Память человека [Александр Моисеевич Вейн] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

А. М. Вейн, Б. И. Каменецкая ПАМЯТЬ ЧЕЛОВЕКА

Академия наук СССР

Серия «Проблемы науки и технического прогресса»



Издательство «Наука»

Москва 1973

Глава I. Механизмы памяти

Память — сложный и еще недостаточно изученный процесс, включающий фазы запечатления, хранения и извлечения поступающей информации. Все эти фазы тесно связаны между собой, и нередко их очень трудно разграничить при анализе функции памяти.

Академик М. Н. Ливанов, работающий много лет в этом направлении, считает, что изучение механизмов памяти — главная проблема нейрофизиологии. В основе деятельности нервной системы лежат процессы, очень близкие по своей природе к функции памяти. Речь идет о «следовых» явлениях, которые могут быть зарегистрированы в нервных центрах спустя некоторое время после их функционирования. Изучение вопросов, касающихся механизмов памяти, может пролить свет на характер деятельности нервной системы в целом.

Несмотря на огромное количество работ, посвященных этой проблеме, особенно за последнее десятилетие, в настоящее время нет еще общепринятой теории, которая удовлетворительно объясняла бы процессы, лежащие в основе памяти. Отдельные теории освещают лишь разные стороны этого сложного процесса. Прибегнув к некоторой схематизации, мы распределили относящиеся сюда вопросы на три группы. В первой память рассматривается как явление чисто психологическое; во второй — делается упор на физиологические механизмы; к третьей группе относятся биохимические теории памяти.

Представления психологов
Интерес к проблеме памяти проявлялся уже в далекой древности. Попытки подойти к ее пониманию мы находим у Платона и Аристотеля, которые осмысливали эти вопросы в основном с философских позиций. Древнегреческие философы считали, что ум человека можно уподобить восковой дощечке для письма. При рождении она пуста, а затем «рукою опыта» на ней запечатлеваются происходящие события. Пришедшее к нам из греческого языка слово «энграма», которым обозначают след, остающийся в памяти, буквально означает «запечатленное».

В XVII―XVIII веках философский подход сочетался уже с психологическим экспериментом, указавшим на роль ощущений в процессе познания. В дальнейшем ощущения рассматривались как единственный источник познания.

Определенных успехов в научном изучении памяти добились английские психологи XVIII―XIX веков, собравшие большой экспериментальный материал, который дал возможность сформулировать целый ряд теоретических положений. В частности, получило развитие представление об ассоциациях и их роли в процессах памяти. Затем последовали классические работы немецкого психолога X. Эббингауза. Они внесли большой научный вклад в исследование памяти и не потеряли значения до настоящего времени.

На этом этапе исследований функция памяти рассматривалась как пассивный, не направляемый волей человека процесс, в основе которого лежат только внешние ассоциации. Однако постепенно большинство психологов пришло к выводу, что память не может быть определена только как одно из свойств мозга, в отрыве от особенностей каждого человека, его интересов, задач, деятельности. В настоящее время установлено, что процессы, лежащие в основе памяти, активны и должны рассматриваться как особого рода мнестическая деятельность с присущим ей активным поиском нужной информации. Большая заслуга в этом отношении принадлежит выдающимся отечественным психологам Л. С. Выготскому, А. Н. Леонтьеву, А. Р. Лурия, А. А. Смирнову.

Рассмотрим более подробно, как развивались эти представления. Наиболее древняя психологическая теория памяти, не потерявшая своего значения и по сей день, — ассоциативная теория. Сущность ее заключается в том, что образы, хранящиеся в памяти человека, связаны между собой, и это имеет значение для их последующего воспроизведения. Связь представлений называется ассоциацией (термин, введенный известным английским философом Д. Локком). Известны три вида и три закона «ассоциаций»: ассоциации «по смежности», «по сходству», «по контрасту». Так, если в нашем присутствии произносят строку хорошо знакомого стихотворения, само собой в нашей памяти всплывает продолжение этого стихотворения; произнесенное слово иностранного языка вызывает в памяти его значение на родном языке. Сообщенный научный факт заставляет вспомнить о книге, в которой он изложен. Все это ассоциации по смежности, причем связь может быть простой или сложной с промежуточными ассоциативными звеньями. Временна́я связь двух явлений, составляющая основу условных рефлексов, это тоже ассоциация по смежности. В нашей памяти ассоциации часто возникают по сходству. Так, шум моря вызывает воспоминания о шуме леса. Глядя на сосну, мы вспоминаем ель. Лицо знакомого мальчика заставляет вспомнить похожее лицо его отца или матери.

Ассоциации по контрасту состоят в том, что одно переживание способно вызвать другое, прямо противоположное. Знойное лето может вызвать воспоминание о зиме, белое — о черном и т. д.

Сторонники ассоциативной теории считают, что в основе всех проявлений памяти лежат ассоциации, или связь представлений и понятий. Каждое воспоминание, по их мнению, является оживлением прежних ассоциаций. Чем богаче духовный мир человека, тем разнообразнее возникающие у него ассоциации и тем более прочна его память. Так, например, фамилия Шиллер может войти в многочисленные ассоциативные связи с другими представлениями: о романтической поэзии, об отношениях Шиллера и Гете, о городе Веймаре, о философских и эстетических воззрениях Шиллера, о его знаменитых драматических произведениях и театрах, осуществивших их постановку. Все эти ассоциативные факторы и будут определять способность к воспроизведению.

Ассоциативная теория памяти согласуется со многими психологическими наблюдениями. Отрицать ее роль в запоминании и репродукции было бы нелепо. Еще более существенную роль играют не простые, чисто внешние ассоциации, а более сложные, основанные на смысловой зависимости — причинные ассоциации, которые носят опосредованный характер. Это убедительно показано в работах ряда психологов с воспроизведением осмысленного текста и смысловым анализом этого материала.

В то же время с точки зрения законов ассоциаций трудно объяснить явление забывания, роль упражнения при заучивании, зависимость воспроизведения от усилия воли, силы впечатления и эмоционального фона. Наличие индивидуальных колебаний в отношении продуктивности запоминания также совсем непонятно с точки зрения теории ассоциаций. В эту теорию нельзя уложить и некоторые другие факты. Мы не можем утверждать, например, что определенное представление непременно вызовет другое, связанное с ним по тому или иному типу ассоциации. Сделано много наблюдений, которые заставляют думать, что между одновременно возникающими впечатлениями не всегда образуется закрепленная в памяти связь. Можно многократно изучать какой-нибудь предмет, каждый раз подмечая разные детали. Впоследствии при воспоминании об этом предмете, во-первых, суммируются результаты всех произведенных в разное время наблюдений; во-вторых, отсутствуют ряды сопутствующих впечатлений, и каждый раз при воспроизведении происходит отбор впечатлений соответственно стоящей перед нами задаче. Следовательно, поставленная при заучивании задача, а не закрепленная в памяти ассоциация является почвой для всплывания самых разнообразных представлений, объединяемых лишь на этой основе.

Результаты тонких экспериментов известного английского психолога Ф. Бартлетта, оказавшие большое влияние на всех исследователей памяти, также находятся в определенном противоречии с ассоциативной теорией. Этому исследователю удалось показать, что при запоминании удерживается лишь некоторая основа воспринимаемого и связанный с нею эмоциональный фон. Остальное подвергается определенной переработке в сторону упрощения, схематизации, обеднения деталями. Воспоминание не представляет собой простую копию первоначального впечатления и возникших ассоциаций, а обязательно включает элемент обобщения, основанного на прошлом опыте.

Все это заставляет считать, что теория ассоциаций не является исчерпывающей для раскрытия явлений памяти.

Представители одного из более поздних направлений психологии, так называемой гештальтпсихологии (от слова Gestalt — целостная форма), к которому относился и известный немецкий психолог Курт Левин, ведущее значение в процессе запоминания придавали объективной организации материала, в частности пространственной его организации, игнорируя по существу роль других факторов в осуществлении этого процесса. Гештальтпсихологи, так же как и представители ассоциативной теории, не придавали должного значения активности процесса запоминания как важнейшей предпосылке для запоминания, связанной с интересами человека и поставленными задачами. Роль этих факторов в организации функции памяти была убедительно показана работами отечественных психологов. Удалось экспериментально установить, что продуктивность запоминания зависит от того, была ли перед испытуемым поставлена какая-то цель, определенная мнемоническая задача. Выяснилось, что роль таких установок в процессе запоминания очень велика. Все то, что мы считаем необходимым запомнить, запечатлевается лучше и сохраняется в памяти дольше. Можно много раз что-нибудь слышать и видеть, но не удержать в памяти, если это не входит в круг интересов испытуемого или перед ним не ставится задача запомнить услышанное. Указывается, например, что ориентация человека на точность или на длительность запоминания имеет иногда решающее значение. А. А. Смирнов приводит такой пример: «Один актер должен был неожиданно для себя заменить своего товарища и в течение одного дня выучить его роль; во время спектакля он знал ее в совершенстве, но после спектакля все выученное, как он сам выразился, „словно губкой стерло из памяти“, и роль была забыта им совершенно». Это подтверждается и в научном эксперименте. Учащимся предлагают для запоминания два рассказа и предупреждают, что один из них должен быть рассказан на следующий день; а второй следует запомнить «навсегда». Через несколько недель производился опрос учащихся и было установлено, что рассказ, прочитанный с установкой запомнить «навсегда», они помнят лучше. Таким образом, степень запоминания находится в тесной зависимости от установки и определяется той целью, которую ставит перед собой заучивающий. Чем сознательнее эта установка, тем лучше результаты запоминания.

Общепризнанно, что направленность внимания — важная предпосылка для запоминания. Хорошо известно, что не все запоминается в одинаковой степени: лучше запоминаются те факты, которые произвели на нас впечатление и на которых, следовательно, мы сосредоточили внимание. Получаемые впечатления весьма различны по силе воздействия. Одни весьма впечатляющи и сильны, другие менее выразительны, третьи очень слабы и неопределенны. Практика показывает, что бо́льшая часть предметов и явлений, которые мы видим, слышим и осязаем, тотчас же забывается, пока на них не обращено должного внимания. Когда человек сосредоточен на чем-нибудь одном, он нередко пропускает многие впечатления, которые в другое время непременно привлекли бы его внимание. Так, люди, занятые своим делом, часто не замечают проходящих рядом людей, не слышат их речи, шума толпы и т. д. Мы всегда обращаем внимание на то, что значительно и представляет для нас интерес, как бы выбирая для запоминания факты. События, имеющие особенно важное значение, запоминаются во многих случаях навсегда. И наоборот, непрочно сохраняется то, что никак не связано с нашими интересами, остается чуждым нам.

«Плохая» память, по мнению известного отечественного психолога А. А. Смирнова, объясняется нередко тем, что отсутствует интерес к данной области знаний, к данному предмету, и может сочетаться с хорошим запоминанием того, что интересно. У детей это явление выражено более заметно. Школьник, увлекающийся спортом, может с трудом справляться, например, с запоминанием хронологических дат и исторических лиц и наряду с этим без всяких усилий знать наизусть спортивный календарь и имена всех спортсменов. История мало занимает его, а спорт вызывает живой интерес. Все это свидетельствует о том, что память человека всегда несет печать его личности, интересов и взглядов. Если предложить нескольким очевидцам происшествия рассказать о нем, то каждый расскажет по-своему, именно так, как он воспринял и запомнил происшедшее, в зависимости от индивидуального отношения к этому событию. Это отношение может быть эмоционально окрашенным или, наоборот, почти безразличным.

О зависимости успешности запоминания от эмоционального отношения к тому или иному явлению свидетельствуют также и экспериментальные данные. Оказалось, что 80 % всех запомнившихся фактов эмоционально окрашены, 16 % — безразличны, 4 % — неопределенны. Из эмоционально окрашенных 65 % были связаны с чувством удовольствия, 30 % — с неприятными переживаниями. Приведенные данные определенно говорят, что главными условиями успешного запоминания являются: направленность внимания, наличие цели, интерес к работе, с которой человек сталкивается. Таким образом, отбор запоминаемого определяется в первую очередь степенью заинтересованности в определенной информации. В зависимости от этого одно мы замечаем и реагируем на него, на другое не обращаем внимания.

Специальные аппараты головного мозга производят анализ множества окружающих нас событий и впечатлений, отбирая представляющие интерес для запоминания. При крайней степени эмоционального напряжения или когда человек чем-либо озабочен, восприятие всего окружающего бывает либо затруднительным, либо обостренным.

В полном соответствии с приведенными наблюдениями находятся и экспериментальные данные, которые показывают, что при прочих равных условиях целенаправленное запоминание продуктивнее непроизвольного.

Одно из очень важных положений современной психологии — роль активной деятельности для процессов запоминания. Так, ряд исследователей показали, что любой материал запоминается значительно лучше, если усвоение его сопровождается выполнением активных действий. Опыты доказали преимущество запоминания самостоятельно придуманных фраз по сравнению с готовыми фразами.

Несомненный теоретический и практический интерес представляют данные о роли осмысления в процессе запоминания. Экспериментальные исследования показывают, что скорость запоминания осмысленного материала и набора отдельных слов составляет отношение 9:1. Таким образом, психологи установили, что запоминание, основанное на понимании, т. е. на логической организации материала, во всех случаях намного продуктивнее, чем запоминание механическое. Эти данные не согласуются с представлениями некоторых научных течений в современной американской психологии, в частности бихевиоризма, отрицающего значение сознания для функции памяти.

Приведенные данные дают достаточное основание считать, что запоминание — активный процесс, направляемый вниманием, целью и интересом к запоминаемым событиям, должно быть определено как своего рода мнестическая деятельность.

Учение об активном характере процессов, лежащих в основе мнестической деятельности, — одно из фундаментальных положений современной психологии и может быть представлено как наиболее обоснованная психологическая теория памяти.

Однако память человека, отличаясь возможностью четкого воспроизведения запомнившегося, характеризуется не только мнестической деятельностью в период восприятия материала, но и тем, что зависит от условий, в которых происходит воспроизведение. Именно поэтому при исследовании функции памяти большое внимание уделяется изучению явлений интерференции, которые, по мнению психологов, представляют сущность процесса забывания. Согласно этим представлениям, главную роль в процессе забывания играет интерференция, отвлекающее действие другой информации, а не распад следа — закрепившегося в памяти материала. Как известно, этот феномен, описанный еще X. Эббингаузом в виде ретро- и проактивного торможения, заключается во взаимодействии в мозгу двух следующих друг за другом сообщений, ухудшающих в результате закрепление каждого из них в памяти. В связи с этим запоминание может быть хуже или лучше в зависимости от того, чем занимался человек сразу после заучивания.

В специальной литературе приводятся описания ряда психологических проб, демонстрирующих тем большее ухудшение запоминания, чем ближе друг к другу по времени две группы информации. Эти исследования показали также влияние различной побочной деятельности на запоминание в зависимости от ее содержания (трудности, сходства). Так, испытуемым было предложено заучить слова, прилагательные, состоящие из одинакового количества слогов. Сразу же после этого разным группам предложили: а) заучивание другого вида прилагательных; б) заучивание существительных; в) заучивание чисел; г) умножение «в уме»; д) письменное решение сложных алгебраических задач; е) чтение небольших рассказов Чехова. В результате проведенных исследований выявлено, что величина интерференции возрастала по мере усиления сходства между предшествующим и последующим заданиями. Когда испытуемым вслед за заучиванием прилагательных предложили деятельность, резко отличавшуюся по своей структуре, которая требовала большего напряжения (решение сложных алгебраических задач), величина интерференции оказалась очень велика.

На первых порах сущность этого феномена пытались объяснить непосредственным взаимным «торможением следов».

Когда же стало очевидным, что забывание, как правило, носит временный характер, эффект интерференции был объяснен затруднением поиска следа в процессе воспроизведения.

Физиологические механизмы
О нейрофизиологических механизмах памяти известно еще мало. Мы не знаем, как осуществляется и организуется «запись» и извлечение следов памяти. Нам совершенно не известен механизм образования следов памяти на клеточном, нейронном уровне. Не выявлен также определенный участок мозга, который можно было бы с уверенностью считать местом хранения информации. Ни одному экспериментатору не удалось хирургическим путем «удалить» воспоминание об отдельном событии, хотя поиски структур, принимающих участие в функции памяти, давно привлекают внимание исследователей. Тем не менее в настоящее время все же имеется большое количество наблюдений и экспериментальных данных, которые делают в какой-то мере обоснованными предположения в отношении интересующих нас вопросов.

При анализе механизма памяти следует помнить, что память — чрезвычайно сложная функция, которая заключает в себе не только процессы хранения и воспроизведения, но и восприятие поступающей информации. Органы чувств приносят в наш мозг ощущения, из которых складывается представление об окружающем нас мире. Восприятие поступающей информации может идти через различные воспринимающие (сенсорные) каналы. В зависимости от этого различают зрительные, слуховые, осязательные, обонятельные и вкусовые виды ощущения. Восприятие впечатлений, как мы уже указывали выше, — активный процесс, так как при этом осуществляется активный поиск и отбор нужной нам информации. Воспринятый материал подвергается уже на самой ранней стадии его обработки сличению с накопленным прошлым опытом, на основании чего могут быть получены представления о его новизне и значимости, а также дана эмоциональная оценка. Такого рода анализ лежит в основе активного отбора впечатлений и производится, по-видимому, путем сопоставления существующих в мозгу нервных моделей с поступающей информацией.

В ответ на новые, неожиданные и важные для организма раздражители возникает ориентировочная реакция, которая играет огромную роль в процессе восприятия. Смысл реакции сводится к обострению процессов восприятия при увеличении притока информации и распознаванию новых и главным образом значимых, важных раздражителей. С помощью ориентировочной реакции осуществляется весьма тонкое различение раздражителей, что достигается возникающими при этом сдвигами функционального состояния воспринимающих структур мозга. Повторное воздействие раздражителя приводит ко все более полному его узнаванию и одновременно к угасанию ориентировочной реакции. Таким образом, ориентировочная реакция выступает как «информационный регулятор», включающийся при возникновении новой ситуации. Эта реакция биологически целесообразна, так как она подготавливает организм к реакции, и изменение ситуации не застанет его врасплох, реакция организма опережает развитие событий в окружающей среде, способствуя тем самым его выживанию и удовлетворению потребностей. Ориентировочная реакция, названная И. П. Павловым «что такое», впервые явилась предметом исследования в его лаборатории. В настоящее время установлено бесспорное участие ее в формировании условного рефлекса. В результате многочисленных исследований на животных и человеке было показано, что процесс выработки условного рефлекса, в основе которого лежит фиксация в мозгу нового опыта, сопровождается отчетливым оживлением компонентов ориентировочной реакции, которая, по мере закрепления связи, угасает, но вновь оживляется при любом изменении условий опыта.

Однако прежде чем перейти к обсуждению нейрофизиологической природы этой реакции, следует сделать некоторое отступление.

Гипотезы и теории требуют экспериментального подтверждения. В изучении деятельности мозга особую роль сыграла запись биотоков мозга — электроэнцефалография, впервые примененная в клинических условиях австрийским ученым Г. Бергером. В связи с этим в 30-х годах XX века исследователи получили возможность заглянуть внутрь «черного ящика», каким является мозг животных и особенно человека. И если в отношении человека дело до недавнего времени ограничивалось лишь исследованием поверхностной электроэнцефалограммы (принято говорить «электроэнцефалограммы со скальпа»), то в эксперименте на животных получены записи биотоков мозга с помощью электродов, погруженных в глубинные отделы мозга, на фоне перерезок, разрушения и раздражения отдельных участков мозга.

Электроэнцефалографические исследования сразу же выявили, что биотоки мозга при предъявлении любого нового, а также значимого для испытуемого раздражителя отличаются от ритмов обычной электроэнцефалограммы. При появлении такого раздражителя меняются амплитуда и частота колебаний. Чем более значимым был для испытуемого раздражитель, тем менее выразительной выглядела электроэнцефалограмма: менее четкими и крупными вырисовывались кривые биотоков мозга. (Речь идет лишь об оценке амплитуды колебаний. Показатели же их частоты характеризовались меньшей динамикой.) Наряду с этим удавалось регистрировать учащение ритма сердечных сокращений, дыхания и изменение других вегетативных, а также эмоциональных показателей.

Таким образом, исследования показали, что ориентировочная реакция выражается рядом вегетативных, эмоциональных и электроэнцефалографических сдвигов. Такого рода анализ привел к выводу, что эта реакция возникает в результате активности сложной функциональной системы, в которой значительную роль играет ретикулярная (сетчатая) формация ствола мозга.


Рис. 1. Схема восходящей ретикулярной активирующей системы

Сенсорные импульсы сходятся в ретикулярной формации (заштриховано). Импульсы из ретикулярной формации передаются в кору головного мозга, вызывая ее активацию


Это образование мозга анатомически известно очень давно. Оно представляет собой огромную сеть нейронов (отсюда и название «сетевидная формация»), большая часть которых имеет короткие отростки, связывающие между собой отдельные клетки. Расположена ретикулярная формация по всей длине ствола мозга, между ядрами черепно-мозговых нервов и длинных путей (афферентных и эфферентных), соединяющих полушария мозга со спинным мозгом (рис. 1). Функциональное назначение этого образования долго оставалось невыясненным. В 40―50-х годах нашего века было установлено, что в ее верхних отделах имеется механизм, поддерживающий необходимый уровень бодрствования, названный активирующей восходящей системой. Разрушение ее повергает животное в сон. Однако не только регуляция сна и бодрствования составляют функцию этой системы. Она является одним из важнейших интегративных аппаратов мозга, организующих поведение, в том числе процессы внимания, играющие важную роль в восприятии информации и, следовательно, имеющие значение для обучения и памяти.

Роль ретикулярной формации для процессов восприятия показана многими экспериментальными исследованиями. Так, установлено, что уровень активности ретикулярной формации влияет на способность различения раздражителей. При определенной интенсивности раздражения этих структур повышается способность к различению раздражителей и сокращается время реакции. По сообщению известного американского нейрофизиолога Д. Линдсли, стимуляция ретикулярной формации у кошек оказывала влияние на ряд электрофизиологических показателей, лежащих в основе способности зрительного различения. Эти данные указывают на то, что ретикулярная формация изменяет возбудимость специфических (зрительной, слуховой, обонятельной) корковых зон и тем самым облегчает процесс восприятия информации. Яркой иллюстрацией важной роли ретикулярной формации в организации ориентировочной реакции, и следовательно в отборе информации для запоминания, являются опыты с вызванными потенциалами.

Известно, что вспышка света вызывает электрический ответ в зрительной зоне коры, а звук — в слуховой. Эти ответы называются вызванными потенциалами. Две вспышки света, разделенные промежутком 50 м/сек, обычно дают только один вызванный потенциал; после 5-секундной стимуляции ретикулярной формации в коре регистрируются два вызванных потенциала. При монотонно повторяющихся раздражителях, например, при регулярной серии определенных звуков в виде щелчков или света, неспецифические потенциалы мозга обнаруживают свойство привыкания и постепенно исчезают. Такое привыкание следует рассматривать как еще одну элементарную форму обучения. Американский физик Д. Вулдридж удачно называет его «негативным обучением»: оно может быть противоположным в своей основе позитивному обучению при выработке условных реакций. Это значит, что существуют, по-видимому, неспецифические нервные токи импульсов, ослабление которых коррелирует с кажущимся угасанием наших ощущений (привыканием) при длительном и монотонном повторении раздражения. По мере обучения животного привыкание приводит к тому, что высокая вначале неспецифическая активность мозга снижается и даже, возможно, совсем исчезает. Этими опытами удалось объективно показать, как осуществляется участие ретикулярной формации в процессе восприятия и отбора информации.

Способность к распознаванию — одна из наиболее удивительных и совершенных функций мозга, осуществляемых с помощью аппарата памяти. Можно допустить, что последовательность различения падающих на нас раздражителей складывается из первичного анализа и отбора и последующего более тонкого их различения. Первичный анализ и отбор должны быть прежде всего направлены на выделение раздражителя из «шума». Последующий этап анализа связан, по-видимому, с оценкой общей ситуации и выделением качественно значимых, существенных для данного момента обстоятельств, предшествующих дальнейшему, более детальному различению выделенных объектов. Структуры, ответственные за этот анализ, должны иметь входы для зрительных, слуховых, обонятельных и других раздражителей. Кроме того, они должны получать наиболее раннюю информацию о свойствах раздражителя. Можно предположить их связь с рядом образований мозга, и в первую очередь с ретикулярной формацией ствола мозга, участие которой в формировании ориентировочной реакции не вызывает сомнений. Есть указания на роль в этом процессе некоторых корковых областей мозга, связанных с восприятием чувствительных раздражений.

В связи с этим следует обратить внимание на эксперименты советского нейрофизиолога Р. А. Дуриняна и его сотрудников, указывающие на наличие двойной представленности чувствительных зон в коре больших полушарий млекопитающих. Опыты с разрушением первой чувствительной зоны, расположенной в области задней центральной извилины, выявили ее отношение к функции тонкого различения свойств раздражителя. К первой чувствительной зоне должны быть, по-видимому, отнесены и области затылочной и височной зон коры, связанные с восприятием зрительных и слуховых ощущений (рис. 2). Этого не наблюдалось при удалении второй сенсорной области, расположенной в нижне-теменных отделах мозга. Эффекты разрушения этих отделов позволяют считать, что сенсорная область связана с механизмом первичного анализа и отбора. Такое предположение в определенной степени подтверждается опытами с раздражением этой чувствительной зоны, которое вызывает реакцию внимания и оказывает влияние на состояние ретикулярной формации ствола мозга.

Приведенные данные позволяют считать процесс восприятия и сопровождающую его ориентировочную реакцию результатом взаимодействия специфических и неспецифических структур мозга. Первые осуществляют тонкий анализ раздражителя и сопоставление его с имеющимся опытом. Вторые связаны с интегративными функциями, играющими роль общих активаторов и организующих ориентировочную реакцию. К последним, как уже указывалось, относится ретикулярная формация ствола мозга, а также лимбическая система, расположенная на уровне глубинных подкорковых образований мозга, на которой мы подробнее остановимся несколько позднее.


Рис. 2. Первичная сенсорная область и первичная моторная область коры, зрительная, слуховая и обонятельная зоны коры (с левой стороны)

Темная штриховка — двигательная область, светлая штриховка — сенсорная область


Проведенный анализ свидетельствует о том, что восприятие информации является сложным процессом, включающим активный отбор на основе сличения воспринятого с прошлым опытом и его эмоциональной оценкой, внимание, классификацию воспринятой информации, что подготавливает след к запоминанию.

В настоящее время накопились клинические наблюдения и экспериментальные факты, которые убедительно свидетельствуют о том, что вслед за восприятием информации идет период ее закрепления в памяти, фаза консолидации, без которой поступающая информация не может быть сформирована в стабильный след памяти. Эти данные, несомненно, свидетельствуют о том, что в осуществлении процесса консолидации принимают участие глубинные структуры мозга, и прежде всего образования гиппокампова круга, называемого также кругом Пейпеца. Он включает в себя, помимо образований гиппокампа, передние ядра таламуса и мамиллярные тела. Так, оказалось, что при двустороннем поражении структур гиппокампова круга у людей (см. главу VIII), а также при искусственном их разрушении у различных видов животных выявляются резко выраженные своеобразные нарушения памяти, для которых характерна невозможность усвоения любого нового материала. Эти наблюдения позволили предположить особую роль этих образований мозга в процессах памяти. Почти 100-летний клинический опыт, а также многие экспериментальные факты свидетельствовали о появлении наиболее грубых, тотальных нарушений памяти только при поражении структур гиппокампова круга, относящихся к образованиям лимбической системы. Прежде чем перейти к более подробному изложению имеющихся наблюдений, целесообразно коротко остановиться на понятии лимбической системы мозга, ее структурных и функциональных особенностях.


Рис. 3. Лимбическая доля (обозначена черным) на медиальной поверхности мозга

А — мозг кролика, Б — кошки, В — обезьяны, Г — человека


Лимбическая система является функциональным понятием, объединяющим структуры, которые принимают участие в организации сложных поведенческих актов. Эта система включает глубинные образования мозга, имеющие тесные функциональные связи. Центральные звенья лимбической системы — миндалевидный комплекс и гиппокамп, расположенные в глубине височной доли мозга. Гиппокамп тесно связан с другими анатомическими структурами (рис. 3), входящими в лимбическую систему, и образует вместе с ними упомянутый выше гиппокампов круг: гиппокамп — свод — перегородка — мамиллярные тела — передние ядра таламуса — поясная извилина — гиппокамп (рис. 4).


Рис. 4. Схематическое изображение основных анатомических образований и их связей, относимых в настоящее время к лимбической системе

1 — неркортекс, 2 — поясная извилина, 3 — гиппокамп, 4 — переднее ядро таламуса, 5 — миндалевидный комплекс, 6 — обонятельная луковица, 7 — зрительный перекрест, 8 — свод, 9―11 — ядра таламуса, 12 — мамиллярные тела, 13 — мамилло-таламический тракт, 14 — гипофиз.

Для облегчения восприятия многочисленных анатомических взаимосвязей рассматриваемых структур часть ствола мозга изображена отдельно внизу


Лимбическая система регулирует функциональное состояние внутренних органов и желез внутренней секреции; поведенческие акты, связанные с пищевой, половой функцией и эмоциональной сферами; принимает участие в регуляции сна и бодрствования, внимания, процессов памяти. Лимбическая система играет активирующую и модулирующую роль по отношению ко всем функциям и таким образом осуществляет сложную интегративную деятельность мозга.

Функции в лимбической системе представлены глобально, топографически плохо дифференцируются, однако определенные отделы имеют специфические задачи в организации целостных поведенческих актов. Изучением функциональной роли этих образований мозга занимаются такие крупные нейрофизиологи, как П. К. Анохин, Мак Лин, Дельгадо, Прибрам, Граштьян и др.

В настоящее время можно считать доказанным, что гиппокамп как важнейшая часть лимбической системы играет существенную роль в регистрации информации. Однако общая функция лимбической системы осуществляется путем взаимодействия отдельных структур гиппокампова круга, связанных между собой прямыми путями (круг Пейпеца). Различие структурной организации этих образований позволило предположить и их различную функциональную роль в процессе регистрации информации, поскольку функция мозга тесно связана с его структурной организацией и, как выразился известный американский исследователь памяти Р. Сперри, «функция кристаллизуется в его структуре». Это предположение подтверждено рядом исследователей, в том числе О. С. Виноградовой с сотрудниками при регистрации нейронной активности отдельных образований лимбической системы. Проведенные исследования позволили считать, что лимбическая система может быть разделена по функциональному назначению на два класса структур: 1) обеспечивающих необходимую фоновую активность и отбирающих новую нужную информацию и 2) кодирующих воспринятую информацию.

Первая группа структур, к которым относится гиппокамп и связанные с ним определенные отделы ретикулярной формации, получает большой приток информации от ретикулярной формации и коры головного мозга. Эти структуры реагируют однотипно на разные стимулы и имеют большой процент нейронов, осуществляющих торможение определенных форм деятельности. Истинным раздражителем этих структур является степень новизны раздражителя. При постоянстве окружающей среды нейроны гиппокампа находятся в активном состоянии. При любых изменениях в окружающей обстановке разряд в этих структурах полностью гасится. При постоянстве внешней обстановки гиппокамп тормозит активность ретикулярной формации. Изменение обстановки приводит к растормаживанию ретикулярной формации, что обеспечивает мобилизацию внимания и регистрацию нового раздражителя. При повторном воздействии раздражителя растормаживание ретикулярной формации происходит на все более короткое время и постепенно затухает. Одновременно с этим прекращается и процесс регистрации. Таким образом осуществляется отбор информации для ее регистрации и поддерживается необходимый рабочий уровень всей системы.

Другие структуры лимбической системы — мамиллярные тела, передние ядра таламуса и часть лимбической коры могут быть отнесены ко второму классу структур, осуществляющих кодирование информации. Так, часть нейронов в мамиллярных телах, к которым приходят импульсы из гиппокампа, отвечают на раздражение уже не однотипно, а соответственно их длительности, проявляя способность к оценке временных параметров поступающей информации. Нейроны передних таламических ядер, к которым попадает импульсация из мамиллярных тел, работают уже с высокой избирательностью, так как активно отвечают на одни раздражители, хуже на другие и совсем не отвечают на третьи. Эти нейроны мономодальны и проявляют избирательность даже в пределах раздражителей одной модальности. Некоторые из этих нейронов слабо отвечают, например, на чистые тоны, но сильно и более устойчиво реагируют на «натуральные» звуки: слова, слоги, свист. Так, различаются звуки С, Ш, Ж, З или даже один и тот же звук, произнесенный в разном тембре.

Лимбическая кора, входящая в эту же систему структур, является в значительной степени проекционной зоной передних ядер таламуса. Особенность состоит в том, что активность ее нейронов гасится не постепенно, а выключается сразу без привыкания, что обеспечивает еще один вид кодирования информации. Таким образом, эти структуры, как показывают проведенные исследования, работают по разному принципу и осуществляют по крайней мере три вида кодирования информации: временной, качественный и пороговый.

Оба класса структур лимбической системы функционируют в тесном взаимодействии. Если в первом фоновом цикле регистрация угасает, то второй цикл, кодирующий информацию, отключается.

Изучение лимбической системы показывает ее функциональную неоднородность, так как различные стороны процесса регистрации поступившей информации обеспечиваются различными ее образованиями.

Характерная черта дефекта памяти при поражении структур гиппокампова круга — не только распространение его на все виды материала, независимо от их модальности, но и то, что нарушение памяти касается преимущественно недавних событий, а память на отдаленные события сохраняется. Это позволяет думать, что эти образования мозга имеют значение в формировании стабильных следов памяти, так как при их повреждении не отмечается перенос следов в долговременную память. Эти данные, несомненно, свидетельствуют о том, что для образования долговременной памяти требуется какой-то дополнительный процесс, обозначаемый как процесс или фаза консолидации следа. Такие факты трудно объяснить иначе, как наличием различных механизмов для кратковременной и долговременной памяти и признать, следовательно, существование по крайней мере двух различных видов памяти.

Приведенные данные позволяют считать, что глубинные структуры мозга в области височных долей, иными словами, структуры гиппокампа, содержат механизм закрепления следов, который некоторыми авторами (в том числе отечественными неврологами Л. П. Латашом и Л. Т. Поповой) назван первичным механизмом памяти. Однако пока еще не ясно, являются ли описанные нарушения памяти первичными вследствие повреждения первичных механизмов памяти (если таковые имеются), либо вторичными вследствие повреждения структур, связанных с другими функциями мозга. На животных получены противоречивые данные.

Деление памяти на кратковременную и долговременную соответствует многим экспериментальным фактам. Так, показано, что фаза кратковременной памяти, в течение которой происходит консолидация следа памяти, легко ранимая стадия. Если в этот период мозг подвергается сильному электрическому раздражению, химическому воздействию, например, наркозу или механической травме, то консолидация нарушается и человек забывает события, непосредственно предшествовавшие этому воздействию. По мнению ряда исследователей, на все события, происходящие за 30―60 минут и более до неблагоприятного воздействия, память сохраняется, так как они прошли период консолидации. После того как завершился период консолидации, информация удерживается очень прочно. Никакие физические, химические, механические воздействия, совместимые с жизнью, уже не могут ее искоренить. Даже охлаждение организма до очень низких температур, когда исчезает совершенно электрическая активность мозга, не приводит к забыванию событий. При восстановлении нормальной температуры сознание и память возвращаются. Это дает основание утверждать, что наряду с первой динамической фазой памяти существуют и статические ее механизмы, обеспечивающие долговременное хранение информации.

Эксперименты на животных позволили установить время, необходимое для консолидации следа памяти. С этой целью крыс обучали находить путь в лабиринте. Затем, раздражая мозг крысы электрическим током, вызывали приступ судорог. Если электрическое раздражение наносилось крысе не позже получаса после пробега по лабиринту, то память о лабиринте исчезала, наступала ретроградная амнезия и обучение надо было начинать сначала. Если электрошок проводили спустя 45―60 минут и более, то память о найденном в лабиринте пути сохранялась. Значит, воспринятая информация прошла уже период закрепления. В начале периода консолидации электросудорожный шок может искоренить информацию из мозга полностью. Но по мере удлинения времени закрепление становится все более устойчивым и уже не поддается разрушению. При этом полная амнезия, при которой больной полностью забывает все, наблюдается в пределах нескольких минут, полная неэффективность шока при интервале около одного часа, который и принимается за время консолидации следа.

После электрошока процессконсолидации восстанавливается не сразу. Поэтому исчезает память не только на события, предшествующие электрошоку, но и на события, имевшие место в течение определенного времени после электрошока, т. е. наступает период антероградной амнезии.

Таким образом, электрошок, так же как и другие повреждающие мозг воздействия, нанесенные тотчас или вскоре после обучения новому навыку, приводит к амнезии на события, предшествующие и непосредственно следующие за электрошоком. О механизме происхождения этого амнезирующего эффекта может быть высказано предположение, что он связан с разрушением следа памяти в результате нарушения процессов его консолидации. В пользу этого предположения говорит наблюдаемая зависимость выраженности амнезирующего эффекта от периода времени между обучением и воздействием повреждающего фактора. Это основной аргумент в пользу теории консолидации.

Большинство ученых, учитывая крайнюю неустойчивость следов кратковременной памяти, полагают, что в основе их образования лежат не структурные, а нейродинамические факторы. Скорее всего речь идет о многократной циркуляции импульсов в замкнутой системе нейронов. Мы принимаем эту гипотезу в качестве объяснения кратковременной памяти, хотя не все фактические данные с нею согласуются: результаты некоторых экспериментов показывают, что по мере приобретения навыка электрическая активность, которую можно зарегистрировать, продолжается недолго и ослабевает, однако возможно, что быстро затухающая электрическая активность вызывает ряд последовательных химических процессов, которые и поддерживают кратковременную память до тех пор, пока не возникает более стойкое запоминание. Вопрос о природе нейродинамических сдвигов, являющихся носителями следов, не может считаться в настоящее время окончательно выясненным, так как нет еще решающих экспериментальных данных.

Один из видов кратковременной памяти — оперативная память, связанная с выполнением определенной деятельности. Этот вид памяти можно проиллюстрировать множеством примеров. Так, удается удержать в памяти незнакомый номер телефона, пока мы его не набрали. Мы помним также весь перечень необходимых покупок, пока мы их не произвели, и последовательность нужных операций, пока мы не завершили действия, намеченного на данный момент. Этот вид кратковременной памяти наименее изучен. Полагают, что в основе механизмов долговременной памяти лежат какие-то структурные изменения, вероятнее всего в области межнейрональных контактов — синапсов (от греческого synapsis, что значит «застежка, связь, соприкосновение»). В настоящее время наиболее общепринято представление о наличии двух стадий фиксации в мозгу прошлого опыта: стадии нейродинамических сдвигов (кратковременная память) и стадии структурных изменений (долговременная память), являющихся следствием упомянутых нейродинамических сдвигов и представляющих собой две стадии единого процесса.

Большой интерес в этом плане представляют данные, полученные на человеке при изучении последствий сотрясения мозга. Невролог Р. Расселл из Оксфордского университета исследовал амнезии, вызываемые сотрясением мозга. Анализ большого количества случаев показал, что длительность предшествовавшего травме периода, память о котором никогда не возвращается, — постоянная ретроградная амнезия — чаще всего исчисляется всего несколькими десятками секунд. Это явление указывает, по-видимому, что след текущего события в памяти угасает очень быстро — в течение секунд, если какой-то механизм не отбирает некоторые элементы информации, чтобы зафиксировать их в кратковременной памяти. Результаты изучения ретроградной амнезии свидетельствуют о том, что для положительного действия этого механизма требуются лишь секунды. Именно перерывом процесса в результате травмы мозга и объясняется постоянная ретроградная амнезия. Согласно приведенным данным, любое впечатление внешнего мира сохраняется в мозгу несколько секунд, а затем угасает и только мозговой механизм, по-видимому, концентрирующий внимание, отбирает какую-то часть полученной информации для более длительного ее хранения. Учитывая это, можно говорить о наличии не двух, а трех стадий формирования следа памяти: стадии «мгновенной» памяти, длящейся секунды, стадии «промежуточной», или кратковременной памяти, соответствующей периоду консолидации, и долговременной памяти, длящейся, по-видимому, всю жизнь.

О чрезвычайной прочности старых следов памяти свидетельствует целый ряд фактов. Многими наблюдениями доказано, что запомнившиеся события не забываются и при определенных условиях снова могут быть извлечены из памяти. Часто мы видим во сне давно забытые лица. Оказывается, они удерживаются в мозгу и при определенном функциональном его состоянии вновь выносятся на поверхность свежими и яркими, как будто это вчерашние впечатления. Известно, что некоторые люди в лихорадочном бреду говорят о событиях, о которых по выздоровлении не вспоминают. Удается, однако, установить, что эти высказывания в бреду являются отражением действительных событий из далекого детства или юности. В литературе описан такой случай. Английский священник посетил замок. Когда он подошел к его воротам, ему показалось, что он уже когда-то был тут и видел не только дорогу, но и ослов и людей. Через некоторое время мать сообщила, что когда ему было всего полтора года, она в обществе друзей посетила этот замок, взяв его с собой. Некоторые из спутников закусывали на крыше над воротами, в то время как ребенок оставался внизу. И вот при втором посещении вид ворот оживил впечатления раннего детства.

Известна другая такая же история. К женщине, умиравшей в деревенском доме, привезли из Лондона совсем маленькую дочь. После короткого свидания ее снова отвезли в город. Девочка выросла. Не имея ни малейших воспоминаний о матери, уже в зрелом возрасте дочь случайно попала в комнату, где умерла ее мать, и содрогнулась. На вопрос друга она ответила, что живо припоминает, как уже однажды была в этой комнате, и помнит, что женщина, лежавшая в углу, наклонилась над ней и плакала.

Уместно вспомнить данные крупнейшего канадского нейрохирурга У. Пенфилда, о которых позднее будет сказано более подробно, о том, что при электрическом раздражении височной коры головного мозга в памяти больного могут оживать эпизоды далекого прошлого, которые воспроизводятся в таких деталях, какие кажутся просто недоступными для нормальной памяти. Эти наблюдения придают правдоподобие давно уже известным из литературы феноменальным проявлениям памяти в гипнозе.

Американский физик Д. Вулдридж рассказывает о 60-летнем каменщике, который в состоянии гипноза мог описать отдельные кирпичи в стене, выложенной им в возрасте между 20 и 30 годами. Точность описания была проверена. Кирпичи оказались там и были именно такими, как в описании.

Факты сохранения в мозгу записи прошлых событий, далеко превосходящей то, что мы можем обычно воспроизвести сознательно, могут создать впечатление, будто информация, которую мы получаем на протяжении всей нашей жизни, полностью сохраняется в памяти. Однако нет достаточных оснований считать, что сохраненная в мозгу информация приближается по своему объему к первично воспринятой. Приведенные факты свидетельствуют лишь о том, что наша память хранит больше данных по сравнению с тем, чем мы оперируем. С другой стороны, в связи с этими фактами становится очевидным, что забывание носит лишь временный характер и что наблюдаемые нередко пробелы памяти, когда не удается вспомнить нужное имя, название книги, формулу и т. д., связаны не с распадом следа памяти, а с несовершенством аппарата воспроизведения. О временном характере забывания заставляют думать и некоторые клинические факты. Так, больные с грубым нарушением памяти, будучи не в состоянии вспомнить то, что хотели запомнить, уже через 20―30 минут после ознакомления, могут сделать это спустя сутки или несколько часов. Такие факты, несомненно, свидетельствуют о наличии в мозгу долговременного следа, находящегося при обычных условиях в латентном состоянии и не поддающегося извлечению.

Наибольшим признанием в настоящее время пользуется объяснение забывания на основе феномена интерференции, сущность которого мы уже изложили в начале этой главы.

Амнезирующий эффект электросудорожного шока усматривают с позиции явлений интерференции — между запоминаемым событием и реакцией на шок. Таким же образом объясняют воздействие острой черепно-мозговой травмы — наступление ретроградной амнезии. Поскольку и при других амнестических состояниях выявлены признаки усиленной интерференции, то и суть дефекта памяти объясняют этим усилением, приводящим к ускоренному забыванию. Такой подход к сущности процесса забывания стал важным возражением против теории консолидации. Поэтому теория консолидации не пользуется общим признанием.

В настоящее время получен еще ряд экспериментальных фактов, которые полностью не укладываются в рамки теории консолидации. Было обнаружено, что амнезирующий эффект в виде ретроградной амнезии иногда наступает не сразу, а через несколько часов после травмирующего воздействия, в то время как амнезия, связанная с нарушением процесса консолидации, должна проявиться сразу же после травмы вследствие прерывания этого процесса и распада еще не успевших консолидироваться следов. Признание же фазы консолидации в процессе формирования следа памяти исключает влияние времени на возникновение амнезии.

Оказалось также, что при повторном обучении или выработке условного рефлекса, как будто бы полностью забытого вследствие воздействия электрошока, новый навык становится устойчивым к его действию, независимо от времени воздействия. Несомненно, это должно указывать на существование долговременного следа, сформировавшегося при первичном обучении, но остававшегося до повторного обучения в недоступном для произвольного воспроизведения состоянии.

Определенное значение среди описанных фактов имеет феномен «напоминания», когда действие безусловного раздражителя, например пищи, в совершенно незнакомой для животного обстановке приводит к устранению амнезии и воспроизведению навыка, заученного до электрошока. Этот факт также можно объяснить только сохранением следов ранее заученного навыка. Такого рода данные получены Р. И. Кругликовым.

С позиций теории консолидации не совсем понятны и некоторые клинические факты, например, наблюдаемые при эпилептических припадках насильственные воспоминания событий, которые непосредственно предшествовали травме, обмороку и другим повреждающим мозг факторам. В связи с этим соответствующие следы не могли быть, по-видимому, закреплены и переведены в долговременную память.

Все это заставляет думать, что основу ретроградной и, может быть, антероградной амнезии составляет не разрушение следа, а какие-то другие факторы, связанные с формой хранения информации. Из этого следует, что все виды амнезии, и в первую очередь ретроградная амнезия, являются следствием нарушения процессов, ответственных за воспроизведение образовавшегося следа. Это должно означать, что ретроградная амнезия после амнезирующих воздействий обусловлена не разрушением формирующегося следа, а повреждением аппаратов его воспроизведения, либо переводом следа в подпороговое, недоступное для сознательного воспроизведения, состояние.

Приведенные факты дают основание считать, что формирование следа памяти является почти мгновенным процессом, и, следовательно, понятие кратковременная память, отражающее согласно теории консолидации период закрепления следа, должно получить другую интерпретацию. Имеющиеся наблюдения заставляют считать недоказанным наличие фазы консолидации следа, и в таком случае к кратковременной памяти может быть отнесена только «мгновенная» память, существующая в течение секунд и не имеющая отношения к закреплению следа в долговременной памяти. Однако, несмотря на приведенные возражения, гипотеза консолидации следа пока лучше других согласуется с основными экспериментальными и клиническими фактами.

Где же хранятся следы памяти?

Первые попытки выяснить это были направлены на изучение эффектов, возникающих при удалении различных областей коры головного мозга, поскольку функциональное значение корковых структур связывалось со сложными психическими функциями, прежде всего с мыслительными процессами и анализом поступающей информации. Но ни очаговые поражения корковых структур, достаточно часто наблюдаемые в клинической практике, ни многочисленные перерезки и удаления различных корковых зон, проведенные американским ученым Лешли «в погоне за энграмой» (в поисках следа памяти), не приводили к выраженному дефекту памяти. В связи с отрицательными результатами многолетних опытов Лешли пришел к выводу о невозможности точной локализации следов памяти в каких-нибудь изолированных участках коры и о равнозначности в этом отношении всех ее областей.

Опыты зарубежных ученых Р. Сперри и Я. Буреша, проведенные на животных с так называемым «расщепленным мозгом», т. е. в условиях полного хирургического разделения полушарий путем срединной перерезки, в некоторой степени приблизили нас к решению вопроса о месте хранения следов, связанных с навыками различения. Экспериментаторы пришли к выводу, что такого рода следы памяти прежде всего находятся в коре больших полушарий. Опыты проводились на кошках, которых предварительно обучали некоторым видам зрительного различения. В камере с двумя дверцами на одной вывешивались круг, а на другой — квадрат. Кошку обучали открывать дверцу только с кругом. Существенную роль в опыте играла повязка, позволявшая подопытному животному видеть только одним глазом. Закрыв кошке правый глаз, ее обучали различать эти две фигуры. Как только животное обучалось делать правильный выбор, повязку перемещали на другой глаз. В опытах с нормальной кошкой не было различия в результатах, хотя при обучении использовался только один глаз. Затем Сперри отделял у кошек одно полушарие от другого путем перерезки связей, проходящих через мозолистое тело и некоторые другие группы волокон. Одновременно он перерезал зрительный перекрест, чтобы обеспечить поступление информации из правого глаза только в правое полушарие, а из левого глаза — в левое.

На этот раз результаты поразительно отличались от прежних. Кошка с расщепленным, или раздвоенным мозгом, обученная почти безошибочно различать фигуры с помощью левого глаза, после перемещения повязки вела себя так, как будто попала в эту ситуацию впервые. Следовательно, никакого переноса навыка из одного полушария в другое не происходило. Животных с раздвоенным мозгом удавалось обучить даже одновременно двум противоположным навыкам, предъявляя разные фигуры правому и левому глазу и, следовательно, адресуя их в разные полушария мозга. Аналогичные исследования проводились с введением информации не только через зрительные пути, но и через слуховые, обонятельные и другие анализаторы. Опыты ставили и на других животных, в том числе на обезьянах.

Во всех опытах на животных с расщепленным мозгом выявлялась независимая работа каждого полушария. Оказалось, что опыт, приобретенный до операции, проявился в деятельности обоих полушарий, тогда как опыт, полученный после перерезки в условиях изолированного обучения одного полушария, выявился только соответствующим полушарием (рис. 5). Полученные результаты могут быть поняты только в том случае, если мы предположим, что благодаря связи между полушариями через мозолистое тело происходит либо дублирование, либо просто сравнение следов памяти, поступающих в кору одного полушария, со следами, хранящимися в коре другого. Опыты Сперри и его коллег убедительно показали, что благодаря связи между полушариями через мозолистое тело действительно происходит дублирование следов в обоих полушариях, так как в условиях «расщепленного мозга» выработанные ранее следы были представлены в каждом полушарии.


Рис. 5. Схема препарата расщепленного мозга

А — разрез мозга обезьяны с указанием основных связей между полушариями, Б — продольная перерезка зрительного перекреста.

1 — комиссура гиппокампа, 2 — комиссура уздечки, 3 — четверохолмие, 4 — мозолистое тело, 5 — передняя комиссура, 6 — зрительный перекрест, 7 — промежуточная масса, 8 — задняя комиссура, 9 — зрительный перекрест, 10 — мозолистое тело, 11 — левое полушарие, 12 — правое полушарие, 13 — правая половина поля зрения, 14 — левая половина поля зрения


Последующие опыты этой школы исследователей с удалением значительных областей мозговой коры после обучения показали, в какой именно части ее хранятся эти следы. Так, кошек с «расщепленным мозгом» обучали навыку различения, заключавшемуся в том, что они должны были нажимать левой передней лапой на один из двух рычагов — с гладкой и шероховатой поверхностью. После этого у них удаляли всю кору правого полушария, связанного с левой половиной тела, кроме чувствительной и двигательных ее зон, необходимых для осуществления этого навыка. Оказалось, что оставшаяся кора способна обеспечить отличное выполнение усвоенного акта; животные могли также обучаться новым аналогичным навыкам с помощью той же левой лапы. Таким путем Сперри удалось ограничить возможную локализацию следов памяти для этих навыков определенной зоной — в данном случае сенсо-моторной, чувствительно-двигательной корой соответствующего полушария, связанной как с восприятием чувствительных импульсов от левых конечностей, так и осуществлением двигательной программы выработанного навыка.

К таким же выводам пришел чешский нейрофизиолог Я. Буреш, пользуясь совершенно другим методом исследования. Буреш назвал свой метод обратимой декортикацией. Смачивая обнаженный мозг раствором хлористого калия, он вызывал явление, называемое распространяющейся депрессией, которое приводило к обратимой инактивации, т. е. выключению обработанного таким путем участка коры. С помощью этого метода Бурешу удавалось на протяжении нескольких часов выключать целое полушарие мозга. Так, при воздействии хлористым калием на кору обоих полушарий животное теряло способность решать даже простые задачи. Но при выключении коры лишь одного полушария оно сохраняло нормальные способности. У крыс вырабатывались простые навыки в период, когда одно полушарие было отключено. На следующий день инактивировали другое полушарие и пытались заставить животное выполнять усвоенную задачу. Оказалось, что никакого переноса следов памяти не происходило, и обучение надо было начинать сызнова.

Во время обучения перенос следов происходит лишь тогда, когда животное несколько раз повторяет усвоенную задачу. Только в этом случае при последующем выключении «обученного» полушария второе полушарие тоже оказывается «обученным».

Из опытов Буреша был сделан вывод, что перенос навыков в нормально функционирующем мозгу не может совершаться вне обучения, а осуществляется только благодаря переносу навыков во время «повторений».

Продолжая исследования, Буреш нашел, что небольшой участок коры можно предохранить от инактивации с помощью раствора магния. Таким способом он смог оставить в отключенном полушарии островок деятельной ткани, что позволило провести следующий опыт. Он отключал у крысы кору одного полушария и заставлял животное обучаться новому навыку с использованием другой половины коры. Спустя один-два дня после полного восстановления нормального состояния Буреш инактивировал всю «обученную» половину коры кроме избранного участка, защищенного хлористым магнием, и испытывал способность производить выработанное ранее действие. Полученные результаты согласовались с данными Сперри. Если выработанный навык был связан с употреблением правой лапы, то защита сенсо-моторной (ведающей функциями ощущения и движения) области левого полушария приводила к сохранению соответствующих следов памяти: животное было способно производить усвоенные действия. Но если ранее был выработан навык, требовавший зрительного различения формы или опознания звуков по слуху, то защита одной только сенсо-моторной области оказывалась недостаточной; в этом случае необходимо было предохранить от инактивации зрительные или слуховые зоны.

Таким образом, полное прекращение переноса приобретенного опыта, которое имело место у животных с «расщепленным мозгом», явилось доказательством в пользу корковой локализации следов памяти, связанных с навыками различения. Эти исследования позволяют, кроме того, считать, что следы памяти для сложных навыков, связанных со зрительным, слуховым и другими видами различения, хранятся в тех областях коры, которые принимают непосредственное участие в выработке данного навыка, т. е. соответственно в зрительных, слуховых и сенсо-моторных областях коры. В нормальных условиях функционирования мозга система связей через мозолистое тело обеспечивает запись идентичных следов в обоих полушариях мозга.

При обсуждении вопроса о локализации следов памяти следует иметь в виду, что в научении и воспроизведении прошлого события в большинстве случаев принимает участие не один какой-либо воспринимающий канал, например, зрение: чаще всего запоминаемый предмет мы видим, слышим и осязаем. Следует думать, что должны существовать связи между различными местами хранения следов отдельных элементов данного воспоминания. Связи эти, возможно, обеспечивают временную синхронизацию записанных в памяти следов при их воспроизведении. Это хорошо согласуется с результатами экспериментов, которые показывают, что некоторые следы памяти относительно хорошо сохраняются даже при обширных повреждениях мозга.

Интересные данные получены школой академика И. С. Бериташвили в экспериментах на собаках. У животных производилось двустороннее удаление корковых областей слуховых и зрительных зон, связанных с анализом поступающей информации, и последующая выработка пищевых навыков. Опыты подтвердили роль корковых зон в процессах хранения следов памяти только на соответствующий раздражитель. Было показано также, что наиболее важное значение для сохранения в памяти воспринятых пищевых объектов имеют передние отделы коры, точнее, лобные, или префронтальные, отделы коры. Двустороннее удаление их приводит к общим нарушениям образной памяти независимо от характера предъявленного раздражителя. Можно полагать, что височные доли мозга являются общей ассоциативной зоной для зрительного, слухового и вестибулярного восприятия, а также обонятельного и вкусового. Значение височных долей для функции памяти убедительно показал Пенфилд, раздражая их электрическим током.

Все эти данные определенно указывают на существование специфических нейронных схем для записи прошлых событий.

Экспериментальные данные дают, кроме того, некоторые основания считать, что процессы обучения обеспечиваются, по-видимому, и стволовыми структурами мозга. Об этом свидетельствуют опыты Сперри на обезьянах с раздвоенным мозгом, которые должны были при появлении одного зрительного раздражителя тянуть на себя более шероховатый из двух рычагов, а при появлении другого — более гладкий рычаг. Обезьян приучали тянуть за рычаг не той рукой, которой управляет полушарие мозга, получающее зрительную информацию, а другой, контролируемой изолированным от всякой зрительной информации полушарием. Несмотря на полный разрыв прямых связей между полушариями, животные научались выполнять эту задачу, требующую координации различных раздражителей. Следовательно, осязательная и зрительная функции, осуществляемые разными полушариями, координировались каким-то подкорковым отделом, скорее всего на уровне ствола мозга. Поскольку структуры, несущие координирующую функцию, должны иметь тесные связи с каждой из специфических областей, участвующих в обучении, можно думать о ведущей роли в этом процессе ретикулярной формации верхних отделов ствола мозга.

Имеются также данные, которые позволяют считать, что следы менее сложных навыков локализуются, вероятнее всего, в стволе мозга, так как после удаления коры мозга (декортикации) у животных остается способность к выработке и сохранению следов. Известный латиноамериканский нейрофизиолог Э. Пеон установил, что кошка после удаления коры мозга может научиться поднимать лапу, чтобы избежать электрического удара после предупредительного звукового сигнала.

По-видимому, способность памяти фиксировать следы присуща вообще всем нейронам центральной нервной системы. Об этом свидетельствуют известные опыты американского исследователя Т. Чемберлена с обучением животных после отделения у них головного мозга (так называемым «спинальным» обучением). Исследователь показал, что удаление половины мозжечка вызывает возникновение четкой асимметрии позы задних конечностей. Важно, что существование вызванной таким путем асимметрии позы в течение определенного времени (от получаса до часа) сопровождалось стойким сохранением ее и после отделения спинного мозга от головного. Это значит, что в нейронах спинного мозга происходит фиксация каких-то функциональных сдвигов.

Спустя 5 лет аналогичные опыты произвели Л. П. Латаш и Л. И. Тихомирова, которые также выявили у оперированных животных четкую асимметрию спинальных рефлексов. Если асимметрия, как и в предыдущих опытах, существовала определенное время (свыше 20―30 минут), то последующая перерезка спинного мозга на границе грудного и поясничного отделов не приводила к ее исчезновению. Если же перерезку производили раньше, то она устраняла возникшую асимметрию ответов. Таким путем еще раз было показано, что нейроны спинного мозга способны фиксировать некоторые функциональные изменения и что для закрепления изменений на длительный срок необходим определенный интервал времени.

Мы изложили основные экспериментальные факты, касающиеся вопроса о том, где, в каких структурах мозга хранятся следы памяти. Далее встает вопрос о возможной локализации стойких изменений, лежащих в основе следа памяти, уже на клеточном уровне.


Рис. 6. Схематическое изображение нейрона

1 — тело нейрона, 2 — дендриты, 3 — аксон, 4 — коллатерали, 5 — концевое разветвление аксона

Рис. 7. Детали строения нейрона

1 — ядро, 2 — ядерная оболочка, 3 — хроматин ядра, 4 — нейрофибриллы, 5 — дендриты, 6 — шипики, 7 — синапсы, 8 — оболочка клетки, 9 — артериальный капилляр, 10 — аксон, 11 — венозный капилляр


В настоящее время высказываются взгляды на неравнозначность для механизмов памяти нейронов коры мозга. На основании изучения структурных особенностей нейронов С. А. Саркисов выдвинул положение об особой роли в следовых процессах звездчатых клеток коры больших полушарий, имеющих отношение к формированию образа.

Хотя все исследователи согласны с тем, что формирование следа памяти связано с изменениями на нейронном уровне, однако пока еще не известно, какие структурные образования нейрона имеют к ним непосредственное отношение. Большинство ученых склонно думать, что основным элементом памяти является не весь нейрон в целом, а места его контакта с другими нейронами и их отростками — синапсы, расположенные на теле и на коротких ветвящихся отростках каждого нейрона, называемых дендритами (рис. 6, 7).

Это предположение кажется наиболее вероятным, так как среднее число синапсов на каждом нейроне может достигать тысячи. Следовательно, число элементов памяти в каждом нейроне огромно, что в бо́льшей степени может обеспечить требуемую емкость памяти.

Предположение о том, что основную роль в процессах памяти играют синапсы, подтверждается значительными изменениями в числе и расположении дендритов в процессе роста животных и человека, и особенно в первые годы жизни, когда приобретается огромный индивидуальный опыт. Сравнение нейронов и их отростков у человека в различном возрасте показывает, что значительно меняется количество дендритов в течение раннего периода развития. Относительный объем тел нейронов уменьшается, а объем дендритов увеличивается; поверхность дендритов возрастает, тогда как поверхность тел нейронов остается почти постоянной начиная с грудного возраста. Эти исследования, несомненно, указывают, что дендриты, разветвленность которых с годами сильно возрастает, имеют важное значение и, возможно, становятся базой для приобретения индивидуального опыта.

Близкие к этим данные получены при исследовании нервной системы в процессе эволюции животного мира — в филогенезе. Сравнительные исследования показывают, что структура нейрона и химические процессы в них меняются на протяжении эволюции очень незначительно. Основной признак, претерпевающий наиболее четкое развитие, — сложность и возрастающее количество связей между нейронами, а также увеличение их разнородности (гетерогенности). В настоящее время выявлено чрезвычайное разнообразие межнейронных связей и контактов между любыми частями нейронов. Особое значение имеют, по-видимому, шипики на дендритах. Эти образования представляют собой наиболее специализированные структуры, которые появляются только на определенном уровне эволюции мозга. Форма шипиков изменяется в связи с расширением и усложнением их функционального назначения. При определенных условиях в нервных центрах обнаруживается рост ответвлений и от длинного отростка нейрона — аксона. Возможно, что один из стимулирующих факторов роста — повышение функции в том или другом нервном центре. По-видимому, так можно объяснить усиление синтеза белка и нуклеиновых кислот, в частности рибонуклеиновой кислоты — РНК — в тренируемых нейронах. (Более подробно на этих исследованиях мы остановимся в разделе о биохимических теориях памяти.) Если даже рост происходит со скоростью, не превышающей времени восстановления периферического нерва, то и тогда, как указывает Г. Д. Смирнов, за 10 минут могут образовываться волокна протяженностью 30 ммк. В масштабах организации нервных центров это величина значительная.

В объяснении характера происходящих изменений возможны три варианта: образование новых синапсов, включение нефункционирующих синапсов и изменение их функциональных свойств. Наиболее признаны теории, связанные с изменением функциональных свойств синапсов. Согласно теории проторения путей память объясняется повышением проводимости синаптических межнейронных контактов. Прохождение импульсов через синапсы облегчается тем, что импульсы уже ранее циркулировали по синаптическим путям. Это приводит к изменению физических, скорее всего электрических, характеристик синаптических пластинок. Изменение синапсов, их гипертрофия при функционировании доказаны экспериментально. Можно полагать, что гипертрофия синапсов сопровождается повышением их функциональной активности. Такого рода «синаптическое облегчение», по-видимому, лежит в основе и условных рефлексов. Некоторые нервные пути существуют от рождения.

Мозг состоит из нервных и глиальных клеток. В последние годы все более и более серьезное внимание обращается на роль клеток нейроглии в функциях мозга и, в частности, в процессах памяти. Этих клеток в 10 раз больше в мозгу, чем нейронов. Они занимают большую часть объема мозга и находятся в теснейшем соприкосновении с нейронами, заполняя промежутки между ними. Ранее им приписывалась лишь «подсобная» роль. В настоящее время накоплено много фактов, которые свидетельствуют об активном участии нейроглии в реакции мозга. По мнению американского нейрофизиолога Р. Галамбоса, глия «указывает нейронам порядок и последовательность их действия» и может влиять на их возбудимость. Учитывая способности глии размножаться и таким образом увеличивать синтез белка, а также отвечать более длительными электрическими сдвигами, Галамбос приписывает нейроглии функцию хранения информации.

Другие ученые приводят доводы в пользу того, что некоторые процессы переработки информации в мозгу обусловлены способностью глиальных клеток изменять проводимость электрического тока к отдельным участкам нейронов, в частности в области дендритов. Возможно, в этом и проявляется функция памяти.

С помощью микроэлектродной техники удалось, например, установить, что во время раздражения отдельных нейронов повышение синтеза РНК происходит в первую очередь в глиальных клетках и идет параллельно числу посылаемых импульсов. При использовании веществ, тормозящих синтез РНК, глиальный синтез уменьшается по сравнению с нейронным. На основании этих данных можно сделать вывод, что глиальные клетки более чувствительны к воздействиям, связанным с обучением. Опыты по содержанию животных в «обогащенной», т. е. богатой информацией, среде и в «обедненной» среде, почти лишенной какой-либо информации, выявили увеличение массы коркового вещества у животных первой группы главным образом за счет элементов глии и подтвердили представления о повышенной их чувствительности.

Удалось также экспериментально показать, что импульсы возбуждения, приходящие в кору головного мозга, вызывают изменение активности не только нейронов, но также и клеток нейроглии. Аналогичные результаты получены американскими исследователями в опытах с внутриклеточным отведением биопотенциалов.

С функцией нейроглии связано образование миэлиновых оболочек на волокнах центральной нервной системы, которые имеют огромное значение для эффективного проведения возбуждения через синапсы. На это указывают и данные филогенеза. У низших позвоночных, например у миноги, нейроглия слабо дифференцирована, и отсутствует миэлиновая оболочка на нервных волокнах. У этих животных нельзя выработать условных рефлексов, в то время как у костистых рыб условные рефлексы легко вырабатываются. Единственное отличие миноги от костистых рыб состоит в отсутствии дифференцированных клеток нейроглии и миэлиновой оболочки на нервных волокнах. Таким образом, появление в восходящем ряду позвоночных способности к образованию условных рефлексов совпадает с дифференциацией нероглии.

Миэлинообразовательная деятельность клеток нейроглии, которая сохраняется и в зрелой нервной системе, стимулируется изменением заряда клетки нейроглии под влиянием нервного возбуждения. Об этом свидетельствуют двигательные реакции клеток, возникающие в течение секунд при добавлении в их среду ионов калия. Мгновенные двигательные реакции сопровождаются выпячиванием клеток нейроглии и ростом отростков, которые тут же закручиваются вокруг расположенных рядом с ними нервных волокон. Мгновенная реакция клеток нейроглии на приходящие нервные импульсы — важный объективный факт, подтверждающий предположение об участии нейроглии в осуществлении функции памяти. Изменение заряда в клетках нейроглии происходит скорее всего под влиянием ионов калия, выделяющихся из возбужденных нервных клеток. Есть основание полагать, что этот процесс происходит и под действием химических передатчиков нервного возбуждения — медиаторов, осуществляющих передачу нервного возбуждения. Последние выделяются отростками нервных клеток в области пресинаптических окончаний, попадают в синаптическую щель и таким образом обеспечивают проведение нервных импульсов.

Согласно данным морфологии, пресинаптические волокна в коре головного мозга в основном «голые» и только 1/8 часть покрыта миэлином, который, благодаря более быстрому проведению возбуждения на этом участке, создает условия для прохождения большего количества электричества. В результате выделяется большее количество медиатора и, следовательно, обеспечивается лучшее функционирование синапса. Основываясь на изложенных фактах, тбилисский ученый А. И. Ройтбак выдвинул гипотезу, согласно которой немиэлинизированные синапсы не функционируют, а только отражают потенциальные возможности мозга. Включение их в нервную деятельность в процессе выработки условного рефлекса и обучения связано с активацией нейроглии. В результате происходят миэлинизация пресинаптических волокон и лучшее функционирование синапсов, принимающих участие в этом процессе.

Согласно этой интересной гипотезе, возникшей на основе объективных данных, обучение сводится к процессу миэлинизации нервных волокон, который и обеспечивает фиксацию пережитого опыта. Такое представление, однако, несколько упрощает имеющиеся сложности в проблеме памяти и трудно согласуется с необычайной пластичностью нервной системы.

Мы рассмотрели современные нейрофизиологические представления, касающиеся процессов регистрации и хранения информации, возможной локализации следов памяти на макро- и микроскопическом уровне и подошли к самому трудному — к вопросу о механизмах воспроизведения информации.

Механизм воспроизведения, осуществляющий организацию поиска следа и извлечение хранимой информации, пока еще мало изучен. Приведенные выше данные о чрезвычайной прочности долговременных следов памяти позволяют предполагать, что нарушения памяти чаще всего обусловлены невозможностью их извлечения. Об этом же свидетельствует наблюдаемое нередко в повседневной жизни временное забывание отдельных событий. По-видимому, успех процесса воспроизведения в значительной степени обусловлен нормальной организацией запечатления следов. Вследствие же его нарушения иногда невозможно найти «адрес хранения» следа и его извлечение.

Клинические наблюдения и данные эксперимента заставляют считать, что в осуществлении процесса воспроизведения принимают участие глубинные лимбико-ретикулярные структуры мозга, т. е. те же структуры мозга, которые имеют непосредственное отношение и к регистрации следов памяти. Так, у больных с двусторонним поражением структур гиппокампова круга помимо нарушения кратковременной памяти, как правило, наблюдается выпадение памяти на прошедшие события — ретроградная амнезия, которая представляет собой в основном нарушение процессов воспроизведения. Этот вид амнезии охватывает события, которые были нормально восприняты, длительно сохранялись и даже повторно воспроизводились. Следовательно, в данном случае речь может идти скорее всего о нарушении воспроизведения событий, поскольку их сформированные следы сохраняются в мозгу, по-видимому, всю жизнь. Прямым доказательством высказанного положения является обратимость ретроградной амнезии с полным восстановлением забытых событий.

Анализ клинических фактов свидетельствует об определенной роли структур гиппокампова круга в процессах воспроизведения.

Эксперименты американского нейрофизиолога Р. Бикфорда и его сотрудников с электрической стимуляцией глубинных отделов мозга, расположенных в височной доле, выявили у больных аналогичные нарушения памяти на прошедшие события, которые также носили обратимый характер и, следовательно, были связаны с расстройством воспроизведения. При этом установлено, что, чем длительнее раздражение височных структур, тем продолжительнее период амнезии. Так, воздействие тока в течение одной секунды вызывало выпадение памяти на несколько минут, в то время как 10-секундная стимуляция нарушала память на несколько недель. Эти данные показали прямую зависимость между длительностью выключения височных структур мозга и продолжительностью нарушенного воспроизведения. Они явились убедительным подтверждением клинических наблюдений о роли глубинных структур височных долей в организации процесса воспроизведения. Тем не менее объяснение полученных данных представляет значительные трудности, поскольку воспроизведение событий нарушается в течение ограниченного периода времени. В связи с этим нельзя говорить о расстройстве каких-то общих механизмов воспроизведения.

При обсуждении вопросов, касающихся процесса воспроизведения, особый интерес представляют упомянутые выше исследования У. Пенфилда, который при раздражении электрическим током корковых областей височных долей мозга вызывал яркие воспоминания о прошлом. Исследования Пенфилда с несомненностью указывали на связь этого явления с активацией следов памяти и вызвали большой интерес к функциональной значимости корковых областей височной коры. Более детальный анализ наблюдения показал, что воспоминания прошлого возникали при раздражении нижнего края одной из височных долей только у больных, страдающих эпилептическими припадками. Опыты Пенфильда дают основание говорить о возможности возникновения этого явления лишь при снижении нормального порога возбудимости, и в частности снижения порога активации следов памяти. Пенфилд отмечал, что при височной эпилепсии яркие воспоминания прошлого возникали во время припадка, обусловленного поражением тех же височных структур, без их искусственной стимуляции.

Вызванные таким путем воспоминания, как правило, воспроизводили реальные события прошлого. Но обычно это были воспоминания, на которых больной не фиксировал свое внимание: воспроизводимые эпизоды чаще всего не содержали в себе ничего значительного. Возможность воспроизводить через длительное время как будто бы прошедшие мимо и не запомнившиеся эпизоды прошлого со всеми их незначительными подробностями позволяет думать, что в мозгу записываются и хранятся все события, которые проходят перед нами. Во всяком случае, хранится значительно больше того, что мы способны произвольно вспомнить.

Воспроизведение событий прошлого, вызванных электрической стимуляцией, характеризуется яркостью; этим они отличаются от образов обычной памяти. По Пенфилду, «больные никогда не рассматривали возникавшие переживания как воспоминание. Скорее, это значило для них слышать или вновь видеть, т. е. снова переживать мгновения прошлого». Тем не менее больной не теряет при этом связи с настоящим. Важно отметить, что раздражение других корковых зон, помимо височной, не приводило к подобному эффекту. Тот факт, что определенные корковые отделы височной доли — единственная область коры, электрическое раздражение которой вызывает образы памяти, позволил думать об особом ее функциональном назначении в процессе воспроизведения. По-видимому, эта область мозга — единственный корковый путь к следам прошлых событий, и, возможно, к записи следов памяти. Изполученных данных не следует, однако, заключение о том, что запись событий должна происходить именно в височной части коры, так как удаление одной височной доли не вызывает расстройств памяти.

Для процесса воспроизведения важное значение имеет функциональное состояние нервной системы. В этом отношении представляет большой интерес явление так называемого диссоциированного обучения. Оно заключается в том, что у животных при различном состоянии центральной нервной системы могут быть выработаны независимые условные рефлексы. Успешное припоминание навыка становится возможным только в том состоянии мозга, в котором производилась их выработка. У животного возникают как бы разобщенные состояния, при которых воспроизводятся различные условные рефлексы: проявление условного рефлекса в одном состоянии не влияет на воспроизведение его в другом.

Это явление, изучаемое А. Н. Черкашиным и его сотрудниками в Институте биофизики АН СССР, можно продемонстрировать в следующем эксперименте. Крыс в нормальном состоянии обучали передвигаться в лабиринте в правую камеру, а в левую — после введения некоторых химических веществ, например, аминазина, изменяющего функциональное состояние мозга. Химическое вещество переводило животное в новое функциональное состояние и устраняло ранее выработанные навыки.

С точки зрения диссоциированного обучения можно, по-видимому, понять нарушение репродукции хорошо заученных фактов в состоянии сильного эмоционального возбуждения, обусловленного влиянием на центральную нервную систему гормональных факторов, изменяющих функциональное состояние мозга. Факт диссоциированного обучения находится в некотором противоречии с многочисленными данными о сохранении условных рефлексов, выработанных под влиянием различных фармакологических веществ, даже после окончания их действия.

Необходимо дальнейшее изучение этого интересного явления, которое является хорошей моделью для анализа механизмов записи и считывания информации, а также влияния на них различных химических веществ.

Уровень бодрствования несомненно оказывает влияние на отдельные фазы памяти, в том числе и на процесс воспроизведения. Известно, что для восприятия необходим какой-то минимальный уровень бодрствования: в период сна и в бессознательном состоянии восприятие невозможно. Нормальное протекание переработки уже воспринятой информации не зависит от состояния сна и бодрствования. Напротив, оптимальные условия для воспроизведения наблюдаются при низком уровне бодрствования или при его отсутствии: во сне, гипнозе, во время барбитурового наркоза.

Не менее важным фактором, влияющим на память, и в частности на процесс воспроизведения, как уже указывалось, является состояние эмоциональной сферы. Практика показывает несомненную роль эмоций в процессах обучения и запоминания.

Хорошо известно, что вся поступающая в течение жизни информация не может быть усвоена и извлечена из памяти, а оперируем мы только тем, что имеет определенную значимость. Такая сортировка и отбор информации по значимости обеспечиваются включением аппарата эмоций. Клинические исследования подтверждают существующую в норме тесную функциональную связь памяти и эмоций и дают яркие примеры нарушений памяти, возникающих на базе первичных эмоциональных расстройств.

Следует подчеркнуть, что состояние эмоциональной сферы имеет значение и для процесса воспроизведения. Хорошо известно, что выраженное эмоциональное напряжение может приводить к нарушению воспроизведения, например к забыванию во время экзамена или ответственного выступления усвоенных знаний, которые вспоминаются немедленно, как только человек приходит в спокойное состояние. В то же время известны случаи, когда волнение позволяет в ответственный момент вспомнить как будто бы забытые факты.

Приведенные данные, несомненно, свидетельствуют о том, что для нормального осуществления процесса воспроизведения необходимо участие целого ряда структур и функциональных систем, в том числе необходимо участие механизмов, лежащих в основе бодрствования, внимания, эмоций и оказывающих влияние на функциональное состояние мозга. Все это указывает на чрезвычайную сложность процессов воспроизведения и функции памяти в целом, в которых принимают участие перечисленные системы мозга. Последние вплетаются в организацию этой комплексной функции и помогают ее осуществлению.

При обсуждении физиологических теорий памяти несомненный интерес представляют исследования академика М. Н. Ливанова и его сотрудников, отражающие современные представления нейрофизиологии об организации мозговых функций.

М. Н. Ливанов на основании многолетнего изучения этой проблемы приходит к выводу, что в процессе обучения возникают новые системы реагирования нейронов, в основе которых лежит изменение условий, обеспечивающих проведение возбуждения в коре головного мозга. Удалось установить, что к таким условиям относятся синхронность процессов в различных участках коры, определенная частота колебаний биоэлектрических потенциалов и совпадение их по фазам. Иными словами, если возбудимость повышена в одном участке коры, то для проведения возбуждения она должна быть повышена и в другом соответствующем ей участке. По-видимому, эти условия мгновенно возникают под влиянием условного сигнала и также мгновенно распадаются, а кора остается свободной для всех форм деятельности. Следовательно, нет надобности связывать обучение с возникновением фиксированных рефлекторных дуг. Результаты исследований М. Н. Ливанова дают основание считать, что процессы памяти, в частности условный рефлекс, который представляет простую форму памяти, формируются на уровне функциональной системы, а кодирование и удержание информации идут, по-видимому, на уровне синаптических аппаратов. Приведенные соображения подчеркивают роль функциональной системы в процессе запоминания и обучения и не позволяют свести его только к изменениям отдельных нейронов даже при низких формах организации нервной системы.

Биохимические основы памяти
Если в физиологических теориях ученые пытаются подойти к механизмам памяти на уровне функциональных систем и дают анализ различных фаз памяти, то сторонники биохимических теорий, стремясь выявить механизмы, связанные с формированием следа долговременной памяти, адресуются главным образом к процессам хранения следа на нейронном уровне. Согласно биохимическим теориям основное значение в хранении мозгом информации принадлежит изменениям химического состава нуклеиновых кислот и белков соответствующих нейронов. Такие представления возникли в связи с достижениями в расшифровке механизмов наследственной памяти.

Сразу же сделаем оговорку: генетическая информация — видовая память — передается от клетки к клетке, от организма к организму, т. е. она наследуется. Индивидуальная память не наследуется. Наш опыт, все то, чему мы научились, невозможно передать нашим детям, Они должны всему учиться сызнова.

Биохимикам и генетикам удалось доказать, что передача информации по наследству осуществляется с помощью дезоксирибонуклеиновой — ДНК — и рибонуклеиновой — РНК — кислот. Это натолкнуло биохимиков на мысль, что, может быть, и индивидуальная память осуществляется за счет таких же механизмов. В пользу подобного предположения говорит и огромная информационная емкость нуклеиновых кислот, которая может обеспечить хранение большого количества информации. В отличие от генетической памяти, главная роль в процессах индивидуальной памяти приписывается молекулам РНК.

Большая работа в этом направлении проведена известным шведским ученым Г. Хиденом, который разработал методику изъятия из мозга животных отдельных нервных клеток и определения в них количественного и качественного состава РНК. Обучая крыс определенным формам поведения, Хиден наблюдал заметное увеличение количества РНК в нервных клетках, участвующих в выработке вновь приобретенных навыков. Так, если животное передвигалось по натянутой проволоке, то в нервных клетках вестибулярного аппарата, осуществляющего равновесие, возрастало количество РНК. При обучении крыс доставать передней лапой пищу количество РНК увеличивалось в клетках коры головного мозга, ответственных за регуляцию движений именно этой конечности.

В 1959 г. Хиден сообщил, что в клетках мозга обученных крыс увеличивалось содержание РНК на 12 % по сравнению с клетками мозга крыс, живущих в нормальных условиях. Когда крысу-левшу научили пользоваться правой лапой, чтобы доставать корм из трубки, клетки в коре мозга вырабатывали не только белки, но и особый вид РНК. То же самое наблюдалось и у золотых рыбок, которых заставляли освоить новый стиль плавания, прикрепляя им к нижней части головы плавучий пенопласт. У рыбок, выполнявших не менее тяжелую работу, когда их заставляли плыть против течения, выработки дополнительной РНК не отмечалось.

Согласно гипотезе Хидена, нервное возбуждение изменяет состав РНК, что в свою очередь ведет к образованию белка, соответствующего этому возбуждению. Таким образом, под влиянием нервного возбуждения может возникнуть новый белок, являющийся материальным следом, отпечатком, в котором отложен опыт. Когда же снова возникает сходное возбуждение, оно как бы активирует этот белок. Так был получен первый намек на участие РНК в процессах обучения.

Гипотеза Хидена подкреплена целым рядом работ. Первые опыты были проведены на планариях. Планарии принадлежат к плоским червям и стоят по своей организации на одной из низших ступеней эволюции животных.

Американский ученый Д. Макконнел из Мичиганского университета раздражал электрическим током планарий непосредственно после вспышки света. В ответ на раздражение тела планарий сокращались. При повторении опыта черви реагировали сокращением на вспышку лампочки, даже если за ней не следовало раздражение током. У червей был выработан условный рефлекс: они «узнали», что вслед за вспышкой света наступит электрическое раздражение. Тренированных планарий затем изрубили на кусочки и скормили нетренированным червям, над которыми был проделан такой же опыт. В 1961 г. Макконнел сообщил, что нетренированные черви, съевшие тренированных, научились реагировать на вспышку лампочки быстрее, чем обычные черви. Они, так сказать, «съели» и их память.

На основании этих опытов можно предположить, что нетренированные черви получили от съеденных ими тренированных новые молекулы РНК, возникшие в связи с выработкой навыка.

Американский ученый Р. Гей продемонстрировал на крысах, что путем простого введения экстракта мозга донора можно «нагрузить» живой мозг реципиента (принимающего) опытом, приобретенным умершим животным.

Крысу обучали избегать один из ящиков, где пропускался электрический ток. Этот опыт оставался в памяти крысы, и у нее вырабатывался устойчивый условный рефлекс. Затем обученную подобным образом крысу умерщвляли. Ее мозг помещали в смесь из карболовой кислоты и физиологического раствора и многократно пропускали через центрифугу. Выделенный затем порошкообразный экстракт вводили крысам, не имевшим ни малейшего понятия об электрической камере. Уже через два часа после инъекции поведение этих крыс резко менялось, и они испытывали страх перед ящиком, где пропускался электрический ток.

Однако выводы, которые последовали за такими положительными результатами, были опровергнуты учеными из различных лабораторий. Независимые друг от друга попытки передать условный рефлекс через РНК от тренированных крыс нетренированным потерпели неудачу. Многие исследователи вообще сомневаются в возможности передачи опыта таким путем. Трудно представить, что РНК беспрепятственно может проникать в мозг через барьер, который существует между кровью и мозгом и носит название гемато-энцефалического, т. е. крове-мозгового барьера. Назначение этого образования состоит в том, чтобы не пропускать в мозг чужеродных для него веществ, иными словами, защищать мозг от вредоносных факторов и регулировать состав его питательной среды — спинно-мозговой жидкости — ликвора. Эта функция выполняется в основном стенками кровеносных сосудов, а также сплетениями мозга, осуществляющими продукцию ликвора. Были проведены специальные опыты на белых кроликах, которым вводили внутривенно РНК, меченную по радиоактивному углероду (С14). Через определенные промежутки времени проверка содержания РНК в крови, ликворе, ткани мозга, а также печени показала, что гемато-энцефалический барьер практически непроницаем для РНК. Нельзя, по-видимому, игнорировать и содержащиеся в тканях ферменты, разрушающие РНК. Эти опыты сделали обоснованными сомнения в возможности передачи усвоенного опыта методом, предложенным Макконнелом, и подчеркнули сложность проблемы.

Опыты американских исследователей Р. Корнинга и Е. Джона, также проведенные на планариях, выявили данные несколько другого рода. Эти ученые обратили внимание на то, что перерезка планарий не влияет на сохранение приобретенных ими ранее навыков и форм поведения. Память у них сохраняется независимо от того, восстановилась ли новая особь из головной или хвостовой части тела. Так происходит в обычных условиях. Но ученые изменили условия опыта. Поскольку Г. Хиден видел причину памяти в образовании особого рода РНК, они помещали разрезанных планарий в воду, в которую добавляли небольшое количество фермента рибонуклеазы, разрушающего РНК. Оказалось, что черви, регенерированные из хвостовых частей, забывали прошлый опыт, а особи, выросшие из головной части, которая содержала нервный узел и, следовательно, могла восполнять РНК, его сохраняли. Таким образом, рибонуклеаза в одном случае разрушала память, а в другом — нет: «молекулы памяти», находившиеся в головной части, оказались устойчивыми к действию фермента.

Подобного рода исследования проведены и на более высокоорганизованных животных — на белых мышах. У них вырабатывали условный рефлекс в Т-образном лабиринте: по сигналу звонка мышь убегала в безопасное место, иначе она получала электрический удар, так как в определенный момент по проволоке, выстилающей дно лабиринта, пропускался электрический ток. Но когда в мозг этих животных вводили рибонуклеазу, то все выработанные условные рефлексы исчезали. В то же время врожденные формы поведения — рефлексы сосания, лизания и другие оставались неизмененными. Значит, фермент разрушал только вновь образованную РНК.

Оставалось неясным, как идет образование РНК, имеющей отношение к памяти. Действуют ли нервные импульсы непосредственно на молекулу РНК, вызывая в ней специфические изменения, или нервные импульсы действуют на другую нуклеиновую кислоту — ДНК, которая уже в свою очередь обусловливает образование нового вида РНК.

Для решения этого вопроса мышам перед выработкой условного рефлекса вводили различные химические вещества, в том числе ферменты, избирательно действующие на обмен нуклеиновых кислот — рибо- и дезоксирибонуклеаз. Оказалось, что при введении дезоксирибонуклеазы мыши ничего не забывали. Таким путем удалось продемонстрировать, что след памяти можно нарушить, разрушив РНК. Именно рибонуклеаза, разрушающая РНК и не затрагивающая ДНК и все прочие вещества организма, заставила мышей забывать «выученный урок». Из этих опытов следовало, что именно РНК содержит (или представляет собой) энграму, т. е. след памяти. Разумеется, рибонуклеаза разрушает не только гипотетическую «РНК памяти», но и ту РНК, которая участвует во всевозможных белковых синтезах.

Наложение рибонуклеазы на кору головного мозга голубей приводило к полному забыванию выработанных навыков, в то время как врожденные рефлексы (способность летать и клевать) сохранялись. Одновременно наблюдалось уменьшение содержания РНК в нервных клетках на второй день и особенно на четвертый; с седьмого дня содержание РНК начинало восстанавливаться и к девятому-десятому дню достигало нормального уровня.

Было сделано еще одно наблюдение: введение в организм животного веществ, изменяющих состав РНК, затрудняет выработку условного рефлекса. Если животному ввести РНК, добытую из дрожжей, то оно очень быстро приобретает требуемые навыки поведения.

Установлено также, что воздействия, которые нарушают запоминание недавних событий, например электрошок, вызывают снижение содержания РНК в головном мозгу у крыс и кошек в последующие несколько минут после шока. Снижение может достигать 30 % и является результатом уменьшения синтеза белков.

Вопрос о том, зависит ли обучение от синтеза РНК, изучался также с помощью препаратов, влияющих на различные звенья синтеза нуклеиновых кислот и белка. С этой целью использовали препараты, оказывающие тормозящее действие на синтез РНК. Результаты опытов с 8-азагуанином показали, что препарат не оказывает влияния на выполнение ранее усвоенных навыков в лабиринте, но мешает новому обучению. Поскольку это вещество кроме торможения синтеза белков обладает еще и побочными действиями, были проведены дополнительные исследования с помощью актиномицина Д — другого препарата, тормозящего синтез РНК. В опытах на мышах ученые добились снижения синтеза РНК в мозгу на 83 % в течение нескольких часов, но тем не менее животные были способны выучить и вспомнить, как и контрольные, усвоенный навык.

Эти опыты не выявляют взаимозависимости между синтезом новой молекулы РНК и функцией памяти и, следовательно, не подтверждают гипотезу о специфическом отношении синтеза РНК к процессу обучения. В то же время они не исключают зависимости обучения от синтеза других видов протеинов, которые не связаны с вновь образованной специфической РНК.

Новые данные получили американские исследователи из Пенсильванского университета. Ученые работали с пуромицином — антибиотиком, который не мешает образованию РНК, но тормозит синтез протеинов. Им удалось путем введения этого препарата непосредственно в мозг крысы тормозить протеиновый синтез на 80 % в течение 8―10 часов. При введении препарата на протяжении двух дней после обучения полная утрата усвоенного опыта наблюдалась только при инъекциях в височные области мозга. Инъекции в лобные доли, а также непосредственно в желудочки мозга не вызывали никакого эффекта. Ученые пришли к выводу, что ответственным местом для кратковременной памяти являются височные области мозга и что в течение первых дней память поддерживается биосинтезом белков.

Аналогичные данные получены в экспериментах на мышах. Животные осваивали один поворот в лабиринте, а затем, спустя несколько недель — другой. Части этих мышей ввели антибиотик пуромицин, и через несколько дней все животные повторили те же попытки. Животные, которые не подверглись инъекции, помнили поворот, который они обучались преодолевать во второй серии. Инъецированные животные осуществили поворот, усвоенный в первой серии. Их недавнее обучение, по-видимому, было нарушено, а долговременная память оставалась неизменной при инъекциях в височную область.

Хотя полученные результаты указывают на определенную связь памяти с уровнем активности РНК, исследователи подчеркивают, что какие-либо заключения могут быть сделаны только после изучения фазных ситуаций обучения и на других видах животных.

Профессор Мичиганского университета Б. Агранов продолжал опыты с пуромицином на золотых рыбках и показал, что этот препарат, блокирующий некоторые химические реакции внутри клетки, оказывает влияние на память только в течение ограниченного времени после обучения. Агранов поместил золотые рыбки в продолговатые стеклянные сосуды, разделенные надвое перегородкой, через которую рыбке надо было перепрыгнуть, чтобы попасть в другую половину. Обе половины сосуда поочередно освещались лампочками. Требовалось научить рыбку перепрыгивать через загородку каждый раз, когда менялось освещение. Для этого через воду освещенной части пропускался электрический ток: получив удар, рыбка перепрыгивала через загородку. Опыт повторялся несколько раз. Через 40 минут рыбка перепрыгивала через загородку, как только зажигалась электрическая лампочка, не ожидая электрического разряда. Она избегала электрического разряда через день, через три дня, через месяц. Тогда начиналась вторая половина опыта. Тотчас после сеанса в мозг рыбки вводили антибиотик. И когда приступили к опыту, выяснилось, что она забыла все, что выучила. Начинали снова. Тот же антибиотик, введенный через час после сеанса, на память не подействовал. Введение антибиотика через полчаса приводило к частичному усвоению урока.

Противоположный эффект оказывает введение РНК или препаратов, стимулирующих ее синтез, в результате чего выработанные навыки приобретают большую прочность, а процессы закрепления следа протекают значительно быстрее. Имеются сообщения, что обучение может быть улучшено путем введения нуклеиновых кислот. Такого рода факты послужили основой для использования РНК при лечении людей с нарушениями памяти. Было показано, например, что длительное введение РНК улучшает состояние памяти у пожилых людей с явлениями атеросклероза сосудов мозга.

Здесь уместно указать, что в человеческом мозгу количество РНК постоянно возрастает от рождения до 40 лет, в период между 40 и 60 годами оно не меняется, оставаясь на постоянном высоком уровне, а затем постепенно снижается. Не следует, однако, переоценивать указанные данные. Возможно, кривая содержания РНК отражает на самом деле изменение жизненной активности вообще, а параллельные изменения качества памяти — это сопутствующее ей вторичное явление.

Существует мнение, что с возрастом комплекс ДНК менее восприимчив к активации, белковый синтез менее эффективен и перенос белка к синапсам совершается не так быстро. Хиден сообщил, что количество ДНК у человека к старости уменьшается. Некоторые ученые вводили пожилым больным с ослабленной памятью ДНК и РНК. Улучшение памяти, в ряде случаев весьма значительное, наблюдалось только при введении РНК. После прекращения введения РНК память снова ухудшалась. Наряду с этими данными в пожилом возрасте обнаружено также повышение активности рибонуклеазы. Это наводит на мысль, что уменьшение содержания РНК у пожилых людей может быть обусловлено повышенной активностью фермента, разрушающего РНК. Недостаток же РНК в свою очередь неблагоприятно сказывается на белках и других веществах, образование которых находится в прямой зависимости от синтеза РНК.

Таким образом, возможно, что причина ухудшения функции всей системы — от комплексов ДНК до синапсов — состоит в избыточной активности рибонуклеазы.

Наряду с гипотезой об активации ДНК существует и другая гипотеза, согласно которой ДНК при обучении, может быть, не активируется, а определенные виды РНК становятся более устойчивыми к расщеплению рибонуклеазой. Конечным следствием, как и при активации ДНК, было бы увеличение синтеза белка. Возможно, что при обучении действуют оба механизма.

Полученные экспериментальные данные позволяют думать, что РНК имеет непосредственное отношение к процессу запоминания. Крайне сложен вопрос о том, каким образом нервные импульсы, оказывая влияние на химические процессы в клетке, преобразуются в химические реакции, обеспечивающие синтез специфической РНК. По всем этим вопросам пока можно строить только предположения.

Некоторым исследователям удалось показать, что обучение сопровождается увеличением в мозгу не только синтеза определенных групп белков, но также и белково-углеводных комбинаций. Так, например, американский ученый Богоч научил голубей стучать клювом по определенной кнопке, чтобы добыть кукурузное зерно. Он обнаружил при этом, что в мозгу у них возникали не только новые белки, но также и белково-углеводные комбинации (глюкопротеиды). Из своих наблюдений Богоч делает вывод, что память закодирована в белково-углеводных комплексах. Косвенным доказательством этого служит тот факт, что препараты, которые препятствуют выработке сахаров, также ухудшают память тренируемых животных.

В связи с исследованиями механизмов памяти на молекулярном уровне особый интерес приобретают опыты на безнервных животных, способных в той или иной степени накоплять, сохранять и воспроизводить следы от действия различных раздражителей. Такие опыты проводятся сотрудниками чл.-корр. АН СССР Л. Г. Воронина в Московском университете. До сих пор у одноклеточных организмов не обнаружено структурных элементов, которые могли бы быть приравнены к нервной системе. Это дает право предположить возможность формирования памяти на этом уровне филогенеза за счет чисто молекулярных механизмов. Выявленное в эксперименте участие РНК при выработке реакции привыкания у таких безнервных животных, как, например, инфузории, может в известной степени указывать на биохимическую универсальность механизмов памяти, и в частности на участие в этом процессе РНК.

При изучении нейрохимических механизмов памяти закономерно встает вопрос о том, как трансформируется нервный импульс в химические изменения? Есть ли непосредственная связь между этими процессами или они идут параллельно? А может быть, только обусловливают друг друга?

Для решения этих вопросов в Институте биофизики АН СССР проводятся интересные исследования с раздражением отдельных нейронов и почти одновременным введением в них «меченых» аминокислот, с помощью которых удается судить об интенсивности синтеза РНК. Оказалось, что при раздражении клетки содержание «метки» в ядре нейрона значительно снижалось, что, несомненно, свидетельствует об уменьшении в нейроне синтеза РНК. Уменьшение идет параллельно количеству получаемых импульсов. Однако после окончания раздражения в течение часа наблюдается резкое увеличение включения «метки», достигающее 200 %. Данные электронной микроскопии указывают, что в это время происходит интенсивная активация всего аппарата клетки, увеличение синтеза РНК и белка. Удалось установить, что максимум синтеза длится в течение 20―40 минут у позвоночных и в пределах часов — у беспозвоночных. Может быть, это и есть время консолидации следа памяти?

Нейрохимические исследования показали значение для процессов памяти специфических веществ — медиаторов, осуществляющих передачу импульсов в нервной системе.

Из многих фармакологических воздействий на память наиболее эффективными оказались вещества, влияющие на ацетилхолиновый обмен, и следовательно, на холинэргические структуры мозга.

Последние представляют собой совокупность нейронов мозга, которые осуществляют передачу нервного возбуждения с помощью ацетилхолина.

Вещества, повышающие синтез ацетилхолина, улучшают запоминание. Введение же антихолинэргических веществ приводит к выраженным нарушениям памяти. При длительном блокировании холинергических структур мозга следы памяти стираются, что особенно очевидно в отношении следов эмоциональной памяти о страхе. Так, у собак вырабатывалась условная реакция на звук. После ее закрепления собакам при попытке взять корм из кормушки наносили болевое раздражение электрическим током. В результате возникала прочная условная реакция страха, которая выражалась в том, что при подведении к кормушке собаки дрожали, упирались, скулили, отворачивались от кормушки. Однократное введение животным антихолинэргического вещества за 10 минут до удара током почти полностью предотвращало образование условной реакции, хотя им наносилось больше электрических раздражений, чем это требуется для образования стойкой реакции страха в обычных условиях.

В результате эксперимента удалось установить, на какую стадию памяти (регистрацию, кратковременную память, долговременное хранение) действуют антихолинэргические вещества. Для этого были проведены опыты с введением антихолинэргического вещества в различные сроки после удара током. Оказалось, что введение вещества через 30―50 секунд полностью разрушало эмоциональную память; введение же через 15 минут — резко ослабляло условный рефлекс. Эта же доза вещества не оказывала эффекта на память при введении через 2―3 недели после удара током. Полученные результаты не расходятся с другими данными литературы, согласно которым антихолинэргические вещества значительно ухудшают выработку рефлексов, не влияя в то же время на их сохранение.

Приведенные данные, несомненно, свидетельствуют о том, что различные фазы памяти неодинаково уязвимы при такого рода воздействиях.

Ранние стадии формирования следа памяти оказались наиболее чувствительными к холинэргической блокаде. Из опытов следует, что амнезия, возникающая при описанных воздействиях, обусловлена скорее всего влиянием вещества на формирование следа. В связи с этим был сделан вывод, что холинэргические аппараты мозга играют важную роль в организации кратковременной памяти. Этот вывод подтверждается данными о том, что формирование следа памяти связано с активностью лимбической системы и ретикулярной формации мозга, где имеется мощный холинэргический аппарат. Отсюда можно заключить, что конечный эффект холинэргических веществ связан с воздействием не только на собственные, но и на регуляторные механизмы памяти.

Роль ацетилхолинового обмена для процессов памяти показана также в искусно проведенных опытах американского ученого М. Розенцвейга на животных, содержащихся в «обогащенной» (с большим количеством информации) и «обедненной» (почти лишенной информации) среде. В исследуемых группах выявились четкие различия в ацетилхолиновом обмене мозга, и прежде всего в активности фермента холинэстеразы, разрушающего ацетилхолин. У животных, получающих большое количество информации, отмечалась более низкая активность фермента на единицу веса ткани мозга, что способствовало накоплению в нем ацетилхолина. Автор не исключает возможности, что этот фермент является специфическим белком, связанным с обучением.

Вопрос о роли других физиологически активных веществ, в частности биогенных аминов, в механизмах памяти в настоящее время остается дискуссионным, так как не получено еще достаточно убедительных данных.

Биогенным аминам, к которым относятся катехоламины и серотонин, также приписывается роль передатчиков нервного возбуждения. Катехоламины являются медиаторами адренергической системы мозга. Эта система так же, как и холинэргическая, является функциональным понятием и представляет собой совокупность нейронов мозга, которые осуществляют передачу нервного возбуждения с помощью катехоламинов — адреналина и норадреналина. Предполагают, что серотонин играет аналогичную роль в серотонинэргической системе мозга.

Имеются отдельные факты, которые дают основание предположить, что моноамины мозга имеют отношение к механизмам памяти. Так, латиноамериканский нейрофизиолог Пеон показал, что серотонин способствует концентрации внимания на внешнем раздражении, что является необходимым этапом в процессах запоминания того или иного события. Наряду с этим данные электрофизиологического исследования указывают на возможную роль серотонина в процессах воспроизведения. Имеются наблюдения, говорящие о том, что серотонин может вызывать амнезирующий эффект на предшествующие события. Но механизм наступающей амнезии неясен.

Таким образом, изучение нейрохимических механизмов памяти в настоящее время идет по двум направлениям. С одной стороны, исследование РНК и белкового синтеза, а с другой — выявление значения специфических веществ, медиаторов, осуществляющих передачу возбуждения в нервной системе. Однако эти два направления еще не смыкаются.

При анализе всех этих данных не следует, разумеется, думать, что химические теории памяти окончательно сформулированы. По их адресу раздается немало критических замечаний, да и результаты многих опытов можно объяснить по-разному. Можно, например, предположить, что РНК — только промежуточное соединение, необходимое для образования какого-то другого, неизвестного вещества, которое кодирует память. Возможно, что изменения, которые вызываются в содержании РНК при выработке нового опыта, очень тонкие, и вряд ли их легко уловить с помощью грубых методов исследования. Совсем непонятен эффект воздействия дрожжевой РНК на память, так как воздействие обучения на РНК предполагает бо́льшую специфичность этого влияния. В литературе имеется разная трактовка опытов с планариями, при которых наблюдалась выработка условного рефлекса. Не общепризнанно также положение Хидена о том, что изменение нуклеотидного состава РНК может происходить под влиянием таких воздействий, как изменение в соотношении ионов калия и натрия в результате нервного возбуждения. Гипотеза Хидена вызывает возражения и в связи с тем, что непонятной остается исключительная стойкость долговременной памяти, когда раз возникшее изменение в структуре РНК не может быть вновь изменено при каком-нибудь другом сочетании импульсов, при новых ионных сдвигах.

Все это делает гипотезу Хидена еще недостаточно обоснованной.

Таким образом, если коротко сформулировать точку зрения большинства ученых на биохимические теории памяти, то можно сказать следующее. Несомненно, в механизме запоминания и хранения памяти участвуют те или иные биохимические процессы, происходящие в клетках.

Однако сделать точный вывод, что память закодирована в РНК, или белке, или в белково-углеводных комбинациях, пока еще невозможно. Можно только считать, что эти соединения, имеют, вероятно, отношение к процессам запоминания.

* * *
Изложенные в этой главе данные свидетельствуют о необходимости комплексного подхода к изучению проблемы памяти. В области, в которой остается еще так много неизвестного и где трудно получить прямые ответы на многие вопросы, было бы неправильным исключить какой-либо из возможных путей исследования для решения проблемы.

Представленные теории, отражающие разносторонний подход к обсуждаемому вопросу, несомненно, взаимно дополняют и обогащают друг друга, так как в известной мере адресуются к различным фазам памяти, освещают разные стороны этой сложной проблемы. Анализ имеющихся данных указывает на роль субклеточного (молекулярного), клеточного и системного уровней в осуществлении функции памяти. В связи с этим важны морфофизиологическое направление и биохимический подход. Последний касается изучения белкового синтеза, который, очевидно, играет значительную роль в процессах памяти, и роли медиаторных систем, осуществляющих передачу возбуждения в нервной системе.

Исследования на клеточном уровне сводятся в основном к изучению роли синапса и нейро-глиальных отношений, которым уделяется все более и более серьезное внимание. Если раньше, после работ Хидена, основное направление исследований сводилось к изучению кодирования информации на молекулярном уровне и связывалось с РНК, то в настоящее время центр тяжести перенесен на синаптический процесс.

Ученых в основном интересуют механизмы памяти человеческого мозга. Они проводят массу разнообразных исследований на самых разных объектах, начиная с одноклеточных организмов. В этих работах делаются попытки ответить на вопросы, составляющие сущность мозговых механизмов памяти: об основных характеристиках следа (локализации), о природе необратимых изменений, а также процессах их записи и извлечения. Появляются попытки активно влиять на разные фазы запоминания с помощью фармакологических и других воздействий.

На Всесоюзной конференции, посвященной проблеме памяти, академик М. Н. Ливанов сформулировал основные задачи и направления, стоящие перед исследователями. Он отметил важность уточнения роли системного и нейронного уровней для процесса памяти, значения синаптических контактов, а также соотношений следовых процессов, лежащих в основе всей деятельности нервной системы, с проблемой памяти в целом, и в частности с ее высшими проявлениями, присущими человеку.

Механизмы памяти из абстрактной идеи постепенно превращаются в научно обоснованные гипотезы, в которых ученые излагают нейрофизиологические, нейроморфологические и биохимические основы памяти.

Современный нейропсихологический подход отражает активный характер процесса запоминания, связанный с мотивацией, целенаправленной установкой и активным поиском.

Законченной теории памяти еще нет. Представление о механизмах кратковременной и долговременной памяти базируется на косвенных данных и носит характер гипотез. Но сейчас уже можно говорить, что основы памяти вряд ли могут быть сведены к одним химическим процессам, протекающим в клетках мозга. Несомненно, что они многообразны и включают в себя чрезвычайно сложные функциональные и структурные механизмы, расположенные на разных уровнях мозга.

Сделан большой шаг вперед, так как о таких сложных функциях мозга, как память, стали говорить языком морфологии, физиологии, химии. Ученым очень важны и клинические данные, дающие представление об участии различных областей мозга в тех или иных процессах запоминания.

Глава II. Память животных

В отличие от человека, с которым возможен речевой контакт и проведение специальных исследований, изучение памяти животных ограничено в основном оценкой их поведения в условиях обычной жизни и в обстановке эксперимента.

Важнейшая характеристика памяти животных — способность их к обучению. К обучению восприимчивы, по-видимому, все виды животных, независимо от уровня организации их нервной системы. Об этом свидетельствует накопленный в настоящее время большой экспериментальный материал. Животные в течение своей жизни приобретают новые формы поведения и навыки, которые помогают им приспособиться к условиям меняющейся внешней среды и целесообразно реагировать на явления окружающей жизни. Эти новые связи, вырабатываемые в процессе индивидуальной жизни, И. П. Павлов назвал условными рефлексами.

Известно, что у собаки начнет выделяться слюна, если вложить ей в рот пищу. Это врожденная автоматическая безусловная реакция. Такую же реакцию слюноотделения может вызвать запах и даже вид пищи, которую собака любит. Это уже не врожденная, а приобретенная реакция. Ее еще нет у неопытного щенка. Для того чтобы собака реагировала таким образом, необходим опыт, в котором вид пищи ассоциировался бы с последующими вкусовыми ощущениями. Следовательно, приобретенная реакция, или условный рефлекс, по терминологии Павлова, может рассматриваться как выработанное поведение, в основе которого лежит запоминание. Выработка условных рефлексов по методу Павлова сводится к следующему. Собака, закрепленная в станке, слышит звук метронома. Вскоре перед ней открывается дверца и появляется пища. После нескольких таких сочетаний один звук метронома автоматически уже вызывает у подопытного животного представление о пище и выделение слюны. У собаки выработался условный рефлекс. Звуковой сигнал — условный раздражитель — приобретает способность действовать таким же образом, как действует безусловный раздражитель — пища.

Условный рефлекс оказался явлением общим для большинства живых существ не только высших, но и низших. Учение об условных рефлексах стало ключом к пониманию многих форм поведения. Понятно, например, почему лошадь убыстряет бег при щелканье кнута. Это происходит потому, что у нее выработался условный рефлекс: звуковой раздражитель вызывает такую же двигательную реакцию, какая возникает и без обучения в результате болевого раздражения при ударе кнутом. Дети часто боятся темноты, потому что в раннем детстве их в виде наказания запирали в темный чулан. По-видимому, у них возникла и сохранилась условная связь, благодаря которой нейтральный в обычных условиях раздражитель — темнота — способен вызывать эмоциональную реакцию, обусловленную неприятными переживаниями, связанными с темнотой.

Выработку условных рефлексов, по Павлову, часто называют классическим обусловливанием, в отличие от инструментального обусловливания, которое мы сейчас рассмотрим.

Более полувека назад было установлено, что дождевой червь способен освоить передвижение в простом туннеле. Он может научиться, дойдя до места разветвления в т-образном туннеле, поворачивать направо и получать в результате этого «награду» в виде влажного ила, а не сворачивать влево, где он будет «наказан» неприятным раздражителем — электрическим ударом. Двигательную реакцию в т-образном туннеле удается выработать и у плоских червей-планарий.

Такого рода приобретенное поведение, по-видимому, отличается от павловского условного рефлекса только тем, что заученное двигательное поведение является более произвольным, чем автоматические, не имеющие выбора, «врожденные» и односложные реакции, используемые в классических опытах. В отличие от условий классического опыта, при выработке у дождевого червя навыка поворачивать направо, а не налево, возможны не одна, а две двигательные реакции на условный сигнал. Во всех опытах подобного рода оказывалось, что усиливается та реакция, которая наилучшим образом удовлетворяет какую-то физиологическую потребность, например, потребность в пище, в половой активности.

При выработке подобного рода двигательных навыков число возможных реакций, из которых животное научается делать отбор, не ограничивается двумя. Рассмотрим случай, приводимый Д. Вулдриджем, когда животное обучают нажимать на рычаг при включении света. Этого можно достичь, воспользовавшись естественным беспокойством животного, посаженного в клетку. Рычаг располагают таким образом, чтобы животное, блуждая по клетке, время от времени наступало на него. Если это произойдет в тот момент, когда включен свет, поведение животного подкрепляют, «награждая» его кусочком пищи. Со временем поведение из хаотического становится целенаправленным. Изменение, характеризуемое «кривой обучения», в конце концов приводит к тому, что животное нажимает на рычаг, как только вспыхивает свет.

В отличие от классического обусловливания, которое обычно представляет собой автоматический акт, при инструментальных рефлексах индифферентный раздражитель постепенно становится стимулом для такой двигательной реакции, которая находится под контролем воли животного. При выработке инструментальных рефлексов элементы вознаграждения и наказания, по-видимому, необходимы, тогда как в процедуру классического обусловливания они могут и не входить.

Выработка инструментальных и классических рефлексов обязательно включает процессы, непосредственно связанные с памятью. После того как червь сделал у разветвления ходов лабиринта поворот вправо или влево, он должен некоторое время ползти дальше, сохраняя полученную ранее информацию о возможном вознаграждении или наказании в зависимости от сделанного выбора.

Обучение двигательным навыкам, когда индифферентный раздражитель становится стимулом для двигательной реакции, успешно осуществляют в опытах с самыми разнообразными животными. Поведение такого рода можно выработать у разных видов животных с высоким и низким уровнем развития нервной системы: у обезьяны, крысы, дождевого червя. При сравнении скорости обучения этих видов животных оказывается, что дождевой червь усваивает определенное поведение в т-образном лабиринте за 100―200 проб. Примерно такое же число проб требуется кошке, чтобы научиться отвечать на зрительный сигнал ударом по рычагу и тем самым избегать вдувания струи воздуха в ухо. Описан эксперимент с 6-месячным ребенком, проведенный с целью определить, сколько проб понадобится, чтобы «отучить» его от попыток прикоснуться к пламени свечи. (Конечно, опыты ставились так, что руку ребенка отводили от свечи раньше, чем мог произойти ожог.) Число необходимых проб оказалось таким же, как и при обучении дождевого червя, — около 150. Отсутствие значительных различий в скорости обучения у высших и низших животных может стать доводом, что оно в определенной степени осуществляется автоматически. Об этом же свидетельствует и возможность обучения животных с удаленной корой мозга. Такую кошку удается научить поднимать лапу, чтобы избежать электрического удара после предупреждающего звукового сигнала, так же быстро, как и нормальную кошку. К каким бы животным ни обратился экспериментатор, он убедится в принципиальной возможности процесса обучения их после декортикации.

Если к одной и той же группе щупалец актинии один раз в сутки прикладывать влажную фильтровальную бумагу, шупальца вначале будут подносить ее ко рту, но после нескольких повторений они начнут отвергать ее и приобретенный таким образом навык будет сохраняться в течение недели или дольше. Однако усвоенная реакция не распространяется на щупальца, не участвовавшие в обучении: они будут принимать фильтровальную бумагу даже тогда, когда «обученные» щупальцы перестанут реагировать на нее как на пищу.

Можно обучить даже микроскопические организмы. Американский нейрофизиолог Дж. Френч в 1940 г. нашел, что тренировка заметно сокращает время, необходимое инфузориям-куколкам для того, чтобы пройти через стеклянную трубочку в привычную для них среду. Применяя методы выработки условных рефлексов, можно научить голубя выстукивать клювом определенные мотивы на колокольчиках, тюленей трубить в рог, а медведей ездить на велосипеде. Известно, какой сложности действий можно добиться при дрессировке животных в цирке.

В сущности не ясно даже, обладает ли человек каким-то преимуществом перед животными, когда дело идет о выработке простого условного и даже инструментального рефлекса. Вероятно, среднему человеку понадобится столько же попыток, чтобы тщательно отработать, например, новый стиль плавания или освоить прием спортивной игры. Но, с другой стороны, человек может осваивать более сложную последовательность движений, сравнивая при этом совершенное движение с тем, к чему он стремится, и испытывая при этом положительные или отрицательные эмоции, в зависимости от результатов. Эмоциональные сигналы «одобрения» или «неодобрения» укрепляют или ослабляют возникшие связи и, таким образом, происходит постепенное исправление двигательных программ, пока требуемое совершенство навыка не будет достигнуто.

Рассматривая возможности обучения животных, следует отметить, что у них могут быть выработаны не только классические условные рефлексы по Павлову и инструментальное обусловливание, носящие в основном автоматический характер. Возможна выработка и более сложных форм поведения в виде так называемых экстраполяционных рефлексов, в которых проявляется способность животных экстраполировать (использовать) свой прошлый опыт для выработки прогноза и организации целенаправленных форм поведения. Кошки, например, способны перебегать дорогу с идущим по ней транспортом. Они могут на основании прошлого опыта ускорить бег, либо остановиться перед транспортом, чтобы избежать столкновения с ним. Поведение подобного рода может быть выработано у животных в условиях лаборатории. Этим в течение многих лет занимается профессор Московского университета Л. В. Крушинский.

Эксперименты сводятся примерно к следующему.

Животным предъявляются задачи нарастающей сложности, связанные, например, с нахождением кормушки. С первой, наиболее простой задачей — нахождением кормушки, не требующей использования прошлого опыта, справлялись все подопытные животные. Со второй, следующей по сложности задачей — нахождением пищи, требующей использования опыта первой ситуации, справлялись не все животные. С третьей, наиболее трудной задачей нахождения кормушки, связанной с использованием опыта первой и второй ситуаций, совсем не справлялись кролики и лучше других животных ее выполняли собаки. Промежуточное положение заняли куры, вороны и кошки.

Классический пример в этом отношении — выработанное в условиях лаборатории поведение ворон, которые очень быстро научаются поджидать кормушки на другом конце трубы, через которую подается пища.

Проведенные исследования показывают, что способность к использованию прошлого опыта различной степени сложности находится в зависимости от места животного на эволюционной лестнице, и следовательно, от уровня организации его головного мозга.

Однако неодинаковые возможности наблюдались и в пределах одного вида животных. Так, сложные задачи с использованием прошлого опыта способны были выполнить только 50 % подопытных собак.

Рассматривая условные рефлексы в связи с процессами запоминания, можно думать, что в их основе лежат нейронные схемы, очень сходные с механизмами безусловных рефлексов. По-видимому, это относится и к условным рефлексам двигательного типа. Но, независимо от природы механизмов условных и безусловных рефлексов, несомненно, что условная реакция только в редких случаях закрепляется так же прочно, как врожденный рефлекс. Приобретенный навык может со временем частично или полностью забыться, если долго остается без употребления или не подкрепляется безусловным раздражителем, например пищей.

Следует, однако, отметить, что некоторые выработанные человеком движения, например ходьба, бег, плавание, свойственные и животным, сохраняются прочно, по существу всю жизнь, даже при длительном бездействии. Это, возможно, связано с тем, что такие формы поведения, передающиеся от одного вида животных другому в процессе эволюции и представленные у многих из них уже в готовом виде при рождении, заложены в незавершенной форме и у человека. Следовательно, сложные двигательные акты, подвергаясь у человека доработке в процессе обучения, представляют собой скорее всего сочетание приобретенного и наследственно передаваемого (врожденного) опыта, чем и объясняется их необычная для приобретенных навыков прочность.

Наряду с приобретением новых нервных связей, возникающих в процессе обучения, большую роль в поведении животных играют врожденные навыки и инстинкты. Человек — самое совершенное существо в ряду млекопитающих — остается после рождения беспомощным значительно дольше, чем другие представители этого класса. Человек рождается как бы с не созревшей нервной системой, так как важнейшие нервные связи, формирующие его поведение, окончательно созревают только после его рождения. Нервная система многих животных уже к моменту рождения может обеспечить врожденное, не требующее выучки, целесообразное поведение. В дальнейшем, в течение жизни животное приобретает новые нервные связи. Чем ниже уровень организации нервной системы, тем сильней представлены в его поведении врожденные навыки и тем ограниченнее возможность его обучения. Цыпленок, только что вылупившийся из скорлупы, сразу же начинает бегать, как когда-то поступала и его мать в подобных обстоятельствах. Стоит только представить себе, какая необыкновенная сложность движений и впечатлений необходима цыпленку для того, чтобы сохранить равновесие, и станет ясно, что подобное явление объяснимо лишь врожденной способностью. Цыпленок при своем появлении на свет одарен не только большой ловкостью, но и способностью ориентироваться в окружающей обстановке. Он способен подбирать зерна, рассыпанные перед ним. Для этого цыпленок должен не только видеть их, но и определить место отдельного зерна, его отдаленность и, наконец, соразмерить движения головы и тела. Все это он изучил не в яичной скорлупе. Такая способность развилась и закрепилась у множества поколений кур и передалась по наследству ему.

В приведенном случае память проявляется самым разительным образом. Слабое раздражение, произведенное зерном, становится поводом к появлению длинной цепи движений, еще никогда не совершавшихся этим организмом. Между тем процесс этот осуществляется с такой точностью и надежностью, как будто он тысячу раз совершался тем же индивидуумом. Так проявляется инстинкт, который становится понятным, если смотреть на него как на реализацию памяти и допустить ее существование не только в отдельном индивидууме, но и в целом роде.

К этой же группе явлений относится умение птиц, следуя инстинкту, строить гнезда, пчел — ячейку, способность вылупившихся птенцов передвигаться, а новорожденных рыбок плавать.

Умением сразу после рождения пользоваться соответственными средствами для достижения цели так, что каждое движение точно направлено к этому, животное обязано своей наследственной памяти. Достаточно одного лишь слабого раздражения, чтобы она начала действовать в нужном направлении. Приходится удивляться, например, ловкости паука, ткущего паутину, хотя остальные способности его крайне ограниченны. Нельзя забывать, что умение это приобретено не самим пауком, а постепенно развивалось и передавалось из поколения в поколение.

Большинство птиц, перелетающих на зимовку за тысячи километров, возвратившись через год, отыскивают свои гнезда, так как обладают отличной «памятью места», т. е. зрительной и пространственной памятью. Еще более поразительный пример представляет «память места» у некоторых перепончатокрылых, например у пчел. Пчела-работница, тысячи раз перелетая с цветка на цветок, вечером с расстояния в несколько километров возвращается к своему улью, который отличает от сотен других, стоящих рядом. В самом улье она среди десятка тысяч отыскивает оставленную ячейку, в которой продолжает начатую работу.

Известно, что собаки, завезенные за сотни километров в закрытом транспорте, которых никогда ранее не тренировали в возвращении домой из дальних мест, находят свой дом. Никогда не бывает, чтобы волкам и лисицам изменяла память на места, потому что этот вид памяти для них жизненно важен. Их образ жизни был бы невозможен без «памяти места», которой не обнаруживает даже самый выдающийся человек.

Известны удивительные навыки животных — игры и «танцы», которые на первый взгляд как будто бы не имеют прямого биологического смысла. По-видимому, они связаны с какими-то биологическими инстинктами, которые передаются из поколения в поколение в виде «ритуала». Брем пишет о подобном поведении у шимпанзе, у которых рано утром, а также на вечерней заре слышится непрерывный звук, похожий на рычание грызунов. Как и у последних, крики начинает испускать старый самец, а остальные подхватывают; сначала звуки усиливаются, потом медленно сходят на нет. Рядом с этими «наклонностями» надо отметить удивительную привычку шимпанзе собираться в большие стада и предаваться игре, которую сравнивают с танцами. Эта игра заключается в разных движениях, хлопанье в ладоши, верчении, стуке кулаками или палками о деревья. Больше всего этой игре предаются самцы. Однако иногда танцуют и самки, но их танец отличается меньшим количеством движений и состоит главным образом в верчении.

Хорошо известна способность змей «танцевать» под ритмические звуки флейты. Люди, знакомые с музыкальными способностями птиц, утверждают, что они гораздо лучше запоминают те мелодии, которые им наигрывают утром или поздним вечером. Торговцы певчими птицами отлично знают это и учат своих пернатых питомцев петь, подражая свисту другой птицы или звукам музыкального инструмента, преимущественно по утрам.

Итак, нервная система новорожденного животного обладает целым рядом навыков и инстинктов для осуществления известного общения с внешним миром: на определенные раздражители животное способно отвечать достаточно сложными целесообразными реакциями. Человек (новорожденный ребенок) должен учиться правильному поведению в тех ситуациях, в которых животное является врожденным мастером, так как рождается с опытом своих предков и сразу же начинает действовать, используя его. Но человеку предоставлено гораздо большее поприще для индивидуального развития, и относительно большая часть его навыков образуется после рождения. Вместе с тем мозг человека также обладает далеко идущей способностью воспроизведения того, что много раз встречалось в жизни его предков, способностью, благодаря которой он легче и быстрее может развить в себе качества, необходимые для полноценной жизни. Этой способностью, как уже указывалось, объясняется и большая прочность такого рода качеств.

Несомненный теоретический интерес представляет эволюция памяти в процессе филогенеза животных в зависимости от развития у них головного мозга. Этот вопрос специально изучался рядом исследователей, в том числе учеными школы академика И. С. Бериташвили. Их работами показано, что у рыб, которые не имеют коры мозга, удается выработать условные рефлексы, представляющие простой вид памяти, на звук, свет и цвет (рыбки различали даже белый и красный цвет). По сигналу рыбки плывут в отделения аквариума, где их подкармливают. Через 10 дней рыбки хорошо воспроизводят условный рефлекс. Эти опыты показывают, что уже у костистых рыб условнорефлекторная память развита хорошо, а память образная (на образ и местонахождение пищи) и эмоциональная (на повреждающие воздействия), выделяемые школой Бериташвили как отдельные виды памяти, сохраняются только в течение секунд и, следовательно, находятся лишь в зачаточном состоянии.

У черепах, которые относятся к классу рептилий, условные навыки вырабатываются легко и хорошо воспроизводятся через много недель. Образные и эмоциональные впечатления сохраняются более длительное время — в течение 3―4 минут, т. е. почти в 10 раз дольше, чем у рыбок, но долговременное хранение этих видов памяти у них отсутствует.

Исследования на курах показали, что у птиц отсроченная реакция на образ и местонахождение пищи сохраняется в два-три раза дольше, чем у рептилий.

Обезьяны, в частности павианы, сохраняют образ и местонахождение пищи после однократного показа в течение одного часа, т. е. значительно более длительное время, чем рептилии и рыбы. У обезьян уже выявляется роль значимых для животного качеств запоминаемого образа: более устойчиво запоминается местонахождение предпочитаемой пищи.

Таким образом, у рыб выявляется только кратковременная образная память, у рептилий этот вид памяти становится более длительным, у птиц наблюдается долговременная память. У млекопитающих удлиняется кратковременная и долговременная память, проявляющая себя в течение дней и месяцев. В наибольшей степени оба вида памяти представлены у обезьян.

Имеющиеся данные указывают, что эволюция памяти в процессе филогенеза касается как способности к обучению, которая нарастает у более высокоорганизованных животных в отношении объема и сложности, так и длительности сохранения выученных навыков. Очень похожую эволюцию памяти можно наблюдать в процессе роста и индивидуального развития животных и человека, о чем будет подробнее изложено в главе о памяти и возрасте.

Здесь мы хотим остановиться только на особой форме обучения животных, получившей название «импринтинга», что в переводе на русский язык означает «запечатление», связанной с ранним этапом развития нервной системы. Явление импринтинга особенно интересно тем, что оно имеет место в очень раннем периоде жизни детеныша в течение короткого отрезка времени, обычно в первые дни или даже часы. Характерна чрезвычайная стойкость запечатляемого в этот период объекта, которая сохраняется на всю жизнь. Бо́льшая часть исследований явления запечатления проведена на птицах. По-видимому, у птиц оно выражено сильнее, чем у большинства других животных.

Продемонстрировать это явление можно следующим образом. Одну часть яиц, например гусиных, помещают в инкубатор, а другую — оставляют в материнском гнезде. Гусята, выведенные матерью, будут следовать всюду за ней по пятам. Гусята, вылупившиеся в инкубаторе, будут следовать за любым движущимся предметом, который они увидят, например, за служителем, который вынесет их из инкубатора. Если посадить всех гусят вместе под ящик неподалеку от места, где будут находиться служитель и гусыня, то стоит только убрать ящик, как произойдет сортировка: инкубаторные гусята, не обращая внимания на гусыню, устремятся к служителю. Гусята могут принять за мать и неодушевленные предметы: если тянуть за веревочку впереди птенцов футбольный мяч, шар с лампочкой или другой предмет, гусята следуют за ним.

В большой серии экспериментов, проведенных американским ученым Э. Гессом в Чикагском университете, установлено, что утята наиболее восприимчивы к запечатлению между 13-м и 17-м часами после вылупления. Если им приходится следовать за движущимся предметом в первые 5―6 часов после выхода из яйца, у них проявляется известная привязанность к этому предмету, но менее прочная по сравнению с той чрезвычайно устойчивой связью, которая образуется у утенка в возрасте 16 часов. Если же первое знакомство утенка с движущимся предметом отложить до более позднего возраста, например до 30 часов, заметных проявлений запечатления вообще не наблюдается.

Это явление отмечено не только у гусят и утят, но и у детенышей морской свинки, ягнят, индюшат, птенцов фазана и перепела, а также у цыплят.

Его распространенность и общее значение еще недостаточно изучены. Очевидно, что импринтинг не является примером обычного обучения путем выработки условных рефлексов: детеныш и птенец явно чересчур быстро приобретают новый опыт. Краткость периода, в течение которого происходит запечатление, также указывает на действие какого-то специального механизма.

Д. Вулдридж высказывает предположение, что имеют значение генетические механизмы, обеспечивающие такое соединение нейронов, благодаря которому птенец автоматически следует за любым движущимся предметом. Но в этом механизме не заложен образец и свойства объекта, отображающего мать. Под контролем программы импринтинга нервные механизмы сразу же «схватывают» любой объект, связанный с первым движущимся предметом, воспринятым в критический период, и закрепляют его в памяти.

Приведенные данные свидетельствуют об особой роли у животных (по сравнению с человеком) врожденных форм поведения, навыков и инстинктов и относительно меньшем значении приобретенных в процессе обучения новых нервных связей. Чем менее сложно организована центральная нервная система, тем более проявляются врожденные возможности и ограничено обучение.

С другой стороны, изучение памяти животных демонстрирует универсальную восприимчивость к обучению всех видов животных, в том числе и одноклеточных организмов, таких, как инфузории, способных также в той или иной мере накоплять, сохранять и воспроизводить накопленный опыт. До сих пор у одноклеточных организмов не обнаружено структурных элементов, которые могли бы быть приравнены к нервной системе. Это дает право предположить возможность формирования памяти на определенном уровне филогенеза за счет молекулярных механизмов. Наличие памяти и возможность обучения безнервных животных в известной степени указывает на биохимическую универсальность механизмов памяти.

Глава III. Как изучается память

Мы часто сталкиваемся с понятиями «хорошая» и «плохая» память. Однако не всегда четко представляем, что действительно является критерием для таких определений.

Основной метод изучения и оценки памяти — наблюдение и эксперимент. Принципиально можно говорить о шести возможных подходах к изучению и оценке этой функции.

Первый — субъективный подход связан с тем, как человек оценивает свою способность к запоминанию. Чаще всего в этих случаях возможности памяти недооцениваются. Хорошо известно распространенное утверждение психологов, что «все недовольны своей памятью, но довольны своим умом». У больных, страдающих тяжелыми расстройствами памяти, может наблюдаться обратная картина: они нередко переоценивают возможности своей памяти, стремятся заполнить постоянно выявляемые пробелы памяти вымышленными событиями и фактами. Субъективный метод, несмотря на все его несовершенство, дает некоторое представление об индивидуальных особенностях, а также грубых дефектах памяти. Обычно таким путем удается выявить, страдают ли все виды памяти или выпадает только один из определенных ее видов, например зрительная или слуховая память. Выясняется, нарушена ли только кратковременная память при сохранности долговременной, выясняются трудности запоминания того или другого вида материала; обстоятельства, способствующие запоминанию, и другие факторы, ориентирующие в определенной мере исследователя в отношении состояния и особенностей памяти, характера возможного дефекта.

Второй метод изучения памяти связан с оценкой поведения человека путем наблюдения за ним в быту, на работе, либо в условиях клиники. Этот метод, в отличие от первого, может быть использован не только при исследовании человека, но и в эксперименте на животных. Однако наблюдение дает определенные результаты только в случаях достаточно выраженных расстройств памяти, выявляемых при некоторых поражениях мозга человека и при определенных экспериментальных воздействиях на животных. При этом нарушается правильное поведение, распадаются привычные навыки, затрудняется профессиональная деятельность.

Наиболее объективный и распространенный метод оценки памяти — психологические тесты, о чем свидетельствует огромный экспериментальный материал, накопленный в настоящее время. Психологические тесты — третий, наиболее важный, путь оценки и изучения функции памяти.

Следует сразу же подчеркнуть, что объективная оценка памяти представляет значительные трудности, поскольку память тесно связана с другими психическими функциями. Трудности оценки памяти обусловлены также и тем обстоятельством, что память сама по себе является сложной психической функцией, включающей процессы восприятия, хранения и воспроизведения информации. Особую ценность представляют те методы изучения памяти, которые отражают состояние отдельных фаз этого сложного процесса.

В настоящее время имеется достаточно разработанная методика экспериментально-психологического исследования памяти, которая позволяет дать не только качественную, но и количественную оценку этой функции.

Экспериментальное изучение памяти начато немецким психологом X. Эббингаузом в 80-х годах XIX века. Его исследования психологии памяти стали классическими. Он считал, что для возможности количественной оценки результатов и их статистической обработки необходимо, чтобы предлагаемый для запоминания материал представлял собой ряды однозначных элементов. В поисках такого материала Эббингауз пришел к мысли об использовании бессмысленных слогов, которые представляют собой однородные элементы, почти исключающие ассоциации. По этой методике проведено большое количество экспериментальных исследований памяти. Тестирование памяти не ограничилось, однако, использованием указанного приема. В дальнейшем опыты проводились и с числовым материалом, и с осмысленными словами, с конкретными зрительными и слуховыми впечатлениями; исследовалась также память движений. Для изучения логического осмысленного запоминания использовались отрывки из текстов либо отдельные рассказы.

Методика эксперимента сводилась к тому, что испытуемому предлагалось заучивать ряд бессмысленных слогов до их безошибочного воспроизведения. Число воспроизведенных элементов и количество повторений, которое понадобилось для заучивания, служило количественным показателем способности запоминания у данного индивидуума. Спустя час или более после заучивания, испытуемому предлагалось воспроизвести заученный ряд. Чаще всего оказывалось, что испытуемый не в состоянии воспроизвести всех заученных слогов. Если предлагалось заучить повторно весь ряд выученных ранее слогов, нужно было повторять их гораздо меньшее число раз для безошибочного воспроизведения. Если для первого заучивания потребовалось восемь повторений, то теперь для точного воспроизведения оказалось достаточным только четыре повторения. Значит половина заученного материала сохранилась, а другую половину надо было выучить заново. Вместо числа повторений можно сравнивать время, потраченное при первом и втором заучиваниях.

Различение процессов воспроизведения и узнавания привело к возникновению метода сравнения. Этот метод заключается в том, что испытуемому предлагается для восприятия ряд элементов, а затем через некоторое время предъявляются для сравнения и узнавания те же элементы (или часть их и часть новых). Количественной мерой здесь служит число узнанных элементов из ранее выделенного ряда. При предъявлении любого материала не представляет трудности варьировать условия, в которых протекает процесс запоминания, в зависимости от поставленных исследователем задач: можно изменять длину запоминаемого ряда, темп заучивания, интервалы между предъявлениями и т. д.

Ценность эксперимента, как уже указывалось, зависит еще от возможности учесть его результаты в точных цифровых выражениях.

Очень удобным оказался метод парного сравнения двух стимулов одного вида, например разной высоты тонов, который предложил виднейший польский нейрофизиолог Ю. Конорский в 1959 г. для исследования кратковременной памяти на животных, позднее приспособленный для изучения памяти и человека. Метод состоит в том, что испытуемый сравнивает два стимула с интервалом в 60 секунд между их воздействием. Испытуемый должен сказать, в чем их отличие или сходство. Это значит, что он должен сохранить впечатление о первом стимуле, чтобы сравнить его со вторым. Трудность задания можно снизить путем уменьшения интервала между сигналами и повысить путем большого разрыва между двумя сравниваемыми стимулами. Задания с 60-секундными интервалами оказались чрезвычайно легкими для нормальных людей. В среднем они делали одну ошибку на 12 опытов.

Одна из главных задач при исследовании человека — изучение законов деятельности памяти. Например, можно поставить целью выяснить, какое влияние на запоминание оказывает характер материала, подлежащего усвоению. Результаты произведенных исследований показали, что из материалов, которые обычно используются в практике лабораторного и клинического эксперимента, труднее всего заучивается и воспроизводится бессмысленный материал. Лучше всего запоминается материал осмысленный, позволяющий связать его с прошлым опытом, с имеющимися знаниями. В опытах показано, что слоги и буквы дали лишь 30―44 % правильных воспроизведений, значительно больше запоминаются осмысленные слова. К этому следует добавить, что одни и те же осмысленные слова запоминаются по-разному в зависимости от того, кто участвует в опыте. Имеют значение наклонности и интересы человека, в том числе профессиональные, а также накопленный опыт. Так, слова «лес, мебель, стол» быстро запомнит столяр; «море, пароход» — моряк; виды и названия красок — художник.

Если же ставится задача выяснить, какое влияние оказывает на запоминание количество, объем материала, подлежащего запоминанию, то в этих случаях испытуемым предлагаются ряды разной величины. Их устанавливают в зависимости от того, как изменяется число нужных для безошибочного воспроизведения повторений, количество удачных воспроизведений, а также процент удержанного в памяти материала.

Опыты Эббингауза и других исследователей показали, что с увеличением объема заучиваемого материала нужное количество повторений растет быстрее, чем того требовала бы прямая зависимость. Оказалось, что достаточно прочесть один раз ряд, состоящий из 7 слогов, чтобы повторить его наизусть. Ряд из 16 слогов нужно повторить 30 раз, из 24–44, из 26–52 раза. Эти отношения показывают, что с увеличением числа слогов в ряду число повторений, нужных для заучивания его наизусть, непропорционально быстро возрастает. По отношению к бессмысленным слогам Эббингауз так сформулировал свои выводы: с увеличением числа членов ряда количество необходимых повторений сначала увеличивается чрезвычайно быстро, а затем медленнее. Таким путем Эббингауз пришел к заключению, что слова, имеющие логическую связь, заучиваются во много раз скорее, чем ряды равной длины, составленные из бессвязных слогов. Дальнейшие исследования многих психологов подтвердили эти результаты.

Исследования показывают, что место заучиваемых элементов в ряду также имеет существенное значение: в первую очередь запоминаются крайние элементы, а затем стоящие посредине.

Таким путем удается изучать влияние целого ряда факторов на работу мозгового механизма, осуществляющего запоминание, как-то: влияние темпа подачи сигнала, интервала между восприятием и репродукцией или узнаванием, числа повторений и т. д.

Варьируя срок между восприятием и воспроизведением предъявляемого для запоминания материала, удается проследить, как протекает процесс забывания. Проверку можно производить через различные промежутки времени — от одного до 48 часов и т. д. Этим методом Эббингауз показал, что на следующий день после заучивания необходимо меньшее число повторений для полного воспроизведения материала, чем в последующие дни, и что через неделю или месяц количество воспроизведенного материала значительно уменьшается. Из заученного сначала забывается много, а затем все меньше и меньше. Через час заученные ряды так забывались, что нужно было употребить более 50 % проделанной ранее работы для усвоения их с прежней точностью, по прошествии 8 часов — 75 %, а через 31 день 80 % проделанной при первом заучивании работы.

Из этих данных следует вывод: мы чаще запоминаем то, что удержали в течение первых часов и дней; забываемое теряется из памяти быстрее. Следует иметь в виду, что если не удается получить отчет о заученном, то это еще не значит, что отсутствует след памяти. Чаще невозможность припоминания, как уже указывалось выше, носит временный характер и, следовательно, связана с неполноценностью аппарата воспроизведения: через некоторое время как будто бы забытый материал всплывает в памяти и может быть полностью воспроизведен.

Эббингауз, обнаружив зависимость между временем обучения и воспроизведения заученного материала, выявил роль и других факторов. Так, он показал, что прочность, с которой запоминаются представления, сначала возрастает почти пропорционально числу повторений, потом все медленнее и медленнее и, наконец, эффект дальнейших повторений становится почти незаметным. Одинаковое число повторений позволяло лучше заучивать те ряды, которые разделены более длительными промежутками времени. Оказалось также, что короткие ряды скоро заучиваются, но также скоро и забываются. Длинные же заучиваются не так скоро, но и забываются по сравнению с короткими значительно медленнее.

С помощью этих же методов удалось показать, что на заучивание большое влияние оказывает, помимо осмысленности материала, его новизна и значимость для данного субъекта. Все то, что вызывает живой интерес и привлекает внимание, запоминается легко и прочно.

Затруднения наблюдаются у испытуемых, у которых отсутствует интерес к исследованию. В этих случаях мало помогает даже проявляемая ими настойчивость и старание.

Экспериментальные данные показывают, кроме того, что на обучение и последующее воспроизведение оказывает несомненное влияние путь, через который вводится материал: зрительно, на слух, через органы обоняния или другие пути. Так, испытуемому демонстрируют звуки определенной высоты и силы, фигуры различного цвета, насыщенности и яркости, а затем определяют способность узнавать их через различные периоды времени. При этом предлагают или прежний сигнал, или другой, мало от него отличающийся. Прибегают и к методу воспроизведения: испытуемый воспроизводит через определенное время прежний звук или цвет. Мерилом точности является количество сделанных ошибок, либо отношение правильных оценок к общему их количеству. Этим методом удается показать значительные различия в запоминании зрительных и слуховых сигналов у отдельных испытуемых и у групп лиц, объединенных одной профессией. Значительные различия наблюдаются, например, у музыкантов и художников. У первых представлена значительно сильнее слуховая память, у вторых — зрительная.

Проведенные исследования дают основания считать, что для более углубленного изучения памяти имеет значение не только выбор определенных психологических проб, учет каналов, по которым вводится информация, неодинаковая степень сложности материала. Не менее важна такая постановка исследования, которая могла бы дать представление о состоянии отдельных фаз сложного процесса памяти. В зависимости от того, выбирается ли для последующего воспроизведения короткий промежуток времени, например несколько секунд, минут или более длительный — в несколько дней или недель, исследуется непосредственное или длительное (отсроченное) удержание впечатлений. На основании таких экспериментально-психологических исследований можно получить представление о том, как материал заучивается, как испытуемый отчитывается сразу, а также через различные промежутки времени после обучения, и таким образом дается оценка состояния кратковременной и долговременной памяти. Такая постановка исследований позволяет считать целесообразным использование методов с непосредственным и отсроченным воспроизведением, которые дают определенное представление о состоянии процессов регистрации, хранении и, может быть, воспроизведения. Однако существующие методы исследования памяти не позволяют еще в должной мере вычленить и оценить процессы воспроизведения.

Возможным подходом к оценке и изучению отдельных процессов следует считать тщательный анализ некоторых клинических форм патологии с изолированным нарушением определенной фазы памяти.

Разнообразные методические приемы психологического эксперимента позволяют использовать его для характеристики и сравнения памяти у различных возрастных и профессиональных групп, у мужчин и женщин, у здоровых и больных, а также изучать влияние на этот процесс упомянутых выше факторов. Наконец, эксперимент можно использовать для характеристики памяти отдельного лица. Следовательно, экспериментально-психологическое исследование памяти у здорового человека позволяет изучать закономерности деятельности, осуществляющей процессы памяти, и чисто практические задачи, касающиеся характеристики мнестической функции у определенных индивидуумов.

Объективные психологические методы оценки памяти с количественным выражением результатов используются и в клинике для исследования больных с различными поражениями головного мозга. Подобные исследования имеют значение для выявления роли отдельных структур, имеющих отношение к функции памяти.

Физиологический метод исследования — четвертый по счету, но один из важнейших путей изучения механизмов памяти. Работы И. П. Павлова подчеркнули роль условного рефлекса как физиологического явления, в основе которого лежит фиксация следов в мозгу, пригодного для использования в качестве индикатора и функции памяти. В связи с этим экспериментальное исследование памяти базируется на изучении условных рефлексов, скорости их выработки и длительности сохранения. Такого рода исследования проводятся на разных видах животных с неповрежденным мозгом, а также при различных видах воздействия на отдельные структуры мозга, в том числе при их раздражении и разрушении. Эти исследования позволяют изучать механизмы памяти, связанные с деятельностью сложной функциональной системы. Они дают представление о роли различных структур мозга и их функционального состояния в осуществлении функции памяти и ее нарушениях. Это макрофизиологический аспект исследований, в отличие от микрофизиологического, занимающегося изучением состояния отдельных нейронов во время запоминания, хранения и воспроизведения информации. Е. Н. Соколов в Московском университете провел исследования на уровне отдельных нейронов у кроликов. Микроэлектрод толщиной в 1―2 микрона ученый подводил к телу нейрона, расположенного в зрительной коре. Затем давалась вспышка света на глаз кролика и регистрировалась с помощью микроэлектрода биоэлектрическая активность этого нейрона. Глаз кролика раздражали вспышки света определенной характеристики. Нейрон вначале реагировал на раздражитель и отвечал характерными биоэлектрическими сдвигами — пачками импульсов. Если характеристики раздражителя длительно оставались неизменными, то нейрон переставал на них отвечать пачками импульсов, а через некоторое время биоэлектрические импульсы не удавалось зарегистрировать совсем. Было высказано предположение, что такое поведение нейрона обусловлено не его утомлением, а только монотонностью раздражителя. С целью проверки этого предположения менялись различные характеристики раздражителя, например интенсивности вспышки света. Нейрон сразу «опознал» новизну раздражителя и начинал опять отвечать характерными пачками импульсов. Если же новый стимул монотонно повторялся, то реакция нейрона на него постепенно исчезала. Эти исследования показали, что уже нейрон способен как бы запоминать стимулы и сравнивать их с информацией, хранящейся в его памяти. Значит, уже на уровне нейронов, т. е. на уровне отдельных элементов мозга, существуют механизмы, обеспечивающие хранение информации.

В Институте биофизики АН СССР О. С. Виноградова с сотрудниками проводят исследования физиологических характеристик отдельных нейронов структур лимбической системы, имеющих непосредственное отношение к процессам регистрации информации, а может быть, и ее воспроизведения. Эти работы выявили неодинаковые свойства нейронов и позволили сделать предположение о делении лимбической системы на два комплекса структур или на две функциональные системы, обеспечивающие разные стороны процесса регистрации информации, что уже изложено в разделе о физиологических механизмах памяти.

Так, исследования, проведенные на нейронном уровне, дали основание предположить наличие сложной функциональной системы, осуществляющей фиксацию в мозгу опыта.

Из физиологических методов исследования мы рассмотрели системный (макрофизиологический) и нейронный (микрофизиологический) подходы к изучению памяти. Следует указать еще на один возможный подход к изучению этого вопроса. Речь идет об исследованиях на субклеточном молекулярном уровне, которые имеют непосредственное отношение к биохимическим исследованиям, подробно изложенным в разделе о биохимических механизмах памяти.

Физиологический метод исследования памяти ограничен главным образом исследованиями на животных. Однако в связи с совершенствованием экспериментальной техники, в частности с возможностью на длительное время вживлять в мозг погружные электроды, появилась возможность проводить исследования и на человеке. Ученые смогли изучить глубинные образования мозга с минимальным повреждением мозговой ткани и наблюдать эффекты раздражения и разрушения их в условиях свободного поведения животных и человека.

Представляют интерес исследования Н. П. Бехтеревой, которая вместе со своими сотрудниками уже много лет занимается лечением больных с поражениями головного мозга, используя метод вживленных в мозг золотых глубинных электродов. Метод позволяет учитывать состояние биоэлектрической активности как отдельных образований мозга, так и групп нейронов. Исследователь как бы раскрывает для себя еще один объективный канал информации (кроме опроса больного), по которому можно получить данные о состоянии различных образований мозга во время процесса запоминания, о их взаимодействии, о последовательности включения различных структур мозга при заучивании, удержании в памяти и воспроизведении предлагаемого больному материала.

Эти исследования позволили вскрыть ряд важных закономерностей работы мозга в связи с проблемой памяти. Так, например, у больной с вживленными в различные отделы мозга золотыми электродами исследовали кратковременную память. Эксперимент проходил следующим образом. В течение 30 секунд регистрировалась электрическая активность нейронов тех образований мозга, в которые были введены электроды, после чего врач произносил шесть и более цифр. Затем запись клеточной активности производилась в период, когда больные удерживали в памяти услышанный ряд цифр. Последняя запись электрической активности нейронов проводилась в момент воспроизведения заданного цифрового ряда. Таким образом, исследователь как бы имел тесный контакт с различными структурами мозга и следил, когда они начинают функционировать во время восприятия, запоминания и воспроизведения человеком определенных впечатлений.

Было выявлено, что образования, расположенные в глубине мозга, — ядра таламуса, бледный шар, хвостатое ядро — при повторных исследованиях больной постоянно отвечают определенными изменениями своей биоэлектрической активности, которые зависят от того, что делает человек, — воспринимает, удерживает или воспроизводит определенную информацию. Подобное «наблюдение» за состоянием различных образований мозга позволяет ближе подойтик пониманию нейрофизиологических механизмов памяти. Однако использование метода введения долгосрочных электродов в определенные образования мозга человека в клинике ограничено рамками лечебного воздействия. Поэтому нельзя недооценивать значения клинических наблюдений при поражениях определенных образований мозга, представляющих своего рода эксперимент на человеке, сделанный самой природой.

Анализ случаев клинической патологии представляет собой пятый метод изучения нейрофизиологических механизмов памяти. Следует отметить, что клиническая неврология, использующая для исследования памяти модели поражения мозга человека с изолированным выпадением отдельных компонентов этой сложной функции, внесла большой вклад в изучение проблемы. Клинические исследования показали роль отдельных структур мозга, в частности глубинных его образований, для функции памяти и проложили путь для многих экспериментальных работ. Подробнее к этому вопросу вернемся в главе о нарушениях памяти.

Определенное значение для изучения механизмов памяти имеет фармакологический путь исследования — шестой метод. Он сводится к изучению влияния различных лекарственных веществ, в частности стимуляторов нервной системы типа фенамина и стрихнина, на выполнение экспериментально-психологических тестов. Анализ полученных данных позволяет делать некоторые выводы, касающиеся механизмов памяти. Так, например, проведенные нами исследования памяти до и после приема испытуемыми фенамина и элениума, оказывающих влияние на ретикулярную формацию верхних отделов ствола мозга и лимбические структуры, позволяли судить о роли систем, поддерживающих высокий уровень бодрствования, и аппаратов эмоций в осуществлении функции памяти.

Рассматривая методы изучения памяти, следует указать еще на один аспект исследований — эволюционный, касающийся развития памяти в процессе филогенеза и онтогенеза животных и человека по мере развития у них головного мозга. Особый интерес представляют морфо-физиологические исследования, которые выявляют зависимость эволюции памяти от степени развития коры, объема мозга и особенно от количества и разнообразия синапсов.

Приведенные данные свидетельствуют о необычайно возросшем методическом уровне исследований и разностороннем подходе к изучению памяти. Полученные результаты указывают на целесообразность исследований, проводимых на системном, клеточном и субклеточном уровнях. В связи с этим представляют интерес как морфо-физиологическое, так и биохимическое направления исследований памяти. Накопленный опыт позволяет считать, что оценка функции памяти должна, по возможности, основываться на комплексном ее исследовании. К сожалению, характеристики памяти на основании экспериментально-психологического исследования и самоотчета могут быть использованы только на человеке (животные исключаются). С другой стороны, развернутые физиологические и биохимические исследования проводятся преимущественно в экспериментальных условиях на животных.

Есть надежда, что необычайно высокий методический уровень исследований, тесное сочетание различных подходов, связь нейрофизиологии с гистологией, биохимией, математикой, современный анализ клинических данных помогут в ближайшее время разрешить основные вопросы актуальной проблемы памяти.

Анализ современных подходов к изучению памяти указывает на то, что решение методических вопросов — важное звено в исследовании механизмов памяти.

Глава IV. Хорошая и плохая память

Наряду с профессиональными и возрастными различиями памяти установлены индивидуальные различия памяти, которые наблюдают в пределах однородных профессиональных и возрастных групп. Различия носят количественный и качественный характер. Это относится к возможностям непосредственного воспроизведения, узнавания, к течению процесса забывания, степени удержания различного материала. По определению Э. Канта, память отличается быстротою, с которой воспринимается то или иное впечатление, прочностью запоминания и проворством припоминания. Некоторые люди обладают исключительной памятью. Чем же обусловлена хорошая или плохая память?

При заучивании материала люди по способности запоминать подразделяются в основном на два типа: быстро и медленно заучивающих. Экспериментально установлено, что быстро заучивающие способны с первого раза воспроизвести 8 элементов из продемонстрированного ряда слов, цифр, либо бессмысленных слогов, в то время как медленно заучивающие помнят только 3. Психологи, и в частности немецкий исследователь Э. Мейман, приводят такие цифры. Медленно заучивающему для запоминания ряда из 12 слогов потребовалось 56 повторений, быстро заучивающему в этом же случае — только 18 повторений. Но успех от упражнений у медленно заучивающих оказался относительно большим, чем у быстро заучивающих. По истечении месяца после проведенного упражнения лицам первого типа вместо 56 требовалось 19 повторений, т. е. они запоминали почти 75 % материала, а представителям второй группы вместо 18 повторений — 8, что составило меньше половины заученного материала. Указанное различие не сглаживается при изменении материала для заучивания. Медленно заучивающие также медленно заучивают слова, стихотворения, хронологические даты и т. д.

Если добавить к характеристике названных двух групп еще и то, что быстро заучивающие быстро и забывают, а медленно заучивающие забывают медленно, то станет ясно, что трудно для оценки функции памяти в целом применять какой-нибудь один количественный показатель.

Однако в положение о совпадении свойств быстрого заучивания с быстрым забыванием и медленного заучивания с медленным забыванием следует внести оговорку. Имеются люди, которые медленно заучивают и быстро забывают. Наряду с этим лица, одаренные очень хорошей памятью, быстро заучивают и медленно забывают. Одну из причин, приводящих к двум типам запоминания, ученые видят в особенностях внимания. Быстро заучивающий обладает способностью более полно мобилизовывать свое внимание и достигнуть максимальной его концентрации, тогда как медленный тип лишь постепенно достигает наивысшей сосредоточенности.

Из сказанного следует, что уровень непосредственного запоминания далеко не всегда соответствует развитию других проявлений памяти, и в частности способности длительно удерживать материал в памяти. Человек с хорошей непосредственной памятью может не иметь способности долго помнить запоминаемое. Психологи, например, наблюдали, что слабоумные, лишенные длительной памяти, обладали довольно сильно развитой способностью запоминания на короткий срок.

Ко второй группе различий в области памяти относится способность к преимущественному механическому или логически смысловому запоминанию. Лица с наклонностью к механическому запоминанию распространяют его и на осмысленный материал, запоминая его так же, как материал разрозненный, т. е. заучивая слово за словом. Наоборот, лица, склонные к логическому заучиванию, осмысливают также и элементарный разрозненный материал, создавая ассоциации сходства, объединяя отдельные элементы в связанные группы. Запоминая, например, фамилию, имя, отчество, они ассоциируют их с названием знакомого предмета или местности, связывают очертания геометрической фигуры с формой какой-нибудь знакомой вещи и т. д. В еще большей мере они используют логическую связь в отношении осмысленного материала.

Часто приходится наблюдать, особенно среди учащихся, как одним «не даются» имена, другие не могут запомнить числа, в частности хронологические даты, требующие механической памяти. Немалую роль в этом отношении играет природный характер умственных способностей; некоторые дети, обладая прекрасными математическими способностями, совершенно не могут справиться с такими науками, в которых главную роль играет простое механическое запоминание. И наоборот, учащиеся при запоминании могут сосредоточивать внимание на фактическом материале, не уделяя достаточного внимания его осмыслению и теоретическому обобщению. При таком подходе трудно запомнить доказательство геометрической теоремы или решение арифметической задачи. Такие дети, хорошо справляясь с запоминанием отдельных названий и дат, обычно плохо успевают по математике и другим предметам, требующим осмысленного запоминания.

Не говоря уже о лицах, обладающих выдающейся памятью, вариации отдельных функций и видов памяти обычно, как показывают эксперименты, значительны как в пределах однородных групп, так и у отдельных испытуемых. У одних лиц более развита слуховая память, у других зрительная или, например, двигательная память. Даже в пределах зрительной памяти одни более способны к восприятию цветовых особенностей, другие к восприятию форм и очертаний. Часто встречаются люди, обладающие блестящей памятью на числа, и в то же время неспособные запомнить несколько строк стихотворения. Другие легко запоминают наизусть целые поэмы, но неспособны запомнить два-три числа. Известно, что многие музыканты запоминают длинные и трудные музыкальные пьесы, способны играть их без нот, однако лишены способности запомнить несколько строк незамысловатого текста.

Мы рассмотрели индивидуальные особенности памяти, касающиеся быстроты, характера и объема запоминания, способности удержания материала, а также преобладания того или иного вида памяти. Приведенные данные указывают на то, что полноценное представление о состоянии функций памяти и ее особенностях в каждом отдельном случае может быть получено только на основании комплексной ее оценки с учетом многих показателей. Эти данные должны предостеречь против одностороннего подхода к характеристике этой функции на основании лишь отдельных ее проявлений.

Существует мнение, что слабая память означает просто слабое внимание и что привычка равнодушно, безучастно наблюдать — спутник недостаточной памяти. Нередко приходится слышать жалобы на рассеянность. Когда отсутствует интерес, внимание, большая часть всего, что человек видит, слышит или осязает, почти всегда непосредственно забывается.

Психологи показали, что человек в одно время может быть занят только одним делом, но он может с удивительной скоростью переключаться с одного предмета на другой. Сосредоточившись на одном предмете, мы часто проходим мимо образов и звуков, которые в другое время, несомненно, привлекли бы внимание. В литературных источниках упоминается о французском писателе, который настолько углубился в свою работу, что ничего не знал о кровопролитии, происшедшем под самым его окном во время Варфоломеевской ночи. Известно также, что один итальянский ученый настолько увлекся своими опытами, что ничего не знал о битве на улицах своего города; когда он вечером вышел, то был немало удивлен, узнав, что войска Наполеона заняли город, а австрийские войска очистили его. Древнегреческий философ Сократ однажды добровольно решил участвовать в битве, но углубился в философские размышления, остановился и простоял несколько часов. Когда же он разрешил проблему, то увидел, что стоит на том же самом месте. Войско уже проделало за это время большой путь и далеко ушло вперед.

Работая в определенном направлении, человек, естественно, не может сосредоточиться в равной степени на остальных предметах, и происходящая отсюда рассеянность доходит иногда до смешного. Ходят рассказы о профессорах, которые до мельчайших подробностей помнят все аспекты своего предмета, но с трудом вспоминают свой домашний адрес. Существует рассказ об известном английском ученом, который был до того рассеян, что забыл в день свадьбы явиться за своей невестой и пришел к ней лишь несколько дней спустя. Знаменитый художник К. Брюлов отличался поистине «художественной» рассеянностью. Написав до половины картину библейского содержания, он вдруг начал в одном из ее углов набрасывать отрывки совсем из другого сюжета, ничего общего с содержанием картины не имевшие.

Антон Рубинштейн, как известно, был страстный рыболов. Однажды в день концерта в Киеве он вдруг вечером собрался и уехал за город на Днепр. Когда уже зрительный зал был заполнен публикой, разнесся слух, что Рубинштейн пропал неизвестно куда. Через несколько часов великого пианиста находят на берегу Днепра за мирным занятием в обществе двух других рыболовов-любителей и нескольких пойманных язей.

Сохранился рассказ о знаменитом немецком ученом Пауле Эрлихе, который был немало удивлен, когда, возвратившись домой с работы, обнаружил в своей приемной коробки с цилиндрами. Оказалось, что цилиндры были им же по рассеянности заказаны нескольким магазинам по пути следования на работу.

Как уже говорилось, рассеянность связана с отсутствием интереса к окружающим событиям или с недостаточным осознанием важности выполняемой работы. Реже она является результатом переутомления или сильных переживаний.

Губительно отражаются на памяти волнения, как, например, испуг, огорчение, печаль и даже простая усталость, которые лишают человека сосредоточенного внимания. Так, лица, перенесшие тяжелое потрясение, обычно испытывают большие трудности, а иногда и просто не способны к полноценному усвоению новых знаний. В таких случаях приходится слышать от людей жалобы также и на то, что они не могут воспроизвести в памяти даже такие явления, которые они хорошо знали. Через несколько дней, недель или месяцев часть «забытого» вспоминается.

В этих случаях нарушается репродукция, а материал хранится в памяти. Следовательно, плохая память может быть следствием не только неполноценного восприятия, но еще чаще — нарушенной репродукции.

Одна из трудных задач — оценка по памяти времени. Она может варьировать в зависимости от того, насколько заполнен данный период событиями и переживаниями. Если речь идет о прошедшем времени, насыщенном событиями, то оно представляется нам более длительным, чем на самом деле. Так, короткий боевой эпизод оценивается его участниками как более продолжительный, чем это имело место в действительности. Ошибки здесь могут быть очень велики. Нередко врачу приходится выслушивать сообщения родственников о тяжелом припадке, свидетелями которого они были. Говоря о его продолжительности, они, как правило, указывают, 15―20 минут вместо 2―3 минут. Наоборот, пустые, незаполненные событиями отрезки времени в прошлом представляются нам более короткими, чем они были в действительности.

Возможности человеческой памяти практически безграничны. Каждый человек средних способностей знает десятки тысяч слов родного и нередко чужого языка. Кроме того, запоминается огромное количество образов. По-видимому, такого заполнения хранилищ памяти, которое исключало бы ввод новой информации (заполнение хранилища), не бывает. Ограниченный срок жизни человека и животных и низкая пропускная способность наших органов чувств предохраняют память от переполнения.

Определение емкости запоминающего аппарата нашего мозга представляет одну из труднейших проблем. По данным Пенфилда, при электрическом раздражении в памяти больного могут оживать во всех деталях незначительные, давно забытые эпизоды далекого прошлого. Следовательно, в нашей памяти хранится значительно больше информации, чем мы можем сознательно воспроизвести.

Приблизительное представление о способности мозга хранить получаемую информацию могут дать морфологические данные. Известно, что общее количество нейронов мозга равно 10 миллиардам, т. е. 1010. Отсюда объем хранимой информации можно принять за 1010 битов информации (бит — единица информации). Однако вопрос о том, является ли нейрон основным элементом памяти, к которому имеют прямое отношение приведенные выше подсчеты, остается еще далек от решения. Как известно, нейрон в целом не единственный возможный кандидат на роль элементарной единицы памяти. Более вероятно, что хранение информации обеспечивается не самим нейроном, а многочисленными межнейронными соединениями — синапсами. Как уже указывалось, среднее число синапсов на теле и отростках нейрона достигает тысячи. В таком случае число элементов памяти будет уже в тысячу раз больше числа нейронов. К тому же, свойство памяти может быть присуще не только нервным клеткам и их синапсам, но и множеству глиальных клеток, которых в 10 раз больше, чем нейронов, т. е. 1011. Называются еще более высокие цифры возможного объема вмещаемой мозгом информации — 1015. Если же считать ответственной структурной единицей РНК, тогда только в одном нейроне может быть закодировано 1010 единиц информации, так что общий объем хранилища памяти представляется еще более значительным.

Одна из оценок пределов емкости человеческой памяти, предложенная Миллером, основывается на следующих рассуждениях. В качестве минимального предела он предложил установить объем памяти в 1,5 млн. бит информации, исходя из того, что человек, по его наблюдениям, способен запомнить по меньшей мере тысячу объектов, эквивалентных по сложности таблице умножения (количество информации, содержащееся в таблице умножения, равно около 1500 бит).

Исходя из всех приведенных подсчетов, следует, по-видимому, считать, что человеческая память обладает морфо-функциональными предпосылками для усвоения неограниченной информации.

О безграничных возможностях человеческой памяти свидетельствуют многочисленные наблюдения и факты, которые известны нам как из очень отдаленной, так и близкой к нам истории.

Память была особенно сильно развита у древних народов. Книги Веды, объем которых не менее объема библии, сохранялись на протяжении восьми веков в памяти народа Индии, передаваясь устно. В далекие времена, до изобретения книгопечатания, когда книги были рукописными, людям приходилось предъявлять к памяти гораздо больше требований. Многие ученые и образованные люди развивали свою память настолько, что это показалось бы теперь чудом. В XIII―XIV веках возникают университетские центры в Европе. Книги были редки и дороги, что, надо думать, в значительной мере способствовало господствовавшему в то время обычаю заучивать на память целые книга.

Римский философ, политический деятель и писатель Сенека мог повторить две тысячи бессвязных слов, в том же самом порядке, в каком он услышал их один раз. Его друг Порций Катон никогда не забывал когда-либо произнесенных им речей, и память не изменяла ему ни в одном слове.

Кардинал Меццофанти, владевший более чем ста языками, сообщил, что он никогда не забывал раз заученного слова.

Историки рассказывают об одном молодом корсиканце, который мог повторить в прямом и обратном порядке 36 000 бессвязных слов, слышанных им только один раз. По-видимому, это не было пределом для него, но лица, читавшие эти слова вслух, выбивались из сил. Однажды к нему пришел юноша, обладавший слабой памятью, корсиканец обучил его настолько успешно, что уже через одну или две недели ученик мог повторять в прямом и обратном порядке 500 слов.

Рассказывают о старом деревенском могильщике, знавшем возраст всех покойников, похороненных в течение 35 лет, а равно имена лиц, присутствовавших на похоронах. Выдающийся государственный деятель и полководец Афин Фемистокл называл по имени каждого из 20 тысяч жителей Афин. Кинеас — посол царя Пирра в Риме быстро запоминал имена и лица людей, был в состоянии уже на другой день после однократного знакомства здороваться с сенатом и с народом, называя каждого по имени. Древнеримский историк Плиний сообщал, что персидский царь Кир знал по имени каждого солдата своей армии. У Аристотеля была поразительно ясная память на имена, а афинский вождь Перикл знал имена всех своих сограждан. Историки утверждают, что Юлий Цезарь и Александр Македонский знали в лицо и по имени всех своих солдат, т. е. до 30 тысяч человек. Необыкновенной памятью на лица и имена отличался Наполеон.

Мальабеки — великий флорентийский библиофил обладал поразительной памятью на книги и библиотеки. Он знал точное расположение каждой книги не только в собственной библиотеке, но и в других библиотеках мира. Однажды герцог Тосканский спросил его, где можно найти одну редкую книгу, он ответил, что существует только один экземпляр ее в Константинопольской библиотеке на седьмой полке третьего ряда, справа от входа.

Известны люди, которые знали наизусть «Илиаду» и «Одиссею» и произведения многих греческих поэтов и в то же время жаловались на слабую память.

Японские дети тратят по меньшей мере два года на изучение только одних букв, или знаков, прежде чем начинают читать. Это гораздо труднее, чем обучение какому-либо трудному предмету в наших школах. Эти упражнения в то же время способствуют укреплению памяти. В результате таких занятий у японцев развивается хорошая память. Японский писатель Хирата Атсутане составил объемистое сочинение о мифах и легендах своей страны. Три тома текста и несколько томов введения он написал, не обращаясь за справками ни к одной книге.

Профессор Московской консерватории Ф. Бузони обладал исключительной музыкальной памятью, он запоминал и мог воспроизвести практически все услышанные мелодии. Исключительной музыкальной памятью обладал также известный русский композитор С. В. Рахманинов. Будучи студентом консерватории, он однажды в коридоре услышал новую симфонию, которую впервые исполнял ее автор — А. К. Глазунов в кабинете. Каково же было удивление Глазунова, когда через некоторое время молодой человек без нот точно повторил симфонию.

Прекрасной памятью обладали известный географ и путешественник Н. М. Пржевальский, композитор М. А. Балакирев, физик и математик Л. Эйлер. Существуют люди «счетчики», для которых не составляет труда запомнить даже стозначные числа. Академик А. Ф. Иоффе пользовался по памяти таблицей логарифмов.

Известный отечественный психолог А. Р. Лурия опубликовал увлекательную книгу, в которой описал наблюдаемого им в течение многих лет гражданина Ш. с феноменальной памятью. Он запоминал ряды и таблицы из ста и более цифр, огромные комбинации слов неизвестного ему языка. Как указывает автор, дело не менялось от того, давались ли ему упражнения на слух или зрительно. Положение о большей легкости запоминания логически связанных явлений было к нему неприменимо: бессмысленный материал (например, формулы, значение которых он не понимал) он запоминал даже с меньшим трудом.

Выяснилось также, что память его не имеет предела и по прочности. Случалось, например, что наблюдавший его А. Р. Лурия просил спустя два десятилетия назвать однажды услышанную таблицу цифр (по сохранившимся протоколам). Тогда Ш. «закрывал глаза, медленно водил пальцем по воздуху, вспоминая окружавшую его обстановку, и повторил все, не сделав ни единой ошибки».

Оказалось, что он обладал своеобразной разновидностью зрительной памяти. По описанию А. Р. Лурия, «когда диктовались цифры, испытуемый видел их написанными его четким почерком на доске или бумаге, причем он располагал их столбцами по 4―6 в ряду. Запоминая слова, он обычно мысленно совершал прогулку от Пушкинской площади по улице Горького к центру и по пути „расставлял“ все услышанное. При воспроизведении ряда он как бы повторял маршрут, „считывая образы“». Очень редкие случаи, когда Ш. все же забывал слово, были связаны не с дефектом памяти, а дефектом внимания: в его воображении предмет существовал, но был недостаточно освещен: «видите ли, на него свет от фонаря плохо падал, и я его не заметил». Памяти Ш. были присущи дополнительные ощущения. Звуки имели для него цвет и вкус. Он говорил, например: «Какой у Вас желтый и рассыпчатый голос». Звук «а» иногда воспринимался им как белая поверхность или линия; «и», как острие, уходящее куда-то вдаль; «е», как округлая выпуклая линия. «Я же чувствую, если я скажу не так слово, оно ведь будет совсем другое и на вид и на вкус…»

Выраженная образность восприятия и соощущения придавали его восприятиям совершенно своеобразный характер. Такая гипертрофированная образность иногда мешала памяти: затрудняла понимание отдельных фраз и схватывание смысла текста из-за расщепления его на образы. Особую трудность для Ш., благодаря особенностям его восприятия, составляли отвлеченные понятия, как, например, «бесконечность». Зато Ш. изумительно тонко подмечал неточности текста. Так, читая рассказы А. П. Чехова, он замечал, что один герой одет в шинель, а потом оказывается в пальто («Хамелеон»), что в начале рассказа на мальчике шапка, а в конце он снимает фуражку («Толстый и тонкий»).

Приведенное наблюдение указывает на то, что память не обязательно носит только ассоциативный характер, т. е. является последовательностью причин и следствий, когда одна вещь напоминает о другой, которая в свою очередь напоминает о третьей и так далее.

Нам также довелось наблюдать гражданина К. с феноменальной памятью, который был способен после однократного предъявления повторять 12-значные числа и не делать при этом ни единой ошибки, мгновенно умножать их и давать правильный ответ, запоминать в заданном порядке ряды из 100 слов и страницы литературного текста. Воспринятое он удерживал в памяти длительное время. Как указывает К., он запоминает, независимо от эмоционального отношения к воспринимаемому материалу, «пишет картину, делает натюрморт и создает при этом моментальные связи». Начиная с двухлетнего возраста он помнит со всеми деталями всю свою жизнь, многочисленные встречи, со всеми сопутствующими им деталями, имена и лица знакомых ему людей, их адреса и телефоны, их одежду и даже услышанные им когда-либо музыкальные мелодии. Сам К. определяет свою память как механическую, носящую в себе даже элементы навязчивости.

Принято считать, что хорошая память сопутствует большому интеллекту. Ранее бытовало мнение, что победители викторин получали призы за гениальность. В действительности же, они получали награду за феноменальную память, которая не всегда может служить истинным критерием большого ума. Примеры этого известны уже давно. Так, например, один англичанин мог в уме помножить 23 145 789 на 5 642 732 и на 54 965 и мгновенно дать правильный ответ. Тем не менее он не отличался умом. Или другой пример, известный из литературы, о человеке, который умел за несколько секунд сосчитать, сколько получится от умножения 8 на самое себя 16 раз и почти мгновенно извлечь корень из 268 336 125. Этот человек имел прекрасную память, но глубоким интеллектом он не отличался.

Известный французский психолог Т. Рибо указывает, что нередки случаи, когда слабоумные обнаруживали хорошую способность к механическому заучиванию. Например, мальчик-идиот не только легко запоминал ряды чисел, но сумел выучить подаренный ему к празднику календарь настолько, что мог назвать день недели, соответствующий каждому числу целого года. Ряд исследователей приводят примеры, показывающие, что идиоты обладают значительной способностью к запоминанию. Все же следует сказать, что эти сообщения касаются отдельных лиц, являющихся в общем исключением из общего правила.

Возможно, все дело в почти невероятной памяти таких людей на числа, которую, по-видимому, в значительной степени они сумели развить постоянной тренировкой, а также нахождением определенных способов совершенствования этих действий. Справедливо и другое: совсем не обязательно быть человеком лишь средних или даже ниже средних способностей, чтобы обладать феноменальной памятью на числа. Такие поистине великие математики, как Андре М. Ампер, Джон Уоллис, Леонард Эйлер и Карл Фридрих Гаусс тоже обладали феноменальной памятью. Но память, помогая им в работе, отнюдь не была причиной их гениальности.

И все же можно сказать, что память и интеллект тесно взаимосвязаны. Чем одаренней человек умственно, тем лучше у него память. Так, например, запас слов человека является довольно хорошим показателем как его памяти, так и ума. Известно, что люди с бедным опытом тяготеют к механическому запоминанию. Любая работа научного характера способствует улучшению памяти, так как обогащает новыми категориями, точками зрения, исходя из которых можно классифицировать запоминаемые факты и явления. Блестящей иллюстрацией к этому служит способ запоминания, к которому прибегал Кювье, основатель сравнительной анатомии, обладавший феноменальной способностью запоминания. В своем сознании он имел всегда нечто вроде дерева с большим количеством разветвлений. Дерево — это животное царство, разветвления — классы, виды, разновидности. Каждый новый факт он подвешивал на определенную ветку или веточку и благодаря этому запоминал его.

Таким образом, память нельзя оторвать от других психических процессов, в том числе мышления, с которыми она тесно связана: в большинстве случаев при хорошем интеллекте мы имеем и хорошую память. При прочих равных обстоятельствах память является ценным качеством, способствующим интеллектуальной деятельности. Этот параллелизм, однако, не обязателен. Встречаются люди с отлично развитым интеллектом, память которых оставляет желать много лучшего. Приводится ряд исследований, в том числе работы известного психолога Оффнера, которые доказывают меньший объем запоминания, более низкий темп запоминания и меньшую точность воспроизведения у слабоумных. Память у слабоумных носит чисто механический характер без включения в этот процесс какой-либо интеллектуальной переработки получаемой информации. Память слабоумных почти не отражает специфических особенностей человеческой памяти, ее опосредованный характер и наиболее существенное ее качество, заключающееся в том, что человек своими знаниями владеет и может ими пользоваться. Огромная механическая память, наблюдаемая иногда у умственно отсталых людей, не несет, следовательно, в себе высших проявлений человеческой памяти и не может быть разумно использована.

Эксперименты над нормальными детьми-школьниками, проведенные X. Эббингаузом в Бреславльской гимназии, показали, что элементарная деятельность памяти, заключающаяся в немедленном воспроизведении ряда относительно простых впечатлений, в среднем не лучше чем у более одаренных детей. Правда, есть ряд других исследований, которые устанавливают лучшую память у более одаренных детей. Общий вывод всех таких исследований сделан психологами в связи с массовыми наблюдениями, проведенными во Франции. Более сильную память имели одаренные ученики; но нередко успех работы памяти и успехи в школьных занятиях у учеников сильно расходятся между собой, так как некоторые хорошие ученики обнаруживают неудовлетворительную память, а у некоторых средне одаренных учеников память оказывается очень хорошей.

Если верно то, что развитие одаренности и памяти не идет параллельно, то и одна одаренность без памяти явилась бы, по образному выражению, полководцем без войска или живописцем без красок.

А на вопрос о том, почему у одного человека память лучше, чем у другого, или почему один человек бывает умнее другого, можно лишь сказать, что это пока физиологическая тайна. Возможно, в исключительных случаях мозг может иметь такое строение, что определенный вид долговременной памяти, например память на числа, возникает с особой легкостью. Возможно, определенные виды импульсных циклов возникают в процессе тренировки легче и легче стабилизируются. Поэтому есть люди, которые помнят имена, но не запоминают лиц. И наоборот, рассеянные ученые, как мы уже указывали, до мельчайших подробностей помнят все аспекты своего предмета, но с трудом вспоминают свой домашний адрес.

Однако следует подчеркнуть, что возможности памяти только отчасти отражают врожденные свойства человеческого мозга. В дальнейшем память в значительной степени можно развить путем систематической тренировки и выработки целесообразных приемов запоминания. Об этом свидетельствуют многие приведенные примеры, и в частности наблюдаемый нами гражданин К. с феноменальной памятью. Несомненное значение, особенно для высших проявлений памяти, имеет и общий уровень эрудиции человека, позволяющий связывать каждый новый факт с имеющимися знаниями.

Глава V. Формы памяти

При классификации видов памяти возможны различные подходы, дающие возможность рассмотреть многообразные формы памяти с разных точек зрения. Так, общие наблюдения и экспериментальные данные дают основание выделить кратковременную и долговременную память. Можно различать виды памяти по приемам запоминания: память механическую и логически осмысленную, запоминание произвольное и непроизвольное. Можно различать память индивидуальную, сохраняющую опыт, приобретенный данным организмом в течение индивидуальной жизни, и память наследственную, видовую, сохраняющую опыт биологического вида, накопленный в процессе эволюции. Эта память связана с врожденными механизмами поведения и закодирована в носителях наследственности — генах. В ней заложена программа будущей жизнедеятельности организма. В процессе развития организма из зародышевой клетки закодированная в генах информация реализуется в анатомические структуры, физиологические и биохимические механизмы, проявляется в виде простых безусловных рефлексов и их сложных сочетаний-инстинктов. Для сохранения всей относящейся сюда информации требуется огромная информационная емкость, которая и определяет структурно-функциональные контуры организма.

Биологические явления, аналогичные памяти, мы наблюдаем в различных проявлениях органической жизни. Например, при иммунитете, когда после однократного попадания в организм микроба, вируса либо их токсина образуются специфические антитела, которые сохраняются на всю жизнь и защищают от повторного заболевания. Другой пример такого рода памяти, наблюдаемый особенно часто у низших животных (червей, ящериц) — регенерация (восстановление) отдельных, удаленных или погибших, частей тела. Даже в неорганической материи мы встречаем явления, напоминающие функцию памяти: так, железо, однажды намагниченное в одном направлении, повторно легче намагничивается в том же самом направлении, нежели в противоположном.

Функция памяти ярко выражена в деятельности центральной и периферической нервной системы. Так, известны явления суммации повторных раздражений в периферическом нерве, когда одно слабое раздражение оказывается недействительным, тогда как сумма тех же слабых раздражений, каждое из которых «запоминается», способна вызвать требуемый эффект.

И наконец, возвращаясь к психологическому понятию памяти как функции психики, выражающейся в свойстве воспринимать, сохранять и воспроизводить различные впечатления, мы говорим о памяти не только на внешние события, но и на психологические переживания. Это связано с тем, что функция памяти не ограничивается только восприятием явлений из внешнего мира, но и распространяется на чувства, влечения, установки личности, что обозначается как эмоциональная сторона нашей психики.

С этой точки зрения принято различать не только память словесно-логическую, образную, двигательную, но и эмоциональную. Художники, артисты, музыканты, писатели обладают обычно хорошо развитой образной памятью.

От родителей нередко приходится слышать жалобы на память детей. В этих случаях почти всегда под памятью понимают лишь один из ее видов — словесную память. Вообще в обиходной жизни под памятью обыкновенно и понимают только такого рода память. Между тем, как показывают опыт и специальные исследования, существуют типы памяти, в которых способность к восприятию, сохранению и воспроизведению информации зависит от модальности, т. е. от того, по какому каналу эта информация поступает. В зависимости от этого различают зрительный, слуховой, моторный и смешанный типы памяти. Обычно у людей смешанный тип памяти с некоторым преобладанием одного из этих типов.

Особенности перечисленных типов памяти можно представить следующим образом. Когда лица с хорошей зрительной памятью стараются заучить что-либо наизусть, то они запечатлевают в своей памяти страницы с буквами и, когда воспроизводят заученное, мысленно видят этот образ и читают его. Когда они припоминают арию, то видят ясно ноты партитуры. Развитие этой способности и позволяет зрительному типу совершать изумительные вещи. Одна из разновидностей зрительной памяти — шахматная. Есть, например, игроки, которые могут вести партию, не глядя на доску.

Они сохраняют в памяти все, что происходит на доске, мысленно рассматривают возможные варианты. Без этого условия они не могли бы предвидеть последствий своих ходов и ходов противника. Люди, обладающие такой способностью, могут играть в шахматы мысленно, прогуливаясь по улицам. Один из самых выдающихся шахматистов XIX века, американец Поль Морфи, мог играть, не глядя на шахматную доску, восемь партий одновременно. Другой шахматист — Поль Сенс — играл до двадцати. Александр Алехин провел «вслепую» сеанс одновременной игры на 32 шахматных досках на Всемирной выставке в Чикаго в 1938 г. Игра продолжалась 12 часов. Ему пришлось оперировать 1000 фигурами более чем на 2000 клеток. Не так давно венгерский шахматный мастер побил этот рекорд, сыграв «вслепую» одновременно около 50 партий.

Замечательной шахматной памятью обладает и Михаил Ботвинник, помнящий большинство сыгранных им партий и огромную шахматную литературу. Герой знаменитой «Шахматной новеллы» Стефана Цвейга обладал замечательной зрительной шахматной памятью.

Оказалось, что исключительная специфическая шахматная память не сочетается с хорошей памятью вообще, что было показано специальным психологическим исследованием участников Московского Международного турнира 1925 г.

Многие ученые, выступая перед публикой, мысленно представляют себе свои рукописи. Как описывает известный французский психолог Бинэ, один государственный деятель рассказывал, что запинки в его речи на трибуне происходили от того, что он приходил в замешательство от помарок с зачеркнутыми местами в своей рукописи.

Французский психолог Ф. Кейра отмечает, что дети, принадлежащие к этому типу, когда их приучают вычислять в уме, мысленно пишут мелом на воображаемой доске заданные цифры, затем частные действия и, наконец, окончательный результат, так что они видят внутренне одну за другой различные линии белых знаков, только что ими начерченных. Цитируя высказывания человека, принадлежащего к этому типу, Кейра прямо указывает, что все представления слов у него по преимуществу зрительные. Чтобы запомнить слово, слышанное первый раз, нужно немедленно дать себе отчет, как оно пишется; равным образом, когда слушает чей-нибудь интересный разговор, то часто представляет его написанным фраза за фразой.

Людям зрительного типа обычно недостаточно для запоминания слышать слово, ему необходимо видеть его написанным. Такие лица мало выносят после прослушивания лекции, между тем как получасовое занятие над книгой приносит гораздо больше пользы. Если ребенок зрительного типа желает изучить стихотворение, то запоминает слова и фразы, представляя их себе так, как они напечатаны на страницах книги. Если он желает вспомнить какое-нибудь правило, то старается воспроизвести ту страницу из учебника, на которой это правило находится. Изучая формулу, обязательно представит себе их письменный образ, изучая хронологию использует запись для запоминания.

Из литературы нам известны примеры необычайной зрительной памяти. Так, И. И. Левитан по отдельным наброскам, сделанным летом, зимой воссоздавал виденные им картины природы. Известный английский портретист Дж. Рейнольдс в течение некоторого времени изучал позировавшего ему человека, а затем писал портрет по памяти без оригинала, как бы списывая портрет со зрительного образа, запечатленного в памяти. Он не нуждался более чем в одном сеансе для написания портрета: «Когда передо мной являлся оригинал, — объяснял он, — я рассматривал его внимательно в продолжение получаса, набрасывая время от времени его черты на полотно; более продолжительного сеанса мне не требовалось. Я убирал полотно и переходил к другому лицу. Когда я хотел продолжать первый портрет, я мысленно сажал этого человека на стул и видел его так ясно, как если бы он был передо мной в действительности; могу даже сказать, что форма и окраска были более резкими и живыми. От времени до времени я взглядывал на воображаемую фигуру и принимался ее рисовать; я прерывал свою работу, чтобы рассмотреть позу, совершенно так же как если бы оригинал сидел передо мной, и всякий раз, как я бросал взгляд на стул, я видел человека». Таким образом художник воспроизводил на полотне черты лица. По-видимому, образ неизгладимо запечатлевался в его памяти. Конечно, это исключительный пример, но и у других художников такая способность развита в той или иной степени.

Один из самых удачных портретов Авраама Линкольна был нарисован талантливым, но совершенно неизвестным художником из Нью-Джерси, восторженным поклонником президента, которого он видел всего только один раз. Художник был охвачен таким глубоким горем, когда узнал об убийстве обожаемого им президента, что искал утешения у своего холста, рисуя его по памяти.

Густав Дорэ, по-видимому, также обладал способностью писать картины по памяти. Известен рассказ Густава Дорэ, которому один издатель поручил сделать рисунок альпийского вида с фотографии. Рисунок следовало изготовить на другой день, но художник забыл захватить с собой фотографию. Издатель был поражен, когда в условленный срок Дорэ принес ему совершенно точную копию, сделанную по памяти. Описан процесс копирования по памяти картины Рубенса «Мучение святого Петра», причем подражание было настолько совершенным, что когда поставили обе картины рядом, то только при известном внимании можно было отличить копию от оригинала. Знаменитый французский живописец Клод Лорен проводил целые дни в окрестностях Рима, но он ничего не зарисовывал с натуры. Возвращаясь в свою мастерскую, он по памяти воспроизводил полученные впечатления. Голландский живописец Бамбош поступал также. И хотя он мало срисовывал с натуры, как указывают его современники, тем не менее фон и фигуры на его картине отличаются необыкновенной правдивостью.

Много лет назад (приблизительно в 1845 г.) пожар уничтожил здание Академии изящных искусств в Филадельфии, где наряду с другими ценными картинами погибла и «Римская дочь» Мурильо. Спустя почти 35 лет Сортэн написал эту же картину по памяти. В 1805 г. войска Наполеона унесли с собой из Кельна шедевр Рубенса, картину «На алтарецеркви Святого Петра». Местный художник, большой поклонник этой картины, изготовил копию ее по памяти. Оригинал был возвращен позднее, и при сравнении с копией самое тщательное исследование не могло обнаружить заметного различия.

Жорж Занд утверждает, что явление ретроспективного зрения не является только особенностью живописцев. Люди уносят с собой ландшафт, мимо которого проезжают, куда, может быть, никогда больше не заглянут, но который им понравился. Если мы поднимем цветок, камушек, летучее семячко с куста на дороге, то эта незначительная вещь с чудодейственной силой вызывает всю картину, очаровавшую нас. Маленький камушек заставляет писательницу вновь видеть ту гору, откуда его принесли, и видеть ее сверху донизу с мельчайшими подробностями. Запах цепляющегося вьюнка вызывает в памяти грозный ландшафт Испании, где она проезжала со своей матерью, когда ей было четыре года.

Мадам Жерарден — современница Дюма-отца — писала о нем в 1847 г., что «в его глазах сохранились все образы, которые отражались в его зрачках».

Бальзак, по описанию его современников, не только по желанию вспоминал предметы, но еще и видел их мысленно вновь, освещенными и окрашенными, какими они были в момент восприятия.

Известно, что герои Диккенса производили на него впечатление действительных личностей. Когда он заканчивал свой роман, их фигуры и действия еще представлялись ему. Рафаэль видел перед собой картину «Преображения» в то время, когда писал ее. В одном из писем своему другу Кастильоне он говорил, что невозможность найти модель, которая могла бы позировать для мадонны, заставила его взять из головы тип для своих произведений. Из литературы известно также, что Микельанджело целыми днями вглядывался в воздушное пространство, где он видел отражение гигантского купола проектируемого им храма.

Сохранился рассказ о служителе большого отеля, принимавшего шляпы от гостей при входе их в столовую, который мог без малейшей ошибки определить владельцев нескольких сот шляп при помощи ассоциаций.

За последнее время ряд исследователей описали особые случаи зрительно-образной памяти, которые они назвали «эйдетизмом» (от греческого слова «эйдос» — образ). Эйдетиками принято называть лиц, обладающих способностью к образованию последовательных наглядных образов. Эйдетик после рассмотрения какого-либо зрительного объекта в состоянии не только ярко себе представить виденное, но видеть этот объект со всеми деталями как яркий зрительный образ на воображаемом экране. Эйдетический тип чаще присущ детскому возрасту (примерно у 40 % школьников до 15 лет). Приходится наблюдать школьников, отвечающих слово в слово по учебнику. На упрек преподавателя, что школьник «зазубрил» урок наизусть, школьник отвечает, что он просто видит перед собой страницу учебника и читает написанное. Это соответствовало действительности, так как такие дети могут сказать, где кончается строка, где знаки переноса и где по вине типографии перевернута буква.

У взрослых эйдетическая способность встречается гораздо реже. В зрелом возрасте она сохраняется иногда у живописцев, как, например, у русского художника Н. Н. Ге, Густава Дорэ, карикатуриста Каран д’Аша, английского портретиста Дж. Рейнольдса.

Явления, аналогичные эйдетическим, по-видимому, существуют и в области слуха, а также, может быть, и осязания. Обладатели слуховой памяти хорошо помнят услышанное. Если предмет лучше запоминается при чтении вслух, при слушании лекций и докладов, можно считать, что преобладает слуховой тип памяти. Особенность его состоит в том, что в процессе воспроизведения отдается предпочтение слуховым образам. Люди этого типа обычно вспоминают не только смысл текста, но также и интонацию, а иногда и тембр голоса, которым был прочитан текст.

В то время как лицо, принадлежащее к зрительному типу, припоминая страницу, видит буквы как бы напечатанными, лицо слухового типа слышит звук слов. Если человеку слухового типа приходится вспомнить о каком-нибудь знакомом, то он вспоминает не его фигуру, цвет лица, а главным образом его голос. Он, так сказать, его «слышит», в то время как человек зрительного типа его «видит».

Для детей этого типа записывание мало помогает при запоминании. Приходится наблюдать детей, которые легче усваивают слова, когда не сами читают, а кто-нибудь посторонний произносит их. Это связано с тем, что слуховой образ действует на них сильнее, чем зрительный. По-видимому, дети слухового типа хуже усваивают орфографию, чем дети зрительного типа, так как в орфографии главная роль приходится на долю зрительных представлений. Случается, что один человек сразу вспоминает старого знакомого, увидев его, в то время как другой сразу его вспоминает, как только тот начнет говорить. Известны случаи, когда голоса людей, о которых ничего не было известно много лет, узнавали их старые друзья по телефону. Опубликованы сообщения о преступниках, личность которых не удавалось установить из-за удивительной способности менять облик в результате переодевания и гримирования. Но их опознавали сразу, как только они начинали говорить, хотя с тех пор, как работники розыска слышали их голос, проходило много лет.

У музыкантов слух развит в превосходной степени, и музыкальное ухо улавливает малейший диссонанс или отступление от верного тона. Но это свойство бывает развито в значительной степени и у других людей. Железнодорожные рабочие, например, обнаруживают малейшее отступление от чистого звука, вызываемого ударом молота по какой-нибудь части машины. Во время полного хода поезда они узнают по небольшой разнице в звуке неисправность колес или рельсов. Машинисты замечают малейшее изменение в шипении машины. Старые лоцманы узнают по тону свистка все речные пароходы.

В древности, когда еще не было письменности, знание и опыт одного поколения передавались устно отцом сыну, учителем ученику. Известно, что ученики могли повторить услышанные тексты огромных размеров, не пропуская и не изменяя ни одного слова. Так передавались из рода в род поэмы греков, так от поколения к поколению переходили саги норвежцев, таким же образом долгое время передавались философские системы древних персов и индусов. Восточные учителя не доверяли камню и папирусу и предпочитали «вписывать» священное учение в головы своих учеников и так сохранить навсегда эти истины.

Существует предание, что один китайский император более 2000 лет назад проникся завистью к своим предкам и к великолепию предшествующей национальной истории. Он пытался уничтожить все исторические, религиозные и философские документы прошлого с тем, чтобы в будущем все вело бы свое летоисчисление от его царствования. Он сжег все, что сколько-нибудь походило на письменный документ, включая и сочинения Конфуция. Сведения об истории империи были уничтожены и жили лишь в форме традиций. Однако сочинения Конфуция продолжали существовать в полном объеме благодаря удивительной силе памяти одного конфуцианского ученого, который сохранил в мозгу учение, усвоенное им в юности. После смерти императора он восстановил текст, продиктовав его писцам. Его память была настолько совершенна, что когда много лет спустя была найдена старая конфуцианская рукопись, как-то случайно избежавшая уничтожения, то было установлено, что ученый не пропустил из текста ни одного слова.

В Индии, несмотря на существование рукописей 2000-летней давности, находятся все же ученые, в памяти которых сохранены великие философские системы, относящиеся ко времени, когда человечество еще не знало письменности. В настоящее время существуют индийские жрецы, которые точно помнят все песни Махабхарты в 300 тысяч строк. Санскрит — мертвый язык, но он был унаследован благодаря передаче религиозных и философских учений. И теперь индийские ученые могут воспроизвести по памяти Веды, содержащие в себе около миллиона слов. Кабала и другие учения евреев передавались тем же способом. Учение друидов сохранилось, как думают, тем же путем. Древние греки, римляне преуспевали в развитии такого рода памяти.

Из истории известно, что весь текст санскритской грамматики передавался из уст в уста в течение 350 лет до того, как он был записан. Многие артисты сохраняют в памяти длинные прозаические произведения.

Древние законы Исландии не были ни записаны, ни напечатаны, а находились «в головах» судей и адвокатов страны. Сообщают, что юристы тех времен удерживали в памяти не только законы, но и бесчисленное количество судебных случаев, накопившихся в юридической практике. В наше время есть раввины, которые, начав с какого-либо указанного им слова, могут сказать наизусть весь Талмуд, представляющий собой целую библиотеку. Из литературы известен случай с индийцем, совершенно не знавшим английского языка. Когда ему прочитали вслух 15 строк из «Потерянного рая», он повторил совершенно точно услышанные им звуки и потом произнес их в обратном порядке.

Факты феноменальной слуховой памяти отмечают у музыкантов, из которых многие были в состоянии передать музыкальную пьесу, страницу за страницей, хотя они слышали ее только один раз. Поразительной музыкальной памятью обладал Моцарт. Когда ему было 14 лет, он услышал однажды знаменитую мессу, которая пелась в монастыре и партитура которой по религиозным причинам сохранялась монахами в тайне. Возвратясь домой, мальчик написал всю партитуру мессы, не ошибившись ни в единой ноте, хотя это произведение состояло из многих частей. Монахи, пораженные его необыкновенным талантом, простили ему этот «плагиат».

Имеются сведения о музыкантах, которые могли, прослушав пьесу в исполнении оркестра, немедленно передать ее на рояле. Французский дирижер, весьма уважаемый в парижском музыкальном мире, уверял его, что, читая написанную партитуру, он как бы слышит не только аккорды и их последовательность, но и темп инструментов. Когда ему представляли на рассмотрение новую партитуру увертюры или симфонии, то при первом чтении он различал квартет, а при втором и последующих присоединял и отчетливо воспринимал другие инструменты. Во французской литературе рассказывается о студенте, обладавшем хорошей памятью, особенно музыкальной. Он мог, прослушав один раз оперу, сыграть на скрипке все услышанные арии.

Известны случаи, когда дети, даже раннего возраста (до одного года) с точностью повторяли ноты, которые проигрывались на рояле. Сын чешского композитора Дворжака в возрасте одного года мог воспроизводить сложные мелодии. В возрасте полутора лет он пел арии из опер своего отца под его аккомпанемент. Многие великие музыканты с самого раннего детства обладали выдающейся музыкальной памятью. Моцарт сочинил музыку, едва достигнув шестилетнего возраста. Керубини в 12 лет исполнял торжественную мессу. Мендельсон в 8 лет исполнял ораторию Баха.

Некоторые музыканты способны осуществлять самые сложные комбинации звуков, не нуждаясь в каком-либо инструменте. По воспоминаниям современников, Бетховен сочинял на ходу и никогда не наносил на бумагу ни одной ноты, пока вся пьеса, план которой был у него в голове, не была совершенно окончена.

Для слуховой памяти существенное значение имеет запоминание ритма. Например, прежде чем вспомнить какое-либо стихотворение или мелодию, воспроизводят сначала ритм, независимо от слов и звуков, затем следуют и требуемые слова стихотворения или звуки мелодии.

Наряду со зрительной и слуховой памятью существует также двигательная, или моторная память, при которой преимущественно запоминаются и легко воспроизводятся движения и все то, что с ними связано. Этот вид памяти важен для многих специальностей, требующих быстрого и точного воспроизведения сложных и тонких движений, — для хирургов, музыкантов, артистов балета, жонглеров, акробатов. Двигательная память важна для овладения такими трудовыми профессиональными навыками, как управление машиной, работа на станке, а также для овладения спортивным мастерством. Моторный, или двигательный, тип памяти свойствен тем лицам, которые хорошо запоминают двигательные акты. Люди с хорошей моторной памятью без труда усваивают сложные спортивные упражнения, легко учатся танцевать, ловко пользуются разными инструментами, успешно овладевают любым мастерством. Чтобы запомнить какой-нибудь текст, обладателям моторной памяти надо его записать или, читая, шевелить губами.

Встречаются люди, которые гораздо лучше припоминают страницу, когда прочли ее вслух или переписали. Особенно важную роль играют те двигательные образы, которые связаны с произношением слов. Одни лица воспроизводят эти образы плохо, другие же, с двигательным типом, — очень хорошо. Такие люди обычно воспроизводят двигательные образы слов, т. е. мысленно их произносят.

Профессор медицины Балле говорил, что мысль он не видит и не слышит, а произносит ее. Как, вероятно, у большинства людей двигательного типа, внутреннее слово бывает настолько живым, что ему случается произносить потихоньку слова.

Двигательные образы могут быть связаны с процессом писания, рисования. Есть лица, запоминающие рисунок лучше в том случае, если они проследили его контуры пальцами. Этим способом можно пользоваться при преподавании, чтобы приучить учеников рисовать по памяти. В Северной Америке приходилось наблюдать молодых индейцев, с большим интересом рассматривавших гравюры, которые им показывали. Один из них тщательно обводил своим ножом контур рисунка, говоря, что таким образом он сумеет лучше вырезать его по возвращении домой. В данном случае моторный образ должен был усилить образ зрительный. Этот молодой индеец принадлежал, по-видимому, к двигательному типу.

У глухонемых внутренняя речь составляется из моторных и в то же время зрительных образов жестов, образующих их обычную речь.

Движения, которые впоследствии представляются нам самыми натуральными и простыми, первоначально вырабатываются с величайшими усилиями. Солнечный луч, ударяя в первый раз в глаза новорожденного, вызывает целый ряд нестройных движений. Спустя несколько недель устанавливается некоторая координация: глаза могут фиксировать светящийся предмет и следить за его движениями.

Если проследить, каким образом ребенок обучается ходьбе, письму, гимнастическим навыкам, то оказывается, что вначале он решительно не в состоянии сосредоточить движения только в нужной группе мышц: он двигает при этом и языком, и мышцами лица, и даже не участвующими в актах движения конечностями. Благодаря упражнению и двигательной памяти целесообразные движения усваиваются, а излишние постепенно выключаются. Благодаря накопленному опыту все наши привычные движения совершаются с бо́льшей легкостью. Возьмем для примера игру на фортепьяно. Она состоит из бесконечного количества различных сочетаний движений пальцев и зрительных впечатлений. Сначала движения совершаются крайне медленно, затем при упражнениях начинают постепенно убыстряться, достигая большой легкости. В этом состоит «секрет» сложных привычных движений. Мы знаем, что опытный пианист, например, может безошибочно играть, разговаривая в то же время с окружающими. То же самое мы наблюдаем при выполнении всех наших привычных движений, например, при писании, вязании и т. д.

Особенно примечательно то, что память сохраняет последовательность каждого элемента в сложном движении. Это относится, например, к машинальной ходьбе, когда мы идем, вовсе не обращая внимания на наши шаги. Пехотинец в строю и кавалерист верхом на лошади могут двигаться вперед в полусне и все время сохранять равновесие тела. Эта способность последовательного воспроизведения мышечных актов еще более поразительна у искусных пианистов, которые могут даже в полусне исполнять фортепьянные пьесы, — факт, который объясняется не столько участием слуха, сколько участием мышечного чувства и моторной памяти, определяющих последовательный ход движений. Примеры сложных, почти автоматизированных движений, протекающих без участия сознания, можно привести из повседневной жизни: восхождение и спуск по давно знакомой лестнице. Память игнорирует число ступенек; мы воспринимаем это обстоятельство так же, как распределение этажей, расположение площадок и других деталей: память в этом случае не ошибается. Особенность моторного вида памяти состоит в отсутствии необходимости на определенном этапе участия сознания. Иногда при внезапном выключении сознания у больных с эпилептическими припадками автоматические движения сохраняются. Известна история скрипача, который играя свою партию в оркестре, часто подвергался такого рода припадкам во время исполнения пьесы. Несмотря на это, он продолжал играть, соблюдая такт, хотя решительно ничего не сознавал из окружающего и не видел и не слышал тех, кому аккомпанировал.

Память, связанная с непосредственным восприятием впечатлений, например с обонянием, вкусом, осязанием, развита обычно в меньшей степени. Так, нелегко точно запомнить вкус, запах и ощущение предмета, хотя можно очень точно припомнить время и всю процедуру, сопутствующую такого рода восприятиям. Однако эта способность может быть в значительной степени развита. У дегустаторов, специалистов по чаю или знатоков вин, у сортировщиков шерсти и т. д., у которых чувства вкуса, обоняния и осязания очень развиты, и воспоминания о прежних впечатлениях могут быть восстановлены ими в малейших подробностях. Подобные примеры приводят некоторые писатели, рассказывая об известных гастрономах, эпикурейцах, знатоках вин, которые могли воспроизвести, благодаря усиленному воображению и памяти, отчетливое впечатление о вкусе их любимого блюда или вина.

Хорошая осязательная память, как правило, бывает у слепых. У зрячих людей она развита слабо, и потому возможности ее недооцениваются. При настойчивой тренировке чувство осязания может очень обостриться; одновременно происходит и укрепление осязательной памяти.

Перечисленные типы памяти в чистом виде встречаются редко, а чаще бывают смешанными. Есть люди, которые, желая вызвать воспоминания о знакомом, воспроизводят в одинаковой степени все образы, т. е. фигуру, цвет лица, одежду, и с такою же степенью ясности воспроизводят и характерные особенности его голоса (высоту, тембр). Это те люди, у которых существует полное равновесие между всеми перечисленными видами памяти. В то же время у многих имеются значительные различия в степени развития отдельных видов памяти. Насколько велики индивидуальные различия в отношении указанных типов памяти, показывает наблюдение за резко выраженными представителями разного типа, которые часто бывают не в состоянии понять и усвоить представлений, принадлежащих людям другого типа. Иллюстрацией может служить известное наблюдение, сделанное крупными французскими неврологами Ж. Шарко и А. Бинэ над двумя пациентами. Одного из них звали Иноди, другого — Диаманди.

Иноди, необразованный пастух, делал умножение 24-значных цифр, которые сообщались ему устно. Память Иноди на цифры была такова, что он мог даже на следующий день повторить сделанные им вычисления с 300 цифрами в том же порядке, в котором он их вычислял накануне. Иноди мог сразу запомнить до 42 цифр. В то же время он не мог запомнить свыше семи букв, а музыкальная память была у него ниже средней. Диаманди запоминал лучше цифры написанные и требовал, чтобы задаваемая ему задача была написана на доске.

Кроме перечисленных типов памяти уже издавна различают некоторые специальные виды памяти, являющиеся подвидами зрительной, слуховой и других ее видов. Сюда относится память на цифры, буквы, слова, цвета, лица, память на ритм, мелодии и прочее, что указывает на возможности удивительной специализации памяти. Например, в области зрительных ощущений у одного бывает больше развита способность к восприятию цветов, у другого больше развита способность к восприятию форм. Одни видят предметы в виде пятен, другие — в виде рисунков; из одних формируются художники-колористы, из других — художники-рисовальщики. Может быть очень развита память на лица и слабо на пространство, т. е. эти люди, увидев раз какое-нибудь лицо, долго его помнят и при новой встрече узнают, но в то же время они обладают плохой способностью ориентировки. Попадая, например, в новый город, они, даже часто проходя по каким-либо улицам, ошибаются, идут не в нужном направлении. Следовательно, они обнаруживают плохую память в области опять же зрительных представлений. Существует много рассказов о лицах, обладавших удивительной памятью на числа и места. Рядом с этими фактами, указывающими на чрезвычайное развитие какой-либо специальной памяти, есть доказательства, что у тех же людей другие формы памяти развиты слабо.

Возникает вопрос, являются ли индивидуальные различия памяти результатом врожденных качеств или воспитания и обучения? Надо думать, что систематическая тренировка и выработка целесообразных средств запоминания в данном случае играет несомненную роль, но определенное значение следует придавать и врожденной организации. В настоящее время твердо установлено, что в определенных участках мозга находятся клетки, способствующие закреплению воспоминаний определенного типа. Так, затылочная доля ведает фиксацией зрительных впечатлений, височная — слуховых, определенные отделы лобной и теменной долей — двигательных.

Удалось сделать очень тонкие разграничения. Исходя из этих морфологических предпосылок, следует думать, что в основе всех специфических видов памяти лежит хорошее развитие соответствующих зон коры головного мозга. Однако с точки зрения подобных представлений остается не совсем понятной наблюдаемая диссоциация внутри указанных видов памяти. Возможно, существует некоторая специализация клеток внутри указанных корковых зон.

В нашей повседневной жизни необходимы все виды памяти. Как правило, у человека тот или иной вид памяти преобладает над остальными. Однако ведущее значение имеет словесно-логическая память, которая присуща лишь человеку только благодаря речи.

Глава VI. Память и возраст

Несомненно, что в процессе развития и роста человека память, как и другие психические функции, проходит сложный путь развития. Особый интерес представляет развитие этой функции в раннем детском возрасте, когда ребенок вынужден запоминать огромное количество событий и впечатлений, с которыми он сталкивается. В первые годы жизни дети усваивают много необходимых навыков, обучаются ходьбе и другим сложным двигательным актам, а также приобретают большой запас слов разговорной речи.

Изучение памяти детей до 4-летнего возраста проводится мало. Сведениями о первых годах жизни ребенка мы обязаны повседневным систематическим наблюдениям, которые производились исследователями этого возраста.

Память у детей можно заметить уже на первом году жизни. Наблюдения показывают, что первоначальная функция памяти связана с врожденными инстинктивными реакциями, например с реакциями на осязательные и на вкусовые раздражения губ. Эти реакции протекают по типу безусловных рефлексов и представляют собой то, что можно было бы назвать наследственной памятью. Проявляются они уже в первые часы жизни ребенка. В дальнейшем ребенок начинает реагировать на приготовления к процедуре кормления: это то, что может быть уже названо условным рефлексом.

Из разнообразных проявлений памяти первым, бесспорно, развивается узнавание, связанное с повторным восприятием впечатлений. Ребенок узнает неоднократно воспринимаемые вещи, лица, обстановку. Это выражается в улыбке ребенка при виде матери, няни, знакомого предмета и в удивлении при попадании в незнакомую обстановку. Уже на первом году жизни, начиная с 3―4 месяцев, ребенок узнает небольшой круг предметов и лиц в течение очень короткого промежутка времени после восприятия. Дальнейшее развитие этой способности идет в двух направлениях. Во-первых, узнавание становится возможным через все больший интервал после восприятия. Так, на втором году жизни интервал времени достигает уже нескольких недель, на третьем году нескольких месяцев, а на четвертом — больше года. Во-вторых, постепенно расширяется круг предметов, которые ребенок запоминает: со второго года дети узнают привычную обстановку и предметы, а на третьем году помнят однократно воспринятые впечатления, например человека, случайно посетившего семью. В этом возрасте особенно ярко запоминаются эмоционально окрашенные события приятного и неприятного свойства, например ребенок узнает через несколько недель врача, причинившего ему боль.

Со второго года у детей наблюдается не только способность к узнаванию, но и возможность воспроизведения без повторного предъявления знакомого предмета либо его названия. Так, ребенок годовалого возраста, забросив мяч на диван, через час помнит, где он находится. У полуторагодовалого ребенка воспоминания всплывают уже через более длительный период времени, примерно через день. Эти воспоминания в раннем детстве представляют уже следующую после узнавания фазу развития памяти и отражаются в рассказах детей о пережитом.

Память ребенка быстро развивается и пополняется. Взрослые обучают ребенка выполнять необходимые действия: одеваться и раздеваться, мыть руки перед едой, пользоваться вилкой и ложкой, соблюдать чистоту. Все это требует запоминания. В младшем дошкольном возрасте, до 3―4 лет (точнее с двух до пяти лет), ребенок приобретает огромный запас слов обыденной речи. Дошкольник может играть в довольно сложные игры, запоминая и выполняя все требования игры. У детей к этому времени имеется много воспоминаний и прежде всего образных представлений, которыми они могут оперировать. В этом возрасте ребенок способен наблюдать и удерживать в памяти окружающую обстановку. Дети любят играть роль проводников в часто посещаемых местах. Они способны запоминать стихотворения, тексты, песенки. Однако заучивание в дошкольном возрасте происходит главным образом механически. Это обусловлено как недостаточной еще способностью осмысления материала, так и малым количеством знаний, а отсюда — меньшей возможностью использования ассоциаций, и недостаточным опытом и знакомством с приемами запоминания.

В раннем возрасте дети обычно не ставят перед собой цели запоминать что-либо и поэтому, как указывает А. А. Смирнов, «не столько они запоминают то или иное, сколько оно само запоминается у них». Своей памятью дети удивляют нас лишь в тех случаях, когда то, что ими запоминается, связано с их интересами, воздействовало на них эмоционально, поразило. Именно это и служит у детей основой быстрого и легкого запоминания. Усвоенное носит преимущественно непроизвольный характер. Сознательное запоминание и заучивание формируется, как правило, с начала школьного возраста. Тем не менее можно добиться усвоения определенного материала и в более раннем возрасте. Так, Гиллет производил опыты над своим двухлетним сыном, показывая ему ежедневно несколько цветных картинок, изображающих птиц и животных. На 24 день ребенок запомнил названия всех показанных ему птиц, а через 21 день — 52 названия животных.

Определение самого раннего возраста, с которого возможно припоминание, затруднительно и обычно основывается на воспоминаниях взрослых о своем детстве. В литературе встречаются только отдельные указания на возможность запоминания в возрасте 6―8 месяцев, одного года, полутора лет. Но все это основано на единичных наблюдениях. Отмечено, что при перемене места жительства в четырехлетием возрасте большинство детей не помнит места прежнего своего проживания. По-видимому, пятый год нужно считать в среднем первым годом более или менее удовлетворительного запоминания. Начиная именно с этого года, впечатления детства сохраняются на всю жизнь. Впрочем, имеется большое количество наблюдений о первых отрывочных воспоминаниях, связанных с событиями второго и третьего года жизни. Так, проведенный психологами опрос большой группы студентов показал, что у 22,5 % опрошенных первые воспоминания относятся к возрасту до трех лет, у 45,3 % — к трем-четырем годам, у 32 % — к возрасту старше четырех лет. Следует отметить, что эти ранние детские воспоминания, как правило, отрывочны, разрозненны, немногочисленны. Обычно речь идет о двух-трех отдельных воспоминаниях, относящихся к раннему детству. Что касается более или менее систематизированных воспоминаний, то они начинаются с более позднего возраста: у 7,3 % они относятся к пяти годам, в 23,4 % к пяти-шести, у 28,2 % к шести-семи и, наконец, у 41,7 % испытуемых они отмечены начиная только с возраста в семь — десять лет.

Значительные изменения в развитие памяти ребенка вносит поступление его в школу. К числу таких изменений относится прежде всего увеличение скорости заучивания и рост объема памяти, т. е. количества предметов, которое нужно запомнить после однократного восприятия. При необходимости запомнить один и тот же материал ребенок дошкольного возраста тратит больше времени и делает больше повторений, чем в школьном возрасте.

Объем памяти у старших детей увеличивается. Но наиболее существенные перемены происходят в качественных особенностях их памяти. Одной из главных таких перемен является переход от непроизвольного запоминания, типичного, как уже указывалось, для более раннего возраста, ко все более произвольным запоминанию и припоминанию. Занятия, которые проводятся с детьми старшего дошкольного возраста, заставляют запоминать не только непроизвольно, но и целенаправленно. К концу дошкольного периода ребенок уже в определенной степени подготовлен к произвольному запоминанию. Школьное обучение требует именно этого вида памяти и в свою очередь в дальнейшем развивает его.

Обучение требует, кроме того, сознательного запоминания. В первую очередь образуются связи чисто словесные. Постепенно развивается логическая смысловая память, которая доминирует в старшем школьном возрасте. Как указывает А. А. Смирнов, совершенно неверны утверждения некоторых психологов, что до подросткового возраста память детей будто бы носит механический характер. В действительности дело обстоит иначе. Экспериментальные исследования показывают, что разница между взрослыми и детьми заключается не в том, что дети старшего, дошкольного и младшего школьного возраста запоминают механически, а в том, что, запоминая осмысленно, они опираются больше на наглядно воспринимаемые связи между предметами и явлениями. Кроме того, дети такого возраста не владеют еще достаточным опытом запоминания, не знают еще, что нужно делать, чтобы способствовать заучиванию. Они могут, например, группировать мысли, когда такая задача специально ставится перед ними, придумывать заглавия отдельным частям текста и даже составить план материала, но не могут пользоваться всем этим как средством запоминания без указаний учителя.

Психологи накопили большой экспериментальный материал о запоминании в школьном возрасте. Прежде всего неоднократно исследовались возможности непосредственного воспроизведения. Полученные данные определенно говорят о слабости непосредственного воспроизведения у детей в начале школьного периода, об улучшении его в более старшем школьном возрасте. Однако еще в возрасте 13―14 лет и даже в более позднем возрасте качество воспроизведения хуже, чем у взрослых. Повседневные наблюдения вполне согласуются с такими представлениями. Известно, что при диктовке длинных фраз дети не в состоянии запомнить материалы без повторения. Это противоречит распространенному мнению, будто дети способны лучше заучивать, чем взрослые. Эксперименты с заучиванием даже элементарного материала показывают, что способность к заучиванию у детей всех возрастов меньше, чем у взрослых. Обычно детям требуется больше повторений, и следовательно больше времени, для безошибочного воспроизведения. Однако дети дольше удерживают в памяти более медленно заученное, т. е. у них при более слабой способности к запоминанию прочность заученного выше.

В литературе, кроме того, имеются указания, что отдельные виды памяти развиваются у детей с различной быстротой. Опытами установлена последовательность этого развития. Так, у мальчиков вначале лучше развита память на предметы, затем на слова со зрительным содержанием, со слуховым содержанием, потом на звуки, на числа и отвлеченные понятия и, наконец, последнее — память на пережитые эмоции. У девочек имеются некоторые отклонения от этой последовательности: сначала сильней проявляется память на слова со зрительным содержанием, потом на предметы, далее на звуки, на числа и отвлеченные понятия и также на последнем месте, как у мальчиков, память на эмоции.

По имеющимся данным, зрительная память лучше развита у девочек, чем у мальчиков. Отмечается также разница в темпе развития памяти у тех и других в различные возрастные периоды: до 10 лет мальчики впереди девочек; между 11 и 14 годами развитие памяти у девочек, в среднем, идет лучше. Начиная с 14 лет мальчики догоняют девочек и часто обгоняют их. Однако нельзя считать это правилом, так как наблюдается много исключений.

Трудно решить вопрос о возрасте, когда функция памяти достигает расцвета. Психологи высказывают по этому вопросу различные мнения. Одни полагают, что максимум относится к началу половой зрелости, другие констатируют, что прогрессирование способности запоминания затягивается до 25 лет. Как показывают исследования известного русского психиатра С. С. Корсакова, память с возрастом улучшается до 20―25 лет, затем держится на одном уровне до 40―45 лет, после чего постепенно угасает. Господствует мнение о максимальном развитии памяти до 25-летнего возраста. Дальше следует период стабилизации, на продолжительность которого также нет единого взгляда. Исследователи считают, что максимальное развитие всех умственных способностей наблюдается у человека в возрасте до 50 лет; поэтому и память в этом периоде отличается наибольшей восприимчивостью. Однако биографии многих замечательных людей и факты повседневной жизни убедительно показывают, что люди часто до самой глубокой старости сохраняют силу ума и памяти. И. П. Павлов до последних дней своей жизни (86 лет) продуктивно трудился и обогащал науку. Гениальный немецкий поэт Гете в возрасте 83 лет дал человечеству свое бессмертное творение — «Фауст». Известный немецкий писатель Цвейг отмечал, что Лев Толстой сохранял до преклонного возраста острое зрение, ясный слух, исключительно хорошее обоняние. Великолепным, непоколебимым остался ум. Искрилась речь. Острая память хранила каждую деталь.

Наиболее полное развитие памяти совпадает с самым активным и творческим периодом в жизни человека, когда имеется значительный запас знаний, который создает большие возможности для различного рода ассоциаций, прежде всего логически-смысловых. Имеет значение активное участие человека в жизни, сложившиеся интересы к определенному роду деятельности, области знания, искусству, музыке, к вполне осознанным задачам. Все это поддерживает известное эмоциональное напряжение, которое, несомненно, является благоприятной базой для наиболее полного проявления функции памяти у взрослого человека.

В преклонном возрасте отмечается ослабление памяти. Старческая особенность памяти — забывание текущих событий. Чаще всего этим дело и ограничивается. Лишь в отдельных случаях на фоне грубых изменений в сосудах мозга теряются трудовые навыки, забываются иностранные языки, не воспринимается новое, затем теряется эмоциональная память и, наконец, память привычек.

Примером такой потери памяти могут служить последние годы жизни знаменитого шведского натуралиста Карла Линнея. На склоне лет он не узнавал своих книг, утратил все профессиональные знания.

Впечатления детских лет сохраняются дольше всего. У полиглотов раньше забываются наиболее поздно выученные языки. Известен такой случай. В одной из больниц Нью-Йорка умирал глубокий старик. Детство он провел на родине в Италии, юность во Франции, потом долго жил в Америке. И вот в начале заболевания он разговаривал по-английски, когда его состояние ухудшилось, он забыл английский язык и стал изъясняться по-французски, а в день смерти он говорил только по-итальянски.

Ослабление памяти в старости — явление довольно частое и вполне обычное. Гениальный композитор Бетховен, который, как известно, незадолго до смерти потерял слух, еще раньше начал страдать сильной забывчивостью. Но до конца своей жизни он сохранил необычайную память в области музыкального искусства. Так, например, он знал наизусть многие творения любимых композиторов. В то же время он не помнил имена своих близких родственников, однажды даже забыл свое собственное имя. Такая почти изолированная сохранность профессиональной памяти может объясняться, по-видимому, особой одаренностью композитора и направленностью его интересов, что придает запоминаемому яркую эмоциональную окраску.

Показано также, что в старческом возрасте изменяется структура памяти: раньше увядает механический компонент, слабеет непосредственное воспроизведение, фиксация текущего опыта и чувственная память. Таким образом, функции, возникшие раньше, первыми и ухудшаются. Удержанию материала в памяти, как уже указывалось, способствуют главным образом смысловые связи, а не механический компонент. В глубокой старости слабеют и внутрисмысловые связи.

В старческом возрасте люди обычно отходят от активной деятельности, что влечет за собой сужение круга интересов и разрыв многих жизненных связей. Этот возраст характеризуется, кроме того, снижением эмоциональности, уровня бодрствования и внимания, что, несомненно, неблагоприятно сказывается на функции памяти.

Наряду с указанными факторами, на ослабление памяти в преклонном возрасте оказывает влияние и ухудшение кровоснабжения мозга. В таких случаях в наиболее неблагоприятных условиях оказываются структуры мозга (гиппокамп), осуществляющие фиксацию нового опыта. Особенностями кровоснабжения мозга у стариков, наряду с перечисленными выше факторами, и объясняется преимущественное нарушение памяти на недавние события, в то время как память на события многолетней давности в значительной степени сохраняется.

В старческом возрасте отмечается еще один неблагоприятный фактор морфологического характера — уменьшение числа нейронов. Подсчитано, что головной мозг человека после 35―40 лет ежедневно теряет сто тысяч нейронов. Уменьшается нейронная база памяти, хотя указанная потеря и не существенна для мозга, содержащего миллиарды клеток.

В заключение следует подчеркнуть, что в представленной схеме зависимости памяти от возраста имеется много исключений, особенно в пожилом возрасте. Нередко прекрасная память сохраняется до глубокой старости, и ослабление ее в преклонном возрасте совершенно необязательно.

Глава VII. Воспроизведение информации

Способность запоминать и вспоминать кажется нам настолько естественной, что мы никогда не задумываемся на этот счет. Иное дело, если из памяти вдруг выпадает какое-нибудь имя, хотя мы абсолютно уверены в том, что знаем его, и только в этот момент не можем вспомнить. Вот тут-то и возникает вопрос: что же произошло с памятью?

Воспроизведение накопленных знаний и навыков — самостоятельный процесс, который нередко является самым уязвимым местом памяти и практически здорового человека. Даже в норме наша память работает с ошибками, касающимися главным образом точности воспроизведения. Нередки случаи, когда человек пытается вспомнить какой-нибудь факт, событие, имя, формулу, но не может этого сделать. Спустя некоторое время забытый казалось бы факт сам всплывает в памяти. Значит, процесс сохранения информации не нарушался, а нарушилось только воспроизведение.

Более грубо выраженное нарушение процесса воспроизведения приходится наблюдать врачам в неврологической клинике при некоторых острых заболеваниях нервной системы, и в частности при острой травме мозга, когда у больных временно выпадает память на события, предшествовавшие началу заболевания, которые, несомненно, были восприняты, хранились и даже иногда повторно воспроизводились. Больные с таким расстройством памяти не могут вспомнить, что произошло час или два тому назад, но отлично помнят события далекого прошлого. Такого рода выпадения памяти, отражающие нарушения способности извлечения следов из хранилища памяти, получили название ретроградной амнезии. Более подробно этот вопрос освещен в главе о нарушениях памяти.

Совершенно удивительно то, что все накопленные и сосредоточенные в кладовой нашей памяти картины не перемешиваются между собой, а разложены по порядку, где каждая хранит свой отдельный отпечаток. Время как будто заставляет бледнеть изображения, сложенные в хранилище нашей памяти, затрудняя их воспроизведение. Однако, чем ярче был образ запечатляемого предмета, тем прочнее он удерживается в памяти, и наоборот. Вот почему некоторые события вспоминаются легко, другие — с большим трудом, а третьи совсем не удается вспомнить. Иногда мы сразу можем вызвать понятие или образ, а в другой раз долго трудимся, отыскивая их в своей памяти. В первом случае отыскиваемый образ был запечатлен более ярко и поэтому легко может быть найден «адрес» хранения этого следа. Во втором же случае приходится рыться среди многочисленных страниц вышеупомянутых томов, прежде чем удается попасть «по нужному адресу», так как изображение столь тускло, что его едва можно отличить от других подобных следов.

Как осуществляется воспоминание? Опыт показывает, что успешность запоминания и воспроизведения обусловливается не только качеством материала, типом памяти, но и всем отношением испытуемого к работе. Это отношение, как уже говорилось, может быть эмоционально окрашенным, заинтересованным или, наоборот, безразличным. Иными словами, прочность хранимой информации зависит от силы первоначального впечатления, и прежде всего от эмоционального отношения к тому, что воспринималось. Интересное событие или предмет, на которые было обращено внимание, производят гораздо более сильное впечатление, нежели те, к которым не было проявлено интереса, внимания. В первом случае впечатления гораздо легче восстанавливаются в памяти, как только в этом появляется потребность.

Чем большее впечатление произвело на нас в момент восприятия то или иное событие, книга, картина, музыка и другие произведения искусства, тем ярче остается их след в мозгу и тем легче мы их вспоминаем. Остановившись около картины, виденнойкогда-то в прошлом, мы постепенно припоминаем ее. Чем дольше, внимательнее, заинтересованнее и подробнее мы рассматривали картину ранее, тем глубже и резче сохранились соответствующие следы, тем легче они будут возникать при повторном восприятии картины, тем скорее мы ее припомним. Но можно припомнить картину, виденную нами, не только при повторном разглядывании, но и тогда, например, когда встречаем человека, с которым мы вместе эту картину однажды рассматривали. В этом случае извлечение следов о картине будет осуществляться уже не непосредственно, а через другие системы следов и их связей, отразившие общение с другом, его внешний облик, звук голоса и прочее. По-видимому, эти дополнительные связи играют немалую роль в процессе репродукции следов.

Сохранилась история человека, который жил несколько лет в Китае и научился говорить по-китайски. Затем он покинул Восток и вернулся домой почти на два года. В конце этого срока он должен был вернуться в Китай и перед этим обнаружил, что все приобретенное там полностью забыто. Вернувшись в Китай, он был удивлен, что смог полностью понимать язык и бегло говорить по-китайски. Сразу же вспомнилось то, что казалось утраченным дома. Этот пример показывает роль конкретной обстановки, с которой связано обучение, для процесса воспоминания. Специфическое окружение становится, по-видимому, частью изученного.

Чем больше мы сможем увязать новый факт с уже известными фактами, чем больше связей имеет то или другое впечатление, тем легче нам будет его вспомнить. Кажущаяся изумительной способность вспоминать разные факты, какую мы встречаем у начитанных и очень наблюдательных людей, объясняется тем, что они могут найти точки сходства или сформулировать различия между, казалось бы, далекими друг от друга фактами. Следовательно, если восприятие можно связать с прошлым опытом, его легче вспомнить.

Нужно иметь в виду, что усвоенный материал воспроизводится через некоторое время не точно в таком же виде, как мы его восприняли, а в новом, нередко обобщенном и углубленном. Чаще бывает так, что второстепенные несущественные подробности забываются, а сохраняется основное, важное, и главные мысли уже воспроизводятся в более обобщенном виде. Можно сказать, что воспроизведение рассказов и событий редко бывает точным. Имеются пропуски, перестановки и дополнения как результат нашей интерпретации и обобщения.

Воспоминание может иметь разные формы. Эффекты прошлого опыта проявляются в выполнении заученного действия, в узнавании, в воспроизведении, а также в более легком повторном обучении по сравнению с первичным.

Узнавание наблюдается при повторном восприятии и заключается в осознании того, что воспринимаемое в данный момент представляет собой уже известный нам предмет или явление и переживается как знакомое, известное. В отличие от этого, при воспроизведении у нас возникает образ предмета, хотя сам предмет отсутствует. Воспроизведение охватывает не только то, что мы видели, слышали, ощущали, но и содержание наших мыслей, испытанные ранее чувства, наши желания, действия и поступки. Многое, что было в предшествующей практике, может быть воспроизведено.

Метод воспроизведения заключается в том, что субъекта просят написать или повторить в любом порядке столько элементов из предъявленного ряда, сколько он может. Метод узнавания сводится к общей оценке правильности или знания демонстрируемого предмета (явления).

Общий вывод из таких опытов тот, что узнать несомненно легче, чем воспроизвести.

Чаще всего воспроизведение и узнавание тесно связаны между собой. Если мы узнаем знакомого, мы обычно в состоянии воспроизвести что-либо о нем, например его имя. Однако воспроизведение и узнавание не всегда сопутствуют друг другу. Имеются примеры, где одно имеет место, а другое нет, даже при определенных усилиях. Примеры такого рода не представляют большой редкости. Можно слышать знакомую пьесу, узнать ее, но быть не в состоянии ее воспроизвести. Можно читать стихотворение, которое очень хорошо знакомо, помнить его содержание, но быть неспособным прочитать его наизусть. Примеры узнавания без воспроизведения отражены в таких небезызвестных утверждениях: «Я уверен, что видел этого человека где-то, но я не могу вспомнить, где». Некоторые более или менее определенные моменты настоящего (будь это лицо или предмет) заставляют вспомнить о прошлом, но мы не можем связать его с определенным временем. Это явление вполне обычно и представляет воспоминание на наиболее простом его уровне. Бывает и другое: можно воспроизвести тот или другой материал и в то же время его не узнать. Дирижер и композитор Направник, напевая как-то мотив из оперы Глинки «Руслан и Людмила», никак не мог припомнить, откуда этот мотив; иначе говоря, он не узнавал его, хотя, разумеется, отлично знал всю оперу и не раз дирижировал оркестром при ее исполнении. Воспроизведение при отсутствии узнавания имеет место в случаях бессознательного плагиата, когда автор заимствует чужие музыкальные композиции и художественные произведения, не узнавая их, и выдает их за свои. Известны случаи, когда писатели «заимствовали» даже собственный опыт.

Эти примеры показывают, что функции узнавания и воспроизведения, хотя и тесно связаны между собой, все же должны различаться.

Мы рассмотрели роль прошлого опыта, внимания и эмоционального отношения к воспринимаемой информации для последующего воспроизведения, а также различные виды воспоминания и подошли к вопросу о факторах, оказывающих непосредственное влияние на процесс репродукции.

При каких же обстоятельствах происходит затормаживание репродукции, являющееся главной причиной забывания?

Существует несколько причин. По мнению большинства отечественных и зарубежных психологов, важное значение в происхождении такого рода нарушений имеет взаимодействие, или интерференция, близких по времени воспоминаний. Это было продемонстрировано экспериментально-психологическим исследованием. Так, испытуемым показывали рисунки, картины или рассказы, которые они воспроизводили или узнавали через некоторое время. Спустя небольшой период времени предъявлялся другой материал и изучалось его влияние на последующее воспроизведение. Оказалось, что такое взаимодействие между исходным и более поздним обучением вызывает качественные и количественные изменения в последующем воспроизведении. Выраженность таких влияний на последующее воспоминание нарастает по мере увеличения сходства материала при дополнительном и первичном обучении.

Забывание происходит, когда существуют сходные и близкие по времени переживания.

Как уже указывалось, затрудненное извлечение следов может быть обусловлено недостаточной их связью с уже известными фактами, с определенным прошлым опытом, либо отсутствием прошлого опыта в данной области знания.

Способность к воспроизведению зависит от состояния нервной системы. Извлечение следов может быть заторможено под влиянием аффектов. Всем известно забывание при крайнем возбуждении, при сильном волнении, например на экзамене; при страхе, под влиянием некоторых возбуждающих веществ, в том числе алкоголя.

Какие сведения быстрее забываются?

На этот вопрос, казалось бы, легко ответить: те, к которым человек реже прибегает и не освежает в памяти, имеющие для него небольшое значение. Однако из этого очевидного правила имеется много исключений, связанных с «выпадениями» памяти, которые могут касаться определенных событий, обычно неприятных для человека, о которых не хочется знать и которые бессознательно хочется забыть. Эти амнезии построены на вытеснении определенных, окрашенных в неприятный аффективный тон, событий в область бессознательного. Этот механизм вытеснения описан Фрейдом, основателем учения о психоанализе.

Объяснение Фрейда сводится к тому, что забываются скорее те сведения, которые для данного субъекта имеют отрицательное эмоциональное значение, прямо или косвенно связанные с унижением, с физическим или нравственным страданием. Не только психически больные, но и здоровые люди нередко выявляют те же механизмы вытеснения, то же забывание неприятного. Так, благодаря забыванию всего унижающего наше самолюбие постепенно у человека создается впечатление о «добром, старом времени». Многим людям свойственно забывать тяжелое прошлое, минувшие трудности, былые страдания. Забываются также болезненные ощущения, и человек вскоре после перенесенной операции уже не в состоянии представить жестоких болей, которые ему пришлось терпеть. Нередко забываются имена неприятных нам людей. Среди многочисленных примеров такого рода забывания Фрейд приводит следующий. В одной из своих лекций он рассказывает о господине, который, отправляясь на почту, оставил дома на столе письмо. В другой раз он взял письмо с собой, но забыл написать адрес на конверте. В третий раз на письме не оказалось марки. И тогда только он ясно понял, что ему не хочется отправлять это письмо.

Такой процесс может иметь место и в некоторых случаях «провалов» памяти, хотя нет достаточных оснований для предположения, что оно может играть какую-то роль как во временном забывании, так и в неспособности припомнить ранний детский возраст. Несомненно, это далеко не общее правило, и уж никак нельзя возводить его в закон. Имеется много противоположных данных, когда память особенно прочно сохраняет наши ошибки, просчеты, наиболее горестные этапы прошедшей жизни. Время лишает тяжелые воспоминания яркой эмоциональной окраски.

Наоборот, в некоторых специальных условиях воспроизведение может быть в значительной степени облегчено. Так, например, в условиях гипноза, некоторых стадиях наркоза и сна удается воспроизвести информацию, которую можно было считать давно и окончательно утерянной. Нередко человек, находясь в таком состоянии, может вспомнить то, что им было слышано или видено в самом отдаленном прошлом и что, казалось, уже совершенно изгладилось из памяти. Об этом говорят опыты, проведенные в Харьковском психоневрологическом институте. После 2―3 секунд изучения рисунков испытуемый, находясь в состоянии бодрствования, способен воспроизвести лишь немногие из элементов рисунка. Однако под гипнозом он отчетливо вспоминает все подробности. Подобные наблюдения придают правдоподобие давно уже распространенным в литературе сообщениям о феноменальных проявлениях памяти в состоянии гипноза. Взрослого человека просили вспомнить некоторые подробности классной комнаты, где он сидел в возрасте шести лет. Вначале он не мог этого сделать даже в состоянии гипноза, но затем легко описал нужные детали, когда гипнотизер внушил ему, что ему шесть лет.

Касаясь вопроса о способах извлечения следов памяти, следует вспомнить известные наблюдения Пенфилда с электрическим раздражением височных областей мозга. Оно приводило к оживлению в памяти больного самых незначительных эпизодов далекого прошлого. При этом часто воспроизводились такие детали, которые кажутся совершенно недоступными для обычной нормальной памяти. Так, одна больная при раздражении височных областей вновь пережила эпизод раннего детства. Причем воспоминания были настолько яркими, что она снова, как в детстве во время события, испытала страх. Вторая больная «увидела» себя рожающей ребенка и притом в той же обстановке, в которой это происходило некоторое время тому назад в действительности.

Третья больная слышала голос маленького сына, доносившийся со двора вместе с другими звуками — гудками автомобилей, лаем собак и криками мальчишек. Четвертая слышала оркестр, игравший мелодию, которую она сама могла напеть или сыграть и которую в обычном состоянии лишь смутно помнила.

Молодой человек «увидел» себя со своими двоюродными сестрами в родном доме в Южной Африке. Ему казалось, что он слышит, как они смеются и разговаривают. Эта сцена представлялась ему так же ясно, как если бы она происходила в действительности.

Эти примеры показывают, что раздражение определенных областей коры больших полушарий мозга способно извлечь из архивов памяти тот или иной случайный эпизод, отражающий реальные события иногда очень далекого прошлого. Возможно, что эти области мозга — своеобразные входы к хранимым в мозгу следам памяти и, следовательно, имеют непосредственное отношение к процессу воспроизведения. Как показали исследования Пенфилда, такой областью мозга являются только корковые отделы височных долей. Аналогичные раздражения любых других зон мозга не приводили к подобным воспоминаниям. Представленные факты неоспоримо заставляют считать, что определенная часть следов не стирается, а сохраняется в мозгу навсегда. Забывание связано в этих случаях с несовершенством, временным притормаживанием нашего аппарата воспроизведения.

В литературе описаны состояния, облегчающие извлечение следов. Так, неграмотная женщина произносила в лихорадочном бреду фразы на древнееврейском языке. Оказалось, что, будучи ребенком, она прислуживала в доме, где по вечерам, прохаживаясь по коридору, хозяин произносил на этом языке молитвы. Когда же сопоставили произнесенные женщиной фразы с текстом сохранившегося молитвенника, было установлено, что они полностью совпадали.

Другой случай. Человек впал в бессознательное состояние после ушиба мозга. Когда состояние его стало улучшаться, он заговорил на своем родном валлийском наречии, на котором не говорил в течение 30 лет и, казалось бы, совершенно его забыл. По выздоровлении наречие это он снова забыл.

К этой же группе фактов относятся случаи, когда люди, находясь в определенном обществе, бессознательно впитывают множество наблюдений, касающихся окружающей их обстановки. По прошествии многих лет люди эти, становясь писателями, воспроизводят старые, почти забытые впечатления прошлого и дают миру живую картину жизни общества, где они проживали раньше. Дюма в известном романе «Граф Монте-Кристо» изобразил старого политического заключенного, аббата Фариа, лишенного в течение долгих лет всякого общения с внешним миром. Этот герой Дюма использовал очень старый запас знаний и обучал своего товарища по заключению.

В последнее время пробудился интерес к роли сна в репродукции имеющихся старых следов. Речь идет о сновидениях, в содержание которых причудливо вплетаются забытые факты и переживания прошлого. «Небывалыми комбинациями бывалых впечатлений» назвал сновидения выдающийся русский физиолог И. М. Сеченов.

Анализируя все накопленные факты и наблюдения, можно сделать лишь такой вывод: некоторые следы кажутся исчезнувшими из памяти, но на самом деле продолжают сохраняться. Но такой вывод нельзя распространить на весь накопленный в течение жизни опыт, хотя и отвергнуть это предположение абсолютно невозможно. Существуют две точки зрения. Одни утверждают, что нормальная человеческая память удерживает и сохраняет весь опыт человека. Трудность заключается только в возможностях произвольного воспроизведения. Другие полагают, что часть событий не сохраняется в памяти и навсегда теряется. Ни доказать, ни опровергнуть пока оба мнения невозможно. Несомненно только, что память хранит больше сведений, чем человек может воспроизвести. Это бесспорное положение. Но хранит ли память всю или только часть получаемой информации, остается пока неясным.

Глава VIII. Болезни и память

Память можно изучать разными методами. В предыдущих главах мы говорили об исследованиях памяти на животных в различных экспериментальных условиях. Второй путь — изучение памяти на человеке: здоровом и больном.

Память здоровых исследуют преимущественно психологи, с патологическими расстройствами памяти сталкиваются врачи. Исследования в клинике позволяют сопоставить степень и характер расстройств памяти с поражением определенных отделов мозга. Этому помогают специальные методы исследования нервной системы и новые достижения нейрохирургии. Клинические наблюдения способны внести существенный вклад в изучение проблемы памяти. Для этого важно создать рациональную классификацию расстройств памяти — амнезий.

Накопившийся опыт показывает, что целесообразно рассматривать раздельно нарушения памяти, которые ограничиваются одним каким-либо видом воспоминаний — зрительных, слуховых, двигательных, оставляя сохранными все остальные виды. Это так называемые частные нарушения памяти. В других случаях память поражается во всех ее проявлениях. Это расстройства памяти общего характера, проявляющиеся независимо от того или иного ее вида.

При рассмотрении общих амнезий можно выделить преходящие амнестические состояния, носящие временный характер, часто с полным обратным развитием дефекта памяти и постепенным восстановлением ее функции, и устойчивые дефекты запоминания, связанные, как правило, со структурными повреждениями мозга, которые удается обнаружить после смерти этих больных.

Нарушения памяти у человека не ограничиваются, однако, только ее снижением. При некоторых болезненных состояниях воспоминания усиливаются, а иногда даже извращаются.

Такого рода нарушения функции памяти называются гипер- и парамнезиями.

Синдром, описанный С. С. Корсаковым
Чаще всего отмечается снижение памяти, ее ослабление. При негрубом ее расстройстве человеку трудно усвоить или вспомнить нужный ему материал. В других случаях отмечаются пробелы в памяти. При выраженных нарушениях памяти человек утрачивает на тот или иной срок, в зависимости от характера заболевания, способность воспроизводить даже важные для него факты.

Есть больные, которые забывают почти моментально все, что они видят и слышат. Снижение памяти бывает настолько велико, что человек не может вспомнить, чем был занят в этот день, здоровался ли он с вами. Все, что происходит перед глазами такого больного, воспринимается им ясно и вполне сознательно, но, как только образ исчезает, больной о нем забывает и не может его вспомнить. Через 2―3 минуты после обеда больной на вопрос, обедал ли он, отвечает отрицательно и готов есть сначала. Через несколько минут после беседы с посетившим его знакомым больной утверждает, что у него никого не было и т. д. Так продолжается иногда целые годы. Если больной встречается даже часто с человеком, которого он не знал до заболевания, то он будет каждый раз утверждать, что видит его впервые. Между тем всех, кого больной знал до болезни, он узнает; все, что было до болезни, помнит ясно, рассказывает об этом довольно свободно.

У такого больного наряду с грубым нарушением памяти на текущие события сохраняются все давно приобретенные навыки, например ранее выработанные сложные двигательные акты типа плавания, ходьбы, бега, память привычек. Однако при этом нередко теряется последовательность событий во времени. Больной смешивает, как правило, воспоминания прошлого и настоящего, считает, что живет в обстановке давно прошедшего. Нередко и отдаленные события воспроизводятся им изолированно, вне связи с другими событиями, имеет место элемент временной дезориентировки.

Хотя наблюдаемый у такого больного дефект памяти так велик, что он не может хранить какую-либо свежую информацию, тщательное изучение показывает, что способность хранения информации даже в самых тяжелых случаях редко выпадает полностью. Любой вид обучения у этих больных чрезвычайно ограничен, однако отдельные слова и события они могут выучить и воспроизводить через значительный период времени. Сохранение минимального уровня способности к обучению в подобных случаях доказали английские ученые, работающие в национальном госпитале нервных болезней. Они демонстрировали больным с тяжелым расстройством памяти и здоровым испытуемым, взятым для контроля, ряды из 5 рисунков, изображающих хорошо знакомые предметы, такие, как пароход и самолет. В каждом ряду первый рисунок нельзя было узнать, пока не предъявляли следующие три рисунка, более близкие к объекту. И только последний рисунок полностью отображал предмет. Таким же образом от почти неузнаваемого до близкого к полному написанию данной буквы (рис. 8, 9) были представлены ряды слов, имеющие конкретное значение. Каждый ряд показывали больным пять раз в день в течение пяти дней и в каждом случае отмечали момент, когда предмет был узнан. Результаты этих исследований показали, что больные выполняли это задание, хотя и намного хуже, чем здоровые люди, но, несомненно, результаты улучшались не только от опыта к опыту в течение одного дня, но также и в каждый следующий день. Эти опыты четко продемонстрировали эффект обучения больных, хотя он был на очень низком уровне. Только такой тонкий опыт позволил выявить некоторую степень хранения информации у больных, поскольку при обычной проверке ни один из них не мог активно вспомнить слова, а также то, что видел на картинках в предшествующем опыте.


Рис. 8. Ряд из пяти изображений хорошо знакомого предмета (самолета). Первый рисунок неузнаваем, три следующие рисунка — более близки к объекту; последний рисунок полностью отображает предмет

Рис. 9. Ряд из четырех слов, имеющих конкретное значение


При остром развитии амнезии, помимо нарушения памяти на текущие события, наблюдаются пробелы памяти на лица и события, предшествовавшие заболеванию. Такого рода выпадение памяти получило название ретроградной амнезии. Она может длиться значительный период времени — от нескольких месяцев до нескольких лет. Ретроградная амнезия может включать чрезвычайно важные и значимые для больного текущие события, а события, предшествующие ей, сохраняются в памяти. Иными словами, более ранняя память остается ненарушенной.

Поведение больного обычно выглядит совершенно нормальным, и он способен даже выполнять достаточно сложные задачи, требующие интеллекта (если эти задачи не связаны с необходимостью использования памяти). Больные ретроградной амнезией 25-летней давности с грубыми нарушениями памяти на текущие события и сохранностью только немедленной памяти были способны играть вполне успешно в шахматы.

Ложные воспоминания — еще один характерный симптом у таких больных. Эти явления называются в психиатрии конфабуляциями. По-видимому, таким путем больные заполняют существующие у них пробелы памяти. Так, больной, уже много лет безвыездно находившийся в больнице, рассказывал, что вчера был в Москве, катался в метро или посещал своего друга. На вопрос, где он был утром, такой больной не задумываясь мог ответить: «На работе». Если тут же спросить, встретил ли он на работе своего врача, то обычно можно получить утвердительный ответ с добавлением деталей, сочиненных больным, о том, что врач ему говорил.

Клиническое описание нарушений памяти начало проводиться, как мы уже указывали, еще в прошлом веке. Однако систематическое изучение расстройств памяти началось только после известных работ русского психиатра С. С. Корсакова, особенно после описания особого вида нарушения памяти, пример которого приведен выше. Позже этот вид нарушения памяти получил название корсаковского амнестического синдрома.

Сергей Сергеевич Корсаков — выдающийся отечественный психиатр и общественный деятель, ученик и сподвижник создателя московской школы невропатологов и психиатров А. Я. Кожевникова, возглавлял после своего учителя кафедру психиатрии Московского университета, которая сейчас носит его имя. Гуманистические идеи Корсакова наложили отпечаток на развитие отечественной психиатрии. Им написан первый русский учебник по психическим заболеваниям. С. С. Корсаков был одним из инициаторов создания журнала по невропатологии и психиатрии, которому присвоено его имя.

Почти 80 лет назад С. С. Корсаков опубликовал свои первые заметки о грубом расстройстве памяти, которым часто сопровождается алкогольное поражение мозга. Он подчеркивал токсическую природу заболевания и считал, что оно имеет не только амнестические проявления, но и сопровождается поражением периферических нервов, приводящим к двигательным и чувствительным нарушениям в конечностях. Клиническое описание синдрома, получившего его имя, сделано блестяще. Оно остается классическим примером тонкого клинического наблюдения, полностью сохранившего свое значение и в настоящее время.

Резкое расстройство памяти на текущие и недавние события при относительной сохранности памяти на более далекое прошлое С. С. Корсаков считал основным симптомом нарушения психики при алкогольном поражении мозга. «Когда эта форма наиболее характерно выражена, — писал С. С. Корсаков, — то можно заметить, что почти исключительно расстроена память недавнего; впечатления недавнего времени как будто исчезают через самое короткое время, тогда как впечатления давнишнего вспоминаются порядочно, при этом сообразительность, остроумие, находчивость больного остаются в значительной степени».[1] Дезориентировку места и времени и амнезию на события, предшествующие началу заболевания, С. С. Корсаков связывал с основным нарушением памяти, а ложные воспоминания рассматривал как частный, но совсем необязательный сопутствующий признак.

Наблюдения С. С. Корсакова вызвали значительный интерес, особенно в Германии. Уже через несколько лет после опубликования работы Корсакова было проанализировано около 200 случаев нарушения памяти по корсаковскому типу. Выраженность нарушений памяти в этих случаях весьма различна. Наиболее устойчива память на давно приобретенные навыки, память привычек и наименее устойчива память, относящаяся к недавним событиям, чаще всего теряется и последовательность событий во времени.

В большинстве случаев, первоначально описанных Корсаковым, имела место хроническая алкогольная интоксикация, сопровождавшаяся повреждением нервов конечностей. Стало известно, что этот синдром возникает и при многих других состояниях: черепно-мозговой травме, энцефалите, опухолях мозга, кислородной недостаточности, некоторых авитаминозах, мозговых сосудистых процессах и некоторых токсических поражениях мозга. Совсем недавно этот синдром наблюдали нейрохирурги при двустороннем удалении глубинных отделов височной доли мозга. Анализ корсаковского синдрома при различных органических заболеваниях головного мозга показал, что основные черты амнестического синдрома проявлялись, в сущности, совершенно одинаково, независимо от вызвавшей его причины.

Уже при первых описаниях места повреждения мозга, сопровождающего корсаковский синдром, ученые обратили внимание на то, что страдают, как правило, глубинные структуры мозга. В частности, происходят изменения в верхних отделах ствола головного мозга, в задних областях гипоталамуса, в том числе мамиллярных телах. Было отмечено также, что незначительные изменения в коре не соответствовали тяжести нарушений памяти.

Большой интерес представили последующие наблюдения случаев корсаковского синдрома при очаговых поражениях гиппокампа самого различного происхождения. Нарушения памяти были описаны также в связи с двусторонним поражением медиальных частей височных долей, включающих гиппокампальные структуры.

Первое наблюдение, указывающее, что у человека височные доли и особенно структуры вдоль их внутренней поверхности имеют отношение к процессу запоминания, сделал в 1900 г. В. М. Бехтерев — выдающийся русский невропатолог, психиатр и психолог, одна из самых блестящих и удивительных фигур в отечественной медицине. Эрудиция Бехтерева вызывала удивление: его перу принадлежит более 500 работ не только по указанным дисциплинам, но и по анатомии и физиологии нервной системы. В. М. Бехтерев — виднейший общественный деятель, прогрессивный ученый, создатель психоневрологического института, сторонник женского образования, отдавший все свои знания молодой Советской власти. В среде невропатологов существует неписанный закон — если ты открыл новое, прежде чем сообщить об этом, сверься с Бехтеревым — энциклопедистом XX века.

На медицинском конгрессе в Петербурге он продемонстрировал мозг больного, страдавшего тяжелым дефектом памяти. Главной анатомической особенностью мозга этого больного было двустороннее размягчение области гиппокампа и прилежащей к ней медиально-височной коры. Почти через полвека были опубликованы наблюдения, в которых описаны поражения таких же структур мозга у больных с выраженными нарушениями памяти. Начиная с 50-х годов стали появляться более детальные клинико-анатомические наблюдения. Так, были описаны грубые нарушения памяти у больных, у которых после смерти обнаружили распространенное кровоизлияние, либо очаги размягчения (инфаркты) в области обоих гиппокампов в связи с закупоркой задней мозговой артерии, обеспечивающей их кровоснабжение. В таких случаях наблюдались тяжелое поражение «недавней» памяти и ретроградная амнезия на события, предшествующие заболеванию в течение недель, месяцев и даже лет. Навыки и знания, приобретенные до болезни и предшествовавшие периоду ретроградной амнезии, сохранились. Больные были в состоянии, например, играть в карты, соблюдая необходимые правила.

В одном из подобных случаев внезапное начало болезни обусловила сосудистая катастрофа типа кровоизлияния. Через 15 лет после смерти больного в его мозгу удалось обнаружить разрушение обоих гиппокампов и прилегающих к ним областей. Описан случай с аналогичным нарушением памяти в результате поочередно наступившей двусторонней закупорки задних мозговых артерий. Дефект памяти выявился только после повторной сосудистой катастрофы во втором полушарии мозга и оставался до смерти больного.

Нарушения памяти типа корсаковского синдрома описаны и при кровоизлияниях в оболочки мозга, сопровождавшихся изменениями в области третьего желудочка и в мамиллярных телах.

Наиболее ценные данные о локализации поражения мозга при нарушениях памяти по типу корсаковского синдрома, как это будет показано далее, получены на больных с опухолями мозга и особенно при хирургических вмешательствах на мозге.

Анализ большого клинического материала показывает, что амнезия по типу корсаковского синдрома — одно из ранних и основных симптомов опухолей, расположенных в определенных областях мозга. Однако для такого заключения должны быть отобраны случаи, где опухоли четко локализованы и не сопровождаются другими, сопутствующими опухолям симптомами, например повышением давления внутри черепа, которые могут сами по себе оказывать неблагоприятное влияние на функции мозга, в том числе на память.

Нарушения памяти наблюдаются чаще всего при опухолях, расположенных в области гипоталамуса. Это, по-видимому, связано с тем, что обычно возникает двустороннее поражение близко расположенных друг к другу срединных структур мозга, имеющих отношение к функции памяти.

Различие же между специфическими нарушениями памяти, имеющими отношение к локальному поражению мозга, и общими психическими изменениями, связанными с проявлениями, сопутствующими опухолям мозга, в частности с повышением давления внутри черепа, можно продемонстрировать на примере одного больного в возрасте 22 лет. У больного опухоль в области дна третьего желудочка, включающая наполненную жидкостью полость (кисту). Корсаковский синдром у этого больного носил непостоянный характер. Когда киста опустошалась, исчезал корсаковский синдром. При наполнении же кисты, оказывающей давление на мамиллярные тела, восстанавливался выраженный дефект памяти.

Многочисленные наблюдения служат подтверждением важной роли определенных, строго ограниченных областей мозга в проявлении амнезии. Об этом же свидетельствует отсутствие выраженных расстройств памяти при опухолях в других областях мозга. Мы наблюдали больных с корсаковским синдромом после перенесенной черепно-мозговой травмы, отравления угарным газом, а также при опухолях глубинных областей мозга.

Хотя С. С. Корсаков связывал описанный им дефект памяти с диффузным токсическим поражением всего мозга, приведенные наблюдения с ограниченным поражением определенных структур показывают, что дефект памяти такого рода связан, как правило, только с глубоко расположенными срединными образованиями мозга. Действительно, в описанных случаях с тяжелым дефектом памяти церебральная кора оставалась неповрежденной.

Изучение корсаковского амнестического синдрома в психологическом аспекте — тема книги видного американского исследователя памяти Г. Талланда. В своей монографии Талланд описывает различные экспериментальные приемы, направленные на изучение механизма дефекта памяти такого рода. На основании проведенных исследований автор пишет о больших трудностях обучения, выявленных у больных, и считает, что в основе расстройств памяти и обучения лежит нарушение процесса хранения, связанное с неспособностью переводить информацию из кратковременной в долговременную память, а также дефект воспроизведения. К таким же выводам приводит анализ клинических данных и исследования, проведенные Л. П. Латашом, Л. Т. Поповой и С. А. Солдатовой.

Анализ этих данных позволяет считать, что возможность безупречного воспроизведения материала в течение первых минут после его демонстрации исключает нарушение процессов восприятия и предварительной переработки поступающей информации, формирующих след памяти. Если немедленное воспроизведение происходит без особых затруднений, значит предварительные этапы протекали нормально. Ускоренное забывание, проявляющееся в невозможности отсроченного воспроизведения, можно скорее всего объяснить нарушением фазы кратковременной памяти, сокращением ее длительности и интенсивности, а также нарушением из-за этого процессов закрепления следа. При таком подходе становится понятным и быстрое забывание текущих событий, и невозможность воспроизведения недавних событий в последующие дни (т. е. долговременная память), так как нарушен процесс закрепления событий. Следы же, сохраняющиеся в долговременной памяти издавна, могут быть извлечены без существенных затруднений, в основном так, как у здоровых людей.

При обратном развитии корсаковского синдрома нередко наблюдается явление, заключающееся в том, что больной, не будучи в состоянии воспроизвести материал через 20―30 минут после знакомства с ним, может сделать это спустя сутки или несколько часов. Возможность такого рода поздних воспоминаний, известных в психиатрии как феномен реминисценции, заставляет думать о возможности формирования в мозгу долговременного следа и о преимущественном нарушении процессов воспроизведения. Однако существующий дефект памяти нельзя объяснить выходом из строя какого-то единого механизма считывания следа, так как в этом случае дефект должен был бы распространяться и на долговременную память.

Поскольку корсаковский синдром возникает при поражении структур гиппокампова круга, выяснение причин дефекта памяти должно быть связано с функциональным назначением этих структур мозга для функции памяти. Клинические наблюдения подтверждают значение гиппокампальных структур как для процессов хранения, так, по-видимому, и воспроизведения, ибо в основе дефекта памяти лежит нарушение этих процессов. Ценные факты, подтверждающие эти положения, получены нейрохирургами.

Наиболее убедительные данные о важной роли височных структур для функции памяти дали наблюдения над дефектами памяти, возникающими после хирургического вмешательства на височных долях.

Доли мозга и память
Хирургические вмешательства на мозге человека предпринимаются для удаления опухолей, лечения эпилепсии и хронических психических заболеваний. Хотя анализ результатов оперативных воздействий страдает определенным недостатком в связи с тем, что мозг оперируемых не вполне здоров, однако в ряде случаев можно с уверенностью говорить, что наступившие нарушения памяти вызваны оперативными воздействиями.

Как уже упоминалось выше, удаление значительных корковых областей мозга, которое производил Лешли на животных, не приводило к выраженным нарушениям памяти.

Мы наблюдали больных, подвергшихся операциям по поводу опухолей различных областей мозга, в том числе удалению значительных областей мозжечка, теменно-затылочных отделов больших полушарий, а также лобных долей. Эти операции либо совсем не приводили к нарушениям памяти, либо вызывали частичные нарушения этой функции, но никогда не сопровождались дефектом общего характера, аналогичным тому, который имеет место у корсаковских больных.

Большой интерес представляют операции на височных долях мозга при эпилепсии. Связь заболевания с височными долями обусловлена некоторыми морфологическими и функциональными особенностями этих областей мозга: неблагоприятными условиями кровоснабжения и низким порогом их возбудимости, способствующими появлению эпилептогенных очагов. Последние возникают под влиянием ряда травмирующих моментов, чаще всего при сдавлении головки ребенка при прохождении через родовые пути. Последствия травмы проявляются в связи с повреждениями в этих отделах мозга и последующим их рубцеванием. Рубцующиеся очаги и являются эпилептогенными фокусами, приводящими к возникновению эпилептических припадков. Регистрация электрической активности мозга указывает на локализацию таких очагов в височных долях. Хирургическое лечение эпилепсии, направленное на удаление выявленных эпилептогенных фокусов, связано с операциями на височных долях мозга. С этой целью иногда производятся двусторонние операции на височной доле, включающие корковые и глубинные ее отделы, в том числе и гиппокампальные образования. Такие операции носят название двусторонней височной лобэктомии и на человеке выполняются редко. После полного удаления обеих височных долей у обезьяны возникают выраженные расстройства поведения, характеризующиеся нарушением сексуального поведения, расстройством аппетита, памяти и общей реактивности животного.

Однако в литературе имеются сообщения о результатах такого рода операций, произведенных на человеке. Операция происходила в два приема. Нейрохирург Сковилл и известный канадский исследователь памяти Б. Милнер подробно описали весь комплекс послеоперационных расстройств, среди которых нарушения памяти занимали ведущее место. После первой операции нарушения памяти не было обнаружено, но после удаления второй височной доли сразу выявилась глубокая ретроградная амнезия, даже на события раннего детства. Больной почти ничего не вспомнил о последних годах своей жизни. Он был не в состоянии узнать своих ближайших родственников или описать город, в котором он рос. У больного наблюдался также и грубый дефект памяти на недавние и текущие события: он почти ничего не помнил из повседневной жизни; не мог правильно назвать свой возраст, но узнавал врача, сестер, психолога, хотя видел их ежедневно; не запоминал какие-либо новые сведения. Узнав о смерти дяди, он чрезвычайно огорчился, но затем все забыл и время от времени спрашивал, когда придет дядя. Каждый раз, когда больной слышал о смерти дяди, он проявлял совершенно такую же горячую реакцию, как в первый раз. Находясь в больнице недели и месяцы, больной не имел представления о том, где он находится, а также не имел ни малейшего представления об окружающих его лицах.

Тяжелая амнезия, однако, сочеталась у больного с нормальным вниманием. Он мог, например, тут же после прослушивания правильно повторить в прямом и обратном порядке много цифр. Однажды его просили запомнить число 384. Тут же он его правильно повторил, но уже через минуту не смог вспомнить ни число, ни какие-либо другие, связанные с этим обстоятельства. Неспособность к запоминанию даже на короткое время была особенно выражена, когда его внимание привлекал другой предмет.

Наряду с грубым нарушением памяти на текущие события, у этого больного была выявлена также длительная ретроградная амнезия. В противоположность амнезии на события с момента операции, которая совершенно не менялась, ретроградная амнезия постепенно суживалась во времени и проявлялась главным образом в нарушении порядка событий, имевших место в течение года до операции. Он забыл некоторые важные эпизоды, которые имели место за два-три года до операции и ничего не помнил о пребывании в больнице в период подготовки к операции. На более отдаленные события так же, как на приобретенные до операции навыки, память казалась совершенно сохранной. Больной после операции хорошо выполнял сложные движения, без особых трудностей узнавал предметы, хотя, конечно, не мог правильно их сопоставить со своей прошлой жизнью. Он живо описывал события юности, и его мать подтверждала правильность воспоминаний. Эти нарушения памяти оставались у больного на протяжении многих лет, хотя было отмечено некоторое сокращение ретроградной амнезии.

Проводить систематическое исследование его способности к обучению было невозможно в связи с другими поведенческими нарушениями, которые так же, как и расстройства памяти, возникли после второй операции. Последние характеризовались нарушением сексуального поведения, ненасытным аппетитом и выраженной эмоциональной тупостью, что очень напоминало явления, которые наблюдали Клювер и Бюси у обезьян при полном двустороннем удалении височных долей. Описанные ими расстройства, возникающие после полного удаления височных структур, получили название синдрома Клювера и Бюси.

В другом случае двустороннее удаление височной коры и гиппокампальных образований было проведено опять же в два приема у молодого мужчины с височной эпилепсией. После второй операции, как и в предыдущем случае, у больного выявился четкий дефект на недавние события и ретроградная амнезия, распространяющаяся на события, которые имели место в течение месяца до операции. Память на недавние события полностью восстановилась у этого больного в течение восьми месяцев, но оставалась не очень выраженная ретроградная амнезия. Наступившее восстановление памяти могло быть связано с частичным сохранением в этом случае гиппокампальных структур. Кроме этих случаев нет подобных сообщений о результатах двусторонних удалений височной коры и медиально-глубинных образований височной доли, но неопубликованные наблюдения такого рода, возможно, имеются.

Наблюдения показали, что частичная двусторонняя резекция височных долей, ограниченная только височным полюсом и самыми передними отделами, в результате которой сохраниласьбольшая часть гиппокампальных образований, не вызывала заметных нарушений функции памяти.

В настоящее время имеются данные об амнезиях, возникающих у больных в результате резекции более ограниченной области височной доли. Такие данные позволяют оценить роль структур височной доли в осуществлении функции памяти. В этом отношении представляют интерес операции двух видов: двустороннее удаление медиальных отделов височных долей, описанное нейрохирургом Сковиллом, и операции односторонней височной лобэктомии, проводимые известным нейрохирургом Пенфилдом для лечения эпилепсии височной доли. Описано тяжелое нарушение памяти, наступившее у молодого эпилептика после двустороннего удаления медиальных областей височных долей. Операцию предприняли после того, как длительная консервативная терапия не дала никакого эффекта. Эта операция отличалась от двусторонней височной лобэктомии, описанной выше, тем, что она полностью щадила височную кору. Медиальную же часть височной доли в этом случае удаляли очень радикально — на 8 см от полюса височных долей, что приводило к разрушению 2/3 передней части гиппокампа с обеих сторон. Эту операцию хирурги предложили вначале при хронических психозах, не поддающихся другим видам лечения. После одной из таких операций у больного эпилепсией была выявлена тяжелая послеоперационная амнезия.

Дальнейшие наблюдения подтвердили предположение о неблагоприятном влиянии этого вида хирургического вмешательства на память и показали несомненную зависимость между размерами повреждений мозга в области гиппокампов и степенью нарушения памяти.

Точно такое же нарушение памяти имело место у больных с психическими нарушениями, которые перенесли двустороннюю резекцию медиальных областей височных долей, включающих гиппокамп. При этом степень нарушения памяти соответствовала количеству разрушенной мозговой ткани.

Таким образом, радикальное двустороннее удаление медиально-височных областей, включающих гиппокампальные образования, выявило специфические нарушения памяти. Они характеризовались грубым дефектом кратковременной памяти на текущие события и неспособностью к обучению. Память на отдаленные события в данном случае сохранялась. Кроме того, имела место ретроградная амнезия, которая распространялась на месяцы и годы, предшествующие операции, без каких-либо нарушений интеллекта и личности больных.

Другая часть данных о роли височных структур для функции памяти получена в результате односторонней височной лобэктомии. Эту операцию используют достаточно широко ученые школы Пенфилда при лечении височной эпилепсии. Удаление 6 см передней части височной доли включает не только образования гиппокампа, но и поверхностные корковые ее отделы. Однако и после односторонней резекции в нескольких случаях был отмечен дефект памяти. Пенфилд и Милнер в 1958 г. сообщили о двух случаях совершенно неожиданной и тяжелой амнезии после односторонней лобэктомии. Описанная в этих случаях амнезия, как и в предыдущих, носила общий характер, распространяясь в одинаковой степени на все виды материала, независимо от способов его предъявления.

Авторам удалось установить, что необычный для односторонней резекции эффект связан с существовавшим ранее очагом поражения в области правого гиппокампа. Хирург изъял эпилептогенную, но функционирующую гиппокампальную структуру слева, больной лишился этой области мозга с двух сторон. Запись электрической активности мозга убедительно показала четкие изменения в области правой височной доли. Прямое подтверждение дала также возможность исследования мозга больного, умершего через 7 лет после операции. Полученные данные выявили значительное нарушение структуры правого гипокампа, а слева, с той стороны, где была операция, оставалась лишь часть заднего гиппокампа.

В дальнейшем большое количество наблюдений, проведенное в Канаде Монреальским неврологическим институтом над односторонней височной лобэктомией показало, что стабильная амнезия наблюдалась только в тех случаях, когда поражалась вторая височная доля. Ни у одного больного с односторонним поражением мозга амнезия не была отмечена. Эти наблюдения нейрохирургов позволили заключить, что необходимое условие для проявления амнезии — двустороннее поражение гиппокампальных структур. Длительное наблюдение за такими больными показало, что у них дефект памяти часто сохранялся на протяжении многих лет после операции.

Так как подобные операции связаны с риском, необходимо предварительно выявить, нет ли поражения височной доли на неоперируемой стороне. С этой целью в Монреальском институте разработан метод временного выключения одного полушария мозга. Метод состоял в введении анестезирующего вещества (амитала натрия) в артерию с одной стороны, что позволяло изучать память больных с временно выключенной половиной мозга. В основу этого метода были положены следующие соображения. Поскольку отключение одной височной доли недостаточно для выявления амнезии, можно предположить, что дефекта памяти не будет после одностороннего введения анестезирующего вещества, если нет поражения гиппокампа другой стороны. Если же поражение имеется, то введение анестезирующего вещества должно вызывать временное нарушение памяти. Большой интерес представили результаты этой процедуры: амнезия наблюдалась, как правило, только после инъекций на стороне, противоположной поражению мозга. Ретроградная амнезия не была постоянной чертой нарушения памяти в этих случаях и наблюдалась примерно у половины больных. Она носила обратимый характер, и все больные были в состоянии назвать картинки и предложения, продемонстрированные им до инъекции, как только эффект от действия анестезирующего вещества проходил.

Несомненный интерес в этой серии наблюдений представляют больные, подвергшиеся односторонней височной лобэктомии. В этих случаях анестезирующее вещество вводилось после операции на противоположной по отношению к ней стороне и вызвало глубокий дефект памяти со всеми характерными проявлениями. Большинство из больных не могли узнать ни одной картинки, которые им показывали до или после инъекции. Один больной даже не узнал исследователя, который с ним работал в течение трех недель.

Через несколько минут, когда действие вещества проходило, эти больные были в состоянии назвать картинки и предложения, которые они запомнили до инъекции. Материал, продемонстрированный сразу после инъекции, полностью забывался.

Анализ преходящих амнестических состояний, вызываемых экспериментально путем анестезии одного полушария мозга, показывает, что по своим проявлениям они очень сходны со стабильными амнезиями, наблюдаемыми после двусторонних срединно-височных резекций и некоторых случаев односторонней височной лобэктомии.

Важность этих данных заключается в том, что нарушение памяти имеет место только после инъекции вещества на стороне, противоположной поврежденной височной доле, что подтверждает необходимость двустороннего поражения гиппокампальных структур для возникновения стабильного дефекта памяти.

Характер дефекта памяти во всех этих случаях был совершенно аналогичен тому, который наблюдался у больных при двустороннем повреждении гиппокампов. Он сводился к нарушению памяти на текущие события при сохранности долговременной памяти. Иначе говоря, он характеризовался невозможностью усвоения любой новой информации и неспособностью к обучению даже при очень длительной тренировке. Как только внимание больного отвлекало другое событие, предмет, который он пытался усвоить, но на котором не был больше сосредоточен, немедленно забывался. При отсутствии отвлекающих факторов отсроченное воспроизведение у такого больного наступало через 10―15 минут.

Дополнительные данные о роли височных структур для функции памяти получены при исследовании и лечении эпилепсии височной доли. Американский исследователь Бикфорд сообщил, что электрическая стимуляция определенных областей височных долей с помощью глубинных электродов вызывает амнезию, которая может продолжаться в течение минут и даже часов. Таким путем ученый вызывал и ретроградную амнезию, длительность которой соответствовала продолжительности раздражения.

Если предположить, что действие стимуляции вызывает периодическое включение структур височной доли, связанных с функцией памяти, то эти наблюдения ложатся на одну чашу весов с результатами изложенных выше операций на височных долях. Результаты, полученные при стимуляции, представляют большой интерес, так как показывают связь между продолжительностью выключения височных структур и длительностью ретроградной амнезии. Эти исследования продемонстрировали, что амнезия у человека может быть вызвана при некоторых воздействиях на определенные структуры височной доли.

Все приведенные наблюдения позволяют считать, что гиппокампальные области височных долей являются существенной частью мозгового механизма памяти, имеющего специальное отношение к регистрации нового опыта. Они позволяют расценивать медиально-височные образования и гипоталамус, в частности мамиллярные тела, как структуры, значение которых для функции памяти огромно.

После хирургического удаления других частей мозга, имеющих отношение к гиппокампо-мамилло-таламической системе, отмечены менее постоянные и выраженные нарушения памяти. В большинстве описанных в литературе случаев двусторонней перерезки путей, связывающих гиппокамп с мамиллярными телами и зрительным бугром, не отмечено существенных нарушений памяти.

Опухоли височной доли не так уж часто сопровождаются стабильными дефектами памяти. Это обусловлено скорее всего тем, что механизмы памяти в височных долях представлены с двух сторон. Поэтому поражение только одной стороны недостаточно для проявления заметного нарушения функции памяти.

Наблюдение показывает, что нарушение деятельности коры головного мозга, где бы оно ни локализовалось, может привести лишь к частичным модальностно-специфическим нарушениям памяти — зрительной, слуховой, двигательной и к другим видам частных амнезий. Но оно никогда не ведет к общим нарушениям памяти на текущие события, что характерно для корсаковского синдрома. Так, например, некоторые виды нарушения речи, когда больной не воспроизводит названия предметов или не узнает названия слов, можно рассматривать как амнезию на слова. При этом больные испытывают затруднения в назывании предметов — у них избирательно выпадают имена существительные. Больные не могут вспомнить названия предмета и пытаются заменить его описанием его функции. Ложку они называют «то, чем едят», «карандаш» — «то, чем пишут», гребешок — «то, чем причесываются».

Эта трудность может стать катастрофической при совсем небольшом повреждении речевой зоны в доминантном полушарии.

Зрительная агнозия, характеризующаяся нарушением способности узнавания предметов, также может считаться ограниченным дефектом памяти. Иногда такой дефект носит более ограниченную форму и относится к неспособности узнавания только лиц. При более мягкой форме такого нарушения отмечается лишь чрезмерная забывчивость и неспособность узнавать друзей и знакомых.

Яркой иллюстрацией выраженной зрительной амнезии является случай, описанный французскими неврологами еще в прошлом веке. Сорокалетний мужчина, прекрасный рисовальщик, обладавший отличной зрительной памятью, вдруг лишился ее полностью и по отношению к форме и цвету. Он не узнавал предметы: ему требовалось подержать предмет в руках, чтобы определить, что это такое. Он не узнавал своих детей, если дети молчали, и распознавал их только по голосу. Разучился рисовать. Между тем зрение не было нарушено, он все видел, но опознать мог только за счет слуховой или осязательной памяти.

Память, связанная с сохранением двигательных навыков, может также изолированно нарушаться. В этих случаях при полной сохранности всех движений и достаточной мышечной силе, при отсутствии даже намека на паралич, человек не может выполнить самый простой двигательный акт. Такие нарушения называют апраксиями. Больной не может зажечь спичку, застегнуть пуговицу, вдеть нитку в иголку. Он не помнит как это делается. Такой больной способен точно подражать и копировать любые движения, но совершенно не способен выполнять их по команде. Он не способен также довести до конца серию движений, начатых спонтанно. Он не может использовать нож, вилку. У него распадаются все приобретенные двигательные навыки. Нарушение способности произвольного выполнения привычных моторных навыков также можно рассматривать как потерю памяти на заученную модель движения.

Клинический опыт показывает, что все эти нарушения возникают в результате очень ограниченного повреждения определенных корковых зон. При зрительной амнезии отмечается поражение теменно-затылочных областей мозга. Нарушение памяти на слова известно в неврологии как амнестическая афазия и обусловлено локализацией процесса в средней части левой височной доли мозга. Апраксия связана с очагом поражения в теменной области.

Характерная черта частичных амнезий, в отличие от глобального дефекта памяти, распространяющегося на весь прошлый опыт, — их ограниченный характер, имеющий отношение не к памяти в целом, а только к определенному ее виду, в зависимости от повреждений той или иной высокоорганизованной корковой зоны мозга.

Изучение частичных амнезий представляет несомненный интерес, так как оно дополняет наши представления о механизмах памяти, ее неврологических основах и ставит вопрос об их взаимоотношениях с глобальной амнезией.

Глубины мозга
В последнее десятилетие широкое распространение получили так называемые стереотаксические операции на таламусе, проводимые с помощью вживленных в мозг электродов.

Цель этих операций — разрушение некоторых ядерных образований таламуса и других подкорковых структур мозга для лечения тяжелых двигательных расстройств, связанных с непроизвольными движениями и общей скованностью больных, например при паркинсонизме.

После таких операций больные часто избавляются от двигательных нарушений, но в значительном числе случаев возникает временный дефект памяти, который обычно постепенно в течение нескольких недель подвергается обратному развитию.

Могут возникать и такие нарушения памяти, когда больные не узнают знакомых предметов и людей, даже самых близких родственников, не способны запомнить какие-либо новые сведения.

Хотя в таких случаях прицельно разрушается только строго определенная группа ядер, расположенная в наружной части зрительного бугра, повреждение таламуса может быть более обширным. Об этом свидетельствует описание отдельных больных, перенесших операцию, и последующее исследование их мозга. Так, например, у больного, который перенес операцию на левом зрительном бугре, отмечалось спутанное сознание, а через несколько дней выявился тяжелый дефект запоминания новых событий, сопровождавшийся ложными воспоминаниями. Через несколько месяцев его память на текущие события улучшилась, но он совершенно не помнил первых трех недель после операции. Детальное изучение мозга этого больного после смерти, последовавшей через 9 месяцев после операции, показало, что поражение таламуса было более распространенным, чем предполагалось в результате операций, захватывало помимо разрушенного ядра и другие его отделы. Такое осложнение произошло в результате диффузии введенного для разрушения вещества, отека, либо сосудистых нарушений и в области прилежащих ядерных образований зрительного бугра. Исследование мозга не выявило поражения зрительного бугра другого полушария мозга. Следовательно, выраженное нарушение памяти, наблюдаемое у этого больного, и по-видимому, в других подобных случаях представляет результат одностороннего поражения зрительного бугра.

Приведенные нами исследования памяти больных, подвергшихся операции на таламусе, показали, что нарушения памяти имели место почти у 30 % больных и возникали тут же после разрушения ядер таламуса. Во всех случаях они носили временный характер.

Все приведенные выше наблюдения дают основание считать, что дефект памяти по типу корсаковского синдрома может быть симптомом большого количества различных патологических процессов, при которых страдают определенные структуры мозга. К этим структурам относятся мамиллярные тела, формация гиппокампа и некоторые ядра зрительного бугра. Можно полагать, что в основе корсаковского синдрома лежит патология перечисленных структур мозга, независимо от характера болезненного процесса, вызвавшего это поражение. Из приведенных здесь клинических фактов и особенно наблюдений нейрохирургов следует, что для возникновения нарушений памяти корсаковского типа необходимо, как правило, двустороннее поражение этих структур мозга. Такие поражения мозга могут приводить к стабильным нарушениям памяти без какого-либо расстройства других психических функций.

На основании анализа клинических наблюдений профессор Барбизе делает следующие важные обобщения, отражающие типичные проявления и природу амнестического корсаковского синдрома.

1. Наблюдаемые расстройства памяти при поражении указанных структур не являются нарушением памяти в целом, а касаются ее важнейшей составляющей — запоминания. Не фиксируются лишь новые впечатления при сохранности памяти на прошлое, что клинически дает картину корсаковского синдрома.

2. В основе подобных нарушений памяти лежат различные этиологические факторы: травма головы, алкогольная интоксикация, инфекции, опухоли и хирургическое удаление гиппокампальных образований. При этом клиническое оформление синдрома не зависит от вызывающих его факторов, а связано лишь с локализацией поражения.

3. Наиболее важную роль в дефекте запоминания играют гиппокамп и мамиллярные тела, в то время как память на события прошлого требует целостности других корковых и подкорковых систем.

Сосуды мозга и память
К стабильным дефектам памяти следует отнести также расстройства памяти при склеротическом поражении мозга у престарелых лиц. Однако в этих случаях дефект памяти имеет тенденцию к постепенному, хотя и медленному, прогрессированию по мере нарастания сосудистых нарушений. Память утрачивается постепенно, исподволь. Расстройства памяти — ранний симптом атеросклероза, занимающий обычно центральное место среди других его проявлений. Вначале трудности запоминания и припоминания отмечаются в вечерние часы после трудового дня. Затем нарушения памяти становятся более устойчивыми и могут выявиться нарушения временной ориентации: больные не могут восстановить правильную последовательность событий, путают даты, в особенности недавнего прошлого.

В начальном периоде больной страдает забывчивостью, которая всегда касается недавних фактов. Нарушение памяти на недавние события наиболее частый ранний симптом. Он может долго оставаться относительно изолированным проявлением, которое, однако, постепенно прогрессирует, и нарушения памяти становятся ярко выраженными. Прервав на время свою работу, такой больной забывает о ней. События, случившиеся накануне, полученное поручение, принятое решение — все это немедленно сглаживается в памяти. Нередко на другой же день после своего поступления в больницу такие пациенты утверждают, что они находятся в ней уже год, даже 5―10 лет. Чаще всего этим дело и ограничивается.

Однако иногда в далеко зашедших случаях склеротического поражения мозга приходится наблюдать, что у больных остается лишь смутное воспоминание о том, что они оставили свою работу, семью и дом. Они не могут назвать ни текущего дня недели, ни месяца. Но воспоминание о том, что ими было усвоено и сделано до болезни, остается вполне отчетливым; впечатления раннего периода жизни сохраняют полную ясность. Выраженное ослабление памяти в старческом возрасте также вызывается атеросклерозом и касается вначале преимущественно фактов недавних. Затем все с большим трудом усваивается новое. Трудно удерживаются в памяти вновь приобретенные знания и опыт, они быстро забываются. Ослабление памяти, развиваясь постепенно, шаг за шагом, касается в дальнейшем многих представлений. Так, больной, помня факты, не может определить их время, да и воспоминание о фактах довольно бледное, события начинают перемешиваться. Амнезия, ограничивающаяся вначале недавними фактами, распространяется затем на мысли, чувства, поступки. Отдаленные же воспоминания также нередко вызываются изолированно, и их место во временной последовательности может быть нарушено. Они обычно лишены деталей, выразительности. В равной степени забываются события, имеющие важное значение в жизни больного. Обучение новому материалу и регистрация текущего опыта особенно затруднены в процессе склеротического поражения мозга при старении. Это обусловлено не нарушенным восприятием, а дефектным закреплением материала в памяти. След памяти не только живет более короткий период времени, но и более чувствителен к последующим впечатлениям.

Заметные нарушения памяти в этих случаях отмечаются и в быту: они могут проявляться как общая забывчивость, когда остаются незаконченными важные задания, письма без ответа. В тяжелых случаях путают возраст, имена близких. При этом могут быть короткие периоды полного выпадения памяти, в то время как общий уровень памяти остается вполне удовлетворительным. При такой амнезии нередко выключаются события большой эмоциональной значимости: визиты близких и дорогих родственников, оформление важных для больного документов полностью выпадают из памяти.

В тяжелых случаях постепенно утрачиваются научные и профессиональные сведения, знания иностранных языков. Последними исчезают воспоминания детства. Даже в далеко зашедших случаях припоминаются некоторые обстоятельства ранних лет жизни, любимые в детстве стихи и песни. Дольше всего сохраняются каждодневные привычки, усвоенные с ранних лет.

Как видно из описания далеко зашедших стадий заболевания, при атеросклерозе сосудов мозга, в отличие от корсаковского синдрома, страдает не только кратковременная, но и долговременная память, которая обычно сохраняется дольше. При таком нарушении памяти потеря способности к обучению является частью более общих психических расстройств, которые проявляются сужением интересов, внимания, нарушением мыслительных процессов. Однако в этом отношении индивидуальные различия очень значительны. Чаще всего атеросклеротические нарушения начинаются в 60―70 лет.

Данные литературы, а также наш собственный опыт показывают, что даже в поздних стадиях заболевания долговременная память не претерпевает значительных изменений, в то время как способность хранения текущих событий с течением времени резко снижается, особенно в заданиях, требующих раздвоения внимания или одновременных действий.

Исследователи подчеркивают значение недостаточности кровообращения мозга в старости как причины хронической амнезии, приводящей к гипоксии, нарушению биохимических процессов мозга и атрофии нервных клеток. Среди престарелых лиц, у которых были выраженные нарушения памяти, нередко выявлялась кислородная недостаточность, обусловленная временной блокадой сердца и другими причинами. Однако до сих пор неясно, в какой степени нарушения памяти связаны с диффузными изменениями мозга, обусловленными недостаточностью мозгового кровообращения, и в какой степени они определяются избирательным склеротическим процессом гиппокампальных структур, имеющих отношение к процессу памяти. Выраженное нарушение кратковременной памяти у этих больных заставляет думать о преимущественном поражении указанных структур мозга.

Исследования мозга больных, страдающих атеросклерозом, показывают, что в ряде случаев значительно более выражены изменения в формации гиппокампа и других подкорковых структурах, чем в остальных областях мозга. Скорее всего это связано с неблагоприятными условиями кровоснабжения данных структур, что приводит к ранним и стойким нарушениям их функции при атеросклерозе сосудов мозга в старости.

Регистрация электрической активности мозга престарелых больных (средний возраст 72 года) выявила примерно в половине случаев нарушения в задних отделах височных долей. Таким путем удалось показать зависимость нарушения способности запоминания у престарелых лиц от поражения височных структур.

Микроскопическое исследование мозга, проведенное многими исследователями после смерти больных в поздних стадиях заболевания, чаще всего указывает на диффузный характер поражения мозга с вовлечением корковых и подкорковых его структур. При исследовании часто не удается получить четких данных о выраженном поражении определенных частей мозга. Однако, по мнению английского невролога К. Уитти, дефект памяти в таких случаях связан не столько со склеротическим процессом, сколько с его развитием в определенных областях мозга (чаще в гиппокампальных), проявляющимся во множественных мелких размягчениях мозга при закупорке отдельных сосудов. В выраженных стадиях склеротического процесса, наряду с локальным повреждением мозга наблюдается и диффузное его поражение. В связи с этим нарушается не только кратковременная память, но и память на отдаленные события.

Нарушения памяти, близкие по своим проявлениям к старческой атеросклеротической амнезии, могут наблюдаться и в более молодом возрасте при некоторых заболеваниях мозга, приводящих как и атеросклеротический процесс, к разрушению нервных клеток в корковых и подкорковых его отделах. Речь идет об описанных психиатрами А. Альцгеймером и А. Пиком болезнях, при которых наряду с нарушением некоторых психических функций может наблюдаться амнезия как раннее и даже изолированное их проявление. Эти заболевания отмечаются совсем редко, обычно в пятом и шестом десятилетии. Во многих случаях выявлен их наследственный характер и более быстрое течение по сравнению с обычным атеросклеротическим процессом у престарелых лиц.

Наиболее часто расстройства памяти представлены при болезни Альцгеймера. На ранних стадиях этого заболевания наблюдается простое забывание каждодневных событий, и особенно страдает память на имена и слова. Нарушения памяти прогрессируют и ведут к нарушению поведения либо в виде отрицания недавних событий, либо бесконечного повторения недавно выполненных заданий. Иногда одновременно с дефектом памяти нарастает общая дезориентировка в месте и времени, а также нарушения интеллекта. Расстройства памяти часто включают периоды полной амнезии. На этой стадии память на отдаленные события относительно сохраняется, и о прошлых событиях больные говорят вполне осмысленно.

При болезни Пика — еще одной разновидности атрофического процесса мозга, ранние нарушения обычно выявляются в сфере внимания и эмоций; дефект памяти, часто достаточно выраженный, составляет лишь часть клинической картины и редко проявляется в изолированном виде. Исследование мозга, проведенное после смерти таких больных, показывает, что в ряде случаев на фоне диффузного поражения мозга более выражены микроскопические изменения в определенных его областях, особенно в структурах гиппокампа и лобной коре.

Память слабоумных
Следует также указать на возможность возникновения стойкого дефекта памяти в связи с врожденным недоразвитием мозга. Как указывалось уже в предыдущих главах, у таких лиц обычно грубо нарушена ассоциативная память, опирающаяся на мыслительные процессы, и прежде всего на смысловую переработку материала при его запоминании. Наряду с этим у слабоумных лиц может сохраняться какой-либо вид механической памяти, достигающий иногда большого развития. Так, например, идиоты, которым недоступны любые другие впечатления, могут иметь особый вкус к музыке и способны запоминать длинные арии, которые они слышали не более одного раза. Они иногда обладают особенно развитой способностью запомнить форму и цвета, способны к рисованию. Известны слабоумные люди, которые с легкостью запоминают любые, даже малозначащие даты.

Травматические амнезии
Как преходящий феномен нарушения памяти имеют место при многих заболеваниях: чисто мозговых, некоторых общих интоксикациях организма, в том числе обменно-эндокринных сдвигах, оказывающих неблагоприятное влияние на функции мозга. Временный дефект памяти может быть симптомом общей дисфункции мозга, которая возникает, например, при острой травме с явлениями сотрясения мозга, глубоких обморочных состояниях и эпилептических припадках. В этих случаях наблюдаются повторные периоды такой амнезии. Когда же течение основного заболевания, являющегося причиной амнезии, становится более благоприятным, периодические провалы памяти исчезают.

Один из наиболее ярких и часто наблюдаемых в клинической практике примеров нарушения памяти временного характера — травматическая амнезия. Она представляет богатый материал для анализа разнообразных расстройств памяти и дает возможность наблюдать их обратное развитие. Этот вид амнезии описан многими авторами. Особенно серьезно занимался ее изучением профессор Оксфордского университета Р. Расселл.

Достаточно полное описание травматической амнезии было сделано еще в начале прошлого века французским врачом. Он наблюдал больного со значительным дефектом памяти после тяжелой травмы головы. Вначале больной ничего не помнил о самом инциденте и обо всем, что было после него. Были забыты также события, которые имели место в его жизни за несколько дней до травмы. Больной не мог даже вспомнить получения важного письма от отца незадолго до перенесенной травмы. Память начала восстанавливаться через 8 часов после травмы. С этого времени больной начал узнавать доктора при каждой встрече с ним, даже при значительных промежутках между его посещениями. Он вспомнил даже о последнем посещении Версаля. На следующее утро он вспомнил о встрече в Версале с братом и о письме отца, но оставалась еще амнезия на события, имевшие место в день самого инцидента, и, как выявилось позднее, она оказалась постоянной. Таким образом, у больного выпали из памяти не только первые восемь часов после травмы, но и день, предшествовавший травме.

Это классическое описание случая травматической амнезии.

Для больных с острой травмой мозга наиболее характерно то, что амнезия на время, предшествующее травме, имеет различную продолжительность, и несомненно, относится к периоду, когда мозг больного был в совершенно нормальном состоянии. Это известная уже нам ретроградная амнезия, которая прежде всего привлекает внимание у травматических больных. Кратковременная ретроградная амнезия продолжительностью не более нескольких десятков секунд наблюдается во всех, даже легких случаях сотрясения мозга. Однако кратковременную амнезию не всегда удается выявить у больных, если неизвестны точные обстоятельства, непосредственно предшествовавшие травме. В случаях тяжелой травмы мозга ретроградная амнезия бывает обычно значительно более длительной — недели, месяцы и годы.

Мы наблюдали много больных с травматическими нарушениями. Один из них — молодой мужчина, попавший с семьей в автомобильную аварию, был выброшен из машины и сильно ударился головой о землю. Придя в себя, он забыл все события, имевшие место непосредственно перед моментом травмы. Последнее, о чем он мог вспомнить, была встреча с приятелем на дороге, на расстоянии около 300 км от того места, где произошла авария. Постепенно память восстановилась, но спустя два-три года он не мог вспомнить ни своих усилий остановить машину, чтобы предотвратить аварию, ни испуга жены и ребенка.

Другой случай относится к больной, попавшей под машину и получившей тяжелые повреждения черепа и мозга. Пострадавшая была доставлена в больницу и вскоре пришла в сознание. Она ничего не могла сообщить о себе, кроме своего имени. Позже она вспомнила, где работала, город, в котором жила, и что у нее двое детей.

Наблюдения военных лет показывают также, что солдаты, получившие одновременно с ранением контузию, как правило, не помнили обстоятельств, при которых было получено ранение.

Для выявления ретроградной амнезии и определения ее длительности больных обычно опрашивают об их «последних воспоминаниях» до того, как они попали в больницу. Воспоминания этих людей часто относятся к событиям, которые имели место в разные периоды времени до момента травмы. При дальнейшем опросе больного нередко оказывалось, что эти воспоминания часто всплывали изолированно. «Последовательная» память на дни, недели и даже месяцы, предшествующие «последнему воспоминанию», полностью выпадала.

В течение острого периода болезни по мере восстановления сознания и других функций мозга ретроградная амнезия заметно сокращается. Это явление представляет чрезвычайный интерес для врача и психолога. Потерянные воспоминания, касающиеся периода, предшествовавшего травме, постепенно возвращаются. В первую очередь восстанавливаются наиболее отдаленные события, затем все более и более приближающиеся к моменту травмы. События, которые имели место в течение дней, часов и минут, предшествующих травме, возвращаются последними. Такая последовательность восстановления воспоминаний полностью соответствует существующему представлению о том, что прочность следа памяти находится в обратных отношениях к его возрасту, т. е. давности события. Мы наблюдали, например, больных, знавших до травмы несколько языков. У них выпадение памяти после травмы распространяется обычно на иностранные языки, а знание родного языка остается.

Наблюдения над многими больными показали, что сужение ретроградной амнезии не бывает полным. Продолжительность ее является в известной степени критерием тяжести травмы. Чаще всего остается постоянная амнезия на очень короткое время в пределах минуты либо даже секунд. Однако при тяжелых травмах мозга, сопровождающихся длительным выключением сознания, остаточная ретроградная амнезия бывает значительно более длительной.

Имеется наблюдение, касающееся юноши, обследованного в возрасте 18 лет. Когда ему было 8 лет, он перенес тяжелую травму головы с последующим грубым расстройством памяти на текущие события в течение нескольких недель. Затем память восстановилась, и он вернулся в школу. В последующие годы он хорошо учился, усваивал новые предметы, достаточно сложные игры. Но однажды в беседе с этим юношей была выявлена полная ретроградная амнезия на всю жизнь, предшествовавшую травме, кроме одного незначительного эпизода, который, как он говорил, имел место, когда ему было 4 или 5 лет.

Мы наблюдали больных, которые после перенесенной травмы полностью утратили воспоминания о предшествующих ей последних годах жизни даже на события, имеющие для них важное значение. Так, один больной отрицал, что недавно женился, а другой — что он сменил работу, переехал в другой город. Женщина не могла вспомнить даты рождения последнего ребенка и даже забыла о его существовании. Такие больные считают себя на несколько лет моложе, чем они есть на самом деле, и в соответствии с этим датируют события, относящиеся к периоду ретроградной амнезии. Больной, например, думает, что он еще живет на месте, которое покинул два или три года назад.

Наши наблюдения показывают, что ретроградная амнезия относится не только к событиям личной жизни больного, но касается и их хронологического порядка, а также приобретенных за этот период времени знаний, привычек и навыков. Так, например, студенты и школьники не в состоянии вспомнить все, что они учили в последние несколько месяцев до травмы. Удалось выявить, кроме того, утрату многих недавно приобретенных технических навыков. Эти дефекты памяти восстанавливались только после проведения повторного обучения. Ярким примером может служить больной, описанный известными английскими неврологами Расселом и Натаном. Речь идет об опытном пилоте, у которого после травмы головы осталась ретроградная амнезия, распространяющаяся на неделю до травмы, в течение которой он обучался новому виду полета. Его попытки восстановить в памяти эти дни по записям в книге были бесплодны, и он вынужден был изучать этот вид полета повторно.

Как указывают наши наблюдения, давность и эмоциональная основа событий, имевших место до травмы, влияют на характер и содержание ретроградной амнезии, особенно если она носит избирательный характер. При этом иногда нарушается плавное восстановление памяти от более далеких до близких к травме событий; вспоминаются вдруг наиболее существенные, важные, глубоко пережитые эпизоды.

Каков механизм ретроградной амнезии? Обратимый характер ее течения (она закономерно сокращается уже в остром периоде заболевания) позволяет предположить, что ее основа — не разрушение следов памяти, а лишь дефект воспроизведения. Но даже и при таком объяснении трудно понять, почему дефект механизма воспоминаний распространяется только на ограниченную область памяти — период времени непосредственно перед травмой, в то время как для более раннего периода времени и для текущих событий он функционирует нормально. Можно себе образно представить, что память человека — это огромная библиотека, а механизм, извлекающий следы, — библиотекарь, приносящий нам книги. При травматической ретроградной амнезии этот механизм — библиотекарь — работает хорошо и приносит все нужные нам старые книги (следы), но никак не может добраться до книг, полученных недавно. Вероятно, путь к ним является еще непроторенным, и он не знает, где они лежат. По мере улучшения состояния мозга восстанавливаются имеющиеся связи и почти все имеющиеся следы становятся доступными для извлечения.

Ретроградная же амнезия, длящаяся только секунды и сопровождающая даже наиболее легкие случаи сотрясения мозга, скорее всего указывает на время, необходимое для формирования «жизнеспособного» следа памяти. Она является, по-видимому, следствием прерывания травмой мозга той фазы формирования следа, которая, как показывает длительность, совершается в течение секунд.

Еще труднее объяснить природу длительной ретроградной амнезии, тем более что границы ее очень широки. Эти особенности ретроградной амнезии делают весьма затруднительным какое-либо определенное неврологическое объяснение ее механизмов.

При острой травме мозга обычно имеет место не только амнезия на события, предшествующие травме, на которой мы уже подробно остановились. Выпадения памяти распространяются также на все последующие за ней события. Этот вид посттравматической амнезии носит название антероградной. Наблюдения показывают, что такая амнезия распространяется не только на период бессознательного состояния, но также и на время, когда поведение больного может уже рассматриваться как совершенно нормальное. Иллюстрацией этого является следующий наблюдавшийся нами случай. Механик одного предприятия при падении на спину ударился затылком о твердый предмет и потерял на короткое время сознание. Придя в себя, он довольно быстро оправился и помнил отлично всю свою предыдущую жизнь. Но с момента, когда он пришел в сознание, больной был не в состоянии запомнить что-либо. Прибыв в больницу, он не мог сказать, пришел ли он пешком или был доставлен транспортом. После завтрака больной тотчас же забывал о том, что только что вышел из-за стола. У него не было представления о времени — часе, дне и месяце. Он пробовал отвечать на такие вопросы, но это ему не удавалось.

Другой случай антероградной амнезии. Больной поступил в госпиталь после травмы в состоянии нарушенного сознания и сонливости, но постепенно поправился, и сознание его полностью восстановилось. В это время его перевели в соседний госпиталь для ортопедической операции. Через 10 дней он вернулся в прежний госпиталь, но не мог вспомнить, что был здесь ранее. Больной не узнал также никого из лечащих его врачей, обслуживающего персонала, больных, с которыми ранее хорошо был знаком.

Из приведенных случаев следует, что у больных с антероградной амнезией возможно только немедленное воспроизведение текущих событий; репродукция их даже через небольшой период времени оказывается для них совершенно непосильной. Когда же память восстанавливается, в ней остается пробел — период посттравматической амнезии. Больные не в состоянии вспомнить ни одного, даже существенного для них события, имевшего место в течение этого периода. В таких случаях мы наблюдали чаще всего постепенное восстановление способности к запоминанию с сохранением на первых этапах только эмоционально окрашенных событий. Однако наблюдались отдельные случаи, когда память восстанавливалась внезапно.

Продолжительность посттравматической амнезии находится в прямой связи с тяжестью травмы. У наблюдаемых нами больных длительность антероградной амнезии зависела от тяжести травмы и варьировала от двух-трех часов до трех недель и более. У одного больного нарушение памяти продолжалось около пяти недель. Он ничего не помнил о травме, отрицал ее, не знал, почему он находится в клинике, и сочинил историю о путешествии его сюда с друзьями.

Особый интерес представляет тот факт, что больные, перенесшие травму, после возвращения сознания часто в состоянии продолжать свои обычные дела и пользоваться приобретенными ранее навыками, хотя никаких воспоминаний об этом периоде у них не остается. Такое поведение, известное под названием «травматический автоматизм», наблюдается у боксеров, футболистов и других лиц, часто получающих травмы головы с кратковременным выключением сознания. Действительно, известно, что футболисты после полученной травмы оставались на поле и забивали мячи, хотя впоследствии ничего об этом не помнили. Подобные факты указывают на то, что, несмотря на восстановление сознания и сохранение способности выполнять достаточно сложную, хотя и привычную, деятельность, мозговой механизм, ответственный за регистрацию текущих событий, в это время не функционирует.

Мы наблюдали, что у многих посттравматическая амнезия сопровождалась нарушением ориентировки во времени и смещением событий во времени. Например, когда спрашивали у больного о его недавних делах, он мог описать события своей жизни, относящиеся к более раннему периоду его прошлого. Описания бывали правильными, но существенносмещенными во времени. Наряду с этим у больных с выраженными нарушениями памяти наблюдались и ложные воспоминания. Последние нередко приводили больных к неправильным выводам о характере инцидента, связанного с травмой, или причине их пребывания в больнице.

Приведенные нами исследования больных с выраженной амнезией в остром периоде заболевания выявили у них невозможность отсроченного воспроизведения уже через 15―20 минут после ознакомления с любой информацией. Отсюда понятна неспособность таких больных к запоминанию текущих событий и какому-либо обучению. По мере восстановления памяти появлялась способность к воспроизведению через все более длительные интервалы времени.

Эти данные позволяют считать, что антероградная амнезия представляет собой временное нарушение памяти, близкое по своей структуре к корсаковскому синдрому. Она характеризуется нарушением, а иногда и полной невозможностью отсроченного воспроизведения любого опыта и обусловлена, по-видимому, нарушением процессов хранения информации. Об этом свидетельствует необратимость этого дефекта (память на период антероградной амнезии никогда не восстанавливается), а также зависимость результатов обучения от интервала времени между демонстрацией материала и его репродукцией.

Более систематическое изучение посттравматической амнезии показало, что имеется четкая зависимость между продолжительностью антероградной амнезии, т. е. наступающим после травмы нарушением памяти на текущие события, и длительностью постоянной ретроградной амнезии. Так, по нашим данным, больные, у которых антероградная амнезия длилась часами, ретроградная амнезия не превышала минуты. В тех же случаях, когда у больных расстройства памяти на текущие события продолжались неделю и более, ретроградная амнезия длилась от 30 минут до нескольких дней. Выявленные корреляции указывают на тесную связь и функциональную близость механизмов, лежащих в основе этих двух видов травматической амнезии, т. е. механизмов, обеспечивающих процессы репродукции и хранения.

Вопрос о месте поражения мозга при травме, вызывающей нарушение памяти, может быть решен только на основании анатомо-клинических сопоставлений. Эти данные весьма разноречивы. Однако имеются достаточно убедительные исследования, которые свидетельствуют о несомненном поражении глубинных образований мозга, в том числе ретикулярной формации ствола мозга, гипоталамуса и зрительного бугра. Вообще же исследование мозга с применением методов быстрой фиксации его после смерти и подсчетом нервных клеток и волокон показали, что сотрясение мозга вызывает повреждение и гибель нейронов и что количество их зависит от тяжести травмы.

Преходящие амнезии, распространяющиеся на небольшой период времени, наблюдаются, как правило, и после обмороков. При этом весь период обморочного состояния выпадает из памяти. Но чаще всего нарушение памяти захватывает более продолжительное время. Известный исследователь памяти французский ученый Рибо описал женщину, у которой, в результате глубокого и длительного обморока, наблюдалась амнезия, распространившаяся на длительное время, предшествовавшее этому инциденту. Она не узнавала мужа и ребенка и считала их чужими людьми. Она не смогла также вспомнить ни замужества, ни родов, и только близким родственникам и знакомым, к которым она относилась с большим доверием, удалось убедить ее в этом.

Электрошоки
Применение электрошоков для лечения некоторых психических заболеваний, приводящих к выключению сознания, вызывает, подобно травматической амнезии, обратимый дефект памяти. После вызванного шока наблюдается, как правило, период спутанного состояния с последующим нарушением памяти на текущие события и ретроградной амнезией. Она может быть продолжительной, но постепенно сокращается до минимального времени, не превышающего нескольких минут.

С терапевтической целью проводится обычно серия интенсивных шоков — до 30 шоков с перерывами в два-три дня. После курса такого лечения клинические проявления у больных подобны тяжелой травме мозга, наблюдаются и выраженные нарушения памяти. Во всех случаях отмечается также ретроградная амнезия, вначале продолжительная, затем она постепенно сокращается. Однако постоянная ретроградная амнезия остается достаточно долго: у всех больных она охватывала период времени не менее чем два дня; даже через год после лечения воспроизведение событий, имевших место за несколько месяцев до шоковой терапии, было неполным. В отдельных случаях стойкая ретроградная амнезия достигает нескольких лет.

Изучение обратимых амнезий, сопровождающихся ретроградной амнезией, показывает, что запоминание — процесс динамический, требующий определенного времени. После таких воздействий, как травма, обморок, электрошок, сопровождающихся выключением сознания, больной почти неизменно не способен вспомнить, что случилось в течение времени, предшествовавшего началу заболевания. Этот период, как следует из приведенных выше случаев, может ограничиваться секундами, минутами, часами и даже днями. Все эти наблюдения говорят о том, что процесс регистрации следа до устойчивого состояния происходит не мгновенно, а представляет собой более длительный процесс, включающий, по-видимому, несколько фаз его организации. Такой подход к анализу имеющихся наблюдений может в известной степени объяснить столь большую вариабельность ретроградной амнезии во времени. Однако случаи очень продолжительной ретроградной амнезии, распространяющейся на месяцы и годы, не могут быть до конца поняты и при такого рода предпосылках.

Возможно, что нарушения памяти в этих случаях вызваны нарушением функций мозга, и в первую очередь височных долей, в результате гипоксии мозговой ткани, возникающей при электрошоке. Не исключена возможность поражения гиппокампальных структур в связи с характерными клиническими проявлениями и особой их чувствительностью к кислородной недостаточности.

Эпилепсия и память
Эпилептические припадки — еще одна форма патологии, сопровождающаяся обратимыми нарушениями памяти. Давно отмечено, что расстройства памяти могут следовать после серии эпилептических припадков. В этих случаях наблюдается грубый дефект памяти на текущие события, который держится обычно на протяжении нескольких дней от начала припадков, и длительная ретроградная амнезия. Описан больной, перенесший серию следовавших один за другим припадков с последующим дефектом памяти на текущие события и выраженной ретроградной амнезией, длившейся три года. Все другие психические функции, в том числе мышление, сохранялись. Больной умер спустя год после этого инцидента от другой причины, и исследование мозга выявило тяжелое повреждение обоих его полушарий, включая образования гиппокампа и зрительный бугор, по-видимому, в результате гипоксии мозга, имевшей место во время припадков.

Мы наблюдали дефекты памяти и после однократных эпилептических припадков, протекающих с потерей сознания. Как и при других бессознательных состояниях, у этих больных также обрывается регистрация текущих событий. Однако дефект памяти может сохраняться после окончания припадка и полного восстановления сознания и распространяться на время до припадка и после него.

Ретроградная амнезия при эпилептических припадках бывает весьма кратковременной и поэтому не всегда выявляется. Но несомненно, что благодаря амнезии во многих случаях из памяти стирается значительная часть ощущений, обычно предшествующих припадку.

В некоторых же случаях амнезия четко выявляется. Так, например, у больного, находившегося в нашей клинике, эпилептический припадок возник сразу после приема лекарств. Когда припадок прекратился и полностью восстановилось сознание, больной совершенно не помнил об этом.

Из приведенных примеров следует, что при эпилептических припадках полная потеря сознания сопровождается амнезией, которая нередко развивается в ретроградную или антероградную амнезию.

Ретроградную амнезию удается выявить у небольшого числа больных из-за отсутствия сведений о событиях, непосредственно предшествующих припадку.

Антероградная амнезия носит кратковременный характер и держится в течение 1―3 часов. В отдельных случаях антероградная амнезия, достигавшая степени корсаковского синдрома, сохранилась в течение 3―4 и даже 7 дней и сопровождалась ретроградной амнезией в течение 15―30 минут. Проведенное нами исследование памяти у этих больных выявило, что случаи выраженной преходящей амнезии четко сочетались со значительным постоянным снижением памяти. По-видимому, это было следствием часто повторяющихся приступов, сопровождавшихся функциональными изменениями в структурах, имеющих отношение к функции памяти.

Особый интерес представляют те формы эпилептических припадков, при которых амнезия считается одним из наиболее существенных симптомов. Для этих припадков характерны не судороги, а измененное спутанное поведение или автоматическое повторение каких-либо моторных актов, которые не носят целенаправленного характера. Такие пароксизмы обозначаются как автоматизмы, психомоторные припадки, сумеречные состояния. Их проявление очень разнообразно. Мы наблюдали больных, которые во время припадка производили действия типа жевания, глотания или определенную последовательность движений, а иногда выполняли профессиональные и привычные действия. Эти состояния бывали различной продолжительности (чаще минуты) и не оставляли о себе ни малейшего воспоминания. Для таких форм эпилепсии характерна полная амнезия на весь период припадка.

Такой припадок возник у служащего во время обеда в ресторане и закончился, когда больной вернулся на работу и был уже за своим рабочим столом. Придя в себя, он припомнил, что в этот день был в ресторане и заказал там обед, но больше ничего не мог вспомнить. Вернувшись в ресторан, он узнал, что обедал, расплатился за обед и ушел в направлении своей работы. В этом случае выпадение памяти длилось около 40 минут и соответствовало продолжительности припадка.

В другом случае, описанном в литературе, член ученого общества во время заседания в Парижской ратуше вдруг встал, вышел на улицу, дошел до набережной, затем вернулся, сел на свое место и начал принимать участие в прениях, совершенно не помня о своем выходе из зала.

Нередко во время припадка больной продолжает те самые действия, которые он производил до припадка, о которых не остается ни малейшего воспоминания. Из памяти выпадают даже чрезвычайно эмоциональные события и действия, совершенные больным во время припадка. Известен, например, случай, когда больной убил ножом своего близкого родственника. Придя в себя, он не имел ни малейшего представления о совершенном им преступлении.

Приведенные примеры дают ясное представление об эпилептической амнезии. Отдельные эпизоды деятельности как бы выпадают из сознания. Но в одном случае больной довольно хорошо ориентировался во время припадка на улице, избегал препятствий, автомобилей, прохожих. В другом случае больной был в состоянии дойти до места работы и даже до своего рабочего стола. Больные были способны правильно выполнять достаточно сложные, но хорошо знакомые для них действия. Эти случаи несомненно подтверждают мнение о том, что больные во время некоторых типов припадка сохраняют в определенной степени ориентировку и сознание, а также могут воспроизводить давно заученные и достаточно автоматизированные навыки.

Крупный английский невропатолог X. Джексон одним из первых описал такие случаи. При анализе их Джексон пришел к выводу о связи психомоторных припадков с очагами, расположенными в гиппокампальных структурах мозга.

В настоящее время имеются объективные данные, полученные при нейрохирургических вмешательствах с регистрацией электрической активности глубинных структур височной доли.

Так, наблюдения, проведенные в Монреальском неврологическом институте Пенфилдом и его сотрудниками, показали, что психомоторные припадки сопровождаются спонтанными разрядами, типичными для эпилепсии и возникающими в медиальных отделах височных долей мозга. Электрическая стимуляция этих областей мозга, и в первую очередь миндалевидных ядер, вызывала у больных типичный психомоторный пароксизм и сопутствующую ему амнезию.

Наличие полной и необратимой амнезии на период психомоторного и большого судорожного припадков, протекающих с потерей сознания, указывает на нарушение процессов регистрации следа.

Наблюдаемая при психомоторном припадке способность использования старого опыта, необходимого для осуществления совершаемой во время пароксизма сложной деятельности, указывает на возможность осуществления процессов репродукции в этих условиях.

Наряду с выпадениями памяти мы наблюдали у значительного числа больных височной эпилепсией приступы «насильственных» воспоминаний о прошлых событиях, которые проявляются в «узнавании» незнакомой обстановки, голосов, представлений, «уже виденного», «уже слышанного», «уже пережитого».

В связи с этим несомненный интерес представляют приступы, вызванные электрической стимуляцией височной доли. При электрическом раздражении медиальных ее отделов у испытуемых возникают приступы, которым предшествует либо измененное восприятие окружающего, либо появление ощущения чего-то знакомого при отсутствии этого в действительности. В ряде случаев, наоборот, больной перестает узнавать хорошо ему знакомую обстановку и лица. При электрической стимуляции наружной поверхности височной доли, как уже указывалось ранее, воспоминание событий прошлого являлось закономерным явлением. Эксперименты с раздражением височной доли мозга человека показали значение этих образований мозга для функции памяти.

Малые эпилептические припадки, характеризующиеся мгновенным выключением сознания, проявляются часто незаметным для окружающих перерывом в текущей деятельности, разговоре и отключением внимания. Однако экспериментально доказано, что и этот тип припадков сопровождается кратковременной ретроградной амнезией в течение 5―20 секунд. Во время припадка больной может выполнять простые команды и даже отвечать на вопросы, хотя иногда и неправильно. Впоследствии этот период полностью выпадает из памяти или остаются отдельные несвязанные воспоминания.

Расстройства, наблюдаемые лишь однажды
К временным нарушениям памяти, помимо травматической амнезии и амнезии, сопровождающей эпилептические припадки, следует отнести и своеобразные эпизодические нарушения памяти, подробно описанные недавно Фишером и Адамсом под названием «преходящей глобальной амнезии». Характерная черта нарушений, возникающих обычно у пожилых людей, — внезапное полное выпадение памяти при отсутствии других психических нарушений. Расстройство памяти обычно распространяется на некоторый период времени до начала инцидента. Такой эпизод продолжается от нескольких минут до нескольких часов, и затем память восстанавливается. В это время больные не способны помнить текущие события и усваивать что-либо новое.

Наши наблюдения показывают, что такие события, как прием лекарства, посещение друзей или близких родственников, езда на транспорте, больными забываются уже через несколько минут. С другой стороны, способность узнавать давно знакомые предметы и людей у них сохраняется.

Подобные амнезии, как правило, заканчиваются полным выздоровлением. Сопутствующая им ретроградная амнезия, значительно выраженная в течение дней и недель, сокращается до часов и минут. Больные остаются с постоянной амнезией, продолжительность которой в общем соответствует длительности этого эпизода.

Признаки эпизодов преходящей амнезии очень похожи на симптомы, наблюдаемые при острой черепно-мозговой травме и других острых заболеваниях мозга. В течение амнестического периода больные ведут себя нормально, но задают одни и те же вопросы, на которые многократно получали ответ. Один 58-летний больной был способен даже соблюдать обычный распорядок дня: завтракал, играл в гольф, вел машину и шел в свою контору, но не мог правильно назвать текущий день и месяц и отвечать на предложенные ему вопросы.

Интересно, что эпизоды преходящей общей амнезии обычно наблюдаются у больных однократно, никогда не повторяются, хотя во всех случаях наблюдение проводилось на протяжении нескольких лет.

Природа преходящих амнестических состояний еще не ясна. Наиболее вероятен сосудистый характер этого процесса (обратимый спазм). Об этом свидетельствует острое начало таких состояний, преклонный возраст больных, наличие сосудистых заболеваний. Возможно, причины описанных эпизодов в преходящей сосудистой недостаточности областей мозга, имеющих отношение к функции памяти. Скорей всего это мозговые артерии, питающие ствол мозга и гиппокампальные образования, что подтверждается большим сходством клинических проявлений при временных общих амнезиях с корсаковским синдромом, возникающим только при поражении этих структур мозга.

Амнезия подобного рода наблюдается иногда при мигрени и сопровождает приступы головной боли. Нарушение памяти держится от одного до четырех часов и постепенно подвергается обратному развитию. Такие приступы наблюдаются у 20―30-летних людей и с возрастом исчезают, хотя другие компоненты мигрени остаются. При мигрени, несомненно, первостепенную роль играют сосудистые нарушения, происходит спазм сосудов мозга или мозговых оболочек. Нарушение памяти, вероятно, сопровождается спазмом сосудов, питающих гиппокамп и миндалину.

В художественной литературе описаны примеры выраженной амнезии, которые, в связи со значительной продолжительностью, нельзя отнести к временной общей амнезии. Интересен случай с известным английским романистом Вальтером Скоттом. Как рассказывали близкие ему люди, писатель завершил работу над своим романом «Айвенго» в болезненном состоянии. Роман был напечатан в период его болезни, и писатель увидел книгу после выздоровления. По свидетельству очевидцев, полученный экземпляр «Айвенго» поверг его в глубокое изумление: он никак не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах написал это произведение. Писатель не сохранил о своем романе ни малейшего воспоминания, за исключением идеи романа, которая была задумана еще до болезни.

Подобный факт приводит в своих мемуарах жена Ф. М. Достоевского Анна Григорьевна. Она зачитывалась его романами еще до знакомства с ним. Впоследствии, работая стенографисткой у Достоевского, она как-то заговорила с ним о его романе «Униженные и оскорбленные». Выяснилось, что автор смутно помнит содержание романа. Уступая просьбе Анны Григорьевны, Достоевский обещал на досуге его прочитать. Этот разговор состоялся всего через пять лет после того, как была завершена работа над романом, длившаяся целый год. Подобных примеров выпадения памяти в течение болезненного состояния можно привести множество.

Инфекции и интоксикации
Нарушения памяти временного характера можно наблюдать и при некоторых острых воспалительных заболеваниях мозга и его оболочек (энцефалиты, менингиты), протекающих с нарушениями сознания. Дефект памяти в этих случаях носит характер корсаковского синдрома и проявляется только в нарушении кратковременной памяти при сохранности памяти на отдаленные события и заученные навыки. Однако в большинстве случаев невозможно точно определить очаг поражения мозга и потому нет оснований связывать имеющийся дефект памяти с поражением определенных структур мозга. Исключения представляет туберкулезный менингит, при котором патологический процесс преимущественно идет в области основания мозга и дна третьего желудочка. Особый интерес представляют те случаи, которые позволяют проследить зависимость между интенсивностью повреждения этих областей мозга и степенью выраженности дефекта памяти. Описан случай отсутствия у больного дефекта памяти: околожелудочковые образования, в том числе мамиллярные тела, не были вовлечены в патологический процесс.

Нарушение памяти при туберкулезном менингите носит временный характер и по мере выздоровления подвергается обратному развитию, иногда с полным восстановлением этой функции. У одного больного острый период заболевания сопровождался выраженным нарушением памяти на текущие события и невозможностью усвоения какой-либо новой информации. Спустя восемь месяцев сгладились заметные нарушения кратковременной памяти, но оставалась ретроградная амнезия, распространявшаяся на четыре месяца до начала заболевания и полное выпадение памяти на шесть месяцев после его начала. Ретроградная амнезия сохранялась и спустя три года после выздоровления больного. Это наблюдение представляет интерес и потому, что демонстрирует пример длительной ретроградной амнезии, которая может оставаться изолированным проявлением дефекта памяти при полном восстановлении памяти на текущие события. Это совпадает с нашими наблюдениями других форм корсаковского синдрома и позволяет предположить, что в основе ретроградной и антероградной амнезий лежат разные механизмы.

Преходящая амнезия наблюдается при любой тяжелой интоксикации организма и при острых инфекционных заболеваниях. Например, воспаление легких, тиф сопровождаются расстройством сознания. После выздоровления у больных в ряде случаев выпадает память на весь период болезни. Дефект памяти проявляется не только во время болезни, но и в период, когда больной правильно отвечает на вопросы, которые затем полностью им забываются. Иногда потеря памяти начинается с момента заболевания и распространяется на все последующие за ним обстоятельства или же касается только последних событий перед болезнью. Чаще всего, как и при острой травме мозга, амнезия проявляется в том и другом виде, т. е. распространяется на события, следующие после начала заболевания и предшествующие ему. Иногда память восстанавливается внезапно, иногда же медленно, постепенно. В более тяжелых случаях бывает абсолютное выпадение памяти, остающееся на всю жизнь.

Острая алкогольная интоксикация — один из наиболее частых примеров токсической амнезии. Многие авторы указывают на возможность ее возникновения после простого алкогольного опьянения. В отличие от хронического алкоголизма, при котором дефекты памяти очень глубоки и стабильны, при остром отравлении с нарушением сознания амнезия охватывает только период интоксикации, а также события, предшествующие ей.

Экспериментальные исследования обнаружили определенную зависимость между степенью нарушений памяти и алкогольного опьянения. Чем выше концентрация алкоголя в крови, тем глубже нарушения памяти. Отмечено уменьшение объема непосредственного запоминания, нарушение процесса заучивания и сохранения материала даже через большие интервалы времени. Следует особо отметить, что уже небольшие дозы алкоголя, которые, по мнению многих, даже способствуют умственной деятельности, на самом деле затрудняют ее, так как ухудшают процессы, обеспечивающие запоминание.

Представляет интерес то обстоятельство, что амнезированные события нередко вспоминаются при последующих алкогольных интоксикациях. Эти наблюдения указывают не только на нарушения процесса запоминания, но и репродукции.

Некоторые неорганические вещества, такие, как мышьяк и ртуть, оказывают на память избирательное токсическое действие. Длительное применение лекарственных средств, в частности хроническая интоксикация бромом, также неблагоприятным образом воздействует на память. При этом наблюдается различная степень дефекта: от малой забывчивости и трудности репродукции до более грубых нарушений памяти на недавние события, сопровождающихся дезориентировкой в месте и времени и ложными воспоминаниями.

При больших дозах и длительном приеме препарата могут иметь место и более устойчивые нарушения. Механизм действия этих веществ еще недостаточно ясен, но скорее всего они оказывают действие на клеточном уровне путем взаимодействия с веществами, регулирующими обменные процессы мозга.

Хорошо известно, что тяжелые расстройства памяти могут наблюдаться при отравлении угарным газом, который обладает способностью связывать кислород, доставляемый кровью к мозгу, и таким образом приводить к кислородному голоданию — гипоксии мозга. В большинстве случаев, особенно при остром отравлении угарным газом, наблюдаются явления ретроградной и антероградной амнезии, возникающие чаще всего на фоне нарушенного сознания. После выхода больных из состояния интоксикации дефект памяти не всегда обратим и у некоторых больных может в дальнейшем оставаться стабильным с характерными для корсаковского синдрома чертами.

Неблагоприятное влияние кислородной недостаточности на память выявлено в условиях высокогорной местности. Нарушение памяти наблюдается только при падении концентрации кислорода в воздухе ниже 9 %. В этих случаях дефект памяти сочетается с расстройством других психических функций и носит достаточно выраженный и стойкий характер.

В литературе описан случай с пилотом, перенесшим во время бомбардировки тяжелую гипоксию, — дефект кратковременной памяти оставался у него даже спустя три недели после перенесенной гипоксии.

Нарушение памяти может развиться также в результате недостаточности в пище некоторых витаминов, главным образом витаминов группы B. Это было четко показано во время последней мировой войны. Известно, что у лиц, содержавшихся в Сингапуре на рисовой диете, бедной витамином B1, постепенно развился дефект памяти, главным образом на текущие события, в тяжелых случаях сопровождающийся расстройством сознания. Введение полноценной диеты и витамина B1 давало четкий терапевтический эффект. В зависимости от выраженности дефекта памяти восстановление ее длилось от нескольких дней до двух-трех недель и даже месяцев.

Недостаток витамина B1 у человека закономерно приводит к грубому дефекту памяти и другим менее выраженным психическим нарушениям. Об этом свидетельствуют глубокие нарушения памяти при хроническом алкоголизме, вызывающем дефицит витамина B1.

Второй витамин из группы B, оказывающий влияние на функцию памяти, никотиновая кислота. Дефицит никотиновой кислоты может приводить к нарушениям памяти типа корсаковского синдрома, однако эти нарушения носят менее выраженный и стойкий характер. Клиническим подтверждением значения никотиновой кислоты является ослабление памяти при пеллагре. Это тяжелое кишечное заболевание нередко встречается в различных районах земного шара и связано с недостатком витаминов в пище. Показано, что прием никотиновой кислоты и витамина B1 приводит к восстановлению памяти.

Эндокринные нарушения, в частности недостаточность функции щитовидной железы, представляют специальный интерес. С нею связаны психические сдвиги, характеризующиеся замедленностью и нарушением памяти. Немедленная память относительно сохраняется, а нарушается в основном хранение информации (невозможность воспроизведения недавних событий). Эти клинические наблюдения имеют несомненный интерес и коррелируют с экспериментальными данными по удалению щитовидной железы у молодых животных. Вызванная таким путем тиреоидная недостаточность приводила к нарушению нормального развития нервных клеток и их ветвящихся отростков дендритного дерева.

Благоприятное действие на память тиреоидных гормонов, которые, как известно, стимулируют белковый синтез, связано, по-видимому, с их влиянием на обменные процессы дендритных отростков нервных клеток, имеющих особое отношение к функции памяти.

Неврозы
Клиническая практика показывает, что нарушения памяти могут возникать и при функциональных расстройствах нервной системы, невротических состояниях. В этих случаях отмечается повышенная утомляемость и раздражительность, ухудшение общего самочувствия, снижение работоспособности; беспокоит также общая забывчивость. На первый взгляд эти нарушения памяти кажутся значительными. Однако при более внимательной их проверке и углубленном наблюдении выявляется, что необратимых изменений памяти нет. После полноценного отдыха, общеукрепляющего лечения работоспособность восстанавливается и память возвращается к норме.

Проведенные нами исследования показывают, что в этих случаях память в своей основе не страдает, а симптомы ее ослабления связаны со снижением внимания, рассеянностью, быстрой утомляемостью больных, а также ограниченностью интересов, направленных преимущественно на себя.

Значительный интерес представляют нарушения памяти, которые возникают скорее от психогенных, чем от физических нагрузок. Известно, что тяжелые душевные переживания, испуг могут привести к провалам памяти. Лица, перенесшие какую-нибудь катастрофу или сильное волнение, не помнят многого из обстоятельств, относящихся к пережитому событию.

Ряд подобных эпизодов описал Фрейд. По его мнению, они зависят от эмоционального угнетения и относятся к большим амнезиям, распространяющимся на значительную часть и даже на всю прошлую жизнь больного. Этот вид амнезии многократно представлен в рассказах и кинофильмах. Как правило, у больных «выпадает память» на все, касающееся их личности и окружающей в прошлом обстановки. Меняется отношение к своей жене и семье, они становятся как бы совершенно незнакомыми людьми. Иногда даже кажется, что больной забыл не только профессиональные навыки, но и такие простые вещи, как орфографию и арифметику.

Такие нарушения памяти считают истерическими, так как возникают у невротических личностей в результате острого конфликта.

Амнезия подобного рода может быть продолжением тяжелой и стойкой органической амнезии, связанной с повреждением мозга. При ее лечении следует учитывать личность больного, благоприятные результаты лечения гипнозом, а также иную, отличную от корсаковского синдрома, структуру дефекта памяти.

Какое полушарие важнее для запоминания
При изучении функции памяти и ее нарушений, естественно, встает вопрос, равноценны ли оба полушария мозга для осуществления этой функции? Не может ли играть более важную роль левое полушарие, которое имеет доминирующее значение для речи. В настоящее время по этому вопросу нет определенной точки зрения. Однако имеются наблюдения нейрохирургов, которые отмечают нарушение памяти только после операций на доминантной височной доле. С другой стороны, описаны отдельные случаи правосторонней (недоминантной) резекции височной доли, при которых также возникали выраженные амнестические состояния. Анализ имеющихся наблюдений указывает на больший риск возникновения амнезии при левосторонних операциях, что может быть связано либо с функциональной неравнозначностью гиппокампальных областей, либо с важностью словесного восприятия для функционирования памяти, страдающего при операциях на доминантной для речи височной доле.

Психологическое исследование этих случаев дает основание предположить, что повреждение левой височной доли доминантного для речи полушария нарушает способность обучения и хранения словесного материала. Такие больные не запоминают имен и названий предметов, а также материал, прочитанный, воспринятый на лекциях или изучаемый. У больных с повреждением правой (недоминантной) височной доли нарушается запоминание и воспроизведение несловесных стимулов — зрительных и слуховых, но нет словесного дефекта памяти. Такие больные испытывают трудности при воспоминании мелодии, лиц.

Наши наблюдения показывают, что у больных с опухолями височных долей снижение памяти чаще и грубее выражено при левосторонней опухоли, чем при правосторонней. Эти результаты совпадают с данными, полученными Н. Н. Брагиной и Т. А. Доброхотовой в Московском нейрохирургическом институте. Согласно данным этих авторов, у больных с опухолями левой височной доли имелись признаки снижения памяти почти во всех наблюдениях. Больные становились беспомощными на работе и дома. Они почти ничего не запоминали из новых событий, переживали свой дефект и всячески пытались его компенсировать путем постоянных записей. При правосторонней же локализации дефект памяти отмечался, во-первых, только в 50 % случаев, во-вторых, носил, как правило, менее четкий характер.

Преимущественная связь функции памяти с доминантной височной долей подтверждена и данными электроэнцефалографии. При исследовании большого количества больных с нарушениями памяти было выявлено изменение биоэлектрической активности в области доминантной височной доли.

Наши данные показали, кроме того, что стереотаксическое разрушение определенных ядер таламуса в доминантном для речи полушарии приводит к значительно более частым и выраженным дефектам памяти, чем при правосторонних воздействиях. Это позволяет сделать предположение о функциональной неравнозначности таламических структур для процесса памяти.

Избыточные воспоминания
При некоторых болезненных состояниях воспоминания не только не становятся слабее, но даже значительно усиливаются. Патологическое облегчение воспоминаний называется гипермнезией. Такие случаи отмечаются при острых лихорадочных состояниях, при чрезмерном возбуждении, в состоянии гипноза, при некоторых видах эпилептических припадков.

Наблюдения такого рода были сделаны еще в XVIII―XIX веках. Так, описан интересный случай, который произошел во Франции в начале XIX века. Камердинер испанского посла в Париже, заболев горячкой, в бреду читал наизусть сложные политические трактаты, проявляя при этом редкую осведомленность в вопросах дипломатии. Посол почти не верил своим ушам и намеривался сделать камердинера секретарем посольства. Но по выздоровлении слуга утратил всю свою осведомленность и вновь превратился в недалекого человека, не подозревающего об истинных возможностях своей памяти.

Юноша в четырехлетием возрасте перенес тяжелую травму мозга и связанную с этим операцию. Когда он выздоровел, то не помнил ничего ни об ушибе, ни об операции. Но на 15-м году жизни, заболев каким-то лихорадочным заболеванием, он в бреду точно описал своей матери всю обстановку операции, людей, присутствовавших в то время в комнате, их костюмы, словом, все мельчайшие подробности обстановки как будто бы полностью забытого мальчиком периода. До этого он никогда не говорил об этом случае и не мог услышать рассказа о нем от других лиц.

Существует описание отравления опиумом, под действием которого человек пережил вновь всю свою жизнь. Перед ним вставали самые ничтожные события молодости, забытые сцены первых лет жизни.

Припоминание совершенно забытых языков заслуживает отдельного описания. Так, известен случай, касающийся старого лесника, который в молодости жил на польской границе и говорил исключительно по-польски. Впоследствии он переселился в немецкие округа. Его дети уверяли, что 30 или 40 лет он не слышал ни одного польского слова. Во время наркоза, продолжавшегося около двух часов, этот человек говорил только по-польски.

Другой случай. Пожилой человек, уехавший из Уэльса в очень раннем детстве и 50 лет проживший вдали от родины, забыл свой родной язык. Когда его уэльские родственники приезжали к нему и начинали говорить, он совершенно не понимал их. Заболев в 70-летнем возрасте горячкой, он в бреду бойко говорил на языке своей родины.

Поучительно свидетельство одного лютеранского пастора, жившего в Америке. В его приходе было большое число немцев и шведов, и все они незадолго перед смертью молились на своем родном языке. «Подобных примеров, — говорит этот пастор, — я бы мог привести тысячи, хотя многие из этих людей, я в том уверен, не говорили по-немецки или по-шведски в течение 50 лет».

Приведенные факты, несомненно, свидетельствуют о возможности облегченного припоминания как будто бы совсем забытых событий и языков только при определенных патологических состояниях организма.

Как уже указывалось в этой главе, во время эпилептических припадков, в частности при эпилепсии височной доли, воспоминания усиливаются и даже могут иметь насильственный характер.

Такого рода насильственные воспоминания можно вызвать и искусственным путем при электрической стимуляции ограниченных областей височной коры. Во всех этих случаях воспоминания носят конкретный характер и могут быть описаны в деталях. Иногда эти воспоминания включают зрительные, слуховые и эмоциональные компоненты и полностью соответствуют жизненной ситуации. Отмечено, что в таких случаях воспроизводятся факты, как будто бы полностью забытые для произвольного воспоминания.

Приведенные наблюдения говорят о том, что часть информации, проникая в память, фиксируется в ней подсознательно и не может произвольно воспроизводиться. Однако главное заключение, вытекающее из этих фактов, сводится к признанию удивительной устойчивости следов памяти. Изучение случаев гипермнезии свидетельствует, что основной причиной забывания следует считать не разрушение следа памяти, а только невозможность его произвольного воспроизведения.

Можно ли на основании подобных случаев заключить, что память ничего решительно не утрачивает? Что однажды воспринятое ею впечатление, даже самое беглое, прочно зафиксировано и может быть оживлено?

В настоящее время нет еще достаточных оснований опровергнуть утверждение, что часть воспоминаний может исчезать и при нормальном состоянии мозга. Изучение гипермнезий позволяет только говорить о чрезвычайной устойчивости следов памяти, которая, по-видимому, является закономерным явлением, поскольку такие наблюдения отмечены в огромном числе случаев.

Иллюзии и ложные воспоминания
Извращения памяти, известные в неврологии и психиатрии как парамнезии, могут проявляться в форме иллюзий, либо носят характер ложных воспоминаний. Иллюзии довольно часто проявляются и у здоровых людей. Явление это чаще всего заключается в том, что, когда мы видим или переживаем какое-либо явление, у нас вдруг является ощущение, будто все, что сейчас происходит, — и обстановка, и люди, и голоса, и собственные ощущения — когда-то было, а сейчас переживается вторично. Этот феномен носит название «уже виденного», «уже слышанного», «уже пережитого» и знаком, по-видимому, большинству людей. Такие обманы памяти бывают у утомленных людей и известны они со времени глубокой древности. Греческий геометр Пифагор оставил описание этого явления. В наиболее яркой форме оно возникает при эпилептических припадках и является его предвестником. Одно из наиболее ранних наблюдений этого феномена как части эпилептического припадка сделал Джексон в 1889 г. Воспоминания не имели определенного содержания. Было отмечено только общее чувство чего-то знакомого с акцентом на обонятельных ощущениях. По существу это явление состояло в том, что новое казалось человеку уже испытанным прежде и представлялось повторением старого.

Наши исследования показывают, что у больных эпилепсией этот феномен представлен в два раза чаще при поражении доминантного для речи полушария мозга.

Вне эпилептических припадков такого рода иллюзии могут наблюдаться и более продолжительное время.

Имеется описание больного, который, узнав о смерти своего знакомого, сильно испугался, так как ему показалось, что он уже некогда испытывал это самое впечатление.

При некоторых болезненных состояниях это явление может иметь более устойчивый характер.

Известный психиатр А. Пик подробно описал подобные случаи. Описанные Пиком редупликативные обманы воспоминаний иногда наблюдаются при поражении мозга. Явление это состоит в том, что больному кажется, что он уже был однажды исследован точно таким же врачом в такой же больнице, благодаря чему у больного создается впечатление о существовании двух одинаковых врачей, двух одинаковых больниц и т. д.

Значительно реже много раз виденное, а потому, безусловно, знакомое воспринимается как абсолютно новое, впервые наблюдаемое, т. е. происходит явление, обратное тому, когда знакомое кажется совсем незнакомым. К такого рода явлениям может быть отнесен феномен, когда воспоминание событий воспринимается как нечто новое, только что пришедшее на ум. Такое извращение памяти называется криптонезией и может быть причиной неумышленного плагиата. В этих случаях субъект совершенно не узнает уже ранее воспринятого и ему кажется, что это продукт его собственного творчества.

Случаи криптомнезии встречаются иногда среди ученых, выдающих чужую идею за свою. А. Перельман в своей монографии «Функции памяти и ее патология» упоминает об одном литературном критике, который дословно воспроизвел напечатанную незадолго до того статью своего коллеги, будучи уверен, что сам ее написал.

Известны случаи, когда писатель переписал сам у себя. Так, в романе Мопассана «Милый друг» есть описание размышлений Дюруа перед дуэлью. В рассказе «Трус» есть точно такая же сцена, в тех же словах и выражениях. Едва ли такой мастер, как Мопассан, сознательно переписал отрывок из одного произведения и вставил его в другое.

Криптомнезия не обязательно является проявлением болезни. Она может иметь место и у вполне здоровых людей.

Наряду с иллюзиями памяти к парамнезиям относятся также ложные воспоминания, или конфабуляции, описанные нами при изложении корсаковского синдрома. Ложные воспоминания могут возникать при ряде заболеваний и формы их проявлений очень разнообразны.

Изучение гипермнезий и парамнезий-феноменов, имеющих непосредственное отношение к процессу узнавания и репродукции, представляет еще один путь для анализа механизмов, лежащих в основе мнестической функции.

* * *
Какие же выводы о свойствах нормальной памяти можно сделать на основании наблюдений над памятью больных?

Во-первых, весь клинический опыт подтверждает разделение процесса памяти на три составляющих фазы: запечатление, хранение и воспроизведение. Об этом свидетельствует изолированное нарушение каждой из этих фаз, выявляемое при анализе различных дефектов памяти и обратном их развитии. Так, например, у больных с корсаковским синдромом на первый план выступает дефект хранения следа памяти при сохранности процесса восприятия и воспроизведения отдаленных событий. Возможность непосредственной репродукции воспринятых впечатлений у этих больных указывает насохранность фазы восприятия и отбора информации для запоминания.

Этот факт позволяет считать, что процесс отбора материала для запоминания не обязательная функция гиппокампальных структур мозга, повреждение которых лежит в основе дефекта памяти у корсаковских больных.

Как уже указывалось, в основе дефекта памяти у корсаковских больных лежит нарушение процесса хранения, в частности нарушение консолидации следа памяти, в результате чего стабильное обучение не может иметь место, несмотря на нормальное восприятие. Возможно, что в процессе обучения при нормальных условиях формация гиппокампа создает активность в корковых областях, где хранится информация. Однако, каков бы ни был физиологический механизм нарушения памяти, модель амнезии у этих больных несовместима с теорией единого процесса памяти; она позволяет говорить даже не о трех, а четырех фазах памяти: не только о восприятии, хранении и воспроизведении, но и о фазе консолидации следа.

Во-вторых, клинические наблюдения дают серьезные доказательства существования двух видов памяти: кратковременной и долговременной. Это следует опять же из характерных проявлений корсаковского синдрома, при котором амнезия касается только самых свежих фактов при относительной сохранности отдаленных событий. Четкое различие между выраженным нарушением памяти на текущие события при сохранности долговременного хранения — типичная черта амнезии при повреждении структур гиппокампова круга; она представляет достаточное основание для такого вывода. Однако нет убедительных данных, указывающих на различие механизмов, лежащих в основе отдаленной и недавней видов памяти, хотя термины «кратковременная» и «долговременная» память говорят об этом. Скорее всего, можно полагать, что, хотя дефект памяти на недавние события — часто изолированное клиническое проявление, недавняя и отдаленная память формируются путем одинаковых процессов, к которым может быть применен термин запоминания. Эти виды памяти представляют собой лишь разные стадии этого процесса.

Но что же делается с воспоминаниями, уже запечатлевшимися до травмы мозга за недели, месяцы и годы. Ведь эти воспоминания уже более или менее долго существовали, сохранялись и даже, возможно, воспроизводились. По-видимому, они уже сделались стойкими, а между тем при остром развитии дефекта памяти исчезают, не оставляя о себе никакого впечатления. В ряде случаев больной заполняет пустоту, придумывая факты, не имевшие в действительности места. В тяжелых случаях эта пустота, известная в клинике как ретроградная амнезия, остается на всю жизнь и не восполняется даже при напоминаниях. Эти наблюдения дают основание для двух предположений: либо следы предшествовавших событий совсем сглаживаются из памяти, либо они, хотя и сохраняются, не могут быть воспроизведены. Возможность извлечения следов при особых состояниях организма, например при гипнозе, подтверждает второе предположение и заставляет считать, что приобретенный опыт не уничтожается, а остается в недоступном для произвольного воспроизведения виде. Это же подтверждает и возможность сокращения ретроградной амнезии в процессе выздоровления, например у травматических больных.

На основании этих рассуждений можно сделать третий вывод о стабильности следа памяти и неполноценности аппарата воспроизведения. Этот вывод следует также из многочисленных наблюдений с гипермнезиями при некоторых болезненных состояниях, в условиях гипноза, наркоза, а также при искусственном раздражении определенных областей в пределах височных долей мозга.

Клинико-анатомическое изучение случаев корсаковского синдрома свидетельствует в пользу того, что нарушение памяти на недавние события и наличие ретроградной амнезии — симптомы поражения двух взаимосвязанных областей мозга — гиппокампов и мамиллярных тел. Согласно этим данным, гиппокампальная область важна для приобретения и закрепления новой информации. Указания отдельных исследователей на случаи нормальной памяти у людей с врожденным поражением этой системы говорят о том, что незрелый мозг может компенсировать поражение. Двустороннее повреждение гиппокампов при хирургическом вмешательстве вызывает дефект памяти на текущие события в наиболее чистой форме, без нарушения внимания, ориентировки, ложных воспоминаний и снижения интеллекта.

Характерное для повреждения структур гиппокампова круга нарушение памяти на текущие события дает основание считать, что эти структуры мозга ответственны за перевод информации в долговременную память. Весь опыт изучения нарушений памяти у человека позволяет сделать четвертый вывод: закрепление любых сенсорных впечатлений зависит от структур гиппокампова круга. Однако обратимость ретроградной амнезии у больных с повреждением этих структур мозга свидетельствует о том, что функции мамиллярных тел и гиппокампальных образований не исчерпываются формированием нового опыта в «структурный след». Они играют, по-видимому, некоторую роль и в процессе воспроизведения. С другой стороны, контраст между тяжелым дефектом памяти на недавние события и нормальной способностью воспроизведения отдаленных происшествий не дает оснований для такого вывода и часто ведет к заключению, что гиппокампально-диэнцефальные структуры мозга не играют существенной роли в процессе репродукции.

Следовательно, при оценке роли срединных образований мозга для функции памяти следует иметь в виду их значение не только для процессов регистрации и хранения нового опыта, но, по-видимому, и для процессов его репродукции.

Сделанный на основании клинических фактов вывод о фазе консолидации следа памяти в процессе обучения позволяет говорить о необходимости определенного времени для этого процесса.

Однако общего мнения относительно истинной длительности этого периода нет. С одной стороны, имеются данные, что репродукция впечатления сильно нарушается, когда какой-то повреждающий фактор, например эпилептический припадок, имеет место через несколько минут после получения впечатления, и возможность репродукции сохраняется, когда этот интервал равен нескольким часам. С другой стороны, длительная ретроградная амнезия, наблюдаемая у больных с острой травмой мозга и с поражением структур гиппокампова круга, позволяет думать, что процесс консолидации может длиться часы, недели, месяцы и годы. С этой точки зрения трудно объяснить природу длительной ретроградной амнезии, выявляемую нередко у таких больных. Значительная продолжительность ретроградной амнезии у человека с травмой мозга указывает совершенно другую шкалу времени для процесса консолидации, распространяющуюся на годы и даже на всю жизнь.

Весь клинический опыт указывает на то, что амнезия обычно распространяется лишь на наименее автоматизированные и наименее организованные формы поведения. В этих случаях не исчезают ни выработанные навыки, ни профессиональные привычки; сохраняется способность читать, писать, говорить на родном языке.

Изучение ретроградной амнезии и динамики ее обратного развития у больных с травмой мозга указывает на большую прочность следов отдаленных событий по сравнению с вновь воспринятыми впечатлениями. На первый взгляд этот факт поражает нас, так как мы привыкли думать, что наши последние воспоминания отличаются наибольшей устойчивостью. Вывод о большой прочности следов отдаленных событий следует также из наблюдений над ослаблением памяти у стариков, у которых сначала исчезает память на события недавнего прошлого, тогда как события давно прошедшие помнятся со всеми подробностями.

Наблюдение над различными видами амнезии при повреждениях мозга дает возможность сделать еще один вывод — о существовании в мозгу механизма, позволяющего определить временную последовательность событий по отношению друг к другу. Правильная ориентировка во времени — одна из самых тонких функций нашего мозга, которая нарушается, как правило, при дефекте кратковременной памяти и восстанавливается только в процессе его обратного развития. Нарушение способности оценивать время и смещение временной последовательности событий — обычное явление при дефекте памяти. Именно в этом пункте память человека сдает в первую очередь.

Если поражение мозга локализуется на корковом уровне, то нарушения памяти характеризуются не общим, а чрезвычайно специфичным дефектом. Анализ различных видов частных амнезий, связанных с поражением ограниченных корковых зон, имеющих отношение к различным раздражителям, позволяет сделать вывод, что информация, поступающая в мозг по разным каналам, сохраняется в разных участках мозга.


Рис. 10. Схематическая диаграмма, показывающая отношения между кратковременной памятью, долговременной памятью и повреждающими факторами

Стрелка указывает воздействие трех различных степеней тяжести (а, б, с) травмы, дающие три разные увеличения «шума» с соответствующими различиями в выраженности ретроградной и антероградной амнезии


К сожалению, мы знаем еще мало о физиологических основах памяти, и объяснение ее механизма носит гипотетический характер. В этом отношении представляет интерес модель, предложенная профессором Кэмбриджского университета Вейскранцем. Подобно многим современным психологам, Вейскранц исходит из гипотезы, что память обеспечивается двумя раздельными, но взаимосвязанными системами: одна имеет отношение к кратковременной памяти, а другая — к долговременному хранению информации. В то время как кратковременная память зависит от нейродинамической активности и быстро распадается, долговременная память связана с относительно длительными структурными изменениями в центральной нервной системе. Ученый пытается схематично представить отношения между кратковременной памятью, долговременным хранением и воздействием вредоносных факторов, таких, как травма, электрошок и других, вызывающих амнестический эффект. Он считает, что гипотетический след кратковременной памяти достигает быстро его максимальной силы и затем быстро распадается. Общая продолжительность этого процесса, на основании имеющихся данных, не более чем 30 секунд. В то же время установлено, что след долговременной памяти формируется постепенно, возрастая с течением времени по силе и устойчивости. Эффекты вредоносных воздействий на память обозначаются Вейскранцем в терминах инженерной психологии — как «шумы». Он полагает, что повышение уровня «шума» воздействует на процесс репродукции информации, заложенной в долговременной памяти, а степень нарушений будет зависеть от тяжести поражения мозга, силы и устойчивости следа памяти. Так, давние события, следы которых достаточно закрепились в памяти, остаются устойчивыми даже при сильном вредоносном воздействии. С другой стороны, недавняя память, известная в нейрофизиологии как кратковременная, ранима даже при легких повышениях уровня «шума» (рис. 10). На представленном рисунке показаны эффекты различной силы воздействия, в частности травмы мозга от уровня «шума», и на продолжительность возникающей в результате этого амнезии. Во-первых, из рисунка следует, что ретроградная амнезия увеличивается в своей продолжительности по мере повышения уровня «шума». Во-вторых, схема наглядно показывает, что ретроградная амнезия постепенно сокращается в периоде выздоровления в обратном отношении к порядку запоминаемых событий. Иными словами, она дает схематическое объяснение последовательности восстановления в памяти событий, которое идет от более отдаленных к менее отдаленным по отношению к травматическому инциденту. Таким образом, эта схема, несмотря на свою простоту, дает представление о возникновении некоторых характерных и хорошо знакомых нам черт амнезии у человека и демонстрирует феномены, которыми оперирует любая теория памяти. Кроме того, она указывает на различие между немедленной памятью, почти всегда сохраняющейся у амнестических больных, и кратковременной памятью, которая всегда тяжело поражена. Схема наглядно показывает относительно большую стабильность отдаленной памяти по сравнению с недавней, а также связанную с этим тенденцию сокращения ретроградной амнезии от более отдаленных к менее отдаленным событиям. Но эта схема, так же как и существующие теории памяти, не в состоянии объяснить случаи ретроградной амнезии, сохраняющиеся при полном восстановлении способности к обучению.

Представленные в этой главе данные свидетельствуют о том, что клинические наблюдения дают многое для понимания процесса памяти. Роль невролога сводится в настоящее время не только к определению тех областей мозга, которые существенны для функции памяти. Изучение отдельных случаев поражения мозга, анализ их природы при комплексном исследовании больных вносит большой вклад в понимание механизмов запоминания. Такой подход позволяет выявить не только структуры мозга, имеющие отношение к функции памяти, но и оценить их роль в организации этой сложной функции. Сделанные на основании описанных наблюдений выводы проливают свет на неврологические основы памяти и мозговые механизмы памяти в целом. Они позволяют говорить об истинном дефекте памяти, связанном с повреждением структур гиппокампова круга и расстройствами памяти, по-видимому, вторичного характера, в основе которых лежат нарушения внимания, уровня бодрствования, эмоциональной сферы и интегративной деятельности мозга.

Дифференцированный подход к оценке дефекта памяти, дающий представление не только о его клинических проявлениях, но и нейрофизиологической структуре, полезен для клинической практики и может представить основу для классификации расстройств памяти.

Как известно, вопросы классификации дефектов памяти в настоящее время еще не решены. Антероградная и ретроградная амнезии, объединяющие большое количество разнообразных нарушений памяти, не дают, однако, представления о природе этих состояний и их связи в каждом отдельном случае с теми или другими структурами мозга.

Глава IX. Как улучшить память

Природная память не у всех одинакова. Уже давно делались попытки найти средства развития и совершенствования памяти. Опыт и наблюдение показывают, что память может быть значительно улучшена путем тренировки. Хороший пример этого — изучение иностранных языков. Как известно, для изучения первого иностранного языка обычно требуется несколько лет. Для овладения вторым, а тем более третьим языком нужно значительно меньше время. Владеющие многими иностранными языками могут изучать новый иностранный язык буквально за несколько месяцев. Известны люди, знающие в совершенстве десять и более языков. Имеет значение не только сходство различных языков, облегчающее их изучение, но и тренированность памяти, а также вырабатывающиеся в результате упражнений приемы запоминания.

Роль упражнения видна на примере так называемой профессиональной памяти. Опытный врач может одновременно помнить 250―300 больных, основные симптомы их болезни и ход лечения, связывая индивидуальные особенности течения болезни с фамилией и обликом больного. Эта способность, однако, развивается постепенно в процессе профессиональной деятельности. Художники и работники текстильной промышленности, имеющие дело с красками, путем упражнения достигают способности различать и запоминать многочисленные оттенки красок. Они помнят и узнают до 40 оттенков черного цвета, тогда как обычно мы можем различить и узнать только несколько оттенков.

Путем упражнения можно улучшить и специальные виды памяти: память на цифры, фамилии, лица. Известно, что более или менее опытные актеры легко и быстро запоминают текст новой роли. По свидетельству известных актеров, они не стремятся сразу заучивать текст роли наизусть, а он сам запоминается в процессе творческой работы над сценическим образом, вживания в него. Опытный шахматист легко запоминает и воспроизводит с начала до конца сыгранную им сложнейшую партию, хотя он вовсе не задавался целью ее запомнить.

Постоянная тренировка позволяет надолго сохранить память. Известно, что многие ученые, тренировавшие память в течение многих лет в определенной области знаний, полноценно работали до глубокой старости. Ученые с мировым именем, такие, как И. П. Павлов, Д. И. Менделеев, Н. Д. Зелинский, величайший немецкий поэт Гете, итальянский художник Тициан обладали исключительной памятью, несмотря на преклонный возраст. Французский писатель и философ Вольтер высказал по этому поводу замечательную мысль: «Для глупца старость — бремя; для невежды — зима; для человека науки — золотая осень». Говоря так, Вольтер исходил из собственного опыта.

Вопрос о том, как развивать память, сделать более успешным усвоение изучаемого материала, лучше запомнить то, что когда-то пришлось увидеть или услышать, волнует многих.

Приводимые примеры успешного совершенствования и развития памяти связаны в известной степени с живым интересом, эмоциональным подъемом, осознанием важности запоминаемого. Из опыта мы знаем, что если впечатление сильное, то оно оставляет глубокий и прочный след. Пусть то или иное событие нам неприятно, но, если оно связано с волнением за успех какого-либо важного дела или за жизнь близких людей, мы его отлично запомним.

Следовательно, чтобы запомнить надолго, нужно отнестись к запоминаемому предмету с живым интересом, надо получить о нем отчетливое представление.

Наличие всех этих факторов — первое важное условие для успешного запоминания. Второе важное условие, необходимое для прочного запоминания, — умение концентрировать внимание на изучаемом материале. Очень точно выразил эту мысль И. М. Сеченов, который прекрасно понимал, что «смотреть» и «слушать» это еще не значит «видеть» и «слышать». Далеко не все люди замечают подробности самых обыкновенных предметов. Многие ли из нас знают, как выглядит циферблат на часах? Находятся ли у коровы уши выше или ниже, спереди или сзади рогов? Многие ли могут сказать, как сползает с дерева кошка — вниз головой или хвостом?

Чтобы запомнить виденное, необходимо развивать наблюдательность. Произвольное внимание воспитывается и развивается путем упражнения. Считалось, что невозможно воспитывать непроизвольное внимание, когда нет сознательной цели. Но это, по-видимому, не совсем правильно. Важнейший фактор развития непроизвольного внимания — воспитание наблюдательности. Необходимо направлять внимание человека на те стороны предметов и явлений окружающей жизни, которые он, может быть, сам и не заметил бы. Однако главное значение имеет воспитание произвольного внимания, вызываемого сознательной целью и поддерживаемого волей. Для того, чтобы человек запоминал, необходимо участие его внимания. Очень важно развивать сознательное внимание и наблюдательность еще в детском возрасте. Однако это возможно и в более зрелые годы.

Третий фактор, важный для полноценного запоминания, — сознательная установка на запоминание, поставленная цель — запомнить. Много раз можно что-нибудь слышать или видеть, но совершенно не удержать в памяти, если отсутствовало намерение запомнить это. Чем серьезнее, мотивированнее, сознательнее эта установка, тем лучше результаты запоминания. Какую большую роль играет для успешного запоминания сознательно поставленная цель запомнить, показывает опыт югославского ученого Радосавлевича. Он предлагал испытуемому повторять ряд бессмысленных слогов. Тот много раз повторял их, но воспроизвести в определенном порядке не мог. Когда экспериментатор заинтересовался, почему испытуемый не может запомнить слоги, которые повторял столько раз, то оказалось, что испытуемый не понимал задания в связи с недостаточным знанием языка. Он без труда воспроизвел слоги, когда понял задание. Следовательно, чтобы помочь испытуемому запомнить материал, нужно прежде всего помочь ему понять его и осознать важность.

Большое значение для запоминания имеет сознание необходимости запомнить. Чем глубже человек осознал необходимость и важность запоминаемых событий и ответственность, связанную с этим, тем лучше запоминание. Так, в условиях боевой обстановки вряд ли разведчик может забыть адрес и имена лиц, к которым он должен пробраться, чтобы получить нужные сведения.

Чем более разнообразное впечатление производит предмет, тем лучше он запоминается. Хорошему запоминанию содействует совместное участие в процессе восприятия различных анализаторов — зрительного, слухового, двигательного, осязательного. Чем больше рецепторов участвует в восприятии, тем лучше данный предмет или явление запомнится. Впечатления глубже воспринимаются, когда доводятся до нас одновременно, хотя бы с помощью двух органов чувств: зрения и слуха.

Поэтому заучиваемое целесообразно записывать и читать вслух, пользоваться как опорой для запоминания наглядными образами, зрительными схемами, диаграммами, таблицами. В этом случае запоминающий кроме слухового образа видит его изображение и сравнивает с другими образами. Особенно значительна роль таких средств, когда они не даются в готовом виде, а придумываются самостоятельно.

Хотя мы подчеркивали, что главную роль в нашей жизни играет воспитание произвольного запоминания, все же нельзя не признать, что и непроизвольное запоминание имеет в повседневной жизни немалое значение. Чаще всего это происходит тогда, когда впечатления связаны с важными или неожиданными событиями. Исследования отечественных психологов показали, что продуктивность непроизвольного запоминания в условиях активной деятельности даже превосходит иногда продуктивность произвольного запоминания. Этот факт имеет большое педагогическое значение. Например, школьник должен запомнить названия морей и проливов. Он может непосредственно заучить их, но цель будет достигнута легче и скорее, если ему предложат разработать маршрут путешествия по морям и проливам Азии, Европы и других частей света. Чтобы школьники запомнили форму листьев, можно прибегнуть к наглядным пособиям и их повторной демонстрации. Продуктивнее будет, однако, другой способ: предложить школьникам собрать коллекцию листьев различных деревьев и систематизировать их.

Приведенные данные свидетельствуют о том, что память человека может быть улучшена. Однако для этого нужны рациональные методы ее воспитания и тренировки. На основании изложенного следует вывод, что наиболее плодотворна систематическая работа по укреплению памяти, связанная с воспитанием воли, внимания, наблюдательности, применением осмысленных приемов заучивания. Подтверждает это положение, например, память людей, лишенных зрения. Во время войны нередко взрыв мины, снарядов лишали бойцов зрения. Казалось, что пострадавшие утратили возможность серьезных занятий наукой. Однако известны примеры, которые доказывают обратное. В этих случаях воля делала чудеса. Так, известны ослепленные люди, которым удавалось окончить университет, аспирантуру, защитить кандидатские и докторские диссертации. Постоянно имея дело с конкретными цифрами, формулами, схемами, которыми приходилось пользоваться только по памяти, они добивались замечательных результатов. Разве это не подтверждает, что память поддается воспитанию и развитию?

Однако для большей продуктивности запоминания необходимо не только развивать указанные качества, но и вырабатывать средства, содействующие запоминанию. Таким средством в первую очередь является мыслительная деятельность, осуществляемая при запоминании. Значение понимания как опоры запоминания исключительно велико. С этой точки зрения принято различать два вида запоминания: механическое и логическое, или осмысленное.

Основа первого — простое повторение запоминаемого, не сопровождаемое осмысливанием. Так запоминаются, например, номера телефонов. Механическое запоминание наблюдается обычно и при запоминании иностранных слов. На механическую память приходится опираться и при всяком заучивании наизусть. Механическое заучивание осуществляется путем многократного повторения.

Иной характер носит логическое, или осмысленное, запоминание. Его основа — смысловые связи с группировкой запоминаемых впечатлений по сходству и различию. Оно характеризуется значительно большей быстротой заучивания и бо́льшей длительностью сохранения, чем резко отличается от механического.

Как указывает А. А. Смирнов, один из важных приемов осмысленного запоминания — группировка материала по смыслу, а также выделение смысловых опорных пунктов. Это выражение самой сути, выделение главного, выявление смысловых связей между отдельными частями материала. Здесь должны быть сопоставления и широкие обобщения. Важное значение имеет также прием сравнения и противопоставления. При чтении текста, слушании доклада такую роль выполняют краткие тезисы, резюмирующие содержание каждой группы мыслей. Эти приемы представляют собой мысленное сопоставление плана изложения материала. Экспериментальные данные показывают, что составление плана в процессе запоминания играет исключительно важную роль: испытуемые в этих случаях вспоминают текст лучше, чем лица контрольной группы. Составление плана требует от испытуемых значительно более глубокого продумывания прочитанного материала, осознания последовательности и взаимоотношения отдельных частей. Самый процесс продумывания материала оказывает, следовательно, значительное положительное действие на успех запоминания. Так, например, числовой материал запоминается быстро и надолго при осознании принципа, положенного в основу его построения. Не только ход решения задачи, но и механическое запоминание прочнее при осознании принципа решения.

Зазубривание приводит к тому, что человек не может применить свои знания на практике.

Непонятное и плохо понятное запоминается плохо и наоборот. Чем лучше поняты теории и их связь с практикой и конкретными фактами, тем легче они запоминаются. Трудно, например, запомнить ряд таких цифр: 8, 24, 72, 216. Однако достаточно понять, что каждое следующее число в три раза больше предыдущего, как задача сразу упрощается. Ряды слов, заученных логически, гораздо лучше запоминаются, чем ряды, заученные механически. Как показывают экспериментальные данные, логическое запоминание дает в 22 раза большие результаты, чем механическое запоминание. Таким образом, организация материала на основании существенных признаков, т. е. по содержанию, эффективнее, чем использование других, в том числе механических приемов. Еще Суворов говорил: «Память — кладовая ума, но в этой кладовой есть много перегородок, и потому надобно скорее все укладывать, куда следует».

Метод организации материала позволяет человеку оперировать огромным количеством информации, экономно использовать свою память. Так, при изучении иностранного языка незачем заучивать все формы глаголов, достаточно запомнить грамматические правила спряжения. По этому принципу строят классификации, схемы, диаграммы.

Но что такое организация материала?

Это прежде всего логическое сравнение, расчленение, группировка, обобщение, установление связей с накопленными знаниями. Иначе говоря, это активный мыслительный процесс. Поскольку понятное заучивается быстрее и легче, то, следовательно, нужно все непонятное объяснить. Нелепо, например, заставлять учащегося заучивать теорему или правило, которые ему непонятны. Для лучшего запоминания значительно важнее составить конспект, а не просто механически все записывать.

Следует всегда иметь в виду, что память человека имеет в своей основе не механическое запоминание, а мышление. Поэтому следует запоминать осмысленно путем уяснения содержания и смысла материала. Это — главное условие хорошего запоминания и основа рационального воспитания памяти. Целесообразно схватывать вначале общий смысл текста, затем главные подразделения, далее мелкие детали и, наконец, отдельные выражения в тексте.

Читая, надо стремиться сопоставить новое с уже хорошо известным старым. Тогда устанавливается смысловая связь с предыдущими знаниями. Для более прочного запоминания важно найти как можно больше связей между хорошо известным и новым, подлежащим усвоению материалом. Чем лучше мы свяжем новое с известным, тем скорее и прочнее мы запомним новое. Следовательно, чем больше мы знаем, тем легче запоминаем: широкий кругозор, накопление знаний облегчает образование такого рода связей. Из этого следует, что расширение возможности нашей памяти находится в зависимости от накопления известного количества представлений и образов, которые дают возможность легче усваивать и закреплять сходные с ними представления и факты.

Из приемов запоминания, помимо логически-смыслового и механического, следует указать еще на третий способ. Так, в некоторых случаях мы опираемся на различного рода искусственные, придуманные, т. е. мнемонические, связи (от греческого слова «мнеме» — память). Чтобы запомнить, например, последовательность цветов в спектре (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый), мы можем пользоваться фразой: «Каждый охотник желает знать, где сидят фазаны». Или, чтобы запомнить последовательность расположения нерва, вены и артерии в подколенной ямке, требуется запомнить слово «НЕВА». Начальные буквы слов в этих фразах являются начальными буквами названий цветов в спектре или в последовательности расположения указанных образований подколенной ямки.

Мнемонический способ, конечно, не совершенствует память, но иногда может помочь, если удается подобрать удачные комбинации. Подбор таких сочетаний практически полезен. В обыденной жизни некоторые из нас бессознательно пользуются подобными приемами, когда требуется запомнить материал, не поддающийся осмыслению. Это относится к запоминанию собственных имен, номеров телефонов, адресов и т. д. Вот рядовой случай: знакомимся с человеком, имя и отчество которого Александр Сергеевич. Не нужно ничего знать о мнемонике, чтобы вспомнить имя и отчество великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Можно быть уверенным в том, что мы не забудем имя и отчество нашего нового знакомого. Если нам не известен город Гавана, то гораздо быстрее и надолго мы запомним его, связав со знакомым словом «гавань».

Указанные приемы облегчают запоминание, но пользование такими приемами ограничено и значение их невелико. Мнемоника, т. е. искусство запоминания, возникло в Древней Греции. Оно заключается в том, чтобы при помощи ряда специальных приемов быстро запоминать и длительно сохранять в памяти знания. Издававшиеся прежде многочисленные руководства по укреплению памяти представляют собой большей частью изложение различных мнемонических систем. В прежние времена это искусство пользовалось известной популярностью. Многие верили, что с его помощью можно укрепить память. Такой вере способствовали выступления эстрадных и цирковых артистов, удивлявших зрителей своей необыкновенной памятью.

Легенда приписывает изобретение мнемоники древнегреческому поэту Симониду, жившему в V веке до нашей эры. Однажды Симониду пришлось участвовать в пиршестве, на котором было много приглашенных. Среди пира его вызвали по случайному делу. Во время его отсутствия произошла катастрофа: зал обрушился, и все пировавшие были похоронены под развалинами. Трупы погибших оказались так изуродованы, что их невозможно было опознать. Но Симонид помнил, в каком порядке пирующие сидели за столом, и по этому признаку опознал всех. Таким образом, оказалось, что можно вспомнить образ по месту, занимаемому им в той или иной системе.

Этот принцип и лег в основу многих систем запоминания. Другие системы мнемоники имели в своей основе искусственные ассоциации между различными словами, не связанными между собой. Все эти приемы настолько загромождали память ненужным балластом, что никакой действительной пользы от них не получалось. Использование мнемонических приемов может приносить известную пользу лишь тогда, когда нет возможности опереться на подлинные смысловые связи. Практика не оправдала этих сложных и искусственных попыток облегчить запоминание, тем более что они были направлены по преимуществу на запоминание разрозненного, не связанного в единое, осмысленное целое материала, на запоминание отдельных фактических данных.

Основная же цель развития и совершенствования памяти, как уже указывалось выше, сводится к выработке целесообразных приемов запоминания. Однако активность и осмысленность не исчерпывают собой условий, способствующих высокой продуктивности памяти. Исключительно важную роль играет повторение в процессе заучивания. Повторение — важнейшее звено всякого учебного процесса, необходимое для основательного усвоения знаний. Оно имеет такое же существенное значение, как и понимание материала. Древнее изречение «повторение — мать учения» проверено опытом многих поколений.

Успех запоминания зависит не только от количества повторений. Не меньшее значение имеет правильная организация повторений, и прежде всего — их своевременность. Нельзя, например, начинать повторение, если материал уже забыт. Важно правильно распределить повторение во времени.

Как же надо повторять материал?

Экспериментальные данные, в частности работы отечественных психологов, показывают, что не следует заучивать материал сразу до конца. Целесообразно повторять в течение нескольких дней. Повторения через более или менее значительные промежутки времени значительно продуктивнее. Распределенное во времени заучивание дает больший эффект, чем концентрированное. Существенно, что при распределении повторений во времени не только повышается скорость запоминания, но материал прочнее сохраняется в памяти.

Чтобы выяснить, как надо повторять, психологи ставили специальные опыты. В одном из опытов заучивание материала производилось при помощи 24 повторений. Одна группа испытуемых делала 24 повторения в течение 4 дней, вторая — за 6 дней; третья — за 8 дней и четвертая — за 12 дней. Оказалось, что лучше всего запомнили те, кто растянул повторение на 12 дней, т. е. через большие промежутки времени. Эти опыты четко показали, что распределение повторений — более рациональный прием. Повторять 100 раз в день менее полезно, чем один раз в день в течение трех месяцев. Проведенные эксперименты подтвердили хорошо известное в практической жизни правило: то, что изучается быстро, очень быстро и уходит из нашей памяти — легко приходит, легко уходит. И наоборот, каждый знает из собственного опыта: что изучается медленно, то остается долго в нашей памяти. Явление это хорошо известно учащимся, которые перед экзаменами наскоро изучают любой предмет, который затем с такою же быстротой забывается ими.

От чего это зависит?

Всякое представление находится в связи с другими явлениями. Чем с большим количеством ассоциаций оно связано, тем больше шансов на его прочное запоминание. Поэтому усвоение нового в течение продолжительного времени связывает его с возможно большим количеством наших прежних знаний. Секрет хорошей памяти состоит в том, чтобы образовать различные и многочисленные ассоциации с тем фактом, который мы желаем сохранить. Времени на это уйдет меньше, так как количество повторений для прочного закрепления потребуется меньше, чем при заучивании сразу.

Специальные опыты показали, что через полчаса после заучивания забывается до 40 % материала, на следующий день — 34 %, через 30 дней — 21 % (опыты Эббингауза). Согласно этим данным, забывание заученного материала происходит довольно быстро вначале, затем постепенно замедляется. Более короткие ряды представлений забываются скорее, чем длинные. Так, например, при одинаковых условиях более длинные строфы стихотворения сохраняются дольше, чем короткие. Поэтому целесообразнее пользоваться подобными руководствами, так как сохраняющиеся 30 % материала дают достаточно знаний.

Как лучше заучивать материал — целиком или по частям? Это зависит от трудности и объема материала. Вначале нужно прочесть весь материал и постараться его осмыслить. Если объем материала большой, то его следует разбить на части. Затем выделить основные пункты заучиваемого и сопоставить, связать их друг с другом. Чаще всего наиболее целесообразен комбинированный способ запоминания. Вначале материал прочитывают весь целиком, потом заучивают отдельные его части.

Мы рассмотрели несколько приемов рационального запоминания, способствующих более продуктивному усвоению новых знаний и являющихся основой успешного обучения, а также на многих примерах показали роль упражнения как средства развития.

Действительно, накопленный опыт определенно говорит, что длительное систематическое упражнение ведет к улучшению запоминания. Очень показательны в этом отношении эксперименты, в которых испытуемые проделывали 36-дневные упражнения, заключавшиеся в заучивании бессмысленных слогов. После длительной серии упражнений испытуемых вновь подвергли исследованию на запоминание различного материала (стихи, проза и т. д.). Оказалось, что эти упражнения повысили способность запоминать все виды материала. Эти опыты, несомненно, показали, что длительное упражнение в запоминании ведет к совершенствованию памяти. Из приведенных данных следует совершенно определенный вывод: чтобы иметь хорошую память, нужно чаще и больше ее тренировать.

Укреплять память следует повседневно и регулярно. Самый распространенный прием — заучивание наизусть стихов. Заучивать надо небольшие отрывки, но обязательно каждый день без перерывов. Учитывая индивидуальные особенности памяти, целесообразно вырабатывать нужный темп работы, рациональное распределение повторений и всех приемов запоминания.

Только нагружая и тренируя память, все время запоминая, можно ее развить.

Почему тренировка памяти, постоянное накопление новых сведений развивает память?

Память — это деятельность, которая может быть рационально организована. Сюда относится не только воспитание внимания, наблюдательности и воли, но также выработка целесообразных приемов запоминания с учетом индивидуального темпа заучивания, объема запоминаемого материала, интервалов повторения и, непременно, смысловой группировки новой информации.

Имеет значение накопление новых данных, которые создают возможности для большего числа смысловых связей. Этот процесс сопровождается созданием новых замкнутых нервных цепей, близких по ряду признаков к уже имеющимся. В результате возникают большие возможности для запоминания, увеличивается число подходов для считывания нужной информации и, следовательно, получения правильных ответов при необходимости воспроизведения.

Профессор Барбизе пишет, что с первых дней своей жизни ребенок воспринимает от матери самые различные впечатления: физические — пищу, тепло, ласку и эмоциональные: обожание, признательность, нежность… Все эти многочисленные цепи сходятся, образуя основную цепь, которая фиксирует и постоянно воссоздает образ матери. Вот почему воспоминание о ней практически неразрушимо. Наоборот, какая-нибудь цифра, например, высота Монблана или некое абстрактное определение вызовут образование изолированных, автономных цепей. И как бы мы ни старались удержать такие сведения в памяти, они всегда будут иметь тенденцию к исчезновению. Следовательно, чтобы прочно запомнить данный предмет или явление, их нужно связать с большим количеством впечатлений.

Для сохранения памяти на многие годы важное значение имеет соблюдение необходимых правил общей гигиены. Хорошая память — это прежде всего здоровый мозг. Рекомендуется соблюдать продуманный режим труда, полезен рациональный отдых и питание, регулярный сон, физические упражнения.

Изнурительная работа, недостаток сна, нехватка кислорода вредят памяти.

При интенсивной работе существенное значение имеет чередование различных видов работы в течение рабочего дня и чередование работы и отдыха. В. И. Ленин в письмах к своим родным настоятельно советовал не забывать об этом.

И. П. Павлов в свой выходной день полностью отключался от повседневной работы. Он производил, как он сам выражался «смену своему стереотипу». В свободный день: длительное пребывание на воздухе, развлечения, физическая нагрузка, посещение художественных выставок и т. д.

Переключение на другие виды работы дает полный отдых. Этому большое значение придавал Ч. Дарвин. Свои выдающиеся научные исследования он перемежал с чтением художественной литературы.

Неблагоприятное влияние предшествующей работы на продуктивность последующей можно предотвратить путем перерывов и рационального отдыха.

Иногда просто нужно пожить на свежем воздухе, чтобы улучшить память.

Делались попытки использовать для улучшения памяти медикаментозные средства. В частности, с этой целью использовался стрихнин и другие стимуляторы нервной системы. Однако в настоящее время какого-либо серьезного значения этим препаратам не придается.

Несколько лет назад серьезные биологи ожидали появления в ближайшем будущем «пилюль памяти». Полагали, что введением РНК человека, получившего определенные знания, в «девственный» мозг другого человека можно химическим путем передавать знания. Некоторые исследователи в Америке утверждали, что им удались такие опыты на крысах. Однако энтузиазм вскоре пошел на убыль: большая часть опытов не выдержала строгой проверки. Профессор Агранов первый предостерег ученых от слишком поспешных выводов.

Профессор Камерон в Америке избрал несколько иной путь. Он стал вводить своим престарелым пациентам, страдающим выпадением памяти, препараты РНК, полученные из дрожжей. Расчет был прост: возможно, что добавление «кирпичиков», из которых строится память, снова повысит способность мозга замечать и запоминать. Первый успех как будто бы превзошел все ожидания. У пациентов Камерона память резко улучшалась. Одна 80-летняя женщина, не помнившая собственного имени и 20 раз подряд задававшая один и тот же вопрос, вновь обрела способность нормально вести разговор. Другая, 58-летняя пациентка, страдавшая крайним ослаблением памяти, стала отлично все помнить. Однако такие примеры немногочисленны.

Лаборатории фирмы «Эббот» в Чикаго, очевидно, удалось найти вещество, стимулирующее естественный синтез РНК. Это пемолин магния. Его действие испытывали на крысах. Через 30 минут после получения таблетки крыс учили поопределенному знаку прыгать с доски. Они научились этому заданию в пять раз быстрее, чем их собратья, не получившие препарата. В 1966 г. были произведены первые опыты на людях. Однако до сих пор никто еще не может сказать, какова истинная роль РНК. Возможно, решающая химическая реакция происходит не в теле и отростках нервной клетки, а в соединениях между клетками нервных цепей. По этому поводу профессор Барбизе писал, что в тот день, когда станет точно известно, что происходит, откроется возможность выпускать, если не «пилюли памяти», то, по крайней мере, таблетки, ускоряющие эту химическую реакцию и соответственно облегчающие запоминание.

При обсуждении методов совершенствования и расширения границ нашей памяти несомненный интерес представляет возможность обучения во время естественного сна — гипнопедия.

Эта актуальная проблема интересует широкие круги населения, о ней много пишут. Факт возможности запоминания во сне был подмечен давно. Педагоги Древней Греции нашептывали спящим ученикам то, что трудно усваивалось днем. Этим методом пользовались буддийские священники, индийские факиры.

В 1923 г. в США появилось сообщение об успешном обучении в военно-морской школе во Флориде телеграфному коду во время сна. Ученикам этой школы многократно в течение ночи через наушники передавались определенные сведения. Утром, когда ученики просыпались, достаточно было одного повторения, чтобы они знали урок, усвоенный во сне. В 1952 г. аналогичный эксперимент был проделан с летчиками во Франции. Еще до войны в конце 30-х годов о гипнопедических возможностях писал советский психиатр А. М. Свядощ в диссертации «восприятие речи во время естественного сна». Он показал возможность восприятия речи во сне, в том числе сложных текстов (рассказы, иностранные слова, главы из курса физики).

Затем появились сообщения об обучении во сне иностранным языкам. Один студент выучил даже древний язык, вышедший из употребления. Казалось бы, чего лучшего могло желать человечество — появился еще один способ введения в мозг информации. Правда, одновременно встали вопросы медико-гигиенической стороны этой проблемы: не вредна ли гипнопедия, не нарушает ли она отдых нервной системы, каковы ее оптимальные дозировки.

Исследования последних лет несколько охладили интерес к гипнопедии. Прежде чем перейти к их описанию, следует сделать отступление, чтобы уяснить современные представления о структуре ночного сна.

С помощью электроэнцефалографических исследований установлено, что ночной сон распадается на две фазы — медленный и быстрый сон. У взрослых людей быстрый сон занимает от 15 до 20 % времени сна. В период быстрого сна возникают быстрые движения глаз, выраженные вегетативные сдвиги («вегетативная буря»), расслабляется тонус скелетных мышц, человек видит сновидения.

Эксперименты по обучению во сне показали, что запоминание возможно лишь при сохранении альфа-ритма, т. е. при введении информации в наиболее поверхностные фазы медленного сна, по существу еще в период дремотного состояния. По мере углубления медленного сна возможности введения информации резко снижаются, и лишь в период быстрого сна вновь можно ввести информацию, которая остается в памяти всего несколько секунд. Таким образом, гипнопедия применима в течение довольно короткого отрезка ночи и составляет ту ее часть, когда по существу сна еще нет.

Кроме того, подмечено, что информация лучше запоминается перед сном и в начальные его периоды. Под влиянием словесного воздействия неглубокие стадии сна удлиняются, создаются физиологические предпосылки для восприятия информации. В основе этих данных лежат физиологические исследования на людях, показывающие, что реактивность мозга на безразличный сигнал снижается по мере углубления сна. По электроэнцефалографическим и вегетативным показателям, эффективность пробуждающего стимула зависит от его значимости для испытуемого. Испытуемые реагируют на свое собственное имя и на имя близкого человека в ряду имен, называемых в течение всей ночи. Страстные картежники в самом глубоком сне улавливают предложение сыграть в карты. Предельно утомленные люди просыпаются при внешних раздражителях, несущих важную для них информацию.

Хорошо известны факты пробуждения матери при крике ребенка, мельника — при остановке мельницы. Скорее всего, они зависят от высокой значимости определенных стимулов, для которых порог реактивности значительно ниже, чем для безразличной информации. Следовательно, и ночью все раздражители, поступающие в мозг, подвергаются анализу на их значимость и новизну.

Не менее интересен вопрос о взаимосвязи сна и памяти. Имеются два аспекта этой проблемы: улучшение запоминания событий, имевших место перед сном, и очень плохое закрепление в памяти событий, происходящих ночью. Кто не испытал утром ощущения легкости при воспроизведении стихотворения, выученного перед сном. И в то же время мы решительно не помним наших сновидений (если не проснулись в период быстрого сна), не помним часто наших пробуждений и даже действий, совершаемых при этом.

В чем же дело?

Как уже указывалось выше, для хорошего запоминания необходимы два условия: уровень бодрствования должен быть достаточно высоким, а события значительными, вызывающими выраженные эмоциональные реакции.

Рассмотрим условия запоминания при введении информации перед сном. Уровень бодрствования высок, во всяком случае достаточен (ведь в полусонном состоянии не удается выучить стихотворения или запомнить события, о которых прочел, уже начиная дремать), налицо заинтересованность (выучить надо — будут спрашивать). После засыпания процесс закрепления (консолидации) следа осуществляется полноценно, новая информация практически не вводится, условия для перехода следов в долговременную память благоприятные. Все это и обусловливает хорошее запоминание в данном варианте.

Материал, заученный 8 часов назад, лучше сохраняется, если эти часы проведены во сне. Совсем недавно Г. А. Манов показал, что после 8-часового бодрствования наблюдается значительная потеря заученного материала (быстрее забывается бессмысленный материал). При заучивании перед сном и проверке утром сохранение информации в памяти оказалось более полным, правда главным образом за счет бессмысленных слогов. Воспроизведение же осмысленного материала через 8 часов, проведенных без сна и во сне, существенно не отличалось.

Все эти факты имеют огромное практическое значение. Если стоять на точке зрения информационной теории сна, то поступление новой информации в период, задача которого «рассортировать» поступившие ранее в мозг сведения, было бы биологически бессмысленным. В природе же все целесообразно. Важная особенность сна — возможность активного извлечения следов из долговременной памяти. В частности, это касается сновидений, использующих в качестве сырья, казалось бы, давно забытые детали, следы старого опыта.

Анализ приведенных в этой главе данных о рациональных приемах, способствующих улучшению памяти, позволяет считать, что решение этих вопросов возможно только на основе правильного понимания природы памяти, научно изученного и обобщенного опыта запоминания, а также на основании данных, добываемых экспериментальной физиологией и психологией.

Литература

Бериташвили И. С. Память позвоночных, ее характеристика и происхождение. Тбилиси, 1968.

Бурешова О., Буреш Я. Физиология непосредственной памяти. «Вопросы психологии», 1963, № 6.

Вейн А. М., Каменецкая Б. И. Нарушения памяти и мозговая патология. Вестник агентства печати «Новости», «Научная мысль», 1969, вып. 2 (февраль).

Вудвортс Р. Экспериментальная психология. М., ИЛ, 1950.

Вулдридж Д. Механизмы мозга. М., изд-во «Мир», 1965.

Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М., Изд-во Акад. пед. наук, 1960.

Зинченко П. И. Непроизвольное запоминание. М., Изд-во Акад. пед. наук, 1961.

Каменецкая Б. И. Нарушения памяти при височной эпилепсии. В кн. «Височная эпилепсия». Тюмень, 1970.

Каменецкая Б. И. Вторичные нарушения памяти. Сборник трудов I ММИ. М., 1969.

Кругликов Р. И. Современные представления о механизмах памяти. «Военно-медицинский ж.», 1967, № 1.

Латаш Л. П. Гипоталамус, приспособительная активность и электроэнцефалограмма. М., изд-во «Наука», 1968.

Леонтьев А. Н. Развитие памяти. М., 1931.

Лурия А. Р. Высшие корковые функции человека. Изд-во МГУ, 1969.

Лурия А. Р. Память. Б. С. Э.

Павлов И. П. Полное собрание сочинений, т. 3. М., Изд-во АН СССР, 1949.

Л. Т. Попова. Память и ее нарушения при очаговых поражениях мозга. М., «Медицина», 1972.

Смирнов А. А. Психология запоминания. М., изд-во «Просвещение», 1943.

Смирнов А. А. Проблема психологии памяти. М., изд-во «Просвещение», 1966.

Соколов Е. Н. Механизмы памяти. М., 1969.

«Сборник трудов конференции. Физиология и патология лимбико-ретикулярного комплекса». М, 1971.

«Тезисы докладов 2-й конференции по проблемам памяти и следовым процессам». В кн.: «Память и следовые процессы», Пущино-на-Оке, 1970.

«Труды XVIII Международного психологического конгресса (Симпозиумы 7, 20, 21, 22)». М., изд-во «Наука», 1966.

Эббингауз Г. Основы психологии. СПб., 1912.

Опечатки[2]
Стр. Строка Напечатано Должно быть
35 14 св. удаления отделения
39 3 св. нейронам нейроглии
176 13―14 сн. витамина B1 витаминов
207 17 сн. приспособительное практическое


Примечания

1

С. С. Корсаков. Нарушение памяти при алкогольном поражении мозга. Избранные произведения. М., Медгиз, 1954, стр. 274.

(обратно)

2

Данные опечатки исправлены в тексте — Книгодел.

(обратно)

Оглавление

  • Глава I. Механизмы памяти
  • Глава II. Память животных
  • Глава III. Как изучается память
  • Глава IV. Хорошая и плохая память
  • Глава V. Формы памяти
  • Глава VI. Память и возраст
  • Глава VII. Воспроизведение информации
  • Глава VIII. Болезни и память
  • Глава IX. Как улучшить память
  • Литература
  • *** Примечания ***