Гильдия Злодеев. Том 1 (СИ) [Дмитрий Ра] (fb2) читать онлайн

Гильдия Злодеев. Том 1

Глава 1

Мне снится малиновый пудинг. Никогда его не пробовал и вообще не люблю сладкое. Но знаю, что проснувшись, обязательно его закажу.

Вот только рингтон будильника меня не будит.

Зато будит голос, от которого пудинг в голове мигом превращается в мясное и склизкое месиво:

— Я выколю тебе глаза, черепушка!

— Не получится, мастер. Вы сами прекрасно проанализировали мое физиологическое состояние. Я черепушка. А значит не имею глаз с момента их полного разложения. Желаете, чтобы я похвалил ваши анатомические познания, о Великий?

Первая мысль — вскочить с кровати и, ухватившись за что-нибудь тяжёлое, размахивать этим во все стороны. Вот только у меня не получается. Я обездвижен и, судя по всему, лежу голым на холодном камне...

Какого... хрена...

Я еще не проснулся?..

С трудом открываю слипшиеся глаза. Они быстро привыкают к темноте, и я различаю силуэт. Человек в черном и рваном балахоне разговаривает с кем-то, кого я не вижу. С тем, кого он называет «черепушка».

Где я? Что я? Почему я?

Заставляю мозг ориентироваться.

Та-а-ак, я нахожусь в каком-то помещении... нет... больше похоже на пещеру.

Усилием воли затыкаю мандраж куда подальше. Страх убивает чаще, чем геройство.

Верчу глазами по сторонам. Следующее, что вижу: какие-то банки на полках и стеллажах. Сотни и сотни маленьких и больших. В них плавает что-то омерзительно напоминающее змей, крыс и эмбрионов. Но надеюсь, что это мое воображение, а там просто соленья.

Так, Денис. Ты точно еще спишь. Просыпайся...

Просыпайся, Ден! Не дай этой неприятной действительности шанса стать реальностью!

— Почему это тело такое неподатливое? — недобро скрипит старик голосовыми связками, стоя ко мне спиной и гремя за столом чем-то непонятным.

Какое тело? Моё?!

— Кто-бы знал, о Великий... Может, вы очередной раз сделали что-то не то?

— Заткнись, черепушка! Должно быть что-то не так в плетении... Хм...

— Конечно, не так, мастер. Но не в плетении. Вы сцапали кого-то важного. На нём родовая печать.

Старик резко оборачивается, а я закрываю глаза. Лишь на секунду, но у меня получилось рассмотреть этого урода. И как он выглядит мне чертовски не понравилось. Как зомби. Бледный, морщинистый и... хоть убей, добрые старики так выглядеть не могут и не одеваются в черные мантии.

Просыпайся, Ден. Ну же... Тебя ждет пудинг. Твою мать... Не верю. Просто не верю. В жизни такого дерьма не случается...

Слышу шаги. Похоже, старик подходит к тому, кто находится позади меня и зовётся «черепушкой». Глаза не открываю. Первое правило в таких ситуациях: притвориться, что ты всё еще без сознания. Я уже попадал в подобные ситуации, когда меня накачивали транквилизаторами, но... тогда всё выглядело логичнее и вписывалось в моё представление реальности. Сейчас же всё иначе. Атмосфера, антураж. Это не койка в какой-нибудь палате, а грязная пещера. Человек — не доктор или наёмник, а страшный, как сам дьявол, старик, вылезший из какого-нибудь хоррора.

Так, Ден... пора начинать осознавать, что это не сон... Самообманом делу не поможешь. И не забывай — главное не паниковать. Всему есть своё объяснение.

— Я откуда знал!!! Он лежал в конюшне! Пьяный! В лошадином навозе!

Если бы не паралич, я бы выдал себя, вздрогнув от неожиданности. Настолько визг старика бьет по нервам.

Голос черепушки просто сквозит ехидством:

— О Великий, я уверен, что вы ни на секунду не засомневались, что в дерьме можно найти подходящего голубокрового! Они же постоянно там валяются. Так сказать, их естественная среда обитания.

— Ты нарываешься...

— Что вы, о Великий? Как я могу? Хотите дам совет? Если обойдете еще парочку людских деревень, то найдете в дерьме более подходящее тело... — голос прерывается глухим звуком удара о пол. — О, больно... — равнодушно продолжает «черепушка». — ...шучу, не больно. Но я знаю, как вы любите, когда кому-то больно, поэтому решил подыграть...

Теперь звуки рычания и топота. Похоже, старик решил растоптать своего собеседника. Да что там происходит-то? Какая еще «черепушка»?

— Ой. Ой. Ой. Боюсь. Страшно. Больно. Может хватит, мастер?

Судя по звукам, старик что-то бьёт об пол и стену. Это напрягает своей неестественностью. Ощущение, что он пинает пластмассовый мяч.

— Ну, начинается... — спокойный голос «черепушки» звучит уже в другой стороне пещеры.

Старик шипит змеей:

— Когда-нибудь я найду способ от тебя избавиться! Верну тебя туда, откуда ты явился!

— Конечно-конечно, мастер. До вас же никто не пробовал.

— ЗАТКНИСЬ! МНЕ НУЖНО ПОДУМАТЬ!!!

— Так я молчу, мастер. Вы разве не слышите? Уже два часа молчу, как вы приволокли этого толстяка. Кстати, он жутко воняет. Могу предложить подогреть вам ванную. Омоете ему лодыжки и... не только их.

В ответ лишь рычание старика.

Стоп. Приволокли толстяка? Это они вообще про кого? Про меня? Что за цирк происходит?!

Так, отставить истерить, Ден. Не позволяй себе паниковать. Вспомни, как ты когда-то был прикован наручниками к обычной кровати Нью-Йорксого лофта. Таким отчаянным коллекционерам, как ты, не привыкать к... странностям.

Вот дрянь... Утешениями делу не поможешь. Мне охренеть как страшно. И чертовски странно. Может меня чем-то обкололи, пока я спал? Не может быть... Я уснул в своем хранилище. Туда даже муха без моего ведома не проникнет. Может та девка вчера что-то подсыпала в мой «Лонг Айленд»? Тоже нет. Бармен получает от меня нехилую прибавку к зарплате. Скорее он ей что-нибудь подсыпает по моему знаку, чем наоборот...

Осторожно приоткрываю глаз.

Старик ходит туда-сюда, бурчит под нос:

— Родовые печати я снять не смогу... Что же делать... По его следу уже идут... Это точно...

— Предлагаю его убить, о Великий.

— Заткнись, костяная падла! Ты специально это предлагаешь! Знаешь, что выплеск привлечет ко мне внимание!

— Ну, выбор у вас невелик. Либо вы его убиваете, тем самым показывая, где мы находимся. Либо... нас и так найдут. Только попозже.

— Надо его вытащить отсюда... связать...

— Замечательная идея, о Умнейший! Парень видел вас, знает про Анклав. Даже если его сожрут волки, по останкам всё поймут и доложат в Аббатство. Вопрос времени, когда нас обнаружат. Мне-то, конечно, плевать, но вот вы... Кстати, напоминаю, что в Аббатстве таких как вы медленно отваривают в масле до хрустящей корочки. Как думаете, о Великий, вы на вкус ничего?

— Хватит нести чушь!!!

— Прошу прощения, о Орущий. Забыл, что вы предпочитаете еще живое мясцо. С кровью. О, что с вами?..

Приоткрываю второй глаз. Старик пошатывается, хватает ртом воздух и рвет с себя одежду в области груди.

— О мастер! — слышу в голосе «черепушки» неприкрытую радость. — Неужели болезнь сердца наконец-то вас добьёт?

— Укх-к.. Оу-м-м...

Старик ковыляет, спотыкается и наваливается на меня всем весом, вдавливая в холодный камень. Одновременно с этим чувствую, как возвращается контроль над телом. Я могу двигаться!

— Эй, парень. Это твой единственный шанс, — лениво бубнит черепушка. — Твоя правая рука... Чуть левее...

Повторять дважды мне не надо. Богатый жизненный опыт, адреналин и инстинкты делают свое дело. Я нащупываю холодную рукоять и понимаю, что это подобие скальпеля. Пока чувство реальности ко мне не вернулось окончательно, резко сажусь, размахиваясь. С чавкающим звуком насаживаю скальпель на удачно подставленное глазное яблоко старика.

Вопреки ожиданиям, что он просто упадет и умрет, старик с ором отшатывается, вцепившись в рукоять скальпеля.

— Парень, в ногах у тебя железная штука.

Все мысли отключаются. Ощущение, что, если я быстро не сделаю того, что нужно сделать — мне конец. Вскакиваю со своей «каменной кровати» и не видя ничего, кроме «железной штуки», похожей на статуэтку Грэмми, хватаюсь за нее и с мерзким звуком выбиваю из головы орущего старика остатки жизни. Он падает и больше не двигается...

«Статуэтка» выпадает из рук...

Стою, тяжело дышу, не в силах оторвать взгляд от истекающего кровью уродливого старика.

Мысли понемногу возвращаются...

— Кх-м, парень, я бы посоветовал потоптаться на его башке, пока из нее не вытечет что-то серое...

Медленно поворачиваю голову в сторону говорящего:

Сердце забилось еще сильнее.

— Ты... — еле двигаю онемевшим языком.

— Да-да, я череп. Говорящий. Опасности тебе не представляю. Так что, будешь его топтать? Не сомневайся, он бы с тобой так и поступил.

Сглатываю мерзкий ком. Глаза меня не обманывают. В углу пещеры нет ничего, кроме человеческого черепа. И голос исходит из него, хотя он не шевелится.

Это... какая-то... хрень... Может это пранк? В черепе микрофон? Вот только кто рискнул так со мной шутить?

Втягиваю носом воздух.

Нет. Не пранк.

Я точно знаю, как пахнет настоящая кровь. Да и поздно об этом думать, после того, как размозжил голову актеру.

Та-а-ак, ладно. Главное не показывать эмоций. Никакого страха, никаких сомнений. Покажешь слабину — сожрут.

Киваю на старика:

— Зачем его топтать? Он разве ещё жив?

— Не-а. Но мне бы полегчало.

Что с этим черепом не так? Ну кроме того, что он вообще череп.

Спокойно, Ден. Ты знаешь, что в такие моменты главное спокойствие. Это только в кино кажется, что «я бы вот так сделал» и «какие-же они дебилы». В реальности всё иначе. И не дай никакая высшая сила начаться зомби апокалипсису. Потому что любители этой темы сдохнут первыми. Именно потому, что «в кино я бы сделал как профи».

Делаю глубокий вдох, выдох...

Как же тут мало света...

Подхожу к старику, проверяю пульс. Коньки он точно отбросил. Жалости никакой не испытываю. Какой-то некромант, похищающий людей — такой себе предмет жалости. Да и кроме жалости у меня сейчас достаточно геморроя.

— А вдруг не помер? Ты бы потоптался, парень...

Не обращаю внимания на череп. Он слишком фантастический, поэтому оставлю его на потом, когда психика окрепнет на новую реальность. Нужно адаптироваться. Как дайвер, понемногу задерживающийся на разных глубинах, чтобы не словить кессонную болезнь.

Вторым делом осматриваю себя, так как ранее заметил что-то странное. И...

Твою же... мать...

Тут уже пранком не отмажешься...

Я и правда толстяк. Жирный живот свисает складками, пальцы как сосиски. Щеки пышные, как поролоновые яблоки.

А я-то еще подумал, чего мне так тяжело даются любые движение. Думал затекло что или просто устал. А тут сто пятьдесят килограммов жира...

Осматриваюсь в поисках зеркала... Не нахожу. Зато бутылки с эмбрионами точно оказались бутылками с эмбрионами, а с не с бабушкиными соленьями. Подхожу к одной из самых больших. Стараюсь фокусироваться не на плавающем в формальдегиде нечто, а на отражении себя.

— Ну, здравствуй, пятачок, — грустно приветствую я нового себя.

Какое-то время молчу, вздыхаю, всматриваясь в отражение.

— Могло быть и хуже, — профессорски комментирует череп. — Например, бездомный с гангреной обеих рук. Или портовая проститутка с виноградной лозой между ног. А тут всего лишь откормленный окорок...

Отречено перевожу взгляд на череп, валяющийся в углу:

— Где я? Кто я? Кто ты? Как можешь разговаривать? Что вообще происходит?

— Сколько вопросов. Сначала подбери меня и поставь во-о-он на ту штуку, которой ты убил моего бедного хозяина.

Вот ведь...

Подхожу к статуэтке, оказавшейся подставкой для черепа. Подбираю, осматриваю. На вид ей пару миллионов лет. Штырь сверху насаживает на дыру в черепе, где должна быть шея у «здоровой головы». Пищевод, вроде. Или трахея.

Нервно усмехаюсь:

— Ты меня не укусишь? Может проклянешь там? Или еще чего?

— Нет, что ты, парень. Я вообще-то очень добрый.

Разумеется, череп я в руки не беру. Подцеплю подставкой и ставлю на стол, заваленный свитками и какими-то алхимическими приблудами. Тут же какие-то мисочки и баночки с ингредиентами, состав которых я узнавать пока не готов.

— Вообще-то, парень, это некультурно. В нашем мире не принято прикасаться друг к другу с таким омерзением.

— Я тебе не доверяю. Меня можно понять, согласись.

— Можно. Я бы на твоем месте тоже не доверял говорящим черепам.

— Ты обещал ответить на вопросы.

— Вообще-то не обещал. Я лишь попросил, чтобы ты поставил меня на эту штуку.

Хм, а черепушка и правда не самый приятный собеседник. Кстати, это он или она? По сухому голосу хер поймешь.

— Как ты разговариваешь? Это... магия? Или типа того?

— «Типа того». В твоем мире такого нет, я знаю.

В моем мире?

Так, ладно. Болтающая кость будто больше тянет время, чем помогает. Попробую разобраться сам...

Игнорируя черепушку, обхожу пещеру и понимаю, что выхода из нее нет. Повсюду только голые стены, грубые столы, стеллажи с макулатурой, валуны и непонятные маринованные хреновины, разглядывать которые совсем нет желания. Так и кажется, что какая-нибудь медуз оживет и выпрыгнет, если долго в нее всматриваться.

Язвительность в голосе черепа прибавляется:

— Вижу ты в замешательстве, парень...

Хмыкаю. Это мягко сказано. Сердце до сих пор выламывает ребра, а мозги путаются. Но, в целом, мне уже легче. По крайней мере, чувствую себя реальным, а не пациентом-психопатом.

— Есть такое дело, — соглашаюсь я, вглядываюсь в потолок.

Не вижу ничего, кроме сталактитов, грозящихся свалиться на голову. Странно. И неприятно. Ощущение, что я огромном гробу. Будто без этого проблем мало...

Череп не унимается:

— Давай поздороваемся, как у нас принято и я всё тебе расскажу.

Заговаривает зубы. Неспроста.

— Привет, — сухо отвечаю я, проводя рукой по влажному мху на камне. Нюхаю пальцы.

Гуано? Дерьмо летучих мышей? Значит выход отсюда все-таки есть?

— Э-э-э, нет. Подойди и погладь меня.

Перевожу взгляд на череп:

— Не понял?

— А ты недалекий, да? Подойди, погладь меня. У нас так принято. Знак уважения. Если откажешься, можно и нарваться. У меня терпение скоро закончится.

Хм. Подозрительно.

— Значит, ты хочешь, чтобы я до тебя дотронулся, верно?

Если бы черепа выражали мимику, то сейчас он «закатывает глаза»:

— Какой догадливый. Ты верно понял. Трогаешь меня всюду, и мы становимся лучшими друзьями.

Что за фигня?

— Пожалуй, откажусь.

— Ну и зря. Тогда сгниешь тут, парень. Я бы лучше выбрал меня погладить.

Подхожу к черепу, наклоняюсь, осматриваю его со всех сторон. Вроде человеческий, но...

— Ты случаем не череп тролля? — выдавливаю сухую улыбку.

— Тролля? Нет, конечно. Что за бред? Я череп повелителя этого места. Повелителя анклава.

Повелитель? Анклав? Это он так пещеру называет? Звучит слишком пафосно для засранной летучими мышами дыры.

— Ты — повелитель анклава? А показалось, что повелителем был он, — киваю на труп старика.

— П-ф-ф-ф, не смеши меня. Мне просто не повезло заключить с ним контракт.

Кстати, надо бы старика оттащить. С огромным нежеланием хватаю тело за подмышки, оттаскиваю подальше, прислоняю к стене. В голову сразу лезут дурацкие мысли, что отсюда я могу и не выбраться. Останусь с говорящим черепом и... разлагающимся трупом.

Заключить контракт? Хм...

— А-а-а, вот оно что, — оттряхиваю руки. — Значит, я тебя коснусь, и мы заключим какой-то контракт, верно? Раз уж твой предыдущий хозяин помер. Знаешь, это звучит паршиво. Поэтому иди-ка ты в баню...

— Ты и правда догадливый. Ну как хочешь. У меня много времени. А вот у тебя не очень.

Так. Эти слова мне совсем не нравятся:

— Поясни.

— Не хочу. Посмотрю, что ты дальше будешь делать. Знаешь ли, мне очень много лет и последнюю тысячу я развлекаюсь с такими, как ты.

Провоцирует, сволочь. Заставляет нервничать. Чтобы я принял поспешное решение.

Ладно, посмотрим, что еще можно сделать...

По ощущениями добрых минут тридцать я хожу вдоль стен, нащупывая каждую щель. И ничего. Обычный камень. Ни одного дуновения ветерка. Если тут и есть какой-то скрытый проход, то он... очень хорошо запрятан. Или наверху, куда добраться невозможно.

Череп периодически подкалывает меня, но я быстро учусь меньше обращать на него внимания.

— Ты бы прикрыл срам, парень. Понимаю, что ты за пузом ЕГО не видишь, но мне от этого зрелища не по себе.

Смешно. Вот только одеться мне не во что. Разве что старика раздевать, но это... такое себе.

— Почему мне не холодно? — спрашиваю я, рассматривая непонятные письмена на одном из свитке, лежащем на столе. Нихрена не понятно. Какие-то китайские иероглифы.

— Тюленям тоже не холодно.

— То, что я стал жирным, не значит, что я тюлень. Мне должно быть холодно...

И это правда. Ступнями чувствую холод, но при этом он меня это совсем не волнует. Это как руку засунуть в дробленный лед, но неприятно холодно становится только через секунд десять. Но сейчас эти десять секунд у меня не наступают.

Череп не отвечает, а я откладываю свиток, беру случайную книгу. Картинка с распятым полукозлом намекает, что смысл написанного тут не из приятных. Какие-нибудь жертвоприношения, ритуалы...

Замечаю на столе кулон в виде пентаграммы. Выглядит ценным. Это что, черное золото? Хм, какая роспись. Поработал мастер. Уверен, стоит огромных денег...

— Не трогай! — орёт череп, и я отдергиваю руку. — Он проклят...

Что-то в голове черепа меня настораживает:

— Гонишь же?..

— Мое дело предупредить. Хочешь — проверяй.

Вот ведь засранец пустоголовый. Хоть чутье и говорит, что череп врет, инстинкты отказываются проверять его слова.

Так, ладно, Ден. Ты уже понял, что произошла какая-то лютая хрень. Она реальная и из неё нужно выбираться. В идеале, я хочу вернуться домой, в мускулистое тело и мягкую кровать. Но какая-то часть меня убеждена, что это пока невозможно.

Поэтому...

Адаптируйся, приспособляйся! Ты всегда так делал!

Подхожу к одному из источников света. Факел на шесте горит довольно давно. Дым уходит вверх...

— Почему я еще не задохнулся? Откуда тут берется воздух? Огонь без него гореть не будет.

— Отличные вопросы, парень. Конечно же... я на них не отвечу. Кстати, я бы на твоем месте поторопился. Вон тот дилетант, которого ты убил С МОЕЙ ПОМОЩЬЮ, понимал, что он облажался. Как думаешь, когда явятся шавки Аббатства, что они с тобой сделают?

Понять бы еще, кто это такие. И как они сюда попадут.

— Даже не знаю... Может, помогут мне? Вытащат отсюда.

— Ха. Наивный. Ты пропитался этим местом. Тебе прямая дорога на костер.

— Вообще-то я жертва обстоятельств...

— Ну-ну. Расскажешь это ИМ. Я послушаю, как ты будешь объяснять почему ты — это не ты. Знаешь ли, в этом мире энтропия под запретом. А уж манипуляции с душами — высшее преступление. За убийство трех королей тебя бы осудили мягче.

— Объяснить им всё как есть точно не получится?

Предполагаю, что череп врёт, чтобы поторопить меня, но от этого не легче.

— А им твои объяснения не нужны. Сам понимаешь, парень. Некрома-а-антия. В лучшем случае тебя признают плодом ужасной магии и предадут очищающему огню.

— Звучит хреново.

— А то.

Какое-то время молчим. Я смотрю в пустые глазницы и никак не могу понять, как череп разговаривает. Может, проецирует мысли прямо в мозг?

Сажусь на грубый стул, с огромный трудом закидываю ногу на ногу. Итак, я в полной жопе. Почти буквально. От черепа нет никакого толка, он только развлекается. А мне надо как-то выбираться. В идеале, захватить отсюда что-нибудь ценное, потом продать и затаиться, изучая новую реальность...

Ух-х-х... мозг отказывается нормально думать... Слишком все нереально и он до сих пор пытается проснуться.

Кстати... Говорящий череп... Вот бы заполучить такой в свою закрытую коллекцию. Закрытую, потому что есть вещи, которые не продаются и не показываются миру. Проклятые куклы Вуду, кости тварей с другой планеты, сушеные головы, прикасаясь к которым слышишь непонятные голоса. Наукой этого не объяснить. В лучшем случае за это дело меня убьют, коллекцию разберут по лабораториям и она испарится из истории. И да, все это находится в моем хранилище, в Москве. Таких коллекционеров, как я, очень мало, но все мы закрыты от мира и общества, торгуем друг с другом, обмениваемся... Говорящий череп был бы алмазом моей коллекции. «Коллеги по ремеслу» отдали бы за него все накопленное за сотни лет их поколений. И почку в придачу.

— Ты чего на меня так смотришь, парень?

— Я же не смогу вернуться, верно? Обратно... из этого, — обвожу руками свое разжиревшее тело.

Череп сверлит меня пустыми глазницами. Как бы странно это не звучало.

— Нет. Привыкай. Этот новый мир теперь твой дом.

Надеюсь, он имеет в виду не этот гроб.

— Я... в новом мире?

— Верно. В другом. Ином. Не скажу каком. Если не будешь ломаться и мы договоримся — сам увидишь.

Недолгая пауза.

— И что, вообще нет никаких вариантов?

— Мне семь тысяч лет, парень. Я многое знаю. Очень многое. Но вот как вернуть выдернутую из каналов Вселенной душу, не знаю. Это как вырвать волос из головы и прирастить его обратно — на то же самое место. А еще голова размером с планету и в постоянном движении. Да ты не переживай по этому поводу. Тебе все равно некуда возвращаться. Ты в своем мире умер в неудачный момент времени и событий, поэтому оказался здесь. Бывает...

Вот сейчас мне становится действительно не по себе.

— Да ну. Я же просто спать пошел и уснул...

— Значит, умер во сне. С людишками такое бывает. Сочувствую, — лениво усмехается череп.

Кладу локти на колени, опускаю голову, прикрываясь ладонями. Я умер... Но я потерял кое-что важнее, чем просто жизнь...

— Ну-ну, парень, не плачь, — ехидничает череп. — Во имя гнили, был бы у меня желудок, вывернуло бы... Э-э-э, ты чего там бормочешь?

О, нет, черепок. Ты неправильно меня понимаешь. Совсем неправильно.

Глава 2

— Моя коллекция... Моя коллекция... Всё пропало... Я больше её никогда не увижу...

Я коллекционировал с десяти лет... сначала наклейки от жвачек, потом коллекционные карточки, скины из игр... Но все это было мелочью. Азарт хомяка разрастался до маниакального желания положить под подушку что-нибудь ценное, особенное. Такое, что есть только у меня и ни у кого другого.

Моё коллекционирование в какой-то степени зависимость. Я это понимаю. Но все же это лучше, чем бухло, наркотики и махание членом. На этом деле я, по крайней мере, зарабатывал очень хорошие деньги.

Заброшенный бункер под землей со времен Советского Союза, купленный на черном рынке неподалеку от станции Волоколамская забит ценностями, на которые я потратил целых пятнадцать лет своей жизни.

И сейчас мне пустоголовая черепушка говорит, что все это было напрасно? Какой-то херов колдун из другого мира выдернул мою душу, пока я спал? Даже не так... Какого черта я умер во сне? Как это вообще возможно? Я был в самом расцвете мужских сил, занимался спортом, правильно питался.

Так, Ден, вспоминай, что последнее ты делал. Выпил в баре, но не до посинения. Потом прогулялся по парку... Нет, не то. Что произошло в самом хранилище? Сначала я по привычке осмотрел свои владения, дальше до трех утра реставрировал картину Джованни Браголини, потом взялся за какую-то золотую пластину, похожую на ацтекский календарь. Знакомый коллекционер дал мне ее на оценку. Но я точно с ней не закончил. Успел только провести кисточкой, как кусочек золота предательски отвалился. Я тогда так расстроился, что бросил это дело и улегся спать.

Но я не делал ничего такого, что могло бы меня убить!

Так с какого же перепуга здоровые люди так умирают?! И теряют всё!

— Эй... парень. Твое уныние меня напрягает.

— Заткнись, череп. У меня появился отличный повод немного подепрессировать. Не мешай.

— О какой коллекции ты там бубнил?

Отрываю голову от ладоней, встаю. Еле сдерживаюсь, чтобы не воспользоваться предложением выдавить из головы старика что-то «серое», а сам череп попинать часок об стену. Эти два засранца лишили меня смысла жизни! Оккультных предметов искусства на миллионы долларов, которые теперь просто сгниют, когда откажут системы вентиляции и питания! Меня это бесит! Бесит даже больше, чем то, что я сдох во сне! Так бы не знал забот и покоился в «великом ничто», а тут взяли и вернули с чувством полного жизненного фиаско!

Не знаю почему мне кажется, что череп замечает мою злость и слегка сводит челюсть, будто улыбаясь. Хотя это невозможно для куска кости:

— Ну не хочешь, не говори.

Не отвечаю. Поворачиваюсь к черепу спиной, чтобы ненароком не сорваться на говорящие останки того, кто может оказаться местным божком, запертым за прегрешения в прошлом. Сколько он там лет прожил? Семь тысяч? Разве психика выдержит столько, если ты не доисторический троглодит, где единственный смысл существования — это жрать и срать? Нет, с черепом-шутником нужно быть очень аккуратным. Старик был тупицей, раз позволял себе пинать его. В результате поплатился за это жизнью. Не прямо, но косвенно.

Закрываю глаза, пару раз вдыхаю и выдыхаю.

Давай, Ден. Бери себя в руки... На вид тебе сейчас не больше двадцати. Можно попробовать начать все сначала, главное выбраться отсюда. А потом сделать всё ещё лучше...

Дыши ровно. Вспомни философию буддийских монахов...

Жизнь — это череда начал и концов.

Концов, блин... Во-во.

Открываю глаза.

Всё. Хватит. Возвращаемся в некромантскую реальность и думаем, как жить дальше.

Первое. Надо выбраться отсюда, залечь на время и разобраться в новом мире. Я слышал, что тут есть «деревни» и «лошадиное дерьмо», а значит этот мир не сильно отличается от Земли.

Второе. Нужно заработать деньги и начать коллекционировать говорящие черепа и проклятые кулоны. Продавать их, покупать, снова продавать, снова покупать... Говорящие черепа драконов, эльфов, демонов... Проклятые скипетры богов, магические накопители энергии и все, что может представить мой жадный внутренний меняла в мире, где есть та самая магия, какой я ее представляю по фильмам о Властелине Колец. Перспективы для коллекционирования просто шикарные.

Настроение чуть повышается, и я улыбаюсь, другими глазами осматриваю пещеру. Без окон, входов и выходов. Идеальное место, где можно запрятать добро и лежать на куче золота, как Скрудж Макдак.

— Парень, ты странный...

— Кто бы говорил. Так, ладно. Что будет если я тебя коснусь? Выберусь отсюда?

— Ага.

— Какова цена? Моя душа или типа того?

— Ты что ли баллад начитался, парень? Кому, во имя гнили, нужна твоя душа? Что мне с ней делать? На полку поставить?

— Хм, а что у вас с ней обычно делают? Поглощают? Сжирают? Запитывают камни душ или типа того?

— Что за бред, парень? Душа — это слепок разума и тела. Со слепком можно много чего сделать, но не сожрать.

— А что тогда хотел со мной сделать вот этот? — киваю на труп старика.

— Проходил мимо и ему поплохело. Срочно пришлось искать тело голубокрового, вот он и потерял голову, схватил первого попавшего пьянчугу. Страх перед смертью всегда лишает мозгов таких, как он. По его мнению, ты очень удачно подвернулся. Ведь для такого рискованного ритуала нужно соблюсти два основных условия. Первое: забрать тело может только маг у мага. Да-да, это те же голубокровые. Второе: маги должны иметь схожие души. Именно поэтому ты здесь. Уж извини, парень, но твоя душа почему-то такая же черная, как и у него.

У меня-то черная? С чего бы это? Не считаю себя «белым», но уж «черным» — точно нет.

— То есть, у вас в норме вещей менять дряхлые тела на молодые?

— Думаешь, я бы тогда был черепом, а, парень? Это сложнейший ритуал, который каждый делает в меру своей гениальности и древних знаний. Эти знания трактуются по-разному, передаются идиотами из поколения в поколение. В лучшем случае такой недоучка от ритуала сдохнет. В худшем — превратится в шевелящееся желе.

— Или говорящий череп, — дополняю я. — Тоже побаловался, да?

— Можешь думать, что хочешь, парень.

— Ладно... Так что будет, когда я тебя коснусь? Ты говорил, что мы заключим какой-то «контракт», верно? Где почитать условия?

— Нигде. Так интереснее. Ну, смотри. Мы заключаем контракт, я тебя отсюда вытаскиваю, а ты со мной делишься своей жизненной силой. Это не душа, не переживай.

Что за хрень? Что бы это не значило, но кто в здравом уме согласиться променять свою «жизненную силу» на что-то другое? Я как коллекционер отлично знаю цену вещам. Все сокровища мира не стоят моей жизни. Потому что ты живешь ради этих сокровищ. А без жизни нет сокровищ.

Череп каким-то магическим образом вздыхает:

— Парень, ну что за лицо, а? Не драматизируй. Ох, не сосчитать сколько раз я уже это объяснял. Ладно, слушай внимательно. Повторять не буду. Когда-то со мной что-то пошло не так и не спрашивай что — я никому об этом не рассказываю. Мне пришлось привязать свою душу к анклаву, сделав свои останки катализатором, позволяющие другим переноситься сюда. К сожалению, с тех времен сохранился только череп.

Мозги усиленно работают:

— Переноситься сюда? Другим? Откуда? Зачем? Тебе тут одному что ли скучно?

— Ага, очень скучно. А еще я не могу существовать без жизненной силы, поэтому приходится вас паразитов подкармливать, заключая контракты.

— А зачем тогда ты помог мне убить старика? Жил бы с этим паразитом и не тужил...

— Этот идиот мне не нравился. Простой, как пенёк. Тринадцать лет меня раздражал. По условиями контракта, я не могу причинить вреда... эм-м... своим хозяевам. Ну... почти не могу. Я всего лишь подсказал тебе, где лежит расчленитель и подставка. Не понимаю, как этим можно убить хе-хе...

«Почти не могу». Это обязательно надо запомнить. Мелким почерком в договорах примерно так же пишут. Почти не берем с вас страховку по кредиту.

Череп продолжает:

— Больше меня не перебивай, парень. Так вот — мы заключаем контракт. Я беру совсем немного твоей жизни, пока наш контракт заключен. Где-то один день в году. Сущие пустяки. Даже не заметишь. За счет этого я продолжаю влачить свое жалкое существование, а ты можешь тут даже не появляться. Если... получится, конечно. Анклав, знаешь ли, соблазняет своими возможностями.

Соблазняет... Ага, как же. Кредит тоже соблазняет. И вообще, что за странные расценки?

— Один день в году? Вообще-то это целых пятьдесят дней за пятьдесят лет жизни. Ты хоть представляешь, что можно успеть за полтора месяца? За десять часов в год я еще подумаю.

Череп молчит какое-то время.

— Парень, у тебя в роду все такие скряги? Это не предмет торговли. Твои сутки в году — это минимум, который мне нужен, чтобы выжить.

— Ясно. Ну и чем этот анклав будет меня соблазнять? Нашептыванием в голове? Пока я не стану от него зависимым, наглаживая ночами со словами «моя прелесть»?

— Ничего подобного. Тем, что ты захочешь посещать анклав. Но это уже за дополнительную плату.

И зачем мне эта ободранная пещера, да еще и за какую-то дополнительную плату? Как хранилище? Менять жизнь за складское помещение? Тоже мне соблазн... Но посмотрим, что он еще скажет.

Скрещиваю руки на груди:

— О-очень выгодное предложение. Что за дополнительная плата? Нужно приносить в жертву девственниц?

— Нет, конечно! — возмущается череп. — Девственницы — это прошлый век! Развратного деда, у которых в жизни было ровно шестьсот шестьдесят шесть девственниц!

Какое-то время молчим. Одновременно «вздыхаем», понимая, что «нашли друг друга».

Первым нарушает трагичное молчание череп:

— Дополнительная плата за пребывание в Анклаве — твое время. За сутки тут, я забираю сутки твоей жизни. Соответственно, ты стареешь в два раза быстрее, пока находишься здесь. Впитал?

Мд-а.

Фыркаю:

— Ноги моей здесь не будет.

— Что ты плюёшься, а? Как будто я тебя заставляю жить здесь. Тебе о другом думать надо, если ты откажешься от контракта. Во-первых, не факт, что ты доживешь до завтра. Во-вторых, я не рассказал о преимуществах пребывания в анклаве. А они, поверь, очень заманчивые и... — череп запинается, будто к чему-то прислушиваясь. — Так-с, парень. Время болтовни вышло. Об этом «во-первых» я и говорил. Скоро нас найдут.

Неприятные мурашки бегут по спине. Настороженно осматриваю наглухо изолированную от мира пещеру.

— Как нас тут найдут?

— Элементарно. Мой анклав находится... к-хм... глубоко... Попасть сюда можно лишь через ключ-катализатор. Ключ — мои останки. Точнее, мой НАСТОЯЩИЙ череп, который находится снаружи. Этот идиот, — понимаю, что имеется в виду старик, — спрятал его в лесу, в заброшенной медвежьей берлоге. Затащил тебя в анклав и только тут понял, что на тебе родовая печать и...

— Стоп-стоп, — поднимаю я руки. — Какая еще родовая печать? Что она делает?

— Хоть по тебе и не скажешь, но ты из знати, парень, — усмехается череп. — С рождения вам ставят родовые печати. Очень сильная магия. У каждого Дома свои печати. Тебе не повезло. Твоя печать еще и поводок. Куда бы ты ни пошел, тебя найдут. В анклав, конечно, никто не проникнет, но поводок тянется прямо в глазницу моего настоящего черепа-катализатора. Ищейки поймут, что это такое. Уничтожить череп не смогут, но передадут Аббатству. А те запрячут его так далеко, что может пройти не одна тысяча лет, прежде чем я найду нового хозяина.

Озираюсь по сторонам, откровенно начиная нервничать. Меня ставят перед выбором без выбора. Либо заключить откровенно мутный контракт «на словах», либо... сгинуть тут. Что тоже не факт, а может лишь хитрость пустой черепной коробки.

Череп будто глумится над моими сомнениями:

— Мне для года существования нужны всего лишь твои сутки, парень. Как думаешь, сколько жизненной силы я успел накопить от пребывания в анклаве предыдущих хозяев, м? Один только этот старый недоучка провел здесь почти тринадцать лет, подарив мне столько же. Если меня запрут в сундуке, я просто впаду в долгую спячку. А ты... сдохнешь, парень. Учитывая твои габариты — от мучительного голода намного быстрее, чем от старости. И это чистая правда. Хотя... вон в тех склянках плавает полно мясной еды. На неделю, может, хватит.

То, что, как минимум, часть из этого правда, я не сомневаюсь. С самого пробуждения чувствую, как хочу жрать и пить. А боль в голове и мерзкая тошнота намекают, что я еще и с бодуна. Все это очень хорошо погружает в новую неприятную реальность.

Я не вижу выхода отсюда. Вообще никакого. А я прекрасно знаю, как выбираться из пещер и тюремных камер. Но тут... глухо. Ни одной идеи или мысли. Если череп говорит правду и счет времени у меня на минуты, то нужно принимать решение. И быстро.

Краем глаза кошусь на склизкую медузу с щупальцами в одной из емкостей. Представляю, как жарю кусок этой дрянины над факелом и еле сдерживаю приступ тошноты.

В голосе черепа проскальзывает нервозность:

— Парень, мне тоже не хочется тысячу лет пылиться в сундуке под семью печатями Ашхи. Я не вру тебе. Времени мало.

Вздыхаю:

— Хорошо, твоя взяла. Уверен, что пожалею об это, но... — приближаюсь к черепу. — Давай сначала познакомимся. Меня зовут Темнов Денис Аркадьевич. В отличие от тебя, мне всего-то двадцать девять лет. У себя хм-м... в мире, я коллекционер. Один из самых богатых и влиятельных людей, о которых не пишут истории и не говорят в новостях. Если ты считаешь, что меня можно легко и без последствий обвести вокруг пальца, то обещаю, что очень скоро я докажу тебе обратное. Мы поняли друг друга, великий маг с непонятного мира?

— Отлично поняли, парень, — нотки торжества не ускользают от меня.

Киваю, протягиваю руку к черепу и... замираю, сжав в кулак.

— Ну чего еще? — рычит он.

— Я решил доказать тебе прямо сейчас, что со мной выгоднее дружить.

Сажусь на пол, совершенно не чувствуя холод. Посвистываю незатейливый ритм.

— Во имя гнили, парень, ты что, спятил?!

— Знаешь, я решил рискнуть, — осматриваю свои ногти. — Ты ведь можешь вытащить меня отсюда без всяких контрактов, верно? Старикан же как-то меня сюда засунул. Если сделаешь это, то обещаю, что первым делом запрячу тебя в другое место. Туда, где тебя обязательно кто-нибудь найдет. Может какой-нибудь грибник или пастух... Но точно не через тысячу лет. Заключишь с ним контракт, заливая в уши сладкую брехню для дураков. Я же лучше попробую выбраться отсюда самостоятельно, чем заключу сделку с семитысячелетним черепом. Не получится, ну что ж... История оккультных предметов говорит мне, что смерть лучше, чем сделка с дьяволом. Так что иди-ка ты в жопу, череп.

— Ах ты... мальчишка... — шипит змей-искуситель.

— Сам подумай. Если согласишься, я спасусь, а тебя не запрут на тысячу лет. Мы оба в шоколаде. А так я всего лишь сдохну тут от голода. Тебе-то что с этого? — пожимаю плечами. — На лицо очевидное решение. Ну так что? Подпишешь МОЙ контракт? Это намного выгоднее, чем строить из себя гордую проститутку.

Передразниваю сухой голос черепа:

— Я не вру тебе. Времени мало.

Что ж, получилось немного борзо, но иногда и семитысячелетние черепа нужно ставить на место. В молодости я часто общался с большими и влиятельными людьми. Если бы мямлил, как девочка, и соглашался на всё подряд, то они не имели бы со мной никаких дел, считая очередным пушечным мясом.

Какое-то время в пещере звучат лишь звуки горящего пламени и эхо от моего посвистывания. Череп становится обычным черепом — молчаливым предметом интерьера логова некроманта. Я уже запереживал, не наплевал ли древний маг на наглеца. Но вот он спокойно говорит:

— Договорились, парень. Контракт пока не заключаем. Но у меня одно условие. Как только освобожу тебя, ты заберешь меня с собой, а не перепрячешь. Ты меня заинтересовал и я не хочу связываться с грибниками. Оказаться в руках немагических созданий — самая унылая часть моего существования.

Отлично! Как я и думал, мудрые черепа не будут ломаться, как гордые девочки. Я бы на его месте тоже согласился. Лучше оказаться ни с чем, чем в большом минусе. Основное правило ведения бизнеса.

Хм...

Интересно, сколько эта кость стоит на местном черном рынке? Может получится одной сделкой сделать себе шикарный капитал?

Закидываю удочку с подозрениями:

— Взять тебя с собой? Если меня поймают с каким-то проклятым артефактом...

— Раздери тебя гниль, парень. За тысячи лет я не встречал такого параноика. Ты из знати, и никто не будет тебя обыскивать. Да и вообще, тебя идут спасать, а не убивать. А я не излучаю никаких очевидно зловещих и темных аур, поэтому если будешь осторожным, всё закончится хорошо для нас обоих. Хранение черепов не считается таким уж подозрительным в этом мире. В некоторых семьях на полках лежат кости целых поколений.

— То есть никакой маг не определит, что ты плод страшного ритуала? Просто череп?

— Если поводок твоей родовой печати не тянется мне в глазницу, то и определять ничего не надо.

— Ты не ответил на вопрос.

— Выгрызи тебе глаза черви, парень. Ты не сильно торопишься, да? Ладно, отвечу. Высшие мастера энтропии легко почувствуют меня. Но они вне закона, так что на улице их не встретишь, — голос черепа сквозит пренебрежением: — Только в Аббатстве есть официальные исследователи этого богомерзкого искусства. Но идти туда я не советую. А теперь одевайся, парень.

За спиной слышится какой-то скрежет, и я резко разворачиваясь, готовясь после всего хоть к появлению сатаны. Но повелителя чертей не оказалось.

В идеально ровной стене, которую я ранее исследовал вдоль и поперек, открылась небольшая ниша с кучей тряпок.

— Твои вещи. Почти чистые. Одевайся.

— Если я захочу вернуться, нужно просто коснуться черепа? Ну того, что снаружи. Катализатор этот... Верно?

Спрашиваю только для того, чтобы он поверил в то, что я действительно захочу сюда вернуться.

— Верно, парень. Я могу перенести сюда всё, что угодно. Если захочу...

«Если захочу». Понятно.

Подхожу к куче тряпья и понимаю, что это и правда вещи толстяка. Стараясь не обращать внимание на нервный тремор рук, быстро одеваюсь в грубые крестьянские штаны, серую рубаху и плащ с капюшоном. На босые ноги обмотки-портянки и что-то вроде лаптей, только из свиной кожи. На одежду знати точно не похоже. Скорее на зажиточного крестьянина или купца из шестнадцатого века.

Удивляться почему одежда, которая должна быть в лошадином дерьме, идеально чистая, я, пожалуй, не буду. Магия.

— Что-то не так, парень...

Хриплый голос черепа заставляет меня напрячься еще сильнее. Хотя, казалось бы, куда сильнее...

— Ну что еще?

— Похоже, идут не ищейки из твоего Дома... Странно. Ну-ка, проверь...

Не успеваю возмутиться, как по голове меня будто шибануло массивной дубиной.

БАМ!!!

В глазах темнеет, но не от того, что хочется упасть в обморок. А от того, что меня затягивает в маленькую черную дыру прямо под ногами. Пещера «плывет» перед глазами...

Ощущение падения отвратительное. Безумно колотящееся сердце проваливается куда-то вниз...

Тьма...

***

Свет!

Я вышел...

Первая мысль — я больше не в пещере! Я свободен! Это победа!

Тяжело дышу, с огромным усилием пытаясь справиться с охреневшим вестибулярным аппаратом и приступом тошноты. Чувствую холод и влажность. Подо мной больше не камень, а рыхлая земля с копошащимися насекомыми и личинками. Прогнивший запах листвы неприятно бьет по ноздрям.

Если бы я не знал, что нахожусь в берлоге медведя, то посчитал бы, что меня закопали живьем. Глаза привыкают к темноте, и я вижу неподалеку очертания черепа в зеленом свете его затухающих глазниц. Почти такой же, как в анклаве, только чуть меньше и слегка заострёнными резцами. Вполне себе человеческий череп. Странно. У него два черепа, что ли? Один катализатор на поверхности, другой в анклаве? Или тот что в анклаве ненастоящий?

Остервенело верчу головой, замечаю тусклый проход из берлоги. Ложусь на пузо и с кряхтением выползаю из норы, едва не застряв в проходе. А ведь это берлога для размеров медведя!

С трудом встаю на ноги, обхватываю себя руками.

Бр-р-р-р...

Холодище...

Через полчаса я тут оледенею.

Осматриваюсь. Лес. Дремучий, темный, весь заросший. Повсюду торчащие корни и коряги, поваленные стволы. Под ногами чавкает влажный мох. За кронами деревьев не видно неба и непонятно, вечер сейчас или утро.

— След ведёт сюда!!! Мужики, они близко!!! Расходимся!! В стороны!..

Резко оборачиваюсь. Твою мать...

— Далеко он с такой свинкой не убежит!

Ржач!

Огненные просветы от факелов мелькают в сотне метров от меня. Люди. И их много. Они прочёсывают лес. Черепне соврал. По хрюкающему смеху и брани можно предположить, что это никакие не «рыцари из знатного Дома», а... черт знает кто. С черт знает какими целями!

Ден! Не стой столбом!

Глава 3

Первая мысль — залезть обратно в дыру и затаиться. Сразу же ругаю себя за такую тупую идею. Мужики следуют по следу, который ведёт к берлоге. Заметят, вытащат, как поросёнка. Может вернуться в анклав и пофиг на это Аббатство? Жизнь-то важнее... Хм... Вернуться туда, откуда только что сбежал? Не уверен, что хочу касаться этой мерзости. Ещё заключу какой-то там контракт...

Нет уж. Худший вариант — это сделка с дьяволом. Это и дураку понятно.

Бежать? Куда? Как? От ищеек, которые, опять же, могут идти по следу? Да и устал я уже просто оттого, что стою. Так и тянет присесть, отдохнуть.

Отчаянно смотрю на ближайший дуб, перебарываю глупое желание попытаться на него залезть.

— Сюда! — голоса приближаются. — Так, не понял, куда пропал след свинки?!

Понятно. Значит, по какой-то причине сначала я сам шёл с некромантом, а потом он засунул меня в анклав. Это хорошо. Может тогда слоновий след не ведет прямо сюда...

Медленно отступаю, стараясь, не следить. Получается это... отвратительно. Ступни просто проваливаются во влажный мох.

Дрянь... Дрянь... Дрянь!

Вот ведь попал.

— Ищите лучше, дубари тупорылые! — ещё один голос резкий, властный и грубый. — Я с его папаши запрошу серебра по весу! Вы меня поняли?!

— Не такой был уговор! Ты нас всех...

— Закрой рот или я тебе язык отрежу! Я тут решаю, как и с кем уговариваться! Искать! Взять живым!

Останавливаюсь. Та-а-ак, что я только что услышал? Получат серебра по моему весу? От папаши? Так это же совсем другое дело! Похоже на то, что какие-то местные быдло захотели наживиться на моей пропаже. Может, заметили, что некромант меня в лес тащит и решили не докладывать папочке, а заделаться супергероями за награду.

Получается, есть шанс, что меня под ручку доведут до дома?

Так, а теперь...

Ссутулюсь, опускаю голову, заставляю губы дрожать... В общем, накидываю маску того, на кого я и похож. На избалованного пухляша-аристократа. Руки и так трясутся от невроза и холода, так что прикидываться особо не приходится...

Твою мать... лишь бы не убили, варвары...

Вздыхаю полную грудь:

— Лю-ю-ю-ю-юди, помогите!!! — несусь в сторону мелькающих между деревьями факелов.

Бежать приходится недалеко. Весь изодранный колючками, я выскакиваю из кустов и натыкаюсь на...

Останавливаюсь как вкопанный. Непроизвольно сглатываю.

Четыре коренастых мужика одеты в кожаные доспехи с металлическими пластинами. Бородатые, с засаленными волосами и гнилыми зубами. У одного меч, другие держат факелы и дубины. В тени кто-то еще, но я не могу их рассмотреть...

Гадство... Я прекрасно знаю, как выглядят крестьяне в средневековье. А как лихой народ, шустрый на халяву и грабёж.

Тот, что с мечом, приближается. Отчётливо чувствую вонищу кислого перегара. Сломанный нос, щёки, испещрённые шрамами и струпьями после оспы. Чмокает губами:

— Оп-па! Ты глянь-ка какой красавец, а...

Другой мужик с проплешинами поднимает факел, рассматривает меня, как прокажённого.

— Старшой, аккуратнее... эта... он же с колдуном якшался...

— Где колдун, малец? — сводит кустистые брови «старшой».

Та-а-ак, а теперь немного правдоподобности, чтобы кишки не выпустили за наглые нотки в голосе. Нет ничего веселее, чем прикидываться тем, кем ты не являешься. Благо, даже стараться не надо. Дыхалка и так разрывается, а бок болит, как от марафона. Бесполезное тело.

Слезу выдавить, к сожалению, не получается. Актер из меня не очень...

— Он за сердце схватился, упал... Я убежал. Не знаю, что потом...

Перебивает:

— Понял. Тихо, малец, не кипишуй... Ну-ка... где-то больно? Дай-ка посмотрю...

К сожалению, тело соображает медленнее, чем мозги. Массивный кулак выбивает из меня дух. Если бы не слой жира, то солнечное сплетение не выдержало бы такого удара...

В глазах мутнеет от боли. Хватаю ртом воздух, падаю на колени.

— Киса, проверь следы! Не хочу, чтобы колдун нам жопы подпалил!

— Я тебе не Киса! — возмущается женский голос. — Вот сам и иди один ночью колдунов искать! За дуру меня держишь?! Если он еще не сдох, то больше высунуться у родового замка не рискнёт! Мы нашли жирдяя! Всё, уходим!

Уткнувшись лицом в землю, тяжело понять, что происходит. Да ещё и эта боль по всему телу... Ух, какой же я слабак. С одного удара слёг...

Может, заключить сделку с черепом была не такая уж и плохая идея?..

Хотя... чем бы мне это помогло...

Чувствую, как меня хватают за ноги.

— Раздери меня дикие бараны, — ворчит хриплый голос. — Сколько же пудов в этой свинине!

Та-а-ак... что-то во мне просыпается? А, старая добрый нрав. Не привык я к такому обращению. Ох, как не привык. Может лягнуть урода по яйцам?

Нельзя! Терпи, Ден. Терпи. Это ради твоего выживания.

Меня привязывают к дереву, прислонив спиной. Просто и без прикрас — обмотали верёвкой от пуза до шеи. Только ногами поёрзать, да пальцами пошевелить. Всё тело сразу же начинает болеть, ныть, затекать.

— Вы гляньте, какой тихий... Ты чё не плачешь, малец?

Надо мной высится тощий парень лет двадцати. Его самого можно назвать мальцом. Вон даже бородка на пушок похожа. Но он очень старается походить на своих старших товарищей.

Очень хочется нагло уставиться в его козьи глазки и послать на все возможные весёлые буквы, но я не настолько неадекватный коллекционер, чтобы выёживаться в таком положении. Если они ударили один раз, то ничто не помешает им сделать из меня боксёрскую грушу. Поэтому вместо этого я просто опускаю голову. Даже шакалам нельзя смотреть в глаза, если они бешеные:

— Отец заплатит за меня.

Это, конечно, не совсем факт, но вдруг сработает. Ведь именно этого и ожидают бандиты. Я без понятия, как сильно любит меня папа. Судя по тому, что вместо его бравых вояк за мной явились местные бандюгаи — не очень сильно.

Чёрт, как же мало я знаю... Как вообще можно выжить в мире, где нихрена непонятно? Это реально? Или через двадцать минут мне конец?

— Серьёзно, малыш? Не плачешь? Думаешь что ли мы за твой труп денег не получим и...

Парень прерывается из-за знатного подзатыльника «старшого»:

— Рот закрой.

Старшой многозначительно смотрит на охреневшего парня, уходит к остальным.

Так, а вот тут я не понял. В каком смысле деньги получат за мой труп? Я совсем другое слышал.

Парень смачно шмыгает носом, сплёвывает. Успеваю убрать ноги и плевок шмякается на землю:

— Голубокровая паскуда! Вы гляньте на эту свинью! Да он жрёт на всю мою деревню! Поди не хлеб да шкварки! А мясцо рубленное, да вина эльфийские!

Эльфийские?! Я не ослышался?! На какой-то миг даже забываю нервничать. Как, мать вашу? Как в моём мире могли придумать сказку, которая здесь реальна?! Неужели, тут и правда есть эльфы? Те самые? Красивые, гордые, таинственные?

Слышу отдаленный голос старшого:

— Последнее предупреждение, Шмыг. Отвали от него, иначе я тебе яйца отрежу. Костёр иди разведи, заночуем тут. В это время по лесам бродить опасно. Ещё и колдун этот, мать его за волосатые сиськи...

Парень отходит, оставив меня. Наконец-то могу оценить обстановку. Всего пятеро мужиков и одна женщина. Со «старшим» и Шмыгом я уже познакомился. Вид еще троих уродов надежды на счастливое будущее в этом мире не добавляет. Это же откровенные головорезы. Все в шрамах, заросшие. Их рожи будто каждый день соревнуются с камнями, кто крепче.

А вон и женщина... Точнее, девушка. Не понять, сколько лет. Семнадцать? Тридцать? Сидит на коряге, угрюмо затачивая колышек. Одета по-бандитски элегантно. Кожаные штаны, какой-то полукорсет с ремнём на белую мужскую рубаху, три кинжала — похожи на метательные. Волосы то ли седые, то ли белоснежные, лишь немного грязные.

Девушка поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Мне становится не по себе. Ох, не привык я чтобы на меня смотрели так неприятно. Того и гляди, просверлит насквозь.

— Киса, даже не думай об этом, — замечает «старшой» её взгляд, подкидывая полешко в костёр. — Мы за него словим хороший куш. На пару лет сойдём с большой дороги, заживём.

— Я. Тебе. Не. Киса, — скалится «Киса». — Ты знаешь, что он сделал, а?!

Я — сделал? Что я сделал? Я не знаю. Гадство, что же я сделал этой Кисе?

— Я ему уже ребро сломал, — хмыкает старшой. — Ночью меня согреешь за это.

Ну, вообще-то, не сломал. По толстым бить надо сильнее.

«Киса» щерится, как настоящая киса перед псом:

— Этой ночью я перережу тебе глотку, если притронешься ко мне, Стилет.

Стилет? Шмыг? Киса? Понятно. Это — не имена, а бандитские кликухи.

Старшой Стилет лишь отмахивается и фыркает. А вот Шмыг подходит к Кисе, широко расставляет ноги, уперевшись кулаками в бока:

— Ты че, сучка, дорогу попутала со старшими так базари...

Пум!

Шмыг падает, сжимается, ухватившись за пах, по которому Киса проехалась кожаным сапожком. Воет покусанным шакалом, а Стилет с мужиками лишь ржут.

Киса встаёт, наступает на лицо Шмыгу, прокручивает каблук на щеке:

— Ты тут новенький, Шмыг, — сладко улыбается она улыбкой, от которой у меня сводит челюсть. — Запомни. В следующий раз я пройдусь лезвием по твоим шарам.

Мужики с интересом наблюдают за картиной, сидя перед костром на корягах и пеньках. Кто-то достаёт из котомки бурдюк, отпивают с весёлым «Э-э-эх, хорошо!»

Киса размахивается ножкой и со всей дури вламывает Шмыгу коронным по лицу. Тот скульнув, затихает.

— Убила мальца, — вздыхает один из мужиков, делая очередной глоток. — Носяру сама ему будешь вправлять.

Киса отходит в сторону, садится на землю, берёт колышек:

— Об член свой вправит.

Если бы не обстановка, я бы хмыкнул. Интересно было бы на это посмотреть.

Стилет без эмоций смотрит на валяющегося Шмыга, достает вяленное мясо, вгрызается:

— Слабаки мне не нужны. Киса, предупреждаю ещё раз. Галлена трогать нельзя. Ослушаешься — вместо Шмыга к тебе подойду я. Уяснила?

Галлен? Это я? Это фамилия или имя? Прозвище? Местный жаргон? Мне опять нахамили?

— Ты знаешь, что он сделал?!

— Да мне плевать, что он сделал, — харкает Стилет в костёр. — И мне плевать, кто и когда перебил твоих братиков, изнасиловал твоих мамаш и подвесил твоих папиков на суку. Эта свинота стоит, как мешок серебра. И ты посмотри на него, — кивает в мою сторону, — он даже с дворовым котом не справится. Думаешь, он лично наведался к твоему папочке-кузнецу?

Ух, какая атмосфера. Горячая Киса опасная. Идея остаться тут уже не выглядит так хорошо. Девчонка с психа может вогнать мне в шею заточенную палку. Истеку кровью, вот паршиво получится.

От этих мыслей все надежды на благополучное начало новой жизни улетучиваются. Тут уже выжить бы... Для начала... Хотя бы пару дней пережить.

Киса не унимается:

— Это сделали по приказу его Дома, Стилет!

— Мне плевать... О, Херус, нашёл чего-нибудь?

Из леса выходит шестой мужик. Почти старик, с луком. Тащит через плечо небольшую тушу. Почему у него кличка Херус я понимаю, взглянув на огромный бугор на штанах. Что примечательно, только это место в заплатках. Видимо, там всё время рвётся...

— А то, брат... Глянь-ка... Стрелой кабанчика завалил. Молодой совсем... Отбился от своих.

Херус кидает тушку прямо в костёр. Не потроша, со шкурой. Запахло палёным.

— Сейчас бочек прокоптится... Люблю с кровушкой...

Киса цыкает, отбрасывает колышек, медленно идёт в мою сторону. Ну, начинается...

Стилет провожает её взглядом:

— Не зли меня, девка.

— Да поняла я. Поговорю просто.

Пахнет жареным... И не только от кабана...

Пытаюсь пошевелиться, но связали меня знатно — делай с моей тушей, что хочешь.

По-любому же ударит. Знаю я эти хищные женские взгляды.

Сидя на заднице, развожу ноги в стороны. Психологически делаю мишенью свой пах. Вижу, что у девчонки комплекс по этому поводу. А так я буду готов...

— Слышал, сволочь? — шипит Киса, угрожающе возвышаясь надо мной. — Ты мне кровью обязан. Вся твоя голубокровая семейка обязана. Весь твой вшивый род.

Ничем я тебе не обязан, блин. Все претензии к этому телу. А ведь и не объяснишь. Уверен, скажи, что «я — не я», меня сразу же порубят на куски, как прокажённого. И на костре пожарят хорошенько, «с кровушкой». Ну или тронутым головой посчитают.

Та-ак, насколько я знаю, такие девки не любят тюфяков и моё нытьё её только взбесит. Лучше прикинуться чуть другим. Понижаю голос, чтобы не услышали остальные:

— Я о твоих делах ничего не знаю, Киса, — уверенно поднимаю на неё глаза и замечаю лёгкое удивление. — Мне жаль, правда. Но могу помочь разобраться. Я не буду против, если ты перережешь пару глоток тем, кто убил твою семью.

Судя по быстрому морганию Кисы, она не ожидала таких слов. Может, слёз или мольбу о пощаде. Но не такого. Совсем вышел из её образа «голубокрового толстячка».

К сожалению, логика женщин часто страдает. Это и происходит сейчас.

— Ненавижу!!! — визжит она и размахивается ногой, планируя сделать из меня такой же омлет, как и из Шмыга.

Но я этого ожидал, специально подставив «вкусную мишень». Даже мои толстые ноги в состоянии достаточно быстро сомкнуться, зажав ножку Кисы в «тиски». С кряхтением изворачиваюсь, надавливая ей под колено. Она теряет равновесие, вскидывает руки и падает.

Так, хватит играть в крутых парней. Сейчас она встанет и насадит меня на кол.

Ору, что есть сил:

— А-а-а-а, не убивай!!!

Киса успевает вскочить и выхватить кинжал, но мужики стремительны, когда дело касается денег. В одно мгновение они накидываются на неё.

— Драная во все щели дура! — скручивает ей за спину руки Стилет, вырывая кинжалы. — Сучка ненормальная!

Херус размахивается тыльной стороной ладони, чтобы вмазать ей пощёчину, но... Киса изворачивается, как настоящая, мать её, кошка. Опускает голову вниз так, что удар проходится выше и достаётся Стилету.

— Мать твою куриную, — орёт он. — Смотри куда граблями машешь! Девка, успокойся, пока я тебе пузо не вспорол и своих святых дел туда не наделал!

Едрить, что творится! Хаос! Анархия!

Киса брыкается так, что на меня уже никто не обращает внимания. Изворачивается, прыгает, кусается. Мужики пытаются её скрутить, но она юркая, как угорь. Умудряется выхватить кинжал и метнуть. Правда промахивается — далеко в сторону от меня. Но это не мешает мне перетрухать. Вот примерно в такие моменты моя жизнь когда-нибудь и оборвётся. Шальной стрелой или Кисой. Я, конечно, догадывался, что она истеричка, но чтобы настолько?! Вот поэтому я не очень люблю вести дела с женщинами. Они слишком непредсказуемые и эмоциональные.

Наконец, бой не на жизнь, а на смерть, между шестью мужиками и одной ненормальной, заканчивается. Киса без последствия не остаётся. По ней хорошенько прошлись дубинкой. Бровь разбита, порез на шее — видимо, кто-то приложил ей к глотке кинжал, но убивать не решился.

Ей связывают руки и ноги, усаживают у костра, подальше от меня и поближе к Стилету.

— Тупорылая баба! — беснуется он. — Не стоила бы ты троих моих увальней, давно бы пустил по кругу! Меня давно парни просят, дрянь такую, на место поставить! Срал я тебе на сиськи! На кой хер ты это делаешь, дура?! Он нам нужен! Нужен! Что тебе непонятно?! Вот получим за него серебро, тогда можешь делать че хочешь! Тьфу ты!

Стилет оборачивается на меня. Быстро опускаю голову.

— Ты живой там, сопляк? Стручок не отбило?

— Ж... жи... вой...

— Громче!

— Живо-о-ой!

— Жаль.

Стилет отрывает от кабана смачный кусок, жуёт. Живот предательски улавливает мясной аромат, бурчит.

— Сыровато ещё... — морщится он.

Голой рукой Стилет срывает опалённую шкуру, выламывает кабанье ребро с не самым приятным звуком. Кидает мне кость почти без мяса.

— Жри! Потом не говори папане, что мы тебя, бедолагу тощего, с голоду морили...

Мужики ржут с шутки, как ненормальные. Ещё бы. Как собачке мне кость в ноги швырнули. И ведь понимают, что я связанным до нее не дотянусь. По крайней мере... руками.

Киса сверлит меня взглядом сатаны, с ненавистью кусая себя за и без того опухшую губу. Если я что-то понимаю в женщинах, то эта точно на меня ОЧЕНЬ СИЛЬНО обиделась.

...Проходит не более часа. Поддатые мужики сожрали всего кабана и выдули как минимум по два литра своего вонючего пойла. Связанную Кису никто не трогал, что меня сильно расстраивает. Уж лучше бы она отбивалась от своих, чем всё время пялилась в мою сторону недобрым взглядом.

Я не выдерживаю соблазна, поднимаю голову, смотрю ей в глаза и подмигиваю.

Ого, вот её колбасит. Исходит такой бранью, что мужики открывают рты в непонимании, чего это она дьявола призывает:

— Он надо мной издевается! Вы гляньте на него! Он смеётся надо мной!

Мужики оборачиваются на меня. Я, разумеется, хныкаю и ною, показывая, как мне страшно и грустно.

— Сдурела баба... — качает головой Стилет. — Шмыг, присмотри-ка за ней, чтобы не шалила.

Потирающий себе пах побитый парень довольно улыбается, недобро смотрит на Кису:

— О, да-а-а, старшой, присмотрю...

Стилет вгрызается в остатки мяса на кости, чавкает:

— Тебе, малец, надо... объяснять, что трахать ее... нельзя? Она мне столько... серебра принесла, сколько ты... в жизни не видел.

— Да ты чего, старшой. Обижаешь...

— Вот и славно. Уж тебя-то, сопляка, я порежу, не пёрнув. Ты, не то, что троих мужиков, одного яйца беличьего не стоишь.

Повеселевшие мужики ржут, схватившись за пузо. Не смешно только Шмыгу, Кисе и мне.

Хотя... мне тоже немного смешно. Потому что никто в пьяном и злобном угаре не заметил, что кость, которую мне швырнули, пропала, и сейчас сжата в моей руке за спиной. Уже добрых полчаса я пытаюсь перерезать ею верёвки...

Глава 4

Пилить свиной костью крепкие верёвки — дело непростое. Ощущение, что я больше затачиваю её о путы, чем освобождаюсь. Особенно сложно, когда ты толстый, связанный, и под пристальным присмотром. Правда, бандиты знатно наклюкались, празднуя скорое богатство. Это сильно ускорило процесс.

Сначала утырки болтали о своих недавних вылазках, от которых у меня уши вяли. Грабёж, убийства, воровство — для них это обычное ремесло. Жирный купец везёт товар по тракту? Убить, товар конфисковать, лошадей сожрать или продать за копейки. Рыбаки, мирно рыбачащие на озере? Избить, сети забрать, рыбу сожрать или продать за копейки.

Никакой бандитской романтики. Обычные головорезы и просто придурки. Хотя Херус немного повздыхал, что мечтает когда-нибудь сойти с большой дороги коз пасти, а может и грехи перед каким-то Первозданным замолить. Мужики над ним поржали, но тоже призадумались. Не проникся только молодой Шмыг, хвастаясь как он в одиночку справился с семейкой стариков, выкрал у них топор и продал за целый золотой на рынке. Стариков, разумеется, зарубил этим же топором, предварительно пустив вразнос их внучку во всех смыслах этого слова. Выродок, что сказать. Никогда не понимал бессмысленную жестокость. Даже его «коллеги по ремеслу» воротили нос от таких сомнительных подвигов со стариками и малолетками.

Бандиты обсуждали свои «подвиги» с таким весельем, что я уже несколько раз представлял, как загоняю свиные кости им в шеи. Так, «по приколу». Для меня убивать не в новинку. В моём «ремесле» такое случалось. По первости, когда я только начинал барыжить ценными и нелегальными «предметами искусства», столкнулся с одним конкурентом в татухах. Мерзкий и гнилой тип, что и придало мне уверенности. Тогда я ещё считал себя крутым и безбашенным. Мол, подумаешь одним уродом на свете меньше. А потом месяц мучился кошмарами... Оказывается, убивать непросто. По крайней мере, тем, кто считает себя человеком, а не таким, как эти отбросы.

И вот сейчас они спят. Даже Киса разложилась со связанными руками и ногами прямо на сухом от жара костра мхе. Последним уснул Шмыг. Он долго сидел рядом с Кисой, сжав челюсть и потирая отбитый пах. С каждым глотком бухла он позволял себе всё более и более уверенные шуточки в её сторону, но девушка не обращала на него внимания, что только выбешивало парня.

Холодно... Как же, мать твою, холодно. Жар костра не сильно спасает — слишком я далеко от него. Но сейчас важнее то, что впервые за долгое время, я чувствую, как верёвка поддаётся. Лениво, но она расходится по волокнам...

Не просто так я прикидывался сыкунишкой, а не наглым мачо, за которым нужен глаз да глаз. Бандиты видели во мне тряпку, жирного голубокрового, ленивого, беспомощного, боявшегося дышать и смотреть им в глаза... У меня уже затекла шея «испуганно» пялиться в землю. Но именно это мне было и надо. Возможно, поэтому они расслабились и позволили себе нажраться и сейчас спокойно спят. Даже Херус, которого поставили в караул на случай возвращения колдуна, храпит в пьянющем угаре. Профессионалы, что ещё сказать.

Но всё это время, я тратил время не только на выпиливание верёвки. Я ещё и слушал. Каждое слово, слетавшее с пьяного языка...

Во-первых, я не сразу сообразил, что все тут говорят на непонятном для меня языке, хотя я его понимаю. Вот такая вот тарабарщина. Я чуть не сломал себе мозг от осознания этого. Пришлось просто смириться. Во-вторых, я не сразу разобрался в некоторых местных измерениях. Время, расстояние, вес, стороны света... Никакого тебе часа и секунды, грамма и килограмма, привычного запада-востока. Всё переиначено под местный диалект. Понадобилось время, чтобы додумать, о чём говорят бандиты и для себя «перепонять» всё на привычные вещи. Главное, что методом аналогий я во всём разобрался и осознал, что, по сути, тут всё работает так же, как и на Земле. Мой мозг как-то «перепрограммировался» и теперь я слышу знакомые «часы», «метры», «запад и восток».

А сейчас... ну...

Сейчас я нежно похрапываю, прикидываясь спящим. Сам же оцениваю обстановку.

По ощущениям где-то два-три ночи. По мху на деревах я примерно понимаю, где север. По разговору бандитов уловил, что они пришли с ближайшей деревеньки «Ласточкино Гнездо» на западе, откуда меня стащил некромант.

В общем, я решил, что теперь смогу свалить отсюда. Оставаться в плену у этих придурков опаснее, чем я изначально думал. Даже если не брать Кису в расчет. Завтра утырки проснутся злыми с бодуна, могут меня папе и по частям вернуть. А судя по тому, что я до сих пор не спасён бравыми воинами, то серебро за меня могут и не выплатить. Тогда всё — конец моей недолгой истории. Отдадут Кисе, а та уже развлечётся по полной.

Путы ослабевают, и я аккуратно, медленно, скидываю их с себя. Шмыг хрюкает во сне, и я чуть не проваливаюсь сквозь землю от неожиданности.

Вроде пронесло...

Больше всего настораживает Киса. Это девка не приняла в себя ни грамма и может проснуться от любого шороха.

Медленно, стараясь не дышать, встаю. Тело еле слушается. Онемевшее, больное... На цыпочках пячусь назад...

Шаг... второй... третий...

Получилось, мать твою!

Отойдя на приличное расстояние, прибавляю хода. Через минуту оказываюсь у заброшенной берлоги. Вздыхаю, протискиваюсь внутрь, обратно вылажу уже с черепом в импровизированной котомке, сделанной из оторванного куска рубахи. Голыми руками к этой хрени я прикасаться не собираюсь...

— Замеча-а-ательно...

Твою мать!!!

Шипящий голос Кисы за спиной заставляет меня отпрыгнуть в сторону. Хотя это больше похоже на перекат.

Попал... Вот так попал...

Киса в свете Луны выглядит опаснее оравы придурков вместе взятыми. На лице улыбка, похожая на оскал тигра. В руках кинжал, лезвие которого она аккуратно и со вкусом подцепляет ноготком.

Вот черт... Как же эта прыткая девчонка освободилась? Не заметил, чтобы и ей кости кидали.

— Киса... — нервно улыбаюсь я, осматривая окружение в поисках хоть... чего-нибудь... — Не спится? Я буду орать, предупреждаю.

Первый раз в жизни предупреждаю женщину, что «буду кричать». До чего докатился...

— Кричи, свинка, кричи, — делает шаг ко мне. — Издай свой последний визг. Думаешь, я не видела, как ты стащил кость?

— Притворяться нехорошо, — хмыкаю я, оттягивая время.

— Кто бы говорил, свинка. Ловко ты меня подловил, спасая свою промежность. Не ожидала... Так что? Как хочешь умереть? Знаешь, если вспороть твоё свиное пузо, то мучиться будешь долго... Сбежал, напал на меня. Какой у меня остался выбор? Ах, совсем никакого. Пришлось защищаться...

— Слушай, может договоримся?

Глаз Кисы дёргается, а голос предательски дрожит:

— Может. Скажи мне, за что вы убили мою семью? Обычного кузнеца, кухарку и двух моих братьев?

— Я же тебе говорил — не знаю. Я всего лишь... ленивый и толстый сынок. Меня в такие дела не посвящают. Ты не тому мстишь.

— Не ври мне! — срывается её голос. — Думаешь я не видела твои взгляды?! Усмешки! Может, ты и обманул их, но не меня. О, не-е-ет, свинка. Ты очень хорошо притворяешься толстым кретином, но меня не проведёшь, — Киса замечает в моих руках котомку. — Что это у тебя? Ну-ка дай сюда.

Вспоминаю слова черепа.

«Я могу перенести сюда всё что угодно. Если захочу...»

«Оказаться в руках немагических созданий — самая унылая часть моего существования...»

— Это... моё... — наигранно прячу за спину «свою прелесть».

— Дай. Сюда. Свинка.

Угроза в голосе Кисы настолько правдоподобная, что я, конечно же, ведусь. Кидаю котомку и она ловко её ловит.

Насколько я помню, только какие-то голубокровые маги могут заключать контракты с черепом. Точнее, череп просто не хочет иметь дел с простыми людьми. Если сделать ставку на то, что эта бандитка вряд ли маг или какая-то особенная, то кое-что может получиться...

Киса разворачивает тряпку.

— Это ещё что такое? — касается белой кости и...

Ничего. Она не переносится в анклав.

Дрянь! Череп же сказал, что может переносить ВСЁ! Не хочет?..

Ладно, попробуем так. Говорю:

— Обещаю тебе, что если выживу, заключу с тобой контракт! Забери её!

Киса переводит на меня удивлённый взгляд.

— Что ты несё...

Пууммм!

Лёгкая вспышка, ветерок взбаламучивает мои сальные волосы. Череп падает на землю, а Киса... пропадает.

— Йес-с-с, — торжествующе шиплю я. — Спасибо, дружище!

Подхожу к черепу, не касаясь его, подбираю через тряпицу.

«Но, может, я соврал?» — ехидничаю про себя.

Вот только есть у меня предчувствие, что врать в таких делах семитысячным черепам совсем не безопасно.

Усиленно трясу череп, прикладываю к уху. И на что я рассчитываю? Что услышу, как о стенки бьётся Киса? Мне палец в рот не клади, дай поэкспериментировать со всякими странными и опасными штуками.

На всякий случай прошу:

— Пожалуйста, подержи её там, окей? Только не выпускай. С меня должок. Эй, ты меня слышишь?

Тишина. Не знаю, как хорошо слышит меня череп, но вот отвечать от точно не хочет. Или не может.

Так, ладно. Хватит прохлаждаться. Пора валить. Лимит моей удачи на сегодня исчерпан. Сейчас череп передумает, вернёт Кису и всё — кабздец.

Уже было собираюсь уходить на «запад», как понимаю, что... Не-е-е, так совсем не годится. Я — не я, если так просто уйду и всё оставлю.

Разворачиваюсь и крадусь обратно к спящим придуркам. Единственная, кого я там опасался — Киса. Остальные настолько нажрались, что будет грех не воспользоваться возможностью компенсировать свои моральные страдания.

Костёр уже почти затух. Хм...

Осматриваюсь. Шестеро мужиков спят чуть ли не в обнимку друг с дружкой. Вон один вообще без штанов. Видимо, хотел пойти по делам, но забылся.

Храпят бандосы так, что вся живность на километры разбежалась. Господь, всенепременно могущий, какая вонь! От перегара в глазах слезится! Что они там бухали? Самогон чертей?

Осторожно крадусь, перешагивая через тела. Подкидываю хвороста в огонь. Становится светлее и потеплее. А то замёрзнут, бедолаги...

Отлично. Просто замечательно. Когда утырки проснутся, а это будет нескоро, то заподозрят Кису во всех моих грехах. Её нет, меня нет. Не сам же я сбежал.

Та-а-ак, а теперь о-о-о-чень осторожно, чтобы никого не разбудить...

Первым делом осматриваю мешки бандитов. В одном нахожу грязную одежду, немного медных монет. Целых семь штук. В другом вяленое мясо, бурдюк с адским пойлом. Нюхаю, закатываю глаза и чуть не падаю в обморок. Ладно, берём — пригодится кого-нибудь отравить. Дальше. У Шмыга какие-то сухофрукты, грибы. Наверное, для кайфа, а не еды. Тоже надо. Всё надо. Дубины? Не... Лук? Семь стрел. Хм... не умею им пользоваться. Большой. Неудобный. Куда мне его девать? В общем, пригодится. Закидываю лук на плечо.

О, у Херуса нахожу стопку бумажек. В полумраке различаю на некоторых какие-то картинки. Потом посмотрю. В общем, тоже надо. Вдруг тут бумага на вес золота. Средневековье же. Да и почитать что будет. Интересно же, какие тут письмена и смогу ли я в них разобраться. В анклаве вот нихрена не было понятно на манускриптах вызова демонов.

А где вещи Кисы? Что-то не вижу. Странно, она что, налегке ходит?

Так, ладно, больше у них ничего ценного нет. Хотя...

...рядом с бубнящим в пьяном бреду Херусом лежит кожаный ремень с серебряной бляхой в виде волка. Выглядит дорого для средневековья.

Пригодится! Всё пригодится!

Так, а теперь самое интересное. Что там у нашего Стилета? Осторожно развожу ему руки, которыми он обнимает не мешок, а целую кожаную сумку. Открываю, довольно хмыкаю. Мешочек с деньгами. По весу немало. Заглядываю внутрь. Блин, одна медь. А, нет. Вон и «серебрюшка» завалялись. Интересно, какие тут цены? Что у него ещё? Охотничий нож-самоделка...

А вот тут я зависаю, сжимая костяную рукоять. Осматриваю ублюдков. Крепко спят... Очень... Никогда не резал глотки, но может пора учиться, раз у тут такой суровы мир...

В голову не перестают лезть черные мыслишки...

Секунда... Вторая... Третья...

Глубоко вздыхаю, выдыхаю...

Пьяные они или нет, но убивать одного за другим... Не слишком ли быстро я становлюсь серийным маньяком? Как-то мерзко... Нет, к такому внутреннему разложению я пока морально не готов. Да и какой мне в этом резон? Я не Рэмбо, никогда никого массово карандашами в ухо не убивал, глотки не резал. Сделаю что-нибудь не так и адреналин разбудит одного из них. Пырнет ножом и злобным фантазиям конец. Глупо.

Ладно, Ден, хватит шутить с госпожой удачей...

Прячу нож. Продолжаю ковыряться в пожитках Стилета. Нахожу пару серебряных колец грубой работы, серебряное ожерелье с изумрудами. Ого, вот это ценная вещь. По крайней мере, в моём мире. Вижу руку настоящего мастера. Какие узоры, рельефы. Супер! Дорого! Богато! Моё!

С горящими глазами смотрю на меч без ножен, закрепленный на поясе. Тяжело будет его стащить. Стилет прямо улёгся на него, блин.

Добрых тридцать секунд я любуюсь мистическим оружием, борясь с жадностью и взвешивая все за и против. На этот раз жадность проиграла, истекая слюной и кровью. Рисковать шкурой, нагло переворачивать Стилета я не буду. Бли-и-и-ин, но какой же крутой меч! На навершии неизвестный самоцвет. Гарда в форме двух переплетенных змей, а голубоватое лезвие режет одним своим видом. Инстинкты коллекционера орут — это ОЧЕНЬ крутая штука. И стоит дороже всего награбленного тут.

Осторожно наклоняюсь, касаюсь острия. Совсем слегка. Ни одно холодное оружие не оставило бы и царапинки от такого прикосновения. Но не это. Морщусь, отстраняя руку. На указательном пальце проступает капля крови. Этот меч... неправильный. Нечеловеческий. Нереальный.

С тихим вздохом встаю, поглядываю на дубины. Вроде и палки, но такие удобные, выструганные, с обмотанной в кожу рукоятями. По-любому каждая стоит пару медяков. Как минимум!

Хватит, Ден! Уймись!

Уже собираюсь ОКОНЧАТЕЛЬНО уходить, как... вспоминаю кое-что... Что-то очень важное для меня...

Нет, Ден, так не годится.

Совсем не годится...

Есть у меня одна маленькая слабость. Если мне что-то не нравится, то я ОЧЕНЬ хочу это исправить. Любыми средствами. Часто я пру против логики ради своего ощущения правильного. Бывало, меня это подводило, но зато сделало одним из самых влиятельных людей в подпольном мире. Меня боялись именно поэтому. Со мной не связывались именно поэтому. Как я мог забыть?..

Тихо возвращаюсь к дереву, к которому был привязан. Поднимаю обрезанную верёвку, проверяю на прочность...

Возвращаюсь к Шмыгу. Если бы кто-то смотрел на меня со стороны, то вряд ли бы узнал. И я не имею в виду то, что сейчас нахожусь в другом теле. Мне говорили, что в таком настроении моё лицо меняется. Становится темнее, что ли. Сам не проверял, потому что мне плевать. Важно лишь то, что я считаю правильным, а с каким лицом я это делаю, пусть судят другие.

Шмыг воняет потом, тестостероном и алкоголем. Во сне бормочет что-то про месть и сдирание кожи с голой Кисы и тому подобную гадость...

Испорченная тварь. С какой гордостью ты хвалился перед своими корешами убийствами и изнасилованиями? Старики? Беззащитные девчонки? Как же меня раздражают такие. Понятно, почему его не уважают даже свои.

Завязываю морской узел, накидываю петлю на шею парня. С третьей попытки удаётся перекинуть верёвку через ветку над его головой.

Получится шумновато, но не глотку же ему резать, в конце концов. Вдруг у меня получится слишком профессионально и он умрет быстрее, чем хочется. Или наоборот, неудачно пырну и только раню. Хреново может обернуться. Забулькает, сопротивляться начнет, брыкаться. Я в паршивой крови испачкаюсь. Не-а, противно... А с веревкой у меня есть опыт. Тут уж наверняка...

Ещё раз осматриваю банду. В уровнях опьянения я отлично разбираюсь. Эти — убитые в хламину. Их даже ночной шторм не разбудит. А если и разбудит, то они в ногах запутаются.

Тихо посвистываю песенку. Вроде как это колыбельная... Не помню когда она въелась в мозг.

Натягиваю верёвку до предела. Голова Шмыга чуть приподнимается. Отхожу подальше. Тут есть небольшой склон, этого достаточно.

Даже в грузном весе есть свои преимущества. Обвязываю второй конец верёвки вдоль своего тела, разворачиваюсь спиной к склону и... откидываюсь, перебирая ногами вниз. Верёвка быстро натягивается. Я вижу, как Шмыг приподнимается.

Посвистываю...

Надо же, как крепко спит.

Спускаюсь ниже. Даже не напрягаюсь. Моего веса вполне достаточно.

О, проснулся...

Хрипит, схватившись за петлю на шее. Кричать, разумеется, не может.

Спускаюсь ещё ниже...

Теперь Шмыг болтается над деревом, содрогается.

Посвистываю...

Через минуту конвульсий и отсутствия кислорода в мозгах Шмыг задыхается и окончательно затихает. Обхожу ближайшее дерево пару раз, наматывая на него конец верёвку. Отвязываю от себя, привязываю к стволу.

Возвращаюсь, посмотреть на очередной плод своего странного желания «правильного». Пальцем тычу Шмыга в колено. Как хорошо покачивается. Так ему больше идёт.

Поднимаю голову, смотрю в покрасневшее лицо с высунутым языком:

— Передавай от меня привет тем старикам и их внучке, дружок. Когда наступит моё время, пусть замолвят ТАМ за меня словечко.

Смотри-ка... совесть совсем не мучает.

Настроение резко улучшается. Если бы я этого не сделал, то потом бы жалел. Всегда больше нравилось «делать», а не просто «хотеть делать».

Задумчиво и очень многозначительно всматриваюсь в лица остальных пьяных ублюдков. Очень хочется разбудить в себе маньяка, но жизнь — не игра, где нельзя ошибаться. Так что... Живите, говнюки. Даже немного рисковать своей шкурой ради ваших дрянных жизней я не собираюсь. Считайте, что дарю вам шанс сойти с дороги и начать пасти коз, вымаливая прощения у своих божков.

С кряхтением поднимаю мешок с земли, закидываю лук на плечо. Осматриваюсь последний раз. Всё очень похоже на то, что эту кашу заварила Киса. Убила обидчика Шмыга, обокрала своих и похитила меня, чтобы медленно где-нибудь запытать. Кто же в своём уме подумает на бедно-о-ого и ноющего толстячка...

А теперь быстро уходим. Следы за мной никуда не пропадут, но я очень постараюсь их скрыть. Думаю, я успею свалить до того, как они проснутся и отрезвеют.

Что ж...

Быстро. Быстро. Быстро! Шевелись, Ден пока ты не передумал и наделал еще больше неосторожностей!

Глава 5

Раздвигаю ветки и с восторгом выдыхаю:

— Наконец-то...

Выбраться из леса оказалось непросто. Я несколько раз заблудился, импровизированные факелы постоянно тухли, а холод пробирал до костей. Я уж не говорю про то, что устал как собака. Вроде прошёл всего часа три, а по ощущениям несколько суток. Все тело в царапинах, одежда грязная, изорванная, репейниках и сухой листве. Из-за треклятых комаров, размером с картофелину, на мне не осталось ни одного живого места. Моя обувь совершенно не приспособлена для таких переходов — как минимум две кровавых мозоли я себе обеспечил и сейчас похрамываю. Я уж не говорю про безумный голод. Сухофрукты и вяленое мясо я умял на втором часу своего «путешествия». То, что нормальному человеку хватило бы на день, мне так — на зубок.

А ведь еще и мешок этот тащи. Да лук плечо натирает. Десять раз думал его выбросить, а мои попытки натянуть тетиву ничем хорошим не увенчались. Только аристократичные пальчики натер. Тупое тело, блин. Но лук можно продать — хоть я в них и не разбираюсь, но намётанный взгляд говорит, что сделан он на славу.

Ладно, все это потом. Главное, что сейчас все невзгоды как рукой сняло.

Лес кончился и передо мной ржаные поля, а над головой не осточертевшие кроны деревьев, а голубое небо и припекающее макушку солнце.

Осматриваюсь. Через поле проходит дорога. Ну как дорога. Высохшая грязь с бороздами от колес. А что я рассчитывал? Асфальт? Паркет? Ну хотя бы мощеную дорогу, чтобы предположить, что меня ожидает в новом мире. Ну, типа, как в Древнем Риме во втором веке. Вроде и существовал давно, но цивилизация у них была на уровне Европы восемнадцатого века.

Вторым открытием оказались крыши домов за полями и, мать его, целый замок поодаль от них. Стоит на возвышении. Не то чтобы Винтерфелл, но тоже весьма внушителен. Даже отсюда вижу три высокие башни и два ряда стен. Все как по книжкам — внутренние и наружные сооружения. Наружные для служек и воинов, внутренние — для знатных особ и хозяев этих земель. Прилегающая деревня — обычный люд, платящий налоги и кормящий армию и местную элиту. По крайней мере, так жили в мое средневековье. Как уж все происходит в мире магии и эльфов — хороший вопрос. Может, они тут завтрак из воздуха материализуют.

Ладно, разглядывать всё это со стороны можно долго. Если я не перекушу что-нибудь в ближайший час-два, то упаду замертво.

Обхожу поле минут десять-пятнадцать. Уже слышу человечки голоса, ржание лошадей и... о-о-о, этот запах. Так вот как пахло в те времена...

Накидываю капюшон. Так себе маскировка с такими-то габаритами, но это лучше, чем ничего.

Первым делом замечаю частокол вокруг деревни. А стены у замка оказались выше, чем я прикинул издалека. Первый звоночек, что мирной жизни тут не знают. От кого они защищаются? От диких зверей? Или бандитов? Что-то сомневаюсь, что эти колышки в земле их остановят. Я вон спокойно могу протиснуться.

— Души́, души́!

— Не трогайте! Хватит! Я расскажу маме, что вы из деревни убежали!

— Расскажешь — побьем.

Слышу веселые детские голоса. Замечательное начало знакомства с местной цивилизацией. Ребятня уже кого-то душит...

Обхожу редкие дубки у деревни, замечаю полянку. Трое детей, одетых в рваньё, чумазые. Двое мальчишек лет семи и девочка чуть помладше. Сидят на корточках и во что-то тычут палками.

Подхожу ближе, меня пока не замечают.

— Сунь ей в зад соломинку и надуй, — с азартом предлагает веснушчатый мальчонок. — Мой брат так делает.

У-у-у, жестко. Может, мне в лес вернуться? Подхожу вплотную, заглядываю между головами. Дети «играются» с жирной жабой, размером с щенка. Херасе размерчики местной фауны. Повезло, что я в лесу не натолкнулся на волков или медведей. А ведь искренне надеялся, что тут только комары огромные.

Хмыкаю, предлагаю:

— Поглубже суй.

Дети взвизгивают и отскакивают в сторону. В глазах такой ужас, будто демоны явились по их грешные души.

— Дядька... ух... вы нас напугали. Вы же не... утропий? — нервно спрашивает веснушчатый.

Кто, блин?

— Хм, а ты как думаешь?

— Да не, Буська, какой он утропий, — нервно отмахивается второй мальчишка. Ему давно стоит помыть волосы, похожие на иглы ежа. — Хотя... дядька, а ты чего такой распухший? Не в болотах ли распух?

— Утропий-утопленник, — пищит белокурая девочка, зажав руками личико.

— Да не-е, — выдавливает улыбку веснушчатый. — Он же вон дышит, значит живой. Папка мне говорил, что утропии не умеют дышать. О! И разговаривать не умеют! А этот умеет.

По спине бегут мурашки. По описанию сопляков на ум приходит только одно слово. Зомби. И я искренне надеюсь, что ошибаюсь. Нет ничего хорошего в попадании в мир, где есть разлагающиеся ходячие куски мяса, не чувствующие усталости и боли и жаждущие твое серое вещество. Вот только существование всяких живых черепов как бы намекает...

— Он просто толстый, — сквозь пальцы посматривает на меня девочка. — Мама говорит, что если много есть, можно стать вот таким большим...

— Ого! Дядька, а ты много ешь? Ты богатый купец?!

Страх с детей быстро спадает, и они заваливают меня кучей вопросов, хотя вроде как этим заняться хотел я.

— Кв-а-а!

Дети замолкают, потеряв ко мне интерес. Жаба под шумок решила свалить и сейчас приютилась за моим башмаком. Но животный инстинкт в виде кваканья ее попытку спалил.

— Куда это ты, квакша? — задорно спрашивает Буська. — Я хочу тебя надуть и...

Парнишка тянется к жабе и, будь я проклят черепом, если не замечаю, как жалобно она на меня смотрит. Мол, бро — спаси. Я жаба-принцесса, которую нужно поцеловать за полцарства.

Хватаю Буську за шкирку.

— А ну, стоять.

— Эй, дядька, ты чего!

— А давай-ка, мелкий, мы лучше тебя в жопу через соломинку надуем и посмеемся, а?

На глазах парнишки проступает страх, губы трясутся. Хм, наверное, грубовато получилось. В отличие от животных, я никогда не умел ладить с детьми. И спрашивается, с чего бы? Ну, наверное, потому, что только они могут додуматься надувать жаб через заднее отверстие и до тому подобных «развлечений».

— Я папке все расскажу!

Не теряюсь, пожимаю плечами:

— А я, что вы из деревни вышли на утропий охотиться.

Вот только разборок с папками мне не хватает. На пустом месте. По-любому местные жители скажут «а че такого, жаб-тонадувать, ты мою дитятку не трогай!»

Отпускаю парнишку, хочу как-то сгладить ситуацию, но пацаны начинают на меня обиженно коситься, краснеть, хныкать и дают дёру в сторону деревни. Вот тебе и разведал местность. За жабу, блин, заступился. Становление героя начинается.

Вздыхаю, перевожу взгляд на чумазую девочку:

— А ты чего не убегаешь?

Она улыбается:

— Вы не утропий. Вы добрый, дядя. Спасли квакшу.

Смотрю вниз и с удивлением замечаю, что жаба пропала. Странно. Полянка вроде большая и хорошо просматривается.

Верчу головой:

— Э-э-э, а где она?

Девочка задорно подмигивает:

— Убежала. Но квакша еще вернётся.

Пауза.

Ладно, хрен с жабой.

— Слушай, хочешь монетку?

Девичьи глаза загораются:

— О-о-очень!

Э-э-э... На всякий случай верчу головой. Не бегут ли на меня местные с вилами? Как-то нехорошо детишкам вот так... кх-м... монетки предлагать.

— Расскажешь, как тут у вас всё устроено? Где можно поесть, где поспать?

В животе бурчит, и девочка хихикает:

— Ой, кстати, а я же вас знаю... Вы не тот толстый дядька, что в таверне у дяди Клоуша все время плохо себя ведет?

Не отвечаю. А ведь по-любому она меня имеет в виду. Череп с некромантом, когда спорили, говорили, что нашли меня подбуханным в местной конюшне.

Признаю, первой мыслью было не приближаться к своему старому дому, а наоборот — свалить куда подальше. Не все так гладко в том, что я попал в тело важного вельможа. Ко мне могут возникнуть неприятные вопросы, на которые я не смогу ответить. Начнутся подозрения, какие-нибудь магические проверки или типа того. Тогда моя история закончится на костре инквизиции.

Но! Во-первых, очень сомневаюсь, что я с ходу смогу самостоятельно выжить в новом мире, где есть магия, в таком заплывшем жире теле. Во-вторых, деньги, которые я спер у бандитов, быстро закончатся. И что я тогда буду делать? Я даже физическим трудом не заработаю на хлеб, потому что конкурировать с крепкими крестьянами дело заранее гиблое. Торговля? Воровство? Бандитизм? Спекуляция черепами? Применение маркетинговых фишек в мире фэнтези? На всё это нужно время, средства и знания современных порядков. А значит вероятность сдохнуть от какой-нибудь ерунды приближается к неприятной цифре. В-третьих, я находился в лесу и знал только то, что на западе есть деревня. Куда мне было идти? Бродить по лесу до первого голодного волка?

Так что взвесив все за и против, я решил, что мои мизерные шансы увеличатся, если я вернусь домой, и в крайнем случае прикинусь потерявшим память. Зато есть крыша над головой, пища, время разобраться с жиром на животе и пробелами в знаниях. Может даже появятся «карманные деньги» для избалованного сынка вельможи. Хотя официальная карьера аристократа меня не интересует. Слишком много политики, законов, которые нужно соблюдать, лицемерия и вранья. Это не по мне. Предпочитаю жизнь, где есть всего три простых закона — хитрости, грубой силы и денег.

В общем, нескоро еще можно будет говорить о приумножении своего капитала и новой карьерной лестнице. А уж если найти разбирающегося в магии перца... Ведь бывают же тут черепа возрастом семь тысяч лет, верно? Может, есть возрастом в тридцать? И уж они-то мне расскажет, можно ли как-то исправить плачевное состояние коллекционера, потерявшего смысл жизни в чужом мире.

— Дядя, ну так чего?

Выхожу из задумчивого ступора, сую руку в мешок. Достаю одну медную монетку, передаю довольной девочке. Блин, надеюсь это не слишком много... Больно радуется. Хотя вряд ли есть монета номиналом ниже, чем медяк. Половинка?..

— Пойдёмте, дядя. Деревня маленькая, я вам все покажу.

Качаю головой:

— Показывать не надо. Просто расскажи, а я сам потом разберусь.

***

Спустя пару часов, после встречи с детишками и беседы с девочкой, я решился посетить деревню. Называется она «Ласточкино Гнездо» или просто «Гнездо». Как я понял, потому что над головой постоянно пролетают эти птицы. В орнитологии я не очень силен, но разве они не водятся у скалистой местности или где-нибудь у воды? Либо тут все не так, как у нас, либо неподалеку все же есть такие «локации». И это было бы весьма романтично, если бы они не засрали всю округу. Нет, серьезно. Дерьмо везде. Ходишь и уворачиваешься, как от эскадрильи дронов-бомбардировщиков.

Вообще, деревня оставляет смешанные чувства. С одной стороны, я ожидал увидеть... что-то необычное. Эльфов, кентавров, дома из затвердевшего навоза троллей, рынок с магическими артефактами, проституток, встречающих тебя глубоким декольте. А тут... какое-то всё обычное. Я бы даже сказал «серое». Пара десятков домов разной захолустности, конюшня, загоны для свиней прямо в центре деревни. Немного впечатлила разве что кузница. Первый раз вижу её вживую. Звуки молота о металл, запах углей, ругань кузнеца на подмастерья.

Большинство сельчан в это время суток в полях или работают на местной серебряной шахте, поэтому никто меня не узнает и не пристает. По пути встретились лишь караван, воняющий кислым пойлом алкаш и бедная старушка, льющая слезы о погибшем на охоте от волчьих зубов втором сыне. В общем, если постараться, то примерно такую же деревеньку можно найти где-нибудь в глубинке России со староверами. Может поэтому я и не впечатлен? В таких местах я часто бывал. В запылившихся сундуках древних бабушек-староверок всегда можно найти что-то интересное или даже опасное. Часто бабки сами не знали истории какой-нибудь проклятой броши, доставшейся в наследство от умершей матери-ведуньи. Или тысячелетней иконы, перевернув которую под правильным углом можно заметить очертания падших ангелов. Бр-р-р, как же я люблю всю эту богопротивную фигню. Особенно продавать или менять на что-то еще более богопротивное. Что поделать, я не выбирал с каким фетишом рождаться на свет.

Останавливаюсь у ветхой лачуги. Хотя, как лачуги? Она большая и двухэтажная — отличается от простых домов. Вполне себе типовая таверна, как я ее и представлял. Вон даже вывеска на цепях висит с названием кхм... Ласточкин Стреломет. Серьезно?

Пару раз выдохнув, открываю створчатую дверь.

И первое, на что наталкиваюсь — это взгляд старика, протирающего сальной тряпкой стол. Сколько же я вижу в его глазах боли от того, что я явился им. Сразу становится ясно, что меня тут знают и не очень-то и уважают. Правильно девочка сказала — хулиганить я любил.

— Господи-и-ин, — дергается глаз бородатого седого мужика. — Вы... живы?! Слава Первозданному!

Угу, конечно. Ты забыл добавить голосу радостную интонацию. И кто такой Первозданный? Местный идол? Бог? Герой?

Приветливо киваю.

— В... вам выпить, господин? Как всегда?

Отрицательно качаю головой:

— Меня... хм... никто не искал?

Старик явно тревожится моим вопросом. Косится на лук за спиной:

— Да как жешь, господни. Искали всей деревней. Городом, язык мне оторвать, если вру. Ваш отче, благослови его Первозданный, весь гарнизон вывел, леса прочесывал и...

Что-то тут не так. Перебиваю:

— Врешь ведь?

Пауза. Трактирщик мнет тряпку, опускает голову:

— Не гневайтесь, господин. Вроде как искали вас... Но я человек занятой, ничего не особо-то и не ведаю... Вы бы спросили у другого кого. Вас, наверное, заждались в замке, да?.. Послать весть, что вы живы-здоровы?

Понятно. Как я и думал, мое благородное происхождение ничего не значит. Никто меня не искал, никому я нахер не нужен. Пропал толстяк и полстраны радуется, что на одного алкаша меньше. Вот только странно это. Какими бы плохими я не был, разве родственнички в замке могут так просто плюнуть на пропажу меня благородного?

Короче, желание возвращаться домой резко убавляется. Тихо хмыкаю:

— Нет. Я тут побуду пару дней. Никому обо мне не говори, хорошо? Считай, что я как пропал, так и пропал. Есть у тебя свободная комната ?

— Есть, как не быть. Но...

Перебарываю внутреннего скупердяя, еле выдавливаю из себя:

— Денег подброшу за молчание, — язык сам неохотно добавляет: — Немного...

— Да что вы, господин! Какие деньги! Вы... гость у нас частый, постоянный, стал-быть. Я молчу и никому ни слова. Так что вам еще угодно будет?

— Есть. Спать. Всё.

— В... выпить? — чуть ли не со стоном спрашивает старик.

Мне его прямо жалко. Что же я тут вытворял?

— Нет. Воды и еды. И спать. Никто пусть меня не беспокоит.

Вижу удивление в глазах старика. Блин, похоже, я выхожу из образа того, кем меня привыкли видеть.

— Ладно, и выпить. Побольше. Принесешь ко мне.

Во-о-о. Теперь он привычно расстроился.

— Сколько с меня?

— О, спасибо, но вы же знаете, с вас не берем... Не стоит меня проверять, господин. Для меня честь вас... обслуживать.

Уж не скрипнул ли он зубами? Твою ж, как неприятно-то. Как вообще можно пользоваться благами цивилизации ничего не давая взамен? Каким отвратительным хреном я был. Всеми нелюбимый, пользующийся положением сынком какого-то авторитета. Я хоть и страшный жмот, но плачу по счетам. Не всегда справедливую цену, но если на неё соглашаются, то разве это моя проблема?

— Сколько? — морщусь я.

— О, господин... — мнется старик. — Ну... стал-быть... смотрите... Сегодня у нас наваристая похлёбка с кониной и вчерашний хлеб. Сыр баба моя из погреба вытащила... Вкусный. Простите, господин, это лучшее, что есть. Вы просили... перепелок, но я так и не нашел этих... загадочных созданий, — косится на меня виновато, видит, что отвечать я не собираюсь. — Мд-а... Вот... Кушанье стоит два медяка, господин. До завтрашнего полудня комнатку вам за три отдам. Лучшую, — вздыхает.

Первый раз в своей карьере чувствую, что цену мне не завышают, а наоборот — занижают. Впадаю в некоторый профессиональный ступор. Обычно я торгуюсь, а тут что — сверху добавлять? Нет, бред какой-то...

Достаю из мешочка пять монет, кладу на стол:

— Держи. Если мало — скажи. Доплачу и кусаться не буду.

Ну, а раз за молчание денег ему, видите ли, не надо, то хер я что дам. Вот когда поймет, что со мной нормально можно дела иметь, тогда и поговорим языком деловых людей.

Вскоре старик провожает меня на второй этаж, открывает массивным ключом загаженную дубовую дверь:

— Вот, господин... Приятного дня, стал-быть.

С поклоном пятится, закрывает за собой дверь.

Осматриваюсь. Маленькая комнатка, кровать, стол и даже ваза с немного пожухлыми цветами. Но, стоит признать, тут чисто.

Ну что ж, начало положено. И я пока жив. Пора проверить свои пожитки и разобраться уже с черепом и Кисой. Не дают они мне, скоты, покоя. Совсем не дают...

Глава 6

Раскладываю на кровати свои скромные пожитки. Итак, что мы имеем?

Само собой черепушку, завернутую в тряпки. Откладываем страхолюдину на потом, смотрим на вещички поскромнее.

Два бурдюка с пойлом и сушеные грибы, к которым я побиваюсь притрагиваться. Лук и шесть стрел из семи. Одну я уже сломал, пытаясь совладать с луком. Жа-а-алко. Убивать врагов с тридцати метров между глаз не получится. А так хотелось...

Мешочек с монетами. Высыпаю, пересчитываю. Маловато... По весу казалось побольше, а тут всего-то тридцать семь медных и одна серебряная монета. На жизнь в таверне надо минимум девять медных в день. Если питаться по три раза. Итого, меди хватит на четыре дня. Есть еще серебряная монета, но сколько это в меди? Десять? Сто? Если я примерно понимаю конверсию ценного металла в своем мире, то тут всё может быть. Вдруг серебро дороже золота.

Ладно, с деньгами все понятно. Что еще? Охотничий нож. Хороший, острый, длинный. Костяная рукоять, лезвие хрен пойми из какого металла. Это не железо или медь, а сплав. Значит, с металлургией не так все плохо. Сую орудие потрошения за пояс. Заметил, что тут почти все таскают с собой какой-нибудь тесак или серп, поэтому внимания не привлеку. А вот ремень с серебряной бляшкой вокруг себя не обмотаешь — слишком видный.

Так, а вот на это я возлагаю большие надежды. Два серебряных кольца и ожерелье с изумрудами. Нужно будет попробовать их сбагрить. Уверен, они краденые, поэтому надо быть осторожным. Как и ремень, кто-нибудь может узнать эти «фамильные реликвии». Эх, вот она правда жизни — у тебя куча сокровищ за пазухой, но получить с них деньги — самое сложное. Но я — не я, если не смогу на этом навариться.

Так, а это у нас письма и какие-то картинки. В лесу мне было не до чтения, сейчас же можно изучить, чем уголовники так увлекались. Вообще, удивлен, что такие утырки читать умеют.

Хм...

Понятно. Обнаженные рисованные женщины. О! Не просто женщины, а... кто это, мать вашу? Ладно, эльфиек, я, вроде как, узнаю. Заостренные ушки, фигура такая, что от зависит любая фотомодель в обморок рухнет. Вопрос в других особях. Это что еще за тварюшки? Зверолюди? Собакомуж и кошкотёлка? Оу, ну и поза... Художник явно с прибамбахом. С недоумением откладываю средневековую порнуху в сторону. Надеюсь, что эти гомункулусы — лишь плод больной фантазии, а не реальные существа. И вообще, художник — явно дилетант. Даже я нарисую лучше, хотя на обнаженке не специализируюсь.

Очень хочется помыть руки после художеств Херуса. Да и вообще искупаться. Но старик берет за горячую «ванную» (бочку) еще два медяка... Лучше схожу на ближайшую речку.

Картинки не выбрасываю — уверен, они тоже имеют цену. Хотя бы пару медяков.

Та-а-ак, а это что такое? Буквы? Не сиськи? Не всё потеряно, значит...

Один из листов и правда исписан словами. Разворачиваю, удовлетворенно киваю. В отличии от иероглифов в анклаве тут я понимаю, что написано.

«К середине дня он будет в трактире Стреломет. Договоритесь с трактирщиком — он в курсе. Подмешайте настойку дрёмалиста в эль. Дождитесь, когда подействует, оттащите к свинарнику. Скормите свиньям. Награда будет в условленном месте»

Несколько раз моргаю, перечитываю, правильно ли я понимаю смысл написанного. Убираю письмо в мешок.

Вздыхаю:

— Во-о-от су-у-у-уки.

Это что же получается, всё было подстроено? Я спился и «похитился» не случайно? То-то я еще удивился, как так-то. Какой-то знатный толстяк нажрался в хлам и уснул в навозе?

Так, давай подумаем. Значит бандиты сговорились с трактирщиком, споили меня и «по-дружески» отвели за конюшню, чтобы там убить и скормить труп хрюшам. Но что-то пошло не так? Мимо СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО проходил некромант и каким-то образом вырвал меня из их цепких лап? Хм... Бандиты, упустив свою добычу, отправились следом за некромантом, но... Стилет в дороге передумал убивать меня? Вместо этого решил сорвать награду за мое спасение?

Бр-р-р, ну и хрень происходит...

Пока я вижу всё так. Тогда остается один вопрос. Кто нанял бандитов? Кому понадобилась смерть бесполезного толстяка-аристократа? Может я какой-нибудь наследник? И кому-то это не нравится? А еще, почему бандиты решили меня не убивать, а рискнули выторговать серебро? Ладно, смысла гадать нет. Может я вообще ошибаюсь. Главное, что теперь я должен быть еще осторожнее. Кто-то хочет моей смерти...

Та-а-акс...

В записке говорится, что трактирщик «свой», значит... Старый пердун не просто так удивился моему появлению. Нужно будет с ним аккуратно поговорить.

Хм... а ведь он, получается, доложит кому надо, что я жив и вернулся. А эти «кто-то» могут попробовать исправить свой косяк — зарежут сегодня ночью.

Плохи мои дела... Чувствую себя одинокой уткой на озере, а вокруг кусты шевелятся, а из них ружья торчат. Как же мало у меня времени во всем разобраться. Нет нормальной крыши над головой. Негде спрятаться в случае чего...

...

А было бы удобно...

Раз, и ты в своем миниатюрном черепе-бомбоубежище. И если не натолкнешься на «профессионального некроманта», то никто и не поймет, что это необычный череп. По крайней мере так я останусь жив.

Со вздохом перевожу взгляд на кулёк тряпок, в котором завернут череп. Беру в руки, аккуратно развязываю узел. Маленький клыкастый кусок кости падает на кровать. Тянуть с этим больше нельзя. Киса внутри, череп ждет «расплаты» за услуги. Ощущение, что ношу с собой бомбу с тикающим механизмом.

— Эй, череп, ты меня слышишь?

Разумеется, молчит.

— Слушай, у меня тут проблемы. Я — толстый окорок, которого хотят убить. С этим надо что-то делать. Есть идеи?

Молчит, гад. Подхожу к двери, проверяю, что засов более-менее надежен. Беру череп через тряпку, осматриваюсь. Куда бы спрятать... Ладно, надеюсь, что я туда ненадолго. Да и надо оставить возможность, чтобы эту костяшку нашли в случае непредвиденных обстоятельств. Наклоняюсь, сую череп поглубже под кровать.

— Чтоб тебя, гад... Только попробуй забрать у меня душу.

Никогда бы не подумал, что окажусь в ситуации, где придется так рисковать. Но может... бывают исключения в сделках с дьяволом?

Быстро, пока не передумал, морщусь и касаюсь черепа.

***

На этот раз к тошнотворному ощущению я был готов. Глаза быстро привыкают к полумраку. Знакомые черные стены, стеллажи с уродами и... бардак! Свитки разбросаны по полу, несколько банок с медузами разбиты — вонь формальдегида бьет по носу.

Череп валяется в углу, в куче хламья.

— Явился не запылился, — голос его сух и безразличен. — С тебя должок.

— Т-ы-ы-ы... — рычание исходит откуда-то справа, из тени.

Киса медленно поднимается на ноги, в руках кинжалы, глаза горят местью ко всему сущему.

— Давай, убей его, — ехидничать череп. — Хоть какое-то развлечение.

— Я против, — пячусь, достаю нож. — Разве у тебя тут не безопасная локация?

Интересно, почему это я так посчитал? Молоток, Ден. Мозги у тебя в новом теле явно заплыли жиром.

Череп продолжает веселиться:

— Вот и проверим.

Киса размахивается! С ее рук слетает кинжал! Всё это я вижу, но увернуться не позволяет неуклюжее тело.

Прикрываюсь руками...

Дзиньк!

Кинжал будто врезается в невидимый барьер, падает на пол.

— Вот и проверили. В Анклаве я решаю, кому жить, а кому умереть, детки. До тех пор, пока не заключу с кем-нибудь контракт.

— Я же предлагала заключить его со мной! — шипит Киса. — Дай мне убить его! Зачем он тебе?

— Да зачем ты мне, девка? Ни капли магического дара. А за то, что совала мне в глазницы эмбрионы Миридийских мух, скажи спасибо, что не проклянул.

Запихивала в глазницы? Киса касалась черепа? Рисковая. Или не очень умная. Но это значит, что для заключения контракта нужно желание черепа. Или же... взаимное согласие. Хм... я так и полагал. Большинство известных мне историй о подобных сделках связанны именно с добровольным согласием. Например, подписанием кровью или произнесением клятвы.

— Тогда выпусти меня отсюда! — требует Киса, сжимая кулаки.

— Не-а. Мне же нужно чем-то себя занять. А ты смешная.

— У-у-убью-ю-ю-ю...

— Ты с этим немного опоздала. Да и пупок не развяжется?

В легком ступоре слушаю перепалку черепа с Кисой, перевожу взгляд с одного на другого.

— Жалкий колдун! Тварь! Грязное исчадье бездны!

— Спасибо.

— Ненавижу!

— Это нормально. Вот дорастешь до моих лет — перестанешь. Ненавидеть скучно.

Поднимаю руки:

— Стоп-стоп, дамы и черепа. Что тут происходит? Почему такой бардак? Череп, я думал ты ее свяжешь или, не знаю, парализуешь.

Ну-ну, Ден. Почаще так предполагай и до завтра не доживешь.

— Зачем? Разве это весело? Пусть буянит. Кстати, с тебя должок, дружок-пирожок. На содержание в анклаве этой девки я взял жизненную силу из собственных запасов. Обычно я так не поступаю, но ты меня немного развлек с теми разбойниками, поэтому я сделал ма-а-аленькое исключение.

Киса скрежещет зубами, но молчит. Видно, как она хочет вцепиться мне в глотку, но здравый смысл восторжествовал. Больно уж дымится брошенный в меня кинжал. Кто знает, что случится, если она набросится с голыми руками.

Осторожно подхожу к черепу:

— В каком смысле я тебя развлек? Ты был в берлоге. Как ты мог что-то... видеть?

— Ну не то, чтобы «видеть». Просто я знаю всё, что происходит на некотором расстоянии от меня. Вот только взаимодействовать с миром снаружи никак не могу. Тягостное бремя всех черепов. Эх, как же приятно кряхтел тот мальчишка, когда ты подвешивал его на ветке. Я прямо вспомнил себя в молодости.

Киса смотрит на меня, вздернув бровь:

— На ветке? Мальчишку? О чем ты, уродец, говоришь?

Может, мне и кажется, но череп будто слегка приоткрывает рот. Улыбается, что ли? Или это мое воображение?

— Ну и буйную же ты нашел себе рабыню, парень. Хотя по людским меркам она очень даже ничего. Был бы я на пару тысяч лет моложе и с прямостоящим репродуктивным органом...

Киса взбаламучивается, как электрический угорь на сковороде:

— Рабыню?! Что вы несете?! Это я-то рабыня?! Да я скорее себе глотку перережу!

— Это будет интересно, — буднично реагирует череп на это предложение. — Люблю запах крови по утрам. Когда-то любил.

Фыркаю, пожимаю плечами:

— Я, в принципе, тоже не возражаю. Но ты пока не торопись. Слушай, череп, а что, правда можно сделать ее рабыней?

Не то чтобы мне это сильно нужно, но любопытство оно такое. Мало ли...

Лицо Кисы надо видеть.

— Да раз плюнуть. Оставляешь ее здесь, не кормишь, пока не уберётся или хотя бы не улыбнётся. Поверь, многие ломались. Как-то раз анклав был настоящим гаремом с извращениями и оргиями. Было весело, но потом надоело. Да и тогдашний мой хозяин чокнулся, стал приносить рабынь в жертву в попытках призвать высшего демона.

Действительно, чокнулся.

— Да, хреново.

— Вот и я говорю! — веселеет череп. — Кто же приносит в жертву обычных людей? Да и ритуал у него был до безобразия примитивным! Знал бы ты, что с ним потом произошло, у-у-у...

— Эм, я не совсем об этом, но ладно.

— Хватит, — тихо рычит Киса. — Живой вы меня не получите, ублюдки.

Череп снова приоткрывает рот. Нет, мне точно не кажется, что он немного шевелится.

— Детка, ты меня плохо слушала? Я сказал, что тут никто не умрет без моего разрешения.

До меня доходит:

— Наложить на себя руки не получится?

— Почти. В этом-то и прелесть анклава. Убиться головой об стену или перерезать себе глотку вы не сможете.

По-другому осматриваю пещеру:

— Страшное место. Не хочу даже думать, что тут происходило за тысячи лет. И для чего оно создано.

— И не думай. Скукота одна.

— Ну-ну.

Киса приближается. На ее лице я наконец-то замечаю некоторую озабоченность своим положением:

— Что вам нужно? — сжав зубы, спрашивает. — Мое... тело?

Я перевожу взгляд на череп и, мне кажется, что мы, типа, переглянусь.

— Не так быстро, детки, — не дает он мне ответить Кисе. — Пока что вы оба в одинаковом положении. Контракт я еще ни с кем не заключил. Парень, ты готов? Предупреждаю, что больше предлагать не буду. Что-то я утомился от твоих сомнений.

По интонации черепа понимаю, что уговаривать меня он и правда больше не собирается. На любое сомнение отреагирует... соответственно. Вышвырнет из анклава или оставит здесь гнить. Чувствую это всеми клетками интуиции.

Ладно, я и так рисковал, коснувшись черепа. Но всё равно надо пользоваться возможностью сначала узнать тонкости сделки.

Спрашиваю:

— Хорошо. Что нужно делать?

— Не делай этого, некромант, — голос Кисы дрожит. — Давай я все исправлю? Кхм... извинюсь?

— Не, девка. Мне никогда не нравились истерички. Парень, чтобы заключить контракт, нужно отрезать себе два пальца и засунуть мне их в... глазницы.

Морщусь, не отвечаю.

Не понял?

А-а, нет, понял.

— Врешь, — скрещиваю руки на груди.

— Ага. Просто коснись меня с желанием заключить сделку. Не сомневайся, парень. Сможешь организовать здесь свой гарем с оргиями и болью. Многие до тебя пытались этим вернуть ощущения, полученные при заключении контракта. Они незабываемые, поверь.

Ага, значит процесс заключения контракта сопровождается какими-то «интересными ощущениями»? Понемногу собираем информацию. Уже неплохо.

— Звучит соблазнительно.

Киса иронии не понимает:

— Извращенцы... Вы двое... закончили или нет? Решайте, что будет со мной. Мне надоело ждать.

Замечаю, как она напряжена. Губы трясутся, бледная, как призрак. Видимо, осознает в какое положение попала. Может стать секс-рабыней у черепушки и жиробаса и даже убить себя не получится. Так себе перспектива. В какой-то степени я ее понимаю, но... Надо бы ей немного «расплатиться» за доставленные мне неудобства. Я долги не прощаю. Это вредит репутации.

Череп то ли хрюкает, то ли усмехается:

— Предлагаю девку отправить в спячку. Нам нужно обговорить детали в более приватной обстановке.

— Если это ей никак не навредит, то отправляй.

Не то чтобы я пекся о ее благополучии, но и лишний раз вредить не готов. Формально, она всего лишь перепутала меня с другим человеком. Но это не меняет того факта, что из-за нее у меня возникли проблемы и выпускать её в ближайшее время я не захочу. Как минимум, это небезопасно. А еще приятным бонусом эта строптивая красотка в моем вкусе. Таких «укрощать» — одно удовольствие.

Усилием воли затыкаю зловещий хохот в своей голове.

— Сделано, — буднично заявляет череп.

Пум. Киса не успевает даже рот открыть, сваливается на пол, как подкошенная. Грудь вздымается, значит дышит.

— Спит? — подхожу к ней, поправляю руки и ноги. Даже под голову кладу тряпицу. Настоящий рыцарь.

— Ага.

— И чего ты сразу так не сделал? Устроил тут балаган.

— Ради веселья.

Закатываю глаза. Так, ладно. Придется смириться с поганым нравом черепа. Главное, разобраться во всех условиях и правилах пребывания здесь.

Подхожу к нему ближе, смотрю сверху вниз:

— Выкладывай все начистоту. Какие там соблазнительные возможности и условия? Сразу говорю — я не подписываюсь ни на что, что не будет рассказано.

Вот только вряд ли этим заявлением я что-то изменю...

— О, вижу ты почти согласен на контракт.

— Почти. Но предупреждаю, что мы сейчас находимся в таверне неподалеку от замка. Под кроватью. На мне, как ты сам сказал, какая-то следящая печать. Хоть я и не вижу очередей из желающих найти блудного аристократа, но всё равно затягивать это дело не стоит. Мне так же, как и тебе, не хочется оказаться запертым в сундуке на тысячу лет. Я тебе не угрожаю, а просто предупреждаю. Помню, что обещал заключить контракт взамен твоей помощи с Кисой. Но если условия окажутся варварскими...

— Ладно-ладно, я уже это слышал. Ты же все равно рискнул вернуться, значит полдела сделано и скучно с тобой уже чуть меньше. Итак, парень. Хочешь, чтобы я начал или сам задашь вопросы?

— Как получится. Для начала, ты сказал, что тут нельзя убивать или самоубиваться. Это касается всех? Как тогда я убил того старика?

— По той же причине почему развеялось плетение паралича. Он был при смерти. Из-за болезни сердца у него произошел разрыв сосуда эфира. Эфир — это магия. Без магии нет контракта. Не переживай, тебе это не грозит. Наверное.

— Плетение? Эфир? Сосуд?

— Ага. И нет, не расскажу.

Ясно. Вот и первые исключения из правил. Надо будет запомнить эти слова и изучить вопрос.

— Продолжим... То есть ты можешь запретить биться мне головой о стену даже если я буду твоим... кхм... хозяином?

— Верно. И что тебя, собственно, удивляет? Ты тоже можешь запретить кому-то биться головой о стену. Просто свяжи его.

— Странно. А если я объявлю голодовку? Не буду пить? Выпью яда? Если я просто заболею чумой? Тогда умру?

Череп делает паузу:

— Мои предыдущие хозяева-идиоты силой запихивали еду в рабов. Так что голодовка им не помогла. И да, можно заболеть какой-нибудь неприятной болячкой и сдохнуть. Не знаю, скушать грязь, что ли. Или вон ту аппетитную амброзию в банках. Был такой один умник. Ох, он и страдал. До сих пор удивляюсь, зачем он выбрал именно личинку сапфировой мошки. Она даже на вид отвратительнее остального...

— Ты не хотел мне рассказывать об этом, верно? Ну, что как-то убиться тут всё же можно...

Голос черепа веселеет:

— Тебе кажется, парень. Галлюцинации в анклаве скоро пройдут. И вообще, что тебя опять смущает?

— Меня смущает бессмысленность этого. Если я могу убиться ядом или голодом, тогда зачем запрет на физическое убиение? Ответ один. Этот анклав создан для тех, у кого нет яда. Для рабов, которых можно как-то заставить есть. Так они не наложат на себя руку и не навредят хозяину.

Голос черепа веселеет еще сильнее:

— Все верно. Неплохо, парень. Немногие до этого додумались. Анклав был создан мной давным-давно для того, чтобы живой материал долго хранился и не покончил с собой без моего разрешения. И находился в сознании. Не понимаю, что ты хочешь от говорящего черепа? Выпытать из меня, что я был страшным злодеем, издевающийся над невинными бедолагами и подвергающий их мучительным экспериментам? Серьезно? Можно было не умничать, а еще раз посмотреть на меня. Или просто спросить, — смешок.

— Хм, действительно. Открыл Америку, называется...

— Давай-ка ближе к делу. Но только после того, как ты расплатишься по текущим долгам. Как раз разберешься как тут всё работает. Итак, постараюсь говорить понятным тебе языком, парень. У меня есть два вида расценок. Единоразовые и постоянные. Единоразовые: ты девку сюда привел, а я принимаю за неё только твоей жизненной силой по её весу. Да и вообще по весу всего, что ты сюда притащишь. Неважно, одушевленное это существо или просто камень. Девка весит... так, округлим в большую сторону, хм... пятьдесят два килограмма. Поздравляю, парень, с тебя пятьдесят два дня жизни за поступление раба на мой «склад». А теперь постоянные расценки: девка тут погостила тридцать один час. За это я тоже беру с тебя не чеканной монетой. Так что это еще тридцать один час твоей веселой жизни за «хранение на складе». О, чуть не забыл! Усыпление девки — тоже платное удовольствие. С тебя еще пять дней за «дополнительные услуги по содержанию раба». Итого, пятьдесят восемь дней и восемь часов жизни. Ладно, семь. Час оставь себе. Купишь разбавленного эля.

Просто замечательно. Я уже до безумия рад, что ввязался во все это. Два месяца жизни за девчонку в кладовой! Дорогое свидание получается. Предыдущие гаремщики просто психи , раз держали тут орду дев. И вообще, этот «начальник склада» до безобразия жадный и хитрожопый. За каждый пых берет!

— Хм. Ты уже списал с меня эту жизненную силу? Ничего не чувствую...

Голос черепа становится будто слегка угрожающим:

— Спишу, когда заключим контракт. Главное, что ты понял мои расценки.

До меня доходит маленькая несправедливость в расчетах:

— Так, стоп. Я не понял. Почему это ты взял за нее тридцать один час, если она находилась тут часов пять-шесть, не больше?

— А это мне придаток за то, что ты скучный. Не нравится?

Тишина. Что-то очень недоброе просыпается во мне.

Голос черепа становится серьезнее:

— Вот теперь ты выглядишь, как настоящий некромант. Моё почтение. Я же говорил, что у тебя черная душа.

Усилием воли заставляю себя выйти из нехороших эмоций:

— Объяснись. За что такая цена?

— Цена справедливая. В анклаве время ускоряется в пять раз. Пять суток равняются суткам снаружи. То есть, пока ты там гулял шесть часов, у девки прошло больше тридцати. Понял?

Моргаю.

Нихрена. Себе. Плюшка.

Мысли мгновенно оценивают потенциал анклава. Можно в пять раз быстрее изучить местную историю, считать деньги, строить планы против конкурентов и многое другое. Это точно нужно обмозговать! Вариантов немерено!

Медленно, стараясь не выдавать волнение, говорю:

— Уточни-ка... Если я в анклаве, то плачу тебе за это временем, которое в нем провожу. То есть фактически старею в два раза быстрее. А если здесь еще и время ускорено в пять раз, то...

— Простая арифметика, ага? — перебивает меня череп. — Если ты торчишь здесь пять лет, то снаружи пройдет всего год. Но когда ты покинешь анклава, то будешь старше на десять, так как еще расплачиваешься со мной. Так что не советую этим злоупотреблять. Быстрое старение выглядит... подозрительным.

Какое-то время молчу. Пытаюсь думать...

Если тут я старею в два раза быстрее, то и организм должен работать в два раза быстрее — обмен веществ, метаболизм, заживление ран, рост мускулатуры, сжигание жира и многое другое... Если я всё правильно понимаю в анатомии.

О, а еще, занимаясь в анклаве силовыми тренировками пять часов, в реальности пройдет всего час. Сложив это с двойным метаболизмом от старения, то я смогу ускорить результат почти любой физическую деятельность в десять раз. Ушел жирдяем, а через месяц вернулся подкаченным красавцем. Это очень важно в моем случае.Так, надо отвлечься вопросами попроще:

— Что насчет одежды? Вещей, которые будут со мной? За это ты тоже берешь плату по весу? Трусы весят грамм сто.

Череп как-то грустнеет:

— До отвратительности хороший вопрос. Жаль, что ты его задал. Обычно я неплохо навариваюсь на идиотах, которые прутся сюда в тяжелых золотых цепях, браслетах и артефактах и ничего замечают хе-хе...

Так. Вот это плохо. Надо сразу расставить все точки.

— Череп, я же предупредил, что ты обязан сообщать мне о любых расценках до того, как я воспользуюсь твоим услугами. А то умный нашелся. Сначала дам, потом сообщу, что это платно.

— Ненавижу эту формулировку. Ладно, договорились. Вот только я уже об этом говорил. Помнишь? Беру плату по весу ЛЮБОГО предмета. С чего ты взял, что грязные панталоны я приму бесплатно? Так что рекомендую в анклав заглядывать голышом! А ты думал из-за чего он славится своей развратностью? Некоторые хотели сэкономить...

— А если я вообще не буду появляться в анклаве и ничего не оставлю на хранение?

— Как же я не люблю повторять, парень. Это стоит всего сутки твоей жизненной силы в год. Так что можешь вообще мной не пользоваться и прожить сладкую и счастливую жизнь. Но предупреждаю...

Череп меняет голос на очень и очень загадочный. У меня даже уши зашевелились.

— ...это скучно, — вздыхает он.

Обреченно качаю головой.

— Так, а расторгнуть контракт нельзя?

Тишина.

— Можно. Но если мы оба на это согласны.

Киваю. Тут все понятно. Как и ожидалось от сделки с дьяволом, одностороннего расторжения не предусмотрено. Вряд ли когда-то череп это захочет. Если, конечно, не... поставить его в неудобные условия. Или не сделать жизнь очень скучной. Например, пригрозив отдать инквизиторам, которые запрут его на тысячи лет в волшебном сундуке. Но тут надо думать. Вряд ли всё так просто. Уж он должен был подстраховаться на случай сделки с такими хитрожопыми.

Какое-то время молчим. У меня ощущение, что мы оба понимаем, о чем я думаю.

Немного отступаю от небезопасной темы:

— Ты можешь рассказать об истории этого мира? О магии? Поможешь советом и...

— Не-а.

— Почему?

— Нравится наблюдать за вашими трепыханиями. За твоими — особенно. Честно признаюсь, я первый раз в контракте с кем-то из другого мира. Это очень... волнующе. Надеюсь, не разочаруешь.

Усмехаюсь:

— Я догадывался, что ты поэтому помог мне с Кисой.

— Ага.

— То есть и подчиняться ты мне не будешь?

— Конечно, нет. Я похож на дурака, парень? Я предоставляю тебе услуги, а ты за них платишь. Деловой подход. Так что запомни: я тебе не помощник, не советчик и не друг. Если что-то захочу рассказать... хотя... вряд ли. Если только это не разнообразит моё унылое существование. Но мне семь тысяч лет и сделать это очень непросто. О, вот еще что! Парень, тебе везет. Для тебя изысканные условия, раз уж ты такой интересный. Я разрешаю тебе приносить мне в жертву магически одаренных и расплачиваться их жизненной силой взамен своей. Правда, будет неравнозначно. Жизненная сила жертвы оценивается мной в десять раз дешевле твоей.

Хм... Вот ведь... Гад собачий. Сталкивает лбами мою жадность с совестью. С одной стороны, я не настолько моральный урод, а с другой... есть в этом предложении что-то заманчивое. У меня нет проблем с тем, чтобы прибить какого-нибудь гада. Слава жертвенному алтарю, в средневековье много отморозков. В этом я убедился совсем недавно.

— Только магически одаренных? А обычных бандитов? — с надеждой спрашиваю я. — А то я вернусь в лес и...

— Нет, — перебивает череп. — Мне не нужна их жизненная сила. Кстати, удивлен, что ты не возмущаешься на такие коварные методы. Говорю же, у тебя черная душа, парень.

Череп скрежещет, и я понимаю, что он так зловеще смеется. Но больше похоже на мопса с бронхитом.

Молчим. И молчание это затягивается.

И тут я понимаю...

Череп больше ничего не скажет. Он просто затихнет, и я никогда в жизни не услышу от него ни единого слова. Не знаю почему я так в этом уверен. Просто знаю и всё. Чувствую. Каждой клеткой своего тела.

Что ж... Интуиция редко меня подводит, и она давно говорит, что череп не всегда лукавит. Будто бы не в его интересах нарушать основные условия контракта. Я определенно чувствую подвох, о котором потом могу пожалеть, но в моем деле это норма. Иногда приходится рисковать. Особенно в ситуациях, когда тебе кто-то желает смерти, а ты толстый тюфяк в новом и неизведанном мире.

Не бывает халявы в тяжелых ситуациях... За всё нужно платить. Я всегда так жил. Всегда это понимал.

Подхожу к черепу. Атмосфера накаляется, воздух тяжелеет. Не могу понять, почему.

«Незабываемые ощущения». Так он сказал.

Протягиваю руку к белой кости, замираю на мгновение и...

...чувствую раздражение черепа от моего сомнения. Его эмоции сгущаются в пространстве, намекая, что я на грани терпения могущественного существа. Мол, ты, жалкий червяк, совсем не понимаешь, какую великую услугу тебе оказывают.

Ладно уж, хрен с тобой, крутой парень. Я всегда держу свои обещания. А я пообещал заключить с тобой контракт, чтобы спасти свою жизнь. С Кисой я бы в лесу не справился и сейчас бы кормил червей.

Интересно, он знал, что я сдержу обещание?..

Касаюсь белой кости.

Сначала ничего не происходит, но вот...

Чувствую... могильный холод, въедающийся в пальцы, в локти, в плечи, в сердце. Кровеносный орган сдавливает. Ощущение, что я окунаюсь в ванную с сухим льдом и мешаниной из вонючих кишок.

Не успеваю почувствовать отвращение, как приходит... СТРАДАНИЕ!

Пытаюсь отдернуть руку, но она будто прилипла!

— Дрянь, — сжимаю зубы до боли в деснах.

Голос черепа звучит в голове:

— Не ной, парень. Привыкай — ты не в сказку попал. Так... ну-ка... ага, вот твоя душа. Какая сладкая м-м-м. Черная... Сейчас я ее сожру и... Ой, да шучу я. Просто поставлю метку и... Вуаля!

Ему смешно, гниде. А мне больно. Меня либо жарят на костре черти, либо нанизывают на тысячи игл. Скрежеща зубами, я падаю на колени, схватившись за руку. Боль дичайшая. Особенная. На грани обморока. Но в какой-то момент агония становится странной. Как будто... приятной. ОЧЕНЬ ПРИЯТНОЙ! Все отвратительные эмоции приобретают совершенно противоположные оттенки! Боль — сладкая! Ненависть — радость! Гной — вкуснота! Тьма — свет!

Не успеваю удивиться новым восприятиям, как «мерзкие» ощущения пропадают. Уходят навсегда...

Тяжело дыша, встаю на ноги, облокачиваюсь о стол.

— Это было... болезненно...

Голос черепа меняется на слащаво вежливый:

— А я люблю, когда вы все страдаете. Кстати, можно было сделать и безболезненно, но эмоциональный эффект не тот. А теперь самое интересное. Признайтесь, вам же понравилась? Вы же почувствовали ЭТО, Мастер?

Главное, выкинуть эти ощущения из головы. Выкинуть и всё. Это просто наркота какая-то. Ничего более. Химия тела. Забудь, Ден. Просто забудь.

— Сам в шоке, но... да...

Глава 7

Подхожу к лежащей на полу Кисе. Вблизи она еще красивее. Пепельные волосы, выразительные глаза и пышные алые губы. Грудь небольшая, но зато отчетливо видны соски, проступающие через белую рубаху. Надо же. Я думал, в средневековье женщины ближе к двадцати с черными зубами, сединой и хроническим радикулитом. А тут прямо конфетка даже по нашим меркам.

Череп понимающей хмыкает:

— Приступайте и не смущайтесь меня, мастер. Я и не такое видывал.

Оборачиваюсь на болтуна, вздергиваю бровь:

— Что ты несешь?

— Как что, мастер? Мы находимся в самом недоступном в мире месте. Вы в теле молодого и кра... хм-м... просто молодого человека. Я по вашим глазам всё вижу. Перед вами дикая и необузданная красотка в глубоком сне. Никто и никогда ничего не узнает. Даже она... Пользуйтесь. Можете делать с ней ВСЁ, что пожелаете. Развяжите завязочки, стяните эти облегающие штанишки, раздвиньте ей ножки, стяните трусики... Кружевные... Я-то знаю, какие они у нее. Тридцать часов с ней провел. А потом...

Перебиваю:

— Завязывай. Не знаю, как у вас тут принято, но в моём мире за такое убивают. И меня это устраивает.

У них тут есть кружевные трусики? Поразительно.

— Правда? Какой вы скучный, мастер. Вот я в свое время...

Отмахиваюсь от черепа. Вот что делать с этим клоуном? Интересно, если его замотать в тряпки, станет тише?

— Кстати, череп, как тебя зовут?

— Это секрет. Но вы можете называть меня как угодно. Однажды я был Брейном, Сычом, Паразитом, мне преклонялись, как Первозданному, Божественному, Владыке Тьмы, Света и Развратителю Невинных. Самый веселый звал меня просто костью.

— Костью? — задумчиво переспрашиваю. — А это мысль. Будешь Костей.

— Может, придумаете что-то оригинальное?

Пожимаю плечами:

— Могу называть развратителем невинных.

— Лучше Костей.

— Договорились. В моем мире это нормальное имя. Полностью — Константин.

Голос Кости так и сочится иронией:

— Какая честь для меня. Так вы будете слушать остальные условия? Или оставим глупые приписки? Кому они вообще нужны.

Ну, начинается. Хотя... предсказуемо. Что еще взять с черепов.

— Так и знал, что оставишь что-то на потом. Я ведь тебя предупреждал. Ты что, дождался, когда мы контракт заключим?

— На самом деле, нет. Основные правила я вам уже поведал, а остальное — это так... мелочи. Больше моя биография, чем какие-то правила. Ну, не хотите, я не настаиваю. Но я не всем это рассказывал. Если откажетесь, потом никогда не узнаете.

— Ну-ну. Ладно, какой мне резон отказываться. Валяй.

И Костя стал рассказывать...

Как я и предполагал, помимо ускоренного времени, в анклаве можно быстрее регенерировать. А если точнее, то в два раза быстрее заживает любая болячка. Быстро стареешь, а значит и всякие клетки в организме «плодятся» быстрее. Но это не касается заболеваний. Тут они, наоборот, прогрессируют. Онкологией лучше не болеть. Предыдущий владелец со своим больным сердцем только ускорял свою кончину.

В общем, получив ранение, можно уйти сюда иотлежаться пару дней, а не несколько недель реального времени. Бонус, конечно, интересный, но я надеюсь, что он никогда не понадобится. В конце концов, это же мир магии. Исцеляющие зелья или типа того разве не неотъемлемая его часть? Но чертов Костя даже на такие вещи отказывается отвечать.

Еще он мутно намекнул, что анклав — это, по сути, пещера, находящаяся то ли очень глубоко под землей, то ли вообще в ином измерении. Хрен поймешь. Отказывается говорить прямо, глумясь над моими мыслительными терзаниями.

Зато удалось выжать немного подробностей его прошлого...

Во времена, когда Костя был «не черепом», анклав служил ему убежищем для темных делишек. Но потом с ним что-то случилось (то ли убили, то ли инфаркт схватил), и он связал свою душу с этим местом. В общем, чем-то напоминает крестраж. Только этот крестраж — болтливый склад с искаженным временем. В общем, Косте захотелось жить и он прибег к чему-то очень неприятному...

К слову, о неприятном. Я понятия не имею, как вообще возможно так играть со временем. Всегда считал, что оно за гранью всякой фантастики, науки и магии. Время — это то, что невозможно ужать. То, чему невозможно приказать.

Ладно, черт с ним. Я уже понял, что если начну задаваться вопросами, то спячу. Всё потом. Главное — не забывать одно правило. Игры со временем никогда не доводят до добра...

Короче, после того, как Костя связал свою душу с анклавом, он понял, что просчитался... Он думал, что быстро накопит сил и «что-то сделает», чтобы вернуться в мир живых, но получил только хрен без масла. Без тела энергия копилась в тысячи раз медленнее, а его душа стала со временем отторгаться из этой реальности. Ей нужна была жизненная сила. Поэтому Кости пришлось на ходу изворачиваться. Он стал отдавать в аренду свой анклав, взамен чужой жизни. Как он это описывает: заселять в себя паразитов ради тусклого и взаимоневыгодного существования.

— Стоп-стоп-стоп. Жизненная сила и энергия — это разные вещи?

— Хвалю, мастер. Вы отлично цепляетесь к словам для человека не из этого мира. Да, это разные вещи.

— Жизненная сила же есть у всех? У этих... как их... магов и обычных людей. Верно?

— Я знал, что не просчитался, выбрав вас, мастер. Намного веселее с теми, кто умеет не только слушать, но и слышать. Вот вам награда за внимательность: да, я заключаю контракты только с магически одаренными, потому что их жизненная сила полна энергии. Или эфира, как вам угоднее. Не переживайте, это никак не повлияет на ваше безусловное магическое могущество хе-хе... Вы являетесь просто проводником этой энергии для меня. Больше ничего об этом не скажу. Слушайте дальше...

Энергия? Эфир? Интересно... Получается, что Костя может заключить контракт с кем угодно? Но если он сделает это с обычным крестьянином, то не накопит эфир. Это как работать на дядю за еду. Сытый же, че еще надо, скотина?

Продолжаю слушать.

— Сложность, которую я еще не решил, мастер, заключается в том, что накопление эфира длится очень долго. Вот уже семь тысяч лет я по крупинкам ее собираю, но, как говорится, хватает лишь на хлеб с солью. А надо мне, вследствие коварства и жадности, ОЧЕНЬ много.

— Для чего копишь?

— Разумеется, на свое воскрешение, армию мертвецов и захват этой реальности, мастер. А если после этого что-то останется, сниму самую лучшую проститутку в столичном борделе, превращу ее в высшего лича и заставлю взять в...

Резко перебиваю:

— Ты всегда такой несерьезный, когда не хочешь на что-то отвечать?

— А вы всегда такой серьезный, когда речь идет о распутных умертвиях? Вы только представьте. Она сделает всё, что прикажете, ничего не почувствует и не поймет. Прикажете кричать, будет кричать и стонать. Не отличить от реальных стонов удовольствия. Прикажете вырвать себе кишки и натереть между...

— Хватит, твою мать, — недовольно морщусь я. — Я не хочу слышать эту хрень. Ты полный псих. Теперь я понимаю, что происходит с мозгами за семь тысяч лет.

Хоть убей, но я вижу ехидную улыбку на черепе. Без понятия, как это возможно. Правда.

— О, а я зато теперь понимаю, какие у вас любимые темы, мастер. Ханжа, значит, да? Высоконравственные принципы? Тонкая натура с навязанной обществом моралью? А может... детская травма на почве прелюбодеяний или личностных взаимоотношений с ровесниками или родителями? Или вы чувствуете себя лучше, осуждая чужие пороки, но не замечая своих? Тема извращений вызывает у вас острый прилив негодования?

Не отвечаю. Апатично смотрю на череп. С кем же я связался...

— Жаль, мастер... Я надеялся, что с вами придется попотеть. Но, как всегда, я узнаю САМЫЕ любимые темы своих хозяев в первый же день контракта.

Так, ясно. Костя неисправим. Говорят, после тридцати лет невозможно изменить характер. Что уж про семь тысяч говорить.

Просто отмахиваюсь от болтуна, сажусь на каменную лавку.

Что из историй извращенца правда, а что ложь — неизвестно. Возможно, он их рассказывает всем любопытным контрактникам, которых считает «достойными их услышать». Не удивлюсь, если он всё сочинил для таких дотошных, как я. Или вообще каждому рассказывает совершенно разные байки.

Осматриваю унылую и мрачную пещеру. Только сейчас замечаю одну странность.

— Кстати, а куда делся труп старика? — смотрю в сторону, где должен был лежать некромант.

— О, — почему-то радуется череп. — Вы еще не заметили?

— Заметил. Отсутствие вонючего трупа.

За тридцать часов он уже должен начать попахивать. Значит, его не спрятали где-то поблизости.

— Направо гляньте, мастер. Снизу, чуть левее...

Напряженно всматриваюсь в указанную сторону.

Ох, ты ж...

— Красиво, правда? — благоговеет Костя.

В темном углу, на самой неприметной полке стоит большая стеклянная емкость с формальдегидом. А в ней плавает... башка старика-некроманта. Язык вывален, глаза смотрят в разные стороны.

— Какая мерзость, — морщусь я. — Как ты это сделал? Ты же череп.

— А я не говорил? Если я ни с кем не заключил контракт, то могу самостоятельно проводить в анклаве некоторые косметические изменения за свой скромный счет. В рамках всяких мелочей, разумеется. Но не тревожьтесь, мастер. Сейчас вы тут хозяин и я ничего больше не смогу менять.

Вот ведь чертяка хитрая. Не сможет менять? Или не будет? Это разные вещи.

— Ясно... А ремонтом тут заняться можно? Меня эта некромантская атмосфера угнетает. Эти плавающие в рассоле... уродства. Зачем они тут?

— Просто вы еще молодой, мастер. Брезгливый. Если будете заниматься некромантией, то вскоре вонь кишок и вид перегнивших селезенок будут вызывать у вас сладкую улыбку. Что касается, как вы говорите, ремонта. Да, это возможно. Но есть пара условий. Всё, что вы тут видите — моё. Гомункулусы и манускрипты находятся тут со времен, когда я еще был жив. Вы, конечно, можете все это трогать своими... чистыми ручонками и переставлять, как заблагорассудится, но выбросить или уничтожить не сможете. У анклава есть память на первоначальную планировку и некоторые мои личные вещи. Как только вы с девкой покинете анклав или мы расторгнем контракт, он примет свое первоначальное состояние, — Костя делает паузу, голос становится пресный. — А если уж захотите кардинально изменить эту прекрасную обитель смерти и превратить ее в эльфийский сад — пожалуйста. За ваш счет — любые прихоти. Какая-нибудь отбитая бригада гномов может и возьмется за это дело за пару миллионов золотых и половину вашей жизненной силы за их пребывание. А еще за мебель, инструменты. Все это имеет цену по весу. Но сразу предупреждаю — мне это не нравится. Чем больше существ знают об анклаве, тем меньше наши возможности развлечься. Если вы захотите сделать что-то подобное, — голос Кости становится неприятным. — Советую после всех дел убить таких работников. Так делали некоторые мои предыдущие хозяева.

— Ты же говорил, что убить тут нельзя?

— Не разочаровывайте меня, мастер. Что мешает гномов вытащить из анклава и убить снаружи? Или отравить пивом с крысиным ядом?

Моя «черная» душа оживает:

— Хм... Получается, что при особых обстоятельствах я могу убить любого? Нужно лишь заставить прикоснуться к черепу, а уж потом...

— Наконец-то сообразили! Мои поздравления! Теперь вы поднимете, какое смертоносное оружие получили за столь низкую цену? Осталось только им правильно воспользоваться. Убивайте всех, мастер! Сотни, тысячи, миллионы жизней! Ах, былая молодость...

Судя по всему, Костя замечает на моем лице торжествующую улыбку:

— Не спешите радоваться. Далеко не каждого вы запихнете в анклав, как эту девку. Почти все важные особы пользуются защитными артефактами. В лучшем случае с такими при контакте с черепом-катализатором ничего не произойдет, а в худшем, мою магию почувствуют и тогда все... вам конец.

— И тебе, ага.

— Катализатор неразрушаем. А если меня засунут куда-нибудь поглубже и надолго... Ну что ж... я видел столько эпох, что одной тысячью лет меньше, одной больше — неважно. Время для меня давно не преграда.

— Вот зашвырнут тебя когда-нибудь в жерло вулкана или океан, по-другому запоешь.

— Поверьте, мастер, вы не первый такой умный. За пределами анклава я не беспомощный. Очень медленно, но верно, катализатор выловит из океана какой-нибудь рыбак. Или выкопает в огороде крестьянин. Я не пропаду...

— Челюстью что ли загребаешь? Как краб?

— О, юморите. Похвально.

Подхожу к каменному столу, смотрю на якобы проклятую подвеску в виде пятиконечной звезды. Не считая мутных книжонок, она кажется наиболее ценной.

— Так что это?

— Ничего такого, мастер. Побрякушка из моей прошлой жизни. Очень нравилась дамам.

— Врешь ведь. По-любому какой-нибудь важный магический артефакт.

— Конечно-конечно. Вот как докажете, что достойны, так сразу же заполучите его вместе с первозданной мощью вселенной. Один из моих хозяев месяц стоял на одной ноге, чтобы доказать мне свою целеустремлённость, выдержку и избранность. Не поверите, как легко я умею убеждать идиотов делать глупости.

Так, главное — не обращать внимание на его уловки меня взбесить. Буду отвечать серьезно на все подколы:

— Ну хоть намекни.

— Что взамен? Постоите на одной ноге три дня? Прошу всего ничего...

— Не-а. Я просто откажусь от идеи игнорировать тебя.

Тишина. Так-так-так, неужели это его задевает?

— Знаете на что давить, да, мастер? Ладно. Этот амулет, помимо своих основных свойств, связан с одной ОЧЕНЬ тайной комнатой. Я всем о ней рассказываю. После неожиданных смертей моих предыдущих хозяев надо же где-то хранить их вещи. Вот и устроил м-а-а-аленькое хранилище.

Несмотря на то, что Костя может врать, жадность воспылала азартом. Стараюсь никак не выдавать свою заинтересованность, что дается с большим трудом:

— Ясно. Комната, которой может и не быть. Как я не догадался...

— Да-а-а. К счастью, никто за пять тысяч лет не смог её отыскать. Но меня очень забавляют ваши попытки. Может, амулет и правда ключ, кто знает. Но вы сначала рискните к нему коснуться. Помните же, что он проклят.

Кое-что в словах Кости цепляет за слух:

— За пять тысяч лет? А если за шесть?

Череп задорно признается:

— Ну, было одно существо, да. Эх, какие философские речи мы с ним вели. Лучший и умнейший их всех моих хозяев. Вот он то и смог найти тайную комнату. Но с тех пор там накопилось столько... Ух-х-х...

По голосу Кости слышу, как он тащится от издевательств над моей жадностью. Настоящий, мать его, искуситель. Действительно ли в анклаве существует такая комната? Или ему просто нравится наблюдать, как его «хозяева» тратят кучу времени в тщетных поисках несметных богатств и артефактов? А Костику это только на пользу. Чем больше времени тут проводишь, тем больше жизненной силы он забирает.

Ладно, грезить этим я не буду. Может, когда-нибудь, подметая полы, я случайно и найду какую-нибудь секретную кнопку или хотя бы намёк на неё... Но целенаправленно тратить время на то, что может оказаться блефом — идиотизм.

Беру книгу. Хм, какая гладкая. Из человеческой кожи, что ли? Мд-а... Открываю первую страницу. Ну, каракули-каракулями. Вообще ничего не понятно.

— Заинтересовались богомерзкими делами, мастер? Грешно. За один взгляд на эту книгу придают огню.

— Очень страшно, — переворачиваю страницу. — Что это за язык? Не понимаю.

— Мой собственный. При всем уважение к вашим интеллектуальным способностям, одной жизни вам на расшифровку не хватит. И даже трех. А учить вас я, конечно же, не буду. Однажды я попросил за эти знания жертву их трехсот магически одаренных...

— И?

— Что «и»?

— Тебе их пожертвовали?

— Конечно.

— И ты научил?

— Не. Я ему соврал. Знаете, как было весело смотреть на его истерику? Никогда еще меня не пытались с таким энтузиазмом уничтожить. Но если вы принесете мне в жертву всего сотню, то, клянусь, обучу вас всему, что знаю.

— Бегу и прыгаю.

Костик хрюкает от смешка.

Переворачиваю страницу:

— Ты не скрываешь, что часто врешь. Странная стратегия. Думаешь, что сможешь после этого хоть в чём-то со мной договориться?

Голос черепа становится серьезнее:

— Может, я просто выделяю вас среди прочих моих хозяев.

Переворачиваю страницу:

— Точно. Сейчас я должен поверить в свою особенность...

— Я часто говорю правду, зная, что мне всё равно не поверят.

— Ага. Но эти слова тоже могут быть ложью.

Резкая переменчивость в голосе черепа и правда заставляет меня немного задуматься. Он крайне серьезен:

— Как хорошо, что мы поняли друг друга, мастер. Уверен, когда придет время, мы договоримся о многих вещах.

Ненадолго становится тихо.

Листаю. Хм, такие книги меня всегда интересовали. Тайные и оккультные знания, темные письмена о чертях и падших ангелах. Да что уж говорить — половина моей коллекции — это уродства, за которые даже в современной Москве подумали бы сжигать меня на костре или нет.

Первым нарушаю тишину:

— А что мне мешает тексты переписать и показать мастерам? Моей жизни может и не хватит, но если нанять десяток расшифровщиков...

Серьезность Кости пропадает так же резко, как и появилась ранее:

— Отличный план, мастер. Удачи с этим! Жду не дождусь вашего становления великим некромантом этого чахлого мира! Задатки у вас точно есть.

— Правда?

— Конечно. По глазам вижу. Красивые.

Хмыкаю, не отвечаю. Не нахожу ничего интересного в книге, закрываю, возвращаю на стол.

— Так, ладно. Как отсюда выйти?

— Обернитесь три раза, плюньте через левое плечо и прокукарекайте. Кукарекать нужно естественно, или не получится.

— Не удивлен, что тебя никто не любит. С тобой невозможно разговаривать.

— О, как обидно, мастер. Мне же так нужна ваша любовь. Не переживайте, вот наскучит мне через пару тысяч лет над всеми издеваться, я переключусь на роль загадочного владыки миров, буду заключать контракт только с девами и соблазнять их. Но пока это звучит очень уныло. Соблазнять дам слишком легко даже в виде черепа.

Во имя проклятых артефактов, у меня уже голова болит. Срочно нужно выбираться отсюда или я сойду с ума в такой компании.

— Так как выбраться?

— Просто пожелайте этого. Желание — первичный инструмент влияния на реальность. Кстати, не захватите свою девку? Не хочу напоминать, но она за сутки пребывания тут забирает у вас пять дней жизни. Если только...

— Что «только»?

— Ну, а что вы мне дадите за эти знания?

— За какие еще знания? — вздыхаю. — Я не понимаю о чем речь, но уже должен что-то за это дать?

— Ну, как хотите... Всего-то прошу неделю жизни. А знание ОЧЕНЬ важное. Клянусь своим гнилым сердцем.

Говнюк. Какой же говнюк. Понятно, почему у него было столько хозяев. Кого хочешь выведет из себя. Половина из них просто покончила жизнь самоубийством, выпив яду.

Добавляю металла в голос:

— Если я соглашусь, а ты скажешь какую-то ерунду, то предупреждаю — наши отношения сильно подорвутся.

— Как страшно...

Улыбаюсь:

— Я ведь и правда буду тебя игнорировать. Ни слова от меня не услышишь. А чтобы не соблазняться твоей болтовнёй, в анклав буду приходить с берушами в ушах.

И я не шучу. Так оно и будет.

Костик ненадолго подвисает. Я же продолжаю:

— О, похоже, я тоже нашел твою ЛЮБИМУЮ тему в первый день нашего знакомства. Игнорирования, значит, боишься? Что? Комплекс семитысячного черепа и отсутствие интересных собеседников дают о себе знать? Уверен, что болтовня с такими, как я, это единственное, что держит твою психику на плаву. Сотни и сотни хозяев. Одни и те же разговоры, одни и те же объяснения. Все они легко поддавались твоим уловкам, и ты знал, что рано или поздно просто... потухнешь. А тут я, весь из себя из другого мира. Первый в твоей коллекции. Другое мышление, другой склад ума. Попахивает чем-то интересным, согласен? — хмыкаю. — Ну, так где там высшая личиха натирает себе кишками?

Томительная тишина намекает, что я молодец. Прямо очень молодец. И я собой доволен. Так ему, говнюку!

Череп щелкает челюстью. Мне не показалось!

— Как жестоко, мастер. Игнорирование я, конечно, проходил... Но это очень скучно. Ладно, вы меня переиграли. Такого страшного наказания я не переживу, — смешок. — Скажу на этот раз бесплатно. Вы можете выбирать на сколько ускоряется время в анклаве. От обычного течения до ускоренного в пять раз. Плата берется соответственно от времени в анклаве.

Ненадолго задумываюсь. Это хорошая фишка. Далеко не всегда нужно ускорять время. Особенно если там сидят всякие Кисы, за которых я расплачиваюсь своей жизнью.

— Тогда пусть время тут и снаружи будет одинаковым.

— А что вы мне-то это говорите? Вы хозяин анклава, вы ему и приказывайте.

Так и поступаю. Мысленно желаю, чтобы время здесь не ускорялось. Не знаю, сработало ли — видимых изменений никаких нет.

Череп довольно крякает:

— Неплохо, мастер. Вы справились. Кстати, в ваши скромные апартаменты снаружи кто-то ломится. Учтите, что я не обязан сообщать, что происходит за пределами анклава. Пусть это будет... секретиком. Разве что за дополнительную плату. Скажем... неделя жизни за одно такое предупреждение. Так что не пренебрегайте тем, что череп-катализатор нужно прятать лучше, а своё отсутствие как-то оправдывать. А, и еще...

— Ну! — тороплю я.

Начинаю нервничать. Кто там, блин, ко мне ломится? Трактирщик? Убийца? Высшая личиха? Вряд ли бы череп так спокойно трещал, если бы была опасность. Наверное...

— Ладно уж. Сегодня я что-то прямо щедрый... Вот вам бесплатный совет, как прожить чуть дольше. Из анклава вы переноситесь в случайное место в радиусе двух метров вокруг катализатора. В пространстве, где нет препятствий. Надо ли говорить, что будет, если кто-нибудь сунет катализатор в какую-нибудь узкую щель в скале, пока вы находитесь в анклаве?

— Расплющит?

— Ну, это мягко выражаясь. Ваше величие превратится в кровавое и булькающее нечто из раздробленных костей и перемешанных органов. Ох, сколько же я хозяев так потерял. Одна из самых распространенных причин их смерти. Также не рекомендую держать катализатор в воде.

Ага, ясно. Напрягаюсь еще сильнее:

— То есть ты знал, что катализатор оказался в какой-то заднице, но не предупреждал об этом своих хозяев и они умирали, попытавшись выбраться из анклава?

— Верно! Рад, что вы это подметили! И заметьте, я их не убивал, не причинял никакого вреда. Просто что-то сказал или наоборот — не сказал.

— Страшное ты существо, Костя.

Голос черепа становится совсем задорным:

— Вовсе нет, мастер. Просто я люблю всё чёрное. Юмор, в том числе. Вот слушайте шутку! Однажды катализатор проглотил гигантский Сарнийский червь-утропий и...

Твою ж мать!

— Разбуди ее! — тычу пальцем в Кису и мысленно приказываю Анклаву вернуть меня в таверну, так и недослушав «шутку» Кости.

***

Вернулся я в номер Стреломета с немного воспаленными ушами. Чернухи и всякой болтовни я в своей жизни наслушался, но Костя побил все рекорды. Да уж... Он действительно говнюк. И говнюк опасный, прикрывающийся личиной юмориста в кавычках. Мало того, он одними словами может наделать таких дел! Я не понимаю, где он врет и где заканчиваются мои полномочия и начинаются его.

Секундные раздумья прерывает стук в дверь. По ощущениям в анклаве прошло не больше получаса, а значит тут минут пять. Может, чуть больше.

— Господин! Ваш обед! Вы тут, господин? С вами всё хорошо?

Трактирщик Клоуш.

Подхожу к двери, прислушиваюсь.

— Ты один?

Пауза.

— Конечно, господин. Кто... еще со мной может быть...

Врёт, паскуда. Такую ложь я чувствую издалека. Я знаю, что это он помогал бандитам меня убить.

— Благодарю. Оставь на пороге и уходи.

Снова пауза.

— Господин, у нас кошки, мышата-крысята... Нагадят в харчи.

Заведение, где спокойно в таком признаются?. Да уж, это не люкс-отель в Москве.

— Оставь говорю.

Краем глаза смотрю на дыру в стене, которую тут называют окном. На улице стало чуть шумнее. Люди потихоньку приходят с шахт и полей — в основном дети, которые физически неспособны работать от рассвета до заката.

Если сейчас вломятся, то смогу ли я выпрыгнуть из окна? Успею ли? Нет... Слишком неуклюж, а нырять с высоты второго этажа весом в два центнера — гиблая затея. Переломаю ноги.

Значит, постараюсь спрятаться в черепе.

Может, мне и кажется, но... я будто слышу какое-то перешептывание за дверью.

Отступаю к кровати.

— Я не один, понимаешь? — осторожно говорю. — У меня тут женщина.

Теперь они немного подумают, прежде чем делать глупости средь бела дня.

— Правда, господин? Но когда успели?.. Вроде, никто не заходил...

Сомнения в голосе старика напрягают, но не то, чтобы у меня был богатый выбор, как врать.

— Плохо смотрел.

— Понимаю... господин. Неужто, пока я на кухне был... Ну... Кх-м... тогда я оставлю ваши харчи тут. Аппетита вам приятнейшего... Бабка моя... Кх-м... Ладно... Если что, я буду внизу, господин.

Слышу удаляющие шаги старика. Только его. И больше никого...

Что ж так напряжённо-то...

Они... еще за дверью?

Глава 8

Стою у дверей минут пять. Или десять. Иногда забываю дышать...

Ничего не слышу...

Может, я просто паранойю? Нет, серьезно. В таких обстоятельствах грех не вздрагивать от каждого шороха. Вот увидишь, Ден, пройдет месяц и подружишься с голосами в голове.

— Ква-а-а!

Вздрагиваю. Медленно оборачиваюсь.

На грубом подоконнике сидит жаба — та самая, которую я благородно спас из коварных лап местных детей-аборигенов.

— Ты... прикалываешься? — шепчу я.

Подхожу ближе. Зеленое и толстое создание пялится на меня мутными глазами, раздувается. Выглядываю из окна. Высоко. Нет мыслимых сил, которые позволили бы ей сюда забраться.

Смотрю на жабу с небольшой опаской:

— Тебе чего надо, подруга? Целоваться не буду и питомцы мне не нужны. Как ты сюда попала вообще? И почему я разговариваю с жабами?..

Вздыхаю. Слишком много странного в этом мире. С виду только кажется, что это обычное средневековье. Там да сям что-то всплывает. То магия, то зомби, то говорящие черепа и летающие земноводные.

Первая мысль — выкинуть жабу обратно в окно. Но живодер во мне отказывается просыпаться. Вторая мысль — культурно вынести ее на улицу, но что-то мне не хочется выходить из номера с крепкой дубовой дверью и массивным засовом. Особенно когда за ней чудится чье-то присутствие. Тут я в какой-то, но безопасности.

Беру жабу в руки. В ней килограмм, не меньше. Холодная, но на удивление гладкая, а не как склизкий комок с болот.

— Ну что уставилась? Не жить же мне с тобой.

Эх, ладно. Как раз хотел провести парочку экспериментов.

Подхожу к двери, минут пять напрягаю слух. Ничего. Может, все-таки показалось?

Аккуратно отвожу засов, открываю дверь.

Никого. Только крыса пялится из угла своими красными глазками.

У порога лежат деревянные тарелки с едой и два кувшина с водой и каким-то пойлом. Быстро заношу, закрываюсь.

Сажусь на кровать. Выкалупливаю пальцами из похлебки маленький кусок мяса, нагло сую жабе в пасть. Поначалу она возмущается, но вот уже жадно проглатывает угощение. Смотрит на миску в ожидании продолжения банкета.

Говорят, животные чувствуют отравленную пищу и жрать ее не будут. Я, конечно, не уверен, что на жаб и людей яды действуют одинаково, но как бы и выбора у меня особо нет. Не с голоду же дохнуть. Я уже и так на пределе своих жиробасных сил.

Заталкиваю в жабу еще пару кусков. Минут десять жду, не начнет ли она плавиться или хотя бы уныло поквакивать, «умоляя» о быстрой и безболезненной смерти. Но жаба только вырывается из рук в попытках нырнуть в тарелку с МОЕЙ похлебкой. А ведь тут и так мяса кот наплакал.

— Эй, харе, это моя еда. Ладно, на еще...

Смотри-ка, прям набрасывается.

Пофиг...

Жрать!!!

Не проходит и минуты, как я сметаю всю еду. Как же прекрасна пища средневековья, если не задумываться о вопросах санитарии. Похлёбка густая, наваристая. Сыр благоухает своей натуральностью и сливочным вкусом. А хлеб? Хрустящий, ароматный, таящий во рту. И никакой химии, убивающей вкусных стафилококков и кишечную палочку! А вот к вину я не притрагиваюсь. Для него не самое подходящее время. Запиваю водой.

Довольно откидываюсь на кровати. Поглаживаю живот. Та-а-ак, не дело — еще чувствую голод. А ведь еды было на взрослого мужика. В своем настоящем теле я бы обожрался.

— Ква-а-агх!

Поднимаю голову. Смотрю на сидящую на коленях жабу. Она в ответ косится на меня как-то... мстительно.

— Скажи спасибо, что вообще накормил. Жаба неблагодарная.

Кстати, о земноводных, хладнокровных и других рептилиях! Кису бы покормить... Тридцать часов ничего не ела.

Встаю, иду к двери, ненадолго замираю, прислушиваясь. Тишина.

Приоткрываю. Никого.

Ок-е-е-е-ей.

— Хозяин! Еще еды!

— Слушаюсь, господин! — раздается снизу.

Оставляю на пороге две медные монеты. Эх, деньги тают на глазах.

Закрываюсь, возвращаюсь к черепу с норовящейся сожрать мой палец жабой в руках. Итак, я могу в Анклаве хранить вещи. Череп говорил, что за неодушевленные предметы берется единоразовая цена по весу. Считается ли жаба одушевленной? Если за каждый час ее пребывания в Анклаве с меня будет списываться час жизни, то нафиг оно надо.

Ладно, вот и узнаем. Я уже и так решил, что пожертвую десяток месяцев жизни на всякие эксперименты. Жалко, конечно, но это необходимо, чтобы в будущем не просчитаться на каком-нибудь пустяке. Вот будет прикол, если на меня налипнет пара десятков муравьев, а потом удивляйся, почему это я проснулся седым стариком.

Подношу жабу к черепу, касаюсь лапкой.

С легким хлопком она пропадает из моих рук. Интересно-о-о-о... Вот если так подумать, то череп же сейчас лежит на кровати. Почему она не переходит в анклав? А тряпка, в которую он завернут? М-м-м, есть только одна причина. Я должен хотеть, чтобы что-то перенеслось.

Ну-ка проверим эту теорию. Осторожно касаюсь черепа, совсем не желая никуда телепортироваться.

Сработало... Палец уткнулся в кость, но я все еще на месте.

Это что же получается? Если черепушка знает, чего я хочу, а значит она и мысли читает? Вот это дело мне совсем не нравится. Мои мысли — самое дорогое, что у меня есть после коллекции в Москве, а потом и жизни.

Ладно, пока хватит экспериментов. За неимением лучших нычек, возвращаю череп под кровать.

Встаю, разминаю шею... Попробуем «расшатать» это жирное тело и понять, на что оно годится.

Приседаю один раз, второй, на третий призадумываюсь.

Мда-а-а-а... По ощущениям, у меня на ногах утяжелители, а на плечах килограмм семьдесят веса.

В идеале мне нужно бегать. Так, стоп. Бегать как раз нельзя, если я не хочу убить суставы и связки. Скорее, нужны силовые упражнения плюс правильное питание. Больше клетчатки, меньше жирного мяса, мучного и сладкого. Полноценно завтракать и не обжираться на ночь, как беженец с Конго у шведского стола. Если соблюдать эти простые правила и тренироваться до изнеможения, то через пару месяцев я запросто скину килограмм двадцать. Но это если не пользоваться парадоксом времени в анклаве, а заниматься собой тут — в реальном мире.

Верчусь из стороны в сторону, с безнадегой нащупывая жировые складки на животе и бедрах.

Сейчас я на вид килограмм сто пятьдесят. Ну, скину двадцатку, разница не изменится. При моем примерном росте метр девяносто, весить мне можно максимум девяносто кило. Лучше подсушиться до восьмидесяти. Но пока буду добиваться этих результатов, меня десять раз успеют убить.

А еще проблема быстрого похудения — это растянутая кожа. Жир-то сжечь можно, но вот с пластами кожи ничего не сделаешь. Буду ходить с висяками и обматывать их вокруг талии, пока сами не втянутся.

А может и правда тренироваться в Анклаве, ускорив время в пять раз? Других вариантов не вижу. За пять месяцев там, тут пройдет всего месяц. Прибавить к этому двойной ускоренный метаболизм из-за старения... Хм... Получается, что за месяц я добьюсь результата почти годовой тренировки. Удобно, блин!

О, кстати! А может открыть бизнес по созреванию каких-нибудь продуктов? Дорогих вин в бочках или сыровяленого прошутто... Ага, молодец, Ден. Отличный план, надежный, как швейцарские часы. Променять хавчик на свою жизнь. Гениально. Ты настоящий бизнесмен.

Осматриваю комнату. Стучу по стенам, шарюсь за тумбой — нахожу высохшую дохлую мышь. Тоже мне лучшие апартаменты. Половицы скрипят...

— Господин, ваша трапеза...

— Оставь за дверью. Спасибо.

Слышу, как шаги старика удаляются. Забираю еду, закрываюсь, отправляю ее в анклав... жабе. А то проголодается, моя хорошая. Возвращаюсь к скрипучему полу, отодвигаю доску и перепрятываю череп в более укромное место. Пока буду проводить разведку в деревне, сойдет. Туда же отправляю все награбленное добро, оставляю только неприметное серебряное кольцо.

Что ж, а теперь...

Хочешь не хочешь, но рано или поздно придется отсюда выбираться. Сидеть на месте означает отсрАчивать неизбежное. Кто надо уже знает, что блудный толстяк вернулся, жив и здоров. Деревня маленькая, замок рядом, какие-то родовые печати работают. И если за мной до сих пор никто не явился, значит, как и предполагалось, никому я особо не нужен, а убить меня хотели тихо и незаметно.

Значит, чтобы выжить, мне противопоказано прятаться. Наоборот, нужно светиться перед народом и радоваться, что возвращать меня в замок не спешат.

Кстати, я же вроде как волшебник. Череп-то с другими заключать контракты не хочет. Эфир там какой-то. Плетения.

Смотрю на свои руки, шевелю пальцами. Лениво взмахиваю, воображая всякую типовую магию, о которой слышал.

— Огненный шар что ли...

Ага, как же. Но не попробовать нельзя. Ладно, еще разок.

— Ну не знаю даже. Восстание мертвецов? Разряд? Исцеляющее касание? Ну хоть искра? Дуновение ветерка? Сжигание жира?..

Ничего.

Вздыхаю.

Почему я вообще решил, что заклинания нужно произносить? Чтобы оппонент знал, к чему готовиться? Гад Костя, ничего о магии не рассказывает. По-любому сейчас наблюдает и ехидничает. А ведь умение метать огненные шары мне бы ох как пригодилось.

Ладно, вперед, к, мать его, приключениям! Беру с собой мешочек с медяками, сую туда же серебряное кольцо. Может, удастся его где-нибудь сбагрить. На вид оно ничем не отличается от миллионов других таких же обыкновенных колец.

Выхожу из своего «люкса», спускаюсь по скрипучей лестнице. Народу в таверне чуть прибавилось. Мужланы ржут, жуют, выпивают, замечают меня и... замолкают. Ну, ясно. Как я и полагал, тут меня знает каждая дворовая собака. Миловидная девушка, протирающая столы, открывает ротик, закрывает и быстро ретируется на кухню по очень важным делам.

Но больше всего мне не нравятся взгляды этих людей. Я такие знаю. Они... не боятся меня, нет. Они не хотят со мной связываться.

Ну и хрен с вами, господа.

Выхожу на улицу. На немного сытый желудок мир преображается. Яркое солнце, голубое небо, запах деревни, ржание лошадей, снующие то тут, то там козы и куры. Пьяные, ругающиеся мужики и таскающие ведра с водой женщины.

Ну, здравствуй, новый мир. Теперь можно познакомиться и поближе.

***

Я обхожу всю деревню за полчаса. Натыкаюсь в основном на недовольные взгляды, но уже начинаю к ним привыкать. Повстречавшиеся мне люди делают вид, что во-о-он там, в поле, у них вдруг появились очень важные дела. Пару раз я пытался заговорить с ними, но они лишь молчали, опустив головы. Что-то вякали из разряда «Да, господин» или «Не ведаю, господин». Хотя вот кузнец сказал: «Здорово будьте, господин. Рад, что живы здоровы». Но когда я ему улыбнулся в ответ, он как-то похмурел и интенсивнее забил молотом по подкове. От этого у меня пропало желание вступать с ним в дискуссию.

Что за фигня-то происходит? Кто-нибудь расскажет, что у меня на лице написано? Или просто моя улыбка настолько обескураживает своей элегантностью?

Наконец я нахожу то, что надо. Домик по виду неприглядный, но не составляет труда понять, что это что-то вроде лавки. Местный «супермаркет».

Захожу внутрь. Бабушка разговаривает с лавочником, меняет кувшин с чем-то на пяток гвоздей. О, я и забыл, что раньше процветал бартер — то есть обмен чего-то на что-то. У некоторых крестьян вообще денег не было. Просто сажали картошку, а соседи, например, выращивали свиней. Вот и менялись этим всю жизнь. Мешок овощей на мясную ляжку.

Заметив меня, бабка спотыкается, выбегает из лавки, пробубнив под нос что-то про моё господинство.

— Доброго вам дня, господин Римус, — натянуто улыбается лысый лавочник лет пятидесяти. — Молва прошла, что вернулись вы. Чем обязан визитом в мою скромную лавку? Не помнится, когда вы в последний раз ко мне наведывались.

О! Бинго! Я — Римус! Наконец-то кто-то назвал меня по имени. И мужик этот не похож на обычного крестьянина. Может, он и нервничает чуток, но осанку держит. Ощущается в нём что-то... Какое-то непростое прошлое, где бояться толстых аристократов непринято.

— И вам того же, добрый человек, — решаюсь я импровизировать. — Да вот... прогуливаюсь немного.

Замечаю, как меняется в лице лавочник. Видимо, он не ожидал от меня таких слов. Что поделать... Я понятия не имею, как правильно разговаривать с местными. Но и молчать не вариант. Поэтому буду нейтрально-культурным аристократом и подражать окружающим.

Осматриваю полки. Хм, многое вполне узнаваемо. Всякие приблуды по хозяйству, деревянная и глиняная посуда, одежда, мешки, котомки, кожаные наплечные сумки, привычные продукты питания: морковь, картофель, свекла, лук, чеснок. Поразительно! Я точно не в своем мире? Неужели бывают настолько общие черты в совершенно разных уголках вселенной.

— Почем картофель?

— Э-э-э-э... — теряется лавочник и смотрит на меня, как на умалишённого.

Требовательно вздергиваю бровь.

— Медяк за дюжину средних и пожухлых. Два медяка за дюжину крупных нового урожая, господин Римус.

— А свекла?

— Три медяка за штуку, господин.

Хм... Как интересно.

— Лук? Морковь? О, а это почем?..

Жадно допрашиваю охреневающего лавочника. Потихоньку, помаленьку, но я разберусь в простой экономике этого мира и некоторых других его особенностях. Разные сельхозкультуры требуют разных человеческих усилий и условий по выращиванию — отсюда и соотношение цен. Иногда для того, чтобы понять экономические возможности страны достаточно знать стоимость пшеницы и среднее благосостояние населения. Это как индекс БигМага, только индекс пшеницы.

— Ясно, — улыбаюсь я.

В мире, куда я попал все очень и очень неплохо. Разнообразие продуктов, хорошие и доступные цены. Наличие некоторых товаров немного удивляет. Дешевые персики говорит о том, что они завезены с территории другого климата. Без технологичной инфраструктуры и развитой логистике это невозможно. Разве что у них тут нет дальнобойщиков на драконах.

А еще тут есть стекло. Не то, чтобы это прям показатель. У нас оно еще египтянами было придумано тысячи лет назад, а в двенадцатом веке стало массово распространяться по миру. Но чтобы в захолустной деревеньке за пару медяков можно было купить приличный граненый стакан? Далеко не сразу такие качественные работы были доступны простому люду. Интересно...

Все действительно очень развито и цивилизованно. Хотя только по этой лавке уже можно понять насколько это другой мир. Но развернуться я тут смогу. Не придется изучать всё сначала.

Что важно — я точно должен знать пару хитростей капитализма, до которых тут не додумались... И смогу удивить местных бизнесменов и торгашей. Если доживу до этого, конечно.

А теперь самое интересное. То, на что я поставлю ставку.

За спиной лавочника стоит большой решетчатый стеллаж. Закрыт на массивный, слегка светящийся голубым, амбарный замок. И вот там-то и расположились вещички, которые заставляют мои руки почесываться...

То, что никогда не существовало и не будет существовать на планете Земля...

А только в... чужом мире.

Лавочник замечает мой жадный взгляд:

— А-а, это... Что вас интересует? Фиал дождя? Да я вот только на днях выложил его на прилавок. В засуху вся деревня на него скидывается. Скидку выпрашивают, будто я их выращиваю, тьфу ты... И ведь не объяснишь, господин, что я за три месяца встаю на фиал в очередь к городскому алхимику, отправляю человека с охраной, выкупаю за свои нажитые. А сверху-то почти ничего не прошу. А они отдай дешевле, жалко тебе что ли, скупердяй. Ух, смерды. Без меня бы ни одной засухи не пережили...

Фиал. Дождя. Просто... банка. Бутылочка. Ёмкость. С какой-то светящейся бурдой внутри. Какие законы физики и логики позволяет ЭТОМУ призвать дождь и справиться с засухой?

— И почем? — сглатываю я.

Хочу! Не знаю зачем, но хочу! Фиал дождя! Хочу себе полку с фиалами! Фиал Дождя! Тумана! Грозы! Торнадо! Буду любоваться на них ночами и сладко спать! А еще купить такой в городе и обменять у аборигенов в пустыне за двадцать килограммов золота. Хотя вряд ли я первый такой умник, но мало ли... Мир другой, может, и менталитет разный.

А еще, что будет, если эту фигню выпить? Бросить в колодец? Утопить в жерле вулкана? Как сто миллилитров жидкости вызовет дождь в помещении, пещере, анклаве? Как вообще этим пользоваться?

— Честно скажу, господин. Срок годности у него к концу подходит, поэтому почти задаром отдам. Тридцать золотых.

Энтузиазм как-то резко затухает...

— И ты мне его продашь?

— Конечно, господин! Почему нет.

Хмыкаю:

— Ты же для деревенских за ним три месяца в очереди стоял.

Лавочник хитро улыбается:

— Я человек дела, господин. Есть покупатель — продаю. Есть товар — покупаю. Вопросы... кхм... не задаю и сам на них не люблю отвечать. Вижу по глазам у вас тоже проснулся деловой апп... — кашляет. — О-о, простите, господин. Дурак я, заболтался.

О, мне он уже нравится. Хотя и вижу непонятности в его... «деловом подходе». Срок годности фиала дождя истекает, но он говорит, что выложил его на прилавок только недавно. Странно...

— Что еще там у тебя есть? — смотрю лавочнику за спину.

— Да в основном по хозяйству всё. Вот тут окучивающие камни — два серебрянка за мелкие, пять за крупные. Есть камни тепличные, согревающие, освещающие. От семи медяков до золотого. Вот этот греть будет яички вместо несушки. Этот посадки от кротов избавит. Этот от паразитов.

— А это?..

Киваю на простенький браслет.

— А это для охотников, господин. На волков там, кабанов. Так сказать, не даст шкуру погрызть. От матёрого медведя не спасет, но шанс спастись будет. Перезарядки, конечно, требует. Да и дорогой для местных... Зря только покупал... Может, купите, господин? Наши обалдуи на медведя скорее голыми руками пойдут, чем раскошелятся... А вот вам может ох как пригодиться...

Лавочник меняется в лице, сообразив, что ляпнул лишнего.

— Пригодится, говоришь? — хмыкаю. — Вряд ли ты имел в виду, что я на медведя пойду, а?

— Что вы, господин...

Поднимаю руку, дружелюбно улыбаюсь:

— Расслабься, лавочник. Я тебя ни в чем не виню и уважаю, как честного дельца. Давай с тобой поговорим не как господин с простым человеком. А как мужик с мужиком.

Лавочник моргает, вертит головой во все стороны, смотрит на меня, как на привидение, снова моргает.

— Г... господин, я... как-то... хм... простите, но вы прямо изменились. Вот... пропали вдруг и тут явились. Может, случилось что с вами? Помощь какая нужна?

Так, нужно быть осторожнее. Хотя как еще расспрашивать людей о том, что интересно? Притвориться жирным идиотом? Нет уж...

— Я никуда не пропадал, друг мой. Просто слухами земля полнится. Ну так что, расскажешь, что народ говорит и почему это мне твой браслет может понадобиться?

Тишина.

— Боюсь я, господин. Ляпнул сдуру. Простите уж, старика.

Накидываю на лицо самое серьезное выражение:

— Не ври. Не боишься ты ничего. Я тоже по твоим глазам вижу, какой ты человек. Придуриваться ты, конечно, можешь, но напугать тебя непросто. Такому я готов пообещать, что все сказанное мне я унесу в могилу.

Видимо, что-то в моих словах лицемерного лавочника интригует. Он слегка приподнимает уголки губ, но из образа пугливого смерда выходить не спешит:

— Ладно, господин Римус. Поговаривают тут злые языки... что выжить вас хотят со свету. В вашем же Доме завелись... недоброжелатели. Во. Недовольные, так сказать, кхм... чем-то. Больше знать не ведаю. Ведать не знаю. Вы простите, вроде как, и не наследник Дома. Никому... кхм... не мешаете... Но вы как пропали, так вся деревня только и балакает, что добрались до вас...

Никому не мешаю, но балакают, что до меня добрались недоброжелатели. Значит все-таки кому-то мешаю. Нестыковочка, лавочник. Кажется мне, что ты чего-то недоговариваешь.

В общем, придется мне самому узнавать, кто против меня точит зубы. И начать надо с трактирщика. Судя по бандитской записке, он меня споил и им передал.

Продолжаю доброжелательно улыбаться лавочнику:

— Нового ты мне ничего не рассказал, друг. Так что не переживай. Ну, так почем браслет?

Лавочник быстро переключается на делового человека:

— Четыре золотых всего, господин. Дешевле отдаю, чем сам покупал. За три брал!

Сужаю глаза. Чтоб меня врун-торгаш да на понт взял. Меня?!

— Значит, за две золотых купил. Понятно, — называю первую пришедшую на ум цифру.

— Да чур меня! Чтобы я своему господину врал!

Смотри-ка. Не ведётся.

— Я такой видел в городе, — вру до последнего. — За две продают.

— Э-э-э...

— Мамойклянусь, — улыбаюсь шире.

— Ну... э-э-э... я-то давно покупал. Наверное, подешевели с того времени. Только это в городе, а мы-то в глубинке. Перевозка, охрана, — вздыхает. — Ладно, скину малёха. Три золотых и восемь серебряников.

Понятно. В одном золотом — десять серебряников. По логике тогда серебряная монета — это десять медяков. Обычно вес монет подгоняется под удобную стоимость металла.

— Говоришь, от медведя спасет? От ножа? Меча? Топора? Стрелы?

— Ну-у-у, как бы вам сказать, господин. Смотря какой меч или стрела. И смотря в какой руке. Да и разряжается браслет от любого действа, так сказать. Споткнетесь неудачно, считайте десятая часть разрядилась. От переломов не спасет. Не говоря уж про магию...

Ага, значит это что-то типа укрепления кожного покрова. Превращусь в жесткий мешок с жиром. Похер на анатомию. Всё у них тут, блин, просто. Ну или я пока ничего не понимаю.

А теперь самое сложно. У меня нет столько денег. Значит, пора их «заработать».

— Вопросов, говоришь, не задаешь? — кладу на стол серебряное кольцо. — Тогда не спрашивай, почему такой важный, как я, предлагает тебе купить вот эту безделушку.

Лавочник деловито кивает, ловко подхватывает украшение, вертит у лица:

— В моем деле любопытные долго не жи... кхм... не работают, господин. Я ведь не всегда был лавочником, знаете ли. Были разные времена. Ну, вы, может, слышали... Так, ладно... — пробует кольцо на зуб. — Серебро чистое. Но работа грубая. Возьму по весу. Три серебряных монеты.

— А продашь потом за сколько? — ухмыляюсь я.

Вопрос, конечно, непрофессиональный, но иногда нужно показать толику деловой наглости.

— Господин, ну как бы... Эх... ну, начну с пяти монет. Продам за четыре без проблем.

— Вот и славно. Уверен, мы с тобой сработаемся. Так, подожди немного, я еще кое-что притащу...

Ухожу, через десять минут возвращаюсь запыхавшийся и раскладываю на столе почти всё свое добро. Лук, шесть стрел, еще одно кольцо, семь картинок с голыми бабами-мутантками. Ремень с волком и ожерелье решил пока приберечь. Больно уж заметные, а лавочнику я пока не доверяю.

— Ох ты ж бабку мою за висячие сиськи, — загораются глаза лавочника. — Господин, уж не в грабеж ли вы подались этой ночью? О, простите... Без вопросов... Так... Это колечко получше будет. Дам шесть серебряных. Лук обычный... Ну не смотрите так. Правда простой. Ничего особенного. Любой малой такой из веток сделает...

Скрещиваю руки на груди:

— Врешь?

— Вру. Хорошее качество. Три серебряных. И три медяка за стрелы.

— Договорились. Что по картинкам? — киваю на обнаженку.

Я прекрасно вижу, как лавочник старательно отводит от них взгляд, чтобы не показать заинтересованности. Специально оставляет их напоследок.

— Ну-у-у, — лениво мнет картинки. — Это я продать не смогу. Себе оставлю. Лишь бы баба моя не увидела...

— Я ей не скажу. Почем?

— По серебрушке за штуку, — отвечает слишком уж быстро.

Ого!

— Так, ну-ка возвращай, — тяну руку. — Продам в другом месте.

— Два серебряка, господин! Даже в городе дешевле! Но там бабка всегда со мной, не купить!

— По три.

Пауза. Лавочник аж краснеет от натуги.

— У-у-у... ладно...

Блин, слишком быстро согласился. Продешевил, значит. Ладно, хрен с ним. Вообще, удивлен, что они так дорого стоят. Думал медяк им цена. А тут по цене серебряного кольца и очень качественного лука. Вот что значит цена спроса. Художников у них, видимо, мало, а лук каждый второй абориген из палок сделает.

Чешу затылок и перебарывая жадность, думаю, стоит ли предлагать лавочнику ДРУГИЕ товары. Ладно, черт с ним. Вроде мужик нормальный. «Серьезных» людей я за километр вижу. Они своей «темной» репутацией очень дорожат. В делах незаконных это единственное бесценное качество. А кидалы и болтуны долго не живут...

Оборачиваюсь, убеждаюсь, что в лавке никого нет и никто не подглядывает в окошко. Высыпаю на прилавок горсть сушеных грибов.

— Друг, а вот это что? Правильно ли я понима-а-аю...

— О-о-о, — загорается лавочник.

Йес-с-с! Я никогда не промышлял такими делами, но сейчас вопрос выживания, так что от небольшого наркодельца моя совесть не пострадает.

На мое удивление, лавочник хмыкает, сует гриб в рот, жует. Мой внутренний наркобарон воет. Что за безобразие?! А заплатить за кайф?

— Моя баба такие на зиму сушит, господин Римус. Обычные цветные сыроежки. Оставьте себе. Посолите и с картошечкой печеной... Вкуснота.

Мой внутренний наркобарон умирает в слезах.

Скупой лавочник загребает добро, а я забираю СВОИ сыроежки. Отсчитывает мне три золотых и три серебряных монеты, округлив в меньшую сторону.

— Хм... еще три медяка.

— Ох, точно. Простите старика, господин. Память уже не та. Вот, пожалуйста.

Лыбится он мне тут.

Так, ладно... Теперь с бандитскими деньгами у меня три золотых, семь серебряных и две медных монеты. На браслет не хватает еще восемь медяков... А ведь еще на что-то жизнь надо.

Похоже, лавочник замечает мою трагедию на лице:

— Не хватает, да?

— А ты наблюдательный.

Хитрый меняла упирается руками в стол, чуть напирает на меня, понизив голос:

— А может это... у вас еще что в закромах имеется, господин? Я человек непривередливый. Всему применение найду.

Смотрим друг другу в глаза. Получается какое-то невербальное общение двух очень деловых людей.

— Может и имеется. А может и в будущем что-нибудь поимеется. Подороже и поинтереснее.

Лавочник хмурится, отстраняется:

— «Подороже и поинтереснее» означает опаснее... для дела. А вы, господин, простите старика, человек заметный, знатный... — кашляет, замолкает.

Но я понимаю, о чем речь. Производственные риски. Много неизвестных факторов. Например, почему это аристократ подался в мелкие темные делишки? Уж не «ревизором» ли он заделался после очередной попойки в таверне. Мало ли какая алкобелка разгулялась в моей голове.

Киваю:

— Репутация моя не нравится, да?

Лавочник не отвечает, просто слегка улыбается. В его глазах я замечаю что-то, похожее на заинтересованность, не связанную с деньгами. Хотя о чем это я... Если бы ко мне пришел в лавку важный человек с «делами», я бы тоже попробовал прощупать его с целью приручить для дальнейшего выгодного сотрудничества.

Снова понимающе киваю:

— Говори, как это поправить.

— Ну... господин Римус. Тут уж вы сами понимаете, просить ВАС я ни о чем не могу. Сложности у меня есть, не спорю. Вот, например, закупил я партию табачка у низушек, а тут вон оно как произошло — Клоуш наш, старый пердун, решил подмять меня, а ведь мы договаривались... Нашел он, значит, другого себе поставщика и теперь свою траву дрянную в обход меня на три деревни продает. Дешевле почти в два раза. Говорит, что выгоднее ему с другими работать...

Клоуш? Владелец таверны, чья бабка делает отличный сыр? Гад, который меня отправил и бандитам сдал. Все дороги обратно к нему ведут. С табаком тоже всё понятно. Была монополия, а тут вдруг конкуренты. Деньги теряются.

Соглашаюсь:

— Да, нехорошо договоренности нарушать.

Лавочник накидывает на лицо гримасу обиды:

— Очень нехорошо, господин. Ох, как нехорошо в нашем то деле друзей обманывать. Несправедливо то как, ох. Я бы и сам с Клоушем перетер, но люди за ним стоят... всякие. По лесам тут бродят... А за мной-то никого нет, сами понимаете. Пока никого...

А, вот оно что. «Крышуют» значит старика. И я догадываюсь кто. Говнюки, от которых я сбежал. Неспроста же они со стариком так легко на мой счет договорились. Твою ж... может все-таки стоило им глотки-то перерезать? Теперь боком встанет. Что ж. Урок усвоен.

В общем, намёк я понимаю:

— Безобразие какое. Уверен, что справедливость скоро восторжествует.

Глаза лавочника блестят, но он только откашливается:

— Кхе-кхе, ну да, конечно. Хотя что я вас, БЛАГОРОДНОГО, — акцент на последнее слово я улавливаю, — гружу своими МЕЛКИМИ проблемами. У вас же СВОИХ дел много. Значит, берете браслетик-то, да? Сколько я там запросил за него? Память старческая... Один золотой же? Ну точно, один.

Вообще-то, он просил три золотых и восемь серебряных монет. Хех... Какой гениальный ход скидкой. И ведь даже взяткой не назовешь. Я прекрасно понимаю, что один золотой — цена ниже себестоимости.

Выражаю крайнюю озабоченность:

— Ну да, ВРОДЕ такая цена была. Беру с удовольствием.

Возвращаю одну золотую монету.

— Поздравляю с покупкой, господин, — достает из стеллажа браслет, передает мне. — Перезарядка стоит один золотой и девять серебряников. Накопители у меня есть. Но я желаю вам, чтобы этого не понадобилось.

Морщусь:

— Дороговато...

— Так сам браслет без магии ничего не стоит, господин Римус. А эфирные накопители в Гнезде есть только у меня. Но вы возвращайтесь. У меня цены для некоторых непостоянные... Да и ассортимент иногда... увеличивается.

Протягивает мне мозолистую руку, и я не без удовольствия ее пожимаю. Рукопожатие крепкое. Очень. Не знаю, насколько люди в средневековье сильные, но сомневаюсь, что обычные торгаши имеют такие руки. Они скорее привыкли держать что-то металлическое и тяжелое, нежели картинки с бабами, фиалы дождей и мотыги.

— Обязательно это проверю, — обещаю я. — Как только разберусь с несправедливостью в своих землях.

Своих? Я правда так сказал? Блин, машинально вышло. Но лавочника моя фразочка нисколько не смущает:

— Поживем — увидим, господин Римус. Желаете еще что-нибудь, прежде чем уйти? Готов забрать ваши деньги в любое время. Но только за тот товар, что вы видите перед собой...

Ага, ясно-понятно.

Так, ладно. Есть еще, что мне ОЧЕНЬ нужно.

— А есть ли у тебя, лавочник, сумки?

— Сумки, господин?

— Ну... да. Такие сумки, куда можно положить, например, кочан капусты и незаметно таскать все время с собой. Очень уж я люблю капусту, но не хочу, чтобы об этом кто-то узнал...

Лавочник отпускает мне руку, сканирует глазами, и до него что-то доходит:

— А, вы про артефакторные скрытные подсумки. Да откуда же у меня такое...

Ого. Я вообще-то имел в виду обычную сумку. Просто незаметного ношения. Но меня поняли по-другому. Это звучит даже лучше, чем я рассчитывал. Скрытная. Артефакторная. Теперь мне еще нужнее.

— Вопрос жизни и смерти, друг. Вынужден просить. В долгу не останусь.

Сейчас я и правда поступаю непрофессионально. В «черных делах», если у тебя нет имени, сначала что-то дается, а потом уже берется. Услуги оказываются только, если у тебя есть репутация. У меня ее нет. Тех, кто наглеет, как это сейчас делаю я, быстро списывают.

И по лицу лавочника я вижу, что он не очень доволен. Ему кажется, что я пользуюсь свои положением аристократа, а не «делового человека».

— Хорошо, господин Римус. Я что-то такое вспоминаю... Вроде бы было у меня кое-чего в закромах... От бабки еще осталось... Не для продажи, а так, личное. Так-то это стоит золотой, но... вещица мне ТА-А-К ДОРОГА, что я попрошу с вас... кхм... все ваши деньги. Даже те, которые вон в то-о-м мешочке... — кивает на мой кошелек. — Не настаиваю, конечно. Это моя личная наценка. Уж больно любо сердцу моему мои личные вещи. Могу и за золотой, конечно, отдать. Вы же мой ГОСПОДИН...

И смотрит на меня. Пристально. Внимательно. Пронизывающе.

Молодец мужик. Красавец. Просто шикарный делец. Откуда такой взялся в захолустной деревеньке? Он прирожденный торгаш. Отказаться от такой сделки — значит показать, что не такой уж у меня вопрос «жизни и смерти» и я просто обманул его, заставив раскрыть некоторые нелегальные товары. А если я заберу подсумок за золотой, то наши с ним «дела» закончатся здесь и сейчас. Господин приказал продать за золотой, а не за назначенную завышенную цену, в которую включены издержки отсутствия у меня «черной» репутации. Значит, я просто господин, а не делец. И никогда не увижу «расширенного ассортимента».

Жадность визжит резанной свиньей, но я никак этого не выражаю. Наоборот, благодарно киваю:

— Я этого не забуду.

Возвращаю все деньги и вдобавок кидаю кожаный мешочек. Теперь я на мели. Ни одной медяшки у меня нет.

Нормально так сходит закупиться...

А лавочник... красавец!

Глава 9

Не в деньгах, блин, счастье...

Ага, конечно, поэтому сейчас я побегу искать счастье, а не лишние два медяка на ужин.

Из лавки выхожу нищим, но счастливым обладателем защитного браслета и скрытного артефакторого подсумка. Обычный пояс, к которому крепится неприметный кожаный мешок со стороны спины. Свисает у задницы и скрывается плащом. Если никто не будет меня обыскивать, то ничего и не заметят.

Как я понял из слов лавочника, такими подсумками часто пользуются маги, желающие скрыть ауру магических предметов. А учитывая мои габариты, то даже череп не будет выделяться со спины, если никто не додумается меня облапать.

Интересно, какие именно магические предметы с собой таскают эти маги? И для чего? Артефакты, как мой браслет? Или, может, фиалы торнадо и мирового потопа?..

Пока иду по деревенской дороге, вспоминаю слова Кости. Он говорил, что определить, что череп-катализатор является могущественным артефактом можно двумя способами.

Первый — если я решу перенести в Анклаве того, кто имеет какие-то защитные артефакты. Такие таскают с собой важные люди с лишней сотней, а то и тысячью золотых. Что это за артефакты и как определить есть они у человека или нет, я не знаю. Момент неприятный. Но надо запомнить одно простое правило: чем влиятельнее и богаче человек, тем больше риск попасться при попытке перенести его в Анклав.

Второй способ: катализатор может почувствовать на близком расстоянии только очень могущественный маг или официальные специалисты по некромантии, которых не выпускают из Аббатства. Но! Бывают и «неофициальные некроманты». Совсем недавно меня как раз такой похитил. И я не уверен, что среди этих крестьян нет еще одного такого замаскированного под пастуха.

Одно радует. Пока катализатор лежит в подсумке, почувствовать его почти невозможно. Особенно всяким дилетантам. А в случайность врезаться в какого-нибудь архиколдуна я не очень верю.

А еще я принял категорическое решение — таскать с собой череп всегда и везде, покуда есть такая возможность. С ним чувствую себя в безопасности, учитывая, что совсем недавно я узнал, что меня хотят убить. Кто? За что? Почему? От незнания неприятно втройне... Поэтому в случае опасности мне достаточно сунуть руку за спину, чтобы мгновенно спрятаться в Анклаве. Как я понял, для этого необходим физический контакт с катализатором. Прикасаться к нему я могу только голой кожей. Через одежду не получится.

Да, я согласен, что если меня окружат бандиты, а я раз и испаряюсь в воздухе, а на моем месте появляется человеческий череп — такое себе. Но это лучше, чем умереть. Если повезет, то бандиты просто разбегутся с подмокшими от ужаса штанами. Ну а если попадутся не бандиты, а кто-то поумнее... Ну что ж. Зато жив останусь. Надо подготовить в анклаве условия для длительного пребывания. Еды там запастись, воды... Да и вообще подумать получше.

В общем, сейчас мне остается только одно. Придумать убедительную причину почему я таскаюсь с останками человека, если вдруг меня повяжут, но бежать в Анклав будет недостаточно опасно. Ну не знаю, какая-нибудь красотка шлепнет пухляка-красавца по заднице, сумка свалится, череп покатится, щелкая челюстью... Мд-а.

Останавливаюсь. Твою ж...

Тихо говорю под нос:

— Лучше бы поздно, чем рано...

Из-за угла выходят четверо — одеты в полные латы и зеленой накидкой поверх них. На груди то ли герб, то ли зеленая мишень — круг и точка по центру. Не знаю, что он символизирует, но, наверное, что-то вроде «мы центр этой Вселенной!».

Воины носят на себе килограмм пятьдесят металла, при этом держатся уверенно. На поясах мечи, в руках копья. Вот это я понимаю — средневековые рыцари. Первый раз таких вижу вживую. Настоящие живые танки.

Мои попытки слиться с окружением не срабатывают. Мимо они не проходят.

— Господин Римус Галлен, — мужчина лениво стучит латной перчаткой в герб на груди.

Видимо, такое приветствие. Правда, какое-то без энтузиазма. Будто я недостоин этой чести. Быстро изучаю взглядом людей. За закрытыми шлемами ничего не понять, но... кое-что я подмечаю. Например, то, что один из этих воинов не ведет себя вызывающе. Он отдал честь как следует, без неуважительных ужимок. А другой явно фыркнул, осмотрев меня с ног до головы.

Не отвечаю.

— Ваш отец, Эйр Эдмунд Галлан повелел привести вас немедленно.

Мой глаз слегка дергается. Но тут ничего не поделать. Что-то подобное должно было произойти. Киваю:

— Хорошо.

Очень и очень опасно. Я не знаю ни местного этикета, ни «фирменных» приветствий. Любой неверный жест может вызывать лишние вопросы. Нужно постараться быть предельно нейтральным. Желательно вообще не болтать, пока прямо не спросят.

Эх, не нравится мне такое сопровождение. Это для охраны или чтобы я не сбежал? Зачем нужно было тащить сюда целых четверых во всеоружии?

Воины не очень аристократично окружают меня со всех сторон. Ну точно чтобы не сбежал...

Осматриваюсь. Деревня опустела. Это плохой знак. Местного владыку, похоже, боятся.

Ладно, что уж... В путь, как говорится.

Дорого до замка неблизкая. Устаю быстро, несмотря на то, что лат на мне нет, как на этих бугаях. Сначала мы проходим через деревню, потом по тракту, между алей с деревьями. Краем глаза замечаю, что между ними шмыгают какие-то силуэты. На садовников не похожи. Шпионы, что ли? Или кто? Кого выглядывают?

У замка нас встречают огромные ворота.

— Поднять ворота! — слышу за стенами суровый голос.

Подъемный механизм работает, многотонные цепи шевелятся, лениво отрывая путь в замок. Величественная картина предстает перед моими глазками. Шпили, башни, казармы, конюшни, лязг оружия и десятки, а то сотни тренирующихся солдат. Настоящий гарнизон, готовящийся к осаде...

Никто на нас не обращает внимания. Все заняты своими делами. Замечаю то ли плацдарм, то ли тренировочную площадку. Трое мужчин в тяжелых латах окружили молодого парня в кружевных одеждах аристократа. Вот почему я не попал в этого красавца? Та-а-к, а что у него... с ушами? Мама дорогая! Будто я проклят Костей, если передо мной не настоящий эльф! Настолько красивых и одновременно мужественных особ просто не бывает. Хотя... буду уж честен, в моем мире подобных назовут либо гомиками, либо трансгендерами. Но тут так не кажется... От слова совсем... От него веет грациозной красотой того самого эльфа.

Парень тренируется, орудуя рапирой. Его соперники в латах вооружены настоящими мечами. Машут ими с огромной скоростью. Они что, веса доспехов не чувствуют? Парень при этом... «танцует». Изгибается так, что у меня от одного вида начинает болеть спина. Ни один из ударов не проходится по нему... Двуручники просто рассекают воздух вокруг него.

Взмах! Выпад рапирой вперед и... один из стражей просто отлетает в сторону, падает грудой металла. Как?! Как можно острием рапиры так отбросить воина в полном латном доспехе? Опять странности.

Взмах!

Удар, который должен был отрубить красавцу голову, проходит выше. Он лениво приседает и... снизу вверх делает апперкот по железному забралу шлема. Его оппонент аж взлетает. Ничего себе силища! То, что я вижу, противоречит любой логике сражения на мечах!

Третьего парень укладывает с... «вертухи». Отчетливо вижу выбитые искры из покореженного шлема.

Морщусь.

Что-то с логикой этого мира точно не так. Как дрищ в рубашке может разбросать двухметровых мужиков в тяжелых доспехах я не понимаю.

— Господин Римус. Не задерживайтесь.

Голос моего сопровождающего откровенно недружелюбный. Замечаю, что я стою на месте, не в силах оторваться от аномального поединка. Многие тут пялятся на меня, некоторые с неприкрытым раздражением.

Мне уже даже интересно, насколько мое «господство» тут не уважает каждая шавка? Что дальше-то? В спину толкнут? Если так, то я точно пойму, какая жизнь ожидает меня в замке и надо ли валить отсюда как можно быстрее.

Игнорирую наглого воина, продолжаю наблюдать. Вроде пока не толкают...

К моему легкому удивлению, внешность чванливого эльфа не соответствует типовому характеру. Он не ведет себя надменно с поверженными противниками. Весьма скромно улыбается, подает им руки, помогая встать, хлопает по плечам:

— Недурно. Ваши навыки улучшились. Но еще есть к чему стремиться.

Один вон шатается, а другой похрамывает. Что-то жестко красавец их отделал для дружеского спарринга. А еще они даже в таком состоянии умудряются отдать честь так, что звук от лат отражается эхом от стен. Будто сами себя добить решили. Меня вот так не приветствовали.

Мы сталкиваемся взглядами с красавцем. Ух ты ж смазливый какой. Лицо будто загримировали и отфотошопили. Все идеально симметрично. Наверное, даже в бровях у него одинаковое количество волосинок.

— А, брат мой, — улыбается парень, идет ко мне.

Так. Не понял. Я не ослышался? Он сказал брат? Этот эльф — мой брат? Да с какого это генетического перепуга? Вы посмотрите на этого величественного ушастого аристократа и на меня — короткоухого человека-толстяка. Что-то я точно не понимаю.

Парень подходит ближе. Мои сопровождающие отдают ему такую честь, что аж латы мнут. Говнюки. Если он мой брат, то разве мы не должны быть примерно одной статусности?

А теперь главное — вести себя максимально нейтрально. Спокойнее, Ден. Просто слушай и повторяй за ними...

— Вижу, что ты в полном порядке, — под десятки любопытных взглядов брат подходи ближе. — Ну, может немного похудел, — милая улыбка не сходит с его лица. — Прости, я без злого умысла. Вчера ночью сообщили, что пропала связь с твоей печатью... Я немедленно хотел отправиться за тобой, но отец сказал, что такое уже бывало и ты, скорее всего, загулял и где-то отдыхаешь.

Вот оно что. Если я правильно понимаю смысл сказанного, то во сне или без сознания связь с этой следящей печатью теряется. Или я чего-то не догоняю? Почему именно пропала связь?

Парень продолжает:

— А потом печать проявилась неподалеку от Зловонных Болот, в лесу... Мне больно это говорить, брат, но и тут отец запретил мне искать тебя посреди ночи, ссылаясь на то, что у болот стали встречаться утропии. Как видишь, мы полным ходом готовимся к твоему спасению.

Ага, как же. Утро уже давно прошло, а вы только готовитесь. А этот бой был для чего? Тренировка перед экспедицией?

Мое сомнение подтверждает глухой смешок рыцаря позади меня. Эльф перестает улыбаться, медленно склоняет голову в бок:

— Кто-то смеется над моим братом или моими словами? Может, лучше высказать нам в лицо свои мысли?

Становится тихо. Даже латы перестают скрипеть, а кони ржать. А парень-то авторитетен. И очень. Он переводит взгляд на меня:

— Скажи мне, брат. Что случилось? Как ты очутился в лесу? — слащаво улыбается. — Только не говори, что отец оказался прав. Алкоголь и правда подавляет связь с печатью, но это надо очень им увлечься.

А вот и еще крупинка информации. Родовая Печать, о которой я нихрена не знаю кроме того, что этот «следящий маячок», оказывается имеет «глушилку» — алкоголизм. Это было бы смешно, если бы не так грустно. Потому что алкоголик из меня никудышный и если мне понадобится скрываться от «радаров» ужираясь в сопли, то... плохи мои дела. Охренеть как плохи. А еще брат при всех говорит о слабостях печати. Значит это с каких-то времен не такая уж и тайна. Повезло, что некромант об этом не знал и не вливал мне в рот спирт через воронку.

А еще брат-эльф меня провоцирует перед людьми... Зачем? Хочет опозорить, или я плохо разбираюсь эльфийской доброжелательности? Как бы то ни было, что я могу сказать? Признаться в похищение некромантами? Мд-а... знал бы, что меня так неожиданно повяжут, не забрал бы череп из таверны. Заранее хотел купить сумку и сделать из себя ходячий телепорт. А теперь с ним за спиной опасно даже думать о некромантах, не то, что заикаться о каких-то похищениях. То же самое, что признаться в том, что я чумной. Сожгут, блин, на костре. Та-а-ак, я уже придумал убедительную причину почему таскаюсь с человеческими останками?..

Сказать, что меня похитили только бандиты? Я все-таки знатный человек. Ситуация станет публичной и есть вероятность, что даже из-за меня семье придется отправить за ними людей. Просто чтобы не посрамить честь дома или типа того. А зная методы допроса средневековья, бандиты всё расскажут. Про их сделку с неизвестным, нанявшим их меня убить. Про трактирщика, с которым они спелись. Про некроманта...

Пока я нихрена не понимаю, что происходит, рисковать нельзя. Всё может завертеться так, что я ничего не смогу сделать. Так что нужно не обострять эту странную историю, а, наоборот, жестко разорвать цепь последних событий. Чтобы никто и никогда не узнал ни про мою настоящую личность, ни про мои связи с некромантией. И начать разбираться во всем самостоятельно, не вмешивая людей, которым я не доверяю.

Но и играть в «публичное унижение своего толстого брата» я тоже не хочу. Ищите себе другого клоуна. Пусть я и неудобном теле, но «я — это всё еще я».

Натягиваю самую доброжелательную на свете улыбку:

— Я обязательно как-нибудь расскажу тебе историю о своих лесных приключениях, брат. Но сейчас меня ждет отец, а я не хочу отвлекать вас от... кхм... подготовке к своему спасению.

Не верю я в твою доброжелательность после того, как ты решил опозорить меня перед всем замком, натянув лицемерную эльфийскую улыбку.

Бровь парня слегка приподнимается. Он какое-то время странно на меня смотрит, молчит. Атмосфера накаляется до предела, и я догадываюсь почему. «Брат», видимо, ожидал услышать от меня совсем другое. Нелепое оправдание, например. Или что типа «Да, я бухал, и че?! Отстань от меня, слыш!».

— Вот как... А я надеялся, что отец хоть в этом окажется неправ. Но он очередной раз доказал нам то, что по праву мудрого и сильного является владыкой этих земель.

Вот подхалим. Аж скулы сводит. Знает, что каждое его слово донесут до папочки. Но ладно, не буду о братце делать поспешных выводов. Пока что он... приемлем. С такими можно поработать. Кто знает, какие у нас были отношения и что у него за мотивы.

Пожимаю плечами. Мол, думай, что хочешь. Парень в ответ только улыбается:

— Я отправляюсь тренироваться, брат. Не заставляй отца ждать.

Он перестает улыбаться за миг перед тем, как отвернуться и уйти к воякам. Замечаю тень на его лице. Вот что у него в голове?

Ладно, мне сейчас не до него... Чувствую, самое страшное еще впереди. Тут я все обернул весьма недурно. Хоть и рисковал со своими «умными эпитетами». Не сомневаюсь, что я «брату» ответил не по шаблону, как тут привыкли. Но для откровенных подозрений еще далеко.

Спасать они меня хотели... Ну-ну...

Стражи провожают меня за внутренние стены замка. Тут вообще красота. Сады, деревья, ухоженные кустики и цветочки. Жилые зоны для влиятельных людей. Членов семьи, высокопоставленных вояк и «чиновников». Меня заводят в «каменный особняк» с башей — как это называется по средневековому, я не знаю. Идем через брутальные коридоры с картинами на стенах и стойками с доспехами. Кстати, теперь я понимаю, почему их ставят. Хер поймешь, настоящий это страж или доспех. А ведь так и правда можно сэкономить. Как на муляжах камер.

Доходим до массивных дверей. Стражи останавливаются, встают вдоль стен. Ясно. Значит, дальше мне идти одному...

Тяну за кольца створок и понимаю, что дверь даже не шевелится. Нет, она не закрыта. Она, дрянь такая, просто тяжелая. Замечаю, как один из стражей поджимает губы, сдерживая ухмылку.

Что-то меня всё это начинает напрягать. И сильно. Поворачиваюсь к ухмыляющемуся:

— Открой дверь.

Видно, как тяжело ему сдерживать улыбку:

— Не велено господином Эдмундом Галленом.

Что за бред?

— Но тебе было велено привести меня к отцу. Ну так выполняй.

— А еще мне запрещено открывать вам эти двери. Вы знаете, что они утяжелены не просто так... господин Римус.

Точно бред. Тут все чокнутые, что ли? Осматриваю воинов. Хм... Я уже успел бегло изучить их замашки и понять, что трое из них не самые умные и статусные.

— Да неужели? И в чем смысл? Тогда я пошел? А вы скажете отцу, что не исполнили приказ. Но есть другой вариант. Лично ты перестанешь ёрничать, как ребенок и откроешь дверь, раз уж пока называешь меня господином... Не забывай, что память у меня очень хорошая и, кто знает, может когда-нибудь, что-то изменится.

Страж переглядывается со своим «коллегой», но открывать не спешат. Чувствую, как в груди просыпается что-то черное. Продолжаю давить:

— Представь, что всё это время я просто прикидывался толстым пьянчугой. Может, мне так удобнее приглядываться к вам. Ты, — киваю на стража с копьем. — Всю дорогу хмыкал каждой моей отдышке. Кривлялся за спиной. Тебе нравится, что можно безнаказанно насмехаться над тем, кто статусом выше тебя? Ведь остальные его не уважают, верно? Но стадный инстинкт — это нормально, я тебя не осуждаю. Ты, — перевожу взгляд на другого. — Думаешь, я не заметил с каким омерзением ты сторонился меня, будто я обмазан дерьмом.

Делаю шаг, подхожу к последнему вояке в закрытом шлеме:

— А вот ты... — уголки моих губ приподнимаются. — Единственный, кто поприветствовал меня как положено. Ты не реагировал на этих шутов. Ни в одном твоем движении я не заметил ни издевок, ни пренебрежения, ни напыщенности. Ты вел себя дисциплинированно и достойно. Кто ты, воин? Назовись.

Тишина. Кажется, что воздух электризуется. Я точно ввел в ступор этих идиотов. Есть в моём положении что-то приятное — когда от тебя ожидают одного, но на выходе получается что-то совершенно другое...

Воин передо мной снимает шлем, и я вижу пожилого, лет под шестьдесят мужчину. Волосы до плеч, седая борода, лицо в шрамах, очень мудрые голубые глаза, но будто мертвые. Левого уха нет. По его внешности многое можно понять, и кажется, что этот человек никогда в жизни не улыбался:

— Вы знаете меня. Я Торн, господин, — голос холодный, без эмоций.

И вроде бы все в этом человеке намекает о его внутренней силе, но... почему он такой уставший?..

Ладно, что уж. Главное, что уважение таких вот людей перевесит издевки сотен идиотов. Я знаком с такими. Был знаком.

Кладу ладонь на плечо воина, слегка киваю:

— Я всё видел, Торн. И благодарен тебе. А теперь... Открой дверь своему пухлому господину.

Уставшие глаза смотрят на меня. То ли они сомневаются, то ли чего-то ждут.

Что ж, повысим планку:

— Даю слово, что в следующий раз я открою их самостоятельно и, возможно, уже для тебя.

Вот теперь его взгляд приобретают блеск. Он моргает пару раз, будто только что проснулся. Не знаю, сколько проходит время, но смотреть в эти глаза и правда непросто.

Бам!

Торн отдает честь так, что воин рядом с ним вздрагивает.

— Слушаюсь, господин!

Придурок с копьем давно уже не ухмыляется:

— Вы... это... как же... Капитан Торн... нельзя... наш прик...

Торну достаточно одного взгляда, чтобы заткнуть клоуна. Лязгая доспехами, он хватается за кольца. Напрягается, на морщинистом лбу проявляется толстая вена. Какое-то время ничего не происходит, а потом...

Х-р-р-р...

Каменные створки медленно распахиваются, а я очередной раз охреневаю. Да вы прикалываетесь? Они намного толще, чем я думал. А сколько весят? Пару тонн? Это же цельный камень и металл! Не поспешил ли я с обещанием Торну? В этом мире люди НАМНОГО сильнее, чем должен быть обычный человек. Проблема только в том, что в себе я такой силы не замечаю.

Захожу в просторный зал с тысячами свечей. Дверь за мной закрывается и, будь я проклят, если не слышу за спину тихий шепот Торна: «вы пообещали, господин...».

Оборачиваюсь, но дверь уже закрыта. Я остался один в огромном зале.

Ухмыляюсь. Верно. Пообещал. А я всегда исполняю свои обещания. Это самое ценное качество тех, кто ведет дела за границами правил и законов.

Так, что тут у нас...

Зал и правда пуст. Никого нет. Только десятки канделябров, стол посередине, высокий потолок, люстры со свечами и стойки с доспехами и оружием. Обстановка довольно скромна, но величественна.

А еще трон. Ух, настоящий. Вроде весь такой грубый, черный, но насколько же он мощный в своей простоте. На нем выгравированы какие-то символы, круги и фрески животных. В основном каких-то драконов и ящеров. Хрен поймешь — мешанина какая-то.

Ну? И где отец?

Хотя, о чем я...

Подсказок было достаточно. Никто меня тут не ждал. Никто даже не думал, что я сюда смогу попасть. Судя по реакции воинов, всё должно было закончиться тем, что я как идиот пытаюсь открыть дверь, плачу и убегаю в какой-нибудь темный угол. Мд-а, странные у них тут игры...

Но...

Что-то пошло не так, верно, «отец»? Пухлый сынок умеет удивлять? Не знаю почему, но что-то я давно так не нервничал. Все тут меня раздражает. Эти высокомерные придурки, глупые перепалки... Не мое это. Вот поэтому я предпочитаю жизнь вне закона. Где все просто и понятно.

Но именно это чувство и будит во мне острое желание попытаться поставить тут всех раком. В худшем случае, эпоха издевок надо мной медленно, но, верно, закончится. Уж я об этом позабочусь.

Подхожу к трону и... назло всем засранцам сажусь на него.

Что ж... весьма удобно. Не в физическом смысле этого слова. В мягкий зад вонзаются неровности трона — всякие там шипы и головы змей. Как тут сидеть, я не представляю. Закидываю ногу на ногу, осматриваю огромный зал.

Странное чувство. Я всегда был королем в тенях, а тут... король пустого зала. Интересно, какого быть королем тысяч людей, полей, деревень, рек, неба и что приятнее всего — трех идиотов за дверьми?

Неплохо. Такого я еще не испытывал. Признаюсь. Не скажу, что мне это совсем уж не нравится...

Визгливый женский голос раздается за закрытыми дверями:

— Кто посмел?! Кто?!

Пауза.

Один из воинов оправдывается. Слышно плохо, но важное я улавливаю. Им было сказано «...ваш брат...». Замечательно, у меня еще и сестра есть. Будто одной ушастой проблемой мне мало.

На отмазы воина снова разносится писклявый ор:

— Торн?! Ты?! Как же ты меня достал! Открыть дверь! Немедленно!

Двери открываются, и я уже хочу было быстренько покинуть трон, как...

...просыпается моё самое любимое и одновременно нелюбимое качество. Делать то, что мне хочется, назло всему на свете.

С трудом устраиваюсь поудобнее, снова закидываю толстую ногу на ногу. Откидываюсь на троне, напяливаю на лицо самую надменную улыбку из всех мне известных. Ну чем не сказка? В первый же день в новом мире я принимаю аудиенцию на троне...

В зал забегает миниатюрная девушка. Кудрявая блондинка, пышногрудая, лет двадцати, не больше. Личико будто вырезано мастером по мрамору. Носик-курносик, брови густые и чуть топорщатся по бокам. Странные, но очень элегантные брови. Фигура как у песочных часов. Её формы проступают сексуальностью, несмотря на пышное и кружевное платье в красных тонах. Девочку бы в латекс нарядить, да на подиум. Умыла бы всех Мисс Вселенных. Но что самое интересное, она с такими же ушами, как и мой братец и ее внешность больше подходит скромной принцессе, а не той, кто так визжит...

Она не замечает меня. Вертит головой. Видимо, ищет места, где я обычно прячусь в слезах. Ей в мысли не приходит, что я буду восседать на троне, хотя это самое видное место в зале.

Но вот она наконец-то замечает...

Ее левая бровь взлетает вверх, а рот приоткрывается, озаряя меня рядом идеально белых зубов. Какое замечательное зрелище. Это девственное личико стоило взбодрить.

— А... — осиливает она единственный звук.

Сдерживаю порыв ответить «Б». Просто улыбаюсь.

Эх, ну вот что со мной поделать, а? Ничего. Такой уж я. Именно так я стал одним из самых влиятельных. Просто умным или наглым быть недостаточно. Это заблуждение. Таких людей много. Нужно быть... непредсказуемым. Делать то, что не ожидают от тебя ни умные, ни глупые, ни наглые и ни ты сам. Только это приведет тебя к высотам. Или в могилу. Но я давно ступил на этот путь, и не отступлюсь.

Замечаю, как у приоткрытых дверей стоят офигевшие воины, переводят взгляды с меня на девушку. Только Торн как изваяние пялится в мою сторону и никуда больше.

Улыбаюсь шире:

— Итак, госпожа, чем могу помочь? Напоминаю, что моя аудиенция стоит дорого. Не тратьте время попусту. Говорите уже.

Девушка открывает рот, закрывает, снова открывает.

Адреналин в крови так и бурлит, но я умею с ним справляться.

Ну разве не прекрасно? Ради таких моментов и стоит жить. Хотя...

Еще ради денег и фиалов апокалипсиса.

Глава 10

Проходят томительные и такие приятные секунды, прежде чем девушка выходит из ступора:

— Ты... ты... кем себя возомнил? — возмущается она чуть ли не задыхаясь.

— Сидящим на троне пухляшом, госпожа. Главное, кем я возомнил вас. Ну, так что вы желаете от пухляша на троне? Разрешаю говорить.

Ден, остановись. Ты перегибаешь.

Ну, не могу. Весело же. Да и сомневаюсь я, что мне грозит что-то больше, чем сейчас. Убить уже хотят, унизить — только в путь. В таких обстоятельства остается только развлекаться. Не забиться же в угол от страха — там мне глотку и перережут. А так я уже начинаю думать, что тем тише себя веду, тем меньше мои шансы на выживание. Так пусть же на меня смотрят со всех сторон.

— Н... немедленно... слезь... с трона, ты... ты... Он принадлежит моему бр... отцу!

— Брату ты хотела сказать? Так я разве спорю? Вот он явится, я уступлю. Разумеется, если отец не будет против. Где он, кстати? Меня отвлекли от важных дел, вызвали. А тут на тебе — никого.

Глаза девушки просто прекрасны. Как у наглых стерв, которых ставят на место. Жаль, конечно, что это скоро пройдет, а мне, может быть, придется расхлебывать последствия.

— Удобно? — раздается мужской голос. Властный, жесткий, авторитетный.

Все четыре воина за спиной девушки встают в струнку, пятясь к стене. В зал заходит высокий, под два метра мужчина лет сорока. Черноволосый, лицо с широкими скулами и двухдневной щетиной. Глаза узкие, но пронзающие всё на своем пути. Одет в какой-то черно-белый средневековый фрак, а за поясом что-то вроде трости с позолоченным навершием в виде змеиной головы. Какая... красивая... штука...

Не единого сомнения, что передо мной тот самый Эдмунд Галлен — владыка местных земель и мой отец.

Так, я всегда понимаю, когда наступает время «дать заднюю».

Встаю с трона:

— Прошу прощения, — слегка склоняю голову. — Не сдержал порыва эффектно поприветствовать свою сестру.

Лицо отца не выражает ничего. Самый неприятный тип людей — умеющие держать мимику под контролем.

— Просишь прощения? — сухо уточняет отец. — Не сдержал порыва? Эффектно?

Неловкая и напряженная тишина. Видимо, я слишком красноречив. Рыгнуть что ли для отвода подозрений... Так, Ден, не неси херню.

Первой возмущается сестра:

— Отец! Он сидел на твоем троне! Возомнил себя эйром Меруноса!

Эйр? Мерунос? Ну вот и начались непонятные словечки. Ладно, полагаю, что эйр — это титул. Мерунос — местные земли непонятных размеров. Может, город, область или целая страна.

— Я видел, что он делал, дочь. Но сидеть на троне и возомнить себя эйром — разные вещи.

Справедливо.

Девушка пыхтит, но спорить не решается. Тоже не отвечаю. Сейчас главное — молчать, и не наглеть. Передо мной не истеричная сестренка. Можно и головой поплатиться.

Отец продолжает:

— Как ты попал сюда, Римус? Кто открыл тебе дверь?

Молчи лишь секунду. Не поднимая головы, спрашиваю:

— Он будет наказан, отец?

— Да. Все знают, что ты зайдешь в тронный зал только тогда, когда самостоятельно сможешь открыть двери. Но ты не просто наплевал на это правило. Ты осмелился усесться на наш родовой трон.

Какой же у него спокойный голос. При этом настолько угрожающий, что хочется сжаться и не издавать ни звука. Что воины позади него и делают, стараясь даже не дышать. А вот сестренка наглеет. Видимо, папина любимица.

Что ж... Отвечать надо. И отвечу я правильно. Так как понимаю, какой передо мной человек:

— Тогда его имени вы от меня не узнаете, отец. Спрашивайте у тех, кто не считается с совестью.

— Да как ты смеешь, толстяк! — раздувает щеки сестра. — Отец, ему открыл Торн!

— Торн? — медленно оборачивается отец, смотрит на одного из воинов. — Это правда?

Торн отдает честь, за закрытым шлемом звучит гулкое «Да, эйр!»

Какое-то время в зале лишь тишина. Только эхо от «Да, эйр!» неспешно затихает...

— Могу я узнать, зачем ты это сделал?

Снова удар по груди:

— Я посчитал это правильным, эйр Галлен!

Отец смотрит на Торна и я вообще не могу понять, о чем они оба думают.

— Ты осознаешь последствия за нарушения моих указов? Особенно таких.

— Да, эйр Галлен! — голос Торна уверенный, дисциплинированный.

— Обычно я казню за неповиновение, но учитывая твои заслуги перед Домом... Капитан Торн, отправляйся к коменданту, сдай свое оружие и латы. А к закату солнца покинь замковый гарнизон.

Тишина. Только я еле-еле скрежещу зубами от праведного гнева. Знал бы, что всё настолько серьезно, не стал бы подставлять такого вояку по пустякам. Придумал бы что-нибудь другое.

Кошусь на девку. Ты посмотри, как она торжествует. Прям распевает от радости.

— Слушаюсь, эйр Галлен!

От меня не ускользают сухие нотки в голосе Торна. Не сомневаюсь, что он много лет отдал Дому, верой и правдой служа отцу и, возможно, отцу отца. Удалой ветеран, которого вышвыривают за то, что он открыл мне дверь.

Торн бьет себя по груди, по-солдатски разворачивается и...

Негромко произношу:

— Стоять, капитан...

Все взгляды на меня. У сестры же вообще чуть глаза не выпадают из орбит.

На мое удивление, Торн замирает на месте.

Отец медленно поворачивает голову. Все так же непроницаем. Молчит.

Сдерживаю мерзкий ком в горле, но говорю без запинки и уверено:

— Отец, я обманом заставил Торна открыть дверь. Он виновен лишь в том, что поверил мне, а не ослушался вашего приказа. Стоит ли так сурово наказывать за ошибки?

— Обманом? Ты? Торна? — недоверчивая легкая усмешка, от которой кровь стынет. — Допустим. Значит, ты берешь на себя вину капитана? Хочешь расплатиться за него?

Э-э-э... вообще не хочу, честно говоря. Но. Тут очевидная проверка и мой шанс повысить репутацию ценою... неизвестного наказания. Стоит ли овчинка выделки? Определенно, да. Вряд ли меня вздернут на виселице, но зато я прекрасно знаю ценуавторитета.

— Беру, — киваю я. — Расплачусь.

Тишина. Настолько гробовая, что я незаметно щипаю себя за ляжку, чтобы убедиться, что реальность никуда не пропала. К сожалению, я не проснулся в мягкой кровати, в своем прекрасном подкачанном теле.

— Интересно, — отец подходит ко мне почти вплотную, понижает голос: — Очень интересно. Такие перемены за сутки. Не замечал таких свойств у эля.

Сестра едва слышно прыскает, но на нее не обращают внимания.

— Что это у тебя?

Отец резко берет меня за запястье, вдергивает рукав. Небрежно касается браслета пальцем. Перстень на его руке светится голубым.

— Купил у лавочника.

— Зачем тебе эта безделица?

— На всякий случай. Времена непростые, отец.

— Непростые? Когда тебя это волновало? А где взял деньги? Я запретил выдавать их тебе. Может старого трактирщика ты и способен запугать ради бесплатного эля, но не того торгаша — я его знаю, и только он мог продать тебе это в Гнезде. Это что же получается, Торн тебе еще и денег дает? Или кто-то другой?

— Он тут ни при чем. Я сам заработал.

Вижу высшую степень офигевания на лице сестры. То ли от отвращения, то ли удивления. А может, и того и другого.

Отец слегка ведёт бровью:

— Заработал? Сколько эта безделушка стоит? Пять золотых? Десять? Как ТЫ заработал такие деньги за сутки? Я точно знаю, что вчера ты ушел без гроша в кармане.

— Дешевле.

На всякий случай не буду говорить, что он мне достался всего за золотой. Могут возникнуть вопросы почему это так дешево.

— Ты на грани, мальчишка, — голос отца становится очень и очень опасным. — Ты знаешь, как я отношусь к вранью. Я задал тебе вопрос. Как ты заработал такие деньги за сутки?

Так. Интересно, а он знает, как я отношусь к тому, что на меня так давят? Поднимаю голову, вонзаюсь взглядом в его тяжелые глаза:

— Нарисовал голых женщин и продал их. Три серебряных за штуку. Если не верите, можете спросить у лавочника. Но я не думаю, что это хорошая идея. Поползут неприятные слухи... отец.

Воу-воу, Ден, а ты рисковый...

А что еще делать? Он четко дал понять, что будет за ложь. Конечно, кроме картинок я напродавал и других ценностей, но, если лавочник разболтается об этом, то я что-нибудь придумаю. Главное, что я ПОЧТИ честно признался за какие деньги приобрел браслет.

— Ж... ж... женщин... голых... — пищит сестра, краснея на глазах.

Отец отпускает мне руку:

— Слухи о тебе меня давно не пугают. Значит, ты хочешь сказать, что рисовал непристойности, чтобы заработать на защитный браслет в деревенской лавке? Я ничего не упустил?

Интонация отца намекает, что он упустил только рассудок своего сына.

— Всё верно.

Эйр переводит взгляд на воинов:

— Выйдите. Торн, пока останься.

Стража слушается, покидает тронный зал, закрывая за собой тяжёлую дверь. Отец спрашивает у меня:

— Почему пропадала связь с твоей печатью?..

Так, а вот тут можно и опустить подробности, а дать ему то, что он хочет услышать... Я и так вышел из образа привычного толстяка. С первого взгляда вижу, что отец слишком умен и в состоянии анализировать «странности».

— Перепил эля и вырубился. Если бы вы действительно хотели узнать, что со мной случилось, отец, то узнали бы. Но, как я понял, всем было не до меня, что, в принципе, неудивительно.

Тишина. Только возмущенное бульканье покрасневшей сестрицы и всепожирающий взгляд отца:

— Я не чувствую от тебя перегара.

Хм. Как я и говорил — он умен. Только пожимаю плечами. Мало ли что он не чувствует. Зубы почистил и петрушки пожевал.

Вот теперь он немного улыбается. Но очень уж угрожающе:

— Не слышал я, что ты умеешь рисовать. Принести пергамент! — неожиданно повышает голос.

П-ф-ф, а я уж напрягся... А тут всего-то... Испугал ежа жопой называется. Стал бы я так брехать, если бы не смог повторить эти дешевые поделки. Кто я, по-вашему, такой? Толстый аристократ? Я один из самых знаменитых коллекционеров современности! И в моей коллекции семнадцать картин, семь из которых, якобы прокляты. Одно из моих любимых занятий — их реставрация. А иногда подделка...

Спустя несколько минут я сижу за большим столом. Передо мной перо, чернила, угольки и восковые карандаши. Или как они там называются. В общем, из воска и каких-то красителей. Не самые привычные инструменты художника, но для такой дешевой работы сойдет. За спиной стоят отец и сестра. Торн — у входа в зал.

— Дочь, выйди, — тихо требует отец.

Сестра возмущённо открывает рот, но не решаясь перечить, закрывает его обратно. Напоследок, с жадностью бросает взгляд на то, что я там черкаю на листе бумаги, выходит, смерив меня ненавидящим, но все же заинтересованным, взглядом.

Итак, приступаем. Штрих тут, там, контуры, тени, геометрия. Сначала узнаются черты лица с заостренными ушками, потом тела, формы груди, аккуратной попки и длинных ног со спущенными по колено трусиками. Внутренне торжествую, понимая, что срисовываю сестренку.

— Достаточно, — выпрямляется отец. — Когда научился?

— Было свободное время.

Недолгая пауза. Но очень томительная... Наконец отец смотрит на Торна, на меня, снова на Торна:

— Вы оба достаточно отняли у меня времени. Я принял решение. Римус, ты снова сбежал из моего дома и опозорился на всю округу, спившись до бессознания. Мало того, занялся непотребством, — кивает на рисунок полуголой сестренки. — Сложно представить более глубокое дно, но ты умудрился его нащупать. Знай, что я велел привести тебя, чтобы сообщить о том, что выписываю твоё имя из родовой книги.

Напряженная пауза.

Выписать из родовой книги? Это что? Отречься от меня? Выбросить на улицу? Отстой, конечно, но не скажу, что очень разочарован. Уже понял, что лучше сдохнуть на улице, чем в этом осином улье. Я десять раз передумал играть роль вельможи. Не моё это. В подпольных делишках нет такого лицемерия. Тут же на всех отвратительно слащавые маски, а внутри... перегнившее месиво.

Суровый голос продолжает:

— Но... ты умудрился попасть в тронный зал, хоть и не так, как я велел. Сам капитан Торн пустил тебя, что удивляет меня больше всего.

Отец переводит взгляд на старого вояку:

— Я давно тебя знаю, Торн. Ты верно служил моему отцу и даже когда-то заменил мне его. Но ты сам научил меня, что следует делать с теми, кто нарушает приказы. Неужели ты настолько устал? Или... есть другие причины?

Я отчетливо слышу многозначительную интонацию в словах «другие причины». И мне очень хочется понять, о чем речь.

Торн отдает честь, отвечает:

— Есть другие причины, эйр Галлен!

— Какие же? Только не говори, что всё это из-за Элли?

— Нет, эйр Галлен! Ваша покойная супруга ни при чем. Дело только в мальчике, — кивает в мою сторону.

Кто-нибудь даст мне переводчик? Какая еще Элли?

— В Римусе? — бровь отца слегка приподнимается. — Я знаю тебя. Хочешь сказать, что он чем-то так тебя впечатлил, что ты ослушался моего приказа?

— Римус обещал мне кое-что, Эйр Галлен.

Недолгая пауза.

— И ты поверил обещаниям Римуса? Не знаю, о чем речь, но ты в своем уме, Торн? Он каждый день что-то кому-то обещает. Половина моих конюхов живёт без жалования, потому что он уже полгода обещает с ними рассчитаться.

Торн не отвечает, а я чувствую исходящее от отца раздражение, хотя по его виду и не скажешь. Он переводит взгляд то на меня, то на Торна:

— Я больше не готов выслушивать эту чепуху. Вы оба достаточно отняли у меня времени. Торн — ты стареешь и теряешь хватку. Ты сам научил меня подмечать такие вещи, поэтому не рассчитывай на снисхождение. Но... раз ты так печешься за Римуса, то я назначаю тебя его... не совсем официальным личным гвардейцем. Я давно задумывался об этом, но для этого дела не находилось... подходящей кандидатуры. Римус, ты зачем-то берёшь на себя вину Торна, хотя знаешь, что я это не люблю. Глупое благородство наказуемо, поэтому вот мое решение. Раз ты стал таким самостоятельным и зарабатываешь, как мелкий торгаш, то продолжай в том же духе. Ты не получишь ни одной медной монетки, ни корки хлеба под этой крышей. Я разрешаю тебе находиться в замке и выделю место для сна в казарме. Но знай, что мое терпение иссякло. Я больше не собираюсь краснеть за тебя, поэтому публично сообщу о том, что ты отныне не мой официальный сын. Теперь ты для всех — обычный бастард, вычеркнутый из родовой книги. Вам обоим ясно?

Торн молча отдает честь. Старый вояка никак не выражает недовольства таким решением.

Я же сжимаю кулаки, еле контролируя мимику. Очень уж хочется сказать «ну и пошел ты в жопу» или типа того. Но сдерживаюсь... Просто ухмыляюсь своей самой ехидной улыбкой. Никакого разочарования на моем лице отец не увидит.

Блин, так то хреново... Я немного рассчитывал на честную халяву от своего происхождения. Кучу денег на карманные расходы, люкс-номер на самой высокой башне, маленький гарем из эльфиек. Начинать новую жизнь с первоначальным капиталом всегда веселее, чем так. А оно вон как обернулось. Бастард, значит... Это же внебрачный сын? Теперь понятно, почему у меня нет эльфийских ушей. Братья и сестра — от другой матери.

Ладно, ничего не поделаешь. Спорить с решением отца выше моего достоинства. И так чувствую, что дошел до границы его терпения. Да и грех жаловаться. Могло быть и хуже. А тут вон неофициальный личный гвардеец. Странно, конечно, что какому-то бастарду выделяют охрану, но, может, даже у таких, как я, она должна быть, а раньше я от нее просто убегал, чтобы напиться. Все-таки отец — правитель местных земель. Если его кровных детей будут убивать свинопасы... В общем, всё равно чуется что-то странное. Слишком много «официального» и «неофициального». Политика?

И еще. Вряд ли отец замешан в покушении на меня, раз может так просто вычеркнуть из какой-то родовой книги. Да и смысл тогда назначать Торна моим телохранителем и разрешать оставаться в замке. Кстати, это хорошо. Тут я смогу узнать о своем прошлом, о врагах, друзьях, если такие имеются. Может, библиотека найдется. Даже без денег и жратвы в замке куча возможностей. Нужно лишь к ним подобраться. Меня ведь не ограничивают в передвижении. Просто пара условий. Папаня суров, но в его действиях я пока не вижу прямого злого умысла. Обычная политота. Был бы королем я, тоже бы не держал таких стрёмных сынков под боком.

Не дождавшись от меня ничего, кроме улыбки, отец разворачивается, молча уходит. В зале становится пусто. Только Торн стоит за моей спиной. В струнку и с надетым шлемом. Ух, как же грозно он выглядит.

Встаю из-за стола, сухо улыбаюсь:

— Доставил я тебе проблем, капитан Торн.

Не отвечает. Так, ясно. Значит это и есть «неофициальный личный гвардеец»? Молчаливая охрана? Нянька? Слуга?.. А может... доносчик?..

Выхожу из зала мимо трех затихших стражей. Торн молча следует за мной. Ну твою ж мать, а. Начинает угнетать. Так, ладно. Рискнем спросить:

— Какие твои обязанности передо мной, воин?

— Служить и оберегать, господин Римус.

Разговаривает, как робот. Напрягает.

— Слушай мой первый приказ, Торн. Отставить все формальности. Говорить свободно, что думаешь. Можешь со мной спорить и нравоучать, если твой опыт подсказывает, что это нужно. Понятно?

— Понятно, господин.

— И зови меня просто Римус, хорошо?

— Слушаюсь, Римус.

Идем молча по коридорам. Ой напрягает. Напрягает так напрягает. Киборг, блин.

— Тебе есть что мне сказать, Торн? Или так и будешь молча на пятки наступать?

— Да, Римус. Как вы будете платить мне жалование?

Резко останавливаемся в узком коридоре. Поворачиваюсь к Торну. Похоже, он правильно понял мой приказ говорить прямо. Только я почему-то думал, что платить ему ничего не должен. Личный Гвардеец... Что за фигня? Разве не папаня ему платит? Так, стоп. Он же «НЕОФИЦИАЛЬНЫЙ» личный гвардеец. Так было сказано. Беру свои слова обратно. Отец у меня та еще сволочина.

— Хм... и какое у тебя жалование?

Может отказаться от него? Или так не получится? Хм... здоровый. Рядом с ним прямо чувствуешь себя в безопасности. Для некоторых моих дел такой мужик за спиной очень пригодится. Даже если он отцовский доносчик.

Торн поднимает забрало шлема:

— Пятнадцать золотых, Римус. Я получаю деньги каждый двадцать седьмой день месяца. До следующего остается неделя и я всегда отсылаю деньги семье. Я ветеран Дома Галленов в звании капитана седьмой гвардии. По воле вашего отца теперь я ваш капитан. Сам себе капитан. Без подчиненных.

Охренеть, как дорого. Если фиал дождя стоит тридцать золотых и целая деревня весь сезон на него копит, то тут Торн зарабатывает эти деньги за два месяца. Охренеть че творится. Вот это, мать вашу, поворот.

— А если я не смогу выплатить тебе жалование?

— Тогда я покину вас, не нарушив приказа вашего отца. Мой кровный долг перед Домом Галленов будет выплачен.

— А ты хочешь меня покинуть?

Недолгая пауза. По повидавшим жизнь глазам старика вообще ничего не понять:

— Нет, Римус, не хочу. Мне нужно жалование, чтобы помогать дочери.

— Хм... С ней что-то не так? Она больна?

Пауза.

— Вы позволили быть с вами честным, Римус. Я не хочу отвечать. Мне просто нужны деньги. Первый месяц я могу скинуть свое жалование до семи золотых. Это самое малое, что мне нужно. Если вы не сможете оплатить следующий, я покину вас и уйду в наемники, что мне не хочется.

Всем нужны деньги. В любом мире нужны только деньги.

Кстати, а эти доспехи и двуручник за спиной с ним остаются? Похоже, он не спешит сдавать их в арсенал, а ведь они очень и очень недешевые.

Смотрю в глаза Торна:

— Отец ведь всё это специально сделал, да?

— Скорее всего.

— Зачем ему это?

— Я не обсуждаю дела господ. Как и не буду ни с кем обсуждать ваши дела.

Справедливо. Это хорошее качество.

— Почему ты помог мне, если так рисковал?

Лишь слегка, но уголки губ старика приподнимаются:

— Потому что есть вещи, дороже денег. Их я всегда заработаю, но совесть на них не купишь. Вы же примерно так сказали своему отцу, когда отказались меня выдавать.

Опускает забрало, уходит вперед. Смотрю ему в широкую спину. Вот что за фигня? Только что он говорил, что ему нужны деньги для семьи, а теперь втирает про какую-то совесть? О чем вообще речь? Как вообще его совесть связана с помощью открыть мне двери? Чувствую, тут что-то не так... Старый воин мне что-то недоговаривает. Точнее, он не хочет об этом говорить и прямо в этом признается. Это как-то связано с той Элли?

Что ж... Стоит признать, что терять этого человека я не хочу. Открытый, честный, прямолинейный и верный. Сколько лет он служил моему дому? Десять лет? Пятьдесят? По глазам отца я видел, что он уважает Торна, хотя вот сестрёнка откровенно его невзлюбила. Почему? За что? Наверное, это не так уж и важно. Важнее то, что будет дальше. Пусть хранят свои секреты. Пока что.

Мне же сейчас важнее...

Семь золотых! Мне нужно семь золотых! Нет, десять! Двадцать! Надо еще на что-то жить, что-то жрать и как-то развлекаться!

Глава 11

Не тороплюсь покидать каменные коридоры с помещениями и выходить во внутренний двор замка. Осматриваюсь, где что неаккуратно лежит и подмечаю на будущее. Воровать я, конечно, не люблю — это заработок идиотов. Но что не сделаешь ради выживания в новом мире. Мешают этому благородному делу многочисленная прислуга и Торн за спиной. Останавливаюсь у вазы, делаю вид, что очень уж нравятся эти цветочки. М-м-м... ваза габаритная и тяжелая. Да и не похожа на дорогую. Обычная нерасписная глина. Потом у муляжа стража. Если спереть хотя бы латные перчатки, то на месяц можно забыть о том, где взять деньги на жизнь. Чтобы Торн меня не заподозрил в гнусных мыслишках раньше времени, я натягиваю на лицо маску ценителя, а не члена Гильдии Воров. Касаюсь рукой металлических пальцев и... вздыхаю. Что это еще за жеванная бумага? Кругом обман. Стоило догадаться, что такое количество манекенов в дорогостоящих доспехах — бессмысленное расточительство, на которое отец не пойдет.

Ладно, шалость не удалась...

Вечереет. Мы с Торном проходим через внутренние дворы замка. Я с любопытством осматриваю каждый угол, замечаю стражу на стенах. С факелами и арбалетами. У бойниц вижу мужчину, скрывающегося в тени. Наблюдает что ли?.. Так, а это не отец ли? Что он там подглядывает? На такие вещи значит у него время есть, да?

Причину такого поступка я быстро понимаю. В вечерних тренировках участвует мой братец с каким-то надменным пажом. Высокий, тощий, зализанный блондинчик с крысиным лицом. Одет так, будто не мечом пришел махать, а чем-то другим... Но надо отдать ему должное. Он ловком парирует братца и сам наносит быстрые и выверенные удары кинжалом. По первому взгляду кажется, что они примерно одинакового мастерства... Хотя... может братец ему поддается? Насколько я помню, с воинами он двигался быстрее.

Поодаль от них стоят гвардейцы, лениво наблюдают за поединком. Замечаю, что некоторые из них в цветах не нашего дома. Вместо зеленой накидки, на них золотые с эмблемой солнца, накрест перечеркнутое двумя стрелами. Похоже, парень какой-то важный гость из другого Дома.

О, сестренка? Она тоже интересуется боями? Стоит, похлопывает в ладоши на каждое движения крысенка. Так, стоп. Почему я уже сужу людей по внешности. Ну с крысиной он мордой, и что? Это же не значит, что он по натуре такой...

Но на всякий случай обойду-ка я их стороной... Тихо и незаметно. Как-то светиться не хочется.

Надо ли говорить, что меня сразу же замечают, а я закатываю глаза чуть ли не до небесных высот.

— Это не ваш там брат, Кейт? — нарочито громко спрашивает крысяк.

Торн за моей спиной вздыхает, но ничего не говорит.

— Он самый, Ваше Высочество, — сухо улыбается брат, отвечая за сестру. — Может продолжим и...

— Нет, подожди-ка... Кейт, это же он тебя оскорбил?

Кого это я оскорбил? Она сама себя оскорбили. Вела себя, как неадекватка. Но важнее то, что крысу назвали «Ваше Высочество». Точнее, так перевел местный титул правящих аристократов мой внутренний «Ден-переводчик». Плохо дело... Совсем плохо. Не хочу с такими связываться. Что ж мне так не везет то.

Брат явно нервничает:

— Я не думаю, что он пыта...

— Он меня оскорбил, Ваше Высочество, — перебивает его сестра и, шмыгая носом, гадюкой опускает голову. — Но я не стою вашей защиты. Наследным принцам не следует марать свои руки о таких.

Ах ты сучка, как мило поешь. Как я тебя там обидел, а? Что ты врешь-то? Кошусь в сторону отца. Смотришь, да? Интересно тебе? Ну смотри-смотри.

Крысиный мальчишка подходит ко мне ближе, мерзенько улыбается. Беру свои слова обратно. Внешность часто подчеркивает характер.

Он останавливается чуть ли не впритык, оглядывает меня снизу вверх, морщит нос:

— Для бастарда, ты слишком дерзок с моей невестой, малыш. Извинись-ка.

Ну, начинается. Не успел я сбежать из этого осиного гнезда. Ладно, усугублять не стоит. Не знаю, как я там сестренку обидел, но да пофиг. Мы народ не гордый и с мозгами — знаем цену словам. Если этому выскочке нужны дерьмовые извинения, он их получит.

— Приношу извинения вам и вашей невесте за...

Взмах.

Я был готов, но хоть и успеваю заметить надвигающуюся угрозу, но не до конца получается уклониться — лишь слегка выгибаю заплывшую жиром шею назад. Тыльная сторона ладони принц проходит по касательной, едва задевая меня. Пощечина «Его Крысиного Высочества» получается весьма размазанной, но увесистый перстень с голубым самоцветом оставляет нехилую царапину на щеке. Браслет физической защиты резко обжигает запястье. Либо лавочник меня обманул в его магической силе, что вряд ли, либо перстень на пальце принца далеко не так прост и сейчас моя голова осталась на плечах только благодаря защитному артефакту.

Сжимаю зубы, медленно поднимая руку, трогаю щеку. Кровь. Возможно, останется небольшой шрам.

— На колени, бастард! — голос крысиного принца срывается на визг.

Видимо, я сильно вывел его из себя тем, что еще жив. Да еще и увернулся.

Тишина. Весь двор затихает, наблюдая за картиной.

Все мое естество негодует, требует возмездия, боли, крови... В «темном бизнесе» такое не прощают. Полагаю, что на моей лице что-то отражается, потому что принц перестает скалиться, когда я, не торопясь, возвращаю голову в исходное положение и молча делаю шаг ему навстречу. Характер требует размозжить это личико в кровавое месиво!

— Сейчас я тебе встану на колени... — тихо шевелю губами.

На мое плечо ложится рука в латной перчатке. Оборачиваюсь. Торн едва заметно качает голой, придерживая меня. Мол, нельзя, ударишь принца и нам конец.

К сожалению, он прав...

Жажда крови и пелена в мозгах медленно отступают. Киваю Торну. Успел он остудить мой порыв оторвать башку этому сопляку. Или умереть, пытаясь это сделать.

Вот значит какая она — придворная жизнь толстяка. Хуже, чем на улице. Там хоть можно вцепиться зубами в глотку, чтобы выжить. А тут одно лишнее движение и... конец тебе. Не удивлен, что «бывший я» так испортился и спился. У каждого своя защита от окружающего мира...

К нам подходит брат. Он не улыбается, до предела серьезен:

— Прошу вас, Ваше Высочество. Он не стоит вашего времени.

Все верно, братец. Отведи его от меня, пока я не сделал то, о чем потом пожалею.

Крыса задирает нос:

— Поверь мне, Эрмин, правителю необходимо ковыряться в грязи, чтобы научиться управлять теми, для кого это естественная среда. Ты поймешь о чем я говорю, когда с моего благословения станешь эйром этих земель.

Ухо брата слегка дергается, но он сразу же берет себя в руки. Если я правильно понимаю этот эльфийский жест, благословение всяких королей не нужно, чтобы вступить в наследование. По крайней мере, так говорит история моего мира.

А вообще, крыса — полный идиот. Вокруг него полно простых людей. Гвардейцы, чьи родители обычные крестьяне, конюхи, прислуга. А громкие слова о том, что они грязные свиньи расползаются далеко и надолго.

Замечаю, как сестренка косится на меня... Ух, как лыбится, пока принц не видит. Как же она довольна своей мелкой местью.

Ладно, пора действовать. Промедление — смерть. Только вперед. Итак, Ден. Вспомни себя в молодости. Почему ты выжил? Почему ты стал тем, кем есть сейчас? Жизнь не всегда даёт силу справиться с проблемами, но всегда есть лазейки для тех, кто их видит...

В памяти всплывает недавние события с некромантом... А что если... Хм...

Незаметно поправляю подсумок за спиной, подмигиваю Торну.

Коварно улыбаюсь сестренке, пока брат переговаривается с крысой и...

— Аргх!!! — ору я, хватаясь за сердце.

Принц аж подпрыгивает от неожиданности, но я не даю ему возможности понять, что происходит. Мои ноги «подкашиваются», и я наваливаюсь на него, сбивая с ног.

Мы падаем. Я сверху — прямо на него, вдавливая всем весом, чтобы не рыпался. Барахтаемся в пыли. Я дрыгаюсь и наигранно конвульсирую, цепляясь ему за одежду.

Добавляю болезненной драматичности в голос:

— Сердце! Моё сердце! Как... больно!..

Принц визжит истеричной и напуганной девчонкой, хотя вроде «умираю» я, а не он. Так, не убить бы бедолагу, а то потом не обтерхаешься. Два центнера — это не шутка. Слегка подпираю свой вес локтями.

— Снимите его! Уберите! Стража! Стража!

Опасно! Торн пытается меня заслонить от золотых гвардейцев, тем самым даруя пару секунд на принятие решения. Смещаю центр тяжести вправо! Удар солдатским сапогом золотого стража должен был пройтись по голове, но вместо этого выбивает дыхалку и ненадолго вырывает меня из реальности.

Ох ты ж... ептить-моптить! Вот это силища! Теперь мне даже прикидываться не надо! Воздух из легких вышибает, я отлетаю на несколько метров и кувыркаясь, падаю навзничь. Но это даже хорошо. В полете я успеваю понять, что смог сделать ТО, ЧТО ПЛАНИРОВАЛ. И пока никто этого не заметил.

Вот только теперь я вполне естественно страдаю... А браслет на руке лишь слегка теплеет. Он отдал остатки своей магической силы и возможно спас меня от серьезных травм.

Помутневшим взглядом замечаю, что на меня надвигаются еще двое гвардейцев принца, на ходу достают мечи их ножен. Торн встает между ними и мной, кладет руку на рукоять меча за спиной. Гвардейцы замирают на месте, не зная, что делать дальше. Либо не хотят отягощать неприятную ситуацию, либо побаиваются Торна. Смотрят на своего господина, ожидая приказа.

Разъяренный крысиный принц вскакивает на ноги:

— Бастард!!! Да как ты посмел?! КАК! ТЫ! ПОСМЕЛ?!

Брат Эрмин встает напротив него, машет руками:

— Ваше Высочество, прошу вас! Он не специально! Вы напугали его и у него прихватило сердце!

Блин, это, конечно, неприятно, но потом посмотрим, кто будет валяться на земле, а кто улыбаться последним. Память у меня отличная. Да и корёжит меня уже не от сердца, а от удара в грудь. Ну хоть страдаю правдоподобно.

Торн наклоняется надо мной, что-то щупает в области солнечного сплетения:

— Сломано три ребра, — спокойно констатирует он.

Вот спасибо. Замечательно. Я так рад. Хотя... нет. Он врёт. Специально.

Принцу нравится мой диагноз. Он нервно выдавливает из себя улыбочку, с трудом справляясь с отдышкой:

— Жалкое... зрелище. Мне стыдно, что ЭТО — брат моей невесты. Пусть и не единоутробный. Интересно, какая у него была мать... Трактирная девка или попрошайка...

Это ты еще не знаешь, что меня из родовой книги вычеркнули, щенок.

Перебарывая боль, заставляю себя посмотреть в сторону теней, где стоит отец. И, мне кажется, что они становятся темнее, зловеще... Или это мое буйное воображение?

Терпи, Ден. Время еще придет. Ты — самое мстительное существо на свете. Но ты не идиот. Месть должна свершиться в нужное и выгодное время. Иначе она тебя погубит, как и всех тех, кто не умеет ею пользоваться.

Принц еще что-то фыркает и, смерив меня пренебрежительным взглядом, отмахивается.

В какой-то миг переживаю, что моя авантюра провалилась и нужно будет «переигрывать ситуацию», но принц не замечает в себе изменений, говорит:

— На этот раз забудем это жалкое недоразумение. Эрмин, Кейт, пойдемте поужинаем. До меня дошли слухи, что ваши повара — настоящие мастера кулинарии. Надеюсь, это правда, и кабана, которого я ЛИЧНО выследил по дороге к вам, приготовили на совесть.

Сжимая зубы от боли, жду когда троица уйдет со двора. Торн заслоняет меня от золотых гвардейцев, норовящих пнуть напоследок.

Когда родственники и крысиный король со своими гвардейцами скрываются из вида, я резко перестаю морщиться. Не обращая внимание на боль, лежу на спине, любуюсь вечерними звездами.

Лежу...

Лежу...

Чувствую на себе десятки глаз. Может, даже сотни. Торн пялится на меня сверху вниз, поднимает забрало шлема:

— Вы в порядке, гос... — прерывается, пристально вглядываясь мне в лицо.

Не знаю, что он там видит, да и плевать.

О, да, я хорошо запомню этот день.

Перебарывая боль, встаю без помощи Торна, держась рукой за грудь. Ребра целы. Болеть должно сильнее, я-то знаю.

— Хм... С вами всё в порядке, господин? — переспрашивает мой телохранитель.

Не отвечаю, пожимаю плечами. Жестом киваю. Мол, уходим, тут нам больше делать нечего. Всё равно медперсонал не спешит на помощь бастарду.

Под молчаливые взгляды мы с Торном уходим из замка через открытые ворота. Проходим пару минут вдоль алей с деревьями. Наконец мой телохранитель не выдерживает:

— Римус, вы прикусили язык?

Понимаю, что это буквальный вопрос. Торна напрягает, что я молчу.

— Ты мовеф хфанить фекреты? — спрашиваю я будто с набитым ртом.

— Прикусили, значит. Могу, Римус. Пока я ваш личный гвардеец, ни одна пытка не заставит меня проболтаться.

— А ефли я не смофу тебе зафлатить?

Какое-то время идем молча между деревьями. Только пение птиц и шелест веток. И вот Торн отвечает:

— Если не заплатите и я покину вас, ничего не изменится — я не проболтаюсь. Совесть не продается.

Киваю. Смотрю на Торна. Странное чувство, но почему-то я ему верю. А это очень и очень редкое для меня явление. А если я ошибаюсь в нем. Что ж, без риска и жизнь не так сладка... Заодно проверю действительно ли он так лоялен, как кажется.

Оглядываюсь по сторонам. Вроде, никого. От замка мы отошли далеко и никто между редкими деревьями не мелькает, за нами не следует.

Выплевываю изо рта в ладонь шикарный перстень принца с огромным самоцветом, похожим на желтый сапфир, быстро сжимаю в кулаке. Торн первый раз реагирует эмоционально. Вздрагивает, останавливается на месте как вкопанный, глухо откашливается под шлемом, но... ничего не говорит. Видимо, не находит нужные слова.

Сую перстень за спину, мысленно требую, чтобы он перешел в Анклав. Спрашиваю окаменевшего Торна:

— Ребра же не сломаны, верно? — засовывая руку под рубаху, щупаю грудь. — Решил мне подыграть?

— Так и сердце ваше в порядке, Римус.

Всю дорогу до деревни мы с Торном идем молча и очень задумчиво по безлюдному тракту. У этого человека есть обалденное качество — он почти не задает вопросов. Нужно мне в деревню — пожалуйста. Нужно спереть королевское кольцо? Дело хозяйское...

Лишь секунду я думаю, стоит ли ему рассказывать о черепе. Прихожу к выводу, что это тупая мысль. Ни в коем случае. Как бы он мне ни нравился, я знаю его всего пару часов. В людях иногда всплывают отвратительные качества через десятилетия дружбы, что уж сейчас говорить.

Первым молчание прерывает Торн:

— Римус?

— М-м?

— Вы с самого начала планировали... присвоить себе перстень?

Беру свои слова обратно. Вопросы задает. Хоть и редко.

— Странно, что ты этим интересуешься, — улыбаюсь я. — Смотря где начинается «начало». Но да. Как только принц пошел на меня, я догадался, чем всё может закончиться. И заметил кольцо. Тебя это смущает? Говори прямо.

Торн отвечает не сразу:

— Я стар, Римус. Повидал многое. Коварство, предательство, придворные игры. Дослужился до своих лет потому что умею молчать.

— Теперь ты знаешь о краже и тоже в этом замешан. Совесть тебе что-то говорит по этому поводу?

— Ничего. Вы мой господин. А я ваш личный гвардеец. Всё просто. Зачем вам понадобился фамильный перстень Дома Солнца, мне знать не велено. Но могу предупредить, что его будут искать, если уже не ищут. Перевернут весь замок, и вы будете одним из подозреваемым. Надеюсь, вы знаете, что делаете, Римус.

Отлично. Как я и думал, это далеко не простое украшение и я рисковал не зря. Хе-хе. Что ж, ничего не поделать. Это мой маленький аванс за наглость принца. Плюс, разве можно вертеть перед носом темного коллекционера такими вещами. Это же всё равно что размахиваться красной тряпкой перед быком. Отказаться от соблазна невозможно.

Пожимаю плечами:

— Ну, если дело дойдет до меня, то я просто буду убедительно врать.

Дожидаемся, когда мимо проедет караван, запряженный двумя мулами. Эх, как же жрать хочется. Да и не спал я давно. Сил уже ни на что не остается. А до ночи еще далеко. По ощущениям сейчас около пяти-шести вечера.

— Но нужны ли принцу ваши оправдания?

— Может и не нужны. Но принцы, карающие без суда и следствия теряют доверие своих подопечных. Надеюсь, у него хватит мозгов это понять.

— Надеюсь, Римус. Надеюсь.

Снова тишина. Кажется, что Торн о чем-то думает. Он опускает забрало:

— Вы легко отделались, Римус... Полагаю, из-за этой вещи? — кивает на мою правую руку.

Какой наблюдательный. Задираю рукав, показываю браслет.

— Неплохой артефакт. Но вам повезло. Если бы принц ударил чуть сильнее...

Согласен с ним. Но браслет пригодился быстрее, чем я думал. Жалко, что теперь его перезарядка стоит полторы золотых монеты, которых у меня нет.

— Римус, вы говорили, что я могу вас наставлять...

— Верно.

— Скоро принц заметит пропажу. Не доставайте пока перстень из той артефакторной сумки, что у вас за спиной. Кто знает, какая у него аура...

...

Слишком наблюдательный...

Глава 12

В таверну «Ласточкин Стреломет» заходим вместе с Торном. Она забита алкашнёй не так сильно, как должна в это послерабочее время. При виде нас мужичье затихает. Какое-то время стоим у прохода, а я нагло вглядываюсь в каждую пропитую морду.

Получается. Мой «грозный» вид делает свое дело. И неважно, что позади меня двухметровый верзила в полном латном доспехе и мечом за спиной. Миловидная девушка-прислуга мигом прячется в подсобке, а таверна пустеет буквально через пять минут нашего многозначительного зырканья.

Дожидаемся, когда сбежит последний алкоголик. Закрываю дверь на засов. Подхожу к «барной стойке».

Трактирщик при виде такого безобразия в своем заведение бледнеет, напрягается:

— Ох, господа... стал-быть... Чего изволите? Ваша комната свободна... стал-быть... еще...

Ну еще бы она не была свободна. Я за нее заплатил до завтрашнего утра. Нашел чем кичиться. Мол, стал-быть, я вас не списал еще со счета, да?

Торн молча стоит позади меня. Слащаво улыбаюсь:

— Ну что, мой скользкий друг, настало время расчетов, а? Вон видишь его, — киваю за спину, на огромную фигуру. — Это капитан Торн. Знаешь такого? О, вижу, что знаешь.

Клоуш на глазах стареет лет на пятьсот:

— А... что... я... ничего не сделал...

— Да неужели? То есть ты не в курсе, что меня вчера отравили твоим элем и чуть не убили?

Доспех Торна за спиной скрипнул. Трактирщик сглатывает:

— Какой эль? Мой эль? Отравили? Да что же это... Господин, помилуйте. О чем вы толкуете?

— Торн.

Звук доставаемого из ножен меча сжимает старикашку до чернослива. Обожаю своего телохранителя.

Сажусь на табурет, оборачиваюсь:

— Торн, ты пьешь?

— Нет, Римус.

— Это хорошо, — перестаю улыбаться, перевожу взгляд на трактирщика, пытающегося слиться с окружением. — Значит так, Клоуш, у меня сегодня был очень плохой день. А в плохие дни я делаю глупости. Но ты можешь улучшить моё настроение, сообщив, кто тебе велел меня споить. Тогда никто не пострадает, а эта забегаловка сегодня не сгорит. Я даже никому не скажу, что ты проболтался. Свалю всё на тех болтливых петухов, которых ночью закопал в лесу.

Немного блефа в деловых разговорах никогда не помешает.

Изучаю лицо Клоуша. Он искренне напуган. Скорее всего, не знает, что его больше пугает — перемены в моем характере или угрозы. Слышу, как Торн зашевелился, скрежеща металлом. Ага, значит он не такой уж и бесчувственный. Заинтересовался, в чем дело. Его я в свои приключения не посвящал.

Руки Клоуша трясутся, но он только поджимает губы. Решаю его додавить:

— Хочешь расскажу, что я сделал с одной из них? Говорят, она стоила троих. Если не пятерых. Ее звали Киса. А, бледнеешь. Понимаешь, о ком я говорю... А еще был мальчишка-сосунок по кличке Шмыг. Его я подвесил на ветке. Он обоссался и долго булькал прежде, чем отправиться в мир иной.

Да! Да! Больше красок в мир страха и угроз!

Возможно, Клоуш уже знает, что произошло. Те бандиты его крышевали и наверняка успели с ним переговорить после случившегося в лесу. Но теперь, когда у меня есть Торн, я могу меньше их опасаться. Скажу иначе. Теперь я хочу избавиться от них. Тем самым окажу услугу лавочнику. У старика больше не будет крыши и можно будет решить вопрос с поставками табака.

Клоуш теряет желание строить из себя героя:

— Во имя Первозданного, я не знаю, стал-быть... Не знаю... уважаемые господа... Умоляю... Пришел человек...

— Какой человек?

— Я не знаю! В капюшоне! Посреди ночи, прямо в мою закрытую комнату! Я... я в поту проснулся, а он надо мной стоит. Чуть не умер от страха. Лица не видывал... стал-быть... Сунул мне в нос гербовую печатку и давай рассказывать, что мне делать. Дождаться вас, господин, подать правильный эль, и всё... Остальное, стал-быть, другие доделают. Я только потом узнал, что и Стилет в этом замешан. Ох, Первозданный спаси мою душу грешную... Не мог я ослушаться, господин! — срывается голос Клоуша. — Никак не мог!

— Тихо... Не ори. Что за герб на печатке?

Странно. У бандитов я нашел письмо, а трактирщику приказали напрямую. Им будто по-отдельности давали указания. А еще это письмо? Зачем? Даже неподписанные письма — это компромат.

— П... паучий герб... — понижает голос. — Вы же знаете, что это значит, господин Римус. Если ослушаешься пауков, то жизни конец... Умоляю, поймите... У меня внучка... Сиротка...

— Хм... — издает первый звук Торн. — Римус, можно на два слова?

Сурово предупреждаю старика:

— Не рыпайся, мы еще не закончили.

Встаю, отходим в дальний угол:

— Могу задать вопрос, Римус?

— Никогда не спрашивай об этом. Задавай, если надо.

— Почему богохульники и враги всех людей хотят вашей смерти?

Эм... Это... отвратительно. Богохульники и враги всех людей? Серьезно? Насколько слова могут звучать более угрожающе? Твою ж... Я надеялся, что по мою голову приходили личности поскромнее.

— Без малейшего понятия, — вздыхаю я.

Пауза.

— Что произошло ночью? Что вы сейчас рассказывали Клоушу?

Ладно, Торн и так уже много знает. Одной тайной меньше, одной больше — пофиг.

— Да споил он меня. Подмешал что-то в эль. Потом с бандитами выволокли в конюшню, скрутили и в лес. Я сбежал от них и кое-что прихватил с собой, как компенсацию. Не думал же ты, что я правда нарисовал те картинки? В общем, отсюда и деньги на браслет. Еще записку нашел с указаниями, что нужно от меня избавиться, а Клоуш в этом им поможет. Мне повезло, что разбойники эти — народ жадный и не очень умный. Они решили, что выгоднее меня отцу вернуть.

Про некроманта, я, конечно, благоразумно, недоговариваю.

— Хм... Банда Стилета?

Киваю.

— Я слышал о них. Вы сказали, что убили двоих. Это правда?

Не пойму, чего в голове Торна больше. Недоверия или удивления.

— Это было просто. Они на радостях напились до полусмерти.

Недолгая тишина. За забралом не вижу лица Торна, и не могу предположить, о чем он думает.

— Понятно.

Правда? Никаких больше вопросов? Мне вот ни хрена не понятно.

Спрашиваю:

— Есть идеи, что происходит?

— Нет. Отвечу так: у вас большие неприятности, Римус. Пауки очень опасны. Никто не знает их мотивов. Но там, где они — всегда беда.

Да кто такие эти пауки? Наемные убийцы, что ли? А-а-а! Как спросить, не вызвав подозрения? Одно дело характер изменился, другое — показать, что ты не знаешь очевидных вещей. Тут даже Торн напряжется.

— Я слышал, что меня свои же убить хотят...

Торн пожимает плечами:

— Думаю, вы многим как кость поперек горла, Римус.

— Какая радость, — скисаю я. — Я же заслужил, верно?

Ну же, ведись, Торн. Расскажи мне что-нибудь.

— Вы аристократ в очень сложном положении. Конечно, пока ваш отец не лишил вас этой привилегии, выписав из родовой книги. Но я всё равно удивлен, что вы дожили до своих лет.

Я сейчас начну зубы стирать в порошок. В каком, мать твою, я положении?! Расскажи! Блин, как же тяжело попадать в людей, о которых ни хрена не знаешь. Ладно, Ден, терпение. Всему свое время. Главное — не спешить. Нужно просто быть осторожнее, а информация рано или поздно сама придёт.

О, кстати!

— Если я больше не в родовой книге, то и убивать же меня нет смысла? Правильно же я понимаю? Кому нужен обычный простолюдин.

— Не знаю, Римус. Я всего лишь ваш гвардеец.

Та-а-ак, понятно. Я переоценил этого вояку. Вмешиваться в политоту он точно не хочет. А про пауков и бандитов спросил только потому, что должен понимать, от кого меня защищать. Вот так он и дожил до своих лет. Не болтал, не задавал вопросов и не влезал туда, где попахивает.

Ладно, возвращаемся к текущим тараканам:

— Торн, ты справишься с бандой Стилета?

— Не уверен. Сколько их? Как вооружены? Где расположились? Есть ли в их шайке маги и мастера боевых искусств? Если есть, то какого направления и ступени? Много неизвестного.

Хмурюсь:

— Они же обычные запойные разбойники. Не заметил ничего такого.

Начинаю жалеть, что не рискнул перерезать им глотки. Но кто знает, как бы всё обернулось. Может меня бы уже не было.

— Если я всё правильно понял, то в лесу вам сильно повезло. Банда Стилета насчитывает не менее трех дюжин человек. Среди них есть и опытные люди из дезертиров Дома Галленов.

— Ты уверен? Это не шесть алкоголиков?

Торн отрицательно качает головой:

— Они не бродят по округе всей шайкой. Кто-то грабит на севере, кто-то мародерствует на юге. Все делают исподтишка. С десятком крестьян с вилами я справлюсь, но если среди них будет элементалист хотя бы третьей ступени...

Элементалист? Потихоньку начинаю понимать, как тут все работает. Только вот что еще за ступени? Типа уровни силы?

— Я тебя услышал, Торн. Подумаю...

— Не считаю, что вам стоит переживать на их счет пока вы в Ласточкином Гнезде, Римус. Стилет не будет рисковать рядом с родовым замком.

— Ага, как же. Я что-то не заметил, что он чего-то боялся... Прямо здесь же споил и вытащил.

Торн пожимает плечами:

— Может, он посчитал, что дело легкое. Вас тут все знают и привыкли к... опьянениям. Но Стилет сильно наследил и будет осторожнее.

Что-то слышу. Перевожу взгляд на «барную стойку»:

— Куда собрался?! — гаркаю на Клоуша, пытающегося по-тихому свалить в подсобку.

Подхожу к тяжело вздыхающему старику:

— У меня к тебе еще одно дело. Говорят, ты партнеров бросаешь...

— А?..

Сажусь на табурет. Включаю «доброго полицейского с сюрпризом»:

— Слушай, Клоуш, я тебе не враг. Даже прощаю за то, что ты сделал. Как насчет того, чтобы начать всё сначала?

— А?..

Его заело, что ли? Ладно, попробуем иначе. Осматриваю опустевшие столы, пересаживаюсь на один из них:

— Налей-ка мне выпить, будь добр.

Клоуш начинает суетиться:

— Конечно-конечно, господин. Сейчас схожу за лучшим вином в подсобочку, стал-быть, и...

— Нет. Налей вон того, — показываю пальцем на большую бочку.

— Но... это для мужиков, стал-быть... Не для вас, господин...

— Налей.

Клоуш слушается, трясущимися руками наполняет пенного в деревянную кружку, подносит мне. Делаю маленький глоток, морщусь:

— Как я и думал. Тут минимум наполовину разбавлено водой.

— Я... я же говорил вам, господин. Давайте за вином схожу...

Со вздохом отодвигаю кружку в сторону:

— Успокойся, Клоуш. Я же сказал, мы с тобой подружимся...

Итак, начнем думать, как мне заработать. Заодно и стать местным «серым кардиналом».

Я уже успел обойти деревню и понял, что она небольшая. Пять десятков домов, одна лавка, одна кузня, десяток конюшен, ржаное поле и увеселительное заведение Клоуша. Вокруг деревни частокол, забитый воинамигарнизон и какие-то утропии в лесу. Но при этом мало патрулей. Очевидно, что жизнь тут не такой уж и сахар, как мне изначально показалось. Местные живут спокойно только из-за близости к замку, но даже детишек боятся отпускать дальше, чем на сто метров от деревни.

А еще в единственной лавке имеется всё для излишне комфортной жизни по вполне приличным ценам. Значит, основной поставщик «плюшек» в эту деревню — именно лавочник. Я заметил, что у него своя конюшня на задах и несколько тяжелых повозок. Прилавок забит недешевым и разнообразным ассортиментом, но при этом нет охраны в такое мутное время. Отец сказал мне, что знает его... С чего бы он знал какого-то торгаша? Деревнь вокруг много и знать эйру каждого смерда — это странно.

Оборачиваюсь:

— Торн, ты же знаешь местного лавочника?

— Гримза? Да.

— Что думаешь о нем?

— Вам вкратце или подробнее, Римус? — сухо спрашивает Торн.

— Подробнее.

— Как прикажете. Хотя я думал, что вы о нём знаете... — неприятная пауза. — Гримз — ветеран и бывший лейтенант Дома Галленов. Лет двадцать назад в Гурум-Хупе он потерял свой отряд — перебили всех, кроме него. Говорят, он после этого помутился головой и его отправили на заслуженный отдых. С тех пор и промышляет торговлей там, где жили его покойные родители. К нему приезжают с соседних деревень за товарами. Несколько раз Гримза ловили на не самых законных делах, но он полезен, поэтому на это закрывают глаза.

— Он силён?

— Весьма.

Что и требовалось доказать. Я не ошибся в этом Гримзе. Его рукопожатие чуть не переломало мне пальцы. Он силен и самостоятельно обеспечивает себя и деревню. Не то, чтобы Гнездо без него не выжило. Крестьяне сами себя обеспечивают, но стеклянных стаканов, фиалов дождя и персиков в этом районе точно бы не было.

И тут-то прослеживается моя первая экономическая ошибка. Гарнизон в замке к чему-то готовится — это очевидно. Поэтому местное правительство подзабило на прилежащие деревни. Патрулей очень мало, торговые тракты не охраняются, проезжающие караваны запуганные и часто с дорогостоящей наемной охраной. Разгул бандитов прямо под замком. Монополисты и спекулянты на каждом шагу торгуют полным дерьмом типа табака из сушеной крапивы или разбавленного эля. Не знаю, что вытворяет отец, но на глупца он не похож. Значит, в этом мире что-то происходит. То, из-за чего эйр может позволить себе заниматься армией, а не экономикой. Такое бывает, когда могущественные и богатые державы сталкиваются с проблемами, но имеют набитую казну. Вот только золото то есть, а людей из земли не выкопаешь.

Я полагаю, что Дом Галленов готовится к войне. Или какому-то иному военному противостоянию. Но пока не спешит сообщаться об этом обычным людям. А значит, я смогу развернуться. К сожалению, война — ужас для одних, но деньги для других. И я не понимаю, почему должен быть среди первых. Хотя и наживаться на таком очень не люблю.

Хм, вот еще что интересно...

— У Гримза очень дешевые товары... Кто-нибудь знает почему?

Торн с Клоушем переглядываются. Похоже, они вот-вот начнут меня подозревать в сумасшествии. Перевожу взгляд с одно на другого:

— Что, серьезно? Вы об этом не задумывались? Никого не смущает, откуда у него дешевые товары, которые в жизни не вырастить в этих землях? Почему каждый второй в Гнезде может купить персики?

Хоть убей, но я не верю, что здесь их можно вырастить. А за все время над головой не пролетел ни один дальнобойщик на драконе. Зато есть обычные повозки за лавкой.

Торн сужает глаза. Наверное, не понимает чего это я к нему пристаю. Он же только личный гвардеец.

Вздыхаю. Чего я ожидаю от средневековья? Каждый живет и думает только о своем.

— Он... в убыток продает?.. — догадывается старик.

Перевожу взгляд на Клоуша. Неплохо. Он же тоже делец. Хоть и старый дилетант.

— Верно. Торн, ты сказал, что он головой тронулся, так? Да и засел в деревне, где жили его родители. А еще, что он замешан в не самых легальных делах. Логику не прослеживаете?

Клоуш совсем теряется. Видно, что он не совсем понимает, как оказался в этой тарелке:

— А? Стал-быть... зачем? Если денег-то не заработать...

Улыбаюсь:

— Ты вроде стар, но совсем не мудр. Вот если бы не был таким скрягой, может с Гримзом бы и поладил. Ты недооцениваешь человеческое мышление. Гримз потерял свой отряд и, вероятно, его, как командира, замучила совесть. До такой степени, что он решил обратиться в благородного рыцаря, помогающего всем и каждому в своей родной деревне. А может его еще давит какое-нибудь черное прошлое. Не знаю, сжег пару городов с детьми, а теперь страдает из-за кошмаров и пытается вымолить прощение благими деяниями. Он встает в очередь за фиалом дождя за три месяца, покупает его и перевозит за свой счет. И ради чего? Ну? Не понимаешь?

Латы Торна скрипят. Полагаю, ему не нравится, что я считаю воинов Дома Галлена поджигателями городов и убийцами детей. Ну да ладно.

— Э-э-э... — уходит Клоуш в осадок.

— Ясно. Что случилось бы, если бы наступила засуха или пожар в поле? Скажем, месяц назад.

— Голод, господин... Поле кормит нас...

Точно. Учитывая опасность трактов в мутное время, покупка огромного количества того же зерна у других деревень обошлась бы сильно дорого. Каждая деревня сама за себя. Гримз это понимает.

— Верно, мой скользкий друг. Голод. И персики вас, дуралеев, не спасли бы. Но спас бы фиал дождя. Гримз проболтался, что выложил его на прилавок только сегодня, хотя у него проходит срок годности. Как думаешь, почему фиал тухнул все это время, и он стал продавать никому не нужный товар только сейчас? Да потому что рожь уже созрела и ей ничего не угрожает. Мужики собирают урожай. А знаешь ли ты, сколько он просил за этот фиал? Тридцать золотых. Тридцать золотых за полупросроченный фиал, который хранил у себя и не продавал до последнего. И я уверен, что он сильно продешевил, чтобы возместить хоть какие-то убытки.

Тишина.

Скрещиваю руки:

— Наш лавочник занимается «не совсем законными делами» потому что ему нужно как-то компенсировать убытки. Чтобы детишки лопали персики, магические браслеты спасали охотников от волков, а фиалы дождя — поля от пожаров. И сдается мне, Торн, что мой отец знает об этом. Поэтому Гримзу «многое прощается». Не все в жизни черное и белое.

Клоуш продолжает моргать с открытым ртом. Слышу, как Торн за моей спиной поднимает забрало шлема, но ничего не говорит. Чувствую на своем затылке его пристальный взгляд.

Ставлю локти на стол, исподлобья смотрю на Клоуша:

— А вот ты, мой скользкий друг, слабое звено в этой систе... деревне. Ты сказал, что у тебя внучка? И какое поколение ты оставишь Гнезду после своей смерти, м-м? Ты платишь за «защиту» разбойникам львиную долю дохода. Из-за этого твой эль стал отвратительным и не пьянящим, хотя алкоголь — единственное, что поддерживает моральный дух мужиков, — принюхиваюсь к запаху, улавливаю знакомые едкие нотки. — По указке этих ублюдков ты продаешь зараженный мучнистой росой табак, от которого у меня в глазах слезится и хочется выблевать кишки. Гримз — хранитель Ласточкиного Гнезда. Тот, о ком не говорят. Тот, о ком не сложат легенды. Тот, кто умрет, зная, что он создавал, а не разрушал. Тот, с кем Стилет боится связываться. Ты же... — ухмыляюсь, — обычный паразит.

Наблюдаю как побледневший Клоуш сжимает кулаки:

— Вы... вы, господа, думаете, что всё знаете, да, стал-быть? — опускает голову. — Думаете, знаете как вести дела в захолустной дыре... стал-быть?.. Знаете, что такое рисковать жизнью ради бочки с элем? Знаете, каково выслушивать угрозы головорезов о том, как они разорвут платьишко на моей внучки и... и...

Торн неожиданно резко подает голос:

— Что они сделают с Лией? Почему я об этом не знал? Ты мог бы обратиться к страже.

Хм, чего это он так разнервничался...

Клоуш фыркает:

— К страже? К страже?! Это к вашим, что ли, уважаемый Торн? К вечно занятым более важными делами, чем обычные люди? Не смешите мои подштанники... стал-быть...Пожалуйся я вам, то ее бы убили!

Костяшки Клоуша белеют. Желваки на щеках зашевелились. Так, похоже я надавил слишком сильно. Теперь следующий этап под название «пряник». Добродушно улыбаюсь:

— Не кипятись, Клоуш. Я же говорил, что тебе не враг. Наоборот. Хочу помочь.

Клоуш смотрит на меня горящими глазами:

— Вы, ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ? А чем вы лучше Стилета, стал-быть? Сколько раз вы щупали за задницу мою внучку, намекая, что будет, если я не налью вам вина, чарка которого стоит как мой дневной доход? А вы знали, что об этом балакает вся деревня? Моя красавица теперь до седины будет ходить в девках из-за сплетен, что вы ее опорочили!

Старый хрен... Знает на что давить... Но теперь я понимаю его слабое место и стоит этим воспользоваться. Надеюсь, «я» только «щупал» его внучку и не наделал глупостей. Иначе с Клоушем дела не заладятся. Существуют непростительные вещи.

Спрашиваю:

— Она сейчас здесь? Лия твоя.

— Нет! — глаза Клоуша аж загораются огнем.

Ясно. Врет. Я видел, как какая-то девушка в фартуке юркнула на кухню, когда мы зашел. И периодически слышу скрип полов за закрытой дверью. Она стоит и подслушивает.

— Обещаю, что ничего ей не сделаю. Пусть выйдет.

— Ее здесь нет.

Вздыхаю:

— Она стоит во-о-он там и подслушивает, Клоуш.

Тень под дверью кухни замирает.

Клоуш превращается из дряхлого старикана в разъяренного деда, защищающего своих внучек:

— Хотите ей что-то сказать, скажите мне, стал-быть! Я передам!

Видимо, он понимает, что перегибает, слегка сбавляет гонор:

— Умоляю, господин Римус... Она совсем дитя... Третий месяц ночами не спит... Работать не может, всё из рук валится. Боится вас...

Делаю самое серьезное лицо, на какое только способен:

— Клоуш, я не буду настаивать. Но я могу всё исправить. Правда.

Какое-то время старик только трясется, и я уже хочу оставить это гиблое дело, но... на удивление происходит странное. Клоуш косится за мои спину, и будь я проклят черепом, если скрип доспехов не означает, что Торн ему кивнул.

— Ладно... стал-быть. Лия, девочка моя, иди сюда, пожалуйста! С тобой хотят поговорить!

И она выходит. Теперь я рассматриваю ее внимательнее и еле сдерживаюсь, чтобы не скорчить удивленное лицо. Молодая девушка передо мной одета в заляпанный фартук и длинную юбку, но выглядит как фея, а не средневековая баба. А это личико... просто воплощает в себя первозданность женской невинности. Первым делом я гляжу ей на уши и понимаю, что она не эльфийка, а просто человек. Копна рыжих волос и редкие веснушки только подчеркивают ее красоту. Низенькая, компактная, с опущенной головой она мнет ручками грязный половник. Ее огромные глаза влажные, она постоянно шмыгает носиком. Вот именно на таких милых и беззащитных девушек и бросаются мужики, с пеной у рта умоляя позволить им стать их вечными защитника от всех мировых бед.

Я и сам, честно говоря, при виде этой феи чувствую легкое неприятие к телу, в котором нахожусь. Щупал ей, млять, задницу. Жиробас херов.

— Вы звали меня, дедушка? — нежнейшим голоском поёт фея.

Клоуш не успевает ответить. Я встаю, иду к Лие.

Девушка отступает на шаг, а Клоуш срывается с места, чтобы меня остановить, но Торн встает между ним и мной.

На ходу сую руку в сумку. Приказываю черепу вернуть драгоценное ожерелье. Получается. Девушка упирается спиной в стену. Я останавливаюсь в шаге, чтобы не напирать на нее, слегка улыбаюсь:

— Лия, не бойся. Я просто хочу извиниться. Понимаю, как тебе было тяжело, но я попробую загладить свою вину.

Подхожу ближе. Лия закрывает глазки, дрожит, вцепившись в поварешку. Я же аккуратно, чтобы лишний раз не прикасаться к ней, защелкиваю ожерелье на тонкой шее.

— Обещаю, что больше тебя не обижу. А если обидит другой, смело обращайся. Я обязательно помогу тебе и твоему дедушке. И постарайся никому не показывать мой подарок, Лия. В мире и правда много нехороших людей.

Так надо! Так надо! Так надо! Ден, ты бы все равно сейчас не продал ожерелье лавочнику! Твои теории о его доброте не оправдывают производственных рисков!

Резко разворачиваюсь к девушке спиной. Клоуш стоит перед Торном, как изваяние. Не помер ли стоя от стресса? Вот будет поворот.

— Я знаю, что ты не хочешь работать со Стилетом, Клоуш. У тебя просто нет выбора. Поэтому я разберусь с ним в знак наших дальнейших взаимовыгодных отношений. Но ты должен рассказать мне всё, что знаешь о его банде, а я сравню твои слова со словами Кисы. Да-да, я ее не убил. И тогда уж пойму, от кого сильнее ты хочешь избавиться. От меня, или от Стилета.

Клоуш не сразу тихо произносит:

— Что с вами случилось, господин Римус? Вы так... изменились, стал-быть. Это... из-за того странного человека, который утащил вас в лес?..

...

Зараза.

Глава 13

Клоуш имеет в виду некроманта? Спросил-то не прямо. Мол, вы изменились из-за того, что вас похитил воскрешатель трупов и вурдалаков?

Нужно уйти от сколькой темы. Нельзя ее развивать. Надеюсь, Торн ничего не заподозрит.

Пожимаю плечами:

— Люди меняются. А после выживания в лесу со Стилетом — тем более. Так, я валюсь с ног. Завтра поговорим, а ты пока подумай о том, что я сказал. Моя комната все еще моя?

А теперь надо сделать очень беззаботное лицо... Мало ли какой там «странный человек» меня утащил. Может, он про бандитов говорит, а не про некроманта. Чертов Клоуш. Вырвать бы ему длинный язык.

— Д... да... стал-быть... До завтрашнего полудня. Хотите... харчей вам принесу, господин?

Отмахиваюсь. От слова «харчи» живот предательски скручивает, но я резко встаю, запрещая ему громко возмущаться. Эх, сегодня меня ждут сушеные грибы... Блин, а чем Торна-то кормить? А двух жаб в анклаве? Ладно, не могу уже думать... Всё завтра...

Иду к лестнице на втором этаже, замечаю, как Лия не моргая смотрит на ожерелье с приоткрытым ротиком. Поварешка выпала из её рук и лежит в ногах. Ну и подарок я ей всучил. Как бы хуже этим не сделать.

На ходу говорю Клоушу:

— Не позволяй ей открыто разгуливать в нём, Клоуш. Убивают и за меньшее. Если будете продавать — делайте это не в Гнезде.

Оставляю дедушек и внучек, поднимаюсь наверх. Торн следует за мной. У своей комнаты оборачиваюсь:

— Я же должен оплатить тебе комнату, да?

Торн качает головой:

— Я могу дежурить здесь, Римус.

— Всю ночь? В коридоре?

Кивок.

— Не-е, так не годится. Я бы пригласил тебя к себе, но люблю уединенность. Мне кажется, тут вообще все комнаты свободны. Вот только...

— У вас нет денег.

Сухо улыбаюсь:

— Верно. Пока нет.

Бывают в жизни огорченья.

Эх. И это говорит человек, отдавший миленькой «официантке» ожерелье с самоцветами. Жадность люто воет, но что поделать. Я не из рыцарских побуждений так поступил, а вложился в перспективу чтобы заручиться доверием Клоуша. Он мне еще пригодится. Да и толку от этой безделушки, если в обозримом будущем без рисков ее не реализовать, а жрать хочется сейчас.

— Как вы тогда поступите? — спрашивает Торн.

— Попрошу взаймы у тебя.

Первый раз слышу, как Торн глухо хмыкает за закрытым шлемом. У него что, настроение улучшилось? С чего бы?

— Первый день службы, а я уже сам за это плачу.

— Жизнь жестока, — развожу руками.

— Денег у меня мало, Римус. Я всё отдаю... семье. На службе у вашего отца мне давали все необходимое. Кров, еду, снаряжение, меч.

Правда? Так это еще и казенное имущество? Не его личное? Причем весьма недешевое судя по виду. Значит, отец вполне мог конфисковать эти превосходные доспехи и меч, назначив его моим «неофициальным» гвардейцем. Но он не сделал этого. Хм...

Видимо, Торн замечает мою кислую мину:

— Пару медяшек на комнату я наскребу, Римус. Вчера выиграл пари, в которое меня втянули сослуживцы... Но на ужин уже не хватит. Надеюсь, завтра вы что-нибудь придумаете.

Эх, вот оно — настоящее выживание. А не эти ваши всякие драконы и утропии.

— Ага, придумаю... — совсем закисаю я. — Ладно, тогда давай, до завтра. И не пускай ко мне этого Штиблета, хорошо?

— Стилета?

Блин, оговорился...

— Да. Хотя знаешь, на всякий случай вообще никого не пускай.

Торн отдает честь так, что в ушах звенит. По-солдатски разворачивается, возвращается вниз договариваться с Клоушем.

Я же заваливаюсь в свою комнату, закрываю дверь на щеколду, и падаю на кровать ни живым, ни мертвым. Чувствую, как усталость приходит вместе с болью. Она везде. В мышцах, костях, суставах, мозгах, даже жиру. Еще и в животе эльфы воют отчаянной голодной трелью. О, еще и этот запах... Клоуш там что, пир решил устроить?

Проваливаюсь в сон, сам того не замечая. А ведь хотел... немного...

...

...

...

Тук! Тук! Тук!

Вскакиваю, как обожжённый, забыв на мгновение, кто я и где я. Моргаю, быстро возвращаюсь в реальность. Ага, значит всё реально. Затхлая комнатушка, толстое тело...

Тук! Тук!

Кто-то стучится в дверь. Торн, мать твою, просил же...

Звучит нежный голосок:

— Г... господин... Я принесла ужин.

— Лия? Я ничего не заказывал, спасибо.

— Я... знаю... просто... мы с дедушкой решили... решили...

Боже, она сейчас расплачется, что ли? За что мне это?..

Приоткрываю дверь. Лия держит поднос. М-м-м, запеченный гусь с яблоками и картофелем. И два стеклянных графина с водой и красным напитком — явно недешевым вином.

Только бы не заурчал живот, блин. Это пиршество стоит парочку серебряных монет, не меньше.

Лия мнется с ноги на ногу, не поднимая головы. Хм, не похоже, чтобы дед заставил ее меня обслуживать. Замечаю на смугловатой шейке мой подарок. Они что, не поняли что я им сказал по этому поводу? Ладно, будем считать, что сегодня день примерки.

— Я... ну ладно... хорошо... вы, наверное, не хотите... я приготовила...

О нет, мой гусь, не уходи!

Так, стоп, Ден. Ты привык всё измерять деньгами. Понятно же, что это подарок за счёт заведения.

Открываю дверь, пропускаю девушку:

— Спасибо, Лия. Значит, мои извинения принимаются? — дружелюбно улыбаюсь.

Лия неуверенно заходит, ставит поднос на стол.

А теперь уходи, пожалуйста. Дай мне вгрызаться в это жирное мясцо! К моему сожалению, девушка не спешит оставлять меня наедине с гусем. Стоит, опустив голову, мнёт подол:

— Дедушка... просто любит меня, господин. Если не лукавить, то меня многие пытались лапать. Такая уж у меня работа. Просто... почему-то все обращали внимание только на вас, и всё время мне об этом говорят... Это обидно... Очень...

А, вот оно что. Если крестьянскую дочь домогается местный мясник, то это нормально. А если аристократ, то всё — подстилка для знати. Что поделать. Так работает у таких людей мышление. Хотя и их можно понять. Мяснику в морду можно плюнуть, а под аристократа только лечь и не рыпаться.

Молчу, жду продолжение душещипательной истории, стараясь не дышать носом, чтобы не умереть, захлебнувшись слюной от прекрасного аромата.

— Вы, наверное, думаете, что я пришла... из-за вашего подарка... но...

Лия ойкает, зажимает ротик ладошками, несвязно бубнит что-то про «дуру и болтливый язык». Она краснеет, как помидор, выбегает из комнаты. Хмыкаю, кричу ей вслед:

— Заходи еще, поболтаем! ТОРН! Ты это специально, да?! Я же просил!

Слышу за стеной глухой смешок. Тоже улыбаюсь. Отрываю от гуся шмат мяса, кидаю картоху на одну из двух деревянных тарелок. Лия и о моем телохранителе подумала. Выхожу в коридор, стучусь в дверь к Торну. Он сразу же открывает.

— Держи, — протягиваю тарелку.

Он не спал, что ли? Даже доспех не снял.

Торн кивает, берет тарелку:

— Лия — хорошая девочка, Римус. Я давно ее знаю. Правильно, что вы извинились.

— Ага. Торн, я буду спать, как убитый. На этот раз НИКАКИХ гостей. Ты понял? Не беспокоить до утра.

— Слушаюсь.

Киваю, возвращаюсь к себе, закрываюсь. Достаю из-за спины череп, прячу его между досками в полу. В одну руку беру поднос с едой, пальцем другой касаюсь кости через щель.

Свет...

***

Тьма...

Мое появление в анклаве начинается с...

Твою мать!

Заслоняюсь рукой, второй вцепившись в поднос. Вонючие брызги вперемешку с осколками разлетаются во все стороны. Вонь формальдегида бьет в нос. Отступаю на шаг, теряюсь в пространстве, не понимая, что происходит.

— Девка, до чего же ты скучная, — слышу унывающий голос Кости.

Лишь через пару секунд до меня доходит. Огромная банка с каким-то невообразимым мутантом свалилась на меня сверху, но разбилась о невидимый барьер и разлетелась во все стороны. Куски склизкого месива теперь везде. На стенах, полу, сталактитах...Откуда ни возьмись появляется жирная жаба, с кваканьем ныряет в образовавшуюся слизевую лужу и урчит от удовольствия.

Киса грациозно приземляется правее от меня. Как настоящая кошка, пикирующая со шкафа на все четыре конечности.

— Ты какого лешего вытворяешь? — хлопаю глазами.

Киса встает, выпрямляется, вздергивает носик:

— Чего тебе непонятно, а? Несчастный случай.

Наклоняюсь, достаю жабу из лужи. Под недовольные «ква-ква!» болтаю ее во все стороны, стряхивая вонючую жидкость, кладу на плечо и перевожу взгляд на Кису:

— Вообще-то, я лягушку спрашивал.

Костя явно веселеет:

— Неплохо, мастер. Так её!

Киса краснеет:

— Что тебе от меня надо, а?! Отвечай! Почему я здесь?! Ты меня не убиваешь, не выпускаешь, ничего от меня не требуешь! Ты что, дурак?

От меня не ускользает ее быстрый взгляд на поднос в моей руке.

— Мастер, предлагаю вам заняться ее воспитанием.

В коем-то веке я согласен с черепушкой. Но сначала...

Спрашиваю у Костика:

— Где моё кольцо?

Мне не нравится, как девка скалится.

— Ты про это?

Киса поднимает руку тыльной стороной ладони. На ее среднем пальце красуется большой перстень. Ясно. Вот значит как она умудрилась забраться на сталактиты с тяжелой банкой «соленьев». Кольцо и правда прибавляет физической силы. Нехило так прибавляет.

Вздыхаю, отреченно смотрю на череп:

— Тебе не кажется, что для завскладом ты слишком разбазариваешь моё имущество?

— Ква! — возмущенно соглашается со мной жаба. Ну или я решил, что она соглашается.

Костя наигранно делает голос обиженным:

— Мастер, о чем вы? У вас есть складское помещение и всё. Думали я горничная или какой-то удобный механизм, думающий за вас? Как вы тут всё раскидали — ваша проблема. Не люблю повторять дважды, но для такого уникального человека сделаю исключение. Запоминайте по словам. Нет, слогам. Или даже буквам. Я. ВАМ. НЕ. ПОМОЩНИК.

Подхожу к замызганному столу. Расчищаю от заляпанных свитков, кладу поднос рядом с черепом на подставке.

Костя буднично спрашивает:

— Это мне? Выглядит вкусно. Только у меня некоторые сложности с пищеварением.

— Это жабам. Так, ну и как мне забрать у нее кольцо?

— Подеритесь с ней.

Киса хмыкает. Смотрю на нее, снова на череп:

— Ясно.

Так, попробуем. Вытягиваю руку, мысленно приказываю анклаву вернуть мне мою собственность.

Перстень с веселым «чпок» перемещается в мою ладонь.

— Неплохо, мастер. Не все до этого додумывались. Один мой хозяин два года считал, что перемещать предметы можно только в анклав и из него. Все делал ручками и обижался, что рабы трогают его вещи.

— Нечестно! — пялится на свою руку Киса. — Это не по правилам!

— Ого! Девка столкнулась с несправедливостью!

Киваю:

— Согласен. Убивала, грабила, а тут вон как происходит.

Сажусь на каменную скамью, больше похожую на обычный валун, отрываю кусок белого мяса от гуся, с удовольствием кладу в рот, жую. Слышу как бурчит живот у Кисы.

Оборачиваюсь:

— Что, моя красавица, так проголодалась?

Киса сжимает зубы:

— Я тебе не красавица, кусок дерьма! И подачки от тебя мне не нужны! Посмотрим, сдохну ли я тут от голода!

Череп хмыкает. Хм, похоже, Киса догадалась об одной из возможности самоубиться. Вряд ли Костя ей подсказал.

Мысленно приказываю анклаву ускорить время в пять раз. Теперь пять часов тут ровняется всего часу снаружи. Сминаю хрустящую гусиную кожу в ком, сую в жабье хлебало. Эх, я тоже люблю корочку, но она слишком жирная. Пора начинать правильно питаться.

Перевожу взгляд с жабы на Кису:

— Вообще-то я обращался к красавице на моем плече, а не тебе.

Киса уже не краснеет, а зеленеет. Ругается так, что даже Костя мурлычет от удовольствия. Носится туда-сюда, периодически хватаясь за все подряд и швыряясь во все стороны. Бьются банки, рвутся книги и манускрипты. Я же спокойно ем, стараясь брать только самые нежирные куски мяса и избегать топленого сливочного масла.

— Приятно аппетита, мастер.

— Ква! — отвечает за меня жаба, целиком проглатывая гусиную задницу.

Н-да, ну и бардак. Хотя... ну и хрен с ним. Костя говорил, что анклав имеет память и все повреждения восстановятся, как только его покинут живые существа.

Спрашиваю:

— Кость, если снаружи появится очевидная опасность — предупреждай. В комнату вломятся или еще что.

— Неделя жизни.

— Ага, помню, — морщусь, запивая мясо пряным глинтвейном.

Так, пора заканчивать разбазаривать молодость. Это не шуточки. Только кажется, что ее дохрена, а через месяц стану стариком.

Над головой пролетает проклятая подвеска. Удивленно перевожу взгляд на запыхавшуюся Кису. Ее лицо блестит от пота, глаза слезятся от злости. Грудь с выпирающими через ткань сосками вздымается. Проглатываю кусок мяса. Я, конечно, брехал, что Киса не красавица. Она самая сексуальная разбойница, которую только можно представить.

Так, не о том думаю. Спрашиваю у девушки:

— Ты прикасалась к подвеске?

— Чо-о?!

Закатываю глаза, киваю на пол, куда приземлилось якобы проклятое украшение:

— Вон ту штуку трогала? Как себя чувствуешь?

— Отстань от меня, понял! Не хочу слышать твой мерзкий голос!

— Значит, трогала... хм... Костя, ты мне брехал.

Голос черепа просто сияет язвительной радостью:

— Признайтесь, вы же для этого держали здесь девку? Хотели проверить подвеску?

Пожимаю плечами, не отвечаю. Костя неправ. Вредить Кисе я не планировал. Хотя мог бы и догадаться, что ума не щупать всё своими разбойничьими ручонками у нее не хватит. А так получается, что я испытал на ней «действенность магических артефактов». Вот только если бы с ней что-то случилось, не считалось бы это порчей моего имущества?

А еще Киса немного веселит Костю. Я это вижу. Да и со мной он не спешит вступать в отношения «игнора» из-за некоторых недопониманий. Как он там сказал? «Уверен, мы поймем друг друга». Если я правильно допёр в тонкий смысл этих слов, то он вряд ли бы не намекнул Кисе об опасности подвески. В общем, для могущественных черепов смеяться и издеваться над слабыми давно уже невесело. Так я мыслю.

Рассматриваю Кису. Видимых изменений в ней нет. Не думаю, что она проклята или что-то вроде того. А еще перстень, который она, ожидаемо, примерила и показала мне, на что он способен. Я полагал, что этот артефакт безопасен, раз принц его носил. Были сомнения только по поводу совместимости с телом. Физическая сила не может браться из пустого места. Принц худощав, но вполне натренирован и мускулист. Так же как и Киса. А с моим телом могло произойти что угодно. Порвались бы сухожилья или вытек из ушей жир.

Эх, что поделать. Я коллекционер проклятых и греховидных артефактов. Если бы лично совал нос в каждый графин с джином, то не дожил бы и до двадцати. Но и людей я не очень люблю использовать как лабораторных крыс. Жизнь — это не игрушка, а целая вселенная.

Усмехаюсь про себя. Тоже мне мизантроп, подвешивающий пацанов-насильников на суках. Не стоит обманываться внешностью этой кошечки. Она разбойница, воровка и, возможно, убийца, не сильно отличающаяся от Шмыга. Я ничего о ней не знаю.

Хм, если так подумать, то Киса... просто противоположность Лии. Но нисколько ей не уступает по красоте. Это как сочный шашлык и спелая черешня. Очень вкусно и то и другое. Но разное.

Из размышлений меня выбивает ехидный голос Кости:

— Я же говорил, что у вас черная душонка, мастер. Использовали девку, чтобы проверить проклятый артефакт. Еще немного и повышу вас до «О, великий». Очень рекомендую вам заняться искусством энтропии.

Сам додумал, сам порадовался. Вот что значит «атрофированное за тысячи лет мышление».

Киса щерится:

— Вот значит что... Теперь понятно, для чего ты меня тут держал и ничего не требовал.

Да нет же, блин...

Костя не унимается:

— А ты что думала, девка? В сказку попала? Добро пожаловать в обитель тьмы нового Властелина Смерти. Пока он не вырос, у тебя еще есть шанс скинуть с себя эти тряпки, встать перед ним на колени, широко открыть грязный ротик, высунуть слюнявый язычок и...

— Закрой свою пасть!!! — визжит побагровевшая Киса.

Молча делаю «фейспалм». Как же я умудрился попасть в этот балаган?..

***

Мы молчим уже минут двадцать местного времени. Слышатся только редкие «ква» и мое ленивое прожёвывание. Я старался не спешить с едой, чтобы насыщение пришло быстрее, чем ощущение набитого пуза.

Костя больше не проронил ни слова, но я знаю, что он делает — наслаждается нависшей атмосферой.

Я не съедаю всё, хотя хочется. Легкий голод должен остаться и преследовать меня очень и очень долго. Калории придется сжигать не за счет еды, а за счет внутренних жировых прослоек. Хотя на зелень можно и налечь. Ею не наешься, но пищеварению поспособствует.

С насыщением приходит и сонливость. Зеваю.

— Ква!

А, точно. Спрашиваю:

— Костя, ты спишь?

— Очень смешно, мастер.

— За жабу с меня сколько берешь? — на всякий случай уточняю, тычу пальцем в ту, которая сидит на плече, а не дуется в углу: — Надеюсь не временем пребывания, а по весу?

— Даже не знаю... Одушевленное, живое существо. Или вы считаете, что тварь больше похожа на камень, чем на вас?

Вот ему лишь бы потрепаться.

— На камень.

— Ква!!!

Удивленно кошусь на плечо. Хочу почесать красотку, но она вцепляется за пальцы беззубой пастью. Не больно, но влажно. Подношу к лицу руку с висящей на ней жабой. Мотаю, как маятник.

— Так... А вот это напрягает. Костя, она поняла, что я сказал?

— Если это так, то у меня для вас плохая новость, мастер.

— Какая?

Киса в углу прыскает:

— Ты тоже жаба.

Очень смешная шутка. Так. Они с Костей объединились, что ли? Костяной предатель!

Не без труда отрываю от себя жабу и она, квакнув, соскальзывает с рук, вприпрыжку сматывается под стол.

— Очень странная лягушка...

— Точно, мастер. Ладно уж. Возьму с нее единоразово, как за килограмм веса. Час жизни.

Какая щедрость. Понимает, что я вышвырну жабу, если за нее придется платить почасово. Странно. Он хочет ее тут оставить? Или я домысливаю?

Кстати, по поводу растрат. Оборачиваюсь на Кису. Она сидит в углу, обняв колени:

— На свободу хочешь?

Зло косится на меня:

— За дуру меня держишь?

— Совсем нет. Ты же понимаешь, что я тебя не отпускаю только потому, что ты знаешь про это место.

Хм. Судя по изменившемуся выражению лица, я ее переоценил. Не-а, не понимает.

— Боишься, что я проболтаюсь о твоих дела с магией смерти? Правильно боишься. Тебя сожгут на главной площади Аббатства на потеху детишкам.

Эм... Зачем она это сказала? Вот просто зачем...

Вздыхаю:

— Зря на меня зубы точишь. Что бы ты там ни думала, к смерти твоей семьи я не имею никакого отношения.

Череп радостно вмешивается:

— Подтверждаю, девка. Во-о-обще никакого. Ты даже не представляешь, насколько «никакого».

Напрягаюсь:

— Так, Костя. Давай-ка без скользких намеков.

— Как скажете, мастер. Знаете же, что из меня никаких ваших секретов не вытянуть.

Вот гад. Киса щерится, явно пытаясь догнать, о чем мы говорим:

— Мне плевать. Ты из Дома Галленов. Этого достаточно, чтобы перерезать тебе глотку.

Костя как-то приунывает:

— Мастер, что-то девка скучная. Может, избавитесь от нее?

— Гори в бездне, череп! — рычит Киса.

— Вот об этом я и говорю. Ты тупа, как навоз склирза. Догадываешься, что мастер непричастен к твоей великой трагедии, но продолжаешь обвинять муравья за то, что тебя покусал волк. Просто потому, что он тоже часть природы.

Вздергиваю бровь:

— Ого, как ты заговорил.

— А вы думали я только шутить умею, мастер? Девка, тебе не хватает мозгов воспользоваться тем, что ты совершенно случайно стала частью чего-то большего. Частью великого анклава.

Киса шипит:

— Тоже мне радость. Ты только болтать умеешь, колдун. Знаю я таких...

Голос Кости становится до неприятности серьезным:

— К счастью, ты вообразить не сможешь таких, как я. Потому что таких никогда не было и никогда больше не будет ни в одном из миров.

Очень хочется пожать плечами и пофыркать на пафосность черепа, но он так редко это делает, что я благоразумно решаю промолчать. Может, мне и кажется, но Киса его будто чем-то зацепила. Чем — непонятно. Ничего особенно в ее мстительном психозе я не заметил.

Киса ерзает на месте. Она тоже чувствует сгущающуюся, как кисель, атмосферу чего-то неприятного. Поднимает взгляд на недвижимый череп на подставке:

— Если ты такой умный, что мне предлагаешь? Стать рабыней в пещере?

Атмосфера просто вжимает в пол:

— Я дам тебе совет. Один раз.

Мы с Кисой перестаем дышать. Не знаю почему, но череп может сказать что-то очень важное. Его голос сквозит морозом:

— Ради шанса добиться своей цели ты должна... — озорно хихикает: — Прямо сейчас станцевать голышом, девка. Изгибаясь, как никогда не изгибалась. Чтобы мы рассмотрели все твои щелочки и выпуклости.

Пустым взглядом пялюсь на Костю. Киса открывает ротик, хлопает глазами.

Тишина.

— Ну что-о-о? — прерывает Костя молчание. — Неужели вы ожидали красивых колдовских наставлений?

Киса закрывает ротик, опускает голову на колени, шепчет:

— Я, наверное, помолчу...

Несколько раз киваю:

— Согласен с тобой. Пойду отдохну немного. И Киса, — делаю многозначительную паузу. — Я оставил тебе гуся. Не ломайся, ладно?

Проходит какое-то время.

— Угу...

Уже неплохо.

— А я, пожалуй, посплю тут пару часов.

О да. За пять часов там пройдет всего час. А потом я немного потренируюсь. Выжму из себя и этого анклава всё, что можно, проведу парочку экспериментов и... может посмотрю, на что способно это колечко.

Интересно, сколько времени Киса провисела на сталактитах вместе с банкой, дожидаясь меня?

Череп хмыкает:

— Что за примитивные существа. Даже не догадываются, насколько мудры мои советы...

Глава 14

Просыпаюсь часов через восемь-десять. Вот тебе и отдохнул немного. И это несмотря на то, что спать на каменном полу чертовски неудобно.

Сажусь, осматриваюсь. Ничего не изменилось. Наверное, хватит рассчитывать, что всё вокруг лишь очень реалистичный и дурной сон.

Потягиваюсь... Эх, хорошо то как. За пределами анклава прошло всего пара часов. Там сейчас глубокая ночь. А тут я уже выспался и полон сил.

Киса посапывает в углу. Надо тоже научиться спать сидя.

О, она съела гуся с картошкой. Это хороший знак.

Что ж, пора начинать меняться. Итак, что я знаю про тренировки для толстяков? Во-первых, они быстро выдыхаются. Во-вторых, можно легко перенапрячься и что-нибудь себе повредить, поэтому не рекомендуется переусердствовать на первых порах. В-третьих, тело у меня не из обычных. Я пробирался по лесам, весь день ходил и даже подрался с принцем. Любой толстяк уже загнулся бы от усталости, но здесь... Ощущение, что когда-то этот Римус занимался собой, но что-то пошло не так и он забросил. Это сильно упрощает дело.

Ладно, попробуем с легких упражнений. Шаги в сторону с разведением рук.

И-и-и раз... И-и-и два... И-и-и три...

Спустя пять минут я чувствую отдышку. Недолго отдыхаю. Еще заход...

Через двадцать минут чувствую боль в мышцах... Та-а-ак, все не так уж и плохо. Под прослойкой жира у меня и правда что-то есть. Это поможет.

Краем глаза замечаю, что Киса проснулась и молча пялится на меня. Ну и ладно...

Так, а теперь подъем колен к ладоням.

И-и-и-и раз... И-и-и-и два... И-и-и три...

Довожу себя до нормального предела усталости и болей в мышцах.

Наклоны в сторону...

И-и-и раз... И-и-и-и два...

Гадство, с меня льется, как с мокрой псины. Нужно будет сходить на речку и помыться.

— Мастер, у вас отлично получается. Я уже вижу кубики на животе.

Хмыкаю:

— Тебе бы тоже не повредило. А то исхудал.

Киса еле слышно прыскает. Отлично. Еще парочка шуточек и мы станем лучшими друзьями. Есть у меня к ней несколько вопросов...

Еще через пять минут разных упражнений девушка вздыхает:

— У тебя нагрузка идёт на поясницу. Если надорвешь ее с таким весом — сляжешь на неделю.

Киваю. И правда расслабился и не замечаю, как халтурю.

Тяжело дышу, беру кувшин с водой — слава местным богам, Лия не только вином угостила. Выпиваю несколько глотков. Много нельзя, а то устану раньше времени.

Сажусь на каменную лавку:

— Кость, так дело не пойдет. Может, существуют какие-нибудь магические зелье или заклинания? Ну, для похудания.

— Нет, мастер. Занимайтесь. Это веселее.

— Ты не ответил.

— Конечно, не ответил.

Киса встает, скрещивает руки на груди:

— Сразу видно ленивого голубокрового, не интересующегося ничем, кроме еды. Бывают отвары боевой медитации, но они стоят огромных денег и доступны далеко не всем. Попроси богатого папочку, может он и расщедрится.

Качаю головой:

— Мы с ним не в ладах. Он вычеркнул меня из родовой книги.

Череп молчит, а Киса вздергивает бровь:

— Да неужели? Что не поделили знатные особы?

— Не сошлись в некоторых вопросах. Теперь я такой же, как и ты.

— Очень сомневаюсь.

— Зря. Я больше не аристократ. Сегодня буду думать, где взять денег на еду.

Достаю из подсумка перстень, верчу перед глазами. В драгоценных камнях я разбираюсь и могу точно сказать, что это не желтый сапфир. Может цитрин? Или золотистый топаз? Нет, оттенок не тот...

— Кость, что это за камень?

— Красивое...

— Тебе даже тут сложно ответить?

— Ага.

Перевожу вопросительный взгляд на Кису:

— Ты тоже не знаешь?

— Нет. Первый раз вижу такой мощный артефакт. Говоришь, тебя выгнали из Дома?... У папаши спёр?

Киса довольно скалится. Ого, что я слышу? Уважительные нотки? Ладно, можно и рассказать. Всё равно она уже видела колечко, а я ее не выпущу, пока не буду уверен в полной лояльности. Хуже не будет.

— У принца.

Подавившись, Киса кашляет, округляет глаза:

— У кого-о-о?! Принца? Это который на днях к Галленам прикатил? У Легдана? Крысы из Дома Солнца?

Ну, если «крысы», то мы говорим об одном и том же человеке.

— Точно.

Киса матерится, как фэнтезийный сапожник:

— Ты что псих? Нашел с кем связываться. Как ты вообще смог спереть у него перстень?

Череп довольно поясняет:

— Ртом поработал.

Киса впадает в ступор:

— А? Что? Как? — на ее лице появляется отвращение. — А-а-а, понятно...

Лишь через пару секунд до меня доходит, что именно сказал Костя и что поняла Киса. Недовольно качаю головой:

— Костя, какой же ты болван, чесслово. Киса, а ты больше его слушай. Еще не поняла, что он за чело... что он за череп? Мы с принцем подрались, вот я и воспользовался моментом. Если бы он заметил пропажу, то я выбросил бы перстень прямо на землю. Мол, в суматохе слетело. Но он не заметил.

Радует, что Кисе хватает мозгов поверить мне, а не черепу:

— Подрался с принцем? С самим крыской Легданом? И ты еще жив? Оу-у-у... Теперь понятно почему тебя из Дома выкинули. Легко отделался.

Ага, вижу как тебе понятно.

Киса подходит и садится на лавку ПОЧТИ рядом со мной. Смотрит немного другими глазами, переводит взгляд на кольцо:

— Тогда я знаю, что это. Один из трех фамильных перстней Дома Солнца.

Влезает череп:

— Какие поразительные познания для обычной девки.

Хм, согласен с Костей. Даже Торн ничего о кольце не знал.

Киса вздергивает носик:

— Я, по-вашему, кто, а?

— Смазливая девка с упругим задом. Мастер, в Гурум-Хупе за такую сильную и красивую рабыню однополые гоблины дадут не менее ста золотых. Она им наделает хороший выводок...

Первый раз замечаю, как Киса бледнеет. Она хочет что-то возразить, но закрывает рот, смотрит на меня ошалевшими глазами.

Слегка улыбаюсь. Я хоть и жаден до денег, но совесть еще не растерял. Если череп говорит о ТЕХ САМЫХ гоблинах, каких я себе представляю, то нужно быть полным мудилой, чтобы продать им женщину, какой бы стервой она ни была.

— Не слушай его. Я не настолько испорчен. Так кто ты? Разве не воровка, убийца и разбойница?

— Я никого не убивала!

Череп фыркает. Я тоже поживаю плечами:

— Так я и поверил. А Штиблет говорил, что ты троих его людей стоишь.

— Штиблет? А-а, Стилет. Ну и что? Он спас меня! Я единственная выжила, когда в наш дом явились гвардейцы Галленов, понял, ты?! Штиблет... Тьфу ты! Стилет десять лет обучал меня воинским искусствам!

Костя совсем веселеет:

— А в благодарность за спасение ты разрешала банде пускать себя по кругу и трахать во все узкие отверстия? У тебя там нигде не побаливает?

Киса вскакивает с места, в один миг оказывается у подставки с черепом. Удар с разворота стремителен и молниеносен. Костя со свистом улетает, бьется об стену. Был бы это «просто череп», развалился бы на мелкие осколки.

— Во имя моё, — угорает он со смеху, — ну почему женщины всегда так реагируют на очевидные умозаключения? Мастер, представляете, за семь тысяч лет я не встретил ни одну, которая не обижалась бы на слова о своих дырках. Будто они у них волшебным медом обмазаны.

— Ублюдочный выродок! — беснуется Киса. — Кусок дерьма! Извращенец костлявый! Гнилое порождение тьмы!

— Спасибо.

— Те, кто пытались ко мне притронуться, лишались члена! Ты понял, череп! Истекали кровью как свиньи! Я все еще... все еще...

— Девственница? Не верю. Ну-ка докажи. Тогда извинюсь.

Киса краснеет, раздувает щеки.

Вздыхаю:

— Успокойся, Киса. Он специально тебя выводит, как ты не понимаешь? Чем больше внимания обращаешь на его слова, тем больше он ими пользуется.

Череп в углу возмущается:

— Мастер! Не подсказывайте ей! Это нечестно!

Киса бухается на лавку, скрещивает руки. Ее грудь тяжело вздымается. На этот раз она присела ко мне поближе. Руку протяну и коснусь.

— Меня зовут не Киса, понял? — грознозыркает на меня.

— Мастер, давайте назовем её Сися.

Киса опять загорается, но я кладу ей руку на плечо, не даю встать:

— Не ведись. Он видит человеческие слабости и пользуется ими. Знает, что девушкам тяжело расти в шайке головорезов. Я тоже догадываюсь, через что тебе пришлось пройти.

— Ну, мастер! Нечестно пользоваться мной для её соблазнения!

Не обращаю внимания на Костю. Я все еще касаюсь Кису, а она не спешит отстраняться. Но злоупотреблять этим нельзя. С некоторым огорчением убираю руку с ее нежного плечика.

Спрашиваю:

— Киса — это кличка, верно? Как тебя зовут?

— Иона Эрмз. Просто Иона, — ее голос становится суше: — И они меня не насиловали, понял? Ты понял, Римус?

Она назвала меня по имени. Первый раз. Хороший знак.

А еще, зря она подняла такую скользкую тему. Сразу понятно, что именно ее задевает. Череп хмыкает. В дальнейшем он будет этим пользоваться, чтобы «повеселиться».

Киваю:

— Мне это неважно, ясно? Ты лучше скажи, зачем тебе нужна была банда Штиблета, раз там все так непросто?

— А ты подумай, раздери тебя Первозданный! Твой Дом перебил всю мою семью, но я выжила. Что будет, если Галлены узнают об этом, а? Может, они и меня убить хотят! Я нигде не была в безопасности! А еще Ш... Стилет обещал мне месть! Когда он передумал убивать тебя, то я готова была перерезать ему глотку! Стилет обманул меня! Он не собирался помогать мне отомстить за семью!

Отворачиваюсь от Ионы, тру пальцами подбородок:

— Кто нанял вас убить меня?

— Что? Кто нанял? А, ты про это... Да мне плевать, какие у Стилета мутки и с кем. Думаешь, он первый раз берет заказы на мелкие убийства?

Ничего себе мелкие. В общем, ясно. Знает она мало. Или врёт. Ну и ладно. Сейчас интереснее то, что в её истории что-то не складывается. Спрашиваю:

— Сколько тебе лет?

— Постарше тебя. Тебе то что, а?

— Так сколько?

— Двадцать четыре? Какая разница?

— Значит, со Штиблетом ты с четырнадцати, верно?

— И?

— Как ты сама говоришь, он спас тебя не для сексуальных утех. Тебя не продали, хотя ты красивая. Тебя особо не домогались. Судя по всему, по приказу самого Штиблета. Тебе не кажется это странным? Зачем бандитам нянчиться с девчонками?

— Потому что я сильная! Штиблет это заметил! Гадство! Что еще за Штиблет?! Он Стилет!

— Он что, сразу заметил в тебе силу? Увидел хлюпкую девчонку и всем сказал «вот она чемпионка, никому ее не трогать»? Или он изначально хотел продать тебя гоблинам, а ты им показала, что живой стоишь дороже? Это я еще могу понять. Но так ли было на самом деле?

Илона крепко так призадумывается:

— Ну... я не сразу стала сильной. Штиблет меня обучал воинскому искусству. Защищал от своих же...

— Он что, добряк? С принципами «девочек трогать нельзя»?

Иона фыркает:

— Ага, как же... Убийца и насильник. Сколько раз видела, как он за волосы затаскивал девушек в шатер, а потом они оттуда не выходили...

Хм, еще одна причина пожалеть, что не зарезал его. Такое дело я не люблю.

А ведь если вспомнить мои приключения в лесу, то Штиблет и правда впрягался за Иону. Так, ладно, теперь закидываем удочку:

— Иона, — пристально смотрю на нее. — А ты не думала, что Штиблет как-то замешан в убийстве твоей семьи?

Глаза девушки округляются:

— Что?.. Что ты несешь, Римус? Да ты больше замешан, чем он.

— Это вряд ли. Ну, сама подумай. Он спас тебя... Как это вообще произошло? Он что, оказался в нужном месте, в нужное время? Весь такой осторожный, но ввязался в дела Дома Галленов ради тебя? Ты уж извини, но это каким надо быть идиотом...

— Он со своей бандой проходил мимо и увидел полыхающую кузню! А ваши гвардейцы не нашли меня в подполе!

Усмехаюсь:

— Ага, значит идиоты — гвардейцы, да? Не сообразили проверить в каком-то подполе. Зато сообразили тупорылые разбойники? Да еще и полезли в горящий дом? Серьезно? Кстати, как именно они тебя нашли? Ты звала на помощь? На твоих глазах убили всю семью. Обычно в такой ситуации сидят тихо в состоянии аффекта. Молчишь? Значит, я прав. Ладно... Так ты знаешь, чем твоя семья насолила моему... бывшему Дому?

Состояние аффекта, блин. Такими неаккуратными словечками я палюсь. Хорошо, что девушка не очень умная. И вообще, как мой мозг умудряется такие фразы переводить на местный язык?

Иона явно нервничает:

— Не знаю! По Гнезду ходили слухи, что мой отец сотрудничал с пауками, поэтому... Но это чушь навозная! Папа всю жизнь ковал подковы и гвозди. Ни с кем не ругался, из дома выходил только за углём и рудой!

Опять эти «пауки».

— Ясно. А теперь подумай. Первое. Гвардейцы перебили всю твою семью, но не заглянули в подпол. Это странно. Они не идиоты. Второе. Очень удачно мимо проходила банда Штиблета. Они встряли в дела знати, залезли в горящий дом и в отличии от профессиональных воинов заглянуть в подпол. Наверное, рискнули жизнью ради соленьев. А там ты — такая красавица.

Череп до этого молчавший, решает влезть:

— Гвардейцам было всё равно на девку, мастер. Запугали простой люд, показав, что будет за сотрудничество с пауками. Обычное дело. Убивать всех их целью не было.

Иона тычет пальчиком в Костю:

— Во-о-от. Кусок дерьма прав.

Недовольно кошусь на череп. Аналитик хренов.

Развожу руками:

— Возможно. Тогда еще вопрос. Ты говорила, что у тебя были младшие братья. Иона, почему в подполе сидела только ты? Почему твой отец не спрятал их? Не успел?..

Блин, похоже, я давлю на больное. Глаза Ионы заблестели:

— Я... я не знаю... Они плакали... Может... Может... Хватит меня допрашивать, ты!

Она резко встает, зло смотрит на меня:

— Ты достал со своим допросом! Че тебе от меня нужно!? Запер тут и думаешь, что я позволю у себя в душе ковыряться?!

Череп довольно крякает:

— Справедливо замечание, девка. Плюнь ему в лицо. Хотя... я согласен с мастером. Почему спрятали именно тебя? Мальчики у вашего крестьянского вида ценятся намного больше.

Иона резко разворачивается. Отходит в дальний угол, садится на корточки, обхватив колени руками.

— Мастер, вы ее расстроили. Позор вам. Совершенно не умеете общаться с женщинами.

А ты значит умеешь, черепок недоделанный.

Встаю, подхожу к Ионе:

— Я не хотел давить. Просто увидел странности в твоей истории. Скажу честно, я ищу Штиблета. У меня с ним незаконченные дела. Я подумал, что ты захочешь лично задать ему пару вопросов. Когда связан будет он, а не ты.

— Отстань от меня, Римус.

— Мастер, напоминаю, что за пять дней жизненной силы вы можете девку усыпить и делать с её девственным телом всё, что черной душе угодно. Я бы так и сделал. Мы же оба поняли, как она переживает за свои дырки, верно? Воспользуйтесь этим и она всё расскажет. Не тратьте время на утомительные уговоры.

Иона не отвечает, но я замечаю, как дрожат ее руки.

Отрицательно качаю головой:

— У меня не такая черная душа, как тебе кажется, Костя.

— Многие так говорили, а потом... Ох уж эти примитивные хозяева, делящие всё на черное и белое — что может быть типичнее. Но ничего, ваша наивность пройдет. Рано или поздно.

— Да-да, конечно.

Ехидный голос черепа начинает меня раздражать:

— Вам нужно узнать у нее информацию о Штиблете, верно? Но подумайте, сколько времени понадобится, чтобы разговорить ее? День? Два? Неделя? Месяц? Она крепкая девка, будет ныть, ломаться, раздражать нас обоих. А всего-то надо пару раз показать ей, кто тут главный мужчина. После десятка пробуждений голышом и зудом между ног она заговорит, лишь бы это не повторялось. Поверьте мне, мастер. Я знаю, о чем говорю. В моем анклаве однажды сломалась эльфийская королева. А они ох какие гордые... Не чета этой.

Иона еле слышно всхлипывает носом, уткнувшись лицом в колени.

— Костя... — тихо произношу я.

— Я тутоньки, мастер.

Поворачиваюсь к черепу. Чувствую в себе что-то холодное.

— Хватит.

— Я понял вас, мастер, — хмыкает череп. — Буду очень стараться на девку не давить. Кстати, я надеюсь, вы понимаете, что я вам помогаю? Бесплатно.

К сожалению, говнюк прав. Череп сломал Кису одними словами. Именно он заставил ее сейчас трястись в углу. Не я. Мы как хороший и плохой полицейские на допросе.

Сажусь на корточки:

— Иона. Ты выйдешь рано или поздно. Но когда — зависит от тебя.

Лучше, конечно, рано. Как минимум держать ее тут мне невыгодно.

Ее голос безэмоционален:

— Ну-ну... И когда это случится?

Перевожу взгляд на череп:

— Костя, если Иона покинет анклав и расскажет о нём, чем это обернётся?

— Если девка будет болтать, то привлечет внимание Аббатства. У них очень длинные уши. А учитывая, что в богомерзких делах замешан бывший аристократ, вас обоих быстро найдут и хорошенько отжарят до хрустящей корочки. На этот раз буквально, а не фигурально. И это в лучшем случае. Существуют твари и пострашнее инквизиторов. Поверьте мне, ребятки, анклав уникален. Единицы слышали легенды о нем и намного меньше знают, что он и правда существует.

Хм, странно. Учитывая, сколько хозяев было у Кости, я думал, что знают о нем больше людей и... нелюдей. Что-то тут нечисто. Надо запомнить.

А еще Костя прав в том, что моя родословная прибавляет опасности. Когда в грязных делах замешаны дети влиятельных людей — это золотая жила. Многие захотят этим воспользоваться, ткнув некромантией в нос Галленов, которым не поможет даже то, что я бастард и больше не член этого Дома. Прикольно, хе-хе...

Перевожу взгляд на Иону:

— Теперь понимаешь, почему ты здесь? Если когда-нибудь я тебя выпущу, то...

— Мне нельзя болтать об этом месте, — пожимает плечиками. — Ежу понятно. Не надо держать меня за дуру.

Хмыкаю:

— За дуру я тебя не держу, но и рисковать не готов. Как минимум, тебе нужно прокачать дипломатию. Штиблет сильно испортил твой характер.

Опять встревает череп:

— Верно, девка. Я переведу, что сказал мастер. Поумнеешь, может, повысим тебя из «рабыни» в «служанку». А там, кто знает, воспылает у вас с мастером страсть. Он поддастся примитивным чувствам, признается тебе в любви и выпустит. Это твой единственный шанс. Постарайся.

— Гори в бездне, колдун!

— Спасибо, уже горел. Скучно.

Иона отводит глаза, бурчит в нос:

— Хотите знать, где Ш... Стилет? Может и скажу. Мне-то что. Все равно он перережет тебе глотку, Римус. С перстнем принца тебе в голову смелость ударила? Не недооценивай его. Если Стилет один раз расслабился, это не значит, что он обычный разбойник. Эй, колдун, если Римус умрет, я смогу отсюда выбраться?

— Секрет.

— Козел...

Чешу затылок. Похоже, с Ионой возникнут сложности. Надо будет срочно найти ей применение, чтобы не жалеть о потраченной жизненной силе. Скажем... неделю я ей еще выделю. А потом что-нибудь придумаю...

Но сначала нужно разузнать о Штиблете. Встаю. До утра еще часов пять. А тут — целые сутки.

— Так, значит мы договорились. Чуть позже обговорим детали. Сейчас я хочу просто потренироваться. Нужно довести себя до предела, но, чтобы потом не падать с ног. У меня еще куча дел.

Какое-то время Иона оценивающе смотрит на меня, и, неожиданно, слегка улыбается:

— Я кое-что знаю о толстяках...

Череп подхватывает:

— Поразительно! Это как-то связано с твоими обвисшими боками, девка?

Вот трепач. У девушки идеальная и спортивная фигура.

— Заткнись! Ты себя-то видел, башка говорящая! — ершится Иона, подходит ко мне и со странным энтузиазмом в глазах рассматривает с ног до головы: — Я имела в виду, что в банде Стилета после крупного куша некоторые заплывали жиром от безделья. Но если не привести себя в форму к следующему крупному делу... Стилет от таких избавлялся. А из банды только одна дорога — в могилу. Это очень, знаешь ли, подгоняло жирные задницы... Ну, Римус, руки в сторону. Чего встал? За пару месяцев сделаю из тебя красавца. Задатки у тебя... к-хм... ладно...

Я вижу ее лицо. Идеальное, заточенное. От нее пахнет лавандой. Кожа бледная, почти белая. Поэтому каждая легкая эмоция выдает ее багрянцем на щеках.

Ладно, от помощи я не откажусь. Хотя и понимаю, что это может быть началом её плана по «завоеванию доверия».

А еще. Иона сказала, что сделает из меня красавца «за пару месяцев...»? Я же не ослышался?

***

Двадцать часов! Я сделал то, что просто нереально! Двадцать часов изнурительных тренировок! Либо я что-то не понимаю в анатомии толстяков, либо в этом мире и правда все люди другие. Сильнее и выносливее.

Тренировки получились хаотичнее, чем я планировал. Через десять часов я был уверен, что умру, но Иона предложила не останавливаться и надеть перстень принца. Я долго сомневался, рассказывая о тонкостях организма и физической силе, которая не может браться из ниоткуда, но девушка не желала слушать мои научные аргументы, а я уж очень хотел поэкспериментировать. Пришлось сдаться ей и самому себе.

На первых порах я нисколько не пожалел о своем решении. Кольцо сделало меня настоящим огром. Из легких тренировок для толстяков я перешел на тяжелую атлетику. Тягал вырванные каменные лавки и банки с гомункулусами, делал по сотне отжиманий и приседаний. Пот литрами лился с меня, я пыхтел как огнедышащий дракон, не обращая внимание на перегрузки. А когда нащупал что-то твердое под слоями жира на руках и ногах, то вообще вошел в раж. Ведь старые мышцы и правда существовали и оживали. Мне это нравилось...

А потом Костя кашлянул и посоветовал снять кольцо. Намекнул на то, что мне пора ощутить на себе результат тренировок, а то мы больно увлеклись.

Ну, я так и сделал...

И сразу же понял, как лохонулся. Физическая сила из ниоткуда — обман. Кольцо не давало настоящей выносливости, приглушало усталость и последствия. Я свалился с ног, чуть не откусив себе язык. Тело горело от боли, и я потерял сознание. А когда очнулся, увидел лицо Ионы перед собой. На лбу у меня лежала пропитанная водой тряпка. Девушка подпрыгнула, стала объяснять, что не могла дать мне загнуться раньше времени. Ведь она не уверена, что моя смерть позволит ей выбраться отсюда. Странная логика, ведь совсем недавно она обещала отправить меня к Штиблету, который точно перережет мне глотку. Женщины, что еще сказать.

И вот сейчас я сижу на полу, прислонившись к стене. Мои руки не двигаются, а ноги трясутся, как под напряжением. Я полностью выжат. Но зато живой. Даже поясница цела, а суставы и связки не повреждены. Просто чудо какое-то. У меня ощущение, что я за двадцать часов натренировался, как за месяц. Возможно, помогло то, что я быстро старею, а значит и результат должен быть лучше, а последствия измотанности пройти быстрее. Ну, и есть подозрения, что анклав не так прост. Комбо.

— Сейчас... сдохну... — еле-еле выговариваю пересохшим ртом.

— Не сдохнешь, — слегка улыбается Иона, протягивает глиняный стакан. — Воды больше нет, если что. Это последняя. Осталось только вино.

Какое нахрен вино в таком состоянии!

Выпиваю воду залпом, становится чуть легче:

— Я же хотел... оставить сил...

Иона пожимает плечами.

— Мастер, она это специально. Чтобы Штиблет вас прибил.

— Зажми клыки, колдун, — огрызается Иона. — Ты бредишь.

— Я тебя не осуждаю, девка. Я бы тоже измотал врага, прежде чем ему подгадить. Кстати, мастер. Еще час таких нагрузок и ваше тело бы не выдержало. Мне неприятно признавать, что я опять забесплатно вас спас.

Натужно улыбаюсь:

— Хорошо же я на тебя влияю. Становишься добрее.

— Попрошу без оскорблений, мастер.

Смотрю на кольцо. Оно как будто потускнело. Иона кивает:

— Немного разрядилось. Понятия не имею, сколько денег стоит его перезарядка. Точно немалых.

— О перезарядке можете не переживать, — хмыкает череп.

Спрашиваю:

— В каком смысле?

— Не скажу. Кстати, м-а-а-астер. Не хочу тыкать вам в нос очевидные факты, но девка еще и пыталась разрядить кольцо. Лишить вас единственного оружия, которое могло бы вам помочь.

Ты смотри какой чертило. Стравливает, искушает, сеет раздор.

Не думаю, что в его словах есть правда. Во-первых, я и не планировал светить перстнем снаружи. Только в крайнем случае. Одно дело ставить эксперименты в анклаве, другое — пользоваться родовыми печатками королей на практике. Во-вторых, кольцо не так уж сильно разрядилось — я за этим следил. И если правильно понял, то его вполне хватит на то, чтобы превратиться в огра еще на сутки. Но надеюсь, до крайностей не дойдет. У меня же есть Торн.

Иона подходит к черепу, подбирает его за глазницы, подбрасывает в руке:

— Я сказала «немного разрядилось», а не целиком. У тебя ушей нет?

Косте вообще плевать, как с ним обращаются:

— Конечно они у меня есть. Не видно, что ли? Знаешь, если бы я не предупредил мастера, то он бы не остановился. Погиб бы от перегрузки. В этом был твой план? А ты хороша, девка. Знаешь, в следующий раз я дам тебе закончить свое дело. Чаша моей снисходительности к мастеру почти переполнена. Сколько можно тупить.

Хм, а может и есть смысл в словах Кости. Надо быть осторожнее. Возможно, Иона не так уж проста, как кажется. А с другой стороны, откуда разбойница знает, как работают такие мощные штуки на толстяках? В любом случае, я сам виноват, что впал в безумие ЗОЖника. Очень уж хочется поскорее избавиться от жира. А когда это получается так просто, то немного забываешься.

Пытаюсь отмахнуться, но получается только шевельнуть локтем:

— Так, хватит мне кости промывать. Иона, снаружи скоро рассвет. К этому времени мне нужно встать на ноги. Это в твоих же интересах.

— А что я могу сделать? — выбрасывает Костю через плечо. — Лежи и отдыхай. Пройдет.

Пройдет? Она точно понимает в каком я состоянии? И вообще, если сделать мне массаж, то это бы немного помогло. Ну да ладно. Очевидно, как она отреагирует на такое предложение.

Рассматриваю кольцо. Если судить только по свечению, то я его разрядил на четверть. Но зато теперь понимаю, как оно работает. Знаю, на что с ним способно мое огромное тело, какие предельные нагрузки я выдержу и сколько примерно времени пройдет до полной разрядки. Хм, а ведь я вкалывал, как бык столько времени... Этот артефакт даже рядом не стоит с моим защитным браслетом, который разряжается от одного легкого тычка. Боюсь представить сколько перстень стоит на черном рынке... Сто золотых? Не, вряд ли. Тысячу? Миллион?

Закрываю глаза, пытаюсь расслабиться... На удивление, минут через десять мне становится полегче. Еще через полчаса сильная боль уходит, уступая слабости.

Как это вообще... возможно...

Не помню, как я отрубился...

Слишком устал...

Глава 15

Эдмунд Галлен в титуле эйр.

Властитель западных провинций Меруноса.

Один из тринадцати членов совета Короля Меруноса — Священной Державы Первых Людей.

Солнце давно за горизонтом, но эйр Галлен любит в это время думать в одиночестве и с закрытыми глазами, сидя на неудобном троне. Его специально сделали таким. Чтобы восседающие не забывали, как некомфортна власть.

Дом Галленов славится неординарными решениями. Зачарованная дверь испытывает тех, кто хочет попасть в тронный зал. Для их открытия нужно быть магом или мастером воинских искусств третьей ступени. Многие не понимают, зачем она вообще нужна. Только ставит гостей в неудобное положение. Напыщенные мелкие вельможи могли долго бороться с ней, пока не поймут, в чем смысл. Они краснели от злобы, что очень веселило эйра Эдмунда Галлена. Сам он открыл эти двери в шесть лет, а его второй сын Эрмин — в двенадцать. Первенец Римус в свои девятнадцать до сих пор даже не сдвинул их с места.

Скрежет массивных дверей заставляет Эдмунда поморщиться. Только один человек посмел бы побеспокоить его в это время. Точнее, не человек...

Эдмунд накидывает на лицо маску безразличия.

— Что-то не так, дорогой?

Он не отвечает, открывает глаза и видит перед собой настоящую богиню. Его супруга эльфийских кровей Эльвина все так же прекрасна, как и пятнадцать лет назад. Голубые волосы спадают волнистым водопадом до талии, большие глаза выразительны и глубоки. Каждое ее движение изящно и грациозно. Утонченная фигура облачена в полупрозрачное розовое платье. Эдмунд видит, что она специально не надела нижнее белье.

На вид Эльвина не старше двадцати, но ее точный возраст не знает даже он. Эльфийская аристократия щепетильна в вопросах этики. С этим приходится считаться даже Эдмунду. Иногда на брачном ложе он перебарывает чувство, что занимается любовью с женщиной, которая, возможно, существовала до образования его Дома. С тысячелетней ведьмой в теле идеальной женщины.

Эдмунд не встречал никого красивее ее. Иногда он подозревает, что Эльвина одурманила его высшей магией псионики. Хоть он часто проверяется на наличие чар разума и носит защитные артефакты — эльфов нельзя недооценивать.

Эдмунд пристально смотрит в глаза супруге, первобытное желание изучить другие части ее... идеальной красоты. Много лет она пытается охмурить его. Ему достаточно одного мимолетного взгляда на ее фигуру, чтобы проиграть эту маленькую, но важную игру.

Эльвина приподнимает уголки пышных черных губ. Эдмунд до сих пор не понимает, почему она красит их в такой неподходящей ее образу цвет. Ее губы будто намекают на что-то... На какую-то очень опасную изюминку.

— Ты опять ищешь подвох в моей внешности, дорогой?

Как всегда проницательная. Но и Эдмунд никогда не скрывал своих подозрений. Он позволяет себе сухую улыбку:

— Я не ищу подвохов в том, что и так очевидно. Когда я стану дряхлым стариком, ты все равно будешь гарцевать передо мной полуобнаженной. Такая у вас эльфийская манера — пользоваться слабостями низших рас. Так же вы называете нас, людей, за глаза.

Эльвина «подплывает» к Эдмунду, встает на колени, подается вперед, между его широко расставленными ногами. Ее нежные ручки скользят... выше, выше... Элвина однозначно закусывает нижнюю губу, стреляет глазками снизу вверх:

— Такова моя натура, дорогой супруг. Не могу устоять перед сильными мужчинами.

Эдмунд не выражает никаких эмоций. Только пристально смотрит на свою супругу. И та всё понимает... Улыбается. Она всегда знает, когда нужно остановиться и не перегибать палку.

Эдмунд кладет ладонь на ее голову. Пальцы утопают в мягкости шелковистых волос:

— Нашим женщинам нужно поучиться у тебя манипуляциям с мужчинами. Не хочешь дать пару уроков королеве? Это бы пошло ей на пользу.

Голос Эльвины нежен и чувствителен:

— Если ты договоришься со мной о цене, то я покажу ей парочку хитростей, дорогой.

— Неужели? Не думаю, что эльфийская Академия Придворной Этики будет благодарна тебе за это. Сколько ты обучалась там? Пятьдесят три года?

— Ох, дорогой... Ты узнал даже это. Для человека ты такой талантливый. Не зря мой отец согласился на нашу брачную сделку. Твоя шпионская сеть и правда одна из лучших в Варгоне.

Эдмунд пожимает плечами:

— Твой отец не согласился на эту сделку. Он вынудил меня обручиться с тобой в обмен на сохранения тайны Дома Галленов.

— Ты такой прямолинейный, дорогой...

— Не вижу смысла скрывать того, что мы оба знаем. Да и хоть наш брак и навязанный, я смог полюбить тебя. Точнее, ты заставила себя полюбить.

— Какой ты грубый, дорогой. В тебе ни капли романтики, одна политика...

— Я эйр западных провинций королевства первых людей, Эльвина. А уж потом супруг. Никогда этого не забывай. Ты была предназначена нашему покойному королю, но твой отец передумал в последний момент и отдал тебя мне, а не старику. Вы знаете, какое напряжение из-за этого возникло в нашем королевстве. Если бы наследный сын короля был чуточку не так мудр, то всё могло обернуться междоусобицей.

Эльвина миловидно хихикает. Так, что Эдмунду приходится сдерживать сентиментальную дрожь. Сколько времени она училась этому смешку, стоя у зеркала? Неделю? Месяц? Десять лет? Для эльфов время воспринимается по-другому. Человек может через час устать читать унылую книгу, а эльф не оторвется от нее несколько лет. И только вызубрив ее наизусть, поймет, что немного утомился. Ужасающее качество...

— Ты слишком драматизируешь, дорогой. Кто будет воевать из-за женщины?..

— Вы, эльфы, прекрасно знаете кто. Глупцы. И так бы и случилось, если бы...

Эдмунд прерывается. Но Эльвина продолжает за него:

— Если бы король, которому я была предназначена, неожиданно не скончался на охоте, да? Его наследник хоть и затаил обиду, но, как ты говоришь, проявил мудрость. Он не стал затевать с тобой конфликт из-за невесты отца. Скажи мне, дорогой, это же ты убил немощного короля? Он был стар, очарован мной и вполне мог развязать с тобой гражданскую войну. Но ты этого не допустил, да?

Эдмунд слегка приподнимает бровь:

— Какой смысл в таких вопросах, Эльвина? Давай считать, что эльфам просто не удалось сыграть на человеческой слабости и сейчас в королевстве людей хоть и шаткий, но мир. Я всё еще жив, а ты... — Эдмунда позволяет себе легкую улыбку, проводит ладонью по голове Эльвине: — Остаешься моей супругой дольше, чем эльфам хотелось бы. Разве не прекрасно, что я до сих пор с тобой —дочерью одного из самых влиятельных эльфов из Коалиции Высших Рас. Насколько я знаю, за последние семьсот лет я первый человек, удостоенный брака с такой важной особой.

Краткий миг, но Эдмунд его замечает. Эльвина слегка сбивает дыхание. Он долгие годы изучает дыхание своей супруги. Это единственное, на чем можно её подловить.

— Дорогой, — она поднимает взгляд. — Я знаю, что ты мне не веришь, но я долго живу и время, проведенное с тобой — самое счастливое.

— Это взаимно, любимая. Но я давно хочу извиниться. Я помню, какие строгие правила у эльфийской аристократии насчет сохранения девственности. Жаль, что у меня были женщины до тебя и я не смог отплатить тебе взаимностью. Тысячи лет ты берегла свое тело для достойного эльфийского мужчины. Возможно, даже для Хранителя Корней Великого Древа. Но... — Эдмунд еле сдерживает улыбку. -...из-за политических игр твоего отца мы оба оказались рабами обстоятельств. Прости меня.

Едва уловимое дыхание Эльвины срывается дважды. Первый раз за пятнадцать лет Эдмунд видит, что ее что-то настолько задевает. Вот только никто другой этого бы не заметил.

Прекрасная эльфийка расплывается в улыбке, которую невозможно назвать нелюбящей:

— Не извиняйся, дорогой. Давай опустим эту тяжелую тему. Ты ведь уже понял, что твоя хитрая и коварная супруга пришла не просто так.

Эдмунд кивает:

— Разумеется. Римус, верно? Тебя опять волнует мой неотесанный первенец-бастард?

Эльвина встает, специально подобрав подол повыше. Ее белоснежные бедра почти светятся. Но Эдмунд не ведется.

— Да, дорогой. Я слышала, что он смог пройти в тронный зал...

— Почему тебя это интересует?

— Меня тревожит, что из-за этого твое мнение о нем изменилось.

Как всегда, прямолинейна. Эдмунд всегда ценил в ней это качество и иногда отвечал взаимностью, хоть и понимал, что это может быть ловушкой. Обычно эльфы не разговаривают, а философствуют и намекают. Деловые переговоры с ними всегда превращаются в какую-то дешевую сказочную перепалку, где каждое слово можно додумывать в трех смыслах.

— Он не открыл дверь самостоятельно. Ему помог капитан Торн. Мое мнение о Римусе не так легко изменить.

Черные губы Эльвины изгибаются в непонятную улыбку:

— Нашему сыну Эрмину не должно ничего угрожать, дорогой. Он не... твой первенец.

Эльвина спокойна, но Эдмунд всё понимает. Римус — болезненная семейная тема. Много лет супруга нервничает из-за него. Понимает, как много потеряла, обручившись с Эдмундом. Поэтому сейчас всё, что ей остается — укрепить этим браком эльфийскую власть в землях людей.

В Доме Галеннов еще никогда не было наследников эльфов. Это огромная сложность, как ни посмотри. Во-первых, люди не любят эльфов и им не нравится, что полуэльф будет у власти после смерти Эдмунда. Но стоит признать, Эрмин молодец и хорошо поработал над своей репутацией. Во-вторых, на Эдмунда давят аристократия Меруноса. Они косо смотрят на Дом Галленов, считая их прихвостнями эльфов, как-то замешанных в смерти предыдущего короля.

А Римус... Эдмунд никогда не воспринимал его всерьез. Совершенно бесполезный, умеющий только пить и развлекаться, позоря Дом. Но он единственный его сын-человек. Других детей у него уже не будет. Эдмунд стал бесплоден после рождения второго полуэльфиского ребенка — Кейт. И он подозревает, что это бесплодие не взялось из ниоткуда...

Так что благодаря Римусу эльфы немного побаиваются за свое влияние. Поэтому Эдмунд держал его в замке и терпел выходки. Но не показывал, что он имеет хоть какую-то политическую ценность. Да, наследником Римуса не сделать — это разрушит Дом, не говоря уж про то, что отец Эльвины такого не простит. Эдмунд давно смотрит на Римуса сквозь пальцы и держит на всякий случай, не слишком переживая за его безопасность. Он важен лишь как небольшой сдерживающий фактор.

Вот только эльфы это понимают и, похоже, начали действовать. Эрмин месяц назад стал совершеннолетним по меркам людей. Теперь он официальный наследник. Эдмунду достаточно было на день покинуть по делам замок, как связь в родовой печатью Римуса пропала и он ввязался в непонятную историю. Несложно догадаться, что тут что-то нечисто.

Эдмунд позволяет себе поморщиться:

— Тебе не стоит о нем переживать, Эльвина. Он бастард и ты знаешь меня — я не могу передать власть такому, как он. Эрмин меня устраивает. Я не против, если наш Дом станет первопроходцем в отношениях двух рас.

И это чистая правда. Эрмин хоть и с рождения под опекой матери-эльфийки, но и Эдмунд над ним втайне поработал. Парень не опозорит Дом, хоть и будет крайне лоялен к эльфам. Но это даже к лучшему. Первый Дом в Варгоне, который сблизит людей и эльфов. Или... подомнет под них весь человеческий род...

Эльвина улыбается. Эдмунд знает эту улыбку. Она видит тень замешательства в супруге:

— По замку ходят слухи, что ты вычеркнул Римуса из родовой книги. Теперь он никто. Я никогда этого не просила. Достаточно было вписать его ненаследственность, а не лишать имени.

— Да, так и есть. Парень очередной раз опозорил Дом. Больше терпеть его я не захотел. Не вижу радости на твоем лице. Разве ты не ненавидела его?

Улыбка на лице Эльвины становится чуть шире:

— Ненавидела? Вовсе нет, дорогой. Скорее я испытывала... жалость к этому несчастному существу. И недоумение, почему он раньше не был лишен прав на наследование... Ты терпел его до последнего. Но что если бы что-то случилось с Эрмином? Тогда Римус стал бы главой Дома. Разве ты этого не боялся, муж?

— Очень сомневаюсь, что его бы приняли при дворе. Бастард-пьянчуга во главе Дома? Ты плохо знаешь людей, Эльвина.

— Я отлично знаю людей. В вашей истории нередко на тронах восседали немыслимые глупцы. Вы живете недолго и меняете королей, как перчатки.

Эдмунд какое-то время молчит, переводит взгляд на масляную картину его прадеда, у которого было пять сыновей...

Голос Эльвины выбивает его из раздумий:

— Мне показалось, что Римус сегодня слегка... другой. Знаешь, дорогой, я всегда замечала, как ты ненавязчиво испытывал его. Немножко там, немножко здесь. Ты рассчитывал, что его можно исправить, да?

Предсказуемая проницательность жены начинает утомлять Эдмунда. Он закрывает глаза, откидывается на троне:

— Да-а-а, была надежда, что из него выйдет хотя бы путный гвардеец. Он единокровный брат Эрмина, и они вроде неплохо ладили. Римус мог бы стать ему опорой и защитником. Но... это бессмысленно. Мальчишка не хочет расти.

Недолгая тишина. Тихий голос Эльвины:

— Сегодня он убедил самого капитана Торна открыть двери в тронный зал. Это заслуживает легкого внимания... Не понимаю, почему именно сегодня ты поступил с ним так жестоко?

Теперь она за него заступается? Эдмунд позволяет себе сухой смешок:

— А еще он заработал денег. Как простолюдин. Знаешь каким образом? Кейт тебе рассказала?

Эльвина качает головой:

— Она весь день с принцем Легданом. Мы с ней еще не встречались.

Эдмунд достает из внутреннего кармана пергамент с нарисованной полуобнаженной девушкой, передает супруге:

— Он рисовал это и продавал крестьянам.

Эльвина раскрывает пергамент и... отшвыривает его, словно обжегшись:

— Что... это...

Уголок губ Эдманда приподнимается. Он с удовольствием любуется редкими эмоциями тысячелетней жены:

— Ты сама видишь. Это наша Кейт. Я потребовал у Римуса доказать свои новые таланты, и он нарисовал её. Весьма недурно, кстати. Как думаешь, сколько таких листовок он успел продать? Я разузнал. Три десятка. Говорят, среди них была и ты, совокупляющаяся с...

— Остановись... Не говори мне этого, — голос Эльвины сквозит холодом.

Эдмунд не останавливается:

— Твои рисунки покупали за три золотых. Расходились, как горячая картошка в голодную эпоху. Надеюсь, теперь тебе понятно, почему я потерял терпение и вышвырнул его из Дома?

Эльвина не без труда берет мимику под контроль:

— Да, до... дорогой. А теперь... прошу меня простить, мне нужно успокоиться и привести себя в порядок.

Эдмунд доволен. Его жена тысячи лет играет в придворные игры, но сейчас поддалась эмоциям на простую человеческую шалость. Зато это избавит его от лишних вопросов и подозрений.

Эльвина грациозно разворачивается, молча уходит «приводить себя в порядок».

Когда тяжелые двери за ней закрывают, тень неподалеку шевелится. Эдмунд делает кивок и позади него материализуется высокая фигура в черном капюшоне. Это всё, что Эдмунд о нем знает. Никогда этот человек не показывался ему перед глазами и не давал себя рассмотреть.

— Что думаешь? — не оборачивая спрашивает Эдмунд.

Ему отвечает сухой и скрипучий голос. Кажется, что каждое слово дается с трудом:

— Вы были весьма убедительны и застали ее врасплох, воспользовавшись эльфийским высокомерием.

— Она правда поверила, что я выбросил Римуса из-за глупого художества?

— Да. Только в это она вам и поверила. Я не почувствовал неискренности. Разрешите задать вопрос?

Сегодня он что-то разговорчивый.

— Спрашивай.

— Вы же не вычеркнули Римуса из родовой книги?

Уголок губ Эдмунда слегка приподнимается:

— С чего ты это взял?

— Я всё еще чувствую его родовую печать. Но она другая. Я не могу понять, где он.

Эдмунд никак не выражает удивления на то, что чужак в состоянии чувствовать родовые печати Дома Галленов.

— Это хорошо. Значит и другие не смогут понять, где он.

Тень не отвечает. Эдмунда накидывает маску безразличия:

— Ты свободен, Эйн.

Тень позади колышется. Окружение давит. А давить на главу Дома Галленов очень и очень непросто. Эдмунд кожей чувствует, что этой твари тут не место. Ей вообще нигде не место.

— Что-то еще?

— Через три дня заканчивается срок нашего контракта. Мне дозволили предложить вам продление. Но цена будет дороже.

— Сколько?

— Двадцать тысяч золотых.

Бровь Эдмунда непроизвольно взлетает ко лбу:

— Дороже в два раза? Ты один стоишь, как месячное жалование шести тысяч воинов. Не слишком ли?

— Вас предупреждали. Такие правила.

Недолгая тишина. Эти наемники — Эдмунд догадывается, кто они и как их называет просто люд, но он благоразумно делает вид, что ничего не знает. Подробности о них не разузнали даже его люди, считающиеся лучшими шпионами Меруноса. Мало того, главному разведчику тонко, но очень убедительно намекнули, что если Дом Галленов сунет нос чуть глубже, то его подрежут.

На эту организацию Эдмунда навел старый друг — глава купеческого дома в столице. Он предупреждал, что работают они не со всеми. Могут отказать королю за сотню тысяч золотых, но согласятся помочь крестьянину за десять серебряников. От чего зависит — никто не знает. Эдмунду они назначили цену в десять тысяч. За эти деньги прислали одного единственно человека, который даже лица не показывает. Эдмунд был в ярости, потому как наемники брали полную предоплату. Но потом увидел этого человека в деле. Он один провернул несколько непростых дел, укрепив влияние Дома Галленов в Меруносе. Даже немного подергал эльфов за уши, чтобы те не наглели в людских землях. И это всего за месяц.

— Откажусь. Казна не бездонная. Но у меня к тебе еще вопрос.

Тишина. Эдмунд решает рискнуть. Надевает маску благосклонности, осторожно подбирает слова:

— Просто в теории... Возможно ли тебя или подобных тебе, скажем так... нанять навсегда? Я готов выделить за тебя пять тысяч золотых в месяц. Думаю, это больше, чем твоя комиссия. Разумеется, я не хочу из-за этого поссориться с вашей... организацией. Надеюсь, подобное предложение вас не оскорбит?

Тишина. Настолько звенящая, что Эдмунд непроизвольно сжимает правый кулак. Становится темнее, холоднее и... опаснее. Он отчетливо чувствует колоссальный концентрат эфира в воздухе. Человек позади него — Мастер Плетений. Возможно, седьмой... Нет, восьмой ступени. Даже Эдмунд четвертой и неспособен создавать подобное аурное давление. Наемник ему не угрожает — нет. Он невербально переговаривается, как и принято в... «цивилизованном обществе», где правит сила и власть.

Эдмунд вздыхает, понимая, что смысла напрягаться нет. Вот тебе и властитель четверти Меруноса. Стоит за спиной один наемник и держит в руках его жизнь.

— Я тебя понял, Эйн. Приношу извинения от имени Дома Галленов. Подобных предложений больше не поступит, и я надеюсь на возможность нашего дальнейшего сотрудничества.

Эдмунду не отвечают. А когда он оборачивает, то видит, что позади него никого нет. Хотя выход из тронного зала без окон только один — через зачарованную дверь.

***

Я просыпаюсь, но глаза не открываю. А все потому, что слышу очень... намекающий звук.

Та-а-ак, понятно.

Приоткрываю один глаз. Иона сидит в отдалении на голом камне спиной ко мне. Ее грязная и помятая одежда аккуратно сложена в ногах. Скольжу взглядом по ее обнаженной спине вниз. Замечаю россыпь мелких шрамов, а ближе к копчику родимое пятно, похожее на рожицу какого-то животного. Формы ее округлой попы отлично вписываются в гротеский антураж анклава. Ягодицы слегка расходятся в стороны на жестком камне. Она как живая статуя Афродиты, потирающая тело холщовой тряпкой, пропитанной водой. Иона приподнимает руку, влажной тканью проводит от локтя до подмышки, потом в сторону, к груди. Вижу, как она задерживается на ней — мнет. Небольшие округлости выпирают, я замечаю торчащий сосок, реагирующий на перепад температур. Иона слегка вздергивает голову, зачем-то закрывает глаза и поджимает губы. Ее белые волосы спадают на плечи. Второй рукой она касается себя за талию, сжимает так, что на нежной коже остаются следы от ноготков. Уводит ладонь в сторону, на живот. По сгибу локтя понимаю, что она скользит ниже и ниже...

Так, хватит подглядывать:

— Ты же говорила, что вода закончилась?

Иона замирает, резко выпрямляет голову. Напрягается, как под напряжением. Удивлен, что она решилась на такое передо мной. Неужели другого времени для мытья не нашла? Не может же быть, что она специально. Вон как щечки порозовели — даже со спины вижу. Вполне вероятно, что она и правда девственница.

— Не сомневалась, что ты будешь подглядывать.

Разминаю плечи, двигаю ногами. Поразительно, почти не чувствую усталости и последствий тренировок. Ухмыляюсь, внаглую разглядывая Иону:

— Разделась передо мной ты, но подглядываю я?

Костя «веселую» тему, конечно же, не пропустит:

— Мастер, вы худший соблазнитель из всех. Такую возможность прошляпили. Но пока она не кончила, вы еще успеете потереть ей спинку.

С безнадегой вздыхаю. Вот ведь дурак с тупыми намеками. Кошусь на Иону, но она, похоже, скользкий прикол не уловила:

— Обойдусь без помощи! Отвернись, Римус! Дай одеться!

Пожимаю плечами:

— В следующий раз дождись, когда я уйду, хорошо? А то и правда начну подозревать, что тебе просто нужна моя помощь.

Иона прикрываю грудь руками, хотя и так сидит ко мне спиной:

— Я чувствовала себя грязной! Откуда я знаю, когда ваше благородие решит оставить меня одну! Какого хрена вы оба на меня пялитесь?!

Я закатываю глаза, шмякаюсь на спину, заложив ладони на затылке:

— Отвернулся.

Костя хрюкает:

— Я тоже.

Минуту слышу только скоростное одевание. Почему-то очень хочется подглянуть. Прям аж свербит. Больно уж красивая девчонка. Но, блин, мне же не семнадцать лет. Или... всё же семнадцать?

Тень падает мне на лицо. Личико Ионы с поджатыми губками нависает надо мной:

— Ну? Подсматривал?

— Нет, — сухо отвечаю я, стараясь не улыбаться.

— Девка, ты как ребенок, правда.

Вот уж согласен.

— Костлявый говнюк... Ни одна тварь не выжила после того, как увидела меня голой... — шипит Иона, косясь то на меня, то на череп.

Да что же она нависает-то надо мной?

— Ого, девка, я вижу тут какую-то душевную травму.

Я не выдерживаю:

— Так, хватит! Оба!

Резко выпрямляюсь. Слишком резко. Организм после тренировок быстро восстановился и я не ожидал такой пружинистой отдачи от проснувшихся под жиром мускулов. Иона чуть проворнее, но я все же успеваю почувствовать мягкость ее губ на своем лбу. Блин, хорошо хоть лицо ей не разбил.

Девушка отскакивает, хватает за кинжалы, дышит как паровоз:

— Ты это специально! Специально!

Костя как-то приунывает:

— Скучно. Пошел я.

Пошел? Интересно куда?

Не торопясь, встаю на ноги, отряхиваюсь. Поднимаю голову на Иону. Мд-а, тяжело было чистюлей и с детства защищать себя от домогательств в банде разбойников.

Потираю лоб пальцами, на котором до сих пор чувствуется мягкость женских губ. Так, похоже мне и правда семнадцать. Неужели опять придется переживать гормональную перестройку? Если вспомнить свой опыт по молодости, то долго без секса было тяжеловато. Думалось хреновей, нервничал на пустом месте. Единственная надежда, что интенсивные тренировки притупят мое нездоровое либидо. Но если передо мной будет щеголять стервозная красотка с обтянутой кожаными штанами упругой задницей...

Блин, зачем я вообще думаю о какой-то херне в положении на грани жизни и смерти? Хм... может просто снять проститутку и избавиться с ее помощью от лишнего напряжения? Чего париться-то... Ага, конечно. Фэнтезийного сифилиса мне только не хватает.

Звук «дзиньк» выбивает меня из размышлений. Похоже, всё это время я пялился на Иону и думал о проститутках, сам того не замечая. Лениво перевожу взгляд надымящийся кинжал в ногах, снова на Иону. Ее грудь вздымается от непонятного мне эмоционально возбуждения:

— Я знаю, о чем ты думаешь, гад! Даже не рассчитывай! Никогда!

Нет, я думал не об этом. Точнее, об этом, но... не об этом.

Развожу руками:

— У тебя отвратительный характер.

— Да стерва просто... — тихо бубнит череп.

Иона резко разворачивается в его сторону:

— Ты же ушел, говнюк!

— Я не смог. Вспомнил, что я просто череп.

— Свинья!

— Стерва...

— Свинья!

— Стерва...

— СВИНЬЯ!!!

Я уже просто стою и отреченно перевожу взгляд с одного на другого. Семитысячный какой-то там бог или демон пререкается с обиженной и ненавидящей весь свет девчонкой. Разве это норма?

Пауза. Ионы дышит, как загнанный мамонт. Бедолага аж вспотела. На лбу испарина.

— Мастер, — неожиданно серьезно обращается ко мне Костя. — Предлагаю сделку.

С пофигистическим лицом отзываюсь:

— Может, не надо?

— Вам понравится. Ставлю на кон бесплатную возможность уменьшать размер черепа-катализатора до размера ореха.

Мои глаза азартно загораются. Это очень хорошая плюшка. Габариты черепа довольно неудобные. Особо с ним не потаскаешься. А так можно сделать из него кольцо или кулон. Да хоть под кожу вшить.

— Что взамен?

— Десять лет жизни.

— Много.

— Пять.

— Много.

— Пять.

— Все равно много!

— Всё равно пять!

Понятно.

— Пока несогласен. Что за сделка?

— Девка.

Тишина.

Иона раздувает щеки, но пока не придумывает, что наорать.

— Поясни, — требую я.

— Кто первый ее соблазнит, тот и выиграл. Достаточно поцелуя в губы. Ну, или в зубы в моем случае.

У Ионы окончательно отказывает челюсть. Она открывает рот не в силах его закрыть.

Наверное, я и сам выгляжу не лучше...

Глава 16

Никогда не думал, что окажусь в компании такой женщины. Нет, не женщины. Разъяренной фурии. Адской бестии!

Костя ржет как ненормальный, я лишь обреченно стою в уголке и, скрестив руки, уворачиваюсь от летящих во все стороны книг, вонючих брызг формальдегида и самого черепа. Иона носится по пещере, как заведенная через одно место. Всё, что попадает в ее руки или под ноги — отправляется в полет. Чаще всего этим «что-то» оказывается Костя. Она матерится так, что я понимаю лишь малую часть всех этих слов и только удивляюсь богатому бандитскому лексикону.

— Мрази! Кто меня соблазнит, а?! Соблазнит?! Вы?! ВЫ?!! За какой-то орех!!!

— Девка, ты плохо слушала. За возможность уменьшать череп-катализатор до разме...

Под звук «пууууум» Костя отправляется в очередной полет, разбивает собой емкость с медузой. Вонища бьет в нос, а пол заливает слизью.

Отступаю от расплывающейся лужи, кручу головой в поисках жабы. Да куда она опять пропала?

— Девка, ты же в курсе, что тебе здесь еще жить?

— Заткнись, колдун! Заткнись, или я за себя не ручаюсь! Соблазнители чертовы! Толстяк и человеческая кость!

Вздыхаю:

— Не обобщай. Это не я предложил, а он, — киваю на Костю.

— Но ты еще не отказался!!!

Морщусь:

— Ну ты же слышала, что он предложил? Как я могу от такого отказаться? Нам всего-то надо поцеловаться. Что ты как ребё...

В меня летит подставка для черепа. Уворачиваюсь в последний момент, хотя она должна врезаться в защитный барьер. Никак не выражаю свое удивление. Может, показалось.

— Я тебе не базарная подстилка!!! Хочешь целоваться?! Целуйся со своим колдуном!

— Я не против, мастер.

Вот теперь у меня глаза натягиваются на лоб:

— Серьезно? Ты что, из... этих?

— Из кого, мастер? Из очень и очень древних? Да, из этих. Из тех черепов, которые многое повидали и перетерпели? Тоже из этих. Так что если захотите поцеловаться или сделать со мной что-нибудь ОСОБЕННОЕ, то мой рот всегда...

— Заткнись!!! — на этот раз мы с Ионой орем на череп одновременно, а он заливается смехом.

— Какие чувствительные детки.

Развожу руками:

— Всё, я больше не выдержу этот цирк.

Иона подскакивает ко мне

— Ты оставишь меня с ним?

Киваю:

— Ага.

— Мастер, вы уверены, что хотите оставить нас наедине? Проиграете же.

— Что-то я сомневаюсь. Кто в здравом уме будет целоваться с черепной коробкой?

— А с вами кто?

Вот ведь гад. Хмыкаю:

— То, что я немного пухлый, не значит, что я черепная коробка. Я-то собой занимаюсь, а вот ты...

В голосе Кости проскальзывает наигранная обидка:

— То, что я череп, не даёт вам право недооценивать меня. Это называется дискриминацией по внешним признакам. Кстати, значит, вы согласны на пари?

Личико Ионы покрывается красными пятнами:

— Он не согласен!!!

Мое замешательство не скрывается от нее. Сверлит меня взглядом:

— Даже не думай, Римус. Я тебя предупреждаю...

Размером с орех... Размером с орех... Размером с орех...

Смотрю на Костю:

— Без всяких хитростей? Без магии, принуждений и шантажа? Она сама должна согласиться?

— Без всяких, мастер. Клянусь бездной, что использую только внутреннюю харизму.

Иона топает ножкой:

— Вы оба меня вообще слышите?! Эй, я еще тут! Римус, даже не думай соглашаться! Вы оба проиграете! Ни за что я не опущусь до такого!

— Мастер, это звучит как вызов. Мы с вами оба не красавцы, а тут такая притягательная бестия... Разве не интересно, что мы сможем ей предложить?

— Хм...

Грудь Ионы вздымается:

— Даже не думай...

— Ну...

— Предупреждаю...

Размером с орех...

— Я согласен!

Мысленно приказываю анклаву вернуть меня в таверну. И очень вовремя. Потому что в меня летит огромная медуза, которую Иона не побрезговала поднять с пола. Еще успеваю заметить, как к этому скользкому нечто прицепилась жаба и с очумелыми глазёнками жалобно ква-а-а-а-а...

Так вот ты где была?!

Тьма...

...

Свет!

Вот уже пять минут я сижу на своей кровати в номере «Стреломёта» и втыкаю в пространство, неосознанно поглаживая черепушку. За окном уже рассвет, и кукарекают первые петухи. Откидываюсь на спину, приказываю анклаву сравнять время там и тут.

Ну и денёк...

Соблазнить Иону... значит...

Как же глупо...

Но какова цена! Катализатор можно будет использовать, как украшение или оружие. Сделать так, чтобы никто не понял, что это маленький замаскированный черепок.

Вот только провернуть флирт с насильно запертой в клетке будет непросто. Да и как, если я ничего особенного к ней не испытываю? Ну да, красивая до безумия, но характер... С такой я бы не хотел прожить всю оставшуюся жизнь. Перережет глотку за непомытую посуду. Мне больше нравятся девушки скромные, милые и покорные. Которых хочется защищать. Такие, как Лия, например.

В животе предательски урчит. Только сейчас замечаю, как сильно я голоден. Готов сожрать мамонта. Последствия интенсивных тренировок дают о себе знать.

Размером с орех... значит...

Ладно, надо постараться. Если я проиграю в такой ерунде черепной коробке... Моя мужская самооценка не выдержит.

В голове всплывает картина: я появляюсь в анклаве, а обнаженная Иона держит в руках человеческий череп и вылизывает белоснежные зубы, как собачка. Слюна стекает по челюсти, девушка стонет...

Бр-р-р! Трясу головой, выбрасываю из нее отвратительные мысли. Ну не может же быть такого, а? Это же предел извращений! Хотя... зная Костю...

Так, Ден, в тебе что, проснулся кобель-собственник? Из-за говорящего черепа? Позорище-то какое... Ну-ка закрой гормоны куда подальше!

Тук! Тук! Тук!

Ну кого еще принесло.

— Кто там?

— Римус, — звучит голос Торна. — Это я. Вы проснулись?

Какой у него хороший слух...

Встаю, прячу череп, открываю засов на двери. Грузный Торн вваливается в маленькую комнатушку, и сразу становится тесно.

Сажусь на кровать:

— Ты рано.

— Услышал, что вы проснулись. Хм...

Торн поднимает забрало, осматривает меня с ног до головы:

— С вами... все хорошо?

На всякий случай щупаю лицо. Убеждаясь, что оно не покрылось шерстью после приключений в анклаве. Я уже ничему не удивлюсь.

— Вроде все нормально, а что?

— Вы слегка... уменьшились...

Да ну?! За сутки тренировок он уже видит какие-то изменения? С меня, конечно, сошло несколько литров жидкости, а ускоренный метаболизм и кольцо сильно помогли, но я не ожидал, что появится какой-то видимый результат так быстро...

— Я бы не сказал...

Торн сужает глаза:

— Римус, я разбираюсь в таких вещах. Ваша одежда местами свисает.

Подтягиваю сползающие штаны. А ведь и правда. Вчера приходилось их натягивать. Т-а-ак, похоже, анклав далеко не так прост, как кажется. Не могли такие изменения произойти даже со всеми плюшками, о которых я знаю. А еще та подставка, которую кинула в меня Иона. Защитный барьер не сработал — я увернулся. Что за чертовщина там происходит?..

Торн пожимает плечами, прячет лицо под забралом, глухо басит:

— А может, мне кажется. Что будете делать, Римус?

Какой хороший телохранитель. Умеет остановиться и не задавать лишних вопросов. Теперь понятно, как он дослужился до капитана и дожил до своего возраста.

— Дальше... Ты разузнаешь о кольце, а я попробую заработать немного денег. Потом найдем Стилета и разберемся с ним.

Жалко, что я так и не узнал у Ионы о ее банде. Больно уж она непредсказуемая, и череп все испортил своим пари. Ситуация вышла из-под контроля. Подожду, когда закончится истерика.

Торн поправляет нарукавник:

— Люди, которым я доверяю, и которые могут что-то знать о перстне, находится в замке Галленов, Римус. Для этого мне нужно туда вернуться. Не лучше ли пойти вместе?

— Ты сам говорил, что в деревне посреди дня мне ничего не угрожает. Не могу же я все время ходить с тобой под ручку..

— Хм...

Так, надо прощупать один момент. Специально делаю подозрительное лицо:

— Кстати, Торн, что ты там говорил про ауру перстня? Ты точно ничего о нем не слышал?

— Не слышал, Римус. Вы сами знаете, что магические артефакты излучают ауру. Особенно могущественные. Любой артефактор почувствует перстень метров за десять.

Артефактор. Десять метров. Запомнил.

— Ясно. Ну, это да. Хорошо, ты свободен.

Торн отдает честь, разворачивается.

— И еще, Торн...

Как бы попросить без подозрений... Ладно, рискну.

— Ты не мог бы принести мне парочку книг?

— Каких?

— Историю и магию. На свое усмотрение. Только что-нибудь попроще... Основы, так сказать. Хочу кое-что закрепить в своем образовании.

Тишина. Блин, ну вот опять я превысил предел подозрительности. Еще и стоит ко мне спиной и в шлеме. Хрен поймешь, о чем он думает.

— Слушаюсь, Римус. Зайду в библиотеку и передам вашу просьбу. Но ничего не обещаю. Сами знаете, как наш дедок-библиотекарь относится к своим книжкам. Как к собственным детям.

— Ага, — с облегчением киваю я.

Торн не уходит. Чувствую какое-то странное напряжение. Он тихо произносит:

— Я хотел сказать, старушка-библиотекарша. Вы же знаете, что мужчины не допускаются к родовой библиотеке. Что ж... Берегите себя... Римус.

Торн уходит, а я замираю, не в силах двинуться с места. Сжимаю кулаки.

Черт! Твою мать! Подловил! Молодец, Торн, молодец... Черт...

***

Местная речушка оказалась рядом с деревней. Ребятня плескалась в воде, что намекало на относительную безопасность этого прибрежного района. Развести костер огнивом, подаренным Клоушем вместе с котелком, получилось не сразу, но я во всём разобрался. Потом насадил нож на ветку орешника — и вот у меня копье. Ловить им рыбу не сложнее, чем это выглядело на ютубе. Особенно когда ее полно, а вода полупрозрачная. С десятой попытки я довольно прыгал на месте, размахивая над головой копьем с уловом. Ребятня пялилась на меня, но подходить ближе не решалась.

Нет ничего прекраснее рыбы на завтрак после усиленных тренировок. А еще лучше двух или трех. Правда, она тут какая-то странная — с человеческими глазами. Ни за что бы не решился такую жрать, если бы не повстречал по дороге рыбаков с корзинами, набитыми этими существами. На вкус они тоже оказалась непонятными — мясо сладковатое и почти без костей. Наловив пяток глазастых карпов, я сожрал три — две отправил в Анклав своей жабке. Также и с водой. Благо, Клоуш выдал ее бесплатно, но на всякий случай я ее вскипятил — мало ли.

А еще я помылся и постирал свои шмотки. Наконец-то. При моих объёмах и с такими тренировками мыться нужно почаще. Иначе соблазню я только свинью из конюшни, а не красотку Иону.

Пока сохла моя одежд, я прислушивался к плескающейся ребятне. Они говорили что-то про злого демона в замке, о каких-то страшностях и убийствах. Логику уловил — в замке большой кипиш. Принц Легдан чем-то очень недоволен, и сейчас все на ушах. Этого следовало ожидать. Главное, чтобы на меня не подумали. А такие риски есть...

— Господин... Римус?..

Приятный женский голос выбивает меня из раздумий. Оборачиваюсь. Лия стоит с корзиной грязного белья.

— А, Лия, как дела?

— Я... постирать пришла... Не знала, что вы тут...

— Правда?..

А нарядилась-то не как для стирки...

Девушка подходит ближе, садится рядом. Поправляю обмотанный вокруг талии плащ. Нельзя ей видеть всякие ужасы. Подтягиваю сумку с черепом. На всякий случай.

Лия заговорщически шепчет, слишком уж открыто оглядываясь по сторонам:

— Господин Римус... меня послал дедушка. Он боялся говорить об этом в Стреломете... Повсюду уши...

— Тебя? Надо же. Слушаю внимательно.

— Дедушка велел передать, что сегодня после заката солнца люди Стилета придут за своей долей... Может, вам это как-то поможет... Если вы с господином Торном вмешаетесь, то... пусть никто не знает, что мы вам подсказали... Так сказал дедушка... Вот...

Запрокидываю голову, любуюсь пышными облаками:

— Вот оно что. Спасибо, Лия. Известно, сколько их будет? Стилет придет?

— Обычно... приходят два-три человека. Их главный сам таким не занимается... А еще... Пока вас не было, в Стреломет заходит незнакомец... Все расспрашивал про вас. Вот......

Перевожу взгляд на курносое личико, и Лия сразу же краснеет.

— Незнакомец? Он выждал, когда я уйду? Кто такой? Что выпрашивал?

— Почему вы с господином Торном ночуете в Стреломете, чем занимаетесь, и не пристаете ли... ко всем. Очень неприятный человек. Дедушка считает, что он из бандитов Стилета. Я думаю... вы в опасности...

Неподалеку по тракту проезжает конный патруль. За время моего пребывания уже второй раз. Тракт у речки, где все набирают воду, купаются дети. Этот район все же стараются охранять.

— Ясно. Удивлен, что дед вмешивает тебя в такие дела...

Лия стреляет в меня глазками:

— Я... я... сама предложила... Сильно предложила. Сказала ему, что раз я когда-нибудь стану хозяйкой Стреломета, то должна понимать, как всё устроено...

— Тоже верно. Всегда найдутся пьяницы, ублюдки и вымогатели. Такова жизнь.

— Да, я также сказала дедушке. Вы совершенно правы, господин Римус...

Молчим. Лия бегает глазами туда-сюда.

— Что-то еще? — спрашиваю я.

— Нет-нет, ничего такого, господин... Просто... Да нет, ничего...

Улыбаюсь:

— Говори уже, Лия. Я не кусаюсь.

Девушка надувает щеки, закрывает глаза, трясется:

— Господин, а вы хотите... чтобы я еще что-нибудь приготовила? Мы могли бы... могли бы... Вместе... У-и-и-и...

Лия становится цветом своих веснушек, издает звук сдувающегося шарика.

Улыбаюсь шире:

— Хочешь вместе поужинать?

— У-и-и-и-и... — закрывает лицо ладошками.

Ух, что творится. Надеюсь, я и правда настолько обворожительный молодой человек.

Почему-то захотелось втянуть живот, но сделать это у меня всё равно не получится. Поэтому просто пожимаю плечами:

— Конечно, почему нет. Разберемся со Стилетами и отдохнем. Можем вечерком посидеть прямо тут — на берегу.

Лия отрывает ладони от красного личика, смотрит на меня заблестевшими глазами:

— Правда? Правда-правда? Господин Римус, я же просто... крестьянка... Дедушка сказал, чтобы я даже не думала об этом и... Что вы другого поля ягода, и... уи-и-и-и-и...

Это её «у-и-и-и-и» довольно милое, стоит признать. Да и что душой кривить. Она в целом-то мне нравится. Эдакий эталон невинности и скромной красоты. Противоположность грозной Ионы. Прямо напрашивается на то, чтобы ее взяли на ручки и оберегали, сдувая пылинки.

— Лия, это ты? — раздается за спиной недовольный бас. Оборачиваемся. — Что ты тут делаешь, а? Кто это с тобой?

Широкоплечий парень лет тридцати сверкает на меня недобрым взглядом. Опалённый фартук, руки кувалды и очень знакомое лицо... Он почти копия кузнеца, которого я встретил в Гнезде. Сын, что ли?

Лия вскакивает, мнет слишком уж чистое и милое платьице, не предназначенное для походов на речку и стирки грязного белья.

— Курц! Я... Мы... с господином Римусом отдыхаем. Ты что-то хотел?

Кустистые брови сына кузнеца угрожающе приподнимаются:

— Отдыхаете? С господином? И что же это значит?

Вздыхаю. Сижу, отворачиваясь к речке::

— Видимо, то, что ты услышал. Лия, может, я что-то не понимаю? Объясни, пожалуйста...

За спиной хрустят костяшки пальцев. Ух, этот мужик сломает меня пополам и даже не поморщится.

Слышу тяжелые шаги. Сын кузнеца обходит меня, нависает:

— Давай-ка лучше я тебе втолкую... господин.

Ух, огромный. Сидя, еле достаю до его колен. Ростом точно больше двух метров.

Лия встаёт между мной и верзилой, пытается придать голосу уверенности:

— Курц, хватит... Он твой господин Галлен... Я же говорила тебе, что между нами больше ничего нет! Чего ты пристаешь? Ты следил за мной? Опять? Вот поэтому у нас не получилось... Ты слишком... приставучий...

Курц вздувается, как бодибилдер со штангой. Его холщовая рубаха жалобно стонет, грозясь разойтись по швам. Желваки на скулах вздуваются. Быстро оглядываю округу. Кроме купающейся детворы — никого. Патруль проехал совсем недавно и следующий будет нескоро. Артефакторы в кустах тоже не прячутся. Сую руку в сумку, призываю перстень из анклава. Надеюсь, у этого Курца хватит мозгов не нагнетать. Нельзя, чтобы по Гнезду пошли слухи о моей слабости. Это очень помешает бизнесу.

Так, что-то я в какой-то неправильной позе. Сижу тут, пока меня Лия собой заслоняет. Не дело. Встаю, потуже затягиваю плащ. Курц хмыкает, поверх Лии разглядывая мои жировые висяки:

— «Мой господин», говоришь, а? А знаешь, Лия, я слышал другое... Слушок прошел, что эйр Галлен отказался от своего сынульки. Так что я могу первым сломать этому борову пару костей, и ничего мне за это не будет. Зачем ты заступаешься за него, а? Вся деревня будет мне благодарна. Все знают, как он с тобой обходился.

Лия удивленно оборачивается на меня, моргает, снова смотрит на Курца, немного повышает голосок:

— Ну и что? Ты думаешь, он мне нравится, потому что был аристократом?! Господин Римус изменился! Отстань от нас! Я его за всё простила...

Курц от этих слов раздувается еще больше:

— О, а это что такое? Ну-ка дай глянуть...

Хватает Лию за шею, грубо подтягивает к себе, слышу, как рвется платье. Плечи девушки оголяются, и я вижу свой подарок, который она так пыталась скрыть за длинным воротом. Да чтоб тебя, Лия!

— Курц, мне больно! Перестань!

— А-а, ну теперь понятно... Дорогая подвесочка-то. Широко за нее ноги пришлось расставить?

Левую руку с перстнем прячу за спиной. Правой перехватываю придурка за широкое запястье. Слегка сжимаю. Курц растягивает желтоватые зубы в ухмылке:

— Ты посмотри-ка на эту пузатую принцессу. Ты уверен, сопляк, а? Я ведь тебя поломаю, будешь скулить тут, позориться... Она тебе потом не даст.

— Курц, хватит! — Лия откровенно льет слезы, пытаясь прикрыть ручками обнаженную грудь. — Мы тебе ничего не сделали! Отпусти нас!

Гадство. Костя свидетель — не хотел я ссориться с местными смердами. Почему они вообще так быстро узнали о том, что меня отрекли от Дома? Хреново... Уровень моей безопасности снижается. Но я никогда не позволял таким мудакам делать всё, что им вздумается. Их нужно учить. А понимают они только один язык — язык силы.

Сжимаю сильнее, до легкого хруста. Глаза Курца округляются, он отпускает Лию и та падает на землю.

Ослабляю хватку. Курц вырывается, отступает на шаг, ошарашенно пялится на мою руку. Накидывает на лицо выражение гопника, но его голос теряет уверенность:

— Так-так... мамка тебя кашкой всё-таки кормила, а?

Лия хлюпает носом:

— Господин Римус, бегите... Он ничего мне не сделает...

Курц делает шаг на меня:

— Да-а, беги. Я — дядя взрослый. Могу и...

Всё. Достал трепаться.

Бам!

С хрустом мой кулак встречается с картофельным носом придурка. Удар такой сильный, что я отшатываюсь назад, а Курц пролетает не меньше метра и падает на спину, схватившись за нос. Кровища хлещет по его лицу, как из водопроводного крана.

Упс, похоже, я перестарался. Первый раз дерусь с кольцом, прибавляющим силу. А ведь хотел ударить вполсилы...

Быстро оглядываюсь. Отлично, никто не подсматривает. А, нет. Вон детки пялятся. Черт... Хотя... пофиг. Для них я просто сильный, а не «зачарованный». Вряд ли тут кто-то додумается сопоставить мою богатырскую мощь с проблемами принца в замке.

— Суче-е-е-еныф-ф-ф, а-а-а! Ноф фломал!!!

Лию парализует. Даже прикрываться забывает...

Курц встает, пошатывается, его глаза разбегаются во все стороны. Ну, это точно сотрясение.

Так... а почему это у меня так рука болит? Поднимаю кулак... Твою... мать... Как минимум три костяшки выбиты, кожа рассечена и кровь стекает на землю. Да и своей же собственной силой я чуть не сломал себе запястье!

— Я тебя урою, ф-фопляк! Все кости перелоф-фаю! — отплевывается. — Лия моя! Моя! Сучка будет лежать только подо мн...

Бью ногой в живот. Не особо целясь, как неуклюжий бегемот. Но этого достаточно. Курц хватает воздух ртом, сгибается, падает на колени и кашляет. Отлично, на этот раз я смог себе ничего не повредить. Зато теперь примерно понятно, какую силу можно заимствовать у перстня в драке. Такая практика полезна, если я собираюсь навестить Стилета.

Курц буквально и фигурально исходит желчью:

— О, мои кишки... мамкины... сиськи... Убью... Убью... Обоих...

Медленно подхожу к Курцу, хватаюсь рукой за его косматую бороду, тяну. Посвистывая, иду к речке, волоча орущего бугая. Хорошая штука — перстень принцев.

Краем глаза вижу, как Лия до сих пор не может прийти в себя. Она с ужасом смотрит на нас, выдавливает:

— Г... господни Римус...

Останавливаюсь:

— Да, Лия? Хочешь, чтобы я его пожалел?

Усиленно кивает:

— Он — незлой... Просто дурак и не понимает, что делает... Пожалуйста, не убивайте...

Курц пытается вырваться и встать, но я тяну только сильнее. Он орёт:

— Закрой рот, потаскуха!!! Без тебя разберусь!!!

— Цыц, — дергаю, чувствую как на тупой роже рвутся кудрявые волосы.

— А-а-а, падла!!! Потаскуха!!!

Какой свирепый...

Курц изворачивается, хватает меня за запястье, но второй рукой я легко разгибаю его пальцы, хотя и успеваю почувствовать, какой он сильный. А еще, как на каждое мое движение возмущается организм — нагрузка слишком большая, а я еще не до конца восстановился.

Личико Лии белеет, она встает, одной рукой придерживая рваную ткань на груди, другой тычет пальчиком в кузница:

— Хотя знаете что, господин Римус?! Искупайте этого грубияна! Фу таким быть!

Пожимаю плечами:

— Ну я так и планировал. Пусть остудится.

Подхожу к краю берега, еще разок радую Курца пинком. Отправляю быдлана в речку. С веселым «плюх» вода накрывает его с головой. Морщусь, выкидываю следом кусок бороды.

Лия подходит ближе, трясется, как осенний лист. Чувствую, как она аккуратно подцепляет пальчиками мою руку.

Курц не появляется. Только вода булькает и волны расходятся.

— Господин... Римус...

Отстраненно наблюдаю за пузырьками:

— Думаешь, захлебнулся?

— Нельзя... так... Он никогда раньше так себя не вел. Первый раз... Вдруг у него что-то случилось?

Ну, убивать я его точно не хотел. Обычная мальчишеская перепалка — бывает. В моем деле явление частое.

С легким огорчением наблюдаю за пузырьками:

— Предлагаешь мне лезть за ним?

Лия сильнее сжимает мою ладонь:

— Пожалуйста, господин Римус. Я знаю его с детства. Он водил меня на рыбалку... Не понимаю, что на него нашло...

Кстати, какая у них разница в возрасте? Не староват он к Лие подкатывать?

Проходит еще десяток секунд. Кроме пузырей, тины и грязи, на поверхность мутной воды ничего не всплывает. Блин, а говорят, говно не тонет... Врут...

Лия умоляюще смотрит на меня:

— Господин Римус...

— Ладно-ладно, я понял...

Оглядываюсь. Сумка с черепом лежит под моими шмотками. Надеюсь, за минуту ничего с ней не произойдет.

Поправляю плащ на талии, ступаю в прохладную воду и...

Рывок!

Что-то хватает меня за ногу и резко дергает. Шлепаюсь спиной в прибрежную глину. Еще рывок, и меня утягивает под воду. Я захлебываюсь, успеваю услышать крики Лии...

Подловил, гаденыш!

Сильные руки сжимают мне шею, вдавливая в подводный грунт. Я открываю глаза и вижу через мутную воду полную ненависти рожу Курца. Он сидит на мне и топит! В глотке что-то защемляет! Твою мать! Какая силища! Он точно без артефактов?!

Пытаюсь столкнуть его, но собственные сила и вес сыграли со мной злую шутку — только глубже зарываюсь в грунт.

Пальцы! Я хватаюсь за один из пальцев Курца, выгибаю и... он с хрустом ломается. Но говнюк этого словно и не замечает, продолжает убивать меня.

Херово дело...

Очень херово...

Вот там... Костя... угорает...

Все мои сильные удары глушатся сопротивлением воды! Я барахтаюсь, как каракатица в тазе с грязью.

Краем глаза различаю ножки Лии. Она прыгнула в воду...

Чтоб меня, да женщины спасали?!

Ну давай, говнюк!

Бить бессмысленно! Хватаюсь за фартук Курца, тяну на себя. Рывок! Еще рывок!

Вот так, сучий ты сын!

Рожа с плешивой бородой погружается под воду вместе со мной. Курц пытается вырваться, но я только сильнее прижимаю его к себе! Вижу, как пузыри выходят чуть ли не из его ушей. Я успел задержать дыхание, а вот он захлебывается! Отлично!

Хочешь убить меня, придурок?! Нет уж! Сдохнем вместе!

Курц мечется как ужаленный, заглатывает воду. Перед моими глазами мельтешит его до усрачки перепуганная рожа.

Что?! Жить хочешь, тварина! Нет, брат, так не пойдет! Я заберу тебя с собой!

Сознание улетает, но я только сильнее прижимаю его к себе. Впритык, чуть ли не касаясь носами. Его выпученные глаза с ужасом смотрят на меня...

Я же... Только улыбаюсь. Самой своей мерзкой улыбкой, которую знаю. От этого остатки воздуха выходят у меня из легких...

Даа-а-а... Весело....

...

...

Курц отпускает меня.

А следом и я его.

Мы выныриваем одновременно.

Легкие горят, я чуть не прокусываю язык, втягивая спасительный воздух. Курц кашляет, как туберкулёзник в свой последний день, истерично загребает руками. Цепляется за траву и глину, выползает на берег.

Лия стоит по колено в воде, зажимает рот руками, плачет. Смотрит то на меня, то на него.

Курц плюхается на спину, я же подхожу к Лие, протягиваю руку:

— Не пе... переживай, — тяжело дышу. — Просто мужчины немного... повздорили. Бывает.

— Ты... Ты... нас обоих... — Курц стоит на четвереньках, его губы трясутся. — Ты... я...

Да, да, знаю. Я!

Выбираюсь на берег, помогаю Лие:

— Прикрой глазки, хорошо? Сейчас будет неприятно.

— Го... сподин Римус...вы...

Поднимаю руку, мило улыбаюсь:

— И ушки.

Отворачиваюсь от девочки, подхожу к блюющему водой Курцу, ногой переворачиваю его на спину, наступаю на грудь, вдавливая всем своим огромным весом. Он хватает меня за ногу, в его глазах лопаются капилляры.

— Слушай внимательно, Курц. В следующий раз, когда захочешь показать мужика мне или Лие, — склоняюсь над его посиневшей мордой, — вспомни эти слова: Римус Галлен милосердный лишь один раз. О да, мой бородатый друг, — протягиваю руку, щипаю его за волосатую щеку. — Ты правильно понимаешь. Свой первый раз ты уже израсходовал. В следующий раз, когда ты совершишь подобную ошибку, я вырву тебе руки, ноги, язык и, возможно, что-то еще. А потом излечу культи и отпущу. Ты будешь сидеть у кузницы, срать под себя и вертеть глазенками на тех, кто живет по-человечески.

Чувствую то самое ощущение. Холодное, скользкое, мерзкое. Курц перестаёт дышать и моргать, а Лия за моей спиной совсем затихает — даже носом не хлюпает. Вот сказал же не подглядывать. Что за женщина...

«У вас черная душа, мастер» — всплывает в воспоминаниях.

— Моргни один раз, если ты хорошо меня понял. Но не ошибись. Если моргнёшь неправильно... Ну-у-у...

Переношу еще больше веса на ногу, чуть ли не хрустом вдавливая Курца в землю.

И вот он наконец-то... моргает. Один раз. Медленно, аккуратно. Как часовщик над швейцарскими часами, вкладывающий платиновую шестеренку. .

— Умница, — хлопаю верзилу по щеке. — А теперь пошел вон.

Убираю ногу. Курц молча вскакивает и, как ошпаренный, улепетывает, спотыкаясь и на ходу выблевывая воду. Провожаю его взглядом... Э-э-э, он что, оббосался? Да ну? А с виду такой грозный. Не так уж я на него и надавил... Странно...

— Г... госп... один... Риму... ус...

Лия еле-еле выговаривает слова. Вот, блин. Я же предупреждал, что будет неприятно. Я всегда так запугиваю людей. Чем пафоснее и хладнокровнее, тем лучше. По долгу, так сказать, профессии, я многое перепробовал. Философские предупреждения, яростные угрозы, побои, шантаж... Но методом тыка понял, что вот так — действенней всего.

Оборачиваю на Лию, стараюсь улыбнуться как можно дружелюбнее.

Но девушка только отступает от меня.

— Вы... вы...

Да что такое-то? Тут Средневековье или институт испуганных девиц? Куда ты смотришь?

И тут...

...я тоже ЭТО замечаю.

...

Вот холера! Зараза, падла!

Немного фактов. Первое: книга будет толстой. Не менее 500 тыс. знаков. Второе: главы ежедневно и это нескоро закончится. Потом возьму два дня выходных в неделю. Текста есть с хорошим запасом. Третье. Всем добра, но ДОБРО пожаловать в Гильдию Злодеев :)

Дальше платно потому что автор тоже злобный коллекционер, но голодает и любит гусей с картошкой.

Глава 17

Что-то черное сочится через кожу на моих руках.

— Твою мать! — яростно пытаюсь смахнуть неизвестную дрянь.

Нет! Это во мне не речные паразиты завелись после купания! Это какой-то выходящий из каждой поры... дым. Очень черный и зловещий... дым!

Попытки стряхнуть с себя херовину оказались тщетными. Панику я заглушил на первых пяти секундах, сейчас же пытаюсь мыслить рационально. Если я умираю, то надо понять, от чего, и как вылечиться.

Поднимаю взгляд на Лию, стараюсь дышать размеренно:

— Ты знаешь, что со мной происходит? Я умираю?

Девочка трясётся, теребит платье, глаза на мокром месте.

— Лия, это очень важно.

— В... ваше лицо...

Касаюсь щеки. Понятно, значит, и там тоже... Не представляю, как я сейчас выгляжу, но явно еще хуже, чем обычно. Вот значит чего так Курц испугался.

Так, ладно... Нужно найти какого-то спеца. Костя? Надо попытаться... Плевать, что Лия и ребятня увидят мое исчезновение. Попробую спрятаться вон за теми деревьями и перенестись. Черные выделения в таком объеме это уже не шутка. Возможно, жить мне осталось несколько минут. Или секунд...

До сумки дотянуться не успеваю. Черная фигота пропадает так же неожиданно, как и появилась. Осматриваю руки, трогаю лицо:

— Прошло?

Лия интенсивно кивает.

— Да, господин Римус... Прошло! Очень прошло! Ох, слава Первозданному, я... я...

— Знаешь, что это было?

За спиной снимаю кольцо, сжимаю в кулаке.

— Наверное. Я слышала... Вы же аристократ. Голубо... кровый... В вас есть магия. Может, это было пробуждение? Но я не знала, что оно бывает... таким... А еще бабушка говорила, что если до пяти лет не пробудиться, то магия навсегда остается внутри... и... и...

О! Вот оно что! Магия! Пробуждение!

Ничего не понимаю...

Лия срывается с места, обхватывает меня ручками, уткнувшись лицом в грудь.

— Простите! Простите! Простите!

От такого неожиданного изменения в Лии я аж поперхнулся:

— Кх-м... Лия... За что?

— За Курца! Я хотела вам помочь, но сделала только хуже! Простите, господин Римус! Спасибо вам, что вступились! Кроме дедушки, никто за меня так не заступался! Никто! Никогда!

Оу. Ну, ладно. Чувствую лёгкую неловкость, признаю.

Поглаживаю девушку по пышной рыжей шевелюре. Ее слезы стекают по моему пузу, но Лии, видимо, сейчас всё равно, как я выгляжу.

— Ну, хватит... Лия... Ты не переживай, я всегда стараюсь засранцев припугнуть. Они другого языка не понимают.

Договорить не успеваю. Цветочный аромат пронзает меня насквозь. Теплое дыхание Лии греет лицо. Ее нежные губы всасываются в мои с такой необузданной агрессивностью, что я не сразу соображаю, что происходит. Чувствую ее нежность и страсть. Ее порванное платье немного сползает, ко мне прижимается приятная выпуклость. Вкус наглого язычка прорывается между зубами, и...

Лия отстраняется, я же просто неосознанно вздергиваю бровь. Веснушки пропадают на ее лице, уступая место помидорному цвету. Она видит, что ее грудь обнажена, прячет ее ладошкой, издает сдувающийся звук «уи-и-и-и-и».

— Что ж... — улыбаюсь я.

Лия подтягивает подол, разворачивается и убегает так, будто за ней гонится стадо буйволов. Я еще слышу удаляющееся «уи-и-и-и-и-и».

Скрывается за деревьями...

Провожаю ее взглядом. Хорошая девочка, что уж. Хоть и не такая скромная, как я полагал. А еще на новость, что я больше не олигарх, она не отреагировала, как гламурная тиктокерша. Это вселяет надежду, что она и правда влюбилась в толстяка. Что поделать, я хоть и страшилище, но внутреннего мужика не потерял.

Вздыхаю, чешу мокрый затылок, вытаскиваю запутавшиеся водоросли...

Лия на первый взгляд по всем пунктам в моем вкусе, а значит, есть вероятность, что рано или поздно я ей отвечу взаимностью. Но... нельзя мне. Я не тот человек, с которым женщины будут счастливы. Я фанатичный и жадный до всего ценного коллекционер проклятых и опасных артефактов. А сейчас еще и изгой, которого кто-то пытается убить.

Придется ей намекнуть, что у нас вряд ли что-то получится. Ничего, молодое девичье сердце переживет утрату одного толстяка.

Так, а это еще что? За деревьями замечаю чей-то крупный силуэт. Поднимаю сумку, сую в нее руку, отправляю в анклав кольцо, готовясь спрятаться сам, как только уловлю летящую стрелу или огненный шар... Если уловлю...

Из-за деревьев выходит Торн, направляется ко мне. С легким напряжением замираю. Не убьет ли? Я не просто так ушел на речку... Недавно он четко дал понять, что в чем-то меня подозревает. А может он еще видел, что сейчас произошло? Но ведь в этом нет ничего особенного, правда? Подумаешь, пробудился. Плёвое и будничное дело.

— Римус, вы в порядке? — поднимает забрало, подходит ближе, осматривая меня с ног до головы. — Я везде вас искал. В Гнездо влетел Курц. Несся так, будто встретил самого Первозданного. Никогда не видел его в таком состоянии. Почему-то сразу подумал, что без вас не обошлось. Что-то случилось?

Он не заметил моего пробуждения... Но сейчас это неважно и я не хочу об этом с ним говорить. Важнее то, что недавно он меня заподозрил, но сейчас открыто этого не выражает. Играть в такое я умею. Делаешь вид, что ничего не знаешь, хотя все всё понимают. Политика. Вот только непонятны его мотивы...

Ладно, разберёмся с этим в более... тихой обстановке.

Отмахиваюсь:

— Мы с Курцем немного повздорили. Ничего особенного. Он знал, что я больше не аристократ, и решил, что настало время этим воспользоваться.

— Хм, похоже на него. Так значит, вы подрались? Вы воспользовались перстнем? Вы рисковали.

Пожимаю плечами. Не мог же я позволить какому-то простаку переростку набить себе морду. Об этом узнала бы вся округа. Кто потом будет считать меня сильным "деловым партнером"?..

— Понятно. Если бы я был с вами, этого бы не произошло. Ах да. Я принес вам книги.

Протягивает мне две ветхие книги в толстом переплете. Кладу их в сумку. Потом посмотрю. Благодарно киваю:

— Спасибо. Ну, как там дела в замке?

Торн прячется за забралом. Как он вообще постоянно ходит в этом доспехе? На улице страшная жарища, градусов под тридцать.

— Плохо, Римус. Всё гудит и трясется. Рассказывают, что утром принц выскочил из своих покоев, проклиная все вокруг. Со злости избил нескольких служанок. Эйр Галлен убедил его получше обыскать места, где он был, прежде чем обвинять других.

Хмурюсь:

— Какая прелесть. Кольцо ему и правда дорого.

— Это мягко сказано. Я поговорил с учеником придворного мага. Мы с ним в хороших отношениях. Он рассказал, что в кольце камень Первозданного, Римус. Это один из трех перстней Дома Солнца, который нынешний король дал сыну, пока он гостит у вашего отца. Камни Первозданного — единственный материал, из которого можно сделать артефакт, перезаряжающийся самостоятельно.

Видимо, на моем лице отражается что-то коварное и очень меркантильное, поэтому Торн спрашивает:

— Возвращать перстень вы не собираетесь даже после того, что узнали? Если хотите, могу куда-нибудь его подбросить и...

— Не собираюсь. Так, я всё еще могу тебе доверять?

— Безусловно, Римус. Я ваш личный гвардеец.

Искоса смотрю на Торна:

— А если перестанешь им быть? Ну, захочешь на пенсию, или я не смогу заплатить тебе жалование.

— Я вам уже отвечал на этот вопрос, Римус.

— Ага... точно... Значит, если кольцом не пользоваться, то оно само перезарядится? Я верно понял?

Так вот что имел в виду Костя, когда говорил мне не переживать о перезарядке. Говнюк всё знал.

— Да. Но на такую перезарядку понадобится немало времени, учитывая, сколько в камне эфира.

— Сколько?

— Точно не знаю, но много. Вспомните, как легкая пощечина принца полностью разрядила ваш браслет, предназначенный для защиты от медведей. В поединках с артефактами часто выигрывает тот, у кого больше заряд. Кстати, — кивает на браслет на моем запястье. — Вы же понимаете, что если бы он не был разряжен, то вы бы так легко не отделались в драке с Курцем.

Накидываю самое понимающее лицо:

— Конечно.

Торн кивает:

— Хорошо. Сами знаете, чем чревата артефакторная несовместимость. Использовать перстень с браслетом нельзя.

Ага, конечно, блин, знаю. Это что же получается? Нельзя обвеситься крутым штуками и стать гламурным Князем Тьмы?

Торн поправляет меч за спиной:

— Однажды я был свидетелем поединка между владельцами артефакта физической силы с владельцем артефакта на физическую защиту такой же мощности. Как думаете, кто победил?

Хм, что-то он болтливый стал. Не нравится мне это.

— Тот, что с силой? Защитный, скорее всего, быстро разрядился.

— Нет, Римус. Победил тот, кто опытнее в бою и более развит от природы. Можно махать кулаками и крошить камни, но ни разу не попасть по противнику, чем и воспользоваться владелец артефакта физической защиты. Он истощил атакующего ловкостью. Тот попал по нему всего раз и просто разрядил свой артефакт, избивая воздух.

— Вот оно как...

Недолгая пауза. Торн стоит, как изваяние, сверлит меня взглядом через щелочки на шлеме. Напрягает...

— Римус, вы разрешили свободно с вами говорить. Я этим воспользуюсь. Видел, что у вас произошло с Лией.

Хмыкаю:

— Подглядывать нехорошо.

Так он видел мое пробуждение или нет? Что происходит вообще?

— Прошу прощения, Римус. Но вы не особо скрывались.

Торн кивает в сторону, на ребятню, наблюдающую за нами неподалеку. Вид у них ОЧЕНЬ испуганный. С чего бы?..

Заметив наше внимание, они резко отворачиваются. Среди них вижу Буську — того самого мальчугана, которого я потрепал за надувание жаб. Теперь он нескоро решится еще раз поиздеваться над животными.

Черт... По деревне поползут слухи. Курц, ребятня... Многие видели. Не хочу лишний раз трепаться о каких-то пробуждения, пока во всем не разберусь.

Хмыкаю:

— Так что там про Лию? Сразу предупреждаю — с тобой за нее я драться не собираюсь.

Торн неоднозначно переминается, гремя доспехом:

— Она моя племянница. Ее покойная мать — моя младшая сестра.

Хм... Совпадение?.. Хотя... чему удивляться. В средневековье в одной деревне жило по пять-десять семей, и все родственники. Инцест — дело семейное, и раньше к этому относились по-другому.

В общем, теперь понятно, почему Торн так резко отреагировал на слова Клоуша о том, что Лие угрожали бандиты.

— То есть Клоуш — твой отец?

— Нет. Он дед Лии по линии ее отца, которого я плохо знал. Незадолго до ее рождения его сожрал утропий в лесу.

Мурашки бегут по спине. Опять эти утропии. Подбираю одежду, одеваюсь. Торн продолжает:

— Они не знают, что мы родственники, Римус. И я прошу вас, чтобы так и осталось. С вашего позволения, я не хотел бы рассказывать подробности. Но вы должны знать, что я всегда оберегал Лию. Как мог...

И как же он чувствует себя в роли моего гвардейца? Я ведь когда-то приставал к Лие.

— Надо же... Ты довольно убедительно угрожал Клоушу. А ведь он ее дедушка.

— Вы мой господин, Римус. А я ваш личный гвардеец. Это всё.

— Неужели? А если бы я приказал убить его?

— Я бы постарался вас отговорить. Это неразумный поступок.

— Ты не ответил. Убил бы?..

Я слышу дыхание Торна за шлемом. Он сухо отвечает:

— Да.

Поразительная верность или убедительный блеф. Тяжело отличить. Выпрямляюсь уже одетым, поправляю сумку за спиной:

— Прости за такой вопрос, Торн.

— Не извиняйтесь. Вы мой господин.

Искренне улыбаюсь:

— Я не буду тебя расспрашивать и никому не проболтаюсь. Но ты же не просто так мне это рассказываешь.

Торн кивает:

— Верно... Я назову вам причины. Но это будет... — первый раз слышу, чтобы он запнулся. - ...неуважительно. Вы разрешаете?

— Конечно. Говори, что думаешь.

Торн отдает мне честь, встает в солдатскую стойку:

— Что ж... Как я и говорил, Лия — очень хорошая девочка. Но я первый раз вижу, чтобы она так выражала свои чувства. Особенно после того, что вы позволяли себе делать с ней месяц назад. Не подумайте, что на нее повлиял ваш подарок. Ей и раньше богатые купцы предлагали дары , но Лия отвергала их. Четыре раза я вмешивался и выпроваживал таких ухажёров из деревни. Поэтому я не понимаю, почему она... выбрала вас. Вы — слабый и одновременно опасный партнер. Не сможете еезащитить и вовлечете в неприятности. Или сами пострадаете, а она не переживет такого горя. Римус, — щели в шлеме будто светятся голубым. — Я обещал сестре, что сберегу ее дочь.

А вот сейчас обидно было. Мне часто говорили, что я опасный, но слабый? Эх, тяжелы вторые жизни. Ладно, тут я Торна понимаю, и недавно об этом как раз думал:

— Я на твою племянницу не претендую, если ты не заметил.

— Но вы с ней... кхм... Могу я узнать, вы испытываете к ней какие-то... чувства?

Видно, что вояке тяжело дается такой разговор. Это тебе не воинские тактики и потрошения врагов, а сопли-слюни и сюсю-масю.

Ненадолго задумываюсь:

— Она милая, но, скажем так, до влюбленности мне очень далеко. Со мной это вообще непросто. Лия пригласила меня на ужин, но я передам, что не смогу прийти. Я исполнил твою просьбу? Надеюсь, на этом всё?

Мой личный гвардеец не отвечает, но я чувствую напряжение.

— Что еще, капитан Торн?

— Нет, ничего, господин Римус, — снова отдает честь. — Благодарю вас.

Ага, конечно. А то я не вижу. Ладно, уже достало это фамильярничество. Так он скоро из личного гвардейца превратится в слишком хорошего советчика. А мне этого не надо.

— Замечательно. Надеюсь, мы определились.

Видимо, Торн хочет поскорее сойти с неприятной темы:

— Римус, не желаете провести небольшой спарринг? Неформальный и без особых правил. Можете использовать кольцо.

Удивленно смотрю на огромного воина:

— Серьезно? С тобой? Прямо здесь? Сейчас? Зачем?

Нет, с ним точно что-то не так. Мне это нравится всё меньше и меньше...

— Я думаю, это поможет вам. Откроет глаза на возможности артефактов. Иногда лучше один раз показать, чем десять объяснять.

Призадумываюсь. Что он затеял? Какую-нибудь гадость?

Ладно, почему бы и нет. Посмотрим, что будет дальше.

— Хорошо.

— Тогда следуйте за мной, Римус.

Через минуту мы оказываемся у опушки леса на небольшой полянке. Подальше от деревни, дорог и любопытных глаз. За нами хотели проследовать детишки, но моему телохранителю достаточно было просто посмотреть на них, чтобы они в ужасе разбежались.

Торн аккуратно достает свой меч, кладет на землю. Снимает шлем. Его пустые глаза будто оживают. Теперь не кажутся такими рыбьими.

— Вы можете надеть кольцо, Римус. Никто за нами не следит. Но на будущее рекомендую купить перчатки и не забывать, что любые артефакты излучают магическую ауру.

Улыбаюсь, показываю мизинец с перстнем:

— А я уже.

Что поделать — на другие пальцы не налезает.

— Хорошо. Римус, я не буду пользоваться оружием и артефактами. Я далеко не самый сильный воин, а в вашей власти один из могущественнейших артефактов. Покажите мне, как вы собираетесь расправиться со Стилетом. Я слышал, что он немногим уступает мне по силе.

Ага. А еще у него крутой меч.

Встаю перед Торном, держу руки за спиной:

— Насколько я помню, ты с легкостью открываешь дверь в тронный зал отца...

— Верно, Римус. С перстнем вы сможете сделать то же самое. Теперь понимаете, почему король дал его принцу Легдану?

— Чтобы сынок не опозорился перед эйром Галленом...

Старый воин кивает:

— Нападайте, Римус. Если сможете повалить меня на землю, то я скажу, что у вас есть шансы против Стилета.

Хм, тут какой-то подвох? Очевидно, что он уверен в себе. Хочет проучить самоуверенного мальчишку, решившего «покрышевать» таверну племянницы? Нет, вряд ли всё так примитивно...

— Торн, ты сказал, что защищаешь Лию. Почему тогда не помог Клоушу, когда Стилет грозил ему изнасиловать ее?

Морщин на лице Торна становится больше:

— Я не знал об э...

ВЖИХ!!!

Торн реагирует молниеносно. В последнюю секунду отскакивает, как молодая лань, а не старикан. Огромный камень, размером с Костю, чиркает его латный наплечник, выбивая искры.

Блин, промазал. А так рассчитывал подловить его на чувствительной теме с Лией.

Пожимаю плечами:

— Ты сам сказал нападать.

Бровь Торна дергается:

— Держали камень за спиной? Когда успели его подобрать?

— Пока мы шли, а ты грозно отпугивал ребятню.

— М-м, ясно. Я полагал, что вы наброситесь на меня с кулаками.

Теперь уже удивляюсь я:

— Правда? Ты знаешь, на что способно кольцо и уверен в своей силе. Какой идиот ринется на тебя в открытую?

Уголок губ Торна слегка приподнимается:

— Согласен. Но я все еще стою, — разводит руки.

Напыщенный вояка. Ну ладно-ладно. Хочешь узнать, на что я способен? Нет, я тебе не мальчик, которого можно гонять по плацу. Растягиваю улыбку по самые уши:

— Но если я прикажу, ты сядешь.

Первый раз вижу легкое офигевание на лице Торна.

— Простите, Римус?

— Ты сам сказал, что это поединок без правил. Как в жизни. Так зачем мне напрягаться? Я просто прикажу тебе сесть и признать меня победителем?

— Но...

— Также и со Стилетом, мой дорогой друг. С чего ты решил, что я влезу с ним в открытую конфронтацию, как на глупом рыцарском турнире?

— Римус, мы говорим о возможностях кольца и...

— Кольцо — лишь один из инструментов, которым стоит пользоваться только в крайних ситуациях. Ты проиграл тогда, когда назвал условия победы. Ты сказал, что бой будет без правил, не понимая, что это значит. Так чему же ты хочешь меня научить, м-м-м?

— А если я не подчинюсь вам и не сяду? — хмурит лоб МОЙ ЛИЧНЫЙ ГВАРДЕЕЦ.

Нечестно играть по моим правилам!

Качаю головой:

— Тогда ты не такой уж и верный личный гвардеец. Почти предатель.

— Но мы же бьемся без правил, и вы тоже согласились на это. Посчитаете меня предателем за правильное толкование приказа? Сомневаюсь. Поэтому, я рискну, господин Римус. Даже если вы сейчас прикажете, я не сяду и не признаю вашу победу. Что будете делать?

Улыбаюсь, смакуя интересный поворот событий:

— Молодец, Торн. Мне казалось, что ты обычный вояка, умеющий только подчиняться. Но я ошибся. Мне следовало понять, что это не так, когда ты ослушался отца и открыл мне двери в тронный зал.

Торн непроницаем. Стоит по струнке:

— Благодарю за похвалу, Римус. Ну что же, если вы не идёте на меня, тогда я пойду на вас.

Он делает шаг, второй, третий...

Что ж, теперь я лучше понимаю этого человека. А вот его мотивы... непонятны. Он точно догадался, что я не Римус. Тогда почему ведет себя как ни в чем не бывало?

Что-то не так...

Неожиданно Торн покрывается синей пеленой. Из его доспехов вырастают острые иглы. Теперь он напоминает ежа. Очень опасного ежа. Что за хрень?! Магия?

Стою на месте. Он приближается...

— Римус, это земляные шипы. Самое простое плетение школы элементализма, сводящее на нет всю силу вашего кольца. Вы не сможете притронуться ко мне, не навредив себе. Что будете делать?

Еще шаг и он подступится вплотную. Подпускаю ближе, хмыкаю:

— Не подходи. Вдруг я некромант.

Торн останавливается. Моргает пару раз:

— Даже если это не очередной блеф — магия смерти так не работает, и ничем вам сейчас не поможет. Я уже сталкивался с темными колдунами, и они убивают не больше людей, чем военные элементалисты. А в ближнем бою не опаснее бешеного волка.

Хм, обнадеживает — вроде он не фанатик с прогнившими мозгами.

— Хороший ответ!

Торн достаточно близко. Этого я добивался. Первая попытка с камнем — лишь разведка.

Теперь же увернуться у него не получается — хотя он очень старается. Череп дзинькает о земляные шипы и проглатывает Торна в анклав.

Поднимаю череп.

Будет мне тут отца учить как детей рожать.

Глава 18

Сижу под деревцем. Наверху птички щебечут. Справа ручей журчит. У ног — человеческий череп, а на его макушке лежит кольцо. Красивое...

Камни Первозданного, значит... Три кольца Дома Солнца? Интересно. Я хочу их все! Больше колец Властелину Колец! Сколько вот такое стоит на черном рынке? Сто золотых? Нет. Тысяча? Миллион? Можно ли вообще его продать? Точнее, купить. Продавать я такое точно не стану. Это же настоящий квадрат Малевича или Мона Лиза. С таким свяжется только самый крутой профессионал, которого в торговой лавке не найти.

Прячу кольцо и череп в сумку. Нечего ими светить.

Откидываюсь на ствол дерева. Мд-а... С Торном не очень хорошо получилось. Но что поделать. Нехрен меня было проверять и намекать всякое непонятное. С библиотекаршей он меня ловко подловил. Кто же знал, что тут к барским книгам мужчин не допускают?

В общем, оставлять всё как есть было пипец как рискованно. Я знаю этого Торна всего два дня и, хоть он мне нравится и не сдал меня с кольцом, это не значит, что он не служит, например, отцу. А если он весь такой мне верный, что готов по приказу убить единственного опекуна своей любимой Лии, то и за череп простит. Надеюсь. Вроде мужик без предрассудков. А если нет... Ну что ж...

В общем, пусть пока там посидит, познакомится с Костей и жабами.

Блин, а сколько он весит? Килограмм сто? За людей Костя берет с меня единоразово целый день за килограмм их веса. Это я ведь еще оружие и шлем за ним отправил. В знак, так сказать, уважения. Это еще килограмм шесть и столько же часов жизни с меня. Хорошо, хоть за неодушевленные предметы расчет идет часом за килограмм, а не днём.

Растягиваю прядь, фокусирую на ней взгляд. Седина еще не появилась. Уже хорошо. Но все равно мне дорого обходятся такие выходки. Чертов дедок-библиотекарь.

Хм... а ведь это не последняя проблема. Родовая следящая печать. Меня же выгнали из Дома, верно? Значит, и поводок сняли? Надо будет найти знающих людей и убедиться наверняка. Есть у меня сомнения по этому поводу.

Так-с... по ощущениям сейчас где-то полдень. Вечером к Клоушу придут люди Стилета, и нужно к этому времени подготовиться. Ладно... успеется. Не в первый раз такие дела проворачиваю. Тут главное не нервничать и все заранее продумать. А мне лучше всего думается за чтением.

На ощупь достаю книгу из сумки. Пусть великий рандом определит, с чего начать развиваться.

Красный потрёпанный томик «Теории Магических Изысканий Человеческой Современности» под цензурой Абы Хайрокон. Аба, блин. Не мог название придумать потупее? И почему под цензурой? Я ее не люблю. Но, может, не всё так плохо?

Открываю и... погружаюсь в чтение, забывая обо всем на свете. Никогда бы не подумал, что научные книги бывают такими интересными!

Оказывается, маги в этом мире достаточно частое явление. Пять тысяч лет назад примерно один человек на три тысячи рождался с магическими способностями. Маги вступали в брак с магами, что давало высокий шанс родить мага. Образовывались влиятельные семьи из десятков магов-родственников, переросшие в Великие Дома. У крестьян же одаренные дети появлялись все реже и реже. На сегодняшний день это большая редкость, чтобы в семье холопов родился маг. Вот такая вот селекция.

Немагов тут за глаза называют «грязнокровками», магов — «голубокровыми». Кстати, кровь у них и правда немного отличается по цвету. Имеет голубоватый оттенок. Я и сам уже несколько раз встречал именно голубой цвет... В перстне, в оружии, в бою с Торном. И что-то мне подсказывает, что черный дым, как у меня — это не голубой. Ваш Кэп Ден.

И это проблема. Значит мое пробуждение отличается от обычного голубого пробуждения. Надеюсь, что местные холопы в этом не разбираются и слухи о моей «черноте» не расползутся слишком далеко. Но в такую удачу я не очень верю. Одно радует, в книге не говорится, что чёрный эфир — это плохо. Те же некроманты такие же «голубые», как и обычные маги. А значит меня к ним не причислят.

Что касается самой сути магии, то она просто... прекрасна и ужасна одновременно. Магическая сила измеряется эфиром. Эфир находится в сосуде эфира. Это такая отвратная опухоль рядом с сердцем. К сожалению, буквально. На Земле у людей нет такого органа...

С неприятным чувством ощупываю грудь. Где-то там стучит сердце, а рядом -... хм... инородная фиговина. Мутация. Интересно, а если с этой опухолью вернуться на Землю, получится швыряться фаерболами, или лучше сходить на сеанс химиотерапии?

Я понимаю это так: маги — обычные мутанты. Они скрещиваются, развивая наследственную мутацию. Как у нас на Земле из волка вывели тойтерьера. Порода получилась болезненная, а на первых этапах селекции была похожа на волосатого слизняка. Так и тут. Не у всех магов опухоль наследуется предсказуемо, да и «брака» хватает. Но местные стараются это контролировать. У них даже есть отдельная наука о скрещивании — магиторика. Непонятные «ученые» изучают генеалогические древа, анамнез, берут какие-то магические тесты и делают прогнозы. По этим данным некоторые безбашенные маги подбирают себе пару с большим риском родить бракованного ребенка ради маленького шанса, что он получится могущественным магом. Но в книге говорится, что такое встречается нечасто — потому что от бракованных избавляются почти как в Спарте. А какой родитель на такое согласится. Поэтому пары подбираются так, чтобы получился средненький маг, но без рисков.

Ага, вот и первая недосказанность. Чтобы я поверил в такую добродетель? Нет уж. Тут точно должны быть какие-нибудь «лаборатории» по селекции магов. Как и в любом «разумном и цивилизованном» мире. Жаль. Не люблю я такое.

Так, что дальше?

«Опухоль», или сосуд эфира, имеет две основные особенности. Размер и канал. То есть — сколько он в себя вмещает и сколько высвобождает. Тут вроде все понятно. Этот как размер винной бочки и напор краника.

Ух ты ж, как всё весело! От того, с какой опухолью рождается маг, зависит и магия, какой он может пользоваться! Боевой, поддерживающей или особой. Еще есть ответвления, типа ближняя магия, дальняя, исцеляющая, усиливающая, и так далее. И каждое направление — отдельная наука. Для этого даже существуют всякие образовательные учреждения!

Так, а есть хоть какие-то подробности? Ага, вот. Таблица для «чайников».

Элементализм, Энтропия, Ментализм, Псионика, Магия Света, Артефакторика...

Сожри меня бегемоты! Я хочу знать, какой стадии у меня рак!

Артефакторика! Это для меня! Золотая жила! И без всяких рисков сжечь себя, превратить жабу в зомби или нечаянно вызвать Асмодея! Сидишь спокойно, создаешь родовые перстни и продаешь их за миллионы золотых! Хорошо бы...

Так, а где Магия Тьмы? Логика же прослеживается, не? Или опять цензура? Сволочь ты, Аба.

Итак, дальше. Элементализм это, ясный перец, тот самый фаербол, сосулька, разряды молний.

Мысленно закрываю глаза, представляю, как обрушиваю на родовой замок метеорит и зловеще смеюсь над разрастающимся ядерным грибом! О да, я злодей!

Ментализм — телекинез, щиты стихий и даже контроль своего или чужого тела.

Ого!

Представил, как мановением руки я поднимаю принца Легдана над землей и пускаю его в полет со звуком «у-и-и-и-и». Ой, это же не он издает такие звуки... Интересно, какие звуки издает принц?

Блин, книжка о магии будит во мне ребенка. Не могу сдержать дрожь в руках. Магия! МАГИЯ!!!

Псионика — иллюзии, маскировка и... о-о-о... контроль над разумом.

Да ну-у-у-у?! Можно заставить купца отдать все нажитое? Приказать женщине любить тебя и раздеться прямо здесь и сейчас? Внушить священнику, что ты новое воплощение бога?!

Ден, успокойся! Ты же понимаешь, что не всё так просто? Самый умный нашелся?

Магия света — всевозможная поддержка, исцеление ран.

Смотрю на свои разбитые костяшки. Болит. Я бы сейчас не отказался от волшебной регенерации тканей. Херак, и готово. Кому нужна ваша медицина и десятки лет обучения в мединститутах? Интересно, а если мне ногу оторвет? Новую отрастят? Или если кости сломались? Их вправлять предварительно не надо? Типа, сами вспомнят, где срастаться? Повреждение мозга? Рак? Бактерии? Вирусы? Паразиты? Токсины и яды? Пф-ф-ф-ф! Абра-кадабра!

Листаю страницы. Не дает мне покоя артефакторика! Ну-ка!

Умение работать с предметами, наделяя их различной силой. Сами по себе артефакты из ничего не создаются. Для этого нужны определенные маги, умения которых запечатываются в предметах.

Блин, серьезно? То есть одному в тишине не поработать? Это хреново. Не думаю, что маги бесплатно разрешают запечатывать свои умения в предметах.

Решено! Буду элементалистом и артефактором! Запечатывать метеориты в камушки и провоцировать мировые войны! Ну чем не оружейный барон?!

Де-е-ен, у тебя сердце сейчас ребра сломает... Не возбуждайся так.

Энтропия.

О-о-о... О. О! О-о-о-о! О-о-о-о!!!

Это же та самая некромантия! Магия тьмы, которую тут не называют магией тьмы. Запрещенная во всем мире! Игра с душами, воскрешение гниющих трупов разных калибров и размеров! Бр-р-р-р...

По понятным причинам Аба фильтрует эту тему. Зато в богохульстве упрекает чуть ли не под каждым абзацем. Слабак! Трус! Эх, ладно... Понятно, что без этого книгу бы запретили.

Пару раз выдыхаю. Ух, давно я не испытывал столько эмоций.

Перелистываю пару страниц. Времени читать всё подряд не так уж и много.

Опухоль, или сосуд эфира, разделяют по размерам. От одного до ста или от крошечного до огромного. Толщина канала — от тончайшего до открытого. Ясно-понятно.

Скисаю. Не быть мне элементалистом и артефактором одновременно. Это противоположные направления магии, для которых нужны разные сосуды — одним большой, другим маленький.

Но и элементалисты бывают разные. Самые могущественные имеют огромный сосуд с открытым каналом. Они способны вызвать чертов метеоритный дождь. Круто, да? Но есть у такого мага м-а-а-а-а-аленький недостаток. Его обучают десятилетия, а когда он использует подобную магию, то сразу умирает. Потому что открытый канал опустошает сосуд мгновенно. А пустой сосуд — это смерть. Эдакие камикадзе в мире магии. Попробуй такого найти, вырастить, обучить, а потом зомбировать во имя святого суицида...

А вот элементалист с тонким каналом может только искры из глаз пускать. Для боевой магии канал важнее, чем размер сосуда. Так что это уже не элементалист, а артефактор, которому обязательно нужен тонкий канал для ювелирной работы. С маленьким сосудом создаются простые артефакты, с огромным — легендарные.

Почему, спрашивается, с мелким сосудом не сделать легендарный артефакт? Всё просто. При его создании нельзя прекращать работу. Если начал — доводишь до конца. Иначе запитываемый предмет сломается. Тут главное время и концентрация.

О-о-о-о! В книге приводится пример. Какая-то Палица Верности запитывалась знаменитым артефактором целых три года, пока он не умер от опустошения своего огромного сосуда эфира! Три, мать его, года на создание легендарного артефакта! И этот чел выбрал смерть ради того, чтобы закончить дело до конца!

Короче. Элементалисты умирают быстро, но красиво, а артефакторы от унылой и скучной работы. Вот и выбирай... Хотя нет. Выбор уже сделала за тебя природа. Размер сосуда и толщина канала определены с рождения.

Закрываю книгу. Времени досконально ее изучать больше нет. Закидываю голову, смотрю на плывущие облака.

Понятно. Значит, имея средний сосуд с каналом, можно стать довольно универсальным магом, но путь псионики или артефакторики тебе закрыт, а достичь идеала в каком-то направлении никогда не получится. Хуже всего тем, кто рождается с открытым каналом и маленьким сосудом. Их опухоль как литровая банка без дна. Любое заклинание может просто погубить. Бракованные... значит. Вот так их тут называют.

Вздыхаю.

Ну и как выжить в мире, где существуют такие вещи? Здесь всё совершенно другое... Чужое... Новое... Непонятное. Экономика, политика, структура общества. Все завязано на магии, о которой я нихрена не знаю.

Так... Ладно. Что-нибудь придумаем.

Мне больше интересно, какие сосуд и канал у меня.

Нужно срочно узнать...

А ещё прочитать вторую книгу про историю. А то совсем неуч.

Ну да ладно...

Сейчас у меня есть заботы поважнее...

Глава 19

Зеваю. Блин, как же хочется вздремнуть под этим деревом. Всё вокруг зелёное, красивое. Я будто в другой мир попал (да неужели?!). Только сейчас замечаю, что тут всё ярче и живее. Сочнее. Словно обработанное компьютером. Ручей, шелест кустов, стрекот насекомых, груды камней, муравейник, белка над головой...

Так хочется спать...

Но нельзя. Так жизнь не работает. Особенно в таком мире.

Встаю, отхожу чуть глубже в лес. Прислушиваюсь, осматриваюсь. Я, конечно, не спец, но каков шанс, что за мной сейчас следят? Полагаю, минимальный.

Достаю череп, прячу его под гнилую корягу, присыпаю ветками и мхом.

Оке-е-ей!

Касаюсь костяной макушки, приказываю отправить меня в анклав.

Свет...

Тьма!

Как только появляюсь в анклаве, сразу отскакиваю назад. Мало ли. Кручу головой из стороны в сторону. Ага, вижу! Торн в одних подштанниках и холщовой рубахе расположился на каменной лавке и... натирает тряпочкой свой доспех, даже не глянув в мою сторону.

А Иона...

Эм-м...

Сидит на столе и держит череп на коленях, постукивая пальцами ему по макушке. Слишком уж радостный голос Кости бьёт по ушам:

-... и тут этот гоблин показывает кулак оркам и вламывается в логово!

Иона заходится смехом. Звонким, весёлым. Кстати! Почему тут убрано? Весь хлам вперемешку с гомункулусами собран в угол! О! И даже не воняет.

— О, мастер! Зачем явились? Дайте мне ещё один-два дня, и девка будет моей!

— Закрой рот!

Иона с яростью отбрасывает Костю в дальний угол помещения, хмыкает, вздёрнув нос:

— Знает, что я тут от скуки маюсь, вот и давит на живое. Ты представляешь, Римус? Грозил, что не расскажет продолжение истории про неправильного гоблина, если я не возьму его на колени! Ты хоть представляешь, какая это смешная история?! Там орки подчинялись гоблину, потому что он был не...

Улыбаясь, перебиваю:

— Да-да, Иона, оправдывайся.

— Да пошел ты!

Та-а-ак, а это уже опасно. За полдня Костя добился такого результата в ее соблазнении? Опасно! Очень опасно! Мне скорее нужно брать быка за рога, или Иону за... хм-м...

Перевожу взгляд на Торна. Он все так же делает вид, что меня тут нет:

— Торн? — осторожно обращаюсь я.

Иона довольно скалится:

— Я дядьке все рассказала. Ты же не против, Римус? Ну, про наши маленькие приключения... Кстати, вот он-то настоящий мужчина. Сильный, ответственный, элегантный. Тебе его компания пойдет на пользу.

Торн вообще живой? Монотонно начищает броню и молчит. Напрягает.

Подхожу к нему ближе, сажусь рядом.

Не помогает. Он делает вид, что меня не существует.

— У меня не было выбора, Торн. Ты догадался, что что-то не так...

Интересно, он в курсе, что в анклаве мне нельзя навредить? Может, поэтому не нападет?

Наконец он слегка кивает:

— Это ваше решение, Римус. Может, оно и правильное. Не мне судить.

Его голос пустой, безэмоциональный. Я замечаю его глаза. Они будто потухли. Он не спрашивает, что с ним будет дальше. Отпущу я его или убью.

Костя растягивает слова:

— Ма-а-астер, с вас сто сорок три дня жизни и десять часов. Знаете ли, в вашем новом питомце много тяжелой мускулатуры. Завидуете?

— Очень.

Слишком уж много...

— А еще он скучный и отвратительно спокойный. В компании камня и то веселее. Представляете, попал сюда, а девка на него набросилась с перепуга. А он только посмотрел на нее, как на дуру, понял, что тут никому нельзя навредить, огляделся, оценил обстановку, сел и стал начищать своё добро. За все время спросил только одно: что случилось с господином Римусом? Девка наша все ему разболтала. За это будет вылизывать мне зубы. Скоро...

Иона вскакивает с места, метает молнии:

— Придурок! Закрой пасть! Думаешь, если знаешь пару историй — этого достаточно?!

Перевожу взгляд на Торна. Ясно. Иона ему рассказала, что тут безопасная локация...

— Ты же понял, что я...

Торн резко оборачивается, впивается в меня взглядом:

— ...лишился памяти? Давно. Вы изменились. Теперь понимаю, почему.

Костя хрюкает, но ничего не говорит.

Э-э-э... Он стебётся?

Так... Оке-е-ей. Пусть будет так. Не верил я, что можно так легко обмануть местных, но, видимо, в потерю памяти им легче поверить, чем в страшное переселение душ. Если уж семитысячелетнний череп сказал, что я для него первый попаданец, то что уж говорить про недалекого Торна. Если предположить, то у себя на Земле я бы в подобном случае тоже заподозрил амнезию или психиатрию, а не какое-то переселение души.

Короче, я опять недооцениваю эффект «фантастики». Если смотришь фильм про зомби, то удивляешься, какие там герои-идиоты. Вот же он, зомби — беги, идиот! Почему ты оказываешь ему медицинскую помощь?! Ты что, фильмов не смотрел?! Только вот если такое действительно случится в жизни, то как реальный человек поступит? Да будь он хоть самым яростным фанатом зомби-вселенной, все равно подумает, что перед ним бомж, наркоман или пранкер. И только когда ему начнут грызть глотку, заподозрит неладное... Но будет уже поздно.

Иона вертит головой:

— Потерял память? Серьезно? Оу-у-у... Римус, это правда?

Осторожно киваю:

— О-о-га.

Девушка кладет пальчики на подбородок:

— М-м-м, я так и думала...

Костя фыркает:

— Ага, конечно. Наша Сися думала.

Иона шипит, идет к Косте. Отворачиваюсь к Торну, слышу только глухие удары о камни. Спрашиваю:

— Иона рассказала про некроманта?

Кивает, молчит.

— Я знаю только то, что бандиты споили меня, чтобы убить, но он их перехитрил. Зачем-то похитил меня. Последнее, что я помню, как очутился здесь. Вот на этом камне. Голый. Некромант проводил какой-то обряд, но не довел его до конца — у него прихватило сердце. Наверное, поэтому я потерял память и смог освободиться. Ударил его по голове вон той подставкой. И убил.

— Не без моей помощи! — возмущается Костя. — Ай, как больно, ха-ха!

Торн откладывает доспех:

— Понятно. А потом вы заключили сделку с темным магом, чья сущность заключена в человеческом черепе?

— Это был единственный вариант, или я бы тут сдох. Череп не выпускал меня. А ведь я потерял память и, считай, только родился. Осудишь меня за то, что я просто хотел жить?

Торн какое-то время сверлит меня холодным взглядом. Наконец тяжело вздыхает:

— Нет, не осужу. Я бы сделал то же самое. У меня семья.

Опускаю голову, молчу. Торн либо очень хитрый, либо и правда такой. Но он точно заслуживает моего уважения. Он тихо говорит:

— Темный маг сказал вам что-то про мой вес и шесть дней жизни. Такова цена использования этого места? За то, что я тут оказался?

— Верно.

— Сколько вы уже отдали ему?

Быстро подсчитываю в уме:

— Двести девять дней, двадцать часов. Плюс-минус десять часов. Он тот еще торгаш, и я мог что-то не учесть.

— Ясно. Больше полугода за два дня...

Молча потираю переносицу. Верно. Чертовски верно. Торн дорого мне обошелся. Но я знал, на что иду.

— Римус, этот тёмный маг очень необычный. Он не назвал своего имени?

Череп пролетает над нами:

— У-у-у-у-у-у-у-у!...

Отрицательно качаю головой:

— Нет, не назвал. Я знаю о нём не больше твоего.

Костя бухается у противоположной стены. Торн осматривает пещеру:

— Человеческий череп... живой. Он говорит, шевелится. Я не понимаю, почему. Это не похоже на обычную энтропию. Очень странная магия. Я долго живу на этом свете, но никогда не встречал такого.

— Ай, девка, только не в глаз, ха-ха! Конечно, не встречал, добрый рыцарь! Ты — никто!

Торн даже бровью не ведет, смотрит, как Иона запихивает в глазницу Кости смятые манускрипты. Надеюсь, анклав и правда имеет память на предметы. Иначе придется прибить Иону за такое расточительство.

— Теперь понятно, зачем вам понадобились книги. Вы вообще ничего не помните? Семью? Прошлое? Хотя бы историю своего Дома? Как... хм... звали вашу мать?

— Ничего. Я даже говорить не сразу научился. Просто на инстинктах что-то всплыло в голове.

Врать, так с подробностями.

— Хм... Но вы все равно смогли всех обмануть. Не думаю, что кто-то вас заподозрил в потере памяти. Почему не признались отцу?

— Осторожничал. Видно же как он ко мне относится.

Торн недолго думает:

— Это мудрое решение. И что будете делать? Хотите... вернуть себе память?

От меня не ускользнула нотка беспокойства в его голосе:

— Ни в коем случае. Можешь представить, как я себя чувствовал, когда узнал, что вытворял? С той же Лией.

— Понимаю.

Иона замирает с пальцем в черепной глазнице, морщится, смотрит на меня:

— Что за Лия? Что ты с ней вытворял?

Костя не упускает возможности:

— Присовывал ей по самые карасики. Ты же ему не даешь. Вот он себе другую и нашел. А я предлагал тебе станцевать. Теперь познай отчаяние.

Снова звуки «Пум! Пум! Пум! Пум!»

Закатываю глаза, Торн потирает виски:

— Тут очень шумно.

— Согласен. Ну, что ты решил?

— Ничего. Я — ваш личный гвардеец.

— Не доверяйте ему, мастер! Добрый рыцарь хочет, чтобы вы его выпустили! Прикидывается верным! Зарежет вас, как только выйдете из анклава!

Торн пожимает плечами:

— Римус, вы же осознаете опасность этого места?

Киваю:

— Конечно.

— Вам нужно в Аббатство. Только там есть те, кто может что-то знать об этом месте и черепе.

Костя в руках Ионы торжествует:

— Точно, мастер! Вперед! К приключениям! В инквизиторский котел!

По спине пробегают мурашки. Мне тоже не очень хочется переться в какое-то Аббатство фанатиков. Но мой гвардеец, к сожалению, прав. Череп-весельчак лишь маска. Маска кого-то очень страшного и могущественного. Того, чьи цели совершенно не понятны.

Спрашиваю у Торна:

— Теперь ты все знаешь. Я могу тебя выпустить?

— Это ваше дело.

— А ты бы выпустил себя на моем месте?

Торн недолго молчит, и вот отвечает:

— Если вы меня забыли, то мы знакомы всего несколько дней. Так что...скорее всего, нет. Тёмный маг правильно говорит.

— Ай! Ой! Девка, в эту дырку нельзя совать пальцы! Ай! Я всегда говорю правильно! Кстати, добрый рыцарь, у нас тут одно пари. Не хотите поуча...

— А-а-а-а! — визжит Иона и по инерции сует череп себе под рубашку, прижимает к животу в попытках задушить.

Не помогло. Голос Кости такой же четкий. Будто по углам пещеры находятся динамики:

— Гениально, девка. В панталоны еще засунь.

Раскрасневшаяся Иона вытаскивает негодника, размахивается им и... вздыхает. Подбирает с пола подставку, насаживает на нее череп и ставит на стол. Костя замолкает. То ли от удивления, то ли от скуки.

Иона плюхается между мной и Торном, закидывает ногу на ногу:

— Наговорились?

Торн слегка щурится:

— Вблизи твоё лицо мне знакомо, девочка. Ты случаем не...

— Разглядел, наконец? Да-да. Я Иона Эрмз. Дочка того самого кузнеца. Тебя я тоже узнала. Ты лейтенант Торн.

— Капитан, — поправляет он ее.

— Ну надо же. Верный пёсик Галленов получил повышение. Если бы я не знала твою репутацию, и что ты дружил с моим отцом... Ну. Скажи мне, КАПИТАН, зачем Дому Галленов понадобилось убивать деревенского кузнеца?

Оу, ситуация накаляется. Торн качает головой:

— Не знаю. Мне жаль, но я был в другом месте, когда это случилось.

Иона взрывается:

— Не знаешь?! Ты же капитан! Почему ты не спросил у своих господ, за что они убили твоего друга?!

— Спросил.

— И?!

— Мне сказали, что это не моё дело. И сказали правильно. Я всего лишь обычный воин.

— Пф-ф-ф... Пес, как я и говорила. Ну а ты, Римус? Память, значит, потерял, да? Что же мне тогда врал, что не замешан в этом, а? — переходит на зловещий шепот. — Сволочь... Ты просто не помнишь...

Торн сухо отвечает за меня:

— Господин Римус не замешан в этом — он был ребенком.

— Аргх!

Иона вскакивает с места, поворачивается к нам спиной, тяжело дышит.

Кстати, да. Это событие произошло десять лет назад. Римусу было лет семь-десять. Какой из него, блин, убийца. Подгузников, разве что. Хотя... понятно же, что Киса просто психует и ненавидит весь мой Дом. До такой не достучаться аргументами.

Мы втроем молчим, думаем. Первой тишину нарушает Иона, стоя к нами спиной. Ее голос на удивление спокоен:

— В банде Штиблета двадцать семь человек. Стилета, то есть... Трое из них — маги второй ступени. Два элементалиста и один псионик. В окрестностях Гнезда сейчас одиннадцать его человек, среди которых элементалист-геомант по имени Бойн. Остальные члены банды при других делах. Что-то мутят в столице. Наш лагерь находится в самом сердце Зловонных Болот. Пройти туда без геоманта не получится — засосет в трясину. А ещё можно натолкнуться на утропиев, которых Стилет специально прикармливает. Переться туда маленьким отрядом — верная смерть.

Осторожно, чтобы не упустить момент откровений, спрашиваю:

— Стилет сильный?

Иона кивает:

— Мастер воинских искусств. Всем говорит, что второй ступени. Но он врет. Скорее всего, третьей... Просто скрывает силу. Торн сужает глаза:

— Третьей? Хм...

Спрашиваю:

— Почему решила рассказать? Разве он не... типа твой второй отец?

— Потому! Мутный он! Какое вообще твоё аристократское дело?! И он никакой мне не отец! Один раз спас, так что, мне всю жизнь ему прислуживать? Я давно с ним за всё расплатилась! Можете закопать этого урода! Мне плевать! Вот только губу не раскатывайте! Одиннадцать человек, среди которых геомант и мастер воинских искусств! Куча ловушек вокруг лагеря! Болото! Утропии! Что вы сможете, а?

Торн кивает:

— Девочка права. Теперь вы понимаете, Римус, почему городские стражи до сих пор не схватили этих мерзавцев? Вылазка на болото дорого обойдется казне. Дороже, чем их бандитизм. Стилет это понимает.

Как всегда, всё упирается в деньги. Скорее всего Стилет специально не бандитствует слишком нагло на одном месте, чтобы его персоной не заинтересовались. Но вот с моим похищением он всё-таки рисковал. Стоил ли я этого?

Вспоминаю шипы на доспехах Торна Он говорил, что они земляные.

— Разве ты сам не геомант?

— Нет, Римус. Я мастер воинских искусств четвертой ступени. В геомантии знаю только самые азы. Мои магические способности не дотягивают даже до первой ступени. Их не хватит, чтобы выжить в топях.

— Зато моих хватит, — разворачивается Иона. — Я знаю скрытые тропы.

— Ого! — оживает Костя. — Девка пытается хитрить! Вы видали, уважаемые? Она просто гений конспирации! Я с трудом заметил это коварство! А ведь мне семь тысяч лет.

Торн переводит взгляд на череп:

— Семь? Ты жил в Первую Эпоху? Разве это возможно?

— О, добрый рыцарь, ты хочешь послушать мою историю?

— Да.

— Хрена на!

Торн морщится:

— Почему ты так разговариваешь? Хоть ты и тёмный, но древний маг, и должен проявлять немного мудрости.

— Во имя бездны, старик, тебе мамка перечитала глупых сказок. Выглядишь умным, но тупой, как склирз. Что ты вообще знаешь о мудрости?

— У меня нет родителей. Я сирота.

— Сейчас расплачусь.

— Как скажешь.

— Вот и славно. У тебя, кстати, уха нет.

— Знаю.

— Могу отрастить. За неделю твоей жизни.

— Воздержусь.

Вмешиваюсь в разговор:

— Ты правда так можешь? Отрастить ухо?

— Нет. Просто хочу поближе узнать вашего нового питомца. Видите, какой он подозрительный? Отказывается от очевидно выгодного предложения только потому, что считает меня злым и коварным. Но мы еще посмотрим, кто из нас окажется таким. Это не я предлагаю вам отправиться в обитель святош и фанатиков, прямо на костер. Осторожнее с ним, мастер. Добрый рыцарь неровно дышит к нашему ремеслу. Просто вида не подает.

— Твоему ремеслу, — поправляю я. — Я не некромант.

— Ну, это пока. Вот убьете пару десятков людей, насытитесь эманациями их страданий и боли, тогда и поговорим об этом. Кстати, не хотите рассказать нам о своем пробуждении?

Болтун! Никому не расскажет моих секретов. Ну-ну.

Торн медленно поворачивает голову в мою сторону:

— Вы пробудились, Римус? В девятнадцать лет?

О! Мне девятнадцать!

— Ну, вроде как...

— Вы уверены? Помните, на что похоже пробуждение? Тело должно исторгнуть отложения эфира. Что-то вроде проступающей через кожу голубой дымки.

Неожиданно череп смеется. Да так, что у меня волосы шевелятся:

— Да, мастер! Очень голубого! Голубого-преголубого! Правда же?

Ясно. Всё плохо. Тут и правда все привыкли видеть эфир голубым. У меня же он чёрный. А всем известно, что чёрный — это так себе цвет. Какой-то некромантский и злой цвет. В книге об этом не говорилось из-за цензуры?

На лице Торна проскальзывает легкое изумление:

— Хм... может позднее пробуждение как-то связано с потерей памяти?

Костя:

— Не может, а точно. И не надо путать потерю памяти с потерей личности. Можно убрать воспоминания, но не характер. Перед вами именно что потерянная личность. Ре-е-едкое явление...хе-хе...

В голосе Кости чувствую ехидство. Он наслаждается тем, что я хожу по лезвию. Поэтому он рассказал про пробуждение? Веселится?

Торн угрожающе смотрит на Костю:

— Это же твоя работа, маг? Ты все спланировал с тем некромантом? Он был твоим слугой? Отвечай, зачем тебе понадобился первый сын Галленов? Что ты задумал? Я не поверю, что ты в этом не замешан...

— У-у-у, добрый рыцарь, я так расстроен, что ты мне не веришь. Мастер, выгоните уже этого нудного старика из нашего анклава. Он мешает развлекаться. Можете не переживать, что он проболтается в ближайшее время. Верные дураки так быстро не предают. Они для этого слишком долго соображают.

Что ж, даже Костя говорит, что Торн не проболтается. Хотя совсем недавно утверждал обратное

В разговор встревает Иона:

— А я? Я тоже никому ничего не расскажу. Отпустите, а?

Вот тут череп только хмыкает. Иона вспыхивает:

— Что ты ржешь, как конь?! Считаешь, что я проболтаюсь о том, что связалась с некромантами?!

— Добрый рыцарь, может, и дурак, но ты-то истеричка. Доверять таким женщинам... Да кто на это поведётся?

О, а Костик-то сексист.

— Я, вообще-то, рассказала о Штиблете?! Зачем мне это надо, а?! Римус, скажи ему!

Какое-то время думаю. Нет, девушку пока отпускать нельзя, что бы она ни говорила. Я со своим гвардейцем-то рискую, а тут разбойница. Смотрю на Иону с самым серьезным видом:

— Сначала мы с Торном разберемся... Ты пока тут посиди.

Иона багровеет:

— Эй, капитан! Разве ты не доблестный страж порядка?! Меня держат заложницей!

Торн совершенно невозмутим:

— Согласен. Это незаконно, девочка.

— Во-о-о-от!

— Господин Римус прячет от суда убийцу и воровку, которую следует выдать стражам, чтобы они тебя вздернули.

— Или передёрнули, — поддакивает Костя.

Иона открывает рот, закрывает, надувает щеки, но не находит что ответить. Торн обращается уже ко мне:

— Римус, в Аббатство всё равно придется отправиться. Пробуждение в таком возрасте очень опасно. Эфир будет сжирать тело изнутри, пока вы не научитесь им пользоваться. Придворный маг вашего отца готовил вас к пробуждению до двенадцати лет. Вы что-то знали, но теперь забыли.

Блин, серьезно? Всё так плохо? Но я же ничего не чувствую. Ничто меня не сжирает. Потираю подбородок двумя пальцами:

— А почему надо идти так далеко? Нельзя обратиться к этому магу? Или я уже недостоин такой чести?

— Придворный маг служит Дому Галленов. Вы больше не состоите в нем.

— А других таких магов нигде нет, что ли?

— Нет. Вам могут помочь либо придворные маги влиятельных Домов, либо учителя Академии Эфира в Аббатстве.

Костя хрюкает:

— Добрый рыцарь почти прав, мастер. Если вы не официальный маг, значит — тёмный. Злой подонок, которого нужно сжечь до того, как он натворит дел. После пробуждения любой маг почувствует в вас необузданную силу эфира, которая со временем будет только разрастаться, сжигая изнутри. Советую таким умникам сразу говорить, что вы держите путь в Академию.

Торн кивает:

— Это правда, Римус. А я буду вашим сопровождающим. Если повезёт — обойдется без сложностей.

— А что насчет моей родовой печати? Меня всё еще можно по ней выследить?

Торн качает головой:

— Отец вычеркнул вас из родовой книги.

— И-и-и это зана-а-ачит?

— Придворный маг развеял плетение печати. Ваше участие для этого не нужно.

Костя как-то странно притихает, посвистывая непонятную мелодию.

Призадумываюсь. Не нравится мне всё это... Но еще больше мне не нравится, что я какая-то тикающая бомба? Отложения эфира, блин. Не помню такого в книге. Надо будет изучить ее внимательнее. А то только пролистал.

— Сколько у меня осталось времени?

— Я не знаю, Римус. Я никогда не сталкивался с таким поздним пробуждением. Но знаю, что чем позднее это происходит, тем опаснее.

Обиженная на весь белый свет Иона понимает, что на нее больше не обращают внимания, уходит в дальний угол пещеры, ложится прямо на камень, закидывает руки за голову:

— С вами все понятно. Проваливайте уже и дайте поспать. А, и еще... Римус, у меня вода кончается. Да и вообще, если ты не полный говнюк, то, может, выдашь мне что-нибудь для нормального рабства? Одежду, матрац, вино! Особенно вино! Кончается же!

К сведению принимаю, но делаю вид, что все еще не обращаю на нее внимания. А то больно наглая.

Костя буквально щелкает челюстью:

— Мастер, а вы ничего не забыли? В Академию они собрались. Скажи ему, добрый рыцарь.

Вопросительно смотрю на посмурневшего Торна:

— Римус, обучение в Академии стоит огромных денег.

Вот тут я совсем выпадаю в осадок:

— В смысле? Разве они не заинтересованы, чтобы я не взорвался или типа того? Что за ерунда? Если у меня денег нет, то сразу на костёр, что ли?

— Если вы не испортили себя тёмной магией и не прячетесь от Аббатства, то не на костер. Не сразу, по крайней мере.

— А я разве еще не испортил?

— Добрый рыцарь, не говори ему! Запрещаю!

Торн игнорирует:

— Вы же не практиковали энтропию?

— Я вообще ничего не практиковал.

— Тогда вас отправят в лагерь бракованных.

На моем лице проступает недоумение. Какой еще лагерь? Звучит не очень. Немецкие нацисты тоже по лагерям отправляли — ничем хорошим это не закончилось. Не хочу.

— Ерунда какая-то. Если я родился нищим магом, то у меня выбор либо на костер, либо насильно в какой-то лагерь? Почему нельзя, не знаю, обучить меня бесплатно и взять на государственную службу?

Голос Кости заметно веселеет:

— Поздравляю, мастер. Вы столкнулись со «справедливостью». Не разочаровывайте меня. Обучение голубокровых стоит больших денег, и это подчеркивает особенность магов. А кто из влиятельных мира сего захочет платить, если черни это достается бесплатно? Да и где-то женужно брать магов для научных изысканий, ритуалов, препарирования и экспериментов.

Встревает Торн:

— Не слышал, чтобы в лагере таким занимались.

— Еще один святой простак. Конечно же, ты не слышал. Вы, людишки, ничего не слышите, когда дело доходит до ваших грязных панталонов. Разбросали по всему миру лагеря, но при этом главный злодей я со своим анклавом. Короче, мастер, если вы не наберете за пару месяцев кругленькую сумму, то в лагере вам понравится. Там очень любят таких... особенных.

Я как-то совсем скисаю. Вот тебе и свобода. Думал, бизнесом займусь, найду пару камней первозданного, научу местных рэкету, а тут на тебе. Спрашиваю у пустоты:

— И сколько стоит... такое обучение?

Торн смотрит на свою ладонь, трёт:

— Много, Римус. Очень много. Эйр Галлен с детства оплачивает обучение только вашему брату Легдану. Сестрами до последнего занимался придворный маг. В Академию их отправят только в этом году.

— Хоть примерную сумму можешь сказать?

— Тяжело. Думаю, от трех до десяти тысяч золотых.

Присвистываю. Да я такие деньги лет через двадцать заработаю. И то, если сильно повезет.

— Неужели нет других Академий? Подешевле? Что, на весь мир одна? Откуда тогда у Стилета аж три мага какой-то там ступени? Он обычный бандит.

Уголок губ Торна невесело приподнимается:

— Разорившиеся Дома, вычеркнутые из родовой книги родственники, беглые сыновья влиятельных купцов. Но вы правы. Если девочка не врёт, то это большая редкость, чтобы в шайке головорезов встречались маги. Особенно трое.

— Я не вру! Сама их видела!

Костя возмущается:

— Мастер, ну хватит тупить. Вы уже должны были понять, как всё устроено. Только богатой и влиятельной части мира разрешено быть магами, хоть открыто об этом и не говорят. Остальные — мусор для экспериментов. Представьте, если бы каждый болван мог силой мысли сжечь целый город. Проплаченное всем миром Аббатство следит за тем, чтобы никто и никогда не открыл другое учебное учреждение. Особенно доступное простым смертным.

Перевожу взгляд на череп. Смотрю на него очень пристально:

— Мне точно стоит туда идти? Сам сказал, что я особенный.

Какое-то время череп молчит. Видимо, решает, стоит ли как-то подсказывать мне про чёрный эфир. Боюсь, что в этой Академии такой цвет может не понравиться «учёному совету». Краем глаза посматриваю на Торна — он моего вопроса черепу, похоже, не понимает. Считает, что я имею в виду «потерю памяти», а не цвет своего эфира.

Наконец Костя отвечает безразличным голосом:

— Не переживайте по этому поводу, мастер. Если дойдете до Аббатства, то мы с вами ОЧЕНЬ развлечёмся. А по поводу особенности, мастер... — хмыкает. — Вы правда считаете, что сможете это скрыть? Подумайте еще раз.

Понимаю, о чем он. Особо думать не надо. Чертов Курц видел мое пробуждение. А еще Лия и ребятня в речке. Плохо дело. Скоро вся деревня будет слагать легенды о Великом Чёрном Толстяке. Так что какой смысл что-то скрывать от Торна?

Осторожно подбираю слова:

— Торн... есть еще кое-что.

Седовласый воин кивает:

— Слушаю, Римус.

Вижу, как Иона приоткрывает один глаз.

— Когда я пробудился... Эфир не был голубым... Он был чёрным.

Смех черепа бьет по перепонкам:

— Да! Да! Как же с вами весело!

Глава 20

Тишина. Иона уже не притворяется, что спит. Во все глаза пялится на сталактиты.

Неожиданно Торн...

...не проявляет никаких эмоций на мое заявление о черном пробуждении. Только кивает:

— Знаю.

Череп ржёт. Иона прикидывается мёртвой. Я в легком ступоре:

— Знаешь? Откуда? Ты же...

— Да, добрый рыцарь, верность-то твоя хромает! Он следил за вами, мастер! Наблюдал, как вас топят! Обратили внимание, как он сейчас разыграл удивление на ваше пробуждении?

Снова кивок седой головой:

— Я думал это какой-то эффект от перстня, а не пробуждение. Римус, я поэтому предложил вам тренировочный бой. Хотел понять...

Перевожу взгляд то на черепушку, то на Торна:

— Почему не помог мне с Курцем?

— Мне казалось, вы сами хотите разобраться с этой проблемой. Вы мужчина. Курц тоже.

Череп хрюкает:

— Э-э, не согласен. Мужчина с камнем Первозданного и просто мужчина.

Голос Торна до безобразия безразличный:

— Я бы помог, но видел, что вы сами справляетесь.

Фыркаю:

— Он меня чуть не утопил.

— Я всё видел. Скажите честно, Римус, вы бы сами хотели, чтобы я вмешался?..

Молчу. А ведь и правда. Стоит признать, что я испытал примитивное удовольствие от победы над противником и защиты девушки. Да и кольцо испытал. Вмешайся Торн, то всё бы обернулось не так... хм... весело?

Вздыхаю, отмахиваюсь:

— Ладно, забыли. Тебя не особо беспокоит мой чёрный эфир. Почему?

— Он меня беспокоит. Но я стар, Римус. Когда-то учил вашего отца воинскому искусству и говорил ему, что нельзя бояться неизвестного. Я ничего не знаю про чёрный эфир.

Снова тишина. Торн — прекрасен. Разумен, мудр. Мне с ним повезло, и я очень удивлен тому, что отец так легко расстался с таким человеком.

Иона вскакивает, как ужаленная, тычет в меня пальцем:

— Серьезно, капитан?! У тебя что, мозги отсохли?! Чёрный эфир! Я первый раз о таком слышу! Это ненормально! Он же тёмный маг! Точно вам говорю!

Костя снова ржет:

— Девка, если ты по цвету определяешь, кто тёмный, а кто картошка, то я тебе сочувствую. Как ты живешь с таким умишком?

Торн согласно пожимает плечами, а Иона, ещё чуток пофыркав, плюхается обратно на пол, бурча что-то под нос. Спрашиваю у Кости:

— Ты же знаешь, что это за эфир?

— Конечно знаю, мастер! — радости в черепе полные штаны. — Есть только одно объяснение! Вы — избранный! А у избранных всё не как у остальных! Помёт золотой, перстни — Первозданные, анклавы — волшебные, а умишко — гениальное! Я достаточно ясно изъясняюсь? Или мне посвятить вас в ещё какую-нибудь тайну мироздания?

Вот ведь говнюк... ничего не рассказывает, но троллит божественно.

Но он в какой-то мере прав. Признаюсь, очень хочется быть избранным. Сильнее, умнее, и чтобы вокруг все идиоты. Надо избавляться от такого мышления. Давно понятно, что тут сложный мир.

Какое-то время мы все молча думаем о своём. Только Костя что-то бессвязно крякает, радуясь, как много знает, но ничего не рассказывает.

Так, это что же получается? Сидеть ровно и не высовываться у меня не получится? Теперь я, типа, ходячая магическая бомба, которую можно обезвредить только в каком-то Хогвартсе? Хм...

Первым нарушаю молчание:

— А откуда тогда берутся эти некроманты? Их же никто не обучал. Почему они не вымирают?

Торн поднимает с пола меч, осматривает лезвие:

— Некромантия — особое направление энтропии, Римус. Колдун, я же прав?

— А то! Хочешь, чтобы я рассказал о них, добрый рыцарь? Я могу...

— Прошу, — кивает Торн. — Я тоже послушаю...

— Уговорил. Сделаю вам одолжение. Итак, многие не верят в некромантов, считая их чуть ли не сказочными персонажами. Аббатство такое мышление одобряет. Зачем дурачков пугать? Пусть живут спокойно. Но некроманты существуют, верно, добрый рыцарь? Я чувствую, что ты с ними сталкивался.

— Было дело.

— Двоих даже убил.

Не поднимая головы, Торн глянул в сторону черепа:

— Откуда знаешь?

— Я знаю даже то, что у тебя третий день в заднице шишка болит, мой добрый друг.

Иона, лежащая на спине и заливающая в открытый рот содержимое кувшина, фыркает, выпуская винный фонтан чуть ли не до сталактитов. Переворачивается на живот, кашляет.

Торн осматривает меч и безразлично отвечает:

— У меня нет никаких шишек.

— А жаль. Ну, если появятся, обращайся. Во имя бездны, какой же ты скучный... Ну ничего, и к тебе подход найдем. Так вот, о шишках. Некроманты считаются реликтами. Но не из-за того, что их нещадно истребляют. А потому, что должны соблюстись особые условия их появления на свет. Девка, хватит тут плеваться! Перебила меня... Слушайте дальше. Очень редко в семьях простолюдинов рождаются дети, родители которых скрывают их пробуждение. У них нет денег на Академию, но и в лагерь бракованных они их не отдают. Что очень глупо. Ведь за таких отпрысков им там дадут целых пятьдесят золотых, представляете? Они за всю жизнь таких денег не видели... Никогда не понимал любви к детям. Особенно новорожденным. Ну вот вылез он такой, сморщенный, орёт, гадится. Разве пятьдесят золотых не лучше и...

Перебиваю:

— Костя, замолкни. Что там про некромантов?

— Не-а.

Тишина.

— В смысле? Что «не-а»?

— Вы не проявляете уважения к семитысячелетнему черепу, мастер.

За Костю продолжает Торн:

— Не все такие дети умирают после пробуждения. Примерно каждый десятый выживает. Но эфир меняет их. Делает раздражительнее, злее, опаснее. Так и появляются некроманты.

Костя теряет веселость в голосе:

— Не совсем так, добрый рыцарь. Но близко...

Встревает Иона:

— Мне рассказывали, что такие выжившие слышат голоса демонов. Они им нашептывают... всякое... Вот и становятся темными. Эй, костлявый говнюк, а правда, что где-то в Гурум-Хупе есть своя академия для таких вот психов?

Костя хрюкает, но не отвечает. И что это значит? Бывают какие-то темные учебные заведения? Если я не заработаю денег на Академию, то можно пойти туда?

Интересно... Похоже, что я не обязательно умру от излишков эфира. Могу выжить, но чокнуться, если мне никто не расскажет, как справиться с пробуждением. Скорее всего, этот их эфир как-то влияет на мозги. Прогрессирует, как раковая опухоль... Может, обратиться к отцу? Объяснить ситуацию... Пусть выделит своего придворного мага.

Не-е-ет уж. На такое пойду в самом крайнем случае. Меня вышвырнули из Дома, как собаку, вычеркнули из родовой книги, а я, поджав хвост, вернусь, умоляя не бросать в беде? А ведь отец ещё и отказать может. Или вообще в лагерь бракованных отправит. Слишком рискованно и унизительно. Никогда я так не делал, и делать не собираюсь.

Так, плохо дело. В свете поступившей информации нужно придумать новый план. Как заработать денег, и что у меня для этого есть?

Во-первых — анклав. Нужно узнать, что это за хрень, и кто такой Костя. Не могу избавиться от ощущения, что, чем больше я тут нахожусь, тем глубже рою себе могилу. Но все равно анклавом нужно пользоваться, пока дают. Поэтому в первую очередь нужно понять, как уменьшить стоимость услуг Кости. Платить своей жизнью за каждый пук — безумие. Я и так уже потратился. А ведь есть еще мысли превратить это место в «эльфийское логово коллекционера». Хм... а может... жертвоприношения?.. Костя говорил, что меняет мою жизнь на жизнь других магов... Только где бы найти таких, кого не жалко будет положить на жертвенный алтарь?

Бр-р-р-р... Мотаю головой, отгоняя всякую гадость из мыслей.

Во-вторых, я пробудился, и в перспективе могу стать настоящим магом. Это хорошо. Говорят, маги тут — самые влиятельные и богатые. А значит, нужно раскрыть в себе магический потенциал. Без этого я не смогу преодолеть местный социальный предел и никогда не получу серьезного влияния. Но для начала хорошо бы понять, каким магом я вообще буду.

Решаю не тянуть с этим вопросом:

— Как проверить, какой у меня сосуд Эфира?

Торн пожимает плечами:

— Вижу, вы успели прочитать книгу... У придворного мага или в Академии. Понятно. Пока никак.

В-третьих, перстень Первозданного. Без сомнения, крутой артефакт, который ещё предстоит испытать в реальном деле. Но Торн наглядно показал, что даже самые могущественные вещи можно обойти простыми трюками. Значит, мне ещё предстоит научиться комбинировать крутые артефакты с простыми трюками. Вот тогда попляшем...

В-четвертых, у меня есть союзники. Формальные и пока не слишком надёжные, но всё же. Торн — сильный и верный. Иона — хитрая и безбашенная. Загадочный лавочник — бывший вояка, с которым ещё предстоит развить свои «тёмные дела», и Клоуш, которого я планирую мягко подмять под себя и доить из него золотые монеты за «крышу». Нужно только разобраться со Стилетом, а там всё пойдет... Бизнес, влияние, деньги! А ещё Лия. Хотя... чего Лия-то? Она же тут ни при чем. Вроде бы.

В последних, я понял, что могу довольно быстро убрать лишние жировые складки, используя одновременно кольцо и анклав. Иона еще рассказывала про какие-то отвары... Уже сейчас я чувствую прогресс, как за реальный месяц мучений на беговой дорожке. Если не остановлюсь и найду время на тренировки, то уже через месяц-два стану подкачанным красавчиком и соблазню Иону ради великого блага! Не позволю обойти меня какому-то черепу!

Но все это меркнет по сравнению с ОГРОМНОЙ жопой, в которую завело меня пробуждение...

— Сколько у меня осталось времени?

Костя серьёзен:

— До смерти? Или сумасшествия? Я знаю. С точностью до двух дней.

— Но ты не скажешь.

Веселеет:

— Да-а-а! В этом-то вся прелесть! Да и вы же меня знаете... Я желаю, чтобы мой Мастер сошел с ума, пожирал младенцев и пил кровь невинных!

Иона фыркает, Торн дожидается, когда Костя заглохнет рот, отвечает:

— Я уже говорил, что не знаю, Римус. Месяц. Или полгода. У каждого по-разному.

— Но ты же сам маг. Как ты пробудился?

— Я непробужденный маг, Римус. И никогда уже не пробужусь. Умею самую малость. Если бы не покровительство Дома Галленов, то сейчас бы может жил в лагере бракованных, а не сидел рядом с вами, — морщится. — Ладно, рискну предположить. Два месяца. Если через два месяца вы не найдете того, кто обучит вас контролю над эфиром, то вы, скорее всего, умрёте.

Или с шансом в десять процентов съеду с катушек и превращусь в безумного некроманта. Так себе перспектива, конечно.

Тишина. Два месяца, значит... За два месяца мне нужно накопить хотя бы три тысячи золотых монет на обучение, или... Ладно, всё-таки спрошу. Мало ли вариантов не будет.

— А этот придворный маг, обучающий моих сестёр? Может обратиться к нему? Обязательно тащиться в Академию?

Торн качает головой:

— Не все так просто, Римус. Придворные маги есть только у аристократов, и контролируются они Аббатством. На каждого пробудившегося им выдают разрешение на обучение, расходники, реагенты и артефакты. Это такой компромисс для влиятельных аристократов, которые не хотят сразу после пробуждения оплачивать обучение всех своих детей. Даже если обратиться к вашему отцу, он откажет. Вы больше не аристократ, и Аббатство не разрешит его придворному магу вас обучать.

Что и требовалось доказать. К папочке дорога закрыта. Как и к этим «придворным магам». Тут все давно схвачено.

Три тысячи золотых... И не факт, что три, а не десять. Точную сумму мне не назвали.

Что ж... А вот и та самая ЖОПА, о которой я говорил.

Фиал Дождя, деньги на который весь сезон собирает целая деревня, стоит тридцать золотых. Месячная зарплата Торна — пятнадцать.

Это невозможно...

Просто нереально, если не разграбить казну местного вельможи.

Я, хоть и деловой человек, но в первую очередь реалист, поэтому-то и обогатился в той жизни.

Я не найду «Посох Тысячи Истин» или клад с бриллиантами в кустах. Не смогу продать кольцо Первозданного, о пропаже которого знает каждая дворняга. Даже если успею обзавестись какими-то связями, то за него не заплатят и тысячи золотых, даже если оно стоит миллион. Потому что очевидно — выбора у меня нет, и либо соглашайся, либо проваливай искать других покупателей, либо вообще сейчас выйдешь, и тебе перережут глотку. Таков теневой бизнес.. Однажды я с трудом продал картину тупо потому что все знали, что она пропала из Лувра. И это при своих-то связях.

Иона и Торн смотрят на меня. Кажется, что даже Костя язвительно сверлит меня своими чёрными глазными дырками. Они понимают, в каком я неприятном положении.

— Ква! — я вздрагиваю от неожиданности.

Жаба каким-то волшебным образом снова оказывается у меня на коленях.

Костя смеется. Настолько веселым и одновременно безумным голосом, что по спине бегут мурашки...

Понятно. Добро пожаловать в Новый Мир...

Глава 21

Поднимаю жабу с пола. Хм, она точно красная была? Насколько я помню, такие тварюшки имеют некоторое сходство с зелёным цветом.

— Ква?!

Согласно киваю.

— Да выброси ты её уже, — зевает Иона. — Она меня бесит. Постоянно квакает то в одном углу, то в другом. Подойдешь — она куда-то пропадает. Терпеть не могу жаб...

Костя подхватывает:

— Не может быть, девка. Я был уверен, что вы подружитесь.

Торн подбирает с пола камень, точит меч, хотя и так видно, что лезвие острое:

— Живность к вам привязалась, Римус. Очень символично.

Кладу жабу на плечо:

— В каком смысле?

— Хм... вы и это не помните? Символ вашего Дома — лягушка, — кивает в сторону нагрудника с эмблемой дома — в зелёном кругу еще один кружок — закрашенный.

Да неужели? Обычно там волки или медведи. Что-то угрожающее, а не зелёный переросток головастика.

— Странный выбор символики...

— Почему же? Земли Галленов не всегда были такими плодородными. Тысячи лет назад тут находились болота, а жаб разводили для пропитания. Без них люди бы не прожили. Так что в вашем Доме к ним до сих пор относятся с уважением.

— Ква-а-а?!

Поглаживаю жабу:

— Тихо-тихо, мы тебя не съедим...

Иона фыркает:

— Это мы ещё посмотрим.

— А почему она покраснела? До этого была зеленой.

Блин, не много ли я вопросов задаю? Я, конечно, «потерял память», но все равно — вдруг что заподозрят. Ой, да пофиг. Надоело параноить. Хоть с этими двумя расслаблюсь. Тремя, то есть. Если считать череп.

— Не знаю, Римус. В болотах тысячи разновидностей жаб.

Костя хрюкает:

— Были тысячи, добрый рыцарь. Пока вы их не сожрали и не сделали из еды герб.

Торн пожимает плечами.

Смотрю на Костю. Что-то он меня начинает напрягать. Как представлю, что, возможно, придется тут задержаться и постоянно слушать его подколы, становится не по себе. Точно ведь чокнусь. Я уже пробовал зажимать уши, но его голос все равно доходил. Правда, не так громко. Такое ощущение, что Костя общается не совсем за счет звуковых волн. В мозг вроде бы не транслирует, но... беруши, в общем, не помогут. Лишь на время облегчат мучительные страдания от его болтовни.

Блин, в ведь прошло всего пара дней, а я уже от Кости устал. Бедная Иона, она-то с ним подольше. Может, у неё не такой уж и истеричный характер, раз она не сошла с ума? Самое главное, что я на сто процентов уверен, что Костя прекрасно знает, что он всех бесит. И продолжает всех бесить осознанно. Потому что в этот период своего существования так ему хочется. Не сомневаюсь, что он может напялить маску мудреца, учёного, нарцисса, и тому подобные шизофренические личины. Но сейчас ему веселее быть клоуном.

— Что-то не так, мастер?

А, чёрт, забылся... Засмотрелся на Костю, а на лице выражения тлена и небытия. По ехидному голосу Кости слышу, что он просёк, о чем я думаю.

Иона потягивается, отвечает за меня:

— Ага, не только у Римуса что-то не так. Ты всех достал, говнюк костлявый.

— Правда? Кака-а-а-ая жалость.

Блин, Иона, не ведись! Только хуже сделаешь. Конечно он знает, что всех достал!

К сожалению, девушка предпочитает делать, а не думать:

— Нет, серьёзно. Когда ты заткнёшься? Достал встревать во все разговоры.

— Могу и заткнуться.

Тишина. Только лязг затачиваемого меча. Мы с Ионой переглядываемся. Да ла-а-а-адно? Замолк?

Накаркал:

— Но не забесплатно. Мастер, за двойную порцию ваших жизненных сил в анклаве я буду молчать. Выгодно же? Ни слова от меня не услышите...

До меня начинает доходить кое-какая логика:

— Стоп-стоп, ты что, все это время нас бесил, только чтобы предложить такую доп услугу?

— А что такого? Вы даже не представляете, как много моих предыдущих владельцев соглашались отдавать жизнь за тишину. Представляете, какие идиоты? Ну, вы согласны?

— Чёрта с два, Костя. Рехнулся?

— Совсем нет. Не сомневайтесь, мы ещё вернемся к этому разговору. У нас впереди ещё очень мн-о-о-о-о-ого времени. Так, о чём я говорил? А, точно! Киса, покажи сиськи...

— Пошёл ты!

Торн вздыхает. Глубоко так, искренне.

Чешу жабу под ее довольное мурчание:

— Понятно. Придется поискать способ тебя заткнуть, Костя.

— О, неужели? Где-то я уже это слышал...

— Не сомневайся, я найду способ.

— Хотите ещё пари?

Торн перестает точить меч. Иона перестает дышать, напрягшись всеми частями своего прекрасного тела.

— Что за пари?

— Если за месяц найдете способ заткнуть меня хотя бы на час, то я сокращу стоимость услуг за анклав в два раза. Ну, кроме одного дня в год. Это святой минимум.

— А если не найду?

— Тогда стоимость увеличится. В два раза.

Тут думать не надо:

— Отказываюсь.

— Уверены?

— Конечно. Можешь даже не предлагать мне такие тупые пари.

— Не обещаю... Так вы уверены?

— Никогда не был так уверен. Риск не стоит победы. А шанс, что я найду за месяц способ, как тебя заткнуть, крайне мал. Тебе семь тысяч лет. До меня уже пытались, и ни у кого не получилось...

— Я этого не говорил.

Вздёргиваю бровь:

— Хочешь сказать, что у кого-то уже получалось тебя заткнуть?

— Конечно. Это не так сложно, как кажется. Ну, так вы согласны?

Ага, конечно. Ври больше. Так я тебе и поверил, что это несложно, и куча народу уже затыкали тебе рот. Приму к сведению, но верить не буду. А значит, и спорить.

— Отказываюсь.

— А если я предложу уменьшить оплату в три раза?

Думаю лишь секунду:

— Откажусь.

— Вдобавок обучу наречию Бордула?

— Это что еще такое?

— Да вон те книги и манускрипты. Мои записи на этом языке.

Думаю уже три секунды:

— Откажусь.

— Расскажу, как попасть в тайную комнату?

— Что за комната? — резко садится Иона.

Нет уж. Нельзя спорить на вещи, в которых не знаешь, как победить. Особенно когда предлагают такие подозрительно вкусные плюшки. Хотя... если я проиграю, то могу просто не пользоваться Анклавом, чтобы не платить двойную цену. А если выиграю, то получу ВСЁ. Чертов Костя... Гад собачий! Умеет же давить на живое. Но и ежу понятно, что тут какой-то подвох. Доверять ему нельзя.

— Точно-точно, мастер? Я однотипные пари предлагаю только один раз.

— Точнее не бывает. Торн, отчаливаем!

Прежде чем Костя скажет что-то ещё, а Иона возмутится, что я её оставляю в анклаве, мысленно приказываю вернуть меня и Торна обратно в лес из этого ада.

Тьма...

...

Свет!

Чуть не падаю, споткнувшись о корягу. Торн легко удерживает равновесие, подхватывает налету нагрудник. Молча садится на поваленное дерево, одевается.

Какое-то время напряжённо наблюдаю за Торном. Не захочет ли меня убить? Но... нет. Он всё такой же. Одевается, прячет меч в наспинные ножны, напяливает шлем, смотрит на меня.

Как он двуручник носит за спиной? Неудобно же. Надо будет потом присмотреться. Магия какая-то...

— Что прикажете, господин Римус?

Не отвечаю. Просто киваю. Намек понятен. Я все ещё господин и убивать он меня не будет. Пока что...

Подсаживаюсь к Торну, думаю.

Значит всё, что прикасается моего тела, тоже телепортируется. Но... работает ли это с людьми? Может, мне и не надо каждый раз швыряться черепом? Достаточно ухватиться за кого-нибудь и пожелать перенестись вдвоём... Хм, звучит логично. Одежда ведь на мне телепортируется, хотя я при этом не думаю о своих трусах...

Так, стоп. А если я буду держаться в этот момент за огромный валун? Или ехать на лошади? А может, обопрусь о дом? Что тогда? Таверна, конечно, со мной не переносилась, но такие вещи нужно понимать, а не слепо радоваться проклятым плюшкам. Мол, работает, да и хорошо — всех побью.

Срочно нужно проверить.

— Подожди минуту, Торн. Надо кое в чем убедиться.

Нахожу гнилую ветку килограмм на пять, закидываю на плечо. Торн следит за каждым моим движением, но по его лицу я не понимаю, насколько он офигевает.

Второй рукой поднимаю череп, приказываю телепортировать меня в анклав...

Свет...

...

Тьма!

Плавно приземляюсь у каменного стола. Ветки в руках нет. А еще я каждый раз попадаю в случайное место анклава.

— Римус!

— Мастер!

Ну уж нет!

Тьма...

...

Свет!

Возвращаюсь в лес. Коряга и череп лежат в метре от меня. Чуть поодаль от места, откуда я перенесся в анклав. Ясно — я не хотел телепортировать с палкой, поэтому она осталась тут. Снова её подбираю, двумя пальцами подцепляю череп за глазницы. Черт, как же жалко свою жизнь, но... мне важно узнать наверняка и потом ни в чем не сомневаться. Можно было, конечно, найти палку поменьше, но мне интересно именно с габаритными вещами...

Желаю перенестись в анклав вместе с корягой и очень жалею о десятичасовой старости.

Свет...

...

Тьма!

Отлично! Я в анклаве вместе с палкой! Потому что так и хотел!

А, чёрт!

Сзади на меня набрасывается Киса, обхватывает живот ногами, а шею — руками:

— Стоять! Не отпущу! Возьми меня с собой! Римус! Я буду хорошей!

Специально отбрасываю корягу подальше. Надеюсь, мы с Костей ПРАВИЛЬНО поняли друг друга. За букашек и всякую живую мелкоту я расплачиваюсь только по весу, как за корягу и за все неодушевлённые предметы. Килограмм за час жизни, и не больше — независимо от того, сколько времени они находятся в анклаве. Если говнюк меня обманул, и я замечу, что выгляжу старше двадцати лет, то устрою ему такое «веселье», какое он не видел за всё время своего существования. Уж я-то найду способ и надеюсь он это понимает.

Кричу:

— О, нет! Это палка может возвращать на поверхность! Костя, помоги! Убери её от Кисы!

Юркая, как кошка, Иона мгновенно спрыгивает с меня, несётся к палке, торжествующе вскрикнув.

Череп ржёт.

Я улыбаюсь:

— Извини, я пошутил. Как-нибудь потом. Прибереги её, она очень важная.

Тьма...

...

Свет!

Я снова в лесу. Подбираю череп, сажусь рядом с флегматичным Торном, вздыхаю.

Итак, у меня два открытия. Первое. Череп читает мои мозги глубже, чем я думал. Он знает, что я хочу перенести, а что нет на уровне подсознания. Очевидно, что бревно мне нахер не нужно было, а вот одежда нужна — голым перед Ионой я предстать не хотел. Так и произошло. Я перенесся без коряги, но одетым.

Второе открытие: когда я захотел перенестись вместе с корягой, то так и произошло. Получается, что я не завалюсь в анклав случайно вместе с лошадью. Или стулом. Или... домом.

Хм... как интересно. А если я захочу попасть анклав вместе с домом? Или деревом? Что произойдет? Ясное дело, что они в анклав не поместятся, а с меня спишется нехилая часть жизни, но всё же в теории... возможно ли это? Ух... проверять это я, конечно же, не буду, хотя прям чешется. Звучит очень опасно! Эх, ладно, буду просто держать в уме.

Так, а теперь ещё одна фишка...

Поворачиваю голову на Торна. Глаз непроизвольно дергается. Гвардеец пялится на меня через щели в шлеме слишком уж пристально. Хоть бы, не знаю, жуков разглядывал для приличия, а не меня.

— Торн, мне нужно кое-что проверить с анклавом. Вытяни руку, пожалуйста.

Торн думает недолго. Секунду или две. Но я это вижу. Протягивает руку.

Хватаю его за запястье в железной перчатке. Хочу перенестись вместе с ним. Мысленно приказываю, и...

...ничего.

Так, а если я хочу перенестись не с ним, а только с его латной перчаткой? Если получится, я стану самым легендарным вором этого мира.

Ничего. Жаль...

— Можешь снять перчатку?

Торн так и делает. Хватаю его за грубую воинскую ладонь.

Снова ничего.

А вот и первые отвратительные результаты эксперимента.

Дрянь. Дело совсем дрянь. Прям дрянная дрянь.

— Не получается? — глухо звучит голос Торна из-под забрала.

Похоже, он понял, чем я занимаюсь.

— Нет. Я не могу перенести ни себя, ни тебя, ни нас вместе. Даже перчатку твою не стащить, хотя с бревном почему-то получалось.

— Может, потому, что перчатка на мне и я не хочу ее терять?

Киваю:

— Скорее всего. Но важнее то, что если меня схватят, я не смогу сбежать в анклаве, пока меня кто-то касается.

Торн задумчиво опускает голову:

— Когда вы кинули в меня череп, это сработало...

— Верно. А вот если я в одной руке держу череп, а другой касаюсь тебя — не срабатывает. Интересно, а что, если я череп оставлю где-нибудь на людной площади, замаскировав его под золотой шар? И захочу, чтобы в анклав переносились все, кто его коснется.

— А вы так захотите?

— Нет, конечно. Как минимум, я не самоубийца.

Высчитываю в уме цифры. Если жизни у меня ещё лет на шестьдесят, то прежде, чем сдохнуть от старости, в анклав я смогу отправить примерно двести семьдесят человек весом в восемьдесят килограмм. Вот Костику будет веселье из человеческих бутербродов. Эх, сколько экспериментов можно поставить... Жаль, одной жизни на это не хватит.

Черт... всего двести семьдесят... А я уже потратился на Торна и Иону. Надо быстрее завязывать с расточительными экспериментами.

Торн стряхивает с колена огромную гусеницу:

— Если правильно все обставить, можно использовать анклав против бандитов Стилета. Если верить девочке, их одиннадцать человек.

Усмехаюсь:

— Я думал, ты меня охраняешь, а не убить хочешь. За одиннадцать человек я потрачу где-то два с половиной года жизни. И то, если разбойники не такие огромные, как ты. А ведь они там так просто не передохнут, придется платить за их пребывание, пока не придумаем, как от них избавиться.

— Я просто предложил.

Мд-а, Торн. Что-то ты меня пугаешь такими предложениями.

Думаю... Так, есть ещё кое что.

Протягиваю череп Торну без желания, чтобы он перенёсся в Анклав. За его пребывание я уже расплатился по весу, так что больше не переживаю. Это плата единоразовая.

— Держи.

Торн на этот раз медлит дольше. Секунд пять. Но все же берет катализатор в руки. Ничего не происходит.

— Я всё еще тут, — сухо говорит, держа череп на раскрытой ладони, будто он горячий.

— Ага. Я не хотел, чтобы ты отправился в анклав.

Мысленно даю разрешение анклаву впустить Торна, если он сам того захочет. Без понятия, сработает это или нет.

— А теперь попробуй захотеть отправиться в анклав.

— Хм... тяжело такое захотеть, Римус.

— Постарайся. Если получится, в анклаве сделай две вещи. Сначала пожелай покинуть его вместе с Ионой. Если получится, и она тут начнёт буянить... Ну, ты знаешь, что делать...

— Убить?

Понятно. Не знает.

— Нет. Скрутить, вернуть обратно. Справишься?

— Легко.

Киваю:

— Если с Ионой не получится, пожелай вернуться в одиночку. Только не задерживайся, мне это дорого обходится.

— Хор...

Пу-у-ум.

С довольно забавным звуком Торн растворяется в воздухе. Глазницы черепа затухают зелёным свечением.

О! Круто! Я смогу поручать Торну дела в Анклаве! А когда буду сильнее ему доверять, то, может, и череп дам потаскать.

Встаю, отхожу чуть дальше от черепа. На всякий случай.

Через десять секунд Торн появляется в метре от меня. Мотает головой:

— Римус, там девочка сквернословит и злится. Разбивает бутыли корягой.

— На бревне этом были насекомые?

На всякий случай смотрю на ладони. Вроде морщинами не покрываются.

— Хм... не обратил внимания...

— С Ионой перенестись не получилось?

— Нет. Кстати, темный маг чем-то доволен и попросил вас похвалил за сообразительность.

Ясно. Ему тоже понравился шутка с палкой.

— Прямо так и похвалил?

— Хм... немного другими словами, но я так понял.

— Можешь не продолжать.

Так, значит вот оно как. Я могу давать разрешения другим попасть в анклав. Интересно, всем или только тем, за кого уже расплатился свой жизнью? Интуиция подсказывает, что второе, но нужно потом проверить.

Хрущу позвонками на шее:

— Ладно, Торн, пора нам. Пойдем в Стреломет ждать бандитов. Посмотрим, что они нам расскажут.

— А если придут маги? У вас есть план?

— Почти.

Становлюсь предельно серьёзным:

— Да, кстати, Торн. Ты сейчас единственный человек, который знает об анклаве и... всяких его особенностях. Пусть так оно и останется, хорошо?

— Да, Римус. Я всего лишь ваш личный гвардеец.

— Вот и отлично.

Напоследок осматриваю яркие и такие сочные окрестности нового мира. Разворачиваюсь в сторону Ласточкиного Гнезда...

Эх, сегодня будет чудная ночка...

Придется вспомнить старые добрые трюки...

Глава 22

Мы подходим к деревне, протискиваемся между хлипким частоколом:

Киваю на заостренную палку:

— От утропий?

Торн кивает:

— Да.

— Неужели помогает?

— У родового замка водятся только низшие утропии. Они медлительны и глупы. Сами насаживаются на колья, но от этого не дохнут, что очень важно.

Даже не хочу сейчас знать, почему это важно. Всегда думал, что убиение зомби это хорошо. И так голова забита и не успевает впитать терабайты информации.

— Так в чем ваш план, Римус? Хотите, чтобы я дал вам совет?

Как будто слышу в голосе Торна некоторое нежелание давать мне советы. Хм... мне все больше и больше кажется, что он меня воспитывает. Хочет, чтобы я сам принимал решения. Ну да ладно. Я не против.

Растягиваю улыбку:

— План хорош, друг мой. Не сомневайся.

— Хм...

— Не слышу уверенности в твоем голосе.

— Какой бы план у вас ни был, я уже вижу в нем изъян.

Проходим по деревенским дворам, мимо кузни и Буськи, пытающегося убить гуся. Вцепился в шею бедолаге и трясет туда-сюда.

— Эй, малец, сначала жабу надуваешь через жопу, теперь гуся мучаешь? Ну-ка иди сюда...

Глаза мальчишки округляются, и он дает деру. Хмыкаю:

— Знаю я про этот, как ты выражаешься, изъян.

— Хм...

— Что, не веришь?

— Хм...

— Так и будешь хмыкать?

— Если прикажете не хмыкать — не буду.

Вздыхаю:

— Да, Торн, я знаю, что иду с огромным воином у всех на виду прямо в Стреломёт. Знаю, что это может отпугнуть бандитов, и они не придут.

Торн откидывает забрало. Говорит чуть быстрее, чем обычно:

— Тогда зачем?

— Для того, чтобы реализовывать вторую часть моего плана.

— Хотите открыто показать Стилету, что берете Стреломёт под свою защиту?

— Конечно, нет. Хочу нажраться в хламину.

Черт, опять лезут из меня слова паразиты.

Доспех Торна скрипит, он сбивает шаг:

— Хм-м-м-м...

***

Ну вот как-то так все и началось. Вот уже второй час мы кутим. Взяли у Клоуша взаймы два литра пойла, и... развлекаемся. Улыбчивая Лия периодически подходит, подливает, спрашивает, не хотим ли мы ещё что-то? Смелые посетители в лице двух пропитых мужиков с удивлением косятся на девушку. Мол, что за ерунда происходит. Всегда меня боялась, а сейчас прямо стелется, чтобы услужить.

— За твой здоровь... Ик!... е!

Торн чокается со мной деревянной кружкой:

— У... гу...

— Хорошо... Ик!.. сидим!

— До-о...

— Лия! — растягиваю улыбку. — Ты такая Ик... красивая!

— Спасибо, господин Римус! — розовеет девушка.

— Неси еще... Ик!.. да покрепче!

Торн покачивается, еле ворочает языком:

— Мо... может хват... ит... Римус?

— Да мы только на.. Ик!.. чали!

— До-о...

Примерно через час мы упились в такие сопли, что говорить уже не могли. А добродушная Лия все подливала и подливала.

— То-о-о-орн?..

— У-у?..

— Ты ту-у-ут?..

— До-о...

— Че де... лаешь? Ик!

- П... п... п... пю...

— Пьешь?..

— Пю.

— Нельзя... Ты же это... Ик... на работе...

— До-о-о...

— Я твой... Ик... господин...

— До-о-о...

— Не пей... больше...

— Пю.

— У... у... уволю... Ик...

— Жа... жа... лование...

Неловкая пауза:

— Н... нету... Ик...

Мы одновременно бьемся лбами о стол и какое-то время похрапываем. Лия озорно восклицает:

— Господа, еще выпить?..

Я что-то похрюкиваю, а Торн покрякивает.

— Дедушка?! Господа... устали. Им бы поспать. Отведёшь их наверх?

Клоуш с силой бьет кружкой о стол, подходит к нам:

— Эй, господа? Уважаемые?

— Хрю...

— До-о-о...

— Да что же это... Ладно, Лия, девочка моя, помоги...

Кряхтя позвонками, Клоуш закидывает мою руку на шею, и, бухтя что-то по типу «спаси Первозданный мою спину», помогает мне подняться наверх. Силен, старик. Видать, не впервой тушу мою волочить. Ну ничего, там еще Торн остался... Ик...

Плюхнувшись на кровать в своей комнате, я какое-то время лежу, жду, когда затащат Торна.

Слышу, как защёлкивается дверь.

— Во имя Первозданного, господа. Я же не молодой уже... Хоть бы немного помогали... стал-быть.

Лия хихикает.

Торн резко трезвеет:

— Я помогал. Ты почти меня не тащил.

Я тоже мгновенно «трезвею», сажусь на кровати:

— Я как бы тоже.

— Ох, — разгибает Клоуш поясница. — Ну и разыграли вы всех... господа... стал-быть... Я уж и засомневался, что воды вам подливаю... Несколько раз сам пробовал, стал-быть.

Пожимаю плечами:

— Торн, ты молодец. Не думал, что сможешь.

— Я всего лишь ваш личный гвардеец. Ваше дело - говорить, моё — делать.

Он принимает из рук Лии шлем, одевает.

Смотрю на Лию:

— Они все еще там? — имею в виду тех мужиков, которые так и не покинули Стреломёт.

Девочка заливается краской так, будто я ей в любви признался:

— Угу, господин Римус. Глаз с вас не спускали... Наблюдали.

— Вы их знаете?

— Как не знать, стал-быть. Наши мужики, с пелёнок их знаю.

— Скорее всего, они работают на Стилета. Они всегда пьют в Стреломёте в день, когда приходят бандиты за деньгами?

— Господин... ну-у-у... они каждый день пьют, так что да... Всегда.

Ага, конечно. Все мужики разбежались, как только мы с Торном буянить стали. Как я понял, так было всегда. Если Римус наведывается выпить, все завсегдатаи Стреломета разбегаются от греха подальше. Говорят, что я был сильно уж приставучим. Каждому смерду спьяну доказывал, что у меня еще и член толще. А эти двое, значит, самые смелые. Угу, так я и поверил... Очевидно, что у Стилета в Гнезде свои люди...

- Эти двое же чуть побогаче остальных, верно?

Торн с Клоушем переглядываются.

- Стал-быть... вроде бы. Еще и ленивее, работать не заставишь. Но медяки на эль у них всегда есть...

Киваю:

— Я могу ошибаться, но, скорее всего, не ошибаюсь. Торн, этих двоих надо будет прощупать. Они живут в Гнезде с рождения и получают на руку от Стилета, донося на своих же. От крыс нужно избавиться.

— Хм... убить? Не думаю, что это хорошая идея. Вы всё же можете ошибаться.

Да уж... Иногда забываю, что передо мной не деловые люди моего миры, а добрые и пушистые рыцари и крестьяне, у которых всё просто. Угу, еще бы так в жизни было.

— Не надо их убивать, Торн. Зачем портить репутацию? Меня не бояться должны, а уважать. Пригрози им, что всё знаешь. Пообещай, что если они признаются в крысятничестве, то ты их трогать не будешь, а, наоборот, дашь свою защиту за небольшое вознаграждение. Они такой подход поймут и раскаются. Так мы узнаем наверняка, что они виноваты. После этого обязательно коварно улыбнись, бери их за рога и заставь публично признать, что они крысы. А потом отдай народу на самосуд. Пусть сами с ними разбираются. Не забудь только людям сообщить, что Римус Галлен заботиться о них.

Лия моргает. Клоуш хмурится:

— Господа... стал-быть... если вы не ошибаетесь... тогда ж мы их сами на вилы-то и поднимем... Свои же... Разбойникам сдавали... Что творится...

Так, ладно. Надо показать им из какого я теста. Улыбаюсь своей коронной чёрной улыбкой:

— Само собой, убьёте. Ну разве не замечательно? Эти два ублюдка много лет сдавали вас Стилету. Кто и когда из дома уходит, какой караван мимо проходит, их маршруты, и что купец в Стреломёте болтает на пьяную голову. Матёрые преступники всегда так делают... Сначала прощупывают.

Тишина...

Лия ошарашенно моргает. Клоуш не сильно от неё отличается:

— А... вот как... стал-быть. Хитро, конечно. Хитро... Но мы ж можем и не поднять их на вилы...

— А я что, настаиваю? Делайте с ними, что хотите. Но вы поднимете их на вилы. Я знаю. Сказать, почему? Кто-нибудь из вас обязательно вспомнит, почему это бандиты нашли так хорошо спрятанную заначку или знали, в какое время чей-нибудь отец отправился в город со всеми накопленными деньгами за лекарством. Многие из вас сами всё додумают. Пропал сын в лесу? Так это оказывается не утропии виноваты, а эти два ублюдка. О нет, мой дорогой друг, вы их убьете. Разорвете голыми руками. При этом я избавлюсь от крыс не испачкав свои и стану добрым и уважаемым покровителем Гнезда.

Ну а если люди не додумают, то я сам вброшу пару историй...

Клоуш открывает рот и... закрывает.

Еле слышно как Торн хмыкает:

— Я всё сделаю, Римус. Но, если позволите, я удостоверюсь, что они и правда виноваты своими методами. Вы же позволите?

— Позволю. Но они виноваты, — отшучиваюсь. — Пари?

— Воздержусь, Римус.

Добродушно улыбаюсь.

- Ква?!

Клоуш и Лия вздрагивают. Я сам еле сдержался, чтобы позорно не подпрыгнуть от неожиданности. Жаба сидит в ногах и пялится на меня. Вздёргиваю бровь:

— Что за... она же... как ты...

Лия веселеет, подбирает создание:

— Ой, какая милаха... Миленькая... Зелёненькая...

Жаба довольно переворачивается на спину на её ладошках, прикидываясь мертвой, но очень довольной жизнью.

— Ква-а-а-а...

Мы с Торном переглядываемся. Какого хрена? Жаба должна быть в анклаве. Костя её выпустил? Нет, вряд ли. Сама вылезла? Что с этой тварюшкой не так? О, и она опять зелёная? Нет, с ней точно что-то не так. Ненормальная лягушка. Зажарю по рецепту французской кухни!

Жаба резко переворачивается, смотрит на меня.

— Господин Римус, смотрите какая она странная, - веселеет Лия.

— Никогда не видел таких жаб, стал-быть. А ведь седьмой десяток на этих болотах живу.

Жаба прыгает и, ловко цепляясь за мою одежду, забирается на плечо. С умным лягушачьем видом всех рассматривает. С чмокающим звуком ловит звенящего над ухом комара.

Что ж, полезная мухобойка. Так и быть, не съем её.

Ладно, оставим размышления о жабах на более удачное время:

— Клоуш, Лия, вы слишком задержались. Идите вниз вздыхать и ругаться о том, как устали от алкашей и лично от меня. Пожалуйтесь, что мы бесплатно комнату занимаем и проспим до утра, как убитые. Когда придут люди Стилета, делайте всё, что делали раньше. Делайте испуганный и покорный вид. Что бы не случилось, ничему не препятствуйте... НИЧЕМУ, ясно выражаюсь?

— А то ж, стал-быть. Так и сделаем, господа... Не привыкать. Вы только это... Ну... не подведите, хорошо?

Клоуш смотрит мне в глаза так пристально, что японимаю его без лишних слов. Он рискует. Всем. В том числе своей внучкой. Если что-то пойдет не так, он может очень жёстко расплатиться за то, что доверился нам. Вряд ли у меня получилось бы его убедить в такой авантюре без Торна. В гнезде его уважают.

Клоуш вздыхает, ласково берет под локоть Лию, которая очень не хочет отрывать глаз от моего элегантного и мужественного тела:

— Пошли, Лия...

— А, дедушка? — моргает она. — Да, пойдем. До свидания, господин Римус. И господин Торн. Удачи вам.

Улыбаюсь, киваю.

Они уходят, закрывая за собой дверь.

Торн проверят заклепки на доспехах, сухо спрашивает:

— Зачем мы это делаем, Римус? Можно было просто подкараулить их на заднем дворе.

Задумчиво тру подбородок:

— Есть две причины. Первая. Я хочу, чтобы в родовом замке меня считали тем, кем они считали меня раньше. А то я в последний раз там вел себя не очень естественно.

— Лучше и не скажешь.

— Не сомневаюсь, что слухи о наших попойках дойдут до ушей отца. Прости, Торн, но теперь и ты алкоголик. Тебя выгнали, отправили служить толстяку. Как с горя-то не спиться, а? В общем, пусть в глазах Дома Галленов я пока останусь толстым пьянчугой. Не хочу привлекать к себе лишнего внимания. Пока что... Рано ещё мускулы напрягать.

Торн кивает и... Так, почему у меня ощущение, что он улыбается за шлемом?..

— Второе. Мне интересно, воспользуются ли бандиты тем, что мы пьяны.

— В смысле?

— Захотят ли они меня убить. Ну и тебя в придачу.

— Не думаю, Римус. Они не будут так рисковать.

— Я бы тоже так подумал, если бы не знал, что меня недавно споили и легко оттащили в свинарник для расправы. Иногда, друг мой, нужно верить в человеческую тупость. Я неплохо им насолил в лесу. Они обижены.

— Хм...

— Что?

— Вы очень изменились.

— Если бы я ещё помнил, каким я был раньше. Костя сказал, что у меня... потеря личности, а не памяти. Что бы это ни значило.

— Ква!

Чешу пузико жабе:

— Точно, моя хорошая.

— Костя... странным именем вы назвали этого злодея.

О-от, чёрт. Опять косяк. Зачем я назвал череп именем из другого мира? На самом деле слово "кость" на местном языке никак не связано ни по смыслу и ни по звукам с именем "Костя". Это только мне так кажется, так как я знаю местный язык и Земной. Ладно, пофиг. Пожимаю плечами:

— Первое, что на ум пришло. Даже не задумывался.

— Хм... понятно. Я предлагаю заселиться в мою комнату, Римус. Если бандиты явятся сюда, то мы их немного удивим...

— Верно. Как раз хотел предложить.

Пять минут мы маскируем мою кровать. Просто суем под накидку весь хлам — мол, это я под одеялом сплю. Дурацкий трюк, но для того, чтобы смутить парочку дураков на пару секунд, большего и не надо.

Тихо выходим в коридор, отправляемся в комнату Торна — идентичную моей. Клоуш, засранец. А говорил, что моя самая лучшая.

Торн снимает с себя доспехи, шлем. Остается только в кожаной куртке, штанах и портянках:

— Ты что делаешь?

— Я постою снаружи, Римус. Доложу вам, когда явятся бандиты. Доспехи слишком шумят.

Морщусь:

— Уверен? А если придется сражаться?

— Стилет не придет, а с двумя бандитами я справлюсь и голыми руками.

— А если явится маг?

— От магии меня эти доспехи не спасут, Римус. Они хоть и артефактные, но три дня назад я со своим отрядом, хм... выполнял одно поручение вашего отца. Они тогда разрядились, а сегодня день перезарядки. Но ваш отец вряд ли допустит меня к накопителям.

— Это плохая новость.

— Как есть, Римус.

— Ладно, иди. Когда придут бандиты, ничего не предпринимай. Если они откажутся от нашего убийства, пусть забирают деньги у Клоуша и уходят. Есть вероятность, что они отправятся прямиком к Стилету на болота. Сможем за ними проследить?

— Должны, почему нет. Они всего лишь бандиты.

— Отлично.

Торн кивает и уходит.

Томительно ожидание скрашивает жаба. Не знаю, почему, но тварюшка мне нравится. Есть в нас что-то общее. Мы как две толстые страхолюдины с загадкой. Беру её в руки, рассматриваю. Жаба как жаба. Только большая и с каким-то петушиным гребешком на голове. Корона, что ли?

— Ну что, как тебя назовем?

— Ква.

— Да не, как-то примитивно. Надо что-то особенное, подчеркивающее твой уникальный внутренний мир.

— Ква.

— Ага. Именно такой.

— Ква.

— Ну и как ты из анклава-то выбралась, а?

— Ква.

— Да ла-а-а-адно? Вот прямо так, да?

— Ква.

М-м-м, похоже, жаба реагирует на мой голос. Все время квакает, если я что-то говорю. Не первый раз замечаю такую странность.

«Она еще вернется...» Так вроде сказала та девочка, которую я встретил вместе с убивающими жабу детками. Но это же ерунда, верно? Мало ли, что ребенок сказал. Совпадение.

Вот только жизнь научила меня внимательно изучать совпадения. За некоторыми из них может скрываться что-то важное.

— Может, квакша?

— Квэ...

— Ты что, поморщилась?

Нет, серьезно. Только что увидел. Она будто какую-то гадость проглотила. Скорчила свою зелёную морду. Оке-е-е-ей, предположим, что она всё понимает, и меня это уже не удивляет. Другой мир — другие правила.

— Как насчет... Киса-два?

— Квэ...

— Ясно. Ну я всё равно пошутил. КВАзимодо?

— Квэ...

Улыбаюсь:

— Принцесса?

— Ква!

Впадаю в некоторый ступор.

— Серьезно?

— Ква.

— Нет, давай что-нибудь другое...

Жаба прыгает, впечатывается мне в лицо, прилипает брюхом. Отрываю липкое создание с некоторым усилием. Мне становится совсем смешно:

— Ты сдурела? Как я тебя прилюдно буду принцессой называть? Меня не поймут... Представь себе — сижу на троне, зову свою принцессу, а появляется жаба.

Зелёная тварюшка брыкается в руках, пытается вырваться и всем своим пузатым тельцем выражает недовольство тем, что я стесняюсь свою принцессу. От этой мысли хочется засмеяться, но надо быть тише.

— Слушай, а ты, может, мужик, а?

— Квэ-э-э-э, — брыкается еще сильнее.

— Ладно-ладно, принцесса так принцесса.

Охренеть. Она успокоилась. Резко завалилась на спину, натирает пузо лапками. Точно ведь все понимает. Теперь я в этом не сомневаюсь.

Из-за грохота внизу я резко поднимаю голову:

— Кв-э-э-э-э-э-...

Расслабляю руку, инстинктивно сжатую в кулак вместе с принцессой. Сую её в сумку, отправляю в анклав. Дверь в комнату резко открывается. Выражение лица Торна ничего хорошего не предвещает:

— У нас проблема, Римус.

Глава 23

Мы с Торном чуть ли не выпрыгиваем из номера. У лестницы останавливаемся, я прислушиваюсь:

— Да ла-а-а-адно тебе, крошка, тебе понравится. Ты пощупай его. Нет, ты пощупай, какой огромный. Щупай, я сказал!!!

Слышу охи и постанывания Клоуша. Узнаю эти звуки страдания... Это когда бьют по голове до сотрясения, и ты валяешься в полуглюках.

— Дедушка! Отстаньте! Мы заплатили!

Твою мать. Ну что за... Какого хрена эти идиоты так себя ведут? Так же это не работает. Кто с такими утырками дела иметь будет? Так не должно было случиться. Не бывает таких придурков...

Торн сверлит меня полным беспокойства взглядом. Первый раз его таким вижу. Шиплю:

— Что происходит, Торн? Клоуш им не заплатил?

— Заплатил. Они заметили Лию, стали приставать.

— Они сдурели?

— Я думаю они пьяны. Не контролируют себя. Римус, надо вмешаться.

Да чтоб тебя! Одно дело — следить за кем-то, совсем другое — выпытывать информацию! Я никогда не прибегаю к крайним мерам без острой на то нужды.

Слышу, как рвется ткань. Потом хриплый и «обкуренный» голос:

— Э-э-э? Откуда у тебя это, малая? Эй, братан, разве эта не цацка Стилета? Ну помнишь, он её с той сучки снял на тракте?

Подвеску заметили. Хех. Неудобно вышло.

Лия, глупая девочка, я же тебя предупреждал. Кто в здравом уме носит такие вещи у всех на виду? В средневековье за кружку молока убивают, а ты что творишь?.. У них тут вообще инстинкта самосохранения нет? Дерьмо. Опять меня подвело мышление коллекционера. Мне казалось, что это логично — не светить дорогим украшением, а спрятать его до «лучших времён». Я не учел, что Лия захочет показать мне, что носит на себе мои подарки. Может, местные женщины туи в толстяках видят неписаных красавцев?

— Римус? — в голосе Торна проскальзывает нетерпение. Ещё бы. Лия его племянница.

Согласно киваю:

— Подожди здесь, друг. Вмешаешься, если будет жарко. А, и еще. Внимательно слушай, что я буду им говорить.

Секунда замешательства, и...

... кивок.

Он мне доверяет.

Что ж... с ублюдками я умею вести «дела».

Ступаю на лестницу, спускаюсь. Быстро подмечаю детали. Дверь в таверну подперта бочкой и закрыта на щеколду. Клоуш лежит на полу, тяжело дышит. Зрачки расширены, дергаются — точно сотрясение. Рядом осколки от кувшина, которым его огрели. Одного бандита не узнаю. Высокий, лысый, с приметным шрамом на морде. Другой держит Лию за руку. Ее платье порвано. Опять. Только она его заштопала после Курца... Так, а это у нас старый добрый Херус, у которого я стащил картинки.

Делаю ещё шаг по лестнице. Улыбаюсь своей самой зловещей улыбкой. Долго тренировал её перед зеркалом, правда, в прошлой жизни, поэтому не знаю, как она выглядит на толстом лице. Говорю:

— Так-так-так... Кто же к нам в гости явился...

Лысый вздрагивает, а Херус отпускает Лию, хватается за дубину:

— Чё за!.. О! — выпучивает глаза. — Свинка... А ты разве...

Хмыкаю:

— Что, думал, я в пьяном угаре?..

Утырки заметно нервничают:

— Где второй, слышь?

А, за Торна переживает. Правильно делает.

— Кто знает... Я смотрю, вы тут развлекаетесь. Лия, ты в порядке?

Девушка смотрит на меня заплаканными глазами, с трудом кивает.

Херус подступает ближе:

— Где Киса, ушлепок?! Чё за дела тв...

— Закрой рот.

Говорю тихо, но крайне недобро. Херус останавливается, моргает. Он помнит, каким я был, когда они меня похитили. И сейчас офигевает от перемен:

— Э-э-э...

— Вот молодец. Кису я убил. Как и Шмыга. Вам же понравился мой прощальный подарок в виде его покачивающегося трупа? Кстати, твои рисованные женщины просто замечательные. Я тогда думал и тебе глотку перерезать, но, знаешь ли, я очень милосердный и добрый. Хлебом не корми, дай кого-нибудь пожалеть или спасти. Ну, что, Херус? Спасти тебя? Хочешь уйти с большой дороги и пасти коз? Ты же мечтал об этом, я помню. Или предпочитаешь... сдохнуть? Прямо здесь и сейчас. М-м-м?

Лысый достает кинжал из-за пазухи. Скалится гнилыми зубами, хмыкает:

— Херус, эт чё щас было?..

На лице Херуса чуть больше замешательства, чем у его коллеги. Он не спешит ухмыляться, как и приближаться ко мне. Осторожничает:

— Ты убил Шмыга? Разве не Киса?

Несколько раз хлопаю в ладоши, ступая на нижнюю ступеньку, и, пользуясь замешательством, говорю:

— Хвалю, Херус. Соображаешь чуть быстрее друга, но всё ещё медленнее куска дерьма. Я и тебя убить хочу, но это не мой стиль. Со Шмыгом и Кисой я тогда поддался эмоциям... Так что от твоего трупа мне никакого толку. Знаешь ли, смерть — легкое наказание. Ну, сам посуди. Вот ты воровал, убивал, насиловал, а потом бац — и умер. Просто пропал. Тебе на всё плевать, становишься ничем и никем. Что это за наказание такое, а? Это же подарок какой-то. По мне — лучше отправить тебя пасти коз. Лет так пятьдесят. Чтобы они стали твоими лучшими и единственным друзьями. Будешь за ними ухаживать, доить, и отдавать мясо и молоко тем, кто сохранил тебе жизнь и кому ты навредил. То есть мне. Смекаешь?

Ах, какое бесподобное лицо у этих идиотов. Лысый в прострации, пытается понять, что только что сказали на эльфийском. Его я сразу отсекаю. Бесполезный биомусор, который никак не использовать. А вот Херус точно понял, что я сказал. Продолжаю:

— Ну, что уставились? Насмерть-то драться будем? Или ещё потрещим?

Предложив им «подраться», я тем самым запретил им это делать. Так уж работают мозги у идиотов и гопоты.

— Ты чё несешь, малой? — выпадает из ступора Херус. — Совсем страх потерял, что ли?

Лысый уверенно идёт на меня, ловко играясь с кинжалом в руке:

— Братан, да чё ты его слушаешь. Ща я ему брюшко-то вспо...

Херус останавливает его рукой:

— Стой на месте, слыш.

— Ты чё, э?

— Хавалку закрой, Черпак. И башку включи. Он смелый такой не просто так... Нихера они не нажрались. Говноеды наши всё попутали. С малым шавка Галленов. Это тебе не хилый смерд в поле. По-любому где-нибудь тут ныкается.

Говорю же — чуть умнее лысого, но все ещё тупее говна. Уже впечатляет.

Ухмыляюсь:

— Отлично, Херус, отлично. Но вдруг ты ошибаешься, и мой верный гвардеец сейчас не здесь? На самом деле я отправил его через окошко следить за крысами, которые сливают вам тех, кого в Гнезде убить или ограбить. Сейчас он с ними побеседует и вернётся. А может, уже вернулся и стоит за той дверью, — кивая на главный вход в таверну, подпертый бочкой. — Так что поспеши...

Награждаю идиотов обворожительной улыбкой.

Лысый веселеет:

— Братан, слышал? Он один. Вспорем ему брю...

— Я. Сказал. Закрой. ПАСТЬ!!!

Лия взвизгивает, прикрывает лицо ладошками, а лысый перестает лыбиться.

— Слыш, ты бы базар отсеивал...

Бам!

Удивляюсь даже я. Херус неожиданно втаскивает лысому. Слышу знакомый «чпок» от смещения челюсти. Отлично поставленный удар. Лысый падает и больше не двигается. Вот это, блин, поворот. Нечасто у меня так заканчиваются разборки с утырками.

Херус подхватывает кинжал лысого, резко поднимает на ноги Лию, обхватывает её со спины и прислоняет лезвие к горлу:

— Римус! — в ужасе кричит Лия, забыв, что я господин.

Морщусь. Лишь бы Торн не вмешался раньше времени и понял, что нужно делать.

— Не дергайся, сучка, — скалится Херус. — Слыш, малой, ты даже не сомневайся, что я её черкану. Мне терять нечего. Пусть твоя шавка сидит и не рыпается. Если увижу его — черкану суку!

Главное сохранять хладнокровие. Нельзя показать, что меня это волнует. Смотрю в глаза Лии:

— Потерпи немножко, ладно? Всё будет хорошо.

Губы Лии затряслись сильнее. Я слегка ей улыбаюсь, перевожу взгляд на Херуса:

— Если черканешь, ты знаешь, чем это для тебя закончится. А жить ты хочешь. Как и я хочу, чтобы жила Лия. Можешь уходить. Мы за тобой не последуем. Отпусти её где-нибудь на болотах, сама до дома дойдет. И передай привет Стилету от Римуса Галлена. Скажи, что я иду за ним.

Глаза Лии наполняется ужасом:

— Господин... Римус... Что вы говорите... он же...

Верно. В деревне почти нет стражей и мал шанс, что они перехватят Херуса с Лией. А в лесу он её так не отпустит... Не просто так у него такая кличка.

Улыбаюсь как можно более искренне и успокаивающе:

— Все будет хорошо, Лия. Я же тебе пообещал...

Херус явно чувствует вкус победы, лыбится:

— Ты придёшь за Стилетом, малой? Не говори сую, пока не всунул. Если бы мы тогда не нажрались в лесу...

Утырок ногой отталкивает бочку у прохода, открывает щеколду. Пожимаю плечами:

— Но вы же нажрались. И нажретесь опять.

Не стоит недооценивать алкоголь. Отличное средство идиотов. Сами себя травят. Сколько раз я выпивал с влиятельными людьми. Точнее, они думали, что я с ними выпивал. Нет ничего веселее, чем разводить таких на информацию, предварительно выпив полстакана растительного масла, чтобы сильно не пьянеть. Один из моих любимых методов ведения переговоров с отморозками и преступниками. Эти всегда любили надраться. Жаль, что последнее время стало модно быть ЗОЖником. Но в этом мире все традиционно. Это хорошо.

Пятясь спиной, Херус открывает дверь, и...

Бам!

Херус закатывает глаза, обмякает. Торн профессионально вырубает его по затылку — второй лучшей части башки, после челюсти. Мой телохранитель стоит в дверях, хмурится.

Хмыкаю:

— Я знал, что ты меня поймёшь.

Когда я говорил, что Торн ушел через окно за крысами и, возможно, уже пришел и сейчас стоит за дверями, Херус мне не поверил. На это я и рассчитывал. Фишка в том, что я говорил это не ему, а Торну. Чтобы он так и поступил. Я успел убедиться, что мой гвардеец очень умный и понятливый мужик.

Лия бежит к Клоушу, падает на колени, плачет:

— Дедушка... Дедушка... Любимый мой...

Встаю на корточки рядом с ним, щупаю пульс, проверяю зрачки. На его голове неглубокая рана.

— С ним всё хорошо, Лия. Они не стали бы убивать свой источник дохода. Через часок оклемается, но не позволяй дедушке работать, хорошо? Хотя бы три-пять дней он должен лежать, даже если чувствует себя хорошо. Торн, подопри дверь бочкой, свяжи бандитов. Я отнесу Клоуша в кровать.

— Слушаюсь, Римус.

Без особых усилий поднимаю Клоуша и отношу в соседнее помещение у кухни. Лия с дедушкой живут там же, где и работают. Видимо, доход от таверны не позволяет купить себе отдельный дом. А ведь это дело должно быть прибыльным. Питейные заведения в средние века приносили владельцам огромные деньги. А в Гнезде вообще нет конкуренции — одно заведение на деревню. А нехрен эль так разбавлять, что от него не пьянеешь и листья берёзы вместо табака впаривать! Не бизнес, а чёрт знает что. Местным, наверное, выгоднее самим себе забодяжить какой-нибудь самогон. Не должно быть такого, что самостоятельное производство выгоднее и легче, чем походы по пивнушкам.

Укладываю Клоуша на кровать:

— Ох... стал-быть... ах... семеро козлят... эх...

Хорошо его приложили. Надеюсь, кровоизлияния нет.

— Дедушка...

Лия берёт чарку, наполняет воды из ведёрка, отпаивает дедушка.

Кстати, насчет воды. С ней надо быть аккуратнее. Чуть ли не самая распространённая причина заболеваний в средние века — грязная вода. Аристократы болели меньше, потому что заливались вином и элем. Ну и воду кипятили. Крестьяне же были теми еще пофигистами. Хотя, о чем это я... Тут же М-А-А-А-ГИЯ. Она всё, блин, излечит! Нахрена знать, чем отличается вирус от бактерии. О, а ведь теперь ясно, почему в мире магии тысячи лет нет никакого технологического развития, как на Земле. Зачем создавать машины, если есть телепорты и драконы? Зачем создавать антибиотик, если есть магия света? Зачем создавать порох, если есть фаербол? Зачем нужны энергоносители, если всё отлично работает на каком-то эфире. Как вообще тут заработать на богатых, если всё им легко достается? Читеры, блин.

Выхожу из размышлений:

— Твоему дедушке нужен покой, Лия. Посиди пока с ним, а я пойду побеседую с нашими друзьями.

Выхожу из комнаты, с удивлением слышу, что Лия следует за мной. Оборачиваюсь:

— Ты чего?

Мнётся, смотрит в пол:

— С... спасибо... господин...

— Пожалуйста. Но я ещё ничего не сделал.

— Я думала... вы... меня ему отдадите.

Улыбаюсь:

— Глупости. У меня есть принципы, Лия. Без них я никто. Я понимаю, что ты хотела увидеть героя, раскидывающего злодеев по углам, но, поверь мне, такие герои быстро теряют тех, кого любят, а потом и сами дохнут.

— У-и-и-и-и-и...

Лия закрывает личико руками.

Что... за?... Я что-то сказал не так?

— У-и-и-и-и...

Вот ведь шарик надувной.

Подхожу ближе к девушке, кладу руки ей на плечи, всматриваюсь в прикрытое личико.

— Вы-и-и-и-и-и... меня любите?.. Я... тоже... вас. У-и-и-и-и-и... первый раз... у-и-и-и-и-и...

Упс.

Понял. Немного не так построил фразу, и наивная девочка додумала. «Герои быстро теряют тех, кого любят», блин.

Оу...

Как-то неловко вышло. Она посчитала, что я признался ей в любви, и ответила взаимностью до того, как я допер в чем дело и объяснил недоразумение.

Ладно, сейчас расставим все точки над «ё»:

— Лия, я...

Договорить не успеваю, девушка ловка и непредсказуема, чуть ли не прыгает на меня, обхватив руками шею. Жадно вцепляется мне в губы, не стесняясь протискиваться язычком. Я снова чувствую её приятный и слегка мятный вкус, что, в моём представлении, несвойственно для средневековых крестьянских дам с чёрными зубами. Лия ухаживает за собой не хуже аристократки. Кстати, я тоже не лыком шит. Чистить зубы умею и пальцем.

Что ж... моралистом и ханжой меня тяжело назвать. От женской ласки я не всегда отказываюсь. Особенно, когда на тебя так неожиданно бросаются заплаканные, невинные и очень милые рыжие девочки.

Клоуш крякает в полубреду, и Лия отрывается от меня, хлопает глазками на пунцовом лице:

— Ох... я опять... это сделала... Простите, Римус... Если бы не сделала... Дедушка всегда говорил, что важно себя... ломать... у-и-и-и... ой, простите...

Похоже, Клоуш пытается из своей невинной внучки сделать брутальную хозяйку таверны. Наверное, это правильно. Таким девочкам тяжело жить в средневековье. Не в то время и не в том мире Лия родилась. Хотя и на Земле она бы испортилась. Стала бы каким-нибудь айдолом в ТикТоке.

Прямо... даже как-то... жалко её, что ли. Хочется спрятать это невинное создание от злобного мира. И нет, я не влюбился.

Дружелюбно улыбаюсь, кладу ладонь на голову девочки, глажу по пышной шевелюре.

— Уи-и-и-и...

— Все будет хорошо, Лия. Побудь с дедушкой.

Разворачиваюсь, но опять слышу шаги за спиной. Да что ж такое. Приставучка. Не оборачиваюсь, предупреждаю:

— Лия, помнишь, я тебя предупреждал с Курцем, что иногда я становлюсь... не очень хорошим человеком. Тебе не стоит видеть, что я сделаю с бандитами. Это испортит тебя. А меня уже не исправить.

Голос девушки позади меня становится увереннее:

— Вы сказали, что дедушке нужен покой, и что все будет хорошо, Римус. Я... вам верю и... хочу быть с вами. У-и-и-и... Я уже видела, какой вы человек и... это меня не испугало. Я видела ваш чёрный эфир... Даже Курц испугался, но не я... П... пожалуйста, верьте в меня. Я не слабая. Даже если вы откажете, мне всё равно нужно заняться делами, пока дедушка не придёт в себя... Он всегда говорил, что нужно делать только то, на что можешь повлиять...

Мудрый дедушка. Чуть мудрее, чем я думал.

— Как знаешь, Лия. Я тебя предупредил. Если хочешь быть со мной — готовься умереть. Устраивает?

Лия поджимает губы, выпрямляется, говорит уверенно и без запинок:

— Я не глупая, Римус, — повышает голос. — Я не хочу всю жизнь быть прислугой для мужланов в Стреломете! Возьмите меня с собой! Куда бы вы ни пошли и что бы ни сделали, я готова на всё!

Не уверен, что она понимает, о чем говорит. Молодая, наивная, бесстрашная и влюбленная.

— Уверена?

— Да!

— А если я буду убивать людей?

— Я... я готова! Люди умирают каждый день!

— А если я буду убивать невинных людей?

Пару раз моргает:

— Вы... вы так не сделаете. Вы добрый и хороший!

Ага, конечно. Очень добрый.

Хмыкаю:

— Не, Лия, так не годится. Я задал тебе вопрос. Если я буду убивать невинных, добрых и хороших людей, как ты к этому отнесешься?

К сожалению, она не понимает, что такое «добрые и невинные». Вот, например, солдат, убивший по приказу господина сотни женщин и детей. Он добрый? Ведь он соблюдает законы, подает милостыню, помогает бабушке с тяжелыми сумками и дедушке с сорняками на грядках. Ходит в церковь, да и вообще душка. Добрый? Я вот не знаю. Как тогда эта наивная девочка определяет, что хорошо, а что плохо.

На удивление, я не замечаю сомнений в её глазах:

— Я не буду осуждать, Римус! Если вы убили невинного, значит, за что-то! Я буду в это верить! Всегда!

Вздыхаю. Торн не оценит, что я порчу его племянницу.

— Я тебя услышал, Лия. На словах-то ты в себе уверена, я вижу...

Лицо Лии светится наивной радостью:

— Значит, вы...

Она запинается. Потому что я улыбаюсь самой своей зловещей улыбкой. Делаю то самое лицо, которое боялись все мои недоброжелатели:

— Пошли, Лия, — киваю в сторону главного зала, где Торн уже связал бандитов. — Я покажу тебе вещи, после которых ты никогда не захочешь со мной связываться...

Глава 24

Мы с Лией возвращаемся к Торну. Он уже за руки и за ноги привязал бандитов к лавке, приготовив к «общению». Херус уже очнулся, а Черпак все еще пускает слюну. Нехило его приложили. Минут пять прошло, а он до сих пор в отрубе.

— С-с-с-суки, — шипит Херус. — Ну и чё дальше, а? Чё вам надо, говножоры? Убить хотите — валяйте, чё тянете.

О, ясно. Матёрый парень. Крутой.

Торн замечает племянницу, хмурится:

— Хм... Лия, твоему дедушке не нужна помощь?

— Н.. нет, господин. Римус сказал, что с ним всё в порядке.

— Римус? — переводит взгляд на меня.

Пожимаю плечами:

— Теперь я ей не господин, Торн. Что поделать, если так оно и есть.

Торн мрачнеет на глазах:

— Девочка, тебе тут не место. Уходи, мы сами разберемся.

С улыбкой смотрю на Лию:

— Я ей это уже говорил.

Девушка надувает щечки, скрещивает руки на груди:

— Это моя таверна, господин Торн. Я должна следить за всем, что тут происходит.

— Это не игра, девочка. Римус?

— Предлагаешь запереть её? Она не ребёнок, всё сама должна понимать.

Лия смотрит на меня с благодарностью.

Торн впервые настаивает больше, чем положено молчаливому гвардейцу:

— Римус, мы говорили с вами об этом...

Перестаю улыбаться:

— Достаточно, друг мой. Лия — взрослая женщина, которая станет хозяйкой Стреломёта. До этого все грязные дела брал на себя Клоуш. Представь, если с ним... что-то случится, — с намеком вздергиваю бровь. Клоуш и правда может не пережить травму. — Как Лия будет управляться с таверной, а? Сюда заглядывают всякие отморозки. Верно я говорю, Херус?

Бандит ухмыляется, смачно харкает на пол. Лия аж икнула от такого безобразия:

— Нельзя плеваться, дядя!

— Пошла в козью сраку, сучка!

Хмыкаю:

— Именно. Лия, как ты ему ответишь?

Бедная девочка теряется, хлопает глазами то на меня, то на Херуса.

Продолжаю:

— Я так и думал. Ну, Торн, что молчишь? Или ты решил заделаться в Стреломёт вышибалой? Хоть ты и мой гвардеец, я тебя не держу. Захочешь — уходи. Лия, сколько ты готова платить Торну за охрану?

Лия пытается строить из себя хозяйку таверны, но получается у неё очень плохо. Трясётся, как осенний лист:

— Такому господину я готова много платить! Пять серебряных в месяц!

Хы. С какой гордостью она предлагает столь щедрое жалование капитану с зарплатой в пятнадцать золотых.

— Т-о-орн? Тебе сделали предложение, ты слышал? Я тебя отпускаю. Но если ты не собираешься лично охранять Лию, то не надо давать ей советы, что она должна делать. Этим ты делаешь ей только хуже, и рано или поздно тебе сообщат, что её не только за попу пощупали...

Торн темнее грозовой тучи:

— Я не могу охранять Стреломёт за... пять серебряков.

Верно. Ему нужно минимум семь золотых, чтобы помогать дочери. Блин, не люблю чувствовать себя мерзавцем, но друзьям и союзникам нужно открывать глаза. А то живут в своих наивных иллюзиях. Надеюсь, Торн это понимает.

— Вы не согласны, господин Торн? Тогда я... предложу вам шесть серебряных монет! Мне бы... пригодилась охрана...

Торн смотрит на Лию. Пристально. Да уж, в его голове сейчас ураган. Должен помогать семье, но и племянницу защищать обещал. Вот только... мы с ним понимаем, что рано или поздно покинем Гнездо. Разумеется, у меня тут еще куча дел, и без защиты я Стреломёт не оставлю, но Торн этого не знает.

Подхожу к нему ближе:

— Вопросы есть? Если хочешь, можем отойти и детальнее обсудить этот момент.

Проходит секунда... вторая... третья...

— Вопросов нет, Римус. Вы правы.

В дверь что-то ударяется. Мы резко разворачиваемся.

— Опять эля не будет... — слышится снаружи бухтение какого-то алкаша. — З-з-зараза.

О, у Геральта сушняк. Удивлен, что это первый посетитель за все время, что мы тут. Скорее всего, местные догадываются, что в таверне происходит что-то нехорошее. Вот и затихли. Но всё равно — алкашей бы это не остановило. Значит Стреломёт и правда хреновое заведение.

Киваю, перевожу взгляд на Херуса:

— Переходим к тебе.

— Нахер пошёл, свинка. Хотите убить — убивайте. Мне срать. Я и так обосрался, а Стилет этого не прощает. Черпак! Просыпайся, придурок! Всё веселье пропустишь! Галленский петушок и его пёсик строят из себя мужиков!

Вздергиваю бровь:

— Я же тебе говорил, что убивать вас не собираюсь. Не рассчитывайте.

— Чё тогда те надо?

— Ничего особенного. Так, по мелочи. Например, какое у тебя любимое блюдо?

— Чо? — хлопает глазами.

Повторяю очень серьезным голосом:

— Какое. У. Тебя. Любимое. Блюдо?

Тишина.

Пусть сам додумает, что мне нужно. Это намного эффективнее, чем задавать прямые вопросы.

На самом деле я хочу знать, как попасть в лагерь Стилета. Иона сказала, что он находится на болотах, и есть какая-то тайная тропа. Не помешает еще узнать, сколько у них людей, с кого деньги вымогают, кому угрожают, кого запугивают, да и вообще — какими делами сейчас промышляют и где. Это полезная информация, и я смогу ею воспользоваться.

Жаль, что Иона отказалась рассказывать, как попасть в лагерь. Видите ли, отпустить её сначала надо. Нет, солнышко, пока не заслужила. Да и слова её проверить хочу. Если будут совпадать со словами Херуса — значит, не соврала, и можно будет дальше с ней работать по-хорошему.

Херус корчит страшную рожу, ржёт. Терпеливо жду.

— Ты с дуба упал, малец? Чё те надо-то? Какое ещё блядо? Жратва, что ли? Ты кем себя вообще возомнил? Ты думаешь, я тебя боюсь больше, чем Стилета? Да ты, сука, грязь под его ногтями. Он людей живьём потрошил, когда ты мамке еще на сиськи ссался.

Торн сжимает кулак, замахивается:

— Позвольте мне, Римус.

Поднимаю руку, останавливая его:

— Спокойнее, друг. Мы же не злодеи. Верно, Лия?

Девушка интенсивно кивает, улыбается. Я хоть ей и обещал страшное шоу, но она пока видит только «хорошее». Наивная. Всё только начинается.

Торн опускает руку:

— Он ничего не расскажет, Римус. Я знаю таких. Он и правда боится своего вожака. Даже... хм... пытки не всегда помогают.

Не помогают? Странно...

Киваю. Беру табурет, сажусь перед Херусом.

— Интересно... Этот утырок и правда многое повидал. Ты смотри, какая у него рожа матёрая. Им бы еще мозгов побольше, может, и не влипли бы в неприятности. Скажи, Херус, ты дурак? Зачем стал нарываться на тех, кто вам деньги отваливает?

Меня это и правда интересует. Прямо глупость какая-то.

— Тебя спросить забыл, в чью жопку мне вставлять, — косится ла Лию.

Еще странность. Я не чувствую от него перегара. Хотя был уверен, что они пьяны.

Игнорирую бессмысленно хамство, улыбаюсь:

— Как интересно... С тобой очень приятно иметь дело. Кстати, Черпак такой же суровый, как и ты? А, Херус? Может, он посговорчивее будет?

Херус смачно харкает мне в лицо, но я был к этому готов. Видел, как он щеками перебирал, накапливая слюну. Смещаю голову, тягучий плевок улетает за спину.

— Хер у него точно побольше твоего стручках, сучёныш.

Пожимаю плечами:

— Так что, мой друг значит прав? Вы оба боли не боитесь?

— А ты проверь.

И скалится. Надо же. Не думал я, что какой-то бандюган будет таким бесстрашным. Может, я что-то не понимаю в характере таких утырков? Думал, таким только нож покажи, они их крутых мужиков превращаются в милых пай-мальчиков. Все гопники одинаковые. Типа крутые, а стоит чуть прижать — пищат и зовут маму.

Лия вздыхает, берет тряпку со стола, идёт вытирать харчок. Да ну!

— Лия, ты чего делаешь?

— А? Ой... Ну... грязно же.

— Вы этой тряпкой стаканы протираете!

Не готов я был к такому суровому средневековью. А-а-а! Я же пил эль из этих кружек!

— Ну... да... и пол, и стол, и всё-всё-всё. Я что-то делаю не так, Римус?.. Господин...

Да! Да-да! Да-да-да! Ты что-то совсем не так делаешь! Твою ж... девочка, как ты умудряешься следить за собой, но при этом так относиться к чистоте?! Перевожу взгляд на Торна. Не может же быть чтобы у всех тут было всё так плохо с восприятием санитарии.

Уголки губ Торна приподнимаются. Слава проклятым артефактам, он меня понимает. Есть ещё будущее у этого мира стафилококков и глистов.

Резко встаю!

Лия вздрагивает, отбрасывает в сторону тряпку:

— Простите, Римус! Простите! Я не буду протирать!

Пару раз моргаю:

— Лия, ну хватит. Я на тебя не сержусь. Просто кое-что заметил.

Подхожу к харчку Херуса, морщусь, приседаю на корточки.

Даже Торна немного офигевает, а Лия открывает ротик. Херус ржет.

— Зря смеешься, Херус, — серьезно говорю я. — Ну, теперь мне всё понятно. Через час ты мне расскажешь, какое твоё любимое блюдо.

Торн смотрит то на пол, то на Херуса. Снова на пол, снова на Херуса. Лия вообще в легком шоке. Херусу смешно:

— Это тебе харча моя сказала, малой?

— Именно.

Лия тихо произносит:

— Вы... запихнете ему тряпку в рот?

Встаю, разминаю шею:

— Ну что за ерунда...

Девушка краснеет, опускает голову.

— Лия, позади таверны козы ваши пасутся?

Все трое смотрят на меня, как на умалишённого. Даже Торону тяжело соблюдать нейтральность на лице. Что поделать, таково бремя гения — быть странным в лице простых людей.

— Ли-и-и-я? Соображай быстрее.

— А, да, Римус! Да! Наши! М... молочка хотите?

— Будь добра, солнышко, приведи сюда одну.

И улыбаюсь. Лия не двигается.

— Ли-я? Ау?

— Да! Сию же минуту, господин Римус!

То Римус, то господин. Определись ты уже.

Остаемся наедине с Торном и двумя идиотами.

— Хм...

Молча смотрю в глаза Херусу, улыбаюсь. А, вот и оно... Вижу замешательство. Ну ничего, пусть гадает, что его ждёт. Так сказать, подогреем интерес.

Разворачиваю стул, сажусь, опираясь локтями на спинку:

— Ну что, ещё не страшно?

Херус на этот раз отвечает не сразу. Да и улыбается как-то натянуто:

— Козлом меня отодрать хочешь, урод?

Торн первый раз издает такой громкий смешок:

— Хм... прошу прощения.

Не отвечаю, только шире улыбаюсь. От этого губа Херуса предательски дергается. Но он сразу же берёт себя в руки, лыбится в ответ, показывая, что ему не страшно. Но я всё вижу в его глазах... О, да...

Лия возвращается, приводит бородатого козла за загривок. Откормленного такого, белого в чёрное яблоко. Ух, мощный какой. Специально же такого выбрала. Опасная девочка.

Наблюдаю за выражением лица Херуса. Как же он старается не смотреть в сторону козла, бедолага. Но расширенные зрачки плохо его слушаются.

Хмыкаю:

— Ты даже не представляешь, что тебя ждёт. Кое-что пострашнее боли. И нет, козёл тебя драть не будет. У тебя слишком богатое воображение. Но это хорошо. Очень хорошо.

Лия второй рукой хватается за фартук, сжимает. Она-то чего боится? Какие все чувствительные.

Зрачки Херуса забегали во все стороны, он поджимает губы:

— Языком много чешешь, сопляк.

Пожимаю плечами:

— Конечно. Потому что, в отличие от тебя, я умею делать это правильно. Лия, будь добра, принеси ведро с горячей водой. Чем горячее, тем лучше.

Херус на глазах веселеет:

— А-а-а, ошпарить меня решил, говнюк. Ну, давай-давай. Стилет меня дважды сажал жопой на костер. Не смеши мой обожжённый хер, сосунок.

— Лия, я передумал, принеси теплую воду. Мы же не хотим ошпарить нашего друга.

Херус не выдерживает:

— Да что ты хочешь от меня?!! Что ты, мать твою, делаешь?! Нахрена тебя козёл! Зачем тебе вода?!!

Лия от неожиданности вскрикивает, отпускает козла. Животное от шока скакнуло на «барную стойку» и с блеяньем принялось разносить таверну. Торн и Лия пытаются урезонить вредителя, но козел на то и козел — ещё бы его было просто угомонить. .

Еле сдерживаю смех, видя, как Торн спотыкается, заваливается, вдребезги разнося один из столов. На удивление, Лия первая ухватилась за шкирку козла. Что-то успокаивающе говорит на ухо, и животное перестаёт брыкаться. Юркая девочка.

А вот Херусу не смешно. Слюна течёт из его пасти, а капилляры в глазах лопаются. Он с ужасом смотрит на вроде бы весёлое представление. Вот что значит юмора не понимать.

Встаю, наклоняюсь над Херусом. Чувствую кислую вонь пота, шепчу ему на ухо:

— Хочешь это закончить?..

Не отвечает. Вижу, как пот стекает с него ручьем.

— Пока нас не слышат, я тебе признаюсь. Мне всё равно, начнешь ты говорить или нет. Я просто хочу развлечься... Обещаю тебе, нам будет очень весело. Так что, пожалуйста, прошу тебя, ничего не говори. Мне плевать на Стилета. Я просто хочу повеселиться... вместе с тобой...

Херус бледнеет. Губы трясутся, он еле выговаривает:

— Пшел нахер...

Замечаю, что Лия смотрит на нас. Она видит, что я что-то говорю Херусу, и что он после этого трясётся от ужаса.

Со спины подходит Торн.

— Хм... Римус. Если честно, то я впервые такое вижу. Не знаю, что вы делаете, но даже мне не по себе. А ведь мне приходилось делать всякое.

Слова бравого вояки-ветерана о том, что даже ему «не по себе» только сильнее пугают Херуса. Спасибо, друг. Не знаю, специально ты это сказал или нет, но эффект хороший.

На самом деле вся соль в том, что неизвестное всегда пугало людей больше всего. Обожаю эту фишечку. И ведь не скажешь, что я злодей, хе-хе.

Отстраняюсь от Херуса, смотрю на Лию:

— Ли-я-я? Где мой тазик с теплой водой?

Девушка приходит в себя, отпускает козла, спокойно жующего тряпку для пола и кружек. Пока я с улыбкой наблюдаю за корчами Херуса, Лия довольно быстро возвращается с ведром воды:

— Вот, Римус... Я... подогрела заранее... Думала, вы... захотите омыться...

Опять краснеет. Как она умудряется трястись от моих действий и одновременно смущаться? Так... омыться? А может, я опять не совсем правильно понимаю, что она имеет в виду под «омыться»... Совместно? Так, Ден! Хватит домысливать. Не уподобляйся Херусу и думай правильной головой.

Достаю охотничий нож. Да-а-а ладно? Неужели в глазах Херуса надежда, что я его всего лишь зарежу? Блин, как же тут весело. Какие все наивные и простые.

Замахиваюсь на Херуса, вижу как он скалится от радости, что умрет быстро, и...

Резко приседаю и срезаю веревки на его лаптях. А потом и сами лапти. Подцепляю острием ошметки обуви, оголяю ступни сначала левой ноги, потом правой. В нос бьёт вонища. Фу-э-э-э... Да он копыта свои месяц не мыл, а черные ногти вполне сгодятся за оружие жестокого убийства.

Херус начинает орать и брыкаться:

— Сука-а-а-а-а! Сука-а-а-а! Да что?! ЧТО?!!

Подвигаю ведро, брезгливо и грубо запихиваю в него ноги подопытного. Вода сразу чернеет. Резко встаю. Фу-у-у...

— Сука! Сука! Ноги мне решил помыть! Сука! Сука! Ноги помыть, да?! Чё тебе надо?! Чё сказать-то?! А! Чё?!

Торн сваливается на лавку, разводит руками:

— Пожалуй, я просто посмотрю, что будет дальше. Девочка, ты не передумала? Повторяю. Даже мне не по себе. А это о многом говорит.

— Я... я... не передумала.

— Хм...

Как-то даже обидно. За кого они меня держат? Мастера-пыточники? Или злобного некроманта?

— Да ладно вам, — позволяю себе смешок. — Будет весело. Обещаю.

— Что-то я сомневаюсь, — хмыкает Торн.

— А я верю Ри... Римусу! — с запинкой заступается за меня Лия.

Резко становлюсь серьезным:

— Верно, Лия. Верь мне. А я тебе покажу, с кем ты связалась. Принеси, пожалуйста, соли. Побольше. Надеюсь, соль у вас есть?

В лавке я видел, что соль в этом мире имеется, и стоит дешево. А значит, тут не эпоха, когда она у нас считалась «белым золотом» и стоила баснословных денег.

— Сука! Сука! Сука! Соль?! СОЛЬ?! У-у-у!..

Отмахиваюсь:

— Да не брыкайся ты так. Соли испугался, что ли? Грей ноги и получай удовольствие от жизни.

Херус аж воет:

— Сооооооль!!! Чё надо?!! Чё ты ничего не спрашиваешь?! Я жрать люблю свиные уши!! Уши, замоченные в рассоле!!! Моё любимая жрачка!!! Б...блядо!

Гурман какой.

— Блюдо, — поправляю я.

— Блюдо! Да!!! Блюдо!!!

Зеваю:

— Вот так правильно, да. Видишь, галантным быть не так уж и сложно.

— У-у-у!!!

Лия передает мне глубокую тарелку с солью, и я высыпаю всё в ведро. Девушка ещё не смирилась с моими выходками, как это сделал опытный Торн.

— Р... Римус. Можно спросить?

— Что я делаю?

— Угу.

— Солю тёплую воду.

— А, ясно.

Уходит к Торну, обречённо садится рядом с ним и, сжав руки до белых костяшек, наблюдает. Сидят два гусара, любуются.

— Свиные уши!!! Ты слышишь!!! Уши!!!

Блин, орёт-то как. На всю деревню ведь.

— Торн, может, ему рот заткнуть? Стража к нам не нагрянет?

Вояка качает головой:

— Патруль начинает обход ближе к ночи. Пара часов у вас есть. Вот только...

— М-м-м-м?

— Вы же понимаете, что крики слышит всё Гнездо? Вряд ли люди считают, что вы кому-то... хм... моете ноги.

Растягиваю довольную улыбку, трясу указательным пальцем:

— А вот это... приятный бонус, мой друг. Представляешь, что обо мне говорить начнут? Сказка, а не репутация.

— Сука-а-а-а-а-а! Чё надо?! Спрашивай!

Не обращаю внимание на утырка. Торн задумчиво чешет лоб:

— А вам нужна такая репутация?

— Мне только такая и нужна, мой дорогой друг. Репутация убийцы, который не убивает. Репутация садиста, который не пытает. Наверное. Правда ведь, Херус? К тебе это не относится, не переживай.

— Нахер пшел! Нахер! А-а-а!!! Чё надо?! Про Стилета рассказать?! Чё рассказать?! Тебе он нужен! Убери от меня этого козла! Сука!!! Убери козла!!!

Торн сводит брови, смотрит на Херуса:

— Что-то он совсем буйный. Странно.

— Вообще не странно. Я тебе потом расскажу почему он такой. После того, как... повеселюсь с ним. Предупреждаю, то, что я сделаю вы нескоро забудете. Это может изменить вас. Вы точно хотите это увидеть?

Херус пытается вырваться, орёт.

— Хм... да.

— Да! — почти одновременно с Торном откликается Лия. Девочка бледная, трясется, но ведь смотрит. Молодец, есть в ней немного пороха. Психика сильнее, чем кажется.

От очередного ора Херуса Черпак вздрагивает, открывает глаза. Моргает, поворачивает голову на коллегу. Охреневает от его состояния, и...

Получает в морду на этот раз от меня, выпадая в мир грез. По челюсти я тоже бить умею:

— А ты пока поспи, мусор. На закуску пойдешь.

Так, сколько там уже времени засаливаются его ноги? Рано, конечно, но мы... почти никуда не торопимся. С большим трудом вытаскиваю копыта брыкающегося Херуса, убираю ведро.

Встаю. Ударом ноги в грудь опрокидываю бандитов вместе с лавкой. Слышу хруст за спиной Черпака — там, где у него связаны руки.

— Упс, — развожу руками.

— Руку сломали, — констатирует Торн.

— Я, честно, не хотел. Так, ладно...

Фиксирую копыта Херуса, чтобы не дрыгал ими. Теперь его грязные и мокрые стопы смотрят прямо на меня.

Посвистываю колыбельную, подхожу к козлу, хватаю за загривок, отвожу обратно к Херусу. Тыкаю мордой в соленую пятку. Козел с большим удовольствием начинает вылизывать её шершавым языком.

— С-с-с-сук-а-а-ахахаха-хах-ха!Ах-ахха-аха! Хва... хахах! Хватит! Ахаха!

Лия не выдерживает истеричного смеха Херуса, сама начинает нервно смеяться. Торн сначала тоже скупо выдавливает улыбку, а потом... перестает. Бандит просто захлебывается смехом, задыхается и плюётся. Лия пока не поняла, что происходит, хихикает вместе с ним.

Мы с Торном пересекаемся взглядами:

— Да, друг мой, ты все правильно понял. Рассказать, почему он был таким бесстрашным, и что сейчас чувствует? Или пусть это останется тайной?

Под истеричный смех Херуса и хихиканье Лии Торн кивает.

— Он под кай... под чем-то. У него расширенные зрачки, и ты посмотри на его плевок. Это сгусток, а не слюна. Еще и цвет странный. После употребления всяких... неправильных грибов или трав во рту часто пересыхает и получается вот такое. На самом деле он не такой смелый, как вам кажется. Что-то делает его смелым. Пытки его не пугали, значит, он готов испытывать боль в своем состоянии. Может, тренировался. Скорее всего, мы бы добились обратного результата, и Херус получал бы удовольствие от боли. Уверен, что Стилет намеренно отправляет за деньгами таких вот обдолбышей. Если их схватят, то ничего не выпытают. Я специально не задавал ему прямых вопросов и медленно играл на нервах. Поэтому он так странно реагировал. Заметили, как у него дергались глаза? Он надумал себе таких вещей, что ух-х-х... Так уж работают всякие... грибы. Достаточно немножко надавить сюда, — тычу пальцем себе в висок. — И вместо удовольствия получаешь... незабываемое веселье. Представляете, каково ему сейчас? СТРАШНО ВЕСЕЛО.

Торн смотрит на чокнувшегося бандита с профессиональным интересом. Этот вояка впечатляется по-своему. Вряд ли его напугали новые методы ведения пыток. Скорее, удивляет, что пускать кишки и прижигать пятки совсем не обязательно, если у тебя есть козел. У нас такую пытку придумали еще в средневековом Китае во время правления династии Хань.

Оттаскиваю козла за загривок. Херус тяжело дышит, слезы льются из его глаз по щекам.

Задорным голосом оповещаю всех присутствующих:

— Я же вам говорил, что будет весело. А вы мне не верили. Эй, Херус? Ещё? Или поговорим?

— Уши... свиные уши... обожаю уши... соленые... в рассоле... соль...

Ух, как штырит. Готов, голубчик.

— Я так и думал. Лия, солнышко, верни, пожалуйста, козла в загон. Лия? Ау, Лия?

Тишина.

Оборачиваюсь.

Лия стоит, смотрит на меня с каким-то... неправильным выражением лица. Так, я вроде напугать её хотел, а не впечатлить. Что-то пошло не так, Ден.

Лия хватается за подол юбки:

— Наймите меня свой служанкой, господин!

Торн выходит из раздумий, переводит взгляд на племянницу:

— Хм... девочка, с тобой все в порядке? Ты точно поняла, что произошло?

Хороший вопрос. Переглядываемся с Торном. Чокнулась. Спятила. Прости меня, друг. Я просто хотел её отпугнуть, но без грязи и крови. В моем мире после таких представлений от меня всегда держались подальше. Это у них тут что-то неправильно.

Лия в три шага оказывает рядом со мной, её глаза горят огнём, и она чуть ли не кричит:

— Возьмите меня с собой, господин! Я умоляю вас! Я могу убираться, стирать одежду и готовить еду! Я очень вкусно готовлю! Дайте мне котелок, и я где угодно соберу съедобные грибы и коренья! Или поймаю зайца! Я умею стрелять из лука! Прошу вас, мой господин!

Торн встает:

— Девочка... ты оставишь своего дедушку?

Лия теряется лишь на мгновение, оборачивается:

— Господин Римус обещал мне, что с ними будет все хорошо! Я верю ему! Если хулиганы не будут нас грабить, то дедушка сможет нанять работников! Я... — голос срывается. — Я не хочу всю жизнь провести в этом... этом... Стреломёте! Прошу вас! Я больше не выдержу мыть грязные кружки, протирать рвоту и каждый день терпеть... этих... этих...

Блин, она сейчас расплачется...

Лия разворачивается ко мне и... падает на колени, бьется лбом о пол. В шоке поднимаю брови.

— Я умоляю вас, господин Римус!

Вот это поворот...

Зараза.

Глава 25

Ну вот как-то так, ага. Мы с Торном сидим за столом, попиваем разбавленный эль. Мой дисциплинированный гвардеец почему-то решил пригубить, хотя говорил, что не пьёт.

Лия гремит посудой на кухне, готовит нам что-то вкусненькое за счет заведения.

А Херус... Ну, он всё рассказал. Где конкретно находится лагерь Стилета, сколько там человек, и на что они способны. А еще про тропу, через которую можно пройти к лагерю, но не утонуть в болоте. Что хорошо, всё им сказанное соответствует тому, что рассказала Иона. Она не соврала. И теперь я чуть больше уверен в успехе нашей авантюры. А из неприятных новостей — при себе у бандитов не было ничего, кроме дубинки и дешманского кинжала. Единственное, мы вернули Клоушу деньги за «крышу». Эти козлы брали со Стреломёта двадцать золотых в неделю. По словам Лии, это три четверти их чистой прибыли. Грабеж какой-то, а не «крышевание». Еще бы он не сводили концы с концами.

В нос бьет чудесный аромат жареного мяса и душистого хлеба, которые... достанутся Торну. Себе я заказал овощное рагу, варёные яйца и пресное белое мясо птицы.

Продолжаем разорять Стреломет...

— Римус, я могу отвести этих двоих в гарнизон, — кивает на бандитов. — К утру их вздернут.

Вот так вот всё просто. Без суда и следствия. Если капитан Торн сказал, что они преступники, значит, так оно и есть. Удобная система. В моем вкусе.

Какое-то время смотрю на грустных «гопников». Череп — биомусор. Бесполезный. А вот Херус... Была у меня надежда, что как-то смогу его использовать, но... Нет. В процессе допроса я понял, что он тоже биомусор. Только чуть умнее своего напарника.

Киваю:

— Хорошая мысль. Один справишься? Не сбегут?

По взгляду Торна понимаю, что сморозил глупость. Он этих двух вообще не воспринимает серьезно. Так, мелочь под ногами. Топ ногой, и со звучным «бульк!» от них останется вонючая лужица.

Вспоминаю кое-что:

— Кстати, Торн, мы тут с Ионой на днях разговаривали. Она говорила про какие-то отвары. Ну, чтобы избавиться вот от этого, — обвожу свое тело руками. — Я скоро в зеркало смотреть на себя не смогу.

— Хм... Воинские настойки? Они не предназначены для рекрутов, Римус. Их употребляют только после длительной подготовки для становления мастером воинских искусств.

Черпак издает глухой смешок, несмотря на кляп во рту. Но мне достаточно одного взгляда, чтобы он затих, опустив голову. Когда он очнулся, то увидел ошалевшего Херуса, истерично выбалтывающего нам информацию о Стилете. Поэтому теперь он гадает, что же мы такое сделали с его напарником, и очень боится, что с ним повторится то же самое.

— Так у тебя есть эти настойки?

— Я мастер воинских искусств четвертой ступени, Римус. Мне их выдавали каждый месяц. Выдавали, точнее...Что-то осталось, — оценивающе осматривает меня. — Для вас подошла бы настойка Изнеможения, но концентрат, который я употребляю, вас просто убьет.

Настойка, блин, Изнеможения. Кто сунет в рот что-то, что так называется? Конечно же... я.

— А если разбавить? Молоком?

Торн моргает быстрее, чем обычно. То ли от моей наивности, то ли от гениальности в простоте.

— Хм... мастерам воинских искусств настойки выдают дозированно. В соответствии с личными качествами и умениями. Не думаю, что это хорошая идея. Но я могу спросить у алхимика Дома Галленов. Мы с ним в хороших отношениях. Но даже если так делать можно, вам всё равно придется выполнять немыслимые для вашего тела тренировки, или внутренние органы не выдержат. Хм... разве что...

В душе теплеет надежда:

— Есть какие-то идеи? Говори.

— Скажите, Римус, а в... — косится на бандитов. — ... в ТОМ месте вы же... лучше тренируетесь? Девушка мне рассказывала, что вы делали с... артефактом.

Понимаю, о чем речь. И опять удивляюсь находчивости и наблюдательности Торна. Ну, либо ему Костя там нарассказывал лишнего. Главное, что Торн имеет в виду преимущества анклава, когда в нем тренируешься. Двойной метаболизм плюс фамильный перстень принца творят чудеса. За двадцать часов тренировок я скинул вес так, что штаны спадают. А это килограмм десять, не меньше. Если бы кто-то мне сказал, что это возможно, я бы только покрутил пальцем у виска. Это то же самое, что теория плоской земли, только про анатомию человека.

Ква!!!

Херус воет, как умалишённый, от неожиданного гостя на своей башке. Закатывает глаза, затихает. Во! Я же говорил, что гопники — чувствительные натуры. Попугаешь немного, привяжешь, кляп засунешь — и всё — штаны мокрые.

Торн хмурится:

— Хм... разве жаба...

— Ага... была там...

— Хм...

— Хм... — отвечаю взаимностью.

Какое-то время смотрим, как жаба жрёт сальные волосы Херуса. Возмущаюсь безобразию:

— Принцесса! Фу! Гадость! Плюнь! Сдохнешь!

Жаба замирает, перестает заглатывать патлы, пялится на меня и выплёвывает «вкусняшку».

— Принцесса? — сухо спрашивает Торн.

— Угу. Она сама себя так назвала. Я просто перечислял разные клички, а она... жестикулировала. Мне кажется, жаба разумная.

— Хм... Я бы в это не поверил, если бы сам только что не увидел. Где вы её нашли?

— У детей отнял. Издевались над ней.

Торн слегка улыбается:

— Они могли. Буська, поди?

— О, ты его знаешь.

— Я многих тут знаю. А с Буськой кто-нибудь ещё был?

Странный вопрос. Какая разница-то? Ну ладно.

— Еще один мальчишка и девочка.

— Что за девочка?

Вот теперь я искренне недоумеваю, о чём мы говорим:

— Девочка как девочка. Лет пяти, курносая, белые волосы и...

— В Гнезде нет девочек пяти лет с белыми волосами.

Тишина. Какое-то время ковыряюсь в себе, не спятил ли я, и правильно ли помню внешность ребенка.

Осторожно отвечаю:

— Я, конечно, изменился, но вряд ли настолько. Если хочешь, спроси у Буськи. Она с ним играла.

Торн качает головой:

— Гнездо — маленькая деревня, Римус. Много родственников и... мало разнообразия. Все русые или черноволосые. Беловолосых детей тут нет.

Какое-то время смотрим друг другу в глаза. Одновременно переводим взгляд на Принцессу, пытающуюся поймать муху длинным языком.

Первым нарушаю тишину:

— Почему ты поинтересовался про детей?

— Хм... вспомнил одну сказку. В деревне её любят.

— Стоп, Торн. Сейчас ты мне расскажешь историю, связанную с девочками и жабами? Не слишком ли это... ну...

— Не совсем, Римус. Вы правда ничего не знаете? Может, хоть что-то осталось в памяти? Эту историю тут впитывают вместе с материнским молоком...

Да чтоб тебя, Торн. Просто смирись, что я потерял ВСЮ память.

— Не помню.

— Хм... я вас понял. Сказка эта про ведьму, жившую на болотах тысячи лет назад, когда ещё эти земли были дикими, и первые люди питались жабами.

Обреченно вздыхаю. Ну что за средневековая ерунда:

— Дай угадаю. Ведьма могла превращаться в жабу, и её съели люди?

— М-м-м... нет. Не все сказки выдуманные, Римус. Я думаю, эта идет из реальной истории прошлого. Только её толкуют неправильно. У меня есть одна теория. Скорее всего когда-то жила пробудившаяся магичка. Выжила, но без должного обучения лишилась рассудка и пряталась на болотах среди жаб и змей. Посчитала обитателей болот своей семьей. Сами понимаете. В её глазах люди поедали её... хм... близких. Вот она и разозлилась, охотилась на людей, а при ней всегда была её любимая жаба.

— Отличная сказка для детей. Они тут ночами громко орут?

— Терпимо. В общем, думаю было как-то так. А местные сделали из этой истории страшную сказку и пугают ею непослушных детей.

— Ква!

Смотрим на жабу.

— Торн, мне кажется, ей твоя история понравилась.

— Хм...

Хмыкаю:

— Может, жаба и есть та ведьма?

— Никто не может превращаться в животных, Римус. Это всего лишь сказка.

— Ага. Но ты же не просто так заинтересовался, что там была за девочка.

Торн пожимает плечами, прихлебывает из кружки. Это уже его третий глоток. Настоящий алкоголик. Мне даже уже как-то неловко, что я выпил половину.

Торн встает, надевает на голову шлем:

— Нужно поспешить, Римус. Стилет к утру начнёт нервничать, что его люди не возвращаются. Я сдам эти двоих, поговорю с алхимиком и вернусь через час. Хм... и ещё те доносчики.

— За них не переживай, они будут сидеть, как мыши.

— Я тоже так думаю. Доносчики очень осторожны, раз столько лет их никто не заподозрил. Вряд ли они побегут посреди ночи на болото докладывать Стилету о криках в таверне. Но, на всякий случай, я постараюсь отвести этих двоих незаметно через дворы, — кивает на Херуса и Черпака.

— Хорошо. Ступай, Торн.

Стоит на месте.

— Что-то еще?

— По поводу вашего предложения заставить доносчиков признаться перед простыми людьми. Они ведь и правда их убьют.

— Верно. И что?

— Я могу рассказать о них нужными людям. Их осудят по закону, и не придется...

Поднимаю руку, перебиваю:

— Нет. Я думал, ты понял, что мне надо. Мы лично займемся крысами и сдадим их местным на самосуд.

— Разрешите спросить. Зачем?

— Затем, мой дорогой друг, что есть разница, кто их накажет. Мы. Или стража Дома Галленов. Я. Или законная власть, которая ничем до этого не помогала. Понимаешь? А теперь иди.

Торн смотрит на меня несколько секунд, опускает забрало, отдает честь:

— Слушаюсь, Римус.

Торн поправляет доспех, подходит к бандитам, и... поднимает их обоих вместе с лавкой, будто они ничего не весят. Хмыкает на то, что принцесса опять куда-то пропала. Уходит через кухню. Слышу, как Лия роняет поварёшку:

— Господин Торн, а как же ужин?

— Хм... оставь мне немного. Если можно. Поем холодным.

Слышу, как охает Черпак, чья лысая макушка проехалась по дверному косяку. Торн уходит. Без него сразу чувствую легкий дискомфорт. Слишком много у меня недоброжелателей.

Лия приходит через пару минут с подносом. Большая миска овощного рагу, яйца, немного белого мяса, кувшин с водой и два персика. Ставит передо мной еду, садится напротив, кушает персик.

Зачерпываю деревянной ложкой не очень аппетитную гущу, пробую. М-м-м, вкуснота. Прямо бабушкина кухня вспоминается. Грядки, куры, сенокос. Было же у меня когда-то детство.

Эх, хочу сала с чесноком и черным хлебом.

— Я вас так разорю. Как там дедушка?

— Уснул, господин Римус.

— Его не рвало? Стонет во сне?

— Нет...

— Это хорошо.

Выживет.

— Вы... лучше выглядите, Римус.

Смотри-ка, как осмелела. До комплиментов дело доходит. Да, я собой горжусь. Это как в первый день сходить в качалку, а уже вечером искать на теле мышцы. Только вот они уже есть не только в воображении.

Кстати... Если раньше Торну выдавали настойки, то сейчас, где их брать? Уверен, что такие ведьмаки, как он, должны употреблять их строго по графику и рецепту. Не зря же он какой-то там высокой ступени. Еще и на это деньги придется искать.

Лия осторожно спрашивает:

— Вы правда пойдёте на болота? К Стилету?

— Ага.

— Возьмёте меня с собой?

— Не-а.

— Но...

Строго смотрю на девушку:

— Лия. Это не игра.

— Но вы обещали меня взять с собой.

Качаю головой:

— Я сказал, что подумаю, Лия. И взять с собой — не означает взять на вылазки по болотам. Кстати, я же тебя предупреждал, что моим подарком нельзя светить. Тебя не первый раз на этом ловят. Да, я конфисковал его у Стилета. Скажем так — это его компенсация за то, что он тебе угрожал. Понимаешь, что это значит? Скорее всего — украшение ворованное. И да, мне на это всё равно. И я подарил его тебе. Все ещё хочешь пойти со мной?

— Угу... Я... сразу поняла, откуда оно, господин.

Вздергиваю бровь:

— Неужели?

— Угу. Я видела это ожерелье на жене одного купца. Они гостили на той неделе в Стреломёте...

Вот это поворот. Знал я, что побрякушка видная, но чтобы настолько... По-другому смотрю на Лию:

— То есть ты знала, что ожерелье либо краденое, либо его сняли с трупа, но все равно приняла его с благодарностью?

— Угу...

В тихом омуте черти водятся.

— И тебя не смутило, что это я мог снять его с тела купчихи?

Лия опускает голову:

— Я... — запинается. — Знаете, господин Римус. Этот купец и его жена... Когда они гостили у нас, то предложили мне... пойти с ними в их комнату. И сделать кое-что. Всего лишь за золотую монету. Хорошие люди таких вещей не предлагают.

О чем она? О групповушке? Не уверен, что такие вещи можно приписать к плохим вещам. Я не ханжа и спокойно отношусь к умеренным извращениям других — лишь бы не пропагандировали. Это и доношу Лии:

— Не думаю, что это говорит о том, что они были плохими людьми, Лия. Они же тебя не принуждали.

— Вы просто не знаете... что они предложили. Мне неловко об этом говорить, господин Римус. Простите...

Ок-е-е-ей, пусть это останется загадкой. Может и правда там какая-то дичь. Не уверен, что хочу знать подробности.

Рассматриваю Лию. Мне кажется, или она пользуется какой-то косметикой? Не знаю, как с этим было в моем средневековье, но я уже понял, что мне чертовски повезло, что не все тут с гнилыми зубами и пропитой мордой.

— Лия, ты... красишь глаза?

Черная обводка вокруг ее глазах расплылась из-за слез, а на щеках что-то, похожее на пудру. Она стесняется своих веснушек и пытается их скрыть. Насколько я помню, раньше подобием косметики пользовались только состоятельные люди.

— А, что? Да... немного... вам не нравится?

Улыбаюсь:

— Нравится. Как думаешь, если меня немного подкрасить...

В глаза Лии вижу искреннюю озабоченность:

— В... вас? Но, господин Римус, вы же мужчина.

— Я не о том. Ты же заметила, что я изменила? Какие перемены ты во мне подметила?

Совсем засмущал бедолагу:

— Ну... вы стали... у-и-и-и...

— Тоньше?

— Угу...

— И тебя не удивляет, почему я похудел так быстро?

Кивает.

Продолжаю:

— Скажем так, я знаю, как быстро прийти в форму, и хочу этим воспользоваться. И, похоже, я придумал, чем тебя занять. Раз уж мы думаем, брать тебя с собой или нет.

Глаза Лии загораются:

— Я сделаю, все что скажете, господин Римус.

— Вот и замечательно. Твоя задача будет изменить меня. Сделать другим человеком.

Хлопает глазами. Приходится объяснять:

— Я не хочу быть бастардом и изгнанником из влиятельного дома Галленов, Лия. В моем деле это только помешает. Поэтому я постараюсь худеть так, чтобы этого не замечали. А потом выйду в свет другим человеком. Возможно, придется перекрасить волосы и немного загримироваться. Без фанатизма, но так, чтобы родной отец не узнал, даже столкнувшись со мной лбами. Как думаешь, это возможно?

Лия какое-то время изучает меня взглядом:

— Я думаю... да...Если вы...

— Уменьшусь, ага. Сможем перекрасить мне волосы? Например, в бе...

— Чёрный!

— Ну, можно и чёрный. Белый слишком заметен.

— Да, я смогу это сделать, господин Римус. Если вы... быстро скинете вес, то вас никто не узнает. Сколько вам потребуется времени? Полгода или...

— Месяц. Может, меньше.

Опять хлопает глазами:

— Месяц? Разве так можно?

Пожимаю плечами:

— Почему нет. Я умею делать невозможное.

— Ух... А имя вы тоже хотите изменить?

— Разумеется. Какой смысл менять внешность, если я останусь Римусом Галленом. Если хочешь, можешь сама мне его придумать. Мне непринципиально.

— Правда? Можно?

— Конечно, — задорно подмигиваю. — Эта авантюра будет нашим с тобой секретом, — становлюсь серьезным: — Это же понятно?

Лия поджимает плечи:

— Я всё понимаю, господин Римус. Нема, как рыба. Придумаем вам имя прямо сейчас? Можно?

— Давай.

— Дайте-ка подумать... Страшный мститель?

Чуть не давлюсь овощами:

— Лия, нет. Это ужасно...

— Почему? — искренне удивляется девушка. — Очень зловеще и загадочно.

А, понятно. Марвеловские фильмы она не смотрела.

— Во-первых, мне нужно имя, а не прозвище. Во-вторых, мне не нужно загадочное и зловещее имя. Этим я только привлеку к себе внимание.

— А... можно же придумать и имя, и прозвище? Можно же, да?

Что-то я уже начинаю сомневаться в этой затее. Вздыхаю:

— Можно. Вперед.

— Спасибо! — веселеет Лия. — Ух, сначала прозвище. Красный кот?

— Что? Почему красный? Зачем кот?

— Нельзя?

— Нет.

— Чёрный пёс?

Ох ты ж... Какая оригинальная.

— Повелитель щекотки?

— Ни за что.

— Мучитель бандитов?

— Лия, блин!

— Блин? Испечь вам блинов, господин?

— Нет, не надо. Придумай что-нибудь из одного слова. Не знаю, «тень» там или «меняла».

Какое-то время думаем.

— Я придумала, господин! Вам правда понравится!

— Что-то я не уверен.

Лия хихикает...

Глава 26

Что ж... Лия сказала, что мне понравится. Она была права. Отныне я...

... Стреломётчик.

...

...

...

Хрена с два! Я в жизни не соглашусь на такое. Стреломётчик, блин. Она вообще в курсе, откуда пошло это название? От того, что чайки срут. Это не Робин Гуд, а гадящая на голову чайка.

К счастью, Торн приходит до того, как Лия вошла в безумие сочинятеля кличек.

— Господин Торн? — встает Лия. — Сейчас я принесу вам покушать...

— Спасибо, девочка, — Торн садится за стол напротив меня, снимает шлем.

Лия уходит, а я спрашиваю:

— Как ты можешь все время ходить в доспехах? Такая жара, да ещё и весят они немало.

— Привычка.

Да уж. Ну и люди тут.

— У нас есть время? Как скоро Стилет узнает, что мы схватили его людей?

— Как я и говорил, завтра утром. Никто не рискнет разгуливать ночь на болотах. И Стиллет это знает.

Как хорошо, что у них тут нет волшебных мобильников.

— А может мы рискнем?

— Нет. Утропии. Дикие звери.

— Я самостоятельно добрался до деревни. Кроме комаров, никого не встретил.

— Значит, вам очередной раз крупно повезло, Римус.

Как бы такая удача не закончилась раньше времени.

— Получается, что ночью Стилет как раз не будут ждать гостей. Не стоит ли этим воспользоваться? Застанем их врасплох.

— Нет, Римус. Он не просто так не ждет гостей в это время. Ночь охраняет его лагерь лучше любых дозоров.

Если так подумать, то, когда меня схватили бандиты, они очень нервничали. Не решились даже проверить, куда делся некромант. При этом... нажрались. Никак не могу понять, тупые они были или просто уверенные в своих силах. Все-таки лес они хорошо знают.

Торн ставит на стол маленький флакон с фиолетовой жидкостью:

— Это моя Настойка Изнеможения. Алхимик сказал, что концентрат можно разбавить отваром обычной полыни. На первую ступень воинского искусства — четыре к одному. Употреблять нужно каждое утро перед тренировкой. Но я все же не советую. Это очень опасно.

Беру флакон в руки, рассматриваю. Что ж там такое намешано?

— Сколько стоит?

— А обычных лавках вы такого не найдете, Римус. Но казне Галленов один такой флакон на мастера четвертой ступени обходится в пять золотых. Употреблять нужно каждый день.

Присвистываю:

— У тебя жалованье пятнадцать, но каждый день выдают настойку стоимостью в пять золотых?

Кивает:

— Мне выдают два типа настоек. Изнеможения и Предела. Так что десять золотых.

Что-то я совсем путаюсь в экономике содержания войск. Получается, что один только Торн обходится в триста пятнадцать золотых в месяц. Это огромные деньги.

— И много в замке таких мастеров?

— Не очень. Только лейтенанты и выше. Рекрутам и рядовым воинам без воинских ступеней настойки не положены.

Почему отец отдал мне такого воина? Он ведь вложил в него огромные деньги.

— Что-то я не понимаю, — чешу затылок. — Какое жалование у простого воина?

— Не больше трех золотых.

— То есть ты обходишься Галленам как сто обычных воинов, которым настойки не положены?

Кивок.

— И... почему так? Уж извини, но я сомневаюсь, что ты сильнее ста человек. Или сильнее?

— Не сильнее. Опытнее и умнее. Моя задача сохранить им жизни, а не мериться силами. Но я капитан, а значит, всегда лично веду своей отряд в бой, и должен выжить.

— Справедливо.

Снова кивок. Торн отрывает жирный кусок свинины, заедает хлебом. Уныло проглатываю сухую куриную грудку, заедаю вареной морковкой.

— Что там с Легданом?

— Без изменений. Слуги вверх дном перевернули замок в поисках кольца. Принц с каждым часов ведёт себя все более вызывающе.

— Мне пора переживать?

— Пока вас не упоминают. Теперь принц считает, что его обокрал один из служек Галленов. Уже избил его розгами, чтобы признался.

Неприятный ком подступает к горлу. Вот они — последствия, которые не предсказать. Крыска начинает меня раздражать ещё сильнее.

— Сильно избил?

— Неслабо. Вашему отцу пришлось вмешаться. Римус, пропажа такого артефакта — долгоиграющая история. Быстро это не закончится. Что будете с этим делать?

— Кто знает...

— Я бы посоветовал вам сбежать из Гнезда. На всякий случай.

Бросить все дела на полпути? Да ни за что. Сложности в моем деле всегда были и будут. А уж пугать меня какими-то обиженными сопляками, дорвавшимися до власти...

— Нет, Торн. Мы отсюда не уйдем, пока не закончим дела. Слушай, а этот Легдан... Он что, станет королем?

— Он сын законного властителя всего Меруноса. Так что... да.

Понятно. Вот она, монархия. От мозгов ничего не зависит.

— Всех это устраивает? Он же от страны ничего не оставит.

— Это не самый безопасный разговор, Римус. Я надеюсь, что у принца будут хорошие советники. Да и нынешний король еще молод и полон сил.

Ладно, разговор и правда ни о чем. Мне не до политики. Какое-то время молчим. Только лениво жуём. Надо будет при первой возможности оплатить Клоушу нашу еду. Никогда не был нахлебником.

— Вы хотите перебить всех бандитов? — смотрит в тарелку Торн.

— Да.

— Зная, что в лагере, возможно, маги.

— Верно.

— Мы оба можем погибнуть.

— Лучше так, чем от скуки, — серьезно отвечаю я.

На удивление, Торн согласно кивает.

За окном гремит гром, сверкает.

— Сезон дождей, — тихо комментирует мой гвардеец.

Сезон дождей?.. Так-так, а это интересно. На ум приходит очередная гениальность.

— Скажи, друг мой, а как работает фиал дождя?

— Просто. Ломаете пломбу, эликсир испаряется, и через минуту идёт ливень.

Просто! Ему просто! Плевать на все законы мироздания и метеорологию!

— Долго идёт?

— Когда как. Зависит от погоды и облачности. От нескольких минут до часа.

— А если я открою фиал в помещении?

— Если испарения эликсира не уйдут в небо, то ничего не произойдет.

— А если выпью?

Торн открывается от тарелки, пронзает меня взглядом:

— А зачем? Вы собираетесь его пить?

Ну не могу я ничего с собой поделать. Что значит — зачем? Неужели им не интересно, как всё это работает? Хотя... может для него это то же самое, как если бы меня спросили на Земле, зачем жрать покрышку от автомобиля. Палишься, Ден, палишься. Слишком уж ты расслабился из-за того, что в твою потерю памяти так легко поверили.

— Пытаюсь мыслить нестандартно. Знаешь, как-то у меня в голове всё перемешалось. Не обращай внимания на мои странные вопросы, — улыбаюсь как можно более дружелюбно.

— Хм... Ладно. Я уверен только в том, что, выпив из фиала Дождя, вы умрете. Скорее всего, мучительно и... неприятно на вид.

На ком бы поэкспериментировать... Так, Ден, уйми садистскую фантазию.

Резко встаю:

— Пошли, Торн, надо кое-что сделать.

Торн без лишних слов одевает шлем, встает:

— Захотели лично разобраться с доносчиками?

— Не. Как и говорил, это я поручаю тебе. Расколоть их можешь своими способами, но все остальное сделай, как я сказал. Но это потом. Как разберемся со Стиллетом, они станут более сговорчивыми.

— Как прикажете.

Выходим из Стреломёта. На улице уже темно, но редкие прохожие ходят с факелами, освещая нам путь. При виде меня с Торном люди шугаются и прячутся по углам. С чего бы это, хе-хе...

Вскоре доходим до лавки Гримза. Уже закрыта?

Стучу в дверь. Какое-то время тихо, но вот она открывается. Гримз даже не удосужился спросить, кто приперся в такое время:

— А, господин Римус и... Торн? Ты что тут забыл, старый вояка? Ох, простите старика...

Улыбаюсь:

— Хватит, Гримз. Я больше не господин, ты же знаешь. Давай попроще... Зови меня просто Римус.

Уголки губ лавочника приподнимаются:

— Всё Гнездо уже знает. Как скажете, Римус. Так что вас привело в столь поздний час? Проходите, кстати...

Заходим в лавку. Гримз зажигает свечи, вопросительно смотрит на нас:

— У меня какие-то проблемы? Ваш визит как-то связан с... криками и хохотом в Стреломёте?

Хмыкаю:

— Ты и про это уже знаешь.

Гримз загадочно улыбается:

— Не все старики глухи. Кто умеет слышать, тот услышал. Я вижу, вы всерьез взялись за... дело. Это похвально. Торн, хватит на меня зыркать. Оторви от башки шлем, дай посмотреть на старого друга.

Прекрасно помню, чтолавочник бывший лейтенант Галленов. Они хорошо должны друг друга знать.

Торн никак не реагирует на Гримза, только пыхтит за моей спиной. Гримз пожимает плечами:

— Ну, как хочешь. Говорят, ты напортачил и тебя выпнули из замка. А капитаном твоего отряда назначили другого. Ух, и вой же стоял... Твои чуть ли не волосы рвали, грозились в дезертиры податься без своего любимого капитана.

— Хм...

— Хмыкай-хмыкай, — Гримз хмурится: — Римус, а вы теперь с... нашим бравым капитаном? Вы уж простите старика, но этот упертый дуралей слишком правильный. Понимаете, о чем я?

Понимаю. Черные делишки не совмещаются с правильными капитанами.

Но предельно серьезно говорю другое:

— Не понимаю. Капитан Торн — мой личный гвардеец. И я ему всецело доверяю. Если не доверяешь ему — не доверяешь мне. А значит, мы точно не сработаемся. Понимаешь, о чем я?

На удивление Гримз никак не выражает разочарование в моей наивности. Наоборот, в глаза появляется блеск:

— Дело стариков — предупреждать молодёжь. Личный гвардеец значит... Капитан Торн у Римуса Галлена... что ж в мире-то творится... Ну, так чем обязан, Римус?

— Я пришел за фиалом Дождя.

— А, — загораются глаза скупого лавочника. — Хорошее дело! Тридцать зол...

Перебиваю:

— Отдай бесплатно.

Тишина.

— Не понял?

— Ты сам сказал, что он у тебя скоро просрочится, верно? Все равно же выбросишь или продашь за бесценок. Что вряд ли... Кому он нужен в сезон дождей. Не переживай, мужики уже в поле и собирают урожай. От голода ты всех спас, молодец. Теперь можешь спасти от Стилета. По сути, ты ничего не теряешь, только получаешь.

Вот теперь я вижу, как его лицо меняется. Глаза округляются, а рот слегка приоткрывается. Но он быстро берёт себя в руки:

— Что-то я не понимаю вас. Может, старый стал...

— Всё ты понимаешь. Я знаю, чем ты тут промышляешь, друг. Трудишься в поте лица ради Гнезда, а люди этого даже не замечают. Моё уважение, — слегка склоняю голову.

Стоит, молчит. Сверлит взглядом то меня, то Торна. Продолжаю:

— Я тебе помогу, друг. Сделаем из Гнезда лучшую из всех прилегающих к родовому замку деревень. Будем продавать хороший табак, неразбавленный эль вместе с Клоушем и сочные персики без убытка для себя и в радость детишкам.

Гримз не сразу отвечает. Пару раз просто открывает рот, как рыба:

— Как вы... узнали? Торн, что происходит?

— Хм...

— Не хмыкай мне тут, башка железная. Кто вас послал?

— Хм...

— Торн, я тебе в морду дам. Ты больше не капитан.

Отхожу в сторону, прислоняюсь к стене:

— Торн, ответь ему. Скажи всё, что думаешь. Представь, что меня нет. Обещаю, что бы ты ни сказал, я этого, скажем так, не запомню.

— Хм... Как угодно, Римус.

Торн снимает шлем, смотрит в глаза Гримзу:

— Отдай фиал, старик.

Блин, я не это имел в виду. Ну ладно, посмотрим, что будет дальше. Я не просто так взял с собой Торна к его бывшему коллеге. Пора завоевывать его доверие и получить пару плюшек против Стилета. Есть у меня одна задумка... Не уверен, что она сработает, но в самом худшем случае ничего мне за это не будет.

— Зачем? Я лучше выброшу его, чем отдам непонятно зачем, и... — косится на меня, — непонятно кому.

Торн продолжает вести переговоры в стиле «я непроницаемый и безэмоциональный камушек»:

— Можешь нам доверять.

— То, что я доверяю тебе, не значит, что я доверяю ему, — тычет в меня пальцем.

Вот тебе и снял маску. А то «уважаемый Римус» и «простите старика». Но это хороший знак. Он больше не боится показывать себя настоящего.

Торн вздыхает, подходит к Гримзу, и...

... дает ему такого леща, что даже у меня в глазах сверкнуло. Поднимаю бровь до потолка, но никак не выдаю своего охреневания. Это что за переговоры такие? Зря я Торна назначил главным по дипломатическим урегулированиям.

От такого удара обычный человек сломался бы пополам, но Гимз только пошатывается:

— Ах ты... Хмыкалка старая!

Бам!

Гимз дает сдачи. Да такой, что Торн отступает на шаг, трясёт головой.

Что ж творится-то?! Старики чокнулись!

Оба встают в позу готовности убить друг друга...

Из всех сил сдерживаюсь, чтобы не вмешаться в хаос.

Неожиданно оба расслабляются и улыбаются. Хмыкаю, но не вмешиваюсь.

Торн снова становится серьёзным, а Гримз выпрямляется, смеётся:

— Как в старые добрые времена, старик! Помнишь того высшего утропия?! Ух, он нас потрепал. Ты же с тех пор в латах чуть ли не спишь, а? Ладно, убедил, — разворачивается ко мне: — Ну-с, господин, который больше не господин. Уж не знаю, как вы узнали про мои дела и сговорились с этим упрямым стариком, но... — отмахивается. — Так зачем вам фиал Дождя в сезон дождей, и при чем тут Стилет? Да, и даже не рассчитывайте на расширенный ассортимент, пока не исполнили обещанное! Это дело принципа!

Вот это я понимаю. Хорошо дело пошло. А за ассортимент обидно. Хотя у меня даже денег нет.

***

И вот снова я выхожу из лавки! И снова с плюшками! Не бизнесмен, а просто царь бизнесменов. Получил нахаляву фиал Дождя стоимостью в тридцать золотых. Мне долго пришлось объяснять Гримзу, как я хочу им воспользоваться и при чем тут Стиллет. Дотошный старик докапывался до всех деталей, но в результате мы сошлись на том, что «это может сработать, но вряд ли». А, и еще Гримз предупредил, что фиал просрочился еще три дня назад, и что он просто как-то смухлевал с «датой изготовления» или что-то вроде этого. Поэтому эликсир может сработать не так, как мне нужно. Разводила, блин. Хвалю.

Возвращаемся в пустую таверну. Смельчаков выпить перед сном не нашлось. Да что уж говорить, вся деревня затихла после ужасающего воя и хохота, доносившихся из Стреломёта. Отлично! Моя репутация растет! Бойтесь меня!

У Лии я попросил сделать отвар из полыни, и вскоре мы с Торном отправились в мою комнату. Разумеется, платы с нас не потребовали. Но долго это длиться не может. Вот Клоуш очнётся и даст внучке люлей за то, что на нас продукты переводит. Не посмотрит, что мы его от Херуса спасли. Да я и сам понимаю, что это неправильно. Они и так еле концы с концами сводят, а тут два огромных мужика объедают и клиентов распугивают. Если не считать, что мы вернули им бандитские деньги, сегодня Стреломёт в большом убытке.

Торн снимает с себя доспехи, и я тоже избавляюсь от лишнего груза. Тащить в Анклав доспехи и всякий мусор — такое себе. Тем более фиал Дождя, который и так просрочен.

— Готов? — спрашиваю Торна.

— Хм...

Касаюсь черепом его руки, и он растворяется в воздухе. Торн нужен мне, чтобы помочь с очень непростыми и опасными тренировками... Прячу катализатор и переношусь следом.

Свет...

...

Тьма...

В Меруносе летом темнеет рано. Свой мир — свои правила. Но скорее всего мы находимся на экваторе планеты, поэтому так. До рассвета девять реальных часов, а значит, у меня почти два дня на тренировки. Расплачусь я за это неделей своей жизни. Плата идет за меня, Иону и Торна. Маленький звоночек превращается в колокол тревоги — жизнь утекает сквозь пальцы, а я до сих пор не опробовал все фишки Анклава. За пару дней в этом мире я постарел уже на семь месяцев.

И это... моя первая ошибка.

Страшная ошибка.

Ловушка, в которую меня загнал Костя, не посчитав нужным разжевывать такие «элементарные» вещи. Ведь, по сути, он... всё рассказал. Просто я не догадался.

Было много подсказок. Те же тренировки. Я же видел, что с анклавом что-то не так, и нельзя скинуть десять килограмм за двадцать часов тренировок. Никакое старение в два раза тебе не поможет. И никакие волшебные кольца.

Дело было совсем в другом, а я сообразил об этом только сейчас...

Правда в том, что я не старею в Анклаве в два раза быстрее. Точнее, не так... Я старею всегда, независимо, где нахожусь — в анклаве или за его пределами. Понятно, что в логове Кости я старею в два раза быстрее, потому что расплачиваюсь за себя. НО! Как я мог не сообразить о такой проблеме, как Киса, которая все время, пока я гулял, отсиживалась в Анклаве и пожирала мою жизнь?

И это именно то, чего я боялся. Что из-за жизненной суматохи в новом мире я упущу какую-нибудь «мелочь» в контракте с Костей. Очевиднейшую «мелочь».

По факту, за три дня я постарел на семь месяцев. Мое воображение понятия не имеет, что происходит с моим организмом. Как именно я расплачиваюсь с Костей? Если почасовая оплата еще вяжется с логикой, то как быть с единоразовой оплатой по весу? За Торна я в один миг отдал сто пятьдесят дней. Что произошло с моими телом, когда я отправил его в Анклав и за секунду лишился трех месяцев жизни?

А что, если бы при отправке Торна я был бы болен? Хм, нет. Вряд ли бактерии и вирусы зависят от старения тела. Это отдельные живые организмы во мне, и от этого они быстрее не размножаются. От заражения крови я не должен умереть быстрее, чем положено природой.

А вот какой-нибудь порок сердца, зависящий от клеток организма — это совсем другое дело. Мои клетки — это не вирус, а часть меня. Поэтому такие болезни будут прогрессировать. Как это и произошло с тем некромантом.

Дрянь. Насколько же безрассудно было в одну секунду отдать сто пятьдесят дней молодости? Какое безумие и хаос произошло в моем теле и, что страшнее всего, почему я нихрена не почувствовал?

Теперь мне понятно, почему я так похудел...

Все время, что я тренировался с Кисой, я старел в три раза быстрее, а кольцо помогало игнорировать усталость. Поэтому я тогда упал в обморок без сил, но потом очень быстро восстановился.

Верно... Я быстро устаю и также быстро восстанавливаюсь. Так было в лесу и по дороге к замку, когда меня вели стражи. Они еще хихикали над моей отдышкой. В моем теле... все происходит быстро. И чем больше в Анклаве находится людей, тем быстрее. Вместе с Торном уже в четыре раза быстрее. В четыре раза лучше результат и серьезнее последствия всего, что я делаю со своим телом.

Опасно! Очень опасно! Тревога! Варнинг! Ахтунг!

Всё эти мысли я высказываю вслух черепу, сдерживаясь, чтобы не влупить ему леща. Торн и Киса слушают молча, а когда я заканчиваю, она оба молчат.

— Ничё не поняла, — хмыкает Киса.

— Хм...

— Дядька Торн, ты всё понял?

— Да.

— Ну и ладно. Мне-то что.

Череп в моих руках неожиданно смеется. Мерзко и отвратительно, так, что по спине бегут мурашки.

— Отлично, мастер, отлично. Всё верно. Вы совершенно правы. Поздравляю, лишь каждый пятый мой хозяин приходил к настолько точным выводам. Особенно так скоро. Всё именно так, как вы и сказали. Если Анклав берет плату за десять человек, то и ваш организм будет выматываться в десять раз быстрее. Ну и не только выматываться, хе-хе... Понимаете ли, старость — это очень сложное изменение организма. Кстати, рекомендую вам спариться с самкой с десятикратным удовольствием. Поверьте, ощущения незабываемы. Я уже не говорю про стократное и тысячекратное. Ух, сколько душ погубил Анклав такими соблазнами.

Спокойно возвращаю Костю на подставку, представляя, что ему очень от этого больно. Спрашиваю:

— Что происходит с единоразовой оплатой? Как я могу за секунду постареть на сто пятьдесят дней?

— Что-то не хочу говорить...

— Костя-я-я-я...

— Ну ладно-ладно. Но это страшная тайна, знайте! — хмыкает. — Я так и не придумал, как можно забрать разом много жизненной силы. Так уж получалось, что все подопытные умирали. Поэтому я забираю у вас время, когда вы спите. Забыли, как легко вы восстанавливаетесь после сна? Правда, и спать приходится дольше... Короче, это сложно для понимания. Просто не думайте об этом и спите сладко.

Хреново.

Очень хреново.

Резко разворачиваюсь, смотрю на Торна:

— Капитан, ты говорил, что верен мне. Настало время проверить, насколько.

Торн спокойно кивает:

— Как скажете, Римус.

Он пока не понимает. Я подхожу к нему ближе:

— Мы принесем анклаву жертву. И начнем с одного очень конкретного мага.

Костя ухахатывается:

— Поздравляю, мастер. Вот теперь мы повеселимся по-черному.

А вот Торну совсем не весело. В первый раз он смотрит на меня с так недобро.

Эльвина из Дома Галленов

Супруга эйр Галлена, Повелителя западных провинций Меруноса

Эльвина стоит перед зеркалом в полный рост, рассматривает себя. Легким движением пальчиков подцепляет полупрозрачное платье и оно сползает к ногам. Она пытается найти на своем идеальном теле какие-то признаки старения, но таких ожидаемо нет. В ней прекрасно все. Белоснежная и нежная кожа, аккуратная грудь и эти ключицы, доводят мужчин до животрепещущего восторга. Разве не так должна выглядеть королева? Разве не так должна выглядеть супруга хранителя Корней Великого Древа, а не кого-то там человеческого эйра?

Именно так. Ради этой красоты Эльвина пошла на многое. В её возрасте у эльфийских женщин появляются первые морщины. Если бы Эдмунд увидел на ней признаки старения, то догадался бы сколько на самом деле лет его жене. Но он никогда этого не увидит. Никто не увидит. Как никто и не должен узнать как именно она поддерживает свою красоту. Это секрет Эльвина будет хранить еще тысячи, а может и десятки тысяч лет, пока ей не наскучит жить.

В дверь стучатся. По одному только звуку костяшек о дерево Эльвина понимает, кто пришел:

— Проходи, Эрмин.

Ее единственный за очень много лет сын Эрмин кашляет:

— Матушка, вы... оденьтесь, прошу вас.

Эльвина не отрывается от зеркала, грациозно вертится, нащупывая себе бедра. Слышит как ее сын отворачивается, чтобы не смотреть на обнаженное тело родной матери.

— Тебя так легко смутить, сынок. Неужто ты так падок на красивых женщин, что сразу теряешься?

— Нет, матушка, не падок. Дети не должны видеть своихродителей без одежды.

Эльвина резко разворачивается, подходит к сыну, кладет ему руку на плечо:

— Кто тебе сказал такую глупость, сынок?

— Никто. Я сам это знаю.

— Представь, что ты живешь тысячу лет. Неужели тебя будет волновать такая глупость? В первую очередь ты эльф, не забывай этого. Ты знаешь почему наши маги считаются самыми сильными в Варгоне. Потому что мы лишены человеческих предрассудков и их болезней от кровосмешения. В эльфийской природе заложена огромная сила и если бы я не обручилась с твоим отцом, то меня отдали бы собственному брату. Ты знал, что мой отец является мне еще и старшим братом.

Конечно же, он не знал. Даже не видя лица сына, Эльвина чувствует, что у него дернулся глаз. Эдмунд повлиял на мальчика сильнее, чем она думала.

— Мы живем по законам людей. Если я буду править ими, как эльф, то долго моё правление не продлится.

Эльвина улыбается, возвращается к зеркалу, подбирает платье и одевается.

— Ты совершенно прав, сынок. Но не забывай, что полуэльфы живут долго только если считают себя эльфами. Ты можешь говорить людям что им хочется услышать, но не должен забывать, кто ты. Достаточно засомневаться в своем эльфийском происхождении, как ты начнешь стареть и умрешь лет через двести, может триста. Обернись.

Эрмин оборачивается. В отличие от своего отца у него не хватает силы воли, чтобы не стрельнуть глазами по ее телу в полупрозрачном платье.

— Матушка, ну я же прос...

Эльвина мгновенно оказывается рядом с сыном, прислоняет палец к его губам:

— Перестань думать о глупостях. Тебе всего шестнадцать — по моим мерка ты только что вылез из утробы. Какая мать будет переживать как она выглядит перед младенцем? — вздыхает. — И таких вот детей люди ставят у власти. Как мне привить в тебе разумность, если ты еще даже не сделал своего первого шага? Но хватит об этом... Ответь мне сынок, почему Римус еще жив? Неужели я поручила тебе слишком сложное задание? Ты обязан уметь справляться с подобным без моей помощи. Разве я плохо наставляла тебя? А может... ты пожалел глупого человеческого отпрыска?

Эрмин опускает голову, но мать резко вздергивает его за подбородок:

— Никогда не отводи взгляда от сложного собеседника.

— Матушка, я... поручил Римуса... одному человеку. Но всё пошло не по плану, он зачем-то нанял обычных головорезов, хотя я думал, что он займется им сам. Те, разумеется, наделали ошибок. Им помешал какой-то темный маг...

Эльвина резко отворачивается от сына, чувствуя не себе его взгляд где-то ниже, чем дозволено человеческими принципами морали:

— Ты нанял паука, сынок... Что ты им поручил?

— Откуда ты знаешь?

— Не переживай, я не следила за тобой. Псионика мне не нужна, чтобы читать мысли, хотя твой отец в этом часто сомневается. Твое тело и речь говорят сами за себя. А еще ты должен был справиться, а если нет... Значит вмешался тот, кого я не учла. Поверь мне, таких очень немного. Скажи мне, что ты поручил пауку?

— Я приказал ему избавиться от Римуса Галлена. Но так, чтобы никто меня не заподозрил.

— Пауки всегда выполняют свои заказы, сынок.

— Похоже, не в этот раз, мату...

Кратки миг и Эльвина опять перед сынами, чуть ли касается его лица губами, шепчет:

— Услышь меня, сынок. Они всегда выполняют свои заказы. Всегда. Они отчитались тебе о выполнение твоего поручения?

— Да, матушка... Сказали, что всё прошло успешно, а потом пропали. Но я не понимаю... Если они всегда выполняют заказы, то почему Римус жив и здоров? О чем ты говоришь?

— Пауки никогда не врут. Они хитрят. Подумай, сынок... Подумай...

Слишком долго ее сын думает. Моргает чаще чем следует, морщится. По его лицу легко прочитать мысли:

— Матушка, я не могу тебя понять. Ты считаешь, что пауки убили Римуса? А кто тогда сейчас пьянствует в Гнезде? На нем еще вчера были родовые печати, он точно не чья-то иллюзия или что-то в этом роде. Что происходит-то?

— Не знаю.

На лице Эрмина отчетливо читается недоумение. Ведь он первый раз слышит, чтобы его матушка чего-то не знала.

Она отстраняется от него, говорит еле слышно.

— Главное, что "что-то" происходит. Что-то очень странное... Отныне я лично займусь Римусом и всеми Галленами. Ты же постой в стороне и жди от меня вестей.

— Не понимаю, матушка. Что ты собираешься делать?

— То, что тебе знать не следует, мое маленькое и глупенькое человеческое дитя. Запомни только одно. Никогда больше не имей дела с пауками. Никогда, ты понимаешь? У эльфийского народа с ними древнейшая договоренность. Они не вмешиваются в наши дела, а мы в их. Они воспользовались тобой. Тем, что ты официально не состоишь в ветвях эльфийской аристократии, но разделяешь наши интересы в землях людей.

Мать видит, что Эрмин совершенно не умеет держать мимику под контролем:

— Но...

— Уходи, сынок. Мне нужно подумать.

Вскоре Эльвина остается одна, вновь обнажается перед закалом. Она проводит руками по бедрам, талии, груди, шеи, ласково касается длинных ушей. Давно она не чувствовала такого азарта от непонимания, что происходит. Томно шепчет:

— Римус... Галлен... избавились, значит... но не убили?..

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26