Охота на Крысолова (СИ) [Феникс Фламм] (fb2) читать онлайн

Пролог

Si duo faciunt idem, non est idem.

Если двое делают одно и то же, это не одно и то же.

Теренций.

Июнь 2041 года выдался на редкость жарким и в прямом и переносном смысле для отдела московской киберполиции. Все окна и двери были плотно закрыты, но с запахом гари в помещении не справлялась даже хваленая китайская экосплит-система. Из окон здания департамента полиции в Новой Москве было видно густое марево, которое на расстоянии ста метров размывало очертания зданий и деревьев, покрывая все что было дальше белой непроглядной мглой. Их-за жары в Подмосковье горели торфяники и справиться с ними спутники и наземная техника МЧС были не в состоянии.

Капитан Леонид Кудрявцев, рассматривал на планшете документы нового дела и фото детей, которые пострадали в Сколково на виртэкскурсии, посвящённой столетию Великой Отечественной войны. В свои 28 лет Леонид был настоящим профессионалом и грозой киберпреступности, в детстве он мечтал стать программистом и делать собственную крипту, но не получилось. Отец Леонида был полицейским и погиб при исполнении. Это круто изменило жизнь подростка, который с этого момента твердо решил пойти по стопам отца и мстить преступникам-отморозкам. Через некоторое время молодого и перспективного выпускника юридического факультета заприметили в департаменте киберполиции Новой Москвы. После раскрытия нескольких громких преступлений Леониду предложили возглавить сначала отдел, а потом и целый Департамент объединенного Западно-новомосковского административного округа столицы. Уже где-то в генеральских кабинетах блуждал приказ о присвоении ему звания майора, но как это и бывает, очередное звание не поспевало за должностью. Сегодняшнее ЧП могло бросить тень на всю карьеру молодого начальника, и Леонид каким-то шестым чувством понимал, что это был вызов, который бросили лично ему. Сервер самого мощного в мире компьютера, который находился в Сколково, подвергся атаке хакеров. В результате инцидента нейрочипы 127 детей, находившихся на сеансе, были повреждены, и дети впали в так называемую симулятивную кому. Хакер назвал себя Крысоловом.

— Что у нас есть на этого Крысолова? — Леонид, оторвавшись от планшета повернулся в сторону своего друга и руководителя отдела — веснушчатого 25-летнего лейтенанта Константина Сапрыкина, который нервно елозил на стуле, ожидая указаний.

— Да кое-что есть. Крысолов у нас значится в базе как Пестрый, Пестрый делал налеты на банки и биржи криптовалюты, недавно похитил два биткоина, — Костик многозначительно поднял палец.

— Это же более двадцати миллионов долларов, — присвистнул Леонид.

— Да, потом он же наведывался на биржу Бинанс и завладел сто семнадцатью бинанс коинами БНБ. А это уже тридцать миллионов по сегодняшнему курсу.

Двадцать лет назад никто не верил, что криптовалюта будет так сильно расти, поэтому защита инвестиций была слабой, и когда цена одного биткоина достигла одного миллиона долларов началась самая настоящая охота за их владельцами. Череду внезапных смертей и убийств среди криптовалютчиков даже прозвали эпидемией криптоветрянки. Собственно, внедрение нейрочипов во многом было продиктовано необходимостью защиты сбережений, где данные прочно привязывались к ДНК владельца и украсть криптоактивы можно было бы только с головой их владельца.

— Может это Штаты? — с надеждой спросил Леонид.

— По всем признакам данные из нашей геолокации, Пестрый скорее всего наш. Штаты тоже разыскивают его по делу о вмешательстве в их последнюю предвыборную кампанию, ты же помнишь недавно был скандал?

— Я мировых новостей не смотрю, мне корпоративной рассылки хватает, так давай срочно в Сколково. Я за рулем.

Полицейская Ладатесла тихо рванула с места, и Леонид переключился на автопилот. В Сколково он планировал поговорить с начальником, однако того срочно куда-то вызвали и их встретила заместитель — симпатичная молодая брюнетка с василькового цвета глазами, в которых читались одновременно тревога и надежда. Брюнетку звали Ника. Женатый Леонид при знакомстве невольно засмотрелся на девушку, любуясь стройной грацией ее тела, которую выгодно подчеркивал серебристый комбинезон. Стоявший рядом неженатый Костик при этом делал страшное лицо и крутил глазами, показывая всем своим видом, что Ника ему также нравится. Впрочем, Костик слыл бабником, поэтому Леонид незаметно показал ему кулак.

— Весь административный персонал под подпиской, на домашнем режиме, дети не простые, сами понимаете, — сказала Ника и тяжело вздохнула.

— Да понимаю, так что у вас с этим сервером? — небрежно спросил Леонид, отводя глаза от распахнутого на груди комбинезона Ники.

— Марк-300 — это не просто компьютер, он обладает интеллектом схожим с человеческим сознанием и может решать творческие задачи, взлом такой Системы в принципе невозможен. Он знает ответы на все вопросы. С помощью его можно моделировать целые виртуальные вселенные.

— Я знаю, мы недавно с дочерью ходили на космозоо. Динозавры там как настоящие.

— Если вы любите динозавров, то лучше сходите на экскурсию «Парк юрского периода».

— Обязательно, вот только с этим вопросом разберусь, давайте ближе к телу, — Леонид повернулся в сторону Костика, взгляд которого, направленный на Нику, наглядно демонстрировал поговорку «Как баран на новые ворота». — Лейтенант Сапрыкин, принесите из машины мой планшет.

Костик что-то промычав в ответ и пошатываясь вышел из кабинета.

— Извините моего коллегу, он немного перегрелся, жара, — сказал Леонид, — продолжайте.

— Понимаю. Недавно к столетию войны открылась новая экспозиция, все было очень хорошо. Экспозиция подробно рассказывала о первых днях начала войны и планировалось запускать новую из этого же цикла к столетию Сталинградской битвы, но тут вот, — развела руками Ника.

— У вас было раньше что-то подобное?

— Пять лет назад, когда системы Марка тестировались, был похожий случай, однако это был единичный случай, который смог исправить сам Марк.

— Я могу задать Марку пару вопросов?

— Конечно, проходите сюда, — сказала Ника, и показала в круг на полу, находящийся перед большим монитором, где появилось лицо молодого человека в очках, чем-то напоминающее лицо Шурика из советских комедий Гайдая.

— Привет, Марк, — произнес Леонид, рассматривая виртуального собеседника.

— Здравствуйте, Леонид Аркадьевич, я слышал ваш разговор и сразу хочу пояснить, что все мои системы в норме, воздействие на нейрочипы произошло удаленно.

— Спасибо, давай на «ты» и можешь звать меня Леонид. Я хочу задать тебе пару вопросов, ты действительно решаешь любые задачи?

— Да конечно, для этого я и создан.

— Мне моя дочь недавно загадала одну загадку, сможешь ее решить? Летят два крокодила, один на север, другой — розовый. Сколько весит один кирпич, если ёжику четыре года?

Марк на экране улыбнулся.

— Насколько я понимаю это уже очень старая загадка и самый распространённый ответ на неё: крокодилы не летают, однако если тебе интересно, то вот краткие выкладки на этот счёт, в которых рассматриваются переменные связанные с направлением полёта крокодилов, их цветовой гаммы и возраста ежика, я разбил их на 28 томов по 2 гигабайта. Могу загрузить данные тебе на чип.

— Спасибо не нужно. Что сейчас с ребятами? — посерьезнел Леонид

— Они находятся в локальной программе, которая называется ВОВ, эпизод 1/212, сознание связано с этой программой при помощи моста. Я могу прервать передачу данных, но в этом случае выход из программы будет аварийным, что может повлечь нежелательные последствия, думаю в этом случае потребуется замена чипов.

— А есть ли альтернатива?

— Они должны пройти миссию до конца, она довольно простая, им нужно было на автобусах из пункта А попасть в пункт Б, возможно в данное время им теперь нужно уже пересечь линию условного фронта, по пути ребята должны были стать свидетелями налёта вражеской авиации и боя местного значения. К сожалению, как только миссия началась, связь была прервана и включилась хакерская программа, которая была направлена именно на их чипы. Я лишь в данном случае обеспечиваю скрипты, если их убрать дети окажутся слепыми глухими и немыми.

— Они будут убиты в их реальности?

— Попросту говоря да.

— Насколько я понимаю, их миссия групповая, с ними были взрослые?

— Да с ними был учитель школы, которого сразу же аварийно отключили от программы, о его дальнейшей судьбе я не знаю.

— Почему вы мне об этом сразу не сказали? — Леонид резко обернулся к Нике, лицо которой покраснело, что, впрочем, делало его еще прекрасней.

— Я не знал, люди из ФСБ, они запретили, — залепетала Ника.

— А что с учителем?

— Мы предупреждали, что это приведёт к таким последствиям, его увёз реанимобиль, насколько я понял, он находился без сознания. Мы больше ничего не знаем, — ответил Марк, приходя на помощь растерявшейся девушке.

— Так, — сказал Кудрявцев и постучал пальцами по кобуре на поясе, я думаю мне стоит сыграть в эту игру. Марк, как я понял данные моста ты синхронизируешь?

— Так точно, я уже думал об этом. Я могу подключить одного человека вместо учителя во временную локацию групповой Игры, но только в режиме одиночных миссий, у нас есть бета версия. Нужно выполнить шесть миссий для возвращения. К сожалению, геолокацию и поиск для нахождения группы рубят нужно будет осуществить самостоятельно, плюс конечно в том, что одиночные миссии не имеют тайминга и ограничения по времени, так что шансы неплохие.

— Сможешь меня быстро закинуть туда? И желательно побольше ресурсов и всяких плюшек.

— Леонид, это миссия образовательная, но я сделаю все что смогу, капсула 247 готова.

— Товарищ капитан, а как же? — умоляюще спросила Ника, приблизившись к нему так, что если бы не вернувшийся с планшетом Костик, то, наверное, Леонид бы приобнял ее.

— Все под мою ответственность, Сапрыкин прикрой меня, из режима симуляции не выводить, даже если придётся отстреливаться и свяжись с моей женой, она работает на РУ. ньюс. тв, так что если что, то поднимет такой шум, что ты сам знаешь…

Кудрявцев махнул рукой Марку и вежливо обратился к девушке.

— Ника, где здесь ближайшее кафе? Давайте вместе пообедаем, все-таки сами понимаете ваши капсулы кормят только стимулирующими, а мне еще миссии проходить. И заодно введёте меня в курс дела.

— Да, конечно, правда аппетита совсем нет у меня, но я составлю вам компанию, идемте за мной.

Ника повернулась к ним спиной, ее соблазнительные формы с интересом оглядывал Костик, пользуясь тем, что они шли сзади. Леонид на ходу снял пояс с кобурой своего пистолета.

— Сдашь временно в отдел, у меня там будет другое оружие, тем более, как говорили римляне: Аб о́во у́сквэ ад ма́ля, — громко чтобы слышала Ника, сказал Леонид.

— А что это значит? — спросил озадачено Костик.

— А это значит, Сапрыкин, держи свои яйца подальше от ее яблок, — произнёс другу Леонид уже вполголоса, — Ну и заодно язык за зубами. Понял?

— Понял, товарищ капитан, — заговорщицки улыбнулся Костик.

Глава 1

Очнулся я, лёжа в лесу на травке под пение птиц, при этом у меня было состояние как будто только что проснулся у себя на даче. На мне была слегка помятая форма рядового красноармейца, оружия и каких-либо «плюшек» рядом не было. Мысленно посетовал на Марка, который отправил меня сюда даже без простейшей финки. «А что я собственно ждал от Шурика? АК-47? Слава Богу, что вообще попал не во времена Ивана Грозного» — улыбнувшись собственной шутке, первым делом посмотрел на солнце и попытался сориентироваться во времени. Было примерно 12 часов.

Как объяснила Ника, время здесь шло как обычно, те же сутки, вот только коррелировалось оно 1 к 7 в реальности, и, следовательно, для ребят, пойманных вчера в ловушку Крысолова, здесь прошло уже больше недели. Нельзя было терять ни минуты.

Сверху на границе зрения мерцала панель, моргнув быстро три раза, как меня заранее проинструктировали, я развернул ее и уставился на ряды надписей и цифр, отображающих судя по всему характеристики моего аватара:

Боец РККА Василий Тёркин

Звание — рядовой

Уровень 1

Особые навыки и способности отсутствуют

Артефакты отсутствуют

— Оружие отсутствует, — добавил я, привычно похлопав себя по месту, где всегда носил кобуру и открыл стат.

Сила 3

Ловкость 2

Выносливость 3

Харизма 2

Меткость 1

Удача 2

Скорость 6

Обучение 22

Здоровье — 100 %

Я растерянно перечитал несколько раз доступную информацию. Судя по всему, я был в этой реальности косоруким интеллектуалом с задатками спринтера, видимо, чтобы побыстрее улепётывать с поля боя, так как практически все другие характеристики были явно на начальном уровне. Интересно, а какие топовые показатели здесь возможны? И если скилл на обучение 22, означает ли это, что силу можно прокачать до таких же показателей? Как прокачивать навыки? И как перейти на 2 уровень? И что даёт мне харизма? Ответов не было. Память также подсказала, что имя Василий Теркин вроде бы взято из поэмы Твардовского, которую в этой реальности тот только начнет еще писать на фронте. Теркин — боец-балагур, согласный на медаль вместо ордена, являлся примером для сослуживцев. «Книгу про бойца» во время войны приняли на ура, но партийное руководство раскритиковало её за пессимизм и отсутствие упоминаний о руководящей роли партии. С легендой в общем-то повезло, но видимо в данную минуту имя Василий Теркин мало что должно было говорить окружающим. Так, чего-то явно не хватало.

Внезапно на самом краю панели я заметил ещё один пункт — «Миссии» и открыл его.

Миссия 1: провести разведку. Награда 10 очков опыта

Ну наконец то, вроде становится чуть понятнее. Я осмотрелся и двинулся в сторону большой сосны на которую можно было легко влезть так как на нее был повален ствол другого дерева, а вверху уже выше часто шли ветки. С двумя очками ловкости я с большим трудом справлялся с этой задачей и медленно стал карабкался вверх. Чтобы забраться и не упасть, я снял сапоги. Наконец моим глазам открылась обширная картина лесистой местности и река, возле которой я приметил несколько деревенских домов, разведку нужно было проводить в этом направлении. С трудом спустившись и порвав брюки об острый сук, выругался. Натянув сапоги, я пошёл напрямик к деревне. Через полчаса неторопливой походкой подошёл к приличной избенке, окружённой низким забором из-за которого на меня с интересом посматривала ленивая небольшая псина. При взгляде на животного я словно Терминатор увидел ее стат, который состоял из трех показателей: силы, скорости и здоровья. Животина обладала силой 1, скоростью 11, а также стопроцентным здоровьем.

— Эй хозяева, есть кто дома? — закричал я и прошел к избе, благо что калитка отсутствовала. Собака лениво гавкнула и на всякий случай отошла на несколько метров.

— Чего тебе? — раздалось из избы и дверь открылась. На пороге стоял крепкого вида мужик. Его стата также услужливо отобразила показатели: 3 — скорость, 9 — сила, 4 — меткость. Как я понял здоровье у всех здесь было отменным, так как тоже показывало стопроцентный баланс.

— Наши далеко отсюда?

— Бог его знает, уже с неделю как ушли ВАШИ Советы, — ответил мужик, сделав упор на слове «ваши»

— А ты батя, стало быть фрицев дожидаешься?

— Фрицев? — переспросил он, — я, товарищ боец, никого не дожидаюсь, у меня справка есть, да и что их дожидаться?

Не говоря больше ни слова, мужик закрыл дверь и ушел в глубь своего строения. Я последовал за ним. Зайдя в избу, в темноте стукнулся головой обо что-то и осмотрелся, почесывая ушиб. Над дверью висел какой-то предмет, при взгляде на который замигала информация:

Подкова — артефакт 1 уровня, +1 к удаче.

Вот и мой первый артефакт улыбнулся я и сняв с гвоздя подкову подумал, что с ней делать дальше, однако подкова тут же исчезла. Вызвав панель я с удовлетворением увидел, что моя удача поднялась до 3. Видимо теперь все будет происходить чуть удачливее для меня.

— Руки вверх, — сказал внезапно появившийся мужик и передернул затвор наведенного на меня ружья.

«Полицай», — промелькнуло в голове, я мгновенно оценил шансы и поднял руки:

— Эх ты, отец!

— Иди, иди, сынку наружу, кончилось ваше время, — сказал мужик и чувствительно ткнул меня дулом в бок.

— Ну и куда ты меня ведешь?

— Знамо куда, к старосте, отставить разговоры, я шутить не люблю.

Вскоре мы подошли к большой деревенской избе, которая была подобротней первой. Мужик, без стука открыл дверь и втолкнул меня внутрь. В большой комнате было светло, за столом сидел пожилой бородатый сельский житель и перебирал амбарные книги. Видимо это и был староста. Его хитрые глаза вопросительно уставились на вошедших.

— Иван Силантич, вот привел ишо одного дезертира, — сказал мужик и поставив ружье в угол, перекрестился на икону.

— Фамилия, звание? — спросил староста, беря карандаш, слюнявя его и открывая амбарную книгу. Видимо учет здесь был поставлен на хорошую основу, и эта была уже не первая встреча такого рода.

— Рядовой Василий Теркин — сказал я и аккуратно достав документы из кармана гимнастерки протянул старосте. Тот довольно хмыкнув, полистал книжку.

— Вот что Вася дорогой, не бойся мы тебя не шлёпнем, а сдадим завтра в комендатуру, нам за каждого такого пленного положено хорошее вознаграждение, Михась, ты обыскал его? — обратился староста к мужику.

— Нет пока, — виновато ответил тот и начал шарить у меня по карманам. Ничего не найдя, огорченный Михась стащил с меня пояс. Что-то привлекло мое внимание. Староста перехватил мой взгляд, я увидел на столе карту местности. Силантич оживился и ткнул пальцем в карту:

— Да вот где ваши сейчас, вёрст 100, наверное, уже будет отсюдова от нашей Спиридоновки. А немец сам видишь только разворачивается и прет своими танками, а танки у него шустрые, через месяц и до Москвы так дойдёт. Завтра тебя отведём в Сосново и сдадим в комендатуру, а пока в погребе посидишь, ступай. И кивнул Михасю. Тот с ухмылкой открыл люк в полу и толкнул меня, и плюнув захлопнул крышку люка. Загремел замок. В погребе сначала была полнейшая темнота, но потом, когда глаза привыкли, я безрадостно осмотрелся. Слабый свет пропускали щели вверху, что позволило разглядеть в тесном подвале какие-то мешки и сундук. наверху Михась и Силантич о чем-то бубнили и вскоре видимо начали отмечать удачный ход работ, так как слышался приглушенный звон стеклянной посуды.

Внезапно моя информационная панель ожила: «Повести разведку. Миссия выполнена +10 очков опыта. Вы можете распределить полученные очки сейчас или в любое другое время». Это было очень кстати.

Я открыл панель и задумался, 10 очков не густо конечно. Поэтому выносливость, харизму и меткость я сразу отбросил как совершенно бесполезное в моем положении. Немного подумав я отбросил удачу и обучение. Хорошо, что остаётся? Сила, ловкость и скорость, если распределить между этими тремя пунктами шансы немного возрастут, однако видимо не существенно, 9 балов было только у Михася и выглядел он достаточно солидно. Так, а на что можно рассчитывать тогда с 13 баллами? «Эх, была не была, прибавлю силушки 9 и 1 балл к ловкости», — решил я. Теперь мой скилл выглядел следующим образом.

Сила 12

Ловкость 3

Выносливость 3

Харизма 2

Меткость 1

Удача 3

Скорость 6

Обучение 22

Здоровье — 100 %

Интересно от чего зависит здоровье? Явно этот показатель не был похож на зарядку батареи от мобильного телефона. Ну да ладно, нужно проверить силу. В стене торчал гвоздь, я взял и достаточно легко выдернул его из стены, потом подумав согнул его в бараний рог, нет нужно что-то посерьезней. Я подошел к сундуку и поднатужившись сорвал с него замок. «Так, что тут в ларце?» Моей находкой под грудой тряпья стал Георгиевский крест (+1 к силе и выносливости). Настроение поднялось. «Так, да тут быстро можно стать местным Халком, что у нас дальше?» Я решил исследовать информационную панель.

Миссия 2: похитить ценные сведения из комендатуры. Награда 20 очков опыта.

Я присвистнул. Интересно, что можно было сделать здесь с силой 32? Наверное, голыми руками останавливать танки, ломая им гусеницы. Однако и задание явно не плёвое. Нужно было дождаться темноты и как-то выбираться из подвала. Выждав пару часов, пока наверху все стихло, я поднялся по лестнице и уперевшись спиной в крышку люка подвала стал отталкиваться руками. Доски затрещали. «Ну, Илья Муромец, не подведи». Доски оказались крепкими, поэтому вскоре не выдержали скобы замка. Они вылетели после нескольких ударов спиной о крышку люка. В комнате было тихо, похоже в избе никого не было. Я подошел к столу. И пошарил руками. На столе под скатёркой лежала карта. Я поднес ее к окну, благо ночь была лунная. Неожиданно карта была как бы сфотографирована и появилась сбоку, а зелёный огонёк на ней видимо обозначил мое месторасположение. «Удобно, прямо система GPS», — подумал я и решил уйти через окно. На улице было удивительно тихо. Видимо всех шумливых собак немцы просто перестреляли, а может это не входило в какие-то скрипты Марка. Но это было мне только на руку. Продвигаясь по карте, встроенной в моей информационной панели, я уверенно двинулся в лес, чтобы скрытно подобраться к Сосново. Задание я решил выполнить как можно быстрее. Шагая по лесу, я решил найти себе подходящую дубинку, благо что ветки различного размера и длины были в изобилии. «А может быть развить меткость, и раздобыть уже винтовку, не бегать же мне с дубиной в самом деле?» Подойдя к Сосново, я надел белую повязку, которую расчетливо прихватил в избе старосты и смело зашагал по улицам села в поисках комендатуры. Моя дубина выполняла роль посоха. «Странный полицай конечно», — подумал я и хотел уже избавиться от дубины, но оказалось поздно, меня заметил фриц на посту.

— Хальт! — немец, стоящий в десяти метрах от меня вскинул винтовку.

— Не стреляйте ваше благородие, я помощник старосты из Спиридоновки, староста, — повторил я, приближаясь к полицаю, немец передернул затвор, тогда я с размаху запустил в него дубину. Кажется, в вестерне «Великолепная семерка» была сцена, когда двое ковбоев соревновались в скорости. Один был с пистолетом, который нужно было выхватить из кобуры, другой с ножом. Победил тот, который метал нож. Так и здесь, тяжелая дубина снесла фрица как кеглю, а мой кулак по каске довершил дело, немец обмяк и упал, раскинув руки. Прислушавшись, я понял, что все вышло очень тихо, хотя немец не выстрелил по счастливой случайности. Я перешагнул через тело и быстро зашёл в комендатуру, даже не удивился, что дверь оказалась открытой. Ценные сведения нужно было видимо искать в сейфе. Однако моих силёнок пока не хватало оторвать дверь или разорвать броневые листы. Я полез в стол и увидел лежащие там ключи, возможно 3 не совсем плохие баллы для удачи. Открыв сейф, я аккуратно вытащил все содержимое на стол прежде всего в поисках артефактов. Было у меня такое чувство, что найду здесь что-то стоящее. И действительно меня ждал золотой перстень знак дракона (артефакт 3 уровня +50 к харизме). Я от неожиданности и радости даже присвистнул. Перстень не дематериализовался как подкова, видимо артефакты высокого уровня не подлежали ликвидации, и я надел его на палец. Харизма у меня составляла теперь 52 балла, и что это могло означать теперь одному админу известно. Однако нужно было торопиться, я разгреб на столе папки, пытаясь понять какие же из них составляют ценные сведения, которые нужно украсть, однако никаких подсказок не было, я даже на всякий случай пошарил в столе, а потом взяв висящий на стуле немецкий френч сгрёб в него все документы завязал узлом и вышел из комендатуры. Как оказалось, это было совершенно правильно. Немец, которого я отоварил, очухался и стал приподнимать голову. Поэтому проходя мимо, я добавил ему еще раз кулаком по каске, уж очень мне нравился эффект появившейся у меня богатырской силы. Немного поколебавшись я не стал заимствовать у Фрица его винтовку — Маузер 98К. Во-первых, мне она показалась громоздкой, я не был уверен в большом количестве патронов к ней, и в третьих — моя меткость по-прежнему равнялась единице. Отойдя буквально сто метров от комендатуры, я увидел обрадовавшее меня сообщение:

Похитить ценные сведения из комендатуры. Миссия завершена. +22 очков опыта.

«Так, а почему 22 балла? Что я сделал? Ну допустим 2 балла дали за нейтрализованного фрица». Меня распирало, как говорится, масть пошла, и я поспешил открыть задание сдледующей миссии.

Миссия 3: передать ценные сведения в штаб командования Красной армии. Награда — 30 очков опыта

«Едрен батон», — тихо выругался я, припоминая, что ближайший штаб командования находился в более чем ста километрах и даже если потратить балы на скорость и выносливость, то следующая миссия обещала затянуться. «Но может оно и к лучшему, я достаточно развился и нужно уже выполнять главную задачу — найти и спасти детей».

Глава 2

Я внимательно рассматривал свою стату. Было над чем серьезно подумать. Мои показатели слишком отличались друг от друга, некоторое были равны единице, а некоторые уже перевалили за 50. Стоит ли развивать что-то конкретное или нужно поддерживать некий баланс?

Сила 12

Ловкость 4

Выносливость 4

Харизма 52

Меткость 1

Удача 3

Скорость 6

Обучение 22

Здоровье — 100 %

Куда же пристроить 22 балла? С этим можно было конечно подождать. Если основные показатели давали четкую картину потенциальных возможностей, то пока абсолютно не понятно было Обучение. Возможно оно помогало развивать другие навыки или давало какие-то преимущества. В принципе Василий Теркин был уже довольно развитым бойцом, но видимо косоруким. Из всех показателей только меткость составляла у меня впечатляющую единицу. Ведь бросая дубину я больше полагался на удачу, да и дубиной с расстояния 3 метра трудно было промахнуться даже криворукому, но в дальнейшем мне же придётся стрелять. Вот у Фрица, которого я огрел была Меткость 5, значит такой же показатель у меня, например, будет на уровне, как никак немец был среднестатистическим представителем вермахта. Немного поколебавшись, я все-таки добавил 5 баллов Меткости, доведя этот показатель до 6. Но все равно сейчас получалось, что я сильный и харизматичный интеллектуал, в общем пока решил не распределять оставшиеся 17 баллов, а выспаться и подумать на свежую голову. Меня начинало мучить чувство голода, только понимание иллюзорности этого мира как-то позволяло с этим чувством пока бороться. Но видимо, чувство голода влияло на другие показатели. Глаза просто закрывались от желания спать. Поэтому даже не выйдя из села, я заполз в какой-то сарай на окраине, зарылся в сено и уснул.

Разбудил меня громкий лай собак. На улице уже рассвело. «Вот же, Балбес», — подумал я, конечно же фрицы пустят по следу своих овчарок, видимо сейчас группам преследования дают последние наставления, и совершенно не думают, что диверсант спит практически в соседней избе. Я быстро поднялся и выглянул в щель сарая. Высокий немец в моем направлении за волосы тащил женщину, аккурат в мой сарай. Я кинулся в самый дальний угол и накрылся сеном. Видимо фриц решил поразвлечься, он вышел, бросил на пол свою жертву и дав пинка собаке, закрыл за собой дверь. После этого фриц стал медленно раздеваться, аккуратно складывая вещи на пол. «А миссии видимо с пометкой 18+», — подумал я.

— Ком, ком, — сказал немец, обращаясь к женщине, оставшись в одних штанах, он взялся за пояс, затем передумав, подошел к женщине. Молодая на вид крестьянка стояла, прижавшись к стене сеновала и дрожала всем телом. Немец повалил ее на пол, разрывая рубаху на женской груди. Я стал нащупывать в сене хоть какой-то дрын и удача снова мне улыбнулась, это оказались вилы. Я прибавил ещё на всякий случай 5 баллов к Меткости и 5 к Силе, после этого неторопливо вылез из своего укрытия.

— Эй, Фриц! — небрежно крикнул я, поднимая вилы как копье.

Немец порывисто оглянулся и хищно улыбнулся. Автомат был всего в метре от него, а у русского была всего лишь крестьянская палка. Он встал и даже не стал нагибаться за автоматом. Стат его Силы показывал 12 баллов. Фриц, улыбаясь вытащил из ножен финку, правильно рассудив, что поднимать шум не стоит, нужно лишь прикончить этого русского и продолжить начатое дело с крестьянкой. Через секунду вилы просвистели в воздухе, вонзились оккупанту в горло и со страшной силой припечатали его к стене, немец издал последний хрип и обмяк, выронив нож. За стеной псина начала скрести дверь и жалобно скулить. Я соображал слишком медленно. Для начала нужно было как-то успокоить девушку.

— Меня зовут Вася, но можешь звать меня Лёня, — зачем-то сказал я и улыбнулся. Девушка, придерживая порванную рубаху, смотрела на меня изумленными глазами. Я подошёл к вилам и одним рывком вырвал их из стены, труп медленно сполз на землю. Нужно было что-то решать с собакой.

— Сейчас ты встанешь и откроешь дверь, хорошо? Нужно как-то утихомирить эту псину, — сказал я девушке и отломив от черенка верхушку, взял ее поудобнее в правую руку.

Я решил поиграть в Расомаху и представил, как собака бросается и отлетает от меня с распоротым брюхом. Девушка дрожащей рукой открыла дверь сарая. С грозным ревом собака ворвалась внутрь и замерла, уставившись на меня, видимо перед прыжком, норовя впиться в горло. Однако вскоре овчарка повела себя странно, она внезапно села, снова встала и принюхалась, а потом осторожно завиляла хвостом.

— Ах ты, Лохматик, — сказал я и погладил псину левой рукой, овчарка стала на задние лапы потом лизнула меня и направилась к своему бывшему хозяину, понюхала его, лизнула кровь, а потом зарычала на девушку.

— Фу, Джим, свои! — крикнул я, — Сидеть!

Собака непонимающе уставилась на меня и снова повиляла хвостом. Это как же понимать, может быть моя Харизма запредельного уровня на неё так действует? Интересно, какая Харизма у Сталина? Вот у девушки 2 всего, и при этом девушка выглядела так ничего себе. Ладно, нужно как-то выбираться отсюда, я осторожно выглянул на улицу, никакой активности не наблюдалось. Недолго думая, я решил переодеться в немецкую форму. Благодаря немецкой аккуратности верхняя одежда убитого не имела следов крови, я проверил его карманы. В кармане оказались документы на имя Генриха Шлозе. Ну что же, Генрих так Генрих. Я взял документы ещё раз, присмотрелся и открыл панель навыков. Тут же замигала надпись: провести изучение немецкого языка? «А что так можно было?» — удивился я. «Конечно да», — мысленно ответил и вдруг документы словно стали написаны по-русски. Обнаруженное письмо тоже оказалось написано, как на родном языке, Генрих писал, что скоро добьёт русских и вернётся к Рождеству домой. Интересно, осталось проверить мои языковые навыки, но я понимал, что видимо при желании смогу разговаривать как настоящий немец.

— А есть здесь партизаны? — спросил я, полностью одев новую форму и запихивая свою старую в походный ранец предусмотрительного немца.

— Я не знаю, проходило через село много наших, раненные были, кого-то оставили. Но Серго всех выдал, — сказала девушка и заплакала.

— Ну хватит, успокойся, — приобнял я девушку, — Так как тебя зовут?

— Оксана, — ответила девушка и подняла на меня заплаканные глаза. «Да она еще совсем девушка. Ей нет и двадцати», — мелькнула у меня мысль.

— Вот засранец, предатель хренов, покажешь сейчас где он живет?

У меня созрел неплохой план. Я решил, что в немецкой форме и знанием языка можно спокойно перемещаться по деревне, а взяв Серго в оборот заставить его по-тихому вывести меня подальше. Также чесались руки расстрелять этого предателя. Я вспомнил, что у меня ещё 7 не распределённых балов и посмотрел на собаку. У Джима Скорость составляла 14. Я прибавил балы к Скорости и довёл ее до 13. Чем я хуже собаки? Ну, посмотрим, что мы имеем?

Сила 17

Ловкость 4

Выносливость 4

Харизма 52

Меткость 11

Удача 3

Скорость 13

Обучение 22

Здоровье — 100 %

Насколько я понимал, балы способностей у основного населения этой увлекательной симуляции находились в диапазоне от 1 до 10. Если были выше, то это уже были уникальные возможности, но максимумов или ограничений пока не было, значит сотня баллов это уже было что-то запредельное, а их вполне можно было здесь получить после выполнения пары-тройки миссий. Мы вышли на залитую утренним солнцем улицу и пошли к дому Серго, Джим бежал чуть впереди, затем шла Оксана и потом я, играя на губной гармошке, со стороны наша троица смотрелась конечно странно, но нам встретился только местный старик, который молча отойдя к забору пропустил нас. Вскоре мы пришли к неказистой хате, и Оксана остановилась здесь.

— Все малышка иди домой, немца я ночью закопаю, — сказал я и спрятав в карман губную гармошку кулаком стал стучать в двери, к сожалению, видимо я ещё не освоился пока со своей силой и дверь слетела с петель. Тут же из хаты появилась испуганная физиономия молодого деревенского балбеса.

— Серго? Я иметь несколько вопросов, думаю ты не все нам рассказал про партизан, — начал я, решив разговаривать на ломанном русском. Оттеснив хозяина, я прошёл в хату, крикнув Джиму «sitzen!» Получилось очень неплохо. Затем я достал документы Шлозе и ткнул предателю в нос, показывая всем своим видом, что ордера на обыск и санкций прокурора мне не нужно. Серго пригорюнился.

— Извините, господин офицер, я все рассказал уже и выдал вам их логово, мы всю ночь прочесывали лес, но партизаны видимо нездешние, это залетные партизаны или окруженцы недобитые были, но они далеко не уйдут, по хуторам все предупреждены ведь, да и собачки ваши сейчас возьмут след и каюк краснопузым.

— Ти правильно все думаешь, но гусь и свинья не брат. Ти что-то скрыл от нашей армии, а за это полагаться накажание — смерть, — и я стал расстёгивать кобуру. Честно говоря, пристрелить этого мерзавца хотелось прямо сейчас, да и кто будет разбираться долго за что немецкий солдат пристрелил местного жителя хоть и предателя. Видимо такого же мнения был и Серго.

— Простите меня, пан офицер! Бес попутал, я все отдам, я не хотел, я подумал, что позже вам отдам или в штаб отнесу и отползая к сундуку, здесь он лежит, — упал он на колени пополз в сторону сундука в углу.

— Открывай! — по-немецки приказал я.

Серго открыл сундук и немного покопавшись достал пистолет — легендарное оружие чекистов и комиссаров автоматический самозарядный пистолет немецкой фирмы «Маузер». Как ни парадоксально, популярный пистолет не был официально принят на вооружение ни в одной из стран мира. При том что его производство продолжалось вплоть до 1939 года, и было выпущено около миллиона экземпляров. «Интересная игрушка!», — подумал я, рассматривая артефакт. На ручке пистолета красовался орден Красного знамени, а чуть выше над курком шла надпись: «Товарищу Нелько И.Л. от командования и лично товарища Сталина». Сразу же замелькала надпись на информационной панели:

«Легендарный артефакт. Открыта новая способность: личный порученец товарища Сталина».

Я присвистнул от неожиданности и тихо без акцента выругался, Серго даже опешил, видимо мат я произнёс на русском очень чисто. «Это я удачно зашёл», — подумал я.

— Ти знал, что здесь написать? Это оружие нашего важного врага, которого мы расстрелять, вместо того, чтобы взять ценный сведения от него. За это полагается смерть!

Серго начал кататься по полу и рыдать. Ни его крики выскочила женщина, видимо маманя предателя.

— Прости ты его глупого! Пощади! Говорила я ему! — вцепилась в мою руку женщина.

— Так, бабка, ням-ням, стол мечи калачи! Яйки, масло, сало, — вспомнил я словарь оккупанта, убирая оружие и показывая всем своим видом, что расстрела не будет.

Женщина тут же побежала в другую комнату и затарахтела посудой и скоро я уже уплетал нехитрую крестьянскую еду: яйца, картошку, зеленый лук и хлеб. Мне даже предложили мутную жидкость — видимо местный самогон, от которого я жестом отказался. Наевшись, я почувствовал себя повелителем мира.

— Ну хорошо, собирайся, ми пойдём лес и ловить партизан и это смягчит твою участь, — сказал я и вышел из хаты. Достав пистолет, я ещё раз посмотрел на него. Интересно как работает способность порученец Сталина? К счастью на информационной панели был значок вопроса.

ЛПС активируется при передёргивании затвора. Длительность активации 10 минут. Затем способность перезаряжается. Срок перезарядки 2 суток.

«Час от часу не легче», — подумал я и хотел передернуть затвор, но передумал. Вдруг это вызывает какие-то побочные эффекты, например, все фрицы сбегутся ко мне со всей деревни на политинформацию или моя форма превратится в советскую парадную, а может стану говорить голосом Левитана. Да кто его знает, юмор этих разработчиков? Я медленно убрал пистолет в карман и оглянулся на вышедшего Серго которого обнимала мать. «Воспитала негодяя и предателя», плюнул я, размышляя, что все равно пристрелю предателя.

— Джим, искать, — сказал я и дал собаке понюхать свою пилотку со звездой, которую извлек из ранца. Собака сначала задумчиво и как-то с подозрением уставилась на меня, а затем вдруг быстро припустила к лесу.

— Шайсе, — по-немецки выругался я и бросился догонять псину, поняв, что это совсем не трудно, Серго не отставал только первые пять минут, но потом просто упал и стал умолять чуть сбавить темп. Я замедлился. Лай Джима раздался примерно в километре от нас и потом прозвучали 2 выстрела и лай смолк.

— Партизанен? — сказал я и бросился со всей силы в сторону выстрелов, кто бы это ни был, вероятно он точно относился к врагам рейха. То, что я в немецкой форме и сам являюсь представителем этого врага я не подумал, так как новая способность и мои выдающиеся навыки просто затмили мне разум.

Выбежав на поляну, я остановился. Посередине лежало тело уже мертвого Джима. «Хорошая была собака, жалко»

— Хенде хох! — раздался тут же голос и из кустов показался перепуганный солдат с винтовкой. Справа вышел ещё один.

— Ну что, добегался, вражья сила? Вали его!

— Сперва допросить нужно, — сказал, осмелев первый боец. — В расход всегда успеется, иж какой важный, видимо много знает ценной информации.

— Обыскать его! — Приказал тот, что постарше, направив на меня винтовку.

У меня из кармана извлекли губную гармошку и пистолет личного порученца.

— Гляди, Семёныч, какое оружие этот гад носит, видимо нашего убил кого, — сказал молодой боец, протягивая напарнику маузер, который тот ловко подхватил левой рукой, держа в правой винтовку и меня на прицеле.

— Ни кого, а самого товарища Нельсона И.Л. Видишь вот, тут же написано, а ну вражья сила говори откудова взял наган?

— Да я свой товарищи, разве не видно? — решил я раскрыть карты. — Это, кстати не наган, а маузер, поосторожней с ним!

— А ещё и по-нашему брешет, гад! — удивился молодой

— Погодь, теперь его точно убивать не будем отведём к командиру. Сзади раздался шорох и ещё двое бойцов выволокли на поляну верещащего Серго.

— Это все он, этот самый главный у них я знаю, я расскажу не убивайте! — кричал предатель

«Ну все», — подумал я, — «Теперь точно влип», и приготовился давать деру, однако это означало срыв миссии и потерю ценной способности, которую я даже не проверил. «Да кто мне теперь даст взвести затвор этого маузера?» — в сердцах сокрушался я.

— У него тут и наша форма припрятана, — сказал боец, доставая из немецкого ранца мои вещи.

Мои руки были связаны сзади моим же ремнем, и наша группа двинулись в глубь леса, где-то через полчаса мы вышли ещё к одной поляне, где стояла палатка и была достаточно оживленная обстановка. Теперь я увидел, что это не партизаны, а остатки разбитой части, выходившей из окружения. Около сотни бойцов Красной Армии отдыхали под деревьями. Кто-то курил, человек пять возились около небольшой пушки. При нашем появлении многие подошли, проявляя интерес к моей форме. Все с ненавистью смотрели на меня, при этом видно было, что руки у многих чесались навалять мне, и мне хотелось даже сказать им, что лучше бы оставляли свой комсомольский задор для передовой. Нас с Серго подвели к майору, с уставшим видом сидевшему возле палатки на импровизированном табурете, сделанном из чурбана за столом из ящика из-под нарядов. Моя система помимо статы выдавала мне род войск и звания, это было очень удачно, так как самому разобраться в нашивках было сложновато. Ему передали найденные у меня немецкие папки.

— Кто такие? — сразу перешёл к делу командир.

— Товарищ майор, разрешите обратиться, я боец Красной Армии Василий Теркин, выхожу из окружения, а это местный полицай и предатель его нужно расстрелять, — ответил я спокойно, но не особо рассчитывая на теплый прием.

— Расстрелять говоришь, — внимательно посмотрел на меня майор, — Это мы успеем конечно, но сначала гнида ты нам расскажешь куда ты нёс эти документы! — крикнул майор и встав наотмашь врезал мне в ухо. Я даже потерял равновесие и немного здоровья. Система показала 99,38 %. «Ещё пару сотен таких ударов и каюк мне», — подумал я. Однако и майор тряс кулаком: «Вот скотина, как железный зараза!»

К нам подошел еще один командир с нашивками «Красная звезда с серпом и молотом», расположенных на обоих рукавах чуть выше обшлага. Моя система определила его как батальонный комиссар.

— Рота вот таких же наших в нашей же форме подошла к мосту и всех перестреляла, мрази, только я и выжил так как у меня был приказ любой ценной вынести знамя полка, — сказал он, никуда не глядя в пустоту. Было видно, что моя судьба уже решена.

— И что с ними делать? — задумчиво сказал майор, взял со стола мой наградной маузер, потёр его и зачем-то передернул затвор.

Мояинформационная панель тут же отреагировала: «Включена способность Личный порученец Сталина» и пошёл отчёт времени. Повисла пауза. И что дальше? Ничего лучше не придумав, я сказал:

— Я — личный порученец товарища Сталина и вы ответите по законам военного времени если сразу же не освободите меня, и я не продолжу выполнять задание. Да и товарищу Берии ваше поведение не понравится.

Мой диалог произвёл эффект разорвавшейся гранаты: стоявший рядом на входе в палатку боец уронил винтовку и громко икнул, а майор просто стоял с открытым ртом и молча смотрел на меня.

— Документы, которые я выкрал в немецком тылу нужно срочно передать в штаб фронта. От них зависит судьба всего фронта и даже возможно исход войны. Также у меня есть сведения, которые я лично должен передать нашему главнокомандованию, — продолжал я уверенно, видя, что ЛПС работает.

— Товарищ майор, — преобразился батальонный комиссар.

— Спокойно, товарищ политрук. Сидоров развязать Нельсона, извините сразу не признали вас, товарищ… — заискивающе и виновато произнес майор.

— Не нужно, для вас я Василий Теркин, тем более что вокруг враги и этот, — я указал на предателя, который с ужасом смотрел на меня.

— Увести, — приказал майор и Серго увели.

Я посмотрел на таймер, у меня оставалось 8 минут, чтобы вытребовать себе все необходимое и покинуть это гостеприимное место, пока способность не дала откат. А то что с ее окончанием закончатся и мои полномочия я не сомневался.

— Товарищ батальонный комиссар, соберите всех офицеров для важной информации, обратился я к политруку, — У меня есть ровно пять минут чтобы дать вам все необходимые сведения, но я должен немедленно продолжить задание. Также я прошу выделить мне двух самых быстрых бойцов и отправить их со мной в штаб фронта.

Через минуту вокруг меня стояло семь человек комсостава, которым я, сверяясь со своей картой и вспоминая отрывочные сведения из истории кратко рассказал об итогах первых дней войны, плане Барбаросса и планах немецкого командования группировки армий Центр, в тылу которой мы находились. Офицеры, опешив от таких сведений смотрели то на карту, разложенную на столе, то на меня.

— Курите! — приказал им я и взяв свою ранец и пистолет отошел от палатки. Ко мне тут же подбежали два бойца

— Рядовой Селиванов!

— Рядовой Чопорец! Прибыли для сопровождения вас в штаб фронта! — сказав это, бойцы замерли по стойке смирно.

Оставалась ровно одна минута, ничего больше не говоря я скомандовал: «За мной!» и нырнул в ближайшие заросли, включив скорость по максимуму, понятно, что бойцы будут отставать, но я надеялся, что у нас хотя бы будет приличная фора. Я очень рассчитывал на то, что пару минут способность ещё будет как-то медленно рассеиваться в головах потенциальных преследователей. Также я очень рассчитывал на то, что после окончания действия способности мои бойцы не стрельнут мне в спину и даже подумывал вначале прибавить скорость и убежать от них. Однако потом здраво рассудил, что сейчас они выполняли приказ своего командира, а значит способность для этого им не нужна, что же касается моей легализации у наших, то с этим снова могли возникнуть проблемы, а значит следовало держаться вместе.

Остановившись на небольшой поляне, я решил дождаться своих бойцов, они появились через пару минут, пошатываясь и ломясь сквозь ветки словно лоси.

— Привал, — сказал я и стал наблюдать за их реакцией, на всякий случай приготовившись продолжить свой марафон, но мои предположения оказались верными, бойцы четко выполняли приказ командира, да и состоянии их оставляло желать лучшего, после моей команды упали как подкошенные и тяжело дышали широко, набирая легкими воздух.

От лагеря окруженцев по моим расчетам мы удалились всего километров на 5–8, это совсем немного, но в лесу, это была приличная фора и даже если и была снаряжена погоня, она бы безнадежно отстала, да и для того чтобы гнаться за ними, в отряде должны были быть хорошие следопыты, все-таки бойцы РККА не индейцы какие-нибудь. Поэтому я успокоился и стал обдумывать наше положение. Почему-то вспомнилась Оксана, ведь труп Генриха так и остался лежать на сеновале, а это верная смерть для владельца этого сарая, возможно, как раз для Оксаны. Я даже сначала подумал, что нужно отправить бойцов на хутор с этим заданием, но потом рассудил, что таким образом сделаю только хуже: неподготовленные бойцы стопроцентно провалят это задание, да и мне они могут ещё пригодиться. В конце концов, это просто смоделированная вселенная и я успокоился.

Видя состояние своих бойцов, я тем не менее не стал им давать много времени на отдых, а просто молча забрал себе их винтовки и сбавил темп, и часто останавливался на привал. Наше передвижение в лесу было не совсем обычным, мы бегом преодолевали километр останавливались на пять минут и бежали дальше. Пробежав таким образом километров 20 я решил, что пора делать привал, так, как и Селиванов и Чопорец умоляюще смотрели на меня и еле передвигали ноги.

— Все отбой, — приказал я, — 10 минут на отдых, потом готовить лагерь ужинать и спать.

— Горазды вы бегать, товарищ Василий, сказал Чопорец, — Я вот сдавал нормативы, и в полку был самый лучший по бегу, но и в подметки вам не гожусь.

— Тренировка, — сказал я, — Кстати, как вас зовут и откуда вы родом?

— Андрей из Саратова, — ответил Чопорец.

— Николай, из местных я, — пояснил Селиванов.

— Николай, расскажи мне боевой путь своего подразделения, — попросил я, чтобы попытаться узнать, встречались ли им дети, которых я разыскивал.

— Да что рассказывать. Подняли нас по тревоге и к границе, а там уже сами знаете что. Немец прет на танках, бомбят сильно, мы пока добрались до передовой пол роты потеряли от их авиации, полуторку нашу разбомбило, а потом нарвались на мотоциклистов, отстреливались, но тут их танки подтянулись, мы начали отступать. Хорошо товарищ командир со своим полком появился ударил по немцам с фланга, у них тогда ещё пушка была со снарядами. Одного немца сожгли — остальные дали деру, патронов ещё много было, ну а дальше потихоньку к нашим стали пробираться, да видимо фронт теперь далеко, вот и идём вторую неделю, харчи уже все закончились, а в села мы не заходим, в одно село сунулись, а там немцев как селёдок в бочке, еле ноги унесли.

— Понятно, Николай, ну а как партизаны вам не встречались?

— Партизаны? Ну так это, наши же окруженцы встречались, а партизанов мы не видели, да и местные не все как я понял огорчены врагом, много недобитков кулацким по хуторам.

Поспрашивав еще немного Николая о том, о сем, я понял, что дети им не попадались.

— Ну что ж бойцы, наша задача сейчас одна — выжить и доставить важные сведения в штаб за линию фронта, а то что мы войну выиграем я не сомневаюсь, и даже точно знаю, что это будет 9 мая.

— Что целый год думаете будем воевать с ними? — недоверчиво спросил Селиванов

Я понял какую глупость сморозил, политрук, наверное, рассказывал им что наши войска сейчас подтянут резервы и ударят врага и быстро добьём фашиста уже на его территории. Нужно было как-то выкручиваться.

— Ну это, я так думаю, что фрицев мы точно остановим и ударим, ну и скоро примерно к весне выйдем к Берлину, чтоб не спешить и не губить почем зря солдат, оно ведь как получается, чем быстрее наступаешь, тем больше потерь. Верно я говорю?

— Да знамо дело, чего спешить, спокойно добьём немецкую гадину в его же логове, а «фрицы» вы хорошо придумали, смешно, можно и так их называть, — заулыбался Селиванов.

Глава 3

Проснувшись рано утром, чуть рассвело, я решил не утомлять бойцов своими короткими перебежками, понимая, что людей так надолго не хватит. Конечно без них бы я двигался раз в пять быстрее, однако нужно было учитывать, что мы находимся на территории врага и желательно к нашим выйти вместе с этими бойцами, чтобы не вызывать подозрений, так как любая моя легенда появления на фронтах войны посыпется через пять минут после серьезных вопросов со стороны командования регулярной армии. Вася Теркин был, как я понимал, собирательным образом хорошего бойца, но быть просто «хорошим» и «своим» было явно мало, нужно еще было точно знать к какому подразделению я приписан, как попал в армию и имена командиров. Я открыл свою Красноармейскую книжку. В ней значилось, что Василий Иванович Теркин был рядовым 8-ой отдельной Бригады связи Р.Г.К. 1917 года рождения, с образованием 7 классов, дата призыва 15 сентября 1939 года. В книжке еще значилась специальность Теркина до призыва — водитель, и что призван он был Горно-Шорским

РВК Новосибирской области. В общем маловато информации, даже что такое Р.Г.К. я не знал, поэтому оставалось несколько вариантов: списывать все на контузию, либо на выполнение особо секретного задания, знать о котором никому не положено. Второе мне больше нравилось, так как легендарный артефакт, делавший меня хоть и на короткое время личным порученцем Сталина, работал именно на эту легенду.

Продукты, которые были у бойцов в небольшом количестве, быстро закончились и нужно было как-то пополнить их запас поэтому я активировал режим карты и стал изучать подходы к дорогам, мне в голову пришла хорошая мысль и я приказал бойцам снять ремни и отодрать знаки отличия с формы. Увидев их подозрительно-возмущённые взгляды я им пояснил:

— Сейчас мы диверсионная группа и нам придётся как-то добывать себе еду, переходить через дороги и вражеские коммуникации поэтому будет лучше прикинуться, что немецкий солдат ведёт военнопленных, ну а то что не в тыл, всегда можно будет отбрехаться. А по пути будем подсчитывать вражескую технику и силы.

Поразмыслив, солдаты согласились со мной, да и жрать им тоже хотелось. Приведя форму в ненадлежащий вид, я убрал в ранец их пилотки, ремни и документы, мы сразу двинулись к ближайшей дороге, теперь скрываться причин не было, поэтому мы нагло вышли на достаточно крупное шоссе и зашагали по нему к востоку.

На дороге нас обгоняло большое количество вражеской техники, очень много легковушек с различным командованием проносилось мимо. Иногда так и хотелось дать пару очередей с автомата. При моей теперешней меткости, немецкие генералы, ехавшие в них, были бы обречены. Однако я понимал, что тогда фрицы точно перекроют все шоссе и выставят жандармерию. А эти будут проверять документы более тщательно, а сейчас в неразберихе наступления мы тихо шли себе, и никто нас не трогал. Проезжающие солдаты часто что-то кричали мне с кузова, многие советовали расстрелять пленных прямо здесь же, часто бросая всякие шутки. Все как правило смеялись, настроение у всех было приподнятое, оно и понятно наступление шло по плану. Видя вокруг все эти перемещения противника, подсчитывая вражескую технику и солдат мои бойцы совсем пригорюнились, видимо понимая теперь сами, что война за пару месяцев не закончится.

Когда фрицев поблизости не было, я отводил их в строну и давал им покурить и попить, благо что проезжавшие машины иногда останавливались по моей просьбе и солдаты выдавали мне все необходимое, видимо здесь играла свою роль моя харизма.

— Товарищ Василий, — обратился ко мне Николай во время одной из остановок, — ну как же так получается, эти гады как дома у себя, веселые разъезжают, едут и даже в ус не дуют, где же наши? Где авиация? Их же нужно остановить и врезать им.

— Да, ты прав конечно и остановим, и врежем, но всему своё время. Авиация у фрицев хорошая, тем более в первые дни они разбомбили все наши аэродромы в том числе запасные. Но наши уже тем не менее дают отпор, окруженцы и под Киевом и Брестская крепость, где немецкие гады несут большие потери. Скоро и партизаны появятся, будут им мосты взрывать и диверсии всякие делать, да и мы тоже делом заняты, так что не волнуйся сильно, их веселье скоро закончится.

Я хотел ещё как-то утешить бойцов, но потом просто махнул рукой, не маленькие, сами скоро все поймут. Вечером мы вышли к большому посёлку, я самонадеянно решил, что можно переночевать у местных, однако на въезде оказался пост жандармерии и мои документы явно были недостаточны, а пленные, которых я вёл на восток видно не вписывались в логистику местных военных действий.

После пары придирчивых пререканий с жандармами, я понял, что хоть лично и не вызываю подозрений, они нас все равно просто так дальше не пропустят, поэтому я неожиданно выхватил пистолет из кобуры одного из жандармов и быстро произвёл выстрелы. Три выстрела — три дырки в головах у врагов, все произошло так быстро, что мои бойцы даже ничего не поняли, мы только стояли, оживлённо общались с фрицами и вот они лежат уже готовенькие.

— Чего смотрите? Помогите мне их оттащить с дороги, — сказал я своим бойцам, надеясь, что выстрелы никого не привлекут. Оттащив немцев подальше в кусты, я приказал своим переодеться в их форму.

— Дальше поиграем в байкеров.

— Чего? — не понял Николай.

— Поедем на мотоцикле, так быстрее.

— И то верно, а то надоело уже пыль глотать, — одобрил Андрей.

Бойцы быстро переоделись в немецкую форму, я критически посмотрел на них и не смог сдержать улыбку, похожи они на фрицев были только издали. Поэтому я приказал Николаю поглубже натянуть каску, одеть очки и сесть в люльку, а Андрей устроился за мной.

Выучив при помощи своей системы нехитрую конструкцию мопеда, дал по газам, и мы гораздо быстрее начали двигаться в заданном направлении. Меня очень радовало то, что мы можем теперь перемещаться и ночью пока хватит бензина.

На одном из перекрёстков я решил узнать обстановку, и мы провели незапланированную проверку документов, останавливая машины. Я подробно выспрашивал всех, куда они едут и что везут. Насколько я понял до линии фронта было ещё километров тридцать, да и сам фронт в этом месте был рыхлый. Уже сворачивая свою деятельность, я понял, что нам повезло, из-за поворота выскочила легковушка, мерседес шустро приближался к нам пока наш Росинант нагло не перегородил ему дорогу. Рассерженный немецкий полковник протянул нам свои документы и потребовал уступить дорогу. Его сопровождал только водитель и это был неплохой шанс для нас сменить средство передвижения.

— Вы не видели здесь русских диверсантов? — спросил я, засовывая документы полковника себе в карман.

— Не понял вас фельдфебель, — сказал майор, его рука потянулась к кобуре, но я быстро вырубил его кулаком в висок. Водителю сзади Николай ткнул автоматом и жестом приказал выйти, тот, ничего не понимая, послушно выполнил команду. Я приказал тихо отвезти его в лес и прирезать, в это самое время на дороге появилась колонна грузовиков я быстро сел за руль, а полковнику разложил на сиденье карту. Видимо у немцев не вызывала никаких подозрений стоявшая на обочине машина в сопровождении мотоцикла, и они спешили по своим делам, так что нас пронесло. Решив не убивать полковника, я решил, что этот ценный трофей, очень обрадует наше командование. Я произвел тщательный обыск языка, но к сожалению никаких артефактов, у фрица не было. Мы быстро погрузились в машину, пулемет с мотоцикла сняли и прихватили с собой.

Я сел за руль раритетного мерседеса, и мы быстро поехали дальше, если будут какие-то остановки со стороны фрицев, то можно резонно сослаться что начальство уже просто задремало сзади, время уже позднее, ну а добраться до наших я рассчитывал ко времени, когда способность личный порученец Сталина уже перезарядится. К сожалению, эта полезная функция была кратковременной и очень долго перезаряжалась.

Наша поездка через пару часов внезапно прервалась. Не сказать, что мы ехали быстро, я в принципе ориентировался по карте в своём интерфейсе, ехал как по навигатору, но дороги оставляли желать лучшего, приходилось все время притормаживать. Несколько раз мы попадали в серьезные ямы, и я боялся, что мы останемся без подвески. Также понять где сейчас наши, а где немцы, было невозможно, навигатор не выдавал такой информации, поэтому приходилось действовать наобум. Я предполагал, что, когда мы приблизимся к линии фронта нас остановят педантичные фрицы и сами расскажут об этом, так и случилось.

— За этим поворотом уже русские, вы сильно отклонились от своего маршрута, Торфяновка в другой стороне, — объяснял мне немецкий патруль, на который мы внезапно нарвались.

Для разговора с патрульными, я вышел из машины, решив размять ноги и заодно чтобы отвлечь внимание от полковника и своих подопечных бойцов. Мы разговаривали на немецком, который как я понял был у меня безукоризненным.

— Эти чертовы русские дороги, — выругался я, — Я говорил полковнику, что мы свернули не туда, но он упрямо командовал держать путь на восток. А теперь вообще заснул и приказал не будить его до рассвета. Иначе пристрелит меня.

Фриц понимающе кивнул.

— Начальство везде одинаково, нас тоже вчера заставили отмахать пару лишних километров, наша позиция должна была находиться в Степном, но нас вынудили сместиться сюда. В итоге мы приняли бой, да потери небольшие и русские сразу отступили, но здесь мы рискуем стать жертвами их авиации и артиллерии, укрыться здесь негде, — посетовал немец.

— Ну, думаю старина Геринг этого не допустит, и наши славные ребята из люфтваффе покажут, кто в доме хозяин, — сказал я и угостил фрица сигаретами, которые нашел у полковника. В качестве благодарности словоохотливый немец выложил мне за десять минут расположение всех огневых точек и даже график бомбардировок позиций противника на ближайшие сутки.

Мы посмеялись и закурили. Даже не хотелось убивать этого фрица, однако я понимал, что, если мы на его глазах продолжим маршрут в сторону русских, это будет похоже на самоубийство. Поэтому я поблагодарил капрала Рунге, и сел в машину. Нет, убийство этого патруля не останется незамеченным, вокруг было уже полно вражеских глаз.

Сначала я хотел объехать пост по полям, но потом предположил, что у нас будет большой шанс нарваться на минное поле. Дорога дальше тоже может быть заминирована, но в данном случае можно было бы оставить машину сразу за поворотом и дальше полагаться на удачу, так как противопехотные мины на дорогах обычно не ставят, тем более Рунге сказал, что наши в спешке отступили. В общем самый лучший вариант был прорываться на машине.

— Значит так, бойцы, слушай мою команду, дальше мы будем прорываться с боем. Приготовьте наш пулемёт и гранаты, стрелять будем на ходу.

Я сдал назад и выключив фары, они точно только помешают в такой ситуации. Ночь была лунная поэтому границы дороги четко просматривались, а фары — это просто отличная мишень. Мы приготовили пулемёт и гранаты, а также все важные документы, чтобы быстро покинуть машину при необходимости.

Утопив в пол педаль газа до упора мы как заправские гонщики выехали к месту нашей недавней остановки. Для Рунге и его окружения наш манёвр был полной неожиданностью: на полной скорости мы врезались в группу стоявших на дороге солдат и разметали их в стороны, зацепив мотоцикл. От удара треснуло лобовое стекло, а Николай, выставив дуло пулемёта в заднее, дал длинную очередь. На этом наше везение закончилось, по нашей машине открыли беглый огонь бронетранспортёр и несколько пуль видимо попало в колёса, так как машину сильно занесло, и она направилась в кювет, до спасительного поворота мы не дотянули метров сто.

Эту стометровку мы преодолевали так: я нёс на плечах полковника как барана, сзади бежал раненый Николай с ранцем и документами, а Андрей пятился, отстреливаясь из автомата. Нашей троице удалось уйти без потерь, только потому что с нашей стороны тоже ответили, и мы все-таки смогли забежать за поворот дороги.

— Кто такие? — раздался грозный окрик. Теперь опасность больше угрожала нам с нашей стороны.

— Свои, разведка! — что было сил крикнул я, — Возвращаемся с языком, нам срочно нужен штаб, нужно передать ценные сведения.

Видя, что мы тащим немецкого полковника, а Николай ещё и ранен, наши немного подрасслабились и опустили винтовки.

— Так, стоять! Сдать оружие и идите за мной! — приказал из темноты сержант, — Пленного отдать нам!

— Здесь ещё документы для штаба фронта! — сказал я, перехватив из рук Николая ранец с бумагами и вручая его сержанту.

— Разберёмся, Сапонин, присматривай здесь, раненого в медсанбат!

Я привалился к стене окопа, а боец приставленный к нам с удовольствием закурил трофейные сигареты, на радостях я отдал ему всю пачку. Минут через 20 нас с Андреем вызвали в штабную хату. Видимо этого времени хватило, чтобы понять ценность полученных документов, и важность языка.

— Рядовой Теркин! — представился я

— Рядовой Чопорец! Наша часть выходит из окружения.

Мы синхронно достали документы, и протянули их капитану, который находился здесь один.

— Рядовые, — с сомнением покосился на нас капитан, — Ну с возвращением, рядовые!

И капитан достал и поставил на стол бутылку водки. Я с облегчением выдохнул и попросил мне вернуть мое оружие. Капитан с улыбкой выложил на стол мой маузер.

После первых двух стопок за товарища Сталина, капитан попросил нас рассказать нашу историю путешествия по немецким тылам. Вспомнив, кто такой Теркин, я решил, что наши подвиги можно и немного приукрасить. Но вначале привирал я совсем немного: так получалось что мы убили не трёх, а пятерых жандармов, а перед выходом на наши позиции уничтожили роту фрицев и бронетранспортёр, ну а полковник — очень важная шишка которого охраняла целая рота фрицев, которую мы естественно также ликвидировали. Слушая нас, капитан только цокал языком, на его лице читались удивление и азарт, видимо он сожалел, что его не было в составе нашей боевой группы.

По моим словам, выходило что на последнем участке маршрута мы ликвидировали столько немцев, что их наступление в этом месте просто захлебнётся, несколько танков и бронетранспортеров было уничтожено, что посеяло значительную панику в тылах врага, о которой возможно доложили самому Гитлеру.

— Ну и горазд ты брехать товарищ Василий, — прошептал мне на ухо Андрей, когда капитан отправился за второй бутылкой самогона, первую мы приговорили довольно быстро, потому что каждую нашу победу мы отмечали очередной стопкой. Я только подмигнул в ответ, алкоголь действительно ударил мне в голову, и я сам поверил в свой рассказ, и чтобы капитан не сомневался, я достал свой маузер с целью немедленно передёрнуть затвор и стать для него личным порученцем товарища Сталина, но видимо какие-то крупицы здравого смысла у меня ещё оставались. Капитан вернулся, и мы приняли на грудь. А потом все начало погружаться в туман. Капитан снова провозгласил тост, я сказал, что мне уже хватит, но он спросил против всяких правил:

— Вася, ты меня уважаешь? Иначе я не поверю в твой рассказ.

— Федя, — заплетающимся языком сказал я, — Тебя уважаю, ты же понимаешь, что все что я рассказал — это чистая правда? И чтобы доказать это я сейчас же выгоню немцев из Степного. Где мой автомат? Дай мне автомат, и две гранаты, вперёд!

Последнее что я помню, это то как я встал и направился к выходу из хаты, после этого наступила темнота. Очнулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо, это был Чопорец.

— Что случилось, где мы? Мы что выпили вчера?

— Да выпили и не мало, вставайте нас сейчас машина в штаб армии повезёт.

— А где капитан Сидорчук?

— Он на позиции, готовится к бою за Степное.

— А я его вчера что, не успел взять?

Чопорец молча с укором протянул мне полстакана самогона, я залпом выпил. Стало гораздо лучше. Для поездки в штаб, я решил, что нужно все-таки переодеться в свою форму, однако сапоги оставил немецкие. Мы вышли в предрассветное утро, капитан смотрелся огурцом.

— Федя!

— Вася!

Мы обнялись как старые знакомые.

— Ты извини там за вчерашнее, ну это… — начал я.

— Да ничего, славно посидели, видимо долго ты не пил, пока по немецким тылам пробивался. Но ничего практику восстановишь и быстро вернёшься в форму.

— Обещаю, — сказал я и пошёл за бойцом в сторону штабной эмки, потом быстро обернулся и подбежал к капитану.

— Федор, ты на Степное сейчас пойдёшь?

— Да, есть такой приказ.

— Дай карту, и я быстро сверяясь с навигатором в своей панели нарисовал ему огрызком карандаша в его блокноте полную диспозицию немцев, аккуратно выделив все огневые точки противника. А вот ещё что: через полчаса бомбардировщики их отбомбятся в этом квадрате, так что переждите их налёт и тогда уже начинайте и не лезь на рожон!

— Спасибо, Вася, — сказал капитан и крепко пожал мне руку, и мы снова обнялись, потом он уставился на карту и вмиг сделался очень серьезным. Оглядываясь назад, я видел, как он также стоит и что-то обдумывает, я очень надеялся, что он воспринял мою информацию не как очередной пьяный бред.

Честно говоря, в машине, которая везла нас в штаб армии, я очень сожалел что не поучаствовал в бое за Степное, где-то там пробирались из немецких тылов окружены, которым тоже хотелось помочь, но приказ командования был важнее и документы ждали своей отправки в штаб, а вместе с этим подходила к концу и моя очередная миссия.

Глава 4

Штабная машина М-1 легендарная советская эмка везла нас в штаб 4-й армии Коробкова Западного фронта. В машине нас ехало пятеро: впереди сидели водитель с лейтенантом-особистом, а мы с Андреем пристроились на заднем сиденье, подпирая с двух сторон нашего пленного полковника, его уже предварительно допросили и он оказался очень ценным языком. Полковник со связанными впереди руками сидел с понурым видом низко опустив голову, под левым глазом у него багровел свежий синяк, было видно, что его арийская спесь сильно поубавилась и он полностью готов к сотрудничеству с красной армией. Машина то и дело подпрыгивала на ухабах, и мы все подскакивали, практически ударяясь головой о крышу.

— Не дрова везешь, Рязанцев! — крикнул особист водителю после очередной такой встряски.

— Извините, товарищ лейтенант, ямы кругом!

— Притормаживай тогда.

— Так вы же сами приказали, побыстрее!

— Побыстрее, но только нас не угробь! Где вас только понабрали таких вот новобранцев-засранцев.

Особист громко засмеялся собственной шутке, оглянулся назад и словно оправдываясь сказал мне:

— Прислали нам вот таких на пополнение. Вернее, ещё не прислали. Только списочный состав пополнили на бумаге. А сами новобранцы где-то в эшелонах на путях застряли. Может, вообще не доедут. Под бомбёжку попадут. А часть числится полностью укомплектованной по документам. Вот и работай тут…

— Воздух! — крикнул водитель и стал сворачивать на обочину.

— Тормози, твою мать! Всем из машины! Держите немца! — крикнул лейтенант и открыв дверь выпрыгнул на ходу из машины.

Я схватил полковника за загривок и легко выволок его из эмки. С моей силой это было очень легко. Отбежав с тушей немца несколько десятков метров я залег на землю, приказав немцу лежать и на всякий случай отвесив ему подзатыльник.

Низколетящую угрозу мы увидели в последнюю секунду. Два мессера, летевшие на бреющем полете, выискивая на пустынной дороге достойную цель, выскочили из-за края лесополосы. Наша штабная эмка видимо показалась им хорошей добычей, пулеметная очередь застучала над головой. Крупнокалиберные пули прошлись по капоту и кузову машины. Хорошо еще, что стрелял только один самолет, но первым же выстрелом фриц заглушил двигатель машины и убил нашего водителя. Рязанцев в этот момент уже покидал кабину, сжимая в руке винтовку, которую зачем-то решил прихватить, и потеряв драгоценные секунды, упал, убитый немецким асом. Особист и Андрей успели залечь.

Господство фрицев в небе в первые дни войны было тотальным, но я надеялся, что отстрелявшись по машине, мессеры решат, что их миссия выполнена. Однако, я ошибался, два истребителя синхронно выполнив разворот, снова полетели на нас, теперь поливая свинцом кюветы. С небольшой высоты немецкие асы хорошо видели фигурки распластавшихся на земле людей. И видимо только чудом нас не зацепило.

«Ах вы, суки!», — вырвалось у меня, — «Ну погодите!»

Сам не отдавая себе отчета, что хочу сделать, я быстро подполз к убитому водителю и взял в руки его винтовку. Она была целой. Но настоящее удивление вызвало у меня то, что в моих руках оказалась довольно редкая первая советская автоматическая винтовка АВС-36 Симонова обр. 1936 г., с вместительным магазином на 15 патронов. Изначально это оружие разрабатывалось как самозарядная винтовка, но в ходе доработок конструкторы добавили режим стрельбы очередями. Я проверил магазин, боекомплект был полным, правда штык у винтовки отсутствовал, но он мне был и не нужен в такой ситуации.

В моей голове возник дерзкий план, я решил испытать свою меткость. Ее показатель у меня сейчас равнялся 11 баллам. Как я понимал, это был конечно не запредельный уровень, но, пожалуй, даже очень высокий. До сих пор мне встречались только бойцы, у которых меткость не превышала 5. Также я надеялся на свое обучение, которое с легкостью знакомило меня до сих пор со всеми образцами военной техники. Я прекрасно понимал, что сбить из винтовки самолет практически нереально, однако немецкие асы, охотясь на нас, сильно сбавили скорость и снизились. Их высота была сейчас не более 50 метров. Я сел, словно в тире, прислонившись спиной к машине, расставив ноги и аккуратно навел винтовку на черный силуэт мессера, поставив режим стрельбы очередями. Немецкие асы в это время снова развернулись и приближались к нам для третьей попытки. Я с радостью обнаружил, что после обучения, в поле моего зрения появился виртуальный маркер прицела, который показывал, в какую конкретно часть самолета нужно стрелять и информировал, что стрелять нужно с упреждением, я доверился этой подсказке и задержал дыхание.

У меня не было какого-то волнения и когда мессеры приблизились практически вплотную, я открыл огонь. Наши выстрелы раздались практически одновременно. Я не стал экономить патроны и выпустил всю очередь в «пустоту», в зеленую точку, которую подсвечивала мне моя система. Винтовка стреляла очень громко и с большой отдачей, но моя сила позволяла мне держать ее словно в тисках. Как оказалось, я отстрелялся очень удачно, один из мессеров сразу задымился, и звук его мотора изменился. Проскочив над нами в третий раз и получив по загривку, немецкие асы видимо решили больше не искушать судьбу, и повернув на запад, стали удаляться, оставляя за собой черный густой шлейф дыма.

— Ну, Теркин, ну молоток! — сказал особист, подходя ко мне с ошалевшим видом. — Капитан мне рассказывал про тебя, но, я подумал, что все это фуфло, но как? Как ты смог сбить самолет с винтаря?

— Мессер низко летел, да и не сбил я его совсем, — с огорчением произнес я. — Можно я пока оставлю винтовку у себя?

— Да, конечно, только вот что теперь нам делать? Машина похоже приехала, — сказал озадаченно лейтенант и подошел к убитому водителю, чтобы забрать у него документы.

— Андрей, приведи фрица! — приказал я Чопорцу и встав, открыл капот машины.

Оказалось, что эмку можно было починить, пули только в двух местах пробили проводку.

— Можно починить, сейчас поедем.

— Ты и в машинах разбираешься? — удивился особист.

— Конечно, я же до войны в Новосибирске водителем работал, — ответил я, вспоминая данные своей красноармейской книжки.

— А немец похоже обоссался, — послышался удивленный голос Андрея.

Мы с особистом дружно рассмеялись.

— А летчики похоже обосрались, — сказал лейтенант.

Теперь смеялись уже все, в том числе и Андрей, подводя полковника, которому одному было явно не до смеха, на его штанах действительно были мокрые разводы.

Через полчаса мне удалось завести машину, и мы двинулись дальше. Я был за рулем, а лейтенант Николай Собольков, оказавшийся неплохим и веселым парнем, показывал нам дорогу. Труп Рязанцева мы оставили — такова логика любой суровой войны.

Через два часа мы подъехали к штабу армии, напоминаюший растревоженный муравейник. Встреченные комендантским взводом автоматчиков, мы вышли под заинтересованными взглядами из пробитой пулями немецких истребителей эмки и поспешили к двухэтажному строению, откуда в спешке выносили какие-то бумаги и ящики и грузили их в машины. Шел восьмой день войны.

Я оказался в эпицентре исторических событий, непосредственным участником которых теперь являлся. В первый день войны 4-я армия генерала Александра Андреевича Коробкова подверглась ударам 2-й танковой группы вермахта, командующей которой был генерал Гудериан, его поддерживала наступлением 9-я армия вермахта. Наш Западный фронт трещал по швам, остановить чудовищную силу первого удара фашистов было невозможно.

Я понимал, что к этому времени 4-я армия как единая организованная единица фактически прекратила своё существование. Бой с превосходящими силами противника вели теперь на разных направлениях разрозненные части, часто из разных подразделений. Штаб армии хотя и поддерживал связь с фронтом уже не мог организовать устойчивое сопротивление, как не мог организовать и планомерный отход, и вывод техники. С каждой минутой мы оказывались во все большем кольце окружения. И это кольцо в районе Барановичей уже замкнулось. 2-я танковая группа вермахта совершила прорыв к северу: 26 июня был занят Слуцк, 28 июня — Бобруйск и Минск. Разрозненные части 4-й армии начинали сегодня выходить из окружения в районе Днепра. Вместе с ними планировал выход из кольца и штаб во главе с командующим Коробковым.

Оставив меня и Андрея на первом этаже в дежурке, лейтенант Собольков с пленным полковником и документами поспешно отправился на второй этаж. Вернулся он примерно через час с довольной улыбкой:

— Ну, что, Теркин, крути дырку под орден, документы твои очень пригодились в штабе фронта, — громко сказал Собольков.

— Поздравляю! — засиял и пожал мне руку Чопорец.

Моя информационная панель ожила:

Передать ценные сведения в штаб командования Красной армии: Миссия завершена. +30 баллов.

Очень обрадованный такой информацией, в ответ я произнес единственное четверостишье, которое помнил про своего тезку:

— Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль.

Собольков заржал как конь, со всех сторон на нас стали оглядываться бойцы, находившиеся в штабе фронта, чтобы понять причину нашего веселья в тот период, когда объективных причин радоваться не было.

Собольков отведя меня чуть дальше, заговорщицки подмигнул и сказал полушепотом:

— Там оказались секретные планы, чтобы значит попытаться окружить нас под Смоленском, а полковник твой — очень важная шишка — зам. начальника штаба немецкой танковой армии. Я получил задание сейчас ехать в Борисов, нужно удержать его до подхода резервов. Пойдешь со мной? Я так понимаю, твоя часть все равно сейчас в окружении.

Я оглянулся на Чопорца, обдумывая как-бы помягче отказаться от этого «приглашения» и снова отправиться в немецкий тыл на поиски детей. Собольков неправильно истолковал мой взгляд:

— И твоего бойца тоже возьмем. Вот у меня уже и приказ на вас есть!

— Сразу так бы и сказали, товарищ лейтенант, если приказ есть. Только помощь мне ваша нужна, нельзя ли в штабе узнать судьбу моей сестренки, она в детском лагере «Юный коммунар» была под Брестом, когда война началась?

В это время на лестнице послышался топот множества шагов и вниз начали спускаться штабисты во главе с командармом Коробковым. Генерал шел не спеша, внимательно осматривая покидаемый штаб, на миг наши глаза встретились. Мне понравилось его еще молодое решительное и волевое лицо, было видно, что Коробков не испытывает паники и даже принимая решение отступать, полон решимости и дальше продолжать сражаться с врагом. Тем более и Брестская крепость, которая формально была в его подчинении сейчас давала фрицам прикурить. Но как это бывает на войне, пули в тебя летят зачастую и из своих окопов. По глазам Соболькова я понял, что тот без особого уважения смотрел в сторону Коробкова, возможно даже мысленно обвиняя его в трусости и предательстве.

— По машинам! Отправляемся! — со всех сторон раздались команды и все пришло в движение. Наша троица тоже побежала к открытому борту потрепанного ГАЗика, трёхосной версии «полуторки» и Собольков приказал лезть в кузов. Я быстро запрыгнул, не расставаясь со своей автоматической винтовкой, которую после отбитой атаки мессеров решил всегда носить с собой. В кузов бросили еще пару ящиков с какими-то бумагами, и бойцы кряхтя запихнули ящик со снарядами, оставшись затем в нашей полуторке. Мы тронулись в колонне, в которой было не меньше двадцати видов самого различного транспорта.

Встреча с Коробковым произвела на меня очень сильное впечатление. Насколько я помнил этого толкового генерала скоро арестуют, обвинят в халатности или измене, и затем расстреляют. Такая же участь ждала и командующего Западным фронтом Павлова. Советская военная машина еще не могла осознать с каким грозным и сильным врагом столкнулась сейчас, списывая поражения первых дней войны на неумелые действия командования в приграничных округах. И конечно о своих дальнейших судьбах не знал никто из генералов этого рокового сорок первого года. Я вспомнил прямоугольную стелу из черного гранита, стоявшую рядом со Сколково, которую возвели в 2035 к 90-летию Победы. На ней — по четырем сторонам света — четыре разных судьбы, четыре генерала, которые как могли приближали эту Победу: Коробков, Карбышев, сгинувший в немецком концлагере, Лукин, которому посчастливилось вернуться домой из плена живым, и Кузнецов, командующий 3-й армии, которая, несмотря на трагедию 41-го года с боями дошла до Берлина и водрузила знамя Победы над рейхстагом.

Глава 5

28 июня враг захватил Минск. Стоявший в 70 километрах от него Борисов оказался на острие главного удара противника — через него проходило стратегическое шоссе Минск — Москва. Сюда устремились ударные части группы армий «Центр», рассчитывая с ходу форсировать Березину. У русских, по данным немецкой разведки, здесь не было никаких значительных сил. Для развития наступления соединились две немецких танковых группы — 2-я Гудериана и 3-я Гота. 47-й танковый корпус группы Гудериана должен был максимально быстро наступать вдоль шоссе Брест-Москва на Борисов, Оршу, Смоленск, чтобы не дать советским войскам организовать прочную оборону. Такова вкратце была обстановка на момент нашего выдвижения в сторону Борисова.

Наша колонна выехала поздно вечером, когда уже стемнело. Это было единственно правильное решение, так как вражеская авиация ни на минуту не прекращала налеты на основные дороги и днем нас конечно бы разбомбили. Также в ночное время было сравнительно легче передвигаться, так как поток беженцев и различных частей был значительно меньше. Наши машины ехали, не включая фар, вернее ползли, скорость не превышала 15–20 километров. Колонна часто останавливалась, но в целом, продвижение в темноте было однообразным, бойцы в кузове моей машины уже спали, накрывшись плащ палатками. На одном из поворотов, мы свернули, здесь путь штаба армии и наш расходились. Я решил не терять времени и обстоятельно обдумать план дальнейших действий. Одна из причин, почему я легко согласился следовать за Собольковым, заключалась в задачах следующей миссии. Я снова открыл свою информационную панель и еще раз прочел задание:

Миссия 4: задержать наступление врага на вверенном вам участке фронта. Награда — 40 очков опыта.

Было над чем задуматься, эта миссия была значительно сложнее. Если первые миссии были можно сказать разминочными и тактическими, эта носила стратегический характер. Также в задании не уточнялось, на сколько нужно было задержать врага, а, следовательно, чем дольше — тем лучше. Фраза «вверенном вам участке фронта» у меня как у рядового бойца тоже вызывала улыбку. Как-будто разработчики, придумывая миссию подвели некую черту: «Ну все поигрались и хватит». Безусловно, я прекрасно понимал, что моих возможностей явно недостаточно, чтобы изменить ход войны, но кое-что я помнил из истории, а значит предвидел ситуацию. В Борисове, куда мы направлялись действительно больших соединений, не было. Для сдерживания противника 30 июня командующий Западным фронтом генерал армии Павлов приказал перебросить сюда 1-ю Московскую мотострелковую дивизию, которая должна была занять позицию на 50-километровом фронте по восточному берегу Березины и войти в подчинение штабу 44-го стрелкового корпуса. На этом мои познания заканчивались. Как конкретно будет развиваться ситуация, я не знал, ясно было только одно, оборону мы здесь надолго не удержим, и вскоре Смоленск также будет взят в клещи. Пожалуй, чтобы как-то замедлить наступление фрицев нужно было бы только своевременно уничтожить мосты, в реальной истории по какой-то причине их не все успели взорвать и это дало немецким войскам существенную фору по времени. В этом направлении нужно было подумать.

Меня также волновал самый главный вопрос: мне любыми способами нужно было опять пробраться в тыл врага, чтобы продолжить поиск детей, а для этого нужно было разработать толковый план. Я еще раз прокрутил в голове свой разговор с Никой в Сколково. Она объяснила тогда, что групповая миссия ребят предусматривала экстренный выход, на своей панели руководителю виртэкскурсии нужно было нажать кнопку, но почему-то он этого не сделал или не смог. По технике безопасности при отключении чипа руководителя от системы, кнопки выхода из миссии автоматически должны были появиться на панели у каждого из детей, но и это видимо не произошло, так как никто из ребят из этой реальности не вышел. Таким образом, оставалась единственная возможность их безаварийного возвращения: детей нужно было привести в конечную точку миссии. Этим местом была школа недалеко от Бреста. Подвал школы — это был своеобразный портал в наш мир. Оставалось только найти детей и привезти их в этот подвал. Был еще план Б. Кнопка экстренного выхода была и на моей панели. Она сработала бы и для детей, но для этого они должны быть на расстоянии 10 метров от меня. Мне нужно было возвращаться назад в тыл врага, тем более, что мои показатели уже приближались к уровню Супермена.

Я подумал, что настало время распределить опыт, полученный от предыдущей миссии. Я открыл информационную панель:

Сила 17

Ловкость 4

Выносливость 4

Харизма 52

Меткость 11

Удача 3

Скорость 13

Обучение 22

Здоровье — 100 %

У меня было 30 баллов, на что же их потратить? Только три моих показателя: Ловкость, Выносливость и Удача были среднестатистическими, остальные превышали уровень нормального человека. Я мог, наверное, поднять одной рукой килограммов двести, бегал я как собака, стрелял тоже вроде не плохо. Нужно было либо развивать имеющиеся навыки, либо выдерживать баланс. С сожалением вздохнув, я все-таки решил на всякий случай распределить 10 баллов на самые заниженные показатели: по троечке добавил Ловкости и Выносливости, и четверку накинул на Удачу. 10 баллов я прибавил Силе и по пятерке к Меткости и Скорости. Моя скорость сейчас видимо сравнялась со скоростью самой быстроходной эмки на хорошей дороге, по крайней мере собаки теперь нервно курят в сторонке. Хотелось сразу проверить Силу и Меткость, но в кузове как назло ничего не было, чтобы сломать или согнуть. Поэтому во время небольшой остановки я в темноте нашел приличный камень килограммов на пять и запустил его подальше. Камень со свистом улетел метров на 200 и ударился точно в столб. Столб сначала накренился, потом немного подумал и упал. Результатом я остался доволен. Так за размышлениями и за разминками мы добрались до пригородов Борисова и к Березине, на которой когда-то наши славные предки добили армию Наполеона.

Утром наша машина подъехала к небольшому мосту, по которому нескончаемым потоком на восток шли колонны солдат, техника, повозки и беженцы. Примерно за полкилометра до моста уже была пробка. Наш ГАЗик стал нагло продираться сквозь колонны людей и повозок постоянно сигналя. На подножке кабины стоял лейтенант Собольков и размахивал пистолетом, громко матерясь и угрожая расстрелом, это давало свои результаты. Переправиться на тот берег мы смогли примерно за час, и это был видимо очень хороший результат. Машина подъехала к какому-то строению, и мы быстро разгрузились: три бойца принялись выгружать ящик со снарядами, и я решил им помочь, взяв ящик, легко спрыгнул с ним из кузова и насвистывая отнес к его к штабелям других боеприпасов. Потом нас подвезли к походной кухне и покормили. Собольков приказав ждать его здесь и убежал искать начальство, хотя по реакции окружающих лейтенант-особист и сам был большой шишкой. Мы с Андреем съели еще по одной порции каши, нашли тень и решили вздремнуть. Однако поспать нам не дали. Над мостом появились немецкие самолеты, я подумал сначала, что они будут его бомбить, но немцы резонно полагали, что мост нужен им самим и на колонны людей посыпались листовки. О чем писала немецкая пропаганда мне было не интересно, но я понял, что положение наше не завидное, так как по самолетам не выстрелила ни одна зенитка, видимо около моста их просто не было. Прибежал Собольков и мы отправились на пару километров южнее от моста размещаться в расположение курсантов местного военного училища под командованием капитана Ларина. Здесь река делала крутой поворот и немного разливалась, образуя посередине несколько отмелей. Пахло бродом. Поэтому оборону этого места резонно решили укрепить. Капитан встретил нас с особистом не очень приветливо, в это время он отдавал приказы по установке пулеметов, и одной противотанковой пушки, рассматривая в бинокль противоположный берег.

Разглядывая нашу хилую оборону, лишенную к тому же возможности защищаться от вражеской авиации, я понимал, что если мне прикажут сейчас занять позицию в окопе, то видимо моя война здесь для меня и закончится, потому что путь был здесь только один — отдать свою жизнь за Родину. Я лихорадочно искал выход. Наконец улучшив минуту, я подошел к Соболькову и отвел его для серьезного разговора.

— Коля, отпусти меня за ленточку.

— За какую мать его, ленточку?

— За линию фронта, во вражеский тыл.

— А на кой?

— Я Гудериана ликвидирую.

— Ты что Вася, белены объелся? Ты мне здесь нужен, у нас приказ удержать оборону и отбросить противника, здесь у меня каждый солдат на счету.

— Да пойми ты, Гудериан этот очень грамотный командующий танковой армией. Немецкие танки очень быстрая и боеспособная техника, нам их с нашими силами пока не остановить, они наступают клиньями, прорывая нашу оборону где захотят, и окружая наши части. У них даже стратегия такая есть, блицкриг называется. Если не убрать Гудериана, он сейчас Смоленск захватит, Киев, а потом двинется на Москву, — говорил я все это и видел, как на глазах меняется лицо Николая, и простой парень превращается в матерого Особиста. Внезапно Собольков побледнел и расстегнув кобуру, выхватил пистолет. Я понял, что, пожалуй, сильно перегнул палку, расхваливая немецких стратегов и их тактику. Нужно было конечно же воспользоваться для этого разговора своей способностью ЛПС, но меня жаба душила — слишком она долго перезаряжается, а мало ли что могло случиться. Но теперь было поздно думать.

— Отставить! — закричал Собольков, тыкая в меня стволом, — Ты, мне эти разговоры брось! Я не посмотрю, что ты у нас такой герой, чтобы я больше таких разговоров не слышал! Развел тут панику! По законам военного времени я тебя прямо сейчас к стенке поставить за такие вот разговоры должен! Наши танки посильнее немецких будут и не захватят они Смоленск и тем более Киев, мы их тут всех остановим и уничтожим, всех до одного гадов! Что струсил? В плен сдаться захотел?

Я понял, что единственное мое спасение в этой ситуации было не оправдываться, а идти в атаку. И я пошел ва-банк, тоже срываясь на крик:

— Есть отставить! Но дай мне мысль закончить перед расстрелом, неужели тебе нравится наше отступление и отвод войск, сдача Минска? Почему мы только отступаем, а не идем вперед? Почему не наносим контрудары? Разве этому нас учили? Разве этого ждет от нас товарищ Сталин? Ты меня к стенке хочешь поставить за что? За то, что я готов под пули в атаку идти? Тебе же капитан Сидорчук рассказывал обо мне, я под пулями ходил, полковника захватил и в штаб привез. Если хочешь знать, то я также, как и ты готов здесь голову сложить если надо, но скажи, как на духу, если бы тебе представилась возможность обменять свою жизнь на голову Гитлера, уничтожить его, чтобы разом обезглавить фашистскую гадину, ты бы что выбрал? Молчишь? Здесь, в окопах воевать, или раз, и конец войне? Ты же видел мои возможности, знаешь, что я дело предлагаю. За что ты хочешь меня пристрелить?

Я видел, что мои слова подействовали, Николай сник и медленно спрятал свой пистолет обратно в кобуру. Мне хотелось думать, что мои слова его убедили, хотя я и понимал, что скорее всего на него действовала моя невероятная харизма.

— Про Гитлера это конечно ты хорошо сказал, правильно, сразу был бы конец войне, согласен. Но только Гитлер сейчас где, а мы где. Была бы у меня такая возможность, конечно не раздумывая махнулся. А про наших командиров местных ты правильно понимаешь, трусы и предатели, бегут как паникеры, но ничего там наверху скоро разберутся.

— Ну что дашь мне ликвидировать Гудериана? — примирительно спросил я, как будто речь шла о займе денег до получки.

— Я понял тебя, что не трус, и что не сдаться хочешь, ладно, расскажи мне про этого Гудерьяна своего, только без всяких своих штучек и финтифлюшек, а то сыплешь тут разными словечками: ленточка, мессеры, немцев фрицами называешь, как-то не по-нашенски.

— Ну а как их сволочей называть еще, если каждый второй там Фриц? Они же нас Иванами называют? Ну так что, будешь слушать мой план?

Я вкратце изложил Николаю свой план, который сам, откровенно говоря, еще считал очень сырым и самонадеянным, так как многое в нем зависело от случайностей. Но выбора у меня не было. Чтобы как-то завуалировать недоработки плана, я то и дело вставлял фразы типа: «Ну и здесь Фрицы наложат в штаны и побегут», «Такого Гитлер точно не переживет». Это сработало. Собольков нахмурился только один раз, когда я сказал, что мне в помощь нужна будет рота бойцов.

— И что думаешь, если этого Гудерьяныча кокнуть, то мы остановим немцев? — с надеждой спросил Николай.

Конечно я понимал, что не остановит мой план немцев, даже если бы я убил 10 Гудерианов и Геринга в придачу, немецкая военная машина за считанные часы перестроилась бы и покатилась дальше. Но мне по большому счету нужно было выиграть как раз несколько часов и самое главное на законных основаниях отправиться в тыл врага и найти там детей. Поэтому, кривя сердцем, я ответил:

— Конечно, еще как. Гитлеру придется ставить нового командующего, а это дело не быстрое, скорее всего его из Берлина направят, пока он сюда доедет, в суть и дело вникнет, тут и наши резервы подоспеют. И ударим по ним и погоним назад!

Собольков довольно заулыбался.

— В целом толковый план, Вася, одобряю, но роту дать не могу, максимум взвод.

— Ну вот, — начал я давить на его совесть.

— Но проверенных ребят дам, разведчиков, есть у меня такие. Когда хочешь выдвигаться?

— Чем раньше, тем лучше, только еще кое-что мне нужно с тобой обсудить, нельзя мосты фрицам целыми оставлять, взрывать их нужно.

— Так это и без тебя знают кому надо.

— Знают. Но ты, например, слышал что-нибудь про их секретную диверсионную команду «Бранденбург»? Приезжают такие в нашей форме с ксивами как у тебя и пока наши чешутся, то всю охрану ликвидируют.

— Откуда знаешь про «Бранденбург»?

— Мне один политрук, когда выбирались из окружения рассказывал, Чопорец подтвердит.

— Да, дело серьезное, если так случится, то могут конечно и захватить мост, и что ты предлагаешь?

— Рвать мосты прямо сейчас.

— А что по ним люди идут еще, наши части выходят, ты об этом не думал?

— Думал, так ты сам только что мне рассказывал про наше командование, они так еще неделю идти будут, а немцы могут им на хвост сесть и что тогда? Нужно взрывать мосты сейчас.

Собольков серьезно задумался, сверля меня глазами.

— Странный ты Вася какой-то. Вроде сам рядовой, а рассуждаешь как командарм прямо, и главное веришь тебе, и хочется за тобой идти и в разведку и хоть куда, эх, жаль мне с тобой нельзя за ленточку фрицев бить.

— Ну вот и ты уже по не по-нашенски заговорил, — улыбнулся я, понимая, что кризис миновал и мы теперь с Николаем снова друзья-товарищи.

— С кем поведешься. Ладно, ускорю я уничтожение мостов, готовь свою операцию!

— Слушаюсь, товарищ лейтенант!

Я поспешил выполнять приказ, понимая, что с минуту на минуту к переправе могут выйти немцы, завяжется бой, и тогда уже мой план накроется медным тазом. А то, что я хотел осуществить, никто из наших еще не делал во время Великой Отечественной войны и мне очень хотелось попробовать, хотя роту и пулеметы мне никто не даст. «Павлины, говоришь… Хех!».

Глава 6

Старинный белорусский город Борисов, основанный на рубеже XI–XII веков, долгое время служил опорным пунктом нашего государства: от него с Запада открывался самый короткий путь на Москву. Именно здесь в ноябре 1812 года была окончательно разбита армия Наполеона. Вот и сейчас этому городу суждено было послужить своему Отечеству: нужно было любой ценой задержать продвижение врага.

Я тщательно обдумывал, как сделать так, чтобы немцы серьезно споткнулись на рубеже нашей обороны. Командование местным гарнизоном взял на себя начальник Борисовского танкового училища корпусный комиссар Сусайков. В училище было более тысячи курсантов, которые и составляли в данный момент костяк нашей обороны. Курсантские подразделения заняли позиции у реки по автостраде Минск — Москва и на железной дороге. Я видел, что командование училища и руководство города действуют очень решительно. Курсанты и жители Борисова уже вырыли на подступах к Березине семикилометровый противотанковый ров, оборудовали окопы, огневые точки, на дорогах создали замаскированные ямы и завалы. Защитники были полны решимости отстоять оборону родного города, тем более, ожидалось, что наши позиции в скором времени пополнят организованно отходящие войска. Однако, неутешительную информацию, которой я располагал, здесь еще не знали: после прорыва немцами фронта в районе Минска одиннадцать наших дивизий оказались в окружении и большинство красноармейцев скоро попадет в плен. Понимая, что подмоги и резервов нашим не дождаться, я срочно обдумывал, что могу предпринять в данной ситуации, учитывая опять-таки мой статус рядового бойца. Получалось — не очень много. К тому же, если я сейчас же не выйду на поиски детей, то последует атака немцев, и я неминуемо буду втянут в водоворот оборонительных сражений.

Мои размышления прервал Чопорец, которому я отдал чистить и заряжать свою винтовку, отправляясь на разговор с Собольковым. Надо отдать должное Андрею, солдатом он был отменным и исполнительным, в тылу врага он сразу признал мое лидерство, а мой статус существенно вырос в его глазах после моей дружбы с Собольковым, Чопорец в сущности стал моим адъютантом и оруженосцем.

— Чего тебе, Андрей? — спросил я, отрываясь от своих размышлений.

— Товарищ Василий, я слышал ваш разговор с лейтенантом Собольковым, вы же меня возьмете с собой? — сразу взял быка за рога Чопорец.

— Подслушивать нехорошо, рядовой Чопорец, но куда же я без тебя? Но только мы ведь не на прогулку пойдем, и немец сейчас будет более осторожный, чем пару дней назад, а миссия наша будет сложной и опасной.

— Я легких путей не ищу, но и здесь будет не сладко скоро. С нашими силами удержать врага будет сложно, но там я нужнее буду, — кивнул в сторону фронта Чопорец. — Да и возможно своих там повстречаем и поможем им выбраться.

— Правильно соображаешь, Андрей, да только путь наш лежит теперь совсем в другую сторону. Ты винтовку зарядил? Значит так, приведи в порядок нашу форму немецкую, ночью будем пробираться в тыл врага, вот сейчас дождусь только свой взвод, который мне Собольков обещал, а вот видимо и они.

К нашему месту приближались бойцы в количестве примерно тридцати человек. Возглавлял их богатырского вида красноармеец, судя по нашивкам младший комвзвода.

— Ты, что ли, Теркин? — не лестно смерив меня взглядом, без всякой субординации произнес подошедший командир. Оно было и понятно, у меня были нашивки рядового и вид у меня был самый обычный, можно даже сказать тщедушный. Моя прибавляющаяся сила и другие характеристики статы никак не отражалась на моем внешнем облике.

— И тебе не болеть, — так же небрежно сказал я, передавая Чопорцу свою винтовку, которую проверял на предмет чистки и зарядки. Я сразу понял, что нужно как-то завоевать сейчас авторитет в глазах моего будущего взвода, который подойдя с интересом наблюдал за нашим общением.

— Меня лейтенант Собольков прислал, комвзвода разведки Афанасий Дуболомов, но только сразу скажу, что руководить своими людьми буду я во время всей операции, мне наплевать кто ты такой, я своих людей просто так под пули подставлять не буду. Ты стрелять хоть из нее пробовал? — совсем начал хамить мне командир разведчиков, показывая кивком головы на мою винтовку, которую я передал Чопорцу.

— Младший комвзвода, — сказал тихо я, понимая, что нужно срочно перехватывать инициативу.

— Что?

— Я говорю, по званию вы пока младший комвзвода, а меня можете называть боец особого назначения Василий Теркин и отдавать приказы здесь буду я, потому что вы поступаете в мое распоряжение.

Я подошел к огромному Дуболомову и смело посмотрел на него снизу-вверх. В голове крутилось тысяча вариантов, как можно было проучить этого бойца, а сделать это нужно немедленно, иначе разведчики не будут мне подчиняться, мне еще махновщины во взводе не хватало.

— А, уже познакомились, — сказал неизвестно откуда взявшийся Собольков, — Дуболомов, к Теркину обращаться со всем уважением, для тебя он командарм. Ясно?

— Ясно, товарищ лейтенант, — нехотя сказал гигант и отошел в сторону.

— Это самый лучший взвод фронтовой разведки, Василий. Не спрашивай, как мне удалось выпросить его у командования, но задача такая, нужно тебе будет взять по пути языка поприличней, и направить к нам с несколькими бойцами, а сам после этого ты с остальными можешь продолжить свое задание. Полковника можешь не брать, но желательно также какого-нибудь офицерского фрица, майора, например.

— Николай, но ведь весь наш расчет на скрытность операции, если мы по пути будем брать языков и взрывать мосты, то немцы просто так нам проходу не дадут.

— Да понимаю я, да и ты меня пойми! — сорвался на крик Собольков, — командованию сейчас нужна информация как воздух и без языка тут никак. Вообще не понятно, что сейчас там у Минска происходит.

— Хорошо, — смирился я, — давай немного пройдемся, помнишь, что я тебе говорил?

Я отвел Соболькова немного от наших позиций, где во всю командовал капитан Ларин, готовясь к длительной обороне, здесь мы планировали остановить возможную переправу немцев вброд. Между тем вдалеке виднелся деревянный мост, который мы отсюда практически не контролировали, как и возможную переправу по нему. Перед мостом на противоположном берегу уже скопились огромные толпы отступающих войск и беженцев. Стояла отчаянная жара и с потрескавшейся земли во все стороны от этого огромного скопища людей поднималась пыль. Немецкие самолеты крутились тут же в паре километров, пока они видимо просто вели разведку. Я молча указал на мост рукой.

— Да, просто отличная мишень для вражеской авиации, и ни одной зенитки нет, — словно услышал мои мысли Собольков.

— Я уверен, что и охраны моста там нет никакой, к чему тогда, здесь окапываться, если фрицы нас с фланга обойдут?

Собольков на минуту задумался и потянул меня назад к нашим позициям.

— Работаем, работаем, глубже бойцы окапываемся! Пулемет на 100 метров вправо перенесите, вот туда на холм! Сержант Головачанский, почему боеприпасы к миномету на виду? Укрыть их в окопе! — слышались команды капитана Ларина.

— Капитан, — обратился Собольков к командиру курсантов, — кто у нас там на этом мосту?

— Рота прикрытия должна быть, — но точно не знаю, — ответил Ларин.

— А ну, ка пойдем и разведку свою бери, — сказал мне Собольков и быстро зашагал к мосту. Через пятнадцать минут нам открылось жалкое зрелище. Мост был запружен повозками и нашей артиллерией на конной тяге, движение по нему было затруднено. Масса отступающих войск и беженцев на противоположном берегу угрожающе нарастала. Многие красноармейцы шли без своих командиров и даже без оружия без какой-либо организованности. Никаких признаков укрепленных позиций обороны здесь не было. К нам подбежал растерянный командир оделения: «У нас беда. Командир роты с заместителем давно ушли на рекогносцировку и до сих пор не вернулись».

— Так, найду и расстреляю мерзавцев! — крикнул Собольков, — Теркин, давай принимай пока командование. Я найду сейчас ротного и пинками пригоню назад, а потом пойдешь по своим делам.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — сказал я без особого энтузиазма, понимая, что сам напросился. Моя военная карьера росла просто стремительно. Из комвзвода, я становился уже комроты.

— Андрей, постарайтесь там сформировать заградительные отряды во главе с офицерами, чтобы они задерживали военнослужащих, отбившихся от своих частей, и формировали из них сводные части для обороны города.

— Слушаюсь, товарищ командарм! — шутливо откозырял мне Собольков, — ты тоже здесь наведи порядок.

Первым делом после того, как Андрей умчался назад, я решил поставить все точки над «i» в своих отношениях с Дуболомовым. Мне этот здоровяк был нужен рядом, чтобы его люди в дальнейшем слушались меня и выполняли беспрекословно мои поручения, я решил, что взвод опытных разведчиков возьмет шефство над ротой необстрелянных курсантов. То, что их бывшее командование, ушедшее уже пять часов назад, не вернется, я практически не сомневался. Я не хотел думать, что они струсили, но в бардаке отступления происходили порой странные и необъяснимые вещи. Под моим началом сейчас было 8 укомплектованных отделений, и я собирался с умом распорядиться этими значительными силами. Я подозвал младшего комвзвода Дуболомова и жестом попросил отойти, чтобы поговорить без свидетелей. Как-бы не развивался сейчас наш диалог, я хотел, чтобы его репутация в глазах подчиненных не пострадала. Я конечно мог запросто навалять ему люлей, но тогда разведчики в дальнейшем могут над ним насмехаться, да и другие у меня были педагогические методы.

— Хороший у тебя нож, Афанасий, — сказал я и неожиданно выхватил из ножен разведчика нож-кинжал с небольшим ограничителем и с деревянной, хорошо лежащей в руке рукоятью. Я слегка подбросил нож — он был очень неплохо сбалансирован для метания.

Удивившись моей ловкости, разведчик, нужно отдать ему должное, не сдрейфил, а принял боевую стойку, видимо полагая, что я сейчас буду с ножом нападать на него. Но вместо этого, я подцепил носком сапога стандартную винтовочную гильзу, лежащую на дороге и подбросив ее чуть выше двух метров в сторону ближайшего столба, метнул в нее нож. Нож со звонким стуком в воздухе ударил гильзу и с характерным звуком вошел в деревянный столб по самую рукоять, припечатав гильзу, которую он продырявил и нанизал. Честно говоря, я сам не ожидал такого эффекта, думая, что просто попаду в гильзу. На лице Дуболомова отразилось выражение, которое видимо было у обитателей замка Ноттингем, когда они увидели, как Робин Гуд выстрелом расщепил стрелу. Я спокойно подошел к столбу и аккуратно чтобы не сломать лезвие вытащил нож из столба и вернул его Дуболомову. Ему еще предстояло снять с ножа гильзу, которая была сплюснута и словно припаяна к ограничителю.

— Вопросы есть? — спросил я.

Как я понял, вопросов у Афанасия не было. Теперь он смотрел на меня словно викинг, которому явился сам верховный бог Один. Видимо обладая большой физической силой, этот богатырь очень уважал этот показатель, редко встречая у других. Его стата кстати показывала сейчас 13 баллов Силы против моих 27. Я понял, что этот раунд и всю битву я выиграл. Мы вернулись к разведчикам, и я приказал собрать всю роту. Когда все построились я обратился к ним с небольшой речью, рассчитывая на свою харизму:

— Доблестные бойцы беспощадной к врагу рабоче-крестьянской Красной Армии! Я ваш командир — боец особого назначения Василий Теркин. Наше командование поставило нам задачу: действуя автономно, не допустить переправы немецкой пехоты и техники через городской деревянный мост. Здесь мы остановим и разобьём врага и это послужит ему хорошим уроком. Ваша задача — беспрекословно выполнять все мои приказы, а также приказы моего заместителя — командира взвода разведки Афанасия Дуболомова. Приказываю организовано перейти на противоположный берег и занять позицию в соответствии с моими дальнейшими указаниями. Бойцу Чопорцу взять двух курсантов, найти машину, отправиться в город и добыть продовольствие для 80 человек на пять суток. Разойтись!

Первым делом я решил сменить позицию: с восточного берега на западный. Командиры отделений и Дуболомов меня поддержали: западный берег был немного выше, да и оборону моста следовало вести так, чтобы контролировать ситуацию с переходом по нему. Мы быстро перешли и окопались: оборудовали траншеи и огневые позиции. У меня под рукой оказались пять пулеметных расчетов, и я расположил их так, чтобы организовать перекрестный огонь. Также я приказал задержать два расчета артиллеристов, которые догоняли свою часть и расположил их на восточном берегу с 2 противотанковыми пушками, хорошо замаскировав.

Дуболомову я приказал реквизировать у проходящих бесхозных и лишенных командиров военных все гранаты и автоматы ППШ, а также минометные мины к нашим минометам-лопатам. Я очень рассчитывал на это чудо военной мысли — простейший тип миномета небольшого калибра и хотел использовать их в дальнейшем для проведения операции. В походном положении этот миномет массой около 1,5 кг представлял собой лопату, рукоятью которой служил ствол. Миномет-лопата мог использоваться для рытья окопов. При стрельбе из миномета лопата выполняла роль опорной плиты. Лопата была сделана из броневой стали. Какие-либо прицельные приспособления у миномета отсутствовали, стрельба велась на глаз. Для стрельбы была разработана 37-мм осколочная мина массой около 500 граммов. Мины были небольшие, всего в 2 раза больше сигареты. Дальность полета мины при оптимальном угле возвышения была к сожалению, невелика и не превышала 250 метров, но было слишком заманчиво иметь под рукой такую карманную артиллерию.

К концу дня наш боекомплект пополнился множеством патронов, и гранат в основном это были Ф-1 или в простонародье «лимонки», также мы реквизировали 23 ППШ, мин для миномета набралось всего ящик. ППШ я распорядился раздать своим разведчикам, превратив их во взвод автоматчиков. Вскоре вернулся Андрей, на ГАЗике, он привез целый кузов продуктов. С двумя курсантами, исполнительный Чопорец нашел машину и помотавшись по городу, обнаружили большие запасы продовольствия на складе аэродрома за городом, где уже никого не было. Моя команда затарилась там под завязку. Бойцы сразу повеселели, разгружая ящики с консервами и галетами.

Провозившись с текущими делами в должности комроты до вечера, я понял, что теперь точно не смогу покинуть позиции раньше времени и оставить своих бойцов на произвол судьбы. Мне удалось в кратчайшие сроки организовать порядок на вверенной мне территории, что сразу бросалось в глаза всем, кто выходил к нашему мосту из окружения. Только организованность и дисциплина могли стать психологическим щитом на пути отступающих войск. А тем временем, поток людей на нашем направлении иссяк, за час мост перешли всего несколько гражданских и проехала одна подвода. Скорее всего завтра утром немцы уже атакуют наши позиции, и многие бойцы погибнут, защищая вверенный мне участок фронта. Я подумал, что моим бойцам нужно дать хороший отдых перед боями, которые наверняка растянуться как минимум на несколько дней. Вечерело, я уже думал, что можно расслабиться, и готовиться к встрече фрицев утром, когда внезапно как черти из табакерки из-за леса, выскочили немецкие мотоциклисты. Видимо фрицы сами растерялись, увидев множество наших бойцов, которые носились туда и сюда, распределяя боеприпасы. Мы едва не поплатились за такую беспечность. На каждом мотоцикле был пулемет. Однако мотоциклов оказалось всего четыре и видимо они далеко оторвались от основной группы. Немцы, выехав из-за леса, остановились на безопасном как они считали расстоянии для прицельной стрельбы. Нас разделяло чуть меньше километра.

— Немцы! — крикнул громовым голосом Дуболомов, подбегая ко мне и ожидая моих распоряжений.

— Чопорец, винтовку! — крикнул я и уже через несколько секунд разглядывал фрицев в перекрестие своей системы, учитывающей даже скорость ветра, который к слову сказать в данную минуту был совсем незначительным. С меткостью в 16 баллов я был самым лучшим снайпером на этой войне. Я не торопясь проверил положение специального рычажка с правой стороны ствольной коробки. Он стоял на одиночном режиме, который был основным. Я снова медленно прицелился. Потом примерно за 10 секунд произвел 13 выстрелов. Немцев было всего 12, и только на одного мне пришлось потратить 2 патрона, остальные были убиты первым же выстрелом в голову. Ничего удивительного в этом не было, вначале я снял водителей, а потом добил остальных, Заявленная начальная скорость пули моей винтовки составляла 840 м/с, поэтому статично стоявшие фрицы на фоне закатного неба были обречены. Похоже только последний смог понять, что против них работает снайпер, но его реакция была слишком медленной. Получив ранение, он был добит следующим выстрелом.

— Афанасий, организуй людей и пригони немецкую технику и соберите все обмундирование и оружие, все это еще нам пригодится, — спокойно сказал я, возвращая винтовку улыбающемуся Андрею. Надо сказать, что он вел себя так словно я на его глазах устраиваю такой тир каждый день. Однако все остальные бойцы первый раз сталкивались с такой феноменальной стрельбой и застыли как стояли, в самых нелепых позах словно в детской игре «море волнуется».

— Дуболомов, мать твою! — пришлось прикрикнуть мне, — ты так до утра стоять будешь? Выполняй приказ! Сейчас вторая волна пойдет, всем занять свои позиции!

Глава 7

Моим бойцам предстояло отразить первый серьезный удар противника. Многие из моей роты были еще не обстреляны, поэтому от первого боя зависела судьба всей нашей обороны. Не дрогнут ли мои солдаты? Как будут выполняться мои приказы? Сможем ли мы отражать немецкие танковые части не имея резервов и без серьезной поддержки нашей артиллерии? Все эти вопросы крутились в моей голове, пока разведчики были заняты убитыми немецкими мотоциклистами: они быстро собрали все документы, а трупы фрицев перевезли на мотоциклах к реке и побросали в воду, предварительно сняв с них целехонькую благодаря моим точным выстрелам форму. Нам важно было скрыть следы моего снайперского огня. Сами мотоциклы бойцы потом перегнали на восточный берег и замаскировали, предварительно сняв с них трофейные пулеметы и усилив ими наши позиции. Эти тридцатьчетверки, как можно было называть по аналогии с нашим танком немецкие MG-34, имели приличную до 2000 метров дальность стрельбы и хорошую пробиваемость. Запас патронов к ним был правда небольшой, но я собирался их использовать в дальнейшем при проведении операции в тылу врага.

После того как мной был перебит немецкий авангард, я не сомневался, что следующие части вермахта прибудут на наш участок фронта с минуты на минуту. Цель моей миссии была ясна: требовалось задержать наступление противника. Чтобы сорвать немецкий блицкриг на вверенном мне участке я разработал собственный план обороны, опирающийся на хорошее знание немецкой тактики. Для этого я решил сразу же сильно врезать фрицам по зубам, чтобы они начали искать другие маршруты и забыли дорогу к моему мосту. То, что они конечно прорвутся на других участках фронта, я не сомневался, но такова была суровая реальность этой войны, к тому же это будет означать, что моя миссия будет выполнена. Выскочившие в зону расположения моей роты немецкие мотоциклетные части уже давали понять о примерном составе второй атакующей волны. Сейчас на Восточном фронте немцы располагали более двадцатью батальонами мотоциклистов, действующих как правило в составе танковых дивизий. Небольшая часть этих подразделений была частью мото- и горнострелковых дивизий, а также дивизий СС. Поэтому примерно я понимал с каким противником мы сейчас столкнемся. За авангардом мотоциклистов совсем скоро последуют более серьезные силы. Я не напрасно торопил Дуболомова собрать наши трофеи. Вскоре я уже смог конкретно понять, кто будет нашим противником. Из документов убитых мной фрицев следовало, что они находились в составе 6-ой танковой дивизии 4-ой танковой группы генерала Эриха Гёпнера. Этот ярый нацист перед нападением на СССР издал приказ, в котором призвал свои войска вести войну с неслыханной жестокостью и только на уничтожение. Вначале я даже обрадовался, что судьба сведет меня с этим военным подонком, однако трезво рассудил, что сам «Старый кавалерист» вряд ли будет участвовать в штурме ординарного деревянного моста, не являющегося у него на карте какой-то серьезной и стратегической целью и поэтому наши пути разминутся. А главной моей целью, как я и планировал вначале, лучше избрать Гудериана.

— Дуболомов, где твой взвод? — спросил я Афанасия, бегло просмотрев принесенные мне немецкие документы.

— Так на позициях уже, товарищ комроты, на свалке.

Я невольно улыбнулся. Свалкой мои бойцы сразу прозвали оборудованную мной ложную позицию, куда я заранее приказал стягивать весь мусор, оставляемый нашими отступающими частями: бревна, доски, поломанные подводы, и даже остовы трех вышедших из строя пушек, которые мы демонстративно выставили среди этого хлама. Когда я первый раз осмотрел эти позиции, то пришел к выводу, что только уж совсем шизанутый фриц примет эти нагромождения за хорошо оборудованную позицию:

— Афанасий, это просто свалка мусора какая-то, а не ЛП.

— Погодь, комроты, сейчас исправим, — пообещал мне Дуболомов и сдержал слово, солдаты быстро выкопали на этом месте ряд неглубоких траншей, а впереди вбили столбы и натянули колючую проволоку. Но пожалуй самым гениальным атрибутом этой «обороны» стал одинокий противотанковый ёж, сиротливо ставший впереди. Скрепя сердце, я принял военный стратегический объект, однако название «свалка» прочно приклеилось к нему.

— Передай приказ по роте. Всем десятиминутная готовность, — сказал я и подозвав Андрея, следующий приказ адресовал нашим замаскированным пушкарям, чтобы стреляли только по моей команде.

— А какой будет сигнал?

— Сигналом будет большая зеленая ракета, — пошутил я, демонстрируя ему полученную от проходившего по нашему мосту командира ракетницу, в которой были правда только стандартные осветительные белые ракеты, но вскоре мне стало неловко за эти слова, так как Чопорец серьезно воспринял этот ответ и побежал на восточный берег выполнять мое поручение.

К этому моменту уже стемнело, но двигавшиеся сюда подразделения 6-ой танковой дивизии вряд ли будут откладывать наступление до утра. Скорее всего части, которые попробуют сейчас здесь прорваться, будут штурмовать нас и днем и ночью, так как «сидели на колесах», в прямом и переносном смысле этого слова.

Знаменитую тактику блицкрига разработали еще для нападения на Польшу. Автором «молниеносной войны» был командующий бронетанковых войск Гейнц Гудериан. Однако в рамках предложенной стратегии солдатам вермахта требовалось не спать как минимум двое и более суток подряд. С этой целью немецкими лабораториями был разработан препарат «Первитин», который являлся производной от метанфетамина и воздействовал на организм людей следующим образом: после приема возникало возбуждение и обострение чувств, человек ощущал себя бодрым, полным сил и энергии, испытывал легкость и эйфорию, был уверен в себе и четко мыслил. Первитин позволял легче переносить боль и даже притуплял чувство голода. Этот чудо-препарат был конечно на самом деле наркотиком, следствием регулярного употребления которого являлось сильнейшее привыкание, как физическое, так и психологическое. Понимая это, нацистские главари, наравне с первитином выпускали и слегка облегченную его форму — изофен. Производился даже особый танковый шоколад, содержащий первитин. В последствии сотни ученых изучат и классифицируют все побочные действия этого препарата. Но мне они были уже хорошо известны. Одним из первых симптомов была ахромазия — нарушения восприятия цветов. Поэтому я очень рассчитывал, что мой план сработает, особенно в сумерках или темноте.

В течение всего дня я размышлял о предстоящем сражении, оживляя в памяти кадры советской кинохроники и различные теоретические работы поствоенного периода. Мое главное преимущество как командира роты заключалось сейчас вовсе не в моих феноменальных показателях, а прежде всего в знании нашей и вражеской тактик.

Вот как, например, представляет наступление советских войск любой послевоенный школьник? Правильно! Едут танки в атаку, а за ними цепями или толпой бежит советская пехота на стреляющего по ней противника. Или даже эта пехота бежит в атаку самостоятельно совсем без танков и поддержки. Именно это все есть на кадрах кинохроники. Но я также помнил очень много фото- и кинокадров немецкой кинохроники, в которой подобные способы наступления начисто отсутствуют. В Красной армии пехотинец как правило «рядовой» — это в сущности означает то, что он идет в атаку в ряду других своих товарищей. У немцев же такой пехотинец был «шютце» — то есть стрелок. С позиции немецких генералов самое ценное в пехотинце было то, что он стреляет. Немцы учили своих пехотинцев очень многому, кроме одного — штыкового боя, умеющим стрелять это было без надобности.

У нас теоретики военного дела из суворовского лозунга «Пуля — дура, штык молодец!» сделали фетиш, полностью игнорируя развитие военной стратегической мысли. Во-первых, во времена Суворова штык еще был реальным оружием, во-вторых, и Суворов настойчиво требовал от солдат учиться стрелять, даже уговаривал, уверяя, что свинец дешев и солдат в мирное время не понесет больших расходов на учебные стрельбы. Кроме этого, Суворов учил солдат стрелять метко и рассчитывал, что тот потратит за бой 100 патронов, предупреждая, что будет пороть того, кто не будет стрелять точно.

Однако я вовсе не идеализировал тактику немцев. Она также была ущербной. Факты начала второй мировой войны свидетельствуют, что «победы» Вермахта в Польше и Франции были достигнуты отнюдь не упорством пехоты при преодолении зоны заграждении или при прорыве укрепленных позиций того ли иного противника. Они были достигнуты в основном за счет преждевременного покидания укреплений защитниками вследствие массированного применения артиллерии и авиации.

Я даже припомнил выдержки из какой-то книги немецкого теоретика о том, как должна правильно вестись атака: «Позиция, которая стойко защищается, подвергается артиллерийскому обстрелу, бомбардировке и, в соответствии с обстановкой, ложным танковым атакам. В это же время пехота (подразделения и части), оставив минимальные силы для сковывания противника, основными силами и средствами усиления совершают маневр, имеющий целью удар во фланг противника». И это был краеугольный камень немецкой тактики!

Таким образом, вместо того, чтобы с криком «За Рейх, за фюрера!» послать солдат в штыковую атаку, немецкому офицеру надо было тщательно изучить местность и разведданные, быть готовому в любое время поменять направление атаки и боевое построение вверенных ему войск в случае, если противник оказывает более сильное сопротивление, чем предполагалось. Офицеру нужно было организовать связь со всеми родами войск, знать, как и когда их нужно применить, уметь выдать целеуказание для артиллерии и авиации, уметь маневрировать своими подразделениями на поле боя и еще много еще чего, чему наших красных командиров в довоенные годы просто не учили. Я совершенно четко предвидел, что вышедшая в зону нашей обороны стрелковая рота врага займет сначала исходные позиции от 800 до 900 метров, в зависимости от условий местности, после чего получит направление атаки (иногда — полосу наступления). Обычный боевой порядок — два взвода в первой линии, один взвод в резерве. В таком боевом порядке рота, сочетая огонь и маневр, будет двигаться со скоростью около 700 метров в час. То есть немцы отнюдь не будут спешить получить от обороняющегося противника пулю, они сначала сделают все, чтобы его самого уничтожить издалека. Большое внимание фрицы уделяли и артиллерийской подготовке. Она в данном случае тоже проводилась у них по особому плану. После пятнадцатиминутной артиллерийской подготовки огонь должен был переноситься на фланги прорыва и на тыловые объекты. Одновременно передний край бомбардируется авиацией и подвергается обстрелу пехотными орудиями и минометами.

После этого от обороняющегося противника, по идее, уже не должно ничего остаться. И только тогда пехота начинает то, что у немцев называется штурмом. Но и это еще не все!

Атака фрицев продолжается перекатами по 15–20 метров. То есть и тут немцы не бежали на окопы врага, выставив вперед штыки, а передвигались в направлении противника от укрытия к укрытию, вернее, от одной позиции для ведения огня к следующей. И с этих позиций винтовками и ручными пулеметами непрерывно вели по противнику прицельный огонь, не давая тому высунуться из окопа для стрельбы по наступающим. И приближались так к позициям противника до тех пор, пока дистанция не сокращалась до броска ручной гранаты, которыми и добивали противника в его укрытии, если противник не сдавался.

Вот эту всю тактику немцев, все их военные азы и приемы, я хорошо знал, но у меня как командира совершенно уже не оставалось времени что-то объяснять и чему-то учить своих бойцов, поэтому над моими приказами, в том числе о тщательной маскировке нашей основной обороны и создании ложной позиции, мои бойцы в лучшем случае посмеивались, в худшем, крутили пальцем у виска. Осталось теперь только проверить все мои знания на практике.

Как я и предполагал, немцы не заставили себя долго ждать. Вскоре послышался гул танков и примерно за полтора километра от нашей переправы они остановились. Фрицы ожидали видимо возвращения разведки на мотоциклах, уехавшей вперед, однако их ждал первый облом — их разведка исчезла. Мои бойцы с напряжением в глазах всматривались в темноту, ожидая начала немецкого наступления. Но обычному человеку в темноте, тем более на таком расстоянии разглядеть что-либо было не возможно. Однако моя система добросовестно сообщала о 5 легких танках Pz.35(t) и 1 командно-штабных бронемашине Pz. Bef., она даже подсвечивала зеленым их силуэты и уязвимые части.

Я сразу подумал, что неплохо было бы, чтобы в командной машине сидел майор, которого так хотел от меня Собольков. Было бы очень здорово сразу сдать фрица и дальше продолжить свою операцию не отвлекаясь уже на поиски и взятие языка не понятно где. Отдавая приказ своим пушкарям стрелять только по моей команде, я прекрасно понимал, что ночью немцы на танках к мосту не сунутся это было бы верхом самоубийства, для этого как раз и используются легкие подразделения, в том числе и мотоциклисты. Однако сейчас, оторвавшись от пехоты и в отсутствии их моторазведки немцам приходилось занять выжидательную позицию. Часа через три, когда мои бойцы уже заскучали, послышался звук приближающейся техники и к танкам подъехали грузовики с пехотой. Самих немецких пехотинцев я пока не видел, но по количеству доставивших их грузовиков, прикинул, что их набирается примерно рота. Вскоре пехотинцы осторожно показались из-за леса и я понял, что оказался прав. В темноте немцы смогли рассмотреть и оценить позиции нашей свалки, где скрывались сейчас мои разведчики-автоматчики. Немецкие командиры, выбрав правильное, по их мнению направление атаки, дали команду вперед.

После первого облома с разведкой, фрицы делали вторую ошибку: они атаковали без артподготовки и прикрытия с воздуха. Однако вскоре до меня стал доходить их план, они видимо просто хотели пока прощупать нашу оборону, полагаясь на темноту и незначительные потери в случае наших ответных действий.

Как только немецкиецепи приблизились на расстояние 800 метров, я достал ракетницу и дал белую осветительную ракету. Мои автоматчики по заранее отданному приказу открыли после этого по врагу шквальный огонь, выдавая свое месторасположение и совершенно не нанося урон противнику. Попадать по фрицам из ППШ в темноте на таком расстоянии можно лишь случайно. Однако я был исключением из правил. Заняв позицию немного в стороне от свалки, я приготовил свою винтовку и, поставив ее на основной одиночный режим, стал производить стрельбу, воспользовавшись функцией ночного видения системы, быстро опустошая магазин. У меня было 2 запасные обоймы и я за пару минут расстрелял по врагу 45 патронов. В этот раз я целился исключительно в ноги: в результате четыре десятка фрицев корчились сейчас от боли на земле, матеря русских и требуя оказать медицинскую помощь. Такой способ выведения из строя немецких солдат имел в данный момент гораздо больший эффект, чем просто их уничтожение. Каждый из раненых мной фрицев будет теперь утверждать, что их встретил просто адский огонь русских из автоматического и пулеметного оружия, а вот снайперов никаких не было. Убитые мной ранее мотоциклисты были тщательно спрятаны и не смогли бы никому сообщить обратное. Командир немецкой роты, которого я также специально пощадил, принял в этой ситуации совершенно правильное решение, он дал сигнал к отступлению. Его доклад теперь будет выглядеть таким образом: большое количество русских, засевших на хорошо укрепленных позициях, ведут просто шквальный огонь из пулеметов, винтовок и автоматов, и только по счастливой случайности у него нет убитых, однако четвертая часть роты получила ранения.

Скоротечный бой закончился едва начавшись. Я понимал, что утром немцы по полной отыграются по нашей свалке. Поэтому отвел своих автоматчиков на их прежние основные замаскированные позиции и дал команду к отбою. Моральный дух моих бойцов и вера в меня как командира значительно окрепли. Первое немецкое наступление на вверенном мне участке наша рота отбила не потеряв ни одного бойца.

Глава 8

Как я и предполагал, встретив на моем участке серьезное сопротивление, немцы больше не стали испытывать здесь удачу и отправились на поиски брода. По крайней мере вражеские танки двинулись вдоль западного берега реки в сторону расположений капитана Ларина, за которого я был пока полностью спокоен: там у наших была очень выгодная позиция, до батальона курсантов и призывников с пушками, минометами и пулеметами.

По всему выходило, что следующих «гостей» нужно было ждать только утром, поэтому я отправился спать на восточный берег, приказав Андрею почистить и зарядить мою винтовку, а часовым будить меня при любой опасности.

Примерно около 8 часов утра, я проснулся от звуков близких взрывов. Выскочив из палатки, я поспешил вернуться на западные позиции. Немецкие снаряды дальнобойных орудий основательно перепахивали нашу свалку. Мои бойцы из своих окопов на безопасном расстоянии с интересом следили за вражеским артобстрелом, комментируя особо точные попадания. Немецкие наводчики видимо ставили целью прежде всего вывести из строя артиллерию, поэтому остовы наших и так поломанных орудий вскоре взлетели на воздух и перестали выполнять какую-либо функцию. Мои бойцы теперь понимали ценность ложной позиции, на создание которой они потратили столько времени. Как оказалось, моя рота уже позавтракала и веселые лица солдат говорили об их хорошем боевом настрое.

Вдалеке на всем нашем западном берегу, то слева, то справа слышались выстрелы и разрывы, в воздухе кружилась немецкая авиация. Атакующая волна танковых колонн группы армий «Центр» подкатилась к Березине. Я приказал Чопорцу организовать завтрак и чай и спокойно уселся под звуки артобстрела за импровизированный стол из ящиков, даже заботливо накрытый Андреем трофейной скатертью, обнаруженной у мотоциклистов. Я где-то читал, что перед боем командир должен всем своим видом показывать солдатам свое спокойствие. Тот же Наполеон демонстративно ложился спать часто в разгар какого-либо сражения.

Из обрывков разговоров курсантов в окопах, я понял, ночью мой адъютант рассказал всем свою версию вчерашнего боя, по его словам выходило, что я перестрелял практически всю роту фрицев. Чопорец, видимо, это сделал, чтобы поднять мой авторитет и порадовать бойцов. Поэтому сейчас, когда я спокойно сел пить чай во время обстрела, бойцы не видели в этом ничего удивительного. В их глазах я был уже не просто бойцом особого назначения, а главным секретным оружием Красной Армии. Для полноты картины мне не хватало только утренних газет, поэтому мне в голову пришла хорошая идея. Я приказал позвать ротного политрука Сергея Сенцова, с которым мы успели вчера перекинуться всего парой слов, и изложил ему, что неплохо было бы разжиться прессой, а также провести вечером собрание бойцов, рассказав им историю этого славного места и про нашу победу 1812 года. Сенцов с восторгом поддержал мое предложение, сказав также, что совместит это мероприятие с собранием комсомольского актива роты, а также выпустит стенгазету.

В это время в небе раздался гул приближающихся немецких самолётов.

— Воздух! — крикнул Дуболомов, и бойцы поспешили надеть каски и укрыться в окопах. Вчера я предупредил, что фрицы обязательно будут нас бомбить, а при отсутствии средств ПВО это может быть очень опасно.

Над лесом появилась тройка немецких Юнкерс Ju-87, прозванных «лаптежнтками» за большие неубираемые во время полета шасси. Его вообще было трудно спутать с каким-то другим самолетом. Этот одномоторный двухместный пикирующий бомбардировщик и штурмовик Второй мировой войны выделялся также крылом типа «перевёрнутая чайка». С характерным пугающим рёвом сирены, которая, кроме устрашения, позволяла лётчику определять на слух скорость пикирования, немецкие «штуки» устремились на наши позиции. Я понял, что мой план сработал: немцы были уверены в силе наших позиций и намеревались окончательно сравнять их с землей. Зениток у нас не было, поэтому враг мог действовать безнаказанно. Своими очертаниями самолеты напоминали хищных птиц, в их угловатых контурах просматривалось что-то дьявольское — радиаторы пикировщиков напоминали широко разинутые пасти, а стойки шасси с объемными обтекателями выглядели как выпущенные когти. Все это должно было произвести огромный психологический эффект на тех, на кого пикирующие бомбардировщики с неумолимой точностью сбрасывали свои бомбы. В данную минуту я очень рассчитывал на их хваленую точность, так как от свалки наши позиции были всего в двухстах метрах.

Немецкие асы снизились до высоты 500 метров и сбросили первые бомбы, которые точно накрыли свалку. Я уже было взялся за винтовку, намереваясь попробовать пострелять по этим небесным хищникам, но видимо, пилоты не увидели на земле больше никаких подходящих целей и набрав высоту полетели вдоль реки на юг. Теперь дело было за наземной операцией, однако в этот раз немцы не торопились. Вся моя рота застыла в напряженном ожидании на в своих окопах, даже разговоры смолкли.

Уже после обеда из-за леса лениво выползли немецкие танки: это было 6 легких Pz.II, за ними на значительном удалении растянулась цепь немецкой пехоты, в количестве примерно 2-х рот. Фрицы стали неспешно подползать к позициям нашей обороны, подставляя нам фланги, так как свалка была чуть в стороне. Я отправился на позиции нашей артиллерии, приказав Дуболомову открывать огонь по пехоте противника только по моей команде. Нужно было максимально близко подпустить противника и полностью расправиться с панцерами, для этого я хотел проверить свою меткость на наших орудиях. Мы располагали двумя стандартными 45-мм противотанковыми пушками 53-К образца 1937 года. «Сорокапятки» были основным орудием противотанковой артиллерии Красной Армии в начальный период Великой Отечественной войны, боевой расчет пушки составлял 5 человек. Наибольшая дальность стрельбы нашей арты составляла чуть более четырех километров, прямой наводкой можно было эффективно стрелять по танкам до километра. Бронепробиваемость пушки 53-К была вполне приемлемой — по нормали на 500 м она пробивала 43 мм броню, а на — 1000 м — броню толщиной 28 мм. Этого было вполне достаточно для борьбы с бронетехникой врага на первых этапах войны. Но дуэль артиллериста и танка была все-таки неравной. Расчет защищал только лишь броневой лист толщиной около четырех миллиметров, при этом орудие стояло неподвижно, а танк двигался и просто в лоб его пробить было тяжело. Снаряды у нас были бронебойные, и подкалиберные, и совсем немного осколочных для пехоты. Командовал батареей из двух расчетов — младший лейтенант Спиридонов. В данный момент наша арта сиротливо стояла в укрытии и ждала своего часа.

— Товарищ комроты, расчеты к бою готовы! — отрапортовал мне командир батареи.

— Ну, здравствуйте, товарищи артиллеристы! — сказал я, осматривая позицию.

Артиллеристы готовились к своему первому бою и возможно они были даже неплохими бойцами. Если бы я не располагал своими сверхспособностями, то конечно дал бы им предварительно хорошо пристреляться. Однако, каждый снаряд у меня был сейчас на счету, пополнение боезапаса было под большим вопросом, поэтому я заранее принял решение стрелять из пушек самостоятельно. О чем собственно и сказал командиру расчетов.

Младший лейтенант Спиридонов с большим непониманием и недоверием подпустил меня к своему орудию, оно было и понятно, артиллеристом в его понимании, я не был. Система оперативно произвела мое обучение. У пушки была достаточно простая система наведения при помощи двух рукояток и нехитрый прицел, чем-то напоминающий оптический. Посмотрев в окуляр на медленно ползущие панцеры, я решил, что мне хватит и одной пушки, поэтому, чтобы бойцы не теряли времени даром я дал им команду переместить другое орудие на заранее подготовленную вторую позицию. Играючи я взял бронебойный снаряд и зарядил пушку. Моя система быстро рассчитала лучшие цели, показывая мне наиболее уязвимые места на вражеской технике. Я очень хотел, чтобы мои первые выстрелы были не только эффективными, но и особо-эффектными, поэтому остановил выбор на местах, попадая в которые, снаряд сразу мог бы вызвать детонацию немецких боеприпасов или гарантированно уничтожить экипаж танка. Например, в правой створке люка танка имелся плохо защищенный маленький прямоугольный лючок для флажковой сигнализации, куда обычно было очень трудно попасть. Я решил, что открывать стрельбу стоит на расстоянии километра. В этом случае у меня будет небольшое преимущество. Процесс прицеливания происходил максимально быстро, я просто должен был совместить перекрестия своей системы и пушки. Скорость ветра моя система также учитывалась, как и вес каждого снаряда, который по факту немного отличался. Танки уже прилично подползли к свалке, очень удачно поворачиваясь к нам правыми бортами.

Я решил сначала расправиться с самыми дальними танками, опасаясь, что они смогут покинуть поле боя, если захотят уйти на полной скорости. Первым выстрелом я промазал, — вернее просто снес гусеницу самому дальнему панцеру. Сказывалось приличное расстояние, чуть более километра. Артиллеристы радостно загалдели, для них это был феноменальный успех. Я наоборот немного расстроился, но успокоив себя мыслью, что теперь этот танк точно не сбежит, я перенес огонь на самый ближний танк. Второй мой выстрел словно распустил на поле красивый огненный цветок: огромная башня танка подлетела метров на 20 и красиво вращаясь в воздухе, упала. Охота на немецких железных зверей была объявлена.

Собственно, все оказалось достаточно легко у меня и с пушкой. Следующие четыре выстрела, которые я проделал примерно минут за пять произвели примерно такой же эффект — все танки загорались, но башни правда больше не отлетали. Каждый раз при моем удачном выстреле наши окопы на западном берегу оглашались громогласными криками «ура». Я даже испугался, что немцы смогут по этим крикам установить раньше времени нашу настоящую позицию. Несмотря на потерю танков, наступление продолжалось. Немецкая пехота была уже в пятистах метрах от наших передовых окопов, когда с танками было покончено.

Я достал ракетницу и дал сигнал к бою, в ту же секунду 9 пулеметов, четыре из которых были трофейными, практически во фланг ударили по наступающим фрицам. Пристрелку пулеметов мы провели, поэтому первые же выстрелы скосили десятки солдат. Остальные тут же залегли, и я стал добавлять по ним осколочными, которых у меня правда было всего 4. Но не успел я расстрелять эти снаряды, как снова раздалось громогласное «ура» и я увидел, как из наших окопов без всякого приказа выскочил политрук Сенцов и повел за собой в атаку роту курсантов. Видимо, понимая, что наши сейчас окажутся не в очень выгодной ситуации, свой взвод разведчиков поднял и Дуболомов.

— Твою же богу душу мать! — выругался я на чрезмерно патриотически настроенного политрука и схватив винтовку побежал на западные позиции.

Наши пулеметы первое время еще помогали против вскакивающих и отстреливающихся фрицев, потом, когда пехота сблизилась, их огонь остановился. Дальше свою роль сыграли автоматчики, которые смогли немного вырваться вперед и стрельба которых на близком расстоянии, была гораздо эффективней немецких винтовок. Меня не удивлял тот факт, что, видя гибель танков, потеряв офицеров и попав под перекрестный пулеметный огонь, немцы не отступали, видимо они были под действием своего «первинтина» и им еще редко пока приходилось терпеть поражение, поэтому немецкая пехота даже решила вступить в рукопашную.

Но в атаку на них шли не простые автоматчики, а элита фронтовой разведки. Через минуту завязалась рукопашная схватка, немцев было чуть больше, и видимо это вначале придало им уверенности, но взвод во главе с Дуболомовым смело врезался в их ряды, сразу же перехватывая инициативу. Я понимал, что теперь с нашей стороны потерь конечно не избежать, но фрицы были обречены. У каждого моего разведчика был нож, и он хорошо был обучен приемам рукопашного боя. Один мой боец стоил трех фрицев, а Дуболомов, пожалуй, и всех десяти.

Рукопашная схватка продолжалась всего несколько минут. Надо отдать им должное, подопечные Гёпнера сражались до конца. Только три десятка фашистов из трехсот в конце концов подняли руки, остальные были или ранены, или убиты. Но какие-то фрицы все-же смогли убежать и скрыться в лесу. Из двух рот их спаслось не более 2 отделений.

Поле боя осталось за нами. Это была полная победа, но к сожалению, не бескровная: 8 курсантов и 3 разведчика были убиты, еще 12 бойцов получили легкие ранения, в том числе и Сенцов, которому пуля попала в руку. Четверть моих бойцов выбыла из строя полностью или частично.

Быстро подведя итоги нашей победы и сдержанно похвалив при всех радостного Сенцова, которого мне на самом деле хотелось расстрелять за самовольную атаку, я приказал собрать трофеи. С убитых немецких офицеров я попросил еще снять форму. В нашем распоряжении оказался еще практически целый танк, в который я попал первым, его экипаж удрал. Я не знал, что с ним делать, теоретически можно было починить гусеницу и ввести его в строй, но набрать толковый экипаж в данных условиях не представлялось возможным, поэтому я приказал Дуболомову подорвать его. Поле боя было завалено немецкими трупами и телами раненных солдат. Я решил не играть в благородство и приказал всех раненых фрицев добить, а сдавшихся в плен допросить и также расстрелять. Среди пленных не было офицеров, и они сейчас не представляли никакой ценности. Некоторые бойцы, услышав мой жестокий приказ посмотрели на меня с осуждением, но это были еще первые дни войны, и они еще не знали, что эти фрицы будут вытворять на нашей территории.

Наконец очередь дошла до Сенцова. Я подождал пока ему сделают перевязку и отозвал его в сторону.

— Товарищ ротный политрук, что за самоуправство? Вы почему не выполнили мой приказ?

— Я вас не понимаю, товарищ Василий, — попытался сначала хорохориться Сенцов.

— Ты все прекрасно понимаешь, наши убитые ребята на твоей совести! Мы по твоей вине потеряли сейчас целое отделение! Мы могли бы перестрелять фрицев на расстоянии, при нашем количестве пулеметов это было бы делом пары минут. Зачем?

— Я выполнял устав и действовал в соответствии с боевой обстановкой.

— Какой нахрен обстановкой? В чем был резон поднимать людей в эту бессмысленную атаку? У нас что, патроны закончились? Если бы не мои разведчики, ты бы потерял всю роту. Да тебя расстрелять нужно за такие дела! Я отстраняю тебя от командования. Занимайся только своими собраниями, а при первой же возможности отправлю тебя в тыл! — кричал я Сенцову, видя, как он бледнеет. Меня поддержал и подошедший к нам Дуболомов:

— Сергей, комроты прав, хороших ребят мы потеряли, не зря они погибли конечно, но у нас каждый человек на счету сейчас, а немцы снова полезут вот-вот.

Словно в подтверждении слов Дуболомова, я увидел, как от леса бегут наши бойцы.

— Танки, танки! — кричали курсанты.

«Ну вот накаркал, третья волна пошла», — подумал я. «А вдруг это сам товарищ Гёпнер пожаловал?»

Глава 9

Не успели мы собрать трофеи, как нужно было готовиться к следующему бою, в нашу сторону двигалась большая колонна немецких танков. Разведчики сообщили, что в ней было не менее двух танковых рот, а возможно и целый батальон, а это уже около 70 машин, среди которых уже в основном будут не легкие Pz.II, а скорее всего панзеры потяжелее — «тройки» и даже «четверки». С ними наши «сорокапятки» просто так не справятся, особенно если пытаться их пробить в лоб, да и в этот раз немцы будут поосторожней. Пострелять также красиво уже не получится. Сейчас мы их застали можно сказать врасплох, а теперь на каждый наш снаряд фрицы ответят тремя. И поминай как звали.

Немцы — народ пунктуальный и, если видимо первой разбитой нами группе, ставилась задача захвата моста, то следом шли уже основные силы, которые должны были уже без остановок переправиться на другой берег. На то, что они здесь серьезно споткнуться, фрицы видимо не рассчитывали. Нашу свалку утром хорошо обработала артиллерия и авиация, а, следовательно, по их данным от нашей обороны уже ничего не должно было остаться. Что собственно не сильно далеко от истины. Нашу поредевшую роту немцы снесут своей лавиной и даже не поперхнуться. Несколько танков, вот и все, что я успею подбить, нужно взрывать мост, но немцы легко обойдут нас с фланга. Ларин тоже такую махину не остановит. Вот какие мысли промелькнули в моей голове, я лихорадочно искал выход. Нужно было срочно придумать какой-то план.

— Дуболомов, отставить расстрел фрицев! Пленных перегнать на восточный берег, попробуем использовать их как заложников, — крикнул я, увидев, как бойцы ведут к реке группу взятых нами немцев.

У меня возник план как толково можно было бы использовать пленных фрицев, но нужно было теперь выиграть время.

— Афанасий, возьми своих людей и обстреляй колонну из леса, твоя задача просто остановить их, чтобы они провели разведку, а также постарайся определить состав и количество противника. В серьезный бой не ввязывайся, сразу отходи. Возьми все тяжелые гранаты, которые у нас есть, в общем пошуми там.

— Будет сделано, командир! — сказал Дуболомов и махнув рукой своим людям, приказал им следовать за ним.

Через несколько минут разведчики уже бежали навстречу немецкой танковой колонне, а я приказал курсантам рассредоточиться: была большая вероятность, что наши позиции снова будет обстреливать немецкая артиллерия. Через пятнадцать минут впереди за полоской леса завязался бой, послышались выстрелы и взрывы, которые скоро стихли. Я заволновался, но был уверен, что Дуболомов не подведет.

В небе раздался гул одинокого самолета и вскоре показался разведчик «Фокке-Вульф» Fw 189, знаменитая немецкая «рама», который стал кружить над недавним полем боя. Это был одновременно и хороший и плохой знак, немцы решили видимо провести воздушную разведку, пытаясь понять, почему их план на этом участке не сработал. Однако у советских солдат существовала примета: прилетела «рама» — жди беды. Как правило, сразу после пролёта разведчика по нашей обороне наносился артиллерийский или бомбовый удар. Несмотря на хрупкий вид и откровенно низкую скорость, Fw 189 обладал хорошей манёвренностью на больших высотах и был там весьма сложной целью для нашей авиации. Пилот самолёта мог легко уклониться от атаки истребителей, осуществляя горизонтальные манёвры, за которыми не могли следовать набирающие высоту истребители. Благодаря великолепному обзору и большим секторам обстрела воздушные стрелки разведчика имели все возможности даже сбить атакующий их истребитель. Но сейчас немецкий летчик вряд ли опасался нашей авиации, в первые дни войны ее попросту не было, остатки наших сил в спешном порядке перебрасывались на запасные аэродромы и приводились в боевую готовность.

Подбитые немецкие танки чадили, посылая вверх черные клубы дыма, я надеялся, что это слегка ухудшит обзор летчику и он снизится. Этот разведчик был точно хорошей целью для меня, однако я сомневался, что смогу его достать из своей винтовки на высоте более полутора километров, где висела сейчас «рама». Однако летчик не давал мне пока такую возможность, продолжая наматывать свои круги на безопасной высоте, вероятно он опасался действия наших зениток, которых у нас не было. Вскоре «рама» удалилась. Было сложно сказать, что разглядел пилот. Я бы предположил, что ничего. У нас никакой серьёзной обороны здесь не было. Обстрела наших позиций не последовало и немецкие танки не появлялись. Я с облегчением выдохнул, когда примерно через час вернулся Дуболомов с разведчиками.

— Я оставил там пару человек, присматривать за ситуацией. У немцев там средние танки, 40 штук может больше, есть мотопехота и пара бронеавтомобилей, простой пехоты нет, видимо, те 2 роты, которые были сюда направлены, считались достаточным сопровождением. Мы ударили из автоматов, кинули пару гранат, но далеко они, не достали. Немцы остановились и похоже совещаются, — доложил Афанасий.

— Я думаю, что пехота просто отстала, а без нее они не сунутся, сейчас «рама» летала, так что скорее всего будут утюжить сейчас нашу оборону. Перебирайтесь быстрее на восточный берег, если пойдут в атаку подорвем мост, нам их по-другому не остановить.

— Слушаюсь! — козырнул Дуболомов и побежал исполнять приказ.

Да, немцам мы дали неплохо прикурить, если бы не самовольные действия Сенцова, увлекшего роту в атаку, можно было радоваться победе с чистой совестью, а так на душе был осадок, моральный дух бойцов нужно было поддержать — сегодня многие потеряли своих товарищей, а впереди еще бесконечное множество боев и все это прекрасно понимали. Я вспомнил, что вечером планировал провести собрание и попросил Андрея позвать ко мне Сенцова. Тот подошел словно побитая собака.

— Сергей, если немцы через час не пойдут в атаку, то соберем людей, как и планировали для политинформации. Стенгазет не надо, лучше найдите указатель какой-либо и краску и напишите на нем крупно «MINEN!» — это будет очень хорошая стенгазета для фрицев.

Горячка боя спала и теперь Сенцов видимо понимал и признавал свою ошибку, он молча кивнул и отправился выполнять мои распоряжения. Оставалось только ждать и гадать, что дальше предпримут фрицы. Не успели мы перебраться на восточный берег, как на наши позиции стали обрушиваться запоздалые немецкие снаряды. Пожалуй, если бы мы остались, потерь было бы не избежать, огонь был очень плотный, немцы взялись за нас основательно, мост они не трогали, видимо рассчитывали сохранить его для перепевов. Примерно через полчаса фрицы перенесли обстрел на позиции Ларина, где позже по звукам стал разгораться серьезный бой. Однако на нашем участке фрицы вели себя пока смирно.

Уже смеркалось. Мы собрали людей в стенах заброшенного колхозного сельского ангара, видимо местного МТС. Восточный берег немцы пока не обстреливали, и я надеялся, что на сегодня активная фаза уже закончена, видимо фрицы будут наступать утром.

В ангаре мы собрали всех, кого могли кроме часовых. Всего сейчас в моем подчинении было 39 человек курсантской роты, 11 артиллеристов и 27 разведчиков вместе с Дуболомовым. Трое разведчиков и 9 курсантов, в том числе Сенцов, были ранены, и я планировал их отправить в тыл, пока была такая возможность, у нас не было здесь противотанковых гранат и пушек, и держать здесь раненых просто для массовки я считал бессмысленным. Заодно я планировал избавиться и от слишком ретивого политрука, который запросто мог выкинуть еще какой-нибудь фортель.

Бойцы сидели в ожидании с задумчивым видом, понимая какой враг нам противостоит, и как непросто будут идти следующие бои.

— Товарищи бойцы, — начал Сенцов, пытаясь по памяти взмахнуть перевязанной правой рукой, и скривился от боли, оставив эту попытку. — Сегодня мы дали врагу отпор. Немцы понесли большие потери и отступили. Все это благодаря действиям нашего командира — Василия Ивановича Теркина, который лично уничтожил 6 вражеских танков и своим примером вдохновил нас на бой с врагом.

— Ура командиру! — крикнул кто-то из артиллеристов, и все дружно захлопали.

Сенцов поднял левую руку призывая к тишине и аплодисменты стихли.

— Но наша победа омрачена, сегодня мы потеряли наших товарищей, преданных делу партии и Ленина-Сталина бойцов Красной Армии, их имена мы никогда не забудем. Поэтому фашисты заплатят за каждого нашего павшего высокую цену. Считаю, что мы должны отомстить за наших товарищей и мы сделаем это. Враг будет разбит, победа будет за нами! Слово товарищу Василию.

Я поднялся и посмотрел на внимательные и осунувшиеся лица моих бойцов. Все они были готовы отдать свою жизнь Родине. Бойцы притихли и ожидали от меня каких-то особенных слов. Глядя в эти, светящиеся надеждой бесстрашные глаза, хотелось конечно сказать им правду, что мы победим, но не скоро, что цена этой Победы будет очень высокой, что мало кто из них вернется домой, но что их дети обязательно будут помнить эту Победу, прославляя ее в веках. Невольно ком подступил к горлу. И я начал говорить им то, чего имел право сейчас сказать, я начал рассказывать им о подвиге нашей армии в 1812 году, которая смогла обратить в бегство Наполеона и на этих берегах поставить окончательную точку в той войне.

— Наполеон вёл остатки своей «Великой Армии» к русской границе с единственной целью — спасти как можно больше солдат. Если бы это случилось, он снова бы напал на нас. Русский главнокомандующий фельдмаршал Кутузов не имел желания вступать в генеральное сражение с Наполеоном, поэтому действия основной русской армии ограничивались преследованием французов. Однако, это были очень хитрые враги. Чтоб создать ложное впечатление у наших полководцев, что они собираются переходить Березину южнее Борисова, их император разместил артиллерийские батареи на месте фальшивой переправы и провёл там ряд демонстрационных манёвров силами нескольких тысяч солдат.

В это время инженерные войска французов спешно строили два моста у реки Студёнки, где они разведали возможность переправы. Один мост строился для прохода людей, другой — для артиллерии и повозок. По реке, ширина которой составляла около 100 метров, плыли в этот момент льдины, мешавшие стоящим по плечи в ледяной воде французским солдатам возводить мост. Но надо отдать им должное они свое дело сделал и по свидетельствам очевидцев все они потом погибли от холода.

В 2 часа дня 27 ноября Наполеон со старой гвардией перешёл на западный берег. Он приказал пропускать в первую очередь «боеспособные, идущие в строю» воинские команды. Повозки не пропускались за исключением карет маршалов. В страхе перед казаками у переправы скопились тысячи раненых и обмороженных, ожидавших разрешения проехать со своими повозками. В целом переправа продолжалась в течение дня спокойно. Но уже к вечеру 27 ноября наши узнали об обмане, и что французы переправляются севернее Борисова и стали перебрасывать туда войска. Ближе к вечеру 28 ноября на собравшуюся у переправы многотысячную толпу стали сыпаться ядра нашей артиллерии. Толпы людей кинулись к мостам. Один из мостов под напором бегущих по нему не выдержал и рухнул. В создавшемся беспорядке переправа застопорилась, люди, столпившие на берегу, погибали в давке и от удушья. В это человеческое скопище продолжали падать многочисленные русские ядра и бомбы. В ужасе тысячи французов бросились в ледяную воду Березины, пытаясь вплавь перебраться на другой берег, но гибли, захлебываясь в холодной воде, а также от огня русской артиллерии.

Боясь нашего преследования, французы сожгли оставшийся мост. Десятки тысяч солдат, беженцев и многочисленные военные обозы французов остались на восточном берегу. На эту, прижатую к реке, толпу деморализованных под ураганным огнём русской артиллерии французов налетели казаки Платова, которые не щадили никого. Всё было кончено.

Через Березину успело переправиться всего несколько десятков тысяч человек, большая часть из них были гражданские и небоеспособные группы. Это все, что осталось от некогда огромной, насчитывавшей 700 тысяч солдат «Великой Армии», которую привел к нам Наполеон.

Я умолк. Все тоже задумчиво молчали. Мой рассказ вероятно нашел в сердце каждого бойца отклик тем событиям и заставил по-новому взглянуть на сегодняшний день. Они словно мысленно перенеслись на какое-то время в те далекие времена и парили сейчас над просторами великой реки Березины, где наши славные предки, овеянные победой, добытой звоном сабель и звуком пушек, навсегда уничтожили наполеоновские планы врага.

— Немцы на восточном берегу! Позиции капитана Ларина прорваны, наши отступают! — раздался словно выстрел крик вбежавшего в ангар часового.

— Рота в ружье! — громовым голосом приказал Дуболомов.

Мои бойцы молча и без всякой паники встали и начали разбирать свое оружие. Решающий бой врагу нам предстояло дать не утром, а уже прямо сейчас.

Глава 10

Как я и предполагал, немцы с ходу не смогли взломать оборону мостов через Березину и начали искать брод. Самым удобным местом для переправы, учитывая особенности рельефа, они посчитали участок капитана Ларина. Днем наша оборона понесла здесь ощутимые потери от вражеской артиллерии и авиации. Из пяти «сорокапяток» у Ларина оставалось только три, когда немцы силами 2 танковых рот пошли в атаку. Снаряды отскакивали от лобовой брони «троек» и «четверок», а вскоре танки заставили замолчать оставшиеся орудия. После этого в атаку пошла немецкая пехота, которая стала преодолевать реку вброд и на разных подручных плавсредствах. Пулеметы Ларина смогли существенно проредить порядки наступавших, но не остановили их. Когда немцы приблизились, в наши окопы полетели гранаты.

Удивительно, что мы не замечали, какой сильный бой идет рядом, всего в двух километрах от нас, видимо сознание притупилось и звуки близких разрывов и стрельбы не казались уже чем-то пугающим.

Остатки батальона, который ничем уже не мог сдерживать танки, отступил в сторону нашего моста. Сам капитан Ларин был ранен, но продолжал находиться в строю. Под его командованием оставалось около трех потрепанных рот, у которых практически отсутствовали боеприпасы.

Все это сообщили бойцы, которые прибежали на наши позиции по приказу Ларина, чтобы узнать, есть ли у нас пушки и можем ли мы чем-то помочь его отступающему батальону. Я понимал, что нужно действовать решительно и быстро, немцы с каждой минутой будут расширять свой плацдарм, а также попытаются навести понтонный мост и переправить на наш берег свои танки, обходя с фланга всю нашу оборону.

В данной ситуации я принял единственно правильное решение — немедленно выдвигаться в сторону отступающего батальона. Расчетам «сорокапяток» я приказал тоже с помощью всех имеющихся средств организовать переброску орудий в нашем направлении. Я понимал, что танки могла остановить только арта. Мы с Дуболомовым и частью разведчиков разместились на трофейных мотоциклах и через несколько минут уже были на позициях Ларина, правда в темноте нас едва не обстреляли наши, приняв за немецкие части. Прямо на мотоциклах мы разложили карту и провели оперативное совещание.

— На нашу сторону немцы смогли перебросить уже несколько танков, я видел два. К счастью глубина здесь не позволяет им полностью пересечь реку с ходу, на конечном участке немцы воспользовались плотом. Также на западном берегу пока и их мотострелковые части. На восточном берегу на месте наших позиций сейчас примерно 2 роты немцев, поддерживаемые огнем танков и минометов. К утру они скорее всего расширят плацдарм и наведут понтонную переправу, — доложил Ларин.

— Наша задача сделать так, чтобы этого не случилось, мы должны выбить их на западный берег и наглухо законопатить эту дыру, — сказал я, — как вы смотрите на то, если я возьму на себя временное командование вашим батальоном? Вы серьезно ранены.

— Это пустяки, но думаю, что лейтенант Собольков одобрил бы этот план, так как он предупредил меня, что вы — опытный командир, и в случае отхода, нужно отступать в вашем направлении. А с моим командованием у меня нет сейчас связи, в последний раз они выходили на нас утром: посыльный боец передал мне, что значительные силы наших войск все еще отходят по большому мосту в Борисов, выходя из окружения под Минском.

— Будем атаковать. Что у нас с минометами? — спросил я, обдумывая возможности огневой поддержки.

— Мины есть, но миномет всего один, да и дальность его действия около 200 метров делает его малоэффективным на открытой местности.

— Согласен, — сказал я, но в эту минуту у меня в голове возник неплохой план.

Вскоре к нам подтянулись мои бойцы и одна пушка, которую тянул на прицепе ГАЗик. Мы располагали сейчас 4 ротами бойцов, которые были полны решимости отдать свои жизни, но остановить врага, понимая серьезность ситуации для всей обороны Борисова. Я становился на время комбатом — просто головокружительная карьера для рядового бойца. Следовало торопиться и ударить по немцам, пока они серьезно не расширили свой плацдарм. Ночь и темень стоявшая кругом были на нашей стороне так как фрицы лишались главного своего преимущества — авиации.

— Товарищ капитан, мы сейчас подтянем пушки и ударим ими по немецким танкам, но вначале устроим небольшую артподготовку и быстрым броском пойдем в атаку, впереди пойдет взвод моей разведки с автоматами, ваша задача силами одной роты отсечь немцев от берега и не дать подтянуть резервы, для этого я дам вам еще 5 пулеметов.

Весь мой план был рассчитан на внезапность и силу нашей атаки, нужно было сбросить в реку не менее 400 человек окопавшейся вражеской пехоты, наши силы были сейчас примерно равны, но у немцев наверняка были пулеметы и в запасе еще 2 танка, потери с нашей стороны будут просто огромными, если я дам поднять им голову. Я подошел к ящикам с минометными минами. В них лежали хвостатые боеприпасы от нашего миномета-лопаты, 37-мм осколочные мины массой около 500 граммов. Этих боеприпасов было в избытке. Перед войной в СССР произошло чрезмерное увлечение миномётами. Военное руководство считало, что лёгкие, недорогие простые в производстве и обслуживании миномёты способны заменить собой другие типы артиллерийского вооружения и наладило массовое производство минометов и боеприпасов к ним.

Я решил, что с моими способностями просто сам закидаю немецкую оборону этими гостинцами. Если мне удалось пятикилограммовый камень зашвырнуть на расстояние 200 метров, то эти игрушки спокойно смогу метать на все 300, а это дальше, чем наш штатный миномет.

В детстве я смотрел американский фильм про Вторую Мировой войну «Спасти рядового Райана» и запомнил эпизод, где американские солдаты кидали руками в противника миномётные осколочные мины, которые потом взрывались, нанося ощутимые потери врагу. Я еще тогда очень удивился, думая, что это чистая фантазия режиссера. Слишком как-то ловко это у них получалось — ударил мину с вышибным зарядом о плиту либо камень, бросил на двадцать метров и взрыв! Результат — поражение осколками живой силы врага на достаточно большом участке. Брошенные американскими солдатами в противника мины взрывались также как осколочные гранаты.

Потом уже постарше, я понял, что в теории это очень даже возможно. То есть сильного удара хвостовиком мины о твердый предмет достаточно, чтобы взрыватель взвелся, хотя подобная «граната» и для человека, бросающего ее, представляет существенную опасность. Нужно было хорошо бить и бросать побыстрее и подальше.

Я нашел подходящий камень и приказал роте курсантов осторожно подтянуть его и ящики с минами на расстоянии 300 метров к немецким позициям, нужно постараться не всполошить фрицев раньше времени, тем более что они и так нас ждали, периодически освещая небо сигнальными ракетами.

Вскоре мой батальон занял исходные позиции на расстоянии 350 метров от врага, свои «сорокапятки» мы выкатили на прямую наводку, в этот раз я доверил вести стрельбу расчетам Спиридонова самостоятельно. Наши две пушки против двух немецких танков — силы были равны. Я приказал начать атаку только после моей команды, которую планировал дать после «артподготовки».

Я подполз к ящикам с минами и взяв в руки первую «игрушку» слегка подбросил ее: да, кину ее на 300 метров и очень легко. Статистически я был сильнее обычного бойца примерно в пять раз, но как я понял, моя Сила распределялась таким образом, чтобы можно было концентрировать определенные усилия в заданном направлении.

Я размахнулся и бросил первую мину, примерно через 10 секунд на немецких позициях раздался приглушенный взрыв. Как я понял еще одним преимуществом именно такого способа стало то, что немцы не смогут понять — откуда ведется стрельба — звук удара мины о камень был очень тихим по сравнению с выстрелом из миномета. Я одной за другой стал быстро кидать мины в сторону врага, получалось примерно 50 мин в минуту. Немцы сразу открыли огонь, но как я и предполагал, палили они в панике во все стороны, не понимая где находится их враг. Когда я зашвырнул 3 сотни, то понял, что нужно передохнуть: метавшая боеприпасы правая рука просто отваливалась. Только здесь я осмотрелся вокруг и попытался проанализировать, чего я добился. За пять минут на компактную немецкую оборону упало значительное количество крылатых снарядов. Фрицы перестали стрелять и залегли, видимо просто решив поглубже в окопах переждать массированный налет наших минометов.

Немного передохнув, я приказал взводу Дуболомова ползком продвигаться к немцам, и продолжил опустошать ящики с минами. Мои бойцы ничему не удивлялись, видимо думая, что мины сами летят во врага, нужно было их только правильно ударить в хвостовую часть и подбросить.

— В атаку, вперед! — вскочил я, когда правая рука снова отказалась слушаться. Я взял у подбежавшего Чопорца свою винтовку и перевел систему в режим ночного видения. Расчеты 2 немецких пулеметов, попытавшихся открыть стрельбу были сразу же мной выведены из строя, а взвод моей разведки уже прыгал в окопы, вступаю в рукопашную.

Ура! — понесся над рекой громогласный крик моего батальона, где-то уже на берегу застучали пулеметы роты капитана Ларина.

Я включил максимальную скорость и впервые протестировал свою новую возможность бега — она была запредельная, 300 метров я покрыл за 6 секунд. В голове сразу вспомнился бородатый анекдот про гаишников, которые остановили водителя за превышение: «Я что слишком быстро ехал? Нет слишком низко летели». Я решил не останавливаться и пользуясь своей скоростью принять участие в рукопашной, углубившись в немецкую оборону, это дало свои результаты. В сотне метрах от себя я увидел экипаж немецкого танка, который словно в замедленном кино бежал к своей машине. Я свернул в их сторону и догнав танкистов врезал каждому из них кулаком по голове. Не останавливаясь я прыгнул в немецкий танк и захлопнул за собой крышку люка. Мне повезло, это был Pz.Kpfw.IV — «четверка» в хорошем состоянии и с полным боекомплектом. Проведя обучение, я завел танк, справедливо полагая, что наша пехота мне в окопах не страшна, а второй немецкий танк я теперь легко ликвидирую. И действительно, я скоро увидел вторую «четверку», которая медленно проползла мимо меня в сторону нашей атакующей пехоты. Я развернул башню своего танка, зарядил пушку и буквально в затылок произвел выстрел по второму немецкому панзеру. Танк и экипаж были уничтожены, боекомплект немецкой машины сдетонировал и огромный полыхающий костер на месте уничтоженной «четверки» осветил поле боя. Я подсел к пулемету и стал поливать свинцом немецкую пехоту, которая уже во всю прыть бежала к реке. Для фрицев, оказавшихся здесь, это был настоящий ад. Под огнем пяти пулеметов капитана Ларина на западный берег ушли считанные единицы фрицев. Также на реке был потоплен плот еще с одним танком и куча немецких плавсредств. Я дал несколько выстрелов по скоплению немецкой мотопехоты на противоположном берегу. Немцы в ответ не открывали огня, абсолютно не понимая, что тут происходит, и боясь зацепить своих. Я спокойно расстрелял все снаряды и разрядил в сторону западного берега пулемет. Результатом был уничтоженный склад боеприпасов, которые фрицы сложили на берегу, готовясь к переправе. Противоположный берег был полностью зачищен. Враг поспешно отвел от реки свои подразделения, неся ощутимые потери и не имея возможности открыть ответный огонь. В рации моего танка все время истерически кричали по-немецки, чтобы я «отставил огонь, так как стреляю по своим». В рядах противника была паника и неразбериха. На нашем берегу выстрелы смолкли. В крышку люка осторожно постучали.

— Товарищ Василий, вы там? — услышал я голос Чопорца и открыв люк, высунулся из танка, оглядывая поле боя.

— Я сразу понял, что это вы и сказал нашим, чтобы не стреляли по этому танку, — ликующе прокричал Андрей, на радостях приобнимая меня, — дали мы им тут прикурить, прямо как вы рассказывали про Березину и французов.

— Да, точно, Березина 2.0,- ответил я, и махнул рукой улыбавшемуся здоровяку Дуболомову, одной рукой тот тащил немецкий пулемет, а другой — целого пленного майора.

Глава 11

Ночной бой, который мы провели на позициях Ларина, выбив немцев с занятого ими плацдарма, оказался очень удачным. Мины,которые я забрасывал, вывели из строя очень многих вражеских солдат, заставив большинство из них глубоко залечь в окопах и пропустить нашу атаку. Но к сожалению потери с нашей стороны тоже были: мы лишились 8 курсантов и 1 разведчика, 25 наших, включая трех людей Дуболомова также получили легкие ранения. За это немцы заплатили высокую цену: 2 роты противника было полностью уничтожено. Немцы потеряли 4 танка: два на восточном берегу, один мы потопили на плоту, и еще панзер, который мельтешил на западном, я расстрелял из своего танка. Также моим огнем практически была уничтожена и рассеяна рота немецкой мотопехоты и ликвидирован склад немецких боеприпасов, в основном снарядов для орудий и танков. Ценным трофеем оказался и захваченный нами майор, который относился к высшему офицерскому составу. Получив от Дуболомова первый отчет о потерях, я решил сразу же, не откладывая допросить важного языка.

Фриц имел весьма бравый вид и проявлял истинное арийское спокойствие. Его погоны майора сплетались из тех же двойных сутажных шнуров серебристого цвета, как и у младшего командного состава, но имели другой, чем у лейтенантов или гауптманов более сложный рисунок. Офицеры вермахта шутливо называли их «гусеницей». Также я решил называть и нашего языка. Собственно, по этим погонам Дуболомов сразу понял ценность этого фрица и не стал его убивать, помня, какое задание давал нам Собольков. Немец действительно был здесь большой шишкой. По штату майору предписывалось командовать пехотным батальоном из 800 человек или танковым подразделением из 50–70 танков.

Я начал допрос, как только Дуболомов подвел ко мне эту Гусеницу. Пленных кроме него больше не было, а всех раненых фрицев я также приказал добить. Видя, что мы настроены весьма решительно, майор не стал играть в молчанку. Когда я заговорил, немец удивленно уставился на меня, поразившись моему идеальному беглому произношению, и пытаясь определить, какую иерархию я занимаю, находясь в форме рядового бойца Красной Армии. Видимо и то, что я только что вылез из немецкого танка, из которого перед этим вел бой, развязало ему язык. Он очень хотел понять, кто я и что все это значит?

Майор Ханс фон Фрауенфельд цу Лейпциг оказался не просто обычным военнослужащим, а членом НСДАП, да еще и целым бароном. Я сначала совершенно не мог понять, что он здесь забыл, не только на самой передовой, но вообще на Восточном фронте. Видимо в первые дни войны с нашей страной всякая фашистская шваль еще думала, что это будет легкой прогулкой и не брезговала замарать свои руки.

Оказалось, что Ханс служил в 8-й танковой дивизии все того же Гёпнера, не встречая серьезного сопротивления, его мотострелковый батальон попытался почти с ходу преодолеть переправу. Его подразделению ставилась задача — захватить плацдарм на восточном берегу и обеспечить дальнейшее продвижение всей танковой дивизии в сторону Смоленска. По его данным, на нашей стороне уже должны быть части 6-й танковой дивизии, которые были остановлены нами у моста. И видимо немецкая педантичность, и обязательность при выполнении военных планов сыграла с Хансом злую шутку: вместо того, чтобы досконально разобраться в ситуации, он приказал переправить его на восточный берег, чтобы руководить наведением понтонной переправы. Для этих целей ему была выделена саперная рота, которая еще оставалась на западном берегу, но уже начинала подготовку необходимых для строительства конструкций. Примерно к утру части 8-й дивизии должны были уже подойти и переправиться на восточный берег, и далее, соединившись с частями 6-й дивизии двинуться к Смоленску, минуя Борисов.

Я наглядно увидел немецкий блицкриг в действии: немцы очень нагло и быстро перлись в глубь нашей обороны, обходя незначительные очаги сопротивления. Вкратце их задача была такова: в течение дня из пункта А дойти в пункт Б. О том, что по дороге их может ждать какое-то организованное сопротивление, немцы не сильно переживали, им говорили, что Красная Армия уже разбита и путь открыт уже до самой Москвы. Они наоборот даже радовались, если встречали какой-либо наш заслон, так как это вносило разнообразие в их действия. Наша оборона при помощи авиации, артиллерии и танков быстро подавлялась. Этот майор был именно тем, кого так хотел Собольков, его нужно немедленно было отправлять в штаб фронта и дальше можно уже без остановок углубляться в тыл врага, не отвлекаясь на поиски языка.

— Можно узнать, кто вы? Я совершенно не могу понять ваш статус, как командира, — не выдержал Ханс.

— Боец особого назначения рядовой Василий Теркин! — ответил я и козырнул фрицу.

— А почему вы командуете данным подразделением, насколько я понимаю ваш статус рядового бойца — это самый низший чин в вашей Красной Армии?

— Правильно понимаете, Ханс, однако в каждом подразделении у нас насчитывается определенное число бойцов особого назначения, это универсальные солдаты, которые могут взять на себя даже командование армией в случае необходимости. Сейчас я нахожусь в статусе командарма.

— Но мы ничего не знаем о таких бойцах, таких подразделений нет ни в одной армии мира.

— Конечно, и не будет, такие подразделения есть только в Красной Армии. Поэтому мы и выиграем эту войну, потому что даже лишившись командиров и политруков, наши подразделения возглавят бойцы особого назначения.

— А кто ставит вам задачу?

— Никто, наша задача определяется миссией, в настоящее время моя миссия — задержать ваше наступление, также мне хотелось бы на свой страх и риск ликвидировать генерала Гудериана. Надеюсь, я сказал вам достаточно за вашу откровенность, Ханс, теперь прошу меня извинить, так как в настоящее время не располагаю временем для продолжения нашего общения. Кстати, ваша тактика блицкрига — это полнейшее дерьмо, — а старый кавалерист Гёпнер не очень уж и предан Гитлеру и за это его скоро повесят, — в заключение разговора сказал я майору.

Последней фразой майор был совсем выбит из колеи, понимая, что имеет дело с чем-то необъяснимым и даже мистическим. Сначала я хотел содрать с Гусеницы и использовать его форму, а также документы в тылу врага, однако такой «фрукт» наверняка был слишком заметной фигурой, и я решил ограничиться малым — использовать его для дезинформации своих пленных. Приказав временно изолировать Гусеницу в отдельной землянке, я занялся нашей обороной.

Теперь я формально отвечал за достаточно большой участок нашего фронта, протяженностью не менее 2 километров. Против фрицев у меня был всего один пехотный батальон и две пушки. Я понимал, что сдержать имеющимися силами передовые части группы армий «Центр» на моем участке не было уже никакой возможности. По сути нашей обороны уже не существовало и захоти, например, немцы проехать сейчас на восточный берег по нашему мосту, они бы это уже сделали. А разрывать свои и так незначительные силы между двумя участками обороны я не собирался. Нужно было срочно проводить рекогносцировку, видимо взрывать мост, и выбирать одну точку для обороны. Я решил оставить батальон на отбитых позициях капитана Ларина.

Между тем, пока нас не окружили, необходимо было срочно отправлять в тыл раненых. Ларин, имевший ранение в шею и плечо, наотрез отказался покидать позиции. Я решил воспользоваться этим и избавиться от политрука. Подозвав Сенцова, я отдал ему приказ: осуществить отвод раненых и доставку в штаб фронта очень ценного языка, связаться с командованием в Борисове и получить новые директивы по обороне, а также передать, что нам срочно нужно пополнение, а также снаряды и противотанковые гранаты.

На выполнение всего списка поручений я конечно не рассчитывал, пусть не здесь, а видимо уже на другом участке фронта наша оборона неминуемо в скором времени будет прорвана. Но знание суровых реалий вовсе не вызывало у меня панического состояния. Я нервничал только потому, что совершенно не понимал, когда будет выполнена и закончится моя текущая миссия. Если я срочно что-то не предприму сейчас же ночью, то моя задача задержать противника именно на вверенном мне участке фронта с треском провалится уже утром, когда подойдут части 8-й и проснуться части 6-й танковой дивизии Гёпнера. Нельзя было медлить ни минуты.

Я приказал Андрею и Афанасию «седлать» наших железных коней и взяв с собой Гусеницу, отправился к мосту к нашим пленным фрицам. Когда мы прибыли на место, я без всякого почтения схватил копающегося Ханса за шиворот и открыл дверь в сарай, где находились задержанные оккупанты. Увидев нас, те проснулись и повскакивали со своих мест, вытянувшись по стойке смирно. Они прекрасно помнили, что всех раненых врагов на поле боя мы добивали, а их самих едва не расстреляли.

Я приказал Гусенице рассказать немного о себе, а после обратившись к солдатам вермахта сказал, что они скоро отправятся под моей командой в расположение немецких частей и если что-то пойдет не так, то майор Ханс фон Фрауенфельд цу Лейпциг будет подвергнут жесточайшим пыткам и расстрелян. И только от них теперь зависит их жизнь, а также здоровье этого ценного офицера, в котором заинтересован лично Адольф Гитлер. Видя, что фрицы прониклись важностью предстоящей миссии, я с чистой совестью приказал отправить майора к Сенцову для последующей доставки в наш тыл.

Нужно сказать, что немецкие мотоциклы оказались очень незаменимы для скоростных перемещений на моем участке обороны. Но теперь я собирался задействовать их для важной операции по дезинформации.

Попросив Чопорца принести нашу бывалую трофейную форму жандармов, я погрузил в один из мотоциклов приготовленный политруком столб с надписью «MINEN!».

Взяв двух толковых разведчиков, умеющих водить мотоциклы, я приказал им переодеться в немецкую форму, также с Чопорцом сделали и мы. Быстро погрузившись в свои колесные средства передвижения и на всякий случай взяв с собой побольше «лимонок» и немецкие автоматы MP-40 «Шмайссер», захваченные на переправе, мы переехали по мосту и сразу завернули в сторону позиций капитана Ларина. Никакого сплошного фронта в первых числах июля еще не существовало. По полям мы намеревались зайти в тыл «нашей» танковой колонне. К счастью у самой реки мы никого так и не встретили, и уже в тылу немцев выскочили на шоссе, ведущее к Минску. Сделав приличный крюк, наши два мотоцикла через пару часов подкатили к передовым боевым порядкам 6-й танковой дивизии Гёпнера. Видя форму полевой жандармерии, часовые даже не попытались нас затормозить. Оно было и понятно, с этими подразделениями предпочитали лишний раз не связываться, так как узнавали нас издалека. Служащие полевой жандармерии получили прозвище «цепные псы» из-за носимых на металлической цепи горжетов с нанесённой эмблемой, под которой было написано чёрным готическим шрифтом «Feldgendarmerie», обе пуговицы по углам были лакированы люминофором. Мы отъехали от часовых метров на 100 в сторону нашего моста, и я приказал остановиться. Затем достав какие-то бумаги, я демонстративно «сверился» с чем-то и приказал на немецком своим бойцам установить наш столб на дороге, подкрепляя все это жестами. Торопя и ругая своих «нерадивых» солдат, я медленно подошел к часовым и представился.

— Оберфельдфебель Бальцер, полевая жандармерия, — небрежно козырнув, сказал я часовым, — нам приказали установить здесь эти знаки, так как мост у русских заминирован, а сразу дальше за ним на 2 километра тянется сплошное минное поле, эти идиоты думают, что мы настолько глупы, что сунемся прямо в их ловушку. Однако это не так. Вашему командованию отдали приказ идти на юг для соединения с 8-й дивизией на этом берегу и дальше следовать нашему плану.

Далее я попросил опешивших и вытянувшихся по стойке «смирно» часовых закурить и попросил прощения, что разболтался, «информацию, которую я сообщил, должно знать только их руководство, но оно и так ее знает, поэтому нам нужно срочно ехать в другое место и командование 6-й танковой дивизии мы беспокоить не будем».

— Ну что вы так долго копаетесь? — крикнул я своим бойцам и быстро закончив работу мы отправились по шоссе назад в сторону Минска.

Я был просто уверен, что мой план сработает. Утром часовые доложат своему командованию о столбе, установленном жандармерией и о больших минных полях русских за рекой. Наверняка это отобьет охоту немцев немедленно наступать на этом направлении. Собственно, я не сильно рисковал, так как приказал Дуболомову заминировать мост и в случае, если немцы сунуться к нему, подорвать. Однако сейчас для созданной мной легенды, мост должен быть целехоньким. Поколесив еще 2 часа по полям, мы к самому утру уже на остатках горючего вернулись к нашему мосту, но уже, с другой стороны. «Ну теперь ваш ход, товарищ Гёпнер», — подумал я и не раздеваясь лег спать. Мне казалось, что спокойное утро, на сколько это могло быть в этой ситуации, обеспечено, но к сожалению, я заблуждался.

Глава 12

— Василий Иванович, немцы в Борисове! — кто-то усилено тряс меня за плечо, а я, ничего не соображая, все не мог проснуться, мне казалось, что я только закрыл глаза. «Так, где-то я уже слышал про Василия Ивановича, а ну да, это же вроде Чапаев».

— Что значит в Борисове? — я внезапно вскочил, сон как рукой сняло.

Передо мной стоял Дуболомов с ведром воды.

— Извините, я уже того, собирался вас из ведра поливать, бужу, бужу вас, а вы мне все про какого-то Петьку и Анку кричите, — виновато сказал Афанасий и отставил ведро, — наши бойцы вернулись, которых мы ночью отправили с ранеными.

— Что и раненые вернулись? И Сенцов? — я в ужасе схватился за голову.

— Да, нет, Сенцов с ранеными и языком вроде проскочили, Чопорец с ними уехал, а утром наш водитель возвращался и увидел немецкие танки на большом мосту у Борисова.

При этих словах я не к месту с облегчением выдохнул, ожидая чего похуже, да фрицы в реальности этот мост тоже захватили, не помогли видимо мои советы Соболькову, не смогли они взорвать этот чертов мост. Я мельком взглянул на свою информационную панель и увидел, что моя миссия по задержания врага все еще не была выполнена. И тут меня осенило.

— Едрен-батон, ну конечно! Как же я сразу не догадался! Вот же идиот! — выругался я вслух и постучал себя по голове.

Немцам к чертям собачьим сдался наш мост, который я охранял, он деревянный и просто не потянет тяжелые танки — сломается под их тяжестью. Наши советские мосты, в основном кстати деревянные, были грузоподъемностью в диапазоне от 5 до 10 тонн. Такой мост сам по себе уже представлял для немецких танков препятствие, поскольку он не выдержал бы веса даже наиболее легких танков. Немецкие «двойки» весят около 10 тонн. А для более тяжелых машин в любом случае требовалось наводить переправу, поскольку Pz.Kpfw IV массой до 28 тонн вообще нигде не смог бы проехать. И вообще, думается, что известная немецкая классификация танков по весу как раз и родилась из подобных, военно-дорожных соображений. И вместо того, чтобы всю ночь кататься и пытаться ввести фрицев в заблуждение, я совершенно забыл про этот единственный большой мост. Видимо он был железнодорожный и смог выдержать их технику.

— Нужно немедленно взорвать этот чертов мост! — решительно сказал я ожидающему моих действий Дуболомову. Теперь я точно знал, что моя миссия будет выполнена, только со взрывом этого стратегически важного объекта. Получалось, что я сам согнал к мосту всех фрицев со всего западного берега. В одном месте я их затормозил, в другом не дал переправу навести — вот они и кинулись туда на радостях.

— Позови ко мне этого бойца, пусть сам все расскажет, — сказал я Афанасию, натягивая сапоги, и понимая, что, разговаривая сам с собой и не переодев немецкую форму с ошейником жандармерии на шее, я смотрелся очень комично.

Через 10 минут я уже узнал все подробности. Наши все еще продолжали ночью отход по мосту и по этой или другой причине к моменту подхода к Березине основных немецких частей, мост взорван не был. Для врага это была невероятная удача. Тут же вперёд был отправлен авангард — три легких танка Pz.II с десантом на броне. В 6 часов утра немцы на всех парах устремились к мосту по шоссе, разметав попавшийся по дороге конный обоз и отступающие части. Никакого организованного ответа с нашей стороны не последовало: из строя был выведен только одни танк, и то, его протаранил своим грузовиком какой-то неизвестный герой. Сильно повредить бронированную машину он не мог, но десант слетел с брони, а сам танк пробил перила и застрял, наполовину зависнув одной гусеницей над водой. Наши минёры побежали на мост, стали вставлять детонаторы, но немецкие пехотинцы из числа танкового десанта, заметив их, открыли огонь. Подрывникам пришлось экстренно прыгать в воду… тем, кто ещё был жив конечно.

— И значит эти немецкие танки ворвались на мост, и почти вся охрана была взята в плен, а орудия и пулемёты захвачены целыми и исправными, — закончил доклад боец, — я не стал ждать, что дальше будет и сразу сюда.

— Так, — сказал я, задумчиво глядя в стену, — дальше все понятно. При поддержке бронетехники немецкая мотопехота ворвалась на наш берег и зачистила опорные точки, захватывая плацдарм. Мне нужно подумать.

Было уже 8 часов, и значит за 2 часа, немцы смогли уже перекинуть на восточный берег огромное количество своих подразделений, а самое главное — организовать охрану моста. Из вариантов — немедленно атаковать мост батальоном Ларина — отпадает, у немцев и артиллерия и авиация сейчас будет работать, только людей положим. Угнать немецкий бомбардировщик и разбомбить мост? Хорошая идея, только где же искать сейчас эти немецкие аэродромы? Тут целые сутки потребуются на такую операцию. Оставался единственный вариант — скрытно со взрывчаткой подобраться к мосту. Только этот вариант.

— Дуболомов, а где сейчас наш трофейный танк, из которого я стрелял?

— Да там же на берегу, вы как его бросили, так и стоит.

— Тьфу ты, черт, его же сейчас авиация или артиллерия разделает под орех, срочно туда! Заводи мотоциклы! И этих — задержанных, то есть оккупантов, тоже прикажи туда отогнать, пора им уже поработать.

Пока мы ехали к брошенному мной танку я еще раз прокручивал все варианты, вспоминая из истории все что помнил про наведение и разрушение мостов.

Уже легионеры Юлия Цезаря прекрасно знали, как быстро перебраться через реку, противоположный берег которой занят противником. Вдоль берега они собирали плот, по длине равный ширине реки. По его краю, обращенному в сторону врага, устраивали подобие забора, который защищал и от излишнего любопытства противника, и от вражеских стрел. Оба конца плота привязывали к колу, вбитому в землю. В час штурма один из концов освобождали от привязи, и само течение реки поворачивало конструкцию поперек реки. Воины устремлялись на врага, и поэтому же плоту непрерывным потоком потом шли подкрепления. Так был изобретен плавучий или наплавной, по терминологии военных специалистов мост-лента. Но сейчас фрицам конечно не до таких конструкций. Причина проста: наплавной мост плотовой конструкции имеет очень малую грузоподъемность. Он годится для пехоты или кавалерии, но совершенно не подходит артиллеристам с их тяжелыми пушками. А ведь именно им мосты нужны больше всего. Вторая причина отказа от плотовой конструкции мостов заключается в том, что для их постройки требуется множество сухих бревен, а заготовить и привезти на берег большое количество леса далеко не всегда и не везде возможно. Да и сбивать длинный плот — дело слишком долгое.

Танкам требовался или железнодорожный мост, или же подходящий наплавной мост. Поэтому куда немцы будут устремлять основные удары — задачка для первого класса.

Но сейчас мне срочно нужно было как-то переправить немецкий танк на противоположный берег. Можно было придумать только плот, немцы его сюда так и доставили. Я приказал бойцам срочно искать остатки плотов, сколачивать их и параллельно побежал искать взрывчатку. На месте взорванного мной склада каким-то чудом осталось большое количество целых немецких снарядов.

Я с опаской посматривал в небо: с минуту на минуту могла налететь вражеская авиация. Плот вскоре был построен и к этому же времени подошла группа пленных фрицев. Мы медленно перебрались на противоположный берег и я приказал пленным набивать танк снарядами по самую башню, оставляя только место для водителя.

Через пол часа наш «гроб на колесах» медленно тронулся вдоль берега к захваченному мосту. Впереди танка бежала толпа фрицев, а позади ехали наши четыре мотоцикла с переодетой четверкой разведчиков. Глядя на эту пеструю колонну, я понимал, что мой план мог сработать только в одном случае: в спешке переправы немцы не станут слишком придираться к нашему «цыганскому табору».

«К счастью» когда мы подъехали, здесь уже образовалась приличная пробка из всякой немецкой техники. Моя сборная колонна заняла свою очередь на переправу. Фрицы с удивлением взирали на наших пленных: оружия у них не было, а форма выглядела очень жалко, но к чести моих заложников они вели себя спокойно, видимо помня о судьбе майора. Наконец заехав на мост, я остановил танк, вылез из люка и приказал Дуболомову перекрыть сзади дальнейший въезд, а немцев срочно направил на разгрузку снарядов из танка прямо на полотно моста. Будучи в форме жандарма, я очень уверенно командовал созданием этого хаоса. Видимо мой план сработал только потому, что был верхом наглости, охрана моста вообще не понимала, что здесь происходит. Это был полнейший сюр: вокруг все сигналили, орали, ругались — в немецкой отлаженной системе мы за пару минут устроили самый настоящий русский бардак. Выгрузив снаряды, я приказал своим людям бросать мотоциклы и садиться в танк. Для того чтобы подорвать наши боеприпасы, Дуболомов ничего лучше не придумал, как предварительно слить бензин из мотоциклов, и поджог его. Бензин вспыхнул и загорелся, дальше нервы уже видимо не выдержали у моих пленных. С криками «Русские диверсанты!», фрицы как тараканы стали разбегаться во все стороны, охрана моста наконец проснулась и открыла по ним огонь, а мы начали на танке давить всех подряд, выбираясь из образовавшейся свалки. Никто не собирался тушить разгоравшийся пожар, обезумевшей толпой всех видов войск двигала только одна цель — быстрее убраться с горящего моста. Десятки фрицев просто гибли в давке или прыгали с высоты в воду, охваченные огнем. Каждый спасался как мог в этой ситуации. С точки зрения накала страстей, со стороны эта сцена напоминала «последнюю шлюпку на Титанике».

Нас спасло только то, что мы сидели в танке. У нас отсутствовали боеприпасы и мы ни в кого не стреляли, но «мирно» давили всех гусеницами. Также я периодически высовывался и кричал охране моста, указывая на наших пленных, метавшихся среди объятых пламенем машин: «Русские диверсанты!» Когда мы смогли наконец съехать с моста, сзади раздался мощный взрыв, я сразу же направил свой танк в первый попавшийся проулок, удовлетворенно увидев на информационной панели долгожданную надпись:

Остановить наступление врага на вверенном вам участке фронта. Миссия завершена. + 40 очков опыта.

Глава 13

На позициях капитана Ларина нас встречали как настоящих героев, мало кто верил, что мы вообще вернемся живыми из такого задания. Два раза, по дороге назад, нас чуть не подбили свои же, выручал только громовой голос Дуболомова и русский мат. Я неимоверно устал за эти несколько дней, которые сплелись для меня в единую цепь событий. Спрыгнув с брони, Дуболомов крикнул сбежавшимся со всех окопов бойцам батальона:

— Мост взорван! Прорыв остановлен!

— Ура! Качай командира! — раздались крики бойцов.

Меня подхватили десятки рук и несколько раз подбросили, видимо радость солдат и их восторг от моих подвигов требовал немедленно найти такой эмоциональный выход. Когда меня отпустили, то Дуболомов начал с ходу рассказывать о наших «похождениях» на мосту, абсолютно ничего не придумывая и не добавляя, история и так выходила невероятная. Бойцы хохотали во всю глотку, слушая наш рассказ, особенно когда Афанасий в красках показывал, как я высовывался из танка и указывая на фрицев кричал: «Русские диверсанты!»

Я тоже смеялся, понимая, что бойцам нужно снять эмоциональное напряжение этих дней. Как-то отвлечься хотелось и мне. Однако я прекрасно понимал, что сильно расслабиться не получится, немцы, получившие под Борисовым щелчок по носу, обязательно скоро захотят взять реванш. Но история похоже здесь немного все же менялась. Если Борисов сегодня не будет взят, то фрицы видимо постараются тогда обойти его с флангов, оставляя в своем глубоком тылу и обрекая нас на окружение. Если это произойдет, оставаться здесь не было уже никакого смысла, я и так сделал, все что мог. Нужно было брать свой взвод и идти во вражеский тыл, пробраться к Бресту и разыскать там детей. Планируемую операцию с Гудерианом требовалось видимо пересмотреть, так как этот немецкий стратег запросто мог через пару дней оказаться уже не на западе, а на востоке, а бегать за ним по всем фронтам, я не собирался.

Воспользовавшись минутным затишьем, я решил пока распределить свои бонусные баллы и открыл стату.

Сила 27

Ловкость 7

Выносливость 7

Харизма 52

Меткость 16

Удача 7

Скорость 18

Обучение 22

Здоровье — 100 %

Недолго думая, я добавил еще 20 Силе, и по 10 Скорости и Меткости. По всей видимости я уже очень близко приблизился к показателям бога, настоящего бога войны — Марса.

Распределив баллы, я решил посмотреть задание 5 миссии.

Миссия 5: организовать и провести наступательную операцию на одном из участков фронта. Награда — 50 очков опыта.

Я с сожалением закрыл эту панель. Все, с миссиями видимо покончено, я и так будучи рядовым, командовал сейчас батальоном, но, чтобы провести подобную операцию нужно быть как минимум командармом, тем более этапы подготовки и планирования такой операции я себе слабо представлял — для этого нужны особые знания, да и навыки. Одного знания обстановки на фронте здесь видимо будет маловато. Если так пойдет, то в заключительной миссии я получу задание захватить Берлин и Гитлера в придачу.

Примерно через 2 часа из нашего тыла на ГАЗике вернулся Чопорец, которому ставилась задача разжиться продуктами и снарядами. Снарядов он не привез, но тушенки и галет даже в избытке. Про Соболькова он ничего не слышал, некоторое время в городе шли тяжелые бои. Он рассказал, что наши сумели прижать прорвавшихся в Борисове немцев к мосту и контролировали ситуацию в городе. Сам мост находился в руках у немцев, но он продолжал гореть и о его восстановлении не было пока и речи.

Наш батальон наладил связь с руководством Борисовского гарнизона, которое узнав о ситуации на нашей линии обороны, высоко оценило наши заслуги и пообещало прислать нам пополнение. Формально батальоном продолжал командовать капитан Ларин, и я попросил не сильно распространяться о наших с ним договоренностях по его временному замещению.

Начальником нашего гарнизона по приказу командования фронта стал комиссар Сусайков, штаб возглавил опытный полковник Лизюков. Им удалось объединить свыше десяти тысяч человек из разрозненных подразделений 13-й армии, отходящих от Минска, пограничников и курсантов. Район обороны был разбит на четыре участка. Формировать все эти рубежи и позиции приходилось без технических средств связи, под непрерывной бомбежкой и при обстреле с воздуха. И тем не менее город в кратчайшие сроки удалось подготовить к обороне по широкому фронту. Наступление немцев остановилось и фронт на какое-то время стабилизировался.

И в этом была большая заслуга командования гарнизона. Их усилия по защите борисовских рубежей маршал Еременко впоследствии оценит, как «начало организованных действий на Западном направлении».

Мне очень хотелось именно с этими опытными командирами организовать и провести наступательную операцию, как того требовала миссия, но я уже точно решил, что наши пути расходятся и приказал своим разведчикам готовиться к отправке во вражеский тыл.

До сих пор я пока даже не напал на след исчезнувших детей, которые находились здесь уже примерно 2 недели. Мне следовало поторопиться. Я понимал, что в реальном времени прошло пока чуть более 2 суток после сбоя их чипов, но и этого времени было достаточно, чтобы родители уже устроили панику, наверняка требуя от руководства киберполиции решительных мер. Что касается действий мифического Крысолова, то он пока также никак себя не проявлял, если он и знал о моем присутствии здесь, то пока просто видимо игнорировал. Да и такого уровня преступники, пробравшись в подобную реальность наверняка выберут себе миссию не меньше Гитлера. Однако почерк и весь ход военных действий вермахта пока был один и тот же, возможно Крысолову нужно было что-то другое, чем просто банальная «войнушка». А вдруг он больной маньяк и пытает сейчас наших детей где-нибудь в застенках Гестапо? О таком думать не хотелось. Но очертить себе пока даже примерный портрет преступника я не мог. Не понятны были мне его мотивы. Пока ясно лишь, что дети ему нужны для какой-то цели, а значит как-то Крысолов себя в этом мире проявит.

Оставалось только одно — добраться до точки, где должны были в последний раз находиться дети и поспрашивать у местных о судьбах ребят, наверняка такая большая группа не должна была остаться незамеченной. «Да и воспринимают ли они себя детьми в свои 13–14 лет?» — впервые пришла в голову мысль. В нашем мире это уже достаточно самостоятельные личности с четкими ориентирами и приоритетами.

Мои размышления прервали крики: «Воздух!» Как я и ожидал, потерпев поражение на земле, фрицы пытались теперь отыграться в воздухе, на наши позиции летела шестерка «Юнкерсов» Ju 87.

У нас не было средств ПВО и видимо пикирующим бомбардировщикам это уже было хорошо известно, они нагло снизились и стали выстраиваться в свою знаменитую карусель, чтобы сравнять все наши позиции с землей. К моему немалому удивлению эти асы летели на нас в абсолютной тишине, отключив свои знаменитые «Иерихонские трубы». Видимо летчики тоже берегли свои уши и зачастую вырубали осточертевший им вой. С этой целью пропеллеры, раскручивающие сирены, пилоты просто закрепляли с помощью верёвки, избавляясь от ужасного звука. Однако даже в тишине эти «птички Геринга» не теряли своих смертоносных качеств.

Я понял, что пора опробовать свою новую Силу и подошел к ящикам с «лимонками». Эта опасная «игрушка», похожая больше на ананас и прозванная просто так из-за изобретателя — капитана Лемона, давала в теории до 300 осколков, которые разлетались на 200 метров. Но это в теории. На земле эти гранаты были не так страшны, как представлялось, достаточно было просто залечь и осколки лимонки полетят вверх, образуя радиус поражения не более нескольких метров. Но пока никто не пробовал лимонки против низко летящих самолетов. Для снижающихся «Юнкерсов» на высоте 450–500 метров не достали бы никакие осколки, максимум бы солдат смог бы подкинуть гранату на высоту порядка 20 метров и то не из окопа, а стоя во весь свой рост.

За 4 секунды, имевшихся до взрыва гранаты, мне нужно было метнуть лимонку вертикально вверх на 300 метров, чтобы зацепить осколками самолет. Что особенно порадовало — моя система «согласилась» с подобными нестандартными целями и стала мне выдавать точки прицеливания, учитывающие упреждения. Мои лимонки начали улетать высоко вверх, но мне было сложно понять на какую точно высоту. Со стороны смотрелось как будто я камнями распугиваю ворон. Я планировал компенсировать не слишком хорошую точность массовостью осколков, кидая гранату одну за другой. Первый «Юнкерс» я сбил третьей брошенной гранатой. Вероятно, какой-то эффект был и от первых двух, так как самолет просто красиво взорвался в воздухе под радостные крики моих бойцов.

Дело пошло: самолеты взрывались или просто, начиная дымить, пытались уйти к своим, но эффект был впечатляющий — все они вкоре падали на наших глазах. Последний ас, не видя никаких зениток и видимо поняв, что против его группы применили какое-то секретное оружие, просто не стал снижаться. Его улетавший силуэт наш батальон проводил дружным и долгим «Ура!» Меня опять подхватили бойцы и стали качать. Видимо это уже становилось традицией.

Глава 14

— Кто ты? — спросил Афанасий, пытливо глядя мне в глаза.

Я уже ждал этого прямого разговора от командира разведчиков. После нашего совместного рейда на мост, мы с Дуболомовым не сговариваясь перешли на «ты». Мы находились сейчас с ним вдвоем в небольшой землянке, тускло освещаемой керосиновой лампой. На столе перед нами стояли пустые банки тушенки, которые мы только что оприходовали. Опорожнённые консервы стояли прямо на карте, которую мы перед этим изучали, планируя свой маршрут.

Завтра нам предстояло отправиться в немецкий тыл, и на мой взгляд Дуболомов был вправе знать, за что он и его ребята будут подставляться под немецкие пули. Нет, у него не было сомнений в том, что наша миссия необходима, быть может он даже был готов отдать свою жизнь за меня, но слишком много необъяснимых вещей, свидетелем которых он был, происходило вокруг меня в последние часы. Делать то, что делал я не мог ни один человек в мире, и глядя сейчас мне прямо в глаза, он просто хотел знать правду.

— Кто ты, Василий? Ты не человек! Кто ты?

— Я — человек, Афанасий, но я прибыл сюда из другого мира.

— С другой планеты? — спросил он, показывая достаточно высокие познания для советского человека, впрочем и слово «роботы» в нашей стране к этому времени уже тоже было известно.

— Можно и так сказать, но будет правильнее сказать, что я прибыл из будущего.

— Насколько далекого будущего?

— Из мира, который опережает этот на 100 лет.

— И что, в будущем все умеют то, что умеешь ты?

— Нет, в будущем живут точно такие же люди Афанасий, с такими же возможностями и проблемами, я просто работаю в милиции, и мне положено обладать сверхспособностями, чтобы ловить преступников. Единственно, что нас в будущем, пожалуй, отличает, мы проводим много времени с роботами, которые называются компьютеры.

— Я читал об этом, роботы — это мечта буржуазии, они должны заменить рабочих.

— В какой-то мере да, на опасных и вредных производствах. Своим трудом они способны построить целый мир, но интеллект человека роботу заменить полностью невозможно.

— И зачем ты прибыл сюда?

— Я прибыл, чтобы найти опасного преступника, который увел в этот мир наших детей. Мне нужно освободить и вернуть этих детей в наш мир.

— В будущем есть преступники?

— Конечно, в будущем будут и свои преступники и свои фашисты и даже свои Гитлеры.

— Значит мир мало изменился с тех пор?

— Мир очень сильно изменился за 100 лет, но люди не поменялись ни сколько. Видимо человек не меняется со временем и история нас ничему не учит.

— Ты знаешь, когда закончится война? Нет, не отвечай, просто скажи, мы победим?

— Да, Афанасий, мы победим.

— Я чувствую, ты говоришь правду, но мне сложно пока все это понять, а как вы вернетесь в свой мир?

— Мы вернемся через портал, это специальный вход в наш мир, доступ всем остальным в него закрыт, и я не смогу никого взять с собой в будущее.

— Да, мне бы хотелось взглянуть на него. А что тебе известно о вашем преступнике? — решил перейти к конкретике Афанасий

— Да не очень много, его кличка — Крысолов, еще одна — Пестрый. Он занимается ограблениями, просто забирает деньги у банков и людей. А детей он забрал впервые. Но не с целью выкупа видимо. У меня была идея, что возможно он предатель и хочет помочь Гитлеру, но тогда зачем ему дети?

— А он откуда? Из СССР?

— Да. Он видимо наш русский.

— Если он из будущего и он русский, он не может быть предателем. Он будет помогать нам как и ты.

— Почему ты в этом уверен?

— Война погубит очень много людей, и наш человек, выросший в нашей стране будет чтить подвиг своих отцов.

— Видишь ли Афанасий, ты сравниваешь эту войну с гражданской, но в будущем очень многие ценности поменяются, не будет уже таких учителей, таких вождей и такой партии.

— Я не хочу знать плохое, мне хочется верить, что мы боремся за светлую и мирную жизнь. Как нам найти этого Крысолова?

— Мы должны будем отправиться в район Бреста, там был пионерский лагерь в котором находились дети до войны. Мы найдем их и я уведу их с собой. Крысолов наверняка попытается нам помешать, видимо он будет обладать такими же сверхспособностями как и я, может даже большими.

— А что нам поможет одолеть его? Как получить преимущество?

— Нам помогают различные штуки этого мира, но их очень мало, мы называем их Артефакты. Вот например смотри, это кольцо — оно усиливает меня. Я нашел его в немецком сейфе. Есть еще и другие штуки, но у меня совершенно нет времени их искать.

— Можно взглянуть на него поближе? — попросил Афанасий и я сняв кольцо Дракона, протянул ему.

Дуболомов вернул мне кольцо, потом взял свой вещмешок, покопался в нем и положил на стол золотые часы.

— Вот, они были у того пленного майора и на них такой же знак, как на твоем кольце, может быть они нужны тебе?

Моя система тут же оживилась:

«Легендарный Артефакт часы Дракона. Открыта новая способность: возврат во времени»

— Ого! Ничего себе! — от неожиданности крикнул я.

— Это Артефакт?

— Еще какой!

— И что он означает?

— Сейчас посмотрим, — ответил я и дрожащими от волнения руками взяв часы, нажал на знак вопроса на информационной панели.

ВВ активируется при переведении стрелок на соответствующее время. максимальный ВВ — 6 часов. После временного перехода данные синхронизируются и выполнение миссии продолжается в обычном режиме. Срок перезарядки 5 суток.

Я поднял глаза на Афанасия, с любопытством уставившегося на меня.

— Ты знаешь что ты нашел? Это же часы бессмертия. С таким Артефактом мы ни то что Крысолова, мы самого Гитлера можем поймать.

— Ну тогда обмоем этот Артефакт, — сказал Афанасий и достав флягу со спиртом, потряс ее, в ней еще по звуку было больше половины. Мы решили уходить на рассвете, и по одной можно было бы пропустить.

— Ну давай!

Я тут же надел часы на руку, правильно рассудив, что такую вещь стоило держать при себе постоянно как и свой «Маузер».

Мы еще долго сидели и просто болтали о будущем. Пора было уже ложиться и отдохнуть пару часов, когда в землянку влетел Чопорец:

— Товарищ, Василий, пополнение прибыло, капитан Ларин за вами послал, чтобы вы могли помочь ему с распределением.

— Ну вроде бы он не маленький, сам с такими вопросами должен справиться. Хорошо, пойдем посмотрим, — сказал я и направился к выходу. Дуболомов двинулся за мной.

В темноте мы подошли к штабной землянке. Рядом с ней стояла группа незнакомых мне бойцов с автоматами. Лица у них были очень напряжены и суровы. В мозгу мелькнуло: «Ну и пополнение. Таким бы только в Бранденбурге работать».

Из землянки навстречу мне вышел небольшого роста особист в звании младшего лейтенанта госбезопасности.

— Товарищ Василий Теркин? — обратился он ко мне, не представившись.

— Так точно! С пополнением и Собольков приехал? — обернулся я к Чопорцу.

И в это время что-то тяжелое ударило меня сзади по голове. «Диверсанты»- это было последнее, что выдало мне мое сознание полностью отключаясь, перед погружением во тьму.

Глава 15

На черном фоне, словно на экране, появились зеленые точки. Потом точки превратились в линии и пошла рябь, словно помехи в старом телевизоре. Сквозь них проступала какая-то информация, но мне сложно было ее рассмотреть. Я не мог понять где нахожусь и пошевелиться, какое-то время я просто смотрел на эти полосы, пока наконец смог сфокусировать свой взгляд на надписи и прочитать ее:

Сбой системы. Идет перезагрузка

Через какое-то время экран моргнул и в глаза ударил яркий свет.

— Теркин, ну что очухался? — первое что услышал я, когда попытался открыть глаза.

В голове шумело, я пытался понять, почему в нашем отделе киберполиции так темно? Или это другое место? И почему ко мне обратились так странно? Где я вообще нахожусь? Я наконец открыл глаза и рассмотрел перед собой человека в странной форме советских военных лет прошлого века. Человек сидел напротив меня за импровизированным столом из ящиков и нервно курил, выпуская вверх струи дыма, перед ним на столе в импровизированной пепельнице из консервной банки лежало уже не менее 10 окурков, человек явно обращался ко мне, но я абсолютно не помнил его. Видимо я все еще сплю. Я внезапно увидел на краю зрения какую-то панель и открыл ее, там была надпись:

Идет синхронизация. Ждите восстановления персональных параметров. Миссии не доступны.

— Где я? — только и смог выговорить я и попытался пошевелиться, однако это мне не очень удалось, я понял только, что сижу со связанными сзади руками, я попытался осмотреться: место где мы находились очень напоминало выкопанную прямо в земле небольшую военную землянку, тускло освещаемую керосиновой лампой.

Военный, сидевший напротив, отложил свою папиросу и обратился к кому-то, кто находился видимо позади меня:

— Арбенин, сильно ты его приложил, я же просил легонько, а ты со всей дури, скотина! Чуть не укокошил его! Я думал уже все, кранты ему!

Подойдя ко мне, военный, оказавшись небольшого роста, начал сначала легко хлестать меня по щекам, а потом прислонил к моему рту флягу.

— Ну давай, давай, Теркин очнись, приходи в себя! На — попей! Только сразу предупреждаю, без глупостей!

Я сделал несколько глотков, но часть воды вылилась на мою одежду — солдатскую гимнастёрку старинного вида.

— Кто вы? Что все это значит? — спросил я уже более уверенным, но по — прежнему слабым голосом.

— Особый отдел Западного фронта, младший лейтенант госбезопасности Павел Снегирев, — по всей форме представился боец, — Теркин, ты задержан нами по подозрению в шпионаже и подрывной деятельности в пользу иностранной разведки, сейчас мы поедем в город и там мы продолжим наше общение, и ты сообщишь нам, кто и с какой целью послал тебя в Красную Армию. А пока прикажи бойцам, которые ждут нас на выходе, разойтись иначе их всех ждет военный трибунал и расстрел за неподчинение приказам.

—Я ничего не понимаю, меня зовут Леонид Кудрявцев, я работаю в киберполиции Западно-новомосковского округа Москвы.

— Так, это интересно, но пока не совсем понятно. Вижу, что ты готов говорить правду, Леонид. Значит ты все-таки русский?

— Где я? — снова спросил я, — что значит вся эта реконструкция?

— Реконструкция? — по слогам повторил Снегирев, — у тебя что, память отшибло или прикидываешься? Мы сейчас на фронте на позициях сводного батальона на реке Березина. Теркин, или как тебя там зовут, у меня мало времени, ты можешь идти? Вставай!

Я пошатываясь встал, это хоть и с трудом, но мне удалось, сзади меня поддержал какой-то человек, тоже в форме бойца Красной Армии.

— Так Арбенин, выводи его, только тихо, я за вами, если что скажи, что я буду стрелять, — сказал Снегирев и достал из кобуры пистолет.

Мы медленно направились к выходу из землянки и полезли наверх по крутым ступеням, меня поддерживал за шиворот боец, так как руки у меня были по-прежнему связаны и иначе я бы упал. На поверхности оказалось темно, была теплая летняя ночь, слабо освещаемая светом ночного безлунного неба. Моим глазам открылась необычная сцена: около нашей землянки стояла группа людей с автоматами на изготовку, их окружали другие такие же, направив автоматы уже на них, а позади них находились еще, наверное, около сотни бойцов с винтовками. Ситуация видимо означала, что нас держали в осаде.

— Вот он, ваш Теркин, как видите живой и целехонький, еще раз предлагаю всем разойтись! — крикнул Снегирев из-за моей спины, — а тебе Алешин, придется ответить по всей строгости перед трибуналом, как перешедшему на сторону врага!

Кричавший обращался видимо к высокому внушительного виду бойцу, возглавлявшему группу автоматчиков, которые держали нашу группу на прицеле. Я понял, что тех, кто нас осаждал было значительно больше, и, если они нас не выпустят, мы никуда не сможем пройти. К нашей группе подошел какой-то командир, у него была перевязана шея:

— Товарищ Снегирев, здесь видимо произошла какая-то ошибка, — начал он.

— Комбат Ларин! Советская власть и ее защитники не могут ошибаться. У нас есть неопровержимые доказательства, что Теркин — это враг народа, который внедрился к нам с целью развала нашей обороны, вступив в сговор с предателями и изменниками, находящимися в рядах командования Западного фронта, он планировал перейти на сторону врага. Он уже начал давать показания, и признался, как его зовут на самом деле. Но эта информация не предлежит разглашению, расходитесь! Иначе я прикажу открыть огонь!

— Паша, Теркин — не враг! Он один уничтожил не менее батальона фашистов, более десяти танков, сбил 5 вражеских самолетов на глазах у всего батальона. Мы вместе с Теркиным взорвали мост через Березину и остановили наступление немцев. Мне не важно, какие у вас есть доказательства, я был с ним все это время и видел все собственными глазами. Да, он необычный боец и на многое способен, то что он может делать — этого никто не может, эта правда! Но он не враг!

— Ты сам понимаешь, чего говоришь? Один уничтожил? Как он мог это сделать один? Вы что не понимаете, что это дезинформация? Он подчинил себе батальон, отстранив командира и видимо собирался сдать всех вас в плен!

Бойцы вокруг протестующе зашумели, надвигаясь вперед. Высокий поднял руку и обратился ко мне:

— Василий, Василий! Ты можешь говорить?

— Я ничего не помню, — сказал я, — Я вообще не понимаю, что здесь происходит, но я предлагаю опустить всем оружие, чтобы прекратить этот опасный вооруженный конфликт. Мне сказали, что мы сейчас поедем в город, там наверняка есть полиция, и где мы со всем разберемся.

— Василий, ты помнишь, о чем ты говорил мне? Ты — охотник за Крысоловом, ты прибыл за ним сюда из будущего.

В голове что-то начало проясняться. Крысолов? Точно, мы поехали в Сколково с Сапрыкиным, потом я там встретился с Никой, поговорил с Марком и… Я вспомнил, где я нахожусь: в режиме интермодальной симуляции, в 1941 году. Но сейчас моя система проходит перезагрузку.

— Я помню. Ты — Афанасий Дуболомов — командир взвода разведки, — вслух сказал я.

— Я — Алексей Алешин — командир взвода НКВД. Да я выполнял здесь задание и представлялся Афанасием Дуболомовым, я сержант госбезопасности, также, как и он, Алешин кивком головы указал на Снегирева.

— Алексей, я догадывался об этом, прикажи своим людям опустить оружие и пропустить нас, я все вспомнил, я думаю, что это как раз то, о чем я говорил тебе. Крысолов, видимо пытается сделать ответный ход и мне нужно понять план его действий, возможно он просто хочет встретиться сейчас со мной. И сейчас все разъяснится. Я прошу просто дождаться меня здесь, а сейчас поеду с этими людьми, куда они скажут. Я могу на тебя рассчитывать?

— Да, Василий, — немного расстроено произнес Дуболомов-Алешин. — Опустить оружие!

— Пропустите нас! — истерически приказал Снегирев, видимо он вообще не контролировал положение, но спешил воспользоваться ситуацией.

Мы протеснились сквозь ряды бойцов к недалеко стоявшей эмке и сели на заднее сиденье. При этом Снегирев все время держал пистолет, наставленный на меня. В кузов ГАЗика, стоявшего сзади легковушки попрыгали автоматчики, сопровождавшие нас. Водитель сразу начал движение, резко набирая скорость.

Мы ехали, и я пытался восстановить хронологию и логику событий. После того, как меня позвал Чопорец, я подошел к штабной землянке и меня вырубили, видимо это действительно был Крысолов, значит он находится не с немецкой стороны, а в недрах нашей контрразведки. Ну конечно, Крысолов скорее всего кто-то из командования НКВД, если даже не сам Берия. Именно такую роль он себе здесь выбрал — роль всемогущего палача. А значит уже когда за мной приехал Собольков, я находился под его незримым колпаком. Я все время пытался найти его следы, а сам уже сидел в его хитро сплетенных силках, да он ожидал моего прихода и готовился к этому. И что же я теперь имею? Моя система вырублена и соответственно сейчас я лишен своих сверхспособностей «супергероя среди инвалидов». Маузера нет, но часы и кольцо вроде бы на месте. Но смогу ли я ими воспользоваться? В любом случае скоро все прояснится.

Примерно через полчаса мы подъехали к двухэтажному зданию. Мы вышли из машины, и Снегирев повел меня в подвал здания, полностью отвечавшего моему представлению о «застенках НКВД». По крутым ступенькам мы спустились вниз и меня завели в кабинет. Здесь Снегирев развязал мне руки и оставил. Я осмотрелся. Унылые стены, выкрашенные зеленой краской. Посередине небольшой комнаты стоял стол, сверху свисала электрическая лампочка, которая наполняла помещение тусклым мерцающим светом. В углу был рукомойник.

В комнату вошел боец внушительного вида и молча посадил меня на табурет за стол, придерживая рукой. Дверь в комнату снова открылась и напротив меня сел грузный лысый человек в форме майора НКВД, чем-то смахивающий на Берию, только без пенсне.

— Ну что же, давайте начнем, меня зовут Андрей Николаевич, — устало сказал он, доставая и протягивая мне пачку папирос «Красная звезда», — если хотите, то курите.

Я отрицательно мотнул головой. Похоже Крысолов решил со мной немножко поиграть. Ладно, я ему подыграю.

— Фамилия имя отчество?

— Вы его знаете.

— Год и место рождения?

— Я не вижу смысла отвечать на эти вопросы

— Образование?

— Я беру 51 статью Конституции и требую адвоката.

Майор отложил бумагу с ручкой, потом достал платок и протер свою лысину, затем кивнул человеку, который стоял сзади меня. Тот чувствительно двинул меня несколько раз в бок, на некоторое время у меня пропало дыхание, а когда я снова смог дышать, особист снова взял ручку.

— Постарайтесь как можно более ясно ответить, на кого вы работаете? Кто вас завербовал? И с какой целью? Поверьте, игра в молчанку только усугубит ваше положение, и мы так никуда не продвинемся с вами.

— Хорошо, я буду отвечать, но у меня есть одна просьба, вернее условие, давайте так, я отвечаю на ваши вопросы, а вы на мои. Ответ за ответ? Идет?

— Что вы хотите знать? — заинтересовано спросил лысый.

— Вы знаете Крысолова?

— Нет. Ваша фамилия?

— Джеймс Бонд. Вы знаете, Берию?

— Да. И товарища Калинина и товарища Сталина. Год и место рождения?

— Англия, место и год рождения не помню. Вам что-нибудь известно о группе из 127 детей, находящихся перед самой войной в пионерском лагере «Юный коммунар» недалеко от Бреста?

— Нет. На кого вы работаете?

— Британская разведка. Как мне связаться с вашим руководством?

— Это зависит от ваших ответов, если они будут интересны, я извещу свое руководство. С какой целью прибыли в действующую Красную Армию?

— Послушайте, Андрей Николаевич, вы же умный человек, ну зачем нам эти игры, просто скажите мне, что вам передал для меня Крысолов или, позвольте мне с ним поговорить. Какие у него есть требования?

Я предположил, что видимо везде в комнате стояли камеры и Крысолов наблюдал за нами. Или мог это делать любым другим способом. Я поднял голову и крикнул в пустоту, обращаясь к нему:

— Ты же понимаешь, что мы все равно тебя вычислим? Послушай, я не знаю, кем ты себя возомнил, но поверь мне, через пару дней, мы поменяемся местами, но только это будет уже в реале, и допрашивать буду уже тебя я. Хватит валять дурака! Давай поговорим как нормальные люди без всех этих игр. Крысолов! Я же знаю, что ты сейчас наблюдаешь за мной, давай уже выходи!

— Вы закончили? — устало спросил майор и снова протер лысину. Но бить меня больше не стали.

Он достал из стола толстую папку с надписью «дело» и моей фамилией. Затем из папки он извлек листок.

— Это донесение нашего сотрудника: восхвалял немецкую тактику, генерала Гудериана, высказывал недоверие планам советского командования и утверждал, что немцы скоро захватят Москву, командиров называл офицерами. Требовал послать его с ротой бойцов Красной Армии на встречу с Гудерианом.

— Ну да, были такие разговоры, но только я не говорил, что немцы захватят Москву, Гудериан просто направится к ней, после того как немцы оккупируют Киев. А Собольков рассказывал про сбитый мной самолет? Про немецкого полковника, которого мы доставили с ним в штаб армии?

Майор достал другой листок.

— Попав в плен в немецкой форме, показал советское наградное оружие, принадлежащее другому человеку, посредством которого воздействовал на командира, называя себя личным порученцем товарища Сталина. Высказывался за длительность войны в силу превосходства немецких войск, говорил о стремительном неминуемом наступлении врага, а также полную гибель нашей авиации. Заставил спороть с формы нашивки бойцов Красной Армии.

— Это что, Чопорец что-ли? Ну Андрей, от тебя я такого не ожидал.

Особист достал видимо следующий донос.

— Высказывался против атак Красной Армии с целью сдержать наступления врага, призывал бойцов не слушать наставления политруков, с помощью группы приданных ему бойцов произвел самовольный захват управления ротой, а впоследствии отстранив командира объявив себя командиром батальона, дал поручения изготовить дорожные указатели с надписями на немецком языке.

— Ну, Сенцов.

Майор вытащил следующий листок.

— Представился командармом Красной Армией, заявил, что роль командиров и комиссаров в наших войсках незначительна и солдаты воюют сами по себе, не подчиняясь никаким приказам. Раскрыл планы по встрече с Гудерианом и переходе на его сторону. Высказывался о том, что некоторые немецкие генералы недостаточно преданы фюреру и за это их ждет виселица.

— Гусеница проклятая, ну попадись ты мне еще!

— Как видите в этой папке достаточно свидетельств того, чтобы трибунал вынес верное решение и приговорил вас к высшей мере наказания за предательство и измену Родине. Единственная ваша возможность как-то смягчить наказание, дать показания на командарма Коробкова, который трусливо приказал отступать и сдал наши позиции врагу. Также нам хотелось бы узнать, как вам удавалось воздействовать на наших бойцов, чтобы им казалось, что вы в одиночку уничтожаете самолеты и танки противника? Вы же не будете утверждать, что сбивали самолеты из винтовки?

— Не только из винтовки, но и гранатами тоже. И вообще, пока вы как тыловая крыса, сидите и занимаетесь здесь фабрикацией всех этих дел, я воевал с немцами, каждую минуту рискуя жизнью. Можете спросить любого бойца моего батальона о моих действиях. И если вы считаете, что я — предатель и изменник, и хотите замарать мое имя, то знайте, другие уже совсем скоро напишут обо мне поэму.

Майор закрыл папку и устало кивнул бойцу, стоявшему позади:

— Уведите!

Мне снова завязали руки и вывели из кабинета. Меня проводили в камеру, мало отличавшуюся от той, где меня допрашивали, за исключением, того, что здесь была железная кровать с сеткой без постельного белья, и отсутствовала раковина. Никаких окон в этом подвале не было. Руки развязали и оставили одного.

Следовало все обдумать. Получалось, что я сам себе организовал проблемы и никакой Крысолов к этому не имел отношения. Я похоже попадал под каток фабриковавшегося сейчас дела против командования Западного фронта, 2 июля 1941 года 4-я армия была передана в оперативное подчинение 21-й армии. 8-го июля генерал Коробков был отстранён от командования и арестован, а уже 22 июля Военной коллегией Верховного суда СССР он был признан виновным за «халатность» и «неисполнении своих обязанностей», лишён звания, наград и приговорён к смертной казни. Расстрелян в тот же день. Такая же участь ждала и командующего всего Западного фронта генерала Павлова и еще множество командиров. По сути, они стали «мальчиками для битья», высшему руководству страны требовалось публичное наказание «виновных» за первый и серьезный военный провал. С другой стороны, был нужен прецедент наказания за военную неудачу, который мог всю войну висеть дамокловым мечом над всем генералитетом.

В это время, моя Система перезагрузилась, словно подтверждая правильность моих слов. Скорее всего, ее вывел из строя удар по голове. Мои показатели восстановились, и я снова был сверхчеловеком. Однако, оставалось полностью удостовериться, что это не дело рук Крысолова и только после этого отправляться дальше в немецкий тыл. Я осторожно, чтобы не сломать, постучал в двери.

— Отведите меня к Андрею Николаевичу! Я готов давать показания.

Дверь вскоре открылась и меня снова завели в кабинет, где уже сидел майор.

— Я хочу показать, как я проводил воздействие, ну и конечно дам все необходимые показания на Коробкова. Пусть принесут мой пистолет.

— Принесите нам «Маузер», он в третьем кабинете у Золотарева, — приказал особист.

Пистолет принесли, и положили на стол перед майором. Он с интересом уставился на меня, соображая, с какой целью я хочу завладеть оружием.

— Ваш «Маузер» не заряжен, — на всякий случай предупредил он.

— Мне это без надобности. Можно попросить вас просто передернуть затвор?

Майор молча выполнил мою просьбу.

Моя информационная панель тут же отреагировала: «Включена способность Личный порученец Сталина» и пошёл отчёт времени.

— Как видите, все достаточно просто, и вы прекрасно понимаете, кем я являюсь. Мне как личному порученцу товарища Сталина нужно убедиться теперь, что сами вы не являетесь врагами народа. Это все что вы собрали против меня? Или есть что-то еще? — спросил я, возвращая себе свой «маузер» и указывая им на дело, лежащее на столе.

Майор молча выложил на стол еще одну папку. Потом достал платок и начал протирать свою лысину. У него похоже была одна реакция на все.

У меня было 10 минут на изучение всех документов. Я бегло просмотрел бумаги: да все верно, это были допросы Соболькова, Сенцова и пленного немецкого майора. Я понял, что на Чопорца я зря подумал, в деле было пояснение второго бойца — Николая Селиванова, которое тот дал в госпитале. В деле фигурировала просьба Соболькова о прикреплении ко мне взвода НКВД «с целью наблюдения и контроля действий бойца-феномена Василия Теркина». Ставилась цель — изучить и перенять опыт. Был приказ о назначении руководителем такого взвода Алексея Алешина — сержанта государственной безопасности. Сам Собольков находился сейчас в госпитале по ранению.

Еще в деле присутствовала бумажка, на которой стояло красным карандашом подпись: «Должен подтвердить!». Не понятно было, ко мне это относилось или просто нужно было собрать больше свидетельских показаний против Коробкова:

«23 июня Коробков вместе со своим штабом уехал в Пинск, где областному военкому майору Емельянову сказал, что „нас окружают войска противника“, и, не отдав никаких приказаний о подготовке частей к бою, уехал в Минск. Майор Емельянов, как начальник Пинского гарнизона приказал начальнику окружного склада № 847, воентехнику 1-го ранга Разумовскому взорвать склад. Это приказание Разумовский выполнил 24 июня. Взрывом склада уничтожено около 300–400 вагонов артснарядов разных калибров, винтовочных патронов и других боеприпасов, в то время как части 4-й армии, находившиеся за 70 км от Пинска, оставались без боеприпасов. Взрыв склада осложнил военные операции частей Красной Армии, действовавших на фронте».

Все теперь было понятно. История развивалась по тому же, заранее предначертанному сценарию, и Крысолов здесь был ни при чем. Нужно было возвращаться в исходную точку и отправляться в немецкий тыл на поиски детей. Я вспомнил примерное время начала нашего ночного разговора с Дуболомовым-Алешиным и перевел стрелки своих часов Дракона на 6 часов назад.

Глава 16

Часы Дракона сработали безупречно: я снова сидел в нашей землянке и держал в руке ценный Артефакт. Я поднял глаза на Афанасия, с любопытством уставившегося на меня.

— Ты знаешь что ты нашел? Это же часы бессмертия. С таким Артефактом мы ни то что Крысолова, мы самого Гитлера можем поймать.

— Ну тогда обмоем этот Артефакт, — сказал Афанасий и достав флягу со спиртом, потряс ее.

— Давай, но с одним условием, ты тоже честно ответишь мне на один вопрос, Афанасий, кто ты?

— Ты видимо уже и сам знаешь ответ на этот вопрос, раз спрашиваешь, — задумчиво сказал Афанасий, — хорошо, я скажу — мое настоящее имя Алексей Алешин, я — особист, сержант государственной безопасности. Собственно, находясь здесь, я выполняю приказ своего командования.

— Я знал это.

— Об этом тебе видимо сейчас сказали эти часы? — проявил невероятную смекалку Алешин.

— Да и еще многое другое, например то, что нам нужно будет скоро уходить, и лучше всего это сделать в ближайшие два часа.

— Ну тогда давай выпьем на посошок! — и Алексей наполнил колпачок от фляги и протянул мне, а сам приложился к горлышку фляжки.

— Хотел спросить еще у тебя, почему эти фрицы все время вскидывают руки, приветствуя своего Гитлера? Когда мы пойдем в их форме по тылам, я не хочу этого делать, потому что желаю ему только смерти.

— И не нужно, — рассмеялся я, — военное приветствие и нацистское — это совершенно разные вещи. «Зиг Хайль», или «Хайль Гитлер», можно перевести как «Да здравствует Победа!» и «Гитлеру слава!» Таким образом приветствуют друг друга члены НСДАПа, так сказать, члены фашистской партии. На всяких своих парадах, да и просто при встречах. Это приветствие принято ещё в СС, и многих госучреждениях Германии. Для того, чтобы как раз и выразить свою преданность своему фюреру. Лозунг этот кстати был придуман приспешником Гитлера Рудольфом Гессом: на одном из съездов их партии в Нюрнберге после речи Гитлера, находившийся рядом Гесс, так впечатлившийся его речью, что начал выкрикивать эти слова, которые тут же были подхвачены многотысячной толпой, слушавшей фюрера. А отдание чести под козырек — это обычное общепринятое армейское приветствие. Согласно уставу вооруженных сил Германии. Так, что никакого криминала, не будет, будем просто всем козырять.

— Я понял. Главное не делать каких-нибудь чисто наших жестов.

— Кстати вспомнил еще об одном. В фильме Квентина Тарантино «Бесславные ублюдки» есть сцена, в которой британский шпион, действующий под прикрытием в фашистской Германии, выдает себя в баре, только лишь заказав виски. Со словами «drei Gläser», что значит «три стакана» он поднимает вверх три пальца, чтобы бармену было легче его понять. Именно этот жест послужил началом ожесточенной перестрелки — прикрытие британца было тотчас раскрыто.

— Да? И как же он прокололся?

— Дело в том, что жители разных стран показывают числа на пальцах по-разному. Чтобы показать «три» британец, да и скажем вообще любой житель нашей страны, вытянет указательный, средний и безыменный пальцы. В нашей системе именно указательный палец всегда является первым, от него и идет отсчет. А вот представители Западной Европы, и немцы в их числе, для той же цифры отставят большой, указательный и средний. Их главный палец — большой, и никак по-другому. В фильме агент забыл об этом, и его жест показался очень странным коренному жителю Германии, что привело к самым печальным последствиям — этого агента разоблачили.

— Интересно, это важная информация, я запомню, а если я покажу фрицу один палец?

— Если дело будет в баре, то тогда они нальют тебе 2 стакана.

— Вот же придурки, — сказал Алексей и мы рассмеялись.

— Вот интересно, в будущем наверное очень много фильмов снято про эту войну.

— Да порядком.

— И какой твой самый любимый?

— «Семнадцать мгновений весны» про Штирлица. Дело там идет уже за несколько месяцев до нашей победы. Штирлиц — это советский разведчик, который работает в Берлине с Гитлером. Он естественно узнает все секреты и переправляет нашим.

— Странно, а почему он просто не убивает Гитлера?

— Ну наверное тогда бы не было фильма. Про этого персонажа в нашем времени ходит много анекдотов.

— Расскажи-ка один.

— Значит так, очень хитрый нацистский главарь, чтобы разоблачить нашего разведчика, спрашивает его: «Штирлиц, а вы какой вакциной будете прививаться?» Он отвечает: «Спутник V». Тогда главарь ему говорит: «Ну вот вы и прокололись, это же русская вакцина!», «Ничего подобного», — отвечает Штирлиц, — «война близится к концу и просто этой вакциной я буду пользоваться видимо уже в плену у русских».

— И это анекдот? — с непонимающим и серьезным видом уставился на меня Алешин, — ты знаешь, я ничего не понял, кроме одного: этот ваш Штирлиц наверное мог выкрутиться из любой ситуации. Ты кстати сказал, что с этими часами можно даже убить Гитлера.

— Я знаю, куда ты клонишь, Алексей, на этого мерзавца было совершенно более 20 покушений, и ни одно из них не увенчалось успехом. Тем более убивать его себе дороже.

— Это еще почему?

— В этом случае вся его фашистская трусливая шваль бросит войну и расползется по всей планете, а так их фюрер всех приведет на скамью подсудимых в Нюрнберге и их повесят. Ну что, нам пора, выдвигаемся, — сказал я, посмотрев на часы.

Через 15 минут, тепло распрощавшись с капитаном Лариным, мы перешли деревянный мост и зашагали к лесу. Впереди шли трое: я, Алешин и неразлучный Чопорец, не пожелавший расстаться с моей винтовкой. С нами было еще 22 разведчика, оставшихся от первоначального взвода в тридцать человек. Все мы уже были переодеты в немецкую форму. На первом этапе операции, я должен был оставить своих людей в лесу и разжиться машиной, для меня это не составляло большого труда, так как бегал я уже со скоростью взлетающего самолета. От Борисова до Бреста было 400 километров и мы расчитывали преодолеть это расстояние за пару дней, имея транспорт. Все дороги конечно будут забиты: на восток нескончаемым потоком шла немецкая техника, а на запад по пыльным обочинам фашисты гнали колонны наших пленных. В этом и состоял мой план. Я хотел по пути отбивать у фрицев все такие колонны и привести их потом в Беловежскую пущу около Бреста — где можно было бы развернуть работу приличного партизанского отряда. Прокладывая свой маршрут мы планировали также наносить максимальный урон коммуникациям врага и попытаться найти и захватить какой-либо аэродром. В моей голове давно вертелась парочка идей, как можно было бы использовать люфтваффе. Алешин предлагал также захватить танк и передвигаться на нем, но я идею забраковал: одинокий немецкий танк, ползущий в это время на запад, у любого фрица вызовет подозрение, да и не поместятся все наши разведчики в танке, другое дело — крытый грузовик, по фронтовым дорогам туда-сюда все время снуют машины обеспечения, не вызывая никаких вопросов.

Оставив своих разведчиков в лесной чаще, я осторожно вышел на дорогу и побрел на запад, присматривая подходящий грузовичок. Однако навстречу шли пока только большие колонны. Через пару часов я набрел на стоявший у обочины трёхтонный грузовик Henschel 33D1. Возле него копошились солдаты, пробуя починить подвеску. Подойдя к ним, я понял, что поломка совсем плевая и помог им ее исправить. Немцы перевозили провизию — в основном всякие консервы, была еще пара ящиков минометных мин, что я также посчитал большой удачей. Фрицев было двое. Подробно расспросив об их маршруте и именах командиров, я попросил под надуманным предлогом подняться в кузов и там тихо ликвидировал, просто сломав им шеи. Оставив тела в кузове, я подъехал к месту, где скрывались мои разведчики.

Избавившись затем в лесу от мертвых фрицев и разместив разведчиков в кузове, мы решили тронуться в путь. Прежде чем начать движение, я подошел к Алексею и закатал рукава его формы до самого локтя, разведчики были вооружены немецкими «Шмайсерами» и теперь высокий блондин Алешин смотрелся очень хрестоматийно. Для полноты картины я дал ему губную гармошку и попросил разучить несколько простых мелодий. Так мы и ехали: я сидел в кабине, а в кузове разведчики ели трофейный шоколад под звуки губной гармошки. Все складывалось слишком удачно и видимо я совсем расслабился, чего не стоило было делать в прифронтовой полосе.

Глава 17

Наше движение на запад продолжалось очень медленно. Все дороги в сторону фронта были запружены машинами, танками, гужевыми повозками и просто колоннами немецких солдат. Все это поднимало в воздух неимоверные тучи пыли. Нам приходилось то и дело съезжать на обочины, пропуская военную технику и легковые машины, везущие навстречу нацистов всех мастей. Средняя скорость передвижения нашего трофейного транспорта не превышала 10 километров в час. Радовало как это не парадоксально только одно — нас не бомбила наша авиация. Наблюдая за всем этим безнаказанно ползущим в сторону Москвы вермахтом, я все время возвращался к мысли о целесообразности захвата вражеского аэродрома и нанесению бомбовых ударов по скоплению противника. Под вечер мы встретили первую колонну наших военнопленных: изможденные, раненные, голодные и уставшие от жары солдаты в разрозненных остатках формы без знаков различия, и часто без какой-либо обуви брели по обочине, конвоируемые всего несколькими фрицами.

Мои разведчики, вцепившись в свои автоматы, с ненавистью смотрели из кузова на немцев, но нападать на колонну военнопленных прямо на дороге, было самоубийством. Обогнав эту группу, мы проехали еще пару километров и съехали с дороги в кусты. Нужно было посовещаться и решить, что делать дальше. Мы вышли из машины и углубились в лесную чащу, расставив дозоры.

— Василий, я помню твой план, но у меня есть сомнения, — сказал Алексей, — я конечно хотел бы отбить наших пленных, но ты видел их физическое состояние — большинство из них не бойцы и они полностью деморализованы, к тому же в плен сдаются только трусы и предатели.

— Я не считаю, что все они предатели, по разному бывает, но согласен, что такие бойцы в наших рядах станут скорее всего обузой. Ни о какой скрытности перемещения уже и мечтать не придется. Тем более их нужно всех будет поставить на довольствие. А до Беловежской пущи пилить еще 400 верст. Если пробираться с такой массой по лесам, мы будем идти туда больше месяца и то не факт, что дойдем.

— Вот, вот, а еще представь только, что среди них найдется еще пара политруков или командиров типа Сенцова, ведь они наверняка потребуют выводить их на восток в действующую армию через линию фронта.

— Да об этом я не подумал совсем, пожалуй это самая большая опасность. Еще одного Сенцова я не переживу. Меняем наши планы, пленных отбивать не будем. Тем более ради более глобальной цели — захвата аэродрома. Если завладеть немецкими самолетами, можно не только остановить активность люфтваффе в этом районе но и попытаться самим нанести удар с воздуха.

— Ты что, и на самолете летать можешь? Среди моих разведчиков пилотов нет.

— Ну если подучиться малость, то смогу, — улыбнулся я, — главное нужно захватить аэродром со всей обслугой, так как эти птички еще заправлять и снаряжать нужно, а один я с этим не справлюсь.

— Сделаем командир, нужно только разыскать такой аэродром, я в своих людях не сомневаюсь, захватим. Да и видел ты их в деле. Это получается мы сможем мост у Борисова окончательно разбомбить? — загорелся идеей Алешин.

— Мост, — хмыкнул я, — Не только один мост, но и все мосты и железные дороги в радиусе примерно 100 километров.

Алешин присвистнул, только сейчас осознав весь масштаб моей идеи. Я конечно немного преувеличил свои возможности, но если у меня будет пара бомбовылетов, то серьезые проблемы немцам по пути моего маршрута обеспечены, так как их средства ПВО меня беспокоить не будут, а точное наведение на цель наверняка будет осуществлять моя система. Весь вопрос был только во времени. Если захватить и удержать такой аэродром часов на 12, то можно существенно притормозить всю группу армий «Центр», а там я еще что-нибудь придумаю. Обдумав этот план, я обратился к своим разведчикам:

— Так, бойцы, слушай мою команду, нам предстоит найти и захватить по дороге штабной автомобиль, желательно с большим количеством карт. Также внимательно смотрим на все проходящие подразделения и грузы, которые могли бы нам говорить, что рядом находится аэродром: цистерны с топливом, зенитки, авиабомбы.

Получив новые вводные, бойцы оживились, они тоже видимо понимали всю тщетность атак на колонны с пленными.

Я сел за руль и мы продолжили свой путь на запад, периодически посматривая на небо, и пытаясь определить, с какой стороны летят немецкие самолеты. Слабым местом моего плана было сейчас только то, что я совершенно не помнил, где нам искать этот самый немецкий аэродром. В моей памяти был только один, который был расположен очень далеко в Балтийске. Это был даже не совсем СССР, а территория, которая только после войны отошла к СССР.

Аэродром был построен и сдан в эксплуатацию в конце 1939 года и представлял из себя отличный авиаузел, функционировал и как сухопутный, и как гидроаэродром. Он был с подсветкой огнями, установленными на водной глади гидрогавани, а сухопутные взлётно-посадочные полосы были расположены под углом 45 градусов друг к другу, что давало возможность эксплуатации авиабазы практически при любой погоде и любом направлении ветра, кроме того полосы имели ещё и подогрев. Аэродром имел 3 бетонных ангара 100×30 метров для самолётов, и 2 металлических для другой техники. С этого аэродрома в 1941–1943 гоах как раз и наносились удары по советским обьектам в Белоруссии и Ленинградской области. Неужели я ошибаюсь в своих расчетах и самолеты противника просто летали с этого дальнего аэродрома? Это было вполне вероятно, так как вражеская авиация в принципе могла летать на большие расстояния, а самолетам-разведчикам дальней авиации противника удавалось забраться до Урала, и даже в Башкирию. Высота полета обеспечивала им защиту от местных ПВО. Я помнил, что в сети я как-то наткнулся на ресурс, располагающий множеством аэроснимков советских городов, сделанных воздушной разведкой фашистской Германии. Если перечислить тыловые города СССР, которые подвергались авиаударам, то в первую очередь сразу вспоминался Нижний Новгород (Горький), где выпускались танки и корабли, Ярославль (шинный и шарикоподшипниковый заводы), Саратов (авиационный, нефтеперегонный предприятия). Рыбинск (завод авиадвигателей). Кроме этих городов, немцы регулярно бомбили тыловые города Мурманской Архангельской, Ленинградской и других прифронтовых областей.

Если взять технические характеристики самолетов Люфтваффе, то для основных моделей этого типа, «Хейнкель» и «Юнкерс» пределом возможного было расстояние до 1 000 километров, а с бомбовой нагрузкой и того меньше — километров 500–600. Поэтому Германия по идее, могла подвергать опасности тыловые города СССР, только до Волги. Фактически Волга была той «разделительной» линией, за которую немцы не могли летать.

В более поздние месяцы войны немцы точно взлетали с аэродромов, находящихся на нашей территории, но вот был ли немцам смысл создавать такой аэродром в первые дни войны?

Так размышляя, я не сразу заметил впереди пост полевой немецкой жандармерии, который осуществлял контроль над достаточно большим перекрестком недалеко от Минска. Внимание немцев привлек наш грузовик, одиноко ползущий в их тыл. На дорогу вышел фриц и приказал мне остановиться. Сложность нашего положения была в том, что я по-прежнему был одет в форму жандарма, а разведчики в кузове владели немецким языком на детсадовском уровне.

Остановив машину, фрицы сразу заглянули в кузов, где увидели мою группу бойцов в форме вермахта, не успел я выйти, как послышались отрывистые команды и к разведчикам обратился жандарм:

— Какая часть? Какой груз вы сопровождаете? Кто ваш командир?

Понимая, свою неспособность достойно выкрутиться из этой ситуации, Алешин улыбнулся и молча показал фрицу цифру «три», начиная с большого пальца, как я и учил.

Немца такой ответ явно не устроил.

— Всем выйти из машины! — скомандовал он и направил на разведчиков автомат.

«Ну все приехали», — с досадой подумал я, — «Туши свет, кидай гранату!»

Глава 18

Нашу машину остановил пост полевой жандармерии. Мало того, что это произошло в дневное время на достаточно оживленном перекрестке, но к тому же у меня не было заранее заготовленной четкой легенды о нашей группе. Я полагал, что моей формы и уверенного знания немецкого языка будет вполне достаточно, чтобы проскочить через любые посты. Теперь мы похоже расплачивались за такую беспечность. Я напряг память, стараясь вспомнить все, что могло бы нам помочь в такой ситуации, учитывая отсутствие у нас специальной формы и документов. На ум пришло только что-то о достаточно редкой на фронтах нацистской организации — обществе «Аненербе». Первоначальной целью общества «Наследие предков» было доказательство теории расового превосходства германцев, в сущности она занималась какой-то ерундой, пока ее не возглавил один из приспешников фюрера — Генрих Гиммлер, придав ее деятельности идеологический смысл, попахивавший оккультизмом. Двумя словами это было «черти что и с боку бантик». Однако, я ухватился за это как утопающий хватается за соломинку и быстро вылетев из кабины, подбежал к кузову.

— Что такое, что вы себе позволяете? Мы выполняем личное секретное поручение самого Рейхсфюрера СС Гиммлера! — крикнул я жандарму в звании унтер-офицера, и добавил, обращаясь к своим людям: «Я запрещаю вам отвечать на вопросы этих некомпетентных постовых, всем оставаться в машине!»

В это время к машине подошел руководитель рангом повыше — обер-лейтенант.

— Что здесь происходит? — грозно спросил он, берясь за кобуру.

— Эти люди отказываются покинуть машину! — отчеканил унтер-офицер.

— Обершарфюрер Вилфрит Бальцер, вот мои документы, — представился я и пытаясь хоть как-то выправить ситуацию, вскинул руку в нацистском приветствии, — «Ананербе», я и мои люди относятся к секретному подразделению СС, о чем должно быть уведомлено ваше руководство. Оно находимся под личным командованием Рейхсфюрера СС Гиммлера, здесь мы по приказу из самого Берлина. Я не могу распространяться о целях нашего задания, моим людям запрещено оставлять груз и покидать машину.

— Обер-лейтенант Клюге, — ответил на приветствие жандарм, возвращая мне документы. В ваших документах нет ни слова про СС. Мы должны проверить вашу информацию. Кто является вашим непосредственным командиром?

— Майор Ханс фон Фрауенфельд цу Лейпциг. Если вы сейчас же не пропустите нас, то вас ожидают большие неприятности, проверяйте быстрее, я подожду в машине, — я снова бросил зигу и пройдя к кабине, неторопливо сел в нее.

Жандармы отошли от машины и начали о чем-то совещаться, до меня долетели слова «Гиммлер», «СС», «кольцо». Я сообразил, что возможно на них произвел впечатление мой перстень. Через минуту, старший по званию отвернулся, а унтер-офицер махнул мне рукой — проезжать, я кивнул и медленно тронул машину. Однако в эту же секунду ко мне снова подбежал тот же фриц и застучал по кабине.

— Обершарфюрер, если вы едите в Минск, то можно ли вас попросить заехать в нашу полевую комендатуру и передать эти документы? Вы нас очень выручите.

Я скорчил недовольную гримасу, но нехотя протянул руку и получил от жандарма увесистый пакет каких-то бумаг.

— Хайль Гитлер! — бросил я и дал по газам, пытаясь поскорее убраться от этого злополучного перекрестка.

Через 10 минут я бегло просмотрел документы, это были какие-то циркуляры, касающиеся выбора места под будущее гетто для евреев, которых должны были доставить в Минск из Германии. Изначально у меня не было планов заезжать в Минск, и я хотел было выкинуть бумажки в окно, однако стрелка топливного бака катастрофически приближалась к нулю, нужно было где-то заправляться или бросать машину, чего бы очень не хотелось. Я решил воспользоваться ситуацией и заехать в комендатуру с немецкими документами, которые придавали мне легитимности.

К счастью при въезде в город нас никто больше не останавливал. Уже стемнело. Спросив пару раз дорогу, мы подъехали к комендатуре. Только здесь я разрешил своим бойцам выйти, и под моим присмотром размять ноги и сделать необходимые дела, благо здесь был рядом городской туалет. Разведчики пулей побежали туда, видимо их совсем припекло. Несмотря на позднее время, вокруг сновало множество разных легковушек, а в комендатуру все время входили и выходили различные представители вермахта и гражданского населения. Дождавшись разведчиков, я отвел в сторону Алешина.

— Я схожу в канцелярию к фрицам, попытаюсь узнать про аэродромы, ждите здесь и не отсвечивайте, чуть позже проведем операцию «Дрова» по захвату какой-нибудь штабной машины. Расставь людей, как будто они что-то охраняют.

Дав указания, я забежал по ступенькам комендатуры, вскинув руку в нацистском приветствии, двое часовых у входа ответили мне тем же. Сначала я нашел отдел, отвечающий за перемещения евреев, здесь я также повторил свою легенду про «Ананербе» и отдавая документы, сказал, что мое начальство в Берлине интересуется, как идут дела с вводом в эксплуатацию местного аэродрома? Мне ответил бойкий штабс-фельдфебель:

— К сожалению аэродром в Минске русские очень сильно повредили, мы сейчас используем аэродром в Пружанах, где полным ходом идут восстановительные работы и где сейчас уже садятся наши транспортные самолеты. Но ваши 16 тысяч евреев будут переброшены поездом, а с железной дорогой полный порядок, топливо и другие грузы приходят по расписанию.

— Я могу на станции заправить машину?

— Конечно, я сейчас выпишу вам разрешение, а также пропуск на передвижение, у нас пока введен комендантский час, так как в городе замечено большое количество русских бандитов и недобитых коммунистов. Одну группу мы как раз скоро расстреляем во дворе комендатуры. Надо бы повесить, но их очень много, у нас реально заняты все вакантные места, — рассмеялся собственной шутке штабс-фельдфебель.

— И куда вы деваете трупы этих свиней? — подыграл я ему.

— Вывозим за город.

— Я могу взять эту группу и мои люди их расстреляют по пути, но мне они нужны живыми, так как мы не будем ехать вместе с трупами русских.

— Вы правда можете это сделать? — обрадовался штабист, видимо здесь не сильно любили марать руки.

— Да конечно, после того как заправимся.

— Хельмут, отдай пленных, приготовленных для расстрела обершарфюреру, они сами выполнят за нас грязную работу, — крикнул штабс-фельдфебель обер-ефрейтору, — я кстати не представился, Герхард Шлозе!

— Отлично Герхард! Как я понял, вы здесь единственный отличный специалист. Настоящий и храбрый солдат фюрера.

— Спасибо! Среди русских бандитов, кстати, есть одна еврейка, фройляйн, очень недурна собой, а насколько я понимаю, ваши люди истосковались по женской ласке.

— Да конечно, спасибо за такой чудесный подарок, я бы тоже не отказался, если она так не дурна, как вы говорите, — слегка опешил я от неожиданного предложения фашиста.

— Да весьма. Мои солдаты спрашивали уже об этом, так как наши специальные увеселительные заведения здесь еще не открылись, и мы пока на подножном корму. Но еврейский вопрос — это по вашей части, поэтому уступаем ее вам, — снова пошутил Шлозе.

— Спасибо, я доложу в Берлине о вашем хорошем рвении и прекрасной службе на благо фюрера!

— Хайль Гитлер! — крикнул, вскакивая штабс-фельдфебель, видимо он действительно хотел выслужиться перед секретным подразделением самого Гиммлера.

Я проявив истинный берлинский снобизм, просто молча вскинул руку в ответ и отправился за Хельмутом. Тот вывел, меня во двор, где я увидел трех наших военнопленных в грязной, но сохранившей знаки отличия форме: двух политруков и одну девушку- старшего сержанта медицинской службы. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что их избивали: кровоподтеки и синяки на лицах были у всех, а у одного пленного была видимо сломана рука. Я сразу невольно засмотрелся на девушку чуть выше среднего роста. Она действительно была очень красива, это было заметно даже в темноте: на белоснежном исхудавшем лице блестели огромные глаза, а длинные густые волнистые волосы спускались ниже плеч, придавая невероятно женственный и романтический вид всему ее облику. От моего взора не ускользнула и ее изящная фигура. Весь ее вид говорил о большой силе воли, она старалась сохранить горделивую осанку несломленного пытками человека. На нас она посмотрела с презрением. Я мысленно сравнил ее с Жанной д’Арк.

— Они ваши, обершарфюрер, приятной вам ночи! — улыбнулся мне немецкийподонок, проследив за моей реакцией, — где стоит ваша машина? Я прикажу своим людям доставить их туда.

— Я отправлюсь вместе с вашими людьми, — ответил я и вскинул руку в нацистском приветствии.

Мы подошли к машине, и я сказал своим людям на немецком: «Этих русских пленных мы возьмем с собой, девушку в кабину, этих свиней в кузов».

Алешин хмуро посмотрел на группу конвоиров, но быстро сориентировался и точно выполнил мой приказ. Девушку препроводили в машину, а наших демонстративно бесцеремонно кинули в кузов, мы быстро погрузились, и я быстро направил машину в сторону железнодорожной станции. Краем глаза я смотрел на девушку, обдумывая, когда можно ей открыться. Сейчас я мог рассмотреть ее поближе, на ней была рваная, испачканная кровью гимнастерка, которая подчеркивала и слегка открывала ее красивой формы грудь, у нее были тонкие руки с изящными аристократическими пальчиками, сжатыми в кулачки, которыми она слегка поглаживала сейчас видимо места ушибов, правда она старалась делать это незаметно от меня. Заметив мой взгляд, девушка попыталась поправить гимнастерку, ее губы были разбиты, в уголках запеклась кровь. Я молча протянул ей флягу с водой. Она несколько секунд сомневалась, потом протянула руку и сделала пару глотков.

— Я могу напоить раненых? — спросила она, и я удивился мягкому тембру ее голоса. Он очень взволновал меня, и вообще у меня было чувство, что я давно уже знал ее, как будто видел в каком-то сне или в другой жизни.

Я отрицательно покачал головой, понимая, что мои люди сами позаботятся о раненых. Девушка с ненавистью посмотрела на меня и с презрением вернула флягу, откинувшись на спинку сиденья. Видимо она давно не спала, потому, что буквально через минуту ее глаза закрылись и голова медленно сползла мне на плечо. Когда мы приехали, я осторожно положил ее на сиденье и выйдя из кабины, подошел к кузову. Навстречу спрыгнул Алешин:

— Командир, это комиссары партизанского подполья, их взяли два дня назад, девушка — санинструктор, эти сволочи их пытали. Они сразу отключились, видимо им не давали спать.

— Ну вот, пришли на смену Сенцова, а мы опасались, — попробовал пошутить я, — присмотри за девушкой, мы сейчас заправим машину и рванем в Пружаны, это как раз по пути в Брест, там немцы уже используют наш бывший аэродром.

Я быстро нашел ответственных за заправку и уладил вопросы в роте обеспечения, один из топливозаправщиков сам подъехал к нашей машине, также я наудачу спросил, привезли ли форму СС?

— Да вчера как раз доставили новенькую форму, — ответил немецкий снабженец.

— Мне нужно 30 комплектов для моих людей, — сказал я, решив брать форму с запасом, правда свою предпочел бы пока не менять, так как она работала гораздо лучше. Получив документы — специальную накладную, я расписался в журнале и взяв пять бойцов отправился за формой.

— Командир, составы заминированы, мины мы нашли здесь же, успокоив одного фрица, — тихо и буднично доложил Алешин, когда мы вернулись груженные тюками, — рванет под утро, девушка спит.

— Молодец, девушку осторожно перенесите в кузов, устройте наших гостей поудобнее, покормите если проснутся. А сейчас начинаем операцию «Дрова».

— Слушаюсь, командир! Руки уже чешутся, сколько «дров» будем брать?

— Думаю, пару кубов можно, — сказал я и сел за руль. Мы удовлетворенно тронулись в путь, радуясь немецкому порядку и снабжению, обеспечившему нас всем необходимым. В кузове уже сидели мои «эсэсовцы» и я хотел проучить фрицев основательно, перед тем как мы оставим город.

Мы выбрали небольшой переулок и как только одна легковушка поравнялась с нами, я перегородил ей путь, дальше из грузовика выскочили мои бойцы и молча подошли к машине, ничего не говоря, они быстро открыли двери и заработали ножами в стиле Тарантино. Мы заранее договорились не брать пленных, довольствуясь картами и документами. Наша рыбалка проходила просто великолепно, через час в наши сети попалось еще 3 штабные легковушки. Удалось нейтрализовать одного майора, остальные были чинами пониже, и хотя все они относились к тыловым службам обеспечения, беспокойное утро фрицам было обеспечено. Мы решили свернуть свою операцию, так как близился рассвет и скоро должен был стартовать наш фейерверк на станции.

Наша машина уже отъехала около 10 километров от Минска, когда мы услышали отдаленные взрывы и увидели, как в районе станции начинается большой пожар, горели цистерны с горючим. Разведчики сработали отменно и мины взорвались точно в срок. Я прибавил газу, планируя побыстрее добраться до Пружан, до которых еще оставалось прилично — примерно 260 километров.

Слишком активная деятельность моей группы в немецком тылу не могла остаться без последствий. Видимо фрицы быстро вычислили «бесславных ублюдков» и сами объявили на нас охоту.

Глава 19

Дорога утром от Минска в сторону Пружан оказалась сравнительно свободной, сказывалась уже удаленность от линии фронта. Возможно это частично было связано и со временем суток. Я старался выжать из нашей машины абсолютный максимум скорости, понимая, что нужно убраться как можно подальше от растревоженного нами ночью нацистского осиного гнезда. У меня не было иллюзий относительно того, что немцы смогут вычислить нашу группу и попытаются нас нейтрализовать. Наш успех базировался пока только на том, что фрицы совершенно не готовы были к появлению «русского Бранденбурга» в собственном тылу. Видимо они даже не могли предположить, что такое вообще возможно в данной ситуации. В это время Красная Армия быстро отходила на восток, оставляя все новые города. Бои велись уже где-то под Смоленском. Тем чувствительнее для фашистов был наш удар в Минске. Потеряв с десяток офицеров тылового обеспечения, а также несколько составов с горючим, немцы бросили на поиски «диверсантов» все свои свободные части.

Сделав небольшую остановку, я приказал Чопорцу, также щеголявшего в форме солдата СС, перейти с моей винтовкой в кабину, полагая, что уже совсем скоро нам возможно придется прорываться сквозь немецкие посты с боями. Чопорец рассказал, что наши спасенные уже проснулись и поели, до сих пор не веря в свое чудесное освобождение. Все они могли сами передвигаться, но были очень истощены и слабы. У одного из политруков действительно была сломана рука, санинструктор сейчас оказывала ему помощь. Девушку звали Настя и она расспрашивала про меня и наши планы. Алешин ответил, что я — легендарный и отважный командир, и они пока поступают в наше распоряжение и обязаны выполнять все мои приказы, совершенно правильно умолчав о наших дальнейших планах.

Это случилось достаточно неожиданно даже для меня: внезапно впереди метрах в ста от нас на дорогу выскочили немецкие мотоциклисты и сразу открыли огонь по нам из пулеметов. Возможно это была просто плохо организованная засада, либо их группа двигалась откуда-то нам наперерез. Я правой рукой стал выкручивать руль на обочину, а левой выхватил трофейный Вальтер П38 и выпустил по фрицам в левое открытое окно все 8 патронов. Хотя прицельная дальность оружия была метров пятьдесят, мне удалось утихомирить пару немецких пулеметчиков в мотоциклах. Машина съехала на обочину к лесной чаще, и я приказал своим людям немедленно покинуть ее, захватив все самое ценное: провизию и пару ящиков с минометными минами. Мои бойцы начали отстреливаться, не подпуская немцев ближе. Но я понимал, что даже если мы перестреляем всех фрицев, было понятно, что мы обнаружены и наша машина видимо хорошо примелькалась фрицам, раз они сразу без всяких выяснений открыли по нам огонь. Скоро вдалеке я услышал и звуки немецких бронетранспортеров и даже танков. Углубившись в чащу, я приказал сделать привал и подозвал Алешина.

— Алексей, до нашего аэродрома еще километров 200, ты мои возможности знаешь, я могу преодолеть это расстояние за пару часов, и попытаться захватить аэродром самостоятельно, однако нашу группу фрицы наверняка сейчас обложат со всех сторон. Поэтому задача — оторваться от преследования и разбить лагерь, а дальше действовать небольшими группами.

Алешин согласился, что в одиночном захвате аэродрома не было никакого смысла, так как на земле не будет никакого прикрытия, вся техническая обслуга в этом случае просто разбежится и наш план не сработает.

Мы двинулись дальше, углубляясь в лес и отрываясь от возможных преследователей. Я оглянулся и увидел отстающую Настю, быстрая ходьба давалась ей с трудом. Я отдал Чопорцу винтовку и приказал подозвать ко мне санинструктора.

— Анастасия Сойкина! — по-военному представилась она, — старший сержант медицинской службы.

Было видно, что Настя умылась и привела себя в порядок, она, как и все была одета сейчас в форму СС, только без каски. Форма была ей великовата, но тонкая талия, перетянутая ремнем, делала ее фигуру женственной и соблазнительной.

Я снова невольно залюбовался девушкой, потом ни слова не говоря, просто взял ее на руки и понес. Ее волосы были собраны в большую тугую косу. Настя сначала пыталась возражать, но почувствовав с какой легкостью я держу ее, замолчала под моим не терпящим возражений взглядом. Мне доставляло невероятное удовольствие держать это хрупкое тело в своих руках. Запах леса и девушки перемешивался причудливым образом, и я представлял себя могучим Тарзаном в джунглях, словно на свете был только я и она…

Мы быстрым шагом двигались минут сорок, так как политруки также вскоре выбились из сил, но мои разведчики чувствовали себя прекрасно. Я приказал устроить привал рядом с небольшим ручьем, Алешин тут же выслал во все стороны дозоры. Я осторожно опустил Настю, которая к тому времени снова заснула в моих руках, но ее большие глаза сразу открылись, как только я положил ее на траву.

— Спасибо, товарищ командир! — сказала девушка и внезапно поцеловала меня в щеку, видимо это вышло совсем незапланированно, так как ее бледное лицо покраснело, что сделало его еще привлекательней. Я молча отошел от нее, ощущая отчаянно громкий стук своего сердца.

— Чопорец, где наши трофеи, которые мы собрали при заготовке дров?

Андрей поднес ко мне увесистый мешок, и я высыпал его содержимое прямо на землю, настало время внимательно рассмотреть и изучить нашу добычу. Я присел перед горой всевозможных немецких портфелей, планшетов, папок, документов и карт, и начал быстро сортировать документы, бегло просматривая немецкие циркуляры и приказы. Все они касались вопросов снабжения, но были бы просто находкой для нашего командования.

На картах были подробно отмечены склады с боеприпасами и продовольствием. Аэродром в Пружанах также был везде обведен карандашом, видимо фрицы делали на него ставку. Покопавшись в куче ценной информации, я извлек из нее документы на имя майора Гюнтера Кана и положил в свой карман, туда же отправились распоряжения за подписями немецкого генерала-фельдмаршала Федора фон Бока, командующего группой армий «Центр». Его директивы касались военных поставок на московском направлении и выглядели весьма внушительно с многочисленными отметками и штампами.

Вернулись разведчики и доложили, «что вокруг все чисто», погони не было. Видимо немцы не рискнули следовать за нами, загнав нас в чащу. Я нисколько не переживал по поводу дальнейшей судьбы нашей группы, как только мы отойдем подальше, мы снова захватим машину и двинемся к аэродрому. А то что наша группа «эсэсовцев» сможет врасплох захватить военный объект, я не сомневался.

Я приказал подозвать ко мне политруков, с которыми еще не было возможности для серьезного разговора. Ко мне подошли новенькие в нашем отряде Анатолий Спицын и Иван Марков с поломанной рукой на перевязи, всем своим видом демонстрируя мне свою лояльность и благодарность за спасение. Они также были переодеты в немецкую форму. Алешин по моей просьбе еще в машине провел с ними разъяснительную беседу и объяснил «правила игры». Требовалось закрепить материал.

— Товарищи политруки, наша Родина подверглась нападению жестокого и сильного врага. Наше командование поставило нам задачу нанести максимальный урон коммуникациям противника на этом участке, поэтому мы будем пока действовать в немецком тылу. Насколько я понимаю, вам тоже ставилась задача организовать работу подполья в немецком тылу. Мне хотелось бы узнать, как вы оказались в плену.

Мне стал отвечать Иван Марков, видимо он был старшим в их группе. Из его рассказа следовало, что части Красной Армии оставляли Минск в спешке, в городе царила паника. Их небольшой отряд получил задание по организации партизанского отряда и подполья в городе практически за несколько часов до прихода фашистов, им была выделена машина с оружием и взрывчаткой, но она заглохла на выезде из Минска. Один боец в это время убежал и видимо попал в плен, так как скоро их окружили немецкие автоматчики. Наши бойцы практически все имели почетное звание «Ворошиловский стрелок» от Осоавиахима и долго отстреливались, и даже Настя лично застрелила двух фрицев. Немцам видимо была поставлена задача захватить их живыми. Их схватили, когда кончились все патроны. На допросах их били и не давали им спать, но все они были комсомольцами и держались стойко. Сойкина плюнула фашистам в лицо, ее на их глазах раздели и долго били по спине ремнями. Храбрая девушка несколько раз теряла сознание. Головы Спицына и Маркова окунали в воду, и они несколько раз захлебывались, затем Ивану перебили железным прутом руку и вырезали на груди звезду. Более двух суток им не давали спать. Они понимали, какая судьба их ждет, и ждали смерти как избавления от дальнейших мучений. Видимо поняв, что от них ничего нельзя добиться, их должны были повесить, но казнь отложили, так как в Минск прибыл какой-то немецкий военачальник, и массовых мероприятий палачи не проводили, проводя расстрелы во дворе комендатуры. Я спросил, знают ли они, какую участь фашисты хотели уготовить Насте?

— Догадываемся, — сказал Иван и опустил глаза, — она красивая девушка, до войны мечтала стать актрисой, училась на биолога, планируя поступать в театральное училище. Эти гады за все ответят, товарищ командир! Кстати, ваши люди так и не представились нам, сказали до вашего распоряжения.

— Василий Теркин — улыбнулся я, — боец особого назначения. Моего заместителя зовут Алексей Алешин, можете по всем вопросам обращаться к нему. И последнее, никакой самодеятельности! Никаких самостоятельных атак и показательных геройств, жизнь каждого моего бойца на счету. Понятно?

— Так точно, товарищ командир! И спасибо вам за все! И особенно за Настю!

Мы снова двинулись в путь медленно идя в сторону Пружан, к вечеру пройдя не более 20 километров, так как приходилось обходить открытые участки и крупные магистрали. Настю я снова нес на руках, она уже покорно смирилась с этим, так, как и политруков мы тоже несли на носилках, они все были еще очень слабы.

Вечером, как только стемнело, мы устроили привал, костров не разжигали, поужинав запасами галет и шоколада.

На следующий день мой отряд случайно наткнулся на большую группу наших окруженцев в количестве примерно двух рот, и если бы мои разведчики были бы настоящими, а не переодетыми фрицами, то это подразделение было бы уничтожено. Это были остатки 4-й Армии, выходившей со стороны Бреста. Возглавлял группу боец с тремя кубарями — опытный пограничник, старший лейтенант Степан Сомов. Я вкратце рассказал ему обстановку на фронте, и какая участь постигла генералов Павлова и Коробкова.

— Жалко, хорошие командиры, грамотные, — сказал Сомов, — а можно нам к вам присоединиться? Я хорошо знаю местные дороги и, наверное, стоит организовать партизанский отряд в тутошних лесах. Я не знал, что немцы уже так далеко — под Смоленском. Туда мы не дойдем уже.

— Можно, — ответил я, — тогда мы оставим вам политруков, им я также поручу общее командование, так как это люди проверенные. С ними наша скорость очень замедлена, и мои люди будут двигаться быстрее. Мы двигаемся в Пружаны. Вам нужно разбить где-нибудь лагерь поближе к этому населенному пункту, после выполнения своего задания, мы снова объединимся.

— На аэродром идете? — проявил смекалку Сомов.

— Есть такое дело.

— Тогда я вам маршрут подскажу по глухим местам.

— Я думаю не пригодится, мои люди в немецкой форме, поэтому мы планируем захватить машину и въехать в Трою на троянском коне.

— Ну что же, видимо это правильно.

— Здесь на картах подробно указаны склады с немецкими боеприпасами и продовольствием, разработайте с политруками план захвата ближайших к нам объектов, все это нам очень пригодится.

— Сделаем, товарищ Василий!

Обсудив наши планы и поставив задачи политрукам, мы планировали с разведчиками отдохнуть днем и ночью продолжить движение. Решая все эти вопросы, я совсем забыл про Настю, которая в это время проверяла раны и перевязывала немногочисленных раненых бойцов отряда Сомова. Тяжелораненых бойцов старший лейтенант предусмотрительно оставил в лесном хуторе у надежных людей. Неожиданно девушка подошла ко мне и попросила:

— Товарищ командир, можно мне с вами поговорить, наедине?

— Да, товарищ старший сержант медицинской службы, — подчеркнуто по формальному ответил я ей, но мое сердце начинало предательски стучать всякий раз, как только эта девушка приближалась ко мне.

Мы медленно шли, прогуливаясь по лесной чаще неподалеку от нашего лагеря.

— Я знаю, что вы сегодня ночью уходите дальше со своей группой. Я должна идти с вами, — твердо сказала Настя.

— Это еще почему? — удивился и одновременно обрадовался я ее настойчивости.

— Я не брошу вас одного!

— Меня? — рассмеялся я, — я же не ранен. И это кто же кого несет на себе?

— Не нужно смеяться, — чуть не плача, сказала Настя и захлопала своими большими ресницами, — вам совсем не сложно меня нести, и я пригожусь там, вы необычный человек, вы прибыли к нам из мифов, вы словно Геракл, я кое-что слышала про вас. Но я тоже очень сильная, вы не смотрите, пожалуйста, что я такая…

— Настя, — сказал я, поддаваясь внезапному порыву и беря девушку за руки, — ты невероятная девушка. Очень. Но это война не для таких как ты.

Я медленно приближал к ней свое лицо и заметил какие у нее красивые и манящие губы. Ее карие глаза проникали в самую душу. Мои руки в каком-то неистовом порыве крепко обхватили ее сначала за талию, потом за тело, и я случайно взял ее за спину, и она вдруг скривилась от боли, я тут же отпустил ее. Совсем забыл, что на ее спине видимо живого места не осталось, там было много свежих рубцов, которые я даже не видел.

— Извини, я не могу тебя взять, — я круто, развернулся и пошел в лагерь.

— Я все равно пойду с вами, побегу, вы не можете так со мной поступить! — разрыдалась девушка и закрыв лицо руками, побежала в другую сторону.

Я медленно возвращался в лагерь мрачнее тучи, только этих соплей мне еще не хватало! Я совсем некстати подумал о своей жене. Да причем здесь это! Это совсем другое, это вообще другая реальность и другой мир, Теркин — холостой парень и он может быть с ней. Да она невероятно красивая и так притягивает меня. Но что же тогда останавливает? Все очень просто, я видимо влюбился в нее, и я не мог так с ней поступить, ведь мне нужно было потом оставить ее здесь, я никуда не смогу ее взять с собой и сам не смогу остаться здесь. Не думал, что такое со мной случится на пути прохождения этих миссий. Видимо это какой-то сбой матрицы. Безумие!

— Что случилось командир? — внезапно и тихо, как может только он, подошел ко мне Алешин, — я только что видел Настю.

— Она требует, чтобы я взял ее с собой.

— И правильно делает, ну ты сам знаешь, как она к тебе относится. Это весь отряд видит. Дивчина сохнет по тебе, Василий, места себе не находит. Ты ее спас, вспомни, что хотели сделать с ней фашисты. Она потеряла в первые дни всех своих родных при бомбежке.

— Ты прекрасно знаешь, кто я и откуда, я не могу ее взять с собой, как и остаться здесь.

— Понимаю, но на войне даже один день — это порой целая жизнь. Ты тоже об этом подумай, командир. И еще, мы идем на поиски детей, а хороший медик, тем более девушка, может нам пригодиться.

— И ты, Брут? — улыбнулся я, — ладно, что с вами делать? Скажи ей, чтобы собиралась. И головой за нее отвечаешь.

— Я воль, май фюрер! — сделал зигу Алексей, заставив меня рассмеяться, и убежал.

«Весь отряд видит» — вспомнил я слова Алешина. — «да, пусть будет, что будет, он прав, мы живем один только миг». На сердце стало сразу очень легко, будто упал тяжелый камень.

Я осторожно смахнул с формы божью коровку и медленно побрел в сторону лагеря.

Глава 20

Наш отряд отправился в путь сразу, как стемнело, мы решили двигаться всю ночь, а утром попытать счастье и завладеть машиной. Впереди тихо, несмотря на свой богатырский рост, шагал Алешин, позади него растянулась цепочка разведчиков. Я с Настей на руках шел практически последним, замыкал нашу группу мой верный оруженосец Чопорец с моей винтовкой на плече. Мы продвигались без остановок в приличном темпе, планируя за ночь преодолеть 30–35 километров. Звуки ночного леса совершенно отличались от дневного монотонного гомона птиц. На свою тропу сейчас вышли разные ночные лесные хищники, птицы и зверьки, которые периодически разрывали тишину странными завораживающими звуками. От этих звуков Настя иногда вздрагивала и крепче прижималась ко мне, совсем как ребенок в детстве. Временами мне казалось, что я вот так носил ее на руках уже очень долго, словно мы вдвоем были созданы для этого и друг для друга. Я чувствовал тепло ее тела, которое наполняло и проникало в меня, добавляя мне энергии. Я хотел, чтобы эта ночь длилась вечно. Иногда мы встречались с Настей глазами и я понимал, что видимо она хочет того же, чтобы ее всегда сжимали эти сильные руки любящего мужчины.

Неожиданно мы вышли к небольшой реке, и Алешин предостерегающе поднял руку. На другом берегу нас ждала неизвестность, даже если реку можно было форсировать вброд, следовало быть бдительными. Я осторожно поставил Настю на ноги и подошел к Алескею. Моя система в режиме ночного видения не видела опасности, следовало только разыскать подходящий брод. Несколько разведчиков осторожно спустились к реке и разошлись в разные стороны, чтобы найти лучший путь через водную гладь.

— Командир, в ста метрах отсюда есть подходящее место, но все равно придется раздеться, чтобы не промочить одежду и не разводить потом костры. Сначала пойдем мы, потом вы с Настей, — деликатно сказал Алешин.

— Хорошо, — сказал я. Чопорец помимо моей винтовки заговорщически забрал у Насти ее сумку с медикаментами, висящую на плече. Вскоре за кустами сначала раздались тихие голоса, а затем и всплески воды, когда мои разведчики заходили в воду. Мы с Настей остались абсолютно одни.

— Помоги, мне, Василий, — сказала Настя очень буднично, сразу перейдя на «ты» и, расстегнув портупею и плечевой ремень, сбросила их на землю. Также она, смотря мне прямо в глаза освободилась и от пояса, который тихо упал к ее ногам. Повернувшись ко мне спиной, она начала стягивать через голову свой черный китель. Я осторожно помог ей, потянув китель вверх, под ним оказалась светлая табачно — коричневая рубашка, которую она начала медленно расстегивать на груди. Затем она как девочка протянула руки вверх и я осторожно снял и рубашку. Только теперь я смог рассмотреть ее спину, которая вся была испещрена многочисленными и глубокими словно неведомые руны узорами-рубцами и залита зеленкой, делая ее совершенно непохожей на человеческое тело.

— Нет, не смотри на мою спину, она не красивая, — весело сказала Настя и повернувшись ко мне лицом, распустила свои волосы и взмахнула своими кудрями, рассыпая их по тонким изящным плечам. Теперь на ней ничего не оставалось кроме длинных брюк — черных с белыми кантами и черной штрипкой, заправленных в высокие блестящие сапоги. Она стояла в свете луны, словно таинственная Валькирия, только что снявшая свои доспехи, улыбаясь и наслаждаясь производимым на меня эффектом. Ее кожа и высокая грудь были достойны кисти самого именитого художника. Моя сердце бешено стучало, отдавая в висках, я не мог ни пошевелиться ни вымолвить хоть слово, словно умер и оказался в небесном чертоге — Вальхалле.

Ничего больше не говоря, Настя подошла ко мне и очень осторожно, но страстно и требовательно поцеловала меня в губы, давая всем своим видом понять, что я теперь нахожусь только в ее власти.

Дальше все слилось в один упоительный миг, в котором доминировала и вела партию только она. Я удивился, насколько огромным и разнообразным может быть арсенал ласк девушки, для которой стал смыслом жизни…

Уже светало, когда моя неутомимая наездница Валькирия выпустила меня наконец из своих страстных объятий.

Сняв со своей прекрасной шеи небольшой медальон, она протянула его мне со словами:

— Это медальон моей бабушки, и ты знаешь у меня его не забрали, это — оберег. Я знала, что пока он на мне, то со мной ничего не случится, теперь я хочу чтобы он всегда был у тебя. Едва я прикоснулся к медальону моя информационная панель ожила:

Амулет Феникса

Мифический Артефакт. Открыта новая способность: возрождение с сохранением достигнутых параметров.

После протяжно-сладкого и долгого поцелуя Валькирия осторожно надела мне на шею свой Артефакт, означавший невероятную силу в этом мире.

Повтор миссий активируется автоматически после провала миссии, выбор миссий возможен в произвольном порядке.

Все, что со мной произошло на берегу этой реки, было похоже на магический ритуал, которым полностью управляла моя прекрасная Валькирия.

Пройдя вместе через этот ритуал, мы потом взявшись за руки перешли и через реку, словно проделав обряд крещения или очищения.

Наше долгое исчезновение точно осталось незамеченным в отряде. Мои люди расположились на отдых, так как уже светало. Алешин просто молча протянул мне фляжку, когда я подошел к нему.

— А ты был прав, — сказал я ему, сделав большой глоток, — иногда краткий миг может показаться вечностью. Я словно побывал в Вальхалле. Я умер и снова воскрес, как будто переродился.

— С возвращением, командир, — сказал мне Алешин, — это лучшее, что может случиться с мужчиной!

Глава 21

Кто может быть красивее счастливой женщины? Кто может быть сильнее любящего мужчины? Если бы кто-то задался этими вопросами в моем отряде, то ответ был бы очевиден, и он у всех находился перед глазами. Со стороны могло показаться, что я не расставался с Настей ни на минуту. Красивые глаза девушки светились невероятным счастьем, и я любовался каждым ее движением, наслаждался запахом волос и звуком голоса. Прикасаясь к ней всякий раз, я ощущал немыслимое и ни с чем несравнимое блаженство, а она отвечала на мои ласки всегда с такой страстью, словно ее горячее сердечко было создано только для этого. Наши сердца звучали в такт, и казалось, что мы сейчас живем словно в раю, а вовсе не пробираемся скрытно в тылу врага на самой жестокой войне. Именно в такие минуты в человеке раскрываются все самые хорошие качества и просыпаются скрытые таланты. И я начал писать стихи про любовь и про нас с Настей, но так как я был далеко не Пушкин, то конечно стеснялся показать их своей Валькирии. В конце концов, исписав за несколько дней целую трофейную тетрадь, я спрятал ее и решил, что отдам ее Насте только перед самой разлукой. При мысли о том, что это рано или поздно произойдет, мое сердце сжималось в такой тоске, что я шел и молча забирал у Алешина его флягу. Словно понимая, что происходит в моей душе, он также без слов вырывал у меня флягу и незаметно подзывал ко мне Настю. В этой девушке для меня таился целый мир и какая-то магия. Я понимал, что полюбил ее с первой секунды, с первого взгляда. Если ее какое-то время не было рядом, я уже начинал волноваться и искать ее глазами. И действительно, как только она подходила, я сразу забывал обо всем и меня переполняло непередаваемое ощущение счастья. Лишь где-то в глубине души я понимал, что цена за эти минуты счастья будет очень высокой.

Возможно, Алешин просто хотел дать нам шанс побыть в этом раю как можно дольше, так как с легкостью убедил меня, что пробираться в Пружаны нужно только лесными тропами. Оказывается он втайне от меня подробно расспросил у Сомова про самую безопасную дорогу и теперь мы шли по этому маршруту.

Действительно, разыскивая нас, немцы могли перекрыть все дороги, выставив посты на каждом перекрестке, и в случае захвата машины, это угрожало бы нам быть раскрытыми каждую минуту. Тем более я не хотел рисковать ни одним бойцом своего отряда. Еще одним сильным аргументом в сторону пешего пути было то, что мы могли встретить в лесу еще какие-нибудь группы наших окруженцев или случайно наткнуться на что-то, что позволило бы узнать судьбу пропавших детей. Поэтому вскоре мы привыкли к определенному однообразному режиму движения: ночью мы шли, а под утро делали остановку у какого- нибудь ручья, завтракали не разводя костра своими запасами и отсыпались. Путь к Пружанам занял у нас 6 ночей. Все эти короткие летние ночи я нес свою Валькирию на руках, она настолько уже привыкла к этому, что часто просила просто так поносить ее на руках даже днем, а ночью просто засыпала в моих объятиях с доверчивой улыбкой ребенка на красивых губах. Всякий раз наше движение завершалось для моего отряда священным ритуалом: после завтрака, взяв меня за руку на глазах у всех, Настя уводила меня на рассвете подальше от нашей стоянки и найдя красивое место в лесной чаще отдавалась мне со всей страстью молодой и нежной девушки, которая очень мечтает о ребенке от своего мужчины.

Первые дни все мои руки были искусаны, потому что моя Валькирия вначале стеснялась громко кричать, но потом и эта плотина была прорвана: Настя уже ни в чем себя не сдерживала, полностью отдаваясь своим чувствам и отправляя меня в Валхаллу под звуки своего упоительного и громкого голоса.

По улыбкам бойцов в лагере, которые правда они старались прятать от меня, я видел, что они одобряют и поощряют наши ритуалы, окружая нас с Настей невероятной заботой и вниманием. Зная, что их санинструктор до войны училась на биолога и очень любит цветы, разведчики собирали для нас по пути лесные ягоды и периодически преподносили моей Валькирии букеты из самых необычных трав и растений. Настя с удовольствием принимала такие подарки, обнимая краснеющих и смущающихся при этом бойцов. Незаметно она стала третьим негласным командиром нашего отряда, все ее незначительные просьбы с удовольствием незамедлительно выполнялись.

Первое время, я думал, стоит ли Насте что-то рассказывать о себе и своей миссии в этом мире, но потом сообразил, что эта девушка при желании может добиться чего угодно от любого мужчины. Видя как Алексей и Настя иногда перемигиваются между собой, я понял, что ей уже все и так известно и видимо даже больше, чем я думал. С командиром моих разведчиков они словно стали братом и сестрой.

Мне Настя никогда не задавала никаких вопросов, предпочитая самой брать то, что ей нужно. Лишь однажды, нежно прижавшись ко мне и отдыхая от нашего священного ритуала, она спросила меня, гладя своим пальчиком по моей небритой щеке и поразив меня до глубины души: «И сколько проживет всего мой рыцарь в том своем другом мире, если считать по нашему?», «Примерно пятьсот лет», — ответил я немного подумав. «Как хорошо, но знай, я все равно никогда не состарюсь для тебя»- и Настя нежно и страстно поцеловала меня в губы, а затем игриво взяла мою руку и положив себе на живот, лукаво спросила — «я обязательно рожу тебе ребеночка, ты же захочешь навещать его иногда? Ты хочешь мальчика или девочку?». Эти вопросы так и остались без ответа, потому что вызвали у нас новый порыв страсти, который длился так долго, что показался мне целой вечностью.

Мы вышли к Пружанам на седьмые сутки нашего пути, пройдя по лесам около двухсот километров. Алешин долго разглядывал в бинокль аэродром, на котором моя система индефицировала только три самолета — один «Хейнкель-111» и два «Ю-88» которые имели довольно надежную броню и подходили для нашей миссии. Однако нужно было теперь понять, в каком состоянии находится техника и почему ее так мало? Через несколько часов наблюдений мы уже примерно поняли что здесь происходит. Немцы, захватив Пружаны, сразу решили использовать аэродром по назначению, но предварительно его модернизировав. Для этого они загнали в расположенный неподалеку лес местных жителей, а также военнопленных и заставили заготавливать полуметровые чурочки. Эти заготовки потом вбивались в землю — так грунтовая взлетно- посадочная полоса становилась деревянной.

Самолеты были в полной исправности и готовы к вылету. Об этом нам сообщил захваченный в плен техник, участвовавший в заготовке чурочек. Требовалось немедленно действовать, пока немцы не спохватились о пропаже своего человека и я приказал выдвигаться к позициям. Меня очень порадовала реакция Насти, которая хоть и была отличным стрелком не рвалась сейчас в бой, а просто попросила, чтобы мы действовали быстрее, так как на аэродроме есть хорошая кухня и всем нам нужно уже подкрепиться горячей пищей, которую она нам сегодня там приготовит.

Аэропорт охраняла рота фашистов. У них были две пулеметных вышки и три зенитки. Я быстро разработал план по захвату объекта, который Алешин одобрил: наши «эсесовцы» колонной открыто идут в строну немецких казарм, как только они подходят, я подавляю снайперским огнем огневые точки и наши люди уже с близкого расстояния забрасывают фрицев гранатами. От скрытного захвата аэропорта мы сразу отказались, так как наверняка немцы бы успели передать по многочисленным рациям сигналы тревоги. Мы разошлись по местам и наметили начать операцию через 10 минут. Я взял у Чопорца винтовку и прицелился, до немецких позиций было примерно 700 метров, так что ликвидировать огневые точки можно было легко.

Сначала все развивалось по сценарию, мои люди показались из-за поворота и открыто зашагали по дороге к шлагбауму. Но возможно немцы были предупреждены или просто решили проявить осторожность. К группе моих бойцов через некоторое время выехал мотоциклист и я мысленно чертыхнулся, так как наш план летел в тартарары, этого мотоциклиста нашим придется ликвидировать, так как он быстро поймет, что мы вовсе не те, за кого себя выдаем.

Как только мотоцикл подъехал к нашей группе я открыл огонь по вышкам и расчетам зениток. В это же время, Алешин расправился с мотоциклистом и мои бойцы рассыпались цепью и побежали к казармам. Алексей не стал бросать мотоцикл, а вскочил на него и также устремился в атаку. Все-таки наш эффект неожиданности сработал, большинство фрицев так и не успело организовать серьезную оборону, мои люди добежав до казарм стали забрасывать внутрь гранаты. Во многом конечно выручил быстрый вывод из строя пулеметных вышек и других огневых точек врага. У меня было 2 запасных магазина и я расстрелял их все, прицельно бив по всем очагам сопротивления. Ни о какой скрытности захвата речь конечно не шла. Через 30 минут рота фрицев была уничтожена. Технические работники и с десяток вооруженных немцев сдались, самолеты также не успели взлететь, я подстрелил двух пилотов, которые пытались добежать до своих машин. К большому сожалению, мы потеряли двух разведчиков убитыми, еще четверо были ранены. Это произошло потому, что мы хотели захватить техников живыми, а фашисты стреляли по нам изо всех щелей, разбросанных на огромной территории. Захватив аэродром, я приказал занять огневые позиции и готовиться к обороне, а сам осмотрел зенитные орудия — они были в полном порядке. Настя уже сноровисто перевязывала всех раненых, категорически не разрешив добивать врагов. Мы с Алешиным только переглянулись, никто из нас не решился противоречить нашему третьему командиру.

Теперь мне следовало немедленно взлетать, примерно через час немцы смогут сюда направить серьезные силы и попытаются отбить у нас аэродром. Счет времени шел на минуты.

Глава 22

— Нет, нет и еще раз нет! — ударил я кулаком по столу, — ты со мной не полетишь!

Передо мной в летном ангаре сидели Настя и Алексей, и конечно же моя Валькирия требовала взять ее с собой.

— Да, кабина самолета рассчитана на экипаж из четырех человек, но я вообще никого не собираюсь с собой брать, это не легкая романтическая прогулка над облаками. И нечего сверлить меня так глазами! — обратился я к Насте, весь вид которой мне напоминал сейчас маленькую девочку, которую отказались брать с собой в кино на любимый мультфильм.

— Вот именно, командир, не прогулка, и другие места в самолете занимают пулемётчики, которые отстреливаются от врага, — резонно вставил Алексей, я тоже против того, чтобы Настя летела, но возьми с собой тогда моих бойцов.

— У нас что, много людей, Алексей? С ранеными только что выбыло шесть человек. Немцы вот-вот пойдут в атаку. На земле будет гораздо жарче. Да и от кого там отстреливаться? В меня же не один фриц не выстрелит, для них я — свой. Я туда и обратно, максимум на часок. Кто-то обещал кстати приготовить нам горячее, — примирительно сказал я, обращаясь к Насте, которая надула свои красивые губки, и видимо еще хотела возражать, — Так, чтобы к моему прилету обед был готов! Не слышу вашего ответа, старший сержант!

— Слушаюсь! — козырнула Настя и встав по — военному вышла из ангара.

— Ты построже с ней, Алексей, фрицев мы уже не добиваем, приказы обсуждаем, а завтра что прикажешь, танцульки устраивать?

— Да, я понимаю, но она переживает за тебя!

— И помни о чем я тебя просил, — заговорщески подмигнул я Алешину, — никаких войнушек, пусть занимается едой и ранеными.

Для своего первого боевого вылета я выбрал Ju-88, по сравнению с «хенкелем» у него была более приличная скорость и защита. Да и вообще в настоящее время это был практически топ немецкого военного авиастроения. А это к тому же была еще и «четверка».

Ju 88А-4 — наиболее массовый вариант самолета, в котором был уже учтен опыт применения Ju 88 в сражениях начавшейся Второй мировой войны. Выпускавшийся с середины 1940 г. крупной серией А-4 имел увеличенный до 20 м размах крыла, усиленную конструкцию и более мощное оборонительное вооружение. На нем устанавливались 1340-сильные двигатели Jumo 211 J-1 или J-2.

Кабина у «юнкерса» была бронированная. Самолет мог пролететь более 2000 километров и находиться в воздухе до 5 часов. Размещенное в кабине оборонительное вооружение позволяю обстреливать практически все пространство вокруг самолета. Стандартное размещение экипажа выглядело следующим образом: пилот сидел спереди слева, бомбардир — спереди внизу, один стрелок-радист — сзади и второй стрелок — в подфюзеляжной гондоле.

Однако я понимал, что пулемет мог нанести врагу несущественный урон. Ценность бомбардировщика была в его бомбовой нагрузке. Каждый Ju-88 обычно нес до 28 бомб по 50 кг и 2–4 бомбы по 250 кг. Бомбовое вооружение размещалось как на внутренней, так и внешней подвеске. И этим сейчас как раз занимались немецкие техники, подвешивая смертоносные игрушки.

Я подбежал к самолету и залез в кресло пилота через нижнюю гондолу. Я еще никогда не летал на самолете, поэтому испытывал легкий мандраж. Но моя система уже начала процесс обучения. Видимо так как оборудования было много, то процесс растянулся на целых пять минут. Через это время я сразу стал самым лучшим немецким асом всех времен и народов.

— Торопитесь, безрукие ослы и не забудьте проверить воздушную смесь для моих кислородных масок! Флигер мне не нужен! — крикнул я техникам на немецком уже со знанием дела.

Я покрутил головой. Теперь все было для меня так, как будто я здесь родился. Оборудование самолета состояло из полного комплекта навигационных приспособлений и контрольных приборов, большинство из которых было сгруппировано на главном приборном щитке. Вдоль левого борта кабины, рядом с моим креслом располагалась панель с рычагами, рукоятками тяг и другими устройствами управления узлами самолета. У правого борта были остальные контрольные приборы. Все самолеты Ju 88 были оснащены. автопилотом Siemens К 4ue. Но моя система намекала, что мне пользоваться этим не обязательно, сама в сущности являясь более мощным автопилотом. Естественно, на этих допотопных для моего времени самолетах всё делалось по хронометру: он распологался на приборной доске слева. Также пилоту могли выдать специальный хронометр «Флигер», по сути своей являющийся наручными часами, но, пилоты надевали их, как правило, только на время боевого вылета, и после возвращения снимали. Обычные часы считались прибором самолёта наравне с теми, что находятся на приборной доске.

Через пять минут я завел самолет и начал взлет, все прошло буднично и штатно, я убрал шасси и начал набор высоты, и стал прикидывать как буду целиться и сбрасывать бомбы. Цель высматривалась здесь через дыру в полу, называемую бомбовым прицелом. Но она не имела ничего общего с одноимёнными приборами в бомбардировщиках 21 века, здесь это реально была просто дырка квадратной формы, не имеющая ни прицельной разметки, ни органов управления для внесения данных об угле, скорости и высоте полёта.

В кабине оказалось очень шумно и холодно, я понял, что сделал глупость и не утеплился, поэтому решил не подниматься выше тысячи. Самолет прекрасно слушался рулей и управлялся. Рули высоты, которые были сбалансированы, крепились на трех петлях. Оба руля имели триммеры. Управление рулями высоты осуществлялось при помощи системы тяг и качалок. Автомат вывода из пикирования имел отдельный гидравлический привод. Все это мне сообщала моя система.

Я пролетал нал полями и дорогами, взяв сейчас курс на восток. Основной задачей я ставил уничтожение переправ, а также удары по скоплению вражеской техники на железнодорожных станциях.

Я помнил, что с самого начала войны «восемьдесят восьмые» выполняли по сути роль дальнобойной артиллерии, тесно взаимодействуя с наступающими войсками, прежде всего бронетанковыми корпусами. Работая на небольших высотах, самые тяжелые потери «юнкерсы» несли от огня с земли. Так некоторые воздушные эскадры уже к августу 1941 г. лишились трети своего состава. Хотя я был для фрицев сейчас своим, но на всякий случай покручивал рацию, чтобы вовремя услышать какие-либо предупреждения, помимо всего прочего мой самолет отличался в общем-то неплохой боевой живучестью.Этому свойству машины конструкторы в свое время уделили чрезвычайно большое внимание. Были дублированы бензо- и масломагистрали и проводка управления, применены хорошо протектированные крупные бензобаки. Дополнительные приспособления даже оставлять на короткое время самолет без управления.

Километрах в сорока к востоку я наконец увидел первую подходящую цель — железнодорожный мост, по которой шла большая колонна танков.

Сбрасывание бомб по одной или пакетом осуществлялось автоматом RAB 14с или 14d (Reihen-Abwurf-Bediengeraet). Был также возможен аварийный сброс всех бомб, который осуществлялся перемещением особого рычага. Я конечно же выбрал режим одиночного сброса бомб.

Обычно для нормальной точности этот бомбардировщик заходил на цель под углом 60–90 градусов. Высота при этом должна быть не менее 2500 метров, чтобы хватило простора для завершения манёвра. Если мне память не изменяла, то фрицы обычно заходили с 3000–4000 метров. Угол к земле прикидывался по градуировке, нанесённой справа на плексиглас фонаря. Самолёт должен лететь как можно более перпендикулярно, если можно так выразиться.

Однако с моей системой всего этого не требовалось, мой самолет на сверхнизкой высоте 300 метров без всякого пикирования пролетел над мостом и сбросил всего лишь две бомбы, но они попали ровно туда, чтобы мост сразу рухнул. Эффект был невероятным: чтобы добиться такого же результата обычно нужно было не менее 100 точных попаданий по мосту.

Дальше дело пошло как по маслу, я летел на той же высоте и просто оставлял гостинцы. Мою тактику можно было бы назвать «полет какающего голубя». Никаких сирен у меня естественно не было, я их сразу вырубил. У немцев на земле видимо далеко не сразу возникли причинно-следственные связи: пролетел самолет — упал мост. У меня не было никакого пекирования и выхода из него и даром времени я не терял, через полчаса 7 мостов было разрушено. На это ушла половина моего бомбового запаса. Последним я разрушил как раз наш мост у Борисова, который немцы практически восстановили после моего первого визита. Посчитав, что программа минимум выполнена, я развернулся и полетел на базу.

Ни одна зенитка даже пока не повернулась в мою сторону, тройка мессеров пролетела совсем рядом, но их могла смутить разве что моя форма полевой жандармерии. Однако минут через пять в эфире моей рации началась невообразимая чехарда: до немцев дошло что их бомбит самолет-диверсант. Поэтому недолго думая, увидев шестерку однотипных коллег я быстро пристроился к ним седьмым. Немцы попытались спросить кто я, но я показал руками на рацию и пустую кабину, мол радиста нет, ничего не знаю. Мой маневр видимо сработал, так как мимо нас пронеслось минимум 10 истребителей, отправленных на поиски нарушителя. Помахав крыльями своим «коллегам», я через некоторое время направился в сторону Пружан, высматривая колонны, которые шли отбивать аэродром. Такая вскоре нашлась, в ней было не меньше 15 танков, на которые, к сожалению, мне пришлось потратить последние бомбы. Как и обещал, я уложился ровно в один час и теперь спешил к своей Настеньке. Уже подлетая к аэродрому, я увидел ее фигуру на взлетной полосе. В небо смотрели видимо и все мои разведчики. Красуясь, я стал выполнять фигуры высшего пилотажа, всякие бочки, перевороты и петли. Однако я забыл о «технике безопасности», ко мне на всех парах уже неслась шестерка «мессеров». Несмотря на все мои хитрые выкрутасы, мой самолет все равно подбили и я с большим трудом его посадил, дымя как паровоз. По крикам в рации я слышал, что просто выбесил немецких асов основательно и они готовились теперь уделать меня на земле. Летный сезон был закрыт.

Глава 23

Если наша операция в Минске была просто укусом комара, то уничтожение в немецком тылу сразу семи мостов было равносильно отрубыванию пальца. Я был уверен, что об успехах моего первого боевого вылета непременно доложат самому Гитлеру. Конечно полностью сорвать планы немецкого наступления такая диверсия не могла, но существенно замедлить группу армий «Центр» в походе на Москву была просто обязана. Но этот удар я нанес еще с одной целью — обратить на себя внимание Крысолова. Если он выбрал, сторону Гитлера, то безусловно, должен был как-то отреагировать.

Покидая горящий самолет, я понимал, что «мессеры», кружащие над аэродромом не успокоятся. Однако, против них у нас были зенитки.

Не успели мои ноги коснуться земли, как на моей шее повисла Настя.

— Милая Валькирия, ты приготовила мне обед? — сразу спросил я, как только смог набрать в легкие воздух после ее затяжного поцелуя.

— Конечно, мой рыцарь, стол уже накрыт в нашем замке, но ты пришел не один, а привел с собой целую стаю голодных коршунов.

— Не коршунов, а ворон, сейчас мы их распугаем, пойдем к нашим зенитчикам.

Нашими ПВО были уже 3 достаточно устаревшие модели «2-см Flak-28».

Эта 20-мм автоматическая зенитная пушка образца 1934 г. выпускалась по заказу Германии швейцарской фирмой «Oerlikon» в различных вариантах — от буксируемых пушек, до спаренных установок на кораблях и САУ. Она была достаточно компактных размеров и весила всего 68 килограмм. Моя система, руководствуясь моими параметрами, предлагала мне использовать ее как крупнокалиберный пулемет, правда в этом случае в виде пуль должны были выступать снаряды весом 120 грамм.

Максимальная дальность стрельбы такой «игрушки» составляла чуть более четырех километров. Конечно у всех видов вооружения был еще и параметр эффективной стрельбы, но у меня он практически равнялся параметрам дальности. У пушки было магазинное питание на 30 снарядов. Я поднял зенитку и, взяв ее в руки поудобнее, стал целиться в «мессеры», до которых было не более 3 километров, самолеты противника бестолково летали над нашим аэродромом, видимо просто закрывая небо над захваченным объектом. Они помнили о зенитках, и поэтому ближе не приближались. Вращая стволом зенитки, словно дулом автомата, я быстро опустошил в небо магазин пушки. Из минусов такого «ручного пулемета» было то, что у него присутствовала просто убийственная отдача и стрелял он оглушительно громко, в остальном были только плюсы. Я видимо только что нашел для себя самое эффективное оружие против всего: три мессера из шести сразу задымили.

Я аккуратно положил пушку на землю и повернувшись к своим ошарашенным людям сказал:

— Ну что, пойдем обедать!

Когда Настя говорила о замке и грандиозном обеде, я думал, что она шутит, но зайдя в местную столовую, я просто потерял дар речи: такой богато заставленный едой стол действительно мог быть накрыт только в средневековом замке. Всевозможные виды мяса и рулеты, салаты и вазы с фруктами шли вперемежку с бутылками самого настоящего французского шампанского.

— Ну вот, не только ты можешь всех удивлять, — видя мое замешательство, сказал, вставая из за стола Алешин, — так что предлагаю тост за нашу хозяйку!

— Нет! — крикнула Настя, — давайте выпьем за командира!

— Ура! — крикнули разведчики.

Я вообще не понимал, что здесь происходит. Со стороны все очень напоминало встречу Нового года, и это в то время, пока мы были фактически в осаде. Видимо сбылось мое пророчество и следующей частью программы станут танцы. Однако вскоре объяснение нашлось. Что касается обеда, то у фрицев здесь действовала приличная кухня и работали отменные повара, они были естественно взяты нами в плен, и за час под руководством Насти смогли организовать целый банкет. Но был и повод: на аэродроме оказалась пара приличных раций, разведчики связались с Москвой и доложили о захвате аэродрома и наших подвигах в Минске. Командование пообещало о наших похождениях рассказать в сводке Информбюро, а Алешина представили к очередному званию и и награде — ордену Красного знамени.

— До чего дошел прогресс, — радостно произнес я, — да умеете вы удивлять, ну что Алешин, поздравляю!

— Извини, командир, что так вышло, но награду только мне, ты же сам приказал про тебя не говорить, — начал оправдываться Алешин.

— Молодец, все правильно, вот моя награда, — и я притянул к себе Настю, — эту награду не променяю ни на что в жизни. Ну теперь и я вас порадую.

И я им рассказал об уничтоженных мостах и колонне немецких танков. Тут уже совсем праздник расплескался через край. Поднялся неимоверный крик, в котором ничего нельзя было разобрать. Звучали тосты за Сталина, за Победу, за разведку, за меня, Алексея и конечно за женщин. Шнапс и шампанское лились рекой. И я тоже был рад стать сейчас частью этой ассамблеи. После молчаливого долгого лесного перехода и наших побед разведчики сейчас отрывались по полной. Работавшая немецкая обслуга, из числа поворов, в ужасе попряталась в кладовке. Их можно было понять. Сначала их аэродром захватили выскочившие из леса небритые и заросшие русские в форме солдат СС, которые вместо того, чтобы убраться назад в свой лес, тут же приказали устроить банкет и практически выпили уже весь шнапс, а один только что на их глазах взял зенитку и стрелял из нее как с автомата. Это действительно было страшно!

— Мальчики, а сейчас у нас будут танцы! — звонко крикнула Настя, показывая входящему с техникой в руках Чопорцу, куда нужно поставить патефон. Раздались дружные аплодисменты. Алешин только развел в мою сторону руками и мы с ним громко рассмеялись.

Настя покрутила ручку патефона и в комнате поплыла музыка и неподражаемый голос немецкой актрисы Марлен Дитрих. Была выбрана песня из фильма «Голубой ангел». Зазвучал загадочный низкий вокал Лолы-Лолы, которая пела о том, что ей интересно только заниматься любовью и больше ничем.

Настя тут же схватила растерявшегося Чопорца и закружила его в танце. Она была все в той же форме СС, но видимо успела немного подогнать ее по фигуре и вымыла свои прекрасные волосы, которые были рассыпаны сейчас красивыми локонами по ее плечам. Настя и сама сейчас походила на артистку Третьего Рейха, и если бы нас снимала камера, то все бы посчитали что сейчас создается пропагандистский фильм про праздничное мероприятие СС, так как все мои люди были в характерных черных немецких кителях с портупеями. Только я щеголял в своей серой форме жандарма со своим видимо приносящим мне удачу «намордником». Кружась в танце, через минуту, Настя повисла на шее у другого разведчика и так далее, пока не перетанцевала практически со всеми. Даже суровый Алешин, смотрящийся на ее фоне словно медведь, сделал несколько танцевальных па, приобнимая ее за талию. Безудержно смеясь Настя в танце откидывала голову назад и я думаю, все кто был здесь сейчас, любовались изгибами ее шеи и красотой кожи и конечно же ждали самого главного танца. И вот, когда музыка на секунду умолкла, Настя повернулась, ища меня глазами. Все немного расступились и мы фактически оказались одни на нашем импровизированном большом танцполе. Настя стала серьезной, и посмотрела на меня так же, как в нашу первую ночь, перед тем, как она стала раздеваться. Ее невероятный гипнотический взгляд сделал свое дело и я шагнул ей навстречу.

Снова зазвучала музыка. Это была «Лили Марлен» — знаменитая и самая любимая немецкими солдатами песня постового, призывающая свою любимую постоять с ним под фонарем. Мы стали медленно кружиться под звуки песни, которая звучала сейчас только для нас, я наслаждался этим танцем, и тем, как грациозно двигалась в моих объятиях моя Валькирия.

«Wie einst Lili Marleen. Wie einst Lili Marleen…» — звучали финальные аккорды песни, и Настя приблизив ко мне свое лицо и обхватив мою голову руками поцеловала, слегка выгнувшись и откинувшись назад. Видимо время остановилось, потому что когда я очнулся, вокруг нас уже никого не было. Так тихо уйти могли только мои разведчики. Мы стояли абсолютно одни в комнате, в которой даже был приглушен свет, где-то далеко раздавался смех и видимо там праздник продолжался.

Настя какое то время смотрела на меня и гладила по щеке своей маленькой ладошкой, потом взяв меня за руку, куда-то повела за собой, словно был рассвет и мы с ней остановились в лесу на стоянку, а наш ритуал был священным и обязательным завершением любого пути.

Глава 24

Если бы мы ставили задачу вызвать у верхушки вермахта замешательство, то мы свою задачу выполнили. Я был уверен, что немецкое командование было в полном неведении, что ему лучше предпринять в данной ситуации, обнаружив крупную диверсионную группу у себя в тылу и потеряв контроль над стратегическим объектом — аэродромом. Наспех собранные и брошенные против нас силы в виде танковой и мотопехотной рот были уничтожены на марше с использованием их же бомбардировщика. Несколько самолетов, призванных обеспечить охрану воздушного пространства в этом районе, было сбито. Все также указывало на то, что наша группа не собиралась отсиживаться, нанося вполне ощутимые удары, взрывая мосты и уничтожая тыловые коммуникации вермахта. У врага возникал резонный вопрос, а так ли уж малочисленна эта диверсионная группа? Не пора ли повернуть против нас более серьезные силы? Пока невидимые маховики войны продолжали крутиться с прежней скоростью, я не сомневался — нас уже заметили. А значит и Крысолов, который присутствовал здесь пока незримой тенью, должен как-то проявить себя.

Несмотря на то, что мы позволили себе грандиозный по меркам войны праздник, на подступах к аэродрому дежурили наши часовые. Но немцы так и не побеспокоили нас ночью. Этим свободным от войны временем мы в полной мере воспользовались с Настей, впервые оказавшись с ней в самой настоящей постели с подушками и теплым одеялом. В маленькой уютной комнате, освещенной свечами, Насте удалось создать невероятно комфортную и романтичную атмосферу. Моя любимая не переставала удивлять меня, словно все у нас с ней было в первый раз. В эту ночь маленькая Валькирия была особенно неутомима, и я полностью потерял счет времени. Она целовала меня то страстно и нежно, то набрасывалась на меня словно тигрица. Гладя ее волосы и чувствуя рядом биение ее сердца, я совершенно не заметил как уснул, видимо сказалось то, что впервые с момента попадания в этот мир, я мог спать с таким комфортом. Поэтому утром меня ждал еще один невероятный сюрприз — завтрак в постель. И принесла мне его Настя, одетая уже по всей форме.

— Вставайте, товарищ командир! Вас ждут великие дела! — сказала жуя на ходу Настя и поставила на кровать поднос с дымящимся и самым натуральным кофе и круассанами, чмокнув меня при этом в щеку.

— Я что умер? Или мы смогли как-то вернуться в мой мир? — пробормотал я, с трудом приходя в себя.

— О, да ты очень даже живой, и я бы сейчас показала тебе это, — сказала она, указывая на мое самое секретное оружие, — но твой Алешин сказал, что возьмет нашу спальню штурмом, если ты не выйдешь через 10 минут.

— А ля гер ком а ля гер, — ответил я.

Решив не испытывать судьбу, я ровно через 10 минут был уже в столовой, где Алексей вкратце ввел меня в курс дела.

— Командир, Москва нам дала самые широкие полномочия, там оценили взорванные мосты и попросили продолжить в том же духе. Ночью нам удалось принять У-2, он привез необходимые боеприпасы и забрал наши минские документы. По сведениям, полученным с фронта, у немцев серьезные опасения насчет нашей группы и они планируют развернуть против нас одну из резервных танковых дивизий Гёпнера.

— Ничего себе! Да тут можно уже второй фронт открывать.

— Разведка доложила что со стороны Бреста к нам идут их пехотные части, — Алешин показал на карте, — будут здесь в течении часа. Я думаю сначала артподготовка, потом они пойдут на штурм. Авиации нет, видимо ты их хорошо вчера шуганул.

— Это отлично, так как тогда можно будет использовать 2 наших бомбардировщика. В Брестской крепости, кстати, еще идут бои, передай об этом в Москву. Там сражаются настоящие герои, которые еще целый месяц будут костью в горле у врага. Теперь вот что, самое главное, твоей группе приказываю собираться и начинать отход назад к линии фронта, дальше я пойду один.

— Но Василий…

— Это приказ, Алексей, умирать запрещаю! Уходить нужно немедленно, через сутки нас здесь так обложат, мышь не проскочит, оставишь мне двух надежных бойцов для прикрытия. Заберешь с собой Настю. Пойдете отсюда к Киеву, в расположение 37-й армии генерала Власова. Это самый близкий путь сейчас к линии фронта, там у наших серьезные позиции, очень долго смогут их удерживать. И еще по поводу Власова, я ему не очень доверяю.

— Что-то знаешь про него?

— Думаю, что человек не очень надежный, но на рожон не лезь, просто сообщи по своим каналам, он сейчас любимец Сталина, в общем держись от него подальше. За Настю головой отвечаешь, сбереги ее.

— Понял, командир, что думаешь по поводу Крысолова? Проявит он себя?

— Он на стороне зла, значит здесь за Гитлера, не знаю зачем ему понадобились дети, но должен себя проявить. Это моя миссия, и я пойду до конца, без детей я не могу вернуться. Ну с Богом!

Алешин встал и мы крепко по-мужски обнялись.

— Не знаю как ей сказать, — опустил глаза Алешин.

— И не надо, просто позови ее, и собирай людей.

Алешин вышел и через минуту появилась счастливая Настя, однако, улыбка слетела с ее лица, как только она посмотрела на меня.

— Настенька, — начал я.

— Я все поняла, но я останусь с тобой, — твердо сказала она. Передо мной снова стояла Жанна д’Арк. Я понял, что сейчас никакие уговоры не подействуют на нее.

— Иди ко мне, — сказал я и она подошла и обняла меня, спрятав голову у меня на груди.

— Я знаю, что Алексей тебе все рассказал, и ты знаешь кто я и откуда, знаешь, для чего я здесь. Я продолжу поиски детей и найду их. Ты знаешь мои возможности, одному мне будет проще, и у меня сейчас есть твой Амулет. Если с тобой что-то случится, я себе этого никогда не прощу.

Плечи Насти начали подрагивать, она начала рыдать.

— Моя родная, моя бесценная, ну успокойся, помнишь, ты спрашивала, буду ли я тебя навещать?

— Да, — сквозь слезы прошептала Настя.

— Так вот, я вернусь к тебе через пару месяцев, максимум через полгода. Я разыщу тебя, где бы ты ни была. И я буду с тобой пока эта война не закончится. Извини, глупость сморозил сейчас. Настя, я вернусь к тебе навсегда! Я найду способ остаться с тобой, потому что люблю тебя больше жизни! Ты веришь мне?

— Да, я буду ждать. Я тоже умру без тебя!

Настя порывисто подняла свое заплаканное лицо, и нежно поцеловала меня.

— Вот, совсем забыл, возьми это, — я достал из своей командирской планшетки на поясе тетрадь со стихами, — прочитаешь потом, здесь все что я думаю о тебе, ты все поймешь, любимая.

— Немцы! — вбежал в комнату запыхавшийся Алешин, — пошли в атаку без артподготовки. Примерно батальон пехоты.

— Ну вот, дождались! — я осторожно отстранил от себя Настю, — улыбнитесь, боец Сойкина, нас ждут великие дела!

Глава 25

Немцы не стали нас бомбить или проводить артобстрел по одной причине — они видимо не хотели разрушать инфраструктуру аэродрома и приводить в негодность его взлетную полосу. Фрицы все-таки еще надеялись, что захватившая его группа диверсантов сама покинет аэродром под угрозой окружения и полного уничтожения. Я мысленно ругал себя за то, что так поздно отдал приказ Алешину на отход и разведчики не смогли уйти до того, как появилась немецкая пехота. Мы вышли из столовой и направились к нашим позициям. Враги еще не показывались, но они уже точно были там, немецкие офицеры видимо раздавали сейчас последние указания. Я посмотрел на Настю, которая несмотря на опасность, наоборот радовалась этой непредвиденной возможности не расставаться со мной.

— Я очень хорошо стреляю, товарищ командир, и отсиживаться не собираюсь, — сказала Настя, по-своему истолковав мой взгляд.

— По-другому к сожалению и не получится, — ответил я, — судя по всему против нас пойдет целый пехотный батальон. Штатная численность личного состава 860 человек, включая 13 офицеров. И это против нас двадцати, четверо из которых ранены. Чему ты улыбаешься?

— Я знаю, что все будет хорошо, наши люди — настоящие герои, каждый стоит десяти немцев. И ты с нами. Против тебя им не устоять. Ты такой же сильный как мамонт.

— Настенька, родная, к сожалению пули от меня не отскакивают как от мамонта. И сейчас наше преимущество только в огневой мощи — все наши разведчики вооружены пулеметами, которые мы поснимали с наших самолетов, — и я повернулся к Алешину, — я тебя очень прошу, не геройствовать.

— Обижаешь, командир. Я же не Сенцов, понимаю. Будем бить их только с закрытых позиций. Да и мне кажется пехоты у них поменьше будет.

Я немного лукавил, когда говорил про штатную численность батальона. Немецкий батальон, помимо трех пехотных рот, включает взвод связи, саперный взвод, пулеметную роту, обоз. Собственно боевой пехоты в нем от силы 350–400 человек, однако и этого было достаточно, чтобы доставить нам проблем. Я обдумывал стоит ли мне попытаться задействовать авиацию, когда наши разведчики замахали и указали на группу немцев, появившихся с белым флагом вдалеке.

— Они что, сдаются? — с улыбкой спросил Алешин.

— Сомневаюсь, видимо, вызывают на переговоры, может это Крысолов, чем черт не шутит. Я пойду один, — сказал я и направился к дороге.

— Василий, — схватила меня за рукав Настя.

— Настя, все будет хорошо, это переговорщики, я буду в полной безопасности, — я погладил ее по голове и поцеловал в щеку, — все, будь умницей!

Я медленно направился по дороге в сторону двух фрицев с небольшим белым флагом, приближающимся к нашим позициям. Видимо один из немецких командиров шел с переводчиком. Через пять минут мы встретились в 300 метрах от наших позиций. Фрицы какое-то время с любопытством разглядывали мою форму полевой жандармерии.

— Ми хатим переховоры, — коверкая русские слова, сказал один, судя по нашивкам — штабс-фельдфебель. Я сделал останавливающий жест и обратился к немцу в форме лейтенанта пехоты.

— Переводчик не нужен, я прекрасно говорю по-немецки. Боец Василий Теркин — командир отряда специального назначения, — козырнул я.

— Клаус Геккель — командир роты, — козырнул он в ответ.

— Клаус, прежде чем, вы перейдете к своим предложениям, я хотел бы узнать у вас, известен ли вам Крысолов и есть ли у вас с ним какая-либо связь? — я на всякий случай повторил слово «крысолов», по русски.

— Кри-со-лоф? — повторил он русское слово, повернувшись в сторону переводчика, — я не знаю, что вы имеете ввиду.

— Ну хорошо, будем считать, что не знаете. Какие у вас предложения?

— Мы хотим предложить вам почетную капитуляцию. Ваши люди сдаются в плен, им сохраняется жизнь и гарантируется хорошее обращение. В противном случае вас всех ждет смерть. Какой выбор вы предпочитаете?

— Это все?

— Да, — ответил немного растеряно Клаус, — разве могут быть другие варианты?

— А если, например, вы даете нам жизнь и свободу? Например, мне и еще одному человеку?

— Это возможно, но я должен обсудить это с моим командованием, — обрадовался Клаус, видимо понимая, что я готов идти на компромиссы.

— Не стоит, лейтенант, я сказал это только для того, чтобы вы правильно поняли мой ответ. Я предлагаю жизнь и свободу вашим людям. Вы вольны сейчас покинуть это место, я не буду вас преследовать.

— Это какая-то шутка? — улыбнулся Клаус и достал портсигар, — вы курите?

— Не откажусь, — сказал я и взял у него сигарету, Клаус любезно угостил меня и горящей спичкой.

— Вам наверно не сказали, с кем вам придется иметь дело? — продолжил я, сделав пару затяжек, — наши люди — это русские берсерки, которые с легкостью смогут уничтожить ваш батальон. И я не шучу. Я предлагаю вам следующий вариант. Вы даете мне сутки, я и мои люди оставляем эти позиции и уходим. Я намереваюсь сохранить жизнь своим людям, но и вашим тоже.

— Боюсь, что это не возможно, нам поставлена задача уничтожить ваше подразделение.

— Насколько я понимаю Клаус, вам поставлена задача, захватить этот аэродром и для этого уничтожить его защитников. Но я предлагаю вам этот аэродром абсолютно без всякого кровопролития, через сутки мы сами покинем его.

— Я могу передать вашу просьбу своему командованию, но боюсь что они не одобрят ваши предложения.

— Хорошо, Клаус, тогда я все сказал, это мое последнее предложение. Если оно будет принято, мне достаточно, чтобы вы также вышли потом с белым флагом, так я пойму, что мои условия принимаются.

— Я понял, — козырнул мне Клаус.

Мы затоптали окурки и распрощались. Я понимал, что есть слабая надежда на то, что немцы примут мое предложение, тогда я спокойно отправлю разведчиков, сделаю еще один боевой вылет и видимо на самолете попробую подлететь к Бресту, разыскивая следы детей.

К сожалению, через полчаса люди Клауса развернули перед нами флаг своего пехотного батальона со свастикой. Я приказал бойцам готовиться к обороне, но огонь открывать только по моей команде.

Три роты немцев с автоматами развернулись в густую цепь и медленно направились в нашу сторону. С пехотой бежали и группы минометчиков. К сожалению позади пехоты замаячила и тушка StuG III — немецкой самоходно-артиллерийской установки, неплохо разбивающей любые укрепления и совершенно не пробиваемой в лоб. Видимо ее применение планировалось уже по выявленным огневым точкам нашей обороны. Я приказал готовить к вылету «юнкерс».

Подпустив немцев на километр, я попросил у Чопорца свою винтовку.

Удобно став на одно колено, я быстро разрядил в немецкую цепь один за одним все три магазина, которые имелись, стараясь выцеливать немецких командиров. Цепь не залегла, но остановилась, фрицы понесли значительный урон, но пока они не могли четко оценить свои потери, а вскоре пули засвистели и над моей головой, видимо у них тоже были снайперы. Приказав Чопорцу перезаряжаться, я побежал к зениткам. Взяв в руки свой убийственный «пулемет» я опустошил магазин зенитки, посылая снаряды в группы минометчиков. От выстрела моей ручной «катюши» погибло не так много солдат, но эффект был внушительным: снаряды разрывали фрицев, словно взрывая их изнутри. Немецкие шеренги дрогнули и побежали назад.

— Один-ноль в нашу пользу, — сказал я Алешину.

— Думаю, они больше не сунутся, — ответил разведчик.

Однако немцы перегруппировались и снова пошли в атаку, теперь StuG III полз впереди, а пехота шла на приличном расстоянии позади него.

Я решил, что подпускать штурмовое орудие опасно, и побежал к приготовленному «юнкерсу». Через пять минут, облетев позиции с воздуха и увидев еще пару немецких батарей, я аккуратно покидал бомбы, уничтожив и батареи и ползущий к нашим позициям StuG III. После этого я провел разведку местности на пути предполагаемого отхода группы Алешина. Путь был свободен.

Приземлившись, я подошел, к Алешину, показывая на дымящиеся остатки немецкого штурмового орудия:

— Ну теперь самое время и вам отходить, все чисто. Теперь они точно не сунутся.

Алешин с сожалением кивнул головой, понимая, что рано или поздно немцы нас все равно здесь дожмут, если подключат свою артиллерию и авиацию.

Ко мне подбежала Настя, она больше не плакала, а просто обняла и прижалась ко мне, а я гладил ее по голове, ничего не говоря. Тихо подошел Чопорец.

— Андрей, заберешь мою винтовку с собой, мне она больше не понадобится. Береги Настю, это самое ценное, что у меня есть в этой жизни.

Разведчики собрались вместе, из строя отделились 2 бойца и подошли ко мне.

— Залужный и Осипов остаются, остальные — за мной! — скомандовал Алешин и направил группу к лесу.

Я крепко поцеловал Настю, ощущая как сильно бьется мое и ее сердце.

— Я буду ждать тебя, и ты не забывай меня, — сказала моя Валькирия, поднимая на меня глаза, полные страдания и одновременно наполненные внутренним светом любви, — у меня будет ребеночек.

Настя порывисто отстранилась, развернулась и пряча слезы, не оглядываясь пошла вслед за разведчиками. Вид ее удаляющейся, такой родной грациозной, но слегка сгорбившейся сейчас фигуры, разрывал мне сердце. Я еле сдержался, чтобы не остановить ее.

Глава 26

После ухода Алешина и Насти у меня на сердце образовалась огромная пустота, эти два человека за короткое время стали для меня здесь самой настоящей семьей. То, что сообщила мне при расставании моя любимая, вызвало у меня целую бурю эмоций: радости, переживаний, тревоги и тоски. Пожалуй, больше всего на свете я сейчас хотел побыть один, чтобы разобраться и понять, что же мне делать дальше? Теперь я не мог просто так покинуть этот мир, в котором оставалась частичка меня. Эта реальность с самого начала не была для меня чем-то притягательной, но теперь она словно стала моим домом. Я теперь смотрел на многие реалии абсолютно по-другому и в первую очередь на войну, которая заставляла беспокоиться за судьбы моих близких. То, что опытный Алешин выведет Настю к своим, я не сомневался, но впереди было еще четыре года самого настоящего кровавого кошмара, грозящего в любую минуту смертью моей Валькирии. Я также абсолютно не понимал, что мне нужно сделать, чтобы в дальнейшем воссоединиться здесь со своей семьей. Выйдя из этой реальности, я терял с ней связь, так как Марк объяснил, что время продолжало здесь двигаться своим образом, гораздо быстрее, чем в реальном мире. И если здесь я находился чуть больше 2 недель, в вирткапсуле для меня прошло всего около 2 суток. Моделируя свою вселенную, Марк наделял ее полноценными качествами реального мира. На создание этой реальности суперинтеллект потратил всего семь дней, но как мне пояснила Ника, его миры могли жить очень долго, пока не уничтожались, доходя до какой-то точки в развитии человеческой цивилизации. Теоретически с помощью Марка, ученые планировали заглянуть в наше будущее и попробовать понять, как можно было бы исправить негативные последствия реальности. Особую роль группа исследователей закладывала в эксперименты, связанные с войнами и различными вирусами, пытаясь понять и выяснить причины начала этих глобальных катастроф и их потенциальное воздействие на судьбу человечества. С этой целью в этом мире предполагалось все время провоцировать и создавать такие конфликты. Так как эта вселенная была очень сложна, она была запущена только в единственном экземпляре. Поэтому участниками эксперимента на самом старте стали тысячи всевозможных ученых и исследователей, в том числе и ребят — победителей всяческих олимпиад. Созданный мир был абсолютно реальной копией нашего и конечно повторял всю прошедшую нашу историю для человеческой цивилизации. Однако цена этого эксперимента могла стать очень высокой, если от него зависела сейчас жизнь и здоровье 127 детей, чье сознание застряло где-то на просторах этой реальности. И этот мир мог быть попросту стерт и уничтожен, если бы что-то пошло не так. Вероятно для существовавших здесь людей это стало бы чем-то вроде глобальной катастрофы, связанной или с массовой эпидемией или с термоядерной войной.

От всех этих размышлений, у меня совершенно пропало желание вносить в этот мир какие-то глобальные изменения, которые вызвали бы непредвиденные последствия. И если вначале я подумывал даже о том, чтобы каким-то образом подтолкнуть здесь развитие атомного оружия и каких-то иных вооружений, то теперь мне хотелось как можно быстрее найти детей и помешать Крысолову, у которого видимо были свои корыстные планы.

От моих раздумий меня отвлекли разведчики, которые сообщили, что немцы снова явно к чему-то готовились, перегруппировываясь и обходя аэродром с фланга. Я не сомневался, что они снова пойдут в атаку и так будет до тех пор, пока они не добьются поставленной цели. Я приказал техникам подготовить «юнкерс» к дальнему полету, а также замаскировать его на случай налета вражеской авиации или артобстрела. Мой план был прост: выждать еще сутки, дав группе Алешина уйти подальше, а потом взять оставшихся людей и полететь с ними в сторону Бреста на поиски детей. Пионерский лагерь «Юный коммунар», где была потеряна с ними связь был отсюда всего в нескольких десятках километров. Неожиданные близкие разрывы окончательно вернули меня в «реальность». Столкнувшись с серьезными проблемами, немцы видимо решили пойти стандартным путем: они начали обстреливать аэродром с помощью дальнобойной артиллерии, нанося урон его инфраструктуре. Я приказал своим людям укрыться в специально подготовленных окопах, судьба пленных фрицев и обслуги меня мало волновала. Огонь велся очень плотный. Через пять минут от прямого попадания загорелся оставленный на летном поле «хенкель», оставалось надеяться, что спрятанный нами оставшийся самолет не пострадает. Через пятнадцать минут после начала обстрелов, я услышал гул десятков моторов вражеской авиации и вскоре над аэродромом появилось звено вражеских Ju 87. Я решил не геройствовать и также отсидеться в укрытии, так как вокруг летали тысячи осколков. «Восемьдесят седьмые» видимо полностью решили привести в действие план немецкого командования по уничтожения аэродрома по принципу «так не доставайся же ты никому». Под нестерпимый вой сирен на взлетное поле и здания полетели десятки бомб, уничтожая абсолютно все вокруг.

Я понял, что нашему «юнкерсу», стоявшему сейчас немного в стороне, тоже скоро придет кирдык и приказал своим людям отступать к самолету. Под завывания пикирующих бомбардировщиков и непрекращающиеся взрывы снарядов мы подбежали к своему Ju 88 и быстро раскидав ветки влезли в самолет. Я сразу завел мотор и мы пошли на разгон по краю взлетного поля. Видимо самолеты противника нас заметили, потому что позади нашей машины начали подниматься фонтанчики пулеметных очередей. Я понимал, что еще вот-вот и нас достанут, поэтому кидал самолет в разные стороны, а взлетев, не стал набирать высоту, а стал круто уходить к лесу. Несколько вражеских машин устремилось за мной в погоню, я сделал разворот в сторону позиций немецкой пехоты и в крутом пике выполнил экстренный сброс оставшихся бомб. Облегчив свой самолет, я рванул на юг в сторону Бреста. Наш план сработал: мы отрывались от более медлительных собратьев. Сказывалось еще и то, что сейчас наш самолет летел пустым, не было не только бомб, но и пулеметов, которые мы сняли, чтобы усилить наши позиции на земле.

Однако моя радость была недолгой. Из-за облаков выскочила тройка «мессеров», которая быстро приближалась. У меня абсолютно не было иллюзий по поводу дальнейшего, более скоростные истребители сделают из нас решето. Я посмотрел вниз, под нами был только лес. Я решил еще больше снизиться и летел сейчас практически над самыми верхушками деревьев. Видимо понимая, что мы никуда от них не денемся, немецкие пилоты через какое-то время взяли нас «в коробочку» и пристроившись рядом стали показывать мне жесты садиться вниз. В ответ я им показал международный и четкий ответ — один палец, понимая, что вряд ли это будет воспринято ими спокойно и дружелюбно. Фрицы стали давать длинные очереди вдоль бортов нашего «юнкерса». Сейчас я очень пожалел, что снял наши пулеметы, моя система наверняка имела бы фору в стрельбе по близкому противнику. Не долго думая, я снизил скорость и ударил руками по бронеколпаку, тот ожидаемо улетел, открывая мне выход наружу. Однако я не собирался выпрыгивать, вместо этого я достал свой трофейный «Вальтер» и выпустил все восемь пуль в ближайших ко мне двух летчиков. Стрелял я с очень неудобной позиции с вытянутой вверх руки, целясь практически наугад, однако корректировала мою стрельбу система, и оба пилота были выведены из строя. Их самолеты стали медленно отворачивать и если один, где летчик видимо был ранен, стал набирать высоту, то второй сразу рухнул вниз, так как мы шли на сверхмалой высоте. Оставшийся позади пилот незамедлительно отомстил нам за эту выходку, расстреляв нас в упор и практически снеся хвостовое оперение нашего «юнкерса». Следующий его выстрел стал бы наверняка последним.

Уже стемнело и я судорожно пытался разглядеть, что сейчас под нами. Неожиданно лес закончился и мы полетели над сравнительно ровной и свободной от деревьев поверхностью земли, я сразу направил слабо управляемую уже машину вниз, чтобы совершить экстренную посадку. Нас видимо спасла только сравнительно малая скорость. Выпустив шасси мы плюхнулись на землю, обломали стойки и еще метров сто проползли на брюхе. Самолет был полностью разрушен, но к счастью при приземлении мы практически не пострадали. Только один из разведчиков — Залужный сломал руку, я и Осипов отделались легкими ушибами.

Однако не успели мы покинуть кабину, по нам был открыт огонь из автомата, видимо нам удалось приземлиться в непосредственной близости от противника.

— Ну что сегодня за день то такой! — в сердцах крикнул я, готовя к бою наш единственный автомат, который разведчики успели взять с собой в самолет. Его магазина наверняка хватит лишь на то, чтобы слегка отпугнуть фрицев. Поэтому мы спрятались за фюзеляжем разбитого самолета и я пока решил не открывать огонь.

К нам осторожно, держа нас на мушке, стала подходить целая рота немецких автоматчиков. В этой ситуации я мог только попытаться убежать, бросив разведчиков. Это был неприемлемый вариант.

Пока я раздумывал как рационально можно было потратить оставшиеся патроны, из леса неожиданно выскочила группа людей и молча бросилась на немцев с фланга. От неожиданности фрицы видимо лишились дара речи и забыли открыть огонь, да что там — даже я выронил свой автомат. Выпустив с характерным звуком свои световые мечи в атаку на противника бежали рыцари Ордена Джедаев.

Глава 27

Молчаливую атаку Джедаев было невозможно остановить, их фигуры окружали и видимо хорошо защищали мерцающие облачка силовых полей. Немногочисленные выстрелы немцев не наносили им никакого вреда. Тем временем первые Джедаи, а их было всего восемь, подбежали к оторопевшим фрицам. Зеленые и красные лучи световых мечей красиво блестели в темноте ярким неоном. Лучи замелькали в причудливом танце и немцы несмотря на малочисленность своих новых врагов только сейчас осознали весь ужас своего положения. Лазерные мечи абсолютно легко разрезали тела врагов вместе с касками и амуницией. При этом не было никаких брызг крови, так как фантастическое оружие сразу же прижигало места разрезов.

Восемь взмахов световых мечей — восемь разрезанных практически пополам тел, замертво упавших на землю. Следующий взмах — еще одну восьмерку постигла такая же участь.

— Огненные дьяволы! — в ужасе заорали фрицы и бросая оружие, побежали что было сил, спасаясь от убийственных лучей.

Джедаи еще какое-то время преследовали немцев, за минуту уполовинив их отряд. В живых остались только самые быстрые фашисты, которые истерически вопя, что было сил без оглядки бежали не разбирая дороги от места этой безжалостной бойни.

Мои разведчики с ужасом взирали на все происходящее, видимо также намереваясь бежать, поглядывая на меня. Однако я понимал, что мы находились с Джедаями по одну сторону баррикад — на светлой стороне Силы. Покончив с врагом, Джедаи направились в нашу сторону. Я вышел из-за фюзеляжа самолета, поднимая вверх пустые руки и демонстрируя им свои мирные намерения.

— May the Force be with you! — сказал я на всякий случай по английски, совершенно не представляя на каком языке общаться с Джедаями.

— Да прибудет и с тобой Сила, брат! — ответил мне по русски один из Джедаев неожиданно юным голосом, и я увидел, что это подросток 14 лет. Теперь подошли и другие, и я с радостью понял, что передо мной видимо те самые дети, группу которых я разыскивал все это время. Я посмотрел на их статы, они были обычными статами местных детей, их отличие выражалось только в наличие мечей и силовых полей. Ну может быть еще одеждой — точной копией одежды Джедаев. Подойдя к нам, Джедаи погасили свои мечи, значит я был прав и как врагов они нас не рассматривали.

— Вы вовремя появились, юные падаваны, и спасли нам жизнь. Мы как раз искали вас. А где остальные Джедаи?

— Мы и есть Джедаи, падаваны — это наши ученики, которых мы обучаем. Меня зовут Зейн Керрик, ответил видимо предводитель этой группы. — кто вы? И почему эти адепты темных сил охотятся за вами?

— Мы выполняем секретную миссию в тылу врага и наслышаны о ваших подвигах, поэтому наша задача встретиться с вашим предводителем и объединить усилия, — ответил я, обдумывая, что бы значили эти игры в «Звездные войны», — меня зовут Василий Теркин, я — боец особого назначения, выступающий на светлой стороне Силы.

— А вы боретесь за Республику или за Империю? — неожиданно задала мне вопрос единственная девушка-Джедай.

— Подожди, Сатель Шан, по всей видимости, это местные вооруженные силы этой планеты и они не совсем понимают расклад Сил, — пришел мне на помощь Зейн Керрик, — мы отведем вас к Энакину Скайуокеру, он решит, что с вами делать.

— Так мы ваши пленники? — уточнил я.

— Пока вы наши гости, но только Энакин решит вашу дальнейшую судьбу.

— То есть он у вас самый главный?

— Нет, главным у нас является Совет Джедаев, но Энакин обладает самой большой Силой среди нас и является нашим Магистром.

— Отлично, тогда ведите нас к Скайуокеру, у нас к нему много вопросов, — сказал я, кое-что начиная понимать.

Когда я читал краткую вводную про пропавших детей, я обратил внимание, что многие из них проходили занятия в Школе Саберфайтинга. Саберфайтинг — это было модное увлечение среди подростков, и вначале своего появления представляло собой просто артистическое фехтование в стилистике «Звёздных войн». Но в дальнейшем при развитии технологий стали проводиться спортивные состязания по этому виду спорта, а один из пропавших детей Клим Сотников как раз был чемпионом Москвы среди юниоров в этом направлении. Оставалось выяснить теперь, не являлся ли Энакин Скайуокер как раз тем самым Сотниковым.

Мы какое-то время шли за Джедаями, пробираясь сквозь лесную чащу, наконец мы вышли к небольшому озеру, на берегу которого стояли несколько десятков деревянных хижин, напоминающих охотничьи избушки, к одному из таких домов нас подвела группа Джедаев. Из избушек навстречу нам выходили другие подростки и с интересом смотрели на нас, но в их руках не было световых мечей, из чего я заключил, что это видимо и есть те самые ученики, а обладание световым мечом было привилегией. Зейн Керрик постучал в дверь хижины и не дожидаясь ответа, распахнул ее и любезно показал нам на вход. Я и мои разведчики зашли в хижину и оказались в просторной комнате, чем-то напоминавшей поубранству буддийский дацан. В углу стояли статуэтки Будды и на полках было сложено множество каких-то книг. Дацан освещался несколькими лампадками, подвешенными к потолку. В комнате стоял запах каких-то благовоний, по всей видимости здесь периодически жгли ароматические свечи. Мы какое-то время оставались одни.

Наконец завешанная тканью соседняя дверь открылась и в комнату вошел еще один подросток-Джедай, который тихо кивнул нам, указав рукой на коврик на полу, куда он любезно пригласил нас сесть. Сам Джедай также расположился на ковре, приняв позу лотоса. Стата у него была самая обычная, никакой особой Силы, как например у меня, у этого подростка не было. Мы последовали его примеру, но мои разведчики просто сели на пол, вытянув перед собой ноги.

— Да, прибудет с вами Сила, братья! Меня зовут магистр Энакин Скайуокер и я рад приветствовать вас в гостях, в доме нашего Ордена Джедаев, — обратился к нам хозяин, — что привело вас к нам? Мои братья сказали мне, что вы разыскивали меня?

— Да, глубокоуважаемый Энакин, я действительно очень долго искал тебя, потому что хотел задать тебе пару вопросов. Как я понял, ты здесь самый главный, — я решил, что не буду ходить вокруг да около, — я являюсь начальником отдела киберполиции и расследую исчезновение в этой реальности группы из 127 детей, чипы которых подверглись внезапной атаке со стороны некого мошенника, называющего себя Крысоловом. Этот мошенник является преступником, которому грозит наказание в соответствии с уголовным кодексом. Поэтому попрошу честно отвечать на мои вопросы. Ты Клим Сотников, верно?

— Ах, вот вы о чем, возможно это имя имеет ко мне какое-то отношение, ну допустим.

— Скажи, Клим, зачем тебе понадобились эти дети? С какой целью ты, киберпреступник, удерживаешь их в этой реальности? Или ты просто запугал их, заставив играть в свои «звездные войны»? Тебе захотелось власти?

— Спокойней, держите себя в руках. Страх рождает гнев, гнев рождает ненависть, ненависть — залог страданий. Все мои последователи находятся здесь абсолютно добровольно по собственной воле. У нас демократия и всем управляет наш Совет.

— Значит тогда сделаем так, ты сейчас соберешь ваш Совет и объявишь, что игра закончена и все вы отправитесь по домам. Ты понял меня? — угрожающе сказал я, подымаясь на ноги.

— В таком случае нам не о чем больше разговаривать, — ответил юный Джедай, — я считаю наш разговор оконченным, вас проводят братья и вы немедленно покините город нашего Ордена.

Энакин тоже встал, намереваясь уйти, но я просто схватил его за руку:

— Никуда ты не уйдешь, Крысеныш!

— На помощь! — завопил испуганный магистр.

В комнату влетели Джедаи и активировав свои световые мечи, медленно пошли в нашу сторону.

Глава 28

Ситуация была угрожающей. Я держал за руку магистра Энакина Скайуокера, а на нас медленно двигалась четверка Джедаев с активированными световыми мечами. Еще четверо стояли позади первой группы, так как в комнате не было столько места, чтобы развернуться в боевой порядок всей восьмерке вооруженных Джедаев. Мои разведчики отползли в сторону и продолжали сидеть на полу, понимая, что от них в этой ситуации мало пользы.

— Отпусти Энакина, — сказал мне Зейн Керрик, — или мы будем вынуждены применить Силу своих мечей.

— Послушайте, Джедаи, вы все сейчас нарушаете уголовный кодекс, так как я являюсь офицером киберполиции. И мое убийство здесь будет приравнено к убийству полицейского в реале. Так что уберите свои мечи и давайте поговорим как взрослые люди.

— Здесь мы соблюдаем только один кодекс и это кодекс Джедаев, — ответил Керрик.

— Если это кодекс Джедаев, разве он не говорит, что вы должны быть всегда на светлой стороне Силы? Энакин предал свой Орден и перешел на темную строну Силы.

— Это неправда! — закричал магистр Скайуокер.

— А кто тогда у нас будущий Дарт Вейдер?

— Это все не имеет к нашей истории никакого отношения, мы — Орден, созданный абсолютно добровольно Советом Джедаев, и мы пишем свою новую легенду, — возразил Энакин.

— Хороша легенда, дети исчезли, их биочипы взломаны, а реальному миру угрожает опасность.

— Что ты хочешь? — спросил опуская меч Зейн Керрик.

— Я требую справедливости и я требую собрать Совет Джедаев.

— Отпусти нашего магистра, ты получишь это, даю тебе слово Джедая. Уберите мечи! — обратился Керрик к членам своего Ордена. Те нехотя затушили свое грозное оружие.

Я осторожно отпустил руку магистра и он, отбежав к Джедаям, выхватил свой меч.

— Нет, Эни, мы дали слово Джедаев, — взмахнул рукой Керрик.

— Но он пришел уничтожить нас, — возразил ему Скайуокер.

— Я голосую за проведение Совета, — ответил ему Джедай.

— Совет, совет, совет, — послышались голоса других членов Ордена.

— Хорошо, я созываю Совет, — нехотя сказал магистр, — но после я хочу воспользоваться своим правом поединка чести и вызвать его на дуэль.

— Это твое право, Эни и если ты считаешь, что твоя честь задета, то мы поднимем этот вопрос на Совете, — сказал Керрик, — да прибудет с нами Сила.

Все Джедаи сели на пол, показывая мне, что их Совет начался и предлагая присоединиться к ним. Я последовал их примеру.

— Не эмоции, а покой. Не неведение, а знание. Не страсть, а безмятежность. Не хаос, а гармония. Не смерть, а Сила, — хором повторили Джедаи.

— Джедаи являются хранителем мира в Галактике и вы только что слышали, что сказал этот человек, — обратился ко всем Керрик, — Нежелание принимать факты, не вписывающиеся в чью-то точку зрения, равносильно глупости. Мы выслушаем его. Помните, мы должны использовать свое оружие только для защиты, и должны сохранять хладнокровие, чтобы не перейти на темную сторону. Джедай использует силу ради знания и защиты, никогда для нападения или личной выгоды, поэтому я обращаюсь к вам, чтобы вы все высказались. Начинай, Мейс Винду.

— Я слышал его слова, — начал смугленький паренек, — он бросил серьезные обвинения всему нашему Ордену. — мы должны разобраться, что к чему, и понять его точку зрения. Мы не должны отрицать, что происходят трагические и ужасные вещи, мы говорим, что это — просто другая сторона жизни. И нужно понять его логику — ведь он следует собственным путем.

— Я спрашивала его об этом, но он не знает, на чьей он стороне, — вступила в разговор Сатель Шан, — я думаю, что он находится в плену своих заблуждений, и наша задача, открыть ему истину. Что ты думаешь, Реван?

— Я думаю, что нам нужно действовать прагматично и понять, что он имел под словами, воздействие на наши биочипы, мне не совсем пока понятно, я чувствую большие возмущения в Силе и я чувствую в нем великую Силу, может быть даже большую чем, у всех нас. Пусть выскажется.

И взгляды всех Джедаев устремились на меня. Я начал медленно рассказывать о том, как узнал о пропаже детей, как приехал в Сколково, как поговорил с Марком и Никой. Рассказал о том, какие послания оставил Крысолов. И чем он занимался до этого — грабил криптовалютные биржи и опустошал счета. В конце я вкратце рассказал, как попал в этот мир, отправившись на их поиски и немного о своем боевом пути, который привел меня сюда. В конце я сказал:

— Крысолов, разработавший специальную хакерскую программу и в сущности завладевший чипами детей, не выдвинул никаких требований, а значит он действует в каких-то тайных целях и возможно его мотив — это просто желание власти и удовлетворение своих скрытых амбиций, не так ли, уважаемый магистр? — и я кивнул на Энакина Скайуокера.

— Братья, — обратился к собравшимся магистр, — все вы знаете, что Джедай использует Силу только ради знания и защиты, никогда для нападения или личной выгоды. Как очевидно следует из Кодекса: Джедай не может действовать ради обретения власти. И вы прекрасно знаете историю нашего Ордена, не я стал первым его Джедаем, я прошел обучение. И хотя все мы способны использовать Силу, это не делает нас лучше тех, кто этого не может. Мы стали Джедаями только потому, что кто-то решился нас обучить, а не потому, что мы в чем-то превзошли других. Поэтому мы так и ценим магистра Оби-Ван Кеноби, который обучил меня и Керрика и основал наш Орден. Он первый кто пришел в этот мир и дал нам знания, но он не управляет другими и живет один как отшельник.

— Подожди, Эни, — а разве не с ним ты познакомился в реале перед нашим визитом сюда, и он рассказал тебе об этом мире и об этой возможности основать наш Орден? Что он знает как управлять Силой и поможет создать нам световые мечи? А ведь для этого он видимо разработал программу, которую и внедрил здесь, ведь иначе бы у нас не было нашего оружия. Ты говоришь, что он действует без всякой корысти, а вдруг ты заблуждаешься?

— Только поединок чести установит правду, — крикнул покрасневший магистр, — и я обращаюсь к Совету и прошу дать мне мое право защитить свою честь и честь своего учителя — Оби-Ван Кеноби, которого нет сейчас среди нас.

— Поединок! — крикнула Сатель Шан.

— Поединок! — выкрикнули другие Джедаи.

— Но у него же нет светового меча, — сказал Мейс Винду.

— Я дам ему свой, — ответил Зейн Керрик, — да прибудет с нами Сила! Все на арену!

Джедаи поднялись и обратили все взоры на меня, как я понял отказ не допускался и мне предстояло видимо принять сейчас участие в спортивном саберфайтинге, где моим противником будет чемпион Москвы, а ценой поединка — моя жизнь. Однако, особого выбора у меня не было. Но у меня был Амулет Феникса, который смог бы перезапустить последнюю миссию, но в этом случае мне все пришлось бы повторять весь путь практически сначала, и я возможно не встречу Настю. Нет, это была слишком большая цена.

Мы подошли к большой площадке, покрытой песком, вокруг которой лежали кучи хвороста. Джедаи подожгли их и огонь осветил лица собравшихся, здесь были практически все пропавшие дети, по крайней мере я насчитал фигурки более ста человек, столпившихся по краям этого импровизированного места казни гладиаторов-неудачников вроде меня.

— И часто у вас проходят здесь такие бои? — спросил я у Керрика, который протянул мне свой меч.

— Нет, это будет второй, первым был бой с нашим проводником-экскурсоводом, который попытался отговорить нас от выбранного пути.

Я сразу понял, что речь видимо шла об их учителе, который отвечал за виртэкскурсию детей, биочип которого был поврежден, поэтому его увез из Сколково реанимобиль. Я взял рукоятку меча, мне она показалась немного хлипкой, и вышел на Арену. С противоположной стороны появилась фигура Скайуокера, который сразу активировал свой меч и произвел им серию эффектных взмахов. Я понимал, что по условиям поединка один из нас выбывает из этого мира, и возможно с большим риском повредить свой биочип. Я не мог убить этого подростка, но и сам не должен погибнуть! Я не стал активировать меч, а заткнув его за пояс, медленно пошел навстречу магистру.

— Он просто хочет умереть, это его выбор, — сказала Сатель Шан, видимо комментируя мои действия.

Однако умерать я не собирался, насколько мне было понятно, никто не видел мою стату в этом мире, и это было мое преимущество. Я на секунду открыл свою информационную панель:

Сила 47

Ловкость 7

Выносливость 7

Харизма 52

Меткость 26

Удача 7

Скорость 28

Обучение 22

Здоровье — 100 %

В отличие от Джедаев, я здесь располагал вполне реальной запредельной Силой и Скоростью, которыми и хотел сейчас воспользоваться.

Магистр усмехнулся и небрежно замахнулся, нанося первый удар, и я легко ушел от него на своей скорости. То же самое произошло во второй и третий раз. Скайуокер уже не смеялся, видимо он понял, что у него не такой простой противник, как он думал вначале. Увернувшись в очередной раз, я начал свой бег вокруг Джедая на максимальной для себя скорости. Как я понял, она составляла примерно 300 километров в час, поэтому для окружающих я просто стал размытым пятном, которое очертило темный круг вокруг юного магистра, тот с удивлением и страхом вращал головой, пытаясь поймать меня взглядом. Не останавливаясь я стал быстро срывать со Скайуокера одежду, вскоре оставив его абсолютно голым. Его меч по прежнему не успевал за мной. Завершая поединок, я подхватил его сзади и подбросил вверх вместе с мечом. Тело магистра взлетело метров на сорок. Он в ужасе закричал и его меч, очерчивая дугу, полетел в сторону, а сам магистр приземлился в мои руки. Я поймал голое тело, а в это время рукоятка меча упала и, ударившись об камень, разлетелась на десятки осколков, среди которых поблескивало и несколько кристаллов.

Я опустил на землю потерявшего сознание от страха подростка и поднял один из красных поблескивающих в свете костра камней.

— Эти кристаллы приносит нам Оби-Ван Кеноби, они есть только у него, без них наши мечи не работают, — сказал мне подошедший Зейн Керрик.

Я поднял глаза и обвел взглядом всех собравшихся вокруг подростков. Кажется я только что нашел настоящего Крысолова и понял, зачем ему понадобились эти дети.

Глава 29

Я только что победил магистра в поединке чести на глазах у всех членов Ордена Джедаев. Это как минимум должно было вызвать уважение ко мне и я поспешил закрепить свой успех. Я понимал, что все, кто стояли сейчас вокруг меня по сути оставались подростками и в глубине души руководствовались обычными принципами жизни, хоть и провозгласили кодекс Джедая своим основным законом. Но хотя они и находились сейчас в вирткапсулах в Сколково, их сознание в полной мере было погружено в эту реальность. Поэтому я планировал сейчас раскрыть им глаза на происходящее с позиции той религии, которую они исповедовали. Для этого я взял в руки кристалл, который выпал из светового меча магистра.

— Джедаи и все те, кто избрал для себя этот путь! — обратился я к внимательно слушавшей меня аудитории, — я уважаю ваш выбор и прекрасно понимаю, что вы избрали этот путь не просто так, а как дорогу, указывающую вам на светлую сторону Силы. Вы только что сами стали свидетелями, что Сила, ведущая меня, смогла победить даже священный для вас световой меч, находящийся в руках опытного магистра. Почему такое произошло? Джедаи — это защитники цивилизации, но они не позволяют цивилизации беспричинно нести разрушение. Джедай использует силу ради знания и защиты и никогда для нападения или личной выгоды. Однако эти главные постулаты были нарушены. Один человек решил воспользоваться своей Силой, чтобы завладеть вашим сознанием и нанести вред реальному миру. Для этого он придумал свой коварный план, по сути будучи на темной стороне Силы. Его хитроумный замысел заключался в том, чтобы основать в этой реальности Орден, служащий светлой стороне Силы, и пока его члены будут верно и преданно служить ему, в реальном мире он сможет использовать их ресурсы для совершения преступлений против цивилизации и порядка, сея хаос, разрушения и страх. Но он просчитался, так как Джедай должен руководствоваться не только логикой, но и интуицией, чтобы понять истинную суть любой ситуации. Есть одна древняя легенда, она повествует о злом волшебнике, который заиграл на своей волшебной флейте и увел за собой с помощью чарующей музыки всех детей города. Это легенда о Крысолове. Посмотрите, что я держу в своих руках. Это — кристалл, та самая волшебная флейта для вас, которой воспользовался современный Крысолов, чтобы заманить вас сюда для своих целей. Кристалл — это сердце меча. Джедай — это кристалл Силы. Сила — это меч сердца. Все взаимосвязано: кристалл, меч, Джедай. Вы едины. И теперь я хочу, чтобы мы все с вами узнали правду, которую все это время скрывал от вас ваш магистр, — и я указал на Энакина Скайуокера. Побежденный Джедай пришел в себя и даже успел одеться. После своего унизительного поражения, магистр был готов ко всему и начал свой рассказ.

Клим Сотников являлся чемпионом Москвы среди юниоров по спортивному саберфайтингу. Однажды после очередных соревнований, к нему подошел человек, представившийся Аристархом Ивановичем. Незнакомец сказал, что он работает в Сколково и руководит отделом виртэкскурсий в новом проекте, посвященном Великой Отечественной войне. Для данного проекта, суперкомпьютер разработал целую вселенную, которая позволит воплотить в жизнь его мечту — основать Орден Джедаев и с помощью него противостоять фашизму. Климу он предложил стать главным участником данного проекта и набрать в соцсетях детей, которые захотят стать членами такого Ордена. Сотникову идея очень понравилась, он был не просто мастером спортивного фехтования на световых мечах, но и хорошо разбирался в традициях и кодексе Джедаев. Аристарх Иванович пояснил, что внесет изменения в базовую программу экскурсии, чтобы наделить членов Ордена особой Силой, а также позволит им создавать и использовать в этой реальности световые мечи. Однако, все эти подготовки нужно тщательно скрывать, а сразу же после попадания в этот мир нужно будет избавиться и от учителя-экскурсовода, который наверняка помешает этому плану. Также, как и в базовой легенде из «Звездных войн», ребята, чтобы стать Джедаями будут проходить определенные уровни: юнлинги — те, кто начинает делать первые шаги в обучении, падаваны — ученики рыцарей, успешно закончившие первую ступень обучения, Джедаи — ученики, успешно прошедшие последние испытания и получившие звание рыцаря и магистр — избираемый Советом из числа лучших воинов. Ученики должны создавать свои световые мечи сами, ведь ритуал создания собственного меча — это неотъемлемая часть обучения Джедая, его завершающая фаза. Для этих целей потребуются кристаллы, которые будет выдавать им Аристарх Иванович в образе магистра-Джедая.

Набрать участников проекта чемпиону Москвы по спортивному саберфайтингу не составило никакого труда. Аристарх Иванович также пояснил, что для того, чтобы внести необходимые изменения в программу и наделить ребят Силой, он должен знать коды доступа к их биочипам.

— Вот так просто у мошенника, который назвал себя Крысоловом, появилась возможность использовать большое количество биочипов для совершения своих хакерских атак на криптобиржи и банковские счета. И в настоящее время, многие из вас фактически являются соучастниками преступлений, даже не подозревая об этом, — закончил я, — но и пожалуй самое главное, Крысолов забрал у вас возможность свободного выхода из этой вселенной, насколько я понимаю, вы не можете покинуть эту реальность по собственному желанию, да вы и не хотите, ведь все из вас хотят стать обладателями заветного светового меча. Вот только скорее всего для многих из вас это было бы недостижимой мечтой, ведь задача Крысолова была просто удерживать вас здесь максимально долго.

Я закончил говорить и посмотрел на подростков, состояние и настрой которых говорили о том, что все они крайне возмущены и шокированы этой информацией.

— Я готов сразиться с любым из вас в поединке чести, если кто-то сомневается в моих словах, — добавил я на всякий случай.

— Нам нужно немедленно уходить! Прекратить этот обман! Поймать Крысолова! — послышались со всех сторон голоса ребят.

— Верно, вам нужно немедленно уходить из этой реальности, но вот поимкой преступника буду заниматься я — офицер киберполиции.

— Вам будет сложно победить Оби-Ван Кеноби, он живет на туманном острове, и наверняка там будет много всяких ловушек, если он такой обманщик, — сказала Сатель Шан.

— Ну что же, ему будет хуже, ведь настоящая Сила в правде, а правда на моей стороне, — сказал я перефразировав фразу уже из другого фильма.

— Тогда вам надо поторопиться, магистр Оби-Ван Кеноби предупреждал, что скоро отправится на другой континент и его долго не будет. Я и Мейс Винду дадим вам свои мечи, потому что они самые мощные, — сказал Зейн Керрик.

— Спасибо, а вы пока собирайтесь, мои люди проводят вас к специальному порталу-выходу.

— А меня теперь арестуют? — тихо спросил, подойдя ко мне Энакин Скайуокер.

— Нет, Энакин, ведь ты здесь так и не стал к счастью Дартом Вейдером и адептом темной стороны Силы, хотя и был несомненно близок к этому. Теперь твоя задача — вывести обманутых тобой людей назад из этой ловушки.

— Я понял свою ошибку и обещаю, что это больше не повторится!

— Запомни одно простое правило, которому научил меня мой отец: делай всегда больше, чем обещал. Лучший способ быть в этом уверенным — делать многое, даже если не обещал ничего.

Глава 30

Поселение Джедаев находилось на берегу озера, в центре которого был остров. Где-то на этом острове было логово Крысолова, который называл себя Оби-Ван Кеноби. Мне оставалось только одно — найти и обезвредить злодея. Для этого в моих руках было самое совершенное оружие — два световых меча, да и показатели моей статы наверняка также превышали базовые навыки основателя Ордена. Единственный автомат я отдал своим разведчикам. За судьбу ребят я не переживал, подробно рассказав Залужному и Осипову, как найти заброшенную школу, в подвале которой был портал-переход в наш мир. Она был всего в двадцати километрах от этого места. Что касается возможного нападения на ребят немцев, то и здесь я был полностью спокоен у каждого члена Ордена было персональное силовое поле, которое защищало их от любых выстрелов, у группы оставалось еще пять световых мечей, а какое это грозное оружие для немецкой пехоты я уже видел. Да что там пехоты. Сила энергетического клинка была настолько велика, что он мог разрезать практически что угодно, хотя скорость движения клинка через материал сильно зависела от его плотности. Рассечение плоти, например, происходило совершенно беспрепятственно, в то время как прорыв через взрывозащищённую дверь мог занять довольно продолжительное время. Но думаю даже справиться с танком было бы по силам такому мечу. Я уже представил как нейтрализую Крысолова и отправлюсь на поиски партизанского отряда Сомова, где оставил двух спасенных политруков. Обладая чудо-оружием для ближнего боя, у которого был неиссякаемый боезапас, мне наверняка можно будет выполнить пару-тройку рейдов по захвату важных стратегических объектов на территории врага. Мы договорились, что мои разведчики отведут ребят и останутся ожидать меня потом в заброшенной школе. С моей скоростью я добегу туда за полчаса. Я решил также, что еще на какое-то время задержусь в этой реальности и побуду с Настей. Всякий раз при воспоминании о моей Валькирии, сердце мучительно сжималось в невыносимой тоске по родному человеку. Мне казалось, что мы расстались уже целую вечность назад. Я обязательно должен снова увидеть Настю, перед тем, как отправлюсь назад в свой мир. Однако для этого стоило серьезно подумать над моей новой легендой, так как по ту сторону фронта, как я понял, Теркина сейчас ждало увесистое дело, сфабрикованное сотрудниками НКВД. Но всему свое время.

Я встал и направился к лодке, стоявшей на берегу. Взяв весла, я оттолкнул лодку от берега и начал грести в сторону видневшегося в далеке острова, очертания которого были размыты туманом. Близился рассвет и я надеялся, что этот туман рассеется при свете дня. Я вспомнил, что девушка-Джедай назвала остров Туманным, возможно это были особенности местного климата, но я вполне допускал, что и Оби-Ван Кеноби мог что-то «подкрутить» в настройках этой реальности. Поэтому я совершенно не представлял, что меня ждет на берегу этого загадочного кусочка суши. Быстро работая веслами, я уже через пять минут высадился на острове, накрытом густым туманом. Возможно это было и хорошо, ведь и я был также надежно защищен этой непроглядной мглой. Теперь следовало осторожно обследовать сушу, надеясь, что ее размеры будут минимальными. Где-то вдалеке завыл то ли волк, то ли собака, и я решил двигаться в том направлении.

Неожиданно я вышел к большому валуну и сразу вспомнил картину художника Васнецова «Витязь на распутье», так как на камне была высечена хорошо читаемая надпись: «Направо пойдёшь — коня потеряешь, себя спасёшь; налево пойдёшь — себя потеряешь, коня спасёшь; прямо пойдёшь — и себя и коня потеряешь». Оказывается у Аристарха Ивановича было отменное чувство юмора, сразу вспомнился анекдот: остановился как-то Илья Муромец перед камнем — а там написано: «Налево пойдешь?».

От камня действительно шли три тропинки, разбегавшиеся в разные стороны. Я не долго думая, выбрал направление «прямо». Оно гарантировано сулило мне самую большую опасность, а значит и вероятность встречи с Крысоловом на этой тропинке была выше. Через какое-то время на моем пути опять вырос валун. «Да чтоб тебя!», — чертыхнулся я, прочитав следующую надпись: «Направо пойдёшь — любовь потеряешь, себя спасёшь; налево пойдёшь — себя потеряешь; прямо пойдёшь — и себя и любовь потеряешь». Что бы это могло значить? И был в этом вообще какой-то смысл? Однако и здесь в сторону разбегались три тропинки, образуя таким образом в общей сложности уже девять направлений. Если валуны будут попадаться мне с такой же периодичностью, то это означало, что остров большой и плутать можно здесь довольно долго. Я снова выбрал направление «прямо». К счастью валунов больше не было, а тропинка стала подниматься в гору. Это было хорошо, потому что туман стал потихоньку рассеиваться.

Наконец я сделал еще несколько шагов и застыл в немом изумлении: я стоял на возвышенности, передо мной на сколько хватало глаз расстилалось огромное поле, а на горизонте виднелись причудливые башни самого настоящего древнего замка. Стена тумана здесь заканчивалась и я смог даже рассмотреть, что на стенах замка ходили какие-то воины с алебардами, а по дороге к нему быки тянули олинокую повозку. Я был очень озадачен: абсолютно не понятно было, куда я попал, да и остров не мог быть такого колоссального размера. Я на всякий случай оглянулся на клубившийся позади туман и уверенно зашагал к замку. Вначале я решил не спешить и идти спокойным шагом, чтобы понять, что следует предпринять дальше. По всему следовало, что нужно было как-то установить контакт с местными. Вот только не шарахнут ли со стен замка по мне лучники, когда я подойду поближе? Я увидел, что тем временем повозка с быками подъехала ко рву и навстречу ей стал опускаться навесной мост. Я решил воспользоваться этим, чтобы не думать потом, как штурмовать этот неизвестно откуда взявшийся замок. Включив пятую скорость, я быстро приблизился к повозке и запрыгнул в нее, здесь были различные шкуры и какие-то тюки. Не долго думая, я зарылся поглубже в эту кучу и притих. Проникнув в замок я решу что делать дальше. Вскоре повозка дернулась и ее колеса прогромыхали по мосту, а грубый голос что-то начал кричать на непонятном языке. Моя система оживилась:

Провести изучение языка асов?

Я конечно согласился и вскоре услышал:

— Что везешь, свиное отродье?

— Шкуры на базар, господин верховный страж.

— Проезжай, кабанье рыло. Только не забудь заплатить пошлину!

— Конечно, ваше мужество.

Повозка видимо въехала в замок, потому что ее основательно затрясло на ухабах мощенной булыжником улицы. Я еще подождал какое-то время, но потом решился покинуть повозку. Выпрыгнув из нее я очутился на узкой улице. Какая-то пожилая крестьянка проходившая мимо от неожиданности выронила корзину с гусем и тот гогоча принялся улепетывать на своих двоих. Я изловил беглеца и вернул его владелице со словами: «Успокойтесь мамаша, я — свой, лучше подскажите как пройти во дворец?»

— Это туда! — махнула крестьянка рукой и подхватив гуся, постаралась побыстрее отделаться от меня.

Я пошел по указанному направлению и вышел к стене детинца, которую тоже окружал ров, но мост здесь был опущен и его сторожила стража.

— Куда? Кто такой? — крикнули мне стражники, наставляя на меня свои алебарды, как только я подошел к мосту. Форма немецкой полевой жандармерии им была явно не знакома.

— Я к Аристарху Ивановичу, — сказал я не сильно рассчитывая на теплый прием.

— Убить наглеца! — просто приказал самый главный, видимо от скуки.

Я не долго думая достал свой световой меч и активировал его.

— Это Ас! — закричали стражники и в ужасе разбежались.

— Добро пожаловать, в Асгард, ваше рыцарство! — сказал выскочив и улыбаясь мне своим щербатым ртом главный по воротам, — извините не признали вас сразу!

— То то же, свиное рыло! — сказал я, деактивируя свой меч и пройдя внутрь детинца, — где у вас тут тронный зал?

— А вы кудась?

— Я записан к вашему правителю. У меня важное дело вселенского масштаба не требующее отлагательств.

— Сегодня у нас неприемный день, и вы наверняка не подавали прошение, может быть вам подойдет дежурный метаас?

— Хорошо веди меня к нему, да побыстрее, раз у вас тут такая бюрократия!

— Будет сделано, ваше рыцарство! — и начальник стражи побежал впереди, позвякивая доспехами. Воины здесь носили что-то среднее между одеждой татаро-монголов и левонских рыцарей. Вскоре мы вошли в длинный коридор небольшого здания, устланный длинным ковром. Пробежав метров сто по каким-то закоулкам, стражник постучал в одну из дверей и зашел в помещение, сделав мне приглашающий жест. Я вошел и уставился по сторонам. Большой зал мне напоминал одну из комнат третьяковской галереи. Везде на стенах висели картины, изображавшие всевозможных рыцарей, а вверху была колоссальных размеров антикварная люстра со всякими висюльками и завитушками.

— Что случилось? Кто посмел? — сказал пожилой бюрократ, поднимаясь из-за стола, заваленного бумагами.

— Ваше, мудрейшество, к нам только что пожаловал этот уважаемый Ас, я оставляю вас с ним, — ответил страж и тут же видимо с большим облегчением убежал.

— Вы в самом деле Ас? — спросил меня бюрократ.

— Да и совсем неплохой. По крайней мере сюда я практически прилетел на своем «юнкерсе». Где я вообще нахожусь сейчас?

— Вы в Асгарде — священном городе Асов, можете мне сообщить цель вашего прилета?

— Я ищу одного мошенника, у него много имен, он именует себя Крысоловом, Аристархом Ивановичем и магистром Оби-Ван Кеноби.

— Да? Тогда одну минуточку! И бюрократ, подойдя к столу, снял трубку обычного телефона.

— Алло, Гумитроны? Вы просили сообщить, если кто-то появится и будет спрашивать Оби-Ван Кеноби. Да, здесь как раз один такой, утверждает, что он — Ас. Хорошо, я понял, — сказал и обращаясь ко мне, — вы будете сражаться на мечах или огнем?

— На мечах, — на автомате ответил я, не понимая, что это за дурдом такой.

— Хорошо, да я провожу его пока в зал Славы к словоблюдам, — между тем сказал бюрократ и повесил трубку.

— Не удивляйтесь, мы давно ждали вашего появления. Примерно тысячу лет, если быть точным. На этих картинах наши художники отобразили сцены вашего будущего поединка с Оби-Ван Кеноби.

— А вы меня ни с кем не перепутали?

— Нет, вы же Ас, и вы прилетели.

— Ну мало ли, как бывает за тысячу лет.

— Вы первый и единственный Ас, который прилетел в Асгард на поиски Оби-Ван Кеноби. Пойдемте за мной! — и бюрократ снова повел меня какими-то коридорами.

— Вот сюда, — сказал метаас и завел меня в комнату, напоминающую зал для семинаров, так как около стены стоял стол а рядом с ним ряды кресел, в которых сидели странно одетые люди в разноцветных клоунских одеждах с накладными носами тоже всех цветов радуги.

— Это словоблюды, — они хотят задать вам несколько вопросов для истории.

«Это видимо что-то типа пресс-конференции»- наконец сообразил я и мне стало забавно, видимо стоило им немного подыграть, возможно здесь совсем туго с развлечениями.

Сев за длинный стол я с вниманием посмотрел на аудиторию, бюрократ сел рядом со мной.

— Уважаемые словоблюды, будьте любезны компактно задавать свои вопросы и не устраивать распри и блюдосвары, — обратился к собравшимся мой бюрократ.

— Скажите, ваше рыцарство, а почему вы выбрали местом своего поединка наш Асгард?

— Сюда привела меня тропа.

— А кто самый ваш главный враг здесь?

— Здесь — фашисты.

— Означает ли ваш поединок начало всемирной войны?

— Нет, это скорее будет ее концом.

— Вы любите попокс?

— Пропускаю вопрос.

— А что на вас за доспехи?

— Это доспехи фашистов, они не мои.

— Вы всегда носите доспехи своих врагов?

— Нет, только сейчас по случаю своего поединка видимо.

— А вы деретесь на мечах или огнем?

— Предпочитаю первое.

— Ваше любимое домашнее развлечение?

— Смотреть телевизор.

— Это как-то связано с попоксом?

— Пропускаю вопрос.

— Кто лучше, Гигадон или Полипут?

— Каждый из них по своему хорош.

— У вас есть любимая девушка?

— Да, и я встретил ее в этом мире.

— А она будет присутствовать во время поединка?

— Нет, она сейчас далеко отсюда.

— Как вы относитесь к увеличению зоны тумана?

— Вопросы экологии должны стоять на первом месте.

— Если вы победите, то какой будет ваш первый указ?

— Мир — народам, землю — крестьянам, фабрики — рабочим.

— Уважаемые словоблюды, вопросы закончены, нам пора на арену Славы, на поединок, — сказал бюрократ и поднялся.

Я последовал его примеру. Словоблюды захлопали себя по щекам, видимо это был их местный знак благодарности. Мы двинулись по коридору и вскоре вышли на самое настоящее футбольное поле с трибунами, только без ворот. Трибуны были уже заполнены людьми.

— Полипут, полипут! — скандировали трибуны.

Я в очередной раз удивился здешнему месту и стал оглядываться в поисках своего соперника. В это время с противоположной стороны трибун также открылась дверь и на поле выбежал человек в одежде Джедая. Он приветливо поднял мне руку и побежал вдоль трибун, ловя восхищенные крики и поднимая на них волну. Сделав круг почета, Джедай подбежал в центр поля и активировал свое оружие — посох Джедая.

— 10,9,8,7, — стали отчитывать трибуны. Вскоре раздался гонг и Джедай медленно направился ко мне.

— Не правда ли, немного забавная ситуация в этой симуляции? — сказал он, подходя ко мне.

— Не вижу ничего забавного, Аристарх Иванович, или вы предпочитаете Крысолов?

— Нет, все-таки правильным будет магистр Оби-Ван Кеноби, ведь мы будем сражаться на мечах. А я вас не дооценил, — сказал он, — вы смогли прилично прокачать свою стату.

Я тоже взглянул на стату своего противника и отметил, что видимо он обладал выдающимися способностями, какие сам смог установить для себя в этой реальности: все его показатели составляли 15 баллов. Это означало, что он как минимум превосходит меня по Удаче и Ловкости.

— Да и вы зря время не теряли. Вы же понимаете, что ваша игра проиграна? Между прочим виртуальное убийство полицейского будет приравнено к настоящему.

— Да, но я убью вас и успею стереть все данные. У вас будет мало доказательств, да и дети все делали добровольно как вы знаете.

— Звучит самоуверенно.

— Вы не оставили мне другого выбора.

— А я очень признателен вам, магистр, благодаря вам я встретил в этом мире потрясающую девушку, которую полюбил всем сердцем.

— А вы романтик, мы могли бы просто разделить весь этот мир между собой.

— Я так и подумал, что вы захотите стать Гитлером.

— Гитлером? Нет, полноте, зачем мне этот малообразованный мракобес, я основал свой Орден и смею вас заверить, он бы скоро стал реальной силой этого мира, не появись вы на моем пути.

— Вы хотели поработить весь мир?

— Поработить кого? Все местные люди — это не более чем пикселы, которые думают, что наделены волей и сознанием. Да, для них эта самая настоящая реальность, но ведь это всего лишь матрица.

— Их мир также будет развиваться и возможно даже более успешно, чем наш.

— Вы правда так думаете, зная про тысячи ученых, которые сидят вокруг со своими пробирками с вирусами, и ждут момента, чтобы вылить их в этот мир? В самом деле, Леонид, этот мир создан для страданий и экспериментов. Его ждут болезни и бесконечные войны, а его существование закончится даже не дойдя до нашего времени. И заметьте, только я предложил свой рецепт по его спасению.

— То есть вы здесь этакий миротворец?

— Был им, пока не появились вы, именно вы, кстати, на темной стороне Силы.

— Это еще почему?

— А вспомните с каким упоением вы убивали раненых немецких солдат на поле боя, вспомните свою девушку, которую вы использовали и равнодушно бросили здесь в жерло беспощадной войны. А ведь у нее будет ребенок от вас. Это вы монстр, Леонид!

— Довольно! У меня не было другого выбора! — крикнул я и активировал свои два световых меча.

— О, я же говорил про вашу темную сторону Силы, вы все так говорите, оправдывая собственное малодушие, вы готовы убивать сами, чтобы мириться со всей мерзостью этого мира. Самый главный ваш аргумент: а что я могу сделать?

— А какой будет ваш ответ, какую альтернативу вы предлагаете?

— Моя альтернатива, да вот же она перед вами, я попытался создать свой собственный мир, основанный на высокой морали и принципах, я подарил этот мир тем, кто хотел его изменить к лучшему.

— И сами назвали себя Крысоловом, в сущности прикрывая высокими словами банальное воровство.

— Послушайте, Леонид, а вы действительно любите свою девушку? Помните, ведь там на камне, был путь ее спасения, но вы выбрали этот.

— Я люблю ее и не вам судить о моих чувствах и выборе моего пути.

— Вы же понимаете, что сейчас все закончится? Я уничтожу вас здесь и ваш биочип будет заменен, вы никогда не станете для нее уже тем, кем были раньше. Да вы и не вернетесь сюда, в реале у вас другая семья, дети. Я прав?

— Нет, я вернусь сюда.

— Чтобы увидеть своего ребенка, который будет потом расти без отца?

— Заткнись, я сам уничтожу тебя, мерзкий Крысолов!

Слова магистра вызвали во мне волну ярости и я напал, сделав несколько ударов мечами, но Оби-Ван Кеноби с легкостью отразил их своим посохом. Он двигался очень легко, уходя от моих убийственных выпадов. Казалось, я смогу его сокрушить, и я начал также как и в битве с Энакином Скайуокером бегать вокруг него, при этом нанося удары. Но у магистра тоже была приличная скорость и у посоха оказалось небольшое преимущество, Оби-Ван Кеноби раскручивал его и создавал непреодолимое поле на пути моих мечей. Но тем не менее, я все-таки медленно теснил его. Шаг за шагом, я ощущал, что мой противник теряет силы, так как мощь моих ударов была просто невероятной. Посох и мечи сталкивались с характерным шипением и высоковольтным воем силовых полей.

Я несколько раз делал прыжки и обрушивался на Оби-Ван Кеноби сверху, и практически достал его, по крайней мере, он получил незначительное ранение, по его взгляду я понял, что он держался уже из последних сил. Его тактика сводилась к обороне и он не мог выиграть этот бой. Внезапно у меня один меч вышел из строя. Его луч погас и при активации меч выдавал лишь дугу, напоминавшую эффект от электрического шокера. Видимо кристаллы тоже имели какой-то предел, а Оби-Ван Кеноби не даром сам отбирал и приносил их Джедаям. По его хитрой улыбке я понял, что был прав. Мгновенно мы поменялись местами, магистр уже нападал, а я защищался, но с одним мечом это давалось мне с большим трудом. Я отступал, ища лазейку в его обороне, понимая, что и второй меч в любую секунду мог выйти из строя. Мечи теряли свою энергию от соприкосновений и каждый удар мог бы стать последним. Также рассуждал и Крысолов, стараясь своими ударами побыстрее израсходовать энергию моего меча. Не став ожидать скорой смерти своего энергетического оружия, я отскочил и сам отключил его, делая вид, что и этот меч вышел у меня из строя. Видимо я хорошо изобразил на своем лице испуг, так как Красолов с ревом раненого быка понесся на меня, чтобы добить безоружного противника. У меня была ровно одна секунда, чтобы активировать свой меч и упасть назад, рубанув проносящегося сверху Крысолова. Оби-Ван Кеноби дико заорал, его правая рука была отрублена по самый локоть. Однако и мне он нанес удар посохом в живот и я стал быстро терять здоровье.

Внезапно, стадион вокруг исчез и мы оказались с ним в лесу, видимо картинка вокруг — это был какой-то морок, который Крысолов напускал при помощи своего тумана.

Моя информационная панель показывала, что у меня оставалось 50 % здоровья. Мой враг отскочил и с видом победителя стал издали посматривать на меня. Я вдруг понял, чего он добивался, если мое здоровье дойдет до нуля, я конечно смогу перезапустить эту же миссию, но потеряю все свои артефакты. Крысолов сейчас окажется победителем и будет иметь серьезную фору, чтобы привести все свои угрозы в исполнение. Наверняка он также завладеет и моим Амулетом и может даже попытается перезапуститься. Нельзя было давать ему такую возможность, я с трудом поднялся и двинулся к нему со своим световым мечом. Мой противник поудобнее перехватив свой посох оставшейся левой рукой стал пятится от меня. Мы снова сошлись в поединке, и в этот раз мой меч действительно отключился уже по настоящему. Крысолов тут же нанес мне рубящий удар и я тоже потерял правую руку. Это было полное фиаско. Он снова ткнул меня посохом в живот и я упал, теряя последние проценты здоровья. Магистр навис надо мной со своим посохом и в этот момент раздался выстрел, пуля пробила голову Красолова. Я видимо на некоторое время потерял сознание, так как когда очнулся, то увидел над собой Андрея. Взволнованный Чопорец держал в руках мою винтовку.

— Товарищ Василий, вы как?

— Умираю, — тихо прошептал я. Моя система показывала всего 1 % здоровья, оставшейся рукой я снял с шеи Амулет и протянул Чопорцу, — передай Насте, что я люблю ее.

— Держитесь, товарищ Василий, держитесь! Вы же сильный, подумаешь рука. А Настя отправила меня назад сразу, сказала, чтобы я разыскал и защитил вас. Я видел как вы улетели. И за вами. Вот встретил наших, они сказали сюда, но немного не успел. Она мне не простит ведь, ну что вы? Только не закрывайте глаза, товарищ Василий! — буквально рыдал Чопорец.

— Если все перезапустить, но тогда уже не встречу ее. Я не смогу без нее. Я что-нибудь придумаю, Настя…

Все исчезло. Система показывала черный экран, на котором мигала только одна надпись:

ТЕКУЩАЯ МИССИЯ ПРОВАЛЕНА!

Перезагрузка: да/нет

У меня был только один выбор.

Глава 31

Я очнулся и уставился в белый потолок. «Видимо Чопорец доставил таки меня в военный госпиталь» — первое, что пронеслось в голове. Но потом явспомнил про отрубленную Крысоловом руку и задвигал ей, она была на месте. Я с трудом повернул голову и разглядел высокотехнологичные системы и аппараты современной больницы. «Я вернулся», — понял я. Под рукой была кнопка, которую я нажал, вызывая медперсонал.

Как оказалось, я находился в медицинском комплексе в Пролетарке. Врачи пояснили мне, что мой биочип в порядке, но нервная система оказалась очень истощена, так как я провел в вирткапсуле около трех суток в режиме повышенной виртуальной модуляции. Видимо режим одиночных миссий, который наделял меня невероятными возможностями имел и свою цену: я чувствовал себя так, как обычно ощущает себя человек после двухнедельного пребывания в вирткапсуле. Первые мысли были не о детях или Крысолове, а о Насте, но здесь мне никто не был в силах пока помочь, о ее судьбе мог знать только суперкомпьютер Марк в Сколково. Через час, как я очнулся приехал Сапрыкин с подробным докладом обо всем произошедшим за эти сутки. Дети все успешно пришли в себя в своих капсулах, им даже не потребовалась медицинская помощь. Что касается Крысолова, то его хакерская программа была обезврежена, а сам он залег на дно. Как я и ожидал, он через чипы детей провел несколько операций по взламыванию криптовалютных бирж, но его улов оказался совсем небольшим, видимо не хватило времени. Про Аристарха Ивановича в Сколково никто не слышал, но благодаря показаниям Клима Сотникова был составлен его подробный фоторобот и этот человек был объявлен в розыск. Следовало также взять на контроль все лаборатории по замене и ремонту биочипов, я не сомневался, что у Крысолова будут большие проблемы с этим, так как при травме головы в киберсимуляции такого уровня неизбежно пострадает и биочип. Я сказал Костику, что мне нужно будет в самое ближайшее время попасть в Сколково, но он пояснил, что в отдел виртэкскурсий меня не допустят по медицинским показателям, и ФСБ на несколько дней все опечатало, и даже никаких именитых ученых в проект виртуальной вселенной созданной Марком сейчас не допускали. Так что нужно было переждать.

Моя жена Юлька прибежала в больницу через пару часов, как только у нее закончился эфир на РУ. ньюс. тв. Она долго ругала меня за мое безответственное отношение к семье и такое спонтанное и опасное решение «отправиться в сеть на поиски маньяка». То что я отправился на войну и каждую минуту рисковал своим здоровьем на фронте, она видимо не совсем понимала, находясь под воздействием журналистких клише об опасных «киберманьяках». Я сразу вспомнил о словоблюдах. В конце концов, когда Юлька накричалась и наплакалась, она простила меня и сказала, что очень соскучилась. Также она попросила ни с кем из прессы не общаться, так как она первая возьмет у меня интервью. В больнице я должен был пробыть еще один день, поэтому жена пообещала прийти завтра уже с нашими детьми — Димкой и Владой.

На следующий день меня навестило начальство и вручило мне цветы и грамоту, а также утвердило мне недельный больничный. Вечером в палату тихо постучали и сначала вошел охранник, а за ним директор крупной нефтяной компании Петр Дремин. Он пришел поблагодарить за своего сына, который оказался в числе членов Ордена Джедаев.

— Мне Влад все рассказал о ваших подвигах и дуэлях, вы молодец, проделали большую работу, — сказал Дремин, пожимая мне руку. — Сын мне не признавался конечно, на какую экскурсию он там собирался, вы знаете он увлекается спортивным саберфайтингом, но я смотрел на эти увлечения сквозь пальцы, думал безобидная ерунда, а вот как повернулось дело. Я думаю этого Сотникова нужно привлечь конечно, это он втянул Владика.

— Дети ни в чем не виноваты, Петр Германович, преступник конечно же хороший психолог, он подкупил ребят щедрыми обещаниями, что все они станут героями и помогут нашим прадедам победить фашистов на войне. Ваш сын — патриот свое страны и ругать его за это нельзя. Как только ребята поняли, что их используют, они тотчас прекратили сеанс. А Сотников получил свой урок на всю жизнь. Не ломайте парню карьеру пожалуйста, он как-никак надежда нашей олимпийской сборной.

— Хорошо, Леонид Аркадьевич, я вас услышал, но тогда разрешите мне посодействовать в вашем вопросе, насколько я понял вы недавно возглавили свой отдел, а ваши документы об очередном звании где-то затерялись в бюрократических коридорах, да и к ордену вас пожалуй нужно представить.

— Спасибо, но я согласен и на медаль, — улыбнулся я.

— Вы очень скромный человек, надеюсь вы быстро поймаете этого Крысолова, который увел за собой наших детей. Насколько я понимаю, учитель, который был с ними до сих пор в коме. Вы не знаете, что там с ним произошло? Никто из детей не хочет говорить на эту тему.

— К сожалению я тоже только изучаю все аспекты этого непростого дела, всему виной видимо хакерские программы Крысолова. Несмотря на то, что я находился там, я думал только о том, как спасти детей, но мы обязательно установим все факты преступления и виновные не уйдут от ответственности, а сейчас прошу меня извинить, Петр Германович, мне пора на процедуры.

— Конечно, конечно, Леонид Аркадьевич, простите, заболтал вас, тут, так сказать, небольшой презент от шефов вашего ведомства, — Дремов кивнул головой своему охраннику и тот открыл дверь палаты и запустил двух других сотрудников безопасности с большими корзинами всяких деликатесов и конфет. Палата сразу наполнилась ароматами тропических фруктов.

— Тут красная и черная икра, крабы, балык, рыбка копченая, фрукты в общем все, чтобы вы поскорее восстановили свое здоровье.

— Большое спасибо, но не нужно было.

— Я уже понял, что вы очень скромны, но не обижайте меня отказом. А это вам от Владика, — и Дремин положил на мою тумбочку рукоять спортивного светового меча, — он сказал, что вы оцените. Это последняя разработка, почти как в самих «Звездных войнах», будьте с ним поаккуратней.

— Да, большое спасибо.

Дремин ушел и я взял в руки световой меч. Я сразу вспомнил о том, как планировал с мечом в руках отправиться на помощь отряду Сомова, и встретиться с Настей, но увы, уже не получится, в реальности которую я покинул, прошло уже несколько недель, и я не нашел в себе сил перезапустить миссию и попасть в мир, где я еще не был знаком со своей Валькирией. Ведь в новом временном ответвлении будет уже не моя Настенька. Я найду способ вернуться именно в эту, свою и уже такую родную для меня реальность, где моя любимая уже видимо оплакивает меня, вынашивая под сердцем моего ребенка.

Жди меня, любимая, я скоро приду к тебе! Я найду способ воскреснуть и вернуться к своей прекрасной Валькирии из Вальхаллы. Да прибудет с нами Сила!

Послесловие

В середине августа Алексей Алешин вывел без потерь свою группу в район Киева в расположение 37-й армии генерала Власова. Разведчиков встретили с большими почестями, о захвате вражеского аэродрома в Пружанах и уничтожении его группой мостов на фронте ходили уже легенды. К своему большому огорчению Алешин узнал печальную новость о судьбе, постигшей генералов Павлова и Коробкова, об этом еще в немецком тылу сообщил ему Теркин. По каналам своего ведомства он узнал, что на самого Василия также было заведено дело об измене и работу на иностранную разведку. Поэтому командир разведчиков сразу предупредил всех остальных держать язык за зубами по поводу Василия. Это было тем более актуально, что заслышав об их возвращении, сразу же появились военные корреспонденты, которые как раз были здесь же на передовой. Увидев Настю в немецкой форме, человек с фотоаппаратом пришел в восторг и очень попросил сделать ее фото и пообещал прислать потом карточку. Настя сначала отнекивалась, но все разведчики в один голос тоже стали просить, сказав, что она потом подарит свое фото Настоящему герою, когда тот вернется. Потом группе задавались многочисленные вопросы от журналистов. В газете «Правда» вскоре была напечатана небольшая заметка под заголовком «Подвиг советских разведчиков». В ней говорилось, что группа лейтенанта Алешина была отправлена в тыл врага, чтобы раздобыть немецкие документы по снабжению вражеской армии. Разведчики с успехом выполнили задание. Увидев, какие грузы перевозятся немцами по железным дорогам, разведчики решили уничтожить крупные железнодорожные мосты. У них не было взрывчатки и поэтому они решили отбить один из вражеских аэродромов. Захватив в тяжелом бою аэродром и немецких летчиков, они заставили пленных фашистских пилотов взлететь и бомбить мосты, через которые немцы проводили снабжение своих армий. В результате более 10 мостов было уничтожено. Группа советских разведчиков почти без потерь вышла к нашим через линию фронта. Лейтенант Алешин за боевые заслуги был представлен к высокой награде — Ордену Красного Знамени. Но в газете вышла ошибка, так как сержанту Алешину в действительности было пока присвоено очередное звание младшего лейтенанта, однако командование высоко оценило подвиг сержанта государственной безопасности и уже через неделю он получил и звание лейтенанта. «Газета «Правда» не может ошибаться«,- сказали ему.

Помня наставления Теркина не доверять Власову и о возможном окружении Киева, Алешин устроил Настю подальше от линии фронта. Госпиталь, в котором работала Настя Сойкина находился в Лохвице, этот небольшой городок был расположен в глубоком тылу, в 200 километров к востоку от Киева. Алешин обещал навещать ее каждую неделю.

Через две недели объявились и другие участники группы: Залужный, Осипов и Чопорец. Алешин, как и обещал, сразу же позвонил Насте в госпиталь по телефону, попросив передать ей только одно слово: «Приезжай!» Она отпросилась из госпиталя и за ночь приехала к фронту в расположение части Алешина. Встреча Андрея с Настей получилась очень драматичной, девушка потеряла сознание, когда узнала печальную новость о смерти Василия. Алексей, когда она пришла в себя, поклялся ей, что восстановит честное имя своего друга и написал письмо самому товарищу Сталину, где указал, что Василий Теркин находился в его группе и погиб, прикрывая их отход. Дело Теркина в НКВД было закрыто. Бойца посмертно даже представили к медали — «За отвагу». Слух о письме Верховному Главнокомандующему быстро распространился на фронте. Алешину даже пришло письмо из редакции газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия», в котором военкор, представившийся Александром, подробно расспрашивал о бойце Василии Теркине, его характере и биографии. Но ответить Алешин не успел.

К сожалению, вскоре на фронтах начали развертываться трагические для всех события. Сокрушительный удар Гудериана с севера застал Красную Армию врасплох. Причина быстрого развития немецкого наступления была в том, что танковая группа Гудериана, неожиданно ударившая с центрального направления на юг, к Конотопу, просто не имела на своем пути достаточно сильной группировки Красной Армии. Вторая танковая группа имела сотни танков и тысячи орудий. Навстречу ей с юга уже прорывалась 1-я танковая группа Клейста.

Под Киевом образовался самый большой на тот момент «котёл», устроенный немцами советским войскам — кольцо окружения замкнулось сразу вокруг четырёх армий Юго-Западного фронта, включая фронтовое управление.

Понимая, что кольцо окружения сжимается, Алешин послал Насте с оказией — группой раненых письмо- последнюю весточку: «И как только угораздило нас оказаться в окружении? Объяснять это можно очень долго, но меня сейчас не тянет на объяснения. До сих пор еще не все ясно. Так что нечего и спорить. Повсюду, куда ни кинь, немецкие танки и пулеметные гнезда. Вот уже четвертый день мы занимаем круговую оборону. По ночам на горизонте очень хорошо видны огоньки — это и есть кольцо окружения…» В своем полном тревоге письме Алешин писал ей, чтобы берегла себя, и не рисковала почем зря и что он никогда не простит себе, если с ней что-то случится.

Алешин видел и понимал, что они сумели бы вырваться из окружения, и что никто в этом не сомневался. Но куда идти? В какую сторону? И какова будет этому цена? Эти вопросы мучили командиров всех уровней. Теркин предупреждал его об этом и советовал сразу же пробиваться на восток. Вскоре время на принятие каких-либо решений высшим командованием было упущено и собрав роту своих разведчиков, Алешин отдал четкий приказ — пробиваться к своим с боями, выходя из окружения. Он держал путь на Лохвицы, чтобы узнать о судьбе Насти, так как связь с госпиталем, где она работала прервалась.

12 сентября 1941 года кровопролитные бои разгорелись уже у самой Лохвицы, оказавшейся на острие немецкого наступления. Группа майора Франка во взаимодействии с возглавлявшей наступление 3-й танковой дивизией пробилась к Лохвице к 5 часам утра. Крупный северный мост через реку Сула, разделявшую город, был захвачен в результате дерзкой операции. Немецкие мотопехотинцы нейтрализовали расчеты шести противотанковых орудий, лафет к лафету установленных на улице в 200 метрах от моста. Никакого сопротивления со стороны русских не последовало — расчеты крепко спали.

Раненых в госпитале, где работала Настя, было очень много. А вскоре и сам госпиталь пришлось срочно эвакуировать. Настя осталась с последней группой раненых, размещая их практически в походных условиях в чудом уцелевшем блиндаже. Только за один день девушка вынесла из-под обстрела более семидесяти человек. Разместив их в укрытии, Настя спешила оказать всем медицинскую помощь. В это время, прорвавшиеся сквозь линию фронта немецкие автоматчики начали окружать блиндаж. Настя понимала, что она практически единственная защита и надежда безоружных бойцов и приняла решение вступить в неравный бой…

Через два дня на место недавних боев у Лохвицы подошла рота Алексея Алешина. Кроме своей роты в общей сложности опытный командир организованно выводил из окружения остатки еще двух батальонов. На своем пути они встретили большую группу раненых, которые рассказали его разведчикам, что находились в эвакуированном госпитале и едва не погибли под колесами немецких танков. Они сами отстреливались чем могли, пока не подошли остатки выходящего из окружения полка и отбили атаку. Забежав в блиндаж, Алешин стал подходить ко всем раненым.

— С вами была девушка, Анастасия Сойкина, старший сержант? — кричал он, тормоша раненых, — девушка-санинструктор из госпиталя!

— Да, была, — ответил тихо один боец с полностью перебинтованной головой, — очень красивая и храбрая девушка, я таких не встречал никогда, ты лучше у сержанта Ефремова спроси, он ее хоронил.

У Алешина потемнело в глазах, он пошатываясь вышел из блиндажа и вскоре нашел сержанта Ефремова. Тот сидел в окопе, пытаясь свернуть единственной оставшейся рукой козью ногу. Алексей помог ему и протянул затем свою зажигалку прикурить.

— Как? Как она умерла? — хрипло спросил он, даже не назвав ее имени, так как сержант все и так понял без слов, как только увидел глаза Алешина.

— У нас автоматчики ихние прорвались. Она с пулемета сначала отстреливалась, потом уже с винтовки, когда патроны закончились, шибко меткая, очень много немцев положила. Они даже отступили сначала, но тут танки пошли на нас. Она значит собрала все гранаты, какие нашла, обвязала себя и под гусеницы. Взорвала один танк, а другой ушел. Очень храбрая эта Анастасия была. Я все видел, но помочь не мог ни чем, тоже ранен, как видишь, только ходить могу. Как только наши подошли, я организовал команду похоронную, собрали, что могли и похоронили там на поле, на пригорке. Крест мы ей поставили, так как для нас она все равно как святая, понимаешь? Все, кто здесь лежит, обязан ей жизнью. Да вот еще, сумка медицинская ее осталась с документами, мы сохранили, нужно родственникам ее передать, — и боец ушел и вскоре вернулся с медицинской сумкой, держа ее единственной оставшейся рукой. Он протянул Алешину хорошо знакомую ему вещь, с которой Настя еще пробиралась с ними по немецким тылам. Алешин взял сумку и встал, осматривая поле ржи среди которых словно капли крови проступали алые маки.

— А ты кто ей будешь? — спросил Ефремов, — вижу, как убиваешься.

— Сестра она моя.

— Ты только не ходи туда, к ее могилке, немцы сильно близко и вроде снайпер у них там даже есть.

— Ну значит судьба моя такая, передай моим людям, чтобы похоронили меня рядом с ней. Спасибо тебе за все! Прощай, отец!

И Алешин пошел в сторону свежей могилки, срывая по пути алые маки, вместе с колосьями уже поспевающей ржи.

Навстречу Гудериану с юга прорывалась 1-я танковая группа Клейста. В двух километрах от Лохвицы немцы захватили неповрежденный мост через Сулу. Завязалась ожесточенная схватка с русскими, затянувшаяся вплоть до прибытия передовых частей 3-й танковой дивизии. В ночь на 13 сентября солдатам было приказано замаскировать машины под стога сена, а снизу обложить снопами колосьев.

На возвышенности немецкий офицер изучал в бинокль неясно вырисовывавшиеся очертания Лохвицы — населенный пункт был виден как на ладони чуть справа внизу. Слева во всю ширину раскинулось большое ржаное поле. Заходившее солнце окрашивало его в нежно-золотистый цвет.

Рядом с офицером находился сейчас со своей снайперской винтовкой и лучший полковой снайпер — ефрейтор Хорст Мольке, который также изучал окрестности через оптику прицела своей винтовки.

— Что там Мольке? — спросил офицер, небрежно указывая рукой.

— Какой то русский, просто идет по полю с цветами, видимо к той могиле с крестом.

— Они видимо уже понимают в какую ловушку попали, и что им не вырваться. Не убивай его, Мольке! Пусть прочитает свою молитву и идет своей дорогой.

Офицер развернулся и неторопливо достал свой портсигар с орлом, который держал в лапах свастику. Он извлек сигарету и спичку, которая лежала здесь же, и закурил, бросая спичку.

— Может там похоронен его товарищ или командир, — задумчиво сказал офицер, затягиваясь и выпуская вверх струю дыма, — на этой проклятой войне, думаю, каждый наш солдат хотел бы знать, что его камрады поступят с ним таким же образом!

Алексей опустился перед крестом на колени и положил на небольшой холмик ярко-красные маки. Он заботливо погладил рукой теплую землю, словно прикасался к девушке.

— Прости, Василий, не сберег я твою Настеньку! И ты Настенька прости меня пожалуйста! Перед Богом клянусь тебе, что я выживу, вырвусь из окружения и потом вернусь и приду к тебе сюда на твою могилку. И здесь всегда будут самые красивые цветочки. Настенька, ты же так их любила!

Накрапывал сентябрьский дождик, и скоро видимо его капли уже текли по небритым пыльным щекам сурового бойца, оставляя на них серые полосы.

Алексей открыл медицинскую сумку, надеясь найти там что-то из личных вещей Насти, чтобы он мог сейчас повязать или прикрепить к кресту. Из сумки на землю выпала и раскрылась, шурша страницами, та самая тетрадь со стихами, которую Василий передал Насте при расставании. Небольшой ветер небрежно потрепал пожелтевшие зачитанные и залитые горючими девичьими слезами страницы и раскрыл их, словно выбрал свое любимое стихотворение.

Анастасия, девочка моя!

Моя бесценная Валькирия родная!

Я целовал тебя под трели соловья

В чертогах кем-то созданного рая.

Ты ангел мой, твой голос неземной

Звучал в душе так искренне, так нежно,

Что верил я, что станешь ты судьбой,

Моей единственной, как я любил безбрежно!

Но этот рай придуман не для нас,

Мы словно путники присели у дороги.

Я не смогу забыть прекрасных глаз,

Но так жестоки иногда бывают Боги!

Прости меня, любимая, прости!

Тобой не смог я вволю надышаться,

Сумев на краткий миг лишь обрести.

Ах, как хотелось мне с тобой остаться!

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Послесловие