельник… Та, на которой они как раз сейчас и сидели. Зоя знала, что они опять не будут слышать друг друга, преподаватель — студентов, студенты — преподавателя, и придётся щурить глаза, высматривая что-нибудь более-менее понятное в его записях на доске. Возможно, ей действительно удастся понять ту тему, которую он попытается рассказать на очередном занятии, и, несомненно, она никогда в жизни этими обретёнными знаниями не воспользуется.

С каждым днём занятия в университете казались Зое всё большей фикцией. Вот и сейчас она с какой-то радости больше думала о Богдане, чем о том, чтобы следить за гениальными изъяснениями глухаря. Да ещё и Лера никак не хотела умолкнуть, то и дело дёргала, пытаясь раскрутить на разговор.

— Пожалуйста, тише! — не выдержал наконец-то глухарь, Альберт Семенович, их пожилой преподаватель. — Молодые люди!

Молодые люди, которых здесь было едва ли больше двадцати процентов от всех, кто должен присутствовать, ответили короткими кивками и тут же — тихими смешками, в которых плохо скрывалась издёвка над преподавателем. Зоя вспомнила, как гордо старшие курсы, да и тот же Богдан, рассказывали о том, сколько им приходилось терпеть глухаря, какими скучными были его лекции и как отчаянно хотелось выскочить вон из аудитории.

Из приходивших не выскакивал никто, но и приходивших-то становилось всё меньше с каждым годом.

— А у вас что, — не удержалась Лера, — действительно всё серьёзно?

Зоя улыбнулась.

Она сама толком не знала ответа на этот вопрос, наверное, в первую очередь потому, что они с Богданом о таком практически не говорили. Серьёзно или нет… Как получится. Ей нравилось проводить с ним время, гулять, держась с ним за руку, целовать его, не заботясь о том, что кто-нибудь на них смотрит. Зоя перестала бояться толпы, перестала ругаться с матерью по этому поводу, потому что Елена Леонидовна, кажется, смирилась с тем, что у её ребенка с кем-то появились серьёзные отношения…

— У нас так, как получается, — ответила она наконец-то, поняв, что так долго молчать нельзя, не то Лера вновь начнёт задавать глупые вопросы и смотреть на неё квадратными глазами, не понимая, как Зоя могла скрывать такие подробности личной жизни.

Почему люди так плохо относятся ко всем попыткам скрыть своё, родное, принадлежащее только двоим людям, а не всему окружающему миру? Почему не понимают?

Зоя попыталась сконцентрироваться на том, что говорил преподаватель, игнорируя лезшие в голову мысли о собственных странных отношениях с Богданом. Какая разница, как у них всё складывается? Главное, что их двоих это полностью устраивает.

Лекция у глухаря поражала тем, насколько скучной, длинной и занудной она была. Зое хотелось закрыть глаза и задремать, не слушая это монотонное бормотание, но она отчаянно сдерживалась, прекрасно понимая, что спросить потом точно будет не у кого. Лера притворялась ещё одной внимательной студенткой, даже следила взглядом за движениями преподавателя, но, судя по выражению лица, не понимала ни единого слова.

— Ты хоть что-нибудь разбираешь? — не удержалась она минут через пятнадцать, раздражённо сверяясь с часами.

— Да, почти, — буркнула в ответ Зоя. — Не мешай.

На самом деле, она не испытывала ни малейшего интереса к тому, что там читал глухарь. В голову то и дело лезли разные мысли, вспоминалось почему-то, как они недавно с Богданом вновь гуляли по парку, и Орловский будто специально выбирал самые безлюдные аллеи. Зоя всё никак не могла понять для себя, показательное это выступление или нет. Настоящие отношения или понарошку?

Хотелось верить, что настоящие, но разве люди могут хоть иногда в чём-то не сомневаться?

Она так глубоко ушла в свои мысли, что даже не услышала мелодию звонка. Та была совсем тихой, и Альберт Семенович ещё несколько минут продолжал бормотать что-то себе под нос, очевидно, читая лекцию, потом вдруг посмотрел на часы, вздрогнул и умолк.

— Лекция окончена, — пробормотал он чуть громче, чем весь предыдущий материал, спешными движениями стёр то, что рисовал на доске, повернулся, ожидая услышать недовольный гул, но никто даже внимания не обращал на то, что он там писал.

А кто обращал, давно уже переписали.

Альберт Семенович деловито пожал плечами, хмыкнул себе под нос, таким образом выражая недовольство, и медленно зашаркал в направлении выхода из аудитории.

Все остальные, и Зоя в том числе, тоже начали собираться. В понедельник у других групп с потока была масса занятий, а вот у неё только какое-то практическое занятие, на которое ходить почти необязательно. Зоя б не отказалась сейчас сбежать с занятий, подальше от Леры. Продолжать почему-то разговор совершенно не хотелось.

— Зойка, подожди!

Она нехотя остановилась, успев сделать это раньше, чем Лера схватилась за её запястье.

— Ты что, так и не простила? Ну я ж не поддерживала их тогда! Да, я вступилась за тебя сразу, просто не подумала, что всё будет настолько серьёзно, но Зойка, правда, нельзя же столько дуться!

Зоя вздохнула, повернувшись к подруге.

— Я не дуюсь, — абсолютно серьёзно ответила она.

— Правда, что ли?

— Ну конечно, — уверенно кивнула Зоя. — Просто у меня больше нет времени так активно общаться.

— Но ведь раньше оно было! И раньше нас было целых трое…

— Да, — согласилась Горовая. — Но раньше я знала, что мои подруги меня поддерживают, а не ходят на эти встречи только для того, чтобы я помогла с лабораторными или какими-то расчётными работами, понимаешь?

Лера покраснела. Ей хотелось, наверное, воскликнуть, что уж она-то это делала не ради помощи Зои, но это прозвучало бы несколько нечестно.

— Я ничего у тебя просить не буду, — пообещала она. — Но мне бы не хотелось всё портить!

— Мы ничего не портим, — ободряюще улыбнулась Зоя. — Просто у меня стало немного меньше времени на подруг, понимаешь? Считай, что Аня и Ира просто не выдержали конкуренции.

— Ты хоть виделась с ними? — спросила Лера.

Горовая отрицательно покачала головой.

— Не-а, — ответила она, чувствуя, как обжигает губы натянутая улыбка. — И я б не сказала, что очень хочу этой встречи. Думаю, перегрызться мы сможем, а вот помириться — точно нет.

— Ты же знала, что Анька влюблена в Богдана, — вздохнула Лера, шагнув к выходу. — Надо было как-то помягче сообщить, наверное.

Зоя кивнула. Конечно, надо было. Но только Аня была влюблена в каждого более-менее приличного парня…

Мама вчера вот заявила, что, может быть, Орловский не так уж и плохо влияет на её дочь. По крайней мере, подружки, которых Елена Леонидовна считала паразитками, сидевшими у Зои на шее, больше не пьют из неё жизненные соки и ничего не пытаются от неё добиться. Что ж, она была права, с появлением Богдана Зоя потеряла контакт со многими откровенно лишними людьми. Кто-то завидовал, на кого-то просто не хватало времени.

Аня и Ира оставили о себе в качестве воспоминаний только бесконечную завистливость и нежелание даже вспоминать об их существовании, не говоря ни о чем большем.

— Слушай, — оживилась вдруг Лера, — а ты знаешь про встречу выпускников? Восьмого числа будет! Может быть, придёшь в этом году? Можешь даже не одна.

Зоя задумчиво взглянула на подругу. Она всё время забывала о том, что училась с Леркой в одной школе, вот и сейчас смотрела на неё с лёгким недоумением.

— Встреча выпускников? Да, точно… Думаешь, стоит? — Зоя обернулась в поисках путей для отступления, но Лера никуда исчезать не собиралась, да и отпускать её — тоже.

— Конечно же, стоит! Ну! Соглашайся! — уверенно заявила она. — Слушай, у нас всё будет мегакруто! Уже можно похвастаться жизненными достижениями… Вон, Маринка, говорят, родила, а Настя так вообще… Ну так что, пойдёшь?


— Подумаю.

Зоя никогда прежде не ходила на встречи бывших одноклассников. Школу она не слишком-то любила, в университете всегда чувствовала себя куда более уверенно. Не видела ни малейшего повода встречаться с ними и сейчас.

Зачем? Похвастаться, посмотреть на то, как устроились другие, расстроиться чужим радостям, улыбаться, слушая о неудачах? Для такого у Зои не хватало цинизма. А искренне сопереживать и улыбаться одноклассникам она смогла бы вряд ли, чувствуя по отношению к ним больше равнодушие, чем интерес и желание общаться.

Она наконец-то смогла выйти из аудитории, правда, так и не избавившись от Леры, и уверенно устремилась к узкому переходу, что вёл в другой корпус. Сейчас бы домой уйти…

— Сойка!

Зоя остановилась, как вкопанная, и стремительно обернулась, заранее зная, что увидит Богдана.

Никто, кроме Орловского, не называл её сойкой. Это обращение, ласковое, звучавшее немного смешно из его уст, было для неё таким себе идентификатором. Зоя так привыкла к собственному птичьему прозвищу, что напрочь забыла о том, что оно может быть обидным. Богдан, кажется, воспринимал собственное "Сойка" так, как будто обращался к Зое по имени.

Она обняла его, игнорируя не отстающую ни на шаг Лерку, поцеловала в щёку и, чувствуя излучаемое Орловским тепло, констатировала для себя привычный факт: она вновь сумела заполучить капельку уюта и спокойствия, опять была под защитой и могла больше ничего не бояться. Хотя бы некоторое время.

— Ну вот! — послышался за спиной раздражённый тон Лерки. — Зоя! Ну Зоя!

— Что такое? — девушка повернулась к подруге — или к бывшей подруге, или к хорошей знакомой, Зоя никак не могла определиться с конкретным статусом для Валерии.

Богдан, будто предчувствуя, что сейчас что-нибудь случится, обнял Зою чуточку крепче, чем до этого. Она благодарно улыбнулась, вновь чувствуя себя под защитой, увернулась, впрочем, от шутливого поцелуя в щёку, хихикнула и, реагируя на раздражённое фырканье Леры, невольно повернулась к ней.

— Так что ты хотела? — поинтересовался Богдан, обращаясь к Валерии.

Зою он из своих объятий не выпускал.

— Да вот, Сойка твоя не хочет опять идти на встречу выпускников, — затарахтела Лера, обнаружив, что кто-нибудь всё ещё готов её слушать. — Каждый год её уговариваю, и каждый год одно и то же, что-то её упрямо не устраивает! Может быть, вы вдвоём пойдёте?

Вдвоём? Эта идея была получше, по крайней мере, Зоя не была бы обречена на одиночество на этой встрече, но всё равно, куда приятнее провести этот вечер без лишних свидетелей.

— Богдан, может быть, на свою пойдёт, — попыталась вклиниться Зоя, но Орловский ответил ей фырканьем, не проявляя в этот раз своей привычной чуткости.

— Ну нет, — закатил глаза он. — На свою я точно не пойду, зачем оно мне надо? А вот на твою бы сходил. Или ты настолько не хочешь?

— Пожалуйста! — взмолилась Лера. — Разве это так плохо — повидаться о старыми знакомыми, пообщаться с нашими, учителя тоже будут рады тебя видеть…

О, это вряд ли. Зоя ж не носила взяток.

— Я не знаю…

— Соглашайся, Сойка, — прошептал ей на ухо Богдан. — Чего ты боишься? Неужели твои одноклассники тебя искусают, честное слово?

Искусали бы, случись это немного раньше. Зоя терпеть не могла возвращаться в школьное змеиное гнездо, она за аттестатом-то нехотя приходила через несколько дней после выпуска, а теперь добровольно переступать порог этого "казённого дома", как смеялась мама… Вот что было хорошее в те годы, так то отношения с матерью. Елена Леонидовна тогда была для Зои единственным другом, единственным близким человеком. Как это могло так сильно измениться?

Впрочем, они ведь с мамой имели все шансы сблизиться вновь. Зоя, по крайней мере, искренне на это надеялась. Ей хотелось верить в то, что то временное потепление в отношениях с Еленой Леонидовной станет постоянным.

— Ну ладно, — сдалась она. — Только если Богдан пойдёт со мной.

— Ну конечно, — рассмеялся он, целуя её в щёку, вредно так, будто дразнясь.

Зоя повернулась к нему, позволяя коснуться коротким поцелуем своих губ, прижалась крепче, настолько, насколько это вообще было допустимо в стенах родного университета, и тут же услышала раздражённый стон в исполнении Леры.

— Достали со своей любовью, — фыркнула она, пытаясь за шуткой прикрыть реальное отношение ко всему происходящему. — Честное слово, только и могут, что целоваться!

— Не завидуй, Лера, — пошутила Зоя, и уже тогда, когда Лерка отмахнулась от неё, не желая развивать эту тему, осознала, что зависть-то реально была, даже от той единственной девушки, которая не пыталась плюнуть в Зою ядом.

Но что самое странное: ей было всё равно. Зоя больше не боялась человеческой зависти, но она и не испытывала удовольствия от того, что причинила им такое неудобство. Впервые за долгие годы Зою в самом деле интересовало только то, как было ей самой.

Глава шестнадцатая

8 февраля, 2020 год

Школа была украшена новогодней мишурой и бумажными снежинками, скотчем прилепленными к стеклу. Со стороны складывалось такое впечатление, словно весь дешевый декор не смогли отодрать, потому решили разукрасить в розовый и выдать за украшение ко дню Святого Валентина. На стене, впрочем, уже было прицеплено одно огромное розовое сердце, призванное создать антураж близящегося праздника всех влюблённых, абсолютно неуместного, между прочим, для несовершеннолетних…

Зоя решила оставить свои мысли о моральном облике школы при себе. Всё равно никто не будет прислушиваться к попыткам выпускников призвать администрацию к уничтожению совершенно бесполезного декора.

Сдавать зимнее пальто в переделанный, но всё такой же неудобный школьный гардероб не хотелось, но таскаться с пальто в руках тоже было неудобно. Зоя отдала одежду гардеробщице и сжала круглый номерок в руке, вспоминая, как прежде царапали руку и оставляли затяжки в кармане старые, неотполированные, сделанные из кусков железа номерки.

Школа изменилась в деталях, но, стоило собрать их все воедино, как Зоя опять видела ту же самую картину, довольно печальную, серую и скучную. Плохо помытые полы, особенно там, где их не поменяли на новые, лестница, на которой на перемене будет ужасная толкотня и кто-нибудь обязательно упадёт, щели в окнах в вестибюле, хотя в аудиториях их уже лет шесть назад массового заменили на новые…

— Зойка! — девушка даже не заметила, откуда выскочила университетская подруга, почти повисшая у неё на шее и бесцеремонно оттолкнувшая Богдана в сторону. — Пришла всё-таки!

— Пришла, — нехотя улыбнулась Зоя. — О, ты сегодня прям принарядилась…

Лера и вправду постаралась, выбирая себе наряд. Внутри школы было холодно, и Зоя нисколечко не жалела, что решила не изменять своему тёплому платью, но Лера, кажется, была готова на любые жертвы, лишь бы только немного побыть королевой вечера.

Она хотела что-нибудь ещё, но, заметив кого-то из одноклассников у входа в школу, тут же метнулась туда.

Зоя училась с Лерой в разных классах, они-то получше познакомились только в университете, когда попали в одну группу. Наверное, хорошо, что раньше они были не особенно знакомы, иначе Зоя чувствовала бы себя так же, как в собственном классе, самой неуверенной, несколько неловкой, вечно падающей на ступеньках девчонкой. Она с той поры сильно изменилась, по крайней мере, внешне, да и людей боялась не так сильно, но всё равно, заглянув в школу, чувствовала себя покинувшей зону комфорта.

— Всё в порядке? — шепотом спросил Богдан, привлекая Зою к себе.

— Да, — кивнула она. — Просто давно не была здесь.

Она двинулась наобум, скорее по направлению, а не по номеру вспоминая, где именно находилась её классная комната. Зоя помнила, что третий этаж, но с удивлением осознала, что сама цифра напрочь вылетела у неё из головы. Надо же… Её жизнь в последнее время оказалась такой активной, что из воспоминаний упрямо стиралось всё прошлое, как ластиком кто-то прошёлся.

Богдан рассматривал школу без особенного интереса, всем своим видом демонстрируя, что пришёл исключительно ради Зои. Смешно было, впрочем, ждать от него восторгов по отношению к старому и снаружи, и внутри зданию, которое пыталось за ремонтом спрятать собственные недостатки.

Надежда подняться до классной комнаты и повидать там уже знакомые лица и вечно сердитую классную руководительницу, которая попытается выжать из себя улыбку и притвориться радостной, разбилась о громкий оклик:

— Горовая!

Зоя стремительно обернулась, чтобы увидеть на ступеньках бывшую "подружку". Они не ссорились, по крайней мере, открыто, никогда не позволяли себе прямых столкновений, но натянутость в отношениях, которые по какой-то смешной причине называли дружескими, чувствовалась уже последние года три.

Потом потеряли друг друга, и не сказать, что Зоя сильно об этом жалела.

— Лида, — натянуто улыбнулась она, чувствуя себя плохой актрисой, исполняющей не нравящуюся ей роль. — Как я рада тебя видеть!

— А я-то как рада, — расплылась в улыбке Лидия, раскрывая объятия.

От неё пахло духами средней стоимости, неплохими, хорошо державшимися, но вызывавшими у Зои стойкое отвращение из-за их популярности. Платье было дорогое, из какого-нибудь модного столичного бутика, и вспомнилось отчего-то, что Лида уехала покорять столицу, правда, путём поступления в университет покорять, а не каким-нибудь непристойным образом.

— Познакомься, — Зоя посторонилась и кивнула на Орловского, — это Богдан, мой парень. Вот, решил прийти со мной.

— Вот как, — Лида смерила его оценивающим взглядом и, судя по довольному кивку, осталась вполне довольна результатом. — Всегда знала, Зоя, что у тебя отличный вкус на мужчин. А я вот одна… Всё в разъездах, много путешествую…

— Надо же, — Зоя почувствовала, что постепенно расслабляется. — Ну, ты ведь знаешь, я не по этому делу. Предпочитаю уют родного города.

Лида, кажется, улыбнулась вполне искренне и затараторила о своей учебе. Эту тему поддерживать было легко, Зоя даже втянулась в спор о новом распределении стипендий, потому вздрогнула от неожиданности, когда услышала сзади осторожное покашливание.

— О! — Лида заметила источник звука первой. — Надо же. Лизавета! Какими судьбами?

Зоя тоже повернулась — чтобы почувствовать, как на мгновение начинает учащённо биться сердце, а потом возвращает свой привычный ритм, а она — стремительно успокаивается, с трудом подавляя рвущееся на свободу торжество.

Лиза на самом деле не была Лизаветой, нет, она — обыкновенная Елизавета, ничего сверхъестественного. Но школьное прозвище, такое вот простое, прочно прицепилось к ней и никак не желало отставать. Зоя не помнила, кто её так прозвал, может, само повелось с лёгкой руки той же Лидии. Лиза была простой, немного завистливой, немного ядовитой. Ума ей часто не хватало, и она таскалась то за Лидкой, вторя каждому её слову, то за Зоей, то за кем-нибудь ещё, пытаясь, находясь на вторых ролях, притворяться лидером перед теми, кто был слабее.

С кем-то выходило, с кем-то нет.

Но то, с каким торжественным видом Лиза держалась за руку Максима, некогда первого кавалера их класса, заставило Зою улыбнуться и повернуться к Богдану.

В каждой школе, в каждом университете есть свой красавчик, с которым, что логично, мечтает быть вместе буквально каждая девочка. Или почти каждая. И Лидка, и Лиза, и даже Зоя когда-то вздыхали по Максу, только кто-то делал это очень громко, кто-то — так, что никто бы и не догадался. Зоя относилась ко второй группе. Она терпеть не могла выставлять своё отношение к кому-либо напоказ. Макс, должно быть, и не догадывался, что она питает по отношению к нему какие-нибудь тёплые чувства.

Скорее всего, он свято верил в то, что Зоя была в числе тех немногих, кто плевать хотел на его обаяние.

От него теперь, впрочем, не так много и усталость. Максим выглядел каким-то очень уставшим, под глазами залегли синие тени, а то, как Лизка цеплялась за него, явственно подчёркивало — пытается продемонстрировать, как они счастливы вместе. Возможно, пересеклись случайно, возможно, столкнула жизнь, но пародийная гордость Елизаветы так сильно раздражала, что Зоя с трудом сдержалась, чтобы не развернуться и не уйти прочь.

Теперь, переглянувшись с Лидой, в бывшей сопернице-подружке она ощутила близкую соратницу, возможно, испытывающую по отношению к Лизке то самое ощущение отвращение.

— Девочки! — заохала Лиза, бросаясь их обнимать. Зоя позволила притронуться к её щеке губами, но сама только клюнула воздух, отказываясь от реального поцелуя, Лида, кажется, поступила точно так же.

Макс сделал шаг навстречу, приобнял Лиду, потянулся и к Зое, явно забывая о том, что она была не подружкой, а другом в те далёкие школьные годы, но натолкнулся на протянутую для рукопожатия ладонь, как раньше.

Зоя посмотрела на него и с досадой отметила, что Макс подурнел. Из красивых мальчиков редко получаются красивые мужчины. Она понятия не имела, как выглядел её — её, это хотелось выделить даже в мыслях, — Богдан, когда был ребёнком, но знала, что от Максима осталась только вялая, подавленная жизненными проблемами оболочка, нечто пустоглазое, но хранящее налёт былой привлекательности.

— Так приятно наконец-то встретиться! — тарахтела Лизавета. — А вот мы с Максиком… — она делала внушительную паузу, прежде чем принималась рассказывать о какой-то ещё очередной глупости из своей жизни. — Лидочка, а ты путешествуешь? А вот мы с Максиком… Зоечка! Познакомишь со своим молодым человеком?

Зоя представила Богдана с таким спокойствием, что Лизавету, казалось, почти передёрнуло, а потом ни с того ни с сего промолвила:

— Мы хотели послушать официальную речь директора. Как я понимаю, сначала основная программа, нас ждут в актовом зале?

Лиза, уже сделавшая несколько шагов вверх по ступенькам, чтобы скорее оказаться под крылом классной руководительницы и там рассказывать о том, что она с Максиком живёт в своём персональном долго и счастливо, внезапно остановилась и поражённо уставилась на Зою.

— Да, — кивнула нехотя Лида. — Но мы думали, сразу в класс?

— Нет, — усмехнулась Зоя. — Я хочу посмотреть, как там всё изменилось.

Богдан, разумеется, последовал за нею. Свободных мест хватало, в актовом зале в основном обосновались люди постарше, и они заняли место в одном из первых рядов, не оглядываясь назад. Зоя не стала задаваться вопросом, последовала ли Лизавета за нею или пошла искать себе аудиторию в другом месте. Она только чувствовала, что зря послушала Лерку, зря подумала, что появление в школе может доставить ей хотя бы капельку удовольствия.

Надо же. Оказывается, в этом плане она совершенно не мстительная. Что толку хвастаться своими отношениями и даже дурацким титулом "мисс Университет", ведь самое главное — просто быть счастливой! Так странно, что та же Лиза этого не понимает. Она-то наверняка пришла похвастаться, продемонстрировать, что всё-таки завоевала кого-то лучшего, сумела стать лидером в отношениях, одного это "мы с Максиком" чего стоит.

— А как бы ты отреагировал, если б я называла тебя Богдашей? — вдруг прошептала Зоя.

Орловский, до этого притворявшийся внимательным зрителем, которого в самом деле интересовал танец маленьких утят в исполнении первоклассников, с трудом сдержал хохот.

— Я бы попросил тебя больше никогда так не делать.

— А если б я повторила?

— О, ну. Пришлось бы нам в первый раз поссориться, — скривился Богдан. — Терпеть не могу, когда кто-нибудь коверкает моё имя.

Зоя оглянулась. Нет, Лизы не было, очевидно, она пыталась хотя бы при частичном наполнении зала устроить своё выступление. Плевать, что одноклассники ещё не все собрались, потом подойдут и будут обсуждать, как удачно у неё всё в жизни сложилось, не так ли?

— А давай уедем? — ни с того ни с сего предложила Зоя.

— Уедем? — поразился Богдан. — Мы ж только…

— Я не хочу участвовать в этой ярмарке тщеславия, — легко пожала плечами Зоя. — Мне это… Неинтересно, наверное. Лерка уговорила, и я подумала, может, приду, почувствую себя сильной-умной-красивой.

— Ты и так у меня сильная-умная-красивая.

— Вот и я поняла, — горько усмехнулась Зоя. — И ни положительным, ни отрицательным образом моё присутствие на встрече выпускников на это не влияет. Пойдём?

Первоклассники наконец-то дотанцевали танец маленьких утят и теперь скрылись за занавесью. Зоя знала, как выглядит сцена, представляла примерно, насколько неудобно детям толпиться в крошечной яме возле сцены, где расстояние — примерно два на полтора, даже меньше, или приходится сразу же переходить в спорт-зал, соединяемый с актовым всего лишь дверью, на которой вечно можно обнаружить замок.

Объявляли какую-то начинающую певицу, покорившую "Голос. Дети", но каким-то чудным образом не сумевшей пробиться со своим выступлением на слепых прослушиваниях в телевизионную нарезку, а потом и вовсе вылетевшую, потому что какой-то тренер перебрал участников… Или её с самого начала не взяли?

Зоя поднялась со своего места, надеясь, что не привлекает особенно много внимания, и осторожно двинулась вперёд, извиняясь у других выпускников, вроде бы даже с интересом смотревших выступление. Тоже притворяются? Или в сорок это всё кажется чуть более интересным, чем в двадцать?

Она ускорила шаг, когда оказалась в проходе между креслами, и выскользнула наружу, миновав строгого завуча, пытавшегося заблокировать выход. Та прицепилась к Богдану, кажется, не понимая, был ли этот парень когда-нибудь учеником их школы или попал сюда случайно, с кем-нибудь за компанию, попыталась уговорить остаться и едва не подняла крик, такой, что для людей, сидевших близко, заглушила будущую "гениальную певицу".

Богдан воспользовался мгновением, когда женщина от него отвернулась, чтобы выскользнуть наружу, к Зое, и девушка с трудом сдержала рвущийся на свободу смех.

— Спасаемся бегством? — тихо спросил Орловский.

— Давай, — Зоя действительно почти бегом бросилась к покорёженным ступенькам.

Обычно она терпеть не могла спускаться по таким, хваталась за поручень, с трудом преодолевая головокружение, но на ей раз — удержалась, сделала вид, будто не испытывает никакого дискомфорта, хотя на самом деле задержала дыхание и сумела выдохнуть только внизу, когда почти налетела на стену и быстрым, уверенным шагом направилась по вестибюлю к гардеробу.

Богдан не отставал. Кто-то поздоровался с ним, сдуру обозвав Володькой — перепутали, — кто-то окликнул некоего "Орловского", но оказалось, что однофамильцу было уже лет шестьдесят и он был из самого первого поколения выпускников школы.

Зоя добежала до окошка гардероба первой, с трудом преодолевая рвущийся на свободу смех. Сердце колотилось в груди, отчаянное, будто пыталось на свободу вырваться, и она чувствовала лёгкое опьянение адреналином, хотя повода-то вроде и не было.

— Дети, — буркнула гардеробщица, кажется, даже не распознав, были ли это выпускники или какой-то особенно взросло выглядящий одиннадцатый класс. — Надеюсь, не покурить?

— Мы ЗОЖники, — фыркнул Богдан.

— Ба! — скривилась гардеробщица, швыряя в него его же курткой. — Наркоманы, ещё и в этом признаются.

Орловский едва не покатился со смеху, с трудом сдержался — Зоя видела, — и поспешно натянул куртку, потом отобрал у девушки пальто, помог ей одеться. На крыльцо они выскочили разгорячённые, раскрасневшиеся, с удивительно хорошим настроением, и Зое хотелось расхохотаться громко-громко, но при этом чтобы никто не услышал, как ей было прекрасно, никто не украл у неё эти минуты свободной, беззаветной радости.

Сойти по ступенькам, скользким, покрытым тонкой коркой льда, было ох как непросто, и Зоя мёртвой хваткой уцепилась в Богдана, ища в нём опору — и всё равно почти свалилась в его объятия, поскользнувшись на самой последней ступеньке, замахала руками, чудом сумела удержать равновесие и на сей раз уже не успела остановить смех, так и лившийся на свободу.

— Хорошо здесь, — прошептала она устало, отсмеявшись. — Удивительно как-то…

— Домой? — спросил Орловский, заключая её в свои объятия.

Что к Зое, что к Богдану ехать было одинаково, школа находилась не так уж и далеко от их университета. Но Лерка говорила, что тут собирались встречать зимний рассвет, наплевав на то, что он в восемь утра только будет, ну, может, в семь, а мама на всю ночь отпустила, и Зое хотелось воспользоваться этими часами свободы по полной.

— Поехали к тебе, — ни с того ни с сего предложила она Богдану, касаясь его губ огненным, пылким поцелуем.

Он ответил, сначала даже не до конца осознав, что делает, потом отпрянул, посмотрел на неё с прищуром, уточняя — уверена ли.

— Уверена, — подтвердила Зоя, пытаясь позволить себе быть счастливой до последней секунды. — Поехали к тебе.

Глава семнадцатая

20 февраля, 2020 год

— Ты у меня самая чудесная, — шепнул Богдан, быстро, чтобы никто не увидел, касаясь губами Зоиной шеи и тут же поправляя шарф. — До когда?

— До когда-нибудь, — Зоя с трудом сдержала улыбку.

Она бы с удовольствием осталась с ним здесь, в университетском холле, но надо было убегать на занятие, сдавать очередную лабораторную работу, а Богдан решил в кои-то веки появиться в своём альма-матер и хотя бы спросить преподавателей, что надо делать. Зоя поражалась тому, как ему удавалось лавировать и оставаться без двоек, при этом настолько безответственно относясь ко всему происходящему в университете. Впрочем, многое легко можно было решить, и точно так же поступали и множество Зоиных однокурсниц.

Это ей совесть не позволяла.

— А поконкретнее?

— Вечером созвонимся? — предложила Зоя.

А когда-то она терпеть не могла разговаривать по телефону.

— Созвонимся, — кивнул Богдан. — Я наберу?

— Набери, — хихикнула девушка, быстро целуя его в губы. — Всё, я побежала. До вечера.

— До вечера!

Она выскользнула из тёплых объятий Богдана, с трудом сдержалась, чтобы не оглянуться воровато, не следил ли кто-нибудь за ними, хотя подозревала, что сейчас чужая любовь никому не нужна ни даром, ни за деньги. Внимание к ним, к счастью, как-то очень быстро угасло, и Зоя уже органично чувствовала себя в вечно занятой студенческой толпе среди куда-то спешащих людей, радостных и печальных, мечтающих о чём-нибудь и надеющихся на то, что их не вышвырнут прочь из университета.

Орловский скрылся за поворотом, она быстро направилась к высоким ступенькам, силясь вспомнить, где преподавателя ловить, на третьем или на четвёртом этаже. На лабораторные они практически все не ходили, и потому преподы просили заглядывать лично, если кто-нибудь изволит явиться. Зоя изволила уже третий раз, но Петровник, который вёл эту дисциплину, всё никак не хотел запомнить, что с их группой вечное правило "никто не придёт" попросту не работает.

Впрочем, возможно, она сейчас возьмёт у него задание, на следующий раз всё быстренько сделает и просто закроет для себя эту проблему? Такая методика отлично работает, преподавателям нравится, ей, как студентке, тоже очень удобно. Мама, правда, будет недоумевать, почему дочь торчит за компьютером целыми сутками в начале учебного года, но ничего, она поймёт.

Если Елена Леонидовна смирилась даже с Богданом и не плюнула ему в тарелку, когда случайно раньше вернулась домой и обнаружила, что Зоя кормит своего парня обедом на их кухне, позволила ему опять зайти в святая святых — в их квартиру! — то и лабораторные работы она как-нибудь Зое простит.

Да и вообще, мама — и это трудно было не заметить, — пыталась меняться. Зоя знала, насколько трудно ей было смириться с новой манерой поведения собственного ребёнка, и потому сама старалась быть несколько мягче с мамой.

Елена Леонидовна отвечала тем же.

Временное перемирие, царившее между ними, возможно, было не таким тихим и идеальным, как обеим хотелось. Иногда оказывалось в самом деле тяжело прийти к определённому компромиссу, и Зоя чувствовала себя заложницей требований матери, а Елена Леонидовна твердила, что и так слишком часто идёт на уступки.

Кто из них был прав? Наверное, никто, но всё же…

— Горовая, погоди!

Она вздрогнула.

Зоя привыкла, что по фамилии к ней практически никто не обращался. Разве что Лерка, всё ещё дувшаяся на Зою за тот смешной побег из школы, но почему-то, хохоча, то и дело обзывала подругу не Горовой, а Орловской. Видела, что ли, как они целовались, стоя в сугробе?

Ну и пусть. Плевать. Ни публичность, ни таинственность собственной личной жизни Зою уже не волновали, она каким-то чудесным образом привыкла воспринимать Богдана как кого-то родного и близкого вне зависимости от присутствия или отсутствия свидетелей.

Все остальные называли Зоей, Богдан упрямо звал Сойкой, даже преподаватели — и те предпочитали имя…

Ей так не хотелось оглядываться, что Зоя притворилась, будто ничего не услышала. Вместо того, чтобы посмотреть, кто там зовёт, Зоя только ускорила шаг и бодро направилась вверх по ступенькам, притворяясь, словно ничего не происходит.

Она даже не стала хвататься за поручень, хотя голова неизменно кружилась — как и всегда, когда Зоя вынуждена была идти по лестнице.

— Горовая, да подожди же ты!

Запыхавшийся, срывающийся голос. Знакомый.

Зоя ещё ускорила шаг, зная, что если она скроется в аудитории, делая вид, что ничего не услышала, или хотя бы затеряется в студенческой толпе, то отвратительного разговора можно будет избежать.

— Горовая, да ты издеваешься! — крепкие пухлые пальцы уцепились в её запястье, и она вздрогнула от прикосновения влажной от пота ладони.

Оглянулась, с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить глаза.

Леся, растрёпанная, кажется, ещё полнее обычного, с торчащими в разные стороны волосами, смотрела на Зою так, как, должно быть, в советском союзе смотрели на врага народа. По крайней мере, если б взглядом можно было убить — застрелила бы, а то и четвертовала, как тот средневековый инквизитор!

Но в стенах университета Леся, как бы она не стремилась к чему-то, оставалась просто студенткой и вечной активисткой, несколько надоедливой и раздражающей абсолютно всех.

Надо же, а раньше Зоя этого не замечала.

— Чего тебе? — несколько грубовато спросила Зоя.

— Лебедова спрашивает, чего это ты к ней не заходишь.

— У меня нет времени. Выпускной курс, второй семестр, — легко пояснила Зоя и повернулась спиной к Лесе, собираясь продолжить свой путь.

Но чужие пальцы всё ещё сжимали её запястье.

— Ну меня-то это не смущает, — отметила Леся. — Я продолжаю оставаться верной нашему общему делу!

Захотелось рассмеяться.

— Какому общему делу? — удивилась Зоя. — Слушай, ну… Я занята, правда.

— Раньше ты была посвободнее, — капризно отметила Леся.

Ну вот, начинается.

Меньше всего на свете Зое хотелось слушать лекции о том, какая она мерзкая, плохая и всё такое. Она вообще никак не могла понять, откуда в Лесе бралось столько уверенности в собственных силах и дерзости лезть к другим людям.

Ну бралось же, однако.

— Ты хочешь поговорить о чём-нибудь важном? — поинтересовалась Зоя, стараясь говорить спокойно. — Если только об общественной деятельности, то извини, у меня правда нет времени. Потом как-нибудь разберёмся, ладно?

Леся действительно отпустила её руку, но только для того, чтобы обежать Зою по кругу и встать у неё на пути.

— Будет конкурс, — затарахтела она с таким важным видом, что Зоя никак не могла избавиться от сравнения её с курицей, или, точнее, с петушком, демонстрирующим всем в округе собственную важность. — Песенный. И Лебедова, учитывая твой предыдущий успех, хотела бы, чтобы ты…

— Нет.

— Как — нет? — ахнула Леся. — Ты не можешь отказаться!

Зоя спокойно обошла её и направилась вверх по ступенькам. На третьем этаже уже мелькнули вечно растрёпанные волосы Лерки, и Горовая даже вскинула руку, пытаясь привлечь внимание подруги. Та обернулась, кажется, расплылась в улыбке и заспешила к Зое, проталкиваясь сквозь толпу первокурсников, всё ещё радующих преподавателей своим присутствием. Вид у Леры был страшно довольный.

— Представляешь, — заговорила она, цепляясь за Зоин рукав и оттягивая её к окну, — я только что была у Петровника — и знаешь, кого я там застала?

— В преподавательской подсобке? — без особенного интереса уточнила Зоя.

— Как бы так! У Петровника на коленях! — в глазах Леры вспыхнул пугающий огонёк заядлой сплетницы. Собственно, за девушкой такое нечасто, но водилось, особенно когда появлялся подходящий повод, а даже Зоя не могла не согласиться, насколько подходящим был служебный роман, который преподаватель даже не удосуживался скрывать. — Ну, угадай, кого, кого?

Участвовать в придумывании новой сплетни не хотелось, называть случайные имена и подставлять какую-нибудь ни в чём не виноватую женщину — тем более, потому Зоя просто пожала плечами, выражая своё недоумение. Насколько она знала Леру, та всё равно через тридцать секунд устанет играть в "угадайку" и назовёт имя, главное ещё, чтобы она сделала это не так громко.

Но Лера не успела. Зоя уже позабыла даже о Лесе, но та, как опытный преследователь, не собиралась оставлять её в покое. Вынырнув из толпы первокурсников, громко обсуждавших какую-то очень важнуюпроблему вроде превышения лимита пропусков — а он-то на самом деле, лимит этот, совершенно ни на что не влиял! — Леся устремилась к Зое и встала рядом с нею.

— Объяснись! — потребовала она, гордо подбоченившись.

— Чего тебе? — досадливо скривилась Лера. — Разве ты не видишь, мы с Зоей разговариваем. И нам не до тебя!

— А я о твоём мнении и не спрашивала, — Леся тряхнула рыжими волосами и ухватилась за руку Зои, пытаясь хотя бы таким образом привлечь её внимание. — Я повторяю, немедленно объяснись. Я второй раз тебя просить не буду! Ну-ка, бегом рассказывай, почему ты не хочешь участвовать в конкурсе?

— Я ведь тебе уже сказала, — Зоя постаралась сохранять спокойствие и говорить спокойно, внятно. — У меня нет на это времени.

— Ну конечно! Зато обжиматься с Орловским у тебя есть время! — просипела Леся.

— Не понимаю, причём здесь это.

— Не понимает она! — фыркнула Леся, уверенным движением руки отодвигая прочь придвинувшуюся ближе Леру. — Не понимает! Что, думаешь, что ты такая уникальная? Мисс Университет, неотразимая Зоя Горовая, на которую сам Орловский изволил обратить внимание! Ага! Наверное, корона у тебя уже до самого потолка, такой красавчик с тобой встречается. Спишь с ним, наверное, чтобы удержать, да? Да ты у него временная! Ну не на неделю, на месяц, на три. Вре-ме-нна-я! — чеканя слово по слогам, прошипела она. — И он тебя бросит, как бросал всех остальных до тебя, поняла? Так что не дери нос, кабы потом рыдать не пришлось!

Зоя уставилась на неё, даже не зная, что сказать в ответ. Перед глазами всё почему-то подпрыгивало, в голове шумело, а Лесины слова впечатывались, как будто клеймом, в её сознание.

— Ты что за гадости говоришь?! — вмешалась Лера, казалось, даже не заметив Зоиного смятения. — Тебе какое дело?

— Я… — попыталась отпереться Леся, но перед напором разозлённой Валерии ей было не устоять.

— Нашлась, знаток душ человеческих! — напирала девушка. — Гений доморощенный! Ты что, со свечкой за всеми в университете ходишь? Проверяешь, кто с кем спит, кто кого когда бросает? Нет? Ну так тогда пошла вон отсюда, и чтобы я тебя больше здесь не видела. Мерзость такая! Подавись своим микрофоном, иди, жирами своими потряси перед Лебедовой!

Леся замахала руками, открывала и закрывала рот, но не произнесла ни единого слова, со стороны больше напоминая рыбу.

— Я жа… жа…

— Иди! — велела ей Лера. — Все и так знают, что ты жаба! Пожалуйся своей Лебедовой и посмотришь, что она тебе скажет! Эй, Зоечка? Зоечка, ты чего?

Зоя быстро заморгала, пытаясь хотя бы понять, где она находится.

Вроде бы всё тот же коридор, ничего необычного. Леся наконец-то изволила уйти, бросилась к Лебедовой, распихивая ошеломлённых первокурсников. Те даже не подумали броситься ей помогать; то ли ориентируясь на внешность, то ли на громкость криков, они ткнулись было к Лере, спрашивали, чем бы это подсобить, но так и не получили вразумительный ответ.

Временная. Леся, бившая наугад, попала в точку.

Зачем было ходить такой счастливой, буквально сиять, если совсем скоро, через несчастные девять дней, всё закончится?

В последние часы зимы ей придётся проснуться.

— Эй, Зоечка, — позвала её Лера. — Ты что, слушаешь эту дуру? Да она ж ненормальная! Просто завидует тебе, понимаешь? Зоечка?

— Всё хорошо, — вяло отозвалась Зоя. — Пойдём на занятие.

— На какое такое занятие? — удивлённо спросила Лера. — Петровник нас видеть не хочет, у него там романтическое свидание. Да погоди ты! Зойчик, что случилось? Ну эй! Нашла кого слушать!

Зоя повернулась к подруге и с удивлением обнаружила, что всё перед глазами было каким-то… размытым, что ли. Бойкая Лера почему-то задвоилась, и Зоя, украдкой проведя ладонью по щекам, обнаружила мелкие капельки слёз.

Надо же!

Ориентируясь скорее на былую память, чем на то, что видела сейчас, она подошла к самому углу холла, где под окнами действительно обнаружились вытащенные из актового зала мягкие стулья, и устроилась на одном из них, обняла обеими руками сумку.

Добровольно временная.

И что он сделает? Будет избегать встречи, не зная, как потом посмотреть ей в глаза, потому что всё слишком далеко зашло? Скажет прямо в лицо? Станет посмеиваться за спиной? Возможно, он действительно хороший человек и полоскать её имя на каждом углу не станет, просто…

Виновато посмотрит в глаза.

Скажет: ты ведь сама соглашалась.

И что самое серьёзное, она действительно подписывалась под отношениями понарошку.

— Зойка! — Лера устроилась рядом. — Нашла кого слушать. Давай ещё поплачем, дуре этой на радость. Ну право слово, чего ты как маленькая? Да все вокруг видят, что Богдан тебя любит. Вы ж буквально светитесь рядом друг с другом!

Профессионально светятся. Как будто они не политех заканчивают, а какой-нибудь Карпенка-Карого, или где в их стране можно выучиться на актёра?

— Зойка?

— Нет, ты права, — отозвалась Горовая, выдавливая из себя слабую улыбку. — Нечего её слушать. Я просто никогда не думала, что в Лесе столько гнили.

— Да ты ж видишь, то она растёт, как на дрожжах, — попыталась приободрить Зою Лера. — Так то не оттого, что она полненькая, а оттого, что злая. У неё там не жир, у неё там желчь, уже девать некуда, печень не справляется!

На этот раз рассмеяться удалось достаточно искренне. Леся действительно аж пенилась от злости, так активно выдавала свою негативную энергию, что тут грех не посмеяться. Вот только Зое почему-то от этого намного легче не становилось.

— Всё хорошо, — наконец-то выдавила из себя она. — Так что ты говоришь, не идти к Петровнику?

— Не идти, — заявила Лера. — Он вот и задания нам выдал, — она взмахнула рукой, в которой, оказывается, сжимала флэшку. — Можно будет сдать в следующий раз. Ну, как ты любишь. Давай по бригадам, а?

— Давай, — вяло ответила Зоя. — Я всё сделаю.

— Если надо, я могу…

— Я всё сделаю, — уже куда тверже произнесла Зоя. — Дай сюда, — и она уверенно отобрала флэшку у подруги. — Не переживай. Со мной всё в порядке. Просто буду знать, как выглядят очень злые люди.

Глава восемнадцатая

26 февраля, 2020 год

— Зоя, я дома. Ты где?

Мамин голос, звучавший из коридора, казался обеспокоенным.

— В комнате я, — отозвалась Зоя. — Здесь!

— Опять за своим компьютером сидишь! — возмутилась Елена Леонидовна. — Да сколько ж можно! Семестр только начался, а ты круглыми сутками!

— Он в этот раз короткий.

— Ну не настолько же!

Было слышно, как мама снимает пальто, швыряет его на диван. Звук расстёгивающихся сапогов, немного трескучий, потом глухие удары — наконец-то удалось избавиться от тяжёлой, надоевшей за целый день обуви. Идёт, тяжело ступая босыми ногами по полу, на кухню, наливает себе воды в чашку, жадно пьёт, хотя этого, конечно, не слышно… Вспомнилось, как вздрагивали обычно худые мамины плечи, когда она, преодолевая жажду, пила большими, даже слишком, глотками.

Зоя попыталась сосредоточиться на экране своего ноутбука и вновь забарабанила пальцами по клавиатуре.

Мама наконец-то обнаружила в прихожей тапочки и теперь зашла в гостиную.

— Что ты там строчишь?

— Заканчиваю лабораторную работу.

— Зоя, за эту неделю ты ни разу не ответила иначе, — отметила Елена Леонидовна.

Она задумчиво постояла в дверном проёме, потом, решившись, зашла в комнату и присела на краешек кровати. Зоя притворилась, будто бы ничего не заметила, а работа увлекла её настолько, что даже глаза не получится отвести.

— Зоечка…

— Мам, я правда занята.

— Зоечка, что случилось? — вкрадчиво спросила мать. — Он тебя обидел?

Зоя вздрогнула.

Ну да, конечно. Если что, сразу виноват Богдан.

— Нет, ну что ты? — пожала плечами Зоя. — У нас всё отлично.

Только они не виделись уже неделю. И не по инициативе Орловского.

Зоя не знала, что ей делать. Она месяц была такой счастливой, не задумывалась ни о чём плохом… До того момента, пока Леся каким-то чудом не озвучила все её переживания.

Теперь Зоя, признаться, с трудом представляла, как она будет смотреть в глаза Богдану, если всё время в голове крутится, что она "временная". И что её бросят точно так же, как бросали всех предшественниц, кто б они ни были. И сколько б их ни было. Продержалась месяц? Молодец. Три? Умница какая. Но сон длиной в зиму заканчивается, и пора прощаться.

Орловский об этом будто не задумывался даже, но теперь Зоя боялась: а что, если он заранее всё продумал. Принял для себя решение, в котором её мнение и вовсе не будет учитываться. Скажет двадцать девятого числа, что зима и так им дала на один день больше, чем следовало.

Он ведь просил её думать головой! Но Зоя не могла, ей хотелось настоящей любви, страсти, ей хотелось найти в его объятиях утешение, правда? Так кого, если не себя саму, следует во всём этом винить? Её ведь все предупреждали!

— Зоя, ты часами сидишь в этой работе, — промолвила мама, осторожно касаясь её плеча. — Не отводишь глаз от компьютера. Всё, что тебе интересно — это лабораторные, лабораторные, лабораторные… А до этого ты буквально порхала, даже не особенно задумывалась по поводу учёбы. Всё это для тебя не имело значения. Что я должна думать? Зоя, он тебя обидел? Что он тебе наговорил? Что сделал?

Вспомнилось, как целовал, как прижимал к себе, шептал на ухо какие-то бессмысленные, стандартные для влюблённых фразы, и она таяла в его руках, чувствуя себя единственной и неповторимой, а не очередной птичкой, попавшей в его силки. Может быть, у него все девушки имели такие прозвища? Ассоциативное мышление, ну а что? Сойка, курочка, синичка…

— Ты всегда можешь со мной поделиться.

Только вот, что самое паршивое, его не в чем винить. Он и слова кривого ей не сказал. Ничем не обидел. Относился к ней хорошо, даже идеально, никогда ни на чём не настаивал. Но зима ещё не закончилась, а когда закончится, то что тогда делать?

Зоя ненавидела неопределённость.

— Мам, всё хорошо, — покачала головой девушка. — Правда. Я чувствую себя отлично, в отношениях у меня всё хорошо. Я бы даже сказала, просто идеально.

— Зоя…

— Всё правда отлично.

— Хочешь совет?

Зоя повернулась к матери.

Она терпеть не могла советы. Всегда трудно примерить на себя ситуацию, в которой находится другой человек, понять, действительно ли дельным окажется совет. Мама ничего толком не знала о том, что между ними с Богданом происходила. Не знала, насколько всё было понарошку, понятия не имела, что при этом всё так далеко зашло…

— Давай, — тем не менее, улыбнулась Зоя, вдруг почувствовав, что становится прежней, не способной отказать маме ни в чём. По крайней мере, не в такой ерунде, как попытка дать хороший совет.

Елена Леонидовна не спешила говорить. Она выдержала достаточно долгую паузу, словно оправдывая знаменитое правило Джулии Ламберт*, потом нехотя, будто выталкивая из себя болезненные, опасные фразы, произнесла:

— Если ты чего-нибудь боишься, Зоечка, постарайся стать хозяйкой ситуации.

— О чём ты?

— Ты же знаешь, я не лучший пример того, как надо выстраивать отношения, — прошептала мама. — Но, по крайней мере, никто не смог меня унизить. Превратить меня в рабыню собственных чувств, бегающей за мужчиной в попытке урвать ещё несколько дней того, что прежде считалось счастьем. Если всё подходит к концу, Зоя, лучше уйти первой. Я не знаю, такое ли время сейчас, но рано или поздно оно настанет. Это слишком редкая удача — чтобы первая любовь была единственной и всегда счастливой.

Мама умолкла, сморгнула выступившие на глазах слёзы, улыбнулась, словно таким образом пыталась подбодрить дочь, поднялась, поправила покрывало на кровати, желая таким образом скрыть все следы своего пребывания здесь, и тихонько вышла.

Было слышно, как она переодевалась в соседней комнате, как оттуда пошла на кухню — что-то сразу же зашипело, наверное, мама собиралась что-то жарить. Зоя ничего не ела с самого утра, аппетита не было, и как-то вяло подумала, что перед Еленой Леонидовной-то наверняка придётся разыгрывать хотя бы малейшее желание поужинать.

Иначе мама точно потащит её по врачам, мало ли в чём ещё заподозрит…

Но это ещё не сейчас.

Зоя попыталась сосредоточиться на лабораторной работе, но буквы, как назло, разлетались в разные стороны из-под пальцев. Она путалась в смешной, бесполезной информации, которую вынуждена была усвоить и запомнить. Подумала, что и вправду поступает глупо и неправдоподобно, закрывая семестр ещё до того, как тот хотя бы дойдёт до середины, но ведь…

Но ведь лабораторные были такой хорошей отговоркой.

Работать не удавалось совершенно. Сколько б Зоя ни пыталась притвориться увлеченной делом, она никак не могла избавиться от ощущения, что работа специально пытается от неё ускользнуть, а все эти тексты заданий нарочно придумывали такими абсурдными, чтобы она не могла с интересом нырнуть в интернет, выискивая какие-то подсказки и ключи к решению, собирая по мелким кусочкам чужие предложения в единое своё.

И как нарочно, стоило хоть немного вникнуть, зазвонил мобильный телефон. Зоя в последние дни завела привычку не брать трубку, когда звонил Богдан, а потом в мессенджере просить прощения за то, что не смогла — слишком занята была. Но сегодня…

Мама говорила, что первая любовь редко бывает счастливой. Один-единственный — это, наверное, слишком детская, слишком розовая мечта, да и она так плохо знала Богдана, когда начинала эти смешные отношения понарошку.

Надо уходить первой. Надо действовать решительно, разрывать, чтобы потом не выдрали эту любовь из её сердца жестокими словами.

По крайней мере, винить потом будет некого.

Зоя заставила себя взять трубку.

— Привет, — промолвила она, стараясь говорить как можно мягче.

— Привет, — отозвался Богдан. — Ну наконец-то. Я уж думал, снежная королева, что ты окончательно заморозилась из-за своих бесконечных лабораторных?

— Ой, да, — хихикнула Зоя, чувствуя себя редкостной дурочкой. — Я что-то как-то слишком увлеклась делом… Ты что-нибудь хотел?

— Ну, как бы да, — фыркнул Богдан. — Встретиться, для начала. Я тебя уже целую неделю не видел, ты всё скрываешься за своей учебой.

— Ну так до этого я три недели была твоя, пора б подтянуть хвосты, — Зоя закусила губу, пытаясь отрезвить себя хотя бы этой локальной, несильной болью. — Встретиться? А когда?

— Ну, когда ты можешь?

— Да в принципе…

Девушка замялась. Назначить дату самой?

— В субботу получится?

Зоя щёлкнула мышкой в правом нижнем углу экрана, раскрывая календарь, и взглянула на дату — двадцать девятое февраля, — так, словно та была её персональным врагом.

— Да, в субботу получится, — кивнула она, сглатывая ком в горле. — Во сколько?

— А во сколько тебе удобно?

— В обед где-то, — ответила Зоя. — У меня потом… дела, — никаких дел не было, но она хотела, чтобы это всё не растягивалось надолго.

— Хорошо, где?

— Просто… Зайди за мной, — попросила Зоя. — В час дня. Наберешь, я спущусь, чтобы с мамой не сталкиваться. Будет удобно?

— Конечно, — ответил Богдан.

— Хорошо. А теперь извини, мне надо работать… до субботы.

— До субботы, — как-то печально отозвался парень.

Зоя усмехнулась.

Её ждал последний день зимы.


*Сомерсет Моэм, "Театр".

Глава девятнадцатая

29 февраля, 2020 год

Богдан должен был позвонить ей, когда придёт — они договорились так, чтобы не заставлять никого мерзнуть под подъездом, — но Зоя выбежала на улицу сама, кутаясь в тёплое пальто. Минус семь, кажется, рекордные для этой зимы, такой себе последний её аккорд… Если посмотреть, можно и не поверить, что именно в этот день пора прерывать зимнюю сказку и вступать в март совершенно свободной. Даже если эта свобода и даром-то не нужна.

Удивительно, вроде и спешить-то не было смысла, а Зоя на улицу выбежала ещё без пятнадцати час. За те десять минут, что ждала Богдана, она успела изучить абсолютно все рекламные объявления на висевшей у подъезде доске, а теперь отвернулась от неё и спокойно рассматривала снег под ногами, стоптанный, сбитый, грязный оттого, что по нему постоянно кто-то ходит.

Зима больше не казалась радостно-парадной, и ни сугробы, ни заснеженные дорожки, ни сверкающие белым деревья не могли вернуть Зое то ощущение чистоты, которое не отпускало её с середины января. Мир разбился на сотни маленьких кусочков, и самое противное, что она сама отчасти была в этом виноватой.

— Сойка? — знакомый, родной голос заставил её содрогнуться. — Ты чего мерзнешь? И так рано?

Она подняла на Богдана взгляд и выдавила из себя слабую улыбку. Орловский стоял так близко, нисколечко не изменившийся за те полторы недели, что она сбегала от него, как будто ничего и не происходило. Возможно, ещё можно ничего не рушить, просто притвориться, будто она собиралась только погулять, держась с ним за руки…

Но что тогда? Чтобы он завтра сказал ей "прощай", потому что нет больше смысла никого разыгрывать?

— Да вот, — прошептала печально Зоя. — Проснулась.

Она терпеть не могла целоваться на улице, но на сей раз сама потянулась к Богдану, с печальным удовольствием ощущая, как он прижимает её к себе. Сквозь толщину его зимней куртки и её собственного пальто вряд ли можно было что-то почувствовать, разве что холод чужих губ, касающихся её кожи, и Зоя внезапно очень остро ощутила, насколько глупым было то, что она собиралась сделать.

Но стоило зажмуриться, как перед глазами вспыхнула всё та же мерзкая, надоедливая Леся, которая повторяла одно и то же слово. Временная.

Временная.

Такая же, как и все предыдущие.

На языке крутился вопрос, а какие они, эти её предшественницы, были? Тоже понарошку? Но это было бы очень жестоко. Ей не хотелось обижать Богдана. Он ведь, наверное, пока что не собирался прощаться. Соберется потом.

Первая любовь, говорила мама, очень редко бывает удачной. Если б Зоя не влюбилась, как бы она себя вела? Что бы она сказала?

— Завтра зима заканчивается, — ни с того ни с сего произнесла Зоя, нарушая воцарившееся между ними молчание. — Помнишь?

— Ну, да. Первое марта завтра, — пожал плечами Орловский. — Весна начинается.

— Да, — в унисон повторила за ним Зоя. — Весна… начинается. Помнишь, как ты пришёл ко мне на репетицию, когда согласился быть аккомпаниатором? Помнишь, что ты мне тогда предлагал?

Богдан хмуро взглянул на неё, кажется, до конца не понимая, к чему Зоя клонит.

— Это должен быть сон длиной в зиму, — печально отозвалась она.

— Зоя, я…

— Подожди, — она прижала палец к его губам, обнаруживая вдруг, что рукава её пальто были до нелепости короткими, если не носить перчатки. — Подожди, Богдан. Это неважно, что ты сейчас скажешь. Я ведь тогда понимала, что зима рано или поздно закончится. Пора будет прощаться. Это логично. Я не хочу нарушать договор.

Она осторожно отступила назад, высвобождаясь из кольца его рук, и печально улыбнулась.

— Это всё, Богдан.

— Подожди, — он сделал шаг ей навстречу, но Зоя вскинула руки в попытке защититься и всё ещё держать дистанцию. — Зоя, ты неправильно…

— Я всё понимаю, — покачала головой она. — Это были прекрасные три месяца. Ты правда очень хороший, Богдан. Я оттаяла немного, наверное, и, возможно, не всё намерзнет обратно. Но зима закончилась. Я пойду, наверное. Не надо меня провожать. И звонить не надо, правда. Просто… Скажем в университете, если спросят, что расстались мирно. Просто поняли, что… Ну, не знаю. Только никто никого не бросил, просто поговорили и поняли, что это конец, ладно? Не хочу скандалов.

Богдан пытался что-нибудь ответить, но Зоя не хотела ничего слушать. Неживыми, замерзшими пальцами она ввела код, открывая дверь, и скрылась в подъезде. Сползла по той, обратной стороне двери, закрыла глаза и считала до десяти, думая, что он сейчас ударит кулаком железную поверхность, позовет её, сделает что-нибудь…

Но ответом была тишина.

Зоя поступила, наверное, правильно. Она не позволила растоптать себя кому-то, нет, она сделала это сама. Да и плевать! Мир остановился, зима закончилась, пора, Горовая, просыпаться и идти вперёд. Разве она не знала, что так будет? Разве не этого она ждала, когда вступала в эти отношения? Просто небольшое развлечение, от которого им двоим надо будет просто получить удовольствие. Она его получила. А что сейчас так больно, так ведь когда-нибудь станет легче?

Она медленно поднялась на свой второй этаж, зашла в квартиру, закрыла за собой дверь на ключ. Мама выглянула из кухни, тихо спросила:

— Что он?

— Всё хорошо, мама. Я ж тебе говорила, — печально улыбнулась Зоя, — Богдан — хороший парень. Он бы никогда не сделал мне ничего плохого.

Она сама сделала всё, что смогла. А он, наверное, и рад этому. Не придётся бегать за сумасшедшей истеричкой, рассказывать ей о том, что у него, возможно, были какие-нибудь чувства. Какие чувства? Всё закончилось, Земля не остановилась, солнце не погасло.

— Мне работать надо, времени нет, — тихо ответила Зоя. — А то я спала слишком долго.

— Всего до восьми, Зоечка.

— Всю зиму, мама, — покачала головой она. — Всю зиму…

Глава двадцатая

2 марта, 2020 год

Зоя думала, что тяжелее всего ей будет именно первого марта, когда начнётся весна, закончится её странная и смешная история любви, и придётся вновь просыпаться в реальном мире, где на кухне завтрак готовит всё ещё обиженная и не понимающая, как её дочь повелась на такого парня, мама.

Вообще-то, предполагалось первого же марта маму утешить. Порадовать её новостью, что они с Богданом просто притворялись целых три месяца и морочили людям головы. Зачем? Да вот хотя бы просто так. Орловский-то не смог назвать ей толковую причину собственного поведения, каждый раз придумывал всё новые и новые отговорки, а потом и вовсе забросил это глупое дело и отвечал загадочными улыбками и подмигиваниями. Что ж, Зоя к этому практически привыкла.

Но радостную весть она так и не сообщила, первое марта провела дома в окружении учебных заданий, и когда вечером вспомнила о том, что надо бы тосковать, только радостно улыбнулась. Она поверила было, наивная, что её отпустило.

Потом пришло второе марта, понедельник, всё ещё заснеженный и холодный, ознаменовавшийся очередным "минусом", и Зоя, проснувшись, долгое время не могла понять, в каком она сезоне оказалась. Погода издевалась, подсказывая, что зима ещё не закончилась, но календарь был неумолим, а Богдан вчера не звонил и не говорил со своими привычными вредными интонациями, что, возможно, они продлят розыгрыш, пока не пойдут первые цветы, не сойдёт снег, не зацветут яблони, не будут падать вновь осенние листья…

В общем-то, Зоя умом понимала, что так будет. Но сердце её осознало, что сон длиной в зиму закончился, каким бы он ни был приятным, именно второго марта, когда пришлось выходить в университет и тайком ждать сто и один вопрос от полных любопытства сокурсников.

Она не заморачивалась, выбирая одежду, схватила джинсы, первый попавшийся под руку свитер, замотала горло, кажется, и вовсе маминым шарфом и только на секунду задержалась у зеркала, чтобы поправить пальто и не выглядеть совсем уж потерянной и разбитой. Профессиональная улыбка, о существовании которой Зоя забыла на три месяца, выглядела теперь несколько неестественно в сочетании с погасшим, грустным взглядом, но Зоя убедила себя в том, что её это вполне устраивает. А кому не нравится, пусть отворачиваются.

Дорога в университет, привычно короткая и по-зимнему холодная, не принесла привычного удовольствия. Зоя вдыхала морозный воздух и какого-то чёрта в очередной раз вспоминала Орловского. Не звонившего, молчавшего после этого штрафного, лишнего зимнего дня, подаренного им капризным февральским календарём.

Первая пара была у глухаря. Зоя предполагала, что её сокурсники и не в курсе в большей своей части, что преподавателя зовут Альберт Семёнович, настолько к нему прицепилось название глуховатой птицы — между прочим, весьма по адресу прицепилось. Глухарь никогда не слушал вопросы, ничегошеньки не понимал в людях и мог ползанятия рассказывать четвёртому курсу материал, который приготовил для завтрашней пары у первокурсников.

Зоя спокойно поднялась на своё привычное место, сняла надоедливый берет, шарф и собиралась, как ни в чём ни бывало, слушать лекцию, когда её за полу пальто дёрнула подружка.

— А вы что, расстались? — не стесняясь свидетелей, громко спросила она.

— С чего ты взяла? — удивилась Зоя.

Конечно же, они узнают. Зоя больше не станет ходить с Орловским под ручку, переглядываться с ним в коридорах, когда они будут случайно проходить друг мимо друга, и, разумеется, устраивать публичные выступления в виде бурного проявления своих чувств тоже, но не с первого же дня?

— А с того, — заявила, гордо задирая нос, вечная активистка Олька, сидевшая прямо у Зои за спиной, — что он позвал меня на свиданку!

Зоя медленно повернулась к Оле и смерила её таким взглядом, что любая другая поняла бы — пора б и замолчать.

— Позвонил мне вчера вечером! И расспрашивал, где у нас первая пара, во сколько времени, какая аудитория! Он наверняка за мной зайдёт… И все, все кто здесь присутствует, увидят, что теперь Орловский — мой парень!

— Ну, а свидетелей ты собрала, чтобы он потом не сказал, что ничего не было? — ухмыльнулась Зоя. — А то мало ли. Вдруг кто-то не посчитает, что один звонок часов в восемь вечера — это признак того, что тебя уже позвали замуж.

— Стал бы он мне звонить, если б вы всё ещё были вместе! Набрал бы тебя, — фыркнула Олька.

— Логично, — согласилась Зоя. — В следующий раз, когда надо будет сделать какой-нибудь дикий вывод из совершенно невинных фактов, я свяжусь с тобой, Оля.

— Да тут все уже знают, что Богдаша тебя бросил!

Зоя скривилась. Называть Орловского Богдашей могла только девушка, которая вообще не была с ним знакома. Богдан кривился от каждого изменения, которое кто-либо пытался внести в его имя, а за такие уменьшительно-ласкательные варианты вообще, кажется, был готов убить.

— Спасибо, что проинформировала всех. Когда нам придётся объявлять о чём-нибудь важном, мы обязательно обратимся к тебе, как к глашатаю, — ответила Зоя, удивляясь собственной невозмутимости.

Оля не ответила. Вместо этого, закрутившись на своём месте, как юла, она вдруг принялась тыкать пальцем в дверь.

Зоя медленно повернулась и застыла.

Орловский.

Неужели и вправду к Ольке? И смотрел в их сторону. Стоял в дверном проёме, даже рукой помахал, будто подзывал кого-то к себе. Оля подскочила было, готовясь мчаться к нему на крыльях любви, но, натолкнувшись на ставший вмиг холодным взгляд, притормозила.

— Горовая, подойдёшь? — позвал он Зою по фамилии.

— А ты сам не можешь? — скривилась девушка. — Это мне за тобой бегать надо?

— Ну просто спустись, — Орловский сделал шаг вглубь аудитории. — Я на минуточку, честно.

Оля что-то зашипела за спиной, кажется, придумывала новую версию их с Богданом ссоры, представляла, что это Зоя, узнав о его чувствах к ней, к Ольге, послала Орловского ко всем чертям и отказалась продолжать весь этот фарс…

Зоя решительно направилась вниз. Надо было немедленно выставить парня прочь из аудитории, чтобы он не поднял на уши тех несчастных студентов, которые ещё не в курсе о том, что он "позвал на свидание Олю".

Или Оля сама позвалась, кто её знает.

— Сойка-Зойка, — Богдан опёрся плечом о штукатуренную стену аудитории, не задумываясь о том, что его куртка будет вся белая, как от мела. — Я это… Без костюма, ты ж знаешь, у меня нет. И цветочков подходящих не нашлось, восьмое марта на носу, разбирают…

— Орловский, — тяжело вздохнула Зоя, — что тебе надо? Зима уже закончилась. Тебя там ждёт Оля, кажется. Она уже разве что профессору нашему, глухарю бескрылому, не рассказала, что идёт с тобой на свиданку. Вот, смотри, машет.

Богдан проследил за её взглядом и усмехнулся, увидев Олю, буквально подпрыгивающую на своём месте от нетерпения. Да и вообще, всё женское представительство потока четвёртого курса, кажется, собравшегося в основном благодаря Ольке, желающей максимальному количеству людей показать, как она покорила их местного красавчика, сейчас жадными глазами смотрело на Богдана, явно дожидаясь, когда он, перескакивая через три ступеньки, бросится к их горе-активистке признаваться в любви.

У Зои вдруг появилось чёткое ощущение, что Орловский понятия не имел, кто такая Олька.

— Надо же, — усмехнулся Богдан. — Я спросил у неё, где аудитория у вас будет. Про свиданку — я не виновен, честно.

Девушка вздохнула.

— Что надо, Орловский?

— Ну… — его щёки ни с того ни с сего порозовели. — Я, Сойка-Зойка, это…

Зоя впервые видела Богдана смущённым. Ни вальяжная поза, ни вредная улыбка, застывшая на губах, ситуацию не исправили. То, как он смотрел на неё, уже вызывало определённые ассоциации.

— Я думаю, — протянул он, — это ж некультурно будет, просить тебя стать моей девушкой, правда?

— Ну, немного, — согласилась она. — Мы ж вроде как три месяца притворялись парой, и при свидетелях, и без. Дальше только расстаться.

— Не, ну как вариант, — кивнул Богдан. — Развитие. Но так себе, мне не очень. Я тут подумал… Если ты больше не можешь быть моей девушкой, может, Сойка, станешь моей невестой?

Зоя, честное слово, хотела отказаться. Она почти ждала, что Богдан придёт к ней с каким-нибудь глупым предложением. Пойти, потанцевать на скользкой крыше. Целоваться перед всем потоком. Или, может быть, вылезти из окна второго этажа, сбежать от родителей, а потом сидеть, обнявшись, у него на диване, и отогревать ледяные руки.

В духе Орловского было бы предложить ей притворяться ещё целую весну. Или лето. А потом, может быть, немного притвориться в постели, ещё так разок, и…

Но предложить стать невестой?

— Понарошку? — шепотом уточнила она, боясь оглядываться на одногруппников, особенно на Ольку, уже сверлившую её пылающим взглядом.

— Понарошку мы уже проходили. Ты, Горовая, границ не чувствуешь, — махнул рукой Богдан. — С такой, как ты, притворяться неинтересно. Нет, взаправду. Настоящей невестой.

— Орловский, — вздохнула Зоя, — настоящие невесты становятся настоящими жёнами месяца эдак через полтора. Ты в курсе вообще, да?

— Я в курсе, — серьёзно кивнул Богдан.

— И что не вовремя это, да? И что вот это всё так не работает… Я тебя совсем не…

Зоя хотела сказать, что они практически не знают друг друга, что это не опыт отношений — три месяца притворства, но почему-то не решилась, только подняла на него слегка растерянный взгляд.

— Ты серьёзно, что ли?

— Так ты согласна?

— Дурак ты, Орловский, — выдохнула Зоя. — Дурак… Иди, сейчас глухарь вернётся. Мне на пару надо. И не шути так больше, понял?

Она отвернулась гораздо быстрее, чем следовало, всё для того, чтобы не успеть передумать, и уверенно направилась вверх, к своему месту. Уже когда поднялась наверх, к подружкам, как-то странно на неё смотревшим, и к Ольке со сверкающими, злыми глазами, оглянулась, но Богдана уже не было, только глухарь привычно медленно заходил в аудиторию, готовясь читать очередную нудную лекцию.

Как же это глупо, наверное, прозвучало. Кто б услышал: идиотка, отказывается выйти замуж, чтобы не пропустить пару? Но Богдан же шутит, шутит, правда?

— Ну что? — влезла Оля. — О чём разговаривали? Мой Богдаша сказал тебе, что ты ему не нужна, правда? Правда? Это он ко мне пришёл! А ты зря к нему полезла!

Зоя вздрогнула. Неужели Орловский действительно будет с такой, как Оля? С девочкой "попроще", которая и в огонь, и в воду, и в постель на третий день, или даже на первый? Богдаша?! Да ведь он ненавидит, когда его так называют, а Ольку не переучишь…

Преподаватель наконец-то устроился на своём стуле и открыл рот, чтобы начинать читать лекцию, но Зое было наплевать. Она схватила вещи, беспорядочно затолкала тетрадки в сумку и, не прощаясь, бросилась к выходу. Глухарь проводил её странным, мутным взглядом, но так ничего и не сказал, только едва заметно, слабенько так улыбнулся. Словно понял, хотя что он там может понять?

Зоя выскочила из аудитории, пробежала несколько шагов и только тогда поняла, что коридор был пуст. Ушёл? Неужели просто так взял и ушёл, пока она думала про Ольку и про пропущенную пару?

Сзади раздался знакомый до боли свист.

Девушка обернулась так стремительно, что тетрадка, торчавшая из сумки, полетела на пол, но она на неё даже не посмотрела. Да какая разница, что случится с конспектом без единой толковой фразы?

— Я знал, что ты выйдешь, — улыбнулся Богдан. — Моя Сойка всё-таки куда более дикая, чем они все думают.

Он стоял, прислонившись спиной к стене, с белым от штукатурки рукавом, и довольно, словно кот, объевшийся сметаны, улыбался.

— Ты придурок, Орловский, — выдохнула Зоя. — Какой же ты придурок…

Сумка с шумом упала на пол следом за тетрадью, следующим из пальцев выскользнул берет с шарфиком, которые она так и не успела надеть. Пальто сползало с плеч, но Зоя не обратила на это внимания. Она приблизилась к Богдану, чувствуя себя будто полупьяной, и протянула руку, чтобы отряхнуть его одежду, вытереть это мерзкое белое, но Орловский перехватил её руку и вложил в её какую-то коробочку.

Не красную.

Не бархатную.

С кольцом.

— Я совсем не романтик, если что, — усмехнулся Богдан. — И я не умею правильно признаваться в любви. Так что, если ты согласишься, тебе придётся жить с последним чурбаном, который как максимум может сыграть тебе на фортепьяно. Но у нас фортепьяно, наверное, не…

— Я согласна, — выпалила Зоя прежде, чем успела передумать.

Она честно собиралась поцеловать его первой. Но Богдан успел сгрести её в охапку раньше.

И плевать было на пальто, которое будет всё белое, на то, что Орловский прижимал её в университетской стене, стремящейся оставить свой отпечаток на любой одежде. Плевать на то, что загремела дверь — из аудитории выглянул ошалелый глухарь, а за ним и Оля, раскрасневшаяся и, кажется, понявшая, что когда спрашивают аудиторию — это не зовут на свидание.

Зое было всё равно. Она видела только Богдана, смотрела в его знакомые, тёплого оттенка карие глаза, чувствовала тепло поцелуя на губах…

— Они хотят, — прошептал Орловский, — чтобы ты им что-нибудь объяснила.

Надо было и вправду объяснить. Показать кольцо, каким бы оно ни было, хоть скрученным из травинки или нет.

Но, разумеется, Зоя этого не сделала. Её теперь не волновала толпа, пытающаяся выбраться из аудитории. Кто любил хоть раз, и сам поймёт, как глухарь, этот чёрствый, странный преподаватель, сейчас загонявший всех студентов в аудиторию, чтобы не мешали — но так и не потребовавший, чтобы вернулась Зоя. И даже Оля, вечно разочарованная и, кажется, продумывающая ужасную месть, сейчас медленно плелась к своему месту.

Имело ли это для Зои какие-то значение?

Нет. Она впервые в жизни чувствовала себя такой свободной… И такой настоящей. Впервые ей было так уютно — посреди университетского коридора, в тёплых, родных объятиях Богдана.

И, что самое главное, впервые она была на своём месте.

Девушка, невеста, жена… Какая разница, какой статус у их отношений?

Зоя вдруг поняла: она не одна бесповоротно, по уши влюбилась…

Это было взаимно.

— Орловский, — прошептала она, на секунду отпрянув от него, чтобы посмотреть в глаза. — Скажи мне…

Она задержала дыхание, не в силах вытолкнуть из себя конец фразы. Мало ли, что он может ответить… Мало ли, насколько больно ее обожжет правда.

— Это с самого начала было по-настоящему.

— Но зачем тогда… — Зоя провела ладонью по его щеке, пытаясь убедиться в том, что Богдан не растворится в воздухе, не исчезнет никуда, не превратится в фантом, а она не проснётся от этого сладкого кошмара в своей постели очередного одинокого второго марта…

Он никуда не пропал. Все так же стоял рядом. Вот только Зоя все никак не могла понять, зачем столько времени было играть, если можно было с самого начала быть вместе по-настоящему.

— Потому что ты — Снежная Королева, — пожал плечами Орловский. — Ты бы никогда не согласилась, предложи я тебе отношения.

Зоя закрыла глаза. Ей вдруг стало так смешно — надо же! Её даже нельзя нормально пригласить на свидание, предложить отношения, не придумывая миллион уловок. И если б Орловский был неправ! Так нет же, то, что он сказал — чистая правда. Она б его послала, услышав только первые несколько слов. Зачем слушать? Отношения — не для таких, как она.

По крайней мере, ей так казалось.

Богдан не ошибался. Она действительно была из тех, кто не смог бы нормально начать отношения. Нашла бы сто поводов для отказа, придумала бы что-то и просто убежала от него. Если б тогда, в начале декабря, Богдан предложил ей встречаться, откуда у нее вообще появились бы мысли относительно его надежности? Она просто не поверила б его словам. Или, возможно, не поверила бы своим чувствам?

Теперь-то, когда все уже произошло, Зоя понимала, сколько могла наделать ошибок! Удивительно, но ее идеальный путь был именно таким: тернистым, полным ошибок и глупостей, неожиданных поворотов, теперь искренне смешивших ее.

— Спасибо, — поблагодарила девушка, хотя прозвучало как-то странно.

— За что? — удивился Богдан.

— За то, что растопил моё холодное сердце, — прошептала Зоя прямо ему в губы. — А я уж боялась, что сон длиной в зиму закончился…

— Ну, он и закончился, — с усмешкой отозвался Богдан. — Пора жить наяву, Сойка.

И опять поцеловал её, будто доказывая, что наяву — оно интереснее всё же…


Два года спустя

Иногда Зое казалось, что все, что с ней происходит — немного нереальное. Выдуманное, наколдованное заботливым волшебником, решившим выдернуть Зою Горовую из её неприглядной жизни и вытолкнуть в новую историю, где у неё есть любимый, а к любимому ещё и смелость рвать с прошлым, решительность двигаться вперед и везучесть — умудряться сглаживать острые углы и каким-то чудом продвигаться дальше по жизни, выстраивая свой путь как-то наобум.

Если б ей кто сказал, что она так легко будет расставаться со своим прошлым, два года назад она бы не поверила. И сейчас, на мгновение остановившись на пороге, задумалась: а что было бы, если б она осталась?..

Зазвонил телефон. Зоя потянулась к мобильному почти с опаской, словно это кто-то из прошлой жизни собирался постучаться в дверь настоящего, но на экране высветилась фотка Богдана, и она, облегченно вздохнув, взяла трубку.

— Как день, Сойка? — весело поинтересовался он. — Ты в порядке?

За радостным голосом пряталось беспокойство. Утром Зое было, мягко говоря, не очень; она с трудом проснулась и упорно делала вид, что чувствует себя если не хорошо, то по меньшей мере неплохо. Богдан всегда переживал, если она болела, а Зоя умудрялась подхватить насморк на ровном месте. С удаленкой стало легче, ей больше не приходилось отмораживать себе всё в ледяных аудиториях, а с переездом в другой город, кажется, и вовсе замечательно, но нет-нет, а в прошлом слабое здоровье давало о себе знать, и она влипала на месяц с кашлем, ходила по дому, отпугивая мужа, и пила горячие чаи.

Сегодня кашля не было. И вчера тоже. Зато были головокружение и слабость, и Зоя, успевшая себе нафантазировать целый букет неприятностей, сделала вид, что она абсолютно здорова, и мысленно пообещала себе, что анализы всё-таки сдаст. Хотя бы кровь проверить. Мама раньше гоняла её в лабораторию, как в гости, считала, что каждый сезон надо смотреть показатели, а теперь, вырвавшись из-под родительского крыла, Зоя распустилась и совсем об этом забыла.

— В порядке, — улыбнулась Зоя. — По работе выбежать пришлось, через час буду дома.

— У тебя ж удаленная работа, — вздохнул Богдан. — Сойка, какое выбежать?

— Та элементарное, — скривилась она. — У нас принтер накрылся.

— Опять?

— Не опять, а снова. Как только мне надо печатать документы, он всегда накрывается, — сердито проворчала Зоя. — Потому что это какая-то напасть, а не техника. И меня она совсем не слушается.

— Тебя только принтер не слушается, — усмехнулся Богдан. — Мне по дороге что-то купить?

Зоя прикинула, какая её ждет дорога домой, и подумала, что тяжелые пакеты она не донесет. Достаточно горы бумажек, которые ещё надо сейчас напечатать.

— Хлеба купи, — сдалась она. — И… Чего-нибудь вкусного тоже, пожалуйста.

— А вкусного — это чего?

Зоя задумалась, чего б она съела, и выдала:

— Ну, шпроты возьми. Или мороженого. А лучше не или, а «и».

Короткая пауза в разговоре свидетельствовала о явном недоумении Богдана; Зоя уж было назвала себя идиоткой с сумасшедшим списком продуктов, но муж отозвался:

— Хорошо, куплю. Ты там не перегружайся, ладно?

— Та со мной все отлично! — запротестовала Зоя, хотя это, конечно, было не совсем правдой, или, если корректнее, совсем не правдой, и позволила себе наконец-то сбить вызов — она уже подходила к длинной, змеящейся очереди на печать.

Очевидно, непослушные принтеры стояли в домах практически у каждого. Ну, или у них не было вообще никаких принтеров, потому что иначе такое количество людей впереди было никак не объяснить. В родном городе подобные очереди встречались у точек печати редко, только когда студентам срочно, в последние сутки, разумеется — разве студенты делают что-то заранее?! — необходимо распечатать дипломы. Но на улице была очень ранняя весна, больше напоминавшая слишком задержавшуюся и всем надоевшую зиму, и Зоя не питала наивных надежд; стоявшие впереди неё точно не были страждущими студентами, всё по большей мере взрослые люди. К столичным очередям, как и пробкам, надо просто привыкнуть, а у Зои за последние полгода, как они с Богданом переехали, так и не удалось это сделать.

Зато очередь была отличной возможностью повздыхать о прошлом. Зоя вдруг задалась вопросом, почему они вообще переехали, хотя ответ был очевиден: в столице лучше с работой, Богдана позвали на отличную вакансию, она решила поступать в магистратуру здесь и не прогадала, а её собственная работа — удаленная, да, — всё равно была с главным офисом в столице, и тут всяко удобнее. И квартиру они нашли легко, без проблем, получше, чем была дома, а самое главное, тут Зоя спокойно задышала, полной грудью, и наконец-то избавилась от давления матери. Она уже всё с ней связанное поменяла, и фамилию, и стиль жизни, а теперь вот и город, и их общение по телефону можно было назвать вполне нормальным; по крайней мере, Зое этот вариант нравился больше, чем то издевательство, что было до её переезда, а уж о том, что происходило до встречи с Богданом, и заговаривать нехотелось.

Она замешкалась, и кто-то подтолкнул её в спину, поторапливая. Зоя послушно сделала быстрый шаг вперед и почувствовала, как предательски начинает крутиться не менее предательская голова. А ещё по какой-то причине затошнило. Она покрепче вцепилась в сумку, попыталась удержать равновесие, а потом, кажется, на мгновение ослепла, оглохла и онемела.

А потом — совершенно неожиданно, в первую очередь для себя, — свалилась в обморок.

***

Зоя пришла в себя в больнице. Она поняла это по стандартному больничному запаху, который, как известно, просто не бывает приятным. Палата была чистая, убранная и, как показалось Зое, из тех, в которых человека оставляют только на несколько часов. Соседняя койка сейчас пустовала, вокруг было тихо-тихо, и ситуация максимально располагала к побегу.

Больницы Зоя терпеть не могла. И она с удовольствием сбежала бы прямо сейчас, если б дверь не открылась, и в кабинет не заглянула медсестра.

— О, вы уже проснулись! — улыбнулась она. — Это хорошо! Как вы себя чувствуете?

— Неплохо, — честно ответила Зоя. Слабость прошла, ей стало чуть лучше. — Я так долго провела без сознания?..

— Пришли в себя, потом уснули. Вас привезли по скорой, вы потеряли сознание, к счастью, при людях, потому скорую вызвали быстро, — сообщила медсестра. — Меня зовут Надежда, кстати.

— Зоя, — тихо представилась она в ответ. — Ох… Это как-то… Неожиданно всё получилось.

На самом деле «неожиданно» — это было плохое слово. Зоя растерянно оглянулась, пытаясь взглядом найти что-нибудь, и обнаружила совсем рядом свою сумку.

Внутри были документы, мобильный, кошелек — всё на месте. Она порадовалась, что носила с собой паспорт; это позволило медикам её оформить, а не прописать как неведомо кого. Впрочем, прилично выглядящая пациентка в любом случае не тянула на бездомную, а что в публичном месте сознание потеряла, так с кем не бывает.

Богдану, как выяснилось, никто не звонил. Маме, слава богу, тоже. Зоя написала мужу смс-ку, что немного задерживается и будет позже, а потом принялась за, должно быть, любимое дело всех пациентов — взялась перебирать в голове возможные диагнозы. У неё, само собой, взяли анализ крови, измерили давление, температуру — это-то было в норме, а кровь пришлось ещё ждать. Зоя послушно ждала, не трепала медсестре нервы и вообще, была приличной пациенткой. Без слез, без истерик, хотя поистерить на самом деле вдруг очень захотелось, потому что Зое стало очень страшно.

Мама умела придумывать диагнозы на ровном месте, и Зое, кажется, в какой-то мере передалась эта её отвратительная привычка. Она успела накрутить себя до невозможности за те короткие часы ожидания, потому, когда медсестра Надя вернулась с результатами анализов, сидела уже серая и вновь со слабостью, головокружением и прочими радостями жизни.

— Там что-то плохое? — с порога спросила Зоя, хотя, кажется, ничего не предвещало беды, и получила в ответ тяжелый вздох в исполнении Надежды.

— С чего вы взяли? — мягко спросила она.

— Люди просто так в обморок от духоты не падают, — Зоя уже успела определить, что там, в точке печати, ей просто стало душно. Но раньше, когда ей становилось душно, она просто открывала окно, а не теряла сознание!

Мысли запрыгали вокруг очередного предположения, но Зоя не успела додумать до чего-то совсем ужасного, потому что Надежда вновь заговорила.

— Люди вполне себе падают в обморок от духоты, когда они беременны, — с улыбкой промолвила она. — Поздравляю, у вас будет ребенок.

Зоя заморгала.

— Ребенок? — переспросила она. — У меня?.. Во мне — ребенок?

Она растерянно опустила руку на живот. Разумеется, никакой округлости там пока и близко не было, она провела в больнице несколько часов, а не месяцев. Но мысль о беременности всё равно была такая… Потрясающая и дикая одновременно.

Они с Богданом не планировали. Пока что, не совсем не планировали, разумеется. Зоя думала, что рожать будет лет в тридцать, когда они прочно станут на ноги и все дела. Конечно, они хотели детей, но не сию же секунду, не такими молодыми, не…

— Да, срок совсем маленький, — кивнула Надежда. — Анализы, кстати, отличные, но первый триместр часто бывает сложным, так что лучше по душным помещениям одной не ходить.

Зоя задумчиво провернула кольцо на пальце. Медсестра сообщала ей то, что считала хорошей новостью, но Зоя не знала, такая ли уж эта новость и хорошая. Может быть, и да, а может…

Она вновь опустила глаза вниз, словно пыталась рассмотреть живот.

Медсестра помялась немного, переступила с ноги на ногу, а потом мягко промолвила:

— Вы кажетесь очень расстроенной.

— Я… Не знаю, — честно отозвалась Зоя, хотя не имела повода грустить. Вроде бы. — Просто это очень… Неожиданно.

— Боитесь?

— Боюсь, — честно промолвила Зоя. — Я не знаю, как…

Надежда бросила быстрый, почти неуловимый взгляд на её руки. Обручальное кольцо, тонкий золотой ободок, было довольно заметное.

— Да, я замужем, — кивнула Зоя. — И ребенок, конечно же, от мужа, вы не подумайте!

— Я ничего и не думаю, — улыбнулась Надя. — Жизнь — непредсказуемая штука, и в ней, увы, случается разное. У каждого свои причины…

— Просто это очень неожиданно, — промолвила Зоя, мысленно отчитывая за то, что вообще вешает свои проблемы на голову постороннему человеку. Да и какие там проблемы, скорее так, сомнения… — Мы не планировали… Сейчас. Вроде как ещё рано. Кого не спроси, все после тридцати, и тут я, добрый день. Я даже не знаю, обрадуется ли он…

— Обрадуется, если вас любит, — твердо промолвила Надя. — А что рано… У меня дочке — два года.

Она сказала это так просто, так спокойно, что Зоя невольно впилась взглядом в девичье лицо. Надя казалась ещё совсем молоденькой.

— А мне сейчас двадцать один, — развеяла все сомнения Зои касательно своего возраста Надежда. — И мужа у меня нет. Только мама, ну, и дочка.

Зоя молчала.

— И мне многие говорили, что нечего тратить свою жизнь на это, — твердо промолвила Надя. — Тем более, что… Если б я не стала… Если б не стала мамой в той ситуации, меня бы никто не осудил. Если б вообще кто-то узнал, конечно. Сказал бы, правильно поступила. Но я оставила ребенка. И Оля — дочка, — самое чудесное, что есть у меня в жизни. Как бы сложно мне ни было. Я знаю, что ситуации бывают разные, — она подалась вперед и взяла Зою за руку. — И вижу, что вы на самом деле уже успели полюбить этого ребенка, просто ещё не приняли мысль о том, что в вас растет маленькая жизнь. И боитесь. Но, может быть, не стоит бояться? Своего возраста, реакции мужа?

— Я… А вдруг он не обрадуется? — выдохнула Зоя, понимая, что в одном простом словосочетании скопилось слишком много её страхов.

Надя в ответ только улыбнулась.

— Он обрадуется. Вот увидите. Он ведь вас любит?

— Любит, — выдохнула Зоя и почувствовала себя слабой-слабой, глупой-глупой.

Вот, та же Надя говорит — она даже не сомневалась! А ведь она была гораздо младше, не замужем, без работы, наверное, только закончила медучилище… И Зое стало дико стыдно за свой страх.

— Скажите мужу, — промолвила Надя. — Тайны — это очень сложно. Тем более, такие. Никогда не знаешь, чем оно потом обернется.

В голосе молодой медсестры прозвенела боль, и Зоя тихо вздохнула; кажется, история её была далеко не такая радужная, как она пыталась рассказать.

Только дочку свою всё равно любила.

И Зоя подумала, что ей, наверное, надо бы вдохновиться чужой смелостью, а не трусить. А потом набрала номер Богдана.

***

В больницу он, разумеется, приехал. Зоя попросила не заходить внутрь; она сама забрала предписания у врача, подписала нужные бумажки и направилась к выходу, чувствуя себя всё также неуверенно, как и раньше. Переступить порог, впрочем, было легко; Зоя с удовольствием покинула больницу, оставила её у себя за спиной и вдохнула воздух полной грудью, наслаждаясь возможностью побыть немного на свободе. И весна за те пару часов стала какой-то более весенней.

Богдан стоял рядом и, только завидев её на крыльце, бросился к Зое.

— Что случилось? Что говорят врачи? — выпалил он в одну секунду, прожигая Зою напряженным, серьезным взглядом.

Она несмело улыбнулась.

— Я…

— Тебе сказали, почему ты сознание-то потеряла?

— Сказали, — тихо шепнула Зоя и закусила губу.

Ей захотелось промолчать. Захотелось, чтобы кто-то другой взял на себя сейчас обязанность обо всём уведомить Богдана. Ведь мало ли, как он отреагирует, мало ли, что скажет.

Но она обернулась и увидела, как на крыльцо вышла медсестра Надя. И улыбнулась ей, подмигнула едва заметно.

Это Зою убедило.

— Сойка, — ласково прошептал Богдан, — скажи, что?

— Беременна я, — выдохнула Зоя. — Вот. Срок — две-три недели. Потому и сознание потеряла, душно стало. Всё в порядке, здорова, просто… Беременна.

Сказала — и замерла, ожидая, когда Богдан хоть как-нибудь отреагирует.

Он молчал, наверное, секунд тридцать, и Зоя успела придумать себе настоящий апокалипсис — как только себя не накрутила! А потом Богдан вдруг радостно рассмеялся и подхватил её на руки.

— Ребенок! — выдохнул он, не тая эмоций. — У нас будет ребенок! У нас! Будет! Ребенок!

— Да, — прошептала Зоя. — У нас. Ребенок. Я боялась, ты не будешь рад…

— Да я очень рад! — он закружил её и, спохватившись, поспешил поставить на место, а потом приник к губам нежным поцелуем. — Я очень, очень, очень рад… Зоя! Это лучшая новость, которую ты только могла сказать. Я уже успел себе надумать…

О да. Надумывание — это, кажется, заразно, потому что Зоя тоже успела себе надумать, и такого, что на уши не налезает.

Но сейчас это не имело никакого значения. Потому что Богдан целовал её, нежно и с любовью, и эта любовь распространялась и на их будущего ребенка, и Зоя уже решила, что она станет самой счастливой мамочкой на свете. И дура вообще, что сомневалась в реакции мужа…

Они с трудом оторвались друг от друга, и Богдан собирался уводить жену домой, но Зоя на мгновение вывернулась из его рук и бросилась к Наде; та стояла на крыльце больницы и внимательно на них смотрела.

— Спасибо! — быстро выдохнула Зоя. — Спасибо и… Будьте счастливы.

— И вы, — улыбнулась Надя.

— Буду, — пообещала Зоя — и бросилась к мужу, в самом деле не чувствуя земли под ногами от переполнявшего её счастья…


Я была счастливой невестой, но знакомство с семьей жениха всё изменило.

Его мать меня ненавидит, а отчим, Игорь Горский, хочет, чтобы я принадлежала ему.

А ещё Игорь — мой начальник, и он ясно дал понять, что не оставит меня в покое. Но я не имею права в него влюбляться.

Ведь если я не уберегу свои тайны, он сможет отобрать мою двухлетнюю дочь.

Конец



Оглавление

  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • Глава четырнадцатая
  • Глава пятнадцатая
  • Глава шестнадцатая
  • Глава семнадцатая
  • Глава восемнадцатая
  • Глава девятнадцатая
  • Глава двадцатая
  • Два года спустя