Тайны Тёмного Лорда (СИ) [Lucy Bright] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
========== Глава 1. Кошмарная новогодняя ночь ==========
Ночь с 31 декабря 1926 на 1 января 1927 года выдалась холодной, непривычно холодной для лондонцев. И необычайно снежной. Еще вечером небо заволоклось низкими темными тучами, которые принес неистовый северный ветер, а к ночи разыгралась сильная метель. Крупные хлопья снега нещадно били в окна домов, облепляли рамы. В большинстве окон горел свет, ведь был все-таки праздник, и многие люди не спали. Улицы освещались фонарями, которые в седой мгле казались блеклыми желтыми пятнами. И, конечно, никому не пришло в голову выходить из дома в такую погоду, чтобы запустить новогодний фейерверк или зажечь бенгальские огни.
На одной из многочисленных улиц стояло невзрачное квадратное здание. От тротуара его отделял небольшой пустой дворик да убогая чугунная ограда, и только в одном окне в холле здесь горел свет. Пол маленькой прихожей был выложен дешевой черно-белой плиткой, а по стенам стояла старенькая разномастная мебель. Правда, бедная комната была безукоризненно чисто убрана. О том, что на дворе праздник, говорила небольшая живая елка, украшенная простенькими игрушками из цветной бумаги и картона, которые, по всей видимости, были сделаны обитателями этого дома за неимением возможности приобрести стеклянные расписные шары и светящиеся гирлянды. Стекло окна было украшено вырезанными из бумаги снежинками.
За небольшим квадратным столиком у окна сидели две женщины, обе высокие, сухопарые, в одинаковых серых платьях и фартуках. Одна из них была существенно моложе другой.
— А вы знаете, миссис Крайн, — нарочито жизнерадостным голосом с явным намерением взбодриться сказала та, что была помоложе. — Один из благотворителей нашего приюта подарил детям к празднику приличное количество сладостей: шоколадные конфеты и леденцы, а еще вот печенье и мандарины.
— Лучше бы побольше лекарств прислали, — устало отвечала собеседница постарше. — Я как медсестра при нашем заведении была бы довольнее. Лазарет-то у меня, знаешь, никогда не пустует. То корь, то ветрянка и прочие детские болячки, а уж простужаются они вообще круглогодично. Ладно хоть чахотки ни у кого нет — и на том спасибо.
— Домой хочется! — снова заговорила молодая женщина, чтобы сменить тему.
— Оно и понятно! Ты, Анна, у нас ведь с недавних пор миссис, миссис Коул. Ладно, — снисходительно улыбнулась миссис Крайн. — Вот отдежурим ночку, а с утра — по домам. Сейчас кроме нас и детей в приюте никого больше нет. У тебя все уже уснули?
— Ну да! Время пол-одиннадцатого, отбой уж полчаса как отзвенел. А у вас, Марта?
— Да, все спят, тяжелых вроде нет.
— Слушайте, Марта, раз уж нам заняться сейчас нечем, может, мы эти самые сладости поровну в подарки разложим, да детям поутру и отдадим после завтрака?
— Даже и не думай! — сурово отвечала медсестра. — Постепенно на десерт после обеда выдавать будем. Сразу видно, что ты недавно в приюте работаешь. Хочешь неприятностей да лишних хлопот так себе нажить?
— Но почему же? — спросила ничего не понимающая Анна.
— А потому, раз дети нечасто видят эти лакомства, то если дать им все сразу, что за один раз не съесть, те, которые постарше да понаглее, начнут лаской или угрозой выманивать у малышей их конфеты. И тогда только и смотри во все глаза за теми и за другими. Не хватало мне еще побитыми заниматься! У них здесь, да и везде в таких заведениях негласный закон: кто сильнее, тот и прав! Слушай, Анна, — смягчилась вдруг медсестра. — Пойдем лучше на кухню. Я на сегодняшнее дежурство большой пирог принесла, с яблоками. Чаю попьем! Или, — тут ее глаза заговорщицки блеснули, — чего-нибудь покрепче. Шампанское еще с прошлой недели припрятано.
— Пожалуй, — нерешительно отвечала Анна.
Вдруг женщины услышали тихий стук в дверь. Поначалу каждая из них посчитала, что ей это просто послышалось, но когда стук повторился, уже немного громче, то не осталось сомнений: кто-то пришел.
— Кого это еще принесло сюда в такую ночь? — со смесью удивления и тревоги, но громко, так, чтобы было слышно снаружи, крикнула медсестра.
— Помогите, пожалуйста! — послышался слабый женский голос. Марта и Анна недоуменно переглянулись, и медсестра открыла дверь. Холодный воздух ворвался в прихожую, и едва только нежданная посетительница переступила порог, женщины поспешили запереться снова. Первые несколько секунд они с недоумением рассматривали странную гостью. Это оказалась молодая невысокая девушка, которую никак нельзя было назвать красавицей, скорее наоборот. Усыпанные снегом волосы были тусклыми и блеклыми, черты лица скорее грубые, чем приятные, а глаза косили в разные стороны. Но особенно поражал их взгляд. Обе работницы приюта были уверены, что никогда еще в своей жизни не видели столь обреченного взгляда. Невзрачное серое платье уже почти превратилось в лохмотья, на ногах — дырявые ботинки, а распахнутый черный плащ странного покроя был слишком легкий, не по погоде, как, впрочем, и вся одежда. Молодая женщина едва держалась на ногах от слабости и усталости, а кроме всего прочего, окинув беглым взглядом ее фигуру, Марта и Анна одновременно с ужасом поняли, что нищенка еще и в положении.
— Не волнуйтесь, милая! — подойдя к женщине и помогая ей снять плащ, быстро проговорила медсестра. — Мы постараемся вам помочь!
Некрасивое лицо нищенки исказилось от боли, а сама она, согнувшись, схватилась руками за живот.
— Боже правый! Да у нее же схватки! — воскликнула медсестра, взяв женщину за руку. Потом положила ладонь ей на лоб. — Вся прямо горит! И дышит так тяжело! Анна, — голос Марты дрогнул. — Я не справлюсь одна, нужен доктор!
— Но где мы его возьмем среди ночи? — в страхе недоумевала миссис Коул. Марта на мгновение задумалась, а потом в глазах у нее блеснула надежда.
— Отец Доброделов! Он же доктором был до того, как принял священный сан. Звони ему прямо сейчас в храм, а я пока ее в третью комнату отведу, туда еще пока никого не заселили. Белья чистого и полотенец туда принеси! Воду подготовь!
С этими словами Марта взяла под руки роженицу, которая еле волочила замерзшие ноги, и, аккуратно поддерживая, повела ее в комнату.
— Всегда отца Доброделова зовем, приключись что совсем уж нехорошее с кем-нибудь из воспитанников, — трепетным голосом, в котором слышалось бесконечное уважение к человеку, о ком шла речь, проговорила Анна.
— Поторопись, — на ходу бросила Марта. — Он сам нам же потом и выскажет, что кто-то был в беде, а его не позвали или известили слишком поздно. — И миссис Коул бросилась к телефону, а медсестра и нищенка скрылись в коридоре. Когда обе оказались в нужной комнате, то изможденная женщина без сил упала на кровать. Медсестра раздевала ее, в то время как шустрая Анна, уже успевшая дозвониться до священника и врача в одном лице, готовила постель. Несчастная поблагодарила обеих одними лишь глазами, видимо, на слова у нее сил не было. Потом миссис Коул вернулась в холл, чтобы встретить подоспевшего доктора. В комнату вошел невысокий человек средних лет с темно-русыми волосами, короткой бородой и серо-зелеными глазами, которые, казалось, излучали свет. В руках у него была медицинская сумка. Быстро сбросив пальто и надев вместо него белый халат поверх черной ризы, он сразу устремился в названную ему комнату, видимо, хорошо зная их расположение. Миссис Коул молча проследовала за ним.
Через час благодаря совместным усилиям священника-врача и двух помогавших ему женщин больная нищенка родила мальчика, которого доктор поручил медсестре, в то время как сам пытался изо всех сил привести в чувство потерявшую сознание мать: вентилировал легкие, сделал укрепляющий укол, хотя и понимал, что все его усилия тщетны, и смерть уже простерла над несчастной свою длань. Но тем не менее до последнего не отступал в явно неравной борьбе. Миссис Коул тем временем натирала уксусом руки умирающей, которая вдруг открыла глаза, губы ее беззвучно зашевелились, и женщина нагнулась к роженице, ободрительно сказав:
— У вас родился сын, держитесь же! — и приставила ухо ко рту бедняжки, видя, что та хочет что-то сказать и при этом смотрит необыкновенно умоляюще.
— Пусть его назовут Томом, в честь отца, — тихо прошептала умирающая. Потом чуть помолчала, а собравшись с силами, добавила: — И Марволо, в честь моего отца.
Услышав столь странное имя, Анна подумала было, уж не из цирка ли, часом, эта странная особа. Но женщина опять зашептала:
— А фамилию ему дайте Реддл, прошу вас. Надеюсь, он будет похож на папу.
— Хорошо-хорошо! — быстро заговорила миссис Коул. — Не волнуйтесь так!
Тут новоиспеченная мать снова провалилась в беспамятство, не проронив больше ни словечка. Руки у нее были ледяными, а на челе лежала печать смерти. Меньше чем через час несчастная умерла.
— Все кончено! — послышался в тишине печальный голос Доброделова.
— Бедняжка! — сочувственно отвечала миссис Коул. — Не намного старше меня была. Но ведь от родов не так уж и часто умирают.
— Это не от родов, а от лишений. Вы же видели, в каком она была в состоянии. Главным образом от двустороннего и очень запущенного воспаления легких. Как ее звали, кстати?
— Не знаю, святой отец. Она нам не сказала, но последние слова были о том, как она желает назвать ребенка! Том Марволо, в честь отца и ее отца. А фамилия — Реддл.
— Что же, мы исполним ее просьбу, — тихо отвечал собеседник. Он замолчал, достал из кармана четки и, перебирая их, стал шептать молитвы.
Миссис Коул, не желая мешать ему, вышла из комнаты и вернулась в холл. Там находилась Марта, уже обиходившая новорожденного.
— Кошмарная ночь! — выдохнула Анна, устало опускаясь на стул у стола и глядя в окно, за которым стояла глубокая ночь и по-прежнему мела метель.
— До конца жизни не забуду!
========== Глава 2. Белая ворона ==========
Прошло почти десять лет, а родившийся в эту памятную новогоднюю ночь мальчик, которого работники благотворительного заведения по просьбе матери назвали Том Марволо Реддл, так и рос в приюте. Ни Том, ни какой-либо другой Реддл так за ним и не явились. Предсмертное желание никому не ведомой безымянной нищенки, похоже, сбылось. Сын оказался ни капли не похож на мать, по крайней мере, внешне. Теперь это был красивый, высокий для своих лет ребенок, хотя несколько худощавый и хрупкого телосложения. Белоснежную кожу лица еще больше оттеняли черные как смоль густые чуть длинноватые волосы, составляя с ней разительный яркий контраст. Темно-серые глаза с длинными ресницами почти всегда смотрели на людей пристальным сверлящим взглядом, так что редкий собеседник Тома чувствовал себя спокойно. Большинству же казалось, что этот взгляд пронизывает насквозь, точно рентгеновские лучи. Идеальный овал и правильные черты лица многим представлялись очень гармоничными, как будто выточенными из слоновой кости. Тонкие губы редко улыбались, но если такое случалось, то улыбка была какой-то высокомерной и больше походила на насмешку. Спину Том всегда держал прямо, а голову высоко поднятой.
Но ни смазливое лицо, ни острый ум и замечательная память, благодаря которым Реддл был одним из лучших учеников в приютской школе, не вызывали к нему симпатий как со стороны работников, так и воспитанников заведения. Все без исключения считали мальчика странным, не от мира сего, словно он был пришельцем из неведомого мира. Еще когда Том был грудным ребенком, то нянечки, которым приходилось за ним ухаживать, заметили, что он почти никогда не плачет. Укачивать его вообще ни разу не было нужды, напротив, у кого-либо на руках он начинал беспокоиться, четко давая понять, что предпочитает засыпать самостоятельно с пустышкой во рту, если ее дадут, а нет — мог сосать палец. И впоследствии держался особняком, предпочитая сидеть с книгой в каком-нибудь укромном уголке, чем играть с остальными ребятами. А читать Реддл научился едва ли не раньше всех в своем классе, и в то время, как другие дети еще только разбирали слова по слогам, он уже поглощал страницу за страницей. Однако нелюдимый характер — это не главное, что настораживало детей и взрослых. В конце концов, люди, предпочитающие уединение и чувствующие себя при этом самодостаточными, не жалуясь на недостаток общения, — не такая уж и редкость.
Том был холодным в прямом смысле. Любой мог в этом убедиться, просто дотронувшись до его руки или лба. Поначалу Марта считала это проявлением какой-то болезни, но отец Доброделов, неоднократно осматривавший ребенка, заверил, что он совершенно здоров, а немного пониженная температура тела — похоже, просто особенность его организма. При этом священник невольно вспоминал ту холодную темную ночь, когда смерть забрала мать и, конечно же, рассчитывала получить вместе с ней и сына, к которому уже протянула руки и обдала своим ледяным дыханием, но ребенка вырвали из ее лап. Однако след свой на упущенной жертве холодная гостья все же оставила. Но и эта его особенность не очень-то пугала обитателей приюта, хоть детей, хоть взрослых. Правда, из-за нее Тому регулярно приходилось выслушивать нелицеприятные замечания от работников вроде таких «Руки у тебя как у покойника», или откровенно злобные насмешки других воспитанников типа «живой трупак», ” Том-покойник».
Все дело было в том, что вокруг мальчика часто происходили странные вещи. Первый такой случай произошел, когда Тому не было еще и семи лет. Стоял хмурый осенний день, за окном шел дождь, и воспитанники приюта не могли выйти погулять во двор, томясь в игровой комнате. Это было довольно просторное помещение с несколькими окнами, пропускающими достаточно солнечного света. На полу был старенький, но хорошо вычищенный темно-коричневый ковер, а стены поклеены простенькими невзрачными сероватыми обоями, которые из соображений экономии практичные и хозяйственные работники приюта предпочли всем другим как наименее маркие. Чтобы разбавить эту серость, на стены повесили рисунки воспитанников, от самых простых, детских, до вполне приличных работ. А еще в комнате было много живых цветов в горшках, которые стояли на всех подоконниках, а также на подвесных полках на стенах. В общем, было заметно, что сотрудники и в самом деле старались сделать это помещение поуютнее, насколько это было в их силах. Однако Тома отсутствие возможности погулять нисколько не огорчало.
Он как раз недавно начал бегло читать и теперь с удовольствием брал книги в библиотеке. И конечно, как и любого ребенка, его в первую очередь привлекли сказки. Сейчас Том, усевшись в сторонке, погрузился в очередную историю, сочиненную Г.Х. Андерсеном, о мальчике Кае, поцелованном коварной Снежной королевой и унесенным в ее ледяное царство, и от этого ставшим таким холодным-холодным, совсем как он. Но нашлась маленькая храбрая девочка Герда, которая не побоялась отправиться на край света отыскивать друга и растопить лед его сердца. Однако дочитать, чем же закончилась история в этот раз, Тому не дали. Книга, которую он держал в руках, неожиданно взлетела вверх, подпинутая снизу носком большой ступни в черном ботинке. Еще до того, как поднять голову, мальчик понял, кто это. Ну конечно, Билли Стаббс, одиннадцатилетний подросток, не очень высокий, но коренастый и сильный. Его в приюте побаивались не только младшие воспитанники, но и ровесники.
У этого ребенка было много товарищей, которые за возможность попасть в его компанию угождали, кто чем мог. Те, кто помладше, добровольно отдавали часть редко перепадавших вкусностей; ровесники, из тех, что поумнее, делали за него уроки. И все это в обмен на благосклонность, а значит, безопасность, возможность жить спокойно с осознанием, что ни Билли, ни его друзья тебя не тронут. Стаббс и его компания часто задевали Тома, который упорно не желал ни делиться чем-то своим, ни выполнять то, чего хотелось этой местной звезде. Часто эти стычки не ограничивались одними лишь оскорблениями, и Тому доставалось тумаков и пинков, а противостоять и дать отпор старшим ребятам в рукопашной схватке у мальчика не было никаких шансов. Кроме того, подчиняя себе половину детей из благотворительного учреждения, Билли умел найти подход и к его работникам, если из этого можно было извлечь выгоду, а потому в общении с ними Стаббс всегда был вежлив и предупредителен. Не будучи семи пядей во лбу и не блистая прекрасной успеваемостью, Билли мог неплохо работать руками. На уроках домоводства, где девочек учили хозяйничать, а мальчиков делать что-то самому, Билли часто получал от учителя похвалу. А вот о Томе такого сказать было нельзя. В то время как все прочие науки давались ему очень легко, то работа руками была для него сущим мучением. Узкие кисти с непропорционально длинными узловатыми пальцами, казалось, были совсем не приспособлены ни к какой физической работе, что, конечно же, служило еще одним поводом для насмешек от других детей и раздражения со стороны работников приюта. У него руки не тем концом вставлены — такого было всеобщее мнение. Стаббс же слыл мастером на все руки и охотно то чинил старенькую мебель, то вколачивал гвоздь или ввинчивал шуруп и даже мог поменять регулярно снашивающиеся набойки на каблуках. Поэтому его вполне можно было считать всеобщим любимцем, чем подросток и пользовался. Если у детей случался какой-то конфликт, то чаще всего взрослые принимали его сторону, а разбираться досконально, кто прав, кто виноват, у работниц приюта не было ни времени, ни желания.
Когда Том поднял голову, то как и ожидал, увидел перед собой недобро ухмыляющегося Билли и его прихвостня-дружка Денниса Бишопа. Ничего хорошего эта, с позволения сказать, беседа ему не сулила.
— Что тебе нужно? — стараясь говорить твердым голосом и не показать, что испугался, спросил Том.
— Он еще спрашивает! — усмехнулся Билли. — Ты тупой или прикидываешься? Разве я уже не втолковывал тебе, я хочу, чтобы такие, как ты, делали то, что я им скажу. Ишь, гнида, ходит, как будто палку проглотил, нос от всех воротит да еще бельмами стреляет. Хоть бы приятелей себе завел, безопаснее было бы, — многозначительно добавил он. — И откуда только ты у нас взялся, не такой как все, белая ворона, а?
— Ну зовут-то его как любого нормального человека — Том, — вставил было Бишоп.
— Ага, и Марволо, тоже мне имечко. Твоя мамаша, должно быть, совсем с катушек слетела, если так тебя назвала! — продолжал ехидничать Билли.
Когда Том подрос настолько, что стал задавать взрослым в приюте вопрос, не знают ли они, кто были его родители, то миссис Коул рассказала мальчику об ужасной зимней ночи, в которую ему довелось родиться, и то, как мать — больная нищенка — умерла через час после его рождения, сказав только, что хочет назвать сына в честь отца Томом и в честь ее отца — Марволо. А также назвала фамилию, которую должен был носить ребенок. Но имя, которое ему дала мать, мальчику не нравилось. По улице, где находился приют, часто ошивался один нищий бродяга по имени Том и вечно клянчил милостыню у прохожих. Стаббс частенько подсмеивался, уж не в его ли честь оборванка назвала своего ребенка, и мальчик не мог не злиться на это. В самом же заведении имелось как минимум с полдюжины Томов, каждый из которых ничем особенным не отличался и походил на других, как схожи между собой неприметные серые мышки. Другая же часть имени не вызывала у него такой неприязни, скорее наоборот, подогревала интерес. Так не звали больше никого, и Том чувствовал, что в его рождении есть какая-то тайна, а желание матери — вовсе не проявление сумасшествия.
Последняя фраза, сказанная Билли, сильно разозлила мальчика.
— Да пошел ты! — не удержался раздраженный Том. А глядящим на него сверху вниз подросткам, казалось, только это и нужно было.
— Что ты там промямлил, мразь? — злобно и в то же время довольно ухмыльнулся Билли, получив прекрасную возможность испытать уже не умелость, а силу своих рук.
— Оставьте меня в покое! Я ничего вам не сделал, так что вы ко мне прицепились? Заняться больше нечем? — ответил Том как можно более спокойным и ровным голосом в последней надежде избежать рукоприкладства со стороны Стаббса и его дружка. В игровой комнате не было взрослых, но играло десятка полтора, не меньше, других детей. Однако затевать ссору с грозным и хитрым Билли никто не стал, тем более из-за Реддла — мальчишки, который не был никому из них ни другом, ни даже просто приятелем. Том почти всегда держал дистанцию между собой и другими детьми, находя их общество слишком скучным, а затеваемые ими игры очень уж примитивными, и по этой причине предпочитал лишний раз почитать, вместо того, чтобы проводить время с ребятами. Так все, кто находился в комнате, предпочли роль наблюдателей, с интересом или же без него ожидая продолжения этой маленькой заварушки.
— Ты угадал! — кивнул Билли Тому. — Именно! Именно заняться нечем. На улицу который день не выйти, игры и игрушки все уже надоели. В общем, тоска смертная.
— А из тебя хорошая живая игрушка получится, которая и развлечет нас! — поддакивал Бишоп.
— Хорошо сказано, Деннис! — благосклонно кивнул в ответ Стаббс. — Вот только кого же нам из него сделать, а? — На секунду верзила задумался, а потом хлопнул себя по лбу. — Идея! Будет нашей собачкой. Только песика малость подрессировать не мешало бы. А то уж больно огрызается!
Тут Билли снял со своей ноги ботинок и запустил им на другой конец комнаты.
— Подай! — велел Билли.
Том не двинулся с места, злобно сверля своего обидчика темно-серыми глазами, в которых загорелись красноватые огоньки.
— Нет! Не пойду! — не то процедил, не то и вовсе прошипел мальчик сквозь зубы.
— Ах, не пойдешь? — притворно ласково проговорил Билли. — Не хочешь быть моим песиком? — многозначительно спросил он, внимательно оглядывая всех присутствующих в комнате детей, которые, не отрывая глаз, смотрели на этих троих.
Поступок Тома был вызовом чистой воды, которого Стаббс уж точно не потерпит. Ведь уступить какому-то маленькому дохляку означало бы подорвать свой авторитет и спровоцировать других на проявление непокорства.
— Ну что же, — разочарованным тоном произнес подросток. — Не хочешь собачкой, значит будешь козлом. Козлом отпущения!
И Стаббс замахнулся на мальчика, сбив его с ног одним ударом руки. Том попробовал было инстинктивно схватить с одной из полок горшок с цветком, чтобы запустить им в обидчика и хоть как-то защититься. Однако не успел, в одну секунду оказавшись на полу. Но тут случилось неожиданное: горшок с цветком, к которому никто не прикасался рукой, вдруг сам сорвался с полки, полетел, но не вниз на пол, а прямо в голову Билли. Стаббс, уже успевший пару раз пнуть Тома, от удара потерял сознание и распростерся на полу.
— Ничего себе! — воскликнул пораженный до глубины души Деннис Бишоп.
Как раз в этот момент в игровую комнату вошла миссис Коул, теперь уже директриса приюта.
— Что здесь произошло? — повысив голос, спросила она, недоуменно глядя на лежащего на полу Билли, а также на Тома и вдребезги разбитый горшок.
— Миссис Коул, — с готовностью отвечал Бишоп. — Это все Реддл. Мы с Билли хотели просто поиграть с ним, но Том отказался и разбил горшок о голову Билли.
— Неправда, — отрезал Том твердым холодным и каким-то властным голосом, вовсе не характерным для ребенка. — Стаббс повалил меня на пол и ударил ни за что ни про что, а цветок сам упал на него. Так ему и надо! — невозмутимо добавил мальчик.
— Реддл, — начала строго отчитывать Тома директриса. — Что ты такое говоришь? Билли лежит без сознания, а ты находишь это правильным? — Тут она обратилась к стоящему рядом Деннису: — Сходи за Мартой, пусть займется Билли. И как я после этого поверю, что ты тут не причем, Реддл? — перевела она подозрительный взгляд с лежащего Билли на Тома.
— Я не прикасался к горшку с цветком! — уверенно и глядя в глаза собеседнице, отвечал мальчик, так что миссис Коул невольно смутилась и, не желая показывать этого, стала расспрашивать других детей, как именно все случилось. Но никто из ребят не сказал, будто бы в руках у Тома был горшок. Все утверждали, что он сам слетел с полки. После этих слов директрисе пришлось оставить Тома в покое, и она попыталась убедить себя, что все произошедшее — просто несчастный случай. Тем временем в игровую комнату вошла Марта и, осмотрев Стаббса, заявила, что, скорее всего, ничего серьезного нет, но подростку лучше несколько дней побыть в приютском лазарете, а еще лучше будет показать его Доброделову, когда он наведается к ним.
Через пару дней о досадном неприятном происшествии все благополучно забыли. Все, кроме Тома. Мальчик не мог забыть, как цветочный горшок, до которого он и в самом деле не дотрагивался, каким-то образом полетел с полки вниз, при этом точно следуя за движением его руки. Просто волшебство какое-то, словно в сказке, не иначе. И тут Тому пришло на ум попробовать таким же образом поперемещать какие-нибудь другие предметы. Вернувшись после отбоя в отведенную ему комнату, мальчик достал из шкафа взятую в библиотеке книгу о Снежной королеве, которую дочитал сегодня после обеда. Он положил ее на подоконник, а сам сел на кровать. Сосредоточился, протянув руку к подоконнику, и ощутил, как внутри него пробуждается и начинает играть какая-то сила, словно волна, словно расшалившееся животное. Том провел рукой по направлению от подоконника к кровати, как бы призывая книгу к себе. И, вот чудеса! Книга и в самом деле поднялась над подоконником и медленно поплыла по воздуху, следуя задаваемому рукой направлению, и приземлилась на тонкое покрывало, застилавшее узкую железную кровать. Том снова поднял книгу, и она полетела на подоконник, но в этот раз то поднималась вверх, то опускалась почти до пола, следуя за движением руки ребенка, пока, наконец, снова не оказалась на подоконнике. Мальчик был очень взволнован, но при этом его охватил восторг. Попытки перемещать другие предметы, которые были в его комнате, тоже увенчались успехом, а Том с каждым разом чувствовал себя все более уверенно. Наконец, выглянув в окно и поняв, что на дворе уже давно глубокая ночь, чувствуя себя при этом необычайно довольным, он лег спать.
На другой день Том стал задумываться, а нельзя ли извлечь пользу из этой необычной способности и воспользоваться ей для защиты. Мальчиком овладела приятная эйфория от того, что он чувствовал себя победителем. И ему захотелось, чтобы что-нибудь напоминало ему об этом событии, лучше всего какая-нибудь вещь. Вскоре Билли отпустили из лазарета, и Том вспомнил, что Стаббсу очень нравится маленькая губная гармошка, на которой он с удовольствием играл. Тогда Реддл улучил удобный момент и незаметно призвал к себе эту вещицу, не прикасаясь при этом к ней руками. Играть на ней мальчик, конечно же, не хотел, и даже если это желание у него бы возникло, то осуществить его ребенок все равно бы не смог. Показывать, у кого именно находится гармошка, и прослыть при этом вором было бы очень глупо. Но Тому было достаточно просто владеть ею, словно трофеем, отобранным у поверженного противника. В этот же день он попросил на кухне пустую коробку из-под чая, якобы для поделки, и ему не отказали. В нее мальчик и положил свою первую добычу.
В другой раз, когда Тому было уже девять, он на перемене вышел из класса, а когда вернулся, то не обнаружил на своей парте учебника и тетради. Мальчик сразу понял, что кто-то нарочно взял их и спрятал, чтобы напакостить на уроке. В классе было всего несколько человек, и среди них Линда Браун — симпатичная девочка с каштановыми вьющимися волосами, ярко-синими глазами и очаровательными ямочками на щеках, которые покрывал нежный розовый румянец. Миловидная внешность сама по себе располагала к ней людей, а тот факт, что она еще и очень хорошо училась, добавлял ей немало очков от взрослых и однокурсников. Однако оценки Тома были все же ненамного выше, и поэтому Линда уже третий год была лишь второй ученицей в классе, уступая пальму первенства Реддлу, который, тем не менее, ни у кого в любимцах не ходил. Едва Том вошел в класс, она бросила на него лишь один мимолетный торжествующий взгляд, которого никто не заметил, и как ни в чем не бывало принялась играть своей игрушкой йо-йо. Однако мальчишке все стало ясно как Божий день. Странное, неведомое ранее чутье подсказывало ему, кто виноват в пропаже.
— Куда ты дела мои книги? — резко и без предисловий спросил Том, глядя на Линду пристальным взглядом.
— О чем ты, Реддл? — усмехнулась девочка. — У тебя что, крыша поехала? На кой черт мне твои книги?
Слова эти были сказаны достаточно уверенно, а взгляд казался хоть и недружелюбным, но вполне искренним. Кого-то другого Линда, скорее всего, и убедила бы, однако Том, услышав их, только еще больше уверился в своей правоте.
— Ложь! — голос мальчика звучал твердо и холодно, точно сталь. — Это ты сделала! Говори правду! — Тон был очень властным, каким обычно отдаются приказы. Темно-серые глаза Тома продолжали сверлить Линду, и она заговорила словно против воли.
— Ну да, я! Я взяла твои учебники! И ты их не получишь! Не успеешь найти до начала урока. Ха-ха! Вот умора!
— Ты уверена? — иронизировал Том. Он сосредоточился и представил, как книги летят ему в руки. И тут дверцы небольшого классного шкафчика, где хранились необходимые для занятий наглядные пособия, резко распахнулись, и с полки сорвались книга с тетрадью и влетели прямо в руки Тома.
— Как ты это сделал, Том? — недоуменно и с восхищением во взгляде спросила Линда. Другие одноклассники тоже смотрели во все глаза, не веря им.
— Расскажи, пожалуйста.
Мальчик пристально посмотрел на ту, что еще минуту назад оскорбляла и унижала его. Том чувствовал, что эта странная способность, которую он в себе открыл чуть меньше двух лет назад, из всех присутствующих есть только у него одного. И сейчас он видел возможность поквитаться за свою обиду.
— Просто сосредоточься, внимательно посмотри на интересующий тебя предмет, вытяни вперед руки и представь, что он летит к тебе, — заговорил Том спокойным голосом, словно и в самом деле желал дать полезный совет. — Попробуй! — убеждал он, видя нерешительность девочки.
Линда взяла свой учебник, отнесла его на полку в открытом шкафу и вернулась к своей парте. Она сделала все, что ей говорил Том. Раз, и другой, и третий! Но у нее ничего не вышло, хотя лицо раскраснелось от прилагаемых мысленных усилий, а вытянутая рука дрожала от напряжения. Одноклассники невольно пересмеивались между собой. Увидев это, девочка разозлилась.
— Ты урод! — яростно выкрикнула Линда, а в глазах ее была неприкрытая, очевидная для всех присутствующих зависть.
— От уродки и слышу! — отвечал с насмешкой Том. — Если бы у тебя хоть немного получилось, вряд ли ты бы так говорила. Но ты просто бестолковая бездарь!
— Жулик! — визжала от злости Линда. — Из тебя только цирковой фокусник выйдет! И имя твое второе этому занятию как раз под стать.
— А из тебя получится отличный клоун! Зрителей рассмешишь как никто! — процедил в ответ Том.
Тут в класс вошла Мерри, пушистая трехшерстная кошка, жившая в приюте. Она была любимицей большинства воспитанников и взрослых по причине своей красоты и кроткого нрава. Грациозная мастерица мурлыкать песни мягкими неслышными шагами подошла к Линде, стала тереться о ее ноги, и девочка не могла удержаться от желания взять кошку на руки и погладить. Том же со злобой смотрел на Линду, и его вдруг охватило жгучее желание, чтобы кошка расцарапала эту завистливую гадину, вцепилась в обманчиво ангельское лицо. Вся картина представилась ему с необычайной четкостью, и вдруг из желанной фантазии мгновенно претворилась в неприятную для Линды реальность. Мерри вдруг сначала сердито зашипела, заурчала, а потом и вовсе извернулась в руках держащей ее девочки, и пушистые лапы с полностью выпущенными на волю когтями вцепились в лицо. Линда закричала от боли и страха, закрывая руками глаза. В этот момент на визги воспитанницы в класс быстро вбежала медсестра Марта и бросилась к девочке. С трудом оттащив кошку от Линды, женщина схватила животное за шкирку, шугнула и отбросила в угол. Однако приступ необъяснимой ярости у пушистой красотки закончился так же внезапно, как и начался. Теперь она лишь жалобно мяукала, словно прося прощения.
— Что это на нее нашло? — недоумевала Марта, с беспокойством и неудовольствием рассматривая глубокие царапины на миловидном личике ученицы, некоторые из которых были совсем рядом с глазами.
— Это все Реддл, миссис Крайн! Он натравил Мерри на меня.
Том хоть и был удивлен странному исполнению своего желания, но никак не показал этого.
— Что за бред ты несешь, Браун! Разве я дрессировщик, который может натравить на тебя кошку? И где ты слышала, чтобы я давал какую-нибудь команду хоть словом, хоть жестом? Ты от страха, должно быть, совсем разум потеряла!
— Ты так пристально смотрел на Мерри, и глаза у тебя словно огнем горели! — плача, кричала Линда. Том отметил про себя, что девочка помалкивает о том, как стала свидетельницей необыкновенного перемещения книг без участия рук, и другие дети последовали ее примеру. В самом деле, рассказывать о подобном было бы глупо, потому как вряд ли бы взрослые поверили в такой рассказ, да еще как-нибудь могли наказать за подобные небылицы. Линда же для себя объясняла столь странное поведение неизменно ласкового животного какой-нибудь необыкновенной способностью Тома, сродни умению, не прикасаясь к предметам, перемещать их.
— Все, хватит, Реддл, Браун! — раздраженно заговорила медсестра. Она и в самом деле была недовольна, ведь кошкин каприз прибавил ей хлопот. А кроме того, Линда с расцарапанным лицом казалась ей потерпевшей.
— Пошли к директору, Реддл! — сквозь зубы процедила она. Тому ничего не оставалось, как последовать за ней. Марта и воспитанник быстро подошли к дверям кабинета, и не успел мальчик что-то сказать, как уже предстал перед миссис Коул.
Директриса была женщиной незлой, напротив, она очень сочувствовала оставшимся без родителей и вообще без родных детям, которые оказались на попечении ее приюта. Миссис Коул добросовестно выполняла свою работу и делала все от нее зависящее, чтобы воспитанникам жилось если не хорошо, то хотя бы сносно. И в то же время она понимала, что ее занятие напоминает старания данаид, наполняющих водой пустую бочку. Потому миссис Коул последнее время стала частенько прикладываться к бутылке, особенно пристрастившись к джинну. Прилагая постоянные усилия к тому, чтобы дети были сыты, одеты-обуты, здоровы и в тепле, директриса считала, что за свои старания вправе рассчитывать на благодарность. Потому и воспитанники, на ее взгляд, должны были быть послушными, ценить заботу, которую о них так великодушно проявляли, не мешать работе и не требовать больше, чем им способны были дать. Кроме того, уже не первый год занимая должность директора, женщина привыкла к власти, а еще полагала, что ее искренняя забота о детях и желания им блага дают ей полное право командовать хоть работниками, хоть воспитанниками.
Сейчас миссис Коул была занята просматриванием денежных поступлений в приют и расходных счетов заведения, пытаясь свести дебет с кредитом. Цифры ее не очень-то радовали, и директриса находилась по вполне понятным причинам не в лучшем настроении. Она устало посмотрела на Марту и Тома.
— В чем дело? — недовольно спросила директор.
— Миссис Коул, — отвечала медсестра. — Мерри расцарапала Линде Браун все лицо, но девочка утверждает, что это именно Реддл натравил на нее кошку. До сих пор не могу поверить, ведь эта пушистая красавица всегда была такая ласковая. Ума не приложу, как этому негоднику удалось сотворить такое!
— Я тут ни при чем, миссис Коул! — воскликнул Том, пытаясь оправдаться. — Может Мерри больна, вот и взбесилась? Я ведь не давал ей никаких команд, к которым прибегают дрессировщики.
— Сама, значит, взбесилась, — раздался строгий голос директрисы, которая подозрительно смотрела на Тома. — И цветочный горшок Билли Стаббсу сам на голову упал? А тебе не кажется странным, что когда с кем-нибудь случается что-то плохое, ты всегда рядом и как бы не при чем? — испытующе спросила миссис Коул.
— Это всего лишь совпадения! — Том старался говорить твердым голосом, и чтобы он звучал как можно более убедительно.
— А вот я так не думаю, Том. Хотя, признаюсь честно, предъявить тебе и вправду нечего. Однако наказать тебя все же следует. — Миссис Коул на мгновение задумалась. — Думаю, пара десятков розг тебе не повредит, Реддл.
Услышав о розгах, и без того бледный Том от негодования побледнел еще больше. Нет, не физическая боль и даже не несправедливость порки возмущали его. Просто мальчику казалось унизительным, когда тебя заставляют оголить спину, а порой и зад, безропотно терпеть боль, а потом еще несколько дней сносить насмешки других детей.
— Вы несправедливы, миссис Коул. — Том старался говорить спокойнее.
— Он еще и со старшими спорит! — вышла из себя директор. — Нет, ну вы только посмотрите на этого неблагодарного негодника! Ты совсем не ценишь той заботы, которую о тебе проявляют. Мы все здесь из кожи лезем, чтобы вам, сиротам, жилось получше, так еще и вынуждены тратить свое время на то, чтобы отчитывать это отродье! А между прочим, наказание назначается ради твоей же пользы. Ты сам спасибо скажешь, когда вырастешь и поймешь, что недостатки детей нужно искоренять.
— Это верно, Реддл! — вторила директрисе медсестра. — Если бы не мы, то тебя сейчас и на свете не было бы.
Мальчик, конечно, понимал, что эти женщины и впрямь спасли ему жизнь. Но этого ему было мало. Потому и благодарности к ним он не чувствовал. Жизнь в приюте тяготила его больше, чем любого другого ребенка, и вовсе не лишения были тому причиной. Том непонятно почему чувствовал себя совершенно чужим среди этих людей, подкидышем не только в прямом, но и в переносном смысле. Дети не раз называли его белой вороной, и мальчик понимал, что они в какой-то мере правы. С тех пор как он обнаружил в себе некоторые способности, которых нет у других, ребенок и сам стал считать себя особенным. Вот только мнение, кто тут ничтожество, а кто нет, у него было совсем противоположным. Том начал презирать тех, кто его окружал, включая взрослых, хоть и не показывал этого. Напротив, по мере того, как наблюдательный мальчик взрослел, он не мог не заметить, как вежливые слова, сказанные правильным тоном, могут способствовать достижению целей и располагать к тебе людей. Именно это и было одним из козырей Билли Стаббса, и именно так ему удалось получить от миссис Коул в подарок ко дню рождения маленького пушистого белого кролика, которого подростку давно хотелось иметь.
— Простите, миссис Коул! — Том сразу сбавил тон, интонации в голосе изменились на мягкие и безукоризненно вежливые. — Я просто хотел попросить наказать меня не столь строго, ведь я же не сделал ничего дурного, и не пристало человеку отвечать за поступки животного. Миссис Коул уже успокоилась, так же быстро как и вспылила.
— Хорошо, Том, — снисходительно сказала она. — Ты умный мальчик, и я вижу, можешь, когда захочешь, вести себя прилично. Что же, согласна на этот раз заменить розги на арест в комнате без права выходить из нее кроме как на завтрак, обед и ужин до тех пор, пока я не сочту, что с тебя довольно.
Том внутренне торжествовал. Он и не думал, что какие-то две совершенно неискренние фразы могут дать такой эффект, и что с их помощью легко одурачить даже взрослого. Что до наказания, назначенного директрисой, то мальчика оно ни капли не огорчало. Напротив, сидение в комнате с книгами, в которых ему никто не стал отказывать, воспринималось им как благо.
— Благодарю вас, миссис Коул! — учтиво отвечал Том, понимая, что добился своего.
Заключение в комнате, продолжительностью целую неделю, пронеслось для Тома совершенно незаметно. Слишком много мыслей, порожденных очередными небывалыми открытиями, роилось в его голове. Мальчик слишком хорошо понимал, что кошка не просто так расцарапала лицо Линды, ведь это он сам нарисовал в мыслях такую необычайно четкую картину и при этом страстно желал, чтобы она воплотилась в реальность. У него получилось заставить животное сделать то, что он хотел, причем без всякой дрессировки. Это оказалась еще одна необычная способность кроме умения передвигать вещи, не прикасаясь к ним. Кроме того, Том сумел заставить Линду сознаться в своем поступке, хотя она явно не собиралась этого делать. Осознание своей исключительности наполняло Тома эйфорией. Когда спустя семь дней мальчику было позволено выходить из своей каморки, то он с удовлетворением отметил до сих пор не зажившие царапины на лице Линды Браун, и то, как они несколько портят ее красоту. А мысль, что это причиняет девочке боль, доставляла Тому удовольствие. Игрушка йо-йо, принадлежащая Линде, тоже в этот день стала победным трофеем мальчишки.
С этих пор уже не только Том сторонился других детей, но и сами ребята начали чураться его. Все втихомолку перешептывались о том, что произошло между ним и Линдой. И хотя никто, кроме поцарапанной девочки, даже бывшие при всем этом дети не утверждали, что именно Том натравил кошку на Линду, но подсознательно все чувствовали: причина в Реддле. Дети теперь ощущали какую-то странную опасность, исходящую от мальчика, и тот факт, что опасность эту нельзя было описать и объяснить, дать ейконкретное название, и настораживал больше всего. А Том теперь уже перестал бояться хоть оскорблений, хоть побоев. Если какому-то воспитаннику и взбредало на ум задевать этого высокомерного одиночку, то он непременно за это расплачивался, угождая в какую-нибудь неприятность: то на другой день после конфликта обидчика кусали невесть откуда взявшиеся пчелы, то ребенок неожиданно спотыкался на лестнице и ломал руку. И всегда Том был как бы ни при чем, даже не присутствовал при всех этих событиях, находясь совсем в другом месте. Потому и обвинять его было не в чем, во всяком случае, такие обвинения были бы странными и нелепыми. Однако странная связь всегда была налицо: сначала кто-то обижал или злил Тома, а спустя недолгое время с этим человеком случалось что-то плохое. Это и было главной причиной, почему Реддлу решили выделить маленькую одноместную каморку, что называется, от греха подальше.
========== Глава 3. Два питомца ==========
Замечательный июньский день, один из самых долгих в году, медленно, но все же неуклонно приближался к своему завершению. Было не жарко и не холодно, ясно и сухо. Легкий освежающий ветерок лениво гнал по чистому голубому небосводу редкие облачка причудливых форм. Солнце приятно согревало, однако не обжигало. Одним словом, погода стояла самая что ни на есть комфортная, и это обстоятельство очень радовало как жителей Лондона, так и его предместий.
Особенно довольны были обитатели приюта миссис Коул, потому что сегодня их вывезли на загородную прогулку на весь день, дав каждому воспитаннику с собой небольшой сухой паек. Том сидел под раскидистым старым дубом в небольшой роще, прислонившись спиной к толстому стволу. В тени дерева было тихо и даже уютно, а лучи солнца, просачивающиеся сквозь листву, становились словно бы зеленоватыми. А главное, из дерева получилось хорошее укромное местечко, где можно было спокойно почитать. Остальные воспитанники с удовольствием играли в мяч на лужайке неподалеку под присмотром взрослых, и порой Тома раздражали их веселые крики.
Солнце уже садилось, когда мальчик с сожалением закрыл книгу, потому что становилось все труднее разбирать написанное. «Пора возвращаться к остальным», — подумал он и нехотя поплелся из рощицы, засунув изрядно почитанный том под мышку. Сейчас это был сборник сказок Р. Киплинга, и Том перечитывал некоторые из них, особенно «Рикки-Тикки-Тави». Совсем недавно преподаватель литературы велел всему классу написать сочинение по ней, выразив свое отношение к произведению и его героям. Одноклассники Тома все как один, но на разные лады выражали одну мысль: гадкие ядовитые кобры Наг, Нагайна и их невылупившиеся из яиц змееныши получили по заслугам, одоленные доблестным мангустом Рикки-Тикки-Тави, который совершил свой неподражаемый подвиг ради людей-друзей. И только один Том считал по-другому. А в чем, собственно говоря, было виновато это змеиное семейство, поедая птиц? Ведь любому понятно, что они хищники, а потому созданы для того, чтобы охотиться и этим жить. И то, что раззявы-родители не уследили за своим дорогим птенчиком и позволили ему вывалиться из гнезда, так это их проблемы! Для змеи в этой ситуации было бы грешно не полакомиться вкусным обедом, так кстати поданным к ее столу. И почему столь бесцеремонная расправа мангуста над еще не увидевшими свет змеенышами не вызывает таких же сожалений, как поедание птенцов? Нагайна собралась мстить людям за мужа и детей? Молодец! Браво! Том не сомневался, что и он поступил бы точно так же. А мангустик Рикки-Тикки виделся ему таким же хищником, как и змеи, в которых зверек усмотрел для себя лакомое блюдо. Все это мальчик и написал в своей работе, добавив в заключении, что, дескать, не змеи опасны, а люди, которые иной раз бывают похуже этих пресмыкающихся. Ни одна змея не нападает ради забавы, а делает это либо для защиты, либо для добывания пропитания. Зато человек способен запросто травить свою жертву, просто так, от скуки, и получать от этого удовольствие. Как ни странно, но преподаватель отметил работу Тома высшим баллом вместе с сочинением Линды Браун, страстно разносившей в клочья ужасных чешуйчатых монстров. Учитель, мистер Смит, который всячески старался научить воспитанников самостоятельно мыслить, решил зачитать обе работы перед всем классом, назвав позицию Тома весьма оригинальной, хоть и не совпадающей с мнением автора и большинства читателей. Однако заключительными фразами Реддл настроил против себя весь класс и особенно Билли Стаббса, когда он узнал об этом от младших прихвостней. Этот крепыш хоть и не слыл большим умником, но и полным тупицей тоже не был, и потому сразу понял прозрачный намек. Однако, памятуя о своей последней попытке побить Тома, а также о других странных неприятных случаях, Билли решил не мстить открыто, а напакостить тайком, так, чтобы маленький дохляк ничего не понял.
— Что же, дорогие змейки, не повезло вам! — сказал Том, уже покидая рощу и обращаясь словно к самому себе. — Похоже, мне одному удалось вас понять!
И тут неожиданно мальчик услышал, что кто-то с ним заговорил.
— Повелитель, в чем же нам так не повезло, позволь спросить? Мы здесь на житье не жалуемся.
В первую секунду Том считал, что ему просто померещилось, потом подумалось, уж не слуховая ли галлюцинация это от перегрева на солнце. Однако в густой тени ветвистого дерева такое вряд ли возможно. Невысокая трава рядом с мальчиком зашевелилась, и из нее выполз черный уж толщиной с палец или чуть больше.
— Приветствую вас, повелитель! — прошипела змея, наполовину приподнимая чешуйчатое туловище над землей.
— Ты умеешь говорить?! — изумился Том. — Не думал, что змеи могут такое.
— Нет-нет, повелитель! Я не понимаю человеческую речь, это ты владеешь нашим языком, змеиным языком, древнейшим языком, парселтангом. Змееустов в мире очень мало, но они встречались нам еще тысячу лет назад. И любого из них мы слушаемся, повинуемся беспрекословно и почитаем за хозяина или повелителя.
— Чудеса, да и только! — довольно прошипел Том в ответ, а уж тем временем уже забрался к нему на плечи и повис на шее. Тело змеи было холоднее человеческого, но мальчик этого не чувствовал, ведь и сам он был не намного теплее. Том вдруг ощутил симпатию к этому существу, которое выражало ему столь сильное уважение. Он вдруг подумал, что было бы неплохо завести такого питомца. «А почему нет? — рассуждал мальчик. — Ведь есть же у Билли Стаббса белый кролик, которого ему подарили на последний день рождения работники приюта». И Том завидовал подростку, хотя сам подарок его и не впечатлил. К ушастому пушистому комочку Реддл был равнодушен, как, впрочем, и к другим животным, которых обычно заводили городские жители: к кошкам, собакам, хомякам. Зато такая вот хладнокровная рептилия вызывала восторг: быстрая, гибкая, умная. Жаль только, что пока что маловатая, но она же подрастет. Зато можно преспокойно спрятать ее в маленьком приютском дворике, где было немного травы, несколько деревьев и кустарников. А еще лучше в небольшом, но густом заросшем скверике на соседней улице всего через дорогу. И тут, и там вполне найдутся мыши и — Том усмехнулся — птички ей на корм.
— Слушай, — воодушевленно сказал Реддл. — А ты бы согласилась поехать со мной? — спросил он, поглаживая чешуйчатое туловище и плоскую головку.
— Почту за честь, повелитель! Я молода и еще не обзавелась змеенышами.
— Ты не возражаешь, если я дам тебе имя Нагайна?
— Оно мне нравится, повелитель.
— Что же, тогда идем! Только спрячься получше.
Понятливый уж сполз с шеи, спрятался под рубашкой и обернулся вокруг тела Тома.
И тут до него неожиданно донеслись голоса.
— Вон он, я нашел его, миссис Коул! — кричал Деннис Бишоп.
— Ну на этот раз несносный мальчишка у меня получит сполна.
— Я уже иду, миссис Коул! Не сердитесь на меня! — стараясь говорить как можно вежливее и придать голосу искренность, отвечал Том. Он заметил, что уже совсем стемнело, однако открытие очередной небывалой способности заставило ребенка напрочь позабыть о времени.
— Ну и наглец! — со злой иронией отвечала директриса. — Его уже час зовут, ищут, а он и ухом не ведет! Особого приглашения дожидался? А теперь вот стоит и как ни в чем не бывало извиняется, паршивец!
— Дохляк дохляком! — угодливо добавил Бишоп. — А все никак не околеет, хотя очередь уж давно подошла!
- Видишь ли, — шелковым холодным голосом отозвался Том, а в невозмутимом тоне мальчишки и директриса, и воспитанник ясно ощутили скрытую угрозу. — Ты немного старше меня, а старших полагается вперед без очереди пропускать.
— Хватит пререкаться! — рассерженно вскрикнула миссис Коул. — Марш немедленно к остальным.
Весь следующий день Том был наказан и сидел в своей каморке без еды. А вечером директриса все же решила всыпать ему пару десятков розг на глазах у всего приюта. Порку обычно поручали мисс Круэл, полной тетке с грубыми чертами лица, весьма красноречиво говорившими о сварливом нраве. Она состояла в заведении посудомойкой, и положение у нее было ниже, чем у учителей. Лет двадцать назад она некоторое время занимала должность преподавателя истории, но в какой-то момент ее сочли профессионально непригодной, ибо подхода к ученикам она не нашла и не смогла ничему толком обучить их. Взамен ей предложили работу посудомойки. Виня во всем воспитанников, озлобившаяся неудачница не упускала случая выместить на них свою досаду открыто или исподтишка. И розгой эта злыдня всегда хлестала от души, прекрасно зная, как ударить, чтобы было побольнее. Во время всего процесса ее маленькие колючие глаза горели недобрым огнем, свидетельствовавшим об удовольствии от производимого действа. Мисс Круэл выбрала самую новую розгу из тех, что у нее имелись, такую, которая еще почти не была в употреблении, однако все же объезженная и почувствовавшая вкус рассеченной кожи, и словно бы просившаяся в руку. Сперва женщина велела вытянуть вперед руки, закатав повыше рукава. Хлестнув по ним несколько раз, мисс Круэл велела ему лечь спиной вверх и снять рубашку. Том видел горящие гнусным возбуждением глаза, и вдруг почувствовал, как внутри него закипает холодными парами ответная лютая злоба. С величайшим наслаждением он представил, как ненавистная розга ломается пополам. Так и случилось. Орудие наказания действительно разломилось на две части после первого же удара, и в руках у мисс Круэл осталась лишь рукоятка. Посудомойка невольно вскрикнула, недоуменно и разочарованно от того, что по крайней мере в ближайшие минуты причинить мальчишке боль точно не сможет. Том же бросил на мисс Круэл торжествующий взгляд и спокойно присоединился к своему классу. Большинство воспитанников в угоду Билли Стаббсу злорадно заулюлюкали, радуясь тому, что хоть Реддл и не получил всех полагавшихся ему ударов, однако унижения отведал сполна. Те из детей, кто были непосредственными свидетелями происходящих вокруг Тома странных вещей, смотрели на него с завистью, но молчали. Сам же Реддл вел себя на удивление спокойно. Мальчик и сам удивлялся, почему порка, да еще при всех, на этот раз волнует его не столь сильно, как должна бы. Видимо, все дело было в Нагайне, и Том даже полагал, что стоило испытать все это ради обретения такой питомицы. Между ним и змеей, которая обитала теперь в маленьком скверике, сразу же установилось полное взаимопонимание, которого у Реддла не было ни с одним человеком. В свободное от уроков время ребенок частенько тайком ускользал в тихий скверик и там шептался со своей странной подругой, рассказывая ей, что произошло с ним за день. Иногда змея сама приползала к Тому в приютский дворик, если он был пуст. Мальчик старался раздобыть для Нагайны, которая стала для него чем-то вроде домашнего животного, какое-нибудь угощение. Это могли быть остатки от обеда или даже мыши, попадавшие в мышеловки. За всеми ними Реддл теперь тщательно следил, и если представлялась возможность, забирал грызуна.
Так продолжалось пару недель. Но в один день, когда Нагайна приползла к Тому и собралась было подкрепиться, откуда ни возьмись по воздуху пролетел метко брошенный камень и угодил змее прямо в голову, убив ее на месте. Реддл поднял взгляд и увидел ненавистного Стаббса, который довольными глазами смотрел на результат своей проделки. У Билли в метании камней была недюжинная сноровка, и свою меткость он регулярно отрабатывал на неугодивших ему детях, а потом с циничным смехом заставлял их заучивать и повторять взрослым сочиненные им небылицы о том, откуда взялись синяки и кровоподтеки.
— Ненавижу тебя, ублюдок! — прошипел Том на змеином языке.
— Что ты там шепелявишь, тварь? — злобно и угрожающе прогнусил Билли. — Я ведь не змея!
— К счастью для змей! — презрительно и насмешливо фыркнул в ответ Том. От одного взгляда на погибшую питомицу ему хотелось плакать, отчаянно рыдать, но Реддл изо всех сил сдерживал слезы, готовые политься из глаз. Нельзя, ни в коем случае нельзя было показывать слабость своему врагу, иначе он только сильнее будет торжествовать и при первом удобном случае нападет снова. Так и родилась у него еще одна привычка: не плакать над своим горем, а дерзко смеяться над ним. А кроме того, Том понимал, что Стаббс — не единственный виновник его несчастья.
— Ты ответишь за это, Билли! — с перекошенным от ярости лицом, но при этом тихо и угрожающе, пообещал Том.
— Да я сейчас за такие слова на тебе живого места не оставлю, гнида! Должок за цветочный горшок отдашь! — рассвирепел Стаббс.
— Попробуй! — шелковым голосом отвечал Реддл, чувствуя, как внутри него клокочет и рвется наружу уже знакомая сила. Мальчик давно заметил, что в эти самые моменты, когда кто-то злил его, любая нафантазированная с обидчиком неприятность становилась реальностью. И Том с упоением представил, как сучок дерева, под которым стояли эти двое, ломается и ударяет Стаббса. В ту же секунду довольно толстая ветка ни с того ни с сего хрустнула, и ее толстый конец ударил Билли по лопаткам настолько сильно, что крепкий подросток не устоял на ногах и упал на землю. Реддл бросился к нему и, заглянув в глаза, с удовлетворением отметил в них смятение и панический страх перед чем-то неведомым, даже мистическим.
Том продолжал смотреть на Стаббса пристальным взглядом немигающих глаз, как змея, которая гипнотизирует свою жертву.
— Ты ведь не сам выследил меня, верно? — четко выговаривая каждое слово и слегка растягивая гласные, проговорил Реддл. — Кто рассказал тебе про Нагайну? — продолжал допытываться он. — Говори правду! — властным голосом сказал Том, словно отдавая приказ.
— Я велел Деннису Бишопу следить за тобой, — точно против воли отвечал Билли. — Делать мне больше нечего, кроме как лично шпионить за такой падалью, как ты! — вдруг огрызнулся он. Все это время враги, естественно, говорили на повышенных тонах, и ссора рано или поздно привлекла бы внимание взрослых. Однако крик боли, изданный Стаббсом от удара веткой, сыграл роль сигнала тревоги, на который немедленно пришли взрослые: сама директор и медсестра.
— Что ты опять натворил, Реддл? — явно выражала неудовольствие миссис Коул, с тревогой и недоумением глядя на Билли и сломанную ветку.
— Он ударил меня этой веткой! — крикнул Стаббс.
— Да неужели? — иронизировал Том. — Миссис Коул, я не притрагивался к этому сучку, — спокойно заявлял мальчик, глядя прямо в глаза своей собеседнице. Ведь сказанная им фраза была правдой, которая, однако, словно ширма, скрывала всю суть. — Взгляните также на высоту, — продолжал убеждать Том. — Метра три, не меньше. Разве я мог до него дотянуться? Ветка сама как-то обломилась. Билли, конечно, не повезло, но я тут ни при чем.
— Ага, — подозрительно и с раздражением сказала директор. — И цветочный горшок у него сам на голову упал, и ветка сама обломилась! А ты, как всегда, ни при чем, да?
— Да, миссис Коул! — уверено и невозмутимо лгал мальчишка, зная, что директрисе и в самом деле нечего ему предъявить. Он также отметил, что и Билли молчит о том, что наблюдал за Томом и видел, как он разговаривал со змеей. Сообщать подобный бред и прослыть при этом ненормальным Стаббс не собирался. Миссис Коул же снова разразилась гневной, но бесполезной тирадой.
— Противный негодник! Ну прямо-таки несносный ребенок! И за что нам такое наказание — терпеть тебя под этой крышей? С одним тобой больше хлопот, чем со всеми остальными, вместе взятыми!
Миссис Коул подумала было, уж не велеть ли высечь его, но вспомнив как бы случайно сломанную розгу, отказалась от этой затеи.
— Быстро марш в свою комнату и сиди там, не высовываясь! И я запрещаю тебе выходить из нее даже в столовую. До конца дня будешь без еды.
На другой день весь приют, - и взрослые, и дети, - пребывал в растерянном шоке от невиданного, неприятного и очень странного события. Рано поутру, когда миссис Коул и работницы, которые должны были заступить на дежурство, вошли в маленький дворик, то глазам их предстало пугающее зрелище. С лесов, установленных несколько дней назад по фасаду здания для того, чтобы покрасить стену, свисала длинная веревка с петлей на конце. И в этой петле был повешен за шею кролик Билли Стаббса, который первым делом, конечно же, обвинил во всем Реддла. И этим словам охотно бы поверили, если бы не одно обстоятельство. Ни один человек не забрался бы на леса без лестницы, которую маляры всегда убирали сразу же после окончания рабочего дня. Том утверждал, что кролик, скорее всего, сам залез туда и, запутавшись в веревках, упал. Но вместе с этим было неясно, как животное попало на эти леса.
— Чертовщина какая-то! — восклицали не один и не два человека в благотворительном заведении. И эта самая чертовщина снова была косвенным образом связана с именем Реддла, хоть прямо его обвинить было нельзя. Миссис Коул, разумеется, помнила о вчерашней стычке мальчишек, но этого было недостаточно. И директрисе пришлось оставить в покое нелюбимого ею Тома. А он просто воспользовался необычными способностями, которых нет у других. Когда Реддлу разрешили выйти из его комнаты, то мальчик проследил за Стаббсом в то время, как он выносил кролика на улицу, чтобы зверек побегал по травке. Улучив момент, когда Билли ненадолго отвлекся, Том заманил кролика в ловушку - небольшую, выкопанную им ямку. Стаббс упорно искал любимца, но не мог найти. Когда стемнело, он решил продолжить поиски на другой день. А Том тем временем повелительно и не мигая взглянул на кролика. Затем он вытянул вперед руки, вкладывая в это движение всю волю, какую имел. И животное странным образом подчинилось ему, хотя Том никогда никого не дрессировал. Следуя за направлением руки ребенка, кролик лез все выше и выше, пока не добрался до веревок. На конце одной из них Реддл сделал петлю, не прикасаясь к ней руками, и приказал кролику лезть в нее, а потом сбросил веревку. Перед тем как решиться на такой жестокий поступок, мальчик некоторое время колебался, особенно когда кролик был на расстоянии вытянутой руки. Вид такого безобидного комочка вызвал в его сердце мимолетный приступ жалости, и оно на мгновение сжалось от ужаса всей затеи. В голове промелькнула было мысль, что несправедливо одному расплачиваться за вину другого, а бедный кролик ни в чем не провинился перед ним. Однако ему тут же вспомнилась Нагайна, которая, между прочим, тоже никому ничем не навредила, и тем не менее мертва. Теперь в душе Тома пылала вовсе нехарактерная для ребенка ярость и жажда мести, и потому страдания животного, дергавшегося в предсмертных конвульсиях, доставляли ему удовольствие, от которого кровь стучала в висках.
========== Глава 4. Немного солнца в холодной воде ==========
Колокольный звон после торжественной мессы по случаю Рождества уже отзвенел во всех городских церквях и соборах. Закончились и занятия с отцом Доброделовым в воскресной школе, куда воспитанники приюта миссис Коул ходили каждую неделю. Сейчас они, как обычно, возвращались в заведение, которое первые годы жизни служило им подобием дома. Было относительно тепло, однако дул неприятный сырой ветер, а подтаивающий снег превращался под ногами в холодную чавкающую кашу. Медсестра Марта, которая в этот раз сопровождала сирот в церковь и обратно, недовольно вздохнула, не без оснований чувствуя, что после этого похода работы у нее сильно прибавится. Она шла довольно быстрым шагом, но торопить детей ей не пришлось: те и сами спешили скорее попасть в приют, в относительный комфорт. У некоторых детей промокли ноги, потому как обувь воспитанников нельзя было назвать добротной, и она не могла выдержать вызовов непогоды. Пальто же хоть и назывались зимними, но плохо защищали от холода и ветра. Из всех детей, кто шел попарно в длинной шеренге, только один человек не мерз, ибо на душе у него сейчас было очень тепло. Это был Том Марволо Реддл.
Дело в том, что еженедельные походы в маленькую церковь и последующие занятия в школе при ней нравились мальчику. Но привлекали его вовсе не молитвы, не пение хора и не чтение Библии. Ко всему этому Том был довольно равнодушен, зато отец Доброделов значил для него очень много. Это был весьма образованный человек с широким кругозором, который умудрился получить как светское образование — профессиональный врач, так и духовное. Будучи по своей природе бескорыстным и чуждым алчности, Доброделов довольно долго работал в клинике для бедных за весьма скромное жалованье. Когда же по воле судьбы потерял жену и сына, то решил отказаться от мирской жизни. Уже больше десяти лет он служил в маленьком приходе, а совсем недавно сделался его настоятелем. Людям, которые знали его, казалось, что доброта этого человека не имеет границ, настолько щедро изливал он ее на окружающих. К обездоленным же судьбой детям священник проявлял особое внимание и сострадание. Для любого ребенка у него всегда находились ласковые слова, а на день рождения — сладкие конфеты, которым любой маленький сирота бывал рад как манне небесной. Том в этом смысле не стал для отца Доброделова исключением. Напротив, памятуя обстоятельства рождения мальчика, ту холодную и снежную ночь, дыхание которой, казалось, оставило на ребенке свой след, священник особенно сочувствовал ему. Отец Доброделов был чуть ли не единственным человеком, от которого Тому доводилось слышать одни только приветливые слова и никогда — грубые или язвительные. Впрочем, таково было его отношение ко всем окружающим. Но для Тома он был просто настоящей отдушиной. На занятиях у священника Том был особенно прилежен, а кроме того, обладая замечательной памятью, слыл одним из лучших учеников не только в приютской, но и приходской школе. Том знал наизусть многие стихи из Библии, но при этом книга оставляла его равнодушным. Мальчишка не мог да и не хотел постигать ее глубинный смысл, воспринимая лишь внешнюю форму, и то только потому, что это нравилось Доброделову. За это он неизменно хвалил учеников, а для Тома, которого весь приют ой как недолюбливал, а порой откровенно чурался, добрые слова были просто бальзамом на душу. Вот и сегодня он, казалось бы, внимательно слушал торжественную речь по случаю рождения Спасителя, но слышал только лишь спокойный проникновенный голос. Слова же о силе жертвенной любви не только к друзьям, но и к врагам, никак не укладывались в голове мальчика. Том вспоминал оскорбления, побои Стаббса и убийство своей питомицы-змеи, глумливые шутки Линды Браун, попреки и предвзятое вечно настороженное отношение взрослых сотрудников, даже когда у него в мыслях не было никаких пакостей, и картины эти неизменно будили в нем злобу и недоумение. Почему надо их прощать? Не разумнее ли отвечать ударом на удар, да посильнее того, что был нанесен тебе? Зато больше неповадно будет! Однако спорить с отцом Доброделовым, конечно же, не стал. Мысль, что и этот человек начнет его укорять, была для Тома невыносима, хотя на мнение о себе всех остальных мальчику было откровенно плевать.
В паре с Томом шла шестнадцатилетняя девушка по имени Мэри Лайт. Высокая, стройная, с черными кудрями. Она была в приюте всего полгода, с тех пор как неожиданно осиротела. Родители ее были достаточно обеспеченными людьми: отец заведовал кафедрой в университете, а у матери было свое ателье. Кроме старшей дочери у четы Лайт был еще и десятилетний сын. Хоть родители и очень любили детей, однако в определенных ситуациях всегда находили в себе силы проявить строгость, так что отпрыски росли вовсе не избалованными эгоистами. Мэри и ее брат учились в очень хорошей частной школе, к тому же находившейся в нескольких десятках миль от города, где воздух был куда свежее и лучше для здоровья. В конце мая Лайты, как обычно, приехали в школу за детьми, но оказалось, что у Мэри еще остался один экзамен. Преподаватель неожиданно заболел, и ежегодную проверку знаний перенесли на неделю. Тогда родители забрали сына, а за дочерью решили вернуться позже. Однако до дома никто из троих так и не доехал. Поезд, который должен был доставить пассажиров в Лондон, неожиданно сошел с рельс и потерпел крушение, в результате которого погибли почти все бывшие в вагонах люди. Так Мэри, еще вчера жившая в дружной семье, осталась на свете одна-одинешенька. Близких родственников по матери или отцу, дядей и тетей, у нее не нашлось: родители были единственными детьми в своих семьях, а бабушки и дедушки скончались еще раньше. По этой причине опекуном девушки до ее совершеннолетия стал приют миссис Коул. Несмотря на горе, Мэри в силу своего воспитания была всегда приветлива и вежлива с окружающими и своим добрым нравом очень быстро расположила к себе всех обитателей приюта, как сотрудников, так и воспитанников. Кроме того, она оказалась очень образованной для своих лет девушкой, и потому, когда вскоре после ее появления в благотворительном заведении библиотекарь приюта ушла на пенсию, то Мэри по просьбе миссис Коул стала безвозмездно исполнять ее обязанности, позволив директрисе сэкономить на жаловании. Мисс Лайт оказалась чуть ли не единственным ребенком во всем приюте, кто дружелюбно относился к местному изгою Тому Марволо Реддлу, внушающему остальным как минимум неприязнь и опасения, а максимум — ненависть, зависть и какой-то мистический страх. Мэри же не имела ничего против способного, тянущегося к знаниям мальчика, который намного чаще других детей наведывался в библиотеку. На рассказы о том, что от Реддла одни только неприятности, что он каким-то образом навлекает на человека беду, девушка просто, смеясь, махнула рукой. Кроме того, мальчик напоминал ей младшего брата, с которым у Тома оказалось мимолетное внешнее сходство. Ну, а поскольку она никогда не задевала, не злила, не провоцировала и не старалась напакостить тайком, то и у Тома не было никаких причин вредить ей или навлекать что-то плохое. Напротив, он частенько помогал Мэри в библиотеке, особенно перед экзаменами, когда за эти несколько дней иные ученики проводят за книгами куда больше времени, чем в течение всего предшествующего им семестра. Также мальчик убедился, как порой вежливое обращение с собеседником может быть полезным, и решил кое-что перенять для своей пользы. И вскоре в этой науке, как впрочем, и в других, неплохо преуспел. Теперь в разговоре с собеседником Том мог вести себя так же вежливо, казаться столь же обходительным, как и Мэри. Но если у девушки это все было естественным следствием ее добродушия и такта, то у Тома стало хорошо отточенным мастерством, используя которое и добавляя к нему лесть, можно было добиваться самых разных целей. Более того, в обществе девушки Реддл чувствовал себя легко и непринужденно, не опасался ежеминутно какого-нибудь подвоха. Вот и сейчас он шел и спокойно разговаривал со своей спутницей о разных пустяках.
Когда все наконец-то пришли в приют, то в комнате у камина враз выстроился двойной ряд старших детей, а малыши тихонько жались друг к другу в сторонке. Но Тома Мэри взяла с собой, и никто не стал ей возражать. Мэри сказала, что в библиотеку поступили новые книги, и Том предложил помочь ей их зарегистрировать, занести в картотеку и расставить по местам, чтобы сэкономить время. Когда миссис Коул узнала, что Том время от времени помогает Мэри в библиотеке (ведь ей, как и всем, нужно было еще и учиться), то ехидно отметила:
— Ну надо же, и безрукий где-то сгодился, хоть какая-то польза от этого ходячего ящика Пандоры. Поосторожнее с ним, девочка!
Девушка сочувственно посмотрела на Тома и спокойно проговорила:
— Что вы, миссис Коул! Том очень даже мил, что так любезно соглашается выручить меня. Зря вы так с ним!
— Ой, дорогая девочка, если ты у нас что ангел во плоти, то о некоторых тут такого не скажешь. Хотя для тебя все белые и пушистые.
Тут директриса резко повернулась на каблуках и вышла.
— Бедняга! — сокрушалась Мэри. — Не обращай внимания.
— Не бери в голову! — отмахнулся Реддл. — Я уже давно привык, бывало и похуже. А сейчас и последние полгода вполне сносно.
— Это еще почему? — щеки девушки порозовели от смущения.
— Ну, беднягой меня еще во всем приюте никто не называл, разве что отец Доброделов, — задумчиво отвечал Реддл.
— Мне жаль! — тихо отозвалась Мэри. — Знаешь, я бы с радостью стала тебе другом, если ты не против, конечно, — и протянула мальчику руку.
Том заулыбался. Не той своей надменной ухмылкой, которой всегда отвечал на боль и оскорбления, а вполне искренней и радостной улыбкой. Глаза у мальчика заблестели. Несколько секунд он неподвижно сидел и молча смотрел в лучистые карие глаза девушки, которые согревали теплотой дружелюбного взгляда. Мальчику даже показалось, что все это происходит во сне, а не наяву. Он несколько раз моргнул, и поскольку Мэри не растаяла как мираж, то тут же взял девичью руку в свою ладонь, а Мэри отметила холод, который исходил от руки Тома.
— Ты замерз? — удивленно спросила она.
— Нет, я всегда такой, — тихо отозвался Том.
— Так тебе неведомо человеческое тепло! — с горечью воскликнула девушка. — А что произошло с твоими родителями?
— Я никогда их не знал. Мать умерла, едва я родился, и только дала мне имя и фамилию. Я даже не знаю, где она похоронена. Отец Доброделов был сильно простужен, когда служил по ней панихиду, и потому не знает места. Ну, а на братских могилах для безымянных нищих нет ни крестов, ни памятников.
— Ужасно! А где твой отец?
— О нем я знаю только, что ношу его имя. Вот и все!
Том замолчал и нахмурился, а Мэри, обладая необыкновенным тактом, прекратила дальнейшие расспросы.
— Ну, давай с оставшимися книгами разберемся! — поспешно заговорила она, чтобы сменить тему и замять неловкость.
— Давай! — Том тряхнул отросшими волосами, прогоняя мрачные мысли, и потянул к себе очередную книгу, учебник по истории древних цивилизаций. Он улыбался оттого, что и у него сейчас на душе был праздник, и время летело для мальчика очень быстро и незаметно. Такого Рождества у Тома еще в жизни не бывало.
Прошла неделя, и на новый год случилось еще одно чудо. Когда обычные занятия с отцом Доброделовым в приходской школе закончились, то священник попросил мальчика ненадолго задержаться. Едва все ученики вышли, как Доброделов, заговорщицки улыбнувшись, извлек из складок своей сутаны несколько шоколадных конфет и еще какой-то плоский темный прямоугольный предмет, протянул мальчику.
— С днем рождения, Том!
Если Доброделов желал этой быстротой с эффектом неожиданности приятно удивить Реддла, то это ему вполне удалось. Сегодня Тому исполнялось одиннадцать лет, но он не рассчитывал не только на какие-нибудь подарки, но и просто на словесные поздравления и добрые пожелания всего самого наилучшего. В приюте ни одному воспитаннику не отмечали этот праздник. Верхом мечтаний была горстка сладостей: шоколадных конфет, леденцов или засахаренных фруктов. Ну и, если уж очень повезет, какая-нибудь из давно назревших обновок, насущно необходимого предмета одежды или пара обуви. Однако Тому из-за его странностей не доставалось и этого. Только от добродушного священника ребенку доводилось услышать в такой особенный для себя день слова поздравления и получить что-нибудь вкусненькое. Но этот день рождения и впрямь был необыкновенным. С самого утра Мэри поздравила его и одарила большим сахарным леденцом на палочке, очевидно, специально отложенным ею из скудного рождественского подарка. А теперь и отец Доброделов, широко улыбаясь, протягивал ему скромный, но предлагаемый от чистого сердца дар. Это оказалась тонкая книжечка в твердой обложке из черной кожи. Страницы внутри были из белой атласной бумаги, но при этом пустыми. Том поднес к лицу и втянул носом запах кожи и девственно чистой хорошей бумаги.
— Спасибо вам, святой отец! — искренно сказал Том, хотя это слово слетало с его губ не так уж часто. Мальчик полагал, что благодарить ему особо некого и не за что.
— Я знал, что тебе понравится! — удовлетворенно заметил Доброделов. — Я выбрал для тебя этот ежедневник с тем, чтобы ты не отчаивался и не унывал. Видишь эти чистые страницы, на которых никто еще не написал ни одной строчки? Вот и у тебя еще вся жизнь впереди. А кроме того, ты знаешь, что у человека есть еще и вечная жизнь. Что бы с тобой ни случилось, не отчаивайся, не теряй надежду, прости своих обидчиков, прояви терпение и смирение — этот антипод гордыни — и получишь за это награду. Я прекрасно помню ту холодную снежную ночь, в которую ты появился на свет. Тебе и сейчас приходится несладко. Но, Том, ведь и тебе, и мне прекрасно известно, что даже самая долгая ночь когда-нибудь заканчивается, и зима тоже не вечна. На смену ей неизменно приходит весна.
Том слушал и улыбался так же как и во время разговора с Мэри. Глаза снова блестели, и даже легкий румянец показался на бледных щеках от того, что на душе у мальчика сейчас было необыкновенно светло. Он чуть ли не с благоговением смотрел на Доброделова и подаренный им дневник. На лице у ребенка было написано счастье, и, Боже мой, как немного и нужно-то было для этого.
Когда вечером Том оказался в своей каморке, то не сразу решил, куда спрятать свой подарок. Ни коробка с отобранными трофеями, ни шкаф, ни тем более подоконник не казались ему подходящими для этого. Наконец, подумав, мальчик положил свою драгоценность под подушку, и когда лег на нее головой, то быстро и спокойно уснул.
========== Глава 5. Неуслышанное предупреждение ==========
Неделя радости до дня рождения и такая же неделя после него пролетели как один миг. Это были лучшие дни за все время, что Том прожил в приюте. Однако они очень быстро закончились и больше не повторились.
Через наделю в приют вернулся Энтони Бенсон — семнадцатилетний парень, который через несколько месяцев должен был навсегда покинуть благотворительное заведение. С тринадцатилетнего возраста на протяжении трех лет он терроризировал весь приют еще до того, как подрос Билли Стаббс. Но в шестнадцать лет он сколотил настоящую шайку, в которую входили малолетние хулиганы и отщепенцы всех мастей, шушера из соседних дворов. Все они именовали себя «художниками». И если бы кто спросил их о роде занятий, то они бы сказали, что зарабатывают «росписью сумок и карманов» на рынках, в магазинчиках, трамваях и автобусах, в общем, там, где много людей, и потому легче всего кого-нибудь обчистить. Впрочем, иногда они бывали смелее, промышляя уже в безлюдных переулках, подкарауливая одиноких прохожих. С этих пор Энтони меньше интересовался приютскими, и они вздохнули с облегчением, а уж когда в один день его неожиданно нашли у ворот приюта побитым до полусмерти, со сломанными ребрами и руками, то радости большинства воспитанников не было предела. По-видимому, главарь оказался чересчур уж алчным и потому не смог договориться со своими же подельниками и поделить с ними наворованные деньги. Тогда члены шайки решили взять силой то, в чем Бенсон отказывал им, а заодно и выбрать нового начальника. Когда вылеченный и озлобленный своей неудачей Бенсон вернулся в приют, то снова взялся тиранить воспитанников. При этом он усвоил урок, договорившись со Стаббсом, и даже объединил с ним усилия. Все это вызвало страх и переполох у ребят помладше, а также у девушек — ровесниц горе-ворам. Теперь ни одна из них не чувствовала себя в безопасности. Одна лишь Мэри мало о чем задумывалась, ведь до того, как попасть в приют, она росла в среде родных, в любви, и поэтому даже не представляла, на что порой способны человеческие подлость и злоба. Она по своей наивности не придавала значения тому, что говорили об Энтони Бенсоне. А между тем именно эта девушка и привлекла внимание самого что ни на есть хищника в человеческом обличии. Уже с первых дней после возвращения в приют Бенсон пытался охаживать Мери, чтобы добиться ее расположения. Однако его грубые неумелые попытки ухаживания не производили на девушку никакого впечатления. Мэри мягко, но неуклонно давала понять, что у них нет ничего общего, и ответить на его чувства она ну никак не может. Уязвленный ее отказом Бенсон решил тогда действовать по-другому.
Том все никак не мог уснуть в эту ночь, хоть и пробовал глубоко спокойно дышать, расслабиться, закрыв глаза, и даже считать овец, перепрыгивающих через барьер. За окном был сильный ветер, и мокрый снег с дождем колотил в них. Погода днем испортилась, и это почему-то казалось мальчику плохим предзнаменованием. На небе, таком ясном последнюю неделю, теперь снова плыли мрачные тучи, заслонив собой солнце. Все тело Тома охватило странное напряжение, нервы были натянуты как струна от непонятной тревоги, заполняющей душу и особенно пугающей оттого, что ее причина была неясна. Однако как ни пытался мальчик себя успокоить, чувство это все росло и прямо-таки подмывало выйти из своей каморки, хотя такое и было запрещено правилами приюта.
В конце концов Том не удержался, открыл дверь и, оказавшись в длинном коридоре, молча пошел по нему, подчиняясь какому-то странному неведомому наитию. Вскоре он миновал все левое крыло, которое занимали мальчики, и вышел к лестнице, за клеткой которой уже начиналось правое крыло для девочек. И тут мальчик услышал голоса.
— Ну вот, все из-за тебя, придурок! Неужели не мог удержать девчонку? Все дело мне испортил! — донесся до слуха Тома недовольный бас.
— Да откуда мне было знать, что эта тихоня будет так вырываться, как будто мы ее прикончить задумали! — огрызнулся сообщник.
— Поговори мне еще! — снова пригрозил грубый голос.
— Ну что ты, Энтони! — сразу сбавил тон собеседник. — Я просто хотел сказать, что дура она. Вот и все! Сама бы потом тебе спасибо сказала.
— Ладно уж! — снисходительно ответил Бенсон. — Ты, Билли, лучше скажи, что теперь делать-то?
— Да то же, что и хотел. Или передумал?
— Да не больно-то мне по вкусу, чтобы она колодой без чувств лежала. Уж лучше бы вырывалась и брыкалась. — Послышался ехидный смешок. — Даже интересней бы вышло. Эх ты!
При своих последних словах Бенсон внезапно замолчал, похоже, начал напряженно вслушиваться.
— По-моему, тут кто-то есть. — неуверенно сказал он.
— В самом деле? — в голосе Стаббса послышался страх. — Тогда сматываемся отсюда!
Том слышал, как оба вскочили и со всех ног бросились вверх по лестнице. Они пробежали совсем рядом со спрятавшемся в углу мальчишкой, но не заметили его. Том же, в свою очередь, не помня себя, бросился сбегать с лестницы. Внутри у него все дрожало от ужаса, ведь из слов Бенсона и Стаббса мальчик слишком хорошо понял, о ком говорили эти верзилы, и каковы были их намерения. Том щелкнул выключателем, и холл озарился тусклым светом, который давал небольшой светильник под потолком.
На полу прямо рядом с лестничным пролетом лежала без сознания молодая девушка. На ней был надет халат поверх ночной рубашки. Руки и ноги были покрыты синяками от ушибов, вызванных падением. Приподняв ее голову, Том ощутил на своей ладони что-то влажное и липкое, а посмотрев на нее, увидел красное пятно. От страха и от предчувствия чего-то ужасного зубы мальчика застучали, а руки и ноги начали дрожать. Том немедленно вскочил и стрелой бросился в приютский лазарет. Достигнув нужной двери, мальчик что есть мочи забарабанил в нее руками. Щелкнул замок, и на пороге показалась заспанная медсестра Марта, которая как раз дежурила в эту ночь и, по-видимому, спокойно дремала за столиком.
— Реддл? — недоумевала она, обведя мальчика внимательным строгим взглядом. — Что тебе нужно? — сердито спросила она, глядя сверху вниз на собеседника.
— Беда, миссис Крайн! — закричал Том. — Мэри! Мэри Лайт! Там, на лестнице… Идемте скорее!
Медсестра молча последовала за Томом, едва поспевая за практически бегущим мальчишкой. Вообще-то, Реддлу Марта не доверяла, как и все в приюте, но сейчас, видя в каком волнении пребывает этот мрачный, нелюдимый, никогда не плакавший ребенок, поверила сразу.
Том с напряжением следил за каждым движением Марты, когда она стала осматривать бесчувственную Мэри, взяла за руку, пощупав пульс, отвела веко. При этом лицо женщины все больше хмурилось.
— Ну что? — нетерпеливо воскликнул Том.
— Не мешай, Реддл! — процедила Марта сквозь зубы.
— Она что, умрет? — взвизгнул мальчишка. — Говорите правду! — пристально, не мигая глядя на собеседницу, проговорил Том, и слова эти снова звучали как приказ.
— Не знаю, Том, — растерянно отозвалась помрачневшая Марта. — Но дело дрянь!
Тут вдруг она встрепенулась.
— Беги за Доброделовым,мальчик! Тут недалеко, — тихо попросила медсестра. — А я дам знать миссис Коул. Но сначала помоги мне.
Марта и Том подняли Мэри и аккуратно уложили ее на диван. Потом мальчик бросился к выходу, лишь сунув ноги в башмаки, даже не надев пальто и не обращая внимания на крики женщины. Наконец, она нагнала его у самых дверей и сунула в руки одежду, сердито говоря, что ей не доставит особого удовольствия возиться с ним, когда он простынет этой зимней ночью. Том внимательно глянул на нее и сказал, торопливо накидывая пальто:
— Да ладно вам, миссис Крайн! Я ведь уже давно во власти такой зимней ночи! — И побежал в темноту прочь из дома, оставив на пороге огорошенную этими странными словами Марту.
— А мальчишка-то и впрямь вот в такую пору родился! — вспомнила медсестра.
Том тем временем быстро бежал по ночным улицам и переулкам, пока не достиг приходской церкви. Он с трудом протиснулся между прутьями ограды и, не разбирая дороги, напрямик устремился к маленькому флигельку, где и жил Доброделов. Сначала мальчик поколотил было в дверь, но когда никто не открыл, стал громко стучать в окно, в котором подобно надежде зажегся свет. Через минуту на пороге дома показался священник, который держал в руках свою медицинскую сумку. Ему было не привыкать к таким вот поздним визитам, потому и держал все необходимое наготове. Увидев Тома, прибежавшего среди ночи, Доброделов, ни слова не говоря, последовал за ним. По пути он расспросил воспитанника обо всем, что произошло, и ребенок поведал ему и о Мэри, и о тех, кто, похоже, стал виновником произошедшего с ней несчастья. Очевидно, мерзавцы под каким-нибудь предлогом выманили добрую и слишком доверчивую девушку из ее комнаты и хотели с ней позабавиться. Однако, против всякого ожидания жертве удалось вырваться, но в темноте она споткнулась на лестнице, упав очень неудачно, сильно ударившись головой.
Когда доктор и мальчик вошли в холл, то увидели там уже не только медсестру, но и директрису. Доброделов бережно отнес Мэри в ее комнату и, кликнув Марту, плотно закрыл дверь. Миссис Коул и Том остались в коридоре.
— Реддл, может, расскажешь все-таки, что здесь произошло? Что ты сделал с Мэри? Марта рассказала мне, как ты вломился в лазарет сам не свой.
— Это не я, миссис Коул! — объяснял Том.
— А кто же, интересно? — съязвила она.
— Бенсон и Стаббс! — в голосе мальчика послышалась злоба. — Я услышал голоса и поэтому вышел в коридор среди ночи.
Том соврал, решив не рассказывать про свои дурные предчувствия, вытолкавшие его за дверь. Директриса и без того настороженно к нему относится, смотрит так, как будто перед ней зверь неизвестный, но с виду опасный.
— Когда пришел к лестнице, то Мэри уже упала, а эти двое сетовали на несостоявшееся развлечение. Потом они, похоже, услышали мои шаги и убежали.
Миссис Коул побледнела, и на лице у нее были написаны сильное напряжение и страх.
— Том, — тон директрисы стал просительным и мягким. Она уже очень давно не обращалась к нему по имени. — Я думаю, не стоит пока, да и потом об этом распространяться. Понимаешь, у нашего приюта могут быть большие проблемы, бесконечные комиссии, проверки и все такое. Штрафы наложат, обдерут нас как липок. Пусть уж лучше думают, что это несчастный случай. От твоего рассказа никому пользы не будет, — многозначительно добавила миссис Коул. — Ну а Бенсон нас все равно скоро покинет, как только ему восемнадцать исполнится.
— Вы хотите все замять, да? — огрызнулся Том. — Потому что не у приюта, а у вас будут проблемы за такой крупный недосмотр. Да Бенсон с самого первого дня, как вернулся, положил на нее глаз. Но вы в последнее время только в бутылку с джином смотрите!
— Прикуси свой поганый язык, стервец! — прошипела директриса. — А то устрою тебе сладкую жизнь!
— Только попробуйте! — Глаза мальчика гневно сверкнули, а на лице появилась хищная гримаса, похожая на звериный оскал.
Миссис Коул отшатнулась, испытывая поистине мистический страх перед этим непонятным странным мальчишкой. Через несколько секунд она снова заговорила, но уже опять просительным и даже ласковым голосом.
— Том, дорогой, но они ведь не сделали с ней того… э-э-э, в чем ты их обвиняешь. И с лестницы не толкали. Что если ты не так понял их слова?
— Он все правильно понял, дорогая миссис Коул! — послышался голос священника-доктора.
Том глянул на него и не поверил своим глазам: лицо сделалось суровым, глаза смотрели с непривычной строгостью, а мягкий голос, оказывается, мог быть и твердым как сталь.
— Мэри пришла в себя, и как только очнулась, сразу же рассказала, что с ней случилось, потому как очень боится за других девушек. С вашей стороны, миссис Коул, было бы непростительной ошибкой подвергать опасности честь и жизнь воспитанниц. А сейчас позвольте мне пройти к телефону и связаться с сотрудниками главной городской больницы. Благо там у меня есть очень хорошие знакомые доктора. Необходимо отправить туда Мэри как можно скорее. Может, еще не поздно… Также я приглашу и полицию.
Директриса и медсестра не осмелились возражать, а Том умоляюще посмотрел на священника.
— Пожалуйста! — дрожащим голосом проговорил мальчик. — Позвольте мне зайти к ней.
Доброделов подумал несколько секунд и согласился.
— Хорошо, только недолго, Том. — И мальчик сразу же открыл дверь в комнату.
Бледная Мэри неподвижно лежала на кровати, ее тонкие ручки покоились поверх одеяла, а голова была забинтована. Том легонько взял ладонь девушки в свою и тихо позвал.
— Мэри! — На удивление, она сразу открыла глаза.
— А, здравствуй, Том! — послышался слабый голос. — Хорошо, что ты пришел, и я могу попрощаться с тобой.
— Попрощаться? — со страхом спросил мальчик. — Куда это ты собралась? Ты непременно поправишься! Должна поправиться, слышишь?
— Я отправляюсь в далекое, но очень счастливое путешествие, мой дорогой друг. Скоро увижу маму, папу и брата, — с улыбкой сказала девушка, в то время как глаза у нее уже не сияли.
— А меня, своего друга, значит, бросаешь, да? — с отчаянием и обидой вскричал мальчик.
— Не расстраивайся, Том, и не сердись! На твоем жизненном пути, я знаю, встретится человек, который будет тебе куда ближе меня. Сумей только узнать его, да не просмотри!
Боль, которой Тому еще не доводилось испытывать, и невероятное отчаяние охватили одиннадцатилетнего подростка. В душе воцарился такой смертный холод, что он обжигал сильнее огня. Чувство это все росло и, казалось, что разорвет изнутри. Но, к счастью Тома, оно нашло спасительный для мальчика выход и полилось из темно-серых глаз.
— Прощай! — чуть слышно прошептал Том и отвернулся, не в силах больше смотреть на, без сомнения, умирающую подругу. «Предательница! Предательница! — стучала в голове одна мысль. — Вот и заводи друзей, когда даже лучшим из них, оказывается, нельзя верить. Даже они могут оставить».
Не помня себя, Том вышел обратно в коридор.
— Реддл, ты что, ревешь что ли? — изумилась Марта, глядя на подростка пристальным взглядом, как будто увидела его впервые. — Том, — тон медсестры смягчился. Она осторожно похлопала мальчика по спине и, обхватив за плечи, подвела к ближайшему стулу. — Подожди, пожалуйста! Миссис Коул и святой отец пошли встречать врачей и полицию. Расскажешь все, что тебе известно.
Том лишь одеревенело кивнул, потому как язык его не слушался. Потом он все же поведал прибывшим стражам порядка о случившемся, после чего с трудом доплелся до своей каморки и рухнул на узкую кровать, застланную тонким одеялом.
Через три дня Мэри все-таки умерла, несмотря на все усилия врачей. После того, как это известие достигло ушей Тома, то он последующие двое суток не выходил из своей комнаты, позабыв о еде и воде, ничком лежа на кровати. На третий день, когда должны были состояться похороны, мальчик спустился в холл. Увидев посередине гроб, ребенок в страхе шарахнулся и, поспешно выскочив на крыльцо, стал напряженно всматриваться в простиравшуюся перед ним длинную улицу. Вскоре показался человек, которого Том с таким нетерпением ждал. Это был Доброделов, явившийся в приют, чтобы прочесть молитвы. Едва подойдя к крыльцу, священник наткнулся на Тома, руки которого были с силой сжаты в кулаки, а выражение лица сделалось каким-то хищным, и во взгляде была жесткость. Слезы уже не текли. Похоже, Том за эти два дня выплакал все, что было положено за свои одиннадцать лет. Глаза были сухие и горели недобрым огнем.
— Почему? — Не поприветствовав, резко в лоб спросил он священника.
Доброделов пристально посмотрел на мальчика и ответил:
— Пойдем к тебе, Том. Там и поговорим.
Когда оба оказались в каморке мальчика, священник спокойно обратился к нему.
— Итак, Том, что же ты хотел у меня узнать? Я постараюсь тебе ответить.
— Да уж, сделайте милость! — съязвил подросток. — Не знаете ли, почему это Бенсон до сих пор живой, а? — злобно спросил Том. — Ему все, значит, что с гуся вода, а удел Мэри — деревянный ящик?
— Мэри отошла ко Господу, как ты знаешь, а Бенсон будет наказан за свой поступок. Его непременно осудят.
— Осудят? — вскричал мальчишка. — Наказан? Заключение вы считаете для него достаточным наказанием? Да чтоб он сдох, тварь! — Том задыхался от ярости. — Пусть ему там кирпич на башку свалится. Да Мэри стоила миллиона таких, как он. И я, между прочим, тоже. Не собираюсь я подставлять вторую щеку, знаете ли! И где эта ваша справедливость?
Пока Реддл заходился гневным криком, Доброделов смотрел на него долгим и очень внимательным взглядом. Ему в своей жизни уже приходилось слышать подобные измышления от взрослых людей. А сейчас они слетали с губ одиннадцатилетнего мальчишки. Однако он заговорил с Томом совсем не как с ребенком и таким же строгим стальным голосом, какой подростку уже довелось слышать, когда священник недавно обращался к миссис Коул. Это был словно набатный колокол, упорно пытавшийся дозвониться до ума, сердца и совести Тома, но мальчик не желал внимать, хоть умело это скрывал.
— Ты на ложном пути, Том! — строго и в то же время встревоженно заговорил Доброделов. — И я очень хочу, чтобы ты сейчас, а не когда будет поздно, понял: твоя гордыня и желание мести погубят тебя, мальчик! Заведут в такие гиблые дебри, о которых даже помыслить страшно. Отвечая злом на зло, ты рискуешь стать много хуже того, кому мстишь. А тот, кто не прощает других, сам не может рассчитывать на милость. Подумай хорошенько обо всем, а мне пора. Меня зовет мой долг.
Тут Доброделов встал и направился к двери, провожаемый угрюмым взглядом мальчика. Было совершенно ясно, что спасительные предостерегающие слова прошли мимо его ушей.
========== Глава 6. Последний враг истребится - смерть ==========
После похорон Мэри Том стал еще мрачнее и нелюдимее, чем раньше. Он с головой погрузился в учебу, стараясь забыть свое горе. Но в библиотеке теперь показывался очень редко, только в случае крайней необходимости и совсем на короткое время. Просил побольше книг, сколько разрешали взять: и необходимых для учебы, и для дополнительного чтения. Но из всего, что теперь читал Том, не было ни одной детской сказки. К ним мальчик охладел мгновенно и навсегда. Слишком уж сильным был контраст между ними и реальной жизнью. Подавляющее большинство сказок имело хороший конец: добро, ха-ха, торжествует, зло, ха-ха, наказано. Но в жизни, как оказалось, часто все происходит совсем по-другому и абсолютно наоборот. Со сказок Том переключился на учебники и труды по истории, литературе и даже философские трактаты. Вскоре приютская библиотека перестала его удовлетворять. Том получил разрешение миссис Коул посещать более обширную городскую и время от времени отлучаться для этого из приюта, чему мальчик был очень рад. Он стал часто гулять один по улицам Лондона, порой доходил до набережной Темзы и часами задумчиво смотрел на реку, неустанно катящую свои воды. Мальчик регулярно пропускал обед или ужин, но его это мало волновало, а другим и подавно не было дела, не из-за черствости или равнодушия, просто у работников приюта всегда находились более насущные дела, чем вникание в душевные переживания воспитанников. Доброделов, правда, был теперь особенно внимателен и добр к Тому, и потому подросток с трудом дожидался воскресенья, прилежно выполнял все просьбы, учил наизусть библейские стихи или псалмы, оставаясь при этом к ним безразличным и равнодушным, потому что поступать так, как они учили, совсем не собирался.
Следствие по делу Энтони Бенсона продвигалось очень быстро, и всего через пару недель уже должен был состояться суд. Однако до него верзила не дожил. Когда его доставили к зданию суда, с покатой крыши вдруг неожиданно слетел слежавшийся твердый снег, ударив Энтони прямо по голове. Сопровождающие его конвоиры успели отскочить, а Бенсон упал как громом пораженный, погибнув в ту же секунду.
В этот день Доброделов попросил Тома задержаться после обеда. Он коротко сообщил о случившемся и строго спросил:
— Доволен теперь, мальчик? По твоему слову вышло! — И без того холодные руки Тома похолодели еще больше от страха.
— О чем вы? — тихо спросил он.
— Не прикидывайся! Мне прекрасно известно о твоих странностях, весь приют о них говорит, да я и сам не слепой. Устроил самосуд?
— Но как я мог это сделать? — Том опустил глаза.
— Тебе лучше знать, как! — Мальчик не поверил, но в голосе Доброделова слышался гнев. Том всегда замечал, как мягкий и тихий говор священника тем не менее словно по волшебству держал дисциплину на занятиях, а простого укоризненного взгляда этого кроткого по своей природе человека было более чем достаточно, чтобы пристыдить любого шалуна и возмутителя спокойствия. Гнев же его был для Тома невыносим. Он просто не представлял, что с ним станется, если и Доброделов от него отвернется. «Нет, только не он!» — лихорадочно думал подросток. Мнения о себе остальных были ему безразличны, но мысль потерять расположение именно этого человека ужасала. Мальчик, конечно, понимал, что священник прав, ведь для Тома не впервой было накликать на кого-то беду. Благо, хоть об этом Доброделову было неизвестно. «Господи Иисусе, — чуть не взмолился про себя мальчик. — Как бы половчее соврать!» — и вдруг к своему удовольствию вспомнил, что вовсе не представлял в своей голове гибель Бенсона, как делал нечто подобное, создавая кому-то неприятности. Том тогда вообще мало о чем думал, кроме как о своей потере. Слова тогда просто сорвались с языка. Подросток уцепился за эту мысль как за спасительную соломинку и проговорил, насколько мог искренне:
— Простите меня, святой отец, но я и вправду не желал Бенсону ничего из того, что с ним случилось. Я вообще тогда не понимал, что говорю. Пожалуйста, не надо на меня сердиться. Ну хоть вы не ругайте! — Последняя фраза звучала как-то совсем уж по-детски, и Доброделов невольно смягчился.
— Не стоит так разбрасываться словами, Том! — уже совсем добродушно отвечал Доброделов, увидев, в каком смятении находится ребенок.
— Да-да, конечно! Вперед я буду внимательнее, — более твердым голосом отвечал Том, так как к нему стала возвращаться уверенность, которая позволила мальчику от обороны перейти к наступлению.
— Отец Доброделов, — начал как бы рассуждать Том с самым невинным видом. — А ведь если Господь всемогущ и ни один волос не упадет с головы человека без его воли, так, может, все случилось благодаря его замыслу, и он воспользовался мной как орудием для свершения оного?
Доброделов невольно улыбнулся, но улыбка была печальной.
— Да, Том. Диалектика у тебя что надо. Но я надеюсь, ты все же раскаиваешься в своих словах.
— Да, — помедлив и глядя в сторону, ответил Реддл. — Раскаиваюсь.
— Рад, что это так, мой мальчик. А теперь иди и прости, если чем обидел. — Том молча поцеловал руку священника и вышел на улицу. Странно, умом мальчик понимал, что должен бы как минимум сожалеть о своем поступке. Но как ни старался, он все же не мог почувствовать в себе хоть немного раскаяния. Хоть убейте! Хоть стреляйте! Напротив, все громче и громче звучала мысль, что негодяй Бенсон получил по заслугам. А раз так, то и угрызениями совести ему нечего терзаться.
Протекли еще два месяца, и на смену зиме неизменно пришла весна. Довольно ранняя весна. Апрель в этом году выдался на редкость чудесным, все дни как один были погожими и ясными, и лишь изредка вечером или ночью проходил тихий теплый дождик, которым просыпающаяся природа так хорошо умывалась. Ласковое солнце заливало светом улицы и скверы, пригревало освободившуюся от снега землю и первую мягкую траву рядом с серыми тротуарами. Из лопнувших почек уже показались, но еще не до конца распустились нежные листья, и поэтому создавалось впечатление, что деревья и кустарники стоят в какой-то зеленоватой дымке. С каждым днем жизнь бурлила все сильнее, журчала бойкими ручья, звенела в воздухе перекличкой птичьих голосов, чьи обладатели вернулись из южных стран и теперь вовсю обустраивали свои старые гнезда.
В приюте миссис Коул тоже царило непривычное оживление. Приближалась Пасха, и сотрудники затеяли генеральную уборку, к которой, естественно, были привлечены большинство старших и средних воспитанников. Вообще-то и в течение всего года безукоризненная чистота в комнатах и общих помещениях была главным образом их заслугой. В благотворительном заведении были дежурные, и каждому из них поручалось какое-то задание. Вот и сейчас подопечные приюта начищали до блеска полы, мыли и чистили старенькую мебель, драили большие окна до такой степени, что и стекла на них казались невидимыми. Тому Реддлу тоже поручили вымыть такое окно, но в отличие от других детей, дело у него продвигалось медленно и из рук вон плохо. Как мальчик ни старался, а его тряпка неизменно оставляла на стекле разводы и с трудом отмывала пятна на раме. В общем, не ложилась она в узкие ладони, а длинные узловатые пальцы все время мешались. Том с завистью посмотрел на Денниса Бишопа и Эмми Бенсон, которые были заняты другими окнами в прихожей, и бросил полный отвращения взгляд на свое.
— Так-так, Реддл! — укоризненно посмотрев на мальчика, сказала вошедшая миссис Коул. — Чистое наказание с тобой и никакого проку! Только грязь развез, безрукий ты негодник.
— Я, правда, старался, миссис Коул! — Том пытался говорить спокойно. Он опустил при этом голову, чтобы скрыть полный злобной неприязни взгляд и не схлопотать наказание в виде недельного заключения в своей комнате или порции розог. Кроме того, мальчик, даже не глядя на присутствующих в холле Денниса Бишопа и Эмми Бенсон, чувствовал на себе их насмешливые взгляды, и это бесило его еще больше. В конце концов, Том помнил о своих необычных способностях и считал себя особенным. Иногда он с трудом сдерживался, чтобы не заставить тряпку двигаться одним мановением руки, но не хотел привлекать внимание. Кроме того, рядом был ненавистный Бишоп, которому Том еще не успел отомстить за убийство Нагайны, и Эмми, Эмми Бенсон, младшая сестра Энтони. По причине ее родства с грозой приюта, девочку никто на обижал, напротив, ей благоволил даже Стаббс. Ну а Том при первом удобном случае решил отыграться на ней.
Тут в дверях показалась Марта Крайн.
— Отправьте его в библиотеку, — спокойно заговорила медсестра. — Пусть вымоет стеллажи и приведет в порядок книги, расставит их как нужно. Там от него будет больше пользы.
— Ну ладно! — смягчилась директор. — Ступайте с ним, Марта!
Медсестра и Том направились в библиотеку. Реддл знал, что миссис Крайн просто неохота заниматься этим делом самой. С приходом теплых дней дел у медсестры в лазарете поубавилось, и пожилая женщина решила, что ей наконец-то удастся перевести дух. Однако миссис Коул поручила ей библиотеку, где после смерти Мэри царил форменный бардак. Старшие воспитанники, которым случалось там дежурить, не очень-то утруждали себя соблюдением порядка и зачастую клали книги куда придется. Так что теперь даже просто найти нужную из них было непростой задачей. И дабы избавить себя от поручения, которое вовсе не входило в обязанности медсестры, решила оставить эту работу Тому, зная, что ребенок вряд ли откажется от дела, которое ему хорошо удается. После смерти Мэри Марта стала немного лучше относиться к Тому. На нее произвело глубокое впечатление состояние мальчика, когда он вышел из комнаты девушки. Слезы на глазах Реддла, который, на памяти всех сотрудников, никогда не плакал, поразили ее. В этот момент ей стало жаль непонятного странного ребенка, который, едва успев с кем-то подружиться, тут же этого человека потерял. Поэтому женщина решила, что вполне может совместить свои интересы с сочувствием и даже помощью этому одиночке. Марта, взяв себе в помощники несколько других детей, вымыла с ними полы и окна, в то время как Том смахивал пыль с книг и расставлял на положенные места. Это был первый раз после похорон Мэри, когда Том провел в библиотеке столько времени и в душе даже испытывал к медсестре что-то похожее на благодарность за то, что женщина все же заставила его на это решиться. Дело в том, что и Реддл стал невольно поддаваться весеннему духу, что царил вокруг. Он с удовольствием в свободное время гулял один по Лондону, дыша весенними ароматами и ловя на лице дуновения ласкового теплого ветерка.
На последней неделе в преддверии праздника Том, как обычно, вместе с другими воспитанниками присутствовал на очередном уроке отца Доброделова. Со стороны мальчик выглядел очень сосредоточенным, и могло показаться, что он внимательно слушает священника. Однако это было не так. Смысл сказанных слов сейчас совершенно ускользал от Реддла, который, впрочем, и не пытался его поймать, потому что был занят лишь пристальным рассматриванием Доброделова. Теперь одиннадцатилетний подопечный приюта лишь удивлялся, почему даже будучи сильно потрясенным смертью единственной подруги, не замечал, как и еще один столь же добрый к нему человек изменился за эти месяцы. Священник сильно похудел, лицо его все время было покрыто нездоровой бледностью, дышал он тяжело, и потому даже говорить ему порой было трудно и приходилось собираться с силами. Одни только глаза по-прежнему светились добротой, мудростью и какой-то странной отрешенностью от обыденных забот. Часто они смотрели вверх, словно видели нечто незримое другим.
Когда занятие окончилось, Доброделов отпустил детей, и они быстро покинули помещение. Вышел вместе с ними и Том, но едва последний воспитанник миновал церковную ограду, мальчик поспешно вернулся во флигель, где располагался класс и жил сам священник. Сердце у Реддла билось вдвое быстрее обычного, от волнения кровь стучала в висках, приливая к бледным щекам, и нервы были натянуты как гитарные струны. Том видел, как Доброделов добрел до своей комнаты, устало опустился на стул и задумался. Он даже не слышал, как к нему зашел воспитанник. Подростка снедала страшная тревога и предчувствие чего-то нехорошего, очень-очень нехорошего. Он даже понимал, какой вопрос так мучает его сейчас и непременно должен был получить на него ответ.
— Святой отец? — тихо тронув священника за руку, окликнул мальчик.
— А, Том! — добродушно отозвался он. — Зачем пришел, малыш?
— Вы забыли сообщить нам, когда после праздника будет первое занятие. — начал Реддл издалека.
— Не сказал, это так. Но ты не волнуйся, вас всех непременно уведомят.
— Вы уведомите? — с замирающим сердцем воскликнул Том.
— А ты проницателен, мой мальчик! — многозначительно кивнул головой священник. — Нет, уже не я. Видишь ли, я со дня на день жду одну очень дорогую гостью, с которой я отправлюсь в далекое путешествие в вечность. Знаешь, очень скучаю по семье, но скоро увижу их. — После этих слов Реддлу все стало яснее ясного, но он все равно отказывался поверить им.
— Нет! — исступленно кричал он. — Этого не может быть! Говорите правду! — Со всей силой отчаяния чуть ли не приказывал Том.
— Я правда ухожу, Том! — кротко отвечал Доброделов.
— А гостья — это та самая, что посетила и забрала Мэри, смерть! — обреченным голосом проговорил мальчик. Все это не укладывалось у него в голове: человек вскоре должен умереть и не боится этого. В книгах, которые случалось читать Тому, он видел, как на сопроводительных к тексту иллюстрациях художники иногда изображали смерть в виде суровой, даже злобной женщины, старухи с косой и головой-черепом. И образ этот вызвал у ребенка трепетный страх, страх перед превосходящим по силе, неодолимым противником, который, кстати, уже сразил мать и подругу, а ему самому лишь чудом и на время удалось вырваться из его лап в день своего появления на свет.
— Ты боишься ее, ведь так, дружок? — с печальной улыбкой спросил Доброделов. — Но напрасно! Ведь этот враг уже давно повержен, и предстоящий праздник тому доказательство. Теперь ему отведена лишь роль проводника.
Тут священник встал, медленно подошел под пристальным взглядом Тома к своему небольшому письменному столу, вырвал листок из своей записной книжки, такой же, какую подарил ребенку и, что-то написав на нем, положил его в конверт и отдал Реддлу.
— Прочти это в воскресенье вечером! — попросил он Тома. — А сейчас иди, не задерживайся. Право, я не хочу, чтобы тебя в приюте наказали за то, что ты замешкался, никого не предупредив.
Том нехотя повиновался и побрел вон из флигеля, потом миновал ограду и вскоре уже был в приюте. На этот раз он пропустил мимо ушей недовольный выговор директрисы и едкие оскорбительные слова Бишопа. Даже угроза наказания розгами оставила его равнодушным, и не потому, что он мог, при желании, сломать орудие наказания, как уже проделал это один раз. Но повторять такой трюк выглядело бы очень подозрительным. Однако сейчас ему не было до этого дела, напротив, физическая боль заглушила бы боль в душе. Вернувшись в свою каморку, Том аккуратно положил конверт в свой дневник.
В воскресенье Том присутствовал на праздничной службе и видел, что на лице у Доброделова написана радость, так что мальчику даже показалось, будто весь этот ужасный разговор — всего лишь сон, плод разыгравшегося воображения. Однако еще и вечер не успел настать, как другой священник, который помогал Доброделову, пришел в приют и сообщил, что святой отец отдал Богу душу.
Услышав об этом, Том побледнел как полотно, бросился к себе, достал конверт, дрожащими руками вскрыл его и жадно прочел: «Последний же враг истребится — смерть!»
После похорон Том чувствовал себя совсем потерянным, как будто оказался один в холодной ледяной пустыне в разгар полярной ночи. И хотя всю неделю стояла изумительная погода, а прогулки в такое время были просто восхитительными, но для Реддла словно бы не существовало ни весеннего солнца, ни лазурного чистого неба, ни нежно-зеленой листвы. В сердце мальчика царила зима, а слова о победе над смертью воспринимались как жестокая насмешка. Где же эта самая победа, если пристанищем столь замечательного человека стал деревянный ящик? И тем не менее мальчик, когда увидел тело в гробу, не мог забыть улыбку на застывших губах, словно в последние мгновения жизни Доброделову привиделось что-то очень хорошее, счастливое. Но ум ребенка, хоть порой и острый как иголка, отказывался понимать это. Кроме того, после всех этих событий в нем поселился удушающий страх, страх смерти, которую он воспринимал как врага. И этот самый враг под конец заставит и его довольствоваться тесным угрюмым приютом. Другие, куда менее одаренные и вообще бездари, останутся, а его в этом мире уже не будет. А этого Реддл стерпеть никак не мог, гордясь своими необычными способностями и на основании этого считающий себя исключительным и несколько выше других. Он уже был себялюбив. И смерти боялся с каждым днем все сильнее и сильнее, до одурения боялся.
========== Глава 7. Переступая черту ==========
Тем временем на смену весне неожиданно подкралось лето. Все текло своим чередом, ничего не изменилось в жизни приюта и его обитателей, а Том только дивился, как это мир не перевернулся. Учебный год закончился, и Реддл в очередной раз стал первым учеником, хоть этот факт и оставил его равнодушным.
В последний учебный день довольная миссис Коул сообщила сиротам, что в этом году они поедут на лето не просто за город, а на побережье, и средства для этого благодаря стараниям почившего священника и доктора имелись. Такова была его последняя воля, чтобы дети побывали на море для укрепления их здоровья. Естественно, что предстоящая поездка и сборы к ней служили основными темами разговоров.
В назначенный день к зданию приюта подъехали несколько автобусов, в которые немедленно забрались вместе со своими пожитками дети и сопровождающие их взрослые. Все за исключением угрюмого и равнодушного ко всему Тома были очень довольны, если не сказать «счастливы». Реддлу же казалось, что он просто плывет по воле какого-то очень сильного и непреодолимого течения, а в конце его ожидает гибельный водоворот. В руках мальчик держал небольшой сверток с вещами, а в них была спрятана бесценная и все еще пустая книжечка в твердом переплете с черными корочками.
Спустя несколько часов езды прибыли на место — небольшую прибрежную деревню, где помимо домов местных жителей было построено и довольно скромное жилье для приезжих, которым оно сдавалось в аренду на время отдыха.
Месяц, который сироты провели на побережье, показался им поистине незабываемым. Чистый свежий воздух, легкое дуновение морского ветерка действовали на детей просто волшебным образом, хотя в остальном их жизнь и распорядок почти не изменились. Питание, как и всегда, было хоть и достаточным, но весьма скромным: овсяная каша, тушеные овощи или какая-нибудь отварная крупа с небольшим количеством мяса или рыбы, иногда фрукты. В общем, ничего такого, что могло бы доставить ребенку радость. Ну, а какой-нибудь сладкий десерт — шоколадные конфеты, леденцы или печенье — были привилегией лишь воскресных дней. И то без гарантии. Но воспитанники приюта все равно были безмерно рады смене обстановки и, как следствие, новым впечатлениям. После завтрака все отправлялись на побережье играть в незамысловатые игры: догонялки, жмурки, ну, или с мячом, ведь разнообразие игрушек не было знакомо никому из сирот. Если позволяла погода, то купались под присмотром взрослых. К большому удовольствию медсестры Марты за все время отдыха никто из детей ни разу не заболел, напротив, личики многих из них зарумянились и покрылись загаром, глаза блестели, светились весельем, которого не разделял только один ребенок — Том Марволо Реддл. Он, как и прежде, держался особняком, игры не только не прельщали, но и раздражали его. Уголки губ опустились, и Том уже совсем никак не улыбался. Мальчик часто старался улизнуть с галечного пляжа, облюбованного детворой в качестве места для игр. Ему больше было по нраву бродить по большим валунам на крутом берегу, о который с шумом ударялись волны, перебалтываясь с морской пеной. Суровый пейзаж находил какой-то отклик в его душе. В некоторых местах массивные камни громоздились один на другой, образуя столь отвесные кручи, что спуск вниз был бы весьма трудным и опасным занятием.
Один раз Том неловко поскользнулся и, сорвавшись, полетел вниз, но не только не разбился, но и не получил ни единого синяка или ссадины. В первое мгновение мальчик испытал вполне понятный в такой ситуации страх и зажмурил глаза. А когда спустя миг снова открыл их, то немало изумился, увидев, что завис прямо в воздухе между небом и водой. Несколько минут Том так и не пошевелился, но потом все же решился раскинуть руки и взмахнул ими, как принято у птиц. Мальчик стал поворачиваться вправо и влево, а потом, наклонившись вперед и отведя руки за спину, плавно приземлился на берег. Затем попробовал взлететь снова, но на этот раз потерпел неудачу. Реддл стал оглядываться вокруг, прикидывая, где бы удобнее и безопаснее подняться наверх, но тут его внимание привлекли несколько камней, которые образовывали как бы свод арки. Был отлив, уровень воды постепенно понижался, и взору Тома открылось большое темное отверстие, очевидно, вход в какую-нибудь подземную пещеру. Движимый любопытством, мальчик вошел туда и при слабом свете, который пробивался снаружи через вход, увидел, что это и в самом деле огромная пещера. Посередине было большое озеро, а в самом его центре возвышался маленький островок. Том потрогал рукой воду, которая оказалась ледяной.
Через какое-то время вышедший из пещеры мальчик необыкновенно быстро и проворно взбирался наверх. Взлететь снова у него не получилось, но тем не менее Реддл делал неестественно длинные прыжки, притом едва прикасаясь ногами к земле, чтобы оттолкнуться. Весь оставшейся день подросток пребывал в восторженном состоянии от произошедшего с ним во время падения чуда. Правда, внешне это почти никак не проявлялось, и лицо Тома было таким же спокойным и ко всему безразличным.
С весны Реддл почти ни с кем не общался, довольствуясь лишь самыми необходимыми короткими фразами и разговорами. И то, только в том случае, если в этом была крайняя необходимость. Подросток упорно не желал сходиться ни с кем из детей. Естественно, он прихватил с собой пару книг из библиотеки, чтобы хоть как-то отвлечься. На сей раз это оказался роман А. Дюма «Граф Монте-Кристо». Тому нравилось, как главный герой дождался-таки своего часа, обрел свободу и изощренно отомстил своим недругам, проявляя при этом недюжинное терпение и даже изменив имя. Однако у несговорчивости Реддла с остальными ребятами была и еще одна причина помимо занимательного чтения: мальчик нашел себе других собеседников. В своих одиноких прогулках Том, бывало, уходил от берега на несколько километров. Там уже не было камней, зато можно было погулять по лугам и небольшим рощицам деревьев. И среди их обитателей были уже полюбившиеся Тому чешуйчатые пресмыкающиеся. Змеи и здесь с удовольствием приползали к нему, шипели и все без исключения, даже хоть и не смертельно ядовитые, но все же опасные гадюки, заявляли о своей преданности и покорности. Они обвивались вокруг рук и ног Тома и часто заползали к нему на плечи в знак дружбы.
Отдых воспитанников на побережье был в самом разгаре. В одно утро Том проснулся рано, как, впрочем, и всегда. Выйдя из спальни, которую разделял с несколькими детьми, мальчик уселся в коридоре на подоконнике с книгой в руках напротив двери в столовую в ожидании завтрака. Но не успел он погрузиться в чтение, как услышал голоса. Деннис Бишоп и восьмилетняя Эмми Бенсон, младшая сестра ненавистного Энтони, похоже, тоже вскочили спозаранку и теперь спокойно шли по коридору, весело хихикая в предвкушении очередного погожего дня, игр на свежем воздухе и купания в море.
Примечательно, что Эмми в приюте никто никогда не обижал. Напротив, по меркам ее ровесников девочка всю свою жизнь в благотворительном заведении каталась как сыр в масле. Сперва она находилась под защитой брата, который был старше ее лет на десять и оказался в приюте уже будучи почти подростком. Потом после его гибели Эмми снова повезло, потому как под крылышко ее взяли Стаббс и Бишоп в память о старшем заводиле. Не знала она недостатка во вкусностях и игрушках, отобранных старшими покровителями у других детей. Вот и сейчас Бишоп весело рассказывал младшей подружке о ее брате и о том, что теперь вот на смену ему пришел Билли, а затем придет и его, Бишопа, черед.
Смотря на этих ребят, Том чувствовал, как в его груди все сильнее и сильнее разгораются злоба и зависть. Он ненавидел их уже за то, что у них есть возможность весело болтать и смеяться, играть и съездить, пусть и раз в год, за город или даже на море, в то время как ни Мэри, ни Доброделова уже не было на этой земле, а вся их доля — тесный и угрюмый приют. Реддл и сам до умопомрачения боялся оказаться там же, ничего не казалось ему страшнее. В жизнь после смерти несмотря на все уроки Доброделова мальчик всерьез не верил.
К тому же Том до сих пор не мог забыть, что это именно Деннис Бишоп рассказал Билли о Нагайне, а Эмми — сестра, родная сестра ненавистного Бенсона, ставшего причиной гибели Мэри! А раз связана с его врагом узами крови, значит, такой же враг. Однако при всей буре, которая сейчас бушевала в сердце Реддла, лицо его оставалось совершенно спокойным. Мальчик уже хорошо умел скрывать свои эмоции и чувства. Жгучая ненависть питала холодную злобу, а она, в свою очередь, породила желание поквитаться за все. Мозг Тома сейчас работал с необычайной ясностью, четко и точно, как хорошие швейцарские часы. И в голове подростка довольно быстро родился план, который хоть сейчас можно было приводить в исполнение. Но прошло несколько минут, прежде чем Реддл на это решился, и потому он медлил и не показывался на глаза тем, кого считал своими недругами. Но за это короткое время в душе ребенка успела совершиться настоящая битва. Умом он понимал, что собирается совершить совсем неблаговидный поступок, и потому неизбежно просыпающаяся в такие моменты совесть предостерегала и удерживала от зла, не позволяя ступить на гиблый путь. Однако Том старательно глушил в себе ее голос. Ему уже случалось чинить другим неприятности и забирать у обидчика что-то для него ценное в качестве трофея. Возможно, ему даже довелось стать причиной смерти другого человека, но и здесь изворотливый ум находил оправдание: ты ведь не хотел этого и невольно накликал беду. Ну а то, что твои слова все-таки исполнились, то в этом не твоя воля и не твоя вина. Значит, Бенсон это вполне заслужил. Он просто тварь, из-за которой не стоит терзаться раскаянием. Но то, что сейчас замыслил Том, не шло ни в какое сравнение ни с отбиранием трофеев, ни с другими мелкими пакостями. На несколько секунд у Тома в мыслях мелькнуло лицо Доброделова и вместе с ним вопрос: а что бы он сказал, узнав о намерении своего подопечного? Но добродетельного наставника уже не было рядом с почти что преступником.
— Нельзя! Нельзя! Остановись! — железно запрещала совесть.
— Почему? — резонно вопрошал ее Реддл. — Почему им — Бенсону, Стаббсу, Бишопу — можно, а мне нельзя? Я ничем не хуже, даже напротив, лучше их! Могу такое, чего никто из них не может, и все произошедшее со мной на берегу это доказывает! Потому имею право! Не я первый это затеял, а Бишоп и Бенсон должны хоть в малой степени заплатить за все, если уж нельзя заставить их отвечать по полной программе. А жаль!
— Не тебе их судить! — снова заговорил внутренний голос.
— В конце концов, не жизни же я их лишать собрался в отместку. Но пусть эта пигалица тоже почувствует тот ужас, который, должно быть, пережила Мэри, когда убегала от этих мерзавцев и споткнулась на роковой для нее лестнице! Совесть, чего ты хочешь от меня? — прошептал Реддл. — Нет смысла рядиться в непорочного ангела, если уж попал в ад! С волками жить — по волчьи выть, иначе сгрызут и даже не поперхнутся!
Тут Том спрыгнул с подоконника и неожиданно предстал перед Эмми и Деннисом.
— Ну, здравствуй, Бишоп! — ухмыльнулся он. — Привет, Бенсон!
— Реддл? — в один голос удивленно воскликнули Деннис и Эмми.
— Что тебе нужно? — насторожился мальчик.
— Всего лишь побеседовать с вами, — многозначительно отозвался Том, сверля ребят недобрым взглядом.
— Не станем мы с тобой разговаривать, урод! — огрызнулся Бишоп. — Катись отсюда!
— Нет, вы будете разговаривать со мной! — повелительно и властно воскликнул Реддл, глядя в глаза Деннису, а потом Эмми. Это снова было сказано в форме приказа так же, как он велел собеседникам говорить правду, и Том вложил в него всю волю, какую смог. Он снова чувствовал, как внутри него, в голове, в крови, снова бурлит эта уже знакомая и странная сила и наполняет голос, выплескивается наружу через слова и взгляд. Эффект от произнесенной фразы оказался просто ошеломительным даже для самого Тома. И Деннис, и Эмми стояли словно зачарованные будто под воздействием гипноза, хотя о нем Реддл даже никогда не слышал и уж тем более не учился. Том злорадно усмехнулся и с торжеством посмотрел на тех, к кому его начавшее ожесточаться сердце пылало неугасимой злобой, и кого он сейчас держал в своей власти. Ребята очень походили на птичек, готовых даже против воли идти прямо в пасть к змее.
— Хорошо, Том! — покорно сбавил тон Деннис, а Эмми и вовсе просто молчала. Оба смотрели на Реддла с недоумением и каким-то мистическим страхом. — О чем ты хочешь поговорить с нами?
— Не здесь! — отрезал Том. — Идите за мной!
Реддл поспешно направился к выходу, и дети последовали за ним, даже не отдавая себе отчета в том, что делают. Все трое миновали обычное место для игр сирот на берегу моря. Когда они проходили по лужайке, Эмми услышала нечто странное - не то шелест, не то шипение. Взглянув на Реддла, она обомлела: его губы издавали эти самые звуки.
— Что ты говоришь, Том? — испуганно спросила она.
— Ничего! — последовал холодный ответ. — Скоро узнаешь, а пока помолчи! — зловеще добавил Реддл, глядя на девочку повелительным сверлящим взглядом. Эмми послушно умолкла.
Том вел шедших за ним детей мимо каменных валунов. Вскоре вся троица вышла на крутой морской берег, и Реддл приказал Эмми и Бенсону спускаться вниз. Они, невзирая на охвативший их страх, покорились.Наконец, все оказались у подземного грота, вход в который сейчас не был затоплен, так как прилив еще не начался.
— Хочу вам кое-что показать! Заходите внутрь и посмотрите, что я нашел, — дети посмотрели на Реддла бессмысленным покорным взглядом, переглянулись между собой и зашли в пещеру.
Но не успели они это сделать, как следом за ними в грот стала заползать длинная и довольно толстая, очевидно, совсем уже взрослая гадюка. За ней другая, и третья. Змеи все прибывали. И хотя эти гады и не были смертельно ядовитыми, но все это полчище чешуйчатых шипящих пресмыкающихся так сильно напугало детей, что они в ужасе бросились вглубь грота и оказались у подземного озера. А змеи ползли и ползли за ними. Еще больше Эмми и Деннис были напуганы тем, что твари полностью подчинялись Реддлу. Том как-то разговаривает с ними, шипит точь-в-точь как они, при этом явно науськивает животных. Оба дико завизжали и полезли в холодную воду. Змеи последовали за ними. Эмми, которая не умела плавать и была уже по грудь в воде, залилась слезами, а Деннис судорожно греб руками и отталкивался ногами, заплыв на глубину. Впрочем, ему от этого пользы было мало, потому что змеи всюду следовали за ним, а когда холодная вода начала сводить руки и ноги, то Бишоп почел за благо держаться поближе к берегу, где можно было хотя бы встать на дно.
— Страшно, да, Бенсон? — мстительно злорадствовал Реддл. — А ей тоже было страшно!
— Том, пожалуйста, не надо! — рыдала девочка.
— А Мэри тоже просила! — с мрачным торжеством изрек Реддл. — А твой братец ее послушал, а? Так с какой стати я должен тебя слушать?
— Но я здесь ни при чем, Том!
— А что, Бишоп? — обратился он уже к Деннису. — Пришло время расплатиться за Нагайну. Ее собратья сгорают от нетерпения.
Мальчик ничего не сказал в ответ, а Реддл смеялся над их отчаянием, упиваясь своей местью, жалея только о том, что нельзя воздать этим отродьям все положенное и что придется все же ограничиться одним лишь запугиванием да купанием в холодной воде. Ведь в приюте и так наверняка будет переполох. Заходить в мести дальше было нельзя и опасно, как бы ни хотелось. В конечном счете,
Том велел змеям оставить своих жертв. Изворотливые пресмыкающиеся беспрекословно подчинились, а Эмми и Деннис наконец вылезли из воды и без сил опустились на каменный пол пещеры, дрожа и стуча зубами от холода и страха.
Спустя несколько минут Деннис опомнился и, с вызовом глядя на Тома и змей, воскликнул:
— Ты ответишь за это, Реддл! Я все расскажу миссис Коул, и она велит наказать тебя!
Том лишь криво усмехнулся.
— Неужели? В самом деле расскажешь? — пристально глядя в глаза собеседнику, иронизировал Реддл. — Ну, что же, милости прошу, говори. Вот только вряд ли директриса, да и вообще все взрослые, поверят в тот бред, который ты им поведаешь. Меня все-таки никто не считает здесь за дрессировщика, а уж слова о том, что я командую змеями, покажутся полной чушью. После них начальство тебя в желтый дом запрет.
Воцарилось молчание. Действительно, против таких аргументов возражать было трудно. Наконец, Том заговорил.
— Ну что расселись? Пора назад!
Дети машинально, как заводные куклы, поднялись и последовали к выходу из пещеры, а рядом с ними ползло множество змей, правда, они уже не нападали. Когда все трое оказались на берегу, Реддл благоразумно счел, что не стоит заставлять этих двоих взбираться на крутой утес по мокрым камням. К месту, где были размещены на отдых сироты, ребята вышли другой кружной дорогой. Все время пути их обдавал свежий морской ветер, поэтому мокрая одежда и даже сандалии быстро высыхали.
Еще на подходе к морю, где обычно играли воспитанники, Том, Деннис и Эмми заметили снующих туда-сюда обеспокоенных взрослых, в том числе и директора.
— Их нигде нет, миссис Коул!
— Что еще за напасть! Куда они могли подеваться? — отвечала директриса нервным встревоженным голосом.
— Мы здесь, миссис Коул! — невозмутимо отозвался Том так, что ни один нерв не дрожал на лице.
— Реддл! — вскрикнула директор. — Что ты опять творишь, негодник? Снова из-за тебя сыр-бор! Сейчас же отвечай, где вы были все это время? Уже скоро обед!
— Мы гуляли, миссис Коул. Всего лишь осматривали окрестности. Я нашел на берегу вход в подземную пещеру и показал ее Эмми и Деннису.
— Ах, гуляли! — запальчиво кричала директриса. — Мало того, что сам шляешься Бог весть где, так еще и других за собой тащишь. Что ты им сделал? — миссис Коул смерила пристальным взглядом Бишопа и Бенсон, которые до сих пор молчали и выглядели напуганными, точно кролики, и до невозможности потерянными. Она присела на корточки так, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с детскими, положила ладони им на плечи и ласково спросила:
— Что произошло, Деннис?
— Ничего, миссис Коул. Мы просто гуляли и осматривали пещеру. Все хорошо.
Том брезгливо скривил губы, видя обеспокоенность директрисы, причем больше даже не детьми, а своим местом. После случая с Мэри женщина в самом деле стала уделять больше внимания тому, какие у воспитанников взаимоотношения, и просила других работников приюта внимательно следить, чтобы разногласия детей не доходили до открытых конфликтов и тем более драк и травли.
— Эмми, милая, может быть, тебе есть что сказать? — продолжала допытываться миссис Коул. — Скажи, не бойся! Реддл вас как-то обидел?
— Нет, — тихо отвечала девочка. — Он ничего нам не сделал.
— Тогда в чем дело? Почему вы такие пришибленные?
— Так… — мялась Эмми.
— В пещере было довольно темно, да и спуск к ней крутой, — спокойно вставил свои слова Том. — Вероятно, это и напугало их.
— Я не с тобой разговариваю, Реддл! — раздраженно отозвалась миссис Коул. — Ей-Богу с тобой одна только головная боль и никакого толку. Зачем ты повел их в эту пресловутую пещеру, а? Ну все, мое терпение лопнуло. Марта, позови немедленно мисс Круэл, пусть захватит розги. Деннис, Эмми, ступайте обедать! Голодные небось! — молчавшие как рыбы воспитанники быстро ушли. Посудомойка в сопровождении медсестры пришла довольно быстро, держа в руках несколько розог. Миссис Коул велела Тому снять рубашку и ложиться на скамью. Мальчишка вроде бы покорно исполнил приказ, но его темно-серые глаза при этом странно заблестели. Мисс Круэл так и не удалось выпороть Реддла, потому что все розги сломались. Видевшие это женщины недоуменно и со страхом переглянулись, а потом все втроем сверлили глазами этого странного мальчишку.
— Вот дрянь! — не удержалась директриса. — Марш немедленно в свою комнату и до конца недели не смей выходить из нее даже в столовую. Еду тебе будут передавать через дверь и раз в сутки водить до отхожего места. Все понятно?
Том ничего не сказал на это, а только высокомерно кивнул. Раз в день какая-нибудь работница приносила ему в комнату хлеб и воду сразу на сутки. Никому не хотелось ходить к мальчишке три раза в день и возиться с его едой, поэтому ни о каком горячем не шло и речи. По сути, одиночество и даже питание впроголодь не особенно удручало Тома. Он спокойно мог скоротать время за чтением. Но кроме этого занятия, Реддл, конечно же, размышлял и о том, что сделал в пещере. Раскаяния в содеянном он ни капли не испытывал. С тех пор, как Том начал открывать в себе разные странные способности, то перестал быть жертвой насмешек и поколачиваний от местных заводил. Если проводить параллель с миром животных, то мальчику вполне удалось отвоевать себе жизненно необходимую территорию, место под солнцем. Но в этот день Том перешел такую границу, за которой жертва сама превращается в мучителя. Начало происходить то, от чего предостерегал Доброделов. Однако Реддла это уже не волновало, ведь перед тем, как поступить подобным образом, он заставил замолчать свою совесть, словно засунул ей в рот кляп. Кроме того, роль мучителя пришлась ему куда больше по нраву, чем положение жертвы, а третьего мальчик не видел. В конце концов, оказалось куда проще причинять боль другому, чем терпеть ее самому.
========== Глава 8. Над головой сгущаются тучи ==========
Июнь, проведенный сиротами на побережье, пролетел для них быстро и незаметно. Они вернулись в приют, и напоминанием о чудесных днях остался загар на лицах, плечах, спинах. Каникулы продолжались, уроков не было, но вот занятия в воскресной школе возобновились. Теперь на месте доброго пастыря служил совсем другой священник Лицемеров. Тому Марволо Реддлу было достаточно одного внимательного пристального взгляда на холеное лицо нового настоятеля, чтобы понять: фамилия его говорящая, и как нельзя лучше отражает суть этого человека. Подросток с первого дня невзлюбил его, и надо сказать, что эта неприязнь была взаимной.
Впрочем, и другие дети были от Лицемерова явно не в восторге. Им не нравились его излишняя нравоучительность и чрезмерная строгость, когда кто-то из детей допускал ошибку, читая заученный стих Библии или псалом. Воспитанник в этом случае неизменно получал выговор, сопровождающийся упреками в лености и нерадении о благе своей души. По этой причине большинство ребят старались вообще не ходить на занятия в воскресной школе, пользуясь любым благовидным предлогом: от поручения сотрудниц приюта выполнить какую-нибудь работу до ссылок на плохое самочувствие или даже симуляции болезни. Так в некогда полном классе хорошо, если находилась половина или даже третья часть от того количества воспитанников, что раньше посещало школу. Новому настоятелю это, конечно, было не по душе.
Спустя пару недель, когда его терпение лопнуло, то он сам явился в приют, дабы лично высказать недовольство директрисе и прочим сотрудникам.
Было как раз время завтрака. Дети и работники, включая миссис Коул, собрались в столовой. В этот день здесь стоял противный запах пригорелой запеканки — не очень-то любимого детьми блюда, даже в обычном виде, а сейчас и вовсе несъедобного. Даже те из ребят, кто отличался хорошим аппетитом и был совсем неприхотлив в еде, теперь нехотя ковыряли ложками свои порции и, давясь, пытались хоть в малой степени заморить червячка, чтобы можно было дотерпеть до обеда. Большинство же, попробовав одну ложку, больше не притронулись к своим тарелкам.
Миссис Коул, скрепя сердце и про себя сетуя на непредвиденные расходы, все же распорядилась прибавить к завтраку белого хлеба и сыра. Наблюдая эту картину, Лицемеров неодобрительно покачал головой.
— Дорогая миссис Коул! — вежливо, но при этом назидательно обратился он к директрисе. — Не пристало так баловать эти юные создания. Вижу, вы искренне печетесь об их благе, но не надлежит ли вам проявлять большую заботу об их душах, нежели телах? Им бы следовало поучиться смирению и терпеливому снесению испытаний, которые выпали им на долю. Ну, а испорченный завтрак — прекрасный к тому случай. Сегодня я как раз собирался поговорить с вами о том, как сильно ваши воспитанники подвержены высокомерию, что даже многие из них регулярно игнорируют занятия.
Том сидел за столиком, который стоял совсем рядом с Лицемеровым, и по мере того, как он говорил, в мальчике все сильнее и сильнее закипала злость и на этого настоятеля, рядящегося в одежду мнимой добродетели, и на его слащавые речи, а главное, на несправедливость, как он полагал, этого мира, якобы сотворенного всемогущим Творцом. «Почему? Ну почему так? — лихорадочно размышлял Том. — Почему такие вот волки в овечьей шкуре топчут землю, смотрят на солнце, дышат воздухом, коптя при этом небо, и никакая беда их не касается? Зато те, кому бы еще жить и жить, уже давно покинули мир. Выходит, они слишком хороши для него и потому не приспособлены к жизни в нем и уходят так несправедливо рано».
Тут Том встал и бросил на стоящего рядом с ним Лицемерова пристальный взгляд. Мальчик был достаточно высок ростом, чтобы установить прямой зрительный контакт. Все взоры устремились к Реддлу, священник невольно вздрогнул, а миссис Коул, не зная, что у этого непонятного мальчишки на уме, и какой номер он сейчас отколет, забеспокоилась.
— Реддл, немедленно сядь на место!
Лицемеров, тоже на дух не переносивший мальчишку, увидел в этом прекрасную возможность в чем-нибудь уличить его.
— Том, дорогой! — елейным притворно ласковым голосом заговорил Лицемеров. — Ты что-то хотел спросить у меня, мальчик?
— Да, святой отец! — невозмутимо отозвался Реддл. — Не будете ли так добры сказать нам, что вы сегодня кушали на завтрак? — нарочито вежливо спросил Том, в то время как на его губах змеилась презрительная усмешка, без слов красноречиво говорившая: ну явно не подгорелую запеканку. — Может, вы покажете нам пример смирения и терпения?
— Что? — опешил настоятель.
— Реддл, замолчи немедленно, паршивец ты этакий! — послышался крик директора.
— Говорите правду! — властно на свой манер произнес Том.
Взгляд глаз Лицемерова стал бессмысленным и при том покорным, как у человека под действием гипноза.
— Яичницу с беконом! — обреченно, словно слова вытягивали из него клещами, отвечал горе-настоятель. Однако он тут же пришел в себя, и глаза его яростно блеснули. Все воспитанники многозначительно переглянулись, с трудом скрывая ухмылки. Похоже, и они догадывались обо всем. Миссис Коул явно смутилась.
— Ах, только не волнуйтесь так, святой отец. Этот мальчишка хоть и знает, как надо себя вести, но порой бывает до невозможности дерзок. Впрочем, он не только вас так смущает. Как вспомню Эмми и Денниса… Но будьте уверены, мы его как следует накажем за нахальство.
— Ну что вы, милая миссис Коул! — снисходительно-ласково заговорил Лицемеров, уже успевший оправиться от потрясения. Но Том видел, как в глубине его глаз залегла холодная ненависть, и понял, что ничего хорошего сейчас ждать не следует.
— Стоит ли наказывать больного ребенка? — ханжески изображая заботу, проговорил Лицемеров.
— Больного? — изумилась директор. — Простите, святой отец, осмелюсь возразить, но мальчишка хоть и худой и выглядит хилым, но в лазарете нашем по болезни отродясь не бывал. Только если дрался с кем-нибудь, да и то давно. Уверяю вас, Реддл здоров, как лошадь. На нем пахать можно.
— Миссис Коул, телесному здравию я не придаю такого значения. Я лишь предположил, что мальчик болен духом и душой. Взгляните, как горят его глаза. Явный признак какого-то душевного недуга. Нужно принять меры, пока еще не поздно, и помочь бедняге.
— Вы уверены? — как-то сразу сникла директриса и посмотрела на Тома уже без гнева и даже с толикой жалости. Сама женщина всегда испытывала некоторый трепет и страх перед больницами для душевнобольных и для себя полагала, что лучше десять раз переболеть телом, чем вот так терять разум. — А если это не так?
— О, я вижу, вы весьма заботливый директор и сострадательный человек, раз так остро осознаете всю глубину ответственности за ваших подопечных. Но не волнуйтесь, без причин мальчика в больницу никто не отправит, и ваша совесть в любом случае будет чиста. Видите ли, среди моих прихожан есть прекрасный специалист, профессор-психиатр. Он может осмотреть мальчика, и в случае необходимости назначить соответствующее лечение.
Том, который молча слушал весь разговор, с каждым словом бледнел все сильнее и сильнее, яростно сжимая кулаки и всем своим существом ощущая страшную нависшую опасность. «Ага, вылечит! — с горьким сарказмом подумал Том. — Залечит до сумасшествия!»
— Я поговорю с профессором, миссис Коул, и попрошу его на днях зайти к вам и осмотреть бедного мальчика. А сейчас позвольте откланяться. Я должен подготовить проповедь о смирении во время предстоящей мессы. Надеюсь, ваши подопечные придут ее послушать.
И, не сказав больше ни слова, резко развернулся, так, что полы его черной ризы зловеще колыхнулись, и пошел прочь.
— Немедленно возвращайся в свою комнату и не смей выходить! Не желаю из-за твоих странностей подвергать опасности других детей, — нарочито сурово изрекла миссис Коул.
— Я не сумасшедший! — кричал Том.
— Доктор во всем разберется. Он осмотрит тебя, и точка! В конце концов, будет лучше, если тебе своевременно окажут помощь, пока не случилась настоящая беда.
========== Глава 9. Профессор-волшебник ==========
Прошла неделя, в течение которой Том так и не выходил из своей комнаты. Раз в сутки ему приносили хлеб и воду и водили в туалет. Реддлу уже не раз приходилось сидеть взаперти, но обычно после семи дней его наказание заканчивалось, а вот сейчас, по-видимому, никто не собирался его выпускать.
Целые дни Реддл проводил в одиночестве, пытаясь, как всегда, скоротать время за чтением, сидя на кровати и вытянув ноги. На сей раз это оказался один из томов исторической энциклопедии, посвященный периоду Средневековья. Особый интерес у него вызвала охота на так называемых ведьм и колдунов, которую устраивала Инквизиция. Том и сам не мог себе объяснить, почему эти люди, всходившие на костер, вызывали у него такой интерес и даже симпатию. А еще Реддла бесили устраиваемые над ними расправы, причем не всегда за совершенные с помощью колдовства злодеяния, а за сам факт творения волшебства или даже по подозрению в нем. Эти люди явно были не похожи на большинство, были особенными, умели что-то небывалое и недоступное другим, выделялись из толпы. Ну а эта самая толпа, конечно же, терпеть не может тех, кто дерзнул от нее отделиться и нарушить законы всего стада. Таким завидуют, таких часто гнобят и травят, порой заходят немыслимо далеко в своей жестокости и каких только пыток не придумывают. Том на своем опыте убедился, каково это — быть не таким, как все, и его ситуация была в чем-то сходна с той, в которой оказывались эти обвиняемые во всех мыслимых и немыслимых грехах люди. Мальчик даже подумал, что, окажись он на их месте, то непременно сотворил бы какую-нибудь пакость, если бы только смог. Когда тебя постоянно в чем-то подозревают и обвиняют, хочется уже это сделать, чтобы хоть обидно не было. Впрочем, у Реддла мелькали смутные догадки, что вряд ли эти люди, сгоравшие на кострах, в самом деле умели колдовать. Ведь обладай они на самом деле какими-то способностями, вроде тех, что есть у него, то вряд ли позволили бы учинять над собой такое. А, может, и не позволяли? Может, ловко водили всех за нос и подсмеивались тишком?
За все время наказания никто ни разу к Тому не зашел, что его совсем не удивило, ведь так было и в прошлые разы. Сейчас же мальчик скорее боялся, чем желал, чтобы кто-нибудь нанес ему визит. Он очень боялся, что из приюта попадет в сумасшедший дом.
Из размышлений Тома вывел звук неожиданно открывающейся двери. Он вскинул голову и пристально взглянул на вошедших людей. Это оказалась миссис Коул, которая, как заметил Том, была явно под градусом, хоть и довольно твердо стояла на ногах. Рядом с ней стоял незнакомый господин, одетый в весьма странный экзотический костюм сиреневого цвета, то ли какое-то длинное платье, то ли халат, то ли мантия. А на голове был такого же цвета яркий колпак.
— Том, к тебе гости! —
заговорила директриса. — Это мистер Дамбертон, прошу прощения Данденбор. Он хочет тебе сказать… В общем, пускай сам и скажет. — И сразу вышла, не сказав больше ни слова. Реддл и незнакомец остались в комнате одни.
— Здравствуй, Том! — сказал он и шагнул вперед, протягивая руку. Мальчик смерил мужчину пристальным взглядом, пытаясь понять его намерения и словно бы ожидая подвоха, но пока что ничего подозрительного и страшного в этом человеке ребенок для себя не увидел. После короткого колебания он пожал протянутую руку. Незнакомец пододвинул жесткий деревянный табурет и сел. Со стороны было похоже, что он пришел навестить больного.
— Я профессор Дамблдор.
После этой последней фразы Реддла словно током ударило: произошло то, чего он и боялся. «Вот оно, началось!» — лихорадочно подумал Том.
— Профессор? — настороженно переспросил Реддл. — В смысле — доктор? Зачем вы пришли? Это она вас пригласила посмотреть меня?
Он кивнул на дверь, за которой только что скрылась миссис Коул.
— Нет-нет! — улыбнулся Дамблдор.
«Ну, конечно, понял, что я обо всем догадался, и теперь улыбкой пытается усыпить мою бдительность, заговорить зубы!» — думал Том, отчаянно ища выход из западни.
— Я вам не верю! — сказал Том. — Она хочет, чтобы вы осмотрели меня, да? Говорите правду!
Глаза Реддла расширились, и он пристально смотрел на Дамблдора. Голос, как и раньше в таких случаях, звучал очень властно, точно приказ. Мальчик ожидал, что сейчас этот незваный гость во всех подробностях доложит о цели своего прихода и признается, что работает в больнице для душевнобольных. Однако испытанный прием, безотказное средство заставить человека сказать правду, даже если он не хочет, на этот раз не сработал. В ответ странный господин только продолжал приятно улыбаться. Через несколько секунд Реддл перестал сверлить Дамблдора взглядом, но смотрел теперь еще более настороженно.
— Кто вы такой?
— Я уже сказал. Меня зовут профессор Дамблдор. Я работаю в школе, которая называется Хогвартс. Я пришел предложить тебе учиться в моей школе — твоей школе, если ты захочешь туда поступить.
«А этот профессор, знакомый Лицемерова — тот еще фрукт. Похоже, решил-таки упрятать в психушку любым способом. Не мытьем — так катанием. Это надо же — сочинить про какую-то школу!» — думал между тем Реддл. Он вскочил с кровати и шарахнулся от Дамблдора, словно боясь, что он схватит его, и в комнату нагрянут санитары. Мальчик яростно закричал.
— Не обманете! Вы из сумасшедшего дома, да? «Профессор», ага, еще бы! Так вот, я никуда не поеду, понятно? Эту мымру саму надо отправить в психушку! Я ничего не сделал маленькой Эмми Бенсон и Деннису Бишопу, спросите их, они вам то же самое скажут!
— Я не из сумасшедшего дома, — терпеливо объяснял Дамблдор. — Я учитель. Если ты сядешь и успокоишься, я тебе расскажу о Хогвартсе. Конечно, никто не заставит тебя там учиться, если ты не захочешь.
— Пусть только попробуют! — скривил губы Реддл. «И непременно за это заплатят!» — подумал уже про себя.
— Хогвартс, — продолжал Дамблдор, как будто и не слышал последних слов Реддла, - это школа для детей с особыми способностями…
— Я не сумасшедший!
— Я знаю, что ты не сумасшедший. Хогвартс — не школа для сумасшедших. Это школа волшебства.
Слово «волшебство» поразило мальчика подобно молнии. Стало очень тихо. Тому и самому уже не раз приходило в голову, что его странные способности ничем другим не объяснишь. Но ведь оно только в сказках бывает, а они — не реальная жизнь. Лицо мальчика ничего не выражало, но взгляд метался, перебегая с одного глаза Дамблдора на другой, как будто пытаясь поймать в них вранье.
— Волшебства? — повторил Том шепотом.
— Совершенно верно! — сказал Дамблдор.
«Вот и разгадка всем этим странностям, которые творились со мной все время. Выходит, я и в самом деле не такой, как все».
— Так это… это волшебство — то, что я умею делать?
— Что именно ты умеешь делать?
— Разное, — выдохнул Реддл. Его лицо залил румянец, начиная от шеи и поднимаясь к впалым щекам. Он был как в лихорадке. — Могу передвигать предметы, не прикасаясь к ним. Могу заставить животных делать то, что я хочу, без всякой дрессировки. Если меня кто-нибудь разозлит, я могу сделать так, что с ним случится что-нибудь плохое. Могу сделать человеку больно, если захочу.
У него подгибались ноги. Спотыкаясь, он вернулся к кровати и снова сел, уставившись на свои руки, склонив голову, как будто в молитве.
— Я знал, что я не такой как все! — прошептал он. — Знал, что я особенный. Я всегда знал, что-то такое есть.
— Что же, ты был абсолютно прав, - сказал Дамблдор. Он больше не улыбался и внимательно смотрел на Реддла. — Ты волшебник.
Реддла охватила эйфория. Ну, теперь-то все они, и миссис Коул, и Стаббс, и Бенсон уже никогда-никогда ничего ему не сделают! Напротив, сами будут бояться и трепетать. Если даже сейчас, ничему не учившись, он уже столько умеет, то если постигнуть эту науку в полной мере… А то, что он ее постигнет, Том ни минуты не сомневался. Ведь кроме унизительного ручного труда не было ничего из школьных дисциплин, которые оказались бы ему не по плечу. Так вот у мальчика мелькнула мысль, что если овладеть этой наукой, то, может, с помощью волшебства можно одолеть и саму смерть, которой он так боится. На то оно и волшебство. «Последний же враг истребится — смерть» - вдруг неожиданно вспомнилась ему фраза, написанная Доброделовым за пару дней до кончины. В такие вот необозримые высоты воспарила непомерная гордыня Реддла, и он поднял голову. Лицо его преобразилось. На нем отражалась исступленная радость, но это его не красило. Том уже сполна и не раз попробовал вкус мести, и блюдо это, холодное, опасное, ядовитое, пришлось ему ой как по вкусу. Красивые точеные черты стали как будто грубее, а в выражении лица проступило что-то почти звериное.
— Вы тоже волшебник?
— Да.
— Докажите! — потребовал Реддл, желая устранить для себя последние сомнения. А чтобы Дамблдор не вздумал отказать, сказал это тоном властным, каким и приказывал: «Говорите правду!». Но и здесь Тома ожидал неприятный сюрприз. Дамблдор только поднял брови.
— Если, как я полагаю, ты согласен поступить в Хогвартс…
— Конечно, согласен!
— …то ты должен, обращаясь ко мне, называть меня «профессор» или «сэр».
На самое короткое мгновение лицо Реддла сделалось жестким. «Ладно уж!» — высокомерно подумал он. «На этот раз уступлю, но не на вовсе. Можно подобраться с другого края и получить желаемое». Том вспомнил о приятных манерах Мэри, которые перенял для своей пользы у покойной подруги. Тут он сказал уже до неузнаваемости вежливым голосом.
— Простите, сэр. Я хотел сказать, пожалуйста, профессор, не могли бы вы показать мне…
Дамблдор извлек из внутреннего кармана сюртука какую-то длинную деревяшку, палку, направил ее на потертый платяной шкаф, стоявший в углу, и небрежно взмахнул. Шкаф загорелся. Реддл вскочил на ноги с протяжным криком ужаса и злобы, ведь все его имущество находилось в этом шкафу. Однако в ту же секунду как он бросился к Дамблдору, пламя погасло. Шкаф стоял нетронутый без единой отметины. Том уставился на шкаф и на Дамблдора, потом с жадным блеском на палку. «Волшебная палочка! Самая настоящая!» — вдруг осенило его.
— Когда я получу такую?
— Всему свое время, — сказал Дамблдор. — По-моему, из твоего шкафа что-то рвется наружу.
В самом деле, из шкафа доносилось какое-то дребезжание. Том испугался, что это еще может быть.
— Открой дверцу! — сказал Дамблдор. Том пересек комнату и распахнул дверцу шкафа. Над отделениями с поношенными костюмчиками лежала коробка из-под чая, в которой он хранил все свои трофеи. Она гремела и подрагивала, будто в ней копошились обезумевшие мыши.
— Открой ее!
Реддл с явной опаской достал трясущуюся коробку с полки. «Он все знает!» — догадался Том. Особого стыда за то, что его уличили, он не испытывал. Реддл опасался другого: а вдруг за это его теперь не возьмут в Хогвартс.
— В ней есть что-нибудь такое, чему не положено быть у тебя? — спросил Дамблдор.
Реддл посмотрел на него долгим взглядом. Мальчишка был слишком умен и прекрасно понимал, что отпираться бесполезно, а врать глупо.
— Да, наверное, есть, сэр, — сказал он ничего не выражающим голосом.
— Открой! — велел Дамблдор.
Реддл открыл коробку и вытряхнул на тонкое одеяло губную гармошку Билли Стаббса, игрушку йо-йо Линды Браун и недавно умыкнутый у Эмми Бенсон серебряный наперсток. Освободившись из коробки, они мигом перестали подскакивать.
— Ты вернешь их владельцам и извинишься, — спокойно сказал Дамблдор, убирая волшебную палочку за пазуху. — Я узнаю, если ты этого не сделаешь. И имей в виду: в Хогвартсе не терпят воровства.
“Не воровство, а месть! — в мыслях холодно парировал Том. Он нисколько не смутился и спокойно смотрел на Дамблдора. - Впрочем, все равно! Ради места в школе можно пойти и на такое унижение”, - подумал подросток.
— Да, сэр, - сказал он бесцветным голосом.
— У нас в Хогвартсе, — продолжал Дамблдор, — учат не только пользоваться магией, но и держать ее под контролем. До сих пор ты, несомненно, по незнанию применял свои способности такими методами, которым не обучают и которых не допускают в нашей школе. Ты не первый, кому случалось не в меру увлечься колдовством. Однако, к твоему сведению, из Хогвартса могут и исключить, а Министерство Магии, да-да, есть такое министерство — еще более сурово наказывает нарушителей. Каждый начинающий волшебник должен понять, что, вступая в наш мир, он обязуется соблюдать наши законы.
Реддл внимательно слушал о том мире, где ему в скором времени предстояло жить.
— Да, сэр! — повторил он, своим обращением показывая, что принимает правила игры, но невозможно было угадать, о чем думает мальчишка. Он сложил горстку ворованных предметов-трофеев обратно в коробку. Последнее и очень существенное, на взгляд Тома, обстоятельство не давало ему покоя, и при этом казалось ему весьма унизительным.
— У меня нет денег, — сказал он Дамблдору напрямик.
— Это легко исправить, — отвечал профессор и вынул из кармана кожаный мешочек с деньгами. — В Хогвартсе существует фонд для учеников, которые не могут самостоятельно купить себе учебники и форменные мантии. Возможно, тебе придется покупать поношенные мантии и подержанные книги заклинаний…
Том почему-то почувствовал стыд, когда представил, что и в волшебном мире ему придется ходить в чужих обносках и существовать на подачки, но в следующий миг подумал, что сейчас главное попасть в Хогвартс. «Что же, это тоже можно стерпеть. Не навсегда, конечно, а только на время. На короткое время», — подумал он.
— Где продаются книги заклинаний? — не дослушав, перебил Реддл профессора Дамблдора.
Он взял мешочек с деньгами, не поблагодарив, и с интересом рассматривал золотую монету.
— В Косом переулке, — сказал Дамблдор. — Я помогу найти тебе все, что нужно…
— Вы пойдете со мной?
— Безусловно, если ты…
— Не нужно. Я привык все делать сам. Я постоянно хожу один по Лондону.
В самом деле, подобная самостоятельность была характерна не только для Реддла, но и для многих воспитанников как в приюте миссис Коул, так и в других подобных заведениях. Требовать большего, чем тебе способна дать система, будь то какие-нибудь материальные блага или внимание сотрудников, казалось совершенно бессмысленно. Поэтому у детей было не в обычае что-то просить, это даже считалось унизительным. Куда проще было самим решить любую возникшую проблему. Даже если кто-то из воспитанников и получал что-либо от работников приюта, то чаще всего не просил, а просто организовывал все так, чтобы те сами предложили, что нужно. Том же, гуляя в одиночестве по городу, естественно, довольно часто встречал детей в сопровождении родителей. Поначалу он испытывал к ним зависть за то, что они растут в семьях, а позже к этому чувству добавилось еще и презрение, когда Том видел, как к празднику этим маменькиным и папенькиным деткам, зачастую весьма капризным и изнеженным, по первому слову за просто так покупают сладости и игрушки, а уж в награду за хорошее поведение и успеваемость в школе — непременно. Реддл был слишком гордым, дабы без нужды принимать чью-то помощь. Мешочек с такими необходимыми ему сейчас деньгами, которые были не чем иным, как подаянием, жег ему руки. Однако отобрать что-либо силой казалось ему менее постыдным.
— Как попасть в Косой переулок… сэр? — добавил он, наткнувшись на взгляд Дамблдора.
Дамблдор вручил Тому конверт со списком необходимых вещей и объяснил, как добраться от приюта до некоего кабачка, под названием «Дырявый котел.»
— Ты сможешь увидеть кабачок, хотя окружающие тебя маглы, то есть неволшебники, его видеть не могут. Спроси Бармена Тома — легко запомнить, его зовут так же, как и тебя…
Реддл беспокойно дернулся, как будто хотел согнать надоедливую муху. «Ну, положительно, бродяга или серая мышка — это точно не про меня!» — подумал он.
— Тебе не нравится имя Том?
— Томов вокруг пруд пруди, — пробормотал Реддл. И тут помимо воли у него вырвался вопрос: — Мой отец был волшебником? Мне сказали, что его тоже звали Том Реддл.
— К сожалению, этого я не знаю, - мягко ответил Дамблдор.
— Моя мать никак не могла быть волшебницей, иначе она бы не умерла, - сказал Том, обращаясь скорее к самому себе, чем к Дамблдору. Тут он поистине рассуждал как ребенок, полагая, что раз волшебник, значит, и смерть ему не страшна. Сказывалось чтение сказок, которые Том уже давным-давно забросил. — Значит, это отец. А после того, как я куплю все, что нужно, когда я должен явиться в Хогвартс?
— Все подробности изложены на втором листе пергамента в конверте, - сказал Дамблдор. — Ты должен выехать с вокзала Кингс-Кросс первого сентября. Там же вложен и билет на поезд.
— Я умею говорить со змеями, - мальчишка нарочно приберег самую странную свою способность под конец для пущего эффекта. — Я это заметил, когда мы ездили за город. Они сами приползают ко мне и шепчутся со мной. Это обычная вещь для волшебника?
— Нет, не обычная, - отвечал Дамблдор после секундной заминки. — Но такое встречается.
Он говорил небрежным тоном, но с интересом задержал взгляд на лице Тома. Какое-то время мужчина и мальчик стояли, глядя друг на друга, а потом рукопожатие распалось. Профессор Дамблдор подошел к двери.
— До свидания, Том, до встречи в Хогвартсе.
========== Глава 10. Косой переулок ==========
Когда профессор Дамблдор вышел, то Реддл еще какое-то время молча и неподвижно стоял, глядя на закрытую дверь. В первую минуту ему в голову все же закралась мысль: уж не сон ли все это? Мальчишка привык к невзгодам и лишениям, и когда в таких случаях происходит что-то хорошее, то ум с большой осторожностью воспринимает нежданно свалившееся на голову счастье и сулимые им благостные перемены. Однако конверт, который Том по-прежнему сжимал в руках, свидетельствовал о том, что по крайней мере сегодняшний посетитель был самым настоящим, а не плодом фантазий.
Реддл снова бросился на кровать, тряхнул головой и схватился руками за виски, пытаясь привести в порядок миллионы мыслей, порожденных сегодняшним гостем. Мальчишка всем существом чуял, что этот день и в самом деле необыкновенный, чуть ли не самый значимый для него. Короткий разговор с профессором как будто разделил его жизнь на две части — до и после соответственно. Теперь Том понимал, почему не чувствовал себя своим в приюте, да и все обитатели этого заведения инстинктивно чуяли в нем чужака. Просто здесь среди этих людей ему и в самом деле не место. Волшебный же мир, напротив, манил и притягивал Реддла. Он еще ни разу и не бывал в этом мире, а профессор Дамблдор был единственным его представителем, с которым Реддл завел знакомство, но мальчишка знал, что именно там его корни и дом, там он будет своим, там добьется уважения себе подобных и достигнет величия. Да, Том хотел быть не просто магом, а великим магом, и на меньшее был не согласен. Сейчас даже страх перед смертью ненадолго угас в его сердце, ибо в нем загорелась надежда одолеть этого врага. Конечно, Дамблдор прочитал много, на взгляд Реддла, нудных нотаций, но перед перспективой учебы в волшебной школе они отошли на второй план и казались пустяком. Школа волшебства для, по выражению Дамблдора, «детей с особыми способностями». А ведь еще вчера дорога простому сироте была лишь в общеобразовательную, и о другом можно было и не мечтать. Несколько часов пролетели как один миг. Том даже забыл про скудный ужин, кусок хлеба и стакан воды, переданные ему через дверь. Уже пришла ночь, но мальчику было не до сна. Лишь под утро он задремал, но все равно периодически просыпался и бросал беспокойный взгляд на конверт из пергамента, а после успокаивался и засыпал снова. Проснувшись утром, Реддл, наконец, взял в руки конверт и стал внимательно его рассматривать. Вчера мальчик не притронулся к нему из-за охвативших его на несколько часов эмоций. Адрес и имя адресата были написаны изумрудными чернилами, а скреплялся конверт цветной печатью с буквой «Х» в центре и четырьмя животными по углам — львом, орлом, барсуком и змеей.
«Школа чародейства и волшебства «Хогвартс»
Директор: Армандо Диппет, Кавалер Ордена Мерлина II степени, почетный член международной конфедерации магов.
Дорогой мистер Реддл!
Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября.
Искренне Ваш, заместитель директора, Альбус Дамблдор».
«Значит, профессор Дамблдор — заместитель директора? — с легким разочарованием подумал Том. — Надо будет и в самом деле вести себя с ним прилично. И осторожно, очень осторожно».
Реддл развернул второй лист.
«Школа чародейства и волшебства «Хогвартс». Форма.
Студентам-первокурсникам требуются:
Три простых рабочих мантии (черных)
Одна простая остроконечная шляпа (черная) на каждый день
Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала)
Один зимний плащ (черный, застежки серебряные).
Пожалуйста, не забудьте, что на одежду должны быть нашиты бирки с именем и фамилией студента.
Книги.
Каждому студенту полагается иметь следующие книги:
«Курсическая книга заговоров и заклинаний (первый курс)» Миранда Руссокл.
«История магии» Батильда Бэгшот
«Пособие по трансфигурации для начинающих» Эмерик Свитч
«Тысяча магических растений и грибов» Филли да Спора
«Магические отвары и зелья» Жиг Мышьякофф
«Фантастические звери: места обитания» Ньют Саламандер
«Темные силы: пособие по защите» Квентин Трибблс
Также полагается иметь: 1 волшебную палочку, 1 котел (оловянный, стандартный размер №2), 1 комплект стеклянных или хрустальных пробирок, 1 телескоп, 1 медные весы.
Студенты также могут привезти с собой сову, кошку или жабу. Напоминаем родителям, что первокурсникам не положено иметь собственные метлы».
Отложив конверт, Том задумался, где же в Лондоне можно купить все это. Однако Дамблдор говорил ему о Косом переулке, попасть в который можно через некий трактир «Дырявый котел». Мальчик решил, что как только ему позволят выйти из комнаты, то немедленно отправится за покупками. Реддл теперь не особо беспокоился о том, сколько ему еще придется сидеть взаперти. Чутье подсказывало, что совсем недолго. Ведь приют он скоро покинет, и поэтому директриса и все остальные сотрудники благотворительного заведения будут к нему намного терпимее. И Том не ошибся. Уже на следующий день вошедшая в его каморку миссис Коул милостиво объявила, что наказание его закончилось. А еще через день мальчик зашел в кабинет директрисы, и она благосклонно кивнула.
— Добрый день! — проговорил Реддл вежливым, но холодным голосом с нотками некой официальности.
— Здравствуй, Том! — сухо отвечала директор.
— Миссис Коул, профессор Дамблдор велел мне купить книги и все необходимое для занятий.
— Хорошо, мальчик, можешь завтра отправляться. А…?
— Деньги у меня есть! — усмехнулся Реддл.
— Ну ладно, — с облегчением ответила миссис Коул. Было очевидно, настроение у нее явно повысилось от осознания того, что ненавистного мальчишки, который доставлял столько хлопот и беспокойства, скоро в приюте уже не будет.
«Ну да, за возможность спровадить куда подальше готовы назвать и хорошим мальчиком», — в мыслях иронизировал Реддл.
Выйдя из приюта, Реддл отправился в «Дырявый котел», о котором ему рассказывал Дамблдор. Цепкая память не подвела Тома и теперь, а кроме того, профессор дал ему очень точные и подробные объяснения на этот счет. Том шел словно по компасу, время от времени останавливаясь и вспоминая, на какую следующую улицу свернуть и в какой проулок нырнуть. Несмотря на то, что мальчик не сомневался в существовании волшебного мира, но порой, когда он глядел на дома и магазины, мимо которых шел, то в голову ему все же закрадывалась неприятная мысль, что вряд ли в Лондоне можно найти такое место, где можно купить книги заклинаний, метлы, котлы для колдовских зелий и волшебные палочки. Однако Том гнал прочь эти мрачные мысли. Наконец он в очередной раз остановился и огляделся. Кабачок, если он и в самом деле существовал, должен быть где-то поблизости. Наступила решающая минута. Скользя внимательным взглядом от одного дома к другому, Том заметил неприметное здание, настолько маленькое, что оно свободно умещалось между книжным магазином и жилым домом. Под крышей красоваласьвывеска «Дырявый котел». Было также очевидно, что проходившие мимо люди его совсем не замечают, спокойно идя мимо.
Том быстро подошел к бару и, не раздумывая, переступил порог. Внутри за столиками сидели и непринужденно беседовали люди в одеждах, которые своим покроем походили на костюм профессора Дамблдора. Мальчик внимательно и осторожно осмотрелся и, сев за дальний укромный столик, стал молча наблюдать и пытаться разобраться в обстановке. На Тома, напротив, никто особо не смотрел, хотя его одежда и была не как у волшебников. За стойкой хлопотал бармен, которого посетители и вправду называли Томом, когда обращались к нему. Реддл же пока что медлил подойти к тезке. Просить совета и спрашивать объяснений ему казалось унизительным. Ведь все присутствующие в баре наверняка знали, как попасть в Косой переулок, и Тому очень не хотелось предстать перед всеми в глупом, на его взгляд, положении. Мальчик решил подождать и понаблюдать, как другие будут попадать на эту улицу. Тут ему помог случай. В трактир зашел еще один мальчик со своей мамой. Они были одеты как неволшебники. С интересом рассматривая все вокруг, пара прямиком направилась к бармену.
— Здравствуйте! Вы Том? — спросила женщина.
— Да, мэм, это я! Добрый день! Чем могу быть полезен? — учтиво спросил бармен.
— Нам нужно попасть в Косой переулок, сэр, — проговорил мальчик.
— Не будете ли так любезны показать нам путь? — немного стесняясь, спросила дама. — Мы здесь впервые.
— Ну, конечно же, миссис…?
— Клэйдон, — сказала собеседница. — Мой сын Эрик в этом году получил приглашение в школу волшебства Хогвартс. Это он увидел «Дырявый котел».
— С чем вас и поздравляю, миссис Клэйдон!
С этими словами бармен повел посетителей во двор, а Том последовал за ними. Проходя мимо одного из столиков, мальчик услышал короткий разговор.
— Вот с кем мне придется учиться! — недовольно проговорил темноволосый мальчик с высокомерным выражением на смуглом лице. — Сплошь эти противные маглокровки, если не сказать грубее.
— Веди себя прилично, Сигнус, как подобает представителю древнего чистокровного рода. Не стоит затевать здесь свар и вообще обращать хоть малейшее внимание на всякий сброд, — послышался в ответ низковатый с хрипотцой голос, принадлежащий высокой стройной женщине, сидящей на своем стуле необычайно прямо и горделиво. Судя по всему, это была мать мальчика.
Том был очень доволен, что не стал заговаривать с барменом, иначе уже стал бы посмешищем для кого-то. Двор, в который бармен вывел миссис Клэйдон и ее сына, со всех сторон был окружен стенами. Здесь не было ничего, кроме мусорной урны и сорняков. Мужчина стал считать кирпичи над мусоркой.
— Три вверх… два в сторону, — пробормотал он и трижды коснулся стены.
Кирпич, до которого он дотронулся, задрожал, потом задергался, в середине у него появилась маленькая дырка, которая быстро начала расти. Через секунду перед миссис Клэйдон и Эриком появилась арка, достаточно большая, чтобы через нее можно было пройти. А за аркой начиналась мощенная булыжником извилистая улица.
— Добро пожаловать в Косой переулок! — сказал бармен. Изумленные мать и сын прошли в арку, которая тут же снова превратилась в глухую стену. Бармен же снова направился в кабачок и только сейчас увидел Тома.
— Добрый день! — поздоровался мальчик.
— Здравствуй, парень! — дружелюбно отвечал бармен-тезка. — Тоже в Косой переулок? — оглядев магловский костюм ребенка, спросил он.
— Да, сэр! — отозвался Том.
— Помощь нужна?
— Нет, благодарю. Я сам, — сказал Реддл.
— Ну, как знаешь!
Том дотронулся до кирпича, проход снова открылся, и мальчик прошел в него. У него разбегались глаза, когда он смотрел на магазины и выставленные в них товары, на людей, делающих покупки. Едва войдя в Косой переулок, Том увидел выставленные медные, серебряные, бронзовые и оловянные котлы, а над ними висела табличка «Котлы. Все размеры. Самопомешивающиеся и разборные». Были магазины, которые торговали мантиями, телескопами и неизвестными Тому серебряными инструментами. В аптечной витрине были выставлены бочки с селезенками летучих мышей и глазами угрей, бутылки с волшебными зельями. Имелся и торговый центр «Совы» с сипухами, обыкновенными неясытями, ушастыми и полярными летуньями. Несколько мальчишек — ровесников Тома — рассматривали в соседней витрине метлы.
— Это же «Чистомет-4», намного быстрее «Кометы-90»! — слышались восхищенные голоса.
Какое-то время Том просто ходил по улице, заглядывал в магазины. Он ни с кем не заговаривал, не задавал вопросов и не спрашивал советов, а только зорко наблюдал за всем происходящим и внимательно прислушивался к каждому слову, каждой фразе, которыми обменивались между собой волшебники, и всю получаемую информацию впитывал как губка. Так, смотря на ценники, на то, как маги что-то покупают, расплачиваются и берут сдачу, Реддлу удалось узнать, что золотые монеты, которых в его мешочке было семь — это галеоны. В одном галеоне семнадцать серебряных сиклей, а в каждом сикле девятнадцать кнатов, мелких медных монеток. Сикли составляли основное содержимое мешочка, который принес профессор Дамблдор. Было еще и несколько кнатов. Том понимал, что уложиться в смету и купить все необходимое по списку будет не так-то легко. И все же мальчик инстинктивно чувствовал, что наконец-то попал в свой мир. Нечто подобное, наверное, испытывает человек, который после долгого и притом неприятного путешествия, возвращается домой. И в первую очередь Том решил одеться, как принято у волшебников. Ему почему-то все время казалось, что каждый встречный-поперечный пялится на его одежду и тайком посмеивается при этом. Потому ему было стыдно, хотя в магловской одежде как дети, так и взрослые все же попадались, например, те же Клэйдоны. Размышляя таким образом, Том пришел к магазину с вывеской «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни».
Едва войдя в него, Реддл сразу же заметил молодую волшебницу в розово-лиловых одеждах, которую и звали мадам Малкин. В стоящем рядом с ней на скамеечке мальчике Том узнал Сигнуса из «Дырявого котла». Хозяйка магазина подбирала ему мантию, и за этим процессом наблюдала мать.
— Мерлин, ну что же вы мне такое предлагаете! — капризно возмущался Сигнус, обращаясь к мадам Малкин. — Ведь эта мантия слишком длинна!
— Не волнуйся, дорогой, длину мы подгоним, и одежда будет сидеть на тебе как влитая, — Терпеливо и невозмутимо отвечала мадам Малкин.
Том, едва увидев Сигнуса с матерью, счел за благо скрыться за одной из ширм, дабы не нарваться на язвительные замечания в свой адрес, однако продолжал при этом внимательно слушать каждое слово в разговоре.
— Матушка, и почему это цвет мантии должен быть непременно черный? Лично я с удовольствием взял бы зеленую с серебристой вышитой змеей. Цвет факультета Слизерин. Если меня распределят не в Слизерин, то я в школу ни ногой.
— Сын мой, твое желание попасть в Слизерин очень меня радует, и я полагаю, что все сложится к нашему удовольствию. Ведь вся наша семья училась там. Что до черного цвета форменной мантии, то таковы правила, и даже мы, члены Попечительского совета Хогвартса, не считаем нужным их менять. Правда, парадная мантия у тебя и в самом деле может быть зеленая. У повседневных же хоть цвет и строго регламентирован, но ткань может быть самой разной. Та мантия, что сейчас на тебе — из чистого шелка для теплой погоды. Ну а на зиму, чтобы не мерзнуть в подземельях на уроках у профессора Слизнорта, мы возьмем мантии из мягкой шерсти.
— В конце концов, дорогой, — заговорила мадам Малкин, — учителя будут оценивать тебя не по мантиям.
— Хорошо сказано, мадам. А ты, Сигнус, надеюсь, понимаешь, какая ответственность лежит на твоих плечах. Ты не какой-нибудь магловский простак, а представитель древнейшего благороднейшего семейства! — назидательно проговорила мать. — А значит, мы все ждем от тебя очень многого, и ты обязан эти ожидания оправдать. Половина из нас были старостами факультета, а если нет, то попадали в сборную команду по квиддичу, ну или становились чуть ли не лучшими учениками в школе. Твой дедушка по отцу Финеас Найджелус Блэк в свое время был директором школы. Многие из учителей, с кем ему довелось работать, все еще преподают в Хогвартсе. В зале славы на кубках написаны имена твоих предков. А ты должен превзойти их. В противном случае ты нас опозоришь. — В голосе женщины был металл, и это означало, что никакие возражения на сей счет не принимаются. — Ты все понял? — многозначительно спросила она.
— Да, матушка! — согласно кивнув темноволосой головой, почтительно отвечал сын.
Мадам Малкин тем временем не только подогнала мантию по росту, но с помощью волшебной палочки обрезала по ней еще четыре штуки.
— Ну, вот мы и закончили со сборами в школу! — довольно сказала она. — И, миссис Блэк…
— Можете просто Элладора, дорогая.
— Элладора, — почтительно обратилась к даме хозяйка магазина. — Ваш заказ тоже готов.
— О, благодарю, вы как всегда точны, мастерица колдоиглы.
— Светло-серая с серебристым отливом атласная мантия для торжественных случаев. Как раз для замужней дамы.
— Замечательно, сколько за все вместе? — непринужденно спросила миссис Блэк.
— Сто восемьдесят галеонов, — отозвалась мадам Малкин. — Примерьте же свою мантию.
— Не стоит. Вы ведь уже не в первый раз шьете для меня, так что нет никаких сомнений: мантия подойдет мне идеально.
Тут Том с изумлением увидел, как миссис Блэк достала из маленького ридикюля внушительных размеров мешочек и вручила его мадам Малкин.
— Здесь двести галеонов. Нет, сдачи не нужно! — добавила она, увидев, что хозяйка магазина хочет возразить. Нужно же наградить вас за такую оперативность.
— Благодарю, — с улыбкой сказала мадам Малкин. — В таком случае выберите себе в подарок от моего заведения любой колпак или шляпку.
— Пожалуй! — И Элладора Блэк выбрала себе маленький элегантный колпачок наподобие усеченного конуса, но со сглаженными линиями краев и украшенный красивыми перьями.
— Что же, Сигнус, нам пора. Отец уже, наверное, приобрел тебе учебники. Можешь посмотреть метлы, в следующем году непременно купим тебе новую для игры в квиддич. Да, и палочку тебе еще нужно купить. — Когда чванливая парочка покинула, наконец, магазин, Том вышел из-за ширмы.
— Добрый день! — вежливо поздоровался мальчик, стараясь скрыть свое волнение, вызванное тем, что он не знал, как к нему отнесется мадам Малкин.
— Здравствуй, дорогой! — улыбнулась она. — Ты тоже собрался в Хогвартс?
— Да, мадам.
— В таком случае взгляни сначала на мантии и ткани, выбери то, что придется тебе по душе.
Реддл еще раньше, пока хозяйка обслуживала Блэков, успел посмотреть цены и со страхом понял, что три даже довольно простые, но при этом новые мантии съедят весь его бюджет. И он тогда спросил, потупив глаза в пол от стыда, хотя на самом деле ничего зазорного в его ситуации не было.
— Мадам Малкин, нет ли у вас мантий попроще? — старался говорить ровным голосом Реддл.
— Ты имеешь в виду, подешевле? — спокойно уточнила хозяйка магазина. — Прости, милый, но могу предложить только поношенные. Но не расстраивайся! — тут же быстро добавила она ободряющим тоном. — Эти мантии вполне приличные и обойдутся совсем недорого. Ты сирота, раз пришел один без родителей?
— Да, мадам.
— Но если ты будешь хорошо и прилежно учиться, то сможешь многого добиться.
Говоря так, мадам Малкин провела мальчика вглубь магазина в небольшой закуток, где плотно друг к другу висели готовые черные мантии разных размеров. Том молча встал на скамеечку, даже толком не рассматривая товар. Хозяйка предложила мальчику несколько мантий, но он, желая, чтобы эта неприятная ему покупка поскорее состоялась, лишь ответил волшебнице, что вполне доверяет ее вкусу. Чародейка попросила Тома примерить одну простую ситцевую мантию, чтобы подогнать ее по росту. Потом по ней чуть удлинила еще две: одну такую же хлопковую, а другую — из шелка, для праздничных случаев в школе. Наконец, расплатившись с мадам Малкин, Реддл, уже одетый как волшебник, с явным облегчением покинул ателье.
========== Глава 11. Волшебная палочка и волшебный банк ==========
Том быстро купил стандартный оловянный котел, простенькие весы, телескоп и все, что нужно для приготовления волшебных зелий. А затем он направился к лавке волшебных палочек. На вывеске красовались золотые буквы «Семейство Олливандер — производители волшебных палочек с 382 года», а в витрине на красивой фиолетовой подушке лежала волшебная палочка. В самом же помещении царил полумрак, из мебели — только тонконогий стул. Зато вдоль стен от пола до потолка стояли тысячи узеньких коробочек.
— Добрый день! — к Тому обращался волшебник неопределенного возраста с большими бесцветными глазами, от которых исходило какое-то лунное свечение, прорезавшее магазинный мрак.
— Здравствуйте! — отвечал мальчик.
— Я мистер Оливандер, а как ваше имя, молодой человек?
— Том Реддл, сэр.
— Вы из маглорожденных, юноша?
— Мой отец был волшебником.
— Реддл… Никогда раньше не слышал такой фамилии, — покачав головой, уверенно отвечал чародей.
— А что в этом удивительного, сэр? — не понял Том.
— Видите ли, мистер Реддл, я помню всех своих клиентов. Кажется, еще вчера приходили родители покупать свои первые волшебные палочки, а уже и глазом моргнуть не успеваю, как вижу перед собой детей. И предполагаю из этого, какой товар можно предложить. Вас я тоже запомню, мистер Реддл. Что же, давайте попробуем подобрать вам подходящую волшебную палочку. Какой рукой вы держите палочку?
— Я правша, сэр.
— Вытяните руку.
Волшебник стал измерять правую руку Тома. Сначала расстояние от плеча до пальцев, затем расстояние от запястья до локтя, затем от плеча до пола, от колена до подмышек, и еще зачем-то измерил окружность головы.
— Внутри каждой палочки находится мощная волшебная сердцевина: шерсть единорога, сухожилия из сердца дракона или, гораздо реже, перо из хвоста феникса. Каждая палочка фирмы «Оливандер» индивидуальна, двух похожих не бывает, как не бывает двух похожих единорогов, драконов или фениксов. Что же, вот дуб и волос единорога, десять дюймов, твердая. Возьмите ее и взмахните.
Том подчинился, но мистер Оливандер тут же забрал палочку назад.
— Нет, возьмите следующую. Боярышник и сердце дракона, одиннадцать дюймов, гибкая. Попробуйте. — Том снова попробовал, и снова палочка оказалась в руках у Оливандера. Так продолжалось довольно долго, гора из опробованных палочек становилась все выше, а мастер неустанно предлагал все новые и новые.
— Да, необычный вы клиент, мистер Реддл. Но не волнуйтесь, все равно ваша палочка вас найдет. Постойте-ка! — вдруг оживился мистер Оливандер, как будто что-то осенило его. Он достал очередную коробочку, вынул палочку и протянул Тому.
— Попробуйте, редкое сочетание, тис и перо феникса, тринадцать дюймов, очень твердая. И мощная, очень мощная, кстати. Знаете, многие изготовленные мною волшебные палочки довольно быстро находят своих хозяев, но эта лежит у меня уже довольно давно, лет десять-одиннадцать. И ни один из волшебников, которым я ее предлагал, не пришелся ей по вкусу. Да-да, не удивляйтесь, мистер Реддл, именно палочка выбирает волшебника.
Едва Том успел прикоснуться к ней, как ощутил приятное тепло в пальцах, а из самой палочки посыпались зеленые искры.
— Замечательно! — воскликнул мистер Оливандер. — Сердцевина из пера птицы феникс. Какие это удивительные создания, мистер Реддл! — восхищенно говорил волшебник. — Когда им приходит время умереть, то они просто сгорают, а потом снова возрождаются из пепла. И так по бесконечному кругу. Очень рад, необыкновенно рад за вас, мистер Реддл. За вас обоих. Замечательная встреча!
А уж как Том был доволен, так что некоторое время не мог сказать даже слова. Слова о необычных свойствах, присущих фениксам, заставили сердце мальчика забиться вдвое быстрее. Выходит, фениксы не умирают в полном смысле. А перо из хвоста этой чудо-птицы послужило магической сердцевиной для выбравшей его волшебной палочки. Реддл усмотрел в этом знак, что каким-то способом все же можно победить ненавистную смерть. И неважно, каким именно! На несколько мгновений на щеках Тома вспыхнул радостный румянец, но на лице и в глазах была жесткость. Погруженный в лихорадочно возникающие мысли, в созерцание тисовой палочки, мальчик даже не расслышал, как мистер Оливандер тихонько пробормотал себе под нос:
— Одна палочка нашла своего хозяина. Любопытно, очень любопытно, кому же достанется ее сестра из остролиста. Даже Мерлину это неизвестно. Этот феникс, против обыкновения, отдал два пера из хвоста вместо одного.
Потом обратился уже к Тому.
— Да, мистер Реддл, сдается мне, что я еще услышу о вас. И не я один. С этой палочкой вы непременно совершите такие дела, о которых заговорят, непременно заговорят.
К этому моменту лицо Тома опять стало бледным: он вспомнил, что палочка стоит приличных денег, для него приличных, и опасался, какую цену назовет мистер Оливандер.
— Сколько вы хотите за палочку? — напрямик спросил Том.
— Восемь галеонов, мистер Реддл.
Том без раздумий выложил все имеющиеся у него семь галеонов и начал набирать сикли. Мастер волшебных палочек вдруг сказал.
— Оставьте серебро, мистер Реддл. В честь такой знаменательной встречи я, пожалуй, сделаю вам скидку и попрошу только эти семь галеонов. Ведь семь — истинно магическое число, приносящее удачу.
Из магазина мистера Оливандера Том вышел в приподнятом настроении от того, что ему досталась столь мощная палочка и притом с такой необычной магической сердцевиной. Слова мастера Оливандера о фениксах и их своеобразном бессмертии захватили Реддла, и сейчас даже страх смерти в мальчике притупился. Размышляя таким образом, Том вошел в книжный магазин «Флориш и Блоттс», и у него просто разбежались глаза при виде книг, стоящих на полках вдоль стен от пола до самого потолка: огромные фолианты и книги размером с почтовую марку, исписанные странными непонятными символами и с совершенно пустыми страницами, в твердых кожаных переплетах и мягких шелковых обложках. «Даже недалекие бездари вроде Стаббса были бы в восторге!» — подумал мальчик. Будь его воля, он с удовольствием скупил бы полмагазина, но в этот раз пришлось удовольствоваться самыми простыми подержанными и потертыми экземплярами учебников для первого курса, которые были указаны в списке. Но главное, по ним вполне можно было учиться. Том с интересом смотрел и другие книги, среди которых отыскался учебник профессора Винориктуса Винидиара «Как наслать проклятье и защититься, если проклятье наслали на вас», «Очаруйте ваших друзей и одурманьте ваших врагов. Самые современные способы взять реванш. Выпадение волос. Ватные ноги. Немота и многое-многое другое». Том не мог удержаться от искушения и не купить последнюю. Реддла прямо распирало от желания наслать на некоторых личностей из приюта какое-нибудь этакое заклятье. Да, вне школы магией пользоваться нельзя, но вдруг в Хогвартсе пригодится? Кстати, о Хогвартсе. Мальчик почел за благо для себя купить экземпляр «Истории Хогвартса», чтобы, по возможности, узнать о школе побольше и не выглядеть дураком в глазах остальных учеников-волшебников. А заодно приобрел и книгу «Самые выдающиеся маги волшебной Британии ХХ столетия». Благо, что подержанные книги были очень дешевы. Так, с сумкой, куда мадам Малкин упаковала одежду, в одной руке и с оловянным котлом, в который уместились книги, весы и складной телескоп, в другой Том вышел на улицу.
Перед глазами мальчика находилось белоснежное здание, возвышающееся над маленькими магазинчиками. “Волшебный банк Гринготтс” — гласила золотая вывеска под его крышей. У Тома в банке не было ровным счетом никаких дел, да и денег почти не осталось — всего один сикль и несколько кнатов. Но его одолевало сильное любопытство, хотелось посмотреть, как выглядит банк внутри. Около отполированных до блеска бронзовых створок стоял некто, похожий на человека, но роста маленького, на две головы ниже Тома, с умным смуглым лицом, широкими ступнями ног и очень длинными пальцами на руках. Из услышанных на улице разговоров Реддл понял, что перед ним гоблин, чей народ заправлял всем в Гринготсе.
На гоблине была алая с золотом униформа. Он молча поклонился, когда Том зашел внутрь. На вторых серебряных дверях Реддл прочел надпись:
«Входи, незнакомец, но не забудь,
Что у жадности грешная суть.
Кто не любит работать, но любит брать,
Дорого платит, и это надо знать.
Если пришел за чужим ты сюда,
Отсюда тебе не уйти никогда».
Пройдя через ворота, Том оказался в огромном мраморном холле. На высоких стульях за длинной стойкой сидела еще сотня гоблинов — они делали записи в больших гроссбухах, взвешивали монеты на медных весах, изучали с помощью луп драгоценные камни. Из холла вело больше дверей, чем Реддлу удалось сосчитать, другие гоблины впускали и выпускали через них людей. Какое-то время мальчик просто стоял в стороне и с интересом осматривался, как из-за стойки вышел первый освободившейся гоблин и быстро подошел к будущему школьнику.
— Добрый день, сэр! — сдержанным нейтральным тоном поприветствовал он Реддла, смерив его при этом с головы до ног своими внимательными глазами. А Том понял, что от наметанного взгляда банковского служащего, за несколько секунд практически мгновенно определяющего, кто перед ним, конечно же, не укрылось его весьма скромное социальное положение.
— Здравствуйте! — тихо сказал Том.
— Чем могу быть полезен, сэр? — так же вежливо осведомился гоблин, но в его голосе слышалось легкое пренебрежение. — Вы хотели бы посетить свое хранилище?
— Хранилище?
— Ну да, сейф. У вас есть ключ?
— Нет, сэр! — отвечал Том, опустив глаза в пол от стыда.
— Это легко исправить. Вы можете его открыть. В самых простых и небольших можно хранить всего от десяти галеонов.
— У меня их нет, — обреченно прошептал Реддл, уже пожалев, что поддался порыву любопытства.
— Так вы маглорожденный? — продолжал допытываться гоблин. — В таком случае, если желаете, мы можем обменять магловские деньги на волшебные по текущему курсу галеона к фунту.
Том постарался успокоиться и проговорил насколько мог ровным голосом.
— Простите, сэр, но в настоящий момент я не располагаю средствами для открытия своей ячейки.
— В таком случае, — продолжал гоблин невозмутимым тоном, но взгляд его стал подозрительным, — мы вряд ли сможем чем-либо помочь вам. Боюсь, что, находясь здесь, вы понапрасну тратите свое драгоценное время, равно как и наше.
Реддл прекрасно понял этот прозрачный намек.
— Впрочем, сэр, когда обзаведетесь хотя бы десятью галеонами, милости просим. Тогда наш банк будет вам очень полезен. Крюкохват! — Позвал он более громким голосом, и к ним подошел молодой гоблин. — Проводи гостя.
— Пожалуйте к выходу! — проговорил Крюкохват, выдворяя таким образом нежеланного посетителя, и Том только сейчас осознал, что у гоблинов голоса с довольно неприятным тембром, слегка скрипучие. Реддл чувствовал, как к его щекам приливает кровь, а в груди закипает злость и такая уже знакомая жажда мести, требующая удовлетворения.
— Что же, гнусите пока что. Но вы за это ответите! — пообещал себе Том, гневно сверкнув темно-серыми глазами. — Не я буду, если не заставлю когда-нибудь тебя, да и всех твоих сородичей, скулить совсем на другой лад! — с этими мыслями Реддл быстро покинул банк.
Не говоря больше ни слова, он прошел обратно ко двору за «Дырявым котлом», переоделся в магловскую одежду и через кабачок прошмыгнул обратно в другой мир. Он машинально шел по городским улицам, держа в руках тяжелые покупки. Со стороны вообще могло показаться удивительным, как хилый худой мальчишка умудряется их тащить. Но даже если бы кто-то и предложил мальчику помочь донести эту ношу, то он скорее бы дал отрубить себе руку, чем позволил чужим прикасаться к этим волшебным вещам. Они ему сейчас были совсем не в тягость. Его больше угнетал этот мир, в котором довелось прожить одиннадцать лет. Недаром его обитатели чуяли в нем чужака, а теперь Том и сам понимал, что ему здесь не место. Правда, и волшебный мир встречал его не совсем приветливо, но Реддл всем своим существом чуял, что непременно займет там достойное место, отвоюет, если надо.
День уже близился к вечеру, солнце клонилось к закату, но все часы, проведенные в Косом переулке, пронеслись для него как одно мгновение. Он поспешно поднялся в свою каморку и даже забыл спуститься в столовую к ужину, хоть и пропустил сегодня обед. Реддлу явно было не до еды от стольких впечатлений. Том чувствовал усталость, но она была приятной, и вскоре мальчик уже блаженно спал на своей узкой жесткой кровати.
Оставшийся месяц до начала занятий Реддл редко выходил из своей каморки, хотя никто теперь ему этого не запрещал. Иногда он, напротив, уходил довольно далеко от приюта в какой-нибудь укромный скверик, где также можно было побыть одному. Том взахлеб читал купленные в Косом переулке волшебные книги, а его цепкая память позволяла запомнить многое с первого раза. Кроме того, он горел желанием опробовать на практике полученные теоретические знания. В конце концов, волшебная палочка у него уже была, а учеба еще не началась, следовательно, школьных правил он не нарушит. Так, запершись в своей каморке, он мало-помалу начал пробовать простейшие заклинания, и почти все они получились у него с первого раза. Предметы, имеющиеся в комнате, покорно летали с места на место, перемещаемые заклинанием левитации Vingardium Leviosa. В маленьком помещении теперь царил порядок, а окна сияли чистотой, хотя Том не прикасался к тряпке. Любой мусор или грязные пятна на чем-либо прекрасно удалялись без следа с помощью очищающего заклинания Evanesco. Ну, а заклинание Reparo оказалось очень кстати, чтобы без малейших усилий починить изломанную дверцу старенького шкафа и без каких-либо следов починки залатать одежду так, что миссис Коул только диву давалась, когда увидела все это. По этой причине, а еще от осознания, что Реддл из приюта скоро уедет, его больше никто не задевал. Так же просто и без особых усилий Тому давались и превращения, например, спички в иголки, пуговицы в жуков и даже после нескольких попыток чайника в черепаху и обратно, хотя последнее предполагалось уметь лишь к концу года, да и то не в обязательном для всех порядке, а в качестве дополнительного задания повышенной сложности.
Кроме того, Реддл внимательно ознакомился и с книгами, которые приобрел для дополнительного чтения: «Выдающиеся маги и колдуны ХХ века», а также «История школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Реддл считал просто необходимым для себя узнать о волшебном мире как можно больше, а особенно мальчишку интересовала сама школа, где ему предстояло учиться. Том узнал, что животные на гербе школы — это символы четырех ее факультетов: у Гриффиндора — лев, у Когтеврана — орел, у Пуффендуя — барсук и у Слизерина — змея. Ученики распределялись по ним в зависимости от тех или иных способностей и черт характера. Гриффиндорцы отличались храбростью и благородством, когтевранцы — пытливым умом. В Пуффендуй попадали трудолюбивые и упорные, а на Слизерине учились честолюбивые, изворотливые и хитрые студенты. Именно этот факультет и привлекал Тома больше всего, наверное, из-за своего символа. В общем, август протекал для него очень содержательно, и время летело незаметно и быстро, как стрела.
========== Глава 12. Хогвартс-экспресс ==========
Чем меньше дней оставалось до первого сентября, тем сильнее и сильнее возрастало нетерпение Тома, а последняя неделя вдруг стала тянуться долго, словно резина. Он в который раз рассматривал свой билет на поезд Хогвартс-экспресс, который должен был доставить его в волшебную школу. Время отбытия значилось 11:00, но вот место у любого человека вызвало бы, мягко говоря, недоумение: вокзал Кинг-Кросс — здесь все в порядке, но платформа с номером 9 и ¾ — вот это что-то небывалое. Однако Реддла это как раз не смущало, ведь ему уже довелось побывать в Косом переулке, предварительно открыв скрытый проход в волшебный мир. Вероятно, здесь надо будет сделать то же самое, только и всего. Достаточно просто понаблюдать за кем-нибудь из волшебников. Правда, они, скорее всего, будут одеты на вокзале как маглы, но наверняка окажутся где-нибудь между девятой и десятой платформами. Так рассуждал мальчик.
Накануне отъезда он тщательно собрал и перепроверил все, что купил в Косом переулке. Вещи Том сложил в старый, но вместительный чемодан, который ему отдала миссис Коул. Том усмехнулся, ведь директриса согласилась на такую жертву ради того, чтобы только избавиться от неприятного ей мальчишки, от которого всегда столько хлопот. Но в последний месяц все работники приюта были вполне дружелюбны с Реддлом, зная, что его скоро тут не будет. Ночью Том спал беспокойно, постоянно просыпался, боясь проспать, и встал даже раньше сигнала подъема. После обычного утреннего завтрака мальчик подошел к миссис Коул, коротко и вежливо сказав, что ему пора, хотя до отбытия поезда оставалось еще почти три часа. В ответ на это директор протянула ему деньги на проезд до вокзала Кингс-кросс и даже согласилась проводить до станции, потому как у нее самой в этот день были кое-какие дела там же неподалеку, а кроме того, она все-таки чувствует за него ответственность. Том лишь криво усмехнулся.
В автобусе они ехали молча, совершенно чужие друг другу и по крови, и по духу. Сойдя на нужной остановке, они дошли до здания вокзала.
— До свидания, Реддл! — спокойно и холодно сказала миссис Коул. Ни слова о том, что в приюте хоть кто-то будет ждать его, ни пожеланий удачи и хорошей учебы в новой школе… Ничего. Напротив, Том отметил, как она с облегчением вздохнула, видимо, с чувством выполненного долга, который при этом был ей очень неприятен.
— До свидания, миссис Коул! До лета! — безразличным голосом отозвался Том в ответ.
На вокзале царили суета и оживление. То и дело прибывал или, наоборот, отправлялся какой-нибудь поезд. Пассажиры заходили в вагоны и выходили из них на платформы, где к тому же толпились провожающие и встречающие. Том быстро дошел до того места, где находились девятая и десятая платформы, разделенные каменным барьером.
Тут Реддл почувствовал легкое замешательство. Время шло, до отбытия поезда оставалось минут пятнадцать. Но как попасть на платформу, он так и не знал. Однако не стал никого спрашивать: ни полицейского, стоящего неподалеку, ни других людей. Он знал, что за вопросы о платформе 9 ¾ и о школе Хогвартс, неизвестно в какой части Британии находящейся, его поднимут на смех, а это вовсе не впечатляло мальчишку. Реддл лишь стоял рядом с разделяющим девятую и десятую платформы барьером и все отчаяннее всматривался в каждого человека, который показывался между ними, и внимательно прислушивался.
Наконец, взгляд его привлекла полноватая рыжеволосая женщина, рядом с которой шли три мальчика, судя по внешнему сходству, сыновья. У них были такие же огненные волосы, а возраст ребят разнился. Старшему на вид было лет пятнадцать-шестнадцать, а младший показался Тому ровесником. Все они катили тележки с чемоданами таких же размеров, как и у Тома.
— Поторопитесь, дорогие! Хогвартс-экспресс отходит через десять минут.
Бледное лицо Тома залилось румянцем от несказанного волнения. Он замер и, затаив дыхание, смотрел на эту, без сомнения, волшебную семью.
— Роберт, давай ты первый.
Мальчик покатил свою тележку, разогнался и побежал прямо к каменному барьеру. «Что он делает?» — мелькнуло в голове Тома, но тут мальчик не поверил своим глазам: и Роберт, и тележка вошли в стену, словно она была не из камня сложена, а соткана из тумана.
— Теперь ты, Уильям!
Средний мальчик, как и его брат, разбежался и смело направился к барьеру. Через секунду и его не стало видно. Наконец мать заговорила с самым младшим.
— Ну что же! Настал и твой черед, Билл!
Младший мальчик, ростом ниже Тома, тоже взялся за свою тележку.
— Не волнуйся! — напутствовала мать. — Хоть ты и первый раз едешь в Хогвартс и минуешь этот проход, но ты не должен бояться, что врежешься в стену.
Тут и мать, и сын, взявшись за руки, быстро прошли внутрь стены. Том взглянул на вокзальные часы и увидел, что уже без пяти минут одиннадцать. Тогда страх не успеть на поезд и не попасть в школу разом вытеснил из мальчика все другие опасения, и о возможности больно столкнуться со стеной он вовсе не думал. Напротив, сейчас Том был уверен, что у него все получится: вышло у них, значит, выйдет и у него. Он разбежался… Миг, и перед ним уже другая платформа, на которой висела табличка «9 ¾». Рядом с ней стоял, гудел и дымил ярко-алый паровоз. В вагонах уже сидели дети, но некоторые ребята еще входили в поезд и смотрели на махавших им на прощание взрослым, слушая от них последние напутственные слова. Не говоря никому ни слова, Реддл быстро прошел в первое попавшееся купе, которое пока еще было пустым. Том воспользовался этим, чтобы поскорее сменить уже ненавистную магловскую одежду на одну из волшебных мантий.
— Привет, можно к тебе? — услышал Том звонкий дружелюбный голос за своей спиной, а оглянувшись, узнал младшего из трех рыжеволосых мальчиков.
— Привет, конечно, проходи! — ответил Реддл вежливым нейтральным голосом, потому как еще не знал, что из себя представляет этот мальчик, и как к нему относиться.
— Я Билл Уизли, — улыбнулся мальчик. На нем, как и на Томе, была простенькая мантия, возможно, из того же отдела в магазине мадам Малкин, где и сам Реддл приобрел себе одежду. Впрочем, одеяние могло достаться ему и от старших братьев.
— А я Том Реддл, — спокойно отозвался он.
— Очень приятно! Ты, наверное, из семьи маглорожденных?
— Мой отец был волшебником.
— А на какой факультет тебе бы хотелось попасть? Лично мне больше всего по душе Гриффиндор. Там учатся храбрецы, благородные и отважные. Да и почти все члены моей семьи заканчивали этот факультет.
— Я бы хотел в Слизерин, — сказал Том.
— Что? — уставившись на Реддла во все глаза, изумился его собеседник. — Тебя прельщает этот гадюшник? Да худшего факультета в Хогвартсе нет!
— Почему? — коротко, без эмоций спросил Реддл. Мальчишке было ясно, что он видит перед собой человека, который родился и вырос в среде магов, а кроме того, весьма словоохотлив. И Том решил узнать о волшебном мире как можно больше.
— Как это почему? — повысил голос Билл, но тут же спохватился. — Впрочем, если ты рос среди маглов, то ничего удивительного, что ты не знаешь, какая это дыра, полная чешуйчатых гадов. Понимаешь, Том, не все волшебники добрые, темных магов тоже хватает. Причем большинство из них заканчивали именно Слизерин. Если кто-то им не нравится, то эти уроды насылают какое-нибудь проклятие, могут даже погубить человека, причиняя ему сильную боль. Впрочем, твои ожидания напрасны. Маглокровок туда не принимают. Это точно!
Том внимательно слушал слова Билла, и они ему совсем не понравились. Не по нраву ему были такие нелестные высказывания о приглянувшемся факультете. Кроме того, слова о темных магах интриговали, но ничуть не пугали Реддла. Вспомнил он и нравоучения профессора Дамблдора, что способы, которые Том использовал, применяя магию, не допускались в школе. Однако это не вызвало в его душе ни капли сожаления в содеянных поступках.
«Ну и пускай!» — решительно подумал Реддл. Общаться с мальчиком Тому хотелось все меньше и меньше. Он бы с удовольствием посидел сейчас один. Помощь пришла, откуда не ждали: в купе к ним заглянул мальчик, которого Том без труда узнал — Клэйдон.
— Привет, ребята! Вы не видели кота?
— Какого еще кота?
— Мальчик по имени Ник упустил своего кота, которому, похоже, вздумалось на воле погулять.
— Нет, не видели! — отвечал Билл.
— Могу тоже поискать, — предложил Том, пользуясь возможностью избавиться от общества Билла. Перейдя в другое купе, Реддл увидел мальчика с темно-каштановыми немного курчавыми волосами и карими глазами. Он был одет в дорогую красивую мантию, на которой красовалось свежее сырое пятно, а на полу разлита жидкость оранжевого цвета, похожая на сок, и валялись осколки стекла. Мальчик держал в руке волшебную палочку, периодически взмахивал ею, пытаясь то очистить свою одежду, то собрать воедино осколки и поднять их с полу. Он четко выговаривал заклинания, но Том отметил, что при этом не совсем правильно действует волшебной палочкой, и потому желанного результата не выходит.
— Привет! Колдуешь? — с любопытством спросил Том.
— Пытаюсь! — нервно отозвался собеседник. — Надо же, дома каждое из заклятий пару раз все-таки получалось, но еще я их не отработал.
Том же был поражен тому, как это можно потратить столько времени и усилий на, казалось бы, столь простые вещи. Лично ему все эти заклинания удались с первого раза и без всякого труда.
— Позволь мне!
С этими словами Реддл достал из складок своей простой мантии волшебную палочку.
— Эванеско! — четко сказал он — и пятна на мантии как не бывало. — Вингардиум Левиосса! — Все осколки вмиг оказались на маленьком столике рядом с сиденьями. — Репаро! — Стекляшки тут же срослись, и перед ребятами стоял стакан, только почему-то прямоугольной формы, а одна из его сторон была не обычной прозрачной, как три другие, а серебристой.
— Здорово! — восхищенно проговорил мальчик. — Спасибо тебе! А то на распределении пришлось бы сидеть в грязной мантии, а потом еще просить кого-то из учителей очистить ее. Кстати, я Лестрейндж! Родольфус Лестрейндж! — представился мальчик, протягивая руку.
— Том Реддл! — чуть помедлив, отвечал Том, пожимая руку и не зная, какой будет реакция собеседника на его имя.
— Рад знакомству! Ты, Том, уже успел оказать мне услугу, починив эту вещь, — сказал Родольфус, указывая на странной формы стакан. — Это не просто какая-то чашка. Точно такая же есть у моей мамы. Видишь эту серебристую сторону? Стоит только обладателю этого кубка подумать о ком-то, у кого имеется такой же, как на волшебных гранях чашек появятся изображения самих волшебников, а главное, они смогут говорить друг с другом, Видишь ли, мама захворала перед первым сентября, и потому провожал меня только отец. Но я обещал, что немедленно свяжусь с ней, как только сяду в поезд. Но только хотел это сделать, как неловко выронил из рук магический кубок, даже не выпив тыквенный сок, который мама налила и запечатала мне в дорогу. Она наверняка будет волноваться, не говоря уже о том, что этот кубок — редкий и ценный артефакт с древнейшей магией. Таких вообще единицы.
С этими словами он потер серебристую грань, и на ней тотчас же появилось изображение волшебницы средних лет с каштановыми волосами, убранными в замысловатую прическу.
— Здравствуй, мам! — заговорил Родольфус. — Я уже в поезде. Все прекрасно!
— Здравствуй, Руди! Я рада, что ты скоро будешь в Хогвартсе. Удачи тебе! — сказала она чуть хрипловатым голосом.
— Выздоравливай, мам! — и изображение на серебристой грани пропало.
— Привет, Дольф! — послышался за их спинами прохладный голос. — Хорошо, что я нашел тебя.
— Здравствуй, Сигнус! — весело отозвался Родольфус.
Том сразу же узнал гордого мальчика, которого видел в баре и в ателье.
— Кто это с тобой? — смерив Реддла презрительным взглядом, надменно фыркнул Сигнус.
— Это Том Реддл. Ты знаешь, он так колдует, что просто ахнешь! Весь первый курс ему уже нипочем.
— Ну, разумеется! Каждый простак бежит вперед паровоза и спешит опробовать свою силу.
— Брось, Сигнус! Уж ты-то наверняка попробовал заклинания, чтобы блеснуть на уроках.
— А кому, как не благородным чистокровным чародеям, вроде нас, быть в числе лучших? — иронизировал Сигнус.
— Ну и как успехи? — в тон ему поинтересовался Реддл. — Все получилось с первого раза? Скажи правду! — посмотрев Сигнусу в глаза, властно сказал Том.
— Нет, не все! — вдруг сердито огрызнулся мальчишка. — И не сразу! — тут он спохватился, поняв, что вот так, сам не зная почему, выложил то, что хотел бы скрыть. И уже совсем плохо владея собой, вскрикнул:
— Ах ты, поганый плебей! Грязнокровный нищеброд! Я пойду к Абраксасу, ладно, Дольф? А с этим в одном купе не сяду.
И Сигнус, брезгливо сморщив лицо, прошел мимо Тома и хлопнул дверью.
— Ну ты даешь, Том! Как ты сумелзаставить его все сказать? Похоже, волшебной силы тебе точно не занимать! Надо же, эта скрытная ледышка раскололась! — не переставая восхищаться, хохотнул Рудольфус. — Кому ни скажи — не поверят! А его слова… Не бери в голову. Это же Блэк! Они такие со всеми, в ком не течет чистая волшебная кровь.
— Вы с ним друзья? — пристально глядя на собеседника, спросил Том. Видимо, ответ на этот вопрос был ему важен.
— Приятели. Видишь ли, мы ведь вращаемся с ним в одном кругу.
Тут разговор мальчиков прервал стук, доносившийся из тамбура, а затем в купе вошла женщина с ямочкой на подбородке. Она катила перед собой большую тележку со сладостями.
— Хотите чем-нибудь перекусить, ребята?
Том, с утра почти ничего не евший от волнения, тем не менее не спешил отзываться на это предложение. Он не без оснований полагал, что на пару сиклей, оставшихся у него после покупок в Косом переулке, особо не разгуляешься. Реддл внимательно наблюдал, как Родольфус, не глядя, набирает сладости, которых сам он никогда в жизни не видел и не пробовал: тыквенное печенье, лакричные палочки, конфетки-драже «Бетти Боттс» с самыми разными вкусами, шоколадные лягушки… чтобы не ударить в грязь лицом, Том взял немного печенья, которым было легче заморить червячка, маленький пакетик драже да несколько лягушек. Быстро съев печенье, мальчик развернул шоколадную лягушку.
— Вкладыш не выбрасывай! — попросил Родольфус. — Там внутри карточки с серией «Знаменитые волшебники и волшебницы». У меня уже с дюжину «Мерлинов», столько же «Морган», есть Хенкист из Вукфорлда, чаровница Вивиана, фея Мелюзина. А вот фея Нимуэ никак не попадается. Может, сейчас повезет. А вообще, начни и ты собирать коллекцию.
— Охотно! — согласился Том, принимая вкладыши с «Мерлином» и «Морганой». Ему хотелось как можно скорее приобщиться к волшебному миру. А еще Реддл понял, что Родольфус с рождения живет в нем и мог бы дать много ценных сведений. Этого словоохотливого с тем, кто ему помог, мальчика можно было расспрашивать, не опасаясь выглядеть глупо.
— В «Дырявом котле» и в магазине мадам Малкин я слышал, как Сигнус и его мать называли кое-кого маглокровками. Кто это?
Лицо Родольфуса стало серьезным, он на несколько мгновений задумался, глядя в окно, за которым проносились зеленые равнины и холмы.
— Видишь ли, Том, не все волшебники одинаковы. Есть среди них семьи знатных чистокровных магов, известных в волшебном мире уже не одно столетие. Вот как Блэки, да и Лестрейнджи, кстати, тоже. Еще Оливандеры, Эйвери, Малфои, Поттеры, Пруэтты, Уизли… Всего двадцать восемь. Совсем немного, как видишь. Куда больше таких, кто родился в семьях маглов. На языке волшебников это значит «простецы», — тут на лице Рудольфуса появилась и исчезла гримаса высокомерия. — Большинство чистокровных презирает их, считая чуждыми пришельцами в мире волшебников. Есть полукровки, родившиеся от смешанных браков. Таких большинство, ведь маглокровки через несколько поколений худо-бедно обживаются в волшебном мире.
— А твоя семья тоже презирает маглов и маглокровок?
— Мы стараемся не иметь с ними ничего общего, не общаться. В общем, блюдем чистоту крови, хотя лояльнее относимся к полукровкам, чем спесивые Блэки.
— Мой отец был волшебником! — поспешно сказал Том. Ему было стыдно за то, что все эти годы он жил с маглами и хотел показать свою принадлежность к миру магов.
— Ты очень сильный волшебник, Том. Скорее всего, у тебя в роду были какие-нибудь знаменитые чародеи, — уверенно говорил Дольф. — Но ведь ты вырос среди маглов. Почему?
— Я не знаю. Мать умерла при родах, дав мне фамилию и имя отца, — коротко и уклончиво отвечал Том, не желая вдаваться в подробности и сообщать что-то лишнее. — Может, ты слышал о Реддлах?
— Нет! — поморщив лоб и пытаясь что-то припомнить, отвечал Родольфус. — Но ведь нельзя же знать фамилии всех волшебников, в конце концов.
Тут лицо Дольфа оживилось, так что невооруженным глазом было заметно, что мальчик сгорает от любопытства. Тут уже он не удержался от вопросов.
— А какие они, маглы? — с интересом спросил Родольфус.
— Ужасные! — на бесстрастном лице Реддла появилось явное отвращение. — Ты знаешь, чистокровные абсолютно правы, что не желают иметь ничего общего с их отродьями.
— Что, все? — видимо, не совсем веря, спросил Родольфус. — И нет среди них нормальных?
— Отчего же нет! — усмехнулся Том. — Изредка попадаются. Но они среди своих сородичей долго не живут, — тут ухмылка неожиданно сползла с его лица, когда мальчик снова вспомнил о Мэри и Доброделове.
Родольфус тем временем снова принялся за сладости. Когда Том, последовав его примеру, распечатал маленький пакетик с разноцветными драже, то собеседник предупредил его, что у конфет может быть самый неожиданный вкус. Помимо вполне безобидных апельсина, мяты, шоколада могут попадаться драже с привкусом какой-нибудь брюссельской капусты или даже соплей.
За окном поезда теперь высились горы и тянулись бесконечные леса. Начало темнеть, небо стало темно-синим. Поезд замедлил ход и вскоре остановился около маленькой неосвещенной платформы. Том и Родольфус, взяв свои чемоданы, направились к выходу из купе. Реддл только сейчас заметил, что его компаньон по вагону кроме школьного багажа держит еще в другой руке прозрачную коробочку из прочного стекла, снабженную ручкой для переноски. Внутри на травяной подстилке сидела внушительных размеров жаба.
— Пришлось вот в дорогу в коробку посадить, а то уж больно прыткая, не уследишь! — пояснил Родольфус.
— Зачем же ты взял именно жабу? — с любопытством спросил Реддл. — Взял бы сову или кота.
— Котов я не люблю, а сова мне, сам понимаешь, тоже ни к чему. С домашними я и так могу связаться, когда захочу. Но ты не распространяйся об этой вещице. А жабы с этого года в большой моде, вот и взял.
— Наверняка не один ты. Сигнус уж наверняка раздобыл себе самую огромную, — иронизировал Том.
— Это вряд ли! Он, знаешь ли, претендует на то, чтобы казаться оригинальным. И потому приобретет филина или дорогую сову редкой породы. Полярную, например, — что до Тома, то его не прельщали ни совы, ни кошки, ни жабы — ни одно из тех животных, которых, согласно письму из Хогвартса, можно было взять с собой в школу. Посещая Косой переулок, мальчик видел, как там продавали разных волшебных животных, но среди них не было ни одной змеи. И тогда он догадался, что далеко не каждый чародей может найти с ними общий язык. Да и в Хогвартс их, судя по всему, брать нельзя. А жаль!
========== Глава 13. Распределяющая шляпа ==========
— Первокурсники, сюда! — послышался женский голос. Все первогодки немедленно поспешили на этот зов, и их взорам предстала пожилая дама в синей мантии и такого же цвета остроконечном колпаке. Глаза женщины были похожи на два ярких сапфира. Она хоть и была уже в летах, но назвать ее старой никто бы не решился. Держалась дама очень прямо и с достоинством, а каждое ее движение и манеры были исполнены какой-то величавой грации.
— Следуйте за мной. Не отстаем! — сказала она и повела будущих учеников за собой. Вскоре ребята оказались около большого темного озера, а на другом берегу на скале возвышался огромный замок с высокими башнями. Он был залит светом луны и вместе с ней отражался в зеркальной глади вод. К берегу тем временем подплывали маленькие лодочки.
— По четыре человека в каждую! Не больше! — проговорила дама и тщательно проследила, как дети расселись по этим суденышкам, а затем сама села в отдельную лодку. Мало-помалу дети достигли замка и поплыли прямо под каменный свод. Через минуту все оказались в большой подземной комнате, лодки остановились, уперевшись днищами в каменный пол, и ребята поспешно вышли из них. Большая деревянная дверь распахнулась, и в зал вошел профессор Дамблдор.
— Добрый вечер! — любезно поприветствовал он всех присутствующих
— Здравствуйте, сэр! — почтительно ответила волшебница.
— Профессор Вилкост, как я полагаю, все первокурсники уже прибыли?
— Совершенно верно, профессор Дамблдор.
— В таком случае, дорогая Галатея, не стану больше удерживать вас. Благодарю, что встретили учеников.
— Не стоит, сэр. Это одна из обязанностей любого преподавателя, - с этими словами Галатея Вилкост направилась к выходу и скрылась за дверью.
Профессор Дамблдор дружелюбно взглянул на детей своими голубыми глазами.
— Рад приветствовать вас в Хогвартсе, дорогие первокурсники! Совсем скоро вам предстоит очень важная процедура — распределение на один из четырех факультетов. Именно он и станет на ближайшие семь лет вашим вторым домом и семьей. У каждого факультета своя древняя история, из каждого вышло немало выдающихся волшебников и волшебниц. За успехи в обучении вы будете получать призовые очки, а за нарушения школьных правил и распорядка вы будете их терять. Тот факультет, который по итогам года наберет наибольшее количество очков, получит кубок школы. И пусть всем вам и каждому в отдельности улыбнется удача.
После того как профессор Дамблдор закончил свою маленькую речь, на лицах некоторых из ребят появилось напряжение. Пока учитель вел их вверх по лестнице, а потом по длинному коридору, кое-кто из них стал тревожно перешептываться.
— А как вообще проходит распределение, Амос? — спросил Эрик Клэйдон у высокого мальчика с русыми вьющимися волосами.
— Право, не знаю! — отвечал тот. — Может быть потребуется пройти какое-нибудь испытание?
— Если честно, то я очень волнуюсь. Пожалуй, спрошу об этом у профессора Дамблдора. Он, похоже, не слишком уж строгий.
Другие будущие ученики, слыша все это, только с ухмылкой переглядывались и словно бы смеялись над неосведомленностью этих ребят, которым к тому же не хватает ума ее спрятать. Конечно, те, кто родился и вырос в волшебном мире, прекрасно знали от родителей или от старших братьев и сестер, что в процедуре распределения нет ничего страшного. Однако и Том Реддл, выросший среди маглов, был тоже осведомлен о том, как она проходит. Потому и ухмылялся вместе со всеми. Тут раздался голос Родольфуса, обращавшегося к двум маглорожденным волшебникам. Том сначала удивился этому, но после первых слов, сказанных мальчиком, намерения его прояснились для Реддла.
— Ребята, — сказал он, придавая лицу как можно более серьезное выражение. — Распределение и в самом деле весьма трудная вещь. Предстоит пройти разные испытания, может быть, даже сражаться с троллем.
Эрик и Амос побледнели, хотя и не знали, что за тролли живут в волшебном мире. Однако это незнание и было источником страха. Они даже не замечали ехидных улыбок некоторых детей и напрочь позабыли расспросить обо всем профессора Дамблдора, пытаясь догадаться, что сейчас будет, и вспоминая все, что прочли в школьных учебниках.
Наконец, все оказались у входа в зал, настолько большой, что он вполне мог бы сойти за футбольное поле. Высокие своды его потолка опирались на четыре массивные колонны. Сам же потолок был поистине волшебным. Сейчас он казался темно-синим, и при этом усыпан звездами, потому что снаружи был уже глубокий вечер. Но Том знал, что наутро он станет лазурным и окрасится в цвет зари. Обо всем этом было написано в «Истории Хогвартса».
В зале стояли четыре разных стола, накрытых красной, зеленой, синей и желтой скатертями. За ними уже сидели все ученики за исключением первокурсников. Отдельный стол был у преподавателей, которые, кроме профессора Дамблдора, уже заняли свои места. Надо сказать, что Реддлу именно стол со скатертью цвета благородного изумруда казался самым притягательным. Он уже видел себя в числе учеников Слизерина.
Наконец, профессор Дамблдор наколдовал табурет и достал из своей бордовой мантии свиток пергамента и старую, очень потертую, всю в заплатах высокую остроконечную шляпу. Такую даже в приюте миссис Коул вряд ли кто согласился бы надеть. Но тут неожиданно шляпа дернулась, складки на ней раздвинулись, как отрытый рот, и она запела.
«Может быть, я некрасива на вид,
Но строго меня не судите.
Ведь шляпы умнее меня не найти,
Что вы там ни говорите.
Шапки, цилиндры и котелки
Красивей меня, спору нет.
Но будь они умнее меня,
Я бы съела себя на обед.
Все помыслы ваши я вижу насквозь,
Не скрыть от меня ничего.
Наденьте меня, и я вам сообщу,
С кем учиться вам суждено.
Быть может, вас ждет Гриффиндор,
Славный тем, что учатся там храбрецы.
Сердца их отваги и силы полны,
К тому ж благородны они.
А может быть, Пуффендуй ваша судьба,
Та, где никто не боится труда,
Где преданны все и верны,
И терпенья с упорством полны.
А если с мозгами в порядке у вас,
Вас к знаниям тянет давно,
Есть юмор и силы гранит грызть наук,
То путь ваш — за стол Когтевран.
Быть может, что в Слизерине вам суждено
Найти своих лучших друзей.
Там хитрецы к своей цели идут,
Никаких не стесняясь путей.
Не бойтесь меня, надевайте смелей,
И вашу судьбу предскажу я верней,
Чем сделает это другой.
В надежные руки попали вы,
Пусть и безрука я, увы,
Но горжусь я собой».
Когда шляпа закончила петь, то профессор Дамблдор, развернув пергамент, сказал: — Кого я назову, пусть выходит вперед и садится на табурет. Как только ученик примерит волшебную шляпу, то она определит его в тот или иной факультет. Итак… Эйвери, Элла.
Высокая синеглазая девочка, расправив плечи, вальяжно проплыла через зал, шурша шелковой мантией, и уселась на стул. Профессор Дамблдор надел ей на голову ветхую шляпу, она задумалась секунд на тридцать, а потом громогласно провозгласила:
— Слизерин!
— Блэк, Сигнус! — услышав свое имя, мальчик встал и, гордо вздернув подбородок, проследовал к стулу. В этот раз шляпа не стала думать ни секунды и сразу выдала вердикт.
— Слизерин!
Затем подошла очередь Амоса Диггори, который почти сразу был отправлен в Пуффендуй, и направился к желтому столу.
— Долгопупс, Николас! — проговорил профессор Дамблдор имя очередного ученика. Полноватый и слегка неуклюжий мальчик отпустил своего серого кота и неуверенно прошел к табурету.
— Гриффиндор! — твердо сказала шляпа.
— Клэйдон, Эрик!
— Пуффендуй! — быстро определилась судьба очередного ученика.
Сосед Тома по поезду, Родольфус Лестрейндж, попал в Слизерин, чем он был очень доволен, но не удивлен. Еще в поезде Лестрейндж говорил, что вся его семья училась именно на этом факультете.
— Малфой, Абраксас! — Хорошо сложенный блондин с длинными волосами оказался на стуле.
- Слизерин!
Наконец, брат и сестра Джон и Ханна Патил почти сразу попали в Когтевран.
— Поттер, Генри! — в очередной раз послышался голос профессора Дамблдора.
— Гриффиндор! — практически сразу прокричала шляпа, и мальчик с темными, чуть взлохмаченными вихрами отправился за стол, накрытый красной скатертью.
Чем ближе становилась очередь Тома, тем все более сильное волнение охватывало его.
Услышав свое имя, мальчик поспешно пересек зал и надел на голову шляпу. Прошло уже больше времени, чем этому головному убору требовалось раньше для того, чтобы найти наиболее подходящий для каждого ученика факультет. Том, в конце концов, не выдержал и тихо, так чтобы слышала только эта странная собеседница, зашептал:
— Ну сколько можно! Неужели неясно, что у меня только одна дорога?
Это прозвучало не очень вежливо, и шляпа слегка обиделась.
— Попрошу мне не указывать, юноша! Я свое дело, смею заметить, знаю неплохо. Не вы первый, не вы последний, кого я распределяю на подходящий факультет. Ваше желание учиться в Слизерине я, конечно, учту, но выбор будет очень нелегким. У вас имеются качества, необходимые для учебы практически на любом факультете. Есть и острый ум, достойный Когтеврана, и трудолюбие с упорством — неизменные спутники пуффендуйцев, и разумеется, слизеринское тщеславие. Гриффиндор подходит тебе меньше всего. Нет, отвага, конечно, тут налицо, но она не имеет ничего общего с благородством. Напротив, ты можешь решиться на такой поступок, который у других людей вызывает отвращение и страх. А так, любой из трех других факультетов ты можешь прекрасно закончить, если захочешь, и станешь успешным волшебником.
— Ну, что вы! — съехидничал Том. — Мне нужен факультет, который поможет мне стать великим волшебником, о котором узнает не только волшебный мир, но и магловский! Понимаете?
— Мерлин, какие амбиции! — не то притворно, не то по-настоящему восхитилась шляпа. — Ну, тогда без всяких сомнений…
— Слизерин! — прокричала она на весь зал. Том заулыбался, но не красивой, а хищной улыбкой, которая, правда, тут же сошла с его губ, а лицо приняло бесстрастное выражение. Том уселся рядом с Родольфусом за столом с изумрудно-зеленой скатертью. Мальчишка с неприязнью смотрел на изрядно потрепанную шляпу, и в очередной раз пообещал себе, что эта старая тряпка заплатит за то, что посмела говорить с ним в таком тоне, да еще столько времени томила при определении своего факультета. В эту самую минуту к слизеринцам присоединилась миловидная девочка Друэлла Розье. И, наконец, последний ученик в списке, Билл Уизли, отправился, как и хотел, в Гриффиндор.
Том тем временем смотрел на отдельный стол, за которым сидели преподаватели, в том числе и профессора Альбус Дамблдор и Галатея Вилкост. Со своего кресла поднялся директор Армандо Диппет, полноватый пожилой волшебник с редкими светлыми волосами. Воцарилась тишина, и в ней зазвучали слова приветственной речи по случаю начала учебного года.
— Дорогие студенты Хогвартса! Рад снова видеть вас, вернувшихся в родную школу после летних каникул. Также приветствую и тех, кто в этом году впервые сядет за парту. Хочу искренне пожелать вам успехов в обучении и освоении волшебных наук. Наши преподаватели будут рады помочь раскрыться бутонам ваших талантов и превратить их в прекрасные цветы. Пусть каждый из вас обретет здесь настоящих и верных друзей, ведь дружба — это бесценное сокровище, которым нужно дорожить с самых юных лет. А сейчас, да начнется пир!
При этих словах на пустых факультетских столах появились всевозможные и, как убедился Том, очень вкусные, кушанья, большую часть которых ему никогда не доводилось пробовать. Да и вообще подобное изобилие за трапезой было для него делом небывалым: ростбиф, жареный цыпленок, свиные и бараньи отбивные, жареная картошка, бекон и стейки… Когда все наелись досыта, тарелки опустели, стали идеально чистыми, а на них появилось сладкое: мороженое всех мыслимых видов, фруктовые торты, шоколадные эклеры…
Том, поначалу набросившийся на еду, уже через несколько минут счел за благо обуздывать свой аппетит, видя, как неторопливо, а порой даже лениво, ковыряют свои порции на тарелках его теперешние однокурсники. Мальчик сразу понял, что для большинства из них все эти кушанья совсем не в диковинку. Мальчики и девочки вели между собой неспешные беседы о своих семьях, и многие дети были уже знакомы между собой.
— Да, конечно, - задумчиво и чуть растягивая слова, говорил Абраксас Малфой. — Как и следовало ожидать, почти все чистокровные попали в Слизерин.
— Ты ошибаешься, дорогой Абраксас! — с усмешкой фыркнул Сигнус Блэк. — Сейчас все не так, как в былые времена, хотя бы тогда, когда директором был мой дед. Теперь же представителям чистокровных родов приходится учиться бок о бок со всяким отребьем. Ну, ладно, в Пуффендуе их полным-полно, но чтобы в самом Слизерине! — тут Сигнус презрительно посмотрел на Тома. Реддл в ответ бросил на Блэка неприязненный взгляд.
— Мой отец был волшебником! — чуть повысив голос, но стараясь сохранять достоинство и держать себя в руках, отвечал Том.
— Да? — продолжал усмехаться Сигнус. — И как его звали?
— Том Реддл.
— Ненормальный! Такой фамилии ни один порядочный волшебник не носил. Да ты из никчемных маглов!
— Перестаньте! — вмешался в разговор Родольфус, заметив, что некоторые преподаватели уже смотрят на них из-за своего стола. — Сигнус, маглокровки никогда не учились в Слизерине. Наш благородный основатель перевернулся бы в гробу, если бы кого-то из них распределили на его факультет. Скорее всего, Том полукровка, которых на Слизерине немало.
— Да не все ли равно! Полукровка или грязнокровка, собака или свинья!
Реддла охватила ярость, которая, однако бушевала только внутри него. Голос же Тома прозвучал на удивление спокойно, а сам мальчик, гордо выпрямившись, быстро извлек волшебную палочку
— Силенцио! — четко выговорил он, и Сигнус умолк на полуслове, продолжая при этом беззвучно шевелить губами.
Тем временем за спинами учеников, неожиданно возник профессор Дамблдор — декан Гриффиндора и заместитель директора.
— Какой позор, мистер Блэк! — строго заговорил он. — Представитель одной из самых благородных семей, а ведет себя как неотесанный, невоспитанный грубиян! Такого хамства, я уверен, не позволит себе ни один уважающий себя волшебник. Разве вас не учили соблюдать приличия, мистер Блэк, особенно на людях? Я снимаю со Слизерина двадцать пять очков, и факультет начнет год с отрицательным счетом. Но столь мягкое наказание назначается вам только на первый раз. В дальнейшем за подобные выходки можно вообще перестать быть студентом Хогвартса.
После этой маленькой речи профессор вернулся за преподавательский стол.
Реддл же ничуть не радовался тому, что сначала Родолфус вмешался в их с Сигнусом разговор, а теперь вот и Дамблдор вступился за него. Гораздо больше грело душу то, что он сумел самолично заставить обидчика в буквальном смысле заткнуться с помощью одного из заклинаний, взятого вовсе не из учебников. Кроме того, мальчик чувствовал на себе внимательный взгляд преподавателя, который, наказав Сигнуса, все же оставил без внимания его собственную выходку. Том также заметил, что большинство слизеринцев, сидящих за столом, вполне оценили если не факт отпора знатному заносчивому мальчишке, то, по крайней мере, заклинание, сделанное первокурсником, еще даже не севшим за парту. Еще и староста факультета, Грегори Нотт, недовольно посмотрел на Сигнуса, и Том был уверен, что Блэку непременно будет сделан выговор.
Когда пир по случаю начала учебного года подошел к концу, Нотт строго сказал:
— Первокурсники, следуйте за мной! — и повел ребят по длинному коридору к лестнице, которая вела не вверх, а вниз в подземелья, спускаясь все глубже под школу. В коридорах было очень прохладно и сумрачно, но Том все равно старался запоминать расположение подземных лабиринтов. Наконец они оказались около каменной стены в потеках влаги.
— Чистая кровь! — уверенно сказал Грегори. — Первокурсники, запомните этот пароль для входа в нашу гостиную.
Гостиная оказалась длинным низким подземельем со стенами из дикого камня. С потолка на цепях свисали зеленоватые лампы, а в камине, украшенном искусной резьбой, потрескивал огонь.
— Здесь вы будете проводить время, свободное от уроков или, если хотите, делать домашние задания.
Том заметил, что не только у противоположной от камина стены, через которую они вошли, но и у двух боковых есть двери.
— Спальни девочек направо! — пояснил староста, указывая рукой на дверь. — Помещения для мальчиков слева, — Грегори приглашающим жестом повел ребят за собой. В узком коридорчике было сразу несколько дверей. — В том конце свободные комнаты для первокурсников. Блэк! — строго обратился он к Сигнусу. — Будешь ночевать с Томом в разных комнатах. Не хватало мне еще ваших скандалов. А ты, Том, можешь идти вместе с Родольфусом, - обращаясь к Реддлу, староста окинул его заинтересованным взглядом, а тон при этом был вполне благосклонный.
Том, Родольфус и еще три мальчика зашли в комнату. Горел камин, и потому воздух здесь, как и в гостиной, был сухим и теплым, а кроме того, достаточно свежим. Видимо, система воздуховодов была сделана на славу. Прекрасные мягкие постели с изумрудными балдахинами и теплыми одеялами так и манили уставших детей, а Реддла особенно, ведь в приюте у него никогда такой не было. Неудивительно, что как только он переоделся в приготовленную пижаму, то сразу же уснул.
========== Глава 14. Первые триумфы ==========
Утром Том проснулся, как всегда, рано, солнце только недавно взошло. Тишина в комнате нарушалась только дыханием соседей по спальне. Около каждой кровати на маленьких столиках лежало по небольшому свитку пергамента. Взяв свой, мальчик увидел, что это расписание уроков, которое ночью кто-то доставил ученикам. Реддл внимательно изучил его и, облачившись в мантию, вышел в пустой коридор. Он прочитал всю «Историю Хогвартса» и знал, что порой замок ведет себя как живое существо. Лестницы вдруг ни с того ни с сего могли поменять направление и увести студента совсем не туда, куда он собирался пойти. Волшебный же зачарованный потолок в Большом зале хоть и произвел на Реддла сильное впечатление, однако не был для него чем-то неизвестным. Том видел его на одной из движущихся картинок в «Истории Хогвартса». Реддл заранее разузнал, где находятся классы, в которых по расписанию на сегодня назначены уроки, и только после этого отправился в Большой зал аккурат к завтраку, состоящему из нескольких блюд на выбор: яичницы с беконом, сладкого пудинга, йогурта со свежими ягодами, горячих ароматных блинчиков… В общем, в приюте о таком и мечтать не приходилось.
Первым уроком у слизеринцев были заклинания, и занятия проходили со студентами из Пуффендуя. Преподаватель, профессор Стрикт, была маленькой худенькой женщиной с темно-рыжими волосами, одетой в фиолетовую мантию. Однако по ее горделивой осанке и строгому до суровости лицу Том сразу понял, что с такой не забалуешь, и лентяям, а также нарушителям школьных правил придется несладко. В самом деле, эта крошка очень быстро устанавливала в любом классе железную дисциплину, а тишина на ее уроках была такая, что слышно было, как муха пролетит. В первую очередь она обратила взор своих строгих глаз на двух запыхавшихся раскрасневшихся пуффендуйцев, которые не успели зайти в класс вместе со всеми студентами.
— Так, господа! — не терпящим каких-либо пререканий тоном звонко проговорила она. — Может, соблаговолите объяснить, почему вы не явились на урок вовремя, а теперь отнимаете драгоценное время у преподавателя и других студентов?
— Профессор! — виновато глядя на волшебницу, неуверенно заговорил Эрик Клэйдон. — Мы немного заблудились, потому что волшебная лестница внезапно переместилась, и мы долго не могли попасть в нужное крыло.
— Ну, конечно, проще всего переложить свою вину на кого-то другого или вообще на неживую лестницу, - назидательно сказала мисс Стрикт. — Только почему-то остальные студенты явились вовремя. Я снимаю десять очков с Пуффендуя.
— Но, профессор… — продолжал было оправдываться Диггори.
— А за попытку спорить вместо того, чтобы извиняться, с вашего факультета будет снято еще десять очков. Быстро займите ваши места за партой. Для всех теперь говорю и повторно предупреждать не стану. Тот, кто ко мне на занятия будет являться не вовремя, может вообще не затруднять себя его посещением. Вопросы есть?
В классе воцарилась тишина, свидетельствующая о том, что таковых не имеется.
— Тогда приступим! — чуть смягчившись, проговорила профессор Стрикт. — Сегодня мы с вами начнем изучать одно из простейших заклинаний, позволяющее перемещать предметы — Вингардиум Левиоса. Но вместе с этим первокурсникам поначалу необходимо разработать кисть и пальцы. Без этого будет трудно совершать необходимые правильные движения волшебной палочкой.
Первую половину урока студенты делали разминающие упражнения для кисти руки и пальцев: энергично крутили по и против часовой стрелки, пытались прижать большой палец к руке и вертели в пальцах волшебные палочки. Многие студенты при этом испытывали дискомфорт, а у некоторых к концу этой разминки руки по-настоящему заболели. Том же с удовлетворением заметил, что ему-то как раз несложно все это выполнять, и даже подумал, что руки его словно созданы для этого.
Наконец профессор Стрикт решила, что для первого раза достаточно.
— Итак, теперь попробуем сотворить заклинание левитации. Вингардиум Левиоса! — с расстановкой произнесла волшебница, сопровождая свои слова четким и элегантным движением волшебной палочки. И сразу же птичье перо, которое лежало на ее столе, взмыло вверх и поплыло по воздуху.
Все ученики стали пытаться выполнять задание, но для большинства на деле все оказалось куда сложнее, чем наблюдать со стороны. Реддл же, скрывая самодовольную улыбку, легким небрежным движением тисовой палочки поднял на воздух свое перо и, кроме того, заставил его выделывать всевозможные пируэты в воздухе. Том недоумевал, почему большинству не удается сразу сделать то же самое, ведь это же элементарно! А еще Том видел, что именно другие ученики делают не так: одни совершали не совсем правильные движения палочкой, другие неправильно ставили ударение, произнося заклинание. Успех же Тома был сразу отмечен и классом, и учителем.
— Взгляните! — удовлетворенно кивнув, сказала профессор Стрикт. — Мистер Реддл уже блестяще справился с заданием. Пятнадцать очков Слизерину. Остальные продолжаем тренироваться. Том видел, как несколько слизеринцев, а особенно Сигнус Блэк, с нескрываемой завистью смотрят на него. Кто-то остался равнодушен, и только взгляд Родольфуса выражал восхищение.
Сигнус Блэк и Эрик Клэйдон тоже сумели поднять перья вверх, однако они метались по классу неуправляемые, точно без тормозов и рулей.
— Неплохо, мистер Блэк и мистер Клэйдон! По пять очков Слизерину и Пуффендую.
Кое-кому просто удалось немного сдвинуть свои перья с места, и этим ученикам строгая, но справедливая преподавательница присудила по одному-два очка. Вообще профессор Стрикт, Том понял это, при всей своей кажущейся строгости и жесткости, на самом деле любила учеников и потому, желая им блага, не считала нужным излишне щадить детей и потакать им. Она искренне полагала, что слабый во всех смыслах педагог только навредит студентам. И рано или поздно, особенно когда дело доходило до экзаменов с участием специалистов из Министерства магии, то почти все ученики по достоинству оценивали ее муштру, не просто получая высокие оценки, но делая это легко и непринужденно. Тут Реддл обратил внимание на колдующего за соседней партой Родольфуса. Его перо взлетало вслед за палочкой, но тут же падало.
— Ты неправильно произносишь, - проговорил, чуть поколебавшись, Том. — Надо “Вингардиум Левиоса”, а не “Левиоса”.
Родольфус послушался совета, и его перо тоже стало парить в воздухе, поднятое волшебной палочкой.
— Очень хорошо, мистер Лестрейндж. Еще десять очков Слизерину. А вы, мистер Реддл, чтобы не сидеть просто так, попробуйте починить это.
Тут профессор Стрикт сбросила со стола небольшую вазу с цветами, которая, стукнувшись о пол, разбилась на кусочки. Том направил тисовую палочку на черепки, и после заклятия Reparo эти осколки снова срослись.
— Агуаменти! — произнес заклинание Реддл, и в вазе сразу появилась чистая вода. Том так же, не прикасаясь руками ни к вазе, ни к цветам, с помощью волшебной палочки собрал их, и уже меньше чем через минуту ваза снова была на учительском столе, как будто и не падала с него.
— Замечательно, мистер Реддл! Еще пятнадцать очков вы приносите своему факультету. Скажите, вы ведь заранее прочитали учебник и практиковались сами?
— Да, профессор!
— Что же, похвально. Вообще замечательно, когда талант и прилежание сходятся в союз. А вы далеко пойдете, мистер Реддл. Я не удивлюсь, если однажды весь волшебный мир о вас узнает.
После первого урока заклинаний толпа слизеринцев-первокурсников, направлявшихся на занятие по трансфигурации в башню факультета Гриффиндор, напоминала жужжащий улей пчел. Все разговоры в голос и тихие перешептывания вертелись вокруг одной темы - небывалого успеха Реддла. Молчал и при этом зеленел от злости, пожалуй, только Сигнус Блэк. Тут к Тому подошли Друэлла Розье и ее подруга Элла Эйвери.
— Том, благодаря тебе у Слизерина теперь больше всего очков! — приветливо сказала Элла, глядя на четверо песочных часов. Вот только был в них не песок, а драгоценные камни: сапфиры — у Когтеврана, рубины — у Гриффиндора. Их лежало ровно столько, сколько баллов заработал каждый факультет. Внушительная кучка изумрудов, заполнявших часы Слизерина, была заметно больше всех других.
— Да, — вторила Элле Друэлла, улыбаясь Тому. — Держу пари, так мы и соревнования между факультетами в этом году выиграем!
Здесь уже Блэк не утерпел. Дело в том, что они были с детства просватаны друг за друга родителями обоих учеников. Девочка с самого начала нравилась Сигнусу, но сама она никак не выделяла его среди знакомых ей мальчиков, хотя и была весьма вежливой, как велело ей воспитание.
— Что это ты, Друэлла, опускаешься до общения с простецом без роду без племени, другой день как прибывшим к нам с магловской помойки?
— Тебе-то что за дело, а, Сигнус?
— Не только мне, но и нашим семьям это важно!
— Ой, Сигнус! — вмешался в разговор Родольфус. — Избавь нас от выражения своей зависти!
В груди у Тома горели гнев и жажда мести, однако Реддл чувствовал, что идти сейчас на поводу у эмоций значило бы унизить себя недостойным поведением в присутствии этих чванливых чистокровок. Он лишь только сказал, при этом недобро усмехаясь:
— Ну что ты, Дольф! Вряд ли Блэк унизится до зависти полукровке. А вот всерьез опасаться нахлобучки от миссис Блэк и трусить перед мамочкой он обязательно будет. Ведь ему далеко до положения первого ученика факультета.
При этих словах Друэлла и Элла усмехнулись, Родольфус заливисто, но, впрочем, без злорадства, засмеялся, а кое-кто захохотал во весь голос.
— Маменькин сынок, кто бы мог подумать!
Разговаривая обо всем этом, слизеринцы пришли к классу трансфигурации. Это был внушительных размеров кабинет с большим расстоянием между партами. По стенам висели схемы различных превращений, изображения на которых двигались. Вести урок должен был профессор Дамблдор, но он пока не появился. Том мысленно повторял про себя, как превратить спичку в иголку, а пуговицу — в жука. Ему хотелось повторить свой успех, чтобы не ударить в грязь лицом перед профессором Дамблдором. Все смотрели на открытую дверь, ожидая его появления, но волшебник неожиданно возник прямо из воздуха рядом с учительским столом. Гриффиндорцы, с которыми сейчас должен был проходить урок, приветственно загалдели, а слизеринцы молча ждали.
— Спокойной ночи! — вдруг выпалил профессор, а глаза его при этом смотрели очень доброжелательно. От небрежного взмаха его волшебной палочки гриффиндорцы вмиг замолчали, глаза их закрылись, головы склонились у одних на руку, у других прямо на парты. Было очевидно, что они спят. Но не прошло и нескольких секунд, как они снова проснулись, но уже не шумели.
— Что ж, приветствую вас, гриффиндорцы и слизеринцы, на нашем с вами первом занятии. Как вы сами только что убедились, трансфигурация способна даже из самых больших непосед сделать заядлых сонь. Ее возможности и в самом деле весьма широки, но использовать их в полной мере может лишь тот, кто будет серьезно заниматься этой наукой.
Теперь уже все студенты притихли, поглядывая на спички и с нетерпением ожидая, когда профессор объяснит им и даст задание превратить их, например, в иголки. Но снова обманулись в своих ожиданиях.
— Ах, ну что за интерес превращать спички в иголки? Куда приятнее проделать то же самое с сушеными лягушачьими лапками, превратив их в настоящих шоколадных лягушек, не правда ли?
При этих словах у каждого на столе появилось по нескольку лягушачьих лапок.
— Представьте себе то, что вы хотите получить в результате превращения в общем и в деталях. Чем четче будет картинка, тем лучше. Затем направьте палочку на лапку и произнесите заклинание трансфигурации.
Студенты переглянулись и принялись за дело. По столу Тома уже прыгала шоколадная лягушка, норовя соскочить со стола и улизнуть от вознамерившегося съесть ее мальчишки.
— Стоять! Остолбеней! — повысив голос, сказал Том, и коричневая попрыгунья замерла на месте, а Реддл преспокойно взял ее в руку и отправил в рот.
— Замечательно, Том! — похвалил ученика профессор Дамблдор, глядя на него внимательным долгим взглядом. — Десять очков Слизерину за прекрасно исполненное превращение. А откуда вы, мистер Реддл, узнали об обездвиживающем заклятии?
— Я кое-что купил во «Флориш и Блоттс» для дополнительного чтения и полагал, что сейчас самое время попробовать это заклинание, сэр, - подбирая каждое слово, дабы выдать лишь необходимый минимум информации, отвечал Том.
— Ваша жажда знаний весьма похвальна, - все еще не сводя заинтересованного взгляда с Реддла, заговорил профессор. — Я присуждаю еще десять очков Слизерину. Однако, Том, при вашем таланте и уме вы должны догадаться, что далеко не каждым заклинанием, которое вы захотите выучить самостоятельно, можно разбрасываться направо и налево, применяя его к людям. Хотя обездвиживающее заклинание, конечно, безвредное. Напомню также, что творить волшебство вне школы, а тем более в присутствии маглов, строго запрещено, - твердым голосом сказал Дамблдор.
— Но если чародею понадобится защитить от этих самых маглов, например, свою жизнь, здоровье и честь, то в этом случае магия вполне допустима. Рассматривая подобные дела несовершеннолетних магов, Визенгамот обычно учитывал эти обстоятельства.
— О, я вижу, вы уже успели познакомиться с законами волшебного мира, - улыбнулся профессор.
— Вы сами сказали, сэр, что, вступая в мир магов, нужно соблюдать волшебные законы, - невозмутимо отозвался Реддл.
— Разумеется, Том, однако нарушать Международный статут о секретности вряд ли будет допустимо в простых детских спорах.
Реддл лишь промолчал в ответ, не желая выдавать своих мыслей на сей счет, которые никак не совпадали со сказанными профессором Дамблдором словами. Занятие тем временем продолжалось, и ученики с энтузиазмом пытались превратить сушеные лягушачьи лапки в шоколадных лягушек. У кого-то из студентов получилось сделать шоколадными только лапки, а гриффиндорец Генри Поттер превратил лапку в целую лягушку, но она не прыгала. У Сигнуса и Рудольфуса лягушки были шоколадными и притом живыми, но хромали на все четыре лапки. Профессор Дамблдор тем не менее удовлетворенно кивал всякий раз, когда видел хоть чей-то малейший успех и не скупился на баллы и похвалы, при этом неустанно объясняя материал и помогая подсказками.
— Сосредоточьтесь на конечной цели. Как можно лучше нарисуйте в мыслях образ той шоколадной конфеты, которую вам так хочется съесть.
К концу урока у половины учеников наметились сдвиги, и усилия увенчались первыми результатами, поэтому почти все студенты, не только гриффиндорцы, но и слизеринцы, и даже Том Реддл, не без оснований опасавшийся именно этого педагога, сошлись во мнении, что профессор Дамблдор умеет доходчиво и при том нескучно подать материал. В конце занятия ученики получили задание к следующему уроку самостоятельно отработать превращение спичек в иголки.
— Непременно вспомните то состояние концентрации, когда вам уже удавалось совершить превращение. Запомните его, тогда и другие метаморфозы непременно будут вам по плечу.
Среди предметов, изучаемых в волшебной школе, была история магии. Ее преподавал профессор Бинс — привидение, а не живой человек. Казалось, что было невозможно отыскать более скучного монотонного голоса, которым этот учитель читал свои лекции. Неудивительно, что половина класса просто засыпала под этот голос и скрип перьев другой половины, которая, неприкрыто зевая и изо всех сил борясь со сном, пыталась что-то записывать и конспектировать. Том Реддл же был одним из немногих студентов, которым этот предмет все же нравился. Во всяком случае, когда многие студенты с трудом выполняли задание написать эссе о том или ином историческом событии, исписав при этом не меньше метра пергамента, Реддл, словно играючи, выдавал полутора-двухметровое сочинение.
Преподаватель травологии и декан Пуффендуя, профессор Смит — неприметный и скромный волшебник невысокого роста, чья серая мантия частенько была испачкана землей, тоже былвполне доволен Реддлом и неизменно награждал положенными баллами за обстоятельные и точные ответы на вопросы о волшебных растениях и их свойствах. Уроки эти проходили в волшебных теплицах, где студенты сажали, пересаживали, поливали и ухаживали за цветами, травами и кореньями. Волшебные палочки тут требовались нечасто, но здесь Том вовсе не выглядел безруким неумехой по той простой причине, что волшебники, особенно чистокровные, не могли работать руками так умело и ловко, как это удавалось маглам.
И уж тем более у преподавателя зельеварения и декана родного Слизерина, профессора Слизнорта, к Тому не было никаких претензий. Напротив, чародей понял, что видит перед собой лучшего ученика факультета, а может, и всей школы.
Одним словом, на каждом занятии Том все больше и больше убеждался, что попал в свой мир, а Хогвартс становился ему с течением дней все роднее и ближе.
========== Глава 15. Квиддич - это не мое ==========
В один день, войдя в гостиную, Реддл сразу же отметил среди первокурсников какое-то необычное оживление. Они явно что-то с увлечением обсуждали, а голоса Родольфуса и Сигнуса раздавались громче остальных.
— Завтра начинаются уроки полетов! — восторженно кричал Дольф и даже подпрыгивал от радости. — Наконец-то!
— Вдвойне приятно, что преподавать будет… Угадай, кто? — голос Сигнуса Блэка был спокойнее и тише, но скрыть свое довольство от предвкушения занятий он не мог.
— Не знаю! — отвечал Лестрейндж.
— Ну, подумай! — тон Блэка впервые стал теплее.
— Ну, не знаю, ну, кто? — нетерпеливо допытывался Родольфус.
— Мисс Флай! — громогласно и самодовольно выпалил Сигнус, позабыв про всякую сдержанность.
— Что? Не может быть! Сама мисс Флай?! — не мог поверить Руди.
— Вот именно!
— Но как так? Ведь она же капитан наших непобедимых «Пушек Педдл».
— Ты хоть бы иногда «Ежедневный пророк» читал! В этом году она уходит из профессионального квиддича, завоевав все звания и кубки, которые только можно. Однако ей уже становится тяжело соперничать с более молодыми игроками, ведь ей уже за пятьдесят! И она не хочет, чтобы ее звезда медленно гасла на предстоящих турнирах, вот и уходит на пике славы.
— Но она могла бы стать председателем Национального клуба по квиддичу и тренировать сборную страны.
— Безусловно, ей предлагали этот пост, но она отказалась, заявив, что ей интереснее искать юные таланты как драгоценные камни, чем огранять уже имеющиеся.
— Вот и здорово! Ах, как бы хотелось обратить на себя ее внимание и попасть на следующий год в команду факультета.
— А почему нет? Мы ведь неплохо летаем! Вот только не помешало бы заменить наши «Чистометы-3» на «Чистометы-4»!
— Я непременно попрошу у родителей к следующему дню рождения.
— Разумное решение, Дольф! Пожалуй, и я последую твоему примеру.
Тут оба наконец-то заметили Тома, который за все время этого увлеченного разговора не произнес ни звука, однако не упустил ни единого слова.
— А, это ты, Реддл? — бросил Сигнус, пренебрежительно глядя на собеседника сверху вниз из-под тяжелых век. — Ну, посмотрим же, как шелудивые полукровки будут играть в истинно волшебный спорт!
— А я, Блэк, с удовольствием посмотрю, как ты используешь последний шанс исполнить мамочкин наказ не посрамить чести семьи, а то тебе все никак не удается, хоть умри, — усмехался Реддл в ответ, и кое-кто из присутствующих улыбнулся, став свидетелями подобного конфуза. От такого ответа Сигнус чуть дара речи не лишился.
— Да чтоб тебе… Ешь слизней! — яростно крикнул он.
— Протего! — быстро среагировал Реддл.
В ту же секунду Блэк согнулся в три погибели, схватившись за живот, потом смачно икнул, и из его рта на серо-зеленый ковер, которым был устлан пол гостиной, упал огромный слизняк. Прошло несколько секунд — такое же явление. Какое-то время все стояли в недоумении, но едва Абраксас Малфой собрался было отвести Сигнуса в школьный лазарет, как в гостиную вошел профессор Слизнорт.
— Что здесь происходит? — декан недоуменно обвел взглядом присутствующих.
— Профессор, — спокойно отвечал Том. — Блэк, кажется, не в себе. Слизняками бросается, которых приходится отражать.
Профессор Слизнорт внимательно посмотрел сначала на Сигнуса, потом на все еще безмолвно стоящих одноклассников.
— Как вы могли, мистер Блэк! — укорил учитель. — Мало мне постоянных стычек между Слизерином и Гриффиндором, да тут уж ничего не поделаешь, от самих Основателей такое продолжается. Но чтобы вот так затевать ссору со своим же однокурсником и товарищем? Срам какой! Разве подобное поведение достойно благородного чистокровного мага? Имейте в виду, что так вы никогда не выиграете соревнования между факультетами. Я снимаю со Слизерина двадцать очков, мистер Блэк и надеюсь, что впредь вы будете умнее. А теперь идемте быстро в больничное крыло, иначе вряд ли сможете завтра присутствовать на уроках полетов.
— Спасибо, сэр! — нехотя поблагодарил профессора Сигнус.
Когда декан и студент вышли, заговорил, наконец, Родольфус.
— Может, отправимся спать? Завтра мы все должны быть в хорошей форме. Не хватало еще, чтобы гриффиндорские кошки подняли нас на смех!
Против таких доводов было трудно возражать. Через пару минут в гостиной не было уже ни одного первокурсника: все они решили лечь раньше обычного.
***
Проснувшись утром и быстро одевшись, Том спустился в Большой зал, где уже был приготовлен завтрак, к которому подоспели преподаватели, и постепенно подтягивались немногочисленные студенты — ранние пташки. Реддл, любивший жареный бекон и яичницу, на этот раз решил ограничиться пудингом и небольшим куском отварного мяса, ведь первым по расписанию был урок полетов, и чрезмерно сытная трапеза перед ним вряд ли была уместна.
В Хогвартсе имелось большое поле для игры в квиддич. О ней Том уже прочитал в «Истории квиддича», никого особо не расспрашивая, и знал теперь столько же, сколько и другие студенты. Это была спортивная игра, в которой участвовали две команды, в каждой из которой по семь игроков. Они играли четырьмя мячами. Трое загонщиков пытались забивать голы в одно из трех колец, расположенных на высоте пятьдесят метров над землей. Задачей вратаря было отбивать самый большой мяч — квоффл. Два мяча-бладжера на протяжении всего матча гонялись за игроками, выбивая их из игры. Поэтому двое загонщиков в каждой из команд должны были защищать от них своих игроков. И, наконец, ловец — чуть ли не ключевая фигура — занимался лишь одним делом. Он ловил самый маленький и быстрый мячик — снитч. За это команде засчитывали сразу сто пятьдесят очков, как за пятнадцать забитых голов, и при этом ловец, поймавший снитч, завершал игру. Такова была эта захватывающая, увлекательная, но при этом довольно опасная игра на метлах, участники которой порой демонстрировали невероятные трюки в воздухе. Реддл изучил не только правила, но и был в курсе, какая команда в этом сезоне является фаворитом и претендует на Национальный кубок квиддича. Тут Тому пришлись очень кстати несколько номеров «Ежедневного пророка» за последние пару лет. Газеты мальчишка изучил накануне вечером в архиве школьной библиотеки для того, чтобы быть в курсе спортивной жизни волшебного мира, хотя никакого особого трепета и восторга это у него не вызывало.
На земле в ряд лежало несколько десятков метел, вокруг которых уже начинали толпиться ученики в ожидании урока. Он в этот раз должен был проходить у слизеринцев вместе с гриффиндорцами. За первый месяц учебы в Хогвартсе Том без всяких пояснений и чьих-либо рассказов понял, что факультет Слизерин, на который он сам пожелал распределиться, держится и всегда держался несколько обособленно. Его студенты, среди которых было много представителей древних, раздувающихся от спеси, чистокровных родов, относились к ученикам других факультетов весьма высокомерно и презрительно, притом без всяких оснований. Потому ни когтевранцы, ни пуффендуйцы, ни, тем более, гриффиндорцы слизеринцев не жаловали, и они платили тем же.
Наконец, когда собрались все студенты, на поле показалась и сама мисс Флай — красивая женщина с белокурыми волосами, голубыми глазами и стройной поджарой фигурой. С самых первых секунд все ученики были поражены ее легкой, словно летящей походкой. Казалось, что она не идет, а как будто плывет по земле, а ноги ее были скрыты подолом колыхающейся мантии. Дружелюбно поприветствовав учеников и пожелав им удачи, мисс Флай велела им взять в руки метлы.
— Вытяните руку вперед и четко скажите «Верх!»
Тут же «Чистомет-4» оказался в руках у летуньи, а студенты, следуя ее примеру, призывали свои метлы. Смотря на гриффиндорцев, Том не мог не признать, что дела у них идут просто лучше некуда. Уже с первой попытки примерно половина из них смогли взять метлы и с нетерпением ждали, когда им будет позволено взлететь. Слизеринцы, не желая ударить в грязь лицом, делали попытки совладать с летающим транспортом. При звуке сигнального свистка мисс Флай Генри Поттер, а за ним с десяток других юных волшебников поднялись в воздух. В их числе были и Родольфус с Сигнусом.
— Давай к нам, Том! — весело кричал Лестрейндж, чувствуя себя в воздухе как рыба в воде. Сигнус лишь презрительно усмехнулся.
— Зря стараешься, Реддл! — засмеялся Генри, пролетев над головой Тома и делая кувырки в воздухе. — Змеюки умеют только ползать и пресмыкаться.
— Неужели? — невозмутимо отозвался Том, скрывая за спокойным тоном закипающую в сердце злобу. — Не знал, что облезлые кошаки отрастили крылья!
— Немедленно прекратите! — строго прикрикнула на обоих мисс Флай. — Или ваше знакомство с квиддичем завершится, даже не начавшись. Продолжайте попытки, мистер Реддл!
Тут Том наконец-то заставил свою метлу подняться, и ее рукоять оказалась в руках у мальчика. Оседлав ее, Реддл взлетел, но чувствовал себя очень неуверенно, и поэтому не разгонялся и не откалывал эффектных номеров. Ему действительно было некомфортно. Высокий рост в сочетании с худобой сильно мешали, не позволяя ни найти наиболее аэродинамичное и удобное положение, ни развить хорошую скорость. А между тем Том вспомнил, что ему однажды удалось каким-то неведомым образом летать. Летать вообще без метлы! Вот только он не мог это контролировать. Пока не мог, но был уверен, что обязательно когда-нибудь сумеет.
— Научусь еще и не такому! — пообещал самому себе Реддл, приземляясь на землю и глядя на продолжающих свои полеты студентов.
По окончании урока многие были просто в восторге, ошалев от ощущения высоты, быстроты и пребывания между небом и землей. Генри Поттер проделал напоследок «мертвую петлю», вошел в штопор и, легко выйдя из него, эффектно приземлился под восхищенные возгласы гриффиндорцев. Родольфус и Сигнус в свою очередь крутились вокруг метлы и заставили свои метлы вертеться вокруг трех осей поочередно, демонстрируя «бочки». Слизеринцы одобрительно захлопали в ладоши.
— Великолепно, мистер Поттер! Замечательно, мистер Лестрейндж! Очень хорошо, мистер Блэк! — похвалила каждого мисс Флай. — Вижу в каждом из вас неплохой потенциал, а также, что вы уже успели порядком полетать. Со следующего года буду непременно рекомендовать вас капитанам факультетских сборных.
На Тома же преподаватель по понятным причинам не взглянула, что было совсем не по нутру этому амбициозному мальчишке. Но он никак не выразил своей досады, помня о данном себе обещании и будучи уверенным, что его час еще не настал.
========== Глава 16. Темные искусства - плод запретный, но желанный ==========
После урока полетов слизеринцы отправились на свое первое занятие по защите от темных искусств. Декан Когтеврана — профессор Вилкост — была хоть и строга, но приветлива со студентами.
— Кто мне скажет, что по сути из себя представляют темные искусства?
Том, как всегда, поднял руку.
— Слушаю вас, мистер Реддл! — благосклонно кивнула профессор, позволяя Тому говорить.
— Это разновидность магии, направленная на намеренное причинение вреда другому волшебнику или маглу с целью извлечения для себя какой-либо выгоды.
— Правильно, мистер Реддл. Пять очков Слизерину. Тогда скажите, какими способами может оказываться это воздействие?
— С помощью заклинаний, волшебных артефактов с наложенным на них проклятьем или же с использованием некоторых зелий. В общем, спектр достаточно широк.
— Верно! Еще пять очков Слизерину.
После этих слов преподаватель ожидала, что Том сядет, но он продолжал стоять, как будто бы желал сказать что-то еще, но не решался или же просто думал, как лучше сформулировать свою мысль. Заметив это, учитель поинтересовалась:
— Вы хотите о чем-то спросить, мистер Реддл?
— Да, профессор! — отозвался Том.
— Ну что же, милости прошу!
— Скажите, пожалуйста, профессор, а насколько глубоко мы будем изучать сами темные искусства? — небрежным тоном поинтересовался Том, так, словно бы спрашивал из простого праздного любопытства.
Глаза преподавательницы сразу сделались серьезными, пристально рассматривающими ученика.
— Мистер Реддл, — жестко заговорила она, — в Хогвартсе темную магию не изучают. Книги по ней хранятся только в запретной секции, и взять их оттуда могут только преподаватели либо студенты старших курсов, специализирующиеся на защите от темных искусств. Откуда у вас столь нездоровый интерес к черной магии, да еще в столь юном возрасте?
— Нет-нет! — поспешно отвечал Реддл, приветливо улыбаясь и немного отводя в сторону глаза. — Эта разновидность магии как таковая меня не интересует. Я просто рассудил, профессор, что для того, чтобы хорошо защищаться от врага, нужно досконально знать его методы и оружие. Ну, а учиться этому во время боя — обрекать себя на поражение. Хотя, может, я и не прав, профессор. Должно быть, ошибся, простите, — последними словами Реддл очень хорошо подготовил себе путь к отступлению и возможность в случае чего пойти на попятную. Но он при этом явно лукавил. Просто говорил то, что, на его взгляд, собеседнику хотелось, а это очень хороший способ расположить к себе. И в то же время он с удовольствием заметил, что щеки профессора Вилкост на какое-то время вспыхнули румянцем, говорящем о смущении. Мальчик хорошо понимал, что учителю есть что сказать ему, но не сейчас. Догадка его подтвердилась, когда профессор Вилкост после урока попросила его ненадолго задержаться.
— Простите еще раз, профессор, если сказал что-то не то! — снова заговорил Реддл, надеясь этими словами вывести учителя на дальнейший разговор.
— Нет, Том! — спокойно отвечала она, жестом приглашая студента сесть за соседний с учительским стол. — Я вовсе не сержусь на вас. Напротив, — тут ее голос зазвучал тише и глуше, — вы, похоже, очень умны и в своих высказываниях в чем-то даже правы. В свое время я работала в Отделе магического правопорядка при нашем Министерстве Магии. Знаете, некоторые из тамошних мракоборцев вполне разделяли вашу точку зрения. Когда им столько раз доводилось видеть, на какие порой ужасные злодеяния способны черные маги, то в их сердцах часто разгорался совершенно праведный, на мой взгляд, гнев, а вместе с ним и желание применять к ним темные и даже непростительные проклятья, а сопливая щепетильность по отношению к ним совершенно лишняя и только лишь связывает руки и даже приводит к лишним жертвам. Но таких мракоборцев, сразу скажу, меньшинство. Остальные считают, что сама мысль об использовании темной магии даже в благих целях порочит звание мракоборца. Вы даже представить себе не можете, какие порой разгорались по этому поводу споры…
— И поэтому вы покинули Отдел магического правопорядка, будучи в меньшинстве? — догадался Том.
Надо сказать, что еще до того, как профессор Вилкост упомянула о Запретной секции в библиотеке, Реддл уже думал о том, как бы получить доступ к хранящимся там книгам. Но такое было возможно только, если получить официальное разрешение от кого-то из преподавателей и заверить его как минимум у декана своего факультета или даже у директора. Реддл с каждым днем все сильнее понимал, что эта область магии притягивает его как магнит, но мальчишку это вовсе не пугало, и он хотел любой ценой добиться своего. И вот теперь, похоже, понял, как именно это сделать. Пожалуй, можно будет добиться официального разрешения от преподавателя защиты от темных искусств. Но не сейчас. Том был достаточно терпелив и при этом не желал спугнуть профессора.
«Что же, — подумал Реддл. — Сейчас или через год. Не вижу большой разницы. Сейчас для меня в библиотеке есть и другие книги, достойные изучения. А темные искусства от меня никуда не уйдут. А вот добиваться расположения профессора Вилкост можно уже сейчас. И не только с помощью магии».
— Простите, профессор! — умело изображая деликатность и тактичность, заговорил Реддл. — Я, кажется, сказал что-то лишнее, и вопрос мой совсем неуместен. Ведь это меня не касается. Не сердитесь, пожалуйста!
— Ну, что вы, мистер Реддл! Трудно сердиться на столь воспитанного студента. Теперь меня даже не беспокоит тот факт, что вы своим проницательным умом догадались о вещах, которые мне не хотелось бы раскрывать, — преподаватель улыбалась, но в ее глазах Том все же заметил тревогу, и в словах учителя звучала хорошо завуалированная просьба.
— Ну, конечно, профессор! — мальчишка понимающе кивнул. — Вы можете полностью довериться мне, и из моих уст никто ни о чем не услышит, — Том точно четко понимал сейчас, что преподавательнице нужен именно такой ответ.
— Благодарю вас, Том! А теперь ступайте, не стану вас больше задерживать. Иначе вы опоздаете на свой следующий урок и лишитесь баллов.
— Спасибо, профессор! — Реддл кивнул на прощание, красиво и довольно улыбнулся и вышел из класса.
***
Прошло несколько месяцев. Жизнь в Хогвартсе как для преподавателей, так и для студентов текла своим чередом и давно уже вошла в свою колею для Тома Марволо Реддла. Приближалось Рождество, а вместе с ним и каникулы. Но не успел еще закончиться первый семестр учебного года, как непонятно каким образом распределенный на Слизерин ученик без роду без племени прослыл, причем бесспорно, лучшим студентом не только на своем факультете, но и на всем курсе. Все учителя в один голос утверждали, что мальчик необыкновенно талантлив, а кроме того, весьма прилежен и трудолюбив. Сокурсники-слизеринцы, особенно отпрыски чистокровных знатных магов, первое время, конечно, воротили носы от неведомой темной лошадки, однако, когда после первых недель учебы стало ясно, что добрую половину баллов, заработанных первокурсниками для змеиного факультета, приносил Слизерину Том, то все они прониклись к Реддлу уважением, за исключением, пожалуй, одного Сигнуса Блэка, из кожи вон лезшего, чтобы стать лучшим учеником, но без успеха. Даже гриффиндорцы, у которых со слизеринцами регулярно были совместные уроки, невольно восхищались, когда Тому с поразительной легкостью давались почти все волшебные науки, и завороженно наблюдали за небрежными взмахами волшебной палочки, творящей просто чудеса.
До самой поздней осени сборные по квиддичу всех четырех факультетов не прекращали свои тренировки. Слизеринцам в этом сезоне удалось одержать победу над командой Когтеврана, а гриффиндорцы разнесли в пух и прах Пуффендуй. Матчи же между Гриффиндором и Слизерином, а также между Пуффендуем и Когтевраном должны были состояться только весной. Но это обстоятельство никто из квиддичистов во внимание не принимал, когда выходил со своей командой на поле вне зависимости от того, благоприятствовала этому погода или нет. В один из дождливых дней слизеринцы возвращались с тренировки. Том и Родольфус видели, как они, вымокшие до нитки, шли по коридору, который вел в родные подземелья.
Тут послышался неприятный скрипучий голос, знакомый каждому студенту Хогвартса. Он принадлежал Филчу, строгому смотрителю и заведующему хозяйством школы, всегда угрюмому и вечно изливающему на учеников свое недовольство. Кроме того, он никогда не скрывал радости, если ему удавалось поймать какого-нибудь ученика за нарушением школьных правил.
— Что это вы тут наследили, негодники этакие? — возмущался завхоз. — Убирать мне тут за вами!
Не переставал ворчать он, с неприязнью глядя на грязную обувь и сырые плащи, с которых текла вода. Слизеринцы, не скрывая своего презрения, смотрели на Филча и, напрочь игнорируя его слова, спускались в подземелья. За ними следовали и Том с Родольфусом.
— Сквиб презренный! — фыркнул Висент Мальсибер, шестикурсник и капитан команды, ловец.
— Такому и напакостить не грех, а благо! — вторил ему Энтони Флинт, один из загонщиков.
— Займись-ка! — одобрительно кивнул Мальсибер, и вся команда расхохоталась.
— Привет, ребята! — весело и непринужденно поздоровался со всеми семерыми Родольфус.
— Привет, малец! Что, пойдешь в следующем году в команду? Летаешь классно!
— Конечно пойду!
Щеки Родольфуса залились румянцем.
— Ну, а ты, Том, неустанно зарабатываешь баллы для Слизерина?
— Конечно!
— Ты бы видел, Винс, — добавил Флинт, — как ему удаются манящие чары. Закачаешься! Предметы, будь они хоть за полкилометра, летят к нему, точно примагниченные. А ведь это, если память мне не изменяет, входит в программу лишь четвертого курса.
— Откуда ты знаешь? — насторожился Том.
— Да случайно увидел, как ты в пустой гостиной заклятие отрабатываешь, когда после обеда все на прогулку отправились. Я за метлой своей в спальню вернулся, вот и увидел тебя.
— А, понятно! — отвечал Реддл, думая о том, что надо будет вести себя поосторожнее.
— Ну, с его способностями, — пояснял тем временем Мальсибер, — в сочетании с умом и упертостью, это неудивительно. Скажи, Том, кем были твои родители? Они ведь из наших, так?
— Я с рождения сирота и не помню их. Но мой отец был волшебником.
— Ты уверен? — задумчиво проговорил Мальсибер. — Лично я никогда не слышал о Реддлах, да и другие тоже.
Тому этот разговор становился явно не по нутру, и он решил ускользнуть под каким-нибудь благовидным предлогом.
— Ну, ладно, мы, пожалуй, пойдем. Да и вам бы не мешало сменить одежду и обсохнуть.
— Что правда, то правда! Идем, ребята! — и вся команда направилась в раздевалку. Реддл же не тронулся с места.
— Том, пошли! — торопил его Родольфус.
— Подожди! Мальсибер назвал завхоза Филча сквибом. Что это значит?
— Ну, сквибы — это те, кто родился в семье магов, но сам при этом волшебной силы лишен и поэтому колдовать не может. Как бы маглокровка наоборот. Слыхал, как он раскудахтался, когда ему команда в коридоре натоптала. А все потому, что убирать придется руками.
— И ученикам он завидует, потому на дух их не переносит, так? — догадался Реддл. — Но если Филч не получал приглашение в Хогвартс, как тогда он мог оказаться в школе?
— Видишь ли, о сквибах вообще стараются помалкивать, потому что родить его считается позором. А им самим жизнь среди волшебников и вовсе не сахар. Поэтому чаще всего чародеи стараются пристроить их в мир маглов, где они чувствовали бы себя повольготнее. Но в случае с Филчем, скорее всего, не обошлось без помощи какого-нибудь сердобольного маглолюба, вроде Дамблдора, нашедшего подходящее занятие для этого убогого.
— Зато волшебники с удовольствием принимают в Хогвартс потомков этих бездарей! — презрительно фыркнул Реддл.
У самого Реддла сердце на мгновение сжалось от мысли, что и его родители были такими вот никчемными созданиями, которых отправили к маглам. Но он тут же отогнал от себя эту мысль. «Нет-нет, тогда у меня вряд ли были бы такие способности и волшебный потенциал. Надо разузнать об отце как можно скорее. Я и так слишком долго тянул!» — лихорадочно думал Реддл.
— Ты как всегда проницателен, Том! Именно так большинство колдодемографов объясняют тот факт, что у маглов иногда рождаются волшебники. Это либо непосредственно дети самих сквибов, либо дети этих детей. Ладно, Том, хватит уже стоять тут на проходе. Пошли уже спать, а то опоздаем завтра на заклинания, и нам влетит от профессора Стрикт.
— Ступай, я сейчас подойду! — медленно и задумчиво ответил Реддл. Было ясно, что мальчика осенила какая-то мысль, очень важная для него. Он и впрямь крепко задумался. Пожалуй, сквиб этот может сослужить хорошую службу. Том даже не думал отказываться от своего намерения проникнуть в запретную секцию при огромной библиотеке Хогвартса, ибо его неодолимо тянуло туда. И хотя Реддл уже точно представлял себе, кто может дать ему официальное разрешение на посещение этого отдела, он при этом также хорошо осознавал, что придется подождать приличное время, и удачный случай представится еще не скоро. Ведь младшекурсникам такого разрешения отродясь никто не давал. А сейчас Тому представлялась возможность проникнуть в запретную секцию, пусть и без чьего-либо ведома, тайком. Мальчишка знал, что Филч каждую ночь патрулирует коридоры Хогвартса, без всякой нужды дублируя дежуривших старост и преподавателей. Завхоз испытывал вполне объяснимую радость, если ему удавалось поймать какого-нибудь нарушителя правил. Но можно было попробовать его умаслить. Конечно, Реддлу не доставляло никакого удовольствия ломать комедию перед этим ничтожеством, изображая рьяного маглолюба и сочувствующего сквибам мага. Но игра стоила свеч: если сделать так, чтобы Филч смотрел бы на его ночные похождения сквозь пальцы, то Реддл непременно воспользовался бы этим шансом.
Размышляя таким образом, Том снова вернулся в коридор, где бедолага-сквиб неловко пытался вымыть с помощью рук и тряпки грязный истоптанный пол.
— Добрый вечер, мистер Филч! — вежливо поздоровался студент.
— Что тебе нужно? — сварливо осведомился завхоз. — Марш живо в свои пенаты, а не то учителям скажу! Будешь знать, как шляться в неположенное время.
Реддла внутри передернуло от отвращения, но он умело это скрывал, а на его тонких губах играла улыбка.
— Время еще не совсем вышло, так что я мог бы облегчить вам задачу! — невозмутимо отвечал Том, пропуская мимо ушей и грубые слова, и недовольный тон.
— Позвольте мне! — приветливо сказал он, доставая из рукава волшебную палочку. — Эванеско!
Все лужи и грязь мгновенно исчезли, а каменный пол заблестел чистотой так, как будто его тщательно выдраили к какому-нибудь празднику.
— Спасибо! — сухо поблагодарил завхоз.
— Да не стоит благодарности! Вы всегда можете обратиться ко мне, мистер Филч!
На угрюмом лице блюстителя школьных порядков заиграла широкая улыбка.
— Первый раз слышу, чтобы ученик так уважительно разговаривал со мной.
— Просто я понимаю, как вам тяжело. И очень сочувствую.
Реддл хорошо подобрал слова, именно то, что Филч и хотел бы услышать.
— Можете всегда обращаться ко мне за помощью, если придется совсем туго.
— Премного благодарен, но тебе-то самому что-нибудь нужно?
— Ну что вы, совсем ничего! — продолжал улыбаться Реддл в ответ на слова Филча. — Вот только… — тут мальчишка притворно замялся, а лицо сразу сделалось задумчивым и удрученным. — Я не решаюсь признаться…
— Да говори же! — торопил завхоз.
— Хорошо, я скажу вам по секрету, мистер Филч. Видите ли, мне иногда не спится ночью. Просто не хочется, право слово! Вот я и выхожу в пустую гостиную, пробую и отрабатываю какое-нибудь заклинание. Иной раз даже в коридор тянет выйти, но ведь нельзя.
— Да ради Мерлина! — пробурчал Филч. — Можешь бродить, коли охота! Если хочешь, могу даже сказать, кто из преподавателей когда и как патрулирует коридоры по ночам, чтобы тебе ни на кого не нарваться.
— О, вы очень добры, мистер Филч! — придавая голосу дружелюбие, благодарил Реддл.
— Не стоит. Но сейчас тебе лучше все же пойти в гостиную факультета.
— Конечно! — и даже не пряча своего торжества, Реддл направился в общую комнату, где его ждал Родольфус.
— Ты что так долго, Том?
— Я нашел способ попасть в библиотеку среди ночи.
— Да ну! — не поверил Лестрейндж. — И Филч не наябедничает? Какой же магией ты уже овладел, что сумел приручить этого Цербера?
— Здесь можно обойтись вообще без магии, — последовал уклончивый неопределенный ответ.
========== Глава 17. Зеркало Еиналеж ==========
Уже на следующую ночь Том решил отправиться в библиотеку и попробовать пробраться в запретную секцию. Бесшумно встав с постели, он взял волшебную палочку и стал тихо шептать заклинания.
— Акцио, мантия! — и одеяние тут же оказалось в руках у мальчика, и ему не пришлось искать ее в темноте. Манящими чарами, которые студенты изучают только на четвертом курсе, Том уже вполне овладел.
— Люмос! — на кончике волшебной палочки вспыхнул огонек, интенсивность которого можно было регулировать. При его свете Реддл натянул мантию прямо поверх пижамы.
Эти и еще другие заклинания тщеславный и своенравный Реддл самостоятельно освоил несколько дней назад по учебникам для более старших курсов, которыми вполне можно было воспользоваться в той же библиотеке. Иногда учеба казалась студентам скучным занятием, но только не Реддлу. Для него это все было как игра: увлекательная и невероятно азартная, в которой овладеть какой-либо новой волшебной премудростью — все равно, что взять препятствие и в очередной раз получить подтверждение своим выдающимся способностям.
Одевшись, Том направился к двери, но тут услышал обращенный к нему шепот соседа по спальне.
— Куда это ты собрался, Том?
Реддл недовольно вздохнул, но все же решил ответить, зная, что Лестрейндж не выдаст его.
— В запретную секцию!
— Ты с ума сошел! Если Филч тебя поймает, то за такое серьезно накажут! — повысил голос Родольфус.
— Силентио! — прошипел Реддл, и губы его собеседника мгновенно оказались под воздействием заклятия немоты, хотя и продолжали беззвучно шевелиться.
— Филч никому ничего не скажет, даже если я в его комнату заявлюсь и погром там устрою. А вот тебе лучше самому замолчать, или заклятием заставлю. Понял?
Дольф только кивнул.
— Вот и отлично! — ухмыльнулся Реддл, снимая заклинание.
— Том, я с тобой пойду! — тихо прошептал Родольфус.
— Спятил?
— Нет-нет! Я не пойду в саму секцию, но могу у дверей покараулить и предупредить в случае чего.
— А сам не боишься наказания? — медленно проговорил Реддл, глядя Дольфу в лицо.
— Я не хочу, чтобы ты попался! — искренне и не задумываясь, отвечал Лестрейндж.
— Хорошо! — сказал Том после секундного раздумья. — Пойдем вместе.
Оба вышли в темный пустой коридор, дошли до лестницы, поднялись по ней и оказались в Большом зале. Реддл поманил Родольфуса на другую лестницу, которая вела на второй этаж, где и располагалась библиотека. И тут оба сначала увидели огонек под ними, а потом слух уловил звук шагов. Огонек медленно пересек Большой зал и скрылся в направлении подземелий и помещений Слизерина.
— Дамблдор! — неприязненно произнес Том. — Сегодня его очередь патрулировать коридоры. Сейчас он спустится в подземелья и пробудет там довольно долго. Ну а мы пока проникнем в библиотеку.
— Слизеринцев пошел караулить! — фыркнул Родольфус. — Лучше бы своих гриффиндорцев так пас. Вот уж кто любители ночных вылазок!
Говоря так, мальчишки уже подходили к двери библиотеки, как вдруг неожиданно перед ними возник завхоз.
— Мистер Филч, это я, Реддл! — поспешил подать голос Том.
— Вижу, мистер Реддл. Но вы не сказали мне, что с вами будет кто-то еще. О нем я вынужден сообщить преподавателю, который сейчас дежурит.
— Не надо, прошу вас! — взмолился Родольфус. — Я его друг.
— Это правда? — строго спросил блюститель школьных правил у Тома.
— Да, это мой друг! — ответил Том после короткой заминки. Произнося эти слова, Реддл лукавил.
Хотя за первый семестр учебы у Тома сложились довольно ровные и спокойные отношения не только с однокурсниками и преподавателями, но и даже со студентами других факультетов, однако настоящей дружбы и доверия у Реддла не было ни с кем, а он к этому и не стремился. Никому не доверял, ни с кем не откровенничал и вообще предпочитал, как и в приюте, держаться немного особняком. Для себя Реддл раз и навсегда решил, что после Мэри друзей он себе не заведет, потому что даже лучшие из них могут оставить. Однако, в отличие от приюта, в Хогвартсе у Тома были приятели: Родольфус Лестрейндж, Абраксас Малфой, Друэлла Розье, а кроме того, ученики с других курсов Слизерина. Даже староста Грегори Нотт выделял его среди первокурсников за то, что приносимые им баллы во многом способствовали выходу Слизерина в лидеры по борьбе за первенство факультета в этом году. Но Родольфуса Том все же несколько выделял для себя среди остальных за искреннюю привязанность к нему Лестрейнджа, а ему этого было достаточно. Однако и Том извлекал для себя пользу от общения с однокурсником. Дольф был из благородной семьи чистокровных магов и воспитание получал соответствующее. Реддл уже умел располагать к себе людей, когда хотел, а от Родольфуса перенимал светскую учтивость и изящные манеры, которых ему недоставало. Кроме того, чистокровный однокурсник был просто кладезем ценной информации о волшебном мире, которую нельзя было почерпнуть из книг. Ею Лестрейндж охотно делился и при том никогда не высмеивал за могущие показаться нелепыми вопросы.
Филч тем временем придирчиво осмотрел Дольфа, потом бросил взгляд на Реддла и, наконец, ответил.
— Хорошо, Том. Пусть идет с тобой, но чтобы больше никого!
— Как скажете! — спокойно отвечал Реддл, по тону которого сейчас совсем невозможно было понять ни его истинного отношения к собеседнику, ни даже вообще предположить, какие мысли копошатся у него в голове. Приятели отправились дальше по коридору и вскоре оказались у дверей школьной библиотеки, которые были закрыты.
Родольфус уже открыл было рот, чтобы сказать, что попасть внутрь у них, скорее всего, не получится, как Том приложил палец к губам, жестом призывая молчать.
— Алохомора! — четко выговорил Реддл, и дверь открылась.
— Здорово! — в очередной раз восхитился Лестрейндж, и мальчики вошли внутрь.
Они быстро миновали знакомый зал со множеством стеллажей и шкафов, оказавшись перед еще одной дверью, тоже закрытой. Однако и она распахнулась, стоило только произнести заклинание. Том и Родольфус вошли внутрь комнаты. Реддл зажег свет на кончике волшебной палочки и осмотрелся. Помещение, в котором они оказались, было намного меньше зала основной библиотеки, но все же Реддл был сильно удивлен, что по темным искусствам написано не так уж и мало книг, стоящих на полках стеллажей. Взгляд Тома быстро и привычно пробегал по их корешкам:
«Развитие и упадок темных искусств», «Темные артефакты и их воздействие на жертву», «Реестр запрещенных волшебных зелий и их рецептура», «Темные заклинания», «Способы противостоять мракоборцам. Издание 13-е»…
Реддл был явно в восторге, но тут Родольфус указал ему на какой-то странный отблеск в глубине комнаты. Мальчишки подошли к нему поближе и увидели, что это зеркало в серебристой раме, которое отражает собой свет от волшебной палочки Тома. На большой раме была странная надпись: «Еиналеж».
— Что это? — опасливо поинтересовался Родольфус.
— Не знаю! — холодно отвечал Реддл, пристально всматриваясь в гладкую прозрачную поверхность, не в силах оторвать от нее глаз. Перед глазами Тома был красивый юноша, похожий на него. Нет, не похожий, а он сам, только старше, и на груди у него был значок старосты Слизерина, а потом и всего Хогвартса, в руках же — Кубок школы, означающий звание лучшего ученика. Потом поверхность зеркала замутилась на короткое время, но уже через несколько минут снова появилось четкое изображение: большой длинный стол, за которым сидят волшебники, чистокровные волшебники из самых древних влиятельных родов — Лестрейндж, Малфой, Нотт и, конечно же, Блэк. Все они почтительно склоняют головы перед тем, кто сидит во главе стола, называя своим повелителем. И повелитель этот — не кто иной, как он, Том Марволо Реддл, к тому же обнаруживший, что у него в роду есть великие предки. Потом картина снова сменилась, и вот прямо перед Реддлом стоит страшная сгорбленная старуха в длинном плаще и с лицом-черепом. В руках она крепко держит острую косу и с силой замахивается на него. Однако каждый раз попытки ее сразить Тома терпели крах, и она, наконец, сказала:
— Прощай, я так и не одолела тебя.
Но тут снова заговорил Лестрейндж.
— Том, что это за зеркало такое? Я вижу себя капитаном факультетской команды, а затем и председателем Национального клуба по квиддичу.
Реддл тем временем внимательно осматривал серебряную раму и читал странную надпись, но не с начала, а с конца, словно бы она была зеркальным отражением оригинальной фразы: я показываю не отражение, а самую затаенную надежду.
— Это зеркало «Желание», — отвечал Том, перечитывая странное доселе слово «еиналеж» наоборот.
— В которое вам двоим вовсе не стоит смотреть, если не хотите сойти с ума, что уже не раз случалось с теми, кто не в меру увлекся созерцанием того, что оно показывает.
Том и Родольфус вздрогнули и обернулись: перед студентами-первогодками стоял не кто иной, как заместитель директора и декан Гриффиндора Альбус Дамблдор. Лицо его было непривычно строго, а голубые глаза в очках-половинках горели гневом.
— Сэр! — невозмутимо отозвался Том. — Мы вас не видели.
— Разумеется! — слегка улыбнулся профессор. — Я могу становиться невидимым. Дезиллюминационное заклинание — хоть и не простая, но весьма полезная штука, когда нужно поймать на месте преступления таких вот нарушителей школьных правил. Итак, что вам нужно было в запретной секции? — Дамблдор пристально смотрел на учеников. — Говорите правду, если не хотите сегодня же быть исключенными из Хогвартса. Того, что вы сделали, вполне достаточно для этого.
— Сэр, — глядя на учителя прямым взглядом и вспоминая урок защиты от темных искусств, отвечал Том. — Я не хотел сделать ничего дурного, просто полагал, что эти сведения будут полезны мне на занятиях у профессора Вилкост.
— Да, Галатея рассказывала мне о ваших необычайных талантах, расхваливая вас выше всякой меры. Признаюсь, не без оснований. Даже профессор Стрикт весьма высокого мнения о вас. Тяга к знаниям и упорство, конечно, похвальны, но вот неуместное в данном случае любопытство до добра не доведет. На первый раз я сниму с вас и мистера Лестрейнжа по двадцать пять баллов, но в дальнейшем так легко вам не отделаться.
При этих словах Реддла взяла досада. «Своих бы гриффиндорцев так строили и прессовали! Вот уж кто любители нарушать правила, всюду шляться и балагурить!» — подумал он. За несколько месяцев учебы Том не раз был свидетелем, как гриффиндорцев лишали баллов за нарушение школьного распорядка.
— Это не ваше дело! —Вдруг сказал Дамблдор. — Со студентами Гриффиндора я как-нибудь сам разберусь, а наказание за проступки им определяет преподаватель, уличивший их, но уж никак не вы — ученик-первокурсник.
Тут Том слегка запаниковал, хотя и сумел не выдать этого.
— А теперь немедленно возвращайтесь в свои спальни, мистер Реддл и мистер Лестрейндж! — строго велел профессор Дамблдор, и ученики понуро поплелись в подземелья.
Когда Том и Родольфус оказались в своей гостиной, то, наконец-то, вздохнули с облегчением.
— С Дамблдором нужно быть особенно осторожным! — задумчиво проговорил Том.
— Да уж, если он может невидимкой расхаживать по коридорам, — понимающе кивнул Дольф.
— Он еще может читать мысли! — добавил Реддл.
— Не может быть! — немного даже испугался Лестрейндж.
— Может! — уверенно констатировал Реддл. — Может и читает.
========== Глава 18. В поисках своих корней ==========
До окончания первого семестра оставались считанные дни, а по некоторым предметам занятия и вовсе прекратились. Большой зал было не узнать, так красиво он был украшен перед грядущим праздником. Профессор Дамблдор наколдовал огромную ель, и в воздухе царил приятный аромат свежей хвои. Украшено дерево было волшебными светящимися шарами, фонариками и фигурками факультетских животных. Ветки омелы и цветные шары висели по стенам, которые изменили свой цвет, стали серебристыми и белыми под стать сказочным ледяным дворцам. Здесь, а также в спальнях и во всех четырех гостиных былотепло, зато в пустых классах и коридорах стало очень холодно. Большая часть учеников собиралась провести каникулы дома, но некоторые, в том числе и Том Реддл, предпочли остаться. Родольфус попробовал было пригласить приятеля к себе, предварительно заручившись согласием родителей, но Том, поколебавшись какое-то время, все же вежливо отказался. На это у мальчика было несколько причин.
Не хотелось появляться в знатном доме в тех убогих мантиях, которые у него были. Не было никакого желания душевно сближаться с кем бы то ни было. И, наконец, Реддл хотел с пользой для себя провести эти каникулы. На предстоящие две недели у него уже имелись вполне четкие планы: Том собирался заниматься в библиотеке. Во всем огромном книжном хранилище Хогвартса был всего один библиотекарь, к тому же сквиб. Реддл с первых дней заметил пренебрежение, с которым многие студенты, особенно слизеринцы-старшекурсники, относились к мисс Сэд. Когда им нужна была та или иная книга, они, не желая терять свое время, не обращались к библиотекарю с просьбой принести необходимое, а просто призывали к себе манящими чарами требуемое издание. И, естественно, когда приходило время возвращать книгу, никто не заботился о том, чтобы поставить ее точно на то же место, а просто левитировал на более-менее свободную полку. Поэтому мисс Сэд было нелегко поддерживать здесь порядок и находить порой нужную книгу.
Во время одного из таких бесконечных мучительных разборов Реддл и застал уставшую хмурую библиотекаршу за два дня до Рождества.
— Доброе утро, мисс Сэд! — вежливо поздоровался Том.
— Здравствуй! — не поднимая головы от своих книг, безнадежным тоном отвечала библиотекарь. — Возьми сам, что тебе нужно, как вы это любите делать, а мне надо до праздника разобрать все это. Хотя скорее дракон трансфигурируется в ласкового пушистого кота, чем я успею закончить к сроку. И как это маглы умудряются обходиться без магии, ума не приложу.
— Они управляются с этим по-своему и не намного дольше волшебников.
— В самом деле? — с сомнением в голосе спросила мисс Сэд.
— Да, поверьте мне. Если пожелаете, я даже могу рассказать вам, как они это делают.
— Тебе-то откуда знать? А, впрочем, конечно, ты ведь из маглорожденных?
— Я просто жил среди них! — поспешно отвечал Том, желая скрыть невольно прорывающееся раздражение. — А мой отец был магом!
— Ладно-ладно! — примирительно сказала мисс Сэд. — Хотя с такими способностями тебе вовсе не стоит придавать значение своему происхождению.
Буквально за пару часов Том объяснил мисс Сэд, что такое каталоги и картотека и как ими пользоваться. А уже к обеду, благодаря тому что, Том искусно владел заклинаниями, все книги стояли на своих местах, для каждой из них была заведена карточка, а кроме того, появилась пара замечательных наколдованных самоходных стремянок, которые могли поднимать и опускать человека на нужную высоту, смотря где находилась книга. Так Реддл всего за полдня расположил к себе очередного нужного в данный момент человека, который, по расчетам Тома, должен был принести ему немало пользы. Мисс Сэд была просто в восторге и могла пойти на многое ради мальчишки-первокурсника, облегчившего ей жизнь. А Реддлу именно это и нужно было. Запретная секция манила его, а вовсе не по причине доброго нрава и бескорыстия оказал он услугу. Библиотекарь даже вступилась за слизеринца, когда в помещение вошел профессор Дамблдор и, оглядев пристальным взглядом ученика, спросил:
— Мистер Реддл, даже зная ваше рвение к учебе, я все же пребываю в недоумении, что же могло привести студента в библиотеку, когда уже все занятия закончились и у всех учеников сейчас на уме только предстоящий праздник и грядущие каникулы?
Говоря все это, профессор Дамблдор продолжал внимательно смотреть на Тома, не отрывая глаз от его лица.
— Ах, профессор! — сразу же разразилась мисс Сэд пламенной тирадой. — Вам, право слово, не за что сердиться на Тома. Напротив, он сейчас достоин большой награды. Да! Я бы не глядя присудила ему пятьдесят, нет, семьдесят баллов, если бы только у меня была такая возможность. Видите ли, мистер Дамблдор, вы были необычайно добры ко мне, сквибу, пытаясь найти подходящее занятие и помочь кое-как вжиться в волшебный мир. Но даже такому понимающему и лояльному к сквибам и маглам колдуну нелегко понять того, кто не может колдовать и не владеет левитационными и манящими чарами. Зато мистер Реддл мне рассказал, как такую проблему решили магглы. Вот, посмотрите на картотеку, где точно указано местонахождение любой книги, а также на стремянки-самоходки, которые Том так любезно наколдовал для меня.
— Ну, если все дело обстоит именно так, то мистер Реддл и в самом деле достоин награды. Думаю, даже восемьдесят очков можно присудить Слизерину за редкие для волшебников знания и двадцать за проявленное участие к сквибам и маглам. Я полагаю, что вся эта проделанная работа вполне достойна итогового реферата по магловедению. Кроме того, если мистер Реддл не возражает, — Дамблдор дружелюбно улыбнулся, — я сообщу об этом мисс Элли Бербидж, нашему преподавателю магловедения, которая как раз пишет учебник, а также мистеру Уизли из Отдела магловских изобретений при Министерстве магии. Вот вам наглядный пример того, как знания маглов могут послужить на пользу волшебникам. И стоит ли нам после этого задирать носы перед теми, кто отсутствие магических способностей прекрасно компенсирует умом и смекалкой?
Мисс Сэд согласно кивнула, а Том опустил глаза в пол, чтобы скрыть торжество во взгляде. Удивительно, сколько такой пустяковый, по меркам Реддла, поступок мог принести пользы, позволяя убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, хоть Дамблдора и нельзя было заставить забыть происшествие в запретной секции, но теперь в его глазах Том искупил свой поступок. Во-вторых, Реддл все же надеялся посмотреть книги по черной магии. Но эта надежда тут же оказалась разбита словами профессора.
— Однако, мисс Сэд, я все же настаиваю, чтобы в запретной секции вы бы сами все устроили по тому же принципу, что и всю библиотеку. Негоже допускать хоть и столь блестящий, но еще очень юный ум к знаниям, которые могут оказаться пагубными, — тон Дамблдора при этих словах стал очень серьезным, а глаза не отрывались от Реддла.
Однако эта неудача все же не сильно расстроила Тома, хоть и вызвала досаду. Том получал практически неограниченный доступ ко всем остальным школьным книгам, так что даже учебники теперь практически не было нужды покупать, а сэкономленные деньги можно потратить на более приличные мантии и другие издания из «Флориш и Блоттс», которых не было в Хогвартсе, ну, или сохранить, чтобы в будущем обзавестись своей собственной ячейкой в банке Гринготтс. Это, в-третьих, Реддл знал, что она у него непременно появится, причем до окончания школы. Для него это был вопрос принципа, так как сейф служил доказательством не столько благосостояния, сколько принадлежности к волшебному миру как таковому. Четвертая причина, побудившая Тома предложить помощь, заключалась в громадном школьном архиве, где хранились данные обо все студентах, когда-либо учившихся в Хогвартсе. Большинству учеников и даже многим преподавателям до него не было никакого дела, но только не Реддлу.
Дело в том, что он уже несколько недель как искал сведения о своей семье. Том обошел вдоль и поперек Зал славы, где стояли кубки по квиддичу, кубки школы, когда-либо вручаемые лучшим ученикам, были вывешены именные медали за магические заслуги… Но нигде, ровным счетом нигде ни разу не упоминалась фамилия Реддл. Не было ее и в списке старост за последние пятьдесят лет. Посещая библиотеку, Том наткнулся на книгу «Волшебная знать. Священные двадцать восемь», в которой рассказывалось о самых древних чистокровных семьях. Пробежав глазами оглавление, Реддл с завистью обнаружил в ней фамилии многих учеников Слизерина, но не свою.
Одним словом, архив стал последней надеждой мальчика отыскать свои корни. Но и здесь две недели самых тщательных проверок не дали никаких результатов: Реддлов не было в числе учащихся Хогвартса, ни один из них по крайней мере в этой школе чародейства не учился. Были, конечно, еще две волшебные школы. Одна из них — Шармбатон, но она исключительно для девочек. Другая, Думстранг, была вообще за тридевять земель, и Том не без основания предполагал, что вряд ли его предки оттуда. Хотя при необходимости можно навести справки даже там, когда после окончания Хогвартса будет такая возможность. Но тот факт, что ни студенты и преподаватели, ни даже мастер волшебных палочек мистер Оливандер, так прекрасно помнивший всех своих клиентов, ничего о Реддлах не слышали, все больше склонял Тома к мысли, что отец его чародеем не был и не переступал порога волшебной школы. Но и о матери Том никаких сведений найти не мог, ведь он не знал, какую фамилию она носила в девичестве. Имя «Марволо», которым по воле умирающей нищенки его нарекли в честь деда по материнской линии, тоже не встречалось среди учеников Хогвартса за последние лет сто пятьдесят, хотя в отдаленные времена и было широко распространенным в знатных чистокровных семействах. Но ни один из этих волшебников в силу слишком большого отдаления во времени не мог приходиться ему дедом.
Закончив свои поиски, мальчик был просто ошеломлен и впал в горькое немое отчаяние. Как же так? Он сам волшебник, и очень сильный волшебник, а ни о матери, ни об отце нигде нет ни слуху ни духу! Неужели они были сквибами, которых отправили к маглам? С этой мыслью Том никак не хотел смириться, и она омрачала ему все существование. Даже замечательные в остальном зимние каникулы не могли ее побороть. Рождество это оказалось одним из лучших, что Реддлу доводилось встречать. Вечером для оставшихся в школе студентов был сделан настоящий веселый праздник. Преподаватели придумали для них разные конкурсы и забавы, дети пели и играли. Особый восторг вызвали волшебные хлопушки, из которых сначала вылетали просто кружочки конфетти, а потом какая-нибудь игрушка или вкусность. Естественно, что и праздничный пир ничуть не уступал тому, что традиционно бывал по случаю начала учебного года. Каждый ученик получал подарки от родных и друзей. Тому Родольфус прислал огромную коробку шоколадных бобов, а профессор Слизнорт, декан родного факультета, желая порадовать лучшего ученика, подарил Реддлу красивую темно-зеленую мантию с серебристой вышитой змеей на груди. Это одеяние оказалось как нельзя кстати, и Том с удовольствием надел его на праздник. Даже профессор Дамблдор после случая в библиотеке не обошел слизеринца вниманием и отправил ему плюшевую змейку, предварительно оживив ее и наделив способностью говорить. Реддл, не питавший особо теплых чувств к преподавателю трансфигурации, все же не мог не отметить его необычайное магическое мастерство, память и проницательность, которые подсказали, что мальчику, владеющему парселтангом, такой подарок придется по душе и развлечет его. Жаль только, что чары имели ограниченное время действия.
Да, Хогвартс и вправду становился Тому родным домом, и мальчик день ото дня все больше привязывался к нему. Однако отсутствие каких бы то ни было сведений о семье было своеобразной ложкой дегтя в этой огромной бочке меда. Тем не менее Том все же считал, что не потерял даром времени, что провел в библиотеке и в архиве. В конце концов, он получил более детальное и системное представление о разделах магии и ее возможностях, о том, какую еще информацию можно почерпнуть из ресурсов, бывших в его распоряжении, хотя доступа к запретной секции и книгам по темным искусствам у него пока еще не было. Очень интересной, а главное, полезной, показалась ему легилименция — область волшебства, позволяющая взаимодействовать с сознанием другого человека, хоть колдуна, хоть магла. Возможность с помощью заклинания «Легилеменс» проникать в чужую память и просматривать, как в калейдоскопе, картинки воспоминаний, умение одним волшебным словом «Обливиэйт» стереть ту или иную информацию в мозгу чародея… Том понял, что благодаря этим познаниям профессор Дамблдор и прочитал его мысли тогда в запретной секции. Благо, был и способ этому противостоять. Тут могла помочь окклюменция — специальный навык, позволяющий защищать свое сознание от любых попыток проникновения извне. Здесь не нужна была даже волшебная палочка, зато было необходимо умение в любой ситуации оставаться спокойным и не поддаваться эмоциям, а наоборот, холодно и методично концентрироваться только на тех воспоминаниях, которые хочешь показать и не стремишься делать из них тайну. А вот самое сокровенное надежно прятать под ними. К слову сказать, и легилименция, и окклюменция были достаточно сложны в исполнении и преподавали эти науки далеко не всем ученикам в Хогвартсе и не раньше шестого-седьмого курсов. А уж о самостоятельном их изучении и речи не шло. Однако Реддл все же решил дерзнуть. Его волшебная сила, упорство в достижении задуманного, а также природная замкнутость и привычка к скрытности сослужили хорошую службу. За две недели каникул Том вполне сносно освоил окклюменцию и продолжал совершенствоваться в ней, о чем профессор Дамблдор не преминул заметить, что, дескать, первокурсник достигает небывалых успехов в освоении, причем самостоятельном, довольно трудных областей магии. И сказано это было весьма серьезным, даже встревоженным тоном, так, что в похвале прекрасно читалось и порицание.
— Что же ты так рьяно желаешь скрывать, Том? — спросил как-то декан Гриффиндора небрежным тоном, внимательно глядя на собеседника.
— У любого человека найдется нечто такое, что он желал бы оставить при себе и не делать достоянием гласности, профессор. Ведь так? А вы, сэр, не сочтите за бестактность, к мыслям всех учеников проявляете такой интерес, или только мои думы так возбуждают ваше любопытство? — тут Реддл позволил себе легкую иронию.
— Нет, Том, — чуть смутился профессор. — Здесь ты прав, а бестактным в данной ситуации можно назвать скорее меня. Однако, признаюсь, ты с первой встречи заинтриговал меня своим экстравагантным поведением. Кроме того, ты сирота, и я все равно хотел приглядеть за тобой. Из лучших побуждений, разумеется.
— Охотно верю, сэр, — отвечал Реддл, но по голосу невозможно было определить, так ли это на самом деле. — Вы прекрасно угадали с подарком на Рождество. Благодарю.
— Я подумал, что для змееуста это то, что нужно. Настоящих змей ведь в Хогвартсе не держат. Если хочешь, то я снова могу трансфигурировать эту милую игрушку в некое подобие питомца.
— Нет, спасибо, профессор. Я, пожалуй, дождусь момента, когда смогу завести настоящую.
— Ну, как пожелаешь.
Том вдруг подумал, а что, если эта змейка будет рассказывать обо всех его делах тому, кто даровал ей жизнь, и потому без колебаний отказался.
Тем временем каникулы закончились, и за пару дней до начала нового семестра студенты вернулись в школу. Сидя рядом с камином в подземной гостиной Слизерина, Том молча слушал рассказы Родольфуса о том, как поначалу весело он проводил каникулы дома, но аккурат под новый год пришло известие о кончине его прабабушки из Франции, Алисы Лестрейндж, которую он видел от силы раз в год или даже реже. И хотя большой печали эта новость у Дольфа не вызвала, но его огорчило, что все остальные каникулы оказались испорченными, так как семья, соблюдая приличия, надела траур.
— Что? — изумился Реддл. — Разве волшебники умирают?
— Конечно, умирают! — тут уже настала очередь Дольфа удивляться. — А кто тебе сказал обратное? Нет, мы, конечно, живем несколько дольше маглов, и старость у нас наступает позже. Но маги отнюдь не бессмертны, Том! Даже больше того, волшебник может временно или же навсегда лишиться своих сил в случае, например, сильного горя или нервного потрясения. Или если сам по каким-то причинам не захочет больше пользоваться магией. А еще колдуньи, когда бер… словом, готовятся стать матерью, то узнают о своем положении даже раньше магловок. У них случаются сбои магического потенциала разной степени интенсивности. Считается, что в эти моменты ребенок вбирает в себя волшебную силу матери и всех предков. И чем сильнее временный сбой, тем больше будет магический потенциал ребенка. Потому тут волшебницы не беспокоятся, скорее наоборот. Ты знаешь, когда у меня должен был появиться младший брат Рабастан, то мама порой даже простейшие заклинания сотворить не могла, а ведь она довольно сильная ведьма.
Болтовня Лестрейнджа, которой он с удовольствием, но без насмешек просвещал однокурсника, стала для Реддла откровением. «Значит, волшебники все же умирают, — думал он с отчаянием. — И никак не побороть этого врага — смерть. Нет, должен же быть какой-то способ! Любой. Хоть самая темная магия! Мне все равно, — мозг работал с лихорадочной быстротой. — Если волшебники умирают, то, может, мать умела колдовать? Ведь о Реддлах ничего найти не удалось. И никто ничего о них в волшебном мире не знает», — думал Том.
Реддл не знал, что всего через несколько дней судьбе самой будет угодно дать ответы на мучившие его вопросы.
========== Глава 19. Завеса над тайной начинает приподниматься ==========
В первый же день учебы за завтраком в Большом зале профессор Дамблдор сообщил всей школе, что Тому Марволо Реддлу присвоено сразу целых сто очков, а декан Слизерина Гораций Слизнорт вызвал своего лучшего ученика в центр зала и вручил ему медаль за заслуги перед школой. Вид довольного лица Тома, со спокойным достоинством принимающего награду, заставил Сигнуса Блэка прямо-таки позеленеть от зависти.
После занятий студенты всех курсов Слизерина поздравляли Тома в гостиной факультета, а вечером, когда все ложились спать, Родольфус вдруг неожиданно спросил его:
— Твоего отца звали Том Реддл?
— Да.
— Откуда же это двойное имя Том Марволо? — допытывался Дольф.
— Это в честь деда с материнской стороны.
— Вот как? Тогда, может, мать, а не отец, принадлежала к волшебникам?
Родольфус озвучил мысль, которая уже приходила в голову и самому Тому.
— Почему ты так считаешь? — Реддл был явно заинтригован.
— Это имя почему-то кажется мне знакомым, — задумчиво проговорил Родольфус. — Что-то я о нем уже слышал.
— Что именно? — с замиранием сердца воскликнул Том.
— Не помню! — сморщив лоб от напряжения, отвечал Лестрейндж.
На другой день Тома ждал неприятный сюрприз, когда он вместе с Родольфусом вернулся из библиотеки. Вообще-то веселый приятель Реддла хоть и не был бесталанным, однако особого рвения к учебе не проявлял и рисковал на годовом экзамене завалить нудную, по его представлениям, историю магии. Поэтому Том в этот раз заставил его полностью самому подготовить по ней домашнее задание, написав стандартный доклад на метровом пергаменте, и ни в какую не соглашался дать почитать свое эссе. Так Руди волей-неволей настрочил его сам, а заодно в течение целого вечера отчасти наверстывал прогулянные и мирно проспанные занятия. Мальчики вернулись в гостиную уже глубоким вечером, усталые, с испачканными в чернилах и одеревеневшими от письма пальцами, со свитками в обеих руках, но очень довольные. Когда оба оказались в гостиной, то на пути у них неожиданно возник Сигнус Блэк вместе со своим дружком — громилой Амикусом Крэббом.
— Ой, надо же, гордость Слизерина! — язвительно усмехнулся он. — Явился - не запылился! Глядя на тебя, Реддл, даже и не подумаешь, что тезка, а может, и родственничек каких-то грязных нищебродов, окажется кладезем волшебных талантов.
— О чем ты? — холодно спросил Том, чувствуя, как от лица отхлынула кровь, от чего оно стало еще более бледным, в то время как уши, наоборот, покраснели и горели от непонятного стыда.
— Ты не понимаешь? Хотя, конечно, откуда же выросшему на магловской помойке знать о чистокровных магах? Зато мне прекрасно известны родословные всех священных двадцати восьми, — с этими словами Сигнус достал уже знакомый Тому справочник «Волшебная знать. Священные двадцать восемь».
— Марволо Мракс! — брезгливо скривил Блэк надменное смуглое лицо. — Нищий полудегенерат, который ни сам не учился в Хогвартсе, ни детей своих не смог собрать и отправить. Вот уж настоящее бельмо на глазу волшебной аристократии, недостойное называться благородным чародеем! Я бы не удивился, если бы они все-таки спутались с погаными маглами, среди которых жили.
— И тем не менее, Сигнус, ты, в отличие от Мраксов, не можешь похвастаться родством с самим Салазаром Слизерином. И даже за все свои галеоны не сможешь добавить трех сотен лет, чтобы сравняться с ними в длине родословного списка, — неожиданно твердо сказал Лестрейндж.
— Мерлин, Дольф, с кем ты связался!
— Молчать! — невозмутимым шелковым голосом, в котором все присутствующие явно различили страшную угрозу, проговорил Реддл, небрежно взмахнув волшебной палочкой, и Сигнус тотчас же умолк.
Реддл окинул быстрым взглядом всех присутствующих, заметив, что никто, ни сосед по спальне Абраксас Малфой, ни староста Грегори Нотт, ни капитан сборной по квиддичу Винсент Мальсибер не разделяют веселья Блэка, а скорее просто удивлены. Но Том чувствовал жгучий стыд, хотя и понимал умом, что в данной ситуации это не совсем уместно. Сигнус просто завидует.
— Знаешь, Блэк, глупо с твоей стороны проявлять такое тупое упрямство. Не лучше ли просто удовольствоваться скромной ролью второй скрипки, а? Потому что на первую ты, как ни старайся, все равно не тянешь. А сейчас, обливиэйт!
Взгляд Сигнуса на мгновение стал бессмысленным, а потом в нем появилось недоумение. Стало ясно, что он благополучно забыл весь последний разговор. Несколько быстрых взмахов тисовой палочкой, и со всеми остальными свидетелями этого неприятного для Реддла происшествия произошло то же самое, включая Родольфуса. Изучение легилименции и других приемов работы с человеческой памятью не пропали даром. Никто из присутствующих даже и не вспомнил о том, что Реддл считал своим позором, но сам он, сам Реддл, конечно же, не забыл и дал себе слово когда-нибудь непременно поквитаться. Он, пока Блэк приходил в себя, незаметно забрал у него книгу и как ни в чем не бывало сел в одно из свободных кресел.
Ночью, закрыв полог своей постели, он при свете волшебной палочки прочел небольшую статью о старинном роде Мраксов. Этому семейству, в отличие от других уделялось, на взгляд Тома, слишком мало внимания, учитывая его корни. Но увидев, что в числе главных составителей справочника были Блэки, Реддл этому не удивился. Вот что гласила эта маленькая заметка.
«Мраксы — древнее чистокровное семейство. По некоторым сведениям, его представители являются прямыми потомками одного из основателей школы чародейства и волшебства Хогвартс — Салазара Слизерина. В большинстве своем владеют парселтагом, языком змей — редким даром, присущим основателю школы и одноименного факультета. Известны своим неукоснительным соблюдением чистоты крови во всех поколениях и даже заключением с этой целью браков между близкими родственниками. Мраксы нетерпимы к маглам и маглокровкам, которых не только презирают, но и поколениями ненавидят. Представители этого семейства в прошлом были баснословно богаты, но на момент составления сего справочника живут в нужде и крайней нищете. В настоящее время единственным представителем рода является Морфин Мракс, сын Марволо Мракса, скончавшегося осенью 1926 года. За неоднократные нападения на маглов отец и сын Мраксы были приговорены к тюремному заключению в замке Азкабан сроком на шесть месяцев и три года соответственно. Единственная дочь Марволо — Меропа Мракс — бесследно исчезла летом 1925 года, и о ее судьбе ничего не известно.
Место проживания семейства Мракс: деревня Литтл Хэлтон, графство Н***».
Несмотря на неприятности сегодняшнего дня, Том все же считал его одним из самых удачных в своей жизни. За обиду, причиненную ему, Блэк рано или поздно все равно поплатится, и несравненно большим позором, но не оскорби его Сигнус, мальчик до сих пор пребывал бы в неведении, где еще ему искать свои корни. Конечно, рано или поздно он бы все равно изучил справочник по чистокровным родам, чтобы подготовить какое-нибудь эссе по истории магии, или другой волшебник сказал бы ему о тезке с редким именем. Но неизвестно, когда бы это произошло, а тут Том, уже было совсем отчаявшийся разыскать хоть какие-то сведения о семье, неожиданно напал на след.
Справочник о двадцати восьми чистокровных родах стал той самой ниточкой, благодаря которой, если потянуть за конец, можно вытащить очень много. Короткая сухая заметка о Мраксах стала отправной точкой в его поисках. То, что этот самый Марволо приходится ему дедом, Том практически не сомневался. Других волшебников, как показали его исследования школьного архива, вот уже на протяжении почти полутора столетий в Хогвартсе, а значит и в магической Британии, не было. Кроме того, Мраксы были прямыми потомками самого Салазара Слизерина. Вот тебе и ответ на вопрос, откуда у него врожденная способность разговаривать со змеями.
Вообще, мальчишка всегда знал, что в истории его рождения есть какая-то тайна. Только если раньше она была покрыта сплошным мраком, в котором ничего нельзя было рассмотреть, то теперь Тому казалось, что он идет по темным извилистым коридорам, освещая себе путь фонарем, и ведомый своим острым умом. А по мере продвижения вперед заветная цель узнать правду становилась все ближе и ближе к нему.
Том старался подкреплять свою мысль логикой. Единственная дочь Марволо пропала после того, как ее отца и брата посадили в Азкабан, и о дальнейшей судьбе девушки ничего не известно. А примерно через полтора года в магловском Лондоне в приюте объявляется никому не известная нищенка, которая, едва родив ребенка, умирает и перед смертью нарекает его не только вполне обычным именем «Том» в честь отца, но и, весьма странным, «Марволо» в честь деда. Да, несомненно, то была его мать. Теперь он хотя бы знал ее имя — Меропа Мракс. Но как девушка из чистокровной волшебной семьи могла попасть в приют для маглов? Мальчик в который раз внимательно прочитал заметку: «За неоднократные нападения на маглов Марволо и Морфин Мраксы были приговорены к тюремному заключению…»
«Они решились напасть на маглов, — думал Реддл. — Причем не особо обременяли себя мерами предосторожности и попались мракоборцам…»
Том помнил также, что об отце сведений так нигде и не нашел. Увы, следовало признать, что в Хогвартсе его отец не учился и никогда не переступал порога волшебной школы. Скорее всего, это был даже не маглокровка, а самый обычный магл. Мальчик подумал, что неплохо бы узнать поподробнее о нападениях Мраксов на маглов. «Ну что же! Это, пожалуй, нетрудно сделать. О таких происшествиях чаще всего пишут в «Ежедневном пророке», — размышлял Реддл. И, встав ни свет ни заря, Том отправился в библиотеку, едва она открылась, и попросил у мисс Сэд подшивку старых газет за тот месяц и год, когда происходило слушание по делу Мраксов. Пролистав всего несколько номеров, он действительно нашел статью под названием «Марволо и Морфин Мраксы получают срок», посвященную нападениям Мраксов на жителей деревни Литтл Хэнтон.
«Слушание по делу Марволо и Морфина Мраксов состоялось 20 сентября 1925 года в главном зале суда Министерства Магии. Отец и сын обвинялись в нападении и наведении сыпной порчи на магла Тома Реддла, сына крупного плантатора, а также в нарушении Международного статута о секретности. Морфин Мракс, проходивший по делу в качестве главного виновника, был приговорен к трем годам заключения в замке Азкабан, а его отец, признанный соучастником — к шести месяцам. На суде Мраксы сознались в совершении противоправных действий в отношении магла Тома Реддла, но виновными себя не признали. Причины своего поступка Марволо и Морфин в очень туманных и неясных выражениях объяснили защитой чести своей семьи, однако что-либо конкретное сообщить отказались. В результате оба были признаны Визенгамотом виновными во вменяемом им преступлении и прямо из зала суда под конвоем отправлены в Азкабан».
Вот теперь Том, наконец, узнал, что хотел. Теперь ему было известно не только, как звали его родителей, но и где они жили и к каким семьям принадлежали. Более того, те сведения, которые ему удалось добыть, позволяли сделать довольно точные и правдоподобные предположения об обстоятельствах своего рождения. Мальчик прекрасно понимал, из-за чего Марволо и Морфин отказались подробно рассказать о причинах, побудивших их напасть на магла. Разумеется, когда дочь и сестра с ним связалась, то Мраксы, уже которое столетие соблюдающие чистоту крови, сочли это чистой воды оскорблением. Вот только, желая проучить незадачливого магла, Мраксы не могли знать, что будет только хуже для них. Оставшись одна, Меропа не замедлила воспользоваться своей неожиданно обретенной свободой и ушла из дома к своему возлюбленному. Но как тогда из Литтл Хэлтона она попала в Лондон? Том еще раз, тщательно анализируя каждое слово, прочитал заметку, и внимание его остановилось на фразе «Том Реддл, сын местного состоятельного плантатора». Ну конечно! Мальчик достаточно пожил среди маглов и понимал, что вряд ли богатые родители его отца были в восторге от выбора сына, связавшегося с нищей оборванкой, какой была в их глазах его мать. В таком случае двум влюбленным оставалось только одно: бежать, чтобы пожениться и быть вместе. И лучше всего уехать туда, где их было бы не так-то легко найти. И как раз в таком большом городе, как Лондон, было легче всего спрятаться, затерявшись среди его жителей.
Том горько усмехнулся. Союз его родителей был мезальянсом в глазах как тех, так и других родственников, а сам он — никому ненужным выродком, позором семьи. И вздумай он показаться на пороге хоть у Мраксов, хоть у Реддлов, то непременно был бы вышвырнут на улицу как собака. Что же, тем хуже для них! Когда-нибудь они об этом пожалеют! Сейчас же Тома больше занимал вопрос, почему, сбежав с отцом, мама осталась одна в таком трудном положении? Родители отца лишили его наследства за неугодный им брак? Ну, так что с того? Разве не мог молодой и образованный мужчина сам обеспечить себя и семью? Нет, здесь у мальчика, которого жизнь сделала не по годам взрослым, невольно возникла совсем другая догадка. Уже в детстве он убедился, какая пропасть лежит между детскими сказками с неизменно хорошим концом и суровой реальностью. Потому Том не очень-то верил в красивую историю о бедной Золушке, покорившей сердце прекрасного принца. Все объяснялось куда как прозаичнее. Скорее всего, сынок богатеньких родителей вскружил голову неимущей деревенской простушке, не видавшей мир и не знавшей людей, а потому так опрометчиво доверявшей им. А когда он вдоволь натешился игрушкой, и мать ему надоела, то без зазрения совести оставил ее одну со своими проблемами в чужом мире, к которому чистокровная волшебница была совсем не приспособлена. Более того, сличив дату своего рождения со временем выхода деда Марволо из тюрьмы, Том убедился, что мать тогда была уже в положении, а значит, вернуться домой тоже не могла. Вот потому и оказалась в приюте. Но тогда почему, умирая, мама дала ему имя отца, если он так дурно поступил с ней? Может, он все-таки ошибается, и здесь что-то другое? Может, с отцом что-то случилось? Что ни говори, а все-таки Тому хотелось надеяться на лучшее. Тут ответов у Реддла уже не было, но он не отчаивался, потому что ему было хорошо известно, где теперь их искать. Нужно только отправиться в эту деревню и под каким-нибудь благовидным предлогом осторожно потихоньку расспросить ее жителей. Сейчас он этого сделать не мог, но дал себе обещание, что непременно найдет и время, и деньги, чтобы отправиться в Литтл Хэнтон как можно скорее.
========== Глава 20. Магазин Горбин и Бэрк ==========
Семестр после Рождества шел своим чередом, а для Тома дни летели особенно быстро. Быстро и содержательно. Перед Пасхой Том успешно и легко сдал на высшие отметки все экзамены для первокурсников, и преподаватели единогласно решили перевести способного ученика на индивидуальный курс обучения. Декан Слизнорт вручил ему перечень учебников, необходимых для второкурсников, и в ближайшие дни Тому предстояла поездка в Лондон на Хогварстс-экспрессе вместе с теми учениками, кто уезжал на каникулы домой. Во время стоянки поезда мальчик должен был наведаться в Косой переулок и приобрести там все нужное по списку. Однако Реддл был расчетлив и не собирался тратить те ограниченные средства, получаемые от Благотворительного фонда школы, на книги, которыми мисс Сэд будет и так рада снабдить его. В книжном магазине «Флориш и Блоттс» он рассчитывал поискать какие-нибудь издания, посвященные темным искусствам, причем не защите от них, а именно их сущности, рекомендациям и инструкциям по применению. В конце концов, будь эти искусства хоть сто раз запрещенными, они были, по-видимому, весьма действенными, раз уж Дамблдору пришлись не по вкусу даже его приютские проделки без волшебной палочки. И потому Реддл не собирался так просто отказываться от столь мощного, на его взгляд, ресурса, используя который можно и обидчику отомстить, и получить, что душа желает. Однако, в лавке при всем обилии и разнообразии фолиантов по этой разновидности магии как таковой книг почти не оказалось. Единственное, что Том решил все-таки прикупить было довольно редкое издание, выпущенное ограниченным тиражом, «Темные чародеи: от Морганы до Грин де Вальда».
— Добрый день, сэр! — как можно любезнее обратился Реддл к продавцу, маленькому пожилому волшебнику в черной мантии и остроконечном колпаке. Судя по лицу чародея, его трудно было назвать дружелюбным, но именно на него сейчас пал выбор Тома, минуя белокурую улыбающуюся молоденькую ведьмочку.
— Приветствую, юноша! Чем могу служить?
— Скажите, сэр, — спросил Реддл, протягивая дорогую книгу одновременно с платой, которая могла сделать торговцу выручку за несколько дней. — Нет ли у вас других пособий по черной магии. — Голос мальчика стал значительно тише. — Мне необходимо написать реферат по защите от темных искусств к годовому экзамену.
— Что вы, молодой человек! У нас порядочное заведение, и всякими гадостями мы не торгуем, — отвечал волшебник важным голосом. — Не то что «Горбин и Бэрк» в Лютном переулке. — Потом тихо прошептал, многозначительно взглянув сначала на галеоны, а потом на собеседника. — Наведайтесь к ним в лавку, молодой человек. Уверен, найдете все, что вам нужно. Но только там и сгинуть недолго.
— Благодарю! — улыбнулся Реддл. — Я так и сделаю!
Найти Лютный переулок, под прямым углом пересекающийся с Косым, оказалось совсем нетрудно. Спустя несколько минут довольный Том уже стоял перед витриной мрачного магазина под вывеской «Горбин и Бэрк». За стеклом лежали предметы, которые казались весьма зловещими, так что даже немногие взрослые маги не шарахнулись бы при виде их, а уж любой ребенок убежал бы сломя голову, и хорошо, если после этого зрелища смог бы спать спокойно. За стеклом в ряд лежали черепа, стояла на подставке человеческая рука со сжатым кулаком, чуть подальше были бутылки с разноцветными зельями и пакетики с порошками…
Стоило мальчишке войти внутрь, как его с головы до ног смерил подозрительным взглядом молодой волшебник с крючковатым носом и сварливым лицом.
— Что могло понадобиться школьнику в нашей лавке, а? — усмехнулся маг. — Ты, случайно, не ошибся адресом, дружок? Или, может, тебя подослало Министерство? — Голос чародея стал жестким. — Если так, то тебе несдобровать!
Но не успел Том собраться с мыслями, чтобы ответить, как в стене напротив открылась дверца, и из нее показался волшебник постарше с острым подбородком, высокими скулами и колючими черными глазами. Лицом, взглядом и манерами он был сильно похож на коршуна. В сознании у Реддла вдруг поплыли события всего сегодняшнего дня. Мальчик понял, что чародей применяет к нему легилименцию, и в свою очередь поспешил воспользоваться приемами окклюменции. Маг удивленно поднял тонкие брови, но сразу после этого удовлетворенно кивнул, а Том перестал ощущать на себе воздействие магии.
— Грей, — обратился маг к своему молодому напарнику. — Ты ведешь себя очень недальновидно и неосмотрительно. Будь ты немного попрозорливее, то понял бы, что если студент-первокурсник, войдя к нам в лавку, не задрожал от страха, как кролик, то он наш новый клиент, даже если сейчас ничего и не купит. Мое чутье в этом смысле меня еще ни разу не подводило. Уверяю тебя, юноша далеко пойдет, и на твоем месте я был бы поосторожнее с этим сопливым. Я не удивлюсь, если лет через пять-семь он так освоит черную магию, что нам с тобой сто очков форы даст. И неважно при этом, захочешь ты его сейчас обслуживать или нет. Тут чародей приветливо обратился к Тому.
— Карактак Бэрк и Грэй Горбин к вашим услугам, мистер…?
— Реддл, сэр! — твердо отвечал мальчишка. — Том Марволо Реддл.
— Очень приятно! Будем знакомы. Что же вас привело к нам, мистер Реддл?
— Сэр, меня интересуют ваши книги о темных искусствах.
— Вот как? — улыбнулся Бэрк. — Это правильно, прямо-таки чисто научный подход. Вы не в пример разумнее чересчур любопытных и нетерпеливых колдунов, которые первым делом бросаются хватать и скупать темные артефакты, при этом часто даже не удосужившись прочитать о них и по этой причине даже не осознают их опасности. Взгляните хотя бы на это проклятое ожерелье! — Бэрк указал на закрытую витрину, в которой действительно лежало очень красивое опаловое колье, а рядом с ним была надпись «Осторожно! Не прикасаться! Проклято». — Вот и приходится ради их же безопасности убирать все и при том снабжать такими вот бумажками. Что же, прошу! — Волшебник указал рукой на небольшое помещение, из которого недавно вышел.
Большую часть места в маленькой каморке занимали два массивных стеллажа из черного дерева, на которых вплотную друг к другу стояли книги в толстых переплетах и с черными корками. Названия некоторых из них были написаны неизвестными Тому буквами. Другие же вполне можно было прочитать.
«Сто видов порчи на расстоянии»
«Самые опасные магические яды и противоядия от них. Подробные рецепты»
«Основы некромантии: секреты управления и подчинения инферналов»
«Методики создания темных артефактов посредством заклинаний»
«Заклинания-отмычки или Как проникнуть в любую дверь»
Реддл жадно пробегал глазами названия, попутно отмечая цены, которые указывались на ярлычках. Стоили эти запрещенные и редкие тома весьма и весьма прилично, не сравнить с расценками во «Флориш и Блоттс». Оно и понятно. Даже держать подобные книги у себя было большим риском, а риск должен окупаться. Глядя, с каким энтузиазмом и с горящими глазами Том читает названия, Бэрк обронил как бы между прочим:
— Любого, даже одного дела, описанного в этих книгах, вполне достаточно, чтобы загреметь в Азкабан.
— Понимаю, сэр! — кивнул головой Реддл.
Слово «Азкабан» было знакомо Тому и потому, что упоминалось в «Истории магии», и, главное, в связи с историей Марволо и Морфина — его деда и дяди. Это было название волшебной тюрьмы.
— Однако, мистер Бэрк, наверняка существуют способы скрыть следы подобных заклятий. Иначе вы сейчас бы здесь не стояли.
— Вы потрясающе догадливы, мистер Реддл, — усмехнулся хозяин магазина. — Конечно, они существуют. Но не следует также сбрасывать со счетов покровительство влиятельных клиентов, которые заинтересованы в нашей работе. Спрос порождает предложение, как известно. Да и в Министерстве магии всегда найдутся такие служащие, которые не в силах устоять перед блеском золотых галеонов. Но мы отвлеклись.
Тут Карактак Бэрк достал с полки даже не книгу, а толстую тетрадь, в которой текст был не печатный, а рукописный.
«Как скрыть следы темной магии. Обойдите Надзор и скройте улики на волшебной палочке».
— Если вы освоите заклинания из этой брошюры, то сможете без опаски творить многие заклинания и совершать ритуалы из тех, что описаны в данных книгах. Это наши с Горбином наработки, и проверены они на личном опыте.
— А вы не опасаетесь продавать их мне? — спросил Реддл.
— Никак нет, ведь я намерен запросить за нее больше, чем за любую другую книгу, а между тем все сведения все равно останутся со мной, — волшебник указал рукой на голову.
Чародей назвал сумму, и Реддлу пришлось выложить за покупку почти все деньги, что у него были. Осталось лишь несколько кнатов. Все это время Карактак внимательно смотрел на Тома.
— Не жалко тебе, Том, отдавать за нее все, что у тебя сейчас есть? — наконец, поинтересовался мистер Бэрк.
— Нисколько, сэр! — искренне отвечал Том. — Во всяком случае, я убежден, что затрата рано или поздно окупится.
— Золотые слова, Том! Возможности черной магии действительно весьма существенны, если уметь использовать их. — Реддл внимательно слушал собеседника. — Можно парализовать волю любого человека и заставить его делать все, что душе угодно. Можно расправиться с тем, кто пришелся тебе не по вкусу. Можно даже мертвых вызывать из могил и повелевать ими. Все можно, если осторожно! Я уверен, юноша, что еще увижу вас у себя. — Том и сам уже знал, что еще не раз наведается в этот магазин.
— Да, кстати, Том. Мы не только продаем, но и принимаем нареализацию книги и волшебные артефакты. По другим ценам, разумеется. В общем, если пожелаешь, я снова выкуплю у тебя книгу.
— Непременно! — кивнул, улыбаясь, Реддл. — До свидания!
— До скорого свидания, юноша!
========== Глава 21. Дождаться сентября ==========
Май в этом году подкрался для Тома совсем незаметно. Казалось, еще вчера лежал снег, и вот уже вместо него зеленая трава. Приближались летние каникулы, которых порядком уставшие и соскучившиеся по своим домашним студенты ждали со все большим нетерпением. Один Реддл втайне желал, чтобы лето никогда не наступило, так ему не хотелось возвращаться в приют. С тяжелым сердцем сел он в Хогвартс-экспресс, который должен был доставить его в Лондон. А потом, когда поезд тронулся, с тоской смотрел на постепенно удаляющиеся башни огромного и уже такого родного замка на вершине горы до тех пор, пока паровоз не повернул, и школа совсем не скрылась из виду. Том машинально кивал, слушая веселый гомон своих соседей по купе: Родольфуса, Абраксаса, Друэллы. В который раз гордые слизеринцы с удовольствием вспоминали, как на прощальном пиру именно их змеиный факультет был объявлен победителем в ежегодном соревновании, а их сокурсник Реддл стал лучшим учеником не только своего факультета, но и всего курса. Безмерно гордились они и своей победой на чемпионате по квиддичу, где они с неимоверными усилиями, но все-таки обыграли Гриффиндор. Не только однокурсники за исключением, пожалуй, одного Сигнуса Блэка, но и учителя, и студенты с более старших курсов искренне поздравили его, потому как еще не было случая, чтобы один ученик добыл для факультета столько очков, внеся весьма и весьма существенный вклад в победу. Если бы Том захотел, то мог бы завести себе и друзей, но он этого не желал. Нет, конечно, Реддл был вежлив и учтив, внешне приветлив, сдержанно улыбался, когда того требовала ситуация, и таким образом прослыл довольно милым и приятным ребенком. Но верный себе, ни с кем не заводил близких и доверительных отношений, не желая ни одного человека пускать себе в душу.
Наконец пришел момент, когда Том миновал барьер между двумя мирами на вокзале Кингс-Кросс и пешком поплелся в приют. Он не ожидал теплого приема, прекрасно осознавая, что обитатели там по большей части его терпеть не могут. Миссис Коул, по-видимому, предупрежденная о его приезде письмом из Хогвартса, встретила Тома в прихожей.
— Здравствуй, Реддл! — холодно и безразлично сказала она, а мальчишка в который раз осознал, что для этого человека он в тягость, что директриса была бы куда довольнее, если бы этот странный ребенок вообще не возвращался сюда.
— Здравствуйте, миссис Коул! — столь же холодно, однако вежливо отвечал ей Том, но этим и ограничился. Он не стал интересоваться, как она поживает, и что вообще произошло за время его отсутствия. Так далеко в своей учтивости гордый мальчишка не заходил. Но миссис Коул все это было безразлично.
Пока Реддл шел по коридору, а потом поднимался в свою комнату, мимоходом углядел среди тысячи лиц знакомые ехидные и такие ненавистные ухмылки Денниса Бишопа, Эмми Бенсон и Линды Браун. Девчонки за год подросли, похорошели, по этой причине приобретя большое влияние на приютских заводил.
— О, надо же, кто к нам пожаловал! — хохотнул Деннис Бишоп. — Давненько я его здесь не видел.
— Ну, конечно, куда же он денется! — в такой же глумливой манере заговорила Эмми Бенсон.
— Явился! — заключила Браун.
— Эй, Реддл, может, тебе трепку задать, а?
Тома все эти слова просто взбесили. Какой-то поганый маггл, бездарь, ничтожество еще смеет разевать свой рот! А между тем лучшему ученику волшебной школы достаточно всего лишь взмахнуть палочкой — и у Бишопа тут же отрастет поросячий хвост, или, еще лучше, он начнет отрыгивать слизней. Реддл очень жалел, что нельзя колдовать, ведь за это грозит исключение. Но Том чувствовал странную уверенность, что его час еще придет, и такие вот маглы и их порождения, затесавшиеся в волшебный мир, побоятся даже имя его произносить. Сейчас же он лишь просто осадил Денниса.
— О, Бишоп, ты, кажется, забыл, как славно мы в последний раз прогулялись с тобой к пещере в компании моих милых зверюшек? Если желаешь, можно повторить.
— Ой, что ты, Том! — побледнев, тут же сбавил Бишоп тон. — Я это просто так сказал, решил шуткой поприветствовать приятеля.
Но Реддл пресек и подлизывание, пришедшее, при осознании бессилия, на смену угрозам.
— Ты мне не приятель! — холодно и высокомерно отрезал тот и, развернувшись, пошел прочь.
Еще до отъезда из Хогвартса Том решил, что не будет терять даром месяцы летних каникул. Он взял с собой учебники за второй курс, которые мисс Сэд с удовольствием выдала ему, попросив только помалкивать, ведь это было против школьных правил. Реддл, разумеется, обещал, потому что и в его интересах было держать язык за зубами.
После завтрака Том спешно уходил в свою каморку или, наоборот, в какой-нибудь дальний, но непременно тихий скверик, и там с упоением предавался теоретической магии, жадно поглощая страницы волшебных книг. Он, как и раньше, часто пропускал обед, возвращаясь в приют лишь к ужину. Реддл еще до поступления в волшебную школу полагал, что особо ничего не теряет, если не поест скудной приютской снеди, а уж после хогвартских разносолов и подавно. Естественно, он не один раз прочитал и книжку, купленную в «Горбин и Бэрк». Более того, он горел желанием попробовать описанные в ней заклинания. Особенно это касалось заклинания Blocus, с помощью которого можно было создать над собой невидимую полусферу. Она обладала свойством не пропускать за ее пределы информацию о творимом внутри волшебстве, и поэтому можно было попробовать отработать на практике разные заклинания из учебников. Но Том сомневался, и этому была причина: вне школы творить волшебство студентам запрещено, и наказание могло быть очень суровым. От порицания до исключения из Хогвартса. А этого Реддл бы не вынес! Однако через какое-то время все же отважился: в конце концов, если попробовать сотворить волшебную сферу и поколдовать внутри нее, запершись в своей каморке, то даже если ничего и не получится, во всяком случае у него будет приличное алиби, что вся магия совершалась в отсутствие маглов. Да и на первый раз студент, скорее всего, отделается предупреждением. Так Реддл думал над буквой закона, словно хладнокровный преступник толкует хорошо знакомую ему статью перед тем, как совершить задуманное. Затем Реддл достал-таки волшебную палочку, описал в воздухе над собой полусферу, произнося при этом заклинание.
— Блокуро!
Ничего не произошло. Никаких уведомлений, сов с письмами, никто не явился к нему, объявляя предупреждение. Тогда Том сказал уже смелее, поднимая на воздух книгу.
— Вингардиум левиосса!
И снова, теперь уже заклинание левитации, не вызвало никакой реакции со стороны Отдела магического правопорядка при Министерстве магии. Тут Реддл уже окончательно осознал, что у него в очередной раз все прекрасно получилось. Злорадно и самодовольно усмехнувшись, он принялся отрабатывать еще не освоенные им заклинания для второго курса.
Так за самостоятельным изучением и практическим освоением заклинаний пролетело лето. Когда Реддл миновал барьер между девятой и десятой платформами и снова увидел Хогвартс-экспресс, то почувствовал невероятное облегчение, а настроение его сразу поднялось. Том был необыкновенно доволен встречей с однокурсниками, и даже вид Сигнуса Блэка не мог сейчас его как-то расстроить. Он всем своим существом ощущал, что вернулся домой, как усталый путник возвращается после долгой неприятной дороги в родной дом и, переступив его порог, тут же забывает о всех невзгодах.
Сидя в купе, Том молча слушал веселую болтовню Родольфуса.
— Ой, Том, ты знаешь, — не переставал сыпать рассказами приятель. — Мне ведь мама с папой подарили метлу к началу учебного года. Скоростную метлу последней модели, представляешь?! — восторгался Дольф, в который раз восхищенно гладя гладкую точеную рукоять. — Это же «Чистомет-4»! Я непременно должен попасть в факультетскую сборную. Надеюсь, мисс Флай останется при том же мнении, которое у нее сложилось год назад.
— Я тоже хочу в команду! — решительно сказала сидящая рядом Друэлла. — Не хуже вас летаю. Мисс Флай в прошлом году сама сказала, да и вы знаете, — добавила она, тряхнув роскошными каштановыми кудрями.
— Девчонку? В сборную по квиддичу? — вмешался в разговор сидящий около соседнего окна Сигнус. — Эта суровая и опасная игра явно не для вас, кисейных барышень! Потому девчонок и нет в нашей сборной.
— Может, поэтому вам не так часто, как Гриффиндору удается выиграть кубок? — ехидно спросила девочка, и в ее голосе явно чувствовались обида и неприязнь к собеседнику. — Да уж, что и говорить! Львицы порой дерут вас как беззащитных баранов, да и орлицы от них не отстают! Только с неуклюжими барсучками и удается сладить, и то не всегда!
— Замолчи ты! Как ты можешь сравнивать нас с какими-то драными кошками? — презрительно фыркнул Сигнус. — И как это мои родители просватали тебя за меня, а? Впрочем, все равно!
С прошлого года Сигнус всячески добивался расположения своей нареченной невесты, но заносчивость жениха была ей не по нраву, поэтому она куда охотнее общалась с другими мальчиками, — Абраксасом, Родольфусом и даже Томом — чем с женихом. При последних словах Сигнуса девочка сразу сникла, а лицо ее сделалось грустным. Было ясно, что Сигнус словно наступил ей на больную мозоль, прекрасно понимая при этом, как задеть побольнее.
В эту минуту поезд остановился у платформы: студенты прибыли в Хогвартс. Том и все остальные второкурсники рассаживались в открытые кареты, которые должны были доставить их в школу.
— Ух ты! Ничего себе волшебство! Самоходные коляски! — послышался восхищенный голос Абраксаса Малфоя.
— Да, здорово… — протянула Друэлла.
Реддл же в свою очередь изумленно смотрел на однокурсников и благоразумно молчал. Он ясно видел, что все кареты были запряжены конями, правда, очень странными конями. Худыми, серыми, с горящими глазами… Почему же другие их не видят? Или ему они просто чудятся? Нет, глаза его не обманывали. И Том решил, что рано или поздно ответ найдется в какой-нибудь книге из школьной библиотеки, а пока лучше не забивать этим голову.
Вечером, когда после пира по случаю начала учебного года, все ученики разошлись по своим спальням, Реддл кое о чем расспросил Родольфуса.
— Послушай, Дольф, это правда, то, что сказал Блэк Друэлле в экспрессе?
— Ты об их помолвке? Да, все так и есть.
— А не рановато ли?
— Я бы так не сказал. Видишь ли, в тех семьях, где желают сохранить чистоту крови, родители заранее думают о браке своего ребенка и сами подготавливают союз, который бы устроил всю семью.
— Ну, Дру этот союз, похоже, совсем не устраивает.
— Зато он, вероятнее всего, по душе ее родителям и родителям Сигнуса. Розье хоть и чистокровные волшебники, однако род их все же не такой древний, как у Блэков. Но Розье очень богаты и хотят получить в добавок к этому более сильное влияние в магической Британии. А влияние можно обрести, породнившись с таким благородным семейством как Блэки. Родители Дру ради этой цели не поскупятся на богатое приданое для дочери. И это обстоятельство будет очень по нраву спесивым Блэкам, которые галеонами своими кичатся не меньше, чем чистотой крови, и с богатством расстаются очень неохотно, когда сами выдают замуж дочерей, полагая, что их благородное происхождение вполне компенсирует скромное по меркам нашей знати приданое. Все владения Блэков в основном майоратные. А почему, собственно, это тебя волнует? Или на Дру глаз положил?
— Не говори ерунды! Просто любопытно, — Реддл тут нисколько не врал.
— А между прочим, наша Друэлла к тебе относится куда благосклоннее, чем к Сигнусу, — заговорщически усмехаясь, сказал Родольфус.
— Да как ко всем, — возразил Том. — Давай уже спать! — слегка раздраженно добавил он.
— Ладно-ладно! Как скажешь!
========== Глава 22. Странное свойство амортенции ==========
Уже с первых недель учебы Реддл опять стал первым учеником на курсе, уверенно лидируя по количеству очков, но этому уже не удивлялись ни преподаватели, ни студенты. Не в пример некоторым детям, учеба вовсе не казалась тяжелой талантливому мальчишке, напротив, была только в удовольствие.
Однажды декан Гораций Слизнорт вызвал Тома к себе, и они вместе отправились к директору Армандо Диппету. Пожилой седовласый волшебник благосклонно кивнул, когда второкурсник в простенькой поношенной мантии почтительно поприветствовал главу школы.
— Здравствуй-здравствуй, Том Реддл! — дружелюбно заговорил директор. — Я очень доволен твоими выдающимися успехами. Убежден, что ты станешь настоящей гордостью Слизерина.
— Как полагаете, Гораций, — обратился он уже к декану змеиного факультета. — Сможем мы и дальше обучать Тома по индивидуальному курсу? Потянет ли он усложненную программу?
— Вне всяких сомнений, сэр! Думаю, что по некоторым дисциплинам он вполне сможет посещать занятия вместе со студентами третьего или даже четвертого курсов, потому как свою программу он усваивает очень быстро и вполне успешно.
— Вот и отлично, Гораций! Составьте для него индивидуальное расписание. Нужно дать ему развернуться, чтобы волшебный потенциал и таланты заиграли в полную силу как бриллианты.
Мистер Диппет похлопал Тома по плечу.
— Непременно, сэр!
— А теперь, дорогой директор, позвольте нам откланяться! — подытожил Слизнорт.
С этими словами декан и студент вышли из кабинета.
— Профессор Слизнорт, — с волнением спросил Реддл. — Я, значит, буду дополнительно заниматься вместе со старшекурсниками?
— Да, Том, если ты не возражаешь.
— Что вы, сэр! — лицо Реддла при этом зарумянилось от радости, но, как и всегда, красивее от этого не стало. — Для меня большая честь, что и вы, и директор Диппет столь высоко цените мои способности.
— Ты вполне заслужил этих высоких оценок, Том. Зайди сегодня вечером ко мне в кабинет, и я передам тебе расписание.
— Спасибо, профессор! — и Реддл как на крыльях понесся в факультетскую гостиную.
Вечером, точно в назначенный час мальчик явился к декану за расписанием и постучал в дверь кабинета.
— Входи, входи, Том, не стесняйся! — послышался приветливый голос Слизнорта.
— Профессор, я пришел, как вы велели, за расписанием…
— Да-да, я как раз с ним закончил. Немало, признаюсь тебе, голову над ним поломал! — улыбаясь, говорил Слизнорт. — Ну да ладно, вот, возьми!
Добродушный толстяк протянул Реддлу свиток пергамента.
— Благодарю, сэр! — отвечал Том, не очень вежливо при этом выхватывая расписание из рук учителя. Но Реддл сейчас не мог с собой совладать. Развернув пергамент, мальчишка принялся жадно его изучать, а изучив, был немало удивлен.
— Но позвольте, профессор, здесь, простите меня, есть некоторые накладки. Вот, например, прорицания и древние руны. В один и тот же день и в одно и то же время. Как же я смогу посещать эти занятия одновременно? Или вы посоветуете какое-нибудь заклинание, либо ритуал?
— Нет, таких заклинаний и ритуалов не существует. Но можно воспользоваться маховиком времени.
— Чем, профессор?
— Маховиком времени, Том. Это такой волшебный артефакт, который дает возможность вернуться в прошлое на один или несколько часов. Вот, взгляни!
Тут Слизнорт достал из кармана своей темно-зеленой мантии толстую золотую цепочку, на которой висели золотые песочные часы.
— Пришлось написать в Министерство несколько писем, чтобы тебе позволили им пользоваться. Но я заверил сотрудников Отдела тайн, что ты будешь применять его исключительно в учебных целях. Один полный оборот — это один час. Их можно сделать до пяти за раз и таким образом отправиться в прошлое на пять часов. Но нельзя вмешиваться во время и в текущие события, потому как это может привести к очень нежелательным последствиям. Но, думаю, вам с таким умом вполне можно одолжить маховик времени. Впрочем, это не совсем полноценный артефакт, а лишь его прототип. Настоящие маховики времени, которые под надежной защитой хранятся в Отделе тайн при Министерстве Магии, позволяют отправляться в прошлое на несколько дней, месяцев или даже лет. Ну а для того, чтобы присутствовать на двух уроках одновременно, вполне достаточно одного оборота на таком вот простеньком устройстве.
— Благодарю вас, сэр! — принимая маховик времени и стараясь сдержать буйную радость, отвечал Реддл.
— Что ж, уже поздно, Том! Не стану вас больше задерживать. Жду вас завтра на занятии по зельеварению вместе с четверокурсниками. Будет очень интересная тема. Вот, возьмите учебник.
— До свидания, профессор!
— До завтра, Том. Успехов вам!
***
На другой день Реддл сидел на уроке зельеварения вместе с четверокурсниками, которые поначалу были несколько удивлены присутствию Тома, но уже после первых десяти минут восприняли это как нечто, само собой разумеющееся.
— Тема сегодняшнего занятия — «Амортенция и ее влияние на человека», — Слизнорт указал на небольшой котел, в котором переливалось зелье золотистого цвета, и от него, спирально завиваясь, поднимался пар. — Может, кто-то заранее ознакомился с материалом в учебнике и пожелает дать определение?
Никто не ответил.
— Мистер Эйвери? — обратился он к полноватому мальчику, и Том догадался, что это старший брат Эллы. — Нет?
Тут поднялись руки Тома и смугловатой темноволосой девочки.
— Да, мисс Блэк!
— Я слышала, что амортенция — это приворотное зелье, напоив которым человека, можно заставить его влюбиться в того, кто это зелье ему дал.
— Что же, в общем верно, дорогая Кассиопея. Пять очков Слизерину. Но, может, вы тогда скажете, как именно оно действует и какова его сила?
Но Кассиопея молчала.
— Мистер Реддл? — обратился он к Тому, видя его поднятую руку.
— Приворотное зелье на самом деле вызывает не любовь, так как ее нельзя создать с помощью зелья, но оно способно породить очень сильное влечение к объекту. Но действие подобных отваров чаще всего ограничено по времени, и необходимо снова и снова периодически давать его жертве, чтобы сохранить эту тягу к возлюбленному. Кроме того, от него существуют антидоты, способные прекратить действие амортенции, если какое-либо третье лицо даст их жертве приворота.
— Спасибо вам, мистер Реддл, за точную и подробную характеристику амортенции. Пятнадцать очков Слизерину.
— Сэр, я хотел бы задать вам вопрос, если вы позволите. Относительно амортенции.
— Ну, конечно, Том. Ведь это тема нашего занятия.
— Я прочел об амортенции не только в учебнике, но и в «Большой энциклопедии зелий». Там сказано, что дети, рожденные в союзе, где один из родителей находился под действием приворотного зелья, не способны любить. Однако бывают исключения. Не могли бы вы поведать нам об их природе, то есть я имею в виду, почему исключения очень редко, но все же случаются?
Услышав такой вопрос, декан задумался, а в классе повисла тишина. Другим студентам тоже захотелось узнать ответ на этот вопрос. На занятии присутствовали одни слизеринцы, но и в их сердцах невольно возникло сочувствие к этим несчастным, кто с самых первых дней не по своей воле был лишен способности любить. И было очень интересно узнать, что же все-таки может дать им надежду и позволить стать тем самым счастливым исключением.
После длительной паузы профессор Слизнорт, наконец, заговорил.
— К сожалению, ничего не могу вам ответить на это, Том. Вопрос, заданный вами, очень интересен, хотя он доселе не изучался ни алхимиками, ни волшебниками других специализаций. Но, может быть, вам с вашими способностями, умом и упорством удастся найти ответ, если, конечно, зададитесь такой целью. Кто ищет, находит.
— Не уверен, что в этом мое призвание, сэр.
— Ну, у вас еще много времени, чтобы определиться с этим.
— Конечно, профессор.
— Дорогие мои, на этом урок закончен, — сказал Слизнорт, взглянув на часы. — Прошу вас тщательно изучить параграфы с пятого по восьмой, посвященные амортенции и ее свойствам. Кроме того, жду от каждого из вас самостоятельную работу, длиною в один метр, о людях, которым с помощью антидотов удалось справиться с действием приворотного зелья.
========== Глава 23. Цель совсем близка ==========
В этот же день после обеда на квиддичном поле царило уже обычное для начала года оживление: шел отбор игроков в сборные факультетов. Все внимание преподавателей и студентов было обращено сейчас на второкурсников, которые изо всех сил старались проявить себя и занять вакантные места в школьных командах.
Когда слизеринский капитан Мальсибер объявил, что берет Лестрейнджа на место загонщика, то Родольфус от радости сначала запрыгал, а потом, оседлав метлу, принялся кувыркаться на ней в воздухе и совершенно позабыл о сдержанности, которую чистокровные аристократы с детства старались привить своими отпрыскам. Однако львиная доля всеобщего восхищения и внимания была сейчас адресована новому ловцу команды Гриффиндора — Генри Поттеру. Мальчик действительно оказался прирожденным квиддичистом: ловкий, быстрый, с потрясающей реакцией. Казалось, что умение держаться на метле, на время превратившись с ней в единое целое, у него в крови. Мало кто сумел сдержаться от восхищенных возгласов, когда мисс Флай запустила снитч, а Генри, резко спикировав вниз, словил его почти над самой землей. Гриффиндорцы приветственно захлопали, и на лицах их была надежда, что в этом году кубок достанется их команде. А вот игроки Слизерина были весьма озадачены и стояли хмурые. У них в сборной тоже был новый ловец — Сигнус Блэк. Летал он, конечно, неплохо, но потягаться с Генри мог бы с большим трудом. Капитану Мальсиберу в этой ситуации оставалось делать ставку на своих загонщиков да на сомнительные приемы бладжеристов. Но родители новоиспеченного ловца подарили метлы последней модели «Чистомет-4» всем игрокам, у которых их еще не было, взамен «Комет-80» и «Чистометов-2». Это обстоятельство тоже сыграло свою роль в выборе Мальсибера. Сигнус лишь самодовольно усмехнулся в лицо Друэлле, которая подобно бабочке легко и быстро порхала в воздухе и вполне могла бы конкурировать с Блэком. Но у сборной Слизерина, и только у нее, было негласное правило: девочек в команду они не принимали по каким-то им одним ведомым причинам, будто бы грациозным и хрупким созданиям не место в суровой и опасной игре. В ответ Друэлла надула губки, а потом показала Сигнусу язык, нарочно ведя себя так, как не подобает благовоспитанной чистокровной леди, дабы этим поступком досадить женишку и показать, что в жены ему достанется своенравная хамка. Однако Сигнус сделал вид, что ничего не заметил и быстро подлетел к Реддлу, довольный, что хоть в чем-то обскакал гордость факультета.
Том и в самом деле был сейчас всего лишь зрителем разворачивающегося перед ним действа и даже не думал садиться на метлу. Тем не менее он опять вспомнил о своем единственном полете без метлы, но повторить это снова у него пока так и не получилось, и управлять этой способностью он все еще не мог.
— Ну что, никчемный полукровка, маглокровка или как там тебя? Слабо, да? Вот уж где, как не в полетах, проявляется истинно благородная кровь.
Но едва Том собрался ответить что-нибудь язвительное, как к ним подлетел Генри Поттер, враз ставший кумиром первокурсниц и второкурсниц Гриффиндора и даже некоторых студенток постарше. И мальчик все это отчетливо понимал.
— Да будет тебе, Сигнус! — вроде бы соглашаясь с коллегой из другой команды, но с подвохом в голосе, начал Генри. — При чем тут кровь, когда известно, что рожденные ползать летать не могут!
— В самом деле? — спокойно спросил Том, в то время как в его темно-серых глазах блеснули недобрые красноватые огоньки. — За драными кошками тоже такого умения не замечал! — парировал Реддл на двойное оскорбление в свой адрес и в адрес своего факультета.
— Минус десять очков Гриффиндору, мистер Поттер! — Послышался голос профессора Слизнорта, вступившегося за своих лучших учеников.
— Еще минус десять очков Гриффиндору! — добавил подоспевший Альбус Дамблдор. — Срам какой, дорогой Генри! Не ожидал от вас такого поведения!
***
Через два дня совместный с гриффиндорцами урок защиты от темных искусств стал для Тома настоящим триумфом. Профессор Вилкост поставила на свой стол большую клетку, в которой сидели маленькие худые вертлявые темно-серые существа, похожие на уродливых человечков.
— Это корнуэльские пикси! — сказала она студентам. — Они довольно глупы и очень любят делать волшебникам мелкие пакости, хотя по большому счету безобидны, но могут доставить разные неприятные хлопоты. Итак, попробуйте сейчас справиться с ними и загнать обратно в клетку с помощью уже изученных вами заклинаний. Например, левитации или какого-нибудь другого. Вот и станет ясно, насколько хорошо вы готовите свои самостоятельные задания.
С этими словами преподавательница открыла дверцу клетки, и пикси тут же выскочили из нее. Что тут началось! Две вертящихся чертяки немедленно опрокинули парту Друэллы Розье и Эллы Эйвери, облив их чернилами. Раздался дружный девчачий визг. Еще одна кривляющаяся и пищащая вертушка запрыгнула на люстру, раскачала и оборвала ее так, что бывшие под ней студенты едва успели отскочить. Генри Поттер, явившийся на урок сразу после тренировки по квиддичу, вскочил на метлу и изловчился-таки схватить пару кричащих уродцев, но когда попытался затолкать чертяк в клетку, то они вырвались. Родольфус и Сигнус пытались попасть в них заклинанием левитации, но всякий раз промахивались. Профессор Вилкост неподвижно горделиво восседала на своем стуле, спокойно глядя на разыгравшуюся нечисть, давая ей пока волю, чтобы ученики имели возможность проявить себя. Том усмехнулся, смотря на тщетные попытки однокурсников усмирить буянов, потом неторопливо достал волшебную палочку и небрежно взмахнул в направлении одного из существ.
— Остолбеней! — послышался холодный голос слизеринца, и тут пикси неподвижным рухнул на пол. Не прошло и тридцати секунд, как и все остальные лежали рядом с первым, а Реддл поднял их на воздух, одного за другим левитировал в открытую дверцу клетки и запер их на замок.
— Браво, Том! — похвалила слизеринца довольная профессор. — Пятнадцать очков Слизерину. Остальные попытайтесь повторить успех сокурсника, когда я выпущу одного из пленников. А вы, мистер Реддл, возьмите пока учебник за третий курс, прочитайте параграфы десять и одиннадцать, а потом расскажите мне о боггартах.
— Я уже прочел о них, профессор! — отвечал Том. — Боггарт — это привидение, принимающее облик того, чего человек боится больше всего на свете. Но с ним можно справиться с помощью заклинания «Ридикулус», однако, произнося его, нужно обязательно представить что-то смешное.
— Замечательный ответ! Но заклинание вы ведь еще не практиковали?
— Нет, мэм, ведь с боггартом я еще не встречался.
— В таком случае нужно дать вам возможность попрактиковаться.
Тут она подошла к шкафу.
— Сейчас я открою дверь, и из нее покажется боггарт, а вы, мистер Реддл, попытайтесь совладать с ним.
И в ту же секунду из шкафа вышла женщина, страшная женщина с горящими глазами, лицом как череп, одетая в темный длинный балахон с капюшоном и с большой косой в костлявых руках.
— Ридикулус! — шептал Том трясущимися губами, в то время как руки его дрожали. Но холодный рассудок тут же напомнил мальчику, что женщина эта ненастоящая, а гордость и мстительность тут же подкинули картинку: Блэк и Поттер в погоне за снитчем одновременно сваливаются со своих высокоскоростных метел и грохаются на землю с задранными кверху мантиями так, что все подштанники наружу.
— Замечательно, Том! — донесся до его ушей голос преподавателя. - Еще пятнадцать очков Слизерину. На этом занятие окончено.
Услышав эти слова, ученики как по команде быстро собрали свои сумки и выбежали из класса. Реддл, как всегда, поймал при этом дружелюбный взгляд Родольфуса и завистливый - Сигнуса. Когда вся толпа выкатилась из кабинета в коридор, профессор Вилкост принялась приводить в порядок класс после учиненного в нем погрома.
— Позвольте, я помогу вам, профессор? — предложил Реддл с самой любезной улыбкой, восстанавливая разбитую люстру и привешивая ее обратно к потолку. Он решил, что сейчас самый удобный момент попробовать заполучить разрешение на работу в запретной секции. А когда Реддл задавался целью получить что-то, то, как правило, получал рано или поздно. Для этого он мог пускать в ход не только магию, но и природное обаяние, приятные манеры. Мог быть образцом учтивости и обходительности с теми людьми, от которых что-то зависело. Не брезговал он и умелой лестью. Но это был лишь красивый фасад, за которым мало кто мог разглядеть неприглядную суть — гордыню, тщеславие, желание мстить и добиваться своего, не гнушаясь при этом никакими методами. И то, что в Хогвартсе он вел себя куда смирнее, чем в приюте, объяснялось страхом быть отчисленным из школы за такие проделки, ведь тут их не так-то легко скрыть, даже применяя заклинание Blokus, так как свидетели могли появиться в самый неподходящий момент. Да и дело приходится иметь не с какими-нибудь презренными маглами, а с волшебниками. Однако поведение это походило на повадки змеи — менять кожу, но не нрав.
— Спасибо, мистер Реддл. Очень мило с вашей стороны!
— Я просто очень благодарен вам, профессор, за столь интересный урок, - издалека начал Реддл.
— Вы очень талантливы и сильны в магии, мистер Реддл, а защита от темных искусств вам удается столь хорошо, как на моей памяти еще никому не удавалась.
— Правда, профессор? — почтительно и, как будто не веря своим ушам, опуская глаза в пол, спросил Реддл.
— Да, Том, и незачем напускать на себя ложную скромность. Вам это совершенно ни к чему. Вы не хуже меня понимаете, что, во всяком случае по моему предмету, способны потянуть программу старших курсов, начиная с пятого. Причем усложненную программу для тех студентов, которые выбрали защиту от темных искусств в качестве своей специализации.
— Я буду счастлив попробовать, профессор. Но тогда мне придется посещать запретную секцию в библиотеке. А такое разрешение обычно выдают лишь старшекурсникам.
Профессор Вилкост на мгновение задумалась, а потом сказала:
— Ну, я полагаю, что в данном случае вполне возможно сделать исключение, Том. Да, думаю, в начале следующего семестра вы такое разрешение получите после того, как я согласую этот вопрос с профессором Слизнортом и директором Диппетом.
Реддл с удовлетворением отметил, что преподаватель не станет обращаться к заместителю Дамблдору.
— А что профессор Дамблдор? — спросил Реддл.
— О, я понимаю ваше опасение, - кивнула учительница. — Альбус всегда очень ответственно подходит к такого рода разрешениям, но в случае с вами такие предосторожности — это совершенно лишнее. Нужно дать вашим талантам развернуться в полную силу, а не подрезать крылья столь прекрасной птице.
— Благодарю, профессор! — сдержанным вежливым тоном отвечал Реддл, но в глазах его светилось мрачное торжество, которое он с трудом обуздывал в себе сейчас.
========== Глава 24. Наследник Слизерина ==========
— Куда деваются исчезнувшие предметы? — спросила горгулья, охраняющая вход в гостиную факультета Когтевран у стоящего рядом с дверью и желающего войти Реддла.
— В никуда или во все! — отозвался слизеринец.
— Проходи! — ответила сторожиха и отодвинулась, освободив дверь.
Том сделал шаг вперед и оказался в просторной комнате с большими стрельчатыми окнами. В гостиной Когтеврана было очень светло даже сейчас, когда солнце уже село, и на замок опустились сумерки. Но Реддл не стал подробно рассматривать помещение, а поспешно пошел в другую дверь напротив, провожаемый недоуменными взглядами немногих когтевранцев, еще не ушедших из общей комнаты. Том оказался в коридоре, в разных концах которого были, по-видимому, спальни для мальчиков и девочек, а в середине он увидел лестницу, которая вела вниз, и понял, что идет прямо туда, куда ему и нужно было. Мальчик быстро спустился вниз и попал в довольно просторное подземное помещение с непропорционально низким для его площади потолком и без окон. Оно тускло освещалось несколькими факелами и свечами. Вдоль стен стояли ряды открытых стеллажей, и на первый взгляд комнату можно было принять за библиотеку. Однако на полках были вовсе не книги, а свернутые трубочками пергаменты, и слой пыли на них, а также полная тишина, говорившая об отсутствии посетителей, явно свидетельствовали, что это старый архив. Держа в руке свечу, Том медленно шел между стеллажей и читал надписи на полках.
— Слизеринец? — послышался прохладный и слегка удивленный женский голос. — Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, когда даже студенты с родного факультета тут нечастые гости, разве что те одиночные старшекурсники, кто избрал историю магии в качестве специализации. Но учитывая манеру преподавания профессора Бинса, таковых почти не находится.
— Здравствуйте, Елена! — сказал Том, внимательно разглядывая свою собеседницу. Это оказалось привидение молодой женщины с длинными волосами.
— О, вы знаете, как меня на самом деле зовут? — на прозрачных губах мелькнула приветливая улыбка. — Обычно меня зовут Серой Дамой, хотя это прозвище мне не по душе, и я не отзываюсь на него. Гораздо приятнее, когда тебя называют по имени.
— В «Волшебной исторической энциклопедии» подробно и в очень доступной форме рассказано обо всех призраках, издревле населяющих школу. Вы Елена Когтевран, дочь одной из основательниц Хогвартса. Весьма польщен, рад знакомству!
— Что же, похвально, что вы в столь юном возрасте уже не только изучили, но и запомнили эти полезные сведения, мистер…
— Реддл. Том Марволо Реддл, — без особого энтузиазма представился студент.
— А вам, похоже, не очень нравится свое имя, — констатировала Елена. — Могу лишь посоветовать придумать себе прозвище. Только придумайте его сами, или это могут сделать другие.
— Пожалуй, я когда-нибудь обязательно воспользуюсь вашим советом.
— А что вас привело сюда, мистер Реддл?
— Мне нужно приготовить доклад по древним рунам.
— Но ведь их изучают на третьем или даже четвертом курсе! — воскликнула Елена.
— Я на втором, но профессор Слизнорт посчитал, что я вполне могу их изучать.
— Тогда почему ты не в Когтевране, с твоими мозгами? — Елена даже не заметила, как перешла с официального обращения на более дружеское.
— Такого было решения Распределяющей шляпы, — уклончиво ответил Реддл, уткнувшись в свитки пергамента.
— Что же конкретно ты ищешь? — поинтересовалось привидение.
— Что-нибудь об Основателях.
— Разве в школьной библиотеке о них мало книг? — в голосе собеседницы Том уловил легкую иронию.
— Ну разумеется! — самодовольно кивнул он. — И любой сможет их прочесть. Но я не желаю, чтобы моя работа походила на другие, ей полагается быть лучшей. Особенной! Поэтому я и хочу прочитать первоисточники и летописи.
— Мне нравится твоя жажда глубоких познаний и желание быть впереди всех. Видишь ли, я когда-то тоже мечтала превзойти в волшебной силе и в уме свою мать и даже отважилась на очень, мягко говоря, неприглядный поступок, — Елена, казалось, говорила уже не с собеседником, а как будто сама с собой, погрузившись в свои воспоминания. — Ну да ладно! — спохватилась она. — Вот, Том, посмотри здесь.
Привидение легко пролетело прямо через два стоящих стеллажа и указало полупрозрачной рукой на полки третьего.
— Уверена, тут ты найдешь нужные тебе сведения. Удачи!
— Благодарю! — отвечал Реддл.
— До встречи! — попрощалась Елена и полетела сквозь стену, а Том остался один среди старинных рукописей, написанных древними рунами.
Изучение этих манускриптов само по себе было для Реддла очень увлекательным занятием, ведь благодаря запыленным свиткам можно было погрузиться в древность, во времена и события даже тысячелетней давности, и стать тем самым их свидетелем. Но читая внимательно старинные летописи, Том еще не знал, какое откровение обрушится на него в этот вечер.
Один лишь небольшой отрывок об основателе змеиного факультета в Хогвартсе стал для Реддла невероятным сногсшибательным открытием. К тому же особая ценность этих сведений заключалась в том, что летописец, похоже, был знаком с Основателями вообще и с Салазаром Слизерином в частности.
«А и был он, Слизерин, прозванный Салазаром, ростом высок и худ зело. Окромя сего, кожу маг имеша белую, точно снег, а тело хладное аки у тех гадов ползучих, с коими чародей сей завсегда свободно глаголаша. Ладони его узки бысть с перстами долгими, ни к какой работе не годныя, но палочку волшебную вертеша с умением и искусством изрядным. Когда же змееуст Слизерин с благородным Годриком Гриффиндором, разумной Кандидой Когтевран и смиренномудрой Пенелопой Пуффендуй ссору затеявши о том, каких учеников в Хогвартс принимать надлежит, то по уходе своем сказавши со злобой: «Оставил я в школе комнату тайную, тайную и страшную. А и заключено в ней чудовище лютое, безобразное и смерть несущее. Годов пройдет десять по сто, и явится во время урочное Наследник мой, чертами и силою моими обладающий, и откроет он комнату тайную, заповедную, и выпустит оттуда чудовище лютое. А и изгонит чудище сие из школы волшебной всех недостойных, а тех, кто сами в страхе не побегут, истребит смертью безвременной неминучей».
От прочитанного у Тома даже слегка закружилась голова, руки и ноги задрожали, а бледные щеки и шея залились румянцем. В голове был целый вихрь мыслей. Вот, значит, и разгадка всех его странностей и небывалого волшебного мастерства! Вот почему и с маглами у него с самого начала была стойкая и взаимная неприязнь. Реддл не сомневался, что именно ему выпала небывалая честь стать наследником самого Салазара Слизерина. Все ведь сходится! Прошла как раз тысяча лет с момента основания Хогвартса. Мраксы — последние потомки Основателя. А дар говорить со змеями, высокий рост и худоба, холодная кожа и неприспособленные к физической работе руки с длинными пальцами?! Интересно, что это за чудовище, способное жить столько веков? И почему в «Истории Хогвартса», составленной как раз на основе древних летописей, нет ни слова о Тайной комнате? Надо будет непременно потолковать с профессором Бинсом на этот счет! И Том начал снова читать.
«И удалился Слизерин, прозванный Салазаром в родные места его, что среди болот и топей лесных, коих чародей завсегда был безраздельным хозяином, в вотчину и в замок родовой неприступный, лишь ему, грядущему Наследнику, да тем, кто на змеином языке глаголет открывающийся».
Том не помнил точно, как вернулся в свою спальню, а улегшись в постель, еще долго ворочался, не в состоянии уснуть от охватившей его нервной дрожи. Сейчас юный слизеринец торжествовал и ликовал, узнав о том, кто он есть на самом деле — тот самый Наследник величайшего из основателей Хогвартса. Подумать только! А вырос среди маглов и до одиннадцати лет даже не знал ни о существовании Хогвартса, ни о своем даре. «Хотя, может, так и должно было произойти? Кто знает? — думал Том. — Ведь родись я и вырасти среди волшебников, разве появилась бы в моем сердце ненависть к этим ничтожествам, а не просто презрение, которое испытывают к ним чистокровные маги. Но видит Мерлин, одного презрения недостаточно для того, чтобы отыскивать тайную комнату и уж тем более выпускать на волю заключенное в ней чудовище».
Сейчас Реддл еще не знал, хватит ли у него смелости на такой поступок, и потому решил пока не думать об этом, а просто плыть по течению. «Отыщу сначала эту комнату, разузнаю, что там за чудовище, и тогда видно будет, как поступить…»
На другой день Том задержался после урока по истории магии, дабы иметь возможность поговорить с профессором Бинсом с глазу на глаз. Привычно пробурчав нудную для большинства студентов лекцию и отпустив их, привидение полетело из кабинета, но голос Тома остановил его.
— Подождите, профессор, прошу вас!
— Мистер Реддл?
— Сэр, если позволите, я бы хотел задать вам один вопрос касательно истории магии.
— Мне очень приятно, Том, что вы проявляете столь живой интерес к моему предмету. Прямо бальзам на душу. Жаль, что такие ученики попадаются мне очень и очень редко. Слушаю вас, мой юный друг.
— Профессор, я недавно работал с летописями, написанными на древних рунах. Насколько я понимаю, авторы «Истории Хогвартса» обращались именно к ним как к первоисточникам.
— Совершенно верно! — Похвалил профессор Бинс Реддла. — Знаете, Том, я не удивлюсь, если, окончив Хогвартс, вы станете весьма видным историком наряду с Батильдой Бэгшот.
— Возможно, сэр! — последовал неопределенный ответ. — Но сейчас меня интересует совсем другое. Скажите, почему в «Истории Хогвартса» нет ни слова о Тайной комнате, которую, если верить словам Салазара Слизерина, он оставил в школе перед своим уходом, и которую спустя века должен открыть его наследник?
— Дорогой Том, авторы исторических трудов и учебников, как правило, опираются на точные факты, подтвержденные самыми неопровержимыми доказательствами, на надежные источники. А существование Тайной комнаты — это всего лишь легенда. И у нас нет никаких оснований полагать, что она правдива. Кроме слов Салазара Слизерина нет ничего, что говорило бы о ее существовании. Замок неоднократно осматривали самые сильные волшебники и опытные мракоборцы, но никакой комнаты не обнаружили.
— Но разве Салазар Слизерин мог лгать? — засомневался Том.
— Давайте рассуждать здраво, мистер Реддл. Когда Салазар Слизерин в очередной раз рассорился с Годриком Гриффиндором и не нашел при этом поддержки ни у Кандиды Когтевран, ни, тем более, у Пенелопы Пуффендуй, как известно, готовой всех принять под свое крыло, то, оставшись таким образом в одиночестве, гордый змееуст решил покинуть школу. Вообразите себе, в каком он пребывал раздражении, и насколько сильна была его обида! Вполне возможно, что слова эти он мог сказать просто в сердцах, чтобы хоть как-то омрачить радость оставшихся в Хогвартсе Основателей.
— Значит, вы полагаете, что он просто солгал?
— Том, не только я, но и все Сообщество колдоисториков Британии придерживается такого мнения.
— А как же его слова о грядущем Наследнике?
— Ну, вот вам еще одно доказательство, что слова эти не соответствуют истине. Раз уж вы заинтересовались этой темой, то, полагаю, читали в справочнике о двадцати восьми чистокровных родах, что последние потомки Салазара Слизерина — это Мраксы. Но их род уже, считай, угас. Старый Марволо скончался больше десяти лет назад, его дочь Меропа бесследно исчезла, и о судьбе ее ничего неизвестно. Что до Морфина, последнего прямого живого потомка Салазара Слизерина, то, уверяю вас, это последний человек, который мог бы претендовать на роль этого самого пресловутого наследника. Он и в молодости был не в себе и нападал на маглов при молчаливом согласии и попустительстве отца, а после возвращения из Азкабана совсем помешался. Сейчас Морфин просто доживает свои дни, прозябая в полуразвалившейся лачуге в Литтл Хэлтоне, и вероятность, что он создаст семью и произведет на свет хоть сколько-нибудь достойных волшебников, весьма ничтожна. Он погряз в лености и пьянстве, и ни одной волшебнице, тем более чистокровной, такой муж даром не нужен. Так что рассчитывать, что среди потомков Слизерина появится некто, обладающий силой и могуществом своего великого предка, не приходится. Советую вам, мистер Реддл, не забивать себе голову всем этим и не трудиться понапрасну над разрешением этой загадки. Все это просто тупиковый путь, путь в никуда. Вы лишь напрасно потратите свое время. А сейчас позвольте мне удалиться, да и вам пора уже на следующий урок. Поторопитесь, иначе опоздаете, и со Слизерина снимут баллы.
— Благодарю вас, сэр! До встречи! — И Том, в свою очередь, вышел из кабинета.
Его, конечно же, не убедили слова профессора Бинса о том, что Тайной комнаты не существует. Напротив, после этого разговора Реддл убедился в обратном. Когда он услышал рассуждения привидения о невозможности появления на свет наследника Салазара Слизерина, то губы его изогнулись в презрительной усмешке, которую Реддл не смог сдержать. В самом деле, было забавно слушать, как тебя старательно пытаются убедить, что тебя нет. Впрочем, это вполне объяснимо, ведь никто не знает, что стало с Меропой Мракс, а доискиваться до сути, как это сделал он год назад, никому не интересно. Когда Марволо и Морфина посадили в Азкабан, никому не было дела до оставшейся в одиночестве нищей девушки, куда она ушла и с кем. Может быть, маглы и посудачили о ней какое-то время, когда она сбежала с сыном богатого плантатора, но после их отбытия в Лондон о Меропе благополучно забыли и маглы. Чародеи же вообще могли не знать об этом скандале. Однако Реддл был даже доволен этой неосведомленностью и заблуждениями волшебников. В конце концов, под покровом тайны будет легче искать пресловутую комнату, а главное, открыв ее, не навлечь на себя и тени подозрения. Рассуждая таким образом, Реддл решил исполнить то, что заповедовал его великий предок. В дверях гостиной Том неожиданно столкнулся с Сигнусом.
— О, привет, Руддл, ой, прости, Раггл или как там тебя… — насмешливо коверкая фамилию Тома, фырчал Блэк. — По мне, так безродных шавок вроде тебя как ни назови — все едино! Стоящий рядом с ним громила Крэбб, которого Сигнус держал за телохранителя и мальчика на побегушках, угодливо хихикнул. Реддл даже не ответил на язвительные слова, а только смерил обоих злым презрительным взглядом, так что оба обидчика невольно шарахнулись при виде вспыхнувших в его глазах красных огоньков. Теперь, когда Реддл узнал о своем происхождении, то вообще посчитал ниже своего достоинства отвечать на такие вот выпады. «Знал бы ты, с кем сейчас разговариваешь, спесивая ты рожа. Ну ничего, когда-нибудь лучшие и сильнейшие представители твоей чопорной семейки будут считать за честь попасть хотя бы в число моих слуг. Это я тебе гарантирую, не будь я Наследник Слизерина!»
========== Глава 25. Предсказания Кассандры Трелони ==========
В гостиной змеиного факультета было непривычно шумно, голоса беседующих между собой студентов сливались в единый гул, а сами они походили на пчел в потревоженном улье. И тому была причина: в Хогвартс прибывала новая преподавательница прорицаний, известная во всей Магической Британии провидица Кассандра Трелони — величавая, степенная светловолосая волшебница средних лет с глубокими темно-зелеными глазами. Она сейчас была главной темой разговоров у всех девочек с первого по седьмой курс, и даже некоторые юноши, не скрывая, интересовались ею.
— Вот повезло тебе, Эмма, — послышался звенящий, как колокольчик, голос Эллы Эйвери, разговаривавшей со своей старшей сестрой третьекурсницей. — Мадам Трелони ведь предскажет тебе будущее. А может, ты попросишь ее, чтобы она и мне погадала?
— Ну, это вряд ли, — вмешалась в разговор Кассиопея Блэк. — Профессор Трелони, говорят, довольно строга и всем подряд не гадает. Неужели директору Диппету и в самом деле удалось ее уговорить?
— Но ведь это же будет в рамках уроков! А как тогда она станет нас учить?
— Ей виднее! Но меня больше удивляет, почему она согласилась преподавать в Хогвартсе? Хотя он тут, скорее всего, ни при чем. Просто провидице захотелось посмотреть судьбы еще совсем юных волшебников, узнать их чаяния, чем они живут и к чему стремятся.
Тому вместе с другими третьекурсниками на другой день предстояло идти к ней на урок, и поэтому мальчик внимательно слушал, что говорили ученицы о новой преподавательнице-провидице, стараясь не упустить ни одного слова. Но тут Реддла неожиданно тронул за плечо Родольфус.
— Что тебе, Дольф? Опять хочешь, чтобы я просмотрел твое домашнее задание, подсказал, как правильно превратить черепаху в чайник в последней теме по трансфигурации, или же просто дать почитать эссе по истории магии?
— Нет, Том, нет! Просто я тоже хочу, чтобы профессор Трелони погадала мне! — задумчиво проговорил Лестрейндж, при этом неотрывно глядя на белокурую Эллу Эйвери.
— Хочешь узнать, светит тебе что-нибудь с ней или нет? — кивнул Реддл головой в сторону девочки и усмехнулся.
— А хоть бы и так! — вспылил на секунду Родольфус, но потом тут же сник. — Пожалуйста, поговори с мадам Трелони, чтобы она предсказала мне будущее.
— И как же я это сделаю, если даже незнаком с преподавателем прорицаний?
— Да ты в два счета становишься любимчиком у любого учителя, Том! Все они просто без ума от твоих способностей. Ну что тебе, жалко, что ли?
— Хорошо! — пообещал Реддл. — При первой возможности поговорю.
Сейчас Том хотел просто отвязаться от однокурсника, потому что одна мысль занимала его. «А удастся ли скрыть от провидицы свои мысли и не отказаться ли от занятий, пока не поздно?» Но в конце концов посчитал, что это он сможет сделать в любое время, если почувствует что-то неладное. Кроме того, Реддл все же надеялся на свои навыки в окклюменции.
Кабинет профессора Трелони был очень своеобразным, так что, побывав в нем, человек вряд ли забывал его. Освещалась классная комната разноцветными свечами, пламя которых то горело ровно, то колыхалось и трепетало, от чего во всем помещении витал флер некой таинственности и загадочности. На стенах висели карты с движущимися планетами и созвездиями, а на полках стояло несколько золотистых глобусов Луны. В то время как большинство учеников с интересом рассматривали кабинет, Том не сводил глаз с преподавательницы. Уже с самых первых минут, как профессор Трелони вошла в класс, Реддл понял, что все слухи о необыкновенно развитом даре предсказывать будущее — вовсе никакие не слухи, а чистая правда. Было очевидно, что ей многое известно о каждом из сидящих перед ней студентов, хотя она и видела их впервые и не применяла легилименцию.
— Мисс Эйвери, — вдруг обратилась она к Эмме. — Вашей младшей сестре хотелось бы узнать свое будущее, ведь так?
— Да, профессор! — отвечала сильно удивленная девушка.
— Можете передать ей, что она выйдет замуж за блондина, на которого сейчас даже и не смотрит. Но именно он ей судьбой предназначен, с ним счастье обретет, хоть и поймет это не сразу.
— Благодарю вас, мадам! — последовал восхищенный ответ. — А что же я?
— Вас, к сожалению, вынуждена огорчить. Не суждено исполниться вашим чаяниям сделать головокружительную карьеру в Министерстве, хотя определенных успехов вы, конечно, добьетесь. Но замужества вам не избежать. — Увидев, как сникла девочка, прорицательница добавила: — Но со временем и вы поймете, что в семейной доле ваше счастье.
Так профессор Трелони познакомилась с каждым студентом, и по мере того, как она беседовала с учениками, среди них нарастало все большее оживление. Однако, когда подошла очередь Тома, преподавательница намеренно пропустила его. Но мальчика это не смутило. Напротив, перспектива, что он будет беседовать с провидицей наедине, вполне устраивала скрытного Реддла. Когда урок закончился, профессор Трелони попросила его задержаться.
— Вытяните руки ладонями вверх, мистер Реддл.
Том подчинился, а прорицательница, рассмотрев их, начала говорить.
— Вы родились зимой, мистер Реддл. Темной, снежной ночью, холодной, как и эти белые ладони.
— Да, это так, профессор.
— Худо ваше дело, мистер Реддл. Зло разрастается в вашем сердце, как сорные травы, гордыня и желание мести сжигают его смертоносным огнем, оставляя после себя лишь черный пепел. Гиблым путем вы идете, юноша!
— В самом деле? — усмехнулся Реддл, даже не скрывая своего скептицизма на этот счет. — И что же тогда меня ждет, если вопреки вашим словам я не сойду с этого пути?
— Этого я вам не скажу, потому что зло хоть и взошло, но еще не принесло свои плоды. Ваша судьба еще не определена, потому и есть смысл предупредить вас.
— Предупреждали уже! — насилу вежливо отозвался Том. — Но что конкретно вы мне можете сказать, как другим студентам?
В ответ на эти слова профессор Трелони протянула ученику прозрачный хрустальный шар размером с небольшой мяч. Потом взяла сухую ветку розмарина и, бросив ее на серебряное блюдо, подожгла. По классу заструился пряный запах.
— Вам, а не мне, судьба все откроет. Вдохните аромат и посмотрите в волшебный шар судеб, а потом скажите, что вам удалось рассмотреть. Я же постараюсь объяснить ваши видения.
Реддл точно выполнил все, что ему велела прорицательница. Минуту или две он молчал, внимательно вглядываясь в шар, и, наконец, заговорил.
— Я вижу цветы, большой букет крупных, черных, как ночь, роз в изящных женских руках. Острые шипы на стеблях колют длинные пальцы и ранят нежные ладони. Что это может значить, мадам?
Профессор Трелони задумалась на минуту и ответила.
— Роза — царица цветов и символ любви. Но черными как ночь они в природе не бывают. Видимо, цветы такие, какова земля, взрастившая их. Ваше сердце.
Тут провидица вся мгновенно преобразилась. Ее руки, голова, а потом и тело неестественно затряслись. Глаза смотрели вперед невидящим взором, а губы шевелились, произнося слова низким зычным голосом, не имеющим ничего общего с ее собственным.
— Злодействами своими достигнешь ты небывалого и вожделенного возвышения, но вершина эта в пропасть претворится. Приобретения твои велики будут, но гораздо больше потеряешь. Погубишь ты человека, который полюбит тебя.
Произнеся всю эту непонятную, на взгляд Реддла, ахинею, прорицательница опять стала выглядеть как обычно.
В эту минуту послышался стук в дверь.
— Войдите! — нээехотя сказала профессор Трелони, и в класс тут же вошел Родольфус.
— Здравствуйте, профессор! Прошу вас, скажите, какое будущее меня ждет.
— Иногда его лучше не знать!
— Но другим студентам вы все же гадали.
— Вижу, не оставите вы меня в покое! — сказала провидица. — Хорошо, я посмотрю ваше будущее.
— Мне нравятся блондинки, профессор! — улыбнулся Родольфус. — Пожалуйста, уж рассмотрите их там.
— Я вижу то, что предначертано, а не то, что вам бы хотелось! — наставительно сказала прорицательница, беря руки мальчика и всматриваясь в линии на ладонях. — Нет, блондинок я не вижу. Наоборот, твои линии сказали мне, что ты полюбишь брюнетку. С ней ты узнаешь большое счастье, но оно мимолетным будет как молния. И огромное отчаяние узнаешь тоже, столь же черное, как и ее роскошные кудри.
— Я вам не верю, профессор! — не сдержавшись, вскрикнул Дольф.
— Как вам будет угодно, мистер Лестрейндж. Похоже, и вы остались не очень довольны моими предсказаниями. Но уже поздно. Полагаю, что вам, а также мистеру Реддлу лучше вернуться к себе. Прошу вас!
И прорицательница отворила дверь, так что Тому и Родольфусу ничего не оставалось, как только выйти в коридор.
— Брюнетка! — недовольно выпятив губу, ворчал Родольфус. — Счастье и отчаяние в одном флаконе! Ну не дичь ли, а? Кстати, тебе она что предсказала?
— Неважно, — сухо ответил Том. — Пошли уже в свои подземелья.
— Ладно, пойдем!
========== Глава 26. Дементор ==========
Снова незаметно приближались каникулы, и в замке, как и в прошлом году, полным ходом шла подготовка к Рождеству. Том, естественно, решил остаться в школе на все каникулы, но при этом попросил разрешения съездить в Лондон, когда Хогвартс-экспресс повезет туда учеников, а потом вернуться назад в пустом поезде. Предлогом послужила покупка новой мантии в ателье мадам Малкин, а истинной причиной было желание снова наведаться в Лютный переулок, в магазин темных волшебных артефактов и книг «Горбин и Бэрк». Он уже давно прочел, и не только прочел, но изучил и отработал все описанные в ней заклинания. Реддл очень берег ее и тщательно прятал, заколдовывая обложку, ведь если бы кто-то из преподавателей увидел у студента подобное чтиво, то этому горе-ученику пришлось бы раз и навсегда распрощаться с Хогвартсом. В день поездки Том старался избегать встреч с Альбусом Дамблдором, так как заметил, что декан Гриффиндора внимательно наблюдал за ним. Он боялся, что проницательный профессор, даже не прибегая к легилименции, узнает о его намерениях.
Юный слизеринец был слишком умен, чтобы не понимать простую истину, а именно: заместитель директора и замечательный преподаватель трансфигурации — очень сильный волшебник, куда сильнее других магов-учителей. Только вот странно, почему он не пользуется своей силой, не показывает ее другим, и не пытается с ее помощью достичь более высокого положения, чем у него было сейчас? Неужели все дело в скромности, благородстве и смирении? «Возможно! — рассуждал Реддл. — Возможно, но не факт». Но даже если все дело в добродетелях учителя, то тогда тем более Дамблдор захочет вывести его на чистую воду. Несмотря на добродушие, которым он славился на всю школу, когда дело касалось какого-либо коварства, темных искусств, могущих принести вред, то тогда в преподавателе загорался праведный гнев, и как истый гриффиндорец в борьбе с несправедливостью волшебник был неумолим. Поэтому в день поездки Том старался, во-первых, не попадаться Дамблдору на глаза, не привлекать к себе внимания, а во-вторых, вообще не думать о предстоящем визите в магазин. Вместо этого Том внимательно слушал болтовню одноклассников, своевременно вставляя уместные комментарии и рассуждения в ответ на их слова. Когда же мальчик, наконец-то, оказался в поезде, то не удержался и с облегчением вздохнул.
По прибытии в Лондон, пока экспресс был на стоянке, Том пешком дошел до «Дырявого котла», оттуда привычно попал в Косой переулок, а из него свернул в Лютный и оказался у знакомой витрины. Едва Том вошел внутрь, как сразу услышал голос Карактака Бэрка, приветливо обращающегося к посетителю.
— Мистер Реддл! Рад видеть вас у себя в магазине.
— Приятно, что вы помните меня, сэр.
— Столь смышленого юношу трудно забыть. Чем могу быть полезен? У нас сейчас как раз новое поступление товара.
— Мистер Бэрк, для начала я хотел бы продать то, что приобрел у вас в прошлый раз. Я уже изучил эту книгу.
— Ну что же, с удовольствием приму ее за половину той цены, что вы в свое время заплатили.
— Благодарю.
— А пока вот, хочу вам предложить «Темные заклинания и проклятья. Полное издание».
— Как же черным магам удается издавать свои книги и не попадаться при этом работникам Министерства?
— Точно так же, как и творить темное волшебство. Есть подпольные издательства. Но не все ли вам равно, каким образом книги попадают в мой магазин? — многозначительно спросил мистер Бэрк, пристально глядя на Тома.
— Сэр, мне это абсолютно безразлично.
— Вот и молодец, мальчик! — Холодным голосом с нотками угрозы ответил хозяин магазина, но тут же как ни в чем не бывало приветливо спросил: — Может, все же решитесь на покупку? Могу и скидку сделать как постоянному клиенту.
Когда Том услышал цену, то быстро прикинул: если отказаться от покупки половины даже подержанных учебников, которыми его все равно могла на время снабдить мисс Сэд, то у него как раз останутся деньги на мантию.
— Хорошо, я согласен.
Но не успел Том достать деньги и расплатиться, как в лавку влетел помощник хозяина Грей Горбин. Волосы его были всклокочены, а сам маг, задыхаясь, прокричал:
— Дементор! Там, в Косом переулке! Сюда направляется. По нашу душу, как пить дать. Уходим скорее, мистер Бэрк!
— А это мы все так оставим, болван?! — закричал Карактак, обводя глазами витрины. — Даже если мы и скроемся, то с такими уликами больше никуда не покажемся. И почему этот идиот из Министерства не предупредил нас, как обычно, заранее? Зря, что ли, мы ему каждый раз мзду отстегиваем?
— Позвольте мне, сэр!
Том быстро вынул волшебную палочку, направил ее на свой школьный ранец, что-то пробормотал и взмахнул палочкой. И сразу же все вещи, которые были в магазине — книги по черной магии, темные артефакты, проклятые украшения, бутылки с зельями и пакетики с порошками — все каким-то непонятным образом уместились в школьную сумку, словно та была безразмерной.
— Заклятие незримого расширения! — удивился мистер Бэрк. — Сложная штучка, мне не удавалось его проделать, хоть я и старался. — Теперь в голосе хозяина магазина звучало уважение.
Но в ту же минуту все трое почувствовали, как сначала повеяло могильным холодом, а спустя пару секунд на пороге показалась темная фигура в плаще с капюшоном, полностью закрывающем лицо. Пришелец протянул свои руки к людям, и из рукавов высунулись кисти, сероватые, лоснящиеся, в какой-то слизи, как у утопленников, долго пробывших в воде. Горбин и Бэрк бросились к темному ходу, увлекая за собой Реддла, который крепко держал в руках сумку вместе с волшебной палочкой. У всех троих зуб на зуб не попадал от сковывающего тело холода, а еще перед глазами Тома проносились страшные картины: лежащая на постели умирающая девушка, гроб, в котором был мужчина, и женщина… страшная женщина в плаще с капюшоном. В тощих руках у нее коса, а лицо словно череп…
Неожиданно до слуха донесся голос Карактака Бэрка, кричащего своему помощнику:
— Трансгрессируем!
Перед глазами Тома все поплыло, а через секунду он оказался в незнакомом мрачном, но просторном помещении, освещенном свечами.
— Где мы? — недоуменно спросил Реддл.
— У меня дома, — ответил мистер Бэрк. — Кажется, на наше счастье, мы вовремя унесли ноги. И все, что в магазине! — добавил он довольным тоном. — Дай-ка сюда сумочку!
И выхватил у Реддла ранец.
— Теперь этим идиотам опять будет нечего нам предъявить. Горбин, ну что ты стоишь, как истукан! Призови из кухни шоколад, а то мы совсем околели!
Горбин взмахнул палочкой, и в холл влетели три шоколадки.
— Ешь! — велел он Тому, в то же время откусывая большой кусок от своей плитки. Мальчик подчинился и тут же почувствовал, как по телу стало разливаться приятное тепло.
— Ну что, полегчало? — спросил мистер Бэрк у Реддла.
— Да, сэр!
— Вот и отлично! Можешь отправляться назад. Куда ты хотел пойти после нашего магазина?
— К мадам Малкин.
— Хорошо! — Карактак Бэрк взял плечики для одежды, направил на них волшебную палочку и произнес.
— Портус! — вешалка немедленно засветилась голубоватым сиянием, которое, впрочем, быстро погасло.
— Этот портал перенесет тебя обратно в Косой переулок, прямо к дверям ателье.
— Непременно, сэр, но мне думается, что я вполне могу рассчитывать на вашу благодарность и даже награду! — без стеснения отвечал Том, глядя на сумку.
Мистер Бэрк внимательно посмотрел на сумку Реддла, а потом одобрительно кивнул.
— Логично. Наш человек, это точно! Своего не упустит. Вот, возьми!
Он протянул Тому его мешочек с деньгами, а также и книгу, которую тот собирался купить.
— Благодарю!
Том внимательно посмотрел на свой ранец и парой четких взмахов волшебной палочки в пять секунд наколдовал такой же. Потом положил в него подаренную книгу и без малейшего опасения взялся рукой за портал. Он читал о них и потому знал, что волшебники умеют превращать любой предмет в такую вот штуку, которая может перенести тебя в назначенное место. Чаще всего порталами становились разные неприметные вещи, на которые маглы не обращают внимания. Ноги Реддла с силой оторвались от земли, перед глазами все завертелось, закружилось, и через несколько мгновений он уже был рядом с магазином мадам Малкин «Одежда на все случаи жизни».
========== Глава 27. Expecto Patronum ==========
— Профессор Вилкост! — Реддл поймал преподавательницу защиты от темных искусств в одном из коридоров Хогвартса, примыкающих к Большому залу.
— Мистер Реддл, что случилось? Вы просто сам не свой! Слушаю вас!
— Помогите мне кое в чем, профессор! Расскажите мне, как можно бороться с дементорами?
— С дементорами? — переспросила она, в то время как ее синие глаза расширились от удивления. — Но зачем вам это, мистер Реддл? И вообще, впереди каникулы…
— Да, я знаю, профессор, знаю! — говорил Том чуть громче обычного, что свидетельствовало о волнении. — Но мне это правда нужно. Знаете, я ведь видел его там, в Косом переулке…
— Ах да, понимаю, Том! — голос преподавателя смягчился. — Он, когда направлялся в Лютный переулок, и в самом деле многих испугал, даже взрослых волшебников далеко не робкого десятка, что уж говорить о детях.
— Научите меня противостоять им, профессор! — тон Реддла стал просительным.
— Том, дорогой, в этом совсем нет нужды. Дементоры хоть и одни из самых темных сущностей, какие только есть в волшебном мире, но они обитают лишь в Азкабане, который стерегут. Вряд ли вам доведется с ними встретиться. Вам нечего опасаться, если вы не преступник.
— А они разве не входят в программу защиты от темных искусств? — спросил неугомонный студент.
— Нет, Том, чаще всего нет. Разве что на последнем курсе для студентов, которые избрали стезю мракоборца и изучают защиту в качестве основного предмета. Это высшая магия, даже многим взрослым чародеям она не по силам. Боюсь, что второкурсник, даже столь одаренный как вы…
— Позвольте мне все же попробовать, профессор!
— Ну, раз вы так настаиваете, мистер Реддл, хорошо! Вначале прочтите о дементорах все, что нужно.
— Но в библиотеке нет никаких книг о них!
— Они есть в запретной секции, мистер Реддл. Вот разрешение, возьмите, — профессор Вилкост протянула Тому пергамент за подписями директора и декана. — Получилось оформить его, возможно, не столь быстро, как вам бы хотелось, но профессор Дамблдор настоятельно советовал мистеру Диппету не торопиться. Он говорил, что вы еще слишком юны, но ни я, ни директор не видим причины не доверять вам.
Бледное лицо Реддла залилось румянцем, а в глазах на мгновение появился жадный и хищный блеск, и профессор в испуге отшатнулась. Том выхватил разрешение из рук преподавателя поспешнее, чем того требовали приличия, но тут же спохватился.
— Спасибо вам, мэм!
— Пожалуйста, Том, но что с вами? Вы в порядке?
— О да, профессор, в полном порядке. Просто я очень обрадовался. Мэм, вы не пожалеете о том, что помогли мне. Я буду неустанно постигать ваш предмет, пока не достигну совершенства.
— Не сомневаюсь, мой юный друг! — улыбнулась преподавательница. — Итак, мистер Реддл, как прочтете все, что нужно, милости прошу ко мне. Я попробую научить вас нужному заклинанию.
***
Через несколько дней Том в самом деле постучал в дверь кабинета профессора Вилкост. Он уже все прочел о дементорах — древних темных сущностях, которые питаются человеческими эмоциями счастья и радости, забирая их у людей и становясь от этого сильнее. Если человеку случится встретиться с ними, то холод и мрак окутывают его, ему тогда кажется, что все хорошее ушло из этого мира, и вспоминаются самые страшные вещи. Но есть нечто похуже этих пыток — поцелуй дементора, когда он высасывает из человека душу. К такой казни изредка приговаривают в волшебном мире самых опасных преступников.
— Добрый день, профессор! — самым вежливым тоном, на который был способен, заговорил Реддл.
— Здравствуйте, мистер Реддл. Я догадываюсь, зачем вы пожаловали ко мне.
— Я могу прийти в другой раз, профессор, если по какой-то причине вам неудобно сейчас со мной заниматься.
— Нет, Том, не вижу причины откладывать урок. Тут просто невозможно отказать столь тактичному и воспитанному студенту, — улыбнулась волшебница. — Но сначала не будете ли столь любезны вкратце охарактеризовать мне дементоров, исходя из той информации, что вам удалось почерпнуть в запретной секции.
Реддл на мгновение задумался и начал отвечать, однако профессор Вилкост остановила его спустя всего минуту, сказав, что его ответ как всегда безупречен, краток и полон одновременно.
— Итак, мистер Реддл, в свете всего сказанного вы должны понимать: для того, чтобы противостоять дементорам, нужно нечто такое, что развеяло бы мрак и заглушило отчаяние.
— Да, профессор! — весь обратившись в слух и ловя каждое слово, отвечал Реддл.
— Существует одно заклинание, которое поможет совладать с дементорами. Называется оно заклинанием Патронуса — Expecto Patronum. Однако здесь недостаточно произнести слова и сделать положенные движения волшебной палочкой. Для того, чтобы оно сработало, нужно какое-нибудь светлое воспоминание.
— Понимаю, профессор!
— В таком случае попробуйте, мистер Реддл.
Том сосредоточился, вспоминая свои первые триумфы, когда на уроках заклинаний и защиты от темных искусств получил похвалы и баллов больше, чем все остальные.
— Экспекто Патронум!
Однако ничего не произошло, и из тисовой палочки не вырвалось ни искорки.
— Ничего страшного, мистер Реддл. Попробуйте другое воспоминание, но оно должно быть сильным и вызывать в вашем сердце соответствующий отклик.
Тогда Том вспомнил последнее Рождество в приюте и свое одиннадцатилетие, подумал о Мэри и о Доброделове. Но тут же в памяти всплыли и другие картины, печальные и пугающие. Поэтому заклинание снова не удалось: несколько серебристых искорок, вылетевших было из волшебной палочки, сразу же погасли.
— Уже лучше, мистер Реддл! — подбадривала толкового студента преподаватель. — Ну же, попытайтесь еще один раз.
У мальчишки подгибались ноги от усталости и слабости, которые были вызваны первыми двумя попытками. Однако память подкинула еще одно воспоминание, когда он и в самом деле торжествовал и ликовал, ощущал небывалый подъем. Это было посещение вместе с Эмми Бэнсон и Дэннисом Бишопом обнаруженной им пещеры. В те моменты Реддл впервые в полной мере почуял свою странную силу, ощутил явное преимущество и осознал превосходство над теми, кого считал своими недругами. Почуял вкус власти, которую давали эти самые сила и преимущество, власти над людьми, причем, что немаловажно, ненавистными людьми.
— Экспекто Патронум!
И тут класс озарился серебристым сиянием, которое исходило от блестящей серебряной змеи, внезапно вылетевшей из волшебной палочки.
— Замечательно! — воскликнула тем временем профессор Вилкост. — Поразительно, мистер Реддл! Гениально! — не скрывая своего восхищения, восклицала преподавательница. — Подумать только! В вашем возрасте вызвать Патронуса. И какого Патронуса! Телесного Патронуса, а не просто серебристое облачко или искры. Ну, мистер Реддл! Думаю, пятьдесят очков вы точно заслужили.
— Благодарю вас, профессор! Но в этом и ваша заслуга, как талантливого педагога, — тонко льстил Реддл.
— Меня также поразила и форма вашего Патронуса, мистер Реддл. Это всегда какое-нибудь животное, но до сегодняшнего дня ни я сама не встречала мага с Патронусом-змеей, ни от кого-то другого не слышала о таком волшебнике, кроме, наверное, Салазара Слизерина. Похоже, вы и в самом деле слизеринец до мозга костей.
— Это так, профессор. Я действительно хотел поступить на Слизерин еще до того, как меня туда определила Распределяющая шляпа.
Когда учительница вот так мимоходом упомянула о Патронусе Салазара Слизерина, Том почувствовал торжество и одновременно напрягся. Он не хотел, чтобы кто-то раньше времени догадался о том, кто он есть на самом деле, и чтобы профессор ничего не заподозрила, поспешил заверить ее в своей преданности родному факультету.
— Все это замечательно, мистер Реддл! Но все же есть один момент, который меня огорчает. Видите ли, у некоторых чародеев Патронусы могут совпадать и принимать один и тот же образ. Это происходит в тех случаях, когда маги близки друг другу по духу или же испытывают друг к другу чувства. А если больше ни у кого нет такого Патронуса, то получается, что вы совершенно одиноки, Том, — с сожалением сказала профессор Вилкост.
— Профессор, это для меня давно не новость, — спокойно и безразлично говорил в ответ Реддл, но едва сдерживал свое торжество: он действительно особенный, Наследник самого Салазара Слизерина!
— Ну, если это вас не тяготит…
— Нет, профессор, давайте я попробую снова!
— Не стоит, мистер Реддл. Я думаю, на сегодня достаточно. Вам нужно отдохнуть.
Том сразу же понял намек.
— Благодарю вас, мэм, за прекрасное занятие. Для меня большая честь, что вы откликнулись на мою просьбу.
— Не стоит, мистер Реддл! До следующего урока. Я оповещу вас!
— До встречи, профессор!
========== Глава 28. Рождественский бал ==========
Прошло еще два года, и Том Реддл продолжал блестяще осваивать волшебные науки, теперь уже будучи студентом четвертого курса. Этим летом он готовился к сдаче министерских экзаменов СОВ (сверх-отменное волшебство), хотя все ученики сдавали их только лишь после пятого года обучения. Но в случае со столь незаурядным студентом, давно уже переведенном на индивидуальную программу, директор Армандо Диппет и декан Слизерина Гораций Слизнорт решили сделать исключение, полагая, что Реддлу это вполне по плечу. Оба открыто благоволили Тому, не без оснований считая талантливого и усердного юношу гордостью Хогвартса. Так он получил от них разрешение оставаться в школе даже на летние каникулы, если пожелает, хотя подобные случаи и были единичными. Однако директор и декан не видели причины отклонять ходатайство Тома, а напротив, почли своим долгом выполнить просьбу, на их взгляд, бедного сироты, у которого не было не только родителей, но и вообще ни одного близкого человека.
Если в прочие каникулы в Хогвартсе оставалось не так уж много студентов, то летом их вообще практически не было. Но Реддл на это, конечно же, не сетовал, а воспринимал это одиночество как нечто естественное. Время летних каникул он тоже не тратил понапрасну и, тщательно сделав все положенные задания, с искренним интересом изучал не только учебники на будущий год, но и другие книги по самым разным областям магии, особенно темным искусствам, ведь у него теперь был неограниченный доступ в запретную секцию. Проведя несколько часов в библиотеке или в гостиной за книгами, Том потом с удовольствием гулял по пустому школьному двору или же, если представлялась возможность, тайком поднимался на самую высокую башню Хогвартса — Астрономическую, где обычно проходили уроки астрономии, и любовался открывающимся с нее видом на Черное озеро и окрестности. Теперь Реддлу не составляло труда не только открыть любую дверь, но даже и наложить на себя в случае необходимости специальное дезиллюминационное заклинание и, подобно Альбусу Дамблдору, становиться невидимым. Это заклятие было по силам далеко не всем волшебникам, и Том тоже пробился над ним несколько недель, но игра стоила свеч. Живя в Хогвартсе и относясь к нему как к родному дому, Реддл с течением времени открывал все больше тайн, которые хранил этот древний замок. Так во время одних из каникул ему удалось найти Выручай-комнату. Это секретное помещение было скрыто от всех учеников стеной в коридоре восьмого этажа и открывалось только тем, кто преследовал конкретную цель и обращался с определенной просьбой. Зато комната всегда становилась такой, как этого требовали обстоятельства просителя. Например, могла стать классом для занятий, оснащенным всем необходимым, или превратиться в идеальное место для того, чтобы спрятать от взора бдительных преподавателей какую-нибудь вещь. А Реддлу было что прятать, ведь он продолжал периодически наведываться в Лютный переулок и приобретать там книги по темной магии. Изучая очередную из них, он с помощью чар маскировал обложку под какой-нибудь учебник, однако не было гарантии, что кто-нибудь случайно не обнаружит подобные нехитрые уловки. А в Выручай-комнате подобные вещи были скрыты очень надежно, ведь о ней мало кто знал.
Еще Реддл обнаружил, что кроме известных всем в школе входов и выходов, в Хогвартсе имеются тайные ходы. Один из них начинался под стоящей на четвертом этаже статуей одноглазой горбатой ведьмы. Если постучать по горбу, то в ней открывался лаз, который вел в соседнюю со школой деревню Хогсмид. Она была примечательна тем, что жили там одни волшебники, и в ней имелось много таких вещей, которые считались местными достопримечательностями, например, большой магазин сладостей «Сладкое королевство» или лавка волшебных инструментов «Зонко». И хотя ходить в Хогсмид разрешали только с третьего курса и только в определенные дни, Том ходил туда, когда заблагорассудится, воспользовавшись дезиллюминационным заклинанием и потайным ходом. Да и бдительного завхоза Филча ему опасаться не приходилось.
Реддл продолжал также неустанно искать сведения о Тайной комнате и скрытом в ней чудовище, а еще ответ на вопрос: можно ли с помощью волшебства обрести бессмертие. Но пока что ни в том, ни в другом деле успеха не добился, но не сомневался в нем. Том даже подумал о том, а не взять ли ему в дополнение к уже изучаемым дисциплинам еще и уход за магическими существами, но все же решил эту идею отбросить. Вряд ли на этих уроках будут рассказывать о древних чудовищах, способных убить человека. Даже с опасными, но вполне изученными драконами и гиппогрифами, не придется иметь никаких дел. Все же Том пробежал эти учебники глазами и выяснил, что за кони были впряжены в кареты, которые доставляли учеников от платформы поезда до школы. Этих летающих коней и в самом деле могли видеть далеко не все волшебники, а лишь те, кто видел смерть. Ну а среди учеников таких людей было не так уж и много. Также ему попалось весьма необычное издание «Чудовищная книга о чудищах», сам процесс чтения которой мог быть просто невозможным. Когда книгу открывали, она норовила укусить чтеца за руку и огрызалась. Оглушающее заклятье позволяло ненадолго усмирить ее, но листать при этом страницы было нельзя. Однако, внимательно осмотрев корешок, Том прочел «Погладь меня, и чудище станет ласковым». И в самом деле, когда Реддл легонько погладил корешок, то книга сразу стала вести себя как обычная книга.
А вообще, поиски бессмертия и Тайной комнаты на время отошли для Реддла на второй план, так как он должен был готовиться к досрочным для него экзаменам СОВ. Для Тома это было не просто возможностью лишний раз продемонстрировать свою исключительность, ублажив тем самым гордыню, но и претендовать на министерскую стипендию в качестве денежного вознаграждения. А галеоны ему пришлись бы сейчас как нельзя кстати, дали бы возможность не просто прилично одеться, но и купить все, что было нужно, в том числе и в магазине «Горбин и Бэрк». Кроме того, сделать это он теперь смог бы на свои средства, а не на чьи-то подачки, что было немаловажно для гордого слизеринца. Также Том был намерен как можно скорее открыть свое хранилище в волшебном банке Гринготтс, чтобы, наконец-то, в полной мере почувствовать свою принадлежность к миру магов.
Сейчас же в преддверии Рождества мысли однокурсников и тем более однокурсниц Тома были заняты подготовкой к балу. Для студентов старших курсов, начиная с четвертого, помимо праздничного ужина, это означало еще и танцы. Поэтому у студенток обсуждения парадных мантий, их цветов и фасонов, а также причесок и украшений были главными темами разговоров, вытеснив привычные учебные дела. Реддл же к предстоящему событию казался равнодушным и втайне усмехался, если ему доводилось встретиться с кампанией девочек. Правда, он все же заранее позаботился о парадной мантии, и был вполне спокоен, зная, что его совсем немного поношенное черное шелковое одеяние с вышитой на груди серебряной змеей и сдержанно-скромной вышивкой на манжетах будет смотреться вполне прилично.
Однако Том вскоре убедился, что все не так просто, как казалось на первый взгляд. Где-то за неделю до бала профессор Слизнорт попросил его зайти к нему в кабинет. Когда Том это сделал, то декан сразу же в лоб спросил его, готов ли он к празднику, и тон его при этом был очень серьезным.
— Вполне, сэр!
— Вы должны понимать, Том, что раз уж вы лучший ученик факультета и даже курса, то на вас ложится гораздо большая ответственность, чем на других студентов.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, профессор. Хотя, разумеется, буду соответствовать всем требованиям.
— По традиции четырем студентам или студенткам, которые принесли своим факультетам наибольшее число баллов, предоставляется особая честь открыть Рождественский бал вместе со своими дамами и кавалерами. Так что настоятельно советую вам в преддверии праздника отвлечься от ваших фолиантов и серьезно задуматься над тем, с кем вы пойдете на праздник. — Тут профессор Слизнорт приятно улыбнулся и многозначительно подмигнул. — Не думаю, что здесь у вас возникнут хоть какие-нибудь проблемы.
— Сэр, я все сделаю в лучшем виде! — отвечал Реддл, относясь ко всему предстоящему просто как к очередному заданию, школьной обязанности.
— Не сомневаюсь, Том!
Но тут декан заметил, как на лице его лучшего ученика на мгновение мелькнуло беспокойство. И хоть Гораций Слизнорт и не отличался такой проницательностью, которая была присуща, например, Альбусу Дамблдору, все же он догадался о причине: Реддл совсем не умеет танцевать, ведьон сирота без семьи и вообще без родственников. Стараясь выражаться как можно деликатнее, он словно невзначай обронил:
— Если вы, мистер Реддл, не совсем уверенно чувствуете себя в танце, то профессор Вилкост, я полагаю, с удовольствием преподаст вам некоторые па и фигуры. Не сомневаюсь, что вы вполне можете к ней обратиться.
— Благодарю, сэр. Я так и сделаю, — отвечал Реддл, опустив голову, чтобы спрятать краску смущения, залившую щеки.
В тот же вечер Том сидел в гостиной и молча слушал Родольфуса, а разговор вертелся опять-таки вокруг пресловутого бала.
— Нет, Том, нужно действовать, и как можно скорее, иначе всех хорошеньких разберут и останутся либо серые мышки, либо маглокровки. Но они всегда гуляют вместе, а в одиночку их никого не застать. Их же нельзя всех пригласить, — сетовал однокурсник.
— Вот уж ни капли меня не волнует, что останусь без девчонки. Скорее тролль трансфигурируется в вейлу, — самодовольно усмехнулся Реддл.
— Ну конечно, уж кому-кому, а тебе, первому ученику факультета, открывающему бал, да еще с таким фасадом, точно горевать не о чем. Том, а ты кого хочешь пригласить, а?
— Какая тебе разница? Ты лучше Эллу Эйвери скорее зови, пока Абраксас тебе дорожку не перешел. Он на нее глаз положил, но пока робеет подойти.
— А ты откуда знаешь?
Реддл промолчал в ответ. Пожалуй, не стоило говорить лишнего даже Родольфусу. Навыки окклюменции и легилименции и здесь сослужили Тому хорошую службу, и он нисколько не пожалел, что в свое время на их отработку убил половину зимних каникул. Зато теперь мог при желании досконально узнать мысли сокурсников.
— Но она же все время с Дру ходит! — возражал Дольф.
Реддл на минуту задумался.
— Ну, ладно. Хорошо, я приглашу Друэллу и, так уж и быть, позову от твоего имени Эллу.
— Да ты с ума сошел! — изумился Лестрейндж. — Друэлла же невеста Сигнуса и, сто процентов, пойдет с ним. Тебе она откажет! Может, лучше Араминту Мелифлуа позвать, а? Она хоть и третьекурсница, но такая милашка, блондиночка, и фигуркой хороша, все при ней. Кроме того, чистокровная.
— Тебе бы только смазливое лицо да пышный бюст! — съязвил Том. — Позови ты тогда эту, с рыжими волосами, как ее, Уизли Элизабет. Тоже чистокровная.
— Гриффиндорку? Нет, сама она, конечно, ничего, — рассуждал Родольфус. — Но весь вечер любоваться на ее обноски, в которые ее родители-нищеброды одевают! Нет уж, уволь! Хотя жаль девочку.
— Сейчас Друэлла с Эллой вернутся с прорицаний, — пропуская мимо ушей последние слова Родольфуса, снова заговорил Реддл. Сам он на эти занятия больше не ходил, опасаясь провидческого дара Кассандры Трелони.
— Ты уверен, что это хорошая идея?
— Абсолютно!
Через некоторое время девочки действительно вернулись в гостиную, о чем-то весело хихикая. Реддл наколдовал два приглашения по всем правилам колдоэтикета, которым руководствовались представители консервативных фамилий. Сведения эти он почерпнул из «Книги этикета для магов». Том, не колеблясь, встал, пошел девочкам навстречу и после безукоризненно вежливого и галантного приветствия обратился к Друэлле напрямик, вручая конверт.
— Друэлла, я бы хотел, чтобы именно ты и никто иной стала бы моей дамой на предстоящем празднике.
Лицо девочки на мгновение просияло, но в следующую секунду она тут же сникла.
— Том, — потупив глаза в пол, заговорила она. — Я очень польщена, конечно, но не могу принять твое приглашение. Просто я должна идти с Сигнусом. Ты же понимаешь.
Реддла, однако, эти слова нисколько не смутили. Он предполагал, что поначалу Друэлла ответит именно так, но отступать не собирался.
— Понимаю. Но ведь он до сих пор так и не пригласил тебя, правда?
— Откуда ты знаешь? Нет, не приглашал, и это очень меня удивляет.
— Ничего удивительного, ведь он полагает, что раз вы помолвлены, то и трудиться нечего. Непростительная ошибка с его стороны.
— Такого высокомерного и самоуверенного наглеца еще поискать, — согласилась Дру.
— Ну так откажи ему! Во всяком случае тебя не в чем будет упрекнуть. В данном случае приличия нарушает он, а не ты, — с этими словами Реддл едва заметным движением волшебной палочки наколдовал красную герберу и вручил ее Друэлле.
— Хорошо, Том! Я пойду с тобой на бал, — улыбнулась однокурсница. — Откуда ты знаешь, что я больше всего люблю именно герберы?
Реддл самодовольно улыбнулся.
— Да-а, Дру, — с завистью протянула Элла. — Обошли тебя со всех сторон.
— А ты, Элла, не осчастливишь ли своим согласием Родольфуса? Если ты ему откажешь, он будет в отчаянии и, чего доброго, станет угрюмее Кровавого барона.
Девочки заливисто засмеялись. Тут в руках у Дольфа появилась белая лилия, наколдованная Томом, и Лестрейндж, недолго думая, вручил ее Элле.
— Хорошо, я согласна! — ответила Эйвери.
— Ладно, мальчики, — смущенно заговорила Друэлла. — Нам нужно подготовиться к завтрашнему уроку трансфигурации.
— Не будем вам мешать! — любезно ответил Реддл. — Пойдем, Дольф. — И потянул Лестрейнджа за собой.
Едва оба оказались в коридоре, как Родольфус просто рассыпался в восхищенных похвалах.
— Ну ты даешь, Том! Просто блеск, — а потом уже тише благодарно сказал: — Спасибо тебе! — В голосе Руди было тепло.
— Да всегда пожалуйста! — невозмутимо и немного прохладно отвечал Реддл.
— А почему ты пригласил именно их? Тебе непременно нужно идти на бал с самой симпатичной девчонкой на факультете?
— А с кем же еще идти лучшему ученику факультета? — иронизировал Том. — А еще Блэку свинью подложить не мешает, да и тебе угодить до кучи!
***
В назначенный день многие четверокурсники не находили себе места от волнения, а вот Реддл был спокоен, холоден и казался совершенно безразличным к предстоящему торжеству. Однако он своевременно переоделся в парадную мантию, тщательно причесал черные как смоль чуть длинноватые волнистые волосы и с помощью заклинания навел глянец на ботинки. Он отметил, что ему очень идет его черная шелковая мантия со скромной серебристой вышивкой. Том нарочно не стал приобретать себе зеленую, потому как знал, что многие слизеринцы выберут всевозможные оттенки этого цвета, и не хотел походить на других. Например, Родольфус выбрал себе как раз изумрудную и, оглядев себя со всех сторон, посмотрел, наконец, на приятеля.
— А что, замечательно выглядишь! Вот уж никогда не думал, что кому-нибудь так пойдет черный цвет.
— Пошли уже! — торопил однокурсника Реддл. — Или ты хочешь, чтобы Элла дожидалась тебя в Большом зале и с обиды пошла на бал с Малфоем.
Слова эти возымели должный эффект.
— Нет, что ты. Идем же скорее! — быстро заговорил Дольф и первый устремился к выходу из спальни.
В Большом зале еще пока было немноголюдно. В основном туда спустились некоторые из студентов, которые терпеливо дожидались своих дам, сидя на удобных кушетках вокруг массивных колонн, а также на стульях. До начала праздничного пира оставалось еще достаточно времени, чуть менее часа, и Реддл начал любоваться каждый раз разным убранством Большого зала по случаю праздника. На этот раз стены и пол были полупрозрачными и серебристыми с расписными белыми узорами, точно лед. Под темно-синим со звездами потолком висели в воздухе, поддерживаемые силой волшебства, разноцветные фонари, бросающие красивые отсветы на стены и пол. Какой же красивый Хогвартс и какой родной! Маленькие существа, меньше даже карликов, с большими глазами и ушами, накрывали четыре факультетских стола и стол учителей. Они то исчезали с громким хлопком, то появлялись вновь с большими блюдами, тарелками и приборами. Это были домовые эльфы — волшебный народец, который был не просто в услужении у магов, а в самом настоящем рабстве. Служили они главным образом в домах богатых волшебников и еще вот в Хогвартсе. Согласно магическим контрактам, которые были заключены у них с хозяевами, они не имели права ослушаться своих господ и были обязаны выполнять любые приказы. Если же они этого не делали, то владельцам даже не было нужды их наказывать, рабы делали это сами. Иногда хозяева проявляли к ним просто невероятную жестокость. У тех же Блэков было принято лишать головы тех рабов, которые становились слишком стары и слабы, чтобы таскать подносы. А между тем у эльфов была своя неповторимая особенная магия. Сейчас они мгновенно перемещались в пространстве, с хлопком исчезая в одном месте и тут же возникая в другом — трансгрессировали. Вообще-то, волшебники тоже обладали такой способностью, но трансгрессировать разрешалось только совершеннолетним магам после сдачи специального экзамена. А на Хогвартс были наложены специальные антитрансгрессионные чары, дабы обеспечить безопасность студентов. Однако для эльфов эти чары были не помехой. Но столь тяжелая участь домовиков не вызывала у Реддла ни капли сочувствия или сострадания. «Сами виноваты! — рассуждал он. — Хотели бы, то давно уже были бы свободны. Ну, а если им так нравится… Что же, их проблемы!»
Тем временем Большой зал постепенно заполнялся, стали спускаться наряженные к празднику и похожие на райских птиц студентки. Том еще на лестнице заметил свою даму. Похоже, Друэлла, как и он сам, решила сегодня быть непохожей на других, и потому предпочла не зеленую мантию, а небесно-голубое платье с открытыми плечами, которое хорошо гармонировало с ее каштановыми кудрями, струящимися по спине. Изящные руки были в белых атласных перчатках, и такого же цвета мантия-накидка, закрепленная на груди сапфировой брошью, стелилась сзади шлейфом. Ее подруга, белокурая Элла Эйвери, надела платье яблочно-зеленого цвета и накинула на плечи темно-зеленую мантию.
Том и Родольфус поспешили навстречу девочкам. Реддл заметил, как стоящий неподалеку профессор Слизнорт благосклонно улыбнулся своему лучшему ученику. Но не успели они поприветствовать своих дам, как рядом с ними словно из-под земли вырос Сигнус Блэк.
— Что ты творишь? — сразу набросился он на Друэллу.
— Ничего особенного, просто иду на бал с Томом, ведь он, в отличие от тебя, пригласил меня, причем в такой форме, что отказать было невозможно, — уверенно и немного надменно отвечала Друэлла. — Или ты полагаешь, что я должна была приберечь для тебя танцы, а потом подпирать спиной стенку?
Присутствующие рядом слизеринцы невольно заулыбались от того, что представитель знатного чистокровного рода умудрился так оконфузиться. А любитель проказ и острых словечек, Генри Поттер, стоя под руку с миловидной Лукрецией Пруэтт в розовой мантии с шитьем рубинового цвета, не удержался от замечания на этот счет, правда, сказанного довольно добродушным тоном.
— Коллега Сигнус, как же ты думаешь ловить снитч, если даже даму умудрился проморгать, а?
Грянул дружный гомерический хохот. Реддл хоть и не поддался смеху, овладевшему другими студентами, но все же на лице его на несколько секунд мелькнуло выражение торжества. Лицо Сигнуса залила краска гнева и стыда. Он со злобой бросил взгляд на мантию Тома и, не найдя в ней изъяна, процедил сквозь зубы:
— Что же, милости прошу, но ты еще об этом пожалеешь, когда никчемный полукровка отдавит тебе ногу!
После пира начались танцы, и четверо лучших студентов — Ханна Патил от Когтеврана, Амос Диггори от Пуффендуя, Том Реддл со Слизерина и Генри Поттер с Гриффиндора в паре со своими партнерами выступили вперед, чтобы повести первый танец на этом торжественном Рождественском балу. Том уверенно взял за руку Друэллу, а ладонью другой чуть прикоснулся к ее талии. Дру обладала прекрасным музыкальным слухом, была очень пластична и грациозна и танцевала не просто хорошо, а поистине чудесно. Ей на днях исполнилось пятнадцать, а летом она блестяще дебютировала на взрослых балах. Часто именно она вела в танце, но Том не дал ей этого сделать, моментально завладев инициативой и легко закружив девочку в вихре вальса. Вопреки словам Блэка, ногу своей даме Том не отдавил, напротив, Друэлла была вполне довольна искусством своего кавалера. И тем не менее она не выглядела веселой, потому как поняла, что играет для Реддла роль статистки на этом вечере и кроме приглашения на бал, пусть и от первого ученика факультета, ей больше рассчитывать не на что, а Сигнус Блэк — по-прежнему ее удел. Нет, манеры Тома в обращении с ней на протяжении всего вечера были безукоризненны, поведение — отменно предупредительным, а слова вежливые, тактичные и учтивые. Но при этом Друэлла чувствовала его прохладное отношение и то, что Том нарочно держит некоторую дистанцию, мягко, но недвусмысленно давая понять, что они по-прежнему просто одноклассники и приятели.
После первого танца к лучшим студентам присоединились преподаватели и остальные ученики так, что Большой зал заполнился кружащимися парами. Профессор Вилкост, танцуя с деканом Гриффиндора, когда на несколько секунд поравнялась с Томом, одобрительно кивнула ему, дескать, ее уроки он усвоил прекрасно. Сигнус Блэк все же выкрутился из своей щекотливой ситуации, пригласив свою кузину, третьекурсницу Вальпургу Блэк, которая согласилась выручить двоюродного брата. Девочка походила на Сигнуса и внешностью, и характером — такая же темноволосая, смуглая и надменная. Что до Родольфуса, то у Реддла не оставалось сомнений: приятель веселится на полную катушку и вовсю потчует свою даму смешными историями, и та хохочет от души. Том был готов побиться об заклад, что Дольф непременно попытается улучить минутку и сорвать поцелуй с прелестных розовых губок.
Уже поздней ночью, очутившись в спальне, Реддл почувствовал сильную усталость, но она была приятной. Поэтому он не стал прерывать и терпеливо сносил восторженные рассказы Родольфуса, с чьих уст не сходило имя Эллы Эйвери. Сокурсник умудрился-таки раскрутить ее на поцелуй и сейчас заливался соловьем, распевая ей дифирамбы, а Том спокойно уснул прямо под них, осознавая, что прошел еще один замечательный день, день триумфа, его, Тома Марволо Реддла, триумфа.
========== Глава 29. Клуб Слизней и Клуб Дуэльный ==========
Каникулы для Тома прошли как обычно. Проторенным путем он снова наведался в Косой переулок и, разумеется, не забыл и Лютный. Хоть волшебники и говорили, что там сгинуть недолго, но Реддл чувствовал там себя как рыба в воде, когда спокойно и без страха шел мимо темных обшарпанных, казавшихся зловещими домов, в которых обитали маги, мягко говоря, с сомнительной репутацией. В вечернее время возле некоторых зданий можно было заметить вульгарно одетых молодых ведьм, карауливших клиентов. Реддл равнодушно проходил мимо них к магазину «Горбин и Бэрк», где его уже начали встречать как своего. Том никогда не упускал возможности почитать очередную книгу по темным искусствам, ведь теперь он знал в школе безопасное место, где их можно спрятать и не опасаться, что кто-нибудь найдет эту запрещенную литературу.
В первый день нового семестра, спустившись в Большой зал, Том и другие студенты увидели на одной из стен большое объявление.
«Дорогие студенты! Спешим проинформировать вас, что с этого семестра в школе чародейства и волшебства «Хогвартс» открывается Дуэльный клуб. Желающим записаться на отбор, просьба обращаться к Председателю клуба, профессору Галатее Вилкост».
Это короткое сообщение тем не менее вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Весь Хогвартс, начиная со второкурсников, которым тоже разрешалось посещать новоявленный клуб, до выпускников, загудел как потревоженный улей. В числе записавшихся были не только почти все мальчики, но и добрая половина девочек школы.
В назначенный день в Большом зале собрались все без исключения преподаватели и практически все студенты, если и не мечтающие попасть в клуб, то по крайней мере горевшие желанием поддержать своих друзей.
Профессор Вилкост вышла на середину и обратилась к собравшимся.
— Дорогие студенты! Как вы уже знаете, с сегодняшнего дня в нашей школе после длительного перерыва возобновляет свою работу Дуэльный клуб. Мы, преподаватели Хогвартса, полагаем, что в свете последних событий ученикам, особенно выпускникам-старшекурсникам, будет полезно изучить некоторые несложные боевые заклинания.
При этих словах руки профессора сжались в кулаки, а синие глаза метнули молнии. Том догадывался о причинах воссоздания Дуэльного клуба в школе. Он всегда следил, с интересом или без него, за всеми событиями, которые происходят в волшебном мире, не только в Британии, но и за ее пределами, и поэтому регулярно читал «Ежедневный пророк».
На континенте же в последние годы у всех на устах было имя Геллерта Гриндевальда — очень сильного темного мага, уверенно подчинявшего себе одну волшебную страну за другой, и остановить его не было возможности. Кроме того, никто не знал секрета его могущества. В свое время этот чародей учился в школе Думстранг, которая довольно терпимо относилась к темным искусствам. Но даже там не могли смотреть сквозь пальцы на его темномагические проделки и безответственные эксперименты и исключили. Лет десять о нем ничего не было слышно, но потом он неожиданно объявился, как инфернал из воды, и с тех пор стремительно набирал силу, расширяя свою экспансию и влияние, добиваясь все большей власти. Реддл невольно вспоминал, что и в мире маглов происходило нечто подобное. В этом же году Гриндевальд обратил свой взор на восток. Его террор не затронул Британию в той мере, как страны на континенте, но были все основания опасаться, что его пожар перекинется и сюда. Реддлу также была ясна и причина негодования профессора ЗОТИ. Ну, еще бы, былой мракоборец!
— Кроме того, — продолжала профессор свою маленькую речь, — я очень рассчитываю, что полученные вами знания и навыки сослужат вам добрую службу, если на то будет необходимость. А сейчас хочу попросить мистера Дамблдора помочь мне. Пусть покажет, как нужно расправляться с черным магом.
— Ну, что вы, дорогая Галатея. Вы способны сразить противника даже не заклинанием, а одним лишь взглядом ваших синих глаз. Пусть профессор Стрикт окажет вам услугу, став вашим ассистентом.
При этих словах преподаватель заклинаний вышла вперед и встала напротив коллеги. Противницы поклонились друг другу, как того требовали правила дуэльного этикета. Мисс Стрикт вскинула правую руку.
— Остолбеней! — резко выкрикнула профессор заклинаний.
— Протего! — последовал молниеносный ответ, свидетельствующий о прекрасной реакции, которой большинство студентов не ожидало от волшебницы, бывшей в уже довольно преклонном возрасте. Сказался колоссальный в прошлом боевой опыт. С ее волшебной палочки слетело другое, временно парализующее заклинание, и хотя мисс Стрикт и выкрикнула «протего», но поздно, и лишь благодаря своей ловкости увернулась от желтой вспышки. Но уже через секунду упала на пол оглушенная. На лицах всех студентов, включая Тома, появилась улыбка восхищения, а глаза заблестели. Профессор Вилкост спокойной, исполненной достоинства походкой подошла к поверженной противнице и легонько взмахнула волшебной палочкой, после чего мисс Стрикт сразу же встала. Дамы улыбнулись друг другу, и преподаватель заклинаний сразу вернулась на свое место, а профессор Вилкост обратилась к замершим в молчаливом восхищении студентам.
— Теперь попрошу вас разбиться на пары и попытаться отработать оглушающее, временно парализующее, а также защитное заклятие.
Реддлу все это уже было знакомо из книг, и потому задание показалось ему простым. Он с легкостью оглушил своего противника — когтевранца Джона Патила, и с интересом смотрел на поединки других студентов. Родольфусу удалось, пусть и не сразу, наслать парализующее заклятие на Амоса Диггори. Зато Блэк, как злорадно отметил Реддл, не смог совладать с Генри Поттером. Гриффиндорец быстро и четко выкрикнул «Тарагантелла», и его соперник со Слизерина пустился в пляс и принялся выделывать ногами смешные кренделя на потеху всей школе. Абраксасу Малфою довелось сразиться с одним из студентов Когтеврана, но победа не досталась никому: оба юноши осыпали друг друга искрами, но ни тот, ни другой не смог сразить соперника. Из девочек Друэлла Розье сразилась вничью с когтевранкой Ханной Патил, зато ее подруге Элле Эйвери досталось на орехи от гриффиндорки Элизабет Уизли.
— Молодцы! — похвалила всех профессор Вилкост. — Для первого раза все очень даже неплохо. Все участники сегодняшних поединков принимаются в новообразованный Дуэльный клуб. Если кто желает, может попробовать снова потренироваться уже с каким-нибудь другим противником.
Вызвались снова Джон Патил, Абраксас Малфой, Генри Поттер, Амос Диггори и, разумеется, Том Реддл, которого одна победа явно не устраивала. Другие же студенты жаждали взять реванш. Кроме того, пожелал поучаствовать в тренировочных дуэлях еще один пуффендуец Эрик Клэйдон. Поединок между Генри Поттером и Джоном Патилом закончился вничью, а вот Абраксас Малфой даже не успел глазом моргнуть, как уже оказался на полу, сраженный парализующим заклятьем Тома. Со стороны было похоже, что он просто забавляется поединком, тогда как его противники прикладывали все силы, но тщетно. Реддл же в каждой схватке старался не просто победить, но и стремился проявить разнообразие приемов. Эрик Клэйдон дополнил список побед Тома в тот момент, когда его волшебная палочка оказалась в руках у противника. Том с удовольствием отметил одобрительный взгляд профессора Вилкост, которой пришлось очень по нраву, что студент всем продемонстрировал Expellеarmus — разоружающее заклятие, помогающее просто отобрать волшебную палочку у соперника. Конечно, и слизеринский декан не спускал со своего ученика радостных глаз, а вот заместитель директора Альбус Дамблдор смотрел на одаренного, но при этом тщеславного ученика долгим внимательным взглядом, и губы его не улыбались при этом.
Едва Том вышел из Большого зала и направился в свою гостиную, сопровождаемый восхищенными взглядами слизеринцев, как его окликнул профессор Слизнорт.
— Мистер Реддл, зайдите ненадолго ко мне в кабинет! — попросил он.
— Конечно, сэр! — и пошел рядом с преподавателем, подстраиваясь к его медленной из-за тучного тела походке.
В классе зельеварения было все как обычно. Рядом с большим учительским столом стоял шкаф с ингредиентами для зелий, а на подвесных полках — банки со слизняками. Около каждой парты для студентов имелась подставка для котла. В отличие от спален, воздух в помещении был холодным, как, впрочем, и в подземельных коридорах.
— Прошу вас, Том, присаживайтесь! — с приветливой улыбкой обратился зельевар к студенту, указывая рукой на ближайшую парту.
— Благодарю, профессор!
— Хочу поздравить вас и похвалить! Вы очень достойно выступили в Дуэльном клубе.
— Ради родного факультета, сэр! — соврал Реддл.
— Похвально, Том, весьма похвально. А как ваша подготовка к СОВ? Вы точно уверены, что сможете сдать экзамены годом раньше?
— Полагаю, что да, профессор!
— Если вам удастся сдать все экзамены на «превосходно», то мы вместе с господином директором будем ходатайствовать о выдаче вам медали за выдающиеся успехи в обучении и, конечно же, специальной стипендии. Помнится, когда мой сокурсник, ныне профессор Дамблдор, сдал СОВ раньше срока на лучшие оценки, то он получил медаль и тысячу галеонов в качестве единовременной награды. Полагаю, что будет справедливо, если и в вашем случае Отдел образования примет подобное решение.
— Тысяча галеонов! — не удержавшись, воскликнул Реддл. На его бледных впалых щеках снова выступил румянец, кисти рук невольно сжались в кулаки, словно уже держали мешок с золотом, а в глазах появился хищный блеск.
Однако профессор Слизнорт хоть и заметил все это, но, будучи в восторге от своего лучшего ученика, списал все это на проявление вполне понятной на данный момент радости.
— Простите, сэр, я не сдержался! — уже овладев собой, сказал Реддл спокойным вежливым голосом, однако щеки и уши у него все еще пылали.
— Вам не за что извиняться, Том, — благосклонно кивнул Слизнорт. — Я прекрасно понимаю, что вам больше, чем другим, нужна эта куча золота. Вы как сирота покупаете себе мантии и учебники на средства из благотворительного фонда школы?
— Именно так, профессор! — Реддл снова залился краской, но уже от стыда, и опустил голову.
— Не стоит так смущаться, Том, — увещевал ученика профессор. — В этом нет ничего предосудительного, хотя я понимаю: горек чужой хлеб. А для вас, с вашими талантами, неординарными способностями, да и, что таить, слизеринской гордостью, это особенно неприятно. Но это не будет долго продолжаться. Я уверен, мой мальчик, что у вас большое будущее, и искренне желаю вам удачи!
— Спасибо, сэр! — чуть заметно улыбнулся Том.
— Прежде чем отпустить вас, я хотел бы предложить вам стать членом еще одного клуба, моего «Клуба Слизней».
— Что это за клуб, профессор? — поинтересовался Реддл.
— Это клуб моих учеников, лучших учеников Слизерина, а иногда и с других факультетов. В основном это студенты шестого и седьмого курсов, но для вас можно сделать исключение. Мы собираемся каждую неделю в моем кабинете, беседуем о магии, о разных сложных заклятьях, не входящих в школьную программу, о зельях. Если пожелаете, приходите сюда в субботу, к шести.
— Почту за честь, сэр!
— Я знал, что вы согласитесь, Том. Другого я от вас и не ожидал. Итак, до субботы, мой мальчик.
***
В субботу вечером Том и в самом деле явился по приглашению декана в созданный им «Клуб Слизней», в который входили десятка два самых талантливых студентов со старших курсов. Среди них и вся сборная по квиддичу во главе с капитаном Флинтом. Родольфус тоже был в их числе. Присутствовал и Розье, который, казалось, мог трансфигурировать все и вся, так что профессор Дамблдор часто хвалил его. Кассиопея Блэк — мастерица по заклинаниям. Кроме того, почти все члены этой компании принадлежали к знатным чистокровным семействам, которые имели большое влияние и связи в волшебной Британии, в том числе и в Министерстве магии.
Когда Реддл вошел, то увидел, что члены клуба чинно попивают чай с волшебными сладостями и неспешно беседуют. Увидев своего чуть ли не самого любимого ученика, профессор Слизнорт широко улыбнулся ему.
— А, добрый вечер, Том! Прошу вас, присоединяйтесь к нашему чаепитию.
Реддл сдержанно улыбнулся в ответ и внимательно оглядел всех присутствующих. Заметив, что ни в чьих глазах (Блэка он не считал) нет ни злорадства, ни насмешки, Том облегченно вздохнул: его принимали на равных. Родольфус быстро подвинулся, давая ему место за столом.
— Прошу вас, Том, не стесняйтесь. Отведайте сладостей. Что до меня, то я питаю особую слабость вот к этому магловскому лакомству.
Том увидел, что в хрустальной вазочке лежат засахаренные дольки ананасов, и принял это к сведению: пригодится.
========== Глава 30. СОВ ==========
Пасхальные каникулы были в самом разгаре, однако далеко не все студенты Хогвартса смогли не то чтобы в полной мере насладиться ими, но даже просто почувствовать. Чем ближе было дело к концу учебного года, чем ближе на горизонте маячили июньские экзамены, тем сильнее наэлектризовывалась атмосфера. В отличии от Рождества, на Пасху большая часть студентов осталась в школе. Оно и понятно, ведь заданий на эти каникулы было невообразимо много, и порой возмущение корпевших над книгами студентов прорывалось наружу.
— Нет, это уже никуда не годится! Они все с цепи сорвались, что ли? — не сдержался как-то Лестрейндж, склонившись над незаконченным эссе по истории магии. — Каждый из преподавателей, наверное, считает, что его предмет единственный. Но невозможно же разорваться, в самом деле!
Реддл в ответ лишь усмехнулся. Сам он готовился к экзамену СОВ вместе с пятикурсниками. Вот у кого сейчас была горячая пора, и все потуги младших студентов казались просто мышиной возней по сравнению с испытанием, которое предстояло выдержать в этом году им.
Даже горделивая и уверенная в себе Кассиопея Блэк, которая всегда была с безупречной прической, в идеально выглаженной мантии, лакированных туфельках и, разумеется, с выполненной домашней работой, сейчас выглядела несколько потерянной и сильно уставшей. Порой она не сразу замечала, что испачкала в чернилах руки или даже лицо. В гостиной и в библиотеке сейчас было куда больше народу, чем в любое другое время, и от этого становилось душно, несмотря на прекрасную волшебную вентиляцию. Кроме того, весеннее солнце за окном, молодая мягкая трава и нежно-зеленая свежая листва так и манили на прогулку. В сочетании с уже накопившейся за год усталостью это порой казалось просто невыносимым. Правда, здесь у слизеринцев имелось некоторое преимущество: их общая комната была в глубоком подземелье под Черным озером, окон не имелось, и потому солнце сюда никогда не заглядывало. Помещение освещалось лишь камином и свечами. Однако духота и мрак порой угнетали, и тогда то один, то другой слизеринец, а порой и целая компания выходили на школьный двор. Но возвращение оттуда назад к книгам, пергаментам и перьям иногда становилось настоящим испытанием.
Одному лишь Реддлу, казалось, все было нипочем, и предэкзаменационная лихорадка, овладевшая студентами, не имела к нему никакого отношения. Лицо его, как всегда, было спокойным и бесстрастным, так что невозможно было понять, о чем он думает. Все свои уроки Том выполнял методично, идеально и в срок, а в знаниях своих и в потенциале был уверен как никто. Большая часть заданий была рассчитана на волшебников средней силы и способностей, и если кому-то они казались трудными, то для Наследника Слизерина были детской игрой. Накануне первого экзамена по истории магии Родольфус искренне пожелал своему приятелю удачи и, похоже, волновался сильнее самого Тома.
На экзаменах СОВ кроме школьных преподавателей традиционно присутствовала и специальная комиссия из представителей Министерства магии. Когда шла проверка знаний по истории волшебства, никто из студентов не проронил ни слова, было только слышно, как одновременно скрипят несколько десятков перьев. Реддл в своей работе весьма обстоятельно, подробно и логично описал период, когда был построен Хогвартс, дополнив рассказ весьма интересными фактами о каждом из Основателей. Естественно, он не упустил возможности блеснуть перед комиссией сведениями, почерпнутыми из старинных летописей и не упомянутыми в учебниках по истории, хотя его эссе и получилось на целый свиток больше, чем было необходимо. Результат не заставил себя ждать: когда на другой день были объявлены оценки, то работа Тома была бесспорно признана самой лучшей, и председательница комиссии, полноватая темноволосая волшебница средних лет, своей рукой не просто оценила ее на «превосходно», но и сопроводила отметку тремя знаками восклицания, дабы выразить свое одобрение и восторг. А факультет Слизерин получил дополнительно двадцать пять очков.
Много шуму и разных толков наделал экзамен по трансфигурации. Студенты заходили по одному и на глазах у комиссии должны были выполнить стандартное задание: превратить сахарницу с двумя ручками в ласточку. Кассиопея Блэк, выйдя из класса, с волнением поведала сокурсникам, что ее птичка хоть и вышла весьма изящной и шустрой, но вот некоторые перышки у нее остались желтыми, как цвет посудины, которую она превращала. Но Розье попытался успокоить ее, сказав, что превращение зачтут, в худшем случае поставят не «превосходно», а «выше ожидаемого» или «хорошо». Хотя сам он сокрушался куда больше, ведь у его ласточки вместо маленького клювика так и осталась массивная пипка, за которую снималась крышка с сахарницы.
Когда пришел черед Тома, то он, приветливо улыбнувшись комиссии, небрежно без слов взмахнул волшебной палочкой. В ту же секунду сахарница исчезла, и вместо нее со стола вспорхнула изящная черная красавица с белой грудкой, описала по классу круг и вылетела в открытое окно.
— Браво, мистер Реддл! — воскликнула председательница Комиссии Медея Спиннет. — «Превосходно», однозначно «превосходно».
— Недаром мистер Реддл уже не первый год — гордость Хогвартса, — с улыбкой заговорил директор Армандо Диппет, который тоже присутствовал на этом экзамене вместе со своим заместителем и преподавателем трансфигурации Альбусом Дамблдором.
— В таком случае, я полагаю, что мистер Реддл продемонстрирует нам какое-нибудь продвинутое волшебство, более сложные формы трансфигурации. Как вы думаете, Альбус? Ведь вы его обучаете? — обратилась она к Дамблдору.
— Разумеется, дорогая Медея. Том может делать превращения не только в предметы, соразмерные с исходными, но также маленьких в большие и наоборот.
— Но это уже уровень ЖАБА, который сдают семикурсники, да и то лишь те студенты, для которых трансфигурация стала профильным предметом. Но чтобы такое сотворил ученик четвертого курса! Не может быть!
— Если бы вы учили мистера Реддла, то вас бы это не удивило. Слова, подобные вашим, говорят все его преподаватели, — снова заговорил директор.
— О да, меня впечатлило его экзаменационное эссе по истории магии. Работа, достойная профессионального колдоисторика. Тогда пусть мистер Реддл попробует превратить вот этот шкаф в шкатулку и обратно, — обратилась колдунья уже к Тому.
Все то время, пока представитель комиссии, директор и преподаватель вели свой разговор, Реддл просто молчал, внимательно слушал и торжествовал. Осознание своего превосходства, неумеренные похвалы, щедро расточаемые в его адрес, были для души этого гордеца как бальзам.
На этот раз Реддл на пару секунд задумался, окидывая взглядом шкаф, затем взмахнул волшебной палочкой, описывая ею спираль от внешних колец к центру, и четко проговорил заклинание. В этот же миг массивный шкаф стал съеживаться, как бы сдуваясь, точно проткнутый воздушный шар, до тех пор, пока на полу не осталась стоять маленькая деревянная шкатулка с резной крышкой, которую Реддл левитировал на преподавательский стол.
— Невероятно! — невольно сорвался с губ экзаменатора восхищенный шепот.
Редд дождался, пока все рассмотрят результат его колдовства. Когда же шкатулку оставили в покое, он вернул ее на место, снова сделал движения тисовой палочкой, и через миг на пустом месте опять стоял шкаф, как будто вообще никуда не исчезал.
— Замечательно! — чародейка не удержалась и хлопнула в ладоши. — Каково, господа? Признаюсь, я давненько не видела ничего подобного на СОВ, с того самого дня как принимала у вас, Альбус, экзамен. Ах, что вы тогда вытворяли волшебной палочкой! До сих пор забыть не могу. Нужно обязательно наградить юношу.
При этих словах голубые глаза профессора Дамблдора в очках-половинках пристально посмотрели на Реддла долгим взглядом.
— Вы, как всегда правы, Медея. Думаю, тридцать дополнительных баллов он вполне заслужил. Но ради Мерлина, Медея, пощадите бедного мальчика. Ведь своими словами вы подвергаете его еще более серьезному испытанию, чем экзамен по трансфигурации. Слава — это довольно тяжелая ноша, и не каждый с ней справится. — Последние слова были явно адресованы Тому.
========== Глава 31. Разговор о любви ==========
Экзамен защиты от темных искусств, как и ожидал Реддл, произвел самое сильное впечатление на членов комиссии. Здесь и в самом деле не нашлось равных ему, хоть и четверокурснику, даже среди тех студентов, которые в будущем планировали стать мракоборцами и углубленно изучали ЗОТИ. Все были в восторге от того, как Том играючи загнал в клетку корнуэльских пикси, потом без проблем разделался с боггартом и в довершении всего на импровизированной дуэли враз обезоружил профессора комиссии, выступившего в роли темного мага.
— Замечательно, мистер Реддл! «Превосходно» и только «превосходно», — одобрительно улыбалась строгая председательница Медея Спиннет. — Но, мистер Реддл, я уже тоже ожидаю увидеть от вас нечто большее, чем могут продемонстрировать на экзамене другие студенты. Мне сказали, что вы можете вызвать Патронуса, телесного Патронуса.
Том кивнул:
— Да, мэм.
— Разве четверокурсник на такое способен?
— Дорогая Медея, он это делал уже на втором курсе, — заметил с довольной улыбкой директор Диппет.
— Ради Мерлина, мистер Реддл, не томите меня. Я просто сгораю от нетерпения увидеть все это! За дополнительные баллы, разумеется.
Реддл в ответ лишь приятно улыбнулся, бросил мимолетный взгляд на сидящего вместе с комиссией профессора Дамблдора и представил, как его увольняют из Хогвартса.
— Экспекто Патронум!
Из тисовой палочки вырвалась большая змея. Свивая и развивая серебристые кольца, она проплыла по воздуху и исчезла в другом конце класса.
— Великолепно, мистер Реддл! — чуть ли не хором воскликнули экзаменаторы, и только один человек молчал, глядя на студента пытливым взглядом. То был заместитель директора и преподаватель трансфигурации профессор Дамблдор. И только сейчас Том вспомнил, что когда сосредотачивался на своих мыслях, чтобы вызвать Патронуса, то забыл при этом прибегнуть к окклюменции. Он уже собрался было покинуть класс, но, когда был у самой двери, профессор Дамблдор окликнул слизеринца.
— Мистер Реддл, когда экзамен закончится, настоятельно прошу вас зайти ко мне в кабинет.
Остальные экзаменаторы из Министерства магии невольно удивились строгому тону Дамблдора и металлу в его голосе.
— Как вам будет угодно, сэр! — невозмутимо отвечал Реддл.
Стоило Тому переступить порог кабинета профессора Дамблдора, как тут же до его ушей донеслись слова вердикта по поводу сегодняшнего поступка.
— Омерзительно, мистер Реддл! — декан Гриффиндора говорил с явным отвращением и даже не пытался скрыть брезгливую гримасу на лице.
— Я понимаю ваше недовольство, сэр, — спокойно и холодно отвечал Том. — Однако, не думал, что мое отношение к вам станет для вас открытием.
— Нет-нет, — отмахнулся Дамблдор. — То, что вы меня, мягко говоря, недолюбливаете, мне прекрасно известно уже давно. У большей части слизеринцев ко мне подобное отношение. Признаюсь, что я и сам не в восторге от вашего коварного нрава, который мало кто замечает. Меня интересует совсем другое: неужели вы в своей жизни не могли отыскать какое-нибудь, скажем, более светлое воспоминание? Или для того, чтобы испытать радость, вам непременно необходимо сделать кому-то гадость, а?
— Я пытался, профессор. Честно! — здесь Реддл был вполне искренен и поэтому смотрел собеседнику прямо в глаза. — Но у меня ничего не вышло, сэр.
Здесь против всякого ожидания профессор как-то сразу смягчился. Гнев, который до этого вспыхивал в его ясных глазах подобно молнии на голубом небе, улетучился. И теперь преподаватель смотрел на ученика с сочувствием и даже жалостью.
— Бедный мальчик! — едва слышно прошептал он одними губами.
— Не надо меня жалеть! — запальчиво воскликнул Том.
— Не стоит это отвергать, — тихо и смиренно проговорил Дамблдор в ответ. — Теперь понятно, почему у тебя такой боггарт. Ты больше всего на свете боишься смерти, Том. А зря! Причина этому проста: ты еще не знаешь, что такое настоящая любовь и как велика ее сила. Она может победить даже смерть! Именно благодаря любви мы живем, а не существуем. А ведь жизнь человека бесценна, Том! Видишь ты этого феникса? Он уже не раз сгорал, а потом возрождался из пепла. Вот так же и с человеком, который любит, и даже после смерти память о нем живет в сердцах других людей.
— Нечто подобное я уже слышал, профессор. Еще до Хогвартса. Но подтверждений этим словам до сих пор не увидел. Скорее наоборот. Так что, прошу вас, поберегите свое красноречие для кого-нибудь другого, — в голосе Реддла звучали явное неверие, злая ирония и насмешка.
— Вы еще очень молоды, Том! Я все же надеюсь, что рано или поздно вы измените свое мнение.
— Кто знает? — равнодушно пожал плечами Реддл.
— Хотя сейчас о любви вы не имеете ни малейшего представления, и боюсь, не способны любить вообще.
— Ну так растрепите об этом всем и каждому! — вдруг огрызнулся от обиды Том.
— Вы, мистер Реддл, конечно, невысокого мнения обо мне, однако обижать вам меня совершенно незачем. Поверьте, мне хватит такта никому не говорить об этом разговоре и тем более сообщать кому бы то ни было столь личные сведения. Но я сделал для себя весьма печальный вывод о вас. А сейчас можете идти, не задерживаю вас больше.
После этих слов Реддл, не теряя ни секунды, вышел в коридор.
***
Июнь еще не успел закончиться, как за особые успехи в обучении и сданные досрочно, причем исключительно на превосходные оценки, экзамены, Том Марволо Реддл был в очередной раз объявлен лучшим учеником Хогвартса, а главное, в присутствии всей школы он получил за это медаль. Кроме того, Отдел образования в Министерстве магииудовлетворил ходатайство директора Диппета и декана Слизнорта о выплате студенту Хогвартса денежного вознаграждения в размере тысячи галеонов. Реддл не преминул воспользоваться очередной возможностью отправиться в Лондон в Косой переулок на Хогвартс-Экспрессе, который отвез студентов домой на летние каникулы, а потом с ним одним вернулся назад.
Но на этот раз Том не стал заходить ни в какой магазин, а первым делом отправился к возвышающемуся над всей улицей белоснежному зданию волшебного банка Гринготтс, из которого почти пять лет назад его выставили за дверь. Тогда он краснел от стыда, а сейчас разрумянился от предвкушения момента своего торжества. С того времени, как профессор Слизнорт сообщил ему о возможности получить денежное вознаграждение от Министерства магии, Том спал и видел, как откроет свое собственное хранилище в банке для чародеев. Для него это стало делом принципа, ведь наличие ячейки в Гринготтсе позволило бы ему в полной мере почувствовать свою принадлежность к волшебному миру. Да и мог ли поступить по-другому Наследник самого Салазара Слизерина? Том с удовольствием и тайным злорадством отмечал, как любезно теперь обходились с ним служащие банка, сначала окинув беглым взглядом его безупречное одеяние, а потом и увесистый мешок с золотом, извлеченный из маленького кошелька. Когда же гоблины услышали имя нового клиента, то рассыпались в поздравлениях и похвалах. Наконец, с заветным ключом во внутреннем грудном кармане мантии, Реддл вышел из банка.
========== Глава 32. Тайная комната. Часть 1 ==========
Спустя месяц Том обнаружил в изголовье своей кровати уже до боли знакомый конверт, подписанный зелеными чернилами и скрепленный заветной гербовой печатью с четырьмя животными. Но кроме привычного списка учебников на следующий учебный год в конверте был еще и значок старосты. Реддл, разумеется, догадывался или даже был уверен, что все случится именно так, однако все равно торжествовал. Ведь само по себе почетное звание давало еще и массу привилегий тому, кто носил его, и амбициозный наследник Слизерина решил ими воспользоваться. Например, сейчас он мог без опасений разгуливать по коридорам школы даже в ночное время. Всегда можно будет сказать, что как староста он патрулирует Хогвартс. Сам же Реддл решил вплотную заняться поиском Тайной комнаты, оставленной в замке Салазаром Слизерином для своего наследника.
Для одноклассников назначение Тома на должность старосты тоже не стало неожиданностью. Родольфус с удовольствием поздравил его, как, впрочем, и Друэлла Розье, и Абраксас Малфой. А вот Блэк сидел за праздничным столом по случаю начала учебного года мрачнее тучи.
На руку Реддлу сыграло и то, что декан Слизнорт обратился к нему с просьбой: раз уж Тому уже удалось сдать СОВ, то будет очень кстати, если он поможет достойно подготовиться к этому ответственному делу и другим своим однокурсникам, которые по каким-то причинам отставали. Да и у вполне успевающих студентов в этот экзаменационный год возникало уйма вопросов.
Соглашаясь на предложение Слизнорта, Реддл одновременно преследовал несколько целей. Он, естественно, хотел бы и дальше пользоваться расположением своего декана, и поэтому согласился. Более того, теперь, когда у него были деньги, Том мог угодить и по-другому. Реддл знал, что профессор питал слабость к сладостям, а особенно обожал, как это ни странно, магловские засахаренные фрукты, больше всего ананасы. Но чистокровному волшебнику было не очень комфортно посещать мир маглов, ведь знания о них у него были очень поверхностными. Зато Реддл прекрасно ориентировался среди них и легко доставал все, что было нужно, дабы подольститься, так как помощь профессора Слизнорта еще могла ему пригодиться.
Но главная причина была все же не в этом. Том уже давно знал, что его славный предок Салазар Слизерин завещал ему великое, на его взгляд, дело — выгнать из школы всех этих грязнокровок и недостойных магловских выродков. Право же, стоило пожить среди них, чтобы в должной мере возненавидеть! И он неустанно искал сведения и хоть какие-нибудь другие упоминания о Тайной комнате и о чудовище, которое, согласно словам Слизерина, обитало в ней. Но почему бы не пойти дальше Слизерина и сделать даже больше, чем заповедовал Основатель? Какой прок очищать от грязнокровок только Хогвартс, если волшебный мир будет кишеть ими? И вот здесь Реддл, этот никому не доверявший одиночка, этот гордец, все же отдавал себе отчет, что без преданных единомышленников, без талантливых сторонников он не сможет воплотить в жизнь свою затею и изменить волшебный мир. И теперь он с подачи Слизнорта несколько часов в неделю тратил на то, что подтягивал однокурсников в волшебных науках. Особенно туго приходилось ему, когда надо было втолковать какое-нибудь заклинание парочке тупых дружков-громилл — Крэббу и Гойлу. Идти на поводу у их глупости и лени Том не собирался и довольно быстро нашел к ним единственно правильный в данной ситуации подход. Он просто запер заклинанием класс и до тех пор не выпускал из него Крэбба и Гойла, пока они не сделали все положенное. Первый раз по своему тупому упрямству они пробовали было возмущаться, не ударяя при этом палец о палец. Но когда они пропустили ужин, что для этих обжор было чуть ли не трагедией, потом просидели в классе полночи, то сообразили: им остается волей-неволей пошевелить извилинами и как следует потрудиться, дабы просто вернуться в свою спальню. Незадолго до рассвета оба вполне прилично овладели манящими чарами, которые должны были освоить еще год назад. Жаловаться преподавателям на методы Реддла было бесполезно, потому как в этом вопросе большинство учителей было на его стороне. С теми же слизеринцами, кто сам обращался к Тому, он был вежлив и охотно консультировал по любому предмету, вызывая невольное восхищение у сокурсников. Так что гордыня Реддла и его самолюбие получали желанную пищу.
Особенное внимание Том уделял Родольфусу и часто убеждал его в необходимости лишний раз позаниматься, хотя непоседливый Дольф и не горел желанием, предпочитая книгам свою метлу. Однако он не мог отказать Реддлу, перед которым просто преклонялся и благоговел, сделав из него себе кумир. Том, давно уже овладевший легилименцией, конечно же, знал об этом не хуже самого Лестрейнджа и потому хотел, чтобы столь искренно расположенный к нему сокурсник сдал СОВ в числе лучших.
Деканы других факультетов тоже последовали примеру своего коллеги, профессора Слизнорта, и обратились к старостам с соответствующей просьбой. Том без зазрения совести тайком применял к ним легилименцию и смотрел, с кем из студентов и как они занимаются. Уроки пуффендуйца-полукровки шестикурсника Эшли Далтона вызывали у надменного слизеринца смех пополам с презрением и отвращением. Нет, против самого Эшли он ничего не имел, но вот некоторых студентов с этого, по мнению Реддла, захолустного факультета, терпеть не мог. И дело было в их магловском происхождении. Вообще все, что имело хоть какое-то отношение к маглам, вызывало у Реддла отторжение. Кроме того, он по-разному представлял себе причины отставания в учебе у чистокровных волшебников и у маглокровок. Если у слизеринцев, по мнению Тома, все сводилось к элементарной лени, а сами способности к колдовству не подвергались при этом ни малейшему сомнению, то волшебники из семей маглов изначально казались ему непробиваемыми тупицами. И их неудачи доставляли ему удовольствие, давая лишний повод втайне позлорадствовать и убедиться в правоте Салазара Слизерина.
— Что же ты сидишь рядом с нами, тупица? — порой думал он, глядя на какого-нибудь студента из маглов. — Что ты делаешь тут, бездарность? Что ты занимаешь место чужое? Уйди, уйди сам, пока тебя не убрали!
Столь высокомерные мысли родились, однако, не на пустом месте. Происхождение от Слизерина и унаследованная от него колоссальная волшебная сила, позволяющая ему чувствовать себя на уроках даже не на голову, а на две выше всех остальных, невероятные успехи и похвалы вскружили и без того горделивую голову, а вкупе с памятью о жизни в приюте и нежеланием прощать кого бы то ни было вылились в жгучую ненависть и презрение ко всем маглорожденным волшебникам и вообще к простецам и их миру. Здесь он со своим предком был полностью солидарен, считая, что волшебникам, обладающим столь благородными знаниями и силой, не должно пересекаться с какими-то ничтожными людишками. Потому и пресловутую Тайную комнату Реддл искал теперь с необычайным рвением, следуя простому принципу: кто ищет, тот находит. И вскоре ему действительно повезло, правда, помог счастливый (для Реддла, разумеется) случай. Но, как известно, фортуна благоволит упорным.
В это же самое время на третьем курсе факультета Гриффиндор учился некий Рубеус Хагрид. Он был из великанов и уже в тринадцатилетнем возрасте превышал ростом других студентов почти в два раза. Кроме того, он имел крепкое телосложение, пухлые руки и длинные густые волосы, которые далеко не всегда заделывал назад в хвост. До Хагрида никто из представителей этого народа в Хогвартсе не учился, но профессор Дамблдор усмотрел в нем магические способности и убедил директора Диппета принять великана в школу. Хагрид и в самом деле неплохо справлялся со всеми волшебными науками, хоть и выражался как-то косноязычно, особенно когда волновался. Но для спесивых слизеринцев, презирающих всех, в ком не текло хотя бы половины древней волшебной благородной крови, нескладная речь гриффиндорца стала достаточным основанием, чтобы потешаться над ним всем змеиным факультетом. Однако, когда великан поступил на третий курс, то преподавателям стало очевидно, что у Хагрида недюжинный талант к уходу за магическими существами. В этом ему не было равных. Казалось, что он просто чувствует зверей и к любому животному умеет найти подход. Но, что примечательно, привлекали великана не какие-нибудь безобидные флобби-черви, а самые что ни на есть чудовища: летающие полузвери-полуптицы — гиппогрифы, драконы всех пород, фестралы. Хагрид, в отличие от остальных волшебников, вовсе не считал опасными этих довольно агрессивных страшилищ, потому что и сам оказался на редкость добродушным и бескорыстным, невзирая на грозную внешность. Кроме того, Хагрид был очень любознательным, а еще смелым и непоседливым, как и все гриффиндорцы, поэтому и школьные правила нарушал очень часто, особенно когда тайком ходил в Запретный лес, где могли обитать какие-нибудь не совсем безобидные твари. За это преподаватели, которые заставали Рубеуса за его проделками, неизменно снимали с Гриффиндора немало очков. Один лишь профессор Дамблдор был немного снисходительнее.
Однажды Реддл, выполняя обязанности старосты, обходил школьные коридоры. Время было уже позднее, и всем студентам давно полагалось находиться в своих гостиных и спальнях. Том уже почти миновал Большой зал и собрался было спуститься в свои подземелья, как вдруг увидел, что с лестницы, ведущей в башню факультета Гриффиндор, льется слабая полоска света, а в ней видна большая тень. Реддл начал тихо подниматься, наложив на себя дезилюминационные чары: так проще было поймать нарушителя, а слизеринскому старосте доставило бы удовольствие зацапать кого-нибудь из гриффиндорцев при нарушении школьных правил и снять с них баллы. Когда Том оказался на лестничной клетке, то глазам его предстало любопытное зрелище. На полу действительно сидел Хагрид, а рядом с ним стоял большой сундук. На коленях у великана была уже знакомая слизеринцу книга о чудищах, только побольше и потолще той, что Реддлу довелось читать. А на книге сидел черный паук, которого любитель волшебных страшилищ кормил насекомыми прямо с рук, точно ручную собаку.
— Ешь, мой дорогой Арагог, ешь, лапочка! — приговаривал Хагрид.
— Минус десять очков Гриффиндору за то, что в неположенное время студент находится в коридоре, — строго проговорил староста Слизерина, снимая дезилюминационное заклинание. — И если ты, Хагрид, сейчас же вразумительно не объяснишь мне, что ты тут делаешь с этой тварью, то сниму еще пятьдесят баллов и поставлю в известность директора.
От неожиданности и испуга Рубеус сначала вздрогнул, а потом посмотрел на Тома просительным взглядом.
— Ой, Том, так ведь я, это, малыша Арагога кормлю. Разве не милашка?
Реддл еще раз посмотрел на существо, которое Хагрид называл малышом и милашкой. Размером паук был чуть ли не с квоффл для квиддича, ноги у него оказались толщиной с палец, а паутина, которую он плел, напоминала нитки толстого шпагата.
— Что это еще за тварь? — брезгливо спросил Реддл.
— Это акрамантул, Том! — с восхищением глядя на паука, ответил гриффиндорец.
— Ты с ума сошел! — воскликнул Реддл. — Да он же сожрет кого-нибудь, как подрастет! Я немедленно ставлю в известность профессора Дамблдора и директора Диппета. Это уже ни в какие рамки не лезет!
Вообще-то Реддла не особенно волновала безопасность других студентов, в особенности не слизеринцев, а сам он считал себя вполне способным совладать с чудовищем. Но возможность получить баллы, а также в очередной раз заручиться поддержкой декана и директора упускать не хотел.
— Нет, Том! Пожалуйста, не надо! Они же Арагога, того, — Хагрид провел ребром ладони по шее.
— Туда ему и дорога! Он опасен.
— Нет-нет! — заулыбался великан. — Он совсем не опасен. Пойдем, я покажу тебе.
И, схватив Реддла за руку, чуть ли не силой потащил его вниз по лестнице в подземелья. Через минуту оба оказались рядом с кабинетом зельеварения. Хагрид остановился в, казалось бы, совсем не примечательном месте, ткнул волшебной палочкой стену, в которой тут же открылась небольшая дверь. Согнувшись, великан прошел внутрь, а за ним последовал и Реддл. Маленькая комнатка была без окон и напоминала чулан. В ней стояла только большая коробка, куда Хагрид и посадил паука, а потом тщательно запер замок.
— Вот видишь, Том. Никакой опасности от этого малыша нет.
— Но он же вырастет.
— К тому времени уже начнутся каникулы, и я заберу его с собой туда, откуда привез. Он родом из очень далекой страны. Мне подарил его один путешественник, еще когда Арагог сидел в яйце.
— Этой твари не место в Хогвартсе. Заведи себе кота, жабу или сову.
— Да не люблю я кошек, мне от них чихать охота, жабы сейчас у каждого встречного, а совы…
— Да замолчи ты уже! — начал раздражаться Реддл. — Мне некогда слушать твою болтовню. Я немедленно иду к директору.
— Нет, Том! Не выдавай меня! Пожалей Арагога, он не опасен и ни в чем не виноват. Вот, прочитай, тут про них э-э-э, очень дельно написано, — и Хагрид раскрыл толстенную книгу, которая уже собралась было оттяпать ему палец, но великан быстро погладил ее по корешку, и опасное пособие присмирело, покорно дало листать страницы.
— Вот, видишь! Главное, это… к любому зверю, да к любому, ну… правильный подход найти. А здесь про всех-всех чудищ написано, даже про тех, которых уж, того, как лет пятьсот и в помине нет. Эта книга самая полная. Мне мистер Кеттелберг, ну, учитель по уходу за магическими существами, — объяснял Хагрид, — сказал, что, дескать, последнее издание. Только несколько дней назад в Хогвартс поступила. Профессор Кеттелберг, вот лично сам привез в библиотеку для семикурсников, кто, ну, со всякой живностью работать собирается.
По мере того, как Реддл слушал косноязычного гриффиндорца, холодное сердце старосты забилось от волнения вдвое быстрее, а в его голове мелькнула быстрая, как молния, мысль.
— Дай мне книгу! — велел Реддл.
Хагрид, несколько удивленный, но обрадованный тем, что слизеринский староста больше не заводит речь о походе к директору, немедленно подчинился.
— Я хочу ее прочесть! — безапелляционно заявил Реддл.
— Хорошо, Том! Я немедленно верну ее в библиотеку.
— Нет! — отрезал Реддл, и глаза его грозно блеснули. — Ты дашь мне ее на время, а потом я верну ее тебе. Можешь не волноваться! Или ты полагаешь, что староста факультета такой раззява, что потеряет где-нибудь эту громадину, а? Или, может, способен испортить школьное имущество?
— Нет, что ты, Том! — смутился великан. — Читай, пожалуйста, на здоровье!
— Вот и договорились! — улыбнулся Реддл. Улыбка больше походила на зловещую усмешку, но Рубеус этого не заметил, потому что староста вдруг сказал: — А я, в свою очередь, в благодарность готов прикрыть глаза на твоего питомца, с условием, что в следующем семестре, когда он вырастет, его уже здесь не будет.
— Ой, спасибо! Как ты добр, Том! Вот говорил же я своим, что, мол, не все же слизеринцы такие бяки-буки, а мне не верили!
Но Реддл уже не слушал Хагрида, а положив книгу в маленькую заколдованную сумку, быстро вернулся в свою спальню.
Тщательно закрыв полог своей постели, он при свете волшебной палочки лихорадочно листал страницы и почти сразу же наткнулся на параграф, который рассказывал о древнем страшилище василиске.
«Среди многих чудищ, коих в наших землях встретить можно, не сыскать таинственней и смертоносней василиска, также именуемого еще Король змей. Сей гад может достигать размеров воистину гигантских, а срок его жизни — многие столетия. На свет он рождается из куриного яйца, жабой высиженного. Смерть же несет путем диковинным, небывалым, ибо кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тот примет кончину скорую и в муках великих. Особливо боятся василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный. Сам оный василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него…»
До утра Реддл так и не уснул, слишком сильно было волнение. К щекам и рукам прилила кровь, так что они казались ему горячими, как в лихорадке.
«Вот оно, вот! То, что я так долго искал! Чудовище в Тайной комнате — это василиск, король змей. Ведь предок мой, Салазар Слизерин, был змееустом, а значит, мог командовать этим чудовищем, срок жизни которого многие столетия. Наверняка на него просто наложены какие-нибудь сильные сонные чары, а парселтанг разбудит его. Все сходится! Осталось только понять, где оно спрятано и как может незаметно нападать».
Реддл был уверен, что в скором времени получит ответ и на этот вопрос. Он чувствовал, что раз уж ему начало везти, то будет везти и дальше, и в самом деле оказался прав.
========== Глава 33. Тайная комната. Часть 2 ==========
В очередное свое дежурство, проходя по коридорам восьмого этажа, Том услышал два девичьих голоса. Они принадлежали слизеринкам — четверокурснице Вальпурге Блэк и второкурснице Оливии Хорнби, возвращавшимся в подземелья. Кроме того, до его слуха доносились звуки льющейся из крана воды.
— Ой, Оливия, — смеялась низковатым голосом Вальпурга. — Здорово ты над этой грязнокровкой Миртл подшутила! Пусть эта очкарик и нытик повозится, пытаясь починить свои стекляшки. Глядишь, к утру и сотворит «репаро».
— Вальпурга, ты ведь понимаешь, что эта жирная прыщавая уродка другой участи не заслуживает. Как таким вообще письма из Хогвартса присылают, просто понять не могу. Однако сомневаюсь, что до нее когда-нибудь дойдет: ей здесь не место. Я, конечно, тоже не чистокровка из священных двадцати восьми, но как можно не знать и не воспользоваться хотя бы простейшим зельем от прыщей, а?
— Да она только как реветь знает! Вон, смотри, опять туалет затопила. Все время там воду включает, чтобы ее воплей слышно не было. Идиотка, дрянь такая!
— Мисс Блэк, мисс Хорнби, может быть вы объясните, что здесь происходит? Сейчас вам уже полагается быть хотя бы в факультетской гостиной, а не болтаться по коридорам, если не хотите, чтобы наш факультет лишился баллов.
— Ах, ну не станете же вы, мистер Реддл, снимать баллы с родного факультета!
— Не стану, если вы сейчас же отправитесь в свои спальни!
— Конечно-конечно! — заулыбалась Оливия. — Но с Миртл за затопленный туалет хорошо бы снять баллы, содрать три шкуры. Правда, у тупых барсучков и снимать-то особо нечего.
— Непременно, — кивнул в ответ Реддл. — А вам, юные леди, на будущее советовал бы вести себя поосторожнее и воздерживаться от подобных выражений в присутствии преподавателей или других старост. Негоже грубо нарушать правила, это полагается делать не так топорно.
— Спасибо, Том! — сдержанно кивнула Вальпурга. — Пойдем, Оливия! — И слизеринки отправились в гостиную.
Реддл же пошел дальше по коридору, прямо к туалету, из которого уже вовсю вытекала вода.
— Что здесь происходит? — Из темноты неожиданно нарисовалась Элла Эйвери. Друэлла, староста девочек Слизерина, заболела, и ее подруге поручили временно исполнять эти обязанности. Посмотрев на потоп, она усмехнулась.
— А, опять Миртл!
Тут словно в подтверждение ее слов в коридор вышла полноватая невзрачная девочка с прыщиками на лице. Глаза ее были красные от слез, а в руках она держала очки.
— Миртл! — строго и злорадно выговаривала Элла. — Ты опять за свое! Что ты такое вытворяешь? Минус тридцать очков Пуффендую за этот очередной потоп. А если ты сейчас же не вернешься в свою башню, сниму еще тридцать и сообщу вашему декану и директору.
— Это все Хорнби! Она все время дразнится! — выпалила с обидой девочка. — С нее снимайте баллы. Или если она из ваших, то можно смотреть сквозь пальцы на ее проделки?
— Замолчи! — холодно и со слегка угрожающими нотками в голосе заговорил Реддл. — Еще минус пятнадцать очков Пуффендую! Немедленно возвращайся к себе! — велел он, глядя на девочку повелительным взглядом, и она подчинилась.
— Спасибо, Том! Надо все убрать, — посмотрев на воду, что была разлита кругом, заговорила Элла.
— Позволь мне! — они вошли внутрь и перекрыли четыре крана, а Том небрежно взмахнул волшебной палочкой, и пол мгновенно высох. Однако Реддл заметил, что был еще и пятый кран, из которого вода не текла.
— А эта дурочка еще и с причудами! — слегка презрительно усмехнулся Том. — Один кран включать не стала.
— Просто он не работает! — ответила Элла.
— Так почини, в чем проблема? — недоумевал Реддл.
— Пробовала! И не я одна. Знаешь, никто не помнит, чтобы он хоть когда-нибудь работал. Заколдован, наверное.
Говоря все это, слизеринка лишь равнодушно пожала плечами, а вот у Тома словно пелена с глаз упала.
— Эврика! — невольно вырвалось у него.
— Не поняла, что ты сказал? — удивилась Элла.
— Так, ничего. Не бери в голову! — отмахнулся Реддл, внимательно разглядывая при этом кран. Почти сразу на глаза ему попалось маленькое изображение змейки.
— Пойдем отсюда, Элла! — как ни в чем не бывало сказал Том спокойным голосом, желая увести лишнего человека, а самому как можно скорее вернуться.
Это, казалось бы, ничем не примечательное происшествие с пуффендуйкой навело его на след. Староста напрочь позабыл о плаксе, да и раньше не препятствовал кому бы то ни было гнобить девочку, хотя по логике вещей должен был понимать ее и сочувствовать. И он понимал, как-никак сам когда-то был в подобном положении. Но о сочувствии тут не шло и речи. Ведь Миртл оказалась магловкой, и Реддл только рад был, что рожденная в том мире здесь подвергается травле со стороны магов. А кроме того, он терпеть не мог слез, и вид плаксы вызывал у него отвращение. Вместо того, чтобы как-то защищаться, мстить и ставить на место обидчиков, она только ревет.
«Ну да дементор с ней, с этой плаксой! — думал между тем Реддл. — Куда важнее сейчас другое. И как это я сразу не догадался, в тот самый день, когда понял, что за чудовище скрыто в тайной комнате! Ведь огромная змея именно по трубам может передвигаться, притом незаметно и по всему замку. Помещениями Слизерина всегда были подземелья, и именно под землю уходят все водостоки. Да, нет никаких сомнений, там, в туалете, и есть вход в Тайную комнату. Не случайно на кране изображение змейки. Великий Слизерин подал мне знак.»
Реддла так и подмывало отправиться к этому неработающему крану и открыть вход. Как это сделать, он теперь тоже знал. Вероятнее всего, нужен парселтанг, и только он. Теперь ему было ясно, почему никто не смог обнаружить Тайную комнату, ведь наверняка вход заколдован и не поддастся никакому заклинанию. Несмотря на охватившее его лихорадочное возбуждение Реддл, все же сдерживался. Нельзя, чтобы кто-нибудь раньше времени догадался, что именно он наследник Слизерина. В этом случае ему не удастся выполнить то, что завещал Основатель. И да, нужно подумать, как обезопасить василиска от крика петухов, которые тоже были в Хогвартсе. Заклятие немоты в нужный момент вполне подойдет. Дождавшись, когда пришла его очередь патрулировать коридоры, Реддл отправился в туалет и, оказавшись рядом с раковиной, прошипел на парселтанге.
— Откройся!
Результат превзошел все ожидания. Раковина и кран провалились под пол, и в нем открылась круглая черная дыра. При свете волшебной палочки Том увидел, что это большая труба, которая уходит резко вниз. На секунду Реддл поколебался: как же он потом вернется, но потом подумал, что наверняка Салазар Слизерин это предусмотрел. В конце концов, можно будет велеть василиску поднять его обратно наверх. Зажмурив глаза, Том шагнул в темноту и стал быстро съезжать по трубе. Прошла минута, и слизеринец оказался в огромном помещении. Здесь было темно, холодно и сыро, из чего Реддл заключил, что находится в подземелье глубоко под школой. В центре стояла высоченная статуя волшебника с суровым лицом и длинной бородой. Том сразу понял, что это Салазар Слизерин, такой, каким он, скорее всего, стал после того, как покинул школу и одиноко доживал свои годы в замке среди топей. «Ах, найти бы еще и замок! Найду, непременно найду!» — с воодушевлением думал Реддл.
Тут он посмотрел прямо в лицо каменной скульптуре и зашипел на парселтанге. «Говори со мной, Салазар Слизерин, величайший из хогвартской четверки. Твой наследник пришел.»
И сразу же открытый рот статуи зашевелился, из него сначала показалась огромная голова с гребнем, а потом толстое, с человека, туловище. В пасти чудовища извивался раздвоенный язык, и в свете волшебной палочки Том увидел, как блеснули острые клыки, но глаза гигантской змеи были закрыты. Змей приподнял над полом две трети своего туловища, а потом склонил голову к Тому, делая поклон и всем своим видом демонстрируя полную покорность.
— Приветствую тебя, мой долгожданный повелитель! Слушаю и повинуюсь наследнику величайшего из змееустов.
Реддл подошел к змее, любовно, с явным удовольствием погладил холодную чешуйчатую кожу, а потом сел на монстра верхом.
— Немедленно подними меня обратно наверх! — повелительно зашипел он.
— Как прикажешь, повелитель! — Почтительно ответил василиск, пополз по широкой трубе вверх и очень быстро поднял Реддла обратно в туалет.
— Теперь возвращайся в тайную комнату, свое надежное убежище, и жди моих дальнейших приказаний.
— Исполнять в точности твои повеления — честь для меня, мой господин! По первому зову я буду являться тебе!
С этими словами василиск уполз по трубе обратно в комнату, а Реддл на парселтанге велел ходу снова закрыться, так что ничего не говорило о его наличии.
После этого Том вышел в коридор и, наложив для безопасности дезилюминационное заклинание, тихо прошел в факультетскую гостиную, а потом и в спальню. Весь Хогвартс давно уже погрузился в сон. Крепко спали и маглорожденные студенты, даже не ведая, какая страшная опасность нависла над ними.
========== Глава 34. Наитемнейшие искусства и непростительные проклятия ==========
Через неделю все преподаватели и ученики в Хогвартсе были шокированы страшным и доселе небывалым в школе происшествием. Студента Пуффендуя Эрика Клэйдона однокурсники нашли лежащим без движения на полу у входа в гостиную факультета. Поначалу у толпы, которая чуть ли не мгновенно собралась рядом с ним, создалось впечатление, что школьник умер. Только после того, как на место прибыли директор, его заместитель, а также преподаватель защиты от темных искусств, которые тщательно осмотрели пострадавшего студента, выяснилось, что пуффендуец был подвергнут какому-то заклятию, однако жив. Еще больший ужас на всех свидетелей этого события навела надпись на стене: «Враги наследника, трепещите! Тайная комната открыта!»
Спустя некоторое время преподавателям все же удалось успокоить студентов. Призвав их сохранять самообладание, а также быть бдительными, директор Диппет попросил их разойтись и отправляться на уроки. Когда же взрослые остались одни, то Реддл, скрытый дезилюминационным заклинанием, стал слушать, о чем они сейчас станут говорить. Все произошедшее, конечно же, было его проделкой. Но Реддл решил все же не доводить дело до убийства. Причиной тому была не жалость к маглокровкам, а опасения за школу. Ведь даже одной такой таинственной смерти будет достаточно, чтобы Министерство магии приняло решение закрыть Хогвартс и отправить всех студентов по домам ради их безопасности. Однако возвращение в ненавистный приют в планы Реддла не входило. Он полагал, что самого факта открытия Тайной комнаты с последующими нападениями будет достаточно, чтобы все те, кого Салазар Слизерин считал недостойными учиться в Хогвартсе, покинули бы его. Так, по рассуждению Реддла, и школа будет работать, и грязнокровок в ней не останется. Все они наверняка испугаются чудовища из тайной комнаты, а тех из них, кто подвергнется нападению, вполне можно будет вылечить с помощью зелья из мандрагоры. Она обладает свойством возвращать жертвам различных заклятий их первоначальный вид и состояние. Правда, придется подождать, пока трава вырастет. Избежать же гибели от смертоносного взгляда василиска можно было, если не смотреть ему в глаза прямым взглядом. Об этом Реддл прочитал в старинных летописях о древних чудовищах. Поэтому он специально наколдовал зеркало и сделал все так, чтобы жертва видела лишь отражение страшных глаз.
— Вы полагаете, что надпись на стене соответствует истине? — в замешательстве спросил директор Диппет у профессоров Дамблдора и Вилкост. На его испещренном морщинами лице было написано крайнее напряжение.
— Вероятнее всего, правда! — серьезно отвечал Альбус Дамблдор.
— Но ведь Тайная комната — это всего лишь легенда. Никаких достоверных исторических подтверждений того, что она существует, нет. Да и замок неоднократно обыскивали, и никакой комнаты не было обнаружено. Колдоисторики полагают, что Слизенин так со злости сказал. Надпись на стене — это, наверное, какой-то чудовищный розыгрыш.
— Я бы на вашем месте не был столь категоричен в данном суждении, Армандо! — серьезно сказал Дамблдор.
— Да, сэр! — вторила ему профессор Вилкост. — Необходимо принять меры и обеспечить безопасность студентов. Пусть преподаватели теперь сопровождают их с урока на урок, а во внеурочное время им лучше не покидать своих гостиных, кроме как в случае крайней необходимости. Нужно также уделить особое внимание маглорожденным студентам, ведь именно они, если верить надписи, находятся в опасности.
— Разумеется, профессор! Но что с мистером Клэйдоном? Вы можете сказать, какая магия на нем? И можно ли помочь?
— Что за заклятие, я сейчас достоверно не скажу. Не знаю также, какое волшебное существо могло оказать подобное воздействие. Быть может, профессор Кеттелберг, специалист по уходу за магическими существами, нам поможет. Что до помощи бедняге, то могу лишь рекомендовать зелье из корней мандрагоры. Профессор Смит сможет вырастить ее, правда, придется некоторое время подождать. А до этого мистер Клэйдон, к сожалению, будет пребывать в таком состоянии, - печально сказала профессор Вилкост.
— Вы тоже убеждены, что в школе объявился этот пресловутый наследник? — спросил директор.
— Скорее всего, это действительно так, сэр! Прошла как раз тысяча лет с того времени, как Салазар Слизерин покинул Хогвартс. И его наследник действительно объявился в школе.
— Но кто же он? Неужели кто-то из студентов, чистокровных слизеринцев? — Директор даже не скрывал сомнения в голосе. — Нет, среди них есть, конечно, довольно одаренные в магическом плане юноши, но никто из них не обладает той силой, которая была присуща Основателям.
— Салазар Слизерин был хитер, как змея, и осторожен. Значит, и его наследник должен быть таким же. Он не захочет обнаружить себя ни сейчас, пока не добьется своего, ни потом, чтобы не отвечать за свои злодеяния. Нам всем следует быть настороже.
— Да, конечно, но сейчас давайте отправим мистера Клэйдона в больничное крыло, - сказал удрученный Диппет.
— Непременно!
И все трое вместе с заколдованным мальчиком удалились.
Руководство Хогвартса и преподаватели действительно приняли самые строгие меры безопасности. Но все эти беспрецедентные попытки уберечь студентов не дали результатов.
Всего через две недели другой пуффендуец, Амос Диггори, был найден в таком же состоянии, что и Эрик Клэйдон: живой, но словно бы окостеневший. А спустя еще некоторое время пришел черед когтевранки со второго курса и гриффиндорца-третьекурсника. Но ни один слизеринец не пострадал, поэтому все эти происшествия давали полное основание утверждать, что Тайная комната действительно существует и, более того, открыта. Большинство учителей были подавлены, а студенты-маглокровки хоть и старались не ходить в одиночку, но никто из них даже и не думал покидать школу, несмотря на грозящую им опасность. В Хогвартсе также побывали мракоборцы и специалисты из отдела образования при Министерстве магии, и всерьез обсуждался вопрос о том, не стоит ли ради безопасности маглорожденных студентов отправить их на время по домам до того, как будет найден виновник всего происходящего. Однако ни у кого не было даже малейших догадок, что за чудовище совершает эти нападения, и кто такой этот загадочный наследник Слизерина. Конечно, студенты Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя косо поглядывали на всех чистокровных учеников змеиного факультета, но этим дело и ограничивалось.
Реддл торжествовал, осознавая, что во многом уже исполнил завет своего предка. Надо еще также сказать, что изучать темные искусства он не перестал, используя доступные ему источники и возможности в запретной секции и, сдав СОВ, теперь мог посвятить их изучению больше времени, а каждый урок ЗОТИ был его триумфом, неизменно вызывающим восхищение профессора Вилкост. Некоторые полки с книгами в запретной секции были под дополнительной защитой: при попытке взять из рука натыкалась словно бы на невидимый щит. Однако регулярные посещения лавки «Горбин и Бэрк» не прошли даром, и Реддл нашел способ снять эти чары. Ознакомившись с содержанием столь тщательно охраняемых томов, староста понял, что не зря старался получить к ним доступ. «Наконец-то, наконец!» — в волнении шептал он, перелистывая страницы большой старой книги в переплете из черной кожи. Название на обложке и корешке гласило «Тайны наитемнейшего искусства», чернокнижника Экриздиса. Он был одним из сильнейших темных магов, живущих несколько столетий назад, и некогда владел замком Азкабан, ставшем впоследствии самой страшной тюрьмой в волшебном мире. При нем черная магия достигла небывалого расцвета, однако еще при жизни колдуна все, что он писал, было под запретом. А после смерти чародея даже просто хранение его книг наказывалось тюремным заключением в его же замке Азкабан.
Эта книга была как раз тем, что Реддл искал столь же настойчиво, как и Тайную комнату. В ней действительно описывался способ обрести бессмертие и никогда не умирать. Кровь прилила к бледным щекам юного змееуста, а темно-серые глаза были как у хищника. «Вот он! Вот он - способ обрести бессмертие и никогда не умирать, победить смерть. Вот неопровержимое доказательство того, что волшебство может все. Магия — сила! И кому, как не наследнику Слизерина обладать этой силой».
Но ужас заключался даже не в этих горделивых измышлениях, а в том, что именно нужно было сделать во время темно-магического ритуала для обретения бессмертия. Читая книгу, Реддл слышал, как какой-то глухой страшный голос шепчет ему в уши строки, которые он читал.
- Кто ты? — Невольно вырвалось у него.
— Я Экриздис, автор труда, который ты сейчас читаешь. Видишь ли, книгу эту я заколдовал. Так, если кто-то изучает ее из праздного любопытства или с целью противостоять темной магии, то для этого человека она ничем не отличается от обычной книги, но если читатель задумал или способен применить то, что здесь написано, то книга начинает говорить с этим колдуном голосом автора и даже способна поведать нечто, не описанное в ней. Я знаю, ты далеко пойдешь, потому что понимаешь, сколь велики возможности темной магии и, у тебя нет никаких опасений или сомнений в том, надо ли ими пользоваться. Ну а если ты все-таки заколеблешься, то я буду напоминать о себе до тех пор, пока тебе не вздумается прогнать меня. А пока до встречи!
— До встречи! — довольно ответил изумленный Реддл и продолжил чтение о бессмертии.
Получить его можно было, разделив душу на части, одна из которых запиралась посредством заклинания в некий предмет, именуемый крестражем. И тогда, что бы ни случилось в дальнейшем с таким волшебником, какая бы опасность ему ни угрожала, кусок души, помещенный в крестраж, навечно привяжет его к земле и не даст умереть. Правда, неуязвим маг будет ровно до тех пор, пока предмет с осколком души будет цел и невредим. Если же его сломать, то часть души в нем погибнет, и волшебник снова станет смертным. Посему, крестраж следовало беречь как зеницу ока. Раскалывалась же душа ужасной ценой после страшного деяния — убийства человека. И другого способа обрести бессмертие кроме как отнятие жизни у кого-то другого в этой книге не называлось. Говорил также коварный Экриздис, что «некии наиопытнейшие в темной магии колдуны, дабы большую неуязвимость получить, не один, а даже два крестража создавали». «Но почему же только два? - лихорадочно размышлял Реддл, водя по строкам тисовой палочкой. — Почему не семь? Ведь это же истинно магическое число!». Но он не нашел никаких сведений о магах, расколовших душу на семь частей и создавших целых шесть крестражей. Коварный автор позаботился не только о том, чтобы указать способ получения бессмертия, но и конкретные инструкции, как можно осуществить это намерение, дать не забыл. Целый раздел в книге назывался «Непростительные проклятья». Их всего было три, но даже за одно единственное применение любого из них к человеку виновника приговаривали к пожизненному сроку в Азкабане, и он коротал остаток своей жизни в компании дементоров. Первое из них называлось Империус. Стоило подвергнуть этому заклятию жертву, как человек становился рабом воли того, с чьих губ слетело это слово «Империо». Любой, абсолютно любой приказ исполнялся беспрекословно. Второе проклятие — Круциатус — было жутким орудием пытки, причиняющим, если верить книге, непереносимую боль. И, наконец, третье, самое страшное и необратимое, убивающее. Достаточно было произнести два слова — Авада Кедавра — и любое живое существо, которого настигало это заклинание, мгновенно падало замертво. Одной ночью во время своего дежурства Реддл решил отработать их и наколдовал для этой цели муху, которую увеличил в размерах. Несколько секунд он колебался, причем не из страха наказания: творить волшебство незаметно в случае необходимости он умел уже давно. Но осознание, что эти заклятия самые что ни на есть темные, самые страшные, заставило его засомневаться. Их недаром называли непростительными. Но тут Реддл вспомнил о своем происхождении, о завете Салазара Слизерина, о том, как уже открыл Тайную комнату, и на его красивом бледном лице появилась зловещая ухмылка.
«Замечательно! — съязвил он, обращаясь к самому себе. — У наследника Слизерина не поднимается рука на какую-то букашку! Хотя бы уж из научного интереса, желая увидеть действие заклятий, стоит попробовать. Что в этом такого?»
Реддл больше не раздумывал. Проще всего оказалось совладать с Империусом. Просто направить волшебную палочку на объект, собрать волю в кулак и повелительным голосом, каким еще в приюте случалось заставлять кого-то выкладывать правду, проговорить.
— Империо! — И насекомое словно застыло под тисовой палочкой в ожидании приказов, но уже спустя пару секунд летало по комнате, кувыркалось в воздухе, точно следуя за движениями руки Реддла. Когда же Том опустил палочку, то муха немедленно шлепнулась на землю.
Первая попытка применить Круциатус не дала результатов. И тогда Реддл вспомнил, как заманил в ловушку Эмми Бенсон и Денниса Бишопа, как злорадствовал при виде страданий задыхавшегося в петле кролика и как получал удовольствие от созерцания этих картин. В самом деле, все, что было написано в этой книге, Реддл понимал куда лучше чем, уроки Доброделова. Все эти идеи и мысли находили отклик во все больше ожесточавшейся с каждым днем душе.
— Круцио! — снова произнес он заклинание, и муха сразу же опрокинулась на спину, потом перевернулась на брюшко и стала беспомощно подпрыгивать, конвульсивно дергая лапками. Было совершенно очевидно, что насекомое испытывает адскую боль. Вскоре, однако, это Реддлу надоело. Он снял заклинание и снова задумался, не решаясь на самое последнее и страшное из всех трехнепростительных проклятий. Перед глазами вдруг неожиданно всплыло лицо Доброделова, и рука, державшая палочку, дрогнула и опустилась. Но тут взгляд Тома снова упал на книгу с черными корками, и ему показалось, что в ушах снова звучит голос того, кто писал ее, и голоса авторов других пособий по темным искусствам.
— Ну, конечно же, — ехидничал этот грубый и страшный голос. — Добрая девчонка и бескорыстный священник стали бы тебя отговаривать и предостерегать. Но где они, скажи мне на милость, со своими добродетелями? А порок между тем растет, цветет и пахнет! Дурно, конечно, пахнет, но живет же! Почему бы тебе не завершить столь успешно начатый эксперимент на такой же хорошей ноте, а? Да и продолжить потом на букашках покрупнее, вроде Стаббса и Лицемерова? Чем по своей сути они отличаются от этой мухи? Они ведь ничто, пустое место! Убери их, и ничего не изменится. Что были, что нет! Кто ты, наследник величайшего из Основателей, а кто они? Лишние, одним словом, как говорил ницшенский герой Заратустра, о котором ты читал, еще живя с маглами. Исчезни они, и мир ничего, абсолютно ничего не потеряет, разве что чище станет! Зато ты сможешь получить бессмертие, одолеть смерть! Разве не этого ты добивался? Разве не эти слова написаны на записке от Доброделова, которую ты до сих пор так бережно хранишь со все еще пустым дневником, до сих пор еще чистым и не оскверненном пустыми, ничего не значащими записями?
Последние слова о бессмертии попали в самую точку, поразили самое слабое место Реддла.
— Авада Кедавра! — почти выкрикнул он. Из волшебной палочки вырвался зеленый свет, и в тот же миг муха перестала шевелиться и замерла навсегда.
— Эванеско! — спокойно выговорил Реддл, и насекомое пропало из глаз, будто и не было его.
========== Глава 35. Непоправимое ==========
После того, как Реддл убил муху с помощью непростительного проклятья, решимости у него заметно прибавилось. Он хотел во что бы то ни стало исполнить волю своего предка и очистить Хогвартс от маглокровок. Грязнокровок, чего уж там! Как жаль, что нельзя так называть их в школе без неминуемого за то наказания. Пока что нельзя. Реддл удивлялся, как эти выродки мерзких отродий, случайно затесавшиеся среди волшебников, до сих пор не пакуют чемоданы. Или они еще и глупцы! Ну что же, придется привести им еще один аргумент, и еще один, если понадобится. Змееуст решил выпускать василиска из Тайной комнаты до тех пор, пока грязнокровки не уберутся из Хогвартса подобру-поздорову. А если нет, то пусть чудовище нападает на каждого из них и, если понадобится, убивает. Реддл дожидался удобного момента, и он скоро представился.
Был июнь, шли ежегодные экзамены, а однокурсники Тома в этом году сдавали СОВ. Все преподаватели сейчас были заняты проверкой знаний, которые студенты получили за прошедший год. В коридорах под дверями того или иного класса кучками толпились ученики. Но это было в основном до обеда, и редкий раз после него. Зато по вечерам коридоры были пусты. Студентам из соображений безопасности не разрешалось бродить по ним во внеурочное время, да они и сами сейчас не стали бы этого делать. Ученики либо отдыхали в гостиной после очередного экзамена, либо готовились к предстоящему. Реддл же, хоть и посвящал изучению книг из запретной секции значительную часть своего времени, тем не менее успевал изучать вдвое больше предметов, чем любой пятикурсник. Маховик времени сильно упрощал ему задачу. Начиная с третьего курса декан Слизнорт выдавал ему во временное пользование для учебы этот редкий артефакт. Кроме того, Том замечательно исполнял свои обязанности старосты, и часто преподаватели ставили его в пример другим не только за успехи в учебе, но и за безупречное поведение и самодисциплину. Только профессор Дамблдор не доверял ему и по возможности старался следить. Поэтому Реддл и осторожничал, не нарушал правил, если была хоть небольшая вероятность, что об этом кто-то узнает.
Так во время своего очередного дежурства, патрулируя пустые коридоры, Том сперва услышал рыдания, а потом увидел бегущую по коридору Миртл. Слизеринский староста, конечно же, знал, куда она направляется. Вероятно, Оливия Хорнби опять дразнила плаксу из-за ее очков, и обиженная девочка снова побежала в туалет, чтобы там прореветься. “То, что нужно!” – пронеслось в голове у Реддла, и он быстро наложил на себя дезилюминационные чары, чтобы пуффендуйка его не заметила, и тихо последовал за ней. Несмотря на то, что после всех предыдущих нападений обитатели Хогвартса, от директора до завхоза, были настороже, Реддл не мог упустить такую удачную возможность снова преподать грязнокровкам урок и сделать очередное страшное предупреждение. Ведь Миртл облюбовала туалет, где как раз вход в Тайную комнату, и василиску не нужно будет проползать ползамка до очередной жертвы. Он покажется совсем ненадолго, так что никто ничего не поймет. Да и плакса в очках, и кроме оцепенения ей ничего не грозит. Через несколько дней будут собирать мандрагору, приготовят из нее зелье и всех расколдуют. Но после очередного нападения под конец года эти грязнокровки должны будут хорошенько подумать, стоит ли возвращаться осенью в школу. Захваченный этой мыслью, Том осторожно вошел в туалетную комнату, где журчала вода, приглушая доносившийся из кабинки голос Миртл.
- Откройся! – прошипел Реддл на парселтанге. Раковина в очередной раз отъехала в сторону, и вскоре василиск выполз наверх к ногам змееуста. На этот раз Том не стал наколдовывать зеркало, полагая, что очки плаксы сыграют свою защитную роль. Да и в кабинку это самое зеркало не поставишь.
- Покажись грязнокровке, посмотри на нее, когда она выйдет! – тихо прошипел Реддл.
- Как прикажешь, повелитель! – покорно отозвалось чудовище.
Как раз в этот момент щелкнул замочек на двери кабинки. Вероятно, девочка услышала их, и шорох показался ей подозрительным.
- Кто здесь? – спросила она, открывая дверь. – Если мальчишка, то убирайся вон! – А-а-а!
Огромная змея поднялась над полом так, что ее голова оказалась на уровне глаз Миртл. И только сейчас Реддл увидел, что на покрасневших от слез глазах нет очков, их девчонка держит в руке. “Ну да, ведь она же терла их!” – осенила змееуста очевидная, но запоздалая мысль. Сам он не плакал со времени гибели Мэри и ухода в мир иной Доброделова, и потому не учел эту простую деталь.
- Нет! Остановись! – прошипел он команду василиску, но было уже поздно. Успев лишь коротко вскрикнуть, Миртл упала прямо в лужу как подрубленная. Том бросился к ней и в две секунды убедился в страшном: девчонка в самом деле умерла. Глядя в пустые, ничего не выражающие глаза, склонившись над безвольно распростертым на сыром кафельном полу телом, Реддл почувствовал, как у него задрожали руки и ноги. Только сейчас, несколько секунд назад в комнате была смерть, которая забрала свою жертву. И это он, он, Том Марволо Реддл, накликал ее.
Схватившись за голову, он бросился к двери, прочь отсюда, от этого трупа! Сердце заполнилось мучительным сожалением и чувством огромной вины от непоправимого поступка. В первые секунды хотелось выплеснуть ее, поведать кому-то, Слизнорту, Вилкост. Реддл бежал по коридору, а за ним быстро скользил по полу василиск.
- Что-то не так, господин? – почтительно осведомился он.
- Ползи к себе! – недовольно прошипел Реддл и, видя, что гигантская змея замерла в недоумении, коротко приказал.
- Вон с глаз моих!
Склонив голову с петушиным гребнем, василиск развернулся и пополз обратно в туалет, а Том остановился, стирая со лба холодный пот и стараясь унять дрожь.
- Что же это я? Куда и к кому? Туда же нельзя! Нельзя! Сейчас он со всей ясностью осознал последствия того, что натворил. Его сразу же исключат из Хогвартса! Да что там исключат! Еще солнце не успеет взойти, как он уже будет в Азкабане под надзором дементоров. Нет, рассвета в этом случае он уже не увидит! Нести такое наказание, расплачиваться за содеянное Том явно не хотел. И ноги сами собой понесли его в подземелья, в спальню старосты. Задернув изумрудный, расшитый серебром полог, Реддл безуспешно пытался заснуть. Он с головой залез под одеяло, но оно, конечно, не могло спрятать его от преследований и угрызений совести.
На другой день, когда было обнаружено тело Миртл, в школе поднялся настоящий переполох, ведь ни одно из нападений еще не заканчивалось смертью. Студенты позабыли даже о еще не сданных экзаменах и сидели в своих гостиных под надзором старост и кого-то из учителей. Не было слышно веселого ребячьего гомона, который бывает под конец учебного года, а только слышались беспокойные тихие перешептывания. Том машинально исполнял обязанности старосты, в то время как на душе у него был неприподъёмный камень, сбросить который не было никакого средства, кроме как сознаться во всем самому, а этого ему тоже не хотелось. Том ответил на все вопросы, которые ему задал Слизнорт, интересующийся, не видел ли дежуривший как раз в эту ночь староста чего-нибудь странного, подозрительного или страшного. Реддлу стоило больших усилий дать на них ответы. Он все боялся, что его ложь будет обнаружена, однако неизменное самообладание и всегда сдержанно-вежливая манера вести беседу выручили его. Да и профессор Слизнорт доверял своему лучшему ученику и не заметил ничего необычного в его словах и поведении. Вечером же Реддла ждал еще один удар, усугубивший и без того поганое состояние на душе.
========== Глава 36. Как невинный за виновного расплатился. Часть 1 ==========
- Ну что, Реддл? – заговорил Сигнус Блэк, который из зависти последний год полностью игнорировал Тома, не говоря уже о том, чтобы завести с ним беседу. – Советую тебе паковать свой запылившийся чемодан да припрятать волшебную палочку. Все равно на магловской помойке она тебе не понадобится. Школу со дня на день закроют!
- Что ты мелешь, Блэк! Хогвартс не могут закрыть! По крайней мере я, как староста, знал бы об этом.
- Ой-ой, староста! – закривлялся Сигнус. – А ни директор, ни декан тебе не докладывают о своих решениях. Зато мои родители являются членами Попечительского совета и имеют связи в Министерстве. Мама сегодня прислала мне сову, и в письме сказано, что Хогвартс решено закрыть. И все из-за этих плебеев! Видите ли, для них здесь опасно. Ну так пусть бы паковали свои манатки, чистокровные-то здесь при чем? Родители, конечно, возражали, но остались в меньшинстве. В конце концов, учебный год все равно завершился, и студенты разъедутся по домам. Если, конечно, таковой имеется! – глумился Сигнус. – А тебе, похоже, придется отправиться к маглам.
Известие о том, что Хогвартс закроют, взбудоражило студентов, а о Реддле и Блэке все как-то забыли. Один лишь Родольфус сказал Тому.
- Если все это правда, то поедем к нам!
- Ой, Дольф, ты прямо как верный пес перед ним на задних лапках ходишь. Что, сдал-таки все-все? Даже по истории магии получил “Выше ожидаемого”! Похоже, на коротком поводке тебя держит наш полукровный староста!
- Том с трудом сдержался, чтобы не бросить в лицо Блэку правду о своем происхождении, но промолчал, взмахнув при этом волшебной палочкой. Сигнус сразу же умолк, а кроме того, вдруг принялся кружиться в вальсе по гостиной с воображаемой партнершей и не мог остановиться, видимо, находясь под действием заклятия. Слизеринцам поначалу это показалось забавной шуткой, но когда Блэк в изнеможении рухнул на пол, не в силах встать, то стали смотреть на Реддла со страхом.
- Заклятие “Неутомимый танцор”! – прошептал Абраксас Малфой.
- Верно! – кивнул в ответ Реддл. У него не шли из головы слова Сигнуса, к которому староста успел применить легилименцию и увидел, что Блэк сказал правду. Ну или по крайней мере считает все правдой. Перспектива закрытия Хогвартса и возвращения в приют повергла Тома в ужас, и он решил окончательно во всем убедиться. Но тут в гостиную вошла профессор Вилкост.
- Мистер Реддл!
- Да, профессор!
- Прошу вас немедленно пройти к директору. Он ждет и хочет поговорить с вами.
- О чем, мэм? – сердце Реддла забилось от волнения и страха.
- Не знаю, – искренне отвечала преподаватель ЗОТИ. – Думаю, он сам вам скажет.
Реддл быстро вышел из гостиной, сопровождаемый недоуменными взглядами слизеринцев, и направился к кабинету профессора Диппета. Он еще несколько дней назад подал прошение на имя директора, в котором выразил желание в очередной раз провести каникулы в школе, и теперь жаждал знать на него ответ.
В круглом кабинете Армандо Диппета было все, как всегда. Живые портреты директоров-предшественников дремали в своих рамах, видимо, устав обсуждать последние события, и потому сейчас ничего не говорило о том, что в школе творятся странные и страшные вещи. Нынешний же директор сидел в своем кресле и читал письмо при свете свечи. Он сильно осунулся и еще больше полысел за последнее время. Волшебник со вздохом поднялся, подошел к окну и стал задергивать шторы. День клонился к закату, небо за окном было рубиново-красным. Директор в своих мрачных раздумьях даже не заметил Тома, и ему пришлось постучать, чтобы обратить на себя внимание. В конце концов, сейчас нужно быть предельно вежливым и осторожным.
- Войдите, – произнес Диппет слабым голосом.
Снимая остроконечную шляпу, Том прошел на середину кабинета и встал рядом со столом директора.
- А, Реддл, - сказал он.
- Вы хотели меня видеть, профессор Диппет? – Том очень нервничал, и сейчас это было заметно. Он боялся расспросов о событиях прошлой ночи, хотя уже и говорил об этом с деканом, но опасался, что на сей раз чем-нибудь себя выдаст.
- Садись, предложил Диппет. – Я только что прочитал твое письмо. Мой дорогой мальчик, - мягко заговорил Диппет, - я просто не могу разрешить тебе остаться на лето в школе. Ведь, наверное, тебе хочется побывать дома на каникулах?
“Ну вот!” – недовольно подумал Реддл. – “Наверное, из ума начал выживать, раз забыл, почему последние годы я провожу лето в Хогвартсе. Хотя, ведь это декан больше в курсе, а не директор.”
- Нет, - сразу же ответил Реддл. – Я предпочел бы остаться в Хогвартсе, чем возвращаться к этим…к этим… - Реддл едва не сказал “мерзким отродьям”, но вовремя спохватился.
- Ты раньше жил на каникулах в магловском приюте для сирот, я полагаю?
- Да, сэр. – Реддл слегка покраснел, потому что испытывал по этому поводу стыд, хоть и неуместный.
- Ты урожденный маггл?
- Полукровка, сэр. – Отец магл, мать колдунья.
Реддл специально решил это сказать, дабы избавить себя от малейших подозрений с чьей бы то ни было стороны.
- Что с твоими родителями?
- Моя мать умерла сразу после моего рождения, сэр. В приюте мне говорили, что она только успела дать мне имя. Том – в честь отца, Марволо – в честь деда.
Диппет сочувственно вздохнул.
- Принимая во внимание особые обстоятельства, можно было бы пойти тебе навстречу, но в школе сейчас такая ситуация…
- Вы имеете в виду нападения, сэр? – спросил Реддл.
- Именно! – ответил директор. – Мой милый мальчик, ты должен понять, сколь неразумно было бы позволить тебе остаться в замке после окончания семестра, особенно в свете последней трагедии…смерти этой несчастной девочки. Тебе будет гораздо безопаснее далеко отсюда в твоем приюте. В Министерстве магии идет разговор о закрытии школы. Ведь мы пока, увы, ни на йоту не продвинулись к установлению причин этих неприятностей.
Глаза Реддла расширились. “Нужно всего лишь не открывать Тайную комнату снова.”
- Сэр… Но если этот человек будет схвачен… Если все это прекратится…
- Что ты хочешь сказать? – Голос Диппета сорвался на фальцет, директор подскочил в кресле. – Реддл, тебе что-то известно об этих нападениях?
- Нет, сэр, - поспешно ответил Реддл, понимая, что сказал лишнее. Диппет, слегка растерянный, упал обратно в кресло.
- Можешь идти, Том!
Реддл соскользнул с высокого стула, вышел из комнаты, спустился по лестнице к Горгулье и остановился в напряженных размышлениях. Снова перед ним стоял образ мертвой Миртл, но перед перспективой закрытия школы он тускнел, а сожаления о содеянном развеивались точно туман под горячим солнцем. “Не это сейчас, не это!” – отчаянно прогоняя неприятную мысль и покусывая губу, думал он. “Я не намеревался убивать, просто обстоятельства так сложились!” – оправдывал Том сам себя. Подобным образом он размышлял почти шесть лет назад, когда заманил в подземную пещеру Эмми Бенсон и Денниса Бишопа, и еще раньше, накликав смерть на Энтони Бенсона. Но тогда у него хотя бы были и причина, и оправдание. А сейчас? Разве Миртл похожа на Бенсона? Нет, она сама жертва. А вот Том поступил почти точно так же, как и убийца Мэри. Но Реддл тут же отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи. “Стоит ли терзаться совестью из-за какой-то никчемной грязнокровной плаксы? Ну, что с того, что погибла? Такая, значит, у нее судьба! А вот что делать, чтобы школу не закрыли? К маглам я ни за что не поеду!” – лихорадочно размышлял слизеринец. И тут он подумал о гриффиндорце Рубеусе Хагриде, который так часто нарушает школьные правила и, более того, питает нездоровый интерес ко всякого рода страшилищам, считая их вполне себе безобидными. Хорошо, что тогда он согласился никому не говорить о его питомце в обмен на книгу о чудищах. “Эврика! Нечего сомневаться!” – как молния мелькнула в голове мысль. Теперь он уже не удивлялся, что так легко решил свалить свою вину на другого. В самом деле, тот, кто сумел оправдать совершенное убийство, тот и невинного подставит не задумываясь. Реддл бросился прочь и не встретил по дороге ни одной живой души. Только в холле его окликнул декан Гриффиндора.
- Том, что это ты блуждаешь в такую поздноту?
- Я был у директора, сэр! – сказал он в ответ. Дамблдор же бросил на него уже знакомый глубокий пронизывающий взгляд, словно желал заглянуть в голову. Том быстро вспомнил свой недавний разговор с Диппетом.
- Ладно, возвращайся к себе. Лучше сейчас не гулять по коридорам с тех пор, как…
Он тяжело вздохнул, пожелал Реддлу спокойной ночи и пошел дальше. Том дождался, пока тот скрылся из виду, и со всей быстротой поспешил вниз по каменным ступеням в подземные помещения к кабинету зельеварения. Факелы не горели, Том прикрыл дверь, оставив узкую щелку, и стал наблюдать за коридором. Так он простоял довольно долго и уже было забеспокоился, что гриффиндорец не придет сегодня к своему пауку, как вдруг услышал его шаги. Реддл беззвучно, как тень, выскользнул в коридор и двинулся следом. Потом послышался скрип отворяемой двери и хриплый шепот.
- Ну иди… Давай… Иди сюда, ко мне… Вот так… Теперь в коробку…
- Добрый вечер, Рубеус! – Громко произнес Реддл, так что великан от неожиданности вздрогнул, быстро захлопнул дверь и выпрямился.
========== Глава 37. Как невинный за виновного расплатился. Часть 2 ==========
— Что ты делаешь здесь, Том?
Реддл подступил ближе.
— Все кончено, Рубеус. Я все о тебе расскажу. Ведь если нападения не прекратятся, школу закроют.
— Ты что это…
— Я думаю, ты никого не замышлял убить. Но из чудовища мирного домашнего зверька не сделаешь. Ты выпустил его просто для разминки, чтобы он немного побыл на свободе…
— Он никогда никого не убивал! — закричал парень, придавив спиной закрытую дверь, из-за которой доносилось странное шуршание и пощелкивание.
— Слушай, Рубеус, — Реддл подошел ближе. — Завтра приедут родители погибшей девочки. Самое меньшее, что Хогвартс может сделать для них — убедить, что тварь, убившая их дочь, уничтожена…
— Это не он убил! — загремел Хагрид. Его голос громким эхом прокатился по темному коридору. — Он… нет, он никогда… он не может!
— Отойди в сторону! — приказал Реддл, вытаскивая волшебную палочку.
Заклинание осветило подземелье яркой вспышкой огня. Дверь за спиной верзилы распахнулась с такой силой, что его отбросило к противоположной стене, а в проеме глазам Тома предстало чудище. «Замечательно! - быстро подумал Реддл. — «Хорошо подрос».
Огромное, приземистое, мохнатое тело, неразбериха бесчисленных черных ног, мерцание множества глаз и пара острых, как бритва жвал — паук огромных размеров. Реддл снова поднял волшебную палочку, но опоздал. Спасаясь бегством, чудище перекатилось через него, пронеслось по коридору и пропало из глаз. Реддл с трудом поднялся на ноги, глядя ему вслед, опять взялся за палочку, но великан прыгнул на него, вырвал палочку и, швырнув ее на пол, дико заорал: «Нет!»
— Остолбеней! — изловчившись и направив палочку на Хагрида, крикнул Том, и великан замер как изваяние. Однако паук уже скрылся с глаз. Тогда Реддл снова бросился со всех ног к кабинету директора. В дверях он столкнулся с Диппетом, который удивленно взглянул на студента.
— Том, почему ты все еще не в спальне? Я буду вынужден снять со Слизерина очки.
— Сэр, простите меня, но на то есть серьезная причина. Я, кажется, знаю теперь, кто стоит за всем этим.
— Неужели! — воскликнул директор. — В таком случае, Том, ты просто обязан поведать нам все, что тебе известно.
— Профессор, я предпочел бы показать вам все.
— Ты хочешь воспользоваться Омутом памяти?
— Да сэр, вы сможете своими глазами увидеть мои воспоминания.
— Сначала я приглашу профессора Дамблдора и деканов факультетов. Мы просмотрим их вместе.
— Как вам будет угодно, сэр! — ответил Реддл чуть обеспокоенным тоном.
Тут Диппет снял с полки большую каменную чашу на толстой ножке и протянул ее Тому.
— Вот Омут памяти. Ты знаешь, как помещать в него воспоминания?
— Да, сэр!
Реддл поставил чашу на стол, сел рядом и поднес к своему виску волшебную палочку. Он потянул из головы некое подобие тонкой серебристой нитки, а затем направил ее в чашу, на дне которой сразу же появилась странная субстанция — не вода и не газ. Это и были воспоминания: последнее, самое свежее, и еще тот день, когда он первый раз застал Хагрида за кормлением Арагога. Правда, это воспоминание он слегка подкорректировал. Никто не должен был знать, что Рубеус давал ему книгу о чудищах.
— Сэр, — снова обратился староста к директору, передавая тому чашу. — Чудовищу, к сожалению, удалось сбежать, но сам человек, причастный к нападениям, сейчас находится в подземелье возле класса зельеварения под действием оглушающего заклятия.
— Я велю Филчу позвать также и его.
Через некоторое время все были в сборе: директор, четыре декана, Том и, наконец, Рубеус. Преподаватели и директор поочередно опускали голову в чашу, просматривая воспоминания и спустя какое-то время выныривая обратно.
— Какой ужас, Хагрид! — были первые слова директора. — Как вы могли!
— Я… это, не виноват! Арагог, он смирный и никого не убивал. Вот! — пролепетал Хагрид в ответ свои косноязычные оправдания.
— Что за чушь вы говорите! — возмутилась профессор Вилкост. — Привезли в школу жуткое чудовище, нападавшее на студентов, и вместо того, чтобы во всем повиниться, еще смеете оправдываться!
— Какая жалость, что акромантул все же сбежал! — вторил ей декан Пуффендуя. — А мне ведь еще предстоит завтра объясняться с родителями погибшей девочки.
— Как и мне! — вздохнул Диппет, а потом обратился к Дамблдору, который до сих пор еще не вымолвил ни одного слова.
— Что же вы молчите, Альбус? Или дар речи потеряли от проделок вашего подопечного? Что же, неудивительно.
— Нет, дорогой Армандо. Просто, несмотря на то, что Хагрид тайно держал в Хогвартсе акромантула, я все же не уверен в его вине. И вам советую не судить столь поспешно. Не думаю также, что именно это чудовище нападало на студентов и убило мисс Миртл.
— Да что вы такое говорите! — повысил голос Диппет. — Я, конечно, понимаю, вы желаете заступиться за своего студента, но в данном случае это совсем неуместно. Хотелось бы, чтобы вы оценивали ситуацию, людей и их поступки более объективно.
— Я именно этим и занимаюсь! — спокойно и дружелюбно отозвался Дамблдор. — Ну, посудите сами: то оцепенение, в котором до сих пор находятся все пострадавшие, а также отсутствие каких-либо травм у них и у погибшей, плохо вяжется с нападением акромантула. Вы согласны?
— Мерлин с вами, профессор Дамблдор! — воскликнула Галатея Вилкост. — Даже взрослый и храбрый волшебник оцепенеет от страха при одном взгляде на такое страшилище. Что уж говорить о детях!
— Но ведь у нас, по существу, нет других доказательств вины Рубеуса, кроме слов мистера Реддла.
Том почувствовал на себе пристальный взгляд голубых глаз в очках-половинках и сосредоточился на последнем разговоре с Хагридом.
— А как же все его предыдущие номера, а? Нет, Хагрид, конечно, не злодей и, как всегда, не замышлял ничего дурного, но подобная преступная безответственность и всегдашнее пренебрежение правилами не на много лучше. Для меня как директора слово старосты и образца дисциплинированности намного выше слова постоянного нарушителя, склонного к авантюрам.
— Но после первого нападения, — не унимался Дамблдор, — на стене была оставлена надпись, что открыта та самая пресловутая Тайная комната, которую оставил Салазар Слизерин для своего наследника. Вам не кажется странным, что этот наследник оказался в Гриффиндоре?
На несколько секунд все замолчали, а потом заговорил профессор Слизнорт.
— Альбус, но вы ведь не хуже меня, декана Слизерина, знаете, что наш дорогой Салазар был очень хитер и непоколебим в намерении любой ценой достичь задуманного. Он бы не желал, чтобы его наследнику помешали, и поэтому надежнее для него быть в Гриффиндоре. Вот уж никому не придет в голову искать его там.
— Я скорее поверю, что мистер Реддл — наследник Слизерина, - со всей серьезностью заговорил Дамблдор, снова внимательно глядя на Реддла. — Он очень сильный волшебник и при этом говорит на парселтанге.
— Вы тоже сильный волшебник, куда сильнее любого из нас, и, если не ошибаюсь, тоже умеете говорить со змеями, - с иронией парировала профессор Вилкост.
— Да вы с ума сошли! — встрепенулся Слизнорт, тоже в свою очередь вступившийся за своего ученика. — Может не стоит уже перекладывать все с больной головы на здоровую! Вы, возможно, убедитесь в том, что мистер Реддл никак не может быть наследником Слизерина, когда вспомните, что он полукровка. Вряд ли основатель змеиного факультета и ярый поборник идей чистокровности согласился бы на такое. От вашего нелепого предположения он, наверное, в гробу перевернулся.
Профессор Дамблдор все это время пристально и с подозрением, не переставая, смотрел на Реддла, и он, в свою очередь изо всех сил старался сохранить хладнокровие, необходимое для того, чтобы правильно применять окклюменцию и спокойно тасовать в голове воспоминания, точно колоду карт для того, чтобы вытащить именно то, что нужно.
— Между прочим, - продолжал тем временем разошедшийся Слизнорт, — Том подвергался серьезной опасности и когда патрулировал коридоры прошлой ночью, и когда захотел собственноручно избавить школу от чудовища.
— Не даром же защита от темных искусств — его любимый предмет! — с нотками гордости в голосе произнесла профессор Вилкост. — Храбрость, достойная Гриффиндора.
— Однако Распределяющая шляпа отправила его в Слизерин, - возразил Дамблдор. — Или вы, Галатея, будете подвергать сомнению ее выбор?
— Нет, что вы.
— Впрочем, сейчас это неважно. Но, может быть, мистер Реддл поведает нам, почему в ночь гибели мисс Миртл он не приметил ничего подозрительного, проверяя коридоры.
— Сэр, — спокойно заговорил Реддл. — Я проверял лишь коридоры, а не классы и уж тем более не туалеты для девочек.
— Но вы, должно быть, что-то слышали?
— Ничего, профессор! — продолжал невозмутимо лгать Том. — Скорее всего, все произошло до или, наоборот, после того как, я проверил этот этаж.
— Но почему же вы ничего не сообщили о том, что Хагрид держит такое чудовище? — продолжал допрос профессор Дамблдор.
— Сэр, я глубоко сожалею, что допустил такую оплошность. Но тогда этот паук вовсе не представлялся мне опасным. Я всерьез полагал, что это самый обычный паук, несколько увеличенный в размерах с помощью несложных заклинаний. Вот и все! Ведь уход за магическими существами — это одна из немногих дисциплин в Хогвартсе, которую я не изучаю. Теперь понимаю, что напрасно. Тогда этих нападений не было бы.
— Том, дорогой, — ласково заговорил Слизнорт. — У тебя и без того очень плотное расписание! Куда уж еще уход за магическими существами!
— Я виноват, что не поставил тогда вас в известность, сэр! — обратился он к директору Диппету. — Но мне не хотелось тревожить вас по пустякам, каким показалась мне эта блажь Рубеуса завести себе питомца, которых нет в списке разрешенных — сова, кошка или жаба. Не смотря на его нездоровый интерес ко всяким страшилищам, я все равно не мог представить, что он додумается до того, чтобы притащить одно из них в школу. Кроме того, некоторые студенты держат крыс, и мы смотрим на такое сквозь пальцы. В конце концов, это ведь не походы в Запретный лес и не шатания по коридорам во внеурочное время, хотя за последнее я баллы, конечно, снял. Еще раз прошу простить меня.
Указывая на свою вину сам, Реддл рассчитывал на обратный эффект, а именно, что его не станут осуждать, но будут оправдывать. И не ошибся, когда так и случилось.
— Мистер Реддл, — заговорил Диппет. — Вам совершенно нет нужды оправдываться, потому что вашей вины здесь быть не может. Мы все и так безмерно благодарны вам за оказанную школе неоценимую услугу. Надеюсь, после того как удалось найти виновного, а чудовище сбежало, Хогвартс все-таки не закроют. В этом случае я, естественно, удовлетворю вашу просьбу остаться здесь на лето. Ну и, конечно же, вы достойны награды, мой дорогой мальчик. Я немедленно буду ходатайствовать за вас в Министерство, и с большой долей вероятности могу сказать, что как только семестр закончится, вам в торжественной обстановке будет вручен кубок «За заслуги перед школой».
— Армандо, а не слишком ли вы спешите? — поморщился Дамблдор. — Не должны ли мы выслушать и версию Хагрида о произошедшем? Ведь так будет справедливо.
— Ну что же, пусть и Рубеус расскажет нам, как все было.
Однако Реддл не боялся того, что может поведать Хагрид. Он предвидел такой поворот событий и потому, пока профессора просматривали воспоминания, скорректировал память гриффиндорца так, чтобы все совпадало с тем, что он и сам извлек из своего мозга в Омут памяти. Теперь Хагрид не помнил, что Том брал у него книгу о чудищах. Поэтому великан и не возражал против слов старосты Слизерина.
— Хагрид, - пытался подбодрить студента Дамблдор. — Скажи, все и в самом деле было так, как говорит мистер Реддл?
Рубеус залился краской, а его огромные руки дрожали. Было совершенно очевидно, что он взволнован выше всякой меры.
— Ну… - замялся он. — Так-то оно так. Но Том ошибается. Да! Арагог никого не убивал! — На глазах Хагрида показались слезы. Похоже, он за своего питомца волновался больше, чем за себя. — Я ведь прочитал об акромантулах в книге о чудищах. Во как! Да и к любому зверю стоит найти подход, и он станет как ручной. Вот Арагог-то такой смирный, такой послушный был! Велишь ему — и сразу в свой ящик лезет. Ох, пропадет он теперь! — И великан заплакал.
— Слыхали, Альбус? — возмутилась преподаватель ЗОТИ. — Монстр на студентов нападал, одну ученицу даже убил, а у мистера Хагрида вся забота — его акромантул пропадет! Возмутительно! И слова мистера Реддла он, заметьте, не отрицает.
— Это не Арагог убил! — воскликнул Хагрид. — Он всегда в секретной каморке в своей коробке под замком сидел. Только со мной и гулял!
Реддл же невозмутимо молчал, стараясь скрыть превосходство во взгляде.
— Ну, теперь все понятно, - многозначительно кивнул директор. — Вот вам и разгадка пресловутой Тайной комнаты!
— Похоже, больше мы от мистера Хагрида ничего не добьемся, - грустно сказал профессор Смит.
— Ну почему же? — вновь спросил декан Гриффиндора. — Есть прекрасный способ установить истину. Мистер Реддл, как я знаю, хорошо сведущ в окклюменции, и не удивлюсь, если и легилименцию наряду с другими приемами работы с человеческой памятью он также освоил. Посему, воспоминания, которые мы с вами просмотрели, не могут быть достаточным свидетельством чьей-либо вины или невиновности. Но наложенные заклятия памяти довольно умело разрушаются искусным волшебством.
— И? — спросил Слизнорт, догадавшись, на что намекает коллега.
— Да-да, Гораций, вы правильно поняли, к чему я веду. Способ этот по вашей части. Достаточно дать мистеру Реддлу и мистеру Хагриду по несколько капель сыворотки правды, и истина будет видна как на ладони. Ведь это зелье не позволит солгать.
— Альбус, я не держу у себя такого зелья, которое нужно главным образом мракоборцам из Отдела магического правопорядка. Я, конечно, могу его сварить, но ведь и вам известно, что оно должно настаиваться в течение всего лунного цикла, значит через месяц мы его получим.
— Нам нет нужды ждать так долго, Гораций, - парировал Дамблдор. — Думаю, наши доблестные мракоборцы не откажут нам в этой маленькой услуге и с удовольствием помогут установить истину.
— Раздери вас гиппогриф, Альбус! — не сдержавшись, выругался директор. — Вы и в самом деле заходите слишком далеко! Здесь, между прочим, школа, а не Азкабан. И перед вами не прожженный черный маг, погрязший в темных искусствах и непотребных делах, а всего лишь студент! Лучший студент, гордость школы! Когда ситуация и так яснее ясного, то ваше предложение — это просто унизительно! Вы еще порекомендуйте допросить мистера Реддла под воздействием Империуса, когда тоже невозможно лгать! Или, еще похлеще, заставить его сознаваться под Круциатусом? Ведь, между нами говоря, в исключительных случаях, мракоборцы могут не брезговать и непростительными проклятиями. Сыворотка правды, между прочим, имеет массу побочных и зачастую вредных для здоровья эффектов. Но даже если и это средство подтвердит вину Хагрида, вы все равно не поверите, и станете утверждать, что мистер Реддл принял антидот от сыворотки правды.
— И это тоже возможно! — серьезно сказал Дамблдор. - Ведь мистер Реддл — завсегдатай в запретной секции при библиотеке Хогвартса.
— Я дала ему разрешение на это, профессор! — повысила голос Галатея Вилкост. — И ничуть не жалею. За те почти пятьдесят лет, что я преподаю ЗОТИ, у меня не было более талантливого ученика. Да и у вас по трансфигурации тоже.
— Уже так поздно, что скоро станет рано, — заметил Слизнорт. — Не пора ли нам прекратить эту бесполезную дискуссию?
— В самом деле, вы правы, Гораций. Что до мистера Хагрида, то было бы жестоко отправить его в Азкабан, ведь он несовершеннолетний и, более того, не хотел никого убивать. Однако исключить его из Хогвартса и лишить волшебной палочки просто необходимо! — вынес свой вердикт директор Диппет. — Я передам все сведения в Министерство магии и думаю, со мной согласятся.
Услышав о своем исключении из школы и о том, что ему больше никогда не будет позволено заниматься волшебством, Хагрид схватился за голову и заплакал в голос. Профессор Дамблдор тщетно пытался успокоить его.
— Не стоит все же спешить с решением, Армандо!
— Нет, Альбус, все уже решено! — отрезал Диппет, и декан Гриффиндора понял, что в своем сомнении относительно виновности Хагрида он одинок, и потому оставил попытки дальнейших препирательств.
— Том, дорогой, завтра, а точнее сегодня, у тебя экзамен по зельеварению, но я понимаю, что ты, должно быть, очень устал за эти две последние бессонные ночи, и у тебя не было времени на подготовку. Поэтому разрешаю тебе сдать экзамен в другое время.
— Ну что вы, сэр! — почтительно отвечал староста факультета. — Я не смею отнимать у вас драгоценное время и явлюсь на экзамен вместе со всеми.
Профессор Дамблдор снова бросил на Тома пристальный подозрительный взгляд и, не сказав больше ни слова, вышел из директорского кабинета вместе с рыдающим Хагридом, у которого директор уже забрал волшебную палочку.
Поле боя целиком осталось за Реддлом.
========== Глава 38. Дневник-крестраж ==========
К себе в спальню Том вернулся, когда уже начало светать. Он привык вставать рано и потому даже не стал ложиться, а просто сидел на кровати, предаваясь размышлениям. С одной стороны, Реддл был очень рад, что Хогвартс теперь не закроют, и он, как хотел, останется в школе до сентября, никто никогда не проведает о его делах и, более того, ему в скором времени вручат почетную награду — Кубок школы. Такой же кубок, который вручали команде-победителю в турнире по квиддичу, и который воплощал собой мечту не только игроков, но и всех студентов факультета. А сейчас такая награда будет вручена даже не команде, а ему одному. На сопроводительной к кубку табличке будет выведено его имя, и каждый посетитель Зала славы сможет его прочитать. Настоящий триумф! Но одна, казалось бы, самая незначительная деталь этот триумф омрачала. Так ложка дегтя способна испортить целую бочку сладкого меда. Реддл один знал, что эта награда не только на заслуженна им, но напротив, сама собой будет говорить и напоминать ему об очередном подлом поступке. По понятным причинам Том старался об этом не думать, затолкать неприятную мысль в самые отдаленные уголки сознания.
Перед обедом Реддл сдал экзамен по зельеварению — последний в этом учебном году. И конечно, сдал привычно легко и однозначно на «Превосходно». Во время прощального пира в Большом зале по случаю начала каникул Том был награжден в присутствии всей школы, но в эти моменты он не испытывал ни радости, ни торжества, хотя и знал, что любой из тех учеников, кто смотрел на него, желал бы оказаться на его месте. С ничего не выражающим и по виду спокойным лицом Реддл выслушал торжественную речь директора Диппета, присудившего Слизерину целых шестьдесят очков за раз, принял из его рук награду, смотрел на довольные лица слизеринцев и желал только одного: чтобы все это поскорее закончилось. Перед сном же в гостиной еще какое-то время терпеливо сносил искренние поздравления Родольфуса и некоторых других слизеринцев из его компании. Когда же все, наконец, угомонились, улеглись по своим постелям, и в подземелье снова воцарилась тишина, то Реддл опять остался наедине с собой. Настроение было скверное, ужасное, никакое, одним словом. В ушах все раздавались горестные рыдания так несправедливо и жестоко наказанного гриффидорца, и перед глазами он стоял как живой, утирая огромными руками крупные слезы. Чтобы как-то отвлечься, Том пробовал вспомнить, что читал в «Тайнах наитемнейшего искусства», и в конце концов, это ему удалось. Снова ехидный злобный голос как будто нашептывал ему в оба уха.
— Что это ты приуныл, а? Ведь по логике вещей тебе бы полагалось, как минимум, радоваться, что так удачно выкрутился из всей этой истории, и не только вышел сухим из воды, но еще и в школе останешься на каникулы, как и хотел. Что тебе этот Хагрид? Его проблемы — не твои! Лучше подумай, какой удачей обернулась для тебя смерть Миртл! Салазар Слизерин так бы и поступил. Ты все же убил! Да, не специально! Да, не смертельным проклятьем из волшебной палочки, а при помощи василиска, но убил! А значит, уже в следующее новолуние сможешь провести обряд, создать крестраж и обрести вожделенное бессмертие!
— Да! — восторженно отвечал Реддл. Выражение его лица снова делалось хищным, а взгляд жестким. Он уже перестал сожалеть обо всем, что сотворил и с Миртл, и с Хагридом. Действительно, какое дело наследнику Слизерина до этих людишек?!
Однако, эта невероятная удача все же немного расстроила планы Реддла. После того, как в прошлом году Том обзавелся собственными деньгами и сейфом в Гринготтсе, он хотел в это лето наведаться в деревню Литтл Хэлтон и выяснить подробнее, что же произошло с его родителями. Теперь Реддл мог себе это позволить, но было бы подозрительно ехать на лето в приют сейчас, после всех разговоров с директором и просьб об обратном. Сделать же это во время стоянки Хогвартс-экспресса, который скоро повезет студентов домой, Том бы просто не успел. Хотя наведаться как обычно в «Горбин и Бэркс» все же было возможно. Да и не все ли равно, годом раньше, годом позже, если он обретет бессмертие. В общем, решение было принято: нужно создать крестраж. Вот только оставался вопрос, а какой же предмет может послужить достойным вместилищем для частицы души? Не всякий же хлам, который используют для создания порталов! Реддл задумался. Он понимал, что никогда больше ни от кого не станет терпеть боль, просто причиняя ее другим. Поэтому Тому казалось, что невзгоды его закончились, как и сказал в свое время Доброделов, когда подарил ему дневник. В нем до сих пор лежала прощальная записка, слова на которой, похоже, совсем скоро для него станут пророческими: последний враг истребится — смерть! Вдруг Реддл замер. Да, это именно то, что нужно! Он до сих пор хранил, как зеницу ока, этот дневник и последнее письмо на память об одном из лучших людей, которых встречал. Черная книжечка досих пор была пустой, но вместе с частицей души Том разом впишет в нее свою жизнь, а главное — победит смерть. Итак, в ближайшее время дневник станет крестражем! Думая об этом, Реддл любовно перебирал белые странички и поглаживал кожаные корочки, перечитывал короткое послание. «А Доброделов все-таки прав! Смерть действительно скоро истребится. Не так, как он говорил, но истребится!» — думалось Тому, и с этой мыслью он скоро уснул.
Спал же в эту ночь он очень беспокойно и видел во сне Доброделова. Он смотрел на Тома своими большими добрыми серо-зелеными глазами, в которых также были и укоризна, и гнев, и мольба.
— Не делай этого, Том! — все твердил он без остановки. — Ты уже давно на гиблом пути, и если исполнишь то, что задумал, то уже никогда не сойдешь с него! Уклонись от него сейчас, или будет поздно!
— И как же это сделать? — усмехнулся Реддл.
— Сознайся во всем!
— И отправиться в Азкабан? Ни за что!
— Это будет твоим искуплением и единственным способом заслужить прощение.
— Я не ищу ни искупления, ни прощения. Да и сам я никому ничего не прощаю! Я не собираюсь жертвовать собой!
— Другими жертвовать легче! — печально сказал Доброделов. — Ты убил меня!
— Нет, это не я!
— Ты. Смотри! — И перед Реддом вдруг появился гроб, а в нем Доброделов.
— Нет! — закричал Реддл и проснулся.
Сама совесть в лице умершего добродетельного человека последний раз говорила с Томом в эту ночь, ибо не так-то просто бывает заглушить ее глас, когда она предостерегает человека перед тем, как он совершает ужасный непоправимый поступок. Зато, когда совесть умолкает, вот тогда уже человек спокойно и без колебаний идет по головам и по трупам.
Всего через неделю в ночь новолуния Реддл совершил обряд и создал крестраж из своего дневника. Найти для этого возможность и помещение не составило труда, ведь летом школа была почти пуста. Идеальным местом оказалась обезлюдевшая на время каникул спальня. Очень кстати пришелся и отпуск профессора Дамблдора, который, Том знал это, подозревал слизеринца в нападениях на студентов и потому не упускал случая проследить за Реддлом. Однако, обретя с помощью черной магии уже в шестнадцать лет бессмертие, Реддл все же не перестал бояться смерти и поэтому еще более тщательно хранил свой дневник от посторонних глаз, ведь он теперь стал залогом его неуязвимости перед последним страшным врагом. А спустя короткое время, еще до начала учебного года, Реддлу одного дневника было уже мало. И вправду, неразумно в таком важном деле, как обретение бессмертия делать ставку только на один крестраж. Ведь Экриздис, кажется, упоминал, что у некоторых черных магов их было два. «Уже лучше, но почему же только два? И сколько в таком случае? — в этот момент Реддлу вспомнился тот день, когда он купил волшебную палочку — главный инструмент чародея. — Оливандер тогда сказал, что семь — истинно магическое число, приносящее удачу. Да, при шести крестражах одолеть волшебника будет действительно трудно, практически нереально. Вот только возможно ли такое? Надо будет поискать, были ли подобные прецеденты. А вообще, это мысль!» — подумал Реддл, когда уже совсем засыпал.
========== Глава 39. Раскрыть карты ==========
Еще за месяц до начала нового учебного года Том получил очень эмоциональное письмо от Родольфуса, в котором однокурсник восторженно сообщал, что стал капитаном сборной по квиддичу. Он даже приложил к посланию фотографию — себя в парадной мантии и с заветным значком на груди. Сам Родольфус смеялся на этом снимке, а в глазах его была радость.
Том Реддл же, не смотря на то ужасное, что он сотворил со своей душой, внешне никак не изменился. Том был все так же красив, манерен, скромен и вежлив, а кроме того, необычайно любознателен. Таким он продолжал казаться окружающим, однако все это оказывалось красивой оболочкой, ширмой, скрывающей нелучшую суть слизеринца и, прикрываясь которой, он лишь вернее мог достигать своих целей. А одним из главных убеждений Реддла теперь стало то, что желаемого можно и нужно добиваться любыми путями, и при этом не терзаться совестью.
С началом сентября школьная жизнь потекла для Тома своим чередом. Он все также легко и успешно учился, порой блистая на занятиях своими познаниями и умениями, безукоризненно исполнял обязанности старосты и по распоряжению Слизнорта занимался с отстающими. Естественно, что Реддл слыл, причем бесспорно, звездой Дуэльного клуба. В этом искусстве ему действительно не было равных во всем Хогвартсе. Кроме того, он давно уже стал завсегдатаем Клуба слизней, организованного деканом Слизерина, и не забывал регулярно улещивать профессора Слизнорта его любимыми засахаренными ананасами. Вообще, волшебная сила, блестящие таланты, приятная внешность, по виду скромные, но в то же время тщательно отработанные изысканные манеры и, разумеется, очки для факультета принесли ему уважение учителей и порой невероятное восхищение как однокурсников, так и студентов младших курсов.
Единственное, в чем он был самым заурядным магом, так это полеты на метле. Реддл много раз пытался повторить то, что ему удалось еще в приюте, а именно — летать самому и без какого-либо приспособления. Но пока что не мог обрести контроль над спонтанно проявившейся тогда способностью. Зато как бы между делом овладел искусством превращения в животное, которое лучше всего отражало суть волшебника. В случае с Реддлом это была змея. Таких магов, которые могли обернуться животным, называли анимагами. Число их в волшебном мире исчислялось десятками, не более, и потому каждый из них был на учете в Министерстве магии и внесен в специальный реестр. Однако Тома нарушение закона вовсе не смутило. После открытия Тайной комнаты, травли маглокровок василиском, убийства Миртл и подставы Хагрида такие проделки могли показаться невинными детскими шалостями.
Родольфус же с головой окунулся в мир квиддича и давно бы уже забросил учебу, если бы Том не давал ему хорошего пинка. Дольфу грызть гранит науки явно не нравилось, при том, что он еще и увлекался то одной, то другой одноклассницей, не в силах сделать выбор. Однако не спорил с сокурсником, которого для себя считал примером для подражания и инстинктивно чуял в нем одного из величайших магов современности. Впрочем, когда нужно было тренироваться, готовясь к матчу, то Лестрейндж и сам выкладывался по полной программе, и команду заражал своим энтузиазмом, так что парни даже не замечали, что вместо положенных двух часов тренировка продолжалась четыре. Как и следовало ожидать, сборная Слизерина одержала уверенную победу над Когтевраном, опередив их на семьдесят очков. А гриффиндорцы обыграли команду Пуффендуя с разгромной разницей в счете — сто очков. Перед Пасхальными каникулами прошли состязания между Слизерином и Пуффендуем, а также Гриффиндора с Когтевраном соответственно. И снова победы достались львам и змеям, так что стало очевидно, что в финальном матче между ними зрители будут свидетелями напряженной борьбы, высшего пилотажа, а также с большой долей вероятности, нечестных и грязных приемов, учитывая извечную вражду между двумя факультетами и желание слизеринцев одержать победу любой ценой.
Последнюю неделю до матча капитан Лестрейндж был сам не свой, позабыв и о ежегодных экзаменах в июне и даже о своих шашнях с Эллой Эйвери, хотя в обычные дни открыто расхаживал с ней в обнимку по коридорам Хогвартса. Реддл к квиддичу особой страсти питал, но тем не менее был в курсе всех событий. Даже если бы он и хотел абстрагироваться от всего, что было связано с игрой, то ему это вряд ли бы удалось. Предстоящий матч служил главной темой разговоров для всех без исключения студентов. Куда бы Реддл ни отправился, в Большой зал на обед, в гостиную факультета, просто шел по коридорам на очередное занятие — везде кто-нибудь да обсуждал прошедшие матчи, манеру игры того или иного квиддичиста, шансы каждой команды на победу. И Тома бесило, когда все хотели, чтобы Кубок достался именно Гриффиндору. Слизерину же победы никто не желал, кроме самих слизеринцев, естественно. И Реддлу поневоле хотелось, чтобы все они разочаровались в своих ожиданиях, чтобы были наказаны, хотя, в сущности, и не провинились ни в чем.
Накануне финального матча, уже поздним вечером, когда все студенты разошлись по своим спальням, староста неожиданно застал в пустой гостиной капитана сборной.
— Дольф, почему ты не идешь спать? Завтра у тебя очень ответственный, трудный и волнительный день. Не стоит ли как следует выспаться? — говорил Реддл спокойным, холодным и немного жестким голосом.
— Не могу уснуть, Том! — в тоне Лестрейнджа явно слышалось волнение.
— Попроси у профессора Слизнорта снотворное зелье. В чем проблема? — усмехнулся староста.
— Том, проблема в Минерве Макгоннагал, новой загонщице Гриффиндора.
— Неужели? А я полагал, что все дело в ловце Поттере.
— Да, но раньше еще можно было бороться за победу, делая ставку на наших загонщиков, а главное — бланджеристов, которые могли бы не только оберегать своих игроков, но и при случае вывести из игры членов противоборствующей команды.
— Конечно, ведь именно из-за этой тактики вас и не могут терпеть остальные три команды. Что же мешает сделать то же самое завтра?
— А то, что эта пигалица мало того, что классно забивает голы, так еще и уворачивается от бланджеров не хуже Поттера. С ними двоими мне никак не сладить, — на лице Родольфуса появилось бессильное отчаяние. — Знаешь, я сам бы не отказался от такого загонщика, как эта девчонка-второкурсница.
— Да… — задумчиво отозвался Том. — Хоть я и не квиддичист, но тоже вполне способен оценить ее игру.
— А еще у нее «Чистомет — 5» — метла последней модели! Кто же расщедрился для нее на такой дорогой подарок? Сама она ни за что бы такую не купила, ведь ходит в самых простеньких мантиях.
— Дамблдор! Кто же еще? Ясно как дважды два! Студенты-второкурсники как-то говорили между собой, что на уроках трансфигурации декан особо выделяет ее. Дескать, у девчонки есть задатки в этой сфере. А когда Поттер в этом году еще и отобрал ее в сборную факультета, то Дамблдор и подарил ей метлу.
— Том, ради Мерлина, не наступай на больную мозоль. Эта парочка — просто наказание какое-то! Не знаю, как на пути к победе обойти это препятствие.
— Ах, не знаешь, как обойти! — многозначительно и с легкой иронией сказал Реддл. — Честное слово, Дольф, после таких заявлений я вообще отказываюсь понимать, как это тебя распределили на благородный змеиный факультет! Ты сейчас рассуждаешь не как хитроумный слизеринец, а как распоследний тупой пуффендуец!
— И как же, по-твоему, должны рассуждать студенты Слизерина? — обиделся Родольфус.
— Любой последователь благородного Салазара Слизерина тебе скажет, что если препятствие нельзя обойти, то его нужно устранить, не так ли? Все просто: есть девчонка — есть препятствие, а нет девчонки — нет препятствия! И удивительно, что тебе приходится объяснять эту азбучную истину, словно первогодке!
— Так что мне ее, убить что ли? — испугался Лестрейндж.
— Зачем? — невозмутимо отвечал Реддл. — Это было бы слишком рискованно. Достаточно ведь просто вывести ее из игры. Или нет?
— И как я смогу это сделать? Я должен буду применить какое-нибудь заклинание или подлить ей в еду за завтраком зелье, дабы в ней прыти поубавилось?
— Не ты, а я! — не терпящим возражений тоном отвечал староста, потом добавил уже мягче. — Видишь ли, я не привык находиться в стороне от любого важного события в Хогвартсе. Считай, если хочешь, это моим вкладом в общую победу. Будь уверен, с пигалицей я разберусь. Предоставь это мне! — заверил Реддл однокурсника. — А ты немедленно выпей снотворного зелья и отправляйся в постель, чтобы как следует отдохнуть и набраться сил. — Последняя фраза была сказана почти как приказ, на что Лестрейндж неожиданно ответил.
— Знаешь, Том, со мной еще никто не разговаривал в подобной манере, и на любого, кроме тебя я, по меньшей мере бы рассердился. Но сейчас у меня такое чувство, будто я слышу голос, которому должен повиноваться беспрекословно!
Реддл самодовольно улыбнулся, на несколько секунд задумался, а потом быстро принял решение и ответил.
— У тебя не только чистая кровь в венах, но и дух настоящего благородного мага в теле. Ты чутьем угадал, что должен мне повиноваться, потому что это я наследник Слизерина, и это я открыл в прошлом году Тайную комнату! — гордо сказал Реддл.
На несколько секунд Родольфус даже потерял дар речи, а его и без того большие карие глаза стали еще больше от изумления.
— Но как же… Ведь Хагрид… — пролепетал было Лестрейндж и наткнулся на насмешливый взгляд Реддла. — Я хотел сказать, как тебе удалось ее обнаружить и открыть?
— Парселтанг! — коротко ответил Реддл.
— Ты говоришь на парселтанге? — не поверил своим ушам Родольфус.
Вместо ответа Том достал волшебную палочку и взмахнул ею. Раздался звук, напоминающий пистолетный выстрел, и в ту же секунду на пол шлепнулась большая черная кобра и поползла к Тому.
— Привет! — прошипел Реддл.
— Мой повелитель? — Змея подняла над полом треть своего туловища и слегка опустила голову в знак своего послушания. — Что прикажешь, повелитель?
— Ничего, — ответил Реддл. — В Запретном лесу за школой ты найдешь для себя все необходимое, чтобы хорошо устроиться. Ползи туда!
— Слушаюсь, повелитель! Но если понадоблюсь тебе, только позови!
— Обязательно!
Кобра тем временем покорно поползла к двери, провожаемая взглядом студентов.
— Теперь ты убедился? — спросил Реддл.
— Да! — восхищенно отвечал Лестрейндж, выходя из гостиной. — Я спать, — пояснил он, а Реддл лишь благосклонно кивнул в ответ.
========== Глава 40. Грязная победа ==========
На другое утро, проснувшись на заре, Том быстро оделся и вышел в пока еще пустую гостиную. Он не стал до времени будить Дольфа и решил спокойно обдумать план действий. В руке Реддл сжимал толстую золотую цепочку с маховиком времени, которым уже не первый год пользовался, чтобы иметь возможность посещать несколько уроков одновременно. Теперь же он решил воспользоваться им и для другой цели. Затея Тома была на удивление проста. Он отправится на матч и будет внимательно смотреть его вместе с остальными болельщиками, причем сядет так, чтобы быть на виду у Альбуса Дамблдора. Если победа достанется не Слизерину, то он воспользуется маховиком времени после окончания состязания, отправившись в прошлое на нужное количество часов. Там, во второй раз проживаемом времени он примет обычные меры, чтобы не попасться на глаза своему двойнику, а потом, воспользовавшись дезилюминационным заклинанием, незаметно изменит ход игры. Достаточно будет улучить удобный момент и заколдовать метлу Минервы Макгоннагал, чтобы та перестала слушаться хозяйку и даже сбросила ее. Всех членов команды это, безусловно, отвлечет от игры, особенно ловца Генри Поттера, у которого всегда в таких ситуациях появляется желание кого-то спасать. Ну а тем временем у ловца сборной Слизерина будет прекрасная возможность поймать снитч, закончив тем самым игру. Все казалось понятным и необычайно простым. Если действовать по этому плану, то победа, а с ней и Кубок, непременно достанется Слизерину.
После завтрака всех студентов в замке как метлой повымело. Каждый отправился на матч. Приблизившись к трибуне, Том увидел, что не только гриффиндорцы, но и когтевранцы с пуффендуйцами собираются болеть за львов. На плакатах, которые они держали, так и было написано: «Кубок львам!» Реддл лишь злорадно усмехнулся, глядя на все это и как бы говоря всем своими видом: «Не дождетесь!» Однако через мгновение насмешливое выражение лица сменилось спокойным, невозмутимым, а главное таким, что невозможно было догадаться, о чем он на самом деле думает и что при этом затевает.
Реддл видел, как идут и разговаривают друг с другом деканы двух факультетов, чьи команды сегодня играли, и пошел рядом с ними.
— Интересная будет сегодня игра, не правда ли, Гораций? — с улыбкой спросил Дамблдор.
— Да, я тоже так считаю, - ответил Слизнорт, и в голосе его слышалось волнение.
— Знаете, мои ученики решили в такой важный день надеть свои парадные мантии, чтобы поддержать команду, дескать, даже просто смотреть на вашу игру для нас праздник. Я тоже решил последовать их примеру.
— А у меня, Альбус, времени не было переодеться, да и в голову такая идея не пришла. Я пошел на игру прямо от своих колб и реторт.
— Сочувствую, дорогой Гораций.
С этими словами оба отправились к своим местам, а Реддл пошел за деканом.
— А, это ты, Том! Здравствуй! — улыбнулся профессор. — Рад тебя видеть! Садись рядом со мной.
— Спасибо, сэр! — Реддл в этот момент чувствовал, что на него пристально смотрит профессор Дамблдор, хоть он и находился сейчас на противоположной трибуне с гриффиндорцами.
Тем временем на игровом поле уже появились команды и мисс Флай, которая всегда выступала судьей на школьных матчах. Капитаны Родольфус Лестрейндж и Генри Поттер пожали друг другу руки. Раздался звук свистка, и четырнадцать игроков взмыли в воздух.
Наблюдая за игрой второкурсницы-загонщицы Минервы Макгоннагал, Том понял, что Родольфус отнюдь не преувеличивал трудности, которые эта девочка создаст всей команде противника. Она летала с необычайной скоростью и невероятно ловко уворачивалась от бланджеров, которые Родольфус метко кидал в нее и защищал при этом своих игроков. Кроме того, Минерва обладала потрясающей способностью чувствовать ситуацию и своих товарищей по команде и поэтому почти всегда оказывалась в нужное время в нужном месте. Неудивительно, что загонщики Гриффиндора почти все время владели квоффлом и вели в счете, а слизеринцам в этот раз досталась роль догоняющих. Нет, конечно, и они неплохо реализовывали свои возможности, когда мяч попадал к ним в руки, и в кольцах Гриффиндора он тоже бывал. Однако разрыв в счете хоть и не очень быстро, но все же возрастал. Сперва тридцать очков, потом пятьдесят, затем восемьдесят, сто, сто двадцать! И добрую половину этих голов забивала именно Макгоннагал, которую гриффиндорцы уже в глаза и за глаза именовали восходящей звездой на квиддичном небосклоне.
Том хоть и испытывал по понятным причинам к ней неприязнь, но в то же время не мог не восхищаться ею в эти моменты. Что ни говори, а его впечатляло, когда кто-то первоклассно делал свое дело. «Дементор, будет досадно, если придется убрать с дороги эту девочку. Но что же тогда делать с нею, гиппогриф ее раздери!» — думал он.
Тем временем разница в счете стала практически критической: сто шестьдесят очков. Перед началом игры у Слизерина было перед Гриффиндором минимальное преимущество в десять очков. Трибуна с гриффиндорцами ликовала, скандируя: «Победа львам!», и хлопали в ладоши. Им вторили пуффендуйцы и когтевранцы. Болельщики Слизерина, напротив, приуныли, не видя никакого спасения для своей команды. Некоторые сжимали кулаки от бессильной ярости, и никто из них не поставил бы сейчас на игроков в зеленой форме. Тут все зрители увидели, как оба ловца стали стремительно снижаться. Генри, похоже, заметил снитч, а Сигнус сел ему на хвост. Было очевидно, что еще какая-нибудь секунда, и вертлявый шарик с крылышками окажется в руках ловца сборной Гриффиндора. Но тут совсем рядом с ним пролетел бланджер. Это капитан Лестрейндж, защищая одного из своих игроков, как бы невзначай отбил мяч в сторону противника. То был риск, потому что такой поступок мог быть расценен как нарушение правил, если бы удалось доказать, что бланджер был нарочно отбит именно так. Но в такой ситуации слизеринцам было уже поистине нечего терять. Однако мисс Флай, по-видимому, не увидела в этом ничего подозрительного, хотя с трибуны кто-то и кричал о нарушении. Не будь Генри Поттер таким ловким квиддичистом, и не обладай он недюжинным опытом, то вряд ли сумел бы увернуться и непременно бы упал. Он резко затормозил, и этой заминки оказалось достаточно, чтобы Блэк тем временем схватил снитч. Намерения его были просты и понятны всем без исключения: растеряв все шансы на победу, слизеринцы отчаянно пытались сыграть хотя бы в ничью, ведь ловец, поймавший снитч, приносил своей команде сразу сто пятьдесят очков. Что будет дальше? Скорее всего, в этом году Кубок не достанется никому. Слизеринцы заметно воспряли духом, а вот гриффиндорцы, уже считавшие Кубок своим, заметно расстроились, если не сказать разочаровались. Том слышал, как некоторые студенты недовольно переговариваются между собой.
— Ну что за противные эти слизеринцы? Вот уж змееныши так змееныши! — сказал кто-то. — Какого тролля Блэк ловил снитч, если победы это все равно не принесет? Ни себе, ни людям! Коварство — вот и вся их суть!
Реддл скривился. Сейчас им владело не просто желание избавить свою команду от опасного соперника в лице доставляющей столько хлопот второкурсницы, но и поквитаться за только что услышанные слова, хорошенько напакостить. Колебаний Реддл не испытывал никаких. «Нет пигалицы — нет проблемы!» — пронеслась в голове мысль, нашептанная грубым циничным голосом.
Идя в толпе по коридору школы, Реддл незаметно для всех юркнул в один из пустых классов, привычно надел на шею золотую цепочку и два раза повернул маленькие песочные часы. Все вокруг завертелось, закружилось, и Том перенесся в прошлое как раз к началу матча. Реддл поспешил наложить на себя заклинание невидимости и отправился никем незамеченный на квиддичное поле, туда, где были кольца команды Слизерина. Проворная Минерва с квоффлом в руках стремительно неслась к кольцам, чтобы забить очередной гол. Вратарь метался от одного кольца к другому, силясь угадать, которое из них будет атаковать загонщица. И в эту самую секунду метла девочки резко дернулась и остановилась, так что гриффиндорка едва смогла удержаться на ней и не упасть вниз. Однако этим дело не закончилось. Казалось, что верный доселе своей наезднице «Чистомет — 5» ни с того, ни с сего буквально взбесился. Весь Хогвартс с недоумением и страхом смотрел на то, как метла вдруг стала брыкаться в руках у Минервы, словно дикий необъезженный скакун. Она явно норовила сбросить свою наездницу. Загонщики Гриффиндора тем временем наколдовали нечто вроде большого покрывала и старались удерживать его точно под товарищем по команде. Но ошалевший «Чистомет — 5» все время отлетал в сторону. Трибуны беспокойно гудели, недоумевая, что такое происходит. А все дело было в невидимом Реддле, который наслал на метлу самый настоящий Империус. Бросив взгляд на трибуну Гриффиндора, он заметил, как профессор Дамблдор пристально смотрит в сторону слизеринцев, словно ища среди них виновного во всем колдуна. Том был готов поспорить на что угодно: подозревал он именно слизеринского старосту, и потому внимательно рассматривал его, точнее не его, а того двойника, который как ни в чем не бывало сидел рядом с деканом. Наконец, Дамблдор, решил для себя, что дело не в сидящем на трибуне студенте. Том удовлетворенно усмехнулся, понимая, что его сложный отвлекающий маневр удался. Профессор Дамблдор же переключил все свое внимание на Минерву, пытаясь ей помочь и даже не зная источника колдовства. Но было уже поздно. Обезумевшая метла тем временем, вертясь волчком, резко рванула к другому концу квиддичного поля. Загонщики Гриффиндора, которые были готовы в любой момент поймать Миневру, бросились за ней. И в этот самый миг девочка не усидела на метле и сорвалась вниз после очередного резкого и неожиданного толчка. Миг, и она уже лежала, распростершись на земле. Про игру, конечно, все забыли. Однако, увидев, что девочка дышит и даже находится в сознании, успокоились.
— Разойдитесь, разойдитесь! Займите свои места! — пытался восстановить порядок профессор Дамблдор. — Надо немедленно доставить ее в больничное крыло. Там обязательно помогут. — Он достал волшебную палочку и стал аккуратно левитировать Минерву по направлению к замку и сам отправился туда. Гриффиндорцы, прежде всего команда, выглядели потерянными. Между тем, игра все еще оставалась незаконченной, и львам пришлось выпустить на поле запасного загонщика, тоже второкурсника Энди Томаса. Но с ним слизеринцам сладить было куда легче, да к тому же и подавленное состояние другой команды было им на руку. Счет на табло начал меняться, и вскоре разрыв стал всего в пятьдесят очков, а ловец Блэк решил судьбу матча и Кубка.
Обратно Реддл шел все также невидимый, чуть в стороне от толпы, и тщательно наблюдал за своим двойником, следуя за ним к дверям пустого класса. Дождавшись его отбытия в прошлое, Том как ни в чем не бывало опять смешался с толпой студентов. Выходило так, что он никуда и не исчезал.
В самом хвосте гомонящей толпы шел профессор Слизнорт. Но тут Реддл заметил декана Гриффиндора, который окликнул главу Слизерина. Голубые глаза Альбуса Дамблдора были серьезны и печальны.
— Ну что, Альбус? Как мисс Макгоннагал?
— Плохо, Гораций! — Обреченно вздохнул Дамблдор. — Мадам Пьеро говорит, что хоть жизни девочки ничего не угрожает, но играть в квиддич она, скорее всего, уже не сможет.
— Как жаль! — искренно соболезновал Слизнорт.
— В самом деле? — иронизировал Дамблдор. — Ведь вашу команду, как я понимаю, можно поздравить. Кубок ваш! Да и Минерва в дальнейшем неприятностей не доставит.
— Неужели вы думаете, что мы рады этому несчастью? Или как-то подстроили его?
— Что вы, Гораций! Вы на такое не способны. А вот мистера Реддла я бы очень хотел расспросить обо всем поподробнее.
— Мерлин, опять вы за свое, Альбус! Ну скажите же мне на милость, что вы так взъелись на Тома, а? Почему испытываете к нему такую неприязнь и все время подозреваете во всех смертных грехах? Он такой умный и талантливый мальчик! Дисциплинированный к тому же, правила никогда не нарушает.
— Я не сомневаюсь в его уме и талантах, а также в дисциплинированности. Только лишь в морали и нравственности.
— Что вы имеете в виду?
— А то, что он каким-то образом причастен к сегодняшнему печальному происшествию.
— В самом деле? — Слизнорт даже не скрывал своего скептицизма. — И каким же образом? Он весь матч спокойно рядом со мной сидел, да и вы его видели. Непохоже было, что он колдует.
Реддл, тем временем опять наложивший на себя дезилюминационное заклинание, не пропускал ни одного слова.
— Вы ведь выхлопотали для него в Министерстве маховик времени? — продолжал расспрашивать Дамблдор.
— Да, исключительно в учебных целях, дабы юноша мог посещать несколько уроков одновременно. Он, как вы знаете, весьма любознателен и трудолюбив, к тому же.
— Мистер Реддл мог воспользоваться артефактом не только в учебных целях. Знаете, Гораций, я бы сам хотел с его помощью вернуться к началу матча и проверить эту версию. Думается мне, что источник чар был на самом квиддичном поле.
— Хорошо! — отрезал Слизнорт. — Я попрошу Тома зайти к вам в кабинет. Расспросите его, о чем сочтете нужным, и возьмите маховик времени. Быть может, после всех проверок вы перестанете возводить на него напраслину.
При этих словах у Реддла внутри все похолодело. Это конец! Если соврать еще и может получиться, хотя тоже не факт, то использование Дамблдором маховика времени… Настоящая катастрофа!
Из всего этого Том видел только один выход, который пока еще у него оставался, но нельзя было терять ни секунды. Рискованно, конечно, но делать нечего. Реддл снова взялся за маховик времени и сделал три оборота. Переносясь в прошлое на целых три часа, он преследовал только одну цель — отдать артефакт своему декану еще до начала матча и, соответственно, иметь алиби. Он немедленно отправился в кабинет зельеварения, зная из услышанного на трибуне разговора двух деканов, где именно находился в это время профессор Слизнорт. Реддл тихо постучал.
— Да-да, войдите! — послышался тотчас же голос Слизнорта.
— Сэр, это я! — почтительно заговорил Том.
— А, Том, — слегка улыбнулся декан своему любимцу. — Что тебя привело ко мне? Почему ты не в гостиной, не подбадриваешь нашу бравую команду?
— Профессор, я буду болеть за нее на поле. Но у меня к вам одно важное дело. Я бы хотел возвратить вам маховик времени. В этом году он мне больше не понадобится. Почти по всем предметам занятия уже закончились, да и некоторые экзамены я уже сдал досрочно. Его можно вернуть на лето в Министерство, и лучше не держать у себя такую вещь без необходимости, дабы у сотрудников из Отдела тайн не возникло лишних вопросов.
— Ну что же, браво, Том! Уверен, ты и дальше будешь столь же предусмотрителен.
— Не сомневайтесь, сэр!
— Может быть, у тебя есть еще какое-нибудь дело ко мне?
— Нет, профессор, это все! Не смею больше отнимать у вас время.
— В таком случае и я не стану тебя задерживать.
— Спасибо, сэр! — Реддл вышел из кабинета и облегченно вздохнул. Теперь оставалось только переждать где-нибудь оставшийся час до матча и сам матч. Том на несколько секунд задумался и решил: в горбе старой ведьмы, где начинается тайный ход в Хогсмид, можно благополучно отсидеться. В туннель точно никто не наведается. А потом нужно просто вернуться к тому месту, где беседовали деканы и в тот момент, когда его двойники (тот, который сидел на трибуне, и другой, который колдовал на поле) отбудут в прошлое. Так он и сделал. Опять пройдя в коридор, Реддл услышал, как декан Гриффиндора говорил.
— Мистер Реддл мог воспользоваться маховиком времени не только в учебных целях…
— Мистер Реддл не мог воспользоваться им на поле…- Перебил профессор Слизнорт. — Потому что за час до матча он вернул мне артефакт, сказав, что в этом году он ему больше не понадобится. Вот, взгляните! — И достал из кармана мантии маховик времени. — Желаете все-таки отправится в прошлое, чтобы окончательно убедится, что Том вовсе не имеет отношения к падению мисс Макгоннагалл? — Слизнорт не скрывал иронии. — Честное слово, Альбус, если вы и дальше будете столь подозрительны, причем именно в отношении мистера Реддла, то это обернется паранойей…
— Нет, благодарю! — Чуть помедлив, ответил глава Гриффиндора.
По его лицу Реддл понял, что Дамблдор все равно не верит в невиновность слизеринского старосты, но вынужден умолкнуть за отсутствием каких-либо улик. Убедившись, что теперь все, наконец-то, шито-крыто, Том отправился в факультетскую гостиную, скрываясь до самой двери под дезилюминационным заклинанием для пущей надежности.
— Чистая кровь! — Привычно сказал он, поравнявшись со входом.
Проход в стене сразу же открылся, пропуская старосту факультета в гостиную. Сейчас в темном и мрачном подземелье было очень весело. Все наперебой поздравляли команду и друг друга, а на камине стоял победный Кубок. Львиная доля внимания сейчас доставалась Сигнусу Блэку, потому как ловец, поймавший снитч, чаще всего и приносит большую часть очков, внося решающий вклад в победу. Сейчас он просто раздувался от спеси, вальяжно усевшись в кресле и говорил неспешным голосом.
— Да, конечно, в тот момент, когда начался матч, я как никогда раньше вдруг осознал всю ответственность перед своей командой… Тут его взгляд остановился на Томе, а глаза злорадно блеснули.
— Что так припозднился, Реддл? Хотя, понятно, к победе ты не имеешь никакого отношения, вот и…
Взмах тисовой палочки, и Блэк распростерся на полу под действием парализующего заклятия.
— Замолчи, Сигнус! — Раздраженно заговорил Родольфус. — Ты очень многого не знаешь. — Многозначительно добавил он и посмотрел на своих товарищей. После того, как Реддл открыл тайну своего происхождения Родольфусу, то Лестрейндж с позволения Тома, конечно, рассказал о наследнике Слизерина и некоторым другим студентам факультета. Среди них был Абраксас Малфой — высокомерный аристократ с холодными серыми глазами и длинными прямыми светлыми волосами, привыкший всегда получать желаемое. Ему нравилась Элла Эйвери, и на бал в свое время он не пригласил девушку только потому, что Родольфус благодаря Тому опередил его. Однако отказываться от своей затеи заполучить мисс Эйвери он не собирался. Абраксас и не пытался произвести впечатление на Эллу, видя, что она всерьез увлечена Лестрейнджем. Но этот факт его не смущал, потому как Малфой решил пойти к своей цели совсем другим путем. Он уже поговорил о мисс Эйвери со своими родителями, которые вполне одобрили выбор сына. Кроме того, Абраксас и к чете Эйвери успел войти в милость, полагая, что если они дадут разрешение на брак, то дочери придется подчиниться этому. Ну, а сделав девушку своей законной женой, он получит много возможностей расположить ее к себе, и тогда ветреный Родольфус вылетит из ее головы. Одним словом, Элла повзрослеет. Малфой подружился и с ее братом — Эдвардом Эйвери, которому тоже все было известно о Томе. Для Реддла он был ценен своим упорством, исполнительностью, холодной головой даже в горячих дуэлях и преданностью лично ему. Был в этой компании и Джером Розье, старший брат Друэллы, которого всем привычнее было называть Джеральдом. Мало кто мог сравниться с этим манерным и в целом очень обаятельным волшебником в искусстве вести беседу и при помощи тонкой лести добиваться результата. Пятикурсник Эндрю Нотт, младший брат уже закончившего школу Грегори Нотта, оказался довольно сильным магом, а главное, слыл фанатом идей чистокровности. Даже громилла Боб Гойл затесался в эту компанию. Никто не только на Слизерине, но и на всем курсе не мог так орудовать кулаками как он. Реддл, хоть и презирал любой магловский мордобой, но в определенных обстоятельствах и такой способ разделаться с недоброжелателем или врагом может оказаться кстати. Кроме того, Том велел ему следить за каждым шагом своего постоянного недоброжелателя Блэка и все сообщать наследнику Слизерина. Завистливому и тщеславному Сигнусу Реддл не доверял и не спешил открываться ему. Тот факт, что Блэк пребывает в неведении о происхождении старосты, иногда вызывал усмешку у других знатных чистокровных магов из тех, кого Том допустил в свой ближний круг. Все они стали сторонниками Реддла и признавали его за старшего, а кроме того, тщательно хранили до времени и его тайну. Том не упускал случая поучить их какому-нибудь темному заклинанию, поделиться рецептом запрещенного зелья или рассказать о других премудростях черной магии. Выручай-комната идеально подходила не только для сокрытия книг, но и для таких вот уроков. Слова Родольфуса к Сигнусу сразу прояснили ситуацию. Теперь все присутствующие в гостиной знали, что Реддл, хоть и не игрок в команде, но вклад в победу внес не меньший, чем любой из них. Они догадались, что загадочное падение Минервы Макгоннагал с метлы — его рук, а точнее волшебной палочки, дело. И тотчас же все восхищенные взгляды устремились на Реддла, а о Блэке как-то сразу забыли.
Однако Том увидел, что Родольфус, хоть и рад победе, но при этом его мучает совесть. Реддл решил, что это может быть для него довольно опасно, ведь не знаешь, на что может решиться человек в таком случае. И потому захотел поговорить с ним. Случай скоро представился. Он попросил Лестрейнджа узнать в лазарете у целительницы о состоянии Минервы, а потом прийти к нему в комнату старосты и все рассказать.
— Что тебе удалось узнать? — издалека начал разговор Реддл.
— Макгоннагал скорее всего не сможет больше играть в квиддич. Слишком серьезная травма. — Руди уронил голову на грудь.
— Ну так радуйся, ведь у тебя больше нет проблемы в ее лице.
— Не могу, Том.
— В самом деле? А я думал, ты будешь благодарен мне. Ведь вообще-то этот трюк был сопряжен для меня с определенным риском.
— Конечно, я тебе благодарен, но не могу в полной мере радоваться победе, если за нее пришлось заплатить такую цену.
— Чушь! — оборвал собеседника Том. — Победа есть победа, а победителей не судят. Цель оправдывает средства.
Родольфус посмотрел на Реддла, на мгновение задумался, а потом спросил.
— Том, скажи, а тебе всегда было так легко устранять человека со своего пути?
— Нет, не всегда! — усмехнулся Реддл. — Это только сначала трудно, а потом становится очень даже легко. — Серьезно ответил Том. — Надеюсь, этот урок ты усвоил.
— Да, вполне. Ты прав, Том, Наследник Слизерина!
========== Глава 41. Неожиданный союзник ==========
Колеса алого паровоза Хогвартс-экспресс, возвращавшего студентов в Лондон, мерно стучали по рельсам. За окнами проплывали зеленые луга, иногда виднелись деревни. В этот раз и Том Реддл вместе с большей частью учеников вынужден был расстаться на летние месяцы со школой, хотя на протяжении вот уже нескольких лет слизеринец не покидал ее. Поводом к этому послужил тот факт, что Реддлу уже исполнилось семнадцать лет, и для волшебников он считался совершеннолетним, а через полгода должен был стать таковым и для маглов. Вот и нужно было приехать в приют для оформления всех документов на выпуск из заведения. Истинную причину наследник Слизерина, разумеется, скрыл.
Этим летом он планировал осуществить, наконец, свое намерение побывать в деревне Литтл Хэнглтон, где жили его родственники и со стороны матери, и со стороны отца. Том знал, что его нигде не ждет теплый прием. Для Мраксов он всего лишь порождение никчемного магла, а для Реддлов — вообще никто, и звать его никак. Однако ему еще только предстояло выяснить все подробности. Если же его предположение о том, что отец бросил мать, и поэтому она оказалась в приюте, соответствует истине, то он отомстит. Отомстит за ее смерть, за годы в приюте, за поношенные мантии. Авада Кедавра — вот удел его папаши-магла. Хотя нет, в Круциатусе он себе тоже не откажет.
Едва оказавшись на платформе, Реддл трансгрессировал в Косой переулок. Это был один из самых совершенных способов перемещения, но при этом его разрешалось применять только совершеннолетним магам. Достаточно было взмахнуть волшебной палочкой, повернуться вокруг своей оси на правой ноге и как можно четче представить место назначения, либо назвать его точный адрес, и тогда, если все сделать правильно, там и окажешься. Ну а нет, то можно было не только угодить в неизвестное место, но и потерять в пути руку или ногу. Все однокурсники Тома должны были сдавать экзамен на трангрессию только в следующем году, но для Реддла привычно сделали исключение.
По знакомой, мощеной булыжником улице, Том отправился в Гринготтс, где поменял немного волшебных денег на магловские, раз уж направлялся в их мир. День близился к вечеру, на улицах было не так много народу, а редкие прохожие с недоумением оглядывались на видного юношу в весьма странной одежде. Том дошел до ближайшего магазина одежды и приобрел себе пару приличных костюмов и две пары обуви. Потом отправился в приют, прямиком в кабинет директрисы. Миссис Коул не особо изменилась за эти годы, была все такая же худая и деловая. Правда, лицо у нее осунулось от бесконечных забот, и от пристрастия к джину. Но сейчас она была трезва как стеклышко и выглядела очень опрятно.
Реддл не имел большого желания разговаривать с маглой, которую презирал от всей своей раздробленной души, но сейчас он хотел кое-чего от нее добиться. Разумеется, проще всего было прибегнуть к заклятию Империус, но Реддл не желал рисковать и привлекать к себе внимание перед посещением Литтл-Хэлтона. Поэтому пустил в ход свою обходительность и приятные манеры, которые были поистине безупречными, когда он того хотел.
— Добрый вечер, миссис Коул! — спокойным нейтральным тоном поприветствовал Том директора, едва войдя в кабинет.
— Здравствуй, Реддл! Входи! Я получила твое письмо и ждала тебя. Документы для выпуска готовы. Вот, возьми и распишись. — Хоть Том и был взбешен таким пренебрежительным отношением, но никак не показал этого. Миссис Коул тем временем осмотрела его беглым взглядом и была поражена: ее подопечный и раньше был вполне симпатичным подростком, а теперь и вовсе превратился в очень красивого высокого юношу с темными как смоль шелковистыми волосами и снежно белой кожей. Держался он с достоинством, а хороший костюм завершал этот образ. Миссис Коул невольно улыбнулась, когда как следует рассмотрела его с головы до ног.
— У тебя в школе, Том, должно быть, дела идут неплохо, — заговорила директриса с дружелюбием, которого раньше к воспитаннику никогда не проявляла.
— Вы правы, миссис Коул! — согласно кивнул Реддл. — За успехи в обучении мне даже назначили неплохую стипендию.
— Это неудивительно, ведь умом тебя Бог не обидел. А если ты еще и научился обуздывать свой нрав и вести себя, как полагается…
— Да, миссис Коул, я воспользовался вашим советом, и он оказался весьма полезен. У меня к вам просьба.
— В самом деле? Что же, я тебя слушаю.
— Официально до моего совершеннолетия на время каникул вы, как директор приюта, вынуждены заботиться обо мне и нести определенную ответственность. Но, миссис Коул, мне ведь не пять лет, и вообще, разве я похож на воспитанника, которому требуется опека? — с легкойиронией в голосе спросил Реддл.
— Что ты имеешь в виду, Реддл?
— Я уже сказал вам, что мне назначена стипендия, и я вполне могу сам о себе позаботиться, — многозначительно проговорил Том.
— То есть? — уточнила миссис Коул.
— Прошу вас разрешить мне просто числиться все это время в приюте, а я бы снял себе какое-нибудь жилье. Вы же в свою очередь, избавились бы от меня.
— Мне нет нужды избавляться от людей, которые не причиняют мне беспокойства… Впрочем, если ты настаиваешь, то не вижу причины отказывать тебе в этой просьбе. Но хотя бы раз или два в неделю ты должен давать о себе знать, появляться в приюте и ночевать в своей комнате. Если это условие тебя устраивает…
— Вполне, миссис Коул! И раз уж мы с вами пришли к соглашению, то в таком случае не стану больше занимать ваше время. Тем более, что оно уже довольно позднее. Доброй ночи!
— Доброй ночи, Том!
Это был один из самых лучших разговоров между директором и Томом за все время их взаимоотношений. Но ради того, чтобы добиться от человека желаемого, Реддл был готов ломать комедию, выражая мнимое уважение какой-то никчемной магле. Ночь он провел в приюте, а утром после завтрака отправился в Литтл Хэнтон. Тот факт, что ему, как уже совершеннолетнему волшебнику, можно было пользоваться магией вне школы, был как нельзя кстати. Главное условие было только в том, чтобы никто из маглов не увидел волшебства. Трансгрессируя в деревню, он четко произнес в мыслях адрес, потому что не знал, как выглядит Литтл Хэлтон.
Едва ноги Реддла коснулись земли, а сам он огляделся вокруг, то понял, что попал туда, куда нужно было. Прямо перед глазами Тома был указатель с двумя стрелками. Под правой из них надпись гласила «Грэйт Хэлтон», а под левой — «Литтл Хэлтон». Реддл пошел по проселочной дороге, по обеим сторонам которой были сплошные зеленые изгороди. Затем дорога повернула влево и круто пошла под уклон, так что перед Томом внезапно открылся вид на раскинувшуюся внизу долину. Там слизеринец увидел деревушку, примостившуюся между холмами. Несомненно, это и был Литтл Хэлтон. Немного в стороне от него можно было рассмотреть церковь и кладбище. В другой стороне долины на склоне холма возвышался красивый дом землевладельца, окруженный обширным бархатисто-зеленым газоном и садом. Том был практически уверен, что это и есть дом его отца-магла и какое-то время не мог оторвать от него глаз. Он решил подойти поближе и сперва понаблюдать за его обитателями.
Оказавшись рядом с железной оградой, он заметил девушку, которая, спрятавшись за кустом, пристально следила за всем, что происходит в саду. Была она стройная, высокая, с длинными светлыми волосами. Но применив к ней легилименцию, Том увидел, какая жгучая ненависть горит в ее сердце ко всем трем Реддлам. Узнав об этом, слизеринец испытал настоящий восторг от осознания такой хоть и неожиданной, но крупной удачи. Реддл, не раздумывая, подошел к ней и увидел, как в ее синих глазах вспыхнул злобный огонь.
— Ты! — прошипела она точно разозленная кошка. Взмах волшебной палочки без всяких слов, и девушка застыла как изваяние, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Успокойся! — холодно и спокойно заговорил с ней Том. — Я имею не меньше причин ненавидеть их. — Девушка согласно моргнула, поняв, что перед ней не один из ее обидчиков, помолодевший на двадцать лет.
Реддл снял заклинание, и девушка заговорила уже более спокойным голосом, но все равно не могла скрыть своей неприязни к Реддлам.
— Эти негодяи вогнали в гроб мою мать и сделали меня сиротой в десять лет. По их милости я сначала жила в приюте, потом чуть не померла с голоду, пока не устроилась в маленькую конторку. Потом стало проще, и конторка теперь моя. А до этого приходилось… — Тут она прикусила губу и слегка покраснела, сообразив, что чуть не сболтнула лишнего. Том лишь слегка улыбнулся, сделав вид, что не слышал последней фразы. Он, разумеется, уже знал, о чем еще она хочет рассказать.
— Виктория, — обратился Реддл к девушке, хотя она и не сообщала ему своего имени. — На твоем месте я бы тоже ненавидел эту семейку. Им, видите ли, приглянулся ваш земельный участок, который твоя мать ни в какую не желала продавать, потому что на здешнем кладбище был похоронен ее любимый супруг и твой отец. Вы жили одиноко, но вполне безбедно благодаря тому, что твоя мать прекрасно знала несколько языков и работала на солидное книжное издательство, сотрудничавшее с заграничными авторами. На службе ее весьма ценили и поэтому разрешили работать на дому и раз в неделю приезжать в Лондон с отчетом о проделанной работе.
Виктория была поражена, откуда этот молодой человек, брошенный сын, как она правильно поняла, ненавистного ей человека, все знает.
— Верю! — растерянно проговорила девушка. — И когда мать отвергла это довольно выгодное предложение продать землю, Реддлы были очень злы. Правда, они притворились, что смирились с ее решением и больше не будут докучать ей своей просьбой. Однако от своей цели, которой хотели добиться любым путем, не отступились. Однажды они позвали мать к себе в дом, говоря, что нуждаются в ее услугах переводчика. Она хотела заработать и согласилась. Но в тот же день к нам в дом явился полицейский офицер. Реддлы утверждали, что мама украла у них дорогое кольцо хозяйки, которое та беспечно оставила в холле на камине. Маму обыскали при свидетелях и, конечно же, в кармане платья нашли подложенное кольцо. Ее сразу же взяли под стражу, судили, признали виновной в воровстве и посадили в тюрьму на пять лет. Меня после этого поместили в приют в Лондоне, а Реддлы за сущий бесценок завладели участком. Мать совсем немного не дожила до своего освобождения. В тюрьме она заразилась чахоткой и умерла.
— Ну а ты после общеобразовательной приютской школы помучилась потом с поиском работы?
— Да, и все из-за этих Реддлов, чтоб они все сдохли! — с чувством воскликнула Виктория.
— Обязательно сдохнут! — заверил ее Реддл. — Вот только способ отправить их на тот свет ты выбрала никудышный. Дай-ка мне булавку, что у тебя в руке. — Девушка подчинилась, но на словах стала возражать, в то время как Том лишь усмехался ее словам.
— Она заговоренная. Я все библиотеки перерыла, пока в одной из них не нашла старинное издание по магии. На этой булавке наговор на смерть. Надо только непременно воткнуть ее в косяк дома, где живет жертва.
— Ты веришь в колдовство? — искренне поинтересовался Реддл.
— Верю! — не колеблясь, ответила Виктория. — Этот план должен сработать. Я все сделала, как было написано.
— Не сработает! — коротко отрезал Реддл.
— Почему?
— Не дано тебе! — и подумав пару секунд, добавил. — А жаль!
— А тебе, значит, дано? — переспросила она с легкой обидой.
— Более чем! Скажи лучше, здесь о них будут сильно жалеть, если их не станет? Начнут ли жаловаться? — расспрашивал Реддл.
— Да ничего подобного! — воскликнула девушка. — Их здесь никто не любит. Чета Реддлов всегда была такой высокомерной и заносчивой, а их сын Том — еще хуже. Так что голову дам на отсечение, никто тут о них горевать не станет.
— Тем лучше! — злорадно усмехнувшись уголками красиво очерченных губ, воскликнул Реддл.
— Но прежде я бы хотел побывать еще в одном доме.
— Не у Мраксов ли? — Этот вопрос звучал, скорее, как утверждение. — Ведь твои родители — Том Реддл и Меропа Мракс, правда?
— Как ты догадалась? — нахмурился Том. Ему совсем не нравилось, что девица, хоть и магла, обладает острым, как иголка, умом. Реддл даже подумал, не избавиться ли от нее. Но нет! Свою первую Аваду Кедавру он твердо решил испробовать на ком-нибудь из этих троих, своих ненаглядных родственничках. Ну а тут вполне можно будет применить заклинание забвения, когда это будет нужно. А сейчас девчонка может оказаться очень даже полезной ему.
— О, это совсем нетрудно! — улыбнулась Виктория. — Ты — вылитый Том Реддл в молодости. Это первое. Кроме того, люто его ненавидишь, это второе. Третье: лет этак восемнадцать назад здесь произошло такое небывалое событие, которое иной раз и сегодня вспоминают. Том Реддл был помолвлен с Сесилией Вейл, дочерью фермера из соседнего графства, а мать у нее была француженкой. Невеста под стать своему жениху была: красотка, каких мало. Только еще и нравом подобрее. Должна была состояться свадьба, но за неделю до нее Реддл сбежал. Да не один. В другую, видишь ли, по уши втрескался. В дочь самого нищего жителя деревни!
— А это что теперь, порок? Бедность? — иронично спросил Том.
— Да нет, не порок! Но… Как тебя, кстати, зовут?
— У меня имя и фамилия папаши.
— Да… Не повезло тебе, Том!
— Так что же все-таки произошло дальше? — нетерпеливо спросил Реддл. — Что такого особенного, когда парень вдруг влюбился в другую девушку?
— Ну, Том… — замялась Виктория. — Это, конечно, твоя мама, но… — Тут в ее глазах мелькнула еще одна догадка. — А ты ведь ее не видел, по крайней мере, в сознательном возрасте, так?
— Она умерла, едва я родился, и только успела дать мне имя и фамилию, — глухо ответил Реддл. Давно он уже на эту тему ни с кем не говорил, но все равно решил не продолжать этого разговора.
— Так что же Меропа Мракс? — продолжал допытываться Реддл.
— Ну, знаешь, она из себя была такая… э-э… невзрачная… и…
Том молча вытащил из кармана волшебную палочку и взял за подбородок Викторию.
— Легилеменс! — Четко выговорил он.
Глазам Реддла предстала старая деревянная хибара, стены которой заросли мхом, черепица осыпалась, и местами через дыры проглядывали стропила. Вокруг росла высокая крапива, достающая до самых окошек, маленьких и грязных. Неопрятного вида волшебник ругал на чем свет стоит невысокую худую девушку, которая низко опустила голову.
— Ах ты, бездарь, чистое наказание с тобой. Неужели же нельзя было управится с обедом побыстрее? Ты ведьма, в конце концов, или кто? Все лапами норовишь делать! Позор какой для нашего славного чистокровного рода Мраксов, происходящих по прямой линии от самого Салазара Слизерина!
Девушка так и продолжала стоять, в то время как отец ушел в дом. Она, наконец, оторвала взгляд от земли, и Реддл смог ее рассмотреть. На вид девушке было лет восемнадцать, но даже молодость не могла бы украсить ее некрасивое лицо с грубыми чертами. Волосы были блеклыми и безжизненными, а косящие глаза смотрели на мир с поразительной обреченностью. Одета она была в серое грязноватое платье. Меропа тяжело вздохнула и пошла в дом.
Тут Реддл вынырнул из сознания Виктории и увидел в ее глазах восхищение и блеск, какой бывает у человека, когда его осеняет какая-то догадка.
— Значит, она и вправду была колдуньей, раз и ты, как я понимаю, волшебник. Я с самого начала подозревала, когда случайно все это увидела, что не просто так отец ее обозвал ведьмой. Иначе как еще можно объяснить, что богатенький красавчик сбежал от своей миловидной невесты с… с… — тут она снова осеклась.
— Уродиной и оборванкой! — закончил за нее Реддл, даже без легилименции угадывая очевидные мысли.
— Должно быть, опоила его чем-нибудь! — рассуждала Виктория. — Вот только почему же он через год один вернулся?
— Так ты покажешь мне дом Мраксов? — перебил ее Реддл.
— Да хоть сейчас! — с готовностью отвечала девушка. — Пойдем! — И повела Тома по дороге.
========== Глава 42. Семейство Мраксов ==========
Вскоре они вышли из деревни и свернули на узкий проселок, окаймленный высокими и запущенными живыми изгородями. Тропинка была извилистая, вся в рытвинах, она шла под уклон и вела к темной группе деревьев немного ниже по склону. Спустя несколько минут, они вышли к рощице, старые деревья которой отбрасывали сплошную густую тень. Выбор места для жилья, и то, что обитатель не вырубил деревья, заслонявшие вид на долину — все это казалось довольно странным. Но тут в глубине Том увидел маленькое приземистое строение и сразу узнал хибару Мраксов, которую уже видел в чужих воспоминаниях.
— Ступай теперь! — сказал Реддл своей проводнице. — Ночью возвращайся к дому Реддлов. Останешься в высшей степени довольна.
Виктория не стала перечить, пошла назад по тропинке и вскоре исчезла за поворотом.
Реддл же направился к избушке, доставая волшебную палочку. Над порогом на гвозде висела дохлая, повешенная за хвост, змея. Когда он заклинанием открыл дверь, то оказался в маленькой комнате, которая служила сразу и гостиной, и кухней. Из нее можно было пройти в две другие крошечные каморки. С первого взгляда можно было подумать, что тут вообще никто не живет. Грязь и пыль были такие, что невозможно было ни до чего дотронуться, чтоб при этом не испачкаться. Потолок был покрыт паутиной, а в пол въелась сажа. Закопченные и давно не мытые горшки стояли на полке рядом с убогой печкой. И над всем этим витал неприятный запах плесени, пыли и затхлости. На столе и под ним вперемешку с кучей бутылок валялись гниющие объедки. Единственный свет давала оплывшая свеча на столе, и рядом с ним сидел на стуле грузный мужчина с густыми, побитыми сединой, свалявшимися волосами и такой же бородой. Во рту у него не хватало нескольких зубов, а маленькие глазки косили, как и у матери, которую он уже видел в воспоминаниях случайной знакомой-маглы. Мужчина вертел в толстых пальцах живую гадюку и, обращаясь к ней, тихонько напевал на змеином языке.
— Змейка, змейка, поиграем, пошипим-ка вместе, не то Морфин осерчает, на двери подвесит!
Тут он услышал шаги и, подняв голову, вскрикнул, со злобой вытаскивая волшебную палочку и хватая со стола нож.
— Стой!
Реддл произнес это на змеином языке. Мужчина затормозил и врезался в стол, и на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молчание, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нарушил молчание хозяин.
— Ты говоришь на нем?
— Да, я на нем говорю, — ответил Реддл. — Где Марволо?
Реддл желал воочию убедиться во всем, о чем раньше догадывался.
— Помер, — отвечал хозяин дома. Помер много годков назад, а то как же?
Реддл нахмурился.
— Кто же тогда ты? — поинтересовался Том, хотя и так уже все понял.
— Морфин, кто же еще?
— Сын Марволо?
— Ясное дело, сын, а я тебя за магла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того магла смахиваешь.
Том опасался, что дядька догадается, кто он.
— Какого магла? — резко спросил Реддл. Все его подозрения и догадки окончательно подтверждались.
— Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и плюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться. — Морфин цеплялся за край стола, чтобы удержаться на ногах. — Он, понимаешь, вернулся, — глухо прибавил Морфин.
Реддл пристально глядел на Морфина, пытаясь оценить, на что тот способен. Потом спросил со злорадной усмешкой, которая, правда тут же исчезла, уступив место бесстрастному выражению лица, чем же закончилась история с маглом.
— Ага, бросил ее, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — сказал Морфин и снова сплюнул на пол. — Обобрала нас перед тем, как сбежать! Где медальон-то, а, медальон слизеринов, где он?
Реддл не ответил. Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал.
— Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли? Все кончилось…
«Так все и есть, как я предполагал!» — пронеслась в голове Тома мысль, мысль, исполненная смеси унижения, горя и злобы.
И тут Морфин замолчал, а в его безумных глазах мелькнули искры понимания, свидетельствующие о том, что два и два эта противная и грязная обезьяна сложить все еще в состоянии.
— Ты ее сын, так что ли? И этого вонючего магла, нет? Ах ты, выродок! — полилась из его зловонного рта не менее грязная брань. — Жалкий полукровный ублюдок, мерзкое отродье магловской подстилки, вонючей осквернительницы крови! Убирайся отсюда сейчас же, и чтобы ноги твоей больше не было на пороге этого дома, выродок!
Реддл, конечно, не ожидал теплого приема, напротив, такое поведение было вполне предсказуемым. Том скривился от отвращения, явно не желая больше слушать это словоизвержение. Один небрежный взмах тисовой палочки — и палочка дядьки влетела в свободную руку Тома, а еще через миг Морфин словно окаменел от обездвиживающего заклятья. Гадюка, которую он все еще держал в руке, шлепнулась на пол, а со стола с дребезгом и звоном покатились пустые бутылки. Змея раздраженно зашипела.
— Ползи к себе на свободу, да впредь не попадайся! — прошипел ей Реддл. — А с ним я сам сейчас побеседую.
— Спасибо, господин! — поблагодарила змея и поползла к двери. Том же подошел к неподвижно стоящему Морфину, посмотрел ему в глаза и проговорил:
— Легилеменс!
К домику по тропинке подходил незнакомый полный человек в очках с невероятно тонкими линзами, из-за которых глаза казались крошечными как у крота. Том мгновенно отметил, что волшебник пытается выдавать себя за магла, но, будучи неопытным, не особенно преуспел в этом деле. Поэтому любому маглу одежда его показалась бы весьма странной из-за того, что вещи плохо сочетались друг с другом. В данном случае наряд составляли гетры и сюртук, надетый поверх полосатого трико.
Морфин наблюдал за ним, сидя на ветке дерева, а когда человек подошел ближе, спрыгнул прямо перед ним на землю. Человек отскочил назад так быстро, что наступил на фалду сюртука и чуть было не потерял равновесие.
— Вас сюда никто не звал! — прошипел он на парселтанге.
— Э-э… доброе утро. Я из Министерства магии…
— Вас сюда никто не звал! — снова послышалось шипение.
— Э… э… прошу прощения… я вас не понимаю! — явно занервничал незнакомец.
Морфин нацелил на пришельца волшебную палочку, равно как и нож.
— Эй, послушайте… — начал было волшебник, но было уже поздно. Что-то громко хлопнуло, и незнакомец растянулся на земле. Он зажимал ладонью нос, между пальцев сочилась мерзкая желтая жижа.
— Морфин! — послышался новый голос.
Из домика вышел пожилой волшебник, и Реддл понял, что это дед. Но сейчас у него была возможность рассмотреть его получше, чем в воспоминаниях Виктории. У Марволо оказалось довольно странное телосложение: очень широкие плечи и длинные руки. В сочетании с блестящими карими глазами, жесткими короткими волосами и морщинистым лицом, они делали его похожим на старую мощную обезьяну. Морфин тем временем давился от хохота, глядя на лежащего на земле человека.
— Из Министерства, значит? — спросил Марволо, глядя на собеседника сверху вниз.
— Совершенно верно! — ответил тот сердито, утирая лицо. — А вы, как я понимаю, мистер Мракс?
— Точно, — ответил дед. — Получили по роже, так что ли?
— Он меня ударил! — возмутился работник из Министерства.
— Надо было предупредить! — агрессивно откликнулся Мракс. — Это частное владение. Сами вламываетесь без приглашения, а потом удивляетесь, что мой сын пробует защищаться.
— От чего защищаться-то? — буркнул волшебник, поднимаясь с земли.
— От посторонних. Любопытствующих. Маглов и всякой разной дряни.
Гость из Министерства направил волшебную палочку на свой собственный нос, из которого тек желтый гной, и поток сразу же прекратился. Марволо обратился к Морфину на змеином языке, почти не разжимая губ.
— Ступай в дом, не спорь!
Морфин хотел было возразить, но под грозным взглядом отца передумал, вперевалочку зашагал к хибарке и захлопнул за собой дверь, так что змея, которая тогда также висела на ней, уныло закачалась из стороны в сторону.
— А я как раз приехал поговорить с вашим сыном, мистер Мракс, — сказал посланный из Министерства. — Это ведь был Морфин, верно?
— Ну да, это был Морфин, — равнодушно ответил дед. — Вы чистокровный волшебник? — спросил он с вызовом.
— При чем тут это? — холодно парировал собеседник.
Марволо уставился пришельцу в лицо и пробормотал явно оскорбительным тоном:
— Если подумать, то я видал такие носы у нас в деревне.
— Не сомневаюсь в этом, если ваш сын и там дает волю рукам, — сухо отозвался волшебник. — Может быть, продолжим нашу беседу в доме?
— В доме?
— Да, мистер Мракс. Я уже сказал вам, что приехал поговорить с Морфином. Мы отправили вам сову.
— Нам тут совы ни к чему, — сказал Мракс. — Я никогда не читаю писем.
— В таком случае не жалуйтесь, что гости являются к вам без предупреждения! — дерзко ответил сотрудник Министерства. — Меня послали к вам по поводу серьезного нарушения магического правопорядка, которое было совершено здесь сегодня рано утром.
— Ладно, ладно! — заорал Марволо. — Входите в дом, провались он совсем. Входите и подавитесь!
В доме кроме Мраксов Том увидел и свою мать в рваном сером платье такого же цвета, как и каменная стена у нее за спиной. Она что-то помешивала в кипящем горшке и передвигала другие жалкие горшки и сковородки на полке. Взгляд у нее был все такой же обреченный.
— Моя дочь Меропа, — неохотно буркнул Мракс в ответ на вопрошающий взгляд посланца из Министерства.
— Доброе утро! — сказал он.
Меропа не ответила, испуганно глянула на отца и, повернувшись ко всем спиной, снова принялась переставлять горшки на полке.
— Ну, мистер Мракс, не будем ходить вокруг да около. У нас есть причины предполагать, что ваш сын Морфин этой ночью совершил волшебство в присутствии магла.
Что-то оглушительно грохнуло — это Меропа уронила глиняный горшок.
— А ну, подбери! — завопил на нее отец. — Правильно, хватай прямо лапами с пола как последнее магловское отродье! Зачем у тебя палочка, бестолочь неповоротливая?
— Мистер Мракс, прошу вас! — воскликнул пораженный пришелец.
Меропа, уже успевшая поднять горшок, пошла красными пятнами, трясущейся рукой вытащила из кармана волшебную палочку, направила на горшок и едва слышно скороговоркой пролепетала заклинание, от которого горшок полетел через всю комнату, ударился о противоположную стену и раскололся надвое. Морфин залился безумным смехом, а Мракс завизжал.
— Почини его, дылда безмозглая! Почини сейчас же!
Меропа, спотыкаясь, кинулась через всю комнату к осколкам, но служащий из Министерства опередил ее. Он взмахнул палочкой и твердым голосом произнес:
— Репаро!
Горшок мгновенно стал целым. У Мракса был такой вид, будто он сейчас кинется на пришельца, но он удержался. Вместо этого он принялся издеваться над дочерью.
— Твое счастье, что подвернулся добрый дядя из Министерства! Может, я и совсем тебя сбуду с рук, может он не побрезгует женушкой из сквибов поганых…
Ни на кого не глядя, не поблагодарив гостя, Меропа подобрала горшок и дрожащими руками снова поставила его на полку. Потом замерла, прижавшись спиной к стене между замызганным окном и печкой, как будто больше всего на свете ей сейчас хотелось пройти сквозь камень и исчезнуть.
— Мистер Мракс, — снова начал визитер. — Как я уже сказал, цель моего визита…
— Я и с первого раза все хорошо расслышал! — огрызнулся Мракс. — И что мне с этого? Морфин проучил вонючего магла, проучил за дело… Дальше-то что?
— Морфин нарушил закон волшебного сообщества! — сурово ответил человек из Министерства.
— «Морфин нарушил закон волшебного сообщества!» — кривляясь, передразнил Мракс. Морфин снова зашелся хохотом. — Проучил маленько распоясавшегося магла, это что теперь, преступление?
— Да, — коротко ответил посланник. — Боюсь, что так.
Он извлек из внутреннего кармана сюртука маленький свиток пергамента и развернул его.
— Это что, приговор? — спросил Мракс, злобно повысив голос.
— Это вызов в Министерство на слушание дела…
— Вызов, вызов! Да кто вы такой, чтобы вызывать куда-то моего сына?
— Я начальник группы обеспечения магического правопорядка, — ответил маг.
— А мы, по-вашему, так, помои? — вскричал Мракс, наступая на пришельца и тыча ему в грудь палец с грязным желтым ногтем. — Мелкие шавки, чтобы бегать на задних лапках перед Министерством? Да знаешь ли ты, грязнокровка сопливая, с кем разговариваешь?
— Я полагал, что говорю с мистером Мраксом.
— Это точно! — загремел Мракс и стал совать под нос собеседнику кольцо с черным камнем, надетое на средний палец.
— Видели это? Видели? Знаете, что это такое? Знаете откуда? Несколько столетий хранилось в нашей семье, вот из какой древности мы ведем свой род и все это время храним чистоту крови! На камне вырезан герб Певереллов! Знаете, сколько мне предлагали за эту вещичку?
Реддл, просматривающий воспоминания, также бросил взгляд еще и на руку своего горе-дядьки и действительно увидел золотое кольцо с черным камнем.
— Все это к делу не относится, мистер Мракс. Ваш сын нарушил…
Мракс взвыл от ярости, бросился к дочери, схватил ее за горло и потащил к собеседнику, держа за золотую цепочку, висевшую у нее на шее.
— Видели вот это! — заревел он, размахивая тяжелым золотым медальоном, в то время как Меропа, задыхаясь, ловила ртом воздух.
— Вижу, вижу! — поспешно ответил волшебник.
— Эта вещь принадлежала Салазару Слизерину! — выкрикнул Марволо. — Салазару Слизерину! — Мы — его единственные потомки из ныне живущих, что вы на это скажете, а?
— Мистер Мракс, ваша дочь! — воскликнул в тревоге хранитель правопорядка, но Мракс уже выпустил Меропу, она вернулась в свой угол, шатаясь, потирая шею и еле переводя дух.
— Вот! — с торжеством сказал Марволо, как будто только что доказал какую-то необыкновенно сложную мысль. — Не смейте разговаривать с нами так, будто мы грязь на башмаках ваших! Незнамо сколько поколений чистокровных волшебников — вы-то, небось, о себе такого сказать не можете.
— Боюсь, что ни ваши, ни мои предки не имеют никакого отношения к вопросу, о котором идет речь. Я здесь из-за Морфина; Морфина и магла, ставшего жертвой его хулиганской выходки этой ночью. По нашим сведениям, он осуществил по отношению к маглу наговор или заклинание, о которого тот покрылся крайне болезненной сыпью…
Морфин захихикал.
— Потише, мальчишка! — Прошипел Мракс на змеином языке, и Морфин примолк. — Ну и что такого? — с вызовом спросил Мракс. — Надо думать, вы этому маглу морду-то подчистили, да и память заодно…
— Дело совсем не в этом, мистер Мракс, — сказал представитель правопорядка. — Произошло ничем неоправданное нападение на беззащитного…
— Вот я сразу так и почуял, что вы любитель маглов, — хмыкнул Мракс и сплюнул на пол.
— Эти разговоры никуда не ведут. По поведению вашего сына ясно, что он нисколько не раскаивается в своих поступках. Морфин должен явиться четырнадцатого сентября на слушание дела по обвинению в колдовстве, осуществленного в присутствии магла, с причинением ущерба и неудобств вышеупомянутому маглу…
Тут через открытое окно до них донеслось звяканье сбруи, конский топот и звонкие веселые голоса. По-видимому, дорога в деревню, петляя, проходила совсем близко от рощицы, где стоял дом. Мракс застыл на месте, прислушиваясь, с расширенными глазами. Морфин зашипел и с кровожадным выражением повернулся на звук. Меропа подняла голову, и лицо у нее было совершенно белое.
— Боже, просто больно смотреть на эту лачугу, — послышался звонкий женский голос. Он звучал так отчетливо, как будто девушка стояла в комнате. — Неужели твой отец не может распорядиться, чтобы ее снесли, Том?
— Она нам не принадлежит, — ответил голос молодого человека. — На той стороне долины все наше, но этот дом принадлежит старому бездельнику Мраксу и его детям. Сын абсолютно ненормальный, послушала бы ты, что о нем рассказывают в деревне…
Девушка рассмеялась. Звяканье и топот становились все громче, все ближе. Морфин приподнялся, словно хотел выбраться из кресла.
— Сиди на месте! — предостерегающе произнес его отец на змеином языке.
— Том, — снова раздался голос девушки, на этот раз совсем рядом. — Может быть я ошибаюсь, но, по-моему, там кто-то прибил к двери змею.
— Господи, так и есть! — воскликнул мужской голос. — Это, должно быть, сын, я тебе говорил, что он не в себе. Не смотри туда, Сесилия, любимая.
Звон и топот снова начали стихать.
— «Любимая», — прошептал Морфин на змеином языке, глядя на сестру. — Слышишь, он назвал ее «любимая». Все равно он не будет твоим.
Меропа побелела как полотно и, казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
— Что такое? — сурово спросил Марволо тоже на змеином языке, переводя взгляд с сына на дочь и обратно. — Что ты сказал, Морфин?
— Она заглядывается на этого магла, — прошипел Морфин, злобно уставившись на сестру, вид у которой теперь был испуганный. — Вечно торчит в саду, когда он проезжает мимо, пялится на него через ограду, так, что ли? А нынче ночью…
Меропа умоляюще замотала головой, но Морфин безжалостно продолжал:
— Высунулась в окошко, все поджидала, когда он поедет домой, так, что ли?
— Высунулась в окошко посмотреть на магла? — тихо переспросил Мракс.
Все трое совершенно забыли о визитере из Министерства, который раздраженно и озадаченно смотрел на них, ведь он не понимал шипящих и скрежещущих звуков парселтанга.
— Это правда? — страшным голосом спросил Мракс, делая шаг или два к насмерть перепуганной девушке. — Моя дочь, чистокровная волшебница из потомков Салазара Слизерина по прямой линии мечтает о мерзком грязном магле?
Меропа отчаянно затрясла головой, вжимаясь в стену. Говорить она, похоже, не могла.
— Ну да я его достал, отец! — хрипло засмеялся Морфин. — Подловил, когда он проезжал мимо. Не такой он был красавчик, когда покрылся сыпью, а, Меропа?
— Ах ты, гнусная бездарь, сквиб несчастная, вонючая осквернительница крови! — заревел Марволо, окончательно теряя контроль и хватая дочь за горло.
— Не смейте! — страж порядка поднял волшебную палочку и выкрикнул: — Релашио!
Марволо отбросило прочь, он полетел на стул и шлепнулся навзничь. Разъяренный Морфин выскочил из кресла и кинулся на человека из Министерства, размахивая своим ножом и выстреливая заклятьями из волшебной палочки. Волшебник бросился наутек, прикрывая голову. Меропа лежала в обмороке на полу. Через несколько минут работник из охраны правопорядка вернулся с подкреплением. Морфин и Марволо пытались оказать сопротивление, но их одолели и забрали из дома.
Реддл, наконец, вынырнул из сознания дядьки. Бледное лицо Тома горело от гнева, а темные глаза метали молнии. Он сейчас люто ненавидел и деда, и дядю за то, что гнобили мать. Тут не только в магла — в тролля втюришься, лишь бы сбежать от такой беспросветной жизни. Но и на Меропу он был несказанно зол: ну неужели нельзя было хоть как-то постоять за себя! Ну была же у нее волшебная палочка, в конце концов! Он в приюте и без палочки давал отпор и мстил за обиды. Не такая уж она и сквибка была, раз сумела как-то очаровать этого магла. Империус? Приворотное зелье? Иначе папаша ни за что не сбежал бы с ней! Неужели не нашлось другого способа нормально жить, кроме как брак с никчемным маглом? Видимо, и в самом деле втюрилась в него по уши. А он потом ее беременную бросил!
«Ну ничего! — лихорадочно размышлял Реддл. — Он за это дорого заплатит, вместе с дядькой!» — Том бросил мимолетный взгляд на все еще неподвижно лежащего Морфина. И тут он замер, так как в голову ему пришла мысль: из Морфина получится прекрасный козел отпущения или громоотвод. В конце концов, нужно же обеспечить себе алиби в убийстве папаши. Достаточно совсем немного поработать с памятью дядюшки. Пусть в Азкабане искупит всю вину пред ним и матерью!
Тут Реддл снова взмахнул палочкой, и из нее потянулись веревки, которые туго связали Морфина, а потом во рту у него оказался кляп, так что можно быть спокойным: никуда дядюшка до его прихода не денется. Затем Том направился к выходу из лачуги, не забыв прихватить и волшебную палочку Морфина. Когда Реддл вышел из-под сени густых деревьев, окружающих домик, и ноги его ступили на дорогу, то он увидел, что день уже клонится к вечеру.
========== Глава 43. Том Реддл старший ==========
В деревне Литтл Хэлтон был уже вечер. Самый обычный, ничем не примечательный летний вечер, правда, теплый и приятный, но весьма похожий на многие другие тихие деревенские вечера. Те жители, которые работали у богатого плантатора Тома Реддла, уже закончили свой трудовой день и как ни в чем не бывало возвращались с его полей. Кто-то вышел на прогулку, а некоторые заседали в местном кабачке. Всем им было невдомек, что сегодня произойдет невероятное и очень странное событие, о котором еще долго будут помнить, судачить и рассказывать любому любопытному приезжему, пожелавшему слушать. Правда, откроется жителям это необыкновенное происшествие лишь на следующее утро.
Тем временем Том Марволо Реддл, скрытый от любопытных глаз дезилюминационным заклинанием, быстро шел в направлении высокого холма, на котором стоял дом, самый большой и красивый во всей деревне. Было очевидно, что особняк спроектирован талантливым архитектором в стиле строгого классицизма. Передний фасад украшали круглые колонны, а само здание, покрытое свежей белоснежной краской, словно царило над всей округой. Дом этот принадлежал семье Реддлов.
Приближаясь к цели, Том невольно ускорил шаг и уже через несколько минут достиг кованой чугунной ограды, украшенной затейливыми завитками и узорами. Юноша достал волшебную палочку, направил ее на закрытые ворота, и те сами собой раскрылись, пропуская его в ухоженный сад, за которым, по всей видимости, тщательно следил знающий свое дело садовник. Кусты были подстрижены, стволы деревьев покрыты известкой от вредителей, а трава выкошена. Одним словом, гулять по здешним гравийным дорожкам было одно удовольствие. Однако, вся эта красивая картина — и белый дом, стены которого закат ненадолго окрасил в розовое золото, и чудесный сад, и резная ограда — все будило в душе Тома страшную убийственную ярость. Ему сразу невольно вспомнилось серое здание лондонского приюта, где юноша провел первые одиннадцать лет своей жизни. Слишком уж ярким был контраст между тем невзрачным домом с маленьким двориком с убогой оградой и вот этим, что был сейчас перед его глазами. Быстро миновав сад, Том Марволо нетерпеливо поднялся на широкое крыльцо, открыл парадную дверь тем же способом, что и ограду и никем незамеченный прошел в дом.
Холл оказался весьма просторным и светлым. На потолке висела большая хрустальная люстра, а пол был выложен самым лучшим, до блеска начищенным паркетом. До слуха Тома донеслись голоса из гостиной, и младший Реддл устремился туда. Он тихо и незаметно для сидящих в помещении двух мужчин вошел внутрь; шаги юноши заглушались мягким толстым ковром. Стены гостиной украшали портреты разных поколений Реддлов, а сама большая комната была обставлена дорогой мебелью из красного дерева. Но чем больше подробностей в изысканной обстановке отмечали глаза Тома, тем сильнее и сильнее разгорался в нем костер бешеной злобы, которую он с трудом до времени обуздывал в себе, слушая непринужденный разговор двух джентльменов. Один из них был пожилой, а второй средних лет. Сходство во внешности, однако, позволило безошибочно определить в них отца и сына. Оба были одеты с иголочки в идеально сидящие на них костюмы. Том без труда понял, что видит перед собой отца и деда.
— Отец, скоро ли спустится матушка? — почтительно, однако холодно и с легким раздражением осведомился Том Реддл. — Я уже не прочь поужинать.
— Сын мой, ну ты же прекрасно понимаешь, что даме требуется куда больше времени, чтобы переодеться к ужину, чем нам с тобой. Тем более, что твоя мама та еще модница. Правда, в деревне ей наряжаться особо не для кого. Вот и занимается этим в обычные дни для нас с тобой.
Тут на лестничной клетке второго этажа показалась пожилая женщина и стала спускаться. Ее совсем немного поседевшие волосы были убраны в высокую прическу, сама она одела элегантное темно-синее шелковое платье с рукавами, которые лишь на четверть обнажали ее руки, а вырез никак нельзя было назвать глубоким. Похоже, у дамы действительно был хороший вкус и развито чувство меры в одежде. Лицо ее, как, впрочем, и руки, было белым и холеным. Из украшений — бриллиантовый гарнитур, серьги и кольцо. Едва хозяйка дома спустилась в гостиную, как в комнату вошла, почтительно поклонившись, молоденькая служанка в темно-сером платье, поверх которого был надет белый фартук.
— Сударыня, ужин готов. Все, как вы велели: французский луковый суп, тушеное мясо, а на десерт мороженое с фруктами. Прикажете подавать?
— Спасибо, Элла! — небрежным тоном отвечала миссис Реддл. — Накрой на стол и можешь идти домой. Сегодня я больше тебя не задерживаю, а завтра утром будь здесь в обычное время.
— Хорошо, миссис Реддл, — последовал ответ, и девушка вышла.
Если Том думал, что ненависть, которую он испытывал к отцу, когда узнал о его поступке, в тот момент достигла своего максимума, то жестоко ошибался. Разница между ней и тем чувством, которое обуревало его сейчас, была такой же, как между настоящим пламенем и нарисованным. На какое-то время он даже утратил дар речи и движения, словно бы к нему применили одновременно заклятие немоты и оглушения. Теперь он уже не сомневался, что будет использовать на этом человеке смертельное проклятье правильно, ибо ничего за все эти годы не желал сильнее, чем уничтожить этих людишек, которые жили в великолепном особняке, переодевались к ужину, ели разные лакомства и наслаждались жизнью, выкинув сына и внука из своей жизни как шелудивую собаку. Впрочем, сыном и внуком Том им становиться не собирался. Они были ему чужими и потому, что сами отказались от него, и потому, что принадлежали к совершенно другому миру, на его взгляд, миру в высшей степени примитивному и пошлому, в самый раз для таких ничтожеств. И тем не менее, эти самые ничтожества много лет жили припеваючи, в то время как он, бывало, вел существование впроголодь, был вынужден донашивать чужие обноски, не имел своего родного дома и терпел унижения.
Вдруг перед троими хозяевами особняка прямо из воздуха появился молодой человек в странной одежде, темно-серые глаза которого метали багровые молнии. В этих глазах были и неодолимая жажда мести, и свирепая злоба, и ядовитая ненависть, но пощады не нашлось ни капли. Реддлы замерли от удивления и ужаса, ибо не надо было быть легилиментом, чтобы увидеть в этих страшных взглядах свою смерть. Все они мгновенно поняли, кто сейчас стоит перед ними. Том Реддл старший прекрасно помнил, как расстался с ненавистной ему женщиной, которая все же носила его ребенка.
— Это он! — обреченно взглянув на родителей, тихо пролепетал отец Тома.
— Узнал, да? — злорадно усмехнулся волшебник. — Хотя мы с тобой, папаша, никогда раньше не встречались.
— Господи, Том, как же он похож на тебя в юности! — невольно воскликнула миссис Реддл.
— Мама так хотела! — многозначительно отвечал маг. — И имя с фамилией дала мне твои, ублюдок! Ах, да! — с издевкой спохватился Том. Реддлы побледнели. — Я ведь забыл представиться. Том Марволо Реддл, студент уже седьмого курса школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Ее последнее желание перед смертью через час после родов было, чтобы я стал похожим на тебя. И оно, видимо, исполнилось. Смотри!
Том взмахнул волшебной палочкой Морфина, два раза от души выкрикнул: «Авада Кедавра!» Гостиная осветилась двумя всполохами яркого зеленого света, и через миг чета Реддлов лежала на полу без малейших признаков жизни.
— Что ты наделал, мерзавец?! — в ужасе закричал отец Тома.
— Кто бы говорил! От мерзавца и слышу! Ведь ты же убил мою мать, лишил меня родителей, не так ли? Ну а я жажду отплатить тебе тем же, мой дорогой несостоявшийся папаша!
— Тебя за это посадят! — в отчаянии пробовал было пригрозить Реддл старший.
— Сомневаюсь! — усмехался сын. — Даже мракоборцы из Отдела магического правопорядка мне ничего не сделают, а уж примитивная магловская полиция тем более бессильна, мой дорогой женоубийца. Ты ведь тоже столько лет избегал возмездия!
— Она сама во всем виновата, мерзкая колдунья! Если бы я только знал, кто она такая — за километр бы стороной обходил! А после того, как ее гадкие штучки перестали действовать на меня, эта глупая уродина возомнила, что удержит меня своим пузом! Да любому нормальному мужчине на нее смотреть противно!
— Хотел бы я знать, что у вас произошло, папаша! — шелковым голосом, в котором особенносильно слышалась ненависть, заговорил Том. — Нет-нет! Можешь не утруждать себя рассказом! — остановил он отца, видя, что тот открыл было рот в безумной надежде оправдаться. — Я сам посмотрю. Легилеменс!
Меропа Реддл стоит посередине просторной гостиной, опустив голову. Из ее косящих и покрасневших глаз ручьем текут слезы, а руки нервно теребят подол свободного платья, которое все равно не скрывает ее круглый живот.
— Том, постой! Куда ты? — плакала волшебница.
— Куда угодно, лишь бы подальше от такой дряни как ты!
— Том, я ведь это не со зла! Хотела как лучше! — пыталась оправдаться женщина, но натыкалась лишь на ледяную жестокость в глазах мужа, словно на каменную стену.
— И у тебя, гадкая колдунья, еще хватает наглости так говорить! — гневно вскричал Том. — После того, как столько времени давала мне свое пойло! Да без него я бы ни за что не связался с такой уродиной и оборванкой! — Молодой мужчина брезгливо скривил губы. Он бросил на диван чемодан и торопливо доставал из шкафа свои вещи. — Но теперь этому пришел конец. Между нами все кончено, ясно?
— Но у нас же будет ребенок, Том! — с мольбой в голосе говорила Меропа. — Если ты захочешь, я больше никогда-никогда не буду творить волшебство, не возьмусь за палочку! — Она уже окончательно убедилась, что муж так по-настоящему и не полюбил ее, и теперь все ее надежды удержать любимого были связаны с ребенком.
— А ты еще и дура, как я посмотрю, если рассчитываешь так остаться со мной! — с издевкой сказал Реддл старший. — У тебя. У тебя, а не у нас будет ребенок! Я не собираюсь воспитывать неизвестно какого ведьмовского недоноска под стать твоему ненормальному брату. Я не желал быть с тобой и не хочу его.
— Нет, пожалуйста! Я не знаю, что мне делать! Отец и брат меня не примут, а работать по-вашему я не умею.
— Да мне плевать, что с тобой будет, мразь!
Меропа на несколько секунд замолчала, видимо, пытаясь смириться с неизбежным. Наконец, женщина заговорила, и слова давались ей с трудом, а голос дрожал.
— Хорошо, Том. Если такое твое решение, то я приму его и больше тебя не потревожу. Я все равно люблю тебя и поэтому больше не хотела использовать любовное зелье, чтобы быть с тобой. Я все же надеялась, что ты полюбил меня по-настоящему или останешься хотя бы ради ребенка, однако ошиблась. Но, Том, помоги мне хотя бы встать на ноги, нормально родить и научиться какому-нибудь вашему делу. Это тебе и твоей семье будет нетрудно сделать, ведь вы же богаты.
— Не имею ни малейшего желания устраивать твою судьбу, ведьма. Захочешь жить, как-нибудь выкрутишься, а нет — туда тебе и дорога. Но от меня тебе не видать ни пенса!
С этими словами он быстро застегнул чемодан, который упаковывал во время разговора, и стремительно вышел из комнаты, оставляя нелюбимую, однако беременную от него женщину. Ушел, не оглядываясь и не удостаивая Меропу даже взгляда.
========== Глава 44. Лорд Волдеморт ==========
«…Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.»
А.Ахматова
Том, наконец, прекратил просматривать воспоминания отца, вынырнув из его сознания. Реддл старший не сводил взгляда с волшебной палочки, так как имел возможность воочию убедиться, что можно творить с помощью этой невзрачной на вид деревяшки. От внимания сына это, конечно, не ускользнуло.
— Боишься, да? — со злорадной мстительностью прошипел Том. — Теперь понял, что это ты, мерзкий магл, был недостоин целовать пол, по которому ходила моя мать — чистокровная волшебница из древнейшего рода, прямых потомков самого Салазара Слизерина. Хотя такому ничтожеству, как ты, это имя ни о чем не говорит. А между тем, благородная волшебница в мучениях умерла от воспаления легких, когда оказалась на улице среди зимы и едва добрела до магловского приюта. Перед смертью она успела только дать мне твое поганое имя, — по мере того, как Том говорил, желание мести и ярость разгорались в нем все сильнее и сильнее. — Нет! — запальчиво вскрикнул он, сверкнув гневными, налитыми кровью глазами. — Легкой смерти, простого проклятья ты не заслуживаешь! Круцио!
Старший Реддл у ног Тома извивался от непереносимой боли, отчаянно голося, сбивая ковер и царапая ногтями паркетный пол. Юноше эта месть, вид неимоверных мук доставлял наслаждение и какое-то злорадное удовлетворение. А между тем пыточное, как и смертельное проклятье, не оставляло никаких следов, по крайней мере для неволшебников. Когда жертва лишилась чувств, Том просто плеснул ему в лицо водой, которая полилась из волшебной палочки, а потом снова начал пытку. Однако всему приходит конец, и сыну, в жестокости своей превзошедшему отца, наскучили однообразные крики и душераздирающие вопли. Авада Кедавра на миг осветила лицо старшего Реддла зеленым светом, всколыхнула на его голове черные волосы и мгновенно убила несчастного, который уже начал мечтать о смерти, лишь бы прекратилась эта мука, пусть даже такой ценой.
Через секунду тишина в комнате нарушалась только частым дыханием Тома, который с волшебной палочкой в руке стоял над тремя мертвыми телами. Со времени смерти плаксы Миртл прошел едва ли год, а Реддл уже снова убил. И если после гибели Миртл Том какое-то время испытывал сожаление, отчасти вызванное страхом, что закроют Хогвартс, то сейчас у него и в мыслях не было о чем-либо жалеть. Убийство ученицы было непредумышленным, можно даже сказать, несчастным случаем, тогда как столь безжалостную расправу над родным отцом он замышлял давно и тщательно спланировал. Страшные, почти необратимые вещи происходили в этой ожесточенной и уже раздробленной душе. Том не чувствовал ни капли раскаяния в этом тройном убийстве, и даже не искал его. В этот день даже не одна, а сразу три Авады Кедавры вылетели из волшебной палочки, отобранной у Морфина. Из головы у него не шла сцена расставания родителей и последующий предсмертный поступок матери, когда ее последними словами стала просьба назвать сына в честь отца. «Как можно было так поступить после всего, что папаша сделал с ней?» — не прекращал задавать он себе один и тот же вопрос.
С этими мыслями Том отправился в приют, бесцеремонно вошел в кабинет перепуганной миссис Коул и, не говоря ни слова, применил к ней легилименцию. Холодная новогодняя ночь, в которую ему суждено было родиться, и сцена смерти матери предстали перед ним с необычайной ясностью. Директриса дрожала от страха, понимая, что сейчас ее жизнь висит на волоске. Том и вправду прикидывал, не произнести ли смертельное проклятье или ограничиться одним Круциатусом. Однако решил, что на сегодня, пожалуй, смертей с него достаточно.
— Вы и вправду тогда спасли меня, миссис Коул! — приторным учтивым тоном, в котором от этого еще сильнее чувствовалась издевка, сказал Том. — Да и зла в общем-то не желали, полагая, что действуете мне во благо. И маме пытались помочь, хоть вам это и не удалось. За это я пощажу вас и не убью! Однако, заплатить за ваше обращение со мной вам придется!
Круцио!
Директриса упала на пол, корчась от боли, заходясь истошным криком, который, однако, не проникал за пределы защитной сферы. Несколько минут спустя Том снял проклятье, развернулся и, не говоря ни слова, отправился в свою каморку, оставив миссис Коул лежать на полу. У женщины только и хватило сил облегченно вздохнуть, глядя вслед уходящему мучителю.
У себя в комнате Том снова погрузился в напряженные размышления, потому, как сильное неизгладимое впечатление произвели на него воспоминания отца и директрисы. Страшное горькое разочарование овладело семнадцатилетним парнем.
«Мать сказала, что любит папашу и больше никогда не станет колдовать, — думал он. — Неужели любовь толкнула ее на такое безумство, заставила отказаться от борьбы за свою жизнь и за жизнь еще неродившегося ребенка?» Вспомнился ему и разговор с профессором Дамблдором после экзамена по ЗОТИ, и горькая усмешка искривила его губы. «Ложь!» — слетело с них одно слово. А еще находятся глупцы или лицемеры, которые утверждают, что любовь побеждает смерть. Какой обман! Лживая сказочка для простачков, готовых поверить во всякие небылицы! Не побеждает смерть эта зараза, а напротив, губит тех, кто стал ее жертвой. Лучше и безопаснее всего бежать от этой чумы как можно дальше.
И тут Том расхохотался страшным и холодным смехом. Он вспомнил, что мать напоила этого глупого магла, его папашу, амортенцией, а действие, которое это зелье оказывало на рожденных в подобном союзе детей, было известно. Любого другого человека откровение о том, что ему никогда не суждено будет полюбить, повергло бы в ужас. Но только не Тома, который теперь брезговал даже произнести это слово. Он, напротив, усмотрел в этом для себя небывалое благо.
За окном уже была ночь, хоть и короткая, летняя, однако, темная и такая туманная, что нельзя было различить здания, что стояли через дорогу. И также как густой туман растворялся во мраке, так и в сердце Тома воцарилось глубокое отвращение к пресловутой любви, ничтожному папаше и даже к имени, которое он получил от этого магла. Даже раньше, когда еще он не знал о своем происхождении, то инстинктивно не любил свое имя, а теперь тем более не хотел носить его. В воздухе стали одна за другой появляться начертанные волшебной палочкой огненные буквы.
«Том Марволо Реддл (Tom Marvolo Riddle)»
Юноша сосредоточил взгляд на той части имени, что не была ему так ненавистна. Его концовка, слог «ло», сливался с началом фамилии, образуя слово «лорд (I’m lord)». «Я лорд! — усмехнулся Реддл. — Что же, звучит неплохо, во всяком случае лучше, чем ублюдок и недоносок, коим стал после рождения хоть для волшебников, хоть для маглов. И что же за лорд? Это интересно!» Конец фамилии и средний слог образовывали «Вол де (Vol de)» — «воспаривший, победивший». «Кого победивший? — с воодушевлением вопрошал себя Том. — Я хотел победить последнего врага — саму смерть! И ведь сделал это, создал крестраж!» Том снова всмотрелся в оставшиеся слова и слоги «Том Мар (Tom Mar)» и вдруг не удержался от короткого вскрика, настолько сильный испытал восторг: из оставшихся букв как раз можно было сложить слово «смерть (mort)». Так «Том Марволо Реддл (Tom Marvolo Riddle)» при перестановке слогов и букв преобразовалось в анаграмму «Лорд Волдеморт (I’m lord Voldemort)». И это вновь созданное имя казалось Тому куда благозвучнее, отражало суть того, кто собрался носить его, и несравненно лучше подходило наследнику самого Салазара Слизерина. Теперь юноша был уверен, что об этом имени узнает весь мир, волшебники и маглы. Оно будет исполнено величия и славы, а никчемные людишки, грязнокровки и простецы, будут бояться даже произнести его. Теперь лицо Тома исказилось от страшной, так уродующей его радости, а глаза полыхали багрецом от злобы.
«Лорд Волдеморт — мое прошлое, настоящее и будущее!» — проговорил он холодным жестким и властным голосом. И никто пока еще не знал, что в эту темную туманную ночь вместо эгоистичного, гордого и мстительного Тома Реддла, трепетавшего от страха перед смертью и разуверившемся в самом светлом из доступных человеку чувств, появился на свет коварный, жестокий и не знающий жалости лорд Волдеморт.
Комментарий к Глава 44. Лорд Волдеморт
Дорогие читатели! Сейчас я опубликовала одну из ключевых глав фанфика, описывающую очередной рубеж на пути превращения Тома Реддла в лорда Волдеморта. Было бы интересно узнать ваше мнение о том, насколько каноничным предстает главный герой в произведении, а также буду рада услышать ваши советы и рекомендации. Ваша Lucy Bright.
========== Глава 45. Змея и череп. Часть 1 ==========
Вскоре Реддл встал с кровати в своей каморке и вернулся в Литтл Хэлтон в дом Мраксов. Морфин, связанный и с кляпом во рту, все также беспомощно лежал на полу.
— Обливиэйт! — не колеблясь, проговорил Том заклинание, и все воспоминания сегодняшнего вечера стерлись из памяти дяди. Реддл снова стал делать замысловатые движения палочкой, извлекая из своего мозга серебристую субстанцию воспоминаний, и с небывалым мастерством, доступным очень и очень немногим волшебникам, стал вкладывать их в голову Морфина так, что он бы воспринял их как свои собственные. Естественно, Реддл не забыл и немного подкорректировать их, убрав все лишние слова. В общем, выходило так, что Морфин заявился в дом к Реддлам и расквитался с ними за свое и отцово заключение в Азкабане, а также за позор семьи, который учинила спутавшаяся с их сыном сестра. Закончив работать с памятью дяди и обеспечив себе полное алиби перед мракоборцами, Том оставил волшебную палочку Морфина и вышел из хибары. Не забыл он по своему обыкновению прихватить и трофей — золотое кольцо с большим темным камнем, тем более, что эту семейную реликвию он считал своей по праву. Том теперь досконально знал всю историю своего рождения, и только один вопрос не давал ему покоя: где медальон Салазара Слизерина? В хибаре его не нашлось. Можно было предположить, что мать действительно сбежала вместе с ним. Однако, в воспоминаниях миссис Коул, которая вместе с Доброделовым принимала у Меропы роды, никакого медальона не было. Такая драгоценная вещь на шее у нищенки непременно привлекла бы их внимание. И почему, обладая ею, мать оказалась в такой отчаянной нужде? Ведь, продав его, она могла бы безбедно жить на одни проценты с вырученных за него денег. Вещь, принадлежавшая самому Салазару Слизерину, одному из основателей Хогвартса, была не просто драгоценным украшением, но и ценным историческим артефактом, и потому могла стоить целое состояние. Но тут оставалось только гадать и строить бесконечное количество версий. Естественно, Реддл и не стал понапрасну трудиться над разрешением этой задачи с одними неизвестными.
Размышляя таким образом, он вернулся к дому Реддлов, где его должна была дожидаться Виктория. Когда Том подошел ближе к ограде, то в самом деле заметил рядом с ней женскую фигуру, укутанную в плащ и с капюшоном на голове.
— Пришла все-таки? — довольно констатировал Реддл. Нужно было подчистить память этой маглы (потому и велел ей вернуться), раз уж убивать ее он не собирался. Но сделать это можно и чуть позже, а пока что Том с любопытством рассматривал ее. — Давно ждешь?
— Давно! — отозвалась она. — Почти два часа! — В голосе ее не было ни капли злости или обиды.
— А ты умеешь быть терпеливой! — заметил Реддл.
— Я ждала много лет, так что два часа для меня ничего не значат.
— Ну, конечно, тем более что я обещал оставить тебя довольной.
— Умеющий ждать да получит все!
— Лучше и не скажешь! — проговорил Реддл, открывая волшебной палочкой дверь. — Прошу! — Том пропустил вперед свою спутницу, а потом и сам вошел внутрь.
Они прошли сквозь темный холл в гостиную, и Реддл наколдовал несколько волшебных шаров, от которых стало светло как днем. Затем от одного взмаха волшебной палочки на окнах появились светонепроницаемые шторы. На полу неподвижно лежали три мертвых тела в тех позах, в которых их застала неожиданная мгновенная смерть. Неволшебникам невозможно было понять ее природу и выяснить причины, и только ужас, застывший в глазах этих людей, говорил о необыкновенном страхе, который испытали они за мгновение до своей кончины. Виктория, пока Реддл колдовал, не могла оторвать восхищенного взгляда от волшебной палочки, но, когда взгляд ее упал на покойников, к восхищению примешался еще и ужас от того, каких дел можно натворить этой штуковиной. Но уже спустя миг ее глаза загорелись злорадным огнем и мрачным торжеством от осознания свершившегося мщения. Темно-серые глаза Реддла излучали тоже самое, и в этом колдун и магла были сейчас невероятно похожи.
Наконец, Виктория отошла в сторону и сняла длинный просторный плащ с капюшоном, и под ним оказалось изящное черное вечернее платье, выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. Длинные светлые волосы красивой волной спускались на спину, а кокетливые туфельки довершали образ. Взглянув на Реддла, она поняла, что юноша по достоинству оценил ее старания и вкус.
— У меня сегодня праздник! — довольно сказала Виктория. — Праздник свершившегося мщения, — чуть помолчав, пояснила она.
— У меня тоже! — усмехнулся Реддл. — Может, тогда поужинаем вместе?
— Само собой! Почему нет? — улыбнулась девушка.
На полностью сервированном столе все еще лежали приборы, на тарелках была остывшая еда, к которой Реддлы так и не успели притронуться. Том подошел к столу, сделал несколько взмахов волшебной палочкой, и все блюда снова стали горячими и как будто вот только сейчас приготовленными. Подумав секунду, он наколдовал и бутылку вина.
— Прошу к столу! — церемонно пригласил он Викторию.
— Что, прямо здесь? — изумленно спросила она, глядя на мертвецов.
— Именно, именно здесь! — твердо отвечал Реддл, отодвигая своей даме стул, и та покорно села.
Том тем временем тоже привел свой костюм в порядок, откупорил бутылку красного вина и, налив в фужеры, с усмешкой сказал.
— За Реддлов! — И стал пить.
Виктория, которая уже тоже было поднесла фужер к губам, поперхнулась вином и поставила его обратно на стол.
— В чем дело? — насторожился Реддл, а в тоне его сквозило легкое недовольство.
— Но ведь за смерть все-таки не пьют… — неуверенно сказала она.
— Слушай, что я тебе скажу, красотка! — несколько фамильярно отозвался он. — За смерть врагов пьют! С радостью! — На тонких губах Тома играла злая глумливая усмешка, от которой точеные черты неприятно скривились. А то обстоятельство, что эти губы были еще и темно-бордовыми от вина, делало его сильно похожим на вампира. — Посмотри, оно же красное, как и их кровь! — Виктория передернулась от этих слов, но делать было нечего. Зато, когда по венам вместе с вином потекли тепло и нега, то она расслабилась, шаловливо улыбнулась и сочла эту задумку за вполне удачную идею. Наконец, когда оба уже немного поели, то Виктория в свою очередь отпустила ту еще шуточку в том же ключе.
— У кого ты только всего этого понабрался? Я имею в виду ненависть.
— Были учителя! — резко ответил Том. — А у тебя разве нет?
— А ты знаешь, Том, если уж ты изволил выпить крови, то съесть захочешь саму смерть! Как ты полагаешь?
Слова девушки вызвали у Реддла совсем неожиданную для нее реакцию. Вместо того, чтобы, как она полагала, рассмеяться, по достоинству оценив шутку, он вдруг замер и даже перестал есть. Было ясно, что в голову ему пришла какая-то мысль, очень для него важная. Сам же он напрочь позабыл о собеседнице.
— Том? — тихо заговорила она. — С тобой все в порядке?
— А? Да, вполне! — сказал он как ни в чем не бывало. — Именно, именно смерть и нужно съесть раз и навсегда! — загадочно произнес Реддл.
Девушка, услышав эти слова, сначала чуть смутилась, а потом рассмеялась. Между тем, странный ужин рядом с тремя мертвецами продолжался. Бутылка почти опустела, и на Реддла, который до этого привык пить разве что сливочное пиво в Хогсмиде, вино подействовало в полной мере, сделав его несколько развязнее и смелее рядом с женщиной, что сидела с ним за одним столом. Он вдруг отметил про себя, какие у нее блестящие волнистые волосы и шелковистая кожа, и ему захотелось прикоснуться к ней. Том взмахнул тисовой палочкой, и из стен раздались звуки вальса. Он встал и протянул Виктории руку, на что она немедленно поднялась со стула, широко улыбаясь, словно этого и ждала. Реддл ощутил приятное тепло, исходящее от ее тела, и прижал к себе несколько теснее, чем позволял этикет. Виктория не сопротивлялась, напротив, была очень даже податливой. Том вдохнул аромат духов, струящийся от ее волос, а глаза беззастенчиво, не отрываясь, смотрели в вырез платья с глубоким декольте. Он и правда чувствовал себя пьяным, но уже не от вина и даже не от мщения. Когда же горячие губы Виктории прильнули к его холодным, Реддл окончательно капитулировал. Водя чуть дрожащими руками по женской спине и талии, он подумал: «Почему бы и нет? Не стоит лишать себя столь сладкого десерта!» Через минуту оба уже поднимались на второй этаж особняка, где находились спальни покойных хозяев.
========== Глава 46. Змея и череп. Часть 2 ==========
Проснулся Реддл, когда еще только занимался рассвет. В эту ночь он вообще толком не спал сперва от потрясения, когда узнал историю своего рождения, затем из-за убийства отца и деда с бабкой и, наконец, от впечатлений ужина и того, что за ним последовало. К удовольствию Тома, магла оказалась опытной и искусной любовницей, а для него, который разделался с ее врагами, расстаралась вовсю. Том все думал о словах, которые она сказала ему вчера: съесть смерть. Для Реддла нечто подобное когда-то было мечтой, а год назад она претворилась в реальность, когда он сделал себе крестраж из дневника. Если и раньше Том старался беречь его, то теперь хранил этот залог своего бессмертия как зеницу ока. Покинув в это лето Хогвартс, Реддл, разумеется, взял его с собой. Сама же тонкая книжечка в черных корочках после проведенного над ней ритуала обрела необыкновенные свойства. Вместе с осколком души, который Том запечатал в ней, там же хранились и все его воспоминания. Кроме того, эта самая душа разговаривала с тем, кто желал к ней обратиться. Стоило что-нибудь написать на пустых страницах, как чернила мгновенно впитывались в бумагу безо всякого следа. Зато потом на странице неведомо каким образом проступал ответ. Том сел за стол, наколдовал чернильницу с пером и написал:
— Привет! И что ты скажешь о словах этой маглы: съесть смерть?
Черные буквы исчезли, но спустя несколько секунд появились слова ответа.
— Скажу, что в этом есть смысл. Попробуй придумать заклинание с этими словами, можно даже на древних рунах, и посмотришь, что из этого получится.
— А ты уже знаешь? — поинтересовался Реддл.
— Нет, не знаю, но думаю, что-нибудь стоящее.
— Ладно, посмотрим, что из этого выйдет.
Реддл закрыл дневник и вышел на улицу. Уже светало, и на востоке из-за линии горизонта показался край солнечного диска. Том достал волшебную палочку, вспомнил язык древних рун и перевел на них слова «съесть смерть».
— Мордсмордре! — четко выговорил он. Тут из тисовой палочки вырвалось огромное, правда, призрачное зеленоватое изображение черепа, изо рта которого выползала и выползала толстая змея, завиваясь вокруг мертвой головы замысловатыми петлями. Реддлу это изображение пришлось по вкусу. А еще в знак того, что ему удалось победить, сожрать смерть, как фигуру на шахматной доске, Том захотел сделать такую отметину себе на руке. Он задрал до локтя левый рукав, прижал к коже кончик волшебной палочки и произнес.
— Мордсмордре! — руку мгновенно зажгло, а потом на ней стали проступать красноватые очертания черепа и змеи. Но спустя пару минут боль прошла, цвет изображения стал черным, а само оно напоминало татуировку. Реддл также понял для себя, что такую штуку можно, при желании, поставить и другим людям. «Что-то похожее на Протеевы чары, которые накладывают на одинаковые предметы. И те, кто этими предметами обладают, могут связываться друг с другом, передавая какие-нибудь важные сообщения. Вот только когда изображение на теле, то оно как-то надежнее, ведь от него нельзя избавиться!» — думал между тем Реддл. Его захватила эта мысль, ведь в таком случае, если человек согласится поставить такую метку, то был бы полностью в его власти. И ведь среди слизеринцев наверняка найдутся такие, кто на это согласится: Родольфус или те, которые уже знали, что он наследник Слизерина.
С этими мыслями Том снова вернулся в дом. Он стал методично и скорупулезно проверять волшебной палочкой все стены, пока в одной из них не нашел тайник, в котором Реддлы держали золото, кое-какие наличные деньги и документы. В конце концов, при желании это все можно будет обменять на галеоны. Совесть за такое неприкрытое воровство его совсем не мучила. Все это он считал своим по праву. Том как раз рассматривал содержимое шкатулки с дамскими украшениями, как в гостиную спустилась Виктория.
— Что это? — спросила она.
— Состояние Реддлов. Адреса банков, номера счетов, кодовые слова на предъявителя. Наличные деньги, — Том указал на несколько пачек крупных банкнот. Ну и золото — монеты и украшения.
— Ты не боишься, что полиция…
— Какая полиция?! — засмеялся Реддл. — Ты забыла, кто я? Впрочем… — Тут Том взмахнул тисовой палочкой, и сейф исчез, как будто и не бывало его.
— Возьми! — Реддл подал Виктории шкатулку с украшениями. — Это тебе!
— Мне? — удивилась она.
— Ну да. Их должна была бы носить моя мать, но ты ведь понимаешь, что ей они теперь без надобности, а мне и подавно. Зато мне будет приятно осознавать, что они достались женщине, которая от души ненавидела моего мерзкого папашу и его родителей. Бери!
Девушка подчинилась, но Том увидел, что вся она обернулась в слух.
— Мне кажется, скрипнули ворота… — с тревогой сказала она и осторожно выглянула в окно. — Так и есть! Сюда идет служанка. Что будем делать? — голос ее дрогнул.
— Ничего страшного! — отвечал Реддл очень спокойно. Он быстро сложил все бумаги и деньги на глазах изумленной Виктории в маленький кошелек, на который было наложено заклятие незримого расширения. Потом сунул ей в руки шкатулку.
— Говори адрес! — сказал он.
— Но как же…
— Говори адрес! — повторил Реддл, на этот раз резко и повелительно. Девушка назвала его, а Том взял со стола одну из чашек, направил на нее палочку и произнес.
— Портус! — чашка мгновенно засветилась голубоватым свечением, которое, впрочем, быстро погасло. Тут в дверь постучали, и Виктория вздрогнула.
— На счет три хватайся за чашку, поняла? — Она кивнула.
— Раз, два, три! — Две ладони одновременно коснулись портала, который перенес их обоих в домик Виктории.
***
Остаток своих последних каникул Реддл проводил вовсе не в приюте и даже не во временно арендованном жилье, а у Виктории, чему та была несказанно рада. Том же просто считал этот вариант лучшим из всех возможных, что у него были в мире маглов. Он, конечно, наведался в Косой переулок после того, как получил письмо из Хогвартса, приобрел все необходимое для учебы и кое-что в «Горбин и Бэрк». Виктория во всем пыталась ему угодить, но была слишком умна для того, чтобы надеяться удержать Реддла, и потому ловила каждый момент, проведенный рядом с ним. Она даже реже стала бывать в своей конторке, поручая дела помощникам. Том лишь усмехался, глядя на ее неуклюжие попытки сделать ему приятное.
В последний день лета накануне отбытия Хогвартс-экспресса Виктория была в подавленном состоянии и едва сдерживала слезы. Она не смогла удержаться от того, чтобы не заговорить с ним напрямик, когда вечером после ужина сидела у него на коленях.
— Завтра ты уедешь и никогда уже больше не вернешься! — тихо говорила она. — Меня ты, конечно, забудешь. Ведь ты же волшебник, да еще какой! Кто я вообще для тебя? Нам с тобой не по пути, это я понимаю прекрасно. Ты полюбишь совсем другую женщину, под стать себе самому!
— Ошибаешься! — усмехнулся Реддл, потрепав девушку по щеке. — Я никого не люблю и любить не собираюсь! Никогда, понимаешь?
— А вот здесь уже ты ошибаешься! — серьезно ответила Виктория. — Когда-нибудь и ты полюбишь обязательно. Любовь — это такая дама, которая любит укрощать строптивцев вроде тебя!
— Ис-клю-че-но! — отчеканил ответ Реддл так, словно объяснял какую-то азбучную истину непонятливому ребенку.
— А вот я тебя никогда не забуду, как бы ни старалась! — Тут она уже не смогла удержать слезу.
— Забудешь! Еще как забудешь! Это я тебе гарантирую! — заверил ее Реддл уже без тени насмешки в голосе. — Но у нас еще предостаточно времени до завтрашнего поезда. — Тонкие губы припали к красивой шее. — И можно использовать его куда лучше, не правда ли? — одна предприимчивая ладонь скользнула в вырез халата, а другая легла на округлое бедро. — Не думай сейчас ни о чем! Просто поверь, что завтра я все устрою, как нужно.
В ответ Виктория сама потянулась к его губам.
На другой день магла с тяжелым сердцем провожала Тома на вокзал Кингс-Кросс. Стоя между платформами 9 и 10 и готовясь миновать барьер между мирами, Реддл видел, как Виктория смотрит на него долгим печальным взглядом. Он достал волшебную палочку, направил ее на девушку и одними губами прошептал: «Обливиэйт!». С этого момента магла в самом деле забыла и Тома, и все то время, что они провели вместе. Она помнила только, что явился сын Реддла (но хоть убейте, не смогла бы припомнить его лица) и убил всех троих, вскрыл их сейф, а ей в награду за предоставленную информацию отдал шкатулку с драгоценностями.
========== Глава 47. Планы профессора Вилкост ==========
Том испытал необыкновенное облегчение и довольство, когда снова вернулся в волшебный мир. Еще за месяц до начала учебы он узнал, что директор Диппет назначил его старостой не только Слизерина, но и всего Хогвартса. К обычному письму-уведомлению был приложен соответствующий значок. Для Реддла начался последний учебный год. Он продолжал быть лучшим учеником, гордостью школы, а кроме того, стал пользоваться необыкновенным уважением у тех слизеринцев, которым он открыл тайну своего происхождения и сообщил свое новое имя. Уже не только Лестрейндж, но и Малфой, Эйвери, Гойл, а также пятикурсники Флинт, Мальсибер и Макрейн просто благоговели перед наследником Слизерина, признавая его за старшего, за своего предводителя, и были готовы выполнить все, что бы он им ни поручил. В Клубе Слизней у декана Слизнорта он теперь стал завсегдатаем и даже вместе с главой факультета часто принимал решения, кого еще туда пригласить. Другие преподаватели тоже были в восторге от Реддла, и только профессор Дамблдор понимал, что Том — совсем не тот, за кого себя выдает. Но и декану Гриффиндора было невдомек, что за невероятно блестящей ширмой скрывается жестокий мстительный убийца, а кроме того, в высшей степени высокомерный гордец, презирающий всех, кого считал ниже себя, и втайне лелеющий честолюбивые замыслы. Он считал всех маглов и волшебников из их среды недостойными жить рядом с настоящими чародеями и занимать хоть сколько-нибудь приличное место. Этих созданий следовало полностью подчинить магам или попросту уничтожить. Всех этих Реддлов, Стаббсов, Бенсонов и их же с ними.
Как-то после очередного урока защиты от темных искусств Том уже было собрался покинуть класс, как вдруг профессор Вилкост заговорила с ним:
— Мистер Реддл, задержитесь ненадолго, мне нужно с вами поговорить.
Том вернулся в класс и терпеливо дожидался, пока все остальные студенты его покинут. Преподавательница задумчиво листала табель успеваемости учеников и, казалось, старалась принять какое-то решение.
— Что вам угодно, профессор? — решился нарушить молчание Реддл.
— Садитесь, Том! Садитесь, пожалуйста! — приветливо заговорила она, сейчас будучи даже больше похожей на радушную хозяйку, чем на учителя. — Превосходно, превосходно, превосходно! Как, впрочем, и всегда! И больше всего баллов на занятиях. Я уже говорила, что за полвека своей работы в Хогвартсе у меня никогда еще не было студента с таким колоссальным волшебным потенциалом, недюжинными талантами и трудолюбием. Но, думаю, такую характеристику дадут вам и большинство других преподавателей.
— Профессор, я безмерно благодарен и, разумеется, высоко ценю столь лестные отзывы о своих способностях! — учтиво отвечал Реддл. — Но ведь любой алмаз превращается в бриллиант только в том случае, если его будет огранять искусный мастер, не так ли? Поэтому мои успехи — это результат и ваших трудов.
— А вы умеете быть просто до невозможности любезным, Том, хитрец вы этакий! — усмехнулась профессор Вилкост. — И, конечно же, это помогает вам добиваться задуманного, разве нет? Даже без магии.
— Бывает, что и так, мадам!
— Том, а чем вы собираетесь заниматься после окончания школы? — спросила профессор Вилкост, внимательно глядя на Реддла. Было видно, что этот ответ для нее важен.
— Профессор, я еще не думал об этом.
— А пора бы и подумать, Том, ведь вы уже на седьмом курсе. Не сомневаюсь, вас могут ждать блестящие перспективы. У Горация большие связи в Министерстве, и он с удовольствием поспособствует вашей карьере.
— Я предпочел бы всего добиться сам, профессор!
— Это очень похвально, Том. А вам интересно было бы дальнейшее изучение магии?
— Мадам, изучение магии, расширение ее возможностей всегда меня привлекало. А кроме того, я очень привязан к Хогвартсу. Вы ведь знаете, что я сирота, своего дома у меня нет и никогда не было. А Хогвартс им стал.
Лицо пожилой дамы озарилось улыбкой.
— Тем более, Том! В таком случае вас, возможно, привлечет должность преподавателя?
— Преподавателя, профессор? — притворно удивился Реддл.
— Ну да, преподавателя защиты от темных искусств. Я не случайно упомянула о годах, которые проработала здесь. Мы, волшебники, живем хоть и дольше маглов, но и над нами время имеет свою власть.
Реддл опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с профессором.
— Я планирую подать в отставку, Том. Но хочу, чтобы мое место занял достойный преемник, который хорошо обучал бы студентов ЗОТИ, ведь эти знания при встрече с темным магом могут быть им очень полезны, позволят сохранить здоровье, а может, и жизнь. Том, вы же в курсе, что творит Гриндевальд на континенте. Нас пока можно назвать островом стабильности, но надолго ли? Вы, как староста, порой занимались с некоторыми студентами. И неплохо, очень даже неплохо, скажу вам.
— Профессор, насколько я понимаю, вы бы хотели предложить на освободившуюся должность мою кандидатуру?
— Да, Том, да! Подумайте над этим хорошенько! Если вы согласитесь, то и я, и профессор Слизнорт будем ходатайствовать за вас перед директором Диппетом. Кроме того, здесь для вас есть и перспективы. Армандо уже тоже немолод, на его место может претендовать заместитель, профессор Дамблдор. А вы впоследствии легко станете деканом, — неспешно рассуждала волшебница о возможных кадровых перестановках в школе.
— Профессор, я весьма польщен той честью, которую вы мне оказываете, но не могу вот так сразу ответить.
— О, конечно! Такое решение действительно нужно как следует обдумать. Но вас никто и не торопит. До конца года время у вас есть.
— Благодарю, профессор!
— А теперь ступайте! Не смею больше вас задерживать, иначе вы на урок опоздаете.
Реддл молча кивнул и вышел из класса. Надо сказать, что предложение профессора Вилкост пришлось Тому очень даже по душе и захватывало его тем сильнее, чем дольше он о нем думал. «Это настоящая удача! — размышлял он. Мне удалось открыть Тайную комнату, но выполнить завет Салазара Слизерина так и не вышло. Однако, это не повод от него отказываться. Но для этого дела нужны сторонники, которых вполне можно воспитать, будучи преподавателем в Хогвартсе. А со временем можно будет занять должность и повыше, ведь оно, время, теперь не имеет для меня значения после создания крестража. Тогда всем этим недостойным путь в Хогвартс будет заказан, и не только школа, но и весь мир будет очищен от этой грязи! Ведь даже в Министерстве таких возможностей расчистить мир для чистокровных мне не представится. Что толку быть даже Министром, когда кругом тебя одни грязнокровки! Зато вот отсюда, из школы, своих сторонников можно будет внедрять не только в Министерство, но и в любую другую сферу!» И Реддл решил согласиться на предложение профессора Вилкост.
Помимо учебы и обязанностей старосты Том был занят еще и тем, что всеми способами пытался хоть что-нибудь разузнать про Певереллов, о которых говорил его дед, и чей герб был на кольце с темным камнем, унесенном им из лачуги и теперь все время надетом на среднем пальце. Но, как ни странно, никаких сведений об этих волшебниках ни в открытой, ни в закрытой секции он так и не обнаружил. Расспрашивать же кого-то напрямик он не хотел, полагая, что и эта тайна когда-нибудь разъяснится.
Кроме того, Реддла сильно занимал вопрос, который касался крестражей. Даже один такой темный артефакт позволял обрести бессмертие. Но волшебник, сделавший его, оставался бессмертным до тех пор, пока этот предмет цел и невредим. Если же его разрушить, то осколок души, в нем заключенный, погибал, и магия прекращала свое действие. «Можно ли делать ставку исключительно на один крестраж?» — рассуждал Реддл. «Не надежнее ли будет сделать два, три или даже, да, семь! Ведь семь — это же истинно магическое число! И моя тисовая палочка, этот атрибут, который волшебника делает волшебником, обошлась мне тогда в семь галеонов и принесла удачу, служа верой и правдой с того момента, как сама выбрала меня. Однако в «Тайнах наитемнейшего искусства» не было ровным счетом никаких упоминаний о магах, создавших два или больше крестражей.» Тогда Реддл решил как-нибудь поосторожнее расспросить об этом декана Слизнорта. Хорошая возможность ему представится после предстоящего собрания в Клубе Слизней через пару дней.
Так, идя по подземному коридору к гостиной, Том неожиданно увидел целующуюся парочку. Подойдя поближе, он понял, что перед ним не кто иной, как Дольф и Элла Эйвери. Эти двое, похоже, были столь увлечены друг другом, что даже не расслышали его шагов.
— Так-так, — притворно строгим голосом заговорил Реддл. — Голубки все никак не намилуются!
Родольфус и Элла вздрогнули как от электрического удара, со страхом оборачиваясь к тому, кто застал их на месте преступления. Однако, увидев Реддла, с облегчением выдохнули. Элла немного смутилась.
— Руди, я, пожалуй, пойду! — быстро сказала она, сообщила пароль и прошмыгнула в гостиную. Реддл и Лестрейндж последовали за ней и видели, как девушка юркнула в одну из спален для девочек. Когда двое парней остались в гостиной одни, то Том не замедлил отчитать Родольфуса.
— Что ты вообще творишь, а, Дольф? — голос школьного старосты был довольно спокоен, но в тоне чувствовались жесткость и строгость, из чего можно было заключить, что Реддл сердится. — А если бы вас застукал не я, а Слизнорт или, еще хуже, Дамблдор? За простое разгуливание по школе в это время с факультета сняли бы баллов пятьдесят, а уж за ваше тисканье… Еще и письма-громовещатели отправят вашим родителям. И это в лучшем случае, а то и совсем исключить могут. Ты вообще с головой дружишь или нет?
— Том, ну что мы с Эллой можем поделать… — начал было оправдываться Лестрейндж, но Реддл одернул его.
— Волдеморт, лорд Волдеморт, Дольф. Я уже говорил тебе, что ни на какое другое имя наследник Слизерина отзываться не станет. По крайней мере, сейчас пока в кругу ближайших друзей, а вскоре и во всем волшебном мире, Дольф.
— Хорошо, милорд, — покорно отозвался Родольфус. — Просто у нас с Эллой не было других вариантов, кроме этих тайных встреч. Вы же знаете, что она просватана за Абраксаса Малфоя, также как Друэлла за Сигнуса Блэка. Малфой решил действовать другим путем, нежели я, чтобы заполучить ее: прибег к помощи своих родителей, а заодно втерся в доверие к ее отцу.
— А что мешает тебе поступить также? Лестрейнджи ничем не уступают Малфоям в плане чистоты крови.
— Милорд, у Малфоев и Эйвери много общих дел, поэтому брак этот сулит выгоду обоим семьям. Так что нам здесь уже ничего не изменить.
— Драматично, что и говорить! — отвечал Реддл, и Лестрейндж уловил явную иронию в этих словах. Родольфус слыл чуть ли не самым галантным кавалером среди слизеринцев, но при этом еще и ветреником, влюбленным то в одну, то в другую одноклассницу. А кудрявую белокурую голубоглазую красавицу Эллу тоже нельзя было назвать приверженкой строгих правил и нравов.
— Милорд, мы все равно будем с ней встречаться, независимо от того, за кого ее отдадут замуж.
— В самом деле? А что же Абраксас?
— А ничего Абраксас. Он реалист и должен понимать, что если ему привалила такая удача в виде столь прелестной жены, то этим счастьем придется делиться. А лично меня вполне устроит положение любовника. Элла, конечно, очень мила. Во всех смыслах, как я убедился этим летом, когда нам удалось остаться наедине… Она слаще меда! — многозначительно добавил Дольф, довольно улыбаясь.
— Лестрейндж, пощади честь своей подруги! — усмехнулся Реддл, прерывая поток восторженных словоизлияний своего приятеля. Том видел, что позволь он Родольфусу распространяться на эту тему дальше, то он во всех подробностях доложит, что произошло между ним и Эллой.
— Но в то же время, милорд, я не могу представить, как можно связать жизнь с одной женщиной. А тут у меня развязаны руки.
— Понятно! — кивнул с ехидной улыбкой Том. — И волки сыты, и овцы целы.
— Милорд, то же самое может быть и у вас с Дру!
— Ты забываешься, Лестрейндж! — в глазах Тома на мгновение блеснули красноватые гневные огоньки, и Родольфус сразу сник.
— Прошу простить, милорд! Это и правда не моедело. Да и Дру не такая!
— Хватит об этом! Как, кстати, твое эссе по зельеварению? Оно довольно объемное, а крайний срок сдачи — конец этой недели.
— Милорд, признаюсь, еще конь не валялся! Я все никак не разберусь, в чем разница между напитком живой смерти и зельем сна без сновидений. У них ведь одинаковые ингредиенты, но разные процессы приготовления. Если бы вы помогли мне…
— Написать эссе? Даже и не думай! Завтра у нас собрание в Клубе Слизней, ну а после него, попробую втолковать тебе то, что ты упустил на уроках. А писать будешь сам как миленький.
— Как скажете, милорд!
— Вот именно! А теперь пора спать.
========== Глава 48. И снова о крестражах ==========
На следующий вечер в Клубе Слизней были небольшие посиделки по случаю дня рождения Финеаса Флинта, пятикурсника и младшего брата бывшего капитана сборной. Его совсем недавно приняли в это почетное сообщество. Именно это время Реддл и выбрал для столь важного для него разговора о крестражах, полагая, что непринужденная обстановка и пара бокальчиков вина немного развяжут профессору Слизнорту язык, сделают его расположенным к более откровенной беседе. Разумеется, он позаботился и о том, чтобы должным образом улестить декана, раздобыв к столу его любимых засахаренных ананасов. Том решил дождаться окончания этой небольшой вечеринки, а потом как бы невзначай и завести разговор.
Итак, весьма довольный профессор Слизнорт сидел в своем уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике, в одной руке он держал винный бокал, другой перебирал засахаренные дольки ананаса. Свет, исходящий от свечей и шаров с потолка, золотил его густые блестящие соломенного цвета волосы и светло-рыжие усы. Вокруг него сидели с полдюжины мальчиков и, конечно же, Том Реддл, на пальце которого поблескивал золотой перстень с черным камнем — кольцо дяди Марволо, семейная реликвия, которую он теперь считал своей по праву.
— Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку?
«Нельзя вот так сразу огорошить его откровенными расспросами про крестражи! — хладнокровно рассуждал про себя Реддл. — Нужна, что называется, разминка.»
— Том, Том, если бы я и знал, то был бы не в праве сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя покрытым сахарными крошками пальцем, хоть одновременно и подмигивал. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей.
Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая восхищенные взгляды на своего кумира.
— Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых столько зависит… Кстати, спасибо за ананасы. Вы правы, это мое любимое лакомство. С уверенностью предрекаю вам, что лет через двадцать вы поднимитесь до поста министра магии. Через пятнадцать, если так и будете присылать мне ананасы. У меня там великолепные связи.
Том лишь улыбнулся, тогда как другие мальчики загоготали.
— Не думаю, что политика — это мое предназначение, сэр, — сказал Реддл, когда смех утих. — Прежде всего мое происхождение не из тех, какое необходимо для подобной деятельности.
Лестрейндж и Малфой обменялись самодовольными ухмылками, ведь они-то прекрасно знали, что наследнику Слизерина больше всего пристала подобная деятельность.
— Глупости, — коротко отозвался Слизнорт. - Яснее ясного, что вы с вашими-то способностями, происходите из славного рода волшебников. Нет, вы далеко пойдете, Том, я в своих учениках еще никогда не ошибался.
Маленькие золотые часы, стоявшие на столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать.
— Батюшки мои, неужели так поздно? — удивился Слизнорт. — Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра письменную работу, иначе мне придется задержать вас в классе. То же относится и к вам, Эйвери.
Мальчики гуськом покидали комнату. Слизнорт выбрался из кресла и перенес пустой бокал на письменный стол. Звук какого-то движения за спиной заставил его обернуться: посреди кабинета так и стоял Реддл.
— Живее, Том. Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы же все-таки староста…
— Сэр, я хотел спросить вас кое о чем.
— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте…
— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о крестражах?
Слизнорт уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.
— Пишете самостоятельную работу по защите от темных искусств, не так ли?
— Не совсем так, сэр, — ответил Реддл. — Я наткнулся на этот термин, читая кое-что, и не совсем его понял.
Это, конечно, было ложью. Том все прекрасно понял, но желал, по возможности, узнать больше, чем было написано в книге.
— Вам пришлось бы приложить изрядные усилия, Том, чтобы найти в Хогвартсе книгу, содержащую подобные сведения о крестражах. Эта материя очень темная, по-настоящему темная, — сказал Слизнорт.
— Но вам-то, разумеется, известно о них все, сэр? Такой волшебник, как вы… Простите, возможно вы не имеете права говорить об этом. Просто я понимаю, что если кто и способен о них рассказать, так это вы.
«Ну, вот так, кажется, и нормально! — подумал Реддл. - Колебания и небрежный тон, в меру лести…»
— Ну что же, — произнес Слизнорт, не глядя на Тома, поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами. — Разумеется, если я предоставлю вам сведения общего характера — просто ради истолкования этого термина, то вреда никому не будет. Словом «крестраж» обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души.
— Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, сэр, — сказал Реддл. Своим голосом он управлял очень умело, но все равно в нем было заметно волнение. Разумеется, Том уже все знал и понимал, ведь он даже уже создал один крестраж, но терпеливо дожидался момента, когда можно будет задать сокровенный вопрос о создании не одного, а нескольких крестражей. Причем спросить так, чтобы это не вызывало никаких подозрений, а просто походило бы на некие безобидные гипотетические рассуждения.
— Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, — говорил Слизнорт, — и прячете часть ее в объект, находящийся вне вашего тела. После этого если на тело кто-то нападет или даже уничтожит его, вы все равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остается привязанной к земле, неповрежденной. Правда, существовать в подобной форме… — Слизнорт поморщился. — Немногие бы согласились на это, Том, очень немногие. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной.
Здесь у Реддла было свое мнение, но спорить он, разумеется, не стал.
— Но как же раскалывается душа?
— Что ж, — отвечал, поежившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное. Расколоть ее — значит совершить противное природе насилие посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к своей выгоде: он заключает оторванную часть души…
— Как заключает? — Реддл чувствовал, что поймал нужную волну, и сейчас профессора можно расспрашивать обо всем.
— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты… — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?
— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть. — Том был готов отыграть назад, но слова профессора успокоили его.
— Что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной.
— Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю. Мне просто любопытно, много ли проку с одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь…
— Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль даже об убийстве одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… Разделить душу на двое — уже плохо, но разорвать ее на семь кусков!
Теперь Слизнорт выглядел совсем встревоженным и смотрел на Реддла так, словно видел его впервые, и было очевидно, что он жалеет об этом разговоре.
— Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…
— Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл, желая тем самым успокоить профессора и пробудившуюся было в нем подозрительность.
— И все-таки, Том, сохраните сказанное мной втайне, ну, то есть, тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор.
— Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора.
Он испытывал сейчас такое же ликование, как и в день, когда узнал, что является волшебником. Его бледное лицо снова залил румянец, а на лице была та радость, которая его не красила, а, напротив, уродовала красивые черты. Результатом разговора он и в самом деле был очень доволен. Да, он так доподлинно и не узнал, что можно создать больше одного крестража, но и отрицательного ответа на этот вопрос тоже не получил. Скорее всего, действительно, никто из магов никогда не дробил душу более, чем на две части. Слова же Слизнорта о насилии над природой и пагубности ритуала, которые для другого человека послужили бы достаточным предостережением, на Реддла не произвели никакого впечатления. Тот, кто убил однажды и заглушил голос совести, тот, кто сделал это повторно и не чувствовал даже капли раскаяния, а только лишь злорадное удовлетворение, тот, без сомнения, будет поступать так и впредь, тем более, если это сулило столь вожделенную силу и неуязвимость. Не ужас деяния останавливал его сейчас, а просто неизвестность. Неизвестно было, как множественное дробление души скажется на магическом потенциале и прочих способностях. Да и подходящих предметов для шести крестражей пока нет… Вот кольцо Марволо — это да! Найти бы еще медальон Слизерина! А в кабинете директора хранится меч еще одного основателя Хогвартса — Годрика Гриффиндора. Честолюбивые мысли сменяли одна другую и мелькали быстро, как в калейдоскопе. Было бы замечательно заполучить для крестражей какие-нибудь редкие исторические артефакты, связанные с основательницами школы — Кандидой Когтевран и Пенелопой Пуффендуй! И тут ему вспомнилась история магии. У Кандиды Когтевран была невероятной красоты диадема, которая обладала свойством наделять столь ценимым чародейкой умом того, кто носил эту корону. Именно в этом украшении великую волшебницу изваял искусный скульптор-чародей, и результат его творения — чудесная статуя — по сей день украшала Большой зал. Но со времени смерти Кандиды Когтевран артефакт считается безнадежно утерянным, так, по крайней мере написано во всех учебниках. И никто из живущих никогда больше не видел диадему. Никто из живущих… «Так, стоп!» — хлопнул себя по лбу Реддл. «Надо будет потолковать с Еленой Когтевран!»
========== Глава 49. Секрет Елены Когтевран ==========
Прошло несколько дней, в течение которых Реддл неустанно думал о том, как лучше завести разговор с Еленой Когтевран о диадеме ее матери. Конечно, привидение неплохо относилось к нему все эти годы, хоть Том и был слизеринцем, а не когтевранцем. Встречаясь ненароком в коридорах Хогвартса, они всегда вежливо приветствовали друг друга. Все это, безусловно, было на руку Тому. Ум, которым, без сомнения, обладал школьный староста, вызывал уважение у Елены. Но при этом Реддл не был уверен, что привидение согласится что-нибудь поведать ему, раз уж до сих пор ничего не рассказало ни одному студенту со своего факультета. И все-таки Том не терял надежды, считая, что ум, приятные манеры, обходительность и умелая лесть сделают свое дело.
Дабы не вызывать лишних подозрений, он после некоторых раздумий решился прибегнуть к оборотному зелью, которое позволяло на некоторое время принять облик другого человека. Об этом снадобье, как и о многих других, он прочел в Запретной секции. Оно было довольно трудным в изготовлении. Да и сам процесс занимал много времени. Кроме того, основные компоненты для этого состава — шкура бумсланга и крылья златоглазок — были очень редкими, и к тому же, запрещенными. Однако, Реддла это не останавливало. Нужные ингредиенты ему не составило большого труда незаметно выкрасть из хранилища Слизнорта, а Выручай-комната, где он прятал книги, купленные в «Горбин и Бэркс», послужила бы подходящим местом, где можно было варить зелье без всяких опасений быть пойманным. Так, через месяц у Тома было все, что нужно. Для того чтобы поговорить с Еленой, он решил превратиться в Джона Патила — старосту Когтеврана, с которым, как неоднократно замечал Реддл, привидение весьма любезно беседовало.
Раздобыв незаметно два волоска с мантии Джона, Реддл улучил удобный момент, когда Елена была одна в подземелье с рукописями, и выпил оборотное зелье. После этого тело его сразу начало меняться: рост уменьшился так, что мантия стала стелиться по полу. В плечах Том, напротив, стал шире, и одежда оказалась тесна в груди. Черные, как смоль, волосы преобразились в русые, а бледная кожа поменяла свой оттенок на теплый персиковый. Прежде чем спускаться в подземелье, Том подогнал мантию по размеру, трансфигурировал зеленый галстук в синий. Спустившись после этого в комнату с рукописями, Том к своему удовольствию увидел там Серую даму.
— Здравствуй, Джон! — поздоровалось привидение.
— Добрый день, Елена!
— Что привело тебя сюда? — поинтересовалась младшая Когтевран у мнимого старосты.
— Знаете, Елена, я бы хотел подготовить по истории магии максимально подробный реферат о вашей матушке.
— Ну, здесь ты и в самом деле найдешь много полезных сведений.
— А вы, Елена, могли бы поделиться со мной чем-нибудь, о чем в манускриптах наверняка не написано?
Привидение слегка усмехнулось.
— Ты талантливый студент, Джон. Что же тебе хотелось узнать? — дружелюбно спросил призрак.
— Елена, с того времени как ваша матушка скончалась от тяжелой болезни, никому ничего не известно о ее диадеме. А ведь это величайшая реликвия и ценный исторический и магический артефакт, к тому же обладающий чудесным свойством прибавления ума тому, кто его носит. Однако, в доме вашей матери он обнаружен не был. Может быть, вам что-то известно о том, куда могла подеваться диадема? Честное слово, тот, кто сумеет разгадать эту загадку…
— Боюсь, что ничем не могу помочь! — холодно и несколько резко оборвала Елена речь Джона-Тома. Она не могла покраснеть, но ее полупрозрачное лицо несколько помутнело, и стало ясно, что Серая дама сердится.
— Но почему? — воскликнул ее собеседник.
— Не ты первый и, скорее всего, не ты последний, кто домогается диадемы за эту тысячу лет. И всегда одни и те же слова, так что уши уже давно вянут. Неужели нельзя придумать более остроумных аргументов? Все почему-то считают, что я обязана поведать свою и материну тайну, что я непременно должна оказать кому-то услугу. А с какой стати вообще?
Услышав эту тираду, Реддл понял, что Елене действительно что-то известно, но сейчас она вряд ли расскажет. Поэтому не имело никакого смысла разговаривать с ней и дальше, тем более, что действие оборотного зелья по подсчетам Тома скоро должно было завершиться. Чужую личину оно позволяло сохранять в течение часа, а потом требовалась новая порция.
— Ну, что же, Елена, прошу простить меня за то, что полез не в свое дело. У меня действительно не было никаких прав расспрашивать вас о семейной реликвии. Давайте забудем этот разговор, словно его и не было.
«Ну, конечно, иначе потом начнет что-нибудь высказывать настоящему Патилу!» — подумал Реддл.
— Надеюсь, вы будете относиться ко мне с прежней благосклонностью? В противном случае вы меня очень опечалите.
— Ну что ты, Джон! — улыбнулось привидение. — После таких любезных извинений просто невозможно сердится дальше!
— Благодарю вас! Ну, а сейчас мне, пожалуй, пора возвращаться!
— Да, конечно! Всего доброго! — попрощалась Елена, полетела к стене и исчезла в ней.
Как только Реддл остался один, то сразу же устремился вон из комнаты с манускриптами, быстро миновал пустую гостиную Когтеврана и, выйдя в коридор, обнаружил, что опять принял свой прежний облик. Том вернул первоначальный вид своей одежде и как ни в чем не бывало отправился в свои подземелья, размышляя о том, как же узнать о диадеме. Отказываться от задуманного он, естественно, не собирался. После некоторых размышлений он пришел к выводу, что хорошо бы оказать Серой даме какую-нибудь важную услугу, и тогда Елена, может, что-то и расскажет. С этого времени Реддл старался как можно чаще, словно невзначай, пересекаться с привидением и, по возможности, следовать за ним. И тут ему довольно скоро снова повезло, случай действительно представился.
Полупрозрачная женская фигура легко и бесшумно плыла над полом по одному из длинных коридоров Хогвартса. Уже настал поздний вечер, и студенты разошлись по спальням. Елена полагала, что находится здесь совсем одна, но это было не так. Наложив на себя мощное дезилюминационное заклинание, Том Реддл следовал за ней и зорко наблюдал за каждым движением призрака. Вдруг Елена остановилась, словно что-то ее насторожило. В следующую секунду слизеринец понял, что у такого поведения было серьезное основание. Из боковой стены быстро вынырнуло другое привидение — страшный мужчина с хмурым лицом, носящий на плечах цепи и вериги. В нем Реддл сразу же узнал Кровавого барона, который стремглав бросился догонять призрака факультета Когтевран.
— Елена, — послышался его низкий грубый голос. — Елена, подожди, прошу тебя! — тон барона стал умоляющим.
— Оставь меня, барон! — коротко отрезала молодая женщина и бросилась прочь. Однако Кровавый барон преградил ей путь.
— Нам нужно поговорить, Елена! — просило привидение.
— Нам не о чем с тобой говорить, барон! — строго отвечала она. — После всего, что ты сделал со мной… — Она распахнула призрачный плащ и указала на грудь, где виднелась глубокая ножевая рана, из которой текла полупрозрачная серебристая кровь.
— Я виноват, очень виноват перед тобой, Елена! — с чувством воскликнул барон. — Но ты просто свела меня с ума своей жестокостью, и я даже не понимал, что делал в тот момент…
— Ты еще смеешь оправдываться, барон? — презрительно фыркнула младшая Когтевран. — Впрочем, у тебя всегда был бешеный темперамент, и именно из-за него я всегда отвергала твои ухаживания.
— Прости меня, ведь с тех пор, как убил тебя, а затем и себя, я не знаю покоя от угрызений совести. Потому уже тысячу лет ношу на себе эти цепи в знак горького и глубокого раскаяния. Неужели я так и не заслужил твоего прощения и… и любви?
— Да как ты смеешь говорить об этом, окаянный? Ты достоин своей незавидной участи, и я скажу только: «Поделом тебе!»
— Елена, мы все равно должны быть вместе! — в призрачных глазах было отчаяние вперемешку с безумием, и стало совершенно очевидно, что барон вот-вот потеряет рассудок.
— Не говори глупостей, барон! — со страхом отвечало привидение. — Я никогда не буду с тобой! И перестань уже докучать мне своими признаниями и бесполезными мольбами о прощении.
Во время всего этого разговора невидимый Реддл находился всего в нескольких шагах от этих двоих и внимательно ловил каждое сказанное слово. В его голове молнией пронеслась мысль: сейчас или никогда. Он быстро наколдовал защитную сферу и, направив волшебную палочку на Кровавого барона, четко произнес непростительное, но крайне мощное заклинание: «Империо!» Эффект сказался моментально: глаза барона сделались покорными и бессмысленными. Реддл снял с себя дезилюминационные чары и обратился к призраку-мужчине.
— Барон, мисс Когтевран, кажется, ясно дала тебе понять, что не желает иметь с тобой ничего общего. А кроме того, твое общество ей сильно неприятно.
— Да, Том, — покорно ответило привидение, опустив голову.
— Не советую тебе быть таким назойливым и докучать ей! — при этом Реддл легко и грациозно поклонился Елене. — Оставь ее в покое!
— Хорошо!
— Ну, вот и отлично! — усмехнулся слизеринец. — А теперь, дорогой барон, будьте так добры и избавьте нас от своего присутствия.
Призрак, будучи под действием заклятья, в ответ только согласно кивнул и улетел сквозь стену из коридора.
— Благодарю тебя, Том! — заговорила Елена, и Реддл безошибочно распознал в этих словах самую глубокую признательность. — Не думала, что в Хогвартсе найдется человек, который захочет и сможет урезонить Кровавого барона.
— Не стоит благодарности! — любезно проговорил Реддл. — Будьте уверены, Елена, он больше не станет вас преследовать.
— Мало того, что этот страшный человек убил меня во цвете лет, так еще и после смерти не давал покоя. Хорошо, что еще не перевелись такие вот рыцари и галантные кавалеры.
Реддл внутренне торжествовал, потому как ему полностью удалось войти в доверие к призраку, а значит, была надежда узнать, что стало с диадемой ее матери. Однако внешне Том никак не проявлял своих чувств, и вообще сейчас, как и всегда, глядя на его лицо, вряд ли можно было догадаться, о чем он думает.
— Но почему же он вас убил, Елена? — хорошо изображая недоумение и сочувствие, поинтересовался Реддл.
«Надо вывести ее на откровенный разговор!» — размышлял он. — «Может, тогда и про диадему что-нибудь расскажет».
— Ах, Том, — начала Елена, которой, похоже, приятно было ответить на вопрос, ведь ей его еще никто не задавал. — Барон несколько лет докучал мне своими ухаживаниями, а я их отвергала. Знаешь, такой нрав, как у него, был мне совсем не по вкусу.
— Понимаю! — ответил Том.
— А когда я скрывалась в лесах Албании, моя мать попросила его разыскать меня, потому как знала, что он любил меня. Она тогда сильно заболела и хотела видеть меня перед смертью, хоть и были у нее причины сердиться на меня.
— В самом деле? За что же она могла на вас сердиться, Елена, и почему вы скрывались от нее в лесах Албании?
Привидение замолчало, видимо, собираясь с мыслями. Реддл не мешал и терпеливо дожидался, когда призрак снова заговорит. Кроме того, Том заметил, что лицо у нее немного помутнело от смущения.
— Ты, наверное, не поймешь, Том, какого это — быть дочерью великой волшебницы и основательницы Хогвартса, — начала она. — У меня не было ее силы и талантов, и я всегда была в ее тени, а так хотелось сравняться с ней. Эта мысль не шла у меня из головы, и не было силы совладать с этим желанием. А мать носила диадему, которая прибавляет ума, и которую она сама и заколдовала своим мастерством.
— И тогда вы взяли диадему и скрылись с ней в лесах Албании, так? Прекрасно вас понимаю! И вас, и ваш поступок, — закончил Реддл рассказ своей собеседницы.
— Да, — ответила она. — Диадема и сейчас там, в лесу в дупле дерева спрятана. Да что там спрятана! Простых, но мощных и искусно наложенных манящих чар будет вполне достаточно, чтобы призвать ее. Ах, Том, ты ведь первый человек, которому я об этом рассказала. Даже не знаю, как такое вышло, но что сделано, то сделано. Да и, как ни странно, я не волнуюсь, потому что доверяю тебе. После того, что ты для меня сделал… Думаю, диадема будет тебе достойной наградой. Об одном только прошу: если ты решишь сделать факт ее обнаружение достоянием магической общественности, то во всей этой сенсации ни в коем случае не упоминай моего имени. Я не хочу прослыть воровкой и предательницей матери.
— Будьте спокойны, Елена! Ваше доброе имя не пострадает. Да и не собираюсь я обнародовать находку. К чему? Чтобы ее лишиться? Ведь и вы до сего дня хранили тайну.
— А знаешь, Том, — заговорила повеселевшая Елена, — тебе нет большой нужды носить диадему, потому что своего ума не занимать.
— Потому и хочется обрести еще, ведь такова уж природа ума, что чем больше его имеешь, тем больше недостает.
— Моя матушка — и та не сказала бы лучше! Но, Том, не пора ли тебе вернуться в свои подземелья? Час уже поздний.
— Ну, разумеется, приятно, что вы беспокоитесь за меня. Но не волнуйтесь, дезилюминационное заклинание меня еще никогда не подводило.
— В таком случае, доброй ночи, Том!
— Доброй ночи, Елена!
Реддл не помнил, как оказался в постели, но как обычно в подобной ситуации, долго не мог уснуть от охватившей его эйфории. Ведь теперь ему одному была известна тайна, где все эти столетия хранилась утраченная диадема, и завладеть ею — лишь вопрос времени. Сразу после окончания Хогвартса можно будет туда отправиться. И можно не сомневаться, что какие-то несколько месяцев это сокровище никуда не денется и спокойно дождется его.
Реддл чувствовал, как горят его щеки. Если бы не было темно, то соседи по спальне — Родольфус и Абраксас — непременно бы увидели этот странный и такой непривычный румянец и блеск в темно-серых глазах. Но, увидев, не обрадовались бы, а задрожали от страха.
========== Глава 50. Несбывшиеся надежды ==========
— Добрый день. Мистер Бэрк!
— А, мистер Реддл! — воскликнул хозяин магазина. — Здравствуйте, рад видеть вас в моей скромной обители. Совсем вы нас позабыли. Чем могу служить на этот раз? У нас как раз новое поступление товара. Вот, взгляните хотя бы на это проклятое ожерелье. — Карактак Бэрк указал рукой на стеклянную витрину, под которой красовалось золотое и очень красивое колье. — Стоит какому-нибудь человеку его надеть, как его ждет неминуемая гибель. А главное, будет трудно или практически невозможно понять, какое проклятье настигло жертву и как от него избавиться. Риск в этом случае будет минимальным.
— Благодарю вас, мистер Бэрк, но сегодня я хотел бы продать, а не купить! — и Реддл выложил на стол книгу, которую приобрел в последний раз. — Со следующей покупкой повременю до начала учебного года.
— Как это? — удивился Бэрк, переходя при этом на более фамильярный тон, обращаясь к собеседнику по имени. — Ведь ты же в этом году Хогвартс заканчиваешь, разве нет? А я ведь хотел тебе кое-что предложить, Том. Работу в моем магазине. И, конечно же, не затем, чтобы за прилавком здесь стоять. Видишь ли, мне нужен человек, который от лица фирмы вел бы переговоры с состоятельными коллекционерами разных магических артефактов о том, чтобы они продавали нашему магазину кое-что из своих вещей. Конечно, большого дохода я тебе не предложу, но зато ты всегда будешь иметь доступ к книгам по темным искусствам.
Слушая все это, Том невольно улыбнулся и посмотрел за окошко. Был зимний день, легкий морозец, и сквозь облака порой проглядывало солнце. Хогвартс-экспресс в очередной раз привез студентов домой на каникулы, а Реддл воспользовался стоянкой, чтобы побывать в Косом переулке и в лавке «Горбин и Бэркс». Буквально несколько дней назад Слизнорт красноречиво расписывал, какая замечательная карьера может быть у столь одаренного молодого волшебника, а он, декан, готов оказать ему всякое содействие. Но, хоть предложение Карактака Бэрка и показалось ему более интересным, чем словоизлияния Слизнорта, Том все же решил отказаться, естественно, в весьма вежливых выражениях.
— Мистер Бэрк, я, конечно, высоко ценю ваше предложение, но вряд ли смогу принять его. Дело в том, что я рассчитываю получить место преподавателя в Хогвартсе. Школа для меня — это все равно, что родной дом, которого у меня нет. Однако я с удовольствием пополню ряды ваших постоянных клиентов.
— Ну, если так, — разочарованно проговорил хозяин магазина. — Удачи! Если же вдруг решение ваше поменяется, то милости прошу… - Тут хозяин отсчитал Реддлу деньги, полагающиеся за книгу, а Том, взяв их, попрощался и вышел на улицу.
***
Прошло три месяца, и царил теплый апрель. Не за горами были ежегодные экзамены, а для пятикурсников и семикурсников начиналась горячая пора подготовки к этим серьезным испытаниям, и также череда бесконечных домашних заданий. Реддла, разумеется, все это не беспокоило, в себе он был уверен, как никогда. Однако и умы других студентов, особенно гриффиндорцев, были в этом году заняты куда более важным, на их взгляд, событием, чем какие-то экзамены. Оно и в самом деле должно было сильно повлиять на дальнейшую судьбу всего волшебного мира. Дело в том, что Альбус Дамблдор, известный с юных лет как очень сильный и необычайно талантливый волшебник, довольствующийся, однако, скромным местом преподавателя в Хогвартсе, после многократных просьб и обращений со стороны Министерства магии, наконец-то, вызвал на дуэль Геллерта Гриндевальда. Этот черный маг чуть было не покорил всю волшебную Европу, но после похода на восток стал терпеть сокрушительные поражения. Однако, сам все же обладал колоссальным волшебным потенциалом и недюжинными познаниями в темной магии. О предстоящем поединке знали и говорили всюду и все: студенты в коридорах и гостиных, преподаватели в учительской, чиновники в Министерстве… Интриговало еще и то обстоятельство, что о точном месте и времени поединка никому не было известно, так как Дамблдор просил поменьше афишировать все это.
Как раз о предстоящей дуэли говорили между собой, сидя в гостиной у камина, староста змеиного факультета и капитан сборной по квиддичу.
— Ну, что ты мне скажешь? — расспрашивал Реддл.
— Милорд, — отозвался Лестрейндж. — Я сегодня общался с матерью тем способом, о котором вам давно известно, а кроме того, об этом писал «Ежедневный пророк», но опять-таки ничего конкретного не указали. В самых туманных выражениях сообщается, что участники поединка окончательно определились с местом и временем, и что дуэль произойдет до конца этой недели.
— Дольф, мне прекрасно известно, что пишет «Ежедневный пророк!» — нетерпеливо перебил Родольфуса Том. — Я спрашиваю, что тебе известно из разговоров работников Министерства.
— Честное слово, милорд, ничего! — взмолился Лестрейндж. — Мой отец, как вы знаете, работает заместителем начальника Отдела магического правопорядка, но и ему ничего не известно. Я даже спросил его об этом в письме, но он ответил, что ничего не знает.
— Ладно, — решив проявить снисходительность, милостиво кивнул Реддл. — Однако, продолжай держать ухо востро, и если что-нибудь разузнаешь, непременно сообщай мне.
— Обязательно, милорд! — ответил Лестрейндж.
Реддл тем временем глубоко задумался о том, что он весьма вовремя заканчивает школу. Ведь если Дамблдор победит в поединке, то ему, Тому, придется несладко, учитывая, какое влияние обретет тогда декан Гриффиндора в школе и вообще в волшебном сообществе. А впрочем, что декан, он наверняка станет директором школы.
Спустя несколько дней все волшебные газеты действительно написали о полной победе Альбуса Дамблдора над своим противником. Причем Дамблдор не убил Гриндевальда, хотя тот и желал проделать такое со своим врагом. На большой движущейся фотографии победитель держал в руках две волшебные палочки — свою и противника, которого сумел разоружить. Теперь Гриндевальда ждал суд за все его преступления. В этот момент Реддл при всей своей глубокой неприязни к декану Гриффиндора не мог не восхищаться им. Нет, не благородный поступок по отношению к побежденному врагу впечатлял слизеринца. Напротив, тут он только презрительно фыркнул. Зато волшебная сила, таланты, острый ум и магическое мастерство просто завораживали Реддла, но при этом и заставляли серьезно опасаться, если не сказать, бояться. Том отчетливо понимал, что ему еще только предстоит постичь ту боевую магию, которой, оказывается, владел этот добродушный учитель. Для себя Том уже четко уяснил, что пока он не сравняется в магическом мастерстве с Дамблдором, то и свои планы очистить, как завещал Салазар Слизерин, школу, да и весь волшебный мир от всей этой магловской грязи, вряд ли сможет. Хорошо бы не только по книгам постигать темные искусства, но и попутешествовать по миру, ведь денег для этого у него теперь хватает.
Пока другие радовались победе, Реддл, наоборот, все сильнее и сильнее тревожился. А причина этого беспокойства была очень проста. Том уже несколько дней назад подал прошение директору Диппету о назначении его на должность преподавателя защиты от темных искусств, но ответа на него пока так и не получил, начиная всерьез опасаться отказа. И предчувствия не обманули его.
В середине мая Армандо Диппет пригласил Тома в свой кабинет. Реддл выглядел спокойным, но это далось ему с большим трудом. Уже от одного взгляда на удрученное лицо директора и даже не прибегая к легилименции, он понял, что должности преподавателя ему не видать.
— Добрый день, сэр! — прохладным вежливым голосом поприветствовал Том собеседника.
— Здравствуй, здравствуй, Том! Проходи, пожалуйста, присаживайся!
Реддл подчинился.
— Видишь ли, мой мальчик, я получил твое прошение и рассматривал его дольше положенного! — виновато посмотрев на Тома, проговорил Диппет.
Вообще, интересная это была сцена, когда еще не окончивший школу студент ждал ответа, словно отчета, а директор перед ним оправдывался.
— Но, видишь ли, у меня были на то серьезные причины, и делал я это в твоих интересах.
— Не понимаю, сэр.
— Хорошо, я поясню. Думаю, с тобой можно говорить предельно откровенно. Если бы решение твоего вопроса в данный момент зависело только от меня, то со следующего сентября ты бы непременно занял должность преподавателя ЗОТИ. Я не сомневался бы ни секунды, учитывая и твой магический потенциал, и таланты, да и некоторый опыт тоже. Ведь тебе уже приходилось заниматься с однокурсниками, внести свою лепту в то, что они благополучно сдали экзамены. Кроме того ЗОТИ — это ведь один из твоих любимых предметов. Но в том-то все и дело, что хоть я и директор Хогвартса, однако с недавнего времени не могу с той же самостоятельностью принимать подобные решения.
— Все дело в вашем заместителе, не так ли, сэр? — уверенно изрек Реддл, и вопрос его больше звучал как утверждение.
— Ты, как всегда, проницателен, Том! — с горькой улыбкой отозвался профессор Диппет. — Признаюсь, ума не приложу, почему он имеет на тебя такой большой зуб, мой мальчик. Уж не из-за того ли случая с разоблачением Хагрида? Он наотрез отказался дать свое согласие и утвердить твою кандидатуру, хоть я и приводил ему все возможные аргументы в твою пользу. Я даже обратился за помощью к профессорам Слизнорту и Вилкост. Они тоже настоятельно ходатайствовали за тебя, но профессор Дамблдор стоял на своем. Говорил, что тебе еще нужно набраться опыта, а кроме того, ты слишком юн для такой работы. Заявил, что с трудом представляет, как ты в сентябре будешь обучать семикурсников, считай, что ровесников. А ты понимаешь, Том, какой популярностью, вниманием, да что там, влиянием, он пользуется после своей победы над величайшим темным магом современности? — Том молча кивнул. — И нам пришлось ему уступить, к сожалению. Поверь, мы сделали для тебя все возможное.
— Благодарю вас, сэр! — сухо отозвался Реддл. Потом он уже лишь краем уха слушал, что говорил ему директор в попытке утешить одного из своих лучших и любимых учеников. Тому и в самом деле эти слова были безразличны, потому что сердце его безвозвратно зачерствело и ожесточилось. «Что проку в словах?”- размышлял тем временем слизеринец. — «Они все равно ничего не изменят!»
— Но не расстраивайся так, мой мальчик! — продолжал тем временем увещевать своего лучшего студента директор. — Ты вполне сможешь устроиться хоть в Министерстве, хоть в любом другом месте, где пожелаешь. Профессор Слизнорт окажет тебе содействие, если захочешь. А вообще, я не удивлюсь, если ты издашь свой учебник по ЗОТИ или по истории магии. О тебе непременно узнают, Том!
— О да, сэр, конечно! — кивнул головой Реддл. — На лице его был румянец, а в темно-серых глазах загорелись багровые искорки. В груди у слизеринца пылала злоба, однако профессор Диппет усмотрел для себя другую причину так сильно изменившегося лица студента.
— Мальчик мой, не расстраивайся ты так! Право слово, на школе свет клином не сошелся. — беспокойно заговорил Диппет.
«Да как он посмел так поступать с наследником самого Салазара Слизерина?» — «Ты за это заплатишь!» — c ненавистью думал Реддл о профессоре Дамблдоре. — «Но этот гриффинлорский котяра еще не знает, с кем имеет дело! Я все равно буду сильнее этого, и настанет час, когда обо мне будет знать каждый маг в Британии.»
Однако Том быстро совладал с собой.
— Все в порядке, сэр! Я вовсе не волнуюсь. Если в должности преподавателя мне отказано, то я приму другое предложение о работе.
— Ну, вот и хорошо! Не сочти за бестактность, Том, но куда ты хочешь устроиться?
— В магазин «Горбин и Бэркс».
— Куда? — изумился директор. — Но что тебе с твоими блестящими способностями делать в какой-то лавке, когда там может работать и самый заурядный волшебник? Обратись лучше к Слизнорту… Но, ради Мерлина, не зарывай свои таланты в землю!
— Сэр, не волнуйтесь, этого не случится. Я просто подумал, что в этом магазине смогу вести свои волшебные исследования и прикоснуться ко многим древним артефактам.
— О, в который раз убеждаюсь, что поистине пытливый ум не знает преград, а блеск галеонов для него мало что значит. Я уверен, что ты многого достигнешь в своих исследованиях и с нетерпением буду ждать их результатов в наших изданиях. — заливался соловьем Диппет.
— Все может быть, сэр! — слегка улыбнувшись отвечал Реддл. — Еще раз благодарю вас за содействие.
— Да не за что, Том!
— Сэр, уже поздно, и я, пожалуй, пойду к себе.
— Да-да, Том, мы и правда засиделись. Ступай!
— До свидания, профессор! — ответил Реддл и вежливо кивнул на прощание.
========== Глава 51. Доверенный представитель фирмы “Горбин и Бэркс” ==========
Май пролетел быстро и незаметно, а в июне Том Марволо Реддл, как и следовало ожидать, блестяще сдал ЖАБА, в очередной раз став первым учеником Хогвартса. После экзаменов, однако, семикурсники не спешили разъезжаться по домам, ведь им предстоял выпускной бал. Это всегда было грандиозное торжество. А еще главными темами разговоров служили две чистокровные свадьбы, которые должны были сыграть этим летом. Сочетались браком Абраксас Малфой с Эллой Эйвери и Сигнус Блэк с Друэллой Розье. Если Абраксас и Элла выглядели вполне спокойными, а Сигнус вообще не скрывал своего торжества, то на Друэлле лица не было. Девушка сильно похудела, совсем не улыбалась, а карие глаза смотрели на мир с тоской и безо всякой надежды, так как все яснее и яснее становилось осознание неизбежности предстоящего события и невозможности противостоять ему. А кроме того, к ее досаде, на выпускном балу Том нарочно избегал общения с ней. Тогда Дру пошла на отчаянный шаг: когда пришел черед дам приглашать кавалеров на танец, то она подошла к Реддлу и протянула ему руку. Сигнус сперва недовольно взглянул на нее, но потом, похоже, решил сменить гнев на милость, зная, что рыбка с крючка все равно никуда не денется.
— Том, а ведь на четвертом курсе ты очень кстати избавил меня от неприятностей, помнишь? Что помешало тебе сейчас сделать то же самое?
— А ты в самом деле полагаешь, что я всесилен? — попробовал отшутиться Реддл. — Как, по-твоему, я смог бы расстроить твой брак? Или ты забыла о моем статусе полукровки?
— Но я знаю, что ты наследник Слизерина. Так что, если бы ты захотел, то…
— Дру, остановись! Не пристало юной леди так унижаться. Я, пожалуй, мог бы тебе помочь, но только в том случае, если ты сама кое-что сделаешь для себя.
— Что ты этим хочешь сказать? — недоумевала девушка.
— Я могу дать тебе ценный совет, вернее, обучить парочке весьма действенных заклинаний, после которых ты бы стала свободной, как весенний ветер. — Тут Реддл нагнулся к самому уху своей партнерши по танцу. — Как насчет Империуса и Круциатуса, если у тебя будет прекрасная возможность скрыть их применение? Ну, про Аваду Кедавру я промолчу. На это ты действительно не способна.
— Что, непростительные проклятья? — в ужасе прошептала Друэлла, а лицо у нее побледнело. Сама она даже сбилась с ритма вальса и наступила на ногу Реддлу. Однако он никак этого не показал, словно ничего не произошло.
— Вот видишь, Дру, даже если бы эти заклинания применил я, дабы избавить тебя от нежеланного брака, нам бы все равно было не по пути.
— Да, в самом деле, такой ценой мне освобождение от Сигнуса не нужно, даже если никто не узнает о заклятии, — твердо отвечала Друэлла.
— Ая на твоем месте ни за что бы не отказался. В этом и разница. И в этом твоя проблема, — холодным голосом отвечал Реддл.
Тут музыка прекратилась, и Том с Друэллой разошлись в разные стороны Большого зала точно также, как и разошлись их пути.
После бала Абраксас вручил своим соседям по спальне, Тому и Родольфусу, приглашение на свадьбу. При этом Малфой с легким высокомерием взглянул на Лестрейнджа, а Дольф, в свою очередь, ехидно подмигнул Тому. Реддл поинтересовался у однокурсников, будут ли они на свадьбе у Блэка, на что Абраксас отвечал утвердительно, а вот Родольфус не изъявил ни малейшего желания присутствовать на, по его меткому выражению, похоронах.
На другой день Хогвартс-экспресс навсегда увозил Тома Марволо Реддла из школы, на которую теперь уже бывший студент смотрел с тоской до тех пор, пока огромный замок совсем не скрылся из виду.
***
Выйдя из вагона на платформу 9 ¾, Реддл трансгрессировал в Косой переулок аккурат ко входу в «Дырявый котел». В этой гостинице он планировал поселиться на некоторое время и снял там не очень дорогой, но вполне приличный номер, где непритязательный молодой человек мог бы найти все необходимое. Устроился он здесь очень быстро и отправился в хорошо известную ему лавку, торговавшую темными артефактами. Заранее уведомленный Карактак Бэрк ожидал гостя. В своем письме Реддл в необычайно вежливой форме и умеренно льстивых выражениях сообщил, что намерен принять предложение о работе, чему хозяева магазина были очень рады.
— Ты правильно сделал, Том, что согласился работать с нами! — довольно изрек мистер Бэрк после краткого приветствия.
— Я, в свою очередь, тоже рассчитываю на взаимовыгодное и плодотворное сотрудничество.
— Ну, что же, тогда позволь ознакомить тебя с условиями работы и обязанностями. Ты, конечно же, понимаешь, что стояние за прилавком — это занятие не для тебя. За все время нашего знакомства ты уже успел догадаться, что полулегальную или же совсем незаконную торговлю темными артефактами нам помогают прикрывать чиновники из Министерства, которым мы вынуждены давать хорошую мзду. Однако и такой действенной меры было бы недостаточно, если бы у нас не было приличной ширмы. Торговый дом «Горбин и Бэркс» также слывет и самым крупным продавцом волшебных артефактов, имеющих историческую и культурную ценность.
— Да, сэр! — кивнул Реддл в знак того, что все прекрасно понимает.
— Поставщиками этих ценностей в большинстве случаев служат порой весьма состоятельные коллекционеры магических вещей, среди которых многие даже гоблинской работы. Твоей главной задачей будет ведение переговоров с ними о выкупе артефактов, имеющих для нас коммерческий интерес. С каждой сделки ты будешь иметь свой процент, который и составит твой заработок. Как видишь, ничего трудного нет для такого способного волшебника как ты. Опять же, очевидное преимущество такой деятельности в том, что можно завести весьма полезные знакомства.
— Я все понял, мистер Бэрк, скажите, когда мне нужно приступить к работе.
— Можешь хоть завтра!
Карактак взмахнул волшебной палочкой, и из конторки, где хранились волшебные книги, вылетел листок, который хозяин лавки передал своему новому работнику.
— Вот, ознакомься со списком коллекционеров и артефактов, которые нашей фирме неплохо бы выкупить. Здесь же указан и диапазон цен на каждую вещь, в рамках которого ты можешь торговаться. Особое внимание обрати на эти две фамилии. — И волшебник указал на первые строчки списка.
— Миссис Мюриэль Уизли и мисс Хэпсиба Смит, — проговорил Реддл.
— Совершенно верно!
— Но Уизли… Разве?
— Да-да, — понимающе кивнул мистер Бэрк. — Они бедны, но Мюриэль, по нашим данным, обладает ценными доспехами и диадемой гоблинской работы, хранящиеся в семье несколько столетий. Постарайся выкупить хотя бы доспехи. Видит Мерлин, сейчас облачения средневековых рыцарей в большой моде. Держу пари, маги, которые обладают ими, с удовольствием наденут их в ближайший Хэллуин. Так что они у нас не залежатся…
— Хорошо, мистер Бэрк, я их добуду.
— Если сразу не получится, тоже не волнуйся, я пойму. — Тут мистер Бэрк, и без того вольно обращавшийся со своим новым служащим, заговорил совсем уж заговорщическим тоном.
— Видишь ли, Том, я сам уже несколько раз пытался найти подход к этим занудным хрычовкам. То еще удовольствие, скажу тебе. Но пока что ни та, ни другая не согласились уступить нашему магазину ничего из своих сокровищ даже за приличную цену. А уж Хэпсиба Смит… — Тут хозяин закатил глаза и покачал головой, говоря таким тоном, каким говорят слово «безнадежно». — Жуткая старая карга, которая тем не менее мнит из себя не весть что по причине своего богатства и, кажется, дальнего родства с самой Пенелопой Пуффендуй…
— Предоставьте этих дам мне, сэр. Я смогу с ними договориться! — уверенно ответил Реддл, словно говорил о неоспоримом факте вроде восхода солнца.
Карактак Бэрк посмотрел на своего служащего с нескрываемым недоверием, но тем не менее ответил.
— Буду очень доволен тобой, если все случится именно так, и тебе удастся сдержать слово. Удачи тебе, а заодно и нам!
— Благодарю, сэр! — холодным деловым тоном сказал Реддл.
— Ты волен сам определять место и время встречи с нашими клиентами, и вообще организовывать рабочий день по своему усмотрению. Просто еженедельно отчитывайся мне о результатах своей работы.
— Такие условия меня вполне устраивают, сэр! — улыбнулся Реддл, так как предоставленная свобода действий была ему по душе. Горделивому наследнику Слизерина претила сама мысль о том, что кто-то будет держать его на коротком поводке. Бэрк, который хоть и понятия не имел о его происхождении, все же безошибочно определил в нем необычайно гордого и амбициозного чародея, которого придется уважать, хоть и в роли рядового служащего.
— В таком случае, до встречи через неделю, Том!
— До встречи, сэр! — Реддл, слегка поклонившись, вышел из лавки.
========== Глава 52. Неизвестный Дамблдор. Часть 1 ==========
Годриковая Лощина.
— Добрый день, сударыня! — как можно любезнее, однако сдержанно и с достоинством обратился Реддл к даме средних лет, которая открыла ему дверь. Это была одна из многочисленных Уизли, с такими же рыжими волосами, однако, как отметил Реддл, даже не прибегая к легилименции, довольно сварливая, своенравная, вздорная и капризная. Не в пример своей многочисленной родне.
— Том Марволо Реддл, представитель фирмы «Горбин и Бэркс», — продолжал он, протягивая визитную карточку.
— У меня нет с этим магазином ровным счетом никаких дел! — отрезала миссис Уизли.
— Да, это так, сударыня, но два дня назад я отправил вам сову с письмом, в котором спрашивал разрешения посетить вас сегодня в это время. И поскольку я не получил отказа, то полагал…
— Вы неправильно полагали!
— Что же, сударыня, в таком случае я удаляюсь, но примите хотя бы конфеты, которые я приобрел для вас! — Реддл, казалось, ни капли не замечал грубых слов собеседницы и ничем не выказал даже малейшего раздражения. Напротив, невесть откуда вытащил коробку дорогих шоколадных бобов. Мюриэль Уизли после этого стушевалась и решила сменить гнев на милость.
— Что же, благодарю! — ответила она. — Пройдите, в таком случае, в дом, раз уж пришли. Том переступил порог и оказался в небогатой, но уютной гостиной. У окна стояла небольшая софа с белой кружевной накидкой на спинке. Рядом был круглый столик, покрытый белой скатертью с кружевными же краями, а около него были три маленьких стульчика. Вдоль одной стены Том заметил сервант с чайным сервизом. Хозяйка указала посетителю на один из стульев, тогда как сама села за другой.
— Что вас привело ко мне, молодой человек? — спросила она.
— Как я уже писал вам, сударыня, фирма «Горбин и Бэркс» хотела бы выкупить у вас диадему гоблинской работы и намерена предложить за нее весьма достойную цену.
— Ну уж нет, юноша, с диадемой я не намерена расставаться ни за какие коврижки. Она веками хранилась в нашей семье, так что для нас это не просто галеоны.
— Понимаю, сударыня.
— Так что, здесь я вынуждена вам отказать, но не желаете ли чашку чая?
— С удовольствием!
Миссис Уизли движением волшебной палочки левитировала из комода на стол пару чашек и маленький фарфоровый заварной чайник. Однако, наколдованный ею чай оказался хоть и неплохим на вкус, но холодным, и волшебница невольно покраснела перед своим гостем.
— Не извольте беспокоиться, сударыня! — улыбнулся Реддл. Одного небрежного взмаха тисовой палочкой оказалось достаточно, чтобы чай стал горячим.
— Спасибо, мистер…
— Реддл, сударыня.
— Мистер Реддл, а не скажете мне, почему мистер Бэрк сам не пожаловал ко мне с визитом?
— Мистер Бэрк теперь поручает мне вести переговоры о покупке волшебных артефактов для его магазина.
— И как давно вы у него служите?
— Меньше недели, миссис Уизли.
— Полагаю, что и Хогвартс вы закончили в этом году.
— Совершенно верно.
— Должно быть, вы, как и все студенты, в восторге от несравненного Альбуса Дамблдора, победителя самого Гриндевальда. — В голосе Мюриель звучали явный сарказм и неприязнь к человеку, о котором шла речь.
— Признаюсь, нет, сударыня.
— Нет? — удивилась собеседница. — А какой, позвольте узнать, факультет вы заканчивали, мистер Реддл?
— Слизерин! — с затаенной гордостью отозвался Реддл.
— Ну, тогда все понятно! — благосклонно кивнула хозяйка. — Честно говоря, никогда особо не жаловала этот факультет, но тот факт, что кто-то из студентов не визжит от восторга при упоминании этого досточтимого мага, меня хоть немного утешает.
Надо сказать, что Реддлу и самому было приятно от мысли, что не только он, но и какой-то другой человек питает к заместителю Хогвартса неприязнь, и ему захотелось поподробнее расспросить чародейку. Верно сказал Бэрк, что знакомства, которые ему сулила работа в магазине, могут быть очень интересны и полезны.
— Знали бы маглокровки и маглолюбы, кем они на самом деле так восхищаются, то по-другому бы заговорили.
— В самом деле? — поинтересовался Том, отпивая глоток чая из чашки. Он заметил, что Мюриэль Уизли получает огромное удовольствие от общения с таким внимательным слушателем, который даже и не думает опровергать ее слова и дает возможность всласть посплетничать.
— Молодой человек, вы в курсе, что отец нашего уважаемого поклонника маглов, Персеус Дамблдор, закончил свои дни в Азкабане?
— Вот как? — Том был само внимание.
— Да, и угодил он туда за убийство трех маглов, причем детей.
— Невероятно! — деланно изумился Реддл.
— Не верите? Можете посмотреть старые номера «Ежедневного пророка», хотя в школе вы их по понятным причинам вряд ли найдете.
— Непременно посмотрю. Вы меня просто заинтриговали, миссис Уизли!
— Мистер Реддл, вы первый волшебник, который не называет меня сумасшедшей или злословной, когда я говорю об этом. Похоже, не всех Дамблдор еще ослепил. Но большинство чародеев даже раньше говорили, а сейчас, после его победы над Гриндевальдом, вообще трещат без умолку: Дамблдор то, Дамблдор это. А его мать, — продолжала тем временем волшебница, смакуя каждое слово, — скверная была баба, скажу я вам. Кто-то из обожателей Дамблдора, вроде его дружка Элфиаса Дожа, скажут вам, что достойная была женщина. Но по мне, так большего высокомерия я ни в ком не видела. Когда они с мужем еще только переехали сюда в Годриковую Лощину, то она первое время вообще ни с кем не разговаривала и только позже стала общаться с Батильдой Бэгшот.
— С Батильдой Бэгшот? — подняв брови, переспросил Реддл. — Автором «Истории магии?»
— С ней самой. Кроме Альбуса у Персеуса и его жены Кендры был еще один сын Аберфорт и, как оказалось позже, дочь Ариана.
— Что значит «оказалось позже», миссис Уизли? Не понимаю, — недоумевал Том.
— Ну да, еще бы! Мы, жители деревни, тоже мало что понимали, когда из дома вынесли гроб с ней. А до этого Арианы никто в глаза не видел. Хорошо, знать, они ее дома взаперти держали.
— Но почему?
— Да Кендра сама от магла родилась, вот и произвела на свет самого что ни на есть сквиба. И большего позора она для себя не видела. Иначе как объяснить, что девочка никогда не училась в Хогвартсе? — Мюриель уже выпила одну чашку чая и налила себе вторую, заедая шоколадными бобами. — Кто-то говорит, что девочка была слаба здоровьем, но ведь это же не повод прятать ее ото всех и держать дома без позволения выходить на улицу. Один мой родственник работал тогда в больнице святого Мунго. Так вот, ему доподлинно известно, что Ариана никогда не обращалась за помощью к колдодокторам, да и на дом к ней целителя никто не приглашал.
— Это действительно очень странно, сударыня! — отвечал внимательно слушающий Реддл.
— Конечно, странно. Тем более что Ариана скончалась вскоре после гибели самой Кендры.
— Ну вот это как раз неудивительно! — немного подумав, отвечал Том. — Насколько я знаю, профессор Дамблдор с юных лет отличался выдающимися способностями. Чиновники из Министерства до сих пор вспоминают, как он сдавал СОВ. А потом он стал и почетным членом Визенгамота, и активистом волшебной молодежи, и членом всевозможных ассоциаций магов. А с учетом того, что вы мне только что поведали о его сестре, то ли сквибке, то ли тяжелобольной…
— Вот именно! — вскрикнула Мюриэль, видимо, будучи в восторге от своего собеседника. — Естественно, при таком раскладе ему что сквиб, что больная стала бы тяжелой обузой и препятствием на пути к своим целям. Во всяком случае, у меня есть все основания полагать, что Ариана могла погибнуть по недосмотру как минимум, а может, и в результате злого умысла. Ведь этот скандал на похоронах наводит на разные мысли…
— И что же произошло на похоронах? — нетерпеливо спросил Реддл.
— О, это целая история, — цокнула языком Мюриэль. — Вы можете себе представить потасовку над гробом во время заупокойной мессы?
— С трудом! — улыбнулся Реддл.
— А между тем она имела место. Младший брат Дамблдора, Аберфорт, ни рыба, ни мясо, а тут вдруг прямым текстом обвинял Альбуса в смерти сестры. Мало того, еще и в драку с ним полез. — Мюриэль деланно закатила глаза.
— И получил, наверное, от брата на орехи?
— Кто получил? Аберфорт? Нет, ошибаетесь, мистер Реддл! — назидательно проговорила чародейка. — Это Дамблдор получил в нос, который Аберфорт ему сломал, а наш дорогой Альбус и не думал сопротивляться.
— Вы сами все это видели? — спросил Том.
— Я — нет, но вот Батильда Бэгшот была при всем этом, ее разговор с моей матерью я за дверью подслушала. Известный колдоисторик и автор «Истории магии» жила по-соседству с Дамблдорами и была чуть ли не единственным человеком, с которым Кендра более-менее общалась. Сама Батильба очень хорошо относилась к Альбусу, видя его незаурядные дарования. Относилась настолько хорошо, что даже познакомила его со своим племянником, который приехал к ней на каникулы. Угадайте, с кем?
— Понятия не имею, сударыня! — развел руками Реддл, предоставляя собеседнице удовольствие самой назвать имя. — Даже не берусь гадать!
— С Геллертом Гриндевальдом! — с апломбом и торжеством произнесла злословная сплетница.
— Как? — Реддл на этот раз даже не скрывал своего изумления, тем более, что именно такой реакции и ожидала Мюриель. Чуть не выронив чашку, Том все же спросил, так как все это казалось уж больно невероятным.
— С наитемнейшим магом современности, желающим поработить маглов? Дамблдор, этот убежденный маглолюб?
— Да, именно так! Геллерт Гриндевальд, как вы знаете, с юных лет проявлял блестящие способности, но вместо того, чтобы употребить их на добрые дела или, в конце концов, на получение разных премий и наград, не в меру увлекся темными искусствами до такой степени, что даже руководство Думстранга, весьма терпимо относящийся к черной магии школы, не стало терпеть сомнительные эксперименты этого мальчишки. Гриндевальд был исключен из школы в шестнадцать лет и приехал на каникулы к своей тетушке Батильде, которая и познакомила юношей, потому как видела, какие они оба умницы. И ребятки подружились, надо сказать. Ах, будь сейчас жива моя матушка, уже год как скончавшаяся, то поведала бы вам куда больше, ведь она была очень дружна с Батильдой Бэгшот. Как-то Батильда даже показала ей записочку Геллерту от Альбуса, которому так не терпелось поделиться с другом своими идеями, что он прислал сову прямо среди ночи. Жаль, не могу точно воспроизвести ее текст, поскольку она не у меня, а у Батильды. Я же просто при разговоре присутствовала.
— Ну, это не беда! — улыбнулся Реддл. — Если вы позволите, то я могу посмотреть все в ваших воспоминаниях.
— Но у меня нет Омута памяти, уж больно дорогая штуковина, да и без надобности она мне. И воспоминания извлекать я тоже не умею.
— Ничего страшного! — стараясь приятно улыбаться, сказал Реддл. — Я немного сведущ в легилименции, и если вы позволите… Право слово, ваш рассказ очень меня заинтересовал, — добавил он, чтобы побороть колебания собеседницы.
— Ну, так уж и быть! — отвечала Мюриэль, глядя в глаза Реддлу.
— Легилеменс!
Том оказался в той же гостиной, где был и сейчас. За этим же самым столом сидели две дамы, и одна из них протягивала другой маленький свиток пергамента, а девочка-подросток, дочь одной из них, стояла у матери за спиной и тоже могла свободно прочесть каждое слово. Впрочем, никто от нее ничего и не прятал.
«Геллерт! Твой тезис о том, что правление волшебников пойдет на пользу самим маглам, на мой взгляд, является решающим. Действительно, нам дана огромная власть, и, действительно, власть эта дает нам право на господство, но она же налагает и огромную ответственность по отношению к тем, над кем мы будем властвовать. Это необходимо особо подчеркнуть, здесь краеугольный камень всех наших построений. В этом будет наш главный аргумент в спорах с противниками — а противники у нас, безусловно, появятся. Мы возьмем в свои руки власть ради общего блага, а отсюда следует, что в случае сопротивления мы должны применять силу только лишь в пределах самого необходимого и не больше. Тут и была твоя главная ошибка в Думстранге. Но это и к лучшему, ведь если бы тебя не исключили, мы бы с тобой никогда не встретились. Альбус.»
Реддл перестал просматривать воспоминания Мюриэль.
— И что вы теперь скажете? — самодовольно спросила она. Но не успел Том ответить, как они услышали стук в оконное стекло, а взглянув на него, увидели, что это сова принесла почту.
Когда Мюриэль открыла створки, птица отдала ей свежий номер «Ежедневного пророка». Ведьма стала внимательно читать первую полосу и несколько минут даже не обращала внимания на своего гостя, а потом просто протянула ему газету.
— Полюбуйтесь!
Реддл взял в руки номер, на передовице которого была статья под названием «Гриндевальд осужден». В ней автор подробно перечислял все преступления этого темного волшебника, наказанием за которые стало пожизненное заключение в крепости-тюрьме «Нурменгард», которую чародей сам возвел для своих врагов. Под напечатанным крупными буквами заголовком была большая движущаяся фотография: огромный замок с мрачными башнями на скалистом берегу моря. Толстые неприступные стены с наложенными на них заклятиями, исключающими всякую возможность побега: прикоснись к камням, и упадешь замертво. А над широкими воротами-входом возвышалась внушительных размеров надпись «Ради общего блага».
Прочитав статью, Реддл все же не смог удержаться от ядовитых смешков, хоть и старался изо всех сил не показывать свои эмоции. Видя такую реакцию собеседника, Мюриэль засмеялась во весь голос.
— Дамблдор! — ядовито прошипел Реддл, вложив в слово как можно больше сарказма.
— Точно! — поддакнула Мюриэль.
— Еще дерзал поучать других!
— Не понимаю вас, мистер Реддл.
— Ну, когда мне понадобилось посетить запретную секцию в Хогвартсе, то довелось выслушать от него немало нотаций о пресловутой любви и о том, как опасно увлечься темными искусствами. Еще бы, кому как не наперстнику Гриндевальда знать про такое!
— Именно так!
Тут послышался стук в дверь.
— Должно быть, это Батильда. На днях была годовщина смерти моей матушки, а ее закадычной подруги в это время не оказалось в деревне, вот она и решила зайти ко мне сегодня.
Чародейка направилась к двери.
— Если вы не торопитесь, мистер Реддл, я могу представить вас ей.
— Почту за честь! — любезно согласился Том. Хотя ему и не доставляло большого удовольствия общество этой гусыни Мюриэль, но он не терял надежды выкупить у нее доспехи, да и рассказ о Дамблдоре его заинтересовал. Кроме того, завести знакомство с известным историком, да еще при случае незаметно покопаться в памяти волшебницы, посмотреть воспоминания о ненавистном Дамблдоре… От такой возможности тщеславный Реддл, уже начавший провозглашать себя лордом Волдемортом, ни за что бы не отказался.
========== Глава 53. Неизвестный Дамблдор. Часть 2 ==========
В гостиную вошла почтенная леди, чей возраст было не так-то легко определить, одетая в кофейного цвета мантию и с бежевой шалью на плечах. Темно-русые волосы были убраны в высокую прическу, в глазах ее читались жизненный опыт и даже мудрость, а походка была исполнена достоинства.
— Добрый день, дорогая Мюриэль! — поприветствовала она хозяйку. — Сожалею, что не выразила тебе раньше свои соболезнования.
— Ничего страшного! — отвечала Мюриэль и взглянула на Тома, который скромно стоял в стороне. — Батильда, позвольте представить вам Тома Реддла, доверенного представителя фирмы «Горбин и Бэркс».
— Добрый день! — довольно прохладно сказала Батильда.
— Здравствуйте, мисс Бэгшот! Весьма польщен и необыкновенно рад знакомству, сударыня!
— Молодой человек, неужели магазин «Горбин и Бэркс» вам чем-то интересен? — в тоне собеседницы Реддл уловил легкий упрек, очевидно, из-за подозрения в интересе к темным искусствам.
— Мисс Бэкшот, меня там привлекают прежде всего волшебные артефакты, некоторые из которых можно отнести к раритетам истории.
— Так значит, вы не засыпали на уроках истории под монотонное бубнение профессора Бинса? — теперь уже на губах волшебницы играла улыбка, а выражение лица из подозрительного сделалось приветливым.
— Ни в коем случае, сударыня!
— Батильда, садитесь пить чай! — Мюриэль пригласила гостью к столу.
— Ах, Мюриэль, у тебя эти стулья такие неудобные. То ли дело мое кресло.
— Это легко исправить, мисс Бэгшот.
Реддл достал тисовую палочку и парой четких взмахов без всяких слов трансфигурировал один из стульев в удобное кресло.
— Прошу, сударыня!
— Не думала, что у мистера Бэрка столь любезные служащие. А кроме того, вы, похоже, необычайно талантливый и умелый волшебник, мистер Реддл. Должно быть, ваше увлечение историей и магическими артефактами в самом деле очень сильны, если вы предпочли эту лавку куда более перспективной карьере чем, например, в Министерстве магии.
— Батильда, а сегодня в «Ежедневом пророке» как раз напечатали статью об одном, без сомнения, историческом событии. — Мюриэль, похоже, не хотела оставлять в покое Альбуса Дамблдора, а злословить о нем доставляло ей огромное удовольствие.
— Да, знаю! — печально и с презрением отозвалась Батильда. — Мне стыдно, что мой племянник до такого дошел. Не хочу даже упоминать его имени.
— Но, дорогая Батильда, ведь он не один и даже не сам дошел до этого! — воскликнула Мюриэль. — Вы же сами показали моей матери письмо Альбуса к Геллерту. Кто как не Дамблдор внушил вашему племяннику эти идеи, лозунг, которым он оправдывал свои зверства и даже сделал из него надпись над воротами тюрьмы, куда скоро сам и сядет. А вам не кажется, что место Альбуса Дамблдора — в этом же самом замке возле вашего племянника, а?
— Нет, не кажется. Геллерт ведь был исключен из Думстранга за чрезмерное увлечение темной магией.
— Да мало ли за какие шалости могли исключить из школы шестнадцатилетнего мальчишку! Не он первый, не он последний. А Дамблдор ведь вместе с ним лелеял честолюбивые замыслы по захвату власти над маглами и свержением международного статута о секретности.
— Что бы он там не лелеял в свои семнадцать лет, но он оказался умнее и благороднее Геллерта и в отличие от него не воплотил свои планы в жизнь. Дружба эта продолжалась не более двух месяцев. В последствии Дамблдор всегда заступался за маглов и лиц магловского происхождения. И это ведь он и никто другой нанес поражение Геллерту!
— Батильда, вы просто слишком доверчивы! Скажите-ка лучше, как Кендра, а после ее смерти Альбус держали под надзором несчастную сквибку Ариану?
— У нее просто было плохое здоровье!
— Да? И потому нужно было держать ее взаперти? Полно вам! А почему, интересно, эта дружба с вашим племянником закончилась после гибели Арианы? Да и сам Геллерт в тот же день покинул страну. Я не удивлюсь, если девушка узнала нечто такое, что ей знать не полагалось, и стала первой жертвой «ради общего блага». И почему тогда Аберфорт сломал нос брату во время потасовки у гроба и обвинял его в смерти сестры?
— Ну, Аберфорт всегда был с сумасшедшинкой. К тому же, братья остались одни на свете и неудивительно, что от горя они могли срываться друг на друга.
— Возможно, но сломать нос — это уже перебор. А почему, если Дамблдор был против всего, что творил Гриндевальд, то пять лет уклонялся от прямого столкновения с бывшим другом? Может, боялся разоблачения?
— Все, хватит, Мюриэль! — разговор между дамами давно уже проходил на повышенных тонах.
«Раскудахтались!» — усмехнулся про себя Реддл, но при этом, затаив дыхание, слушал каждое слово.
— Не думала, что дочь моей дорогой подруги окажется злостной и склочной сплетницей! И похоже вы, Мюриэль, останетесь такой до старости.
— Я всего лишь хотела поддержать вас, потому и сказала, что вина за все лежит не только на вашем племяннике, но и на человеке, который его надоумил! — вскричала Мюриэль.
— Не желаю больше ни секунды здесь оставаться! — с презрением ответила Батильда. И тут она обратилась к Тому.
— Рада была познакомиться, мистер Реддл! Очень вас прошу, не верьте ни единому слову из того, что она вам тут порассказала.
С этими словами Батильда устремилась к двери и покинула дом. С минуту в гостиной царило молчание. Мюриэль о чем-то задумалась, а Реддл не мешал ей, просматривая тайком ее мысли и видя, что все складывается к его удовольствию.
— Прошу прощения, мистер Реддл, что понапрасну отняла у вас столько времени.
— Пустяки, сударыня! Ваш рассказ показался мне крайне занимательным.
— Ну, раз уж вы такой благодарный слушатель, то я, пожалуй, тоже смогу вас отблагодарить. Диадему я, конечно, вам не продам. Она веками хранится в нашей семье, и женщины надевают ее в день свадьбы или же по другим торжественным случаям. Но в моем хранилище в Гринготтсе есть чудесные рыцарские доспехи. Вот их, если пожелаете, я могла бы уступить вашей фирме. Мне они по большому счету совсем ни к чему, а вот золото будет очень кстати. Так что если желаете, можете прийти сюда завтра в это же время, и мы тогда заключим сделку.
— Непременно буду, сударыня!
***
Прошел едва ли месяц, а Каратак Бэрк был уже просто в восторге от своего служащего и от того, с каким успехом он проводит переговоры даже с весьма трудными клиентами. Среди состоятельных коллекционеров, которые были указаны в списке, оказалось немало чистокровных слизеринцев, бывших одноклассников и почитателей наследника змееуста, которые считали за честь уступить ему что-нибудь из своих сокровищ. Ассортимент предлагаемых артефактов существенно расширился и, следовательно, увеличился поток покупателей. Ну, а когда богатая коллекционерка Хэпсиба Смит согласилась сотрудничать с фирмой «Горбин и Бэркс», то дела у всех совсем пошли в гору. Однако никому не дано было знать, что в скором времени произойдет событие, которое коренным образом изменит жизни как хозяев магазина, так и их служащего.
========== Глава 54. Медальон Слизерина или недостающий фрагмент ==========
В этот день у Реддла было намечено посещение Хэпсибы Смит, чьего расположения он уже успел добиться. Будучи всегда очень пунктуальным, Том, как и было условлено, ровно в четыре часа позвонил в дверь.
— Скорее, скорее, Похлеба, это он! — послышался женский голос, и уже через пару секунд служанка, крошечная и дряхлая эльф-домовик, открыла дверь, и Реддл вошел внутрь.
Гостиная волшебницы была загромождена до того, что по ней с трудом можно было пройти, не налетев по крайней мере на дюжину предметов. Здесь теснились застекленные, наполненные лаковыми шкатулками шкафчики, большие шкафы были забиты книгами с тисненными золотом переплетами, полки уставлены земными и небесными глобусами, повсюду стояли бронзовые ящики с цветущими растениями. Одним словом, гостиная походила на помесь лавки магических древностей с оранжереей. Однако Реддл уже успел здесь освоиться и, легко лавируя между предметами в битком набитом помещении, подошел к хозяйке и склонился над ладонью Хэпсибы, чуть коснувшись ее губами. Это оказалась полная старая дама в поблескивающем розовом одеянии, которое придавало ей сходство с подтаявшим тортом-мороженым. На голове у нее был замысловатый рыжий парик, а на щеках — густой слой румян. На мясистых ногах красовались тесноватые атласные домашние туфли.
— Я принес вам цветы! — тихо сказал гость, извлекая невесть откуда букет роз. Том не только виртуозно овладел невербальной магией, но и достиг небывалых высот в очень трудном для большинства магов беспалочковом волшебстве. Поэтому такие вот проделки стали для него обычным делом.
— Гадкий мальчик, к чему это! — визгливо воскликнула старая Хэпсиба, хотя Реддл и заметил стоящую на ближайшем к ней столике пустую вазу. — Балуете вы старуху, Том… Садитесь, садитесь… Но где же Похлеба?
В гостиную торопливо вернулась служанка, которая притащила поднос с маленькими пирожными, опустив его близ локтя своей хозяйки.
— Угощайтесь, Том, — сказала Хэпсиба. — Я знаю, вам нравятся мои пирожные… Ну, как вы? Побледнели. Вас в вашем магазине заставляют слишком много работать, я это сто раз говорила.
Реддл деланно усмехнулся, а Хэпсиба ответила улыбкой.
— Итак, под каким же предлогом вы навестили меня сегодня? — хлопая ресницами, осведомилась она.
— Мистер Бэрк хочет сделать вам более заманчивое предложение относительно гоблинских доспехов, — ответил Реддл. — Пятьсот галеонов. По его мнению, это более, чем выгодно…
— Тише, тише, не так быстро, а то я подумаю, что вы здесь только ради моих безделушек! — надула губки Хэпсиба.
— Мне приказывают приходить ради них, — тихо проговорил Том. — Я всего лишь бедный служащий, мадам, и должен делать, что мне велят. Мистер Бэрк просил поинтересоваться у вас…
— Ах-ах, мистер Бэрк! — махнула ручкой Хэпсиба. — Я покажу вам кое-что, Том, чего никогда не показывала ему! Вы умеете хранить тайны? Обещайте не рассказывать мистеру Бэрку о моем сокровище. Он мне покоя не даст, если узнает, а я не намерена ничего продавать! Но вы, Том, оцените историю этой вещи, а не то, сколько галеонов можно за нее выручить…
— Я с удовольствием посмотрю все, что мне покажет мисс Хэпсиба, — негромко отозвался Реддл. Хэпсиба по-девичьи хихикнула.
— Я прошу принести… Похлеба, куда ты делась? Я хочу показать мистеру Реддлу наше изысканнейшее сокровище… а вообще-то неси оба, раз уж ты…
— Пожалуйста, мадам, — пропищала Похлеба. Казалось, что две кожаные шкатулки сами движутся по комнате, а это крохотный домовой эльф нес их на голове, с трудом пробираясь между столиками, пуфиками и скамеечками для ног.
— Итак, — сказала довольная Хэпсиба, поставив шкатулки к себе на колени и приготовившись открыть верхнюю, — надеюсь, вам понравится, Том… О, если бы мои родные знали, что я показываю их вам… они так давно мечтают прибрать это к рукам!
Она подняла крышку, и в шкатулке оказалась маленькая золотая чаша с двумя изящно изогнутыми ручками.
— Интересно, Том, знаете ли вы, что это? Возьмите, рассмотрите как следует! — прошептала мисс Хэпсиба.
Реддл протянул руку и длинными пальцами вынул чашу за одну ручку из уютного шелкового гнезда. Когда он увидел выгравированное на реликвии изображение, то в его темно-серых глазах блеснул красноватый огонь.
— Барсук, — пробормотал Том. — Так это принадлежало…
— Принадлежало Пенелопе Пуффендуй, как вы догадались, умный мальчик! — воскликнула Хэпсиба. — Я не говорила вам, что состою с ней в дальнем родстве? Эта вещь передается в нашей семье из поколения в поколение. Очаровательно, не правда ли? Причем все магические свойства, как положено, я правда, толком не проверяла, просто храню ее в тишине и покое!
Она сняла кубок с длинного указательного пальца гостя и стала убирать в шкатулку; в своей сосредоточенности она не заметила сумрачной тени, скользнувшей по его лицу при расставании с реликвией.
«Достойная вещь для хранения частицы души! — восхищенно подумал Реддл. — Ради подобных я и работаю у Бэрка. Опрометчиво, очень опрометчиво с вашей стороны, сударыня, открывать такую тайну кому попало. Я знаю, где искать диадему Кандиды Когтевран, а теперь вот чаша Пенелопы Пуффендуй…»
— Ну-с, — счастливо произнесла Хэпсиба, — где же Похлеба? А… вот и ты… возьми, отнеси на место!
Похлеба послушно забрала шкатулку с чашей, и Хэпсиба переключилась на другую, более плоскую.
— Это вам понравится даже больше, Том, — зашептала она. — Наклонитесь ближе, драгоценный, посмотрите… Бэрк, конечно, знает, что эта вещь у меня. Я сама ее у него купила. Полагаю, он мечтает это вернуть, когда меня не станет.
Она расстегнула изящный филигранный замочек и откинула крышку. Внутри на гладком малиновом бархате лежал тяжелый золотой медальон, который Реддл сразу же узнал. Точь-в-точь такой же он видел в воспоминаниях своего дяди Морфина, когда дед Марволо показывал его служащему из Министерства. На сей раз Реддл протянул руку, не дожидаясь приглашения, и поднял медальон к свету. Не отрывая глаз от старинной вещи, он тихо проговорил:
— Знак Слизерина, — Реддл любовался игрой света на витой змееподобной «с».
— Совершенно верно! — вскричала Хэпсиба, безмерно ликуя при виде его оцепенения. — Я заплатила целое состояние, но подобную драгоценность упускать нельзя, чтобы такое сокровище, да не в моей коллекции… Бэрк, кажется, купил его у какой-то нищенки, укравшей его невесть где и не знавшей истинной ценности… Надо полагать, Бэрк заплатил ей гроши, но как видите… прелесть, правда? И опять же, все волшебные свойства, но я просто храню его в тишине и покое…
Трудно передать тот вихрь эмоций и мыслей, который испытал Реддл, когда услышал слова чародейки. Ошибки тут быть не могло: глаза Тома сверкнули красным, костяшки пальцев на руке, сжимавшей медальон, побелели.
«Да как ты смеешь! — думал про себя Реддл. — Кичишься своим дальним родством с основательницей самого никчемного факультета и приходишься ей как нашему забору троюродный плетень. А сама даже малейшего представления не имеешь, кто перед тобой. Как ты назвала мою мать? Нищенкой и оборванкой? Что же, ты за это заплатишь! Ты не только медальона с чашей, но и жизни своей лишишься, мерзкая старуха, хотя могла бы отделаться обычным Империусом! Но своими словами сама подписала себе смертный приговор. Вот он, недостающий фрагмент во всей этой истории! Вот почему мать оказалась в этом магловском приюте без гроша в кармане! Бэрк! Ну с ним я отдельно побеседую!»
Тем временем Хэпсиба Смит протянула руку за медальоном, и Реддл нехотя вернул его просто потому, что знал: на самое короткое время. Цепочка выскользнула из длинных пальцев Тома, и медальон вернулся на красное бархатное ложе.
— Так-то вот, Том! Надеюсь, вам не было скучно?
Она поглядела ему в лицо, и ее глуповатая улыбка впервые поугасла.
— Милый мой, вы хорошо себя чувствуете?
— О да, — еле слышно ответил Реддл. — Я чувствую себя великолепно.
— Мне показалось… видимо, это игра света, обман зрения… — испуганно сказала Хэпсиба, которая заметила красную вспышку в темных глазах.
— Похлеба, забери и спрячь под замок… со всеми положенными заклинаниями.
Шкатулка, подпрыгивая на голове домашнего эльфа, поплыла прочь. Реддл тем временем уже полностью овладел собой, а выражение лица стало опять непроницаемым. Он снова любезно обратился к собеседнице.
— Ну, мисс Смит, что же вы скажете о гоблинских доспехах? Согласны ли вы уступить их нашему магазину за пятьсот галеонов? Поверьте, более выгодной цены вам больше никто не предложит.
— Что ж, пожалуй, уступлю, — ответила Хэпсиба, не в силах отказать своему галантному гостю.
— В таком случае, мадам, я могу явиться сюда завтра в это же время, если вас устроит.
— Конечно, Том, буду вас ждать. — И помахала пухлой ручкой на прощание, а Реддл поклонился.
***
Вернувшись в магазин, Реддл взял пятьсот галеонов, которые Бэрк оставил ему в качестве платы за гоблинские доспехи. Но отправляться в «Дырявый котел» наследник Слизерина не спешил. Он принялся хладнокровно и методично открывать ящики в витринах и доставать из них пакетики и коробочки с порошками всех возможных цветов. Это были разнообразные, мыслимые и немыслимые волшебные яды, творения темных зельеваров и колдоаптекарей. С виду Реддл казался вполне спокойным, и только горящие красные огни в глазах выдавали клокотавшие в нем гнев и ярость, которые он пока сдерживал в себе. Наконец, выбор его пал на ничем не примечательный белый порошок, напоминающий крупинки сахара. После этого он вышел из лавки, привычно запер ее заклинанием и трансгрессировал в «Дырявый котел».
На другой день Реддл снова посетил престарелую даму. Отдав гостю уже заранее подготовленные доспехи, она привычно сказала ему.
— Не желаете ли чашку чая с вашим любимым пирожным, Том, пока я пересчитаю. — Она кивнула на большой мешок с галеонами. Реддл ждал этих слов и согласно кивнул.
— С удовольствием, мадам!
Хэпсиба заулыбалась и кликнула служанку-эльфа.
— Похлеба! Похлеба, куда ты запропастилась?
— Я здесь, хозяйка! — пискнула эльф.
— Принеси гостю чай и пирожные, а мне… да, на этот раз я выпью какао.
— Да, мадам!
Реддл внимательно слушал разговор.
— И сахар не забудь! Да смотри, не перепутай ничего, а то на старости лет совсем бестолковая стала. Забыла, как в прошлый раз по глупости соль мне в чашку насыпала?
Глаза Реддла сверкнули багрецом. Похлеба уже несла на голове довольно внушительный поднос, в то время как ее хозяйка пересчитывала золото, и Реддлу не составило никакого труда всыпать в какао яд.
— Прошу вас! — эльфийка поклонилась, а потом насыпала в хозяйкино питье немного сахара.
Хэпсиба, уже закончившая подсчет, тоже присела к столу. Когда она взяла и поднесла к губам чашку, Том слегка вздрогнул, а его губы приоткрылись, словно собирались что-то сказать, но он тут же вспомнил о чаше, медальоне, а главное, о матери, и промолчал, с убийственным хладнокровием наблюдая, как дружелюбно беседующая с ним женщина пьет смертельную отраву. Подействовало питье очень быстро. Хэпсиба даже не успела поставить на стол чашку, и та, выскользнув из ее руки, брякнулась об пол и разбилась, а сама дама завалилась на спинку кресла, на котором сидела. Служанка-эльф вскрикнула, но Реддл мгновенно обездвижил ее. Затем он стер из ее памяти все сведения о сегодняшем визите, но оставил воспоминания о приказе хозяйки принести какао. Используя свои навыки работы с памятью, Реддл вложил в голову эльфийки свои собственные воспоминания, поэтому служанка была уверена, что сама добавила в питье Хэпсибы какой-то неизвестный белый порошок. Точно также два года назад Том поступил со своим дядей Морфином после убийства отца и деда с бабкой. Потом под действием очередного заклинания эльфийка крепко уснула. Реддл тем временем быстро отыскал тайник, где Хэпсиба хранила медальон и чашу, и с еще большей быстротой открыл его, не взирая на все запирающие заклинания. Обе большие шкатулки легко поместились в его маленькую заколдованную сумку. На коленях у покойницы так и лежал мешок с пятьюстами галеонами, и его Реддл без всякого внутреннего содрогания отправил туда же, куда и реликвии, однако гоблинских доспехов не тронул и мгновенно трансгрессировал.
========== Глава 55. Десять галеонов за две жизни ==========
Отправился Реддл не в «Дырявый котел», где снимал номер, и не в лавку, а прямиком в дом Карактака Бэрка. Он был там всего один раз, да и то мимоходом, однако этих мимолетных воспоминаний о том, как выглядела гостиная, оказалось вполне достаточно. Хозяин безмятежно грелся у камина и читал очередной номер «Ежедневного пророка», как вдруг его спокойные одинокие посиделки были нарушены громким хлопком. Бэрк повернул голову и, к своему удивлению, увидел служащего.
— Том? — фамильярно улыбнулся он. — Что привело тебя сюда? Что за срочность? Нельзя было поговорить завтра в магазине, а не сейчас здесь?
— Именно сейчас и именно здесь! — холодно отчеканил Реддл.
— О, — поднял брови Карактак. — Должно быть, отхватил-таки у Хэпсибы гоблинские доспехи, раз так не терпится похвастать своим успехом, а?
— Нет, не доспехи, кое-что посущественнее! — многозначительно кивнул Реддл, а в глазах у него снова загорелись красные огоньки, так что самодовольная улыбка мгновенно сползла с лица Карактака, а от безмятежности не осталось и следа. Напротив, теперь чародей выглядел очень испуганным. Том тем временем достал плоскую шкатулку и извлек из нее медальон Слизерина.
— Узнаешь? — злобно прошипел он как разозленная кобра.
— Узнаю, узнаю, — поспешно пролепетал Бэрк. — Хотя и давно дело было, лет так двадцать назад или немного меньше, аккурат перед Рождеством… Мерлин, Том, как это ты уговорил старую кошелку расстаться с таким сокровищем за пятьсот галеонов?
— А за какую сумму с ним рассталась предыдущая владелица? — не обращая внимания на заданный вопрос, проговорил Реддл.
— Эта нищая оборванка, что ли? — испуганно спросил Бэрк, словно парализованный красными огнями в глазах собеседника. — А почему, собственно, это тебя так волнует?
— Легилеменс! — слетело с тонких губ заклинание.
Помещение магазина, уже такое знакомое. Хотя нет, не совсем такое. Отделано оно было куда проще, чем сейчас, да и ассортимент товаров, выставленных на витрине, оказался намного скромнее. За окном — коренная зима. Карактак Бэрк сидит, скучая, на стуле в ожидании покупателей. Но, судя по угрюмому выражению на лице хозяина, клиенты здесь — нечастые гости. Однако сам хозяин выглядел двадцать лет назад намного лучше. Если сейчас он казался уже довольно старым человеком с сединами, то тогда это был мужчина в расцвете сил с черными как смоль волосами. Неожиданно открылась дверь, и в лавку зашла молоденькая чародейка, в которой Реддл сразу же узнал мать, которую хорошо запомнил из воспоминаний Морфина. Если в доме деда она казалось некрасивой, то теперь подурнела еще больше, сильно похудела и вообще казалась изможденной до последней степени. Серое платье и тонкая мантия почти превратились в лохмотья. Живот у нее уже лез на нос так, что было очевидно: со дня на день волшебница станет матерью.
— Что тебе здесь нужно? — напрямик спросил Бэрк, даже не поприветствовав посетительницу. Он прекрасно понимал, что вряд ли эта особа в состоянии купить хоть какую-нибудь безделицу в его магазине.
— Мне очень нужны деньги, сэр! — слабым голосом сказала гостья.
— Можешь не говорить, по тебе и так видно! — усмехнулся Бэрк. — Но у меня тут не благотворительное заведение, — холодно добавил он.
— Нет-нет, поспешила заговорить девушка. — Я ничего у вас не прошу. Но я могу кое-что вам продать. — И она сняла с шеи тяжелый золотой медальон на толстой цепочке. — Вот! Это медальон Салазара Слизерина! — добавила она, положив вещь на стол. Хозяин молча перевел взгляд с посетительницы на медальон и обратно, видимо, отказываясь верить своим глазам. И действительно, очень странно было видеть такую драгоценность в руках у распоследней нищенки.
— К чему весь этот цирк? — засмеялся Карактак Бэрк. — Я уже вдоволь насмотрелся на разных шарлатанов, которые пытались всучить мне всякую ерунду! То чайничек Мерлина, то еще что… — Однако медальон в руку все-таки взял и коснулся его кончиком волшебной палочки. И тут его хмурое лицо просияло.
— А вы не солгали, юная леди! Вот только откуда у вас такое сокровище, а? Где и у кого вы его украли?
— Я не крала! — чуть повысив голос, отвечала посетительница, а на бледных щеках на мгновение вспыхнул румянец.
— Ладно-ладно, я пошутил! В конце концов, не все ли мне равно? — Он на минуту задумался, вертя в руках медальон, а потом сказал: — Конечно, приди ко мне кто-либо, вызывающий большее доверие, чем вы, я бы предложил пятнадцать, но учитывая всю сомнительность ситуации… только десять. Но золотом.
При этих словах лицо волшебницы засветилось от радости.
— Целых десять золотых! — воскликнула она. — Десять галеонов!
На несколько секунд Бэрк замер от изумления при последних словах нищенки. Он-то вел речь о тысячах галеонов и полагал, что и для девчонки очевидно, в каких единицах идет счет.
— Десять галеонов? — удивленно повторил он. Потом улыбнулся и как можно более мягко добавил. — Десять галеонов, да! Приличная сумма. — Достав из ящика десять золотых монет, он протянул их нищенке, которая с благодарностью взяла эту ничтожную плату.
— Похоже, тебе и кнаты нечасто доводилось видеть! — пробормотал он себе под нос, пока оборванка рада-радешенька покидала лавку. В дверях она столкнулась с совсем еще юнцом, в котором Реддл все же узнал Грея Горбина.
— Добрый день, сэр!
— Добрый! — улыбнулся довольный Бэрк своему помощнику.
— Сэр, что за странная особа только была здесь?
— Эта особа принесла нам самую большую удачу! Вот, взгляни! — Бэрк указал на медальон, который еще даже не успел выставить на витрину и снабдить ценником. — Он принадлежал Салазару Слизерину!
— Неужели? — воскликнул Горбин.
— Вне всякого сомнения! Взгляни на знак, да и заклинание позволило установить этот факт. Я надеялся, что как-нибудь уломаю ее, и она уступит медальон хотя бы за десять, а не за пятнадцать тысяч, какие я бы предложил другому, более приличному продавцу. Но угадай, за сколько эта дура согласилась его отдать, а? За десять галеонов, и только! — В глазах собеседника Бэрк явно читал неверие. — Да-да! Десять галеонов! И еще была рада-радешенька! Поистине, это наша лучшая сделка!
Маг ожидал, что Горбин, как и он, будет в восторге, но младший совладелец не спешил радоваться.
— Мистер Бэрк, мы ведь ее обокрали, заплатив десять галеонов.
— Да будет тебе! — снисходительно усмехнулся Карактак. — Как будто мы первый раз скупаем что-то, мягко говоря, по заниженным ценам, а потом перепродаем. Этим ведь и живем.
— Да, но до сих пор мы имели дело с богатыми коллекционерами, от которых не убудет. А тут! Наверняка этот медальон был ее последним шансом не помереть голодной смертью… И ведь она, как я заметил, в положении…
— Хватит, Грэй! К чему такая щепетильность? Да она сама, поди, украла его где-нибудь и даже понятия не имела о его истинной стоимости! Не велик грех украсть у вора! — Бэрк успокаивающе похлопал компаньона по плечу. — Лучше подумай о будущем, а также вспомни, что последнее время дела у нас шли совсем неважно. Ведь Министерство, как назло, стало закручивать гайки, и поэтому мало кто отваживался покупать темные артефакты. Зато теперь! — Карактак блаженно улыбнулся. — Медальон продадим… Думаю, тысяч двадцать пять за него можно будет выручить… И тогда всем наши бедам конец! Все закладные и векселя, которые мы последний год выдали… В огонь!
Слова эти произвели на молодого человека сильное впечатление. Действительно, трудно было возражать против таких аргументов.
— Пожалуй, я даже не буду выставлять его на витрину! — продолжал рассуждать Бэрк. — Поговорю с состоятельными коллекционерами, которые могут пожелать его купить. С Хэпсибой Смит, например. Она за такую штуку руку или ногу отдаст, а не только золото!
— Можно поговорить с директором Хогвартса!
— Зачем? — удивился Бэрк.
— Ну как же? Ведь там до сих пор хранится меч Годрика Гриффиндора и, я думаю, преподаватели будут счастливы приобрести хотя бы вскладчину вещь, которая принадлежала еще одному Основателю! Вы также знаете, с каким упорством многие поколения когтевранцев ищут диадему Кандиды Когтевран!
— Да-да, ты прав, Грэй!
Тут Реддл, наконец, вынырнул из сознания Бэрка, глаза его метали красные молнии. Карактак в ужасе попятился.
— Том, — чуть слышно пробормотал он. — Что случилось?
— А то, сударь, что вы обрекли на смерть мою мать и меня!
— Не может быть! — воскликнул чародей. — Но, Том, позволь мне все исправить. Я все могу вернуть и…
— Неужели? Вернешь ее из могилы? Вернешь одиннадцать лет, проведенных в магловском приюте? — в голосе была злая и горькая ирония. — Ты давеча спросил, как мне удалось выманить медальон у Хэпсибы Смит? Так вот: Хэпсиба Смит поплатилась жизнью только за то, что посмела пренебрежительно отозваться о женщине, ставшей матерью наследника самого Салазара Слизерина. Так неужели ты полагаешь, что я пощажу тебя, гнида? После всего, что узнал? Ты умрешь!
— Ты не посмеешь! — глаза Бэрка вдруг загорелись безумной надеждой. — Мракоборцы из Отдела магического правопорядка…
— …мне ничего не сделают! Да-да, ведь всю грязную работу ты выполнишь сам! Но сначала… Круцио!
Бэрк упал на пол и завопил от боли, но ни крики, ни заклятие сквозь волшебную сферу не проникали. Круциатус на этот раз вышел особенно сильным, таким же, каким Реддл пытал отца перед тем, как убить его. В это заклятье были вложены злость, боль и неимоверное желание эту самую боль вернуть.
— Ты не делал особой тайны из того, откуда у тебя медальон, так ведь? Рассказал обо всем Хэпсибе Смит, а кому еще? Говори! Круцио!
Конечно, Реддл мог бы прибегнуть к легилименции, но сейчас просто не мог отказать себе в удовольствии пытки человека, которого считал одним из главных виновников всего, что с ним произошло в детстве.
— Не надо, пожалуйста! Я скажу… А-а-а! Дамблдор! Дамблдор тоже знал про медальон!
Услышав это, Реддл даже прекратил пытку и на короткое время оставил свою жертву в покое.
«Дамблдор! Снова Дамблдор! Он знает про медальон!» Однако Том довольно быстро успокоился, ведь в конце концов память служанке-эльфу он поправил в тот день, когда отравил Хэпсибу, а если кто и вздумает копаться в ее более ранних воспоминаниях, где мисс Смит показывала свои сокровища, то вину его это все равно не доказывает. Рассудив так, Реддл снова взглянул на Бэрка, без сил распростертого на полу.
— Империо! — властно сказал Реддл.
Теперь в глазах хозяина магазина кроме выражения страдания появилась еще и безоговорочная покорность.
— Встань, возьми перо, чернила и бумагу! — велел Реддл. Карактак молча подчинился и сел за стол.
— Пиши завещание согласно установленной формы. Завещаю все свое имущество, как то, дом, долю в магазине, а также содержимое ячейки в банке Гринготтс лорду Волдеморту. Не забудь подписать!
Заклятию Империус было невозможно сопротивляться, и Бэрк записал все, что продиктовал ему Реддл, и покорно ждал следующих указаний.
— Теперь отправляйся к своему нотариусу, заверь завещание и оставь ему на хранение. А месяца через два пойди и утопись в Темзе, как бы невзначай сверзившись с моста в воду. В ответ Карактак лишь кивнул, глуповато улыбаясь, а Том зло усмехнулся, глядя на труп. Да, положительно это был уже мертвец, хоть сердце его еще билось, да и выглядел он вполне здоровым. Однако дни его были уже сочтены, потому как, будучи околдованным, он не мог не выполнить данный ему приказ. Том это прекрасно знал и поспешил в «Дырявый котел», не забыв прихватить мешок с пятьюстами галеонами. Он намеревался в ближайшие сутки покинуть Британию и считал, что деньги эти будут не лишними.
Сидя на кровати в своем номере, Реддл уже более спокойно думал обо всем, что узнал за последние два дня. Он уже давно не верил ни в любовь, с тех пор как увидел в воспоминаниях отца сцену его расставания с матерью, ни вообще в добро, после того, что узнал о Дамблдоре. Потому его уже вовсе не удивило, как хладнокровно Бэрк обрек на гибель человека. Он и сам точно также поступил с Хэпсибой Смит. Почему-то всплыл в памяти разговор с Дамблдором после экзамена по защите от темных искусств. «Любовь, значит, всесильна, а жизнь бесценна?» — злорадная, гадкая, но в то же время и горькая усмешка искривила его губы.
— Ложь! — процедил он сквозь зубы и громко рассмеялся. Жутко и зло. Так, что если бы кто-то увидел его в этот момент, то ужаснулся бы. Ведь вся цена двум жизням — его и матери — составляла когда-то всего десять галеонов! Вот уж смех, да и только! Поступок Бэрка, к тому же, стал причиной и другого откровения, которое в этот вечер снизошло на Реддла. Пронырливый Карактак спокойно, не моргнув глазом, убил двоих и сделал это не из ненависти, не по злобе сердечной и не из мести. Для подобных чувств у него не было никакой причины. Просто так было выгоднее. Деловой подход и ничего личного! Однако, подход этот предполагал забвение таких морально-этических понятий как добро и зло, совесть и честь, и оперировал совсем другими терминами: преимущество, владение ситуацией, сила, одним словом. А эту самую силу дает власть! Именно сила и власть правят этим миром, добра и зла на самом деле не существует, а все рассуждения о них — удел наивных глупцов. И с этого дня власть в любом ее проявлении стала для Реддла столь же вожделенна, сколь и бессмертие. Размышляя об этом, Том машинально выводил волшебной палочкой прямо в воздухе свое имя и фамилию огненными буквами: «Том Марволо Реддл», а потом переставил буквы, сложив имя, которое сам себе придумал и которым уже велел своим сокурсникам именовать себя: «Лорд Волдеморт». Глаза его не отрывались от этой фразы, а тонкие губы тихо шевелились, и с них слетали слова, произносимые на парселтанге.
«Лорд Волдеморт — мое прошлое, настоящее и будущее! — повторил он сказанные в день убийства отца слова, а потом добавил: — Том Марволо Реддл сегодня умер! Его больше нет! Зато Лорд Волдеморт живет!»
С этого дня даже Патронус его изменил свою форму: теперь это уже была не просто змея, а василиск с гребнем-короной на голове.
Странным образом иногда поворачиваются события в жизни отдельных людей, крутятся как шары в лототроне, порой выпадая из него. И невозможно достоверно утверждать, какие из ежедневно совершаемых поступков коренным образом изменят ход событий и повлияют на судьбы миллионов людей, а какие так и останутся ничего не значащими мелочами. Ну, бросил Том Реддл свою жену-колдунью, так что с того! «Такое каждый день случается!» — сказали бы многие. А уж обман бестолковой нищенки предприимчивым дельцом… Эка невидаль! Но как оказалось в последствии, именно эти «пустяки» и вылились в итоге в две магические войны, затеянные Волдемортом и приведшие к огромным жертвам и несчастьям. Семена злодеяний по отношению к убогой нищенке впоследствии дали небывало обильный и кровавый урожай. А ведь останься Меропа Мракс жива, и узнай Том Марволо Реддл материнскую любовь… Кто знает? Может, и Темный Лорд не появился бы.
========== Глава 56. Замок Слизерина ==========
Приближался вечер. Солнце тихо спускалось за лес, чтобы утонуть в темно-зеленых кронах высоких хвойных деревьев. Клубящийся над землей туман смешивался с парами испарений от болот, часто встречающихся в этих лесах, образуя в воздухе мутную и чуть дрожащую пелену, в которой случайно забредший путник часто видел обманчивые огоньки и миражи.
Среди вековых сосен неподвижно стояла темная человеческая фигура. По ее очертаниям можно было разобрать, что это высокий мужчина, правда, в каком-то странном одеянии — широком и темном плаще, полы которого колыхал несильный ветер. В руке он держал длинную, тринадцать дюймов, выточенную из дерева палочку. Наконец, человек развернулся и пошел прочь, но не успел пойти и полумили, как снова остановился. Тут его тонкие губы зашевелились, но звуки, издаваемые ими, не были человеческой речью, а представляли собой самое настоящее змеиное шипение.
— Покажись мне, владение Салазара Слизерина, ибо наследник, тысячу лет назад предсказанный, явился в твою вотчину!
Сказав это, Волдеморт замолчал и стал жадно смотреть перед собой. Первые несколько секунд ничего не произошло, но потом земля задрожала, и прямо из нее сначала показались камни, и когда они поднялись, то на поверку оказались толстыми массивными стенами, сложенными из огромных черных валунов. За ними из земли поднялась высокая башня, и на самой ее вершине Волдеморт заметил окошко. Вся эта громадина, также как и Хогвартс, была невидима для маглов, а кроме того, рядом с этим местом не было ни города, ни даже небольших деревень.
— Откройся! — снова приказал Волдеморт на парселтанге, и массивные ворота в стенах стали распахиваться сами собой, причем по-волшебному тихо. Они пропустили хозяина внутрь и закрылись опять.
Большая часть внутреннего двора была выложена большими каменными плитами, настолько плотно подогнанных друг к другу, что между ними не пробивалось ни единой травинки. Однако нельзя сказать, что во владениях Слизерина ничего не росло. Обойдя кругом замка, Волдеморт увидел, что на противоположенной от ворот стороне есть парк, где, похоже, предок-змееуст любил гулять. Парк этот сплошь состоял из хвойных деревьев, по большей части сосен, зеленых зимой и летом. Они были высокими, так что стволы напоминали колонны некого древнего храма, а кроны, пересекаясь ветвями, образовывали собой темно-зеленый купол, который, если начинал дуть ветер, шуршал однообразным сухим шумом. Под ногами лежал слой упавших иголок и шишек. Кое-где стояли светло-серые скамейки со спинками. В общем, сочетание привычных для любого слизеринца цветов имело место и здесь. Однако, несмотря на круглогодичную зелень, место для прогулок выглядело мрачным и печальным. Ни один цветок не украшал его. Обойдя кругом замка, Волдеморт оказался перед широкими дверями и снова прошипел.
— Откройся!
И двери послушно раскрылись, пропуская его внутрь. Волдеморт оказался в огромном холле, где царил полумрак, так как свет проникал только через узкие окошки, больше похожие на бойницы. Маг наколдовал несколько светящихся золотых шаров и стал осматриваться при их свете, а кроме того, подумал: «Надо бы сделать окна чуть побольше!» И вдруг они в самом деле стали шире и выше, обретя стрельчатую форму. Тогда изумленный Волдеморт снова сказал на парселтанге.
— Пусть на стенах будут изумрудные ковры с серебристыми змеями! — Через несколько секунд на темных каменных стенах в самом деле красовались ковры. Тогда чародею пришла на ум невероятная догадка: замок Салазара Слизерина наделен волшебными свойствами и, похоже, подчиняется требованиям того, кого считает своим владельцем. В противоположной от входа стене имелся огромный камин, и волшебник велел ему зажечься, но не тут-то было. Пламя не вспыхнуло, невзирая на несколько приказов на парселтанге. Тогда чародей взялся за волшебную палочку, направил ее на камин и произнес заклинание. Когда же вспыхнувшее было пламя погасло, то брови Волдеморта поползли вверх от изумления, особенно когда несколько попыток не дали результата.
“Очень интересно!” — подумал колдун, но решил пока не трудиться над разрешением этой загадки, а осмотреть замок.
По винтовой лестнице он поднялся вверх, осмотрев покои на нескольких этажах, пока не оказался на самой вершине, откуда на много миль вокруг открывался вид на лес, окрестности и даже море вдали. Потом Волдеморт не преминул спуститься в подземелья, которые оказались куда более обширными, чем надземная часть замка. Они насчитывали далеко не один уровень, и в самых верхних из них были камины, так что если зажечь их, то они бы давали приятное тепло как в подземельях Хогвартса. Вот только ни один из них упорно не желал гореть ни по приказу на парселтанге, ни в результате заклинания, поэтому замок был обречен на постоянный холод. Правда, Волдеморта это не особо смутило. Ему не представляло никакого труда наколдовать вокруг себя волшебную сферу, сотворить внутри нее согревающие чары и, таким образом, спать или вообще находится в любом месте замка с полным комфортом для себя. Однако все другие приказы мага жилище Слизерина выполняло очень даже охотно, и он этим воспользовался, обустраивая его по своему вкусу, наколдовывая новую мебель и удачно сочетая ее со старинными вещами.
Примечательным было то, что во всех помещениях обстановка была выдержана в зеленых и серых тонах всевозможных оттенков. Кроме того, здесь, как и в парке, не было цветов, которые не желали расти в полумраке. Зато почти в каждом помещении в изобилии стояли чучела всевозможных волшебных животных от совсем небольших до дракона и гиппогрифа в гигантском холле. Не смотря на то что, им была уже не одна сотня лет, но чучела, сделанные с необычайным волшебным искусством, выглядели словно бы живыми. Казалось, еще секунда, и животное сдвинется с места и поползет, побежит, полетит… Однако, этого никогда не происходило, и звери всегда оставались неподвижными. А посмотрев в их пустые глаза, каждый мог воочию убедиться, что они однозначно мертвы, хоть и похожи на живых.
В замке Слизерина, теперь уже своей вотчине, Волдеморт задержался надолго. Несколько месяцев пролетели для него как несколько дней. Понадобилось довольно много времени, чтобы обойти все покои замка и переделать их. Кроме того, колдун не ограничился одним лишь обустройством комнат, но по его приказу, замок полностью изменил свой облик: помещения, которые доселе были под землей, теперь находились в четырех башнях высотой немного меньше, чем была уже имеющаяся главная. Все они соединялись подземными и надземными переходами.
Осматривая замок, Волдеморт довольно быстро обнаружил, что в нем имеется очень обширная, даже по меркам Хогвартса, библиотека с рукописными книгами и свитками пергамента. И вряд ли существовало какое-то другое место в магической Британии, где можно было бы почерпнуть столько сведений по темным искусствам, да и по другим областям магии. Волдеморт не выходил из нее по несколько дней кряду. Кроме темных заклинаний его особо впечатлили рецепты некоторых зелий, которых никогда не было даже в запретной секции хогвартской библиотеки. Одно из них, например, вызывало мучительную жажду, а кроме того, обладало таким свойством, что его нельзя было просто вылить или вычерпать, но только пить. Потому в нем надежно можно было спрятать что-либо, хотя бы и один из крестражей. Правда, с дневником вряд ли можно проделать такое, но вот если с кольцом, чашей или медальоном… Волдеморт уже обладал тремя реликвиями, достойными, по его мнению, стать вместилищами драгоценных частиц души. Да и убийства, позволяющие снова расщепить душу, были уже совершены. Дело оставалось за малым — дождаться ближайшего новолуния и произнести заклинание. Но что-то останавливало Волдеморта. Он уже обладал крестражем, как и некоторые темные маги до него, но, похоже никому из них не доводилось разбивать душу больше, чем на две части. Конечно, можно было бы пойти дальше других по пути бессмертия, но последствий этого небывалого поступка ни он сам не смог бы предугадать, ни кто-либо другой не сказал бы ему. Вот поэтому Волдеморт и медлил. Другое же зелье «Кость, плоть и кровь» взбудоражило ум волшебника еще сильнее. Сварить его означало провести целый древний темный ритуал, но результат стоил того: кость отца, плоть слуги и кровь врага в совокупности позволяли совершить нечто необыкновенное, а именно возродить даже полностью уничтоженное тело, если душа каким-то образом останется в этом мире. Так в зелье этом Волдеморт увидел прекрасное дополнение к крестражам и еще одну гарантию своей неуязвимости.
Все месяцы, проведенные в замке Слизерина, Волдеморт ни с кем из людей совсем не общался, а единственными его собеседниками были старинные книги и древние свитки пергамента. Но такое положение вещей никогда не тяготило чародея, он любил одиночество еще когда жил в приюте и с детства привык к нему. Погружаясь после завтрака в теоретическое изучение магии, а потом практикуясь в заклинаниях, трансфигурации и в варении старинных зелий, он часто забывал про обед. Под вечер же наколдовывал себе какой-нибудь ужин. Еще ему нравилось гулять в хвойном парке, сидя на серебристой скамейке с книгой или пергаментом в руках. И вершина главной башни, откуда была видна вся округа, стала одним из его излюбленных мест в замке.
========== Глава 57. Странник ==========
Спустя год Волдеморт все же покинул Британию и отправился в долгое, больше десяти лет, путешествие по волшебному миру. Сперва он наведался в Албанию и в лесах этой страны, пользуясь сведениями Елены Когтевран, отыскал в дупле дерева утерянную много веков назад диадему. Правда, пришлось убить невольного случайного свидетеля — какого-то магла, крестьянина. Но лорд Волдеморт, в отличие от Тома Реддла, никаких колебаний в таких делах уже не знал и угрызений совести не испытывал. Напротив, усмотрел здесь для себя удачу: смерть этого человечишки послужила бы важной, в его глазах, цели — создание крестража из реликвии Когтеврана. Теперь он уже обладал символами трех факультетов, и недоставало только вещи, которая бы принадлежала Годрику Гриффиндору. В Хогвартсе имелось две таких: пресловутая Распределяющая шляпа и меч. Первая из них для чародея не представляла никакого интереса, напротив, на нее маг еще с первого курса имел зуб. Зато меч Гриффиндора казался очень желанной добычей, роскошным трофеем, который позволил бы собрать коллекцию до конца. Однако сейчас Волдеморт не мог до него добраться и даже не имел представления, как это сделать, но решил, что в свое время все разрешится и сложится лучшим для него образом.
После кончины Карактака Бэрка Волдеморту согласно завещанию перешло состояние бывшего хозяина, и Темный Лорд, уже будучи совсем не стесненным в средствах и не тратя усилия на их добывание, имел теперь возможность свободно путешествовать, изучать магию и быть принятым в любом обществе. Все дела в лавке вел теперь Горбин, которого Волдеморт подчинил себе и пощадил, но не из милосердия, а по той простой причине, что волшебник был ему полезен.
Сперва он посетил Египет и был просто в восторге от того, какую древнюю и сильную магию таят в себе Пирамиды. С мощью заклятий фараоновых жрецов мало, что могло сравниться, а ведь среди них имелось немало темных. Потом последовала Индия. И именно здесь Волдеморт впервые после приюта сумел опять полететь, полететь самостоятельно, без метлы, без фестрала. Но для того, чтобы научиться контролировать эту способность, понадобилось почти три года уединенных медитаций и упражнений. Затем последовал Думстранг, где не так давно учился небезызвестный Гриндевальд. Тут Волдеморт пополнил свой арсенал не только в плане черной магии, но и в трансфигурации. И в каждой стране, где ему доводилось бывать, Волдеморт не только изучал магию, но порой и развлекался, оттачивая непростительные проклятья на каком-нибудь простеце или маглорожденном маге, если имелась такая возможность. Не чурался он и мест, служивших обиталищем для определенного рода женщин, у которых были лишь теоретические представления о благопристойности и стыде.
Так прошло больше пятнадцати лет. За это время в результате всевозможных темномагических экспериментов внешность Волдеморта сильно изменилась, изменилась настолько, что даже слизеринцы, из которых он в Хогвартсе сколотил компанию единомышленников, вряд ли узнали бы его. В лице черного мага не осталось и тени былой красоты, черты утратили резкость и гармоничность, стали грубее и казались как будто обожженными. Словом, собеседников уже не пленяли. Белки же глаз теперь всегда были красными, словно налитыми кровью, а кожа стала еще бледнее как снег. Впрочем, Волдеморт обходился и без приятной внешности, когда хотел расположить кого-то к себе. Недостаток красоты вполне компенсировался изысканными манерами, харизмой и магией красноречивых слов со сладкими посулами.
Теперь путь его лежал назад в Британию. На польской границе он решил остановится на ночь в придорожной гостинице, а на ужин спустился в харчевню, которая была на первом этаже. На улице уже стемнело, так как на дворе стояла поздняя осень, но помещение хорошо освещалось волшебными шарами и свечами. Почти все столики оказались занятыми, однако Волдеморт заметил один свободный у стены. Вокруг сидели волшебники далеко не из одной страны, что было видно по всевозможным фасонам и покроям мантий, а тихие разговоры на разных языках смешивались в невнятный шум. Однако чародей, прислушавшись, мог различить речи посетителей за соседними столиками и, более того, понять хотя бы в общих чертах их смысл. За время своих странствий маг поднаторел кроме магии еще и в изучении разных языков, хоть полиглот из него вышел не такого высокого калибра как чародей. Итак, Волдеморт невольно прислушался к разговору собеседников, сидящих за соседним столиком.
— Воля твоя, Игорь, может все-таки мы зря отказались от всего и, бросив дома, подались в бега? Ну как можно было оставить Родину на милость этих грязнокровок, которые теперь всем там заправляют? — заговорил полноватый волшебник со шрамом на щеке и коричневыми волосами.
— Можно подумать, у нас был другой выход, Антонин! — чуть повысив голос, отвечал его собеседник с худым лицом и козлиной бородкой на остром подбородке. Взгляд его серых глаз был холодным и пристальным. — Эти поганые маглы, те из них, которые откровенные нищеброды, порешили почти всю свою знать, а потом еще и перегрызлись между собой как собаки. Теперь же их порождения, грязнокровки, затесавшиеся в наш мир, проделали то же самое среди волшебников. Вот потому представителям древних чистокровных родов приходится бежать на чужбину, куда глаза глядят!
После этих слов Волдеморт встал из-за своего стола и, подойдя к двум чародеям, заговорил с ними в отменно вежливой форме.
— Добрый вечер, господа! — поприветствовал он незнакомцев.
— Добрый вечер! — отозвались оба, подозрительно глядя на Волдеморта.
— Не стоит беспокоиться, джентльмены, я не из тех людей, кого вам стоит опасаться. Напротив, скажу, что, услышав ненароком ваш разговор, я проникся к вам самым искренним сочувствием. Позвольте представиться, лорд Волдеморт!
Если чародей рассчитывал изумить своих собеседников, то ему это в полной мере удалось. Оба волшебника молча уставились на него, словно не веря, что стоящий перед ними маг настоящий. Когда же он указал рукой на стул, взглядом спрашивая разрешения присесть за их столик, то оба согласно закивали.
— Игорь Каркаров! — в свою очередь представился худой волшебник с бородкой и протянул руку, которую Волдеморт небрежно пожал.
— Антонин Долохов! — сказал полноватый маг и также обменялся рукопожатием с Волдемортом.
— Рад знакомству, джентльмены!
— Сэр, — заговорил Каркаров, — лично я даже не надеялся, что когда-нибудь познакомлюсь с самим лордом Волдемортом. Вы единственный волшебник кроме совсем немногих индусов, который умеет летать без метлы.
— А еще вашими стараниями у нас открылся магазин волшебных артефактов «Горбин и Бэрк», ведь так? — спросил Долохов.
— Именно так, сэр!
Когда Волдеморт после смерти Бэрка унаследовал всю его долю в магазине, то потом вынудил Горбина продать свою небольшую часть. Так что теперь волшебник, которого многие продолжали считать хозяином, на самом деле работал по найму. Путешествуя по миру, не имея недостатка в средствах и общаясь с темными магами всех мастей, чародей не упускал возможности открыть где бы то ни было очередной магазин, если это сулило выгоду, а кроме того, каждая такая точка служила дополнительным источником не только галеонов, но и магических артефактов.
— Ах, Антонин! — покровительственно заговорил Каркаров. — Разве в магазине дело, когда лорд Волдеморт слывет ярым поборником чистоты крови, каких сейчас, к сожалению, редко встретишь.
— Радостное совпадение наших убеждений! — согласился Антонин. — Сэр, я даже не мечтал, что когда-нибудь увижу самого лорда Волдеморта. Такая удача!
— Это не просто удача, это судьба! — твердо возразил Волдеморт. — Если вы также как и я, джентльмены, желаете торжества чистой крови, то в таком случае присоединяйтесь ко мне! Только объединив наши усилия, мы сможем заставить этих ничтожеств знать свое место!
Лицо Волдеморта изменилось, когда он говорил эту маленькую речь. На щеках заиграл румянец, глаза пылали огнем, а грубые черты перекосились от злобы так, что собеседники и испугались, и восхитились одновременно.
— Милорд, — заговорил Долохов, — Вы абсолютно правы, и я убежден, что вместе мы действительно достигнем успеха в нашем деле. Чистокровным магам давно нужен был волшебник, подобный вам: могущественный, умный, не останавливающийся ни перед чем ради достижения своей цели, и убежденный маглоненавистник. Я не удивлюсь, что через несколько лет эти ничтожества даже имя ваше произносить побоятся!
— Золотые слова, Антонин! — согласился Волдеморт и добавил: — И не только они!
— Милорд, считайте, что с этого дня я ваш покорный слуга!
— И я, милорд, — добавил Каркаров. — Располагайте нами, как вам будет угодно!
— Трансгрессируем! — велел Волдеморт. Волшебники встали из-за стола, вышли на улицу и спустя секунду послышались три громких хлопка.
Чародеи оказались у входа в довольно большой двухэтажный дом. Над широкой дверью было каменное изображение змеи, чье туловище образовывало круглую арку. Дом этот некогда принадлежал мистеру Бэрку, а сейчас Волдеморт был его полновластным хозяином и переделывал по своему усмотрению.
— Проходите! — открыв дверь, сказал темный маг. Каркаров и Долохов вошли в мрачный холл, украшенный чучелами волшебных животных.
— Здесь будет наша штаб-квартира! — невозмутимо продолжал чародей. — Здесь я буду собирать и других своих сторонников, которые пойдут за мной. Когда вы мне будете нужны, то я дам вам знать!
— Каким образом? — спросили оба чародея. Вместо ответа Волдеморт достал волшебную палочку, взял за руку Долохова и сказал.
— Мордсмордре!
И тут же на левом запястье стало проступать изображение черепа и змеи. Долохов кусал губы от боли, но терпеливо сносил это. Следом за ним и Каркаров протянул руку Волдеморту.
— Как только вы почувствуете жжение в этой черной метке, то должны немедленно трансгрессировать ко мне.
— Да, повелитель! — отвечали оба.
— Если будете верно служить мне, — удовлетворенно кивнул волшебник, — то сможете победить не только грязнокровок, но и саму смерть. Последний враг истребится — смерть!
Волдеморт вспомнил, как упивался мщением в день убийства отца, а Виктория пошутила, сказав, что смерть хорошо пойдет на закуску. Перед мысленным взором мелькнул просторный плащ с капюшоном, затем изящное черное вечернее платье и, наконец, стройное, горячее и податливое тело на шелковых простынях, грива роскошных белокурых волос, разметавшихся по подушке… После Мэри и Доброделова это была единственная магла, которую он не презирал и не ненавидел, хоть и оказалась она совершенно другой, не как те двое. Но и к Реддлам тогда уже заявился не приютский сирота. Взмахнув тисовой палочкой, Волдеморт наколдовал своим последователям и себе длинные черные плащи и маски. «Ну, что же, клин клином вышибают!» — подумал чародей.
— Вы и другие мои сторонники станете Пожирателями смерти! — торжественным голосом объявил Волдеморт.
========== Глава 58. Золотой венец, хрустальное зеркало и алый цветок ==========
— Поляков, вы достали мне то, что я велел? — спросил Волдеморт, сверля глазами служащего одного из своих магазинов.
— Милорд, это оказалось невозможно. Волшебное зеркало, о котором вы говорите, не продается. Хозяин его сказал мне, что в свое время заплатил за него пятнадцать тысяч галеонов.
— Поляков, мне, конечно, с самого начала было известно, что вы не семи пядей во лбу, но чтобы ваше невежество было столь глубоко… Да будет вам известно, что продается все, если умеешь предложить достойную цену. Пятнадцать тысяч галеонов, значит? В таком случае, нужно было предложить тридцать тысяч. Насколько я знаю, хозяин зеркала купец, а уж он не упустит случая удвоить свой капитал. Так что немедленно отправляйтесь к нему, и чтобы сегодня вечером, в крайнем случае, завтра утром, зеркало было у меня. Иначе…
Волдеморт не договорил, но в его холодном шипящем голосе было столько угрозы, что Полякова сначала передернуло, а потом и вовсе затрясло от страха. Ему без дальнейших объяснений стало ясно, что необходимо во что бы то ни стало совершить эту сделку, иначе придется испытать на себе силу хозяйского Круциатуса.
— И чтобы никаких заклятий! — пригрозил Волдеморт. — Хозяин должен продать артефакт добровольно, иначе вещь потеряет свои волшебные свойства.
— Да-да, я все понял, хозяин! — отвечал служащий дрожащим голосом, потом вышел на улицу и пошел прочь в направлении ближайшего антитрансгрессионного барьера.
Волдеморт проводил его недобрым взглядом, но теперь он был уверен, что из страха Поляков расшибется в лепешку, но достанет то, что нужно. Чародей сел за стол, достал из складок мантии свою заколдованную сумку и извлек из нее еще одну волшебную вещь. Это оказался необычайной красоты золотой венец с самоцветными камнями. Он блестел так, что в мрачном помещении магазина сразу стало светло. Вертя в руках это чудо, Волдеморт задумался. Он вспомнил, как выкупил диадему у Долохова, и какую историю о ней рассказал ему Пожиратель смерти. По его словам, эту историю знали теперь даже многие маглы. Колдунья Пелагея так сильно влюбилась в одного магла, что, выйдя за него замуж, совсем перестала творить волшебство. Она служила экономкой у одного землевладельца. А кроме того, забавляла его детей волшебными историями, которые те воспринимали как красивые сказки и часто просили рассказать их на ночь. А когда ребята выросли, то взрослый маггл записал одну из сказок, что понравилась ему больше всего.
«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был один купец, именитый человек. Много у того купца было всякого богатства, дорогих товаров заморских, а и были у того купца три дочери, все три красавицы писаные, хорошие и пригожие. И любил он дочерей своих больше всего своего богатства, потому как был он вдовец и любить ему было некого. Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море и спрашивает своих дочерей, каких гостинцев им привести. Старшая дочь поклонилась отцу, да и говорит ему первая.
«Дорогой мой батюшка родимый, привези ты мне золотой венец с камнями самоцветными, что в огне не горит, в воде не ржавеет. И чтобы был от него такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, чтобы было от него светло в темную ночь как среди дня белого.» Должно быть, думала старшая дочь, что в таком венце будет она казаться всем самой прекрасной. Ответил ей четной купец.
«Трудное это дело, доченька, но знаю за морем человека, который достанет мне это чудо. Работа будет немалая, да для моей казны супротивного нет.»
Тут заговорила дочь средняя.
«Дорогой мой батюшка родимый, привези ты мне зеркало из хрусталя восточного, цельного, беспорочного. С виду простое, но видна в нем вся красота поднебесная и, глядясь в него, женщина не старится, а красота ее прибавляется.»
И здесь обещал купец достать диковинку, хоть и потяжелей была задача, чем старшей сестры.
Наконец, спросил он и младшую дочь, какого гостинца она желает.
«Дорогой мой батюшка родимый, — отвечала младшая дочь. — Не вози ты мне ни золотого венца самоцветного, ни зеркала хрустального, а привези ты мне аленький цветочек, краше которого нет на белом свете.»
Призадумался честной купец пуще прежнего, а надумавшись, проговорил таковы слова.
«Ну, задала ты мне работу потяжелее сестриных! Если знаешь, что искать, то как не сыскать, а вот как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, но как же узнать мне, что краше его нет на всем белом свете? Буду стараться, но на гостинце не взыщи!»
— И что? — усмехнувшись, спросил Волеморт Долохова, когда новоявленный сторонник стал ему все рассказывать. — Нашел он все это?
— О да, милорд. Венец и зеркало он действительно нашел легко и быстро, но вот аленький цветочек…
— А зачем его искать? Чудачка эта меньшая дочь! Впрочем, неужели нашел?
— Да, в саду у чудовища, которое чуть было не убило купца за то, что он сорвал этот самый цветочек, но согласилось отпустить, если дочь купца приедет к нему и станет жить во дворце как дорогая гостья…
— Ну и что же? — с сарказмом отозвался Волдеморт.
— А то, Повелитель, что красавица эта, младшая дочь, полюбила чудовище за хорошее обхождение, за добрую и чистую душу, пожелала стать его женой законной… И оказалось, что вовсе не чудовище это было, а человек заколдованный, прекрасный принц.
— И что же за заклятье такое лежало на нем? — Волдеморт, казалось, совсем потешался над своим пожирателем.
— Ведьма, которая это заклятие наложила, говорила, что жить принцу вобличии страшилища до тех пор, пока не найдется красная девица и не полюбит его в образе чудища безобразного за душу добрую и сердце чистое…
— Да неужто? — воскликнул Волеморт. — Полюбить, когда есть за что? Ну, возможно, это не так уж и трудно, хотя проводить подобный опыт у меня нет ни малейшего желания. А на что же тогда рассчитывать тем, у кого сердце окаменело и замерзло, а эта самая душа разбита на части?
— О чем вы, милорд? — недоумевал Долохов, опасаясь одним неосторожным словом вызвать гнев своего повелителя. — Могу лишь добавить, что из трех даров, которые отец привез дочерям, а именно аленький цветочек, считают настоящим даром любви для того, кто его находит. А вот венец и зеркало — для тех, кто любви не знал.
— Хватит! — вышел из себя Волдеморт. — И сколько людей в мире помешаны на этой блажи, которая суть их иллюзия! Разговор этот мне наскучил! Круцио! — Долохов упал на пол, однако темный маг быстро снял проклятие.
— Не знаю, что там с этим пресловутым цветком, и какой глупец его ищет, но меня лично интересуют именно венец и зеркало. И венец у тебя, не так ли?
Чародей уже успел применить легилименцию к своему слуге и установить, что его покойная супруга была последней хозяйкой этого самого венца, и он передавался в семье из поколения в поколение. Он обладал одним необыкновенным свойством: надев его, женщина сразу казалась самой привлекательной и неотразимой для всех, кто ее видел.
— Ты должен продать мне венец, Антонин, даже если тебе будет трудно это сделать. Все-таки память о жене… Но так ты вернее всего докажешь мне свою преданность.
— Да, милорд! — тихо и с какой-то печальной обреченностью отозвался Долохов.
— Вот и отлично! — голос чародея звучал благосклонно. — А еще я хочу, чтобы ты рассказал мне, где и у кого искать зеркало.
— Расскажу, повелитель! — коротко отвечал пожиратель, боясь даже заикнуться и задать очевидный, простой и совсем невинный вопрос: зачем лорду Волдеморту потребовались эти штучки, магические свойства которых интересны главным образом дамам? Волшебник и сам не смог бы ответить даже себе, чем так привлекли его эти волшебные артефакты. Может быть тем, что в какой-то мере бросали вызов старости и уродству — этим предтечам ненавистной смерти? Кроме того, интуиция подсказывала, что когда-нибудь эти вещи ему пригодятся.
— Можешь идти! — приказал он беспокойно переминающемуся с ноги на ногу пожирателю, и тот с облегчением удалился.
========== Глава 59. Циник и юбочник ==========
Крупные капли дождя мерно барабанили в стекла больших стрельчатых окон в гостиной Лестрейндж-мэннора. Это была большая светлая комната с бежевыми стенами. Ее высокий потолок украшала красивая хрустальная люстра, какими часто обзаводились чистокровные и состоятельные маги, когда оборудовали холлы и гостиные своих просторных особняков. На стенах висели портреты знатных предков, но большинство обитателей в них сейчас мирно дремали, убаюканные и шумом дождя, и треском дров в камине. В воздухе чувствовалось приятное тепло, которое особенно ценно, если за окном непогода. Правда, на дворе стоял май, но в этот день с утра было пасмурно и похолодало, а потом и дождь пошел, так что создавалось впечатление, будто за окном осень.
В кресле у камина уютно расположился чародей и лениво покручивал в пальцах волшебную палочку. Ему было уже далеко за тридцать, ближе к сорока, но выглядел он довольно моложаво, особенно, если посмотреть в его озорные карие глаза, которые придавали лицу безмятежное выражение. На голове красовалась пышная каштановая шевелюра. Похоже, что он размышлял о чем-то для себя приятном, потому как невольно улыбался.
Потрескивание дров в камине и шум дождя неожиданно были нарушены громким хлопком. Это маленький домашний эльф вдруг возник прямо посреди гостиной, отвесил глубокий поклон магу и заговорил тонким голоском.
— Хозяин Родольфус, Тирле должен сообщить, что к вам посетитель. Я, как вы велели, сказал, что вас нет дома. Но…- тут его тон стал виноватым, и в нем чувствовался даже не страх, а самый настоящий ужас. — Но хозяин Родольфус, этот страшный волшебник… А глаза у него такие красные и свирепые… Он так зло зашипел на меня, ну точно змея, что я с трудом разобрал. Дескать, позволения никакого ему не требуется, а являться сюда он может без доклада и намерен в любом случае говорить с вами. Он пригрозил мне заклятьем, и Тирле так испугался, забыл и нарушил приказ своего дорогого хозяина Родольфуса. Ох, плохой Тирле! — все громче расходился и причитал эльф. — Тирле должен себя наказать! — И он действительно начал с силой биться головой об пол, голося при этом.
— Плохой, плохой Тирле! Тирле нарушил приказ хозяина!
— Да хватит уже! — прикрикнул на него Лестрейндж. — Сейчас же прекрати и говори толком, кто пришел. Ты имя-то этого страшного мага хоть запомнил, или он не представился?
— Как же, как же! Представился так горделиво. Тирле запомнил. Тирле запоминает и знает всех посетителей хозяйского дома!
— Ну так как же его зовут? — нетерпеливо спросил Родольфус.
— Лорд Волдеморт, хозяин! — пропищал эльф, сжимаясь от страха в комок и морща лицо. — Ох и не по себе Тирле, когда он говорит это имя! Его и произнести-то страшно!
Когда Родольфус услышал имя гостя, то сразу же отдал приказ крошечному слуге.
— Немедленно проси его в гостиную, и нельзя, чтобы он ждал даже лишнюю секунду. Я приказываю тебе встретить его со всем почтением, на которое ты способен. И я запрещаю тебе называть его страшным! Ты все понял?
— Да, хозяин Родольфус! Тирле будет с гостем любезным, очень-очень любезным! — согласно кивнул эльф и исчез.
Через минуту в гостиную вошел и сам Волдеморт. По тому, как Родольфус при виде его невольно отшатнулся, темный маг понял, что даже бывший однокурсник, с которым он в свое время общался больше, чем с остальными, и тот не узнал бы его при встрече, не сообщи эльф имени.
— Ну, здравствуй, Лестрейндж! — усмехнулся он, впрочем, без злобы. — Дольф в недоумении или онемел от восторга?
— Приветствую вас, милорд! Для меня большая честь принимать вас в своем поместье! — Родольфус обращался к бывшему сокурснику тем именем, которое тот назвал эльфу.
— Да уж, пришло время мне ответить на твои приглашения, но вот дворецкого рекомендовал бы сменить. — Поймав недоуменный взгляд Лестрейнджа, Волдеморт пояснил.
— Я об этом никчемном эльфе! — тон чародея был презрительным, как и само отношение к домовикам. Волдеморт так и не мог понять, каким образом эти существа испытывают удовольствие от пребывания в рабстве, не сопротивляются ему, не мстят за обиды и унижения.
— Держу пари, — добавил черный маг, — служи он у Блэков, то давно лишился бы головы, даже не дожив до старости, когда согласно недавней традиции, заложенной досточтимой миссис Элладорой, раба отправляли на тот свет.
— Кстати, о Блэках, милорд! — встрепенулся Родольфус, желая перевести разговор на другую тему и избавить несчастного Тирле от неприятностей. — Через два дня состоится знаменательной событие — бракосочетание старшей дочери Сигнуса, мисс Бэллатрисы Блэк с известным нам Амикусом Крэббом.
— Знаю! — отвечал Волдеморт. — Сигнус прислал мне сову с приглашением.
— Как так?
— А вот так! «Древнейшее и благороднейшее семейство Блэк имеет честь пригласить лорда Волдеморта на торжество, посвященное бракосочетанию мистера Амикуса Крэбба и мисс Беллатрисы Блэк… Покорнейше просим вас быть в числе почетных гостей!» — злорадно усмехаясь, цитировал он слова из пригласительного письма. — Я знал, что рано или поздно этот надутый индюк склонится передо мной! Так или иначе. И о том, что лорд Волдеморт и Том Реддл — одно и тоже лицо ему, конечно же, невдомек!
— Милорд, разве могло быть иначе, когда до нас даже из Индии дошли слухи, что вы стали первым волшебником не только в Британии, но и в Европе, который освоил полеты без метлы? На такое способны только великие чародеи! — искренне восхищался Родольфус!
— Ты намерен пойти туда?
— Разумеется, милорд! Ведь Беллатриса слывет чуть ли не первой красавицей в свете, необыкновенно сильной и талантливой ведьмой! Завести с ней знакомство я бы не отказался!
— Как был на последних курсах неисправимым повесой, так им и остался! — усмехнулся Волдеморт.
Слова эти были правдой, кратко и точно характеризующей Лестрейнджа, охочего до женской красоты и не пропускающего ни одной юбки. Несмотря на то, что ему было уже под сорок, он до сих пор еще не женился, что было немного странным для представителя древнего чистокровного рода. Ведь женитьба была необходима хотя бы ради наследников. Но старший отпрыск Лестрейнджей явно не спешил расставаться со своей свободой, чем порой повергал в отчаяние своих родителей. Он предпочитал весело проводить время и развлекаться, ухлестывая за очередной светской прелестницей или же регулярно наведываясь в Лютный переулок. Однако, обладая репутацией Казановы, Родольфус был и приятным собеседником, способным поддержать любой светский разговор, галантным ухажером, с легкостью пускающим пыль в глаза, особенно, если женщина и сама была не самых высоких представлений о морали.
— Но как же так вышло, что ты до сих пор не только не попытался войти к красавице в милость, но даже не представлен ей?
— Видите ли, милорд, мисс Блэк впервые вывезли в свет на Рождественском балу в этом году, а мы с Рабастаном как раз были во Франции, и потому не застали столь блестящий дебют!
— Блэк мог бы подыскать ей партию и получше!
— Да, конечно! — согласился Лестрейндж. — Но, видите ли, Амикус, будучи еще со школы прихвостнем Сигнуса, удовольствуется скромным приданым, достаточным лишь для того, чтобы выглядеть прилично. Ему ведь еще и младшую Нарциссу предстоит выдавать замуж, а раскошеливаться галеонами, дробить фамильное состояние, он не имеет ни малейшего желания. А кроме того, этот скандал с его средней дочерью Андромедой…
— В самом деле? — Волдеморт на сей раз не скрывал любопытства. — И что же произошло?
— Представьте себе, Андромеда Блэк, девица из чистокровного благородного рода, и вдруг сбегает с каким-то грязнокровкой, неким Тедом Тонксом, и выходит за него замуж! Известие об этом произвело эффект разорвавшейся бомбы в кругу чистокровных семейств, а Сигнус демонстративно выжег имя дочери с родового древа и больше ни разу не упомянул ее, а также запретил жене и дочерям видеться, общаться с ней и вообще поддерживать какую бы то ни было связь. На Друэлле в те дни лица не было, одни глаза в слезах! Она, похоже, жалела дочь!
— Как же благородная девица могла связаться с грязнокровкой?
— В этом как раз нет ничего удивительного, милорд! Ведь средняя мисс Блэк училась не в Слизерине, а была распределена в Пуффендуй, который служит пристанищем для всякого сброда. С кем поведешься, от того и наберешься, как говорится! Сигнус, похоже, это предвидел, видя, с кем общается его дочь, и хотел поскорее найти ей мужа, выдав за Крэбба, который первый посватался к ней. Но Андромеда после объявления помолвки сбежала.
— И тогда Блэк решил загладить свою вину перед обиженным женишком, предложив ему другую дочь, а заодно и реабилитировать себя в глазах чистокровного сообщества? — усмехнулся Волдеморт.
— Похоже на то. И эта история не единственная! Ведь и Альфард Блэк, младший брат Сигнуса и Ориона, тоже женился на грязнокровке! Отец за это тоже выжег его имя с родового гобелена и хотел лишить наследства, но не тут-то было! Этот прощелыга вздумал подать жалобу в Министерство с тем, чтобы Визенгамот рассмотрел это дело. И, скажу вам, суд принял его сторону! Хотя с тех пор, как Дамблдор стал директором Хогвартса, в этом нет ничего удивительного. В школе сейчас развелось столько этой швали, сколько еще никогда не бывало. А потом эти вонючие хорьки вгрызаются во все сферы волшебной жизни и бесчинствуют там, как хотят. Они всячески планомерно продвигают свои интересы, вытесняя чистокровных отовсюду. Мы теряем свое влияние и власть с каждым годом, Милорд! Среди членов Визенгамота теперь сплошь полукровки и маглокровки, которые и поддержали Альфарда Блэка! Я, Малфой, Розье, Эйвери и еще кое-кто из наших, конечно, выступили против, но оказались в меньшинстве. А с кем приходится работать, милорд! Как заместитель начальника Отдела магического правопорядка скажу, что это сущее наказание, ведь этим пришельцам и выскочкам наплевать на наши древние законы и традиции. Они хотят устанавливать свои! Если так будет продолжаться, то скоро волшебному миру, каким мы его знали, придет конец!
— Конечно придет, если вы будете только рассуждать об интересах чистой крови, но при этом не пожелаете даже взмахнуть волшебной палочкой для того, чтобы отстоять их! — ответил внимательно слушающий до этого Волдеморт, а его красные глаза гневно сверкнули.
— Милорд, но что же мы можем поделать, когда им покровительствует сам Альбус Дамблдор, победитель Гриндевальда и заядлый маглолюб! Когда он в очередной раз отказался от предлагаемого ему поста Министра магии, вся волшебная Британия пела дифирамбы его благородству и бескорыстию. Мол, он довольствуется скромной ролью директора школы, тогда как мог стать кем-то большим!
— Но ведь он и есть некто больший! Разве не очевидно, что он имеет возможность дергать за ниточки как марионетку и министра, и всех чиновников сверху до низу! — Глаза Волдеморта полыхали гневом, а кулаки сжались, хотя он и говорил спокойным голосом.
— Милорд, несмело заговорил Родольфус. — А вы ведь наследник Слизерина, истинного поборника чистоты крови, вы открыли в свое время Тайную комнату… И только вы могли бы…
— Помолчи! — оборвал его Волдеморт. — Не смей указывать, что мне следует делать!
— Что вы, милорд!
— Скажи лучше, ты намерен посетить предстоящее мероприятие или нет?
— Ну разумеется, повелитель! Я надеюсь быть представленным Беллатрисе, а если получится, то и познакомиться с ней поближе. — Глаза Родольфуса озорно блеснули. — Скажу вам по опыту с Эллой, волочиться за замужней дамой — особый смак! Ни тебе папеньки, ни маменьки, только муж. Но, к сожалению, это порой тоже неприятное препятствие. И с Эллой у нас теперь все кончено…
— Что так? — деланно улыбнулся Волдеморт.
— Вы не поверите, милорд, но Элла теперь благонравная супруга и образцовая мать! С Абраксасом случился приступ драконьей оспы. Вы ведь знаете, что болезнь эта наследственная и с годами только прогрессирует, тогда как тело стареет. От нее скончался и старший мистер Малфой, и Абраксасу не кто иной как известный колдодоктор, колдоаптекать, парфюмер и алхимик Николас Фламмель предрек такую же участь. И Элла вдруг увидела своего супруга совсем в другом свете, узрев достоинства, которых, по ее словам, раньше не замечала. Да и единственный сын Люциус связывает их. Он, кстати, уже Хогвартс через пару лет заканчивает. И, по-моему, за него просватана младшая из сестер Блэк — Нарцисса… Так что я теперь одинок как перст и с вдребезги разбитым сердцем! — картинно закатил глаза Лестрейндж, но на губах была улыбка.
— Так уж и одинок! — хмыкнул Волдеморт. — В Лютном переулке навеняка для тебя нашлось немало утешительниц!
— Это правда, но вот та самая единственная так и не нашлась!
— Зато сколько удовольствия от поиска, как я погляжу!
— В точку, повелитель! Ну, а вы тоже намерены принять приглашение?
— Безусловно! — усмехнулся Волдеморт. — Ведь у меня будет дело куда более интересное, чем охаживание очередной юбки!
Темный чародей замолчал, и Родольфус не решился на дальнейшие расспросы. Волдеморт задумался, анализируя те сведения, которые только что узнал.
«Ну держись, Блэк! — подумал он. — Пришло время расплатиться за все! Узнаешь настоящий позор, так что история с Андромедой покажется цветочками!»
========== Глава 60. Мисс Беллатриса Блэк ==========
Теплое майское солнце заливало светом газон древнейшего поместья Блэков, где готовились отметить свадьбу старшей дочери семьи — Беллатрисы. То и дело раздавались хлопки трансгрессии. Прилетали порталы, принося очередного гостя. Кто-то из приглашенных прибывал в каретах, запряженных фестралами. Но хоть волшебники и выбирали разные способы явиться на торжество, все они без исключения составляли цвет магической Британии. О бале, который по такому случаю давали Блэки и Крэббы, говорили уже давно и много. Оказавшись на газоне, гости, одетые в праздничные мантии, спешили на широкое парадное крыльцо родового замка с тремя этажами и двумя высокими башнями. Украшений же на стенах было самый минимум: только на крыльце стояли статуи Мерлина, Морганы и Слизерина, да на стенах первого этажа имелись барельефы с изображениями выдающихся магов и чародеек всех времен. Окна в форме арок, в том числе и на верхушках башен, горделиво и свысока взирали на округу. Богатый, чопорный дом, надменный, как и его хозяева.
Почти с десяток домовых эльфов сновали между беседками для гостей, а они, в свою очередь, спешили сперва в дом. Волдеморт и Лестрейндж прибыли одновременно, трансгрессировав прямо на первую ступеньку крыльца. В огромном холле гостей встречали Сигнус и Друэлла, а Крэбб сидел в стороне с уже прибывшими Гойлом, Розье и Малфоем, которые как раз говорили ему подобающие случаю слова поздравлений, однако по глазам и улыбкам чародеев сразу можно было сказать, что они вовсе не в восторге от такого союза. Большинство полагало, что не только чистокровная, но и красивая девица, к тому же сильная и талантливая чародейка достойна куда лучшей доли, тем более, что некоторые из них прочили девушку за себя или за сыновей, но получили от Сигнуса отказ.
Волдеморт привычно облачился в парадную атласную мантию со скромной изящной серебристой вышивкой, но ткань, как и всегда была черна словно вороново крыло. Родольфус же остался верен сочетанию темно-зеленого и салатового цветов, которые очень шли к его каштановым волосам. Церемонно поприветствовав чету Блэков и поцеловав руку хозяйки, Лестрейндж счел себя свободным от формальностей и заговорил более вольным тоном, ведь с супругами был знаком не первый день, в Хогвартсе на одном курсе учился.
— Дру, дорогая, я сгораю от нетерпения! Когда же ты представишь нас своей очаровательной дочери? Ведь я один из немногих, кто до сих пор еще не удостоился этой чести.
— Непременно, Дольф! — с улыбкой отвечала Друэлла, хотя в глазах ее была плохо скрытая печаль. — Эльфы как раз заканчивают ее туалет, и с ними Вальпурга. С минуты на минуту она спустится в гостиную, и я познакомлю вас.
Что до Сигнуса, то он все свое внимание сосредоточил на Волдеморте, перед которым просто рассыпался в любезностях и льстивых дифирамбах.
— Ах, милорд, счастливая мысль ответить на наше приглашение согласием и пожаловать в наш дом! Большая радость, что такой чародей как вы, оказал нам эту честь! А ты, Дольф, настоящий проныра! — обратился он уже к Родольфусу. — И когда успел расположить к себе гостя? Милорд, не сомневаюсь, что моя дочь Беллатриса будет также в восторге… А вот, кстати, и она!
Волдеморт и Родольфус повернули головы и увидели, как по широкой лестнице спускается красивая величавая девушка лет восемнадцати. Ростом она была выше среднего, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. От матери Белла унаследовала длинные густые кудрявые волосы, которые были убраны назад и каскадом спадали на спину из-под бриллиантовой диадемы. И это, пожалуй, все, что досталось ей от Друэллы. В остальном она была настоящая Блэк. Блестящие кудри чернели, точно ночь; холеная, приятная даже на вид кожа, казалась особенно смуглой на фоне белого атласного подвенечного платья. Трудно было найти более стройную, к тому же затянутую в корсет талию, а вышитый корсаж обрисовывал высокую упругую грудь. Лицо ее имело овальную форму и классические черты. Черные брови резко взлетали от переносицы к вискам над большими темно-карими глазами в обрамлении длинных густых ресниц. Впечатление о девушке портили только тяжелые, как у отца и бабушки, веки, гордо вздернутый подбородок да надменно-презрительное выражение лица. Все это придавало ее красоте суровый, даже воинственный вид. На плечах у нее лежала белая мантия, шлейф которой стелился по полу.
«Да, — подумал Волдеморт, окинув ее пристальными взглядом с головы до ног. — Имя под стать твоему облику, а вот что у тебя в голове, воительница? Сейчас узнаем!» С этими мыслями Волдеморт достал волшебную палочку и невербально прибегнул к легилименции, причем так, что девушка об этом и не подозревала.
***
Беллатриса примерно в том же возрасте, что и сейчас, но не в свадебном платье, а в обычной домашней мантии сидит на одном из диванов в гостиной, где она находилась теперь, о чем-то глубоко задумавшись. Хлопок трансгрессии, и слова домашнего эльфа нарушают тишину.
— Мисс Блэк, — пропищал один из домовых эльфов. — Пожаловала госпожа Элладора, хочет видеть хозяина Сигнуса и молодую хозяйку мисс Беллатрису.
— Я встречу ее! — воскликнула Белла, быстро встала с дивана и вышла в холл навстречу гостье. Одновременно с ней туда спустился и Сигнус.
— Здравствуйте, матушка! — почтительно, но слегка холодно поприветствовал даму сын.
— Добрый день, сын мой! — небрежно обронила она и повернулась к Беллатрисе.
— Бабушка Элладора! — искренно улыбнулась девушка и подставила лоб для поцелуя.
— Здравствуй, моя дорогая! — мягко проговорила строгая дама, и лицо ее сделалось очень довольным.
— Ну, как поживает моя дорогая старшенькая внучка? — начала расспрашивать Элладора. — Тебе ведь наверняка есть чем меня порадовать, а?
— Все замечательно! В очередной раз закончила учебный год с высшими баллами. Даже директор Дамблдор не имел ничего против того, чтобы объявить меня лучшей ученицей курса. А вчера я получила письмо из Хогвартса и значок старосты всей школы! — Беллатриса не скрывала торжества.
— Весьма похвально, моя дорогая! Вы двое, Нарцисса и ты, всегда меня радуете. А ты в особенности! Андромеда, правда, порой сильно тревожит из-за своего общения с маглокровками. Подумать только, Блэк — и в Пуффендуе! Даром хоть Меда и староста, но в такой дыре. Зато моя старшенькая внученька превзошла все ожидания, сделав то, чего не смог ее дорогой отец!
— Матушка, прошу вас! — вспыхнул Сигнус.
— Сигнус, дорогой, имей же мужество признать, что дочь намного превзошла тебя в волшебных науках и искусствах, заслуженно став первой ученицей и старостой. Как отца, тебя бы это должно радовать.
Однако по лицу Сигнуса, позеленевшего от злости, было не заметно, что он хоть немного радуется успехам дочери.
— А еще наша Белла слывет чуть ли не первой невестой даже среди теперешних благородных девиц. Оно и понятно: красавица с благородными манерами, чудесно воспитанная, верная нашим убеждениям и чистоте крови, умница и кладезь талантов! — продолжала воодушевленно нахваливать любимую внучку Элладора.
— Да, — подтвердил Сигнус, на этот раз без тени недовольства на лице. — И пожирательница мужских сердец, как ее прозвали некоторые наши молодые люди, которые впали в отчаяние, не сумев добиться ее благосклонности.
— Надеюсь, ты найдешь ей приличную партию, Сигнус! — твердым голосом проговорила дама. — Уверяю тебя, Беллатриса, как, впрочем, и Андромеда с Нарциссой, достойны самой лучшей доли.
— Непременно, матушка! Можете не сомневаться, что брак Беллы будет выгодным для нашей семьи.
— И счастливым тоже! — не терпящем возражений тоном добавила Элладора. — Любой чародей, кто захочет посвататься к твоим дочерям, должен обладать вкусами и привычками, которые были бы порукой счастья для наших милых девочек.
Сцена переменилась, и вот уже перед Волдемортом до боли знакомые школьные коридоры, по которым и шла Беллатриса, держа в руках волшебную палочку. По всей видимости, отбой уже прозвенел, и все студенты находились в гостиных и спальнях своих факультетов. Ну а староста проверяла коридоры. Вдруг в одном из них Белла заметила тень и поняла, что впереди кто-то есть. «Кто-нибудь из факультетских старост?» — пронеслось у нее в голове. Подойдя поближе, студентка увидела парня, который стоял к ней спиной, и узнала старосту Пуффендуя Тэда Тонкса. И похоже, юноша был не один. Он обнимал какую-то девчонку и целовал ее в губы. Оба из этой парочки были столь увлечены друг другом, что не услышали звука шагов.
— Спокойной ночи, Меда! — ласково проговорил Тонкс.
— Спокойной ночи, Тэд!
Когда Беллатриса услышала имя, произнесенное старостой Пуффендуя, то не поверила своим ушам. Однако, когда узнала голос своей сестры, сомневаться уже не приходилось.
— Оставь в покое мою сестру, мерзкий грязнокровка! — от злости и возмущения голос Беллы срывался. — Да как ты посмел, поганое отродье, близко к ней подойти и прикасаться своими лапами!
— Успокойся, Белла! — спокойно возразила Андромеда.
— Успокоиться?! Да ты что вообще себе такое позволяешь? Ведешь себя как какая-нибудь…
— Белла, ну не все же такие неприступные недотроги как ты! — попробовала было отшутиться средняя Блэк. — Раз уж так получилось, то я признаюсь, что мы с Тэдом вот уже год встречаемся, с того самого дня, как нас назначили старостами Пуффендуя.
— Да ты в своем уме, Меда? Как ты можешь встречаться с этим… с этим… Ну да, общение с отребьем на тебя весьма дурно влияет!
— Я полагаю, Андромеда в праве сама решать, с кем ей общаться! — заговорил молчавший все это время Тэд.
— А с тобой я вообще не желаю разговаривать, мнение твое мне безразлично, а слова — пустой звук! Ну держись, Тонкс! Не пройдет и нескольких дней, и ты вылетишь из школы как пробка!
— И за какой же такой проступок! — иронизировал Тонкс.
— Мои родители и их друзья, члены Попечительского совета школы, найдут за какой!
— Тэд, — вмешалась Андромеда. — Прошу тебя, иди к себе. С Беллатрисой я сама поговорю.
— Ты уверена? — засомневался парень.
— Вполне!
— Да, избавь уже нас от своего присутствия! Исчезни! — снова взъярилась старшая Блэк.
— До завтра, Меда! — попрощался Тэд и пошел по коридору к спальням мальчиков. Девушки молча провожали его глазами. Андромеда — ласково и тепло, Беллатриса — с ненавистью и злобой.
— Меда, ты совсем с ума сошла! — заговорила Белла уже более спокойно. — Разве можно так наплевательски относиться к своей репутации? Если бы тебя увидела не я, а кто-то другой, что бы тогда о тебе подумали? И какой порядочный чистокровный волшебник посватается к тебе в таком случае?
— Белла, дорогая, мне не важно, что обо мне подумают чистокровные волшебники нашего круга, и будут ли они ко мне свататься. Ведь я все равно выйду замуж не за них, а за Тэда, и только за него! — тихо, но твердо отвечала Андромеда.
— Не говори ерунды! — теперь уже голос старшей сестры звучал испуганно. — Напротив, ради своего же блага ты должна расстаться с ним как можно скорее!
— Нет, потому что я люблю его! — воскликнула Андромеда.
— Замолчи! — голос Беллатрисы сорвался на визг. — Выходи замуж за любого чистокровного мага на свой выбор, но своего круга и своей закваски! Какая разница?
— Ты так говоришь, потому что сама холодная ледышка, которая еще никого не любила. И все эти спесивые волшебники нашего круга, полагающие, что их чистая кровь дает им право задирать перед другими нос, уж точно не моя закваска! В Пуффендуе много волшебников из маглов, которые ничуть не хуже, смею сказать, даже лучше иных надменных чистокровных! В самом деле, чего у Тэда нет такого, что есть у них, кроме этой пресловутой чистой крови, груды золотых галеонов в Гринготтсе да дикой спеси?
— Меда, ну что ты такое говоришь! — Белла резко встряхнула сестру за плечи, а потом вдруг обняла и стала гладить по голове и волосам, таким же пышным, как и у нее, только темно-каштанового, как у матери, цвета. — Как же дурно повлиял на тебя Пуффендуй, подумать только! Ты хоть понимаешь, что если и дальше станешь общаться с этим непутевым, то тебя прогонят из семьи, твое имя выжгут с родословного древа! Ты назвала меня никого нелюбящей ледышкой, но Меда, а ты сама неужели не любишь, ну ладно нашего сумасбродного отца, но хотя бы мать, меня и Нарциссу? Неужели какой-то шелудивый грязнокровка тебе настолько дорог, что ты готова отказаться от нас?
При этих словах глаза Андромеды наполнились слезами, а голос задрожал.
— Что ты, Белла, я вас очень люблю! И от вас не откажусь, если вы сами от меня не отвернетесь. А на наш знаменитый гобелен мне наплевать. Но я все же не могу понять, Белла, как ты, такая гордая и своенравная, позволишь другим людям, пусть даже и родителям, выбирать себе мужа, принимать за тебя решения? Как ты сможешь покориться чужому, навязанному тебе человеку, который, к тому же, с большой долей вероятности будет не столь умен и талантлив, как ты, учитывая твой магический потенциал?
Старшая сестра при этих словах только рассмеялась.
— Меда, дорогая, ну кто тебе сказал, что я собираюсь кому-то покоряться, даже выйдя замуж? Конечно, пусть мой муж считает себя главой семьи, ради Мерлина. Но я, в таком случае, шея, которая куда повернет, туда голова и смотрит, особенно если мозгов в ней не так уж и много. Так что меня мало волнует, кого из сокурсников отец выберет мне в мужья. Любого из них я сумею укротить. Хотя знаешь, Меда, — тут голос Беллатрисы смягчился, а взгляд стал по-девичьи мечтательным, — если бы мне встретился действительно великий чародей, умный, неординаный, верный нашим чистокровным идеалам и готовый их отстаивать, виртуозно владеющий магией… не то что все эти серые мыши, похожие одна на другую, такой волшебник, до чьего уровня можно было бы тянуться, то вот ему я бы с удовольствием покорилась и сдалась!
— Бэлла, неужели тебе и вправду все равно! — изумилась Андромеда. — Скажи, ты вышла бы даже, например, за Амикуса Крэбба?
— За Крэбба? — презрительно фыркнула чародейка. — А при чем здесь этот старый пень с дурным нравом и скверными манерами?
— А при том, что именно за него отец хочет выдать меня! — воскликнула, не сдержавшись, Андромеда.
— Не может быть! — ответила потрясенная Белла.
— Может! Отец вчера прислал мне сову. Он писал, что в эти пасхальные каникулы будет объявлена помолвка, а уже летом свадьба. Мне ведь зимой уже исполнилось семнадцать лет, я совершеннолетняя, так что и у отца, и у Крэбба развязаны руки. Но я не хочу и не буду им подчиняться, что бы за этим ни последовало. — Андромеда заплакала, но в ее больших карих глазах была решимость.
— Да как он посмел! — вскричала Белла и снова принялась успокаивать сестру. — Не расстраивайся, дорогая, мы что-нибудь придумаем. Никто не заставит тебя выходить замуж за это жалкое ничтожество. Да, мы непременно, как только приедем домой, поговорим с бабушкой Элладорой. Вряд ли она в курсе этих планов. Она умеет влиять на нашего дорогого сумасбродного отца и обязательно его образумит. Уверяю, у тебя будет достойный чистокровный супруг!
— Не надо мне никакого благородного чистокровного супруга! — всхлипывала Андромеда.
— Надо, надо! Все будет хорошо! — повторяла Белла.
Однако планам старшей мисс Блэк не суждено было сбыться. Прямо перед Пасхой строгая и чопорная законодательница зал сильно простудилась, болезнь быстро перешла в легкие, и даже лучшие целители из больницы св. Мунго ничего не смогли сделать, так что разговор Беллатрисы с бабкой, жестоко и собственноручно расправлявшейся с эльфами, но обожавшей чистокровных внучек (если те вели себя благоразумно, разумеется), никак не мог состояться. Беллатриса попробовала было поговорить с матерью, но Друэлла сама не знала, что делать, и плакала от бессилия, от того, что дочери, похоже, придется повторить ее судьбу. Андромеда же, напротив, вела себя на удивление спокойно. Старшая сестра пробовала всячески убедить ее, что, дескать, и этого цербера вполне можно приручить, если хорошенько за него взяться… Андромеда лишь согласно кивала, и Беллатриса расценила это странное поведение как решение покориться обстоятельствам. Потому следующее событие стало для всего семейства настоящим шоком: в самый день помолвки Андромеда сбежала. Когда утром она не спустилась к завтраку, Сигнус послал домового эльфа разбудить дочь, но ее комната оказалась пустой. Разумеется, отец не доверял ее мнимой покорности и на всякий случай решил позаимствовать у нее волшебную палочку до окончания обряда обручения. Но Андромеда руками, как настоящая магла, разорвала простынь и пододеяльник на своей кровати, сделала из них длинную связку и, закрепив ее на оконной раме, спустилась по ней вниз прямо на цветочную клумбу. Скорее всего, потом она пересекла сад и перелезла через ограду. Девушка даже решилась пожертвовать волшебной палочкой, которая служила ей с одиннадцатилетнего возраста. Правда, такую потерю было не так сложно восстановить, наведавшись в магазин мистера Олливандера и потратив еще какое-то время на то, чтобы объездить новую палочку. Конечно же, разразился грандиозный скандал, когда невеста сбежала в день помолвки, а Сигнус, разумеется, счел себя глубоко оскорбленным и опозоренным. Через пару недель страсти немного поутихли, и отец семейства велел своей старшей дочери Беллатрисе явиться к нему в кабинет для серьезного разговора. Когда она поудобнее уселась в кресле, Сигнус смерил ее строгим взглядом и недовольно произнес.
— Чистое наказание с вами, тремя негодницами!
— Если вы об Андромеде, то мы с Нарциссой здесь ни при чем.
— Так-таки и не при чем? А, впрочем, неважно! После того как я лично в вашем присутствии выжег ее имя с родового древа, она для нас больше не существует! Если узнаю, что кто-нибудь из вас видится с ней или общается каким-то другим способом, поддерживает связь…
— Я не меньше вас, отец, привержена идеалам чистой крови и намерена соблюдать все традиции нашей семьи. После того, что учинила Андромеда, она мне больше не сестра! — жестко отвечала Беллатриса, а щеки ее вспыхнули. Если побег она еще могла понять, учитывая все обстоятельства, то брак с грязнокровкой… Здесь волшебница чувствовала такой же стыд, что и ее отец. Она не могла простить этого сестре, теперь уже бывшей.
— Похвально, что хоть в этом я могу быть тобой довольным!
— Но, Андромеда, возможно, не разочаровала бы нас, если бы вы, отец, нашли ей более достойного жениха! — слукавила Белла. — Неужели на ее руку не нашлось другого претендента, кроме Крэбба?
— А вот это уже не твое дело, чем руководствуются родители, когда выбирают пару своему ребенку.
Беллатриса кивнула, но не как послушная дочь, а как противник, готовый возражать.
— В самом деле? Помнится, бабушка Элладора говорила иное, да и другим моим однокурсникам со Слизерина была дана свобода выбирать себе спутника жизни. В пределах разумного, разумеется! — улыбнулась Белла.
Сигнус в ответ на это ничего не сказал, а заговорил совсем о другом.
— Твоя сестра опозорила всю нашу семью, и мы обязаны любой ценой смыть это пятно с нашего доброго имени!
— Но каким же образом, и при чем здесь я?
— Амикус, мой давний почти друг, чувствует себя крайне уязвленным от того, что я обещал отдать ему в жены свою дочь и поневоле не смог сдержать данное слово. Думаю, он не станет возражать, если вместо одной из сестер Блэк женится на другой.
— Очень мило! — фыркнула Беллатриса. — Шутить вы не умеете!
— А я и не собираюсь шутить. Или честь семьи для тебя пустой звук, как и для бывшей сестры?
— Кроме Крэбба есть много других чистокровных магов, которые почтут за честь брак со мной. А за эту грубую и глупую скотину я, как и Меда, не пойду! Всему есть предел!
— Пойдешь! — вскричал Сигнус. — Еще как пойдешь! А будешь противиться — выжгу с родословного древа. Ты с самого первого дня своей жизни приносила мне одни разочарования. Я ждал сына, наследника древнего имени Блэков, а твоя мать в качестве первенца посмела родить девчонку! Да и потом оказалась неспособной исполнить свою главную обязанность. Еще и моя мать была просто без ума и от тебя, и от твоих сестер! — Сигнус больше обращался к самому себе, чем к собеседнице. — Сам я никогда не слышал от гордой и чванливой Элладоры Блэк ни одной похвалы, ни одного благосклонного слова с того самого дня, когда началась моя учеба в Хогвартсе. И все только за то, что стал вторым, а не первым учеником! Зато, когда ты закончила первый курс, что тут было! Беллатриса то, Беллатриса это!
— Так, значит, вы просто хотите поквитаться со мной за все!
— Да, хочу! А почему, собственно, нет, раз уж появилась такая возможность! Выбирай: позорное изгнание из семьи, после которого тебе светит союз разве что с каким-нибудь полукровкой. — Белла скривилась, потому как это никак не укладывалось в ее систему ценностей, в соответствии с которыми она была воспитана. — Или брак с Крэббом!
Пока Сигнус разговаривал с дочерью, он машинально перебирал страницы справочника «Волшебная знать. Священные двадцать восемь», который был одной из его настольных книг. А предъявив Беллатрисе свой ультиматум, решительно закрыл фолиант, и звук этот показался девушке щелчком захлопнувшегося капкана или клетки, вырваться из которой не представлялось никакой возможности. Не убежишь, Бэлла, ой не убежишь! В этот момент она понимала, что переживала Андромеда, но в то же время не могла простить сестру и понять ее поступок. А кроме того, чародейка чувствовала себя заложницей своих же принципов. Брак с полукровкой или маглокровкой был для нее неприемлем. Волшебница была убеждена, что выйдет замуж только за чистокровного мага, кого-то из своих однокурсников. К тому же, Бэлла в глубине души была уверена, что и Крэбб будет у нее под каблучком, пусть и не сразу. Возможно, рано или поздно станет прыгать через веревочку по ее приказу… Но ведь все равно придется с ним целоваться на свадьбе, показываться вместе на званых вечерах, а ночью… Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Вот это уже было выше ее сил. Делить с этим человеком постель, терпеть его прикосновения… «О нет! Уж лучше отравиться!» — в сердцах подумала Беллатриса и замерла. Вот он, выход из мышеловки!
— Ну что же, я выйду замуж за Крэбба, дам свое согласие перед работником Министерства! — на удивление спокойно сказала чародейка.
— Вот и отлично! — довольным холодным голосом отвечал Сигнус.
— Но при этом оставляю за собой право распоряжаться собственной персоной.
— Что это значит? — подозрительным тоном спросил волшебник. — Чтобы мне никаких фокусов!
— Никаких фокусов! — невозмутимо отвечала Бэлла.
— В таком случае, после твоего приезда из Хогвартса домой сначала на помолвку, потом на свадьбу, я буду забирать у тебя волшебную палочку.
— Да ради Мерлина! Теперь, надеюсь, эта тема исчерпана? Продолжать беседу не имеет смысла, не так ли?
— Конечно, ты свободна! Не стану больше тебя удерживать!
Беллатриса молча встала со стула и гордой походкой направилась к двери. Спустя две минуты она уже была в своей комнате и сразу же рухнула на постель, не в силах больше держаться на ногах.
— Кикимер! — повелительно и нетерпеливо крикнула Белла, хлопнув в ладоши. — Кикимер, где ты, негодник?
Послышался хлопок, и в спальне появился домовик.
— Кикимер, у меня есть к тебе приказ! Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Лютный переулок, в магазин «Горбин и Бэркс». Купи там яд, быстрый как мысль. Вот, возьми деньги. Думаю, ста галеонов будет достаточно. И я запрещаю тебе сообщать, для кого ты его покупаешь. Впрочем, вряд ли там кто-то спросит, ведь чародеи, тайно увлекающиеся темной магией, часто посылают за темными артефактами своих слуг, чтобы обезопасить себя. Кроме того, не смей сообщать это отцу, матери или Нарциссе.
Эльф запричитал.
— Ах, мисс Бэлла, опасности-то какой вы себя подвергаете! И нешто собрались кого-то со свету сживать? А проведает кто? Ведь в Азкабане-то ужасть что такое твориться! Ах, не к добру это, моя дорогая хозяйка.
— Я приказываю тебе немедленно умолкнуть, если не хочешь быть наказанным! Немедленно отправляйся в лавку! — велела ведьма.
— Да-да! Кикимер исполнит все, что ему велит хозяйка. Кикимер всегда честно служит семье Блэк. — И эльф трансгрессировал.
Странно, но даже после слов Кикимера Бэлла не подумала тайно отравить хотя бы того же Крэбба. Мысль об убийстве другого человека просто не приходила ей в голову. Пока что не приходила.
Волдеморт же на этом прекратил просматривать воспоминания мисс Блэк.
========== Глава 61. Избавитель-искуситель. Часть 1 ==========
Когда Волдеморт просмотрел эти несколько эпизодов из жизни Беллатрисы, то был просто в восторге от того, что узнал. Еще до того, как отправиться в дом Сигнуса, он решил поквитаться с ним за все старые обиды, расстроив свадьбу его старшей дочери, дабы спесивый Блэк снова испытал чувство унижения и был опозорен. Но когда чародей узнал, что между столь похожими друг на друга отцом и дочерью идет негласная война, то понял:ему несказанно повезло! Волдеморт уже представлял, каких чудес он натворит руками Беллы и как напакостит своему школьному недругу. Подчинить же себе девчонку и даже, если понадобиться, очаровать ее, темному магу не представляло никакого труда. Но сама ситуация и девушка, которая в ней оказалась, не вызывали у него ни капли сочувствия. О сострадании тут не шло и речи. Его холодное окаменевшее сердце не дрогнуло, даже когда он узнал о намерении Беллы избежать ненавистного брака пусть даже ценой жизни. Волдеморт, подобно капитану пиратского корабля, словно бы видел перед собой прекрасное судно, да еще с ценным грузом, и потому его лучше было бы взять на абордаж, чем позволить пустить ко дну. Да и своей еще детской привычке брать у поверженного противника трофей он изменять не собирался. А живой трофей — это уже что-то небывалое! Не мешало бы также посмотреть, на что способна эта девчушка в плане темных искусств, и можно ли это обернуть в свою пользу. Размышляя таким образом, Волдеморт вместе с Родольфусом подошел к Беллатрисе.
— Белла, — заговорил Сигнус. — Позволь представить тебе наших гостей: мистер Родольфус Лестрейндж, в прошлом сезоне покинувший нас и проведший несколько месяцев во Франции. И почетный долгожданный гость — лорд Волдеморт!
— Мисс Блэк, перед вами меркнет даже солнце! — улыбнулся Лестрейндж.
— Мисс Блэк, наконец я получил возможность быть представленным самой пожирательнице мужских сердец. О вашей красоте мне много говорили, и теперь я вижу, что слова эти правдивые. Мне не остается ничего другого, как пополнить армию ваших обожателей. Но в отличие от них, — тут Волдеморт поднес руку Беллы к своим губам и заглянул ей прямо в глаза, давая понять, что акцентирует внимание на последующей фразе, — мог бы сделать для вас куда больше, чем любой из них.
Услышав эти слова, Беллатриса вздрогнула и поняла: он все про нее знает, все ее мысли и намерения, но откуда? «Неужели владеет легилименцией, да еще на таком небывало высоком уровне? Если так, то это поистине необыкновенный чародей! И молва о нем не лжет!» — подумала волшебница. При этой мысли она немного встрепенулась, как узник, хвативший глоток свежего воздуха, но тут же снова внутренне поникла: «Но даже он что сейчас может сделать, когда уже слишком поздно! Да и зачем ему это нужно?»
Гости продолжали прибывать, и Сигнус с Друэллой встречали каждого из них. Беллатриса же воспользовалась небольшой передышкой и вышла в сад, дабы собраться с силами и иметь мужество решиться на то, что она задумала. Девушка уселась на скамью и задумалась, однако ее размышления были прерваны сперва громкими шагами, а потом и низким тягучим голосом Крэбба.
— Идем в дом, любезная супруга. Прибыл сотрудник Министерства, чтобы сочетать нас узами брака. — При этом он бесцеремонно схватил девушку за руку и рванул к себе. Беллатриса почувствовала запах спиртного, неприятно поразивший ее обоняние, и скривилась от отвращения. Она невольно отпрянула от жениха, но Крэбб снова притянул ее к себе и приник к губам своим слюнявым ртом, а потом спустился на шею. Белла снова воспротивилась, попытавшись отстраниться, но Крэбб был куда сильнее физически и удерживал ее руки, чтобы она не смогла воспользоваться волшебной палочкой.
— Я пока еще не ваша жена! — воскликнула Беллатриса.
— Ну, это пока! Остались небольшие формальности. — Крэбб снова дернул ведьму к себе, так что послышался звук рвущейся ткани. Мантия, которая до сих пор была накинута на плечи, теперь лежала на земле, а платье порвано. Беллатриса не на шутку испугалась, что Крэбб поцелуем не ограничится.
Но в этот самый миг воздух озарился ярко-красной вспышкой, и Крэбб сразу остолбенел, ослабив при этом свою грубую хватку. Чародейка поспешно высвободилась из огромных рук, при этом несильно толкнув мага, и он упал на землю, не удержав равновесия. Это, несомненно, было мощное оглушающее заклятие, причем наложенное невербально. Но, оглядевшись, девушка никого не увидела. Казалось, искры вспыхнули просто из пустоты. Тяжело дыша и изо всех сил стараясь унять дрожь в руках и ногах, Белла хотела было привести в порядок свое помятое и немного порванное платье, но тут заметила на тонкой руке синяк, а на шее, судя по ощущениям, наверняка красовался след от грубого противного поцелуя. Твердо стоять на ногах ей сейчас помогала одна лишь последняя безумная надежда. Ведь свадебная церемония еще не совершилась, а до ночи еще довольно много времени, и произойти может все, что угодно. Вдруг Крэбб или отец передумают, дорогой женишок споткнется на лестнице, сломает ногу, и свадьба по крайней мере будет отложена. Маг, который будет сочетать браком ее с Аммикусом, провалится сквозь землю или испарится. Ну, а в идеале новоиспеченного муженька хватит удар, на голову ему неизвестно откуда свалится кирпич, и тогда она сразу останется вдовой… В общем, за эти часы много чего может произойти. Сердцу, ввергнутому в пучину отчаяния, все кажется возможным, оно готово цепляться за любую соломинку. Ну, а если несмотря ни на что, этот союз все же будет заключен, то в корсаже она припрятала последнее средство, которое придавало ей уверенности. Кикимер и в самом деле по приказу хозяйки раздобыл пробирку с сильнейшим и мгновенным ядом. Едва только наступит последняя минута, и придется уходить с праздника вместе с Крэббом, то она под каким-нибудь невинным предлогом удалится и примет эту отраву… Почему-то такой отчаянный способ избежать ненавистного брака казался ей лучше, чем тот, который предпочла Андромеда. Маглокровки в понимании Беллы были ничуть не лучше Крэбба.
Белла больно закусила губу, чтобы сдержать слезы, готовые политься из глаз, но тут почувствовала на своей руке и шее прикосновения чьих-то прохладных ладоней. И в ту же секунду все следы от грубых прикосновений исчезли, будто их и не было, а прямо перед ней, словно из ниоткуда нарисовался тот самый почетный гость — лорд Волдеморт. Опять же, не доставая волшебной палочки и не прикасаясь к девушке, он каким-то неведомым образом сделал так, что порванное платье опять стало целым, а испорченная прическа снова приобрела первоначальный безупречный вид. Наконец, на плечи Бэллы легла ее мантия, минуту назад брошенная в грязь, а теперь совершенно чистая. Мастерица в искусстве светской беседы и неизменно в любой ситуации находившая подобающие случаю слова, теперь могла произнести лишь простое «благодарю», покраснев и смешавшись не то от стыда, не то от изумления.
— Не стоит благодарности, — ответил Волдеморт глухим шипящим голосом. — Я, по сути, ничего для вас не сделал, напротив, оказал медвежью услугу. Ведь как только Крэбб очнется, то непременно выместит на вас свою бессильную злобу. И если не сейчас, так после свадьбы вам придется расплачиваться за мое заступничество, а я уже вряд ли смогу вам помочь. Но мне все же известно одно верное безотказное средство избавить вас от этого брака. Могу указать его, если, конечно, у самой юной леди хватит решимости прибегнуть к нему.
Беллатриса в недоумении посмотрела на своего странного собеседника, и в глазах у нее вспыхнула надежда.
— Средство избежать свадьбы! — воскликнула она. — Какое же?
— Черная магия! — невозмутимо отозвался колдун.
— Черная магия? — недоуменно, но без тени сомнения или страха переспросила она. — И какая же?
— Одно из трех непростительных проклятий. Всего лишь!
— Так, значит, вы и в самом деле не только поборник чистоты крови, сильный, но еще и черный маг, как о вас говорят? — изумилась волшебница. — А еще и легилимент?
— Разумеется! — самодовольно усмехнулся Волдеморт. — Весьма полезный навык, знаете ли. За то недолгое время, которое видел вас в гостиной, я узнал много чего такого, что и родителям вашим вряд ли известно. Например…
Тут Волдеморт взмахнул палочкой, и пробирка с ядом оказалась в его руке.
— Это вам ни к чему, мисс! Всем тем, кто вам досаждает, можно противостоять и по-другому.
Чародей взглянул на девушку и не увидел ни капли смущения во взгляде.
— О, я вижу, моя осведомленность ничуть вас не пугает? — с улыбкой спросил он.
— Не пугает, — честно ответила волшебница. — У меня такое чувство, будто я знаю вас давно и поэтому могу доверять.
— Мне весьма лестно доверие столь очаровательной леди и, безусловно, не в обычае у воспитанного человека разглашать секреты юных барышень. Но вернемся к вашей предстоящей свадьбе, мисс Блэк. Вы полагаете, что принять яд — это лучший способ избежать брака с Крэббом?
— По крайней мере, другого выхода из этой ситуации я не увидела. Не с грязнокровками же связываться!
— Весьма безрассудный поступок, а главное, они все равно ничего не поймут. Вашего отца и Крэбба можно убедить только темномагическими заклинаниями. Да, вам неоднократно в один голос говорили все преподаватели ЗОТИ, что черная магия, дескать, порабощает человека, сводит с ума, но поверьте, все это неправда! Подобную чушь говорят либо лицемеры, которые сами тайком пользуются этим огромным ресурсом и не желают подпускать к нему других, либо глупцы, которые верят им. Мисс Блэк, лучше поверьте мне, что Круциатус, если его правильно применить, способен убедить практически любого, кто испытывает на себе его действие.
Белла смутилась от таких слов. Этот гость был настолько искусен в магии, что не только в два счета узнал много таких вещей, которые она предпочла бы скрыть ото всех, но еще и подбивал на использование непростительных проклятий, за которые приговаривают к пожизненному заключению в Азкабане.
— Ах, вижу, вас немного беспокоит расплата в виде посещения Азкабана, причем не в качестве праздно любопытствующего волшебника! — тут же ответил ей на мысль Волдеморт. — Конечно, при таких перспективах применять Круциатус к человеку было бы глупо. Но, — колдун приблизил к Белле лицо и пристально заглянул в глаза, — можно применить одно из заклинаний, которое позволяет обойти Надзор.
Тут маг сделал несколько привычных небрежных движений волшебной палочкой.
— Блокус! — произнес он скорее для того, чтобы изумленная девушка услышала заклинание, а сам при этом вряд ли нуждался в словесной магии. Он описал несколько кругов над головой, и в тот же миг над ним, Беллой и все еще лежащим на земле неподвижным Крэббом возник прозрачный купол.
— Что это? — спросила чародейка со смесью восхищения и страха.
— Эта сфера поглощает информацию о любом заклинании, которое произносится внутри нее. Нужно только четко ее представить, когда творишь заклятие.
Тут они заметили, что Крэбб начинает приходить в себя. Тогда Волдеморт, злорадно усмехнувшись, направил волшебную палочку на лежащего на земле мага и галантно обратился к юной ведьме.
— Мисс Блэк, не считаете ли вы, что ваш жених должен извиниться за свое неподобающее поведение?
Не дождавшись ответа, он произнес «Круцио», и жертва проклятья тут же начала извиваться в приступе невыносимой боли и кричать истошным голосом, однако ни один звук не проникал за пределы прозрачной сферы. Маг же внимательно наблюдал за Беллатрисой и ее реакцией. Зрелище и впрямь было не для девичьих очей. Волдеморт знал, что скорее всего любая юная леди сжалась бы в комок от страха и отвращения, зажмуривая глаза и затыкая уши, чтобы не слышать отчаянных воплей, вызываемых нестерпимой мукой. Добрая половина девушек вообще упала бы в обморок, особенно когда из носа подвергаемой пытке жертвы потекла кровь. Но только не Беллатриса, которая сверху вниз спокойно, с бесстрастным выражением на холеном лице наблюдала за терзаниями Крэбба. Она и бровью не повела, а в ее взгляде Волдеморт заметил злорадное удовлетворение, от которого зрачки немного расширились, и карие глаза теперь казались почти черными.
— Ты слышал? — злобным голосом, в котором теперь слышалось змеиное шипение, спросил Волдеморт. — Немедленно принеси мисс Блэк свои извинения или сильно пожалеешь!
Крэбб зашептал из последних сил.
— Я извинюсь, извинюсь, но ради Мерлина, прекратите это!
Волдеморт снял проклятие, и его жертва с облегчением растянулась на земле, не имея сил подняться. Наконец, собравшись с силами, колдун подполз к Беллатрисе и хрипло сквозь зубы процедил:
— Прошу простить меня!
Но было совершенно ясно, что при первом удобном случае он с лихвой попытается воздать Белле за все.
— О, не позавидую вам, мисс Блэк. Похоже, Крэбб прямо-таки жаждет взять реванш. Может, попробуете сами убедить его, что ничего хорошего в браке с вами его не ждет, — усмехнулся Волдеморт.— Ну же, смелее, Белла!
Так к ней обращались только члены семьи, и никому другому подобных вольностей юная гордячка не позволяла. Чародеи, которые пытались добиться ее расположения, почитали за особую честь, если им позволено было говорить ей «Беллатриса». Но из уст именно этого могущественного волшебника подобная фамильярность ее почему-то не оскорбляла, а наоборот, была приятной. Ей вдруг захотелось оправдать его ожидания и не ударить в грязь лицом, точно нерадивая школьница, оплошавшая перед учителем и всем классом. К тому же, она была зла на Крэбба, а это должно было способствовать правильному выполнению Круциатуса. Так по крайней мере было сказано в книгах, которые имелись в библиотеке Хогвартса и к которым ведьмочка проявляла неподдельный интерес. Она направила палочку на Крэбба и твердо произнесла «Круцио». Волшебник вскрикнул, опять навзничь упал на землю, но не стал извиваться от пытки, а снова начал делать попытки подняться. Белла покраснела из-за этой неудачи, но Волдеморт, похоже, это ожидал, ободряюще кивая девчонке.
— Ничего удивительного! — спокойным холодным голосом сказал он. — Ведь у тебя не было ни наставника, ни мало-мальски приличного пособия по непростительным проклятиям. Конечно же, стараниями нашего дорогого директора Дамблдора в библиотеке Хогвартса нереально найти подобную литературу. А потому ты не знаешь, что нужно действительно хотеть, чтобы Круциатус подействовал. Нужно хотеть причинить боль и получать от этого удовольствие! А праведный гнев — это ерунда.
Беллатрису охватило смятение. Как это — причинять боль и получать удовольствие? Волдеморт это заметил, положил свои холодные ладони на плечи девушке и посмотрел в испуганные глаза.
— Ну, что же ты, красавица? Или, может, тебе стало жаль его? А вот он вовсе не собирается тебя жалеть и преспокойно будет получать удовольствие от твоих страданий. Ты ведь не хочешь этого, правда? И запомни, что нет лучшего способа избежать боли, чем причинять ее самому! Используй свой шанс, Белла! Другого у тебя не будет. Да так используй, чтобы он даже во сне не помышлял о браке с тобой!
========== Глава 62. Избавитель-искуситель. Часть 2 ==========
После слов Волдеморта выражение лица Беллы в самом деле изменилось. Хищная уродливая гримаса исказила красивые черты, злорадная улыбка зазмеилась на губах, а в глазах полыхнуло недоброе пламя.
— Круцио! — исступленно выкрикнула она, и сноп красных искр мгновенно бросил Крэбба обратно на землю, заставив корчиться и кричать от боли.
— Может, наложишь заклятие немоты и заставишь его умолкнуть? — насмешливо спросил Волдеморт.
— О нет, зачем же лишать себя удовольствия послушать такую музыку? — шелковым учтивым голосом отозвалась ведьма, явно поймавшая кураж.
Волдеморт издал довольный смешок, и было очевидно, что созерцание этой сцены чародея забавляет.
— А вы способная ученица, мисс Блэк! Великолепный Круциатус для восемнадцатилетней леди. У вас большие задатки по части темной магии, и вам нужен достойный наставник, так же как драгоценному камню — хорошая и правильная огранка. Когда закончите, я покажу вам, как нейтрализовать эффект Priori Incantatem, вздумай кто проверить вашу волшебную палочку.
А Беллатриса тем временем и не думала прекращать пытку. Она села рядом с Крэббом, улыбнулась ему с гаденькой ухмылкой и заговорила елейным, нарочито нежным голосом.
— Дорогой мой, вы все еще хотите на мне жениться? Ну что же, милости прошу! Уж я не поскуплюсь на такие вот супружеские ласки, если это вам так нравится. Или, может, все-таки откажетесь?
В круглых глазах Крэбба, наполненных болью, явно читался самый настоящий ужас. Казалось, что теперь он готов сделать все, что угодно, лишь бы держаться подальше от такой невесты.
— Я отказываюсь, от всего отказываюсь! — в панике орал он. — Сейчас же иду к вашему отцу и расторгаю помолвку. Свадьбы не будет, только умоляю, прекратите!
И чародейка прекратила мучительную пытку, весьма довольная ее результатом. Жениху, теперь уже почти бывшему, потребовалось добрых пять минут, чтобы подняться и нетвердой, как у пьяного, походкой направится в сторону дома.
Когда Волдеморт и Белла остались одни, то чародей взял волшебную палочку девушки и произнес.
— Priori Incantatem blocus! — и протянул ее владелице. — Ну вот, вся информация о последних трех заклинаниях, которые были сотворены палочкой, стерта.
Юная ведьма теперь смотрела на Волдеморта с откровенным восхищением, и надо сказать, что его гордыне льстило подобное отношение со стороны чистокровной, красивой, молодой и весьма талантливой волшебницы.
— Как такое возможно? — недоуменно спросила Белла.
— Так, небольшой волшебный эксперимент! — пожал плечами Волдеморт.
— Хотела бы я увидеть нечто подобное! — восторженно сказала ведьма. Волдеморт согласно кивнул и снова поднес изящную девичью руку в белой перчатке к своим холодным губам.
— Желание столь очаровательной мисс — закон!
— Мисс? — с надеждой переспросила она.
— Ну, разумеется! Ведь от притязаний Крэбба вы теперь свободны!
— Благодарю вас за столь бесценный урок, милорд!
— Не стоит. Если пожелаете, могу впоследствии поделиться своими познаниями в черной магии.
— Сэр, я буду только рада этому!
— В таком случае я дам вам знать, когда снова смогу провести урок магии. Темной магии! — уточнил он. — Впрочем, не только ее. Но сейчас рассчитываю на неплохие дивиденды за то время, что уделил вам. Надеюсь, вы оставите за мной хотя бы один танец, хоть, я не сомневаюсь, они у вас расписаны.
— Только один? — кокетливо улыбнулась чародейка. — По правде сказать, я рассчитывала как минимум на дюжину, все, что были за Крэббом.
Волдеморт довольно усмехнулся и, окинув быстрым взглядом ее белый свадебный туалет, сказал:
— А не пора ли избавить вас от этого наряда, чуть было не ставшим вашим погребальным саваном?
Он сделал несколько движений волшебной палочкой, и белое платье трансфигурировалось в изумрудное, украшенное сверху салатовыми лентами.
— Так ведь лучше, не правда ли?
— Милорд, оно замечательное! — в восторженном голосе чародейки явно звучали начавшие зарождаться обожание и преклонение. Волдеморт предложил ей руку, и так вдвоем они вернулись в дом. Удивительной казалась эта пара. Мрачный, суровый и даже грозный на вид чародей с некрасивыми чертами и неприглядной внешностью под руку с юной красавицей, блещущей талантами, но притом горделивой и своенравной. Кому-то могло показаться странным, что девушку совсем не смущало общество такого кавалера, от которого многие ее ровесницы предпочли бы держаться подальше по причине непонятно охватывающего страха перед этим магом и его силой.
Крэбб, отведя в сторону Сигнуса, тихо сообщил ему, что рассчитывал получить в жены благонравную воспитанную леди, а не злобную фурию, и жениться на Беллатрисе не намерен. Мистеру Блэку после этих слов потребовалось несколько минут, чтобы совладать со своим гневом и чувством в очередной раз оскорбленного достоинства. Через какое-то время он вышел к гостям и в самых изысканных выражениях сообщил им и прибывшему сотруднику Министерства, что в связи с неожиданно возникшими вопросами, связанными с приданым, свадебная церемония на некоторое время откладывается. Однако он как радушный хозяин весьма рад видеть в своем доме гостей. После этих слов все присутствующие недоуменно переглянулись, а кое-кто стали даже тихо перешептываться, однако Друэлла с улыбкой пригласила гостей к уже накрытым столам и помогла найти отведенные им места. После ужина последовали танцы. Мистер Блэк внутри весь кипел от гнева и бросал на Беллатрису испепеляющие взгляды, однако видя дочь в обществе человека, которого сам же пригласил в качестве почетного гостя, не смел ни единым словом выражать ей свое недовольство. Когда же бал закончился, и гости разъехались, Сигнус, конечно, дал себе волю, принявшись на все лады бранить дочь. Но Беллатрисе было совершенно безразлично, что теперь скажет отец. Ведьма спокойно восприняла даже то, что Сигнус в качестве наказания забрал у нее на месяц волшебную палочку.
Когда было уже совсем поздно, и Белла собиралась ложиться спать, будучи в прекрасном настроении, как вдруг к ней в спальню неожиданно зашла младшая сестра Нарцисса. Она любила Беллу и была не меньше ее рада тому, что свадьба не состоялась, но не могла сдержать своего изумления и спросила.
— Бэлла, как это все понимать?
— Что понимать, Цисси?
— Как это что? Прибывает сотрудник Министерства, а тебя нигде не могут найти. Больше того, ты битый час где-то пропадаешь, а потом возвращаешься вместе с этим страшным чародеем! Да еще в другом платье! Так себя скомпрометировать! Немудрено, что Крэбб отказался жениться! Что лорд Волдеморт с тобой сделал? — c тревогой спросила младшая сестра, глядя на изменившееся одеяние Беллы.
— Всего лишь трансфигурировал мой погребальный саван, который все именовали подвенечным нарядом, в этот туалет! Замечательный, правда? — Ведьмочка повернулась перед зеркалом. — Положительно, у лорда Волдеморта прекрасный вкус! А ты что подумала? — усмехнулась она.
— То же, что и все остальные! Почему ты позволила ему подобные вольности да еще потом танцевала с ним весь вечер?
— Он пригласил меня на танец, и я согласилась!
— Но почему?
— Да потому, дорогая Цисси, что таким не отказывают! Лорд Волдеморт — невероятный волшебник, могущественный и умнейший чародей! И весьма галантный, к тому же! — Беллатриса блаженно закрыла глаза, откидываясь на спинку дивана.
Когда колдунья говорила все эти слова, то лицо ее преобразилось до неузнаваемости. Надменное выражение исчезло, уступая место задумчивой мечтательности, резкие черты смягчились, а вновь открывшиеся глаза заблестели.
— Белла, мне страшно за тебя. Неужели ты его не боишься?
— Ни капли!
— А если у него какие-нибудь дурные намерения?
— Не говори глупостей! — вспылила старшая Блэк. — Если бы у него были такие намерения, я бы сейчас с тобой не говорила! Ты знаешь, что в корсаже свадебного платья я держала яд, но до последней минуты надеялась на какое-нибудь чудесное избавление? Если бы мне пришлось уходить с Крэббом, то я…
— Пожалуйста, не говори ничего! — воскликнула не на шутку перепуганная этими откровениями Нарцисса, обнимая сестру и закрывая ей рот ладонью. В ее темно-синих глазах блестели слезы.
— Значит, это лорд Волдеморт каким-то образом заставил Крэбба отказаться от свадьбы? — спросила она уже более спокойным голосом.
— Нет, не он! Но лорд Волдеморт научил меня Круциатусу, и я применила пыточное заклинание к этой свинье.
— Что?! — вскричала младшая сестра, с ужасом глядя на Беллатрису, но та только беззаботно усмехалась.
— Да ты же попадешь в Азкабан!
— Отнюдь! Почему же тогда я еще здесь? Поверь, лорд Волдеморт все предусмотрел.
Нарцисса была в ужасе.
— Белла, — прошептала она. — Неужели ты и в самом деле пытала его?
— Пытала! — спокойно отозвалась колдунья. — И если бы понадобилось пытать его снова, то я бы не колебалась. Черная магия в данном случае оказалась очень полезной, и я намерена пользоваться ей снова, дабы отец мне больше не докучал.
— Ты и к нему собралась применить Круциатус? — Нарцисса не узнавала сестру.
— Ну почему же непременно Круциатус? Вполне можно обойтись и Империусом. Я попрошу лорда Волдеморта научить меня.
— Ты хочешь с ним снова встретиться? Белла, остановись, прекрати эту авантюру!
— Ни за что! — отчеканила чародейка. — Я просто в восторге от него, Цисса! Никогда еще не ощущала ничего подобного. Он не чета ни юнцам, увивавшимся за мной в Хогвартсе, ни вообще всем нашим респектабельным чистокровным магам, которые по сравнению с ним, что лакеи рядом с повелителем. Лорд Волдеморт — это тот самый чародей, которому я добровольно и с превеликим удовольствием подчинилась бы.
— Да ты влюбляешься в него, сестренка! Если бы это был кто-то другой, я бы порадовалась за тебя от всей души, но…
— Ты что-то имеешь против человека, спасшего мне жизнь? — проиронизировала Белла.
— Нет, но я боюсь, что с ним тебе не видать счастья, — грустно ответила Нарцисса. — Потому что в отличие от других волшебников он на твои чувства не ответит.
Щеки Беллатрисы стали как красные яблоки при словах сестры. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала, а Нарцисса тем временем продолжала.
— Белла, я всерьез опасаюсь за твою судьбу. Мне очень тревожно!
— Успокойся! — улыбнулась Беллатриса младшей сестре, на сей раз тепло и даже ласково. — Со мной все будет отлично! Бояться надо было раньше. Возвращайся к себе, уже поздно!
Нарцисса кивнула.
— Спокойной ночи, Белла!
— Спокойной ночи, Цисса!
***
А между тем обычно такая проницательная в отношении мужчин к себе, но теперь очарованная Волдемортом Беллатриса на сей раз даже не заметила, что другой волшебник, тот, который прибыл вместе с ее кумиром, весь вечер не спускал с нее глаз. А когда он увидел, что мисс Блэк танцует с наследником Слизерина, то лишь тяжело вздохнул. Неприступная гордая Беллатриса, столь непохожая на тех дамочек, с которыми он привык общаться, сразу и наповал сразила отпетого повесу и любителя весело проводить время Родольфуса Лестрейнджа. Любовь к старшей из девиц Блэк с холодной, словно зима, красотой вошла в сердце чародея как нож в мягкое масло.
========== Глава 63. Пожирательница смерти ==========
Комментарий к Глава 63. Пожирательница смерти
Дорогие читатели! Если в этой и 2-3 последующих главах главный герой покажется вам слишком ООС-ным, то пусть вас это не смущает. Подобное нетипичное поведение хоть и имело место, но случалось очень редко, как вы впоследствии убедитесь. В этом и особая прелесть - показать злодея с нетипичной стороны, единственную искру света во мраке. А в целом персонаж должен получиться канонным.
После того памятного дня и несостоявшейся свадьбы Беллатрисе казалось, что Волдеморт забыл о ней. Он не появлялся в доме Блэков, не искал с девушкой встреч и вообще никак не давал о себе знать. Но волшебнице было известно, что темный маг появляется в других гостиных, проводя время в долгих беседах с хозяевами и их гостями. Волдеморту и в самом деле было не до Беллы. У чародея нашлись, на его взгляд, куда более важные занятия, ведь он лелеял в своей раздробленной душе честолюбивые замыслы сродни тем, которые уже пытался реализовать в школе, когда открыл Тайную комнату. Но в этот раз они были глобальнее. Если Том Реддл хотел изгнать маглокровок лишь из Хогвартса, то лорд Волдеморт замахнулся на всю магическую Британию и даже магический мир. В идеале он, подобно Гриндевальду, рассчитывал подчинить себе оба мира, и волшебный, и неволшебный. Чародей испытывал при этом лютую ненависть и огромное презрение к маглорожденным магам уже просто за то, что они жили. Он ни при каких обстоятельствах не желал мириться, что рожденные от подобных Стаббсу и Бенсону будут попадать в среду магов. Единственные два магла, к которым он когда-то питал искреннюю привязанность, уже давно покинули этот мир, и колдун продолжал при этом считать, что достойные маглы не задерживаются среди своих. Разумеется, Волдеморт понимал: для того, чтобы реализовать столь далеко идущие планы, он на этот раз должен будет действовать не один, а вместе со сторонниками. И вербовкой таковых чародей активно занимался, пуская в ход все свои недюжинные способности для того, чтобы привлечь их на свою сторону. Теперь уже не только Долохов и Каркаров носили черные метки на левом запястье, но и представители таких семейств как Розье, Нотты, Эйвери, Мальсиберы и, конечно же, оба брата Лестрейнджа были в числе Пожирателей смерти. Волдеморт учил их боевой магии и вообще, как можно противостоять мракоборцам из Отдела магического правопорядка. Их штаб-квартирой был особняк убитого им Карактака Берка. Видя, как все больше и больше чистокровных встает на его сторону, черный маг посчитал, что настал черед и Блэков. Волдеморт знал, что девчонка все равно никуда не денется.
В этот вечер Беллатриса уже готовилась ко сну, расчесывая на ночь свои длинные кудри. Неожиданно волшебница почувствовала странное колебание воздуха, хотя окно ее спальни было закрыто. Не успела она этому удивиться, как перед ней уже стоял Волдеморт.
— Вы, сэр? — недоуменно, но при этом радостно прошептала чародейка.
— Добрый вечер, мисс Блэк!
— Добрый вечер, милорд!
— Мой столь поздний визит вас не смущает?
— Нет, ваш визит для меня приятная неожиданность. После того, что вы для меня сделали, никаких мыслей относительно нарушений приличий у меня не возникнет! — отвечала волшебница, благодарно глядя на колдуна своими карими глазами, нисколько не тушуясь перед ним, хоть и была в одной ночной сорочке.
— Что же, прекрасно, мисс Блэк. А как вы смотрите на то, чтобы сейчас провести следующий урок? Вам было бы очень полезно освоить Империус.
— Милорд, я бы с удовольствием, но отец забрал мою волшебную палочку, когда расстроилась свадьба. Так что теперь…
— Ничего страшного, мисс Белла! Подождите меня немного. — И с этими словами вышел в коридор.
Прошло несколько минут, которые тянулись для чародейки как резина. А потом темная фигура Волдеморта снова предстала перед ней. Чародей держал в руках волшебную палочку Беллы и протягивал ей.
— Ваша волшебная палочка, мисс Блэк!
Ведьма несмело протянула руку к деревянному предмету и удрученно сказала:
— Все равно отец завтра заберет ее у меня.
— Не стоит беспокоиться. Сигнус этого не сделает. Я немного поработал с его памятью, и теперь он уверен, что сам вернул ее.
При этих словах глаза Беллы заблестели, а сама она даже подпрыгнула от радости. И куда только девались ее надменность и высокомерие!
— Спасибо, сэр! — воскликнула она и бросилась ему на шею, тихонько поцеловав в холодную щеку.
Волдеморт слегка отпрянул, обескураженный таким поступком этой гордой девицы, схватил Беллатрису за плечи и резко встряхнул.
— Может, не надо этого ребячества?! — злобно прошипел он. Потом взял девушку за подбородок, длинными белыми пальцами повернул ее лицо к себе, заглянул в глаза и замер, пораженный. Ему в своей жизни уже приходилось видеть много обращенных на себя взглядов и читать в них зависть, неприязнь, порой переходящую в ненависть от того, что он действительно был непохож на других. Изредка в них можно было заметить приветливость учителей и восхищение некоторых однокурсников, а также неизменное дружелюбие и преклонение Родольфуса. Позже добавились опасливое почтение и даже страх. Но никогда ему еще не доводилось видеть таких глаз, никто еще не дарил ему такого взгляда, в котором Темный Лорд сейчас без всякой легилименции читал необыкновенное обожание, восхищение, как будто смотрит на небожителя, и еще что-то такое, чему он не мог дать название, но это было невероятно притягательным и влекущим. Эта девчонка, всегда такая холодная и надменная, сейчас для него одного излучала тепло, отдавала весь жар девичьего сердца, до сих пор молчавшего, а теперь горевшего неугасимым огнем. В этот момент Волдеморт почему-то почувствовал себя человеком, которого выпустили из темного мрачного подземелья на залитую солнцем лужайку с сочной зеленой травой. И он вдруг подумал, как же доселе жил, нет, существовал в таком холоде. Неизвестно, сколько прошло времени. Минуты утекали за минутами, а Волдеморт все так же неотрывно смотрел в глаза Беллатрисы, купаясь в безотчетной преданности, и не мог вспомнить, когда в последний раз он испытывал подобную радость и испытывал ли вообще. И в этот самый миг, дорогой читатель, пропал Темный Лорд! Навсегда утонул в двух темно-карих омутах и никогда больше не выбрался. Угодил в свои же хитроумно расставленные сети, даже не заметив, как и произошло это.
Велика же, любовь, твоя сила, если и в это сердце, уже, казалось, превратившееся в лед и камень, нашла ты ведомую лишь тебе тайную тропинку! И этого строптивца с расколотой душой, погрязшего в злодействах, сумела ты поразить своей стрелой, как ни берегся он! Однако непомерная гордыня, способная затуманить даже самый светлый разум, конечно же, не дала Волдеморту не только признаться Белле, но и лишила возможности даже просто осознать это.
Худые руки легли на талию Беллы. Волдеморт осторожно и с трепетом обнял девушку так, словно она была хрупкой статуей из тончайшего хрусталя, и невольно удивился своим же столь бережным прикосновениям. Он с упоением слушал ее сбивчивое беспокойное дыхание, а тонкие губы невольно коснулись виска, а потом и кудрявой макушки. Но тут же быстро отпрянули, словно боясь обжечься. Пусть совсем ненадолго, но настоящие умиротворение и покой снизошли в эту темную душу. Сейчас волшебнику хотелось, чтобы эти мгновения или остановились навек, или, напротив, длились бы вечно, вертясь по бесконечному кругу. Через какое-то время Волдеморт ощутил, что тело Беллы в его руках как-то обмякло и потяжелело, а волшебная палочка выскользнула из ее руки. Чародей догадался, что она просто уснула, слушая звук его мерно бьющегося холодного сердца. В первый миг он замешкался, не зная, что же делать с тихо посапывающим сокровищем. Затем аккуратно, чтобы не разбудить, уложил в постель и, склонившись над изголовьем, еще долго рассматривал спокойное во сне лицо, изучая и желая запомнить каждую черту и каждую линию: тонкие черные дуги бровей, длинные стрелы густых ресниц, упавших на скулы, прямой нос. Сейчас Белла казалась ему невероятно притягательной, как, впрочем, и в тот момент, когда она пытала незадачливого Крэбба, желая обрести свободу от горе-женишка. Наконец, Волдеморт поднял лежащую на полу волшебную палочку, положил на туалетный столик рядом с кроватью и беззвучно растворился в воздухе.
***
С этого самого дня встречи Волдеморта с Беллатрисой стали регулярными, и уроки теперь не прекращались. Магу не составляло никакого труда каждый раз проникать в комнату девушки даже при том, что на замок ежевечерне накладывались антитрансгрессионные чары. Чародей то вползал в покои Беллы под видом змеи, то беззвучно влетал прямо в окно. Иногда они вместе при помощи портала отправлялись в штаб-квартиру. Темный Лорд тратил много своего времени на подготовку к противостоянию с маглокровками и простецами, но все равно не мог отказать себе в удовольствии дать мисс Блэк урок темной магии. Чародей, конечно же, отмечал про себя, что чем ближе становилась очередная встреча, тем сильнее билось от нетерпения его холодное сердце, и это ему не нравилось. Но еще сильнее Волдеморта злило то обстоятельство, что в обществе юной ведьмы он, небывалое дело, даже терял счет времени и вместо запланированного на урок часа, сам того не замечал, как тратил три. Несколько раз колдун даже решал для себя не являться на очередное свидание, но, когда приближался его час, с трудом мог дождаться, старательно убеждая себя, что подобное нетерпение вызвано только лишь талантами и магией Беллы, и их-то можно будет использовать к своей выгоде. Просто предвкушение удачи, вот и все! Колдун нисколько не жалел, что своевременно остановил девчонку на краю пропасти и получил в ее лице столь ценный трофей после мести Сигнусу. Разумеется, в своем обхождении с ней маг не выказывал какой-то особой теплоты, был вежлив, манерен, предупредителен, но и только. После Круциатуса Беллатриса под руководством Волдеморта легко и быстро освоила «Империус». Здесь Темному Лорду было достаточно напомнить своей ученице, что для того, чтобы любое из непростительных проклятий сработало, нужно по-настоящему захотеть его исполнения. А еще чародей добавил, что либо ты повелеваешь, либо повелевают тобой, а третьего, по его словам, не дано. Поэтому выбор здесь был очевиден.
Также Волдеморт стал учить Беллу боевой магии, когда узнал, что первая ученица своего курса еще и состояла в дуэльном клубе, и ей хорошо давались поединки. Он даже специально изобрел особую форму режущего заклятия, имитирующую удар деревянного, а не боевого меча, хотя ранее, когда обучал других своих сторонников, вообще-то об этом не задумывался. Попал под заклятие — в следующий раз будешь умнее и ловчее. Как-то раз Темный Лорд даже велел ведьме вступить с ним в поединок, и та подчинилась, хоть и не хотела поднимать на него руку. Трудно было противостоять мощи Волдеморта, и заклинания его, конечно, пробивали защитные чары, которыми чародейка пыталась отразить атаки. Однако на ее стороне были поразительные ловкость и проворство, с которыми она уворачивалась от проклятий, вертясь как юла и еще умудряясь пустить в противника заклинание. Когда же минут через пять отчаянной защиты Petrificus Totalus Волдеморта все же настиг ее, то колдунья лишь виновато посмотрела на него, взглядом прося прощения за недостаточное, по ее мнению, мастерство.
— Из тебя получится прекрасный дуэлянт! — довольно сказал Волдеморт. — Мало кто из моих пожирателей мог столь долго сопротивляться мне. — Думаю, пройдет не так уж много времени, и ты достигнешь совершенства в боевых заклинаниях, воительница! — сдержанно улыбнулся он, а Беллатриса от такой похвалы была просто на седьмом небе от счастья, покраснев при этом до корней волос от неимоверного смущения, хотя с кем-либо другим подобного чувства не ведала.
Кроме того, Темный Лорд посчитал, что чародейке будет очень полезно овладеть хотя бы базовыми навыками в окклюменции, что она и сделала под его руководством.
Однако, когда дело дошло до смертельного проклятья, Беллатриса раз за разом терпела неудачу, пытаясь освоить это ужаснейшее заклинание. Мисс Блэк при этом очень смущалась и боялась рассердить своего наставника. Волдеморт объяснил ей, что такое происходит из-за ее нежелания убивать кого-либо. И это было правдой. Чародейка на самом деле не могла понять, зачем убивать, если можно воспользоваться Империусом или, на крайний случай, Круциатусом. Тогда маг, подумав какое-то время, сказал, что найдет способ ее обучить. Он немедленно наколдовал пустой кубок, превратил его в портал и отдал ведьме, велев активировать его на другой день в это же время, предварительно переодевшись ко сну.
— Хорошо, милорд! Я сделаю все, как вы сказали.
— Вот как? — довольно улыбнулся Темный Лорд. — Какая странная покорность для пожирательницы мужских сердец! Неужели мисс Блэк решила кому-то покориться!
— Не кому-то, а только вам, милорд! — со всей искренностью, на которую была способна, отвечала ведьма. — Вам, да!
Слова эти произвели на Волдеморта куда более сильное впечатление, чем он сам ожидал. То, что Белла покоряется ему совершенно добровольно без какого-либо принуждения с его стороны… Это было что-то новое и при этом необычайно восхитительное!
— Я с самого начала понял, что эти блестящие глаза принадлежат необыкновенной гордячке, которая покориться только тому, кого сама выберет!
Не отдавая себе отчета в том, что делает, словно покоряясь неведомой, но непреодолимой силе, Волдеморт притянул Беллатрису к себе и припал к губам, которые сначала обдали его теплом, а потом и обожгли огнем.
— Как приятно пахнут твои волосы! — оторвавшись от нее, прошептал маг.
— А, это мои духи, которые специально для меня составил сам Николас Фламмель, когда посетил одну их трех парфюмерных лавок, данных в приданое моей матери. Он использовал масло черной розы, дурман-траву и сандал, сказав, что эта смесь подходит мне лучше всего. Иногда мистер Фламмель даже пытается предугадывать будущее, как прорицатель. И он поведал, что меня в жизни ждет любовь, но темные краски обретет она, как и эта роза. Кроме того, затмит она разум точно сладкая дурман-трава. И в то же время заставит отдать все лучшее, что у меня есть, и затем погибнуть, как сгорает дерево сандал, но при этом источает великолепный аромат.
Волдеморт на мгновение нахмурился, услышав о черной розе, но потом сказал.
— Забудь ерунду, которую тебе какой-то сумасброд наговорил! — снова зашептал он и опять потянулся к теплым манящим губам. Белла почти никак не отвечала ему, но позволяла крепко обнимать себя и при том таяла в его худых и холодных руках. Волдеморт в этот момент понял, что девушку еще даже никто не целовал, и это открытие вызвало у него восторг. Прекратив, наконец, поцелуй, он заглянул волшебнице в глаза и запустил длинные пальцы в густые волосы, зажмурился от удовольствия и, усмехнувшись, сказал:
— Какая очаровательная соколица! Только такой идиот, как Крэбб, мог принять ее за белую голубку… И что будем делать,красавица? — шепча, спрашивал он.
— А это уже вам решать! — преданно глядя в отливающие багрецом глаза, с воодушевлением отвечала ведьма.
Темный лорд самодовольно улыбнулся.
— Ну, что же! В таком случае… — Тут чародей взял Беллатрису за левую руку и коснулся запястья кончиком волшебной палочки. — Будет больно! — предупредил он. — Потерпи!
— Конечно, милорд! — покладисто ответила она и закусила губу, когда запястье стала жечь боль, а на коже проступил рисунок черно-красного цвета — змея с черепом.
— Теперь ты пожирательница смерти, моя сторонница и единственная женщина, удостоенная темной метки!
Тут он увидел, что за окном уже стало светло, и не за горами рассвет. Чародею казалось весьма удивительным, что несколько часов пролетели как несколько мгновений.
— Мне пора! — снова поцеловав на прощание Беллатрису, прошептал чародей. — Увидимся завтра!
Потом он обернулся змеей и выполз из комнаты, провожаемый восхищенными глазами Беллы.
В эту ночь Темный Лорд так и не уснул, а просто лежал на своей постели в спальне Слизерин-Кэстла, до сих пор ощущая вкус сладких губ Беллатрисы на своих губах, а в руках — гибкий податливый стан.
Наконец, он встал и взмахнул волшебной палочкой. В углу тут же появился шкаф, скрытый до этого заклинанием. Волдеморт прикоснулся кончиком тисовой палочки к одной из дверок, снимая дополнительную защиту, и вытащил книжечку в тонком переплете с черными кожаными корочками. Свой дневник-крестраж чародей берег как зеницу ока. Он взял чернильницу и, обмакнув в нее перо, обратился с вопросом к частице своей души, спрятанной в дневнике, ибо ответ был для него важен, и волшебник хотел получить совет.
— Сегодня со мной произошло нечто необычное, событие невероятно приятное, но, возможно, несущее опасность.
Едва Волдеморт это написал, как чернила пропали из глаз, но через несколько секунд на пустой странице появился вопрос.
— И что же с тобой случилось?
Темный Лорд задумался, но не стал рассказывать всех подробностей, а просто написал:
— Есть один огонек, маленький, хрупкий и невероятно влекущий. Но он же может причинить и страдание, даже погубить.
— Что же особенного в этом пламени? — вновь спросил дневник-крестраж.
— Я пока что мог бы его погасить. По крайней мере попытаться! — ответил чародей, хотя и не был уверен в этом.
— Может, так проще? — предположил крестраж.
— О да! Ведь всего лишь маленький огонек, но оставь его без присмотра, и он сожжет все вокруг, оставляя лишь пепел… Проще погасить! Но тогда без него настанет тьма!
— Тогда оставь! — показался ответ.
— Оставлю! — решил чародей.
И в это самый миг случилось невероятное: камины и свечи в Слизерин-Кэстле, которые раньше не желали гореть ни по приказу хозяина, ни под действием любых заклинаний, вдруг запылали сами собой без чьего-либо участия. Воздух стал довольно быстро нагреваться, и, хотя толстые массивные стены все еще были холодными, но мерзнуть в покоях замка уже не приходилось.
========== Глава 64. Сданный экзамен ==========
Активировав портал, Беллатриса на этот раз оказалась в незнакомом ей месте, каком-то полутемном помещении, а не в особняке покойного мистера Бэрка, теперь принадлежащем Волдеморту. Это был ночной бар. Вдоль стен и по центру стояли столики, и за ними сидели посетители. Однако, оглядевшись внимательнее, волшебница поняла, что посещение этого заведения не сулит ей ничего хорошего. Даже в полумраке взгляд девушки отметил темно-красный цвет обоев и, что особенно примечательно, вульгарно одетых женщин. У всех них был через чур уж яркий макияж, до непристойности низкий вырез на груди и такие разрезы на юбках, что Белла невольно залилась румянцем. Мантии же были лишь для виду небрежно наброшены на плечи. К тому же, вели себя эти особы весьма вызывающе, а некоторые беззастенчиво восседали на коленях у мужчин.
«Да это же бордель! — со страхом подумала ведьма. — Причем дешевый. Обстановка хоть и специфичная, но грошовая. Ни один чистокровный сюда не заявится!» Тут она с ужасом посмотрела на свое одеяние, которое сейчас было ни капли не скромнее, чем у остальных дамочек: хоть и длинная, но из тонкой ткани ночная сорочка на узеньких бретельках и ночные туфли. В смятении Белла забыла даже о Волдеморте, решив прямо сейчас уходить отсюда. Она попробовала было снова активировать портал, но он, похоже, был заколдован таким образом, чтобы доставить человека только в один конец. Тогда колдунья встала, достала волшебную палочку и привычно повернулась на правой ноге, но трансгрессировать ей не удалось. Видимо, на зал были наложены чары. Тогда она стремительно направилась к двери, но не успела дойти до нее, как услышала обращающийся к ней грубый мужской голос: «Эй, куда ты, красавица, а мы надеялись, что ты составишь нам компанию!» Беллатриса только ускорила шаг, испугавшись, что все же привлекла к себе нежеланное внимание. Однако, не сделала она и трех шагов, как за локоть ее схватила чья-то большая сильная рука, и ее обладатель резко развернул девушку к себе. В нос ей ударил сильный запах огневиски. Белла с отвращением посмотрела на его рябое лицо и отвисший живот. Рядом с ним был спутник постарше с проседью в темных волосах, морщинами на лице и недобрым огнем в глазах.
— Не стоит так поспешно убегать, оставляя нас в одиночестве и отчаянии! — насмешливо прогнусавил рябой, с ухмылкой изображая учтивость. — Будь нашей дамой на эту ночку! — Большая ладонь по-прежнему до боли сжимала правый локоть Беллатрисы так, что она не могла двинуть рукой и на несколько сантиметров, а значит, и от волшебной палочки, которую она с силой сжимала в ладони, не было никакого толку.
— Пошли с нами! — приказным тоном добавил старый и схватил девушку за волосы, потащив за собой к лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для постыдных свиданий.
— Помогите! — невольно закричала Белла, то ли надеясь, что Волдеморт услышит ее, то ли уповая на чью-то помощь. Однако никто не двинулся с места, и ведьма поняла, что вмешиваться в происходящее никто не станет. В самом деле, ни одна порядочная женщина не переступит порога этого дома, и само присутствие здесь без слов говорило о цели. Убеждать, что ты не та, за кого тебя принимают, тоже бесполезно: в лучшем случае это сочтут за неудачную шутку, в худшем только разозлятся.
Двое пьяных мужчин уже втащили Беллу на второй этаж, рябой пнул ногой дверь первой попавшейся свободной комнаты и втолкнул в нее упирающуюся изо всех сил ведьму, от души лапая ее. Никто из троих не прибегал к магии: Белла от того, что ей по-прежнему не давали пошевелить правой рукой (удивительно, как вообще палочка до сих пор цела), ну, а разгоряченные похотливые мужчины без труда обходились одними лишь руками.
— Ух, как мы упираемся! — тяжело дыша, прогнусил рябой.
— Цену себе набивает! — ехидно поддакнул седой.
— Ну, мы уж тебя не обидим, такую красотку! — многозначительно кивнув, добавил рябой. — Отблагодарим как полагается, если поработаешь хорошенько! — Повалил на постель, задирая сорочку и беззастенчиво шаря по голому телу, медленно, но верно пробираясь к цели. От этого чародейку охватили два чувства: небывалое отвращение и лютая злоба, желание убить, изничтожить это мерзкое создание, которое вздумало надругаться над самой Беллатрисой Блэк. Хотелось стереть его в порошок, чтобы даже пыли не осталось. В этот самый момент колдунья увидела, что седой обидчик потянулся к ее волшебной палочке и поняла, что еще секунда, и она лишится последнего средства защитить себя. Гремучая смесь отвращения, злобы и страха словно открыла ей второе дыхание. Белла извернулась, как змея, до крови укусив здоровенную руку рябого, и тот, вскрикнув от боли, резко отпрянул, а его сообщник на мгновение растерялся. Этого самого мгновения чародейке оказалось достаточно, чтобы вскинуть правую руку и злобно проорать прямо в лицо рябого: «Авада Кедавра!» Полыхнуло зеленым, и в озарившей темную комнату вспышке Белла увидела, как мгновенно изменилось это самое лицо: черты словно окаменели, а глаза сделались точно стеклянными. Обмягшее и сразу потяжелевшее тело, еще теплое, но однозначно мертвое, завалилось на Беллатрису, но она без труда отпихнула его от себя. И в это самое время другая зеленая вспышка, порожденная невербальным заклинанием, сразила второго обидчика столь неожиданно, что он не успел даже вскрикнуть и бездыханным грохнулся на пол. Ведьма зажгла свет на кончике волшебной палочки и сразу же различила во мраке более темную фигуру.
— Все кончено, красавица! — послышался довольный голос Волдеморта, берущего Беллу за руку и помогавшего ей встать с постели. — Ты сдала этот экзамен на «превосходно»!
— Как? — воскликнула колдунья, в которой злость и шок от пережитого еще не улетучились. — Вы хотите сказать, что специально все это подстроили? А если бы я не смогла защититься? Вы хотели, чтобы эти выродки надругались надо мной? — из глаз Беллатрисы потекли слезы.
— Немедленно прекрати истерику! — сурово велел он. — И только потому, что ты сейчас не способна здраво рассуждать, я пропущу мимо ушей твои глупые обвинения. Если бы у меня в самом деле были такие намерения, разве я стоял бы в этот момент перед тобой? И какой смысл было избавлять тебя от брака с Крэббом, чтобы отдать на растерзание этим грязнокровкам? — Тут Волдеморт неожиданно мягко привлек волшебницу к себе и обнял за плечи. — Нужно было как-то научить тебя этому последнему непростительному проклятью, и другого способа сделать это я не видел. — Белая рука тем временем гладила черные кудри. — Но при этом тебе ничего не угрожало, ведь я все время был рядом, в двух метрах от тебя. И если бы только эта тварь (Волдеморт с презрением кивнул на седого) забрала у тебя палочку, то я, безусловно, разделался бы с ним сам.
При этих словах Белла сникла и снова заплакала то ли от облегчения, что все осталось позади, то ли от того, что Волдеморт не собирался обрекать ее на такую ужасную участь. Но тут до их слуха донеслись звуки шагов из коридора, а через приоткрытую дверь оба увидели отблески от зажженных волшебных палочек.
— Не пора ли нам уходить отсюда, если ты, конечно, не хочешь перебраться в Азкабан на постоянное место жительства и завести знакомства с дементорами? — как ни в чем не бывало заговорил Волдеморт.
Ведьма недоуменно огляделась, не понимая, как у них получится сбежать, ведь трансгрессировать нельзя, а пока они наколдуют портал, в комнату десять раз ворвутся те, кто, привлеченные криками, бежали сюда по коридору. Темный Лорд направился к окну, и чародейка вспомнила, что колдун умеет летать, и, по-видимому, это был единственный способ убраться отсюда. Чародей протянул девушке руку, и она устремилась к окну, но так как комната освещалась только светом от одной палочки да отсветами из коридора, то колдунья не заметила лежащее на полу между кроватью и окном тело своей жертвы, и, споткнувшись об него, чуть не упала. Волдеморт уже открыл окно, за которым стояла холодная зимняя ночь, особенно темная, безлунная. Не было видно даже звезд, потому как небо затянулось плотными облаками. Мертвое тело преграждало Белле путь к окну так, что пройти вперед можно было только перешагнув через него. Оно словно не пускало волшебницу, предостерегало от чего-то, выступая в роли своеобразной границы. По одну ее сторону преступницу ждало суровое наказание за совершенный ею поступок, но в то же время был шанс искупить содеянное и, может быть, заслужить прощение. На другой стороне были призрачная свобода, мрак и холод. Темный Лорд стоял там и звал ее за собой, молча протягивая руку, однако Беллатриса замерла в нерешительности. Тогда Волдеморт, которому подобные колебания давно уже были чужды, сам схватил волшебницу за руку и резко дернул к себе столь сильно, что ей поневоле пришлось сделать шаг вперед, чтобы не упасть. Из-под насборенной кружевной оборки, украшавшей подол сорочки, показалась красивая ножка в ночной туфельке, и в следующую секунду чародейка уже перешагнула через труп. С этого момента ей навсегда пришлось проститься со спокойствием совести, которое чувствуют люди, не совершившие в жизни страшных непоправимых поступков.
— Ну, вот и все, девочка! — ухмыляясь, изрек Темный Лорд. — Все проще, чем ты думала.
Одновременно с этими словами он подхватил Беллу на руки, укутал ее, запахнув полы теплой черной мантии, и вылетел в окно, унося девушку с собой в холодную ночную мглу. Поднялся ветер, началась метель, и снежные вихри то и дело завивались вокруг них. Вскоре Беллатриса потеряла всякую ориентацию во времени и пространстве. Чародейка не знала, сколько времени они уже летят, не представляла, где, и даже не догадывалась куда. Ей сейчас ясно было только одно: Темный Лорд крепко держит ее в своих руках, а сама она отныне полностью в его власти. Колдунья видела, что он даже не скрывает торжества. Наконец, физическая и моральная усталость взяли свое, и девушка незаметно для себя погрузилась в тяжелую дрему, уткнувшись в грудь Волдеморта и слушая мерные удары его холодного сердца.
***
Когда Беллатриса, наконец, почувствовала, что лежит на чем-то мягком, то открыла глаза и недоуменно осмотрелась. Она находилась в незнакомой ей комнате, отделанной в изумрудно-серых тонах, а ложем ей служила широкая кровать из черного дерева. Рядом с волшебницей сидел Темный лорд и внимательно смотрел на нее.
— Где мы? — спросила Белла.
— У меня дома! — последовал короткий ответ.
Чародейка бросила на Волдеморта вопросительный взгляд, и колдун пояснил.
— Бывший особняк Карактака Бэрка — это всего лишь моя штаб-квартира, а здесь мой настоящий дом. Завтра, если захочешь, я покажу тебе замок.
Ведьма кивнула в ответ. Где-то с минуту она сидела спокойно, но вдруг ее взяла нервная дрожь, которая, все усиливаясь, больше и больше сотрясала тело. Зубы стали стучать, но это не было запоздалой реакцией на недавно пережитый кошмар в неведомом борделе. Этот страх уже немного прошел, и колдунья смогла уже более отвлеченно вспоминать об этом, хотя подобные мысли и заставляли ее вздрогнуть. Только теперь до девушки стало доходить, что же она натворила.
— Убила! — дрожащими губами шептала Белла. — Человека убила!
Все предыдущие нелицеприятные поступки, даже применение Империуса к родному отцу и пытка Кребба Круциатусом казались пустяком, детскими шалостями. Хотя они и были предтечей этого страшного деяния, но в отличие от него, не были необратимыми. Их действие на жертву в любой момент можно было прекратить, а вот вернуть с того света убитого не представлялось возможным. Слова смертельного проклятья, осквернившего губы, нельзя было взять назад. И расплата за него в виде угрызений совести не заставила себя ждать. Но когда Волдеморт услышал непроизвольно слетевшие с девичьих уст слова горького раскаяния, то лишь засмеялся холодным жутким смехом.
— Кого? — не переставал хохотать черный маг. — Кого ты назвала человеком? Это мерзкое похотливое грязнокровное животное? Я тебя умоляю! Не смеши меня! — Потом добавил уже без смеха покровительственно-снисходительным тоном: — Просто у тебя сегодня был непростой день. Ты переволновалась и устала, поэтому от слабости и утомления говоришь подобную чушь. Завтра мы с тобой обо все поговорим, девочка! А сейчас спи. Выпей это! — Волдеморт протянул ей кубок с горячим вином. — А то вся дрожишь!
Беллатриса и в самом деле окоченела от полета сквозь зимнюю ночную мглу, но от нервного напряжения не замечала этого. Она покорно выпила вино, и через какое-то время тело ее обмякло, а разум затуманился. Вскоре разморенная ведьма погрузилась в глубокий сон, который, однако, нельзя было назвать ни сладким, ни даже просто спокойным. В эту ночь она впервые увидела кошмар, который теперь преследовал ее до конца жизни, то периодически исчезая, то возвращаясь вновь. Чародейка видела себя стоящей на берегу широкой реки, и воды ее были холодны и темны, как ночь. А на другом берегу была ее жертва, первая в страшной толпе. Толстый рябой верзила стоял и смотрел на свою убийцу, протягивал к ней руки и непрестанно твердил так, что кровь стыла в жилах: «Я жду тебя!» Беллатриса кричала во сне от страха, но ее некому было разбудить. Когда же она, наконец, открыла глаза и вскочила на ноги, приложив руку к груди и унимая неистовый стук сердца, то поняла, что не останется одна в этой чужой комнате. Сна не было ни в одном глазу, и чародейка вышла в коридор с намерением разыскать Волдеморта, хотя и опасалась при этом рассердить его таким поступком. Искать долго ей не пришлось: едва волшебница переступила порог комнаты, как дверь напротив открылась, и волшебница увидела Темного лорда, одетого, как всегда, в темную мантию. Маг смерил ее пристальным взглядом и спокойно произнес:
— Не стану спрашивать, как тебе спится. И троллю понятно, что преотвратно. Ты очень громко кричала. — Улыбнулся он одними уголками губ и протянул ей руку.
— Идем!
Девушка подчинилась без слов, когда Волдеморт повел ее в свою спальню.
— Не волнуйся так! — Чародей потрепал Беллу по щеке. — Девочка моя, даю слово, это у тебя пройдет, и так терзаться совестью ты в очень скором времени перестанешь!
Темный Лорд заключил лицо чародейки в свои ладони и припал к ее губам. Поцелуй этот не был у них первым, но никогда еще эти худые холодные руки не обнимали ее столь неистово и не были такими смелыми, сжимали сквозь тонкую ткань сорочки округлые бедра, потом спустили с плеч бретельки, открывая грудь. По всему телу Беллатрисы пробежала дрожь, но источником ее был уже не страх, а сладострастное желание отдаться этому человеку прямо сейчас, позабыв обо всем на свете. Чародейка чувствовала, что и сам Волдеморт жаждет того же, с упоением слушала его участившееся дыхание и была даже немного разочарована, когда маг вдруг прекратил поцелуй и ласки, отстраняясь от нее.
— Не сейчас! — глухо прошептал он.
Волдеморт взял волшебную палочку, наколдовал стакан воды, открыл небольшую прикроватную тумбочку и достал из нее хрустальный флакон. Маг капнул из него в стакан и протянул питье ведьме.
— Зелье сна без сновидений, отменное средство от кошмаров.
Ведьма, благодарно взглянув на волшебника, залпом осушила стакан. Снадобье подействовало весьма быстро, и меньше, чем через минуту колдунья уже спокойно сопела во сне. Волдеморт улегся рядом с ней.
========== Глава 65. Предложение ==========
Проснулась чародейка, когда солнце уже стояло высоко над землей. Никого кроме нее в комнате не было. Белла решила снова разыскать Волдеморта, но прежде, чем выйти в коридор захотела наколдовать себе какую-нибудь одежду. В конце концов, магического мастерства у нее на это хватит, хоть и потребуется какое-то время. Но не успела колдунья взять лежащую на прикроватном столике волшебную палочку, как увидела, что в углу комнаты на приоткрытой зеркальной дверце шкафа висит великолепное муаровое платье цвета слоновой кости, украшенное атласными персиковыми лентами. Оно особенно подчеркивало красоту ее смуглой, словно всегда загорелой кожи. На полу рядом с ним стояла пара изящных туфелек. Довольная Белла невольно улыбнулась. Надев платье, она оглянулась в поисках того, кто бы зашнуровал корсет, — наверное, какого-нибудь эльфа. Но в этот момент шнуровка затянулась сама собой.
— Вот это чары! — восхитилась ведьма и накинула на плечи мантию. Привычным быстрым движением Белла убрала назад волосы, и каскад черных кудрей заструился по спине. Поглядевшись в зеркало, девушка отметила, что выглядит и в самом деле чудесно. Но ни наколдованный Волдемортом туалет, ни прелесть молодого лица, ни стройность фигуры на этот раз не вызвали у нее довольной улыбки. Воспоминания о кошмарных событиях прошедшей ночи снова завладели Беллатрисой и затмили солнце, лучи которого проникали в узкое окно. Судя по всему, на дворе был ясный день. Однако, настроение волшебницы уже было безнадежно испорчено, а на душе у нее становилось все мрачнее и мрачнее. Она вышла из комнаты и стала осматриваться по сторонам, не зная, куда идти. Тут на другом конце коридора, ведьма услышала какой-то звук похожий на скрип двери и, направившись туда, вышла на обширную лестничную клетку. Широкая лестница с зеленым ковром неожиданно засветилась, словно приглашая спуститься. Беллатриса не увидела ни одного эльфа в этом загадочном замке, но не это было странным. Домовики часто стараются не попадаться на глаза людям, тем более чужим, не хозяевам. Но этот замок, похоже, не нуждался в них и сам казался как будто живым, указывая Белле путь тем или иным знаком. Волшебница спустилась в огромную гостиную, где пылал камин, хоть за ним никто не следил. Широкая дверь в одной из стен сама собой раскрылась, и чародейка прошла в столовую, в которой и нашла Волдеморта. Посередине стоял полностью сервированный для двух человек стол, но Темный лорд сидел не за ним, а в стороне в удобном кресле, обитом черной кожей.
— Доброе утро! — поприветствовал он Беллатрису спокойным прохладным голосом. — Позавтракай со мной!
Жестом руки он пригласил ее к столу. Девушка почувствовала манящий запах прекрасно приготовленного бекона с яйцами, поджаренного картофеля и ароматного кофе. Учитывая, что вчера вечером она по-хорошему не поужинала, а потом ночью пережила столько всего, сейчас чувствовала волчий аппетит. Поэтому повторно просить ее не пришлось. Волдеморт пристально взглянул на девушку.
— Долго ты еще собираешься терзаться из-за вчерашнего? — иронизировал он. — Поверь, это совершенно излишне.
— Не каждый день становишься убийцей! — грустно отозвалась волшебница.
— Значит, сейчас ты полагаешь, что там, в борделе, нужно было поступить по-другому? Позволить этим похотливым свиньям совершить задуманное?
Беллатриса смутилась, не зная, что ответить.
— Нет, позволять было нельзя…
— Тогда скажи, в этой ситуации у тебя был выбор, кроме убийства? Империус или даже Круциатус ты бы вряд ли с перепугу сотворила. Не те эмоции. Меньше всего ты тогда думала о пытках или о том, как повелевать… Здесь или ты бы расправилась с ним, или он учинил бы над тобой такое, что в тот момент казалось похуже смерти, ведь так? Тогда к чему все эти терзания, сожаления о содеянном, девочка? Повторись эта ситуация, и ты опять бы поступила точно также. Мучиться совестью в данном случае совершенно неуместно. И вообще, порой она сильно досаждает. Во всяком случае, заниматься черной магией будет затруднительно. Темные искусства и совесть — вещи несовместимые. Ты, конечно, можешь освоить определенные заклинания, но никогда не достигнешь совершенства. Ответь мне, если сюда прилетит комар и захочет попить твоей крови, что ты с ним сделаешь? Ведь прихлопнешь без зазрения совести и через секунду забудешь о нем, не правда ли?
— Так это комар. Всего лишь. А тут человек!
Волдеморт расхохотался, презрительно и зло.
— А чем этот так называемый человек, грязнокровка, лучшее комара, а? Ведь незадачливое насекомое только тем и виновато, что устроено так: пить кровь другого, чтобы просто жить. И порой платит жизнью за эту ничтожную каплю. А человек, которому вовсе не было жизненной необходимости нападать на тебя, тем не менее, нападает, хотя мог бы удовлетворить свою похоть с кем-то другим. И что? Спустить это ему с рук? Нет, Белла! Ему еще повезло, что отделался простым смертельным проклятьем. Я бы сперва вдоволь поизмывался над ним, совершенствуя свой Круциатус. И у тебя будет еще море таких возможностей, красавица!
— Как это? — с испугом недоумевала чародейка.
— Не все грязнокровки перевелись, Белла. Их полно, а маглов еще больше. Все они как паразиты, которые присосались к чистой волшебной крови и тем самым портят ее. Мы на пороге противостояния с ними, какого еще не бывало. И я не хочу, чтобы все мои уроки, данные тебе, пропали даром. Потому и разговариваю с тобой сейчас, продолжая посвящать свое драгоценное время. Ты должна отбросить все эти глупые неуместные колебания, Белла. Ведь ты пожирательница смерти! — Темный Лорд взял чародейку за запястье, указывая на черную метку. — Одна из самых преданных мне сторонниц. Вся твоя семья испокон веков соблюдает чистоту крови и говорит, что презирает грязнокровок и маглов. Но кроме слов и пафосных речей что они сделали, чтобы очистить наш мир от этой мерзости? Заявляя о своих убеждениях, нужно подкреплять их делами, иначе это просто пустая ничего не значащая болтовня. Говорунов много, а по-настоящему действуют только я и мои пожиратели! Знаешь ли ты, кто такие эти маглы? Безмозглое стадо баранов, идущее к кормушке и на водопой. А когда корма или воды становится недостаточно для всех, то мгновенно трансфигурируются в свору злобных псов, грызущихся за кость. Ведь волшебной силы они лишены и наколдовать себе даже самое необходимое не могут. Даже среди магов немного таких, у кого хватает на это мастерства. А почему, кстати? Откуда у нас вообще берутся сквибы? Они же порождения тех самых грязнокровок. И этих самых существ волшебники из милосердия пристраивают в мир маглов, раз сами не хотят иметь с ними дел. Но зато с распростертыми объятиями принимают в волшебные школы их отпрысков, рожденных вместе с маглами. Иначе как объяснить, что у этих ничтожеств рождаются дети с волшебной искрой? Об этом наши маглолюбы не дают себе труда задуматься.
Голос Волдеморта уже давно перестал быть холодным и равнодушным. Напротив, чародей говорил с небывалым воодушевлением и искренностью. Завтрак уже давно закончился, и Темный Лорд снова сидел в своем кресле, а Беллатриса устроилась у него на коленях, прижавшись головой к худой груди. Белые ладони гладили спину чародейки, и прикосновения эти заставляли ее таять в его руках, а произносимые колдуном слова завораживали и словно гипнотизировали неопытную душу юной и безгранично доверявшей ему девушки. А Белла даже не хотела замечать, как их яд заставляет умолкнуть неизбежно заговорившую совесть, как убаюкивает и хоронит ее. Но ей теперь уже было все равно. Куда важнее для волшебницы казалась близость к Волдеморту, и большего счастья для себя ведьма не желала.
Наконец, Волдеморт снова посмотрел в лицо чародейке и с удовольствием отметил про себя, что она и впрямь стала успокаиваться.
— Тебе не кажется, что мы слишком долго говорим обо всяких ничтожествах. Может, используем время, которое у нас имеется, с большей пользой?
— Конечно, милорд! Вы снова хотите обучить меня какому-нибудь темному заклинанию?
— Нет, на сегодня у меня другие планы. Помнится, вчера я обещал тебе экскурсию по замку. Это замечательная возможность осмотреть владения самого Салазара Слизерина, которые спустя почти тысячу лет открылись его наследнику, как и Тайная комната в Хогвартсе больше двадцати лет назад! — гордо проговорил Волдеморт.
— Вы наследник Салазара Слизерина?! — в радостном изумлении вскрикнула ведьма.
— Да, моя красавица! — улыбнувшись, отвечал маг и, заметив ее по-детски восхищенные глаза, не мог удержаться от того, чтобы не сорвать с губ волшебницы короткий поцелуй, и девушка засветилась от счастья.
— Идем же! — не то попросил, не то приказал чародей и подал ей руку, на которую Белла с удовольствием оперлась. Надев теплые мантии и обувь, оба направились к выходу. Сначала они бродили по широким, расчищенным от снега дорожкам обширного парка, а потом стали осматривать и сам замок. Побывали в библиотеке, и когда Белла спросила, неужели по темным искусствам столько книг, то получила ответ, что кругозор наследника одного из основателей Хогвартса не может ограничиваться одной только черной магией. Спускались и в мрачные подземелья, о которых Темный Лорд поведал своей спутнице, что они были куда обширнее, но он решил часть помещений вынести наверх. И помогли ему в этом необычные свойства замка.
Прогулка по владениям Салазара Слизерина заняла много времени, но Волдеморт и Беллатриса, кажется, этого не замечали. Было уже далеко за полдень, а они не обошли и половины покоев, да и то многие осмотрели лишь мимоходом. Приведя волшебницу обратно в столовую, Темный Лорд наколдовал обеденный стол, накрытый красивой серебристой скатертью, и на нем появились любимые блюда его спутницы. Белла просто валилась с ног от усталости и умирала от голода несмотря на плотный завтрак. Больше всего ей сейчас хотелось быстро без церемоний поесть и улечься на чем-нибудь мягком, давая блаженный отдых своим ногам, безмерно уставшим от долгой ходьбы в прелестных, но не очень удобных сапожках на высоких каблуках. Однако суровое воспитание, полученное в семье, привычно взяло верх над желаниями. Девушка в тщательно отработанной грациозной манере скинула мантию и уселась на стул, сохраняя идеально прямую осанку и не позволяя себе даже слегка откинуться на спинку, и принялась неторопливо, как и подобает леди, есть, едва прикасаясь к каждому блюду и по чуть-чуть отхлебывая вино из кубка. Волдеморт лишь усмехнулся и обратился к Белле со снисходительным тоном, как будто говорил с ребенком.
— Нет нужды сейчас так неукоснительно следовать этикету. Чиниться будешь перед чванливыми и не слишком прозорливыми гостями в доме своих родителей.
Тут сапожки с замысловатой шнуровкой мгновенно слетели с ее ног, стул неожиданно трансфигурировался в удобный диван, а за спиной непонятно откуда взялась мягкая подушка. Беллатриса бросила на Волдеморта полный благодарности взгляд. Заметив, что милорд неотрывно смотрит на огонь в камине и молчит, девушка не стала мешать его размышлениям.
— Знаешь, — неожиданно заговорил Волдеморт, — ты ведь первый человек, который гостит в этом замке с тех пор, как я его обнаружил. И поистине, твое присутствие его украсило. Я уже рассказывал тебе, что замок подстраивается под своего хозяина и сам выполняет его пожелания касательно внутреннего и внешнего убранства. Но один мой приказ он категорически отказывался исполнить: ни за что не хотел зажигать камины, и даже если я делал это сам, то огонь сразу же потухал. Но после того, как я первый раз забрался через окно в твою комнату и вернул отобранную отцом палочку, то вернувшись, обнаружил, что все камины запылали сами собой. И сейчас замок встречал тебя как дорогую гостью, показывая, как и где искать меня. До твоего появления здесь даже летом было весьма прохладно, солнечное тепло было не в состоянии пробиться сквозь эти толстые стены, и мне приходилось пользоваться согревающими чарами, чтобы вконец не замерзнуть зимой.
— Для меня большая честь быть вашей гостьей!
— Я хотел бы, чтобы ты была не гостьей, а леди этого замка, разделила со мной жизнь и судьбу, какими бы они не были! — неожиданно ответил Волдеморт властным и, как ни странно, холодным голосом.
========== Глава 66. Огонь свечи ==========
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.Б. Пастернак «Зимняя ночь»
От последних слов Волдеморта сердце у мисс Блэк застучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Произошло то, о чем Беллатриса мечтала, но не позволяла себе надеяться. Она даже не пыталась пускать в ход обычные свои и чужие женские уловки, чтобы очаровать волшебника. Ведьма понимала, что хоть они и действовали практически безотказно с другими ухажерами, но с Темным Лордом будут бесполезны. Эти слова были, несомненно, предложением руки и сердца, но видит Мерлин, хоть Белле и доводилось уже их выслушивать, однако в такой манере, словно приказ, оно звучало для нее в первый раз. Маг ни словом не обмолвился о своих чувствах, не изъяснялся в любви, не рассыпался в комплиментах и льстивых дифирамбах ее достоинствам и не живописал во всевозможных радужных красках их счастливое будущее, как это делали другие юные поклонники. Он просто позвал за собой, словно повелевал, но пойти за ним, подчиниться ему, исполнить все, что он ни попросит, даже служить ему и называть своим повелителем казалось Белле огромным счастьем. Она медленно, но без колебаний протянула этому могущественному, давно уже ставшему хозяином ее сердца чародею, тонкую девичью руку в знак своего согласия. От радости язык словно онемел, и девушка не смогла произнести ни одного слова, но в этом и не было нужды: Волдеморт и так был прекрасно осведомлен обо всех ее мыслях и чувствах.
Не успела Беллатриса опомниться, как от одного взмаха волшебной палочки Темного Лорда в гостиную под действием манящих чар влетели три ларца и сами собой опустились на стол. Волдеморт открыл один из них, достал золотое кольцо с крупным темным камнем, надел на тонкий девичий палец, и удивительно, перстень тут же стал ей по размеру.
— Эта семейная реликвия тщательно хранилась моими предками на протяжении веков, — спокойно и гордо сказал колдун.
Затем он открыл вторую шкатулку, вынул золотой медальон с красивой изумрудной змейкой, и спустя миг наследство Слизерина уже украшало шею Беллы. Тут ей совсем не к месту вспомнилось, что Крэбб тоже перед свадьбой прислал ей в подарок изумрудное колье гоблинской работы, которое тогда показалось волшебнице ничем не лучше петли или аркана. А вот тяжесть медальона, который был на ней сейчас, казалось приятной.
— Медальон Слизерина! — коротко пояснил Волдеморт и открыл третью шкатулку. В ней лежала старинная корона с массивным золотым ободком, которая показалась девушке знакомой. Волшебник пояснил:
— Эту диадему я привез из лесов Албании, где она долгое время была спрятана. Вспомни историю магии. Уверен, любой когтевранец умер бы от зависти, если бы увидел ее.
— Неужели это та самая диадема Кандиды Когтевран, которая столько веков считалась утерянной?! — изумленно воскликнула Белла, но тут ее взгляд упал на надпись, выгравированную на внутренней стороне ободка «Ума палата дороже злата», и все сразу стало ясно.
Волдеморт взял диадему из рук девушки, водрузил ей на голову и невольно залюбовался.
«Настоящая королевна! — подумал он. — Ей все это идет как нельзя лучше, и кому еще носить такое?» Но при этом ничего не сказал, и лицо его казалось бесстрастным. Привычка использовать окклюменцию была доведена до автоматизма, а мысли надежно скрыты за ментальными барьерами.
— Взгляни на себя! — едва заметно улыбнулся Волдеморт и подвел Беллатрису к старинному зеркалу, сделанному не из стекла, а из серебряной амальгамы, и от этого лицо в отражении обретало какое-то странное чарующее сияние. Вообще-то девушку из чистокровного богатого семейства было трудно удивить роскошными украшениями, к которым, к тому же, она никогда не питала особой страсти. Но тут и она не смогла сдержать восторженной улыбки, которая очень ее красила и словно бы согревала и освещала изнутри это очаровательное, но холодное и надменное лицо.
Волдеморт самодовольно окинул Беллу пристальным горящим взглядом, скользя глазами по красивой шее, смугловатым округлым плечам и высокой упругой груди. Руки невольно сами потянулись к девушке, заключая ее в плотное кольцо сильных объятий, а длинные пальцы гладили бархатистую кожу. От волос струился пряный аромат темно-бордовой, почти черной розы, сладкой дурман-травы и теплого благовонного сандала. Темный Лорд как зачарованный упивался близостью своей теперь уже невесты словно хмельным вином. И как в Слизерин-Кэстле до сей поры не было никого из посторонних, так и в это холодное сердце никто еще не проникал столь глубоко. Тонкие бескровные губы коснулись девичьей щеки, а потом накрыли ее рот нежным, а затем все более настойчивым, страстным и требовательным поцелуем. Волдеморт расстегнул несколько застежек на ее платье, спустил его с плеч и ослабил шнуровку корсета, жадно пожирая глазами каждый вновь открывающийся его взору участок тела и любуясь безукоризненной красотой форм. Щеки, плечи и грудь Беллы покрылись румянцем от неимоверного смущения, ведь ей никогда еще не доводилось представать перед мужчиной в таком виде. И от этого девушка казалась еще прелестнее. А Темный Лорд, зная, что сердце и душа Беллатрисы уже навсегда принадлежат ему, что он имеет над ними полную власть, вовсе не спешил завладеть до времени ее телом. Он вновь уже натянул было платье обратно на плечи чародейки, но тут она сама обняла его за шею и стала несмело целовать в губы, закрыв от радости глаза.
— Беллатрис-с-са! — срывающимся от восторга голосом прошептал Волдеморт, подхватил ее на руки и унес в свою спальню.
Несмотря на охватившую его страсть, Волдеморт не мог не заметить, как сильно изменилась неуютная комната, где он провел много бесконечно длинных одиноких ночей. Стены, доселе обитые темно-зеленым шелком, неожиданно приобрели цвет нежной весенней листвы, а почти черный полог и покрывало на старинной кровати теперь светились серебром. Воздух тоже стал не такой как раньше, холодный и затхлый. Теперь, когда в камине жарко горело пламя, ощущалось приятное тепло. Дрова потрескивали в огне, источая аромат сандала, который смешивался с запахом стоящих в хрустальной вазе темно-бордовых роз и пленительно сладкой дурман травы.
Чародей отбросил серебристое бархатное покрывало, усадил Беллатрису на мягкую перину, ведя дорожку поцелуев по тонкой, изящной руке к шее и груди. Длинные белые пальцы вытаскивали шпильки из прически и нетерпеливо отбрасывали их в стороны, выпуская на волю блестящие черные кудри, и Волдеморт в очередной раз залюбовался роскошными локонами. Ладони волшебника, которые стали чуть теплее обычного, принялись стягивать платье и исследовать потаенные изгибы стройного девичьего тела, казавшегося совершенным в свете камина. От стеснительного волнения Белла почти никак не отвечала на ласки, просто окуналась в омут своих чувств и новых непривычных ощущений, целиком и полностью отдаваясь во власть уверенных мужских рук, скользящих по нежной упругой груди, пленительно тонкой талии и плоскому животу, округлым бедрам и длинным ногам. Темный Лорд не узнавал самого себя, не веря, что, оказывается, вообще способен испытывать подобную трепетную нежность. И тем не менее испытывал. А ведь раньше, случись ему оказаться в постели с женщиной, он всегда действовал весьма решительно, властно, эгоистично, а подчас и грубо. Теперь же он долго и умело ласкал Беллу, внимательно следя за ее реакцией на каждое прикосновение, терпеливо ожидая, когда целомудренная девичья стыдливость уступит место страсти.
Когда же огонь желания охватил волшебницу целиком, и она обвила руками плечи Волдеморта, расстегнув золотую с изумрудом застежку на его мантии, а темно-карие, почти черные в полумраке глаза ведьмы призывно заблестели, Темный Лорд мгновенно с помощью заклинания освободился от своих одеяний и прижался холодным телом к горячей и трепещущей Белле. Истерзанная, доселе никем не согретая, раздробленная и покалеченная душа рвалась наружу, чтобы соединиться с другой, единственной и бесконечно преданной ему. А Беллатриса неизбежную боль восприняла спокойно, лишь слегка закусила губу и зажмурилась, будучи безгранично счастливой от того, что дождалась именно этого чародея. Осторожное бережное обращение, ласковые прикосновения и нежные, словно подбадривающие поцелуи вскоре свели на нет все неприятные ощущения, и юная колдунья полностью расслабилась.
— Беллс! — услышала она, когда все закончилось, тихий шелестящий шепот у самого своего уха, а мгновение спустя чуть потеплевшие губы запечатлели на высоком лбу легкий поцелуй.
Потом они еще долго лежали, крепко обняв друг друга. Белла удобно устроила голову на плече Волдеморта, а он зарылся лицом в ее кудри, вдыхая аромат духов. Колдун не понимал причины этой непонятной метаморфозы, которая сейчас происходила с ним и со стороны казалась прекрасной. Нежный и ласковый Темный Лорд? Это что-то непостижимое, чарующий своей невозможностью оксюморон. Однако сейчас вопреки всему он был реален. Но Волдеморт и не хотел разбираться в том, что за муха его укусила, раз ведет себя столь нетипичным образом. Зачем, если рядом с Беллой, отдавшей ему свое сердце, так хорошо и тепло. Эта ведьма действительно запала волшебнику в его расколотую душу глубже, чем кто бы то ни было. Но и лицезреть ею же сотворенное чудо было суждено только ей, да и то на короткие и редкие мгновения, точно вспышки зарницы на темном ночном небе.
***
Беллатриса блаженно потянулась, скинула с себя одеяло и села в кровати, опустив ноги на темно-серый толстый ковер. Волдеморт пристально следил за ней своими пронизывающими насквозь глазами, но по лицу чародея невозможно было понять, о чем он думает. На прикроватном столике стояло золотое блюдо с фруктами, с которого Белла взяла и надкусила сладкий сочный персик. Тут юная женщина почувствовала, что несмотря на жаркогоревший камин, воздух в спальне все же еще не прогрелся и невольно поежилась. Видимо, толстые каменные стены замка, веками не видевшие тепла, теперь жадно втягивали его подобно космической черной дыре, которая поглощает солнечный свет и не отдает назад ни капли. Однако мерзнуть волшебнице все же не пришлось: на ее плечи тут же опустилась мягкая теплая шаль из индийского кашемира. Чародейка обернулась и увидела, что Темный Лорд легонько взмахнул волшебной палочкой, и в комнату влетела маленькая золотая чаша с дымящимся горячим вином, пахнувшем пряной корицей.
— Выпей и согрейся, красавица моя! — как можно более мягко проговорил он.
Отпив половину, Белла протянула кубок возлюбленному, но он отрицательно помотал головой.
— Не хочу! — тихо прошелестел его голос. — Мне никогда еще не было так тепло. Допей сама и взгляни на чашу. Уверен, тебе она придется по вкусу.
Чародейка подчинилась, стала внимательно разглядывать опустевший кубок и вдруг невольно ахнула.
— Да это же чаша Пенелопы Пуффендуй! — воскликнула Белла, увидев на кубке изображение барсука.
— Ты потрясающе догадлива, — довольно кивнул Волдеморт. — Весьма приятно пить из такого магического артефакта, ведь он прибавляет упорства и трудолюбия, не так ли?
Беллатриса в изумлении молчала, словно гадая, какого еще сюрприза ждать от этого загадочного чародея.
— Теперь тебе не хватает только символа Гриффиндора. Меч я тебе дать не могу, но он и не нужен леди. Однако взгляни на эту вещицу.
При этих словах в руках у Волдеморта появился маленький обоюдоострый серебряный кинжал с невероятно красивой золотой рукоятью, украшенной сверкающими рубинами.
— Это уменьшенная копия меча Годрика Гриффиндора, гоблинской работы. Я наложил на него особые чары: клинок не знает промаха. Попробуй! — деловито добавил Темный Лорд.
Белла взяла нож, рукоять которого идеально легла ей в руку. Волдеморт наколдовал небольшую мишень и велел бросить в нее кинжал, что ведьма и сделала. Как и следовало ожидать, клинок воткнулся в самый центр, а Беллатриса восхищенно взглянула на волшебника, в темно-серые глаза с багровыми искрами на дне, крепко обняла, и его холодные руки тут же обвились вокруг стройной фигуры женщины.
— Я люблю вас! — прошептала она в своем сердечном порыве. И тут случилось нечто, чего Белла никак не могла ожидать. От ее слов Темный Лорд напрягся и резко отстранился. Его глаза горели яростным огнем, а бледное лицо, которое теперь уже не казалось непроницаемой маской, исказилось от гнева.
— Замолчи! Замолчи сейчас же! — злобно прошипел он. — И больше никогда не говори мне этого, понятно тебе? — ледяным тоном изрек он, грубо толкая Беллатрису на постель. — Неужели и твою головку успели набить этими глупыми дамблдорскими бреднями? Какое кощунство! Мне казалось, что хоть ты поймешь меня! Нет, я не мог так ошибиться в тебе. Во всяком случае от своего отказываться не собираюсь. У меня есть прекрасное средство заставить тебя перестать нести подобную чушь и вдолбить немного ума в твою голову еще до того, как скажется эффект от ношения диадемы Кандиды Когтевран.
— Круцио! — воскликнул Волдеморт, направив на Беллу волшебную палочку.
Адская нестерпимая боль тут же охватила все тело, словно в него одновременно вонзились тысячи раскаленных ножей. Беллатриса вскрикнула, но сразу же закусила губу столь сильно, что из нее на подбородок потекла струйка крови. Меньше всего ей сейчас хотелось показывать Волдеморту свою слабость. Она изо всех сил старалась подавить не только крик, но даже и стоны боли, рвущиеся из груди.
Темный маг нагнулся над ней, заглянул в лицо и назидательно, как будто это было всего лишь их очередное занятие магией, заговорил.
— Тебе ведь очень больно, не правда ли? Но, дорогая девочка, — тут его голос на долю мгновения смягчился, — если ты будешь любить, то станет во сто крат хуже, чем сейчас, а проклятие снять будет невозможно. Не нужна мне твоя любовь: верности, преданности и покорности будет вполне достаточно. Можешь даже не сомневаться, что все это не останется без награды. Я ни в чем тебе не откажу, но только любви не проси. — Он произносил слово «любовь» с таким отвращением, словно самое гнусное непотребное ругательство. — Я зарекся любить и тебе не советую! Или тебе мало примера твоей сестры? Посмотри, в какое ничтожество она превратилась из-за своей блажи. Кроме того, ты еще не видела, как эта мерзость убивает. Поверь мне, это не самая легкая смерть. Авада Кедавра, мгновенная как мысль, покажется просто милостью по сравнению с такой мукой. Хочешь правду, красавица? Знаешь, почему любовь никогда не умирает? Да просто потому, что ей, этой лживой стерве, уже некого убить! Погубив очередную свою жертву, эта гадина понимает на каком суку сидела и какой сук обрезала, потому находит другой! Мне бы не хотелось повторять этот урок, ведь ты же умница и все запомнишь с первого раза, не так ли? А если забудешь, то я снова не премину напомнить: беги от этой чумы, как дементор от Патронуса.
Тут Волдеморт, наконец, снял проклятье, и Белла с облегчением выдохнула. Больше сил у нее ни на что не осталось. Даже малейшее движение давалось с трудом и причиняло боль, которая тут же отдавалась во всем теле. А ее мучитель принялся снова гладить обнаженное тело, хотя на ответные ласки вряд ли сейчас можно было рассчитывать, потому как чародейка в любой момент могла потерять сознание от только что перенесенной пытки. Но Темный Лорд, казалось, этого совсем не замечал, когда с вновь охватившим его желанием притянул полубесчувственную Беллатрису к себе и срывающимся от страсти шепотом сказал.
— Иди ко мне, моя девочка!
И ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Чародей приник к ней всем телом, жадно и хищно целуя в теплые губы, сжимая в худых, но сильных руках эту до дрожи желанную ведьму. Беллатриса была беспомощной былинкой в его неистовых объятиях, но эта ее уязвимость и полная зависимость от его малейшей прихоти как раз-таки и нравились Темному Лорду, заводили его, заставляя кипеть холодную кровь. Чувство безраздельной и полной власти над этой женщиной вызывало просто невероятные ощущения. Обращение колдуна с Беллой сейчас было совсем другим, не как два часа назад — нежным и предупредительным. Сейчас он с ней не церемонился, нарочито грубо прикасаясь к нежной коже так, что наутро в этих местах показались синяки. Властные губы оставляли на ее теле красные отметины, точно печати, свидетельствующие о том, кому она теперь принадлежит. Порой Беллатриса зажмуривалась, и Волдеморт прекрасно понимал, что в эти моменты причиняет ей боль, но вести себя по-другому не собирался. Однако странно, что ведьма терпела все это не только покорно, но и с упоением. По тому, как чародейка тесно прижималась к нему, Волдеморт понял, что вместе с болью доставляет ей и особое удовольствие. А Белле казалось невероятным счастьем быть столь близкой ему, и за это была готова стерпеть от него все, что угодно.
Позже Беллатриса крепко уснула, а вот Темный Лорд спать не мог. Черный маг внимательно рассматривал и любовался обнаженной красавицей, что лежала в его руках, легонько гладил нежную смугловатую кожу, перебирал чудесные волосы. Какой бесценный подарок судьбы получил в этот день Том Марволо Реддл, ныне Волдеморт и самопровозглашенный лорд. До сих пор эта самая судьба была к нему не особо-то милостивой, все у нее приходилось отвоевывать, брать с бою даже то, что маг считал своим по праву. А теперь, похоже, эта капризная дама решила воздать сторицей за все невзгоды, и за этот дар, за один взгляд бездонных блестящих темно-карих глаз, за улыбку можно было бы простить всем и вся и раннюю смерть матери, и детство в приюте, и унижения. Какой шанс начать все с начала, зажить другой жизнью без жажды мести и причинения страданий другим! Но гордый, тщеславный, до невозможности властолюбивый, жестокий и мстительный волшебник сделал иной выбор, продолжая идти по темному кровавому пути к своей неминуемой смерти, телесной и душевной, увлекая за собой во тьму и Беллатрису. Он утопил в грехах, запятнал грязью и кровью, одним словом, погубил сперва душу своей женщины, а потом и ее саму, как ему предсказывала много лет назад провидица Кассанра Трелони.
Тем временем дрова в камине догорели, огонь потух, даже угли уже не тлели, и спальня почти погрузилась в темноту. Почти, потому что на столике в изголовье теперь горела свеча. Волдеморт, как завороженный, неотрывно смотрел на нее. За окном стояла темная холодная ночь, такая же, в которую ему суждено было родиться. Мела сильная метель, уныло завывающий ветер метал в оконное стекло хлопья снега, словно злился, что мрак и холод уже не имеют той безраздельной власти над замком и особенно этой комнатой. Камины, давая живительное тепло, постепенно отогревали толстые массивные стены, а маленькая свечка излучала свет. Каким хрупким и беззащитным, словно мотылек, казался этот огонек! Какой захватывающей была отчаянная борьба с окружающей его со всех сторон густой мглой! Каким пером описать этот маленький и единственный всполох света в кромешной тьме! Казалось, дунь на него тот неистовый ветер, что кружился за окном, и робкий источник света тут же погаснет. Но все же, не смотря на это чувствовались в этом пламени и скрытая сила, и бесстрашная отвага, заставлявшие бросать вызов тьме и холоду, ветру и метели, хотя явно неравной обещала быть эта борьба.
========== Глава 67. Недоразумение или шутка судьбы ==========
Беллатриса сладко потянулась под теплым одеялом, выпрямила руки и протерла глаза, прогоняя остатки сна. Она понятия не имела, сколько сейчас времени, но видела, что солнце, заглянувшее в спальню сквозь узкое, как бойница, окно, взошло уже давно. Впрочем, ей всегда нравилось понежиться в постели. Но тут Белла поняла, что лежит прямо в чем мать родила, на пальце красуется роскошное кольцо, на шее — тяжелый золотой медальон с изумрудной змейкой. Рядом на столике лежала диадема с сапфирами и бриллиантами. Память чародейки вернулась к событиям вчерашнего дня, и мысли закружились в ее голове словно вихрь: предложение, невероятные дары, страстное слияние телес, Круциатус за признание в любви и гневные слова, что лучше даже не мечтать о ней, и снова неистовые объятия и безумные поцелуи. Все казалось каким-то нереальным сном. Волшебница повернулась на другой бок и увидела, что Волдеморт лежит рядом, подперев голову рукой, и внимательно ее разглядывает. Беллатриса посмотрела прямо в темно-серые глаза, в которых сейчас вовсе не было гнева, и только две едва заметные багровые искры мерцали где-то в самой их глубине. В голове у нее бился один невысказанный вопрос: зачем, зачем я вам? Темный Лорд потрепал девушку по щеке, провел прохладной ладонью по нежной шее и остановился на плече.
— Ты и в самом деле нужна мне, Белла, — спокойно и бесстрастно изрек он. — Никакая другая волшебница не подойдет мне лучше тебя. В тебе течет благородная чистая кровь, ты красива, умна, обладаешь колоссальным магическим потенциалом, невероятно талантлива. А еще мы с тобой очень похожи, хотя тебе это пока сложно до конца осознать. Но будь ты другой, то вряд ли бы стала применять Непростительные проклятья. Ты понимаешь меня с полуслова так, как еще никто не понимал. Кроме того, после всего, что произошло с тобой там, в Лютном переулке, думаю, немного найдется столь же рьяных маглоненавистников. Ты тоже готова поступаться совестью ради себя любимой и в угоду своим амбициям идти к цели любыми путями, хоть бы и по головам. И разве пожирательница мужских сердец не попробовала уже вкуса власти над другими и не желает при этом вкусить его еще? Подобное родство очень притягательно! Да, кстати, — как бы между прочим спросил чародей, хотя ответ был для него важен. — Какой у тебя Патронус?
На губах у Волдеморта мелькнула легкая усмешка, а Белла покраснела от смущения и, опустив глаза, ответила.
— Милорд, не насмехайтесь надо мной! Вы, должно быть, уже увидели в моих воспоминаниях, что заклинание Патронуса мне не удавалось ни разу, хоть я и пробовала неоднократно его совершить.
— Возможно, ты просто прибегала к недостаточно сильным воспоминаниям? — высказал маг предположение, хотя в его голосе звучала уверенность. — Попробуй вспомнить тот момент, когда ты стала свободной от Кребба!
Белла послушалась и сделала все так, как ей велел Волдеморт. Она снова ощутила мрачное торжество, когда Крэбб разорвал помолвку, злобную радость и пьянящее чувство власти над кем-то другим.
— Экспекто Патронум! — громко и энергично выкрикнула она, в то время как ее карие глаза сверкнули недобрым огнем.
Серебристая змея сразу же вылетела из волшебной палочки колдуньи и стала кружить по комнате в поисках дементоров, а не найдя их, вылетела в окно.
— Замечательно! — довольно прошипел Волдеморт. — Все дело в том, что твой учитель ЗОТИ не нашел подхода к столь необычной студентке.
— Вы гений! — привычно восхитилась ведьма.
— Теперь ты понимаешь, почему нам с тобой по пути, учитывая, что мой Патронус — василиск. И после всего этого зачем, скажи мне на милость, нам бесполезные сантименты! Оставь их для никчемных грязнокровок. Думаешь, для удачного и прочного союза нужна любовь? — продолжал иронизировать он. — У нас будет кое-что получше! Когда мир будет очищен от магловской грязи, я смогу обрести истинное величие, а ты будешь подле меня и тоже приобщишься к нему. И волшебники больше не будут прятаться, скрывать свои способности. Разве не парадокс — сила и мощь в плену у немощи и бессилия? Но я и мои сторонники положим этому конец!
— Милорд, — снова заговорила волшебница со смесью страха и восхищения. — Вы сказали, что видели, как любовь убивает. Когда и кого?
— Кого? Неважно! — холодным голосом отвечал Волдеморт, и взгляд его был какой-то отсутствующий. Казалось, что мыслями он сейчас где-то далеко.
— Когда? Давно. Я был тогда молод, как ты сейчас. — Темный Лорд погладил Беллу по щеке.
— Милорд, если мы нужны друг другу и похожи, то как это назвать?
— Это не любовь! — раздраженно отвечал черный маг. — Воздух и вода тоже нужны тебе, не так ли? И что, им ты тоже будешь объясняться в пламенных чувствах? Хватит вопросов! — отрезал Волдеморт, явно не желая продолжать разговор на эту тему, и чародейка тут же умолкла.
Белла взяла со столика диадему Кандиды Когтевран и надела ее на голову, неспешно и внимательно разглядывая себя.
— Очень красиво! — раздался низковатый голос ведьмы. — Наверное, никто еще не получал такого подарка на помолвку.
— Разумеется! — усмехнулся Волдеморт. — Но и ни одна женщина еще не удостаивалась чести быть невестой Темного Лорда. Ну, а на свадьбу ты получишь нечто такое, о чем любая другая жена может только мечтать. В мире довольно много разных магов, но только один лорд Волдеморт.
Говоря это, колдун отдавал себе отчет в каждом слове. Действительно, в его хранилище в Гринготтсе давно лежали без дела привезенные им из его странствий золотой венец и хрустальное зеркало, которые позволяли оставаться прекрасной и молодой. А теперь, кажется, бесценные артефакты скоро обретут свою хозяйку. Но было бы ошибкой говорить, что Темный Лорд лишь хотел порадовать Беллатрису. Он и здесь намеревался ублажить свою гордыню и тщеславие. До того, как вернуться в Британию, он даже и не помышлял о том, чтобы сделать какую-либо женщину своей законной супругой. Но раз уж решил оказать мисс Блэк эту честь, то ей как Темной Леди полагалось быть самой красивой и самой нарядной, затмевая остальных чистокровных дам.
*
Для Беллатрисы время, проведенное с Волдемортом в Слизерин-Кэстле, летело неимоверно быстро. Только через двое суток она впервые вспомнила о доме и встревожилась о том, что ее ждет, когда она туда вернется. Но Темного Лорда эти мысли только позабавили, и тогда он молча протянул чародейке маленькие золотые песочные часы на золотой же цепочке.
— Маховик времени? — изумленно спросила Беллатриса.
— Он самый! — утвердительно кивнул Волдеморт. — Причем не прототип, а самый настоящий полноценный артефакт. Поэтому тебе не составит труда вернуться на два дня назад, просто повернув его пару раз.
— Но как вам удалось… — заговорила было ведьма, однако маг жестом остановил ее.
— Не все ли тебе равно! Отправишься в прошлое, воспользуешься порталом и вернешься в свою спальню как ни в чем не бывало. А потом отдашь мне эту вещицу.
Всего несколько дней назад в числе сторонников Волдеморта в предстоящей борьбе за интересы чистой крови появился некий Августус Роквуд, сотрудник Отдела тайн при Министерстве магии. Именно в этом подразделении и хранились под строгим надзором все маховики времени, и Волдеморт был согласен принять чиновника в число своих соратников, если тот сможет достать для него такой артефакт хотя бы на время. В конце концов служащему это удалось, но наследник Слизерина медлил с дарованием черной метки из соображений осторожности, ведь наличие этого знака могло привлечь внимание мракоборцев из отдела Магического правопорядка. Однако из милости позволил носить форму пожирателей смерти.
Отправляясь в Лютный переулок на встречу с Беллой, колдун взял маховик времени с собой, думал, что если ведьма все же применит к обидчикам убивающее проклятие, то тогда ему станет совершенно очевидно: это действительно моя женщина. Но Волдеморт не предполагал, во что выльется это свидание. Однако когда Беллатриса отдалась ему, то и сам чародей не меньше ведьмы упивался этой близостью, позабыв про все на свете. Белле не хотелось уходить, а он, в свою очередь, с трудом сейчас соглашался отпустить ее, разве только на самое короткое время.
— Возвращайся к себе и жди. Я намерен завтра же наведаться к твоему отцу и говорить с ним о тебе.
— Уже завтра? — глаза Беллы заблестели от счастья.
— Я не намерен тянуть с этим! — Волдеморт привлек чародейку к себе и завладел теплыми пухлыми губами. — Только один день!
— Но для меня-то целых три! — грустно вздохнула Белла, снимая кольцо, медальон и диадему.
— Оставь! — сказал Темный Лорд. — Ведь это мой дар на помолвку.
— А если отец откажет? — встревожилась было чародейка. — Хотя не должен, ведь вы же были почетным гостем на том балу, — продолжала задумчиво размышлять колдунья и вдруг ехидно усмехнулась. — Впрочем, я ведь теперь знаю, что с этим делать!
Тут красные глаза Волдеморта встретились с ее глазами в то время, как чародей очень серьезно сказал, специально акцентируя внимание на словах:
— Девочка моя, я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда: отказывать в чем-либо лорду Волдеморту и ставить ему условия может только сам лорд Волдеморт! Я всегда получаю то, что хочу, так или иначе!
Беллатриса смотрела на Темного Лорда полными восхищения глазами, ведь он казался ей таким величественным, всемогущим, говорил очень уверенно, даже высокомерно, не допуская мысли будто что-то или кто-то способен помешать ему осуществить свои намерения. Но будучи ослепленным своей непомерной гордыней колдун не понимал, что на силу всегда рано или поздно находится другая сила. И уже на другой день ему будет суждено узнать, как обстоятельствам и судьбе вздумается поиграть с ним и проучить.
Волшебница тем временем надела цепочку с маховиком времени, взяла в руки кубок, два раза повернула золотые песочные часы и активировала портал, чтобы переместиться во времени и пространстве. Белла снова была в своей спальне, возвратившись туда точно в тот самый момент, когда ее двойник отбыл в Лютный переулок. Получалось все так, как будто она никуда и не исчезала, на девушке была та же сорочка, в руке — тот же самый портал, который перенес ее на урок к Волдеморту. Она даже на мгновение подумала, что все ей просто привиделось во сне, а вот сейчас она проснулась. Однако кольцо на руке, медальон на шее, диадема на голове и, что особенно примечательно, красные отметины на теле от неистовых поцелуев свидетельствовали как раз об обратном, и чародейка с любовью взглянула на них. С виду она была все та же, что и два дня назад. Но только Мерлин да еще, пожалуй, искусный легилимент могли бы сказать, какие перемены произошли в старшей мисс Блэк за какие-то минуты или дни — не все ли равно для таких разительных изменений. До своего отбытия из дома это была только лишь горделивая и надменная девица, верная идеям чистоты крови и презирающая маглов, потому что так с детства учили. Кроме того, она была невинна, а сейчас превратилась в женщину, целиком и полностью отдавшей себя мужчине, которого сама выбрала. Ему теперь принадлежали ее сердце, тело, душа и мысли, и за ним она была готова пойти, куда бы он ни позвал. Ради него даже стала убийцей и по его научению не собиралась об этом жалеть.
Волдеморт же, едва дождавшись следующего дня и предварительно отправив чете Блэк сову, с нетерпением трансгрессировал в поместье. Однако в холле его не встретил Сигнус, а оказалась одна только Друэлла, которая обдала его холодом.
— Добрый день, мистер Реддл!
— Что? — опешил Волдеморт. Меньше всего он ожидал сейчас чего-то подобного, ведь день этот должен был стать его триумфом.
— Да, мистер Реддл. Я с самой первой встречи узнала вас и не позволю, чтобы вы использовали мою дочь в каких-то своих корыстных целях. Я ничего не сказала Сигнусу о вашем письме и все объяснила Беллатрисе. Она, конечно, в отчаянии, но ничего, успокоится. А главное, моя дочь не собирается быть орудием вашей мести ее отцу и не желает больше вас видеть. Потому вам не стоит беспокоить ее.
— Ты пожалеешь об этом, Дру! А вообще, так рьяно защищать свою дочь тебе следовало бы раньше, когда ее отдавали за Кребба, а она прятала в корсаже яд, намереваясь хоть так избежать этого союза. Но ты повела себя точно так же, как и перед собственной свадьбой. Ты равнодушна к идеям чистокровности, тебе претят темные искусства, но открыто воспротивиться всему этому, как некоторые маглолюбы, ты тоже не в состоянии. Хоть бы уж на что-нибудь решилась, бесхребетная кукла и размазня. К тому же, весьма глупая кукла, если решила встать на моем пути.
— Неужели? Не думаю, Том, что ты осмелишься убить меня. Иначе тебя ждут неприятные последствия.
— Ошибаешься! — елейным шелковым голосом, в котором ясно слышалась угроза, отвечал Волдеморт. — Я могу убить тебя хоть сейчас, и будь уверена, мне удастся замести следы убийства, однако с этим все же придется повозиться. А мое время дорого. Да и попросту проливать чистую кровь я не собираюсь. Поэтому, Обливиэйт! — И небрежно взмахнул волшебной палочкой.
На несколько мгновений взгляд Друэллы стал бессмысленным, а потом она удивленно посмотрела на Волдеморта и вежливо как ни в чем не бывало заговорила.
— Милорд, что привело вас в нашу скромную обитель?
— Ничего, я хотел побеседовать с вашим супругом, миссис Блэк, но лучше наведаюсь в другой раз.
— В таком случае, всего хорошего, сэр!
С этими словами она вышла из холла, оставив Волдеморта в одиночестве. Разумеется, чародей не поверил Друэлле, что Беллатриса не хочет его видеть, и уже собрался было обернуться змеей, чтобы привычно пробраться к ней в комнату и забрать с собой, что бы там Друэлла или Сигнус ни говорили. Их слова были для него пустым звуком, тем более что от своего маг добровольно отказываться не собирался. Но в этот самый момент раздался хлопок, и перед глазами Темного Лорда предстал домовой эльф, одного взгляда на которого было достаточно, чтобы увидеть в нем слугу, до мозга костей преданного своим хозяевам. На голове эльф держал поднос, а на нем кроме маховика времени лежали кольцо, медальон и диадема. Раб отдавал Темному Лорду драгоценности, не совсем внятно бормоча при этом.
— Хозяйка, мисс Белла, приказала Кикимеру вернуть лорду Волдеморту его вещи, все-все вернуть!
— Да как ты смеешь, мерзкая мартышка, так говорить со мной!
— Мисс Белла велела Кикимеру все отдать! — не обращая внимания на слова чародея, продолжал домовик. — Кикимер порядочный эльф, он всегда слушает своих хозяев и выполняет их приказы! — гнусил эльф, всовывая в руки поднос. — Так что пусть лорд Волдеморт заберет свое и мисс Беллу больше не тревожит!
При этих словах и без того налитые кровью свирепые глаза вспыхнули гневом.
— Ах ты, никчемная дрянь! Круцио!
Бедный эльф запищал от боли, но Волдеморт заклинанием заставил его замолчать. Вскоре, однако, колдун снял проклятье и, держа в одной руке тисовую палочку, а в другой — поднос, трансгрессировал в Слизерин-Кэстл. Ему с большим трудом удалось спокойно сосредоточиться даже на одно мгновение, дабы не потерять при трансгрессии руку или ногу. Сейчас даже это простое привычное действо оказалось для него еле выполнимым. Взгляд его упал на часы, и чародей понял, что провел у Блэков не более пятнадцати минут. Однако ему показалось, что прошла целая вечность. Волшебника бил озноб, руки дрожали, а ноги подкашивались, отказываясь служить, и маг попросту рухнул в кресло. Кольцо, медальон и диадема лежали у него на коленях, голова склонилась над ними, а длинные костлявые пальцы с силой сжимали подлокотники из черного дерева. Волдеморт вспомнил, что после визита в Блэкам собирался прямиком отправиться в Гринготтс, где у него в хранилище лежали хрустальное зеркало и золотой венец… Но теперь в этом уже не было смысла, и бесценные артефакты теперь вряд ли вообще дождутся какой-либо своей владелицы! Волдеморт крепко зажмурился, чтобы не видеть блеска роскошных украшений, но это не помогало потому, что перед внутренним взором чародея стояла Беллатриса с этой самой диадемой над пышными волосами, с медальоном на изящной смуглой шее и кольцом на тонком пальце. На секунду у волшебника мелькнула было мысль наведаться к ней в комнату, объясниться. Ни за что! Чтобы сам Темный Лорд кому-то что-то объяснял! Этого не будет никогда. Он только не мог понять, почему ведьма поверила словам матери, хоть Друэлла и верно угадала его первоначальные намерения. Но как Белла могла усомниться в нем после всего, что произошло с ними в замке Слизерина! Разумеется, у чародея было предостаточно возможностей заполучить ведьму: амортенция, Империус, парочка заклинаний по работе с памятью, после которых хоть Беллатриса, хоть Сигнус с Друэллой почли бы за честь его сватовство… Выбирай любой способ, какой захочется и возьми то, что приглянулось! Но удивительно, что сейчас ни один из этих способов не годился, хотя в другой ситуации и с любым другим человеком он бы без колебаний воспользовался любым из них. Но по непонятной причине ему непременно нужно было именно добровольное согласие ведьмы и ничто другое! Волдеморт открыл глаза, снова взглянул на старинные вещи и увидел, что они почему-то сырые. «Что это за вода?”- подумалось темному колдуну. Но поднеся мокрые пальцы к губам и ощутив соленый вкус, Волдеморт с изумлением понял, что это слезы, которые уже давно залили его бледные впалые щеки, а он этого даже не замечал. Однако сдерживать их чародей даже не думал, потому что сделать это сейчас было просто невозможно, и перед глазами все время стояла пелена из переливающихся всеми цветами радуги слез. Когда соленый поток немного утих, Волдеморт снова посмотрел на кольцо, медальон и диадему, а еще вспомнил, как Беллатриса пила вино из чаши Пенелопы Пуффендуй. И тут снова почувствовал укол в самое свое холодное окаменевшее сердце, которое, казалось, уже ничто не могло заставить дрогнуть. Лицо, всегда такое непроницаемое, на этот раз скривилось от боли, а в глазах появилась обреченность вместе с отчаянной решимостью.
Сжав в руках украшения, Волдеморт прошипел:
— Нечего сомневаться, ведь все и так уже расколото и раздроблено! — Красные глаза при этом горели мрачным огнем. И ничто, ровным счетом ничто не могло заставить его извлечь урок из того, что Провидение или судьба так настойчиво в который раз пытались преподать ему. Не желал Волдеморт оставить свои коварные планы, отказаться от властолюбия, переступить через гордыню, даровать кому-то прощение даже ради Беллатрисы, вот и лишился ее, едва обретя.
========== Глава 68. Чета Лестрейндж. Часть 1 ==========
— Белла, ты уверена, что это правильное решение? — с беспокойством спросила Нарцисса, как только вошла в комнату старшей сестры.
— Уверена! — спокойно отвечала Беллатриса. — Родольфус Лестрейндж сделал мне предложение, и я приняла его.
— Но почему именно его? Ведь он же тебе в отцы годится, дорогая! — недоумевала Нарцисса.
— Он чистокровен, знатен и богат, а к тому же хорошо воспитан! — бесстрастно отвечала чародейка. — В среде чистокровных магов такие волшебники считаются прекрасной партией для таких же благородных девиц, разве нет? — грустно улыбнулась Белла одними уголками губ. — Кроме того, мистер Лестрейндж прекрасный собеседник и галантный джентльмен, умеющий угодить даме.
— Точно! — съязвила младшая Блэк. — И ветреник, каких еще поискать. Да он же будет изменять тебе направо и налево!
— Не все ли равно! — равнодушным тихим голосом отозвалась Беллатриса.
Нарцисса на несколько секунд замолчала, и на ее миловидном лице отразилась напряженная работа мысли.
— Значит, ты не забыла лорда Волдеморта! — уверенно констатировала она.
— Нет, не забыла! Лорда Волдеморта я по-прежнему люблю. Но если с ним мне все равно не быть, так почему не сделать то, чего от меня все так ждут: вступить в брак с чистокровным чародеем своего круга?
— Ты любишь Темного Лорда даже несмотря на то, что он тебя просто использовал в своих целях, чтобы досадить отцу?
— Не смотря ни на что!
Здесь уже Нарцисса не удержалась и расплакалась, бросившись сестре на шею. Младшая из девиц Блэк была довольно красивой девушкой с длинными волосами цвета платинового блонда, приятной в общении и с соответствующими ее воспитанию манерами. Кроме того, она вполне могла сопереживать чужому горю и проявлять отзывчивость. Но все это только в отношении волшебников из своего круга. Нарцисса не обладала стойкостью характера и храбростью средней сестры, бросившей вызов семье и заведенным в чистокровном сообществе порядкам, тем более, что полученное воспитание и учеба в Слизерине оказали на нее свое действие. Нарцисса хоть и не выражала явной агрессии и презрения к маглорожденным, но была совершенно равнодушна к ним и их судьбам, не желая иметь с этими волшебниками ничего общего.
— Бедная моя сестра! — плакала Цисси. — Любить одного, а идти под венец с другим. Теперь мне будет совестно показывать свою радость.
— Успокойся, Цисси, — покровительственно заговорила Белла. — Это же замечательно, что хоть кто-то из нас троих обретет счастье. И, кто знает, может оно и меня краешком заденет. Ведь именно на вашей с Люциусом помолвке Родольфус Лестрейндж и стал ухаживать за мной. Скажу честно, в его обществе я почему-то сразу почувствовала себя спокойнее и умиротвореннее. Не знаю, как ему удается хотя бы на время развеять эту неодолимую тоску и беспросветную печаль. Иногда я даже забывала, что со мной случилось. Родольфус и в самом деле повел себя как чуткий и понимающий друг. Я не думаю, что в браке со мной он пустится во все тяжкие, ведь для этого вовсе нет нужды жениться. А главное, он пообещал мне, что не станет принуждать меня быть с ним, если я сама не захочу! И не так плох мой жребий, как тебе может показаться на первый взгляд. Считай, что я еще очень удачно выберусь из этого дома, хотя и могу теперь при необходимости держать отца в узде. А тебе и правда выпала редкая удача, когда ваш с Люциусом выбор совпал с интересами семей и чистой крови. Ты и Люциус давно мечтаете о свадьбе.
— Да уж, поскорее бы! Слушай, а как это ты сподвигла Лестрейнджа, этого безнадежного холостяка, сделать тебе предложение, а? — тон Нарциссы был нарочито веселым и шутливым.
— Он сказал, что не встречал таких как я.
— Ну, так это он наверняка всем говорил!
— Не думаю, — чуть помолчав, ответила Белла. — Я овладела окклюменцией довольно хорошо, а легилименцией — совсем чуть-чуть. Но и этих скромных познаний оказалось достаточно, чтобы понять, что Родольфус не лжет.
— И скромное приданое, на которое отец поскупился для нас, его не смутило, как и моего Люциуса, — задумчиво добавила Нарцисса.
— О, тут я вообще кое-что интересное случайно подглядела. Хочешь, покажу? Карие глаза Беллатрисы лукаво блеснули, и уже по одной этой причине сестра согласилась.
— Да, похоже, мистер Лестрейндж действительно в какой-то мере оживил тебя, — засмеялась Нарцисса. — После моей помолвки ты хоть от еды отказываться перестала, а теперь даже повеселела.
— Ну, так ты будешь смотреть или нет? — с притворной обидой поинтересовалась Беллатриса.
— Конечно!
Белла наколдовала неглубокое, но широкое блюдце, чтобы можно было легко погрузить в него лицо, а потом извлекла туда свои воспоминания. Затем она, а следом и Нарцисса, опустили лица в омут.
Девушки оказались в коридоре второго этажа в особняке Блэков. За одной из дверей находился кабинет их отца, и за входом в него следила из укромного места старшая из сестер. Едва коснувшись ногами пола Белла и Цисси увидели Родольфуса Лестрейнджа, который стремительным шагом шел к хозяину дома в сопровождении эльфа-лакея. Девушки последовали за ним.
— Здравствуйте, мистер Лестрейндж! — слегка торжественным тоном сказал Сигнус. Стало очевидно, что визит был обговорен заранее, а такое обстоятельство как официальное обращение друг к другу еще школьных приятелей с полным соблюдением церемониала, говорило о крайней серьезности и важности предстоящего разговора.
— Добрый день, дорогой мистер Блэк! — снова заговорил Родольфус. — Я явился сегодня к вам с тем, чтобы просить руки вашей дочери мисс Беллатрисы Блэк.
— Мистер Лестрейндж, мы весьма польщены вашим предложением, однако вам бы следовало поговорить и с самой Беллатрисой.
— Мистер Блэк, ваша прелестная дочь уже оказала мне честь, дав согласие стать моей супругой.
Сигнус натянуто улыбнулся, как того требовала ситуация, и ответил:
— В таком случае не вижу причины чинить препятствия двум любящим сердцам! Кикимер!
Раздался хлопок трансгресии, и перед волшебниками предстал эльф-домовик и низко поклонился.
— Пригласи сюда Беллатрису! — приказал мистер Блэк.
— Сию минуту, хозяин! — пропищал эльф и исчез. Но не прошло и минуты, как в комнату вошла Белла, одетая и убранная соответственно случаю и, по-видимому, заранее предупрежденная Родольфусом.
— Беллатриса, — обратился он уже к дочери. — Я позвал тебя, чтобы сообщить нечто важное, имеющее прямое отношение к твоей дальнейшей судьбе. Мистер Лестрейндж посватался к тебе, и я дал согласие на этот брак.
Белла согласно кивнула и казалась очень спокойной.
— Однако, мистер Лестрейндж, я считаю своим долгом уведомить вас, что в качестве приданного моей дочери будет только один магазин колдопарфюмерии, а не два, как о том предполагали в свете. Тот из них, что должен был стать приданым Андромеды, останется у моей супруги, хоть этот факт, возможно, огорчит вас.
Беллатриса скривилась от отвращения, чувствуя себя предметом какого-то гнусного торга, и на совсем короткий миг даже была готова понять и простить свою среднюю сестру. Сигнус с усмешкой взглянул на дочь, прекрасно понимая, что она сейчас испытывает. Но его торжество сразу померкло при первых словах Родольфуса, с достоинством отвечавшего.
— Сэр, во всем этом меня огорчает только то, что подобный вопрос поднимается в нашей беседе, да еще в присутствии мисс Беллатрисы. Я никогда не интересовался размерами ее приданного, полагая, что благородное имя много ценнее галеонов. Старинный род Лестрейнджей, желая породниться с семейством Блэк, руководствовался единственно соображениями чести и соблюдением чистоты крови. Что до меня, то я искал только счастья.
Чародейка благодарно взглянула на своего будущего супруга.
— Пожалуй, хватит! — сказала чернокудрая волшебница, потянув сестру за рукав, и спустя миг обе вынырнули из воспоминаний и приземлились в спальне Беллы.
— Белла! — очень серьезно заговорила Нарцисса. — Возможно, твое счастье совсем рядом. Не упусти!
— В самом деле? — задумчиво отозвалась старшая Блэк.
— Не сомневайся! Честно говоря, не ожидала, что мистер Лестрейндж способен на столь благородный поступок. А еще учитывая то обещание, которое он тебе дал…
— Интересно, как в таком случае, в моем будущем супруге это самое благородство уживается с этим?
Тут Беллатриса подняла рукав и показала Нарциссе запястье, на котором была поставлена черная метка. — У него такая же! — уточнила она.
— Что это? — удивленно спросила Нарцисса, разглядывая странный зловещий рисунок.
— Это знак Пожирателей смерти. Так Темный Лорд называет своих сторонников.
— Сторонников в чем?
— В борьбе за интересы чистой крови! — отвечала Белла. — Он намерен избавить волшебный мир от всех маглокровок. И, похоже, Родольфус во всем этом собирается активно участвовать, если не упражняясь в непростительных проклятьях, то по крайней мере, вербуя сторонников, — рассуждала, словно бы обращаясь к самой себе, чародейка. — У Лестрейнджей ведь обширные связи, а Родольфус — заместитель начальника Отдела магического правопорядка.
— Да не все ли тебе равно! — воскликнула Нарцисса. — И вообще, какое отношение мы с тобой имеем ко всему этому? Я бы даже голову ломать не стала. В конце концов, здесь одно другому не мешает. Можно презирать или даже ненавидеть маглокровок и при этом искренне любить супругу. Даже наоборот, тот, кто имеет зуб на этих чужаков, только больше будет ценить жену благородных кровей.
— Пожалуй, ты права, Цисса!
— Ну, конечно, права! А сейчас я, пожалуй, пойду, уже поздно. Спокойной ночи!
========== Глава 69. Чета Лестрейндж. Часть 2 ==========
Бракосочетание Родольфуса Лестрейнджа и Беллатрисы Блэк стало одним из самых значимых событий года, равно как и свадьба Люциуса Малфоя и Нарциссы Блэк. Здесь спесивые Блэки и в самом деле не поскупились, а что до самого Родольфуса, то он, казалось, был готов выполнить любой каприз своей невесты, лишь бы только хоть немного порадовать ее.
В этот день всегда привлекательная старшая мисс Блэк была просто ослепительна в своем подвенечном платье, и незамужние девицы, бывшие на празднике в числе гостей со всей Британии, желали быть на ее месте. Конечно, Белла не испытывала сейчас того отчаяния, как в день свадьбы с Крэббом, которая, на ее счастье, так и не состоялась, но и радости не было в ее сердце. Девушка всеми силами старалась прогнать из головы мысли о том, как эту церемонию она представляла совсем с другим чародеем, и когда ей это удавалось, то Белла ощущала странное безразличие ко всему: толпе гостей с их поздравлениями, торжественной речи сотрудника Министерства при обращении к молодым, прекрасной музыке в исполнении лучших колдунов, изысканно украшенному бальному залу. Все то, что впечатляло других, оставляло волшебницу равнодушной. Однако, при этом она не могла не чувствовать уважение и благодарность к своему новоиспеченному супругу, даже некоторую искреннюю симпатию. Это давало ей возможность сдержанно улыбаться Родольфусу и гостям, производя на окружающих самое благоприятное впечатление, ведь подобная манера истолковывалась большинством как скромность и проявление хорошего воспитания. Вообще, Беллатрисе порой казалось, что вся свадьба — просто сон, и что все происходит не с ней, но с кем-то другим, а она только лишь сторонний наблюдатель. Белла даже не замечала довольного взгляда отца оттого, что наконец-то пристроил свою старшую нелюбимую дочь, да притом еще так выгодно для себя. Тревожные взгляды Друэллы и Нарциссы тоже ускользали от ее внимания. Беллатриса решила просто плыть по течению, танцуя и с женихом, и со всеми гостями подряд, которые приглашали ее.
Когда же долгий праздник закончился, и Белла осталась наедине со своим мужем, то Родольфус сдержал свое слово. Он лишь почтительно поцеловал ей руку, пожелав доброй ночи, и удалился в другую спальню. Так продолжалось изо дня в день, и с течением времени уважение и привязанность Беллы к Родольфусу только росли, тем более что муж регулярно оказывал ей разные знаки внимания: на туалетном столике в ее спальне в вазе всегда стояли цветы и не переводились шоколадные бобы. Более того, общество мужа было приятно чародейке хотя бы потому что, ему каким-то неведомым образом удавалось пусть и на короткое время развеселить ее.
Часто к ним в поместье наведывались разные гости: соседи, сотрудники из Министерства, и Беллатрисе даже нравилось принимать их не оттого, что мадам Лестрейндж находила их очень уж интересными людьми, но ей было отрадно чувствовать себя хозяйкой вечера, все организовывать и за всем присматривать, давая выход своей неуемной энергии и жажде деятельности, тем более, что для этих целей у нее было в услужении больше десятка домовых эльфов. Часто и сами новоиспеченные супруги отправлялись на какой-нибудь званый ужин, но ни в Лестрейндж-мэнноре, ни в чьей-либо другой гостиной ни разу не появился колдун, который своими познаниями в магии, волшебной силой и нетерпимостью к маглокровкам несколько месяцев назад производил фурор среди чистокровной знати. Когда же АбраксасМалфой мимоходом поинтересовался у Родольфуса, где сейчас лорд Волдеморт, то Лестрейндж ответил, что не уверен, в Британии ли вообще чародей. Услышав это, Беллатриса с облегчением выдохнула, так как была убеждена, что встреча с Темным Лордом будет для нее тяжким испытанием и разбередит еще не затянувшуюся рану.
Во взаимоотношениях со свекром и свекровью, Роландом и Альдой, у ведьмы тоже не было никаких проблем. Родители мужа приняли ее в свою семью как родную, в глаза и за глаза называя дочерью. У них для этого имелись вполне объективные причины. Роланд и Альда уже и не надеялись, что их старший сын когда-нибудь решится связать себя узами брака, а тут вдруг привел в дом жену, да еще какую! Чистокровную ведьму из древнейшего благородного семейства, с прекрасными манерами и воспитанную в духе лучших традиций! Для них, как, впрочем, и для других представителей знати, оставалось загадкой, почему старшая мисс Блэк приняла предложение вовсе не одного из ухажеров-ровесников, а мага вдвое старше себя. Лестрейнджи не могли надивиться тому, как неисправимый повеса и любитель удовольствий, казалось, совершенно забыл дорогу в увеселительные заведения в Лютном переулке, хотя до свадьбы был их завсегдатаем. Сию разительную перемену Роланд и Альда приписывали благотворному влиянию молодой супруги. Кроме того, они были полны самых светлых надежд на то, что в ближайшее время Белла подарит им внука, и старинный род Лестрейнджей получит свое продолжение.
В те вечера, когда никто не наносил новоявленным супругам дружеского визита, Беллатриса и Родольфус мирно беседовали в гостиной, сидя в креслах у камина и глядя в огонь, а потом спокойно расходились по своим спальням.
Также Беллатрисе понравилось гулять в саду Лестрейндж-мэннора, одной или в сопровождении мужа. О каждом дереве здесь тщательно заботились домовые эльфы, и потому сад был очень уютным и ухоженным. Кроме того, в нем имелся прекрасный цветник, за которым следила уже сама Альда Лестрейндж. Она, как страстная цветочница и коллекционерка, собрала здесь самые красивые и редкие экземпляры чуть ли не со всех континентов. Среди них были и темно-бордовые, почти черные розы, и, странное дело, они погибли последней зимой от мороза, однако от корней пошли новые побеги, которые уже согревало ласковое солнце. Белла не преминула обратить на это внимание Родольфуса.
— Странно, не правда ли, Руди? Ведь аромат именно этих цветов стал сердцем моих духов!
— Ничего странного. Они же такие как ты! — серьезно отвечал Родольфус, глядя в темно-карие глаза ведьмы. — Тебя тоже сильный холод обжег, но не убил. Посмотри на новые ростки, тянущиеся к солнцу, которое их согревает.
Руки Родольфуса легли Беллатрисе на плечи.
— Если бы ты только позволила мне, я бы тоже отогрел тебя! — тихо добавил волшебник и, не встречая сопротивления, чуть коснулся своими губами пухлых губ Беллатрисы, которая хоть и не ответила на поцелуй, но и отталкивать не стала, ведь после таких слов это было бы странным.
В эту ночь колдунья долго не могла уснуть, а когда бессонница вытолкала ее в коридор, то она неожиданно услышала женский голос, который доносился из комнаты мужа. Неприятный холодок, зародившись в груди, пробежал по всему телу, и Белла, сама не помня, как в мгновение ока оказалась у двери, которую никто даже не запер. На широкой кровати сидел полуодетый Родольфус, а рядом с ним в полупрозрачной короткой сорочке лежала женщина со смуглой кожей и длинными черными волосами, а кроме того, смеялась низковатым голосом. На прикроватном столике стоял стеклянный стакан, на дне которого виднелся осадок от густого коричневого зелья, оборотного зелья, как догадалась волшебница. И муж, и неизвестная женщина в обличии мадам Лестрейндж удивленно взглянули на того, кто неожиданно вторгся к ним. Родольфус тихо ахнул, а женщина испуганно вскрикнула, вскочила с ложа и бросилась к двери. Однако, поравнявшись с Беллатрисой, вдруг осмелела и бросила ей прямо в лицо.
— Дура ты! И чего тебе не хватает?
— Пошла вон! — прикрикнул на нее Родольфус. — Убирайся в Лютный переулок, шлюха!
Через секунду женщины и след простыл. Белла так и стояла какое-то время, словно оцепенев, не зная, как реагировать на все.
— Прости! — пробормотал Родольфус и уронил голову на ладони.
Слово это произвело неожиданный эффект прежде всего для самой Беллатрисы. Оно прозвучало для нее как укор, еще более жестокий, чем слова неизвестной проститутки, только что покинувшей спальню.
— Не извиняйся! — горячо заговорила Белла. Чародейка подошла к супругу и запустила пальцы в его каштановую шевелюру, а потом, взяв в ладони лицо, заглянула в полные грусти глаза.
— Давно ты так?
— Давно ли я изменяю тебе, хочешь ты спросить? — горько усмехнулся Родольфус.
— Это не измена!
— Да с самого начала, Белла!
Ведьма смотрела на мужа так, словно видела его впервые. Она только сейчас поняла, что все то время, пока была подобием его жены, каждый день причиняла боль человеку, готовому ради нее на многое. И это совсем не доставляло ей удовольствия, этого она явно не хотела. Вспомнились ей и слова Нарциссы, с которой она говорила о своем предстоящем замужестве, и только что сказанное неведомой падшей женщиной. Тогда волшебница задала вопрос, старый как мир.
— Значит, ты действительно так сильно любишь меня, Руди?
— Да, Белла, люблю! Так люблю, что готов все отдать для твоего счастья!
Колдунья немного помолчала, а потом тихо сказала.
— Я тоже хотела бы, чтобы ты был счастлив, Руди! — Чародейка взяла руки мужа в свои. — Давай попытаемся оба стать счастливыми!
— Белла! — предостерег супруг. — Я не хочу, чтобы ты была со мной из чувства долга, вины или благодарности!
— Нет-нет! — быстро ответила чародейка. — Я вовсе не пытаюсь сделать тебе одолжение. Просто мне и в самом деле хочется построить свое счастье. И ты, похоже, единственный, с кем это может удасться!
— Белла! — радостно улыбнулся Родольфус, крепко обнимая жену и целуя губы, которые она сама подставила ему и начала, в свою очередь, отвечать.
С этого времени Беллатриса Блэк, бывшая невеста и несостоявшаяся супруга лорда Волдеморта, стала называться мадам Лестрейндж уже не только номинально. Даря эту и следующие за ней ночи Родольфусу, греясь в его теплых руках и наслаждаясь нежными трепетными ласками, колдунья невольно размышляла о том, что, может, так оно и лучше, и вот оно и есть счастье — теплое, спокойное, надежное. А потом еще такое маленькое, кричащее и требующее внимания, беспомощное и сопливое… Тут она впервые задумалась о детях и пыталась мысленно примерить на себя роль матери, и в эти минуты это казалось ей очень естественным, а величие и прочие посулы, предложенные Волдемортом, становились совсем не заманчивыми.
Однако тут Беллатрисе не суждено было знать, что все окажется намного сложнее, чем она себе представляла.
========== Глава 70. Затишье перед бурей ==========
Прошел почти год после того, как лорда Волдеморта последний раз видели в обществе или вообще в любой гостиной волшебной Британии. Никто не мог сказать, куда девался чародей, однако те маги, которым он поставил Черную метку были уверены, что их повелитель рано или поздно объявится, даст о себе знать. И они не ошиблись. Одним зимним днем все они за исключением Беллатрисы почувствовали жжение в левом запястье, где был знак змеи с черепом. В качестве штаб-квартиры для собраний Темный Лорд продолжал использовать дом покойного мистера Бэрка. Слизерин-кэстл же чародей решил сделать своей крепостью и не допускал туда никого из Пожирателей смерти, как не впускал никого в свою душу. Одна лишь Беллатриса побывала в замке. Родольфус, когда понял, что Волдеморт призывает его одного без жены, вздохнул с облегчением. Он заметно нервничал, когда предстал перед тем, кого называл милордом и повелителем, но наследник Слизерина ни словом, ни жестом не показал, что его вообще хоть в малой степени волнуют такие мелочи, как женитьба соратника. Казалось, колдуну вообще не было до этого никакого дела. Гораздо сильнее его волновала борьба с маглокровками и маглами. Со стороны любому представлялось, что все мысли их главы посвящены только этому. Волдеморт так и заявил своим последователям.
— Час настал! Промедление в этом деле смерти подобно! — провозглашал он в абсолютной тишине своим шипящим голосом перед пожирателями, с восторгом внимавшим каждому его слову. — Терпеть этих недостойных, затесавшихся в волшебный мир, мы больше не должны, не имеем права. Но нас пока еще слишком мало, чтобы противостоять этой прорве грязнокровок и мракоборцев из Министерства, которые встанут на их защиту! Лестрейндж!
— Слушаю вас, мой лорд! — склонил голову Родольфус.
— Тебе как заместителю Отдела магического правопорядка дается особой задание. Во-первых, необходимо по возможности привлечь на нашу сторону как можно больше людей. Используй для этого все свои связи. То же самое относится и к Роквуду, еще не получившему Черную метку. Доведи до его сведения мой приказ.
— Непременно, повелитель!
— Кроме того, я рассчитываю, что в случае необходимости ты снабдишь нас всей нужной информацией и, если надо, скроешь все улики.
— Понимаю, милорд!
— Хорошо! — прозвучал холодный ответ, свидетельствующий, что разговор с Лестрейнджем окончен. — Также тем из вас, кто еще не освоил азы темной и боевой магии, нужно будет в ближайшее время сделать это. Я уведомлю каждого из присутствующих, когда ему надлежит явиться ко мне. А сейчас я отправляюсь в Хогвартс. Если мне удастся получить место преподавателя в школе, то в ближайшее время соратников в наших рядах существенно прибудет. Ну, а с вами я буду держать связь через метки, а также регулярно проводить собрания.
— Милорд, это будет просто чудесно! — воскликнул Грегори Нотт.
— Да, повелитель! Мы все желаем вам удачи в этом деле! — льстиво добавил Эйвери.
— Можете во всем рассчитывать на нас! — разом послышались голоса Долохова и Каркарова.
— Благодарю! — холодным, но вежливым и учтивым голосом отвечал Волдеморт. — Ждите меня в «Кабаньей голове»!
— Непременно, повелитель! — сказал Розье.
Через час Волдеморт уже ступил ногой на знакомый до боли школьный двор. Он не был здесь больше двух десятков лет, но помнил каждую тропинку, каждый тайный ход и каждый коридор в замке, который за это время ничуть не изменился. Несколько минут волшебник созерцал места, где первый раз в жизни почувствовал себя счастливым. Затем как будто опомнился и направился ко входу в замок. В лицо ему дул ветер, и летел снег, который оседал на воротнике зимнего плаща. Дамблдор, заранее оповещенный о визите своего бывшего ученика, не выказал ни малейшего удивления. Встреча проходила в кабинете директора, чей пост теперь занимал бывший гриффиндорский декан.
— Добрый вечер, Том, — сказал Дамблдор. — Не желаете ли присесть?
— Благодарю вас! — промолвил Волдеморт, садясь на стул. — Я узнал, что вас назначили директором, — продолжал он. Голос его стал выше и холоднее, чем раньше. — Достойный выбор!
«Нужно непременно как-то установить с ним контакт прежде, чем о чем-то просить! — подумал колдун. — И если для этого придется льстить или лгать… Что же, я готов!»
— Рад, что вы его одобряете, — улыбнулся Дамблдор. — Позволите предложить вам вина?
— Очень кстати, благодарю, — отозвался Волдеморт. — Я проделал долгий путь.
«Не стоит отказываться! — размышлял он. — Нельзя пренебрегать ничем. Если это поможет добиться своего, то можно и вино распить даже с тем, кого считаешь врагом.»
Дамблдор встал и шагнул к шкафчику, где стояли бутылки, и протянул Волдеморту кубок с вином, налил себе и вернулся за стол.
— Итак, Том, чем обязан?
Волдеморт ответил не сразу; он сидел, потягивая вино, собирался с мыслями, как лучше начать разговор о цели своего прихода, а заодно и дать понять своему собеседнику, как следует обращаться к нему.
— Меня так больше не зовут, — сказал, чуть погодя, колдун. — Я выбрал себе другое имя.
— Мне известно ваше нынешнее имя, — с любезной улыбкой отвечал Дамблдор. — Но для меня вы навсегда останетесь Томом Реддлом. Одно из неприятных качеств старых учителей — они никогда не забывают, как начинали их подопечные.
Он поднял кубок, словно салютуя Волдеморту. Лицо последнего осталось невозмутимо. Тем не менее, атмосфера в комнате переменилась: отказавшись называть гостя новым именем, Дамблдор не позволил ему диктовать условия встречи, и Волдеморт это прекрасно понял.
— Странно, что вы здесь так долго, — помолчав, произнес Волдеморт. — Я всегда удивлялся, почему такой волшебник, как вы, не хочет уйти из школы.
На самом деле именно этот факт удивления у Темного лорда не вызывал. Будучи педагогом в школе, можно было легче всего влиять на умы еще совсем юных чародеев и воспитывать из них союзников. С этой целью и сам маг прибыл в Хогвартс.
— Видите ли, — по-прежнему улыбаясь, откликнулся Дамблдор, — для такого волшебника нет ничего важнее, чем передавать древние колдовские навыки юным поколениям. И если не ошибаюсь, учительство когда-то представлялось привлекательным и вам.
— Да, и все еще представляется, — сказал Волдеморт. — Но я все равно не понимаю, почему вы — человек, с которым советуется Министерство, которому дважды предлагали пост Министра…
— По последним подсчетам, трижды, — уточнил Дамблдор. — Но политическая карьера — явно не мое, что, по-моему, тоже нас объединяет.
«Ну, естественно, — подумал Волдеморт. — Зачем становиться министром, когда он и так будет исполнять твою волю. Да и грязнокровные шавки, что работают теперь там — тоже. И неприятностей в случае неудачи ровным счетом никаких, ведь за все ответят другие.»
Но мыслей своих он, разумеется, никак не обнаружил, а только серьезно кивнул в ответ, отпив еще вина. Повисло молчание. Дамблдор сидел с приятным видом и ждал, пока заговорит гость.
«Теперь самое время заговорить о должности. Льстить бесполезно, и маски сброшены!» — размышлял Темный Лорд.
— Я возвратился, — наконец начал он, — возможно немного позднее, чем рассчитывал профессор Диппет… но все же возвратился просить вас о должности, для которой директор счел меня тогда слишком юным. Я прошу вас разрешить мне вернуться сюда преподавателем. Полагаю, вы знаете, что после окончания школы я многим занимался и многое повидал. Я могу научить ваших воспитанников такому, чего они не узнают ни от кого другого.
Дамблдор долгое время внимательно смотрел на Волдеморта поверх своего кубка, а после тихо сказал:
— Безусловно, я знаю, что вы многим занимались и многое повидали. Слухи о ваших делах, Том, дошли и до нашей старой школы. И я был бы крайне огорчен, если бы хоть половина оказалась правдой.
Волдеморт был готов к такому ответу и бесстрастно ответил:
— Величие порождает зависть, зависть возбуждает злобу, а злоба плодит ложь. Вам, Дамблдор, это должно быть известно.
— Вы называете «величием» то, чем занимаетесь? — деликатно осведомился Дамблдор.
— Безусловно! — подтвердил Волдеморт, и его глаза загорелись красным. — Я экспериментировал, я, как никто, раздвинул границы применения магии…
— Некоторых областей магии, — спокойно поправил Дамблдор. — Некоторых. В других вы остаетесь… простите меня… абсолютно невежественным.
Волдеморт впервые за все время улыбнулся, но его натянутая злобная усмешка была страшнее открытой ярости, когда он, например, пытал Беллатрису, стоило ей сказать о любви.
— Это ваш старый тезис, — вкрадчиво проговорил он, намекая на давний разговор, который, тем не менее, оба собеседника прекрасно помнили. — Я много путешествовал, однако ничто из увиденного мной в этом мире, Дамблдор, не подтверждает ваших заявлений, что любовь сильнее всякой магии.
— Может быть, вы не там искали его подтверждение, — предположил Дамблдор.
«Ну, осталось только как в тот раз повторить свои сожаления о моей неспособности любить и выражать при этом сочувствие и жалость. Не могу, и слава Мерлину! — мелькнула в голове Волдеморта мысль. Однако он не забывал о цели своего визита.
— Ну, в таком случае, где как не в Хогвартсе, мне искать это подтверждение? — спросил Волдеморт, выводя разговор к интересующей его теме. — Вы позволите мне вернуться? Передать мои знания школьникам? Я отдам свои таланты в ваше распоряжение, стану вашим слугой.
Дамблдор поднял брови.
— А как же те, кто служит вам? Те, кто по слухам, именуют себя Пожирателями смерти?
Волдеморт не ожидал, что Дамблдору известно так много, что он знает это название. Глаза бывшего Тома Реддла снова полыхнули красным, а ноздри раздулись.
— Мои друзья, я уверен, — после минутного размышления процедил он, решив не отрицать наличия сторонников, — прекрасно обойдутся и без меня.
— Рад слышать, что вы называете их друзьями, — сказал Дамблдор. — У меня создалось впечатление, что они, скорее, прислужники.
— Вы ошиблись! — только ответил Волдеморт.
— Значит, оказавшись сегодня вечером в «Кабаньей голове», я не найду там Нотта, Розье, Мальсибера, Долохова, дожидающихся вашего возвращения? И правда, только истинные друзья способны пропутешествовать в столь снежную ночь затем только, чтобы пожелать удачи приятелю, который добивается места преподавателя.
Подобная осведомленность ошеломила Волдеморта, тем не менее он почти сразу взял себя в руки.
— Вы, как всегда, всеведущи, Дамблдор!
— О нет, просто я дружу с местным трактирщиком, — легко отозвался тот. — А теперь, Том…
Дамблдор отставил пустой кубок и прямее сел в кресле, характерным жестом сомкнув руки домиком.
— …будем откровенны. Зачем вы явились сюда со своей свитой, чтобы просить работу, которая, как мы знаем, вам совсем не нужна?
Волдеморт изобразил холодное недоумение.
— Не нужна? Напротив, Дамблдор, очень нужна.
— Без сомнения, вы хотите вернуться в Хогвартс, но не преподавать. Эта стезя увлекает вас не больше, чем в восемнадцать лет. Каковы ваши истинные цели, Том? Почему бы для разнообразия не сказать прямо?
Волдеморт усмехнулся.
— Если вы не хотите давать мне работу…
— Разумеется, не хочу, — отрезал Дамблдор. — И ни на секунду не поверю, что вы на это рассчитывали. Но тем не менее вы явились просить, на это должна быть причина.
Волдеморт весь пылал от гнева.
«Ты заплатишь за это! Я убью тебя, правда, пока не знаю, когда и как, но найду способ от тебя избавиться! И школа все равно рано или поздно будет моей. Лорд Волдеморт всегда держит слово, которое дал себе!» — думал между тем чародей.
— Это ваше последнее слово?
— Да, — кивнул Дамблдор и тоже встал.
— Тогда нам больше нечего сказать друг другу.
— Нечего, — подтвердил Дамблдор, и лицо его исполнилось великой печали. — Времена, когда я мог напугать вас горящим шкафом и заставить исправить содеянное, давно прошли. А жаль, Том… очень жаль…
«На себя бы посмотрел, гриндевальдов вдохновитель и поборник «общего блага», страстно желавший свергнуть статут о секретности. Еще смеешь мне указывать и читать нравоучения! Но ничего, помолчим до времени! Ведь чем дольше бомба не взрывается, тем неожиданней и разрушительнее эффект!» — Рука Волдеморта непроизвольно потянулась к карману с волшебной палочкой, однако мгновение миновало, чародей отвернулся, и за ним закрылась дверь.
========== Глава 71. Противостояние начинается ==========
Выйдя из кабинета Дамблдора, Волдеморт еще около минуты приходил в себя, пытаясь взять под контроль свои эмоции.
“Мерзкий гриффиндорец!”- негодовал он. – “Если ты полагаешь, что я явился в Хогвартс, только для того, чтобы просить тебя о работе, то сильно ошибаешься. Мне пришлось стерпеть это унижение, потому как у меня имелась и другая цель. А что до должности учителя ЗОТИ, то с этого момента она будет проклята мной: ни один преподаватель не продержится на этом месте дольше года!”
С этими мыслями колдун наложил на себя дезилюминационные чары и отправился на восьмой этаж, в одном из коридоров которого находился вход в Выручай-комнату. Оказавшись рядом с заветной стеной, открывающей вход в нее, Темный Лорд проговорил.
- Я хочу спрятать свой крестраж-диадему!
При этих словах дверь в комнату открылась, и Волдеморт вошел внутрь.
Когда год назад после неожиданной неудачи и расставания с Беллатрисой маг удалился в Слизерин-кэстл, то один за другим создавал крестражи из заранее подготовленных для этой цели предметов: кольца Марволо, диадемы Кандиды Когтевран, медальона Салазара Слизерина и чаши Пенелопы Пуффендуй. Каждый раз этот ритуал был все более болезненным, вызывал все большие душевные разрушения и пустоту, но Волеморт был согласен терпеть эту боль, лишь бы убить ею другую, причиненную ему разлукой с Беллой, ее отказом и союзом с другим. Поначалу от злости он хотел было убить и Лестрейнджа, и его жену, но потом отказался от этой мысли. Действительно, при чем тут Дольф, если он всего лишь полагал, что ведьма теперь свободна, и потому поспешил с предложением, согласие на которое все равно давала Беллатриса? Пустить Аваду в колдунью? О, это он бы сделал с превеликим удовольствием! Но смерть ведьмы не решила бы его проблему. Если чародейки в этом мире не будет, то это вовсе не значит, что она исчезнет из его мыслей. И периодами между новолуниями, когда нельзя было проводить ритуалы создания крестражей, колдун ночи напролет был занят тем, что пытался придумать какое-нибудь заклинание или зелье, позволявшие изгнать эту женщину из сердца. Вот где она должна была умереть! Но все эксперименты остались без результата. Волдеморт во что бы то ни стало хотел вырвать ведьму из своей души, которой она так непрошенно завладела, пусть даже вместе с этой самой душой! Он готов был пойти на что угодно, лишь бы не видеть каждый раз, когда засыпал беспокойным сном, один и тот же кошмар, когда Беллатриса идет в белом платье, но не к нему. И тут была бессильна даже львиная доза зелья сна без сновидений. Иногда колдуну казалось, что дрянная ведьма забрала у него воздух, и потому невозможно нормально дышать. Однако волшебник все же возлагал большие надежды на сильнейшую магию крестражей, которая не только даровала бы дополнительные гарантии уже существующего бессмертия, но также позволила бы стать по истине бесстрастным и ничего не чувствовать. Когда создался последний крестраж из вещей, давно приготовленных для этого, а потом подаренных Белле на помолвку, возвращенных ею обратно и залитых слезами, то Волдеморт почувствовал сильное облегчение и посчитал, что его затея удалась. У него и в самом деле не осталось никаких желаний, свойственных людям с целой нераздробленной душой, и неутолимая жажда власти заменила их все. Он решился в очередной раз прибегнуть к средству избегать боли, причиняя ее другим. Теперь чародей готовился к противостоянию с маглокровками, какого еще не знал волшебный мир со времен Салазара Слизерина. Отныне жизнь темного колдуна будет заполнена коварными планами, изощренными хитростями, чужими страданиями и кровью, война займет все его помыслы и время… Все, что угодно, лишь бы только эта заноза исчезла из сердца!
Погруженный в такие мысли, Темный Лорд бродил среди груды вещей, спрятанных многими поколениями студентов Хогвартса. Здесь крестраж легко затеряется среди всего этого хлама. Завидев в углу старую статую какой-то ведьмы, Волдеморт надел ей на голову диадему и, выйдя из Выручай-комнаты, отправился из замка восвояси. Когда колдун затеял это противостояние, объявив войну всем грязнокровкам, то он счел за благо спрятать свои крестражи, эти якоря, которыми он держался за бессмертие, не в одном только Слизерин-кэстле. Ведь его дом, такое надежное убежище, все же может открыться магу, который владеет парселтангом. А поскольку Альбус Дамблдор относился к их числу, то Темный Лорд решил перестраховаться. Для сокрытия диадемы он выбрал Выручай-комнату, о которой в Хогвартсе знали разве что единицы, и которой он сам когда-то неоднократно и с успехом пользовался, чтобы спрятать купленные в «Горбин и Бэркс» книги по темной магии. Также после некоторых раздумий он решил спрятать кольцо деда Марволо в старой заброшенной хижине, некогда служившей Мраксам жилищем. Ведь никто же не знал о его родстве с ними, а тем, кто о чем-то догадывался или говорил, Волдеморт еще в школе подчистил память. Поэтому лачуга показалась ему подходящим местом, чтобы спрятать крестраж-кольцо. Разумеется, его он предварительно оградил самыми мощными и мало кому известными проклятиями, так что стоило какому-нибудь безрассудному смельчаку прикоснуться к кольцу, то его ждала неминуемая гибель. И время здесь не было помехой, потому что заклятия эти были из тех, что только усиливаются с его течением. Другие же три крестража – дневник, медальон и чашу – чародей решил спрятать чуть позже, когда найдутся в достаточной мере безопасные для них места.
*
Через месяц весь Отдел магического правопорядка в Министерстве магии стоял на ушах и гудел, как потревоженный улей пчел, и надо сказать, для этого были весьма серьезные причины. За столь небольшой промежуток времени произошло сразу несколько событий, каких не могли припомнить даже опытные мракоборцы, не год и не два проработавшие в отделе. Было совершено больше десятка нападений на маглорожденных волшебников, и каждый раз нападавшие оставляли на месте преступления специфичный знак – череп с выползающей изо рта змеей. Так вся волшебная Британия узнала о Пожирателях смерти. Кроме того, преступники отличались поразительной жестокостью и чаще всего, прежде чем окончательно разделаться с жертвой, подолгу мучили несчастного и пытали Круциатусом. Впрочем, иногда ради забавы они предпочитали Империус, и тогда околдованный волшебник сам прыгал из окна, вскрывал себе вены или самолично покупал в магазине «Горбин и Бэркс» яд и пил его. Тут уж изобретательности злодеев просто не было предела. Но хуже всего было то, что их оказалось невозможно схватить или даже просто выследить ни одним известным способом. Колдуны, по-видимому, прекрасно владели темными искусствами, раз умели хотя бы временно скрывать проявления даже Непростительных проклятий и обойти таким образом самый строгий Надзор.
Поначалу министр Барти Крауч дабы не дискредитировать Отдел магического правопорядка старался не предавать эти события гласности, полагая, что имеет дело с обычными черными магами, которых скоро изловят. Однако, когда убийцы совершили нападение и дерзко расправились с целой семьей Клэйдонов, причем в их доме, то стало ясно, что пощады не будет не только мужчинам, но даже женщинам и детям, то в «Ежедневном пророке» была опубликована большая статья о неизвестной и очень опасной банде, члены которой были, похоже, помешаны на чистоте крови или же не в себе. Обыски, которые Отдел магического правопорядка постановил провести в домах некоторых чистокровных магов, по каким-то причинам раньше не жаловавших маглокровок, не дали никаких результатов. И в любом случае всем волшебникам, происходившим от маглов, настоятельно рекомендовалось не оставаться в одиночестве, но в присутствии полукровных, либо чистокровных друзей, практиковаться в защитных заклинаниях и даже, по возможности, защищать свои дома специальными чарами доверия. Волшебник, использующий их, сообщал о месте своего убежища лишь тому человеку, которому безоговорочно доверяет. Он становился хранителем тайны и мог видеть дом, где находится доверившейся ему. Остальным же вход в убежище был заказан, они бы не увидели его даже в метре от себя или заглянув окно. И только в том случае кто-то посторонний мог войти в защищенное здание, если сам хранитель пожелал поведать ему эту тайну. Такой метод защиты считался самым надежным из всех известных у волшебников, но воспользоваться им могли далеко не все, ведь тогда пришлось бы сидеть в четырех стенах. И как же работа и прочие дела? Но кое-кто из пожилых магов, уже ушедших на покой, решили все же поберечься, несмотря на все неудобства. Остальным же приходилось рассчитывать на свою фортуну, ибо мракоборцы пока что не могли совладать с этой напастью. И потому каждый чародей, оказавшийся в такой опасной ситуации, всякое утро после пробуждения и всякую ночь, отходя ко сну, благодарил судьбу за то, что жив он сам и его близкие.
========== Глава 72. Оборотни и великаны ==========
Большой двухэтажный особняк с окнами-арками и темными стенами возвышался над обширным зеленым газоном с гравийными дорожками и над другими домами поскромнее в окрестностях столицы. Не заметить это здание было бы невозможно, но тем не менее его никто не видел, ни чародеи, ни уж тем более маглы. Сам Волдеморт оградил его чарами доверия, вложив в заклинание всю свою колдовскую мощь, а хранителем тайны назначил себя же. Так что теперь только лишь волшебники, которым Темный Лорд желал дать знать о месте нахождения этого дома, могли в него попасть. Потому никто из тех людей, кто сейчас сидел за большим столом из черного дерева в просторной комнате для собраний, не опасался вторжения кого-то постороннего. Это помещение, да и все остальные в доме колдун обустроил по своему вкусу в серебристом и изумрудном цветах темных оттенков. Мебели было немного: лишь необходимый для Пожирателей смерти стол и кресла. По стенам висели портреты самого Салазара Слизерина и некоторых его потомков Мраксов, а также прославленных учеников змеиного факультета. В углу стояла скульптура миниатюрного василиска, в глазницы которого были вставлены два крупных изумруда.
Все Пожиратели смерти имели серьезный и сосредоточенный вид. Очевидно, они с трепетом внимали колдуну, который сидел во главе стола, и ловили каждое его слово. Волдеморт говорил негромко своим высоким холодным голосом, но в помещении стояла такая тишина, что мага можно было прекрасно расслышать, находясь в любом конце большой комнаты.
— Итак, джентльмены, последние недели были для нашего Ордена довольно плодотворными. Несколько десятков грязнокровных плебеев получили то, что заслужили, если дерзнули осквернить наш мир своим присутствием. А вы, Мальсибер и Нотт, кажется, разделались с целой никчемной семейкой, как их, Клэйдонов! — усмехнувшись, обратился Волдеморт к двум чародеям, которые были одеты не в мантии, а в черные балахоны с капюшонами, укутывающие с головы до пят. На лице Нотта до сих пор была маска. Оба пожирателя явились на собрание прямиком со своего кровавого рейда. Одежда их была в пыли и помята. Волдеморт строго-настрого наказал своим последователям, нападая на грязнокровок, скрывать свое лицо маской и надевать такие вот обезличивающие плащи-балахоны, которые с самого начала были их атрибутом и униформой. У сторонников, пользовавшихся особым расположением своего повелителя, на левом запястье был желанный для каждого из них знак в виде змеи с черепом. Благодаря наличию черной метки на телах своих слуг Волдеморту было легко вызвать каждого из них.
— Истинная правда, милорд! — подобострастно отвечал Мальсибер с таким видом, будто совершил поступок, достойный всяческих наград.
— Они другой участи не заслуживают, повелитель! — вторил напарнику Нотт.
— Хорошая работа! — благосклонно кивнул Темный Лорд, в то время как оба пожирателя расплылись в улыбках, услышав похвалу, да еще при всех. — Пусть эти ничтожества знают, что никому из них спуску не будет, и шутить мы не собираемся. Тогда, может, у кого-то из них хватит ума убраться восвояси в мир маглов, где им самое место! Однако, таковых окажется меньшинство, учитывая влияние Дамблдора на Министерство и всяческое покровительство этим недостойным. А по сему, джентльмены, нам предстоит предпринять дополнительные шаги в этом направлении. Жду ваших предложений!
Около минуты в зале было тихо, чувствовалось повисшее в воздухе напряжение, когда каждый чародей обдумывал все свои слова и то, стоит ли их высказывать или же лучше промолчать. Ведь неизвестно было, как хозяин воспримет те или иные измышления.
— Милорд, — наконец заговорил еще совсем юный волшебник с длинными светлыми волосами и серыми глазами. Это был сын Абраксаса Малфоя, Люциус. — Я убежден, что в данной ситуации ложкой моря не вычерпать. На месте одной убитой грязнокровки будут появляться десять. Нужно действовать более радикально!
— Малфой дело говорит! — отозвался Антонин Долохов, а глаза его горели фанатичным огнем. — Все эти мракоборцы говорят о нас так, словно мы какие-то разбойники, чье желание просто пограбить любой ценой, тогда как наша цель куда благороднее — создать новый мир без этой грязи! Им никогда не понять ни нас, ни наши идеи!
Волдеморт согласно кивнул и обратился к молодому блондину.
— Это понятно, Люциус! Но что конкретно ты предлагаешь?
— Повелитель, я считаю, что нам нужно привлечь на свою сторону представителей других народов волшебного мира, главным образом оборотней и великанов.
— Но как же можно склонить их к этому? — недоумевал Розье.
— Джеральд, ты глуп! Любой встанет на нашу сторону, если посулить ему то, что он хочет больше всего!
При этих словах Темного Лорда послышался смех, а незадачливый Розье, покраснев от стыда, замолчал.
— Милорд, ну, с великанами все довольно просто. Им нужно заплатить золотом, среди них много тех, кто падок на галеоны! — уверенно заявил Лестрейндж.
— Ну, уж за галеонами дело не станет, не так ли? — Волдеморт обращался уже ко всем собравшимся. — Ведь на то мы и представители древних чистокровных родов, многие из которых владеют приличными состояниями. Но чистая кровь — еще большее сокровище, которое не купить ни за какие галеоны, и ее нужно сберечь во что бы то ни стало! Дольф!
— Да, повелитель! — преданно откликнулся Родольфус.
— Рассчитываю в этом деле на тебя. В конце концов, ты довольно обаятелен и убедителен. Я уверен, сумеешь уговорить великанов принять нашу сторону.
— Сделаю все, что в моих силах, милорд! Куда прикажете пригласить тех из них, которые согласятся стать нашими союзниками? Дозволите ли сообщить им о нашей штаб-квартире?
— Ни в коем случае! — категорично заявил Темный Лорд. — Это небезопасно для нас всех!
— В таком случае, куда, повелитель? — Было видно, что Лестрейндж занервничал. — В Лестрейндж-мэнноре? — спросил он чуть дрогнувшим голосом.
— В Лестрейндж-мэнноре! — подтвердил Волдеморт. — Место вполне подходящее. — Тон чародея при этом нисколько не изменился.
— Как прикажете, милорд! — обреченно отозвался Родольфус.
Некоторые из магов недоуменно переглянулись, не понимая, что так взволновало их соратника, которому полагалось бы радоваться, что Волдеморт оказывает своему последователю такую честь. Но их внимание тут же переключилось на новых потенциальных сторонников.
— Повелитель! — снова заговорил Люциус Малфой. — Оборотни падки на человеческую плоть. Это всем известно. А уж в полнолуние, когда они оборачиваются волками… Посулим им лучшую жизнь, если мы будем полностью у руля. Вот и избавимся от грязнокровок! Самим даже мараться о них не придется, ну, разве только для развлечения.
— Для развлечения? — рассмеялся Волдеморт, весьма довольный словами Малфоя. — А это мысль, мой дорогой Люциус! Ты один из самых молодых здесь, а фору дашь иным старшим. Хотя это не так уж удивительно, ведь юные умы часто полны мыслей о развлечениях. Но почему бы нам и в самом деле не совместить приятное с полезным? Как вам идея устроить в ближайшее полнолуние псиную охоту вместе с этими самыми оборотнями? Совместное времяпровождение поможет укрепить наш с ними союз!
— Повелитель, это великолепная мысль! — угодливо отозвался Нотт. — Домов грязнокровок очень много, только выбирай! А уж магловских деревушек еще больше!
— Мы почтим за честь принять в ней участие, милорд! — вторил приятелю Мальсибер.
— Да, Люциус, — самым любезным тоном и с улыбкой на тонких губах обратился Волдеморт к своему молодому пожирателю. — Я слышал, что ты недавно женился на прелестной юной Нарциссе Блэк. Позволь поздравить тебя со столь завидной долей!
— О, благодарю вас, милорд! — заулыбался чрезвычайно польщенный чародей.
— Прекрасный, скажу даже, идеальный союз двух благороднейших чистокровных родов!
Слушая эти слова, Родольфус Лестрейндж напрягся как струна, побледнел и сжал ладонями подлокотники своего кресла. Будь его воля, он бы сейчас с большим удовольствием провалился сквозь землю. Чародей до смерти боялся, что сейчас Темный Лорд заговорит о них с Беллой. Мало того, что встреча с великанами была назначена в его поместье, так еще и разговор о бракосочетании Люциуса с Нарциссой начался в его присутствии. Лестрейндж был убежден, что это все неспроста, однако повелитель даже не глянул в его сторону, и Родольфус облегченно вздохнул. Кое-кто из чародеев, конечно, задался вопросом, почему Волдеморт не упомянул также и союз Лестрейнджей и Блэков, но благоразумно промолчали, не желая встревать не в свое дело и полагая, что раз хозяин поступил таким образом, то ему виднее.
— Люциус, раз уж ты сам решил развлекаться, — говорил между тем Темный Лорд, — то не должен лишать этого удовольствия и свою супругу. Надеюсь, она почтит нас своим присутствием хотя бы в качестве зрительницы?
Последняя фраза казалась всего лишь вежливым любезным вопросом, но проницательный Люциус верно понял его как приказ.
— Дольф, а тебе, мой дорогой, придется пропустить это мероприятие. В ближайшую ночь полнолуния ты должен дежурить в Министерстве, дабы в случае необходимости прикрыть нас.
— Воля ваша, повелитель! — отвечал Лестрейндж, с трудом скрывая облегчение от того, что Волдеморт не потребовал участия Беллы в этой охоте.
— Ну что же, господа, на сегодня наше собрание закончено!
После этих слов пожиратели разом как по команде встали и, слегка поклонившись Волдеморту, стали один за другим выходить из зала.
— Люциус, а тебя я попрошу задержаться.
Малфой остановился и терпеливо выжидал, когда последний чародей покинет помещение. Теперь в зале остались только он и сам Темный Лорд.
========== Глава 73. Псиная охота ==========
Несколько минут в комнате царила тишина. Волдеморт явно что-то обдумывал, а Люциус не смел ему мешать. Наконец, хозяин заговорил.
— У меня будут к тебе поручения, Люциус.
— Я вас внимательно слушаю, милорд!
— Ты станешь распоряжаться на предстоящей охоте. Позаботься о деталях. Это первое.
— Я все устрою, повелитель! — с готовностью отозвался волшебник.
— И еще! — Темный Лорд несколько секунд колебался. — Это очень важно, Люциус!
С этими словами колдун достал из кармана мантии тонкую книжечку с черными корочками и протянул ее молодому волшебнику, который с удивлением смотрел на своего лорда.
— Возьми это, Люциус! — велел Волдеморт. — Тебе надлежит больше жизни хранить и беречь эту вещь, а кроме того, молчать о ней, как рыба. Ни твои родители, ни жена не должны знать, что она у тебя.
Малфой робко взял дневник и, открыв его, удивленно сказал:
— Но ведь здесь ничего нет, милорд. Эта книжечка совершенно пуста.
— Пуста для тебя, — серьезно отвечал Темный Лорд. — А для меня она содержит в себе нечто крайне ценное. Повторяю, Люциус, это очень важное поручение. Исполнишь его — получишь награду и, возможно, даже станешь моей правой рукой. Не исполнишь — пеняй на себя! Это для меня бесценный артефакт, Люциус, обладающий столь необыкновенными и сильными волшебными свойствами, что даст мне возможность даже восстать из праха, стоит ему только попасть в руки какого-нибудь несмышленого и доверчивого волшебника. Запомни это, Люциус! Запомни хорошенько!
Малфой покорно кивнул и смотрел на Волдеморта удивленно-восхищенным взглядом.
— Можешь идти! — Темный Лорд махнул рукой, отпуская своего слугу.
*
Тихая зеленая долина мирно спала под темно-синим ночным небом, на котором, словно веснушки, высыпали яркие звезды. Как на ладони была видна погруженная в глубокий сон деревенька, жители которой даже не подозревали о том, какая огромная опасность нависла над ними. За домами наблюдала группа черных силуэтов, сливающихся с темнотой ночи. Просторные балахоны с капюшонами на головах и маски, скрывающие лица, обезличивали чародеев, надевших форму пожирателей смерти. Рядом с ними стояла другая группа, на первый взгляд похожих на вполне себе обычных магов и одетых в типичные мантии. Это оказались оборотни вместе со своим предводителем Фенриром Сивым. Эти существа были изгнаны из нормального общества, воровали, а иногда и убивали, чтобы прокормиться, и думали, что при Волдеморте заживут по-настоящему. Спорить с этим, когда рядом с ними Сивый, было трудно. Это, пожалуй, оказался самый лютый из ныне живущих оборотней. Он был не только кровожаден, но и искренне ненавидел волшебников за то, что они нормальные и здоровы, и что другие люди не бегут от них, как дементор отПатронуса. Цель своей жизни Сивый видел в том, чтобы перекусать и заразить как можно больше людей, создать столько оборотней, чтобы они могли одолеть волшебников. Волдеморт в обмен на службу обещал ему добычу из маглокровок и маглов, ведь людьми в его понимании они не считались. Особенно Сивый предпочитал детей. «Кусайте их юными, — говорил он, — растите вдали от родителей, в ненависти к нормальным волшебникам.»
Темный Лорд также полагал, что это существо можно вполне использовать для того, чтобы запугать непокорных ему… Все оборотни, подняв головы, смотрели на ночной небосвод, точно ожидая с минуты на минуту совершения некоего события. Вскоре и в самом деле начала всходить полная луна, все сильнее и сильнее заливая долину светом так, что можно было в деталях рассмотреть все строения даже на значительном расстоянии. Немного в стороне в лунном свете заблестела небольшая речка, напоминая причудливо завитую серебристую ленту. Но кроме этой идиллической картины луна показала и другую, страшную и неприглядную: оборотни с острыми зубами и когтями вместо ногтей, алчно смотревшие в сторону деревеньки, стали покрываться шерстью и превращаться в волков. Спустя минуту ночную тишину нарушил лютый вой кровожадных хищников, почуявших добычу. Они рвались вперед, но бежать пока не могли, потому как еще до их превращения пожиратели смерти надели на них ошейники и посадили на цепи.
Черные маги стояли чуть позади своего предводителя и ожидали его сигнала.
— Спускай псов, Люциус! — велел Волдеморт Малфою, и волшебник, взмахнув палочкой, избавил оборотней от всех цепей и ошейников, а те, едва почуяв свободу, понеслись в сторону деревеньки. Пожиратели смерти ринулись за ними. Нарцисса, по просьбе мужа присутствовавшая на охоте, со страхом и явно нехотя последовала за всеми.
Заспанные, перепуганные жители, среди которых оказались не только маглы, но и маглорожденные чародеи, выскочили на улицу кто в чем был и бросились врассыпную в надежде убежать и спрятаться. Кто-то, напротив, вознамерился укрыться в своем доме как в крепости, однако от обладателей превосходного нюха и острых зубов вкупе с обезумевшими от злобной ярости и фанатизма людьми было весьма сложно спастись. Волшебники похватались за свои палочки, но силы были слишком неравными. С ними бы непременно жестоко расправились, но тут, на их счастье, подоспела спасительная и совершенно неожиданная помощь. Один за другим стали раздаваться хлопки трансгрессии, и на месте охоты появились мракоборцы.
— Что за дементор! — воскликнул Нотт, выхватывая волшебную палочку.
— Пруэтт! — воскликнул Мальсибер.
— И Долгопупс! — добавил Розье.
Прибыли и другие, менее известные авроры, Долиш, Фадж, и кровавое развлечение переросло в настоящее побоище. Мракоборцы ни в чем не уступали пожирателям: ни в волшебной силе, ни в магическом мастерстве, прекрасно владея защитой от темных искусств. Но в этой борьбе черные маги не гнушались никакими заклятиями, в то время как стражи магического правопорядка даже если и не побрезговали бы ими в исключительных случаях, но без особого разрешения министра магии не имели права их применять, довольствуясь стандартными оглушающими или временно парализующими заклинаниями.
Волдеморт, видя, что его последователи и сами неплохо справляются со своей задачей, лишь внимательно смотрел со стороны и до времени медлил вступать в схватку, предоставляя пожирателям лишний раз поупражняться в боевой магии и в реальном сражении. Но тут снова послышался хлопок.
— Аластор Грюм! — с ехидным самодовольством и злобой прошипел Волдеморт. — Глава аврората и гроза темных магов собственной персоной!
— Защищайся! — крикнул Грюм, выставляя вперед волшебную палочку и принимая боевую стойку. Это был статный, поджарый и необычайно ловкий чародей с густыми русыми волосами и горящими большими глазами. На лице его были написаны редкая отвага, благородство и угрюмость.
Волдеморт и Грюм схватились в поединке. Темный Лорд уже выпустил два смертельных проклятья, но одно из них аврор как-то отбил, а от второго отскочил со стремительностью гепарда. Кроме того, еще и умудрился пустить в ответ парочку оглушающих, который темный маг отразил. На помощь старшему товарищу бросился еще довольно молодой, но очень храбрый, типичный гриффиндорец, Генри Пруэтт.
— Оставайся на месте! — велел Грюм, но Пруэтт не отступал, и Волдеморт вел поединок сразу с двумя противниками. Но все равно его не могли одолеть, а сам чародей, казалось, еще и развлекается схваткой. В очередной раз полыхнула зеленая вспышка, и молодой мракоборец упал бездыханным.
— Нет, Генри! — вскрикнул Грюм и даже позабыл о своем противнике. Темный Лорд снова было замахнулся палочкой, но тут сразу четверо авроров бросились на помощь своему главе.
Волдеморт самодовольно усмехнулся и отдал приказ:
— Уходим! Сегодняшняя охота закончена, но охотничий сезон только начинается!
На другой день после этого нападения вкупе с гибелью одного из сотрудников министр магии Барти Крауч по настоянию главы аврората Аластора Грюма издал официальный указ, согласно которому мракоборцам в схватках с Пожирателями смерти разрешалось использовать любые, даже Непростительные проклятия, и в крайнем случае не брать противников живыми во избежание лишних жертв среди блюстителей волшебного правопорядка. И, надо сказать, это решение было очень кстати, потому как каждый аврор, способный противостоять пожирателям смерти, был на вес золота. С этого момента для любого волшебника хоть с одной, хоть с другой стороны стало очевидно: началась настоящая война, противостояние, которое многим будет стоить жизни, и неизвестно когда и чем закончится.
Комментарий к Глава 73. Псиная охота
Дорогие читатели! Если эта и предыдущая главы показались вам излишне мрачными, жестокими или циничными, то прошу меня простить за это! Нужно было реалистично описать, что из себя представляют Волдеморт и его сторонники дабы соблюсти канон. Однако злоупотреблять такими вещами не буду! Но на таком мрачном фоне последний единственный всполох света в виде любви к Белле в темной душе главного героя будет особенно красив. Приятного вам дальнейшего чтения.
========== Глава 74. Очень трудные уроки ==========
— Белла, дорогая, как же я рада тебя видеть! — говорила Нарцисса, теперь уже Малфой, своей старшей сестре, обнимая и целуя ее в щеку. — Очень соскучилась!
— Да уж! — притворно нахмурила брови Беллатриса, делая вид, что обиделась. — Могла бы навестить меня и пораньше!
— Белла, пораньше никак не могла! — извиняющимся тоном отвечала Нарцисса, а щеки у нее чуть порозовели.
— Да, я все понимаю! — отмахнулась старшая сестра. — Ведь вы с Люциусом поженились совсем недавно, гнездышко вьете!
— Сегодня у Пожирателей смерти собрание, и я решила отправиться вместе с Люциусом, воспользовавшись случаем, чтобы навестить тебя.
— Очень мило, дорогая, но ты всегда желанный гость в Лестрейндж-мэнноре.
— Белла, собрание скоро начнется. Мы ожидаем милорда с минуты на минуту! — с беспокойством обратился к жене Родольфус.
— Да, Руди. Будет лучше, если ты сам встретишь его и проводишь в зал для собраний.
— А тебя он разве не звал, Белла? — удивилась Нарцисса.
— Нет, Цисси, не звал!
— Слава Мерлину! Ведь это же так опасно, Белла. — Тут она нагнулась к уху Беллатрисы, чтобы слышать ее могла только собеседница. — Ты знаешь, я совсем не в восторге, что Люциус во всем этом участвует.
Тут послышался грохот, как будто в соседний с гостиной холл вошло стадо троллей. Кто-то огромный топал там.
— Это великаны! — проговорил Родольфус.
— Пойдем отсюда, Цисси! — позвала мадам Лестрейндж сестру, потянув ее за руку.
Однако не успели еще они выйти из гостиной, как воздух колыхнулся, и из пустоты перед всеми внезапно возник Волдеморт, как всегда холодный и бесстрастный. Он кивком головы поприветствовал своих последователей и слегка поклонился дамам, не выделяя при этом ни одну из них.
— Приветствую, сударыни! — высоким холодным голосом сказал он. Лицо его, ставшее еще бледнее, чем год назад, не выражало никаких эмоций.
— Миссис Малфой! Миссис Лестрейндж! Надеюсь, вы извините меня за то, что на некоторое время лишу вас общества супругов, а им, в свою очередь, простите эту короткую отлучку, как принято у лучших жен? — учтивым тоном светской беседы спросил он, словно находился на каком-нибудь балу.
— Ну, разумеется, милорд! — отвечала Нарцисса.
Беллатриса изо всех сил старалась не покраснеть или, напротив, не побледнеть, и молчала, боясь, что голос у нее дрогнет. Однако строгое воспитание и выдержка выручили ее. Во всяком случае мадам Лестрейндж ничем не выдала охватившего ее волнения. Ну, разве что сжала на несколько секунд губы. И все же она не столько заметила, сколько почувствовала на себе сверлящий взгляд красных глаз Волдеморта и поняла, что он применяет к ней легилименцию. Поэтому она поспешила увести Нарциссу и удалиться сама, благо все пожиратели были уже в сборе, и пора было начинать собрание.
Весь вечер пока Темный Лорд проводил эту встречу у них в поместье, Беллатриса была сама не своя, несмотря на все уговоры Нарциссы. Когда же сестра с мужем отбыли в Малфой-мэннор, то ведьма, к своему изумлению, ощутила сильное жжение в левом запястье: горела черная метка. Колдунья не знала, как и реагировать на это. Ей и хотелось лететь к нему, и в то же время было страшно. Она словно бы разрывалась на две половины и потому стояла в нерешительности.
Волдеморт, отпустив пожирателей, тем не менее не торопился покидать Лестрейндж-мэннор. Кроме того, сразу после окончания собрания он поспешил отправить Родольфуса в Министерство с каким-то пустяковым и нелепым заданием, что, безусловно, очень беспокоило Лестрейнджа, но у него не было выбора, и с тяжелым сердцем пришлось подчиниться. А Темный Лорд, оставшись один, сначала нервно ходил по залу, то и дело поднося палец к черной метке и снова отдергивая его. Время от времени чародей сжимал руками виски, и если бы кто-то сейчас увидел его, то был бы весьма удивлен, что Волдеморт может пребывать в таком беспокойном состоянии. Казалось, колдун как будто борется с какой-то неодолимой силой и не может ей противостоять. Эта странная сила и заставила его нажать на темную метку, однако ведьма все не являлась на его зов. «Да как она смеет!» — гневно шипел Волдеморт точно разозленная кобра и направился в комнаты Беллы.
— Что ты себе позволяешь? — сердито и совершенно не скрывая охвативших его эмоций, набросился он на чародейку. — Или ты за своими семейными делами забыла одну из обязанностей пожирателя: немедленно являться ко мне, если зову?
Беллатриса молчала не в силах говорить от страха и волнения.
— Отвечай! Или обязанности перед ним для тебя выше долга передо мной, долга пожирателя, а, мадам Лестрейндж?
В последние слова было вложено столько яда, желчи и злобы, что Беллатриса сразу поняла истинную причину такого поведения. А вел Волдеморт себя сейчас не только невежливо, но даже и грубо. От изысканных манер, которые он с удовольствием пускал в ход, когда считал нужным, не осталось и следа. Костлявая кисть стремительно, как бросившаяся на жертву змея, взметнулась вверх и схватила чародейку за локоть мертвой хваткой так, что вырваться было невозможно. И ведьма была уверена, что у нее останется синяк. А причина всему — ее замужество. И тут неожиданно для нее самой в Беллатрисе всколыхнулась злость, которая передалась ей от Волдеморта, и она ответила настолько дерзко, что за такое любой другой пожиратель мог и жизни лишиться.
— В то время как вы просто использовали меня, чтобы отомстить отцу, Родольфус оказался настоящим другом, который поддержал меня, протянул руку помощи… — заговорила она, забываясь.
— Круцио! — прошипел Волдеморт, а Беллатриса, не ожидавшая пыток, коротко вскрикнула, но тут же замолчала, кусая в кровь губы.
— А в спальне по ночам вы тоже друг другу лишь руки пожимаете? — злобно спросил Волдеморт и снял проклятие. Ведьма встала с пола, волосы у нее растрепались, а вид даже после короткой пытки был замученный и жалкий. А ведь еще минуту назад это была очаровательная женщина.
В Темном Лорде же гнев как-то сразу улетучился, но не потому, что ему стало жаль ведьму. Напротив, по его мнению, ей полагалось намного больше, чем какой-то один короткий Круциатус. Волдеморта поразило другое. Он никак не ожидал, что встреча с Беллатрисой вызовет у него столько эмоций. Чародей после того, как сделал крестражи из кольца, медальона, чаши и диадемы, уже и не помнил, когда вот так терял над собой контроль. Однако он все же совладал с собой и заговорил уже обычным холодным голосом, вкладывая в слова столько презрения, сколько мог.
— Как ты деградировала! Подумать только! И всего за какой-то год. Тогда я видел перед собой соколицу, а теперь это какая-то клуша, которая вот-вот начнет высиживать яйца. Положительно, соколицу я понимал лучше, чем наседку.
— Я не наседка! — вспыхнула Беллатриса.
— Да? А когда ты последний раз отрабатывала боевые заклинания? Беллатриса Блэк в этом смысле подавала надежды, но вряд ли можно сказать такое о мадам Лестрейндж. Остальные мои пожиратели давно превзошли тебя.
— А я превзойду их! — гордо вскинув голову, проговорила ведьма.
— Попробуй! — усмехнулся Темный Лорд. — Я даже готов оказать тебе честь и снова дать несколько уроков, потратив на тебя свое время. Посмотрим, как ты исполнишь свое обещание.
— Можете не сомневаться! — с вызовом отвечала колдунья, не прибавив к своим словам ни «повелитель», ни «милорд», и казалось, что ей совсем безразлична перспектива очередного пыточного проклятия. Но Волдеморт не стал на этот раз прибегать к Круциатусу, только лишь приказал:
— А теперь уходи! Я позову тебя, когда сочту нужным.
Беллатриса закусила губу, еле-еле скрывая обиду от такого унижения. Никто еще в жизни с ней так не говорил. И пусть волшебница покорилась этому колдуну совершенно добровольно, но сейчас не хотела терпеть подобного обращения даже от него, хоть и могла получить суровое наказание.
— Уйти придется вам, милорд! — уже вполне почтительно отвечала она. — Я у себя дома.
В красных глазах Волдеморта вспыхнула ярость, и он снова было взялся за волшебную палочку, но передумал. Ведьма злила его невероятно, но он не желал этого показывать, не желал, чтобы она думала, будто имеет для него хоть какое-то значение. Он и сам не хотел так думать. Колдун совладал с собой и прошипел тихо и угрожающе:
— Ты заплатишь за эти слова, Беллатриса! И за них, и за все остальное!
С этими словами Волдеморт стал растворяться в воздухе, и через мгновение совсем исчез.
*
После этой встречи уроки магии с Темным Лордом у Беллатрисы возобновились, однако эти занятия имели мало общего с теми, что колдун давал ей год назад. Он ни разу за все время не похвалил ведьму даже тогда, когда она делала успехи в освоении какого-нибудь замысловатого темного заклинания, зато стоило ей допустить малейшую осечку, как чародей не скупился на ехидные замечания. Казалось, что Темный Лорд прилагал все усилия к тому, чтобы как можно сильнее уколоть ее, нарочно причинить боль и моральные страдания. Практические же занятия, поединки с Волдемортом стали особенно тяжелы для ведьмы, ибо щадить волшебницу маг не собирался. И если ей случалось пропустить выпад, угодив под заклятие, то приходилось совсем несладко. Нередко было так, что колдунья даже не имела сил подняться и просто лежала у ног Темного Лорда, а он со злобой в красных глазах смотрел на нее. Впрочем, если такое продолжалось полчаса или дольше, то Волдеморт соглашался милостиво исправить последствия своего колдовства, перемежая целебные заклинания с руганью и попреками в неловкости и нерасторопности. После этих уроков Белла была словно выжатый лимон, но отказываться от них не собиралась. Муштра Волдеморта принесла свои плоды, и вскоре на общих занятиях с другими пожирателями, которые Темный Лорд устраивал для взаимных тренировок своих слуг в боевых заклинаниях, Белла почти всегда выходила победительницей из любой затеваемой схватки, а порой и вовсе сходу посылала в нок-аут того, кому не посчастливилось сражаться с ней. Потому-то другие сторонники Волдеморта не особо жаловали ведьму, ведь никому бы не понравилось так явно ощущать на себе чье-то превосходство.
И только один человек страдал, видя, чего стоят чародейке эти уроки. У него одного Беллатриса всегда могла найти понимание и поддержку. Это был ее муж Родольфус, который совсем не одобрял этих занятий жены, но поделать ничего не мог. И только когда замученная ведьма возвращалась домой и падала без сил на кровать, он ложился рядом с ней и ласково обнимал, пытаясь хоть так быть ближе к жене. Порой Белла сама прижималась к Родольфусу, плакала у него на плече, согреваясь в теплых руках и приникая к мягким губам. Огорчало Лестрейнджа еще и то, что Беллатриса до сих пор не забеременела, хотя и старалась. Но он, конечно же, никак не показывал какого-либо недовольства даже сейчас, когда осуществить это намерение стало еще труднее: теперь волшебница часто от усталости не могла даже просто смотреть на супруга, не то, что желать его.
Однако Волдеморт обучал Беллатрису не только искусству поединков, но и совершенствовал навыки ведьмы в окклюменции, полагая, что если случится попасться аврорам, то эта наука будет очень полезной. Но и здесь чародей держался с ней холодно и отчужденно.
Наконец, ведьма стала выходить в рейды вместе с другими пожирателями, и здесь мало кто мог сравниться с ней не только в магической силе, но и в жестокости, когда она с упоением пытала какого-нибудь несчастного маглорожденного волшебника прежде, чем сразить его смертельным проклятьем. Ведьма считала, что так и надо, и другой участи эти выродки не заслуживают. А главное, она очень хорошо усвоила урок, что, дескать, самое верное средство избежать страданий или хотя бы на время забыть о них — это причинять их другим, выплескивая в них свою собственную боль.
========== Глава 75. Старший кузен Сириус ==========
Как-то раз Темный Лорд в очередной раз вызвал к себе Беллатрису, и ведьма не без тревоги и страха явилась ему на глаза. Эти самые тревога и страх не оставляли ее с тех пор, как Волдеморт возобновил с ней свои уроки темной магии. Но в то же время чародей манил и притягивал колдунью как магнит, и она никак не могла отказаться от этих встреч, хоть ничего хорошего они ей не сулили. И все же его общество было почему-то необходимо ей. Сейчас она стояла перед ним в ожидании его слов, а Волдеморт, окинув ее с головы до ног своими красными глазами, на минуту задумался, а потом сказал без предисловий:
— У меня есть для тебя очень важное задание, Беллатриса. Ты обязана его выполнить идеально, иначе… Иначе мне придется наказать тебя.
Сейчас он говорил с ней как с одним из своих пожирателей, словно между ними никогда ничего не было. Чародейке пришлось принять эти правила игры, и она ответила.
— Я вся во внимании, милорд. Удостоиться вашего доверия и получить задание — большая честь для любого из нас.
— В таком случае — слушай. По данным моих агентов в Министерстве, Дамблдор начал организовывать сопротивление нам и собирать сторонников в некий Орден Феникса, который будет действовать самостоятельно вне зависимости от Отдела магического правопорядка, и входить в него будут не только мракоборцы. У Элфиаса Дожа, которому Дамблдор безусловно доверяет, имеется список всех членов этой организации. Ты должна его добыть. Как угодно. Естественно, эти документы наверняка будут храниться под защитой различных заклинаний, в запертых волшебных сейфах… Я обучу тебя некоторым приемам, позволяющим вскрыть любую защиту. Постарайся все сделать по-тихому. Если не получится — убей Дожа.
— Хорошо, милорд! Я добуду, что вы требуете. Об Ордене Феникса я уже наслышана от Родольфуса. В самом деле, если мы не примем своевременные меры, то наши агенты в Министерстве окажутся под угрозой.
— Это верно! А ты единственная женщина среди пожирателей, и кому придет в голову подозревать мадам Лестрейндж в причастности к моим делам? Но хватит терять время! Пора преподать тебе заклинание Closaurus, которое считается невозможным снять с запертого тайника. Однако есть способы противостоять ему…
*
Проникнуть в дом Элфиаса Дожа, вскрыв заклинаниями дверь, оказалось очень просто. Еще легче было расправиться с самим нерасторопным хозяином, который, похоже, о боевой магии имел в лучшем случае теоретические представления. Беллатриса только изумлялась, как мог Дамблдор доверить хранение столь ценных бумаг такому недотепе. Ведьме даже не пришлось применять Аваду Кедавру. Не воспользовалась в этот раз она и Круциатусом, оказалось достаточно и простого Империуса. В первые несколько секунд у колдуньи мелькнуло было желание поразвлечься пыточным проклятьем, но она отбросила эту мысль. Сейчас главное было достать то, о чем просил Волдеморт, а позабавиться можно будет потом, в другой раз, отрабатывая это заклятие до совершенства на каком-нибудь магле или грязнокровке. Впрочем, Беллатриса часто использовала его, если было нужно вытянуть из жертвы какую-нибудь важную информацию. И хотя Волдеморт успел обучить ее не только окклюменции, но и первейшим азам легилименции, чародейка все же предпочитала пытки. Но сейчас она просто приказала Дожу отдать ей все списки, пароли, явки, характеристики и координаты членов пресловутого Ордена Феникса. Околдованный Империусом маг, разумеется, не мог сопротивляться, провел ведьму в свой кабинет, самолично достал из стола запертые заклинаниями документы и вручил их ведьме. Однако, стоило ей прикоснуться к пергаментам, как в противоположном конце комнаты открылась скрытая дверь, из которой тут же показался юный волшебник с длинными каштановыми кудрями и сходу метнул в чародейку оглушающее заклинание. Оно бы непременно попало в цель, не обладай Беллатриса молниеносной реакцией — качеством, весьма ценным в боевом маге. Колдунья блокировала выпад и тут же контратаковала нападавшего, выкрикнув:
— Петрификус тоталус!
Сейчас рука у нее дрогнула выпустить смертельное проклятие, и тому была веская причина: на волшебницу напал не кто иной как Сириус Блэк, непутевый кузен-гриффиндорец, причинивший немало неприятностей своей матери и тетке Беллы, а всего пару недель назад сбежавший из дома, за что Вальпурга Блэк скрепя сердце выжгла изображение сына с родового древа. И тем не менее это все-таки был ее кузен, в чьих венах текла чистая волшебная, да к тому же родная кровь.
— Белла! — вскрикнул пораженный до глубины души Сириус. На ведьме был надет черный балахон, а лицо скрыто маской, но кузен, видимо, узнал ее по голосу, когда чародейка творила заклинание.
— Ну, здравствуй, Сирри, мой дорогой беспутный кузен! — серьезно без ехидства и злорадства сказала ведьма, стоя над лежащим без движения шестнадцатилетним юнцом. Колдунья хотела снять маску и стянуть с головы капюшон, ведь необходимости в них сейчас уже не было, но передумала, опасаясь нарушить один из главных приказов Волдеморта своим пожирателям.
— Что, примкнул к Дамблдору и Ордену Феникса? — напрямик спросила ведьма.
— Конечно! — твердо отвечал Сириус. — Не мог поступить иначе! Ведь должен же я спасти и обезопасить своих друзей и вообще ни в чем неповинных людей, с которыми вы, кровожадные мрази, столь безжалостно расправляетесь!
— Нет! — вскричала Беллатриса, и глаза у нее загорелись фанатичным огнем. — Как же Гриффиндор тебя испортил, дорогой мой двоюродный братец, если ты не усвоил элементарных вещей, а именно: этим отродьям, грязи, чужакам не место среди нас. Это преступление — смешивать нашу чистую, да и просто волшебную кровь с их грязной! Уж сколько об этом толковала твоя уважаемая матушка!
— Моя матушка — мерзкая старуха, которая жила одной лишь злобой, и я даже рад, что она выжгла меня с родового гобелена, и у нас с ней нет ничего общего. А преступления из всех нас совершаете только вы, выжившие из ума изверги, помешанные на своих бредовых идеях и идеалах.
— Вальпурга все же любила тебя, своего сына, даже несмотря на все твои скверные выходки и суждения, которых ты понабрался в Гриффиндоре. А выжгла она тебя из родословной только тогда, когда ты сам от всего отказался. Сколько я наслышалась причитаний Кикимера о том, как горевала и рыдала твоя мать после побега старшего сына. Да и сама я не раз утешала Вальпургу, когда наведывалась к вам в дом.
Брат Сигнуса Блэка, Орион, со своей женой-кузиной Вальпургой и сыновьями Сириусом и Регулусом жили не в загородном родовом поместье в окрестностях Лондона, а в самой столице, где у древнейшего семейства был фамильный дом на площади Гриммо под номером 12. Он располагался совсем рядом с магловскими домами 11 и 13, но неволшебники его видеть никак не могли и привыкли к тому, что дома номер 12 просто не существует, а есть только пустырь, который, как проплешина, выделялся среди других строений.
При словах о Кикимере лицо Сириуса скривилось от отвращения.
— Мерзкая мартышка! — брезгливо сказал он.
— Ну хоть в чем-то ты еще рассуждаешь как чистокровка! — ухмыльнулась ведьма. — Не все еще потеряно!
— Я не желаю иметь с вами ничего общего! — снова повторил Сириус. — Среди вас не только чистокровки. Столько и чистокровных волшебников-то нет. Хватает и корыстолюбивых полукровок, которые не прочь сорвать куш на чужой беде и смертях.
— Ну а ты, дорогой кузен, я смотрю, тоже не бедствуешь, хотя и сбежал без гроша в кармане, — отметила ведьма, окинув взглядом его вполне приличную, но явно не из дома, мантию.
— Мистер Генри Поттер и миссис Лукреция Поттер, урожденная Пруэтт, родители моего друга Джеймса, были очень добры ко мне и приютили у себя. Да и дядя Альфард принял как родного, а перед смертью завещал все, что после него осталось. Он очень занемог, когда горевал после того, как его жена неожиданно и загадочно скончалась, — многозначительно сказал Сириус, пристально глядя на чародейку.
Ведьма не удержалась от злобной усмешки.
— Тоже мне загадка! — издевательски фыркнула она. — Должно быть, бабушка Элладора постаралась, желая избавить сына от этой грязнокровной нищебродки, а себя от, с позволения сказать, невестки. Думала, сын погорюет, а потом образумится.
— Не образумился и сам вскоре последовал за женой! — с горечью сказал Сириус.
— Эта дрянь наверняка околдовала дядю, польстившись на его знатное имя и золотые галеоны. Не иначе как по ее указке благородный чародей начал с родителями эту позорную тяжбу о наследстве! — негодовала Беллатриса.
— Дядя Альфард догадывался, что бывшие родственники могли навести порчу на его жену и поэтому заранее позаботился о завещании, чтобы убийцам его любимой ничего не досталось, тем более, что на наследство нашелся в его глазах более достойный претендент.
— Два сапога пара, мерзкие шарлатаны! — презрительно бросила Белла.
Сириус на это ничего не сказал, а заговорил о другом.
— А ты почему встала в ряды этого злодея и деспота? Ведь у тебя все есть: власть, положение, деньги. Скажи, пожалуйста, зачем тебе понадобилась эта гадость?
Лицо Беллатрисы вдруг смягчилось, и она заговорила назидательным шелковым голосом, как будто обращалась к ничего не смыслившему ребенку.
— Мерлин мой! Бедненький Сириус! Спасение волшебного мира гадостью называет.
Тут уж настала очередь Сириуса удивляться кузине, и во взгляде его кроме презрения и ненависти появилось еще и удивление, с каким человек часто смотрит на неадекватного и душевнобольного собеседника.
— А ты, значит, все эти ваши рейды, нападения и убийства спасением волшебного мира называешь? — тихо спросил он.
— Именно! Именно, дорогой кузен. Мои враги двух видов: грязнокровки, все наглее и наглее прущие в наш мир, и те, кто встает на их сторону, предатели крови. Кто из них опаснее, даже не знаю, но времени нет. Нет времени с ними церемониться. Еще каких-нибудь пару-тройку десятилетий, и уничтожат, смешают с грязью всю последнюю чистую кровь!
— И ты поэтому… — усмехнувшись, хотел было перебить Сириус, но разошедшуюся ведьму было уже не остановить.
— Да, поэтому! И не только… — Она опустила на мгновение глаза в пол. — Мы не отдадим этим грязнокровкам, которые теперь кишат в Министерстве магии, даже пяди своих древних законных прав. Править волшебным миром, быть у руля должны чистокровные маги, испокон веков живущие в нем. И мы будем отстаивать свое с оружием в руках, чем, собственно, и занимаемся… И разве ты не замечаешь, дорогой кузен, что этой грязи становится меньше, воздух чище, дышать легче. А то — что ни ребенок, родившийся у таких, то какой-нибудь сквиб или полусквиб. Нет, с этим давно пора завязывать!
— А не слишком ли много вы на себя берете? — горько усмехнулся Сириус. — Решаете чужие судьбы, кто прав, кто виноват, кому жить, кому умереть? Вы, значит, все это знаете?
— Кому как не нам, чистокровным чародеям, решать судьбу волшебного мира? Ну, ладно! В сторону дискуссии. Короче. Теперь ты все знаешь, Сирри. Деваться на некуда. Выбирай, кузен, или с нами — вставай рядом, пойдем вместе. Милорд тебе сегодня же дарует Черную метку. Большая честь, знаешь ли. Другие ее месяцами и даже годами добиваются. Или же против нас — пойдешь со своими грязнокровками. Но уж тогда не взыщи! Ну что, кузен, решился тоже встать в наши ряды, а? — усмехнулась ведьма, видя, что Сириус просто молчит и слушает, не возражая более. — Как я тебя перевербовала, а? За пять минут, без всяких фокусов.
— Замолчи, дрянь! — с ненавистью проговорил Сириус. — Ты мне не кузина и не родня, также как и Вальпурга — не мать. По тебе, грязной сумасбродной убийце, Азкабан плачет. И я обещаю, что сделаю все, чтобы тебя туда упрятать и заставить заплатить за свои преступления.
Тут и Беллатриса ответила с еще большей злобой.
— А я обещаю, я тебе клянусь, что когда-нибудь убью тебя!
— Что же медлишь? — ехидничал Сириус.
В этот момент в комнату влетел портал, за который держались Аластор Грюм, Фрэнк Долгопупс и еще один совсем юный волшебник, ровесник ее шестнадцатилетнему кузену, с черными вихрами волос и в круглых очках.
— Джеймс Поттер! — догадалась Беллатриса. Также она поняла и подвох, который устроил Дамблдор в доме своего друга Элфиаса Дожа. Главная опасность заключалась как раз в кажущейся легкости при добывании этих пергаментов. Они оказались заколдованы. Стоило кому-то чужому прикоснуться к ним, как об этом сразу же узнавал дежурный, прячущийся за тайной дверью и поэтому имеющий возможность напасть неожиданно. Даже тот факт, что дело это иногда поручалось чистокровному сопляку, еще не закончившему школу, тоже был на руку Ордену Феникса. Этого хоть и юнца, но очень способного и, к тому же, специально натасканного в защите от темных искусств волшебника, могли просто не оценить по достоинству. А кроме того, чистая кровь, которая текла в нем, и принадлежность к Блэкам могли многих пожирателей навести на мысль попробовать завербовать чародея. В этом случае было бы потеряно драгоценное время. А между тем дежурного подстраховывали мракоборцы. Если волшебник через какое-то время не являлся вместе с пойманным похитителем, то к нему направлялась группа поддержки.
Ведьма быстро оценила ситуацию и поняла, что вряд ли сможет противостоять сразу четырем противникам, и двое из них — матерые мракоборцы, которые не боялись вступить в поединок с самим Темным Лордом. Она решила уходить, но не потому, что струсила, просто пергаменты, которые Волдеморт велел ей добыть, были уже у нее и надо было любой ценой доставить их Темному Лорду. Ведьма попыталась трансгрессировать, но безуспешно: очевидно на дом специально наложили чары.
Грюм и Долгопупс бросились к ней.
— Остолбеней!
— Экспеллиармус!
Похоже, оба хотели взять ее живой. Что же, тем лучше! Ведьма ловко увернулась от первого заклятия и блокировала второе. Колдунья крутилась как волчок, ставя щиты и уклоняясь от летевших в нее заклинаний с быстротой и какой-то грацией дикой кошки. Двое мракоборцев, хоть и не применяли непростительные, но на другие боевые, а порой и темные заклинания, не скупились. Одно из них, режущее проклятие Секо все-таки задело ей правую руку, и кровь из нее хлынула на черный балахон. Рука занемела, но ведьма продолжала отчаянно биться, понимая, что если ее возьмут в плен, то Азкабан — это лучший вариант, который может ждать ее. Она взяла палочку в левую руку и выпустила две Авады, предназначавшиеся Долгопупсу и Грюму, но промахнулась. Тогда ведьма решила сменить тактику и атаковать Джеймса Поттера — самого молодого, а потому наиболее уязвимого.
— Круцио! — вскричала она, и Джеймс тут же с криком упал на пол, а старшие товарищи бросились к нему, чего ведьма, собственно, и добивалась, только лишь по этой причине не используя смертельного проклятья. Ведь увидев мертвого, а не раненого товарища, мракоборцы только еще яростнее атаковали бы ее. Так она выиграла несколько очень нужных ей секунд, чтобы выскочить из комнаты и броситься к выходу из дома, на улицу и иметь возможность трансгрессировать. И ее замысел уже почти увенчался успехом, но тут до ее ушей донесся голос Сириуса.
— Остолбеней!
На сей раз заклятие угодило точно в цель, и колдунья замерла как вкопанная.
— Я выполнил свое обещание, дрянь! Тебя отправят в Азкабан!
— А я, будь уверен, когда-нибудь выполню свое, так что тебе не жить!
Тут в холле показались Грюм и Долгопупс. Глава мракоборцев поднял волшебную палочку, и комната озарилась разноцветной вспышкой от какого-то заклинания, произнесенного невербально. Тело Беллатрисы, и без того обездвиженное, налилось свинцовой тяжестью и жгучей болью. Перед глазами все помутнело и поплыло. Последнее, что запомнилось ведьме, было ощущение падения, а потом сознание покинуло ее.
========== Часть 76. Примирение ==========
Пожалей меня, пожалей! В моей судьбе, такой жестокой и нескладной, Лишь от любви твоей, по-женски безоглядной, На миг становится хоть чуточку теплей! С. Трофимов «Пожалей»Проснулась Беллатриса от ощущения, что к ее пылающему лбу приложили что-то холодное. В теле по-прежнему чувствовались слабость и тяжесть, но боль его уже не терзала. Ведьма попробовала пошевелиться и, к удивлению, ей это даже удалось. Она открыла глаза, но ничего не увидела в кромешной темноте. Однако слух уловил какое-то движение и нервно-облегченный выход, а источник прохлады со лба переместился на щеку. Тут вдруг волшебница поняла, что это человеческая ладонь, и обладателем таких холодных ладоней мог быть только один чародей на свете. Вспышка голубоватого света на кончике его волшебной палочки разрезала тьму.
— Ну, наконец-то! — послышался едва слышный шипящий шепот у самого уха Беллы. Не успела она опомниться, как руки Волдеморта оторвали ее от подушки, обняв за плечи, и секунду спустя волшебница уже полусидела у него на коленях, прижатая к худой холодной груди. Узкая кисть с длинными пальцами белым лебедем ныряла в темных волнах роскошных волос. Беллатриса же никак не могла понять, происходит ли все это во сне или же наяву. Было трудно поверить, что после всего произошедшего между ними Темный Лорд вот так просто держит ее у себя на коленях и гладит волосы. Нет, такое просто невозможно! Колдунья вспомнила последнюю яростную схватку с мракоборцами в доме Дожа после разговора с Сириусом, заклинание, угодившее в нее, - и все! Дальше — полная темнота и беспамятство до того самого момента, как она очнулась уже в этой комнате. Но как она здесь оказалась? Неужели это Темный Лорд перенес ее сюда? Но откуда он вообще взялся на месте сражения? Зачем спас ее? И почему, в конце концов, не наказывает Круциатусом за то, что все-таки попалась аврорам? Когда Волдеморт опять заговорил, то ведьма поняла, что не спит и не грезит.
— Хорошо, что тебе уже лучше! — тихо сказал колдун. Голос звучал бесстрастно, но при этом волшебник словно мимоходом коснулся ее кудрявой макушки.
— Болит что-нибудь? — спросил он.
— Нет, — пролепетала Белла пересохшими губами. — Только тяжесть и слабость во всем теле! — нехотя призналась она, понимая, что Волдеморт все равно видит ее мысли, как будто череп у нее из прозрачного стекла.
Маг молча взял волшебную палочку, поднес ее поочередно к голове, груди, рукам и ногам, беззвучно шевеля губами, видимо, творя заклинания. И почти сразу же Беллатриса ощутила, как в теле, словно налитом свинцом, снова поселилась легкость, а жар начал спадать. Темный Лорд протянул волшебнице маленькую пробирку с коричневатой жидкостью.
— Выпей это зелье. Оно окончательно тебя исцелит.
Белла покорно взяла предложенную пробирку и одним глотком осушила ее. Руки Волдеморта тем временем гладили красивую женскую спину, стягивали тонкую шелковую сорочку, в которую он переодел ведьму, когда та была без сознания. Тонкие губы припали к шее, к тому месту, где к коже приливала кровь. Через секунду они начали осыпать поцелуями каждый миллиметр лица, а оторвавшись на секунду, чтобы вдохнуть воздух, хриплым голосом шептали: «Беллатрис-с-са, Белла, Беллс-с!»
И вдруг маг отпрянул, пристально заглянул в темно-карие глаза и медленно, как будто через силу проговорил.
— Я так замерз! Согрей меня, Белла! — попросил он. Волшебница взяла с прикроватного столика волшебную палочку и, направив ее на камин, разожгла в нем огонь. Но темный маг только покачал головой, взял ладонь ведьмы в свою и поднес к груди, где стучало сердце.
— Нет! — проговорил он. — Я здесь замерз! Ты тоже холодная, но только не со мной! И только ты могла бы меня отогреть!
В голосе волшебника сейчас не было ни капли гнева, напротив, теперь в нем явственно слышались глубоко затаенная грусть, какая-то бесконечная печаль и отчаянная мольба, словно от этого зависела его жизнь. Должно быть, умирающая замерзающая Меропа также слезно молила работников приюта, чтобы те впустили ее в тепло. Беллатриса не верила своим ушам. Это уж действительно было что-то из ряда вон! Неужели он в самом деле просит?! Волдеморт, чье имя уже сейчас многие начинают бояться произносить и именуют Тот-кого-нельзя называть или Сам-знаешь-кто? Сам Темный Лорд и кого-то просит, даже умоляет? Не приказывает, не накладывает Империус и не пытает Круциатусом? Но во все это пришлось поверить, когда чародей кроме слов еще и протянул к Белле свои руки, холодные, как будто у мертвеца, и прижался к ней таким же холодным телом. И Белла откликнулась, в свою очередь крепко обняла и стала горячо целовать в бескровные губы, бледное лицо, костлявые плечи, словно и впрямь надеялась любой ценой отогреть эту раздробленную душу и оледенелое сердце, даже если сама рисковала умереть от смертного холода.
От прикосновений волшебницы змееуст, кажется, совсем потерял голову. Все планы по захвату власти, кровавые расправы и изощренные пытки отошли куда-то на задворки сознания, а потом и вовсе на время улетучились. И весь мир вдруг сузился до одной этой ведьмы, трепетавшей в его объятиях. Только сейчас он вдруг осознал, как истосковался по ней и по женским ласкам. Ведь после того памятного расставания он больше даже не посмотрел ни на кого… Беллатриса хотела было что-то сказать, но неистовые губы Волдеморта закрыли ей рот и не дали произнести ни слова. Голова у волшебницы тоже, в свою очередь, пошла кругом от радости. Пламенная волна страсти захлестнула обоих. Казалось, какой-то стремительный и мощный водоворот, из которого совершенно невозможно выбраться, затягивал два сладострастно переплетенных тела в глубокую пучину, именуемую счастьем. А две погрязшие в грехах и злодействах души все же ликовали от своего воссоединения.
Спустя какое-то время Волдеморт сжимал в объятиях разморенное тело Беллы, прижав к себе столь крепко, что чародейка едва могла набрать в грудь воздух. Тишина в спальне прерывалась сперва только частым дыханием любовников, а потом Волдеморт зашипел на парселтанге, потому как в голове у него кружился целый вихрь мыслей, которые он не решался высказать чародейке напрямую, хоть слова и жгли ему язык.
— Что же ты натворила, глупая, вздорная девчонка! — словно кричал кусок его раздробленной души. — Почему так быстро забыла данное мне обещание и усомнилась после всего, что с нами было! — Тут Темный Лорд еще крепче обнял Беллатрису, прижав к себе и коснувшись губами ее виска. — Чего тебе не хватало кроме этой пресловутой любви? Никакими словами невозможно описать то, что я испытал, когда ты ушла от меня. Словно кто-то снова разрывал на части мою уже расколотую душу! До сих пор меня, самого Темного Лорда, бросает в дрожь, при одном только воспоминании о той боли, которая казалась мне сильнее любого самого мощного Круциатуса. Она терзала меня все то время, пока я бодрствовал, но и спать я спокойно не мог. А сколько было бессонных ночей, проведенных в бесплодных попытках и безрезультатных экспериментах найти средство, чтобы только не видеть перед собой твоего образа. Я просто не знал, куда деваться от всего этого, и тогда решился прибегнуть к последнему средству,волшебству невероятно могучему, но столь темному и необратимому, что даже я, искушенный в черной магии чародей, воспользовался им лишь единожды. Это колдовство должно было сделать меня неуязвимым и бессмертным, а кроме того, позволило бы не испытывать никаких чувств. Я должен был избавиться от тебя любой ценой. Все было уже давно подготовлено для ритуалов, оставалось только произнести заклинания. Много лет я колебался сделать то, о чем никто доселе даже не помышлял. Однако ради обретения бесстрастия наряду с дополнительными гарантиями своего бессмертия я был готов на все! И знаешь, ведь поначалу все было так, как я и задумал. То, что ты теперь не моя, казалось, нисколько больше меня не трогало. Мне вообще стали чужды почти все желания людей, у которых целая душа. Единственное, чего я продолжал страстно желать, даже сильнее, чем до ритуалов, была власть. Это в конечном итоге и побудило меня, наконец, начать открытую войну, которая теперь заняла все мои помыслы. Но зато ты исчезла из моих мыслей, и меня все устраивало. Я даже спокойно отнесся к тому, что придется снова встретиться с тобой в Лестрейндж-мэнноре, куда Родольфус, завоевавший доверие некоторых великанов, пригласил этих новых союзников. Упорно считал, что мне уже безразлично, с кем ты живешь, делишь кров, стол и постель. Наверное, это и сохраняло жизнь Родольфусу, позволив мне смотреть на него как на преданного и очень полезного слугу. Мерлин, как же я ошибался! Едва только рядом появилась ты, все рухнуло в один миг! По непонятной причине в отношении тебя даже магия крестражей дала сбой, хотя безотказно работала со всеми остальными. Увидев тебя снова, нет, даже еще не видя, от одного твоего с характерной хрипотцой голоса, который я услышал, когда ты разговаривала с Нарциссой, от одного этого все мои усилия пошли прахом! Мне и хотелось забрать тебя с собой, позабыв о прошлом, настоящем и будущем, и в то же время жгучая ненависть заставляла отомстить тебе за все, что ты со мной сотворила. Временами казалось, тебя убить мало, и смертельное проклятие — это слишком просто и гуманно. Я всячески пробовал избавиться от тебя, как от наваждения, с помощью магии, полагая, что если достигну цели, то вздохну с облегчением, но не тут-то было! Тогда я решил просто уничтожить тебя. Казалось, что нет ничего проще. Смертельное проклятье, всего два слова, уже таких привычных и обыденных. Но нет! Мне хотелось, чтобы и ты почувствовала, каково это, когда из тебя рвут заживо душу! В голове моей быстро созрел четкий план. Я стал обучать тебя боевой магии, попутно используя эти уроки, чтобы всласть поизмываться над тобой, видя, как больно тебе слышать мои грубые порицания. Втайне же меня поражали твои успехи и упорство. Когда пришло время, тебе стали поручаться разные миссии, участие в рейдах с расчетом на то, что рано или поздно ты попадешься аврорам, и за неоднократное применение непростительных тебя, скорее всего, приговорят к поцелую дементора. Но мракоборцам оказалось непросто поймать тебя. Тогда я послал тебя к Дожу за этими пергаментами, прекрасно зная, что тебе не удастся выкрасть их незаметно. Я сам за всем наблюдал, скрытый дезилюминационным заклинанием. Но, Мерлин, Белла, я не знаю, что со мной произошло, когда ты упала, а Грюм уже протянул к тебе руки, чтобы трансгрессировать в Министерство… В эту последнюю секунду мне показалось, что сердце или выскочит из груди или, напротив, остановится. Не знаю, какая сила заставила меня тогда броситься к тебе на помощь, позабыв про все на свете. А ведь будь это кто другой, я бы и пальцем не пошевелил. Что ты со мной делаешь? Почему я не могу отомстить тебе, хотя и обязан самой большой болью? А ведь уже много лет всякий, кто осмеливался даже косо взглянуть на меня, всегда расплачивался за это очень жестоко. Ответов на все это нет даже у меня, Темного Лорда, который столь сведущ в разном волшебстве. И где искать их, мне тоже неизвестно!
========== Глава 77. Самое важное задание для Родольфуса Лестрейнджа ==========
Пока в комнате раздавались тихие шипящие звуки, Беллатриса просто молчала. Она не понимала змеиного языка, но ей было сейчас достаточно и того, что Волдеморт рядом и при этом крепко обнимает ее. Потом на какое-то время повисла тишина, и волшебница первой нарушила ее.
— Что же дальше? — тихо спросила она.
Темный Лорд погладил ее по волосам, взял чародейку за руку и поднес ее ладонь к своей холодной щеке.
— Теперь ты будешь принадлежать только мне! — твердым, не терпящим возражения голосом отвечал темный маг. — И только посмей отказаться, тогда я удержу тебя силой. Заколдую, заворожу, Мерлином клянусь! Теперь никто другой тебе даже в лицо посмотреть не посмеет!
Белла недоуменно взглянула на свое обручальное кольцо, и Волдеморт это заметил.
— Плевать я хотел на твое замужество! Это не имеет значения и не должно нам мешать! — прошипел он.
— Значит, вы хотите, чтобы Родольфус и я развелись? — недоумевала волшебница.
— Конечно, хочу. В свое время! — немного помолчав, ответил он.
— Но как же… — начала было чародейка, но Темный Лорд не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем, а после обратился к ней непривычно мягким голосом.
— Наше противостояние с Министерством и этой изрядно пощипанной курицей, Орденом Феникса, сейчас в самом разгаре. Любая волшебница, которую я бы вздумал объявить своей законной супругой, привлекла бы к себе слишком много внимания. Но уведи я чужую жену, и тогда весь Орден будет думать, что дело не только в твоей чистой крови. Тебя посчитают моей ахиллесовой пятой и поэтому будут охотиться не меньше, чем за мной, полагая, что так можно воздействовать на меня. Мы не можем так рисковать. — Волшебник крепче прижал Беллатрису к себе. — Я не хочу снова терять тебя, едва обретя. Ты одна из лучших моих пожирателей. Но как только мы одержим победу, как только вся волшебная Британия склонится передо мной, тогда я прикажу Родольфусу развестись с тобой и сам назову тебя женой.
Тут Волдеморт снова задумался, а потом встал, взмахнул волшебной палочкой, и в комнату влетела маленькая золотая чаша, уже знакомая Беллатрисе.
— Кубок Пенелопы Пуффендуй!
— Теперь это не просто кубок, а один из залогов моей неуязвимости. У меня будет к тебе просьба, Белла!
— Милорд, только скажите, и ради вас я хоть сейчас готова идти в бой с грязнокровками. — Глаза у ведьмы блеснули фанатичным и недобрым огнем, который многих устрашил бы, но Волдеморт, напротив, усмотрел в этом особый шарм. — Я уже совсем здорова, мой повелитель!
— Нет, поручение это совсем другое, гораздо более важное. Я хочу, чтобы ты поместила чашу в своем хранилище в Гринготтсе и при этом молчала о ней, Белла. Я, конечно, мог бы держать ее и в своей ячейке, но раз уж о нашей связи никто не подозревает, то у тебя она будет скрыта так же надежно, как и у меня.
— Я почту за честь, милорд!
— И еще, Белла. Среди оборотней, этих новых союзников, есть шпион.
— Не может быть! — воскликнула ведьма.
— Может! — категорично заявил чародей, и волшебница замолчала. — Итак, — продолжил маг. — На совместной с оборотнями псиной охоте внезапно появляются мракоборцы, не взирая на все мои скрывающие проявление заклинаний чары, безотказный эффект которых тебе тоже известен на личном опыте. Это первое. Авроры вообще появились в тот момент, когда оборотни бросились к деревушке, а никто из пожирателей еще даже ни разу не взмахнул волшебной палочкой. Это второе. Третье. Я тут даже подозревал в предательстве Родольфуса… — Беллатриса от страха вздрогнула, но Волдеморт успокаивающе погладил ее по спине. — … но как показала примененная к нему тайно легилименция, твой муж чист передо мной, иначе его бы уже не было в живых. Мракоборцы прибыли на место вовсе не из Министерства, и Дольф совершенно ничего не знал, ведь Орден Феникса, как тебе известно, действует самостоятельно. Его члены не доверяют министерским сотрудникам, опасаясь нарваться на завербованного нами агента.
— Но Родольфус заместитель Отдела магического правопорядка. Почему Грюм ничего не сказал ему, своему заместителю? Неужели его в чем-то подозревают? — испуганно спросила ведьма.
— Может быть, но Дольф, надо отдать ему должное, очень осторожен и себя вряд ли выдаст. Свою черную метку он тщательно скрывает заклинаниями. Обвинить его в чем-то конкретном никто не может. Ну, а в Орден Феникса не пригласили потому, что любой чистокровный и знатный чародей за редкими исключениями по умолчанию вызывает у них опасения. Итак, твоему мужу тоже было неизвестно об их планах испортить нам всю охоту. И каков вывод, Белла?
— Авроры заранее знали о предстоящей псиной охоте! Кто-то им все сообщил.
— Вот именно! Нужно выяснить, и как можно скорее, кто к этому причастен. Я обучил тебя основам легилименции, тебе одной из немногих известны имена всех моих сторонников, включая оборотней. Сможешь тайно проверить каждого из них? И оборотней в том числе? Мерлин мой, я лично не могу посвящать этому столько времени!
Колдунья задумалась, а потом, ехидно улыбнувшись, ответила:
— Когда я узнаю имя этого шпиона, я убью его, и, если понадобиться, того, кто мне скажет о нем!
— Больше никаких колебаний и сомнений? — с улыбкой спросил он.
— Никаких, милорд! — твердо отвечала ведьма.
Волдеморт взял левую руку колдуньи и посмотрел на черную метку.
— Однажды пожиратель — на всю жизнь пожиратель! — страстно прошипел он, снова приникая к губам, нетерпеливо скользя руками по обнаженному телу Беллы и опрокидывая ее на постель.
*
В просторной и светлой гостиной Лестрейндж-меннора на столе догорали свечи. В широкие окна проникали отблески занимающейся зари, которых, однако, совсем не замечал сидящий в кресле хозяин дома. Вид у него был крайне удрученный и усталый, каштановая шевелюра всклокочена, а глаза смотрели вперед ничего не видящим взглядом, и по тому, как они покраснели и опухли, было совершенно очевидно, что Родольфус за всю ночь так и не сомкнул очей. Более того, он то и дело вставал, садился и снова вставал, бесцельно мечась по комнате и не находя себе места от волнения и страха. Этим вечером Волдеморт отправил Беллатрису с заданием в дом Элфиаса Дожа, и по всем подсчетам жена давно должна была вернуться, но она почему-то не возвращалась. Конечно же, Лестрейндж уже наведался к Дожу, где его глазам предстали следы очередного столкновения с мракоборцами: опрокинутая мебель, беспорядок и даже следы крови на полу. Но в Министерство не доставили ни одного арестованного. Однако если Беллатрисе удалось уйти от авроров, то где же она, в таком случае? Убита или ранена? Или ее все же схватили? Ответов у него не было.
Внезапно волшебник ощутил колыхание воздуха, который, все сгущаясь, образовал столб дыма, а из него появился Волдеморт.
— Повелитель! — воскликнул Лестрейндж. — Чем обязан? Ах, милорд! Белла до сих пор с задания не вернулась. Вам, должно быть, известно, что с ней произошло? — взволнованно спросил он.
— Разумеется! Именно о Беллатрисе и о том, что с ней произошло, я и намеревался с тобой поговорить, — усмехнулся Темный Лорд. — Эту ночь Белла провела со мной.
— Что? — упавшим голосом спросил Родольфус. — Вы приказали ей составить отчет о выполненном задании? — цепляясь за последнюю надежду, как утопающий за соломинку, проговорил он.
— Лестрейндж, не стоит спрашивать глупости, в которые ты и сам не веришь, как бы ни хотелось. Белла провела ночь в моей постели, о чем ты абсолютно верно догадался. Впрочем, если не веришь словам, с удовольствием поделюсь воспоминаниями. Прожить все заново я бы не отказался. Это моя женщина, ясно?
— Нет, не ясно! — закричал Лестрейндж, словно ужаленный. Теперь перед Волдемортом стоял не покорный слуга, не преданный последователь, а оскорбленный и уязвленный до глубины души муж, который ни в какую не хотел отказываться от дорогого человека, а кроме того, серьезно опасался за его судьбу.
— Белла была вашей, но вы лишь использовали ее, чтобы отомстить своему давнему недругу, и тем самым лишились всех прав на нее. Теперь Белла — мадам Лестрейндж, моя законная супруга. И она останется со мной, Том! — Родольфус был просто вне себя.
— Круцио! — прошипел Волдеморт. — Больше тебе с ней не быть! — нагнувшись к пожирателю, сказал Темный Лорд. — Такие как Беллатриса — это не про твою честь! Весь твой удел — дамочки из Лютного переулка.
— Нет! — кричал Родольфус, превозмогая адскую боль. — Я расскажу Беллатрисе, что ты полукровка, Том Реддл! Расскажу ради ее же блага. Для нее будет лучше, если станет держаться от тебя подальше. Она все узнает, и в этом случае благоговения перед вами у нее поубавится!
— Да неужели? — издевательским шелковым голосом спросил черный маг. — Как узнает, так и забудет. В легилименции и в мастерстве работы с человеческой памятью мне равных практически нет. Или ты думаешь, что наш дорогой Дамблдор не желал бы того же: рассказать всему чистокровному сообществу, кого они на самом деле признали своим предводителем. Однако он, похоже, поумнее тебя, и потому даже не затевает столь безнадежного дела. А если ты окажешься настолько глуп, что решишь все же трепать языком, то, Мерлином клянусь, тебе же будет хуже! Я превращу твою жизнь в ад, например, внушу Беллатрисе, что не было никакого деликатного обращения и терпения с твоей стороны. Твоя жена все это забудет, зато будет уверена, что ты брал ее силой! Тогда она не только уйдет ко мне, но и возненавидит тебя. Ты проиграл, Дольф! — Волдеморт снял проклятие. — Но зачем же нам прибегать к таким крайностям? — елейно заговорил он. — Я лично заинтересован в том, чтобы Белла относилась к тебе с симпатией и благосклонностью, как подобает благонравной чистокровной супруге.
— Я не понимаю… — растерялся Лестрейндж. — Вы не намерены заставлять меня дать Белле развод?
— Ну почему же? По моему приказу ты с ней разведешься. Но не сейчас… А пока что для всех будешь играть роль ее супруга.
— Зачем же?
— Ты совсем идиот или прикидываешься? Ну да ладно, для тугодумов готов доходчиво объяснить, ведь это в моих же интересах. Вы с Беллатрисой — не какие-нибудь грязнокровные плебеи, каких у нас развелось последнее время просто немеряно, а представители двух древних родов, и развод ваш не останется без внимания других чистокровных магов и писак из «Ежедневного пророка» или еще откуда-нибудь. Вот возьми хотя бы эту новоявленную пигалицу, мисс Прытко-Пишущее-Перо Риту Скитер, которой до всего есть дело, и она везде готова сунуть свой нос… Так что весьма вероятно, кто-то догадается об истинной причине вашего разрыва. И тогда каждый встречный-поперечный, от благородных магов до распоследних шелудивых грязнокровок будут знать, что Беллатриса — пожирательница смерти. И костюм с маской, которые так предусмотрительно надевают мои сторонники, отправляясь на расправу с грязнокровками, будет бесполезен!
— Этого нельзя допустить! — воскликнул Родольфус.
— Замечательно, что до тебя это дошло! — удовлетворенно кивнул Волдеморт. — Теперь, надеюсь, ты не станешь возражать, чтобы играть роль ее мужа?
— Не буду! — обреченно вздохнул Лестрейндж, понимая, что выбора ему уже не оставили. — Я выполню то, что вы мне велите, милорд, но только ради Беллы.
— Ну, конечно! Я другого и не ожидал. И сейчас отправляюсь к Сириусу Блэку, дабы подчистить его память, пока он не рассказал всем мракоборцам, кого они чуть не зацапалили!
— Вы не убьете его? — удивился Родольфус.
— Это я всегда успею сделать, но без крайней необходимости не собираюсь проливать драгоценную чистую кровь. Это вообще прискорбно, что кузен Беллатрисы в Ордене Феникса. Но когда я сокрушу это дементорово сопротивление, то основательно возьмусь за этого мальчишку, которому еще только шестнадцать, и, возможно, мне удастся заставить его сменить убеждения. Может быть, посидев в Азкабане, он поумнеет.
— В Азкабане?
— Ну да! Там, знаешь ли, можно воспитывать заблудших. Разумеется, те, кто не заблуждаются, а являются врагами, те подлежат уничтожению.
Тут Родольфус вдруг язвительно и без малейшего страха сказал:
— А я-то все голову ломал, что же это вы, милорд, до сих в меня Аваду не запустили, а ограничились лишь Круциатусом!
— Естественно, что не по доброте душевной! — ухмыльнулся Волдеморт. — Я и в самом деле строю на тебя расчет, хотя, признаюсь, едва сдерживаюсь, чтобы не убить! Но ты мне еще пригодишься в Министерстве, а главное, если тебя не станет, то мне некому будет поручить такое задание — хранить тайну о моих отношениях с Беллатрисой. Да-да, считай это моим заданием, — колдун сделал ударение на последнем слове. — Очень-очень важным и ответственным заданием. И упаси тебя Мерлин где-нибудь оступиться… Только сделай попытку прикоснуться к ней, пожалеешь, что на свет родился!
Родольфус в отчаянии схватился руками за голову.
— Впрочем, издевательски добавил Волдеморт. — На людях тебе вполне можно и даже нужно вести себя как добропорядочный супруг и, соответственно, оказывать жене положенные знаки внимания. Тебе все ясно?
— Вполне! — тихо отвечал Лестрейндж.
— Вот и отлично! — переходя на свой обычный холодный тон, отвечал Темный Лорд и стал растворяться в воздухе.
========== Глава 78. Одержимые ==========
То, что испытывали друг к другу Волдеморт и Беллатриса, вряд ли можно было назвать любовью в том смысле, какой люди обычно привыкли вкладывать в это слово: чувство светлое, возвышенное, жертвенное. Здесь же больше имела место колоссальная потребность друг в друге, непреодолимое притяжение как от магнита невероятной силы, одержимость и болезненное пристрастие будто у наркомана к заветному для него зелью.
Беллатрисе Волдеморт казался самым могущественным, самым умным и совершенным человеком. Впрочем, даже не человеком, а кем-то большим, высшим существом. Потому даже простой благосклонный взгляд, короткая похвала способны были сделать ее счастливой и готовой ради него на любой поступок, который другим пожирателям даже в голову бы не пришел. Когда же они бывали близки, то ведьма ощущала себя словно на седьмом небе. Она была не просто его соратницей, но и его женщиной, сотворившей кумира из своего возлюбленного. Любовь к мужчине и любовь к идеалу, сливаясь воедино, делали ее до безумия фанатичной. Все жизненные убеждения Темного Лорда относительно любви и дружбы, чистой и грязной крови, правильного устройства мира становились и ее убеждениями. Любое слово обожаемого повелителя было для нее законом, аксиомой, не требующей доказательств. Все, кого Волдеморт считал своими врагами, были люто ненавидимы и самой Беллатрисой, заочно приговорены ею к смерти. Волшебница боготворила его настолько, что, даже оставшись с ним наедине, даже сгорая в его объятиях, даже во время вспышек страсти между безумными поцелуями величала своего идола не иначе как «милорд» и «повелитель», тем самым давая понять, что целиком и полностью вверяет ему себя, свою жизнь и судьбу.
А что же Волдеморт? Темный Лорд вряд ли отдавал себе отчет, насколько сильно пленили его преданность и слепое обожание Беллатрисы, которых он больше не находил ни в одном человеке, хоть до того, как узнал ведьму, хоть после. Стоило ему порой просто заглянуть в светящиеся восхищением глаза - и весь остальной мир на какое-то время переставал существовать для него. Преклонение Беллы перед своим кумиром и абсолютная покорность ему в сочетании с молодостью, когда многие жизненные принципы еще не успели до конца сформироваться, делали волшебницу мягким воском в руках ее повелителя, и этому материалу можно было придать любую форму. И Волдеморт с удовольствием лепил из чародейки истинную ехидну под стать себе самому. Потому он не жалел времени лично обучать Беллатрису, зная, что результаты не заставят себя ждать. Темный Лорд считал магию силой, которая должна быть достоянием лишь избранных – благородных чистокровных магов или хотя бы полукровок, в ком тоже текла волшебная кровь. Грязнокровки же и всякие выскочки, по его разумению, никак не должны были допускаться к этим сокровенным знаниям. Но еще более ревниво Волдеморт относился к своим собственным наработкам, к премудростям, почерпнутым, по крохам собранным во время долгих странствий по волшебному миру. И поэтому, даже с пожирателями смерти, удостоенных темной метки и допущенных в ближний круг, Волдеморт не спешил делиться этими сокровищами. Кроме боевой магии колдун очень нечасто брался обучить того или иного сторонника какому-нибудь темному заклинанию и делал это лишь в тех случаях, когда маг совершал что-то достойное такой великой милости, а вновь полученные знания могли пригодиться ему в выполнении важного задания, которое хозяин планировал ему поручить. Но Белла в этом смысле представляла собой особый случай. Видя, как искренне та старается быть полезной ему, не ища при этом никакой выгоды для себя, (все, что желали получить другие последователи: власть в виде заветной должности в Министерстве, положение и влияние, золото, наконец, у нее уже было) чародей с удовольствием делился с ней многими, мало кому известными темными заклинаниями. Наделив колдунью этими знаниями, Волдеморт мог спокойно поручить ей самые ответственные миссии, будучи при этом уверенным, что лучше, чем она, кто-либо другой вряд ли справится.
Но была и еще причина, побуждающая темного мага давать своей ведьме уроки продвинутого волшебства. Наблюдая то или иное проклятие в ее исполнении, колдун находил ведьму невероятно обольстительной в эти моменты и откровенно любовался ученицей, слово собственным творением или детищем. Манера Беллатрисы сначала вдоволь поиграть с жертвой, прежде чем окончательно расправиться с ней, приводила Темного Лорда в настоящий восторг. Сторонники-мужчины во время кровавых рейдов действовали, конечно, весьма результативно, однако же слишком быстро, а потому неинтересно и даже скучно. То ли дело Белла, смакующая на вкус чужие страдания, когда применяла свой излюбленный Круциатус к какой-нибудь грязнокровке. Однако, такое отталкивающее зрелище казалось безжалостному черному магу необыкновенно притягательным, а сама неистовая фурия представала для него прямо-таки верхом грации и изящества. Иногда во время очередного рейда, когда ведьма не на шутку расходилась в темных заклинаниях, Волдеморт просто не мог удержаться, такой соблазнительной для него была колдунья в эти моменты гнева и злобы. И черный маг бросал свою жертву, устремлялся к Белле, быстро хватал ее за руку и трансгрессировал в Слизерин-кэстл, где с помощью волшебства мгновенно срывал с женщины ее мантию, дрожа всем телом от желания и нетерпения, и предавался со своей ведьмой телесным утехам.
Самым большим желанием Волдеморта было обретение власти сначала над волшебной Британией, потом над всем магическим миром и миром маглов в придачу. Всемирное господство – манящий и вожделенный плод. Однако, ощущение власти над конкретным человеком, его покоем или страданием, жизнью или смертью, доставляло не меньшее удовольствие. И особенно восхитительные ощущения ему давала полная власть над этой чистокровной, сильной и прелестной ведьмой. Видеть, как надменная и гордая аристократка, в чьем присутствии даже почтенные чистокровные маги казались чуть ли не пажами, рядом с ним, с ним только одним, в его руках, под его губами становилась прямо-таки воплощением покорности… О, такое вряд ли можно было сравнить даже с излюбленным развлечением – пыткой маглов. Это было просто настоящим бальзамом для болезненного самолюбия Темного Лорда. Хотя нет, какой бальзам, эта женщина стала как наркотик, но подобную зависимость Волдеморт в упор не замечал.
А противостояние Пожирателей смерти с Министерством и волшебниками из Ордена Феникса тем временем все набирало обороты. После памятной совместной охоты черных магов и оборотней, всем мракоборцам стало ясно, что они имеют дело не с рядовыми преступниками, но организация этих тёмных колдунов представляет собой грозную силу, которая угрожает всему государственному устройству. Война эта была столь же серьезной, как и та, что имела место полвека назад на материке с черным волшебником Геллертом Гриндевальдом. В сражениях с пожирателями мракоборцы теперь могли в случае необходимости применять непростительные проклятья, а такая необходимость возникала в каждой схватке. Войну нельзя было назвать просто противостоянием чистокровных родов с маглорожденными волшебниками, все оказалось куда сложнее. Многие представители чистокровных семей, особенно выходцев из Гриффиндора: Поттеры, Пруэтты, Уизли открыто приняли сторону маглокровок, сражаясь бок о бок с ними. А с другой стороны, нашлось немало полукровок, которые в этой борьбе за главенство чистокровных рассчитывали на личную выгоду, войдя в милость к Темному Лорду. Эти чародеи просто игнорировали свое магловское происхождение, в то время как на волшебном делали акцент. Круг последователей Волдеморта год от года все расширялся, и среди сторонников было много сотрудников Министерства, завербованных Родольфусом для своего повелителя. Были люди и в волшебной прессе, даже в «Ежедневном пророке». Оказалось немало еще совсем юных чародеев, только что закончивших Хогвартс. Например, некий Северус Снегг, отличавшийся редким талантом в изготовлении зелий, неплохим волшебным потенциалом и достаточно глубокими для вчерашнего школьника познаниями в темных искусствах. Кроме того, в числе пожирателей смерти, в конце концов, оказался даже сын самого Министра магии – Барти Крауч младший, талантливый колдун и первый ученик своего выпуска. Завербовала его лично Беллатриса. Будучи одной из самых блестящих дам в свете и имея безупречную репутацию, она пользовалась всеобщим уважением и восхищением, так что юнец не устоял против очарования законодательницы зал и против приводимых ею доводов, когда она склоняла Барти перейти на их сторону. Вообще, Темный Лорд очень умело использовал влияние семей Лестрейнджей и Малфоев в своих целях. Что до Беллатрисы, то ради Волдеморта, своего обожаемого милорда, ведьма была готова на что угодно. К тому же ей с ее неуемной энергией это было нетрудно. Этой женщины действительно хватало на все. Она по желанию Волдеморта организовывала приемы, на которых чародей часто вербовал себе соратников из чистокровной знати, наравне с мужем вела все дела в их поместье, следила за домом… Одним словом, исполняла все обязанности мадам Лестрейндж кроме одной единственной. И если дни чародейка проводила в Лестрейндж-мэнноре, то все ее ночи принадлежали Темному Лорду, когда ведьма трансгрессировала в Слизерин-кэстл или штаб-квартиру к своему возлюбленному. Она старалась не попадаться Родольфусу на глаза и каждый раз поневоле испытывала чувство вины перед ним. Колдунья знала о его любви к ней, видела ее в карих глазах вперемешку со страданием, но ничего не могла поделать. Однажды она даже попыталась наложить на Родольфуса Империус, чтобы заставить мужа забыть ее. Но что может черная магия против преданной любви?! Бедняге оставалось лишь несколько одинаково безрадостных вариантов: ночи напролет терзаться неутолимой тоской; крепко спать, приняв изрядную дозу зелья сна без сновидений или же коротать время в злачных местах Лютного переулка. Когда было совсем невмоготу, Родольфус действительно отправлялся туда, но не задерживался ни в одном подобном заведении. Он заводил короткий разговор с первой попавшейся свободной на данный момент шлюхой, не глядя в лицо и не спрашивая имени, предлагал солидное вознаграждение, если она согласится отправиться к нему. Уже у себя в поместье велел ей принять оборотное зелье с волосом Беллатрисы, а сам в это время пил столько вина, чтобы хоть на короткое время забыться и поверить в эту иллюзию.
Однако довольно часто ночи Беллатриса проводила в рейдах и нападениях на маглокровок, принимая в них самое деятельное участие или с поразительным рвением выполняя очередное задание Волдеморта. А уже через несколько часов блистала на ею же организованном балу. Белла прекрасно отдавала себе отчет, что парадная мантия, накинутая на плечи, и приталенное платье; блестящие черные локоны, поднятые в высокую прическу, делают ее особенно неотразимой, и она не собиралась отказываться от этого преимущества, дабы ее возлюбленный повелитель получил нового сторонника, тем более что заходить далеко не приходилось. Внешность королевы, острый ум и привитые с детства светские манеры делали свое дело. Кроме того, Волдеморт никогда бы не потерпел, если бы какой-либо волшебник, кем бы он ни был, даже просто подумал об интрижке с его женщиной.
Вообще же, война эта расколола волшебное сообщество не просто пополам, а на осколки, произведя эффект разорвавшейся бомбы, войдя в жизнь каждого мага и разделив некогда неразрывные кланы, связанные узами дружбы и родства. И было совершенно невозможно оставаться безучастным ко всем событиям, но принимать чью-либо сторону. Казалось странным и страшным, когда зачастую близкие друг другу люди становились по разные стороны баррикад. А в самом центре этого гибельного водоворота оказалось древнейшее и благороднейшее семейство Блэк. Старший кузен Беллатрисы, Сириус, выпускник Гриффиндора, оказался членом Ордена Феникса. В нем же, как выяснила пожирательница, состоял и муж Андромеды Тед Тонкс. Зато младший кузен Регулус буквально бредил идеями Темного Лорда и сам уговаривал кузину, чтобы она представила его Волдеморту, а тот бы принял его в число своих последователей, даровав черную метку. Да, члены семьи встречались почти также часто, как и до войны, но не на веселых праздниках, а в кровавых битвах.
========== Глава 79. Пророчество ==========
— Белла, ты совсем меня не слушаешь! — в голосе Волдеморта звучало пока что легкое раздражение, которое, однако, могло очень быстро превратиться в неистовую злость, и последствия тогда бывали очень непредсказуемыми: от холодного презрения до пламенного гнева, с непременным использованием темных заклинаний или даже Круциатуса. Сидевшая на диване в гостиной штаб-квартиры Беллатриса испуганно вздрогнула, преданно посмотрела в красные глаза и ответила:
— Простите, милорд!
— Что с тобой происходит сегодня? — подозрительно допытывался он. — Ты где-то витаешь. Почему?
— Повелитель, просто сегодня я узнала одну потрясающую новость. В семье Нарциссы скоро произойдет радостное событие: она подарит Люциусу наследника.
— Значит это известие о беременности сестры так взволновало тебя? — усмехнулся Волдеморт уже без гнева, но тон его был холодным. — Я непременно отправлю Малфоям сову с поздравительным письмом, а после рождения ребенка нанесу им визит, как велят приличия. Но, Белла, — Волдеморт снова заговорил строго и повелительно, — при всем этом ты не должна забывать свой долг пожирателя смерти и данные мне обещания.
— Мой лорд, — перебила ведьма своего повелителя, видимо, долго не решаясь озвучить свою мысль, а теперь вот собралась с духом. — Я была бы на седьмом небе, если бы и со мной произошло то же самое, что с Нарциссой. — Чародейка опустила голову, а ее смуглые щеки залились румянцем от смущения.
Волдеморт несколько секунд пристально, не мигая, смотрел на Беллатрису, и она замерла в ожидании, ибо невозможно было догадаться по бесстрастному лицу колдуна, какие мысли сейчас у него в голове. Горделивый и эгоцентричный Темный Лорд никогда не считался с чужим мнением, не собирался делать этого и сейчас. Но странно, что он вдруг не просто отдал приказ, а снизошел до объяснений.
— Исключено! — твердо возразил он. — По крайней мере сейчас это абсолютно невозможно. Главное для меня сейчас — это одержать победу над своими врагами, подчинить себе Министерство, сокрушить Орден Феникса и всех, кто посмел противостоять мне. — Глаза Волдеморта пылали гневом и воодушевлением. — Ребенок сделает меня уязвимым! Неужели непонятно, что и ты до сих пор зовешься «мадам Лестрейндж» по этой же самой причине?
Беллатриса изо всех сил старалась сдержаться и не заплакать, зная, что повелитель этого не любит. Самообладание, конечно, не изменило ей, и колдунья не проронила ни единой слезы. Но для Волдеморта как искусного легилимента, ее состояние не было тайной.
— Милорд, неужели эти меры так необходимы? — воскликнула волшебница. — Почему вы считаете, что мне непременно будет грозить серьезная опасность? Во всяком случае, не более серьезная, чем когда я выхожу в очередной рейд.
— Именно, Белла! Именно необходимы. Я на их месте непременно попытался бы ударить своего врага в самое уязвимое место: его женщина, ребенок… — Волдеморт при этом злорадно усмехнулся.
— Но, милорд, — робко возразила Беллатриса. — Ведь участвуя в рейдах, я могу точно также попасться…
— Перестань! — ледяным тоном перебил ее Волдеморт, сжимая в руке волшебную палочку, и Белла поняла, что Темный Лорд сейчас уже на грани того, чтобы наказать ее каким-нибудь темным заклинанием. Однако маг быстро успокоился и снова заговорил своим обычным холодным высоким голосом.
— Ты просто не все знаешь, Белла! Я поясню. — Волдеморт взял ее руку в свою, пристально и встревоженно посмотрел в глаза. — Всего несколько дней назад возникла еще одна проблема, которая на поверку может оказаться посерьезнее всего этого пресловутого Ордена Феникса вместе с Дамблдором. Вообще-то, это моя тайна, но тебе я, пожалуй, могу ее сообщить.
С этими словами Волдеморт нажал на черную метку, и не прошло минуты, как раздался хлопок, и в комнате возник совсем еще молодой волшебник с бледным беспристрастным лицом, носом с горбинкой, длинными черными сальными волосами и черными же глазами.
— Вы звали меня, мой лорд? — почтительно кланяясь, спросил волшебник.
Звали этого чародея Северус Снегг. Он закончил Хогвартс всего год назад, и в числе Пожирателей смерти был совсем недавно, однако уже успел удостоиться темной метки. Люциус Малфой, представивший своему повелителю молодого друга, отзывался о нем как о чародее, всецело преданном интересам чистой крови, а кроме того, весьма талантливом волшебнике. Просмотрев незаметно память этого юнца, Волдеморт понял, что Люциус не ошибся. Северус действительно обладал довольно обширными познаниями в темной магии, если учитывать его возраст и то, что в Хогвартсе эта область волшебства не изучалась. Более того, Снеггу даже случалось изобретать кое-какие несложные заклинания, а еще он оказался первоклассным зельеваром и в этом мог дать фору даже декану Слизнорту. Маг доработал и усовершенствовал многие рецепты, и потому его снадобья всегда выходили на порядок чище и эффективнее, чем если бы их варили по официально признанным инструкциям. Сейчас молодой волшебник работал в зельеварне при больнице св. Мунго и помогал целителям, постигая колдомедицину. Таким образом он мог принести Темному Ордену огромную пользу, учитывая, насколько часто те выходили в рейды и регулярно бывали ранены в стычках с мракоборцами. Беллатриса же взглянула на Северуса сверху вниз с легким превосходством во взгляде, потому как чародей был всего лишь полукровкой и не принадлежал к волшебной знати.
— Да, звал, Северус. — отвечал Волдеморт. — У меня к тебе поручение.
— Я вас внимательно слушаю, повелитель!
— Я желаю, чтобы ты поделился с мадам Лестрейндж своими воспоминаниями о последнем посещении «Кабаньей головы».
— Но, милорд, вы же сами сказали, что это тайна, известная только вам и мне, и не велели никому…
— Да, Северус, это так! — прервал Темный Лорд своего слугу. — Но мадам Лестрейндж — это тот человек, которого я считаю нужным посвятить в эту тайну. Так что выполняй!
При этих словах Волдеморта глаза Беллатрисы засветились торжеством от того, что повелитель столь явно выказывает ей свое доверие. Она даже забыла о том, как сильно ее расстроило категоричное заявление Волдеморта относительно детей.
— Как прикажете, повелитель! — кротко и покорно кивнул Снегг.
Темный Лорд тем временем призвал из шкафа каменную чашу на высокой ножке. Снегг подошел к столу, дотронулся до виска волшебной палочкой, и на ней показалась нить серебристого цвета, которую чародей отправил в сосуд. Беллатриса поняла, что ей нужно просмотреть эти воспоминания. Ведьма подошла к чаше, нагнулась и опустила в нее лицо, почувствовав, как проваливается вниз. Она приземлилась и оказалась в трактире «Кабанья голова», где за столиками сидели посетители — бесплотные тени и элементы воспоминаний. Среди них Белла сразу же увидела и самого Снегга, который как раз спросил у бармена бокал красного вина. Лицо его было угрюмо и бесстрастно, но неожиданно на нем мелькнуло удивление. Ведьма проследила за взглядом волшебника и увидела, как в трактир вошел не кто иной как сам Альбус Дамблдор. Он поздоровался с некоторыми посетителями и с трактирщиком, но не сел за столик и не стал ничего заказывать, а вышел в узкий коридор, где была лестница на второй этаж, на котором располагались гостиничные номера. Ведьму это очень заинтриговало как, впрочем, и Снегга. Волшебник тихо пошел за директором Хогвартса, и колдунья последовала за ними. В какой-то момент Снегг остановился, чтобы Дамблдор отошел на большее от него расстояние и не заметил слежки, однако Северус смог увидеть, в какую дверь вошел профессор. Спустя минуту он медленно и тихо прокрался по коридору, пока не достиг нужной комнаты. Дверь не была плотно закрыта, и если заглянуть в небольшую щель, то можно было увидеть и услышать все, что происходило в помещении. Снегг незаметно подошел к щели, и Беллатриса последовала его примеру. Они увидели директора школы в обществе довольно молодой дамы в цветной шали, с белокурыми волосами и в крупных очках, из-за которых ее глаза казались неестественно большими. Своим видом она напоминала гадалку.
— Благодарю вас, сэр, за то, что согласились встретиться со мной! — сказала волшебница.
— Отказаться было бы невежливо. Что же побудило вас искать со мной встречи, мисс Трелони? — дружелюбно поинтересовался Дамблдор.
— Сивилла, сэр!
— Так что же вам угодно, Сивилла?
— Профессор, я бы хотела преподавать прорицания в Хогвартсе. Насколько я знаю, это место сейчас свободно, а я являюсь внучкой самой Кассандры Трелони, чьи предсказания всегда сбывались.
— Сивилла, дорогая, но родство с прорицателем не гарантирует наличие дара предсказаний.
— Такой дар часто передается через три поколения.
— Допустим, это так, но дело в том, что я вообще хотел исключить прорицания как предмет из школьной программы.
— О, как можно, сэр, ведь прорицания…
— Сивилла, прорицания — это слишком туманный предмет, такая область знаний, которой невозможно научиться. Этот дар либо есть, либо его нет. Если у кого-то из студентов он обнаружится, то он может обучаться у вас индивидуально.
— Но, профессор, важно как раз своевременно обнаружить этот дар, иначе он будет загублен. Кроме того, каждый студент должен получить возможность попробовать себя в этой магии.
— Сивилла, для большинства это станет напрасной тратой времени. Я, конечно, подумаю, но ничего не могу гарантировать…
— Другими словами, вы отказываетесь! Поверьте, истинному прорицателю несложно понять это.
— Сивилла, не обижайтесь… — начал было Дамблдор, но замер на полуслове от изумления. Лицо чародейки вдруг стало похожим на маску, а сама она словно остолбенела. Глаза уставились в одну точку невидящим взглядом. Голос претендентки на место преподавателя прорицаний тоже изменился до неузнаваемости, став каким-то потусторонним, а с губ ее стали слетать весьма странные слова, совершенно не относящиеся к предмету всего предшествующего им разговора: «Грядет тот, у кого достанет силы победить Темного Лорда. Рожден он будет на исходе седьмого месяца от людей, трижды бросавших ему вызов…». В эту самую минуту Дамблдор заметил приоткрытую дверь и быстро направился к ней. Снеггу ничего не оставалось, как броситься прочь по коридору, даже не дослушав того, что говорила Сивилла Трелони. Беллатриса торопливо последовала за ним, и после этого оказалась в кромешной темноте, что означало лишь одно: воспоминание завершилось, Снегг передал то, о чем говорил Волдеморт. Поэтому ведьма вынырнула из омута памяти и снова оказалась в гостиной штаб-квартиры.
— Ты поняла, что это было? — многозначительно спросил ведьму Темный Лорд.
— Да! — тихо отвечала та. — Это… Это пророчество!
— Совершенно верно! — кивнул Волдеморт.
— Но, повелитель, ведь далеко не все предсказания сбываются! — растерянно пролепетала колдунья.
— У меня нет причин не доверять этому пророчеству!
Тут он повелительно взглянул на Снегга.
— Можешь идти, Северус!
Не говоря ни слова, чародей почтительно поклонился, а затем трансгрессировал. Некоторое время Волдеморт и Беллатриса молчали. Лицо Темного Лорда казалось спокойным, но ладонь с силой сжимала волшебную палочку, что говорило о волнении.
— Теперь ты понимаешь, — заговорил он наконец, — что сейчас невозможно исполнить твое желание?
Беллатриса лишь тяжело вздохнула.
— Я не намерен рисковать. Белла, нужно найти этого младенца и его родителей. Можно опередить события, предотвратить появление соперника и противостояние с ним, если поспешить и не дать ему возмужать. Я убью его, Белла, как только найду! — колдун говорил очень решительно, и было совершенно очевидно, что он не станет колебаться ни секунды, когда придется ударить смертельнымпроклятьем в невинного беззащитного ребенка.
— Милорд, говорите, что мне делать? — дрожащим голосом спросила ведьма.
— Я сам этим займусь. Сам найду эту семью и сам же разделаюсь с ними по-своему. Скорее всего, они будут из мракоборцев и этих орденцев! — со злобой рассуждал маг. — Кто из них трижды посылал мне вызов? Установить будет не так уж трудно. Да еще ребенок родится в июле этого года. Жаль, что Снеггу не удалось дослушать пророчество до конца, ну да ладно! Имеющихся сведений будет вполне достаточно. А ты, — снова обратился он к ведьме уже вполне спокойным голосом, — что можешь поведать мне о шпионе среди оборотней? Тебе удалось установить, кто это?
Беллатриса опустила глаза в пол.
— Пока нет, милорд. Но я работаю над этим, ведь оборотней у вас в услужении немало. Кроме того, вы просили проверить их негласно, тайком применяя легилименцию…
— Хорошо-хорошо! — нетерпеливо перебил ее Волдеморт. — Только поскорее. Сейчас от поимки этого шпиона может многое зависеть!
========== Глава 80. Изменить предначертанное ==========
Отпустив Беллатрису, Волдеморт не успокоился. Он снова нажал на черную метку, призывая к себе очередного слугу. Не прошло и минуты, как в холле раздался хлопок, а спустя несколько секунд в гостиную уже входил совсем юный волшебник с темными волосами и смугловатым лицом. Он отвесил своему повелителю глубокий почтительный поклон и заговорил, опустив голову в знак покорности.
— Вы вызывали меня, милорд?
— Да, Регулус, вызывал.
Юный кузен Беллатрисы весь обратился в слух, готовый ловить каждое слово Волдеморта. От Темного Лорда это, естественно, не укрылось, а готовность слуги сию же секунду исполнять приказ его вполне устраивала. Поэтому он обратился к Регулусу покровительственным тоном, давая понять, что одобряет такое поведение.
— У меня есть для тебя задание, Блэк.
— Мой лорд, я счастлив услужить вам! Что я должен сделать?
— Мне нужен домовой эльф, Регулус.
— Разумеется, если повелитель желает, наша семья почтет за честь отдать вам в услужение домовика.
— Но он уже к вам не вернется. На службе у меня ему будет суждено погибнуть.
Регулус на мгновение смутился, а на лице его был ясно виден страх. Юный чародей, конечно же, не осмелился задать вопрос о том, для какой цели Темному Лорду вдруг понадобился эльф. Он лишь покорно кивнул.
— Повелитель, семейству Блэк служит не один домовик. Может, вы захотите взять конкретного слугу? Которого желаете?
При последних словах Регулуса глаза Волдеморта налились кровью от сдерживаемой ярости и злорадной радости. Блэк даже испугался сначала, но потом понял, что весь этот гнев адресован вовсе не ему. Темный Лорд ответил сразу же, даже не раздумывая.
— Кикимера! — коротко бросил он.
— Как вам будет угодно, милорд!
— Хорошо! — кивнул Волдеморт. — А теперь скажи мне, как твои успехи в изучении темных искусств и боевой магии?
— Милорд, кузина Беллатриса, которая взялась обучить меня по вашему приказу, утверждает, что мне все хорошо удается, и темные заклинания я усваиваю вполне успешно.
— Это замечательно! Вскоре тебе предстоит выйти в свой первый рейд. Надеюсь, ты оправдаешь оказанное тебе высокое доверие и на деле докажешь свою преданность интересам чистой крови.
— Конечно! — с волнением и с радостью отвечал юнец. — Я не подведу!
— В таком случае, ступай!
На другой день в штаб-квартиру Пожирателей смерти действительно трансгрессировал домовой эльф, старый знакомый Темного Лорда и такой ненавистный ему Кикимер. Маг решил воспользоваться случаем и жестоко отомстить ему за то, что по приказу Беллатрисы и Друэллы вернул ему подаренные на так и не состоявшуюся помолвку украшения и волшебные артефакты.
— Кикимер прибыл послужить Темному Лорду! — покорно заквакал эльф. — Мой юный хозяин Регулус приказал Кикимеру, и Кикимер сделал так, как хозяин велел.
Волдеморт ничего не сказал на это. Он достал из тайника плоскую коробку, открыл ее, и на малиновом ложе показался медальон Слизерина. Темный Лорд взял этот крестраж и положил его себе за пазуху. После того, как было сделано пророчество о рождении волшебника, который будет способен одолеть Темного Лорда, Волдеморт решил найти для медальона место понадежнее. Он один еще не был спрятан. Поразмыслив, чародей решил сберечь его в той самой пещере, где когда-то напугал двух приютских детей. Пещеру саму по себе не так-то легко было обнаружить, и тем более вряд ли кому-то придет в голову мысль искать там что-то, принадлежащее Тому-кого-нельзя-называть. Кроме того, Волдеморт собирался прибегнуть к магической защите. Еще в Слизерин-кэстле он изучил некромантию и знал, как оживить инферналов и повелевать этими ходячими мертвецами. Их он и хотел поставить на защиту своего крестража. Но мертвецы, будучи в воде, станут хватать жертву только в том случае, если она сама коснется воды. Для этого Волдеморт придумал другую уловку: на маленьком островке посередине пещеры он наколдует большую каменную чашу, положит в нее медальон и наполнит до краев ядовитым зельем, вызывающим нестерпимую жажду. О нем он в свое время прочитал в библиотеке своего замка. Волдеморт решил так заколдовать чашу, чтобы зелье из нее нельзя было вычерпать или вылить. И вот когда любой, кто попытается достать его крестраж, будет вынужден выпить все зелье и нетерпеливо бросится к воде… Вот тогда инферналы сделают свое дело. При этой мысли Волдеморт хищно и злорадно улыбнулся. Никому и никогда до медальона не добраться! Но неплохо бы воочию убедиться в действии отравы. Вот для этой цели Волдеморту и понадобился эльф — раб, никчемное бросовое существо. Кроме того, здесь он убивал сразу двух зайцев: и зелье испытывал, и с ненавистным домовиком разделывался.
Волдеморт с Кикимером трансгрессировал на побережье, прямо ко входу в пещеру. Он наколдовал небольшую лодку с двумя местами: для себя и для жертвы. Достигнув островка, Волдеморт велел домовику подойти к специально наколдованному возвышению, на котором стояла большая каменная чаша, до краев наполненная изумрудного цвета зельем. На поверхности плавал кубок, которым и следовало черпать отраву. Взглядом, полным холодной злобы, Темный Лорд приказал эльфу пить гиблое зелье. Домовик подчинился, ведь таков был приказ его хозяина Регулуса Блэка. На маленьком лице была написана нестерпимая мука, а из огромных глаз на него смотрело страдание. Тельце Кикимера извивалось и корчилось от боли, словно неугасимый огонь сжигал его изнутри. Однако эта ужасающая сцена ничуть не встревожила Волдеморта, не заставила дрогнуть от жалости его окаменевшее сердце. Напротив, вид мучений эльфа, который несмотря на них все равно продолжал пить яд, повинуясь приказу, доставлял ему удовольствие. Волдеморт, как когда-то давно Том Реддл, безудержно смеялся в этой же самой пещере, верша свою месть. В его красных глазах горело мрачное торжество, а холодный голос отдавался эхом от сводов и стен пещеры. Но в какой-то момент ему все это наскучило. Когда домовик пополз к воде, и стало ясно, что жить ему осталось не больше минуты, Волдеморт прыгнул в лодку, быстро удалился из пещеры и взлетел на утес, именно тот, с которого когда-то сорвался. Затем он трансгрессировал в штаб-квартиру.
У дверей своего кабинета он обнаружил Родольфуса Лестрейнджа и Барти Крауча младшего, а по их довольным лицам сразу понял, что у них хорошие новости. Поначалу Волдеморт сам хотел искать этого пресловутого младенца, у которого, если верить пророчеству, достанет силы одолеть Темного Лорда. Но потом чародей решил, что это дело все же можно поручить некоторым верным соратникам. И сын самого Министра магии, а также человек из Отдела магического правопорядка как нельзя лучше подходили для этой цели.
— Милорд, — легко поклонившись, поприветствовал Лестрейндж своего повелителя. — С большой долей вероятности нам с Барти удалось установить, у кого родится младенец, описанный в Пророчестве.
— В самом деле? В таком случае оба немедленно доложите мне все, что вам удалось выяснить! — серьезным повелительным голосом отвечал Волдеморт, проходя в кабинет вместе с пожирателями.
— Повелитель, — снова заговорил Лестрейндж, — исполняя ваш приказ, я изучил личные дела всех мракоборцев, которые состоят на службе в Отделе магического правопорядка, а также людей из списка, добытого Беллатрисой. Согласно имеющимся данным, в ближайшие месяцы у семи из них ожидается прибавление в семействе, но в июле должны родиться дети только в двух семьях: у Долгопупсов и у Поттеров.
— Хорошо, Дольф. Что у тебя, Барти?
— Моя информация полностью совпадает с тем, что вам поведал мистер Лестрейндж. Я лично слышал от отца именно об этих семействах.
— А что с Пророчеством? Северусу ведь не удалось его дослушать. Нам удастся как-нибудь проникнуть в Отдел тайн, чтобы добыть его?
— Милорд, проникать в Отдел тайн нет никакого смысла, по крайней мере сейчас. Нашему агенту Августусу Роквуду доподлинно известно, что Пророчество пока намеренно не поместили в хранилище из опасений, что вы можете его взять.
— Ну да, наши враги не столь глупы. А, впрочем, все равно. Даже тех сведений, которыми мы располагали, оказалось вполне достаточно, чтобы разыскать тех, кто в будущем будет представлять для меня угрозу. Так что можно будет нанести им визит.
Тут оба последователя напряглись и побледнели.
— В чем дело? — недовольно спросил Волдеморт, и голос его стал напоминать шипение разозленной змеи.
— Здесь все не так просто, повелитель! — робко пролепетал Крауч. — Милорд, мы, разумеется, сможем дать вам адреса, но ни Долгопупсов, ни Поттеров вы там не найдете. И те, и другие являются не только аврорами, но и членами Ордена Феникса. Они преданны Дамблдору как псы.
— И директор Хогвартса, конечно же, успел принять меры для их защиты? — со все возрастающей угрозой вопрошал Волдеморт.
— К несчастью, да, мой лорд! — только и смог прошептать Барти.
— Милорд, простите нас, — торопливо оправдывался Родольфус. — Но здесь Дамблдор был в куда более выигрышной позиции, чем мы. Ведь он слышал все пророчество целиком, да и данные обо всех орденцах у него всегда под рукой. Он опередил нас и спрятал как саму провидицу, так и обе семьи. Чары доверия, которыми он воспользовался, служат серьезным препятствием, как вы понимаете. Ведь никто не может видеть их убежища, даже если будет стоять совсем рядом. Только Хранитель тайны, которому они пожелали довериться, может к ним проникнуть.
— Я не нуждаюсь в разъяснениях того, как действуют Чары доверия! — холодно прошипел Волдеморт. — Говорил он довольно спокойно, но по его злой ухмылке оба последователя поняли, что над ними нависла грозовая туча, из которой вот-вот польется дождь темных заклинаний.
— Вы не смогли до конца исполнить мое поручение! Круцио! — Крауч с криком упал на пол. — Круцио! — Второе заклинание сбило с ног Лестрейнджа, заставив его встать на колени. Но Темный Лорд быстро снял оба проклятья. Это было даже не наказание, ведь как-никак фамилии семей пожирателям удалось установить. Скорее всего, подобный жест можно было расценить как понукание, дабы слуги из страха лучше старались, проявляя при выполнении заданий побольше прыти и расторопности.
— Спрятаны Чарами доверия, говорите? И что с того? Вы не первый день вхожи в Ближний круг. Неужели я еще должен вас учить, как работать? Если даже сами Поттеры и Долгопупсы все время сидят в своих убежищах, то Хранители тайны от вас не спрятаны. У них наверняка есть друзья, которым они могли бы довериться. Найдите их, перетрясите каждого! Применяйте легилименцию, если умения хватит. Нет, значит, пытайте или возьмите у Снегга сыворотку правды. Что хотите делайте! Переверните небо и землю, но только узнайте, где спрятаны Долгопупсы и Поттеры! А не то…
Он не договорил, но по пылающим красным глазам Родольфус и Барти поняли, что участь их будет незавидна, если они не выполнят поручения.
— Можете идти! — махнул рукой Волдеморт, в то время как пожиратели, еще не веря своей удаче, несколько секунд продолжали оставаться на месте. — Давайте, не стойте!
Повторного приказа не потребовалось, и оба последователя стремительно вышли из кабинета.
========== Глава 81. Просьба зельевара ==========
Спустя несколько дней после этого разговора к Темному Лорду снова пришел Северус Снегг. Лицо его казалось спокойным, как у человека, который при любых обстоятельствах сохраняет самообладание, держит себя в руках и не поддается эмоциям, не позволяя им выплеснуться наружу. Но по тому, как были напряжены его сжатые в замок кисти рук, Волдеморт догадался, что зельевар очень взволнован и затевает серьезный разговор, но не знает, как его начать. В силу того, что этот пожиратель был у Темного Лорда на особом счету за все недавно оказанные услуги, Волдеморт сам начал беседу, причем благосклонным и покровительственным тоном. В конце концов, такие слуги на дороге не валяются, и поэтому их иногда надо баловать и своевременно награждать, дабы пыл их преданности не угас, а усердие не иссякло.
— Северус, ты снова хотел бы сообщить мне нечто важное, не так ли? Правда, сейчас это будет касаться уже не меня, а тебя самого.
— Именно так, мой лорд. Я хотел бы задать вам один вопрос и, быть может, просить об одной милости.
— Ты хороший слуга, Северус, и ценный сторонник в моем Ближнем кругу. Такие как ты могут задавать мне вопросы и просить о награде за свою усердную службу.
Снегг кивнул.
— Милорд, когда вы разыщете Долгопупсов и Поттеров, вы избавитесь только от младенцев или же от родителей тоже?
— О, тебе уже все известно? Впрочем, ты такой молчун, а всегда знаешь больше, чем все остальные. Однако странно, что тебя заботят судьбы Долгопупсов и Поттеров. Мне, конечно, не доставит удовольствия проливать чистую кровь четы Долгопупс, но разве возможно по-другому? Они же не станут равнодушно смотреть, как я расправляюсь с их ребенком. И даже если я их просто оглушу, то тем самым наживу себе очень опасных врагов, которые, случись что, не дадут мне пощады. Неразумно оставлять таких в живых, ведь они будут готовы на все, чтобы отомстить за смерть своего чада. А вообще, предатели крови немногим лучше грязнокровок. То же самое касается и Джеймса Поттера, ну, а про его грязнокровную женушку и разговора не идет!
Когда Волдеморт упомянул Лили Поттер, то Снегг с силой сжал руки в кулаки, пытаясь сохранить самообладание.
— Повелитель! — голос зельевара дрогнул, волшебник не просто просил, а умолял. — Вот мы и подошли к сути моей просьбы к вам: ради Мерлина, оставьте ей жизнь.
— Странная просьба, Северус! — задумчиво проговорил Темный Лорд, пристально глядя на своего слугу. — Что тебе эта грязнокровка? Неужели ты опустился до того, чтобы влюбиться в это существо?
Снегг сидел, опустив голову, а его бледные щеки чуть порозовели. Он молчал.
— Если это так, Снегг, то скажу тебе: мне недужные слуги не нужны. Есть хороший способ избавить тебя от этой заразы. Круцио!
Лицо зельевара исказила гримаса боли, но он, стиснув зубы, все же пока удерживался от криков.
— Ты сам меня потом благодарить будешь! — шипел Волдеморт. — Ну что, все еще любишь или эта блажь тебя отпустила? — Темный Лорд снял проклятье, и Снегг бессильно облокотился на спинку кресла.
— Нет, милорд, я вовсе не люблю ее и никогда не любил. Вы не так меня поняли. Когда я получал черную метку, то милорд изволил спросить меня, как и других, что я рассчитываю получить за верную службу. Так скажу вам: я всеми фибрами души еще с первого курса Хогвартса ненавижу Джеймса Поттера. У меня есть на то свои причины. — Черные глаза Снегга горели огнем, так что Темному Лорду не приходилось сомневаться в правдивости его слов. — И я хочу не только его смерти, но и его жену! Да, сама она, конечно, с грязной кровью, но… Пышные рыжие волосы, зеленые глаза… Приятное развлечение, не правда ли, повелитель?
Волдеморт сразу же переменился в лице, убрал волшебную палочку и со снисходительной улыбкой заговорил:
— Значит, тебе нужен трофей от поверженного врага! Что же ты сразу не сказал, Северус, а вместо этого ходил вокруг да около и просил сохранить жизнь этой девчонке? Признаюсь, мой дорогой друг, твоя затея мне по нраву! Рыжие волосы и зеленые глаза, говоришь? Не мой типаж, но это дело вкуса, а о них, как известно, не спорят. Хорошо, будь по-твоему! Пощажу я твою грязнокровку, чтобы ты мог вдоволь поразвлечься с ней. Ее муженька это точно не обрадует. Но все не так просто, мой несравненный зельевар. Я сделаю это лишь в том случае, если ты выполнишь мое поручение.
Когда Волдеморт сказал, что, уступая просьбе, пощадит Лили Поттер, то Снегг заметно расслабился и успокоился.
— Готов исполнить любое ваше повеление, милорд!
— Ты ведь до сих пор работаешь зельеваром при больнице св. Мунго, попутно помогая целителям?
— Именно так, повелитель!
— Я желаю, чтобы ты оставил это занятие и устроился работать преподавателем в Хогвартс. Там сейчас, насколько я знаю, как раз освободилось место учителя зельеварения. Как-нибудь вотрись в доверие к Дамблдору. Шпион в школе мне нужен не меньше, чем в Министерстве. — Маг испытующе смотрел на своего пожирателя.
— Что может быть проще, мой лорд? Мне достаточно наплести ему красивую сказочку о своем раскаянии, и место в Хогвартсе будет моим. Наш почтенный директор, как вы знаете, питает слабость к таким вот сентиментальным историям. Могу даже поведать ему о моей светлой любви к Лили Поттер, если понадобится. В отличие от вас, повелитель, Дамблдора эти слова приведут в восторг! — Снегг усмехнулся.
— Действуй, Северус!
Зельевар, недолго думая, встал с кресла, почтительно поклонился и вышел из кабинета.
Спустя всего неделю Снегг уже готовился приступить к обязанностям преподавателя в Хогвартсе.
========== Глава 82. Младший кузен Регулус ==========
— Повелитель, что вы намерены с ним сделать? — голос Беллатрисы заметно дрожал. Хоть глаза ее и были сухими, и ведьма не проронила ни одной слезы, все же на этот раз она не смогла скрыть своего волнения. Чародейка стояла рядом с Волдемортом, нервно переминаясь с ноги на ногу, в то время как колдун невозмутимо сидел в кожаном кресле за своим рабочим столом.
— А что, по-твоему, бывает с предателями? — съязвил черный маг. — Их ждет неминуемая смерть, Белла. Это также очевидно, как и то, что солнце встает на востоке и садится на западе.
— Но он не предавал вас, милорд! — попробовала было оправдаться ведьма.
— Вот как? Не предавал, значит? У него просто не поднялась рука на какую-то мерзкую грязнокровку, которая потом и ранила Мальсибера в последнем рейде.
— Милорд, я обучала его Непростительным проклятьям, и на тренировках ему все удавалось!
— Твой кузен сказал, что это человек. Он совершенно забыл, раз грязнокровка, значит враг, которому нет пощады. Регулус просто ослушался моего приказа, Белла, и вообще решил пойти на попятную и отказаться от службы мне. Как, по-твоему, это называть? Или ты полагаешь, что у меня тут проходной двор: захотел — пришел, захотел — попросил отставку?
— Просто Регулус еще очень юн и не созрел для службы, повелитель. Но он чистокровный волшебник, преданный нашим идеалам.
— В самом деле? — усмехнулся Волдеморт. — Его молодость — не оправдание. Барти Крауч младший не на много старше его. Может быть, заверения Регулуса в своей преданности мне звучат весьма красноречиво и, без сомнения, убеждают многих. Многих, но не меня. Меня убеждают дела. Великие дела на благо чистой крови.
Слушая все это, Беллатриса четче и четче осознавала, что просить Темного Лорда бесполезно. Что бы она сейчас ни говорила, как бы ни умоляла, решения своего Волдеморт не изменит.
— Вы убьете его, да? — обреченно спросила чародейка.
— Лично мне ни к чему заниматься подобными пустяками. — Холодный голос колдуна звучал спокойно и бесстрастно, как, впрочем, и всегда, когда он отдавал своим слугам жестокие приказы. — Твоим кузеном займется Мальсибер, когда через несколько дней он сможет встать на ноги. А пока что Регулус посидит в подвале.
— Это я во всем виновата, милорд. Мне не следовало откликаться на его просьбу и представлять вам, — дрожащим голосом проговорила колдунья, без сил опускаясь на диван и закрывая лицо ладонями, чтобы скрыть две слезы, все же покатившиеся по ее щекам от осознания того факта, что ее любимый двоюродный брат приговорен к смерти, и ничто его уже не спасет.
Волдеморт пристально взглянул на Беллатрису, стремительно подошел к кушетке, на которой сидела волшебница, резко взял ее за подбородок и заглянул во влажные от слез глаза.
— Легилеменс! — послышался его властный голос, произносящий заклинание.
***
Платформа 9 ¾ на вокзале Кингс-Кросс, на которой суетливо толпятся ученики и их родители, как это всегда бывает 1 сентября. На рельсах стоит знакомый алый паровоз с дымящейся трубой, и его купе постепенно заполняются детьми и подростками.
Высокая женщина с темно-каштановыми волосами и карими глазами степенно шла по платформе в сопровождении трех дочерей — уже почти взрослых девушек, одетых в одинаковые школьные мантии. У двух из них были зеленые галстуки — атрибуты змеиного факультета, а одна носила желтый, четко показывающий ее принадлежность к Пуффендую. Волдеморт сразу узнал Друэллу и трех ее дочерей.
— Матушка, взгляните туда, — указывая рукой вперед, заговорила Беллатриса. — Кажется, это тетя Вальпурга с кузенами.
Им навстречу устремилась худая темноволосая, сурового и чопорного вида женщина с прямой спиной, горделиво вздернутым подбородком и надменным выражением на смугловатом лице. Вместе с ней шли и два ее сына, Сириус и Регулус. Старший Сириус старался держаться по возможности подальше от матери. Его бордовый галстук говорил о принадлежности к Гриффиндору, факультету, на котором никто из членов семьи никогда не учился. Младший сын был ростом пониже брата и худощавее, а на лице было заметно волнение, которое мальчик старался скрыть. Ребенок почтительно шел рядом с матерью, всем своим видом демонстрируя уважение, послушание и желание хорошо проявить себя в школе, дабы не уронить честь семьи.
— Приветствую вас! — сдержанно и сухо обратилась Вальпурга к четырем дамам. — Регулус последовал ее примеру, в то время как Сириус лишь нехотя кивнул, и то только потому, что тут была его любимая кузина Андромеда, к которой и подошел мальчик. Регулус же направился прямиком к Беллатрисе, которая невольно улыбнулась ему и присела на корточки так, чтобы их лица были на одном уровне.
— Привет, Рег!
— Белла! — лицо кузена зарумянилось от радости.
Тем временем Сириус и Андромеда заметили в толпе мальчика с темными вихрами волос и в круглых очках.
— Джеймс! — весело воскликнул Сириус. — Пойдем, Меда, поздороваемся!
— Постой! — прозвучал строгий голос Вальпурги, и Сириус нехотя подчинился. — Надеюсь, в этом году мне не придется, как в прошлом, краснеть за твое неподобающее поведение и регулярно получать письма от преподавателей с жалобами, что мой сын нарушает школьные правила. Ты не имеешь права позорить нашу благородную семью. — Сириус насупился и кивнул. — Можешь идти! — холодно продолжала мать, протягивая руку для поцелуя, но сын и не подумал прикладываться к ней.
— Злыдня и ханжа! — тихо процедил Сириус. Он знал, что гордость не позволит матери прилюдно отчитывать или, тем более, наказывать его, и воспользовался случаем, чтобы выразить свое отношение к родительнице. Кроме того, слова были сказаны достаточно тихо, чтобы кто-нибудь посторонний расслышал их в сутолоке вокзала.
— Ты как с матерью разговариваешь? — возмутилась было Беллатриса, но кузена уже и след простыл.
— Оставь его, дорогая! — презрительно отозвалась Вальпурга. — Я уже настолько привыкла к его скверным выходкам, что скоро, наверное, совсем перестану обращать на них внимание. Он и до школы не отличался уважением к своей семье, а уж когда его распределили в Гриффиндор, то совсем отбился от рук. Подумать только, все Блэки испокон веков учились в Слизерине, а он нарушил традицию. Верно говорят: в семье не без урода.
— Вэл, — подала голос молчавшая до этого Друэлла, — но ведь моя средняя дочь тоже не в Слизерине. Она с прошлого года староста Пуффендуя, в то время как Беллатриса — Слизерина.
— Ах, Дру, — чуть повысила голос Вальпурга, — по мне так лучше быть последним учеником в факультете славного Салазара Слизерина, чем старостой в Гриффиндоре или Пуффендуе. — Глаза ведьмы неодобрительно смотрели, как сын и племянница о чем-то весело болтают со своими однокурсниками. — А после того, как директором стал Альбус Дамблдор, Хогвартс просто кишит всяким грязнокровным сбродом.
— Но Сириус, похоже, подружился с Джеймсом Поттером, а это сын чистокровных волшебников, — попыталась сгладить острый угол Друэлла.
— Дру, ну как ты не понимаешь, — раздражилась Вальпурга, — ведь общение с этими маглокровками, а также явное покровительство им директора, извращают умы многих наших детей. Они уже и не знают, как полагается себя вести представителям знатных чистокровных родов, особенно если не попадают в Слизерин. Возьми хотя бы таких предателей чистокровных идей, как нищеброды Уизли или маглолюбы Пруэтты, которые готовы восхищаться простецами и всякими их безделушками. Ими эти бездари заменяют истинное волшебство! А Поттеры хоть по виду и уважаемые чистокровные маги, мракоборцы, однако и они весьма лояльно относятся к этим выскочкам! — фыркнула колдунья. Потом немного помолчала, а взглянув на Беллатрису, смягчилась, и на ее лице появилась сдержанная улыбка.
— Но знаешь, пока у нас есть такая вот здравомыслящая молодежь, то еще не все потеряно. Сигнус и ты можете по праву гордиться своей старшей дочерью: красавица, очень сильная волшебница, воспитанная в лучших традициях нашего чистокровного чародейства, кладезь талантов. Держу пари, от предложений руки и сердца у нее отбоя нет! Все чистокровные претенденты у ее ног, не так ли? — тон у Вальпурги стал игривым. — Подойди ко мне, милая, я тебя поцелую!
— Тетушка! — Белла подставила ей свой лоб, а Друэлла засмеялась.
— Да, мы всерьез рассчитываем, что наша Беллатриса составит замечательную партию. Кое-кто из молодых людей в Хогвартсе уже прозвали ее пожирательницей мужских сердец.
Регулус в это время стоял рядом с матерью и робко смотрел на нее снизу вверх. Наконец, Вальпурга обратила снисходительный взор на сына.
— Мой дорогой, — улыбнулась она, — я надеюсь, что ты и дальше будешь радовать меня!
Чародейка протянула сыну руку, и тот немедленно ее поцеловал.
— Если и тебя распределят не в Слизерин, то я тогда просто с ума сойду.
— Постараюсь, матушка! — смутился и заволновался Регулус.
— Можете быть спокойны на этот счет, тетушка! Я уверена, факультет Слизерин получит замечательного ученика.
— Дай Мерлин!
— Белла, дорогая, — мягко заговорила Друэлла, — поезд скоро отходит. Вам пора!
— Присматривай за младшим кузеном, Беллатриса! — попросила Вальпурга. — А с того непутевого… — волшебница мотнула головой в сторону старшего сына, который с Джеймсом и Андромедой уже проходил в вагон. — …не жалей снимать баллы. Может быть так ума наберется!
— Обязательно, тетя! Регулус мне как настоящий брат. — С этими словами горделивая девица взяла за руку кузена и пошла вместе с ним в вагон старост. Нарцисса последовала за ними. Окно было открытым, а провожающие своих чад матери стояли напротив, и Белла слышала каждое слово их последующего разговора.
— Дру, на твоем месте я бы основательно занялась средней, Андромедой. Девушка учится в Пуффендуе среди всякого грязнокровного отребья, и это, с позволения сказать, общество, как я смотрю, на нее весьма дурно влияет. С кем поведешься, от того и наберешься!
— Трудно с этим спорить! — вздохнула Друэлла. — Меда и в самом деле относится к нашим идеалам весьма прохладно. Часто спорит с отцом, когда он запрещает ей дружить с кем-то. Я и сама опасаюсь за ее судьбу, но не знаю, что делать!
— Да что тут думать! — воодушевилась Вальпурга. — Замуж ее нужно срочно выдавать, вот и все решение!
— Но Беллатриса старше Андромеды! — недоумевала Друэлла.
— Белла замуж успеет и после Андромеды. Желающие взять ее в жены всегда найдутся. Да и вообще вашей старшей дочери можно дать свободу в выборе будущего супруга. Она девушка умная и не ошибется. А вот среднюю пристраивайте поскорее, иначе наживете с ней неприятности, помяните мое слово. Когда Меде исполняется семнадцать?
— В феврале.
— Вот прямо в пасхальные каникулы объявляйте о помолвке, а уже летом играйте свадьбу, чтобы Андромеда и опомниться не успела. И спрашивать ее согласия тоже нечего. Сама потом благодарить будет, когда поумнеет. Как ты в свое время!
В эту минуту поезд тронулся, и Беллатриса не успела дослушать разговор и узнать, кому в итоге Андромеду предназначили в жены.
Сцена переменилась.
В одной из просторных спален в поместье Блэков восседала, словно королева на троне, красивая чернокудрая девушка в белом атласном платье, верх которого был украшен изящной вышивкой. Рядом суетился домовой эльф, который поправлял шлейф роскошного подвенечного наряда, а Вальпурга внимательно осматривала уже законченную прическу.
— Мисс Белла! Ах, какая красавица! Молодая хозяйка выходит замуж! Кикимер был так рад прислуживать мисс Беллатрисе! А мистер Кребб мисс Беллы недостоин! — причитал гнусавым голосом Кикимер, в то время как из его больших глаз текли слезы, которые он вытирал куском простыни, служившей ему одеждой.
— Замолчи, Кикимер! — раздражилась ведьма. — И без твоих соплей тошно!
Тут в комнату чародейки вошли два мальчика. Кузены Сириус и Регулус вместе с отцом и матерью прибыли на свадьбу раньше остальных гостей.
— Поздравляю, дорогая кузина! — ехидничал Сириус. — Какой вы, право, сделали удачный выбор! Просто замечательная партия! Чистокровный союз. Вашей сестре Андромеде в этом смысле повезло куда меньше.
— Пошел вон! — процедила колдунья.
— А что я такого сказал? — с нарочитой учтивостью и спокойствием отозвался Сириус. — Я всего лишь поздравил свою двоюродную сестру со столь знаменательным событием, как и полагается в таких случаях, не так ли, матушка?
Вальпурга лишь бросила на сына неприязненный взгляд, но ничего не ответила на двусмысленные издевки, хорошо замаскированные под дань приличиям и галантные слова.
— Не печалься, сестренка! — воодушевился вдруг Регулус. — Я всего через шесть лет закончу Хогвартс и еще раньше обучусь каким-нибудь заклятиям и не дам тебя обижать.
Беллатриса невольно улыбнулась наивным словам кузена.
— Мой маленький благородный рыцарь!
— Крепись, девочка! — прошептала Вальпурга на ухо Белле.
— Конечно, тетя! — обронила Беллатриса лишь два слова в ответ, и пожилая волшебница удовлетворенно кивнула. Невеста тем временем как бы невзначай провела рукой по верху своего корсажа, как будто поправляла его, а на самом деле желая убедиться, на месте ли пробирка с ядом.
Сцена снова переменилась.
Шестнадцатилетний темноволосый юноша стоял совсем рядом с Беллатрисой, и в его черных глазах читались одновременно волнение и мольба.
— Белла, когда ты сможешь представить меня Темному Лорду? — нетерпеливо спрашивал Регулус. — Уверяю тебя, у него не будет сторонника вернее, чем я. Ведь отстаивать законные вековые интересы чистокровных волшебников я считаю своим долгом и делом своей жизни!
— Регулус, — пыталась охладить пыл кузена Беллатриса, — служить милорду вовсе непросто, а ты еще так юн, даже Хогвартс не закончил.
— Но ведь ты же справлялась, дорогая!
— Это потому, что Темный Лорд лично обучил меня многим заклинаниям.
— Белла! — восхитился Регулус, потом взял чародейку за руку и благоговейно посмотрел на левое запястье, на котором была черная метка. — Ну, пожалуйста! Ведь кроме тебя мне больше не к кому обратиться. Мои родители хоть и солидарны с идеями Темного Лорда, однако вступить в ряды Пожирателей смерти побоялись. Твои тоже ему не служат. Кто же тогда представит меня и скажет о моем искреннем желании служить ему?
— Хорошо, Рег! — сдалась кузина. — Подумай только в последний раз как следует еще хотя бы неделю. Если твое намерение не изменится, тогда я поговорю о тебе с повелителем и скажу, как сильно ты желаешь служить ему.
— Белла, ты просто чудо! — вскричал юноша.
***
Волдеморт, наконец, вышел из сознания ведьмы, но продолжал неотрывно смотреть на нее своими безжалостными, налитыми кровью глазами, так что колдунья вся сжалась в комок от его взгляда, и Темный Лорд очень хорошо чувствовал ее страх перед ним. Будь это любой другой человек, хоть враг, хоть союзник, то такое положение дел вполне удовлетворило бы колдуна. Но этой чародейке он почему-то не хотел внушать ужас. Его Волдеморт и так видел в любом маге, которого встречал. В Белле ему куда больше по нраву были преданность и обожание, неизменно светящиеся в ее карих глазах. Страх здесь все только портил.
— Идем! — коротко приказал он. Беллатриса покорно поднялась и последовала за магом, словно добыча, загипнотизированная змеей. Колдунья даже не имела сил спросить, куда он ее ведет. Они миновали первый этаж и спустились в подвал. На полу, поджав колени и уткнувшись в них лицом, сидел Регулус. Услышав скрип отворяющейся двери, юноша поднял голову, а в его глазах Белла прочла обреченность и страх, страх человека перед лицом неминуемой смерти. И весь ужас, который он испытывал, передался через этот взгляд и чародейке. Беллатрисе вдруг пришла в голову кошмарная мысль, что именно ей Волдеморт и прикажет убить Регулуса. «Мерлин, только не его! Кого угодно, только не его!» — билась в голове одна мысль.
— Подойди! — приказал Темный Лорд узнику.
Тот, не помня себя, встал и, шатаясь, подошел к Волдеморту.
— Ты дашь мне Непреложный обет, который, как тебе должно быть известно, нельзя не выполнить. Иначе смерть. — Регулус молча кивнул.
— Подойди, Белла! — велел чародей. — Ты скрепишь обещание!
Ведьма покорно достала волшебную палочку. Темный Лорд правой рукой взял правую кисть юноши, а Беллатриса коснулась переплетенных ладоней палочкой.
— Обещаешь ли ты никогда не сражаться против меня и моих сторонников? — холодно спросил Волдеморт, сверля Регулуса красными глазами.
— Обещаю! — тихо ответил узник.
Сверкающий язык пламени вырвался из палочки, изогнулся, словно окружив сплетенные руки докрасна раскаленной проволокой.
— Обещаешь ли ты ни сам никогда не вступать в Орден Феникса, ни других не вербовать в стан моих врагов?
— Обещаю! — сказал Регулус.
Второй язык пламени вылетел из волшебной палочки и обвился вокруг первого, так что получилась тонкая сияющая цепь.
— Обещаешь ли ты никогда и никому не сообщать что-либо из услышанного в Темном Ордене?
— Обещаю! — в третий раз проговорил Регулус.
Потрясенное лицо Беллатрисы осветила красная вспышка, и третий язык пламени, вырвавшись из волшебной палочки, сплелся с первыми двумя, опутал крепко стиснутые руки Волдеморта и Регулуса словно веревка, а потом исчез. Затем Темный Лорд, отпустив правую ладонь юноши, взял его за левое запястье и коснулся волшебной палочкой. Кузен Беллатрисы скривил лицо от боли, а черная метка стала бледнеть, оставляя красный болезненный след.
Волдеморт отпихнул Регулуса от себя.
— Теперь можешь убираться ко всем дементорам! — презрительно зашипел он. Регулус от потрясения не двинулся с места.
— Вон! — снова процедил темный маг. — И благодари Мерлина, что тебе так несказанно повезло!
Повторного приказа не потребовалось, и молодой волшебник стремительно выскочил из камеры. Беллатриса невольно улыбалась от радости и облегчения, в то время как Волдеморт обратил к ней искаженное от ярости лицо.
— Довольна, да? — злобно выкрикнул он, швыряя чародейку на каменный пол камеры и набрасываясь на нее, как дикий зверь на добычу.
— Что же ты творишь, а? — Темный Лорд резко рванул вырез на ее платье, и в прорехе показалась голая упругая грудь; торопливо скомкал юбки, не в силах обуздать непреодолимое желание. В полумраке подземельной камеры ярко горели красные глаза, а тишину в ней нарушало горячее сбивчивое дыхание. Лежать прижатой к холодному каменному полу было совсем неудобно, но чародейка об этом даже и не думала, а лишь преданно смотрела в лицо своего возлюбленного милорда. Сам же Волдеморт безнадежно тонул в море чистой преданности, что плескалась в темно-карих глазах ведьмы, и никого в этом мире не существовало сейчас для него, а только лишь одна Беллатриса.
Спустя несколько минут послышался холодный голос Волдеморта, откинувшегося на пол.
— Не думай, что я поступил так ради него или тебя. Это все в моих же интересах.
— Как это, повелитель? — смутилась Беллатриса.
— Сама подумай! Сейчас идет игра по-крупному, у меня каждый пожиратель на счету, и от каждого требуется максимальная отдача. Много ли будет от тебя пользы, если твоя голова будет забита всякой чепухой, вроде гибели никчемного кузена? Кроме того, я потратил на твое обучение слишком много своего драгоценного времени и не хочу, чтобы оно пропало зря.
— Я все равно рада, милорд! — прошептала Беллатриса.
Однако через несколько дней Регулус бесследно исчез, и никто не знал, куда он мог подеваться. Спесивая Вальпурга выплакала все глаза, пребывая в неведении, что стало с ее любимым, а после побега Сириуса, единственным сыном. Пожиратели смерти были уверены, что юнец поплатился жизнью за свое ослушание Темному Лорду. И только одна Беллатриса знала, как все обстояло на самом деле. Колдунья, пытаясь утешить тетку, даже ясно намекнула ей: Волдеморт все-таки помиловал юношу, а что с ним стало потом ей тоже неизвестно. Волшебники из Ордена Феникса были того же мнения о судьбе младшего Блэка, что и пожиратели смерти. Оно главным образом основывалось на словах его старшего брата Сириуса, убежденного, что Волдеморт приказал кому-нибудь из своих сторонников разделаться с горе-пожирателем, вздумавшем выйти из игры. Сам же Темный Лорд против такой интерпретации не возражал, ведь это было ему на руку. То был хороший способ припугнуть остальных последователей, показав, какая участь уготована отступникам.
========== Глава 83. 31 октября 1981 ==========
Хмурый осенний день подходил к своему завершению. Небо заволоклось низкими темными тучами, а нудный моросящий дождь, постепенно расходясь, уже превратился в ливень, капли которого нещадно стучали в узкие окна Слизерин-кэстла, и издаваемая ими барабанная дробь отчетливо слышалась в ватной тишине, царящей в гостиной. Большое, но мрачное помещение освещалось несколькими свечами и золотыми шарами, висящими под потолком. В полумраке темно-зеленые стены сливались со шкафами из черного дерева и серым диваном, на котором, задумавшись, сидел хозяин замка и держал в своей руке ладонь чернокудрой женщины. В отливающих багрецом глазах черного мага, в его оплывших, некрасивых и словно обожженных чертах читалось выражение явного довольства и торжества. Последний год мракоборцы из Отдела магического правопорядка терпели от Пожирателей смерти поражение за поражением, а в само Министерство, во все его структуры уже удалось внедрить столько агентов, что можно было всерьез задумываться о захвате. И даже созданный ненавистным Альбусом Дамблдором Орден Феникса не мог оказывать Волдеморту серьезного сопротивления, так что окончательная победа была совсем не за горами.
Кроме того, удалось, наконец, установить, где скрываются Поттеры. Родольфус и Крауч младший поймали Питера Педдигрю — школьного друга Джеймса. Это был маленький человечек с лицом, очень похожим на крысиное. Именно он в конечном итоге оказался хранителем тайны, хотя первоначально эту роль отвели Сириусу Блэку. Никчемного крысеныша очень легко удалось сломить всего парой Круциатусов и угрозой, что ему силой поставят на левой руке черную метку. И тогда, дескать, члены Ордена Феникса уже сами накажут его. В общем, коротышке ничего не оставалось делать, как перейти на другую сторону добровольно, открыв укрытие Поттеров. Все эти обстоятельства и служили причиной приподнятого настроения Темного Лорда. Ближе к ночи он собирался наведаться к ним и избавиться от угрозы, которую, согласно пророчеству, сулил ему этот ребенок. Правда, о месте нахождения Долгопупсов пока что ничего неизвестно, но со временем он доберется и до этой семейки.
В довершение же всех приятных событий произошло нечто такое, чего Волдеморт ожидал меньше всего: Беллатриса была беременна. Видимо, сказались последствия всего произошедшего между нимимесяц назад в тюремной камере, где сидел и дожидался своей участи Регулус Блэк. Признаться, за всеми хлопотами этого последнего месяца, рейдами, обсуждениями дел в Министерстве, поиском пресловутых младенцев Волдеморт совсем позабыл о своей ведьме, чем повергал ее в отчаяние. И если раньше такой поворот событий, известие о беременности колдуньи, вызвал бы недовольство Темного Лорда, то теперь в преддверии триумфа он смотрел на случившееся совсем по-другому и даже считал, что все произошло как нельзя вовремя. Правда, он какое-то время забавлялся смятением Беллатрисы, которая всеми силами пыталась скрыть правду и совсем не знала, что ей делать. Но когда она все же решила тайком избавиться от ребенка, то Волдеморт сам спросил, не желает ли ведьма сообщить ему нечто важное. Белла, поняв, что ее повелителю все известно, отпираться бесполезно, в страхе призналась во всем, а в ответ услышала тираду.
— Раздери тебя гиппогриф на мерлиновы кальсоны, Беллатриса! Даже корнуэльские пикси умнее тебя! Как ты посмела на такое решиться?! Да чтоб тебе василиск в глаза посмотрел!
Беллатриса закрыла лицо ладонями то ли от стыда за свой обман, то ли скрывая слезы, которых повелитель терпеть не может. Но ведь то были слезы счастья! Вообще, ни во время этого разговора, ни сейчас, сидя вдвоем у камина в гостиной, они мало походили на беспощадного Темного Лорда и его самую преданную и жестокую пожирательницу. Скорее напоминали двух супругов, которые обсуждали далекоидущие грандиозные планы. Однако, сидя рядом с Волдемортом, Белла почему-то была сама не своя. Волшебница заметно нервничала, хоть старалась этого не показывать. Чародею казалось странным такое ее поведение, ведь по его представлениям колдунье полагалось бы ликовать и светиться от радости. Наконец, голос ведьмы нарушил тишину.
— Повелитель, я боюсь! — прошептала она и опустила глаза в пол.
Темный Лорд усмехнулся, взглянув на нее. В другое время такие слова если не разгневали бы его, то уж точно вызвали недовольство. Однако он вспомнил о положении Беллы и потому не рассердился, а лишь холодно ответил:
— Если тебе не по себе оставаться здесь одной, то отправляйся к Малфоям. Уверен, твоя сестра будет довольна.
— Нет, милорд, я волнуюсь не за себя, а за вас. Как только начинаю думать, что вы собрались в Годрикову лощину, у меня внутри все словно трепещет. Я понимаю, это звучит глупо, но мне все кажется, что с вами там случится беда.
Волдеморт расхохотался.
— Ну, положительно, правду говорят, что дам в твоем положении посещают весьма странные мысли. Ты забыла, что я не могу умереть?! Умрут мои враги, но не я! Ведь в твоем сейфе в Гринготтсе хранится чаша Пенелопы Пуффендуй. И это не единственный залог моей неуязвимости. Вместо того, чтобы думать о будущем, ты несешь какую-то чепуху. Сегодня ночью я разделаюсь с Поттерами. Можешь считать, что они уже мертвы! — спокойным холодным голосом как о самых обыденных вещах сказал черный маг. — Я убью любого, кто встанет на моем пути, Белла! А завтра ты уже будешь не мадам Лестрейндж, а Темной Леди. Родольфус по моему приказу даст тебе развод. И Министерство уже почти в моих руках. Все будет, как я задумал, и никто, слышишь, никто мне не помешает! — торжествовал чародей. — Иди ко мне! — вдруг смягчился он и усадил волшебницу к себе на колени. Беллатриса положила голову ему на плечо.
— Неужели это так необходимо — убивать этого ребенка? — вдруг спросила волшебница.
— Это смотря какого ребенка! Сегодня он дитя безвинное, а завтра мне в глотку вцепится.
— Я так счастлива, повелитель! Право, сама не знаю, откуда эта непонятная тревога, будто кто-то или что-то может разрушить это счастье.
— Я как раз собираюсь его защитить, Белла. После смерти этого мальчишки, Гарри Поттера, пророчество утратит свой смысл, — тихо шептал Темный Лорд на ухо ведьме. — Тебе совершенно незачем волноваться. Напротив, ты должна успокоиться ради нашего ребенка. Ложись спать. Уверяю, когда ты проснешься, я уже буду рядом!
С этими словами Волдеморт встал и направился к выходу. Беллатриса провожала долгим взглядом его темную фигуру, и вдруг дурное предчувствие, которое ведьма всеми силами старалась побороть, снова всколыхнулось в ней, сжав сердце точно стальными тисками, так что оно сначала замерло, а потом застучало вдвое быстрее.
— Повелитель! — стремглав кинулась колдунья за Темным Лордом и бросилась ему на шею в тот миг, когда он уже открыл дверь. Волдеморт был несколько обескуражен ее порывом, однако прижал к себе и стал целовать в губы, а потом в шею. С минуту оба стояли, обдуваемые холодным ветром, ворвавшимся в комнату, после чего маг оторвался от колдуньи со словами.
— На улице прохладно, а твои губы такие теплые. Ты согреешь меня, когда я вернусь.
— Останьтесь со мной, милорд! — шепотом умоляла Беллатриса.
— Ложись спать и отдыхай! — велел он твердым холодным голосом, но при этом тихо погладил ведьму по щеке. — Я скоро вернусь, а у тебя завтра будет много хлопот и волнений!
— Каких волнений? — дрожащим голосом недоумевала волшебница.
— Приятных! — уверенно отозвался маг. — Дождись меня! — сказал он напоследок и тенью скользнул в темноту ночи.
— Я дождусь вас! — тихо лепетала Белла. — Непременно дождусь!
Чародейка, как и сказал ей Волдеморт, отправилась в их спальню, разделась и попыталась заснуть, но сон бежал от нее, и ведьма только без толку ворочалась с боку на бок на широкой постели среди мягких подушек, не в силах унять невесть откуда взявшуюся дрожь, охватившую все ее тело. Несмотря на все усилия, волшебница никак не могла расслабиться, нервы были натянуты как струны на гитаре или арфе. Наконец, она достала из прикроватной тумбочки снотворное зелье, накапала его себе в стакан, который залпом осушила. Вскоре побежденная действием напитка Беллатриса действительно задремала. Однако спала она недолго. Внезапно крик боли разорвал ночную тишину. Ведьма села в кровати и стала испуганно озираться по сторонам. Ей казалось, что ее тело жгли огнем, рвали клещами и резали ножами одновременно. Боль была даже сильнее чем от Круциатуса, действие которого Белла все же испытала и на себе. Сильнее всего горело левое запястье. Взглянув на него, колдунья обомлела от страха: черная метка, всегда такая яркая и четкая, теперь была едва различима. И тут дурное предчувствие превратилось в ужасающую уверенность, что с милордом, с ее возлюбленным повелителем, случилось что-то страшное.
========== Глава 84. К Долгопупсам. Часть 1. ==========
Ведьма вскочила с кровати, быстро надела мантию прямо поверх сорочки и, не помня себя от страха, трансгрессировала в штаб-квартиру в Лютном переулке. В темном холле было тихо и безлюдно, однако не прошло и нескольких минут, как до слуха Беллатрисы донеслись встревоженные голоса Родольфуса и Рабастана.
— Руди! Раба! — воскликнула волшебница.
— Белла? Ты?
— Да, я.
Вспыхнуло три огонька на кончиках волшебных палочек, и обширное помещение озарилось тусклым светом. Беллатриса направила палочку на камин и разожгла в нем огонь.
— Белла, что произошло? — недоумевал Родольфус, задирая рукав и демонстрируя черную метку. Рисунок на коже был едва заметен. Увидев его, колдунья побелела как полотно.
— Что-то случилось с милордом! — с печальной уверенностью констатировала Беллатриса.
— Что это? — удивился Рабастан.
— Не знаю. Повелитель отправился к Поттерам и до сих пор не вернулся. — Чародейка едва сдерживала слезы. — Может, попробуем вызвать его? — с последней надеждой спросила она.
— Бесполезно! — отвечал Родольфус. — Мы уже пробовали. — Тут все трое сначала услышали хлопок трансгрессии, а спустя минуту в гостиной показался Барти Крауч младший. Вид у волшебника был растерянный. Он непроизвольно хватался руками за голову и рвал на себе волосы.
— Родольфус! Белла! Вы тоже уже все знаете? — с отчаянием спросил он.
— Знаем что? Говори! — нетерпеливо воскликнула ведьма.
— Наш повелитель пропал! — выпалил Барти.
— Как пропал? Что ты несешь?
— Не знаю! Но не далее как двадцать минут назад к нам прямо домой заявился Аластор Грюм, который поднял отца с постели. Грюм сообщил, что на дом Поттеров совершено нападение, несмотря на все защитные чары. Оба убиты, а вот их мальчишка жив-живехонек! Представляешь?!
— Но что с милордом?
— Исчез! — голос юнца дрогнул. Похоже, он и в самом деле волновался не на шутку. — Как в воду канул! Грюм сказал, что дом Поттеров в руинах, крышу снесло начисто, но ни живого милорда, ни его мертвого тела обнаружено не было. Отец лично отправился туда. Они вместе с Грюмом поднимут весь аврорат. А я сразу сюда! — воскликнул Барти.
— Да целуй их дементор! — выругалась ведьма. — Пусть делают, что хотят. Главное — найти милорда! — колдунья в отчаянии заламывала руки.
В этот миг в камине вспыхнуло зеленое пламя, в котором показались Люциус Малфой, Эдвард Эйвери и Джеральд Розье.
— Вам уже все известно? — сразу без приветствия и предисловий спросил Люциус. — Наш повелитель погиб!
— Замолчи! — взъярилась Беллатриса, взмахнув палочкой, и волшебник сразу же умолкнул.
— Белла, успокойся, еще ничего неизвестно! — подал голос Родольфус, пытаясь успокоить жену.
— Он не умер! — ведьма была вне себя. — Он не мог погибнуть, слышите? Милорд неуязвим и бессмертен! Уж я-то это знаю получше вас!
— Белла, ты не в себе. Нашего повелителя больше нет! Нет, понимаешь?! Нам всем теперь нужно подумать о себе!
— Мы должны разыскать милорда! — стояла на своем ведьма.
— Он погиб! — вторил Малфою Эйвери. — Если бы мы знали, что с господином, где он, то можно было бы что-то предпринять. Но просто так подставлять свою шею за безнадежное дело… Ну уж нет!
— Господа, — заговорил молчавший до этого Розье. — Я полагаю, что в данной ситуации уместнее всего будет сказать мракоборцам, что Темный Лорд околдовал нас, а его знак мы получили, находясь под действием Империуса.
— Великолепная мысль, Джеральд! — хором согласились Люциус и Эдвард. — Это может звучать довольно убедительно, учитывая, что у милорда действительно имелись такие околдованные пешки. Во всяком случае, следует попытаться, если не хотим доживать свои дни в Азкабане в компании дементоров.
Беллатриса в недоумении смотрела горящими глазами то на одного, то на другого соратника.
— Трусы! — прошипела она, задыхаясь от ярости. Лицо ее пошло красными пятнами от гнева. — Жалкие малодушные трусы! Все вы и каждый в отдельности столько раз клялись милорду в своей преданности прямо здесь в этом доме. А теперь, когда ему нужна ваша помощь, бежите, пытаясь спасти свои никчемные шкуры! — Тут она злорадно усмехнулась и расхохоталась безумным смехом. — Но вы еще об этом пожалеете, подлые предатели! Когда милорд вернется, вы будете валяться у него в ногах, вымаливая прощение, но повелитель не станет вас слушать. Вспомните тогда мои слова, в муках извиваясь от Круциатуса или других темных заклинаний. Вы будете мечтать о своем конце, об Аваде Кедавре, но Темный Лорд вам ее так просто не подарит, это точно!
— Ты излишне фанатична и потому безумна, Беллатриса! — холодно отозвался Малфой. — Если себя не жалеешь, так пожалей хотя бы свою сестру, которая будет очень горевать, если тебя приговорят к поцелую дементора за многократное применение Непростительных.
С этими словами он шагнул к камину и исчез в языках зеленого пламени, а Эйвери и Розье, не задумываясь, последовали за ним.
— Твари! — выругалась ведьма, плюнув сперва им вслед, а затем себе под ноги, вовсе не заботясь при этом о манерах.
— Успокойся, Белла! — Родольфус тихо погладил пышные кудри жены и положил ладони ей на плечи. — Скажи, почему ты так уверена, что повелитель жив?
Ведьма на несколько секунд задумалась, а потом ответила:
— Я не могу рассказать всего, Руди. Это тайна, которая связывает лишь меня и милорда, и которую он доверил только мне. Я храню один из залогов его неуязвимости и бессмертия. Он жив, Руди, а если жив, то непременно вернется, особенно если мы ему поможем. Поверь мне!
— Я верю тебе, Белла, и помогу разыскать милорда, — твердым голосом сказал Родольфус.
Рабастан только молча кивнул головой и встал рядом с братом в знак согласия.
— Белла, и я! — в смятении воскликнул Барти Крауч младший. — Я тоже хочу разыскать повелителя.
Видя эту поддержку, Беллатриса невольно улыбнулась.
— Белла, — снова заговорил Барти, — ты сказала, что знаешь больше нашего. Может быть, у тебя есть какие-нибудь предположения, где милорд, или он сам что-то тебе сообщил?
— Конечно, есть! — с надеждой отозвалась ведьма. — Наш повелитель убил обоих Поттеров, но не стал расправляться с их сыном. Тогда он мог отправиться к Долгопупсам.
— Но ни я, ни Родольфус пока не знаем, где они скрываются, — растерялся младший Крауч.
— Возможно, нашему повелителю самому удалось установить их местонахождение, — предположила Беллатриса. — Если сын Поттеров жив, то милорд по каким-то причинам счел его неопасным для себя и отправился в другую семью, где родился ребенок, описанный в пророчестве. А Долгопупсы что-то сделали с ним! Если это правда, то они об этом сильно пожалеют! — на лице колдуньи появилась хищная злорадная усмешка. — Барти, попытайся узнать, где скрываются Долгопупсы. Ведь ты же сын Министра, — тон ведьмы стал просительным, чего с ней почти никогда не случалось.
— Я все понял, Белла! Попытаюсь поскорее все узнать через доступные мне каналы и источники! — отвечал юноша, шагая к камину.
— Будем ждать тебя в Лестрейндж-мэнноре! — сказал Родольфус. Барти кивнул, взял горсть летучего пороха, назвал свой домашний адрес и исчез в языках зеленого пламени.
Беллатриса устало опустилась в кресло и закрыла лицо руками, чтобы спрятать слезы, полившиеся из ее глаз. Это была привычка — сдерживать слезы или скрывать их, потому как Волдеморт не любил этого.
— Раба, — обратился старший Лестрейндж к брату. — Возвращайся в Лестрейндж-меннор, Мы с Беллой тоже скоро будем.
— Ты уверен, что это правильное решение? — с сомнением спросил Рабастан. — Мы ведь очень рискуем. — Волшебник с неприязнью посмотрел на Беллатрису. Он был в курсе ее отношений с Волдемортом и знал, что брак Лестрейнджей уже давным-давно стал фиктивным. Однако, любя брата, Рабастан не мог простить его жену за то, что она заставила Родольфуса страдать, а теперь вот втягивает в опасную авантюру. Ведьма все поняла и ответила деверю с холодной неприязнью.
— Не хочешь — не надо! Можешь бежать вместе с остальными трусливыми псами, которые поджали хвосты перед мракоборцами из Министерства. Или, может быть, ты предпочтешь еще и выслужиться перед ними и донесешь на нас, негодяй?! — презрительно усмехнулась Белла, вздернув подбородок.
— Я еще никогда не был доносчиком и не привык, чтобы меня называли негодяем, — парировал Рабастан. — Я очень люблю своего брата и во всем его поддержу. Но ты и так уже испортила ему жизнь, стерва, а теперь вообще можешь погубить!
— Успокойся, Рабастан! — урезонил брата Родольфус. — Милорд доверял Белле даже больше, чем нам, и если на основании этих данных она утверждает, что повелитель действительно жив, то благоразумнее для нас будет попытаться его разыскать. В противном случае, когда он вернется, то всех, кто отказался от него, ждет незавидная участь. Тебе известно, как он расправляется с предателями. А если нам удастся помочь ему, то тогда нас, безусловно, ждут его милость, награда и почет.
— Я и одна могу туда отправиться! — не успокаивалась ведьма. — Потолкую с Долгопупсами! — недобро усмехнулась она.
— Знаем мы твои толки! — язвил Рабастан.
— Одну не отпущу! — решительно возразил Родольфус. — Я не позволю тебе!
Глаза колдуньи сверкнули от гнева, потому как ничто сейчас не могло поколебать ее решимость.
— Не позволишь? Мне? — воскликнула она. — Да как ты смеешь!
Родольфус же, до конца для себя решивший идти за Беллой, сменил тактику и подошел с другого края.
— Помилосердствуйте, миледи! — улыбнулся он. — Милорд велел мне оберегать вас, а когда он с нашей помощью вернется и узнает, что я позволил вам в одиночку отправиться в дом мракорборца, то он с меня шкуру спустит!
Услышав, что Родольфус также как и она не сомневается в возвращении Волдеморта и желает приложить все усилия, чтобы помочь своему повелителю, то ведьма сменила гнев на милость. Чувствуя поддержку, Беллатриса немного успокоилась и даже пошутила. Мужу всегда удавалось ее развеселить.
— Нет, шкуру он не будет спускать, а станет сдирать ее по кусочкам! — усмехнулась колдунья.
Так все трое вернулись в Лестрейндж-меннор и стали ждать вестей от Барти.
Комментарий к Глава 84. К Долгопупсам. Часть 1.
Дорогие читатели! Вам, может быть, показалось странным, что я не описала, как Темный Лорд наведался к Поттерам. Но не волнуйтесь, столь важный эпизод я не пропущу, просто он будет описан в воспоминаниях Волдеморта. Естественно, что текст при этом я немного дополню и переработаю. Хотелось бы также поблагодарить всех, кто читает мое произведение, ждет новых глав и радует своими отзывами. Приятного вам дальнейшего чтения!
========== Глава 85. К Долгопупсам. Часть 2 ==========
Ожидание новостей было совсем недолгим. Уже на следующий вечер довольный Крауч младший явился в Лестрейндж-мэннор и сообщил, что ему известно место, где прячутся, а точнее, прятались Долгопупсы. Теперь это установить было нетрудно, ведь после исчезновения Волдеморта они, да и все прочие мракоборцы, считали, что им уже ничего не грозит. Раздобыть в Министерстве последний адрес Долгопупсов оказалось проще простого. Барти поведал Лестрейнджам, что уже к утру новость об исчезновении Темного Лорда облетела всю волшебную Британию и вызвала у всех чувство настоящей эйфории. Крауч младший в этот день стал свидетелем повсеместных празднований, пикников и гулянок. Более того, каждый стремился поздравить родных и друзей, разделив с ними свою собственную радость.
— Похоже, все решили наплевать даже на Международный статут о секретности! — злобно усмехался Барти. — А нашему Министерству хоть бы что! Сегодня сотни сов с поздравительными открытками и письмами летали прямо посреди белого дня, так что все маглы были в недоумении, отчего ночные птицы так себя ведут. Нашлись даже такие идиоты, которые прямо в волшебных мантиях, не скрываясь, шлялись по магловским кварталам. Совсем уже на радостях рехнулись! Такой великий день, видите ли, что все допустимо!
— Великий день? — вскричала Беллатриса. — Это должен был стать мой день, наш с милордом день! — совсем разошлась ведьма, а Родольфус тихо похлопал ее по спине и многозначительно посмотрел в лицо, словно прося не сообщать ненароком лишнего. Кудрявые волосы колдуньи растрепались, волшебная палочка искрила от вырывающейся наружу магии, а лицо пошло красными пятнами от гнева и отчаяния, но тут же на нем появилось злорадное выражение.
— Впрочем, посмотрим на них, когда милорд вернется. Хорошо веселится тот, кто веселится последним. Барти, ты покажешь нам убежище сперва Поттеров, а потом и Долгопупсов! — деловито и повелительно обратилась она к мальчишке.
— Безусловно! — согласился волшебник. — Но нужно соблюдать осторожность!
— Без твоих слов мы бы никак не догадались! — усмехнулся Родольфус.
Беллатриса, сгорая от нетерпения, уже облачилась в черный балахон с капюшоном и надела на лицо маску. Родольфус немедленно последовал ее примеру, готовый идти за женой в огонь и в воду, как сама она — за Волдемортом. Рабастан и Барти, чуть поколебавшись, сделали то же самое. Все четверо держали наготове волшебные палочки, как и всегда, когда отправлялись в рейды.
Была уже глубокая ночь, которая укутала землю своим покрывалом. Безликие черные фигуры на несколько секунд показались во дворе дома и привычно трансгрессировали, обернувшись столбами дыма и сливаясь с темнотой ночи. Оказавшись на узкой улочке среди небольших деревянных домиков и коттеджей, Беллатриса нетерпеливо огляделась и дернула за руку Крауча.
— Ну, куда теперь? — нетерпеливо спросила она.
— Подождите здесь! — предостерег Барти. — Сперва я сам схожу и посмотрю, что там происходит. Ведь может статься, что там целый отряд авроров. А мое появление ни у кого не вызовет подозрений.
— Мое тоже! — добавил Родольфус. — Белла, Рабастан, подождите здесь. Мы разведаем обстановку и вернемся за вами.
— Хорошо! — неожиданно согласилась ведьма. Мужу своему, пусть уже давно фиктивному, Белла доверяла как себе и знала, что он все сделает для нее и своего повелителя, для счастья женщины, которую продолжал любить самоотверженно и бескорыстно. А чародейка после воссоединения с Волдемортом продолжала относиться к Родольфусу с теплотой, как к лучшему и надежному другу.
Родольфус и Барти отсутствовали всего несколько минут, но колдунье они показались часами. Наконец, оба вернулись.
— Ну, что? — нетерпеливо спросила Беллатриса.
— Повелителя там нет! — ответил муж, и выглядел он при этом каким-то потерянным. — Мы действительно увидели мертвые тела Поттеров, а вот их сына там нет.
— О милорде тоже ни слуху, ни духу! — добавил Крауч.
— Ну и что с того? — воскликнула колдунья. — Наш повелитель — самый могущественный маг на свете. Он не мог вот так взять и исчезнуть! Я точно знаю и уже говорила, что он жив и рано или поздно вернется. Если, убив Поттеров, милорд пощадил их сына, значит, посчитал его неопасным для себя, — рассуждала ведьма уже более спокойно. — И тогда он отправился в другую семью, чей сын также подходил под описание в пророчестве. К Долгопупсам! Я с самого начала хотела отправиться к ним. Если с повелителем что-то случилось, то это их рук дело! Отправляемся туда немедленно! Веди нас, Барти! — скомандовала Беллатриса.
— Хорошо, Белла! Ради милорда, ради помощи ему, я готов рискнуть даже свободой! — глаза Крауча младшего горели фанатичным блеском. Увидев его, Беллатриса довольно изрекла:
— Молодец, Барти! Можешь не сомневаться, повелитель по достоинству оценит твою преданность ему и милостиво наградит за верную службу.
Тут все четверо неожиданно увидели, как на фоне блестящего лунного диска появилась какая-то точка, которая быстро увеличивалась в размерах и, казалось, приближалась прямо к ним. Спустя несколько секунд Барти сказал:
— Что это за странная карета, а в ней какой-то великан? Почему в нее никто не запряжен? — спросил Барти, глядя на летающий трехколесный мотоцикл.
— Это не карета! — усмехнулась ведьма. — Так, примитивное магловское средство передвижения, которое заколдовал мой непутевый кузен Сириус, желая подражать этим отродьям. Вот только что там за великан?
— Рубеус Хагрид! — уверенно констатировал Родольфус.
Тут мотоцикл пролетел прямо над пожирателями, и до их слуха донеслись звуки детского плача.
— Он еще вчера забрал сына Поттеров! — сказал Барти. — По крайней мере я слышал об этом в Министерстве. Вот только куда он сейчас летит?
— Да не все ли равно! — отмахнулась Белла. — Хватит заниматься ерундой! Отправляемся!
Им не стоило никакого труда открыть с помощью чар запертые двери и ворваться в дом. Мракоборец Фрэнк Долгопупс схватил волшебную палочку и прямо в пижаме бросился вниз по лестнице, велев жене оставаться в спальне, где было безопаснее, а еще лучше — уходить вместе с их сыном. Но не успел он миновать лестничный пролет, как сразу был атакован одновременно четырьмя противниками, мечущими темные заклинания. Опытный мракоборец, побывавший в разных переделках, был далеко не робкого десятка, а потому численное превосходство противников его ничуть не смутило и не испугало.
— Секо! — воскликнул Барти.
— Протего! — прокричал Фрэнк в ответ, отражая заклинание.
— Сектумсемпра! — послышался голос Рабастана.
Фрэнк ловко увернулся от заклятия, одновременно прокричав:
— Остолбеней!
Полыхнуло красным, и младший Лестрейндж замер на месте. Но тут Фрэнка атаковал уже Родольфус.
— Круцио! — яростно прохрипел он. Муж Беллы нечасто участвовал в рейдах, потому как дуэлянтом был средней руки, и Волдеморт нашел ему применение получше, когда поручал вербовать сторонников и в Министерстве, и в среде поборников идей чистокровности. Однако Непростительными проклятиями Родольфус владел прекрасно, что было одним из основных требований Темного Лорда к своим последователям. Фрэнку снова удалось отчасти отразить, отчасти увернуться от проклятия, но тут его настигло заклинание Беллатрисы, яростно и отчаянно голосившей:
— Круцио!
Долгопупс упал на пол, извиваясь от боли, а на его лице было написано страдание. Однако он не кричал и не просил о пощаде, а только до крови кусал губы.
— Нет! Фрэнк! — раздался женский голос. Это уже Алиса Долгопупс спешила на помощь супругу, выставив вперед волшебную палочку.
— Остолбеней! — ухмыльнулся Рабастан, произнося заклинание.
— Лестрейндж! — презрительно и холодно процедил Фрэнк. — Значит, ты с ними заодно! Вот почему этим кровожадным негодяям почти всегда удавалось уйти от погони и наказания! Я подозревал это, но все же не мог поверить. А сейчас узнал тебя!
— Ты проницателен, Фрэнк! — ехидничал Родольфус. — Давно не виделись. Не желаешь ли к нам присоединиться? Предлагаю ради твоего же блага.
Фрэнк в ответ лишь гневно сверкнул глазами и плюнул в сторону Родольфуса.
— Как знаешь! — с не меньшим высокомерием в манерах и словах отвечал Лестрейндж. — Вообще-то, тебе была оказана честь, от которой ты по глупости отказался. А вот где наш повелитель? — с возрастающей яростью в голосе допрашивал Фрэнка пожиратель смерти, приставляя к его груди волшебную палочку. — Говори!
— Откуда я знаю? — недоумевал Долгопупс. — Вы ему прислуживаете, и вам лучше знать. Хотя ему и самое место в могиле, а вам — в Азкабане.
— Неправильный ответ! — злобно отвечал Дольф. — Круцио!
Фрэнк снова забился в судорогах, а обездвиженная заклятием Алиса в ужасе закричала.
— Что ты с ним сделал? — вне себя от отчаянной ярости вопила Беллатриса, сейчас похожая на разъяренную фурию с раскрасневшимися щеками, растрепанными волосами и горящими фанатичным блеском глазами.
— Круцио! — в свою очередь прокричала она, хотя Долгопупс уже подвергался действию пыточного проклятья. Тут Фрэнк жалобно закричал, не в силах терпеть действие двойного Круциатуса.
— Где милорд? — повторяла ведьма. — Что ты с ним сделал?
— Я не знаю, не знаю! — кричал Фрэнк. — Мы его не видели и ничего с ним не делали!
— Ложь! — прошипела колдунья, в то время как мракоборец потерял сознание.
— Белла, Родольфус, зачем трудиться понапрасну, терять время и тратить лишние силы, пытаясь вытянуть все из этого стойкого аврора? Можно побеседовать с его милой супругой! — ухмыляясь и подступая к Алисе, предложил Барти. — Ставлю десять против одного, что эта хрупкая миссис сломается быстрее, да и Фрэнку это лучше развяжет язык.
— Кру… — начал было Крауч младший, но его прервал Рабастан.
— Позволь мне! — усмехнулся Лестрейндж.
— Тоже хочешь потренировать свой Круциатус?
— Зачем? — пожал плечами Рабастан. — Да будет тебе известно, что я не пытаю женщин, тем более чистокровных. У меня к ним другой подход! - многозначительно добавил он, в то время как на его губах зазмеилась плотоядная ухмылка. В глазах Алисы был ужас, когда руки пожирателя смерти легли ей сначала на талию, а потом на грудь.
— Так раньше надо было лапать, пока ее муженек не лишился чувств. Может, тогда и раскололся бы!
Но тут снова подала голос Беллатриса. У нее было такое выражение лица, словно у человека, которого посетила какая-то мысль, но мысль страшная.
— Нет, мальчики! Я сама ей займусь. Не заговорил Фрэнк, значит заговорит его жена. Империо! — непринужденно произнесла ведьма заклинание, направив палочку на Алису. Потом велела волшебнице подниматься на второй этаж, и сама последовала за ней.
— Что она задумала? — недоумевал Барти.
— Не знаю, — равнодушно отозвался Рабастан. — Но будь уверен, если за дело берется мадам Лестрейндж, то результата она добьется. — В голосе чародея не было уважения, в то время как Крауч сын, напротив, восхищенно добавил:
— Наша несравненная воительница! Истинная валькирия!
Ведьма тем временем привела свою жертву в спальню, где вместе с родителями спал в кроватке годовалый ребенок.
— Какой прелестный мальчик! — улыбнулась Беллатриса. — У меня тоже скоро такой будет! — добавила она, глядя на Алису.
— Поздравляю, Белла! — торопливо отозвалась миссис Долгопупс в надежде на то, что в пожирательнице проснулось что-то человеческое. — И Родольфуса тоже!
— Ах, что ты! — засмеялась колдунья. — Руди здесь совсем не при чем. Он прекрасно исполнил роль моего супруга, которую ему поручил Темный Лорд. Повелитель очень благоразумно обезопасил до поры до времени и свою женщину, и будущего ребенка. Разве нет?
После этих слов Алисой овладели изумление и страх, особенно когда она взглянула в лицо своей собеседнице и поняла, что Белла не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.
— Остолбеней! Сейчас же признавайся, что вы сделали с милордом? — приказала она, и в карих глазах сверкнул злобный огонь.
— Белла, ни я, ни Фрэнк ничего не знаем о Том-Кого-Нельзя-Называть. Мы не видели его, поверь! Нам известно не больше, чем всем остальным. Он просто исчез, и все. К нам в дом он не приходил!
— Не лги! — взвизгнула Беллатриса, разъяренная и одновременно раненая словами о бесследном исчезновении своего обожаемого повелителя. — Правду говори! Правду!
— Но я уже сказала всю правду! — взмолилась Алиса.
— Не хочешь сказать по-хорошему? — многозначительно и недобро произнесла пожирательница. — Ну, что же, скажешь по-плохому. Круцио!
Жалобный крик Алисы разрезал тишину и заполнил всю комнату, разбудив спящего в ней ребенка. Малыш испуганно заплакал.
— Говори, где Темный Лорд? — вне себя визжала ведьма, не обращая внимания на детский крик.
— Я не знаю! — повторяла слабым голосом миссис Долгопупс.
— Говори, или я буду пытать твоего щенка! — ощерилась Беллатриса.
— Нет, Белла, ты не сможешь, не станешь этого делать! Только не Невилла!
— Да, мне это будет очень страшно делать, потому что я тоже женщина и скоро стану матерью. Но во имя моего милорда я сделаю это! Я сделаю это, если ты мне сейчас же не скажешь! Круцио! — выпалила ведьма.
— Нет!
Обездвиживающее заклятие не давало Алисе никакой возможности, чтобы предпринять что-либо для защиты своего ребенка. Она могла только бессильно наблюдать, плакать, кричать, но все без результата. Красная вспышка вылетела из волшебной палочки Беллатрисы, пронеслась совсем рядом с детской кроваткой, не задев ее, и ударила в пол, превратив в щепки паркет. Алиса смотрела на все отчаянными и безумными глазами, не веря, что сын цел и невредим.
— Как видишь, с Невиллом пока все в порядке, — заговорила Белла на удивление спокойным голосом. — Но если ты продолжишь упорствовать… — угрожающе добавила она. Тут Алиса неожиданно разразилась гортанным громким и каким-то неестественным смехом, словно безумная.
В эту минуту в комнату вошли Родольфус, Рабастан и Барти. Они левитировали плывущего по воздуху Фрэнка, который пришел в себя, но был не в силах даже говорить.
— Белла! — обратился к жене Родольфус. — Милорд же обучал тебя окклюменции и легилименции. Может, ты все сама посмотришь, если они говорить отказываются?
— Ну, конечно, посмотрю! Как это я сразу не догадалась!
— Не догадалась потому, что привыкла добывать информацию совсем другим способом и при этом получать удовольствие, — сказал Рабастан без особого энтузиазма.
— Именно так! — ухмыльнулась Беллатриса. — Потому как другой участи грязнокровные отродья и все, кто им сочувствует и покровительствует, не достойны.
— Белла, сейчас не до дискуссий о чистоте крови! — с тревогой сказал Родольфус. — Нам нельзя здесь задерживаться!
— Заклятие, которому меня научил милорд, блокирует проявление любой магии, которой мы тут пользуемся.
— Все равно, Белла, нужно торопиться!
— Хорошо, Руди!
С этими словами ведьма направила волшебную палочку на Фрэнка.
— Легилеменс!
Погрузившись в сознание мракоборца, Белла перебрала хотя бы мельком все его воспоминания за последние дни, но не нашла ровным счетом никаких сведений о Волдеморте. Потом проделала тоже самое с памятью Алисы и поняла, что Долгопупсы не лгали и действительно ничего не знают о Темном Лорде. Однако, странное дело, вместо того, чтобы прийти в себя и оставить их в покое, ведьма рассвирепела еще больше. Казалось, что она совсем обезумела от страха и отчаяния.
— Круцио! — в бессильной ярости закричала она, направляя волшебную палочку поочередно то на Фрэнка, то на его жену, вкладывая в заклятие всю свою боль потери, отчаяние и безумство. Родольфус попытался ее остановить, но тщетно.
— Белла, они все равно ничего не скажут. Ты сама понимаешь. Надо уходить!
Он схватил ведьму за плечи и встряхнул, но это не помогло. Колдунья вырвалась и снова принялась пытать обоих Долгопупсов, которые от боли лишились чувств.
В доме мракоборцев пожиратели провели несколько часов и даже не заметили, как прошло это время, а за окном уже давно утро. В тот момент, когда они меньше всего этого ожидали, раздались хлопки трансгрессии, и комната заполнилась целым отрядом авроров во главе с Аластором Грюмом. Когда Фрэнк Долгопупс без всяких объяснений не явился на службу, то мракоборцы забеспокоились, имея на то все основания. Потому и было принято решение отправить в дом к Долгопупсам побольше людей. Четверо пожирателей принялись отчаянно сопротивляться. Они быстро встали спиной друг к другу, образуя круг, так что мракоборцы при численном превосходстве все же не могли атаковать их всем скопом. Борьба продолжалась несколько минут, и за это время комната заполнилась дымом от красных, сиреневых, желтых и, разумеется, зеленых вспышек. В Беллатрисе поэтому вспыхнула надежда, что ей и последним верным сторонникам Темного Лорда все же удастся выбраться невредимыми из этой истории, как было уже не раз и не два. Но в эту же секунду она услышала вскрик Рабастана, а потом звук упавшего на пол тела. Родольфус и Барти, лишившись прикрытия со спины, тоже были оглушены. Отчаянная и разъяренная Белла, оставшись в одиночестве, наложила на себя самые мощные щитовые чары, на которые была способна. Пять обездвиживающих и пара парализующих заклятий отскочили от них, но вот Аластор Грюм все же пробил их и попал в цель. Падая на пол и теряя сознание, Беллатриса еще успела увидеть, как глава Отдела магического правопорядка стремительно подошел к ее мужу, нагнулся и сорвал с лица маску, а с головы капюшон.
— Ну, Лестрейндж, берегись! — донесся до ее слуха зычный голос, исполненный презрения, изумления и гнева. А больше ведьма уже ничего не помнила.
========== Глава 86. Мракоборец молодой и мракоборец бывалый ==========
Когда Беллатриса очнулась, то поняла, что лежит на жестком холодном полу. Голова раскалывалась от боли, а налитое тяжестью и одеревеневшее тело плохо ее слушалось. Очевидно, действие заклятия, которое угодило в нее во время последней схватки с мракоборцами в доме Долгопупсов, еще не закончилось. Ведьма открыла глаза, но тут же снова зажмурилась, так как в них больно ударил свет, который в изобилии лился с четырех волшебных шаров, висящих под потолком.
— Ну что, очухалась? — донесся до ее слуха грубый мужской голос, принадлежащий главе аврората Аластору Грюму. — Теперь держитесь оба, и ты, и твой муж. Вы дорого заплатите и за Долгопупсов, и вообще за все ваши мерзкие делишки, которые творили эти годы!
— Сами виноваты! — дерзко усмехнулась колдунья, преодолевая приступ дурноты. — Проморгали врага в собственном доме! Ты такой же глупец, как и грязнокровки, чьи шкуры спасал в этой войне!
— Заткнись, тварь! — рявкнул Грюм, взмахнув палочкой, и на теле Беллы появился след как от удара плетью, но она лишь прикусила губу от боли. — Я бы с превеликим удовольствием заавадил вас обоих или, по крайней мере, вырвал бы твой поганый язык!
— Что, духу не хватает? Или доблестный мракоборец брезгует темными заклинаниями? — усмехнулась ведьма.
— Отнюдь! — в тон ей отвечал аврор. — Просто судебный процесс над вами четверыми будет показательным, но радоваться тебе тут абсолютно нечему. В Азкабане, когда тебя будут пытать дементоры, ты будешь мечтать о быстрой смерти от Авады Кедавры, но никто тебе не дарует такой милости. Ведь ваш лорд повержен, леди, и ни тебя, ни остальных своих слуг не вытащит. Он, слава Мерлину, сдох в доме Поттеров, не сумев справиться с младенцем!
В ответ Беллатриса лишь презрительно фыркнула. Она заставила себя сесть и, гордо взглянув на Грюма, закатала левый рукав и показала еще пару дней назад такое яркое, а сейчас едва различимое изображение темной метки. Но оно все же не исчезло полностью!
— А это видел? — выкрикнула ведьма. — Темный Лорд жив! Да, с ним что-то случилось, но он живой. А раз живой, значит рано или поздно вернется и освободит из темницы всех, кто до последнего момента был предан ему и верил в его силу. Он вызволит всех нас из тюрьмы и наградит!
— Не уверен, леди! — усмехнулся Грюм.
— Это ты, глупец, не уверен, а я ни секунды не сомневаюсь!
— Дело твое! Но сейчас ты пока что находишься здесь, в Отделе магического правопорядка. И я тебе настоятельно советую рассказать нам все, что тебе известно о тех пожирателях, которые остались на свободе. Поверь, это в твоих же интересах! Только быстро, у меня нет времени с одной тобой возиться.
— Ни за что! — вскричала ведьма в ответ. — Ты ничего не узнаешь ни от меня, ни от Родольфуса.
— Дура! — процедил в ответ Грюм. — А я полагал, ты окажешься умнее как, например, Игорь Каркаров, да и Барти Крауч сын, кстати, тоже. Оба без колебаний сдали всех своих сообщников, которых знали, чтобы облегчить свое собственное положение. Каркаров даже про своего закадычного дружка Долохова рассказал. Но все равно, одних только их слов не всегда достаточно. Большинству из тех магов, которых они назвали, нельзя предъявить что-то конкретное. А они, в свою очередь, от всего отказываются и все отрицают. Говорят даже, что получили свои черные метки, будучи под влиянием чар, действовали не по своей воле, а под Империусом. Видишь, никто из последователей Темного Лорда после того, как их хозяин исчез, не горит желанием садиться за него в Азкабан. Почему бы тебе не поступить также?
Ведьма только презрительно сплюнула на пол, нарочно пренебрегая всеми манерами.
— Придет время, когда эти трусливые крысы пожалеют о своем глупом поступке! Но я милорда ни за что не предам!
Глава мракоборцев внимательно посмотрел на пожирательницу смерти, и когда увидел фанатичный блеск и непоколебимую верность в глазах ведьмы, то перестал усмехаться, подошел к Беллатрисе и взял ее за левое запястье.
— Ты единственная женщина среди пожирателей смерти и, я вижу, преданна своему лорду до конца. Скажи, зачем тебе все это? Ты молодая красивая женщина, благородная чистокровная леди, супруга знатного, состоятельного и уважаемого… — Тут он опомнился. — Лестрейндж, раздери его гиппогриф, что вы оба хотели, а? Неужели же не нашли себе другого занятия, кроме как убивать ни в чем неповинных людей, которые ничего дурного вам не сделали! Они просто спокойно жили и никого не трогали! Чем перед тобой провинились маглорожденные волшебники, кровожадная тварь?
— Грязнокровным выродкам не место в волшебном мире! Если они еще и так глупы, что не убираются отсюда сами, то нам не остается ничего другого, кроме как помочь им и очистить мир от этой грязи!
— Молчать! Ты сама грязная мразь! — рявкнул Грюм. — Я уже сыт по горло выслушиванием ваших гнилых идей и рассуждениями о бредовых идеалах. Да, ты права, мир действительно нужно очистить от грязи. Такой грязи, как ты! Ты сумасшедшая, Лестрейндж, больная на всю голову. И если бы на твоих руках не было столько крови, то место бы тебе определили в больнице святого Мунго, а не в Азкабане.
Глаза колдуньи злобно засверкали.
— В больницу святого Мунго лучше отправь Долгопупсов. Вот кого действительно нужно лечить!
— Заткнись, дрянь! — взревел Грюм словно раненый зверь, которому наступили на больную лапу, стоило Беллатрисе только упомянуть о Долгопупсах. — Не хочешь рассказывать по-хорошему, добровольно для своего же блага — расскажешь под действием сыворотки правды или же Империуса, а может, дажеКруциатуса. И тогда никаких послаблений, смягчений режима и прочего.
Грюм встал и обошел вокруг ведьмы, беззастенчиво разглядывая ее оценивающим взглядом.
— А вы очень привлекательны, мадам Лестрейндж, — ухмыльнулся он. — Будь я полегкомысленнее, непременно бы приударил. Но увы, красота ваша померкнет в Азкабане, и за какие-нибудь пару лет из молодой цветущей женщины вы, леди, превратитесь в дряхлую уродливую старуху! Вряд ли кто узнает в ней ту, кого некогда прозвали пожирательницей мужских сердец! Последний раз спрашиваю, будем говорить или нет?
— Нет! — процедила колдунья.
Грюм, уже успевший сесть в свое кресло, снова вскочил на ноги.
— Так! — холодно бросил он. — Хватит, с меня довольно! Больше я с тобой, стерва, церемониться не буду. Ты все расскажешь, я вытяну это из тебя!
— Попробуй! — усмехнулась ведьма.
Волшебник подошел к небольшому сейфу и достал из него маленький флакон с прозрачной жидкостью по виду похожей на чистейшую родниковую воду. Затем он направил волшебную палочку на Беллатрису, и ведьма мгновенно остолбенела. Грюм запрокинул ей голову и влил в рот несколько капель сыворотки правды.
— Говори, кто еще из пожирателей принял темную метку добровольно и осознанно, а не под действием Империуса. Кто еще служил твоему хозяину?
— Не скажу!
— Так, значит, принимала антидот?
— Ну, разумеется! — усмехнулась колдунья.
Действительно, Белла много чего знала, и поэтому Волдеморт, чтобы обезопасить себя, последние несколько месяцев велел ей принимать особое зелье, которое позволяло противостоять действию сыворотки правды, если вдруг случиться попасть в руки аврорам.
— Упертая ты, гадина! Ну, ладно! Империо!
Глаза ведьмы словно затуманились, а взгляд стал покорным и безразличным.
— Дежурный! — чуть повысив голос, позвал Грюм, и в кабинет тотчас же вошел молоденький мракоборец.
— Позови сюда Римуса Люпина!
— Хорошо, сэр!
Когда глава мракоборцев назвал это имя, то Беллатриса вздрогнула, но потом снова замерла, продолжая стоять как неподвижная статуя. Дело в том, что совсем недавно Волдеморт придумал способ противостоять Империусу и стал обучать этому своих самых близких пожирателей, включая, естественно, Беллатрису, а еще Барти Крауча младшего. Это делалось как раз для таких случаев, если вдруг сторонники, которым известно слишком много, попадут в плен к противнику. Как ни странно, но противостоять Империусу можно было даже без волшебной палочки. Просто в момент наложения чар магу, который хотел от них защититься, надлежало сосредоточиться на чем-то очень важном для него, максимально сконцентрировать на этом свои мысли. Тогда имелся шанс, что это исключительно сильное темное заклинание не подействует. Но принимать все эти меры нужно было очень быстро, потому как чем больше времени проходило, тем труднее было сбросить с себя путы чужого колдовства. Беллатрисе же вовсе и не было нужды концентрироваться на чем-то или ком-то: Темный Лорд ни на секунду не покидал ее мыслей. На какое-то мгновение покорность овладела ведьмой, но она сразу же опомнилась, хотя и продолжала искусно притворяться, изображая подчинение, дабы иметь возможность лгать, отвечая на вопросы. Когда же она услышала фамилию и имя «Римус Люпин», то в ее голове мелькнула догадка, переходящая в уверенность и словно яркой вспышкой озарившая мозг. Едва волшебник вошел в кабинет, как колдунья сразу узнала его. Ведь это же оборотень! Один из многочисленных прихвостней Сивого, которых он привел с собой на службу Волдеморту, и в чьих мозгах тайком копалась Белла по поручению своего милорда. До этого человека с неприметной внешностью серой мыши колдунья еще не добралась. «Вот он! Вот тот самый шпион, о котором говорил повелитель!» — металась в голове одна лишь мысль, и колдунья едва сдерживалась, чтобы не выдать себя.
— Допроси ее сам, как считаешь нужным! — велел Грюм. — Она под Империусом. А я уже сыт по горло всем этим. — И матерый аврор вышел. Он пребывал сейчас в самом скверном расположении духа, и для подобных настроений у мракоборца имелись вполне объективные причины. Да, Темный Лорд повержен, все празднуют победу, а негодяи и убийцы понесут заслуженное наказание… Но какой ценой! Столько сослуживцев и друзей сложили головы в этой войне, а за последние двое суток Отдел магического правопорядка совсем осиротел, потеряв лучших авроров. Джеймса Поттера убил Волдеморт, а Фрэнка Долгопупса эта стерва Лестрейндж довела до безумия своим изуверством. Потому, будучи за это невероятно зол на ведьму, Грюм всерьез опасался, что не сможет с собой совладать и в порыве в общем-то праведного гнева сотворит с колдуньей что-нибудь такое, чего не полагалось делать с подследственными и заключенными. Нет, ведьму ему, конечно, было не жаль, но нести наказание за расправу над ней ему все же не хотелось. Да и пятнать звание мракоборца — не лучшая перспектива.
Что до Римуса Люпина, то он среди авроров и членов Ордена Феникса считался одним из самых снисходительных и лояльных, не спешил судить людей слишком поспешно. Все дело было в том, что когда Люпин был еще ребенком, то его покусал оборотень, сам Фенрир Сивый. И после этого вся будущность волшебника оказалась под вопросом. Его никто не согласился бы принять в Хогвартс, если бы не директор Дамблдор. Он вошел в положение всей семьи и дал ребенку возможность учиться. Специально для Римуса был выкопан тайный подземный ход, который вел за пределы школы и заканчивался под небольшой хижиной. Перед самым полнолунием Люпин уходил в этот домик, наглухо запирал все двери и окна чтобы, когда превратится в волка и потеряет на время человеческий разум, не мог бы никуда сбежать из этой импровизированной клетки. Там на протяжении всей ночи полнолуния зверь выл на луну, бросался на стены, издирая их в клочья и устраивая невообразимый погром… В школе и в ее окрестностях, в деревеньке Хогсмид многие люди слышали эти страшные звуки, доносившиеся из хижины, а потому прозвали ее Визжащей. Никто достоверно не знал, кто или что является их источником, и многие думали, дескать, в домике завывают привидения или неуспокоившиеся души. Ну, а чтобы ни у кого не возникло желания пойти посмотреть и проверить любую из этих теорий, около хижины была посажена очень редкая и агрессивная гремучая ива, которая своими ветвями начинала колотить любого, кто осмеливался приблизиться к ней.
Когда же почти все оборотни встали на сторону Волдеморта, то Дамблдор попросил Люпина стать шпионом, и Римус, не раздумывая, согласился. Для этого волшебника директор, который оказался столь чутким к его беде, был непререкаемым авторитетом, и чародей считал себя обязанным ему чуть ли не всем: образованием и даже друзьями. Да, Джеймс Поттер и Сириус Блэк не отвернулись от товарища даже тогда, когда узнали о его болезни, из-за которой от оборотней шарахались все нормальные волшебники. Более того, оба тайком овладели искусством превращения в животных: Джеймс — в крупного оленя с ветвистыми рогами, а Сириус — в громадного черного пса. Они стали анимагами, правда, незарегистрированными, и в ночь полнолуния отправлялись играть со своим другом, чтобы ему было не так тоскливо и одиноко. Позже в их компанию был принят и еще один гриффиндорец, тот самый Питер Педдигрю — невзрачный мальчик маленького роста и весьма посредственный чародей. Однако он всегда с таким восхищением и благоговением смотрел на талантливых и всеми любимых в школе ребят, так, казалось, искренне хотел с ними подружиться, что Джеймс, Сириус и Римус не устояли и тоже стали считать его своим другом. Неуклюжесть и нерасторопность Питера вовсе их не злила и не смешила, а даже умиляла. Под терпеливым руководством и неустанными наставлениями друзей Педдигрю тоже научился превращаться в животное — крупную крысу — и получил за это от товарищей прозвище «Хвост». Вот и Римус за такое отношение к нему не как к изгою, но как к нормальному человеку, стал очень мягок и даже кроток с окружающими. Он даже Сивого жалел, полагая, что этот оборотень просто не может владеть собой, хотя Фенрир явно этого не заслуживал.
Однако, поручая дело Лестрейнджей именно Люпину, Аластор Грюм не учел одной детали. Он как-то не подумал, что творилось на душе у Римуса, когда он в одну ночь потерял всех трех друзей, с которыми был неразлучен со школы. Действительно, Джеймса и его жену Лили убил Тот-Кого-Нельзя-Называть, а от бедного малыша Питера даже тела не осталось, один только отрубленный палец. Но самое ужасное было то, что виноват во всем оказался еще один закадычный друг, Сириус Блэк. Точнее, все мракоборцы и члены Ордена Феникса, включая Люпина, считали его таковым. Никому в голову не приходило, что коварным предателем оказался именно Питер Педдюгрю, а вовсе не Сириус. Это Хвост выдал Волдеморту убежище Поттеров, а потом ловко инсценировал свою смерть, подставив другого друга. Педдигрю сам отрубил себе палец, а потом в обличии крысы сбежал. Теперь же Сириус Блэк должен был предстать перед судом вместе с Лестрейнджами и другими разоблаченными пожирателями смерти. Ничем доказать свою невиновность он не мог. Принадлежность к Блэкам в этом случае играла против него, и хоть кое-кто из сторонников Волдеморта, в том числе и Беллатриса, совершенно искренне и с презрением заявили, что предатель крови не имеет к ним никакого отношения, слова эти воспринимались мракоборцами как хитроумная попытка оправдать своего сообщника и родственника. Вместо оправдания показания пожирателей только ухудшили положение Сириуса. Из-за всего этого, из-за потери и предательства друзей Римус пребывал не только в удрученном состоянии, но и был на грани самого что ни на есть нервного срыва. Об этом Грюм и не подумал, когда вызвал его допросить Беллатрису, а потом и вовсе поручил ему вести дело Лестрейнджей.
А колдунья, которая тем временем успешно притворялась, будто находится под действием Империуса, посчитала, что у нее появился шанс разом и поквитаться со шпионом, вовремя ею необнаруженным, и, быть может, даже сбежать. Когда Грюм вышел из кабинета, Римус спокойно попытался убедить ведьму: для нее же будет лучше, если она все им откроет. Белла, как истая актриса, продолжая изображать покорность и кротость от воздействия Империуса, ответила согласием и лишь попросила перед рассказом выпить стакан воды. Пока Люпин отвлекся на ее просьбу, Беллатриса с быстротой и яростью дикой кошки бросилась на молодого дежурного, который, приведя в кабинет Римуса, так и остался на своем месте по поручению главы мракоборцев. Испуганный короткий возглас юного чародея, яростный вскрик ведьмы, смертельное проклятье и вспышка ярко-зеленого света из волшебной палочки, которую она отобрала… Все произошло так стремительно, что Люпин только и успел выронить от неожиданности стакан воды. Но выходка Беллатрисы и вид очередного убийства, похоже, стали для Римуса последней каплей. Ярость ведьмы передалась и ему, когда волшебник выхватил волшебную палочку и тоже, в свою очередь кинулся на колдунью.
— Ах, ты, тварь неугомонная! — вскрикнул он и добавил: — Круцио! Ненавижу тебя, Блэк! — Сейчас в Белле он видел ее кузена. Ведьма хоть и завладела в бою чужой палочкой и, следовательно, могла ей колдовать, но еще не до конца освоилась с ней, и потому не успела отразить красную вспышку, угодившую ей прямо в живот и бросившую на пол. Белла закричала от боли, но не от той, которую обычно причиняло пыточное проклятие. Ведьма догадалась, что причина тут совсем в другом, а кровь, залившая подол ее платья и окрасившая каменный пол, только подтвердила эту мысль.
Тут в кабинет снова ворвался Грюм, который прибежал на крик колдуньи, совершенно правильно рассудив, что от мадам Лестрейндж можно ожидать чего угодно. Мракоборец быстро оценил ситуацию, окинув взглядом ведьму, Люпина и тело погибшего дежурного. Равнодушно смотря на Беллатрису, он только спросил Римуса:
— Ты применял режущее заклинание?
— Нет! — ответил в недоумении Люпин. — Это Круциатус! — добавил он, уже пожалев о том, что это Непростительное проклятие слетело с его губ. — Разве он вызывает кровотечение? — в свою очередь спросил Люпин, глядя на Беллатрису, которая тихо постанывала от боли и хваталась руками за живот, а ее резко побледневшее лицо, залитое холодным потом, скривила гримаса страдания.
— Нет, Римус! Круциатус такого эффекта не дает, а вот выкидыш, как известно, всегда сопровождается кровотечением.
Люпин побледнел от ужаса.
— Что же я наделал! — только и смог сказать он, сжимая ладонями виски.
— Ты? — удивленно усмехнулся Грюм, даже и не думая предпринимать что-либо и помочь колдунье. — Ты ничего не наделал! Эта тварь сама во всем виновата, а вовсе не ты. И это она сама себя наказала. Ты, Римус, наверное, забыл или не до конца понимаешь, кто перед тобой. Это же просто кровожадная волчица хуже бешеной собаки! И поверь моему слову, раскаиваться в своих злодеяниях она точно не собирается. Напротив, допусти мы малейшую оплошность — и эта хищница, улучив момент, набросится на нас! — Тут аврор кивнул на убитого дежурного. — Она даже тебя сумела заразить своей злобой. Но можешь не волноваться, я тебе за это даже выговора делать не стану, не говоря уже о каком-то более серьезном взыскании.
— Меньше всего я сейчас думаю о взыскании! — горестно воскликнул Римус.
— А, понятно! Тебе, значит, стало жаль эту гадину, так?
— Она все же человек! Больше того, она беременна!
— Вот уж не вижу в ней ничего человеческого, кроме обличия! Беременная, говоришь? А как же Джеймс и Лили, убитые Тем-Кого… Волдемортом, то есть? Пора уже всем перестать бояться этого имени! Их сын, между прочим, хоть и остался по какой-то неведомой причине в живых, но будет расти сиротой! А про несчастных Долгопупсов, которые из-за их издевательств сошли с ума и теперь все время будут находиться в больнице святого Мунго, я вообще молчу! У них тоже был маленький сын. Вот кого надо жалеть, Римус! Впрочем, ты еще молод, а если бы поработал со мной в Аврорате, то тоже бы сказал: она это заслужила! Все, что с ней сейчас происходит — это расплата за ее злодеяния, которые, совершив виток, вернулись к ней, как бумеранг. Так всегда бывает, и когда ты повзрослеешь, наберешься опыта, Римус, то поймешь, о чем я говорю. А с этими тварями любые средства хороши, и мир только лучше станет!
— Если мы будем вести себя также как и они и использовать их методы, то и отличаться от них ничем не будем!
— Римус, дорогой, ну к чему сейчас это чистоплюйство? Ведь невозможно же не замараться, вычищая грязь! Наше Министерство, знаешь ли, этакий единый организм. Отдел магических изобретений и разработок — это мозги, Отдел магического транспорта — кровеносная система. Ну, а мы, хранители порядка, кто? Самая настоящая печень! — Тут Грюм добродушно улыбнулся. — Ты не волнуйся, мы этот организм от токсинов очистим, нормальную жизнь наладим…
Тем временем Беллатриса, до сих пор молчавшая и даже в приступе боли почти не слушавшая разговор, вдруг злобно крикнула:
— Кого это ты назвал грязью, Грюм? Ну, держитесь, когда милорд вернется и освободит меня, то вам обоим не жить! За все ответите, понятно? Слово даю, что вы оба захлебнетесь в своей крови, или я не Беллатриса Лестрейндж, урожденная Блэк!
Грюм и Люпин скривились от отвращения. Глава мракоборцев вызвал конвоиров.
— Отправьте ее обратно в камеру! Только с этой тварью держите ухо востро, хоть она и без палочки! — Потом помолчал пару секунд и нехотя добавил: — И целительницу из больницы святого Мунго позовите.
Когда ведьму увели, то Люпин, который до сих пор пребывал в шоке от того, что сделал, сказал:
— Спасибо вам, мистер Грюм! Мне все же не хочется отягчать свою совесть, если эта, пусть и злодейка, умрет из-за меня!
— Кто умрет? Она умрет?! Да скорее мы все сдохнем, пока эта стерва окочурится! Эта баба вообще как молния! Не знаешь, когда и где ударит! Не позавидую я ее тюремщикам! Впрочем, уж дементоры найдут на нее управу!
========== Глава 87. Потерянное и оставшееся ==========
Тем временем колдунью уже отвели с допроса обратно в камеру. Какое-то время она корчилась на каменном полу от боли, а кровотечение только усилилось. Наконец, когда Беллатриса уже стала терять сознание, дверь в ее темницу открылась, и на пороге показались две волшебницы в одинаковых халатах лимонного цвета. Одна из них была среднего возраста, спокойная, с уверенными манерами, которые приобрела вместе со своим опытом врачевательства. Чуть позади нее стояла еще совсем молодая чародейка, очевидно, помощница, которая держала сумку с лекарственными зельями. Надо сказать, что почти все целители из больницы святого Мунго трудились в ней по призванию, отличались добрым нравом, всегда были готовы проявить сочувствие и оказать милосердие, не забывая о своем высоком долге, который исполняли с охотой и даже с гордостью. Но когда целительница поняла, кому на этот раз ей придется оказывать помощь, то гневу и возмущению ее не было предела. Если бы не то самое пресловутое чувство долга, то волшебница вообще бы развернулась и ушла без оглядки, даже не приблизившись к ведьме, что стонала сейчас на полу, но не просила о помощи. Действительно, во всей Британии сейчас на слуху были имена братьев Лестрейнджей, супруги старшего из них и сына самого министра Барти Крауча. Все волшебники со страхом и трепетом обсуждали их дерзкое нападение на весьма уважаемого мракоборца Фрэнка Долгопупса и его супругу, приходили в ужас от бесчеловечной расправы над ними и от ее последствий. А целительница, которая сейчас стояла на пороге камеры, еще и своими глазами видела несчастных и то, в каком плачевном состоянии они находились. К виновнице всего этого волшебница испытывала глубокое отвращение, злость и презрение.
Подойдя к Беллатррисе, она несколько раз коснулась ведьмы своей волшебной палочкой, обследуя ее. Все это врачевательница делала с брезгливым выражением на лице, словно дотрагивалась до ядовитой змеи или противной жабы.
— Лежи смирно и не дергайся! — приказала чародейка своей горе-пациентке. — Тебя сейчас же нужно выскоблить.
— Спасите моего ребенка! — взмолилась, наконец, мадам Лестрейндж.
— Ему уже ничем не помочь! — холодно и даже с какой-то долей злорадства отозвалась колдоповитуха. — А если еще хоть слово вякнешь, то я сразу же уйду и ты отправишься вслед за ним, стерва.
Вообще-то чародейка еще никогда ни одной женщине не сообщала столь суровую правду в такой грубой форме, напротив, вела себя в этих случаях весьма деликатно и всегда старалась смягчить удар и произнести слова утешения. Но только не сейчас. Целительница взмахнула волшебной палочкой и без церемоний принялась за дело. Беллатриса закусила губу от боли, как поступала и в тех случаях, когда Волдеморт пытал ее Круциатусом или в боевой схватке ее настигало заклятье врага. Однако сейчас было куда больнее. Та боль, которую ведьма испытывала раньше, была лишь телесной. А тут к физическим страданиям добавились душевные от осознания необратимой потери и пустоты, которую она принесла. Но колдунье все же было невдомек, что сейчас она просто расплачивается за все содеянное. Она стонала, а порой и подвывала от отчаяния.
— Мадам, может дадим ей обезболивающего зелья? — спросила молодая помощница, запуская руку в свою сумку.
— Обойдется! — категорично возразила целительница. — Не стоит переводить целебные зелья на эту мразь. Ишь, гнида, других Круциатусом пытала, а сама тут развылась. Как подумаю о бедных Поттерах, о несчастных Долгопупсах… Мерлин, их дети же теперь круглые сироты! Поделом ей, гадине! Будь моя воля, я бы вообще не притронулась к ней. Никогда еще не было так трудно исполнять свой долг!
— Я не узнаю вас, мадам! — в ужасе глядя на целительницу, сказала молоденькая чародейка.
— Я сама себя не узнаю! — помолчав секунду, отвечала она.
Тем временем мучительная процедура подошла к концу.
— Ну что, дрянь, — обратилась колдомедичка к Беллатрисе, убедившись, что кровотечение остановилось, — жить будешь, но поздравлять тебя особо не с чем. Даже останься ты на свободе, матерью вряд ли станешь.
Колдунья лишь злобно посмотрела в ответ.
— Пойдем отсюда! — обратилась волшебница к своей помощнице. — Не желаю больше ни минуты тут оставаться. — И обе чародейки, подобрав полы длинных халатов, поспешно вышли из темницы, оставив узницу в одиночестве.
*
Из тяжелой дремы Беллатрису вывели чьи-то осторожные и трепетные прикосновения. Даже в забытьи она поняла, что вряд ли это руки кого-то из ее тюремщиков.
— Милорд? — чуть слышно прошептала она.
— Это я, Белла! — донесся до ее слуха голос мужа. Родольфус приподнял ее и, заботливо поддерживая, помог сесть. Ведьма прижалась к его теплому телу, уткнувшись лицом в грудь, и снова заплакала. Родольфус погладил ее спину, пытаясь успокоить.
— Я потеряла ребенка, Руди! — всхлипывала колдунья.
Муж немного помолчал, а потом сказал, протягивая кусок черного черствого хлеба и стакан воды.
— Поешь! Мне на ужин дали перед тем, как в камеру отправить.
— Не хочу! — вдруг заорала ведьма. — Мой ребенок умер, и я тоже жить не хочу! Пусть уж лучше меня зацелуют дементоры, только поскорее! — истерила вне себя колдунья.
Внезапно ее крик оборвался звуком сильной пощечины, потом еще одной. После этого Родольфус повалил чародейку на пол, задирая подол мантии, а руки принялись беззастенчиво шарить по голому телу.
— Ты что творишь, Круциатус тебе в печенку?! — закричала Беллатриса, безуспешно пытаясь вырваться.
— Ты вообще-то моя жена, и за тобой должок! — грубо впиваясь в губы ведьмы, усмехнулся Лестрейндж.
— Я отомщу! — завопила Беллатриса. — Сама лично пущу в тебя Аваду!
Едва только колдунья сказала это, как Родольфус тут же оставил жену в покое, а она сразу же вскочила на ноги, хоть лицо ее и скривилось от боли.
— Ну, слава Мерлину! — спокойно и с улыбкой отвечал Родольфус. — Хоть в себя пришла. Это что-то немыслимое, когда воительница, и вдруг сдается, жаждет поцелуя дементора, а не своего возлюбленного повелителя! Такой я тебя никогда не знал, и ведь больше не узнаю, правда?
Тут Беллатриса все поняла, бросилась к Родольфусу и крепко обняла его.
— Спасибо тебе, Руди! — ласково проговорила она, целуя его в небритую щеку. — У меня еще никогда не было и, знаю, не будет такого друга! Хоть ты у меня остался!
— Если ты хочешь, чтобы я был твоим другом, то я буду им! — преданно ответил Родольфус.
— Знаешь, Руди, не будь в этом мире милорда, ты был бы моим возлюбленным! Но ведь наш повелитель жив, правда, Руди? — с мольбой глядя на волшебника, вопрошала чародейка. Она загнула рукав и показала бледное изображение темной метки. — С ним что-то случилось, это так, но он жив. А если жив, то рано или поздно вернется! Я знаю нечто такое, что милорд счел нужным доверить мне. Поверь мне, Руди!
— Я верю тебе, верю, Белла. Или ты полагаешь, я зря хитрил, приводя тебя в чувство? Да, милорд обязательно вернется, освободит и наградит нас. Но тогда тем более, Белла, ты должна держаться, чтобы дождаться этого момента! Ведь ты же не хочешь, чтобы наш лорд, придя за тобой в Азкабан, вдруг узнал, что твое мертвое тело сбросили со стены тюремной крепости прямо в море? А потому ты обязана так же рьяно бороться за свою жизнь, как до этого сражалась с грязнокровками и предателями крови. Но только не вздумай открыто противостоять тем, у кого сейчас перед тобой явное преимущество. Напротив, если это неизбежно, склони голову на время, как гибкое растение склоняется, пригибаясь к земле под порывами сильного ветра, чтобы не быть сломанным этой грозной силой. Оно ждет своего часа, ждет, когда ветер утихнет. И, тогда снова встает и радуется солнцу. Держу пари, умытая дождем черная роза зацветет еще краше и заблагоухает еще сильнее!
— Руди! — нежно глядя на мужа и трепетно обнимая его за плечи, воскликнула Беллатриса. — Какое счастье, что у меня остался ты!
— После суда нас, скорее всего, разлучат, Белла! Мы наверняка будем сидеть в одиночных камерах, как особо опасные преступники. Но ты обещай мне сейчас, что будешь изо всех сил держаться за жизнь и выполнишь все сказанное.
— Обещаю, Руди! — Ведьма снова указала на темную метку. — Это будет придавать мне силы. Я каждый день буду смотреть на нее, и однажды она вновь загорится. Но и ты обещай мне, что выживешь, Руди! Ты тоже обязан дождаться милорда и за верность ему получить заслуженную награду!
— Обещаю, Белла!
Ведьма улыбнулась.
— Может, теперь поешь? — снова спросил Родольфус, протягивая волшебнице хлеб и воду. — Суд над нами завтра, и тебе будут нужны силы.
Чародейка взяла кусок, разломила его пополам и протянула одну половинку Родольфусу.
— Только вместе с тобой! Тебе силы будут нужны не меньше, чем мне.
— Спасибо, Белла!
========== Глава 88. Показательный процесс ==========
Покроется небо пылинками звезд,И выгнутся ветви упруго,Тебя я услышу за тысячу верст,Мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга.А. Герман «Эхо» На другой день состоялось заседание суда над Лестрейнджами и Барти Краучем сыном. Атмосфера во время всего процесса была очень напряженной. Гробовую тишину в зале нарушали только всхлипывания маленькой хрупкой волшебницы, сидящей рядом с мистером Краучем, который выглядел мрачным и изможденным. Лицо приняло землистый оттенок, а на лбу билась жилка.
— Введите их, — эхом раздался его голос.
Боковая дверь открылась, сотни пар глаз смотрели, как в зал ввели заключенных в сопровождении дементоров. Когда подсудимые опустились в кресла, то их сразу же приковали цепями. Родольфус смотрел на Крауча пустыми глазами, губы Рабастана нервно подергивались, Барти весь дрожал, соломенные волосы рассыпались по лицу, а на бледной молочно-белой коже проступили веснушки. Беллатриса же гордо восседала на своем кресле как на королевском троне, а ее блестящие черные кудри были похожи на корону.
Крауч поднялся и посмотрел на заключенных, а лицо его исказила лютая ненависть.
— Вас доставили в Совет магического законодательства, — громко и ясно произнес он, — чтобы вынести приговор. — Вы обвиняетесь в преступлении, гнуснее которого…
— Отец, — крикнул Барти, — отец… пожалуйста.
— … этот зал еще не слышал. — Крауч повысил голос, чтобы заглушить слова сына. — Мы выслушали свидетельства, доказывающие вашу вину. Вы все обвиняетесь в том, что подвергли заклятию Круциатус мракоборца Фрэнка Долгопупса. Вы думали, что он знает, где находится ваш исчезнувший хозяин, Тот-Кого-Нельзя-Называть…
— Отец, я в этом не участвовал! — еще громче кричал прикованный к креслу юнец. — Клянусь тебе! Не отправляй меня к дементорам…
— Вы также обвиняетесь в том, — надрывал голос мистер Крауч, — что, не узнав ничего от Фрэнка Долгопупса, вы подвергли заклятию Круциатус его жену. Вы намеревались вернуть власть Тому-Кого-Нельзя-Называть, чтобы продолжить сеять зло, чем вы, без сомнения, занимались, пока ваш хозяин был в силе. И я прошу присяжных…
— Мама! — воскликнул Барти (хрупкая маленькая волшебница, сидевшая рядом с мистером Краучем, билась в рыданиях). — Мама! Останови его! Мама, это не я, клянусь, это не я!
— И я прошу присяжных, — крикнул Крауч во всю силу легких, — тех, кто, как и я, считают пожизненный срок в Азкабане заслуженным наказанием, поднять руки!
Присяжные единогласно поддержали обвинителя, зрители захлопали, а на их лицах застыло мрачное торжество.
— Мама, нет! Я не делал этого, не делал! Я ничего не знал, не отправляйте меня туда!
Беллатриса с высокомерным презрением и отвращением смотрела на все это. В зал вернулись дементоры и, как и следовало ожидать, вместе с их появлением на ведьму тоже накатило отчаяние. Ей и до этого стоило немалых усилий сидеть прямо с гордо поднятой головой, всем своим видом показывая, что нисколько не жалеет, а, напротив, гордится тем, что совершила. В теле по-прежнему была слабость, хотя боль уже успела немного поутихнуть. Во всяком случае, ее уже можно было терпеть, не то что вчера! А вот боль от осознания потери Волдеморта и ребенка была еще очень свежа. Душевные раны заживают намного дольше, а порой никогда и, затянувшись, могут открываться снова. И вот в эту самую секунду, когда Беллатриса думала, что сейчас упадет прямо на пол перед сотнями чужих людей, она вдруг неожиданно ощутила чье-то незримое присутствие. Как будто кто-то невидимый, но такой до боли знакомый и родной, стоял сейчас рядом с ней. Колдунья недоуменно огляделась, но, естественно, никого не увидела. На миг у нее мелькнула мысль, уж не скрывается ли ее повелитель здесь в зале под дезилюминационным заклинанием, как он это любил делать. Но нет! Если бы это было так, то в зале бы сейчас одна за другой загорались зеленые вспышки смертельных проклятий, сражавших всех, кто посмел так обращаться с самыми верными последователями Темного Лорда. «Нет, это просто иллюзия, обман чувств!» — пронеслось в голове у Беллы. Но тут до ее ушей донесся знакомый холодный шипящий голос, который только она и слышала сейчас.
— Белла! — Чародейка вся напряглась, обернувшись в слух. — Белла! Беллс! Я вернусь, обещаю, жди меня, Белла! Я вернусь и освобожу тебя! Помни о том, что ты хранишь в Гринготтсе!
После этих слов Беллатриса, взглянув на Крауча из-под тяжелых век, воскликнула:
— Темный Лорд вернется, Крауч! Можете запереть нас в Азкабане! Мы и там будем ждать его! Он освободит нас и осыплет милостями! Мы одни остались ему верны. Старались найти его!
В отличие от Крауча младшего, ведьма и не думала что-либо отрицать и оправдываться. Она говорила «мы» и за себя, и за мужа с деверем, вместе с ней покорно и молча принимающих свою судьбу. Белла и для них желала таких же наград, как и для себя. Все трое поднялись со своих кресел. Сказав эту маленькую речь, колдунья быстрым шагом вышла из зала, ведя себя не как узница, под конвоем отправляемая в темницу, а как богиня, в окружении почетной свиты взлетающая на Олимп.
В коридоре ведьма неожиданно столкнулась со своим старшим кузеном Сириусом. Два дементора, заломив волшебнику руки, вели его на заседание суда, на котором ему сегодня должны были огласить приговор. За Беллатрисой тоже плыли над полом два дементора. Кузен и кузина не имели времени перекинуться даже словом, но вполне могли обменяться взглядом, в который каждый вложил все презрение, какое только мог.
— Ну что, дорогой Сирри! — говорили горящие под тяжелыми веками глаза. — Посмотри теперь и подумай, ради кого ты отрекся от семьи и поднимал против нас волшебную палочку! Твои любимые грязнокровки и маглолюбы осудили тебя и упрятали вместе с нами в Азкабан в качестве награды за твою преданность им. Твой ненаглядный Альбус Дамблдор просто использовал тебя в своих целях, а теперь выбросил за ненадобностью! Он слывет великолепным легилиментом и должен знать о твоей невиновности, но не воспользовался своим влиянием или же не употребил его сполна, чтобы освободить тебя. Зато он сделал это для Северуса Снегга, который втерся к директору в доверие, хоть и носил темную метку, которая для вас все равно, что клеймо позора. Ты же, мой дорогой кузен, ее не носил, но это тебя все равно не спасло. Ты, чистокровный чародей, теперь этим простецам не нужен, когда они победили! Думаешь, мой дорогой Сирри, наш повелитель такой? Нет, он ценит верную службу своих сторонников и умеет наградить за преданность. Я буду сидеть в Азкабане, как ты и мечтал, мой дорогой кузен. Но и ты окажешься там же. Однако мне, в отличие от тебя, Сирри, есть на что надеяться! Милорд вернется и освободит меня. О, после всего, на что я пошла ради него, мой повелитель всегда будет держать меня рядом с собой! — в мечтах подумала Беллатриса. — А тебе, кузен, ждать теперь совершенно нечего!
От этой мысли ведьма злорадно усмехнулась и воспряла духом так, что даже дементоры сейчас не могли ничего сделать ей, пусть и лишенной волшебной палочки: Патронус-змея был в ее сердце.
========== Глава 89. Замок Азкабан ==========
Жди меня, и я вернусь!Только очень жди.Жди, когда наводят грустьЖелтые дожди,Жди, когда снега метут, Жди, когда жара,Жди, когда других не ждут,Позабыв вчера…Жди меня, и я вернусь,Всем смертям назло.Кто не ждал меня, Тот пусть скажет: — Повезло.Не понять неждавшим им, Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.Как выжил я, будем знатьТолько мы с тобой,Просто ты умела ждать, Как никто другой.К. Симонов «Жди меня»
Небольшой каменистый островок, чуть возвышающийся над морской гладью, казался просто точкой в бескрайней водной пустыне. Холодные волны с шумом ударялись о прибрежные камни, и любой человек, стоящий на них, видел на много миль вокруг только лишь море. Ни один корабль никогда не приставал к этим берегам, и не потому, что здесь не имелось удобной бухты. Просто моряки не видели его и даже не знали о существовании этого клочка суши. Известен он был лишь волшебникам, но и им пришлось бы приложить изрядные усилия, чтобы оказаться на острове. Мощные чары не позволяли прибегнуть к трансгрессии, невозможно было воспользоваться порталом, а камины не были подсоединены к сети летучего пороха. Оказалось, что на метле или фестрале проще всего прибыть на остров, но только предварительно миновав самую строгую охрану. С такой же точно тщательностью контролировались и письма, доставляемые совиной почтой.
Старинный каменный замок с массивными стенами и башнями высился над морем, и казалось, что эта громадина подпирает собой небесный свод. То была тюрьма для волшебников — Азкабан. В его многочисленных камерах, одиночных и совместных, обитали и регулярно сменялись угрюмые постояльцы, которым всегда было холодно, даже летом. Зимой же и немногочисленные сторожа-чародеи коченели в теплых мантиях из шерсти. Что уж говорить об узниках в жалкой робе, которые ютились на тюремной соломе, свернувшись калачиком и завернувшись в тонкое одеяло. Обогревать всю огромную тюрьму было бы слишком дорогим удовольствием и нелегким трудом, однако умелое волшебство, специальные согревающие чары могли прекрасно справиться с подобной задачей. Но это никому не было нужно. Действительно, какой смысл превращать место, где преступники отбывали законное наказание, в морской курорт? Серые стены и потолки, сплошные камни медленно, но верно вытягивали из узников силы, здоровье и саму жизнь.
Но и этих мук мало! Ведь стерегли Азкабан жуткие дементоры, издревле населявшие замок. Когда он стал тюрьмой, то для этих темнейших сущностей пришло настоящее раздолье. Люди, их радости и надежды… Дементоры раньше и не мечтали о такой пище и регулярно высасывали ее из узников, опустошая без остатка и оставляя в душах лишь холодное отчаяние, страх, тоску и воспоминания о самых ужасных вещах, которые только происходили с ними в жизни. Поэтому не было ничего удивительного в том, что какой-нибудь заключенный с отчаяния вешался, свив петлю из своих лохмотьев. Кроме высоких башен в Азкабане имелись и глубокие, в несколько этажей, подземелья, коридоры которых разветвлялись подобно корням огромного дерева. Помещения в них были особенно темными и сырыми, и здесь, как в дантовом аду, мучились заживо замурованные люди. Они напоминали мертвецов в каменных гробах с той лишь разницей, что сердца их еще какое-то время бились, прежде чем остановиться. Именно в эти подземелья, в одиночные камеры, и сажали самых опасных преступников, приговоренных к пожизненному заключению. И надо сказать, что когда в тюрьму доставляли очередного такого узника, то помещение, в котором ему суждено было умереть через какое-то время, всегда находилось. Постояльцы в этих камерах менялись так же часто, как и в тех, где сидели чародеи, приговоренные судом к относительно небольшим срокам. Нужно же было освобождать камеры! Подземелья Азкабана убивали хоть и не мгновенно, но так же верно, как и смертельное проклятие. Муки, причиняемые ими, были достойны вполне приличного Круциатуса. Когда наказание пожизненно осужденных заканчивалось, то их просто сбрасывали с высокой стены в море, наколдовав груз к ногам. Впрочем, некоторым, совсем немногим, везло больше, и их тела забирали родные, несмотря на все хлопоты, связанные с вывозом покойника.
Любому человеку было бы весьма трудно привыкнуть к существованию в таких условиях, еще тяжелее приходилось волшебникам, которые при достаточном уровне мастерства умели наколдовать себе все потребное для жизни. И уж совсем невыносимым пребывание в подобной темнице должно было стать для чистокровной ведьмы, которая во всей своей прежней жизни не знала никаких, даже малейших неудобств. Достаток и довольство были для нее привычными вещами, чем-то самим собой разумеющимся. При желании она и дальше могла бы жить как жила или по крайней мере попытаться. Но колдунья, которая сидела сейчас в углу на соломе, сделала иной выбор. Ради своего повелителя обезумевшая от отчаяния Беллатриса без колебаний променяла теплый и уютный Лестрейндж-мэннор на эту сырую и темную камеру. Она ждала. Ждала возвращения Волдеморта, ждала жгучей боли в левом запястье, когда начинала гореть темная метка. Ждала, когда придет, наконец, желанный миг, и восставший из праха Волдеморт вызволит ее из этой темницы и никогда уже не покинет и не отпустит от себя. Закатав рукав своей тюремной робы, колдунья целыми часами неотрывно смотрела на едва различимое изображение змеи с черепом, словно гипнотизировала его глазами, умоляя стать таким же ярким как прежде. Так пролетали дни, недели и месяцы. Все, кто видел ведьму, которая смотрела на свою руку безумными глазами, считали ее помешанной. Такое в Азкабане было не редкостью. Колдунья машинально съедала черствый хлеб, запивая его холодной водой, а иногда дышала на красные озябшие кисти рук, согревая их своим дыханием, и все время молчала. И только когда рядом с ее камерой оказывались дементоры, совершающие утренний или вечерний обход, Беллатриса начинала кричать истошным голосом. В эти моменты ведьме казалось, что все напрасно, милорд никогда за ней не придет, а если и придет, то она сама уже будет не здесь, но обретет подобие покоя на морском дне. В голове звучали слова пожирателей смерти, которые они говорили в тот злополучный Хэллуин, явившись в опустевшую штаб-квартиру.
— Наш милорд исчез!
— Повелителя больше нет!
— Нужно подумать о себе!
Затем картина сменялась другой столь же страшной. Пожилая целительница в халате лимонного цвета склоняется над ней и безразлично сообщает: ребенку уже ничем не помочь, и детей у тебя уже никогда не будет. И тогда ведьме хотелось размозжить себе голову о каменную стену своей камеры, но каждый раз при этом взгляд ее невольно падал на левое запястье, и колдунья успокаивалась, смотрела на темную метку, на которой зиждились все ее чаяния и надежды! Впрочем, так продолжалось первые несколько лет. А когда силы и здоровье Беллатрисы стали иссякать, то она почти все время проводила в забытьи, лишь ненадолго приходя в себя и машинально съедая кусок тюремного хлеба. И колдунье не хотелось просыпаться, потому что во сне она видела своего милорда, который был с ней рядом, держал ее за руку, благосклонно кивал и даже улыбался ей, говоря что-то приятное. Но эти картины быстро исчезали, сменяясь страшными, едва только рядом с камерой колдуньи оказывались дементоры. Тогда она снова видела себя на берегу темной широкой реки, а на другой стороне стояли все ее жертвы, протягивали к ней руки и неустанно твердили: «Мы ждем тебя!»
Но в один день, когда на дворе стоял теплый июнь, а в подземельях замка все равно было холодно, пробывшая несколько дней в забытьи Беллатриса проснулась и поняла, что не может пошевелить одеревеневшими руками и ногами. Тогда она опять закрыла глаза, чтобы снова уснуть и больше не проснуться, зато в очередной и последний раз ощутить прикосновения прохладных ладоней к своей коже, почувствовать вкус губ возлюбленного… Но тут она неожиданно ощутила в левой руке жгучую острую боль, настолько сильную, что чародейка вздрогнула как от электрического удара и закричала. Она мгновенно вспомнила, что значит это жжение в запястье, хотя пытки дементоров практически стерли из ее памяти то счастливое чувство, что каждый раз приходило к ней вместе с призывом Волдеморта. Вихрь разбуженных чувств бросал колдунью то в жар, то в холод. Тело ее бил озноб, его словно кололи тысячи иголок от того, что застоявшаяся кровь с новой силой побежала по венам. Беллатриса поднесла левое запястье к глазам и вскрикнула от радости и восторга: изображение змеи с черепом снова было ярким и четким, оно даже двигалось и жгло кожу. Ведьма благоговейно поцеловала его и вскоре спокойно уснула, будучи на седьмом небе от счастья. Дементоры начали свой обычный вечерний обход, но они сейчас никак не могли повергнуть чародейку в отчаяние, хоть она и не располагала волшебной палочкой и не могла вызвать своего Патронуса-змею. Но этот самый Патронус горел на ее запястье.
С этого дня поведение колдуньи и она сама изменились. Жажда жизни забурлила в ней с небывалой силой. Беллатриса быстро просекла, что дементоры теперь пожирателям не страшны, и во время своих ежедневных обходов они уже не пытали последователей Темного Лорда, опасаясь разгневать их восставшего из праха хозяина, готового вернуть себе прежнюю власть и влияние. Эти существа вообще могли в любой момент покинуть Азкабан и переметнуться к Волдеморту. Ведьма же не преминула всем этим воспользоваться. Она требоваласебе больше еды, новую солому, теплое одеяло… все, что могло хоть немного облегчить и улучшить ее пребывание в тюрьме, хотя режим ко всем пожирателям и без того смягчился. Беллатриса теперь каждый день с удовольствием ощущала боль в левом запястье и готовилась ко встрече со своим освободителем, а в том, что он явится сюда, колдунья ни секунды не сомневалась.
========== Глава 90. Змея и прихвостень ==========
Сумерки еще даже не думали сгущаться, жаркий летний день был в самом разгаре. Но случись любому человеку в это время оказаться в лесу под густыми кронами деревьев, где все время царят тень и полумрак, а солнце лишь слабо пробивается сквозь листву, — и непременно создастся впечатление, что уже вечер. На прелой мягкой подстилке из прошлогодних листьев лежала, свернувшись кольцами, змея, которая вызвала бы удивление не только у специалистов, но даже у простых жителей из маленьких деревушек, что были разбросаны в нескольких милях от этого места. Дело в том, что чешуйчатые пресмыкающиеся нечасто встречались здесь, в лесах Албании, а уж такие, как эта змея, вовсе тут никогда не обитали. Размеров она была в самом деле колоссальных, толщиной с бедро взрослого мужчины, а в длину представлялась бесконечной. Хвост с ромбовидным рисунком был настолько мощным, что одним ударом мог бы убить человека, а два длинных острых клыка, торчащих из смертельно опасной пасти, выглядели более чем устрашающе. В это было трудно поверить, но когда-то эта смертоносная хищница была человеком. Женщиной. Молодой и красивой женщиной, которая умела превращаться в змею и выступала с таким номером в цирке. Этой своей способностью она походила на типичного анимага, но на самом деле была жертвой проклятия крови, которое передалось ей от матери. Оно заключалось в том, что с течением времени способность превращаться в животное и обратно в человека постепенно выходила из-под контроля волшебника. Девушка все чаще и чаще оборачивалась змеей даже когда не хотела этого, а если очередное превращение в животное было намеренным, то вернуться в человеческий облик с каждым разом становилось все труднее и труднее. Со временем проклятие только усиливалось, и наступил момент, когда женщина так и осталась змеей. Больше того, она даже забыла свое прошлое. Сейчас бывшая чародейка обитала здесь, в Албании, куда когда-то в последний раз приезжала вместе со своим цирком. Окончательно превратившись в змею, она уползла в леса, где почти не встречались люди и можно было добыть себе пропитание.
Теперь чешуйчатая хищница пробудилась от сна и ползла по земле, а опавшая листва и старая трава тихо шуршали, сливаясь с ее шипением. Змея была голодна и потому напряженно высматривала и вынюхивала добычу, чтобы основательно подкрепиться. Ей довольно быстро повезло, так как невероятно сильное обоняние позволило учуять зверька — крупную крысу. Вообще-то столь огромной змее такая добыча была всего лишь перекусом на один зуб, но раз никто другой пока что не попался, то и этот грызун сгодится. Хищница устремилась вперед за своей жертвой, но вопреки ожиданиям крыса не побежала прочь. Напротив, она встала как вкопанная и посмотрела огромной змее прямо в глаза. Могло показаться, что грызун просто загипнотизирован охотницей и вот-вот сам пойдет к ней в пасть, но нет! Крыса против всякого ожидания смотрела на змею без малейшего страха и вполне осознанно. Однако когда грызун еще и зашипел по-змеиному, то смертоносная хищница, уже бросившаяся на свою добычу, мгновенно замерла, словно налетела на невидимую стену.
— Остановись! — послышался парселтанг, странным образом вылетающий из крысиного рта. — Твои сородичи еще никогда не нападали на змееустов, какое бы обличье они не приняли.
— Прошу простить, повелитель! — огромная змея покорно склонила голову перед крысой — картина в высшей степени невероятная. — Однако что заставило вас вселиться в этого грызуна?
— Если лишился своего тела, то пользуешься любым, чьим сумеешь овладеть. Видишь, в каком отвратительном положении сейчас пребывает некогда великий волшебник и наследник Салазара Слизерина? Сейчас лорд Волдеморт не может сотворить даже простейшего заклинания, ведь тела животных плохо приспособлены для занятий магией, а кроме того, нужна волшебная палочка.
— Сочувствую, повелитель! Но не теряйте надежды, ведь вы все-таки живы!
— Да, жив, хоть и слабее, чем самое захудалое привидение. Но любой другой волшебник, не обладающий моей силой и знаниями, после смертельного проклятья вообще бы не спасся!
— Повелитель, а разве вы не можете вселиться в человека?
— Могу, но много ли людей заявляются сюда в эту глушь? И как при этом не вызвать подозрений? Кроме того, если вселиться в чье-либо тело, то оно быстро разрушается. Во всяком случае, ни одно животное долго не протянуло. Овладеть же человеком у меня получилось только однажды. Да, наивность профессора Квиррела, который как раз направлялся в Хогвартс, чтобы занять место преподавателя пресловутой защиты от темных искусств, сослужила мне хорошую службу. Я попал в школу и уже почти вернул себе былую мощь, почти завладел философским камнем, созданным прославленным алхимиком Николосом Фламмелем… Эликсир из этого камня дал бы мне силу, но мне снова помешали! Положительно, сама судьба против лорда Волдеморта!
— Хозяин, зелье из моего яда могло бы подкрепить вас…
— Знаю! Да, слабое тело все же лучше, чем ничего. Но кто будет доить тебя, даже если ты останешься со мной?
— Я останусь, повелитель! Подождем благоприятного момента. Кто знает, может завтра ветер переменится?
— А ты еще и философ! — усмехнулся Волдеморт. — Что же, подождем! Ведь ничего другого мне не остается. Двенадцать лет я изо дня в день заставляю себя существовать. Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Нагайна?
— Это и есть мое имя, повелитель! Не знаю, кто, где и когда мне его дал, но я и сама себя так называю.
— Замечательно! Нагайна, как я понял, ты собралась подкрепиться этой крысой. Что же, я покину ее тело, и ты получишь свою добычу. Даю слово, что если мне когда-нибудь удастся вернуть себе тело и силу, то ты не будешь перебиваться крысами, а отведаешь чего-нибудь повкуснее!
— Хозяин, а есть ли у вас сторонники, которые желали бы вашего возрождения и согласились бы рискнуть? — задумчиво спросила Нагайна.
— Почему тебя это интересует? Судя по тому, что за все эти годы ни один служитель не пришел мне на помощь, никто не верит в меня! Те из самых преданных мне последователей, которые все готовы были сделать ради меня, сами нуждаются во мне. Они замурованы в Азкабане. Другие же, кто остался на свободе, уже и думать забыли о своем повелителе!
— Возможно, это не совсем так! — прошипела змея.
— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнул Волдеморт.
— Хозяин, я обитаю в этом лесу уже довольно давно, и почти вся дичь покрупнее, на которую я охотилась, покинула здешние места из страха передо мной.
— Неудивительно! — согласился Темный Лорд.
— Потому мне часто приходилось промышлять всяким мелким зверьем, даже этими противными крысами. Как-то я выследила двух из них, но, прежде чем съесть, подслушала разговор. Они шептались между собой, что непонятное зло, темная сущность, овладевает телами разных маленьких зверюшек и губит их. Это они о вас, как я теперь понимаю. Но один из грызунов упомянул некоего человека, который обладает способностью принимать крысиный облик…
— Что?! — нетерпеливо перебил Волдеморт.
— …а кроме того, он очень интересуется этой самой темной сущностью, что так пугает крыс. Спрашивает о ней и жаждет встречи.
— Это просто великолепно, Нагайна! — в едва слышном шипении слышалось ликование. — Я ждал этого много лет. Не ожидал от никчемного Хвоста такой прыти! Впрочем, сейчас и крысеныш сгодится! Только ты должна мне помочь, дорогая Нагайна!
— Приказывайте, хозяин!
— Доставь этого волшебника ко мне, но не смей причинять ему вред! Приволоки его сюда целым и невредимым!
— Я все поняла, повелитель!
Нагайна отсутствовала двое суток, но Волдеморта это не тревожило: он знал, что питомица обязательно вернется к нему, причем не одна. Так все и случилось. На рассвете третьего дня змея приползла к своему хозяину, и ее мускулистое гибкое тело завивалось тремя кольцами вокруг маленького человечка. Эти змеиные объятия были достаточно крепкими, но не на столько, чтобы удушить насмерть. Так, в полсилы, дабы коротышка не вырвался. Когда Нагайна его отпустила, тело этого ничтожества уже было покрыто потом от страха, оно тряслось мелкой нервной дрожью.
— О, старый знакомый! Здравствуй! — ухмыльнулся Волдеморт. Хвост вздрогнул и повернулся на шум еле слышного шипения. Ни волшебник, ни змея Темного Лорда не видели, но могли слышать, хоть и с трудом.
— Повелитель! — пропищал в свою очередь Педдигрю, чуть дыша от страха. — Слава Мерлину, я, наконец-то, нашел вас!
— Признаюсь честно, не ожидал от тебя такой прыти, маленький крысеныш. Хвалю!
Противное лицо Хвоста расплылось в улыбке.
— Но где же ты пропадал целых двенадцать лет и почему не пришел раньше на помощь своему лорду?
Хвост снова задрожал.
— М-милорд, — заикался он, — клянусь Мерлином, я выжидал удобного случая. Когда вы исчезли, мне удалось инсценировать свою смерть и свалить все на Сириуса Блэка. Сам же я все эти годы скрывался под видом крысы — домашнего питомца в семействе Уизли.
— Очень остроумно! — съязвил Волдеморт.
— Однако, когда…
— …тебя каким-то образом разоблачили, понял, что деваться тебе некуда и, наконец-то, вспомнил о своем всеми покинутом господине, надеясь найти у него защиту!
— Повелитель, простите!
— Посмотрю на твое поведение, Хвост! Многое будет зависеть от того, как ты послужишь мне.
— О, милорд! Что угодно, повелитель! — льстил прислужник. — Только прикажите…
— Довольно слов! — прервал слугу Темный Лорд, и поток слащавых словоизлияний прекратился. — Ты и Нагайна сейчас можете мне очень хорошо помочь и даже поспособствовать моему возрождению. Если это когда-нибудь произойдет, то вы оба получите награду от лорда Волдеморта.
— Милорд, — осмелел тут Хвост. — Я не сомневаюсь в этом! Во всяком случае ваша волшебная палочка ждет вас. Я нашел ее среди развалин в доме Поттеров и сохранил.
— Похвально, дорогой слуга! — на этот раз довольно и благосклонно отвечал Волдеморт.
С этого дня по приказу Темного Лорда его слуга Хвост регулярно доил Нагайну и из ее яда по хозяйским инструкциям варил зелье. Волдеморт присовокупил к нему пару заклинаний собственного изобретения и получил возможность обрести тело. Оно было слабым и немощным, сам же Темный Лорд казался в нем беспомощным младенцем, целиком зависящем от опеки слуги. Кроме того, его постоянно нужно было поддерживать с помощью зелья… Но это все же было тело, находясь в котором Волдеморт имел теперь возможность прикоснуться к волшебной палочке и колдовать. Еще несколько дней назад о таком он не мог и мечтать. А самое главное, теперь Темный Лорд уже не только ждал благоприятного случая, но мог и сам предпринять какие-то шаги, чтобы приблизить час своего возрождения, и в голове чародея зародился план.
========== Глава 91. Судьба благоволит. Часть 1 ==========
Прошел месяц после того, как Волдеморт благодаря невероятно удачному стечению обстоятельств обзавелся старым слугой и новой питомицей, которые совместными усилиями позволили ему постепенно набирать силу и даже всерьез планировать свое настоящее возрождение, а не просто мечтать о нем. Разумеется, колдун не замедлил этим воспользоваться и как-то вечером приказал Хвосту собираться в дорогу. Нагайна без колебаний последовала за своим хозяином. Путь злополучной троицы лежал назад в Британию, а точнее — в ту самую деревню Литтл Хэлтон, где до сих пор еще стоял дом Реддлов, некогда самый красивый из всех в округе, а теперь обветшавший и заброшенный. Именно там Темный Лорд планировал поселиться по крайней мере на несколько месяцев и, конечно же, такое решение было принято чародеем неслучайно. Он несколько дней обдумывал план по возвращению себе телесного облика. Поразмыслив и взвесив все «за» и «против», Волдеморт решил прибегнуть к древней черной магии и велеть Хвосту сварить зелье «Кость, плоть и кровь», рецепт которого узнал еще много лет назад, изучая старинные манускрипты в библиотеке Слизерин-кэстла. Проще всего дела обстояли с плотью слуги: она уже была в распоряжении Волдеморта. Маг знал, что трусливый крысеныш не посмеет отказать, когда потребуется отдать, скажем, кисть руки для возрождения своего хозяина. Кость отца тоже можно было легко достать из его могилы. По этой-то причине Волдеморт и затеял путешествие, ведь рядом с деревней Литтл Хэлтон было кладбище, на котором и похоронили всех троих Реддлов. Но для снадобья, которое позволило бы возродиться вновь, нужен был еще один ингредиент: кровь врага, непременно взятая насильно. Вообще-то, недругов у Волдеморта было немеряно, его сильно боялись и столь же от души ненавидело большинство чародеев в волшебной Британии. Так кровь любого мага сгодилась бы для ритуала. Но Темный Лорд после обретения тела намеревался все-таки избавиться от Гарри Поттера, которого, согласно пророчеству, все еще считал главной для себя угрозой. Проблема была в том, что его мать, грязнокровка, кто бы мог подумать, прибегла к невероятно сильной и древней магии, позволявшей дать наивысшую защиту тому, кого любишь. Удар, который предназначался ее сыну, Лили Поттер приняла на себя, закрыла ребенка своим телом, бросившись между ним и смертельным проклятьем. Потому-то следующая Авада Кедавра отскочила от младенца, рикошетом ударив того, кто ее выпустил. Этой силы материнской любви Волдеморт не учел и поплатился за свою ошибку. Но чародей рассудил, что если ему удастся добыть кровь именно Гарри Поттера, то защита Лили будет и в нем самом. Вот и можно будет избавиться от заклятого врага. Оставалось только придумать, как до него добраться, не взирая на защитные чары Хогвартса и те заклинания, которые, несомненно, наложил Альбус Дамблдор, чтобы уберечь мальчишку.
Сейчас Волдеморт с Хвостом ютились в небольшом лесочке, где слуга на скорую руку соорудил шалаш, невидимый ни маглам, ни волшебникам. Темный Лорд не хотел до времени быть обнаруженным. Хвост же отправился в ближайшую таверну, чтобы там подкрепиться. В конце концов, крысеныш неплохо справлялся со своими обязанностями: варил зелье из яда Нагайны, доил змею, исполнял все поручения хозяина, обеспечивая ему сносное существование и возможность прибегать к волшебству. Поэтому его вполне можно было поощрить. В общем, в последний месяц все складывалось для Волдеморта как нельзя лучше, колдун чувствовал, что удача снова повернулась к нему лицом, и очередное событие, которое произошло сегодняшним вечером, только укрепило эту уверенность.
Волдеморт лежал на куче сухих листьев, служивших ему ложем. Чтобы хозяин не замерз, Хвост завернул его в одеяло, так что при первом взгляде любой человек принял бы шевелящийся кулек за младенца. Но сейчас Темный Лорд практически не двигался и жадно прислушивался ко всем звукам. Наконец, шорох травы и лесной подстилки под чьими-то ногами возвестили чародею о возвращении слуги. Более того, он был не один. Вместе с Хвостом в шалаш вошла женщина, которая беспокойно озиралась по сторонам.
— Куда ты меня ведешь? — испуганно спросила она.
— Мы уже пришли, мисс Джоркинс.
— Кто это с тобой? — послышался угрожающий холодный голос Волдеморта. — Я, кажется, достаточно ясно выразился, что ты должен хранить все в тайне. — Остолбеней! — выкрикнул он, с трудом удерживая в немощной ручке волшебную палочку. Тем не менее, заклинание подействовало в полной мере, а незваная посетительница замерла как вкопанная.
— М-милорд, — заикался Хвост, трясясь от страха, — эту женщину зовут Берта Джоркинс, и она работает в Министерстве магии. Я случайно встретил ее в таверне, и хуже всего, у этой чиновницы прекрасная память на лица, поэтому гадкая ведьма узнала меня. А ведь я уж двенадцать лет считаюсь умершим, и школьникам, свидетелям моего побега, никто кроме Дамблдора не поверил. А теперь… Теперь мисс Джоркинс все обо мне расскажет. Угораздило же ее отправиться в отпуск так далеко. Мерлином молю вас, хозяин, избавьтесь от нее, иначе все наши планы пойдут прахом! Я сумел ее уговорить выйти погулять и привел к вам.
Во все время этой маленькой речи Хвост трусливо ползал на коленях по земле, то и дело неуклюже падая ниц. Потом с минуту продолжалось молчание, а Темный Лорд заговорил довольным голосом.
— Ты правильно поступил, что привел мисс Джоркинс ко мне. В самом деле, негоже ей знать о тебе, а обо мне и подавно. Сейчас, так и быть, отпускаю тебя до завтра. Оставь мне только зелье в бутылке и палочку. Можешь переночевать на постоялом дворе, если хочешь. Только будь осторожен. А я пока тут побеседую с нашей гостьей.
— Благодарю, милорд! Спасибо, повелитель! — подобострастно просипел прислужник и поспешил удалиться.
Волдеморт взглянул на мисс Джоркинс и с удовлетворением отметил, что она вся дрожит от страха и при этом стоит, не в силах пошевелиться, будучи под действием обездвиживающего заклинания.
— Легилеменс! — раздался холодный властный голос Волдеморта. Но против всякого обыкновения проникнуть в сознание волшебницы Темному Лорду не удалось, маг видел только кромешную темноту, из чего сделал вывод, что кто-то уже поработал с памятью волшебницы, что-то стер в ней. Этот факт только подогрел интерес Волдеморта, а кроме того, он знал, что если сломить волю жертвы и ее желание сопротивляться легилименции, то проникнуть в сознание будет проще. И колдун воспользовался многократно проверенным средством.
— Круцио! — злобно прошипел он.
Берта истошно заголосила, но черный маг наложил на нее заклятие немоты. Какое-то время Джоркинс корчилась в беззвучных криках. Когда волшебница уже была на грани потери сознания, Волдеморт прекратил пытку.
— Легилеменс Максима!
На сей раз Темного Лорда ждал успех, и чародею открылись даже те воспоминания, которые и для самой хозяйки стали тайной.
Парадное крыльцо солидного трехэтажного особняка. Мисс Джоркинс с двумя свитками пергамента в руках поднялась по ступенькам и постучала в дверь, которую ей немедленно открыла старая эльфийка.
— Ах, мисс Джоркинс! — приветливо улыбаясь, обратилась к посетительнице вышколенная строгими хозяевами служанка. Видимо, в ее обязанности входило знать в лицо всех, кто хоть раз переступал порог дома, и обходиться с любым гостем отменно вежливо и предупредительно. Берта Джоркинс не принадлежала к высокопоставленным чиновникам, которые по разным причинам иногда наведывались в дом министра. Волшебнице всего лишь поручали изредка доставлять особо важные и срочные документы.
— Прошу вас, мисс Джоркинс! Сожалею, что мистера Крауча сейчас нет дома, но вы можете подождать его возвращения в приемной. Пожалуйста, располагайтесь. Не желаете ли чашку чая? — осведомилась эльф напоследок.
— Нет, благодарю.
— В таком случае, я вас покину, а как только хозяин вернется, сразу же доложу ему о вас.
— Хорошо!
Эльф трансгрессировала. Несколько минут мисс Джоркинс сидела в полной тишине, а потом неожиданно услышала приглушенные голоса за стеной. Один из них, несомненно, принадлежал служанке-эльфу, а другой — какому-то мужчине.
— Мастер Барти, не печальтесь так! — причитала эльфийка. — Скоро вы сможете побывать на воздухе, посмотреть Чемпионат мира по квиддичу. Моему молодому хозяину ведь всегда нравился квиддич!
«Что это такое?» — недоумевала Берта. — «Служанка же сказала, что мистера Крауча нет дома! Или он просто никого не принимает?»
Но дальнейший разговор поверг чародейку в шок.
— Винки, ну как ты не понимаешь, что я скоро с ума сойду от этого бесконечного сидения в четырех стенах! Меня держат взаперти, словно животное в клетке, да еще постоянно подвергают Империусу, чтобы я ничего не соображал. Изредка и совсем ненадолго мне удается прийти в себя, но все равно каждый вечер на меня вновь и вновь накладывается заклятие подчинения. Вряд ли моя мать хотела бы этого!
— Моя дорогая покойная хозяйка, когда почувствовала приближение смерти, уговорила своего мужа спасти вас и вызволить из Азкабана. С помощью оборотного зелья был организован ваш побег, и это же снадобье ваша матушка до конца жизни принимала в тюрьме, чтобы тайна не раскрылась. Молодой хозяин Барти знает, что покойная госпожа была счастлива вызволить свое дорогое дитя из темницы! — голос эльфийки задрожал, слышно было, как она плачет и сморкается. Мисс Джоркинс подошла вплотную к стене, прислонила к ней ухо, чтобы лучше все расслышать. С каждым словом она изумлялась все больше.
— А умирать моей хозяйке, которой Винки была так счастлива прислуживать, было все равно где. Винки была так рада, что младший мистер Барти вернулся! — причитала эльф.
— Да, Винки, ты выходила меня, и поэтому я иногда могу быть самим собой.
— Эльфу подобает заботится о своем хозяине! — запищала Винки. — Винки ничего такого не сделала! Винки выполняла свой долг. И поэтому она, жалея молодого хозяина, полгода уговаривала его отца взять сына на этот чемпионат!
— Чемпионат, чемпионат! — вскричал младший Крауч. — Что проку в этом чемпионате, если я пленник в родном доме?! А кроме того, в таком положении я ничем не могу помочь моему исчезнувшему повелителю, Темному Лорду!
— Мерлин с вами, мастер Барти! Что такое говорит мой молодой хозяин?!
— Да, Винки, я по-прежнему верю, что он жив, как и Лестрейнджи, которые сейчас ждут его в Азкабане. И как достойно вела себя на суде мадам Лестрейндж! Я тоже мог бы сидеть с гордо поднятой головой, но у меня, в отличие от товарищей все же был зыбкий шанс избежать заключения. Ведь приговор мне оглашал не просто Министр, а родной отец. На суде была и моя мать, и потому стоило ломать там комедию! Вдруг родители, глядишь, и дрогнули бы отправить меня в Азкабан. Но нет! Все было напрасно, и отец остался непоколебим в своем решении.
— Молчите! Молчите, мастер Барти, Мерлином вас заклинаю! — взмолилась служанка. — Моя дорогая покойная хозяйка поверила своему любимому сыну, и теперь мой молодой хозяин на свободе…
— Поздновато что-то! Уже двенадцать лет прошло, а я лишь сменил одну тюрьму на другую! Вот если бы Темный Лорд вернулся и узнал, что я все еще жажду служить ему!
— Мастер Барти! — совсем испугалась эльф. — Старший хозяин вернулся. Молчите, ради Мерлина!
Тут Берта услышала, как служанка трансгрессировала, отправившись встречать хозяина. Она сообщила Министру, что в приемной его дожидается посетительница с важными пергаментами, и Крауч отец немедленно последовал в свой кабинет. Мисс Джоркинс, будучи довольно смелой по натуре, не стала скрывать ничего из услышанного. Более того, она решилась прямо обвинить самого Министра в организации побега опасному преступнику, своему сыну, пожирателю смерти, который уже тринадцать лет сидел в Азкабане. Мистер Крауч сперва смутился, а потом наложил на волшебницу заклинание забвения.
Когда Волдеморт прекратил, наконец, просматривать воспоминания чародейки, то его охватила эйфория. Это надо же! Оказывается, у него есть верный сторонник, почти такой же, как и Лестрейнджи. Но если Беллатриса, Родольфус и Рабастан томились в Азкабане, то Барти Крауч был, считай, что на свободе! Остается только наладить с ним связь, вызволить из-под опеки отца. И это, пожалуй, можно будет организовать! С этими мыслями Волдеморт опять начал изучать память мисс Джоркинс и снова узнал немало интересного. Например, что в ближайшие недели в Британии пройдет Чемпионат мира по квиддичу. Кроме того, в школе Хогвартс тоже состоится важное событие — Турнир трех волшебников. Прибудут гости из Шармбатона и Думстранга, а лучшие ученики будут соревноваться за Кубок победы. А еще преподавателем по ЗОТИ в предстоящем учебном году должен был стать ушедший на покой Аластор Грюм… Да, все эти сведения были поистине бесценны! Пожалуй, вместе с очередным сторонником можно будет и до Гарри Поттера добраться, чтобы использовать его кровь для собственно возрождения, ну а потом с величайшим наслаждением избавиться от мальчишки. Волдеморт злорадно усмехнулся при этой мысли.
Тем временем уже настало утро, и к своему хозяину вернулся Хвост. Темный Лорд приказал ему собираться в путь.
— А что с ней делать? — недоумевал прислужник, кивая на Берту Джоркинс. Похоже, волшебница не давала ему покоя.
Волдеморт холодно и безо всякой жалости посмотрел на свою жертву, измученную Круциатусом и бесцеремонными вторжениями в сознание. Сейчас в дороге чародейка была бы им только обузой. Несколько секунд он раздумывал, а потом прошипел лишь два слова.
— Авада Кедавра!
Колдун уже хотел было с помощью простейшего заклинания Эванеско избавиться от убитой, но тут от яркой зеленой вспышки проснулась Нагайна. Огромная змея подползла к телу жертвы, усмотрев в нем лакомый сытный завтрак.
— Приятного аппетита, Нагайна! — усмехнулся Волдеморт. — Обещал же я тебе угощение в награду за твой бесценный яд!
Говоря это и глядя на змею, поедающую столь жирную подачку, Волдеморт невольно вспомнил и свою давнюю питомицу из приюта, убитую метко брошенным камнем. Когда же чародей посмотрел на ее теперешнюю тезку, то невольно восторжествовал: уж этой-то змее никто угрожать не сможет, сама с кем хочешь расправится, съест и даже не поперхнется!
========== Глава 92. Судьба благоволит. Часть 2 ==========
Дорога до Британии заняла несколько дней, потому как ни одного волшебного способа передвижения слабенькое тельце Волдеморта не выдержало бы. О трансгрессии не приходилось и мечтать, нельзя было воспользоваться сетью летучего пороха без риска обнаружить себя, и даже от самого медленного портала проку никакого: во время полета Волдеморт не смог бы удержаться за него, имея такие хилые и маленькие ручки.
Однако, когда прибыли на место, то устроились очень быстро. За время путешествия Темный Лорд обдумал все, что узнал из воспоминаний Берты Джоркинс, и теперь четко представлял, как сможет вернуть себе тело, то есть как доберется до Гарри Поттера и получит его кровь. Так он как можно скорее наведается к Краучу младшему и вызволит его из заточения в родном доме. Затем даст верному слуге поручение отправиться в Хогвартс, похитив для этой цели Аластора Грюма, и под его личиной занять место преподавателя ЗОТИ… Ну, а дальше совсем просто! Крауч сын поможет Поттеру отобраться в число участников Турнира трех волшебников и, пройдя все испытания, первым добраться до Кубка победителя, заранее превращенного в портал, который и доставит мальчишку прямо к могиле Тома Реддла старшего. Все это он в который раз втолковывал Хвосту, лежа в старинном кресле у камина, в котором слуга развел огонь. Он очень робел, и Волдеморт знал, что его мужество висит на волоске.
— Ваша светлость все еще полны решимости? — тихо спросил Хвост.
— Разумеется, полон решимости! — в холодном голосе Темного Лорда прозвучала угрожающая нотка.
Наступила пауза, затем Хвост, словно боясь, что еще секунда — и не хватит храбрости, единым духом выпалил:
— Можно обойтись и без Гарри Поттера, милорд!
— Без Гарри Поттера? — выдохнул Волдеморт. — Та-а-ак…
«Неужели этот крысеныш все-таки струсит, от всего откажется и сбежит? — подумал колдун. — Такой поворот событий был бы неприятен, очень даже неприятен!»
— Милорд, я говорю это вовсе не из жалости к мальчишке! — голос испуганного Хвоста сорвался на визг. — Мальчишка ничего для меня не значит, ровным счетом ничего! Просто возьми мы другого волшебника или колдунью — кого угодно, и все можно сделать гораздо быстрее! Если бы вы позволили мне покинуть вас ненадолго — вы же знаете, я могу превращаться с необычайным мастерством, — то уже через два дня я бы привел вам очень подходящую замену.
— Да, конечно, можно использовать другого волшебника, это правда…
— Милорд, в этом есть смысл, — продолжил Хвост уже более уверенно. Добраться до Гарри Поттера очень трудно — его слишком хорошо оберегают.
— И потому ты вызвался пойти и привести мне кого-то взамен? Интересно… А может, тебе надоело нянчиться со мной, Хвост? Может, эта твоя идея изменить план — не что иное, как попытка бросить меня?
— Милорд, у меня и в мыслях нет вас покинуть!
— Не лги мне! Фальшь я всегда отличу! Ты жалеешь, что вернулся ко мне. Я внушаю тебе отвращение. Ты смотришь на меня, и тебя передергивает. Я чувствую твою дрожь, когда ты прикасаешься ко мне…
— Нет-нет! Моя преданность вашему лордству…
— Твоя преданность — всего-навсего трусость. Ты бы ни одной секунды здесь не остался, если бы тебе было куда пойти.
Было просто необходимо дать прислужнику понять, что все его мысли и намерения хозяин прекрасно читает, и обмануть тут не получится. Ни мнимая преданность, ни заверения в якобы укрепившемся здоровье — ничто не вводило мага в заблуждение, хоть он и был в столь беспомощном состоянии, и поэтому для своего же блага Хвосту не стоило гневить Темного Лорда. Когда же крысеныш заикнулся было о том, как трудно будет скрыть смерть Берты Джоркинс, то Волдеморт снова осадил слугу.
«Однако, дабы вдохнуть в это ничтожество хоть немного так необходимой сейчас смелости, нужно хотя бы на словах все же воздать должное тому, что пожиратель Питер Педдигрю сделал для своего повелителя!» — размышлял маг.
— Не стану отрицать, сведения Берты Джоркинс оказались бесценны. Без них мне бы никогда не составить моего плана. И за это тебя ждет награда, Хвост. Ты будешь участвовать в самом главном… Кое-кто из моих последователей дали бы себе отрубить правую руку…
Тут все мысли Волдеморта устремились в далекий, но мгновенный полет к маленькому островку, затерянному в Северном море, к страшному замку-тюрьме, в котором томилась по-настоящему преданная сторонница, женщина, любовница… Единственная в своем роде.
«Белла, Белла! — думал между тем маг, рисуя перед собой образ чернокудрой колдуньи. — Ну, почему же не ты? Почему не тебе было суждено отыскать меня? Почему отступники и предатели живут, не зная невзгод, а ты, моя Белла, прозябаешь в Азкабане? Уж ты бы не колебалась ни секунды в отличие от этой крысы! А ходить за мной тебе было бы не в тягость, равно как и мне принимать от тебя помощь! Наедине, правда, не при слугах, нет, не при них! Ну ладно! Скоро, скоро, моя Белла, я верну себе былое могущество, сокрушу ради тебя стены Азкабана и воздам как полагается за твою непоколебимую верность…»
— Правда, милорд? В чем же? — испуганный голос Хвоста вернул Темного Лорда из его мысленного путешествия назад в старый дом Реддлов.
— Это, Хвост, сюрприз. Ты же не хочешь испортить мне удовольствие? Твоя очередь последняя, но я обещаю, ты удостоишься чести быть столь же полезен, как и Берта Джоркинс.
«Не стоит раньше времени говорить о том, что конкретно ему придется сделать, — подумал Волдеморт. — А то, как бы не дал стрекача со страху!»
— Вы… вы… — голос Хвоста внезапно сел, словно у него вдруг пересохло во рту, — вы хотите убить и меня?
— Хвост, Хвост, — увещевал слугу Темный Лорд, понимая, что не стоит слишком уж пугать крысеныша, а напротив, его нужно успокоить, пока чего-нибудь не натворил. — Ну зачем же мне тебя убивать? Я убил Берту Джоркинс всего лишь по необходимости. Она уже ни на что не годилась после моих расспросов. Вернись она в Министерство и расскажи, как на каникулах встретилась с тобой, возникла бы совсем неприятная ситуация… Можно было бы изменить ей память, но заклятия памяти разрушаются сильным волшебником, что я и доказал, допрашивая ее. Было бы надругательством над ее памятью также и не воспользоваться информацией, которую я извлек из нее.
Волдеморт весь был в предвкушении успеха, словно почувствовал его в воздухе, попав под дуновение удачи.
— Еще одно заклятие… мой верный слуга в Хогвартсе… Гарри Поттер, считай, у меня в руках, Хвост. Это решено, и больше никаких пререканий. Но тише, мне кажется, я слышу Нагайну.
Темный Лорд зашипел на парселтанге, призывая к себе питомицу. Змея, подчиняясь приказу, приползла в комнату, остановилась рядом с креслом хозяина и тоже зашипела. Около минуты в зале стояла тишина, которая нарушалась только тихим змеиным говором. Затем Нагайна подползла поближе к камину и свернулась кольцами на старом полуистлевшем коврике. Ни дать, ни взять — любимая комнатная собачка.
— У Нагайны интересные новости, Хвост. — сказал Волдеморт, перейдя на человеческую речь.
— В с-самом деле, милорд?
— Да, в самом деле. Если верить ей, один старый магл стоит возле этой комнаты и слышит каждое наше слово.
Хвост немедленно устремился к двери, а когда она распахнулась, то на пороге показался пожилой мужчина, опирающийся на палку.
— Пригласи его войти, Хвост. Где твои манеры?
Слуга поманил старика в комнату, и он, сжав палку, с усилием перешагнул через порог.
— Ты все слышал, магл? — спросил Волдеморт.
— Каким это словом вы меня называете? — вызывающе ответил собеседник.
«Ты еще смеешь дерзить мне, никчемное существо! — со все возрастающей злобой думал Темный Лорд. — Ну ладно, заплатишь за это своей жизнью, а не просто потерей памяти.» Однако, колдун ничем не выдал своего гнева.
— Я называю тебя маглом, — невозмутимо пояснил Волдеморт. — Это значит, что ты не волшебник.
— Не знаю, что вы подразумеваете под «волшебником», — решительно заговорил нежданный посетитель и невольный свидетель, — но я слышал достаточно того, что заинтересует полицию — это уж точно. Вы совершили убийство и готовите еще одно. И еще скажу кое-что… — добавил он с воодушевлением. — Моя жена знает, что я здесь, и если я не вернусь…
— У тебя нет жены, — спокойно промолвил Волдеморт, про себя высокомерно усмехаясь наивной выдумке этого человечишки. — Никому неизвестно, что ты здесь. Не лги лорду Волдеморту, магл, потому что он знает… он всегда все знает.
— Да неужто? — воскликнул старичок без всякого почтения. — Вы и в самом деле лорд? Не больно-то мне нравятся ваши манеры, милорд. Почему бы вашему лордству не повернуться ко мне лицом по-человечески?
— Но ведь я не человек, магл. Я гораздо, гораздо больше, чем человек. Хотя… почему нет? Хвост, разверни мое кресло.
Слуга лишь горестно вздохнул.
— Ты слышал меня, Хвост?
«Сам нарвался, мерзкое ничтожество! Сейчас ты получишь свое!» — кипел Волдеморт холодной злобой.
Хвост тем временем развернул кресло, и старик разглядел того, кто в нем находился. Послышался испуганный вопль, что даже не было слышно слов смертельного проклятья. Грянул гром, полыхнула зеленая вспышка, и в ту же секунду мертвое тело рухнуло на пол, а огромная змея сползла со своего коврика с намерением в очередной раз потрапезничать.
***
Чемпионат мира по квиддичу продолжался две недели, и за это время случилось нечто такое, что в очередной раз дало Волдеморту возможность убедиться: теперь удача на его стороне и благоволит тому, от кого в свое время отвернулась. После последнего финального матча в небе над трибунами и игровым полем неожиданно появилось призрачное зеленоватое изображение черепа, изо рта которого выползала, завиваясь кольцами, змея. Эта огромная черная метка вызвала нешуточный переполох среди тысяч зрителей, а Волдеморт был почти уверен, что это дело рук Крауча младшего, который в свое время усвоил его уроки и, должно быть, временами сопротивлялся регулярно накладываемому на него Империусу. Поэтому едва только чемпионат закончился, а все участники и гости разъехались, Темный Лорд сразу же решил действовать. Он приказал Хвосту доставить его в Лондон. Завернутый в одеяло, на руках у слуги, Волдеморт наложил на обоих дезилюминационное заклинание. Он с легкостью открыл входную дверь в доме Министра и, подвергнув его Империусу, велел заниматься своими обычными делами. Когда колдун предстал перед Барти, то глаза уже не совсем молодого, но еще довольно крепкого слуги загорелись фанатичным огнем, и казалось очевидным, что заклятие подчинения больше не действует на него. Барти снова стал самим собой.
— Мой повелитель! — срывающимся от восторга голосом проговорил он, становясь на колени и целуя одеяло, в которое был завернут Волдеморт. — Я безгранично счастлив видеть вас и по-прежнему готов служить!
— Верю! — усмехнулся Волдеморт. — Ведь я могу сейчас же освободить тебя. За тем, собственно, сюда и явился. А что же ты, Барти? Мне совсем не по вкусу пришлось твое постыдное поведение в суде, когда ты прилюдно отрекся от меня, говоря о своей непричастности к моим делам! — полушутя, полусерьезно с нотками укоризны говорил Волдеморт.
— Милорд! — воскликнул Крауч. — Это все было ради вас, дабы иметь возможность продолжать поиски. Потому я и устроил весь этот спектакль, ведь у меня же был шанс… Отец и мать…
— Да-да! — прервал чародей поток оправданий. — Ну что же, мой дорогой сторонник и слуга, игра эта все-таки стоила свеч и принесла свои плоды! Поздно, конечно, но все же. Лично я полагаю, что волшебный театр потерял замечательного актера.
— Благодарю, повелитель! — зарделся Крауч сын.
— Готов ли ты на риск, Барти? Станешь ли помогать мне полностью возродиться?
— Почту за честь, милорд!
— В таком случае, собирайся! Мы сейчас же уходим.
Барти немедленно встал рядом с Хвостом.
— Хвост, ты останешься здесь! — велел Волдеморт. Следи за Министром и поддерживай действие Империуса. Нагайна сама приползет к тебе, когда нужно будет ее доить, и она же принесет мне пищу.
— Как прикажете, милорд! — с явным облегчением выдохнул слуга.
— Барти, отнесешь меня, куда скажу! — продолжал отдавать распоряжения Темный Лорд.
— С превеликим удовольствием, повелитель!
К вечеру оба вернулись в дом Реддлов. Волдеморт поведал Краучу младшему свой план и поручил ему во что бы то ни стало тайно занять место Аластора Грюма, который с первого сентября должен был преподавать в Хогвартсе ЗОТИ. Для этого, по словам Темного Лорда, требовалась лишь толика храбрости и смекалки, а также навыки в зельеварении. И Барти действительно удалось пробраться в дом к былому мракоборцу и, застав его врасплох, наложить Империус. А все дальнейшее было делом техники: оборотное зелье и волосы Грюма обеспечили последователю Волдеморта возможность стать преподавателем в школе и получить доступ к Гарри Поттеру. Кроме того, посадив Грюма в свой огромный сундук, Крауч всегда имел возможность расспрашивать мракоборца о его склонностях, привычках и вкусах, дабы своим поведением не вызвать подозрения даже у самого Альбуса Дамблдора. Барти сделал так, что четырнадцатилетний мальчик был выбран в качестве участника Турнира Трех Волшебников вместе с уже совершеннолетними студентами. Он же тайно даже от самого Гарри помог ему пройти предварительные испытания. Наконец, по прошествии нескольких месяцев специально вызванный из Лондона Хвост сообщил своему повелителю, что Кубок победителя, который Барти превратил в портал, доставил Гарри Поттера, и теперь все готово для ритуала возрождения.
========== Глава 93. Возрождение ==========
Услышав о том, что Гарри Поттер, наконец-то, у него в руках, Волдеморт задрожал всем телом от волнения и предвкушения грядущего долгожданного события. Он приказал Хвосту немедленно нести его на могилу отца, где должен был совершиться обряд черной магии, который бы позволил вернуть утраченное тело. Ожидая этого момента целых тринадцать лет, а последние несколько месяцев скрепя сердце снося свое беспомощное положение, сейчас, когда все должно было произойти в ближайшие минуты, Волдеморт чувствовал, что больше не может терпеть ни секунды.
Хвост приблизился к могиле Тома Реддла старшего, и Темный Лорд понял, что портал принес на кладбище не одного только Гарри. Опасаясь, что этот другой участник Турнира, добравшийся до кубка одновременно с Поттером, как-то поможет мальчишке и помешает его собственным планам, Волдеморт холодно приказал Хвосту.
— Убей лишнего!
В равнодушном приказе не было ни капли жалости, а только лишь нежелание рисковать даже в малой степени. Вспышка зеленого света, и тот другой упал замертво, а Поттер от ужаса закричал и повалился следом. «И находятся глупцы, которые считают, что этот никчемный волшебник, который, как девчонка, готов упасть в обморок при виде крови или смерти, будто бы способен одолеть меня? Сегодня они все убедятся в обратном!» — насмехался в мыслях Темный Лорд. Тем временем слуга взмахнул палочкой, и из нее потянулись веревки, которые крепко привязали мальчика к надгробному изваянию. Потом коротышка с трудом приволок огромный, заранее приготовленный котел, в котором свободно мог поместиться человек. Хвост наполнил его водой и разжег под ним огонь. К тому времени, когда жидкость закипела, Волдеморт от нетерпения уже метался в своем покрывале.
— Все готово,Хозяин! — просипел Хвост.
— Пора! — изрек холодный голос Темного Лорда. Слуга быстро отправил своего повелителя в котел и продолжил колдовать, взмахнув палочкой.
— Кость отца, взятая без согласия, оживи своего сына!
Из земли вырвалась горстка праха и упала в котел, а жидкость в нем стала ядовито-голубой. Она продолжала кипеть, брызгая во все стороны, и капли в свете пламени переливались всеми цветами радуги. Хвост снова заговорил, и на этот раз голос его задрожал.
— П-плоть слуги, отданная добровольно, возроди своего хозяина!
Достав из складок мантии серебряный кинжал, крысеныш полоснул им правую кисть, на которой уже был отрублен палец. Когда несколько дней назад Волдеморт, наконец-то, изволил сказать прислужнику, какую именно роль он будет играть в возрождении своего повелителя, то Хвост завыл от ужаса. Темный Лорд же только злорадно посмеялся над его страхом, припомнив, что совершать подобное ему невпервой. Ведь хватило же храбрости самолично отрубить себе палец, дабы спасти свою никчемную шкуру! Так неужели же будет жаль кисти, чтобы возродить хозяина?! Впрочем, Волдеморт заверил прислужника, что наградит его и дарует новую руку, лучше прежней, чтобы он в последний момент не вздумал от всего отказаться.
Тем временем зелье стало красным, а Хвост, баюкая свой обрубок, подполз к Гарри и, поранив ему руку, извлек из кармана стеклянный флакон, наполнил его кровью и вылил в котел.
— Кровь недруга, взятая насильно, воскреси своего врага!
Варево сразу же стало ослепительно белым, забурлило, и из котла вырвался столб пара. Когда он стал постепенно развеиваться, то показался Волдеморт — худой, как скелет, до невозможности бледный, с красными глазами…
— Одень меня! — приказал он корчившемуся на земле Хвосту, и прислужник тут же набросил ему на плечи длинный черный плащ. Темный Лорд принялся с восторгом и торжеством оглядывать себя, белые руки с длинными костлявыми пальцами, ощупал голову, грудь… Какое же это было блаженство: не просто существовать в этом мире, но и вещественно принадлежать ему! Волдеморт с наслаждением вдыхал прохладный ночной воздух, чувствуя, как он наполняет легкие, с неимоверным удовольствием ощущал прикосновение ткани к коже… Был даже короткий миг, когда ему захотелось поднять с земли камень, оценить его тяжесть и запустить им, как магловский мальчишка, только лишь для того, что почувствовать свои руки. Но момент этот миновал, и вместо камня с земли, Волдеморт извлек из кармана волшебную палочку. Он совершенно не обращал внимания ни на скулящего от боли прислужника, ни даже на заклятого врага, привязанного к памятнику. Прошло несколько минут, и Волдеморт приказал Хвосту дать свою руку. Крысеныш вытянул было свой обрубок в надежде, что хозяин сейчас же исцелит его, но Темного Лорда интересовало только изображение темной метки на запястье.
— Она снова на месте! — торжествовал колдун. — Интересно, сколько из них явятся, когда снова почувствуют это жжение… И сколько сыщется глупцов, которые посмеют отказаться. — Он коснулся изображения волшебной палочкой и только после этого взглянул на привязанного Гарри. Волдеморт ликовал при виде своего врага, который был полностью в его власти. Мальчишка уже сослужил ему службу, против воли поучаствовал в возрождении, а очень скоро его совсем не станет.
— Ты, Гарри, стоишь на камне, под которым покоится прах моего отца. Он был простец и дурак, как и твоя дорогая грязнокровная мамочка. Но они оба сослужили нам службу! Твоя мать погибла, защищая тебя, а моего отца убил я сам. И посмотри, как он мне помог, уже будучи покойником…
Злорадное торжество Волдеморта было столь велико, что он решил себе позволить эту маленькую глупую сентиментальность — рассказать врагу тайну о своем происхождении. Какая в самом деле разница, если мальчишке осталось жить всего-то несколько минут, а момент его смерти можно выбрать самому.
Тем временем среди могил стали возникать фигуры волшебников, которые в страхе подползали к своему хозяину и целовали подол его черной мантии.
— Добро пожаловать, Пожиратели смерти! Тринадцать лет минуло со дня нашей последней встречи. И все же вы явились на мой зов, будто это было вчера. Вы живы и здоровы, ваши силы не иссякли. — Тут маг глубоко вздохнул и прошипел. — Я чую вину! Воздух смердит виной! — И с наслаждением чуть ли не физически ощутил волны страха, исходившие от последователей при этих словах. — Почему же раньше эти волшебники не пришли на помощь хозяину, которому клялись в верности? И я отвечаю. Они поверили, что я погиб, повержен, примкнули к стану врагов. И уже им клялись в своей невиновности, уверяя, что ничего не знали, что действовали под заклятьем… Я разочарован, очень разочарован!
Говоря все это, Волдеморт чувствовал, как гнев и ярость закипают в его груди холодными парами. Когда Эйвери, который в числе первых бежал и от всего отрекся, бросился Темному Лорду в ноги, то колдун с превеликим удовольствием пустил в него Круциатус, еле-еле удерживаясь от смертельного проклятья по той простой причине, что пожиратель еще ему пригодится.
— Встань, Эйвери! Ты просишь прощения? Я не прощаю!
В этом был весь Волдеморт и весь Том Реддл. Ни тот, ни другой еще никогда и никого не прощали. Более того, мстили за малейшую обиду с самого начала и всегда. Исключением был только один случай, когда Темный Лорд отказался от своего намерения платить злом за зло и болью за боль. Сам на зная почему, Волдеморт все же спас Беллатрису от авроров тогда в доме Элфиаса Дожа, хотя изначально собирался поступить с ведьмой совсем по-другому. Тогда он по непонятной даже ему самому причине отказался от мести. Но сейчас, мучая пожирателя-отступника, в очередной раз испытывал удовольствие от этого блюда, и милосердия даже в мыслях не было ни капли.
— Тринадцать долгих лет! Тринадцать лет верной службы, и тогда, возможно, я вас прощу! А вот Хвост уже отплатил часть своего долга, правда Хвост?
«Ну, ладно! Боли за свою трусость и подлость этот ничтожный прислужник получил достаточно…» — думал Темный Лорд, глядя на скулящего коротышку с истекающей кровью рукой. — «Теперь можно и воздать за помощь!»
— Ты помог мне снова обрести тело. Каким бы никчемным, каким бы подлым ты ни был, ты все же помог мне… А лорд Волдеморт всегда награждал тех, кто ему помогает…
Взмах волшебной палочки — и чародей наколдовал новую кисть из чистого серебра, которая идеально приросла к отрубленной руке как родная, и Хвост тут же перестал скулить. Волдеморт шел по кругу, который образовали пожиратели, всем и каждому говоря о своем разочаровании и ожидании более верной службы в дальнейшем, а все слуги — Малфой, Мальсибер, Эйвери, Нотт, Макрейн — в один голос заверяли в своей преданности, но маг не особо верил им после их отступничества. Когда же чародей оказался рядом с пустым местом, где должны были стоять двое, он остановился. Среди всех волшебников, теперь явившихся на его зов, не хватало той самой, единственной, которую он с превеликим удовольствием сменял бы сейчас на всех этих отступников. Она, разумеется, прилетела бы к нему первая, если бы только могла!
— Здесь должны стоять супруги Лестрейндж! Вот кто был верен мне! Предпочли Азкабан, но не отреклись от меня! Велика будет их награда, когда стены Азкабана рухнут! — говорил Волдеморт, смотря вперед отрешенным взглядом, потому что мысли его в этот момент были очень далеко и от этого кладбища, и от толпящихся рядом слуг и даже от связанного врага. Говорил «супруги Лестрейндж», но это так, при пожирателях, а видел перед собой лишь свою чернокудрую смуглолицую кареглазую колдунью с тяжелыми веками. В ушах звучал ее низковатый голос… Сейчас все его существо рвалось к далекому острову и мрачному замку…
«Впрочем, » — размышлял тем временем Темный Лорд, — «братьям Лестрейнджам тоже следует воздать как полагается за верную службу! Да и остальных, кто угодил в Азкабан, освободить не мешает. Они мне тоже пригодятся. Решено, отправлюсь туда прямо сегодня и начну составлять план побега, вот только с Поттером разделаюсь и пожирателям втолкую, как следует служить мне!»
Когда Волдеморт обошел весь круг, то Люциус немного осмелел и заговорил.
— Милорд, мы жаждем знать! Как вам удалось совершить это чудо?
— Это долгая история, Люциус!
Несколько секунд колдун колебался, стоит ли рассказывать обо всех своих злоключениях за эти годы, но все же решился это сделать, дабы все последователи больше никогда не сомневались в могуществе своего повелителя.
«А, впрочем, почему нет?» — пронеслась в голове мысль. Все пережитые трудности остались позади, и потому поведать об уже преодоленных невзгодах было приятно. Не забыл Волдеморт упомянуть и о своей ошибке, когда не учел силу самопожертвования Лили Поттер. Он также спокойно говорил и о том, как Гарри Поттеру три года назад благодаря удачному стечению обстоятельств удалось помешать своему недругу возродиться вновь. Благо, сейчас расклад сил был совсем другим. Было даже нетрудно поведать о запредельной боли, которую маг испытал, когда убивающее заклятие срикошетило и ударило того, кто его сотворил.
Стоя рядом со связанным Гарри, Волдеморт не мог отказать себе в удовольствии пытки заклятого врага, ведь смертельное проклятие он теперь волен произнести в любую секунду. Но колдун не хотел, чтобы слуги думали, будто Темный Лорд станет убивать связанного и беспомощного недруга, у которого отобрали палочку. Так унижать себя перед пожирателями колдун не собирался. Будет поединок. И тогда маг сказал.
— Глупо думать, что он хоть когда-то был сильнее меня. Я хочу раз и навсегда покончить с этим нелепым заблуждением. Гарри Поттер избежал смерти благодаря счастливой случайности. Я вам сейчас докажу это, убью его здесь, у вас на глазах, где нет ни Дамблдора, ни матери, спасшей его ценой жизни. Но я окажу ему одну милость. Пусть он сразится со мной, чтобы у вас не осталось сомнений. Чуть-чуть еще подожди, Нагайна! — шепнул он змее, которая обвилась вокруг могильного камня в ожидании очередного ужина, но по приказу хозяина отползла к пожирателям.
— Отвяжи его, Хвост, и верни ему палочку!
— Ты умеешь сражаться на дуэли, Гарри Поттер? Сперва, Гарри, дуэлянты кланяются! — Колдун слегка поклонился, но не опустил голову. — Кланяйся, церемонию нужно соблюдать. Дамблдору бы это понравилось… Поклонись смерти, Гарри!
Волдеморт от души забавлялся всем этим, когда сперва заставил Гарри поклониться, а потом пустил в него не Аваду, а Круциатус. В самом деле, почему бы напоследок не позабавиться, посмотрев, как проклятье действует на никчемного щенка! И в этот момент мрачного торжества и опьянения пыткой врага, его криками боли, перед взором чародея снова предстала Беллатриса. «Вот кто понимает меня так, как никто! Ведь ты тоже, моя верная Белла, обожаешь сперва поиграть с загнанным в угол врагом, как кошка с мышью!» — с упоением мечтал колдун об уже недалекой встрече. Такое с ним случалось и раньше, когда в разгар кровавого рейда чародей начинал невольно любоваться своей неистовой в темных заклятьях ведьмой, на время, пусть и короткое, позабыв обо всем на свете. Если же колдунья не участвовала в побоище, то в моменты наивысшей злобной радости её лик непременно возникал перед глазами.
Когда же настал черед Империуса, дабы Гарри сам начал молить о смерти, то к удивлению Волдеморта, мальчишка начал как-то сопротивляться заклятью, хотя вряд ли кто мог такому научить его. Это умение волшебник считал одним из своих преимуществ перед противником, которое было доступно лишь тем, кого маг сам изволил обучать. Затем Поттер и вовсе спрятался за каменное надгробие, увернувшись от очередного пыточного заклинания. Но спустя минуту мальчишка вышел на его зов уже с гордо поднятой головой, и тогда Темный Лорд признал в нем сына храброго мракоборца Джеймса Поттера.
— Экспеллиармус! — воскликнул Гарри.
— Авада Кедавра! — выкрикнул Волдеморт.
И тут произошло нечто, чего ни Гарри, ни Темный Лорд никак не могли ожидать. Зеленый и красный лучи заклинаний столкнулись, а волшебные палочки оказались связаны между собой золотой нитью. Неведомая сила подняла обоих в воздух, и луч расщепился на множество мелких, образовав вокруг дуэлянтов золотой кокон, за пределами которого рыскали, словно шакалы, пожиратели смерти, но Волдеморт приказал им ни во что не вмешиваться.
«Что происходит?» — в смятении недоумевал Темный лорд. Он увидел, что по золотому лучу, соединяющего палочки, движутся золотые же бусины, и одна из них вошла в его палочку. Из волшебного инструмента тут же показался призрачный образ серебряной руки, подаренной Хвосту, а потом одна за другой появились жертвы смертельного проклятья: юноша, прилетевший с Поттером, старик-магл, Берта Джоркинс и, наконец, Поттеры.
«Это что еще такое?!» — даже испугался Волдеморт. — «Они же мертвы! А возродиться подобно мне не могли!». В чародее всколыхнулся страх при виде покойников, которые приветливо обращались к Гарри со словами поддержки, а вот ему слали гневные укоризны и обвинения в своей смерти. Но тут колдуна осенило: приори инкантатем! «Ведь это даже не привидения, а ничего не значащие образы, которые ничего мне не сделают и не помешают!» — усмехнулся про себя чародей. Но тут неожиданно золотая нить, соединяющая палочки, оборвалась, и кокон исчез. Задержавшиеся еще на несколько мгновений бесплотные тени загородили Гарри, и он бросился бежать к порталу, петляя между надгробиями. Пожиратели смерти, до этого в недоумении вопрошавшие хозяина, что им делать, теперь тоже кинулись за мальчиком.
— Оглушите его! — прокричал Волдеморт, с каждым шагом приближаясь к беглецу. «Нужно было сразу покончить с ним!» — промелькнула в голове мысль. Кто-то из пожирателей смерти на ходу выкрикнули несколько обездвиживающих заклинаний, но в цель не попали. Наконец, когда Темный Лорд почти настиг свою жертву и, будучи всего в трех шагах от Гарри, замахнулся было волшебной палочкой, а с губ уже слетело смертельное проклятье, Поттер призвал манящими чарами портал и скрылся, не забыв прихватить с собой тело убитого товарища.
========== Глава 94. Новая штаб-квартира и старый соглядатай ==========
Едва только Гарри, ухватившись рукой за портал, скрылся из виду, как Волдеморта тут же охватили злость и разочарование, и он яростно закричал.
— Не-е-е-т!
Однако неожиданный побег чересчур уж шустрого мальчишки все же не мог омрачить торжества, которое маг продолжал испытывать после того, как заново обрел утраченное тело. Поэтому ему пришлось сдерживаться, дабы слуги не увидели его слабым, во власти эмоций. А кроме того, у чародея мелькнули опасения, что после досадного промаха его авторитет среди Пожирателей смерти поколеблется. Но, окинув беглым взглядом лица всех присутствующих, он убедился в обратном: сторонники до сих пор еще находились под впечатлением от его невероятного возвращения. К тому же они не без оснований все еще страшились гнева своего повелителя за то, что не предприняли, как Лестрейнджи, попытки разыскать его, предпочитая все эти годы строить из себя порядочных обывателей. Наконец, в воцарившейся было тишине раздался нарочито елейный голос Эйвери.
— Повелитель! И этого никчемного мальчишку называют оплотом волшебной Британии и даже волшебного мира? — слова прозвучали с презрительной усмешкой. — И на него возлагают столько надежд! Да он так испугался вас, что сбежал, как трусливый щенок!
— Правильно! — угодливо поддакнул Люциус Малфой. — Он воспользовался тем, что, на его счастье, ваши волшебные палочки отказались сражаться. Потому и возник эффект Приори Инкантатем.
— Палочки отказались сражаться? — удивился Волдеморт, пропустив мимо ушей все льстивые слова, сказанные перед этим. — Как это понимать, Люциус? — властно и нетерпеливо спросил маг.
— Повелитель, со мной однажды произошло нечто подобное. Как-то мы с золовкой Беллатрисой сильно поспорили из-за какого-то пустяка, уже и не помню. А вы знаете, что она дама горячая и с норовом, вот и запустила в меня оглушающим заклятьем, а я попытался его отразить. И после этого наши палочки оказались как бы связаны, а потом моя палочка выдала несколько последних заклинаний. Не знаю, почему такое произошло, но, думаю, какой-нибудь мастер волшебных палочек смог бы поведать о причинах этого редкого и необычного явления.
— Что же, все это очень занятно, Люциус. А пока тебе не кажется, что нам всем нужно решить один важный и насущный вопрос?
— О чем вы, повелитель? — пробормотал, побледнев, Малфой.
— О том, что впредь мы же не будем проводить собрания прямо тут, на кладбище. Насколько я понимаю, дом Карактака Бэрка, который после его смерти принадлежал мне и был оборудован под штаб-квартиру, теперь больше не послужит нам для этой цели.
— Это верно, милорд. После вашего исчезновения защитные чары утратили силу, и туда нагрянули мракоборцы. Он до сих пор находится в ведении Министерства, закрыт и опечатан.
— Ты сам видишь, Люциус, наше тайное убежище все равно раскрыто, а потому нет никакого смысла отбивать дом у Министерства. В таком случае, я полагаю, что ты не откажешь своему повелителю в этой маленькой услуге? — голос Волдеморта был как шелковый, но в нем заключалась угроза посильнее, чем в самом яростном крике. — Малфой-мэннор — обширное поместье с просторным особняком. И, несомненно, помещение для собраний там найдется, не так ли, мой скользкий друг? — ехидно улыбнулся Темный Лорд.
— Вне всяких сомнений, милорд. — Волшебник был явно не в восторге от того, что его дом станет проходным двором, а главное, в этом заключался большой риск. Но еще большей опасностью было перечить Темному Лорду. — Большой бальный зал в моем доме вместит весь Ближний круг, да и других сторонников, которых вам будет угодно вызвать к себе. Кроме того, повелитель всегда желанный гость в Малфой-мэнноре. Я распоряжусь, чтобы для вас подготовили лучшие гостевые апартаменты, дабы вы могли оставаться у нас столько времени, сколько сочтете необходимым.
— Замечательно, Люциус! Теперь наша штаб-квартира будет находиться в Малфой-мэнноре. Сейчас я больше никого не удерживаю, а о следующем собрании извещу как обычно.
Пожиратели смерти, поняв, что на сегодня они свободны, быстро трансгрессировали. Волдеморт и Люциус, в свою очередь, мгновенно оказались у ограды Малфой-мэннора. Миновав сад и войдя в дом, волшебники увидели Нарциссу, на лице которой при виде Темного Лорда возник ужас. Однако волшебница быстро совладала с собой, натянуто, но приветливо улыбнулась, как подобает хозяйке, встречающей гостей, и присела в реверансе.
— Нарцисса, дорогая, тебе известно о счастливом возвращении повелителя, не так ли? Милорд оказал нам особую честь, он желает, чтобы его новая штаб-квартира находилась в нашем родовом поместье. Кроме того, он и сам почтит нас своим присутствием. Будь добра, распорядись, чтобы для нашего дорогого гостя подготовили комнаты.
— Рада видеть вас, милорд, в нашем доме! — учтиво сказала миссис Малфой. — Позвольте мне ненадолго покинуть вас и лично проследить, как эльфы подготовят ваши апартаменты.
Волдеморт милостиво кивнул, а Люциус добавил:
— Разумеется, милая, мы извиним тебя за эту недолгую отлучку. Когда все будет готово, спустись к нам в гостиную.
Нарцисса быстро ушла, а ее муж обратился к Волдеморту.
— Не угодно ли вам будет разделить с нами трапезу, повелитель? Сейчас как раз время ужина.
Темный Лорд был вполне доволен поведением Малфоев, которые, по всей видимости, любой ценой хотели загладить свою вину перед повелителем, дабы он сменил гнев на милость.
— С удовольствием, Люциус! — холодным голосом ответил Волдеморт. — Ведь целых тринадцать лет ничего не ел, — усмехнулся он.
***
Покои, отведенные Люциусом и Нарциссой для Темного Лорда, были и в самом деле хороши, состояли из нескольких комнат: гостиной, спальни и ванной. В обстановке чувствовался безупречный вкус, присущий представителям многих чистокровных аристократических семейств, ну и, конечно, богатство.
На одной из стен висело большое зеркало в массивной серебряной раме, и Волдеморт стал внимательно рассматривать свое отражение. После возрождения его лицо снова изменилось до неузнаваемости. Если тринадцать лет назад его черты были хоть уже и некрасивыми, но все-таки человеческими, то теперь больше походили на змеиные. Нос почти исчез, остались лишь ноздри, кожа стала бледней, точно жемчуг, а свирепые глаза теперь все время были красными с узкими вертикальными щелками зрачков. Так сказалось влияние зелья из змеиного яда, которое ему приходилось пить, чтобы жить. Уже давно прошло то время, когда он был эффектным красавцем, сначала блестящим студентом Хогвартса, а потом очаровательным служащим в магазине «Горбин и Бэрк». Однако Темному Лорду было все равно, что его новое лицо внушает ужас, в чем он уже имел возможность убедиться. Но разве до того, как он отправился в Годриковую лощину, имя лорда Волдеморта не боялись произносить все волшебники? Колдуна это вполне устраивало. Боятся — значит уважают. И реакция только одного человека на свете могла интересовать его.
Волдеморт еще не успел толком осмотреть свое временное пристанище в новой штаб-квартире (свой настоящий дом — Слизерин-кэстл — он планировал посетить чуть позже), как вдруг раздался осторожный стук в дверь, а вслед за ним извиняющийся голос Люциуса.
— Милорд, прошу вас, не сердитесь! Но в поместье пожаловал еще один ваш покорный слуга, который не смог явиться на зов тотчас же, но теперь он сгорает от желания выразить вам свою преданность и готов служить всей душой и телом.
— Пусть войдет, Люциус! — отозвался Темный Лорд.
Дверь открылась, и в комнату вошел человек в темной мантии, с бледным лицом, носом с горбинкой и длинными черными сальными волосами.
— Кого я вижу! — шипящим негромким голосом заговорил Волдеморт. — Что же, милости прошу, Северус, присаживайся! — нарочито учтивым тоном предложил маг, указывая на обитый темно-зеленым атласом диван.
— Милорд! — заговорил вошедший волшебник, вставая на колени и целуя край мантии Волдеморта. — Позвольте мне выразить свою радость, вызванную вашим чудесным возвращением к нам, а также хочу заверить, что верный слуга полностью в вашем распоряжении, повелитель!
— Ты не слишком спешил, Северус! — холодно отвечал Волдеморт. — Я вызывал вас всех два часа назад.
— Да, милорд, знаю! — кивнул Снегг. — Но как только я почувствовал жжение в метке, то сразу же подумал о том, каким образом смогу быть вам более полезным. Я услышал ваш зов как раз в тот момент, когда находился в Хогвартсе на трибуне квиддичного поля в числе зрителей, смотрящих третий этап Турнира трех волшебников, вместе с другими преподавателями школы и на виду у Дамблдора. Уйти сразу и трансгрессировать к вам немедленно означало привлечь к себе внимание и вызвать ненужные подозрения у нашего проницательного директора.
— Значит, ты попросту испугался! — съязвил Темный Лорд.
— Повелитель! — с готовностью отвечал Снегг. — Вы знаете, что я всегда был осторожен и никогда напрасно не лез головой в огонь, как какой-нибудь гриффиндорец.
— Это правда! Глупое безрассудство никогда не было в чести у истинных слизеринцев. А ты ведь человек с головой, с холодной и рассудительной головой, Северус. И что же за соображения заставили тебя задержаться?
— Милорд, как вы помните, незадолго до вашего исчезновения вы поручили мне стать вашим шпионом в Хогвартсе, заняв место преподавателя зельеварения и втеревшись в доверие к Дамблдору.
— Да, тебе удалось неплохо одурачить нашего милого директора! — одобрительно кивнул Волдеморт.
— Повелитель, вот я и подумал, что и сейчас соглядатай в Хогвартсе будет вам полезен. А чтобы остаться в школе, мне необходимо было поговорить с Дамблдором, ведь он считал меня своим шпионом среди Пожирателей смерти. Я дождался окончания испытания, того момента, когда Поттер с Кубком победителя и трупом Седрика Диггори появился на поле. — Тут бледное лицо Волдеморта покраснело от ярости. — Потом отправился в кабинет Дамблдора, показал ему темную метку, сообщил о вашем вызове, и мне удалось убедить его, что я и дальше буду добывать для него ценную информацию. Тогда директор сам приказал мне отправляться к вам.
— Все это замечательно, Северус, но как я могу тебе верить, когда ты столько лет скрывался под его крылышком от преследований Министерства? Ведь за столько лет ты мог запросто перейти на другую сторону.
— Что вы, милорд! За тринадцать лет я собрал для вас много полезных сведений и о Дамблдоре, и о Поттере.
— Тогда позволь спросить, почему три года назад, когда я, овладев телом профессора Квиррела, пытался заполучить философский камень, ты помешал мне, вместо того чтобы помочь и на деле доказать свою преданность?
— О, господин, если бы я только знал, что вы вселились в тело этого незадачливого профессора, то с моей помощью вернулись бы к нам еще три года назад! Но вы не открылись мне, не доверились своему верному слуге. А я между тем видел перед собой лишь Квиррела, и потому помешал ему завладеть философским камнем.
— Допустим, что все это правда. Но как же твоя грязнокровка Лили Поттер, а, Северус? — пристально глядя на Снегга и понизив голос, допытывался Волдеморт. — Неужели после того, как я убил ее, не вняв твоей настоятельной просьбе, ты все еще готов служить мне?
Снегг бросился на колени, склонил голову и, взяв худую руку Темного Лорда, поцеловал ее.
— Повелитель, вы вот этой самой рукой расправились с тем, кого я ненавидел больше всех на свете, отомстили за все причиненные мне обиды! И за это я ваш слуга до гроба. Что до Лили, так ведь ее не вернешь. Такое только вам оказалось по силам!
— Что верно, то верно. Куда грязнокровкам до такого продвинутого волшебства! Да, я отомстил твоему врагу, Северус. И что в сравнении с этим смерть девчонки, с которой тебе взбрело на ум позабавиться. Твой повелитель всего лишь лишил тебя кратковременного удовольствия, не так ли?
— Да, мой лорд! А кроме того, все знают, что заклятье, убившее ее, предназначалось вовсе не ей, а ее сыну. Лили приняла эту Аваду на себя.
— Именно так, Северус. Я три раза предлагал ей жизнь, но она сама предпочла смерть. Весьма глупо, не правда ли? И стоит ли женщина, кроме того, что грязнокровка, так еще и дура, каких мало, твоего внимания и твоих сожалений?
— Нет, конечно, нет, повелитель! — равнодушно сказал Снегг.
— Впрочем, — задумчиво продолжал Темный Лорд, — я тоже допустил серьезный промах, Северус, то, что не пощадил твоей грязнокровки. И скажу, если тебя это утешит, расплата за твою невыполненную просьбу была весьма суровой. Я на себе узнал действие убивающего заклятия, эту адскую боль. И тринадцать лет мне пришлось вести такую жизнь, которой некоторые сердобольные людишки не пожелали бы даже врагу. Или, по-твоему, этого мало за несостоявшееся развлечение?
— Что вы, милорд!
— Согласись, Северус, кроме Лили Поттер в мире есть и другие женщины. А эта твоя блажь поваляться с грязнокровкой от того, что ты просто не видел лучшего. В этом твоя беда, Северус! Тебе еще не довелось встретить ту, которая была бы достойна такого незаурядного и талантливого мага как ты. Такое бывает. А что ты скажешь о браке с представительницей из благородного чистокровного рода?
— Повелитель, это, конечно, большая честь, но вряд ли такое возможно. Я не отношусь к числу священных двадцати восьми.
— Чистокровные семьи презирают магловских выродков, но против полукровок в большинстве своем ничего не имеют. Только Блэки столь категоричны в этом вопросе. Кроме того, ты знаешь, Северус, что лорд Волдеморт награждает тех, кто ему верно служит, и ценит преданность. Мне не составит труда поспособствовать твоему сватовству, если, конечно, ты будешь достоин такой милости.
— Благодарю вас, мой лорд! — Снегг снова взял край мантии Волдеморта и поцеловал ткань.
— Ты — преподаватель в Хогвартсе, больше того, декан Слизерина, тебе и карты в руки! Советую тебе как следует присмотреться к своим ученицам. Уверен, среди них найдутся очень достойные юные особы, не менее прелестные, чем Лили Поттер, и благородного происхождения к тому же. Когда-нибудь ты мне даже спасибо скажешь за то, что избавил тебя от твоего рыжеволосого наваждения, ведь любая из этих воспитанных молодых леди составит тебе прекрасную партию.
— Повелитель, но я уже…
— Ты считаешь себя слишком старым, Северус? — усмехнулся Темный Лорд. — Брось, тебе же нет еще и сорока. Даже для никчемных маглов это не возраст, что уж говорить о волшебниках. Слизеринки более разумно смотрят на замужество, и наверняка среди них найдутся девицы, которые сочтут супруга постарше куда лучше неоперившегося ненагулявшегося юнца. Но мы что-то увлеклись этой темой. Скажи-ка мне лучше, дорогой соглядатай, в Хогвартсе сильный переполох поднялся, когда стало известно о моем возрождении? Ведь Поттер уже успел обо всем рассказать, не правда ли?
— Да, повелитель, конечно, он обо всем рассказал. Но вы не поверите, — Снегг усмехнулся, кроме Дамблдора его никто даже слушать не стал. А Фадж, который стал Министром после смерти Крауча и тоже присутствовал на Турнире, вообще обвинил мальчишку во лжи!
— Значит, Министерство решило, как страус, спрятать голову в песок? — в голосе Волдеморта слышалось явное довольство. — Не ожидал такой удачи! Впрочем, завтра все узнаем, посмотрим, что нам поведает «Ежедневный пророк» о смерти «лишнего» Седрика Диггори.
— Если повелитель желает, то может все увидеть своими глазами.
Снегг достал волшебную палочку, наколдовал стеклянный флакон, а потом, поднеся деревянный кончик к виску, извлек в сосуд несколько серебристых нитей.
— Здесь появление Поттера, а также мой разговор с Дамблдором, и то, как директор разоблачил Барти Крауча сына. Его уже нет с нами, милорд. Дементор из охраны Фаджа во время допроса выпил душу вашего верного слуги!
При этих словах лицо Темного Лорда исказилось от гнева, а Снегг быстро заговорил, оправдываясь.
— Я ничего не мог сделать, милорд, клянусь! Малейшая попытка с моей стороны оказать ему хоть какую-то помощь не только лишила бы вас возможности иметь своего человека в Хогвартсе, но также погубила бы и меня.
— Посмотрим! — раздраженно ответил Темный Лорд, призывая волшебной палочкой Омут памяти и выливая в него воспоминания из флакона. Потом погрузил в чашу лицо, в то время как Снегг почтительно замолчал в ожидании. Просмотрев воспоминания зельевара, Волдеморт, казалось, смягчился.
— Ты хорошо сделал, Северус, что позаботился о том, как бы остаться при Дамблдоре. А за Барти Фадж, конечно, поплатится своей собственной жизнью! Я вполне доволен твоей откровенностью со мной, и среди моих последователей ты один из немногих, к кому я не применял легилименцию. Мало кто сам так открывает мне свои мысли и сознание.
— Я всегда откровенен с вами, милорд! — спокойно отвечал Северус, чуть склонив голову в знак почтения.
— Что же, похвально! Однако тебе пора возвращаться в Хогвартс. Продолжай дальше следить за Поттером с Дамблдором и о каждом их шаге докладывать мне. Впрочем, я уверен, по пустякам ты меня тревожить не станешь.
— Разумеется, повелитель! Я немедленно возвращаюсь в школу и буду ждать ваших указаний.
— Идем, Северус! Мне тоже необходимо отлучиться из поместья.
Волшебники вышли из дома, дошли по гравийной дорожке до ворот, и Снегг сразу же трансгрессировал. Когда Волдеморт остался один, то резко оторвался от земли и, быстро набрав высоту, устремился к побережью Северного моря.
========== Глава 95. Побег ==========
Через час Волдеморт был уже далеко и от Малфой-мэннора и вообще от Британии. Путь его лежал далеко на северо-восток к маленькому каменистому острову. Близилась ночь, небосвод стал сине-черным, показалась полная золотистая луна, и в ее свете темный маг еще издалека увидел каменную громаду замка Азкабан над скалистым морским берегом: неприступные толстые стены, массивные башни, грозно смотрящие вдаль своими глазами-бойницами и, Волдеморт знал, темные серые подземелья, некоторые из которых почти столь же глубокие, сколь высокими были башни. В одном из таких подземелий в одиночной камере строгого режима для самых опасных преступников находился человек, которого Темный Лорд сгорал от желания как можно скорее увидеть. Это была женщина, его воительница, его Беллатриса.
Тогда, тринадцать лет назад, лишившись силы, тела и едва успев понять, что произошло, чародей сразу же бросился к ней, потому как знал, что Белле можно доверять, и она совершит волшебство, которое вернет его к жизни. Но было уже поздно. Беллатриса отправилась к Долгопупсам, пытаясь разыскать его, и попалась аврорам. А он, хоть и живой, но будучи меньше, чем духом, чем самым захудалым привидением, ничем не мог помочь. У него только была возможность бессильно наблюдать, как Белла, попытавшись сбежать, потеряла их ребенка. А потом маг видел суд. Если до этого момента он еще раздумывал, а стоит ли бороться дальше, и нужна ли ему вообще жизнь в такой форме, то после того, как увидел Беллу, все сомнения оставили его.
Действительно, эксперименты колдуна с крестражами сработали: он не погиб даже от обернувшегося вспять заклятия, а значит, в самом деле стал бессмертным. Но видит Мерлин, не о таком бессмертии он мечтал. Крестражи позволили ему вопреки воле врагов остаться на этой земле, однако у него оставалась и возможность покинуть ее, уйти, но он не ушел. Белла не смогла разыскать его, пойдя по ложному пути, но даже находясь в Азкабане, сумела удержать его на краю пропасти, именуемой отчаянием. Шутка ли, могущественному чародею — и вдруг превратиться в столь беспомощное существо слабее распоследнего магла! Он не ушел, потому что в этом мире остался человек, которому он был по-настоящему нужен, который всеми фибрами души желал и ожидал его возвращения. В самом деле, никто другой так этого не хотел. Те, кто пытались его низвергнуть, ликовали; трусы, отрекшиеся сразу после его исчезновения, скорее опасались, чем стремились приблизить его возвращение. А большинство из сторонников, попавших в Азкабан, оказались там не из преданности, а просто потому, что не смогли оправдаться перед судом. Даже Родольфус и Рабастан, которые были верны своему повелителю и разыскивали его, и те до конца не верили в его возвращение. Да и сам Волдеморт тогда сомневался, удастся ли когда-нибудь вернуть себе тело. А вот Белла не усомнилась ни на миг. Она одна услышала его отчаянный крик, и одни только слова, гордо брошенные в лицо самому Министру магии, казалось, вернули Темному Лорду часть его сил. И в этот момент маг понял, что просто обязан возродиться, терпеть, перевернуть мир, совершить невозможное, но вернуться. Вернуться и отомстить. Страшно отомстить, так, чтобы все эти ликующие глупцы горько пожалели. Отомстить за себя, за неосуществившиеся планы и порушенное будущее, которое волшебник уже считал своим! Отомстить за злоключения Беллатрисы в Азкабане, за их неродившегося ребенка да и за других потерянных сторонников!
Волдеморт тогда удалился в леса Албании, прячась от недругов, кое-кто из которых не поверили в его гибель, например, Альбус Дамблдор, и годами выжидал благоприятного случая. Но за все это время не проходило ни дня, ни часа, ни минуты, чтобы он не думал о своей ведьме. Ведь это единственное, что ему оставалось. Способность мыслить, да еще, пожалуй, вселяться в другие живые существа — единственные свидетельства его бытия в этом мире. Маг никогда не предполагал, что в этом своем химерическом существовании ему придется на протяжении тринадцати лет буквально понимать значение изречения магловского философа Декарта: cogito ergo sum — я мыслю, следовательно, существую. В зале суда, когда закованная в цепи Беллатриса, как королева, восседала на позорной скамье подсудимых… О, эта картина непрестанно стояла перед глазами и стала неиссякаемым источником тех сил, которые были нужны ему, чтобы изо дня в день заставлять себя влачить столь жалкую жизнь. Даже через разделяющее их пространство Волдеморт ощущал силу, которую Белла вложила в свое ожидание и которой не было у десяти человек вместе взятых. Так могло ждать только по-настоящему верное сердце и безотчетно преданная душа. Он чувствовал, как ведьма ежесекундно напряженно ждет боли, которую причиняло жжение в черной метке, когда колдун вызывал кого-то из своих последователей. Но непрестанные думы о Беллатрисе невольно заставляли вспоминать и о страшном месте, в котором она сейчас находилась и, конечно же, о тех, кто ее туда отправил. И тогда в Волдеморте разгорался костер бешеной злобы, подпитываемой надеждой на возрождение, которую давала ему эта единственная в своем роде ведьма. В эти моменты желание вернуться становилось особенно сильно, и черный маг, бесплотная тень, словно вгрызался в такую же бесплотную, но желанную мысль, вертя ее так и этак, выворачивая на все лады. Жить любой ценой, пусть даже так! Ждать и терпеть, терпеть и ждать! Кто ждет, тот непременно дождется! И тогда уже не только образ Беллы, но и лютая злоба, неодолимое желание мести помогали ему воспрять духом, и колдун начинал верить, что все его ожидания сбудутся.
И вот сбылись спустя тринадцать лет. Сейчас Беллатриса была как никогда близко, ждала еще сильнее, еще отчаяннее, ведь повелитель подал ей знак, ведьма узнала о его возрождении вместе с остальными последователями. Волдеморт легко преодолел защитные чары замка-тюрьмы, ведь он умел летать, и ему был знаком способ перемещения в пространстве куда более совершенный, чем простая трансгрессия: как бы появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. И как же ему сейчас хотелось, наложив на себя дезилюминационное заклинание, обыскать все до одной камеры Азкабана, найти в одной из них Беллатрису и унести ее с собой далеко отсюда! Но Волдеморту поневоле приходилось сдерживаться. Ведь забери он ее сейчас, и тогда можно будет распрощаться с мыслью освободить и других своих сторонников, а кроме того, Белле все равно будет нужна ее волшебная палочка. И чародей бродил вокруг замка, как волк вокруг овчарни. Работа предстояла немалая: организовать побег сразу десяти заключенным — дело небывалое! Нужно будет предварительно достать план помещений Азкабана, узнать, в каких камерах сидят его сторонники, где хранятся конфискованные волшебные палочки. А после еще высмотреть наиболее слабые места в стенах замка, где их легче всего обрушить, но не причинить при этом вреда беглецам. Кроме того, необходимо подобрать контрзаклинания, дабы снять защитные чары, и узники тогда смогли бы трансгрессировать, или для них можно будет сделать порталы прямо отсюда. Конечно, Волдеморт думал, что все окажется несколько проще, ведь он рассчитывал получить все эти полезные сведения от младшего Крауча, который был узником в Азкабане. Однако верного слугу без суда отдали на расправу дементору. Значит, придется выслеживать и подвергать заклятию, Империусу или Круциатусу, кого-нибудь из работников тюрьмы. Впрочем, Темный Лорд все равно не сомневался в успехе. После того, что ему уже удалось совершить, любая, даже самая сложная задача казалась пустяком. Нужно только еще немного, совсем немного, потерпеть!
Надежды чародея оправдались. Правда, для этого потребовалось чуть больше полугода. Полгода! Целых шесть долгих месяцев! Почти двести томительных дней, отсчитанных час за часом! И вот холодным зимним вечером в канун Рождества Волдеморт в очередной раз стоял перед каменными, казавшимися неприступными стенами. Однако стена одной из башен была разрушена его заклинанием до самого основания. Именно в подземельях под ней и томились Пожиратели смерти. Теперь они выбегали наверх, что-то радостно крича при этом, но Волдеморт не особо вслушивался, а только напряженно вглядывался в каждую вновь появляющуюся фигуру, пока не увидел ее. В тонкой изношенной, как и у всех других узников тюремной робе, совсем неподходящей для морозного дня, в деревянных башмаках без задника, надетых на босую ногу, в общем, считай, босиком на снегу. Дующий с моря сильный промозглый ветер трепал ее длинные нечесанные волосы и колыхал тюремную одежду, пробирая до костей. Беллатриса держалась рукой за левое запястье. За несколько секунд до того, как с грохотом обрушилась стена, ведьма почувствовала такую сильную боль в метке, какой давно уже не было, и поняла: милорд зовет ее, час освобождения настал! Руку жгло сильнее, чем каленым железом, но Белле это было только в радость. В нескольких десятках метров она увидела черную фигуру в длинном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо. Чародейка бросилась вперед, сразу поняв и почувствовав, кто это, даже толком ничего и не видя. Темная фигура устремилась к ней навстречу.
Всего несколько томительных секунд — и Беллатриса уже смогла дотронуться до мантии Волдеморта. Волшебница робко потянула за капюшон, и когда тот соскользнул с головы, колдун слегка отпрянул, не зная, какой будет реакция Беллы на его изменившееся лицо, но сразу понял, что опасался напрасно. Впрочем, и сама ведьма изрядно изменилась. Это была лишь бледная тень той красавицы-аристократки, какой она была до Азкабана. Ее черные, как вороново крыло, кудри уже не блестели и местами были припорошены снегом седины. Смуглая, словно обласканная солнцем, кожа приобрела сероватый землистый оттенок. Сама жечародейка до того исхудала, что напоминала обтянутый кожей скелет. Но в темно-карих глазах была жизнь. Они горели беспредельным обожанием, излучая какое-то сумасшедшее сияние, много ярче, чем до тюрьмы. Потому даже сейчас она казалась Волдеморту самой прекрасной из женщин. А вообще он знал, что и вся остальная красота вернется к ней. Ибо даже такое волшебство было ему по силам, вернее, он обладал несравненным магическим артефактом, позволяющим достичь этой цели. Вот когда пригодится волшебное зеркальце, привезенное им из странствий по волшебному миру и уже не одно десятилетие хранившееся без дела в его ячейке в Гринготтсе.
Темный Лорд чувствовал, как сильно колотится в груди сердце, как закипает в венах холодная кровь, пузырясь и бурля от счастья. А он еще думал, что сможет остаться спокойным, когда увидит Беллу. Какая же это была ошибка! Волдеморт ощущал, как его всего буквально распирает от неведомых доселе эмоций, которых маг не мог сдержать, и тогда изо рта у него вырвался высокий, холодный, торжествующий, даже какой-то маниакальный смех. Удивительно, но даже в ту минуту, когда он вернул себе тело, и то так не смеялся.
Беллатриса же стояла, как будто оцепенев, не в силах произнести даже слова, и только беззвучно шевелила губами: «Повелитель! Мой лорд!» А потом вдруг ноги у нее подкосились, словно ватные, и волшебница стала крениться, падать, как подрубленное дерево, но не на землю: руки Волдеморта успели подхватить ее в тот миг, кода она совсем потеряла сознание. Оказывается, огромное долгожданное непомерное счастье тоже нужно суметь перенести, как и горе, ибо и оно бывает также сильно ослепительным и оглушает, как удар обуха по голове. Темный Лорд, одной рукой прижимая к себе бесчувственную ведьму, другой взмахнул волшебной палочкой, снимая антитрансгрессионные чары. И уже через несколько секунд послышались громкие хлопки. Вновь прибывшие сторонники подходили к прочим беглецам, брали их за руку и трансгрессировали прочь отсюда. Волдеморт снова сотворил заклинание, призывая манящими чарами волшебные палочки, конфискованные у узников. Взяв одну из них и спрятав ее в рукав мантии, маг протянул остальные стоящему рядом с ним Люциусу Малфою со словами: «Уходим!» Послышался двойной хлопок, и мгновение спустя на скалистом берегу уже не было видно ни души.
========== Глава 96. “Сбылись давнишние мечты…” ==========
Беллатриса пришла в себя, недоуменно огляделась вокруг и остановилась глазами на Волдеморте. Он сидел на постели рядом с ней и, склонившись к ее лицу, гладил длинными пальцами впалые щеки и бескровные губы ведьмы. Значит, это был не очередной прекрасный сон, который столько раз развеивался, и колдунья неизменно просыпалась в темной сырой камере Азкабана.
— Милорд? — тихо спросила она, чтобы услышать его голос и окончательно убедиться в реальности происходящего.
— Я здесь, Белла! — послышался глухой шипящий голос.
Беллатриса приподнялась на локтях, и Волдеморт, одной рукой осторожно обнимая чародейку за талию, помог ей сесть, а другой стал тихо гладить волосы. При этом он не отрывал взгляда своих красных глаз от ее темно-карих, влажных от готовых политься из них слез радости, но волшебница изо всех сил сдерживала их, ведь ее повелителю это никогда не нравилось. Так они просидели несколько часов, пролетевших как один миг, без слов понимая друг друга, и не могли нарадоваться этой встрече, похожей на чудо. Действительно, для того чтобы она свершилась, ему нужно было вернуться чуть ли не с того света, а ей — вырваться из ада, потрепанной, опаленной, но живой. Скоро, очень скоро эти двое опять превратятся в самых жестоких темных магов, нагоняющих страх на весь волшебный мир. Будут плести интриги, безжалостно убивать, изощренно и с упоением пытать врагов и просто ни в чем неповинных жертв… Но только не сейчас! Сейчас это были просто мужчина и женщина, просто два истерзанных, измученных сердца, встретившихся после долгой разлуки. Волдеморт и Беллатриса казались какими-то изменившимися, и в эти моменты никто бы не признал в них двух злодеев, самого Темного Лорда, расколовшего свою душу, и его жадную до грязной крови пожирательницу. Напротив, сейчас они были прекрасны, и если бы кто-нибудь увидел их, то этот невольный свидетель непременно понял бы, что за чувство связывает этих двоих. Только оно способно пусть и на короткие мгновения так преобразить людей. Вот сила любви! Вот ее власть! Даже Беллатриса невольно надеялась: может быть, возможно, слова о любви, которые Волдеморт сказал ей тогда в Слизерин-кэстле, неправда. И только темному чародею по-прежнему было невдомек, отчего же ведьма вызывает у него такие сильные эмоции и временами заставляет совершать глупости.
Белла гладила змееподобное лицо Волдеморта, лицо устрашающее, вызывающее отвращение у любого человека, но только не у нее. И вдруг произошло что-то непонятное: от ее прикосновений лицо снова обрело человеческие черты, такие, какими они были в день их первой встречи.
— Что это, милорд? — удивилась чародейка. — Вы трансфигурируетесь?
— О чем ты? — недоумевал маг, но взглянув в зеркало, понял, что именно так заинтриговало Беллатрису.
— Нет, я ничего не делал. В самом деле, что-то непонятное, такого раньше не было. Потом разберусь с этим! — ответил Волдеморт, приникая к губам колдуньи. Однако спустя несколько секунд прекратил страстный поцелуй и встал.
— Повелитель, что я могу сделать для вас? — преданно спросила ведьма, на что маг лишь слегка улыбнулся.
— Ты должна набраться сил, Белла. Эту комнату Люциус и Нарцисса предназначили только для тебя. Ты и Родольфус будете жить в Малфой-мэнноре, пока я не найду способ вернуть все, чего вы лишились. А сейчас поешь, но ради Мерлина, не переусердствуй поначалу, прими ванну, позови сестру или эльфов…
Беллатриса только сейчас подумала, как, должно быть, ужасно выглядит. Волдеморт понял ее мысли и, улыбнувшись, протянул ей заветный деревянный предмет — атрибут любого чародея.
— Твоя волшебная палочка, Белла! — прошептал он, нагнувшись к ее уху, так же, как и много лет назад. Тем самым маг дал чародейке понять, что для него она осталась прежней.
Ведьма тихонько засмеялась, а Темный Лорд направился к двери, в то время как его лицо снова стало похожим на змеиное.
***
Весь оставшийся вечер и часть ночи Нарцисса и два домовика, сбившись с ног, помогали Беллатрисе хоть в малой степени вернуть себе человеческий облик: отмывали с кожи въевшуюся за много лет грязь; распутывали колтуны и расчесывали волосы, нанося на них специальные составы в попытке вернуть цвет и блеск; неустанно шептали косметические заклинания, втирали в лицо всевозможные мази и зелья, придавая коже более здоровый молодой вид и румянец бледным щекам. Поначалу все это казалось безнадежной затеей, однако многочасовые усилия все же не пропали даром. Жаль только, что этими незамысловатыми действиями нельзя было вместе с телом очистить и душу от куда более страшной грязи.
Нарцисса, обрадовавшаяся возвращению сестры и уже имевшая возможность увидеть ее, пока та была без чувств, старалась говорить весело и непринужденно, тем самым подбадривая Беллу: дескать, для восстановления просто нужно время. Чтобы скрыть нездоровую худобу после четырнадцатилетнего заключения, сестры наколдовали закрытое до самой шеи платье с длинными пышными рукавами и широким кринолином. Грудь была украшена кружевами и объемными рюшами, зрительно увеличивающими формы. А то обстоятельство, что корсет теперь можно было затянуть как никогда туго, стало достоинством при таком фасоне платья, демонстрируя необыкновенно тонкую талию. Беллатриса с наслаждением натянула на исхудалое тело синюю атласную ткань и, взглянув, наконец, на себя в зеркало, тихо вздохнула. Да уж, время и Азкабан были безжалостны. Нарцисса поспешила заметить, что и она не помолодела за эти четырнадцать лет. Впрочем, Белла все же надеялась, что вновь обретенная свобода пойдет ей на пользу. Чародейка грустно улыбнулась и поблагодарила сестру за старания, а она в свою очередь протянула ей флакончики с восстановительными и укрепляющими зельями, которые специально для беглецов сварил Северус Снегг.
Была уже глубокая ночь, Нарцисса и Беллатриса обнялись, пожелав друг другу доброй ночи. Для сбежавшей узницы она и в самом деле была доброй, ведь впервые за много лет она спала в теплой постели, с чувством неимоверного блаженства растянувшись на приятной к телу ткани простыни и укрывшись одеялом.
***
Разбудил Беллатрису солнечный луч, который прокрался в окно и осветил ее лицо. Волшебница потянулась, встала с кровати и посмотрела на окружающий особняк сад. Было Рождественское утро, ночью выпал снег, который белым ковром укрывал спящую землю, повис на ветках деревьев. Небо было чистым и ясным, ни одно облако не закрывало ярко светившее солнце, и в его лучах снег искрился миллионами бриллиантов. Все казалось каким-то новым. Новый день, новый белый покров и новая жизнь. Открывающийся из окна пейзаж привел чародейку в бодрое состояние духа. Она быстро оделась и спустилась в гостиную, а из нее прошла в столовую, где эльфы уже накрыли стол к завтраку.
Волдеморта не было, зато вместе с Люциусом и Нарциссой сидел Родольфус. Еще вчера, когда Темный Лорд мимоходом обмолвился, что ее муж тоже благополучно сбежал из тюрьмы и сейчас находится в Малфой-мэнноре, то Беллатриса почувствовала небывалое облегчение. И сейчас при виде Руди на душе у чародейки стало как-то теплее и светлее. Азкабан изрядно побелил его темно-каштановые волосы, изрисовал лицо глубокими морщинами, однако улыбка, появившаяся на его губах, как только волшебница вошла в комнату, нисколько не изменилась за четырнадцать лет, что они не виделись. И если о Волдеморте Беллатриса все же знала, что тот жив, то спроси ее кто про Родольфуса, она бы даже не смогла сказать, сидит ли он в такой же темной и сырой камере или же обрел покой на морском дне. Ноги Беллы сами понесли ее навстречу мужу, и через несколько секунд колдунья обвила руками его шею, а волшебник крепко обнял ее в ответ.
— Руди, милый! Друг! — бессвязно шептала она, а Люциус с Нарциссой тихо и незаметно вышли из комнаты, полагая, что супругам хотелось бы немного побыть одним, а вот они тут совершенно лишние.
— Как ты? С тобой все в порядке? — допытывалась Беллатриса.
— В полнейшем порядке, дорогая! Не волнуйся! — ласково ответил Родольфус и тихонько вздохнул, а потом позвал назад золовку и ее мужа. Он, конечно, был рад такому поведению Беллы, и любой человек принял бы все это за крепкие объятия истосковавшейся жены, а слово «друг» воспринималось как «сердечный друг». И только сам Руди понимал, что его и впрямь считают пусть и надежным, дорогим, но только другом с того далекого времени, когда повелитель лишил своего слугу самого дорогого достояния.
Волдеморт не появился ни к завтраку, ни к обеду, и Беллатриса проводила время в обществе Родольфуса, Люциуса с Нарциссой и племянника Драко — шестнадцатилетнего юноши с такими же как у родителей волосами цвета платинового блонда и серыми глазами отца. Младшая сестра много и с воодушевлением рассказывала о сыне, но Белле это причиняло боль, хоть виду она не подавала. Разговоры о Драко и встреча с племянником бередили сердечную рану, которая даже спустя годы так до конца и не зажила: своего ребенка она потеряла, и детей у нее уже не будет.
Вечером Темный Лорд вернулся в поместье и за ужином сидел на месте почетного гостя рядом с Люциусом, в то время как Белла — возле мужа. Маг лишь многозначительно посмотрел на свою колдунью, и она поняла то, что уже знала: ее отношения с милордом пока так и останутся в тайне. Ведь брак с Родольфусом не был расторгнут, а сейчас обоим путь в Министерство заказан. Появление там было равносильно возвращению в Азкабан. Да и Волдеморт пока еще не начал действовать, наоборот, предпочел до времени затаиться. Объявить Беллу своей официальной фавориткой, любовницей? Это он считал для себя унизительным: как кровь его женщины должна быть чиста, так и репутации ее полагалось быть безупречной.
Но когда Беллатриса оказалась одна в своей спальне, то она даже не успела раздеться и завершить свой вечерний туалет, как сначала ощутила колыхание воздуха, а спустя секунду перед ней уже стоял Волдеморт. От волнения у ведьмы пересохло во рту, сердце застучало вдвое быстрее, грудь высоко вздымалась, к бледным щекам прилила кровь, а сама она застыла как изваяние. Темный Лорд несколько мгновений пристально смотрел на Беллу горящими глазами, а потом протянул руки и слегка коснулся волос, щек, спустился на плечи. Это были очень трепетные прикосновения, словно в первый раз, словно чародей не верил, что стоящая перед ним волшебница настоящая, а не мираж или видение. Когда же тепло женского тела, его волнительная дрожь, аромат волос убедили волшебника в обратном, то он сжал Беллу в объятиях столь сильно, что практически невозможно было набрать в грудь воздух. Колдунья даже подумала, что змея, наверное, так душит своих жертв. После долгой разлуки страсть вспыхнула мгновенно, точно сухая трава от малейшей искры. Волдеморт же покрывал лицо и плечи Беллатрисы неистовыми поцелуями, оставляя красные отметины, желая обладать этой женщиной без остатка, как будто жаждал разом и до дна выпить все блаженство, которое сулила ему близость с ней. Длинные белые пальцы натолкнулись на преграду в виде корсета, и тогда маг, не имея и капли терпения, воспользовался волшебной палочкой, а его губы встретились с губами чародейки. Головы у обоих пошли кругом от счастья. Беллатриса же вообще плохо понимала, что происходит. Ей ясно было только одно: возлюбленный повелитель снова с ней, а ничего большего и не нужно было.
После этой ночи роскошные гостевые апартаменты Темного Лорда практически всегда пустовали, и маг возвращался в них лишь под утро, неохотно покидая Беллу.
========== Глава 97. Тайные планы. Часть 1. ==========
Прошло несколько недель. Беллатриса понемногу приходила в себя после многолетнего тюремного заключения и заново приучалась жить на свободе. Волдеморт пока не предпринимал никаких конкретных шагов для достижения своих целей, не планировал новую поимку Гарри Поттера, не строил планов по захвату Министерства магии, не приказывал своим Пожирателям смерти устраивать нападения на грязнокровок и маглов, даже не проводил собраний своего Ближнего круга. И потому в Малфой-мэнноре пока что царили покой и тишина.
По ночам маг наведывался к своей ведьме, которая поведала ему о том, как повел себя каждый из Пожирателей смерти после исчезновения своего лорда. Волдеморт, хоть уже и все знал, не прерывал рассказов колдуньи, ведь некоторые детали были все же ему интересны. Например, как Джером Розье, подкинувший всем пожирателям идею с Империусом, но сам все же не сумевший оправдаться перед Министерством, был убит при попытке арестовать его, и в последние мгновения жизни во время яростной схватки с аврорами кричал: «Да здравствует Темный Лорд!» Останься он при этом жив, то Волдеморт не исключал возможности, что, быть может, за такие слова и прикрыл бы глаза на слабость, проявившуюся при получении известия об исчезновении своего повелителя. Зато уж Игорю Каркарову, выдавшему мракоборцам всех пожирателей, которых знал, а потом еще и трусливо сбежавшему и не явившемуся на зов метки, уж точно не приходилось рассчитывать на милость.
— Повелитель, позвольте мне собственноручно разделаться с этим отступником! — с воодушевлением просила Беллатриса, в то время как ее карие глаза горели фанатичным огнем и жаждой мести.
— Нет, тебе не стоит утруждать себя! — возразил Волдеморт, с удовольствием ловя яростные взгляды Беллы, и колдунья заметно расстроилась. — Ну же, поумерь пока свой пыл, моя валькирия. Даю слово, у тебя еще будет немало возможностей сразиться за интересы чистой крови.
Ведьма, услышав такое обращение к себе, сразу успокоилась.
— Кому же вы тогда поручите это дело, милорд?
— Антонину Долохову! — твердо ответил Темный Лорд.
— Но, повелитель, — в голосе Беллатрисы звучало сомнение, — разве он решится убить своего закадычного приятеля?
— Вне всяких сомнений! Там, откуда прибыли эти двое, предатели совсем не в чести, и потому Долохов сочтет своим долгом покарать этого никчемного соратника.
— Как вам будет угодно! — отозвалась ведьма. — Но что с Римусом Люпином, милорд? С этим мерзким шпионом? Неужели вы лишите меня даже этого удовольствия самой воздать ему за все? Признаюсь честно, я готова расправиться с ним даже голыми руками, а не то, что волшебной палочкой!
— Всему свое время! — холодно отозвался Темный Лорд, не желая вдаваться в подробности, и Беллатриса покорно замолчала.
Однако, Белла видела, что ее повелитель чем-то сильно озадачен и все время погружен в напряженные размышления. В поместье появлялся то один, то другой пожиратель смерти. Хозяин им что-то поручал, куда-то отправлял, но они возвращались, потерпев неудачу, и бывали сурово наказаны пыточным проклятьем. Одним вечером Темный Лорд велел Люциусу, Беллатрисе и Родольфусу спуститься в гостиную, где должны были проводиться собрания, а также вызвал туда Снегга и Роквуда. Когда пожиратели поприветствовали своего лорда и расселись по местам, в тишине зала раздался холодный голос Волдеморта.
— Мои верные слуги, должно быть, удивлены, что их повелитель бездействует. — Каждый слушал, затаив дыхание и низко склонив голову. — Однако, я все же надеюсь, — Темный Лорд обвел все немногочисленное собрание пристальным взглядом, — они понимают, что действовать, не зная обстановки и не располагая самыми необходимыми сведениями о врагах, было бы весьма опрометчиво и даже глупо, тем более сейчас, когда наше Министерство так любезно дает мне возможность пока что хранить инкогнито. И велел явиться сюда лишь тем, кто мог бы предоставить мне ценную информацию. Я желаю знать о Гарри Поттере как можно больше, прежде чем вступать с ним в борьбу. — Красные глаза обратились к по виду спокойному и бесстрастному волшебнику, чье бледное лицо обрамляли длинные черные волосы.
— Северус, полагаю, тебе есть, что мне рассказать. Ведь ты знаешь Поттера с того самого времени, как он поступил в Хогвартс.
— Безусловно, милорд! — невозмутимо отвечал зельевар.
— И что же ты поведаешь о нем?
— Милорд, с того самого времени, как вы исчезли, все волшебное сообщество проявляло к мальчишке недюжинный интерес. Еще бы! Мальчик, который выжил… — в голосе послышалась злая ирония. — Дамблдор полагал, что согласно Пророчеству именно Поттеру суждено сокрушить вас, и, по его мнению, ребенок это отчасти сделал. Но он, по-видимому, правильно считал, будто вы не погибли, а только лишились тела и сил, и потому рано или поздно вернетесь.
— Какая проницательность! Жаль, что большинство моих последователей ею не обладали! — съязвил черный маг.
— Увы, мой лорд! И тогда директор решил спрятать ребенка в самом надежном месте, какое только можно было на тот момент отыскать — в доме родственников Лили Поттер, на который распространялась защита, данная сыну перед собственной гибелью. Там он и провел свои первые одиннадцать лет жизни, а потом получил письмо из Хогвартса и был тому весьма удивлен.
— В самом деле? Значит, никчемные маглы ничего ему не рассказали?
Волдеморта это открытие несколько удивило и натолкнуло на определенные мысли, невольное сравнение со своими первыми одиннадцатью годами жизни в приюте. Он тоже, как и Поттер, ничего не знал о Хогвартсе, пока в его каморку не заявился Дамблдор. И наверняка простецы, родственники мальчишки по линии матери, тоже не жаловали волшебников и с подозрением относились к магии, раз уж скрывали от него правду о родителях… Интересно, ненавидит ли Поттер маглов в таком случае? Скорее всего нет, иначе не попал бы в Гриффиндор. Но почему? Почему не презирает грязнокровок за дурное с собой обращение? Почему не желает отомстить? Скорее всего, он просто дурак, как и его недалекая грязнокровная мамочка. Что же, тем лучше!
— И как же он проявил себя, учась в школе? Какие такие способности могут выделять его среди прочих студентов? — задумчиво продолжал свои расспросы Волдеморт.
— Ровным счетом никаких, милорд! — убежденно отозвался Снегг. — Мальчишка не обладает ни волшебной силой, чтобы можно было потягаться с вами, ни какими-либо особенными талантами, кроме способности летать на метле и ловить снитч. Еще защита от темных искусств ему неплохо дается. Но, скажу вам, в зельеварении он полный ноль. Зато подобно отцу заносчив и дерзок, и как истый гриффиндорец бросается кого-то спасать.
— Северус, — вмешался в разговор Малфой. — Ты забыл упомянуть о том, что Поттер говорит на парселтанге. Драко рассказал мне, что именно его подозревали в повторном открытии Тайной комнаты два с половиной года назад и в нападении на грязнокровок в Хогвартсе. Кое-кто даже считал его наследником самого Салазара Слизерина.
При этих словах Темный Лорд расхохотался.
— Ну надо же! Большего бреда мне слышать еще не доводилось. Однако, как ему это удалось, Люциус? — внимательно глядя на собеседника, допытывался Волдеморт.
Малфой побледнел, как полотно, понял, что сказал лишнее, однако отступать было уже поздно, а скрывать правду бесполезно.
— М-милорд, — заикался и краснел Люциус. — Я хотел как лучше, поверьте. Та вещь, что вы доверили мне на хранение, по вашим же словам должна была помочь вам возродиться. Я тайком вложил ее в учебник одной ученицы, и тетрадь завладела девочкой, забирая день ото дня ее силы, и заставила открыть Тайную комнату. Но Поттер все испортил! Он убил василиска мечом Гриффиндора и уничтожил ваш артефакт. Умоляю, простите, хозяин! — в страхе вопил Малфой. — Я не мог знать, как все обернется!
Красные глаза Темного Лорда вспыхнули страшной, леденящей кровь злобой, когда он узнал, что один из его крестражей уничтожен. Худая рука, державшая волшебную палочку, взметнулась вверх, и в ту же секунду пожиратель упал на пол и зашелся нечеловеческим криком от боли, причиняемой пыточным проклятьем. Неистовая ярость Волдеморта была столь велика, что от непроизвольного всплеска магии покачивались портреты на стенах, а под потолком задрожали подвески на хрустальной люстре.
— Авада… — вне себя от злобы Темный Лорд желал сейчас убить нерасторопного слугу, не уберегшего доверенный ему крестраж и не оправдавший оказанного доверия. Но тут разом раздались два голоса.
— Повелитель! — воскликнула Беллатриса. Ведьме не особенно жаль было Малфоя, но она невольно подумала о том, что станется с ее сестрой, если она потеряет мужа. Тут Волдеморт словно очнулся и замолчал.
«Забери его инферналы, пусть живет пока что! В будущем Малфой мне еще пригодится!» — подумал колдун.
— Милорд! — послышался голос Снегга. — Право, вам не за что наказывать Люциуса. Он хоть и не отправился в Азкабан, но был вам верным слугой и прикладывал все усилия, чтобы возродить вас. Не его вина, что ему это не удалось! — Северус казался как всегда невозмутимым и без страха смотрел на Волдеморта своими черными глазами или по крайней мере не в пример многим умел скрывать это чувство. — Дамблдор потом показал нам дневник, в котором, по его словам, хранились ваши воспоминания, и они чуть было не возродили вас. Увы, милорд, но это все уже давно перестало быть тайной.
Темный Лорд прекратил пытку, но Малфой продолжал лежать, не в силах даже пошевелиться. Его хозяин немного успокоился, поняв, что хоть один из крестражей безвозвратно утрачен, но никто, даже Дамблдор, не догадался об истинной сущности дневника.
«Нужно непременно сделать новый крестраж взамен дневника!» — подумал чародей. — «Вот только какой предмет использовать для этого? Меч Гриффиндора мне добыть так и не удалось!» Тут его взгляд неожиданно упал на Нагайну, которая ползала рядом со все еще лежащим на полу Малфоем и словно всем своим видом говорила: «А я-то на что?!»
«А почему бы и нет? Такой крестраж, как эта змея, и заклинаниями защищать не потребуется, ведь даже мои последователи на нее без страха смотреть не могут! Конечно, вряд ли кто использовал для этой цели живое существо, но никто еще и не дробил душу на семь частей! Итак, в ближайшее новолуние я совершу обряд!» — твердо решил Волдеморт.
Вообще-то змея приползла сюда совсем с другой целью. Она услышала крики боли и подумала, что настало время трапезы. Ведь чаще всего после пыток следовало смертельное проклятие, а тело убитого врага становилось кормом для этой страшной твари.
Тем временем, в гостиной воцарилась тишина, и никто не смел нарушить молчание в ожидании дальнейших вопросов Волдеморта.
— Северус, — наконец обратился он к Снеггу. — Каким образом Поттер владеет парселтангом? Ведь посредственный волшебник, коим, по твоим словам, является мальчишка, вряд ли способен изучить язык змей. Или наш директор, который тоже на нем говорит, оказался таким гениальным педагогом?
— Нет, что вы, повелитель! Поттер владел им уже на втором курсе, и, скорее всего, эта способность у него с рождения.
«Как и умение сопротивляться Империусу, чему мальчишку уж точно не учили. Что-то здесь не так!» — беспокойно размышлял маг. — «Повелевать змеями с рождения могут только прямые потомки Салазара Слизерина. Неужели мальчишка в родстве с ним? Нет, Поттеры — гриффиндорцы из рода в род. Есть только один способ во всем разобраться. Необходимо как угодно раздобыть это Пророчество из Отдела тайн и дослушать его до конца!»
— Можешь удалиться, Северус! — приказал Темный Лорд. — Забери с собой Люциуса, сделай все, чтобы он поскорее вернулся в наши ряды, дай все нужные зелья!
— Как прикажете, милорд!
Снегг слегка поклонился, достал волшебную палочку, поднял на воздух Малфоя и, осторожно левитируя друга, удалился из зала.
========== Глава 98. Тайные планы. Часть 2 ==========
После того, как Северус Снегг, забрав с собой провинившегося и наказанного Люциуса, вышел из зала, взгляд Темного Лорда обратился к до сих пор молчавшему человеку с рыжими волосами, темно-синими ледяными глазами и худощавым лицом.
— Я полагаю, Роквуд, что только Пророчество обо мне и Поттере поможет нам найти ответы на все вопросы. Возможно, мальчишка и в самом деле не так прост, как кажется. Ты бывший сотрудник Отдела тайн в Министерстве, а именно там и хранятся изречения всех когда-либо произнесенных пророчеств. Маленький стеклянный шарик, который стоит только разбить, и из него появится призрак прорицателя и повторит сделанное им пророчество. Роквуд, ты принесешь мне этот шарик, потому как другие пожиратели, которых я отправлял в Отдел тайн, вернулись ни с чем.
При этих словах Роквуд побелел, как мел, и с воплем бросился к ногам Темного Лорда, хватая полы его мантии и умоляя о пощаде.
— Что такое? — угрожающе повысил голос Волдеморт. — Ты смеешь отказываться?
— Нет, что вы, повелитель, я буду счастлив услужить вам! — быстро заговорил волшебник. — Но при всем желании я не смогу достать то, что вы просите. Дело в том, что любое пророчество может взять только тот, о ком оно сказано. Это или вы сами, или Поттер. Но если желаете, я мог бы провести вас в Отдел тайн или снабдить подробным планом, рассказать о прочих секретах, позволяющих войти туда, и известных только сотрудникам…
Волдеморт задумался, Роквуд по-прежнему стоял на коленях, и на несколько минут в просторной гостиной стало тихо. Никто не смел при этом мешать размышлениям чародея.
— Скажи мне, Роквуд, если я заберу Пророчество, которых в хранилище тысячи, хватится ли кто-нибудь пропажи? Кому нужно смотреть за этим запылившимся шариком, если его все равно никто не может взять? — рассуждал черный маг.
— Не могу вас в этом уверить, милорд, — заговорил пожиратель уже более уверенно, видя, что ответы очень важны для Темного Лорда. — Это ведь необычное Пророчество, особой важности, и за сохранностью таких тщательно следят и периодически, не реже одного раза в год, проводится ревизия, редактируется перечень с учетом выданных и вновь поступивших пророчеств, — авторитетно заявил Роквуд.
— Что же, выходит, если я заберу Пророчество, то сохранить инкогнито мне вряд ли удастся. Когда шарик исчезнет, то даже самые недалекие работники в Министерстве поймут, кто его забрал, ведь Поттер в это время будет находиться в Хогвартсе, и сотни свидетелей это подтвердят. Остается только один путь и до времени сохранить мою тайну, и желаемое получить. Нужно чтобы Пророчество взял именно мальчишка, а потом отнять у него этот шарик, причем сделать все нужно без лишних свидетелей и шума. Ты поможешь нам, Роквуд, проведешь в Отдел Тайн.
На этом Волдеморт закончил собрание. Он ни разу не заговорил с Беллой или Родольфусом, и ведьма поняла, что повелителю просто угодно держать ее в курсе своих дел и намерений, а муж ее присутствовал для отвода глаз.
Волдеморт еще не решил, как именно он заманит Поттера в Министерство, но из слов Снегга «мальчишка как истый гриффиндорец рвется кого-то спасать» уже твердо знал, что достаточно каким-то образом дать подростку знать, будто человек, которым он дорожит, попал в беду и находится в Отделе тайн. И тут чародею помог случай.
Темный Лорд вознамерился избавиться от Артура Уизли — члена Ордена Феникса, который, к тому же, трудился в Министерстве в Отделе магловских изобретений и мог помешать внедрению туда агентов из Пожирателей смерти. А кроме того, от Люциуса Малфоя колдун узнал, что младший сын Уизли — Рональд — лучший друг Гарри Поттера. Одним вечером маг обернулся змеей и стал ждать возвращения Артура домой. Но в тот самый момент, когда он стремительно и со злобным торжеством бросился на врага, то неожиданно всем существом ощутил чье-то присутствие, будто кто-то наблюдает за ними. Это и спасло жизнь жертве, которую обеспокоенная змея — сам Темный Лорд в обличии животного — неожиданно отпустила, успев лишь один раз куснуть, но не убить. И только спустя минуту или две Волдеморт вдруг осознал, что этот кто-то наблюдал за нападением не со стороны, а его же собственными глазами, словно проник в сознание. А потом глазам чародея и вовсе на несколько секунд предстала картина: круглая спальня с пятью кроватями, задернутыми красными пологами. «Это же спальня для гриффиндорцев в Хогвартсе! Поттер!» — вдруг осенила колдуна удивительная догадка. Поттер временами видел то, что лицезрел он, Волдеморт, и значит, Темному Лорду, в свою очередь, представилось все зримое мальчишкой…
В Малфой-мэннор маг вернулся приятно взволнованным, в предвкушении удачи. Он уже успел напрочь позабыть об Артуре Уизли, потому как все думы о нем вытеснило невероятно важное открытие: между Поттером и им, лордом Волдемортом, имеется непонятная, но очевидная мысленная связь, дающая возможность проникать в сознание друг друга. Бесспорно, что связь эта взаимная, а значит… значит, при желании мальчишке можно будет показать все, что угодно: хоть истину, хоть ложь.
— Эврика! — повысив голос, воскликнул Волдеморт. «Вот способ заманить Поттера в Отдел тайн!» — рассуждал чародей, чей мозг сейчас работал точнее швейцарских часов и быстрее молнии, выстраивая в цепочку всю последовательность действий во вновь зарождающемся плане. «Пошлю ему ложное видение: кого-то из его любимых друзей пытают, даже убивают! И происходит это все в Министерстве, в Отделе тайн, в комнате со стеллажами, на которых лежали стеклянные шарики… Главное, чтобы эта мнимая жертва была бы не из школы, и мальчишка не смог бы с ней связаться в реальности!»
— Что же, — задумчиво проговорил, наконец, Волдеморт. — Расспрошу обо всем Малфоя!
Рассказ Люциуса оказался весьма полезным и пришелся как нельзя кстати. Слуга поведал, что Гарри Поттер очень привязан к Сириусу Блэку после того, как выяснилось, что к предательству его родителей крестный совершенно непричастен. Однако в Министерстве по-прежнему никто не верит в его невиновность и продолжают охотиться за сбежавшим из Азкабана преступником. Гарри теперь известно, что настоящий предатель — Питер Педдигрю. Что до самого Блэка, то он в крестнике души не чает, даже подарил ему самую лучшую скоростную метлу «Молнию».
Теперь замысел, как достать Пророчество, вырисовывался в голове у Темного Лорда достаточно четко: он отправит мальчишке ложное видение, будто его крестного пытают в Отделе тайн. Поттер сейчас же помчится к нему на помощь. Его, безусловно, будут поджидать там верные слуги. А когда Гарри увидит стеклянный шарик со своим именем, то, охваченный любопытством, захочет взять его и сразу же попадется. Так можно будет убить сразу двух зайцев: и Пророчество достать, и Поттера в плен взять. Просто, как все гениальное! Волдеморт также предполагал, что, скорее всего, его враг явится в Министерство не один, а с друзьями, и потому для гарантированного успеха нужно отправить в Отдел тайн не одного, а нескольких пожирателей смерти, верных и расторопных.
Когда Беллатриса узнала о планах Волдеморта, то умоляла его позволить ей участвовать в этом деле: так ей хотелось угодить своему возлюбленному повелителю, приблизить час его триумфа. И Темный Лорд не видел причины ей в этом отказывать. Вместе с ведьмой должен был отправиться Родольфус и другие пожиратели, которые сбежали из тюрьмы. Руководить операцией Волдеморт поручил Люциусу Малфою, сумевшему-таки избежать немилости Темного Лорда за неубереженный дневник-крестраж. Сам же он станет дожидаться в Атриуме Министерства, наложив на себя дезилюминационное заклинание.
В ночь накануне операции ни Волдеморт, ни Беллатриса не сомкнули глаз. Мысль о том, что он, наконец-то, узнает целиком все Пророчество, которое пятнадцать лет назад так и не удалось выслушать до конца, волновала Темного Лорда не на шутку, хотя волшебник никак этого не показал. Беллатриса уверяла, что сделает все, лишь бы выполнить это задание, и несомненная искренность ее слов, звук низковатого голоса действовали на чародея успокаивающе. Прикосновения ее теплых ладоней и губ были словно целебным бальзамом. Разговоры об обретении Пророчества, о гибели Поттера, о планах на будущее прерывались безумными поцелуями, неистовыми объятиями, горячими ласками и упоительным наслаждением от слияния душ и телес, а два ожесточенных окаменевших сердца бились в унисон. Лишь под утро оба забылись беспокойным сном.
Когда Беллатриса проснулась, Волдеморта рядом уже не было. Ведьма едва успела одеться и привести себя в порядок, как метка на ее запястье загорелась. Облачившись в черный балахон и надев маску, она спустилась в гостиную, где уже находилась дюжина пожирателей смерти, которые должны были отправиться в Министерство: Люциус, Мальсибер, братья Лестрейнджи, Долохов, Нотт, Роквуд, Джаксон и Маккрейн. Теперь к ним присоединилась и Белла.
— Мне удалось проникнуть в сознание Поттера и внушить наивному мальчишке, будто его крестного захватили в плен и сейчас пытают в Отделе тайн, — говорил в полнейшей тишине Волдеморт, в то время как пожиратели напряженно ловили каждое его слово. — Поттер непременно туда явится, поэтому можете отправляться прямо сейчас. Возможно, он будет не один. С его друзьями можете расправляться, как вам вздумается, но самого мальчишку доставьте мне живым и невредимым, а Пророчество о нем — в целости и сохранности!
— Как прикажете, милорд! — отозвался Люциус.
Пожиратели направились к двери и скрылись в холле, а Беллатриса медлила в ожидании, быть может, Волдеморт скажет ей что-то напоследок.
— Буду ждать вас в Атриуме Министерства, Белла!
— Да, милорд! — покорно отвечала ведьма, преданно и без страха глядя в красные глаза.
— Будь осторожна! — напутствовал Темный Лорд. — Пророчество не должно пострадать!
— Повелитель, что может быть проще, чем забрать у подростка стеклянный шарик?
— Безусловно! — усмехнулся чародей. — В пекло я тебя отныне отправлять не собираюсь!
Беллатрисе было приятно слышать эти слова, явно показывающие, что Волдеморт намерен беречь ее.
— Благодарю! — тихо прошептала колдунья, беря ладонь мага в свою и с благоговением поднося ее к своей щеке и к губам, в то время как глаза у нее чуть увлажнились от охвативших ее чувств.
— Ты явно не из числа пешек, Белла! — холодно продолжал Волдеморт. — А ни один игрок не станет напрасно рисковать ферзем. — Колдун взял ее за подбородок и заглянул в глаза. — Для королевы у меня найдутся и другие поручения поважнее. Но Пророчество действительно очень нужно мне, потому не подведи меня, Белла!
Ведьма согласно кивнула и поспешила к остальным, чувствуя, как Волдеморт пристально смотрит ей вслед.
========== Глава 99. В Министерстве Магии ==========
До Министерства Магии пожиратели смерти добрались быстро, а с сидевшим за столом у самого входа дежурным колдуном расправились еще быстрее. Рабочий день уже закончился, и потому в огромном Атриуме царила тишина. Этот зал был знаком почти всем чародеям в магической Британии. На гладко начищенном паркете стояли высокие золотые статуи волшебника и волшебницы, которые, обернувшись друг к другу лицом, поднимали руки таким образом, что получалась высокая арка. А в центре был фонтан волшебного братства, рядом с которым примостились статуи представителей из других народов волшебного мира: кентавр, гоблин и эльф-домовик.
Черные маги спустились на несколько этажей вниз на лифте, и Роквуд спокойно и уверенно провел всех в Отдел тайн, где хранились пророчества, и когда-то работал сам пожиратель смерти. Путь лежал через несколько комнат. Беллатриса, попавшая сюда впервые, никогда бы не подумала, что Отдел тайн окажется таким большим. Сначала они прошли комнату, похожую на амфитеатр: уступы-ступени спускались от краев к середине, где была как бы платформа, на которой стояла старая потрескавшаяся арка. Она была без опор и держалась в воздухе словно сама собой, а ее проход был закрыт черным изорванным занавесом, который слегка колыхался, хотя в воздухе не ощущалось никакого движения. Ведьма отчетливо слышала какой-то шепот и рокот из-за этого занавеса, голоса казались ей сердитыми, поэтому и они, и эта арка настораживали, даже пугали колдунью. Тут за руку ее схватил Роквуд и аккуратно, но решительно отвел от древнего сооружения.
— Нельзя проходить через эту арку! — повелительным голосом предостерег он. — Уйдешь — не воротишься! — голос мага стал зловещим. — Мы в комнате смерти, а это проход туда, в мир иной.
Ведьма со страхом отошла от арки, теперь понимая, чьи голоса ей слышались: это те самые, убитые ею, грозно предрекали расплату за злодеяния.
— Пошли отсюда скорее! — раздражилась чародейка.
— То же самое и я хотел тебе предложить! — невозмутимо отозвался Роквуд.
Миновали еще одну комнату, в которой ведьма увидела аквариум с зеленоватой водой, и в жидкости плавало что-то беловатое, напоминающее не то щупальца, не то белую цветную капусту.
— Мозги! — пояснил Роквуд.
Наконец, открыв очередную дверь, пожиратели вышли в зал, где стояли стеллажи с беловатыми стеклянными шариками-пророчествами. Дойдя до девяносто седьмого ряда, волшебники отошли к стене, с которой сливались их черные балахоны, и стали ждать. Времени прошло немного, когда послышались несмелые шаги и осторожно переговаривающиеся голоса. Возле девяносто седьмого ряда стеллажей появилась группа школьников. Увидев их, ведьма ощутила сильную злость. Это могло показаться странным, но именно их Белла сейчас винила в своих бедах, совершенно не задумываясь при этом о своих собственных преступлениях и их последствиях. А мысль о том, что родись ее с милордом ребенок на свет, то он был бы сейчас ровесником этим подросткам, была просто невыносима, и потому колдунья уже люто ненавидела школьников, хоть и видела их первый раз в жизни.
— Мне кажется, тебе не надо его брать, Гарри! — послышался настороженный девчачий голос.
— Почему, ведь здесь же мое имя! — отвечал темноволосый мальчик в круглых очках и протянул руку к белому стеклянному шарику.
Тотчас Люциус, а за ним и все остальные вышли из своего укрытия, окружив со всех сторон Гарри и его друзей.
— Очень хорошо, Поттер! А теперь повернись, медленно и без глупостей отдай его мне. Ну же! — велел Люциус.
— Где Сириус? — спросил Гарри. — Я хочу знать, где Сириус? Вы схватили его!
— Наса детоцка плоснулась испуганая и подумала, цто ее сон плавда! — жутко прогнусавила Беллатриса, издевательски подражая детскому выговору.
— Я знаю, что вы схватили Сириуса!
Пожиратели смерти рассмеялись, а громче всех Беллатриса, злорадно торжествующая от своей мести.
— Пора бы уже понять разницу между сном и явью, Поттер! Если ты отдашь мне Пророчество, никто не пострадает, — холодно сказал Малфой.
Теперь настала очередь Гарри ответить смехом.
— Ну да, конечно! Я отдам вам это, Пророчество, да? И вы спокойно отпустите нас всех по домам, так, что ли?
За все то время, пока Гарри и Люциус вели словесную перепалку, Беллатриса несколько раз пыталась прибегнуть к невербальной магии и забрать Пророчество. Однако, к ее удивлению, все попытки оказались неудачными, хоть подобного с чародейкой никогда не случалось. Она была очень удивлена этому неожиданному и странному сбою своего волшебного потенциала.
— Акцио, проро…! — наконец, вслух взвизгнула она.
Но Гарри быстро среагировал.
— Протего! — его голос прозвучал прежде, чем колдунья произнесла до конца свое заклинание. Шарик дрогнул в руках у подростка, но он удержал его.
— А он у нас шустрый, этот малютка Поттер, — сказала Беллатриса. Ее безумные глаза блестели в прорезях капюшона. — Значит, будем сопротивляться?
Когда Гарри сумел отразить заклинание Беллатрисы, ведьма осознала, что с мальчишкой нельзя церемониться, нельзя отвлекаться, напротив, нужно действовать быстро и решительно. Она хотела было схватить самую младшую рыжеволосую, наверняка одну из Уизли, девочку среди ребят, которые пришли вместе с Поттером. Беллатриса полагала, что, пытая на глазах у мальчишки его подругу, сможет заставить отдать Пророчество. А заодно ей хотелось отыграться на бедняге за тот Круциатус, который убил ее собственного ребенка. Однако, вопреки ожиданиям, Поттер не растерялся, стал угрожать разбить злосчастный шарик, требовал объяснить, что это за Пророчество, даже посмел назвать Темного Лорда полукровкой, от чего Беллатриса сразу вышла из себя.
— Остолбе…
— Нет! — вскрикнул Люциус.
Красный луч, вырвавшийся из палочки Беллатрисы, пролетел мимо.
— Он осмелился… как он смеет… — невпопад выкрикивала Беллатриса. — Паршивец, грязный полукровка!
— Подожди, когда Пророчество будет у нас!
Беллатрисе все это не нравилось, в особенности — то, что стеклянный шарик до сих пор не у них. «Уж не тянет ли мальчишка время? — вдруг догадалась боевитая ведьма, на своем веку повстречавшая куда больше противников, чем Малфой, и потому не в пример лучше него инстинктивно чувствовала, что может быть у них на уме. — Положительно, он что-то задумал! Вот только Люциус этого никак не поймет! И почему милорд поручил не мне, а ему руководить операцией?»
Тут словно в подтверждение этих мыслей одновременно пять разных голосов воскликнули: «Редукто!» Пять заклинаний вылетели из палочек в пяти разных направлениях, и полки стеллажей, в которые они угодили, разлетелись на куски. Сотня стеклянных шариков взорвалась одновременно, все сооружение пошатнулось, а воздух сразу наполнился множеством молочно-белых призрачных фигур предсказателей, и их голоса — эхо Бог весть какого далекого прошлого — смешались со звоном бьющегося стекла и ломающегося дерева, когда щепки вместе с осколками дождем посыпались на пол.
— Бежим! — закричал Гарри, и подростки бросились к разным дверям. Стеллаж угрожающе наклонился, с полок скатывались все новые и новые шарики, сыпался град обломков и осколков стекла. Во всей этой сумятице Беллатриса даже толком рассмотреть ничего не могла: кто-то визжал, полки с грохотом обрушивались друг на друга, в этот шум вплетались обрывки речей провидцев, выпущенных из своих шариков.
Спустя минуту, когда все улеглось, пожиратели поняли, что школьники скрылись в соседних комнатах, лицо Нотта залито кровью, а Джаксон пытался ему помочь.
— Оставьте Нотта, оставьте его, слышите? — взревел Люциус. — Его раны — ничто для Темного Лорда по сравнению с утратой Пророчества. Джаксон, вернись сюда, мы должны действовать организованно! Разобьемся на пары и будем искать, и не забывайте, с Поттером нужно обращаться осторожно, пока Пророчество у него, а прочих можете убить, если понадобится… Беллатриса, Родольфус, вы идете налево; Крэбб с Рабастаном — направо, Джаксон с Долоховым — прямо вперед, в ту дверь; Макрейн и Эйвери — сюда, Роквуд — туда, Мальсибер — со мной.
Беллатриса и Родольфус бросились в указанную дверь. Комнат в Отделе тайн было множество, в каждую можно было попасть через разные двери. Обыскав одну комнату, Лестрейнджи побежали в следующую, когда до них вдруг донесся крик Поттера, и пожиратели ринулись на звук. Наконец, они ворвались в комнату, где им предстало зрелище разбитого стеклянного шкафа, который сам собой поднимался, восстанавливался и снова падал на пол. В нем, очевидно, хранились маховики времени. На полу лежал оглушенный Долохов без маски, а с Гарри были теперь все его товарищи.
— Попались! — вскрикнула Беллатриса.
Сверкнули оглушающие заклятья, Гарри с друзьями бросились в соседнюю дверь и заперли ее за собой.
— Ничего! — крикнул Родольфус. — Туда можно попасть и по-другому. Мы их поймали! Они здесь.
Тут к Беллатрисе и Родольфусу присоединились Рабастан и Люциус с Мальсибером. За стеной школьники закрывали двери, и ведьма бросилась к последней, которая еще осталась незапертой, ворвалась-таки в нее, отшвырнув в сторону белокурую девушку. Они снова попали в комнату, где был аквариум с мозгами. Поттер бросился в другую комнату, видимо, отвлекая внимание врагов на себя и уводя их подальше от друзей. Пожиратели побежали за ним, и все вместе оказались в комнате смерти. Беллатриса видела, как мальчик споткнулся о ступеньку и стремглав полетел вниз на дно ямы, где стояла платформа с древней аркой.
«Только бы Пророчество не разбилось!» — испугалась колдунья.
Пожиратели смерти рассмеялись и стали прыгать со скамьи на скамью, приближаясь к Гарри, который залез на платформу, где была арка. Беллатриса снова попробовала прибегнуть к невербальной магии и сотворить манящие чары, чтобы забрать у мальчишки Пророчество, но как на зло у нее опять ничего не вышло.
«Что за дементор?! — недоумевала колдунья. — Никогда такого не было!»
— Ты проиграл, Поттер, — говорил тем временем Малфой, стягивая с лица маску. — А теперь будь хорошим мальчиком, отдай мне Пророчество.
«Забери тебя инферналы, идиот, да не разговаривай ты с ним! — мысленно выругалась Беллатриса, раздражаясь медлительностью Люциуса. — Отбери Пророчество прямо сейчас!»
— Отпустите остальных, тогда отдам! — в отчаянии выпалил Гарри.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться, Поттер! Видишь ли, нас десять, а ты один… Или Дамблдор так и не научил тебя считать?
— Он не один! — раздался сверху чей-то голос. — У него есть я!
— Остолбеней! — завопил этот мальчишка. Лицо у него было окровавлено, а нос, похоже, сломан. Один из пожирателей обхватил подростка сзади, прижимая руки к бокам.
— Это, кажется, Долгопупс? — ухмыльнулся Малфой. — Что ж, твоя бабка привыкла терять членов семьи, жертвующих собой ради высокой цели. Твоя смерть не станет для нее такой неожиданностью.
Услышав фамилию «Долгопупс», ведьма ощутила, как в ней сама собой закипает отчаянная злоба на этого подростка.
«Этот мальчишка, который также подходил под описания в Пророчестве, как и Поттер, он все эти годы жил, он вырос, тогда как мой ребенок даже не родился. Дементор целуй этих мракоборцев! — бесилась ведьма. — Ну, теперь-то я с ним поквитаюсь!» — злорадная мысль захватила колдунью так, что она позабыла даже о Пророчестве и задрожала от предвкушения чужой боли.
— Долгопупс! — на изможденном лице появилась зловещая усмешка. — Я имела удовольствие пообщаться с твоими родителями, мальчик!
Пустив в Невилла Круциатус, Беллатриса также рассчитывала, что сможет таким образом воздействовать на Гарри и заставить его отдать этот пресловутый шарик. Еще из слов Волдеморта, когда-то давным-давно обучавшего ведьму, а потом и из своего собственного опыта, колдунья знала, как правильно исполненное пыточное проклятье способно творить настоящие чудеса и заставить жертву сделать все, что душа пожелает.
— Ну, Поттер, или отдавай Пророчество, или смотри, как твой друг умирает в мучениях!
У Гарри не осталось выбора, он протянул руку с шариком и разжал ладонь.
«Так-то лучше!» — усмехнулась про себя ведьма.
Малфой прыгнул вперед, чтобы взять Пророчество. И вдруг высоко над ними стали распахиваться двери, в комнату влетели члены Ордена Феникса, которые принялись осыпать заклинаниями ошеломленных пожирателей смерти. Колдунья быстро и привычно оценила ситуацию. Знакомые все лица — суровый Аластор Грюм, негодник-кузен Сириус… У Грюма теперь не было одного глаза, и взамен потерянного ему вставили другой, который вертелся во все стороны. «Волшебный, к прорицателю не ходи! — поняла Белла. — Грюм теперь даже в темноте видит, и под дезилюминационными чарами вряд ли скроешься!» Впрочем, были и новички, например, молодая волшебница с карими глазами, рыжими волосами, чуть надменным выражением на лице с правильными классическими чертами. По ним Беллатриса сразу поняла, кто перед ней. Она узнала дочь, потому что прекрасно помнила мать, свою бывшую сестру Андромеду. Но племянницей девушку, конечно же, не считала, ведь в ней древняя благородная кровь Блэков смешалась с грязной, унаследованной от этого мерзкого Тонкса! Еще один волшебник, о котором ведьма тоже была наслышана, мракоборец Кингсли, оказался мастером по части дуэлей, и Беллатриса с первых секунд поняла, что с этим чародеем надо все время держать ухо востро, и не дай Мерлин хоть на секунду отвлечься или расслабиться в поединке.
Тонкс послала оглушающее заклятие в Люциуса, в то время как Сириус бросился к Гарри, а потом схватился с Долоховым. Грозный Глаз Грюм и Кингсли сражались с остальными. Беллатриса бросилась к Тонкс, которая сверху осыпала пожирателей заклинаниями, находясь на скамьях амфитеатра. Миг — и девушка, остолбенев, упала на ступени и стала сползать по ним. Тут к Белле кинулся ее кузен. Они сражались на самой платформе с аркой столь яростно, что даже не заметили, как в комнате появился Альбус Дамблдор и одного за другим без труда связал антитрансгрессионным заклятьем бросившихся было врассыпную пожирателей смерти. Сириус увернулся от луча, посланного Беллатрисой, красного, характерного для оглушающего заклятья, а не смертоносного зеленого. Сама не зная почему, ведьма, как когда-то в доме Элфиаса Дожа, ограничивалась сейчас относительно безобидными чарами. Все-таки голос крови дал о себе знать. Кузен громко смеялся, совсем как она во время рейдов.
— Ну же, давай! Посмотрим, на что ты способна! — воскликнул он, и его голос раскатился эхом по огромной комнате.
Второй красный луч поразил его прямо в грудь, и в следующий миг Сириус утонул в рваном занавесе, закрывающем арку. Занавес сильно колыхнулся, словно от внезапного порыва ветра, и сразу же успокоился опять. В голове у ведьмы мелькнули слова Роквуда «Уйдешь — не воротишься», а потом и ее давнее обещание кузену когда-нибудь его убить. Колдунья издала победный клич, но тут на нее напал мракоборец Кингсли. Его по меньшей мере сильно опасались почти все пожиратели смерти, наслышанные о том, как мастерски он владеет боевой магией. Но только не Беллатриса, которая, распалившись в одной схватке, без колебаний бросилась в следующую. Завязался поединок. Уроки Волдеморта дали о себе знать, и вскоре Кингсли заорал, упав на пол, а ведьма, наконец, огляделась вокруг и увидела, что происходит: Дамблдора с белым от гнева лицом и пожирателей смерти. Все, кроме нее, были связаны веревками. Поттер, живой и невредимый, голосил во все горло: «Сириус!» И тогда Беллатриса поняла, что у нее есть, самое большее, пара секунд чтобы сбежать, ведь нужно было предупредить милорда об опасности, но сам он вряд ли посчитал бы всю эту ситуацию опасной для себя, хоть в Министерство и явился сам победитель Гриндевальда. Колдунья стремительно бросилась вверх, карабкаясь по ступеням. Дамблдор послал заклятье вслед, но она отбила его, а выскочив в комнату мозгов, закрыла за собой дверь перед самым носом Поттера. Волшебница быстро миновала коридор и нырнула в лифт, который поднял ее в Атриум. Беллатриса была уже у самого выхода, которым служила обычная телефонная будка, и в ней ни один магл не видел ничего подозрительного. И тут ее неожиданно нагнал Гарри, обезумевший от горя и гнева, когда понял, что его любимый крестный погиб. Колдунья запустила в него заклинанием, но шустрый подросток спрятался за большими золотыми статуями. Что же, она вывела мальчишку прямо к своему повелителю. Но он, прежде чем нападать на врага, скорее всего, захочет сначала заполучить Пророчество.
— Выходи, выходи, малютка Гарри! Ты, наверное, любил моего дорогого братца и хочешь за него отомстить? Иначе зачем было бежать за мной? — послышалось издевательское сюсюканье.
Беллатриса и сама горела жаждой мести за себя и неродившегося ребенка, а в мыслях у нее был Темный Лорд, ради которого она совершала то, что совершала. Тут Гарри внезапно выскочил из своего укрытия и взревел:
— Круцио!
Что-то тяжелое ударило ведьму, сбив ее с ног, и она вскрикнула от неожиданности, но боли не ощутила, и потому не стала кричать, а мигом вскочила на ноги. Ей сразу вспомнился тот давний урок Волдеморта, когда и у нее пыточное проклятье не вышло с первого раза.
— Ты никогда раньше не применял непростительных заклятий, мальчик? — крикнула она уже нормальным голосом. — Ты должен по-настоящему хотеть, чтобы они подействовали, Поттер! Надо хотеть причинить боль и получать от этого удовольствие! А праведный гнев — это для меня пустяки. Я преподам тебе урок, ладно?
— Круцио!
Гарри снова пригнулся и спрятался за статуей кентавра.
— Отдай мне Пророчество, Поттер! Выкати его по полу — и твоя жизнь спасена!
Ведьма про себя только усмехнулась. Убивать мальчишку она не станет, это правда. И его жизнь действительно будет спасена на время. На самое короткое время, пока милорд самолично не разделается с врагом! Однако, к удивлению и страху колдуньи, Поттер рассмеялся ей под стать и заявил, что Пророчество разбилось. Беллатриса не хотела этому верить. Ее обуял ужас. Ведьма много раз видела, как сурово ее повелитель наказывает провинившихся перед ним, порой пытая их Круциатусом до потери сознания, чуть ли не до смерти. Но не это больше всего страшило ее. Колдунья боялась, что Волдеморт прогонит ее и не захочет больше видеть рядом с собой.
— Нет! — крикнула она. — Это неправда! Я не виновата, повелитель, не надо меня наказывать…
— Зря стараешься! Он тебя не услышит.
— Неужели, Поттер? — раздался высокий холодный голос Волдеморта. Дезилюминационные чары больше не скрывали его. Колдун стоял посреди зала, направив палочку на Гарри; высокий, худой, в черном капюшоне с жутким бледным змеиным лицом и багровыми глазами с щелочками зрачков. Он казался довольно спокойным и бесстрастным, но по злобным взглядам все же можно было догадаться, какая бешеная ярость бушует в его груди.
— Итак, ты разбил мое Пророчество? — вкрадчиво спросил черный маг. — Нет, Белла, он не лжет… Я вижу правду, которая глядит на меня из его никчемного мозга… Столько усилий… и вы, Пожиратели смерти, позволили Гарри Поттеру снова расстроить мои планы…
— Простите, повелитель, я не знала! — заплакала Беллатриса. — Вы же знаете…
— Замолчи, Белла! — пригрозил Волдеморт, удивляясь самому себе, поражаясь тому, что почему-то обходится с колдуньей слишком уж мягко. Да за такой промах ей бы уже давно полагалось корчиться и визжать от боли под воздействием самого мощного Круциатуса! И это в лучшем случае. Другой, столь сильно провинившийся пожиратель, вообще вряд ли бы избежал смертельного проклятья. А Белла еще смеет рыдать, хоть и знает, что ее милорд ненавидит слезы. — Думаешь, я пробрался в Министерство, чтобы слушать твое хныканье…
И тут колдунья вспомнила о Дамблдоре.
— Но, повелитель, он здесь внизу…
Однако Волдеморту было уже совсем не до ведьмы, и он не слушал ее. Сейчас колдун видел перед собой только лишь ненавистного Поттера, заклятого врага, которого жаждал уничтожить. По милости этого мальчишки, из-за глупой жертвы его матери-грязнокровки ему столько лет пришлось вести жалкое существование в борьбе за жизнь… Это камушек. Маленький камушек, оказавшийся на пути, об который тем не менее когда-то было суждено разбиться всем планам. Нет, пора навсегда избавить себя от этого недоразумения с черными вихрами и в круглых очках! С ним вообще нужно действовать сразу и быстро. Этот мальчишка слишком зажился на свете!
— Мне больше нечего сказать тебе, Поттер! — спокойно промолвил Волдеморт. — Ты мешал мне слишком часто и слишком долго! Авада Кедавра!
Вдруг одна из статуй ожила, прыгнула со своего постамента и с грохотом приземлилась между Гарри и Волдемортом.
— Что… — воскликнул Темный Лорд, бешено озираясь. — Дамблдор! — вырвалось у него. «Раздери тебя гиппогриф на мерлиновы кальсоны!» — в мыслях выругался он. — «Что же, убью обоих!»
Волдеморт снова поднял палочку, и еще один зеленый луч полетел в Дамблдора, но тот круто повернулся и исчез в вихре своей мантии. В следующий миг он появился за спиной у Волдеморта и взмахнул палочкой в направлении фонтана, вдохнув жизнь в оставшиеся статуи. Статуя волшебницы бросилась на Беллатрису. Ведьма попыталась защититься, но тщетно. Снова в самый неподходящий момент ее заклятья потеряли силу. «Да что же это такое со мной?!» — в отчаянии подумала она, в то время как золотая исполинка схватила отчаянно кричащую ведьму, прижимая ее к полу так, что даже дышать было трудно. Колдунья понимала, что статуя может с легкостью раздавить ее, но ничего не могла поделать. Похоже, в двух предыдущих дуэлях Белла выложилась полностью. Лежа на полу, она видела, причем довольно смутно, лишь ноги людей и оживших статуй.
— Глупо было приходить сюда сегодня, Том, — спокойно произнес Дамблдор. — Сейчас подоспеют мракоборцы…
— К этому времени меня здесь уже не будет, а ты будешь мертв! — рявкнул Волдеморт. — Но ты ведь не собираешься убивать меня, Дамблдор? Считаешь себя выше подобной жестокости?
— Мы оба знаем, что есть другие способы погубить человека, Том, — негромко отозвался Дамблдор. — Готов сознаться, что я не получил бы удовлетворения, попросту отняв у тебя жизнь…
«Опять эта пустая демогогия!» — подумал черный маг.
— Нет ничего хуже смерти! — прокричал он.
Удивительное дело! Много воды утекло с тех пор, как неимущий безродный сирота Том Реддл, проведший первые одиннадцать лет в магловском приюте, превратился в грозу маглорожденных и маглов, чье имя теперь даже называть боялись. Но одно осталось неизменным: и одиннадцатилетний Том Реддл, и вновь возродившийся Темный Лорд одинаково боялись смерти, и ни один, ни даже несколько крестражей, созданных с целью обрести бессмертие, не могли изгнать из сердца этот страх!
— Ты ошибаешься, — отозвался Дамблдор небрежным тоном. — Твоя неспособность понять, что в мире есть вещи, которые гораздо хуже смерти, всегда была твоей главной слабостью.
«Не тебе меня судить и поучать, мерзкий старикашка! Еще неизвестно, кем бы ты стал, если бы жил как я и при том видел, как смерть забирает самых лучших из людей, в то время как негодяи и мерзавцы наслаждаются жизнью! У меня были свои причины ненавидеть этих мерзких маглов, но обсуждать с тобой я ничего не собираюсь! А каковы были твои мотивы, лицемер, когда ты вместе с Гриндевальдом мечтал свергнуть Международный статут о секретности и взять власть над этими грязнокровками?» — в мыслях усмехался темный чародей.
Больше Волдеморт так ничего и не сказал другому своему врагу, которого собирался сейчас убить, пуская подряд два смертельных проклятья. Так начался поединок, представлявший собой довольно внушительное зрелище, ведь сражались два сильнейших мага в стране. Виртуозно исполненные сложнейшие заклинания, сотворенные прямо из воздуха серебряный щит и огненный аркан, высшая трансфигурация и мгновенные превращения… Наконец, Волдеморт исчез. Когда плененная статуей Беллатриса увидела это, то ощутила страшное отчаяние от того, что повелитель, видимо, бросил ее, оставив здесь одну за ненадобностью. И даже неизбежная перспектива вновь оказаться в Азкабане так не волновала ее, как осознание того, что Волдеморту она не нужна.
— Милорд! — в отчаянии крикнула она и зарыдала.
Но в то время, когда все присутствующие в зале, кроме Дамблдора, считали, что Волдеморт сбежал, сам колдун невидимым подобрался к Гарри, обернулся змеей и обвился вокруг мальчика.
— Если смерть ничто, убей меня, Дамблдор! — заговорил он голосом Гарри, соединенный с ним воедино, связанный одной болью. Волдеморт слышал мысли своего врага, видел то, что он представлял перед своим мысленным взором: «Решайся же, Дамблдор! Пусть только прекратится эта мука! А еще я увижу Сириуса!» Темного Лорда кроме боли переполнило еще и отвращение.
«Благородные розовые сопли!» — брезгливо прошептал он и невольно отпустил подростка. В этот момент Волдеморт заметил, как одновременно во всех каминах вспыхнуло зеленое пламя, и показались фигуры людей. Должно быть, прибыли мракоборцы, о которых говорил Дамблдор, наверняка весь Отдел магического правопорядка. Колдун понял, что в его распоряжении секунда, а может и меньше, чтобы скрыться, причем незаметно. На другом конце зала рыдала Беллатриса, которая никак не могла совладать с пленившей ее золотой статуей волшебницы. Маг вдруг со всей ясностью осознал, что ему невыносима даже мысль, если ведьма снова попадет в руки авроров, окажется в Азкабане или же получит поцелуй дементоров, и он ее никогда не увидит и не заглянет в карие глаза, горящие фанатичной преданностью. Тогда Волдеморт, как будто подхваченный каким-то неведомым вихрем, бросился через весь Атриум, поднимая волшебную палочку. О других пожирателях, оставшихся в плену в Отделе тайн, маг даже и не вспомнил, а впоследствии, когда после возвращения в Слизерин-кэстл, мимоходом подумал о них, то лишь усмехнулся, посчитав, что очередное посещение Азкабана они вполне заслужили. Миг — и золотая статуя разлетелась на тяжелые куски. Удар любого из них мог запросто убить или покалечить лежащую на полу ведьму, но ни один волос даже не колыхнулся на ее голове: все обломки отлетели от мощных, предусмотрительно наложенных щитовых чар. Колдун крепко схватил Беллу за руку, послышался хлопок трансгрессии, и не один десяток свидетелей, включая министра магии Корнелиуса Фаджа, получили возможность лицезреть, как темная парочка исчезла.
Комментарий к Глава 99. В Министерстве Магии
Дорогие читатели, подписчики и комментаторы! Если вам показалось, что в этой главе слишком много фрагментов из оригинала, то прошу не судить строго, так как действия сменяют друг друга столь стремительно, что порой очень трудно отделить одно от другого. Тем не менее, я попыталась представить события именно глазами Темного Лорда и Беллатрисы. Хотелось бы верить, что мне это удалось. В любом случае благодарю всех за то, что читаете произведение!
========== Глава 100. Кто же наказан? Вот в чем вопрос! ==========
Беллатриса даже не успела опомниться, как оказалась во дворе Слизерин-кэстла. От страха и стыда ведьма не могла произнести ни слова, а только схватилась за края черной мантии Волдеморта, однако колдун так резко рванул ее, что чародейка чуть не упала плашмя, но все же ее длинные волосы коснулись каменных плит.
— Глупая, ни на что негодная идиотка! — яростно шипел Волдеморт на Беллу. Мимолетный страх за ведьму, охвативший его в Министерстве, уже прошел, потому как опасность потерять ее миновала. Более того, колдун уже стал жалеть о своем безрассудном поступке. Теперь лютая злоба, порожденная неудачей, бушевала как бурное море в холодном сердце Волдеморта.
— Повелитель, — попыталась оправдаться волшебница, — Пророчество уже практически было у меня, когда Поттер…
— Так какого дементора оно оказалось разбитым?! — взревел Темный Лорд, яростно крутя длинными пальцами волшебную палочку, из которой непроизвольно вырвался сноп огня и упал на каменную плиту двора совсем рядом с Беллатрисой, от чего камень покрылся трещинами. Ведьма в страхе инстинктивно отпрянула, а Волдеморт спрятал оружие в рукав мантии. — Неужели ты не могла воспользоваться невербальной магией, пока Малфой говорил с мальчишкой? Где все мои уроки? Выходит, я напрасно столько времени возился с тобой! — холодно и презрительно фыркнул он.
— Милорд! — зарыдала Белла, пряча глаза от стыда. — Я пробовала несколько раз, но у меня ничего не вышло. Не знаю, что со мной произошло в тот момент, и потом, когда эта статуя…
— Ты понимаешь, как сильно подвела меня? — повысил голос черный маг. — И что в итоге?! Поттер сбежал, Пророчество о нем разбито, все участники операции в плену, и все Министерство собственными глазами убедилось в моем возрождении, когда я неизвестно зачем спасал твою шкуру! А ведь это у меня не в обычае. Я не привык щадить не только врагов, но и сторонников, допустивших оплошность. Помнится, Квиррела, который пытался услужить мне, но не преуспел, я без колебаний оставил погибать!
Колдун резко дернул волшебницу вверх, схватил за подбородок и заглянул в глаза, в которых стояли слезы. Он увидел, что упреки сильно ранят женщину, причиняя боль.
— Не смей ныть! — вскрикнул Волдеморт. — Терпеть этого не могу!
— Повелитель! — умоляла Беллатриса. — Накажите меня как других!
В самом деле, сейчас колдунье легче было ощутить на себе пламенную волну его гнева, вытерпеть пытку Круциатусом, чем слышать холодные попреки чародея и быть покинутой им.
— Даже не мечтай! — ухмыльнулся Волдеморт. — Я не удостою тебя пыточного заклинания, а просто скажу: «Пошла вон! Я больше не желаю тебя видеть!»
Колдунья вдруг замолчала, понимая, что умолять бесполезно. Ее дальнейшее унижение вызовет только еще большее презрение со стороны Темного Лорда. Женское достоинство, слизеринская гордость и спесь Блэков заставили Беллатрису гордо расправить плечи и, не сказав ни слова, удалиться в свои покои, но только для того, чтобы забрать кое-что из необходимых ей вещей. И все это с таким видом, будто не ее прогоняли, а сама чародейка больше не желает тут оставаться. Волдеморт пристально смотрел ей вслед, и теперь в его взгляде читался не только гнев, но и невольное восхищение, хотя ведьма этого уже не видела.
***
С того дня, как Беллатриса перестала появляться в Слизерин-кэстле, Волдеморт чувствовал себя там неуютно. И без того темный замок стал еще мрачнее, хоть в нем горели камины и свечи, а многочисленные покои утонули в гробовой тишине. Правда, Темному Лорду все равно часто чудился ее низковатый голос, а порой звук шагов и шорох мантии. У большого зеркала в холле, в которое ведьма всегда смотрелась перед тем, как покинуть Слизерин-кэстл, волшебнику мерещился ее лик, а им самим овладело и с каждым днем разрасталось чувство огромной пустоты, которую, точно бездонную пропасть, невозможно было заполнить. Часто, просыпаясь на слишком широком для одного человека ложе, колдун машинально протягивал худую руку на его другую половину, но вместо теплой нежной бархатистой кожи ощущал лишь прохладный шелк простыней. И тогда он не мог уснуть до самого утра. В первые секунды после пробуждения маг непроизвольно тянулся к темной метке на своем запястье, чтобы позвать чародейку, но тут же одергивал себя, вспоминая, что наказал колдунью. Но только ли ее? Желание увидеть Беллатрису было очень сильно, но упрямая и глупая гордость все время брала над ним верх, хотя Волдеморт иной раз битый час в раздумье держал палец над татуировкой. Без ведьмы ему стало одиноко, ее присутствие было для Темного Лорда словно живительный воздух, хотя волшебник никогда бы не признался, что испытывает потребность в чьем-то обществе. Ему явно не хватало блеска темно-карих глаз и безгранично восхищенных взглядов, которые Белла всегда дарила своему возлюбленному милорду. Как когда-то после разговора с Друэллой, так и сейчас Волдеморт не знал, куда деваться от этого наваждения. Тогда колдун раздробил и так уже разорванную душу, задумал отомстить, но все пошло прахом, как только он снова встретился с ведьмой. А теперь тем более не видел средства избавиться от этой одержимости. Неусыпная тоска глодала его сердце, как червь сочное яблоко. Но к самоанализу маг не привык, а копание в себе самом считал глупостью.
Темный Лорд был не из тех людей, кто предается меланхолии, ему претили бесполезные терзания, переживания, однако только спустя несколько недель он снова перешел к действиям. В конце концов, дела не ждали, необходимо было придумать новый план, как добраться до Гарри Поттера, который, согласно утраченному Пророчеству, представлял для него угрозу. Но достать его в Хогвартсе не представлялось возможным пока там Альбус Дамблдор — единственный в мире маг, обладающий такой силой, из-за которой его приходилось всерьез опасаться. Нужно было избавиться от него любой ценой, а заодно, низвергая и убивая врага, причиняя ему муку, иметь возможность утопить свою боль в боли чужой. То был давний и проверенный способ избегать боли — причиняя ее другим. Самолично отправляться в Хогвартс и добираться тем самым до директора казалось Темному Лорду затеей глупой и неоправданно трудной. Гораздо проще и быстрее было бы сделать это чужими руками, ведь в школе до сих пор находился верный ему слуга. Однако, если Снегг потерпит неудачу, то тогда лорд Волдеморт лишится своего шпиона в Хогвартсе. «Нужны гарантии, нужен кто-то еще, чтобы шанс на успех в этом деле был стопроцентным!» — Тут Волдеморт вспомнил о шестнадцатилетнем Драко, сыне Люциуса Малфоя. В сентябре он поедет в Хогвартс, и ему можно будет поручить это задание, предварительно даровав черную метку. «Конечно, всерьез рассчитывать на успех юнца не приходится, но все-таки! Если он попадется, то все же отвлечет на себя внимание врага, и тогда Северус, оставшийся вне подозрений, выполнит это поручение!» — хладнокровно рассуждал темный маг, планируя убийство так же спокойно, как другие люди планируют визит к хорошим знакомым или друзьям. Волдеморт злорадно усмехнулся: «Кроме того, представляется хорошая возможность наказать Люциуса, да и его жену тоже, за провал в Министерстве. Пусть как следует поволнуются за своего сыночка, потерзаются, глядя на его неудачи!»
Уже в этот день Темный Лорд устроил в поместье собрание, на котором Драко при всех получил темную метку. Чародей с удовлетворением отметил про себя его напряжение, смущение и желание любой ценой искупить в глазах повелителя промах отца. Особое удовольствие он испытал и от лицезрения белого как мел лица Нарциссы. Беллу и Родольфуса Волдеморт на эту встречу не позвал. Мадам Лестрейндж теперь вообще не появлялась не только в Слизерин-кэстле, но и в Малфой-мэнноре тоже. Незаметно применив легилименцию к Нарциссе и Родольфусу, колдун узнал, что Беллатриса вместе с сестрой тайком наведалась в дом к Снеггу. Миссис Малфой, чей муж сейчас томился в Азкабане, волновалась за сына тем сильнее, чем ближе становилось начало учебного года, и потому она слезно умоляла Северуса, друга семьи, помочь Драко выполнить поручение, если мальчик не справится сам. Удивительно, но ей даже удалось заставить Снегга дать Непреложный обет. А Белла… Это казалось невероятным, но даже будучи столь сильно унижена и наказана своим милордом, тем не менее оставалась до конца верной ему, убеждая сестру, что та должна гордиться, и ей с Драко оказана небывалая честь, а она сама непременно отдала бы своих сыновей на службу Темному Лорду, если бы только они у нее были. Спустя несколько дней пожирательница совсем неожиданно и неизвестно почему солгала сестре и мужу, будто бы по заданию милорда ей необходимо отправиться на какое-то время на континент. Узнав об этом, Волдеморт посчитал, что ведьме просто стыдно за свой провал, но… Все же странная смутная тревога опутала колдуна, точно паутина, окутала его, как густой туман, заползла в жестокое каменное сердце подобно смертельно ядовитой змее так, что у чародея засосало под ложечкой, и непонятно почему задрожали руки и ноги. Но колдун постарался прогнать беспричинный страх и эти бредовые мысли, отмахиваясь от них, как от назойливой мухи.
Вскоре Драко явился в кабинет к Темному Лорду, и на бледном лице юноши были написаны страх перед повелителем, опасения из-за полученного задания вместе с отчаянной решимостью исполнить поручение ради родителей, для которых хотел заработать прощение. «Что же, вполне подходящая смесь эмоций и неплохой настрой! Возможно, Драко вопреки моим первоначальным ожиданиям даже добьется некоторого успеха!» — решил Волдеморт. — «Нужно подстегнуть мальчишку не только кнутом, но показать и пряник!» И чародей благосклонно кивнул, давая понять новоиспеченному пожирателю, что внимательно его слушает.
— Милорд, — почтительно, но уже смелее заговорил Драко, — я думал над заданием, которое вы мне поручили, и теперь у меня есть план. Избавиться от директора можно будет при помощи какого-нибудь яда, который я возьму с собой в Хогвартс, ну, или профессор Снегг сварит его прямо там.
— Почему ты выбрал именно этот способ? — спросил Волдеморт, внимательно глядя на школьника.
— Повелитель, просто я прекрасно осознаю, что в заклинаниях, трансфигурации и прочих волшебных науках не могу тягаться с профессором Дамблдором, и открытое противостояние будет означать неудачу для меня. А если я стану действовать тайно, но притом ловко, то у меня появится шанс!
— Да, верно, тайные враги со своими интригами всегда опаснее явных! Мне также пришлась по нраву твоя способность трезво оценивать свои возможности и силы противника, ведь при составлении плана всегда нужно исходить из этого! А тебя не смущает, что этот план за милю смердит подлостью, вероломством и трусостью? — снова вопрошал Темный Лорд, пристально глядя на Драко.
— Что вы, повелитель! — школьник позволил себе слегка улыбнуться. — Подлость и вероломство в данном случае — всего лишь военная хитрость, используя которую можно получить то, что нельзя взять силой, трусость же вполне сойдет за разумную предусмотрительность. А если цель в конечном итоге будет достигнута, то разве важно, какими средствами?
— Весьма разумные измышления для шестнадцати лет! — довольно отвечал Волдеморт. — Они выдают истинного слизеринца. Если ты преуспеешь в этом деле, Драко, то тебя будут ждать награда и небывалый почет, которого не знали даже многие опытные сторонники, не первый год вхожие в Ближний круг…
При этих словах Драко опять опустился на колени и поцеловал край мантии своего повелителя, а его бледные щеки залились румянцем.
— Благодарю вас, мой лорд! — с чувством воскликнул он.
— Я рассчитываю на тебя, Малфой! У тебя есть прекрасная возможность добиться прощения для своих родителей! — пообещал Волдеморт напоследок, дабы вдохнуть в слугу побольше прыти. — А теперь ступай!
Отвесив низкий поклон, Драко поспешил выйти.
Когда маг остался один, то еще раз обдумал план, предложенный мальчишкой. Затея показалась ему совсем неплохой и могла увенчаться успехом, а риск при этом был минимален. Главное было подобрать отраву, и с этой целью колдун вызвал Снегга. Ему под лабораторию была выделена одна небольшая укромная комната на третьем этаже особняка, чтобы у волшебника всегда имелась возможность в случае необходимости сварить любое зелье. Туда и отправились чародеи. Однако, едва оба вошли в лабораторию, Северус сразу же насторожился, подозрительно осматриваясь по сторонам.
— Здесь кто-то побывал в мое отсутствие, повелитель! — бесстрастно констатировал он.
— Неужели? — иронизировал Темный Лорд. — Ты забыл запирающие заклинания?
— Что вы, милорд! Я всегда тщательно запираю эту комнату.
— В таком случае, кто мог сюда проникнуть? А главное, что ему могло здесь понадобиться?
— Не знаю, повелитель, но точно могу сказать одно: это кто-то из обитателей поместья. Только им известно, что у меня здесь есть лаборатория. Среди других Пожирателей смерти, которые регулярно бывают в Малфой-мэнноре, я об этом не распространяюсь. А что до вашего второго вопроса, то ответ на него найти будет несложно, как только я узнаю, что из ингредиентов и оборудования взяли.
И зельевар принялся методично, хладнокровно и последовательно открывать шкафчики, просматривать их содержимое, периодически взвешивая некоторые ингредиенты. Наконец, он заговорил.
— Милорд, признаюсь, я весьма удивлен. Похоже, что тот, кто здесь побывал, собирался сварить абортивное зелье.
— Вот как! Но почему же Нарцисса не могла обратиться сразу к тебе? — деланно равнодушно спросил Волдеморт, но почувствовал, как сердце быстрее застучало в груди, ведь жена Люциуса — не единственная женщина в Малфой-мэнноре.
— Может, она не хочет огласки? — предположил зельевар. — Впрочем, вовсе не обязательно, что это миссис Малфой. Ведь есть еще ее сестра. — Волдеморт отвернулся. — А может, это вовсе не дамы, а кто-то из здешних джентльменов хочет разобраться с последствиями своих тайных похождений? — равнодушно предположил Снегг.
— Мне нет дела до того, что кому-то из наших очаровательных дам мужья наставили рога.
— Как бы там ни было, милорд, но это игра с огнем для той женщины, которая собралась пить подобное пойло. Сварить абортивное зелье правильно очень трудно, практически не по силам волшебнику со знаниями и навыками, полученными при изучении обычного школьного курса. Цена же ошибки в этом случае бывает очень высока, и погибнуть может не только плод, но и сама несостоявшаяся мать. Но для того, чтобы сварить это зелье, нужен котелок только из чистого золота, а в моей лаборатории такового не имелось.
Говоря все это, зельевар внимательно осматривал полки небольшого шкафчика на стене, который в отличие от остальных, был заперт дополнительным заклинанием.
— И самое удивительное, повелитель, что открыли даже этот шкаф с особо ценными и редкими ингредиентами. Именно здесь я хранил кровь саламандры, необходимую для абортивного зелья. Как вообще похитителю удалось снять заклинание Closaurus? Невероятно!
При этих словах в голове у Волдеморта как будто что-то щелкнуло. Closaurus кроме него мог снимать только один человек, которого он лично этому обучил. Тогда, перед тем как отправить к Дожу за списками членов пресловутого Ордена Феникса… Сознание вдруг озарилось яркой вспышкой. Все, что в этой головоломке казалось запутанным и туманным, теперь стало ясным и простым, как превращение спичек в иголки, а разрозненные звенья мгновенно сплелись в четкую логичную цепочку. В памяти всплыла последняя ночь перед миссией в Министерстве, одни воспоминания о которой заставляли трепетать от сладострастной дрожи. Тут же пришел на ум давний, еще со времен первого курса, разговор с Родольфусом, когда одноклассник объяснял недоумевающему Тому Реддлу, что волшебники тоже, как и маглы, стареют и умирают, а кроме того, в определенных ситуациях могут временно или же навсегда лишиться волшебной силы, например, чародейки в интересном положении… Так вот, значит, откуда те странные сбои магического потенциала, о которых говорила Белла! Потом этот ее обман и необъяснимое исчезновение… А теперь еще абортивное зелье! Единственный вывод напрашивался сам собой: Беллатриса ждет ребенка. Их ребенка.
========== Глава 101. Невозможное возможно ==========
Комментарий к Глава 101. Невозможное возможно
Дорогие читатели! Возможно в этой и следующей главах Темный Лорд предстанет перед вами в несколько ином свете и покажется ООСным. Однако если мы внимательно посмотрим на события с другой стороны, то та грань его образа, которую я намерена вам показать, будет вполне вписываться в канон. Как мы знаем, дочь Волдеморта и Беллатрисы - Дельфини - это часть канона, созданного Дж. Роулинг. Нравится нам это или нет. В той альтернативной реальности, где Темный Лорд одержал победу, Дельфи - его верная соратница и правая рука. Она не просто служит Волдеморту, но и наделена определенными полномочиями и властью (“Я - ваша авгурия”). Фактически она вместе с отцом правит волшебной Британией. Налицо явный гармоничный тандем, из чего можно сделать вывод, что Волдеморт при том что убийца, тиран и прочее, на поверку оказался неплохим отцом, сумел выстроить взаимоотношения с дочерью куда лучше, чем тот же Гарри со своим младшим сыном Альбусом. Очень даже вероятно, что Темный Лорд сам обучал дочь магии, как и Беллатрису, да и вообще непосредственно занимался ее воспитанием. Подобные соображения и побудили меня написать эту и последующие главы. Вообще, мне представляется вполне логичным, что факт наличия ребенка, которого черный маг не только не убил, но и признал, в некоторой степени трансформирует образ главного антагониста поттерианы. Теперь это уже не сказочный абсолютный злодей как в первых семи книгах, но злодей с человеческим лицом, которому все же не чуждо ничто людское.
При мысли о беременности Беллатрисы Волдеморту стало совсем не до яда для Дамблдора. Он просто поручил Снеггу выбрать отраву по своему усмотрению и, отпустив слугу, немедленно трансгрессировал в Слизерин-кэстл. Едва чародей оказался в гостиной, как тут же упал в кресло и схватился руками за голову, до боли сжимая виски, потому как миллион мыслей одолевал его. Внезапно открывшаяся истина казалась столь невероятной, сколько и радостной. Как?! После четырнадцати лет Азкабана, наполненных холодным отчаянием и пытками дементоров, Белла все же носила ребенка.
«Где же она теперь? — лихорадочно размышлял колдун. — Куда в отчаянии подалась, чтобы спрятаться от всех и вся, а больше всего от моего гнева? Неужели скитается среди мерзких маглов, как в свое время моя мать, которую этот подлец, так называемый папаша, оставил совсем одну без средств к жизни?»
Темный Лорд нажал на темную метку, нарисовав перед собой образ темнокудрой ведьмы, и отчаянное желание увидеть ее охватило все его существо. Минуты тянулись медленно, неимоверно медленно, и маг заметил, что его холодное сердце сейчас бьется вдвое быстрее, чемтикали секунды на часах. Десять, двадцать минут, полчаса — более чем достаточно, чтобы добраться до какого-нибудь антитрансгрессионного барьера. Но Беллатриса так и не явилась на его зов, который прежде считала за величайшее счастье и на который спешила, как только могла. Ледяной ужас подобно хищному страшному зверю пробрался в сердце и вцепился в него острыми когтями так, что Волдеморт невольно задрожал всем телом от страха. Он, Темный Лорд, перед которым трепетала вся волшебная Британия! Сейчас впервые за всю свою жизнь он действительно жалел о содеянном, ругая последними словами свое неоправданно жестокое поведение с Беллой, кляня на чем свет стоит и себя самого. Все сказанные при ссоре слова пришли ему на память, и сцена расставания родителей, которую он извлек из воспоминаний отца, вдруг предстала перед ним с необычайной ясностью. А что, если уже случилось непоправимое, и Беллатриса все же сварила зелье, от которого погибли и она, и ребенок. Его дитя, его плоть и кровь! Ни на один из вопросов, которые маг сейчас задавал себе, ответов не было. Он даже не узнает, где их могилы, как и до сих пор, даже владея необыкновенно сильной магией, не знает, в каком неведомом месте обрела последний покой его мать. Самое изощренное волшебство оказалось бессильным в попытках отыскать могилу.
Волдеморт за годы своей жизни так или иначе убил уже столько людей, что вершил очередную расправу над врагом не только с легкостью, но и с наслаждением, со злорадным торжеством и, порой, с особой жестокостью. Но все эти убитые не были людьми в его понимании. Так, никчемные маглы, плебейские выскочки-грязнокровки, полукровные и даже чистокровные предатели крови. К ним, да и ни к кому другому Волдеморт не испытывал ни капли жалости, туда этим людишкам и дорога! Но чтобы так… Обречь на гибель женщину, носящую его ребенка. Прямо как тот мерзавец Том Реддл, так называемый отец, отказавшийся от своего сына и бросивший его на произвол судьбы. Даже спустя столько лет Волдеморт продолжал его до дрожи ненавидеть и не мог простить, а теперь вот сам чуть не уподобился этому ничтожеству.
— Нет! — вдруг воскликнул колдун. — Я — не ты, мерзкий ублюдок! Я лорд Волдеморт! Лорд Волдеморт не оставит ни свое дитя, ни его мать. Лорд Волдеморт дорожит не просто чистой, но своей родной кровью. Я все исправлю, и раздери меня гиппогриф, если не найду их!
Чародей почему-то был уверен, что Беллатриса жива. Ощущал это всеми фибрами оставшегося у него осколка души, который по неведомой причине еще был способен на какие-то чувства.
Темный Лорд снова погрузился в размышления, но пребывал в них недолго, всего несколько минут, а потом вернулся в Малфой-мэннор и срочно вызвал Снегга.
— Повелитель, я подобрал яд. Если пожелаете, могу поведать вам о его свойствах… — начал разговор зельевар, уверенный, что с этой целью Волдеморт и призвал его в очередной раз. Однако ошибся.
— Потом расскажешь, Северус! — холодно прервал его темный маг. — Впрочем, я убежден, что ты справился со своей задачей. — Снегг молча склонил голову, услышав похвалу. — А сейчас, — многозначительно взглянув на собеседника своими красными глазами, продолжал Волдеморт, — мне нужно, чтобы ты предоставил мне полный перечень всех колдоаптек и зельеварен магической Британии. И как можно скорее.
— Всех, милорд? — позволил себе несколько удивиться Снегг.
— Всех! — коротко отрезал Темный Лорд.
— Как прикажете, мой лорд!
— Ты не поинтересуешься, зачем мне эти сведения? — внимательно глядя на собеседника, спросил чародей.
— А зачем, повелитель? Меня ведь это не касается, не так ли? — Снегг понял, что именно такой ответ и нужен Волдеморту.
— Вот за это, помимо твоих талантов зельевара и прочих способностей, я и ценю тебя, Северус! Ты никогда не задаешь лишних вопросов, не суешь нос не в свое дело и умеешь помалкивать. Может быть поэтому тебе часто известно гораздо больше, чем другим моим пожирателям?
— Все может быть! — последовал неопределенный ответ.
— Хорошо, сколько времени тебе понадобится, Северус, чтобы выполнить мое поручение? Как мне известно, это самое время ты тоже терять не привык.
— Милорд, — подумав минуту, заговорил пожиратель смерти. — Я попробую выполнить это задание сегодня к вечеру, в крайнем случае к завтрашнему утру.
— Что же, буду ждать. Как только все будет готово, немедленно вызывай меня.
— Я все понял, повелитель! — как всегда спокойно и бесстрастно отвечал зельевар.
К вечеру Волдеморт уже держал в руках внушительный список, включающий в себя порядка ста крупных заведений и еще больше небольших лавочек. Для чародея это была единственная возможность напасть на след Беллатрисы, точнее, найти ее саму. Ведь для того, чтобы сварить абортивное зелье, по словам Снегга, необходим котелок из чистого золота, а его просто так не купить. В большинстве колдоаптек необходим предварительный заказ и внесение полной, либо частичной предоплаты. Конечно, в Косом переулке они бывали в наличии, но Беллатриса туда вряд ли пойдет. Скорее предпочтет отправиться куда-нибудь подальше, где ее не узнают, и не окажется знакомых.
В последующие три дня Темный Лорд сам обходил по списку все места продажи зелий и ингредиентов для них. Колдун отменил общие собрания и частные аудиенции, совсем позабыв о всех своих делах, чего с ним никогда в жизни не случалось. Беллатриса и их еще неродившийся ребенок затмили для него все. Империус, Легилеменс и Обливиэйт — вот три основные заклинания, которые вылетали из волшебной палочки Волдеморта в эти дни, когда он трансгрессировал по указанному адресу, заходил в очередную колдоаптеку, ловил испуганный взгляд мага-продавца, накладывал на него заклятие подчинения и просматривал воспоминания, не являлась ли сюда черноволосая кудрявая дама и не заказывала ли при этом золотой котелок. После этого работник заведения благополучно забывал о странном посетителе. Темный Лорд молил Мерлина, чтобы ведьма не успела уже получить свой заказ или не додумалась бы воспользоваться еще и оборотным зельем. Второе, впрочем, было маловероятным. Кроме того, если среди всех заказчиков золотых котелков не удастся увидеть Беллу, то на этот случай у него тоже был план. Волшебник хотел приказать аптекарю превратить золотой кубок в портал, который бы доставил колдунью прямо в Слизерин-кэстл. Если же ни в чьих воспоминаниях он не увидит ведьмы, то в порталы будут превращены все золотые кубки, заказанные в Британии. Тогда даже использование оборотного зелья не позволит Беллатрисе скрыться от него. Но как бы точно колдун все ни рассчитал, он все же не был полностью уверен в успехе, и одна лишь мысль, что уже может быть поздно, сводила его с ума. В конце третьего дня, обойдя таким образом с две сотни аптек, Волдеморт позволил себе вздохнуть с облегчением. В одном из небольших городков Уэльса в маленькой неприметной зельеварне воспоминания колдоаптекаря очень ясно показали Темному Лорду его ведьму, которая должна была явиться за своим заказом на другой день.
Еще до открытия зельеварни колдун проник в помещение и скрытый дезилюминационным заклинанием стал дожидаться появления Беллатрисы. Она зашла в лавку и заявила, что пришла за своим заказом — маленьким золотым котелком. Когда его принесли, и чародейка уже собралась окончательно расплатиться, как вдруг ощутила, что кто-то невидимый схватил ее за руку, а в следующую секунду ноги ее оторвались от земли, перед глазами все завертелось и закружилось. Не успела ведьма и глазом моргнуть, как уже стояла во дворе Слизерин-кэстла, а за ладонь ее держал Волдеморт. Увидев его перед собой, Беллатриса вскрикнула от испуга, попыталась вырваться и убежать куда глаза глядят, но теперь уже обе худые руки держали ее в кольце, не позволяя даже пошевелиться, причем без всякой магии.
— Что же ты задумала, ненормальная? — заговорил колдун высоким холодным, непривычно громким голосом. Чародей чуть ли не физически ощущал ее страх, чувствовал ее дрожь. Он заставил Беллатрису смотреть ему в глаза, применяя легилименцию. Ужас, паника, неимоверное смятение испытала волшебница, когда поняла, что находится в положении. Поначалу она даже предположить не могла, что именно оно и стало причиной ее неудачных попыток сотворить волшебство там, в Министерстве магии. Но когда к этому добавилось отсутствие регулярного женского недомогания, а еще чуть позже тошнота и небывалая чувствительность к запахам, то сомнений не осталось. Чародейка даже не представляла, что ей делать, ведь Волдеморт явно не нуждался в ней, не звал к себе даже на очередное собрание пожирателей. Метка на ее запястье не жгла. Значит, и известие о беременности, такой неожиданной, такой невероятной и в другое время такой желанной, теперь ни капли не взволнует его. Тогда Белла с обливающимся кровью сердцем решилась на столь отчаянный шаг, как самостоятельное изготовление опасного абортивного зелья, втайне надеясь, что вместе с ребенком состав убьет и ее.
Поняв все это, Волдеморт не сказал ни слова, но холодная ладонь, тихо гладившая черные кудри, говорила лучше любых слов. Гнев его окончательно прошел, а в голове стали возникать такие странные мысли, что спустя даже очень короткое время маг не мог поверить, что действительно думал такое: «Мерлин, мы столько лет мечтали о встрече, ты — в Азкабане, я — в Албании! Претерпели столько невзгод! И вот сейчас, когда никто и ничто нам не мешает, ты не в моих объятиях! Как нелепо!» Теперь, когда возможность потерять ведьму снова предстала перед Темным Лордом, ему показалась абсурдной сама причина, из-за которой он так наказал и чародейку, и самого себя вместе с ней. Да будь хоть десять таких провалов в Отделе тайн, это не стоило и сотой доли тех слов, что Белле довелось услышать от него тогда.
От трепетных прикосновений Волдеморта Беллатриса постепенно успокоилась и перестала дрожать. Из глаз выкатились несколько слезинок, которые Темный Лорд лишь аккуратно стер с щек, но ни капли не рассердился при этом, а только крепче прижал колдунью к себе.
— Не плачь! — глухо попросил он. — Скажи лучше, когда он должен родиться? — худая белая ладонь несмело легла ей на живот.
— В начале весны, — прошептала чародейка. — Но откуда… То есть как вы…
— Забудь обо всем, Белла! Я не хотел, чтобы так вышло! — прервал волшебницу маг и поцеловал. И Белла забыла. Не заклинание «Обливиэйт», а руки и губы Волдеморта заставляли ее забывать обо всем на свете. От прикосновений его ладоней ведьма сходила с ума, не могла думать ни о ком и ни о чем, кроме Темного Лорда, который составлял для волшебницы весь ее мир и был для нее смыслом жизни. Волдеморт же хоть пока и не осознавал умом, но всем своим существом чувствовал, что как в Слизерин-кэстле без этой женщины не зажгутся камины и свечи, так и сам он без нее утонет во тьме.
*
Беллатриса снова вернулась в Слизерин-кэстл, хотя и продолжала часто бывать в Малфой-мэнноре. С позволения Волдеморта она поделилась невероятной новостью с Нарциссой, и сестра, когда узнала, была столь ошеломлена, что чуть со стула не упала. Люциус, разумеется, тоже был в курсе дела, но вот сообщать Драко о скором появлении у него кузена или кузины Темный Лорд запретил. Младшему Малфою было поручено ответственное задание в Хогвартсе, и если юноша потерпит неудачу, то к нему могут применить легилименцию, напоить сывороткой правды, и тогда велик риск, что враги узнают об еще нерожденном ребенке. А этого Волдеморт допускать не хотел: нельзя давать врагам лишний козырь в борьбе. Даже его связь с Беллатрисой до сих пор была под покровом тайны.
Закончился июль, летние каникулы близились к своему завершению, и хозяйка Малфой-мэннора с каждым днем волновалась все больше. Наконец, Нарцисса решилась попросить свою старшую сестру об услуге. Миссис Малфой знала, что Волдеморт обучал Беллатрису окклюменции, и владение этой наукой могло помочь Драко справиться с заданием. Темный Лорд, кстати, был того же мнения, и поэтому поручил Белле обучать племянника в течение того месяца, который у него оставался до начала учебы. Для самой чародейки это была хорошая возможность потренироваться в легилименции. Срок беременности ведьмы был еще небольшим, и племянник ни о чем бы не догадался. Сейчас она вполне спокойно и даже с удовольствием проводила с ним время, зная, что скоро сама станет матерью и то и дело бросая взгляды на свой пока еще плоский живот. Драко проявлял неплохие способности в этой области магии, а кроме того, внимательно слушал и неукоснительно выполнял все рекомендации Беллы во время занятий и после, когда пытался самостоятельно отрабатывать полученные навыки, понимая, что все это в его же интересах. За это Беллатриса прониклась к племяннику некоторой симпатией и в этом году даже вместе с Нарциссой ходила с ним в Косой переулок и провожала в Хогвартс.
Все то время, пока просторные мантии скрывали ее живот, колдунья появлялась на людях и на собраниях пожирателей, но к концу ноября это стало невозможно, и в жизни ведьмы начался период затворничества. Впрочем, он был весьма кстати. Дело в том, что время и Азкабан поработали не только над внешним видом волшебницы. С развитием беременности Белла стала чувствовать себя хуже, хотя старалась это скрывать, а здоровье ведьмы пошатнулось настолько, что уже не только внимательная Нарцисса, но и Волдеморт, мало что понимавший в таких делах, осознал: с чародейкой не все в порядке. Это ему не нравилось, и потому колдун решил незамедлительно принять меры.
Рождество чародей провел в Слизерин-кэстле вдвоем с Беллой. Правда, во время каникул он один раз все же наведался в поместье Малфоев, дабы осведомиться об успехах Драко. Когда же маг узнал, что за несколько месяцев юнец не продвинулся в этом деле ни на шаг, то не смог удержаться от Круциатуса, свирепея о нерасторопности и бестолковости мальчишки. Яд, предназначавшийся Дамблдору, вместо директора случайно выпил Рональд Уизли — закадычный друг Поттера, и, конечно же, его спасли. Тогда Волдеморт решил прибегнуть к темным артефактам, которыми изобиловали его магазины. После возрождения волшебник наведался в каждый из них. Поразмыслив немного, он приказал Грею Горбину доставить из Лютного переулка проклятое ожерелье, от одного прикосновения к которому наступала мгновенная смерть. Его Драко взял в Хогвартс, тщательно соблюдая все меры безопасности.
В Беллатрисе же тем временем проснулся инстинкт матери, и она с энтузиазмом взялась готовить приданое для новорожденного. Ведьма даже занялась колдодельем: от взмахов ее волшебной палочки то серебряная иголка летала, рисуя золотыми нитками узоры на зеленом балдахине для детской кроватки; то тихо стучали заколдованные спицы и вязали из разноцветных ниток детские вещички. Лицо чародейки в эти моменты казалось удивительно спокойным и умиротворенным, как будто это была какая-то другая женщина, а не та злобная черная ведьма, без колебаний жестоко расправлявшаяся с врагами Темного Лорда и с упоением пытавшая тех, кому не посчастливилось стать ее жертвой.
========== Глава 102. Госпожа в колыбели ==========
Весна… Такая разная, такая многоликая! По завершении своем, готовясь передать корону повелительницы лету, пленяет она взор буйством ярких красок, каждая из которых играет множеством оттенков, кружит голову дурманящими ароматами цветущих растений. В середине своей эта ветреная красавица переменчива как никогда, но от этого еще очаровательнее в своей непредсказуемости. То улыбается, и светит тогда на чистом голубом небосклоне ласковое солнце. То ненадолго загрустит, нахмурится и всплакнет — вот и набежали облака, проливаясь чистыми кристальными слезами. Может весна даже рассердиться. Дует тогда промозглый и вовсе неласковый ветер. А что же в самом начале? О, тогда эта юная барышня еще только просыпается, зевает и потягивается под пушистым снежным одеялом. Выглянешь в окно и даже не подумаешь, что уже настало время шаловливой проказницы. Один лишь беспристрастный календарь поведает нам о ее приходе.
В эту самую пору ранней, пока только календарной весны, в одно холодное, еще по-зимнему ледяное утро Темный Лорд сидел на обитом черной кожей диване в просторной комнате, служившей Беллатрисе гостиной. Руки его были сжаты в кулаки столь сильно, что костяшки пальцев побелели до синевы, а сам темный маг, весь обратившись в слух, с напряжением ловил звуки, доносившиеся из спальни. Пошли уже третьи сутки, как у Беллатрисы начались первые схватки, а она до сих пор так и не разрешилась от бремени. Юфимия Роули, одна из лучших колдоакушерок волшебной Британии, была приставлена к Беллатрисе еще несколько месяцев назад и по приказу Волдеморта находилась при ней неотлучно. Супруг ее, Квентин, чистокровный волшебник, слыл очень честолюбивым человеком, нетерпимым к маглорожденным как, впрочем, и все Пожиратели смерти. Но в смысле магического мастерства был самым заурядным чародеем, звезд с неба не хватал и ничем особенным не выделялся. Он, будучи одним из сторонников Волдеморта, еще до его падения пытался получить этот знак особого отличия. Однако, несмотря на все заверения в своей преданности, все попытки заслужить благосклонность, Темный Лорд все же не спешил даровать желаемое неприметной серой мышке, считая мага не вполне достойным такой награды. И вот несколько месяцев назад, когда Квентин Роули уже потерял было всякую надежду, хозяин вдруг милостиво объявил ему, что готов даровать метку при условии, если его супруга уйдет из больницы святого Мунго и станет наравне с мужем служить Темному Лорду, выполняя только его задания, хорошенько держа при этом язык за зубами. Эта женщина регулярно появлялась на собраниях вместе с Квентином, которому повелитель регулярно давал разные поручения, как и другим своим сторонникам. Вскоре все окружение Волдеморта привыкло к ее присутствию в Ближнем кругу, хотя на руке волшебницы и не было темной метки. Что уж ей поручал хозяин — об этом пожирателям задумываться было совсем недосуг: своих дел хватало, и каждый сторонник Темного Лорда заботился больше о том, как бы не провалить свое собственное задание, да не схлопотать за это не в меру суровое наказание. Почти каждый маг из Ближнего круга не понаслышке знал и на своей шкуре попробовал лордова Круциатуса. Если у кого-то поначалу и возникло любопытство, то вскоре улетучилось: никто не решился бы совать нос в дела Темного Лорда — себе дороже выйдет.
Итак, Юфимия Роули уже несколько месяцев состояла при Белле. Это была светловолосая статная женщина с горделивой осанкой и голубыми, холодными, как сталь, глазами. Строгая и чопорная, расчетливая и честолюбивая, но вместе с тем очень талантливая, прекрасно знающая свое дело колдомедик. Хорошо известная и весьма уважаемая в профессиональном кругу, эта волшебница зачастую становилась последней надеждой многих женщин вылечиться от бесплодия, познав радость материнства, или единственным шансом выжить для тяжелых рожениц. Кроме того, целительница мастерски выхаживала даже полумертвых новорожденных и детей постарше тоже. Потому дама была очень избалована вниманием и лестью, а также всевозможными дарами от своих подопечных и их родных, которые в трудных и критических ситуациях готовы были дать ей все, что бы та ни попросила. А запрашивала эта ведьма за свои бесценные, на ее взгляд, услуги весьма прилично, ибо была у нее одна непреодолимая страсть: золото в любом виде — слитки и галеоны, а больше всего — ювелирные изделия с драгоценными камнями, непременно гоблинской работы.
И вот эта самая Юфимия Роули, наблюдавшая беременную Беллу, теперь и принимала у нее роды. Задача целительнице предстояла весьма непростая. Уже при первом осмотре колдоакушерка была потрясена тем, что уже немолодая, да еще после всех мытарств в Азкабане и той истории с неродившимся ребенком, Беллатриса каким-то неведомым чудом все же была в положении. Впрочем, прямолинейная Юфимия без обиняков заявила, что не меньшим чудом будут и благополучные, как для матери, так и для ребенка роды. Сейчас волшебница прилагала максимум усилий, пуская в ход все свое искусство, однако никогда еще ее мастерство не подвергалось такой проверке. От напряжения у целительницы даже выступили вены на висках. Но даже самые действенные заклинания, самые проверенные зелья почти не давали никакого эффекта. К концу вторых суток Белла лишилась практически всех сил. Поначалу она старалась держаться и не издавала ни звука во время очередной схватки, потом все же начала истошно вскрикивать, а теперь просто глухо стонала от раздирающей изнутри боли, вот уже двое суток терзавшей ее тело.
И хотя Юфимия старалась изо всех сил помочь Беллатрисе, двигала ею отнюдь не жалость. Чародейка тряслась как осиновый лист от животного страха. Несколько часов назад она буквально на минуту вышла из спальни роженицы в ее гостиную, чтобы просто перевести дух и собраться с мыслями. Но тут ее взгляд упал на неподвижно сидящего Темного Лорда, и волшебница просто опешила от изумления. «Да он ли это?» — мелькнула в голове мысль. Голова чародея, всегда горделиво поднятая, теперь упала на грудь, глаза не полыхали багрецом, а скорее напоминали черные потухшие угли, взгляд их был какой-то отсутствующий, плечи поникли, спина ссутулилась. Одним словом, в эту самую минуту он меньше всего походил на кровожадное чудовище, каким его знал весь волшебный мир. Напротив, сейчас Волдеморт производил впечатление безмерно уставшего, потрепанного невзгодами человека, согбенного под непомерным грузом грехов и несчастий. Первые несколько секунд он даже не заметил Юфимию, настолько глубоко был погружен в свои мысли. Ему казалось странным и непостижимым, почему это каждый стон Беллы отзывался и в нем самом острой болью. Что же она должна была испытывать, если не могла сдержать криков, тогда как его Круциатус выдерживала весьма стойко. Правда, это было давно, еще до Азкабана. А после побега ведьмы из тюрьмы, Темный Лорд каким-то непостижимым чудом вообще ни разу не применил к ней не только пыточного, но и вообще никакого другого проклятья. Перед глазами с необычайной ясностью стояла непрошенная картина из воспоминаний миссис Коул. Это была сцена смерти матери через час после его рождения. «Неужели сегодня все повторится? Нет, нет, нет! — повторяя эти слова в голове как мантру, пытался убедить он себя. — Все должно обойтись. Должна же эта алчная идиотка оправдать свои таланты!»
Тут Волдеморт, наконец, заметил Юфимию, и в его глазах загорелся злобный огонь.
— Ты! — грубо зашипел он, доставая волшебную палочку, поднимая на воздух и левитируя целительницу в угол, больно приложив ее спиной о стену. — Сколько еще это все будет продолжаться, белобрысая мымра? Она третий день родить не может! Толку от тебя как от сквиба магии.
Чародейка, не привыкшая к таким словам и обращению, попробовала было пролепетать, что, дескать, случай с Беллатрисой весьма тяжелый, но она, как заслуженная колдоакушерка волшебной Британии, делает все возможное. А то, что роженица кричит, — так это не страшно, а напротив, вполне естественно. Однако Волдеморт и ухом не повел, оборвав на полуслове тираду ведьмы.
— Естественно, говоришь? — спросил он, повышая голос и растягивая слова. — Смотри, как бы самой не пришлось естественно визжать от боли! — многозначительно добавил колдун. — И мне все равно, что ты там заслужила. Если не сделаешь все в лучшем виде ты, то даже не знаю, что с тобой сделаю я, но живой из этой комнаты тебе не выйти. Пыли от тебя не оставлю, поняла? — пригрозил напоследок Темный Лорд.
Это он мог. Это он еще как мог, ведь Нагайна никогда не жаловалась на скудость угощения. Говорил змееуст довольно тихо, однако Юфимия сразу осознала, что эти слова — не просто угроза для красного словца, дабы немного припугнуть. Темный Лорд действительно так поступит, если с Беллатрисой или с младенцем случится хоть малейшая неприятность.
Волдеморт, наконец, отпустил целительницу, сняв заклинание, и та рухнула на пол. Надо сказать, ей еще очень повезло, что избежала Круциатуса. Примени его колдун в течение хотя бы нескольких секунд, и волшебница не встала бы с полу как минимум несколько часов, какое уж тут акушерство. Понукаемая таким образом, Юфимия вернулась в спальню Беллатрисы и с удвоенной энергией принялась за дело, со всей ясностью осознав, что на кону не только жизни роженицы и младенца, но и ее собственная.
И все-таки усилия колдомедички не пропали даром. Через несколько часов после этого короткого разговора с хозяином, ее подопечная все же благополучно произвела на свет вполне здорового младенца. Но Юфимия все равно не могла успокоиться: новорожденный ребенок оказался девочкой. Целительница же была уверена, что такой мужчина как лорд Волдеморт, гордый, своенравный, беспощадный и властолюбивый, уж точно ждал сына. Бедная чародейка понятия не имела, как объявит ему, что Белла родила дочь. Круциатуса за такую новость ей точно не миновать, и это в лучшем случае. А то, как бы вообще не пришлось совсем распрощаться с жизнью. Вот бы мать сама объяснилась с Темным Лордом, но, учитывая ее состояние, вряд ли это сейчас представлялось возможным. Юфимия быстро и умело проделала все привычные процедуры с новорожденной и поручила ее заботам двух опытных эльфиек, всегда помогавшим ей принимать роды. Сама же снова занялась Беллатрисой, напоив ее не только укрепляющим и восстанавливающим, но для профилактики и кровоостанавливающим зельями.
Наконец, новоиспеченная мать уснула, а целительница, убедившись, что ее жизни ничего не угрожает, все же медлила выйти в соседнюю комнату, чтобы предстать перед Волдемортом и сообщить о рождении дочери. Однако Темный Лорд сам неожиданно возник перед ней прямо из воздуха. Будь это кто другой, Юфимия бы немедленно, не стесняясь в выражениях, выставила бы за дверь обнаглевшего папашу, посмевшего заявиться без ее разрешения и вздумавшего тревожить покой подопечной, за чье здоровье она отвечала. Но перед грозой волшебного мира она лишь почтительно склонилась, поспешив заверить, что с роженицей и ребенком все в порядке. Змееуст лишь коротко кивнул, взмахнул рукой, приказывая удалиться, и целительница не посмела перечить.
Едва колдомедичка скрылась за дверью, Волдеморт сел у изголовья спящей Беллы и стал пристально ее разглядывать: бледное изможденное лицо; под глазами — лиловые круги от трех суток, проведенных без сна; искусанные в кровь губы — все говорило о недавно пережитой боли и страданиях. Маг тихо провел рукой по влажным от пота волосам, прошелся по плечам и коснулся длинными пальцами тонкой женской кисти. Кожа казалась полупрозрачной, и под ней были отчетливо видны синие вены, по которым текла кровь, благородная голубая кровь. Никогда и ни перед кем эта женщина еще не представала такой: обессиленной, беззащитной, измученной долгими и трудными родами, чуть было не стоившими ей жизни. А между тем, вся магическая Британия знала другую Беллатрису — фанатично-жестокую, беспощадную и горделиво-надменную ведьму. Сейчас же она чуть заметно дышала во сне, и вместе с ее вдохами до слуха Волдеморта донеслось едва слышное мерное посапывание, свидетельствующее о том, что в комнате кроме него и Беллы есть и еще одна живая душа. Роскошная колыбель стояла по другую сторону от кровати Беллатрисы. Шелковый полог насыщенного изумрудного цвета, затканный золотыми цветами, был немного отдернут, и волшебник тихо заглянул за него. Темный Лорд и сам, наверное, не смог бы объяснить, что конкретно он испытывал, глядя на маленький, туго спеленатый живой сверток. Почему-то ни с того, ни с сего на него волной нахлынули воспоминания из собственного детства. С необычайной четкостью предстала перед ним его бедная приютская каморка с убогой железной кроватью и старым рассохшимся платяным шкафом. Невзрачная серая форма, затем — поношенные мантии до самого четвертого курса, когда он досрочно сдал СОВ и обзавелся собственным хранилищем в Гринготтсе. Вспомнилась ему и платформа 9 ¾ на вокзале Кингс-Кросс, когда он, придя к отбытию поезда раньше всех остальных, старался побыстрее прошмыгнуть в какое-нибудь купе и не видеть других детей, провожаемых родителями, а по прибытии на станцию до последнего сидел в вагоне. И только сейчас маг со всей ясностью осознал, на какую вершину ему удалось подняться благодаря своим талантам, волшебной силе, необыкновенно острому уму, недюжинному упорству и огромному честолюбию. Тот факт, что ступенями к этой самой вершине были чьи-то головы и трупы, сам путь был обильно полит чужими слезами и кровью, а главным средством служила черная магия, Волдеморта ничуть не волновал. Напротив, он торжествовал и чувствовал себя правым. А те, кто отказался от такого мощного ресурса, как темные искусства, или просто не смог совладать с этой силой, были в его глазах глупцами и трусами. Колдун был вполне доволен и ни о чем не собирался жалеть. Действительно, какое тут могло быть сожаление, когда вся чистокровная знать склоняет перед ним головы, сам он бессмертен, в его постели благородная аристократка, прелестная и сильная ведьма, а их дочь — с рождения госпожа. Но сколь высока была вершина, столь же глубока была и пропасть, в которую Волдеморта ввергли его непомерная гордыня, неодолимое желание мести и одержимость темными искусствами.
Некоторое время Темный Лорд просто стоял, молча созерцая спящую дочь, ее маленькое невинное личико, лобик, наполовину скрытый оборкой красивого чепчика, маленькие, как бантик, губки, длинные ресницы и полукружья век, за которыми скрывались пока еще неведомые глаза. Все его существо, каждая клетка, чувствовали нечто такое, чего он доселе не знал. То был самый настоящий голос крови, который маг с необычайной силой слышал в себе сейчас. Чародей, естественно, уже знал, что у него родилась дочь, а страхи Юфимии только насмешили его. Для самого же волшебника эта девчушка стоила десяти сыновей, так же, как и Беллатриса была ему дороже и ценнее, чем все члены Ближнего круга вместе взятые. Ведь последователи-мужчины когда-то отреклись от него, тогда как единственная женщина осталась верна до самого конца. Волдеморт нагнулся было к младенцу, но тут же резко отпрянул, словно его током ударило. Что еще за сентиментальность? Это же удел грязнокровок! Но тут же в комнате послышались тихие, чтобы не разбудить, шипящие звуки и слова, произносимые на парселтанге.
— Ну, здравствуй, маленькая повелительница, наследница самого Салазара Слизерина, величайшего из Основателей Хогвартса. Ты получишь все, что тебе положено по праву рождения: силу, власть, положение. Очень, очень высокое положение по правую руку от лорда Волдеморта вместе со своей матерью. И представители самых благородных чистокровных семей будут склонять перед тобой головы и называть своей госпожой. Тебе не придется отвоевывать, забирать силой все то, что уже принадлежит по праву. Ты будешь верна и преданна мне, не так ли? Конечно, ведь я лично займусь твоим воспитанием и образованием. Ты с колыбели повелительница. Твой отец — сам лорд Волдеморт, а не какой-то грязный магл!
Малышка вдруг проснулась, открыла свои серо-голубые глазки и посмотрела на чародея так, что взгляд показался магу очень даже осмысленным. Тогда, напрочь позабыв о своих принципах и сдержанности, пользуясь тем, что его никто не видит, чародей взял девочку на руки, аккуратно придерживая головку и стараясь держаться за ткань, чтобы не коснуться ее своей холодной кожей, ведь, помнится, Юфимия говорила, будто младенцы любят тепло. Девочка тоже зашипела, издавая пока еще бессмысленные, но все же звуки парселтанга. Волдеморт с удовлетворением и затаенной гордостью отметил, что дочь тоже будет змееусткой и, кроме того, весьма сильной колдуньей.
— Поспите еще, маленькая повелительница, потерпите, пока ваша мать немного отдохнет. Когда она проснется, то покормит вас.
Малышка покорно закрыла глаза и снова уснула, кажется, поняв или же верно почувствовав все, что ей сказали. Ни плача, ни писка, ни визга — ничего, что всегда так раздражало черного мага.
— Кровиночка моя! — едва слышно прошептал он, тихо положил малышку в колыбель и беззвучно растворился в воздухе.
Этим же вечером Юфимия Роули неожиданно обнаружила у себя в комнате, которую чародей выделил для нее в Слизерин-кэстле, роскошный букет своих любимых лилий. В цветах оказалась карточка, где четким каллиграфическим почерком было написано: «За верную службу и мастерски выполненную работу!» Кроме того, волшебница с восторгом изъяла из букета маленькую плоскую коробочку, в которой оказался великолепный гарнитур — пара серег и кулон гоблинской работы с сапфирами, столь же синими, как и глаза ведьмы. «А все-таки Темный Лорд большой оригинал!» — подумала чародейка.
========== Глава 103. Дары Смерти ==========
Через несколько дней после рождения дочери Беллатриса внимательно рассматривала подарки, которые ей и ребенку прислала Нарцисса. Среди всевозможных детских кофточек, ползунков, платьиц, в общем, приданного, а также игрушек, была одна книга. Это оказался прекрасный экземпляр «Сказок Барда Бидля» с золотым обрезом и тиснеными, тоже золотыми, рунами на обложке. Почти на каждой атласной странице красовались яркие картинки. Белла вспомнила, как Друэлла читала им эти сказки в детстве, а теперь настал и ее черед. Рассматривая книгу, волшебница не заметила Волдеморта, который тихо появился у нее за спиной.
— Милорд, — улыбнулась чародейка. — Нарцисса прислала подарки племяннице и с радостью поздравила нас.
— Очень мило с ее стороны! Вот только зачем нужно было дарить эту книжечку с детскими сказками? — многозначительно спросил Волдеморт, беря в руки прелестный томик. — Сказки не имеют ничего общего с реальной жизнью, а следовательно, и пользы от них никакой. Сомневаюсь, что нашей дочери стоит тратить свое драгоценное время на подобное чтиво, ведь к ее услугам будет вся старинная библиотека в Слизерин-кэстле, а также многочисленные издания по темным искусствам, которые есть в моих магазинах «Горбин и Бэркс».
— Повелитель, вы правы, однако, среди этих сказок имеется одна, содержащая в себе долю правды. Это сказка о трех братьях, которые посчитали, что перехитрили саму Смерть, получив от нее за это дары. Коварные дары, милорд! — отвечала колдунья.
— В самом деле? — усмехнулся Волдеморт, не желая показывать, что слова Беллатрисы заинтересовали его. — Я обрел бессмертие уже в шестнадцать лет, Белла, и потому мне известен куда более действенный и проверенный способ одолеть смерть, чем может быть изложен в книге для детей. Кроме того, путешествуя по волшебному миру, я потом узнал о других возможностях стать неуязвимым. Например, о философском камне. Или Долохов как-то поведал мне о каком-то чародее, который с помощью чар смерть свою запер на конце иглы, а саму иглу спрятал. Но это в итоге его не спасло. Как только недруг отыскал иглу и сломал у нее конец, волшебник тотчас же скончался. И неудивительно: весьма неразумно в таком важном деле, как бессмертие, делать ставку только на один артефакт! — чуть повышая голос, рассуждал Темный Лорд, и поэтому можно было предположить, что маг взволнован. — Впрочем, — вдруг неожиданно снисходительным голосом обратился он к Белле, — почему бы тебе не прочесть эту сказку?
— Как пожелаете, повелитель! — слегка удивилась Беллатриса столь странному желанию и, устроившись поудобнее на постели, начала читать.
«Жили-были три брата волшебника, и вот как-то отправились они путешествовать. Шли в сумерках темной дорогой и вдруг видят: перед ними река, вброд ее не перейти, вплавь не перебраться. Но братья были сведущи в магических искусствах. Взмахнули они волшебными палочками, и вырос через реку мост. Когда братья были уже на середине моста, то увидели, что стоит перед ними кто-то, закутанный в плащ. Это оказалась Смерть, и была она рассержена, очень рассержена от того, что три жертвы ускользнули от нее. Но Смерть была хитра, и потому она притворилась, что восхищена искусством братьев и предложила каждому из них выбрать себе подарок за то, что они ее перехитрили.
И вот старший брат, человек воинственный, попросил себе волшебную палочку, самую могущественную на свете, чтобы хозяин ее всегда побеждал в поединке. И Смерть сделала такую палочку из ветки бузины, что росла неподалеку. Средний брат был гордец и хотел унизить Смерть еще больше. Он потребовал себе вещь, с помощью которой можно было бы возвращать умерших. Подняла Смерть с земли маленький темный камушек и дала его среднему брату. «В нем сила возвращать умерших!» — сказала Смерть. Наконец, спросила она и младшего брата, что он желает. Младший брат был самым мудрым из всех троих и не доверял он Смерти, и потому попросил себе такую вещь, чтобы с ней он мог бы уйти отсюда, и Смерть не нашла бы его. Недовольна была Смерть, но пришлось ей отдать младшему брату свою мантию-невидимку.
Старший брат отправился в далекое селение и с Бузинной палочкой убил в поединке волшебника, с которым был когда-то в ссоре. Опьяненный своей победой он пошел в кабак и давай там хвастать своей непобедимостью. Но в ту же ночь другой волшебник тайно пробрался к старшему брату, пока тот спал, и забрал Бузинную палочку, а заодно перерезал ее бывшему хозяину горло. Так Смерть забрала старшего брата.
Средний брат вернулся домой, повертел в руках три раза камушек, что дала ему Смерть. И, о чудо! Стоит перед ним девушка, на которой он мечтал жениться, вот только умерла она ранней смертью и хоть и вернулась в подлунный мир, но не было ей здесь места и тяжко страдала она. От всего этого средний брат сошел с ума и убил себя, чтобы только быть вместе с любимой. Так Смерть забрала второго брата.
Младшего брата искала Смерть много лет, но так и не нашла его, скрытого мантией-невидимкой. А когда пришло время, и младший брат состарился, то сам снял мантию и передал ее своему сыну. Встретил он Смерть как старого друга и своей охотой с ней пошел, и как равные ушли они из этого мира».
Волдеморт внимательно слушал колдунью, пока она читала, и на лице мага все яснее проступали насмешка и сомнение.
— Не думал, что ты веришь в подобные выдумки! — снисходительно изрек он. — Впрочем, это вполне объяснимо: ты же недавно родила.
— Повелитель, Дары Смерти существуют на самом деле! — осмелилась возразить ведьма. — По крайней мере о Бузинной, самой могущественной палочке, есть много исторических свидетельств и достоверных источников, которые ее подробно описывают, так, что человек знающий непременно определит ее, если увидит… — в голосе волшебницы была непоколебимая уверенность.
— Существование Бузинной палочки я и не думаю отрицать, но следы ее потерялись. А вот воскрешающий камень и мантия-невидимка… Их существование сомнительно. Впрочем, в смысле победы над смертью меня бы заинтересовала только палочка. Зачем мне воскрешающий камень, ведь никого из убитых мною врагов я бы не стал возвращать с того света, а те, кого захотел бы сюда призвать, сами бы не пошли: им и там хорошо! А мантия-невидимка мне и подавно ни к чему! И без нее могу накладывать самые мощные дезилюминационные чары.
— Дело в том, милорд, что, еще будучи ученицей седьмого курса, я писала обширную предэкзаменационную работу по истории магии и пыталась доказать существование и двух других даров, кроме палочки.
— Не ожидал от тебя подобного безрассудства! — иронизировал Темный Лорд. — Впрочем, для семнадцатилетней барышни это вполне допустимо.
При этих словах щеки Беллатрисы залились румянцем, и она продолжила.
— Когда Дамблдор узнал об этом, то, как ни странно, отнесся с пониманием, поддержал меня в этом и порекомендовал отправиться в Годриковую лощину, посетить местное кладбище.
При упоминании названия поселения голос Беллы дрогнул, а Волдеморт почувствовал тревогу, хотя никак не показал этого. Но колдун решил пересилить себя, думая: а вдруг это не случайное совпадение, и он найдет ответ на вопрос, как ему одолеть Гарри Поттера.
— И что же ты обнаружила на том кладбище?
— Смотрите сами, милорд! — волшебница сама заглянула в красные глаза.
Темный Лорд воспользовался легилименцией, и его глазам предстала картина: старая запущенная могила, а на надгробном камне при свете волшебной палочки с трудом можно было прочесть надпись «Игнотус Певерелл», а рядом с ней было странное изображение — в треугольнике круг, а внутри него вертикальная черточка.
— Смотрите, повелитель, на могиле тот же знак, что и в книге, а значит, три брата действительно существовали. Более того, их фамилия Певерелл, а могила принадлежит младшему из них, умершему своей смертью. Старшего и среднего братьев звали Антиох и Кадмус.
Лицо Волдеморта при этих словах оставалось непроницаемым, хотя все увиденное и услышанное стало для него небывалым откровением, ключем к еще неразгаданной тайне. Много лет назад колдун перебрал почти все книги в библиотеке Хогвартса и рукописи, имевшиеся в книжном хранилище Слизерин-кэстла, но, к своему удивлению, ровным счетом ничего не обнаружил. Зато теперь узнал, кто же такие Певереллы. Колдун и предположить не мог, что ответ кроется в детской книжке. Сейчас, пусть и поздно, ему стало известно, кем был его другой предок. Догадаться нетрудно! Ведь на темном камне, вставленном в кольцо деда Марволо, тоже был этот знак. Это, разумеется, воскрешающий камень, который волшебник, сам того не ведая, превратил в один из своих крестражей. Впрочем, чудесное свойство камня было ему безразлично. Важнее было другое. Даже без кольца было понятно, от которого из трех братьев происходил род его матери. Кадмус Певерелл тоже был гордым, как и сам Волдеморт. И разве не стремился он точно также унизить, низвергнуть смерть?! Да, потомок среднего брата в полной мере унаследовал его желания, мечты и устремления. И тем не менее предок убил себя. Как глупо и нелепо! Подуматьтолько, один из могущественных чародеев своего времени, сумевший обмануть даже смерть, а погиб из-за несчастной любви! Воистину, эта зараза никого не щадит, что и требовалось доказать! И его мать эта мерзость тоже свела раньше времени в могилу. «Ну и наследство! — усмехнулся чародей. — Такой судьбы мне точно не надо, и какое благо, что необычное свойство амортенции, которой поили моего папашу-магла, надежно защищает меня от этой чумы! Да и магия крестражей, дробящая душу на части, не способствует всей этой сентиментальной гадости!» Маг всерьез думал, что участь матери и Кадмуса Певерелла его не постигнет, ведь примененный им способ обрести бессмертие — самый действенный и надежный из всех существующих. К тому же, та, на которой колдун хотел жениться, вовсе не умирала, сидит здесь, рядом с ним, живая и невредимая! «Нет, положительно, лорд Волдеморт все же умнее и могущественнее своего предка! — не без довольства подумал маг. — А ведь узнать о своих корнях можно было и раньше. Надевал же я кольцо Мраксов Беллатрисе на палец, когда делал ей предложение еще до того, как оно стало крестражем. Просто в ту ночь Белле было явно не до того! И в комнате было темно, чтобы разглядеть на черном камне знак Даров Смерти. А потом Белла вернула мне все, и тогда уж точно не смотрела ни на что!»
С этими мыслями Волдеморт взял волшебницу за руку, притянул к себе и крепко сжал в объятиях, целуя роскошные кудри, щеки, губы, и от этого на короткий миг чуть светлее, спокойнее и тише стало в раздробленной, покалеченной и темной душе.
========== Глава 104. Поверженный враг. Часть 1. ==========
Прошло около трех месяцев, царил солнечный июнь, а затворничество Беллатрисы после рождения дочери так и не закончилось. Дело в том, что ведьма очень туго шла на поправку, несмотря на все старания Юфимии, которая продолжала состоять при матери и ребенке. Первые две недели Белла вообще не вставала с постели, и даже теперь у нее все еще болела поясница, стоило ей только резко нагнуться или сделать какое-нибудь сильное неловкое движение. Когда акушерка сказала ведьме и самому Темному Лорду, что нужно найти младенцу кормилицу, то мать не терпящим возражений тоном заявила: дочь она будет кормить сама. Волдеморт, усмехнувшись, согласился. И теперь Беллатриса при всем желании не могла бы надолго отлучиться от девочки, которая днем и ночью требовала грудь.
Темный Лорд теперь все реже стал появляться в Слизерин-кэстле, и Белла догадывалась, что повелитель что-то задумал. Поэтому она с дочерью и Юфимией тоже перебралась в имение сестры, чтобы быть ближе к Волдеморту. А первые несколько недель после родов колдун часто и подолгу бывал в покоях ведьмы. Когда на другой день после разрешения от бремени чародейка проснулась, то увидела Темного Лорда, сидящего на ее постели. Волшебница виновато улыбнулась и стала извиняться, что родила не сына, а дочь, но маг не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Потом ведьма спросила, какое имя повелитель желает дать их ребенку, на что получила неожиданный ответ, дескать, она в мучениях рожала, потому и называть их дочь надлежит ей. Беллатриса немного подумала и решила соблюсти традицию своей семьи нарекать детей именем какой-нибудь звезды или созвездия и выбрала имя «Дельфини» в честь созвездия Дельф.
Когда Белла и Дельфини устроились в отведенных им комнатах, то к ним неожиданно зашла Нарцисса, которая и поведала сестре о планах Волдеморта. Маг решил, наконец, разделаться с ненавистным директором Хогвартса, чтобы иметь возможность добраться до Гарри Поттера. Предыдущая попытка сделать это с помощью проклятого ожерелья тоже провалилась, как и затея с ядом. Тогда маг задумал прибегнуть к более надежному, оправдавшему себя способу — темным заклинаниям и Непростительным проклятиям. Колдун вознамерился тайно провести в школу своих Пожирателей Смерти через волшебный исчезательный шкаф, который с давних времен имелся в Хогвартсе. Если такой же шкаф был и в каком-то ином месте, то их использовали для перемещения, зайдя в один, а выйдя уже из другого. Достаточно было просто раскрыть двери в пункте назначения, что и должен был сделать Драко. Нарцисса очень волновалась за сына. Когда Беллатриса узнала о том, что в Хогвартсе будет если не сражение, то стычка с членами Ордена Феникса как минимум, то стала умолять Волдеморта отправить ее туда, горя желанием убрать с дороги любого, кто осмелился встать на пути у ее повелителя, и мечтая исправить все свои ошибки в Министерстве.
— Милорд, прошу вас, позвольте мне участвовать в столь важном деле. Мое присутствие там было бы очень полезным, учитывая, что большая часть ваших самых верных и сильных слуг находится в Азкабане… — пуская в ход все свое красноречие, убеждала ведьма.
— Конечно, после позорного провала в Министерстве десяток моих пожирателей совершенно заслуженно угодили в Азкабан, но это не имеет значения, Белла. В Хогвартсе остались Снегг и младший Малфой, а на помощь к ним я отправлю Амикуса Кэрроу и его сестру Алекто.
— Но повелитель, вы даровали им метки совсем недавно, а до этого считали их недостаточно искусными в боевой магии. Я всерьез опасаюсь, что им будет весьма непросто выполнить столь ответственную миссию, а тучная Алекто с ее комплекцией вряд ли сможет сражаться на дуэли с каким-нибудь натасканным в ЗОТИ орденцем… — рассуждала колдунья.
— Они оба чистокровные маги, которые ненавидят маглов и почитают меня. А главное, боятся. Так что страх вполне способен открыть им второе дыхание, заставив показать все свои способности и таланты, включая даже те, о которых они и сами не подозревают.
— Позвольте и мне, милорд!
— Нет! — резко и категорично отвечал Волдеморт, глядя на колдунью пристальным долгим взглядом. — Не одобряю!
Чародейка стала нервно метаться из угла в угол, лихорадочно соображая, какие еще привести аргументы. Тут в комнату зашла Юфимия и, взглянув на Беллатрису, уверенно заговорила, бросив в то же время просительный взгляд на Темного Лорда.
— Мадам, если вы будете так волноваться, то у вас пропадет молоко, а выздоровление непременно затянется.
— Слышала? — многозначительно спросил Волдеморт, глядя на ведьму своими красными глазами. — Я хочу, чтобы ты соблюдала все рекомендации своего врача! — повелительно добавил он, пресекая все дальнейшие просьбы. — Впрочем, — чуть смягчился маг, — у меня все же будет к тебе поручение, причем поважнее, чем у всех, кто отправится в Хогвартс. Ты тоже почувствуешь свою причастность к столь ответственному делу.
***
Никогда еще время для Темного Лорда не тянулось так долго, как этот вечер, когда чародей с нетерпением ожидал возвращения пожирателей, отправленных в Хогвартс. Он не спускал глаз с ограды поместья, сидя у большого окна на третьем этаже особняка, откуда сад и газон были видны до самых ворот с антитрансгрессионным барьером. Стоило только на траве появиться фигурам волшебников, то Волдеморт не стал дожидаться, когда они дойдут до особняка и явятся к нему с докладом. От нетерпения, от желания все поскорее узнать, сердце колдуна билось вдвое быстрее обычного, а в голове стучала неприятная мысль, которую маг старался гнать от себя.
«Неужели и сегодня меня постигнет неудача, а этот мерзкий старик останется жив? Нет, пожиратели должны все исполнить для своего же блага, а в случае провала они сильно пожалеют!» Темный Лорд вылетел прямо в окно и спустя несколько секунд уже стоял перед слугами, которые почтительно склонили головы.
— Ну что? — сразу в нетерпении спросил маг, обращаясь к Снеггу.
— Милорд, все исполнено согласно вашему приказу! — спокойно отвечал зельевар, как всегда хладнокровный и бесстрастный.
— Он мертв, Северус? — еще не веря в такую удачу, воскликнул Волдеморт.
— Именно так, повелитель! — констатировал Снегг. — Я убил его!
Злорадная улыбка зазмеилась на тонких губах, а в глазах вспыхнули красные огни.
— Мертв! — повторил маг, словно смакуя это слово. — И ты об этом так спокойно говоришь, Северус? Словно о готовом обеде? О гибели таких людей, как Альбус Дамблдор, нужно кричать, мой дорогой зельевар! Мертв! Альбус Дамблдор мертв! — крикнул Волдеморт. — Как все произошло, Северус? — голос чародея звучал резко и повелительно, а Снегг уже открыл было рот, чтобы рассказать подробности, но Темный лорд прервал его.
— Не нужно слов, Северус!
Колдун небрежно взмахнул волшебной палочкой, и в руки к нему влетел призванный из дома Омут памяти. Зельевар молча взял чашу и извлек в нее воспоминания, но даже этого Волдеморту было мало, и он жестом приказал остальным пожирателям — Алекто и Амикусу Керроу — сделать тоже самое и нетерпеливо опустил бледное лицо в чашу.
Седовласый директор с изможденным лицом стоял на большой смотровой площадке, с высоты которой были видны окрестности школы на много миль вокруг.
«Астрономическая башня!» — догадался колдун.
Дамблдор был безоружен, его палочку держал в руках Драко, сумев, по-видимому, ее отобрать. Младший Малфой направил на профессора свое оружие, но произнести смертельное проклятье все же не решался, а Алекто и Амикус кричали ему, чтобы поскорее исполнил приказ Темного Лорда и не подвергал опасности свою и их жизни. Тут дверь распахнулась, и на площадке показался Снегг. Его черные глаза при этом горели мрачным огнем. Дамблдор с отчаянием взглянул на него, и было очевидно, что старый волшебник с трудом терпит боль, а на лице его было написано страдание.
— Северус! — послышался его слабый голос. — Северус! — молил он.
Тут Волдеморта охватила злобная радость вперемешку с отвращением.
«Что, жалкий старик? Ты тоже хочешь жить, не правда ли? И где же все твои рассуждения о том, что смерть — это ничто? — думал маг. — А теперь пощады просишь?»
— Авада Кедавра! — выкрикнул Снегг. Яркий зеленый свет вспыхнул на фоне темного неба, и было очень хорошо видно, как ясные огни в голубых глазах Дамблдора погасли. Волшебник покачнулся, и его мертвое тело полетело вниз с высокой башни словно в пропасть.
Волдеморт вынырнул из Омута памяти, но уже спустя несколько секунд вновь погрузился в чужие воспоминания. Так продолжалось несколько раз, пока Темный Лорд, наконец, не отпустил своих слуг. Но чародей знал, что будет просматривать эту волнующую сцену еще не раз и не два, пока вдоволь не насладится этим зрелищем, когда один из самых ненавидимых людей, заклятых врагов, сверзился с башни как восковая кукла. Злорадная радость, зародившись в сердце, охватила чародея целиком. Эйфория от сбывшихся многолетних ожиданий кружила голову, а месть пьянила сильнее вина… Такие ощущения невозможно было пережить в одиночку, и колдун, недолго думая, направился в покои Беллатрисы.
========== Глава 105. Поверженный враг. Часть 2 ==========
В поместье не один только Волдеморт сгорал от нетерпения в ожидании, когда отправленные в Хогвартс Пожиратели Смерти вернутся в штаб-квартиру. Миссис Малфой тоже не отходила от окна своей спальни, напряженно рассматривая лужайку перед воротами. Когда сумерки окутали поместье и стало все труднее видеть окрестности, Нарцисса не выдержала и отправилась к ограде. Там она спряталась за стволами садовых деревьев и, будучи хорошо скрыта от чужих глаз, тем не менее сама имела возможность лицезреть каждого, кто захотел бы пройти сквозь ворота. Волшебница видела, как Алекто, Амикус и Снегг трансгрессировали ко входу в поместье, а меньше, чем через минуту их уже встретил Темный Лорд. Весь разговор хозяина с Пожирателями Нарцисса слышала очень хорошо от первого до последнего слова, и когда узнала, что Дамблдора убил вовсе не ее сын, а Северус, то встревожилась настолько сильно, что руки и ноги у нее задрожали. Тогда миссис Малфой опрометью кинулась к старшей сестре.
Мадам Лестрейндж было достаточно одного беглого взгляда, брошенного на Нарциссу, чтобы понять, в каком сильном нервном напряжении она сейчас находится. Лицо чародейки побледнело, в синих глазах стояли слезы, а под ними залегли темные круги, говорившие о ночи, проведенной без сна. Руки Цисси слегка дрожали, теребя белыми пальцами кружевной платок.
Беллатриса как раз закончила кормить Дельфини и уложила малышку в кроватку. При виде этой умилительной сцены Нарцисса не только не успокоилась, а напротив, разволновалась настолько сильно, что, казалось, сейчас разрыдается во весь голос.
— Что случилось, Цисси? — спросила удивленная Белла.
— У тебя есть дочь! — горестно сказала она.
— И этот факт тебя огорчает? — иронизировала Беллатриса.
— А вот у меня скоро не будет сына! — Нарцисса заплакала.
— Что за глупости!
— Не глупости! Темный Лорд убьет Драко! И меня вместе с ним! — горестно воскликнула волшебница.
— Это еще почему?
— Драко впустил в школу Пожирателей Смерти, но не смог убить Дамблдора. Это сделал Северус.
— Серьезно? — протянула Белла. — Вот уж не думала, что этот мутный тип на такое решится. А по виду только колбы и пробирки свои умеет переставлять.
— Почему ты с такой неприязнью относишься к Северусу, постоянно пытаешься его унизить? Между прочим, он принес нам всем немало пользы, и твои напрасные обвинения…
— Я просто не верю ему, Цисси, и все тут! Знаю, что обвинить его не в чем, напротив, по логике вещей он заслуживает похвалы за свои бесценные услуги… Но когда я вижу его, то словно каким-то шестым чувством ощущаю, что с ним не все так просто, не все чисто! Между прочим, интуиция меня еще никогда не подводила!
— В тебе сейчас говорит не интуиция, а обычная ревность. Люциус, как ты знаешь, после событий в Министерстве больше не правая рука Темного Лорда, и вполне вероятно, что его место займет Северус. Ведь именно он убил Дамблдора!
— Возможно, — без особого энтузиазма согласилась Беллатриса. — Но что тебя так волнует?
— Изначально повелитель приказал, чтобы именно Драко убил Дамблдора. Белла, Темный Лорд убьет его за провал задания!
— Если наш дорогой директор все равно мертв, то в этом нет никакого смысла.
— Как ты не понимаешь! — плакала Нарцисса. — Ведь Темный Лорд с самого начала это задумал! Он решил таким способом наказать Люциуса за то, что случилось в Министерстве. Такая медленная пытка для нас, родителей, вынужденных наблюдать провал и последующее наказание сына. Я не переживу!
Беллатриса на секунду представила себя на месте сестры. Недавно ведьма сама стала матерью и потому понимала теперь, что должна чувствовать Нарцисса. Теперь она уже не была столь категорична, как прошлым летом убеждая сестру, что Драко оказана небывалая честь в тот день, когда на его запястье появилась темная метка.
— Успокойся, дорогая, — проговорила Белла как можно мягче. — Еще никто никого не убил, Драко цел и невредим. Я не думаю, чтобы у милорда были такие намерения на счет мальчика. Может, повелитель и в самом деле хотел дать Драко шанс исправить ошибку отца: он даже поручил мне обучать его окклюменции перед отъездом в Хогвартс.
— Не убьет, так покалечит! — вскрикнула Нарцисса. — Я столько раз видела, как он в очередной раз испытывает свой Круциатус на каком-нибудь провинившимся Пожирателе… Но тебе не все ли равно, что станется с моим сыном? Лишь бы ему угодить!
— Драко мне не чужой! — ледяным голосом отвечала Беллатриса от того, что внутри у нее клокотала обида. — Темный Лорд просто так не накажет, а его волю я сама всегда покорно принимаю! — с воодушевлением проговорила она. — И тебе, Цисси, совершенно незачем меня оскорблять. Лучше помолчи, а не то Дельфину разбудишь.
— Нет-нет! — сразу сбавила Нарцисса тон. — Прости меня, Белла, сама не соображаю, что говорю. Я хотела бы попросить тебя кое о чем. Пожалуйста, дорогая, поговори с милордом! Ты недавно родила ему дочь, и он, возможно, откликнется на твою просьбу.
— Ты заблуждаешься, сестренка. Темный Лорд всегда принимает решения самостоятельно, и ему никто не указ. Если он захочет пощадить Драко, то сделает это и без моего ходатайства!
В этот момент чародейки ощутили движение воздуха, и через секунду перед ними предстал Волдеморт.
— Милорд! — в один голос воскликнули обе дамы, приседая в почтительном реверансе.
— Приветствую, сударыни! Однако, Нарцисса, тебе полагается сейчас быть с гостями. Им скучно без хозяйки вечера, поэтому немедленно спускайся в гостиную! — велел Волдемоорт. — А если будешь волновать Беллу, и у нее пропадет молоко, то накажу и Драко, и тебя! — тихо добавил он шелковым вкрадчивым голосом, но от него Цисси стала белее снега и вылетела из комнаты как пробка. Волдеморт проводил ее гневным взглядом.
— Пусть только еще раз попробует устроить тебе подобную сцену! — в тихом шипящем голосе послышалась угроза.
— Но, повелитель, ее можно понять! — робко вступилась за сестру Беллатриса.
— Не трону я этого бесхребетного сопляка! — брезгливо проговорил Волдеморт. — Он еще может пригодиться мне в Хогвартсе. Можешь обрадовать свою сестричку. Скоро она и со своим мужем встретится. В ближайшее время я намерен организовать побег тем Пожирателям, которые сейчас находятся в Азкабане. Они все будут нужны мне.
Услышав о том, что скоро волшебники, принимавшие участие в той злополучной операции в Министерстве магии, будут на свободе, Белла невольно вздрогнула от радости за одного человека.
— В конце июля Поттеру исполнится семнадцать лет. Тогда защитные чары крови прекратят свое действие, и мы сможем поймать его… — говорил тем временем Волдеморт внимательно слушавшей его ведьме. — Только перед этим мне нужно будет хорошенько потолковать с одним человеком. Угадай, кто сейчас гостит в здешнем подвале? Сам Гарри Оливандер! Долохов прекрасно справился с моим заданием, когда взял его в плен и доставил к нам.
Ведьма улыбнулась.
— А что делать мне, милорд?
Волдеморт взял свою колдунью за подбородок.
— Тебе я настоятельно рекомендую успокоиться! — в голосе звучали повелительные нотки, и ведьма покорно склонила голову. — Впрочем, — добавил он, переходя на обычный тон, — ты могла бы оказать мне одну очень важную услугу. Снегг отнесет в твое хранилище в Гринготтсе меч Гриффиндора, а на его месте в директорском кабинете будет храниться копия.
— Но, повелитель, ведь я и сама могу наведаться в банк. Достаточно наложить на ридикюль заклятие незримого расширения, и тогда никто кроме нас не узнает, где находится меч. Зачем посвящать в эту тайну гоблина — работника Гринготтса, а кроме того, лишнего человека, даже если вы и сделаете его своей правой рукой? — недоумевала ведьма.
— Северус умеет держать язык за зубами, а гоблин будет хранить тайну, сидя в здешнем подвале. Юфимия считает, что тебе пока еще рано выходить, а я велел соблюдать все ее рекомендации. Или мои слова для тебя пустой звук? — усмехнулся маг.
— Что вы, милорд, я никогда…
— Когда ты окончательно оправишься от родов, то будешь участвовать во всех задуманных мной операциях.
— Повелитель, а что там за гости? — сменила ведьма тему, которую Волдеморт, по-видимому, решил закрыть.
— Ближний круг. Керроу уже во всех подробностях поведали остальным пожирателям о том, что произошло на Астрономической башне, и я не стал препятствовать им устроить небольшую вечеринку по этому поводу. Держу пари, кто-то из Пожирателей сегодня упьется в стельку огневиски, ну, а я бы хотел посмаковать красное вино. Сегодня, наконец-то, сдох Дамблдор, Белла! Единственный чародей, которого я всерьез опасался. Но теперь с этим покончено! — Темный Лорд торжествовал и не скрывал этого. Его красные глаза горели, а от каждого движения предметы, находящиеся рядом с ним, дрожали. Сильнейшая магия сама собой рвалась наружу.
— Спустимся вниз? — предложила Белла.
— Я спущусь чуть позже, а тебе, полагаю, не доставит удовольствия лицезрение подвыпивших мужчин.
— Ну, а Нарциссе?
— Надо же ее как-то наказать за оплошности сынка? — теперь уже в темных глазах плясали озорные огоньки.
— Вы неисправимы! — позволила себе усмехнуться ведьма.
— Безусловно!
Чародей вплотную подошел к Беллатрисе, схватил ее за плечо и впился в пухлые губы, чувствуя, как в изголодавшемся по ведьме теле вспыхивает огонь. Послышался звук разбившегося стекла. Это флакон, где оставалось немного любимых духов ведьмы, соскользнул с туалетного столика из-за очередного всплеска магии. Волдеморт жадно втянул ноздрями запах темно-бордовой розы с дурман-травой и сандалом, с силой дернул лиф платья с глубоким декольте, и тонкая ткань, разрываясь, жалобно затрещала. В первое мгновение Беллатриса непроизвольно напряглась, но сразу же расслабилась, как всегда, с упоением отдавая себя во власть этих худых и холодных рук, сжимающих слишком сильно, и губ, целующих слишком больно. Волдеморта такая покорность горделивой надменной ведьмы просто сводила с ума и заставляла на какое-то время забыть про весь остальной мир. «Восхитительная женщина!» — подумал он, опрокидывая чародейку на постель, и невольно залюбовался. Из темно карих глаз на колдуна сейчас смотрела страсть, и в них блестели бесстыжие огни, как у сущей распутницы. Блестящие черные кудри рассыпались по подушке и плечам, а стройное смуглое тело было словно жгучее пламя. Темный Лорд просто пожирал его глазами, хоть и знал каждый изгиб, каждую линию. И все равно каждый раз было что-то новое. Ни с одним человеком Волдеморт не испытывал столь ярких и сильных эмоций и не ощущал такого душевного покоя как в моменты, когда обнимал свою колдунью… И несмотря на все ситуации, когда он чуть было не терял Беллатрису, чародей все же никогда всерьез не думал, что может ее лишиться. Ему, расколовшему душу и обретшему такой ценой вожделенное бессмертие, было невдомек, что эта верная тень вопреки своей воле в какой-то момент оставит его. Этого колдун даже представить себе не мог и не хотел потому как, такая мысль была слишком неприятной и слишком страшной.
========== Глава 106. Мисс Прытко пишущее перо ==========
Спустя какое-то время уже облаченный в мантию Волдеморт вальяжно сидел в кресле, медленно приходя в себя и терпеливо дожидаясь, когда кровь окончательно перестанет стучать в висках, а сердце начнет биться привычно медленно и спокойно. Он, не отрываясь, смотрел на обнаженную ведьму, которая лишь до пояса прикрылась простыней. На ее коже отчетливо виднелись красноватые следы от далеко не нежных поцелуев. Волдеморту было приятно лицезреть эти отметины. Его отметины. Его Беллатриса, и больше ничья.
Какое-то время оба молчали. Темный Лорд первый нарушил тишину, и чародейка лишь вздохнула, когда волшебство момента было разрушено, а самой ей пришлось окончательно спуститься с небес на землю. Какими короткими казались Беллатрисе мгновения счастья, которое она чувствовала, когда оказывалась в объятиях своего лорда!
— Мне все же необходимо спуститься вниз, — проговорил Темный Лорд, нехотя поднимаясь с кресла.
Беллатриса бросила на него вопрошающий взгляд, и Волдеморт пояснил.
— Сегодня должна прибыть особенная гостья, мисс Скитер.
— По прозвищу Прытко Пишущее Перо? — удивилась чародейка. — Но зачем она вам, повелитель?
— Она окажет мне одну услугу. Ты потом все узнаешь! — отвечал колдун, не вдаваясь, однако, в подробности, а ведьма не стала ничего расспрашивать.
Спустившись вниз, Темный Лорд увидел, что вечеринка Пожирателей Смерти уже в самом разгаре. Прямо из стен раздавались звуки вальса, и несколько пар непринужденно кружились под них. Но большинство сторонников, на чью долю не досталось дам, сидели на диванах, а кто-то вышел в сад. Среди танцующих дам была и Рита Скитер, которая, похоже, чувствовала себя как дома. Она мило беседовала со своим кавалером Антонином Долоховым, но, улыбаясь ему, не забывала внимательно наблюдать за всем, что происходит вокруг. На волшебнице было надето праздничное лиловое платье, а поверх него на плечах — изумрудная мантия.
Едва только в зале показался Темный Лорд, как музыка сразу стихла, мужчины поклонились, а дамы присели в глубоком реверансе.
— Добрый вечер, дамы и господа! — холодно, но учтиво поприветствовал маг всех собравшихся. — Сегодня особенный день, и мне вдвойне приятно, что среди нас я вижу новые и прелестные лица. — Колдун взглянул на журналистку. — Рад встрече, сударыня! Наслышан и весьма польщен, что мисс Прытко Пишущее Перо удостоила своим присутствием наш вечер. Я очень доволен, Нарцисса, что ты пригласила на ужин столь очаровательную гостью. — Волдеморт поднес к своим губам женскую руку в перчатке, однако даже сквозь нее Рита Скитер ощутила холод и невольно вздрогнула.
— Миссис Малфой передала мне ваше любезное приглашение, и я, конечно же, не смогла отказаться, — достаточно уверенно отвечала журналистка.
— Это решение само по себе говорит о том, насколько вы разумны, сударыня! А я другого не ожидал. — Эти двое, казалось, устроили соревнование, упражняясь в красноречии и светских любезностях. — Мне будет очень приятно, если вы, сударыня, удостоите меня танца.
Журналистка извиняющимся взглядом посмотрела на Долохова, и от Волдеморта это не ускользнуло.
— Не волнуйтесь, мисс Скитер. Я полагаю, что Антонин простит меня, если я украду у него даму. — Волдеморт усмехнулся краешком губ, а Пожиратель Смерти лишь согласно кивнул.
Темный Лорд взмахнул волшебной палочкой, и из стен полились мелодичные звуки вальса.
— Слышали ли вы последнюю новость, сударыня? О гибели Альбуса Дамблдора?
— Да, милорд, я уже в курсе! — отозвалась Рита.
— Похвально, ведь об этом еще пока мало кто узнал. Должен сказать, что ваша поразительная осведомленность свидетельствует о настоящем профессионализме.
— Благодарю, сэр. Я в журналистике и в самом деле не первый год.
Волдеморт с удовлетворением отметил, что мисс Скитер ни словом не заикнулась о причине гибели директора школы, хотя, оказавшись среди празднующих победу Пожирателей Смерти, конечно же, обо всем догадалась.
«Очень неглупая дамочка! — понял чародей. — Тем лучше! С ней действительно можно иметь дело!»
— Сударыня, вы ведь знаете, что Дамблдор был весьма заметной фигурой в волшебной Британии, а потому общественность захочет узнать в подробностях всю его жизнь.
— Безусловно, милорд. Я намерена первой удовлетворить эту жажду и написать о нем книгу. Мне довелось общаться со многими людьми, хорошо знавших директора.
— Настоятельно рекомендую вам отправиться в Годриковую лощину, где жила семья директора и он сам в детстве и юности, — тон Темного Лорда при этом стал повелительным. — Уверен, там найдется немало людей, которые поведают вам много занятных деталей и шокирующих фактов. В общем, сенсация обеспечена.
— Милорд, я уже думала об этом.
Тут танец закончился, и Волдеморт галантно предложил Рите Скитер прогулку в парке Малфой-мэннора, где уже прохаживались некоторые Пожиратели Смерти, с недоумением оглядывающиеся на своего повелителя. Темный Лорд усадил свою спутницу на скамью и сам присел рядом.
— Приятно иметь дело со столь разумной и талантливой особой, сударыня!
Журналистка слегка покраснела и невольно, уже чисто по-женски, потупила глаза в пол, услышав очередной комплимент от этого колдуна, чье имя из страха даже не произносили.
— Печально, однако, — продолжал Темный Лорд небрежным тоном, - что далеко не все, кто пишет для «Ежедневного пророка», обладают такими качествами. Возьмите хотя бы мисс Чарити Бербидж, преподавателя магловедения в Хогвартсе. Она написала статью в поддержку грязнокровок, и мне это не понравилось. Пришлось принять меры.
— Понимаю, сэр! — голос Риты сразу стал тихим, а сама она побледнела как полотно, видимо, только сейчас осознала, во что вляпалась, приняв приглашение на эту треклятую вечеринку. Впрочем, возможно ли было отказаться?
— Ваши коллеги, мисс Скитер, — с улыбкой продолжал Темный Лорд, — всячески изощряются над разрешением загадки, — куда это вдруг девалась учительница. Могу сказать, правда, по секрету. Она сейчас находится в этом поместье, но не на долго. Знаете, еще ни один человек, вызвавший мой гнев, не сумел избежать гибели. Возможно, не сразу, но лорд Волдеморт всегда наказывал тех, кто стал его врагом.
— Вы намерены убить ее? — в страхе прошептала горе-журналистка.
— Ну, почему же непременно я? — снисходительно пояснил Волдеморт. — С ней прекрасно разделается Нагайна, попросту сожрав свою очередную жертву.
— Нагайна? — со смесью недоумения и ужаса спросила Рита.
— Моя питомица! — елейным голосом отвечал Волдеморт. Затем маг зашипел на парселтанге, и вскоре ближайшие к колдуну кусты зашевелились, и из них показалась голова огромной змеи, а следом за ней появилось толстое и длинное туловище. Тварь заползла к хозяину на плечи.
— Сударыня, у меня есть кое-какие дела в Годриковой лощине. А поскольку вы и сами намерены в ближайшее время туда наведаться, не соблаговолите ли составить мне компанию? — невозмутимо вежливо осведомился чародей.
— С удовольствием, милорд! — машинально отвечала Скиттер обреченным голосом.
— Прошу! — Волдеморт предложил ей руку, и странная пара очень быстро достигла антитрансгрессионного барьера. Темный Лорд со своей спутницей оказались в Годриковой лощине. Деревенька несильно изменилась с тех пор, как он был там последний раз. Все те же тихие улочки с двухэтажными коттеджами, каждый из которых окружал маленький садик.
— Куда мы идем? — осмелилась спросить Рита Скитер.
— Я хотел бы нанести визит Батильде Бэкшот, живущей по соседству с Дамблдорами. Она поведает вам много интересных фактов, которые послужат материалом для вашего труда.
— Без приглашения и даже без предупреждения? К самой Батильде Бэкшот, знаменитому историку?
Волдеморт усмехнулся.
— Странная щепетильность для такой упертой и пронырливой особы. А я полагал, что вы предпочитаете добывать информацию любой ценой, и такой пустяк, как нарушение приличий, вас не смутит. Но скажу вам: я немного знаю Батильду Бэкшот, имел удовольствие встречаться. Правда давно, и она вряд ли меня сейчас узнает.
Волдеморт и Рита Скитер прошли в дом, и в нос им сразу бросился неприятный запах сырости и плесени. Везде было безумно грязно, темно, под ногами скрипел слой пыли. Казалось, что здесь давно никто не живет. Темный Лорд и журналистка поднялись на второй этаж и прошли в гостиную. Сейчас кроме запаха затхлости и пыли оба различили нечто гораздо худшее, вроде протухшего мяса. Волдеморт взмахнул палочкой и мгновенно зажег свечные огарки, расставленные на блюдечках по всей комнате, на шатких стопках книг и на чайном столике среди растрескавшихся заплесневелых чашек. И тут оба увидели на полу человека, низенькую, согбенную от старости женщину. Глаза ее, затянутые бельмами, прятались в складках полупрозрачной кожи, лицо было все в красных прожилках сосудов и старческих пигментных пятнах. Теперь был ясен источник тошнотворного запаха. Рита невольно отпрянула, попятилась назад, зажимая нос и зажмуривая от отвращения глаза. Волдеморт остался невозмутим.
— Да-а-а… — спокойно и хладнокровно протянул он. — Похоже, нам не повезло. Мы слегка припозднились, и из ее памяти даже мне не удастся извлечь ни крупицы, а вам и подавно. Ну, что же, тогда…
С этими словами Темный Лорд наколдовал стеклянный флакон и стал извлекать воспоминания полувековой давности о своей встрече с Батильдой. Впрочем, он не забыл их слегка подкорректировать таким образом, чтобы журналистка не узнала его первое имя.
— Возьмите, — велел он. — Когда вы просмотрите это, то сами скажете, что большинство журналистов отдали бы свои волшебные палочки за возможность воспользоваться таким источником информации.
— Полагаю, мне все же не стоит говорить о нем в своем труде, не так ли? Целесообразнее будет ограничиться упоминанием журналистских приемов по извлечению фактов из человеческой памяти или даже сослаться на сыворотку правды. — Журналистку словно осенило, что это единственно правильный ответ.
— Что верно, то верно, сударыня! — удовлетворенно кивнул чародей. — Не люблю, когда кто-то не умеет хранить доверенные ему секреты. Но, как я вижу, вы не только мастерица прытко пишущего пера, но в некоторых случаях и истинная приверженка упорного молчания. — Однако, подобное зрелище, — колдун равнодушно кивнул на мертвое тело, — вам, похоже, не по душе. Я полагаю, что в этой комнате найдется что-то полезное для вас, — продолжал Волдеморт, указывая на комод с ящиками и дюжину пыльных фотографий в выпуклых серебряных рамках. — Здесь вас никто не опередил.
Рита покорно кивнула и принялась заклинаниями очищать от пыли фотографии и подписи под ними, пользуясь возможностью больше не смотреть на полуразложившийся труп. Волдеморт же посчитал, что мертвая Батильда сослужит ему хорошую службу. Маг спустился на первый этаж, левитируя за собой женщину. У него на плечах преспокойно спала Нагайна, и колдун разбудил ее, сказав на парселтанге.
— У меня есть для тебя поручение, душа моя! — Волдеморт с полным основанием мог так называть питомицу, ставшую очередным крестражем.
Змея сползла с плеч и поднялась над полом, чуть опустив голову и всем своим видом давая понять, что слушает очень внимательно и выполнит любое задание.
— На здешнем кладбище похоронены Джеймс и Лили Поттеры, родители мальчишки. Рано или поздно этот сентиментальный глупец придет навестить их могилы. Жди его. Карауль непрестанно днем и ночью. А когда увидишь, замани сюда в дом под любым предлогом и немедленно сообщи мне.
— Да, хозяин! — прошипела змея.
Темный Лорд стал делать замысловатые движения волшебной палочкой, и вот уже два тела, змеиное и человеческое, живое и мертвое, словно слились воедино. Туловище змеи оплелось вокруг Батильды. Голова вдруг настолько уменьшилась, что смогла пролезть в рот умершей волшебницы, а мускулистое туловище вытянулось и стало толщиной со шланг. Когда страшная тварь полностью заползла в мертвое тело, то труп тут же встал на ноги, во всем напоминая живого человека. Волдеморт призвал палочкой старое тряпье и облек в него мнимую Батильду, которая сразу же, не говоря больше ни слова, медленной шаркающей походкой старой женщины направилась в сторону кладбища.
В этот момент чародей услышал за спиной шаги спускающейся вниз Риты Скитер. В руках у нее были фотографии и письмо, которые она быстро запрятала в маленькую сумочку с наложенным на нее заклятьем незримого расширения. Лицо волшебницы выражало довольство от предвкушения того, каких же чудес понапишет ее перо, основываясь на этих снимках. Волдеморт слышал, как целый рой мыслей — фактов, домыслов и откровенных выдумок — гудит в ее голове подобно пчелам.
— Надеюсь, мисс Скитер, что вы не пожалели о потраченном времени.
— Нет, что вы, сэр! Весьма плодотворная встреча. — довольным тоном сказала ведьма. — Будьте уверены, что не пройдет и пары месяцев, как я напишу жизнеописание Альбуса Дамблдора — этакую книжечку страниц на девятьсот.
— Не сомневаюсь, сударыня! — любезничал Темный Лорд. — Вы не чета Чарити Бербидж и, признаюсь, применять к вам крайние меры, как к ней, мне бы хотелось меньше всего. Вы слишком умны и проницательны, я был бы в отчаянии.
И снова Риту Скитер обуял парализующий ужас, потому как никогда в жизни ей еще не доводилось слышать столь изощренных угроз, особенно страшных на фоне резко контрастирующего с ними галантного обращения, звучащие особенно цинично от того, что произносились самым вежливым и любезным тоном.
— Сударыня, — улыбаясь и изображая заботу, снова заговорил чародей. — Вы что-то побледнели. Если пожелаете, то мой зельевар приготовит для вас отменное укрепляющее зелье. Нужно беречь здоровье, раз уж затеяли столь масштабную работу, которую вряд ли кто-то будет ждать с большим нетерпением, чем я. Мне всегда импонировал ваш стиль написания — жесткий, бескомпромиссный, обличающий. Да и название к своему труду вы подобрали весьма подходящее: «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора». Не знаю, можно ли сказать более емко и в то же время кратко.
Столь лестный отзыв о своих способностях волшебница слушала ни жива, ни мертва, со страхом осознав, как же легко Темный Лорд копается в ее мозгах.
— Мисс Скитер, нам пора возвращаться. Иначе, если наше отсутствие будет слишком долгим, то непременно породит всякие сплетни, которые могут навредить вашей репутации. Я же, как воспитанный чародей, не могу допустить, чтобы по моей вине о вас дурно отзывались.
С этими словами Волдеморт взял корреспондентку за руку и трансгрессировал обратно в Малфой-мэннор.
========== Глава 107. Приготовления ==========
Теплые летние дни сменяли один другой, а время летело тем быстрее, чем ближе был конец июля, когда Гарри Поттеру должно было исполниться семнадцать лет, и с этого момента защита, которую ему дала перед смертью мать, прекращала свое действие. Волдеморт ждал этого, рассчитывая, что теперь, наконец-то, доберется до мальчишки, ведь его уже никто и ничто не будет оберегать. В своем же превосходстве над Гарри Темный Лорд не сомневался.
Если год назад кто-то из Пожирателей Смерти сетовал на трудности службы лорду Волдеморту, то теперь вспоминал о тех днях как о благостной передышке, если сравнивать их с тяготами, с которыми приходилось сталкиваться сейчас. В Малфой-мэнноре теперь все время царили суета и оживление. Темный Лорд начал чаще обычного проводить собрания Ближнего круга, а еще постоянно вызывал то одного, то другого слугу, чтобы дать очередное поручение. Он приказал своим последователям денно и нощно караулить Гарри около дома его тетки-маглы, который служил ему самым надежным убежищем до момента совершеннолетия. Колдун не был уверен, что Поттер останется там до своего дня рождения, и потому решил принять меры, чтобы мальчишке в очередной раз не удалось скрыться. Кроме того, маг планомерно внедрял в Министерство магии своих людей, чтобы, когда придет время, устроить покушение на Министра и в его кресло посадить какую-нибудь покорную или даже околдованную марионетку. Тогда шансы избавиться от главной угрозы, достав мальчишку в его убежище, многократно возрастали.
Сейчас Волдеморт сидел во главе длинного стола в просторной гостиной Малфой-мэннора, которая тускло освещалась лишь несколькими волшебными шарами и пламенем камина, отчего помещение казалось зловещим и мрачным как, впрочем, и люди, собравшиеся здесь. Довершал неприглядную картину вид медленно вращающегося тела волшебницы, повешенной за ноги к потолку и крепко связанной веревками. Она, похоже, была без чувств.
Ближний круг Темного Лорда собрался почти в полном составе, что случалось не так уж часто. Присутствовали и те сторонники, которым их повелитель всего несколько дней назад организовал побег. Но собрание еще не началось: с правой стороны от колдуна стояло пустое кресло. Очевидно, что Пожиратели и их хозяин ждали еще кого-то. Наконец, дверь открылась, и в зал вошли два человека.
— Яксли, Снегг, — заговорил Волдеморт высоким холодным голосом. — Еще немного, и вы опоздали бы. — Северус, сюда! — приказал чародей, указывая на кресло справа от себя. — Яксли — рядом с Долоховым.
Мужчины заняли названные им места. Корбан Яксли с недавних пор стал приятелем Долохова, хотя после предательства Каркарова этот волшебник долгое время не доверял никому. Волдеморт обратился к Снеггу.
— Итак?
— Мой Лорд, Орден Феникса намеревается перевести Гарри Поттера из его нынешнего укрытия в субботу, при наступлении вечера.
— В субботу… при наступлении вечера… — повторил Волдеморт, пристально смотря в черные глаза Снегга и применяя легилименцию. Убедившись, что зельевар сказал правду, маг улыбнулся. — Хорошо. Очень хорошо. И сведения эти получены…
— Из источника, о котором мы с вами говорили, — сказал Снегг.
Спустя недолгое время после возрождения своего хозяина, зельевар сообщил, что еще сильнее втерся в доверие к Дамблдору и был принят в Орден Феникса, а потому мог поведать обо всех планах и хитростях, имевших целью сбить Темного Лорда с толку.
— Где они собираются спрятать мальчишку теперь?
— В доме одного из членов Ордена, — ответил Снегг. — Согласно моему источнику, это место ограждено всеми средствами защиты, какие имеются в распоряжении Ордена и Министерства. Думаю, мой лорд, надежды взять его там у нас практически нет, если, конечно, Министерство не падет до следующей субботы. Это даст нам возможность найти дом и снять с него столько чар, что мы сможем прорваться внутрь.
— Ну-с, Яксли, успеет ли Министерство пасть до следующей субботы?
Все повернулись к Яксли, и тот расправил плечи.
— Мой лорд, на этот счет у меня хорошие новости. Мне удалось наложить заклятие Империус на начальника Отдела магического правопорядка Пия Толстоватого.
— Хорошее начало, — сказал Волдеморт. — Однако Толстоватый — всего лишь один человек. Прежде чем я вступлю в игру, необходимо окружить Скримджера нашими людьми. Даже одна неудавшаяся попыткапокушения на жизнь министра сильно отбросит меня назад. В любом случае, вероятность того, что Министерство станет моим до следующей субботы, мала. И если мы не сможем достать мальчишку в его новом укрытии, придется сделать это, когда он будет перебираться туда. Я займусь мальчишкой лично. Во всем, что связано с Гарри Поттером, допущено слишком много промахов. Некоторые из них были моими. Мальчишка жив скорее благодаря моим ошибкам, чем собственным победам. Я был небрежен и потому позволял, чтобы случай и удача Поттера сорвали даже наилучшие планы.
Волдеморт нисколько не смущался, когда во всеуслышанье заявлял о своих промахах. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то из слуг осмелится критиковать своего повелителя даже в мыслях. Слишком силен был тот ужас, который Темный Лорд нагонял на всех чародеев, и сторонников в том числе.
— Теперь я понимаю то, что не понимал прежде. Я должен стать тем, кто убьет Гарри Поттера, и я им стану.
В ответ на эти слова внезапно раздался вопль — страшный протяжный крик страдания и боли. Многие из сидевших за столом испуганно уставились в пол, поскольку звук этот исходил из-под их ног.
— Хвост, — сказал Волдеморт негромко и задумчиво, — разве я не говорил тебе, что наш пленник должен вести себя тихо?
— Да, м-мой Лорд, — выдохнул маленький человечек, съежившись в своем кресле. Он сполз на пол и торопливо выскочил из комнаты.
Никто из присутствующих, кроме Малфоев и Лестрейнджей не знал, что на это собрание Темный Лорд явился прямо из здешнего подвала, где чародей, мягко говоря, с пристрастием допрашивал пленного мастера Оливандера.
— Что не так с волшебными палочками, моей и Поттера? — впиваясь злобным пристальным взглядом в лицо пленника, вопрошал Волдеморт.
— Я не знаю, не знаю! Явление это редкое, малоизученное, и причин может быть много. Не знаю, что сказать…
— Лжешь! — прошипел Темный Лорд. — Отвечай мне! Круцио!
— А-а-а! — завопил старый мастер, не в силах терпеть жуткую боль. — Пожалуйста, прекратите!
— Говори! — холодно приказал чародей.
— Я скажу, все скажу! Только умоляю, прекратите это!
Волдеморт довольно усмехнулся и снял проклятье.
— Итак, почему наши с Поттером палочки отказались сражаться?
— Точно ответить не могу, но у меня есть некоторые предположения на этот счет.
— И что же ты предполагаешь? — снова зашипел Волдеморт, теряя терпение и покручивая в руках волшебную палочку, из которой сыпались искры.
— Вы и Гарри Поттер являетесь обладателями палочек-сестер. Обе они — тисовая и остролистовая — содержат в себе одинаковую магическую сердцевину. Это два пера, полученные от одного феникса. Такие палочки сражаются крайне неохотно, а если их все же заставить, то одна из них может лишь принудить другую выдать несколько последних заклинаний и, таким образом, возникает эффект Приори Инкантатем, — отвечал мастер Оливандер слабым голосом, а потом замолчал, без сил растянувшись на каменном полу.
— И как же тогда решить эту проблему? — продолжал допытываться Волдеморт, не обращая внимания на мучения пленника.
— Вам просто нужно взять другую палочку!
— И все? — сомневался Волдеморт. — Сгодится любая другая палочка?
— Да! — прошептал мистер Оливандер.
Волдеморт прекратил в очередной раз вспоминать этот разговор, вернулся мыслями в гостиную поместья и снова посмотрел на собравшихся. Взгляд его остановился на Люциусе Малфое.
— Как я уже сказал, теперь мне многое стало ясно. Например, прежде чем я отправлюсь убивать Поттера, мне придется позаимствовать у одного из вас палочку. Люциус, я не вижу причин, по которым тебе может в дальнейшем понадобиться твоя палочка.
Малфой поднял на своего повелителя изможденное лицо. Кожа его была бледной, с желтоватым оттенком, а под глазами виднелись темные круги — все следы недавнего пребывания в Азкабане.
— Мой лорд?
— Твоя палочка, Люциус. Я хочу получить твою палочку.
— Я…
Темный Лорд видел, как старший Малфой колеблется, что не горит желанием послужить даже в такой мелочи, как одолжить на несколько часов волшебную палочку. И это после всех своих промахов! Этот идиот, похоже не до конца осознает, что в миг может лишиться не только палочки, но и жизни. И он, и все его семейство. Однако, Нарцисса, на его счастье, оказалась благоразумнее своего малодушного супруга. Стоило ей лишь кивнуть Люциусу, и тот нехотя достав волшебную палочку, протянул ее Волдеморту.
— Из чего она?
— Из вяза, мой лорд, — прошептал Малфой.
— А внутри?
— Драконовая, сердечная жила дракона.
— Хорошо.
Волдеморт достал и свою палочку, сравнил их длины. На миг Люциусу показалось, что господин отдаст ему свою палочку, но красные глаза мага при этом злобно расширились.
— Отдать тебе мою палочку, Люциус? Мою палочку?
«Идиот! После того, как ты не уберег дневник, я не доверил бы тебе лоскутка от своей мантии!» — с презрением подумал чародей.
— Я вернул тебе свободу, Люциус. Впрочем, я заметил, что ты и твои домочадцы выглядите не очень-то счастливыми. Тебе что-то не нравится, что я присутствую в вашем доме, Люциус?
— Ничего, мой лорд, совсем ничего!
— Какая ложь, Люциус…
Разумеется, эти слова Малфоя не убедили Волдеморта, равно как и все последующие заверения в преданности и желании привести своего повелителя к власти.
«Неужели он и в самом деле надеется обмануть меня словами?! Меня, одного из выдающихся легилиментов в волшебном мире!» — высокомерно подумал чародей. В это время в зал вползла Нагайна. Змея совсем ненадолго отлучилась из Годриковой лощины чтобы немного подкрепиться, тем более что хозяин обещал ей сегодня весьма сытный ужин.
— Мой лорд, — наконец заговорила Беллатриса сдавленным от охвативших ее чувств голосом. — То, что вы здесь, в нашем родовом поместье, честь для нас. Большей радости просто быть не может.
Ведьма, похоже, решилась вступиться за семью сестры, смягчив гнев повелителя. И надо сказать, шанс на успех в этом деле у нее имелся совсем неплохой, хотя сама чародейка об этом и не догадывалась. Это было первое собрание, на котором колдунья присутствовала после своего затворничества, продолжавшегося несколько месяцев. Поэтому сейчас она смотрела на Волдеморта с особым восторгом и восхищением, невольно склоняясь к нему над столом. Он не зря велел ей сесть рядом с Малфоями на некотором расстоянии от себя. Колдун всерьез опасался, что окажись ведьма ближе, и он не сможет сдержать себя, ненароком выказав перед остальными Пожирателями свое истинное к ней отношение и, таким образом, выдав одну из своих тайн. Да и вообще Беллатриса, как заметил Темный Лорд, последнее время занимает его мысли слишком часто и слишком долго, а это ему не нравилось. Подобная глупая сентиментальность недостойна лорда Волдеморта. И тем не менее, сейчас чародей не мог отказать себе в удовольствии лишний раз увидеть блестящие глаза своей ведьмы.
— Большей радости, — повторил Волдеморт, немного склонив голову и вглядываясь в лицо Беллатрисы. — Из твоих уст, Беллатриса, такие слова значат немало.
«Вот кто мне всегда предан, никогда не солжет, никогда не предаст, и счастлив даже просто быть рядом!» — думал чародей, на время позабыв и о собрании, и о всех своих планах.
Лицо ведьмы залила краска, а глаза наполнились слезами счастья.
— Мой лорд знает, что я говорю чистую правду!
Темный Лорд обожал этот ее преданный взгляд. Это был взгляд из ее юности, которым она впервые одарила своего избранника еще тогда, когда волшебник забрался в окно к старшей из девиц Блэк и вернул отобранную отцом волшебную палочку. Но тут Волдеморту вспомнились и другие глаза чародейки: яростно-фанатичные, горящие неугасимым огнем ненависти без единой капли жалости к его врагам и грязнокровкам… Перед внутренним взором мага предстала воительница — сильная очаровательная ведьма, стремительная и ловкая, невероятно искусная в темных и боевых заклинаниях, с копной кудрявых волос, в черной развевающейся мантии, надетой поверх платья с корсетом, с раскрасневшимися от гнева щеками…
«Сколько же грации и изящества!» — восхищенно вспоминал темный маг Беллатрису во время какого-нибудь рейда.
— Большей радости быть просто не может… Даже в сравнении со счастливым событием, которое, как я слышал, произошло на этой неделе в вашей семье.
Беллатриса, приоткрыв рот, смотрела на него в явном недоумении.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мой лорд.
— Я говорю о твоей племяннице, Беллатриса. И о вашей, Люциус и Нарцисса. Она ведь только что вышла замуж за оборотня, за Римуса Люпина. Вы, должно быть, очень гордитесь этим.
Все, кто сидел за столом, глумливо загоготали. Многие склонились друг к другу, обмениваясь насмешливыми взглядами, некоторые застучали по столу кулаками. Лицо Беллатрисы, совсем недавно светившееся от счастья, пошло багровыми пятнами от гнева, чего, собственно, Волдеморт и добивался.
— Она не племянница нам, мой лорд! — воскликнула Беллатриса, перекрикивая веселый гам. — После того, как наша сестра вышла замуж за грязнокровку, мы — Нарцисса и я — ни разу не виделись с ней. Ее отродье не имеет ни с кем из нас ничего общего, как и животное, за которое она выскочила замуж.
— А что скажешь ты, Драко? — спросил Волдеморт, пользуясь возможностью наказать младшего Малфоя за бесхребетность, унизив перед всем собранием. — Ты как — будешь нянчиться с ее щенками?
Веселый гомон усилился.
— Довольно! — проронил Волдеморт, поглаживая рассерженную шумом змею. — Довольно!
Смех мгновенно стих.
«Мне очень даже по вкусу, когда Белла в гневе, но позволять кому попало насмехаться над матерью моего ребенка… Ни за что! Напротив, пришло время вознаградить Беллатрису за преданность!» — думал между тем маг.
— Многие из наших древнейших семейных древес со временем заболевают. Вам придется подрезать ваше, чтобы оно выздоровело, не так ли? Отсечь ветви, которые угрожают здоровью всего дерева.
— Да, мой, лорд, — прошептала Беллатриса, а глаза ее наполнились слезами благодарности. При первой же возможности!
— Ты ее получишь!
Ведьма уже давно и не раз просила своего лорда, чтобы он позволил ей расправиться с ненавистным Люпином, и вот, наконец, она получила желаемое.
— И в вашей семье, и во всем мире… мы обязаны уничтожать пятнающую нас заразу, пока не останутся только те, в ком течет чистая кровь.
Волдеморт взял палочку Люциуса, направил ее на подвешенную над столом Чарити Бербидж, и волшебница пришла в себя, застонала и забилась, пытаясь порвать невидимые путы.
— Узнаешь нашу гостью, Северус?
Пленница закричала полным ужаса голосом, взывая о помощи.
— Да, разумеется!
Полная сутулая Алекто Кэрроу захихикала, демонстрируя свои заостренные зубы.
— Профессор Бербидж сообщала детям чародеев сведения о маглах… Объясняла, что они не так уж отличаются от нас…
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…
— Молчать! — Волдеморт снова взмахнул палочкой, и Чарити умолкла, как будто ей в рот засунули кляп. — Однако грязнить и развращать сознание детей чародеев профессору Бербидж было мало, поэтому она на прошлой неделе напечатала в «Ежедневном пророке» страстную статью, посвященную защите грязнокровок. Волшебники, говорит она, должны принять в свои объятия этих людишек, крадущих наши знания и нашу магию.
Темный Лорд с удовлетворением отмечал, что за все то время, пока он говорил о Чарити Бербидж и о всех ее провинностях, никто из Пожирателей Смерти уже не смеялся, а на их лицах были написаны страх вперемешку с ненавистью. Голос самого Волдеморта тоже перестал быть бесстрастным, в нем сейчас безошибочно угадывались гнев и презрение. Колдун нарочно решил устроить из расправы над этой маглолюбкой целое представление и в назидание другим наглядно показать, какая участь уготована всем, кто посмеет проявить хоть какую-то лояльность к магловским выродкам, а также хоть на шаг отступить в борьбе за интересы чистой крови.
— Авада Кедавра!
Гостиная осветилась зеленым светом, а Чарити рухнула на стол. Несколько Пожирателей Смерти отпрянули, а Драко и вовсе упал на пол.
— Кушать подано, Нагайна! — негромко произнес Волдеморт, и огромная змея соскользнула с его плеч на полированную поверхность стола.
========== Глава 108. Наука о мести ==========
В свои покои Беллатриса вернулась сама не своя и в скверном настроении. Милорд неизвестно по какой причине опозорил ее, выставил на посмешище перед всем собранием. Ведьма металась из угла в угол, не зная на ком или на чем сорвать свою досаду. Наконец, она бросилась в кресло и уронила кудрявую голову на ладони, погрузившись в невеселые думы по поводу поступка Волдеморта. Она даже не обратила внимания на то, как штора на слегка приоткрытом окне слабо колыхнулась, а в воздухе волшебница ощутила движение. Еще через секунду Беллатриса почувствовала прикосновения знакомых холодных ладоней к своим плечам, а до ее слуха донесся шипящий голос.
— Что так притихла, Белла? — усмехнулся Темный Лорд.
— Я чем-то не угодила вам, милорд, раз вы решили так меня наказать? Позволили потешаться надо мной? Может быть, повелитель соблаговолит объяснить, в чем моя вина? — в голосе колдуньи явно слышалась обида.
Ведьма взглянула на Волдеморта снизу вверх. У того на плечах уютно расположилась Нагайна, и Беллатриса не смогла скрыть неприязненный взгляд, адресованный змее. Даже к ней милорд, судя по всему, привязан куда больше, чем к своей верной соратнице и женщине. От внимания мага это, конечно, не ускользнуло.
— Не стоит так злиться на Нагайну. Это моя питомица, знаешь ли, — сказал он холодным голосом. — Моя комнатная собачка. Это ведь дело вкуса, не правда ли? Кто-то предпочитает кошек, кто-то — жаб, кто-то — сов. Ну, а твой лорд питает особую слабость к таким вот хладнокровным рептилиям.
При этих словах Беллатриса задалась вопросом: кто же она для своего повелителя.
— А ты, — отвечая ей на мысль, прошипел Волдеморт и подошел к чародейке, запустил длинные пальцы в густые черные кудри. — Ты моя породистая прелестная кошечка. Сегодня у меня и в мыслях не было тебя наказывать, но в том, что произошло на собрании, ты сама виновата. Даже представить себе не можешь, насколько ты очаровательна, когда злишься, как соблазнительно шипишь и пускаешь коготки.
При этих словах Темный Лорд запрокинул голову Беллы и поцеловал в губы.
— Я не мог отказать себе в удовольствии и не подзадорить тебя. — И без того глухой и шипящий голос стал еще глуше. Бескровные губы переместились на длинную изящную шею, терзая нежную кожу. Руки чародея тем временем гуляли по ее груди, талии, спине, борясь с туго затянутым корсетом.
— А как же грациозно моя обольстительная киска играет с мышами, прежде чем окончательно расправиться с ними! Только шерсть летит!
— У повелителя особый вкус и весьма экстравагантные взгляды на красоту! — улыбнулась Белла.
— Моими взглядами и вкусом никто не занимался.
Волдеморт нетерпеливо скомкал юбки, но, устав бороться с одеждой, вытащил волшебную палочку и парой взмахов обнажил Беллу и себя. Он намеренно не стал дожидаться, пока ведьма сможет ответить на его страсть, предпочитая действовать стремительно и грубо, нарочно причиняя боль, от которой Беллатриса невольно зажмурилась и зашипела, закусывая губу и непроизвольно впиваясь ногтями в спину Темного Лорда. Ведьма специально отращивала длинные ногти и придавала им острую форму, покрывая темно-красным или бордовым лаком, напоминающим цвет застывшей крови.
Так Волдеморту нравилось.
Но причиняемая им боль довольно быстро прошла, уступая место жгучему наслаждению.
— Как чудесно моя кошечка умеет мурлыкать и ластиться! — хриплый шепот мага срывался. — Но ведь ни один идиот в мире об этом и не догадывается! Ни у кого из них не хватило ума или силы приручить тебя, моя великолепная обворожительная хищница! Только я. Я один сумел найти к тебе подход! — шипел он сквозь зубы, больно стиснул свою ведьму в руках, в изнеможении уронил голову на горячую грудь, слушая быстрый стук сердца.
*
Беллатриса блаженно и от души потянулась, как кошка, с упоением рассматривая довольное лицо Волдеморта. Она не решалась нарушить тишину, но Темный Лорд заговорил первым.
— Ты ведь хочешь что-то спросить, не правда ли? — усмехнулся маг.
— Да, повелитель. Скажите, почему вы велели мне разделаться с Тонкс, но при этом не изъявили желания убить Люпина? Ведь вы его ненавидите не меньше меня! — воодушевилась ведьма.
— Моя валькирия, твой вопрос говорит о том, что хотя ты и достигла значительных успехов в боевой магии и темных искусствах, но при этом еще совсем новичок в науке отмщения. Этот оборотень и так уже труп, — злобно усмехнулся колдун. — Только пока еще об этом не знает. И именно потому, что я его ненавижу, как ты совершенно верно изволила заметить, он еще до сих пор ходит по этой земле.
Белла с недоумением посмотрела на Волдеморта, и тот пояснил.
— Похоже, пришло время дать тебе еще один урок. Главный постулат отмщения: око за око, зуб за зуб. Ответь мне, неужели ты считаешь, что в случае с Люпином будет достаточно простого смертельного проклятья? И ты почувствуешь себя отомщенной? — иронизировал чародей. — Круциатус или Аваду Кедавру любой чародей может от меня получить просто за косой взгляд в мою сторону, а грязнокровки — уже просто за то, что они грязнокровки. Но разве одного, пусть и смертельного проклятья достаточно за то, что по его милости погиб наш ребенок? За четырнадцать лет мучений в Азкабане — всего лишь секунда, пусть и запредельной боли, которую он почувствует, а может, и не почувствует? Авада может убить слишком быстро, так, что твой враг даже не поймет, что случилось. Нет, Белла, лично я желаю, чтобы наш милый оборотень ощутил боль, куда более сильную, чем та, что причиняется Круциатусом или Авадой Кедаврой. Пусть для начала лишится своей новоиспеченной женушки, пусть потеряет счастье, которое уже в его руках! Ну, а потом, конечно же, сдохнет! Это он всегда успеет. Месть, Белла, это как вино, должна получить должную выдержку. И пить его надо уметь. Нельзя упиваться им слишком поспешно или неосторожно как пьяница, ведь так немудрено большую часть расплескать и даже не распробовать на вкус!
Ладони Волдеморта гладили обнаженную спину Беллатрисы, а ведьма счастливо улыбалась. Наконец, колдун нехотя поднялся, подозвал волшебной палочкой мантию и быстро надел ее. Волшебница последовала его примеру.
— Повелитель, — тихо сказала она, взяв холодную руку Темного Лорда в свою. — Я счастлива, что вы не сердитесь на меня.
Волдеморт ничего не ответил на это, молча подошел к колдунье и, резко дернув за руку, привлек к себе и поцеловал напоследок, при этом больно укусив мягкую теплую губу.
— Мне пора! — прошипел он и, отпустив чародейку, и растворился в воздухе.
========== Глава 109. Пересуды ==========
Был поздний вечер, вернее, даже ночь. Все лавки в Косом переулке давно закрылись, из баров большинство посетителей успели разойтись, и лишь немногие продолжали сидеть за столиками, потягивая сливочное пиво или огневиски.
Неожиданно на опустевшей улице послышались парные хлопки трансгрессии, и два человека в черных мантиях нарисовались из пустоты, словно сливаясь с темнотой.
— Зайдем в «Кабанью голову», Антонин? — непринужденно проговорил один.
— Не стоит, Корбан. Лучше в «Три метлы». Там посиделки хоть и подороже обойдутся, но зато спокойнее, и никто не подслушает. — отозвался второй.
— Хорошо! — последовал краткий ответ.
Двое зашли в таверну, заняли столик в местечке поукромнее, благо, выбор был большой, ведь почти все гости разошлись. Волшебники спросили бутылку огневиски и кое-что из еды. Это были Долохов и Яксли. Всего через пару дней приятелям по поручению Темного Лорда предстояло участие в весьма ответственном деле, поимке Гарри Поттера, которого, без сомнения, будут оберегать мракоборцы и члены Ордена Феникса, а значит, будет битва. Потому они и решили расслабиться напоследок, ведь, кто знает, может, больше и не придется. В подобном положении оказывался всякий, кто становился Пожирателем Смерти. Любой чародей, вступивший в ряды сторонников Волдеморта, должен был на долгие годы или даже до конца жизни забыть про покой и безопасность. Выполняя поручения своего повелителя, им неминуемо приходилось рисковать и свободой, и жизнью. Естественно, те, у кого были семьи, предпочитали проводить время перед битвой с родными, а также, вернувшись из очередного рейда или схватки с орденцами, спешили к людям, которых любили, как, впрочем, и авроры после выполнения опасного задания. И в этом между силами света и темными магами разницы практически не было: и те, и другие оставались людьми. Даже если Пожиратели нападали на, казалось бы, беззащитных перед ними, то все равно не могли быть уверены, что им на помощь не подоспеют волшебники из Отдела магического правопорядка или из Ордена Феникса. Но среди слуг Темного Лорда имелись и такие, у кого не было семьи или вообще родных. Вот они-то и становились завсегдатаями кабаков, забываясь в них перед кровавым рейдом или же после него от облегчения, что все обошлось, и порой напивались там до потери пульса.
Два Пожирателя, уже опустошив одну бутылку огненного напитка, принялись за другую. Поначалу оба молчали, но по мере того, как хмельной напиток все сильнее действовал, у них стали развязываться языки.
— Вот скажи мне, Антонин, — заговорил Яксли, опрокидывая в рот очередную рюмку и заедая бифштексом с кровью. — Ты ведь был с повелителем с самого начала, правда?
Долохов, хоть и выпил столько же, но то ли оказался крепче, то ли виски не так сильно ударяло ему в голову, но все же казался много трезвее и еще не потерял благоразумие.
— Тише ты, — наклонившись к собеседнику, процедил маг сквозь зубы. — Как бы кто не подслушал!
— Так ведь некому! — отозвался Яксли, осматривая почти пустой бар. Ближайшие посетители сидели за несколько столиков от них.
— Все равно, Корбан, осторожность не помешает! — предостерег Долохов. — Не хватало еще перед таким ответственным делом нарваться на мракоборцев. Да, я с милордом с самого начала и один из первых Пожирателей Смерти, которого он удостоил темной метки, впустив в Ближний круг. Но тебе-то что с того?
— Может, тогда просветишь меня, а то я что-то никак в толк не возьму. После убийства Дамблдора Темный Лорд на собраниях всем и каждому твердил, что теперь главные задачи для нас — это захват Министерства магии и поимка Гарри Поттера. И все его поручения так или иначе были связан с этим. Так чего ради на последнем собрании повелитель ни с того, ни с сего озаботился здоровьем родового древа Блэков и поручил Беллатрисе разделаться с этой, как ее, Тонкс, вместо того, чтобы ловить мальчишку?
— Возможно, он так своеобразно пошутил, — пожал плечами Долохов.
— Ну, нет, это вряд ли! Наш лорд просто так ничего не делает, а всегда преследует какую-то цель. Почему же, скажи мне на милость, он взъелся на эту полукровку, как будто кругом мало грязнокровной швали, хотя бы ее отец. А оборотень этот чем ему не угодил? Ведь сам же Сивого завербовал, и вообще, почти все они приняли сторону милорда.
— Не знаю, право слово. Меня это тоже удивило, но если хотим жить, то лучше нам не совать носы в дела Темного Лорда. Знаешь, как у нас в таких случаях говорят? Много будешь знать — скоро состаришься! — нравоучительным тоном отвечал Антонин.
— И все же, — продолжал словоохотливый Корбан, — мне крайне любопытно. Тогда в Министерстве, когда вас зацапали авроры, Беллатрисе единственной из всех удалось бежать вместе с Темным Лордом.
— С его стороны было бы неразумно оставлять лишнего Пожирателя мракоборцам, если имелась возможность его спасти.
— Это, конечно, так, но ты не знаешь подробностей: милорд схватил Беллу и трансгрессировал с ней на глазах у всех авроров и самого Министра. Именно после этого и стало известно о его возвращении, а ведь повелитель предпочел бы и дальше хранить инкогнито, чтобы иметь возможность беспрепятственно делать свои дела и при благоприятном случае неожиданно напасть на Министерство, которое ничего не предпринимало против него, предпочитая закрывать на все глаза. Даже мальчишку заманил в Отдел тайн, чтобы тот взял для него Пророчество, и пропажу шарика можно было бы списать на школьника. Но после всего увиденного даже самые твердолобые олухи признали очевидное. В «Ежедневном пророке» тогда появилась огромная, на целый разворот, статья, в которой десятки свидетелей рассказывали, как все произошло. Полезно, знаешь ли, хотя бы иногда читать прессу! — воскликнул убежденный в своей правоте Яксли.
— Во время битвы Беллатриса укокошила своего кузена, Сириуса Блэка, и чуть было не отправила на тот свет мракоборца Кингсли. Эта женщина вполне оправдывает свое имя, и, должно быть, милорд оценил ее боевой дух! — авторитетно заявил Долохов.
— Тебе-то откуда знать? — усмехнулся Яксли. — Впрочем, Дамблдор дал интервью «Придире». В официальном правительственном издании ему и Поттеру слова не дали, ведь Министр не больно-то их жаловал. Зато с Ксенофилиусом Лавгудом у него отношения лучше некуда, да и газетенка эта не стала упускать такой источник информации — человек, который прибыл в Министерство раньше мракоборцев и видел больше. А кроме того, весь аврорат и сам Министр были свидетелями того, как сначала от какого-то заклинания разбилась статуя, которая держала Беллатрису в плену, а потом рядом с ней на секунду возник Темный Лорд, и оба трансгрессировали.
— В самом деле? Неужели наша воительница сама не смогла совладать с этой ожившей статуей? — удивился Долохов.
— Видимо, не могла. Похоже, этот старикашка наложил очень сильные чары, которые было не так-то легко разрушить, — заверил Яксли.
— Да-а-а… — протянул Антонин. — Дамблдор и в свои сто с лишним лет сражался так, что мама не горюй!
— Ну да забери его инферналы! — раздражился Яксли. — Ведь и тупому троллю становится ясно, что даже того недолгого времени, которое повелитель потратил на вызволение Беллатрисы, ему бы с лихвой хватило, чтобы скрыться незамеченным и дальше продолжать водить за нос Министерство! Чего ради он стал бы поступаться своими интересами?
— У тебя хватает духу обсуждать поступки Темного Лорда? Откуда тебе знать, может, он ей важное задание поручить хотел?
— Ничего подобного! Повелитель ее даже в Хогвартс не отправил, чтобы с директором расправиться, да и на собраниях она столько времени вообще не появлялась! Первое поручение после битвы в Министерстве Беллатриса получила вместе с нами и теми, кому милорд снова организовал побег из Азкабана. Но тогда какого дементора надо было возиться с ней там, в Министерстве, когда она могла сбежать вместе со всеми остальными? — не унимался Корбан.
— Да, в самом деле, интересно! А сильно ей досталось после провала задания? — задумчиво спросил Долохов.
— Вот этого сказать не могу, не видел ее потом. Как-то спросил мимоходом у Снегга. Ты знаешь, этому молчуну, как правило, много чего известно, но из него клещами ничего не вытянуть! Он сказал, что, похоже, Беллатриса у милорда в опале, повелитель с ней не видится, но при этом наша амазонка выглядела вполне здоровой и без следов сурового наказания.
— Слушай, Корбан, к чему весь этот разговор? Обсуждать Темного Лорда! Ты совсем рехнулся! Или жить надоело?
— Да любовники они, вот что! — выпалил Яксли пьяным голосом. — И, похоже, Темному Лорду приспичило иметь в постели не просто чистокровную аристократку. Ему нужно, чтобы и среди ее родни не было никого, кто оскверняет чистую кровь!
— Да ты хоть соображаешь, что говоришь?! — даже испугался Долохов.
— Брось это! Сейчас весь Ближний круг говорит так как я или думает по крайней мере.
— Вот именно! У них хватает ума помалкивать, а тебе, пожалуй, на сегодня огневиски точно хватит! Правду говорят, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме!
Но словесный поток сильно захмелевшего соратника было не так-то легко остановить.
— Она же единственная женщина среди Пожирателей! — говорил заплетающимся языком Яксли.
— А Алекто, по-твоему, кто?
— Ну, эту жирную корову можно в расчет не брать! А Беллатриса — утонченная светская дама, чистокровная и сильная ведьма. Наш лорд с кем попало точно бы не связался и потому выбрал себе самый лакомый кусочек. А как он ее порой зовет, не слыхал? Уменьшительно-ласково, «Белла», а не как нас всех — по фамилии или полным именем!
— А ничего, что она замужем? — попробовал возразить Долохов.
— Ну, повелителя это обстоятельство точно не остановит! — усмехнулся Яксли.
Сейчас Долохов ясно осознавал, что разговор зашел слишком далеко, и нужно любой ценой как можно скорее увести отсюда сильно перебравшего соратника, пока он не наломал дров.
— Ну, согласись, Антонин, я ведь прав, а? — упорно твердил Яксли.
— Да-да! — машинально отвечал его собеседник, чтобы только бражник замолчал. — Но, Корбан, нам пора уходить, бар уже закрывается. Давай уже эту тему закроем, а то сидим, как две старые кошелки и кости перемываем!
— Уже? Как жаль! А может махнем в какое-нибудь злачное местечко в Лютном переулке? Развлечемся, кутнем напоследок!
— Обязательно! — поддакнул Долохов. — После поимки Поттера погуляем на славу. А сейчас — по домам!
И не спрашивая согласия, даже не дожидаясь какого-нибудь ответа, взял под руку нетвердо стоящего на ногах Яксли, попутно бросил на стол несколько монет, вывел опьяневшего приятеля из бара и трансгрессировал с ним.
Вот так судили-рядили, думали-передумывали сторонники Темного Лорда.
========== Глава 110. Лжепоттеры ==========
День, когда согласно полученной от Северуса Снегга информации, Гарри Поттер должен был переправиться в новое убежище, стремительно приближался. Беллатриса не могла скрыть своего волнения, ведь для ведьмы это была первая крупная операция после памятной битвы в Министерстве магии, а кроме того, она не только стремилась угодить Волдеморту, но и сгорая от лютой ненависти к Люпину и его молодой жене, своей несостоявшейся племяннице, желала страшно отомстить: только вид их страданий и крови удовлетворили бы эту фурию.
Сумерки еще только начали сгущаться, но все, кому надлежало участвовать в ловле, уже были в Малфой-мэнноре. Два десятка Пожирателей Смерти, облачившись в одинаковые черные балахоны с капюшонами, казались безликими темными существами, но не узнать среди них Беллатрису было невозможно: темно-карие глаза чародейки горели фанатичным блеском в прорезях маски. Когда на улице воцарилась темнота, все тронулись в путь, оседлав метлы. Совсем рядом с Беллатрисой летел Родольфус, и колдунья не могла понять, зачем милорд велел ее мужу участвовать в этом деле. Волдеморт возглавлял всю вереницу, летя без метлы или фестрала, как дым по ветру.
На место прибыли очень быстро и еще быстрее по команде Темного Лорда его служители образовали плотное кольцо как раз над домом магловских родственников Поттера. Под ногами у них простиралось целое скопище крыш невысоких в пригороде Лондона домов, светились, подобно гирляндам, цепочки огоньков от зажженных фонарей. Ждать пришлось недолго. Сперва в кругу показался быстро взлетающий мотоцикл, в котором сидел почти сразу узнанный большинством Пожирателей великан Хагрид, а потом появилась целая компания волшебников и чародеек, летящих попарно кто на метлах, кто на фестралах. И тут Беллатриса от изумления чуть было не свалилась с метлы, поначалу подумав, что у нее в глазах двоится или троится: на каждой метле, в каждой коляске, запряженной фестралом, сидел всем известный мальчик в круглых очках в сопровождении кого-то из товарищей.
— Оборотное зелье! — воскликнул Родольфус, летящий бок о бок с Беллатрисой.
Лжепоттеры, среди которых был только один настоящий, стали разлетаться в разные стороны, норовя вырваться из окружения. Волдеморт быстро раздал указания своим холодным голосом, кому кого следует преследовать. Беллатриса же и без приказа устремилась за Нимфадорой Тонкс, а Родольфус последовал за ней, не отставая ни на метр. Сам же Темный Лорд бросился в погоню за Аластором Грюмом, самым сильным из присутствующих мракоборцев, который, по его мнению, сопровождал мальчишку.
Разноцветные вспышки от заклятий, летящие во все стороны искры на фоне черного неба, громкие хлопки и треск… Единичные случайные прохожие принимали все это за фейерверк, который вздумалось устроить кому-то из состоятельных местных жителей по случаю семейного торжества. Никому и в голову не приходило: то, что они принимают за праздничный салют — на самом деле кровопролитное побоище, развернувшееся в сорока метрах над ними.
Беллатриса преследовала Тонкс и сидящего за ее спиной то ли Поттера, то ли не Поттера. К жгучей ненависти примешивался такой уже знакомый и давно неиспытанный боевой азарт. В отличие от своих противников, сидящих на метле вдвоем, ведьма была единственным седоком на своем транспортном средстве, и поэтому довольно быстро села к Нимфадоре и ее спутнику на хвост. Она метала заклятья, и в нее летели заклятья. Лучи, вылетающие из волшебных палочек, перекрещивались, как длинные цветные шпаги. В какой-то момент колдунья увидела красную вспышку в метре от своей груди и поняла, что отразить заклинание или увернуться от него уже не успеет. Как истинная чародейка, Белла неплохо летала на метле, но тем не менее предпочитала другие, более комфортные способы перемещения: трансгрессию, портал или сеть летучего пороха. К квиддичу она тоже не питала особой страсти и поэтому все эффектные пируэты, которые обычно демонстрировали в воздухе игроки, волшебница делать не умела и вертеться вокруг метлы как вокруг оси на триста шестьдесят градусов не могла. Но тут между ней и заклятьем неожиданно возникла человеческая фигура. Это был Родольфус, о присутствии которого Беллатриса напрочь позабыла. Муж резко дернул свою метлу вверх, загнав ее в штопор так, что она приняла вертикальное положение, и оказался между ведьмой и летящим в нее оглушающим заклятьем. Лишенный возможности пошевелить хотя бы пальцем, Родольфус выпустил из рук метлу, а ведьма не успела даже дотронуться до мужа, как тот с ужасающей быстротой полетел вниз. Страшный, больше животный, чем человеческий, визг разнесся по воздуху во все стороны. Для ведьмы, казалось, весь окружающий мир перестал существовать. Даже крик кого-то из Пожирателей: «Вот он, настоящий!» не произвел на нее никакого впечатления. Время и пространство вдруг сжались в одну точку, была только эта темная бездна под ногами и исчезающий в ней Родольфус. Беллатриса резко рванулась вниз, сразу перестав преследовать Тонкс, по пути задела концом метлы провода и, порвав их, обесточила улицу. Едва почувствовав под ногами землю, колдунья стала кричать низким зычным голосом.
— Руди! — позвала она. Мертвая тишина была ей ответом. Колдунья зажгла максимальный свет на кончике волшебной палочки и принялась обшаривать небольшой сквер, между деревьями которого, как она заметила, исчез Родольфус. Ведьма чувствовала, как в груди у нее с огромной скоростью растет клубок ледяного ужаса, который заставляет сотрясаться все тело. По спине у чародейки побежали мурашки, руки и ноги дрожали, с трудом слушаясь свою хозяйку. Во рту мгновенно пересохло, и поэтому голос Беллатрисы хрипел, когда она снова и снова безуспешно звала Родольфуса. Всего через несколько минут, которые, однако, показались колдунье часами, она увидела на земле нечто, похожее на человека. Голова была проломлена, волосы окровавлены, все лицо — сплошь в ссадинах и синяках. Из одной руки торчала сломанная кость, а все тело было изогнуто неестественной дугой, говорящей о множественных внутренних переломах. Подбежав на ватных ногах к мужу, Беллатриса упала рядом с ним на колени. Не в состоянии нащупать дрожащими руками пульс, ведьма жадно приникла ухом к груди неподвижно лежащего Руди. Когда же она услышала слабый стук, то ее собственное сердце от радости подпрыгнуло так, что Белла удивилась, как оно вообще не выскочило. Но тут же снова ушло в пятки от страха, что свет жизни, каким-то невероятным образом еще теплившийся в этом теле, в любую секунду угаснет. Понимая, что трансгрессировать с мужем — это все равно, что собственноручно добить его, чародейка стянула с ноги туфлю и, направив на нее волшебную палочку, произнесла.
— Портус!
Туфля засветилась голубоватым светом, а когда он погас, Белла, крепко обняв Родольфуса, активировала портал и спустя несколько мгновений оказалась в поместье Малфоев.
Волдеморт тем временем преследовал летающий мотоцикл, которым управлял Хагрид, а в коляске этого заколдованного магловского транспорта сидел Поттер, уже, без сомнения, настоящий. Однако, удача снова, по-видимому, была на стороне мальчишки. Два пущенных подряд смертельных проклятья хоть и всколыхнули черные волосы на его голове, но не попали в цель. Темный Лорд видел, как Гарри зажмурился, как он готов уже встретить неминуемую смерть, на что сам темный маг был неспособен. И тут произошло нечто такое, о чем и Гарри, и Волдеморт еще долго с недоумением вспоминали как о событии необъяснимом, из ряда вон выходящем и не вписывающимся ни в какие рамки. Палочка юноши, сделанная мастером Оливандером из остролиста, с сердцевиной из пера феникса вдруг самостоятельно поднялась в держащей ее руке, и самопроизвольно выстрелила, а заклятье, вылетевшее из нее, разбило в щепки одолженный у Люциуса волшебный инструмент. Из груди Волдеморта вырвался крик ярости, изумления и разочарования, в то время как его глаза с ненавистью смотрели на исчезающий вдали мотоцикл.
Спустившись на землю, Волдеморт увидел безжизненное тело Аластора Грюма. Его темный чародей убил еще раньше, до того, как погнался за настоящим Гарри. Вообще-то, Авада, которая убила матерого мракоборца, предназначалась вовсе не ему. Рядом с ним сидел якобы Поттер, который, увидев Того-Кого-Нельзя-Называть, в страхе возьми, да и трансгрессируй. И тогда Темный Лорд понял, что обманулся, погнавшись вовсе не за тем мальчишкой. Настоящий Поттер не сбежал бы. Вернее, сбежать он мог, но бросить товарищей, позволив погибать за себя — ни за что! Однако, в этот момент до слуха Волдеморта донесся знакомый голос, выкрикивающий заклинание: «Экспеллиармус!» Тогда холодное сердце колдуна подпрыгнуло от злобной радости: это он! Действительно, глупый сердобольный мальчишка не только убить своих преследователей не решался, но даже оглушать их на такой высоте не хотел, ведь это было равносильно смертельному проклятью. Предпочел просто обезоружить, как и тогда на кладбище… Но и тут смог улизнуть! Волдеморт снова посмотрел на поверженного Грюма и почувствовал, как в груди опять закипает холодными парами такое знакомое злорадное торжество, ставшее уже словно наркотиком. Оно отчасти компенсировало чувство очередного разочарования. Да, Поттера поймать снова не получилось, но хоть с этим врагом, когда-то державшим в своей власти Беллатрису, удалось разделаться! Взгляд его упал на волшебный глаз аврора, который ему вставили взамен настоящего, потерянного в какой-то схватке с черными магами. Зная о свойствах этого магического артефакта видеть все скрытое, Волдеморт призвал его длинным белым пальцем, и глаз прыгнул в его костлявую ладонь. Передвигать и призывать предметы даже без палочки маг мог еще в приюте, и своей детской привычке брать трофей у побежденного врага Темный Лорд сейчас не думал изменять. В холодном гневе у него мелькнула было мысль забрать тело или по крайней мере пустить в него пару Круциатусов, но маг передумал: так он поступит с трупом Поттера.
Поднявшись вверх, колдун увидел летящего на метле Снегга, который в молчаливом почтении склонил голову, не имея возможности поклониться. Волдеморт лишь прошипел ему: «Уходим!» Понятливый Северус кивнул и отправился передавать остальным Пожирателям приказ повелителя.
========== Глава 111. Возвращения ==========
Дом семейства Уизли.
— Никто из членов Ордена не сказал бы Волдеморту, что мы переезжаем этой ночью, — сказал Гарри Люпину. — Он нагнал меня лишь под самый конец пути, поначалу не знал, который из Поттеров — я. Если бы его посвятили в план, он с самого начала знал бы, что я лечу с Хагридом.
— Волдеморт нагнал тебя? — резко переспросил Люпин. — И что произошло? Как ты уцелел?
Гарри коротко рассказал, как гнавшиеся за ним Пожиратели смерти, по-видимому, опознали в нем настоящего Поттера и призвали Волдеморта.
— Опознали? Но как? Чем ты себя выдал?
— Я увидел Стэна Шанпайка… Помните, он был кондуктором в «Ночном рыцаре»? И попытался разоружить его вместо… Ну, он же не понимал, что делает, верно? Его наверняка сковали Империусом.
Люпин пришел вужас.
— Гарри, время разоружать их прошло! Эти твари пытаются схватить и убить тебя! Если ты не готов убивать их, так оглушай, по крайней мере!
— От нас до земли было ярдов пятьдесят! Стэн действовал не по собственной воле, а оглуши я его, он бы упал и разбился, и это было бы все равно, что применить Аваду Кедавру! Экспеллиармус два года назад спас меня от Волдеморта.
— Конечно, Гарри, — с трудом удерживаясь от вспышки гнева, сказал Люпин, — и множество Пожирателей Смерти видело, что происходит. Извини, но в тот раз, под угрозой неминуемой смерти, твой ход был действительно весьма оригинальным. Повторять же его сегодня, на глазах у Пожирателей Смерти, которые либо присутствовали при первом случае, либо слышали о нем, это было почти самоубийством.
— Я не стану убивать людей только за то, что им случилось преградить мне путь, — заявил Гарри. — Этим пусть занимается Волдеморт.
С этими словами Гарри вышел из дома к Хагриду и не услышал ответ Люпина, с которым Римус обращался уже больше к себе, чем к собеседнику.
— Молодо — зелено! — проворчал он себе под нос. — Когда-то я тоже думал примерно так же.
Гарри тем временем заглянул в окно.
— С Джорджем все обойдется?
При этом вопросе недовольство Люпина поступком Гарри словно испарилось.
— Думаю, да, хотя ухо, оторванное заклятьем, восстановить невозможно…
В этот момент они заметили метлу, которая неслась прямо к земле. Тонкс приземлилась так лихо, что метлу занесло, и от нее во все стороны полетели камушки и земля.
— Римус! — закричала она, бросаясь в объятия Люпина. Лицо у него было застывшее, белое, казалось, он разучился говорить. Рон, покачиваясь, побежал к Гермионе и Гарри.
— Ты цела, — пробормотал он еще до того, как его обвили руки Гермионы.
— Я думала… думала…
— Я в порядке, — произнес Рон, гладя ее по спине. — Все хорошо.
— Рон великолепен, — горячо сообщила Тонкс, отрываясь от Люпина. — Просто молодец. Оглушил одного из Пожирателей, прямо в башку попал, а когда целишься с летящей метлы в движущуюся мишень…
— Ну что, все вернулись? — спросил Рон.
— Нет, — ответила Джинни, — мы все еще ждем Билла, Флер, Грозного Глаза и Наземникуса.
— Почему вы так задержались? Что случилось? — почти сердито спросил Люпин у Тонкс.
— Беллатриса, — ответила Тонкс. — Оказывается, я нужна ей не меньше, чем Гарри. Она очень старалась меня убить, Римус. Жаль, что я ее не достала. Я перед ней в долгу. А вот Родольфуса мы поувечили точно…
«Ну, слава Мерлину! — подумал Люпин. — Хоть у Нимфадоры достаточно решимости, и излишней сердобольностью она не страдает…»
Всем, кто вместе с Гарри вернулся, уже было известно о ране Джорджа Уизли, и ее следы он будет носить до самой смерти… Но им еще только предстояло узнать, что Грозного Глаза Грюма они уже никогда не увидят.
***
Поместье Малфоев.
Портал перенес Беллатрису и Родольфуса прямо в огромный холл особняка Малфоев, и на истошные крики ведьмы тотчас прибежали Люциус и Нарцисса. Сестра попыталась было поднять Беллатрису с колен, но та не желала ничего ни видеть, ни слышать, вцепившись в безвольно лежащую руку мужа мертвой хваткой. Было совершенно ясно, что кроме него чародейка никого не замечает, даже самого Темного Лорда, внезапно появившегося в доме вместе с Северусом Снеггом. Остальным Пожирателям, возвратившимся после неудачной ловли, было приказано отправляться восвояси по домам.
Глаза ведьме застилала пелена напрасно сдерживаемых изо всех сил слез, а перед ее внутренним взором одна за другой, как в калейдоскопе, сменялись разные картины, правда, сходные в одном: везде в них был Родольфус. Вот ее будущий муж беседует с тестем и одной лишь фразой пресекает все попытки Сигнуса говорить о дочери как о живом товаре. Вот уже после свадьбы он терпеливо пытается расположить к себе юную супругу, великодушно дожидаясь, когда же она соблаговолит дать то, что вообще-то уже принадлежит ему по закону. Вот оба они стоят в саду Лестрейндж-мэннора рядом с вновь ожившим кустом темно-бордовых роз, и Белла впервые после расставания с Волдемортом начинает радоваться весне… Потом Руди отпускает ее к другому, но при этом продолжает заботиться о ее безопасности. Вот перед ней камера временного заключения при Министерстве Магии, и муж пытается втолковать обезумевшей от горя и отчаяния колдунье, как отныне следует себя вести, чтобы выжить и дождаться своего часа. И, наконец, последнее… во время ловли. По мере того, как память Беллатрисы воскрешала все эти сцены, из глаз ведьмы все сильнее и сильнее, как два соленых ручья, текли жгучие слезы. Она и подумать не могла, насколько, оказывается, Родольфус ей дорог, особенно теперь, когда в любую секунду он мог уйти навсегда. Руди столько сделал для нее и ничего не попросил при этом взамен. Тут ведьма сжалась в комок, обхватив голову и колени руками, словно желая спрятаться от неумолимой, утопленной в невинно пролитой крови и, казалось бы, давно уже погребенной под спудом грехов, а теперь вот так некстати проснувшейся совести.
Наконец, колдунья заметила прямо рядом с собой полы черной мантии Волдеморта. Не помня себя, она бросилась к чародею, обхватив руками его колени, голося при этом.
— Повелитель! Прошу вас… Я никогда не просила и больше не попрошу, но сейчас умоляю: сделайте же что-нибудь! Вы сильный волшебник и многое можете… Умоляю вас!
Волдеморт не шевелился и молчал, при этом внимательно и неотрывно разглядывая ведьму своими красными глазами, а Белла вся сотрясалась от рыданий. Рядом с Темным Лордом молча стоял Северус Снегг, с виду, как всегда холодный, бесстрастный и ко всему равнодушный. Будь на его месте кто-то другой из Пожирателей смерти — он непременно счел бы, что стал свидетелем весьма интересной, прямо-таки интригующей сцены, о которой так и тянет поведать любому встречному. Гордая аристократка, надменная мадам Лестрейндж, строптивая Беллатриса и пожирательница мужских сердец, которая даже с чистокровными благородными магами порой лишь два слова скажет, и вдруг валяется в ногах у Темного Лорда, умоляя того спасти жизнь ее мужу. Однако, зельевар лишь коротко сказал своему повелителю.
— Похоже, у мадам Лестрейндж сильная истерика, милорд! Правда, на то у нее есть причина.
— И что ты стоишь? — злобно прошипел Волдеморт. — Кто из нас зельевар?
Снегг бросился в свою лабораторию и быстро вернулся, держа в руке заполненную до краев пробирку с плотно притертой пробкой. Полутемный холл осветила красная вспышка, вырвавшаяся из палочки Темного Лорда. Беллатриса мгновенно остолбенела, в то время как зельевар быстро подошел к колдунье, сноровисто запрокинул ей голову и влил в рот все содержимое хрустального сосуда — концентрированное успокоительное и снотворное зелье. При этом Снегг пристально посмотрел на волшебницу.
— Выпей, и станет легче!
В его голосе на этот раз ведьма не услышала привычной злой иронии и едкого сарказма, а черные глаза были вовсе не колючими, напротив, они смотрели на волшебницу с пониманием и даже сочувствием. А потом перед глазами Беллы все поплыло, тело окончательно обмякло. Волдеморт левитировал колдунью на диван и снова отдал приказ слуге.
— А теперь займись, наконец, ее мужем. Твори заклятья, вари какие угодно редкие зелья, хоть галеоны расплавленные в рот заливай, но вырви его из когтей смерти!
— Сделаю все, что в моих силах, милорд, но…
— Никаких «но»! — тихо и угрожающе проговорил Темный Лорд. — Иначе… — Он не закончил фразы, но яростный взгляд горящих, как угли глаз, красноречивее любых слов говорили, что если его приказ не будет исполнен, то зельевару, мягко говоря, сильно не поздоровится.
Снегг послушно кивнул, достал палочку, и неподвижно лежащий Родольфус медленно поплыл в комнату на втором этаже.
Волдеморт, оставшись один рядом с крепко спящей Беллатрисой, молча сидел на диване, а на его челе лежала печать тяжелого раздумья. Повеление, отданное Снеггу, чтобы тот из кожи вон вылез, но вылечил дышащего на ладан слугу, было обусловлено совсем не порывом милосердия или сострадания. Подобные чувства давно уже были неведомы этому темному чародею. Просто реакция Беллы на произошедшее с Родольфусом многое показала ему. Дольф был одним из первых и самых преданных сторонников Волдеморта и при этом человеком, к которому колдун испытывал едва ли не столь же сильную ненависть как к Гарри Поттеру или Альбусу Дамблдору, и чародей до сих пор не убил его только потому, что еще не до конца использовал в своих целях. Сперва Руди был ему необходим, чтобы завербовать сторонников, а потом должен был хранить тайну его отношений с Беллой, чем и занимался по сей день, давно уже став ее фиктивным мужем. Но ни Темный Лорд, ни сама Беллатриса не могли предполагать, насколько сильно ведьма привяжется к Родольфусу. Волдеморт всегда привык брать то, что принадлежало ему или на что положил глаз, при этом не считаясь с кем бы то ни было. Соперников он не терпел нигде и ни в чем, незамедлительно и без колебаний расправляясь с любым, кто имел несчастье оказаться у него на пути. И Родольфуса он бы сейчас с удовольствием убил, не задумываясь, за то, что посмел когда-то, хоть и совсем недолго, обладать Беллатрисой, а теперь вот (неслыханная наглость!) посягнул не только на ее тело, но и на мысли, на место в ее сердце и душе! А ими-то Волдеморт желал владеть безраздельно. И сейчас, как никогда, Родольфус был ему в этом соперником. И очень серьезным на самом деле соперником. Но вот беда: расправиться с ним привычным образом, метнув смертельное проклятье, было невозможно. От этого Беллатриса не перестанет думать о нем, напротив, всю оставшуюся жизнь считала бы себя виновной в гибели мужа, которым все же дорожила. Мертвый Родольфус в данном случае был бы хуже живого. Какое досадное недоразумение, что мертвая тень встанет между ним и Беллой, никогда не позволив полностью обладать этой сумасшедшей ведьмой. А вот если бы Лестрейндж выжил и поправился… Тогда все проще, и эта совершенно неуместная сентиментальность колдуньи угаснет сама собой. Парадокс, но в сложившихся обстоятельствах единственным способом избавиться от соперника и заполучить в качестве победного трофея всю Беллу целиком стало сохранение жизни Родольфусу. Это обстоятельство порядком злило его, не меньше, чем очередная неудачная поимка Поттера. Сейчас, оставшись один, Волдеморт даже не пытался сдерживать свой гнев и стал метаться по комнате, как беспокойный зверь. Временами ни с того, ни с сего падали вещи вокруг него: ваза со стола, картина со стены, обитатель которой невольно вскрикнул. Оконное стекло покрылось, словно паутиной, сетью мелких трещин и с трудом держалось в раме. Стихийный всплеск магии был довольно силен и заметен невооруженным глазом. Темному Лорду срочно был нужен объект, на котором он бы мог сорвать свою злость. И такой человек отыскался мгновенно: с этим магом у Волдеморта все равно намечался очень важный разговор. Так почему не сейчас? Колдун обернулся темным дымом, потому как идти пешком у него уже не было терпения, и ринулся в подземелье, где все также томился плененный мистер Оливандер.
— Ты разочаровал меня, мастер! — холодным голосом изрек Темный Лорд, неожиданно появляясь в камере, и узник в страхе попятился. — Ты утверждал, что проблему родства наших с Поттером палочек, из-за которого не был возможен полноценный поединок, будет решена, если я возьму другую палочку.
— Так и должно было случиться! — убеждал Оливандер.
— Однако, не случилось! Палочка Поттера уничтожила ту, что я взял у Малфоя. Почему? Говори! — шипел от злости Темный Лорд.
— Я не знаю!
— Неправильный ответ! Круцио!
Старый мастер распростерся на полу, весь изгибался и дрожал, борясь с невыносимой болью, которая чуть ли не расплавляла кости.
— Я не знаю! Не знаю! — снова закричал мастер истошным голосом.
— Посмотрим! — вкрадчиво отвечал Волдеморт. — Легилеменс!
Просмотрев воспоминания узника, колдун убедился, что несчастный мастер не лжет. Он мог бы сразу воспользоваться легилименцией, но после неудач одновременно на двух фронтах — в поимке Поттера и в борьбе за безраздельное обладание Беллатрисой, точно своей собственностью — он желал выплеснуть свою злость и разочарование. И мистер Оливандер сейчас прекрасно подошел для этой цели. Волдеморт снял, наконец, пыточное проклятие, но не из жалости, а потому, что старик начал уже терять сознание от боли, но его при этом нужно было расспросить еще кое о чем. Мастер с облегчением выдохнул, продолжая лежать совершенно разбитым.
— Что тебе известно о Бузинной палочке? — спросил Волдеморт.
— Это один из трех даров Смерти, которым владел Антиох Певерелл…
— Можешь не пересказывать мне Сказку о трех братьях. Кроме того, историю магии я, смею заметить, знаю неплохо. Бузинная палочка действительно существует, хотя временами ее кровавый след теряется, а потом появляется вновь. И каждый раз ее появление сопровождается убийством предыдущего владельца. Но тебе, мастеру волшебных палочек, наверняка известно куда больше, чем всем остальным. Кто владел ею последний раз?
— Я не знаю!
— Ложь! Слушай, Оливандер, я все равно вытяну из тебя правду. Мне ничего не стоит, как ты убедился, исследовать твою память. Но тогда я жестоко накажу тебя. Круциатус, который ты сейчас испытал покажется цветочками. А есть масса других заклятий, после которых ты уже не встанешь… Говори, или я буду пытать тебя! В нашу первую встречу ты, помнится, прочитал мне целую лекцию о волшебных палочках, помнишь каждое свое изделие и его покупателя. Ты просто не можешь не знать о судьбе самой могущественной палочки в мире. В благодарность за сделанную для меня тисовую палочку, верой и правдой служившую мне на протяжении десятилетий, я проявлю к тебе милость и дам возможность рассказать мне все добровольно.
Мистер Оливандер ничего не ответил.
— Молчишь? — прошипел Волдеморт со все возрастающей злобой. — Ты не оставляешь мне выбора, мастер! Кру…
— Нет-нет! — быстро со страхом залепетал старик. — Я все скажу! Все, что знаю! Последним владельцем Бузинной палочки или Жезла Смерти был Грегорович.
— Производитель волшебных палочек из Болгарии?
— Именно так! Говоря об обладании сильнейшей в мире палочкой, Грегорович рекламировал свой магазин. Он утверждал, что занимается исследованием Бузинной палочки и стремится повторить ее свойства в тех, которые изготавливал сам.
— Ему это удалось?
— Нет, и уже не удастся. Несколько лет назад Грегорович ушел на покой.
— Хорошо, мастер. Скажи мне только адрес его последней квартиры, и я оставлю тебя в покое.
Когда Волдеморт, узнав все, что хотел, вышел из темницы, настроение его заметно улучшилось, а на губах зазмеилась усмешка. Это было удачей… получить сведения о Бузинной палочке. И эта удача в некоторой степени компенсировала сегодняшний провал. Правда, сейчас Волдеморт пока решил отложить свое турне на континент и сконцентрироваться на другой ключевой цели — захвате Министерства магии.
========== Глава 112. Родольфус ==========
Северус Снегг старательно исполнял повеление Волдеморта, прилагая все усилия, чтобы спасти жизнь Родольфусу. Каждое утро он приходил в комнату раненого, тщательно осматривал его, варил лекарственные зелья и смазывал целебными мазями раны на теле. Однако, находиться при больном неотлучно и быть при этом еще правой рукой Темного Лорда зельевар просто не имел физической возможности. Зато Беллатриса дневала и ночевала в комнате мужа, старательно меняла повязки и аккуратно поила лекарствами, соблюдая все указания и рекомендации Снегга, не споря и ни разу не выказав ему даже тени малейшего неудовольствия, за что волшебник в душе был ей даже благодарен. Но ни прекрасно сваренные зелья, ни заботливый уход, казалось, не давали результатов. Прошло две недели, а состояние Родольфуса не менялось: он все так же неподвижно лежал на кровати, не приходя в себя, бледный и холодный, словно мертвый. Снегг вообще считал все усилия тщетными и только удивлялся, что Лестрейндж еще каким-то чудом дышит, однако помалкивал. Но вскоре и Беллатриса почуяла неладное, когда увидела, как изменилось лицо ее мужа: глаза запали, кожа стала желтовато-восковой, а нос заострился. Родольфус таял на глазах, сгорал, как свеча, и с этим ничего нельзя было поделать. Тогда Снегг решил прибегнуть к последнему средству — заклинанию, которым в исключительных случаях пользовались целители в больнице святого Мунго и которому учили некоторых родных умирающего. Называлось оно «Сальвариус», и зельевар рассказал о нем Беллатрисе.
— Это очень сильное заклинание! — поведал он. — Зачастую оно действительно способно спасти, даже когда ничто другое уже не помогает, потому что волшебник, творящий его, делится своей жизненной силой с тем, кому желает помочь. При этом появляется очень красивое голубое свечение с золотистыми мерцающими блесками. И чем сильнее волшебник, чем лучше он исполняет заклинание, тем этот свет ярче, тем больше целебный эффект. Смотри!
Снег взмахнул палочкой, и в воздухе показалась небесного цвета полоска с перламутром похожая на ленту. Она обвилась вокруг Родольфуса и словно растворилась в нем. — Но чтобы заклинание получилось, — пояснял Снегг, — нужно действительно хотеть, чтобы оно исполнилось. Нужно действительно хотеть помочь!
Беллатриса невольно изумилась словам чародея.
— Что? Как с непростительными? — повысила голос ведьма.
— Да, — усмехнулся Снегг. — Вот только эмоции совсем другие. Не знаю, как ты, обожающая Круциатус, способна их испытывать, как сможешь по-настоящему захотеть спасти, — скептично хмыкнул он.
— А ты полагаешь, — вскрикнула в ответ Беллатриса, — что не захочу?
— Посмотрим! Попробуй же! — ирония в голосе зельевара только возросла.
Ведьма взмахнула палочкой и четко произнесла своим низковатым голосом: «Сальварио!» Из палочки вырвалась тонкая голубая ниточка, но тут же оборвалась. «Сальварио!» — снова прочеканила она. То же самое.
Снегг резко вскочил со стула, схватил колдунью за плечи и встряхнул.
— Ты! — ледяным голосом, однако, с воодушевлением заговорил он. — Мерзкая, никчемная злодейка! Умеешь только мучить людей, а больше ни на что не способна! Давай же, вспомни о том, что он для тебя сделал! Неужели и после этого ты не почувствуешь ни капли жалости или благодарности?
— А тебе-то какой интерес во что бы то ни стало спасти моего мужа? — съязвила ведьма.
— Мне пока что еще дорога моя жизнь! — в тон ей ответил Снегг. — Повелитель ясно дал понять, что если я не выполню его приказ, то смертельное проклятье мне гарантировано.
Снегг замолчал, испытующе глядя на колдунью. Та словно замерла под пристальным взглядом его темных глаз. Снова перед внутренним взором ведьмы промелькнули картины, связанные с Родольфусом, опять из глаз одна за другой потекли слезы. Да, она и в самом деле хочет, чтобы Руди жил, даже если для этого самой придется терпеть его боль. Чародейка снова подняла палочку и с трепетом прошептала: «Сальварио!» Она почувствовала, как жизненная сила и сила волшебная слились воедино, сконцентрировались в кистях рук и потекли в волшебную палочку, из которой вырвался ярко-голубой блестящий поток. Он окутал Родольфуса целиком, проникая в его тело через нос, рот, уши, кожу. Прошла минута или две, и свечение пропало, а на ведьму накатила слабость, и она опустилась на диван, не в силах держаться на ногах.
— Довольно! — остановил Беллатрису Снегг. — Ты все правильно сделала, но когда заклинание выходит таким сильным, его нельзя творить чаще, чем раз в неделю. Возвращайся к себе и обязательно прими укрепляющее зелье.
На другой день колдунья заметила, что дыхание у мужа стало как будто ровнее, а лицо перестало быть мертвенно бледным. Снегг, в очередной раз осмотрев Лестрейнджа, заявил, что теперь он пойдет на поправку. Конечно, Родольфус был еще слаб, но стало совершенно очевидно, что смерть уже не держит его в своих холодных объятиях. Через пару дней Руди пришел в себя и ласково посмотрел на жену, не в силах от слабости сказать ей даже слово или же пошевелиться. Но тут причиной были еще и тугие повязки, которыми было забинтовано все тело.
За все эти дни и недели Беллатриса ни разу не появилась на собраниях Пожирателей Смерти, а Волдеморт не вызывал ее. Ведьма даже не виделась с Темным Лордом, на что у мага имелись свои причины. Колдуну казалось просто невыносимым видеть свою ведьму, когда она была так далека от него в своих мыслях, и другой завладел ее вниманием. А стоило Волдеморту только узнать, как именно Снегг и Беллатриса вылечили Родольфуса — и он пришел в неописуемую ярость, запытав Северуса Круциатусом до потери сознания, а ведьме запретил переступать порог спальни мужа, пригрозив запереть в комнате, если вздумает ослушаться. Тогда Белла со слезами на глазах ответила, что это ведь Руди спас ее, в нее летело заклятье Тонкс, и она виновата в произошедшем. При воспоминании о Нимфадоре в колдунье снова всколыхнулась ядовитая ненависть, еще более сильная, чем до этой роковой ловли.
— Не я буду, — злобно прошипела ведьма, — если собственноручно не разделаюсь с этой тварью! Все равно она от меня не уйдет!
Однако, короткая яростная вспышка снова сменилась отчаянием. Волдеморт пристально посмотрел в глаза Беллатрисе, применяя легилименцию. Увидев в деталях все случившееся, маг резко отстранился от женщины и, отвернувшись, с силой сжал в кулаки костлявые кисти рук, а потом приказал ей убираться с глаз долой. Волдеморт чуть было цинично не заявил колдунье, что вообще-то Дольф свое дело сделал, прикрыл ее прелестный зад, раз уж сам он, гоняясь за Поттером, не имел возможности это сделать. Потому Темный Лорд и поручил Родольфусу участвовать в этой операции. Однако, все же промолчал.
После того, как маг увидел в воспоминаниях Беллатрисы, при каких именно обстоятельствах был ранен Родольфус, то он снова почувствовал совсем неуместный и непонятный страх. Он не хотел даже представлять, что бы произошло, если слуга не сделал то, что сделал. Если бы не Дольф, а Беллатриса лежала бы тогда при смерти… При этой мысли земля уходила у чародея из-под ног. Он всегда считал самопожертвование в высшей степени глупостью, но на этот раз не мог не признать, что безрассудство Родольфуса все же сослужило ему хорошую службу. А еще Волдеморту вспомнились слова Кассандры Трелони, когда он еще учился в Хогвартсе и некоторое время посещал занятия по прорицаниям: «Погубишь ты человека, который полюбит тебя!» И вот это чуть было не произошло, и не было гарантий, что подобное не повторится. Раньше Темному Лорду казалось, будто видеть Беллу в объятиях другого — это худшее, что может случиться с ними. Но вот теперь вдруг пришло осознание, что гибель волшебницы была бы куда непереносимее.
«И эта про любовь твердит! — вспоминал чародей давнее предсказание. — Неужели меня, лорда Волдеморта, поразила эта зараза, если видеть мертвое тело Беллы для меня хуже, чем лицезреть ее возле Лестрейнджа?» — в недоумении размышлял он, но тут же глаза его загорелись злобным огнем. «Это не любовь!» — яростно вскрикнул он, сжимая в длинных пальцах искрящую волшебную палочку, как и тогда ночью в Слизерин-кэстле, когда юная мисс Блэк призналась ему в своих чувствах. «Это даже не привязанность! Во всяком случае, не большая, чем ко всем остальным Пожирателям!» — твердил он себе с такой же страстью, с какой овладел ведьмой после того, как помиловал ее младшего кузена Регулуса, хотя и намеревался поступить с ним совсем по-другому, но не смог устоять перед молящими, в слезах, глазами ведьмы, а потом же попрекал себя за эту неуместную минутную слабость. «И вовсе не поэтому меня волнует сохранность ее жизни!» — старательно убеждал он самого себя, изо всех сил желая прогнать до дрожи четкие воспоминания о горячих губах, сливающихся с его губами, о роскошных черных кудрях на подушке и трепещущем стройном теле на сбитых простынях… «Мне просто еще нужны мои люди в той борьбе, что я затеял! А уж такие боевые маги как Беллатриса, в обучение которой я вложил столько сил!» — снова и снова повторял он, как и когда-то давно, в очередной раз с трудом дожидаясь встречи с мисс Блэк, и говорил себе при этом, что все это нетерпение вызвано лишь магией и волшебными талантами девушки, которые должны принести огромную пользу в борьбе за интересы чистой крови. «Мне в предстоящих рейдах она нужна живая и непотресканная, и если для этого придется держаться от нее подальше, дабы не сбылось предсказание, то пусть будет с Лестрейнджем! — собирая всю свою волю, быстро решил он. — Мне абсолютно все равно! Может, избавлюсь уже, наконец, от этого чернокудрого наваждения!» — при этой наивной мысли колдун яростно взмахнул рукой, и из тисовой палочки вылетело зеленое пламя, которое, попав в большой шкаф, мгновенно спалило его до тла так, что никаким «репаро» уже не восстановишь.
Проходили дни, Волдеморт намеренно избегал встреч с Беллатрисой, но все никак не мог решиться на последний разговор и всеми силами откладывал эту минуту. Однако, когда Лестрейндж пошел на поправку, и Беллатриса, вздохнув с облегчением, сама пришла к своему повелителю, то чародей понял, что лучше сейчас, иначе не достанет сил потом.
— Зачем ты пришла? — холодно и резко спросил он, отвернувшись к окну и яростно сжимая кистью одной руки локоть другой. — Я, кажется, тебя не звал! Уходи! Не желаю больше тебя видеть. Ты меня разочаровала!
Беллатриса в отчаянии заламывала руки, не в силах сдержать слез горя и обиды.
— Вон! — прошипел Волдеморт, и ведьма опрометью бросилась из его покоев. Темный Лорд слышал, как стучат, все удаляясь, каблуки ее туфель, и каждый их цок непонятно почему больно бил по сердцу.
— Прямо как папаша! — усмехнулся чародей, без сил опускаясь на диван. — Хотя нет! Ей есть куда пойти. И к кому! — чуть помолчав, обреченно добавил он.
========== Глава 113. Тихая гавань ==========
Беллатриса не помнила, как добралась до своих покоев. Ведьме казалось, что ее избили, на протяжении долгих часов истязали немыслимыми пытками, не сравнимыми ни с каким Круциатусом, и от которых все тело ломит и кровоточит. Но то невыносимо болели ожесточенное сердце и погрязшая в злодействах душа. Колдунье казалось, что она напрасно прожила свои годы, жизнь. Ее использовали и затем выбросили за ненадобностью, втоптали в грязь и разбили. Заперев дверь и наложив сильные звукоизоляционные чары на свою комнату, Беллатриса билась и рыдала, кричала и швыряла все, что попадется под руку до тех пор, пока силы не изменили ей, и она в изнеможении не рухнула на кровать, а потом бездумно смотрела на стены и в потолок. Стрелки старинных часов, висевших на противоположной от кровати стене, подошли к шести, и звуки громких ударов вывели чародейку из полузабытья. Она вспомнила, что время идти к Родольфусу, чтобы дать ему целебные зелья, которые ей оставил Снегг. Тогда Беллатриса машинально, как заводная кукла, поднялась на ноги и отправилась в комнату мужа.
Едва переступив порог спальни Родольфуса, ведьма тут же ощутила на себе внимательный взгляд его карих глаз, а увидев улыбку, почувствовала, что боль, которая каленым железом жгла ей сердце, как будто чуть притупилась. Беллатриса села к изголовью кровати и протянула мужу восстанавливающее зелье.
— Пора пить лекарство! — тихо сказала она.
Родольфус покорно выпил зелье и поставил пробирку на прикроватный столик.
— Похоже, из нас двоих в целебном снадобье сейчас больше нуждаешься ты, а не я.
— О чем ты? — недоумевала Белла.
— Он отказался от тебя, ведь так? — спросил Руди, пристально всматриваясь в лицо волшебницы.
— С чего ты взял? — попробовала было отговориться колдунья, опуская глаза.
— Ты плакала! — уверенно констатировал муж. — У тебя красные глаза, на щеках — дорожки от слез и царапины от ногтей. Только один волшебник на свете может заставить столь суровую воительницу так яростно рыдать. И только таким поступком.
Беллатриса опустила голову, пряча лицо от стыда, но Родольфус аккуратно взял ее за подбородок, посмотрев в глаза ласково и тепло.
— Бедная моя черная роза! — прошептал он. — Опять тебя морозом побило. — Ладони супруга, теплые и нежные, легли ей на плечи.
И тут ведьму прорвало, она снова разрыдалась во весь голос, ни капли не сдерживаясь при этом: с Родольфусом можно было плакать без опаски. Белла прижалась головой к его груди, в то время как муж тихо гладил ее макушку и струящиеся по спине волосы.
— Ты уже однажды спас меня, Руди! — всхлипывала чародейка. — Спаси снова от самой себя, от него, от этого наваждения! Помоги мне забыть то, что я должна и хочу забыть!
И Беллатриса сама торопливо потянулась к его губам, порывисто обняла за шею. Родольфус тут же ответил нетерпеливым поцелуем. Сейчас Белле казалось неимоверным блаженством ощущать бережные прикосновения рук, осторожно стягивающих платье и расшнуровывающих корсет, чувствовать трепетные прикосновения и ласки. Теплые губы касались ее лица, плеч, груди, даря успокоение и пробуждая ответную нежную страсть, шепча между поцелуями: «Я люблю тебя, Белла! Я всегда буду рядом и никогда не оставлю!» Белла с упоением отдавалась этим рукам и губам, которые вот так легко и быстро привели ее, словно потрепанный бурей корабль, в тихую спокойную и такую надежную гавань. В эти моменты колдунье казалось совершенно невероятным, что не так давно другие руки, холодные и костлявые, тоже неистово сжимали ее в своих цепких объятиях. А сейчас она тесно прижималась всем телом к теплому Родольфусу, согреваясь рядом с ним, как греется у камина замерзший и усталый путник.
Потом Руди, положив голову жене на грудь, долго перебирал ее волосы, утопая в нежданном счастье.
— Я люблю тебя! — тихо и совершенно искренне обронила Беллатриса. — И очень боюсь за тебя! — с тревогой добавила она, гладя широкую спину. — Вдруг ему взбредет в голову наведаться сюда? — в голосе чародейки был явный испуг. — Когда я взволнована, то дезилюминационное заклинание мне плохо дается. И что мне, в шкаф залезать или тебя туда прятать?
— Ну, тогда кто-нибудь из нас примерит новую роль! — усмехнулся Родольфус.
— Как это?
— Сама посуди. Когда любовник прячется в шкаф, чтобы его не застукали в чужой постели, то это обычно. Но чтобы законный супруг или супруга — такого еще не бывало.
При этих словах Беллатриса расхохоталась. Заливисто и весело, совсем не тем жутким безумным смехом, который вырывался из ее рта, когда она пытала своих жертв. Положительно, даже Азкабан не вытравил из Родольфуса этого озорного бесшабашного веселья и манеры говорить непристойности, нарушая приличия, но не впадая при этом в похабщину. Ведьма вспомнила, что, вообще-то, они муж и жена, и только что она как будто ожила в теплых и нежных руках Руди. Это все по своей сути было естественным и правильным, но в жизни Беллатрисы все давно уже перевернулось с ног на голову и так запуталось, что близость с законным и, как оказалось, по своему любимым и дорогим супругом, воспринималось колдуньей как нечто постыдное и запретное. Она словно вернулась в прошлое на двадцать с лишним лет назад, в те недолгие месяцы, когда во всех смыслах стала Родольфусу женой, и не было еще ни войны, ни крови, ни Азкабана. И сердце подспудно еще не изнывало от неимоверной тяжести совершенных злодеяний.
В юности, будучи ученицей шестого и седьмого курсов, чародейка свыклась с мыслью о том, что родители сами найдут ей чистокровного супруга, и разумно почла за благо не отдавать никому своего сердца, ведь выбор девушки в этом вопросе мог совсем не совпасть с мнением отца или матери. Потому и не отвечала на чувства никого из поклонников. Больше того, волшебница даже тихонько посмеивалась над своими одноклассницами, которые с кем-то встречались, с нетерпением ждали очередного свидания или, плотно задернув полог своей постели, при свете волшебной палочки тайком читали какой-нибудь любовный роман, замаскировав его обложку под учебник. Тогда Беллатриса даже в самых невероятных девичьих снах не представляла, что ей самой доведется побывать в ситуации, которая запросто может послужить сюжетом для подобного чтива. Надо же! Именно она была сейчас частью самого что ни на есть классического любовного треугольника, разрывалась на две половины, а жизнь никогда еще не ставила ее перед таким трудным выбором. Каждый из этих двух столь непохожих мужчин влиял на нее определенным образом, заставляя проявлять разные стороны своей натуры. Волшебница глубоко задумалась, а потом спросила.
— Руди, а что же Дельфини?
— А что Дельфини, — проговорил маг в ответ. — Она мне как родная дочь!
Родольфус ласково погладил Беллу по щеке, а она поцеловала мужа.
*
Выздоровление Родольфуса шло своим чередом, причем довольно быстро. Ему уже можно было вставать с постели, и чародей воспользовался этим, даже начал выходить ненадолго из дома, гулять, опираясь на руку Беллы. Теперь они почти все время проводили вместе, ели в комнате у Руди, бродили по саду Малфой-мэннора, чем-то напоминая молодоженов.
На смену лету пришёл сентябрь. Снегг, которого Волдеморт назначил директором Хогвартса, покинул Малфой-мэннор, а вместе с ним в школу отправились брат и сестра Кэрроу. Амикус теперь должен был преподавать защиту от тёмных искусств, а Алекто стала учителем магловедения вместо убитой мисс Бербидж. Тёмный Лорд не без оснований полагал, что воспитание в школьниках приверженности интересам чистой крови, а также нетерпимости и ненависти к грязнокровкам, станет одним из залогов его будущего успеха в строительстве нового мира, где у руля будут чистокровные маги, а маглокровкам в нем и вовсе не будет места. Так что теперь Беллатрисе самой приходилось долечивать мужа, хотя раз в неделю зельевар появлялся в поместье, контролировал процесс выздоровления, готовил лекарства и инструктировал Беллатрису, как их следует принимать.
Нарцисса, которой раньше всех стало известно о разрыве сестры с Волдемортом и ее воссоединении с мужем, даже не знала, радоваться ли ей за Беллу или же бояться за нее. Ночевала волшебница теперь тоже в комнате супруга. Однако, с момента их примирения ведьму стал одолевать старый ночной кошмар, который первый раз привиделся ей в ту ночь, когда с подачи Темного Лорда стала убийцей. Только теперь уже далеко не один человек стоял на другом берегу реки. То была уже толпа людей. Все они протягивали к ней руки и в один голос твердили: «Мы ждем тебя!» От этих слов колдунья страшно вскрикивала во сне, просыпаясь в холодном поту. Вернее, ее будил Родольфус, гладил дрожащую спину, целовал волосы и виски, стирал со щек слезы и слушал всхлипы, терпеливо дожидаясь момента, когда жена успокоится.
— Я так боюсь их, Руди! — дрожащим голосом говорила Беллатриса.
— Но ведь ты плачешь! — как-то загадочно отвечал он. — Поэтому они когда-нибудь оставят тебя в покое.
— Ты думаешь, они успокоятся от моих слез?
— Убежден! — уверял Родольфус.
Тогда Беллатриса немного успокаивалась, но засыпала только на плече супруга, в его руках. Потом ведьма все же попросила Снегга сварить ей зелье сна без сновидений. Зельевар согласился, однако велел принимать его крайне осторожно, так как в большой дозе это смертельный яд. А в качестве снотворного достаточно всего несколько капель.
Родольфус же, обнимая спящую Беллу, долго не мог уснуть, да и не хотел, без устали наблюдая сон жены. Казалось, волшебник цеплялся за каждую совместно проведенную секунду, ловил каждый миг нежданно выпавшего на его долю счастья, словно боясь, что его у него скоро отнимут, и Беллатриса снова исчезнет из его жизни, хоть и говорит, что не собирается никуда уходить. Родольфус знал, что повелитель не сможет долго жить без Беллатрисы. Он лучше Волдеморта понимал, что эта женщина для Темного Лорда и живительный воздух, и наркотик, и последний источник света в черной раздробленной душе, без которого настанет полная тьма и жить станет невозможно. И маг оказался прав: недолгим был этот своеобразный запоздалый медовый месяц, вернее, всего несколько недель.
========== Глава 114. Триумфатор. Часть 1 ==========
Волдеморт тем временем напрочь игнорировал чету Лестрейнджей, словно их и не существовало. Он с головой окунулся в составление плана по захвату Министерства магии. Темный Лорд при этом вовсе не собирался быть министром, эту должность вполне мог занять Пий Толстоватый, который так и оставался под воздействием Империуса, и его можно было дергать за ниточки как марионетку. Реальная власть все рано была бы в руках Волдеморта, а министерское кресло и остальные ее внешние атрибуты чародея мало прельщали. Более того, став министром, колдун рисковал настроить против себя многих волшебников, и положение его поколебалось бы, а управляя тайно, он обладал бы куда большей силой и влиянием. Поэтому переворот он хотел совершить без лишнего шума. В назначенный день и час Пий Толстоватый и завербованные им сотрудники из Отдела магического правопорядка ворвались в кабинет министра Скримджера и, применив к нему одновременно несколько Круциатусов, угрожая немедленным смертельным проклятьем, они вынудили его отказаться от занимаемой должности. По официальной версии министр Скримджер добровольно ушел в отставку, а на его место был назначен начальник Отдела магического правопорядка Пий Толстоватый. Правда, месяца через два Скримждер все же погиб, «случайно» упав с моста в Темзу, как в свое время Карактак Бэрк. Волдеморт посчитал, что проще избавиться от соперника, чем рисковать, все время поддерживая воздействие заклятия Империус. Но тем не менее, его смерть выглядела как несчастный случай.
Так Волдеморт по факту получил власть над всей волшебной Британией, а кроме того, используя мощь Министерства, теперь он имел возможность достать Гарри Поттера в его новом убежище, сняв с него столько защитных чар, чтобы туда могли ворваться верные ему люди. Однако мальчишке в который раз повезло: по-видимому, кто-то из непокорных сотрудников, по совместительству членов Ордена Феникса, успели его предупредить, и он снова успел скрыться незадолго до того, как в дом явились Пожиратели Смерти. Но Темный Лорд на этот раз не унывал, будучи уверенным, что теперь все в его руках. Конечно, он сурово наказал Круциатусом Квентина Роули, напавшего на след, но упустившего мальчишку, хотя бывшему вместе с ним Антонину Долохову повезло больше. Волдеморт принял во внимание былые заслуги волшебника, и один из самых первых соратников отделался только домашним арестом.
Вечером того же дня в поместье Малфоев был прием по случаю овладения Министерством магии. Присутствовал не только Ближний круг, но даже некоторые сторонники, не носящие Темную метку. Волдеморт же, умом понимая, что должен бы торжествовать и ликовать, тем не менее не ощущал желаемого удовлетворения.
После того как маг прогнал Беллатрису, в его сердце опять поселилась мрачная тоска и необъяснимая пустота, которые росли с каждым днем точно снежный ком. В который уже раз Темный Лорд пытался избавиться от необъяснимой и такой болезненной, по его мнению, тяги к этой ведьме, но все попытки сделать это раз за разом терпели крах. Не помогало ничего, даже магия крестражей. Стремясь забыться разработкой плана по захвату Министерства, колдун внешне был как всегда холоден и спокоен, но одному Мерлину было известно, чего ему стоило это показное равнодушие к колдунье. С каждым днем образ Беллатрисы все неотвязнее преследовал его, то и дело стоял перед глазами, даже когда Скримджер подписывал заявление об отставке и складывал с себя полномочия. Маг вспоминал, как много лет назад в доме Элфиаса Дожа он в последний момент отнял Беллатрису у авроров и если бы только пожелал, то уже тогда мог бы сделать ее своей законной супругой, но посчитал, что еще не время. Ведьма уже принадлежала ему всей душой и всем телом, однако для полного довольства чародею недоставало такой вожделенной власти. Вот когда он добьется своего, тогда перед всеми и объявит Беллатрису Темной Леди. Теперь эта желанная цель, наконец-то, достигнута, но все же в ту ночь после примирения и, тем более, в момент встречи после побега ведьмы из Азкабана, он испытывал куда большую радость, чем сейчас, получив в свои руки Министерство Магии. «Но разве одно возможно только без другого? Разве власть не для того, чтобы взять то, что всегда было твоим?! И стоит ли теперь кого-то опасаться, кроме Поттера? Нет, и Белла, и власть теперь навсегда будут моими! — подумал колдун. — Лорд Волдеморт всегда рано или поздно достигает своих целей! Лорд Волдеморт всегда получает все, что хочет, и своими руками берет то, что принадлежит ему! А когда в конце концов не станет Поттера, то ему уже будет плевать на все!»
Решение колдун принял молниеносно и бесповоротно. Он приказал Малфоям пригласить на вечер околдованного Пия Толстоватого, а также вызвал, наконец, и обоих Лестрейнджей.
Изысканно сервированный стол в бальном зале Малфой-мэннора… Обычно за ним проходили собрания, но теперь узнать его было трудно из-за белоснежной скатерти, концы которой свисали до самого пола, а на ней стояли дорогие блюда — лакомства, доступные лишь состоятельным чистокровным аристократам. Из напитков кроме красного вина, которое маг предпочитал судовольствием цедить после совершенной мести, и огневиски Темный Лорд распорядился подать также шампанское в знак предстоящего торжественно-радостного для него события. Когда все приглашенные на прием чародеи заняли свои места за столом, Волдеморт, взяв слово, сообщил, что его гостям выпала честь присутствовать при знаменательном событии, однако, к удивлению всех присутствующих, о захвате Министерства упомянул лишь вскользь как о чем-то само собой разумеющемся. Маг повелительно взглянул на Пия Толстоватого, и тот мгновенно встал рядом с Волдемортом в ожидании дальнейших распоряжений. Темный Лорд направился прямо туда, где сидела чета Лестрейнджей. Подойдя к ним, он бесцеремонно схватил за руку Беллатрису и резко дернул волшебницу к себе. Та невольно вздрогнула и инстинктивно подалась к мужу, который крепко взял ее за другую свободную руку. Волдеморт при этом молча взмахнул палочкой, и из нее вырвалась огненная плеть, с силой хлестнув Родольфуса по руке. Потом еще и еще, пока он, закусив губу от боли, не разжал обожженные до волдырей пальцы. Беллатриса умоляюще посмотрела на супруга, как бы говоря при этом: «Пожалуйста, не делай глупости!» Затем черный маг потащил за собой, словно добычу, не на шутку перепуганную ведьму прямо на середину огромного бального зала, где стоял Пий Толстоватый. Темный Лорд снова сделал несколько замысловатых движений волшебной палочкой. Корсаж и вырез черного шелкового платья Беллатрисы сразу украсились темно-бордовыми атласными лентами, а на голову ведьме легла черная фата. Мантия Волдеморта тоже сменилась другой, хоть и тоже черной, но затканной на груди серебряной змеей. Из складок своего одеяния колдун извлек золотой венец, украшенный рубинами и бриллиантами, а к нему — серьги и кольцо, которые вмиг оказалось на Беллатрисе. Все присутствующие невольно залюбовались красотой короны, свет от которой был такой, что даже в кромешной темноте стало бы светло как среди белого дня. Темный Лорд махнул рукой Толстоватому, и тот, покорно кивнув, сразу же заговорил.
— Леди и джентльмены! Позвольте мне как новому главе Министерства сообщить вам о том, что с этой самой минуты брак Беллатрисы и Родольфуса Лестрейнджей объявляется расторгнутым.
При этом он не спросил согласия ни одного из супругов. Руди уронил голову на ладони, сидящий рядом с ним Рабастан побледнел как полотно, Нарцисса поперхнулась куском куропатки, остальные замерли, забыв, как дышать. Толстоватый тем временем продолжал.
— Кроме того, дамы и господа, мне выпала огромная честь сочетать сегодня Лорда Волдеморта и Беллатрису Блэк-Лестрэйндж узами брака.
Обратившись к Темному Лорду, Толстоватый торжественно спросил:
— Милорд, берете ли вы в законные супруги Беллатрису Блэк-Лестрейндж?
— Беру! — твердо прозвучал в ответ холодный голос.
Новоиспеченный Министр при этом не задал такого же вопроса ведьме, как это полагалось на церемонии бракосочетания.
— В таком случае я объявляю вас соединенными узами навек!
Толстоватый поднял над Волдемортом и Беллатрисой палочку, и серебристые звезды осыпали их словно дождем, спирально завиваясь вокруг их тел. Все встали. Каждый был поражен произошедшим настолько, что даже самые привыкшие к светской жизни волшебники, не раз присутствовавшие при подобных событиях, сразу не нашлись с ответом. Лишь Яксли многозначительно взглянул на своего приятеля Долохова, и тот в ответ едва заметно кивнул головой, как бы говоря: «Ты оказался прав!» Но никому почему-то не пришло в голову завидовать Беллатрисе, теперь уже Темной Леди, которая, впрочем, сейчас больше походила на какую-то пленницу. Сама же ведьма, хоть и осознавала, что сбылась ее сокровенная мечта, тем не менее не чувствовала счастья, а только смятение и тревогу за Родольфуса. Она и предположить не могла, что все случится именно так. Даже зная Волдеморта столько лет, Беллатриса все равно не могла понять, зачем ему было нужно обставлять все так, причинять боль ей, унижать Родольфуса, который, не желая замечать ничего вокруг, пил и пил огневиски. Несколько пожирателей смотрели на него с некоторым сочувствием.
Волдеморт тем временем наколдовал для ведьмы цветы. Маг нарочно не стал представлять, что конкретно должно получиться в результате заклинания, он просто взмахнул волшебной палочкой, и то, что из нее вылетело, поразило не только всех присутствующих, но прежде всего самого Темного Лорда. То был весьма и весьма странный букет: огромный, весь составленный из крупных и свежих роз, но цвет их был как темная безлунная ночь. На темно-зеленых листьях как украшения висели тоже черные жемчужины. А еще стебли этих диковинных роз были покрыты острыми частыми шипами, которые искололи Беллатрисе все пальцы, когда она взяла цветы в руки. От черных роз исходил горько-сладкий дурманящий аромат.
Это был небывалый вечер триумфа Темного Лорда, враз заполучившего и вожделенную власть, и желанную женщину. Потому прием был хоть и не очень многолюдный, но роскошный. Нарциссе пришлось приложить немало усилий, чтобы организовать все в столь короткий срок. Бальный зал утопал в цветах, правда, по большей части темных и холодных оттенков. Бокалы с шампанским летали по воздуху к любому, кто желал его выпить. Прямо из стен лилась музыка, но веселья на торжестве не было ни капли. Напротив, в воздухе витало напряжение, которое словно наэлектризовывало атмосферу. Когда Волдеморт вывел Беллатрису на середину зала и закружил ее в вихре вальса, все лишь почтительно расступились перед ними, однако ни одна пара не присоединилась к Темному Лорду и Темной Леди. Дам на приеме было не так много, да и ни одна из них не захотела бы сейчас обратить на себя внимание Волдеморта, ведь после всего произошедшего уже никто не взялся бы предсказывать его дальнейшие поступки. Наконец, пара снова проследовала к своим креслам во главе стола. Колдун держался с новоиспеченной супругой безукоризненно вежливо, даже церемонно, однако не улыбнулся ей и не выказал другим способом каких бы то ни было чувств. Когда вечер приблизился к своему завершению, Волдеморт, встав из-за стола, повелительно обратился к Беллатрисе.
— Вашу руку, миледи!
И даже не дожидаясь, когда ведьма протянет ему ладонь, сам взял ее за кисть и повел через весь зал к выходу.
========== Глава 115. Триумфатор. Часть 2 ==========
В ту самую минуту, когда Волдеморт и Беллатриса направились к выходу из зала, дорогу им неожиданно преградил Родольфус. Нетвердой походкой пьяного, он встал напротив Темного Лорда, и вынув волшебную палочку, крикнул:
— Защищайся!
Беллатриса обомлела и задрожала от страха. Она стремительно подошла к стоящему неподалеку от них Рабастану и схватила волшебника за локоть.
— Руди сошел с ума! — отчаянно сказала ведьма.
— Его не остановишь! — в голосе деверя были горечь и безнадежность.
— Но это будет не поединок, а убийство! Мерлином прошу, останови его! — продолжала настаивать Беллатриса.
— Это уже не в моих силах… Ведь Руди, собственно, этого и добивается! А вам разве не все равно, Миледи?
В этом обращении не было ни капли почтения или просто уважения, напротив, в нем чувствовалась открытая неприязнь. После того как Родольфус и сам Рабастан попали в Азкабан вместе с Беллатрисой, маг, мягко говоря, недолюбливал свояченицу за то, что она отняла у них столько лет жизни. А сейчас, когда горячо любимый им брат должен был вот-вот погибнуть, чародей с трудом удерживался от открытых оскорблений в ее адрес.
Тем временем Волдеморт и Родольфус заняли позиции в разных концах зала. Все замерли, боясь даже вздохнуть, и в помещении воцарилась ватная тишина. Темный Лорд торжествовал. Первый раз в жизни он не собирался убивать противника, не желая допускать его в мысли и сердце Беллы, а кроме того, колдун прекрасно понимал, что есть другой способ, и куда лучше, поквитаться с Дольфом за все, даже не применяя к нему смертельного проклятья. Волдеморт видел, что Лестрейнджу сейчас легче умереть, чем терпеть такой позор. И в этом была еще одна причина, по которой беспощадный Темный Лорд оставлял жизнь своему слуге. Родольфус не мог себе простить, что у него не достало сил и умения отстоять Беллатрису, когда та невольно прильнула к нему от страха перед повелителем. Он все то время, пока рюмку за рюмкой пил огневиски, не сводил глаз с бывшей жены. И если бы маг увидел, что она сияет от счастья, то пусть и с болью, однако без колебаний, отпустил бы ее к другому. Но не видя на лице Беллатрисы радости, винил в этом себя. А Волдеморту все эти терзания Родольфуса были видны как на ладони, и он с наслаждением смаковал свою месть, поняв, что нашел нужную струну для этой игры. Никто даже не успел ничего понять, как палочка Лестрейнджа оказалась в руках у Темного Лорда, а сам он уже лежал оглушенным на полу.
Когда Белла увидела красный, а не зеленый цвет вспышки, какой был присущ убивающему заклятью, то чуть не подпрыгнула от радости, поняв, что повелитель пощадил ее бывшего мужа. Темный Лорд же обратился к Рабастану.
— Вижу, мой верный слуга немного перебрал от радости за своего повелителя! — на губах колдуна показалась злорадная усмешка, а красные глаза победно сверкнули. — Самого дорогого для меня не пожалел! — прибавил он с подначкой. Потом, наклонившись к младшему Лестрейнджу так, чтобы слышал только собеседник, тихо проговорил.
— Следи за братом как следует, или, клянусь Мерлином, если он с собой что-нибудь сделает, то следом за ним на тот свет отправишься ты!
Рабастан занялся Родольфусом, а Волдеморт, как ни в чем не бывало, снова протянул руку Белле, которая теперь улыбалась от облегчения.
— Идем! — велел он.
Взяв ладонь ведьмы в свою, чародей вышел с ней из зала и трансгрессировал в Слизерин-кэстл.
Волдеморт вел Беллатрису вверх по лестнице столь стремительно, что колдунья едва поспевала за ним. Было темно, но ни замок, так замечательно чувствующий своего хозяина, не зажег огней, ни сами волшебники не засветили волшебные палочки потому как в этом совсем не было необходимости: венец на голове ведьмы освещал им путь ярче факела. Наконец, Волдеморт втолкнул волшебницу в свою спальню и закрыл дверь заклинанием. На змееподобном лице была написана такая ярость, что ведьма обомлела от страха, а Темному Лорду, казалось, это и нужно было. Он снова взмахнул волшебной палочкой, и тут же Белла почувствовала удар хлыста, разорвавшего ее платье и стащившего его с плеч. На нежной коже колдуньи осталась красная полоса.
— Как ты могла?! — злобно шипел он так, что с трудом можно было разобрать слова. — Посмей теперь только хоть взглянуть на кого-то! Уничтожу и его, и тебя вместе с ним! А в твоих мыслях должен быть только я один, понятно?
— Милорд, вы же сами так хотели!
— Хотел? Теперь не хочу!
Колдун стремительно подошел к ней и грубо толкнул на широкое ложе.
— Снова любви захотела, да? — ярость в его глухом голосе бурлила через край. — Ты, кажется, забыла преподанный тебе урок? — с наигранной заботой спросил он, и губы его изогнулись в страшной усмешке. — Ничего, я могу напомнить. Мне известно средство, как излечить тебя от этой чумы. Круцио! — вскрикнул он.
Гримаса боли исказила лицо Беллатрисы, все тело изгибалось от муки, причиняемой ведьме ее же любимым заклятьем, изо рта вырывались сдерживаемые хрипы и стоны. Волдеморт с наслаждением смотрел на это зрелище, получая удовольствие уже не столько от чужой боли, сколько от лицезрения извивающейся как змея Беллатрисы. Чародейке все происходящее казалось нереальным ночным кошмаром, будто страшное чудовище похитило ее, унесло в свое логово, а теперь вот с упоением мучает, полностью держа в своей власти. Но ведь все так и обстояло на самом деле, все эти годы, что ведьма была рядом с Волдемортом. С того самого дня их первой встречи, когда черный маг расстроил ее брак с Креббом, тем самым полностью завладев девушкой, он непрерывно причинял ей боль, хотя и применял сейчас к ней Круциатус лишь второй раз в жизни. Наконец, Темный Лорд прекратил действие проклятья и, нависнув над полубесчувственной ведьмой, зашептал.
— Этого тебе не хватает? — колдун приник губами к шее. — Или, быть может, этого? — рот Волдеморта прошелся по плечам и груди. — Маг грубо целовал ее в тех местах, где недавно Беллатрисы касались губы Родольфуса, словно колдун желал стереть с кожи волшебницы эти чужие следы, оставляя при этом красноватые отметины от своих губ и местами от зубов. Между поцелуями из его рта вылетали грязные оскорбления, которые вряд ли доводилось слышать и распоследней девке из дешевого борделя.
— Ненавижу, гиппогриф тебя раздери! — выкрикнул он, наконец, таким тоном, каким часто произносят самое страстное и искреннее признание в любви.
— За что? — пролепетала обезумевшая от ужаса Белла. С одной стороны, ей казалось, что еще секунда, и повелитель применит смертельное проклятье, но в то же время какой-то внутренний голос говорил при этом, что она находится в полной безопасности.
— А за то, моя дорогая хищная дрянь, — шипел Темный Лорд, — что забыть тебя не в силах!
Казалось, маг произносил эти слова против своей воли, как будто их вытягивали из него клещами или сывороткой правды.
— Ты мой кошмар и наваждение. Самое чудесное наваждение!
Сердце Беллатрисы забилось от радости и одновременно от смятения, которое вызвали у нее слова Волдеморта, потому что и она сама испытывала к нему то же самое. И тут волшебница осмелела, в венах забурлила кровь и непонятно откуда взявшаяся злость, желание отомстить за то, что колдун только что с ней сотворил. Ведьма начала яростно вырываться, правда, безуспешно, при этом кусаясь и царапаясь как дикая кошка, и заметила на змееподобном лице своего повелителя выражение крайнего довольства. Длинные тонкие пальцы схватили ведьму за кудри, запрокинув ей голову, чуть не вырывая целые пряди. Однако вскоре хватка их ослабела, и Темный Лорд вытянулся рядом с Беллой, тесно прижавшись к ней, словно опасаясь, что она куда-то исчезнет.
— Теперь ты уже никуда от меня не денешься! — повелительно сказал маг, крепко обхватив ее за плечи. — И делить тебя я больше ни с кем не собираюсь.
Тело Беллатрисы ныло от боли, а голова разрывалась от противоречивых мыслей, которые метались в ее мозгу как взбесившиеся дикие скакуны. Темный Лорд не может ее забыть… Друг для друга они — непреодолимое наваждение… Они одержимы друг другом… Что же это, если не любовь? Но тут же запретила себе даже в мыслях произносить это слово, чтобы не ослушаться Волдеморта. Наконец, физическая и эмоциональная усталость, которую принес ей этот насыщенный столькими событиями день, взяла свое, сознание ведьмы затуманилось, и она провалилась в глубокий сон.
*
«Какой невероятный кошмар!» — подумала Беллатриса, едва только проснулась. — «Какой прекрасный кошмар!» — улыбнулась она. Однако, оглядев спальню, ведьма поняла, что находится вовсе не в комнате Родольфуса и даже не в поместье Малфоев, а в Слизерин-кэстле. На полу рядом с кроватью в большой хрустальной вазе стоял букет черных роз, источавших дурманящий горько-сладкий запах. Крупные перламутровые черные жемчужины, висевшие на цветах, отражали свет от висевших на потолке заколдованных золотых шаров и казались каплями слез. На прикроватном столике лежал небрежно брошенный золотой венец, излучающий свет. Кроме того, красные и синие отметины на теле вполне ясно свидетельствовали о том, что события вчерашнего вечера и последующей за ним ночи Беллатрисе не приснились. Место на широкой постели рядом с чародейкой не было пустым. Волдеморт еще спал, хотя солнце уже стояло высоко. Видимо, то, что произошло накануне с этими двоими, утомило не одну только ведьму. Но стоило ей только пошевелиться, как Темный Лорд тут же проснулся. Глаза его были черными и только слегка отдавали багрецом. Маг медленно провел длинным белым пальцем по губам и подбородку колдуньи.
— С добрым утром! — тихо прошелестел его голос. И, не дожидаясь, пока Белла, с недоумением воспринимающая эту ласку, скажет что-то в ответ, добавил. — У меня кое-что есть для тебя в качестве свадебного дара!
Говоря это, Волдеморт надел ведьме на голову венец, который уже был на ней во время церемонии в поместье Малфоев. Потом колдун взмахнул волшебной палочкой, и в руки к нему влетело средних размеров зеркальце, которое он и протянул Белле. С виду оно было простым, не инкрустировано ни одним драгоценным камнем, хотя ручка и круглая рама были сделаны из чистейшего хрусталя и украшены рельефными узорами.
— За эту невзрачную безделушку, я уверен, большинство дам на свете заложили бы душу, если бы только они узнали о магических свойствах зеркальца. Глядясь в него, женщина не старится, а красота ее прибавляется. — Волшебник погладил чародейку по щеке. — Неувядающая молодость и нетленная красота — младшие сестры вечности и бессмертия. — тихо добавил он. — О венце и зеркале мне в свое время поведал Долохов. Это два дара из трех, которые в волшебной России иногда называют дарами любви. Мне удалось выкупить их.
Беллатриса недоумевала, почему повелитель вдруг заговорил о любви, которую так презирает? Или просто решил рассказать об этих чудесных артефактах?
— Разве дары любви можно выкупить? — изумилась ведьма.
— Как видишь! — усмехнулся Темный Лорд. — Правда, по этой причине находятся немало волшебников, которые считают их ненастоящими, ложными дарами. Они, дескать, нужны лишь тем, кто не знает подлинной любви. Эти вещи один весьма состоятельный купец подарил двум своим дочерям, старшей и средней, которые хотели оставаться молодыми и красивыми, чтобы найти себе женихов.
— А что же было третьим даром?
— Это подарок для младшей дочери, алый цветок, краше которого, как утверждают, нет на всем белом свете. Его отец долго не мог найти, а когда нашел, то получил в подарок, а не за свою золотую казну. Получил от страшного чудовища, которое по легенде оказалось прекрасным принцем. Он и стал суженым для младшей дочери. Кое-кто считает этот цветок даром истинной любви.
— А его вы нашли, милорд? — ведьма была явно заинтригована, а Темный Лорд нахмурился.
— Я и не искал. К чему? Не думаю, что этот цветок чем-то лучше венца или зеркала! — надменно отвечал Волдеморт.
Беллатриса тем временем смотрелась в зеркальце, заметив, что мелкие морщинки стали исчезать.
— Вы правы, повелитель! — ведьма восхищенно взглянула на страшное змееподобное лицо и в красные свирепые глаза так, слово перед ней был писаный красавец. — Только вы умеете так угодить даме, милорд! — и поцеловала его в плоский уродливый нос.
— Естественно! — самодовольно изрек Темный Лорд.
Действительно, людей к себе Волдеморт прекрасно умел располагать, когда хотел этого, и женщины не были исключением. Елена Когтевран и Хэпсиба Смит — наглядные тому примеры.
Беллатриса же тихо вздохнула.
— Вы считаете, что Азкабан сильно испортил меня, и потому подарили эти вещи? — грустно спросила она.
Конечно, со времени побега колдуньи из Азкабана прошло уже полтора года, и ей удалось в значительной степени сгладить следы многолетнего пребывания в этом страшном замке. Чистый свежий воздух загородного поместья, хорошая пища, одним словом, свобода, делали свое дело. Ушла болезненная худоба, цвет лица улучшился. Здесь свою лепту внесли косметические заклинания, всевозможные редкие зелья и омолаживающие волшебные мази, порой довольно дорогие, но вполне доступные чистокровным состоятельным аристократкам.
— Ты ничуть не утратила свой прежний лоск и привлекательность. — серьезно сказал Волдеморт, неотрывно глядя на ведьму. — Но я желал бы, чтобы Темная Леди была ослепительна в глазах всего волшебного мира.
— Повелитель, — поколебавшись, спросила Белла. — А что за магия была на этом чудовище?
— Ты задаешь слишком много вопросов! — холодно ответил он, и ведьма замолчала. Волдеморт же чуть смягчился.
— Мне нужно отлучиться, Белла. Но я скоро вернусь. — Темный Лорд поцеловал чародейку на прощание и вышел из спальни.
========== Глава 116. Воздаяния ==========
Просторная комната, залитая потоками света от многочисленных золотых шаров на потолке. Удобный письменный стол с ящиками для бумаг, а рядом другой — длинный и широкий, рассчитанный на десять или больше человек. Вдоль стен стояло несколько шкафов с прозрачными стеклянными дверками, за которыми виднелись полки с бумагами.
Одетый в темно-синюю, идеально выглаженную мантию человек с русыми волосами, прямым греческим носом и волевым гордо вздернутым подбородком внимательно и по-хозяйски рассматривал помещение строгим взглядом серых глаз. Это был начальник отдела магического правопорядка, а теперь уже Министр магии Пиус Толстоватый. Однако, несмотря на фамилию, толстым этого человека назвать было нельзя, просто широкоплечим и в хорошей физической форме. Он, похоже, не без оснований полагал, что телесная крепость и ловкость — неплохие дополнения к магическому мастерству, если регулярно приходится сталкиваться с темными волшебниками всех мастей, и никогда не знаешь, что от них можно ожидать. Чиновник возглавлял отдел мракоборцев уже не один год с тех пор, как его предшественник Аластор Грюм ушел в отставку. При Толстоватом сменилось два Министра: сперва Фадж, затем Скримджер. Каждый раз Пиус надеялся получить этот пост, и по мнению надменного, с явно завышенной самооценкой человека, его достоинства несправедливо игнорировались. Толстоватый до недавнего времени питал стойкую неприязнь к черным магам, а к Пожирателям смерти, служителям Темного Лорда, — особенно. А тут вдруг в один день все его убеждения на их счет резко переменились. Просто к нему на прием записался Корбан Яксли, который, как выяснилось, был одним из членов Ближнего круга лорда Волдеморта и носил черную метку. Глава мракоборцев и сам удивился, как этот человек так легко и быстро, в пять минут, не более, убедил его в ошибочности суждений относительно грязнокровок и их места в волшебном мире, в том, что все дела Темного Лорда и его последователей — правые, а мир станет лучше, если все будет, как они хотят. Ну, а за верную службу, по словам Яксли, лорд Волдеморт обязательно наградит и непременно воздаст по заслугам, не в пример его нынешнему начальству. Чиновнику даже в голову не приходило, что все это результат наложенного на него заклятия Империус. Толстоватый завербовал для своего нового повелителя людей из руководимого им отдела, а также из некоторых других подразделений, оказав тем самым существенную пользу Волдеморту. Награда не заставила себя ждать, и вот теперь новоиспеченный Министр внимательно осматривал свои новые владения и устраивался в них поудобнее.
Как раз в это время в кабинете стал клубиться темный дым, и из него появился Волдеморт. Толстоватый немедленно бросился на колени, беря в руки и целуя мантию Темного Лорда. Потом он заговорил подобострастным тоном человека, готового хоть сейчас исполнить любой приказ.
— Приветствую вас, повелитель, в моей скромной обители. Чем обязан высокой чести видеть вас у себя?
— У меня к тебе важное дело, мой дорогой Пиус! — холодно, без всяких предисловий начал Темный Лорд.
— Милорд, я само внимание! Что вам будет угодно поручить своему слуге?
— Мне нужен перечень имущества, которым владели Лестрейнджи до того, как были заключены в Азкабан.
— Повелитель, — отвечал после короткой паузы Толстоватый, — я непременно предоставлю его вам, но мне для этого потребуется некоторое время. Видите ли, что-то из собственности семьи Лестрейндж было пожаловано Министерством другим его работникам в качестве награды за особые заслуги.
— Грязнокровкам, не так ли? — в голосе Темного Лорда звучали злоба и презрение.
— И им в том числе, милорд.
— Неплохо же эти выродки и голодранцы поживились за счет представителей опальных старинных чистокровных родов, пока я был в изгнании!
— Увы, это так, мой лорд!
— А что с их хранилищем в Гринготтсе? — как бы между прочим поинтересовался Волдеморт, но в холодном сердце мелькнула тревога.
— Ну, до него, к счастью, у Министерства руки не дотянулись! Ведь волшебники гоблинам не указ.
— Так вот, Толстоватый, я настаиваю на том, чтобы сегодня или в крайнем случае завтра утром, все имущество было возвращено его законным владельцам. Все до последнего кната! Имение, фамильный особняк, магазины… Грязнокровок, которые посмели прикоснуться к какой-либо собственности Лестрейнджей, арестовать и подвергнуть Круциатусу или Аваде Кедавре, если вздумают в чем-то оказывать сопротивление. Лестрейнджи были верны как никто в трудные для меня времена. Каждый, кто служил мне, кроме интересов чистой крови преследовал и личные. Я намерен вознаградить тех пожирателей, которые оказались достойны этого. Слуг, я убедился в этом, надо на привязи держать, иначе разбегутся. А цепи могут быть самые разные: страх, золото, власть в виде заветной должности… — Волдеморт многозначительно кивнул. — Не все ли равно, правда? — Волшебнику вообще-то не было никакой нужды тратить время на объяснения, ведь околдованный Империусом маг выполнит все приказания без лишних слов. Но Темный Лорд скорее рассуждал сам с собой, чем обращался к собеседнику.
— А тем, кто не просто служил мне, но много лет терпел ради меня лишения, сначала надлежит вернуть долг!
— Справедливо, повелитель! — выпалил Пиус с восторженной глуповатой улыбкой. — Но ведь мадам Лестрейндж теперь уже ваша супруга… — Тут в глазах Толстоватого на мгновение мелькнул испуг, однако он быстро взял себя в руки, натянув на лицо соответствующую случаю улыбку. — Прошу прощения, милорд, что сразу не поздравил вас! Примите мои искренние пожелания счастья и всего самого наилучшего, а также передайте миледи мое почтение.
Волдеморт кивнул.
— После развода миледи также имеет право на половину…
— Миледи удовольствуется моим состоянием! — раздраженно перебил темный маг, и его собеседник прикусил язык.
Темный Лорд тем временем вспоминал свадебный букет из черных роз, точь-в-точь такой, какой он много лет назад видел в магическом шаре. Снова в его ушах звучал голос преподавателя прорицаний и провидицы Кассандры Трелони, говорившей, что он принесет гибель человеку, который отдаст ему свое сердце. И маг уже пожалел о своем вчерашнем поступке. Нет, он, конечно, был доволен, что Белла наконец-то полностью принадлежит ему, и даже не думал теперь от нее отказываться, но в грудь к нему снова заполз удушающий страх за ведьму, хоть и Министерство уже находилось в его руках, и повода даже для малейших опасений не было никакого. Однако, чародей все же решил перестраховаться — на какое-то время до гибели Поттера сохранить в тайне свой брак с Беллатрисой. Любому другому чародею это могло бы показаться невыполнимой задачей. Действительно, как утаить то, что лицезрел не один десяток свидетелей? Но Волдеморт решил воспользоваться своими навыками работы с чужой памятью, а также заклинаниями из своего богатого арсенала. Многие волшебники, обладающие достаточной волшебной силой и талантами, хотя бы раз в жизни пытались придумать какое-нибудь свое заклинание, иногда очень даже успешно. Разумеется, и тщеславный Волдеморт регулярно занимался волшебными экспериментами. Результатом одного из них стала вариация заклинания «Обливиэйт», и маг, если хотел, мог накладывать его не на одного, а на нескольких чародеев одновременно. Кроме того, при желании колдуна заклинание могло работать строго заданный период времени или прекращаться в случае, если произойдет какое-то определенное событие. В этот же день Волдеморт устроил очередное собрание, после которого волшебники благополучно забыли, что присутствовали на бракосочетании своего лорда и леди Лестрейндж… Забыли и должны были пребывать в этой колдовской амнезии до тех пор, пока Гарри Поттер не испустит дух.
*
После короткой встречи с Толстоватым Волдеморт трансгрессировал в Малфой-мэннор и сразу же велел Родольфусу явиться к нему в кабинет. Внимательно разглядывая пожирателя, Темный Лорд понял, как же сильно отразилось на слуге падение во время той злополучной ловли. Родольфус хоть и остался после этого в живых, но до конца от ранений так и не оправился. Он теперь сильно прихрамывал, один глаз косил, во рту не хватало нескольких зубов, а сломанный нос, который Снегг собирал из мелких осколков костей, был смещен на одну сторону, делая лицо кривым. А самое главное, глаза Родольфуса теперь были тусклыми, полными тоски. «А ведь Беллатриса, кажется, совсем не замечала этого уродства! — подумал темный маг. — Как, впрочем, и моего! Или у нее вкус такой своеобразный?»
Волдеморт указал Родольфусу на диван, и тот сел.
— Укатали Сивку крутые горки, да? — серьезно и без гнева спросил Темный Лорд.
— Именно так, милорд! — обреченно вздохнул Руди.
— Что же, тогда тебя можно освободить от службы и должным образом наградить за верность и преданность. Эти качества — большая редкость, и лорд Волдеморт умеет ценить их. Вот, возьми! — Чародей взял со своего стола свиток пергамента и протянул его Родольфусу.
— Что это? — спросил Лестрейндж.
— Это приказ Министра магии о возвращении Лестрейнджам их конфискованного имущества. Тебе ведь было не совсем по душе жить у родственников супруги?
Руди вспомнил, как спустя короткое время после первого побега из Азкабана говорил мимоходом Беллатрисе, что ни один Лестрейндж еще не жил у кого-то из милости, на что ведьма сказала ему потерпеть, пока повелитель что-нибудь придумает, раз уж сумел вернуть им свободу.
— Теперь ты можешь жить хоть в загородном имении для поправки здоровья, хоть в фамильном особняке Лестрейнджей в Лондоне. Я бы настоятельно советовал отправиться именно в столицу.
— Милорд, — тихо ответил Родольфус. — Благодарю!
— Подожди, я ведь просто вернул тебе долг, но еще не отдал награды, особенно за последнюю услугу, когда ты закрыл собой от заклятья Беллатрису! — гордо вскинув голову, говорил Волдеморт. — Он протянул другой свиток, поменьше первого. — Ты теперь возглавишь Национальный клуб квиддича!
Родольфус на мгновение оживился, но при воспоминании о Белле снова сник.
— Мне уже больше не играть в квиддич! — обреченно ответил он, низко склонив голову. — После моей последней службы. Хотя я бы это сделал и без вашего приказания, милорд!
— Знаю! — коротко бросил Волдеморт. — Потому я и поручил это дело именно тебе, а не кому-то другому. Но Беллатриса всегда была моей, и тебе это известно. Брось ты эту бессмысленную печаль, Дольф! Ведь с первого курса школы ты спал и видел, как бы связать свою жизнь с квиддичем, в то время как отец прочил тебе карьеру в Министерстве. А в зеркале Еиналеж ты видел себя председателем этого клуба!
— Да, мне хотелось летать, Том! — вдруг сказал Руди. Волдеморт вздрогнул, услышав свое старое имя, однако вспыхнувший было гнев в ту же секунду улетучился. — Но с тех пор прошло много времени, и, может статься, изображение в зеркале Еиналеж тоже изменилось.
— Сейчас только тебе известно, как меня раньше звали. Перестань ныть, Дольф! Ты же знаешь, что я терпеть не могу слез. Даже если ты не будешь играть в квиддич и не восстановишься настолько, чтобы сесть на метлу, ты все равно сможешь стать наставником для молодых игроков, и их победы будут и твоими победами тоже!
— Ты всегда умел расположить к себе людей и найти подходящие слова, Том! Что же, милорд, завтра я немедленно отправляюсь в Лондон!
С этими словами Родольфус слегка поклонился и вышел. Волдеморт смотрел ему вслед долгим внимательным взглядом, при этом внутренне торжествуя. Так он убил сразу двух зайцев, не просто вознаградив верного пожирателя, но и спровадив куда подальше соперника.
*
Когда Родольфус вернулся в Малфой-мэннор и зашел в комнату, которую ему отвели в этом доме, то увидел в ней Беллатрису. Ведьма бросилась к нему и, заключив его лицо в свои ладони, с тревогой спросила.
— Руди, как ты?
Он не ответил, только мягко отстранил ее руки и низко склонил голову.
— Я уезжаю! — чуть помолчав, сообщил он.
— Куда? — невольно вырвалось у ведьмы. А потом она сказала слова, которые от нее доводилось слышать разве что Темному Лорду, да и то лишь в исключительных случаях, после какого-нибудь крупного прокола при выполнении задания.
— Прости меня, Руди, если сможешь! — слеза скатилась по щеке чародейки. — Я сломала тебе жизнь! Мне не следовало тогда принимать твое предложение руки и сердца, чтобы сбежать из родительского дома. Но что сейчас говорить!
— Ты ни в чем не виновата, Белла! — грустно отвечал бывший муж. — Я сам хотел быть с тобой, хотя все знал с самого начала: и причину, по которой ты согласилась выйти за меня, и то, что милорд уже забрал твою душу и сердце, а мне достается лишь прелестная оболочка, и то ненадолго. Но в своей жизни я никогда не был так счастлив, как в те короткие месяцы, что ты была мне настоящей женой! А эти последние недели… О, то был для меня просто рай на земле, потому что, оказывается, в твоей душе и в твоем жестоком сердце нашелся уголок и для меня. Я прекрасно осознавал, что так не будет продолжаться вечно. К тому же, я слишком хорошо знал милорда и понимал, что он этого не позволит. Белла, ты ведь знаешь, какая обо мне шла слава до того, как мы встретились. Я просто прожигал жизнь в свободное от дел в Министерстве время, которого было даже слишком много. Все мои заботы сводились к тому, как бы повеселей провести время и с кем напиться, за какой девицей приволокнуться на очередном балу и в каком злачном месте поразвлечься. Но когда увидел тебя, то во мне что-то изменилось. Меня перестала привлекать такая жизнь, которую я вел. Все в ней потеряло смысл и цену. Белла, я ни в чем тебя не виню, напротив, благодарен, что ты была в моей жизни. Милорд вернул мне родовое гнездо и все, что принадлежало Лестрейнджам, а кроме того, назначил главой Национального клуба квиддича.
При этих словах волшебница улыбнулась.
— Ты всегда этого хотел! Мечтал связать свою жизнь с квиддичем!
— Да, и потому я уезжаю в Лондон. А еще мне было бы просто невыносимо оставаться здесь теперь, когда ты стала супругой повелителя. Ведь раньше, когда тебя звали мадам Лестрейндж, я мог хотя бы на людях, во время наших приемов вдоволь смотреть на тебя, прикрываясь толпой как щитом. И даже милорд мне ничего на это не говорил. Надо мной порой даже посмеивались, когда видели, что спустя годы брака я все еще восхищенно смотрю на тебя словно жених или новобрачный. Как будто, по их мнению, мне не хватало того времени, что супруги могут провести наедине. Но они же не знали нашей тайны. А теперь мне даже не будет позволено поднять на тебя глаза, свободно говорить с тобой, пусть и в толпе. И как я буду обращаться к тебе «миледи», когда жгут язык и готовы слететь с губ слова любви, о которых мне даже помыслить нельзя? Нет, Белла! Уехать и не видеть тебя мне очень тяжело, но еще труднее будет, если я останусь. Просто не в моих силах!
Беллатриса молча слушала Родольфуса, не решаясь перебить или остановить. Но чем больше говорил бывший муж, тем тяжелее становилось у ведьмы на сердце. Далеко не каждой женщине доводилось слышать такие искренние и горячие слова любви, но колдунье было бы намного легче получить от этого человека обвинения и ругательства, чем такое. Она чувствовала, что недостойна этих признаний. Кроме того, чародейка знала, что ничего подобного ей услышать больше не доведется. Тот, кто остался с ней, никогда не скажет ей таких слов, не подарит этого счастья. И прошлой ночью, как и много лет назад, он дал ей это понять.
— Удачи тебе, Руди! — голос ведьмы дрожал от сдерживаемых слез. Напоследок она тихо обняла Родольфуса, уже и не зная, кем он был для нее: другом ли, братом ли или же немного возлюбленным.
— Будь счастлива, Белла, об одном тебя прошу! Прощай!
— Прощай, Руди!
Родольфус стремительно вышел из комнаты, а чемодан с его вещами поплыл за ним. Больше им и в самом деле свидеться не довелось. На другой день на собрании Ближнего круга все те пожиратели, которые присутствовали при разводе Лестрейнджей и бракосочетании Темного Лорда с Беллатрисой, благополучно до времени забыли о столь важном событии, будучи подвергнуты заклятью. Отъезд же Родольфуса и тот факт, что мадам Лестрейндж осталась в поместье сестры одна, никого не смутили и не удивили. Все знали о тяжелом ранении Руди, которое каким-то чудом хоть и не свело его в могилу, но служить Темному Лорду дальше, выполняя его порой весьма непростые поручения, уж точно не позволяло. Именно поэтому все однозначно считали: Волдеморт отпустил слугу на покой, предварительно вернув утраченное состояние и наградив за службу возможностью заниматься любимым делом. Кроме того, все помнили, что в столице находится больница святого Мунго, куда в случае чего Лестрейндж всегда мог обратиться для поправки своего пошатнувшегося здоровья. Ну, а мадам Лестрейндж осталась на службе, что всем казалось логичным и предсказуемым.
========== Глава 117. Большие перемены ==========
После того, как Министерство магии пало к ногам Волдеморта, все кардинально изменилось как для самого колдуна, так и для его последователей. Теперь уже Пожирателям Смерти вовсе не нужно было чего-то опасаться или от кого-то прятаться, выполняя поручения своего повелителя, а те из них, кто носил Черную метку, уже не скрывали татуировку, напротив, с гордостью выставляли на всеобщее обозрение. Что до самого Темного Лорда, он получил то, к чему много лет стремился. Министерство, эта машина власти, наконец-то была в его руках, и рулил ею человек, полностью подконтрольный его воле, будучи под непрерывным действием заклятия Империус. Потому все колесики и винтики этого сложного механизма уже не мешали, а напротив, работали на него. Темному Лорду теперь не требовалось самолично продумывать и организовывать акции против маглокровок и маглов, раздавая поручения своим Пожирателям, достаточно было просто отдать приказ марионеточному Министру — и все шло само собой как по маслу. Волдеморт же, будучи натурой энергичной и деятельной, вникал в суть работы тех или иных подразделений, регулярно выслушивал отчеты Пия Толстоватого или руководителей отделов и департаментов. Как прирожденный лидер, какие-то наиболее важные для себя вопросы он держал на личном контроле, а другие предпочитал делегировать. Однако, даже будучи в курсе основных дел и держа руку на пульсе событий, Темный Лорд, к своему удивлению, заметил, что теперь у него появилось намного больше времени. У него уже не было острой необходимости так часто как раньше проводить большие собрания своих последователей, достаточно было вызвать к себе того или иного волшебника и решить с ним все, что нужно. Особенно появилось много свободных вечеров и ночей, раньше используемых для жестоких расправ. Теперь же от маглокровок можно было избавляться силами Министерства на вполне законных основания и, конечно же, при свете дня, причем не всегда грубо и кроваво как раньше, а очень даже изящно: бросать в тюрьму или просто лишать волшебной палочки.
Единственным камнем преткновения оставался Гарри Поттер, ударившийся в бега. Но и здесь все было предусмотрено, все мыслимые и немыслимые ловушки расставлены. Имя Того-кого-нельзя-называть было заколдовано, и стоило только мальчишке его произнести, что он так любил делать, как тут же о его местонахождении станет известно. Для всего Министерства щенок — нежелательное лицо номер один, и оно теперь красовалось во всех многолюдных местах, там, где раньше висели вывески с изображениями разыскиваемых опасных преступников, которыми еще совсем недавно слыли его Пожиратели Смерти. В Годриковой лощине, куда мальчишка рано или поздно все равно наведается, его караулила верная Нагайна. У дома на площади Гриммо, доставшегося Поттеру по завещанию Сириуса Блэка, тоже засада. Это была настоящая ирония судьбы, что фамильный особняк Блэков сначала стал штаб-квартирой всякого грязнокровного отребья и его покровителей из предателей чистой крови, а теперь перешел в собственность лютого врага. Этот факт также злил Беллатрису, и Волдеморт поэтому частенько напоминал о нем своей ведьме, когда хотел полюбоваться на нее в гневе. В общем, оставалось только набраться терпения и ждать, когда враг рано или поздно попадется в одну из ловушек… Но Волдеморт не мог просто сидеть сложа руки, он предпочитал подготовиться к этой судьбоносной встрече и обеспечить себе все гарантии, которые бы сделали победу над врагом неизбежной. Для этого чародей решил раздобыть себе самое сильное оружие, которое только можно представить — Бузинную палочку, чей хозяин всегда побеждает в поединке. Для этой цели Волдеморт отправился на континент, решив, что настало самое время нанести визит мастеру волшебных палочек Грегоровичу.
Разыскать квартиру, адрес которой ему сообщил мистер Оливандер, оказалось совсем нетрудным делом. Подлетая к двери, колдун чувствовал, как сердце у него забилось вдвое быстрее от предвкушения удачи, ставшей с недавних пор его постоянной спутницей. Однако тут Темного Лорда ждало неожиданное разочарование. Дверь ему открыла молодая женщина, которая, разглядев нежданного посетителя, задрожала от страха, а на лице ее застыл ужас.
— Где Грегорович? — злобно прошипелВолдеморт.
— Я не знаю, не знаю! — закричала она.
— Ложь!
— Я не знаю, он съехал! Съехал!
Темный Лорд заглянул волшебнице в глаза и понял, что она действительно не знает, куда переехал Грегорович. Он ощутил, как внутри него поднимается пламенная волна гнева, ярость душила и ослепляла колдуна от того, что след Бузинной палочки теперь снова потерян. А ведь все так хорошо складывалось последнее время, и Волдеморт уже успел привыкнуть к удаче, которая теперь сопутствовала ему.
— Авада Кедавра! — гневно выкрикнул он, сражая смертельным проклятьем ни в чем не провинившегося перед ним человека, которого и видел-то первый раз в жизни и которому так не посчастливилось попасть под горячую руку Темному Лорду, пребывающему в порыве совершенно неконтролируемой ярости.
Спустя полчаса чародей немного успокоился, но от своего намерения разыскать самую могущественную палочку в мире он отказываться не собирался. Не такая была его натура. Уже утром Волдеморт разыскал адрес градоначальника и, более того, успел подвергнуть его заклинанию Империус, приказав достать ему Грегоровича хоть из-под земли. Не прошло и двух часов, как подчиненные чиновника нашли, что требовал Темный Лорд, а еще через час несчастный мастер волшебных палочек был уже в подземельях Малфой-мэннора.
— Круцио! — яростно и нетерпеливо шипел колдун, подвешивая несчастную жертву к потолку за ноги. — Немедленно отдай мне Бузинную палочку! Отдай мне ее сейчас же!
— Но у меня ее давно нет! — в отчаянии голосил Грегорович. — Украдена много лет назад!
Темный Лорд молча подошел к пленнику и заглянул в черные глаза, погружаясь через них в чужое сознание, словно сквозь длинный темный тоннель.
… На подоконнике второго этажа стоит белокурый юноша, держа в руках Бузинную палочку и легко взмахивая ею. Он усмехается Грегоровичу, показывает ему язык и совсем без страха прыгает спиной в окно…
— Кто этот человек? — спросил Волдеморт.
— Я не знаю!
Чародей понимал, что слова эти правдивые: бедный мастер слишком хорошо осознавал, что лгать сейчас смерти подобно. Однако гибели ему избежать все равно не удалось. Разочарование зажгло в груди Волдеморта костер бешеной холодной злобы, и тисовая палочка взметнулась в костлявой руке. Яркая зеленая вспышка осветила подземелье, в то время как колдун, не оглянувшись больше на свою очередную жертву, вышел за дверь, а в помещение уже вползала Нагайна.
Волдеморт все же хорошо запомнил лицо молодого воришки, и оно почему-то казалось ему знакомым, хотя маг был уверен, что никогда с этим юнцом не встречался. «Может быть на кого-то похож? — размышлял чародей. — Или, возможно, я где-то видел не его самого, а колдофотографии в «Ежедневном пророке», в Хогвартсе или в другой волшебной школе во время своих странствий? Возможно, в другом возрасте?» Но как ни старался Темный Лорд вспомнить, где же он мог видеть вора, и кто он таков, ему это не удавалось. Тогда Волдеморт, по своему обыкновению, решил не трудиться пока над разрешением этой задачи. Интуиция подсказывала магу, что в свое время ответ найдется сам собой.
========== Глава 118. Несколько слов о темном семействе ==========
Захватив Министерство, Темный Лорд воспользовался этим событием не только для обретения настоящей власти и травли маглокровок, но и для других личных целей. Так он забрал Беллатрису у Родольфуса, но потом все же решил отыграть назад, скрыв свой брак, дабы не подвергать ведьму лишним опасностям. И свои свободные вечера чародей теперь проводил с Беллой и Дельфини. Конечно, ни жена, ни дочь никогда не слышали от него ласковых слов и не видали хоть каких-то проявлений нежности или трепетного внимания. Когда Волдеморт появлялся в их покоях, и ведьма отпускала Юфимию, то колдун даже не целовал Беллатрису, не брал на руки Дельфини, однако не проходило ни одного дня, чтобы темный маг хотя бы на несколько минут не наведался к ним. Он просто сидел и внимательно наблюдал за тем, как Белла занимается их маленькой дочерью. Вернее, он не просто сидел. Ожидая, когда Поттер рано или поздно попадется в одну из расставленных ловушек, Темный Лорд решил, что ему стоит научиться быть терпеливым. Этого можно было достичь, если взяться за какое-нибудь дело, требующее регулярных усилий и времени. Но Волдеморт не был бы Волдемортом, если бы даже здесь не дала о себе знать его непомерная гордыня. Далеко не каждое занятие он считал достойным того, чтобы посвятить ему часы своего досуга.
Не довольствуясь властью над одними лишь волшебниками, Темный Лорд, как и в первую магическую войну до своего падения пытался склонить на свою сторону и некоторые другие народы волшебного мира — великанов, оборотней и гоблинов, используя для этого любые средства — от переговоров до травли, шантажа и угроз. Так у него под пятой оказались и гоблины, в руках которых, однако, были основные финансовые потоки волшебного мира и главный банк Гринготтс. Также он теперь имел свободный доступ к гоблинским книгам, в которых описывались все тщательно хранимые и передаваемые из поколения в поколение секреты этих мастеров золотых дел. Гоблинсгуком же Волдеморт овладел еще в молодости в свою бытность служащего в магазине «Горбин и Бэрк». И сейчас, желая постичь науку терпения, решил овладеть ювелирным искусством. У гоблинов не было волшебных палочек, все свои изделия они изготавливали вручную, но Волдеморт и не думал работать руками. Маг провел ряд экспериментов и довольно быстро придумал значительное количество заклинаний на гоблинсгуке, позволяющих выполнять ту или иную операцию. Отработав заклинания на бросовом сырье, чародей в скором времени стал создавать вполне пристойные изделия, а еще через несколько недель довел магические формулы до совершенства, и тогда из-под его волшебной палочки стали рождаться такие украшения, перед которыми шедевры прославленных гоблинских мастеров, служащие торжественным убранством знатных чистокровных чародеек, казались жалкими побрякушками из захудалой лавчонки.
Знали о таком увлечении Темного Лорда лишь Белла, да еще, пожалуй, Нарцисса. Все эти творения, которыми маг теперь одаривал жену, надевались ею только в Слизерин-кэстле и только для него одного. Поначалу колдунья смущалась принимать какие-либо дары от своего повелителя, но тот сразу же напоминал о ее хоть пока что тайном, но необычайно высоком статусе, из которого следовало, что ей полагается надевать все это. Кроме того, чародей говорил, что за верность и преданность дается награда. Один раз, когда Белла в восхищении от очередного шедевра взяла кисть Волдеморта в свои руки и с благоговением поцеловала, сказав при этом, что даже железо из его рук будет для нее ценнее всего на свете, то маг пусть на какие-то секунды ощутил, как готов бросить мир к ее ногам за такие слова. После ранения Родольфуса и того, что потом происходило между ним и Беллой, Волдеморт просто сгорал от ревности, ревновал свою ведьму даже к птице в небе. Поэтому на собрания он велел колдунье одеваться понеприметнее, лучше в черное, и с самыми скромными украшениями. Будь его воля, Темный Лорд вообще бы надел на чародейку чадру, как это принято на востоке, который он тоже посетил во время своих странствий.
Ночи Волдеморта теперь тоже по большей части принадлежали Беллатрисе за исключением тех случаев, когда маг изобретал какое-нибудь заклинание или ставил очередной волшебный эксперимент. Последнее время Темному Лорду нравилось, проснувшись на рассвете, смотреть на спокойное во сне лицо ведьмы, снова лицезреть уже тщательно изученные и до боли знакомые черты, а потом, одевшись, тихо спускаться в холл. Хотя утро порой проходило у них совершенно по другому сценарию. Началось все с того, что как-то Беллатриса ночевала в Малфой-мэнноре, и утром ее разбудил резкий громкий звук разбившегося стекла. Это домашний эльф, прибирающий в комнате, случайно уронил на пол фарфоровую статуэтку. Ведьма тотчас же проснулась, испуганно озираясь по сторонам, а когда увидела, кто потревожил ее сон, рассвирепела так, что запустила в бедного домовика несколько Круциатусов кряду, чуть не искалечив несчастного. Ночующий в ее спальне Темный Лорд был просто в восторге от этой сцены, и уже на другой день в Слизенрин-кэстле сам разбудил чародейку на рассвете, резко сорвав с нее одеяло и скинув с кровати на пол. У Беллатрисы было богатое боевое прошлое, а потому волшебную палочку она всегда держала рядом с собой даже когда ложилась спать. Схватив спросонья свое оружие и еще даже не осознав, кто перед ней, ведьма бросила какое-то темное заклинание в так бесцеремонно разбудившего ее наглеца. Волдеморт легко парировал выпад, а колдунья, окончательно проснувшись, задрожала от испуга. Но Темный Лорд, подойдя вплотную к Беллатрисе, заглянул ей в глаза, а в его глазах, как ни странно, не было гнева, а красные огни в их глубине, казалось, танцевали, дразня и играя. Отпустив чародейку и отойдя на несколько шагов, Волдеморт взмахнул палочкой, и Белла едва успела отразить заклинание. Затем еще и еще. Памятуя уроки своего повелителя, что лучшая защита — это нападение, ведьма начала атаковать сама. Так между темными волшебниками завязался поединок, после которого эти утренние дуэли стали частым явлением. Беллатриса всегда была старательной ученицей, а потому даже ему порой было не так-то легко одолеть ведьму. Кроме того, во время этих схваток Волдеморт невольно начинал любоваться гибким тонким станом чародейки, просвечивающем сквозь полупрозрачный шелк ночной рубашки, и от этого еще более соблазнительным. Чаровала и сильно отвлекала внимание кошачья грация движений, когда колдунья ловко уворачивалась от летевшего в нее заклятья в том случае, если не успевала или не могла блокировать его. Иногда проходило добрых полчаса, пока Темный Лорд, изловчившись, запускал в нее сногсшибатель. И тогда он устремлялся к поверженной чародейке с быстротой коршуна, увидевшего добычу. Для Волдеморта власть была подобно наркотику, он испытывал колоссальную потребность чувствовать свою силу и превосходство над кем-то, но для этого надо было кого-то покорять и что-то завоевывать. И когда маг видел перед собой лежащую Беллу, ее разметавшиеся в беспорядке волосы, лицо, разрумянившееся от борьбы, горячее тело и высокую грудь, вздымавшуюся от рваного, еще не восстановившегося после поединка дыхания, то в Темном Лорде разгоралась страсть, охватывающая его всего, как огонь охватывает сухую траву, готовую вспыхнуть от малейшей искры. И тогда Волдеморт бесцеремонно брал Беллу, словно ее тело было добытым в бою трофеем, овладевал прямо там, где она упала, вжимая в холодный твердый пол и даже не давая себе труда бросить женщину на кровать. Казалось, эти вспышки грубой страсти, замешанные на жестокости и густо сдобренные, словно жгучим перцем, желанием причинить боль, должны были бы навсегда оттолкнуть колдунью от Темного Лорда. Но нет! Как ни странно, но Беллатрисе нравилось, когда ее повелитель проявлял подобную горячность, и при этом осознавать себя ее причиной. Это было для нее куда более привлекательным, нежели холодная сдержанность и напускное равнодушие. Ведь строптивая ведьма сама выбрала такого чародея, а потому с упоением во всем покорялась ему. И хотя после подобных выкрутасов на ее бедрах и руках часто оставались синяки, но на протяжении всего того времени, которое она принадлежала Волдеморту, колдунья оказывалась вознесенной на вершину экстаза, уже не зная толком, наказание ли это за проигранный поединок или награда за упорную борьбу, чувствует ли она боль или же наслаждение, жива ли еще или уже на том свете.
========== Глава 119. Комиссия по учету магловских выродков ==========
После одного бурного утра в Малфой-мэнноре проходило очередное собрание Ближнего круга. Волдеморт велел Беллатрисе сесть рядом с сестрой и ее семейством, хотя ее место и было по левую сторону от чародея. Так происходило довольно часто, и причин тому волшебница не знала, а спросить не решалась. Перечить же Темному Лорду было у нее не в обычае, потому она беспрекословно подчинялась, хотя и находила такое поведение несколько странным: у милорда сейчас не было причин для недовольства, напротив, колдун благоволил ей. А чародею просто приходилось держать ведьму на расстоянии в присутствии пожирателей именно потому, что его непреодолимо тянуло к ней. Он всерьез опасался, если Беллатриса окажется слишком близко, то он не сможет сдержаться и как-то проявит свое истинное к ней отношение. Разумеется, после гибели Поттера и окончательной победы он собирался раскрыть перед всеми их брак, но сейчас об этом не могло быть и речи. Слишком далеко от своей женщины Волдеморт тоже чувствовал себя неуютно. Зато ее соседство с Малфоями оказалось просто идеальным: с такого расстояния можно было сколько угодно смотреть на свою зазнобу, и никто из присутствующих не понял бы, на кого конкретно устремлены взгляды сидящего во главе стола повелителя.
Прошло уже около трех месяцев с момента захвата Министерства магии, и за это время немало маглорожденных волшебников попало в опалу и было схвачено ловцами, кем стали прихвостни-оборотни во главе с Фенриром Сивым. Теперь предстояло определить их судьбу, и никто не сомневался, что решение Волдеморта будет суровым. В лучшем случае — заключение в Азкабане, в худшем — поцелуй дементора или смертельное проклятье на выбор в качестве казни. Кое-кто, а именно Фенрир Сивый, тоже в этот раз присутствующий на собрании, всерьез рассчитывал поживиться за счет несчастных.
— Повелитель, — первый нарушив тишину, обратился к Темному Лорду Пий Толстоватый. — Наши люди из отдела магического правопорядка схватили уже не одну сотню грязнокровок, и число их растет с каждым днем.
При этих словах некоторые из присутствующих удовлетворенно и одобрительно закивали, другие радостно загалдели, а третьи позволили себе недвусмысленно высказаться на этот счет.
— Наконец-то удалось найти управу на этих никчемных выскочек! А то житья от них совсем не стало!
Волдеморт в ответ на это лишь поднял руку, водворяя тишину.
— Необходимо решить, милорд, что с ними делать. Мест в камерах временного заключения, которые имеются при Министерстве, уже не хватает. Прикажете отправить их в Азкабан на пожизненное заключение, а тех, кто доставил слишком много хлопот, приговорить к поцелую дементоров?
Все собравшиеся невольно замолчали, вдруг отчетливо осознав, что от одного слова, готового слететь с этих тонких бескровных губ, или даже просто от одного мановения его руки зависят свобода или даже жизни нескольких сот человек. Волдеморт, внимательно слушая Толстоватого, в то же время пожирал глазами Беллу, также с интересом ожидающую его решения. Колдуну вдруг захотелось остаться с ней наедине, выставив взашей всех лишних и этого докучливого зануду вместе с его грязнокровками. Воспоминания об утре не давали покоя. И магу пришла в голову идея, как еще он может поразить Беллатрису, подкинув дров в костер ее восхищения. Волшебница знала его как могущественного и жестокого темного мага, а теперь она должна была воочию убедиться в его дальновидности и справедливости.
— Ну, зачем же сразу в Азкабан и дементорам на расправу? — усмехнулся Волдеморт. — Так вы половину волшебной Британии пересажаете. Наши дорогие любители маглокровок и они сами, помнится, были и остаются тошнотворными законниками и судебными крючкотворами, предпочитали соблюдать порядок, когда осуждали кого-то из вас на пожизненное заключение. Поэтому дело каждой грязнокровки должно быть тщательно рассмотрено и изучено. Волей судьбы может случиться так, что вполне достойные маги оказались в среде маглов случайно, по недоразумению. Пусть каждый из них предоставит сведения о семье и свою родословную. Если окажется, что в них все же течет волшебная кровь, то, значит, они вполне достойны занять свое место среди чародеев. Пусть ни одна шелудивая грязнокровка не говорит, что лорд Волдеморт несправедлив и не дал шанса доказать свою принадлежность к волшебному миру. Составьте списки всех этих магловских выродков и создайте комиссию, которая будет рассматривать в индивидуальном порядке дело каждого мага. Те, кто не смогут представить убедительных аргументов в свою пользу, будут лишены волшебных палочек. Из волшебного мира их надо гнать поганой метлой.
— Повелитель дал нам весьма дельный совет! — угодливо отвечал Толстоватый. — Мы создадим специальную Комиссию по учету магловских выродков и будем вызывать каждого из них на собеседование. Может быть, милорд пожелает самолично назначить главу комиссии? — почтительно спросил Пиус.
— Такие дела должны рассматриваться на самом высоком уровне. — задумчиво сказал Темный Лорд. — Если не можешь заниматься этим лично, поручи кому-нибудь из своих заместителей.
— В таком случае, милорд, позвольте предложить вам кандидатуру Долорес Амбридж, моей первой помощницы.
— Та самая мисс в розовом? — ухмыльнулся Волдеморт. — Наслышан и ничего не имею против. Убежден, что эта дамочка из кожи вон вылезет, чтобы угодить нам. Разве не удивительно: три разных министра сменилось — Фадж, Скримджер, ты — а она в свое место вцепилась руками, ногами и зубами? Да скорее кресло под этой милейшей хамелионкой сломается, чем она с него слезет!
Все собравшиеся как по команде прыснули со смеху, а Толстоватому только и оставалось поражаться такой короткой, точной и емкой характеристике своей заместительницы.
— Мне очень даже по нраву, как в свою бытность генерального инспектора при школе и в короткий период директорства, эта мадам, по словам Малфоев, установила в школе такую дисциплину, какой мог позавидовать и директор Финеас Найджелус. Даже телесные наказания практиковала.
— И правильно делала! — злобно процедил мрачный Амикус Кэрроу. — Телесные наказания студентам в Хогвартсе никак не повредят, раз уж дисциплина там действительно сильно хромает! И если к младшекурсникам у нас с Алекто особых претензий нет, то нынешние шестикурсники и семикурсники, заставшие Дамблдора, доставляют нам с сестрой немало хлопот. Особенно несносны в этом смысле гриффиндорцы и этот, как его, Невилл Долгопупс! Они открыто хамят Алекто на магловедении и отказываются практиковать Круциатус на моих уроках! Чистое наказание с ними! — совсем разошелся Амикус, а кое-кто из пожирателей усмехнулись сетованиям соратника, не имеющего сил совладать с детьми и подростками. — Благо, хоть слизеринцы ведут себя как подобает, а некоторым из них, например, Креббу и Гойлу, пыточное проклятье удается весьма неплохо. Жаль только, что тренироваться они могут пока что только на увеличенных с помощью магии пауках и мухах!
— Сочувствую, дорогой Амикус! — чуть улыбнулся Волдеморт, забавляясь докладом мага о делах в Хогвартсе. — Скажу по своему давнему опыту, что совсем непросто обучать студентов. Полагаю, наших дорогих гриффиндорцев, которым основательно обработал мозги маглолюб Дамблдор, уже не убедить простыми словами, и даже мягкие наказания вроде оставления после уроков и написания строчек на них не подействуют. Действительно, остается только прибегнуть к радикальным мерам.
— Что вы имеете в виду, милорд? — с надеждой получить совет, спросил горе-преподаватель.
— Я хочу сказать, что если кто-то из студентов не понимает и не признает простые истины через объяснения, то они поймут их через боль. Пусть наши более благоразумные слизеринцы отрабатывают свой Круциатус на наказанных студентах! Так, дорогой Кэрроу, ты и Алекто убьете сразу двух зайцев. Только вы должны помнить, что разбазаривать такую чистую кровь как у того же Долгопупса, непозволительно. А потому никаких смертельных проклятий. Пытать — пытайте, но не убивайте и не калечьте!
— Благодарю вас, повелитель! — с благоговением целуя край мантии Темного Лорда, отвечал Амикус, а на его лице было написано облегчение.
— Толстоватый, — тем временем обратился маг к Министру. — Я рассчитываю, что упомянутая нами комиссия заработает в ближайшее время.
— Милорд, можете не сомневаться, ваши указания будут исполнены!
— В таком случае, все свободны!
На этом собрание закончилось, и все присутствующие на нем пожиратели были немало удивлены необычайно мягкому для Темного Лорда решению по отношению к маглокровкам. Соратники ломали головы, но так и не могли понять, что же послужило тому причиной.
Уже на следующий день Комиссия по учету магловских выродков приступила к работе, и в отношении маглорожденных чародеев начались массовые репрессии. Небольшому числу этих несчастных удалось отыскать в своей родословной волшебную родню в третьем колене и тем самым оправдаться на собеседовании. Еще меньшей толике в эти трудные времена посчастливилось иметь верных друзей из полукровок или даже чистокровок, которые готовы были рискнуть и поручиться за гонимых, что те приходятся им дальними родственниками. У кого-то была возможность бежать из страны, и ею, конечно же, пользовались. Некоторые молодые чародеи и чародейки, которые недавно закончили школу и еще не успели ни обзавестись семьей, ни построить карьеру, почли за благо затаиться у своих родственников-маглов, тщательно припрятав в каком-нибудь укромном, им одним известном месте свои волшебные палочки в надежде, что времена изменятся. А вот волшебники постарше или совсем пожилые, за которых некому было вступиться, действительно не знали, куда им деваться и что предпринять в столь трудной ситуации. В юности покинув мир маглов, они успели за много лет отвыкнуть и были уже не приспособлены к нему, однако и среди волшебников оказались теперь изгоями, лишенными волшебной палочки и выброшенными тем самым за борт жизни. Некоторые из них, вздумавшие спорить и что-то доказывать, были отправлены в Азкабан или убиты на месте. Те волшебники, которые не смели возражать, оказались в весьма затруднительном положении. Разлученные с родными, снедаемые тоской и оставленные без средств к существованию, кроме тех, что удавалось тайком получить от родственников, волшебники вынуждены были просить подаяние в Косом переулке, где всегда рядом с лавками и барами толпилось много народу и, несмотря ни на что попадались милосердные люди. Доведенные до отчаяния побирушки теперь стали неотъемлемой частью этой волшебной улицы и попадались на пути любому, кому вздумалось прогуляться по ней. Видели их и Пожиратели смерти, и Беллатриса. Вот тогда несчастным приходилось особенно туго, и они в скором времени поняли, что со служителями Того-кого-нельзя-называть, особенно носившими темную метку, лучше не связываться, а убираться с глаз долой подобру-поздорову. Иначе можно было угодить под какое-нибудь заклятье. Особенный же трепет и страх всем просящим милостыню внушала горделивая, надменная и жестокая мадам Лестрейндж. Стоило Беллатрисе появиться в Косом переулке, как всех этих людей словно ветром сдувало, и улица мгновенно пустела.
Но находясь в таком затруднительном положении, эти волшебники даже не ведали о том, какая кошмарная альтернатива могла их ожидать, прими Волдеморт на собрании другое решение, по сравнению с которым теперешняя доля показалась бы благом и особой милостью. Ни им, ни даже самой Беллатрисе не дано было знать, что жизнью и к тому же свободой тысячи людей были обязаны именно этой женщине, от которой опальные маглорожденные в страхе шарахались и которая, сама того не желая, заставила Темного Лорда совершить столь странно милостивый и не характерный для него поступок.
========== Глава 120. Магия - сила ==========
— Дорогие дамы, я, конечно, все понимаю, но прошу вас поторопиться. Милорд не любит ждать! — торопил свою жену и золовку вошедший в комнату Люциус.
— Я уже готова! — довольным тоном отвечала Беллатриса, надевая на голову бриллиантовую диадему, сделанную Волдемортом. На пальце ведьмы сверкало кольцо. Тугой корсет стягивал тонкую талию волшебницы, а изящное черное шелковое платье выгодно подчеркивало ее стройную фигуру. На плечи была накинута атласная мантия.
— Дай мне еще минут десять! — в голосе Нарциссы, которая тоже торопливо приводила себя в порядок, звучало неприкрытое волнение, а руки слегка дрожали.
— Жду тебя в гостиной, Цисси! — твердо и спокойно сказала Беллатриса.
— Я скоро, — обреченно отвечала ей сестра.
— Неужели так необходимо, чтобы я присутствовала там?
— Дорогая, ты же понимаешь, что просьба милорда равносильна приказу.
— Что за ужасное развлечение он задумал на этот раз? — со страхом спросила волшебница. — До сих пор не могу забыть, как эти кровожадные оборотни набросились на несчастных жителей той маленькой деревеньки. А Темный Лорд назвал все это забавной псиной охотой.
— У милорда, мягко говоря, весьма своеобразное представление о том, что представляет из себя веселое развлечение.
Нарцисса тем временем приколола к лифу голубого платья брошку с сапфиром.
— Милая, ваши с Беллой туалеты явно не подходят для псиной охоты. На этот раз милорд задумал провести один занятный волшебный эксперимент в мире маглов. Кроме того, он посчитал, что зрелище будет представлять собой качественно подготовленный спектакль с бесподобной актерской игрой. Вот и пригласил дам. К тому же, он полагает, что Беллатриса, ухаживая за Дельфини, слишком засиделась, и решил ее развлечь. В программе сегодня обрушение моста Миллениум посредством «Бомбарды максима». Повелитель желает узнать, сколько маглов можно уничтожить одним ударом.
От этих слов мужа Нарцисса побледнела как смерть и несколько секунд не могла произнести даже слова, а потом тихо спросила:
— И Темный Лорд называет все это спектаклем?
— Увы, дорогая, он прав. Spectaculum — зрелище или то, что привлекает внимание. А это событие, без сомнения, впечатлит и волшебников, и маглов.
— Spectaculum… — едва слышно прошептали губы чародейки. Она протянула Люциусу ладонь и, опираясь на его руку, покинула комнату.
Через несколько секунд две ведьмы и колдун были уже на месте.
*
День уже заканчивался, на смену ему тихо подкрадывался вечер, однако, было еще очень светло. Рядом с мостом Миллениум уже собрались Пожиратели Смерти. Среди них оказалась и Алекто Кэрроу, которая тоже прифрантилась, надев лучшую, на ее взгляд, мантию огромного размера. Щеки ее были густо нарумянены. Ради предстоящего зрелища колдунья даже оставила ненадолго Хогвартс.
— Приветствую вас, дорогие дамы! — галантным тоном, и слегка поклонившись, обратился к чародейкам Волдеморт. — Я очень доволен, что вы согласились украсить своим присутствием затеянное мной мероприятие.
Беллатриса и Алекто улыбнулись в ответ, в то время как Нарцисса лишь кивнула.
— Люциус, будь так добр, проводи всех леди к их местам.
Прямо в воздухе над рекой был наколдован целый ряд удобных мягких кресел, которые кроме волшебников никто не видел. Люциус усадил ведьм на лучшие места в самой середине. Расстояние до моста было рассчитано идеально: не очень далеко, но так, чтобы все сооружение можно было обозреть целиком. С десяток пожирателей в масках и черных балахонах разделились на две группы, одна на правом, другая на левом берегу. Волдеморт парил в воздухе, его правая рука была поднята, а внимание всех пожирателей, и тех, кто был под мостом, и кто сидел в зрительских креслах, было приковано сейчас к ней. Лишь люди, которые в своих автомобилях пересекали мост в эти последние секунды, ни о чем не подозревали. Несчастным не дано было знать, что одно мановение руки могущественного злодея способно обречь их на гибель. Заклятия, вылетевшие одновременно из десяти волшебных палочек, были рассчитаны очень точно и ударили непосредственно по несущим конструктивным элементам. Сначала в воду полетели камни вперемешку с железом, а потом и сам мост, перекинувшийся с одного берега на другой и разрушенный посередине, схлопнулся как гигантская книга и медленно обрушился вместе с машинами, которые словно с горки съехали прямо в реку. Рокот рушившегося камня, скрежет металла, всплески воды и крики ужаса, а затем толпа в страхе мечущихся по обоим берегам людей… Страх и горе повисли в воздухе.
Нарцисса, не зная куда девать глаза от отвратного зрелища, уставилась на заходящее солнце. Алекто Кэрроу неприкрыто смеялась, на лице Беллатрисы появилась злобная гримаса мрачного торжества, а темные глаза горели недобрым огнем. Холодное змееподобное лицо Темного Лорда казалось спокойным и беспристрастным, как будто не случилось ничего особенного. Вскоре к нему присоединилась десятка тех, кто, по мнению Волдеморта, сыграл в сегодняшнем, срежиссированном им представлении, главную роль. Колдун лишь одобрительно кивнул им, а с его тонких бескровных губ слетела короткая похвала.
— Чистая работа!
Те же, кому выпала роль зрителей, взахлеб обсуждали детали, словно только что просмотрели интересную театральную постановку.
*
Спустя неделю Волдеморт против обыкновения не поднялся в покои Беллатрисы, а напротив, велел ей прийти к нему в парк Слизерин-кэстла. Когда ведьма спустилась к своему повелителю, то ее глазам предстало необычное зрелище. Темный Лорд колдовал, а перед ним возвышалась скульптура, в несколько раз превышающая человеческий рост. Она была высечена из черного камня. Вероятно, чародей воспользовался одним из огромных валунов, из которых была построена стена, окружающая Слизерин-кэстл. Работа близилась к завершению: белый луч, вырывающийся из волшебной палочки, отшлифовывал последние неровности и шероховатости, полируя камень и придавая ему гладкость и блеск. Волшебник сотворил двух каменных чародеев — колдуна и колдунью, которые гордо восседали на своих тронах, а на каменном постаменте крупными буквами высотой в фут была выбита надпись «Магия — сила!» Присмотревшись внимательнее, Беллатриса ахнула, так как не сразу заметила, что служило каменным магам креслами. Это были сваленные грудой обнаженные тела — мужчин, женщин и детей, все с уродливыми лицами. Они были спрессованы так, что ужасные троны прекрасно удерживали сидевших на них магов.
— Грязнокровки? — усмехнувшись, спросила ведьма.
— И маглы! — брезгливо прибавил Волдеморт. — Никчемные людишки! Низшая каста! И на положенном им месте! Как ты полагаешь?
— Вы совершенно правы, милорд! — сразу отозвалась Беллатриса.
— Атриум Министерства до сих пор не украшен скульптурами вместо тех, что были разрушены во время последней битвы. С завтрашнего дня этот символ волшебной силы будет водружен на пустующем месте!
— Да будет так, повелитель!
— Так и будет! А теперь идем, Белла!
И взяв колдунью за руку, Волдеморт повел ее в замок.
========== Глава 121. Уроки благоразумия от полоумной Лавгуд ==========
В мрачном подвальном помещении Малфой-мэннора, освещенном лишь через небольшое окошко на тяжелой двери, было тихо. И холодно. На дворе уже стояла зима, приближалось Рождество. Два пленника — человек и гоблин — сидели на каменном полу, погруженные каждый в свои мысли. Наконец, голос гоблина нарушил ватную тишину.
— Неужели нет никакого средства сбежать отсюда, мистер Оливандер?
— Крюкохват, я здесь уже довольно давно и чего только не перепробовал. Все без толку! — отвечал старый мастер.
— Трудно поверить, что мы останемся здесь до самой смерти!
— В самом деле? Вы еще не потеряли надежду, а у меня, напротив, мечты о свободе начинают развеиваться. Когда Сами-знаете-кто пытал меня Круцитусом, то мне вообще больше всего на свете хотелось только одного — умереть, чтобы только прекратилась эта мука.
— Но вы же все-таки волшебник. Придумайте что-нибудь!
— Без волшебной палочки это, знаете ли, весьма затруднительно.
Тут старый мастер насторожился, весь обернувшись в слух.
— Я слышу шаги: кто-то идет сюда. Хватит разговаривать!
Гоблин послушно замолчал, а шаги раздавались все громче. Послышались два грубых мужских голоса.
— Вот удача, Трэверс, что мы так хорошо и быстро выполнили задание Темного Лорда!
— Да, слава Мерлину, никаких неожиданностей не произошло. Чистая работа, Селвин. Повелитель будет нами доволен. Но следи за девчонкой, а то еще надумает удрать!
— Куда же она денется? Ну, ладно-ладно, смотрю я за ней. Вперед, вперед! Пошла! — скомандовал голос.
Дверь отворилась, и в темницу втолкнули нового пленника, вернее пленницу, юную девушку с волнистыми длинными светло-русыми волосами.
Мистер Оливандер поприветствовал ее.
— Здравствуйте, мисс Лавгуд.
— Мистер Оливандер?! — изумилась она. — И вы тут! Здравствуйте, рада вас видеть!
— Хоть бы спасибо сказал, мастер! — усмехнулся Трэверс. — Видишь, как мы о тебе позаботились. Барышню в компанию пригласили, чтобы ты тут совсем от скуки не захирел!
Пленники не обратили внимания на эту издевку.
— Но почему вы здесь, мисс? — удивился Оливандер. — Разве вы не должны быть в Хогвартсе? Или школа — уже недостаточная защита для учеников?
— Меня сняли прямо с поезда, когда я возвращалась домой на Рождественские каникулы, — спокойно отвечала Полумна.
— Ужасно! Однако, в чем вы провинились перед Тем-кого-нельзя-называть? — И тут же сам ответил на свой вопрос. — А, догадываюсь. Причина в вашем отце!
— Именно так, мистер Оливандер! Отец печатал в своем журнале «Придира» статьи в поддержку Гарри Поттера, а Сами-знаете-кому это не понравилось, и вот он принял меры.
— О, — протянул Трэверс. — Вам тут есть о чем потолковать. — Ладно, пойдем, Селвин, к Темному Лорду, доложим ему, что девчонка уже доставлена, — обратился он к напарнику.
Двое Пожирателей закрыли дверь и тщательно наложили на нее запирающие чары. Поднявшись на второй этаж и оказавшись на пороге покоев Темного Лорда, Трэверс тихо постучал. Селвин переминался с ноги на ногу. Оба услышали высокий холодный голос, говорящий:
— Проходи, Трэверс, и ты, Селвин.
Мужчины покорно переступили порог просторной комнаты, служащей Волдеморту и гостиной, и кабинетом. На зеленом атласном диване они увидели гордо восседающую Беллатрису, которая лишь едва заметно кивнула им в знак приветствия.
— Повелитель …— начал Трэверс.
— Вижу, вы успешно справились с полученным заданием, — проговорил Темный Лорд, — доставили в поместье девчонку. Можно было и не являться сюда.
Селвин и Трэверс испуганно взглянули на Темного Лорда, но его последующие слова успокоили их.
— Впрочем, сегодня вы заслужили награду. — Волдеморт призвал два небольших мешочка и вручил их слугам. — Забирайте, и это ничто в сравнении с тем, что вы получите, если с помощью Ксенофилиуса Лавгуда мы поймаем Поттера. Ты, Трэверс, займешь должность начальника Отдела магического правопорядка, о которой так грезишь. Тебе же, Селвин, достанется золото, назначенное за голову мальчишки. А теперь ступайте, и пусть мисс Лавгуд приведут сюда. Я хотел бы говорить с ней без свидетелей. Посмотрю, что это за птица.
— Разумеется, милорд! — и оба мага вышли вон.
Беллатриса, которая молчала и только внимательно слушала весь этот разговор, решилась заговорить.
— Повелитель, вы хотите ее убить? — спросила ведьма спокойным голосом, как будто речь шла об обеде, а не об убийстве.
— Зачем же сразу убивать? — усмехнулся Волдеморт.
— Ну, нет, не сразу! — заулыбалась Белла, но улыбка эта была совсем недоброй, а какой-то хищной. Темный Лорд это заметил, и оба засмеялись, будто такие слова казались им удачной веселой шуткой.
— Ах да, конечно! Все время забываю о твоих повадках, моя кошечка, — сказал он, легонько потрепав колдунью по щеке. — Положительно, змей я понимаю лучше, чем кисок. — Поймав разочарованный взгляд ведьмы, добавил: — Не расстраивайся, моя бесподобная хищница, втяни на время коготки. Даю слово, у тебя еще будет много возможностей поиграть с мышами.
Тут в дверь снова постучали: Трэверс и Селвин привели Полумну.
— Выйди, Белла! — приказал Волдеморт, и чародейка подчинилась, как, впрочем, и всегда. Минуту или две Темный Лорд молча сверлил девушку пристальным взглядом своих красных глаз. Потом он встал и обошел вокруг пленницы, внимательно разглядывая ее странную, с золотистыми звездами мантию, серьги в виде редисок. Наконец, приподняв подбородок, маг заглянул в голубые глаза.
— Странная девочка! — изрек он наконец. — Ни капли, ни одного флюида страха, которые я так привык чувствовать от людей, если им случалось остаться со мной наедине. Мало кто из мужчин не бледнеет при одном звуке моего имени, а уж для юной барышни этого более чем достаточно, чтобы упасть в обморок. Однако, в твоих глазах нет и ненависти ко мне, которую открыто выказывают те, у кого хватает смелости не трепетать в моем присутствии. Вот почему я и назвал тебя странной, хотя, может, ты больна, не в себе? Выходит, не без оснований тебя называют полоумной, не от мира сего.
— Я не боюсь, потому как вы, Темный Лорд, хоть и чудовище, но все же не безнадежны.
Изумлению Волдеморта при этих словах не было границ. Оно на время вытеснило в нем все остальные чувства так, что даже злобной ярости — неизменной спутнице черного мага в случае чьего-либо малейшего неповиновения — не нашлось на этот раз места. Он лишь холодно заметил:
— Не помню случая, чтобы я позволил кому-либо говорить с собой так и остаться в живых!
— Вы не станете меня убивать! — твердо отвечала Полумна. Взгляд ее голубых глаз был какой-то отрешенный и устремлен вовсе не на собеседника, а на ничем не примечательную стену, словно на ней было изображено нечто, достойное внимания.
— Ваше змеиное лицо ведь превращалось в человеческое, разве нет? — добродушно спросила она. — Оно же лучше, чем такое!
Волдеморт смутился, хотя никак не показал этого. «Что за странная девица? Может, провидица? Они действительно зачастую ведут себя странно». Применив к Полумне легилименцию, чародей понял, что девушка хоть и довольно умна, как все студенты Когтеврана, но отнюдь не прорицательница. Да и предсказания чаще всего произносятся потусторонним голосом, не имеющим ничего общего с голосом предсказателя. Тут что-то другое.
А мисс Лавгуд тем временем снова шокировала колдуна своим непонятным поведением и весьма странной манерой вести разговор.
— Зачем же вы розы в черный цвет окрасили, лорд Волдеморт? Алые они были бы куда прелестнее! — с сожалением сказала она. — И зачем убегать от того, что вас уже давно настигло? Не лучше ли принять это и тогда узнать счастье? Тогда и вам, и всем стало бы лучше! Ведь может случиться так, что будет поздно!
От всех этих слов у Темного Лорда невольно отвисла челюсть. Неужели девчонке известно о них с Беллой? Но как? Снова проникнув в ее сознание, маг и в самом деле увидел картину: Беллатриса держит подаренный им свадебный букет из черных роз. Но как такое возможно?! Волдеморт немедленно стер все это из девичьей памяти, а потом махнул на пленницу рукой.
«Чудная, полоумная! Вот и несет всякую чушь. Что с нее взять?! Может быть поздно… Что-то настигло, а я не знаю… Так было бы лучше… А девчонка и в самом деле желала мне блага, и если бы не это, то давно бы уже получила Аваду за свою дерзость!»
Но вместо того, чтобы пустить в девушку смертельное проклятье, чародей вызвал Трэверса и Селвина.
— Отведите ее в подвал! — приказал Темный Лорд.
Пожиратели грубо подхватили Полумну под локти.
— Полегче! — прошипел Волдеморт. — Пока я не поговорю с ее папашей, чтобы ни один волос с головы не упал, а не то следом полетят уже ваши головы!
— Как прикажете, милорд! — отвечали Пожиратели. — Будьте уверены, что вам не придется за оплошность снимать нам головы, выражаясь фигурально.
— Нет, — усмехнулся Темный Лорд. — Буквально! Вы заклятие колдовского меча не пробовали?
Трэверс и Селвин только замотали головами, не в силах произнести от страха даже слово.
— Не советую нарываться. А сейчас уходите!
Слуги поспешно вышли, ведя за руки пленницу.
В тот же вечер к одинокому вдовцу, к тому же доведенному до отчаяния внезапным исчезновением дочери, наведался Тот-кого-нельзя-называть собственной персоной. Ксенофилиусу Лавгуду, редактору оппозиционного журнала «Придира», Волдеморт поставил жесткий ультиматум: дочь вернется к нему живой только в случае выполнения двух условий. Первое — отсутствие в журнале новых статей в поддержку Гарри Поттера. И второе — мистер Лавгуд должен был немедленно уведомить служителей Темного Лорда, если вдруг мальчишка наведается в его дом. Когда же бедный отец спросил, что станется с его дочерью, если условия не будут выполнены, то получил циничный ответ: вариантов много. Например, подвергнуть Круциатусу, поставить какой-нибудь темно-магический эксперимент, испытывая на девушке действие заклинания. Можно применить банальное смертельное проклятье или обойтись вообще без магии, попросту отдав на потеху любому похотливому пожирателю, а потом скормить Нагайне. После таких слов загнанный в угол бедняга заверил, что готов на все, лишь бы ему вернули дочь целой и невредимой.
========== Глава 122. Беспокойное Рождество ==========
Вечеринка, устроенная Люциусом и Нарциссой по случаю Рождества, плавно подходила к своему завершению. Это был довольноскромный и малолюдный прием по сравнению с теми грандиозными балами, которые обычно давала эта знатная и богатая чета. Таков был приказ Темного Лорда: отмечать праздник в этот раз узким кругом. Приглашен был даже не весь Ближний круг, но кое-кто из почетных гостей были с супругами, и среди них, естественно, Лестейнджи. Кроме того, Беллатриса помогала сестре исполнять обязанности хозяйки. Пользуясь случаем, Белла надела атласное платье с глубоким декольте насыщенного темно-зеленого цвета и изумрудно-бриллиантовый гарнитур, сделанный самим Волдемортом. Она была весьма довольна тем, что повелитель позволил ей это. Темный Лорд же с удовольствием провел бы этот день лишь со своей ведьмой и дочерью. Однако, Беллатриса не могла отказать сестре и не явиться на праздник, так как это выглядело бы странным.
Оставаться одному в Слизерин-кэстле Волдемоту не хотелось, вот он, хоть и без особой охоты, но все же решил удостоить Малфоев чести посетить их праздник, но при этом приказал устроить скромную вечеринку, а Белле велел одеться для него. Колдун усадил чародейку на почетном месте слева от себя, а потом протанцевал с ней несколько вальсов, отчего ведьма почувствовала себя счастливой. И хотя Темный Лорд, все еще желая сохранить их тайну, обставил свои поступки как дань этикету и желание вознаградить ведьму за верную службу, но все же она была уверена, что волшебник просто хочет побыть с ней рядом. И не ошиблась. На этот раз черный маг не мог не признать, как же ему хорошо рядом с колдуньей. Он с удовольствием отметил про себя, что магия волшебного зеркальца, подаренного на свадьбу, весьма благотворно действует на Беллу. Даже Нарцисса неоднократно пыталась узнать, в чем тут секрет, и почему старшая сестра в последнее время значительно помолодела и похорошела. И если два года назад после побега из Азкабана на таком же празднике волшебница производила впечатление замученного, заморенного создания, то теперь это была настоящая королева бала. Волдеморт не сомневался, что явись сюда весь цвет волшебной Британии, Белла все равно затмила бы всех, в его глазах уж точно. Чародей любовался ее величавой осанкой и как всегда горделиво-надменным выражением лица. «Какая же ты все-таки прелестная, настоящая амазонка! Красивее всех этих женщин, ну, как драгоценный яхонт в куче жалких стекляшек!» Невероятно, но Волдеморт даже позволил себе на несколько мгновений погрузиться в сладкую грезу, будто они с Беллой не в Малфой-мэнноре, а в Слизерин-кэстле, а этот прием — час их триумфа и победы. Вот бы Поттер и в самом деле попался в одну из ловушек, и тогда мечта тут же станет реальностью!
В этот миг Темный Лорд действительно ощутил что-то странное. Он словно услышал в голове знакомое змеиное шипение, голос его питомицы. Змея, оставленная в доме Батильды Бэкшот, явно хотела сообщить что-то важное, и колдун весь обратился в слух. Нагайна докладывала, что тот, кого ей было велено караулить, наконец-то, попался в уготованную ему ловушку. Волдеморта охватила эйфория: все случится так, как он давно хотел. И произойдет это скоро, через считанные минуты. Маг быстро встал со своего кресла и стремительно направился к выходу из зала, а Беллатриса в недоумении последовала за ним.
— Отправляйся в Слизерин-Кэстл! — коротко приказал он властным голосом, не допуская никаких возражений или вопросов, и ведьма лишь покорно кивнула.
— Взять его! — мысленно велел он Нагайне, и сразу услышал ответ, что верная питомица держит врага и будет держать. На лицо была явная неразрывная связь Темного Лорда и его змеи-крестража. Колдун немедленно трансгрессировал в Годриковую лощину прямо к воротам дома Батильды Бэкшот, из которого до его слуха донеслись звуки борьбы.
Маг стремительно взлетел по лестнице на второй этаж. Он чуял след, оставленный змеей, и потому сразу нашел нужную комнату, ворвался в нее в предвкушении долгожданного триумфа… В помещении царил полный хаос: разбитая посуда, опрокинутая мебель и столбы поднятой пыли, скопившейся за несколько месяцев. Все это вкупе на какие-то секунды задержало чародея, мешая подойти к окну, в котором мелькнули два силуэта — мужской и женский. Это, без сомнения, был Поттер, хоть и принявший оборотное зелье. Однако своего заклятого врага колдун буквально чуял всем своим существом и без труда узнал бы в любом обличии. Мальчишка едва стоял на ногах и непременно упал бы, если бы его не поддерживала девка. Вернее всего, грязнокровная подружка и помогла ему вырваться из крепких объятий Нагайны. Забери инферналы этого Поттера! Всегда его кто-то спасает: мать, Дамблдор, подруга… В следующий миг оба выпали в окно, и Волдеморту оставалось только смотреть в бессильном гневе, как парень и девка бесследно исчезли, трансгрессировав Мерлин знает куда. Теперь в комнате остались только он и змея.
Неописуемое разочарование и безудержный гнев охватили чародея, который кидал непростительные заклятья куда ни попадя. Темный Лорд уже пережил нечто подобное, тогда шестнадцать лет назад, тоже в Годриковой лощине в соседнем доме. На Волдеморта нахлынули воспоминания. Он, сильный, практически непобедимый и бессмертный летел в дом Поттеров на крыльях триумфа и в предвкушении победы, которую уже считал своей. В окне дома колдун увидел Джеймса и Лили, которые спокойно беседовали в гостиной и готовились ужинать. Похоже, они совсем не ожидали вторжения, доверившись Питеру Педдигрю, которого считали своим другом. Добрые, глупенькие, наивные Поттеры! Разве можно доверять друзьям?! Лично он все для себя решил, еще живя в приюте в тот день, когда не стало Мэри Лайт. Небрежный взмах волшебной палочки — и он уже в доме.
— Лили, беги! Бери Гарри и беги, я задержу его!
«Глупец! Даже палочку волшебную не держит всегда при себе! Разве можно хотя бы на секунду выпускать оружие из рук?» — усмехался Волдеморт. Дуэль с Джеймсом даже поединком назвать было нельзя, хватило всего двух страшно привычных слов, составлявших смертельное проклятье. Сверху доносились звуки передвигаемой в спешке и панике мебели. «Понятно, она в ловушке. Но если будет вести себя как надо, то бояться ей нечего. Неужели и у нее нет под рукой волшебной палочки?!» — недоумевал чародей. Тяжелая дверь и подпирающая ее изнутри мебель отлетели в сторону от его заклинания как легкая бумага под дуновением ветра, и только одна преграда отделяла его от детской кроватки: Лили стояла и закрывала сына своим телом как живым щитом.
— Не надо, пожалуйста, только не Гарри! Убейте лучше меня!
«Вот глупая грязнокровка, но я обещал Снеггу награду, поэтому, так и быть, оставлю ей жизнь!» — думал черный маг.
— Прочь, девчонка! Отойди в сторону!
— Пожалуйста, только не Гарри!
— Отойди в сторону! — повторил он холодным высоким голосом.
— Нет, только не Гарри!
— Последний раз предупреждаю!
Но к неудовольствию Волдеморта грязнокровка решила стоять до конца, и в глазах ее Темный Лорд не видел страха перед лицом неминуемой смерти. Такое обстоятельство порядком разозлило колдуна, ведь это как раз то самое немногое, что было ему неподвластно, не по силам, ни когда-то давно в приюте, ни сейчас после создания даже пяти крестражей!
«Только беспросветная глупость заставляет эту грязнокровку так себя вести! Ну, Северус, не обессудь! Я свое слово сдержал!»
— Авада Кедавра! — выкрикнул чародей, и уже никто и ничто не защищало от него годовалого ребенка. Волдеморт мог просто оттолкнуть, оглушить, временно парализовать Лили, но решил не церемониться с этой идиоткой, которой трижды предлагали жизнь, но она сама выбрала смерть.
Мальчик встал в своей кроватке и, поняв, что человек рядом с ней — вовсе не мать и не отец, заплакал. Волдеморта всегда раздражали звуки плача и вид слез, и он намеревался теперь не только устранить угрозу для себя, но и желал также, чтобы это противное нытье прекратилось как можно скорее. С мрачным торжеством и все нарастающей злобой он направил волшебную палочку на лоб ребенка и, смеясь, произнес смертельное проклятье. И в этот момент Темный Лорд даже представить не мог, что его, ослепленного злодеяниями, тут же настигнет расплата за все. Смертоносный зеленый луч против всякого ожидания не поразил мгновенно мальчика, как должен был, но вместо этого отскочил от ребенка, как горох от стены. Волдеморт резко отпрянул, но увернуться от своего же проклятья или же отразить его не успел. Так неожиданно для высокомерного гордеца все это произошло! Адская боль охватила все тело, которое заживо словно одновременно сжигали огнем, рвали во все стороны клещами, пилили ножами… Казалось, что кожа горит, а все нутро плавится. «Если я бессмертен, то почему же так больно?!» — подумалось колдуну. Но через какое-то время боль стала стихать, улетучиваться все больше и больше до тех пор, пока совсем не исчезла. Тогда чародей хотел было восторжествовать, что остался жив, и даже смертельное проклятье ему нипочем, но в тот же миг понял, что радоваться рано. Волдеморт, как ему казалось, вздохнул, но не почувствовал, как воздух наполняет легкие, хотя вроде бы усиленно напрягал грудную клетку. Вздумал протянуть руку, но не ощутил ее и даже разглядел с величайшим трудом — такой прозрачной она стала, куда более прозрачной, чем у любого привидения, которое встречал. Теперь маг также легко, как и призраки, проходил через стены, но не мог прикоснуться ни к одному предмету, а самое ужасное, невозможно было взять с пола оброненную волшебную палочку, а значит, и колдовать было нельзя. С другой стороны, он все видел, все понимал и осознавал в этом мире, присутствовал в нем, и в тоже время ощущал, что не принадлежит ему в полной мере, вещественно не принадлежит. Он был здесь и не здесь, не зная даже кем стал теперь, кем-то меньшим, чем дух, чем самое захудалое привидение, но все же живым! В таком положении первой мыслью было спрятаться где-нибудь далеко-далеко. А уж после того, как Беллатрису, единственного человека, который мог бы возродить его, отправили в Азкабан, чародею оставалось только удалиться в глухие леса Албании!
Так Волдеморт, стоя у окна, заново переживал свое поражение и свою самую большую потерю. Наконец, перестав предаваться тяжелым воспоминаниям и мрачным мыслям, колдун огляделся кругом и, посмотрев на пол, вскрикнул от неожиданности. Взгляд его упал на фотографию, по-видимому, оброненную Поттером во время поспешного бегства.
— Это он! — воскликнул чародей. — Воришка, умыкнувший у Грегоровича Бузинную палочку!
Под улыбающимся изображением белокурого юноши красовалась надпись «Геллерт Гриндевальд».
========== Глава 123. Утешение ==========
С чувством огромного разочарования в темном сердце Волдеморт вернулся в Слизерин-кэстл. Зол колдун был выше всякой меры, он рвал и метал, готов был крушить все на своем пути, хотя вообще-то всегда стремился к холодной сдержанности. Темный Лорд бесцельно метался из зала в зал, пока ноги сами не принесли его в комнаты Беллы. Ведьма ждала, как он и приказывал ей. Увидев своего милорда, она встала и молча почтительно поклонилась ему. Уже не зная, на ком или на чем сорвать свой гнев, Волдеморт раздраженно прошипел сквозь зубы.
— Эти покои слишком малы для тебя!
— Повелитель, — отозвалась Беллатриса. — Это вы сделали меня слишком большой для этих просторных покоев. — Колдунья с благоговением взяла ладонь Волдеморта и прижалась к ней щекой.
Эти простые слова, сказанные так искренно и по сердечному влечению, а также сопровождающий их жест, произвели эффект, намного превосходящий силу самых мощных заклинаний. Темный Лорд поднял Беллатрису с колен, порывисто обнял и стал целовать волосы, щеки и губы, как пловец, уже было совсем утонувший в бурном море и вдруг выброшенный на спасительный берег, целует землю. Белла гладила его спину, и Волдеморт чувствовал, как горечь разочарования и бессильная злоба, перед этим охватившие все его существо, сами собой куда-то улетучились, уступая место спокойствию и умиротворению. Маг осознавал: что бы с ним не произошло, а эта женщина всегда будет рядом. Эта мысль была как целебный бальзам для больного самолюбия и уязвленной гордости, а Беллатриса, эта жестокая, кровожадная ведьма, убийца, сама того не ведая, стала единственной и последней искрой света в темной раздробленной душе Волдеморта. И Темный Лорд точно знал: другой такой Беллы у него никогда не будет. В который уже раз он не находил названия тому, что такое порой творилось с ним в присутствии этой женщины, но теперь ясно понимал: только рядом с ней, только в объятиях единственного в мире человека, который бесконечно уважает и до умопомрачения любит его, и можно обрести покой и какое-то эгоистичное утешение.
«Да, Белла и в самом деле любит меня! — неожиданно для себя подумал Волдеморт, и на сей раз это обстоятельство уже не вызывало у него злобы, раздражения и страха. — Что же, так тому и быть, пусть любит, если хочет! За самоотверженную преданность можно позволить ей этот каприз! — решил он, в тоже время покрывая поцелуями точеные плечи и упругую грудь Беллы, нетерпеливо освобождая ведьму от одежды. — А уж я, лорд Волдеморт, сумею оградить ее от губительных последствий этой блажи. Вот только ответить ей я никогда не смогу. Но можно воздать по-другому: Белла будет мне ближе всех, как и Дельфини, наша плоть и кровь. У них будет власть, положение, почет…»
Лежа рядом с тихо посапывающей во сне Беллатрисой, Темный Лорд уже очень спокойно размышлял о том, что произошло в заброшенном доме Батильды Бэкшот. Маг снова внимательно рассматривал унесенную из него фотографию. «Значит, Гриндевальд владел Бузинной палочкой после Грегоровича. Во многом благодаря ей он и достиг в свое время небывалого могущества. Но когда и при каких обстоятельствах он ее лишился? Произошло ли это до памятного поединка с Дамблдором? Иначе почему же Гриндевальд потерпел поражение в этой дуэли, если хозяин Бузинной палочки, согласно легенде, всегда побеждает? — спрашивал он себя. — Кто стал следующим владельцем? Или, может, гадкий маглолюб оказался настолько силен, что сумел все же победить и забрать Жезл смерти себе?» — продолжал рассуждать Волдеморт и не находил сейчас ответа ни на один из этих вопросов, но он прекрасно знал где и у кого их искать. Тогда он решил наведаться в Нурменгард и лично расспросить обо всем Гриндевальда. Нужно было только придумать, как проникнуть в крепость — вопрос нескольких дней, от силы недель.
*
После Рождества время потекло довольно быстро, а в Слизерин-кэстле и в поместье Малфоев ненадолго воцарился покой. Зима закончилась, на пороге уже была весна. Со дня на день единственной дочери Волдеморта и Беллы должен был исполниться год. Как раз в феврале Дельфи сделала свои первые шаги и сказала «мама». И как только девочка пошла, то сразу выяснилось, что это очень непоседливый ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Стоило порой матери или няньке на секунду отвлечься, как малышка норовила куда-нибудь залезть или убежать. Один раз, когда Юфимия на несколько секунд задержалась в детской, чтобы взять с собой на прогулку любимую игрушку своей подопечной — серо-зеленую змейку, — девочка уже убежала по коридору так далеко, что оказалась прямо у высокой лестницы. Нянька со всех ног бросилась за ней, но все равно не успевала. Волдеморт и Беллатриса в это время как раз стояли у подножия лестницы на первом этаже. Увидев Дельфини, ведьма испуганно вскрикнула и потянулась за палочкой, чтобы левитировать дочь, пока она не скатилась кубарем вниз, пересчитав все ступеньки. Волдеморт вскинул руку с тем же намерением. Но тут случилось неожиданное. Оказавшись на самой верхней ступеньке, малышка вдруг высоко подпрыгнула и полетела по воздуху, плавно приземлившись рядом с матерью. Потом она запустила в Юфимию стоящим на полу чучелом, не прикасаясь к нему руками. Когда Темный Лорд увидел все это, то его красные глаза загорелись, но не гневом, а огромной гордостью. Кровь в венах забурлила от восторга, и маг, позабыв про все на свете, подхватил дочь на руки. После этого он каждый день находил хотя бы несколько минут, чтобы поиграть с Дельфини, левитируя ей мяч, не используя при этом волшебную палочку. И было совершенно очевидно, что ребенок его совсем не боится.
В свой первый день рождения, на котором присутствовали лишь чета Малфоев да Юфимия, девочка спокойно сидела у отца на коленях. Как раз в это время в комнату вползла Нагайна. Сначала она блаженно грелась у камина, а потом пожелала забраться к хозяину на плечи. Дельфини, увидев громадное подобие своей любимой игрушки, с интересом ощупывала тело змеи, но когда захотела потеребить ее морду, то страшная тварь недовольно и сердито зашипела. Волдеморт немедленно шикнул на нее, приказывая вести себя смирно. Змеюке это пришлось совсем не по душе, но, тем не менее, она подчинилась и терпеливо сносила, пока маленькие ручки исследовали ее сомкнутые челюсти. И тут девочка прошипела на парселтанге: «Нагайна!» Это вызвало у Волдеморта приступ настоящего восторга. Он безмерно гордился дочерью, ее живостью и энергией, а главное, неподражаемой волшебной силой, магическими способностями, проявившимися так рано и в такой сильной степени. С этого дня любое желание, любой каприз Дельфини стал с подачи Темного Лорда законом для всех обитателей Слизерин-кэстла и Малфой-мэннора. Видя таким образом в дочери себя самого, слыша внутренний голос крови, отец был только рад во всем потакать ребенку. И не только он. Страшная змея, к которой никто кроме хозяина не смел и близко подойти, после того как Дельфи заговорила с ней на парселтанге, прониклась к девочке особой симпатией и преданностью. Малышка оказалась змееусткой, и этим все было сказано! Нагайна, как и все ее теперешние сородичи, подчинялась людям, владеющим змеиным языком, а кроме того, видела, как ребенку благоволит ее хозяин. Но Волдеморт, занятый делами, не так уж часто удостаивал вниманием свою питомицу и разговаривал с ней, а больше никто из его слуг парселтангом не владел. Зато Дельфини всегда была не прочь пошипеть с ней и поиграть. Поначалу эти самые игры повергали в ужас не только Юфимию, но даже и Беллу. Змея делала вид, что сердится и хочет броситься на маленькую девочку, которую могла бы враз проглотить или убить на месте одним ударом страшного хвоста. А ребенок, смеясь, убегал от нее, прыгал сзади и седлал толстое туловище. Нагайна шипела, разевала пасть в нескольких сантиметрах от маленькой ручки или ножки, но ее острые зубы и ядовитое жало всегда лязгали только в воздухе. Более того, жуткая тварь внимательно смотрела за своей маленькой повелительницей, заботливо следя, чтобы та куда-нибудь не свалилась, не залезла в опасное для нее место и не брала в рот какую-нибудь гадость. В общем, нянька, да и охрана из нее вышла что надо. После рождественских событий змея обитала в поместье Малфоев или в Слизерин-кэстле, повелитель ее никуда не отправлял, а потому, выспавшись всласть, она охотно проводила время с Дельфи. И лишь когда малышку укладывали спать, Нагайна отправлялась промышлять себе перекус в окрестностях Малфой-мэннора, каких-нибудь ночных зверьков, в ожидании, пока хозяин не соизволит угостить ее чем-нибудь повкуснее.
========== Глава 124. В Нурменгарде ==========
Маленькая темная комнатка, из обстановки — только убогая кровать, хромоногий стол и стул. Мрачное помещение со стенами из серого камня закрывалось тяжелой дверью, которую запирали самыми мощными заклинаниями. В ней имелась задвижка, скрывающая небольшое отверстие, размеров которого хватало только для того, чтобы протянуть руку и передать еду с водой. В противоположной от двери стене было маленькое окошко, и через него виднелся крохотный кусочек неба. Комната могла сойти за жилище какого-нибудь отшельника, но решетка на оконце во внешний мир говорила о другом предназначении этого помещения. Впрочем, даже если бы на окошке и не было решетки, и его само сделали бы несколько больше, то узнику, обитавшему здесь, от этого бы легче не стало. Сбежать все равно не представлялось никакой возможности. Одиночная камера находилась на вершине самой большой башни в тюрьме Нурменгард. По иронии судьбы, а вернее, по закону возмездия, заточен в ней был не кто иной как сам Геллерт Гриндевальд, самый сильный темный маг первой половины столетия, чуть было не покоривший тогда всю волшебную Европу и основавший эту самую крепость-тюрьму для своих врагов. Вот почему в отношении этого заключенного, даже уже пятьдесят с лишним лет не державшего в руках волшебную палочку, до сих пор неизменно применялись столь строгие меры предосторожности. Маги, обладающие подобной силой, зачастую могли демонстрировать отменное колдовство при помощи беспалочковой магии. Желающих навестить заключенного не было, но даже если бы они и отыскались, вряд ли бы их допустили в камеру из соображений безопасности. Настолько строгим был тюремный режим.
Древний истощенный старик с длинной седой бородой лежал на кровати, укрывшись тонким одеялом, и при взгляде на него порой было сложно понять, умер узник или просто спит. Неожиданно в камеру через окошко вползла толстая змея, и как только она ударилась об пол, то обернулась человеческой фигурой в длинной черной мантии. Лицо ее больше походило на змеиное, чем на человеческое, а глаза с узкими щелками зрачков отливали багрецом.
— Приветствую тебя, Гриндевальд! — тихо проговорил Волдеморт.
Костлявая фигура на кровати пошевелилась и повернулась на бок. На лице, напоминающем череп, открылись глаза. Еле живой узник приподнялся и сел. У него почти не осталось зубов. Старик молчал, неприязненно глядя на Темного Лорда.
— Полагаю, Геллерт, ты догадался, кто перед тобой, и мне нет необходимости представляться? — прошипел Волдеморт. — Рад знакомству! — церемонно улыбнулся он.
— Не могу сказать такого же о себе! — процедил Гриндевальд. — Все-таки пришел. Я думал, что ты придешь… когда-нибудь. Зря старался! У меня ее никогда не было.
— Ложь! Право слово, ты меня обижаешь, дорогой Геллерт. А я-то думал, тебе будет приятно встретиться с таким же как ты, с одним из сильнейших магов мира, к тому же весьма сведущим в темных искусствах и желающим власти над магами и маглами. Разве это не твоя стезя, а, Гриндевальд? — усмехался Волдеморт.
— Я сошел с этого гиблого пути уже давным-давно, вступив на дорогу раскаяния и исправления. Я искренне сожалею обо всем содеянном, — отвечал старик.
— В самом деле? — продолжал ехидничать Темный Лорд. — И не пожелал бы свободы?
— Это мое искупление, и потому я не ропщу.
— Похвально, конечно! — съязвил Волдеморт. — Однако, твои тюремщики, кажется, тебе не очень-то верят, раз так тщательно охраняют и плевать хотели на все раскаяние!
— Мне все равно.
— Весьма глупо! — фыркнул в ответ чародей. — При том, что другой, виновный ничуть не меньше тебя, до прошлой весны спокойно жил, пользуясь всеобщим уважением и плодами твоих усилий. А ты отдуваешься и за себя, и за него. Ведь ты же просто осуществил ваши совместные замыслы. Дамблдор — тот еще коварный лицемер! — с ненавистью в голосе увещевал Волдеморт.
— Это не так, — тихо отвечал старец.
— Неужели? — повысил голос Темный Лорд. — А кто внушил тебе идеи о покорении маглов? — продолжал усмехаться Волдеморт. — И даже слова надписи над входом в эту крепость «Ради общего блага» — измышление не его ли ума? Очень хитроумно: чужими руками уничтожить тысячи грязнокровок и маглов, оставаясь при этом невинным агнцем в глазах этих тупиц, потом собрать урожай, выращенный другим, а его хозяина ввергнуть в темницу, им же самим построенную! А самому предстать перед всеми благородным спасителем угнетенных, и на их спинах въехать в рай, точнее, в Министерство магии.
— Дамблдору и без того трижды предлагали пост Министра! — вскрикнул Гриндевальд. — Но у него нет подобных амбиций.
— А зачем ему пост Министра? Серым кардиналом быть куда вольготнее. Я и сам от такого не отказался. Дергай себе за ниточки послушные магловские марионетки, твори, что душе угодно, и ни за что при этом не отвечай. Хорошая рулетка, играя в которую ничего не теряешь при проигрыше.
— Замолчи, коварный злодей! — голова у Гриндевальда затряслась от негодования.
— А это еще как посмотреть. С твоими и дамблдорскими злодействами какие же мои сравнятся! — продолжал издеваться Волдеморт. — Впрочем, будь я на твоем месте и встреться мне на пути маг, которому удалось сокрушить того, кто поразил меня, тоже завидовал бы. Ну да ладно, я не о нем спорить пришел. Если ты проявишь благоразумие, то сможешь хоть сейчас выйти отсюда. Присоединяйся ко мне, забери то, чего ты действительно достоин!
— А не боишься? — усмехнулся Гриндевальд.
— Нет, думаю, у меня найдется на тебя управа. Ведь не просто так я готов освободить тебя. Ты, Геллерт, дашь мне залог, который сделает меня поистине непобедимым. Скажи мне, кто забрал у тебя Бузинную палочку? Ведь с ней волшебник становится практически непобедимым на дуэлях, а в поединке с Дамблдором ты потерпел поражение. Кто же новый хозяин этого Дара смерти? Говори!
— Ни за что! — упорствовал старик.
— Говори, или я буду пытать тебя. Впрочем, легилеменс!
Перед глазами Волдеморта предстал знаменитый поединок, причем можно было в деталях рассмотреть волшебные палочки в руках дуэлянтов. Губы Темного Лорда изогнулись в страшной улыбке, когда он вышел из сознания Гриндевальда.
— Значит, все-таки Дамблдор! — изрек он, глядя на старика красными глазами.
В этот момент на запястье вспыхнула Черная метка. Его срочно призывали в поместье Малфоев. «Как не вовремя! — злобно выругался маг. — Не велел же я беспокоить меня по пустякам!» А тут еще Гриндевальд принялся издеваться.
— Так убей же меня! Та палочка никогда не будет твоей!
Слова эти подлили масла в костер бешеной злобы Волдеморта. Небрежный взмах волшебной палочки, зеленая вспышка — и бездыханный труп старика распростерся на каменном полу.
========== Глава 125. Упущенная возможность ==========
Тем временем в поместье Малфоев был настоящий переполох. Началось все с того, что оборотень Фенрир Сивый и его егеря доставили в имение двух странных молодых чародеев и с ними юную ведьмочку, утверждая, что это Гарри Поттер и путешествующие вместе с ним друзья. Услышав шум на первом этаже, Беллатриса спустилась вниз. В огромном холле было все семейство ее сестры, оборотень Сивый и его прихвостни, которые силой удерживали троих связанных молодых волшебников.
Беллатриса медленно обошла вокруг пленников и остановилась, глядя из-под тяжелых век на девушку.
— Это же та самая грязнокровка! — вполголоса проговорила она. — Это Грейнджер?
Девчонка очень походила на ту, которую она полтора года назад случайно и мельком видела в ателье мадам Малкин, когда вместе с Нарциссой и Драко ходила в Косой переулок. Сестра с племянником тогда покупали все необходимое для Хогвартса. «Но почему же Драко молчит? Неужели не может опознать их?» — недоумевала ведьма. Сама она точно не была уверена насчет девчонки, а что до рыжеволосого мальчишки, который был с ней, то тут сомнений не было. Уизли, и не иначе. А вот лицо третьего юнца опухло до неузнаваемости, и потому Беллатриса боялась ошибиться и вызвать Волдеморта напрасно. Драко, по-видимому, одолевали те же сомнения.
— Да-да, Грейнджер! — отозвался Люциус. — А рядом с ней, похоже, Поттер! Поттер и его друзья попались наконец-то.
— Все-таки Поттер? Ты уверен? — взвизгнула от восторга Беллатриса и попятилась, чтобы лучше рассмотреть юношу. — Тогда нужно поскорее известить Темного Лорда.
Ее охватила эйфория, от предвкушения успеха даже слегка закружилась голова, сердце застучало в два раза быстрее. Неужели наступила решающая минута? А она этого сейчас и не ждала. Впрочем, все самое значительное и важное часто случается неожиданно. Когда она сидела в заключении в Азкабане, то заветное жжение в левом запястье ощутила уже тогда, когда совсем потеряла всякую надежду и думала, что доживает свои последние минуты. Торжествуя, Беллатриса закатала левый рукав, чтобы вызвать Волдеморта.
— Я сам собирался призвать его! — Люциус перехватил запястье Беллатрисы, не давая ей коснуться Метки. — Я вызову его, Белла! Поттера привели в мой дом, и это мое право!
— Твое право! — фыркнула Беллатриса, пытаясь вырвать руку. — Ты потерял все права, когда лишился волшебной палочки, Люциус! Как ты смеешь! Не трогай меня!
— Ты здесь ни при чем, не ты поймала мальчишку…
— С вашего разрешения, мистер Малфой, — вмешался Сивый, — Поттера поймали мы, так что нам и получать золото…
— Золото! — расхохоталась Беллатриса, продолжая вырываться и свободной рукой нащупывая в кармане волшебную палочку.
«До чего же вы все жалкие! — с отвращением думала ведьма. — Никто из вас по-настоящему не предан своему милорду. Вы, как и когда-то давно, клянетесь ему в своей верности, пока вам это выгодно, но если с вашем повелителем случится несчастье, никто из вас и пальцем не пошевелит, чтобы ему помочь, мерзкие крысы!»
— Забирайте свое золото, жалкие стервятники, на что оно мне? Мне дорога милость моего… моего… — Её так и подмывало бросить им в лицо: «Моего мужа, возлюбленного супруга! Знали бы вы, с кем сейчас разговариваете, сброд этакий!»
Вдруг взгляд ее темных глаз упал на длинный блестящий предмет в руках у Сивого. «Что еще за новости? — пронеслось у Беллы в мозгу. — Неужели это меч Гриффиндора?! Нет, не может быть!» — подумала она, чувствуя, как все тело охватила волна ледяного ужаса.
Люциус выпустил ее руку и рванул кверху свой собственный рукав…
— Остановись! — пронзительно крикнула Беллатриса. — Не прикасайся! Если Темный Лорд появится сейчас, мы все погибли!
«Да, в самом деле, если меч выкрали из моего хранилища в Гринготтсе… А еще и чашу… Тогда не поручусь не только за жизни Малфоев, но и за свою с Дельфини! Даже Дельфини…» — лихорадочно размышляла она.
Люциус замер, держа палец над Черной меткой. Белла стремительно подошла к Сивому и его егерям.
— Что это такое?
— Меч, — буркнул кто-то из егерей.
— Дайте мне!
— Он не ваш, миссис, он мой! Я его нашел.
Недолго думая, ведьма взмахнула волшебной палочкой. Раздался треск, полыхнуло красным, и один из егерей был выведен из строя оглушающим заклятьем. Его товарищи возмущенно загомонили. Один выхватил волшебную палочку.
— Это что еще за игры, дамочка?
— Остолбеней! — завизжала она. — Остолбеней!
Силы были явно неравны даже с четырьмя егерями против нее одной. С той, кого сам Волдеморт лично обучал боевой и темной магии, и впрямь было нелепо тягаться. Противники Беллатрисы так и упали, где стояли, за исключением одного Сивого, который тут же рухнул на колени, вытянув вперед руки.
— Где вы взяли этот меч? — прошипела она, вырывая палочку из обмякшей руки Фенрира.
— Он был у них в палатке, — прохрипел Сивый, злобно глядя на ведьму и оскалив острые зубы. — Отпусти меня, женщина! Отпусти, я сказал!
Беллатриса взмахнула волшебной палочкой. Оборотень вскочил на ночи, но приблизится к ней не решился, а зашел за кресло и вцепился кривыми ногтями в спинку.
— Если это и в самом деле Поттер, нужно позаботиться, чтобы ему не причинили вреда. Повелитель желает сам разделаться с ним.
«Но если из сейфа выкрали меч или не только его… Нет, это не может быть правдой! — вихрем кружилась в голове одна мысль. — Я должна знать!»
— Цисси, пусть пленников запрут в подвале, а я пока подумаю, что нам делать.
— Нечего распоряжаться в моем доме, Белла!
За последний год отношения сестер стали более чем прохладными. Беллатриса презирала Люциуса Малфоя за тот позорный провал в Министерстве, а Драко — за бесхребетность, за то, что мальчишка, хоть и провел в Хогвартс Пожирателей Смерти, внеся свою лепту в победу над ненавистным Дамблдором, но все же в решительный момент не смог убить старика. Нарцисса же, в свою очередь, души не чаявшая в единственном сыне и в муже, не могла простить Беллу за то, что она, будучи любовницей Волдеморта и родив от него дочь, даже не попыталась, по ее мнению, заступиться за них всех перед повелителем, а кроме того, не воспротивилась дарованию Драко Темной метки.
— Выполняй! Ты даже не представляешь, какая опасность нам грозит!
«Глупцы! Да милорд вас же прикончит первыми!» — хотела воскликнуть она, но сдержалась.
Нарцисса после короткого колебания приказала оборотню:
— Отведите пленников в подвал, Фенрир.
— Постойте! — вмешалась Беллатриса. — Всех, кроме… Кроме грязнокровки.
Сивый радостно хмыкнул, возомнив, что ему отдадут девчонку в качестве награды и добычи за оказанные услуги.
— Нет! — вдруг закричал рыжий мальчишка. — Лучше меня, меня оставьте!
Беллатриса мгновенно отметила ужас и испуг на его лице, а также влюбленный взгляд, каким он смотрел на девушку. Перед ее глазами снова промелькнула картина: это же Уизли, тот самый Уизли, который вместе с Тонкс своими заклятьями сбросил с метлы Родольфуса… А потом в ушах прозвучал голос Волдеморта, говорившего, что месть должна быть соразмерной… И колдунья исполнилась злорадного торжества. Надо же, такой удачный ей представился случай поквитаться за все!
Беллатриса ударила Рональда по лицу так, что зазвенело по комнате.
— Если она умрет во время допроса, тебя возьму следующим, — усмехнулась она. — Для меня предатели крови немногим лучше грязнокровок. Отведи их в подвал, Сивый, но зубы пока не распускай.
Она швырнула оборотню его волшебную палочку, достала из складок мантии серебряный кинжал с рубинами — давний подарок Темного Лорда. Перерезав веревку, Беллатриса отделила Гермиону от других пленников и за волосы вытащила ее на середину комнаты.
На этот раз в своей свирепости и кровожадности ведьма превзошла саму себя, когда стала пытать Мерлин знает какую по счету жертву. Оглушающие вопли эхом отдавались от стен, резали уши. Люциус словно окаменел, а Нарцисса с Драко невольно отвернулись, чтобы не видеть столь отвратного зрелища.
— Что еще вы взяли в моем сейфе? Что еще? Отвечай! Круцио! Как вы туда забрались? — визжала Беллатриса вне себя от ярости и страха. — Вам помог этот мерзкий гоблин? Правду говори! Правду!
— Мы с ним только сегодня встретились! — рыдала девушка. — Не забирались мы в ваш сейф. Этот меч ненастоящий. Подделка, просто подделка!
— Подделка? — хрипела Беллатриса, снова от ярости напрочь позабывшая о легилименции. — Очень правдоподобно!
— Это легко проверить! — послышался вдруг голос Люциуса. — Драко, приведи гоблина. Он скажет, настоящий меч или нет.
Подчиняясь словам отца, мальчишка отправился в подвал и привел Крюкохвата, а вскоре оттуда послышался какой-то треск.
— Драко… Нет, позови Хвоста! Пусть сходит и проверит.
Похожий на крысу коротышка покорно поплелся в подвал. Воцарилась тишина. Какое-то время все ждали, а потом Люциус крикнул.
— Что там, Хвост?
— Ничего! — послышался в ответ сиплый голос. — Все в порядке.
Беллатриса в это время напряженно взирала на гоблина, которого привел из подвала Драко. Он держал меч в своих длиннопалых руках. Замученная до беспамятства Гермиона Грейнджер лежала у ее ног.
— Ну? — спросила у Крюкохвата Беллатриса. — Настоящий этот меч или нет?
— Нет, — сказал Крюкохват. — Подделка.
— Ты уверен? — задохнулась ведьма. — Совершенно уверен?
— Да, — ответил гоблин.
После такого ответа Беллатриса с облегчением выдохнула и заметно расслабилась. «Ну, слава Мерлину!» — подумала она.
— Хорошо!
Небрежным взмахом волшебной палочки она хлестнула гоблина по лицу, так что на нем мгновенно вспух красный рубец. Крюкохват с криком рухнул к ее ногам, и ведьма пинком оттолкнула его в сторону.
— А теперь, — победно звенящим голосом провозгласила она, — вызовем Темного Лорда!
Беллатриса отвернула рукав и коснулась Черной метки.
— Полагаю, — раздался ее голос, — грязнокровка нам больше не нужна. Забирай ее, Сивый, если хочешь.
— Не-е-е-т!
В гостиную ворвался рыжий парень. Беллатриса в изумлении оглянулась, навела на него волшебную палочку. «Люциус, раздери его гиппогриф! — злобно подумала ведьма. — Неужели нельзя было самому спуститься в подвал и проверить! Во всем догляд нужен!»
— Экспеллиармус! — заорал он, и палочка вырвалась из рук колдуньи. Следом за ним с криком «Остолбеней!» выскочил Поттер, Люциус повалился прямо в камин, а заклятья Драко, Нарциссы и Фенрира, не ожидавших вторжения, пролетели мимо.
Но было бы ошибкой полагать, что Беллатриса, хоть и безоружная, отступит. Колдунья за годы рейдов побывала и не в таких переделках, потому быстро взяла себя в руки. Лишившись волшебной палочки, она выхватила кинжал, схватила лежащую у ее ног девчонку, которая все еще была без сознания и, держа ее навису, приставила клинок к горлу.
— Стоять, или она умрет! Бросайте волшебные палочки. Бросайте, или мы сейчас увидим, насколько грязная у нее кровь!
Беллатриса нашла удачную струну для игры на благородных чувствах мальчишек. Конечно же, они не позволят убить подругу, скорее погибнут сами. Рыжий окаменел, сжимая в руке палочку Хвоста, а Поттер выпрямился с ее палочкой в руке.
— Я сказала: бросайте! — визжала Белла, крепче прижимая лезвие кинжала к горлу своей жертвы. На коже выступили капельки крови.
— Ладно! — крикнули они, швырнув на пол волшебные палочки, и подняли руки.
«Так-то лучше! — с торжеством подумала она. — Неужели щенки возомнили, что могут одолеть меня?»
— Молодцы! — недобро улыбнулась Беллатриса. — Драко, подними палочки! Темный Лорд скоро будет здесь. Гарри Поттер, близится твоя смерть!
«Наконец-то!» — билась в голове счастливая мысль. — «Все будет так, как и хотел милорд, как мы давно мечтали! И даже лучше!»
— А пока, — продолжала она, глядя, как Драко подбирает с пола волшебные палочки, — я думаю, Цисси, нужно заново связать этих маленьких героев, а Сивый пусть позаботится о мисс грязнокровке. Я уверена, Сивый, Темный Лорд не пожалеет для тебя девчонки после того, что ты сделал для него.
Беллатриса знала, что после смерти Гарри Поттера, когда Волдеморту уже никто не сможет угрожать, то он непременно объявит свою пока что тайную супругу королевой, а раз гибель главного врага — дело уже почти решенное, то и вела себя ведьма как госпожа, распоряжаясь и даже осмеливаясь говорить от имени Темного Лорда.
Но при ее последних словах над головой послышалось странное дребезжание. Громадная хрустальная люстра дрожала всеми своими подвесками. Вдруг она оборвалась и полетела вниз. Беллатриса была прямо под ней и едва успела отскочить, но не устояла на ногах, уронив Гермиону. Люстра грохнулась об пол грудой цепей и хрусталя, накрыв девушку и гоблина, который так и не выпустил из рук меч Гриффиндора. Во все стороны брызнули сверкающие осколки. Когда Беллатриса с развевающимися волосами вскочила на ноги, размахивая серебряным кинжалом, то первое, что она увидела, был Драко, который согнулся пополам, прижимая ладони к окровавленному лицу, в то время как Уизли вытаскивал из-под обломков свою грязнокровку. Поттер же прыгнул к Драко и руками, по-магловски, вырвал у него из рук три волшебные палочки и заорал:
— Остолбеней!
Тройное заклятье вышло таким мощным, что оборотня оторвало от земли, подбросило к потолку и с треском швырнуло на пол.
Нарцисса оттащила Драко в сторону подальше от беды и нацелилась волшебной палочкой на дверь, в которой показался эльф-домовик Добби, раньше служивший семье Малфоев, однако сумевший обманом получить свободу, опять-таки благодаря ненавистному Поттеру. Похоже, сейчас он явился сюда на помощь своему дружку, обрушил люстру, да еще посмел отнять у Нарциссы палочку. И все это с невероятно дерзкими словами, что у Добби, дескать, нет хозяев, и Добби свободный эльф. Свободный эльф! Какая нелепость!
Дальше все произошло со стремительнойбыстротой: Поттер взвалил на плечи гоблина, бросил одну палочку Уизли, который вцепился в грязнокровку, и схватил за руку эльфа. Беллатрису охватили отчаяние и ужас от того, что через секунду Добби трансгрессирует (эльфы с их своеобразной магией могут делать это не взирая на все барьеры) вместе с Поттером, его друзьями, а заодно и со всеми пленниками, бывшими в подвале…
Тогда обезоруженная ведьма метнула в домовика свой незнающий промаха клинок, возлагая на него последнюю надежду удержать беглецов и взглядом заклиная лететь быстрее. Нож действительно попал в цель, однако остановить трансгрессирующих было уже поздно. Время словно замедлило на мгновение свой бег, и Белла прекрасно видела, как во все уплотняющихся столбах и вихрях дыма исчезали люди, домовик и давний подарок милорда — заколдованный клинок.
========== Глава 126. Наказание и прощение ==========
Спустя несколько секунд все присутствующие в холле увидели клубы темного дыма, из которого перед ними нарисовался Волдеморт. Он яростно обвел глазами волшебников и, обращаясь к Беллатрисе, злобно прошипел:
— И зачем ты вызвала меня? Ради удовольствия лицезреть весь этот бедлам? — пылающие яростью красные глаза осматривали погром, устроенный беглецами.
В этот момент к Темному Лорду подошел Люциус, пришедший в себя после оглушающего заклятья. Малфой упал на колени и поцеловал край черной мантии Волдеморта. Он непременно хотел первым представить повелителю свою версию произошедшего дабы оградить от наказания семью и себя самого, пока Беллатриса, по его мнению, желая оправдаться перед господином, не свалила бы всю вину на них.
— Повелитель, — быстро заговорил волшебник. — Фенрир Сивый с егерями в самом деле доставили сюда Поттера и его компанию. Вот только им удалось бежать.
— Что? — гневно воскликнул Темный Лорд, направив на Малфоя свою волшебную палочку. — Знаешь, что я с тобой за это сделаю?
— Милорд! — исполненным отчаянного страха голосом завопил Люциус. — Я ни в чем не виноват! Ведь у меня даже волшебной палочки до сих пор нет! Как в таком случае можно было управиться с ними?! Какой же с меня спрос?
— Чтобы вызвать меня, волшебная палочка не требуется, мой скользкий друг. — Волдеморт продолжал сверлить мага своими красными глазами.
— Повелитель, я несколько раз хотел это сделать, но Белла все время мешала мне. Сперва хотела непременно вызвать вас самой, чтобы заслужить милость, а потом ей вздумалось допросить грязнокровку, дабы узнать, не выкрали ли они из ее хранилища меч Гриффиндора! Она всем распоряжалась, а мы здесь совершенно не при чем.
Волдеморт сильно изумился при этих словах, ему даже стало не по себе, и рука с тисовой палочкой невольно опустилась. Люциус уже было обрадовался, что каким-то чудом сумел выйти сухим из воды. Он не сказал больше ни слова, но мыслей своих сдержать не смог: «Любовница ваша всему причиной, с нее и спрашивайте, со шлюхи, и за побег Поттера, и за меч!» Темный Лорд, который все еще внимательно смотрел на Малфоя, прочитал эти мысли. Черного мага охватила лютая злоба, однако голос его при этом прозвучал тихо, нарочито учтиво и ласково. Но у Люциуса от него мурашки поползли по коже.
— Ай-ай-ай, Люциус! Как это нехорошо, прятаться от наказания за женскую юбку. Разве подобное поведение достойно аристократа из благородного чистокровного рода? Что же, придется не только наказать тебя, но и для твоего же блага немного поучить хорошим манерам. Этого урока, поверь мне, ты вовек не забудешь! Круцио! — с наслаждением крикнул он, и стоящий на коленях чародей завопил от непереносимой боли, опрокинувшись на пол. После Круциатуса последовал ряд других темных заклинаний, имитирующих разные пытки, и уже через несколько минут гордого надменного аристократа было не узнать: одежда превратилась в лохмотья, тело покрылось синяками и кровоподтеками, один глаз заплыл и не открывался. Нарцисса, отвернувшись, в отчаянии заламывала руки, а Драко словно окаменел от ужаса.
Покончив с наказанием Малфоя, Волдеморт грубо схватил за руку Беллу, которая все это время стояла ни жива, ни мертва в ожидании своей участи. У нее даже не достало сил урезонить свояка, язык словно прилип к пересохшему от страха небу так, что ведьма не могла произнести даже слова. Как бы последнее время ни испортились ее отношения с Люциусом, но такого подлого удара она от него все равно не ожидала. Удивительно, но это была та самая ведьма, которая не далее, как полчаса назад легко, словно играючи, вывела из строя четверых мужчин. Темный Лорд быстро повел волшебницу за собой. Нарцисса с ужасом проводила их глазами. Дойдя до двери своих покоев, колдун втолкнул туда Беллатрису и закрыл дверь запечатывающими чарами. Не говоря ни слова, он применил к Белле легилименцию, просмотрев воспоминания последнего часа, а потом наотмашь ударил ее по лицу.
— Милорд, я… — попробовала было что-то сказать Белла, но Волдеморт с силой схватил ее за плечи и несколько раз резко встряхнул. Он забыл даже о палочке.
— Да как ты посмела! — маг словно задыхался от переполняющей его через край злобы, голос у него срывался. — Никчемная идиотка! — шипел он. — Да я могу прямо сейчас вырвать тебе язык, чтобы не болтал больше лишнего. Теперь каждому встречному-поперечному известна тайна, где хранится меч Гриффиндора! И не только меч!
Волдеморт с силой тряс Беллу, и в его руках безвольное тело волшебницы казалось тряпичной куклой.
— Да еще и этот гоблин вместе с остальными пленниками сбежали, прихватив даже твою палочку! А если они попытаются проникнуть в Гринготтс?! Круцио!
Ведьма затряслась мелкой дрожью с головы до ног, как будто ее током било. Беллатриса закусила губу, чтобы сдержать крики, а зубы у нее скрипели. Не в силах стоять на ногах, она сползла по стене и распростерлась у ног Темного Лорда. Спустя минуту Волдеморт снял проклятье.
— Повелитель! — едва дыша, умоляла Беллатриса. — Не было случая, чтобы Гринготтс кто-то ограбил. Ведь надежнее нет места. А я немедленно сообщу работникам банка, что моя волшебная палочка украдена, и они должны проявлять повышенную бдительность, раз возможен обман.
— Ты еще смеешь оправдываться! — повысив голос, сказал Темный Лорд. Он схватил колдунью за плечи, поднял и прижал к стене, взял за подбородок. — Ты хоть понимаешь, кто перед тобой? — многозначительно добавил он, поражаясь своему непонятному терпению. Почему эта столь провинившаяся перед ним ведьма — даром что мать его дочери, это ничего не меняет, — уже не извивается от мук, причиняемых Круциатусом или другими темными заклинаниями? Волдеморт не сомневался, что будь это кто другой, то давно бы уже получил в грудь смертельное проклятье.
— Повелитель! — отвечала Беллатриса. — Вы повелитель моего сердца и души! — чародейка подняла на него взгляд, виноватый и преданный. Волдеморт был уверен, что сейчас она безропотно примет от него любое наказание и не воспротивится.
— Не смей так на меня смотреть! — велел он, отпуская Беллу, и она, повинуясь приказу, опустила глаза в пол.
И в тот же миг Волдеморту стало не по себе. Он вдруг снова увидел себя в большой спальне Слизерин-кэстла, темной и холодной, освещенной лишь слабым дребезжащим огоньком одной маленькой свечки. Эта искра, конечно же, не могла охватить все огромное помещение и разогнать мрак, но благодаря этому единственному источнику света можно было ориентироваться в пространстве, а не тыкаться вслепую, пытаясь отыскать путь. Но стоило Белле опустить глаза, полные бесконечного обожания и преданности, как Волдеморту показалось, что эта единственная свеча погасла. Охваченный смятением маг тут же взял лицо волшебницы в свои ладони, уже сам заглядывая ей в глаза. И свеча снова засветилась для него во мраке, а волна бешеной ярости, бушевавшая в Волдеморте, вдруг внезапно схлынула, словно разбилась о неприступный каменный утес. Он снова смотрел в два глубоких темно-карих омута и как когда-то давно в родовом поместье Блэков, так и теперь безнадежно тонул в море чистой преданности, слепого обожания и какого-то безграничного преклонения.
— Я прощаю тебя! — вдруг сказал Темный Лорд и сам не поверил, что впервые в жизни произнес эти слова, хотя они и были лишь словесной печатью на том, что он и так уже сделал в тот день, когда в доме Элфиаса Дожа, не помня себя в последний момент бросился на помощь своей ведьме и отказался отомстить ей.
Беллатриса смотрела на него со счастливым и благодарным выражением на бледном лице.
— Милорд, — вдруг сказала она. — Ваше лицо снова изменилось, как и в тот раз.
— Пусть! — коротко отозвался он.
Тогда Волдеморт, снова повинуясь неведомой и неодолимой силе, тихо привлек к себе женщину, осторожно и трепетно обнял, словно боясь причинить вред своими прикосновениями, хотя еще несколько минут назад злобно подвергал Круциатусу и готов был запытать до смерти. Затем он сел в кресло, усадил Беллатрису к себе на колени, погладил костлявой рукой пышные кудри, спину и с наслаждением потерся щекой о шелковистые блестящие локоны. И опять ему было очень спокойно, и легко, и хорошо, не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем. Через какое-то время он снова будет жалеть о неуместном всплеске этой дементоровой сентиментальности, но в эти минуты для Волдеморта существовало только настоящее. Белла задремала, положив голову ему на плечо. Тогда Темный Лорд осторожно переложил ее на кровать. Еще какое-то время он молча смотрел на лицо спящей колдуньи, а потом зашипел на парселтанге, чтобы даже если она и проснется, то все равно не поймет слов: «Что же ты сотворила со мной, ведьма? Каким неведомым даже мне колдовством заворожила? И что же, гиппогриф тебя раздери, мне с этим делать?» Потом Волдеморт тихо растворился в воздухе.
Однако, стоило ему удалиться из комнаты, как эта короткая, но такая прекрасная метаморфоза, прекратилась. Снова это был беспощадный властолюбивый Темный Лорд, который опять строил хитрые и коварные планы, как ему сокрушить своего врага, не дающего ему покоя. Лицо его опять сделалось змеиным. Колдун отправился в Хогвартс. Там, в большой белокаменной гробнице его ждал очередной трофей — похороненная вместе с ненавистным Дамблдором Бузинная палочка.
========== Глава 127. Долгожданное приобретение ==========
Тем временем миссис Малфой сидела в спальне рядом с кроватью, на которой лежал ее муж, еще не оправившийся от наказания Темного Лорда. Нарцисса как умела лечила его, уговаривая обратиться за помощью к целителям из больницы святого Мунго, но Люциус категорически отказывался, ведь тогда придется сочинять какую-нибудь более-менее правдоподобную небылицу о том, как и где он получил такие побои.
— Не стоит привлекать к себе внимание. Для нас и так уже большая удача, что в поместье до сих пор не явились члены Ордена Феникса. — тихо сказал он.
— Темный Лорд наложил сильные защитные чары на поместье. — отвечала Нарцисса.
— Ну и пусть! Осторожность все равно не помешает. Я попрошу Северуса помочь мне. Уверен, он справится с этой задачей не хуже любого целителя из Мунго.
— Ну, хорошо! — сдалась Нарцисса. Она протянула мужу тыквенный сок и кусок бекона, принесенные в спальню эльфами по ее приказу. Люциус взял лишь питье, а тарелку с едой отодвинул: аппетита не было никакого, все тело нестерпимо ломило. Маг взял жену за руку и поднес к своей щеке, беспомощно потерся об нее как ребенок.
— Дорогая, ты себе не представляешь, как я устал от всего этого и уже тысячу раз пожалел, что ввязался в эту авантюру, — устало прошептал он.
— Помолчи! — в страхе озираясь по сторонам и зажимая Люциусу рот рукой, пролепетала Нарцисса. — Кто знает, где сейчас Темный Лорд, он же может становится невидимым.
— Цисси, я ведь представитель старинного благородного семейства, а не подушка для битья! — убирая руку супруги, продолжал возмущаться чародей. — Никто столько не сделал для милорда, сколько мы, а он все недоволен. Провал в Министерстве — не только моя вина, а все шишки сыплются на меня одного! Да и времени сколько прошло! Мы предоставили под штаб-квартиру свой дом, отдали родного сына ему на службу. Повелитель даже забрал у меня палочку для поимки Поттера! И все равно этого недостаточно, чтобы заслужить прощение.
— Милый, пожалуйста, успокойся! — умоляла Нарцисса. — Тебе вредно сейчас.
— Милорд даже не удосужился снабдить меня другой волшебной палочкой взамен той, что погибла, хотя у нас в подвале до сегодняшнего дня находился плененный Оливандер! Повелителю ничего не стоило приказать изготовить для меня новую. Даже эта крыса Педдигрю при своем оружии! — Люциус просто негодовал. — А между тем, Цисси, твоя сестра со времени побега из Азкабана так и не выполнила ни одного задания, а сегодня бездарно потеряла свою палочку. Но держу пари, не пройдет и дня, как Темный Лорд снабдит ее другой.
— Ну, это нетрудно. У нас есть палочки, которые мы забрали у Поттера и его друзей. Может, возьмешь себе какую-нибудь, что лучше подойдет? — волшебница попробовала успокоить и взбодрить супруга.
— Да как бы не так! Без его позволения это невозможно. А Белла у нас та еще стерва. Вся ее заслуга в том, что под одеяло к милорду прыгнула и бастардку родила. И теперь ей все что с гуся вода! Родольфус, бедняга! Его, случайно, свечку держать не заставляют для остроты ощущений, а? C нашего повелителя, который обожает издеваться над людьми, станется. Ладно хоть на тебя не позарился!
— Можешь быть спокоен на этот счет. Я уж точно не в его вкусе! — уверенно отвечала Нарцисса.
— А ты откуда знаешь? — насторожился муж.
— Белла как-то сказала мимоходом, что Темному Лорду не понравилось, как я вела себя на устраиваемых им мероприятиях. Кисейные барышни и чувствительные дамы, которым не по нутру вид крови и смерти — героини не его романа. Ой, Мерлин, что он сделает с Беллой?!
— Знаешь, мне все равно.
— Люциус, она же моя сестра!
— Да ничего не сделает! Разве ты не видишь, что Темный Лорд без нее дышать не может? И как она его так охомутала?
Нарциссе не хотелось продолжать этот разговор, и она сказала:
— Ладно, Люциус, отдохни лучше. Потом к тебе Драко зайдет.
И, не дожидаясь ответа, поспешно вышла из спальни.
Утром сестры встретились в столовой за завтраком. Выглядела Беллатриса как обычно без каких-либо следов наказания. Напротив, ведьма улыбалась, была в хорошем настроении и в бодром состоянии духа, похожая на кошку, нализавшуюся сливок. Теперь и Нарцисса начала чувствовать к Белле неприязнь, как и Люциус, хотя старалась не подавать виду. Конечно, если бы она увидела старшую сестру в таком же плачевном состоянии, что и мужа, то непременно бы посочувствовала ей. Но теперь миссис Малфой казалось несправедливым, что один лишь Люциус за все в ответе. Удивительно, но Нарцисса даже и не подумала о том, что сама она и сын Драко, тоже присутствующие при побеге Поттера, тем не менее, остались целы и невредимы. И о том, что Драко избежал наказания после событий в Хогвартсе меньше года назад ведьма уже тоже позабыла.
*
Между тем миссис Малфой напрасно волновалась, что Темный Лорд услышит их с Люциусом разговор: Волдеморту явно было не до своих слуг, другая невероятно важная вещь, за которой он гонялся уже не один месяц, занимала сейчас все его помыслы и притягивала как магнит. Сам маг был уже далеко от Малфой-мэннора, достигнув Хогвартса. Солнце только выглянуло из-за горизонта, когда он вместе со Снеггом скользил вверх по склону, к берегу озера.
— Я буду сразу вслед за вами, — произнес он высоким холодным голосом. — А пока оставьте меня.
Снегг поклонился и зашагал к замку. Черный плащ развевался у него за спиной. Волдеморт замедлил шаги, выжидая, пока Снегг скроется вдали. Никто не должен знать, куда он направляется и зачем. Впрочем, в окнах школы не светились огни, а уж скрываться лорд Волдеморт мог как никто. В одну секунду он набросил на себя мощные дезилюминационные чары, которые скрывали его даже от собственного взгляда. Волдеморт шел по берегу озера и наслаждался очертаниями до боли знакомого замка. Именно Хогвартс, родной Хогвартс, стал ему настоящим домом. Именно здесь он почувствовал себя своим, здесь созревали и раскрывались его волшебные способности и сила. Именно в школе чародей нашел самого себя, узнав, кто он такой на самом деле. «О, возлюбленный замок! Первое царство, принадлежащее мне по праву рождения…» — думал между тем Темный Лорд.
На берегу стояла, отражаясь в темной воде, мраморная гробница. «А вот это совсем ненужное пятно в таком знакомом пейзаже, — продолжал размышлять колдун. — Но ничего, через несколько минут ее уже здесь не будет, как вскоре в Хогвартсе не будет грязнокровок, пятнающих волшебную школу!» Вновь его охватила еле сдерживаемая эйфория от предвкушения долгожданного приобретения, голову кружило ощущение разрушительной мощи. Он взмахнул своей старой тисовой палочкой, которой подобало сейчас совершить свое последнее великое деяние.
Гробница разом раскололась от изножья до изголовья. Закутанная в саван фигура была такой же, как при жизни, худой и длинной. Волдеморт снова взмахнул волшебной палочкой. Гробовые пелены соскользнули. Мертвое лицо было бледно до прозрачности, иссохшее, но почти не тронутое тлением. Очки оставили на кривоватом носу — что за насмешка! Руки Дамблдора были сложены на груди, а в руках была она — похороненная вместе с ним.
Неужто старый дурень вообразил, будто мрамор и смерть защитят его волшебную палочку? Рассчитывал, что Темный Лорд не посмеет разграбить его гробницу? Неужели ему неизвестно, что лорда Волдеморта никто и ничто не может остановить, если он вознамерился что-то получить? Даже смерть! Белая рука, подобно пауку, нырнула вперед и схватила добычу. Дождь искр осыпал мертвое тело прежнего владельца — волшебная палочка была готова служить новому хозяину.
========== Глава 128. Новая хозяйка тисовой палочки ==========
С вновь обретенной Бузинной палочкой, самой могущественной на свете, жезлом Смерти, Волдеморт быстро покинул территорию Хогвартса. С чувством неимоверного торжества, порожденного ощущением силы, маг трансгрессировал в Малфой-мэннор. Зайдя в покои Беллатрисы, он стал свидетелем сцены, которая сильно позабавила его. Ведьма была уже на ногах, несмотря на ранний час, а это было совсем непохоже на нее. Черные кудри растрепались, лицо разрумянилось, и в глазах светилось недовольство, граничащее с гневом. Она сидела на диване, а перед ней на полу лежали две отброшенные ею чужие волшебные палочки. Третью она держала в руке и смотрела на нее с неприязнью.
— Терпеть не могу ни одну из этих штуковин! — исступленно крикнула она, отбрасывая, наконец, и третью палочку так, что она улетела на другой конец комнаты. — Ни одна из них не ложится в руку и не слушается совсем. Никчемные деревяшки! Годятся только на самые простые заклятья, а темные заклинания творить не желают. Нет и половины того эффекта, который давала моя палочка!
Волдеморт лишь усмехался, глядя, как Беллатриса пытается колдовать чужими палочками, отобранными вчера у Поттера и его друзей.
— Оставь эти жалкие потуги! — повелительным тоном сказал Волдеморт. — Пользы от этого все равно не будет.
— Повелитель, я просто подумала о том, что если буду практиковаться, то смогу колдовать и чужой палочкой, объездить ее. Неужели настоящий чародей не может творить волшебство любой палочкой? — с надеждой спросила Белла.
— Конечно, истинный волшебник может направлять свою магию через любой инструмент. Однако, самые лучшие результаты достигаются в тех случаях, когда между волшебником и палочкой существует духовное родство. Палочка, знаешь ли, выбирает волшебника. Кроме того, ни одну из этих палочек ты не взяла в бою, и никто из прежних владельцев не одалживал и не передавал их тебе добровольно.
— Но, милорд, откуда вам… — начала было Беллатриса.
— … известно все это? — усмехнулся Темный Лорд. — А ты полагала, что я зря держал столько времени в здешнем подвале Оливандера? Он как мастер волшебных палочек поведал мне немало интересного об этой сложной области магии. Конечно, поначалу он был не очень расположен к общению и откровенности. — Тут на губах Волдеморта появилась злая усмешка. — Но ты ведь не понаслышке знаешь, Белла, какие чудеса способен творить хорошо исполненный Круциатус, и как это пыточное проклятье развязывает язык. — Ведьма самодовольно улыбнулась. — После нескольких пыточных проклятий наш дорогой мастер сломался и запел, как соловей. Оливандер поведал мне, что взаимоотношения волшебника и палочки очень сложны. Вначале совместное притяжение, потом совместный опыт. И в свете всего сказанного ты, надеюсь, понимаешь, что нелегко будет снабдить тебя подходящим оружием. Изготовить тебе новую палочку не представляется возможным: Оливандер сбежал, а Грегоровича я убил. Твоя родная палочка в руках у Поттера и его сообщников, с теми же, которые отобраны у них, от тебя в бою будет не на много больше пользы, чем от сквиба. — Беллатриса покраснела до корней волос от стыда. — Дожили! Темная Леди — и без волшебной палочки. — Волдеморт явно насмехался над колдуньей.
— Но что же тогда мне делать, милорд?! Мне так недостает моей палочки! — волшебница уже готова была заплакать.
Темный Лорд лишь презрительно фыркнул, и ведьма изо всех сил попыталась взять себя в руки.
— Для начала я бы хотел осмотреть волшебные палочки.
Колдун призвал их и над каждой поочередно взмахнул тисовой палочкой. И тогда из каждого чужого волшебного инструмента стали выплывать серебристые облачка и принимать при этом определенные формы, наглядно демонстрируя последние сотворенные ими заклинания.
Внимание Волдеморта сразу привлекла палочка из виноградной лозы. Два раза подряд из нее вырывался образ призрачной волшебной палочки, сломанной пополам так, что только магическая сердцевина удерживала половики вместе. На несколько секунд они соединялись, а потом распадались вновь. Затем последовал призрак уже целой палочки, которая вдруг мгновенно треснула, став совсем ни на что негодной. И тут с тонких бескровных губ Волдеморта невольно сорвался радостный возглас, как будто он сделал какое-то важное открытие.
— В чем дело, повелитель?
— Теперь мне все понятно!
— О чем вы?
— О том, почему палочка, которую отобрали у Поттера, совсем не соответствует описаниям Оливандера, и этот факт ввел вас всех в заблуждение, когда мальчишку доставили сюда. — Волдеморт указал на палочку из терновника. — Она ему не принадлежит, а его родную палочку, во-видимому, случайно сломала та грязнокровка, что помогла ему скрыться из дома Батильбы Бэкшот. Потом она пыталась несколько раз починить остролистовую палочку с пером феникса, но безуспешно. Поэтому Поттер пользовался чужим инструментом, который, судя по выдаваемым им заклятьям, не желал полностью подчиняться мальчишке.
— Повелитель, вы говорите о волшебных палочках как о живых существах! — волшебница не скрывала своего изумления.
— Оливандер утверждает, что палочка выбирает волшебника, и, по-видимому, прав.
Беллатриса снова сникла, подумав о том, что ни одна из этих трех деревяшек ее добровольно не признает, а уж ей самой они и подавно не нравились. А значит и хороших результатов во время колдовства ждать не придется. Тут Волдеморт достал из складок мантии палочку, которой ведьма никогда раньше у него не видела. Ей не раз доводилось близко лицезреть белую как слоновая кость, длинную, аж тринадцать дюймов, тисовую палочку, а та, что он сейчас держал в руках, была ей незнакома. Темный Лорд поймал вопрошающий и недоумевающий взгляд колдуньи и самодовольно сказал:
— Я добыл себе Бузинную палочку, дар Смерти. — В холодном голосе теперь звучало торжество, а во взгляде красных глаз угадывалось благоговение, словно он смотрел на святыню.
— Милорд, — прошептала Белла пересохшими от волнения губами. — Как вам это удалось? Кто владел ею раньше?
— О, этот человек тебе хорошо известен. То был наш милейший покойный директор, и я забрал Бузинную палочку из его гробницы. Она будет необходима мне, чтобы сокрушить Поттера. Оливандер признался мне под пыткой, почему наши палочки отказались сражаться, а вместо этого возник эффект Приори Инкантатем. У них одинаковая сердцевина — перо одного феникса. Такие палочки-сестры неохотно сражаются друг с другом, вот поэтому я и взял у Малфоя его оружие, но и оно оказалось бесполезно. Зато Жезл смерти станет беспроигрышным вариантом.
После этих слов Беллатриса вдруг рухнула на колени, с благоговением целуя белую руку Волдеморта. От охватившего ее непередаваемого восхищения она даже не могла связно говорить.
— Милорд… Но ведь там, в Министерстве… Даже с такой палочкой Дамблдор не смог одолеть вас, хотя победил самого Гриндевальда… Вы величайший волшебник всех времен! — воскликнула она и бросила на него такой взгляд, как будто видела перед собой высшее существо в мироздании, а Темный Лорд даже не скрывал своего довольства.
— Поднимись! — велел он, беря Беллатрису под руки. — Сейчас речь пойдет о тебе. Как полагаешь, рядом с величайшим чародеем, как ты меня только что назвала, не должна ли быть сильная волшебница, достойная этого мага, если уж ей выпала честь стать его супругой? А в теперешнем положении без подходящей тебе по духу палочки, которая позволила бы раскрыться твоему волшебному потенциалу в полной мере, ты невольно будешь пятном на солнце моего величия. А должна бы, напротив, оттенять его.
Беллатриса не знала, что ответить и прятала глаза от стыда. Волдеморт тем временем продолжал.
— У меня кое-что есть для тебя, — задумчиво проговорил он, глядя долгим взглядом на Беллу, словно принимал какое-то решение. — Что же, если по-другому нельзя снабдить тебя достойным оружием… — С этими словами Темный Лорд извлек из рукава тисовую палочку, которая не одно десятилетие верно служила ему. — Она мне теперь без надобности, разве что держать как запасную. Но зачем, когда из нее можно извлечь куда большую пользу. Она может и дальше служить мне, будучи в руках верной мне сторонницы, которая так некстати лишилась своего оружия. — Было трудно понять, к кому обращался Волдеморт, к Белле или к себе. Он как будто рассуждал вслух. Наконец, маг отдал приказ. — Возьми ее и попробуй сотворить какое-нибудь непростительное проклятие.
Ведьма в недоумении смотрела то на своего повелителя, то на протягиваемую им тисовую палочку, и не могла поверить своим глазам и ушам. В мыслях мелькнула сцена, как Волдеморт насмехался над Люциусом, который, отдавая милорду палочку, на долю мгновения посмел надеяться, что повелитель даст ему на время свою. Беллатриса медлила исполнить повеление, полагая, что ей, наверное, все показалось. Но колдун развеял последние сомнения.
— Твоему никчемному свояку я, конечно, не доверил бы ее и на минуту! Но ты своей непоколебимой верностью мне заслужила право на особое отношение.
Беллатриса не знала, к кому ее повелитель больше обращается сейчас — к Пожирательнице смерти, верной стороннице или же к супруге, но раздумывать не стала, ведь теперь уже стало очевидно, что он и в самом деле намерен отдать своей ведьме палочку. Но она все же нерешительно спросила:
— А палочка будет меня слушаться? Смогу ли я совладать с ее силой?
— Вот и проверь! — нетерпеливо и раздраженно отозвался Волдеморт. — Не серди меня, Белла! Или ты не дорожишь этим моим даром?
Ведьма покорно взяла в руку тисовую палочку, которая слегка вздрогнула в ее сжатой ладони, словно удивилась, какой наглец вздумал дотронуться до нее, кроме хозяина. Ведь ничьих чужих прикосновений она за всю свою жизнь не знала. Потом на несколько секунд замерла, знакомясь с колдуньей, и, наконец, соблаговолила выдать небольшой сноп зеленых искр, как бы показывая этим: ты достойна держать меня в своих руках, так уж и быть, снизойду до тебя, исполнив твои повеления. Волдеморт довольно кивнул.
— Я вижу, вы найдете общий язык! — усмехнулся Темный Лорд. — В конце концов, Оливандер сказал мне, что волшебник и палочка вместе набираются опыта, учась один у другого. А тебя я достаточно учил темным искусствам. Так что в некотором смысле вы коллеги! И самое главное, обе добровольно выбрали меня и, опять же, добровольно покорились, — сказал Волдеморт.
Беллатриса посмотрела на своего милорда с благоговением и обожанием, и он с удовольствием впитывал такой взгляд, который только эта ведьма и могла подарить ему.
— Практикуйся и тренируйся! — велел маг. — Но пока не показывайся с ней на людях и даже у Малфоев. Воспользуйся одной из этих трех. — Он указал на лежащие на столике чужие палочки. — Ты сама сказала, что любая из них сгодится для несложных заклинаний. Когда же придет время решительной схватки, возьмешь эту.
Беллатриса покорно кивнула и, не теряя ни минуты, принялась пробовать темные заклинания вновь обретенным оружием.
========== Глава 129. Накануне ==========
В теплую последнюю ночь апреля Волдеморту не спалось. Он предпочел уединиться в своем кабинете, под который оборудовал весь верх главной башни Слизерин-кэстла. Из ее окон и с балкона вся округа на много миль была видна как на ладони: лес, селения и на значительном удалении крупные города. Применяя заклятие образного приближения объекта, все можно было разглядеть в мельчайших деталях как в добротный магловский бинокль. Именно здесь когда-то сидел маг-дозорный, бывший на службе у Салазара Слизерина, и осматривал окрестности до самого горизонта, где небо сливалось с землей. Поднявшись на такую высоту, равной которой поблизости не было, человек ощущал себя не принадлежащим ни небу, ни земле, но вечности, или же чувствовал, будто земля, что он лицезрел сверху, полностью подвластна ему. И то, и другое Волдеморту нравилось. Кроме того, Темный Лорд, умея летать без метлы и фестрала, уж точно мог не опасаться здесь никого и ничего. Все эти причины и обусловили выбор помещения для молчаливого уединения, и оно казалось ему предпочтительнее растворения в толпе, а к тому же, позволяло без помех обдумывать свои планы.
Сейчас перед Волдемортом возвышалась стопа старинных фолиантов и древних рукописей, а испещренные магическими формулами, рунами и заклинаниями пергаменты занимали уже не только просторный стол, но некоторые из них — перечеркнутые, скомканные и разорванные — были за ненадобностью отброшены прямо на пол. Холодное лицо как всегда казалось бесстрастным, но все же сейчас на нем можно было увидеть глубокую задумчивость и сосредоточенность.
Однако мысли его были заняты не планированием очередной расправы над маглокровками и маглами (после захвата Министерства ему вообще можно было не заниматься такими мелочами) и даже не придумыванием очередной ловушки для ненавистного Поттера.
Несколько дней назад околдованный Пий Толстоватый, явившись к Темному Лорду с очередным докладом о делах в Министерстве, почтительно осведомился, не желает ли повелитель ознакомиться с годовым отчетом, который предоставил начальник Отдела магических исследований и разработок. То было очень своеобразное и старейшее подразделение, существующее с самого образования Министерства. Его сотрудники занимались изобретением различных заклинаний и зелий, а также созданием всякого рода магических артефактов. Плоды этих изысканий так или иначе использовались почти во всех сферах волшебной жизни. Простейшие, известные любому первокурснику заклинания «Репаро» и «Эванеско» или, напротив, очень трудное в исполнении, доступное далеко не каждому магу дезилюминационное заклинание, а также весьма полезное заклятие незримого расширения, укрепляющее и восстанавливающее зелья, перья с чарами проверки и исправления орфографических ошибок — вот далеко неполный перечень их творений.
Большая часть сотрудников были выпускниками Когтеврана с их пытливым умом, попадались упорные и трудолюбивые пуффендуйцы, редко — слизеринцы, решившие добиться успеха и реализовать свои честолюбивые замыслы на научном поприще. Однако храбрых, вспыльчивых и непоседливых гриффиндорцев встретить здесь было практически невозможно. Примечательно и то, что этот отдел меньше всего подвергался изменениям в результате политических реформ и смен власти. Да и сами маги, работающие здесь, редко интересовались политикой. Некоторые из них временами забывали даже о семье, отдавшись своей непреодолимой страсти — науке.
Волдеморт сразу согласился с предложением Толстоватого. Сам время от времени изобретая заклинания, создавая новые формы уже существующих или же просто доводя их до ума, он не мог не заинтересоваться работой этого отдела. Вообще, после того как Министерство магии пало к его ногам, Волдеморт все чаще задумывался, какой именно облик примет новая Волшебная Британия, очищенная от грязнокровок. Та беспощадная травля, зачистки маглорожденных и кровавые погромы в мире самих маглов воспринимались им как явление временное, преходящее, однако неизбежное, что-то вроде уборки. Уродливую хибару старого мира наконец-то удалось снести. Осталось только убрать обломки, избавиться от мусора и грязи, и на освободившемся месте можно будет воздвигать новое величественное здание. Очень скоро мир магии будет окончательно избавлен от отбросов, в Хогвартс больше не примут ни одного магловского выродка, любой ученик должен быть хотя бы полукровкой. Да и о глупых маглов не придется больше пачкаться, когда эти ничтожества, наконец, поймут, где их истинное место, и кто в мире хозяин. И в высшей степени безразлично было этому горе-зодчему, что не пыль поднимали в воздух посланные им уборщики, но наполнился он человеческим горем и страданиями. А лили они вовсе не воду, но слезы и кровь ни в чем неповинных людей. Любому человеку, у которого оставались хоть какие-то представления о нравственности, было совершенно очевидно, что здание, воздвигнутое на столь ужасном фундаменте, если не невозможно, то по меньшей мере кощунственно, а потому обречено рухнуть, даже еще не будучи достроенным. Но Темному Лорду такие мысли, конечно же, в голову не приходили, когда он продумывал разные варианты этого самого нового мира. И, несомненно, этот мир должен двигаться вперед и развиваться, а это невозможно без магических исследований и разработок. Нет, магия, эта сила и удел избранных, еще не сказала своего последнего слова! По этой самой причине Волдеморт очень внимательно изучил отчет, составленный руководителем столь значимого отдела в Министерстве. А изучив, обнаружил, что среди разрабатываемых заклинаний попадаются весьма проблемные, над которыми не один год и даже не одно десятилетие бьются многие талантливые волшебники, с разных сторон пытаясь подойти к решению возникшей научной проблемы, однако пока без успеха. Одной из таких задач было создание новой вариации заклятия незримого расширения для помещений, позволяющая в случае необходимости расширить пространство. Например, маленькую комнатку превратить в просторный зал.
Вот и Темный Лорд сейчас пробовал создать такое заклятье, пытаясь вывести правильную магическую формулу и занимаясь этим делом уже почти целую ночь. Однако маг не замечал времени, оно пролетало совсем незаметно. При всем ужасе, который Волдеморт внушал людям, любой человек, если бы увидел его в это время, то невольно бы восхитился пусть и темным, но необычайно сильным и талантливым волшебником, отдавшемся во власть охватившего его вдохновения. Было ясно, что чародей находится в своей стихии, а его занятие доставляло колдуну огромное удовольствие. Невероятно, но на бледном змееподобном лице, на впалых щеках даже заиграл легкий румянец, ведь усилия оказались не напрасны, напротив, привели к замечательным результатам.
После очередной пробы, то есть нескольких замысловатых движений Бузинной палочкой и одновременно труднопроизносимого длинного заклинания на языке древних рун, стены в небольшом помещении кабинета словно бы разбежались в разные стороны, увеличиваясь при этом в размерах, а потолок взлетел вверх так, что высота комнаты стала в разы выше. Но в то же время сторонний наблюдатель извне не увидел бы никаких изменений. Во вновь созданном помещении свободно уместился бы весь бальный зал Слизерин-кэстла, и Темный Лорд, пользуясь необычными свойствами замка, немедленно перенес в кабинет этот самый зал. Походив несколько минут и внимательно осмотрев все, что удалось наколдовать, Темный Лорд взмахнул палочкой, применил обратное заклинание и вернул зал восвояси, а кабинет снова стал кабинетом. Волдеморт был очень доволен собой, чувствуя эйфорию от успеха, и это привело его в неплохое расположение духа. Чародей с удовольствием предвкушал восторг Беллатрисы и ее восхищенные взгляды, он даже слегка улыбнулся и сглотнул слюну, как довольный кот, нализавшийся сливок. Было около пяти часов утра, а на десять в Малфой-мэнноре Волдеморт назначил собрание Пожирателей Смерти. И колдун решил позволить себе маленькую слабость — подремать и проснуться позже обычного, раз уж ночь выдалась бессонной.
Уже взошло солнце, но рассвет почему-то казался странно зловещим, слишком алым, словно небесное светило порывалось сказать, что много крови прольется в этот день. Спокойный безмятежный сон Волдеморта напоминал море, на короткое время затихшее перед большой бурей.
========== Глава 130. Любовь и страхи Темной Леди ==========
Проснулся Волдеморт за десять минут до начала собрания. Он быстро с помощью заклинаний привел в безупречный вид свою помятую мантию, спустился к парадному входу Слизерин-кэстла и оттуда трансгрессировал в Малфой-мэннор. Все Пожиратели были уже в сборе и ожидали появления Темного Лорда в зале, где он обычно назначал встречи Ближнего круга. Когда повелитель прибыл, они быстро расселись по своим местам.
Все было как обычно: Волдеморт внимательно выслушивал каждого слугу, задавал вопросы, коротко кивал, если полученные ответы его устраивали. Правда, все же не обошлось без пары коротких Круциатусов, но это уже считалось в порядке вещей, ведь всех своих пожирателей чародей держал в ежовых рукавицах, снимал с них по три шкуры, не позволяя расслабиться в своем присутствии ни на миг. Но в этот раз хозяин все же казался им непривычно мягким, и наказание было не столь суровым, как обычно.
Короткое собрание уже подходило к концу, как вдруг послышался настойчивый стук в дверь. Все присутствующие немало удивились: что это еще за нахал, да к тому же, полный глупец, раз осмеливается так бесцеремонно врываться к Темному Лорду?! Волдеморт снял с двери заклинание, и в просторный зал влетел запыхавшийся маленький гоблин, одетый в красно-золотой костюм, какие носили сотрудники банка Гринготтс. Отвесив глубокий поклон сидящему во главе стола чародею и даже забыв поприветствовать остальных, он сказал, что ему срочно необходимо увидеть мадам Лестрейндж, дабы сообщить ей некое важное известие, касающееся ее сейфа.
— Что случилось? — надменно спросила сидящая слева от своего милорда Беллатриса.
— Мадам, — торопливо и со страхом заговорил маленький человечек. Мы покорнейше просим простить нас за то, что произошло. Такого раньше не бывало. Это просто невероятно, нас ограбили злоумышленники, проникнув в хранилище. По-видимому, выпили оборотного зелья… предъявили вашу палочку… — голос гоблина дрожал. — Подвергли служащих Империусу… А потом девчонка, размахивая вашей палочкой, удирала от нас на драконе…
Во время всей этой сумбурной речи лицо Волдеморта перекосила гримаса ярости, а Белла стала белее снега, не в силах произнести даже слово от страха. Зато Темный Лорд, в упор глядя на гоблина своими красными газами, прошипел.
— Что ты сказал? — Голос был высокий и холодный, внутри бушевали ярость и страх. То единственное, чего он боялся… Да может ли это быть?Как такое могло случиться?
Гоблин трясся, не в силах посмотреть в багровые глаза.
— Повтори! — прошептал Волдеморт. — Повтори!
— М-мой господин, — залепетал гоблин, запинаясь и тараща черные глаза, полные ужаса. — М-мой господин… мы ст-старались ост-тановить об-обманщиков… они ог-ограбили… сейф… Лестрейнджей…
— Обманщики? Какие обманщики? Я полагал, что в «Гринготтсе» умеют разоблачить любой обман! Кто это был?
— Это были… это были м-мальчишка П-поттер и двое… двое сообщников…
— И что они взяли? — Голос сделался пронзительным. Волдеморта охватил ледяной страх. — Что они взяли?! Говори!
— М-маленькую … золотую ч-чашу… м-мой господин…
Непередаваемая ярость, замешанная на смертном страхе, охватила Темного Лорда и вырвалась наружу бешеным криком. Он не мог поверить в произошедшее и словно обезумел от злобы. Неправда, не может быть, никто не знал об этом! Как мог мальчишка открыть его тайну?
Бузинная палочка хлестнула воздух. Зеленая вспышка — и гоблин мертвым повалился на бок к его ногам. Снова перед Волдемортом предстал призрак смерти, после того как он ясно осознал, что вполне может лишиться бессмертия.
«Нет! Я не собираюсь умирать! — лихорадочно думал он. — Пусть погибают другие!» Снова и снова взлетала Бузинная палочка. Волшебники бросились врассыпную, Беллатриса и Люциус в страхе расшвыривали всех, пробиваясь к двери, а те, кто не успел убежать, были убиты за это известие о похищенной чаше.
Он метался взад и вперед среди мертвецов. Перед ним проходили видения: его бесценные сокровища, его хранители, якоря, которыми он держался за бессмертие. Дневник уничтожен, чаша украдена. Что, если… Что если мальчишка знает об остальных? Неужели он знает, неужели он действует? Уж не кроется ли за этим Дамблдор? Дамблдор, который всегда его подозревал, который умер по его приказу, чья палочка теперь его, все-таки дотянулся из забвения — через мальчишку…
Но если бы мальчишка уничтожил хоть один из крестражей, он, лорд Волдеморт, несомненно, узнал бы об этом! Волдеморт считал себя величайшим среди волшебников, самым могущественным из всех, убил Дамблдора и множество других никчемных, безымянных людишек. Разве возможно, что он не заметил, будто его самого кто-то ранил? Правда, когда погибал дневник, он ничего не почувствовал и объяснял это тем, что был тогда лишен тела — меньше, чем призрак… Нет, остальные крестражи в безопасности… И все же нужно проверить, убедиться. Колдун пинком отшвырнул с дороги труп гоблина. В его мозгу роились образы: озеро, лачуга, Хогвартс…
Ярость его немного поутихла. Откуда мальчишке знать, что он спрятал перстень в лачуге Мраксов? Никто не подозревает о его родстве с ними, все следы скрыты, и никто не связал его с убийствами. А откуда мальчишке или кому угодно другому знать о том, что хранится в пещере, и кто мог преодолеть ее защиту? Что касается школы… Только он один знает, где в Хогвартсе спрятан крестраж! К тому же есть еще Нагайна. Теперь ее всегда нужно держать при себе и больше не посылать с поручениями.
Поразмыслив так, Темный Лорд решил сперва проверить кольцо в лачуге Мраксов, ведь Дамблдор знал его второе имя. Застарелый страх шевельнулся в нем. Затем нужно наведаться в пещеру. Есть малая доля вероятности, что старик разнюхал в приюте кое-какие его прошлые грешки. Наконец, нужно предупредить Снегга, что мальчишка может попытаться проникнуть в замок. Разумеется, не стоит при этом открывать ему причину. Глупо было довериться Малфою и даже Беллатрисе. Они глупы и легкомысленны, ни в коем случае нельзя было полагаться на них. Вообще ни на кого нельзя полностью полагаться, даже на самых верных и преданных. Это ему было ясно давно, еще в приюте со времени смерти Мэри.
Волдеморт вышел из комнаты, пересек просторную прихожую и вступил в темный сад, в котором плескался фонтан. Он позвал на змеином языке, и Нагайна приползла к нему, тенью скользнув по траве. Свою питомицу колдун решил взять с собой.
*
Сама не своя, опрометью выскочив из зала собраний, Беллатриса какое-то время по инерции бежала по длинному коридору просторного особняка Малфоев. Она не знала, куда ей податься, и в панике искала какой-нибудь укромный тихий угол, чтобы спрятаться. Конечно, было наивно думать, что можно скрыться от гнева Темного Лорда, однако, инстинкт самосохранения, просыпающийся в любом живом существе в минуты смертельной опасности, на этот раз был сильнее доводов разума. Неожиданно она лицом к лицу столкнулась с Нарциссой, которая недоуменно посмотрела на сестру.
— Что произошло, Белла? — испуганно спросила она.
Беллатриса поняла, что выглядит по меньшей мере нелепо. К тому же она осознавала тот факт, что любой человек, кто сейчас окажется рядом с ней и попадется Волдеморту под горячую руку, непременно погибнет. Хотя после побега Поттера отношения сестер ухудшились и сильно поостыли, но смерти Нарциссе Белла уж точно не желала. Ведь кроме сестры и племянника других кровных родственников у нее не осталось. Драко, благо, находился в Хогвартсе, тогда как Цисси была в большой опасности.
— Быстро беги в свою спальню, сиди там тише воды ниже травы и не вздумай высовываться, если жить хочешь! — истошно завизжала ведьма, так что ее сестра остолбенела от страха.
Тут к ним подбежал не на шутку перепуганный Люциус, бледный, с каплями холодного пота на лбу.
— Цисси, быстро идем в наши комнаты! — на ходу проговорил он дрожащим голосом, полагая, что именно из-за свояченицы подвергался смертельной опасности и чудом остался жив. — Это ты во всем виновата, идиотка! — проорал Люциус, и уже тише с ухмылкой добавил: — Ну, теперь берегись!
Едва чета Малфоев скрылась в своих покоях, Беллатриса поняла, что не хочет, да и не может здесь оставаться. Она быстро добралась до антитрансгрессионного барьера и мгновенно оказалась в Слизерин-кэстле. Войдя в свои покои, ведьма ничком упала на диван. Колдунья не помнила, когда последний раз испытывала столь сильный страх, ее буквально трясло до такой степени, что зубы стучали. Беллатриса не сомневалась в том, что она уже не жилец, но живой труп. Ведь это из ее хранилища похитили столь ценную для повелителя чашу, которую он велел ей беречь как зеницу ока. Это она случайно выдала сокровенную тайну, когда пытала грязнокровку. Это с ее волосом подружка Поттера выпила оборотное зелье, дабы под личиной хозяйки добраться до чужого сейфа. И волшебную палочку она не сумела уберечь, когда этот мерзкий домовик обрушил люстру. Тогда Волдеморт против своего обыкновения простил ей побег Поттера вместе с друзьями и сидевшими в подвале пленниками. Тут к ужасу и панике примешалось чувство стыда: милорд не наказал ее в тот раз, более того, даже отдал свою тисовую палочку в знак своего доверия и благосклонности, а она в очередной раз так его подвела. За столь серьезную провинность Темный Лорд уж точно ее убьет. И тот факт, что Белла была ему тайной женой и матерью его дочери, вряд ли что-то изменит. Подобного упущения, на ее памяти, Волдеморт еще никому не спускал. Сейчас Беллатрисе следовало готовиться не к простой, а скорее всего, весьма мучительной смерти, раз уж ни в чем неповинные сторонники, ничего не знавшие о хранящемся в ее сейфе залоге неуязвимости повелителя, тем не менее расстались с жизнью из-за его пропажи. «Авада Кедавра» была бы слишком большой милостью со стороны разгневанного милорда. Однако не смерти как таковой и даже не изощренных пыток боялась она. Жизнью и свободой Беллатриса рисковала много раз во время бесчисленных рейдов, боли отведала сполна и когда бывала ранена аврорами, и в Азкабане. Умереть, выполняя волю Темного Лорда она почла бы за честь, но смерть от его руки… Больше всего ее страшило то, что в свои последние минуты ей доведется услышать, как сильно милорд ей недоволен, и как бездарно непутевая пожирательница провалила столь ответственное поручение. А в его багровых глазах будут гореть обращенные на нее ненависть и злоба.
Сейчас впервые за столько лет, которые Беллатриса была рядом с Волдемортом, волшебница как никогда ясно понимала, почему практически все чародеи за редкими исключениями так бояться даже называть его имя. Не только враги, произносившие шепотом «Сам-знаешь-кто» или «Тот-кого-нельзя-называть», но и сторонники, обращавшиеся к господину «милорд», с опасливым трепетом величали повелителя «Темный Лорд». Сама же Белла чувствовала не столько страх, сколько безграничное почтение и уважение, а все потому, что лишь ей одной дано было увидеть такую грань в этой непомерно жестокой натуре, о существовании которой никто и не догадывался, даже весьма проницательный маг и искусный легилимент Альбус Дамблдор. Оно и немудрено, ведь Волдеморт спрятал ее даже от самого себя. А будь его воля, то вообще с удовольствием избавился бы от этой дурацкой, ни дать ни взять наследия Кадмуса Певерелла, сентиментальности, которая порой так некстати проявлялась, если Белла была рядом. Беллатриса, конечно, еще до Азкабана замечала, что когда дело доходило до наказаний, то с ней повелитель обращался куда мягче, чем с остальными Пожирателями. Но и она не знала, каким несокрушимым, хотя и вовсе не магическим, щитом служила ей безграничная преданность Волдеморту, которую он без всякой легилименции неизменно видел в ее глазах. Об эту защиту вот уже долгие годы сокрушалась даже самая сильная ярость черного мага. Его гнев по отношению к ведьме никогда не проявлялся в полной мере, как будто этот дикий зверь бывал посажен на цепь все той же преданности. Поэтому видя Волдеморта несколько иным в обращении с собой, не таким, как со всеми остальными, Беллатриса, как бы странно это ни звучало, до конца не осознавала, что же он из себя представляет на самом деле. И вот теперь Темный Лорд предстал перед ней во всей красе, и ведьма воочию увидела его истинное лицо — лицо сущего чудовища, хоть душой, хоть телом. Он был способен убить человека уже не за идеи чистокровности и даже не из мести, а просто потому, что несчастный попался ему под горячую руку. Так просто и легко, словно комара, чтобы не докучал своим писком. А между тем Беллатриса столько лет находилась совсем рядом с ним, дарила этому монстру поцелуи, спокойно засыпала в его холодных, но цепких и сильных руках, родила ему дочь. И было много таких моментов, когда в его обществе она чувствовала себя легко и непринужденно, ничего не страшась. Никто кроме этой ведьмы не мог себе такого позволить. Напротив, на любом собрании все Пожиратели были очень скованны, страшась гнева своего хозяина и часто не зная, выйдут ли они из зала целыми и невредимыми или же будут убиты, либо покалечены.
Но самое ужасное заключалось в том, что, даже осознавая теперь страшную суть Волдеморта, Белла чувствовала: и к такому своему повелителю будет относиться по-прежнему, также останется верной ему, также станет выполнять все, что он ни прикажет, и увы, также будет любить его и пытаться сдерживать свои чувства, потому как избавиться от них все равно не сможет. Это, пожалуй, было единственное повеление Темного Лорда, которое она не выполнила. Также Беллатриса понимала, что не только Темный Лорд, но и она сама уже давно не ангел, а если и ангел, то явно не светлый. Ее имя после нападения на Долгопупсов, суда и заключения в Азкабан тоже гремело на всю магическую Британию, овеянное ореолом страшной славы как самой яростной, фанатичной и безжалостной последовательницы Волдеморта. О ее кровавых расправах над маглами и маглокровками боязливо перешептывались, опасаясь говорить о них во весь голос. Колдунья бы даже не удивилась, если бы ей сообщили, что маглокровки-матери пугают ее именем детей, если они уж слишком сильно шалили и совсем не желали слушаться.
Полежав немного на диване в своей гостиной, Белла усилием воли все же смогла взять себя в руки. Она уже успела смириться с той участью, которая ее постигнет. И хорошо, если только ее. Волшебница посмотрела на дверь своей спальни, где перед тем, как отправиться на это роковое собрание, она оставила Дельфину вместе с Юфимией. Сейчас она желала только одного: чтобы гнев Волдеморта не настиг и их дочь. Она и страшилась его прихода, и одновременно хотела, чтобы все побыстрее закончилось. Ожидание наказания казалось ничем не лучше самого наказания. Беллатриса решила, что будет лучше, если к тому моменту, когда на пороге ее покоев появится разгневанный повелитель, то Дельфина и Юфимия окажутся, по возможности, где-нибудь подальше. С этой мыслью Белла кликнула няньку.
— Госпожа уже вернулась? — почтительно, слегка поклонившись, осведомилась она.
— Да, и я с минуты на минуту ожидаю повелителя, — отвечала Беллатриса, и голос у нее был на удивление спокойным. Нельзя допустить, чтобы Юфимия о чем-то догадалась и запаниковала. — У нас с милордом будет очень важный приватный разговор. Поэтому тебе лучше немного прогуляться с Дельфи в парке, а потом побудь с ней в своей комнате.
— Как вам угодно, госпожа!
— Ступай!
Юфимия быстро собрала малышку на прогулку и удалилась вместе с ней.
Оставшись одна, Беллатриса попробовала было подумать о том, что она скажет милорду в свое оправдание, но вскоре оставила эту затею. Какой смысл оправдываться, если повелитель все равно не станет ее слушать, да ему и без слов были известны все ее мысли. Смирившись с неизбежной смертью, ведьма не могла думать только о том, что все же умрет именно от руки Волдеморта, став ненужной ему. Повелитель просто избавится от нее как от отработанного материала. Эта мысль ранила сильнее, чем мысль о гибели. А еще ее терзала тревога за дочь. Нельзя ли избежать этого последнего разговора, хотя умереть все равно придется? Тут Беллатриса замерла: в голову ей пришла мысль, но мысль страшная. Вскочив с дивана, ведьма быстро взмахнула волшебной палочкой, призывая еще наполовину полный хрустальный флакон. Это было зелье сна без сновидений. Когда Темный Лорд отнял ведьму у Родольфуса, кошмары перестали ее мучить, и снадобье осталось недопитым. Достаточно выпить не пару-тройку капель, а осушить пузырек до дна — и она просто уснет и больше не проснется.
Беллатрисе было и страшно, и стыдно. Стыдно за свой страх перед Волдемортом, стыдно за то, что так провинилась перед ним. И в то же время в сердце была решимость, и пока это чувство еще не успело выдохнуться, ведьма несколькими взмахами палочки наколдовала перо, чернильницу, кусок пергамента и быстро написала:
«Повелитель моего сердца и души!
Позвольте никчемной пожирательнице и слуге обратиться к Вам с этими строками. Я провинилась, очень провинилась перед моим драгоценным милордом. Мне настолько стыдно, что я даже не решаюсь встретиться с вашим взглядом, но готова принять смерть как заслуженное наказание. Не прошу у вас прощения, зная, что не достойна и капли вашей милости. Одно осталось у меня желание: пусть справедливый гнев Ваш падет на меня одну, но не коснется той, в ком течет моя кровь. Моя и ваша, мой возлюбленный повелитель. Пусть плод моей любви к вам продолжает жить после моей гибели. Да, милорд, я все еще люблю, хоть вы и приказали мне перестать. Увы, ничего не могу с собой поделать, даже зная, что вызову еще больший гнев, но это чувство оказалось сильнее меня.
Прощайте, мой лорд!
В жизни и смерти любящая вас супруга, соратница и слуга, Беллатриса».
Белла сложила вчетверо записку, зажала ее в кулаке, держа в другой руке флакон с зельем, и направилась в свою спальню. Там она медленно, но без колебаний разом осушила все содержимое хрустального пузырька и легла в постель, которая должна была стать ей смертным ложем.
========== Глава 131. Способ обезопасить наследницу ==========
В Слизерин-кэстл Волдеморт вернулся уже не в гневе, но в сильном смятении и снедающей ум и сердце тревоге. Самые худшие опасения и ожидания подтвердились: кольцо Марволо и медальон Слизерина бесследно исчезли, очевидно похищенные и уничтоженные мальчишкой. Каждый раз при обнаружении очередной пропажи, при виде опустевшей шкатулки в доме Мраксов или каменной чаши в пещере без ценного содержимого из груди колдуна вырывался жуткий крик ярости и страха. Хотя у него все же оставались два крестража, однако Поттер узнал его главную тайну, а значит — и бессмертия можно было лишиться в любой момент.
Неожиданно на лестнице послышались шаги, а еще через несколько секунд в просторный холл спустилась Юфимия. Тогда перед мысленным взором Темного Лорда возникла еще одна неприятная непрошенная картина, созданная из соединения далеких воспоминаний и причины, по которой волшебница присутствовала в его вотчине. Он вдруг осознал, что если произойдет невероятное, и Поттеру удастся его низвергнуть, то повторится история семидесятилетней давности. Дельфини, в которой текла его кровь, наследница Слизерина, Певереллов и Блэков, наверняка окажется в каком-нибудь безымянном магловском приюте, грубо выброшенная из волшебного мира, где ей надлежало бы повелевать вместе с ним. И какая-нибудь взрослая никчемная магла станет гнобить маленькую ведьму благородных кровей, а животные-ровесники непременно начнут самую настоящую травлю, потому что это стадо сразу нутром почует в девочке чужачку, не такую как они, и из кожи вон вылезут, чтобы только отравить ей жизнь и выжить из своего мира ту, которая придется не ко двору. И в Хогвартсе дочь ужасного, но поверженного Того-кого-нельзя-называть станет изгоем, если вообще вернется в волшебный мир. А то и вовсе окончит свои дни в магловской психушке, так и не узнав, кто она, и какая сила в ней скрыта. При этой мысли Волдеморта передернуло, и он на несколько минут погрузился в напряженные размышления, пытаясь найти какое-то решение и не допустить подобного, как бы ни сложились обстоятельства.
Юфимия тем временем терпеливо ждала, когда повелитель обратится к ней, не решаясь прерывать ход его мыслей. Наконец, в тишине холла раздался шипящий голос Волдеморта, отдающего приказ.
— Подойди сюда, Юфимия! — велел он.
— Милорд, — ведьма вмиг оказалась рядом с ним, приседая в глубоком реверансе. — Я хотела сообщить, что госпожа Беллатриса желает о чем-то поговорить с вами и ожидает в своих покоях.
— Как моя дочь? — словно пропустив все услышанное, коротко спросил Волдеморт.
— С ней все хорошо. Госпожа Беллатриса велела мне погулять, а потом побыть с ней в моей комнате, чтобы вам можно было побеседовать без помех. Дельфи пообедала и сейчас спит.
— Не Дельфи, а леди Дельфина, твоя повелительница! — шелковым угрожающим голосом проговорил Темный Лорд. — Выбирай слова, когда говоришь о единственной дочери лорда Волдеморта! — Юфимия вся сжалась от страха и только кивнула, не в силах сказать ни слова.
Однако следующие слова и обычный холодный тон, которым они были сказаны, несколько успокоили ее.
— Впрочем, я вполне доволен твоей службой.
Щеки волшебницы порозовели, и она, опустив голову, ответила с нарочитой скромностью.
— Ну, что вы, милорд! Вы столь щедро наградили меня после рождения леди Дельфины… Так что служить вам — особая честь для меня.
— Особая честь? — задумчиво прошелестел его голос. — В таком случае, я хотел бы поручить тебе еще одно задание, за выполнение которого вознаграждение будет неизмеримо большим. Кроме того, ты сможешь получить его прямо сейчас, если пожелаешь.
Темный Лорд взмахнул Бузинной палочкой, призывая манящими чарами одно из украшений, спрятанных в хранилище. На стол опустился синий ларец, обитый внутри белым бархатом. На этом просторном ложе Юфимия увидела золотое колье с сапфирами и вскрикнула от восторга. Камни были очень крупными, безупречно ограненными искусным мастером. Волдеморт опустил шкатулку не абы куда, а точно под проникающие в узкое окно лучи солнца, позволяя свету играть и показывать всю красоту драгоценных яхонтов, которые, казалось, вобрали в себя синее небо. Стоило колье, вероятно, целое состояние.
— Насколько я знаю, ты большой ценитель ювелирных украшений и страстный коллекционер, так что тебя трудно удивить даже изделиями гоблинской работы. Но думаю, ты все же останешься довольна этим колье.
— Повелитель, оно великолепно. Прямо как украшения, которые носит госпожа Беллатриса, когда остается в Слизерин-кэстле. Я даже спросила у нее, где она нашла такого чудо-мастера, сделавшего их, но мадам не только мне не ответила, но и чуть Круциатусом не наказала за нахальство.
— Этот мастер перед тобой! — гордо вскинув голову, ответил Темный Лорд. — Я изучил гоблинсгук и в книгах прочел о приемах, которыми пользуются их мастера. Потом изобрел заклинания, позволяющие выполнять каждую операцию и, наконец, довел магические формулы до совершенства, улучшив качество огранки камней. А ювелирный вкус у меня сформировался еще задолго до этого, потому как в свое время с гоблинскиим украшениями мне пришлось поработать немало. Ты как истинная когтевранка питаешь особую слабость к цвету любимого факультета, не так ли? Да и к твоим глазам оно подходит лучше всего. Примерь! — любезным тоном предложил Волдеморт.
Повторного приглашения не потребовалось. Юфимия и так сгорала от желания увидеть этот шедевр на своей шее.
— Ну что, ты и теперь еще желаешь гоблинских украшений? — с усмешкой спросил Волдеморт.
— Милорд, с этой минуты я их презираю! — нашлась с ответом искушенная в светских беседах ведьма. — Повелитель, такую красоту даже не хочется снимать! — голос у волшебницы дрожал от восторга.
— Ну так и не снимай! — с улыбкой отозвался Темный Лорд, но теперь Юфимия побледнела от страха. Улыбка у колдуна была весьма зловещей, а на змеином лице явно читалось злорадное торжество.
— Хочешь знать, что я желаю взамен?
Дрожащая от страха ведьма лишь кивнула.
— Ты до самого совершеннолетия леди Дельфины останешься с ней при любых обстоятельствах. При любых. — Волдеморт акцентировал внимание на этом ключевом слове. Будешь также опекать, делать для нее все необходимое, заботиться о ее безопасности и образовании, а также воспитаешь как представительницу благородного чистокровного рода.
— До самого совершеннолетия? — переспросила Юфимия. — А если я захочу вернуться в больницу Святого Мунго и откажусь?
— Ты уже взяла награду за это и колье со своей шейки сможешь снять только тогда, когда сделаешь свое дело. На него наложены специальные чары: вздумаешь отлынивать — колье задушит тебя, — усмехнулся Волдеморт. — Так что в твоих интересах сделать все в лучшем виде. А теперь я больше тебя не удерживаю, моя верная слуга. Можешь вернуться к своим обязанностям.
Ведьма поспешила удалиться подобру-поздорову.
Волдеморт, конечно, был вовсе не в восторге от идеи, что в крайнем случае придется полагаться на эту алчную особу, доверив ей родную дочь. Однако он не видел другого выхода, чтобы обезопасить Дельфини, и как мог постарался все предусмотреть. Волей судьбы только Юфимия с мужем, чета Малфоев и Родольфус знали о том, что Белла родила ему ребенка. Можно было бы поручить это дело Люциусу и Нарциссе, которые тоже не посмели бы ему отказать, тем более что Цисси — как никак родная тетка Дельфины. Но Малфоям в случае нужды вряд ли удастся скрыть происхождение девочки, зато Роули прекрасно справятся с этой задачей. Квентин в Ближнем кругу совсем недавно и не успел нигде особо засветиться перед Орденом Феникса. А Юфимия — вообще всеми уважаемая волшебница. Никто в магической Британии не знает, где она сейчас и чем в последний год занималась. Все волшебное сообщество пребывает в убеждении, что целительница просто решила отдохнуть и подалась в гости на континент к своим родственникам. В случае чего она легко наплетет всем и каждому, что ее воспитанница — дальняя родственница и сирота, которую она привезла с собой и в настоящий момент опекает. План был рассчитан очень точно и хорош тем, что при любом варианте развития событий сама Дельфина не пострадает. Когда он, лорд Волдеморт, одержит победу над Поттером (а чародей был в этом практически уверен), то объявит на весь волшебный мир о своем союзе с Беллатрисой и о дочери. Если же все сложится по-другому (Темный Лорд такой мысли всерьез не допускал, но на кону была судьба дочери), то Дельфина все равно будет расти в среде чистокровных магов, а когда придет время, сама возьмет все, что принадлежит ей по праву. Да, план и в самом деле был хорош.
Вот только одного Волдеморт не учел: он не велел Юфимии относиться к своей воспитаннице как к родной, потому и приказ его вздорная ведьма будет исполнять весьма своеобразно.
========== Глава 132. Озарение ==========
Отпустив Юфимию, Волдеморт нажал на темную метку, вызывая Снегга. Было необходимо как можно быстрее сообщить зельевару о том, что Поттер в любой момент может объявиться в Хогвартсе. Четырех крестражей — дневника, кольца, медальона и чаши — больше нет, и змееуст чувствовал, что момент решительной схватки приближается. Этот выкормыш Дамблдора явно зашел слишком далеко, и в сердце чародея снова заполз страх. В этот самый момент ему вдруг отчаянно захотелось увидеть Беллу, ощутить ее по-кошачьи гибкое тело в своих руках, вдохнуть аромат волос, почувствовать гладкую кожу под своими ладонями и ее ладони на своей худой и холодной груди. Он знал, что это придаст ему уверенности. Когда Беллатриса смотрела на него, да и просто в ее присутствии он странным образом всегда ощущал себя самым могущественным чародеем на свете. Что же, у него есть немного времени, тем более что Белла ждет его и хочет о чем-то поговорить. Снеггу потребуется минимум полчаса, чтобы покинуть территорию Хогвартса, миновать Запретный лес и только после этого трансгрессировать к воротам Слизерин-кэстла. С этими мыслями он направился в покои супруги, еще совершенно не догадываясь о том, что ждет его там.
Волдеморт привычно, без стука открыл дверь в комнату, служащую Беллатрисе гостиной, но та оказалась пустой. Он немного удивился и направился к спальне, а войдя в нее, увидел, что жена лежит в постели и спит. «С чего бы это среди бела дня?» — подумалось Темному Лорду. Чародей быстро, но в то же время тихо подошел к женщине и коснулся ее пухлых губ своими тонкими. В этот миг он понял: что-то не так, потому как не ощутил привычного приятного тепла. Напротив, губы обдали его холодом. Волдеморт резко отпрянул и вгляделся в лицо Беллатрисы внимательным долгим взглядом. Кожа стала бледнее и приобрела слегка желтоватый оттенок, обычно розовые губы посинели. Грудь не вздымалась от мерного сонного дыхания, а неподвижное лицо, казалось, красноречивее всего говорило о случившемся. Тихо ахнув и судорожно взмахнув рукой, темный маг наколдовал небольшое зеркало и приложил его к губам Беллатрисы, однако поверхность оставалась чистой и прозрачной. Не помня себя, Волдеморт схватил ведьму за руку, но желанного биения пульса так и не ощутил, зато увидел, что сведенная судорогой кисть сжимает хрустальный флакон и сложенный кусок пергамента. С трудом разжав неподатливые пальцы, он расправил клочок и, жадно пробежав его глазами, закричал от ужаса и ярости, неизвестно к кому обращенной, к себе или Белле.
Волдеморт принялся раз за разом отчаянно нажимать на темную метку, вызывая Снегга, так что у того вся рука, должно быть, горела огнем. Темный Лорд напрочь позабыл, что уже вызвал к себе зельевара. Схватив Беллатрису на руки, он опрометью бросился к главным воротам замка, куда обычно с его позволения трансгрессировали весьма немногие Пожиратели. Через несколько минут, показавшимися часами, послышался знакомый хлопок, и Снегг предстал перед своим повелителем, закусывая от боли губу и хватая болевшее запястье с меткой.
— Мой лорд, - почтительно склонившись, чуть быстрее обычного заговорил он. — Прошу простить меня за ожидание, но я поспешил как только мог на ваш зов. Надеюсь, что я все же не заслужил вашего гнева и наказания…
— Осмотри ее! — не обратив ни малейшего внимания на эту тираду, приказал Волдеморт и наколдовал широкую скамью, аккуратно уложив на нее Беллатрису. Затем он отвернулся, спрятав руки в карманы мантии. — Доложи мне, что произошло, и можно ли привести ее в чувство. Впереди решающая схватка, а эта идиотка из страха перед наказанием вздумала напиться какой-то дряни. — Ничто в равнодушном голосе чародея не выдавало волнения, но он чувствовал себя человеком, которому беспристрастный суд вот-вот вынесет смертный приговор.
Снегг принялся кропотливо осматривать бездыханную ведьму, потом взял из ее руки пустой флакон, тщательно оглядел его и, поднеся к носу, втянул ноздрями остаточный запах зелья.
— Зелье сна без сновидений, — бесстрастно констатировал мастер зелий. — В большой дозе — смертельно опасный яд.
— Значит, все кончено? — обреченно прошипел Волдеморт.
— Пока неясно, милорд. Дело в том, что я сам варил снотворное для Беллатрисы около десяти месяцев назад. На флаконе мое клеймо с точной датой изготовления. Однако свою силу снотворного либо яда это зелье гарантированно сохраняет в течение полугода, а потом постепенно начинается реакция, в результате которой оно через шесть месяцев полностью превращается в напиток живой смерти. У этих двух зелий даже компоненты сходные, однако превращение еще не завершилось. Сейчас доподлинно ничего сказать нельзя. Беллатриса, возможно, очнется через несколько часов. Здесь все зависит от индивидуальных особенностей организма и, конечно же, от дозы принятого зелья. В любом случае, остается только ждать. Сделать сейчас я все равно ничего не смогу.
— Понятно. Ступай, Северус.
Снегг уже было собрался удалиться, как вдруг Волдеморт остановил его.
— Постой! — велел он. — Слушай меня внимательно. С большой долей вероятности можно утверждать, что Гарри Поттер попытается проникнуть в Хогвартс, в башню Когтеврана. Будь к этому готов. Передай обоим Кэрроу, пусть день и ночь караулят его у входа в главную комнату. Как только Поттер там объявится, пусть немедленно вызывают меня в любое время.
— Как прикажете, повелитель! — отозвался в ответ Северус, почтительно склонив голову, чтобы скрыть свое удивление: такую важную информацию Темный Лорд сообщает ему в последнюю очередь, а перво-наперво почему-то озаботился жизнью столь сильно провинившейся сторонницы. Невероятная догадка мелькнула в глазах зельевара, но он быстро овладел собой и бросил на Волдеморта обычный бесстрастно-равнодушный взгляд.
— Ты все понял, Северус? — повысил голос Темный Лорд.
— Да, милорд, ваши приказания будут исполнены, — покорно отвечал Снегг.
— Можешь идти. Темный Лорд взмахом руки отпустил своего слугу, и тот трансгрессировал.
Волшебник сел рядом с Беллатрисой, взяв ее руку в свою и поднеся к губам. Горячая все выжигающая боль вперемешку с безумной надеждой заполнила это каменное сердце так, что, казалось, на этом самом камне поползли трещины. Вид плотно сомкнутых век, неподвижных ресниц, безвольно лежащего тела раздирал на части и без того раздробленную душу. Из красных с узким, как у змеи, зрачком глаз на изящную женскую руку неожиданно потекли горькие слезы, такие же, какими больше двадцати лет назад он залил подаренные на помолвку и отвергнутые дары, ставшие вместилищами осколков его души. Теперь же спустя столько лет по милости этой женщины снова лились два соленых потока. И не было силы, способной удержать их, также как невозможно удержать волну, прорвавшую плотину. Чего бы только он сейчас не дал лишь за то, чтобы Белла просто открыла глаза! Наверное, явись ему некто действительно всесильный, в чьих руках жизнь всех и вся, потребуй в обмен за один лишь ее очередной восхищенный взгляд оставшиеся два крестража и в придачу, кусок души, обитающий в нем самом — и в этот миг Темный Лорд отдал бы их, согласился бы, не раздумывая. Как проклинал он тот час, когда после похищения чаши им овладел безудержный гнев, столь сильно испугавший даже Беллу!
С ужасом вспоминал, что лишь по счастливой случайности не убил ее, и думать забыв о тех, кто действительно погиб от его руки.
— Да ведь я люблю ее!
Эта мысль, как громовая молния, ослепила и поразила его. Случившееся казалось абсолютно невозможным и тем не менее было чистой правдой. Неизвестно, как такое могло произойти, однако, вопреки всему случилось. И случилось давно. Да, он уже давно и безнадежно болен этой чумой, и средства излечиться от нее не было никакого. Теперь ему все стало понятно, все встало на свои места. Любовь заставляла его испытывать ту душераздирающую боль, когда он потерял свою невесту. Она же примешала к крови отраву злобной ревности, когда рядом с Беллой появился Родольфус. Любовь вынуждала это темное сердце трепетать от всепоглощающей радости, когда после мучительных разлук он снова воссоединялся с единственной близкой душой. И это же чувство вселяло в него трепет ужаса всегда, когда Беллатрисе угрожала опасность, заставляло, позабыв обо всем, бросаться ей на помощь. Когда-то давно из гордости, тщеславия и желания поглумиться над ненавистным человеком, забрав у него дочь, Темный Лорд приблизил к себе Беллу, а сейчас ведьма стала для него самым дорогим человеком на свете. Придя к такому выводу, который должен был бы ужаснуть его, Волдеморт дивился при этом своему спокойствию, наверное, потому что в глубине души знал все с самого начала. Однако, ему потребовались даже не годы, а целые десятилетия, чтобы понять и признать это. А теперь, скорее всего, уже поздно.
День перевалил далеко за полдень, солнце медленно, но неуклонно клонилось к западу, отбрасывая на землю длинные тени от стен и башен замка. В золотисто-багряных отсветах заката черный гигант казался особенно темным и мрачным, под стать своему хозяину. Несколько часов Волдеморт так и просидел неподвижно, ожидая, что станется с Беллатрисой и с ним самим. Неожиданно жилка на тонкой руке слабо дрогнула раз, потом другой и третий. Змееуст вздрогнул и приложил руку к груди неподвижно лежащей женщины. Да, к счастью, ее сердце действительно билось, разгоняя по телу застоявшуюся кровь. Присмотревшись внимательнее, Темный Лорд заметил, как грудь слабо колышется, лицо снова постепенно становится живым, даже слабый румянец проступил на смугловатых щеках, а холодное закоченевшее тело опять стало теплым, и по нему пробежала слабая дрожь, предвещая скорое пробуждение. Беллатриса тихо застонала и приглушенно вскрикнула, прикрывая лицо, как человек, которому снится дурной сон. Руки слабо зашевелились, но это пока были бессознательные движения.
Наконец, длинные черные ресницы задрожали, а тяжелые веки медленно поднялись, позволяя заглянуть в две открывшиеся темно-карие бездны.
Волдеморт тут же склонил к ведьме свое теперь уже не змееподобное, а вполне человеческое лицо. Взгляды их встретились. Глаза темного мага уже не были багровыми, исполненными гнева, и казались почти угасшими черными углями, а вся краснота сконцентрировалась в двух блестящих точках. Худые руки Темного Лорда крепко обвили Беллатрису, сжимая в объятиях. Голова опустилась на грудь колдуньи, губы слабо шевелились и шептали.
— Белла… Моя Белла…
Подобные порывы в поведении Волдеморта волшебница видела не в первый раз, однако, они были столь редкими и каждый раз возникали в такие неожиданные моменты, что казались ей прекрасным несбыточным сном. И только спустя какое-то время непрекращающиеся ласки, поцелуи и такая несвойственная этой жестокой натуре нежность убеждали ее в обратном. Темный Лорд взял лицо Беллатрисы в свои ладони.
— Зачем, ну зачем ты это сделала? Неужели в самом деле подумала, что я тебя убью, да еще самолично? Да если бы я только мог это сделать, то тебя уже давно не было бы в живых, безумица!
Безумица… Это и в самом деле было так. А разве можно в здравом уме и трезвой памяти броситься с головой в столь гиблый омут, влюбиться в такое чудовище? Для этого надо быть абсолютно ненормальной, больной на всю голову.
— Милорд, — прошептала Беллатриса. — Мне было так страшно! — она сама не верила, что произнесла эти постыдные слова. — Я словно обезумела от ужаса тогда…
— Браво! Толика безумия к лицу твоей воинственной красоте, — ухмыльнулся Волдеморт. — Страшно? — переспросил он, легко целуя ее в висок. — А теперь? — Губы Темного Лорда коснулись ее глаз, скул, слегка приоткрытого рта…
— Повелитель, прошу вас, просмотрите мои мысли, — продолжала ведьма встревоженным голосом, глядя темному магу прямо в глаза и открывая свое сознание.
Волдеморт недоуменно посмотрел на нее, но тут же достал палочку, применяя невербальный «легилеменс».
— Они еще никогда не были так близко, мой лорд! Эти мертвецы… Теперь меня и их разделяет уже не река, а маленький ручеек! Я так боюсь, что они дотянутся до меня и заберут с собой!
Когда Волдеморт просмотрел воспоминания Беллатрисы и этот ее извечный кошмар, то в ту же минуту его сердце снова сковал уже было совсем развеявшийся мучительный страх. Мозг иглой пронзила очевидная, но непереносимая мысль: а ведь Белла, в отличие о него, смертна, и рано или поздно он ее все равно лишится. Сколько они даже при самом лучшем раскладе смогут пробыть вместе? Несколько десятилетий? Может быть даже, если повезет, столетие, ведь волшебники живут дольше маглов. Как мало! Какой ничтожный срок по сравнению с вечностью!
«Нет!» — в мыслях сказал он самому себе. — «Не отпущу. Не отдам. Слишком часто что-то вставало между нами, но теперь с этим будет покончено. — Решение родилось быстро, как вспышка молнии. — Белле нужен крестраж. Хотя бы один для начала, а потом и несколько, может быть, даже семь. По крайней мере два предмета для хранения частей души у нее уже имеются. Золотой венец и хрустальное зеркало с наложенными на него чарами, защищающими от любых
повреждений — чем не крестражи? — Злорадно-торжествующая улыбка зазмеилась на его тонких губах.
— Что, мерзкая старуха? — надменно вопрошал он смерть с той же гордыней, с какой Аякс грозил кулаками богам. — Тебе удалось провести моего предка Кадмуса Певерелла, но с Темным Лордом ты просчиталась! Ты не забрала меня, даже когда срикошетило смертельное проклятье. И Беллатрису ты тоже не получишь! И мне абсолютно безразлично, какую магию придется применять для этого. То, что не сделал гордый Кадмус Певерелл, больше всех троих братьев желавший унизить смерть, то сделает его потомок лорд Волдеморт!»
Удивительно, прошло столько лет! Мальчишка Том Марволо Реддл давно вырос, превратившись в темного лорда Волдеморта, но детский страх смерти и ее картинный образ остались неизменными. Такие дерзкие и горделивые мысли царили сейчас в голове Темного Лорда. Вслух же он сказал, насколько мог успокаивающе и мягко, но в то же время твердо.
— Ничего не бойся, Белла! Поверь, эти предатели крови, грязнокровки и прочие ничтожества, которых ты отправила в мир иной — совсем не те, кого тебе следует опасаться. Они могут ждать тебя хоть целую вечность, но никогда не дождутся. Неужели ты думаешь, что я, Темный Лорд, позволю каким-то никчемным людишкам причинить тебе вред? Сейчас передо мной бессильна даже смерть, Белла, и я не намерен ей тебя отдавать. Я могу открыть тебе свою главную тайну, и после этого ты станешь бессмертной вместе со мной. Ответь только, ты хотела бы никогда не разлучаться со мной и стать моей вечной супругой?
— Это мое самое заветное желание и самый прекрасный сон, милорд!
— Да, сон, — задумчиво проговорил он. — Сон, который я хочу и могу сделать явью. Но, Белла, — чуть помолчав продолжил он, — в этом случае ты будешь проклята, также как и я.
— Для меня это проклятье станет самым желанным даром, повелитель! — благоговейно отвечала чародейка.
Она не могла поверить, что все это реальность, а не счастливая греза. Сердце отказывалось воспринимать такое счастье. Слишком уж большим, неожиданным и потому нереальным оно ей казалось.
— Милорд, — начала было она дрожащим от волнения голосом. — Вы и в самом деле хотите…
— Да, Белла, — твердо ответил маг, заключая ее в объятия. — Да, моя Темная Леди, моячерная роза! Я действительно сделаю так, как сказал, потому что тоже люблю тебя. Никогда никого не любил — только себя и власть. Но за эти годы ты как будто стала частью меня, моим альтер-эго, моим продолжением. Теперь мы одно целое. Не буду говорить, как сентиментальные глупцы, что люблю больше жизни, но также как жизнь люблю!
========== Глава 133. Любовь и кровь. Часть 1 ==========
Погожий теплый день близился к своему завершению. На западе догорал золотисто-алый закат, солнце уже почти опустилось за горизонт, и только небольшой край его диска еще был виден на небосклоне. Беллатриса сидела на коленях у Волдеморта, положив голову ему на плечо, а сам темный маг, тихо обняв ведьму за талию, уткнулся подбородком ей в макушку. Волшебница без отрыва смотрела на исчезающее небесное светило, и в его отсветах глаза женщины казались светлее, злато-карими. Какое-то время оба молчали, но Белла первой нарушила эту тихую идиллию.
- Повелитель? – проговорила она.
- Да, Беллс, - мягко отозвался Темный Лорд, погладив чародейку по щеке.
- А мы ведь еще ни разу вот так не смотрели вместе на солнце, не наблюдали закат, на встречали рассвет.
- Ты же еще спишь, когда встает солнце, а я если и будил тебя в это время, то для того, чтобы в очередной раз поучить мою воительницу боевой магии. Ну, а после нам и вовсе было не до рассвета. – заговорщически усмехнулся Волдеморт.
- Мы многое потеряли, - задумчиво сказала Беллатриса.
– Мне бы очень хотелось встретить с вами рассвет, милорд.
- Мы все наверстаем, Белла. Ведь у нас впереди вечность, а значит – бесконечное множество грядущих рассветов и закатов.
Беллатриса лишь мечтательно вздохнула и вдруг загрустила. Дурное предчувствие как в тот злополучный Хэллуин вдруг защемило чародейке сердце. Какое-то непостижимое, но безошибочное чутье подсказывало ведьме, что на солнце ей уже не смотреть, рассвет не встречать, а лучезарное светило закатилось для нее не на одну ночь, а навсегда.
*
Тихие вешние сумерки подкрадывались медленно, но верно, как покрывало накрывая Слизерин-кэстл. Воздух становился все прозрачнее, небосвод – синее и темнее, и на нем уже появились первые звезды. Была поздняя весна, безраздельной царицей властвовавшая над природой. Прежде Волдеморт ненавидел эту пору, ибо как раз в это время все живое бывало словно пьяным от любви – этой заразы и чумы, столь притягательной, сколь и гиблой. Ему казались безнадежными глупцами те, кто
добровольно, да еще с таким восторгом пили эту сладкую отраву. А между тем
сейчас эта самая весна находила отклик в его темной раздробленной душе. И
Волдеморт, и Беллатриса даже в полумраке заметили, как мгновенно преобразился весь мрачный парк Слизерин-кэстла. Теперь он был полон цветущих деревьев с пышной зеленой листвой, тут и там были видны клумбы со всевозможными цветами.
Вместо черных каменных плит почти везде была мягкая трава, и воздух, уже
насыщенный приятной вечерней прохладой, наполнился сладкими дурманящими ароматами цветущих растений и сочной зелени. А двое влюбленных злодеев, жесточайших темных магов в стране, все сидели на широкой скамье, упиваясь друг
другом так, как это бывает при слиянии двух душ, и не могли насытиться этим
единением. Даже когда темные метки на их запястьях одновременно начали жечь,
чему Волдеморт, учитывая последние события, находил только одно объяснение, то даже испытанные им радость и торжество от того, что Кэрроу, должно быть, схватили Поттера, не могли затмить того блаженства, которое владело сейчас его черным сердцем. Темный Лорд с удовольствием потянулся к губам своей ведьмы, и она ответила тем же. Поцелуй волшебника был требовательным и властным, но при
этом не казался грубым, а его бескровные губы на этот раз не обдавали холодом, напротив, впервые они казались Белле горячими, точно кипящая лава.
Неожиданный хлопок трансгрессии не сразу вернул этих двоих из страны любовных грез, из которой так трудно и не хочется возвращаться к действительности. Волдеморт и Беллатриса, крепко обнявшись, еще несколько секунд продолжали поцелуй, пока не осознали, что произошло, и тогда неохотно отпрянули друг от друга. Перед странной парой стоял в высшей степени заинтригованный Северус Снегг, который на этот раз даже и не думал скрывать своего изумления. Однако, зельевар низко опускал голову, старательно пряча глаза от зрелища, за лицезрение которого мог запросто поплатиться жизнью, и не бросился прочь только потому, что важные
сведения, принесенные им Темному Лорду, позволяли надеяться: возможно получится отделаться заклинанием забвения и избежать смертельного проклятья.
- Милорд, - смущенно потупившись, быстро заговорил волшебник. – Я должен сообщить вам нечто чрезвычайно важное: Поттер объявился в Хогвартсе, в башне Когтеврана, как вы и предполагали.
- Честно говоря, не ожидал, что это случится так скоро. – холодным тоном проговорил Волдеморт, продолжая обнимать Беллу. – Однако, тебе не стоит смущаться, Северус. Раз уж так вышло, то с тебя первого я сниму заклятие множественного обливиэйта, и ты вспомнишь то, что весь Ближний
круг и так уже знает, но до времени забыл благодаря моим чарам.
Голос Волдеморта был таким, каким обычно сообщается нечто очень важное. Северус, искусный окклюмент, мастерски контролирующий свои эмоции и отгораживающий свое собственное сознание, сам, тем не менее, моментально улавливал все изменения в настроении собеседника, а потому, услышав в тоне повелителя нотки некой официальности, сам тут же настроился на торжественный лад. Правда, сейчас внешний вид несколько мешал ему: волосы зельевара были сильно взъерошены, а мантия помята и в беспорядке. Еще секунду его глаза недоуменно смотрели на Темного Лорда, а потом в них мелькнуло понимание. И сразу же после этого Снегг опустился на колени перед ним и Беллой.
- Милорд, миледи, примите мои поздравления и самые искренние пожелания всего наилучшего! – церемонно сказал он, а затем припал к
руке Беллатрисы. – Миледи, отныне я ваш верный слуга. С позволения повелителя располагайте мной, как вам будет угодно.
- Довольно, Северус. У тебя еще будет возможность поупражняться в красноречии и выказать свою преданность. А теперь скажи, почему
ты явился ко мне, ведь о появлении Поттера в Хогвартсе мне уже известно: Кэрроу вызвали меня в школу. У тебя должна быть веская причина, не так ли?
- Мой лорд, все так и есть. Как только стало известно, что Поттер явился в Хогвартс, то все преподаватели и даже старшие ученики как с цепи сорвались. Когда я почувствовал жжение в метке, то сразу же направился в башню Когтеврана, где день и ночь дежурили, сменяя друг друга, Алекто и Амикус.
Мне своими глазами довелось видеть, как к ним применили Империус и Круциатус, когда я как раз шел по коридору ко входу в гостиную Когтеврана. А сам я едва ноги унес. Если бы вы, милорд, предусмотрительно не обучили меня полетам без метлы, то ваш покорный слуга здесь бы сейчас не стоял. Мне удалось удрать, только вылетев в окно.
В самом деле, когда Снегг блестяще выполнил поручение своего хозяина, убив директора Дамблдора, то Волдеморт не только сделал его своей правой рукой, но и решил, что зельевару пригодится умение летать. Беллатриса тоже попросила об этом, но вызвала лишь раздражение Темного Лорда, который сказал, что она уже
достаточно полетала, намекая на ту злополучную неудачную ловлю Поттера. Однако потом колдун немного смягчился, заверив ведьму, что после окончательной победы Темной Леди будет просто необходимо научиться летать без каких-либо приспособлений.
- Империус и Круциатус, говоришь. Да, Северус? – растягивая слова, прошипел Волдеморт. – И кто же, позволь спросить, этот умелец? Откуда он в Хогвартсе выискался?
- Минерва Макгоннагал сковала Империусом Амикуса, забрала у него и у Алекто волшебные палочки, связала обоих. А Поттер вообще применил к Амикусу Круциатус.
- Минерва Макгоннагал, - усмехнулся Волдеморт. – Эта драная кошка у меня еще получит. С шестого курса терпеть ее не могу. А Поттер умнеет на глазах: в Гринготтсе – Империус, в Хогвартсе – Круциатус. Нетрудно догадаться, для кого он приберег свою первую Аваду Кедавру.
- Повелитель, - заговорила, наконец, все это время почтительно молчавшая Беллатриса. – Что этот щенок может понимать в Непростительных проклятьях? Тогда в Министерстве он не смог правильно применить ко мне Круцитатус.
- Но, Белла, ведь ты же сама преподала ему урок, который он, похоже, неплохо усвоил. Помнится, тебе в свое время понадобилось несколько больше времени, чтобы понять принцип действия Непростительных проклятий. Он давно уже не щенок.
- Милорд, какие будут ваши указания? – спросил Снегг.
- Отправляйся на опушку Запретного леса, Северус, куда можно трансгрессировать, собери Ближний круг и тех, кто поблизости. Мы с Беллатрисой
тоже скоро там будем. Только пока ни слова о том, что я открыл тебе. Впрочем,
ты всегда умел держать язык за зубами.
- Как вам будет угодно, милорд. Буду нем как рыба. – И зельевар трансгрессировал.
Едва он скрылся, как Волдеморт пристально посмотрел на замершую под его взглядом Беллатрису.
- Идем, Белла! – попросил он, и в его глухом голосе чародейка уловила волнение. Она достала волшебную палочку с явным намерением
трансгрессировать, но Темный Лорд остановил ее, мягко взяв за локоть, потом подхватил на руки и полетел к окну их спальни.
- Чуть позже, Белла! – прошептал он ей на ухо.
Вся волшебная Британия пребывала в неописуемом волнении в ожидании решительной схватки, приковав свое внимание к Хогвартсу, где у стен этой древней школы колдовства вот-вот должна была перевернуться страница истории. Пожиратели Смерти, вызванные Северусом Снеггом, один за другим трансгрессировали на опушку
Запретного леса. В самом Хогвартсе преподаватели и оказавшиеся в школе
мракоборцы наводили защитные чары и спешно готовились к обороне. Гарри Поттер в башне Когтеврана искал Серую Даму, чтобы расспросить ее о диадеме-крестраже. И ни одной живой душе даже во сне бы не пригрезилось, что Волдеморт, жестокий и беспощадный, самый жуткий темный маг в истории, давно уже позабывший о жалости
и сострадании, тот, чье имя внушало смертный страх практически всему волшебному миру и заставляло леденеть сердца от ужаса, Тот-кого-нельзя-называть, в это самое время склоняет свою безмерно горделивую, словно у сатаны, голову перед презираемым им прежде чувством, добровольно отдаваясь на милость любви, перед
властью которой оказался бессильным даже сам Темный Лорд. Ни война, ни даже Гарри Поттер сейчас ни капли не занимали его. Беллатриса, и только она была в его мыслях и в сердце, где едва тлеющая доселе искра каким-то невообразимым чудом породила целый костер. Прекрасный и невероятно короткий миг! Именно сейчас суждено было Волдеморту единственный раз в жизни шептать своей избраннице слова любви, испив из кубка блаженства настоящее счастье.
========== Глава 134. Любовь и кровь. Часть 2 ==========
Просторная спальня утонула в молчании, а Волдеморт и Беллатриса, лежа в обнимку, медленно возвращались из плавания по морю счастья. Никогда еще Темный Лорд не ощущал себя так, словно на седьмом небе, куда его вознесло запоздалое осознание своей любви к Беллатрисе. Сейчас колдун был уверен в себе и в своем успехе как никогда раньше, но ведь и в ту памятную ночь Хэллуина ему тоже было невдомек, что его ждет. А между тем приближалось неизбежное наказания за все совершенные злодеяния: ни Волдеморту, ни Беллатрисе уже не суждено было наслаждаться обретенным счастьем, дано было лишь чуть пригубить его только для того, чтобы испытать горечь потери.
Что до ведьмы, то все эти минуты, которые она была со своим милордом единым целым, из ее темно-карих глаз текли слезы. Еще вчера Беллатриса даже в самых смелых мечтах и в самых прекрасных снах не могла вообразить, будто Волдеморт полюбит ее, да еще открыто признается в этом. Но к ощущениям безграничного счастья примешалось и горькое отчаяние. Ведьма и верила Волдеморту, видела, что он искренен в своих словах и намерениях… Но в то же время каким-то шестым чувством, как и в далекую ночь Хеллуина она знала, что больше ей уже не доведется снова ощутить поцелуи, которыми Волдеморт осыпал ее, а руки любимого и любящего человека обнимают ее в последний раз. Потому Белла хотела запомнить каждую долю мгновения всего, что происходило, и на страсть Темного Лорда отвечала со всем пылом, на который была способна.
Приходя в себя, колдун уже снова думал о предстоящей схватке с Поттером… Но среди обычных мыслей об угрозе со стороны мальчишки затесалась одна совсем уж крамольная и невероятная: просто незаметно проникнуть в Хогвартс, тайно забрать хранящийся в школе крестраж и вернуться опять сюда, к Белле, в ее объятия, и больше ни о чем не думать. Но тут же маг вспомнил, что Поттер узнал его сокровенную тайну, и теперь уже мальчишка не оставит его в покое. Пути назад к отступлению не было, а впереди — решающая схватка.
Волдеморт нехотя встал и надел мантию, и Беллатриса последовала его примеру.
— Я не хочу, чтобы ты сегодня сражалась, — тихо прошипел Волдеморт, взяв волшебницу за руку.
— Не буду, повелитель, если вы прикажете. Но я бы хотела попросить вас: позвольте мне только поквитаться за все с моей лжеплемянницей Нимфадорой Тонкс и этим оборотнем Римусом Люпином. После того, как она ранила Родольфуса, у меня просто руки чешутся от желания прикончить ее вместе с муженьком. Вы ведь и сами хотели того же, милорд! — с воодушевлением проговорила ведьма, а в глазах у нее загорелись хищные огни.
— Хорошо, только будь осторожна, а покончив с ней, сразу же возвращайся в лес.
— Да, милорд.
— Возьми тисовую палочку. Пришло время. Ты ведь не потеряешь ее, правда?
— Повелитель, — благоговейно отозвалась Беллатриса, поднеся руку Темного Лорда к губам. — Ее вырвут у меня из рук только вместе с душой из тела.
При этих словах Волдеморт с силой сжал одну руку в кулак, а другой — ладонь чародейки так, что у нее чуть не захрустели кости. По холодному змееподобному лицу мага прошла судорога.
— Не смей так говорить! — велел он. — У меня другие планы на твою душу.
— Что вы имеете в виду? — недоумённо спросила Беллатриса.
— Это ты узнаешь в ближайшее новолуние, — коротко пояснил Волдеморт, и колдунья не решилась на дальнейшие расспросы.
Они спустились к парадному входу в замок и оттуда вместе трансгрессировали к Запретному лесу. Ожидавшие своего повелителя Пожиратели Смерти, завидев его, низко кланялись в знак приветствия, а Волдеморт не отпускал руку Беллы, как бы давая понять, что эти знаки почтения принадлежат и ей, а в скором времени, как только умрет его заклятый враг, все слуги вспомнят, кто их госпожа.
Темный Лорд, убедившись, что все в сборе, оставил Беллатрису в первом ряду Пожирателей смерти и вышел вперед. Маг поднял руку, призывая к тишине, и заговорил как будто в микрофон, голосом, усиленным магией. Волдеморт обращался к Хогвартсу.
— Я знаю, что вы готовитесь к битве. Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвартса. Я не хочу проливать чистую кровь волшебников. Отдайте мне Гарри Поттера, и никто из вас не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и я оставлю школу в неприкосновенности. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы получите награду. Даю вам время на раздумье до полуночи.
Такими словами Волдеморт желал показать себя великодушным для того, чтобы потом с большей легкостью утвердить свою власть, а кроме того, ни на кого из тех волшебников, которые сейчас находились в школе, он не имел зуб. Только Гарри Поттер, заклятый враг и угроза, был ему нужен.
Времени оставалось немного, около получаса. Минуты шли, и в воздухе воцарилось напряженное ожидание. Тридцать минут прошли, потом сорок. Наконец Пожиратели Смерти различили в темноте какое-то движение и услышали голоса. Все достали волшебные палочки, готовые в любую минуту атаковать, но приблизившиеся фигуры стали приветствовать их.
То были старшие ученики со Слизерина, пожелавшие присоединиться к Волдеморту, а за людьми из Запретного леса выползли огромные пауки-акромантулы, потомки того самого, некогда любимца бедного Хагрида. Они надеялись на легкую поживу, которой станут все, кто осмелился противостоять Волдеморту. Непокорные и побежденные — их законная добыча. Студенты-слизеринцы сообщили, что преподаватели и ученики остальных трех факультетов отказались выдать Гарри Поттера. Тогда Темный Лорд отдал приказ штурмовать Хогвартс. Пожиратели Смерти немедленно выстроились в боевом порядке и пошли в наступление, а впереди всех — Беллатриса.
Темный Лорд, едва колонна двинулась вперед, окликнул Долохова.
— Антонин!
— Слушаю вас, милорд!
— Следуй за Беллатрисой и не отставай от нее ни на шаг, — холодным голосом приказал он и, подумав, добавил. — Прикрой, если понадобится, но до времени не высовывайся, чтобы она не догадалась.
— Милорд, я все понял. Ваши приказания будут исполнены.
Волдеморт сделал едва заметное движение волшебной палочкой, и на лице его слуги мелькнуло сначала изумление, а потом довольство.
— Повелитель, — с восторгом заговорил Долохов, становясь на колени и целуя край мантии Темного Лорда. — Я чрезвычайно польщен вашим доверием, тем, что именно мне вы поручили оберегать госпожу. Уверяю вас, я позабочусь о безопасности миледи пусть даже ценой собственной жизни, — заверил колдун.
— Знаю, Антонин. В твоих глазах горит та же преданность, что и в тот день, когда я даровал тебе метку. Поспеши же! — последовал ответ.
*
Большой зал старинной школы волшебства и прилегающие к нему коридоры было не узнать. Куда ни глянь — везде шли поединки. Однако Беллатриса, как велел ей Волдеморт, на этот раз старалась не ввязываться в бой, ограничиваясь отражением случайных противников.
Правда, нашлось немало желающих сразить ведьму, ведь всем было известно о ее кровожадности и беспощадности, и потому на лице любого мага, завидевшего и узнавшего Беллатрису, тут же вспыхивало негодование, а в сердце разгорался гнев. Колдунья тем не менее без особого труда расправлялась со всеми, ведь сама она пылала злобой и неописуемой жаждой мести, удесятеряющей силы и без того боевитой ведьмы. Эти наглецы в глазах Беллатрисы, решившиеся поднять на нее палочку, сильно докучали воительнице, потому как осложняли дело, ради которого она и явилась сюда. Белла нетерпеливо разыскивала Тонкс. Наконец, она заметила, как в толпе сражающихся мелькнули ее огненные с ярко-бордовым отливом волосы, и бросилась в ту сторону.
Через несколько мгновений двое заклятых врагов встретились лицом к лицу. Тонкс тоже узнала тетку, и в глазах ее вспыхнул огонь.
— Остолбеней! — крикнула Нимфадора.
— Протего! — усмехнулась Беллатриса.
— Экспеллиармус!
— Силентио! — ловко уворачиваясь от разоружающего заклятья и одновременно пуская в соперницу другое, процедила Белла.
Беллатриса со злорадным удовлетворением отмечала, что молодая мракоборка и член Ордена Феникса на порядок уступает ей как в быстроте реакции, так и по части владения боевой магией, а уж о темных проклятьях она вообще понятия не имела. Даже сильно потрепанная в сражениях двух войн, даже после четырнадцатилетнего заключения в Азкабане, Белла все же превосходила свою противницу настолько, что просто забавлялась этой схваткой. Тонкс кружила вокруг нее, а Беллатриса стояла на месте, не позволяя, однако, подступиться к себе ни на шаг, парируя все выпады. Сказывалась боевая выучка, вернее, муштра Волдеморта.
— Империо! — наконец выкрикнула ведьма.
Она, конечно, уже несколько раз могла сразить соперницу смертельным проклятьем, но хотела перед этим поразвлечься и поиграть на свой манер, а к тому же, кое-что высказать напоследок. Поэтому Беллатриса повела теперь уже покорную противницу вон из гущи схватки сначала в более свободный, прилегающий к Большому залу коридор, а потом, заметив какой-то пустующий класс, велела ей войти туда и прикрыла за собой дверь.
— Остолбеней! — процедила Беллатриса сквозь зубы, снимая при этом с Тонкс заклятие Империус. И тут же покорный бессмысленный взгляд молодой обездвиженной женщины сменился другим, исполненным ужаса.
— Ну что, попалась, мерзкая полукровка? — ухмыльнулась Беллатриса. — Теперь ты за все ответишь — и за Родольфуса, и за позорный брак с оборотнем и вообще за то, что на свет родилась.
— Белла, — тихо проговорила Нимфадора. — У меня недавно родился сын. Пожалуйста, ради ребенка, не делай этого, ведь он ни в чем перед тобой не виноват. Он же сиротой останется.
Но ведьма только злобно усмехнулась в ответ. Прошло то время, когда подобные слова могли бы поколебать ее. И если в первую магическую войну Беллатриса еще не окончательно превратилась в беспощадную фурию, то теперь это была картина, которой Темный Лорд, выступивший в роли своеобразного художника, дал последний удар кисти. Сейчас можно было с полным основанием говорить: жена, достойная своего мужа.
— Раньше думать надо было, за кого замуж выходить и от кого рожать, да и вообще, чью сторону принимать. Хотя чего можно ожидать от магловского отродья? Эти выродки никогда не отличались ни умом, ни волшебной силой, ни талантами и мастерством.
— Во мне течет и кровь Блэков тоже.
— Да, хоть тебя и нет на нашем родовом древе, но это сохраняло тебе жизнь как полукровке до того, как ты вступила в орден этой ощипанной индюшки, тем самым открыто восстав против Темного Лорда. На кого тявкать вздумала, глупая? На лорда Волдеморта, победившего даже смерть? Или, — Беллатриса понизила голос, приблизив голову к самому уху Тонкс, — на Темную Леди, его законную супругу и мать его дочери? Глупо. Очень глупо было поднимать палочку на Родольфуса, которого я необыкновенно ценю и дорожу как другом. О, да ты ни капли не удивлена?
— Нет, конечно. Чему тут удивляться. Я догадывалась об этом, ведь ради своего хозяина ты даже кровных родственников порешить готова: сначала Сириуса, теперь меня. Вы со своим лордом стоите друг друга, два сапога — пара. Вот уж наглядный пример союза василиска и змеи.
— Спасибо, дорогая, — прогнусавила в ответ колдунья с гаденькой ухмылкой на губах. — Думаешь нас этим оскорбить? Не выйдет. Это, знаешь ли, наши патронусы. Мы с милордом вполне счастливы, и наше счастье будет длиться целую вечность, чего нельзя сказать о тебе с муженьком. Я потому и открыла тебе то, что было до времени тайной, ведь все равно ты сейчас сдохнешь от моей руки, а потом и твой противный волчара. И как уже приняли смерть ваш Аластор Грюм, чей грозный глаз сейчас шпионит в Министерстве для Милорда, и обожаемый Альбус Дамблдор. И так будет с каждым, кто у Темного Лорда на пути встанет!
Нимфадора в этот момент поняла, что смерть ее действительно неизбежна, но недаром же в ней текла кровь надменных Блэков, а потому волшебница не собиралась покорно склонять голову перед своей мучительницей и убийцей.
— Да ты на своего урода посмотри! — дерзко выпалила она. — Во сне приснится — помрешь со страху. Нет, правда, Белла, может скажешь мне перед смертью как женщина женщине, — тон молодой волшебницы стал игривым, — ты, даже после Азкабана такая эффектная и привлекательная особа, что нашла в этой змеюке, а? Однозначно не мой типаж. Или я по молодости и неопытности что-то не понимаю? Но от одной мысли, чтобы целоваться с таким страшилищем… Да еще в постель с ним ложиться… Прямо дрожь берет и просто тошнит!
— Заткнись, тварь! — дрожащим от злости голосом прохрипела Беллатриса. — Круцио! — с наслаждением добавила она.
Тонкс закричала от боли, но Беллатриса почти сразу же сняла пыточное проклятье, чтобы ее жертва не потеряла сознание.
— Хочешь знать, что меня привлекает в моем милорде? — интимно понизила ведьма голос. — О, это величайший маг всех времен, разносторонний и умнейший чародей, быть рядом с которым — великая честь. А к тому же, галантный и обходительный мужчина, который всегда знает, как угодить даме. Ты давеча отметила мою привлекательность, несмотря на Азкабан и прочие «прелести», которые выпали мне на долю. Это от того, что в качестве свадебного дара я получила от повелителя зеркало, глядясь в которое не старюсь, а красота моя только прибавляется. Для меня милорд — лучший из мужей и изумительный любовник.
— Да-а-а, — протянула Тонкс. — Редкую дичь ты заарканила. А ведь и не подумаешь, что его вообще интересуют женщины.
— Только одна женщина! — гордо заметила Беллатриса. — Повелитель любит только меня! — воодушевилась колдунья.
— Любит? — скептично усмехнулась Тонкс. — Да никого он не любит, кроме себя и власти.
— Этого ты не знаешь. Милорд подарит мне бессмертие наравне с собой. А вот ты, моя несостоявшаяся племянница, доживаешь последние мгновения и щенка своего больше не увидишь, — глумилась Беллатриса над своей беспомощной жертвой.
— Как и тебе больше не видать ни своей дочери, ни бессмертия, — спокойным и каким-то отрешенным голосом отвечала Нимфадора, как будто в последние мгновения жизни увидела нечто, незримое другим. — До скорого свидания, Белла!
Ярость душила ведьму, когда она выкрикивала смертельное проклятье, но в тот же миг она услышала за спиной чьи-то шаги и голос, оравший: «Сектумсемпра!». Колдунья едва успела, бросившись на пол, перевернуться на спину, выставить вперед волшебную палочку и бросить в нового противника режущее заклинание. И одновременно с ней еще кто-то тоже сразил напавшего на нее этой же самой Сектумсемпрой. Опомнившись, Беллатриса увидела на полу у своих ног истекающего кровью Римуса Люпина, не удержавшегося на ногах от одновременно двух ударивших в него проклятий. Видимо, волшебник, сражавшийся где-то неподалеку, услышал крик жены, когда Белла пытала ее Круциатусом, и бросился ей на помощь. Рядом с собой ведьма увидела Антонина Долохова, который сперва почтительно поклонился ей, а потом припал к руке.
— Миледи, — быстро заговорил он. — Повелитель приказал мне следовать за вами и, если понадобится, оберегать.
— Благодарю, Антонин, ты и вправду достойно послужил милорду, — с нотками торжественности отвечала колдунья. — Повелитель и я этого не забудем и не замедлим как должно воздать тебе за преданность.
Беллатриса снова посмотрела на бедного Люпина и его глубокие раны, одна на груди, другая в горле. Заглянула в полные ужаса и страдания глаза.
— А, и ты здесь, мерзкое животное. Мне сегодня везет: на ловца и зверь бежит. Теперь ты понял, как глупо было поднимать свои грязные лапы на женщину, которая должна была родить ребенка самому Темному Лорду! — хрипло, чуть ли не рыча, выкрикнула Беллатриса, склонившись над поверженным противником и даже не обращая внимания на то, что его кровь брызжет ей прямо на мантию. — Теперь ты сдохнешь, как собака, вслед за своей женушкой. Не разлучать же в самом деле два любящих сердца! — хохотнула колдунья.
— Добить его, миледи? — осведомился Долохов.
— Много чести этому вонючему псу. Он и так уже труп, посмотри на его раны. Я обещала когда-то, что он захлебнется в своей крови. Его я потом в волка трансфигурирую и из шкуры себе коврик под ноги сделаю.
— Желаете ли, чтобы я левитировал его в Визжащую хижину, госпожа?
Тут они услышали усиленный магией голос Волдеморта. Казалось, что говорили сами стены древнего замка.
— Вы храбро сражались. Лорд Волдеморт умеет ценить мужество, однако вы понеси тяжелые потери. Если вы и дальше будете сопротивляться мне, то все погибнете один за другим. Я этого не хочу. Каждая капля пролитой крови — утрата и расточительство. Лорд Волдеморт милостив. Я приказываю своему войску немедленно отступить. Даю вам час. Достойно проститесь с вашими мертвецами. Окажите помощь вашим раненым. А теперь я обращаюсь к тебе, Гарри Поттер. Ты позволил друзьям умирать за тебя, вместо того чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Весь этот час я буду ждать тебя в Запретном лесу. Если по истечении часа ты не явишься ко мне, битва начнется снова. На этот раз я сам выйду в бой, Гарри Поттер, и отыщу тебя, и накажу всех до единого, кто помогал тебе скрываться от меня. Итак, один час.
— Уходим! — велела Белла Долохову и, кивнув на умирающего Люпина, злорадно добавила: — Оставь его здесь. Не стоит терять времени, он все равно никуда не денется.
И ведьма бегом бросилась из школы в лес вместе с отступающими Пожирателями Смерти.
========== Глава 135. Трудная дилемма ==========
Ужасен был вид Беллатрисы, еще не отошедшей до конца от боевого угара и от упоения местью. Черные кудри, взъерошенные и растрепанные, стояли копной. Глаза горели яростным огнем, губы раскрылись в злорадно-торжествующей улыбке, больше напоминающей оскал. Изо рта до сих пор вырывался безумный смех вперемешку с какими-то гортанными звуками, похожими на рычание. На правой руке, судорожно сжимавшей волшебную палочку, виднелись капли еще свежей крови. На черном, местами порванном платье, тоже были липкие темные пятна. Даже видавшие виды Пожиратели Смерти, которые попадались Беллатрисе на пути, сейчас в страхе шарахались от нее, стараясь поскорее убраться с дороги и больше не попадаться на глаза.
Не дойдя нескольких шагов до Визжащей хижины, ведьма услышала голоса и стала прислушиваться. Один из них, без сомнения, принадлежал Волдеморту, а другой — Люциусу Малфою.
— Повелитель, умоляю… Мой сын…
— Если твой сын погиб, я в этом не виноват, Люциус. Он не явился ко мне с другими слизеринцами. Может быть, он переметнулся к Гарри Поттеру?
— Нет, никогда в жизни… — прошептал Малфой.
— Да, для тебя было бы лучше, если это не так.
— А вы… вы не боитесь, повелитель, что Поттер может погибнуть не от вашей руки? — голос Люциуса дрожал. — Может быть… простите меня… может быть вам стоит наведаться в замок и отыскать его самому?
— Не пытайся обманывать меня, Люциус! Ты хочешь попасть в замок, чтобы узнать, что там с твоим сыном, а мне нет нужды искать Поттера. Еще до рассвета он явится ко мне.
Волдеморт опустил глаза на Бузинную палочку, которую держал в руках. Было видно, что магу в ней что-то не нравится. Дело в том, что когда он прошлой ночью изобретал новую форму заклятия незримого расширения для помещений, то вопреки ожиданиям палочка не выдала тех результатов, на которые Волдеморт рассчитывал. Как раз в те моменты, когда от волшебного инструмента требовалась максимальная отдача, она демонстрировала такие же результаты, как и его старая тисовая палочка, но уж не как самая могущественная в мире. Тот успех, которого он добился к утру, был всецело его успехом, плодом его волшебной силы, мастерства и знаний. Но не было должного слияния потенциалов волшебника и палочки, как будто Жезл смерти не желал подчиняться. И сейчас, находясь в хижине и не принимая пока что участия в битве, Темный Лорд пытался разгадать эту загадку. Кое-какое предположение на этот счет у него имелось.
— Пойди и приведи Снегга. Он мне нужен.
Люциусу ничего не оставалось, кроме как выполнять повеление Темного Лорда, чтобы снова не вызвать его гнев и не нарваться на очередной Круциатус. В дверях он столкнулся с Беллатрисой и бросил на колдунью взгляд, полный неприязни и даже открытой враждебности. Надменный Люциус не мог простить золовке, что Волдеморт так жестоко наказал его за побег Поттера из Малфой-мэннора, а Белла, виновная ничуть не меньше, отделалась всего-то на всего домашним арестом. Мало того! Ведь это из ее хранилища в Гринготтсе была похищена маленькая золотая чаша, которая, по-видимому, имела для милорда большое значение. Многие ни в чем неповинные сторонники Волдеморта, ставшие жертвой его безудержного гнева, поплатились за нее жизнью просто потому, что имели несчастье попасться своему повелителю под горячую руку. А между тем, главная виновница опять вышла сухой из воды, целая и невредимая, без единой царапины.
Волдеморт сидел в кресле, задумчиво вертя в руках Бузинную палочку, но едва увидев Беллатрису, он встал и стремительно подошел к ней, обвел с ног до головы горящим взглядом своих красных глаз, явно любуясь ведьмой. Зрелище, от которого у любого человека волосы бы встали дыбом, Темному Лорду, напротив, казалось невероятно притягательным и красивым. Волдеморт наколдовал губку, пропитанную каким-то зельем с приятным запахом восточных благовоний, потом пригладил холодной ладонью непослушные волосы, заправил за ухо прядь у виска и принялся протирать от капелек пота и крови любимое лицо, покрывая горячими отрывистыми поцелуями щеки, скулы и губы. Тишина в хижине нарушалась только шепотом Темного Лорда.
— Моя неотразимая воительница! Моя амазонка!
Тут Волдеморт склонился к уху Беллатрисы и попросил:
— Потанцуй со мной!
Ведьма недоуменно оглянулась — дескать, где тут потанцуешь, но Волдеморт сделал замысловатое движение волшебной палочкой, и вот уже пара находилась в просторном бальной зале Слизерин-кэстла, а от следующего едва заметного взмаха прямо из стен зазвучали звуки вальса.
— Что это, милорд? — изумленно спросила Беллатриса, двигаясь в такт музыке и ведомая Волдемортом.
— Тебе ведь известны свойства моих владений, — отвечал маг.
— Но как бальный зал мог поместиться здесь? — недоумевала чародейка.
— Заклятие незримого расширения для помещений, — небрежно бросил Волдеморт.
— Разве есть такое заклинание? — игриво спросила Белла, начиная догадываться в чем тут дело.
— До сегодняшнего утра не было.
— Повелитель, вы гений! — воскликнула Беллатриса с восхищением ребенка, увидевшего чудо.
Волдеморт был несказанно доволен такой реакцией колдуньи. Он, собственно, ее и добивался. Темный Лорд, а вел себя как вздорный взбалмошный мальчишка, вознамерившийся произвести впечатление на свою избранницу.
— Милорд, а вы поведаете другим волшебникам о своих достижениях в магии? — спросила Беллатриса.
— Почему бы и нет? — усмехнулся Волдеморт. — Но всему свое время, Белла. Уничтожим или выгоним поганой метлой всех грязнокровок, тогда можно и поделиться своими наработками. Но делать это сейчас — все равно что метать бисер перед свиньями. Ты согласна?
— Полностью, милорд!
Беллатриса преданно взглянула в багровые глаза, а ее губы приоткрылись в полуулыбке, маня и завлекая, и колдун с упоением припал к ним как к источнику неиссякаемого блаженства. Танец закончился, музыка смолкла, а вместо нее послышались отдаленные звуки сражения. Должно быть, Пожиратели, отступая в лес по приказу Темного Лорда, отбивались от смельчаков, решивших их преследовать.
— Эту мелодию я сегодня уже слышала, да и сама уже успела сыграть, — с усмешкой сказала Белла. Волдеморт одобрительно кивнул.
— Приятно, не правда ли? — прошептал он, кладя худые руки на плечи колдунье, поддевая и стягивая вниз края платья. — Эти звуки ласкают слух. Они обостряют все чувства и вызывают весьма приятную нервную дрожь…
Темного Лорда снова охватила страсть, но тут раздался стук в дверь.
— Повелитель, откройте! Это я, Снегг, вы вызывали меня, милорд? Волдеморт взял Беллу за руку.
— Ступай к остальным. У меня к Северусу очень важное дело. Потом я приду в лес ожидать появления Поттера.
Беллатриса покорно кивнула и направилась к двери, а Снегг почтительно поклонился ей. Когда волшебники остались вдвоем, Темный Лорд еще какое-то время пребывал в молчаливых раздумьях, словно не решался исполнить то, что задумал. Наконец, Пожиратель заговорил.
— Повелитель, их сопротивление сломлено…
— Без твоей помощи, — отозвался Волдеморт ясным высоким голосом. — Ты, Северус, искусный волшебник, но не думаю, что сейчас ты там особо нужен…
«Зато нужен мне здесь! — подумал маг. — Мне придется это сделать, по-другому просто нельзя! Убить его прямо сейчас, не говоря ни слова так, что и понять ничего не успеет? Нет, Северус оказал мне немало услуг и потому заслужил хотя бы объяснений!»
— Позвольте, я найду вам мальчишку. Позвольте мне доставить вам Гарри Поттера. Я знаю, как его найти. Прошу вас.
— Я в затруднении, Северус, — мягко отозвался Волдеморт. Он предпочел, чтобы Снегг сам обо всем догадался и знал, что повелитель вполне доволен им, и его гибель — не то же самое, что гибель врага или предателя.
— В чем дело, повелитель?
— Почему она не слушается меня, Северус?
Снова повисла тишина, в которой раздавалось только едва слышное змеиное шипение. Нагайна была здесь, рядом со своим хозяином. Сейчас Волдеморт опасался за ее жизнь, ведь питомица тоже была одним из его крестражей. Потому маг наколдовал вокруг нее защитную прозрачную сферу, которая висела прямо в воздухе.
— Повелитель? — недоуменно спросил Снегг. — Я не понимаю. Вы совершали этой палочкой непревзойденные чудеса волшебства.
— Нет, — ответил Волдеморт. — Я совершал этой палочкой обычное для меня волшебство. Я — непревзойденный волшебник, но эта палочка… нет. Она не оправдала моих ожиданий. Я не заметил никакой разницы между этой палочкой и той, что я приобрел у Оливандера много лет назад.
Голос Волдеморта звучал спокойно и размеренно, но он чувствовал, как внутри у него поднимается волна ярости и боли от того, что ему предстояло, и совсем скоро, сделать нелегкий выбор: или лишиться одного из самых ценных своих Пожирателей, или никогда не подчинить себе Бузинную палочку.
— Я думал долго и напряженно, Северус… Ты знаешь, почему я отозвал тебя из битвы?
— Нет, повелитель, не знаю, но умоляю вас: позвольте мне туда вернуться. Позвольте мне отыскать Поттера.
— Ты говоришь совсем как Люциус. В отличие от меня, вы оба не понимаете Поттера. Его не нужно искать. Поттер сам придет ко мне. Я знаю его слабость, его, так сказать, врожденный дефект. Он не сможет смотреть, как другие сражаются и гибнут, зная, что все это из-за него. Он захочет прекратить это любой ценой и придет. Однако, я хотел поговорить о тебе, Северус, а не о Гарри Поттере. Ты был мне очень полезен. Очень.
— Повелитель знает, что услужить ему — мое единственное стремление. Но позвольте мне пойти и отыскать мальчишку. Я уверен, что сумею…
— Я уже сказал: нет! Сейчас меня волнует другое, Северус: что произойдет, когда я встречусь с мальчишкой?
— Но какие тут могут быть вопросы, повелитель, ведь вы…
— Тут есть вопрос, Северус. Есть.
Волдеморт поигрывал Бузинной палочкой в белых пальцах, неотрывно глядя на Снегга.
— Почему обе палочки, которые у меня были, отказались служить, когда я направил их на Гарри Поттера?
— Я… я не знаю ответа на этот вопрос, повелитель.
— Правда? Моя тисовая палочка исполняла все мои приказы, кроме одного — убить Гарри Поттера. Она дважды не смогла этого сделать. Оливандер под пыткой рассказал мне об одинаковой сердцевине, сказал, чтобыя взял другую палочку. Я так и сделал, но палочка Люциуса раскололась при встрече с Гарри Поттером.
— Я… я не знаю, как объяснить это, повелитель.
— Я нашел третью палочку, Северус, Бузинную палочку, смертоносную палочку, Жезл Смерти. Я забрал ее у прежнего владельца, из гробницы Альбуса Дамблдора.
Теперь Снегг посмотрел в глаза Волдеморта, а лицо его застыло, как посмертная маска.
«Ну, наконец-то, понял, что к чему!» — подумал колдун.
— Я просидел здесь всю ночь перед самой победой, думая о том, почему Бузинная палочка отказывается выполнять то, что должна сделать для своего владельца… и мне кажется, я нашел ответ.
Снегг молчал.
— Может быть, ты уже догадался? Ты ведь вообще-то, умный человек, Северус. Ты был мне хорошим и верным слугой, и я сожалею о том, что сейчас произойдет.
Это действительно было так. Но это нельзя было назвать жалостью к стороннику как к человеку, скорее напоминало разочарование шахматиста, которого противник поставил перед неизбежной дилеммой, когда из двух фигур, оказавшихся под ударом, можно спасти только одну, а вторую неизбежно приходится отдавать, что несколько затрудняет ситуацию и отдаляет победу.
— Бузинная палочка не повинуется мне по-настоящему, Северус, потому что не я законный ее владелец. Бузинная палочка принадлежит тому волшебнику, который убил ее предыдущего Хозяина. Ты убил Альбуса Дамблдора. Пока ты жив, Бузинная палочка не может принадлежать мне. Я должен получить власть над этой палочкой, Северус. Власть над палочкой — а значит, и власть над Гарри Поттером.
Волдеморт говорил со все большим гневом и со все возрастающим воодушевлением, словно убеждая самого себя, что другого выхода нет, и задуманный им поступок просто необходим. Колдун вовсе не горел желанием убивать столь ценного сторонника, и потому у него возникли сомнения, что смертельное проклятье не будет сотворено так, как надо. Темный Лорд взмахнул Бузинной палочкой. Ничего не произошло, и на какое-то время Снегг, наверное, подумал, что он помилован. Но тут намерение Волдеморта прояснилось. Шар с Нагайной закружился в воздухе, и не успел Северус даже вскрикнуть, как его голова и плечи оказались внутри сверкающей сферы, а Волдеморт сказал на змеином языке:
— Убей!
Раздался страшный крик, когда зубы змеи вонзились в шею Снегга, который судорожно рванулся, пытаясь сбросить шар. Колени у него подогнулись, и он опустился на пол.
— Жаль! — холодно сказал Волдеморт и отвернулся.
«Жребий брошен, выбор сделан, и было бы весьма глупо сожалеть о содеянном! Глупо оглядываться назад, ведь в этом случае будет невозможно идти вперед!» — думал он. Не оглядываясь более, Темный Лорд вышел из хижины, и сверкающий шар со змеей медленно поплыл за ним.
И тут случилось небывалое: из подземного хода, который соединял Визжащую хижину с Хогвартсом, вышел Гарри, а с ним его друзья Рон и Гермиона. Они слышали весь разговор Волдеморта со Снеггом. Гарри подошел к умирающему, из горла которого хлестала кровь, а изо рта, носа, ушей вылетала серебристая субстанция — не вода и не газ — воспоминания.
— Собери… собери… — из последних сил выговорил Снегг.
Гермиона вложила в руку друга наколдованный ею флакон, а Гарри волшебной палочкой собрал воспоминания, но, чтобы просмотреть их, был нужен Омут памяти, который хранился в директорском кабинете. Когда же Гарри погрузился в лабиринты чужой памяти, то увидел в них то, чего не ждал увидеть. Например, что ненавистный ему профессор зельеварения, который сообщил Волдеморту о пророчестве и тем самым погубил его родителей, на самом деле еще до учебы в Хогвартсе был влюблен в его мать… А когда узнал, что Темный Лорд стал преследовать Поттеров, то встретился с Дамблдором и примкнул к Ордену Феникса только чтобы спасти любимого человека… Для директора он стал бесценным источником информации о Волдеморте и Темном Ордере. Это он придумал уловку с семью ложными Поттерами, для убедительности правильно сообщив день и время отбытия из дома Дурслей, но скрыв, как Орден планирует защитить Гарри. И это по настоянию Дамблдора, который и так уже умирал, Снегг пустил в него Аваду, чтобы окончательно убедить Темного Лорда в своей преданности и, будучи ближе к своему мнимому хозяину, способствовать его падению.
Однако все эти откровения меркли перед самым последним, которое Дамблдор поведал Снеггу незадолго до этого мнимого, самим же директором подготовленного убийства. Это Северус и хотел опять же по распоряжению Дамблдора передать Гарри, а именно: в ту ночь, когда Темный Лорд убил чету Поттеров и попытался убить их сына, в момент, когда срикошетившее смертельное проклятье сразило Волдеморта, очередная часть изуродованной и раздробленной, а потому хрупкой, души убийцы оторвалась без его ведома и вселилась в единственное оставшееся живое существо — самого Гарри. Так Гарри стал непроизвольно созданным крестражем, о котором Темный Лорд и сам не знал. Отсюда и парселтанг, и способность проникать в сознание Волдеморта. А если так, то пока жив Гарри, то и лорда Волдеморта убить нельзя, и чтобы сразить его остается только один путь — прежде погибнуть самому, причем именно от руки Темного Лорда.
========== Глава 136. В Запретном лесу ==========
Беллатриса с неохотой покинула Визжащую хижину и увидела невдалеке отсветы костра, разожженного Пожирателями Смерти. Она пошла на этот свет и спустя минуту вышла на широкую поляну, посредине которой и горел яркий огонь. Ведьма молча села между служителями Темного Лорда и стала с нетерпением ожидать прихода своего возлюбленного повелителя. Она волновалась не на шутку, осознавая, что через час произойдет то, к чему Волдеморт давно стремился, а судьба и милорда, и ее собственная, наконец, решится окончательно. Теперь Поттеру уже никуда не скрыться. Вскоре к сидящим у костра чародеям присоединились те, кто покинул битву по приказу повелителя, а еще через несколько минут пришел и сам Волдеморт. Он сел рядом с Беллатрисой и под прикрытием благодатной темноты взял ее за руку. Минут за двадцать до истечения срока Темный Лорд отправил в разведку Долохова и Яксли, чтобы те прочесали лес.
Тем временем Гарри шел на встречу с судьбой. Мантия-невидимка надежно скрывала его от посторонних глаз. Пока что скрывала, но совсем скоро, через считанные минуты, ему предстояло мужественно и добровольно сбросить ее перед лицом смерти, как это сделал его предок Игнотус Певерелл. Но в отличие от младшего и самого мудрого из трех братьев Гарри еще не успел состариться. Ему предстояло погибнуть в неполные восемнадцать, когда у человека еще вся жизнь впереди. Однако Гарри решился. Он шел в Запретный лес, чтобы сокрушить заклятого врага. По виду эта картина походила на другую, более, чем пятидесятилетней давности, когда семнадцатилетний Том Марволо Реддл тоже шел по деревне Литтл-Хэлтон, намереваясь отнять жизнь у недруга, коим стал для него родной отец. Но подобное сходство было лишь внешним. Если бы кто-то сейчас заглянул в сердце Гарри или применил бы к нему легилименцию, то ни в сердце, ни в мыслях юноши не нашел бы злобы, жажды мести или ненависти. Напротив, к Волдеморту он испытывал жалость от того, что он никогда так и не узнает ни любви, ни дружбы. Он желал лишь обезопасить от него тех, кого любил, а в обмен за жизнь врага готов был отдать свою собственную. Не желание мстить, а желание спасти двигало им, и в этом было главное отличие между двумя смертными врагами, ни один из которых, согласно Пророчеству, не мог жить спокойно пока жив другой, и в ком, однако, текла теперь одна кровь, а в теле было по кусочку одной раздробленной души.
Когда до истечения назначенного часа оставалось не более пяти минут, то Волдеморт встал, от нетерпения не в силах просто сидеть и ждать. Холодное ожесточенное сердце сильно колотилось, билось вдвое быстрее, чем бежали оставшиеся секунды. Он опустил голову, держа в белых длинных пальцах Бузинную палочку. Так было легче скрыть от слуг свое волнение. Впрочем, со стороны оно было мало заметно, и окружающим могло показаться, что маг считает про себя как водящий, когда играют в прятки. Над его головой, свивая и развивая кольца, парила Нагайна в сияющей зачарованной сфере, похожей на чудовищный нимб. А совсем рядом, у его ног сидела Беллатриса, и ее пышные волосы слегка касались подола черной мантии. Только это обстоятельство и удерживало сейчас Волдеморта от того, чтобы не сорваться раньше времени, не бежать разыскивать мальчишку. Ведьма, как и он, не говорила ни слова, но Волдеморт все понимал и без этого. Колдун знал даже без легилименции, что Белла думает о том же, о чем и он, чувствует все то же, что ощущал он. Ведьма, в свою очередь, тоже понимала своего лорда. Сейчас они были как никогда едины в своих мыслях и желаниях. Волдеморт был уверен и ни капли не ошибался при этом, что стоит ему только махнуть рукой или даже просто кивнуть, и его ненаглядная воительница тут же сорвется с места по его приказу и будет разыскивать Поттера до тех пор, пока не найдет, пока не достанет хоть из-под земли, притащив никчемного мальчишку к ногам своего повелителя.
Наконец, в освещенный костром круг вступили вернувшиеся Долохов и Яксли.
— Его нигде нет, повелитель, — сказал Долохов.
Ни одна черта не дрогнула в лице Волдеморта. В отблесках костра его красные глаза казались горящими угольями. Он медленно крутил в руках палочку.
— Повелитель… — заговорила Беллатриса. Волосы у ведьмы все еще были растрепаны после недавней битвы, а на лице виднелись царапины, но она хоть сейчас готова была снова сражаться с врагами своего милорда, найти для него Поттера. Волдеморт поднял руку, останавливая ее, и она не договорила, глядя на него с почтительным обожанием.
— Я думал, он придет, — сказал Волдеморт своим высоким ясным голосом, устремив взгляд в пламя костра. — Я ожидал его прихода. Но, видимо, ошибся…
— Нет, не ошибся! — раздался громкий голос, чистый и ясный.
В ответ на него великаны, бывшие в воинстве Волдеморта, зарычали, Пожиратели Смерти, сидевшие у костра, вскочили, раздались охи и ахи и даже смех. Темный Лорд стоял неподвижно, его красные глаза были устремлены на подходившего Гарри. Тут закричал большой друг мальчишки — великан Хагрид, пойманный Пожирателями и привязанный к высокой сосне.
— Нет, Гарри, нет!
— Молчать! — рявкнул Роули, и от взмаха его волшебной палочки Хагрид смолк.
Беллатриса вскочила, переводя горящий взгляд с Волдеморта на Гарри. Грудь колдуньи высоко вздымалась от небывалого волнения и от невысказанных чувств. Волдеморт чуть склонил голову на бок, рассматривая стоящего перед ним юношу, и странная безрадостная улыбка скривила его губы.
— Гарри Поттер, — сказал он мягко, чувствуя, что мальчишка, наконец-то, в его власти. — Мальчик, который выжил.
«Вот и конец тебе!» — подумал колдун.
Пожиратели смерти не шевелились, ждали. От напряжения Беллатриса тяжело дышала. Волдеморт поднял палочку, с которой тотчас же сорвался сноп зеленых искр. Но тут случилось нечто небывалое: вместе с юношей на землю рухнул и сам Темный Лорд. Беллатриса невольно закричала и вне себя от страха бросилась к нему, тогда как остальные служители стояли вокруг, не решаясь приблизиться.
Беллатриса изо всех сил трясла Темного Лорда, пытаясь привести его в сознание. Ей сейчас было совершенно все равно, что кто-то догадается о ее чувствах, а голос ее звучит так, как будто она обращается к возлюбленному. Наконец, Волдеморт пошевелился, и у ведьмы отлегло от сердца, когда она поняла, что милорд жив и при этом прекрасно осознает, кто сейчас рядом с ним.
— Повелитель, позвольте мне…
— Я не нуждаюсь в поддержке, — холодно ответил Темный Лорд, и Белла покорно отдернула протянутую на помощь руку. Ну конечно, гордость никогда не позволит ему предстать слабым перед своими людьми. При них Волдеморт ни за что не обопрется даже на руку Беллы и не обратится к ней с ласковыми словами. Но при этом глаза Темного Лорда на мгновение задержались на лице волшебницы, а взгляды их встретились. И тогда Белла уловила в словах своего милорда не только очевидный для всех смысл, но и другой, тайный, адресованный только ей: я справлюсь сам, со мной все в порядке, не стоит волноваться.
Волдеморт встал. На поляне воцарилась полная тишина. Никто не приближался к лежащему на земле мальчишке, даже сам Темный Лорд сейчас опасался это сделать. Он подошел к Нарциссе, которая стояла рядом с Люциусом, больно стегнул по спине волшебной плетью и приказал:
— Осмотри его. Доложи мне, мертв он или нет.
Темный Лорд поручил это опасное дело именно Нарциссе по той простой причине, что если Поттер все же жив и вздумает внезапно атаковать, то никчемную ведьму будет не жалко. Мало того, что она не проявляла должной благодарности к своей сестре за заступничество перед ним, так еще и отдала свою волшебную палочку растяпе-сыночку, позволившему Поттеру лишить себя главного атрибута волшебника. Теперь без своего оружия Нарцисса, как, впрочем, и Люциус, не представляла для чародея никакого интереса как сторонница и годилась только для таких вот поручений, когда нет желания рисковать более ценными Пожирателями.
Нарцисса покорилась и принялась осматривать юношу. Ее длинные белокурые волосы, как занавес, скрыли обоих. Наконец, волшебница поднялась и объявила во всеуслышанье громким уверенным голосом так, что Волдеморт, подумавший было воспользоваться легилименцией и проверить правдивость этих слов, отказался от своей мысли. Вряд ли миссис Малфой настолько глупа, чтобы обманывать своего повелителя.
— Он мертв!
Тут Пожиратели смерти зашумели, затопали ногами, издавая восторженные крики. Из их палочек торжественным салютом вылетали красные и серебряные вспышки. Волдеморта же переполняли чувства безграничной эйфории и бесконечного триумфа, словно огромный камень — тревога и страх смерти — скатился с раздробленной души. От этого колдун, казалось, обезумел не меньше, чем от ярости и злобы.
— Вы видели? — голос Волдеморта перекрыл шум толпы. Ему явно было недостаточно обычного трофея от поверженного противника — его волшебной палочки. С телом мальчишки теперь тоже можно делать все, что угодно. Тут Темный Лорд оставался верным своим давним, еще детским приютским привычкам. — Гарри Поттер пал от моей руки, и отныне на земле нет человека, представлявшего для меня угрозу. — Глядите. Круцио!
Тело мальчишки подбросило в воздух, круглые очки слетели, но сам Гарри не шевелился, вися, как тряпичная кукла. Когда он упал на землю, поляна огласилась веселыми криками и взрывами хохота. Только Беллатриса от волнения и радости не могла произнести даже слова и потому молчала, преданно и с восхищением глядя на своего повелителя. Волдеморт, упиваясь своим триумфом, все же бросал на ведьму пристальные взгляды. Был даже момент, когда ему захотелось броситься к ней, задушить в объятиях и зацеловать до смерти, но он сдержался. Подобная сентиментальность и глупое ребячество совсем недостойны лорда Волдеморта. Не так он представит волшебной Британии Темную Леди. Когда все, кто были его врагами, встанут перед ним на колени, когда в главном зале Министерства все чародеи присягнут ему на верность и признают его власть над собой, вот тогда в торжественной обстановке он объявит о своем союзе с Беллатрисой. Впрочем, члены Ближнего круга, присутствующие на церемонии бракосочетания, могут уже сейчас все вспомнить. И Волдеморт небрежно взмахнул Бузинной палочкой, снимая свои же чары с Пожирателей.
— А теперь мы отправимся в замок и продемонстрируем им, что осталось от их героя. Кто потащит тело? — С десяток пожирателей вышли вперед, готовые левитировать мальчишку и угодить Темному Лорду. — Нет… Подождите…
В голову Волдеморту пришла идея. Он ткнул пальцем в плачущего великана Хагрида.
— Ты понесешь его! — велел Волдеморт. — Он будет хорошо смотреться у тебя на руках, да и видно издалека. Ну, подбирай своего маленького дружка, Хагрид. И наденьте на него очки — мальчишка должен быть узнаваем для всех.
Антонин Долохов надел на покойника очки, нарочно прихлопнув их посильнее.
— Вперед! — скомандовал Волдеморт.
Торжественная процессия направилась к опушке. Лес становился все реже. Беллатриса шла по правую руку от своего повелителя, а с другой стороны шел Хагрид с мертвым телом Поттера, распростертом на его широкой спине. Оглядываясь кругом, ведьма видела, как при взгляде на нее меняется выражение лиц Пожирателей Смерти, с равнодушных и безразличных на угодливо-почтительные, а в их глазах она различала трепет и страх, особенно во взгляде Люциуса Малфоя. И тогда колдунья поняла, что все они разом вспомнили, как присутствовали на их с милордом бракосочетании, до времени скрытом под покровом тайны с помощью магии. Теперь же они ясно осознавали, что видят перед собой не просто верную сторонницу Волдеморта, но свою повелительницу, истинную Темную Леди, королеву, пусть еще непризнанную всеми, но им уже объявленную. И каждый из них считал за честь, что ему довелось узнать об этом в числе первых.
Наконец, все подошли к двору Хогвартса, и из дверей показались все, кто уцелел в битве.
========== Глава 137. Бумеранг. Часть 1 ==========
Лес все редел, и мало-помалу торжествующая процессия вошла во двор Хогвартса. Беллатриса и другие сторонники с молчаливым благоговением слушали, как Темный Лорд в очередной раз обратился к Хогвартсу. Его голос был усилен магией и разносился далеко вокруг.
— Гарри Поттер мертв. Он был убит при попытке к бегству, пытаясь спасти свою жизнь, пока вы погибали за него. — Волдеморт явно наслаждался этой ложью, считая, что сейчас она не только оправдана, но и необходима. Ему недостаточно было просто лишить врага жизни, но для полной победы над ним нужно было уничтожить саму память о Гарри Поттере в головах его сторонников, причем, на этот раз без всякой магии. Так они быстрее подчинятся и признают его власть. Покорность будет настоящей, а не сотворенной с помощью заклятия подчинения. — Мы принесли вам тело, чтобы вы убедились, что ваш герой мертв. Битва выиграна. Вы потеряли половину бойцов. Мои Пожиратели превосходят вас числом, а мальчика, который выжил, больше нет. Воевать дальше не имеет смысла. Всякий, кто продолжит сопротивление, будь то мужчина, женщина или ребенок, будет убит и то же случится с членами его семьи. Выходите из замка, преклоните предо мной колени, и я пощажу вас. Ваши родители и дети, ваши братья и сестры будут жить, все будет прощено, и вместе мы приступим к строительству нового мира.
Из замка не донеслось ни звука.
— За мной, — приказал Волдеморт. Он шел с Нагайной на плечах, сняв со змеи защитную сферу. За ним шагали Пожиратели. Подойдя к дверям школы все выстроились в шеренгу. Наконец, двери распахнулись, и послышался отчаянный крик Минервы Макгоннагал.
— Нет!
Услышав его, Беллатриса расхохоталась во все горло. Ведьма помнила, что о ней говорил милорд, когда Снегг рассказал ему о взбунтовавшемся Хогвартсе, и потому наслаждалась отчаянием декана Гриффиндора. Потом и вся толпа уцелевших стала выкрикивать проклятия Пожирателям Смерти.
Неожиданно послышался крик, кто-то вырвался из толпы и выстрелил в Темного Лорда. Однако в этот же момент из Бузинной палочки посыпались искры разоружающего заклятья, и смельчак упал на землю.
— И кто же это? — спросил Волдеморт своим мягким змеиным голосом. Кто сам вызвался продемонстрировать, что бывает, когда пытаешься продолжить проигранную битву?
Беллатриса залилась счастливым смехом.
— Это Невилл Долгопупс, повелитель. Мальчишка, который доставлял Кэрроу столько неприятностей. Сын мракоборцев, помните?
Волдеморт, конечно, помнил, какой зуб Белла имела на все семейство. Тут ему в голову пришла идея: а что, если не убивать мальчишку, а заставить служить ведьме, отдав ей в пажи для каких-нибудь унизительных поручений. Кроме того, колдун увидел в этом хорошую возможность дать шанс всем недоумкам добровольно признать его власть.
— Ах, да, припоминаю. — Волдеморт взглянул сверху вниз на безоружного Невилла, отчаянно пытавшегося подняться на ноги. — Но ты ведь чистой крови, мой храбрый мальчик? — обратился он к Невиллу, который стоял теперь к нему лицом.
— А если и так — что из этого? — громко ответил Невилл.
«Ого, а в мальчишке и в самом деле что-то есть. Не каждый мой Пожиратель может так смело смотреть мне в глаза, да еще будучи при этом обезоружен. Неплохо бы за него взяться! Однако, если он и дальше продолжит дерзить, то, Мерлином клянусь, он за это жестоко поплатится! Тогда и другим не повадно будет проявлять непокорство», — подумал чародей.
— Ты проявил отвагу и мужество, и в тебе течет благородная кровь. Ты будешь отменным Пожирателем Смерти. Нам нужны такие, как ты, Невилл Долгопупс!
— Скорее в аду станет холодно, чем я к вам перейду! — сказал Невилл.
— Что же, — ласково отвечал Волдеморт, и в его шелковом голосе было больше угрозы, чем в самом мощном проклятии. Действительно, после такого ответа тот небольшой запас терпения, которое Темный Лорд был готов проявить, вконец истощился. — Раз таков твой выбор, Долгопупс, вернемся к первоначальному плану. На твою голову пусть падет.
Взмах волшебной палочки, и из разбитого окна вылетела старая и потертая Распределяющая шляпа.
— В школе Хогвартс больше не будет распределения. Факультеты отменяются. Эмблема, герб и цвета моего благородного предка Салазара Слизерина обязательны для всех. Понятно, Невилл Долгопупс!
«Свершилось, наконец! Наследник исполнил то, что было заповедано ему прародителем, и дух некогда изгнанного из школы величайшего Основателя вернется в Хогвартс! Осталась небольшая формальность. Сейчас и эта гадкая шляпа, которая когда-то посмела усомниться в моей принадлежности к Слизерину, получит то, что заслужила», — внутренне ликовал Темный Лорд.
Волдеморт направил палочку на Невилла, и тот застыл, словно окаменев. Маг нахлобучил на него шляпу так, что она закрыла глаза.
— Невилл сейчас наглядно покажет вам, что будет со всяким, у кого достанет глупости мне сопротивляться, — сказал Волдеморт.
«Нужно преподать всем этим глупцам урок, ведь оказанную им милость они явно не оценили, а хорошего обращения не поняли. Значит, поймут плохое!» — решил колдун и взмахнул волшебной палочкой. Распределяющая шляпа тут же вспыхнула ярким пламенем. Страшный крик разорвал предрассветный полумрак.
И тут неожиданно произошло несколько вещей. Раздался топот нескольких сотен ног, и к Хогвартсу со стороны Хогсмида ринулась толпа волшебников, которых, по-видимому, кто-то призвал на помощь. Вся деревня, не иначе. В то же время в небе откуда ни возьмись появились гиппогрифы, бросились на великанов, выклевывая им глаза. Труп Поттера куда-то исчез. И в довершении всего из леса выскочило стадо кентавров с луками в руках и принялись осыпать Пожирателей Смерти дождем стрел, внося сумятицу и хаос. Теснимые с трех сторон сторонники Темного Лорда, которых к тому же ненароком давили ногами ослепленные и обезумевшие от боли великаны, дрогнули и стали отступать в Большой зал. Но даже во всей этой воцарившейся в стане Волдеморта неразберихе взоры сражающихся привлекла яркая серебристая вспышка. Темный Лорд своими глазами видел, как мальчишка Долгопупс каким-то образом сумел освободиться от обездвиживающего заклинания, сбросить с головы горящую шляпу и вытянуть из нее сверкающий меч Гордика Гриффиндора, который редкий раз является самым достойным гриффиндорцам. В воздухе сверкнуло острое лезвие и одним махом снесло голову Нагайне, которая как раз уже успела подползти к горящему заживо мальчишке, увидев в нем лакомый завтрак. Голова змеи взлетела вверх, а потом тотчас же брякнулась на землю к ногам Волдеморта. Гримаса гнева и злобы исказила лицо Волдеморта, но его яростный крик утонул в шуме битвы.
В довершении всего в Большом зале кинулись сражаться даже служившие в Хогвартсе эльфы-домовики, держа в руках ножи и топоры для мяса. Голос их предводителя перекрывал даже царивший здесь шум.
— На битву! Все на битву! Бей Темного Лорда!
Куда ни глянь, Пожиратели смерти отступали, подавленные численным превосходством противника, сражаемые несущимися отовсюду заклятьями, стрелами из луков кентавров, корчившиеся от втыкающихся в ноги ножей. Гибли и защитники Хогвартса от темных проклятий, которые бросали в них слуги Волдемота. И над всем этим в воздухе, наполненном неимоверным напряжением, шумом сражения, стонами раненых и умирающих, безраздельной царицей ликовала смерть, правящая свой кровавый бал и собирающая в эту ночь небывало обильную жатву.
Волдеморт был в самой гуще схватки. Лицо его выглядело холодным и сосредоточенным, когда колдун швырял в противников страшные заклятья и попутно раздавал указания сторонникам. Одни только красные глаза горели холодной злобой при виде как Макрейна, одного из немногих Пожирателей, оставшихся со времени первой войны, швырнул этот недочародей Хагрид, так что Пожиратель пролетел через весь зал и, врезавшись в противоположную стену, мешком упал на пол. А когда Антонин Долохов пал от руки одного их школьных преподавателей, то в Темном Лорде вскипел гнев. Однако при всем этом колдун все же считал себя победителем, раз Гарри Поттер, единственная угроза, наконец-то мертв. В конце концов у него еще оставалось предостаточно слуг, которые не принимали участия в этом сражении, а уж околдованных Империусом пешек было еще больше. Эти глупцы еще пожалеют о том, что имели глупость взбунтоваться против самого Темного Лорда! Но, в то же время, когда Волдеморт понял, что лишился своих крестражей, то жажда жизни забурлила в нем как никогда раньше, с небывалой силой. Он хотел выжить любой ценой, и потому сейчас черный маг был особенно страшен, подобно смертоносному вихрю, сметая все на своем пути и чиня гибель любому, кому не посчастливилось оказаться у него на пути. Темный Лорд бился уже не только за власть и бессмертие, но и за саму жизнь, и не только за жизнь, но и за счастье, которое она теперь сулила ему. С яростным остервенением дикого зверя Волдеморт метал направо и налево Смертельные проклятья, даже не разбирая лиц тех, в кого они летели. Кудри, черные блестящие кудри, высокая упругая грудь и нежная шея затмевали взор. Руки вновь жаждали прикоснуться к шелковистой коже и податливому телу, а головокружительные пьянящие поцелуи так и горели на тонких бескровных губах. И плевать колдун хотел, что те, кого он с такой легкостью убивал, тоже хотят жить и также страстно желают быть счастливыми. Один из сильнейших чародеев мира, познавший черную, да и не только, магию так глубоко, как мало кто познавал, все же не мог постичь простую истину, что свое счастье и любовь невозможно построить на чужой крови и смертях. То чувство, которое Волдеморт теперь испытывал к Беллатрисе, не касалось больше никого другого. Ну, разве что Дельфини. Сконцентрированное, по сути, на одном человеке, оно не смирило непомерную гордыню колдуна, не потушило яростное пламя его гнева, не заставило отказаться от мести недругам, и, увы, не вызвало ни капли раскаяния.
Через какое-то время колдун увидел, что бьется совсем один, сторонники его убиты, либо в плену, а большинство врагов предпочли ретироваться, выстроившись вдоль стен, предпочтя роль наблюдателей. И только трое продолжали схватку, безуспешно пытаясь атаковать и нанести последний удар: Минерва Макгоннагал, Слизнорт и мракоборец Кингсли. Боковым зрением он увидел Беллатрису, единственную из Пожирателей, которая еще продолжала борьбу в нескольких шагах от своего повелителя и супруга, как и он безумная от злобной ярости и граничащей с благоговением любви. Одного мимолетного взгляда на Беллу было достаточно, чтобы понять: ведьма пребывала в своей стихии, и в ожесточенной битве чувствовала себя как рыба в воде. Ее глаза горели фанатичным огнем, смуглые щеки раскраснелись, черные кудри развевались во все стороны от рвущейся наружу магии колдуньи, а тисовая палочка то и дело взлетала в ее руке и без перерыва вспыхивала искрами всевозможных цветов, смотря по тому, какое заклинание творила ее хозяйка. Беллатриса тоже сражалась с тремя противницами за раз. Одной из ее соперниц оказалась та самая полоумная Лавгуд. У другой были рыжие волосы, без слов говорившие о ее принадлежности к семье Уизли, этим предателям чистой крови, а третья — та самая грязнокровка, которую вместе с Поттером доставили в поместье Малфоев. Волдеморт с удовлетворением отметил, что даже втроем они не могли одолеть его неподражаемую валькирию, которая как раз метнула очередное смертельное проклятье, пролетевшее совсем рядом с рыжей. И в этот момент к сражающимся женщинам кинулась сама мать многочисленного выводка, скидывая на ходу мантию.
— Не тронь мою дочь, мерзавка! — исступленно крикнула она.
Беллатриса резко повернулась и расхохоталась при виде новой противницы.
— С дороги! — крикнула миссис Уизли, выхватывая палочку и бросаясь в бой. От всегда добродушной волшебницы, внимательной и заботливой со своими домашними, не осталось и следа. Сейчас она казалась просто неузнаваемой. Это была до предела разъяренная тигрица, уже потерявшая одно детище, и теперь с остервенением защищающая других, готовая за них кому угодно перегрызть глотку. Она надвигалась молча, но неотвратимо как грозовая туча, а
горящие гневом глаза метали молнии. Волшебная палочка миссис Уизли, которой она много лет пользовалась в основном по хозяйству, теперь хлестала и крутилась в ее руках. Улыбка на лице Беллатрисы сменилась злобной гримасой. Потоки пламени лились с обеих палочек, пол под ногами волшебниц раскалился и покрылся трещинами, обе дрались не на жизнь, а на смерть.
— Что станется с твоими детьми, когда я тебя убью? — дразнила Беллатриса противницу, чтобы лишить ее всякого самообладания и сосредоточенности, необходимых в битве, а сама в то же время ловко уворачивалась от заклинаний, которые пускала в нее Молли. — Когда мамочка отправится вслед за Фреддичкой?
— Ты больше никогда не тронешь наших детей! — выкрикнула миссис Уизли.
Беллатриса рассмеялась исступленным и таким неуместным сейчас смехом. И тут только до Волдеморта, так и продолжавшего сражаться со своими противниками, дошло, что может сейчас произойти. Он почувствовал, как гнев, исходивший от Молли Уизли, окатил и его пламенной волной. Сейчас даже разъяренная Белла казалась просто расшалившимся ребенком по сравнению со своей взбеленившейся противницей.
— Осторожно, Белла! — хотел было крикнуть он, но леденящая рука ужаса от предчувствия неминуемой неотвратимой беды сжало его горло, и изо рта у него не вырвалось ни звука.
Темный Лорд видел, как миссис Уизли метнула очередное заклинание, как оно летит прямо в грудь Беллатрисе, а та почему-то все хохочет и хохочет вместо того, чтобы увернуться или отбить. Волдеморт почувствовал, как невероятно мощный, подобный многотонной бомбе, поток магической энергии от гнева и страха выплеснулся наружу.
— Прочь! — прошипел маг сквозь зубы, как змея, но никто этого не услышал.
Макгоннагал, Слизнорт и Кингсли немедленно отлетели в стороны, вертясь в воздухе, точно сухие листья, но в этот же миг заклятье Молли пронеслось под вытянутой рукой Беллатрисы и ударило ее в грудь. Злорадная улыбка замерла на губах ведьмы, еще мгновение она понимала, что случилось, а потом медленно опрокинулась навзничь.
========== Глава 138. Бумеранг. Часть 2 ==========
При виде лежащей на полу бездыханной Беллатрисы толпа зашумела, а с губ Темного Лорда, понявшего, что опоздал всего на секунду, такую ничтожную, но неумолимо роковую, сорвался неистовый отчаянный крик.
В первое мгновение он просто отказывался верить в реальность происходящего. Судя по цвету вспышки — обычное временно парализующее и, вообще-то, безобидное заклятье, но убийственное, если им попасть в сердце. Как же все нелепо! Какая ужасная случайность! Или закономерность? Неизвестная непознанная закономерность. Нет, такое просто невозможно, не может случиться! Но, оказалось, возможно. И случилось. Одного мимолетного взгляда на застывшее лицо Беллатрисы, на глаза, еще несколько секунд назад горевшие безумным и таким чарующим для него огнем, а теперь пустые и ничего не выражающие, и стало понятно, что сделать уже ничего нельзя. Невозможно было создать такое заклинание или зелье, способное вернуть Беллу в этот мир. И даже воскрешающего камня у него теперь не было — он похищен и уничтожен вместе с крестражем.
Волдеморт с ужасом осознал, что никогда ему уже не ловить полных обожания и восхищения взглядов, никогда эти блестящие глаза не засияют для него, и не посмотрит из них самозабвенная чистая преданность. Капризные губы не изогнутся в усмешке, и не слетит с них безумный смех, так устрашающий жертв, но ласкающий его слух как музыка. При этих мыслях Темного Лорда пронзила такая сильная боль, перед которой все, что он испытал в тот злосчастный Хэллуин, показалось простым булавочным уколом. Снова как будто кто-то заживо вырывал из тела душу, вернее, последний оставшийся осколок души. Волдеморт был колдуном в высшей степени жестоким, себялюбивым и коварным. Подобные ему в канун кровопролитного сражения говорят: «Шахматы расставлены, игра начнется завтра!», или случись кому-то встать у них на пути, цинично ухмыляются, заявляя: «Нет человека — нет проблемы!» И даже, казалось бы, на союзников и сторонников смотрят как всего лишь на шахматные фигуры, которые должны принести победу в затеянной ими страшной партии. И любой фигурой деспот, без сомнения, пожертвует, если только это поможет ему выиграть или хотя бы получить преимущество в борьбе. Так и случилось с Северусом Снеггом, правой рукой Волдеморта. Теперь победа в войне была в его руках, несмотря на понесенные потери и даже поражение в последней битве, ведь главная угроза — Гарри Поттер — был мертв. И если бы не то недавнее озарение, что снизошло на него во время мнимой гибели Беллы, то он бы до сих пор гадал, отчего же так больно терять ферзя, если партия все равно выиграна. Каким же пустым и серым теперь казался ему этот уже почти покоренный мир, еще совсем недавно расцвеченный самыми яркими красками! Слишком большое, как теперь выяснилось, место занимала для него Белла в этом самом мире: лучшая сторонница и Пожирательница, разделяющая все его идеи, верная и на все готовая последовательница, преданная боевая подруга, в равной степени делившая все победы и поражения, законная любимая супруга, мать его ребенка и, наконец, единственная дорогая и по-настоящему родная душа, столь же темная, как и его собственная, теперь покинувшая его и оставившая один на один с нестерпимой мукой. Сейчас Темный Лорд ясно осознавал это, но было уже поздно, все поздно. Поздно понял, что с любил свою ведьму с того далекого дня, когда вернул отобранную у нее отцом волшебную палочку. Поздно решил открыть ей тайну бессмертия и научить, как сделать крестражи. Наконец, в пылу битвы, сражаясь с врагами, непозволительно поздно почувствовал опасность, которая угрожала колдунье. Снова в черной душе Волдеморта царили холод и ночь, на сердце мела метель, и он знал, что никогда уже не зажжется для него робкий последний огонек, никто и ничто не разгонит мрак. Все познания в магии, вся сила в один миг оказались бессильны, если все равно не удалось уберечь единственного человека, которого колдун по-настоящему любил и ценил. Поразительно, но ценил даже больше, чем любой из своих крестражей, потому как на поверку вовсе не они, а эта ведьма стала подлинным источником, из которого он черпал силы и утешение во время поражений и неудач, во время тех четырнадцати лет, когда он, лишенный тела, изо дня в день цеплялся за жизнь. И во время головокружительных триумфов с победами, и в горькие минуты разочарований и поражений, она всегда была рядом, как верная тень, а он воспринимал эту ее преданность и любовь как данность, нечто само собой разумеющееся.
Да, излюбленная разновидность магии обманула Тома Марволо Реддла, ныне лорда Волдеморта. Темное волшебство дало лишь ложное ощущение свободы и власти, а на самом деле порабощало, затмевало разум и сводило с ума. Сколько раз Темному Лорду доводилось видеть, как жизнь мгновенно угасает в глазах тех, кого настигало его Смертельное проклятье! Сколько другие глаза проливали горькие слезы, теряя родных и друзей. А теперь вот он сам оказался на месте своих жертв, лишившись единственного дорогого человека. Тут возмездие действительно было соразмерным, ведь каждый поступок, каждое слово, а порой даже мысль человека связывают его прошлое, настоящее и будущее эфемерными нитями. И за все рано или поздно приходит расплата, любое совершенное зло возвращается бумерангом и ударяет того, кто его творит.
Сейчас никакая сила не могла заставить Волдеморта снова взглянуть на поверженную Беллатрису, неподвижно лежащую на полу, как сломанная кукла. Вместо этого его красные глаза с узкими змеиными зрачками обратились к миссис Уизли. Тогда отчаянные ярость и злоба, замешанные на боли утраты, вспыхнули в Темном Лорде с новой силой, и он направил Бузинную палочку на Молли. Но тут из ниоткуда раздался крик: «Протего!». Защитные чары разделили Большой зал пополам, и Темный Лорд оглянулся в поисках пославшего их. В этот миг прямо перед ним возник тот, кого чародей последние семнадцать лет до дрожи ненавидел, с первых дней жизни мальчишки считая его заклятым врагом и самой большой угрозой. «Снова ты! Как же я тебя ненавижу! Это же ты у меня все отнял!» — пронеслась в голове Волдеморта безумная мысль. И владей Гарри легилименцией, наверняка нашелся бы сказать в ответ: «Ты сам у себя все отнял!»
Восторженные крики, раздавшиеся было в тот момент, когда Гарри скинул мантию-невидимку и предстал перед толпой, внезапно смолкли, когда юноша заговорил.
— Пусть никто не помогает мне! Я сам должен это сделать.
— Поттер, наверное, шутит. Кто на этот раз послужит тебе щитом, Поттер? — усмехнулся Волдеморт, желая скрыть за насмешкой свою боль.
Мальчишка стал говорить, но Темному Лорду все его слова о любви и самопожертвовании, о том, что мать спасла его, и эта жертва не была случайной и до сих пор приносит свои плоды, а сам он был готов также погибнуть за своих друзей и тем обезопасил их от любых посягательств, вызывали у него непередаваемые горечь и отвращение, каких ему в жизни еще не доводилось испытывать. По сравнению с ними даже настойка полыни показалась бы тыквенным соком. «Как же больно, гадко и мерзко! — думал маг. Само упоминание о любви жгло его сердце каленым железом. — Finita la comedia! Но доигрывай же свою роль!»
— Что, опять любовь, эта вечная присказка Дамблдора: он утверждал, что она побеждает смерть. Хотя любовь не помешала ему сверзиться с башни и разбиться, как восковая кукла. Любовь не помешала мне раздавить твою грязнокровку-мать, как таракана, Поттер, и никто здесь не пылает к тебе такой любовью, чтобы броситься вперед и принять на себя смертельное проклятье! — разразился колдун холодным безумным смехом.
«И тебя, моя Белла, эта растреклятая зараза не спасла!»
Гарри не скрыл и того, что Дамблдор на самом деле спланировал свою смерть, а Снегг лишь исполнил волю директора. Раньше, до гибели Беллатрисы, все это, без сомнения, впечатлило бы Волдеморта, но сейчас это все уже не имело значения, чародею было все равно. Лишь мимоходом мелькнула у него мысль о любви зельевара к Лили Поттер и ловком обмане: «Вот так Северус, ну и шельма! Видит Мерлин, я на его месте поступил бы точно также!»
— Какая разница, служил Снегг Дамблдору или мне, и какие палки эти людишки пытались ставить мне в колеса! Я раздавил их и эту пресловутую любовь Снегга! — снова разразился безумным хохотом Волдеморт.
Однако последующие слова мальчишки, посмевшего называть самого Темного Лорда поганым магловским именем «Реддл», разозлили его еще больше.
— Прежде, чем ты попытаешься меняубить, я призываю тебя подумать о том, что ты сделал… Подумай и попытайся почувствовать хоть немного раскаяния, Реддл…
— О чем это ты?
Ничто из того, что говорил ему Гарри — ни разоблаченные тайны, ни насмешки — не поражало Волдеморта так, как эти слова. Зрачки чародея сузились в тонкие щелочки, а кожа вокруг глаз побелела.
— Это твой последний шанс, — сказал Гарри. — Все, что тебе остается… Я видел, во что ты иначе превратишься… будь мужчиной… попытайся, попытайся раскаяться.
Гарри даже не стал скрывать, что Бузинная палочка теперь принадлежит ему. Ведь еще до того, как Дамблдор погиб, его обезоружил Малфой младший, который вовсе не думал завладевать Жезлом смерти. А совсем недавно, когда Гарри с друзьями был доставлен в поместье, то сумел отобрать палочку у сокурсника вместе с палочками Беллы и Хвоста… И в доказательство помахал бывшим оружием Драко.
«Так значит, ты хочешь меня простить, Поттер? — с изумлением подумал Темный Лорд. — Ты просто дурак, Гарри! Перед тобой убийца твоих родителей, тот, кто и тебя неоднократно пытался лишить жизни. И еще попытается, уж поверь! А ты вместо того, чтобы мстить, стоишь и призываешь меня раскаяться, тем самым даруя прощение?! И убивать меня не станешь, применив свой любимый Экспеллиармус! А не хочу я твоего прощения, ведь сам я не прощаю! И милосердие твое мне ни к чему! Пропадай ты пропадом вместе с ним!»
В это время над их головами по зачарованному потолку внезапно разлилось красно-золотое сияние. Это ослепительный краешек восходящего солнца проник в Большой зал через восточное окно. Свет ударил им в глаза одновременно, так что бледное лицо Волдеморта вдруг превратилось в пылающее пятно. Темный Лорд бросил на потолок такой взгляд, каким, должно быть, падший ангел, низринутый в бездну, смотрел из продолбленной его падением преисподней, на недоступное, навсегда потерянное для него небо. Снова колдун подумал о Беллатрисе и о том, что ей так и не довелось встретить этот рассвет. Солнце и в самом деле взошло, но не для них. И вот теперь ему уже стало все равно, чем обернется для него этот поединок. Осталось только одно желание: пусть даже придется умереть, но перед этим непременно убить. «Ты все же умрешь, Гарри Поттер! — яростно металась в его мозгу безумная мысль. — Я не могу убить тех, кого ты любишь, но я все еще могу убить тебя. Беллатриса больше не увидит солнца, но и тебе уже на него не смотреть, как не смотреть в глаза своей рыжеволосой возлюбленной. Жаль, Белла чуток промахнулась! О да, я видел, о ком ты вспоминал в последний миг перед тем, как я пустил в тебя Смертельное проклятье в Запретном лесу. Моей воительницы не будет рядом, но и вам вместе не быть!»
Волдеморт поднял волшебную палочку и высоким холодным голосом прокричал:
— Авада Кедавра!
А в ответ раздался голос Гарри.
— Экспеллиармус!
Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось ввысь от столкновения двух заклятий. Змееуст почувствовал, как дрогнула в его руке, вырвалась и взлетела к потолку Бузинная палочка, чернея на фоне рассвета, пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью ему покориться. И в этот же миг в грудь ударило что-то тяжелое, а по всему телу разлилась нестерпимая парализующая боль. Грохот от столкновения заклятий был слишком оглушительным, а золотая вспышка и солнечный свет — через чур слепящими, и потому никто не заметил, как в этот самый миг, когда Гарри поймал Бузинную палочку, а перед взором Темного Лорда свет навсегда погас, его тонкие холодные губы чуть заметно дрогнули, и вместе с последним вздохом с них едва слышно слетело заветное имя. А потом все потонуло во тьме.
Комментарий к Глава 138. Бумеранг. Часть 2
Дорогие читатели! Если кого-то из вас эта глава расстроила, заставила переживать и волноваться, то искренне прошу у вас за нее прощения. Спешу также заверить, что это совсем не конец для ТЛ и Беллатрисы. Все еще впереди, так что желаю вам приятного чтения.
========== Глава 139. Дети войны ==========
Волшебный Лондон. Дом четы Роули. Два часа спустя.
— Долго вы еще будете упаковывать наши вещи, никчемные мартышки? — понукал Квентин сбившихся с ног домовых эльфов.
— Сейчас, сейчас, хозяин! — пропищал один из них. — Остались только вещи малышки.
— Еще этот проклятый ребенок на нашу голову! — вне себя от злости крикнул он. — А все из-за тебя, алчная ты идиотка! — Эти слова уже адресовались Юфимии. — Совсем помешалась на своих побрякушках!
— Кто бы говорил! — отбрила ведьма. — А не ты ли долгие годы мечтал получить Темную метку? — За словом в карман Юфимия не лезла.
Говоря эти слова, она лично, не доверяя эльфам, укладывала в большую шкатулку сделанные самим Темным Лордом украшения, которые Беллатриса надевала, находясь в Слизерин-кэстле. Ведьма не устояла перед соблазном прибрать их к рукам. На шее у нее сверкало прекрасное колье с сапфирами, и только ей с мужем были известны его страшные свойства.
— Теперь вот будешь водиться с девчонкой до ее совершеннолетия! — не унимался мистер Роули. — И каждый день мы будем подвержены огромному риску.
— Хватит делать из мухи слона! Риск совсем невелик, — отвечала Юфимия.
Маленькая эльфийка тем временем закончила кормить Дельфи с ложки и принялась одевать ребенка. Другая служанка укладывала в дорогу детскую одежду и все принадлежности. Юфимия внимательно наблюдала за всем и какое-то время просто молчала. Наконец, она заговорила довольно спокойным голосом.
— Квентин, видит Мерлин, я тоже не в восторге от необходимости опекать это проклятое дитя, но что сделано, то сделано. Какое-то время поживем на континенте, пока все не успокоится. Потом посмотрим, что делать дальше. Может, вообще там и останемся. Я бы не хотела отправлять девочку в Хогвартс, ведь кто знает, какой у нее будет характер и наклонности. Учитывая, кто ее родители, ничего хорошего ждать не приходится. Будет лучше, если в Британии никто не узнает, что мы кого-то воспитываем. Когда Дельфи исполнится одиннадцать, мы определим ее в волшебную школу, и девочка будет возвращаться к нам только на два-три месяца летних каникул. Темный Лорд приказал мне обеспечить безопасность дочери, сохранив тайну, а также позаботиться об ее образовании. Вот и пусть себе учится в школе, а летом на каникулах носа из дома не высовывает, — ведьма злорадно и мстительно усмехнулась.
— Все готово, хозяйка, — проговорила тоненьким голоском эльфийка.
— Отправляемся! — велел Квентин.
Юфимия с удовольствием взяла большую шкатулку с драгоценностями и положила ее в сумку, на которую было наложено заклятие незримого расширения. Потом нехотя взяла на руки Дельфини. Эльфы остались в доме, где обитали.
Колдун и ведьма вышли во двор и резко трансгрессировали.
*
Поместье Малфоев. Неделя спустя.
— Люциус, прошу тебя…
— Цисси, это невозможно!
— Но она же моя племянница и двоюродная сестра Драко. У нее, сироты, кроме нас никого нет!
Нарцисса, вся напрягшись, сидела в одном из темно-зеленых кресел, украшавших просторную гостиную. Ее пальцы непроизвольно покручивали волшебную палочку, выдавая сильное волнение.
— Она также дочь Темного Лорда! — повысил голос Люциус.
— Какая разница, кто ее отец. Можно сказать, что это дочь Родольфуса. Он с радостью это подтвердит! — с надеждой в голосе проговорила его жена.
— Родольфус сейчас под следствием, его каждый день допрашивают. А вскоре он наверняка отправится в Азкабан. Мы не можем рисковать. А вдруг на допросе выяснится, что Руди лжет? Тогда и нам не миновать беды, а наше положение и так незавидное. Еще не год и не два, да всю жизнь на нас и Драко будут косо смотреть. Хорошо, если еще плеваться не станут. Мы, бывшие Пожиратели Смерти, для всей Британии и так как бельмо на глазу. Дорогая, ты что, окончательно хочешь нас погубить? Подумай хотя бы о Драко. Он ведь сделал предложение Астории Гринграсс.
Люциус смягчился, подошел к жене и тихо положил руки ей на плечи.
— Цисси, поверь, так будет лучше для всех, — сказал он.
— По-твоему, с чужой женщиной Дельфи будет лучше, чем с нами?! Да она же избавится от ребенка из страха, который и тебе не позволяет принять Дельфину в наш дом! — горестно воскликнула Нарцисса. — Я себе не прощу, меня и так совесть мучает, что Белла погибла из-за меня. После побега Поттера мы почти не общались, а когда шла битва за Хогвартс, я не могла думать ни о ком, кроме Драко, вот и солгала Темному Лорду, чтобы иметь возможность попасть в замок. Но откуда мне было знать, что все так обернется?
— Дорогая, ты ни в чем не виновата, — ласково проговорил Люциус.
— А если Юфимия изведет Дельфини? Или подбросит к маглам, как сквибку?
— Не посмеет! — уверял муж.
— Да? — с сомнением в голосе спросила Нарцисса. — А кто же ей помешает?
— Она до сих пор этого не сделала, значит, у нее нет таких намерений. Насколько я знаю, нянька подалась на континент вместе со своей подопечной. Вся Британия пребывает в уверенности, что она там и находилась последние два года. Там Юфимия переждет всю эту бурю. Мы не можем знать, какие указания ей дали Темный Лорд и Беллатриса. Но держу пари, что они подстраховались, и нянька выполнит все обещанное, — убеждал Малфой жену. — И потом, — продолжал он, — окажись Дельфи среди маглов, это не принесет ей вреда. Твоя племянница все равно получит приглашение в Хогвартс и вернется в волшебный мир. А положение маглокровки теперь ничуть не хуже, чем любого чистокровного мага. — В глазах Люциуса блеснули горечь и бессильное отчаяние. — Им теперь будут открыты все двери, так что они смогут развернуться на любом поприще.
— Но эта чванливая ханжа, даже если и воспитает Дельфи, все равно никогда не будет любить ее! А я бы заботилась о ней от всей души.
— Это так, дорогая, но любовь для твоей племянницы — слишком большая роскошь в сложившихся обстоятельствах. Самое большее, на что она может рассчитывать — это безопасность и воспитание, достойное представительницы чистокровного рода.
— Я не понимаю тебя, — недоумевала Нарцисса.
— Как ты полагаешь, почему Темный Лорд не поручил свою дочь нам, но в то же время доверился этим Роули? Он не хотел, чтобы в случае его поражения о Дельфини узнали. Это и понятно. Дочь Темного Лорда! Поверженного, к тому же. Да при таком раскладе девочке не дадут нормально жить! Поэтому если ты ее любишь, то должна сохранить тайну. Пусть уж лучше твою племянницу будут звать Роули.
— Но тогда она никогда не узнает, кем были ее родители! — вскрикнула Нарцисса.
— Это даже к лучшему.
Против таких аргументов волшебнице было трудно возражать и ей волей-неволей пришлось согласиться с мужем.
— А если Роули вообще не вернутся в Британию? Как тогда Дельфи попадет в Хогвартс? — спросила она после недолгого молчания.
— Ну что же! Есть и другие волшебные школы: Шармбатон и Думстранг. На Хогвартсе свет клином не сошелся. Не волнуйся так сильно за племянницу. Уверен, ее отец все предусмотрел. В конце концов, это ведь не просто волшебная, а его родная кровь.
Нарцисса лишь вздохнула. Тут в гостиную вошел Драко, напомнив родителям, что уже время ужина, и Люциус был рад завершению этого неприятного для него разговора.
*
Вокзал Кингс-кросс. Девятнадцать лет спустя.
— Привет!
Это вернулся старший сын Гарри, Джеймс. Он уже отделался от чемодана, совы, тележки и теперь явно горел желанием сообщить новость.
— Там Тедди, — запыхавшийся Джеймс показывал через плечо назад, в густые клубы дыма. — Я его только что видел. Знаете, что он делал? Целовался с Мари-Виктуар. Наш Тедди. Тедди Люпин! С нашей двоюродной сестрой!
— Ты им помешал? — спросила Джинни. — Ох, Джеймс, до чего ты похож на Рона.
— Он сказал, что пришел ее проводить. А потом сказал, чтобы я катился отсюда.
— Вот будет здорово, если они поженятся, восторженно прошептала дочь Гарри — Лили. — Тогда Тедди правда будет членом нашей семьи.
— Он и так обедает у нас четыре раза в неделю, — заметил Гарри. — Почему бы нам просто не пригласить его жить у нас, и дело с концом?
— Да! — восторженно откликнулся Джеймс. — Я не против жить с Альбусом в одной комнате, а мою можно отдать Тедди.
========== Глава 140. Вокзал Кингс-кросс ==========
За мной, читатель! Кто сказал тебе, то нет на свете настоящей, вечной,верной любви? Да отрежут лгунуего гнусный язык! За мной, мойчитатель, и только за мной, и япокажу тебе такую любовь.М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Беллатриса очнулась от чувства невыносимой непреходящей боли и не могла даже понять, что стало ее источником и причиной. Было ощущение одновременно как будто от глубоких колотых ран и от обжигающего пламени. Она попробовала открыть глаза, но тут же снова зажмурилась, ибо что-то нестерпимо слепило их. Колдунья с трудом повернулась на бок, поднялась на колени, хотя каждое малейшее движение причиняло муку, и увидела, что сидит на чем-то белом, но эту поверхность нельзя было ощутить рукой. Женщина оглядела себя и ужаснулась. Изящные кисти смуглых рук были все в крови, которая текла из глубоких порезов и капала прямо ей под ноги. На груди и на голове тоже были очень болезненные раны, так что и длинные волосы, и черное платье пропитались алой липкой жидкостью столь сильно, что уже не могли ничего впитать, и красная субстанция просто стекала с них. Беллатриса видела, что это кровь и, несмотря на боль, удивлялась, как можно столько терять и терять ее и при этом не лишиться чувств.
Наконец, она решилась поднять голову, а сделав это, поняла, что так сильно жгло ее тело. Прямо перед собой Белла увидела людей. Много людей. Кого-то ведьма хорошо знала, других лишь смутно припоминала, но тут же осознала, что все они погибли от ее руки. Именно они являлись ей в ночных кошмарах, а теперь сны претворились в жуткую реальность. Это те самые убитые звали ее к себе, стоя на другом берегу реки, и еще когда она была жива, протягивали к ней руки. Сейчас они были совсем рядом, но до Беллатрисы не дотрагивались, потому как на их лицах читалось такое отвращение, какого ей еще не доводилось встречать. Но хуже всего было даже не это. Хуже всего было видеть их глаза. Гневные, полные укоризны, опаляющие пламенем. И никуда нельзя было деться от их осуждающих взглядов, прожигающих насквозь. Губы погибших шевелились, и все голоса сливались в оглушающий хор, в котором звучал один лишь страшный вопрос: «Почему? Почему ты нас убила? Что мы тебе сделали? Это наша кровь на твоих руках. Зачем ты ее пролила?». А Беллатрисе нечего было сказать, потому как эта кровь ничем не отличалась от ее собственной: такая же красная. Это был ад. Никакая сила не могла заставить ее посмотреть на своих жертв, невозможно было видеть их и не сгорать при этом от огромного стыда. Глаза Беллатрисы просто растворялись в слезах при встрече с их жгучими взглядами. Но странно, когда глаза ведьмы начинали блестеть, гнев и ярость жертв немного уменьшились, словно чуть-чуть приугасли. А на тех местах, куда падали ее слезы, на руках, на груди, раны немного успокаивались, кровоточили меньше.
Неизвестно сколько времени все продолжалось, но это сейчас было неважно, так как конца этим мукам все равно не предвиделось. Неожиданно перед Беллатрисой предстал еще один человек. Это был старик с длинной белой бородой и одетый в белую мантию, которая слегка светилась. Взгляд его был хоть и строгий, но не гневный, и ведьме даже показалось, что в нем есть и толика сочувствия. Она сразу узнала покойного директора Хогвартса.
— Вы, профессор? — изумленно прошептала колдунья.
— Да, это я, мисс Беллатриса, — отвечал Альбус Дамблдор таким тоном, как будто обращался к провинившейся ученице. — Давно вы меня так не называли, прямо как нашкодившая школьница, попавшаяся на месте преступления, — слегка усмехнулся директор.
Разговаривать с Дамблдором было все же легче, чем слушать своих жертв, и ведьма тихо спросила:
— Зачем вы пришли? Что вам нужно от меня?
— О, нет, мне от вас ничего не нужно, мисс Беллатриса, — спокойно пожал плечами директор. — Но я должен задать вам один очень важный вопрос.
— Говорите! — взмолилась Белла.
— Сначала вам предстоит кое-что увидеть. Следуйте за мной. — И старец поманил волшебницу за собой.
Оглядевшись, Беллатриса только теперь поняла, где все это время находилась. Не узнать это место было невозможно, ибо любой чародей волшебной Британии побывал здесь как минимум не один десяток раз. Это была платформа 9 и ¾ вокзала Кингс-кросс, с которой всегда отходил алый паровоз Хогвартс-экспресс. Сейчас она была совершенно пустой. Дамблдор привел Беллатрису на другой конец платформы и остановился.
— Посмотрите на это! — велел профессор и указал рукой на стул, из-под которого доносились какие-то странные звуки, похожие на жалобное хныканье.
Беллатриса заглянула под стул, и ее глазам открылось безрадостное зрелище: странное существо, напоминающее младенца, но со старческим лицом и грубой ободранной кожей, беспомощно шевелило уродливыми ручками и ножками, жалобно поскуливая, явно нуждаясь в утешении и не находя его. Дамблдор и невинные люди, загубленные Беллатрисой, смотрели на него с гримасой брезгливого отвращения на лице. Но чародейке оно показалось знакомым и странно родным. Ей одной было жаль это изувеченное и отвратительное создание, которому, как она понимала, приходится намного хуже, чем ей.
— Узнаете? — спросил Дамблдор. Беллатриса только кивнула. Ну, конечно, она узнала. Еще бы ей не узнать, но не глазами, а сердцем узнала. Белла протянула руку, тихонько погладила уродца, и горячие слезы снова потекли из ее темно-карих глаз. Они падали прямо на его маленькое тельце, и существо стало затихать от того, что боль его облегчилась, как будто раны намазали целебным бальзамом. Чахлый младенец словно почуял, что тот, кто сейчас находится рядом с ним может облегчить страдания, и потому ухватился слабыми ручонками за ласкающую его руку, как бы умоляя не покидать.
— Вы ведь поняли, кто перед вами, мисс Беллатриса, не так ли? Что же скажете? — спросил профессор, глядя на нее долгим внимательным взглядом.
— Можно ли что-нибудь сделать? — плача, спросила Белла.
— Нет, — твердо отвечал Дамблдор, продолжая испытующе разглядывать ведьму. — Волдеморт уже ничем не может себе помочь, потому как лишен возможности даже просто выслушать свой приговор. Он все равно сейчас не способен понять, что натворил. Не понимал при жизни, не поймет и после смерти. И до этого момента не было человека, который бы мог помочь ему, даже когда я и Гарри видели его в последний раз. Но теперь есть. Потому я и явился сюда уже во второй раз за последние несколько часов. Есть один человек, который мог бы кое-что сделать для него. Ты! Ты, Белла, можешь попытаться облегчить его участь.
— Неужели я буду так счастлива? — воскликнула чародейка с выражением непередаваемой радости на бледном лице.
— Подожди радоваться, сначала выслушай. За все нужно платить, и я, право, не знаю, стоит ли соглашаться на столь высокую цену за помощь ему. Все просто: ты можешь взять на себя отпущенное Волдеморту наказание. Он окажется на твоем месте, а ты превратишься в такое вот жалкое создание, какое видишь перед собой. Ты все же поняла, что натворила, еще до смерти испытывая спасительное раскаяние, которое Волдеморт заглушил в тебе. Тебе стыдно смотреть в глаза своим жертвам, ты льешь слезы и, кто знает, может быть когда-нибудь они смоют пролитую тобой кровь. Для тебя еще есть слабый проблеск надежды на прощение. Это все, что тебе осталось. Но для него этой надежды нет. Сможешь ли ты ее отдать? Согласишься ли променять свою и без того незавидную долю на еще более страшную участь? И только за то, чтобы дать Волдеморту последний шанс просто осознать свои злодеяния. Шанс, которым он может и не воспользоваться, упустить, как и множество других, раньше данных ему. Подумай, как следует, Белла, ведь потом ты не сможешь это сделать, лишившись даже своего разума.
Но чем больше предостерегал и, казалось, отговаривал Дамблдор, чем сильнее сгущал мрачные краски, тем тверже была воля Беллатрисы, тем более непоколебимым становилось ее решение. О себе она не думала и совершенно позабыла. Только одна мысль захватила сейчас все ее существо: «Я смогу ему помочь, у него будет шанс, он обретет надежду. И разве я не давала обещания никогда не покидать его?» Ответила она сразу же, не сомневаясь ни секунды, тихим, но твердым голосом:
— Я согласна! — И слегка склонила голову в знак того, что принимает условия договора, а потом подняла глаза на своего собеседника.
— Ну, что же, — мягко отвечал профессор, и Белле показалось, что и без того ясные голубые глаза стали еще светлее и ярче. — Пусть будет по-твоему!
Тут Дамблдор взмахнул волшебной палочкой, и сразу же пол под ногами чародейки затрясся, со всех сторон засверкали молнии, раздались раскаты грома, и густые клубы дыма окутали все кругом. Ослепленная, оглушенная и задыхающаяся Беллатриса почувствовала, что проваливается в забытье.
========== Глава 141. Старый знакомый ==========
Из забытья Беллатрису вывели чьи-то ласковые руки, перебирающие ее длинные черные волосы. Тело по-прежнему болело, но она уже начала к этому привыкать. Более того, волшебница даже обрадовалась, ведь осознание боли и понимание ее причин говорили о том, что разума она все же не лишилась. Белла открыла глаза и недоуменно посмотрела на свои руки, ноги и тело, стала оглядываться вокруг. Альбус Дамблдор и убитые по-прежнему были рядом, но теперь вместе с ними стояли еще два человека. Одного из них колдунья видела впервые, но сразу почувствовала исходящие от него спасительное умиротворение и глубокую мудрость. Это был пожилой человек, его лицо и белая длинная одежда светились непередаваемой красоты сиянием. Серые глаза незнакомца смотрели на всех, и на нее в том числе, по-доброму и очень тепло. Другой же человек, появившийся на вокзале в то время, пока волшебница лежала без сознания, был ей, напротив, знаком до боли. То снова был ее возлюбленный милорд. Это он гладил ее по голове, и ему Беллатриса добровольно отдала даже то последнее, что имела, — призрачную зыбкую надежду на прощение. Однако, она почему-то не превратилась в уродца, и это очень удивило ведьму. Волдеморт же выглядел просто ужасно: он словно был пронизан трещинами насквозь, и эти трещины разделяли его на семь частей, составлявших когда-то одно целое, а теперь казались частями страшной невиданной мозайки. Все ее детали были тут, рядом, плотно подогнанные друг к другу, но не слившиеся воедино. Из тех самых мест, где они соприкасались друг с другом, текли кровь и гной. Тогда Беллатрисе стало очевидно, что все это причиняет ее повелителю нестерпимую боль, несравнимую с ее собственной. Из глаз Волдеморта текли слезы, удержать которые было невозможно, да он и не старался. Голова мага, повернутая к незнакомцу в белых сияющих одеждах, низко склонилась под грузом осознаваемой вины.
— Ну, здравствуй, Том! — раздался в тишине печальный голос. Тон, с которым он обращался к собеседнику, содержал в себе такую бездну милосердного сочувствия, что от одного только звучания сказанных им слов становилось светлее и легче на душе.
— Отец Доброделов, вы? — изумился Волдеморт, не в силах при этом от стыда поднять головы.
— Рад, что через столько лет ты все еще не забыл меня. Впрочем, ничего удивительного, ведь у тебя всегда была замечательная память.
— Вы ничуть не изменились… — снова заговорил Темный Лорд.
— Зато тебя теперь не узнать, не правда ли? — отвечал Доброделов. — Что же ты над собой учинил, бедный неразумный мальчик! А ведь я предупреждал, к чему приведут тебя гордыня и нежелание прощать обиды. Именно они и вызвали в тебе столь страшные перемены. Они оказались подобны пороху, способному взорваться от малейшей искры. Любое причиненное тебе зло вызывало в тебе бурю злобы. Тебе казалось, что Провидение обошлось с тобой чересчур сурово, не додало чего-то. Ты желал отмщения, но ослепленный им, даже не смог разглядеть, как в то же время милостива была к тебе судьба. У тебя с самого начала были и здоровье, и острый ум, и недюжинное упорство, а кроме того, невероятная волшебная сила и магические способности, заставляющие бледнеть от зависти и восхищаться половину Хогвартса и почти весь Слизерин. И как же ты распорядился столь щедрыми дарами? Напустил на ни в чем неповинных людей страшное чудовище, убил ту несчастную девочку, подло подставил другого человека, дабы избежать возмездия за свое преступление. Ты не пожелал простить отца, отняв жизнь и у него, и у своих деда с бабкой, занимался гнусными темными искусствами, посвящая их изучению свое время, половины которого с лихвой хватило бы, чтобы самому построить свое счастье. Но вместо строгого наказания, которое ты, по справедливости, заслуживал, Всевышний посылает тебе, разуверившемуся в силе любви и вообще во всех лучших чувствах, сокровище, подругу, чтобы ты убедился в обратном, в том, как глубоко заблуждался. Однако ты не пожелал измениться сам и, более того, погубил бесконечно любившего и полностью доверявшего тебе человека, причинив ему куда больше зла чем тем, кого считал своими врагами. У них ты отбирал жизнь, Беллатрисе же искалечил душу в тот день, когда она по твоей милости совершила первое убийство.
— Так вот, значит, о чем говорила Кассандра Трелони! — печально сказал Волдеморт.
— Да, именно это, ведь духовное убийство куда страшнее телесного. И что же? Творец отнял ее у тебя, сделав чужой женой, отдав человеку, который еще мог бы спасти ее. Но видя твои страдания и скорбь по потерянной любви, Он смилостивился над тобой и нежданно-негаданно вернул ту, которая была тебе предназначена. Казалось, живи и радуйся, забудь о невзгодах, откажись от губительных планов, ведь уже обладаешь всем нужным для счастья. Рядом с тобой родная и преданная душа, есть и состояние, и высокое положение, и даже громкое имя, которое сам себе выбрал, раз уж данное при рождении пришлось не по вкусу. «Мне этого мало!» — говоришь ты. И на темные искусства меняешь сияющие глаза своей подруги, решаешься на ужасное злодеяние — убийство ребенка, который еще ни словом, ни делом, ни помыслом не причинил вреда. И вот Всевышний наказывает тебя, отбирает возлюбленную, носимое ей дитя, волшебную силу и даже тело. Зато дает много времени, чтобы осмыслить свою жизнь, наглядно убедиться, каким жалким оказалось обретенное с помощью черной магии бессмертие. Однако и в таком состоянии ты все же не был лишен самого главного. Твоя подруга и в Азкабане душой оставалась с тобой, день за днем поддерживая силой своего ожидания. Ее любовь, а вовсе не крестражи удержали тебя на краю пропасти, заставляя упорно цепляться за жизнь. Пришел день — и снова счастье сваливается тебе на голову. Снова очередной подарок, о котором ни ты, ни Беллатриса уже и не мечтали. Вопреки всем обстоятельствам у вас рождается дочь. Но ты, несчастный слепец и твердолобый упрямец, все равно ничего не понимаешь и не ценишь! Не слышишь слов вразумления от тех, кто встречается тебе на пути. Подавай ему Британию и весь мир в придачу, да еще и голову Поттера на блюде! А когда ты уже задумал совсем непоправимое — погубить душу женщины, вверившей тебе свою судьбу — вот тогда терпение Всевышнего истощилось, Беллы ты лишился. Но и этого урока оказалось мало. Непомерная гордыня и здесь помешала тебе принять милосердие, дарованное тем, кого ты считал злейшим врагом. Гордыня закрыла двери к раскаянию и не дала воспользоваться последним шансом на спасение. И вот в этом главная разница между тобой и Гарри. У вас похожие судьбы, оба вы сироты, оба терпели невзгоды в детстве, но он был скромен, как его предок Игнотус Певерелл, и смог простить обиды. А тебе гордыня и порожденная ей жажда мести затмили разум. Но, Боже мой, Том, я еще не встречал таких везучих людей как ты. Видишь, осколки твоей раздробленной души, запрятанные по крестражам и, казалось бы, безвозвратно потерянные, погибшие, теперь восстановлены из праха. Вот только собрать их воедино предстоит тебе самому. Ты, как человек, искушенный в магических искусствах, знаешь, что никаким чародейством не сотворить подобного чуда. Только одной силе подвластно такое — спасти даже не жизнь, а душу, хоть свою, хоть чужую. Это не результат удавшегося магического эксперимента, не порождение волшебства, тем более темного, это дар отвергаемой и презираемой тобой любви, чувства, от которого ты всю жизнь бежал как от чумы. Однако, оно все же настигло тебя. Ты считал любовь проклятьем, тогда как на самом деле это оказалось бесценным подарком. Тебе понадобилось много времени, чтобы понять это. Ты годами обманывал других, но в итоге обманул и самого себя.
— Скажите мне только одно, святой отец: почему я все-таки полюбил Беллатрису, хотя такое никак не могло случиться?
— А тебя не смущает спрашивать разъяснений у магла?
— Меня теперь уже ничто не смущает.
— Хороший вопрос, Том. Я и сам хотел дать тебе некоторые пояснения на этот счет. Одна из причин в твоей матери. Ты знаешь, что она опоила отца любовным зельем, и потому считал, что любить тебе не суждено. Действительно, свойства подобного эликсира таковы, что дети, рожденные в подобном союзе, где один из родителей находится под действием амортенции, не могут любить. Ибо нет настоящей любви между этими людьми: не только жертва приворота, но и сам привораживающий на самом деле не испытывает этого чувства. Ведь если любишь по-настоящему, то не станешь принуждать человека быть вместе с тобой против его воли. Но когда твоя мать забеременела, то больше не стала околдовывать отца, хотела, чтобы он полюбил по-настоящему или по крайней мере остался с ней ради ребенка. Но она жестоко ошиблась. Муж не простил ее и оставил одну, в положении, без средств к жизни, беспомощную в чужом для нее мире и без возможности вернуться домой. Он забыл не только долг перед родным ребенком, хоть и зачатом не по его воле, но и о простом милосердии, которое все же мог бы даровать нелюбимой женщине, разведясь с ней по-хорошему и оказав необходимую помощь без всякого ущерба для себя. Однако лишения и нужда, в которой оказалась твоя мать по своей вине и по вине мужа, сгубили ее. Но Том, скажи мне, что она сделала на смертном одре?
— Назвала меня в честь отца и деда, пожелала, чтобы я был похож на папу.
— Вот именно! Вместо того, чтобы озлобиться, проклинать того, кто по своей черствости и равнодушию стал причиной ее смерти и никогда впоследствии не поинтересовался судьбой ни сына, ни его матери, Меропа назвала тебя в его честь, тем самым даруя прощение. Разве этот поступок — не свидетельство настоящей любви в самом лучшем смысле этого слова? Ведь любовь и прощение — это две стороны одной медали и всегда идут рука об руку. К слову сказать, она и своего отца простила, дав новорожденному двойное имя. А ты видел, как тяжело ей жилось в родительском доме. Да, взаимной любви в браке твоих родителей не было, но любовь, всепрощающая любовь, имела место. И что в сравнении с ее силой магия какого-то зелья?! В тот миг, когда мать нарекла тебя Томом Марволо, чары эликсира и все их последствия были разрушены, не оказав на тебя своего действия, а вместе с именем и способность любить тоже была дарована тебе как благодать. И хоть потом ты и стал называть себя по-другому, старался вытравить из себя эту сентиментальность, у тебя ничего не вышло. Да, наследие Кадмуса Певерелла досталось и твоей матери, и тебе. Теперь о крестражах, жутких волховских измышлениях, превращающих человека в закоренелого бездушного негодяя. Вспомни, Том, что произошло в Слизерин-кэстле после того, как ты забрался в комнату Беллатрисы и вернул ей волшебную палочку?
— Зажглись камины и светильники, которые до этого упорно не желали гореть, — отвечал Волдеморт.
— Правильно, а до этого замок пребывал во власти холодного мрака, ведь так? А пламя загорелось тогда, когда в тебе родилась любовь к Беллатрисе, к другому человеку, не к себе. Без этого чувства сердце подобно дому без очажного тепла, нежилому, холодному, мертвому, одним словом. Ты мог бы догадаться, но не смог, не захотел.
— Однако у меня тогда уже был крестраж! — изумился Волдеморт.
— Да, один крестраж, но не шесть. Один такой артефакт создавали и другие темные маги до тебя. Бывали случаи, когда они раскаивались в содеянном и тем самым собирали душу воедино. Это показывает нам, что здесь еще не все потеряно, точка невозврата не пройдена, и возможно возвращение с гиблого пути на правильный. Остальной же душой, которая еще оставалась при тебе, завладела любовь, завладела вопреки твоей воле и желанию. Когда же ты, Том, от всего своего темного сердца сделал Белле предложение, а она согласилась, то две ваши души стали в тот момент одним целым. Вот почему, даже дробя после того свою душу на части, ты все равно не смог избавиться от тех чувств, что испытывал к своей половине. И в том осколке души, который оставался тебе после всех страшных экспериментов, продолжала тлеть эта спасительная искра.
Волдеморт, стоя на коленях, поцеловал край ризы Доброделова, потом взял руку также коленопреклоненной Беллы и с благоговением поднес к губам.
— Том, — помолчав, наконец, заговорил священник. — Тебе нужно искупить свои поступки, а также грехи своей любимой, которые она совершала из-за тебя и во имя твое. Если, конечно, не хочешь, чтобы и дочь расплачивалась за все, что ты натворил. Иначе и она пойдет по твоим стопам. Родольфус останется верен тебе и до конца своих дней будет любить Беллатрису, возвратится из Азкабана и откроет твоей дочери тайну ее рождения. Дельфини, пытаясь с помощью украденного маховика времени изменить прошлые события и вернуть тебя, совершит новые злодеяния — пытки и убийства. Одним словом, история повторится. Ты ведь не хочешь этого, Том?
— Нет! — вскричал Волдеморт. — Только не это. Что я должен сделать, чтобы предотвратить это? И где взять маховик времени?
— В нем нет необходимости, — улыбнулся Доброделов. — Мы творим свое будущее, находясь в настоящем, но это самое настоящее уже не дано изменить, ибо оно — результат прошлого. Зато сегодняшние поступки влияют на то, что произойдет с нами завтра.
— Тогда ответьте, как я должен поступить сейчас?
— Вернись назад, лорд Волдеморт, возьми свою старую тисовую палочку из рук погибшей Беллатрисы и сотвори заклинание «Сальвариус». Тогда тебе и будет указан путь к спасению и прощению.
— Прощению? — горько отозвался Темный Лорд. — Да разве оно для меня возможно?
— Вспомни, как ты сам простил любимую женщину. В самый последний момент ты отказался от задуманного тобой мщения. Любовь заставила дрогнуть твое сердце и вырвала слова прощения за ту боль, что Белла невольно причинила тебе. Потому и у тебя самого все же есть зыбкий шанс заслужить его, Волдеморт. Ее согласие пожертвовать своим спасением даровало тебе последнюю возможность спасти и себя, и ее.
— Почему вы так зовете меня, святой отец? — недоумевал темный маг.
— Ты должен оставить себе это имя, которое сам себе взял. Совсем недавно его боялись даже произнести, но зато, когда отношение к нему изменится, это будет знаком, что ты прощен, — отвечал Доброделов.
Волдеморт тихо подошел к своей спасительнице, встал перед ней на колени, обнял обеими руками за талию, тесно прижался всем телом и уткнулся лицом в складки ее запачканной кровью мантии.
— Ты ведь будешь ждать меня, правда, Белла? — с волнением спросил он. — Как в Азкабане?
— Конечно, повелитель, даже не сомневайтесь в этом. Я обязательно вас дождусь!
— Не называй меня повелителем, Белла. Это я перед тобой в неоплатном долгу. — Говоря эти слова, Волдеморт осыпал ее кровоточащие руки поцелуями.
— Как звала, та и буду звать, милорд, — отвечала Беллатриса, преданно глядя в красные глаза.
— Как пожелаешь, моя Белла! — Волдеморт встал, легко и с благоговением поцеловал ее в лоб.
Доброделов, стоя в стороне, терпеливо ожидал, когда эти двое закончат прощаться. Затем подошел к ним, мягко намекая, что Волдеморту пора.
— Ваша разлука — часть искупления! — тихо проговорил он.
Темный Лорд отпустил руки Беллатрисы, и в ту же секунду пол под ногами волшебницы раззверся, она провалилась в открывшуюся бездну и потонула во мраке. Тени убитых последовали за ней, а края расщелины снова сошлись, как будто и не открывалась в полу вокзала Кингс-кросс пропасть ада.
— Белла… — упавшим голосом проговорил Волдеморт.
— Теперь все зависит от тебя, Том, — напутствовал Дамблдор. — Ваши судьбы в твоих руках! Вернись, Том. Я рад, что в конечном итоге ошибся на твой счет. Что же, хоть мои догадки и предположения часто подтверждались, но я все же человек, а ты знаешь, Том, что Erare humanum est. Впрочем, не так уж много мне было известно фактов о тебе, рассуждать на основании которых — все равно, что ходить по твердой земле. Ну, а путешествие по мглистым болотам чужой памяти в чащобу дичайших догадок — путь зыбкий и не всегда верный.
Дамблдор протянул Волдеморту миниатюрную колдографию с изображением Беллатрисы, улыбающейся, юной, только что закончившей Хогвартс.
— Благодарю, — искренне ответил волшебник. — Прощайте!
— До встречи!
Едва Волдеморт взял в руки портрет, как все вокруг привычно завертелось, закружилось, и портал унес мага с платформы 9 и ¾ вокзала Кингс-кросс.
========== Глава 142. Искупление. Часть 1 ==========
Открыв глаза, Волдеморт увидел, что лежит в каком-то пустом классе совершенно один, и сразу понял причину этого. Ну конечно, его телу не полагалось лежать вместе с теми, кто погиб, защищая Хогвартс. Волшебник встал, вышел в коридор и медленно побрел в Большой зал, низко склонив голову. Оказавшись у входа, он увидел через широко открытые двери, как преподаватели и ученики сидят за возвращенными на места факультетскими столами. Все взахлеб обсуждали последние события. Но стоило чародею зайти в зал, то в нем сразу же воцарилась тишина. Сотни глаз устремились на Волдеморта, и в руке каждого, кто смотрел на него, была направленная на мага волшебная палочка, хотя сотворить заклинание никто все же не решался, заметив, что руки волшебника пусты. Кроме того, каждого из присутствующих охватило сомнение, действительно ли это Темный Лорд, так как лицо колдуна изменилось. Оно хоть и казалось словно обожженным, а глаза при этом налитыми кровью, но в нем уже не было ничего змеиного, напротив, черты представлялись теперь вполне себе человеческими.
Волдеморт тем временем прошел в другой конец зала, туда, где лежала погибшая Беллатриса. Он опустился на колени возле ведьмы, обхватил худой рукой за плечи и прижал к себе безжизненное тело, аккуратно откинув прядь волос с застывшего лица. Видевшие все это волшебники недоуменно переглянулись, удивляясь тому, что Волдеморт способен на такие трепетные прикосновения. Чародей тем временем закрыл пустые глаза своими длинными белыми пальцами. Это ему легко удалось, потому как тело ведьмы еще даже не успело остыть. По-видимому, времени с момента гибели прошло совсем немного. Из правой руки волшебницы Волдеморт извлек свою старую тисовую палочку, но не успел он этого сделать, как десятки заклинаний полетели в него, правда, ни одно из них не достигло цели, разбившись о мгновенно наколдованную защитную полусферу. Но сам маг не стал творить ни одногоСмертельного, да и вообще никакого заклинания. Перед его глазами снова одно за другим проносились воспоминания: от первой встречи с Беллатрисой до их последнего расставания на вокзале Кингс-кросс. Разумеется, никто этого не видел. Никто, кроме одного человека.
Гарри, когда вернулся в свою спальню в Хогвартсе, снова почувствовал боль в шраме и поспешил в Большой зал. Юноша уже перестал быть живым невольно созданным крестражем Волдеморта, но присутствие в нем на протяжение долгих лет чужого осколка души оставило на мальчике неизгладимый отпечаток. Когда спустя более чем двадцать лет появилась альтернативная реальность, где жестокий и коварный Темный Лорд одержал победу, то и жжение в молниеобразном шраме возобновилось, и способность говорить со змеями вернулась к нему в преддверии этих событий, хотя часть чужой души уже давно не обитала в нем. Вот и сейчас происходило нечто подобное. Желая разобраться в происходящем и понять дальнейшие намерения своего врага, Гарри снова осознанно проник в его сознание, и все увиденное поразило юношу до глубины души. Войдя, наконец, в зал, он устремился к Волдеморту, попутно прося всех не творить пока никаких заклинаний, и его послушались. Подойдя к защитной сфере, Гарри негромко обратился к Волдеморту, но в воцарившейся тишине было слышно каждое слово.
— Сперва достойно похорони супругу, Волдеморт, а потом сделай то, что тебе сказал Дамблдор там на вокзале.
Толпа ахнула, послышались изумленные перешептывания. Волдеморт, наконец, оторвался от пышных кудрей Беллатрисы, в которые до этого зарылся лицом, и посмотрел на Гарри. В красных глазах не было гнева, а только глубокое удивление.
— Как? То есть откуда ты…
— Даже теперь я могу проникать в твое сознание, Волдеморт. Тебе ведь так и не удалось до конца услышать Пророчество, правда? Согласно ему ты не знал, в чем была моя сила против тебя. Но сейчас я могу сказать тебе. В ту ночь, когда ты убил моих родителей, а затем сам лишился тела, твоя душа в очередной раз раскололась уже незаметно для тебя самого. Тогда отколовшаяся часть вселилась в единственное живое существо, оставшееся в доме — в ребенка. Я был одним из твоих крестражей, о котором ты и сам не знал, и часть твоей волшебной силы перешла мне, в том числе способность разговаривать со змеями. Но и теперь эта связь, похоже, не совсем утратилась, ведь и кровь у нас одна, не так ли?
Волдеморт задумался и, помолчав, ответил.
— Теперь это уже не имеет значения, — взгляд мага по-прежнему был прикован к чародейке, которая лежала у него на руках. — Ее жертва позволила мне обрести последний шанс на спасение, и я им воспользуюсь. Ее я тоже спасу, как до этого погубил.
— Не сомневаюсь! — отозвался Гарри.
— Сальварио! — произнес Волдеморт, смотря при этом на Беллатрису и от всей души желая спасти ее, вызволив из ада.
Волна цвета голубого неба с мерцающими золотыми блестками вырвалась из тисовой палочки и разлилась в воздухе. Все присутствующие невольно залюбовались красотой этого зрелища. Когда же светящиеся потоки стали растворяться в людях, то каждый человек почувствовал, как его наполняет бодрость, а боль, если она была, исчезает. Тогда стало понятно, что действие этой вспышки целебно.
В этот самый момент в зал вошел один человек, одетый в длинный халат лимонного цвета и с колпаком на голове. То была обычная униформа целителей из больницы св. Мунго. Сам вошедший оказался невысок ростом и узок в плечах. Его добрые голубые глаза на маленьком лице, напротив, казались, непривычно большими. Белоснежная мантия поверх халата была скреплена у самой шеи брошью со светло-голубым топазом. Кое-кто из учеников и преподавателей сразу узнали в волшебнике главного целителя больницы — мастера Асклепия. Почтенный старичок отстегнул невероятной красоты брошку и протянул Волдеморту.
— Отдаю своему преемнику! — твердо сказал он.
— Что?! — изумленно воскликнул Волдеморт.
— Твое заклинание Сальвариус вышло сильнее, чем у меня. По давней традиции именно волшебник, который сотворит заклятие сильнее, чем у действующего главного целителя, и становится его преемником.
— Этого не может быть! — прошептал Волдеморт.
— Ну, почему же не может? — уверенно и с воодушевлением отозвался Гарри. — Дамблдор сказал, что после того, как ты сотворишь Сальвариус, тебе будет указан путь к искуплению, ведь так? Ты убивал, а теперь будешь спасать жизни, причинял людям боль, а сейчас избавишь их от нее, принимая на себя. Нужно совершить поступки, противоположные тому злу, что ты творил. Это ведь очевидно. Твоя колоссальная волшебная сила останется при тебе, вот только приложение у нее теперь будет совсем другим, — серьезно сказал Гарри. — И к имени твоему отношение у людей тоже когда-нибудь изменится.
— Что ты такое говоришь, Гарри! — возмутился Рон и не только он. Много волшебников в один голос затвердили это же. — В Азкабане ему самое место или еще где похуже!
— Может и так, — задумчиво отозвалась Гермиона. — Но судьбе было угодно распорядиться по-другому.
Тут вмешался целитель Асклепий.
— Ах, что вы такое говорите, молодой человек! Потяжелее Азкабана его доля. Вы даже не представляете, как трудно отвоевать у смерти даже те немногие, по ее меркам, годы, и как трудно порой лицезреть чужие страдания и осознавать всю тщетность своих усилий.
Волдеморт покорно склонил голову в знак того, что принимает свою судьбу. Асклепий, быстро перебирая маленькими ножками, подошел к чародею, встал на цыпочки и прикрепил брошь к воротнику черной, как ночь, мантии. Волшебник недоуменно посмотрел на себя, взглядом красных глаз спрашивая, не полагается ли ему сменить одеяние. Асклепий, хоть и не владел легилименцией, понял вопрос и тихо сказал.
— Придет время, и она сама станет белее снега.
*
Прошло восемнадцать лет (примерно столько в общей сложности продолжались обе кровавые магические войны без учета тринадцатилетнего перерыва) после всех этих невероятных и странных событий. Имя «лорд Волдеморт» было по-прежнему на устах у всей волшебной Британии, ибо не суждена была этому чародею тихая спокойная и умиротворяющая безвестность. Но теперь для людей оно олицетворяло собой надежду, последнюю надежду выжить и на короткий миг одержать победу над смертью. Теперь каждый маг в Британии знал: если и лорд Волдеморт не смог помочь, то не поможет уже никто, и нужно отпустить того, кто готовится покинуть этот мир. Чужая боль и смерти, как и раньше, были неотъемлемой частью в жизни этого волшебника. Только теперь он сам чувствовал ее каждый день, принимая на себя чужие страдания, и с годами его мантия из черной постепенно преобразилась в светло-серебристую, но не снежно-белую, и чародей не знал, какой еще он должен совершить поступок, который был бы достоин прощения.
Как-то раз директор Хогвартса профессор Макгоннагал решила, что программу ЗОТИ следует немного дополнить, включив в нее некоторые целебные заклинания, которые бы позволили не просто защититься от черных магов, но и оказать первую помощь пострадавшим от темного колдовства, если в этом возникнет необходимость. Волшебница недолго думала от том, кто бы мог преподать эту науку ученикам. Она отправила сову с письмом к главному целителю больницы св. Мунго, в котором подробно излагала суть своей просьбы, приводя многочисленные аргументы, почему уроки лорда Волдеморта принесут студентам пользу. Маг согласился, рассудив, что и в самом деле нужно поделиться своими знаниями, чтобы они жили, когда его самого не станет.
Ранним утром Волдеморт легко влетел во двор Хогвартса, плавно приземлившись рядом со встречающей его директрисой.
— Приветствую вас, милорд, — улыбнулась профессор Макгоннагал, чуть склонив уже совершенно седую голову. — И в самом деле летаете, как птица!
— Было время, когда я умел только ползать, — серьезно отвечал Волдеморт, видимо, намекая на давнюю дразнилку ровесников-гриффиндорцев, но в его темно-серых глазах заблестели веселые искорки.
— Ой, Том, — смутилась директриса. — Мы не должны были так говорить.
Сейчас она говорила с ним, как с человеком, с которым училась в школе, ведь после битвы за Хогвартс всем стало известно первое имя бывшего Темного Лорда. Перед последним поединком Гарри не раз его так называл.
— Что вы, Минерва! Я уже все забыл. Вот только почему вы ни разу не обратились ко мне, чтобы дать исправить то, что я сотворил с вами.
— К вам всегда обращаются люди с куда большими проблемами, и я не смела занимать ваше время. Честно говоря, я удивлена, почему вы согласились на время оставить свою больницу.
— Так нужно. Пришло время поделиться своими наработками в области магии за последние годы, чтобы эти знания не ушли вместе со мной.
— А вы скоро оставите нас? — голос Макгоннагал задрожал от волнения.
— Когда-нибудь это все равно произойдет. Надеюсь, поскорее.
— Значит теперь вы уже не боитесь смерти, а напротив, ждете ее, словно гостью?
— Да, Минерва. Очень жду. Ведь это означает, что Беллатриса снова будет рядом со мной.
========== Глава 143. Искупление. Часть 2 ==========
На первых же занятиях с семикурсниками внимание Волдеморта сразу привлек староста факультета Слизерин, высокий темноволосый юноша с белой кожей и черными глазами. Это был необычайно талантливый студент, наделенный большим магическим потенциалом, гордость всей школы и обладатель многочисленных наград. Но при этом в глазах молодого человека были жесткость, желание добиваться своих целей любыми средствами, в том числе и черной магией. Он прекрасно осознавал свою исключительность и гордился ею, считая себя выше других. Попытавшись проникнуть в его мысли, Волдеморт натолкнулся на преграды, ментальные барьеры, свидетельствующие о немалых для столь юного возраста познаниях и навыках в окклюменции. Но чародей все же нашел способ обойти все эти препоны, да так, что юноша об этом не догадался, зато всю его жизнь можно было просмотреть целиком и полностью, точно магловское кино.
То был внебрачный сын двух чистокровных волшебников, как впоследствии выяснил сам мальчик. Его матерью оказалась слизеринка Дафна Гринграсс, влюбившаяся на последнем году обучения в сокурсника — эффектного гриффиндорца Игнотуса Пруэтта, представителя хоть и чистокровной, но небогатой семьи. И молодой человек сам был без ума от своей слизеринки. Встречались они, правда, тайком, дабы избежать насмешек со стороны студентов обоих факультетов. Родителям Дафны такой зять, естественно, тоже пришелся не по душе, да кроме того, они со времени, как дочь получила приглашение в Хогвартс, заключили брачный договор с семьей Малфоев. Когда родители узнали, что их только что окончившая школу дочь ждет ребенка, то решили во что бы то ни стало помешать этому союзу, но при том действовать хитростью. Они притворились, что дают согласие на брак и пригласили Игнотуса к себе в дом на обед. Однако на другой день после радостного события будущая теща, мать Дафны, заявила, что у нее пропал дорогой фамильный бриллиантовый гарнитур, и обвинила в краже Игнотуса. Дескать, Дафна водила его по всему дому, и возможностей украсть у юноши было предостаточно. Обыскали комнату Игнотуса в доме его родителей и самого молодого человека. В самом маленьком кармане его мантии действительно нашелся гарнитур, уменьшенный в размерах с помощью магии, так что его наличие было трудно почувствовать. Родители Игнотуса, конечно же, поверили в невиновность сына, но вот от заключения в Азкабан спасти его не смогли. Сам же молодой человек от горя и от разлуки с любимой наложил на себя руки. Мистер и миссис Гринграсс тем временем заперли дочь в доме, не позволяя никуда выходить, а на все вопросы любопытных отвечали, что Дафна больна.
В положенный срок Дафна родила мальчика, которого не в меру суровые родители тут же силой забрали у нее и, желая скрыть, по их мнению, позор дочери, подбросили ребенка к дверям первого попавшегося магловского приюта. Но молодая мать успела тайно вложить в пеленки сына записку с просьбой назвать мальчика Игнотусом в честь отца, а фамилию дать Гринетт как содержащую в себе части двух родовых имен. Так она надеялась, когда придет время, и сын получит приглашение в Хогвартс, найти его. А родители решили поскорее устроить ее свадьбу с Драко Малфоем. Однако от горя и в разлуке с ребенком Дафна тяжело заболела и скончалась, несмотря на все усилия колдомедиков. Все это происходило почти сразу после битвы за Хогвартс. Чтобы замять эту неприятную историю и не сделать ее достоянием гласности, Гринграссы решили отдать за Драко свою младшую дочь Асторию, соблюдая таким образом брачный контракт, заключенный между двумя семьями. Люциус с Нарциссой, учитывая их не самое лучшее положение в обществе после поражения Волдеморта, были этим вполне довольны. Что до Драко с Асторией, то они были счастливы. Драко, равнодушный к Дафне и ничего не знавший о ее романе с Игнотусом, просто подчинялся воле родителей, хотя сам уже давно питал нежные чувства к младшей сестре своей нареченной. Когда Дафна умерла, юноша не стал упускать драгоценный момент и сделал предложение Астории, пока родители не просватали ее за кого-нибудь другого, и ранее заключенный между семьями контракт не утратил своей силы.
Маленький Игнотус тем временем рос в приюте, отношения с ровесниками и взрослыми работниками у него не складывались, ведь мальчик-то был со странностями. Когда же в благотворительное заведение наведался преподаватель из Хогвартса, то ребенок был просто счастлив попасть в волшебную школу, где он уже с самого начала обучения стал демонстрировать всевозможные таланты. Едва ли не с первых месяцев пребывания в школе мальчик пытался найти свои корни, но фамилии Гринетт, естественно, нигде не нашел. Он бы так ничего и не узнал, если бы в один день в школе его не подкараулил домовой эльф и тихонько не передал бы ему письмо. Это оказалось послание от матери, которая, чувствуя, что не доживет до одиннадцатилетия сына, в подробностях описала историю его рождения и отдала пергамент домовому эльфу с наказом хранить его как зеницу ока одиннадцать лет, а по истечении этого срока в сентябре отправиться в Хогвартс и передать письмо мальчику Игнотусу Гринетту. Когда ребенок все узнал, то воспылал лютой ненавистью к деду и бабке с материнской стороны за то, что лишили его родительской любви и счастливого детства. Он вознамерился отомстить, но ему мало было просто убить их. Их надо было так убить, чтобы его самого никто не заподозорил. Ему совсем не хотелось в Азкабан за месть, которую он считал справедливой, и для него было неважно, к какой магии прибегать, пусть даже к самой наитемнейшей. Игнотус запасся терпением, стараясь всеми способами найти сведения о всевозможных черных ритуалах, позволяющих незаметно свести человека в могилу. Он перерыл всю Запретную секцию, наведывался в Лютный переулок, доставая через пятые руки книги по темным искусствам. Когда же в школу прибыл сам лорд Волдеморт, то Игнотус решил, что пробил его час, ведь бывший Темный Лорд — просто кладезь ценной информации, которую нужно аккуратно из него выудить. А быть вежливым и милым, когда это необходимо, он умел очень хорошо, прекрасно зная, что вежливое обращение — прекрасное средство для достижения своих целей. Волдеморт знал о намерении старосты поговорить с ним и был готов к этому разговору.
— Прошу прощения, сэр, — проговорил Игнотус, когда после очередного занятия все студенты вышли из класса, и в нем остались только Волдеморт и староста Слизерина. Тон юноши при этом был безукоризненно вежливым, а слова очень учтивыми.
— Здравствуй, Игнотус, — спокойно отвечал бывший Темный Лорд.
— Сэр, это большая радость для всех студентов, то, что вы решили поделиться с нами своими знаниями. Вы расширили границы магии, ваши волшебные эксперименты и изобретенные заклинания — просто бесподобны.
— Не все мои познания в магии достойны того, чтобы передать их кому-то. Напротив, о многом я предпочел бы забыть.
— Сэр, все зависит от того, кому вы их изволите передать, в чьих руках окажется эта сила. Поверьте, лично я смог бы достойно распорядиться любыми, да, любыми вашими наработками.
— Ты имеешь в виду темные искусства, правда, мальчик?
— И их в том числе, сэр. Почему бы не воспользоваться ими в своих целях для торжества справедливости?
— Это невозможно. Черная магия не может служить благим целям, а задуманное тобой мщение — темный путь, ведущий к гибели.
— Значит, вы знаете, сэр, о моих намерениях? Но ведь будет правильно, если я накажу их! — в глазах Игнотуса блеснули красноватые огоньки. — Научите меня темным искусствам, ведь вы знаете их как никто другой!
— Я испытал на себе их действие и до сих пор расплачиваюсь за то, что делал с их помощью. Мне ли не знать о них! — горько усмехнулся волшебник и погрузился в размышления. Игнотус терпеливо выжидал.
— Пожалуй, я мог бы кое-что показать тебе. — С этими словами волшебник достал из шкафа довольно большую чашу и стал вытягивать волшебной палочкой из висков, лба, макушки, затылочной части головы серебристую субстанцию воспоминаний, которая принимала форму длинных завивающихся нитей. Вскоре каменный сосуд заполнился почти до краев.
— Это ваши воспоминания, милорд? — спросил студент, глядя на чашу горящими глазами.
— Они, — отозвался Волдеморт. — У тебя сейчас есть прекрасная возможность узнать о самой сути черной магии и ее действии на людей, в том числе и на того, кто ею занимается. Когда ты все просмотришь, мы продолжим наш разговор.
Слизеринский староста погрузил голову в Омут памяти и пребывал там несколько часов, совершенно не замечая хода времени. Когда студент, наконец, закончил исследование чужих воспоминаний, то выражение его лица сильно изменилось. Теперь на нем было написано смятение, недоумение, ужас от увиденного и отвращение к своим недавним намерениям. Руки у Игнотуса дрожали, а ноги отказывались держать тело, и юноша рухнул в кресло, бледный и напуганный, как ребенок.
— По-прежнему желаешь изучить темные искусства? — с ласковой иронией спросил Волдеморт.
— Нет, ни за что! — отвечал дрожащим голосом Игнотус. — Но что же с Гринграссами? Как их наказать?
— Оставь это, юноша. Отпусти им, тогда и тебя зло отпустит. Не повторяй моих ошибок! Тем более, да будет тебе известно, Гринграссы уже наказаны.
— То есть?
— Они потеряли дочь и лишились внука. Желая ей добра в своем понимании, они свели ее в могилу, и совесть мучает их сильнее, чем самое темное заклинание. Для души это как пытка Круциатусом для тела. Не стоит обрекать себя на такое.
— Благодарю вас, сэр, за столь ценный урок. До конца жизни не забуду!
Взгляд Игнотуса вдруг остановился на собеседнике, а сам он замер.
— Сэр, ваша мантия… Она вдруг побелела… — изумился староста. Волдеморт оглядел свою одежду и, хотя очень обрадовался, но все же сдержался.
— Тебе пора вернуться к себе, Игнотус, — мягко проговорил он, и студент не стал перечить. Сам же маг немедленно отправился в Слизерин-кэстл.
========== Глава 144. Дорогая гостья ==========
— Понимаю, — сказал Моррель, — смерть, как и жизнь, таит в себе и страдания, и наслаждения; надо лишь знать ее тайны. — Вы глубоко правы, Максимилиан. Смотря по тому, приветливо или враждебно мы встречаем ее, смерть для нас либо друг, который нежно убаюкивает нас, либо недруг, который грубо вырывает нашу душу из тела.А. Дюма «Граф Монте-Кристо»
Вечер этого долгого дня воспоминаний, путешествий по запутанным лабиринтам памяти, своей и юного волшебника, подходил к концу, уступая место бархатистой тьме ночи. Волдеморт открыл окно, впуская в комнату прохладный свежий воздух. Непривычная тишина окутала Слизерин-кэстл, не было слышно даже тихого шелеста листвы или шороха травы. Казалось, весь замок и окружающий его парк замерли в ожидании чего-то важного и судьбоносного. Волдеморт устало сел в кресло и задумался, считая, что правильно сделал, когда поговорил с молодым слизеринцем и открыл ему свои воспоминания. Кто знает, быть может, этим поступком он предотвратил нечто ужасное, а именно — появление очередного Темного Лорда и новое кровавое противостояние? Что же, возможно, это зачтется ему и поможет заслужить такое вожделенное прощение. Прошло уже восемнадцать лет со дня гибели Беллатрисы, и волшебник не знал, сколько еще времени ему искупать свою вину, достаточно ли того, что он совершил? Маг чувствовал, что жизненная сила, в отличие от силы волшебной, у него на исходе, что масло, поддерживающее огонь жизни в светильнике, заканчивается, и он скоро погаснет. Успеет ли он получить отпущение своим грехам, располагая тем немногим временем, что ему еще было отмеряно на этой земле? Тело охватила бесконечная усталость, голова волшебника упала на грудь, а веки слипались.
Неожиданно маг почувствовал легкое прикосновение, как будто кто-то тронул его за плечо. Волдеморт открыл глаза и невольно вскрикнул, не поверив тому, что увидел. Перед ним стояла Беллатриса: совсем юная, такая, какой он увидел ее в день их первой встречи, в легком зеленом шелковом платье и с салатовой атласной лентой в черных кудрях.
— Белла?! — изумленно прошептал Волдеморт.
— Нет, это не она. Но я пришла отвести тебя к ней.
— Значит, — улыбнулся Волдеморт, — ты сама Смерть, проводница душ в мир иной и дорогая гостья, давно ожидаемая мной.
— Да, ты угадал, лорд Волдеморт. И мне очень лестны твои слова, потому я так и принарядилась, как и подобает даме, которая собралась в гости. Видишь ли, мне дана способность принимать любое обличье, смотря по тому, как меня встречают. Я и старуха с косой для тех, кто боится и бежит от меня, и добрый друг, если человек своей охотой идет за мной, когда наступает его час. И очень редко — прекрасная дама для того, кто встречает меня как дорогую званную гостью.
Посетительница лукаво улыбнулась.
— Лорд Волдеморт, неужели ты собрался на свидание со своей избранницей с пустыми руками? Ну, хоть я не забыла о приличиях и явилась в гости с подарком. Его ты и подаришь той, кто всей душой тебя любит и ждет.
— Что же это? — иронично спросил Волдеморт. — Уверен, что ей ничего не нужно.
— Это верно. Однако все же выбери одну вещь из тех, что я принесла. Их три. Две я назову тебе сама и отдам любую на выбор. А третью ты сможешь получить, если сам угадаешь, что это, и при том искренне пожелаешь взять именно ее.
С этими словами Смерть извлекла из маленькой сумочки, на которую, очевидно, было наложено заклятие незримого расширения, уже знакомые бывшему Темному Лорду магические предметы: золотой венец и хрустальное зеркало. Но Волдеморт лишь равнодушно пожал плечами, глядя на эти бесценные артефакты.
— Зачем? — усмехнулся Волдеморт. — Этим меня уже не прельстить. Глаза любимой сияют во сто крат ярче этого венца. Она и без зеркала будет для меня самой молодой и прекрасной, и красота ее никогда не померкнет в моих глазах. Уж если хочешь одарить, то отдай мне цветок, краше которого нет на белом свете.
— Что же, пожалуй. Ты всегда был умен, лорд Волдеморт, а теперь обрел и мудрость. Да, пыль в глаза тебе уже не пустить.
С этими словами Смерть щелкнула пальцем, и у нее в руке прямо из ниоткуда появилась алая роза. Лепестки ее были очень нежными и свежими, излучали красноватый свет и источали сладкий неземной аромат. А на длинном стебле с крупными зелеными листьями совсем не было шипов.
— Этот дар достоин моей Беллатрисы. Ответь только, почему у тебя в руках цветок не вянет, оставаясь свежим? Ведь все, к чему прикасается Смерть, неизбежно умирает.
— Это от того, что даже держа цветок в руках, я не имею над ним власти. Это воплощенная любовь, и потому нет краше его на всем белом свете, — отвечала Смерть.
— Так я и думал. Тогда идем скорее, слишком долго пришлось мне ждать этого часа!
Смерть протянула Волдеморту руку, волшебник взял ее за ладонь, и оба стремительно вылетели в открытое окно.
========== Заключение. Новый рассвет ==========
На другой день Волдеморт, бывший Темный Лорд, без всякого предупреждения не явился на занятия со студентами, хотя всегда до этого отличался пунктуальностью и педантизмом. Преподаватели забеспокоились и отправились в Слизерин-кэстл, но волшебника там не обнаружили. Зато увидели заплаканную и пребывающую в невероятном волнении Дельфини. Год назад девушка блестяще закончила Хогвартс, став лучшей выпускницей Слизерина и всего курса. В свое время на церемонии распределения волшебная шляпа долго на могла решить, на каком факультете она должна учиться. Но учитывая происхождение девушки, ее целеустремленность и желание проявить себя, определила студентку в Слизерин. Сейчас Дельфини жила в замке отца и, как и он, работала в больнице святого Мунго, перенимая искусство родителя. Когда она вернулась домой после очередной смены и не обнаружила Волдеморта в замке, то разрыдалась, поняв, что отца уже не увидит. И хотя волшебник последние месяцы много раз предупреждал дочь о своем скором уходе и просил при этом не горевать о нем, но для Дельфини исчезновение волшебника все равно было как удар обуха по голове.
Известие о пропаже чародея не на шутку переполошило целителей в больнице святого Мунго и преподавателей в Хогвартсе. Расспросили всех, кто был в Хогвартсе, говорили со школьным старостой, которого маг удостоил долгой приватной беседы. Юный слизеринец был последним человеком, который видел волшебника перед тем, как он, покинув школу, направился к Запретному лесу, чтобы, миновав его, трансгрессировать домой. И здесь след чародея безвозвратно потерялся. Больше о нем не было ни слуху ни духу. Ни живого Волдеморта, ни его мертвого тела так и не удалось найти. Волшебник словно в воду канул. И снова, как и несколько десятилетий назад, это бесследное исчезновение взбудоражило всю волшебную Британию, вот только реакция людей и эмоции, испытываемые ими при этом, были совсем другими: ни о какой радости или торжестве не шло и речи. Напротив, многие чувствовали себя потерянными. Правда, свидетели двух магических войн, развязанных этим некогда темным чародеем, говорили, что Темный Лорд, скорее всего, получил желанное прощение и потому ушел к той, кто стала причиной этого перерождения. На том и порешили. А больницу святого Мунго возглавила его дочь Дельфини, чье заклинание Сальвариус оказалось самым мощным.
*
Тем временем Волдеморт со своей спутницей с головокружительной быстротой летели над землей, и под их ногами картины стремительно сменяли одна другую. Встречный ветер свистел в ушах, но они этого не замечали, ибо сами были как буйный ветер. Наконец, когда прямо под ногами показались вершины высоких гор, покрытые вечным снегом, проводница Темного Лорда стала сбавлять скорость и при этом снижаться. Оба приземлились на одном из склонов. На чистом небосводе ночь уже замедляла свой последний разбег, готовясь уступить власть лучезарному дню, о скором приходе которого возвещала розовая полоска занимающейся на востоке зари. Близился рассвет.
Наконец Волдеморт увидел Беллатрису, которая стояла спиной к восходящему солнцу и смотрела на своего лорда. Юная волшебница была прозрачной, как горный воздух, а платье ее было словно легкое белое облако. Другие облака, более плотные, тяжелые и темные, виднелись далеко внизу. Глаза чародейки, горевшие неугасимым обожанием, сияли, словно две утренние звезды, а темные волосы были подобны предрассветному сизо-серому небу. Волдеморт устремился к Белле, положил свои ладони ей на плечи, но тут увидел, что и он сам, и его руки стали такими же прозрачными, как и Беллатриса. Оба засмеялись, и голоса их были подобны слабому колыханию ветра. Всходило солнце, а мужчина и женщина молча и с каким-то благоговением смотрели на это зрелище. Тут бывший Темный Лорд протянул той, кого некогда назвал своей Темной Леди, благоухающую алую розу без шипов — цветок, краше которого нет на белом свете. В руках у Беллатрисы он пламенел, как заря, сливаясь с сияющим восходящим солнцем. В глазах же Волдеморта, напротив, совсем не оказалось красноты, а лицо его стало не просто человеческим, а таким же молодым, как и у его избранницы, словно они были ровесниками.
— Милорд, вы опять изменили свой облик? — прошелестел голос Беллы.
— Красавица моя ненаглядная, отвечал Волдеморт. — Ты когда-то полюбила чудовище, просто так, ни за что, ни про что. Теперь полюби подобие человека и, прошу, стань моей вечной супругой.
В ответ волшебница протянула к нему руки, и маг, в свою очередь, заключил ее в объятия, приник к губам, сливаясь в поцелуе. Так две реки, встречаясь, чтобы никогда больше не разлучаться, становятся одним потоком и вместе текут к морю вечности.
*
Они парили над снежным горным склоном, держась за руки.
— Я должен кое-что сделать, Белла.
С этими словами Волдеморт достал призрачную волшебную палочку. Взмахнув ею, он отколол от большой глыбы кусочек льда и разбил его на маленькие частички. Льдинки взмыли в воздух и стали складываться в рисунок, как мозайка. Через несколько секунд Беллатриса смогла рассмотреть, что они составили слово «вечность».
— Теперь я, наконец-то, свободен от ледяного плена Снежной королевы, в котором пребывал со дня своего появления на свет — человеческой злобы, черствости, равнодушия и страха смерти. Горе тому, кто, столкнувшись с ними в мире, отвечает тем же, дозволяя оледенить и свое сердце. И если не сыщется некто, который бы решился растопить лед пламенем любви, то несчастный обречен. Но мне повезло, Белла. Ты, моя отважная воительница, мой единственный огонечек, пошла за мной в холод и ночь, чуть не погибнув сама, и смогла отвоевать меня из ледяного плена. И вот теперь у нас есть один дар — та самая одна вечность на двоих и, если хочешь, весь мир в придачу. Когда я лишился тебя, Белла, то понял, что ни к чему мне этот самый мир, пустой и холодный. Зато теперь, когда мы принадлежим друг другу, то можем отправиться, куда глаза глядят, и везде будем как дома. Уйдем же отсюда, Белла, из этого царства вечной зимы, царящей здесь, в горах на вершине мира. Я и так уже устал от этого холода. Дай мне руку, и мы отправимся туда, где сейчас весна, где все цветет и благоухает!
Так и будут теперь две бесплотные прозрачные счастливые тени бродить по миру, пока не придет ему конец. Никогда они не расстанутся, стелясь белым плотным туманом по высокой траве. Будут играть пышной зеленой листвой, шелестя, как ветер, кронами деревьев. Захотят — и взмоют ввысь вместе с испарениями от жарких лучей летнего солнца, а потом опять дождем прольются на землю. И всегда друг у друга будут они сами, а этого сокровища, в отличие от призрачной власти и силы, у них никто никогда не отнимет вовек.
Последние комментарии
5 часов 2 минут назад
5 часов 16 минут назад
5 часов 49 минут назад
6 часов 22 минут назад
21 часов 51 минут назад
22 часов 1 минута назад