Шейх Санан (СИ) [anatta707] (fb2) читать онлайн

- Шейх Санан (СИ) 374 Кб, 48с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - (anatta707)

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

Долина любви не такая, как все!

Превыше раздумий ума и сказаний,

Прекрасней великих и добрых деяний,

Она есть любовь и безумство в огне.

Любой румянец мира — это гнев ее,

Любая бледность — от ее златого яда…

Ее отрава — мёд божественного взгляда,

И смерть от рук ее — прекраснее всего.

Не исцеление дает она, а гибель,

Что превосходит красотой сто тысяч жизней.

Сгореть в ее огне — вот лучшая из мыслей.

Ее алхимия — ярчайший в жизни тигель.

Бахаулла «Семь долин и четыре долины»

(перевод Феано)

Действующие лица:

Шейх Санан — почитаемый в Мекке и Аравии учитель суфиев пятидесяти семи лет, красивый мужчина с благородными чертами лица.

Низам — старший ученик Санана (тридцать пять лет).

Кинан — родной брат Низама (тридцать лет).

Азар — младший и любимый ученик Санана (шестнадцать лет).

Фарид, Эмир, Юнус — другие ученики Санана.

Солнце — восемнадцатилетняя девушка-христианка из города Рум, настоящее имя её до конца пьесы и так и остаётся неизвестным.

Марта — лучшая подруга девушки.

Священник — христианский священнослужитель в храме Рума.

Мулла — уважаемый глава мечети города Рум.

Гадалка — юная цыганка возле храма (семнадцать лет).

Голос — некий чистый и приятный мужской голос, звучащий в видениях Санана и Солнце.

Хозяин постоялого двора — владелец постоялого двора близ христианского храма.

Ученик — один из младших учеников Санана (появляется в 1-2 сценах первого акта и во второй сцене второго акта).

Караванщик, ученики, прислуживающие в доме Санана, христиане возле храма, двое мусульман, хор в храме.

А К Т I

Сцена 1

Спальня в доме Санана в Мекке. Санан сидит на разобранной кровати в сильной задумчивости. Один из младших учеников вносит воду для умывания, ставит кувшин на столик, кланяется и выходит. Следом появляется Низам.

Низам: Ты звал меня, Учитель? Что случилось?

Санан: Нелепый странный сон приснился, словно вхожу я утром в город незнакомый. Церквей сверкают купола. Иду по улице, и вдруг передо мной прекрасный храм, а пред вратами — идол золотой. Я, на колени перед идолом склонясь, целую землю и молюсь так истово, как прежде я Аллаху не молился. Одежды скинув прочь, бросаю я Коран и драгоценности — все украшенья, деньги, все слагаю я к ногам того златого идола. А он слепой. Не видит он меня, не слышит, знать не хочет. Скажи, Низам, что мне сей сон пророчит?

Низам: О, Мастер! Сон не значит ничего. Прошу, Учитель мой, забудьте про него. Зачем страдать и истязаться, коли он… исчез с рассветом, улетел тот сон?

Санан: И все же сон является так часто. Молился я, постился, все напрасно. После сорокадневного поста опять я вижу храм, врата и идола того. И снова я пред ним — в молитве и желании служить. Я думаю, Низам, все это неспроста. Ошибся я? Иль сделал что не так? Не помню я, но помнит все Аллах. Знать, совесть неспокойна, нечиста. Страдаю, мучаюсь душой, вот сон и снится. Азара нет со мной, увы… Вернется ль из Каира он до будущей зимы? Азар пусть юн, но мудр не по годам. Он мне бы этот сон растолковал.

Низам: Что сны? Пустые мысли. Учитель, вы же столько лет твердили, чтоб мы дорогами иллюзий не ходили. Чтобы мирское стало чуждо нам. Чтоб мы могли найти заветный храм Каабы. А сны и мир — все матерьял один. Душа важна для нас, и лишь она одна достойна памятования и забот. Ни нужен мир ни этот и ни тот, а лишь душа. Зачем же сны теперь вас беспокоить стали? Ведь прежде вы не ведали печали.

Санан: Не ведал. Истину сказал. Я мир покинул сразу, как родился. С любовью я к Аллаху устремился. Не ведал страха, слез в молитвах не жалел. Я жаждал лишь одно — найти извечный тот предел, где мы живем все вместе и в раю навеки. Искал я океан, куда впадают реки. Упрек ли мне в самонадеянности дал Аллах? Возможно, идол тот златой моя гордыня? Что безупречным я себя всю жизнь считал? Не ведал женской страсти, славы не искал и думал, что святым я стал, лишь оттого, что от греха бежал? Возможно, эти мысли мне не чужды?

Низам: Учитель, успокойтесь, сон — пустое. И волноваться из-за этого не стоит. Вас уважают все, мубад и муфтий даже. Все знают скромность, справедливость, честность вашу. Тщеславие вам чуждо, равно как гордыня. Аллах такую душу не отринет.

Санан: Но упрекнет за мысль мирскую. Низам, мой друг, ведь я тоскую. Такого чувства я не знал от века: как будто высох я внутри, вокруг не Мекка, а Аравийская пустыня. Я ищу и жду… Чего — и сам не ведаю… Однако же в том сне была немного и разгадка. Пред пробужденьем некий голос на латыни вдруг сказал, что город в Византии Рум зовется, и мне туда дорогой долгою идти придётся. Я решил идти. Один иль с вами вместе. Найду мечеть и буду ждать известий, просить Аллаха дать мне силы вспомнить, где я согрешил.

Низам: Коль твёрдо решено, идём мы с вами.

Санан: Придется пересечь пустыню нам с горами, леса и реки. Труден будет путь. Возможно, не придется отдохнуть, ни в дождь, ни в зной, пока мы не прибудем.

Низам: Мы не страшимся трудностей и плакаться не будем. Мы суфии, ты — Мастер наш, и мы с тобой. Когда мы наши семьи покидали, идя к тебе, то многие роптали, что бессердечны мы, того не понимая, как Мастер дорог нам. Отец он наш и брат, наш дом и гавань. Пребудем с ним навеки, навсегда. Твой путь — наш путь. Все тяготы разделим.

Санан: Благодарю тебя, Низам.

Низам: Сейчас пойду другим ученикам сказать, что скоро мы уедем. Чтоб вещи собирали в путь (кланяется и уходит, оставляя Санана одного).

Санан набирает в пригоршню воды из кувшина, плескает себе в лицо и обтирается полотенцем.

Санан: Какое пробуждение горькое, не без причины. А что сулит мне путь? Страдание, кручину? Предчувствия томят мне грудь… Погибну я. (Надевает тюрбан шейха на голову, приглаживает бороду). И пусть! Коль Господин потребует назад меня, пойду на зов. Секунды не промедлю! (выходит из спальни).

Сцена 2

Комната учеников Санана. Входит Низам.

Низам: Сегодня утром Мастер сообщил известие, что собирается он в путь. В далекий город Рум, что в Византии расположен. Я с еду ним. И вы, надеюсь, тоже.

Кинан: Готов я ехать, хоть сейчас. Я шейха не покину.

Эмир: Его решение — решение мое. Пойду за ним, хоть к краю света.

Фарид, Юнус: (хором) Мы едем с вами!

Низам: (поворачиваясь к остальным ученикам) А вы останетесь следить за домом. И передайте всем знакомым, пусть скоро нас не ждут. Пока наш Мастер не получит искомые ответы на вопросы, что ему важны, он в Мекку не вернется. Уедем завтра мы с восходом солнца.

Сцена 3

Звёздная ночь. У костра сидят полукругом ученики Санана. Из темноты доносится фырканье лошадей, звяканье подков о камни.

Кинан: В дороге мы уж много дней, и впереди осталось много. И я молчал, но больше не могу. Низам, тебе известно, зачем наш Мастер едет в Рум?

Низам: Кинан, то тайна не моя. Ты брат по крови и по вере мне, и я тебя люблю. Однако тайну сердца Шейха сохраню. До поры пока не выдаст он ее, не пророню ни слова.

Кинан: Он молчалив и грустен так, что больно видеть.

Низам: Тоска его, возможно, разрешится скоро. В том городе его душа стряхнёт оковы.

Кинан: Значит, скоро все решится?

Низам: Аллах милосерден.

Появляется Санан. Идёт к костру, но потом, словно раздумав, уходит в тень и ложится на землю, завернувшись в одеяния.

Кинан: На все Божья воля.

Подбрасывает сучьев в костер. Сцена постепенно меркнет во тьме.

Сцена 4

Когда тьма рассеивается, появляется городская площадь Рума.

Раннее утро. В христианском храме началась служба. На втором этаже мелькает девушка. На ней светлое платье, украшенное кружевом, золотистые вьющиеся волосы ниже пояса, на голове ромашковый венок. Лица не видно.

На площади появляется Шейх с учениками.

Санан: (останавливается перед храмом) Вот храм. Но идола не вижу.

Низам: А вы уверены, что это храм из сна?

Санан: Да, купол вот, зеркальные врата… А идол где?

Низам: То было б странно: неверных символ пред стенами храма, где христиане Бога чтят? Паства сочла бы оскорблением подобное скульптурное решение.

Кинан: Нам делать нечего в сем храме. Мечеть найти должны мы с вами, дом для мусульман.

Эмир: Поблизости мечеть вчера я видел.

Фарид, Юнус: Где?

Эмир: Идемте, покажу. Потом вернемся.

Кинан, Эмир, Фарид и Юнус уходят.

Санан (вполголоса): И все же храм точь-в-точь, как тот…

Появляется гадалка, приближается к Санану.

Гадалка: (громко) Судьбу я предскажу всего за золотой!

Низам: Опомнись, женщина! Ведь Шейх перед тобой.

Гадалка: А Шейху знать свою судьбу не интересно? Иль полагает он, что все ему известно? Так он самонадеян или глуп чрезмерно.

Низам: Дерзка ты, на язык остра!

Гадалка (смеясь и уперев руки в бока) Да, верно. Я такая — гадалка Рума молодая! И о тебе я все узнаю, лишь ручку мне позолоти, и будущее с прошлым ты…

Санан: Прости. Но лучше расскажи, где храм стоит такой, перед которым идол золотой?

Гадалка (удивленно): Такого храма я не знаю, хоть много лет по Руму уж гуляю, но храмов с идолом не видывала отродясь. (меняет тон голоса) А как насчет гаданья?

Низам (сердито): Ступай. Твое не нужно предсказанье.

Санан: Постой! Ты помогла. Держи монету. Прости, что медная, но золотых уж нету. Закончились в пути.

Гадалка: Ты добрый человек. Не хочешь ли судьбу свою найти?

Санан: Судьба моя в руках Аллаха.

Гадалка (хитро): Не в твоих?

Санан (улыбаясь доброжелательно): И не в твоих, уж точно. Ступай, прошу, и зло с добром ты не пророчь мне. Что даст Аллах, приму я все покорно.

Гадалка (еще хитрее): А если я посланница? Бесспорно, о том ты не подумал? Возможно, чрез меня Всевышний свои дела вершит?

Низам (с удивлением): Да женщина мудра, хоть молода. И не кокетка? Воистину такое встретишь редко.

Санан: И что Аллах велел мне передать через тебя, Его посланницу?

Гадалка (берет руку Шейха, переворачивает и смотрит на ладонь): Ты жизнь прошел один, хоть и с друзьями вместе, но никогда не думал о невесте. Любви желая Божьей, земной ты не искал. Вот здесь ты рай свой потерял. Кто сокращает путь, до цели не доходит. Короткий путь искателя уводит… прочь. Сейчас же ты стоишь на перекрестке судьбы своей. Пройдешь туда (указывает рукой на врата храма) — назад пути не будет. Проклятие найдешь, и каждый-то тебя осудит. Ты станешь ниже низкого, унизишься совсем. Отречься должен будешь от себя, вот такова твоя судьба. Пройти вратами храма, умереть, воскреснуть, коль на то Аллаха будет воля. Так ты пойдешь вперед? Назад — еще не поздно, будь спокоен. (отпускает руку)

Санан (в изумлении): Твои слова внушают трепет мне. (отходит от нее) Горю я словно бы в огне!

Сцена постепенно погружается в полумрак. Свет, дрожа, бежит по стене храма, поднимается до окна второго этажа и там замирает.

Гадалка (в сторону): Не так пылать ты скоро будешь…

Санан (как сомнамбула, идет вперед, проходит воротами храма): Томленье странное… В очах темно… А впереди…. там светится окно!

Низам и гадалка идут позади, но отстают, так что у полуоткрытого окна храма Санан останавливается один. В окне теперь хорошо видна светловолосая девушка в венке из ромашек. Стоя вполоборота к зрителям, она поет молитву.

Солнце: Мой Бог единый, лишь Ему верна, Его я вижу лики.

Он водит к пажитям меня и водам тихим.

Мой Бог велик и благ во все века.

Хранит весь мир его рука.

Он пастырь мой, хранитель мой.

Живу я с ним душой одной.

Хор в храме: Аве Мария!

Санан (не отрывая от девушки восхищенных глаз): Прекрасный Ангел, грудь моя в огне! О, кто сейчас явился мне? Она прекраснее, чем Солнца Свет. Она душе моей ответ на все вопросы, что от века были. Моя судьба у ног ее склониться. О безымянная великая царица! Мой Бог, моя Кааба… Другого храма мне не надо! Все в ней: и свет, и тьма, души и мира отраженье. Как грациозны все движенья! А голос — сладостный напев ручья, что в жаркий полдень жажду утоляет. Да кто такую красоту любить не станет, тот слеп и глух, безумен тот, кто от любви к ней не умрет! Я умираю… (падает на колени и кланяется до земли, потом поднимает глаза и руки, словно в молитве)

Свет медленно возвращается на сцену.

Гадалка (тихо отступая за кулисы) Бери судьбу свою и пей, не жалуясь, до дна. А я свой долг исполнила. Сполна. (уходит)

Низам бежит к Учителю.

Низам: Учитель! Зачем сидите вы у храма, будто нищий, подаяния прося? Что с вами? Так нельзя. На вас подумают, что вы пьяны… (Поднимает голову, замечает в окне девушку и добавляет уже тише, с опасением). Иль влюблены.

Санан (бормочет): День ныне роковой. Ее я встретил и погиб. Пожар в груди, пожар горит!

Из-за кулис один за другим появляются остальные ученики.

Кинан (подбегая ближе): Мечеть нашли мы, время вознести молитвы! Идемте, час намаза уж настал… (замечает, что Санан не хочет подниматься с земли, в то время как Низам изо всех сил старается поднять его на ноги). Учитель!

Эмир: Мастер! Вы больны?

Юнус: О горе нам! Он сам не свой.

Фарид: Возможно, жар?

Низам: Цыганка это сделала проклятой ворожбой? Ответь, Учитель, умоляю! Я ведьму эту догоню!

Санан: Я умираю. (не сводит глаз с окна)

Все смотрят в том же направлении и видят девушку, которая пела в хоре во время службы, а теперь уходит.

Санан: Погасло солнце, кончен день. И не дожить до нового рассвета… За что, за что, проклятье это? Увижу ль вновь прекрасные черты?

Низам: Учитель вы ли это? Что слышим мы?

Фарид: Влюбился в христианку?

Эмир: Не верю, быть не может!

Юнус: Аллах прости! Уж лучше — смерть.

Кинан: Вон там, смотрите! Выходят…

Взоры всех обращаются на златокудрую девушку, покидающую храм с подругой. Обе девушки идут мимо, не обращая внимания на Санана и его учеников, смеются над чем-то.

Марта: Ах, милая, божественно ты нынче пела. Я на тебя во все глаза смотрела! Вот мне бы голос твой… Ты всех очаровала. Священник тот и вовсе текст Писания забыл от пенья твоего. Смех — и только!

Солнце: Нет, Марта, нет заслуги тут моей. А голос мой — от Бога. Господь дарует силы мне, чтобы пела для Него, а мне другого и не надо ничего.

Марта: Ах, все равно, была ты лучше всех, сияла, будто Солнце! Как свет в оконце.

Уходят, смеясь и шутя.

Санан: (вполголоса) О Свет очей, моя Богиня! Прекрасней не найти. Отныне навсегда останусь здесь в надежде видеть снова и слышать голос тот, что Бога восхваляет, о любви поет, своей душой лучистой мир преображая…

Кинан (Низаму тихо): Уведем его. В молитве он колени преклонит. Аллах ему простит. Он Шейхом был великим…

Низам (хмуро): Станет снова! Ведь девушка в окне — лишь искушение и заблуждение.

Кинан (согласно кивает): Скорее, наваждение.

Низам: Вернется Мастер к ученикам своим. Мое попомни слово.

Эмир: Я помогу поднять его.

Вместе берут Мастера под руки и поднимают, но он яростно вырывается и опять садится на землю.

Санан: Оставьте. Мое место ныне здесь. Одну ли ночь мне суждено прожить, иль годы, или час.

Низам: Но Мастер, что подумают о вас?

Санан: Мне это вовсе безразлично. Я не прошу позор делить со мной. А мне теперь уж все едино: проклятие иль плаха. В мечеть мне путь заказан. Не хочу я ничего. Останусь здесь и буду ждать ее. Она теперь мой храм, спасение и рай. Другого рая не хочу.

Кинан: (в ужасе) Учитель, богохульство то! Аллаха постыдитесь! Лицо омойте, помолитесь!

Санан: Я сердце кровью уж омыл. Разорвано на части и истерзано оно. Так значит мне судьбою суждено те муки претерпеть и умереть. Ступайте. Доживу ли до утра, не знаю. А вам со мною погибать не след. Вам жизнь открыта — мне уж нет. Я все предал, отрёкся от всего. Мне радость лишь одна, отрада сердца моего, то Солнце, что сегодня видел в храме. Другого солнца нет. Считайте же, друзья, что я ослеп.

Низам: Отрекся от всего? От нас, друзей своих и братьев? И от веры? Помилуйте Учитель, что за дело! Одумайтесь, молю и заклинаю вас Мухаммедом пророком!

Опомнитесь, покайтесь!

Санан: Никогда!

Юнус: О горе нам! Коль он безумен, прокляты и мы. Дорога в рай закрыта. Ведь он был проводник наш на пути! Куда же нам теперь идти? Потеряны мы, словно звезды без Луны. Конец, конец всему.

Фарид (плачет): Гнев Аллаха не избыть… Во что нам верить, что теперь любить?

Эмир: Как нам помочь ему, увы? Бессильны мы пред болью сердца и любовной мукой.

Санан (ни к кому конкретно не обращается): — Послужит пусть наукой мне… Что не любил до сей поры… Теперь жалею. Вся жизнь была пуста… Не протрезвею … никогда! Я наконец любовью полн и пьян! Пусть с болью пополам… та боль святая! Я счастлив жить, страдая. Изведать боль разлук, стеная. Кровью истекая, умереть от мук. Уж лучше так, чем как я раньше жил. Без сердца, без любви… Всегда один, и сам с собою разлучен. Теперь в разлуке с ней, и имени не знаю. Но жду, надеюсь и дышу лишь для нее. Все в ней, весь мир, моя душа, Вселенная пророков! Она, она — та песня и поющий! Замкнулся бег времен и вспыхнул в ней! Забудьте о Санане! Мертв Санан. И больше он не с вами. Исчез мой след. Я — пыль на острие кинжала. Смешаюсь с пылью придорожной — вот, меня не стало. (ложится на землю)

Низам, Кинан, Эмир, Фарид и Юнус в ужасе молча смотрят на него, замерев.

Низам: Безумен!

Кинан: Безумие ужасно!

Эмир: Чужие стали мы ему. Забыл о нас. Отрёкся.

Фарид: Как быть?

Юнус: Нет, не уйдем. Его мы не оставим.

Эмир: Не предадим его.

Низам: Его любовь — лишь ослепленье. Время лечит.

Кинан: Коль бросим в беде Учителя, Аллах нас проклянет в Последний день.

Фарид: Любовь земная отгорит, исчезнет быстро. Вернется к нам Учитель.

Кинан: Согласен.

Юнус: Правда.

Садятся с ним рядом.

Свет гаснет.

Сцена 5

Конюшня на постоялом дворе. Эмир и Юнус сидят на соломе. Входит хозяин постоялого двора.

Хозяин: Надеюсь, оплатить вы сможете сегодня проживание у меня? А то я попрошу вас с нынешнего дня прочь даже из конюшни убираться. Стыдитесь! Шейха почтенного ученики, а ведете себя бесстыднее неверных!

Эмир: Работу в Руме нам найти не просто. Мы в средствах стеснены. Могли б на вас работать мы, но вы же отказались.

Хозяин: Мне конюхи давно уж не нужны. Я повара ищу!

Юнус: Но отказались вы, когда к вам поваром идти я соглашался?

Хозяин: Не нужен повар мне такой, чтоб он свиней боялся.

Юнус: Не страх то вовсе.

Хозяин: Что ж сбежал, когда мой гость жаркое из свинины заказал?

Юнус: Скотина низкая, презренная — свинья. Нам прикасаться к ней нельзя. И рядом находиться тоже. Запрещено Аллахом. Когда Мухаммеда пророка схоронили, то свиньи всю могилу ту разрыли, и тело нашего святого ели. Какой же правоверный мусульманин способен после этого свинину потреблять или другим ее приготовлять?

Хозяин: Скорблю о вашем горе, о пророке… Однако здесь вы в этом горе одиноки. Мои друзья, в таверне все клиенты — не мусульмане, христиане. И коль не пост у нас, то лучше шашлычка свиного с винцом, не знаю угощенья я иного.

Юнус (в сторону): Мерзость-то какая! А выше нас себя считает.

Эмир (обращаясь к хозяину постоялого двора): Работу ищут братья наши. И я, клянусь, найдут и деньги все сполна вернут. Заплатим вскоре.

Хозяин: А долг меж тем растет и ширится, как море…

Эмир (добавляет весомо): С процентами.

Хозяин (смягчается): Другой уж разговор. На поиски даю еще неделю, а то посулы ваши мне порядком надоели. И что за слухи ходят, будто Шейх ваш сидит у церкви христианской днями и ночами? Священники в недоумении. Бог, конечно, с нами и во всех церквях, но все ж… Чего он ищет там? Иль в христианство хочет обратиться?

Эмир: Какое дело вам? Ведь там ему удобнее молиться.

Хозяин (насмешливо): Странно очень. Мусульманину в мечети подобает совершать молитвы на рассвете, днем и на закате. Иль может, сведенья мои уж устарели? Я не уверен, в самом деле… Возможно, мусульмане молятся теперь в буддийских храмах, синагогах, церквях для христиан? (замечает, что Эмир и Юнус смотрят на него с гневом и уже другим тоном продолжает). Я речь веду к тому: ему б опомниться и к вам вернуться. Он уважаемый Учитель. Пусть им остается, а не теряет уважение других. Оно уж не вернется, коль раз потеряно. Я к вашей пользе говорю, его разубедите. Не враг я вовсе вам, я говорю, как друг. У церкви сыро, холодно, зима уж на подходе. Замёрзнет и умрёт.

Эмир: Благодарим за ваш совет. Однако Мастеру советовать не смеем.

Хозяин: Ваше дело.

Уходит.

Юнус: Он прав. Зима настанет, что тогда? Спать на земле, питаться тем, чем подадут из жалости, иль псам бродячим кинут на прокорм — не дело! А нам как быть?

Эмир: Низам сказал: терпеть и ждать.

Юнус: Доколе ждать? День ото дня все хуже. Зной, холод, ветер, стужа — не лучшие попутчики. А девушка… его не замечает даже. Он просто нищий для нее. Она ведь из семьи аристократов. Она привыкла жить богато. Взаимности наш Мастер не дождется.

Эмир: А он и не мечтает, что вдруг душа ее растает. Ты слышал, Мастер говорил: «Да, пыл и страсть мои несвоевременны и бесполезны, но я согласен жить у края бездны и падать в бездну, разбиваясь в прах, лишь только б видеть свет в ее глазах!» Ему взаимность не нужна. Он любит, и его любовь полна сама собою. Отрекся он от нас и от себя. Лишь ради счастья лицезреть ее глаза… Фарид сказал, любовь земная быстро отгорает. Но то любовь земная. Любовь же Шейха нашего иная.

Юнус: Иная? Что имеешь ты в виду?

Эмир: Беду, мой друг, беду. Любовь такая, может, и сгорает, однако погибает в огне том сердце любящего. Средства нет. Спасенья тоже. Разве что Аллах поможет. Нам остается лишь молиться и терпеть.

Юнус: Наш Мастер может умереть?!

Эмир: О да. Убьет он сам себя, красавицу высокомерную любя.

Входят Низам, Кинан и Фарид.

Низам: Друзья, нашли работу мы.

Кинан: Не Бог весть что, однако же, увы. Для лавок разных будем мы товары разгружать с повозок, кораблей.

Эмир: Вы вовремя. Хозяин был уж здесь и требовал оплату. И слышать не хотел, что мы не виноваты, работу ищем день и ночь…

Низам: Уплатим все долги, не сомневайся. Не сгонит нас хозяин прочь.

Эмир: А Мастер как? Он не придет?

Фарид (вздыхая): У храма он… И слезы льет, стихи читает, луну и солнце каждый день встречает… не думаю, что он их замечает. В его душе другое Солнце светит.

Низам: И нас он тоже не заметил, когда просили мы его с молитвой на устах вернуться к нам, хотя б заночевать под крышей.

Кинан: Беда, беда!

Низам: Ах, тише! Хватит причитать, и так нам бед довольно, чтоб вслух их поминать! Не бросим Мастера в чужой стране. Мы подождем, когда готов наш Шейх вернуться с нами будет. Никто из нас его не судит. Ошибки наши он всегда прощал. Неужто мы поступим с ним иначе?

Ученики: (наперебой) Конечно нет!

Низам: Тогда займемся делом. К работе завтра же приступим.

Ему никто не возражает.

Сцена 6

Осень. Дует сильный ветер. У подножия храма сидит одетый в грязную одежду старик, в котором с трудом можно узнать бывшего Шейха Санана. Рядом лежит собака и гложет кость. Шейх пьет воду из собачьей миски.

Священник идет в храм. Видит Санана. Некоторое время колеблется, затем подходит к нему.

Священник: Сын мой, умоляю выслушать меня! Я знаю ваших добрых братьев. Недавно говорил я с ними, кстати. Они готовы вас забрать отсюда хотя б сейчас, сию минуту. Зачем позорите меня? Что скажут прихожане? Будь я священником хорошим, я б вам одежду дал, пристроил к делу… Вы ж мне противитесь. Какая же нужда неволит жить собаки хуже? И в зной, и в стужу. Возможно, сами на себя вы наложили епитимью? Да уж строга она чрезмерно, даже для меня, того, кто знает много о подвигах, страданиях святых. Еще раз вас прошу, опомнитесь, пока вы живы. Слабеете день ото дня… Так жить невыносимо!

Санан: Я смерть приму с восторгом.

Священник (в ужасе): Зачем? Вы благородный Шейх, суфиев глава, Учитель. Не о себе — учениках своих подумайте. Очнитесь! Без вас они слепы.

Санан: Я тоже слеп не меньше. Мне их больше некуда вести. Я заблудился сам. Все что осталось — только этот храм. Хочу окончить здесь все дни свои.

Священник: Упрямство — грех большой, сын мой.

Санан: И вы упрямы. Вы каждый день стараетесь меня спасти. Но для чего? Вы не поверите, я счастлив здесь. И не хочу идти отсюда никуда.

Священник: Молюсь за душу я твою. Даст Бог, найдешь потерянное сердце. Поможет Бог, согреет.

Санан: Греет Солнце.

Священник: Спасает наш Господь.

Санан: Любовь спасёт.

Священник: Бог есть Любовь.

Санан: Мой Бог прекрасен. (волнуясь, смотрит поверх плеча священника) Вот — Солнца Свет, мой Бог, Любовь моя! Пред ней единственной готов склониться я…

На сцене появляется та, кого Санан зовет «Солнце». На ней теплая одежда, на голове вышитая шапочка. Волосы подобраны наверх. Священник, завидев ее, почтительно кланяется и отходит от Шейха. Солнце, не замечая Шейха, обращается к священнику.

Солнце: Сегодня грустно мне, Отец, и одиноко. Молитвами изгнать печаль пришла я к службе раньше срока. Хотела посоветоваться с вами я о деле важном… Отец давно хворает, себя он чувствует неважно. А мама… Вот о ней и речь. Наедине, коль можно вас отвлечь?

Священник (тут же забывает про Санана) Конечно, дочь моя! Чем только я смогу… Я весь к твоим услугам.

Уходят.

Санан (оставшись один, печально): Грустна она, и света вовсе нет… О, Солнца где найти бы Свет, чтоб озарил все тайники души, все цветники бы воскресил? Я полон жажды и желаний, полон сил, не свойственных мне прежде. И никакой надежды… Ее черты прекрасны! Коль подарила б взгляд один… Нет. Кликал смерть напрасно, и вот я будто мертв. Но под тленной оболочкой бьется-дышит сердце, которое стихи слагает, но поведать может их лишь ветру, а не Солнцу.

Ты видишь, я тобою ранен,

Я неизлечим.

Крылатой птицей станет —

Обратится этот мир.

Мир — жалкое подобие очей твоих

Как много надо мне сказать, но звук затих.

Я замер, растворен, исчез, забыт,

Люблю, люблю… Ах, голос твой звенит!

Прекрасный голос отгоняет мрак,

Завесу рвет, преграды рушит в прах!

Ты свет мой Солнца, день крылатый мой

Клянусь, что я живу одной тобой!

Я лишь тобой одной дышу…

Со мною раздели, прошу,

Надежды все и горести мои…

Кричать хочу: «Сгорел я от любви!»

И всё сгораю.

Но почему-то я молчу…

И умираю.

Поет:

Мне если б подарили все

сокровища времен и поколений,

Я бросил их к ногам твоим,

не сожалея.

И если бы выбирал, где жить,

благоговея,

То жил, поверь, у ног твоих,

твой хрупкий сон лелея.

И если б сил лишиться мне,

Твоей тоской болея,

То умер бы у ног твоих,

Костра углями тлея.

Моя молитва отдана тебе…

Вся сокровенная, как есть — тебе одной!

Лечу к тебе, изнемогая, боль тая,

Пожелать тебе, пусть и в мечтах — доброго дня.

Профиль случайно увидеть

В раскрытом окне.

Пусть улыбнешься другому — не мне.

Замолкает. Сидит, качаясь из стороны в сторону и дрожа.

Из храма выходит Солнце. Кутаясь в теплую кофту, потирает озябшие ладони. Внезапно оборачивается и замечает Шейха.

Санан глядит на нее, не отрываясь. Девушка, с любопытством разглядывая его, идет к нему. Санан поражен так, что замирает на месте и не может пошевелиться.

Солнце (остановившись рядом, задумчиво смотрит на Санана, про себя): — Благородны черты… То не нищего лик. (громче и обращаясь к Шейху) Ты бродяга? Разбойник?

Санан отрицательно качает головой, так как от радости не способен вымолвить ни слова.

Солнце: Кто ты, старик? Расскажи, как скатился на самое дно? Что ты делаешь возле храма? Давно… тут живешь? И один?

Санан молчит. По щекам его бегут слезы.

Солнце (с состраданием): Ты немой?

Санан (нежно, с любовью, почти на одном дыхании): Говорить я могу, о прекрасная дева! С весны здесь живу. Да, один, сам с собою. И здесь я умру. Не разбойник, бродягою не был я прежде. Правоверный я суфий, дававший когда-то надежду другим в достижении рая, но покинувший веру и братьев своих, ничего не желая. И Аллаха уже ни о чем не прося. Я Солнца с весны появления жду. И верю — однажды… Она себя предо мною явит, и, радостью благословя, мой новый день восславит. Из ночи в ночь ее я жду. Ее одну, а вовсе не холодную Луну… Вот жизни смысл моей.

Солнце (удивленно): Какое солнце? Зима уж на подходе. Тебе жилье бы подыскать. Замерзнешь ведь однажды.

Санан: Луна под снегом холодна. Ты не поняла. Я жду тебя. Ты — Солнца Свет. Душа моя и жизнь. Я жду, пока меня ты счастием одаришь… Прикоснешься теплом души.

Солнце (нахмурившись, неприязненным тоном): Шутки ваши не смешны. Несносны просто. (делает движение, собираясь уходить)

Санан: (ей вслед) То — правда. Я сказал серьезно! С утра до вечера я жду, пока не станет поздно. Я счастлив, коль пройдешь ты мимо. А для меня восходит будто бы заря! Иль запоешь вон там, напротив алтаря, и ветер с неба прилетит, мне аромат цветов даря… Цветов твоих с венка… Ты вдохновение мое, покой для сердца, услада глаз, единственная радость. Я здесь лишь для тебя. Ведь без тебя секунды жить не стану. А сердце кровоточит, сердце — в ранах.

Солнце (возмущенно): Как можешь ты любить меня, коль даже ты не знаешь, кто я?!

Санан: Как любят птицы небо, бабочка — огонь? Неуж могли б противиться они влеченью, чтоб вместе быть в соединенье? Лечу к тебе, как на огонь.

Солнце (презрительно): Безумен ты, старик. Ты в деды мне годишься! Закрой уста, себя ты не позорь.

Санан: Любовь не может опозорить никого. Не надо спорить. Я тебя люблю. Хочу назвать тебя своей женой.

Солнце: (надменно смеется) Вот уж анекдот, что можно надорвать живот, смеясь! Я молода, умна, красива. Мечтаю я о юноше прекрасном, чтоб с ним вдвоем искать мне счастья, благости, живя с ним во Христе. Лишь с юношей младым, богатым, верным найду я понимание и нежность непременно. Я с ним хочу лететь к границам мирозданья, и душу познавать, и замирать на грани, звезду в ладонь ловя… А мне седой старик в любви клянется и сравнивает с Солнцем! Вот смех и грех. Помилуйте, святые!

Санан (мягко): У любви нет возраста. И сердце молодо всегда. Не виноват я, что влюблён. Я той любовью, словно громом, был сражён. Ты тоже не виновна, что не любишь. И если ты меня погубишь, умру я с именем твоим и с образом, мне милым. Тебя, а не Аллаха помяну, когда покину мир и в тень других миров уйду.

Солнце: Ты впрямь безумец. Кто ты и откуда? Не с неба ж ты упал, я не поверю в чудо!

Санан (кротко): А я вот верю в чудеса. Я Шейхом был до встречи с Солнцем… С тобой, любимая. Я в Мекке жил. Но странное видение меня сюда вдруг повлекло. Я в Рум приехал, здесь исполнилось оно. Тебя я встретил, и к ногам твоим готов сложить все, что имею, все, чем дорожу!

Солнце (язвительно): А меньше я и не приму. Ты обещаешь жизнь? Да неужели? Слова пустые мне изрядно надоели. Мне многие уж предлагали то же, что и ты. Признанья глупые я не впервые слышу. А мне любовь нужна, ее ищу — лик истинной любви! И вот теперь простой бедняк у церкви клянется, что истинна его любовь? (смотрит прямо на Санана). На мне жениться хочешь, значит?

Санан (с благоговением): Я о такой удаче лишь мечтаю! Навеки буду счастлив, если согласишься!

Солнце (задумчиво): Возможно, соглашусь… (громче) Так что же? Тогда тебе носить суфийский плащ негоже! Ты, верно, понимаешь: муж мой должен быть христианин. Ведь христианской веры я сама. Коль в жены ты меня берёшь, то откажись от званья Шейха, Коран сожги, одежды сбрось суфийские свои, и покаянье христианское прими. Тогда поверю, что достоин ты любви. И что слова твои — не пустословье.

Санан (с улыбкой): Как прикажешь. Не боюсь грехопадения. Мне грех не быть с тобой, не исполнять твои веления. Аллаха раз уже отверг пред братьями моими, выбрал я тебя. Теперь скажу о том пред миром всем: скажу, что больше женщину люблю, чем Бога. И в ад пойду. Пусть. Мне туда дорога. И глазом не моргну, прощения просить не стану. По доброй воле я избрал падение. В тебе чтоб черпать вдохновение, основу жизни… Приходи ты вечером на площадь городскую. Увидишь: покаяние приму я. Коран сожгу и свой суфийский плащ. От веры отрекусь прилюдно… Не Шейх я больше, твой покорный раб. Прикажешь — подчиниться буду рад.

Солнце (насмешливо): Приду. До встречи, старик безумный!

Уходит, смеясь.

Санан (с горькой усмешкой): Не любишь, знаю. Знаю, что обманешь. Но слову верен я. Права цыганка: то судьба моя, Аллахом данная, забытым мной. Я встречусь смело со своей судьбой. До встречи, Солнце! Свидимся сегодня. Закат почтим костром огромным. Я всесожженье совершу пред спящими. Пробудятся ли ныне?

Смотрит в небо. Небо медленно темнеет, зажигаются первые звёзды.

Санан (громко сам себе): Пора! (уходит со сцены)

Занавес опускается.

Конец 1 акта

А К Т II

Сцена 1

Городская площадь Рума. Вечер. На площади собрались горожане, мулла с мусульманами, священник с прихожанами, в стороне — Солнце с Мартой. Посреди площади горит костер. Перед костром — Шейх Санан. Голова обнажена, в руках его Коран и одежды суфия. Горожане перешептываются друг с другом.

Мулла (выходит из толпы): Остановись, безумец! Ведь грех такой ничем не отмолить!

Санан (не оборачиваясь): Любовь все оправдает. Без нее не жить!

Мулла: Превыше любви к Аллаху, нет ничего, слепец! Остановись! Ты — Шейх, вдвойне велик твой грех! История такого ужаса не знала, чтоб просветленный Мастер веру отвергал! Ради чего ты погружаешься в безверья мрак?

Санан: (поворачивается к мулле) Когда-то думал мыслями твоими, но не приблизился к Аллаху ни на шаг. Влюбившись в девушку, прекрасную, как Солнца Свет, я в рай попал. Со мною птицы говорят и небеса на фарси. Мне Космос ночью шепчет о своей надежде, и океан безбрежный на волнах качает. Звезды по ночам стихи мне напевают, чтоб днем их повторил, деревья в танце кроны надо мной смыкают. Мне ясен жизни смысл и круг перерождения! Испил от чаши золотой! Каабу лицезрел воочию. Так то и есть любовь земная? Нет, небесами послана, я знаю! Стал я един с любовью током. И гром в дожди пророчит воскрешение истерзанной души. И ради пыльных книг, традиций устаревших Ее отвергну? Никогда! Поймите, вера ведь бессмысленна, пуста, коль нет любви! Пришла Любовь ко мне не без лица, но в образе прекрасной девы. Солнце — имя ей. (поворачивается в сторону возлюбленной). Я обещал, и вот гляди исполню обещание! Люблю тебя! Я признаю то пред Всевышнего очами! Двери рая отвергаю, чтобы быть с тобой, лишь на тебя смотреть. Не Шейх я больше! Отрекаюсь навсегда от веры предков, от учеников своих и от Аллаха милостей!

Мусульмане (по очереди): Богохульство! Проклятие на его голову! Позор!

Христиане: Вот это чудеса! Не видели подобного от века.

Мулла (кипя гневом): Тогда и мир весь мусульманский отречется от тебя! Гори в аду с шайтанами своими! Проклятье на тебя и на твоих детей, коли родятся! Не появляйся больше в мечети никогда! Порога не переступай! Ты проклят и прощения тебе не будет! (поворачивается и уходит вместе с мусульманами с площади).

Санан собирается бросать в огонь Коран и одежду. На сцену выбегают ученики Санана один за другим, бросаются к Учителю, хватают его за руки.

Низам, Кинан: (наперебой) Успели вовремя! Опомнитесь, Учитель!

Эмир (падает на колени): Хоть ради нас, вернитесь! Мы точно так же ради вас когда-то семьи бросили, родителей, детей и жен! Чтоб с вами быть!

Фарид: За вами в ад пойдем! Наш путь един, вы помните? И нас хотите погубить?

Юнус: (цепляясь за одежду Санана) Сбросьте наваждение, проснитесь!

Санан (сквозь слёзы): Проснитесь вы, молю! Живёте, не любя, в пустыне словно! Ведь то, что говорю, не ново под Луной! Я суфий, а любви не знал доселе! Узнав же, не боюсь и не стыжусь сказать о том пред всеми. Зачем меня стыдитесь? Не лгун я и не лицемер! Всего лишь сердце перед вами раскрываю. В чем мой позор? Я вас не увлекаю в греха тенёта. Мой грех — лишь мой. Вы не в ответе за него. Я был самонадеян, слеп. Не Мастер я, и не могу вести я никого ни в рай, ни ад. Забудьте обо мне. И если можете, простите. Я путь избрал свой, от него не откажусь. Цыганка предрекла мне то, иль сам Аллах, но до конца пойду дорогой унижений. (поднимает глаза на девушку, которая продолжает смотреть на происходящее с нескрываемым любопытством). «Прекраснее, чем Солнца Свет», — сказал тебе. Не отрекаюсь от слов своих. Твоими слезами плакать буду ныне, и смех мой станет смеха отраженьем твоего. (Разжимает пальцы. Коран и одежды суфия летят в огонь, взметая в ночное небо языки пламени).

На сцене наступает абсолютная тишина.

Санан: Взгляни, ведь я не плачу! Все проклинают пусть меня, а я скажу: ты мне удачу принесла. Пришла сегодня ты (Солнце отворачивается) и делишь этот день со мной. Для нас пуста вся площадь, здесь лишь мы. Забудь о тех слепцах, не знающих дорог любви! Придет их день и час, поймут меня, но не сейчас. Моя душа принадлежит тебе, а значит веру христианскую смиренно я принять хочу, чтоб мужем стать тебе, с тобою рядом быть. Примешь ли меня, о дева ясноликая моя? (не дождавшись ее ответа, поворачивается к христианскому священнику). Отец, прошу, крести меня! Хочу христианином стать, коль то возможно.

Со стороны христиан (громкий пораженный вздох): Диво так уж диво!

Ещё голос с той же стороны: Смотрите, насколько вера христианская сильнее!

Священник (польщен): Господь наш милосерд, сын мой. Возможно все. Ты завтра приходи ко мне. Коль искренне крещенным хочешь быть, тебя приму я. И после исповеди проведу обряд крещенья.

Юнус падает без чувств. Низам, Кинан бросаются поднимать его.

Эмир: Я знал: она его погубит, завлекши в сети обольщенья!

Фарид (рыдает): Оглохнуть лучше, чем слова такие слышать! Зачем дожил до дня такого, когда мой Мастер на глазах у всех унижен?!

Пока ученики пытаются привести в чувство Юнуса, народ постепенно расходится с площади. Остаются: Санан, неподвижно стоящий возле догорающего костра, ученики Санана, которые не глядят ни на Учителя, ни друг на друга, Солнце с Мартой.

Марта: Что делать будешь ты? Сдержал он слово.

Солнце (надменно): Втянув меня в позор свой? Спасибо — сделал одолжение! Нужны мне очень излияния его перед толпою!

Марта: Он не назвал тебя. Не знает имени он твоего.

Солнце: Теперь и не узнает. Позор терпеть с ним вместе — только этого недоставало. Но интересно, как далеко готов зайти он, пытаясь покорить меня? Учеников своих не пожалел — так для меня то просто дико. Совсем ума лишился! Перед всеми сжечь Коран?! Пред братьями своими, на площади?! И верно ведь мулла сказал, что бес его смущает.

Марта (сочувственно): Тебя он сильно любит, от любви страдает.

Солнце (усмехается): Вот странная любовь! Я еще раз его проверю. (идет к Санану, тот, завидев ее, опускается на колени и молитвенно складывает руки перед грудью). Любопытное ты представление устроил. Чего теперь ты ждешь? Руки моей и сердца? Ты поразить меня хотел меня своим самопожертвенным смиреньем? Да мне то все равно! А впрочем, есть еще условие одно. Невесте подобает на свадьбе быть красивой. И я желаю украшений дорогих из золота и бриллиантов. Серьги, кольца, бусы и браслеты достанешь ко дню венчанья нашего?

Санан (тихо): Увы, теперь я беден вовсе, отрекшись от всего. Я денег не имею. А красть — не в силах. Не умею брать чужое.

Солнце (капризно топает ножкой): Ну вот! Я так и знала. На что ты годен? А жить чем будем? Молитвами твоими? Отец мой болен, мама, может быть… (прерывает себя саму) И я не так свята, как ты, чтоб ни о чем не думать!

Санан молчит.

Солнце: Давай забудем обо всем, расстанемся без злобы. Ужасно неудобно, что вышло так… Но сам же посуди — ну что ты за жених: без денег, имени и званий? Ты хочешь, чтоб надо мною город весь смеялся? Уволь меня отэтого, прошу. Мне честь семьи дороже!

Санан: Устроюсь на работу, всё тебе достану: золото и жемчуг, алмазы и рубины, — что пожелает твоя душа!

Солнце: Ты думаешь, что в сей же час растаю от слов твоих? И в Руме тебя примут столь охотно работодатели любые? После того, как слух о том, что сан ты свой оставил добровольно разнесся уж по городу с досужей сплетней, тебя и близко не подпустят к лавкам и домам. Куда пойдешь ты? На галеры?

Санан: Работы трудной не боюсь.

Солнце: Отлично. Есть одно местечко для тебя как раз. (короткая пауза) В свинарнике моем мне нужен свинопас.

Низам: Что?!

Фарид: Невозможно!

Кинан: Помыслить трудно! Грань падения все ниже…

Низам: Колодец тьмы все глубже, уже…

Эмир: Учитель, бросьте вы ее!

Юнус: Она же ведьма, той цыганки хуже!

Санан (обращаясь к девушке): Согласен я на всё.

Ученики (все вместе): Нет! Лучше смерть!!!

Низам (в страхе): Ужасен вид его… Ради нее четвертовать себя позволит, при этом станет улыбаться!

Кинан (шепотом): Что за любовь такая? Не понимаю.

Солнце (усмехаясь): Год прослужишь свинопасом, возьму тебя в мужья такого, как ты есть. Без денег, имени и славы. Это последнее условие моё. Ты волен отказаться, тебя не принуждаю. Еще не поздно вернуться на родину с учениками. Они вон ждут тебя. Не разбежались, как другие.

Санан: Я остаюсь с тобой, мое решенье твёрдо.

Солнце удивлена не меньше учеников.

Солнце: Ну… хорошо. Идем, тебе я место твоей новой работы укажу.

Низам: Стойте! Подождите!

Санан и Солнце оборачиваются.

Низам (срывающимся голосом): Что делать нам теперь, Учитель? Тоже в свинопасы наняться следом за тобой? Отречься от всего и стать никем?

Санан: Свободны вы, сказал уже я вам. Вы не обязаны хранить мне верность. Я больше вам не Мастер, не Учитель. Освобождаю вас от клятвы, данной мне когда-то. В Мекку возвращайтесь, живите, как подскажет сердце. Надеюсь, зла вы на меня не затаите. Я сам не ведаю, что станется со мной. Но не могу оставить любимую. Я ей принадлежу всецело. Прощайте!

Марта, Санан и Солнце уходят.

Низам: (хватается за голову и оседает со стоном на землю) О-оо! Смерть бы забрала, я был бы рад… Какой позор и боль! Мой самый чёрный день.

Остальные стоят вокруг молча и смотрят на него.

Кинан (глядя в сторону): Как деньги отдадим хозяину таверны, надо б ехать…

Фарид (устремив глаза в землю): Узнаем, когда ближайший караван, и в путь. Мы ждали долго — его разум не вернуть.

Эмир: Надежды больше нет. Вернемся в Мекку.

Юнус: Хватило б духу мне, в костер бы прыгнул… Или в реку. Что ж, облегчения не получить.

Низам: (решительно) Идемте! Судьбы не изменить. Шейх все решил за нас, ему не братья мы отныне. Возможно, что Аллах его и не покинет. Он милосерд к безумцам и слепцам. А мы сегодня же оставим Рум, забудем этот храм. (смотрит вдаль) Прощай, любимый Мастер! Не свидимся, наверно, больше.

Кинан: Учитель наш, прощай!

Низам поднимается, и все следом за ним покидают сцену.

Сцена 2

Раннее утро. В доме Санана ученики сидят за столом и завтракают. Лица всех печальны. Вбегает один из младших учеников.

Ученик: Возрадуйтесь! Наш брат Азар вернулся!

Низам (поднимает глаза): Зови его сюда. Должно быть, он с дороги голоден, устал.

Ученик: Бегу! (исчезает за кулисами)

Кинан (Низаму): Что скажешь ты Азару?

Низам: Таить я ничего не стану.

Эмир (отставляет тарелку): Возможно ль рассказать такое?

Низам: Придется! Предложишь ты иное? Лгать в сто раз хуже, мне поверь. Коль раз ты лжи откроешь дверь, она навеки в доме поселится.

Юнус: Как говорила моя старшая сестрица, порою ложь спасительною может стать.

Фарид: Нет, благодати не видать вовек, коль мы ему солжем. Азар не лгал ни разу никому. И разве не мужчина он, чтоб боль сносить? К тому же посоветует он нам, как дальше быть. Он ближе всех нас к Шейху был когда-то.

Входит Азар.

Азар: О братья, добрый день и час! Как рад я снова видеть вас! Вернулся, словно в рай из долгих странствий… (бросается обнимать всех по очереди). Низам, мой старший брат, твои советы на чужбине помогали! Благодарю тебя, Юнус! Твои сердечные молитвы от беды не раз спасали. Кинан, спасибо за подарки, собранные мне в дорогу. Фарид, прочтешь ли свои новые стихи? Эмир, а ты покажешь пейзажи моря на закате, которые ты прежде рисовать любил? Друзья, о вас я на чужбине думал ежедневно, еженощно всех вспоминал, в последние же дни и каждый час все думал, представлял, как я сюда приезду, какими вас застану, и Шейха нашего…

Вдруг умолкает и начинает оглядываться по сторонам.

Азар: А где Учитель? Он не болен? К нему спешил, как мог, и волновался! Ведь ни письма, ни строчки не прислал за целый год…

Низам: Присядь, Азар!

Азар (обеспокоенно): Твой вид внушает мне тревогу! (садится)

Низам: Решили с братьями печальной правды лик не прятать под медовыми речами. Наш Шейх здоров, но… Боле он не с нами. Беда случилась. Сейчас я по порядку расскажу, а ты рассудишь, как нам быть. Учителю виденье было прошлой осенью, вот в этом самом доме, что надо ехать в Византию, в Рум и там найти какой-то храм… Мы с ним отправились, прибыли в город, где Шейха поразил недуг…

Азар: Недуг? Ты говорил, что Мастер наш здоров. Иль это я безумен? Не понимаю слов твоих.

Низам: Недуг любовный, от которого спасенья нету. Он встретил девушку, сравнимую лишь с Солнца Светом, прекрасную, как дивный сад Аллаха, цветущую весну. И он от нас отрекся, от веры нашей, сжег суфийский плащ, Коран на площади прилюдно. Она ведь христианка, она ему поставила условие: чтоб с нею быть, он должен тоже в христианство перейти. Учитель наш безропотно ее веленью подчинился. Когда ж на площади потом при всех, она ему сказала свинопасом стать и ей прислуживать до будущего года, наш Мастер согласился снова. Сказал, что больше в Мекку не вернется. А нам велел покинуть Рум, и мы сюда вернулись. Живем мы, словно в склепе, в полной тьме. Живые мертвецы. Нам свет дневной не в радость. Наш Мастер обезумел, от нас вдали у девы бессердечной свинопасом трудится, в хлеву ночует… Как стерпеть такое? Хуже пытки этой на свете, верно, нет!

Азар (вскочив со стула, возмущенно): Что слышу я? Да это просто бред!

Ученики замирают, не понимая его.

Азар: Как вы могли покинуть Шейха? Бросить одного? В чужой стране? Да если бы сотни тысяч раз он приказал его покинуть! Вы в верности ему клялись и говорили: в ад за ним пойдете, а даже в свинопасы вам наняться оказалось тяжело?! Какая ж это верность?

Кинан (запальчиво): Ты молод, не имеешь права нас судить! Да что ты понимаешь!

Низам (Кинану): Молчи, Кинан! Он прав. Стыдиться нужно нам. Слабы душой мы были. Аллах нам испытание послал, а мы прозрели поздно (склоняется перед Азаром). Учитель говорил, что твое сердце пылко, разум ясен. Прости глупцов, которые пред лицом несчастья оказались вдруг ничтожны и мелки…

Фарид (с раскаяньем): Исправить как ошибку нашу?

Низам: Вернемся мы к Учителю, но не сейчас. Нам сорок дней поста необходимо, чтоб очистить души наши. Когда же духа свет и ясность мысли к нам вернутся, поедем в Рум, наймемся к той, которую Учитель любит, и за любую плату трудиться честно будем, чтоб с Мастером уже не разлучаться.

Эмир (со стыдом): И почему нам нужно было укоры выслушать от брата нашего, прежде чем прозреть?

Азар: Молитесь, братья! Я с вами пост ваш разделю. Аллах вернет нам ясность мысли, а потом и Шейха нашего, когда мы в Рум приедем. Опомнится Учитель, верьте мне. Ведь заблуждения случаются у всех и длятся долго, но всегда проходят. Да, испытание тяжелое послал Аллах, но если мы друг друга не оставим, не предадим, любое испытание не страшно.

Кинан: Прости, коль я тебя обидел речью грубой. Я был не прав.

Азар: Я не сердился. Учителя ты любишь, как мы все. А ярость та твоя — от боли, что его пришлось покинуть и терпеть разлуку. Другое страшно: отрекшись от него, уехав прочь, вы связь духовную прервали. Мы больше не Суфийский Круг, и в этой дали не можем чувствовать сердца друг друга.

Юнус: Печаль моя, печаль растет!

Азар (Юнусу): Твой разум затуманен, но это поправимо. Друзья, клянитесь мне, что совершим мы невозможное, но братство восстановим.

Низам (и остальные по очереди): Клянемся!

Кинан: Наше слово крепко!

Юнус (с облегчением): Как будто от кошмара вдруг очнулся.

Азар (с улыбкой): Я в самом деле рад, что к вам сейчас вернулся!

Свет гаснет. В темноте меняются декорации.

Сцена 3

Комната Азара.

Юноша крепко спит. С потолка падает широкий луч света, освещая изголовье кровати. В луче света стоит Шейх Санан в черных одеждах. На голове черный тюрбан, лицо закрыто темной тканью. Санан склоняется, касается рукой головы Азара. Тот вскакивает на постели, глядит на Шейха.

Внезапно на сцене начинается причудливая игра света: алые, золотые, синие, зеленые лучи, кружась, прочерчивают сцену, ненадолго закрывая происходящее. Когда пляска света прекращается, один широкий луч выхватывает фигуры Санана и Азара. Черные одежды Шейха исчезли, теперь на нем надеты другие: белые, вышитые золотом и серебром.

Лицо Санана больше не закрыто, с головы исчез тюрбан. Шейх улыбается Азару. Луч света постепенно меркнет, фигура Санана исчезает.

Азар: Братья! Братья! Ко мне! Скорее!

Вбегают остальные ученики.

Эмир: Ты звал нас?

Низам: Бледный, словно смерть…

Фарид: Ты напугал нас, мы уж опочили!

Юнус: (зевая) Десятый сон смотрел.

Эмир: Я думал, воры пробрались, ан — никого!

Кинан: Злой дух тебя смущает?

Азар: Нет, добрый дух, и весть его добра. Передо мной в сияющих одеждах из золота и серебра Учитель наш предстал сию минуту. Я понял, к нам вернется он, и скоро. Аллах разбил его оковы, свободен наш Учитель от пут, его державших на чужбине. Он на пути уж к нам!

Низам (с надеждой): Ты точно это знаешь?

Азар: Да, душу Мастера я знаю, как свою! Он был в плену, томим печалью, и от Аллаха пеленою скрыт, ну, а теперь он светом весь блестит, сияет Солнцем ярким. Он светом стал! С Аллахом вновь соединился, душа его не страждет боле, греха и заблуждений больше нет. Ах, как прекрасен был тот свет, что мне его явил в виденье! Как счастлив я! И мы с ним снова нераздельны, с Учителем, который нас к Аллаху приведет. Круг снова наш един! Единство наше века переживет.

Кинан: Так ехать надо. (Азару) Ты верно понял: Мастер на пути из Рума в Мекку?

Азар: Вернее быть не может. Утром собирайтесь. В пути мы встретим Мастера, я обещаю вам.

Эмир: О, неужели?

Низам: Ах, если б это было так!

Юнус: Ему я верю.

Фарид: Скорее едемте, скорее!

Уходят радостные.

Сцена 4

В хлеву на соломе, положив руки на колени, сидит Шейх Санан.

Санан: Обычный день окончен, я опять один. Уж две недели как ее не вижу. Уехала, я слышал, за город на месяц или боле. Другие слуги надо мной смеются… А то я хоть от них узнал бы, где милая моя. Грустна она была, глаза темны… А я помочь не в силах! Спросил бы, да не знаю, как спросить. Она ко мне и не подходит. Так близко — и все же так далёк. А что еще мне приготовил рок, судьба жестокая моя? Быть рядом, но сметь в глаза взглянуть, иль руку протянуть, одежд коснуться. Я просто свинопас. Любить меня возможно? Нет, конечно, понимаю. И вот один страдаю. Полгода уж прошло… (улыбается) Когда-то ждал у храма каждый день, ты пела в храме. Не для меня конечно — для Господа и своего любимого, которого однажды встретишь. Его-то ты приветишь, обнимешь, скажешь, что он жизнь твоя, ты для него живешь. А я… Мои слова все — ложь иль глупость для тебя. Безумцем ты меня зовешь! «Старик» и «Сумасшедший» — вот твои слова. Два имени мои в твоих устах. Стенаю, мучаюсь… В стенаньях и мечтах за днем проходит день… Ах, пусть страдания со мной умрут! Не знает пусть она того, что мне на грудь упало, раздавило сердце! Не верится, что я еще дышу! Ведь даже взгляда одного она меня теперь не удостоит. А я свиней кормлю, пасу, лелею, не смею вспомнить, как когда-то клялся к ним не прикасаться. Я сам виновен, сам. Прошу я небеса простить меня. О Солнце! Ясноликая моя! Придя в твой дом, тебе служа, не стал я ближе ни на шаг. Наверно, даже дальше. Пока меня не знала, не презирала облик мой и вид, мои признания. Теперь меня не можешь даже видеть, так тебе противен, опостылел я. Что ж не прогонишь? Не скажешь — прочь поди? Но нет, себе я лгу. Я б не ушел, скажи ты мне об этом. Но не могу тебя я принуждать сдержать то слово, что дала мне. Позволить выйти замуж за меня. Не по любви пойдешь на этот брак, несчастной станешь!

Аллах, пошли ей самую великую любовь на свете! Алмазами осыпь и жемчугами, и лепестками роз. Сады ей приготовь, где бабочек, стрекоз, и мотыльков круженье, аромат магнолий, жасминов, белоснежных груш! Живет пусть в окружении прекрасных душ, и ангелов услышит пение! Пусть наяву ей воссияют солнце и луна в той славе, которую земным глазам узреть дано не всем, лишь избранным. Душа ее покоится пусть в лоне мира и любви, на ложе серафимов! Когда закончится служение мое, уйдет старик постылый, чтоб ей не нужно было клятву преступать свою, пусть новое «люблю» ей скажет тот, о ком она мечтает, кого зовет во сне своем заветном. Ведь знаю я, ее мечты — не обо мне!

О, если б слиться мне моей душой с ее душою, чтоб навсегда она была со мною, и пусть не знала обо мне, но я бы, словно ангел, душу ее оберегал от бед и зла, от тьмы напастей и власти демонов. И даже окажись я за морями и горами, на дне морском, то не был бы с любимой разлучен!

Внезапно полутёмный хлев освещается лучом света.

Голос: Услышана твоя молитва, Шейх Санан!

Санан (озирается по сторонам): Чей голос слышу? Кто посетил мой храм души уединенный?

Голос: Ты Повелителя не узнаешь всех правоверных? Не может быть, ведь ты же Шейх, Его слуга!

Санан: Нет, грешник я. Отрекся от веры предков. Я недостоин лик Аллаха лицезреть.

Голос: Ничем себя ты, Шейх, не опозорил. Ведь это Я послал тебе любовь, как испытание огнем. Ты выдержал его. Крещение свершилось! Ты смог отречься от всего ради любви, а ныне даже от себя отрекся. Послушай повеление мое: твои ученики спешат к тебе, иди же к ним навстречу! Свободен ты от пут. Ты в вечности теперь пребудешь. Привратник всех дверей, имеющий ключи от всех замков есть Я. Соединяю ваши души: твою и той, кого ты любишь, в доме сердца твоего. Отныне ты в себе ее душою будешь полн, все, как ты и просишь. Душа твоей любимой внутри тебя уж бьется, посмотри! Возрадуйся! И после смерти разлучен ты с ней не будешь никогда! Тебя благословляю любовью истинной бессмертной за веру и за преданность твою!

Санан: О мой Господь! Благодарю! (низко кланяется) Мне нечего от жизни более желать! Я ныне следую веленью твоему. Я отправляюсь в Мекку, навстречу братьям. Свободен я, свободен!

Быстро уходит.

Сцена 5

Вечер. Из ворот христианского храма выходят Солнце и Марта.

Марта: Подруга, как твои дела? Я ждать не в силах, ведь больше месяца не видела тебя! И как ты съездила? Отдохнула или нет от этой суеты сует? От шума городского?

Солнце: Поездка та не в радость мне была. Ты знаешь, Марта, что судьба моей семьи горька. Отец поправился, здоров теперь, но матери измены не простит. Прогонит прочь! Он все узнал о том торговце молодом, с которым мать моя встречалась тайно, покуда он болел, о связи их узнал отец случайно. В семье теперь у нас царит кромешный ад. А мне как быть? Я все же дочь ей и ему. Люблю обоих. Позор семьи — как острый нож. Стерпеть его невмочь. А тут еще старик тот свинопас вопросы задает, все норовит помочь! Глаза б мои его не видели вовек! В грех клятвопреступленья он меня вовлек. И как теперь мне быть, скажи? Сдержать я слово не могу. Как выйти за него? Его я не люблю, а он притом безумен. Подумать кто бы мог, что он и в самом деле решится год работать свинопасом, да так отменно служит — не придерешься ни к чему. Свиней лелеет, как детей родных, уж поголовье втрое приросло за полугодие. Да прежний мой слуга и вполовину так не ходил за ними, не чистил их и не кормил, так хлев не подметал старательно! Оплаты же безумец мой не требует совсем, питается водой и хлебом, ноги еле держат, однако же при случае все о любви своей твердит. Да как настойчив! Ушел бы что ли он куда до срока… Была в тот день печальна я и одинока, вот бес попутал пошутить! Такое развлечение себе устроила — теперь сплошные огорченья пожинаю от шутки той.

Марта: Что делать станешь? Откажешь ему снова?

Солнце (вздыхает): Заплачу за год вперед, да попрошу прочь убираться. Глядишь, от этого его «любовь» пройдет. А деньги пригодятся. Я от него таким манером откуплюсь.

Марта (кивает): Умно! Ты молодец. Я тоже полагаю, что он в тебя «влюбился» больше из-за денег. Он нищ и бос, а тут какая-никакая все ж работа, и крыша есть над головой… Так что «любви» его вполне разумное найти мы можем объясненье…

Появляется гадалка.

Гадалка: Всего за золотой я будущее расскажу, секреты вам открою. Всю правду о своей судьбе узнаете! (подходит к Солнце). Красавица какая! Судьба твоя, наверное, не простая, ведь необычна ты сама. Я думаю, тебе Господь пошлет звезду счастливую и яркую, как вечность! Подробнее сказать?

Солнце: Вот глупости опять! В гадания не верю. Какова бы ни была моя судьба, она придет ко мне без всякого гаданья. Да и пред Богом согрешить я не хочу, я верю лишь его словам, не домыслам цыганки — нелепым разным предсказаньям.

Гадалка: А ты, гляди, горда, заносчива! Самолюбива ровно столь же, сколь красива. А может быть, твоя подруга погадать решится? (поворачивается к Марте)

Марта (смущается): Я христианка. Гадать наш Бог не разрешал.

Гадалка: Греха тут нет. Я тоже в Бога верю и не лгу. Я не обычная гадалка. Видишь ли, с рожденья даром обладаю смотреть в глаза да будущее угадать. Скажу тебе на ушко, шёпотом, как знать, порой судьбы-злодейки можно избежать, коли тебя предупредят заранее, что делать, как решать, то выбрать или это. Порой совет принять не грех. И вот для всех я лишь обычная цыганка, на руку вроде бы смотрю, да ворожу, да заклинания читаю. Но это все мне нужно для отвода глаз. Не требуется мне в ладони линии смотреть, чтобы сказать о будущем. Я наперед уж знаю. Господь мне приказал однажды, в видении явившись, соединить два сердца, что давно в разлуке длительной стенают, друг о друге лишь мечтают, но встретиться никак не могут, не имеют ясных глаз, чтоб лик узреть друг друга. Меня мой Бог Единый послал сюда ходить у храма, ждать, пока появятся они, те два влюбленных, ищущих и жаждущих соединения, и миссия моя — направить их по правильной дороге, чтоб они не разминулись и в этой жизни все ж послать им встречу заветную. Не розами их устлан путь — шипами, но розы расцветут… Ведь Солнце нас весной согреет теплыми лучами. (в упор смотрит на девушку)

Солнце (вздрагивает): Как ты сказала?

Марта (перебивает): Цыганка, заинтриговала ты меня! Возможно, я и есть одна из тех влюбленных, которых ищешь ты? (дает золотой)

Гадалка (берет ладонь, но смотрит не на руку, а в глаза Марты): Но у тебя уж есть жених!

Марта (краснеет): Да. Верно.

Гадалка: И любишь ты его безмерно. Зачем тебе судьба чужая? Запомни: коли ты свою судьбу не принимаешь, то ты ее теряешь, взамен же получаешь пустоту. Живи своей судьбой. Жених твой — добрый человек, хотя и небогатый, но вы вдвоем жизнь проживете, как и надо: любя друг друга, уважая, детей растя и внуков нянчить помогая. Зачем тебе еще судьба другая?

Марта (отнимает ладонь): Ты правда видишь все?

Гадалка: Конечно, но советов я бесплатно не даю. А за монету говорю спасибо. Пригодится в самом деле. Мне год почти лишь медью, серебром платили. Ты добрая и щедрая душа. Тебе желаю счастья! (поворачивается, чтобы уйти).

Солнце: Постой! Не уходи.

Гадалка возвращается.

Солнце: Вот золотой. Скажи мою судьбу, ведь про мою подругу ты все угадала. У ней ведь точно есть жених, он добрый, хоть живет скромнее, чем она. А что насчет меня ты скажешь?

Гадалка (усмехается): Прекрасная, как Солнца Свет, и гордая, как Царь! (Солнце изумленно смотрит на нее). Что, удивила? Мне комплиментов, в общем-то, не жаль. Мне комплименты расточать — что на ходу орешки щелкать. Но кто-то видно называл тебя уже, как я сейчас? (берет ее ладонь). Да, необычная судьба… И в линиях руки, глазах и в сердце… Все признаки того, что рождена ты для любви. Душа твоя и вправду Солнца Свет. Зачем его скрываешь столько лет? Боишься и уничтожаешь ростки того, что жизнью новой стать могло. Не доверяешь гласу сердца своего? Прекрасная гордячка, белый лоб, нежней бутона розы губы, и кожа мягкая, как шёлк… Да, чья рука бы ни коснулась вдруг случайно, и чьи глаза б взглянули, не отвернулся бы никто! И от поклонников, желающих жениться, уж года три отбоя нет. Но ты мечтаешь о другом. О белом лебеде. О суженом, чей лик прекрасней Солнца! Ты ждешь его и мучаешь себя. Я не права? Ты в снах любимого лицо однажды увидала, но в жизни этой, где нет места сну, ты не находишь его. Ну что ж, скажу тебе одно: возможно ль быть такой слепой? Ведь тот, кого глаза не видят, целый год уже с тобой. Его ладонь, как у тебя, и я ему гадала. Ему я предсказала встречу роковую! И вот теперь все то же говорю тебе: скрываться поздно. Час твой пробил, и скоро будешь ты в огне пылать, терпеть уколы, скорпионов жала! То очищение настало, и перед тем, как опочить в объятиях того, кто предназначен стать суженым тебе, претерпишь муки ада. Семьсот кругов пройдешь в пустыне, где песок и камень, одна, босая. Покинешь отчий дом, рассудок утеряешь, безумнее толпы из всех безумцев мира станешь. Терпи! Мученье не должно преградой быть соединению сердец, что сотни лет слиянья жаждут.

Солнце: (торопливо выдергивает руку) Да верно кто-то ядом отравил язык тебе! Что за чушь ты мелешь? Подобного не будет никогда. Какая ерунда! (Марте) Идем, она сама безумна! С нею говорить — лишь время даром тратить.

Марта уходит с ней, но дважды оглядывается на гадалку.

Гадалка (оставшись одна): Не верит. Жаль. Но я теперь свободна от клятвы, данной Богу. Гадала им обоим. Все, как есть, сказала. За боль его отплатится ей болью семикратной. Бедняжка, пытается всё от судьбы своей сбежать… В хорошее лишь верить хочет, а мне пришлось страдание ей напророчить. Коль сможешь, Солнца Свет, прости, но я сказала правду.

Уходит. Сцена темнеет.

Сцена 6

Солнце у себя дома в комнате готовится ложиться спать.

Солнце: Вот глупая цыганка! (чуть тише) Слова ее однако ж из ума нейдут. (садится на постели, вздыхает) Зачем я только погадать решилась? Сама глупа, так нечего пенять, что чепухи наслушалась. Умылась, да легла бы спать! Зачем мне вспоминать ее слова и мучиться сомненьем? (смотрит на прикроватный столик, на котором лежит свернутая записка). А это что? (берет записку, разворачивает). Ах, да. Служанка мне за ужином сказала, что свинопас мой дом покинул недели три тому назад… Одной проблемой меньше, слава Богу! (начинает читать, по мере того, как читает, тон голоса ее меняется от насмешливого к задумчивому). «Любимая! Господь меня позвал с собою в дальний путь. На родину к себе я возвращаюсь. Прости, ведь я был слеп, и как мальчишка юный считал, будто желание любовь навеки сохранить зависит от того, что стану я тебе законным мужем и в доме буду жить с тобой, назвав тебя своей женой. Конечно, все не так. Свободен ныне я. Постиг внезапно: коль любишь глубоко, в тебе душа любимой, словно солнце в озере, отражена: невинная, сияет и искрится, дождя пылинки рассыпая на розы вечной лепестки. Как прежде не мог понять я этого, увы? И беспокоил день и ночь тебя стенаньями своими! Слова не ложь, и чувства тоже, но если душу зришь, то все в ней исчезает: чувства, мысли, желания и боль. Все превращается в одну любовь, свободную от обладания и ревности, и даже от стремления быть вместе. Я прежде видел лишь тебя одну, мои глаза для мира тьма застила. Лишь образ твой мне ясен был и зрим. Теперь же чудо вдруг свершилось. Я вижу мир, как прежде, ясно и объёмно, но этот мир — не мир, а ты, твой образ, растворённый в сущем. Поэтому куда бы ни пошел, в чей лик бы не взглянул, из глаз других людей ты смотришь на меня, моя Богиня. Какою милостью отныне дал Бог внутри себя с твоей душой соединиться? Свободна ты теперь от гнета моего, от обещанья, которым я сковал тебя. Люби и будь любимой тем, кого однажды изберешь себе в мужья. А мне оставь прекрасный и блаженный сон. Я осенен навеки счастьем быть с тобой. Я не прощаюсь, ибо никуда не уходил. За сотни вёрст мой дом, но я с тобой, как прежде. И если будет больно, обратись ко мне, скажи: «Санан, безумный шейх влюбленный, возьми всю боль мою». Клянусь, тебя я исцелю в тот самый миг! Безумный твой старик мечтает быть хранителем твоим, водой в пустыне, коль возжаждешь! Но не обузою, не клеткой, не тюрьмой. Хранит тебя Господь, а я всегда с тобой. Я не прощаюсь. «До свиданья» говорю я той, для очей которой боле я незрим, но зрима для меня всегда любимая моя. Хотел я больше написать, но вдруг слова исчезли. Не знаю, что еще сказать, прости…»

Солнце кладет письмо на столик и медленно опускается на постель. Руки ее дрожат.

Солнце: Странное чувство какое от записки его. Будто видел нагой… Все мое существо, душу, тайные мысли мои и признался мне вдруг, что достойна любви. Что со мной? Что со мной?! Я дрожу? О как странно! Будто здесь он со мной, будто гость он нежданный. Гость, пришедший без зова один, безымянный, душу взял и унес. Взял тайком. О как странно!

Ложится в постель. Сцена темнеет, но темноту вдруг прорезает луч.

Солнце просыпается и в страхе смотрит на луч света у своего изголовья.

Солнце: Кто зовет меня в тёмной, непроглядной ночи?

Голос: Это я, твой Любимый.

Солнце: Прошу, не молчи! Имя мне назови! И скажи, мы знакомы?

Голос: Я тебя еще в детстве во сне навещал, и я встречу однажды тебе обещал, как ты вырастешь, станешь большой… Я назначил свидание под полной луной нам с тобой. Ты боишься? Зачем?

Солнце (прижимает руки к груди, садится в постели, в сильном волнении. Сцену заполняет все громче звук бьющегося сердца): Боже, что же со мной? То виденье или сон? Или то и другое? И в меня он влюблен? Не пойму, кто такой он? Кто ты, юноша, с ликом прекрасной мечты? И с тобою как будто встречались уж мы? Но когда же и где, не молчи, говори! Ты как яркое Солнце пред очами моими! Помню сон, будто на берегу океана мы вдвоем, и тону я в любви без обмана… во взаимной любви — я тону в тех волнах! Словно пьяная я, не боюсь захлебнуться! Эхом голос твердит…

Голос: Мое ясное Солнце! Ты — моя.

Солнце: Я — его? Кто же он? И как сердце щемит! Сердце жжет и болит, а неведомый голос клянется…

Голос: Я навеки с тобой, мое яркое Солнце! Был я в сердце твоем, светом ясным светил, Солнцем сделал тебя и весь мир озарил, чтобы в вечности встретились мы на пути, и сквозь годы чтоб мы продолжали идти, вместе, рядом сердца наши бились в участии, чтобы мы постигали то высшее счастье, что дается нам всем для познания Бога, смысла жизни, любви — то одна всем дорога. Ты клялась, что узнаешь в любом-то обличье облик мой. Не смутишься, презрев все приличья, мнение общества, будешь со мной, даже если б явился тебе под луной нищий в рваных лохмотьях, безумный, слепой… Обещания ты не сдержала, однако. И меня не признала.

Солнце плачет, закрыв лицо руками.

Голос: Зачем же так плакать? Ты до прошлой зимы мимо все пробегала по своим-то делам: меня не замечала. А потом… Да, приветила лаской вначале. А затем? Мне напомнить тебе, что же дале? Унижала, бранила, смеялась… Едва ли можно то обращенье любовью назвать иль хотя б снисхожденьем к тому, кто пылать был любовью к тебе обречен, все свое существо кто тебе раздарил, ничего не прося, не желая взамен.

Солнце (открывает лицо): Это верно, ты прав! Я теперь понимаю! Помню каждое слово его, слезы эти в глазах! Только мне не дано было вовремя все это вдруг распознать… Я в разлуке с тобой той же страстью пылаю! Боже, как это больно, почти умираю! Я сгораю, как свечка, о злая судьба… Отреклась от тебя, быть нам вместе нельзя! Не признала его, и в аду я опять! Было мне не дано лик супруга узнать! Лишь тебя одного ведь ждала я годами… И молилась о встрече, вечерами, ночами, днями, утром рассветным, во мгле и во тьме! Как случилось такое? Не верится мне… Ни словечка упрека он мне не сказал! Отдал все… Разве мал был тот дар? Ну, а я, ну, а я? Боже мой… Боже мой! Он пришел и нашел меня спящей, слепой! Как мне грех искупить? Как мне быть? Боже мой!

Голос: Выход только один: ты иди вслед за ним. Может быть, повезет, переменится мир, ветер счастья подует случайно в судьбе? Может быть, он ответит сердечной мольбе? Или вдруг караван тот еще не ушел? Ветер жгучий песком все следы не замел? И еще ты успеешь Санана догнать, и чем сердце полно — все ему рассказать! Коль успеешь, и он прикоснется к тебе, в тот же миг станут души едины — внутри и вовне. Вместе буду с тобой я навеки тогда: в жизни, вечности, смерти, сквозь преграды, года. И потом не расстанемся мы никогда… Только прежде увидеть ты Шейха должна. Он один чудо вечной любви нам явит, единенье мятущихся душ совершит.

Солнце: Ни секунды не медлю! Я ждать не могу! (прижимает обе руки к груди) Я сгораю внутри! От любви я умру! О, разлука! Жестокое пламя во мне! Расплавляется кровь, я горю, я в огне!

Голос: То святое безумие! Знаешь теперь, о чем Шейх говорил? Ты не верила? Верь!

Солнце (разрывает рубашку на груди): Не могу, мир постыл! В мире словно одна! Я одна погибаю! Где любимый? Ты здесь? Мне ответь! Я страдаю! Отзовись! Подожди! Я иду! Где же ты?

Выбегает из комнаты, как была, в ночной сорочке.

Свет в спальне гаснет.

Сцена 7

Караван в пустыне. Караванщик разгружает верблюдов. Перед костром сидит Санан с учениками.

Низам: О, Мастер, как мы рады снова с вами быть! По милости Аллаха, несомненно, видим вас!

Юнус: Неисчерпаема та благодать небес, вновь сведшая нас вместе!

Низам: Как долго мы молились, чтоб вас вернул Всевышний нам! Избавил от страсти гибельной, пустой. Услышаны молитвы наши.

Санан: Друзья, я к вам вернулся, но я не тот, что раньше. И страсть моя по-прежнему во мне. Коль скоро возвращаемся мы в Мекку, и вы со мною быть хотите, открою тайну. Любовь моя не заблуждением была, не карой, но благословеньем Бога. Явился Он ко мне, развеял все иллюзии пустые. Я ныне с Ним. Решили вы, что я от веры христианской отказался, коль встретил вас у врат градских, покинул Рум? И правоверным суфием предстану перед вашими очами. Но нет теперь возврата. Я больше не мусульманин, не христианин, я — никто. И чту лишь то, что свято для меня. Любовь мою отныне и навеки. Любовь — святое в человеке. Единая религия и Бог.

Кинан: Но как тогда смогли, Учитель, Вы уйти от той, что дорога вам до сих пор? Покинули ту девушку? Могли б венчаться с ней, уехать в Мекку, жить счастливо и долго в доме вашем!

Эмир: Ведь дом ваш в Мекке полной чаше подобен!

Юнус: Она бы с вами счастлива была.

Фарид: Она для вас услада, краса и Солнце, океана бриз, прохлада. И вы ваш мир оставили в том граде византийском?

Санан (с улыбкой): Я Рум не покидал.

Все ученики, кроме Азара, непонимающе переглядываются.

Низам: Но как же? Ведь мы уехали оттуда с первым караваном! Мы уж сирийскую пустыню пересекли почти.

Санан: А я не уезжал.

Юнус: Туманны речи ваши, Мастер! И разуменье наше снова смущено, а удивленье велико.

Кинан: Слова уносит ветер от слуха нашего.

Низам: Объясните, что имели вы в виду?

Санан (Азару): А ты молчишь, смотрю. Ты понял?

Азар: Да, Учитель. Позволю заметить, с некоторых пор я с вами неразлучен тоже: где дух ваш покоится, там и мой. Я тоже в Руме вместе с вами всей душой. Ашик влюбленный Каабу в сердце носит, красот иных не ищет и не просит. Источник вечности — внутри него. Из родника безвременного пьет и причащается священных истин, свое вкушая существо. Нектар, амброзия, вино, цветущая лоза — все там, все воедино слилось. Поэтами Великого тот сад священный Маснави зовется.

Санан: (обнимает Азара) Ты понял все, твои глаза невинны и чисты. Но что сказать мне вам, мои не менее любимые ученики? Как объяснить, чем я дышу отныне? Аллах назначил мне вратами стать, дорогой на пути к Нему. Я с ним в разлуке, но всюду вижу лик его, к Нему могу влюбленных я вести, чтобы покоились их души в саду том вечном. Я — мост меж тем и этим миром, и по мне пройти должны все те сгорающие от любви, кому назначено Аллахом с Ним соединенье. Когда ж окончится земной мой срок, то сам на зов Его явлюсь, не медля. Вот моя задача: отверстым сердце для всех влюбленных день и ночь держать, да к истинному их Любимому препровождать. За это будущее мое служенье Аллах соединил мне душу с Солнцем. Куда бы я ни шел, она со мной, и словно бы я Рум не покидал. Я чувствую себя, как будто я у ног ее сижу, ее речам внимаю. Вокруг одна она — и в пенье птиц, журчании ручьев, теченье облаков по небосводу. И я свободен, я певец свободы! И всем свободу подарить хочу!

Низам: (задумчиво) Возможно, слова таинственные ваши мы поймем однажды, Мастер. Но есть еще у нас вопрос: как быть с религией? Привыкли мы молитвы возносить в мечети, а вы Учитель нам теперь твердите, будто лишились званий всех, понятий о духовных достижениях?

Санан: Обряды не важны, лишь состояние духа достойно вашего стремленья. Вы можете, как прежде, совершать намаз. Молитва ваша неизменной оставаться должна, и не бросайте вы молиться, покуда не достигнете небесного престола. Когда приблизится душа к Нему, я встречу вас и проведу в Его покои, как верный проводник ваш и слуга, клянусь!

Кинан: Учитель, нет! Мы — ваши слуги.

Санан: (улыбаясь) Единого ученики мы все. То лишь напоминанье вам, чтоб скромность в украшение избрали. Мы снова вместе, наш чудесный Круг. И удалось нам избежать разлук. Идем на родину, пусть радуются души! Давайте отдыхать, ведь путь еще далёк.

Все (по очереди): Спокойной ночи, Мастер!

Санан: Спокойной ночи, братья дорогие!

Ложатся, каждый завернувшись в свои одежды.

Сцена 8

Пустыня, каравана нет.

Солнце: Ни намека, ни знака… Где прошел караван? И куда мне идти? Ветра стерла рука, все исчезли пути…

Голос: Ты сдаешься? Искать ты не будешь меня? Станешь жить, как в пустыне, никого не любя?

Солнце (плача): Не могу жить в разлуке, известно тебе, ты же видишь, как я умираю в мольбе?! Как поток, что не может сквозь камень пройти, слезы льются в песок, высыхают внутри. В пепел, угли сердечко мое сожжено! Пусть грешна, неужели тебе все равно?! Да, жестока была! Да, смеялась над ним! Но теперь заплатила я счетом тройным! Унижаюсь и плачу, в любви я клянусь, и не слышит ведь он, а признаться боюсь, что я брошусь в те ноги и буду лобзать, поцелуями раны его покрывать! И прощенья просить за свою слепоту, что отвергла его, да святую мечту предала и забыла! Буду я умолять, чтобы взял недостойную в дом, ей позволил служанкою стать: приносить ему воду, трудиться в саду, и стирать, и готовить на кухне еду, завтрак, ужин, обед — все ему подавать, да одежду латать, за скотиной прибрать. В ученицы не смею к нему я проситься. Так служанкой пойду, мне не быть ученицей! Принял веру мою — его веру приму. И пойду я за ним в рабство или в тюрьму! Лишь бы только найти, лишь бы только простил, что тогда не узнала того, кто любил…

Голос: Так ищи же его и иди вслед за ним. И поведай ему, что тобою любим! Что признала в душе его душу свою…

Солнце: Я скажу ему просто: «Тебя я люблю. Хочешь верь, хочешь нет, можешь ты ненавидеть, я ж хочу одного лишь тебя вновь увидеть». И о боли сердечной ему рассказать. А потом раствориться, исчезнуть… Как знать, может, даст мне Господь утешенье: в объятьях Его засыпать!

Уходит.

Голос: Достаточно ль молитв, чтоб излечить гордыню?

Достаточно ли слез, чтоб затопить пустыню?

Достаточно ли вздоха, чтоб ветер вдруг родился?

Достаточно любви, чтоб мир вдруг изменился?

Декорации меняются.

Сцена 9

Стоянка в пустыне. Костер медленно угасает. Внезапно налетает порыв ветра, а в нем ясно слышен стон женщины.

Голос Солнце: Любимый, где твои следы? Изранена я, сердце истекает кровью… Ищу так долго, сил уж нет идти! Скажи, мой Мастер, как тебя найти?

Санан (вскакивает на ноги): Её я слышу голос нежный! Зовет любимая в надежде, что я на помощь к ней приду!

Один за другим ученики Санана тоже поднимаются на ноги в недоумении.

Азар: Прекрасный голос! Кто она?

Низам: Как будто кто кричал от муки?

Кинан: Я слышал стон глубокий.

Фарид: Я — плач.

Юнус: А я страданье ощутил вот здесь (показывает на грудь)

Эмир: А мне как будто искололи камнями ноги. Что б это быть могло?

Санан: (прижимает руку к сердцу) Она меня зовет. Идет за мною! Ее душа в тоске, смятенье, неизбывной боли! Дождись меня!!!

Бросается в пустыню.

Кинан: Учитель, вы куда?

Низам: Ведь ночь спустилась! Как мы их найдем?

Юнус: Бежать за ними?

Азар: Да! Та девушка, что Мастера звала… Она в пустыне! По-видимому, через душу Шейха и мы способны зов ее понять, пусть каждый слышит от него лишь часть. Идемте же, поможем Мастеру ее искать!

Все уходят.

Декорации меняются.

Сцена 10

Пустыня. Убывающий диск луны в небе. Звезды слегка мерцают. Девушка в разорванной сорочке идет через пески, падает, пытается подняться, падает снова ничком, и уже не может встать.

Солнце: Все кончено. Отсюда мне не выйти. Закончился мой путь, ни шагу сделать не могу… Окаменела грудь, сил нет шевельнутся. Прощай, любимый! Знаешь, поутру взойдет вновь Солнце, но меня уж здесь не будет (набирает горсть песка, и смотрит на то, как песок высыпается из ладони). Отмерен срок. Простой и легкой жизнь казалась мне недавно. Поток не повернуть! Жизнь не вернуть обратно… О мне бы лишь глоток воды! (облизывает пересохшие губы). Когда луна на небе, песок не кажется таким горячим. Да, Солнце может убивать… Не знала я об этом раньше… (совсем тихо) Прощайте, звезды! На вас смотреть любила. Прощайте, птицы! Услышать не придется больше вас. (с грустной улыбкой) Безумный Шейх влюбленный, ты отомщен… В песчаных дюнах найду приют последний… Ты и не узнаешь.

Закрывает глаза и перестает шевелиться.

Через несколько мгновений из-за кулис слышатся голоса.

Азар: Сюда! Быстрее!!!

Низам: Вот она!

Вбегают на сцену все ученики. Санан видит Солнце, хватает флягу с водой, открывает и прикладывает к губам девушки, поддерживая её голову.

Санан: Очнись, любимая! Не время умирать! Я здесь с тобой! (гладит ее волосы, прижимает к себе). Зачем Аллах позволил так страдать? Глаза открой, прошу! Изорваны одежды, стопы все в крови, ладони кровоточат. (целует ей руки).

Садится на землю и кладет голову девушки к себе на колени. Ученики полукругом стоят и смотрят на него в растерянности. Санан брызгает водой из фляги в лицо Солнце.

Санан: Не верю, что мертва! Давай же, посмотри в глаза мои. Проснись! Не мог я опоздать к тебе! Наш Бог не так жесток, чтоб не позволить встречи, когда искала ты меня!

Солнце медленно вздыхает и открывает глаза. Видит Санана, и на ее лице появляется улыбка.

Солнце: Наверно, я в раю? Сбылись надежды. (поднимает руку вверх и касается щеки Санана). Мой Мастер рядом, я в его объятиях нежных…

Санан: (дает ей воды) Пей, и к тебе вернутся силы.

Солнце: (сделав несколько глотков, отводит флягу от губ) Каким унылым пейзаж мне без тебя казался. Долго так тебя искала, чтобы сказать: прости! Я сразу не узнала… Мой Мастер долгожданный — это ты. Тебя едва не потеряла! Была жестока, бессердечна и слепа. Хочу с тобой отныне быть всегда! Не прогоняй меня, иначе жизнь покажется пустыни этой хуже. Умру я без тебя! Да, недостойна я любви твоей и недостойна быть тебе невестой. Позволь служанкой стать и разреши мне искупить вину, но прежде… (голос меняется на полный едва сдерживаемой страсти) Погаси… пожар моей истерзанной души! Объедини разбитые души две половины, чтобы осколки вновь слились все воедино! Меня, несчастную, огонь любви сжигает! Коснись меня внутри, в груди пожар пылает! Ты погаси огонь… Соедини с Любимым! Прикосновением твоим я чтобы исцелилась!

Низам: (пораженно) Не может быть…

Фарид: Гордячка-то… влюбилась?

Кинан (Низаму и Фариду): Сгорает страстью, не тая, о том сказала?

Юнус: Простит ли он? Она немало пострадала, но ведь и Шейх из-за нее едва рассудка не лишился!

Азар (улыбаясь) Простит. Ведь раньше, чем она, он сам в нее влюбился… И любит до сих пор, смотрите!

Санан: (с нежностью): Прикосновение ко мне теперь опасно! Любимая, тебе я только счастья желаю. Едем в Мекку! Залечишь раны, будешь жить со мною. Сдержу я слово, станешь мне женою, однако то прикосновение, о котором просишь ты, убьет тебя! Ведь ты сейчас слаба, твое дыханье так неровно…

Солнце: Коснись души моей!

Санан: Пьяна ты словно! Я узнаю свою ужаснуюболезнь — безумие души, любовное томленье, желание соединенья внутри себя с Любимым, желанье просветленья…

Солнце: Коснись души моей!

Санан: (в отчаянии) Я не могу убить тебя рукой своею!

Солнце: (хватает его запястья) Скорее заболею, умру в разлуке! Неужто ты не помнишь той любовной муки, которой сам страдал? И сжалиться не хочешь? (обнимает его за плечи, Шейх поддерживает ее, и они оба поднимаются в полный рост. Освещение теперь падает только на них). Возлюбленного лик узреть хочу опять! С тобой душой единой стать!

Часть сцены, на которой они стоят, начинает постепенно подниматься вверх, очень медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Освещение падает только на них двоих, остальная часть сцены затемнена.

Играет тихая музыка. Санан и Солнце смотрят в глаза друг другу.

Солнце: (вполголоса, музыка в этот момент затихает, чтобы ее слова были хорошо слышны) Откажешь мне? Стать гаванью, моим мостом до Бога, лететь со мной до звезд, ладонями касаясь тех лучей, что будут изливать на нас светила? Помочь мне в сад войти, где дух твой почивает, чтоб вместе быть навек? Чтоб даже смерть не в силах была нас разлучить! Скажи, мой милый, разве то не есть все высшее в любви? Превыше счастия земного! Одно мгновенье слияния двух душ дороже тысяч лет в разлуке, что мы уж провели, ища друг друга в пустынях, сёлах, городах, тоскливых черно-белых буднях! Ты отказать мне хочешь в лицезренье Бога в глазах твоих? Ты, тот единственный, ради кого живу я? (в этот момент губы ее, постепенно приближаясь, оказываются возле губ Шейха)

Санан: (с дрожью в голосе) О нет! Не откажу. Как после слов твоих могу души я не раскрыть, не дать тебе войти через меня в волшебный вечности чертог? Входи! Входи и стань единою со мной! Пусть данной милостью Аллаха откроется моей любимой путь, и пусть она пройдет к престолу Высшего! (целует девушку, а она целует его)

Начинает играть музыка, сверху падают лепестки белых роз.

Одежды Солнце меняются: на ней появляется красивое белое платье до пола.

Солнце (поет):

Свободна я, и сердце исцелилось!

Мой Бог Единый, Тебе всегда молилась

О любви и единении души!

И вот — свершилось!

Мы вместе — я и Ты.

Посланник твой принес благую весть,

И я с Тобой, и благ моих не счесть!

Теперь я знаю, что мой сад во мне!

Твой ясный свет явился не во сне,

А наяву…

Узрела истинный я лик любви!

Мой Шейх, тебя благодарю

За преданность и за любовь твою!

Твоим вином пьяна безмерно,

Взлетела вдруг до всех семи небесных сфер

Ты прежде клялся мне, а я не понимала.

Теперь не сомневаюсь я нимало,

Как добр ты был ко мне! Благословил меня!

Мой Мастер, как хотела б жить, мой свет другим даря,

И каждый день являя Божий лик,

И отражая свет в глазах твоих!

Но не могу… Господь меня зовет.

Внезапно музыка обрывается, и Солнце падает на руки Санана. Раздается звук грома, раскатившегося по пустыне и постепенно замирающего вдали. Одновременно свет вспыхивает ярко и снова становится приглушенным, изображая вспышку молнии.

Шейх и все ученики вскрикивают. Поднятая часть сцены опускается обратно.

Эхо от раската грома продолжает затихать вдали. Все стоят, замерев и не шевелясь.

Постепенно возвращается равномерное освещение по всей сцене.

Санан: Любимая, очнись! Скажи хоть слово! Ты погоди! Не уходи так скоро… (прижимает девушку к себе)

Слышен звук бьющегося, но постепенно замирающего сердца и тихий перезвон колокольчиков, который постепенно переходит в плавную, тихую музыку, но биение сердца продолжает слышаться.

Солнце: (улыбается и касается его щеки) Мой Мастер! Я так счастлива сейчас! Я вижу свет, не плачь… Ведь в сей же час я с Господом среди цветов, благоухающих дерев… Он ждет меня, и я к нему иду. Прости, но ждать уж больше не могу, терпеть разлуку нету сил! Ты обещай прийти ко мне однажды, тебя я встречу там на небесах… В саду цветущем… У реки… О Мастер мой, прощай!

Рука ее безжизненно падает, глаза закрываются, но на губах по-прежнему застыла счастливая улыбка.

На сцене воцаряется молчание. Санан медленно опускает тело девушки на землю, снимает с себя верхнюю одежду и накрывает ее.

Низам: (медленно и осторожно приближается к Санану) Учитель, вы должны держаться… Мы вам поможем достойно ее похоронить. Вы только лишь себя поберегите. Вы знаете, как дороги Вы нам, и если Вы…

Санан: (жестом зовёт Азара) Поможешь мне перенести ее на холм, когда наступит утро? Туда, где вечером сидели мы? В оазисе том на краю пустыни растут чудесные цветы: ромашки, васильки и незабудки… Я бы хотел, чтоб на рассвете первые лучи светила сияли, где покоится она. На том холме высоком…

Азар: (бросается к нему) Учитель!

Санан: Все в порядке. (наконец поднимает глаза на учеников, и они поражены тем, что он улыбается) Она не умерла. Внутри меня мы с ней по-прежнему едины. Моя любовь жива. Я знаю, что любимая сейчас в руках Аллаха ждет меня, когда закончится земной мой путь. Тогда и я приду в ее объятья отдохнуть от суеты сует, и от моей задачи быть Мастером, Учителем других. Еще пока на рай гляжу издалека, все стоя на пороге. Она же там, порог перешагнула. Смелей, быстрей меня, о ясноликая любимая моя… А мне еще не вышел срок, и буду я считать часы и дни до встречи с милой! Мы встретимся однажды там, где песнь поют Джейхуна струи, где времени тиски разорваны, где Бог не скрыт от глаз. Наш дивный сад раскроется для нас. Да, встретимся мы там, где нет разлук, и наш Единственный, наш Вечный Друг пребудет с нами. Ни горя, ни печали не станет. Исполнится пророчество отцов, пророчество Корана. Блажен, кто, как любимая моя, мог путь найти в заветный сад так рано. Других же, путь не завершивших в Боге, просто жаль. Печаль и грусть их длится, тянутся дни скорби. И времени печать лежит на них, неведома безумная тоска по родственной душе и сердцу. Истории им нашей не понять и смысла той любви, что девушку убила, но в Божьем духе снова воскресила. Да, смерть ее прекрасней многих жизней, бесцветных, серых и пустых!

Низам: Поймут когда-нибудь, Учитель! И так же станут вдруг молить, искать и требовать соединенья с тем, к кому Аллах зажжет их сердце пламенным огнем. Тебя тогда и вспомнят.

Азар: А я скажу: не бойтесь же сгорать в огне любви. Не вырывайтесь из рук ее. Тогда в душе у вас замкнется вечный круг, пробудится Свет Светов! Вы жизни смысл постигнете тотчас.

Низам: И в тот же миг история влюбленного Санана и девы безымянной воскреснет снова, станет вдруг понятной и вспыхнет ярким пламенем — для вас!

Начинает играть музыка.

Актеры медленно встают, выходят на сцену, держась за руки, кланяются.

ЗАНАВЕС.

Послесловие

Незаслуженно забыта эта прекрасная история любви зрелого человека, просветлённого и уважаемого Мастера и невинной девушки, которая по-своему пыталась найти себя, свою любовь и смысл жизни.

Спасибо всем, кто переводил поэму, донеся нам её через века, пока она не попала на глаза замечательному автору — Феано, которая сочинила по мотивам поэмы чудесное стихотворение, вдохновившее меня на создание пьесы.

Anatta

декабрь 2006г.