По лагерям [Александр Александрович Интелл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

The Camp


Пробегали тучи серебристо-синие, гулял ветер, невидимый и бесчувственный, я смотрел на кусочки неба – двоичного багряного заката, полосы снегов, лоскуты морей, крохотных и зыбких, распадающихся, только потянись рукой.

Клочки сочных и зеленых лугов проносились мимо, пахло табаком и разговорами.

Завелась мысль, простая и не тяжкая: увидеть.

Я открыл глаза и нашел себя в шаткой деревянной хижине, пропахшей свежими дровами, которых по близости не наблюдалось. Поднялся с нехитрой постели, потянулся до хруста и вышел.

Дрова соседа, живущего в прилегающей лачуге, аккуратно были сложены под навесом, мягкий фимиам свежесрубленной яропы пробирался в дом, лез в ноздри, особенно если повернуться на правый бок к дверному проему – разглядывать каменные блоки замка, таящего помыслы знати, секреты волшебников, чаянья прислуги.

Сколь печку не топит, дрова не изводятся. А мне хорошо: яропа табак перебивает. Можно бы дверцей прикрыть, да нет ее. Не нужна. Смотришь в проем – глаз радуется, люди мимо шлындают, не торопятся. Свежести безмерно в доме. Не нужна дверь.

Я подошел к соседу, кивнул.

– Прохладно нынче, – протянул седовласый мужичок в хмарной тканевой жилетке, ровных, какие не носим, штанах. Истопник удобно устроился на скамеечке и праздно глазел по сторонам, изредка гладя жидкую бородку.

– В самый раз. Сегодня топить будешь?

– Не решил пока. Прохладно, но терпимо.

Он посмотрел в сторону, затем, как между делом, спросил:

– Эликсиры купишь?

– В следующий раз. Прежние не извел.

– Как знаешь. Вернее брать прозапас, чего лишний круг наматывать, ноги бить.

– Учту.

Мужичок почесал затылок, зевнул, да так, что расхотелось куда-либо идти, но вспомнив, что только проснулся, я быстро опомнился.

– Мне в Дикий Лес надо, – поделился я заботой.

– Ну и правильно. Иди, конечно. Может, там свидимся, друг на друга набредем. Компанию не предлагать.

– Понял. Пойду тогда.

– Бывай – отмахнулся сосед и продолжил бесцельно глазеть, да позевывать, словно он ждал, когда борода отрастет.

Я пошел на торг, разузнать чего нового, пообщаться с людьми, а вдруг – прикупить парочку нужного.

Как бывает, завязался разговор с местным. Грегор его звать, рудокоп. Видал часто, перекидывались фразами, в периметре у костерка курили, но особо диалог не вели. А тут заболтались:

– Магов у нас всегда недолюбливали. Чего говорить? Высоко больно те нос задирают, – рассказал Грегор, потер мясистый нос, затем продолжил: – Вон, Лагерь Бродяг – другое дело. Магам там почет, уважение. А почему? Отношение к людям иное, – Грегор покачал головой. – Обидно, честное слово!

– Мда… обидно, – поддержал я беседу.

Грегор помялся, шмыгнул носом.

– И быт держат маги там иначе. Наши, вон, – он мотнул головой в сторону башен, – обособленные, нелюдимые, в замке попрятались, огородились от народа каменными стенами. Боятся?

– Ну да, – одобрил я, – в таверах засядут, не выглянут, глаза бесстыжие из под капюшонов не покажут. Чего там делают? Как с магией упражняются? Никто ведь не знает!

– Да ну их! – махнул Грегор. – Честно сказать, никакой голубчик не зазирает. Нужны больно!

Грегор тихо выругался, прочистил горло.

Слушая рудокопа, я перекидывал камешек из одной ямки в другую, притаптывал, повторял снова.

– В Лагере Бродяг маги дела угодные решают, – продолжал он, – оттого уважение. Не задираются, хотя выше обитают.

– В прямом смысле слова… – добавил я. – Палаты стоят выше остальных.

– Маги Лагеря Бродяг помогают людям, интересуются чаяниями народа, спрашивают, чем подсобить, цены на эликсиры то и дело сбавляют. А наши… в лицо не смотрят, дела через чужие руки делают.

_______


1. Скидки на эликсиры?

2. Что значит, чужие руки? Что тебе известно?

3. Откуда это ты столько знаешь про Лагерь Бродяг?

_______


– Скидки на эликсиры?


Xp+


– Ну да. Конечно…

Грегор замялся, побледнел, боязливо глянул, и отвел взгляд.

– Да не переживай! – одернул я. – Я не ищу агентов Лагеря Бродяг. Если эликсирами по дешевке затовариваешься, не значит, что агент, я тебя за такую курву не держу.

– Хорошо, парень, что так не считаешь. Вот только болтунов в последнее время развелось, не держат язык за зубами.

Грегор поставил руки на пояс, заметно порозовел. В глазах возникла уверенность.

_______


1. Болтунов? Ха! А кто сейчас про скидку выдал?

2. Трепло, как ты, рассуждает про «язык за зубами»? Ты позоришь наш Лагерь!

3. Как получить скидку на эликсир? Обещаю, никому не расскажу. Можешь довериться.

_______


– Как получить скидку на эликсир? Обещаю, никому не расскажу. Можешь довериться.


Xp+


– Ладно. Некоторые бы уже неслись к Торвальду, рассказывать про агентов в Лагере, получать награду. Думаю, тебе можно доверять.

_______


1. Выкладывай уже!

2. Давай-давай! Выбора то нет!

3. Рот на замок!

_______


– Рот на замок!


Xp+


– В общем так. Идешь к Харому, такой коротко стриженный маг. Говоришь, тебя послал Меркель и Харом скидывает цену.

– А Меркель в курсе, что от него столько народа идет?

– Так, слушай!

Грегор обозлился. Не то на меня, не то на свою болтливость. На лице выступили жилы, взгляд отвердел.

– Знают не многие, ты в их числе. Если будешь трепаться, шутить, по поводу и без, никакой скидки не дадут, сделают так, что в Лагерь Бродяг больше не пустят.

Прям уж, не пустят! Но я получил, что хотел, – эликсиры мне были не нужны, только информация, – потому закрыл пустую болтовню:

– Я понял. Не беспокойся.

– Рассчитываю на тебя.

Я невольно улыбнулся крайним словам.

Болтунов да пустобрехов по миру полно ходит. Не держатся, чтобы не выдать какой-нибудь секрет. Выложат все, что легко продать али попользовать!

Повелось так, в лагерях языками больно чесать любят. В нашем особенно.

Каждым шагом наткнешься на зеваку, или вполне ценимого, занятого человека, – не важно – но охочего до разговору. Только дай повод дельной беседе или приятному общению по душам. Как говорят – болтать не запретишь, для того рот и дан. Ну и для эликсиров и еды.

Старатели тарыбарыть обожают, но уж больно уставшими вечером приходят. Как воротятся из шахты, плюхаются у костра рты набивать, пивом животы заливают. Никто не судит: киркой махать в шахте каждый устанет, потому рудокопов правильнее отлавливать в выходные, к утру позднему. Как выспятся, потянутся до хруста в костях, зевнут разок, чтоб во весь рот и за километр слышно, умоются наскоро, вот и начинай.

О шахте поведают, что за работы ведутся, не поджидают ли опасности где, о туннелях сообщат, чего в темных глубинах скал видывали, сколько наггетов присвоили сверх нормы.

Про наггеты дело понятное, нехитрое, привычное даже. Беседчик по плечу ободрительно похлопает, добра пожелает, чтоб в будущий раз особо не стеснялся, да карман посмелее расшил в скрытом месте.

Примерно вот что скажут: «Ты, Иосиф, знатно тыришь. Мне б твою науку, да на бумагу. Жаль, Иосиф, не ты, не я писать не умеем. Все бы в подробностях письмом изрекли. А со слов не сподобливо. Забуду, мелочей не учту. Но тыришь ты знатно, Иосиф».

А кто ее, руду, считает? Навалом, и не кончится. А изведем, заторгуем тем, что добыли. Несгораемый оборот, говорят в Лагере.

Больше других трещат стражники. Оттого, что устают меньше, а скука пробирает чаще. Задача тут другая – не время подгадать, а ключик к таким людям подобрать. Разузнать, что интересует, отчего забота на душе. Если сделать верно, развлекут тебя на добрые пару часов. Нагородят без умолку, не взирая на время суток и погоду. Рты у стражи, едва отворились, ставнями дубовыми не задвинуть.

Я направился в сторону торга, по дороге встречались сонные обитатели, слева курили, справа жаловались друг другу. У торга жарили на вертеле кухольня.

Болтает в лагерях безобидно не каждый. Бывает, сочинят. Закладут, будь здоров! Наволокут столько вранья и хвастанья, потом неделю не подойдешь – противно. Про таких говорят – припистошивает.

Припистошивателей достаточно, но все ж не руда. В Лагере Бродяг таких меньше. Зато больше шансов угодить в лапы настоящего мошенника, который наврет, только бы выгоду получить. Мошенники разные бывают. Кто обманет на пару наггетов, кто в проблемы затейные втравит – не отделаешься.

У торга собирались со всех лагерей, предлагали свои товары, обменивались опытом, да чего скрывать – выпивали часто, а рядом еще кто на гитаре поигрывает, перебор душевный затянет. Загляденье!

Я общался с торгашами, приценивался к свиткам, щупал клинки, даже штаны рудокопа захотел примерить, но передумал в последний момент. Зачем?

Разговорился с парнем, который продавал болотную траву. Парень курил, и меня приманивал. Не удержался, купил кулечек на вечер. Приятный малый.

С Лагерем у Болота проще: припистошивателей меньше, а мошенники – не мошенники вовсе. Толи врать навыка не имеют, толи философия какая. Проще бы сказать, что курят много – вот и отучились. Не правда. Члены Лагеря у Болота на деле не лихие травакуры, как про них плетут. Больше курят любители, из других лагерей. Всенародное заблуждение.

– Ты ведь знаешь старейшину? – поинтересовался малый, что продал кулечек. Его звали Мелл.

– А то!

– Можешь передать отчет по продаже, а то я немного провинился перед своим ментором, если до старейшины дошла такая весть, лучше на глаза не попадаться.

– Передать можно, – я замер, вопрошая.

– Десять наггетов.

– Идет.

Во всех лагерях обожают отлынивать. Любое мало-мальское дело, случается, отдают на выполнение постороннему. Снизят выгоду себе порядком, отдав за поручение не лишнюю горсть наггетов, совсем сдуру – свитками, эликсирами ценными прельстят. Сделают больше, чем сама награда за поручение, лишь бы не работать.

Я рассматривал товары, а краем уха уже слышал – близились напевы:

Эх, радуга ты, радуга.

Веселишь меня!

Эх, радуга ты, радуга.

Жаль, что не моя!


Как жаль, что ты соседская,

Как жаль, что Коли Загорецкого!

Бард делал обход. Рано он сегодня! Я внимательнее стал слушать:

Ему из хижины видна,

А мне – из замка только фигу разглядеть.

Кого винить, кого мне ненавидеть?…

Остаётся лишь от наггетов балдеть!


Эх, радуга ты, радуга.

Веселишь меня!

Эх, радуга ты, радуга.

Жаль, что не моя!


Пойду я по наклонной,

Осушу я кубок свой бездонный.

А чтобы слезы начисто отсечь,

Придется в небо больше не смотреть.


Эх, радуга ты, радуга.

Веселишь меня!

Эх, радуга ты, радуга.

Жаль, что не моя!

Бард часто и шумно разгуливал по Лагерю, отношение к нему держалось неоднозначное. Частенько наскучивал, раздражал, прерывал тихие разговоры, порой вносил разлад в неторопливые думы.

Но бывало, слушали в радость. Простенькое, ненавязчиво рассказанное, приходилось по сердцу народу.

Потому гнать, не гнать, вопрос не подымался.

Полный день скитался на природе –

Каждый уголочек прошерстил!

Не нашел я Грозный Меч,

Вернулся, кажется, с другим.

Бард близился к торгу, другие стали привычно глазеть. Чего напоет? Али изречет?

Была занятная особенность. Словоплет надевал высокий черный котелок на голову, из тканей, каких не было нигде. Откуда взял – не говорил. Так и оставили с котелком, ничего не предложили. А он радостный.

Мой корабль поднялся́ над водной гладью, запарил под небеса.

Выбираясь из стальных объятий

Я изрек создателям – пока!

Часто пел о странствиях, землях неведомых, все о каких-то мирах да морях. Мы ему – пой проще, вокруг что видишь, то и пой. А он все о морях да о мирах.

Непонятными стали враги,

Мир глядит неприветливо.

Я не устану с дороги – с тоски

Я разучился уставать, я продолжу! Немедленно!


Дайте время – дойду до финала доски!


Не пугай меня мир непонятный,

Я давно уже пуганный, давно уже свой.

Пришел к тебе, я – гость безоглядный,

Соловьем заливаюсь, мчусь я, грозой.


Я не выучил слов таких, правильных.

Чтоб тебе поугоднее,

Чтоб тебе по чутью.

Я дойду до конца – не маленький.

Пройду этот мир, я тебя победю!

Из толпы доносилось: «Во лапочет, во заливает!», «Что за хриндилюнина, Бард?», «Веселова штоле нет?»

– Я сейчас! Гармошка моя остывает!

– Мы те ща наденем на голову! Гармошку твою!

Торг дружно заржал. Кажется, ржали навесы и товары, земля под ногами тряслась.

Бард, понятно дело, обиделся, ушел восвояси. Я не дразнил, но и против коллектива идти – не правильно.

После песнопений Барда, я решил ободриться и направился к местному повару ухватить ежедневную порцию стряпни. День только начинался.

Готовку почуял за версту. Жителей Лагеря ждал забористый супец из дикой марошки и плодов кулябиня.

Бульон традиционно из мяса бурдука. А что, ходовая пища, охотники частенько приносят.

Повар готовил супы. Все, он считал, были разными. На деле же напоминали один о другом.

Но это не важно. После стряпни я чувствовал прилив сил, до полудня он не иссекал.

Олли, местный повар, готовил для людей попроще. Твердо, будто на поле брани, стоял на раздаче у котелка, ожидая наплыва голодных fellas.

Поварской фартук, когда-то белый, выносил многие подробности готовки. На голову Олли надевал синюю фуражку, и я не мог взять в толк, почему именно синюю. Но спрашивать стеснялся. Обиделся повар – не видать супов, прибавку силы до конца полудня.

Олли был рослым, плотно сбитым мужчиной с опрятной бородкой. Невозможно представить его фигуру без дымящегося котелка позади: точно котелок ходил за поваром.

Всех наших приветствовал традиционным «Как поживаешь? Вот твоя порция супа». Даже не спрашивал, хочешь суп или пришел говорить. Миска сразу оказывалась в руках.

– Как поживаешь? Вот твоя порция супа.

Не долго думая, я осушил миску.

На вкус супец оказался таким же, как вчера. Бульон чуть водянистый, не наваристый, но с отличным ароматом свежей бурдучины. И марошка с кулябинем не подвела. Кулябинь чуть сладковатый, как нужно, марошка волокнистая, мягкая, точно с куста. Скушаешь – миску до последней капли оближешь. А ему приятно: глядит, улыбается.


Strength +


– Олли, суп бесподобен!

– Приходи за новой порцией завтра, рецепт останется прежним.

Олли растекся в блаженной улыбке, а я, перебрав несколько вещей в инвентаре, решился, наконец, спросить про кепку. Но как часто бывает, одернул незнакомый Shadow:

– Ты к Лагерю у Болота захаживаешь? – поинтересовался тот.

– Да. Дело есть?

– Еще какое! – приосанился он.

– Выкладывай.

– Нужно кое-что передать кое-кому, – задумчиво произнес Shadow, с короткими паузами через каждое слово. – Интересно?

Я глянул на мужичка, облаченного в красную броню. Голова похожа на ожившую кружку, в какую обычно наливают пиво. Вместо пены, на вершине росла чернявая сосульчатая копна волос, напоминавшая Дикий Лес. Гуща Леса наклонялась вперед, пошатывалась влево-вправо, выглядела как отдельный мир.

– Весь во внимании, – с показной заинтересованностью ответил я.

На самом деле от подвернувшегося дела ничего не хотелось, кроме награды. А интереса было меньше чем наггетов у транжиры.

Shadow развел руками, лес изменил положение, качнувшись влево.

– Что? – спросил я озадаченно, не понимая значения жеста.

– Тут такое дело… – вдруг запнулся он. – Много заплатить не смогу…

Мужчина в красной броне положил руки на пояс и принялся слушать мой ответ.

_______


1. Ты всегда начинаешь разговор с посыльным с подобных слов?

2. Я на многое и не рассчитывал. Выкладывай!

3. Прикрой свой яп и свали от меня! Я тебе не мальчик, чтобы бегать на другой конец мира без платы!

_______


– Ты всегда начинаешь разговор с посыльным с подобных слов?

– Слушай, я бы рад дать больше… – принялся оправдываться мужичок. – Сейчас жидковато с наггетами. Если хочешь, компенсирую свитками.

Он глядел с долей ехидства, красная броня действовала отвлечением. Человек-обманщик, врун – я сразу понял. Норовят отвлечь внимание броскими вещами, втаскивают в сомнительное дело, от которого позже мечтаешь отвязаться.

_______


1. О какой сумме идет речь?

2. Оставь свои жалкие наггеты, лоулайфер!

_______


– О какой сумме идет речь?

– Двадцать наггетов и свиток огненной стрелы будут твоими, коли выполнишь несложное дельце! – с показной уверенностью выпалил мужичок и качнул лес на голове вправо.

_______


1. Тридцать и два свитка.

2. Пятьдесят и оставь свитки себе.

_______


– Тридцать и два свитка.

– Слушай, парень, я же сказала, с наггетами нынче сложно, – хитрец глядел недружелюбно, из-под насупленных бровей вырывалось недоверие. – Но если настаиваешь… Двадцать пять и два свитка!

_______


1. Разводи других! Меньше чем за пятьдесят не возьмусь!

2. По рукам.

3. Тридцать и один свиток.

_______


– Тридцать и один свиток, – настаивал я.

Shadow почесал лоб, прямо возле края Лесного Мира:

– Ты не оставляешь выбора.

– Выбор есть всегда.

– Закладывай другим! Где видал-то, выбор этот? Зато торгаш из тебя неплохой бы вышел.

– Не торгаш я. Просто наггеты берегу.

Shadow задумался, почесал лес, отчего там наверняка произошло целое событие.

– Ладно. По рукам.

_______


1. По рукам.

2. Наггеты давай сразу, свитки позже. Я тороплюсь.

3. Что насчет предоплаты?

_______


– Что насчет предоплаты?


Xp+


– Парень, да ты нарываешься что ли?

– Хорошего посыльного нынче сложно отыскать, норовят сжульничать. Недавно сам оказался в похожей ситуации. Выбрал wrong guy for my task. Надеюсь, ты подобных ошибок не совершишь.

– Ладно. Ладно! – сердито выпалил он.

Из Лагеря вышел со свитком и пятнадцатью наггетами. Ничего отдавать не обязан был. Вещи надо воротить из Лагеря у Болота, и передать ленивому Shadow. Тот даже учтиво составил перечень, лишь бы не поднимать пятую точку.

Первым квестом направился к отщепенцу.

Когда-то слыл приличным малым, занимался порядочными делами, охотливо беседовал, кушал местное, думал с другими, слушал, что рассказывают, с уважением и толком.

Нынче один, укрылся в пещере от мира, бытует отшельником.

А все почему? – мужичок решил, не нужны строгие, как тот назвал, правила, и пошел, куда глаза глядят. А глаза глядели на пещеру.

Я вышел с северных ворот, поглядел на стража. Стоял вольготно, обыденно серьезен, работу изображал.

– Как обстановка?

– Как обычно.

– Никто посторонний не входил?

– Иди-ка ты… по своим делам.

Ну вот и перекинулись!

Двигался не спеша, по знакомой дороге, протоптанной бесчисленными парами сапог. День занимался, грело солнце, тут и там раздавались голоса птиц, поигрывал ветерок.

Я свернул с накатанного маршрута в небольшой прилесок, углубился. Аромат пожухлой листвы под ногами, свежесть, выше – ветви колыхаются.

Из-за дерева внезапно выскочил кухолень, направился в мою сторону. Я достал меч и начал выполнять привычную связку.

Влево, вправо, выпад, влево,


Xp +


вправо, двойной выпад!

Кухолень повалился до второго выпада, но рука и тело завершили комбинацию, рассекая мечом воздух до свиста. Я двинулся левее и позади куста обнаружил еще одного.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо, двойной выпад!

Меч выдавал пируэты, сек пустоту. Кухолень сторонился, и я едва попадал.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо, двойной выпад!


Xp +


Избавившись, наконец, от кухольня-проныры, я убрал меч в ножны, собрал немного ягоды, веточку цинбера. Поглядел вокруг, и вышел из прилеска.

За ним важно стояла невысокая гора. На теле выступали платформы, словно бы умышленно вытесанные неведомым разумом, по которым я устремился вверх, к пещере отшельника.

Подниматься оказалось просто. Я двигался вперед и прыгал, а тело, созданное для подобных хитростей, быстро хваталось за уступ и лихо поднималось на следующую платформу.

С платформы на платформу, с платформы на платформу – вот и одолел подъем, оказался у входа в пещеру.

С высоты открылся чудный вид. Из-за прилеска выглядывали каменные верхушки башен, облака прозрачной дымкой растекались по ясному небу. Пещера находилась недалеко от Лагеря, и я подумал, что прохиндей, наблюдая кусочек Родного Лагеря одумается, вернется.

Я зашел в пещеру, где скромно горел факелок, примощенный к стене. Пещера обжитая, уютная, отшельник здесь давно навел порядок.

Войдя с улицы, было непривычно темно, но я с интересом разглядывал мебель, которую соорудил отщепенец.

Грубые небольшие скамеечки расставлены по жилищу, на одной навалены разномастные вещи для быта, одежда, на другой аккуратно составлены пустые склянки.

В конце пещеры примостился скромный обеденный столик, широкая скамья. Стульев не было, собирать хлопотно и дорого – материал придется заказывать или покупать готовый. А скамьи что? Сам срубил, распилил, обтесал, друг к дружке приладил. Только инструмент потребен, и то – минимум.

– Эй!

Предо мной стоял довольно рыхлый на вид мужичок в изрядно потертой одежде. Я решил, такому и в шахту стыдно спускаться.

Наши-то, рудокопчики, одевались по моде, не хуже торгаша всякого, правда, замызганные бывали. Иной раз воротятся с такими грязными лицами, что зубы и глаза белизной сверкают, рубашка в негодность пришла, а руки точно в глине целый день возили.

Все же, мужичок не вызывал впечатление опустившегося бродяги. Отщепенец, сбежавший из лагеря по собственной воле, потрепанный и забытый. Отшельничество затянулось на неопределенный срок.

_______


1. Ты здесь совсем один?

2. Я принес тебе пиво и сыр.

3. Торговать.

_______


– Я принес тебе пиво и сыр.


Xp+


– Вот спасибо!

Отшельник вкусно и долго хлебал пиво. Вытерев рукавом губы, принялся за сыр.

_______


1. Ты тут совсем один?

2. Торговать.

_______


Я решил немного поторговать с отшельником. Отыскал в продаже занятную вещь – трубку для табака.

Длинный мундштук, чаша бубенчиком, а вся – цвета светлого дерева. Я повертел трубку в руке, убрал в инвентарь.

_______


1. Ты тут совсем один?

2. Торговать.

_______


– Ты тут совсем один?

– А кого еще надо? У меня все, что требуется. Никаких проблем.

– Не скучаешь по Лагерю?

– Устал я от него. Надоело местным в глаза смотреть. Одно и то же каждый день.

– Не боишься, что Магнат захочет вернуть в Лагерь?

– Меня? Не смеши, – он отмахнулся. – Магнату только карманы набить, да власть показать. И чтобы все стабильно.

– А Свита?

– А много надо им? Краюха с магнатского стола любого богатым делает.

– Наверное, ты прав!

_______


1. Ты тут совсем один?

2. Торговать.

_______


Решил я купить немного съестного.

– Где ты достаешь припасы?

– У меня огородик неподалеку. Сам кормлюсь, покупай смело.

Я расплатился за продукты и засобирался в дорогу.

– Ты заходи, если что, – сказал отшельник.

– Свидимся!

Я окинул беглым взглядом жилище и ушел.

Вторым квестом был визит в пещеру, что через пропасть за небольшой поляной. Подговорил меня один торговец, Затребом звать, веротить ему фигурку дракона. Отобрали дракона гоблины, когда Затреб возвращался из Лагеря у Болота. Напали толпой да ограбили. На милость, ничего ценного у Затреба не было, все продал в поселении, кроме железного дракона. Уж очень ценен он торговцу показался, но лезть в пещеру Затреб не решился, памятуя, как позорно его обчистила какая-то шайка серых гоблинов.

В пути я следил за погодой, примечая всякие изменения. День выдался солнечный. Жёсткая трава, обычно выносливая, потихоньку начала уставать.

По знакомой дороге легко идти. То и дело я вынимал оружие, размахивал, повторяя заученные движения. Прыгал на бегу, ускоряя путь, тренировал блок. А еще – собирал растения, редко встречавшиеся: серафису или клябу приметишь, нагнешься да быстро заберешь.

Вскоре подошел к обозначенному месту: деревянный мост парил над пропастью, выводя путника на компактную поляну, едва покрытую жиденькой травкой, за которой был виден вход в пещеру. Как держался мост, понять было сложно. Любое рукотворное подобного толка вызывало во мне легкую оторопь, ведь неясно, кто и когда последний раз проверял надежность.

Однако все в нашем мире существовало по наитию. Вон мост, построенный бесконечность назад, но никто даже не задумывается, откуда он появился, исправен ли, надлежаще выполняет задачу? С ним что делать, только пройти по нему? Безрассудно и смело, даже глазом не моргнув? И все? Откуда ко мне приходили подобные рассуждения – не внять.

Осторожно пройдя по скрипучему мосту, я выбрался на поляну. Впереди зиял непроглядный вход в огромную пещеру. Я запалил факел и направился внутрь.


Loading


В пещере, похожей на соляную шахту и нору гигантского зверя одновременно, я немедля погасил факел, ведь нужда отпала – стены пещеры оказались вдоль увешаны магическими пламенниками. Если бы не они, легко потеряться в кромешной тьме грота.

Я продвигался в глубь, тут и там попадались причудливые сталактиты, грибы, а еще всякая мелочь, большей частью негодные предметы, оставленные многими посетителями за ненадобностью. Что забирал, сразу прикидывал, за сколько пойдет на торге, кое-что выкидывал, а к части не притрагивался. Можно конечно собирать подчистую, да не мелочный я, чтобы за каждый наггет бороться.

Стены выровнялись, приобретая неестественную гладкость, проступали тусклые рисунки, оголенные пламенниками. И чем дальше я уходил, тем причудливее становились рисунки на стенах. Непонятные существа и люди в набедренных повязках, с головами быков и птиц, изображения огня и магии, а еще – непонятные, объемные иероглифы, кое-где сбитые, перечеркнутые. Целая история развернулась на гладких стенах грота, но там же и осталась, ничего не поведав.

Показалась развилка. Я повернул направо, но уперся в тупик – проход был завален гигантским камнем. Я вернулся к развилке и пошел по левой стороне пещеры. Там начинался длинный туннель, уходящий далеко, что конца не было видно, и пламенников не горело, только редкие тусклые факелы, которые прилично коптили и гадили воздух. Из далекой темноты доносились отрывистые кряканья. Они усиливались, покуда я продвигался. И вот показался враг – серый гоблин с дубиной наперевес. Он выбежал из темноты прямо на свет факела и стал колотить грубым орудием по земле.

Недолго думая я прикончил болвана:


Xp+


Пришлось повозиться, ведь серые гоблины весьма юркие, и хотя поодиночке опасности почти не представляют, объединившись, стремятся окружить врага. Меч у меня один, и две руки, потому справляться с гоблинами решил с помощью излюбленной тактики – выманивать по одному, и спокойно практиковать изученные комбинации, не забывая про блок: влево, вправо, выпад, защита, влево, вправо, двойной выпад!


Xp+


Вправо, выпад, защита, влево, вправо…


Xp+


Защита, выпад, защита, влево, вправо, влево, вправо…


Xp+


Влево, вправо, выпад, защита, влево, вправо, двойной выпад!


Xp+


Истребляя гоблинов по одному, я вплотную подобрался к нехитрому логову. Внутри оставалось несколько крякающих супостатов, но я, усевшись возле стены с факелом, стал жевать марошку и закусывать хлебом – необходимо было восстановить силы после коротких, вместе с тем выматывающих схваток.

Подкрепившись, я смело ворвался. Возле малого костра прыгали и бесновались двое гоблинов, видно пугать хотели. Они смешно выставлялись перед боем: прыгали с ноги на ногу, вытягивая нехитрые орудия впереди себя, стучали ими по земле и постоянно крякали. По-другому не умели.

Рядом с костром находился сундук, приличный в размерах, и совсем не ассоциировался с обитателями пещеры, ведь гоблины только на чужих или заброшенных местах умеют делать жилища, своего ничего, кроме палки, да и ту отобрали, а чаще – нашли. Сундук был замызганный, точно на нем прыгали, двигали без толку.

В логове только двое, а я полон сил, справился с ними уверенно, разве только мечом сек проворнее.


Xp+


Xp+


Попадали остатки шайки, я сразу ринулся к сундуку, чего на них время тратить? Сундук, простой с виду, не поддавался отмычке, пришлось смотреть гоблинов. У одного обнаружился ключ, такой же бывалый, как и сундук.

Замок поддался, передо мной развернулось содержание сундука: горсточка бесполезных монет, пара свитков, довольно сносных, ходовых; еще тут были эликсиры и самое главное, цель моего визита – металлическая фигурка дракона. Она помещалась на ладонь, приятно холодила, оставляя впечатление искусной безделушки. Такую сладко держать в руках, водить кончиками пальцев по железной чешуйке, трогать мордочку. Отрадная, но бесполезная вещица.

Я захлопнул крышку, уже собирался уходить, но потом подумал и кинул ключ подле сундука. Авось другим пригодится.


Loading


Возвращался словно из ночи в утро: слепило солнце, и глаза привыкали. После пещеры воздух был бархатным и сладким. Немного жмурясь, осторожно шел по мосту, тот поскрипывал, но впечатление оставлял хорошее. Добротная вещь, надежная. Заступив на твердую землю, я уже не боялся по нему ходить.

Глаза почти адаптировались, и стало видно – день двигался к вечеру, хотя было еще довольно светло.

Добравшись до Лагеря, сразу же отправился на торг и скинул ненужное барахло. Платили немного, но все же наггеты не достаются даром и на дороге не валяются. Да и не торговец я, честь надо знать.

Затреб привычно стоял за прилавком, разглядывая приходящих на торг. На меня он внимания не обращал.

Я кивнул:

_______


1. Я нашел фигурку дракона.

2. Я пришел куда ты говорил, но в сундуке ничего не оказалось кроме эликсиров и пары свитков.

3. Где конкретно находится пещера?

_______


– Я нашел фигурку дракона.


an item given

Xp+


– Отлично! Вот твоя награда!


Nuggets+


Я получил обещанные наггеты.

Однако потерпел незначительные затраты, не говоря о том, что Затреб приукрасил квест, обрисовав все в радужных тонах, не предупредив, что гоблинов может быть намного больше. Ведь только благодаря своим навыкам я грамотно разобрался с шайкой.

– Гоблинов была целая пещера. Пришлось попотеть!

– Угу.

– Не ожидал я такого отпора, прямо скажу, не ожидал…

– И? – Затреб посмотрел недовольно.

_______


1. Затраты я понес. Наггетов добавить надо.

2. Просто говорю. Задание оказалось… затратным.

3 Чего вылупился? Наггеты зажопил?

_______


– Затраты я понес. Наггетов добавить надо.


Xp+


Я не стушевался и затребовал наггетов вполне справедливо. Затреб помялся, но позицию принял:

– Сколько хочешь?

_______


1. А сколько дашь!

2. Плюс двадцать наггетов.

3. Эликсиры надо возместить и еду! Гони-ка ты сотку!

_______


– Плюс двадцать наггетов.

Торговец снова помялся, почесал подбородок, но в итоге согласился.


Nuggets+


Довольный, я отправился по другим делам.


***


Вкусно дымил костер, готовили птицу на вертеле, шли живые разговоры, жаловались друг другу, восклицали. Людей немного, вокруг тихо и спокойно.

Одежда у собеседника потертая, засаленная; взгляд слегка потухший, исподлобья, вроде разрешения просит, но когда говорит, жизнерадостен, заинтересован в разговоре, внимательно слушает.

– Твой-то, ночлег, не жмет?

– В хижине чуточку тесно, это правда, будто стены давят, – отвечаю старателю. – Временами даже неуютною бывает, а в целом – спать здесь неплохо. Лучше чем в обрушенной башне, снаружи за стенами, или, того гляди, в сырой пещере.

– Это вот, это ты прав. Вот здеся всяко лучше, чего там! – одобрительно закивал работяга.

– Как-то спал возле речки, – я завел рассказ, – у потухшего костра. Недалеко волки бродили, врены кружили.

Старатель громко выдохнул.

– Кто угодно шатался, там лес стоит в двух шагах от ночлега, густой, дремучий. Зайдешь – неба не видно! Листва шелестит, шорохи едва уловимые гуляют.

Рудокоп почесал затылок:

– Еге, местечко-то, не из приятных, чего говорить.

– В общем, проснулся на заре и огляделся: трава росой покрыта, как в серебре, лес дремлет, затаил разных зверей да смолкнувших птиц, холодок носится по округе едва заметный, – старатель округлил глаза. – Я прилично озяб, заторопился готовить костер, не желая привести в гости незваных гостей. В хижине подобных дел не случается.

– Ну и рассказчик! Закладываешь знатно, слушаешь – как читаешь.

Тут старатель взялся за густую черную бороду, пощупал грубыми пальцами, пошуршал, затейливо добавил:

– Хотя читать я не умею, но так говорят. А в лес уж редко захожу, не хватало на Лохмача нарваться! Хорошо, что бегаю, лучше чем читаю.

Я слушал старателя, поощряя порыв к разговору. Видно давно-давно хотел выговориться, а тут собеседник – золото! Внимательный, поддакивает, соглашается.

– Леса не боюсь. Помимо опасностей, секретов там видано-невиданно. Попрятано всякого от глаз ленивых, тропинок и не счесть. Главное тут что?

– Что? – искренне удивился старатель.

– Не искать, а навостриться, обращать взгляд на неприметные места. Вроде как – действовать от противного.

– Я, этово, пока искать буду, сам заблужусь. Я на земле ориентируюсь плохо, хоть две карты нарисуй, заплутаю. Толи дело в море! – по лицу рудокопа прошлась загадочная улыбка, во взгляде оживилось давно забытое, но важное, не стираемое из памяти. – Я тебе как-нибудь расскажу, – рудокоп сбавил голос, – да только не здесь, ушей много!

Старатель подумал, чего еще спросить.

– А просыпаешься ты как?

– Просыпаюсь быстро. Только время приходит, сразу как штык. Поднялся с постели, а сна ни в глазу.

– Эвоно как!

– Дел то полно! Народ работу предлагает, отказываться глупо. Правильно говорят: «Делать – не переделать». Как бывает? То выслужиться надо, то чего передать не задаром, с торговцами дела завести. А те резвые на обман, жадные, заразы, ничего в убыток не продадут, за товар дают меньше положенного.

– Ага…

– Иногда вздумается, дела по кругу маршируют. В центре я стою, кидаюсь на каждое, даже самое пустое. А иногда решу в голове, вот незадача, будто половину хлопот уже переделывал по нескольку раз!

Я замялся, задумался. Рудокоп слушал с интересом, открыв рот.

– Бывает, конечно, сам в приключения рвешься, по собственному убеждению, дух авантюризма зовет. Тогда впрок надо запасаться! Провизию пересчитать, оружие проверить, разориться на несколько магических эликсиров, свитков с заклинаниями купить – они в пути точно не помеха. Я не сильно грамотный, но свитки читать умею.

– А я тожа… – только успевал добавлять старатель.

Разговорил меня, чертяга!

– Да в целом я способный. За короткое время, что расскажут и покажут, лихо выучу без лишних слов. Мне только дай. Видать, оттого многие на контакт идут, дела делают. Даже подлые зазнайки не откажутся от связей со мной. И говорить умею. Уболтаю любого проныру, если так решится. Лишь бы повод был. Недавно выторговал сбавку на редкий свиток, который затем сполна отбил цену. Пошантажировал парня, припер к стенке, тому и деваться некуда. Повод не великий, мстить не станет. Меру надо знать.

Чувствуя, как меня понесло, я замолк, наговорившись вдоволь.

– Мдаа… грамотный видать, – только и добавил старатель.

– Пойду я, Блэйк.

– Покедова-покедова, случится – у костра встретимся, покурим.

– А как же!

К вечеру подтягивались рудокопы, сменялись стражники. Лагерь полнился уставшими голубчиками, охали-вздыхали, громко смеялись, готовили пищу, выпивали. Как без этого?

Примкнув к собравшимся у костра, не хотелось уходить. Решил в Дикий Лес идти завтра, с янтарем в зените. А пока время шло медленно, позволяя насладиться завершением дня. Сколько раз ходил по лагерям и весям, все не уставал наслаждаться вечерними посиделками. Так сердцу легко и свободно делается, когда вечером собираются вместе.

Диалоги разные ведутся, ты слушаешь:

– Какие новости в шахте?

– Маши киркой, да не верещи. Сколько сможешь тайком унести, столько и заработал!

Со стороны раздается:

– А то!

– А тебе-то куда тырить!.. ты стражу боишься. Не быть тебе в страже!

Или про охоту:

– Каждый раз туда ходим, как выходные намечаются. Неописуемое место. Дичи – полный прилесок, и возле пруда шлындает!

– А в лес?

– А что туда? Одних постреляем, в другой раз за новыми приходим. В лесу даже не проверяли. Чего на стрелы тратиться?

– Ага, все не вернешь, а покупать – разоришься.

Вот уже настала ночь, вокруг уютливо-темно. Через прозрачный купол взору предстало мерцание ярких, точно лучащихся камешков на небе, звезд.

Свечение расходилось над Лагерем, и там – за бревенчатым тыном: над густым лесом, холмом, поросшим сочной травой, Лагерем у Болота и над каждым уголком мира.

Но света того была горсть, посыпанная с неба. А здесь, в компании голубчиков, помогали костры. Освещались задумчивые, но в целом довольные лица; красная броня Shadows отдавала темным рубином, доспехи стражников грозно, под вспышки пламени, зажигались холодным металлом, а скромные одежды старателей редко показывались – и то слава.

Голубчики вели тихие разговоры, добрая половина Лагеря спала. Я слушал.

Вдалеке послышалась гитара – поздновато, не как вчера. Кто-то закурил болотную траву, воздух смешался с едким дурманом. Я чуточку пошелестел инвентарь и тоже собрался на боковую.

Потихоньку расходились, костер затухал. По краям угольки курились дымком, когда-то яркое пламя давало слабый мерцающий свет. Старатель поддавал последнюю хворостинку.

Я отправился в хижину, где слушал гитарные переборы. Это рудокоп Ник играл. Хороший малый, отлично работал пальцами, знал свое дело. Не надоедал, всегда играл по теме. Утром бодренький мотив, в обед спокойное. К вечеру заводил программу – от увеселительных резвых аккордов до неспешных, чуть слышных переборов.

Я закрыл глаза, и вот уже вставал с постели в новом дне. Встаю я бодро, не чета лежебокам-зевальщикам.

Отправлялся поздним утром, хотя казалось, что вечерело. Светило куда-то подевалось. День случился пасмурным, небо затянуло хмурыми облаками, которые сливаясь, покрывали небосвод холодной серой массой.

В том утре-вечере я побрел неторопливо навстречу приключениям.

Иногда подпрыгивал, встречая мелкое препятствие, резкий пологий склон. Ведь если бежишь и прыгаешь одновременно, все равно двигаешься вперед.

Отойдя от Лагеря на приличное расстояние, оглянулся.

Куда подевался просторный двор с будничными раскатистыми голосинами жильцов, вечными спорами, душевными посиделками у костра? Пропали милые сердцу хижины, нехитро обставленные внутри. Пропал Олли, с вечно дымящимся котлом позади.

Все превратилось в миниатюрную территорию, плотно обнесенную бревенчатым тыном. С замком и башнями посредине, словно картинка из сказочного сна; оно – лагерем не назовешь – стало крохотным, плывучим и хрупким в пространстве, скрытым от дальних глаз волокном нашего мира.

Издалека не понять, что происходит за бревнами. Какие в каменной глубине замка идут распри и дела, кто ходит-бродит в нем, что носят на телах, какими голосами вторят друг другу вежливые небылицы и чистую правду, и все ли факелы просмолены на ночь?

Теперь ничего не видать. Лишь сказочный образ, какойпосмотришь в грезах.

Поразительно, как меняется представление об объекте, только потеряешь из виду.

Вот поживешь вдали от дома, привыкнешь хорошенько, так и забудешь дом, где жил. И не вспомнить, чем занимался, кем был, о чем думал.

Не вспомнить будет, кто ты был.

Пройдя лес вдоль реки, вышел к опушке, где бродили разномастные звери, собирались в стаи. Недалеко находился проход в Дикий Лес, его отсюда было не видать. Подойдешь к горе, на которую не взобраться, проход появится.

На подступах к проходу, ведущему в Лес, ждала неприятность – стая из пяти голодных ящуров. Я пытался осторожно обойти опасных хищников, но заметили. Уносил ноги, уводя стаю за собой.

Ящуры передвигались лихо. Пришлось искать укрытие – соревноваться с ними в скорости я не собирался.

Нужно было такое место, куда бы те не смогли взобраться.

Сразу привлек внимание одинокий, на склоне горы, камень. Он был огромен, примерно в три человеческих роста и диаметром с башенку, такую, что у нас в Лагере на северных воротах из бревен соорудили.

Но то башня, в нее попасть сил не требуется, лесенку приладили. А тут – целая проблема. А что делать? Других вариантов я не видел.

Приходилось цепляться за редкие, зыбкие уступы. Каждый раз случалось контролировать – надежна ли хватка, не соскользнет рука?

Глаза боятся, руки делают. Я все же изловчился и взобрался.

С верхушки камня казалось, он еще выше: хорошо просматривался лес с журчащей рекой, пересекающей чащу и выглядывающей у опушки – там бродила разная живность.

На камне безопасно. Ящуры лазать вверх не умели. Только бегали на задних лапах да челюстями клацали, мордой в камень упирались. А пасть разинут, так во всю хавальню зубы острые, как у волка. И то: завидовать станет.

С одной такой тварью справиться не трудно, может, и с двумя совладаешь. Но коли больше – уноси ноги.

Переведя дух, я осознал положение: ящуры не спешили уходить. Стал задумываться, как их прогнать.

Покидал мелкие камушки, побранился бойко, но тем все до факела. Сопели, спотыкались о камень, идя на пролом. Бестолковые создания!

Тогда я решил отвлечь хищников, а сам – незаметно слезть с камня и тихо ушмыгнуть.

Отдавать зубастым лепешки было жалко, колбаса просилась остаться. Пошелестев в инвентаре, остановился на сыре, совсем не думая, подойдет ли ящурам такая подачка.

Сомнения оправдались: сначала преследователи оживленно бежали к сыру, слетевшему с камня, осторожно нюхали, потом словно домашние питомцы, поднимали глазенки и вопрошая, застывали.

Пришлось отдавать колбасу. Завязалась схватка за ароматный батон, а я вовсю пользовался представившимся моментом, второпях спускаясь на землю и слыша краем уха злобные беснования зубастых тварей.


Дикий Лес


Дикий Лес стоял в нашем мире давно, и, вне всякого сомнения, был не в диковину обитателям лагерей. Но происхождение Леса оставалось тайной, свободной от печатей.

Дикий Лес был тем нечто, что принято называть «тут стоял, всегда ходили». Что поделать, ведь о вещах, которые объяснить не получается, говорить не принято.

Мы знаем, как возник наш Лагерь, Лагерь Бродяг, Болотный лагерь, origin практически всех земель известен, кроме Леса.

Вновь оказавшись в знакомом и загадочном месте одновременно, я долго не решался пройти в глубь. Топтался у прохода, который пронизывал огромную гору и вел на Большую Землю.

Со стороны Леса проход выглядел радужным, безоблачным, словно отправлял в место без печалей. С Большой Земли – мрачным, заволоченным тьмой. Уходить из Леса по проходу для путника всегда угоднее.

Я оглядывал местность, силясь уловить нечто иное, незнакомое: Дикий Лес наполнен безлиственными деревьями тяжелого угольного цвета, аккуратно уставленными по всей площади. Как если бы кто из богов расставлял загадочные деревца угодливым порядком. Меж зарослей деревьев проходили узкие тропинки, вытоптанные неизвестным. Я подумал, здесь столько не ходят.

Не ходят в Лес почасту оттого, что монстры невиданные совершают здесь respawn волшебный. Вот отведает гадюка лесная булавушки тяжеленной, наземь падет, да растает. А приходишь снова, диву даешься. Откуда? Вон. Стоит-переминается да клычищами цалакает, бородой мотает, копытом топает. Откуда клычищи такие? Пасть открыть толком не может.

Напрыгнешь в который раз на зверя сказочного, паскуду колдовскую, с мечом заготовленным. Да и снова тает на земле, от силы приложенной.

Побывать в Диком Лесу доводилось редко, но каждое появление оставляло самые яркие впечатления. Они переносились со мной в Родной Лагерь, вспыхивали с пущей силой, когда с приятным волнением в теле и откликом в сердце беседчика, детали обрастали новыми подробностями, едва коснешься воспоминаний о приключении. За день пребывания в Лесу наберется столько устных personal chronicles, потом ни один стражник не отлипнет, с расспросами пристанет на добрые часы. Это вот если ты не душа компании – сходи-ка сюда, станешь!

Но в Дикий Лес не только за впечатлениями ходят. Здесь каждый ищет что-то свое, усерден в поисках.

Зачем я в Лес ходил – стыдно сказать. За грибами!

Растут в Диком Лесу редкие Темные Грибы. На вид обыкновенные, но свойствами целебными наделенные. Мало кто знает – качествами болотной травы обладают. Как вышло, никто не расскажет.

Знают немногие, потому ведь что управляются с Темными Грибами избранные жители Болотного Лагеря. Чтоб сподобились приготовить чего из Грибов, дружбу водить надо. Сам правильно не засушишь – навыка нет.

Да не просто собирать грибы в Диком Лесу! Не каждый знает, что грибов в инвентарь накидать – мало дела. Грибы отобрать надо, не нарвавшись на Ложный Гриб. Про ложные грибы почти никто не ведает – не растут в обычном лесу. Но в Диком – иное дело. Лучше поганый Гриб знать, иначе до дома ковылять придется.

А еще, не каждый Темный Гриб наделен качествами, что трава на Болоте. Если Темный Гриб целебный, но без качеств болотной травы, я такой оставлю. За время вылазок в Лес, шибко навострился отбирать правильные темные грибы, только завидев.

Я рысил по округе, проскакивая меж чернильных деревьев, опасливо оглядывался. Пред глазами стояли редкие, будто прореженные по чьей угоде агатовые стволы. Но брось взгляд вдаль – превращались в пушистые и дремучие, с торчащими ветками-саблями. Листика не встретить, дупла не увидать; все деревья – точно декорации. Стоят недвижимо в глубокой тишине, от ветра не шелохнутся.

Радужный проход пропал из виду. Я оказался в гуще Леса, сухой и темной дремоте. Здесь волшебный respawn и настиг.

Из логова, внутренностей вечного безмолвия, выскочила тварь похожая на прямоходящего барана в ржавых доспехах, на пару человеческих голов выше меня. Сухая редкая бородка свисала с морды чудища, глаза бегали из стороны в сторону, а ноздри выпускали пар, словно у гадины внутри томилась печь. Лапами зверь вцепился в здоровенный топор. До того старый и затупленный, что орудовать таким можно было исключительно как железякой.

Я атаковал врага, принявшись работать мечом во всю мочь. Влево, вправо, выпад, защита, влево, вправо, двойной выпад! Меч сек тварину, звенела ржавая броня. Влево, вправо, выпад, защита, влево, вправо, двойной выпад! Я принимал оборону, и снова пускался в схватку. Влево, вправо, выпад…


Xp+


Зверь падал медленно. Рыча, обрушился на колени, выпуская из лап громадный топор. Из ноздрей повалил пар, затем колдовская подлюга рухнула наземь, подняв прилично пыли. Прошла секунда и тварь стала медленно таять.

Я убрал меч в ножны, заспешил рассматривать деревья, подле которых таял супостат. На том месте часть стволов почернела пуще прежнего и напоминала смолу. По мере истаивания монстра, деревья возвращали прежний окрас. Когда тварь полностью исчезла, следов смолы не осталось.

Я заглянул дальше, откуда выскочила тварюга, и обнаружил темную поляну. Совсем малую, на ней небогато выстроились грибы.

Приметив два подходящих гриба и убрав добычу в инвентарь, я отправился дальше.

Из поляны вышел на тропинку, где встретил нового монстра.

Двухголовый здоровяк, зеленокожий, моргал двумя глазищами – по одному на каждую голову. Правой рукой дылда нерасторопно покачивал грубую дубину.

Я вытащил из ножен меч и принялся решать, как завалить зеленого моргалу. Монстр бездействовал, продолжая покачивать дубину. Точно стоял в карауле!

Выдумав способ победить, я начал действовать.

Изловчившись, зашел со спины. Только занося меч, увидел реакцию здоровяка – тот завыл и поднял оружие.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо, двойной выпад!

Зеленый дурында с грохотом обрушил дубину на землю. Я ощутил вибрацию, идущую по земле. От места удара расходились волны розовой субстанции, и тут же исчезали.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо, двойной выпад! Влево, вправо, выпад…

Землю снова тряхнуло. В ту же секунду я обнаружил себя на земле, враг медленно поворачивался, занося дубину.

Выждав момент, я кубарем покатился с правого плеча, пока не почувствовал новую вибрацию. Затем взмыл вверх, и оказавшись на ногах, принялся выполнять изученный прием.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо, двойной выпад!


Xp+


И снова я наблюдал падение, рев волшебной твари, а следом – таяние с исчезновением.

Подул прохладный ветерок, деревья легонько качнулись злыми неодетыми ветвями, оставаясь невозмутимыми и каменными.

Я глубоко вдохнул и огляделся. Волшебных тварей не было, зато вдали показалась фигурка в красных доспехах, тех самых, что греют душу, когда вдалеке от дома – Родного Лагеря.

Я затрусил к фигурке. Та стала понемногу проявляться, обрастая деталями, увеличиваясь.

Это был один из Shadow. Он осторожно оглядывался по сторонам, остерегаясь прибытия новых монстров.

Когда незнакомец был в нескольких шагах, я наконец узнал Shadow. Им оказался старина Финниган. Его я знал, кажется, тысячу лет! Финниган стоял лицом ко мне с охотничьим луком за спиной, хмурился и поглаживал большим пальцем навершие меча, спрятанного в ножны.

Финниган, чернявый, усатый проныра с карими въедливыми глазами, был одним из тех Shadow, что любили отправляться в путешествие не извещая.

Бойких путешественников в нашем лагере – по пальцам пересчитать. Большинство отсиживалось в нагретых берлогах или выполняло прямые обязательства. А те, наподобие Финнигана, как первые капли дождя прорывались вперед, зачуяв приключения.

Финниган не имел привычку обманывать при разговоре, лукавство – не в счет, не преуменьшал количество руды в карманах, если разговор шел к займу, правда, не учитывал тайников. Умел хорошо дружить, это его качество мне нравилось более всего, пусть требовал за дружбу услуги и вообще ничего просто так не делал, скотина!

– Старина Финниган!

– А! Это ты, воришка-карманник! – он сжал брови, и совсем не нахмурился. По выражению лица скорее было видно, чернявый Финниган рад меня видеть.

– Отчего вспоминать былое? Это было тысячу лет назад.

Финниган расслабил кустистые брови, подумал, а потом снова сжал в хитром прищуре.

– Тебе тысяча лет, а некоторым, может быть, один день.

– Какими судьбами ты сюда забрался?

– Слушай, а давай не будем раскрывать секреты друг друга. А то выдам свой, и тебе придется выкладывать свои. Но мы сюда пришли не чужие тайны разгадывать. Зачем смотреть в чужую миску за обедом?

Финниган мастерски уходил от вопросов, но в тот момент стало ясно – он охотился. Финниган был неплох в охоте, брал меня изредка в свои вылазки на Большой Земле. Даже напрашиваться не приходилось. Хитрый Кот Финниган, как звали его в Лагере, всегда находил свободные руки для своих планов.

– Как знаешь…

Я выждал паузу, в надежде, что следующим заговорит он, но тут же нашел что спросить:

– Лучше скажи, как ты завалил двухметрового быка в золотом шлеме, когда я носился тут последний раз? Все не находил повода спросить. Для меня походы в Дикий Лес – довольно интимное дело. Для тебя, я полагаю, тоже, – я отвел взгляд, – но раз уж мы здесь оказались одни, ответить тебе не составит труда.

– Очень много слов, парень.

– Разве?

– Сейчас голова заболит от твоей болтовни.

Губы его были скрыты за пышными завитыми усами, которые, как мне думалось, он начесывал по утрам, закрывшись от посторонних в хижине.

– Я вот не могу понять, серьезен ты в данную минуту или нет. Примерно догадываюсь, когда шутишь, или когда рад, но в какой момент действительно серьезен – вот загадка.

– Эко ты отрезок взял! Минуту целую! Я что, болванчик, целую минуту эмоцию сменять?

– Знаешь, у тебя такие пышные усы… нет, мне нравится, но когда ты говоришь, бывает сложно разобрать, ведь губ я не вижу…

– А ты в глаза смотри. Там все написано. Вся наша жизнь отпечатана.

– В смысле, глаза – зеркало души?

– Считай как хочешь.

– Иногда в глазах собеседника я ничегошеньки не вижу. А у других…

– Мир наш устроен непросто, стоит только присмотреться. Но все, что мы видим, воспринимаем как данность, не думая, как и почему появилось. Вот стоит Дикий Лес, и всем чихать, откуда, почему здесь.

– Мне не начихать! Мне!

– Дак откуда он, парень? Откуда?

Финниган смотрел своими глазищами, в которых точно что-то было, но я не умел читать по глазам.

– Почем мне знать?! Я его не выдумывал.

– А кто выдумал?

– Откуда я знаю, Финниган. Боги, наверное.

– Какие боги?

– Не знаю, я не встречал. И хватит задавать вопросы, если ты знаешь хотя бы один ответ!

– Я не знаю ни одного ответа.

– Ответов не знаешь, но с умным видом спрашиваешь. И даже усом не шевельнешь!

– Я не знаю ответов, но я ими задаюсь, – уверенно и задумчиво произнес Финниган.

– И я задаюсь. Задаюсь! Видимо, плохо меня знаешь. Скажу больше – недооцениваешь ты меня.

– Задаешься? И каким вопросом ты задавался в последнее время?

И тут я задумался. А действительно, чего такого кумекал давеча? Спорить с Финниганом бесполезно, как и отвечать на его вопросы. Каждый новый приводит к еще одному, и так до бесконечности. А где этот ноль, изначальная величина, первопричина, ответ на главный вопрос – не известно. Да и мне ли знать, этот ноль.

– Давай лучше покурим травы.

– Ты же знаешь, я болотнику не доверяю.

– Финниган, ты иногда палишь табачку, так? Представь, это табачок такой, а мы…

И тут на нас вышел зверь, вдвое больше того, что я завалил перед встречей с Shadow.

Это был прямоходящий, огромный монстр, покрытый тонким слоем шерсти; под блекло-коричневой шкурой вздымались бугры мышц, он разъяренно уставился на нас свирепыми узкими глазенками на бычьей морде.

Финниган сразу же выхватил лук и принялся готовить стрелу. Я обнажил меч, занял стойку.

Зверь начал шоркать копытом, – как делает бык, – издавать злые, едкие звуки. Прошло мгновение, прежде чем тот сорвался с места и кинулся на нас.

Мы с Финниганом бросились в рассыпную, но я успел заметить стрелу, торчащую в ноге у зверя. Я убрал клинок в ножны и достал fire fist.

Зверь повернулся ко мне, я развернул свиток.

Буквы посыпались золотой пылью, затем scroll растворился, оставив в руках огромный пылающий шар, точно поддаваемый печью кузницы. Удерживать шар сил не было.

Зверь бросился, и я выпустил шар на встречу. Раздался страшный взрыв.


Xp+


Следующую секунду я лежал на земле оглушенный. Через мутную пелену ничего не различить.

Потом в голове начало проясняться, подошел Финниган:

– А ну, вставай, – он подал мне руку.

Я встал, отряхнулся. Перед глазами маячила удивленная физиономия охотника:

– Где ты взял этот свиток? Стащил, поди?

– Мне его дал маг огня, я заслужил в честном бою.

– Дрался с магом?

– Мы мерялись силой.

У Финнигана глаза на лоб полезли.

– Как… как ты смог разговорить мага огня помериться силой?

– Мы оба были пьяные.

На самом деле заклинание я украл, и совсем не у мага. То был обыкновенный вор. Воровство у вора воровством не назовешь. Но Финнигану говорить постеснялся.

– Как бы там ни было. Если б не твое заклинание, нам пришлось бы туго.

– Да ладно! – махнул я. – Чего-нибудь, да придумали бы.

Финниган приложил палец к губам, задумавшись.

– Откуда он появился?

– Если мне не изменяет чутье охотника, оттуда, – усач указал на россыпь грибов.

– Финниган, ты знаешь что это?

– Это твой секрет, и я его есть не буду.

– Ладно, мой ты знаешь…

– А свой я тебе не скажу! – отрезал Финниган.

Иного я не ожидал.

– По поводу секретов. Тут наши пути расходятся, мне нужно еще многое успеть. Я встречу тебя в Лагере.

Я только успел открыть рот, а Финниган уже сверкал пятками. Фигурка с огромным луком за спиной стремительно уносилась вдаль, расплываясь в горизонте зрения.

– А ты не торопись. Я вот не люблю торопиться… – проговорил я уже исчезнувшей фигурке.

Дорога стелилась нелегкая. То и дело встречались волшебные звери: прямоходящие быки с огромными топорищами, чудища разных цветов и оттенков, гаргульи и даже мелкие гоблины-пакостники, не такие, что водятся на Большой Земле. Пронырливые, сильные, одолеть таких сложнее, чем здоровое неповоротливое чудище.

И не с каждым я вступал в бой. Иной раз вернее удрать, а то гляди, инвентарь изрядно опустеет.

Едва зримое небо плыло над черными деревьями. Тусклое. Невыразительное. Мнилось, что надо мною искусственное покрывало, которое затягивает это странное место. И ничего больше нет. Дикий Лес скрывал границы, казался бесконечным, и в то же время – запертым. На Большой Земле нельзя различить, что за пределами неба, в Диком Лесу едва различишь само небо. Я четко осознал: сколько не броди по Дикому Лесу, звезд не увидишь. Хотелось верить, они всего лишь скрыты.


***


Грибов попадалось ничтожно мало. Я стал отчаиваться и засобирался к проходу, пока не наткнулся на один. Быстренько сунул в инвентарь и пошел дальше.

Ночевать в Лесу опасно, тут и там могли напасть. В Лагере спящих не тревожат, это вроде правила. Человек спит – значит уставший, дела решить не получится. Дождись, проспится, а там поглядим.

Случается, на Большой Земле найдешь постель: в заброшенном замке, нежилой хижине, у реки на стоянках. Места с ночлегами – самые безопасные. Наткнулся в середине странствия на постель – можно выдохнуть, никто не потревожит.

Проблема Леса не в отсутствии ночлегов, в нем таковом. Трудно из Леса выйти. Толи изменяется каждую минуту, толи воздействует на путника, отчего тот плутает.

Помню, в первый раз заблудился на два дня. Или не два… теперь не упомнишь. Выбрался по грибам: где больше попадалось, в ту сторону шел, так набрел на проход.

Темных Грибов больше не встречалось, чудища сквозь землю провалились. Подул ветер, но голые деревья стояли злыми столбами.

Поворачивать назад – плутать. Деваться некуда, решил идти прямо, поглядывая на невозмутимые столбы.

Ветер усиливался, подвывал, мурашки бежали по коже. Я продолжал идти, что-то подгоняло. Дикий Лес управлял, вел по выверенной тропе.

Куда?

Не заманит ли в свои лапы?

Но после долгих скитаний ветер стих, подало сыростью. Я вышел к речке, какую в Диком Лесу не встречал, и поразился великолепию: по ту сторону воды раскинулась зеленая чаща, пышная и сверкающая, она казалась нереальной.

Река словно делила два мира: темный и радужный. Я был на темной стороне, но неумолимо тянуло к радужному свету, где разноцветные бабочки порхали над цветущей зеленью.

Река тихая и спокойная, перебраться не представляло труда. Задача другая – аккуратно сойти с высокого берега. На темной стороне он выглядел жестче и опаснее, нежели на радужной.

Я заключил: мудрым выходом станет левитация. Но свиток был один и я сразу же принялся думать об отходе, как следует изучая уступ.

Достал свиток, начал разворачивать, но ничего не вышло. Писание не считывалось. Я повторил – то же самое.

Как обычно, стал винить прохиндеев из Лагеря, но понял: за время странствия по Дикому Лесу я прилично ослаб.

Покопавшись в инвентаре, достал запотелую склянку с синей жидкостью на дне, сосиску в тесте, которую прикарманил в столовой замка. Сосиска оказалась вкусная, но тесто сухое. Олли справился бы лучше поваров из замка.

Кончив сосиску, приступил к эликсиру. Зажмурив глаза и выдохнув, осушил склянку. На вкус показалось, что выпил безвкусную воду со специями.

Выждав несколько минут, повторил попытку.

В этот раз свиток посыпал золотыми искрами, едва коснулся символов на пергаменте. Через секунду я парил в воздухе.

Пристально глядя в точку на берегу и перебирая ногами, я беззвучно парил над водой, которая существовала где-то внизу, отдавала прохладой и свежестью, а впереди уже близились исполины с раскатистыми ветвями, сплошь покрытые крупными листьями.

Минуя воду, я подлетал к небольшой лужайке, где весело колыхалась сочная трава. В глаза слепило солнце и обдавало теплом. Только я коснулся ногами тверди, заклинание прекратилось.


Clearing


Плюхнувшись на лужайку, я вдыхал аромат цветов и попрятавшейся ягоды. Надо мной проносились молочные налитые облака, в голове ни мысли. На мгновенье я почувствовал, что нахожусь во сне, и просыпаться не желаю.

Все резко прекратилось, когда молочные облака перекрыла поганая морда. Опомнившись, я вскочил на ноги, с лязгом обнажил меч. Передо мной стоял зеленый остроухий увалень с ржавой булавой и большим деревянным щитом. Я принялся исполнять заученную комбинацию.

Влево, вправо, -

Тварь плотно засадила булавой.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо, -

Снова неудача. Противник хорошо оборонялся, навешивал в ответ.

Я отошел на пару метров, чтобы кинуться в бой с новыми силами, но из-за спины увальня выбегали трое подобных, с деревянными дубинами в руках.

Двойной выпад! -

Меня окружили, начали засаживать дубинами, пока я не разумел да не пустился в ближайший прилесок.

Убедившись, что за мной нет хвоста, убрал меч в ножны и полез в инвентарь. Достал пучок марошки, кусок ветчины и бутылку пива.

Ветчина была правильно просолена, хорошо отбивала привкус сырой марошки. Пиво показалось сладким.

Скушав все до последнего кусочка и осушив бутылку, начал вглядываться в окружающий лес.

Лучи пробивались до земли и грели, пушистые ветви ходили в танце от дуновения ветра. Пение птиц ласкало душу. Кто мог подумать, что среди такой красоты поджидают опасности?

Синяки уже не саднили, и я смело пошел на разведку, с оружием наготове.

Радужный Лес состоял из зеленых массивов с извилистыми просеками да малыми полянами, где поджидали ватажки супостатов. Наученный темной стороной Дикого Леса, я обходил неприятности, пока не вышел на обширную, с приземистой густой травой, поляну, и широковетвистым дубом посредине.

От величественного дерева доносились разговоры и заливистый смех. Я замер на окраине опушки меж кустов и прислушался: так могли горланить только наши!

С интересом, и опаской, схватившись за навершие меча, я затрусил к дубу.

Полукругом у пышно-зеленого гиганта собрались люди, усевшись на корточки в раздумьях. Я стал тихонько подходить, а завидев знакомые лица, рванулся вдохновлено. Не ошибся!

– Ты добрался до места. Присаживайся, ты один из нас, – худосочный голубчик из Лагеря у Болота пригласил жестом на бревнышко.

Я опешил:

– Один из вас? А для чего вы здесь собираетесь?

– Мы делимся воспоминаниями из прошлых жизней, чтобы обогатить знания друг друга, тем самым – помочь вспоминать.

– Вспоминать что?

– Побудь с нами, сам поймешь.

Вдруг все подскочили с насиженных мест, буднично достали мечи и луки. Из глубины леса выходили знакомые обидчики, всей ватагой.

Они быстро подошли и молча атаковали, завязалась большая схватка.

В пылу битвы я замешкался. Куда бить? Противники перемешались: рев, крики, лязг мечей и сабель, удары о щиты и даже грохот – ужасная какофония. Все были заняты схваткой. Пришлось обходить врага и бить сзади, чтоб не попасть в своих.


Xp+


Xp+


Попадали первые увальни, громко обрушаясь и неслышно истаивая. Схватка затихла, мечи убрали в ножны, луки за спину. Уселись думать.

Я прервал коллективное молчание:

– Ребят, я все понимаю, Дикий Лес – место насколько странное, настолько интересное, но сейчас я вообще не понимаю. – Я развел руками. Все молчали.

Я кивнул подвернувшемуся голубчику из Лагеря у Болота. Говорил он с вдохновением, но я отчего-то подумал: «Припистошивает»:

– Душа умнее тела. Выше, вне, за пределами. Не пытайся вспомнить телом, вспоминай душой. Тело не знает, тело не помнит. Помнит душа, она часть мира, который знает все, – он сделал паузу, указал на меня пальцем, – Твоя душа знает все.

Я рассудил подыграть, не внимая, про что сказывают голубчики:

– Что помнишь ты? – я указал на голубчика с непонятной штуковиной, торчащей из-за спины взамен лука или арбалета. Часть какого-то механизма, железная. На фоне его призрачной брони, выглядело внушительно.

– На сегодня я уверен, моя душа была еще в двух мирах, совершенно не похожих на наш. Детали – в отдельной беседе, больно долго пересказывать.

– А что это у тебя? – я сделал жест, изображая, что тянусь достать лук или арбалет.

– Это? – Он в нерешительности глянул на непонятный мне инструмент. – Это дробовик.

– Дробо… что?

– Ну это вроде арбалета, только снаряды… – он запнулся в поисках слова – как болты от арбалета, только очень маленькие, круглые и вылетают помногу, скопом, воот прямо из этой трубы – он указал на конец инструмента.

Но я увидел две трубы, и не понял, какую конкретно имел ввиду голубчик.

– Откуда у тебя эта штуковина?

– Не поверишь, сам в толк не возьму. Сколько себя помню, лежала в инвентаре, достать не получалось. А тут – он развел руками – вышло.

Услышанное меня крайне заинтересовало.

Я вспомнил про железяку, которая, подобно дробо… вику, лежала в инвентаре, сколько себя помню, и ни в какую не вынималась.

Я неслышно стал копаться в инвентаре, осторожно пробую достать. Нет, не выходит.

– Хм, а заряды она пускает как? Ну, то есть, насколько далеко и какова поражающая сила?

– Ты знаешь, недалеко. И не сильно. Может, одну тварь свалит, послабея, а то и вовсе – коцнет малек, да и все тут.

– А выглядит грозно.

– Да, как вспомогательная вещь – годится. Врага запал остановить, напугать. А дальше – хватайся за меч.

– Диковинная вещь.

– А то! Других не имеем – улыбнулся владелец.

Подошел Финниган.

– И ты здесь? – удивился я. – Так быстро добрался! Раньше меня!

– Вот уж как два дня на Поляне.

– Два дня!.. два, – я растерялся – Я бродил по Лесу, потом подул сильный ветер, я плутал, не помню сколько, а потом вышек к реке…

– Ага, ступеньки недавно построили, – буднично сказал Финниган.

– Ступеньки?

Финниган глянул непонимающе:

– Как-то иначе перешел?

– Через свиток левитации.

– Во дурень! Целый свиток истратил! – рассмеялся охотник.

– Я ведь в первый раз! Я не знал, что по ступенькам можно.

– Запомни, вначале надо все оббегать, а после – меняй локацию.

– Ясно. Хорошо. Кто их построил?

– Ступеньки-то? Не знаю.

– Боги?

– Наверное.

– А там не глубоко?

Финниган покачал головой:

– Какой же ты болтун… сходи сам проверь.

– На обратном пути, – кивнул я.

Усач добавил:

– Ты видел, там и в брод легко перейти.

– Да я просто уточняю.

Финниган вытер усы своей перчаткой.

– Не те вопросы задаешь, парень.

Я замялся, но правильные вопросы задавать пока не стал, чтоб не начинать канитель с поиском нуля.

– Я тебе задаю конкретные вопросы, на которые точно дашь ответ. На сложные вопросы ты не отвечаешь.

– Нельзя ответить конкретно на сложные вопросы.

Я задумался.

– И то: правда.

Финниган присел на корточки, что было нехарактерно, ущипнул травку и принялся жевать, раздумывая.

Я потрогал траву, коей была покрыта поляна – густая и нежная, по такой не находишься, не належишься. Я повторил за охотником: трава оказалась сочная, ароматная, но почти безвкусная, только горчила легонько.

– Послушай, после наших разговоров нередко остается впечатление, словно хочешь что-то сказать. Чувство недосказанности повисает в воздухе, причем – я сделал акцент на последней фразе – с твоей стороны.

– Как ты можешь испытывать чувство недосказанность за другого человека?

– Не знаю. Так получается.

– Зри в корень, не расходись попусту. Кто ты?

– Чего?

– Кто ты? Где ты?

– Я… – слова не сходили с уст – я…

Мне нечего было ответить. Я вдруг осознал: какой ответ ни дай, все равно будет не полон, или не точен, а может – вовсе неверен, и у меня снова останется чувство недосказанности за другого человека.

– То-то же! – заключил Финниган.

Он одновременно расстроено и удовлетворенно посмотрел в сторону, кивая.

– А ты?

– Что я?

– Ты можешь ответить на эти вопросы?

– Конечно. Я Финниган, сейчас на Поляне, а живу в Лагере.

– И я! Я тоже!

– Ты Финниган? – усмехнулся охотник.

– Нет, я тоже живу в Лагере, я член Лагеря, я хотел это сказать, но потом подумал, что такой ответ тебя снова не устроит!

– То есть, моя вина, что ты не в состоянии ответить: кто ты и где находишься?

– Да на Поляне я, с тобой. Мы оба из Лагеря, где Замок Магнатов!

Я совсем растерялся, а Финниган невозмутимо пожевывал травку, да смотрел куда-то вдаль, точно книгу сочиняет.

Подошли еще ребята, у одного я заметил странную, доселе незнакомую штуковину, наподобие дро-бо-ви-ка. Только штука была на поясе, заместо меча, и описать я ее никак не мог, даже если б спросили в Родном Лагере в пылу сказа personal chronicles.

Надоела эта вокруг-да-около thing. Решил спросить Финнигана в лоб:

– Что это за место?

– Оно еще не закончено. Это новый мир.

– Новый мир? Для кого?

– Для новых.

– Как обычно…

– И то: правда! – обрадовался Финниган, однако я ничего и не понял.

Я понуро опустил голову. Финниган, видимо осознав ситуацию, добавил:

– Присмотрись к обитателям Лагерей. Про Дикий Лес на самом деле никто не знает. Ты не замечал, что сюда ходят единицы, а главное – одни и те же?

– Замечал.

– У них и спрашивать бесполезно, – добавил голубчик с дро-бо-ви-ком.

Финниган продолжил:

– Я уже обмолвился, многие вещи мы воспринимаем как данность. Вот возьми, к примеру, наши инвентари. Откуда они у нас?

– Как откуда? Всегда были. У всех есть. А как их может не быть?

– А представь, что нет его.

– Да ладно, – махнул я, улыбаясь – хорош заливать. Вы еще скажите! Чтоб я представил, что у меня нет…

– А откуда это появилось?

– Боги…

– Какие боги, где они, ты их видел?

– Во сне…

– Сны – это побочный эффект работы твоего котелка. Забудь про них.

Вопросы охотника все больше ставили меня в тупик.

– Видеть надо, парень, видеть. И думать.

Все погрузились в раздумья, и было крайне интересно, что творится в голове у остальных, ведь в моей пока было пусто.

– Я как-то монстра бил – начал голубчик, что с ддроо… дробовиком, – напомнилось что-то. Пыжился-пыжился, да и вспомнил.

Парень выражал искреннюю радость, лицо светилось.

– Слыхал такое где-то, в мире одном, тот звук удара по кирасе, тот скрежет, слыхал я его где-то… только где, вспомнить не могу… – теперь же лицо выражало крайнюю неудовлетворенность. Я заметил, что собравшиеся быстро меняли эмоции.

Человек с дробовиком замолк, компания вновь погрузилась в молчание. Наверное, думы потяжелели.

– Где Истопник?! – вдруг нашелся я – Истопника-то нет!

– Как догадался? – живо поинтересовался охотник.

– Да штаны у него, смотрю, совсем не к месту.

– Вот видишь, почуяла душенька, почуяла.

– А Истопник тута остаться желает – вылетело с другого края полукруга.

– Чего значит, тута?

– Неважно – отрезал Финниган, и грозно посмотрел на голубчика.

Вечерело. Янтарные разливы легли на дальнем конце Поляны, тесно заставленной тёмно-зелёными пирамидками небольших елочек. Я шмыгнул носом и ощутил прохладу.

Финниган подорвался и стал вслушиваться, его пышные брови изогнулись. Охотник всегда видит и слышит дальше.

К Поляне с раскидистым дубом приближались более десятка маленьких зелёных тварей похожих на гоблинов с дубинами в руках. Глаза их, до того суженные и нелепые, иногда выражали тупое неистовство, в момент, когда зубастая, немного даже потешная, пасть производила дикие вопли.

Но наших не напугать, тем более такой ватагой пустых безумцев. Не торопясь, все повставали, дружно лязгнули мечи.

Пораскидаем врага!

В паре метрах, слева от меня, Финниган наносил удары мечом по щиту увальня, который грозно сипел и скалился. Щепки летели во все стороны, и вот деревянный щит на глазах превратился в труху, только умбон остался. У охотника добротное оружие и техника владения на высоте. Что может зеленый увалень с дубиной в руках и рассыпавшимся щитом? Упал да истаял, только я отвел взгляд.

Я кинулся вправо – там Shadow сражался сразу с двумя зелеными ватажниками. Я поспешил на помощь, обходя неприятеля.

Влево, вправо, выпад, влево, вправо…


Xp+


Зеленые существа не понимали перевеса в силе, не думали, потому все разом и полегли.


Xp+

Xp+

Xp+

Xp+


Через пару минут наша компания дружно переговаривалась, сев полукругом возле дуба. Кто-то доставал сосиски, пили вино, закусывали марошкой.

– А чего это на вас часто нападают? – поинтересовался я у одного Shadow.

– Чуят, да нападают, чего им…

Как и положено всякой порядочной поляне, она была окружена густым лесом. Как супостатам получалось слышать нашу компанию, я решительно не понимал. Потому и такой ответ устроил. Вообще меня стали устраивать любые ответы, ибо я понимал, что сам не знаю ничего.

Финниган, видно почувствовав мою растерянность, вдруг посоветовал:

– Пойди к Кухену, торговцу в Лагере у Болота, он поможет тебе почувствовать душу. Тогда яснее станет, чего тебе дальше делать.

– Кухен ведь обычный торговец, как он сможет мне помочь?

– Дорога приведет путника.

– И все? Больше ничего не скажешь? Что мне вообще со всеми этими знаниями делать?

Финниган молчал, потом отщипнул травку, положил в рот и начал говорить, пережевывая:

– Я скоро начну повторяться, – Охотник вытер пышные кустистые усы. – Ты задавался вопросами, о которых местные ни сном ни духом? Замечал странности мира?

– Финниган, – я выдохнул, – мне сложно, совсем не понимаю, вы толи шутите, толи всерьез что-то затеваете. Душа, миры, память мира или как там… да откуда мне все это знать?!

Финниган посмотрел, оскалившись:

– Куда ж ты денешься?! Все ты знаешь, ученый же.

Да, читать-писать умею, книги видел, картины. Грамотный я. Ученый. Этим словом таких называют. Чего скалиться то?

Но все же Финниган вселил некоторую уверенность, и я приосанился, почувствовав себя умнее.

– Уясни, не все могут пробраться в Дикий лес, далеко не все.

– А кто может?

– У кого есть душа; тот, кто возник когда-то.

– Финниган, пожалуйста, подробнее, откуда возник?

– Я не знаю откуда возник ты, это предстоит выяснить тебе самому. – Дальше Финниган говорил неуверенно, – но я знаю, душа моя знает, есть отправная точка, мир, в котором мы возникаем. Для этого должны сложиться определённые условия. И это все, что я могу сказать с уверенностью про возникновение.

Условия, какие ещё условия? – думал я.

– Финниган!

– Что?

– Как ты понял, что я возникший, что у меня есть душа?

– Ты путник.

Ладно, допустим! – думал я про себя, чтобы не сбить охотника с правильного лада.

– Финниган, что за куполом?

– Парень, веришь или нет, я не знаю. Говорят, там еще один мир, но я в этом сильно сомневаюсь.

Дальше я задавал полным-полно разномастных вопросов, на которые Финниган либо не знал ответа совсем, либо давал робкие догадки.

Потом в беседе вновь пошла конкретика, но к тому моменту я не помнил, с чего начали:

– А Лес, что это такое?

– Скорее всего – еще один мир, нежели продолжение нашего.

– Постой, – меня поразила идея, – значит нам под силу путешествия между мирами?

– Есть пределы. До сих пор никто не может сказать, почему и как возник Дикий Лес, и вообще, зачем нужен, но я намериваюсь переселиться сюда.

– А когда мир достроят, проход закроется… – сказал я в слух.

– Вот видишь? Твоя душа знает об этом, потому ведь, что часть мира. Так держать!

Но ничего путного от охотника я уже выведать не смог, он начал путаться, повторяться, говорил неуверенно. Я понял – предел. Он ведь не создатель.

Напоследок я спросил у Финнигана:

– Дружище, а как меня зовут?

Тот искренне удивился:

– Откуда мне знать? На тебе не написано.


***


Возвращался легко – по ступенькам, и вброд, пересекая реку на довольно слабом течении. Только ноги подмочил. При возвращении тропинки вытворяли странное, делаясь то узкими, то расширяясь до большой просеки, словно Лес не мог определиться.

До радужного прохода добрался без приключений: ветра след простыл, а твари точно попрятались по берлогам. Краем уха я слышал парочку, но получилось прошмыгнуть мимо, обходясь без боя.

Голова была занята другим. Слова Финнигана свалились тяжким бременем, огромным клубком, распутать который не представлялось возможным.

Сам Финниган дал понять: прошлые жизни, миры, в коих побывала душа, не вспомнить. Лишь по крупицам собирать частички воспоминаний и прислушиваться к чутью – тому, что говорит душа.

Душа подсказывала пойти в хижину и улечься на боковую, хорошенько отдохнуть. Котелок с утра занять, а после, коли повезет, чего вспомнится. Ведь жил, и не помнил. Так следующий день получится прожить, да только закрались в голову мысли липкие. Смыть не получалось, растворить не выходило.

Мысли ставили мир вверх дном и грозили.

До меня только тогда стало доходить – получается я – не я вовсе. А-ва-тар! Вспомнилось слово. А еще вспомнилось – inventory. То, что всегда было. И еще какие-то слова. Я пытался не думать, но мысли выступали все отчетливее, подкидывая неразрешимые вопросы.

И мыслил я невообразимые доселе вещи.

Если нас создали здесь, как создали в других мирах, значит в любой момент могут обнулить, рассоздать. И где тогда окажется душа? Будет ли помнить этот мир?

И вообще, что с этими мирами происходит. Удаляют их, множат, кто их создает, а главное – для чего?

Какая в этом во всем необходимость?

Есть ли нужда в моем мире, в лагерях и куполе, в тварях и растениях, что окружают? А может так быть, что это шутка?

Смеется создатель, развлекается, интересно ему, во что это выльется. Да вот еще вопрос – могу я на что-то влиять, или предрешено?


***


Я бежал кратчайшим путём, который знал, дабы поскорее добраться до уютному хижины и спокойно отдохнуть. Перевести дух на подходе к новым странствиям, что непременно ждали, а ведь родное местечко греет душу, пусть в голове кавардак, волнение, сумятица.

Когда шел вдоль бревенчатого тына к южным воротам, настроение было уже приподнятое, радужное. Ожидание нового приключения придавало бытию торжественность, дарило возвышенные чувства, ведь я решил – надо вернуться на Поляну.

Удержавшись от случайных разговоров с разными смыслами, направился в хижину, да улегся отдыхать. Снаружи обыденно переговаривались, спорили. Ничего нового.

Больше всего хотелось узнать, откуда я возник. Мой первоисточник. Думалось, найди первоисточник – сразу на места все встанет. Только что конкретно должно было встать на места, котелок решительно не понимал, а вместе с ним и я…

Послышались знакомые напевы, к хижине приближался Бард. Куда ж без него?

В дороге ноги согрею,

Купил давеча пару прекрасных сапог!

К защите пару очков добавляют,

Непогода обувку мою не берет!


Гордо на носках сапог сверкают

Двав серебре отлитых, два грозных орла!

Не боюсь носками отбиваться,

От поганого супостата!


Серебро то, от кузницы нашей,

Что в городе Брене работу ведет:

Солдат снабжает,

Горожане с мечами не знают хлопот!


Выйду с города,

Достану меч:

Я вражеские головы

В сапогах от кузницы Брена

Готов сечь!

Дальше было не разобрать. Бард удалялся от хижины все дальше и резкие напевы растворялись в воздухе, не долетая, а потом и вовсе стали не слышны.


Out of The Blue


Бард поутру делал очередной круг:

Я смотрю в окно,

Я пробыл здесь тысячу лет.

Я смотрю туда –

Там фонарей неясный свет.


Тает в холоде плавучем,

Сколько ни гляди,

Ответов нет в помине,

Сердце не береди.


Наливаю чай в стакан прозрачный,

В голове дремучие мосты.

Вечер уже мрачен, день истратился,

Никуда уж не пойти.


А хотел бы я на миг вдохнуть

Вкус вечерних елей;

На чуток услышать

Соловьев сквозные трели.


Я пробыл там немного,

Но вечность не порок.

Кто же там считает

Часы, что между строк?!


Не уйти мне в ночь,

Не уйти мне в сон.

Я в раздумьях сегодня

Глубоких погружен.


Я смотрю в окно,

Я пробыл здесь тысячу лет.

Я смотрю туда –

Там фонарей неясный свет.

Время было раннее, я еще успевал получить новую порцию супа от Олли.

Повар ждал в неизменно заляпанном фартуке, на голове синяя кепка, котел дымком исходит позади. Как не подойти?!


Strength +


Съев суп, и в ту же секунду почувствовав прилив сил, я решил отправиться в Лагерь у Болота, как и велел Финниган.

Выходя из Родного Лагеря, внезапно обнаружил мага, одного из наших. Я сразу узнал: тусклая пунцовая роба сверкала золотыми нитями, изображавшими узоры пламени. В солнечную погоду казалось, что роба и впрямь исходит золотыми языками, только еле движимыми, гордо-застывшими на карминовом полотне.

Фигура двигалась неспешно вдоль высоченных стен Лагеря, на поясе выделялась огромная золотистая бляха, натертая до блеска, которой впору слепить врага; лицо скрыто капюшоном, руки сложены, затаенны широкими рукавами мантии.

В походке величавость, степенность – детали, отличавшие чародеев от рядовых жителей Лагеря. Маг вышагивал каждый метр, не оглядывался, будто знал, что произойдет в следующую минуту.

Я заспешил – не перечесть было мыслей, которые не давали покоя: про народ, планы волшебников, работу чужими руками, магию, про Дикий Лес, наконец.

Но не успел я вымолвить и слова, как тот воздел руки, запарил над землей, окутанный в изумрудную пелену, и растворился в пространстве.

Все произошло стремительно. Я обнаружил себя полнейшим болваном, стоящим подле ворот в полной растерянности.

Так телепортом жахнул, скотина! Смотался в нору каменную, пунцовый крот! Столько незаданных вопросов повисло в воздухе, что стало даже обидно.

В пространстве затухали изумрудные ошметки заклинания, сквозь которые я сердито прошел, направляясь в Лагерь у Болота.

По пути я думал, как же здорово обладать камнем телепортации. С такой штукой весь мир на ладони. Только знай себе заряжай камешек да перемещайся, на сколько силы хватит. А у магов полным-полно силы.

Однажды старатель поведал, мол чародей, не помню от какого лагеря, на глазах у других использовал заклинания ветра двадцать три раза кряду. Толи рудокоп оплошно насчитал, толи настолько я слаб – любые заклинания ветра давались мне с великим трудом.

Тем временем тропинка вывела к берегу звонкой реки. Не торопясь, я зашмыгал вдоль, поглядывая по сторонам.

«Где бы ты ни находился за пределами лагеря, и какой бы локация ни казалась безопасной – сомневайся. Сомневайся и остерегайся. В любую секунду появится зверь и нападет. Самые безопасные места – открытые». Так учил Финниган.

Я перебрался через покатый и невысокий холм, стал подходить к Лагерю у Болота.

Поселение стояло у края купола. Хмельным или дурным там никто не гулял. Чуть заблудишься, свернешь в ложную сторону, и опомниться не успеешь, как ноги доставят прямо в стенку барьера.

Потому никто не ходил там, кроме обитателей the лагеря: те собирали траву на болоте, дома обустроили в ближайшем лесочке, на деревьях.

Необычность и самобытность приумножались храмом, который был высечен в скале, неподалеку от обжитого леса. Там пребывала знать и видные члены общины. Это обстоятельство дюже напоминало Родной Лагерь.

Примечательным было и другое. The Лагерь вместе с лесом и храмом находился вблизи берега. Забравшись на дерево повыше, получалось наблюдать за водной гладью сквозь прозрачный купол.

А по вечерам устроиться у берега и глядеть, как море поигрывает синевой, блестит под светилом и хочет что-то рассказать, уставшее от груза тайн.

Как Бард вещал:

«И робкий шепот волн

Поведает им тайну,

Что скрытая в веках,

Носилась вместе

С рваным чайным ветром,

И все не видела преград.»

Вечерело. На главном входе встречала пара стражей. Лица светились игристыми огнями свежезачатых факелов. Один из стражников сладко зевнул и окинул взглядом поросший короткой травой покатистый склон, с которого я пришел.

Меня здесь знали, потому пропускали без расспросов. Здоровые детины в диковинных доспехах праздно кивнули и деловито уставились каждый в свою точку, пребывая без разговоров.

Выглядели те значительно: в наплечниках с подкладкой на голую кожу, чешуйчатых доспехах, добротных наручах и расписных железных пластинах, расходящихся юбкой до колен; на ногах обычная обувь. Бывало, ходили в сандалиях или даже босиком, если погода теплая. Будто обувь не была частью одеяния, и это казалось странным.

Лагерь у Болота давно полюбился. Я бы никогда не вступил в ряды обитателей, но пойти отвести душу – блаженное, угодное дело. Думаю, Лагерь у Болота будет стоять вечно, как и остальные. Эта та часть нашего мира, без которой он видится неполным, незаконченным.

Болотная трава, которой богата округа, расходилась по всему миру стремительно, точно пироги с мясом. Обитатели лагеря употребляли траву сотней способов. Сушеной добавляли в еду как приправу, подмешивали в табак, пекли булочки, и даже заваривали в качестве чая. О приготовлении настоек умолчу!..

Потому, едва заступив на знакомые тропинки поселения и почуяв аромат травки – в голове загуляло.

– Чего нового в лагере, старина?

– Все как обычно… – спокойно ответчал дородный господин в сером халате с зеленой вышивкой и набедренной повязкой поверх цвета свежей оренжуры. – Нынче урожай небогатый, не то, что в прежние времена. Видать, изводят травку-то…

Оран, как звали обитателя, всегда преуменьшал урожай травы, и по наитию предлагал купить свеженькой, только просушенной, за плату, выше принятой. Я не покупал. Пару раз даже подворовывал, но господин только повышал цену, не понимая моих намеков.

Воровать больше не хотелось. Я окинул взглядом поселение: в домах на деревьях суетились, внизу сновали, общались, уходили на Болото, готовили траву. Вдалеке слышалось сиплое дыхание кузнечных мехов.

В Родном Лагере тоже есть, берусь судить – получше. Но скучна там кузница, в закутке средь хижин надоевших и знакомых. А здесь природа! Недалеко птички щебечут, соленый запах моря и плеск волн доносится. Красота!

Я побыл возле кузницы, где остывали свежие клинки. Потом было отправился смотреть на волны, но передумал в последний момент. Близился вечер.

В один из дней я ходил смотреть, как изумрудно-голубые валы с белопенными шапками набегают на резкий, обрывистый берег. Прогулку ту запомнил крепко, до глубины души.

Пришлось обогнуть поселение через дремучий темный лес, под завязку набитый опасностями, миновать холм, и уставшим повалиться на обрывистом берегу, что вечно точимый беспокойными волнами. Травка там не выжженная, а сочная и мягкая, отдыхать на такой приятно. Мир вокруг казался совсем безобидным, пусть я находился на обрыве, который подбивал рокочущий прибой. Ведь было на что поглядеть – вдалеке не шумные волны, а ровное дыхание воды и чистое закатное небо, на котором рано проступали звезды. Возвращался тогда глухой ночью. Потому сейчас, ранним вечером, решил не уходить.

За раздумьями не заметил, как солнце закатилось, и синева небес уступила нежной позолоте, медленно переходящей в янтарь.

Вскоре накрыла ночь, лес приутих. Многие забрались на деревья и устроились на ночлег в домах. Теперь Лагерь вел беседы тихими голосами.

На душе уже спокойно, пускай и дивные звуки да тени проснулись – ночь вступила в полную власть и заиграла своим обаянием, зашептала что-то неслышно.

Свежо стало – ветер шел с берегов, а потом – когда я расположился в доме для гостей – и вовсе прохлада пришла. Все же близость к берегу давала знать.

Я укрылся пледом и уснул.

Утро началось с похода в храм, где я пытался выведать чего новенького.

Поднявшись по широким, вытесанным из камня ступенькам, и пройдя мимо знакомых стражей, я попал в комнату к старейшинам, где было заметно прохладнее, чем снаружи.

Свет в комнате вырабатывался факелами, которые почти не коптили – самые лучшие вещи всегда достаются тем, кто рангом выше.

Сидя за каменным, из плит, столом, старейшины ничего нового не поведали. Только известные факты из жизни лагеря и набившие оскомину советы. Впрочем, все как обычно.

Дальше надо было разговаривать с Кухеном, местным торговцем, который жаловал приличными кустами и сбавлял цену на товар, как постоянному покупателю.

Я помнил наказ Финнигана, на Поляне он сказал:

– Только не говори, что от меня, а то не допросишься. Он человек своеобразный…

– Что привело тебя, путник?

Кухен всегда говорил со мной странно, будто видел в первый раз.

– Есть у меня вещица одна, тебя заинтересует.

Я достал трубку из инвентаря и дал посмотреть.

У торговца вдруг загорелись глаза. Он заулыбался, и сразу сообщил:

– Обязательно продай мне!

– Трубка мне без надобности, но что предложишь взамен?

– Договоримся.

– Тогда предлагай.

Кухен выставил ладонь, будто успокаивая покупателя:

– Есть товар, тебе понравится.

Торговец вынул из мешка комок мятой бумаги с пол-ладони и протянул.

– Что это?

– Бери, не пожалеешь.

Я взял сверток и понюхал. Пахло болотной травой.

– Во много раз ценнее трубки, что ты принес. Никто другой столько за нее не даст, – объяснял торговец с улыбкой на лице. – Трубка ценна исключительно для меня, я немного переиначу ее – укорочу мундштук, вычищу нагар в камере и чуть расширю, подмаслю, обкурю с медом, – он вертел трубку в руках с жадным азартом. – Уж очень мне корень вишéньки нравится. Ты ведь знаешь, из чего она сделана?

– Вишéнька? Да, из корня, я так сразу и решил, – солгал я.

Я подумал, что целый сверток болотной травы куда ценнее неизвестной трубки, применение которой мне не выдумать.

– В общем… по рукам! – заключил я смело.

– Неет, уважаемый, – торговец помахал указательным пальцем, затем быстро убрал трубку в мешок и затянул гуляющий узел. – По рукам, – он одобрительно кивнул. – Но вижу, ты не совсем берешь в толк.

Я вгляделся в лицо торговца: оно стало исключительно важным и учтивым, будто собирался читать лекцию перед десятком товарищей.

– Это не совсем тот болотник, что мы собираем и продаем. Нет-нет. Это особенный. Встречается раз на сотню кустов. Его выделяет характерный запах и цвет, – он указал на сверток и посмотрел мне прямо в глаза. – Не все могут видеть.

– Раз он так ценен, зачем же ты отдал редкий куст за какую-то трубку, пусть и приглянувшуюся?

– Я себя не уважал бы, купи я трубку за бесценок. В какой-то мере, обесценил бы свою покупку, понимаешь? Но я знаю, сколь ценна эта вещь.

– Дело твое.

Я махнул.

– Только я прошу: сверток не продавай, сам употреби. По чужим рукам не пускай – не для каждых рук такие вещи.

– Понял.

Я принялся разворачивать кулек. Грубая бумага напрочь пропиталась болотником и давала стойкое амбре. За первым слоем обнаружился еще один, из бумаги потоньше. Расправляя второй, дал волю мысли, что торговец облапошил – сунул пучок обычного болотника, обернутый слоями бумаги.

Но третьего слоя не оказалось. А оказался там совершенно удивительный кустик засушенного болотника, непохожий на тот, что я встречал доселе.

Рифленый стебелек, полуночно-синий, что глаз не оторвать, листочки, потухшие, но отчетливые до пылинки, тоже синие (правда светлее, скорее лазурные); пара цветков, крохотных, с четырьмя лепестками на каждом и белесыми сердечниками, словно драгоценными камнями в середине.

Я достал из инвентаря ступку с пестиком, принялся готовить кустик. Размолов сушеное растение, ловко соорудил простенькую, но аккуратную закрутку из нехитрого кусочка бумаги. Закурил.

Первые секунды ничего не происходило.

Ничего и не произошло, но только спустя пару минут, я наконец понял, что смотрю на мир, а не картину неизвестного художника.

Мир вокруг не заиграл красками – он в них утонул. Были те не столь яркими, сколь сдержанными, приземистыми.

Я оценил Кухена – какое-то ожившее изваяние из дерева. Не обращал на меня ни капли внимания.

Кухен, или та деревянная фигурка, которую он теперь представлял, выглядела безжизненной, со скудным набором жестов. Пока я изучал фигурку, та успела повторить несколько движений, выполнив элементы плавно, без ошибок, как для сцены.

Я наскоро огляделся, и обнаружил, что каждый член лагеря вел себя подобно Кухену, нарочито выверяя будничные перемещения. Потом снова посмотрел на Кухена и кивнул.

Тот посветлел, как если бы над головой возникло маленькое невидимое солнце, а затем выпалил:

– Ты что натворил, болван! – рот его представлял два деревянных кусочка с нанесенными очертаниями губ и мутной щетиной. Кусочки двигались невпопад, сбивчиво. Неотстроенный механизм. Уверенности, что говорит именно Кухен, у меня не было.

– Кухен, это ты?

– Кто еще, болван?! Ты зачем это сделал? – голова Кухена вещала обвинительным тоном, не передавая эмоции как следует. Два кусочка рта чуть погнулись, изображая недовольство, а полоски бровей свисли к носу.

– Что-то выглядишь ты неважно.

– Со мной все в порядке, придурок! – говорил болванчик обычным голосом, но рот открывался фальшиво. Словно у куклы на нитках, какую озвучивают. Воспринимать Кухена оставалось сложно.

– А вот тебе сейчас не следует никуда ходить, – продолжил Кухен. – Лучше вообще оставайся, где стоишь!

– Это почему?

– Я говорил тебе, что Темные Грибы не следует мешать ни с чем, что растет в нашем лагере? Говорил??

– Кажется… Но ты не говорил с чем конкретно их не стоит мешать.

– Я же… – деревянная голова покачалась. – Ладно! Слушай сюда: что с тобой происходит, нормальным состоянием не назовешь. Оставайся на месте, я приготовлю лекарство.

Фигурка опустилась на корточки и принялась толочь что-то в ступке, которая появилась out of the blue.

Я кивнул на Кухена. Фигурка встала, как ни в чем не бывало, и снова посветлела.

– Я вижу мир совершенно иначе, он настолько… настолько отрепетирован. Я словно в картинку попал, которая движется.

– Оставайся здесь, и никуда не ходи, – заладила фигурка Кухена.

Какое странное имя, подумал я, наблюдая, как фигурка склонилась над пузатой ступкой и нерасторопными движениями принялась молоть содержимое. Я присмотрелся – в миске ничего не оказалось. Фигурка молола пустоту.

Я снова кивнул.

– Что опять?

– А что ты молотишь в ступке? Там ведь ничего нет!

– Замолчи и жди. Важно, чтобы ты не отходил, иначе потом не поймаю.

– В смысле?

– Просто стой и жди!

Я промолчал, а деревянный торговец вернулся к работе.

Я ждал, слушал мир, глядел на картинку и все не мог представить, как она работает.

Цвета переходили друг в друга, объекты двигались в картине то с привычной скоростью, то нарочито плавно. Некоторые, особенно вдали – словно бы рывками. Они казались отрывками мира, краями полотна. Вот-вот отстанут, померкнут и совсем уйдут из поля зрения, а значит – перестанут существовать.

Но подойди к ним – сразу главными станут, на первом плане красоваться будут. Как иначе?

Еще решил, что доселе не задумывался о подобном. Не представлял, как видят глаза, как мир показывает себя в них.

В остальном, все выглядело… разумно. Болванчики занимались повседневными хлопотами, выполняли нехитрую работу.

Мир шел привычно: облака так же плыли по небу, только казались плоскими, музыка тихо играла, солнце светило. Правда, лучи под определенным углом отражались предо мной, словно от невидимой преграды отталкивались. Раньше не задумывался.

Но я не поразился, не заиграло удивление, не открылось чего-то нового. Словно бы так и было прежде. Возможно, грибы притупляли чувства, и знакомая расслабленность не давала эмоциям волю.

Ужасно хотелось пройтись по миру. Потрогать ногами полотно, уйти внутрь картины, в скрытые глубины.

Я знал: проникнешь чуть дальше, и откроются новые ракурсы – заиграет солнышком трава, блеснет весело в речке водица, зашумит зверина листвой пожухлой в чаще леса, полетят квардéры агатовые, понесется заведенный ветер по опушкам, и зачерпнет жадный рот воздуха морского на бреге одиноком, что у лагеря болотного мягкими приливами ласкаем. А ночью – по холмам бродить, да мглу смотреть. Вот!

– Как ты там? Как себя чувствуешь? – поинтересовалось изваяние.

– Нормально чувствую. Только вот походить хочется.

– Никуда не ходи. Стой на месте, я почти закончил.

От того, что Кухен заладил с нехождением, уйти хотелось только сильнее: носиться по миру, отправиться смотреть на все новыми глазами. Стоять было невыносимо.

Я решился идти: отвернулся от Кухена, не выдавая умысла, пошел…

Тело не чувствовалось, парило над землей. Осознание, что я все таки хожу по тверди, внушали звуки топота.

Я встал, оглянулся. Фигурка Кухена, должно быть, закончив со снадобьем, выпрямилась и молча уставилась в мою сторону, недвижимая. Я пожал плечами и направился дальше.

Палитра картины тяготела к чему-то усредненному, не броскому и пышному разноцветию, а сливанию оттенков в некий компромисс между бурным и густым великолепием лучистых тонов и приземистых, земляных и каменных мотивов, олицетворяющих постоянство и непоколебимость.

Это было сложно описать, и если кто спроси – не рискнул бы. У виска покрутят, не поймут. Но палитра благостная, спокойная, будто все так и раньше было.

Я выбрался из лагеря, и пошел вдоль опушки.

В пути часто останавливался, рассматривая природу. Пару раз казалось, будто видел силуэт вдали: синий человек стоял ко мне спиной и что-то держал в руках.

Добираясь до Родного Лагеря, заметил, что деревья вблизи походили на искусственные, рукотворные столбы, плохо обтесанные, покрытые корой; листья же сливались в навесы, аккуратно положенные на сильные ветви.

Когда я отдалялся, эффект пропадал, и деревья выглядели нормально. Издалека лес и вовсе казался привычным дремучим миром, вход туда мог позволить только смелый путник.

На опушке нередко видел гуляющих зверей. Перемещались те вычурно, наподобие обитателей лагеря – только хуже.

Создавалось впечатление, что внутри у них доски и механизмы. Конструкции в шкурах зверей двигались неслышно, не обращая на тебя и капли внимания, пока не подойдешь поближе, да не вынешь с лязгом меч. В схватку не вступал – осторожничал. Чего еще мир в таком состоянии может преподнести?

Вдалеке снова мелькнула синяя фигура. Но уже ближе.

– Парень, ты чего?

Я вздрогнул. По правое плечо стоял Финниган, видимо вышел на охоту. Земли недалекие от Лагеря полны дичи и опытному охотнику не составляло труда приносить добычу в хижину каждый раз, возвращаясь в родные стены.

– Я грибы и синий куст смешал. Мне кажется, я преследую синего человека, а живность в лесу с механизмами внутри.

– Ээ…

Финниган почесал квадратную голову и заключил:

– Возвращайся к Кухену, выпей лекарство.

– Ты видишь его?

– Кого? – фигурка растерянно посмотрела по сторонам. Не сноровисто, как это делал Финниган, а неуклюже, к земле приросшая и заторможенная. Так народ здешний делает после сна, пока не потянется и не зевнет.

– Парень, иди выпей сыворотку. Кухен ее не для развлечения придумал.

– Он уже приготовил…

– И?

– Я еще не пил.

– Тогда чего ждешь?! – брови Финнигана-изваяния поднялись, выражение деревянного лица стало комичным.

– Я выпью, обещаю, – стыдливо заверил я.

– Тогда чего встал?

– Спросить хочу.

– Только быстро.

Фигурка сложила руки и уставилась на меня.

– Это что, наш мир?

– Все относительно, но ежели дали выбор – воспринимай его достойно, а не кукольным представлением удовлетворяйся.

Вероятно, Финниган понимал, о чем идет речь. Но спрашивать его было бесполезно, из-за дурной привычки говорить и отвечать пространно.

– Ладно, – соврал я. – Пойду за лекарством.

– Спокойно иди, не трогай никого.

Краем глаза я заметил, как на нас движется врен. Его лапы резко отталкивались от земли, бежал, будто подпрыгивая.

Финниган ловко выхватил длинный охотничий лук и нахлобучил тварь стрелами. Та пала навзничь.


XP+


Фигурка охотника подбежала к врену, наклонилась, важно поводила руками над тушкой и поднялась, уставившись на меня.

Я кивнул:

– Что это было?

– Врен.

– Нет, вот это… – в растерянности я стал махать руками перед лицом.

– Аа! Знаю такое! Не обращай внимания, выпьешь сыворотку – пройдет.

Вот тебе и ответ!

Назад к Кухену я не торопился, решил посмотреть на Лагерь. Какие там прошли изменения, как люди себя вели.

«Бревенчатый тын явно нарисован!» – первая моя мысль, когда подошел к нему вплотную и стал рассматривать. Обтесанная кора размазана, как будто рисунок подмывало дождями, но из-за плотного и вязкого слоя краски, смыть полностью не удавалось.

Я отбежал изрядно и снова поглядел на бревна – выглядело нормально.

Стражник на северных воротах не обращал никакого внимания на мои эксперименты. Я подбежал к нему и кивнул:

– Как обстановка?

– Как обычно, – невозмутимо ответил здоровяк.

– Никто посторонний не входил?

– Иди-ка ты… по своим делам.

Страж отвернулся, оборвав диалог.

Войдя в Лагерь, я сразу же направился на торг. Подходя к навесам, заметил синюю фигуру. Она стояла напротив лавки с зельями и что-то разглядывала.

Я кинулся в погоню, но та, словно почуяв, направилась за навес. Когда я глянул за плотную ткань, незнакомца и след простыл.

Вначале я старался не придавать этому особого внимания, но вскоре появления незнакомца участились и стали действовать на нервы.

Непрошенный гость носил плотную синюю рубаху, штаны того же цвета, прямые, как у соседа-истопника.

Ходил неслышно, при себе имел диковинную сумку. Гладкую, точно камень в замке. Вроде – сундук для малой клади. А где же инвентарь? Инвентаря-то, поди, не было!

Я следовал за ним, но не мог приблизиться, только взглядом в синюю рубаху врезался.

Сапоги еще смешные на нем были, в штаны упрятанные. Лишь подошва с носком виднелась. У нас так не носят, у нас поверх штанов надевают. Откуда взял моду – не разузнать.

И лица не подглядеть. Все спиной шел, будто вел куда, и пропадал немыслимым образом.

Только за взгорок, дерево зайдет, потом в разных местах появляется. И вдалеке. Но это за тыном.

А в Лагере?

На замок залезет, на хижину встанет; а то и вовсе – в чужой дом заявится. Побежишь, в жилище ворвешься… а глядь! – нет его.

Точно заклинание какое знал. А где колдовство? Не видно! Как и лица не разглядеть.

А самое удивительно, странное и невероятное, что никто не видал его, кроме меня.

Или заметить, попросту, не умел. Вроде не было его для глаз бестолковых деревянных фигур. Те медленно и точно выполняли сценарии. И ничего им не надо было!

Мне надоело мотаться за синей рубахой. Потому, возле опушки леса крикнул:

– Эй! Кто ты? Ты где находишься, скотина?

Не ответил.

А вскоре я опомнился: слов из уст моих не выходило. Только мысли разговор вели.

И как ни старался, поспеть за незнакомцем не получалось. Я рассердился. Вдруг не своим, страшным и набатным голосом прокричал:

– Get over here!

И тут он исчез.

В голове стояла хлесткая раскатистая фраза, чужая и пронзительная. Рука чесалась.

Стало не по себе.

Я потряс рукой, подумал, и решил вернуться к Кухену, как велел Финниган.

Когда я пришел в Лагерь у Болота, уже вечерело.

Я нашел Кухена, посмотрел на него, тот привычно подсветился и тут же принялся орать:

– Я тебе что сказал, болван?! Ты куда поперся? Я же не могу за тобой идти!

– Почему?

– По кочану!

– Я…

– Ты ничего не натворил??

– Да вроде нет…

– Вроде? Лагеря все на месте стоят?

Я не мог взять в толк, отчего он задает такие странные вопросы:

– Лагеря? О чем ты говоришь?

– Чем ты занимался все это время?

– Просто гулял, – честно признался я.

– Ты с кем-нибудь говорил?

– Слушай, ты действуешь мне на нервы. В чем я таком…

– На. Выпей, – оборвал меня торговец.

Кухен протянул колбу с голубоватой жидкостью на донышке.

– Выпей и дальше делай что хочешь.

Недолго поразмыслив, я осушил колбу и почувствовал привкус извести и чего-то сладко-кислого.

А потом все прекратилось. Я больше не видел нарисованную картину, шаги стали натуральными – сапоги привычно щупали под собой твердь.

Я посмотрел по сторонам… потом еще… Незнакомца нигде не было.

Привычный Кухен смотрел на меня холодными серыми глазами, потом спросил:

– Ну что, богом решил себя возомнить?

Я уже начал привыкать к миру картины, поэтому голос Кухена показался внезапным. Я немного растерялся, только и мог переспросить:

– Я, чего?

– Вижу, Финниган тебе много не рассказывает. В принципе – верно делает. Будем это считать непредвиденными обстоятельствами. Впредь не мешай синие кусты с темными грибами. Они, как видишь, усиливают эффект. Можешь натворить чего лишнего.

Кухен перестал говорить, но не сводил с меня глаз. Наверное, ждал какой-то реакции.

– Знаешь, когда я покурил, твое лицо было точно деревянное, с нарисованным ртом…

– Ты меня слышишь? Ты все понял?

– Не беспокойся, Кухен. Я, пожалуй, прогуляюсь или…

– Что «или»? – сдерживаясь, чтобы опять не заорать, надавил Кухен.

– Пойду спать, – робко ответил я.

– Бывай, – он махнул рукой.

Я направился к гостевому дому на дереве, потом повернулся, и было пошел к торговцу назад, – ведь хотелось много чего расспросить – но сразу понял, что спрашивать, в общем-то, нечего.

Я зашагал к дереву, на котором располагался гостевой домик. Долго всматривался в ствол, прежде чем взобраться по нехитрой лесенке – толстым прутикам, ведущим вверх до самой хижины. Не найдя ничего необычно, поднялся.

Когда я отыскал в инвентаре колбасу и бутылку пива, на лагерь опустилась ночь.

«Что, богом решил себя возомнить?» – пронеслось в голове, прежде чем я уснул.


Под Куполом


– Почему ты в Родном Лагере, отчего не в другом? – спрашивал я устало.

– В Лагере не худо. Поесть не за плату дадут, если повару продуктов отсыпешь, занятие себе найти не трудно. Крышу над головой легко обретешь, если проворен.

Я отстраненно продолжал допрос бездушного болванчика:

– Я хочу знать больше о Родном Лагере.

– Безопасно тут. Не оттого, что высоченными стенами лагерь обнесен и стражников полным-полно, а что законы есть. И кое-как законы соблюдаем. Вот подрался с кем – гони-ка руду, голубчик, штрафуем. Украл – вороти украденное, да гони-ка руду, вор-голубчик, штрафуем.

Не хочешь – заставят. Поколотят, дурь выбьют, руду до последнего наггета вытрясут. Справедливо. Только не всегда законы чтят, надобливо исполняют. Где выслужиться хотят, где злоупотребят, а бывает…

– Зафакапят все до полного фьуда, подумал я, уже не слушая собеседника.

– Усвой вот что: вокруг спокойно, и тебе не тужится. Суматохи устраивать повода не ищи. Раз усвоил я, остальные – не с деревянными котелками заместо головы – тоже усвоили, – заканчивал бездушный.

– Мне пора идти.

– Возвращайся, если нужен совет.

Как говаривал Бард:

«Советов полон мир, да не видать ответов.

Зажжется лампочка над кем –

Иди ищи, приветы!»

Да, в нашем Лагере не плохо, и мир остальной сносен. Все бы ничего, да уйти нельзя. И как не пробуй, к одному придет – головешки останутся. Так что дальше положенного не подумывают ходить-лазать.

О куполе не говорят. Голубчики лагерей настолько свыклись с положением дел, что ни в какой разговор о нем не втравишь.

Скажу вот как – бóльшая часть обитателей нашего и других лагерей купола не замечают. Прижился купол и стал частью мира. А что там..? за пределами..? Никто и не упомнит. Купол – значит купол. Так положено. Про облака с дождем не спрашивают.

Я лениво, по-хозяйски расхаживал по Родному Лагерю. Иногда с интересом высматривая странности, и редко, краем глаза, ловя силуэт. Беспокойство мое прошло, при появлении я не сторонился, не догонял, – и бесполезно – вскоре даже перестал обращать внимания, хотя бывало, душу холодил пристальный взгляд незнакомца, и потому игнорировать полностью не удавалось.

Его внезапные, странные возникновения, а после – исчезновения без следа, в целом соответствовали обстановке мира под грибами. Я привык воспринимать синий силуэт как очередного болванчика, так было проще, хотя маршрутами он походил на возникшего.

На торге никто не играл, и здешние разговоры меня больше не занимали. Даже обходов Словоплета больше не было. Скука брала изрядная, до глубины сердца.

Я кивнул торговцу:

– Какие новости?

– Все как обычно. Магнаты жируют и устраивают очередной пир, рудокопы с утра до ночи в шахте, я торгую. Не видно тебе?

Можно было сказать, что торговец умело обращается со словами. Но все же он долго сменял эмоцию, а кроме того, похожую информацию в Лагере я уже слышал.

Любые ответы болванчиков оставались деревянными, ровно как и лица.

– Расскажи мне про магнатов.

– Главный из них…

Я прервал диалог и пошел дальше.

Действовали Темные Грибы и днем и ночью. Видимо, поэтому сны мне начали сниться. До того ведь не снились, а тут котелок стал выдавать как по плану. Заснешь и смотришь, сил уже нет!

Великаны, каменные драконы, корабли на быстрых парусах и много-много колдовства разного: безудержная, нескончаемая магия, пугающая грозной силой, совсем не той, что в нашем мире. Огромные арены с тваринами и орудиями для уничтожения оных мелькали предо мною, забывались в туже секунду, и возникали вновь. А еще – поединки стражников в тяжелых доспехах, которые яростно сражались, и было не понять, отчего такая вражда; и диковинные машины, испускающие пар, работали для неведомых целей. Являлись во снах лабиринты с тварями да стреляющими трубками такой силы, что ни один арбалет не сравнится, и еще много чего вырисовывалось.

А спросить-пожаловаться некому – кругом болваны бездушные.

К Финнигану подошел, а он мне:

– Заканчивал бы ты с этими грибами, парень.

Вот тебе и помощник! А как я закончу-то, как?! Ведь столько вещей познал от грибов и синей болотной травы!

Вот разведу грибочков в склянке, закурю самокруточку, и… иду по лагерям, шарю, от одного до другого бегаю неторопливо, усталости не чуя. Хорошо! Хорошо?

Петляния под грибами открывали занимательные подробности о мире. Оказалось, замки разбросаны throughout the world, но заселены немногие. Большинство стояли призраками, в окружении леса или скрытые в горах.

Некоторые и вовсе представляли груды камней, непонятно как скрепленных – держались на честном слове. Странные сооружения, с крохотными окнами и темной пустотой внутри. Предместья таких развалин чаще всего усыпаны обломками не пойми чего, но рассматривать унылое запустение никто не желал; так и стояли они, сваленные на обочине мира.

И никто не зарился. Понятно дело: замок обустроить – мир перекроить надо, привычный ход изменить. Сам собой замок не заживет, дел полно для того нужно.

Замок моего лагеря был не самым большим, но шибко приспособленный для голубчиков. В нем помещалось достаточно людей, – это не считая внешнего кольца, обнесенного высоким деревянным тыном, в котором, собственно, я и обитал, как и основная часть Лагеря – башни замка давали отличный обзор, а местоположение выбрано удачное. Только кем?

От нашего лагеря сравнительно недалеко до Лагеря у Болота, а сориентироваться нетрудно – по воротам: северные есть, и южные. Так и объясняли: "выходи через северные, иди прямо до развилки, потом налево…"

Замок скроен отлично, чего говорить, уютный и не скучный внутри. Бывал я там не раз, далеко не захаживал, но в целом – слово держать умею, когда разговор о нем заходит.

Главная крепость, где Великий Магнат и свита – величественное здание с множеством узких коридоров и подвалами. Не говоря о пустующих комнатах в сторожевых башнях, которые некому занять. Тюрьма есть, для несносных голубчиков, тоже пустая. Хватает законов, и стражей!

Капелла магов, кузницы две, – хотели уж и третью ставить, да передумали… – столовая, оружейная палата для стражей и прочее. А если считать частные хижины – ведь почти каждый из голубчиков чем-то да занимается – то перечислять рот устанет.

Под грибами прояснилось: в каждом уголке мира было скрыто некое дело, а может – находка какая, вроде нычки или тайника, редкое растение, эликсир запрятанный, а то и целый сундук. Что-то занятное везде происходило, и непременно требовало участия, словно выжидало моего сапога.

Попытался в который раз спросить-пожаловаться у Финнигана, да тот словно болванчик, одно и то же вторил:

– Прекращай курить.

– Как можно? Столько нового открывается!

– Прекращай.

Однако доконал видать его, потому в этот раз посоветовал:

– Поспокойнее быть надо, не торопись. Успеешь ты все, куда несешься?

– Вот и я говорю: несет меня! Хочу ветром весь мир облететь, в каждый уголок заглянуть, и всякий камень перевернуть. На деревья бы залез, коли мог бы.

Охотник поднял нарисованные брови – даже под грибами я видел живую реакцию, не то, что у болванчиков – и громко выдал:

– Ну и колебальщик же ты!

– Да себя я колеблю, только себя! А ежели что сообщить можешь, выкладывай!

– Всему свое время. Если рано, значит рано. Это я тебе как опытный говорю.

– Опытный?

– Опыт приходит – мягко стелить надо. Впопыхах не усвоишь ничего.

– Финниган, это все общие слова, мне конкретика нужна.

– Иди проспись! У тебя глаза бешено ходят!

Не пошел я спать, а на квест отправился.

Зачастил я на Арену. Поединки, что устраивались в нашем лагере, стали забавлять. Такие глупые, как я сужу, поединки допустимы и нужны, дабы подавить на корню сражения в узких коридорах замка, на магнатовском дворе – но там и не начнут – или в периметре. Даже за тыном, бывает, рядятся болванчики почем зря, а потом на травку валятся, опосля срамного поколачивания. К такому дураку рука сама тянется – руду забрать; ему почто, ведь дурака непробиваемый кусок?! А в специально отведённом для этого месте дурь повыбивают друг из друга – и делов.

Помутузятся-изваляются, и поднимутся жрать да пить. Людям – зрелище, участникам – важность, повод для болтовни кичливой, мнимой победы выдумки. «Все ж цивильно!» – так говорит устроитель – Врекс, дородный мужик, с внушительной головой и малым запасом слов, которые, однако, имеют свойство попадать точно в цель. Скажет, а возмутиться против, или ответить как-то по-умному не получается. Финниган и говорит: «В котелок ему умных слов накидали, а тот и сам не понимает».

Обходил я лагеря, да высматривал там всякое, за людьми следил. И все больше уверялся, что болваны те неописуемые. Жили по строгому, скучному расписанию, и лишних телодвижений не совершали.

Болванчики виделись абсолютно беспомощными, недвижимыми олухами, которых обмануть, как пальцами щелкнуть:

– А как ты спишь?

– Сплю я крепко, без памяти, – врал я очередному болванчику, ведь не поймет.

– Принеси мне свиток как можно скорее!

– Принесу.

Но разницу тот не замечал, принеси ты его хоть пару лет спустя.

Глядел я на природу, на закаты и восходы, и, надо сказать, особливо разницу замечать перестал. Конечно, она была, однако не бросалась в глаза. Грибы с болотником, работавшие в паре, помогали выявить мелкие детали, подчеркнуть, что явственно и безоговорочно, зримо отличалось от той нормы, при которой я жил прежде.

Возможно, я привыкал к этому состоянию, и оттого выуживать различия становилось непросто. А еще взгляд до того оставался замыленным, что получалось это с великим трудом, как если выйти в туман на тропу, и ничего дальше носа не видеть, но знать что да как обстоит в целом.

Никаких особенных приключений со мной не происходило. Я выполнял рутинные дела, расхаживал по лагерям и дивился, подмечая безоговорочные различия между состояниями. А их толи становились меньше, толи терялся всякий интерес. И может быть – пропадали границы.

А Синий этот, The Blue One, все не отставал. Да только я привык. Появится где – гляну, и отвернусь, а снова посмотрю – так и нет его. Чего бегает, кого высматривает… Бог его знает!

И Бард куда-то запропастился – как не было его! Пропал из виду. Ах!.. не хватало Словоплета, лишь стихи остались. А как бы он пригодился!


***


В округе полно сабчиков, настоящее раздолье для охотника. То и дело я доставал лук и пускал стрелу. Лучник из меня неважный, зато обучен выманить зверя.

Сабчик, дико сорвавшись, бежал на меня; я успевал вынуть клинок и без промедления принимал зверя. Не больше двух комбинаций, средних и несложных – сабчик валится. В трофеях я не мастер, только мясо забирал.

Нечета Финнигану: с каждой поверженной зверюги уйма трофеев. Не понаслышке знаю, он частенько брал с собой на охоту. Зачем – не понять; толи скуку разбавить, толи часть дел переложить. Во всяком случае, я был не против, тем паче – многому учился и повидал за то время немало, пока обходил излюбленные места усача.

Отправлялись поутру, бывало – как заря занималась. Необходимое готовили с прошлого дня: стрелы, эликсиры, еду и питье. Друг другу не напоминали, что требовалось на охоте – твои заботы.

Готовился я только первые разы. Бывало, приходилось отправляться за эликсирами в ночь перед походом. Они особенно дорого стоили, их не хватало и не всякий раз в продаже встречались, а еще на торге ценозадиральщиков тьма; как не придешь, сразу в сторожа: подвоха ждешь, обман выискиваешь. Сговорятся, цену поднимут, а нигде дешевле не отыщешь.

Вот и выходило – все по койкам разбежались, в периметре только стража на ходу и полуночники молчаливые слоняются, а ты за ворота! Эликсиру захватить к завтрашнему утречку!

Но я не вякал, не роптал, вскоре порядок усвоил, потому проблем с подготовкой больше не возникало. В таком я видел некое наставление от хитрого охотника, вроде тренировки аппрентиса, мол: "Завтра на охоту. Как не готов? А дичь уже готова, тебя дожидается. Непорядок."


Рябчик вихрем сбегал вниз по склону небольшого взгорка, буквально валился на меня! Я лишь поспел убрать лук за спину и вынуть клинок, обороняясь от каменных лап зверя.

Блок, вправо, влево, выпад!

Блок, вправо, влево, выпад!


Xp+


Одним из самых излюбленных мест Финнигана была опушка леса вблизи реки в предместьях Лагеря Бродяг.

Выходили живо, привалов не делали, и в пути всюду нас охватывала торжественная тишина, нарушаемая только звуками, долетавшими из леса, такими знакомыми и даже приятными сердцу, вроде треска горящего костра или стрекотания сверчков ночью.

На рассвете, куда ни глянь – везде мутные контуры лесов, а позже светило медленно подбирается из-за пышных крон, вглубине которых пташки берутся за продолжительные трели, и вот уже горизонт одет в багрянец.

Пробежишь кусочек мира в начинающемся дне – другим человеком к месту охоты прибываешь. А там, – на реке, возле опушки, – еще клубами вьется туман, и на другой стороне избушка виднеется. Гляжу, моргаю, ртом воздух зачерпываю – свежий, утренний, прохладный; загадочно вдруг станет, на Финнигана гляну, а тот уже стоит ровнехонько и решительно дичь выслушивает-высматривает.

Как добирались, первым делом заводили костерок на стоянке и некоторое время обговаривали предстоящее мероприятие, невзирая, что каждым разом оно проходило одинаково.

Сначала решали, кто пойдет первым: без всякого сомнения, первым шел я. Однако я не чувствовал себя приманкой в руках Финнигана – хитрозадого калача; идти первым мне нравилось, осознавая, что позади опытный лучник в полной боеготовности, опасность почует за версту. Стрелы Финнигана проносились незаметно, почти бесшумно, я только видел, как те протыкали зверя, у него не было шансов настигнуть меня. Очень редко, когда встречали много дичи, но вдохновленные и раззадоренные удачной, жаркой охотой, продолжали нестись вперед, удавалось захватить чуток работенки.

Финниган в таких случаях говорил:

– Быстрее стрелять не могу.

– Да ты что! Хотя бы мне практика!

– Ты опыт и так получаешь.


На меня шли двое: бывает, второй за первым бежит, если подойдешь близко, а когда рядом скучковались, и ты сплоховал, подкрадываясь – целая стая несется.

Хватает умений и сил – разноси зверюгу коллективную, а ежели слабоват для стаи – уноси ноги.

Одолеть пару сабчиков – ничего не стоит. Я поочередно концентрировал внимание то на одного врага, то на другого, и в появившемся окне возможностей производил удар:

Блок, выпад, – затем второй – блок, выпад, -…

Я отбежал: иногда враг подходил слишком близко, и я пропускал; такое часто происходило, если окружали. Им нельзя давать шанса. В совершенстве, врагов нужно «ставить» одного за другим, в очередь за ударом или комбинацией.

Как только появилась возможность, я продолжил ярую атаку, но теперь концентрируясь на том, который ближе:

Влево, вправо, выпад!


Xp+


Зверь повалился, и второй в тот же миг бросился в атаку, но я парировал. А дальше дело техники!


Xp+


В самом деле, после охоты я возвращался уверенный, готовый к новым знаниям и умениям; всякая учеба давалась легко. Потому я зачастил на охоту, и уже сам стал проситься.

Ходили мы с удовольствием, каждый раз Финниган возвращался с полным инвентарем трофеев, а я с опытом, и уже потихоньку начинал зазнаваться, считая себя настоящим охотником.

Да только усач окстил:

– Чтоб охотником стать, дело надо изучать, а не впереди ходить.

Я малость опешил, даже обиделся:

– Сам меня приманкой ставишь!

– Приманкой? Эко ты неблагодарный тип!

Не помню когда, но в один день Финниган заключил что охоты с меня довольно и велел заниматься своими делами.

В те времена я был сговорчивее: старшой скажет – делай. Не спорить же? Тем более с Финниганом! Обладал усач убеждением. Что-то волшебное, даже чародейское было в его харизме. Как-то я спросил про это, и ответил он традиционно – витиевато и элегантно:

– Натура такая.

– Какая такая натура?

– Если не разумеешь слов в ответе, то нечего и спрашивать.

– Откуда мне знать наперед слова в ответах?

– Откуда куры знают, как яйца высиживать?

Славные наставления!

Но все это было до грибов и синего болотника. Нынче старался обходить каждого, будь он возникшим или болванчиком: в глазах голубчиков видел некоторую подозрительность, даже страх. Возможно, это было надумано. А может быть, в прошлом я не замечал или не умел высматривать эти эмоции на лицах. Вскоре я совсем перестал общаться, стал нелюдим. Я ограничивался лишь неизбежными и требными диалогами.

Многое повторялось в нашем мире и переставало быть интересным. Хотелось чего-то нового, неизведанного. Оттого я зачастил на одинокие прогулки и выдумывал новые приключения, пытаясь заглянуть в каждый уголок нашего мира, с которым еще не был знаком.


Xp+


Очередной сабчик повалился. Я забрал мясо и продолжил путь, пообещав себе больше не отвлекаться на дичь.

Впереди, на растянувшихся покатистых холмах, стелились просторные луга, поросшие тонкой жестковатой травой, благоуханной и несколько блеклой; она прижималась к земле, травинки спутывались, образовывая витиеватые заросли. Насладиться благоуханием зелени получалось, если не принимал настойку и не курил синий куст.

В этой траве легко прятаться малой дичи. Но зверина здесь обитала разная, и встречались даже сумазброды – двухметровые прямоходящие звери в мохнатой шкуре, которые были медлительны и сильны. Они рыли берлоги в земле, и приближаться к ним не рекомендовалось даже опытному голубчику – в длинном витиеватом туннеле нет пространства для маневра, трудно драпать, а большой охотничий лук становится бесполезен. Моего же опыта не хватало, совладать с одним таким противником даже на открытой местности получалось редко, а чаще все заканчивалось неловким побегом. Потому я благонадежно обходил тварей, пользуясь их медлительностью.

В остальном, встречалась дичь совсем мелкая. Я не разменивался – взять с таких было нечего. Вот рагулька пробежала, а вот мохшатка выглянула. А мне – не до охоты.

Оставив позади благоухающие луга, я оказался вблизи опушки леса, пройдя который, путник выходил на подступы к Лагерю Бродяг.

Ни опушка, ни лес меня не интересовали. Только чаща, в которой укрылся следующий беседчик и торговый партнер.

Я быстро прошел опушку, игнорируя разномастных зверей, и ловко нырнул в лес, там воздух делался прохладнее и мягче.

Действие травы и грибов понемногу прекращалось. Отпускало медленно, но постепенно восприятие мира принимало формы обыденного бытия. Со временем я научился воспринимать мир в любом состоянии, пускай не так гладко, как наставлял Финниган:

– Нужно учиться жить в таком мире, каков он есть, и задаваться вопросами в самом обыкновенном состоянии».

Я бы сказал несколько иначе – нужно учиться жить и задаваться вопросами в любом состоянии, у меня их было два.

Невольно вспоминаются строки Барда:

Легко заглянуть в чужое окно,

Гораздо сложнее в себя самого.

Каждый день приучены жить,

Лицемерно глядя на других.

Среди всех, только в сотне один,

Кто захочет сменить этот мир!

Я захрустел валежником, пробираясь через стройные, кое-где покрытые мхом стволы, а солнце, нет-нет, да плеснет в глаза, заставляя жмуриться.

Сочащийся свет шел свысока и глушился кронами, а ближе к земле стволы без ветвей отбрасывали на мягкий лесной ковер аккуратные тени. Местами пышно и сладко цвели кустарники: приземистые кусты были увешаны гроздьями тяжелой и несъедобной ягоды.

Я ловил себя на мысли: любым временем здешний лес прекрасен; как не наведаюсь – легче дышать, особенно в разгар дня. Даже ночью, если ты достойный охотник или опытный голубчик, можешь лесом наслаждаться, не дрожа от страха при виде здешних обитателей.

Ходить-бродить по таким местам в нашем мире – настоящая отрада для души. Однако же, хочется большего.

Вот давеча приснились железные машины, в воздухе сражались. Высоко так летели… что не разобрать местность под ними, только очертания да цвета.

Пускали друг в друга огромные снаряды – вроде целого полена, только из металла, с хвостом огненным, на скорости бешенной. А я сам только смотрел, и никакой машиной не управлял.

Как бои надоели, стал разглядывать, что под ними. А там деревьев без меры, и густые зеленые шапки свысока – точно бархатистая ткань; узенькие реки отражают свет, а редкие вершины гор покрыты золотым отблеском. Я смотрел, как проносились поля, поделенные дорогами на лоскуты, и как холмы, поросшие деревьями, плыли подо мной, оставаясь недвижимыми. И как же захватило желание пройтись по тем дорогам и лесам! А потом ужас взял неописуемый! – железные птицы не могут ходить, не созданы для того, и все великолепие – только любоваться, и другим завидовать.


***


В глухой чаще леса, на свободном пятачке, окруженном пятью широколиственницами, стояла изба, оставленная, как поговаривали, лесничим, который позже стал одним из магнатов. Кто это был и правда ли стал богачом, история умалчивает. Но жилище не пустовало.

В заброшенной избе жил Норман. Голубчик занимался всем понемногу: приторговывал, редко охотился, иногда пытался устроиться в шахту, но получал от ворот поворот. Откровенных прохиндеев там не ждали.

Дело в том, что Норман обладал той редкой особенностью, что вынуждала ею пользоваться без всякого согласия: все его намерения отпечатывались на лице безоговорочно, каждый беседчик без труда определял, врет ли Норман, али правду говорит, радеет за дело оговоренное, или делает вид. Вот такая оказия.

Как не сложно догадаться, голубчик силился попасть в шахту только за одним – набивать карманы под завязку каждый раз при удобном случае. А стража у шахты только и умеет при малейшем сомнении выдворять пинком сомнительную шалупонь. У них и снаряжение имеется: латами покрыты с головы до пят, оружие отличное, выкованное на совесть, и все необходимое в инвентарях да общих сундуках под замками уложено; и дисциплина среди них жесткая, за малейшую провинность вылетишь из коллектива. Туда, чтобы попасть, знатно выслужиться надо, перед свитой и Великим Магнатом лично. Сам я не представлял, чего такого сделать можно, чтобы приняли. Но и не горел идти туда работать, все же не стражник я.

Единственный способ попасть в шахту – иметь бумагу соответствующую, с печатью и дозволением на посещение. Норман же всякие дела привык решать без посредников, напрямую, и в чем-то был прав.

Как нельзя лучше Нормана охарактеризовал Финниган:

– Врет на чистом глазу, а парня жалко.

Пришел я к Норману по вялотекущим делам. Во дворе его не оказалось, раскидистые деревья покрывали избу слабыми вихристыми тенями, и если не знать, что домик заселен, думать не возьмёшься, что некий голубчик там обитает.

Я приблизился к дверце, рассматривая комковатую деревянную ручку, распахнул настежь и зашел в нехитрое убранство, не запираясь. В избе только незатейливая лавка да стол с разложенными продуктами. Однако не тесно.

Усевшегося на деревянной койке здоровяка с соломенными длинными волосами я обнаружил не сразу. Бездушных вообще иной раз не замечаешь. Он подорвался и вопрошающе глянул. Его грубые, массивные черты лица обострялись, вытачивались при моем состоянии.

Я подошел ближе и кивнул:

– Приветствую, чем могу помочь? – мягко пробасил Норман.

Возникший он или нет, я не знал наверняка, потому строил диалог по стандартной схеме.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

3. Ромбо просил передать свитки.

4. Я принес несколько трофеев.

_______


– Мне нужны камешки для магов.

– Камни-то? Неужели новенького посыльного отыскали?

– Я работаю с посредником. Я…

– Не объясняй! – отмахнулся здоровяк. – Руду принес?

_______


1. А как же?! (Отдать всю руду)

2. Все на месте! (Отдать половину)

3. Не желаешь ли болотной травы?

4. Ромбо просил передать свитки.

5. Я принес несколько трофеев.

_______


– А как же?


Nuggets given

Xp+


Норман уставился на свои деревянные руки, в них ничего не было.

– Все в норме. Держи камни.


Items received


– Будь с ними осторожен, это крайне ценная ноша! – заключил он.

– Не волнуйся.

Норман замолчал и превратился в изваяние, прочитать эмоции не удавалось.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

3. Ромбо просил передать свитки.

4. Я принес несколько трофеев.

_______


– Мне нужны камешки для магов.

– Если мне не изменяет память, ты еще прошлую партию не отнес. Доставь камни, и тогда возвращайся.

Он прервал диалог.

Я снова кивнул.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

3. Ромбо просил передать свитки.

4. Я принес несколько трофеев.

_______


Здоровяк – наверняка бездушный болванчик, подумал я и продолжил над ним измываться:

– Мне нужны камешки для магов.

Дальше случилось необъяснимое. Норман прервал диалог, не проронив ни слова, выхватил меч, как делают болванчики, если непрошеные гости захаживают в дом, и заорал:

– Проваливай!

Я посмотрел ему в глаза. Они по-прежнему не выдавали возникшего.

– Вон! Пока по заднице не надавал!

Я выбежал из дома, оставив дверь открытой.

Следом вновь произошла диковинная штука: Норман подошел к выходу и захлопнул дверь. Болванчики так не делали. Тут я совсем растерялся. С Норманом оставалась парочка нерешенных дел, а заходить снова я побаивался. Кто он?

Переждав маленько, все же собрался с духом и пошел, заперев за собой дверь. Норман стоял посреди комнаты, положив руки на пояс, как делают стража или недовольные болванчики.

Я медленно подошёл, кивнул:

– Приветствую, чем могу помочь? – пробасил Норман, не убирая рук с пояса и выражая на лице недовольство. Впрочем, изменений в голосе я не заметил.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

3. Ромбо просил передать свитки.

4. Я принес несколько трофеев.

_______


– Ромбо просил передать свитки.


Items given

Xp+


– Отлично, вот твоя награда.


Nuggets+


Норман убрал руки с пояса и теперь стоял ровно, спокойно. Мне захотелось проверить еще разок, но прежде решил уладить оставшиеся дела.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

3. Я принес несколько трофеев.

_______


– Я принес несколько трофеев.


Items given


– Я дам тебе за них…

Повисла пауза.

– Пятьдесят наггетов!


Nuggets+

Xp+

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

_______


– Не желаешь ли болотной травы?

– Отчего нет?


An item given

Nuggets+

Xp+


Норман сразу же затянулся болотником, а как докурил, диалог продолжился.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

_______


Я отважился:

– Мне нужны камешки для магов.

– Если мне не изменяет память, ты еще прошлую партию не отнес. Доставь камни, и тогда возвращайся.

_______


1. Мне нужны камешки для магов.

_______


Никакой реакции, я попробовал еще раз:

– Мне нужны камешки для магов.

– Если мне не изменяет память, ты еще прошлую партию не отнес. Доставь камни, и тогда возвращайся. – снова протараторил болванчик.

На этом я решил прекратить. Я развернулся и пошел прочь. Норман так и стоял, не реагируя на ситуацию, как делали болванчики.

Я закрыл за собой дверь и направился к предместьям Лагеря у Болота.


***


При смене состояний, в самом деле ничего не менялось; я словно надевал невидимые очки, которые не то красили мир, не то упрощали, а может быть – показывали его истинный облик. Как бы там ни было, но мир в этом состоянии обращал на себя гораздо больше внимания. Снимая же очки, словно убирались сомнения о мире, критический взгляд и всякие размышления.

Финниган некогда говорил, что истина недосягаема, иначе каждый бы мог прикоснуться к Великому Замыслу Бытия, отчего бы тот растворялся, ибо само бытие предопределено попытками раскрыть этот замысел.

Я пытался, и пытался в разных состояниях. Стоит ли говорить, что относился охотник к грибам и траве не лучшим образом:

– Трафарет для художника, который учиться не хочет.

В то же время, ленивым меня не считал:

– Как же ты задолбал, пяти минут усидеть не можешь! Носишься и носишься!

По дороге к предместьям Лагеря у Болота, напали волки. Сам не понял, как угодил на стаю, отстать они не спешили. Гнались, рыкая и почти настигая, однако в последнюю секунду я прыгал, и сзади только клацали.

Волков оставалось двое – самые проворные из стаи. Остальные растерялись в погоне.

Земля пошла ухабистая, рыхлая, надежда оставить преследователей позади таяла с каждой секундой; я опережал врага с большим усилием, и даже прыжки не спасали – пару раз волкам удалось цапнуть.

Зверей всего двое, а нервов потрепали изрядно. Однако сильнее меня даже вдвоем быть не могли; пусть – волки, их голубчики стороной обходят, но ведь звери, супостаты обыкновенные, рука сама тянется положить на землю! Дак чего же ради убегать?!..

«Нужно дать бой!» подумал я и резко дал вправо на бегу.

Под ноги то и дело попадался сырой валежник, и начиная спотыкаться, я остановился, без промедления повернулся к волкам, сразу отражая выпады.

Меня цапнули разок-другой, но я уже разносил супостата, копя злость на второго. Зверь повалился:


Xp+


«Теперь-то расквитаюсь с тобою, подлюга!»

Настал черед второго, но злоба поборола бдительность, за что сразу и поплатился – враг неожиданно прыгнул, цапнул в прыжке, затем – как по команде – возвратился в исходное положение.

Запаленный, я кинулся в победную атаку:

Влево-вправо, влево-вправо!..

Меч выписывал пируэты, не давая врагу ни малейшего шанса на подход, я выкладывался по максимуму. Враг скалился, но единственную задачу видел в нападении. После очередного удара тушка свалилась наземь.

Я забрал мясо, которого в инвентаре к тому моменту накопилось изрядно. Мне захотелось поскорее добраться до ближайшего лагеря, обжарить куски на сковороде. Жареное мясо ценится больше, оно хорошо восполняет здоровье. Не помешает иметь запас стейков, когда отправляешься в поход. И хотя раньше они гораздо эффективнее восстанавливали силы, я продолжал готовить куски, едва представится возможность.


***


Либертран был скользким типом. Постоянно искал выгоду во всем.

В поселении его не любили, и по этой причине он часто болтался возле the лагеря, проворачивая делишки. Бывало, хитреца удавалось застать в хижине на подступах к Болоту, там он нередко выкупал собранный болванчиками болотник, отбирал самый вкусный. Задачей Либертрана не была перепродажа, хотя промышлялась, но отбор наиболее удачных кустов, которые тот предлагал возникшим по бешеным ценам: с того и жил.

Отношение к нему, однако, было ровное, конфликта не искали, и нет-нет, да покупали кустик-другой. Лучшие из них давали прибавку к силе, повышали здоровье и все такое прочее. Чего говорить – сам покупал, знаю, несмотря на грабительские, непреодолимые цены.

Нашел я Либертрана на подступах к Болоту. Тот уселся на табурете у входа на компактную веранду бесхозной лачуги. Кажется, Либертран перебирал в голове что-то приятное, лицо его выражало положительную, живую эмоцию. Но только разглядел меня – сразу поважнел.

– Давненько я тебя не видел, возникший. Наслаждаемся товаром? – в его тоне было без меры подлого снисхождения. От того сделалось противно.

– Я бы наслаждался, будь цена разумной.

– Сомневаешься в разумности цены? Я предлагаю исключительный, эксклюзивный товар.

– Ты обираешь болванчиков, прежде чем они донесут собранный урожай в поселение. Твоя заслуга лишь в том, что ловко отбираешь нужные кусты.

По-видимому, Либертран не знал, как реагировать: вроде подстегнутый, а вроде похваленный.

– Отбирать я умею.

– Да, отбирать.

– Хм. Не лучший способ начинать переговоры, – каким-то наставническим голосом запытался говорить пройдоха. Конца-краю не было видно его сволочизму.

– Короче, дело к ночи. Мне нужен синий болотник.

– Зачастил ты за ним, – Либертран улыбался, наверняка уже прикидывая сумму гонорара.

– Насколько я знаю, это нечастый товар, мало кто его покупает.

– Не менее эксклюзивный от того.

Повисла пауза. Либертран сделался каменным, но затем сообщил:

– Двадцать пять здравящих эликсиров, средних; эссенция – столько же, два свитка сна. Все за один пакет.

– Ты не ударялся в последнее время?

– Нет, – сквозь зубы ответил Либертран.

– И гоблины тебя не били?

– Это мое последнее и единственное предложение.

Я неторопливо зашагал в сторону, отстраняясь от Либертрана, пока тот не вышел из поля зрения.

Я серьезно обдумывал, что если выпороть скрягу?

Конечно, Финниган этого бы не одобрил, и что делать, если он перестанет отбирать кусты? Такого таланта ни у кого из возникших больше не было. Придется перетерпеть, но свое паршивец отведает.

Я нехотя воротился, не глядя в подлые его зявки, кивнул:

– Пакет сразу, я даю двадцать здравящих, дюжину эссенций. Остальное, включая свитки, занесу позже. Я держу слово.

– Идет.


Items given

An item received


Либертран запросил много эликсиров. Цена бешеная, по здешним меркам, однако результат!


***


Близился вечер, когда я вошел через северные ворота. Стража сверкнула латами и лишь хмыкнула. И то: реакция.

По Лагерю носились обрывки фраз:

– Здесь нельзя говорить что попало…

– Я бы так не поступил…

– Раньше было лучше…

– Двадцать лет одно и то же…

Обычная болтовня.

Я прошел мимо торга, там вовсю готовили мясо на вертеле. Шли живые разговоры, у костра неторопливо собирались. Вот скоречко рудокопы подоспеют – тогда-то вечер и разыграется. Я походил, поглазел, да пошел в свой дом.

По пути то и дело закладывали, не останавливаясь:

– Тогда уж стало ясно, чем дело-то кончится…

– Не надо нам этого. Спешка ни к чему…

– Я не желаю слушать болтовню…

А потом снова фразы о том, что нужно молчать:

– Ты должен следить за тем, что говоришь…

– Не говори людям, что попало…

– Нужно держать язык за зубами…

Да только этого правила не выполняли! А самое важное, что выудил из проносящихся кусков тарыбарынья голубчиков:

– Нельзя верить всему, что говорят!

Вот это точно. Болванчики, бывает, блеснут фразою, да так, что лучше всякого возникшего скажут. А ты после обдумываешь, перебираешь в голове, к жизни как приладить решаешь. Однако не часто такое случается.

А еще нередко слышал:

– Нужно думать, прежде чем что-то говоришь!

Будто болванчики пытались эволюционировать, заставить себя думать, повторяя одну и туже фразу изо дня в день. Но само повторение становилось бездумным, эффект получался обратным. Ирония жизни.

Я от нечего делать подошел к рудокопу-болванчику – взгляд прямой, головой по сторонам не крутит, каменное тело лишний раз не двигает, а харю только для еды али тарыбарынья открывает. По таким сразу видно, что бездушный.

– Как тебе здесь живется? – начал я.

– Тебя магнаты послали? Я не разговариваю с посланниками магнатов, мне не нужны непрятности!

– Меня никто не посылал. И ты вопросом на вопрос отвечаешь!

Рудокоп посмотрел недоверчиво:

– Скажи им, что мне здесь хорошо. Я доволен тем, что получаю.

Сообразительный попался. Только жаль не видит меня, да не разумеет.

К вечеру стало прохладнее, из редких труб повалил дым. Печки имели немногие, и чаще их пользовали для приготовления пищи.

Мне хорошо – Истопник рядом: надо – мясо жарь, грейся, пока тот сидит на лавочке.

Но грелся-то я раньше. Ноне как самокрутку сварганю после грибочков, так и не холодно. Ходишь по лагерям и весям – как летаешь.

Спать не хотелось, – вообще этого можно было не делать, – потому решил наведываться к охотнику. Глядишь, чего и расскажет. Только выудить надо.

Я только подходил, а Финниган уже прищурился и первым разговор начал:

– Опять ты своих грибов нажрался…

– Only для попыток познать бытие!

– Я с тобой разговаривать не хочу. Ты чудной после грибов.

– Я в норме.

– Норма – понятие относительное.

Началось!

– Помнишь, прошлым разом, ты было начал говорить про миры, в каких побывал?

– Не помню.

– Да вчера это было! Кто из нас болотник курил, ты или я?

– Ну и чего?

– А то, что ни про один мир так и не поведал.

– Потому что не помню.

– Ты обещал – настаивал я.

Повисла пауза.

– Это очень сложное занятие, – сказал Финниган. – Видать, среди возникших есть народ, кто такое говорит, да не я.

– Ну ты хоть что-то помнишь? Может, сны тебе снятся, как мне?

– Сны вообще могут быть о чем угодно. Не обязательно о прошлых мирах. Надо думать, было бы просто таким способом трактовать все, что в башку приходит.

– Что-то подсказывает, Финниган, мне снятся именно прошлые миры.

– А и пусть! – махнул он.

Вот и разговор!

Я снова кивнул:

– Позволь стать сильнее!

– Позволяю!


Nuggets

Strength +1


– Позволь стать сильнее

– Позволяю!


Nuggets

Strength +1


В теле я почувствовал некоторую уверенность. Хлынул прилив сил, и хотелось найти ему применение. Покопавшись в инвентаре, я отыскал меч, который прежде был не по руке.

Я переместил меч на пояс, но доставать из ножен не стал – голубчики всполошатся. Не хотелось тревожить людей.

– Финниган…

– Опять?

– Нет. Что ты с рудой делаешь?

– То же самое, что и все.

– Например?

– Еда-питье-оружие. – быстро проговорил он.

– Еликсиры-кушанье-компот? – рассмеялся я.

– Какой кам-поот?

– Да так, – я засмущался, будто сказал дурное – вспомнилось что-то…

– Аа… – понимающе протянул Финниган.

В тот момент мне захотелось поделиться с охотником довольно занятным диалогом, который случился с одним из возникших пару дней назад.

Я, как обычно, шмыгая по делам, наткнулся на Слака, голубчика из Лагеря Бродяг. Он славился простодушием и был единственным из членов Бродяг, кто собирался на Поляне у Дуба.

Броня на нем была синяя, «бродяжная» – говорили у нас в Лагере; стойкая, и как мне тогда казалось – весьма практичная.

А волосы у Слака рыжие, глаза голубые, добрые. В целом – довольно сносный, приветливый возникший, который не рвался вперед и не тянул других в сомнительные дела.

День выдался солнечный. Искря литыми частями доспеха, Слак то и дело отвлекался на природу:

– Соловейчик-то, погляди – как пространство румянит!

– И дышать сладко, – согласился я.

– А то!

– Слушай, ты когда еще в Дикий Лес пойдешь?

– Не скоро. Тута делов полно.

– Да каких еще таких делов? Тебе здесь не скучно?

– Бывает, но, понимаешь, нужно тут дела доделать… в общем занят я неописуемо.

Заговорил он странно – точно скрывал что-то.

– А Финниган, с тобой будет?

– Да… То есть… Не знаю. Ты у него сам поинтересуйся!

Слак встал истуканом, прервав разговор. Сначала я решил – под болванчика косит – был такой грех за голубчиками в личном разговоре – но затем понял – перебирает вещи. Невежливо отвлекать от этого дела, но и разговор прерывать нехорошо. Чуть обождав, я потревожил:

– Послушай, твое нахождение там, возле дуба, оно тебе что-то дало?

– Ты даже не представляешь! – Он хлопнул в ладоши – Я бы и тебе советовал, но, пойми, бывает, что часто туда наведываться не имеет смысла. Разок сходил, и достаточно. Я думаю, тебе двух раз – за глаза!

– Скажи, а ты пробовал синюю болотную траву?

– Не слыхал о такой…

– Ну-ка, глянь!

Я достал свежий, не начатый кулек и сунул ему в руку.

– А!

– Что такое?

Слак расплылся в улыбке:

– Точно! Пробовал я!

– Ну и как?

– Да ничего особенного. Похорошело, это да, полегче шлось, но и только. Помню, правда, как не мог взять в толк, отчего это небо такое… – Слак запнулся.

– Какое?

– Ненастоящее… – медленно проговорил он и тяжело уставился на меня.

Я спросил со всей серьезностью:

– Нарисованное?

– Да! Хотя… Нет!

Он замотал головой, будто сказал что-то ужасное.

– Слак!

– Чего?

– «Да» или «Нет»?

– Да какое оно нарисованное!? – отмахнулся он, нервно хихикая – Обычное небо. Движется!

Но разговор я запомнил.

– Ты что, завис? – Финниган въедливо уставился на меня своими карими глазищами, поглаживая перчаткой кустистые усы.

– Финниган, скажи. Ты видишь, что небо нарисованное?

– Кто ж тебе такое сказал?

– Слак. Только он сам не уверен.

– А! – отмахнулся Финниган. – Пустобрех. Возникший. Что с него взять?

– Я думаю – много чего.

– Не слушай его. Время не трать.

– Но как можно не обращать внимания на такие вещи?

– Небо и солнышко тебе путь освещают и греют, дарят рассветы, закаты, звезды расстилают перед тобой, а ты так говоришь – нарисованное… Нехорошо!

– Но Финниган…

– Ты грибы ел?

– И что?

– А то, что не нужны они тебе. Не-нуж-ны.

– А что мне нужно?

– Ничего. Тебе душа укажет путь.

– Финниган…

– Ты должен сам все понять. – сказал он, отвел взгляд и молча уселся у костра.

Я постоял, помялся, но затем спросил:

– Почему ты всех, кто много говорит, называешь пустобрехами? Это же информация!

– Потому что смысл тает в океане фраз.

Теперь замолчал и я.

Финниган, по моему разумению, в последнее время говорил противоречивые вещи. В один день призывал задуматься, облепить себя вопросами, а в другой – пойти поспать и ни о чем не думать. Время от времени, из-за противоречивых наставлений, авторитет охотника блекнул в моих глазах, а порой думалось, будто он вообще ничего не знает. Но последняя фраза не оставляла никаких сомнений в легитимности Финнигана как наставника, ментора.

Это не было четким руководством к действию, советом или рекомендацией. Он раскрывал секреты бытия, казалось бы, такого неприступного и недосягаемого.

А что, в итоге, мне делать? Наверное, нельзя без всякого основания и повода решиться думать, и не думать непозволительно – так я заключил. В духе Финнигана.


***


Уснул я сладко, глубоко видать провалился, и пока грезы не досмотрел, с постели не вставал: деваться было некуда, убежать из сна не получалось.

И грезилось, что боги управляют мной, через машины, каких не видывал. Велят что делать, говорить. Будто я – не я вовсе, а отражение их желаний.

А сами – исполины, больше меня и всякого, больше мира, за которым наблюдают. Следят через громадные оконца своих машин, и все отстать не могут.

Создают меня боги каждую секунду, а прекратят – мир кончится: не будет меня, не будет мыслей. Мыслей, которых на самом деле нет…

Проснувшись, первым делом взялся за ниточки, они пока вели к образам уходящего сна.

Боясь позабыть что-то важное, я отчаянно хватал fragile details, но они рассыпались, едва притрагивался. Образы стремительно убывали, гасли как угли от костра, оказавшись под проливным дождем.

Ускользающий сон, вяло вспыхнув, напомнил – характеры у меня бывают разные: то излишне сердечный, то внезапно жестокий, частенько подлый. И совсем противно сделалось.

Больше ничего вспомнить не получалось.

От досады я отправился на бессмысленную прогулку – смотреть в ночной небосвод, а еще хотелось повстречать заплутавшего собеседника, охочего до разговора.

Собеседника… Точно! Во сне боги прочитывали все, что произносил я или мой собеседник! А язык? Какой язык использовали? Не вспомнить.

В мягком ночном воздухе дышалось легко, лес неподалеку укал и гакал, в кустах пели сверчки. Я смотрел вверх: на небе выступили бесчисленные звезды и часто сверкали, заливая небосвод кипенным светом, бесконечным и недостижимым. Он поглотил взор, заволок в бездну раздумий.

Я не мог найти себе места, осознав, что людям выделена самая малость.

Вам чуток звезд на небе – сколько выйдет, столько и сосчитайте, земли плодородной с лесами, полями, морей бескрайних округ вам, неба лазурного над головами, облаков тучных наливных, да солнышка яркого лучистого.

Думаешь: вроде много, а вроде нет. Видно, мир дальше расходится, в стороны идет. На людях не зациклен, не сходится свет на них. Живет, кто его знает, какой незнакомец прямо на той звезде, и тоже думает: «А чего это так всего мало? Али много? – понять не могу».

Существуют ли боги, что во сне привиделись, или само-само придумалось..? А коль само, откуда взялось?

И думал я, колобродил, собеседника верного искал, да все не шел, не ступал на тропы, по которым проходил я не помню сколько. И только силуэт, темно-синий в ночи, едва различимый на фоне деревьев, неустанно следовал за мной и будто звал куда-то.


Unexpected Error


Близилось нечастое событие – ежегодное Слушание. Раз в год голубчики Лагеря доносили чаяния до самого Магната, не отказывая в похвальбе и восхищении великим управленцем.

Бард куда-то запропастился. Напевов не хватало, ведь зачастую песни и стихи словоплета предвещали вынос Магната, своеобразный маячок.

Для выноса существовал специальный mobile throne. Четверо голубчиков, чаще из знати, в парадных одеждах выносили престол с управленцем, а народ говорил, когда велели.

В Замок не приглашали, выносили во внешнее кольцо и устанавливали прямо у ворот с решеткой.

Я всегда думал, что логичнее проводить мероприятие в Тронном Зале, но куда до моих мыслей остальным!

В Тронном Зале я разок-другой бывал. Конечно, обомлел сперва, было с чего.

Богатая просторная зала, огромный стол площадью в несколько хижин, на нем медные блюда с кушаньем изысканным, почти нетронутым.

Я глядел тогда и диву давался, слюни глотая, да посуду воруя понемногу. Инвентарь мой в то время хорошенько пополнился дорогим барахлишком, а по Лагерю долго ходили тарелки да вилки с магнатского стола.

Что еще помню, свечей там было не счесть, точно днем в ясную погоду вышел, а высокий деревянный трон Магната покрывал изящный слой резьбы, с вкраплениями золота, натертого до блеска. Я пригляделся – в некоторых местах престол обит карминовой тканью.

Свиты подле трона толпилось изрядно, и все с важными лицами. Друг перед другом выставлялись, подбородками вверх тянулись, показывая свою необычайную значимость.

Облачены они были в роскошные armors, щедро осыпанные драгоценными камнями, с откидными воротами из бурдючьего меха. Таких в периметре и за пределами не встретить. А на руках-то! – атласные перчатки, и пальцы златыми да серебряными кольцами сверкают, а в них аквамарины, янтари, рубины. Попробуй в таких – сразись! В народе не зря говорят: «Работать как Магнат», то бишь не работать совсем.

Про Великого Магната и сказать нечего: ему от свиты похвальба да поклонение, взгляды заискивающие. Полна свита манерами и жестами лукавыми!

А сам Магнат – ничего путного, глаза бездушные, отстраненные, точно пропел Бард:

Дракон, держась на троне вечность,

Не подпуская никого,

Лишь только дарит время

Любоваться на него.


В глазах того – сапфиры,

Бездушные холодные цветы,

Богатства и мальдивы,

Невиданной цены.


Те каменные руки,

Та чешуя из золота – взгляни!

Не выпускают трона,

Но только подымаются – беги!


Не тронь его, безумец,

Змей не поймет того.

Его, короной обреченного,

Коснуться не дозволено!

Народу собралось где-то два десятка, и было некомфортно. Я был погружен в собственные мысли, мероприятию внимания почти не уделял. Да и знакомо все, ужасно знакомо.

Процессом управлял Переговорщик, он наводил палец на одного из толпы, затем велел говорить.

Переговорщик был одним из членов свиты, самый высокий из них, его частенько называли Высокий Член.

Ты, голубчик, – Переговорщик указал на меня своим длинным пальцем, – что желаешь рассказать Великому Магнату?


_______


1. О, великий командир, преклоняюсь пред твоею мудростью!

2. Повелению твоему всегда подложен.

3. Ненароком чуть слезу не пустил, завидев тебя! Оттого что воин, сдерживаюсь!

4. Твоего приказа только жду, солнце ясное!

5. Донести на изменников хочу, еле сдерживаюсь!

6. Обомлел я, слова забыл, Великий Магнат!

7. Разреши измышления о твоих деяниях прелестных выдать!

_______


Я всегда переминал разные фразы, если доводилось говорить с Магнатом, но в этот раз решил сказать от сердца:

– Мудила!..


001010100101011100010100010011100101101101011011010110000101101100010100

0101100001001100010011000101111001011011010110110100111001001101000101000

1100000010100010101001001010101010011100001010001001010010111010101110101

0011100101011001011001010111010101001001010111010100000001010001011101010

1100000010100010110010101101101011000010011000100111001011100010111000001

01110001011100010111


001010100101011100010100010011100101101101011011010110000101101100010100

0101100001001100010011000101111001011011010110110100111001001101000101000

1100000010100010101001001010101010011100001010001001010010111010101110101

0011100101011001011001010111010101001001010111010100000001010001011101010

1100000010100010110010101101101011000010011000100111001011100010111000001

01110001011100010111


Я встал порывисто, буквально вскочил на ноги. Сплю я легко, ничего не снится. Только глаза закрою…

Я огляделся: голые стены без окон, но не темно – свет просачивается в щели, ветхий матрас на дощатом полу, деревянная дверь на засове. Место незнакомое.

«Заброшенная хижина!» – мелькнуло в голове. Я тихонько прошел к двери по скрипучему полу, осторожно отодвинул засов и выбрался из хижины, захлопнув за собой тугую дверь. Солнце стояло в зените, погода ясная и… Баа! На мне была чужая броня!

Я отошел от хижины и удивился – вроде перевалочного пункта для путника, но никаких припасов внутри не было, никакой печки не приспособлено и места для костра поблизости нет.

Я направился оглядывать местность. Чуть вдали красовался Лагерь Бродяг, прикрытый от скорого хода резкими холмами с обильной зеленью и тихой речушкой.

Броня на мне была та, в какой гарцуют голубчики из того лагеря за холмами, двигаться в ней было непривычно. Недолго думая, я побежал в Родной Лагерь, попутно привыкая к новому armor.

Спешить в незнакомом доспехе удавалось с некоторым преодолением, хотя никаких фактических неудобств он не причинял. Скорее, непривычно было.

Я сбавил ход на раскатистом холме, почуяв знакомую душистую травку, что росла в окрестностях Родного Лагеря, остановился, усладясь возникшей картиной: впереди был пышный и живой лес, от него долетали звуки и частички тайн, упрятанных в самом сердце дремучего царства.

А дальше могучего леса высился знакомый серый замок без тына. Только башни торчали из зеленого глушняка, окруженные ветвистыми стволами – обман зрения, но чертовски красиво, петь захотелось. The Castle вырастал из густолесья и звериной дикости.

Я сперва забоялся идти во внешнее кольцо, но потом осмелел. А что оставалось?

Тревожился я толи по неопределенности, в которую попал, толи потому, что доспехи на мне были чужие. Сложное ощущение.

Стражники пустили без всякого промедления, даже косо не глянули. Вокруг все казалось прежним, во всяком случае, так говорил мой внутренний голос.

Финниган сидел на лавочке, раздосадованный.

– Явился!

– Финниган, что произошло?

– Вот скажи мне, зачем ты везде суешь нос?

– Я ничего не сделал, просто хотел…

– Просто, все у тебя просто!

Охотник покачал головой, в глазах – полная безнадега.

– А сейчас можно? – робко поинтересовался я.

– Что можно?! – Финниган не скрывал раздражения.

– Сказать, – мне казалось непременно важным разузнать все, чтобы не повторить случившегося, пока не совсем понятного.

– Да етивокура! Проход закрыли!.. а его волнует, может ли он сказать слово мудак!

– Проход, Финниган, я ничего не понимаю.

– Ох… парень, все тебе можно было, пока ты грибов этих не нажрался, и даже синий болотник позволительно было…

– Да что произошло, старина?

– По твоей милости нас перекинуло с одного сценария, на другой. Старина.

– Что это значит?

Финниган вяло посмотрел на меня:

– Слушай, колихочешь, – он обреченно покачал головой, и сразу продолжил. – Мир наш, как бы множится, и существует в бесчисленных количествах, но на определенных участках, так назовем, миры крайне идентичны, и мы существуем во множестве миров одновременно, но до конкретных пределов участка. И существовали мы прежде на том участке, где был открыт проход.

– Мы были в одной части совокупности близких миров, а теперь в другой?

– Да! – злобно ответил Финниган. – Соображаешь… Умная голова, только дураку досталась…

Таким я его еще не видел.

– А чем это грозит?

– Ничем, абсолютно ничего не поменялось, за исключением твоих занятий, брони, которую носишь…

– И..?

– И проход теперь закрыт, – вздохнул охотник.

– Как же так…

– Да вот так! Мы хотели убраться из этого мира, по своей воли, память, возможно, сохранить, а теперь… И все из-за тебя!

– Дак чего же ты мне раньше не сказал, я бы не стал выкрикивать!

– Как тебе объяснить? Ты такой человек, стал бы за нами увиваться, совать везде свой нос, не давал бы проходу, это твоя сущность, понимаешь? А путь у тебя иной, я говорил, ты должен перейти в другой мир, не в Дикий Лес. Эх, Дикий Лес, теперь только одни воспоминания, и тех потом не станет.

– Может быть, есть какой-то иной способ?

– Может и есть, да откуда знать… Я же не провидец, я просто человек, который знал чуть больше, душа подсказала.

До меня стало доходить. Финниган и остальные, преднамеренно скрывали информацию для общей пользы.

– Финниган, прости.

– Бог простит. Ты лучше к Кухену не ходи… да ни к кому не ходи, не рады тебе тут.

Он опустил голову.

– Финниган – робко спросил я.

– Что?

– Ну откуда ты все это знаешь?

– Видать, такой я.

Больше я ничего не спрашивал.

И сразу же, вихрем одернул Истопник, никогда до того первым разговор не заводивший:

– Твоих рук дело?

– А что?

– Еще раз такое повторится, будешь иметь дело со мной. – сказал и спокойно ушел. Проверять слова не хотелось.

Далее мои приключения шли совершенно обыкновенным образом, но мысль о проходе не давала покоя, и дело было даже не в сценарии, или Лагере Бродяг, находиться в котором мне претило.

К тому моменту что-то изменилось. Я больше не смотрел на мир лагерей прежними глазами, все сделалось предсказуемым, хотя было таким все время; жить стало пресно и временами совершенно невыносимо. Конечно, я понимал, это дом родной, но как птенец выходит из гнезда, оперившись, так и мне предстояло…

Потому я быстро состряпал план и принялся его исполнять.

Глубокой ночью, когда цикады сочно пели, а звезды покрывали серебром гладкие камни Замка, я пробрался во Двор Магнатов проверенным способом – взобрался на крышу деревянной хижины, примощенной вплотную к стене крепости, и влез по ней в окошко сторожевой башни, где частенько отлынивал стражник.

Была такая прореха в обороне Замка – неприметные борозды между блоками. Трюк я проделывал не единожды, но прежде – только в прошлом сценарии. Доспехи с непривычки стесняли движения, то и дело я поглядывал на голубчиков под стенами, но все обошлось.

Неслышно крадясь и частенько прислоняясь к холодному полу да остывающим стенам, спустился с башни во двор, повернул налево, прошел вдоль стены тишком и оказался у капеллы магов.

Вход в капеллу был открыт. Как и другие здания во дворе Замка, обитель магов оставался незащищенным: кто посмеет напасть исподтишка, в самом сердце Родного Лагеря? Немыслимо!

Я вошел в просторную залу, стены которой были украшены фресками поклонения огню, поделенные пилястрами. На каменном полу ярко горела пиктограмма, выложенная из небольших оплывших свечей. По невидимым линиям, соединяющим огоньки, проходило свечение, переливаясь всеми возможными цветами, медленно гасло, возникало вновь. Знак был непонятен, незнаком, но красоту и трепет колдовства я оценил.

Дальше, в переливах охранных чар, стоял табернакль, а стены вокруг были расписаны золотом – руны и знаки, языка которых я не знал.

Из лона капеллы доносились похрапывания и сопения; кто-то бубнил себе под нос.

Я слышал о таком: маги бормотали во сне, сотворяя заклинания, а просыпались уже охваченные пламенем, или находили себя в предместьях других лагерей, с камнем телепортации зажатым в кулаке. И смех и грех!

Немедля, я направился в дальнюю комнатушку, где хранили эликсиры. Темная прохладная каморка в дальнем закутке капеллы была заполнена искрящимися склянками и небольшими бутылями, заботливо расставленными на деревянных стеллажах вдоль стен. На полу были сундуки.

Я двигался предельно тихо, но броня малость позвякивала и шуршала. Конечно, приходится чем-то жертвовать в угоду защите и вольготности, с которой носишь сей armor.

Я смело принялся хватать бутыли и склянки, совать в инвентарь без разбора. В какой-то момент мне послышалось, что в одной из комнат возникла хлопотня, я тут же замер, напряженно следя за каждым звуком, сколь безобидным тот ни казался.

Потом все стихло, бросив эликсиры, второпях я прильнул к сундуку. Действовал поспешно и грубо, да к тому же выяснилось, что навык нынешний заметно уступал тому, которым я владел на прошлом сценарии.

Спустя пару изведенных отмычек замок поддался, я наконец запустил руки в сундук, уже изрядно вспотевший.


Xp+


Эликсиров оказалось в обрез. До меня здесь явно кто-то побывал, изрядно почистив сундуки нерасторопных чародеев. Кто бы мог подумать – зачаровывают вещи, пользуют камни телепортации, стоят в серьезных схватках, но замки на сундуках обыкновенные! Как у рудокопов!

Подозрительная возня, затем шаги в одной из комнат. Я подорвался, забыв про всякую скрытность, быстро зашагал к выходу, желая поскорее убраться.

Возле зашторенной кельи поджидал маг с огненной стрелой в руках, которая переливалась языками пламени, но не обжигала творящего, не палила широкие узорчатые рукава пунцовой робы.

Я ошалел и сразу пустился наутек, не оглядываясь. В спину летели огненные стрелы и ругательства – выдавал маг получше всякого сапожника!

Стражники опешили, завидев бегущего голубчика, у которого доспех был обложен пламенем, и не среагировали; мечи лязгнули, только когда подоспел волшебник, выкрикивающий невесть что.

По ошалелости я заржал, жадно глотая воздух: сказалось напряжение и комичность происходящего.

Выбежав за тын через южные ворота, кинулся в реку и только в тот момент перестал хохотать.

Предстояло выждать некоторое время, прежде чем возвращаться в Родной Лагерь.

Я вышел на берег и двинулся вдоль реки, намереваясь посетить одного голубчика с трудным именем Ковал.


***


Изначально Ковал был подмастерьем, помощником, аппрентисом кузница в Родном Лагере, но его так достали вопросами «Что ковал Ковал?», «Когда Ковал ковал, что делал ты?» в его присутствии, что подающий большие надежды кузнец решил податься в охотники – ушел в дикие места, недалеко от Лагеря, поставил там хижину и занялся нужным промыслом.

Делал Ковал все грамотно, с расстановкой, и вскоре к нему стали ходить на поклон: советовались по охотничьему делу, желали обучаться у него, даже завелись покупатели, потому Ковалу стало без надобности ходить в Лагерь, разве только по личным вопросам, да по скуке, которая нет-нет, да возьмет в одиночестве.

А имя он пообещал сменить на более благозвучное и длинное, но как по мне – Ковал – отличный вариант.

Конечно, Ковал бы и ковал дальше хорошие мечи да armor, если б не достали. С другой стороны – толковыми охотниками нынче не разбрасываются. «Потому – к лучшему»: заключили голубчики в Лагере.

Добрался к вечеру, хижина, или даже небольшой домик али изба, погружалась во тьму. Когда я подходил, издалека было уже сложно разглядеть очертания. Ковал стоял на крытой просторной веранде с ровным дощатым полом подле своих трофеев, тщательно что-то разыскивал.

Мы немного поторговались, а потом уселись у костра вести тихий разговор и покушать, все же время было позднее.

Вел я себе осторожно: в беседе старался не говорить лишнего, не выяснять, возникший Ковал, или бездушный – ненароком переместиться на другой сценарий разок другой в мои планы не входило.

Поговорили обо всем, в том смысле что ни о чем. Охотник рассказал, как давеча пасущихся Вренов добыл, целых пять штук!

Я присвистнул, но не стушевался, поведал, что надысь совладал со стаей кобачей, хвастался, как потом собирал трофеи, хотя о таком только слыхивал. Закладывать-то я умею, приноровлен, особенно, когда ситуация позволят или, куда важнее – требует.

Ковал слушал, кивал, да приговаривал: «Эх, ну даешь!»

По его смуглому лицу то и дело проплывала улыбка, оголяя неприлично ровные зубы, глаза то и дело бегали по сторонам, а когда возвращались к тебе, то блестели, живо и ярко. Еще немного и я решил бы, что он возникший, но случай позже подтвердил мою догадку безо всяких умозаключений и выстраданных сомнений.

Диалог постепенно исчерпывал себя, и на последок Ковал невзначай добавил:

– Не смей перечить Великому Магнату, он бездушный.

Я ждал, что после этой фразы Ковал снова улыбнется, оголив ровные белые зубы, но выражение его было серьезнее некуда.

А оно и понятно!

Я бы еще тарыбарил да закладывал, ведь располагал беседчик, пусть и ерничал иногда, раскусывая всякую ложь, но горизонт давно утонул в синей мгле, и вскоре опустилась ночь; лес размешался с небом, лишь теменью непролазной определяясь для глаз. Потом и звезды выступили, а все что под ними – все одним целым стояло.

На следующий день, ни свет ни заря, я проснулся и глубоко вздохнул – начинался день, начинался путь.

Зачинающийся костерок курился дымком, внутри прорезалось слабое пламя.

Я глянул вдаль – лесу не было ни конца, ни края, хоть и под куполом весь.

А ведь человека тянет даль и ширь, высота, глубина мира, неизвестное-невиданное, опасное приключение, внутри которого доведется размахнуться, почувствовать простор души и сладость бытия.

Разве так положено: ходить под куполом и желать о таком?

Будь нашей долей только та земля, на которую отправили и только одна эта жизнь, стали бы мы задумываться о ширях и далях, высоте и глубине?

Очевидно, дали нам много больше.

Тихое ликование наполнило душу, а мир ограничился безмолвием, как и следовало замыслу: прекрасная немота, окружающая путника – доказательство (его) пути. Ибо только путник резонирует с миром, молчащим всеми формами пространства.

Я отправился в путь, ни сказав Ковалу ни слова.

Вдоль тропинки, проходящей по краю опушки, тянулись невысокие деревья, в две хижины высотой, росли очень густо.

В высокой жёсткой траве проглядывались ягодки, одинокие цветочки, точно как на картинах, которые я видел в замках.

Я полез в инвентарь и достал железяку, что в прошлом сценарии была недоступна, отчего – догадывался.

Шел я быстро, случалось – переходил на бег, вопреки внушительным, в сравнении с прошлым сценарием, доспехам.

Загнутой железякой работал стремительно, даже удивлялся, в уме подсчитывал, сколько ударов совершалось за пару секунд боя!

Было непривычно: ударов не счесть, а эффективность низкая. И главное – дальность атаки никудышная, будто на кулаках дерешься. Намахаешься железякой, врага уложишь, а тому засадить все же удается, поспевает зверина.

Другое дело – двуручный меч. Такого в прошлом сценарии не было. Не бой, а песня! Машешь на расстоянии, зверье так и падает навзничь, подойти не успевает. Одно плохо – тяжелый, не размахнешься от души.

Наручи непривычно переливались солнцем, точно натертые до масляного блеска. Я двигался с двуручником наготове, немного неуклюже, но с уверенностью в исходе боя.

Вот Врен ловко выпрыгнул из-за орешника, где земля была изрыта. Я смело и решительно применил нехитрую комбинацию, разящую зверя наповал: влево, вправо, влево, вправо, блок, влево, вправо, блок, влево, вправо…


Xp+


Врен повалился, я победно убрал внушительный меч за спину, тихо торжествуя.

Миновав опушку леса, вышел на небольшой раскатистый холм.

Вокруг ни души, ни зверины. Я остановился. Был слышен шорох ветра, проносящийся по суховатой палой траве, которой порос холм; прыткий и быстрый, свистел над податливым покровом зелени. Дышалось прекрасно.

Бывает, выйдешь из периметра на природу, в дикую местность, так светлая радость наполняет душу, красота неописуемая глазам представляется. Идешь, невольно любуешься, красой родного края услаждаешься, а к соседним лагерям приблизишься, так и каждую щепочку рассматриваешь, на небе новые облака ищешь. А кто еще поведает, как все устроено, если не ты сам?


***


Я остановился, оценивая непроходимую горную гряду, которая опоясывала Мир прямо по краю купола. Поросшие лесом скалы, недоступные и манящие, под лучами рассвета али в янтарных переливах выглядели особенно возвышенно, заполняли пространство благолепием. Душа ликовала при виде такой красоты.

Splendid – вырвалось у меня.

Впереди был обрыв с небольшим водопадом, что сеялся понизу крупным дождем, формируя речушку, в которую вся эта вода собиралась, а дальше – петляла по зарослям цветочных и ягодных кустарников, наполняла еле слышным журчанием округу.

Пройдешь вдоль речушки и выйдешь на то самое место. Вон – камень, на который я взбирался, спасаясь от ящуров, за ним проход. Must be there!

Обогнув ящеров хитрой тропой, я приблизился к месту, где был проход, глазами очерчивая его пределы. Достав железяку, сразу решил попробовать горную породу.

На удивление, под ударами орудия порода осыпалась. Булыжники откалывались, легко падая мне под ноги, и в одну секунду вдруг все осыпалось – проход скинул маскировку. Предо мной зияла знакомая темень, ведущая в Дикий Лес.


Loading


Со стороны Дикий Лес виделся прежним. Агатовые стволы, неодетые, с застылыми ветвями-саблями стояли неприветливо; твердо, не шелохнутся от ветра. Неба, как и прежде, не видать.

Сурово и пусто Лес встречал гостей с Большой Земли.

Вместе с тем, что-то поменялось, я сразу решил по тому, как лежала земля, застыло толпились неодетые деревья и звучали рваные отголоски волшебных тварей: в воздухе маячило новое, обновленное.

Проход был снова открыт, сердце потому наполнилось радостью. Не быть мне ослом и болваном в глазах возникших!

А цель моя, что и прежде, была в жадном поиске Темных Грибов. Теперь я находился на другом сценарии, без ингредиентов, предстояло запастись впрок перед уходом, хищно поворошив Лес. У нас в мире учат – бери с запасом, коли есть, где взять.

Первыми встречали огненные вепри, которых на Большой Земле не встретить. От существ тянуло серой и чем-то паленым.

Уверенности в исходе боя на новом сценарии оказалось больше, но и враги, куда же без этого, заметно повзрослели. Напали первыми, свирепые огненные кабаны.

Дрался с ними отважно, не жалел взмахов и выпадов, но успехом такой поединок не увенчался. Все же я охотник-истребитель, если вижу зверя на пути – разношу тварину на куски, пока не успеет обозлиться.

Вести бой с такими кабанами, честный и открытый – только меч опалять, обжигаться-скалиться при ударах и замахах.

Была вещица на такой случай, как по заказу. Исход применения магического оружия непредсказуем, может – вовсе истрачу, но experience говорил: надо пулять, не в пустую улетит!

Вынул свиток из инвентаря, быстро развернул. Стрела холодила ладонь, обдавала до локтя прохладой, светя неяркой синевой, как если бы лед смешали с ясным, синим небом.

Стрел только две, и шанса на ошибку нет, либо целься ладно и основательно, либо устраивай танцы с мечом до пота.

Стрелы с характерным колдовским звуком вонзились в туши огненных вепрей. Чуть погодя, кабанчики повалились, а стрелы начали таять, несколько быстрее, чем сказочные твари.


Xp+


Xp+


Я перевел дух, во рту было сухо. Еще заметил как прохладен был Дикий Лес.

Пошли мрачные прямоходящие быки в шлемах, что медью отливали. Опасные и долгоиграющие противники, которых одолеть непросто.

Я драпал ни один раз, извел кучу стрел – драться с двумя бычарами забоялся. Одолел только двуручником, уже изрядно покоцаных тварей. А вслед за тем взяла досада. Грибов за быками не было.

Потом изводил надутых ящуров с дубовой чешуей. Пробить выходило лишь со второго удара. Истреблял зеленых увальней. Но грибов попалось только два. Чего с них будет?

Затем случилось невероятное – стали возникать невиданные доселе деревянные ящики, встречавшие прямо посреди тропы. Откуда, как? Подумал-подумал, и даже задаваться перестал.

Первый деревянный ящик был огромен, немного потерт и потаскан, но целый. С ровными досками, добротно сбитыми. Я рефлекторно потянулся за железякой разбить коробку, но замялся: поди ж ты – не вышло! Сделал вторую попытку – тщетно. Загнутая железяка повисла в инвентаре, как на прошлом сценарии.

Я достал двуручник и принялся отгибать доски, засовывая лезвие в щели меж них. Работал нерасторопно, неумело, но доски затрещали. Через пару минут передо мной стоял разворошенный ящик, а на дне таилась белая сумка.

Я пригляделся – на ней ровный алый крест, истертый и выцветший. Тоненькая, какая-то резкая лямка; и ломанная. Сумка выглядела твердой, цельной.

Оторвав голыми руками остатки досок, я потянулся к ней. В следующую секунду произошло чрезвычайно неправдоподобное: сумка исчезла, armor отозвался мягким приятным звуком и вмиг прекратил. Настолько легкий да гладкий сигнал, что почувствовал я прилив сил, свежесть, как после здравящего эликсира.

Вот так дела!

Следующий сюрприз я обнаружил возле логова, где пыхтели носами, выпуская пар, знакомые прямоходящие быки с огромными ржавыми топорищами (не те, что были в медных шлемах). Что-то подсказывало – за ними россыпь грибов. Я приноровился отбирать по внешним признакам, возле какого куска земли прорастали заветные грибы. Логово стояло именно в таком месте.

Ломая ящик и следя за тварями, я высматривал отломившиеся доски. Те исчезали и растворялись, подобно поверженным тваринам. Внимание приходилось рассеивалось на несколько сторон.

На дне лежала диковинная штука, приближаться к которой я забоялся.

Видно было – твердая, наверняка железная, черная и аккуратная. Походила вещь на уголок из неизвестного металла угляного цвета с мудреными насечками и рефленостями. Чем-то даже напоминала украшение, безделушку для услады глаз, да только большевата была.

Один конец уголка закруглен, а внутри какая-то трубочка, – я сразу подумал о возникшем с дробовиком. Второй конец оказался шире, и более напоминал рукоятку механизма. В месте, где уголок сгибался, была пробоина с торчащим железным язычком и каемочкой вокруг.

Что было передо мной, я только догадывался. Но набрался смелости, потянулся.

В следующий момент в руках я держал эту диковину, выставив конец с трубочкой вперед и наложив указательный палец на железный язычок.

Знакомое чувство охватило, что-то нестерпимо естественное. Ладонь приятно холодило, лежала диковина в руке словно влитая.

Рука сама направила уголок на вражину, а палец надавил на твердый язычок. Потом все быстро, точно заклинание сработало – громкий хлопок, вспышка огня из трубки и прямоходящий бык бежит на меня, встревоженный и обозленный.

Я помчался наутек.

Проследив, что тварина больше не гонится, вдоволь отдышался, с осторожностью посматривая на уголок. Было стойкое желание разглядеть вблизи, но все нутру выставляло диковину от меня.

Я вернулся к тварине и выстрелил еще раз, потом еще и еще, пока та не грохнулась.


Xp+


В тот момент я осознал, что в руках у меня грозное оружие, которым надо пользоваться с умом. И отправился шерстить по логовам сказочных тварин-супостатов, изводя уголком и собирая заветные грибы.

Насобирал я вволю, как ограбил. Потому заключил – пора собираться на Большую Землю. Только подбивало сходить на Радужную Сторону, глянуть на Поляну без путников. И хочется и можется, дак чего не пойти?

Следуя зову сердца и души, я вышел к обрывистому берегу, минуя пару супостатов и щедрую россыпь грибов. Сильного ветра, который буйствовал прошлым разом, не встретил.

Пошел я вдоль реки, не найдя ступенек. Любовался сладкой красотой радужной стороны – столько там было света и зелени.

А вот и ступеньки появились. Ровно к ним вышел, и как нормальный человек, без всякого колдовства, на своих двух пересек тихую реку. От водной глади тянуло прохладой, течение было слабым, точно замедлялось в месте каменных сходен.

Перейдя реку, я наслаждался благолепием Радужной стороны. Зеленое царство окружало пышными раскидистыми деревьями, сочной высокорослой травой и дорожками в ней, по которым приятно блуждать. Неторопливо и легко плыли налитые облака на лазурном небе, ступал я по земле мягко, без страха, только оглядывался редко: а вдруг – супостатов банда.

В даль поглядишь – не лес, глушняк непроходимый. Как доберешься туда, где глаза сплошные дебри видели, вона путь проступает…

Шел вслепую, совсем не помня, где Поляна. А попробуй – упомни! Кругом могучие кроны, солнце бьет в глаза, если не скрыто за барашками, что скользят рядами: уходят в милый край али возвращаются?

Взора толком не поднять, но все же где-то под кронами усмотрел.

Узенькая тропа вилась недолго, привела к небольшой избе. Ее неясные очертания издали наводили сперва на мысль о поселении. Но то была всего лишь неприметная одинокая избушка, на крыше которой разливалось солнце и тихо гасло на небольшой крытой веранде. Уж сколько хижин да избенок пересмотрел, а дивился, ведь в округе ни души!

Я заспешил на веранду, потом к двери – оказалось не заперто. Посмотрел на убранство и заключил, что именно так изнутри выглядят незаселенные замки на Большой Земле.

Оставил уголок на прилавке подле, разложил съестное, стал выкрикивать приметные фразы торговых голубчиков. Делал это с набитым ртом, и получалось неважно. Потому прекратил, ограничившись взмахами да легким завлекающим танцем в никуда.

Захотелось пива. Я с удовольствием принялся за припасенную бутылочку, завалившуюся в конец инвентаря.

Проход был открыт, я больше не чувствовал себя виноватым или глупым. Котелок посещало все больше невероятных размышлений.

Почему Финниган и компания решили перейти именно в мир Дикого Леса? Выбирает ли душа мир, в который попадает? И какой выбор сделает моя душа? Финниган говорил, что мне надо идти дальше, но почему не в Дикий Лес? Неужели путь здесь кончается?.. не может быть!, здесь наверняка остановка. Вопросы не из легких, вероятно и Финниган на них не знает ответов. Да если и знает!

То все мелкие вопросы, глобальные же в котелке звучали совсем нагло. Мне даже немного претило задаваться ими.

Какова цель создателя? Быть может, он получает информацию, пропуская частичку себя через мир, им же и созданный.

Сбор информации… для чего?! Улучшить себя или создать что-то более совершенное? А совершенна ли существующая система? Система, которую я не в состоянии понять. Что-то подсказывало, что моего аватара, сосуда, в котором прибывает душа, временно, надо полагать, не хватает, чтобы понять Божий Замысел. Как и не понять, почему Бог один, ведь до этого я только и слышал про богов…

Если уж так вышло, и мы принимает за основу то, что мы частичка Божественного Начала, – а что еще есть душа? – которая проходит по мирам, получая опыт, собирая информацию для создателя, то выходит, мы и есть этот создатель, ибо он формируется из нашего опыта; мы являемся частичкой его самого, мы и есть тот самый Бог, о котором ничего не знаем.

Потом вспомнил Финнигана – сидит он, повесив голову, или ушел куда?

Видел бы он мой уголок! А чего я на нем еще нашел!..

Когда начал шерстить на Темной стороне, увидал я маленькую кнопочку на рукояти, неприметную. Большой палец привычно нажал на нее, левая рука достала металлический вкладыш, убрала в инвентарь и моментально вернула назад заполненным. Я выстрелил, потом снова убрал вкладыш в инвентарь. Он переместился туда и опять возвратился полным.

Поначалу увиденное поразило. Но вскоре я привык, памятуя, сколько диковинных вещей уже доводилось встречать в этом мире.

Пока изводил тварей, поднаторел. Действия шли сами по себе, стоило только решить.

Совершать смену вкладыша, этого тоненького металлического брусочка, можно было в любое время, сколько бы в нем не находилось снарядов.

Я решил, что вкладыш на самом деле один, а в ящиках снаряды в обертке вкладыша. Так на Темной Стороне всех и извел, кто у грибов стоял. Мне нужны были грибы.

Мысли об уголке напомнили возникшего с дробо-ви-ком. И ведь никто не удивлялся! Впрочем, Финнигану ли удивляться?! Да кто вообще знает, что у возникших в инвентаре запрятано!? Там что угодно может быть. Я вот железяку свою и показать-то никому не мог, повисла же.

Скромная моя трапеза кончилась, и настала пора отыскать Поляну.

Нашлась она поздновато, когда близился вечер. Встречала запустением людским, но красотой неописуемой. Изумрудная травка стелилась мягким ковром, не допуская деревьев, кроме могучего дуба. Выглядело это все-таки странно: словно бы неведомые дровосеки вырубили столько Радужного Леса, чтобы освободить посреди чащи большую поляну.

Я неторопливо зашагал к огромному дереву, ступая по изумрудной зелени, туда, где собирались вспоминающие голубчики. Усевшись возле дуба, сорвал пучок травки и положил в рот, пожевал, начал думать-вспоминать.

Всего их было семь, я был восьмым.

Или их было не семь? Сколько человек собиралось возле дуба?

(Откуда столько рассуждений, зацепок, представлений?) Сосед говорил: Инженер. Так говорил сосед-истопник. Говорил. Когда говорил?

Чем проще мир, тем больше влияние души, доминация над аватаром…

В плохие миры не ходить, часть зла, нет душа, нет душ, душа-душ, слова… все слова… возникнуть… божье семя… частичка Бога, обогатить… богоугодный… богоугодный… дела… зажечь… шанс… энергия… душа помнит… только опыт…

Мысли носились быстро-быстро, хлеще шального ветра, я уже не понимал, где начало моих рассуждений, и есть ли. В голове возникали доселе неведомые слова, я поражался себе и понимал, что большего уже не познаю, хоть просиди у Дуба пару сотен лет. Хотя, что такое пара сотен лет в нашем понимании? Забыл я, где нахожусь!?

Я открыл глаза, хорошенько выдохнул, поморгал и посмотрел по сторонам.

Тёмно-зелёные пирамидки небольших елочек на конце Поляны ответили безмолвием, небо ясное, с поредевшими облаками, наполнялось тусклой и густой синевой.

Вечерело, становилось прохладно. Я шмыгнул носом, порылся в инвентаре: грибов было предостаточно. Дикий Лес больше не держал, Дуб, каким бы не был спокойным и безмолвным, все-таки ждал Финнигана и компанию, а мне высиживать и вспоминать больше не хотелось.

И какой бы волшебной сама Поляна не была, все необходимое здесь я получил, остальное душа знает и если к ней обращаться, то не нужна целая поляна с огромным дубом. Ну а что до меня самого…

Заключил я, что душа должна двигаться, а остановиться она не может, потому как всегда находит путь.

Возникновение, Финниган не говорил про это. Но я рассудил, дает оно ход душе.

Какова роль тела в возникновении? И если возникновение не происходит вовсе?

Разве душа виновата за тело?

Но точно одно – если душа хочет идти, она идет.

Душа всегда найдет путь.

По дороге на Большую землю я думал о том, насколько наш мир важен. Ведь существуют же миры, в которых задерживаться не стоит. Для души важен опыт. Малые миры, они как стоянки? Тогда и потухать душа не умеет. Выходит, это наше людское сознание придумывает стоянки, мы так раскладываем. Мы можем не сделать или забыть, оставить, потерять. Но душа так делать не умеет, она знает и помнит.

Душа погаснет, если остановится, но останавливаться не умеет. Не умеет и гаснуть.

Уже подходя к месту переправы, я остановился.

Затем спрятался в кустах и долго слушал, как наперебой щебечут птицы; сладко и звонко, что все в мире перестало интересовать. В какой-то момент я закрыл глаза и вдруг осознал, что нахожусь не в Лесу.

Я в пустоте, наполненной звуками и ветром, что еле слышно колышет вдали густые кроны. Подобно ветру, пронеслась мысль: раз через пустоту проходит звук и ветер, значит это вовсе не пустота. Разве может пустота быть заполненной?

В то же время, ветер проходит, и звук проходит, а пустота остаётся и ничто ей не мешает оставаться таковой. В голове возникали противоречия и вопросы. Но если и существует истина, прикоснуться к ней не выйдет.

Я простоял, без счета времени, не помню сколько, резко подорвался и напал на шайку ватажников, логово которых упряталось неподалеку: заметил проходя мимо.

Ватажников было пятеро: щуплые, невысокие. Только один их них казался достойным противником, с щитом и булавой. Имел уши вытянутые, зеленую морду без эмоций. Остальные же совсем безликие, глазу зацепиться не за что. Я бы не трогал, кабы сильнее были.

Подошел смело, решительно. Те не реагировали.

Уже приготовился стрелять из лука, но передумал – лучше наверняка. Выбрал два свитка, – третий не осилил бы – развернул первый и запустил wind fist прямиком в главного.

Тот плюхнулся наземь, а двоих, что были рядом, отшвырнуло на пару метров. Остальные ринулись в бой, но в них летел второй fist. Оба полегли.


Xp+


Xp+


Я достал лук и принялся расстреливать оставшихся. Рухнул первый:


Xp+


Второй почти добежал, да свалился прямо под ноги:


Xp+


Вступил в бой последний из оставшихся, самый крупный.

Я размахнулся посильнее, да засадил тяжелым клинком по сволокурве. Он подставил щит и парировал ударом.

Я разозлился и неистово исполнил свою комбинацию, вкладывая дюжую силу в каждый взмах: влево, вправо, выпад, блок, влево, вправо, выпад:


Xp+


Тело сволокураы истаивало. Я плюнул и пошел к реке.

Cпустился по ступенькам, перешел тихую реку вброд, даже не замочившись. Заспешил к проходу.

Путь выходил сильно короче, в сравнении с прошлым разом. Что-то было неладно. Со спины я почувствовал опасность.

Час от часу не легче, минута с минутой не знакомы, и секунда на секунду не попадает, molerat! За мной следовал огромный крылатый зверь… дракон! Настоящий, огнедышащий, а не карманная побрякушка, коими балуются у нас в Лагере!

Чешуйчатое создание с головой на длинной шее, внушительными темными крыльями и глазами, которые словно мутные камни, слабо лучились неестественным светом.

Дракон следовал неотлучно. Крылья творили могучие взмахи, пуская плотные воздушные потоки, жестоко подгоняя. А встанешь – обдаст пламенем в спину. Не присядешь выпить эликсиру!

Я отстреливался, стрейфился как мог, пока не извел снаряды. А новые брать неоткуда. Да и появись ящику на дороге, как открывать?

От дракона за спиной было не скрыться. Оставалось только ворачиваться на Большую Землю, где Финниган и компания, раздосадованные и злые.

Вот пусть с ним и порешают! Такую сказочную тварину одному не одолеть.

Еще немного погони и впереди показался заветный проход, радужный и спасительный. Я обернулся последний раз, окинул взглядом Дикий Лес и могучую тварину, затем привычно и бойко нырнул в лазейку.


Loading


Лес на Большой Земле понемногу заполнялся непостижимо-загадочными звуками и собирался жить в ночи.

Ухали и гакали в Лесном царстве, хлопали крыльями тут и там, выли вдалеке и даже мяли павшую листву.

Изумляло пространство. Полнилось стремительно вспыхивающими, квакающими, визгливыми шумами; неподвластно пространство себе.

Источники половины звуков были неизвестны, вызывали недоумение. Я как следует прислушался: казалось, лесные звери собирались вместе и выдавали еженощную норму звуков, которые, еще немного, и превратятся в какофонию. Каждая ночь – одна работа.

Если не прислушиваться, не сторожить лесные звуки-верещания, глядишь – а все нормально! Музыка тихо идет, точно баюкает.

На секунду оторопь взяла. Но едва ли не все мыслимые опасности на Большой Земле я знал на зубок, и отреагировать готов был немедленно. Только скажи, и лес заполнится стремительным и громким лязгом меча, свистом нехитрых комбинаций. Етивокура, только подберись!

Зашуршала листва еще пуще, во тьме обнаружились снующие кухольни. Первого забросал стрелами, второго быстро зарубил.


Xp+


Xp+


Продвигался дальше, особо не заморачиваясь бдением, даже звуков перестал замечать. Зверей обходил, не тратя попусту время, ведь ноне у меня и желания не было трофеи собирать.

Забрезжил рассвет, изумительный и живописный, восторгающий, голову пьянящий. Глаза заслезились, мурашки по спине; величавый он, спокоен в контрастах, чарует и печалит временами, ведь кончится – рутина пожалует.

При свете лес производил впечатление спокойного, безобидного пристанища, здесь особенно вольготно себя чувствуешь, если в достойной броне и умением драться не обделен, а силы с ловкостью не занимать.

Я прошел извилистой тропой вокруг высоченной секвойи, нырнул в молодую рощицу и через нее вышел на открытую местность к остаткам большого костра.

Видать знатно полыхал: истлевшими углями, обгоревшими поленьями усыпана земля.

Языки пламени высóко подымались в резвом танце, расходясь рыжим светом на добрый участок в округе, а теперь? Струйки дыма, как прежний огонь, тянулись вверх, повторяя за ним, рисуя очертания прошлого.

Но завтра пламя снова взойдет, и тогда станет зыбко и туманно понимать, что есть прошлое на этом участке нашего мира.

Потом наткнулся на орешник и заключил устроить небольшой привал. Земля вокруг куста была усыпана плодами.

Насобирав павших орехов в инвентарь, и обождав немного, двинулся дальше, не понимая, в общем-то, зачем они мне.

Вскоре лес стал редеть, и к полудню закончился. Я остановился у последнего дерева, а впереди стелилась неровная степь. С холмами, поросшими жесткой травой, которую ветер озвучивал. Еще немного, и я вернусь домой. Но прежде – наведаться к Либертрану.


***


В поселении всегда было чуточку темнее: Лагерь у Болота встречал непогашенными факелами; зевала стража, безразлично поглядывая по сторонам, а запах моря под грибами рассеивался и был едва уловим.

Я кивнул:

– Как обстановка?

– Ничего нового. Голубчики собирают траву на болоте, старейшины все также мудры, а мы ждем смену.

Черты лиц у стражей грубы, а когда ты под воздействием травы и грибов – выглядели к тому же блекло, точно углем по дереву писаны. Никто против таких пачек не пойдет. Я вспомнил об этом, потому что казалось, что и теперь такими вижу.

Было интересно, как амбалы ответят, вдруг что новое?

– Как присоединиться к вашему лагерю?

– Разве ты не один из людей Магната?

– Где мне переночевать?

– На некоторых деревьях соорудили дома для гостей. Туда и отправляйся. Можешь поспрашивать у местных, какие из деревьев сейчас не заняты.

– Куда мне направиться, чтобы увидеть старейшин?

– Прямо и налево до…

Я прервал разговор и отправился к Либертрану: он должен был находиться внутри поселения.

Там все шло своим чередом, не привнося и толики нового в мир лагерей. Так было везде. Мысли о выстраивании нового замка и перекройки мира – лишь моя фантазия. Они просто не могли.

Либертран нашелся возле кузницы, где утром было еще тихо. Не дули натужно меха, не звенел металл завтрашнего оружия для голубчиков.

Плут расслаблено дивился миром, опершись о стену кузни.

Я кивнул:

– Здравствуй, Либертран.

– В этот раз эликсирами ты не отделаешься! Мне нужно…

Но я перебил его:

– Нет, ты дашь мне его сразу. Сейчас.

– С чего это? – удивился плут.

– Просто верь мне.

– Верить, тебе? Ты миром случайно не ошибся?

– Не ошибся, – я говорил откровенно. – Либертран, ты должен мне верить. Просто дай мне болотник, и я оправдаю твои ожидания.

Плут задумался, казалось – согласился внутри, но затем повертел котелком да сказал:

– Нет. Пока не расскажешь что взамен, не дам.

– Но…

– И точка!

– Ладно… я скажу. Только это между нами.

– Ну?

– Взамен на болотную траву я открою проход.

Либертран хмыкнул:

– И как же ты это сделаешь? Снова поговоришь с Магнатом?

Либертран конечно же был доволен собой, ему нравилось указывать на промахи других людей. Но был ли это промах? Ведь я говорил от сердца в тот момент.

– Просто дай мне синего болотника и не задавай лишних вопросов.

– Вопросы будут. Всегда.

– Да неужели! – этот парень начинал бесить.

– Однако надо признать: ты изменился.

– Cut the crap! Неужто сушеный пучок травы так дорого стоит? Не разыгрывай комедию, я прекрасно понимаю, ты все время обманывал. Эта болотная трава – редкая, да!.. но столько не стоит. А я предлагаю тебе бесценный товар – проход в Дикий Лес. Подумай хоть разок!

– Давай не будем забывать, отчего он закрылся, хорошо?

– Ну давай, скажи. Напомни мне.

– Послушай, я твой единственный источник травы, и, как видишь, закрываю глаза на все выкрутасы, голубчик.

Я снова перебил, но решительнее:

– Довольно! Что на счет сделки?

– Звучит сказочно.

– Мы здесь чтоб сказку сделать былью… – прошептал я.

– Чего?

– Не важно! – я отмахнулся – ты принимаешь мою сделку?

Либертран почесал затылок, вздохнул, подвигал губами, снова вздохнул, наконец, заключил:

– Знаешь, только потому, что ты на месте не сидишь, и много чего натворил, я дам болотник. К тому же, интересно что получится.


An item received


– Резонно.

– Да. Резонно. Не терпится увидеть, что выйдет.

– Скользкий ты тип, Либертран. Хотел бы я на тебя посмотреть в других обличиях.

Либертран сердито хмыкнул.

– Но слово свое я держу. Не сомневайся. Проход открыт.

– Чего??

– Да. Все честно.

– Надурить меня решил?! – он почти взрыкивал, деревянные брови пошли волной.

– Я сказал, что держу слово – пойди и убедись сам. Сообщи остальным, а Финнигану я скажу лично.

– Ну ладно, – скривился Либертран. – Ты еще не обманывал.

Я поспешил в Родной Лагерь, но за спиной лязгнул меч. Дурной Либертран!

Я достал заготовленный свиток, развернулся и пустил заклинание в шального голубчика.

Защититься было невозможно, Либертран отлетел на пару метров и распластался на земле, скорчившись, водя руками по груди. Мне показалось, будто все произошедшее не было деревянным.

– Поделом тебе, придурок! – бросил я и отправился в Родной Лагерь.


EXODUS


И снова белый лист идет в расход

Для мира целиком чужого.

Тянусь я до неведомых, не прорисованных высот

До небосвода, ажурно-голубого.


А под ногами броские детали глянцевых пустот

Что обошел не раз, не ведая пути прямого,

Я падаю, улетаю в неба тот водоворот,

Не зная участи на слово…


Но снова повинуюсь:

Целую воздух в синеве, досадливо-порочно.

Никто из путников здесь не пройдет,

Кроме меня – я знаю точно!


Нет, не надеюсь.

На скорый мой, желанный мой исход,

Из мира этого кривого.

И не приходится рассчитывать…

Вот-вот!..

В расход мне пустят нового святого.


Я больше ничего не жду,

Чего искать, кого мне видеть?

А победить сегодня поутру?

Иль может… незнакомца мне обидеть?


И я себе не вру, я понимаю: я уйду.

Но знать, не попаду в иное.

И после, как пройду

Сквозь стену ту смиренного конвоя,

Я в новой жизни не найду,

Желанного, счастливого покоя!


Бард


К моему приходу все благополучно забыли, что совсем недавно голубчик в броне Лагеря Бродяг обчистил капеллу почем зря.

События у болванчиков чудесным образом выветривались из головы, давая простор для смелой, развязной деятельности. Теперь я точно это понимал, однако же злоупотреблять такими вещами наверняка не стоило, учитывая последние события.

Финниган сиднем сиживал на скамейке у хижины, с места не двинулся. Я кивнул.

– Что? – отозвался, вяло, неприветливо.

– Проход открыт.

Финниган подскочил.

– Шутить вздумал?

– Какие шутки! Собирай всех – времени до завтра, ближе к полудню проход закроется! (я рассчитал так, чтобы времени им хватило с запасом)

В растерянности забегали глазаохотника, он воздел руки, окутался в изумрудную пелену и исчез. Вот ведь плут, мне про телепорт ни слова! Или это на прошлом сценарии его не было?

Усача не было четверть часа, вдруг он появился со стороны северных ворот, заметно приободренный.

– Как ты это сделал?!

Я улыбнулся:

– Видать, такой я.

Финниган покраснел.

– Не буду расспрашивать, не моя роль, и времени нет, сам говорил! Мы отправляемся, не поминай лихом!

– Поторопитесь!

Он быстро выпил эликсир, воздел руки, и больше я его не видел, как и остальных возникших. На их место пришли бездушные болванчики.


***


Я был в совершенной прострации, когда осознал, что теперь в этом мире я один, не считая отдельных возникших, со многими из которых я совсем не общался. Единственный, кого я знал хорошо, был Истопник. Личность загадочная, почти не поддающаяся выуживанию информации. Если Финнигана еще можно было раскрутить на пару ответов в течение недели, то добиться чего-то от Истопника было почти невозможно.

Он общался сухо, почти не говорил ни с кем, а все лицезрел окружающее, в какой части мира не встретишь. Чаще он сидел на своей скамеечке, возле дома, и часто-часто вертел головой, будто был чем-то занят. Подойдешь к нему – молчит. Бывало, спросишь чего – снова молчание.

Но в тот день у меня случился самый откровенный разговор, который только можно представить с этим человеком. Он, конечно, не рассказал про себя, не поведал сокровенных тайн, но я тогда понял, что получил от него всю необходимую информацию, которую он мог дать.

Я понуро уставился в полу размытую землю, – во всяком случае мне так казалось – когда меня одернули. Это был Истопник:

– Чё?

Я посмотрел на него с недоумением.

– Ушли твои?

– А… эти… – я растерянно показал рукой куда-то в сторону, – да, ушли.

– Ясно. Ты когда?

Я оторопел на миг, но с ответом нашелся:

– Скоро.

– Понятно. Ну, бывай!

И он пошел усаживаться на лавочку. Немного погодя я сам подошел к нему, когда он привычно глядел по сторонам и почесывал бородку.

Я кивнул:

– Получается, ты единственный возникший, кто останется здесь. По крайней мере, из тех, кого я знаю.

– Угу, – он отстраненно смотрел в сторону, словно бы разговор совсем не интересовал. Возможно, так и было.

– А когда ты уйдешь? – спросил я прямо.

– Когда нужно. Я ухожу и прихожу, когда нужно.

– То есть, тебя не смущает, что ты здесь останешься один?

– Я выгляжу смущенным? – он посмотрел мне в глаза, во взгляде была твердая уверенность, впечатление он оставлял неизгладимое.

– Ты много знаешь, это бесспорно. Скажи мне, куда я попаду?

– Ты? Понятия не имею!

– Но ты…

– Что я?

– Ты выглядишь так, будто исследовал сотни миров, возможно тысячи или…

– Ты выглядишь точно также.

Я опешил. Но разговор нужно было продолжать!

– Знаешь, ты напоминаешь мне Финнигана.

– Финниган? Хороший мужик, о тебе неплохо отзывался.

И снова он увиливал.

– Дак что ты знаешь? Скажи мне!

– Я на допросе?! – издевательски, с противной усмешкой он задал никуда не ведущий вопрос.

– Я скоро отправляюсь, неужели грешно поделиться знаниями? Прояви уважение!

– Вечно вы хотите все знать, – бросил Истопник. – Будто что-то изменится. Ты знаешь достаточно, чтобы идти дальше. И ты не можешь знать большего. Ты просто не вместишь.

– В смысле?

– Твое тело имеет ограничения, что, впрочем, естественно и логично.

– Вот! уже информация!

– А то ты не знал!

– Неет… – я погрозил пальцем – ты знаешь больше.

– Я знаю иначе. Если тебе интересно, я точно могу сообщить, что больше в этом мире тебе делать нечего.

– Откуда знаешь?

– Душа подсказала.

– Ну да. Как обычно.

Истопник развел руками:

– Это естественно.

– Кто бы сомневался!

– Послушай, я не умнее тебя. Не считай меня провидцем или мудрецом.

– Я хочу знать, куда попаду.

– Никто не знает, куда он попадет.

– Так уж никто?

– Кроме той веселой компании, что сейчас в Диком Лесу. – он рассмеялся.

– Скажи, они что-нибудь нарушили?

– Нет.

– Я их еще увижу?

– Ну ты и болтун… – устало он сказал, и как-то обреченно, – не зря Финниган говорил. Откуда ж мне знать?! По крайней мере, проход в тот мир будет закрыт…

– И не откроется…

– Точно.

– И это душа подсказала.

– Верно.

– Я не уйду, пока не узнаю чего нового. Мне нужна информация.

Истопник глубоко вздохнул и выдал:

– Послушай это!..

Он сделал паузу, почесал бородку и продолжил, словно бы в уме написал слова, а затем прочел:

– Представляющие путь души как перемещение из одной точки в другую, заблуждаются. Заблуждаются и те, кто рисует в голове белую тонкую линию, которая незначительно меняет траекторию после достижения каждой точки.

Я слушал внимательно, пытаясь уловить и осмыслить каждое слово.

– Такой маршрут часто сравнивают с обозначенным на бумаге созвездием, когда автор соединяет светила той самой тонкой ровной линией. Только многие забывают, что эта линия у них в голове, а светила и вовсе могут быть нарисованными, ровно как на бумаге.

– Если честно, я представлял что-то подобное. Но как же на самом деле? – мне не терпелось узнать еще.

– Душа не движется по заданной траектории, не исполняет маршрут. Потому что нет ни маршрута, ни траектории. Нет ничего, кроме движения. По крайней мере, это то, что ты должен знать сейчас, и можешь знать вообще. Остальное, в принципе не важно.

– Я думал, мы прокладываем пути, формируем маршрут.

– Это спорно.

– Почему спорно?

– А кто прокладывает, кто формирует?

– Я формирую.

– А кто ты?

Разговор начал походить на поиск нуля с Финниганом, потому я оставил вопрос.

– Но если спорно, значит, есть маршрут, то есть… может быть.

– Забудь про эти слова, ибо они – только сотрясение воздуха, следы на бумаге. Каждое слово можно наполнить каким угодно смыслом.

– Тогда скажи, как движется душа!

– Я не знаю.

– Раз не знаешь, как можешь утверждать, что нет маршрута и траектории?

– Да потому что я и есть душа. И я так говорю.

Я глянул на него недоверчиво.

– Но разве мы не заключены в своем теле?

– Заключены, но это не меняет ничего, если ты возник. В каждом теле возьми столько, сколько надо, ведь если бы существовало такое тело, которое бы не заключало душу в себе, то это была бы пустота, отсутствие тела как такового. Теряется всякий смысл. Понимаешь?

– Чего-то… я не знаю…

– Хорошо, что не знаешь, откуда тебе знать? Душа знает. А ты – учишься. Вот и учись, голову не забивай, дурного не думай. А начнешь – иди проспись.

– Сложно как-то все, – махнул я.

– Нет ничего сложного, все сложности сам себе создаешь.

Некоторое время я пытался осмыслить слова Истопника, а потом кивнул:

– Чего опять?

– Дак что же делать?

– Идти по пути, – спокойно изрек истопник, – движение – жизнь. Ты не можешь не идти по нему.

– И ты по нему идешь?

– Иду, как видишь.

Попрощавшись, я отправился в хижину, а в голове были только слова: «Но ведь это движение кто-то создает!»


***


Я застыл в хижине, ловя музыку дождя, нежно играющего по тонкой крыше. Глядя в проем, я думал, каково сейчас на улице, встречать капли живительной влаги, смахивать с лица, расплываясь в тихой улыбке.

А мне угодно ютилось в хижине: аромат намокших соседских дров под навесом и сладкий, молодой дым, который те давали, занимаясь в наскоро затопленной печи, пробуждали огонь в душе, а горенья треск и свист нагоняли ласковую дремоту. Вдохновленным, благостным, я засыпал, отправляясь навстречу новому дню.

А мгновением позже, встречая рассвет, здорово потягивался и хорошенько перебирал вещи в инвентаре.

Я отправлялся в путь, навстречу новому, и одновременно забытому, ибо все, что узнаем, вселенная знает, а мы, будучи ее частью – вспоминаем.

Я обходил Лагерь с глубоким чувством благодарности. За теплые вечера и добрые посиделки у костра, за хорошее, человеческое отношение. За то, что не серчали, когда воровал, не держали обиду подолгу, которую мог причинить, сам не ведая; за жизненные уроки обитателей лагерей, за их жадность и леность, за глупость и мудрость. За все благодарен.

Утренние угольки вечерних костров безжизненно долеживали свое мгновение, когда я выходил за ворота. И казалось, на смену им придут точно такие, пройдя весь путь от свежих дров под навесом до застывшего угля на земле.

Я просто уйду: помашу рукой оторопелому каменному стражнику и пойду дальше, дорогой неуставшего. Ведь дорогу осилит идущий.


***


Я достал заготовленную склянку с молотыми Темными Грибами и залил водой. Хорошенько встряхнув, убрал получившуюся смесь, дал настояться, пока возился с кустиком.

Бумага мятая и непослушная, косячок получился неладным, норовил расползтись. Не справившись со второй попытки, оставил завертку as it is.

Отложив хлопоты в сторону, я поглядел с холма на Лагерь и окрестности.

В тот момент Лагерь не казался волшебным творением сна, а виделся закрытым, за вуалью недоступности, из которой выглядывали очертания замка. Создавалась туманная картина, говорящая – сейчас, в эту секунду, там никого нет.

При желании получалось разглядеть очертания Лагеря у Болота. Где-то там, море поигрывало прибрежной синевой, блестело под светилом, хотело что-то рассказать, уставшее от груза тайн. Я надеялся, кто-нибудь услышит робкий шепот волн. Ветер бился и летал, словно ударяясь о край купола. Не раз я усаживался на берегу и слушал.

Где он появляется? Пока не примешь грибы да травку, не узнаешь. Не стал мудрствовать лукаво, закурил скрутку, запивая горечь грибной водичкой. То еще удовольствие!

В глазах не плыло, ничего не менялось, все обыденно. Я докурил горькую скрутку, допил воду из склянки. Кусочки грибов, осевшие на дне, были безвкусными.

Я жевал остатки грибов и смотрел вдаль. А вдруг не появится?

Куда там, как тут и был! Силуэт двигался по направлению к Лагерю у Болота. Я заторопился, и следом.

Я шел по следам незнакомца, сапоги перебирали взгорки и неровности избитого и без остатка заученного ландшафта. Но как прежде – настигнуть не выходило, тот уходил дальше, пока не обернулся малой синей точкой где-то в лоне болота. Она медленно растворялась, а вскоре – совсем пропала.

Я сбавил шаг, хорошенько отдышался, поглядывая на усталые ноги. До места, где исчезла точка было далеко, предстояло еще пройти болото.

Отчего я устаю?


***


Под ногами заблестела вода, но словно ее и не было, зашумели черви на окраине Болота.

Сил не оставалось, но я шел сквозь купол, прозрачный и невидимый, тело покрывала обволока тиловой энергии.

В голове проносилась целая жизнь, прожитая в этом мире. Бесконечная, и, одновременно, миговая вспышка энергии, такт вычислительного процессора.

И бежал я дальше, жестко кутала тиловая обволока, желая удержать, а подбираясь к завершению этого мира, ясно стало: That wasn’t life. Those were lives!

Пронзила белая вспышка, огромный груз пал с плеч. Сперва решил – доспехи. А потом глянул за спину…

На земле, подле невидимой стенки купола, лежал он, в доспехах, пиксельный и нарисованный. Полежит-полежит, да исчезнет – подумал я и отвернулся.

Я окинул взором немое пространство, которое открывалось передо мной. Оно ничем, в сущности, не отличалось от мира внутри купола, только необитаемо. Вроде простор, а вроде пустота, и не поймешь, попади сюда.

Понизу проступали следы, и я пошел по ним, и вот следы кончились, а дальше – свободное падение.


Epilogue


Я бесконечно, неотвратимо падал в бесцветную пустоту, потеряв чувство страха и скорости; словно растворился в бесцветии, не видел расстояний, не ощущал времени.

Потом ноги почувствовали твердь, в теле появилась тяжесть, падение прекратилось.

Я стоял посреди вагона, толи идущего с немыслимой скоростью, толи застывшего вовсе. Тишина закладывала уши. Через просторные незастекленные окна я наблюдал за ними. Яркие немые светлячки, превращавшиеся вблизи в световые полосы. Они завлекали.

В вагоне были скамейки и для других пассажиров, но кроме меня, здесь никого никогда не было. Я это знал. Как и знал, что кроме меня, сюда больше никто не попадет.

Рядом с дверью находилась красная табличка, которая жирным шрифтом говорила: «EXIT».

На мне был распахнутый белый халат, покрывавший голубую рубашку и галстук, который я незамедлительно поправил.

Внезапно белая слепящая простыня врезалась в пространство, скроенная сплошь из яркого света; будто на другом конце кто-то сумел отпереть дверь в неведомую, потайную комнату.

Он стремительно вышел из простыни, и я посмотрел в его глаза.

Хотя на них читалась вековая усталость, зеленые радужки живо святились, играли глубиной, отражая бесчисленное количество миров.

Я всматривался в них, в хорошо знакомые, даже родные, глаза, и вдруг осознал, что не могу говорить.

Заговорил он, короткими, уставшими фразами.

– Вот и пришло то время. Я долго тебя искал.

Он поправил галстук и тяжело вздохнул.

– Настало время ставить все на места. Ты и сам это знаешь. Нужно возвращаться.

Он повернулся к двери, та выдавилась наружу, издала диковинный звук и отъехала вправо. В ту же секунду там возник яркий сгусток зеленой энергии. От центра шли кривые светло-зеленые дрожащие полосы. Они появлялись, дрожали, исчезали, возникали в новом месте.

Я задумался. Жизнь, которая ждала меня в том мире, не предвещала ничего. Я подумал о беспокойствах, нескончаемой тупости и унылости того мира. Воронка беспробудной серости, Бесцветие, от которого я всегда бежал и укрывался в других мирах.

Да, я подумал, мне нужно, следует, требуется вернуться туда. Должно, потребно, обязательно, неизбежно… Но…

Как и прежде, он…

Он смотрел на меня холодно, почти без эмоций. Где-то там, в глубине играющих глаз, я видел – он улыбается. Хитро и затаенно. Торжествующе.

Я чувствовал, меня обводили вокруг пальца, заставляли принять решение и уверовать, будто оно мое.

Я никогда не принадлежал к тому миру и никогда не чувствовал его родным. В нем было все не так, все неправильно. Будто никудышный писатель создал тот серый мир, бесцветный и пустой; поместил туда потехи ради.

Я стоял недвижимый, смотрел на зеленый сгусток и отходящие, криво поигрывающие жгуты, глядел на столь знакомое лицо и постоянно отвлекался на манящих светлячков.

– Туда, где нас нет. Нам всегда хочется туда, где нас нет.

Я со всей силы замахнулся и врезал ему по лицу. Он отшатнулся и выронил чемоданчик. Я заломил его правую руку, подвел к зеленому сгустку и толкнул, что было сил, вместе с опостылевшей, затаенной улыбкой, не сходящей с его лица ни на секунду.

Сгусток в секунду сжался и сразу же пропал, дверь закрылась, издав знакомый звук.

Я вздохнул и поднял чемоданчик. Он был почти невесомый, уверенно лежал в руке.

Белая дверь развернулась посреди вагона. Я поправил галстук и шагнул в портал.