Будни самогонщика Гоши [Анатолий Федорович Дроздов] (fb2) читать постранично

Анатолий Дроздов, Анатолий Матвиенко Будни самогонщика Гоши

Глава 1

Разрешите представиться – Гоша. Он же Жора, он же Георгий, но не Иванович, как в популярном фильме, а Михайлович. Проживаю в деревне Дымки Брянской области. Говорите, нет такой деревни? Есть. Только называется по-другому. А вот как, не скажу. Незачем это.

Матушка моя появилась на свет в Дымках, где окончила школу и отправилась в Брянск – поступать в медицинское училище. Было это еще в СССР. В училище мать поступила и, окончив его, стала фельдшером. На последнем курсе познакомилась с молодым лейтенантом, за которого вышла замуж. Молодая семья кочевала по гарнизонам, в этот период и появился на свет сын Гоша, который рос, поочередно учился в трех школах и во всех плохо. Основной оценкой в моих дневниках была «три». Иногда туда забредали четверки, но редко. Я лентяй. А они, чтоб вы знали, двух видов. Одни лежат на диване и пьют пиво. Другие активны, но только там, где им интересно. На все прочее им плевать. Я принадлежу ко вторым. С детских лет меня привлекали машины и книги. Первая страсть – от отца, вторая – от матери. Отец командовал авторотой. Я пропадал в гаражах части, где меня знали и не пытались гонять. К восьмому классу я в совершенстве разбирался в устройстве ГАЗ-66, УАЗа и других машин части. Без проблем мог починить. Этим пользовались солдаты, которые не умели. За кулек конфет или пачку печенья я показывал, как снять задний мост, достать полуоси и разобраться с дифференциалом. Или отрегулировать тормоза. Военная техника крепкая, но солдат, набранный по призыву, может угробить ее на раз-два. Дураки – страшная сила, посильней ядерной бомбы. Дай им волю – и НАТО не надо.

Отец моему увлечению не препятствовал, ему нравилось, что сын идет по его стопам. А вот мать хмурилась, она хотела видеть меня врачом. Но какой медик из троечника? Им биологию нужно знать, химию. Мне эти пестики и тычинки с примкнувшими к ним формулами были до фонаря. Зато мать приохотила меня к чтению. Я глотал все: классику, современные романы, но более всего – книги по истории. Мне нравилось читать о прошлых веках, приключениях предков. Их жизнь была интересной и насыщенной, не чета нынешней. Так думал я. Мальчики склонны к романтике. Сейчас знаю: никакой романтики в прошлом нет. Жизнь у предков была скверной, романтической ее сделали писатели. Выдумщики…

Вуз мне не светил, и, окончив школу, я поступил в транспортный техникум. Учился хорошо. Получил профессию специалиста по техническому обслуживанию и ремонту двигателей, систем и агрегатов автомобилей. Проще говоря – слесаря-авторемонтника. Поработать не успел – загремел в армию. Служил в автороте, где мои знания и умения оценили и предложили перейти на контракт. Подумав, я согласился. В армии мне нравилось. Кормят, одевают, да еще платят деньги. Не бог весть сколько, но в Брянске такую зарплату поискать. Наверное, я повторил бы судьбу отца, только в ином качестве, но тут умер дед.

Отец матери, Иван Павлович, был уникальным человеком. О нем следует рассказать подробно. Когда началась война, деду исполнилось одиннадцать. Кроме него в семье было три дочери – все младшие. Отец перед войной уехал на заработки в Москву, где застрял до 1945 года – вернуться раньше не представлялось возможным. Шла война, рабочих с заводов не отпускали. Семью тянула его жена. Оккупация, голод, болезни… Мать деда умерла от воспаления легких. Тяжкий груз пал плечи старшего сына. Особо трудно пришлось в 1943 году. Красная Армия наступала, немцы выселяли деревни в прифронтовой полосе. Подросток и три девочки скитались по чужим углам. Младшую дед носил на спине – она не могла долго ходить. Голодные девочки плакали. Дед не любил это вспоминать, мне рассказали его сестры. Раздобыв кусок хлеба или вареных картошек, он в первую очередь кормил их. Сам ел после – если что оставалось. Помогло, что в Белоруссии, куда их выселили, народ жил добрый, кусок детям подавал.

По возвращению в Дымки дед не нашел хату – сгорела. Он вырыл землянку, где и жил с сестрами. Работал в колхозе. На следующий год срубил дом. «В охряпку»^[1], но сам. Помочь было некому – мужиков подмел военный призыв. Бабы помогли дом сложить – таскали бревна веревками. Дед поставил стропила, накрыл крышу соломой, сложил печь. Кирпичи взял с пепелища. Дом вышел маленьким, неказистым, с земляным полом, но это была крыша над головой. Тогда такой считался за счастье. Когда отец вернулся в Дымки, дети встретили его у порога.

– Вот, батя, – сказал дед, – всех сохранил. Кроме мамки…

Отец заплакал, следом заревели дочки. Не плакал лишь дед – разучился за войну. Много позже стало известно, что он перенес туберкулез. Пенсионер Иван Павлович приболел, и его отвезли в больницу. Там сделали рентген легких. На снимке нашли россыпь точек. Врач не смог понять, что это, и показал снимок профессору.

– Последствия туберкулеза, – сказал тот. – Организм с ним справился, каверны