Знание-сила, 2009 № 06 (984) [Журнал «Знание-сила»] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Журнал «ЗНАНИЕ-СИЛА» 2009, № 6 (984)

ЧИТАТЕЛЬ СООБЩАЕТ. СПРАШИВАЕТ. СПОРИТ

Начну с того, что никогда не писала ни писем в редакции, ни публичных рекомендаций и вообще, в противоположность легендарному чукче из известного анекдота, я не писатель, я читатель. Пишу сейчас лишь потому, что побывала на книжной ярмарке «нонфикшн» — и ужаснулась за своих собратьев-читателей. Ужаснулась оттого, что так легко оказалось там не заметить, пропустить жемчужину в грудах печатной продукции. Я и сама-то набрела на нее случайно.

Читаю я много, но никогда раньше таких книг в руках не держала. А теперь вот настоятельно рекомендую всем, кто тоже раньше не читал таких книг, не только разыскать в книжных магазинах трилогию Александра Янова «Россия и Европа. 1462–1921»[1], но и, прочитав ее, непременно дать своим друзьям. Просто потому, что совсем неожиданно осветила она мне — и, я уверена, осветит вам и прошлое наших предков, и будущее наших внуков. Что же потрясло меня в этой трилогии?

Мы привыкли к тому, что каждый век, каждое царствование и уж, по крайней мере, каждая историческая эпоха исследуются разными специалистами. Они изучают архивные и летописные источники, сопоставляют археологические находки, устанавливают подлинность тех или иных документов. Это кропотливый и важный труд, двигающий историческую науку. Но нам, неспециалистам, все-таки очень нужно было, чтобы нашелся мудрый экскурсовод, который показал бы нам, где в нашем прошлом хранятся ключи от сегодняшнего — и завтрашнего дня. И вот я нашла такого экскурсовода. Это автор трилогии.

Он, всю жизнь занимаясь сопоставлением нашего прошлого и настоящего, нашел ключевые поворотные моменты, распутья истории, на которых мы сбивались со столбовой цивилизационной дороги. Он помогает нам понять и почувствовать сквозное действие нашей истории. И оказалось вдруг, что, вопреки расхожему мнению, согласно которому история ничему не учит, не учит она лишь нашим небрежением. На самом деле, как увидела я в трилогии, очень даже учит история. Просто кто-то должен был прояснить для нас, как распознать все те же старые «грабли», искусно замаскированные под всякий другой инвентарь.

Подозреваю, впрочем, что не менее важна трилогия и специалистам-историкам. Хотя бы потому, что в ней впервые, как я понимаю, с XIX века предложена «новая национальная схема» русского прошлого взамен той, которая, по выражению Георгия Петровича Федотова, «давно уже звучит фальшью».

И еще оказалось, что не так уж безнадежно неспособны мы жить без выпадений из общечеловеческого прогресса. Были и в нашей истории времена, когда мы шли в ногу со всеми по главной дороге человечества. Были даже времена, когда не из России на Запад бежали инициативные, творческие люди, но с Запада в Россию.

Осложняется все в нашей истории лишь тем, что еще с до-государственных времен сосуществуют в ней — и жестоко, насмерть между собою конкурируют — две взаимоисключающие традиции: евразийско-патерналистская (автор называет ее холопской) и европейско-договорная (ее именует он традицией вольных дружинников). Объяснил происхождение этой роковой двойственности еще Василий Осипович Ключевский.

На протяжении столетий домонгольской Руси у князя-воителя было две категории подданных. К дворовым своим служащим, управлявшим его вотчиной, так же, как к кабальным людям, пахавшим его земли, князь-государь относился как к холопам. Отсюда патерналистская традиция.

Отношение князя с его дружинниками и боярами-советниками, однако, было договорным. И уходило оно корнями в древний обычай «свободного отъезда» дружинников от князя, служивший им вполне определенной и сильной гарантией от княжеского произвола. Они «отъезжали» от государя, посмевшего обращаться с ними как с холопами.

В результате князья, посягавшие на права своих дружинников, не выживали в непрекращавшихся и жестоких междоусобных войнах. Достоинство и независимость вольных дружинников имели надежное основание — конкурентоспособность их государя. Таков был исторический фундамент договорной, европейской традиции России.

Заслуга автора, однако, в том, насколько убедительно, я бы сказала, блестяще показал он, что весь драматизм — и трагичность — русского прошлого (и настоящего) как раз и заключается в вечном колебании этого грозного исторического «маятника». Побеждала на протяжении столетий то одна, то другая из двух одинаково древних традиций. Конечно, формы этого противостояния менялись в веках, но они убедительно прослеживаются в книгах. И каждое поражение договорной традиции приводило к исторической катастрофе.

Лучшие умы России принимали участие в развитии и обосновании каждого из этих политических преданий. Обзор и анализ их многовековой борьбы тоже содержатся в трилогии. Но это не отстраненный анализ, это — страстный спор с мертвыми и живыми идеологами нашей политической отсталости, с властителями наших дум. В частности, и о роли церкви в этой борьбе тоже сказано в трилогии немало. Причем честного и важного, такого, что должно было бы заставить современных историков церкви серьезно задуматься над ее ответственностью за вековую трагедию России.

В какой фазе траектории нашего «маятника» мы сейчас находимся и как не допустить фатальных последствий этого губительного колебания? Есть ли у нас, вопреки всему, основания для оптимизма? Есть.

Вот одно из них. Ведь такими же колебаниями исторического «маятника» пронизано и прошлое Германии. И все-таки сумела Германия, чья холопская традиция столь же далеко уходит в глубь веков, как и в России, преодолеть ее, хоть и очень дорогой ценой, освободиться от произвола власти. О цене, заплаченной Россией за выпадения из европейских традиций, тоже говорится в книгах Янова.

Оптимизм внушает и то, что даже моря человеческой крови, пролитые властью от Грозного до Сталина, не смогли искоренить в России ее почвенную европейско-договорную традицию вольных дружинников. Потому именно не смогли, что укоренена она в отечественном предании ничуть не меньше, чем ее холопская соперница.

Из века в век — от Андрея Курбского до Андрея Сахарова — неизменно поднимала она голову даже в самый разгар очередного торжества поголовного холопства. И это главное — живое — доказательство того, что можем мы, несмотря на все, надеяться: наступит время, когда внуков наших будут не бояться, а уважать. И гордиться станут они не числом часовых поясов на своей территории, но, как сегодняшние немцы, победой над произволом власти. И как следствие — достатком, безопасностью и продолжительностью жизни. Вот в чем убедила меня трилогия Янова.

И пусть не пугают вас объем томов и глубь веков. Книги написаны так интересно, так страстно и ярко, что читаются на одном дыхании. Уж поверьте мне, читателю с большим стажем, пусть и с техническим образованием. И главное, они дышат надеждой, которая так нам сейчас нужна.

Куракина Татьяна Сергеевна, Москва.

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Мир на пороге новой технической революции

Александр Волков



…Превращая субботний день в очередную потерю, тратя его на надоевшую уборку, приятно подумать о том, что со временем нам больше не придется ни пылесосить полы, ни протирать книжные полки. Этим займутся роботы, а если, расположившись на диване, их хорошенько — четко поставленным голосом — попросить, они еще и газету принесут из прихожей, и сок достанут из холодильника.

И буду я отдыхать, как Билл Гейтс.

По мнению основателя компании «Майкрософт», в ведущих промышленных странах уже в следующем десятилетии роботы появятся в каждом домашнем хозяйстве; они возьмут на себя всю грязную, нудную работу, проникнут во все сферы жизни. Робототехника находится сейчас на пороге революции, наподобие той, что произошла в сфере производства компьютеров на рубеже 1970–1980-х годов. Как и тогда, в этой отрасли пока нет единых стандартов, программ. Всякий раз конструкторы разрабатывают робота, все его узлы, полностью, от начала до конца. Машины получаются медлительными, неуклюжими. С такими «механическими помощниками», кажется, хлопот не оберешься.

Многим читателям нашего журнала, которым довелось в означенные годы работать в советских НИИ или учиться в институте, памятны громадные шкафы, занимавшие целые комнаты. Эти горы металла, получавшие информацию посредством перфокарт, звались «электронными вычислительными машинами». Прошло полтора десятилетия, и их компактный аналог — клавиатура, монитор, дисковод — занял место в любом офисе, а затем — едва ли не в каждой квартире (и все больше семей, у которых дома имеются несколько персональных компьютеров и ноутбуков). Что же случилось?

«Был создан удобный язык программирования, который оказался совместим с самыми разными компьютерными системами и отличался четкостью и простотой. Это привлекало к программированию все больше людей, и вскоре была преодолена критическая масса, — вспоминает Гейтс. — Когда начинали, мы могли только мечтать о том, чтобы у каждого на столе, в любом доме, появился свой компьютер».

В ту пору казалась странной сама постановка вопроса. Все пожимали плечами: «Зачем он нужен, компьютер в доме?» Теперь многие удивляются тому, что в каждой семье поселятся домашние роботы. Эти забавные металлические человечки кажутся нам игрушками, придуманными «взрослыми дядями». На самом деле через пару десятилетий наши дети и внуки поразятся, как можно было обходиться в быту без этих всесильных помощников, готовых 24 часа в сутки трудиться на благо хозяев. Они будут присматривать за малышами и заботиться о стариках. Охранять жилище от воров. Гладить и накрывать на стол. Методично убирать квартиру, занимаясь этим, пока другие члены семьи находятся на работе или в школе.

Социологи отмечают, что «в наше время перед роботами открывается широкая область применения: ведь число одиноких людей растет, и им требуются помощники в быту». Подобные машины могут в течение дня выполнять команды, полученные по телефону от хозяина, находящегося на службе. Сами они станут куда более миниатюрными, чем теперь. И стоить будут гораздо меньше, поскольку управление ими возьмут на себя домашние персональные компьютеры.

«Мы находимся на пороге новой эпохи, когда персональный компьютер в определенном смысле слова сойдет с письменного стола и позволит нам как-то по-иному все видеть и слышать, ощущать и изменять окружающий мир». Статистика, представленная Международной федерацией робототехники, подтверждает прогнозы Гейтса. Итак, в 2004 году в мире насчитывалось около двух миллионов действующих роботов. К началу прошлого года это число увеличилось на 7 миллионов. И в ближайшие годы цифры будут только расти — как и способности машин. По некоторым прогнозам, не позднее 2050 года появятся роботы, не уступающие по уровню интеллекта пятилетнему ребенку.

Многие ученые убеждены в том, что через несколько лет и тем более десятилетий важное место в нашей жизни займут «социальные роботы». Именно они, как это ни странно прозвучит, помогут нам решить… серьезную демографическую проблему. Население ведущих промышленных стран стремительно стареет. Кто же будет ухаживать за больными, немощными «героями вчерашних дней»? Вряд ли мы можем ждать от молодых людей, которых и так становится все меньше, что они всецело посвятят свою жизнь заботе о стариках.

Вся надежда на роботов! Не случайно руководители Европейского Союза финансируют проект IWARD, в рамках которого разрабатывают механических помощников для больниц и домов престарелых (ожидается, что первые опытные образцы появятся к концу 2010 года). Эти машины будут заниматься уборкой помещений, указывать больным и старикам дорогу в процедурные кабинеты, а родственникам, пришедшим навестить пациентов, — помогут найти нужную палату. Они возьмут на себя также обязанности медсестер — будут измерять температуру больным, забирать у них кровь для анализа. Все это позволит персоналу сэкономить силы, избавит от рутинных обязанностей, отнимающих много времени. Медикам нужно думать только об одном — о лечении пациентов. Весь неквалифицированный труд в больнице должен достаться роботам. Машина вовремя вызовет медсестру, разыщет врача. Пациенту стоит лишь прикоснуться к сенсорному меню, нанесенному на поверхность робота, или отдать словесную команду, чтобы тот послушался.

Уже сейчас в десятках больниц в разных странах мира именно роботы служат курьерами, развозят обеды по палатам или доставляют документы и рентгеновские снимки. В перспективе — появление в стенах лечебных заведений целой армады роботов, которые непременно будут поддерживать связь с «коллегами». Если рядом с пациентом в нужный момент не окажется машины, ему достаточно подать сигнал тревоги, чтобы на помощь поспешил кто-то из механических помощников.

Но этим их возможности далеко не исчерпаны. Их можно использовать, например, для лечения людей, перенесших инсульт. Так, пациенты, регулярно занимавшиеся с роботом, созданным инженерами из Массачусетсского технологического института, заметно быстрее поправлялись, чем больные из контрольной группы. Речь шла о людях, у которых перестала слушаться рука или нога. Робот показывал своим подопечным, как выполнять определенные движения, допустим, брать в руки предмет или рисовать круг. Если человек не мог повторить движение, это проделывала механическая рука робота, к которой пристегивали руку больного, при этом датчики фиксировали, как напрягаются мышцы пациента. Машина педантично отмечала, сколько силы прибавилось у вверенного ей человека. Это позволяло постоянно варьировать методы лечения, выбирая лучшую стратегию.



Роботы, внешне напоминающие человека, могут помочь в лечении детей, больных аутизмом. Ведь тем легче контактировать с машинами, чем с людьми. Так, в 2007 году британский исследователь Бен Робинс сообщил, что, прибегнув к помощи «Каспара» — робота, похожего на подростка, — он сумел «расшевелить» нескольких подобных детей и, образно говоря, пробить стену отчуждения, отделявшую их от внешнего мира.

Вообще говоря, современные дети очень легко приучаются к общению с роботами. Как отмечает корейский социолог Пак Чжон Хён, «иные малыши, похоже, привыкают пользоваться мобильным телефоном или компьютерной мышью раньше, чем ложкой. Это поистине «цифровые дети» — поколение, которое совершенно отличается от своих родителей или дедушек и бабушек и даже от детей, приученных к аналоговой технике». Согласно опросу, проведенному в Южной Корее (а она твердо намерена стать мировым лидером в робототехнике, потеснив Японию, и — в отличие от некоторых стран, еще лишь мечтающих о «наночудесах», — уверенно продвигается к поставленной цели), малыши в возрасте 3–5 лет по меньшей мере раз в месяц пользуются Интернетом. Вообще же, в среднем корейские дети знакомятся с Интернетом в 3,2 года.

По мнению Пака, эти «цифровые дети» совершенно иначе думают, действуют и реагируют, чем мы, поскольку выросли в окружении электроники. «Корейские дети очень рано овладевают новейшими технологиями, и это может стать громадным преимуществом для страны. Ведь, повзрослев, они займутся разработкой технологий, которые определят нашу жизнь в XXI веке и станут пользоваться огромным спросом, прежде всего у людей их поколения».

Еще одно важное направление новой технической революции — это создание роботов, которые помогали бы одиноким пожилым людям. Благодаря им старики могли бы дольше жить в собственной квартире вместо того, чтобы переезжать в дом престарелых.

Ученые признают, что разработка универсального робота, который занимался бы всеми обязанностями по дому, — дело чрезвычайно сложное. Ведь круг его задач невероятно широк. Никто не берется сказать, что может поджидать машину, призванную на подобную службу. Проблемы встречаются на каждом шагу. Промышленные роботы, например, запрограммированы на то, что будут иметь дело с объектами стандартных размеров. А как прикажете быть домашнему «мастеру», от которого требуется сварить пяток картофелин? Они же все разные. Эти продукты нельзя подогнать под нормативные габариты. Распаковывая сетку с картофелем, доставленную из магазина, робот будет теряться в догадках, определяя, что это. И так же обстоит дело с другими покупками.

Именно к таким — нестандартным — ситуациям приучен робот «Домо», созданный опять же в Массачусетском технологическом институте. Он прибегает к самым неожиданным методам анализа доставшегося ему разновеса. Слегка подбрасывает незнакомые вещицы и, зная силу, с которой воздействовал на них, оценивает их траекторию движения. Точно определяет их форму и размеры. Решает, как лучше разместить их на полке. «Если, например, речь идет о пачке спагетти, — поясняет Арон Эдсинжер, научный руководитель проекта «Домо», — то робот кладет ее вместо того, чтобы ставить вертикально». Это нам с вами подобные откровения кажутся чем-то элементарным, для робота это — сплошь алогичные задачи. Впрочем, данная машина была создана исключительно в исследовательских целях и в своем нынешнем виде вряд ли поступит в продажу. Однако нажитый ей опыт будет использован другими конструкторами роботов, стремящимися изобрести идеального домашнего помощника.

Японские инженеры летом 2008 года продемонстрировали опытный образец робота TMSUK 04, который поможет старикам совершать покупки в магазине. Для этого им не надо даже выходить из дома. Робот сам отправится в торговый центр, например в сопровождении внучки, и с помощью видеокамеры будет транслировать на экран домашнего компьютера все, что видит. Его хозяин по мобильному телефону отдаст команды, сообщая, что из продуктов и с какой полки взять. Покупки будут оплачены также по телефону.



«Ожившие» машины непременно поселятся и в домах престарелых: ведь многие их обитатели чувствуют себя одиноко, потому что им не о ком заботиться, не с кем говорить, не с кем проводить свободное время. И вот тут могут выручить роботы, например, в обличье собаки. Исследования показывают, что пожилые люди вскоре начинают относиться к подобным машинам, буквально как к живым песикам. Роботы же заодно будут исполнять обязанности санитаров, напоминая своим хозяевам о том, что им пора принять лекарства, или вызывая помощь, если их старший друг упадет. Кроме того, общение с этой забавной машиной помогает пережить стресс, снимает тоску, повышает иммунитет. Очевидно, приближается время массового производства роботов, призванных ухаживать за пожилыми и больными людьми. «Рынок человекоподобных разумных роботов, если они станут коммерчески доступными, будет огромен», — отмечает американский физик Митио Каку (см. «З-С», 4/09).

Но роботы изменят быт не только тех, кто стар и млад. Целая сфера нашей жизни — предмет гордости любого мужчины — в ближайшие десятилетия, очевидно, тоже будет отдана на откуп им. Речь идет об умении водить автомобиль. По мнению руководителя компании «Дженерал Моторс» Рика Вагонера, учиться этому со временем станет не нужно. Ведь любой желающий, не имея на то никаких прав, может совершать поездки на машинах нового типа — автомобилях-роботах. «Бесправному» владельцу авто достаточно будет расположиться на заднем сиденье и смотреть за тем, как машина сама — автоматически — везет его по шоссе.

Первые опытные образцы подобного робота о четырех колесах появились на улицах одного из американских городов в конце 2007 года. Автомобили без шофера легко раскатывали по дороге, избегая столкновений, но двигались, правда, в темпе черепахи. Кроме того, иногда барахлил навигатор, что мешало машине ориентироваться в происходящем. В общем, как признает Вагонер, желающие уже сейчас могут купить робота в облике «Роллс-Ройса», были бы только деньги, но с этой самоходной машиной пока еще придется намучиться.

И все же, по мнению специалистов, будущее принадлежит именно автомобилям-роботам, движущимся на автопилоте. Машины — не мы с вами, они всегда выдерживают нужную дистанцию на дороге, беспрекословно подчиняются электронным знакам, расставленным вдоль обочины; у них нет ни самолюбия, ни нервов, заставляющих нас лихачить на трассе, лавировать в потоке машин вопреки здравому смыслу.

Как отмечает обозреватель газеты New York Times, первые серийные образцы подобных роботов поступят в продажу примерно в 2018 году. Впрочем, немало и тех, кто считает, что у автомобилей, которые будут ездить сами по себе, без участия человека, пока еще мало шансов вписаться в нынешние реалии. В том хаосе, что так часто воцаряется на наших дорогах, даже у робота закипят его металлические мозги.

Остается добавить, что сразу несколько крупных компаний, в том числе «Тойота» и «Фольксваген», разрабатывают сейчас подобных роботов. Американские власти, по крайней мере до того, как им пришлось заниматься антикризисными программами, всячески поддерживали создание «автомобилей-роботов», надеясь, что это поможет резко снизить смертность в результате ДТП.

Но особое место роботы занимают в Японии. Ни в одной стране мира на заводах и фабриках не трудится такое количество этих машин, нигде так благожелательно к ним не относятся. Они же рады стараться: возделывают поля и выращивают рис, заваривают чай и приготавливают суши.

За последние годы власти страны вложили громадные суммы в разработку новых моделей роботов. В 2006 году оборот в сфере робототехники составил здесь почти 7 миллиардов евро. К 2010 году он должен был вырасти до 17 миллиардов евро, а к 2025 году — до 46 миллиардов (свои коррективы в сделанные прогнозы может внести кризис).

В Японии новая техническая революция — «нашествие роботов» — кажется неизбежной. Более 20 процентов населения страны уже сейчас старше 65 лет. Чтобы восполнить нехватку рабочей силы, придется все чаще привлекать к различным видам деятельности именно роботов. Для большинства местных жителей подобные металлические помощники лучше, чем «гастарбайтеры», которых в Стране восходящего солнца не любят. Японцы относятся к людям других национальностей с традиционной настороженностью, которая восходит еще к тем временам, когда их родина была закрыта для иностранцев. Единственный выход в такой ситуации — заменить рабочих машинами, готовыми эффективнее человека справляться с обязанностями.

Не случайно в 2005 году 40 процентов всех промышленных роботов в мире было занято на заводах Японии (в цифрах это — 370 тысяч машин). На эту статистику можно взглянуть и с другой стороны: на 1000 человек, занятых на производстве в Японии, приходится 32 робота, и эта цифра будет только расти. Ведь стоимость машин неуклонно снижается, в то время как расходы на работающих людей растут. В 2007 году Министерство торговли Японии представило план развития до 2025 года. Согласно ему, в стране предстоит установить миллион промышленных роботов — почти в три раза больше, чем насчитывается теперь.



Промышленные автоматы, выполняющие монотонную работу на конвейере, — это лишь часть армии думающих машин, которая в ближайшие десятилетия «оккупирует» все сферы жизни. «У японцев совершенно иное отношение к роботам, чем у западных людей, — подчеркивает канадский журналист Тимоти Хорняк, автор книги «Любовь к машине: искусство и наука в японской робототехнике». — В то время как американцы разрабатывают роботов для военных нужд или поручают им убирать пыль, японцы конструируют гуманоидов и превращают роботов в смешных домашних животных».

Япония — первая страна в мире, где роботы начали повсеместно применяться в быту. Эти гуманоиды с силиконовой кожей, макияжем и париком впрямь очень напоминают людей. В любом случае, идет ли речь о промышленных или домашних роботах, эти машины кажутся симпатичными; в них есть что-то дружественное нам, человечное. Не случайно на японских заводах роботам иногда даже привинчивают головы, чтобы они уж совсем напоминали людей.

Если в Европе и Америке популярна идея «восстания машин», убивающих всех и вся, то роботы для японцев — это непременно друзья и помощники. Их считают полноправными членами семей. «Если западный мир изобрел мрачные машины, вроде Терминатора или Робокопа, — поясняет Хорняк, — то в Японии придумали собаку Аибо и другие умильные создания. Большинство японских инженеров, занятых разработкой роботов, в душе так и остались детьми».

Спрос на роботов в стране уже сейчас весьма ощутим. В 1999 году компания «Сони» всего за 20 минут продала через Интернет первые 3000 экземпляров «Аибо» — робота в обличье собаки. «Многие японцы обожают все новое, и точно так же им нравится все миловидное, изящное, — пишет Хорняк, вспоминая, как реагировали покупатели, когда в продаже появилась электронная собака. — Меня поразило, что этот искусственный пес так похож на настоящую собаку — он даже отвечал на поглаживания, словно живое существо».



Немалую роль в благоговейном отношении к машинам играет и традиционная японская религия — синтоизм, в которой частично стирается грань между живыми существами и неживыми предметами. Так что появление думающих, чувствующих машин ничуть не пугает жителей Страны восходящего солнца. Да и в Европе все может перемениться в ближайшие десятилетия: ведь общество, повторюсь, заметно стареет, и одиноким людям часто не на кого бывает опереться, кроме, быть может, механических друзей, этих «гостей из будущего» — роботов.

Когда-нибудь они в самом деле поселятся среди нас и даже внешне станут напоминать человека. «По большому счету, мы не хотим окружать себя одними лишь машинами или компьютерами, нам нужны очеловеченные технологии, — подчеркивает Хироси Исигуро из Осакского университета. — И тогда уже нам придется задаваться вопросами: «Кто мы, люди? Или машины?»

«Все мы — машины, — иронично говорит один из крупнейших в мире специалистов по роботам, Родни Брукс из Массачусетского технологического института (см. «З-С», 9/2000).

— Только роботы состоят из других компонентов, нежели мы. Мы созданы из биоматериалов, они — из кремния и стали. Но, по сути, даже наши эмоции механистичны». Например, грусть или радость можно выразить в виде количественного показателя — содержания определенных химических веществ, циркулирующих в головном мозге. Одни вызывают эйфорию, другие — депрессию. Так что все чувства можно перевести на язык цифр, а значит, и вложить их в «мозг» робота в виде компьютерных программ. Подобные откровения могут порадовать разве что выводом, который логически проистекает из них. «Если это механистичное объяснение справедливо, значит в принципе мы могли бы построить живую машину».

Будущее принадлежит роботам. «Я убежден, что уровень развития робототехники сейчас примерно таков, как и уровень развития компьютерной отрасли в году 1978-м», — Родни Брукс дает практически тот же прогноз, что и Билл Гейтс. «Роботы идут!» Через полтора десятилетия нам трудно будет представить свои квартиры без этих помощников на все руки — точно так же, как мы уже не мыслим свою жизнь без телевизора, мобильного телефона и компьютера. И мы сумеем создать миллионы и миллионы этих машин, рядом с которыми будем жить. Все эти фантастичные существа, знакомые нам по многочисленным кинофильмам и мультфильмам, станут нашими повседневными слугами, приятелями, собеседниками. В мире, где люди так страшно разобщены, мы сойдем с ума от одиночества и отчаяния, если не передружимся хотя бы с роботами!



Роботы: несколько слов о криминале и любви

В рамках проекта Европейского Союза Lirec (Living with Robots and Interactive Companions, «Жизнь с роботами и интерактивными помощниками») ученые исследуют, какими качествами должны обладать роботы, чтобы стать незаменимыми спутниками человека в быту. Участник этой программы, немецкий исследователь Мартин Дируф, дал интервью сайту www.golem.de, в котором рассказал, что изменится с появлением роботов в наших домах и достаточно ли того, что робот умеет пылесосить пол, чтобы мы посчитали его полноправным членом семьи. Публикуем фрагменты этой беседы.

— Какова цель проекта Lirec, осуществляемого учеными из стран ЕС?

Мартин Дируф: Прежде всего выяснить, какими качествами должны обладать роботы, чтобы люди примирились с тем, что эти машины будут все время находиться рядом с ними. Речь, например, идет о роботах, которые займутся ведением домашнего хозяйства, а значит, поселятся в семье и станут ее частью. Всего в этом проекте занято шесть университетов, два научно-исследовательских института и две фирмы. По итогам исследований будут представлены опытные образцы машин, наделенные основными качествами, востребованными человеком.

— Что же нужно роботу, чтобы любая семья его приняла?

— Мы как раз и изучаем это, определяем различные характеристики роботов и их комбинации.

— К роботам ведь относятся с некоторыми предрассудками?

— Я полагаю, большая часть населения негативно относится к ним. Если спросить людей, что они думают об этих машинах, то зачастую можно услышать такие ответы, как «Роботы займут наши рабочие места», «Они захватят власть на планете», «В мире роботов люди не нужны».

— Этот отрицательный имидж создали им, наверное, такие фильмы, как «Терминатор» или «Война миров»?

— Да. Это связано с одним из древних страхов, который преследует человека, — с боязнью сотворить чудовище, которое расправится с ним самим. Вот благодатная тема для Голливуда! Но есть и другие примеры. Скажем, роботы — персонажи фильма «Звездные войны». Они хоть и не были на первых ролях в этом кино, но стали настоящими героями. Правда, таких обаятельных роботов редко встретишь в кино. Гораздо чаще попадаются фильмы, в которых показаны жестокие машины, убивающие всех подряд.

— Обычно обаятельные роботы немного похожи на детей. Может, достаточно того, что робот будет глядеть на нас большими голубыми глазами, чтобы мы его полюбили?

— Для начала этого и впрямь хватит. Для мимолетного общения с роботом! Мы же хотим добиться того, чтобы люди жили бок о бок с ним на протяжении ряда лет. В таком случае одной умильной мордашкой не обойтись. Тут на первый план выходят другие качества. Мы хотим, например, чтобы робот нас узнавал и относился к нам совсем иначе, чем к посторонним людям. Он должен уметь общаться с нами — будь то на языке жестов или с помощью слов. Общение это должно быть легким, неутомительным и вдобавок интересным для человека. Но все это пока лишь общие слова, лишь тенденция, которую мы отмечаем.



— Так что важнее? Что мы будем контактировать с роботом или что он будет наделен определенной функцией? Проще говоря, что нам от него нужно? Чтобы он поговорил с нами? Или вымыл до блеска полы?

— Конечно, функциональное назначение робота — вещь важная, ведь он должен стать нашим помощником в быту. Поясню это на следующем примере. Возьмем старика, который едва передвигается на костылях, но ему не хочется покидать родные стены и отправляться куда-то в дом престарелых. В то же время на костылях ему трудно, приготовив на кухне обед, накрыть себе в комнате на стол. Нужна посторонняя помощь. Теперь представьте, что у него появился робот.

Эта машина держит поднос, на который старик ставит тарелки с едой. Затем направляется в комнату и перекладывает блюда на стол. Но чтобы эта идиллическая картина стала реальностью, нужно приучить людей к тому, что робот им не опасен. Для начала важно, чтобы он обладал привлекательной внешностью и сразу располагал к себе. И уже затем надо думать обо всем остальном: о функциях, языке жестов и вербальном общении. Все эти качества должны быть четко согласованы друг с другом. Вот тогда робот понравится людям.

— Как же должен выглядеть идеальный домашний робот?

— Мы как раз занимаемся сейчас этим вопросом. Каким должен быть робот, похожим на человека, животное или машину? Каков оптимальный размер его памяти? Вправе ли он что-либо забывать или нет? А что значит общаться? Робот может сам заговорить с человеком? Или он только отвечает на реплики, адресованные ему?

— Что еще предстоит продумать до того, как роботы войдут в нашу повседневную жизнь?

— Надо позаботиться об этических принципах, которым они должны следовать. Речь идет не только о тех абстрактных законах, которые сформулировал Айзек Азимов, но и о вполне конкретных вещах. Например, разумно ли заводить робота для того, чтобы посылать его за пивом, а самому в это время лежать на кушетке и обрастать жирком? Или роботы должны помогать нам вести здоровый образ жизни и, например, заботиться о том, чтобы мы больше двигались и отвыкали от вредных привычек? Конечно, вопросы этики касаются также безопасности и защиты информации. Роботы ведь оборудованы видеокамерами, которые заменяют им глаза. А может ли кто-то посторонний ознакомиться с записями, которые сделали эти камеры? Легко ли будет проникнуть в память робота? Как защитить его от хакеров, которым хотелось бы выведать всю нашу подноготную?

— Какие задачи выполняют различные участники проекта?

— Весь проект координирует лондонский университет королевы Марии. Ученые из Эдинбургского университета исследуют аспекты памяти робота; коллеги из Португалии заняты вербальным и невербальным общением. Внешностью же робота занимаются наши партнеры из Хертфордширского университета. Вот, кстати, еще один важный аспект: «душа» робота. Исследователи исходят из того, что робот наделен своего рода «душой»: она состоит из информации, которую можно перенести из одной машины в другую. Поясняю. В вашем офисе, например, установлен стационарный робот. В конце рабочего дня вы записываете его «душу» на диск, который берете домой. Там вас ждет домашний робот. Вы загружаете в эту «мертвую машину» всю принесенную информацию. И вот перед вами робот, наделенный той же самой душой, что и ваш офисный помощник, но выглядит он совершенно иначе. Вот такими вопросами и занимаются наши английские партнеры. Кроме того, с нами сотрудничают польские инженеры, которые разрабатывают опытный образец робота.



Когда на улицах оживают бочки

В марте 2009 года в старинном итальянском городке Печчоли, в полусотне километров от Флоренции, начался эксперимент, в котором уборкой улиц и очисткой мусорных баков занялись роботы. Машина под названием DustClean — вылитый пылесос, между нами говоря, — самостоятельно убирала улицу, в то время как ее коллега DustCart, напоминающий бочку на колесиках, только оборудованную антенной, расправлялся с домашним мусором, отвечая на вызовы жильцов. Как только мусорный бак заполнялся, любой мог отправить SMS в городское управление, и там нажимали кнопку на пульте, приводя в движение робота-дворника.

Обе модели разработаны учеными из Флорентийского университета при участии исследователей из пяти европейских стран. В закоулках средневекового города роботы ориентируются благодаря встроенной системе навигации. Ультразвуковые сенсоры помогают им замечать неожиданные препятствия, не отмеченные на карте, а также других участников дорожного движения.

НОВОСТИ НАУКИ

Обнаружена «полоска» темной материи…

Израильские астрономы из Тель-Авивского университета полагают, что им удалось обнаружить полосу темной материи длиной более полутора миллионов световых лет, соединяющую 14 карликовых галактик.

Материя во Вселенной распределена неравномерно: галактики представляют собой огромные скопления материи, между которыми находятся пустоты. В одной из таких пустот на расстоянии около 2 миллионов световых лет от Земли было обнаружено 14 карликовых галактик, расположенных почти на одной линии. Удивительным является то, что в последние 30 миллионов лет в этих галактиках активно идет процесс образования звезд, чего не происходило в предыдущие более миллиарда лет.

По мнению израильских ученых, им удалось найти объяснение этому феномену. Исследователи предполагают, что это галактическое скопление прошло сквозь огромное облако газа (в 30 раз шире Млечного Пути). На первом этапе звездообразования газ собирается в огромные диски, которые под воздействием собственной гравитации сжимаются и образуют звезду. Для того чтобы захватить достаточно газа и объединить его в такие диски, одного лишь гравитационного коллапса материи галактик недостаточно, требуется дополнительный фактор. Им могло стать воздействие темной материи, в которую погружена «цепочка» из 14 галактик.

Ряд ученых уже подвергли критике полученные выводы. По их мнению, присутствие темной материи должно вызывать достаточно быстрое смещение галактик друг относительно друга, чего не наблюдается. Окончательный ответ помогут дать более детальные наблюдения. Если темная материя присутствует, ее можно будет обнаружить с помощью эффекта гравитационной линзы.

Работа опубликована в Monthly Notices of the Royal Astronomical Society.


Земле угрожают тысячи невидимых комет

Как считают британские астрономы, Земле угрожают тысячи невидимых «темных» комет. Астроном Бил Нейпир из Кардиффского университета и его коллега Дэвид Ашер из обсерватории Арма (Северная Ирландия) выдвинули гипотезу о том, что большинство комет в нашей галактике невидимы на больших расстояниях и по этой причине могут подойти к Земле практически не замеченными.

Кометы — небольшие небесные тела, которые состоят из летучих веществ (водяных, метановых и других льдов), испаряющихся при подлете к Солнцу. Темные кометы появляются вследствие активного испарения водного льда: от кометы остается только твердая корка, отражающая лишь малую часть света. Из-за этого комета легко может стать скрытой угрозой для Земли, так как о вероятном столкновении с ней наблюдатели могут узнать непосредственно перед катастрофой.

Периодичность, с которой яркие кометы появляются в Солнечной системе, позволяет предположить, что в данный момент в ней находится около 3000 комет, причем только 25 из них опознаны. Большинство комет остаются для нас невидимыми, так как они слишком темные.

Самой близко пролетевшей мимо Земли кометой за последние 200 лет стала комета IRAS-Araki-Alcock. В 1983 году она прошла на расстоянии 5 миллионов километров от Земли. Ее заметили лишь за 2 недели до приближения: только 1 % ее поверхности был активен и отражал солнечный свет.

Далеко не все ученые готовы разделить опасения Нейпира и Ашера. К примеру, Кларк Чэмпен из Юго-Западного научно-исследовательского института в Боулдере (Колорадо) заявил, что темные кометы наверняка хорошо поглощают солнечный свет, и, следовательно, их местонахождение скорее всего можно определить по испускаемому теплу.


Доказательства внеземного происхождения жизни?

Группа ученых из США и Европы изучала химический состав метеорита Мурчисон, который упал в Австралии в 1969 году рядом с одноименным городом. Они обнаружили, что в числе прочих веществ в метеорите присутствуют урацил и ксантин. Эти азотистые основания выступают в роли предшественников при синтезе молекул нуклеиновых кислот — ДНК и РНК, являющихся носителями генетического материала.

Исследователи решили проверить, какое происхождение имеют эти ключевые для образования жизни молекулы. Происхождение материала метеоритов можно установить с помощью радиоуглеродного анализа — оценки соотношения изотопов тех или иных элементов. В данном случае ученые определяли наличие тяжелого изотопа углерода C13, который образуется преимущественно вне Земли. Они установили, что урацил и ксантин с Мурчисона содержат 44,5 и 37,7 процентов тяжелого углерода соответственно.

Полученные результаты свидетельствуют, что азотистые основания, обнаруженные на метеорите, образовались не на нашей планете. Ведущий исследователь Зита Мартинс из Имперского колледжа Лондона утверждает, что данная работа может иметь огромное значение для понимания процессов зарождения и эволюции жизни на Земле.

Считается, что примитивные живые организмы образовались на нашей планете в период между 3,8 и 4,5 миллиарда лет назад. В это время на Земле наблюдалась высокая метеоритная активность. Многие из космических объектов, падающих на поверхность, могли нести азотистые основания или другие молекулы, необходимые для образования ДНК или белка. Таким образом, ранняя жизнь могла опираться на уже существующие внеземные формы.

Кроме азотистых оснований, на Мурчисоне были обнаружены окаменевшие останки того, что некоторые исследователи назвали примитивными микроорганизмами. Вместе с тем стоит отметить, что органические молекулы находили не только на австралийском метеорите, однако многие исследователи полагают, что они могли быть занесены на космические объекты уже на Земле.

Статья представлена в журнале Earth and Planetary Science Letters.


Вновь о картинах в пустыне Наска

Исследование Томаса Горки из Университета Мюнхена в Германии не прибавило ясности в ответе на вопрос, с какой целью пустыня Наска исчерчена сотнями тысяч линий и гигантскими рисунками. Однако ученые обнаружили, что рисунков там несравненно больше, чем считалось до того.

Ученые обошли окрестности города Пальпа, находящегося в 400 километрах к югу от столицы Перу Лимы — там, где в основном расположены геометрические фигуры: трапеции, треугольники, просто линии. Посредством приборов, которые регистрировали магнитные аномалии, было обследовано более 60 гектаров. Выяснилось, что под видимыми сейчас рисунками расположено множество других.

Как утверждает Горка, метод нанесения линий понятен: красные окисленные камушки отбрасывались в сторону, в итоге получалась обнаженная более светлая полоса. Кто-то «чертил» такие полоски предположительно в период с 400 года до нашей эры по 650 год нашей. Похоже, что работа была сильно растянута во времени. То ли рисунки периодически подправляли, то ли добавляли новые. То, что сейчас видно с воздуха, так сказать, последняя версия.

Коллега Горки — Карстен Ламберс из Университета Констанца (Германия) — подтверждает: магнитные аномалии рисунков существуют. Причем у одних они сильнее, чем у других.

Что значат открытия немцев для пониманиясути загадки, пока не ясно. Ученые считают, что рисунки были нанесены людьми в ритуальных целях. А вдоль линий местные жители регулярно ходили вперед-назад во время молитв. Так ли это, покажут дальнейшие исследования.

(Более подробно об исследованиях рисунков в пустыне Наска мы расскажем в одном из следующих номеров.)

В ФОКУСЕ ОТКРЫТИЙ

Кровь и… кожа

Владимир Смолицкий



Известно, что запасы крови для переливания нужны медицине непрерывно, особенно военной, полевой медицине, которая зачастую имеет дело с людьми, перенесшими огромные кровопотери. Сегодня вся эта масса крови получается от доноров, и ее порой не хватает, потому что хранить эти запасы дольше 35 дней нельзя, после этого красные кровяные клетки погибают. Особенно остро стоит вопрос о запасах крови нулевой группы (0), которую можно переливать всем пациентам. В силу этой своей универсальности, она используется чаще всего и потому ее запасы всегда «на грани истощения».

Не удивительно поэтому, что поиски способов искусственного производства крови начались с попыток преобразовать кровь разного типа в универсальную. Эти попытки увенчались первым успехом в начале 2007 года, когда группа исследователей под руководством Хенрика Хаузена из Копенгагенского университета сообщила о том, что ей удалось выделить (из бактерий и грибков) такие ферменты, которые превращают кровь групп А, В и АВ в кровь группы 0. Различие между красными кровяными клетками всех этих типов состоит в том, какие молекулы покрывают их поверхность.

Клетки типа А покрыты, среди прочего, молекулами определенного сахара, которые играют роль опознавательного флажка («антигена») для иммунных клеток. Будучи введены в организм человека с другой группой крови, они вызывают появление антител против своего антигена. Антитела склеиваются с чужими клетками, что вызывает их отторжение организмом (этот процесс подобен отторжению чужих тканей или органов при их пересадке).

Кровяные клетки группы В имеют на поверхности другую сахарную группу, другой антиген, а клетки группы АВ имеют и первый, и второй. Зато клетки универсального типа не имеют ни одного антигена. Однако этим сложности переливания крови не кончаются. На поверхности красных кровяных клеток иногда есть еще определенный вид белка, тоже вызывающий отторжение. Он был впервые открыт у макаки вида Резус и поэтому получил название «резус-фактора». При его наличии говорят о крови с положительным резус-фактором, при отсутствии — о крови с отрицательным. Подлинно универсальная кровь, которую можно переливать всем, не опасаясь отторжения, — это кровь группы 0 с отрицательным (то есть отсутствующим) резус-фактором. В природе ее мало — среди людей кавказской группы всего 8 %.

Так вот достижение группы Хаузена состояло в том, что открытые ею (после длительного поиска среди 2500 кандидатов) ферменты таковы, что способны «сбрить» антигены сахара с красных кровяных телец групп А, В и АВ и тем самым превратить их в клетки типа 0. Эти ферменты исследователи обнаружили в двух бактериях. Оказалось, что достаточно поместить красные кровяные клетки в одну среду с этими бактериями, чтобы уже через час клетки А, В и АВ превратились в клетки 0. Но это превращение не затрагивает резус-фактора: он остается таким же, каким был. Поэтому для производства подлинно универсальной крови, с отрицательным резусом, нужно для начала отобрать клетки А, В и АВ тоже с отрицательным резусом. Исследователям не удалось найти ферменты, которые превращали бы клетки с положительным резусом в клетки с отрицательным. Тем не менее их достижение означает шаг вперед в деле искусственного производства крови. Точнее — будет означать, если дальнейшая проверка покажет полное тождество переделанных клеток 0-группы природным, а также подтвердит их эффективность и безопасность при переливании людям.

Однако даже при выполнении этих условий успех группы Хаузена останется ограниченным, потому что он открывает лишь возможность искусственного производства самой остро необходимой универсальной крови, но — за счет уже имеющейся крови других типов. Более важная задача состоит в том, чтобы искусственно создать любую кровь, и вот в середине 2008 года стало известно о первом успехе и на этом пути, достигнутом группой американского ученого Роберта Ланца. Этот исследователь известен своими работами в области эмбриональных стволовых клеток (журнал много писал о них). Широкое терапевтическое использование эмбриональных клеток пока еще тормозится двумя обстоятельствами — чисто биологическими сложностями и возражениями этического порядка. Кстати, одно из последних научных достижений Роберта Ланца состояло как раз в открытии возможности обойти эти возражения. Ланца и его коллеги показали, что можно изъять одну-единственную стволовую клетку из эмбриона, подготовленного для искусственного оплодотворения, и затем размножить ее, не мешая оставшейся части эмбриона впоследствии, после подсадки в матку, развиться в полноценный организм. (Это не убедило оппонентов, которые заявили, что даже изъятие одной клетки равноценно убийству живого существа, ибо и эта одна клетка могла бы развиться в полноценного человека.)



Подобно многим другим специалистам в области стволовых клеток, Ланца понимал, что самая близкая цель на пути терапевтического использования стволовых клеток — это превращение их в кровяные. Однако только в 2008 году ему удалось найти ту биологическую систему, в которой такое превращение может произойти до конца. Дело в том, что красные кровяные клетки отличаются от всех других тем, что не имеют ядра. Это сокращает время их жизни, но зато освобождает место для переноса максимальных количеств кислорода. Красные кровяные клетки имеют также весьма упругую, эластичную мембрану, что позволяет им продвигаться даже по мельчайшим кровеносным сосудам. Ланца и его коллеги нашли ту специфическую комбинацию питательных веществ и факторов роста, которая понуждает неспециализированные эмбриональные стволовые клетки превращаться в специализированные красные кровяные, но это была лишь половина успеха, потому что такое превращение происходило и в экспериментах других исследователей. Настоящий успех был достигнут на втором этапе, когда Ланца поместил полученные таким способом кровяные клетки в среду, состоявшую из соединительной ткани (так называемой стромы), подстилающей костный мозг, — этот главный кроветворный орган человеческого организма. Оказалось, что под воздействием этой специфической стромы 65 % новообразованных кровяных клеток выталкивают свое ядро наружу и становятся весьма похожими на природные кровяные клетки — прежде всего тем, что столь же эффективно запасают кислород.

Кое в чем, однако, они отличаются от природных — многие из них остаются незрелыми и находящиеся в них молекулы гемоглобина, к которым присоединяется кислород, имеют у них несколько иную форму. Неясно также, какова эластичность их мембраны. Наконец, группе Ланца не удалось получить своим способом самый нужный, резус-отрицательный тип кровяных клеток группы 0, поскольку в тех линиях эмбриональных стволовых клеток, которые разрешены для экспериментов в Соединенных Штатах, группа 0-минус не числится. Тем не менее Ланца убежден, что все эти трудности преодолимы и что в ближайшее время возможным станет искусственно производить вполне достаточные количества искусственной крови любого типа. Тогда можно будет и опробовать их на животных и потом на людях. Пока что, однако, исследователям удалось получить лишь около 100 миллионов клеток, что в 10 раз меньше даже одной порции крови, идущей на обычное переливание.

Возможно, впрочем, что главным препятствием на этом многообещающем пути искусственного производства крови из эмбриональных стволовых клеток станет совсем не количество или стоимость такой крови, а ее происхождение. Противники любых экспериментов с клетками человеческих эмбрионов уже говорят об этической неприемлемости и этой работы. Сам Роберт Ланца, предвидя подобные возражения, указал в своей статье, что вместо эмбриональных стволовых клеток в его методе могут быть с успехом использованы так называемые индуцированные, или «репрограммированные», клетки, иначе именуемые индуцированными плюрипотентными стволовыми. Речь идет о взрослых клетках организма, которые искусственно возвращены в неспециализированное («стволовое») состояние, сохраняющее многие потенции развития. Такое обратное превращение взрослых мышиных клеток в стволовые было впервые осуществлено японским исследователем Яманака в 2006 году, а в 2007-м ему и американцу Томсону удалось сделать то же самое и с человеческими взрослыми клетками. Поскольку такое превращение клеток достигается с помощью введения в них — с помощью ослабленного вируса — нескольких специфических генов, есть опасения, что полученные клетки могут стать раковыми. Это сейчас проверяется, но Ланца, несколько забегая вперед, уже рисует радужную картину, как будущая искусственная кровь станет массово производиться из таких репрограммированных взрослых клеток — скажем, человеческой кожи.

Помечтаем и мы о том близком (если верить Роберту Ланца) времени, когда в газетах будут мелькать объявления типа: «Быстро и дешево! Производство крови из кожи заказчика!»

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Вызовы человечеству: выбор ответной стратегии



«Мудрый отличается от умного тем, что не попадает в положения, из которых умному приходится искать выход».

Сегодняшняя Главная тема — обещанное в прошлом номере продолжение разговора о противостоянии новым вызовам человечеству — только подтверждает это известное изречение. Осознание развивающегося ныне кризиса, его глубины и несхожести с подобными мировыми пертурбациями, имевшими место в прошлом, все более заставляет задумываться об адекватности принимаемых «умных» мер по борьбе с ним. Повторяя на разных форумах, что «никто не знает, когда кризис закончится», противоречиво оценивая его причины и последствия, представители мировой элиты расписываются, как минимум, в неполном владении ситуацией в предкризисный период, в отсутствии «мудрого» предвидения и в неспособности вслушиваться в давно подготовленные прогнозы экспертов, предрекавших негативные перемены.

Оптимизм, безусловно, вселяют беспрецедентное доныне единство в стремлении справиться с общемировым катаклизмом и глобализация усилий, предпринимаемых большинством стран. Однако доминанты в оценках кризиса в целом весьма различны — от шанса к прорыву в будущее до закрепления статус-кво. Реальная «перезагрузка» системы взаимоотношений, пересмотр отживших представлений, возможность измениться и набраться сил и умений для противодействия новым рискам — либо косметический ремонт сложившейся модели миропорядка без ревизии базовых цивилизационных ценностей, возврат к пресловутой «стабильности».

Альтернатива налицо. Какие сценарии развития будут избраны, с чем устремимся мы в будущее, что явно готовит нам немало, скорее всего, неприятных сюрпризов? Разглядим ли за деревьями текущих проблем лес грядущих вызовов? Представляем различные точки зрения, о радикальности и обоснованности которых судить вам, нашим читателям.

Конец эры прогресса

Юрий Магаршак



Человеческая цивилизация сбилась со своего столбового пути. Возможно, это произошло с началом Первой мировой войны, за которой последовал распад четырех империй и которая до сих пор не закончилась. Вторая мировая война при подобном глобальном взгляде является всего лишь продолжением Первой. В любом случае мир никак не может вернуться не только в состояние гармонии (которого, возможно, у него никогда не было), но даже всего лишь повернуть вектор развития в стратегически разумное русло.

Казалось бы, сегодня у Homo Sapiens как доминирующего на Земле вида есть все для процветания и коллективного счастья. В то время как Аппиеву дорогу или какой-нибудь акведук римляне строили десятилетия, сегодня технологии — и преумножения технологий — достигли небывалого уровня. Сколько времени нужно, чтобы произвести миллиард автомобилей — если найдутся покупатели? Да нисколько! Через несколько лет — если будут финансирование и спрос — каждый житель Земли станет иметь новый автомобиль. То же и со всем прочим. Между тем уровень жизни в мире падает, кризисы следуют один за другим. Причем это относится не только к экономике, но и ко всем ключевым компонентам цивилизации: безопасности, геному человечества в целом, взаимоотношению с окружающей человека средой, взаимодействию между цивилизациями и многим другим. Сегодня человеческая цивилизация накопила достаточно знаний и навыков, чтобы обеспечить достойное существование каждому. То, что этого не происходит, — один из симптомов нашей коллективной болезни.

В чем причины деградации цивилизации при несомненном наличии бурного технологического прогресса? Одна из них, несомненно, в том, что экономика взяла на себя слишком много. Экономисты, хотя и не провозгласили себя царями мира публично (чтобы не раздражать публику), управляют им не менее нагло. А где этика, где максимизация счастья, где гармонизация технологического развития? Почему именно премия по экономике (выделяя ее из других познавательных дисциплин) и никакая другая была добавлена к Нобелевским? Почему не «За гармонизацию человечества» или, к примеру, не «За выдающийся вклад в развитие технологий»? Надувание экономических пузырей было ясно каждому непредубежденному человеку, который хоть раз задумывался о происходящем на биржах. То, что пузырь ипотеки должен лопнуть, было бы очевидно любому, если бы не успокоительные заверения в обратном, оглашаемые верховными понтификами нашего времени — теми, кто распределяет финансовые потоки. Наглость и некомпетентность экономистов, ведущих себя по отношению к прочему человечеству, как Боги Олимпа, и поставивших сегодня мир на грань катастрофы, напоминает «божественное право королей» эпохи Средневековья. Диктатуре некомпетентных и ограниченных наглецов нужно положить конец — если человечество хочет не только не прозябать, а вообще выжить.

Происходящее сегодня в мировой экономике напоминает не кризис, а коллапс. Ибо кризис — это некое подобие дождя, после которого как ни в чем не бывало поют птицы и распускаются розы. Если же обрушивается торнадо, чтобы выйти из смерча — а потом начать нормальную жизнь — надо приложить недюжинные усилия. Причем средства защиты от Big-anti-Bang, в который человечество запросто может впасть, могут быть как индивидуальными, так и коллективными.

Однако проблема управления финансовыми потоками — не единственная причина наступившего кризиса. Цивилизация мало-помалу, без видимых революций, перешла в новое качество. Эра прогресса, в том виде, как ее в восемнадцатом веке провозгласил Кондорсэ, закончена. Создание новых технологий как самоцель себя исчерпало. «Бесконечное совершенствование человека и человечества» (основная цель эпохи прогресса как ее понимали отцы-основатели) сегодня может вызвать только ироническую улыбку.

Открытие и только открытие новых возможностей с каждым технологическим достижением — иллюзия. Создание звукового кино навсегда убило искусство кино без звука, подобное чаплинскому — хотя, казалось бы, продолжению традиций Великого немого при наличии дополнительной опции (хочешь, используй звук, не хочешь — твори в мире безмолвия) ничто не мешает. Создание компьютеров в тысячи раз облегчило коммуникацию — но одновременно изменило образ жизни миллиардов людей в худшую сторону, ибо проводить дни и годы, сидя почти неподвижно и уставившись в одну точку антиестественно. С точки зрения виртуально-коммуникативной компьютеры — колоссальный прогресс, с точки же зрения обычных коммуникаций, нормального человеческого общения — колоссальный регресс. Появление фортепиано навсегда уничтожило великую музыку клавесина, не позволявшего контролировать громкость каждого звука. То же со всем (или почти что со всем) прочим.

Глядя из XXI века, кристаллически ясно, что каждое технологическое открытие есть одновременно и закрытие. Когда-то человек радовался появлению часов, затем радио, затем магнитофона, каждого технологического изобретения. Сегодня для потребителя однопараметрическая задача (прогресс в переводе на универсальный язык) превратилась в многопараметрическую. Десятки опций, предоставляемых, например, сотовыми телефонами, делают проблему выбора не менее важной, чем создание новой технологии, как таковое. На смену идее прогресса пришла мировоззренческая поговорка Too good is bad — что, если задуматься, идее прогресса как столбовой дороги всех нас прямо противоречит.

Кризис, охвативший цивилизацию, не является кризисом отсутствия know how — это кризис мировоззрения. Идея прогресса, подразумевающая, что каждое созидание самоценно само по себе, в качестве доминанты развития человечества себя исчерпала. Цивилизации необходимо найти новые принципы, табу, цели и ценности. Какие? Вот это ей и предстоит выяснить.

Привлечь к себе любовь пространства

В 2008 году исполнилось 90 лет Институту географии Российской академии наук. Цифра внушительная, но юбилей получился, кажется, одним из самых тихих. То есть да, об этом писали центральные газеты, прошли сюжеты по разным каналам телевидения. Но от так называемого массового — скажем мягче: общекультурного — осознания событие оказалось совершенно в стороне. Это и не удивительно: география, да еще академическая, помещается где-то на далекой его периферии.

По типовым представлениям, актуальность географии была исчерпана еще где-то в эпоху Великих географических открытий — в лучшем случае, она сохранялась, пока на нашей планете оставались хоть какие-то неоткрытые пространства. А теперь география — разве что скучный школьный предмет, и чем могут заниматься академические географы, совершенно, казалось бы, непонятно: описывать уже открытое, а значит — известное? Странно, что они разве что они вообще существуют.

Так вот: при том что массовые представления вообще редко отличаются большой глубиной и адекватностью, это, похоже — пожалуй из наиболее несправедливых.

Сейчас, в условиях глобального, экологического кризиса, когда речь идет в буквальном смысле о жизни и смерти всех обитателей Земли, география — одна из тех наук (уж не главная ли?), которой надлежит ключевая роль в поисках возможностей выживания.

Актуальнее просто некуда.



— Дело даже не в том, что открыто далеко не все, — говорит заместитель директора Института, профессор, доктор географических наук Аркадий Тишков, известный физикогеограф и эколог, специалист в области биогеографии и охраны живой природы, работающий в Институте более тридцати пяти лет. — Мир в последние десятилетия, как кипящий котел, в нем все меняется. Его приходится переоткрывать и переописывать заново.

И причиной тому — не только человек.

Меняется климат, а с ним — конфигурация берегов, идет осушение земель — возникают новые территории, уходят арктические льды — становится иным облик Арктики. В горах тают ледники, появляются новые пространства — надо понять, что там происходит.

На фоне изменений климата идут инвазии чужеродных видов растений и животных. Вы знаете, например, что в Европе гнездятся попугаи? Что в нашей стране полторы тысячи новых видов, пришедших не то что из соседних стран — с других материков? Что идет перемешивание флор и фаун?[2]

В Арктике перестраивается вся биота. Виды расселяются с юга на север, с запада на восток… Формируется новый облик планеты. Тот, кто не видит этого и говорит, что география — наука прошлого и ее пора убрать из школьного и вузовского образования, — слепец.

— А чем, собственно, могут помочь географы в сложившейся ситуации?

— Серьезный социальный заказ связан у нас сейчас с проблемами изменения климата и адаптацией к ним людей, хозяйства, природы. Кстати, версия о том, что многие крупнейшие цивилизации погибли из-за глобальных климатических изменений — вещь доказанная. Так погиб великий Египет, куда теперь так любят ездить наши туристы. Была серия сухих лет — высох Нил и соединенные с ним пойменные озера, прекратились разливы, на аграрные земли перестал поступать плодородный ил. Начались неурожайные годы, наступил голод, вымирание и исход народов. Сходная картина была и в древних государствах Азии.

Чтобы такого не случилось и с нами, географы разрабатывают системы превентивных мер адаптации к этим переменам. Вы не думайте, что все просто: было у нас холодно, станет тепло — и будем бананы выращивать. Да какие там бананы?! Изменения и климата — это прежде всего рост числа катастроф, природных и техногенных, таяние мерзлоты, в которой проложены большинство наших нефте- и газопроводов. А неповоротливое отечественное сельское хозяйство может приспособиться к потеплению, когда уже начнется цикл похолодания.

Понятно, что в таких случаях человек обращается к тем, кто исследует природу и научно поддерживает принятие решений. То есть к географам.

Географы разрабатывают прогнозы перед Олимпийскими играми в Сочи: какие будут в 2014 году осадки, как себя поведут горные ледники Кавказа, как повлияет строительство в Красной Поляне на развитие природных и техногенных катастрофических явлений… Природа региона будет развиваться иначе…

— Иначе, чем теперь?!

— Конечно. Это — низкочастотные, краткосрочные изменения климата. Ведь, помимо общего тренда потепления, есть и малые циклы изменений. Их можно с определенной долей вероятности прогнозировать на ближайшие десятилетия: есть столетние ряды инструментальных наблюдений, и они позволяют говорить о том, какая частота изменений может быть задана в перспективе.

Сейчас есть глобальные модели прогноза температур. Есть и региональные. Вы наверняка заметили, что СМИ говорят о селях, оползнях, необычно высоких наводнениях. Откуда все это? Подобное бывало и раньше, но не в таких масштабах и не с такой частотой. Лавины в горах сходили всегда, но не приносили таких разрушений.



— Так в чем же дело?

— С одной стороны, человек, осваивая новые территории, приближает жилье, транспорт и производство к опасным местам. А с другой — и природа не сидит без дела. Идет потепление, тают льды, становится больше осадков, активизируются снежно-ледовые процессы. А человек-то уже освоил территорию, прилегающую к склонам, и все, что он успел там построить, сносят лавины и сели! Я недавно видел на Северном Кавказе, под Тебердой: лавины проходят там, где их не было столетия. В этом, может быть, и человек виноват, но мы их наблюдали и там, где не было никакого хозяйства. То, что происходит на незаповедных участках Красной Поляны, конечно, надо приветствовать: все-таки создание курорта мирового уровня. Но в то же время это может быть опасно. Не для природы — она выдержит, — а в первую очередь для человека.

Природа вообще не может жить без катастроф: иначе она не обновляется. Почему настоящий лес — разновозрастный? Часть древостоя горит, другая — валится ветром, развиваются очаги насекомых-вредителей, где-то гниль съедает деревья, то в одном месте полянка, то в другом. Это все не человек делает, а сама природа. Но когда человек что-то строит, скажем, на уровне первых террас на реке, первое же крупное наводнение сносит все это хозяйство. Это не природа разбушевалась, это человек поглупел. И география тратит огромное количество энергии, сил, средств, чтобы как-то исправить человеческую глупость.

А ведь у местного населения на том же Кавказе географическое мышление всегда было в крови. Здесь никогда ничего не строили ниже уровня возможного схождения селей. На той же Колке, где сошел пульсирующий ледник, погубивший съемочную группу Бодрова, все древние селения, городища, захоронения были выше этого аномального уровня схода каменно-ледовых масс. А все, что оказалось ниже — все построенные зоны отдыха, дома, временные строения, — было уничтожено. Но ведь наш институт работал там, на леднике, с 1960-х годов! Мы о его возможном сходе предупреждали!

В нашем институте занимаются, помимо прочего, географией приграничного сотрудничества. Граница — это мембрана, где действуют разнонаправленные процессы: «втягивания» и «выброса». Экономика таких регионов сильно зависит от трансфера — товаров, энергии, веяний, влияний. Так вот взгляните на берега реки Амур: какая чудовищная разница между нашим берегом и китайским. В Китае — колоссальная плотность населения, миллионные города. У нас — депрессивная экономическая пустыня: там просто ничего нет. А ведь потенциал для развития сельского хозяйства, производства — один и тот же.

— Значит, источник различий — сугубо культурный?

— Бескультурный, я бы сказал. Почти все дело в абсолютном неумении управлять, в отсутствии географического мышления у региональных властей.

Здесь может помочь только география: комплексно оценить пространство, территорию, ресурсный потенциал, возможность принятия решений. Регионы сейчас развиваются там, где она привлекается — где есть стратегическое территориальное планирование на основе географических исследований.

— Например, где?

— Из того, что я видел, могу назвать Белгородскую область, Ханты-Мансийский автономный округ, Краснодарский край. В некоторых сибирских регионах хотя бы занимаются стратегическим планированием.

Ведь мы, особенно последние два десятилетия, живем без четкой стратегии развития. Нет ориентира — куда двигаться.

Удивительно ли — у власти сейчас 60–70 % бывших силовиков. Да, они — опытные, знающие, дисциплинированные специалисты. Но для них стратегическое мышление — это профессиональная непригодность.

Они тактики. Для них думать о будущем — значит идти против своей доктрины.

А у географов как раз есть стратегическое мышление. Географ — человек, который видит свое пространство и задается вопросами: какова должна быть модель будущего, к чему стремиться? Что за общество мы намерены создавать? Что будет в Арктике, на Урале, у западных границ, у восточных? С кем и как дружить?.. На основе четкого анализа, районирования проблем, хозяйства, оценки миграции населения все это можно предсказывать.



Мы обращаем внимание на то, что в нашей стране есть главное богатство: природа, то, что я называю биосферной функцией экосистем России и ее экосистемными услугами. Они в миллионы раз ценнее, чем нефть, газ и все, вместе взятое, потому что создают устойчивость глобального климата. Их ресурсный потенциал несопоставим ни с одной из выгод, которые пытаются получить те, кто сейчас спешит быстро все продать, думая, что так они обеспечат будущее себе и детям. Ничего подобного. Будущее обеспечивается стабильностью природы. Едва наступит любой катаклизм — экологический, техногенный или чисто природный, — их не спасут никакие «золотые гетто» под Москвой, где они укрылись за четырехметровыми заборами.

Кстати, это явление — населенные пункты для изоляции от собственного народа, обособленные, живущие по своим законам, — было впервые описано как географическое тоже у нас. Само название «золотое гетто» родилось в экономико-географическом крыле нашего института.

Раньше такие поселения были только в Москве, теперь возникают в Воронеже, в Казани — колючая проволока, двойные шлагбаумы… По сути дела, они — первый шаг к краху: к пропасти между властью и населением. Практически все государства, потерпевшие крах, начинали с того, что эта пропасть росла. Есть коэффициент Дженни, показывающий разницу между самыми бедными и богатыми (людьми, группами, регионами), — а есть еще пропасть между поселениями, когда социальные и экономические различия тоже становятся критическими. И это тоже — серьезнейший объект для географических исследований.

Пространство — такой же элемент развития, как и время. Время нас дисциплинирует, заставляет успевать: в мае посеять, в сентябре собрать, уложиться в известные природные циклы… Свои закономерности и у пространства. Где можно что-то развивать, где нельзя, как проложить кратчайший путь между точками А и Б, — все это стратегическое мышление, которое проецируется на пространство. Вот что такое география.

Для страны это крайне важно. Можно, конечно, плюнуть на все и жить, как живется. В результате получится модель развития «серая биота». Прожить так лет 30 — и вся страна будет сплошной Капотней. И ничего страшного! Есть люди, которые об этом мечтают: вокруг асфальт, под боком телевизор, можно футбол смотреть, а кругом все серое. Серая ворона, серая крыса, серая полынь, — и сам ты серый. Никакого разнообразия. Замечательная модель, а главное, тоже устойчивая.



Да, страну можно направить по этому пути. Можно и по-другому: сделать ее цветущим садом. Это тоже чисто географическая модель развития, мечта технократа: все преобразовать. Вот тайга — я ее вырублю, посажу пальмы, цветники, — будет у меня страна-сад — красиво!

Но от такого насилия над естеством, если не будет девственной природы, не то что климат изменится — мы все погибнем!

А географы это понимают и выступают против того, чтобы всю природу подгонять под среду обитания человека.

Можно развивать природу очагами, пятнами, как пытаются делать в Западной Сибири: тут освоено, здесь освоено, а в промежутке — неосвоенное пространство. Может быть, модель полосатая, как в Америке: Дикий запад — освоенный восток. Прекрасная модель — гарантия того, что будет Йеллоустонский национальный парк и другие охраняемые территории, где сберегается природа.

У нас тоже есть «зебра» освоенных и неосвоенных земель — европейская часть, Сибирь, Дальний Восток. Можно и дальше так развиваться.

А можно, как сейчас делают некоторые государства, перенести всю промышленность, условно говоря, на Луну: на другую планету, в другие страны. У себя же оставить только девственную природу. Сделать всю Россию национальным парком и все вредное производство отправить в другие страны.



— А других стран, значит, не жалко.

— А чего жалеть? Это же Луна! Жизни там, полагают те, кто может предложить и реализовать эту модель развития, не видно.

Так вот географы должны участвовать в принятии стратегических решений, содействовать созданию планов национального и регионального развития. Организация жизни в пространстве невозможна без научного обоснования принятия решений. Надо четко понимать, где и какие есть ресурсы, что можно осваивать. Нельзя же строить плотину там, где нет потребителя энергии, а потом перебрасывать оттуда энергию за тысячи километров.

Думают, что география — для того чтобы стирать белые пятна с карты планеты. Но современная география — наука не только о Земле, но и об окружающем пространстве. На географических конференциях ежегодно работают целые секции: география Марса, география Луны… Все время появляются новые карты.

Но самое главное (это мало кто понимает): все белые пятна сейчас там, где человек живет уже тысячи лет. Передовые рубежи географии сегодня — в староосвоенных регионах нашей страны.

Я призываю географов заниматься проблемами расселения, изменения структуры хозяйства в связи с тем, что рынок вроде бы диктует сейчас делать что-то по-новому: понять, как меняется транспорт; как меняется география урбанизированных (освоенных поселениями и производством) территорий или география исчезновения деревень. Ведь сотни, тысячи населенных пунктов за последние десятилетия просто исчезли!

И все это нужно географически осмыслить.

Там, где человек влияет на природу, меняются географические закономерности целых территорий: их рельеф, биота, климат, водный режим. Природа меняется быстрее, чем мы успеваем ее исследовать.

Сейчас географы должны провести инвентаризацию новых явлений в географии, новых антропогенных форм в рельефе, изменений в биоте, в гидрологии и в климате — человек действительно меняет все.

— Неужели он наконец-то стал сильнее природы?

— Сильнее природы стать нельзя. Изменяя на небольших участках поверхность Земли, режим климата, человек вносит вклад в глобальные перестройки. Но наступает землетрясение, равное по силе всему ядерному потенциалу; наводнение, которое человек не способен вызвать собственными силами; аномальные холода или аномальная жара, когда люди умирают десятками в день, — природа берет свое.

Мы, как художники, должны своим взглядом зафиксировать это, чтобы не ошибиться, сделав следующий шаг. Сейчас страны, живущие на авось, быстро проигрывают соревнование на этом гигантском рынке.

Частота катастроф — и природных, и техногенных — будет расти. Даже не потому, что человек не может быстро приспособиться к переменам климата — он в принципе не расположен смотреть в будущее, планировать стратегически. Он живет вчерашним днем.

А жить надо днем завтрашним. Меняется климат — надо приспосабливать хозяйство, население, помогать природе защищаться от быстрых перемен.



— Выходит, задачи и перспективы у географии будут всегда, пока мир стоит?

— Бесспорно. Сейчас мы востребованы просто во всех направлениях. Идет ли речь об охране природы? — не миновать географов с их комплексным подходом. Размещение хозяйства? — опять нужны географы: никто лучше их не подскажет, как этот процесс оптимизировать. Транспорт? — сам Бог велел: строительство линейных сооружений, системы планирования транспортных магистралей — везде географы должны сказать свое слово. Мониторинг состояний среды, в том числе из космоса? — то же самое: это не столько технические решения, сколько интерпретация получаемых данных — можно ведь что угодно как угодно наблюдать, но не понимать, что происходит. И это опять задача географов — дешифровать изображения, выявить закономерности, искать причины изменений, передавать информацию тем, кто принимает решения.

Но дело не только в этом. Географическое мышление — неотъемлемая часть природы человека, такая же, как мышление историческое или экологическое. Это — понимание себя в пространстве плюс осознание детерминизма своего существования на Земле. География — не только карта и ориентирование на местности: она — то, как человек себя со всем этим соотносит. Это сам человек внутри. География занимается столько же внешним космосом, сколько и внутренним. Без такого мышления человек — существо аморфное, неспособное осознать себя в масштабе всех окружающих его пространств: и земных — родного дома, города, страны, планеты, — и космических.

Вот это и есть то, ради чего стоит работать и жить. Главное, чтобы прислушивались.

Беседовала Ольга Балла.

Перед главным вызовом цивилизации

В. Данилов-Данильян, К Лосев, И. Рейф. Перед главным вызовом цивилизации, «Инфра-М», 2005 год (переиздание 2009 года).



Эта книга не просто еще одно апокалипсическое предупреждение. В ней представлена концепция кризисного состояния современной цивилизации, к которому авторы — два ведущих российских специалиста по проблемам окружающей среды и посвятивший себя этим вопросам журналист — подходят с позиции экологов.

Позиция эта имеет то преимущество, что позволяет рассматривать человечество как системный элемент биосферы, законы и ограничения которой оно не вправе переступать без катастрофических для себя последствий. Опираясь на разработанную российскими учеными теорию биотической регуляции окружающей среды — поддержания приемлемых для жизни на Земле параметров средствами самой жизни, — авторы развенчивают техногенную концепцию ноосферы. Природа в миллионы раз совершеннее и «умнее» любых человеческих технологий, и единственный способ отвести грозящую катастрофу — ослабить запредельный антропогенный пресс, от которого страдает на Земле все живое, и освободить «законно» принадлежащее природе место. Именно в этом, в постепенном возрождении хотя бы части разрушенных естественных экосистем, и состоит, по мнению авторов, стратегический нерв того, что принято называть устойчивым развитием.

В книге о самом сложном говорится прозрачным и ясным слогом, что делает ее доступной самой широкой читательской аудитории, а также небесполезной студентам, изучающим экологические дисциплины.

То, что экологический кризис достиг угрожающих степеней, видно даже неискушенному наблюдателю. И быть может, громче других заявляющий о себе всплеск мирового терроризма — только один из симптомов общей болезни. Наряду с катастрофическими изменениями окружающей среды, взрывообразным ростом населения развивающихся стран, серией крупномасштабных техногенных аварий или эпидемиями невиданных прежде инфекций. И все это вызовы, называемые еще по-другому вызовами глобализации, не отдельным нациям и государствам, а всей мировой цивилизации, человечеству как целому, проигнорировать которые оно не в силах, даже если бы и очень того хотело.

Вообще понятие «вызова» в его историко-философском аспекте было введено в оборот в середине прошлого века английским историком А.Дж. Тойнби в его знаменитом многотомном труде «A Study of History» («Постижение истории»). Будучи христианским религиозным мыслителем, Тойнби понимал под этим моментом постоянно возобновляемого диалога между человечеством и Божественным Разумом (Логосом), в результате которого люди постигают свою настоящую сущность и высшее историческое предназначение. Собственно, каждое испытание на прочность, будь то природный или иноплеменный вызов, есть, по Тойнби, настоящий двигатель (локомотив, как сказал бы К. Маркс) исторического процесса, пробуждающий творческую энергию этноса и поднимающий его на новую ступень развития, а иногда и способствующий рождению субцивилизаций.

«Вызов побуждает к росту. Ответом на вызов общество решает вставшую перед ним задачу, чем переводит себя в более высокое и более совершенное с точки зрения усложнения структуры состояние.

Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию. Традиционное мнение, согласно которому благоприятные климатические и географические условия, безусловно, способствуют общественному развитию, оказывается неверным. Наоборот, исторические примеры показывают, что слишком хорошие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста» (Тойнби).

И все же в бесконечно долгой, уходящей корнями в седую древность череде вызовов-и-ответов — понимать ли под ними испытание, ниспосланное свыше, или этап естественного исторического развития — нынешний экологический вызов занимает особое место. Потому что впервые за несколько последних тысячелетий ставит перед всемирным человечеством, а вместе с тем и перед человеком как биологическим видом, сакраментальный вопрос «быть или не быть». И дело идет не об угрозе столкновения Земли с космическим пришельцем-астероидом, вероятность которого исчисляется в один раз за десятки тысяч или даже миллионы лет, а о самом что ни на есть будничном процессе деградации окружающей среды, разрушаемой хозяйственной деятельностью человека, достигшего критически опасного предела в ходе своего стремительного развития.

Осведомлено ли об этом 6-миллиардное население планеты? Не специалисты-экологи, а рядовые обыватели, или, как говорят, люди с улицы (к числу которых, к сожалению, приходится отнести и основную массу политических деятелей и большую часть культурной и деловой элиты), от сегодняшнего настроя которых во многом зависит участь завтрашних поколений.

И да, и нет. Да, потому что и в печатных статьях и в радио- и телепередачах то и дело проскальзывают разного рода апокалипсические предостережения, будь то набирающий силу парниковый эффект, расширяющиеся «озоновые дыры» или беспощадно вырубаемые «легкие планеты» — тропический лесной пояс. Нет, потому что обыденное сознание имеет удивительную способность уходить от такого рода информации под сень уютных представлений и мифов о крайней якобы удаленности подобных мрачных прогнозов или о возможности скрыться от экологической угрозы за надежной «броней цивилизации». Как говорят, были бы деньги, а создать приемлемые для жизни условия — не проблема.

Реальна ли на этом фоне надежда экологов достучаться до сердец? Ведь их специфическое научное знание доступно и, во всяком случае, понятно лишь узкому кругу специалистов, тогда как прогнозы и выводы, которые следуют из этого знания, адресованы людям, никакого отношения к экологии как фундаментальной науке не имеющим. Однако именно от них, от «профанов», будет зависеть в конечном счете востребованность или невостребованность информации, призванной, по идее, серьезнейшим образом повлиять на судьбы мира.

И все же, думается, прецеденты или, может быть, аналогии подобной ситуации в истории были. В 1939 году Альберт Эйнштейн под давлением своих коллег, эмигрантов из стран Западной Европы, обратился с письмом к президенту США Ф. Рузвельту, в котором убеждал его в необходимости начать развернутые работы по созданию ядерного оружия.

Ничего определенного не было известно на тот момент. Не было достоверной информации — только догадки и предположения, — ведутся ли подобные работы в фашистской Германии. Никто из физиков не мог дать гарантию, что теоретически предсказанная цепная реакция деления действительно приведет к атомному взрыву. Да и сами физики, занимавшиеся исследованием атомного ядра, не имели в те годы сколько-нибудь заметного влияния и были известны только в узких академических кругах.

Многое балансировало тогда на весах, хотя ответственность за принятие политического решения лежала все-таки не на ученых, а на президенте с егокомандой, никакими специальными познаниями в ядерной физике не обладавшими. И тем не менее судьбоносное решение было принято, а его влияние на политическое мироустройство вышло, в конечном счете, далеко за рамки Второй мировой войны и благодаря фактору ядерного сдерживания обеспечило мир и стабильность в напряженнейшие десятилетия «холодного» противостояния двух систем.

Почему мы вспомнили этот почти хрестоматийный пример? Вероятно, потому, что положение нынешних ученых-экологов в чем-то сродни ситуации, в которой находились физики-ядерщики в конце 1930-х годов. Ведь они тоже не могут пока еще предъявить миру «бомбу», которая заложена под здание современной цивилизации, а их теоретические прогнозы опираются не на какие-то известные прецеденты, а лишь на логику происходящих в биосфере процессов, долженствующих рано или поздно привести (если только не привели уже) к необратимым ее изменениям.

Но все дело в том, что когда эта необратимость сделается очевидной для большинства, время для принятия необходимых мер будет, скорее всего, упущено. И только доверие к упреждающему научному знанию (как это и было в случае с американским атомным проектом) может послужить более или менее надежной основой для предотвращения экологической катастрофы. И в этом смысле ответственность ученых, о которой столько уже было сказано по разным поводам, сегодня высока как никогда. Как, впрочем, и ответственность мировой политической, культурной и деловой элиты, а также всех, кого принято именовать людьми доброй воли. И нет, пожалуй, неотложней и актуальней задачи, чем сделать им шаг навстречу друг другу. Хочется верить, что и предлагаемая читателю книга внесет свой посильный вклад в решение этой насущной проблемы.

Стартовая динамика века: приговор или повод задуматься

Александр Крушанов

Александр Андреевич КРУШАНОВ — доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник сектора философии естествознания ИФ РАН, специалист в области философии и методологии научного познания, философии глобалистики.

Впервые опубликовано: Вестник Российского философского общества, 2007. — № 4. — Печатается с незначительными сокращениями.


От редакции

Эта статья поступила в редакцию в канун начавшегося в 2008 году мирового кризиса. На фоне последовавших затем событий этот тревожный прогноз не мог не привлечь внимание точностью, взвешенностью своих оценок. Сбудутся ли самые мрачные предвидения автора? Это зависит и от мирового истеблишмента, и от всех нас. Кризис не удастся преодолеть до тех пор, пока не будет переосмыслена сама система ценностей, которую исповедует наша цивилизация. Иначе все вновь и вновь повторится в худших, более страшных формах, как и предупреждает автор.



В будущее — вслепую?

Заметным фактом научной жизни планеты последних лет стало появление большого числа работ о конфликтности будущего. Как вам нравятся характерные заголовки вполне ответственных и авторитетных публикаций: «Дай бог человечеству пережить XXI век», «Гибель цивилизации?» «Стратегическая нестабильность XXI века»? Странно, но для политической жизни планеты эти тревожные предупреждения словно не существуют. «Повезло» разве что климатическим изменениям к худшему. Да и то потому, что их уже нельзя не заметить.

В целом же можно сказать: движение планетарной цивилизации в будущее — неопределенное и, похоже, весьма опасное — идет без необходимого комплексного международного, да и отечественного, сопутствующего мониторинга этого будущего и без его широкого обсуждения — фактически на авось, вслепую.

Было время, когда такую работу активно вел, например, Римский клуб. Увы, пассионарный двигатель этой работы, президент Клуба Аурелио Печчеи, умер — и деятельность самой этой славной организации приувяла. Нет уже и авторитетного председателя Международной комиссии ООН по окружающей среде и развитию госпожи Гру Харлем Брундтланд. Может быть, поэтому теперь и не поймешь — функционирует эта Комиссия или прикрыта? Словом, есть настоящая работа для настоящего лидера. И если бы таковой нашелся, ему пришлось бы заняться довольно запущенным наследием.

В самом общем виде сложившуюся стартовую ситуацию века и предвидимые последствия ее развития я выразил бы с помощью нескольких основных тезисов:

1. Человечество построило дрянную цивилизацию. Ее недостатки в первой половине XXI века могут привести к возникновению череды острых глобальных конфликтов — прежде всего экологического, ресурсного и демографического. Кроме того, есть риск потери глобальной управляемости. И хуже всего, что у этих конфликтов есть шанс совпасть по времени и сдетонировать.

2. С возможностью этих угроз надо что-то делать. Нужны упреждающие действия, пока глобальная ситуация не ушла из-под контроля и не лишила нас будущего. Хотя правда в том, что сформировавшаяся цивилизационная жизнь фактически не приспособлена к эффективному управлению будущим. Она даже не заинтересована в этом — ведь дети не голосуют!

3. Вокруг долгосрочных вызовов и тенденций сейчас — тишина. Но она не должна вводить нас в заблуждение и расслаблять. Дело в том, что формально будущее — вне зоны ответственности нынешних лидеров, а прогностическая работа пока не сулит хороших новостей. Вот политики и пассивны, остерегаясь пугать своих избирателей футурологическими «страшилками».

Да еще и само исследовательское сообщество подает весьма противоречивые сигналы. Это естественно: глобальные исследования пока имеют очень краткую историю и связаны с большими неизбежными неясностями. Их выводы, в свою очередь, чреваты масштабным перераспределением финансов, ресурсов и влияния. А это провоцирует заказ контрпубликаций и контроценок. Обманчиво и то, что глобальные перемены проявляются лишь с большим запаздыванием — они ведь инерционны. Поэтому капитаны мира при желании всегда могут найти прогноз, удовлетворяющий политической конъюнктуре и, стало быть, избавляющий от необходимости размышлять о возможных тяготах будущего. Успокаивает политиков и то, что выработанные в XX веке катастрофичные прогнозы не оправдались. Прежде всего, конечно, имеется в виду прогноз глобального экологического кризиса в известном докладе «Пределы роста». Правда, при этом забывается, что кризис не случился, поскольку предупреждение появилось заблаговременно: даже в нашем несовершенном мире были реализованы многие позитивные природоохранные идеи! Критики экологов любят напоминать и об их переживаниях по поводу озоновых дыр, которые, как только недавно стало ясно, — вполне естественное природное явление.

И все же беспокоящие прогнозы появляются вновь и вновь. Возникает мысль: не идет ли мир по пути советского политического руководства накануне трагичных событий июня 1941 года? Не угробят ли эти самонадеянные капитаны мира наш глобальный «Титаник»? Ведь если что, помощи ждать неоткуда. Человечество может полагаться только на собственные силы, средства и возможности. Правда, в этом есть и преимущество: такая особенность нашего общего плавания естественным образом уравнивает и все народы, и все социальные слои — от олигарха до бомжа. Речь — о том, что касается равным образом всех.

Да, работа на поле долгосрочной прогностики весьма рискованна и деликатна. Об этом напоминают прогнозные ожидания былых времен. Поэтому такого рода оценки, к счастью, не стоит переоценивать и воспринимать как жесткое предначертание. Но существование драматичных ожиданий еще на старте века означает, по крайней мере, то, что их стоит обсуждать, критически оценивать и учитывать на практике.



Что ожидается?

Каковы же главные беспокоящие стартовые, но долгосрочные тенденции века, способные стихийно определить его динамику? Если коротко — прежде всего таковы:

1. Усиление последствий выхода развития за природные «пределы роста».

Экологический аспект

Ожидается, что обострится экологическая ситуация из-за наращивания избыточной нагрузки на природу. Увы, о том, что она избыточна, свидетельствуют выводы имеющихся глобальных моделей, потепление климата, связанные с ним метания погоды и другие наблюдаемые перемены.

Эта тенденция обсуждается, например, во вполне свежем коллективном труде «Пределы роста. 30 лет спустя», подготовленном в 2004 году под руководством Денниса Медоуза — руководителя первой рабочей группы Римского клуба. Авторы постарались использовать всю доступную ныне информацию о глобальном состоянии дел и на этой основе уверенно утверждают: выводы первого доклада «Пределы роста» актуальны и теперь. Более того, человечество по ряду параметров уже «проскочило» за допустимые природные границы.

«Сегодня, — пишут они, — мы оцениваем перспективы развития мира гораздо пессимистичнее, чем в 1972 году. Грустно, но факт: человечество впустую потратило целых 30 лет, обсуждая не те проблемы, что нужны, и принимая слабые, нерешительные меры по защите окружающей среды. У нас нет других 30 лет, так что проявлять нерешительность просто некогда: слишком многое нужно изменить, чтобы сегодняшний выход за пределы уже в XXI веке не привел к глобальной катастрофе». Так что, если не будет энергичных практических действий, человечество скоро напрямую ощутит последствия своей безалаберности в экологической сфере.

Я бы добавил к этому и вот что. Действуя в том же духе, живущие ныне граждане способны испортить жизнь не только потомкам, но и самим себе. Чтобы представить всю серьезность даже существующих уже потенциальных рисков для сегодняшних хозяев планеты, напомним хотя бы о необычно и невыносимо жарких летних днях 2003 года в Европе, погубивших тысячи людей; об ужасных наводнениях, вызвавших огромные человеческие и материальные потери; о лихорадочной мутации возбудителей множества болезней, ведущей к появлению не только череды сменяющихся новых недугов — СПИД, коровье бешенство, атипичная пневмония… — но и к угрозе пандемии, способной убить миллионы людей. Не говоря уже о таких «мелочах», как перемещение под влиянием глобального потепления южных паразитов, опасных для людей, растений и животных, — на более северные территории.

Но политические реалии таковы, что на элиту, как и на многих представителей СМИ завораживающе действуют публикации о несостоятельности былых апокалипсических прогнозов экологов, которые так и не сбылись. Это вроде бы освобождает ответственных лиц от серьезного отношения к экологическим призывам и от необходимости принятия инициатив и решений, которые, конечно, затруднили бы повседневную жизнь сегодняшних избирателей. Ведь экологи утверждают, что для стабилизации глобальной экологической ситуации развитые страны должны сократить потребление на 20 %! Каждый россиянин, которому приходится ежегодно три недели злиться из-за профилактического отключения горячей воды, легко представит себе мучительность экологического вывода для избалованного западного обывателя: ведь речь идет о сокращении на 20 % всех видов потребления — это и горячая вода, и лифт, и многое другое!

Но как настроиться на столь тяжкое испытание, если имеются радостные вести от демографов: волновавший экологов XX века взрывной демографический рост больше не наблюдается. Напротив — идет явное замедление роста мирового населения и видны ориентиры его стабилизации на больших, но не слишком пугающих цифрах. Кажется, в перспективе землян будет все же не более 12 миллиардов человек.



Увы, природу, это, видимо, не спасет. Ведь рост населения — не единственный антиэкологичный фактор. Параллельно растет мировое потребление — это видно по росту жизненных стандартов даже в Африке. Что говорить о странах с быстроразвивающимися экономиками и огромным населением, вроде Китая и Индии? Устойчиво и совсем не экологично растет мировой ВВП. Громко звучат голоса, заявляющие, что мировая экономика для своего развития остро нуждается в создании второго золотого миллиарда активно потребляющих граждан.

То есть: вместо того чтобы сокращать общую нагрузку на природу на 20 %, мир продолжает ее усиливать. Пусть не так быстро, как прежде — за счет все же принимаемых локальных мер по сбережению ресурсов и замедления роста мирового населения, — но мы продолжаем все сильнее прогибать природу под нас. В условиях такого устойчивого неэкологичного роста мирового ВВП за допустимыми природой пределами легко предсказать, что наблюдаемые ныне экологические следствия — лишь «цветочки» будущих сюрпризов. А те состоятся, даже несмотря на относительное смягчение демографической угрозы.

Драматичные сюрпризы заложены и в том, что последствия сегодняшних и глобальных решений и действий смогут проявиться в полной мере лишь через какое-то время. Кроме того, есть угроза выхода за критические природные границы, после которых могут включиться процессы самопроизвольного разгона ситуации. Повлиять на это мы будем просто не в силах. Пока совершенно не ясно, насколько хорошо известно множество таких критических границ, насколько целенаправленно изучаются возможности попадания на эти границы и, тем более, выхода за них.


Ресурсный аспект

Разговор о природных границах роста был бы неполон, если бы наряду с экологическими ограничителями развития мы не рассмотрели и ресурсных ограничителей. Тем более что, судя по прогнозным оценкам, глобальная ситуация будет иметь склонность к обострению из-за того, что планетарные ресурсы ограничены. Об их ограниченности исследователи говорили уже не раз. Недавно на это вновь обратил внимание мировой общественности Институт Всемирного наблюдения в своем докладе «State of the World. 2005». Он подчеркнул: для поднятия потребления населения Китая и Индии до уровня развитых стран необходимы ресурсы еще одной планеты размером с Землю.

Основа мощного возможного конфликта — в том, что развитые страны не могут позволить себе сократить привычный уровень потребления своих граждан. При этом тот же Китай обязан поддерживать рост любой ценой, чтобы не довести бедную часть населения до социального взрыва. Тревожная проблема — уже в том, что этот вопрос не обсуждается открыто и как бы не замечается. А ведь на эти риски в текущем столетии могут наслоиться и другие, тоже вполне прогнозируемые, и тогда «люди могут начать убивать друг друга за право потреблять» (Джульетто Кьеза).



2. Размывание мирового порядка. Движение к состоянию аполярного мира.

Одной из ведущих прогнозных тем стала проблема предвидимого ухода США с пьедестала мирового лидера. Да, для развития событий по такому сценарию есть весьма серьезные основания.

Сложившийся после кончины СССР мировой порядок будет вновь меняться. В обозримой перспективе можно ожидать возникновения, как удачно выразился британский историк Найл Фергюссон, «аполярного мира». То есть — мира без страны-лидера, способной привнести в глобальную жизнь ответственность, организующее и подстраховывающее начало. Среди функций мирового лидера — и формирование мировой повестки дня, лидерство в развитии науки и технологий, в том числе природоохранных. При всем моем негативном отношении к выходкам современного мирового гегемона не могу не сказать: его уход в тень может произойти в крайне неудачный момент — ведь век ожидается нестабильный.


3. «Золотой миллиард» становится конфликтным.

В общую картину нестабильного будущего вносят свой вклад и невеселые ожидания перспектив жизни граждан развитых стран, обычно выделяемых в качестве «золотого миллиарда». Население устойчиво стареет, общества опасно поляризуются. Присутствие мигрантов из стран с весьма отличной культурой заметно растет и имеет тенденцию к дальнейшему росту, вынуждая местных граждан забыть традиционную толерантность и уже провоцируя конфликты с этническими акцентами, а также поддержку радикальных политических сил. Ясно, что в текущем столетии собственно «золотой миллиард» будет вымирать и ужиматься, в то время как нищий Юг продолжит усиленно рожать, переполняясь очень бедными и чрезвычайно активными и взрывоопасными молодыми людьми. Понятно, что эта молодежь устремится на богатый Север. Так что развитым странам через некоторое время будет не до глобальных дел и проблем.

Итак, судя по имеющимся прогнозам и тенденциям, XXI век способен пойти по пути очень конфликтному и нестабильному, с вероятностью утери глобальной управляемости в самый ответственный момент возможного обострения взаимодействия планетарной цивилизации с окружающей средой. Более того, проявляющееся в прогнозах глобальное будущее рождает тревожные ассоциации с предоктябрьской ситуацией в России 1917 года: вялость власти, огромная социальная поляризация мирового населения, переизбыток нищей молодежи, наличие консолидирующей обиженных и угнетенных идеологической силы — сегодня так позиционирует себя политический ислам.

Но политики безмятежны. Можно подумать, они не очень озабочены проблемами будущего, так как у человечества есть на вооружении концепция устойчивого развития, принятая на Саммите в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Однако эта концепция сформирована без учета возможных сопутствующих сложностей социально-политического характера и поэтому фактически отстала от жизни. Да и в принятом виде она выполняется отнюдь не в полной мере.

И это общая специфика современной прогнозной работы: политические аналитики не слишком настойчиво забираются в вопросы экологии, а экологам боязно браться за анализ глобальных социально-политических трансформаций. Поэтому комплексное видение разворачивающейся глобальной динамики века не складывается.


Что делать?

Я убежден: необходима организация специального комплексного мониторинга будущего и подготовка на этой основе новой программы действий планетарной цивилизации «XXI век во имя благополучия человечества».

Как бы романтично и наивно ни звучало это предложение, важно понимать: на другой чаше весов вполне может оказаться реальная жесткая борьба за перераспределение ресурсов. Наступательным лозунгом века способен стать, например, такой: «Глобальная экология и глобальная (ресурсная) справедливость». Как известно, за рубежами России уже слышны разговоры о том, что было бы справедливо обобществить, скажем, богатства Сибири. Очевидно, что при отсутствии должного и заблаговременного внимания к стартовой динамике века может возникнуть реальная перспектива дожить до бескомпромиссных дискуссий по этому поводу, а то и до практических попыток дальних или ближних соседей укрепить себя за наш счет. И для этого не потребуется ядерное или иное страшное оружие. Ведь при решении геополитических задач может очень активно и скрытно использоваться и такой инструмент, как ползучая иммиграция. Тем более что у нас действительно не хватает населения для такой территории, но есть масса незамужних дам — кажется, миллионов 30. А в то же время по другую сторону южной сибирской границы застоялись миллионы холостяков, также жаждущих личного счастья. При таких стартовых условиях Косово может оказаться легкой разминкой человечества перед наступлением реально горячего XXI века.

Затронутые вопросы слишком серьезны. Поэтому было бы важно провести цикл специальных дискуссий российских экспертов, чтобы уточнить возможные глобальные перспективы и риски, и самое главное — выработать комплекс необходимых превентивных действий. В случае подтверждения описанных негативных ожиданий нашими экспертами, стоило бы инициировать проведение специального международного Форума Будущего, посвященного обсуждению глобальных тенденций и перспектив текущего века. На основе его рекомендаций и можно было бы наметить контуры уже упомянутой выше программы действий для XXI века.

Я считаю, что с подобной инициативой могла бы и должна была бы выступить Россия.

С одной стороны, это жизненно необходимо: судя по прогнозам, стихийная динамика глобального контекста может не позволить нашему государству состояться как промышленно развитому и создающему достойные условия жизни для своих граждан. Более того, наши естественные богатства способны стать главным призом, за который в текущем столетии может развернуться ожесточенная борьба. Так что мы очень заинтересованы в том, чтобы внешние вызовы и угрозы не помешали нашему продвижению к выстраданному счастью или хотя бы к достойной жизни.

С другой стороны, с инициативой следовало бы выйти именно России, поскольку в современном мировом сообществе ныне наблюдается явный дефицит крупных авторитетных и энергичных деятелей. Нет даже подходящих для решения обсуждаемой глобальной задачи международных структур: Совбез ООН явно устарел по составу и не отражает нынешний мировой баланс сил; этим же страдает и «Большая восьмерка», которая, кстати, в последние годы все больше склоняется к пиар-акцентам, нежели к практическим решениям. Иначе говоря, инициировать назревший коллективный глобальный проект по большому счету некому. Мы же вроде оживаем, оттаиваем и потому обладаем куда более высокой потенциальной пассионарностью, чем, скажем, приуставший западный мир. Есть основания и потенциал не полагаться на милость стихии.

Нет сомнений, что в случае подтверждения описанных вызовов России придется пойти на чрезвычайную мобилизацию всех сил, чтобы не стать жертвой жестких обстоятельств текущего века. Чтобы такая мобилизация смогла пройти цивилизованно и человечно, без возможности возникновения феномена «Лаврентия Павловича Скуратова», ею необходимо озаботиться заблаговременно и хорошо ее продумать. Но для этого требуется своевременное и систематическое внимание к затронутым выше вопросам как соответствующих исследователей, так и политической элиты, а также — обязательно — широкой общественности.

Честно говоря, завершая статью, ощущаю себя совершенным чудовищем и паникером, мешающим людям жить спокойно и с оптимизмом. Но недавно в передаче Владимира Познера «Времена» я увидел его неподдельное удивление в связи с тем, что участвующие в передаче эксперты вдруг заговорили о будущих войнах за ресурсы и о других грядущих неприятностях века. И мне подумалось: может быть, общественность и политики вовсе не так хорошо информированы, как мы думаем?

А тут еще история двух лягушек не дает успокоиться. Одна попала в горячую воду, конвульсивно дернулась и… выскочила из котла. Вторая упала в медленно подогреваемый чан с водой да так и сварилась. Как здорово, что, в отличие от второй лягушки, мы способны размышлять о своем реальном положении и изучать его. Собственно, к этому я и приглашаю.

ВО ВСЕМ МИРЕ

Древняя карта Луны скорректировала историю

Старые документы свидетельствуют, что в анналах астрономии есть еще малоизвестные страницы. Восстановить справедливость призвал историк Аллан Чепмен из Оксфордского университета.

В энциклопедиях пишут, что первым использовал телескоп для наблюдения планет и других небесных тел знаменитый итальянский астроном Галилео Галилей. Спору нет, значение исследований Галилея для развития науки колоссально. Но Чепмен установил, что настоящий невоспетый пионер — это Томас Гарриот, английский астроном, математик, этнограф и переводчик. Именно он выполнил первое наблюдение небесного тела при помощи телескопа за несколько месяцев до аналогичной работы Галилея! Томас изучал Луну 26 июля 1609 года при помощи телескопа (правильнее — зрительной трубы, ведь слово «телескоп» появилось позже, а тогда и вовсе говорили «голландская труба»), купленного незадолго до того, и выполнил первую карту нашего естественного спутника. Кстати, как известно, Галилей, к примеру, не мог купить телескоп и потому построил его сам.

А вот у Гарриота средства были (ученому покровительствовал Генри Перси, девятый граф Нортумберленд), и хорошие условия для работы тоже. Но это нисколько не умаляет достижений британского исследователя. C 1610-го по 1613 год он создал несколько карт Селены со все более увеличивающейся детализацией. Последние из них не были превзойдены по точности в течение нескольких десятилетий.


Ученые создали новый «плащ-невидимку»

Ученые Дэвид Смит из университета города Дьюка (США) и его коллеги из Юго-Восточного университета города Нанкин (Китай) создали еще один вариант «плаща-невидимки», основанный на новых принципах. В конструкции используется разновидность метаматериала, который позволяет делать скрытые под ним предметы невидимыми в более широком диапазоне излучений, чем прежние разработки.

В нем излучение не огибает скрытый предмет. Напротив, электромагнитные волны проходят сквозь метаматериал, достигают спрятанного там предмета и, отражаясь от него, рассеиваются. При таком подходе требуется конструировать новый «плащ-невидимку» для каждого конкретного предмета. Однако ученые считают, что их технология позволяет создавать метаматериал достаточно быстро и просто.

Метаматериал Смита собран из десяти тысяч элементов — стандартных медно-слюдяных печатных плат. «Плащ» имеет размеры 500 на 106 миллиметров и позволяет сделать невиди мым выпуклый объект 40 на 5 миллиметров, помещенный на плоскую поверхность.

Метаматериалы с успехом могут использоваться для маскировки, например, военных объектов, так как их невозможно обнаружить средствами радиоразведки в определенном диапазоне частот.


В Китае динозавров добывают тоннами


С 60-х годов прошлого столетия в восточно-китайской провинции Шаньдун, где во время геологоразведочных работ того времени неожиданно открыли залежи останков доисторических ящеров — динозавров, китайские палеонтологи добыли свыше 7,6 тысяч окаменелостей, чей общий вес превышает 50 тонн.

Чжао Сицзин, исследователь из Института палеонтологии и палеоантропологии китайской Академии наук, отмечает, что доверенные его попечению объекты, вероятно, представляют собой крупнейшие в мире скопления останков динозавров. В частности, палеонтологи обнаружили там множество останков хадрозавров (утиноклювых динозавров), анкилозавров, тираннозавров, других разновидностей ящеров, относящихся к позднему меловому периоду мезозойской эры.

Одна из последних находок останков динозавров относится к району города Лунду. Добыча окаменелостей там осуществляется на вновь открытом поле. Его длина — 300 метров, ширина 10 и глубина 5 метров. Только это место дало миру науки свыше 3 тысяч останков, причем, как надеются, там удастся обнаружить и открыть новые виды или подвиды исчезнувших ящеров.

Как считают исследователи, гибель динозаврам в этой зоне могло принести мощное вулканическое извержение. Затем наводнения смыли останки доисторических ящеров в компактные «братские могилы», где и были обнаружены палеонтологами. В районе города Лунду, на базе вновь открытого «поля динозавров» планируют создать особый парк, где на обозрение будут выставляться останки и окаменелости динозавров.


«Таблетки памяти» станут доступны, как витамины

На прилавках аптек вскоре могут вскоре появиться лекарства, активизирующие память. Изначально препаратами предполагалось лечить симптомы болезни Альцгеймера, однако выяснилось, их можно применять и для улучшения памяти всем.

Новая, облегченная версия таблеток может вскоре стать для обычных потребителей таким же привычным и доступным препаратом, как витамины.

В Британии тем временем фиксируются случаи употребления лекарств пациентами, не страдающими серьезными заболеваниями. Так, к примеру, студенты знают, что при помощи препарата Provigil, использующегося для излечения нарколепсии можно оставаться бодрым в течение многих часов, чтобы, к примеру, успеть подготовиться к экзамену. А Adderall XR и Ritalin, разработанные для лечения синдрома нарушения внимания, поможет обрести концентрацию в борьбе со сложными конспектами. Разумеется, при приеме лекарств, предназначенных для лечения серьезных заболеваний, неизбежны побочные эффекты. В частности, представитель компании-производителя Adderall XR заявил, что существует определенный риск для принимающих препарат без предписания врача, так как он может повысить кровяное давление.


Обнаружен новый вид лягушек, с зеленой кровью


Новая разновидность лягушки, с зеленой кровью, обнаружена учеными в Индокитае. Необычен и цвет костей этого земноводного — они бирюзовые.

Такой цвет крови и скелета лягушки вызван наличием в ее организме пигмента — биливердина, который обычно об разуется в печени и затем выводится из организма, но у этого вида земноводных он снова попадает в кровь. Зоологи отмечают, что зеленая кровь помогает лягушке хорошо маскироваться и легко избегать опасности, поскольку кровеносные сосуды хорошо видны сквозь ее прозрачную кожу. Кроме того, ученые предполагают, что необычная кровь должна быть настолько неприятной на вкус, что вряд ли вызовет желание у хищников еще раз попробовать такую амфибию.

Древесные лягушки Chiromantis samkosensis настолько малы и так хорошо маскируются, что обнаружить их в густой растительности джунглей довольно трудно. Ученым удалось отыскать этих амфибий лишь благодаря издаваемому ими особому громкому звуку. Этот новый вид древесной лягушки является одним из четырех неизвестных до настоящего времени мировой науке видов, открытых учеными во время первой крупной за последние десятилетия экспедиции в отдаленные районы Камбоджи.

Рисунки А. Сарафанова

ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВО

Западная Украина и Западная Белоруссия: депортации 30-х годов

Юрий Борисенок


Многих правителей в разные исторические времена привлекало решение острейших национальных конфликтов простейшим путем. Но в ХХ веке депортации целых народов и отдельных слоев населения приобрели характер отработанной технологии. Сталинский СССР был одним из полигонов, где подобные методы укрепления «дружбы народов» применялись наиболее активно и системно, затронув судьбы сотен тысяч людей.

Сегодня разговор пойдет о судьбе, постигшей местное население после так называемого освободительного похода Красной армии на Западную Украину и Западную Белоруссию — территории, оказавшиеся в составе Польши после Рижского мирного договора 1921 года. Поляки называли восточные земли своего государства «кресами» — окраинами.

Судьба жителей этих мест была не менее трагична, чем участь всех других народов, подвергшихся депортации. В ближайших номерах журнала эта тема будет продолжена.


На словах, как всегда, все было прекрасно. Вот цитата из речи Сталина, лживой и лицемерной от начала и до конца: «Не бывало и не может быть случаев, чтобы кто-либо мог стать в СССР объектом преследования из-за национального происхождения». Но именно так случилось с жителями Западной Украины и Западной Белоруссии. А до того начиная с 1936 года такая политика начала активно проводиться по отношению к польскому населению, проживавшему в СССР. 28 апреля 1936 года было принято, как всегда, секретное постановление Совнаркома СССР о выселении в Карагандинскую область 15 тысяч семей поляков и немцев, проживавших в 800-метровой пограничной с Польшей зоне. Из них оказалось 35 820 поляков — большинство.

Продолжилась эта политика и в 1938 году, когда, как известно, были полностью уничтожены коммунистическая партия Польши и ее составные организации — отдельные компартии Западной Украины и Западной Белоруссии. Идейную базу подвело очередное постановление, на этот раз Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 января 1938 года, в котором говорилось о разгроме шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов и греков — то есть не о врагах народа, как о чем-то расплывчатом и неконкретном, а о шпионско-диверсионных контингентах по национальному признаку — куда уж яснее! Разобравшись таким образом со своими подданными, можно было взяться за бывших граждан Польши — после 17 сентября 1939 года эта политика оперативно и жестко была развернута на новоприсоединенных территориях.



Мать с ребенком. Фото Ю. Шиманчика, 1937 г.


В первые же дни после «освобождения» здесь стали проявляться те противоречия, которые накапливались после Рижского мирного договора. Вот донесение начальника политуправления северной группы бригадного комиссара Демина. 28 сентября 1939 года — кстати, это дата заключения второго договора между СССР и Германией о дружбе и границе! Комиссар пишет:

«В селах с польским населением встреча нашим частям почти не организовывается, среди польского населения распространяются провокационные слухи, будто бы польское население будет в угнетении». Уже через несколько недель даже для наивного комиссара Демина становится ясно, что эти «провокационные слухи» — реальный исторический факт.

Выявлению всяческих врагов народа сразу же стало помогать освобожденное местное население. Из донесения от 3 октября 1939 года: «1 октября 1939 года в 21.00 в штаб третьего танкового батальона, расположенного вблизи города Дрогобыч, прибыла группа крестьян села Недзведза, которая известила о том, что в лесу близ села скрывается группа офицеров, а в доме лесника прячется польский офицер с женой». Информационная активность местного населения, а попросту — доносы, наушничество, активно поощряемые властью, расцвели махровым цветом, стали проявляться адресно и вполне конкретно. Оказалось, что советская власть пришла на хорошо подготовленную почву. И 5 декабря 1939 года, в третью годовщину сталинской Конституции, по следовало очередное постановление Совнаркома СССР — «произвести выселение всех проживающих в Западной Белоруссии и Западной Украине осадников вместе с семьями, с использованием их на лесных разработках Наркомлеса СССР по договоренности с последним».

Кто такие осадники? Это были люди, приехавшие из коренной Польши с целью внедрить здесь, привить, посеять какие-то зачатки польской цивилизации, потому что эти районы Западной Украины и Западной Белоруссии, безусловно, были крестьянским миром, и польское влияние внедрялось здесь с большим трудом. Осадники, а также примкнувшие к ним лесники, которых тоже по этому постановлению в массовом порядке депортировали, как раз и были теми самыми носителями польского духа, их польские власти пытались использовать самым активным образом. Советская власть решила сразу же взять быка за рога, не дожидаясь случаев, когда это польское население начнет себя проявлять оппозиционно по отношению к существующей власти. А что она будет проявлять себя именно таким образом, сомнений не было.

И уже в декабре 1939 года, через две недели после директивы от 5 декабря, появляется новая инструкция, указывающая, как именно это нужно делать. Отдавая себе отчет в том, что действия ее незаконны, власть рекомендует и настаивает, чтобы выселение производилось «под благовидным предлогом, не поднимая шума, не расшифровывая цели». «Брать» нужно было аккуратно, без шума и огласки. Хотелось сохранить каким-то образом свою репутацию, свое «лицо» в этих новоприсоединенных районах. Так оно и получилось — без шума, недовольства и затруднений.



Западнобелорусская крестьянская семья. Фото 1937 г.


Можно задаться вопросом — осознавали ли польские власти свою ответственность за судьбы осадников и их семей? Безусловно, осознавали. Но политика Второй Речи Посполитой предполагала все, самые невероятные сценарии, только не этот.

Политика Пилсудского и его министра иностранных дел полковника Бека, начиная с 1932 года, строилась на лавировании между СССР и Германией с очевидным уклоном в сторону Берлина. То, что произошло в сентябре 1939 года, стало потрясением и катастрофой для Польши. Однако и в межвоенные годы польские власти не могли ничего сделать со своими украинскими и белорусскими подданными.

Политика, которую проводили большевики в национальном вопросе на территории советской Украины и советской Белоруссии в 20-е годы, была серьезно просчитана — проще говоря, большевики поляков на этом направлении полностью переиграли. Свобода национального развития, которая появилась в результате украинизации и белорусизации на какое-то, пусть очень короткое время, встретила у населения Западной Украины и Западной Белоруссии живой интерес и активное участие. На этих землях было активное сопротивление польским властям, вплоть до партизанских отрядов, которые особенно на территории Западной Белоруссии достаточно эффективно воевали с правительственными войсками. И, безусловно, в этой ситуации не обошлось без осадников и лесников.

Польское правительство вплоть до конца 30-х годов строило самые разнообразные планы, часто напоминавшие наши пятилетки. В них предполагалось значительным образом повысить процент польского населения на территориях «кресов». Как это сделать практически, учитывая, что с 1929 года уже существовала Организация украинских националистов (ОУН), толком никто не знал. Параллельно был создан большой внешнеполитический проект под названием «Прометей», потребовавший громадных государственных средств для того, чтобы изнутри развалить Советский Союз по национальному признаку. «Прометеизм», по сути дела, провалился, особенно после того, как его главного идеолога Тадеуша Голувко хладнокровно ликвидировали в 1931 году на курорте в Трускавце двое оуновских боевиков.

И хотя после этого идея какое-то время носилась в воздухе, а деньги продолжали поступать и даже в 1938 году участники проекта живо обсуждали с японской разведкой главный вопрос, как якобы украинский «Зеленый клин» поднять против большевиков на Дальнем Востоке, ясно было, что все напрасно. Потому что реформировать за короткий срок крестьянский мир, как показал сталинский опыт, можно только методами в духе Лаврентия Павловича Берии: есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы. И стремиться нужно, чтобы проблемы не было.

Мощной опорой для торжества советской власти на «кресах» было чрезвычайное этническое преследование украинцев и белорусов в годы Второй Речи Посполитой — принудительная колонизация, этническое и религиозное притеснение вплоть до лишения всяческих прав, вплоть до ареста депутатов сейма соответствующих украинских и белорусских партий, вплоть до заключения их в печально известный концентрационный лагерь в Березе-Картузской. Национальный гнет был реальным явлением, и сопротивление ему шло по двум линиям. Первая — коммунистическая, она активно подпитывалась Коминтерном. Но в 1938 году активных борцов не стало, они планомерно уничтожались, не стало и самих партий. Вторая линия — националистическая, с которой по мере сил боролся Павел Анатольевич Судоплатов. Как известно, в 1938 году он лишил жизни известного Евгена Коновальца, рискуя при этом своей собственной. Но какое-то время эти два потока были очень мощными и объективно создавали польскому государству большие проблемы.

Необходимо сказать и о чрезвычайно сложной польской политике СССР в 20—30-х годах. У Советского Союза были две внешние политики: одну вел Коминтерн, который существовал при всех сложностях 1938 года вплоть до 1943-го; вторую вел Народный комиссариат иностранных дел во главе с Литвиновым, затем Молотовым. И эти политики иногда между собой пересекались, чаще же представляли собой два очень серьезных ответвления друг от друга. Антипольская политика, безусловно, в значительной степени была шагом назад по сравнению с так называемой коренизацией, которую провозглашал Сталин еще в начале 20-х годов. Поляки ведь тоже являлись объектом коренизации на территории Белоруссии и Украины.

В небольшой Белорусской ССР было четыре государственных языка: белорусский, русский, польский и идиш. Причем число школ для польских детей в процентном отношении в эпоху коренизации было даже больше, чем у самих белорусов. Но то, что творилось уже в 1939–1940 годах, было следствием постановления от января 1938 года. По сути, появляются целые контрреволюционные нации — от финнов и греков до поляков включительно. И поляки в начале Второй мировой войны стали, пожалуй, одной из самых контрреволюционных наций. Хотя были факты, которые показывают, что многие так называемые «простые люди», попавшие в эту мясорубку, пытались верить, что великий Советский Союз — это их новая родина. Например, начальник политуправления Киевского особого военного округа Пожидаев рассказывает, что во время демонстрации кинофильма «11 июня» в Старобельском лагере, известном по Катынской трагедии, в момент разгрома белополяков большинство офицерского состава из военнопленных, шипя сквозь зубы «пся крев!», покинули зал. А солдатская масса, наоборот, с восхищением смотрела фильм и кричала: «Правильно!» Разумеется, те, кто кричал «правильно», не были потеряны для советской власти. И тем не менее власть эта предпочитала поступать с ними своими способами, советскими. В декабре 1939 года были приняты соответствующие постановления. А в феврале 40-го все было сделано действительно без шума и в один день.

10 февраля 1940 года был сильный мороз, в отдельных местах ртуть в градусниках опускалась до 40 градусов. Около 40 тысяч одного только обслуживающего персонала, сотрудников НКВД, было задействовано для того, чтобы собрать, погрузить людей в вагоны и отправить их за тридевять земель. Нет, власть не боялась сопротивления, его и не было — все было тихо, мгновенно, без лишней огласки, по инструкции.

Это было лишь начало, первая волна депортаций. Взяли не всех, только осадников и лесников. А затем — уже в марте 1940 года, в катынском марте, — накатила вторая волна. Теперь вслед за осадниками пошли другие антиобщественные типы: фабриканты-заводчики, помещики-кулаки… Вот так, через дефис. Духовенство, крупные торговцы и домовладельцы, жандармы и офицеры, а также проститутки и уголовный элемент. Упоминание проституток означало, что депортировать могли любую женщину, потому что критериев для определения подобного социального слоя,естественно, не существовало, и брали, кого хотели. Это — еще 50 эшелонов, или 59 557. Пламенный привет кинофильму «Мечта»!

Помимо поляков, в списки фабрикантов-заводчиков и уголовных элементов попадали и местные украинские и белорусские жители, но среди депортированных интеллигентов их практически не было. В сфере образования в межвоенной Польше проводилась жесткая политика полонизации, вплоть до того, что детям в белорусских местностях запрещалось на перемене говорить на своем родном языке. Это очень серьезно настраивало население против поляков.

С апреля 1940 года под депортацию стали активно попадать и другие местные национальности. До 1941 года, как ни странно, из Западной Украины взяли чуть поменьше населения, чем из Западной Белоруссии, хотя последняя была поменьше: 51 788 человек в 1940 году было взято в Белоруссии, на Украине — 40 100 человек. Очевидно, опасность полонизации в Белоруссии ощущалась властями острее и серьезнее.

В октябре 1939-го этнически польский город Вильно, переименованный в Вильнюс, по тактическим соображениям был отдан «буржуазной» Литве, чтобы в 1940 году торжественно войти в состав Советского Союза, но уже как столица Литовской ССР… И деполонизация там проводилась уже силами самого литовского населения, а его там до 1939 года было всего 2 процента (примерно столько же до 1920-го, когда большевики впервые сделали такой роскошный подарок жадной литовской буржуазии, а потом, с интервалом в 19 лет, — второй).

Политика депортаций продолжалась. Планомерно, целенаправленно оставшихся «врагов народа» выявляли оперативным образом и порциями, частями отправляли в восточные районы гигантской страны. Больше всего — 42 тысячи — отправили в Архангельскую область на печально знаменитый лесоповал.

Конечно, невозможно искать какой-то смысл или логику во всем этом, но в конце концов, устраивая такие масштабные переселения, требующие затрат и четкой организации, должны же были большевики преследовать хоть какие-то чисто прагматические цели. На поверку получается, что технология депортаций была исключительно затратной. Абсолютно бессмысленно было использовать людей с высшим и средним образованием на лесоповале, но это было сплошь и рядом. Однако это — частности. Людей привозили на новые места, где работы не было вообще никакой. Полетели донесения, что люди праздно шатаются, распродают последние вещи, работу найти не могут.



М. Моносзон. «Встреча советских танкистов в Западной Белоруссии», 1939 год


Один из лагерей для ссыльно-переселенцев находился в славном городе Тайшете. И там среди согнанных строителей БАМа — депортированных и просто заключенных — работу имели лишь 16,7 процента, то есть шестая часть. Остальные занимались непонятно чем. Труд заключенных организовать не удалось. Система была крайне неэффективна сама по себе.

И вот тут хорошо бы задуматься тем, кто до сегодняшнего дня продолжает говорить о величии Сталина и его гениальности. Потому что это именно он создал гигантскую, чудовищную, но крайне неэффективную систему в масштабе всей страны.

Последняя волна предвоенных депортаций прокатилась 14 июня 1941 года. В Прибалтике, Молдавии, Западной Украине и Западной Белоруссии забрали еще 85 716 человек. О ней с болью до сих пор вспоминают в Прибалтике, но и на недавней польской территории за неделю до войны народ продолжали «чистить».

Отправляли в Архангельскую область, в Свердловскую, Иркутскую. Смертность, по официальным данным, составляла около 10 процентов. На фоне расстрелянных 21 857 человек в Катыни, погибших в процессе депортации от эпидемий и болезней 11 516 поляков можно было считать мелочью. Так и считали.

1 мая 1944 года Сталин поинтересовался у Берии по случаю праздника, сколько депортированных поляков у нас было. И Лаврентий Павлович ответил: в сентябре 1941-го из Западной Украины и Западной Белоруссии вывезли 389 382 человека. Из них в тюрьмах и лагерях содержалось 120 962, на спецпоселении (где были осадники) — 243 106 и в лагерях военнопленных — 25 314 человек. 12 августа 1941-го, в начале войны, последовал спасительный Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии бывших польских граждан — по нему отпустили 389 041, а 341 из числа особо злостных врагов власти оставили в заключении. Из числа освобожденных 119 865 человек предпочли покинуть СССР в 1942-м с армией генерала Андерса, другие 257 601 в 1943 году успешно прошли советскую паспортизацию. Эту страницу большие вожди спокойно перевернули.

До сих пор упорно пытаются отыскать историческое оправдание этому злодеянию власти. Говорят, например, что накануне войны нужно было освободить самые западные территории от действительно подрывного элемента, который в случае нападения Германии на Советский Союз мог бы сразу стать силой антисоветского сопротивления. Но был ли этот эффект достигнут? Не успели. Освоить, сделать идеологически близкими эти территории, то есть провести советизацию, за столь короткий срок было невозможно. Процесс только начинался. И начинался с депортаций. Сохранить все в тайне среди местного населения было, конечно, невозможно, люди обезумели от страха и неизвестности, они бежали друг к другу за помощью, сочувствием, объяснениями — весть распространялась, как огонь в сухом кустарнике. Для власти это было опасно. Власть не успела еще нагнать сюда из восточных районов партийных и советских работников в большом количестве, все это было еще впереди. На Украину «пришельцы с востока» станут системно приезжать лишь после 1945 года. А люди уже были в страхе, они уже не могли считать эту власть своей. Власти в итоге получили обратный результат — изначально открытых врагов было меньше, чем оказалось после депортаций. Такое вряд ли прощается и забывается массовым сознанием.

Кроме того, что очень важно — убирали людей, которые умели работать. Урожайность зерновых была на землях предвоенных «кресов» выше, чем в сталинских колхозах. А это было нехорошо — единоличники не должны получать больший урожай, чем колхозники самого передового в мире строя. Потому и надо было убрать сильных крестьян, выдав их за кулаков. Не забудем, что все это происходило накануне войны. Вместо того чтобы укреплять отношения, советская власть разрушала их, вместо того чтобы совершенствовать кадры, она уничтожала лучших, вместо того чтобы привлекать на свою сторону, власть делала многое, чтобы от себя отторгнуть. Именно поэтому депортации невозможно ничем оправдать.

Хотя конечно же они были в истории, это не изобретение советской власти. Генрих VIII депортировал цыган из Британии. А уже в наше время, в 1924 году, два замечательных государства, Греция и Болгария, взяли да и выселили живших здесь турок. Правда, в Болгарии при Тодоре Живкове эти турки опять появились, но это не отменяет факта их выселения. То есть политика, хоть и преступная, но существовала. Но масштабы ее в сталинское время ни с чем не сравнимы. Даже если иметь в виду и его последователей — во время операции «Висла» в послевоенной Польше было выселено 140 тысяч украинцев; выпускник Сорбонны Эдуард Бенеш, самый демократичный президент Чехословакии после Масарика, поступил с судетскими немцами схожим образом. Однако массовость политики не оправдывает злодеяния. Такой она была, история XX века, и депортации лишь прибавили ему трагизма.

Материал подготовлен Г. Бельской по выступлению на радиостанции «Эхо Москвы» в совместной с журналом «З-С» передаче «Все не так».

КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ?

Приключения фамилий

Владимир Смолицкий


Никто из ученых еще не задался пока целью проверить, сколько татаро-монгольской крови гуляет по русским жилам, но можно думать, что вскоре такие исследования появятся непременно. Выявление межнациональных «семейных связей» стало в последнее время модным научным занятием (к счастью, продиктованным отнюдь не расистскими, а чисто научными интересами). Не так давно было обнаружено, что в крови гордых испанцев и португальцев имеется как минимум 10 % еврейской крови (полученной еще до изгнания евреев с Пиренейского полуострова в конце XV века), а вот теперь выяснилось, что и в крови гордых жителей северо-западной части Англии до сих пор гуляет около 50 % крови древних викингов. Я нарочно подчеркиваю слово «гордый», чтобы показать, что гордиться пресловутой «чистотой крови», а тем более своей кровью вообще — не только смешное, но и нелепое занятие: все мы на этом свете гибриды.

Из чего же выводят ученые все эти неприятные для квасных патриотов заключения? Из ДНК, вестимо. Существует метод, разработанный английским профессором сэром Алеком Джеффризом и называемый «методом генетических отпечатков пальцев». Этот метод как раз и позволяет распознать, насколько родственно близки те или иные группы людей, сколько в них (примерно) общей крови. Он применяется очень широко — от исследования, подлинно такое-то дорогое вино или является смесью дорогого с дешевым, и до выявления, этот ли человек оставил волос на месте преступления. А вот ученые Университета в Лестере (того самого, где и был разработан этот метод) широко применяют «генетические отпечатки пальцев» для изучения генеалогических и других отношений в английской истории, и последнее их открытие в этой области оказалось весьма интересным: оно позволило опровергнуть — или, во всяком случае, поколебать — давнее убеждение, будто каждый десятый ребенок в Англии прижит, что называется, «на стороне», а не от законного супруга.

Вообще-то это исследование профессора Марка Джоблинга и его сотрудницы доктора Тури Кинг имело иную цель. Они изучали связь английских фамилий с генами носителей этих фамилий. Надо сказать, что в древней Англии (как и на древней Руси и во многих других местах) не было обычая иметь фамилию — обходились именами, прозвищами и кличками. Фамилии туда занесли норманны, когда завоевали Британские острова. От аристократов эта привычка постепенно «спустилась» к менее богатым, а там и к совсем бедным, вплоть до самых низов общества, и к XVI веку редко какой англичанин не имел собственной фамилии. Во многих случаях эти фамилии люди придумывали себе сами, по роду своих занятий (например, очень распространенный Смит, т. е. кузнец, и т. п.), но были и более редкие фамилии, происхождение которых сегодня затрудняются объяснить даже специалисты-историки — Аттенборроу, например (во всех его вариантах английского написания).

Джоблинг и Кинг собрали 1600 человек, на которых пришлось, в общей сложности, 40 разных фамилий, взяли у них пробы ДНК и с помощью метода «генетических отпечатков пальцев» выяснили, каковы родственные связи в группе носителей каждой фамилии. Тут самое время объяснить, как это делается, т. е. в чем состоит метод «генетических отпечатков». Все мы знаем, что у нас есть гены, несущие в себе наследственные свойства нашего организма, и что эти гены представляют собой отдельные части наших молекул ДНК. Если ген под влиянием каких-то причин изменится в каких-то своих важных частях, нам грозят неприятности, вплоть до болезней. Но между генами в каждой ДНК есть негенные отрезки, и если изменения произойдут там, то чаще всего организм этого и не заметит. Поэтому в этой негенной части ДНК такие изменения могут накапливаться. Одно из очень частых изменений — это «повторы»: какой-то участок ДНК начинает повторяться несколько раз подряд. Возьмем, к примеру, двух сыновей одного и того же отца и изучим один и тот же негенный отрезок их ДНК. Посколько они унаследовали его от одного и того же отца, то этот отрезок у них скорее всего будет вполне одинаковым. Но если за время их жизни у одного из сыновей в этом отрезке появится повтор, то у внуков эти участки будут уже отличаться этим повтором. Через ряд поколений все потомки этого исходного предка будут иметь несколько разное число таких повторов на одном и то же отрезке. Но понятно, что если два человека изначально не родственники, то у них такие участки ДНК, скорее всего, будут изначально очень различаться по повторам, а со временем эти различия будут становиться еще больше.

Так вот, существуют чисто химические методы выделения нужного отрезка ДНК у любого человека и определения его длины (которая зависит от числа повторов). Сравнивая длину одного и того же отрезка у разных людей, можно увидеть, кто из них ближе по крови друг к другу, а кто значительно дальше, иными словами — кто, скорее всего, родственники, а кто — чужие друг другу люди. Для надежности (и повышения точности метода) сравнение проводят не по одному отрезку, а по многим. Все эти длины рисуют для удобства в виде полосок одну под другой, так что получается что-то вроде лестнички. Сравнивая такую «лестничку» одного человека с «лестничкой» другого, можно сразу, что называется невооруженным глазом, определить, сколько в них процентов сходства и сколько различий. Вот эти «лестнички» и называются «генетическими отпечатками». Их отличие от обычных отпечатков пальцев очевидно: те позволяют что-то однозначно сказать об одном-единственном человеке, а эти — с достаточной надежностью что-то сказать о целых группах людей.

Например — о фамилиях. Фамилии, как известно, передаются от отцов — женщины, выходя замуж, свои прежние фамилии теряют и не могут уже передать их детям. Но отцы передают детям — точнее, сыновьям — и еще одну особенность: свою мужскую половую ДНК (она называется «мужской», потому что есть только у мужчин; поэтому же она передается только от отца к сыну). Это значит, что фамилии должны идти в паре с отцовской мужской ДНК. Если мужчины с одной и той же фамилией действительно произошли от общего предка, то генетические отпечатки, сделанные по отрезкам их мужской ДНК, должны это показать. А если эти мужчины произошли от разных предков, например, от разных Смитов, то метод генетических отпечатков покажет и это тоже. И действительно, в исследовании Джоблинга и Кинг оказалось, что люди с редкими фамилиями (в их выборке оказались Кетли, Равенскрофты, Вэдсворты и Грюкоки) имеют довольно сходную мужскую ДНК, причем процент сходства таков, что можно с большой вероятностью утверждать, что каждая такая группа Вэдсвортов или Грюкоков произошла от одного и того же общего предка лет 700 назад. А вот люди в группе с фамилией Смит действительно оказались далекими: сходство в их мужских ДНК оказалось не больше, чем у любых случайно выбранных людей.

«Но что же с незаконными детьми? — спросите вы. — Как там насчет супружеской неверности?» Этот вопрос исследователи изучили на примере одной из редких фамилий — упомянутой выше Аттенборроу. Они обнаружили значительное сходство мужских ДНК у всех носителей этой фамилии (во всех ее вариациях). Это означает, что все они являются дальними родственниками. Тем не менее среди них были и такие мужчины, чьи мужские ДНК резко отличались от «семейного типа», иными словами — пришли от другого отца: мать изменила с ним своему супругу, но сын получил фамилию обманутого рогоносца, что и привело к различию между фамилией и ДНК. Однако, как выяснилось в ходе исследования, таких случае не один на каждые десять, как утверждала народная молва, а всего один на каждые двадцать пять. Что, согласитесь, куда лучше говорит об английских женщинах и делает еще более насущным проведение таких же исследований среди мужчин других народов, чтобы мы тоже были спокойны.

Впрочем, от супружеской измены могут ведь рождаться и дочери, не так ли? И тогда вероятность измен в той же Англии опять вернется к тому, о чем твердит народная мудрость. Видно, народ все-таки знает, о чем говорит, и никакая наука тут не поможет.

РАЗМЫШЛЕНИЯ К ИНФОРМАЦИИ

При попытке к многоклеточности

Борис Жуков


Одним из самых серьезных аргументов против своей теории Чарльз Дарвин считал феномен «кембрийского взрыва». Палеонтологи его времени не находили в древнейших осадочных породах вообще никаких остатков живых организмов. Первые окаменелости появлялись в кембрийский период палеозойской эры. Причем уже самые ранние кембрийские отложения содержат останки представителей всех основных типов и ветвей современного животного царства. Вот только что не было никого — и вдруг появились разом все. Это в самом деле плохо стыковалось с эволюционной теорией, логика которой предполагала, что сначала должны возникнуть немногие примитивные формы.

За прошедшие с тех пор полтора века ученые узнали много нового о «кембрийском взрыве». Сегодня известно, что он случился примерно 540 миллионов лет назад. К этому времени планета Земля существовала уже добрых 4 миллиарда лет и большую часть этого времени она была обитаема. Современная наука умеет различать в древних породах отпечатки одноклеточных организмов или судить об их присутствии по косвенным признакам (например, соотношению изотопов углерода или кислорода). Остатки многоклеточных водорослей известны из отложений возрастом 1,2–1,4 миллиарда лет. Но загадка одновременного появления всех типов современных многоклеточных животных так никуда и не делась.

И вот большая группа геологов из США, Великобритании и Австралии обнаружила в древних осадочных породах южного Омана следы 24-изопропилхолестана — производного 24-изопропилхолестерола. Это стероидное соединение содержится в мембранах клеток губок класса Demospongia; ни у каких других организмов его не обнаружено. С учетом возраста наиболее древних из проанализированных образцов можно утверждать, что губки появились в докембрийских морях, по крайней мере, не позже 635 миллионов лет назад, а может, и все 700.

Казалось бы, все встает на свои места: многоклеточность первоначально возникла в самых примитивных формах (из всех многоклеточных животных губки устроены наиболее просто), а в течение последующих 100–160 миллионов лет из них развились все современные типы. Отсутствие сколько-нибудь оформленных останков переходных существ (да и самих пионеров многоклеточности) не должно нас смущать: маленькие, мягкотелые, лишенные скелета (у большинства современных губок скелет есть, но именно в классе Demospongia известны бесскелетные формы) существа образуют окаменелости крайне редко.

Проблема, однако, в том, что зоологи и раньше подозревали губок в том, что они — не родня остальным многоклеточным, они независимо произошли от одноклеточных (возможно, даже от других групп, нежели наши предки). Об этом говорит и уникальность их эмбрионального развития, и результаты сравнения их генома с геномами других существ. Подтверждением этой гипотезы можно считать и новое открытие. Собственно, палеонтологам уже известны как минимум две «попытки многоклеточности» — эдиакарская и хайнаньская фауны. Входившие в них организмы жили соответственно 620–570 и 840–740 миллионов лет назад и радикально отличались по своему строению от всех современных многоклеточных. То же можно сказать и о губках — с той только разницей, что эта попытка оказалась не совсем неудачной: в отличие от эдиакарских и хайнаньских созданий, губки дожили до наших дней.

А феномен «кембрийского взрыва» по-прежнему остается необъясненным.

ИТОГИ 2008 ГОДА

Забег сильнейших

Рафаил Нудельман



У журнала Science, органа Американской ассоциации содействия науке и второго по престижности научного издания в западном мире, есть славная традиция — вскоре после завершения каждого очередного календарного года публиковать список его научных достижений, которые, по мнению экспертов редакции, являются важнейшими — причем в порядке их важности.

В начале 2009 года Science вновь представил читателям свой «забег сильнейших». Главным научным достижением 2008 года в журнале названо «перепрограммирование клеток». Что это такое — перепрограммирование? Грубо говоря — это направленная переделка клеток из одного вида в другой. Дело в том, что каждый вид клеток в нашем теле имеет свою, заданную специализацию: скажем, некоторые клетки поджелудочной железы «от природы» запрограммированы вырабатывать инсулин, а некоторые клетки печени точно так же запрограммированы вырабатывать холестерол, а нервные клетки запрограммированы на проведение электрохимического сигнала, тогда как мышечные — на сокращение и т. д. и т. п.

Эта специфическая для каждого вида клеток программа их работы определяется тем, какие гены в этих клетках работают, а какие выключены. Но выражение «запрограммированы от природы» несколько грубо. На самом деле программы закладываются в клетки постепенно, по мере появления разных тканей и органов в ходе развития эмбриона. Какой-то пока еще непонятный механизм выключает в клетках одного вида одни гены, в клетках другого вила — другие и так далее. Одновременно в эмбрионе откладывается — так сказать, «на всякий случай» — запас не вполне дозрелых, или стволовых клеток разного вида, которые еще не совсем специализированы в тот или иной вид, но в случае нужды могут быть быстро «призваны под ружье».

Такая нужда появляется, например, в случае болезни. И слишком часто бывает, что «запаса» не хватает и болезнь развивается, порой со смертельным исходом. Поэтому очень важно было бы найти способ искусственно создавать запасные клетки любого нужного вида. Тут-то и возникает идея переделки клеток: взять здоровые клетки у этого же человека и перепрограммировать их так, чтобы они стали взрослыми или хотя бы стволовыми клетками того или иного вида, которые потом можно было бы размножить в лаборатории до нужного количества. Но как это сделать?

Долгое время считалось, что чем дальше уходит клетка по пути специализации, тем менее обратим этот процесс, что взрослые клетки так необратимо специализированы, что никакой переделке, никакому перепрограммированию не поддаются. Напротив, самые первые стволовые клетки, которые откладываются «про запас» на самых ранних стадиях эмбрионального развития, могут — при соответствующих условиях — превращаться во взрослые клетки любого вида, они, как говорят, тотипотентны (от слова «тоти» — все). По мере роста и взросления эмбриона стволовые клетки тоже несколько взрослеют и становятся отчасти специализированными — в том смысле, что теперь они уже могут превращаться не во все, а лишь в некоторые виды взрослых клеток, они, как говорят, уже не тотипотентны, а всего лишь плюрипотентны (от слова «плюри» — много).

А после рождения, во взрослом организме, стволовые клетки тех или иных тканей уже специализированы настолько, что могут превращаться только во взрослые клетки своего типа (так, стволовые клетки костного мозга взрослого человека уже так близки к взрослым, что могут превращаться, преимущественно, только в красные клетки крови). У этих стволовых клеток есть и другой недостаток — их крайне трудно добывать из живых тканей (костный мозг в этом смысле исключение). Так что в целом, как видим, на роль исходного материала для изготовления необходимого для медицины терапевтического (то есть лечебного) запаса всякого рода клеток подходят только стволовые клетки эмбрионов — лучше тотипотентные, но в крайнем случае плюрипотентные тоже.

Первый шаг на этом пути был сделан в июле 1996 года, когда шотландский ученый Вильмут и его коллеги впервые сумели искусственно получить нужную эмбриональную клетку путем переделки взрослой клетки. Вот как это было сделано. Из вымени взрослой овцы была извлечена клетка, а из нее — ядро со всеми его генами. Часть генов этого ядра была включена, а часть выключена (именно поэтому клетка была специализирована только на то, чтобы производить молоко). Затем из яичников какой-то другой овцы была извлечена яйцеклетка. Ее ядро было удалено, а взамен в нее было пересажено специализированное ядро клетки вымени. Полученный «гибрид» был подвергнут короткому удару током, который «сварил» ядро с чужой протоплазмой. И в результате всей этой процедуры произошло желаемое: все выключенные гены специализированного ядра включились заново, так что «гибридная» клетка стала фактически эмбриональной (тотипотентной).

Это было доказано тем, что когда ее подсадили в матку третьей овцы, клетка стала развиваться — сначала в эмбрион, а потом и в целое животное — знаменитую овечку Долли. Понятно, что все гены у этой овечки были такие же, как в исходной клетки вымени, то есть как у первой овцы. Иными словами, она была генетическим подобием, или клоном, своей мамы. Любой ее орган и любую ее ткань можно было, в случае надобности, без опаски пересаживать в маму. Она была ходячим запасом любых ее клеток.

Казалось бы, задача решена: нужно применить ту же методику к человеку и на первых же этапах эмбрионального развития его клона, когда в эмбрионе уже отложился запас тотипотентных стволовых клеток, извлечь эмбрион, убить его и вынуть из него эти клетки. Повторяя эту процедуру, можно получить любое нужное количество запасных тотипотентных клеток, которые можно будет превращать в любые нужные этому человеку взрослые клетки, причем поскольку это клетки клона, то при пересадке этому человеку они не будут вызывать иммунного отторжения.

Такая перспектива, однако, вызвала глубокое этическое отторжение большинства людей. К тому же оказалось, что полученные методом клонирования эмбрионы содержат скрытые генетические нарушения, дальние последствия которых трудно предвидеть. Это означало, что метод клонирования (очень эффективный для получения клонов животных) не подходит для человека. Стало быть, он не решает задачу создания запаса стволовых клеток и нужно искать что-то другое.

Однако открытие Вильмута, пусть и не решив задачу, тем не менее проложило путь к ее решению. Задумавшись над тем, почему вообще Вильмуту удалось превратить ядро взрослой клетки в ядро клетки эмбриональной, то есть включить все выключенные гены взрослого ядра, ученые пришли к выводу, что решающую роль в этом сыграла протоплазма яйцеклетки. Этот вывод побудил заняться детальным изучением яйцеклеточной протоплазмы в поисках тех, доселе неизвестных факторов, которые «обратили необратимое»: включили выключенные гены и тем самым перепрограммировали взрослую клетку в эмбриональную.

На этом пути ученых ожидал второй успех. Им действительно удалось найти и выделить из яйцеклеточной протоплазмы несколько белков, которые обладали этой «перепрограммирующей» активностью. Поскольку любой белок создается по «инструкции» определенного гена, то экспериментаторы стали искать гены упомянутых белков. Эти гены тоже были найдены (они получили название «эмбриональных маркеров», потому что, как оказалось, они работают у животного только в эмбриональном состоянии и выключаются во взрослом).

Тогда возникла мысль проверить, работают ли они сами по себе, без всякой протоплазмы, то есть могут ли они сами превратить взрослую клетку в эмбриональную, минуя всю процедуру Вильмута. Такая проверка требовала введения генов-маркеров в ДНК взрослой клетки (например, прицепив их к генам какого-нибудь — предварительно ослабленного — вируса, который обладает способностью, заражая клетку, встраивать свои гены в его ДНК). Предполагалось, что тогда маркеры вызовут образование в ней своих «перепрограммирующих» белков (которые, как уже сказано, в нормальной взрослой клетке не производятся), а эти белки заставят клетку стать эмбриональной — так сказать, «индуцируют» в ней эмбриональность.

Такой эксперимент произвели в 2006 году японские исследователи Яманаки и Такахаши. Вместо того чтобы соединять ядро взрослой клетки и «выпотрошенную яйцеклетку, как это делал Вильмут, они просто ввели во взрослую клетку (из кожи хвоста взрослой мыши) 4 гена из числа «эмбриональных маркеров» и убедились, что взрослые мышиные клетки действительно претерпели перепрограммирование и превратились в индуцированные плюрипотентные стволовые клетки, сокращенно (iPS) — клетки. Следующий важнейший шаг был сделан в следующем, 2007 году, когда тот же Яманаки и две другие группы, из США, сумели повторить эту индукцию на взрослых клетках человека. Оказалось, что для их перепрограммирования в (iPS) — клетки нужны — и достаточны — те же четыре эмбриональных маркера, что и для мыши.

Успех Яманаки открыл путь к созданию искусственных стволовых клеток так сказать «из материала заказчика», то есть из взрослых клеток любого человека. Эти клетки поддаются дальнейшему размножению в лабораторных условиях и способны в силу своей плюрипотентности превращаться во многие виды взрослых клеток.

Пока, однако, на этом пути есть несколько трудностей. Прежде всего еще не выяснена детальная структура (iPS) — клеток, непонятно, насколько опасно присутствие в их ДНК вирусных генов, с помощью которых они были созданы, неизвестно, как эти клетки будут вести себя при пересадке, — короче, есть целый ряд вопросов, которые необходимо выяснить, прежде чем метод Яманаки можно будет считать вполне безопасным и надежным. А кроме того, этот метод пока и не очень эффективен, мягко говоря, — на каждые 10 тысяч взрослых клеток, отобранных для эксперимента, превращается в (iPS) — клетку только одна!

Это странное обстоятельство, возможно, объясняется тем, что процесс перепрограммирования взрослой клетки, то есть включения ее выключенных генов, чрезвычайно сложен. По мнению ученых, в процессе специализации ненужные гены выключаются путем очень тесной упаковки белковых молекул, которыми обмотаны все ДНК клетки. В результате эта упаковка закрывает все подходы к ненужным генам, и они не могут работать. Стоит, однако, этим белкам разойтись чуть свободнее, и проход открывается, так что ген может включиться обратно.

Детальные исследования показали, что в ходе жизни взрослой клетки плотность упаковки белков вокруг ее ДНК непрерывно меняется, так что даже «выключенные» гены на какие-то доли секунды могут получить возможность «общения» с окружающей средой. Если в такой удачный момент в образовавшийся просвет случайно войдут «перепрограммирующие» белки, они могут сыграть роль «клиньев», постоянно удерживающих раскрывшуюся упаковку от обратного сжатия, и тогда включившиеся гены так и останутся включенными, и клетка превратится в стволовую. Но такое «расклинивание», понятно, является делом случая и редкой удачи — и вот почему, возможно, доля получаемых в экспериментах (iPS) — клеток столь мала.

Тем не менее даже при таком ничтожном КПД метод (iPS) — клеток уже позволил добиться крайне важного, с точки зрения практической медицины, успеха. В 2008 году нескольким группам исследователей удалось перепрограммировать взрослые клетки, полученные от людей, страдающих разнообразными болезнями (включая диабет первого типа, болезнь Дауна, болезнь Хантингтона, прогрессирующий мышечный паралич и т. д.), и превратить их в (iPS)-клетки. Огромное значение этого успеха для практической медицины состоит в том, что теперь эти больные клетки удастся размножать в лабораторных условиях (что до сих пор, как правило, не удавалось сделать со взрослыми больными клетками), а значит — можно будет наконец детально исследовать их «порчу» и искать химические или генетические пути ее лечения.

Но, кроме того, успешное превращение взрослых клеток в (iPS) с помощью нескольких «эмбриональных маркеров» побудило других исследователей к поиску еще более эффективных маркеров, которые могли бы способствовать таким превращениям. И на этом пути группа Жу из Соединенных Штатов добилась в 2008 году второго важного успеха. Эти исследователи нашли во взрослых клетках такие белки, которые могут играть роль своего рода «рубильников» — их действие напрямую «перебрасывает» взрослую клетку из одного вида в другой, минуя промежуточный этап превращения ее сначала в эмбриональную, а потом этой эмбриональной — в другую взрослую. Жу и его коллегам удалось найти три гена таких «белков-рубильников» для случая превращения обычных клеток поджелудочной железы в инсулин производящие бета-клетки. После введения этих генов (с помощью вируса) в обычные клетки, около 20 % (!) таких клеток стали производить инсулин, то есть превратились в бета-клетки.

Все эти успехи существенно приближают науку к разработке эффективных методов переделки клеток в любом нужном направлении в любом нужном количестве, и не случайно журнал Science назвал их важнейшим научным достижением минувшего года вообще.

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ

Пиренеи

Петр Ростин



Профессия может занести далеко. Даже в Пиренеи. Как-то коллега из тех мест попросил меня навестить его, посмотреть горы и высказать об их возрасте мнение, так сказать, «русской школы». Я поселился в его домике в горной деревушке, где по утрам слышно, как на лугу отбивают косы, а днем звенят цикады. Мы шастали по округе когда на машине, когда пешком в поисках активных разломов, древних поверхностей и прочих сейсмодислокаций. На этой, так скажем, ознакомительной стадии больших трудностей не встретилось. Было даже непонятно, почему неотектоника как наука возникла на Тянь-Шане, а не здесь. Тут все яснее, да и не так высоко.

Как-то Анри - так звали коллегу - сказал, что мы приглашены пообедать в семью Пужоль, местных патриархов. Может быть, рассказать им что-нибудь про здешнюю геологию? Предупредил, однако, что у них не курят. Не курят, так не курят…

Большой крестьянский дом, большая семья — три поколения живут вместе. Белобородый дородный глава, рослые дети и их жены, прелестные внуки и внучки. Даже один правнук.

Когда после аперитива во дворе все перешли к столу, глава дома, несколько стесняясь, спросил меня, не возражаю ли я, если они перед едой прочтут молитву.

— Ну что вы.

Все подтянулись и начали хором: «Бог есть Любовь.», и все по церковно-славянски. Я был готов услышать все что угодно, но не этот полузнакомый язык.

За обедом выяснилось, что хозяева — катары («чистые», богомилы по-русски) и сами далеко не все слова молитвы понимают. Я тоже понимал с пятого на десятое, но все же осмелился пару фраз перевести. Предки Пужолей оставили Русь в XII веке. А может, и раньше, вместе с Владимиром Красное Солнышко, который, по их словам, не умер в Берестове, а скрылся на Балканах, где «основал наш нетленный монастырь. Потом пришлось бежать от турок на юг Франции. Тут папа Иннокентий III объявил нас еретиками. Посланный им нехороший граф Симон де Монфор сказал своим рыцарям знаменитую фразу: «Убивайте их всех. Господь своих узнает», и пришлось перебраться в горы, здесь легче защищаться.»

Действительно, где только русских не встретишь.

ВРЕМЯ И ОБЩЕСТВО

Ищите и обрящете. Непременно

Ирина Прусс


Всем очень хочется, чтобы у нас в стране, «как у людей», был свой средний класс. Его искали, находили, исследовали, обсуждали особенно активно во второй половине 90-х — начале 2000-х годов; к нему апеллировали, под него создавали политические программы и маркетинговые проекты. Теперь все уверены, что кризис прежде всего ударит именно по среднему классу — по тем, кому есть что терять. На ежегодной конференции Левада-центра, самой уважаемой и профессиональной социологической службы изучения общественного мнения в стране, научный сотрудник центра Алексей Левинсон доложил собравшимся, что сам объект всеобщих надежд и тревог… по-прежнему отсутствует.


Неуловимый средний Джо

Между тем среднему классу посвящены не только многочисленные очень аналитические статьи в периодической печати, но и многотомные отчеты о многолетних исследованиях, а также долгие прения на социологических, экономических и даже философских симпозиумах (философский прошел в декабре 1999 года в Санкт-Петербурге под интригующим названием «Средний класс в России: прошлое, настоящее, будущее», и одним из его докладчиков был известный теоретик и практик обществоведения Б. Грызлов).

При этом подавляющее большинство опрошенных российских граждан долгое время твердо относило себя не к средним, а к низшим, бедным слоям общества — независимо от реальных заработков (которые действительно были невелики, если были вообще с тогдашними хроническими невыплатами), образования, наличия или отсутствия квартиры, автомобиля, дачи. Все (условные «все»; в переводе на социологический — большинство) считали, что сегодня живут много хуже, чем вчера, а завтра будут жить еще хуже. Правда, уже тогда экономическое положение страны оценивалось существенно ниже, чем экономическое положение родного города или деревни, а положение семьи — лучше, чем положение в городе. Постепенно стремление прибедняться переросло в своего рода манию: статистика регистрировала значительный рост числа личных автомашин, садовых участков, даже размера квартир (самое дорогостоящее приобретение), но признавать себя уже выплывшими из бедности все отказывались. А поскольку принадлежность к среднему классу определяется не только объективными (доход, образование, какое-никакое имущество, определенные стандарты образа жизни и т. д.), но и субъективными признаками, то есть осознанием этой своей принадлежности к среднему классу, уловить его никак не представлялось возможным.

Но усилия к тому научная общественность продолжала прилагать нешуточные.

С объективными признаками тоже выходила большая морока. Казалось бы, чего проще: средний класс — среднее положение на шкале между полюсами бедности и богатства. Все сложили, поделили на три, то, что в середине — средний класс. Но средняя заработная плата по стране — величина сугубо абстрактная, она давно сосчитана и никакой социальной информации не несет. Где должна проходить граница между бедными и средними, средними и богатыми? Наличие автомобиля — или автомобиль импортный, такой-то марки? Шесть соток или дача? Обязательно высшее образование, или можно и среднее специальное? И тут в арифметические расчеты включаются соображения иного рода.

Понятие «средний класс» не нами выдумано. И не экономистами, а социологами. Оно предполагает определенный набор типов поведения, представлений о мире и своем месте в нем, определенный комплекс реакций на трудности и удачи, наконец — с чего начинал бы всякий марксист — определенное понимание социально-экономических интересов своего «среднего класса» в обществе. Разумеется, при таком раскладе отрицающий свою принадлежность к среднему классу к нему и не принадлежит. Или принадлежит чисто формально, ни как на его социально-политическое положение в обществе не влияя.

Но постепенно ситуация именно с этим — с зачислением себя в средний класс — изменялась, и теперь большинство опрошенных считает себя представителями среднего класса. Почему произошла столь радикальная перемена в самоощущении россиян? Во-первых, действительно многие жили лучше, чем в прошлом, позапрошлом году и особенно десять лет назад; более того, эти десять лет после дефолта породили некоторую (как теперь видим, не вполне обоснованную) уверенность, что так будет всегда. Во-вторых, и это представляется мне более важным для ответов на вопросы социологов, кажется, перестало быть модным признаваться в собственной бедности.

Огромное значение здесь имеет категорический императив российского массового сознания «как у всех». В 90-е годы было принято считать, что все вокруг живут плохо и очень плохо; в любом случае — намного хуже, чем прежде (неважно, когда именно: в брежневские или сталинские времена, в молодости, или на пике бывшей советской карьеры; главное, все, от руководителей предприятий до пенсионеров, категорически утверждали, что стали жить хуже). Мы не обсуждаем сейчас, насколько это соответствовало действительности; речь идет именно и только о представлениях. Соответственно жить «не хуже других», что крайне важно, можно было, признаваясь в бедности — а не признаваться в ней означало бы выделяться из своего круга ограбленных реформами коллег, соседей, друзей и знакомых, что тоже не поощрялось.

Теперь ситуация и, что важнее, ощущение ситуации изменились. Зачислить себя «в бедные» в последние годы означает признать, что ты живешь хуже других, тех, кто рядом, не преуспел, в отличие от них, не сумел сделать для семьи, для детей того, что уже сделали соседи, — а это вовсе нестерпимо. Так средний класс стал практически безразмерным, крупный предприниматель соседствует в нем с заведующей библиотекой маленького городка, и понятие вновь потеряло всякий социально-экономический, следовательно, и социологический смысл.



Кому надо?

Чем объясняется такое упорство в изысканиях, которые позволили бы обнаружить этот самый средний класс? Кто заказчик таких исследований?

Когда-то его придумали западные теоретики социологии, чтобы противопоставить агрессивной теории Маркса об устройстве капиталистического общества и перспективах его развития. По Марксу выходило, что при капитализме богатые все богатеют, а бедные все беднеют, антагонизм их постоянно растет и как только бедные это до конца осознают, они сметут ненавистных эксплуататоров и учредят справедливое коммунистическое общество.

Оставим в стороне тот факт, что пророчество не сбылось: богатые действительно богатели, но как-то так вышло, что богатело и капиталистическое общество в целом, соответственно падали агрессивность противостояния и стремление в коммунистическую новую жизнь. Оставим все это в стороне, потому что мы говорим не столько о правде жизни, сколько о жизни идей, теорий и представлений. Идея была в том, чтобы описать капиталистическое общество как постепенно становящееся все более единым, спокойным (без классовых конфликтов или с очень мягкими и хорошо организованными конфликтами, которые быстро разрешаются ко всеобщему удовольствию), стабильным. Так — в противопоставление марксистской теории — возникла теория «общества среднего класса». В таком обществе люди не просто год от года начинают жить все лучше и лучше. «Низы» — те же самые пролетарии, — приобретая состоятельную респектабельность, все больше и больше проникаются идеологией и ценностями среднего класса, вливаются в него, и тем самым достигается общий консенсус всех слоев. Соответственно средний класс опять становится «безразмерным», то есть понятие теряет всякий смысл.

Автор одной из статей о среднем классе, опубликованной в нашем журнале в 1998 году (№ 7), известный социолог Вадим Радаев, утверждал, что и та (марксистская классовая), и другая(«общество среднего класса») теории — не более чем мифы, темный и светлый. Они не имеют научного содержания и никак не соотносятся с правдой жизни: уже к концу 50-х в благополучных западных обществах вдруг заново открыли бедность, застойную безработицу, замкнутые этнические анклавы — и все это никак не вписывалось «в счастливую картину общего благосостояния и нормативного единства». Но, как всякий миф, и этот в принципе мог играть важную роль в организации картины социального мира и в этом качестве исполнять важные социальные и идеологические функции.

Кому он оказался нужен в постсоветской России?

В. Радаев тогда, накануне дефолта и очередных выборов, писал, что пришла пора как-то отчитываться за итоги реформ; переход большинства или, по крайней мере, большой части населения из бедных слоев в почтенный средний класс тут пришелся бы особенно кстати. Была в этом и надобность практическая: признав такой переход, власть могла себе позволить в какой-то мере освободить государство от бремени социальной защиты, поскольку средние и сами себя защитят. С этим как раз не очень вышло по причине грянувшего дефолта.



Сегодня на конференции Левада-центра Алексей Левинсон стрелочками указывает на тех, кто по-прежнему заинтересован в реальном или хотя бы мифическом существовании среднего класса. Это власть: западные социологи объяснили ей, что средний класс — ее опора, куда более надежная и респектабельная, чем пролетариат, да еще в союзе с крестьянством.

Это либералы: экономические (с ясно выраженным монетарным уклоном) по уже упомянутой Радаевым возможности ослабить социальный налог — уже не только и не столько на государство, сколько на бизнес (с которого государство и питается); политические — известно, что защитниками демократии и прав человека становятся не самые бедные и обычно не самые богатые, а именно те, кто посередине.

Это маркетологи: для торговли именно эта категория покупателей представляет самый большой интерес, поскольку богатых у нас слишком мало, а бедные довольствуются узким и дешевым ассортиментом товаров. Только надо вовремя выяснить, когда средний класс сочтет возможным сменить для отдыха Турцию и Египет на озеро Байкал или склоны Дагомыса, заменить одну марку автомобиля на другую, чилийское вино на австралийское, поставить себе «дверь по имени зверь», кого будет нанимать в репетиторы своим детям и будет делать салаты не из авокадо, а из манго. Консультантами торговли по всем этим животрепещущим проблемам как раз и выступают маркетологи.

Наконец, средний класс нужен самому себе: вас в школе учили про классовое самосознание? Меня еще учили. Полагаю, представителю среднего класса это самосознание нужно не как оружие на баррикадах, а как способ осознания себя в обществе, общности интересов с близкими по положению людьми, политических и прочих инструментов для их реализации. Короче, не класс в себе, а класс для себя.



Вы собираетесь купить автомобиль?

Выражая сомнения в способности нашего общества породить средний класс — опору, стабилизатор современного западного общества, специалисты начинают с цифр. Если подходить к вопросу с мерками, принятыми в «цивилизованных странах» Европы, США, то цена «пропуска» в «средний класс» начинается с годового дохода примерно в 50–70 тысяч долларов на семью. В России граждане с такими доходами составляют лишь тонкую прослойку, не более, к которой относятся чиновники, представители бизнеса (скорее среднего, чем малого), менеджеры среднего и высшего звена, представители шоу-бизнеса и криминала. Ни специалисты (тем более сельские), ни офицеры, ни, тем более, рабочие у нас в стране на принадлежность к «среднему классу» претендовать, увы, не могут, поскольку балансируют между нищетой и бедностью.

Упрощая процедуру выделения среднего класса, Алексей Левинсон свел ее в конце концов к одному-единственному небольшому блоку вопросов: в состоянии вы сегодня купить предметы длительного пользования — или ваша зарплата почти вся уходит на еду? Оправдывая это упрощение, он объяснил, что люди, без чрезмерного напряжения способные купить компьютер, музыкальный центр, телевизор последнего издания и — уже с напрягом, но не запредельным — автомобиль, составляют последнюю большую социальную группу; за ней — люди богатые, которых у нас чрезвычайно мало. Вместе с тем известно, что бедные большую часть семейного бюджета (из той его части, что остается после обязательных выплат) тратят на еду, и этой вынужденной структурой потребления, если она превалирует в обществе, бедные страны отличаются от остальных. У нас, кстати, незадолго до кризиса в среднем по стране впервые затраты на еду составили примерно половину семейного бюджета. Но это опять-таки «средняя температура по госпиталю», свидетельствующая лишь о том, что страна стала жить получше и что много на свете стран, которые живут хуже, чем мы.

Итак, можно применять разнообразный, самый изощренный социологический инструментарий с множеством показателей, все равно вы выйдете на ту же самую группу. То есть по одному признаку мы этот самый средний класс выделили. Набралось в него 16 процентов опрошенных. Теперь посмотрим, что происходит с другими признаками, то есть что он, собственно, из себя представляет и как собирается пережить кризис.

На момент, когда проводилось исследование, эта категория наших соотечественников имела доход 31,4 тысячи рублей на семью (средняя по стране тогда составляла 17,6 тысячи). Состав группы невероятно пестрый: тут и военнослужащие, и клерки, и предприниматели, и руководители, и квалифицированные рабочие. Мелкие и средние предприниматели, руководители среднего и более высокого, но не высшего звена, в развитых странах составляющие ядро среднего класса, в нашем среднем классе оказались в меньшинстве: по 6 % тех и других. Трудно представить себе общие интересы у военнослужащих и предпринимателей, у так называемого «офисного планктона» и рабочих — однако все они уверенно относят себя к среднему классу и вроде бы подходят по объективным показателям доходов. Короче говоря, средний класс оказался размытым, «размазанным» практически по всей социальной структуре общества. Объединяет этих военных, рабочих, предпринимателей, менеджеров, рабочих не столь уж многое. Или слишком многое — причем не только друг с другом, но и со всем российским народов в целом.

В основном это молодые люди (25–36 лет). У них есть общие склонности, особенно в сфере потребления: например, они чаще, чем россияне в среднем, ездят за границу, в основном все в те же Турцию и Египет (о предметах длительного пользования мы уже говорили).

А что там у них с мировоззрением? С общей платформой?



Обманутые ожидания научной и политической общественности

Я буду называть позиции и указывать, сколько процентов представителей среднего класса высказались за нее, а в скобках указывать ту же цифру, но в среднем по всем опрошенным. Итак: свободы у нас сегодня слишком много — 19 % (20 %); горжусь, что живу в России — 73 (72); оппозиция нужна, и она у нас есть — 44 (45). Ну, и так далее в том же духе. Как говорится, найдите в картине хотя бы несколько расхождений. 1 процент не считается.

Размазанная по всем слоям населения группа идеологию выдавала практически без отклонений от среднего — то есть никакой особой специфики в себе не содержит. Если не считать характерные для этого возраста попсово-молодежные интересы: среди важнейших событий прошлого года наверху списка оказались Олимпиада и победа Димы Билана на Евровидении, а финансовый кризис, выборы Барака Обамы в США, террористические акты — все это им показалось менее важным.

Замечательным образом эти люди испугались кризиса не больше, а меньше остальных, хотя специалисты именно их согласно записывают в главные его жертвы. Когда уже начались по стране задержки с выплатами зарплат и увольнения, каждый третий из них из подсказок выбирал по поводу кризиса: «надеюсь, что его не будет». Чуть позже «тяжелые времена уже позади» — считал 21 процент представителей среднего класса (в среднем 19); они в данный момент самые тяжелые — 23 (24); они еще впереди — 46 (52). Заметим, что цифры скошены не так уж сильно, но в одну сторону.

Кто виноват в кризисе? И опять поразительно близко к среднестатистическому: США — 42 (39), западные банки — 25 (22), руководство РФ — 19 (22)

И хоть эти люди чуть чаще высказываются за государственную поддержку развития науки и техники и реже — за государственную поддержку бедных, общий рисунок ответов свидетельствует, что либералам здесь делать нечего.

Никакой опоры для власти они составить тоже не могут, поскольку в основном равнодушны к политике. К Медведеву они, в отличие от прочих граждан, склонны относиться чуть лучше, чем к Путину — ну и что? И проблем для власти они не составят, о чем говорит недавняя история с повышением таможенных пошлин на импортные автомобили. Именно их, людей со средним достатком, она коснулась в первую очередь: иностранный автомобиль такой-то марки для них — не просто средство передвижения лучшего, чем отечественные, качества, но еще и знак статуса, знак успеха, бирка «Я — не неудачник». Правительство спокойно принимало свое решение, не оглядываясь на их жизненные интересы; они, впервые осознав это как «наезд» на кровные интересы, даже вышли на улицы — и ничего. Когда хуже будет — эти люди, по мнению социологов, потеряют и нынешний слабенький протестный запал. А это значит, и для себя самих они тоже не средний класс, а просто люди, кое-чего добившиеся по части предметов длительного пользования и знаковых модных вещей, привыкающие жить в относительном достатке.

Но это, как выясняется, еще не повод чувствовать солидарность с людьми, имеющими такой же достаток. Ни социальной природы, ни социального смысла эта группа не имеет.

И кто у нас остается из заинтересованных в существовании — реальном, а не мифологически-идеологическом — среднего класса? Одни маркетологи. Но поскольку сохраняется некоторая разница между имеющими примерно одинаковый доход военными, квалифицированными рабочими и предпринимателями, работать с этими категориями рекламщикам и торговцам все равно придется по-разному — так зачем им сама гипотеза «среднего класса»?

Вообще-то именно им она все-таки нужна — в воспитательных целях: чтобы навязать этой публике вместе с иллюзией единства стандартов респектабельного образа жизни определенные, желательно достаточно единообразные стандарты потребления. Так, может, как раз успешная работа маркетологов и породит нам искомый средний класс?

Только вот кризис, пожалуй, сильно помешает этой работе.



Голос наивной социологии

Итак, вроде бы получается, что пока, по крайней мере, его просто нет — среднего класса. Если вернуться к одной из очень важных составляющих этого социологического конструкта, самосознания, интересно послушать совершенно непрофессиональные комментарии на форуме, обсуждавшем статью Андрея Ляпина на эту тему, которая была опубликована на сайте http://www.newsland.ru в разделе Общество 12 января 2009. Но прежде — цитата из этой статьи, автор которой — тоже явно не социолог: «Я не согласен с Владиславом Сурковым, определяющим «средний класс» как «собственников обычного жилья, скромных автомобилей, небольших компаний… квалифицированных рабочих, сельских специалистов, офицеров, госслужащих и офисных работников», и считаю, что жилье и скромный автомобиль способствуют принадлежности к «среднему классу» не более чем очки (и шляпа) — принадлежности к интеллигенции. Однако все эти весьма различные социальные группы и категории населения записаны в один класс, награждены гордым титулом «гегемон», о котором обещано позаботиться и не дать в обиду. Причем о «бедолагах, назанимавших миллиарды долларов на покупку дутых активов» уже позаботились, без лишней шумихи и по-деловому. Просто дали денег, столько, сколько «сироты» попросили. Просто так, без условий, как само собой разумеющийся факт. Теперь обещано спасти «гегемона» — поддержать уровень его занятости и потребления.

И эта задача будет посложней, чем раздать миллиарды долларов олигархам и дружественным банкам. Хотя бы потому, что в первом случае приходится иметь дело всего лишь с десятком-другим людей, чьи имена пока держатся в первых строчках списка «Форбс», а во втором — да простит мне В. Сурков использование более привычного и простого термина — с народом. Да-да, с народом. Поскольку для такого обширного круга людей со столь различными положением, нуждами и ценностями и объединяемого, по сути, лишь географией и языком (и, конечно, просмотром одних и тех же телеканалов), представляется уместным именно это определение.

Спасти российский «средний класс» невозможно. Это не значит, что никого не надо спасать. Спасать надо, даже очень. Рабочих, чьи заводы закрываются и которых (в лучшем случае) переводят на неполную рабочую неделю, отправляют в частично оплачиваемые отпуска или сокращают. Бизнесменов, которым очень скоро нечем будет платить аренду и заработную плату. Увольняемых из армии офицеров. Неквалифицированных отечественных «менеджеров», чьи ошибки могли покрываться только сверхприбылью в несколько сотен и ежегодным ростом в несколько десятков процентов. И даже оставшийся не у дел «офисный планктон», плохо приспособленный к выживанию в реальности кризиса. Спасать нужно просто людей, у которых очень скоро не будет средств оплачивать кредиты и которые рискуют потерять ипотечное жилье и превратиться в люмпенов. Неважно, из какого класса произойдет это превращение. В конце концов, это вопрос подходов к классификации».

А теперь — несколько комментариев к статье тех, кого хотя бы просто по привычке выходить в Интернет и обсуждать подобные темы можно было бы отнести к тому самому «среднему классу», который ищут в темной комнате без фонарика, спичек или лучины. Стилистика и орфография комментаторов сохранена.

1. «И фигня, что средний класс у нас это все, что не живет на помойке и не ездит на майбахах.

Все, что живет на помойке, тоже средний класс. Низший класс у нас обитает преимущественно на кладбищах. Но это если подходить к вопросу с радикальностью тех, кто в средний записал все, что имеет статус трудоспособности и отсутствие умственных отклонений».

2. «Написано все правильно, лаконично. Потому что в стране нет производства, а одно потребление. Даже сами себя не можем прокормить и обслужить, все выписываем из заграницы. Прослойка населения, это делится на три группы. Первая живущая, вторая выживающая, третья умирающие. Вот и все общество, одним словом Россия».

3. «На мой взгляд, здесь и обсуждать нечего, кроме очередного «перла» господина Суркова. Вообще он (Сурков) всегда отличался умением выдать желаемое за действительное, придумать «ход», позволяющий «обелить» деятельность нашего правящего класса (чиновников и олигархов, включая членов семей и домашних животных). В данном случае он рассказывает сказку, а попросту вводит народ в заблуждение дважды: первое, что в стране есть средний класс (тут я полностью разделяю мнение автора статьи), и второе, что власть этому среднему классу помогает или будет помогать. Я, кстати, себя отношу как раз к этому исчезающему количественно небольшому среднему классу: береги меня, господь, от помощи нашего государства. Сколько помню, как только оно (государство в лице чиновников и депутатов) начинало помогать среднему классу, мне становилось только тяжелее. Пусть оно, государство, для начала инвалидам и пенсионерам поможет, это его прямая обязанность. А мне достаточно того, чтобы не мешало!»

Приводя три эти высказывания (из многих), мы отнюдь не претендуем на какие-нибудь далеко идущие выводы. Хотелось бы только, чтобы читатель обратил внимание на разницу между вторым и третьим комментариями. Второй действительно соответствует, по моим ощущениям, социальной картине общества, сложившейся в головах большинства наших сограждан: олигархи (взамен известно кого) выпили всю нашу воду и съели всю нашу колбасу, оставив народ помирать в нищете. Третий отличается содержательно и существенно: я сам отвечаю за свое положение и в дни относительного спокойствия, и в дни кризиса — только не мешайте, пожалуйста.

Именно эта позиция, судя по социологической классике, выделяет средний класс сильнее наличия предметов длительного пользования, новой привычке ездить отдыхать в Турцию и прочих признаков, которые легко сосчитать и измерить.

Великий социолог Макс Вебер относил к средним классам (во множественном числе) людей, которые обладают различными видами собственности и/или конкурентоспособностью на рынке труда. Обозначал он их латинским термином, прямой перевод которого звучит так: «Лучшие люди города».

Может, они все-таки у нас появились? Хоть в небольшом количестве.

СЛОВА И СМЫСЛЫ

Голимая

Владимир Иваницкий


Словоновшества последних лет (если это не вторжение иноязычной лексики) чаще всего — результат тайной реанимации. Процессы, всегда шедшие в языке тире мышлении, замороженные советским официозом, пошли неуправляемо оттаивать. Дикарский процесс, возмущающий радетелей чистоты речи, да и просто человека с рудиментами вкуса, позволяет понять, какими на самом деле были «золотые времена» нашего великого и могучего…

Некогда, анализируя отрывок из Гераклита, Хайдеггер выявил ресурсы языка философского высказывания. Если схожим путем пойдем и мы, то сопоставляя, скажем, выражения ГОЛАЯ ПРАВДА и ГОЛЫЙ ВАСЯ, ясно увидим развилку значений. В первом случае нагота и неприкрытость, во втором — косвенное обозначение пустоты, отсутствия, бедности, нищеты. ГОЛИК — веник из прутьев, лишенных листьев. ГОЛЯК! — констатация пустого кармана.

При наличии таких идиом, как ГОЛЫЙ ИНТЕРЕС (циничный расчет и ничего более), надо отметить важное смысловое соседство, а именно переносное значение слова ЧИСТЫЙ. «Чистая соль!» — говорит домохозяйка про плохую селедку; «Чистый яд!» — про насыщенную нитратами колбасу. В узком значении тут указание на несмешанное, концентрированное качество. И тот же смысл у выражения: «Селедка — ГОЛИМАЯ соль».

Появление слова ГОЛИМАЯ(-ЫЙ) симптоматично; оно дублирует переносное значение слова ГОЛАЯ(-ЫЙ). Если так, оно избыточно? Излишне? Отчего же пошло в массы и привилось?

Первое, что приходит в голову — механизм шокового обновления смысла. Маяковский заметил: футуристы «ломают» слово для возвращения ему силы. И привел пример. Учитель так часто звал ученика дураком, что значение стерлось, но когда гаркнул на мальчишку: «Дура!», тот вдруг разрыдался. Однако, на мой взгляд, рассмотрение скрытой системы взаимных тяготений языковых моделей развеивает простую версию.

Обнажение правды — вторичное понимание, строящееся на обнажении тела. Правду именно ОБНАЖАЮТ, и ГОЛАЯ тут получается из одетой. ГОЛАЯ ПРАВДА и ЧИСТАЯ ПРАВДА только кажутся синонимами. Для сознания это так, для подсознания — нет. Телесная чистота, соседствующая со смысловым гнездом ЧИСТЫЙ, сильно не вяжется с неприятной, нередко ГРЯЗНОЙ правдой факта. Мешает ассоциативный ряд.

По внутреннему строению ГОЛИМАЯ по сравнению с ГОЛАЯ говорит о продолжающемся действии. Незавершенная форма? Грамматический статус изменился: прилагательное стало причастием.

Итак, у нас на руках сумма примет возможной причины лингвистического явления: 1) длящийся процесс, 2) связанный с обнажением, голизной, 3) возможно, задевающий смысловое гнездо «бедность».

Согласно с выясненной в самом начале закономерностью, ищем двойной процесс — физическому плану обязательно найдется аналог, сублимированная параллель. Последняя отыскивается легко: процессы РАЗОБЛАЧЕНИЙ, транслирующиеся через СМИ. Собственно, «разоблачение» и значит раздевание. Разоблачения приобрели за последние 20 лет такое заострение, что дошли до голого тела («банные скандалы» политиков).

И тут прямой физический план выскакивает как deus ex machina. Легализовавшись, стриптиз стал для массовой картины мира россиян явлением как бы вновь открытым, причем ушел из табуированной зоны сознания в разрешенную. А ведь тела, шаблонным образом обнажаемые за плату, говорят не столько о бедности фантазии, сколько о бедности просто, глубокой нужде продающих себя, о пассивном восприятии жизни. ГОЛИМОЕ выживание в ГОЛИМОЙ стране.

Как исчезают слова и понятия

Иосиф Гольдфаин


В наши дни довольно много пишут про обеднение языка. И дело не только в ностальгическом сожалении об исчезающих словах. Гораздо важнее понятия, которые описывались этими словами. А бывает, что слово из языка не уходит, но оно утрачивает какие-то оттенки своих значений. И в результате язык становится менее приспособленным для точной передачи знаний от человека к человеку.

В качестве поучительного примера рассмотрим, как менялось значение слова «вероятность». Это слово имеет двоякую природу. С одной стороны, это математическое понятие, определение которого дается в соответствующих учебниках. А с другой стороны, оно имеет обычное, нематематическое значение, смысл которого нам разъясняют толковые словари. Но если сравнить толковые словари разных лет издания, то можно увидеть, как быстро, менее чем за столетие, изменилось значение этого слова.

В современных словарях оно трактуется как «возможность осуществления чего-либо». В словаре под редакцией Д.Н.Ушакова (издание 1935 года) у этого слова два значения — «возможность» и «правдоподобие». А в знаменитом Толковом словаре В.И. Даля у слова «вероятность» и у близких ему по значению ныне вышедших из употребления слов «вероятие» и «вероподобие» нет значения «возможность», но есть значение «правдоподобие».

Если же разбираться, как толкуются у В.И. Даля слово «вероятность», ныне устарелые слова «вероятие» и «вероподобие», а также прилагательное «вероятный», то легко увидеть, что эти слова происходят от слова «вера». Их употребляли, когда речь шла об информации, в которую можно или, в отрицательных предложениях, трудно поверить. Отсюда и «правдоподобие», как одно из основных значений этих слов. Действительно, правдоподобную информацию естественно принимать на веру.

Второе издание словаря В.И. Даля вышло в 1880–1882 годах, и он работал над ним до последних дней своей жизни, то есть до 1872 года. Так что можно считать, что этот словарь отражает состояние языка в 60-е годы XIX века. Как мы видим, четко просматривается динамика. В 1860-е годы среди значений слова «вероятность» было «правдоподобие», но не было «возможности», в 1935 году были и «правдоподобие», и «возможность», а в словаре под редакцией С.И. Ожегова (второе издание, 1952 год[3]) «возможность» была, а «правдоподобия» уже не было. Точно так же среди значений слова «вероятность» была «возможность» и не было «правдоподобия» в обстоятельном семнадцатитомном Словаре современного русского литературного языка (соответствующий том вышел в 1951 году), составленном в Институте русского языка АН СССР. Изменение произошло примерно за сто лет, а может быть, и меньше. В результате наш современник оказывается в затруднении, когда речь заходит о ситуации, для описания которой наши предки употребляли слова «вероятность», «вероятие», «вероподобие».

Анализируя замеченную тенденцию, можно сказать: значение слова «вероятность» последовательно приближается к значению математического понятия «вероятность». Впрочем, этого и следовало ожидать. В последние десятилетия множество студентов самых разных специальностей изучали теорию вероятности. Множество научных работников, инженеров, экономистов применяли теорию вероятности в своей работе. Эти люди привыкли употреблять термин «вероятность» в соответствии с его математическим определением, а не так, как его понимал В.И. Даль. Но удивительно, что изменение в употреблении этого слова произошло лет шестьдесят назад, когда теория вероятностей еще не была столь популярна.

В результате в наши дни слово «вероятность» часто употребляют в тех случаях, когда раньше употребляли слово шанс. Вот пример из недавней журнальной статьи («З-С», 2008, № 6). Речь идет об опасности столкновения с Землей астероида Апофис. «Утром 23 декабря руководство НАСА оценивало вероятность столкновения с ним как 1:300. В тот же день пришла сенсационная новость: у этого… объекта один шанс из 62 врезаться в нашу планету». Здесь слова «вероятность» и «шанс» явно используются как синонимы.

При наблюдении за изменением значения слов следует учитывать «инерционность» толковых словарей. Поучительно посмотреть, как эти словари трактуют слово «правдоподобие». Действительно, если среди значений слова «вероятность» есть «правдоподобие», то естественно полагать, что и среди значений слова «правдоподобие» должна быть «вероятность». И у В.И. Даля дело обстоит именно так. Но у Д.Н. Ушакова (в 1935 году) такой симметрии уже нет. В этом словаре у «вероятности» есть значение «правдоподобие», но у «правдоподобия» нет значения «вероятность». А в словаре С.И. Ожегова — напомним, 1952-го года издания — все наоборот: среди значений слова «вероятность» нет «правдоподобия», но в то же время «правдоподобный» трактуется как «похожий на правду, вероятный». Здесь слово «вероятный» употребляется, как у В.И. Даля. А в Словаре современного русского литературного языка (соответствующие тома вышли в 1951-м и 1961 году) не только среди значений слова «вероятность» нет «правдоподобия», но, в отличие от словаря С.И. Ожегова, и среди значений слова «правдоподобие» нет «вероятности». Точно так же эти слова не являются синонимами ни в ту, ни в другую сторону в четырехтомном Словаре русского языка, тоже составленном в Институте русского языка АН СССР (соответствующие тома 2-го издания[4] вышли в 1981-м и 1983 году). В этом словаре «вероятность» определяется как «возможность осуществления чего-либо, степень осуществимости». Эта трактовка уже близка к математическому понятию «вероятность».

Как мы видим, весьма быстро, примерно за 100 лет, слово «вероятность» обрело другое значение, хотя и близкое к старому. А слова «вероятие» и «вероподобие» вообще перестали употребляться. Но уместно обратить внимание на довольно часто встречающееся в наши дни выражение «невероятно, но факт». Если исходить из современного значения слов «вероятность» и «вероятно», то это бессмыслица — «невозможно, но факт». Однако старое значение этого слова делает выражение вполне осмысленным. «Неправдоподобно, но факт» — такое бывает.

КОСМОС: РАЗГОВОРЫ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ

Вести из центра Галактики

Игорь Харичев



Международному коллективу ученых из Германии, США, Израиля и Франции удалось не только подтвердить, что в центре нашей Галактики находится гигантская черная дыра, но и с высокой точностью вычислить ее массу. В течение многих лет астрофизики отслеживали перемещения 28 звезд вокруг сверхмассивной черной дыры, которую отождествляют с источником радиоизлучения Стрелец A* (Sagittarius A*) и которая находится от нас на расстоянии примерно в 27 тысяч световых лет.

Глава группы ученых, профессор Рейнхард Генцель из Института внеземной физики имени Макса Планка (Германия), начал исследования галактического центра еще в 1992 году. Наблюдения велись в Европейской южной обсерватории, расположенной в чилийской пустыне Атакама. Первоначально Генцель использовал 3,6-метровый Телескоп новых технологий (NTT) на горе Ла-Силла. В последние годы с вводом в строй самого большого и современного оптического телескопа VLT (Very Large Telescope — Очень большой телескоп) на горе Паранал, имеющего четыре зеркала по 8,2 метра, наблюдения были перенесены на него.

По современным представлениям, сверхмассивные черные дыры составляют ядро каждой галактики во Вселенной. Несколько лет назад было объявлено, что гигантская черная дыра есть и в центре нашей Галактики — Млечном Пути. Ученые считают, что благодаря черным дырам и возникли все галактические системы, поскольку гравитационное притяжение черных дыр создает благоприятные условия для образования звезд. Именно таким образом могло появиться первое поколение звезд и галактик.

Межзвездная пыль, расположенная между нами и галактическим центром, не позволяет наблюдать расположенные близко от него звезды в оптическом диапазоне: из каждого триллиона квантов видимого света, который испускают эти звезды, до Земли доходит лишь один. Однако в ближнем инфракрасном диапазоне спектра пыль становится практически прозрачной.

Полученные с помощью телескопов NTT и VLT изображения позволили измерить положения звезд с точно стью до сотых и тысячных долей угловой секунды. Кроме положения на небе, астрономы смогли измерить и скорость, с которой звезда приближается или удаляется от нас. Благодаря этому удалось воссоздать полноценные трехмерные орбиты исследуемых звезд.

В 2002 году Генцель и его коллеги сообщили о построении первой такой орбиты. Звезда S2 (литерой S обозначаются соседки Sagittarius A*, находящиеся на небе в пределах одной угловой секунды) за десять лет наблюдений пролетела в непосредственной близости от галактического центра.

Тогда исследователи впервые пришли к заключению о существовании в центре нашей Галактики сверхмассивной черной дыры и предприняли первую попытку определить ее массу. Результат 2002 года — 3,7 миллиона масс Солнца. Ошибка в измерениях на тот момент составила 40 %, или 1,5 миллиона солнечных масс.

В 2008 году были получены новые данные, опирающиеся уже на 28 определенных орбит. (А знаменитая S2 за время с начала наблюдений в 1992 году успела завершить полный оборот вокруг центрального объекта.) По утверждению профессора Генцеля, орбиты этих звезд позволяют с высокой уверенностью говорить, что расположенная в центре концентрация массы является черной дырой. Кроме того, новые данные позволили существенно повысить точность определения массы — до 1,5 %. По последним оценкам, масса черной дыры составляет 4,3 миллиона масс Солнца.

Трехмерная модель движения звезд вокруг галактического центра позволяет выяснить и подробности устройства центральной части нашей Галактики. Большинство ближайших к Sagittarius A* звезд движутся округлым роем без какой-то выделенной ориентации орбит. И лишь шесть массивных и очень горячих звезд, расположенных несколько дальше от черной дыры, образуют маленькое семейство — все они вращаются примерно в одной и той же плоскости и по часовой стрелке. Движение всех этих звезд, по мнению исследователей, говорит в пользу того, что у сверхмассивной черной дыры нет напарниц — по крайней мере, тяжелее нескольких десятков масс Солнца.

Впрочем, этому выводу противоречат данные, полученные недавно группой американских ученых. Им удалось установить, что, вероятно, вокруг сверхмассивной черной дыры в центре Млечного Пути вращается черная дыра средней величины.

Один из нерешенных вопросов астрофизики — объяснение наличия вблизи от галактического центра, на расстоянии менее 0,5 светового года, большого количества молодых звезд, возраст которых менее 10 миллионов лет, что совсем мало, по астрономическим меркам. Дело в том, что гравитационное воздействие сверхмассивной черной дыры на близких — и только! — к ней расстояниях, в пределах 3–4 световых лет от нее, не должно позволять образовываться звездным «зародышам» — плотным облакам газа, из которых потом рождаются звезды. Если это так, наблюдаемые молодые звезды образовались где-то еще и только потом попали в окрестность сверхмассивной черной дыры. Другим феноменом является почти хаотическая ориентация орбит упомянутых молодых звезд относительно плоскости эклиптики Галактики.

Брэд Хансен из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и Милош Милошавлевич из Калифорнийского технологического института в Пасадене предложили в качестве наиболее вероятного объяснения следующее: эти молодые звезды формировались на «безопасном» расстоянии от сверхмассивной черной дыры — в пяти световых годах или даже дальше, но звездный кластер на их беду содержал еще одну черную дыру меньшей по сравнению с центральной массой (от 1000 до 10 000 солнечных масс), и поскольку эта черная дыра была притянута центральной черной дырой, она и «притащила» звезды за собой. При этом, как подчеркивает Хансен, гравитация второй черной дыры средней массы связала окружающие ее звезды вместе, в один кластер. Это и объясняет тот факт, что скопление звезд остается скоплением, несмотря на то, что оно уже попало в разрушительное поле тяготения сверхмассивной черной дыры.



Кластер из семи звезд IRS 13, вблизи которого может находиться черная дыра


Компьютерное моделирование позволило установить, что все явления действительно хорошо объясняются наличием черной дыры средней массы, которая вращается вокруг Стрельца A*. Масса объекта должна составлять около 1500 солнечных. Проблема лишь в том, что существование черных дыр средней массы пока что не доказано.

Любопытно отметить, что предположение о существовании второй черной дыры в центре Галактики сделали еще в 2004 году астрономы из парижского Института астрофизики. Долгое время они занимались изучением ярчайшей области в центре Галактики, известной под названием IRS 13. Благодаря наблюдениям в инфракрасной части спектра, проведенным в обсерватории Gemini на горе Мауна-Кеа (штат Гавайи, США), удалось выяснить, что это кластер из семи звезд, а не цельный объект. В дальнейшем, прибавив данные с орбитальных телескопов Hubble и Chandra, ученые при шли к заключению, что этот кластер вращается вокруг ранее неизвестного объекта — черной дыры IRS 13E, масса которой в 1300 раз превышает массу нашего Солнца и которая двигается вокруг Sagittarius A* со скоростью около 280 километров в секунду.

Руководитель группы французских астрофизиков Жан-Пьер Мелляр заявил тогда, что впервые в пределах нашей Галактики удалось обнаружить черную дыру средних размеров. Кроме того, по словам Мелляра, кластер IRS 13 испускает потоки рентгеновского излучения, что также является косвенным признаком наличия черной дыры где-то поблизости. Однако далеко не все ученые разделили тогда уверенность французских исследователей.

Центр нашей Галактики, как и других галактик, хранит еще много тайн. Астрономы и астрофизики делают все, чтобы раскрыть их. Современные приборы и технологии помогают им в этом. Но пройдет немало времени, прежде чем исследователи смогут заявить: никаких новых вестей из центра Галактики больше не будет. Да и наступит ли такая пора?..

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Английские ученые откопали сокровища кельтов


Один из самых больших за последнее время кладов был найден в Англии. В графстве Саффолк археологам удалось найти золотые монеты, которые, возможно, были отчеканены в мастерских кельтского племени иценов. Это племя жило в Англии еще до прихода туда римлян.

Археологи из Службы охраны памятников графства извлекли из земли глиняный кувшин, внутри которого находилось более восьмисот золотых монет кельтского периода. Специалисты обследовали территорию, прилегающую к месту обнаружения клада, однако никаких следов поселения или могильника обнаружить не удалось.

«Это потрясающая находка. Она сообщает нам много новых сведений о позднем Железном веке и Восточной Англии в этот период», — говорит археолог Джуд Плувьез. Согласно ее предположению, золотые монеты этого типа были изготовлены племенем иценов, которое проживало в Саффолке в I веке до новой эры — I веке новой эры. По словам Плувьез, клад из Саффолка явля ется по величине вторым и уступает лишь кладу из Милтон Кейнз. В этом поселке в 1849 году местный фермер извлек из земли около 2 тысяч золотых монет.

Найденный в Саффолке клад состоит из статеров. Первоначально статер был золотой монетой, отчеканенной при дворе отца Александра Македонского, Филиппа II. Позже эта монета попала на территории кельтов и стала там весьма популярной. Вскоре местные мастера начали изготавливать копии греческих монет, которые, правда, отличались пониженным содержанием в них драгоценных металлов. Эти копии использовались кельтами при обмене и торговле как на континенте, так и на Британских островах.


Атмосферы экзопланет удалось зарегистрировать с Земли

До настоящего времени проблема наблюдения атмосфер экзопланет практически всегда решалась с помощью космических телескопов (в частности, «Хаббла» и «Спитцера»). Однако век «Хаббла», как известно, подходит к концу, а на «Спитцере» вскоре иссякнет запас хладагентов, и использовать его для регистрации инфракрасного излучения будет невозможно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что астрономы настойчиво ищут возможности проведения наземных наблюдений экзопланет.

Мерседес Лопес-Моралес из Вашингтонско го института Карнеги и Дэвид Синг из Парижского Института астрофизики занимались изучением планеты OGLETR-56b, относящейся к классу горячих Юпитеров. Такие планеты обращаются вокруг своих звезд по орбитам очень небольшого радиуса, и температура их поверхности достаточно высока для того, чтобы излучать в оптическом и инфракрасном диапазонах. Для регистрации излучения ученые использовали так называемый «Очень Большой Телескоп» и телескоп Бааде, расположенные на территории Чили.

Светимость OGLE-TR-56b невелика по сравнению со светимостью ее звезды (из каждых трех тысяч фотонов, зарегистрированных на Земле, лишь один имеет отношение к излучению самой планеты), поэтому исследователям пришлось тщательно отмечать те моменты, когда планета затмевает звезду. «В такие периоды мы с максимально возможной точностью измеряли спектр, чтобы затем выделить интересующее нас тепловое излучение OGLE-TR-56b», — рассказывает Дэвид Синг. Как показали наблюдения, температура атмосферы планеты составляет около 2400° по Цельсию при практически полном отсутствии облачного покрова и медленной циркуляции.

Ученые Эрнст де Моой и Игнас Снеллен из Лейденского университета (Нидерланды) сообщают об успешном завершении исследований планеты TrES-3b и ее звезды TrES-3. Наблюдения проводились с помощью телескопа Уильяма Гершеля (установлен на Канарских островах) в инфракрасном диапазоне: излучения планеты и звезды проще всего разделить именно на таких длинах волн. Оценочное значение температуры атмосферы TrES-3b составило 1700° по Цельсию.


Когда растает Арктика?


Хотя ученые в основном сходятся в том, что вечные льды в крайних северных широтах рано или поздно растают окончательно, конкретная дата этого печального события остается предметом дискуссий. По недавно обнародованным данным, Деду Морозу придется учиться плавать раньше, чем считалось до сих пор. Ученые считают: процесс уже не остановить.

По данным спутниковой съемки, количество «летнего» льда, сохраняющегося в окрестностях Северного полюса в теплые месяцы, последовательно снижается начиная с 1979 года. Построенные на основе этой информации компьютерные модели позволяют сделать прогноз на будущее: летом 2030 года впервые за тысячелетия Арктика растает полностью.

Тем временем группа американских ученых во главе с Марком Серрезе показала, что ускорение таяния арктических льдов нарастает с такой быстротой, что уже пройдена «точка невозвращения»: остановить процесс не представляется возможным. На конец сентября 2008 года площадь ледяной поверхности составила 4,67 миллиона квадратных километров. Оптимисты могли бы сказать, что Арктика преодолела самые апокалипсические прогнозы, понемногу восстанавливаясь. Но Серрезе и его коллеги так считать не склонны.

«Если вы взглянете на данные последних пяти лет, — говорит ученый, — вы сразу заметите, как нарастает таяние». В 2008-м его ускорение стало выше, чем в 2007-м, однако самые высокие результаты зафиксированы в 2002-м и 2005 году. Какой же механизм приводит к этому ускорению?

В течение лета яркий блестящий стаявший лед заменяется темной океанской водой, которая лучше поглощает тепло солнечных лучей. И когда приходит арктическая зима, нагретый океан отдает накопленное тепло, что препятствует полному восстановлению ледяного покрова. Изучив температурные данные у поверхности Северного (и пока еще) Ледовитого океана, Серрезе обнаружил, как велик эффект этой теплоотдачи. Зимняя температура над районами, где интенсивность таяния была особенно велика, в последние 4 года была на 5 градусов выше, чем в сред нем за всю историю наблюдений.

Подобное ускорение, по словам Серрезе, до сих пор откладывалось лет на 20 в будущее. «Компьютерное моделирование, — говорит он, — хорошо показывает происходящее, но на деле все это происходит намного быстрее». И эти изменения могут быть неисправимыми: все большее согревание полярных областей приводит ко все большему таянию, что, в свою очередь, еще ускоряет нагрев. А когда лед растает окончательно — последствия будут по-настоящему глобальными.

«Арктика — это регион, где остывает воздух со всего Северного полушария, — поясняет Серрезе, — из-за таяния местных льдов может полностью измениться вся картина океанских течений, которые во многом определяют климат полушария». Последствия этого уже ощущаются и в северной части Америки, и на севере Сибири.

По словам Кэйти Уолтер, исследующей природу Аляски, уже наблюдается таяние слоев вечной мерзлоты, что приводит к выбросу в атмосферу метана. Этот процесс, кстати, еще больше нагревает Землю: метан создает весьма мощный парниковый эффект, в 21 раз сильнее, чем углекислый газ.

Между тем климат Земли и вправду порядком «разболтался». По мнению некоторых ученых, на фоне глобального потепления Европе угрожает противоположная опасность — обледенеть.

Рисунки А. Сарафанова

Московский Дом Книги (сеть магазинов)



• Б.Б. Вагнер. 100 великих чудес природы. — М.: Вече, 2009.

Книга, продолжающая популярную серию «100 великих», рассказывает об уникальных уголках природы нашейпланеты. Читатель вместе с автором совершит путешествие по всем семи частям света и четырем океанам Земли, побывает в сказочной новозеландской Стране Фьордов и на мысе Нордкап, у водопада Игуасу и в кратере Нгоронгоро, в тропическом раю Мальдивских островов и подводных чащах Большого Барьерного рифа… Особый раздел книги посвящен природным жемчужинам России и стран СНГ.



• Дэвид Боданис. Электрическая вселенная. Невероятная, но подлинная история электричества. — М.: КоЛибри, 2009.

Блестящий популяризатор науки Дэвид Боданис умеет о самых сложных вещах писать увлекательно и просто. Его книги переведены на многие языки мира.

Огромный интерес у российских читателей вызвала его «Е=мс2», биография знаменитого эйнштейновского уравнения, выпущенная издательством «КоЛибри».

«Электрическая Вселенная» — драматическая история электричества, в которой были свои победы и поражения, герои и негодяи.

На страницах книги оживают истовый католик и открыватель электромагнетизма Майкл Фарадей, изобретатель и удачливый предприниматель Томас Эдисон, расчетливый делец Сэмюэл Морзе, благодаря которому появился телеграф, и один из создателей компьютеров, наивный мечтатель Алан Тьюринг.



• В.В. Рево. Введение в нанотехнологии живых сред. — М.: Белые альвы, 2009.

Книга впервые описывает биодинамику сверхбыстрых процессов (БСП) в иерархических средах в нано- и фемтомасштабах.

В ней представлен базовый механизм неизвестных ранее кодов и энергетических ресурсов биологических структур на каждом из уровней системной организации живого, включая открытый автором реликтовый энергетический механизм. Как новое технологическое направление, БСП позволяет получить экологически безупречные неограниченные возобновляемые источники энергии и создать биоинтеллектуальные машинные комплексы. Междисциплинарный характер работы как источника знаний по базовым механизмам всей иерархии системной организации живого обусловливает интерес к ней студентов и специалистов в области управления и образования, биологии и медицины, экономики и политики, информатики и энергетики и т. д., а также широкого круга любознательных читателей.

ПРОБЛЕМЫ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ

Морская перепись XXI века

Александр Волков


Около 70 процентов поверхности нашей планеты покрыто морями и океанами. Однако до недавнего времени человек не мог проникнуть в глубь этого загадочного мира, скрытого от нас за зеркальной гладью воды. Его исследование началось лишь в последние десятилетия, но до сих пор этот мир оставался для нас едва ли не огромным белым пятном. Там же, в недоступной глубине, в непроглядном мраке, поселилось множество удивительных организмов. Но вот с началом нового века пришло время наводить строгий порядок в этих потаенных запасниках зоологической систематики.



Новый вид морской звезды


Этот отдел фауны до сих пор еще мало исследован по своей недоступности.

Альфред Брем


Ценз оседлости в самом текучем из миров

Уже на глубине около 100 метров в океане становится так темно, что бедным ученым, решившим переписать весь «морской народец», впору бессильно взывать: «Есть ли там кто-нибудь?»

Так кто же там есть? Поиском вот уже девятый год занимаются около 1700 специалистов, «счетчиков биоты морей». Они участвуют в проекте «Census of Marine Life» (CoML) и мечтают дать название любому живому существу, которое от века плавает, плещется, покоится в бескрайней чаше Океана.

Главная задача этой честолюбивой программы звучит ни много ни мало так: «Подсчет численности (морских организмов) и исследование всего многообразия и богатства животного мира, населявшего и населяющего Мировой океан, — в прошлом, настоящем и будущем». Ученые составляют самый обширный каталог обитателей Мирового океана. Подобную затею можно назвать настолько же честолюбивой, насколько и безумной. С последним определением согласится любой, кому доводилось пересчитывать хотя бы стайки рыбок в домашнем аквариуме. Не менее впечатляют и размеры «фронта работ». Только лишь цифры.

Около 80 процентов территории, покрытой морями и океанами, приходится на области, глубина которых превышает 1000 метров. Это составляет примерно 318 миллионов квадратных километров. Общая площадь всех глубоководных участков морского дна, исследованных с помощью батискафов и водолазов, до недавнего времени едва превышала пять квадратных километров, то бишь 0,0000015 процента от тех самых 318 миллионов.

Ученые не грешат против истины, когда говорят, что мы лучше знаем поверхность Марса, чем глубоководные области Мирового океана. В самом деле, зонд «Марс Глобал Сервейор» в начале 2000-х годов с помощью лазерного оборудования составил карту Марса с точностью до нескольких метров. Топографическая карта морского дна получена путем радиолокационных исследований, гораздо менее точных. Так же плохо мы представляем себе и жизнь обитателей морских глубин.



Самцы морского паука заботятся о потомстве, удерживая своими лапами кокон с многочисленными яйцами.


Еще одна цифра позволит почувствовать, насколько сложна задача, которую поставили перед собой участники проекта. По оценке биологов, нам известно лишь 10–20 процентов всех видов живых организмов, населяющих планету. Вся остальная фауна до сих пор остается неведомой. Этих животных никто не описывал, их — в подавляющем большинстве — никто из людей даже не видел.

Скептики, конечно, поспешат задаться вопросом, как вообще ученые пришли к выводу о том, что чуть ли не 9/10 биосферы нашей планеты остается для нас «тайной за семью печатями, за семью морями». Как правило, проводя подобные расчеты, специалисты оценивают количество биомассы, которое необходимо для выработки кислорода, содержащегося в атмосфере. Получается, что покамест биологи, подводя баланс жизни на нашей планете, неизменно «терпят колоссальные убытки». Дефицит известных нам живых организмов очень велик. Лучше любых рассуждений он убеждает в том, как плохо мы знаем жизнь Океана.

«Разумеется, никто не думает всерьез, что ученым удастся составить по-настоящему полный перечень всех видов животных, населяющих океан, — признает немецкий биолог Бригитта Эббе. — Но в 2000 году, перед началом этой переписи, мы имели крайне расплывчатое представление о разнообразии морской фауны, прежде всего в глубоководной части океана, где очень трудно вести исследования. Зато ко времени окончания проекта, в 2010 году, мы будем гораздо лучше знать обитателей морей, а также характер экосистем, которые сформировались в различных районах Мирового океана».

Затевая эту программу, ученые делали все возможное, чтобы не выглядеть наивными мечтателями. В рамках CoML ведутся работы над двумя с лишним десятками отдельных проектов, в частности, исследуются главные экосистемы Мирового океана: глубоководная область, полярные моря, коралловые рифы, подводные хребты, пелагическая область (среда обитания планктона), гидротермальные источники, зона прибоя. В каждом из таких проектов, конечно, легче ожидать ощутимых результатов, чем в громадном предприятии по переписи всего и вся не весть где и везде.

Подводя краткий итог, можно сказать, что вопросы, которыми задаются участники «ценза», сводятся к трем основным «кто».

«Кто населял Мировой океан в прошлом?»

«Кто населяет его теперь?»

«Кто будет его населять?»



Моллюск Tridacna costata


От Геркулесовых азов до микробов

Плиний Старший, автор «Естественной истории», назвал бы эту перепись «пустой тратой времени», поскольку уже самолично пересчитал всех морских животных. Их у него получилось — 176 видов, и не единицей больше. «Клянусь Геркулесом, в океане нет ничего, что было бы мне неизвестно».

Перечень Плиния вплоть до Средних веков пополнялся крайне скудно, да и то за счет самых странных чудищ, о которых доходили редкие слухи. «В [голове морской рыбы] скиена растут два камня, из которых, как говорят, правый лечит правую [часть] головы человека, а левый — левую», — вот обитатель бестиария, созданного византийским писателем V века Тимофеем из Газы (историк А.Г Юрченко полагает, что, возможно, речь идет о такой рыбе, как Corvina nigra или Umborina cirrosa. — А.В.). Глубины Океана казались людям такими же чужими и неуютными, как и тысячи лет назад. Все изменилось лишь в XVII веке, когда ученые стали систематично исследовать просторы морей в поисках новых видов животных.

В 1872 году началась первая крупная экспедиция, организованная исключительно ради изучения океана, в том числе морской фауны. Плавание британского корвета «Челленджер» (1872–1876) стало вехой в истории океанографии. Собранные сведения заняли полсотни с лишним томов. В то время было открыто уже 7500 представителей морской фауны, однако со страниц «Жизни животных» Брема звучали грустные нотки: «Вероятно, нам известна лишь малая часть рыб, поскольку все, что мы знаем о многообразии этого класса животных, пока еще ни в коей мере не соответствует действительности».

А сколько вопросов и теперь, почти полтора века спустя, остается без ответа? Какова численность отдельных видов морских животных? Какова область обитания тех или иных видов? Каково генетическое разнообразие внутри отдельных видов? Не зная ответа на эти вопросы, мы не можем достоверно описать различные экосистемы Мирового океана. Мы не сумеем воссоздать пищевые цепи, сложившиеся в глубине морских вод. Мы плохо представляем себе межвидовую борьбу, что разыгрывается на фронтах того темного царства, куда не проникает и луч света. Еще меньше мы готовы в традициях Брема описывать будни обитателей глубоководного мира.

Скептики, пишет Франк Шетцинг[5] в эссе «Чужие среди нас», опубликованном на страницах журнала «Р. М.», «сравнивают работу исследователей с усилиями инопланетян описать будни какого-нибудь калифорнийского пляжа, полюбившегося туристам, но запечатлеть их странным образом, — прилетая туда раз в год, на полчасика, и, конечно, старательно снимая все происходящее на пленку, да вот беда! бывает же такое глупое стечение обстоятельств! проделывая все это зимой. Но кто знает? Может быть, пересчитывать каких-нибудь рачков-бокоплавов будет все же проще, чем загорающих калифорнийцев?»

Сообщения с ленты новостей, поступающие в последние годы, как будто подтверждают надежды оптимистов. Так, в ноябре 2005 года участники проекта исследовали небольшую глубоководную область у побережья Африки. Здесь на один квадратный метр акватории пришлось до 500 различных видов живых организмов, причем лишь десятая часть из них была известна ученым. Речь идет прежде всего о микробах.

Подобные сводки впору заключать следующими цитатами: «Мы, люди, — всего лишь гости на планете микробов, простодушные труженики, которым втемяшилось в голову, что они призваны быть венцом творения. На протяжении почти всей земной истории сообщество микроорганизмов, населявшее моря нашей планеты, было настолько многообразно, что эта болтливая обезьянка — человек — с ее парой миллионов лет прошлого кажется какой-то пометкой, торопливо оставленной на полях эволюции. Sorry! Мы все еще живем в век бактерий! Бактерии правят миром, сопровождаемые свитой из муравьев, термитов и саранчи» (Франк Шетцинг).

Именно с микробов начинается любая пищевая цепь. Мы не видим их и потому относимся к ним пренебрежительно. Для нас это — невзрачные организмы, безликий фон, на котором Мы живем. Кто знает, что если взвесить всех микробов, населяющих Мировой океан, то этот незримый «вакуум жизни» окажется почти в сотню раз массивнее всех рыб, китов, котиков, крабов и их «земляков по водному миру», вместе взятых? «Морские микробы незримо правят планетой», — афористично отмечает Ян де Лееув, один из участников проекта CoML. Именно они составляют основу всей жизни в Мировом океане. Их общее количество оценивается в 3,6.1030 экземпляров.

Впрочем, перепись микробов неимоверно трудна. Как уловить эти крохотные организмы, которые провалятся сквозь ячеи любой сети? Некоторые ученые предлагают составлять перечень не самих микроорганизмов, а их ДНК, — точнее говоря, неизвестных форм ДНК, обнаруженных в пробах воды. Один из пионеров в этой области — американский генетик Крэг Вентер (см. «З-С», 11/07), сумевший на рубеже веков расшифровать человеческий геном. Сейчас он занимается сбором генетического материала в морях нашей планеты.



Медуза Netvostoma setouchina очень красива, но ядовита. Она широко распространена у побережья Антарктиды


Море Красное, Гвинея Новая, риф Барьерный — беды общие

Работая над описью всего, что «плавает, плещется, покоится», ученые совершают одно открытие за другим. И не одними микробами все ограничено! Добычей ученых становятся неизвестные осьминоги, акулы, крупные раковины. Зачастую в этих находках странно созвучны прошлое, настоящее и будущее. Рефреном всякий раз бывает либо хищническое отношение человека к дарам, бескорыстно ссужаемым морем, либо загрязнение окружающей среды, также помеченное печатью нашей неу(е)мной (нужное подчеркнуть) деятельности.

Ученые стремятся открыть новые виды морских животных, прежде чем те могут исчезнуть. В среднем они открывают каждую неделю три новых вида животных. Подводный мир оказался для нас поразительно загадочным. Так что, дело не сводится к механическому подсчету и именованию всего, что движется. Ученые намерены дотошно описать и сами морские организмы, и разнообразные экосистемы, созданные ими, а также выяснить, как влияют экологические факторы на рост или сокращение их численности, как популяции животных реагируют на резкое изменение внешних условий. Например, историки и биологи из Санкт-Петербурга и Москвы собирают и анализируют данные, отражающие долговременные колебания популяций морских рыб и других животных в бассейне Белого и Баренцева морей.

Любой желающий может узнать, как идет работа над проектом CoML. Для этого достаточно заглянуть на сайт www.iobis.org. Если внести английское или латинское название того или иного морского животного, то на экране появятся все сообщения о том, где и при каких обстоятельствах оно было замечено.

• В 2006 году у берегов острова Новая Гвинея, в районе полуострова Чендравасих (Вогелкоп), обнаружены 52 новых видов животных, из них 24 представляют рыбы, в том числе две не известные прежде акулы, 8 — креветки и 20 — кораллы. В этой части Индийского океана обитает более 1800 видов животных, и все же большое количество недавно открытых видов — причем крупных животных — поражает. Однако даже в этом райском уголке условия далеко не идиллические. Во время погружений исследователи не раз слышали взрывы. Так здесь ловят рыбу — на динамит. После каждого взрыва должно пройти лет 25–50, прежде чем поврежденный участок рифа восстановится.



Морскому анемону, напоминающему яркий цветок, не страшен даже полярный холод


• Летом 2008 года у берегов Австралии, в районе Большого Барьерного рифа, были открыты сотни неизвестных видов морских животных: раки с гигантскими клешнями, медузы, бесчисленная вереница червей. Особенно много мягких кораллов — почти полторы сотни новых видов.

Самое удивительное в том, что многие из этих животных обитали неподалеку от берега — там, где часто можно встретить любителей дайвинга. Впрочем, эти места — окрестности островов Лизард и Херон, у восточного побережья Австралии, а также риф Нингалу, у северо-западного побережья континента, — никогда прежде не исследовались учеными с такой тщательностью.

В то же время экосистема коралловых рифов находится под угрозой ввиду загрязнения моря и наблюдаемых климатических изменений. «Процессы, протекающие в Мировом океане, в частности повышение средней температуры воды и кислотности, а также загрязнение воды, угрожают самому существованию кораллов, — отмечает директор Австралийского морского института Иан Пойнтер — Лишь изучив здешнюю фауну и регулярно наблюдая за ее состоянием, мы можем ее спасти».



Эти морские желуди поселились близ Антарктического полуострова


• Следы давней экологической катастрофы обнаружились в Красном море. Здесь была замечена неизвестная науке раковина длиной до 40 сантиметров. Она напоминала двух моллюсков, которые встречаются в этом море, но было в ней и что-то особенное. Удивительно, что никто прежде не обращал внимания на эти приметные черты, например, волнистые края створок.

Действительно, как сообщал в 2008 году журнал Current Biology, впервые за последнюю четверть века был открыт крупный двустворчатый моллюск. Он принадлежит к роду тридакн и получил название Tridacna costata. Дальнейшие исследования показали, что этот моллюск можно обнаружить лишь на некоторых рифах Красного моря. Однако, судя по ископаемым находкам, сделанным здесь, численность Tridacna costata составляла когда-то около 80 процентов от количества всех раковин, встречавшихся здесь. Теперь — менее одного процента. Моллюск находится под угрозой исчезновения. Виной всему — деятельность человека.

«Тридакна костата обитает на мелководье и к тому же ведет неподвижный образ жизни. Не случайно она стала легкой добычей еще для наших далеких предков, перебиравшихся из Африки в сторону средиземноморского региона», — отмечает Клаудио Рихтер, участник совместной экспедиции ученых из Германии и Иордании. Люди добывали этих моллюсков ради пропитания, а также из-за их красивых, крупных раковин. Как выяснилось, их популяция начала сокращаться еще 125 тысяч лет назад. Тридакна костата стала одним из первых морских животных, едва ли не подчистую истребленных человеком.


Меню ресторана как архив зоологии

Судьба тридакны — один из примеров того, как участники проекта CoML изучают прошлое морской фауны, чтобы понять будущее всей экосистемы Мирового океана. Историки добросовестно штудируют вахтенные журналы рыболовецких и китобойных судов, отправлявшихся на промысел несколько десятилетий или столетий назад, рассматривают старинные картины, на которых изображены рыбаки, занятые своей привычной работой, или изучают стародавние меню, пересчитывая дары моря, включенные в ассортимент блюд. К примеру, они отметили, что после 1920-х годов начался рост цен на морские ушки (съедобные моллюски, популярные в Китае, Японии, Новой Зеландии. — А.В.). Со временем цены подскочили в пять раз, а к концу ХХ века этот деликатес и вовсе исчез из меню ввиду хищнического истребления моллюска.

Документы прошлых веков помогли восстановить, как менялась популяция трески у восточного побережья Америки. Если в XVII веке рыбаки втягивали на борт своих суденышек тяжелые сети, в которых трепыхались туши, весившие более 30 килограммов, то столетия спустя, когда добычу рыбы поставили на промышленную основу, та стала заметно мельчать. Этот искусственный отбор привел к тому, что крупная треска сплошь и рядом повывелась. В среднем размеры рыбин уменьшились на треть. Изменились даже сроки созревания рыбы: она стала приносить потомство на пару лет раньше.

Участники еще одного проекта пытаются смоделировать, как изменятся привычные обитатели морей к середине нынешнего века. К чему приведет настойчивое вмешательство человека в экосистему Мирового океана? Как повлияет на численность рыб и моллюсков дальнейшее развитие рыболовства? А загрязнение воды промышленными стоками, токсическими веществами и мусором? А климатические изменения?

Чем меньше рыбы остается в прибрежных водах, тем чаще плавучие рыболовецкие фабрики отправляются в открытое море, чтобы добывать ее в глубоководной области океана. В последнее время много говорится также о разработке полезных ископаемых на дне морей, например, гидрата метана (метанового льда). Считается, что тот со временем может стать важным источником энергии. Однако промышленная добыча сырья приведет к полному разрушению хрупкой экосистемы, которая вряд ли восстановится в обозримом будущем. Вот почему чрезвычайно важно описать подводную фауну в тех районах океана, где возможно активное вмешательство человека в окружающую среду.



Стеклянная губка


Белые пятна Антарктики

Проект «Census of Antarctic Marine Life» (CAML) — это часть общего дела, затеянного почти двумя тысячами ученых. Южный, или Антарктический, океан занимает территорию площадью 35 миллионов квадратных ки лометров (в 2000 году Международная гидрографическая организация приняла разделение Мирового океана на пять океанов, выделив Южный океан из состава Атлантического, Индийского и Тихого океанов. — А.В.). Здесь обитает множество малоизвестных и, как убеждают исследовательские экспедиции, совершенно неизвестных науке видов. Почти все они не встречаются нигде за исключением этих крайних южных широт.

По оценке немецкого биолога Юлиана Гутта, только у побережья Антарктиды должно обитать около 17 тысяч видов животных длиной более пяти миллиметров. Пока науке известны лишь 4000 подобных видов. Во время каждой крупной экспедиции обнаруживают 30–40 новых видов. Так, во время одного из плаваний немецкого научно-исследовательского судна Polarstern было открыто 15 неизвестных видов бокоплавов. Самый большой из них достигал в длину десяти сантиметров. Обычно длина этих ракообразных составляет 1–2 сантиметра. Сколько еще подобных рачков можно встретить в водах Антарктики? Для сравнения: в Байкале, например, обитает 240 видов бокоплавов.

Особенно плохо изучены глубоководные впадины близ побережья Антарктиды. В 2002–2005 годах около 60 ученых из 13 стран мира принимали участие в трех экспедициях того же судна Polarstern. На большой глубине они обнаружили поразительно богатые сообщества организмов. Спуская на глубину до 6348 метров самые разные орудия лова, биологи добыли более семисот невиданных прежде животных.



Светлая морская звезда в окружении своих агрессивных красных «сородичей»


Ранее принято было считать, что наибольшим разнообразием жизнь отличается на экваторе, а затем, по направлению к полюсам, количество видов организмов заметно скудеет. Теперь наука должна отказаться от этой догмы. (Но, может быть, мы еще не открыли множество видов мелких животных вплоть до бактерий, обитающих в экваториальной области? — А.В.)

Глубоководные впадины в окрестности Антарктиды кажутся нам отныне настоящими оазисами жизни. Большинство обнаруженных животных относятся к числу моллюсков, червей, ракообразных и одноклеточных (найдено, например, около двух сотен видов малощетинковых червей). Впрочем, была замечена и известковая губка, которая вообще не должна была здесь оказаться. Ученые полагали, что организмы с известковыми скелетами не выживут при таких высоких давлениях. Однако эта губка, похоже, противится законам физики, и разгадать ее тайны ученые пока не могут.

«Самая большая загадка для нас заключается в том, почему такой однообразный, на первый взгляд, биотоп, как морское дно в глубоководной части океана, может породить множество самых разных форм жизни, — отмечает Анжелика Брандт из Зоологического института при Гамбургском университете. — По-видимому, за миллионы лет эволюции специфические формы животных заняли все мало-мальски отличные экологические ниши. Мы, например, выяснили, что по соседству с морской губкой, поселившейся на дне океана, всего в каком-нибудь полуметре от нее, можно обнаружить совсем иное сообщество животных. Даже след, оставленный морским огурцом, проползшим здесь, становится областью обитания своеобразной группы организмов».

Опровергнута и другая догма. Еще недавно считалось, что между двумя полярными областями — Арктикой и Антарктикой — нет никакой связи. Животные, обитающие близ Южного полюса, не могут добраться в район Арктики, потому что расстояние между этими частями планеты очень велико. Однако во время недавних экспедиций к берегам Антарктиды были обнаружены виды животных, знакомые нам по арктическим областям. Очевидно, организмы, составляющие планктон, вместе с морскими течениями могут мигрировать из южных районов Атлантического океана в арктические.

Наиболее громкая находка, сделанная у берегов Антарктиды, на мелководье, — это реликтовый вид осьминога: Megaleledone setebos. Проведя генетический анализ, британский биолог Джейн Страгнелл установила, что его потомки на протяжении последних 30 миллионов лет расселились из антарктических вод далеко на север, перемещаясь вместе с морскими течениями. В процессе эволюции осьминоги приспособились к новой среде обитания — глубоководной области океана.

Среди самых любопытных находок можно также назвать плотоядных губок. Если большинство губок добывает себе пищу, процеживая воду, вместе с которой в их организм поступают частицы питательных веществ, то эти хищники ловят мелких рачков, мякоть которых затем высасывают.

Впрочем, чаще всего ученые даже не знают, чем питаются животные, открытые ими. Это очень досадно, потому что, выяснив меню той или иной особи, легко описать образ ее жизни. Последующие экспедиции должны заняться уяснением гастрономических привычек морских организмов. Застольными манерами будут интересоваться, заглядывая «в желудок» гурманов — реконструируя перечень съеденного по составу липидов, содержащихся в организме едока.

Итак, экспедиции к берегам Антарктики наглядно свидетельствуют о том, что мы слишком плохо знаем и самих морских обитателей, поселившихся близ «полюса холода», и их характерные повадки. Мир живой природы до сих пор описан нами отрывочно. Ученым же приходится спешить. В связи с наблюдаемым на планете потеплением растет температура воды и в морях, омывающих Антарктиду, — причем растет здесь быстрее, чем где-либо еще на планете. Многие животные-эндемики очень чувствительны к температурным аномалиям и могут погибнуть от перегрева. А ведь мы имеем дело с уникальными организмами, которые за миллионы лет приспособились к самым суровым климатическим условиям. Их удивительные секреты могли бы пригодиться будущим поколениям космонавтов, которые отправятся, например, на покорение ледяной «планеты бурь» — Марса. Однако сколько таких полезных хитростей будет нами утеряно, ведь многие редкие организмы исчезнут с лица Земли до того, как мы успеем их обнаружить.

Книга жизни останется для нас фолиантом с навсегда — непоправимо — вырванными страницами. А ведь читатели согласятся, что в неприметных сносках и комментариях, напечатанных мелким шрифтом, часто содержатся очень важные вещи, без которых содержание многих глав этого «автобиографического романа об эволюции», написанного самой Природой, останется не совсем понятным или же неверно понятым. Над ее расшифровкой и работают вот уже десятый год участники «Переписи морской жизни».

P.S. Вторая перепись обитателей Мирового океана запланирована на 2010–2020 годы.



Внешне асцидия напоминает огромную вазу. Своим основанием она крепится к выступам дна

* * *

«Хакухо Мару» идет на рекорд

В Тихом океане ученые обнаружили рыб на рекордной глубине. «Мы поражены видеозаписями, сделанными на глубине 7700 метров», — отмечает шотландский зоолог Алан Джармисон из Абердинского университета. Вместе с коллегами из Японии, находившимися на борту научно-исследовательского судна «Хакухо Мару», он изучал в прошлом году фауну глубоководной части Тихого океана. К удивлению ученых, рыбы встречались здесь гораздо чаще, чем полагали. «Сама по себе картина невероятна, — поясняет Монти Приэде, директор Океанической лаборатории Абердинского университета. — Мы думали, что рыбы, обитающие на большой глубине, держатся поодиночке. Здесь же они, похоже, плавали целыми семействами».



Этот бокоплав длиной 25 мм обнаружен близ Антарктического полуострова


Стеклянные губки любят метан

Долгое время ученые считали, что рифообразующие стеклянные губки вымерли около 100 миллионов лет назад. Так продолжалось до тех пор, пока в 1991 году у западного побережья Канады не был обнаружен подобный риф. Новое открытие последовало в 2007 году: у побережья американского штата Вашингтон, на глубине 200 метров, был найден еще один риф, состоящий из стеклянных губок. Впрочем, между двумя этими объектами есть важное отличие. Во втором случае губки, процеживая воду, питаются не «нормальными» бактериями и диатомовыми водорослями, а микробами, окисляющими метан. Струи этого газа выбиваются из расселин в окрестности рифа. «Это — удивительное открытие, — говорит руководитель исследования Пол Джонсон из Вашингтонского университета. — Мы обнаружили уникальную экосистему, основу которой составляет метан».


Электронная «Энциклопедия жизни»

Известный американский биолог Эдвард Осборн Уилсон задался честолюбивой целью — создать свой собственный сайт для каждого из 1,8 миллиона видов животных и растений, населяющих нашу планету. В недавнем интервью немецкому журналу Spiegel бывший профессор Гарвардского университета объяснил причины, побудившие его взяться за этот проект. Вот некоторые фрагменты этой беседы.

— Профессор Уилсон, как Вы себе это представляете? Почти два миллиона научных сайтов, посвященных всем животным, растениям, грибам и микроорганизмам — и все это менее чем за десять лет!

* * *

Уилсон: Тот же самый вопрос мне задал не так давно один очень известный британский ученый. «Уилсон, как ты себе это представляешь?» На самом деле, это вполне осуществимо. И это нужно сделать! Накоплено огромное количество сведений о различных видах животных, но они хранятся в бесчисленных архивах различных исследовательских учреждений и музеев естествознания, разбросанных по всему миру. Мы должны собрать всю эту информацию и сделать ее доступной для людей — независимо от того, где они живут.

— Вы верите, что удастся создать полную «Энциклопедию жизни»?

— Сегодня мы даже не знаем, сколько живых организмов вообще населяют нашу планету. По предположительным оценкам, их от 3,6 до 100 миллионов (!) видов, но, по самым реалистичным оценкам, их — около десяти миллионов. Бесчисленное множество животных вымрет еще до того, как мы их обнаружим. Создаваемая нами «Энциклопедия жизни» даст ученым и студентам необходимый инструментарий, без которого невозможно исследовать окружающий нас мир. Достаточно всего пару раз щелкнуть компьютерной мышью, чтобы получить сведения о любом редком виде животных. Наличие такой базы данных облегчит поиск еще не известных пока видов. Кроме того, мы надеемся, что зоологи, открывшие новые виды, будут сообщать о своих находках не только на страницах специализированных изданий, но и прежде всего в электронной «Энциклопедии жизни».

— Но ведь все самые важные, самые интересные виды животных давно уже открыты!

— С таким же успехом можно сказать: «Мы знаем всего десять процентов органов человеческого тела, но ведь самые важные органы — сердце и мозг — нам известны, не правда ли? Что еще нужно?» Любой живой организм, любой гриб, любая бактерия уникальным образом влияют на окружающую их среду, и мы даже не имеем представления о том, в какой степени они важны для живой природы. Пока знаем лишь часть видов, составляющих экосистему, мы не можем окончательно понять, как устроена эта система.



Еще один новый вид бокоплавов достигает в длину 10 сантиметров

Саров - проблемы и надежды

Саров — закрытый город, один из самых закрытых в России и мире, а потому особо привлекательный для многих. И для тех, кто хоть раз слышал о ядерном щите России, или «слойке Сахарова», и для тех, кто особо почитает преподобного Серафима Саровского.

Но сегодня речь пойдет не о деятельности Российского федерального ядерного центра и не о монастыре Саровская пустынь, а поговорим мы о специфике закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО), находящихся в ведении государственной корпорации «Росатом». О проблемах и перспективах этих городов, о непростых отношениях «островков благополучия» с окружающим их миром. Наш собеседник — глава администрации Сарова Валерий Димитров.



Саровский монастырь 100 лет назад. Успенский собор (справа) взорван в 1951 году, а церковь Живоносного источника взорвали в 1953 г.


— Для начала давайте прочертим штрих-пунктиром правовое поле ваших полномочий: кому вы подчиняетесь и какими законами руководствуетесь?

— Основополагающие для нас — Федеральный закон «Об общих принципах организации местного само управления в Российской Федерации» и Федеральный закон «О закрытом административно-территориальном образовании». Разумеется, есть областные нормативные документы, регламентирующие наши действия. Хотя справедливости ради надо отметить, что на протяжении всех лет существования Сарова как закрытого города — а ему как раз исполнилось 55 лет — здесь создавались максимально комфортные условия для проживания людей, а бюджетная обеспеченность всегда была максимально высокая.

Система подчинения у нас двойная: есть кураторы в «Росатоме», с которыми мы должны согласовывать ряд целевых программ; бюджет Сарова, как и всех остальных закрытых городов системы «Росатома», проходит несколько этапов согласования в федеральных Министерствах финансов и экономического развития, а административно мы входим в систему органов власти Нижегородской области, и мой руководитель — губернатор Нижегородской области.

При этом, считаю, нам удается сохранять взаимопонимание с исполнительными органами власти федерального и регионального уровня, а значит, поддерживать и сохранять главные бюджетобразующие параметры.

— А как строится стратегия развития?

— Специфика закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО) состоит в том, что их стратегия развития уже определена государством. В частности, для Сарова намечены три вектора развития: город науки, университетский комплекс, центр православия. Приоритет научной составляющей обусловлен высоким научно-техническим потенциалом Российского федерального ядерного центра и ряда инновационных предприятий, которые занимаются реализацией проектов в области высоких технологий.

Совершенствование имеющейся у нас системы высшего профессионального образования — факт, уже свершившийся: Президент России подписал указ о создании на базе МИФИ и Саровского физико-технического института (СарФТИ) Национального ядерного исследовательского университета, где будут готовить специалистов для ядерной отрасли.

Если говорить о нашем сотрудничестве с Русской православной церко вью, то это, на мой взгляд, один из союзников власти в вопросах духовно-нравственного воспитания детей и молодежи. А для Сарова, где с 2006 года возобновилась деятельность мужского монастыря Саровская пустынь, РПЦ — это и локомотив в процессе восстановления историко-культурного наследия.

— Главная проблема Сарова, и как вы ее решаете?

— Особый менталитет наших жителей. Часть их действительно талантливы и незаурядны, но при этом практически все амбициозны и требовательны к окружающему миру. Для многих фраза «Страна нам должна» — это подход к жизни и вечная претензия к власти. Как решаем эту проблему? Словом и делом. Для разъяснений используем все инструменты: информирование через средства массовой информации, встречи с населением, приемы по личным вопросам, выступления на заседаниях городской Думы, публичные слушания, конкурсы и так далее.

— Чего больше в статусе ЗАТО — плюсов или минусов?

— Трудно сказать. Если брать в расчет мнение жителей, то подавляющее большинство — более 95 % — за закрытый город. Для Нижегородской епархии и монастыря Саровская пустынь закрытость города тоже не помеха. Для кого минусы? У инвесторов есть сложности: трудно быстро въехать на территорию, так как надо предварительно оформлять заявки на пропуска. Есть проблемы у предприятий, использующих рабочую силу с «большой земли»: ежедневно от полутора до двух тысяч человек приезжают в город на работу. В основном это строители, дорожные рабочие, кондукторы. Но, с другой стороны, наши ограничения заставляют людей более тщательно планировать и организовывать свою деятельность, и это тоже плюс.

— Легко ли городу быть ядерным щитом России?

— Насчет легко. В нашей стране в принципе легких путей не бывает, но Сарову, можно сказать, повезло: ведь он всегда находился на особом счету и в выделенном положении. Даже сегодня, когда все говорят о кризисе, мы говорим о развитии. Такая уверенность обусловлена стабильностью градообразующего предприятия.

— Саров создавался как наукоград и отличался высоким культурным и образовательным уровнем. Как удается его поддерживать?

— Даже в самые трудные годы в городе не только сохранялся, но и развивался созданный в советское время комплексный подход в системе образования. В бюджете города на образование приходится более 50 % расходов. На что расходуем? У нас 39 детских дошкольных учреждений, 18 общеобразовательных учреждений, среди которых два физико-математических лицея и языковая гимназия. И еще масса учреждений дополнительного образования: Дворец детского творчества, Станция юных техников и юных натуралистов, художественная и музыкальная школы, две школы искусств, сеть библиотек, музейный комплекс, Дворец молодежи, кукольный театр «Кузнечик».

Что касается профессионального образования, то мы в полной мере реализуем физтеховский принцип подготовки специалистов. Сегодня в СарФТИ — шесть факультетов, аспирантура, центр довузовского образования, современные учебно-исследовательские лаборатории. Здесь учится около 2400 человек, из которых более тысячи — это студенты очной формы обучения. 300 учащихся получают знания в политехникуме СарФТИ.

— Выбирает ли сегодня молодежь науку? Удается ли удерживать ее в городе?

— Выбирает, но это совсем иное поколение. Если в 50-е—70-е годы прошлого века в закрытый город ехали лучшие выпускники лучших вузов со всей страны, то сейчас лучшие уезжают в столицы, а оттуда кто-то и за рубеж. Как удержать? «Привязки» традиционные: высокая зарплата, жилье и организация досуга.



Саров сегодня


Из баек города Сарова

Советская разведка на самом деле преуспела в добывании атомных секретов США. И хотя советские ученые имели свои идеи, им было навязано решение фактически воспроизвести американскую плутониевую бомбу «Толстяк», а если точно — ее взрывное устройство. Сделано это было так: И.В. Курчатову единственному давали возможность знакомиться с американскими секретами, ничего не записывая при этом. Курчатов получал представление об устройстве и конструкции отдельных блоков и передавал устно в качестве заданий это ученым и инженерам КБ-11, прежде всего Ю.Б. Харитону. Так взрывное устройство было воспроизведено.

Однако бомба — это не только взрывное устройство, но и та аппаратура, которая обеспечивает взрыв ядерного устройства на заданной высоте. Вот оболочка, которая имеет вид бомбы и включает в себя устройство, определяющее высоту, выдающее сигнал на взрыв в нужный момент, была создана нашими учеными. Так появилась первая наша атомная бомба.

29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне на вышке высотой в 30 метров испытано было только взрывное устройство. Сама бомба получилась слишком большой и тяжелой — массой в 4,7 тонны, диаметром 1,5 метра и длиной 3,3 метра, она никогда не испытывалась и не выпускалась серийно. В серию пошла совсем другая бомба, гораздо более компактная и в два раза более легкая, чем первая (всего 2,2 тонны), но при этом более мощная. Еще ее называли «Татьяна». Она полностью была разработана на основе идей советских ученых — И.В. Курчатова, Ю.Б. Харитона, М.В. Келдыша и многих других. Долгие годы она стояла на вооружении, причем ее могли брать на борт даже не столь тяжелые фронтовые бомбардировщики Ил-28.

Все изделия, создаваемые и выпускаемые в Сарове, имели буквенный индекс РДС. Самая первая бомба — РДС-1, та, что первой пошла в серию, — РДС-4, первая термоядерная — РДС-6 и так далее. Но долгие годы сотрудники не знали, что означает это сокращение. Как-то обратились к академику Харитону с просьбой объяснить. Юлий Борисович, улыбнувшись, сделал предположение: русский дар Сталину. Оказалось, что и он не знает. И лишь в девяностых, после того как рассекретили старые документы, стал известен приказ правительства (совершенно секретный, особая папка), в котором говорилось о создании КБ-11, нацеленном на разработку… реактивных двигателей специальных. И тут же сокращение — РДС, которое долгие годы потом давалось без расшифровки. Так что даже в максимально секретном приказе решили заложить тайну, зашифровав атомную бомбу.

Первые годы после возникновения КБ-11 его сотрудники не имели права уезжать за охраняемую территорию, исключая, разумеется, руководство. Так что отпуск сотрудники тоже проводили на территории, для чего были созданы условия — зоны для купания, прогулок по лесу, лыжни для отдыха в зимнее время. Позже, с конца пятидесятых, сотрудники получили право выезжать за пределы охраняемой территории. Но для этого придумали всякие хитрости. Как утверждают некоторые сторожилы, все научные и технические сотрудники, жившие в Сарове (а точнее — в Арзамасе-16), с целью сохранения тайны были прописаны в Москве по одному адресу и в одной квартире. Это около 20 000 человек (!).

А еще будто бы у каждого в паспорте имелась отметка, которая была известна сотрудникам милиции. Обладателю такой отметки запрещалосьзадавать любые вопросы, нельзя было задерживать таких граждан, и всячески надо было им содействовать в случае необходимости. Но сами жители Сарова о таких тонкостях не знали. И когда рядовой милиционер задержал в Москве одного ученого, спешившего на научную конференцию, за переход улицы в неположенном месте и привел его в отделение, начальник отделения, увидев паспорт, тут же прибежал к ученому, начал извиняться, объяснять, что милиционер работает недавно и не знал о значении отметки. Тут пришло время удивляться ученому.

Материал подготовил Игорь Харичев.

РАЗМЫШЛЕНИЯ У КНИЖНОЙ ПОЛКИ

Начинается земля, как известно, не с Кремля

Анатолий Цирульников



Откровенно говоря, я сторонюсь разговоров на подобные темы — наговорились в советские времена, — а в нынешние слова о нравственном и гражданском воспитании раздаются чаще всего из громкоговорителя ура-патриотов и среди преемников «эффективного менеджера», как именуют отца народов в новом, изданном пробным тиражом учебнике истории для средней школы.

Нет, не стал бы я попусту тратить время на эти темы, если бы не обстоятельства. Книга[6] написана известным в педагогическом мире ученым, человеком весьма почтенных лет (возраст, конечно, сам по себе ничего не определяет, но у многих народов принято к нему прислушиваться). К тому же автор лично мне симпатичен и всегда вызывал уважение (во времена, когда было принято громить буржуазную школу, доктор педагогических наук Борис Львович Вульфсон был едва ли не единственным специалистом, из книг которого можно было получить представление о действительности).

А еще — из живого разговора, встреч мимоходом на лестнице в институте, где работали, — Вульфсон тогда занимался Францией, и это как-то естественно сочеталось с искрометным юмором и ироническим взглядом на жизнь этого небольшого роста, хрупкого сложения человека. Участника Великой Отечественной войны, на которой лейтенант Вульфсон служил (хотел, было, сказать — в разведке, но он меня поправил: нет, в пехоте). Как бы то ни было, знал не понаслышке воюющие стороны. Это я к тому, что компаративистика, сравнительная педагогика в России и на Западе, имеет для автора еще и какие-то личностные, автобиографические основания, а это всегда интересно.

Теперь, собственно, о книге, которой отдано несколько лет жизни. По жанру это пособие для студентов и учителей, а может быть, и учебник по предмету, которого в школе нет.

Сравнивать нравственное и гражданское воспитание у нас и на Западе автор книги считает нормальным по ряду причин. Вот его аргументация: русская культура — ветвь европейской культуры, европейской христианской цивилизации. В педагогической традиции России и Западной Европы — немало общих черт. Отечественные педагоги тщательно изучали западный опыт, относились к нему критически, но при этом постоянно сопоставляли нашу практику воспитания с системами Европы — Германии, Франции, Англии, Швейцарии.

Добавлю: в период Первой мировой войны на заседании Государственной думы события на фронтах, действия союзников и противников соотносились с устройством их школ, систем воспитания. И позже, даже в самые глухие времена, полностью оторвать школу от корней европейских культурных ценностей все же не удавалось. Автор считает, что, невзирая на все различия, в России и странах Запада сегодня обнаруживаются сходные проблемы и тревожные симптомы в воспитании молодежи. Везде противостоят друг другу традиции и новации, житейская мудрость и житейские предрассудки, позитивные и негативные тенденции. Сопоставление опыта позволяет глубже осмыслить происходящее. Кроме того, крайне трудно предсказывать социальные последствия крутых «нововведений», которые так любят в области образования и воспитания. Поэтому сравнительная педагогика в какой-то мере играет роль экспериментальной проверки, подтверждает или опровергает целесообразность принимаемых решений.



Всю книгу я пересказывать не стану, выхвачу из нее то, что мне кажется особенно интересным и важным.

О том, что преодоление общественных кризисов и столкновений связано с облагораживанием внутреннего мира человека. Люди, имеющие дело с воспитанием, должны это поддержать.

Разумеется, идеализация человека, утопические социальные программы вполне совмещаются с тоталитарными режимами (это мы проходили в двадцатом веке). Но есть проблема совести.

Совесть не является универсальным атрибутом души. У немалого числа людей она отсутствует, замечает автор. Фашисты не испытывали мук совести, уничтожая шесть миллионов евреев (обращаясь к немецкому народу, Гитлер восклицал: «Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью»). Точно так же у нас в отечестве человеческую совесть подменяли партийной. Соратники Сталина санкционировали своими подписями многочисленные расстрельные списки, осуждали на гибель миллионы безвинных людей, но совесть, судя по всему, их не мучила; Молотов, Каганович, Ворошилов дожили в добром здравии и довольстве до глубокой старости (замечу в скобках, что в своем детстве я видел, как они мирно прогуливались на Фрунзенской набережной). Тревожит ли совесть нынешних руководителей за происходящее в наши дни?

Тоталитарный режим, не сдерживаемый обществом, может позволить себе любые повороты, потребовать от граждан немедленно отказаться от взглядов, которые сам же формировал. В 1939 году, после заключения «договора о дружбе» антифашистская пропаганда стала осуждаться как «антигерманские настроения». Автор книги упоминает случаи, когда уже после 22 июня 1941 года чиновники госбезопасности продолжали вести дела по таким «преступлениям», и виновные оказывались в лагерях.

Сегодня, после многих десятилетий «дружбы народов», замечу на полях книги Б. Вульфсона, пропаганда, идущая с государственных каналов СМИ, возбуждает недоверие, а то и более сильные чувства то к Украине, то к Польше, то к странам Балтии. За год до войны с Грузией директоров столичных школ вынуждали составлять списки учеников с грузинскими фамилиями. Я хорошо помню, как в 2007 году в Москве, в сверкающем мрамором и хрусталем Колонном зале Дома Союзов (где в 30-е годы шли «показательные процессы»), проходила объединенная сессия пяти государственных Академий наук, посвященная детству. Когда я попытался обратиться к собранию в связи с происходившими в Москве событиями, на меня зашикали: «Мы — наука! Это не наше дело!»

Была ли у этих людей, занимавшихся вроде физическим и духовным здоровьем детей, совесть? Или просто страх?



Одна из глав называется «Встреча культур: диалог или конфронтация?».

Это не о России и Западе, а о взаимоотношениях нашей общей цивилизации с другими. Существуют глубокие различия в мировых культурах, их динамике и устремлениях. Ни конфуцианство, ни индуизм не проявляют тенденции к внешней экспансии. Но такие импульсы обнаруживаются, например, в исламе. В Европе, к которой, в значительной мере, принадлежат и Россия, и Запад, напряженно развивается встреча двух цивилизаций — исламской и христианской. Отношения между ними имеют многовековую историю, о которой у нас практически ничего не знают ни школьники, ни родители, в христианско-мусульманской теме мы, по-моему, крайне дремучи и необразованны.

В Средние века уровень культуры мусульманского мира был выше, чем в христианской Европе. После Ренессанса и Реформации Западная Европа обогнала мусульманские страны, попавшие в зависимость от европейцев. Теперь, когда снова происходит мощное возрождение ислама, чаще всего бросается в глаза, насколько мы разные — в верованиях, мироощущении, образе жизни. В исламском обществе доминирует антииндивидуализм, а в современных представлениях западной цивилизации — свобода и права личности. Современное христианство принимает принцип веротерпимости, а в большинстве исламских стран считается, что вероотступничество — страшное преступление, мусульманин, перешедший в христианство, — предатель, заслуживающий смертной казни.

В традиционном исламском мире естественное для Европы равноправие мужчин и женщин — в корне противоречит традиции. Иммигранты, прибывшие в Европу с юга, образуют этнические гетто, замкнутые сообщества, живут не по местным законам, а по установкам шариата. Они часто не вписываются в западный контекст, и появляющийся в связи с этим «комплекс неполноценности», замечает автор, усиливает агрессивные импульсы. Осенью 2005 года во Франции, учиняя массовые беспорядки, погромы, поджоги, исламские радикалы грозили: «Мы возьмем «калашниковы» и придем на площадь Бастилии». Несмотря на это, французские власти проявили завидную сдержанность, ни разу не открыли огонь на поражение. Работали суды, но они имели право выносить обвинительные вердикты, да и то весьма мягкие, лишь подросткам после тринадцати. Тех, кто младше (а они составляли значительную часть бесновавшейся толпы), практически сразу отпускали домой, и родители не несли за них никакой ответственности. Таков дух европейского либерализма.

С другой стороны, исламский мир, размышляю я на полях книги, — очень разный. Мне довелось заниматься историей татарского образования, и я был поражен, какие удивительные сельские медресе (их ученики свободно говорили на пяти языках — русском, татарском, турецком, персидском, французском) существовали в России до революции в страшной глухомани. Их открывали ученые, интеллигентные люди, истинные просветители, и обвинения их в чем-нибудь этаком, чего не понимали сами обвинители (типа «панисламизм — покушение на государственный строй»), фабриковала царская охранка. И сейчас, надо признать, у нас схожее отношение к культурам, о которых имеем отдаленное представление…



Вопрос, который ставит автор книги: как жить вместе и как воспитывать представителей разных культур и цивилизаций? В Соединенных Штатах Америки, стране традиционной иммиграции, в связи с возросшим потоком переселенцев обсуждают вопрос об особых школах для новоприбывших, создании испаноязычной версии американского гимна и прочее. Концепция «плавильного котла», в котором разные этносы переплавляются в нацию, уступает сравнению страны с «салатницей», где намешано много национальных ингредиентов с разными вкусами и ароматами, или концепции «сэндвич цивилизации» — конфедерации автономных этнических общин, многослойных, сохраняющих свой образ жизни; только самые общие вопросы остаются в ведении государства.

А что будет в России? Вопрос висит в воздухе. Национальные школы, реанимированные в 90-е годы, пока существуют. Закрывать их, вроде, не собираются, это было бы большой глупостью. Соглашусь с автором книги, что в традиционном российском городе — Москве, Питере, Самаре, Нижнем Новгороде разведение детей по национальным «школьным квартирам» вряд ли укрепляет социокультурную общность россиян. Но это в теории. А на практике что делать?




Модернизация современной системы образования окажется, по-моему, профанацией, если будет проводиться и дальше на уровне общих схем, вне связи с реальными социокультурными ситуациями. Рецензируемая книга меня в этом укрепляет — голыми инновациями нам «не догнать Америку». Но свое достойное и уважаемое другими место в мире мы можем найти через культурную, в том числе педагогическую, традицию. Инновация, вырастающая из традиций, составляющих страну этносов и регионов, — вот та линия развития системы образования, которая открывает новые перспективы.

И все же, как быть с толерантностью, «воспитанием в духе мира» (учебный курс, вводимый во многих странах), межкультурным диалогом в применении к христианскому миру и исламу? Всегда ли такой диалог полезен? — задает крамольный вопрос автор книги. Нет ли опасности, что он может свестись к взаимным обвинениям и упрекам, где у каждой из спорящих сторон — своя правда? Может быть, истина в английском изречении: «Чем выше забор между соседями, тем лучше между ними отношения»?

Только бы не спутать забор с железным занавесом.

Отдельная глава книги Б. Вульфсона — о патриотизме, который «есть чувство стыдливое» (Лев Толстой). Это не значит, что не нужно патриотическое воспитание. Но, сопоставляя с западным опытом, мы чаще уповаем на флаги, гимны, учебники истории, главными героями которых у нас сплошь являются вожди и полководцы (к слову, в европейских странах сейчас проходит активная «демилитаризация» учебников, обращение внимания детей к другим вещам, за которые можно любить родину). Вообще патриотический настрой граждан в большей мере зависит от того, что они видят в делах государства, — интересы отдельного человека, благосостояние людей, твердую защиту их безопасности, прав и свобод, или манию «национального величия» и геополитические амбиции власть имущих, представляющие огромную опасность для мира.



Автор книги напоминает признаки фашизма, которые стоило бы заучить всем как таблицу умножения: расизм, ксенофобия, ненависть к иностранцам; идеология осажденной крепости, убеждение, что страна окружена злейшими врагами; отрицание или принижение достижений других народов и культур; апелляция к грубой силе, откровенный антиинтеллектуализм; культ непогрешимого вождя. Пусть юный читатель и его наставник попробуют сосчитать, сколько признаков мы уже имеем?

Западная Европа тоже не избавлена от этих явлений, но все же здесь не осталось ни одного государства с диктаторским политическим режимом. После Второй мировой войны тут не произошло ни одного межгосударственного военного конфликта. Неудивительно, что именно этот регион стал, по выражению автора, международной лабораторией, опытным полем, где складываются и проходят испытание на прочность новейшие способы экономической и политической интеграции, интернационального и поликультурного воспитания. Это касается и непосредственно школы (вопрос о взаимном согласовании школьных учебников истории считают незазорным обсуждать главы государств — членов Совета Европы), но прежде всего общего жизненного пространства, в котором произрастает человек с иными взглядами. Общие информационные системы, прозрачные государственные границы, общеевропейская валюта.

Для Европы немыслимы лозунги типа «Франция для французов», «Лондон для лондонцев». Да и в России, если вдуматься, звучит дико: если Москва для москвичей, тогда Республика Саха — для якутов? Националистические настроения нагнетаются антиамериканизмом, риторикой времен холодной войны с обеих сторон, оборонным психозом, заявлениями о «естественном праве» доминировать на постсоветском пространстве… Все эти настроения, подогреваемые пропагандой, захватывают и молодежь, что является большой опасностью. «Школу надо всячески оберегать от националистического поветрия», — говорит автор книги, поддерживая общеевропейский тезис о политической и идеологической нейтральности школьного образования (в отличие от задолбленного нами хрестоматийного ленинского).

Он пишет о понятных, казалось бы, очевидных вещах. О том, что военная проблематика в воспитании занимает слишком много места и заслоняет другие важные аспекты становления национального сознания — мир, родной край, семью. Что надо, наконец, заняться своим домом, сберегать свой народ, облагораживать свою огромную неустроенную территорию, а не зариться на соседние. Что надо пожалеть наших детей и оградить от влияния потока мистификаторов, лженауки, безнравственной и иллюзорной интерпретации истории. Что крайне важно, чтобы у абсолютного большинства граждан страны сформировалась однозначная оценка преступлений сталинского режима. Все это казалось очевидным еще десять-пятнадцать лет назад, а сегодня? Когда по государственному каналу можно услышать, что репрессии тридцатых имели и положительное значение, в смысле «естественного отбора» граждан.

Поэтому «очевидные вещи», о которых пишет уважаемый автор в книге (изданной, увы, тиражом всего одна тысяча экземпляров), я бы сделал достоянием более широкой публики не только школьного возраста.

Такие книги должны стать настольными.

Надо повторять это и повторять, не бояться объяснять, разжевывать, заворачивать в привлекательную обертку — многое из недавнего демократического прошлого мы прошляпили из-за надменного, наплевательского отношения к тому, что когда-то называлось народным просвещением.

Но дело, конечно, не только в нем, а, как всегда, в воспитании, в личном примере. В ежедневных уроках собственной жизни, которые даем подрастающему поколению, полагая, что от нас ничего не зависит. Дело в нашем молчании и нашем действии…

МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ

Несчастный Этьен Дюваль

Елена Съянова



Это произошло в семидесятые годы XVIII века, в канун великого потрясения Великой революции, когда французское общество устами собственных писателей и публицистов отзывалось о себе как о гигантском доме для умалишенных, в котором неосторожно брошенное слово или случайно вырвавшийся громкий вскрик могли вызвать взрыв общего возбуждения, вспышку эмоций, истерику, грозившую вышибить двери и окна, разметать стены, снести крышу крепкого лишь на первый взгляд здания.

Это было время юристов-пожарных, льющих в пламя страстей слезы крокодиловых законов; экономистов-пророков, сулящих конец луидора как конец света, и публицистов-разбойников, своим посвистом раздувающих пламя страстей и приближающих обрушение луидора.

Это было время, когда публично брошенное слово убивало, как удар кинжала в руках опытного убийцы. И это было последнее время, когда правила власть слов. Очень скоро, лет через 15, все во Франции переменится: ложь польется мутным потоком, оскорбления полетят, как комья грязи, и заляпают вокруг всех; репутации превратятся в груды мусора и обесценятся слова, а не луидор. Нужно было только потерпеть немного.

Друзей было пятеро. Молодых, энергичных, талантливых. Они вели обычный для своей среды образ жизни: танцевали на балах, посещали театры и будуары актрис, флиртовали… занимались и делом: Луи Бреге, например, делал часы; Антуан Лавуазье ставил химические опыты; Жан Поль Марат лечил нищих и аристократов; Пьер Бриссо изучал юриспруденцию, а Этьен Дюваль был математиком. И все пятеро, как это было тогда принято, немножко пописывали: романы, стишки, памфлеты. Это было обычным делом; даже свои научные исследования преуспевающие люди тех лет старались облечь в литературную форму, пригодную для усвоения и неискушенной публикой. И почти любое сочинение того или иного рода находило своих рецензентов.



Как-то ноябрьским вечером друзья заехали за Этьеном Дювалем, чтобы вместе отправиться в театр. Они нашли своего друга в ужасном состоянии: по всей комнате были разбросаны исписанные листы бумаги, а сам Этьен неподвижно стоял у окна, уставившись в ночь. Оказалось, что в сегодняшних парижских газетах появилась сатира некоего Карно на его, Этьена, математическую диссертацию, в которой тот высмеял автора как очевидную бездарность. Это был жестокий удар. Друзья принялись было утешать Этьена: Лавуазье предложил ответить новой диссертацией, самый молодой и пылкий Пьер Бриссо немедленно и публично отхлестать этого Карно по лицу его же сочинением, а Марат напомнил, как его самого недавно высмеял Вольтер. На этих словах Этьен Дюваль вдруг вспыхнул, а затем страшно побледнел: «Если бы меня высмеял Вольтер, — произнес он едва слышно, — я был бы сейчас счастлив. Но меня высмеял какой-то Карно».

Исчерпав все доводы, друзья уехали от Дюваля с тяжелым сердцем. А наутро они узнали, что этой ночью их друг повесился.

С тех пор каждый год 14 ноября, невзирая ни на какие обстоятельства жизни, четверо собирались вместе на могиле Этьена Дюваля. Время сильно их изменило, а революция развела по враждующим лагерям, но своей традиции они не изменили. А когда в живых не осталось ни одного из четверых, на могилу Этьена Дюваля пришел еще один человек — великий французский математик, автор мно гочисленных трудов по математическому анализу и проективной геометрии и министр Наполеона Лазар Карно. Тот самый.

Карно всю жизнь казнил себя за ту мальчишескую желчь, которая вырвалась из-под его пера из-за глупой ревности и нехватки доводов.



В 1789 году в газете «Друг народа» Марат высказал странную, абсолютно не вписывавшуюся в общий контекст мысль, видимо, родившуюся у него при внезапном воспоминании о погибшем друге. Эта мысль совершенно не была тогда воспринята.

А в наше время она стала аксиомой, которой, впрочем, никто не следует. «Естествоиспытателя, философа, сочинителя, как и любого творца, — писал Марат, — нужно судить по тем законам, которые в процессе творения он создает для себя сам. Посягательство на репутацию творца есть преступление против наитруднейшего и бесценного — процесса созидания нового».

НАУКА — ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

Гуманитарное знание и народная традиция

Сергей Неклюдов

Сергей Юрьевич Неклюдов — доктор филологических наук, профессор, руководитель Центра семиотики и типологии фольклора РГГУ, главный редактор журнала «Живая старина». В основе публикации — лекция, прочитанная автором в клубе — литературном кафе «Bilingua» в рамках проекта «Публичные лекции «Полит. ру»» 18 октября 2007 года. Печатается с разрешения организаторов проекта.


Я всю жизнь занимаюсь фольклором. Для многих это — экзотическая и странная область, заниматься которой, возможно, нет никаких практических резонов. И в своих работах, и во всей своей научной практике я всегда старался быть предельно конкретным и оставаться на той территории, на которой располагаются предметы моего изучения. Однако проходят годы, и постепенно накапливается определенное количество наблюдений, которые хочется обобщить, чтобы понять не только природу фольклора, его внутреннюю структуру, его изменчивость, но и положение фольклористики среди других научных дисциплин.

Границы областей гуманитарного знания в высшей степени размыты и, кроме того, исторически подвижны. Это относится и к фольклору, и к более широкой области, которую можно назвать народной культурой, и к наукам о культуре вообще.

Говоря о гуманитарных науках, я имею в виду по преимуществу историю, литературу, философию, до некоторой степени — языкознание, этнографию и ряд других дисциплин, вынося в особый раздел экономику, социологию, политологию и так далее, там немного иная ситуация. Сколько я себя помню, в нашем обществе существует устойчивое мнение, что науками эти дисциплины не являются прежде всего потому, что они не перспективны, а ретроспективны: повернуты вспять, не включают в себя эксперимента и ничего не прогнозируют, изучая лишь то, что уже миновало или то, что есть сегодня.

Эти мнения отчасти справедливы, хотя все же судить о том, что такое наука, а что — не наука, не совсем наука или недонаука, я бы поостерегся, поскольку само представление о науке размыто, а общепринятых определений не существует. Сама гуманитаристика к нашему времени, кажется, внутренне согласилась со своей «недонаучностью», приняв стыдливый псевдоним «гуманитарного знания». Это вроде бы наука, но не совсем, не очень, просто «знание». Ну, Господь с ним, пусть будет «гуманитарное знание».



Однако, как ее ни назови, «знанием» или «наукой», она все равно должна быть отнесена к области так называемых фундаментальных дисциплин. В этом нет «мании величия» — речь не идет о чем-то основательном и фундаментальном в обыденном смысле слова. Просто так обозначаются науки теоретические, направленные исключительно на вырабатывание и отлаживание познавательных механизмов в том поле знания, в котором они работают, и не ставящие перед собой никаких целей, кроме познавательных. Фундаментальные дисциплины противостоят прикладным, имеющим непосредственное, практическое применение. Отсюда, кстати, не следует, что имеются в виду только чистые умозрения, противопоставленные конкретным разработкам. Конкретные разработки вместе с включенными в них эмпирическими исследованиями тоже входят в комплекс фундаментальных наук, без них никакая фундаментальная наука существовать не может.

При этом существуют сложные «цепочки» зависимостей. Если задать ученому вопрос, зачем производится тот или иной конкретный анализ, он часто не сможет на это ответить или ответит расплывчато. Честный ответ будет таким: «Потому что это интересно» или «Потому что здесь в поле знания есть лакуна — некоторая недостаточность».

Однако на самом деле каждая конкретная разработка такого рода ведёт к следующей конкретной разработке, имеющей свой смысл, и так далее. Такими цепочками зависимостей, в сущности, прошито все научное знание: без предшествующих фаз невозможна финальная фаза, которая часто уже имеет прямое отношение к практике. Можно посетовать на склонность ученых удовлетворять свое любопытство за казенный и счет, не пользуясь никаким компасом, кроме чистой любознательности, но придумать какую-то другую лоцию, чтобы спланировать работу, в гуманитарных науках не удается. Никто, кроме самого научного сообщества, не способен решить, чем именно следует заниматься. Для этого нужно обладать соответствующей компетенцией, а она есть только у самих представителей этого сообщества.

Все, кто так или иначе связан с финансированием науки, предпочитают финансировать эту последнюю фазу, считая, что в ней-то и заключен главный смысл. Это большая ошибка — ровным счетом такая же, как если бы мы в проекте «вытаскивание репки» финансировали только мышку, а предшествующие «разработки» дедки, бабки, внучки и Жучки считали необязательными, во всяком случае, недостойными того, чтобы их оплачивать. К сожалению, на практике дело обстоит именно так.

Здесь тоже есть и пробы, и ошибки, потому что сплошь и рядом рассматриваются вещи, перспективы которых неясны. И все-таки у нас нет иного побуждения и плана, кроме стремления, если угодно, к объективному описанию своего предметного поля: фактов, сущностей, закономерности, структурной организации предмета. То есть, выражаясь высокопарно, стремления к познанию истины, каким бы суровым испытанием ни подвергались оба эти слова — и «познание», и «истина». Я все-таки склонен говорить именно так, вопреки постмодернистской критике, которая в научном дискурсе видит всего лишь «риторическую стратегию», в научной деятельности — корпоративные амбиции.

Обратимся теперь к культурологии вообще и к народной культуре в частности. Насколько культура проницаема для научных исследований? Пока никто еще не доказал, что предмет, который можно называть культурным текстом, менее проницаем для научного (и даже достаточно точного) описания, чем предметы изучения естественных наук.

Никто не доказал, что с физиологической точки зрения человек может быть изучен, а с культурной — нет. Это — предрассудок. Качества объекта изучения здесь несколько иные, но все-таки существуют неплохие результаты, даже претендующие на известную точность. В этом плане, я думаю, гуманитарные науки принципиально не отличаются от естественных, хотя, вообще говоря, само это разделение наук мне представляется устаревшим и очень не точным. По-моему, поле знания структурируется гораздо более сложным и причудливым образом.

Что касается недопонимания, о котором я говорил вначале, то на самом деле оно бывает не только междисциплинарным, но встречается и внутри самого гуманитарного цеха. Так, специалисты по книжной культуре — литературоведы, занимающиеся письменными памятниками — с предельным недоверием относятся к устным культурам, не то чтобы не признавая их «научную легитимность», но не видя возможности верифицировать те операции, которые производятся над устным текстом, не имеющим твердо зафиксированной формы.

Или, например, метод типологических реконструкций, используемый в дисциплинах антропологического цикла, куда относится и фольклористика. Скажем, объяснение неявных элементов и свойств некой структурной конфигурации из культуры А может быть получено при анализе сходной и более проясненной конфигурации в культуре В, хотя последняя не имеет никаких генетических, исторических или контактных связей с культурой А. Этот метод принимается далеко не всеми, хотя при корректном использовании он работает очень неплохо. Думаю, каждый этнолог, антрополог, фольклорист имел возможность убедиться в этом. Догадываясь о наличии некоего элемента в изучаемой культуре по чисто типологическим соображениям (поскольку в других культурах он на этом месте присутствует), исследователь впоследствии, глубже входя в предмет, часто, хотя и отнюдь не обязательно, получает подтверждение своей догадке.



Далее хотелось бы сказать несколько слов о языке описания изучаемого предмета (метаязыке). В гуманитарном знании он очень неустойчив. Вообще бывает, что договориться о словах — значит договориться и о методе, и предмете. Терминология, научно-аналитический аппарат, инструментарий гуманитарного знания часто включает много разночтений, полисемии, синонимии, в силу чего исследователи иногда не просто плохо понимают друг друга, говоря об одном и том же предмете, — возникает и более вредный эффект полного понимания при вкладывании разных смыслов в одни и те же слова.

Чем заняты гуманитарные дисциплины? Они изучают небиологическую, надприродную деятельность человека и человеческого сообщества. Эта деятельность выражается в текстах религии, искусства, литературы, философии, которые имеют разные коммуникативные задания. При этом мы должны говорить о текстах не только словесных, но и акциональных, вещных, изобразительных и так далее. Хотя, вероятно, именно слово является стержневым элементом, организующим культурную традицию, в силу чего, я думаю, приоритет лингвистики среди гуманитарных дисциплин несомненен.

В роли культурных текстов могут выступать и предметы прагматической деятельности человека: архитектуры, производства, транспорта, быта, а также семиотически означенные нерукотворные объекты и их свойства: небесные светила, детали ландшафта, крики и расцветка животных и так далее — все то, что человек прочитывает как некоторого рода текст. Ворона каркает — не к добру, кошка переходит дорогу — пути не будет. Хотя ни ворона, ни кошка в этом случае не адресуют нам никаких сообщений, мы считываем с их поведения какую-то прогностическую информацию, по-своему означивая их действия. Такого рода означивание равномерно распределяется как между объектами прагматической деятельности человека, так и между природными объекта ми, — по Максу Мюллеру, «достижимыми» (камни, раковины), «полудостижимыми» (деревья, реки, горы) и «недостижимыми» (небо, солнце, звезды). Все это наделяется в народной культуре разными мифологическими смыслами.

Отсюда следует, что гуманитарность знания — это, скорее, ракурс изучения материала, чем его «онтологические» свойства, хотя, конечно, одно связано с другим. В зависимости от того, как настроена «оптика» исследователя, изучается либо всеобщее, либо феноменальное, специфическое, причем масштаб может быть очень различен — от изучения одной традиции, одного текста, творчества одного писателя до изучения одной национальной культуры.



Приведу пример. Брахман, дервиш, даос имеют относительно мало общего, если брать контексты соответствующих культур: индийской, мусульманской и китайской. Тем не менее в повествовательном фольклоре они будут значить примерно одно и то же, выступая в роли мудрых советчиков или помощников героев. Собственно, для фольклора и фольклорного текста в данном случае безразличны их социокультурные характеристики, однако они станут очень важны, как только мы выйдем за пределы сказочного текста и займемся этими же персонажами в рамках соответствующих культур и традиций. Для сказки в них существенно одно — обладание неким тайным, сокровенным, мистическим знанием, которым герой может воспользоваться и благодаря этому иметь определенный успех в своих мероприятиях.

В этом смысле особый рисунок национальной традиции составляет оппозицию с общей типологией интернациональных форм, потому что сюжеты сказки, о которых я говорил, очень широко распространены, в известном смысле интернациональны, а национальные культурные формы специфичны. Частное специфично, всеобщее единообразно. Вообще один и тот же факт может быть разным изучаемым предметом в зависимости от целей исследования.

Еще пример. В собрании Афанасьева есть сказка, изложенная в двух сюжетных вариантах. В первом рассказывается, как некий пахарь нашел камень-самоцвет, по совету старика-соседа понес находку царю и попросил встретившегося по дороге генерала провести его во дворец. Генерал потребовал за это половину предполагаемой награды. Пахарь согласился, пришел к царю, отдал самоцвет, но в качестве награды выбрал порку розгами. Его высекли лишь для виду, генерала же в наказание за лихоимство — в полную силу.

Согласно другому тексту, солдат нашел перстень, ранее потерянный царем, и отправился с ним во дворец. По дороге он встретил какого-то «дежурного», и тот согласился проводить его к царю, но запросил половину награды, да еще и расписку взял. Далее действие развивается, как в предыдущем рассказе, только герой здесь вообще не успевает получить свою порцию розог. Когда он спускает штаны, из них выпадает расписка — так становится известно о вымогателе, которого наказывают, а героя награждают.

Это очень близкие варианты одного сюжета. Однако героем в первом случае является пахарь, во втором — солдат, а антигероем в одном случае — генерал, в другом — некий «дежурный», скорее всего, имеется в виду человек из дворцовой обслуги. Понятно, что сюжетная линия неизменна, но социальные роли персонажей (пахарь-солдат, генерал-слуга) различаются достаточно сильно. Для сказки эти различия нерелевантны. Ее интересует только то, что один имеет относительно низкий социальный статус, а положение другого позволяет получить аудиенцию у царской особы, и будь он вельможей, генералом или слугой — это уже неважно. Однако стоит сделать шаг за пределы фольклорного текста, эти социальные характеристики оказываются для персонажей определяющими. Адекватность представления о предмете обусловлена целями исследования и языком описания. Вероятно, вне подобных целей никакого адекватного описания просто не существует.



Теперь второй момент, также касающийся культурно-антропологических дисциплин. В значительном количестве случаев ученый имеет дело с предметом, в той или иной степени удаленным от него культурной, социальной, исторической, этнической, языковой дистанцией. В первую очередь, конечно, это относится к изучению «экзотических» культур. В эпоху Великих географических открытий, когда европейцы столкнулись с аборигенами Нового света, это оказалось весьма чувствительным культурным шоком, поскольку увиденное слишком сильно выходило за рамки известного ранее. Практически встает проблема понимания исследователем любой изучаемой культуры, в том числе, как ни странно, даже своей. Например, согласно романтическим концепциям, фольклор — это то, что существует в деревне, где сохранилась «подлинно своя» национальная культура, а культура, к которой принадлежит сам исследователь, то есть городская, книжная, — это культура неавтохтонная, гораздо более космополитическая и менее национальная. Тем не менее эта «подлинно своя» деревенская устная культура в очень большой степени является для исследователя чужой, тогда как городская традиция, «испорченная» чуждым влиянием, оказывается своей.

Болезненной остается проблема интерпретации исследователем другой культуры, как и вопрос получения объективного этнологического знания; острыми являются и дискуссии об отношениях «субъект — объект наблюдения».

Для изучения чужой культуры и поныне используются те познавательные матрицы, которые отработаны на культуре «своей». Сказать, что это всегда ложный путь, нельзя — просто потому, что язык описания, предлагаемый описанием своей культуры, постепенно интернационализируется и становится метаязыком. Все слова, с помощью которых мы обозначаем, например, литературные или фольклорные жанры, такие, как эпос, миф и так далее, были когда-то словами одного национального языка, одной национальной культуры. Других практически и не существует. Это с одной стороны.

С другой стороны, здесь возможны ошибки, и очень серьезные. Вопросы не возникают, пока рассматривается только поэтическая фактура, сюжет, композиция образцов вербального фольклора. Но для традиций народной культуры вообще и для фольклорных произведений в частности это отнюдь не исчерпывающее знание. Нужно учитывать прагматику текста, его функцию, и здесь прием его рассмотрения в качестве имманентной структуры может сыграть с исследователем злую шутку.

Например, лингвист или этнограф, не занимающийся специально фольклорными жанрами, приезжает к какому-то народу. Он записывает там некие повествования, называя их сказками — в соответствии с теми образцами, которые ему известны, а это в большом количестве случаев тексты европейской культуры. Однако при более близком рассмотрении оказывается, что никакие это не сказки, а мифы. У них иная модальность, они иначе функционируют, они имеют другое значение в данной культуре, хотя их структура очень близка к сказочной. Скажем, сюжет, очень похожий на всем известную сказку «Мальчик-с-пальчик», где-то в архаических традициях существует в виде посвятительного мифа, хотя несведущий исследователь вполне может счесть его сказкой. Подобных случаев довольно много.

Это вызывает законное недоверие к языку и матрицам описания, которые используются при взгляде на предмет извне. Так в антропологии возникает направление, родоначальником которого является Бронислав Малиновский. Согласно этому направлению, надо жить в данной культуре, жить жизнью тех людей, которых ты изучаешь, полностью проникнуться их интересами, в каком-то смысле стать носителем их традиций. На этом пути антропология середины ХХ века достигла очень больших успехов.

Однако в каких-то случаях становилось понятно, что здесь таится некая методологическая западня. Человек не способен полностью отождествиться с другой культурой. Фигурально выражаясь, Миклухо-Маклай не может стать папуасом. Как бы он ни старался, он не сможет стереть из памяти то, что знает о своем «допапуасском» прошлом — а это неминуемо будет накладывать отпечаток на всю его деятельность и на те познавательные матрицы, которыми он располагает. Более того, это и не нужно, потому что, превратившись в носителя аборигенной культуры, он перестанет быть ученым, а его исследование будет невозможным.

Оказывается, надо сделать шаг назад и взглянуть на изучаемый предмет немного со стороны. Это стало особенно очевидно в тех случаях, когда мы начали изучать современный городской фольклор, то есть фольклор, носителями которого являемся мы сами, жители российских городов. Одна из трудностей заключалась в том, что почти невозможно отделить в себе информанта от исследователя. Скажем, я — такой же носитель традиции, как, например, былинный сказитель, и записываю по памяти песенку, но не уверен в некоторых словах. Что я должен делать? Есть понятие аутентичности текста: я должен записать песню так, как она звучала, а я не все помню. Мне кажется, что вот эдак будет хорошо — ведь я же носитель и могу воспроизвести текст так, как считаю удачным. Это сложный вопрос, до конца не решенный. Кстати, с песенками проще: у них метрическая структура, мелодия, она как-то держит слова. А вот анекдот — попробуйте пересказать его по памяти, записать вечером то, что вы услышали утром! Не получится. И это — нормальное свойство устной традиции, она так устроена. Но здесь, повторяю, возникает сложная проблема соотношения носителя культуры и ее исследователя. Таким образом, экстериоризация «своего» оказывается методологически не менее важной, чем интериоризация «чужого».



Кроме того, надо учитывать и последствия вмешательства антрополога в изучаемый материал. При любом экспедиционном исследовании — будь то в русской деревне или в монгольском кочевье — мы оказываемся в положении людей, вторгшихся в чужое пространство, и уже самим своим интересом к данной традиции производим в ней некоторое возмущение. Это неизбежно. Будет меньше возмущения, если мы перестанем проявлять к ней интерес, но тогда мы не сможем и заниматься ею.

И здесь опять-таки возникает сомнение в достоверности фольклорных текстов. В каких только условиях люди не получали материалы для классических фольклорных собраний! Записи под диктовку сказителей, за деньги, хитростью, по принуждению, с помощью полиции — как угодно, то есть в самых неестественных условиях. А, скажем, аутентичность похоронных плачей или заговоров, специально надиктованных собирателю? Понятно, что это не совсем «те» тексты, причем мы точно не знаем, что именно в них изменилось. Вообще есть целый ряд ситуаций, в которые собирателя не допустят или в которых невозможно записывать. Приходится довольствоваться тем, что доступно. Знаменитые записи Федосовой именно в этом отношении сомнительны. На самом деле антропологи, исследователи народной культуры, фольклористы обычно знают, что при анализе подобных записей каждый раз нужно учитывать какие-то «коэффициенты искажения», и с большей или меньшей степенью осознанности это делают, иначе нельзя.

С другой стороны, зоолог, который препарирует лягушку, получает довольно много информации, хотя лягушка тоже находится не в очень естественном положении. Чтоделать, наука так устроена — приходится считаться и со «стендовыми» условиями получения некоторых данных.

Предвижу, что сторонники концепции «корпоративно-эгоистического» отношения антрополога к изучаемому материалу в этом моем сравнении увидят невольную «проговорку», доказывающую их правоту. Едва ли это так. Я и себя готов рассматривать как «подопытный объект» научного наблюдения, не видя в этом ничего унизительного, если инстанция, для которой производится эксперимент, именуется наукой, предполагающей бескорыстное стремление к знанию.

САМЫЙ. САМАЯ. САМОЕ

Самые жуткие музеи

Костнице (Музей-костехранилище).

Город Седлец. Чехия

Когда здесь построили часовню Всех Святых с подвальной часовней Душевной агонии Иисуса в Гефсиманском Саду, местное кладбище занимало целых 3,5 гектара: в этом месте покоились 30 тысяч унесенных эпидемией чумы 1318 года, позже к ним добавились и сотни жертв гуситских войн. Переполненный некрополь закрыли, кости извлекли из земли и как попало свалили в подвальной часовне, превратив ее в склеп. Первым, кто решился навести хоть какой-то порядок, стал некий полуслепой монах, в 1511 году сложивший из костей шесть пирамид в честь умерших. Так они и стояли, пока в XVIII веке местные земли не перешли во владение князя Шварценберга. Оформлением часовни и упорядочением останков было поручено заняться известному резчику по дереву Франтишку Ринту. Что он и сделал: все детали интерьера и даже герб Шварценбергов собраны и вырезаны из человеческих костей. Сколько скелетов на это ушло, точно не известно. По некоторым сведениям, около 40 тысяч.


Музей чертей

Каунас. Литва

Единственный музей мира, в котором восклицание «Тысяча чертей!» будет уместным. Примерно столько чертей, чертовок, чертиков и чертенят здесь и собрано. Музей создали в 1966 году на основе личной коллекции профессора А. Жмуйдзинавичюса. К 1991 году собрано было уже 1742 экспоната. Черти из керамики, дерева, металлов, кожи, пластмассы и прочих, порой самых экзотических материалов привезены в Каунас из 23 стран. Коллекция постоянно пополняется. Каунасское представительство нечистой силы на сегодня самое большое в мире.


«Ворота арестантов», он же «Музей пыток»

Гаага. Нидерланды

На центральной оживленной площади Гааги Баутенхоф находится мрачный древний каземат (XIII век), куда на пытки свозили преступников со всего королевства. Здесь же вниманию посетителей — рабочий инвентарь экзекуторов. Если в первую же минуту вы не упадете от ужаса в обморок, — а такое здесь случается, — музейный гид любезно и очень подробно расскажет, как именно его использовали.


Музей душ усопших

Рим. Италия

В ризнице церкви Дель Сакро Куоре желающие могу посетить маленький музей, в котором собраны доказательства присутствия душ умерших на земле. Чтобы попасть в музей, нужно просить разрешения у местного священника. Однако это чистая формальность — вам почти наверняка откроют таинственную дверь и все покажут. Коллекцию начал собирать в 1912 году настоятель церкви. Сей час здесь сотни экспонатов, связанных с привидениями. Есть, к примеру, ночной колпак с отпечатками закопченных пальцев. Это следы прикосновения призрака Луизы ле Сенешель.

7 мая 1873 года покойница явилась под покровом ночи к своему мирно спавшему супругу, несколько раз пребольно ущипнула за нос и мстительно сдернула с него ночной колпак. Так, по мнению вдовца, иногда позволявшего себе вольности, она напомнила о том, что надо соблюдать траур. Вот только фотографии экспонатов проявить еще никому не удалось.


Замок Бран

(Замок Дракулы) Трансильвания. Румыния

Средневековый замок Бран построен на самом краю страшной пропасти в Карпатских горах. Здесь все — узкие переходы, каменные лестницы и тесные помещения — скорее подходит вампиру, а нормальному человеку давит на психику. Выглядит замок так, как описал его более ста лет назад ирландский романист Брем Стокер в своем знаменитом романе «Дракула». Главный дымоход — вполне в духе фильмов ужасов — издает при сильном ветре особые воющие звуки. В одной из 56 комнат установлена огромная кровать с четырьмя стойками и пологом — на ней якобы хозяин замка и высасывал кровь из своих жертв. Сооружение заслужило репутацию «замка ужасов» благодаря князю Владу IV, известному как Влад Протыкатель. Сам же князь заработал репутацию кровавого монстра за присущую ему страсть сажать всех подряд на кол. Дорога, ведущая к замку, и по сей день носит название «Дорога заостренных колов».


Музей пыток

Мдина. Мальта

Находится музей в Мдине — древней столице Мальты, в которой мало кто живет: средневековые безлюдные улочки. спуск в музейный подвал. и вот они: висельники, люди без голов, дыба, щипчики для выдирания ногтей и тиски для сдавливания черепа. Орудия пыток исключительно «родные», средневековые. Персонажи — восковые, но выглядят чудовищно натуралистично. Человек с вытаращенными глазами и экзекутор, заливающий ему в глотку кипящее масло. Инквизитор, вырывающий жертве язык. Еще один экспонат: два сетчатых мешка, в одном — человек, в другом — скелет. И ко всему прочему — горбун-смотритель, неотступно следующий за отважными экскурсантами.


Башня сумасшедших, или Музей патологоанатомии

Вена. Австрия

В XVIII веке в башне на нынешней Spitalgasse располагался сумасшедший дом. Сейчас подниматься сюда рекомендуется либо до одури смелым людям, либо законченным циникам. Элегантное гинекологическое кресло из красного дерева, засушенные и заспиртованные органы, препарированные черепа и мумифицированные головы незаконопослушных граждан. Была здесь скульптурная группа Лаокоона с сыновьями, выполненная из человеческих и звериных костей, жаль, что погибла во время бомбежки.


Музей гигиены

Санкт-Петербург. Россия

На Итальянской улице есть дивный «Музей гигиены», где любой желающий может полюбоваться на: чучело собаки Павлова, заключенное в пыточное устройство со звоночком; прозрачные фигуры мужчины и женщины, которые, по идее, должны демонстрировать работу кровеносной системы, но ныне бездействующие. Еще один пыточный агрегат — зубоврачебное кресло конца XIX века; весьма натурально и с большим тщанием выполненные муляжи мужских и женских половых органов, демонстрирующие различные заболевания этих самых органов в различных стадиях.


Замок ужасов

Лондон. Англия

Сделано очень все натуралистично, даже ароматы соответствующие. Отображены реальные исторические события, например пожар в Лондоне 1666 года, или камеры и инструменты средневековых пыток. Кое-что демонстрируется на посетителях, до известного предела, конечно. Одно из шоу представляет суд XVI века. Где-то вверху сидят судьи в париках, служительница музея извлекает по очереди из группы туристов «подсудимых» и усаживает на скамью. «Имя?» — «Дэн». «Откуда?» — «Хьюстон». — «Хьюстон? Америка? — Guilty! (Виновен!)».


Музей медицинской истории Мюттера

Филадельфия

Музей медицинской истории Мюттера — это музей патологий, древних медицинских инструментов и биологических экспонатов, расположенный в старейшем обучающем комплексе Северной Америки. Особенно этот музей славится огромной коллекцией черепов. Здесь также можно увидеть сиамских близнецов с одной печенью на двоих, скелет двухголового ребенка и прочие страшные экспонаты.


Парижские катакомбы

Франция

Кости и черепа уложены по обе стороны длинного коридора, словно товар на каком-то складе. Воздух здесь очень сухой и несет лишь тонкий намек на разложение. Здесь есть и старинные надписи, в основном времен Великой французской революции, проклинающие своего короля и дворян. После того как попадаешь внутрь этих катакомб под Парижем, становится понятно, почему Виктор Гюго и Энн Райс написали свои знаменитые истории именно об этих подземельях. Они тянутся на расстояние около 187 километров под всем городом, и только малая их часть открыта для любопытствующей и жадной до всякой жути публики.

АКАДЕМИЯ ВЕСЕЛЫХ НАУК

И химикам незазорно шутить

Шутить надо для того, чтобы совершать серьезные дела.

Аристотель

В 1966 году, едва увидев свет, с молниеносной скоростью исчез с прилавков магазинов юмористический сборник «Физики шутят», на титульном листе которого красовалась марка солидного научного издательства «Мир». После шумного успеха книги авторы были завалены приятными и полезными читательскими письмами. Но были и недовольные. Один из ленинградских читателей посетовал, что издательство «Мир» пошутило весьма неостроумно, выпустив книгу, которую нигде нельзя купить. В результате всего через два года появился ее значительно дополненный вариант под названием «Физики продолжают шутить», выпущенный бoльшим тиражом.

«А что, химики разве не шутят?! Да шутят же, и не меньше, чем физики!» — воскликнули два химика — академик М. Воронков и доктор химических наук А. Рулев. И создали еще один уникальный раздел химической науки, окрещенный «пегниохимия» (от греческого «пегниа» — забава, шутка). И даже написали первый «учебник», имеющий солидное название «Основы пегниохимии», который увидел свет в 1999 году в Санкт-Петербургском отделении издательства «Наука». Однако, желая не отпугнуть от книги со столь серьезным названием будущих ее читателей и, что особенно важно, книготоргующие организации, авторы вынесли на ее обложку и более привлекательный заголовок «С улыбкой о химии». Уж из него-то каждому станет ясно, чему в основном посвящен этот научный труд.

Книга быстро стала библиографической редкостью. Но, заложив в конце XX века фундамент этого нового направления химической науки, авторы продолжали свой титанический труд, по нанокрупицам собирая пегниохимические знания, разбросанные по многим химическим журналам и книгам, беспошлинно привозя их из зарубежных поездок и черпая их при общении с многочисленными отечественными и иностранными коллегами.

Это позволило существенно дополнить и переработать второе издание «Пегниохимии». Под одной обложкой удалось собрать различного рода курьезные, занимательные и просто любопытные данные из многих отраслей химической науки, истории химии и жизни известных и не очень известных ученых-химиков. Новое, существенно переработанное издание «Основ пегниохимии», названное «О химии и химиках. В шутку и всерьез», выходит в этом году в московском издательстве «Мнемозина». Небольшой фрагмент одного из разделов книги предлагается читателям журнала «Знание — сила» (в одном из следующих номеров появится продолжение). Сегодня же вас ждет еще одна встреча с подобного рода изданием — о шутках математиков.

Очаровательные молекулы

Александр Рулев, Михаил Воронков

Доктор химических наук А. Рулев и академик М. Воронков — сотрудники Института химии имени А.Е. Фаворского Сибирского отделения Российской Академии наук.



В нашу жизнь давно и прочно вошли конкурсы красоты. Сегодня красавиц выбирают среди школьниц и тех, кому за 60, среди работников налоговой полиции, заключенных и даже среди животных. А можно ли организовать состязание за звание «Мисс Молекула»?

Задача непростая, если учесть, что, в отличие от химика, дилетант зачастую не способен оценить великолепие того, что невозможно увидеть простым глазом и даже в микроскоп. И хотя еще первобытные люди применяли простейшие наскальные рисунки как одну из форм передачи информации, те же палочки, кружочки и многоугольники, используемые химиками для изображения молекулы на бумаге или дисплее, с трудом воспринимаются непрофессионалами. Впрочем, и химику бывает непросто объяснить, почему одна структура оказывается привлекательнее другой. Действительно, некоторые воображаемые молекулярные ансамбли исполнены столь неотразимого очарования, что нередко красуются на обложках самых престижных химических журналов. И почему бы не представить улицы Наноленда, пестреющие афишами, зазывающими всех желающих на уникальный конкурс красоты «Мисс Молекула XX века»?

Оказывается, в мире молекул вовсю кипят страсти, и порой нешуточные! Нередко происходящие между ними столкновения приводят к разрыву одних связей и образованию других. История молекулярной моды прошлого столетия заслуживает особого внимания.

В середине XX века благодаря работам химиков-модельеров, плененных совершенством Платоновых тел, возникло модное направление: создание молекулярных ансамблей (этаких топ-моделей), имеющих привлекательные геометрические формы. Первенцем, рожденным искусственно в лаборатории-мастерской лауреата Нобелевской премии, швейцарского химика Владимира Прелога, стал адамантан. Атомы углерода в его молекуле расположены так же, как и в кристаллической решетке алмаза (по-гречески — adamantos). Его родственник, имеющий столь же эффектную структуру и представляющий собой димер адамантана, был придуман в качестве шутливой эмблемы XIX Международного конгресса по теоретической и прикладной химии (IUPAC), который проходил в Лондоне в 1963 году. Эта выдумка раззадорила американских модельеров-синтетиков. Они попытались получить углеводород такого строения, и счастье им улыбнулось! В честь прошедшего научного форума новорожденного окрестили конгрессаном. Сегодня представители многочисленного семейства алмазоподобных углеводородов и их гетероаналогов успешно трудятся в различных областях, прежде всего в фармацевтической промышленности.



Одна из интригующих страниц истории органической химии — открытие структурной формулы бензола. В январе 1865 года в Бюллетене Парижского химического общества появилась статья немецкого химика Фридриха Августа Кекуле «О конституции ароматических веществ», в которой он впервые предложил циклическую формулу бензола в привычном для того времени написании. В мае того же года в работах Кекуле появился знаменитый шестиугольник, а вскоре — хорошо известная современному школьнику структура бензола с чередующимися двойными и простыми связями. Во второй половине

XIX века возникло целое множество других, порой невероятных образов главы ароматического семейства. Так, например, известный немецкий химик-модельер Альберт Ладенбург, полемизируя с Ф. Кекуле о модели молекулы бензола, предложил для нее оригинальную призматическую структуру, получившую образное название «запертый в клетке тигр». В 1973 году профессор Колумбийского университета (США) Томас Кац и его сотрудники сделали заключительный стежок кропотливой вековой работы химиков-портных. Путем фотохимического разложения азапроизводного бензвалена они выделили углеводород, нареченный «призманом», или «бензолом Ладенбурга». Рожденная этими химиками красавица существенно отличалась от ее уравновешенного родственника — бензола — и была готова взорваться из-за пустяка при повышенной температуре.

Столь же скверным характером обладают некоторые члены семейства необычных углеводородов — кубанов. Родоначальник этого семейства был создан в 1964 году профессором Чикагского университета Филиппом Итоном и его коллегой Томасом Колем. На рубеже столетий на свет появился октанитрокубан, обладающий невероятной взрывной мощностью. А под Рождество 2005 года сотрудники группы профессора Геттингенского университета Армина де Майера изготовили для рождественской елки шефа замечательную игрушку — молекулу кубана, каждый атом углерода которой связан с циклопропильной группой. Сегодня кубан рассматривается как необычный предшественник разнообразных биологически активных соединений.



Октациклопропилкубан — рождественский подарок профессору А. де Майеру


В 80-х годах прошлого века на подиуме появилась экстравагантная конкурсантка, на первый взгляд, только что выскочившая из салона-парикмахерской. Это была дочь тетраэдрана, украсившая все четыре вершины тетраэдра группами С(СН3)3. «Стильный костюмчик» для этой симпатичной особы был изготовлен в 1978 году благодаря стараниям немецкого химика Гюнтера Майера. К сожалению, родоначальник нового поколения импозантных углеводородов — тетраэдран — до сих пор не известен, хотя первое сообщение о его рождении появилось в печати еще в двадцатых годах XX века. Однако, как оказалось впоследствии, оно было ошибочным, и синтез незамещенного тетраэдрана пока остается не решенной для химиков проблемой.

Зато известен додекаэдран, недавно отметивший свой двадцатипятилетний юбилей. Все его двенадцать граней — правильные пятиугольники. Его появление на свет обеспечил двадцатитрехстадийный синтез, осуществленный учеными из университета штата Огайо во главе с профессором Лео Пакетом.

Золотая страница истории химической моды прошлого столетия была написана интернациональным коллективом ученых-модельеров. Короной победителя конкурса красоты «Мисс Молекула XX века» был увенчан знаменитый бакминстерфуллерен, известный в мире под именами футболен, букибол или просто фуллерен. В 1996 году его первооткрыватели — Роберт Керл, Харольд Крото и Ричард Смели — были удостоены Нобелевской премии по химии. Интересно, что фуллерен мог быть открыт намного раньше. Еще в 1966 году британский еженедельник New Scientist опубликовал фантастический проект, автор которого рассуждал о возможности создания твердых материалов, имеющих плотность, среднюю между таковой для газообразных и обычных твердых веществ. Он предполагал, что такой плотностью должны обладать вещества, молекулы которых являются сферами, построенными из слоев кристаллической структуры графита. Такое свертывание графитовых листов может быть достигнуто при условии, что в сеть шестиугольников будет включено еще 12 пятичленных циклов. К сожалению, эта идея не была воспринята учеными всерьез и промелькнула незамеченной. Возможно, причиной тому было фантастическое очарование углеродного кластера Cg0. Его красота настолько ослепительна, что поначалу ни физики, ни химики просто не могли поверить, что такая высокосимметричная молекула вообще может существовать. Однако уже несколько лет спустя после ее открытия научный мир был заражен фуллереновой лихорадкой! Несмотря на юный возраст, эта молекула остается в центре внимания химиков-папарацци, а число посвященных ей научных публикаций перевалило за 30 000 и стремительно продолжает расти. Благодаря своей безукоризненной симметрии она, возможно, является самой красивой молекулой Вселенной.



Помимо красавицы Cg0, наиболее известными фуллеренами являются регбилен C70 (за сходство с мячом для регби) и бейсболен C84 (напоминает мяч для бейсбола). В конце 2006 года ученые США и Германии создали фуллерен-гном, рождение которого теоретически программировалось еще 10 лет назад. Хотя наименьший из фуллеренов С20 довольно нестабилен, его мимолетное присутствие уверенно зарегистрировано спектральными методами.

Оказалось, что не только углерод способен образовывать подобные каркасные молекулы сферической формы. Несколько лет назад были получены неорганические аналоги фуллеренов, правда, ни один из них не отличается таким совершенством, как бакминстерфуллерен. Недавно появилось сообщение о возможности существования стабильного золотого фуллерена Au32, структура которого очень напоминает структуру его углеродного родственника C60. Как знать, может быть, несмотря ни на какие кризисы, эта удивительная ювелирная молекула, подобно чарующему пению сирен, завлечет химиков своей красотой и разбудит желание сконструировать ее на практике.

С дальнейшим развитием химической науки проблемы дизайна новых изящных моделей не исчезают. Фантазия и воображение химиков наряду с их «искусством кройки и шитья» сулят нам новые удачи, порождая поистине удивительные структуры. Сейчас трудно даже предсказать, какая молекула окажется самой очаровательной в XXI веке.


Знаменитый фуллерен

Чему смеются математики?



Гоголевский городничий удачно ответил на сей вопрос в общем виде: чему бы ты ни смеялся, всегда смеешься над собою! Точнее, над одним из своих многочисленных «я» — скрытых или явных. То над маленьким лгунишкой, то над большим хвастуном, то над хорошо замаскированным невеждой или над совсем скрытым трусом. Все это в нас есть — иначе мы не были бы падки на художественную литературу, а судили бы о ней холодно, как воображаемые марсиане. Журналисты часто врут, будто земные математики суть те же марсиане. Вранье нужно опровергать. И вот рядовой математик С.Н. Федин собрал наши профессиональные перлы и байки в небольшой книжке: «Математики тоже шутят» (УРСС, ЛИБРОКОМ, 2009).

Что туда вошло? Во-первых, намеренные шутки знаменитых ученых мужей. Во-вторых, те ненамеренные нелепости, что часто рождаются в напряженной обстановке экзамена. В-третьих, веселые глупости, возникающие при строгом математическом обращении с нестрогими жизненными реалиями. В-четвертых, дивные плоды «бытового» осмысления четких математических истин. В-пятых, неисчерпаемый студенческий фольклор — хотя бы знаменитая в МГУ поэма «Евгений Неглинкин» или давняя питерская песня «Раскинулось поле по модулю пять.» В-шестых, могли бы быть карикатуры, как в хорошо известном сборнике «Физики шутят». Увы, для рисунков в новом юморном математическом сборнике места не нашлось.

А я так мечтал о рисунках-эпиграфах! Например, к теме «Экзамены»: сидят за столом профессор и студент. Молчат и думают об одном и том же: в воздухе над столом витает образ осла. Но каждый партнер вкладывает в этот образ свое содержание.

Увы, таких рисунков в книжке Федина пока нет. Вероятно, они появятся в грядущих переизданиях: эта книга наверняка станет еще одним бестселлером околонаучного фольклора. Тем важнее сейчас выразить свое отношение к тому, что в сей хрестоматии необходимо, что желательно и что неуместно.

Например, побольше бы таких «личностных» анекдотов, которые в пяти строчках рисуют точный психологический портрет известного математика. Хотя бы Норберт Винер: вот, студент остановил его где-то в университетском городке и увлек решением очередной задачи из анализа функций. Освободившись через десять минут, Винер спрашивает студента: «Вы не помните, куда я шел перед нашей встречей: туда или сюда?»

— «Туда, профессор!» — «Значит, я еще не обедал!»

И Винер направляется в столовую.

Невозможно вообразить в этой роли наших Андрея Колмогорова или Сергея Новикова. Они бы просто увлекли студента с собою, и вопрос решился бы за обедом. А вот сценка с Новиковым на экзамене: принимая спецкурс у круглого отличника, академик ставит ему заслуженную тройку. Тот что-то блеет в испуге, показывая зачетку с пятерками. Новиков невозмутим: «Это — ошибки экзаменаторов!» Да, не стоять ученому царству без царя зверей.

Третий пример — вокруг венгерского патриарха Пала Эрдеша. Его спросили: «Сколько же вам лет?» Ответ: «Посчитайте сами! В пору моей молодости физики уверяли нас, что нашей Земле от роду два миллиарда лет. А теперь они говорят о четырех с половиной миллиардах!»

Таковы были наши кумиры: своенравные и умные, находчивые и всегда поучительные (хотя не всегда поучающие). А теперь об антикумирах. В сборнике С.Н. Федина не нашлось места ни И.М. Виноградову, ни Л.С. Понтрягину, хотя оба они полвека определяли лицо нашего главного Математического института. Причина такой сдержанности понятна: составитель побоялся заострять пресловутый еврейский вопрос. А вот наши физики этого не побоялись и сложили об Иване Матвеевиче отличный профессиональный анекдот.

Приносят директору личное дело новичка — кандидата в сотрудники. ИМВ смотрит на фотографию и говорит: «Не пойдет! Ушки не те!» Кадровики в ответ: «Не может быть! Мы его до третьего колена проверяли! Давайте, мы его вам лично покажем!» — «Ладно, приводите».

Привели. ИМВ смотрит на новичка в профиль и анфас, мрачнеет и говорит: «Вы свободны!» Потом задумчиво добавляет: «Этого можно брать. Но все равно не понимаю.» И вдруг взрывается: «Ах, я дурак! Фотограф — еврей!»

Вот вам идеальная, хоть и шуточная иллюстрация к квантовой теории наблюдения и измерения физических величин. Знать бы, кто сочинил эту шутку!

О слепом Льве Семеновиче Понтрягине анекдоты не сочиняли. Он их сам уверенно творил и порою вставлял даже в печатные тексты. Например, предложил аспиранту очень трудную проблему или гипотезу. Тот смущен: «Но ведь это невозможно доказать!» Лев ему в ответ: «Так сделайте невозможное!»

Сам ЛСП много раз делал вещи, невозможные для окружающих людей. Например, предлагал Ученому совету вернуть в аппарат ЦК ВКП(б) спущенное оттуда письмо очередного «реформатора науки». Без рассмотрения — просто потому, что автор не имеет ни одной научной публикации.

Но бывало и хуже: в своих мемуарах ЛСП хладнокровно пересказал (с чужих слов, конечно) неприличную случайность, происшедшую на лекции нашей математической гостьи Эммы Нетер. Один мой недобрый знакомый с высоким педагогическим чином взахлеб комментировал этот эпизод из мемуаров Понтрягина: «Вот спасибо академику! Он всем доказал, что математики — такие же пошляки и похабники, как все прочие смертные!»

Что тут ответишь? Свинья грязь найдет! Жаль, однако, что в юмористическом сборнике С.Н. Федина ошметков такой скабрезной грязи нашлось не два и не три, и не десять. Это очень портит общее впечатление. Не могу я честно рекомендовать такую книгу для чтения школьникам! Хотя очень хотел бы дать ее в руки любому выпускнику физматшколы или первокурснику МГУ — с подобающими купюрами. Ибо есть (пока) разница между спонтанной устной речью (включая сленг и брань) и печатным художественным текстом!

Обычно эту разницу воплощает господин редактор. Но, похоже, что в издательстве УРСС эта профессия уже вымерла. Быть может, ее еще не поздно воскресить? Даже раньше, чем наши генетики воскресят мамонта по его мерзлой туше из сибирской земли? Очень хочется дожить до обоих этих чудес.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ВСЛУХ

Изреченная мысль

Карл Левитин

Встреча шестая



Мауриц Эшер. «Относительность»


Научная журналистика — наука или искусство?

«Телеграфный столб — это идеально отредактированная ель».

Фольклор научных журналистов


Прежде всего сугубо прагматический вопрос в американском духе: что нам-то до того, является ли научная журналистика искусством или наукой? На самом же деле ответ на этот вопрос именно нам далеко не безразличен. Если это наука, то должны существовать какие-то очень четкие правила, которым нам надлежит следовать в своей работе, нечто вроде аксиом, теорем и алгоритмов, указывающих, что должно быть сделано, в какой последовательности, когда и как.

Если же перед нами искусство, то в лучшем случае удастся понять, чего никогда делать нельзя, хотя, строго говоря, никакие рецепты и инструкции в искусстве вообще неправомерны.

Но разумно сначала выяснить, чем отличаются друг от друга понятия «наука» и «искусство» в смысле нашего анализа. Видимо, есть все основания согласиться с известным историком науки Гюнтером Стентом, который писал: «Мое понимание этих терминов основано на той точке зрения, что и искусство и наука — это виды деятельности, нацеленные на поиск истины для того, чтобы потом сделать результаты этого поиска известными людям. Художник ведет этот поиск во внутреннем, субъективном мире чувств. Поэтому творения искусства относятся главным образом к отношениям между отдельными эмоционально значимыми событиями. Область поиска ученого, наоборот, — внешний, объективный мир физических явлений. Его результаты поэтому относятся в основном к взаимосвязям между наиболее общими феноменами. Таким образом, передача информации и осознание ее смысла лежат в основе как науки, так и искусства. Акт творчества и у художника, и у ученого состоит в формулировании нового осмысленного утверждения о мире вокруг нас в дополнении к тому накопленному человечеством интеллектуальному капиталу, который мы иногда называем «нашим культурным наследством».

Отчего же так часто приходится слышать, будто наука и искусство суть две совершенно различные вещи? Не разумнее было бы считать, что творческий процесс, присущий им обоим, объединяет науку и искусство в большей мере, нежели объект исследований их разъединяет? Горячие дебаты в поисках ответа на этот с виду простой вопрос были инициированы полвека назад, в 1959 году, знаменитой лекцией «Две культуры и научная революция», прочитанной в Кембридже Чарльзом Перси Сноу, впоследствии лордом Сноу. Он был не слишком удачливым физико-химиком и весьма известным литератором, а кроме того, правительственным экспертом в области научной политики. Но всемирную известность ему принесла именно эта кембриджская лекция, которая с той поры издавалась и переиздавалась бессчетное число раз и до последнего времени входила в список обязательной для ознакомления литературы в более чем 500 университетах по всему миру.

Сноу утверждал, что необычный способ формирования его личности — он говорил о себе «по образованию я ученый, а по призванию — писатель» — дало ему уникальную возможность увидеть истинную картину интеллектуальной жизни в окружающем его мире. С высоты своего особого положения он узрел, что среди образованной части общества нарастает разделение на две взаимно исключающие «культуры», научную и литературную, которые не взаимодействуют одна с другой. Он называл это отсутствие понимания между учеными и беллетристами «полярностью» и полагал, что оба полюса имеют весьма сильные заряды — естественно, противоположные. На положительном полюсе находились ученые и инженеры, обладающие прагматическим подходом к миру, которые, как говорил Чарльз Сноу, «в костях своих несут будущее». На отрицательном полюсе собрались историки, философы, литераторы, все так называемые гуманитарии, а также художники, музыканты, артисты, в том числе, естественно, и научные журналисты, — все, кого Сноу называл «интеллектуалами от литературы» и обвинял в декадансе, то есть в упадочничестве, смотрении в прошлое и стремлении вести лодку общественной жизни против течения времени.

Самый известный пассаж из знаменитой лекции Чарльза Сноу характеризует его «свойственную лишь двоякодышащим амфибиям способность перебираться из физических лабораторий Кембриджа в литературные салоны Челси», как выразился по этому поводу Грэхем Бернетт, еще один, в добавление к упомянутому ранее Гюнтеру Стенту, известный историк науки. Вот эти ставшие знаменитыми слова Сноу: «Множество раз я находился в обществе людей, которые по стандартам традиционной культуры были высоко образованными и которые с немалым удовольствием рассуждали о безграмотности ученых в вопросах литературы и искусства. Раз или два меня спровоцировали задать вопрос всем членам компании: мог ли кто-либо из них изложить второй закон термодинамики? Ответ был весьма холодным, он был также отрицательным. В то же время я спрашивал о том, что было научным эквивалентом вопроса: Читали ли вы что-нибудь, написанное Шекспиром?»

Ирония истории — в данном случае это, скорее, просто ирония жизни — состоит в том, что пример, приведенный Сноу, работает против него. Второй закон термодинамики гласит: при сохранении постоянной величины энергии энтропия, то есть мера беспорядка, в замкнутой вселенной постоянно возрастает. Иными словами, энергия стремится рассеиваться, и в результате с неизбежностью во вселенной наступает максимум энтропии, так называемая «тепловая смерть», когда все объекты имеют одну и ту же температуру, а так как их очень много, а энергии мало, то температура эта вынужденно очень низкая. Когда эта новая научная идея была осознана многими грамотными людьми, это явилось ударом для прогрессистов. «Популярные журналы в словах и рисунках описывали последние часы нашей цивилизации, дрожащей под ледяным дождем остывающей Солнечной системы; вопрос, который задавали себе древние, — погибнет ли наш мир в огне или в потопе, был снят научным фактом: он погибнет под толщей льда. То самое упадочничество, что Сноу подметил в моральных фибрах гуманитарной культуры и ставил ей в вину, как оказалось, невозможно полностью понять без обращения к истории его любимого второго закона термодинамики». Это еще одна ремарка Грэхема Бернетта.

Получается, что наука и искусство тесно связаны, хотя кажется, что они противоположны друг другу. «Науки и гуманитарная культура давно танцуют непростой па-де-де, в котором ни один из партнеров не является постоянно ведущим», — как сказал еще один умный человек, чье имя я запамятовал. А еще один человек большого ума, чье имя известно любому биологу, Эрвин Чаргафф, американский биохимик австрийского происхождения, написал в одной из своих многочисленных рецензий на замечательную научно-популярную и автобиографическую книгу «Двойная спираль» Джеймса Уотсона и Фрэнсиса Крика, где они рассказывают о своем открытии структуры ДНК: «Существует фундаментальная причина, в силу которой научные биографии представляются тривиальными. «Тимон Афинский» не мог бы быть написан, а «Авиньонские девицы» не могли бы быть нарисованы, не будь на свете Шекспира и Пикассо. О многих ли научных достижениях допустимо сказать подобные слова? Мы почти можем утверждать, что, с небольшим числом исключений, не человек творит науку, а наука творит человека. И то, что А делает сегодня, Б, В или Г, безусловно, смогут сделать завтра».

Поскольку я не считаю, что строгая логика в изложении материала есть абсолютное достоинство и единственный способ найти путь к пониманию аудитории, в очередной раз позволю себе небольшое отклонение от столбовой дороги нашей сегодняшней встречи.

В своей книге «Эйнштейн, Пикассо» Артур Миллер пытается доказать, что Пикассо были известны математические и философские идеи, которые привели Эйнштейна к созданию специальной теории относительности. Более того, что его полотно «Авиньонские девицы», часто называемое историками искусства первым крупным произведением кубизма и вехой в развитии современной живописи, было написано под влиянием этих теорий. Конечно, это не тот Артур Миллер, чье имя связано в общественном сознании с Мэрилин Монро, мужем которой он был некоторое время. Он не автор «Смерти коммивояжера», а физик и историк науки, человек, который окончательно развеял миф о том, что будто бы не Альберт Эйнштейн, а Анри Пуанкаре создал специальную теорию относительности. Он, однако, признает, что Пуанкаре разработал математический аппарат для описания хаотических явлений и очень близко подошел к созданию специальной теории относительности. Но, очевидно, Пуанкаре, в отличие от Эйнштейна, не сумел в достаточной мере вырастить в своем сознании Научного Журналиста, который сумел бы объяснить ему истинный смысл его собственных работ и перспективы, открываемые ими. Любопытно, что Пуанкаре испытал себя на ниве популяризации науки — он опубликовал в 1902 году рассчитанную на широкий круг читателей книгу, в которой были такие слова: «В Природе нет абсолютного пространства… Не существует и абсолютного времени». Но это и есть главная мысль специальной теории относительности, опубликованной в 1905 году Эйнштейном, который, как выяснилось, читал научно-популярную книгу Пуанкаре.

Артур Миллер утверждает, что ту же книгу буквально проглотил и некто Морис Принсет, тогдашний приятель Пикассо, который и поведал художнику о наиболее волнующих идеях, изложенных в книге Пуанкаре, в то самое время, когда писались «Авиньонские девицы». «Этой своей картиной Пикассо сделал для искусства в 1907 году почти то же самое, что Эйнштейн сделал для физики в 1905-м», — писал один искусствовед, имевший некоторые знания и в области естественных наук. Объяснение, которое дает этому факту автор книги «Эйнштейн, Пикассо» Артур Миллер, вкратце сводится к простой мысли: оба они, ставшие иконами нынешней культуры, стремились в самой полной мере изучить следствия, вытекающие из новых представлений о времени, пространстве и их измерениях, в то время как люди, начавшие эту работу одновременно с ними, остановились на полпути.



«Авиньонские девицы». Пабло Пикассо.

В цвете эта знаменитая работа Пабло Пикассо напечатана на второй странице обложки журнала


Таким образом, противопоставление науки и искусства начинает казаться слегка искусственным и надуманным. Становится очевидным, что эти оба вида людской деятельности основываются на творчестве и открытости к новому. У них много точек пересечения и их интересы во многом совпадают. Прекрасной иллюстрацией тому может служить гравюра Эшера «Относительность», выбранная зрительным эпиграфом к этой встрече. Подобно людям на гравюре, идущим по одной и той же лестнице, но по разным сторонам ее ступеней, наука и искусство всегда движутся рядом, в непосредственной близости, танцуя свой непростой па-де-де несмотря на тот факт, что векторы их «силы тяжести» направлены в разные стороны. Если проанализировать это произведение искусства более глубоко, то гипотеза о том, что специальная теория относительности и кубизм имеют одни корни или, во всяком случае, одни источники, не будет казаться такой уж странной.

На этом расстанемся с Пабло Пикассо и его знаменитой картиной, которую Эрвин Чаргафф привел в качестве примера вещи, которая, как и «Тимон Афинский» Вильяма Шекспира, никогда не могла бы появиться на свет, не будь на нем их создателей. Высказанная им мысль чрезвычайно популярна как среди ученых, так и гуманитариев. Это одна из очень немногих позиций, что их объединяет. Многие убеждены, что существует качественное отличие науки от искусства, а именно: любое творение искусства уникально, неповторимо, несет на себе несмываемую временем печать творца, в то время как всякое научное открытие рано или поздно неизбежно должно быть сделано тем или иным ученым.

Но данная точка зрения может быть оспорена. Уже знакомый нам знаменитый историк науки Гюнтер Стент, у которого, между прочим, есть еще и биологическое образование, выдвинул четыре контртезиса к утверждению Эрвина Чаргаффа, знаменитого биолога с задатками историка науки. Каждый из них интересен сам по себе, полон блистательной игры мысли и заслуживает отдельного рассмотрения. Но лишь один из этих контртезисов тесно связан с обсуждаемой темой — научной журналистикой.

Вот что он писал — это длинная цитата, но она заслуживает того, чтобы привести ее целиком:

«И здесь наконец мы действительно видим существенное различие между творениями искусства и науки, а именно — осуществимость парафраза.

Смысловое содержание художественного труда — пьесы, кантаты или картины — самым серьезным образом зависит от способа его представления; то есть чем талантливее работа художника, тем более вероятно, что любое отклонение от оригинала или его упрощение приведет к потерям в содержании работы. Другими словами, чтобы перефразировать великое произведение искусства — например, переписать «Тимона» без потери его художественных свойств, — требуется гениальность, равная таланту творца оригинала. Такой пересказ будет сам по себе поистине великим творением искусства.

Напротив, смысловое содержание выдающейся научной статьи — хотя ее воздействие на общество в момент публикации тоже могло решительным образом зависеть от способа изложения — в дальнейшем часто бывает перефразировано без существенной потери смысла учеными меньшего ранга. Так, простого утверждения «ДНК есть двойная спираль» сегодня достаточно, чтобы изложить суть великого открытия, сделанного Уотсоном и Криком, в то время как фраза «Человек отвечает на удары судьбы тем, что теряет сердечную доброжелательность к людям и обретает страстную ненависть к ним» представляет собой всего на всего банальность и никак не может служить парафразом «Тимона». Шекспиру потребовалось написать «Короля Лира», чтобы пересказать (и улучшить) «Тимона Афинского», и действительно эта вторая пьеса вытеснила первую из шекспировского репертуара».

Но тут возникает искушение в свою оспорить точку зрения Стента, который рискнул оспорить тезис Чаргаффа. Как, к примеру, перефразировать утверждение «Е равняется эм-цэ в квадрате», или «синус квадрат альфа плюс косинус квадрат альфа равен единице», или «квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов»? А, с другой стороны, не является ли передача всего труда, проделанного Уотсоном и Криком, одной короткой фразой, подобием черно-белой фотографии картины Пикассо, приведенной на этих страницах?* Это правда, что для пересказа работ Шекспира на русский язык понадобился талант, почти равный гению великого англичанина (если согласиться, что именно Вильям Шекспир автор этих работ). И Пастернак, Лозинский, Маршак, Щепкина-Куперник им обладали. Но ведь то же самое и с великими достижениями науки. Необходим действительно незаурядный талант для того, чтобы перевести их — а не только самую суть их! — на обычный язык, «перефразировать» их смысл, корни, возможные приложения, неизбежные следствия, все еще остающиеся неясные и спорные детали, все то, что является такой же необходимой составляющей работы ученого, как цвет для картины художника.

Но ведь это как раз и есть то, что должен ежедневно и ежечасно делать Научный Журналист.

Теперь, чтобы не запутаться окончательно в хитросплетениях тезисов и антитезисов, следует впрямую вернуться к вопросу, вынесенному в заголовок: так что же такое наша профессия и наше призвание — искусство или наука?

«Журнализм, в лучшем своем выражении, есть другой, нежели научный анализ, способ говорить правду о мире вокруг нас», — писал бывший в то время главным редактором журнала NATURE Джон Мэддокс (после выхода на пенсию, сэр Джон: королева Елизаветасделала его лордом — в Англии умеют ценить талант пишущего и думающего человека). Он имел в виду журналиста вообще, мы же интересуемся частностью — научной журналистикой. В нашем деле говорить правду — то есть просто повторять без искажений то, что сказали ученые, — недостаточно. Научный журналист должен сделать эту правду понятной, интересной, увлекательной и остающейся в памяти человека с улицы. Это не противоречит принятому разделению пишущих для газет и журналов профессионалов на три группы: репортеры собирают факты, журналисты сообщают о том, что говорят об этих фактах другие люди, писатели рассказывают о том, что думают по поводу этих фактов они сами. В случае научных журналистов и писателей, пишущих о науке, разница лишь в том, что факты эти всегда имеют отношение к ученым и тому, чем они заняты.

А теперь — в последний уж раз, еще одна цитата из Макса Перуца, нобелевского лауреата по химии: «Воображение играет первую скрипку и в научных и в художнических творениях, но в то время как художник подвластен лишь ограничением, наложенным на него самим собой и культурой, в которой он живет, из-за плеча ученого всегда заглядывают на его деяния коллеги и сама Природа. Перефразируя Уинстона Черчилля (тоже, кстати, получившего Нобелевскую премию, но по литературе, за свои мемуары. — К.Л.): «В науке вам не обязательно быть вежливым, достаточно просто быть правым». По отношению к научному журналисту такое утверждение неверно: как мы уже выяснили ранее, ему необходимо быть и правым и вежливым, то есть быть точным с позиций науки и понятным с позиций читателей.

Чтобы научить чему-либо человеческое существо или, скажем, робота, идут двумя путями. Первый состоит в том, чтобы направить на человека или умную машину бесконечный поток простых, элементарных сведений в расчете, что в какой-то момент будет осознана связь между ними. Другими словами, начнется процесс мышления. Второй способ — сначала научить мыслить в надежде, что все необходимые детали и подробности смогут быть найдены и осознаны человеком или роботом самостоятельно. Единственный путь, который я могу предложить — а по моему убеждению, он и вообще единственно разумный — это второй способ. Все, что сказано до сих пор, и все, что мне еще предстоит сказать, никого не сделает научным журналистом. Но слова мои могут указать доселе скрытую дорогу к этому.

Когда вы покупаете стиральную машину, к ней прилагается инструкция — наставление по пользованию ею. Рано или поздно — это зависит от умения читать и понимать написанное — вы полностью овладеете этой нужной в хозяйстве вещью. С автомобилем ситуация несколько более сложная — одной инструкции недостаточно, чтобы стать водителем. Даже если некто прекрасно знает, где находятся педали газа, тормоза и сцепления и как переключать скорости, отсюда вовсе не следует, что он — и тем более она — сможет правильно вести автомобиль в нужном направлении с желаемой скоростью. Кроме того, существуют еще правила дорожного движения, которые мало прочесть и понять, но надо еще научиться применять на практике. Иными словами, одно лишь теоретическое обучение не приведет к получению водительских прав — необходимо действовать самостоятельно, прочувствовать, как машина подчиняется вашим приказам. С компьютером дело обстоит и того сложнее — его требования к нашему интеллекту много выше. Обобщая, можно сказать, что чем сложнее объект, тем меньше шансов, что овладеть им удастся при помощи одних лишь инструкций.

Научная журналистика, будучи соединением двух чрезвычайно сложных подходов к пониманию мира, научного и художественного, является, быть может, самым сложным объектом на земле. Ее задача — воздействовать на людское сознание в той области, где результатов можно добиться только с помощью самых совершенных инструментов и приемов. Наука сама по себе нема — она не способна выразить свои идеи на языке, понятном людям. Искусство же глухо — оно не слышит того, о чем говорят ученые. Мы — между ними, медиаторы, переводчики, толмачи, дефектологи, которые знают, как научить немых говорить, а глухих — слышать. Мы — универсалисты, а этому нельзя научить, этого можно достичь лишь непрестанной работой собственной мысли.

Но зато результаты такого рода деятельности бывают порой ошеломительными. Вот всего один, но яркий пример. Карл Густав Юнг, швейцарский психолог и философ, писал, что такая эфемерная субстанция, как идея коммунизма, погубила больше человеческих жизней, чем вполне материальная бактерия чумы, «черной смерти», скосившей половину средневековой Европы. Но идеи, в отличие от бактерий и вирусов, не живут и не распространяются сами по себе — им требуются особые средства и умения, чтобы стать частью общественного сознания, чем-то таким, во что людские массы верят и чему они следуют в своей ежедневной жизни. Миллионы людей стали приверженцами марксизма, породившего коммунизм, не из-за того, что они постигли мельчайшие детали политической экономии, прочитав «Капитал» Карла Маркса, но благодаря впечатляющей и всеобъемлющей метафоре, на которой он построил эту главную Книгу своей жизни.

Человеческое общество у него — это дом. Он не состоит из нас, людей, и не растет вместе с нами. Он строится людьми и потому есть результат их совместного труда. Сначала — фундамент, материальный базис. Это экономика, производственные отношения. После этого — этажи, идеологические надстройки — культура, искусство, мораль. Все так просто, жизненно, убедительно. О Карле Марксе можно сказать все, что угодно, но только не то, что он был плохим популяризатором своих научных идей. Он был хорошим, хотя и не блестящим научным журналистом. Раз общество — это дом, то оно может в любой момент быть разрушено до основанья, а затем перестроено в новом виде, например, так, что кто был ничем, тот станет всем. Более того, оно постоянно требует некоторой переделки, реконструкции, ремонта, иногда — капитального, иногда — только косметического. Четкая и ясная метафора способствовала популярности учения Маркса — и это, без сомнения, прекрасный пример успешного применения умения и таланта Научного Журналиста.



«Вверху и внизу». Мауриц Эшер


А теперь пришло время для притчи о человеке, который не хотел приходить в этот мир, потому что страшился жизни со всеми ее сложностями и проблемами. «Не бойся, — сказал ему Всемогущий, — я всегда буду рядом с тобой». Человек родился, прожил отпущенные ему годы, полные, как и у всех людей, горестей и радостей, а затем умер и отправился на небеса. Там он увидел Всеблагого, читающего какую-то книгу. «Что ты там читаешь?» — спросил он. «Это история твоей жизни, видишь: тут всюду две линии следов, идущих рядом друг с другом».

— «Но есть места, где я вижу только одну линию следов». — «Да, это когда я нес тебя на своих руках по твоему пути», — ответил ему Вездесущий.

Искусство научной популяризации — в том смысле, в котором мы условились понимать этот термин — всегда сопровождает научное исследование, поскольку ученому необходимо хотя бы иногда и хотя бы самому себе объяснять, что же он делает в этом мире. Иначе труд его становится бессмысленным. Но порой наступает время, когда одно лишь это искусство, если ученый сумел в должной мере вырастить в своем сознании Научного Журналиста, переносит исследование из одной точки в другую, ранее казавшуюся недосягаемой. На субъективном уровне это воспринимается как озарение, прозрение, инсайт, внушенное свыше, боговдохновение. Один из лучших и общеизвестных примеров — Периодическая система элементов, пришедшая Менделееву во сне. Но существуют и другие примеры этого не столь уж редкого явления, корни которого мы теперь знаем.

В заключение — две хорошие цитаты.

Первая, длинная, из статьи Луи де Бройля о соотношении рационального и эмоционального начал в научном исследовании: «Воображение, позволяющее нам представить себе сразу часть физического мира в виде наглядной картины, выявляющей некоторые ее детали, интуиция, неожиданно раскрывающая нам в каком-то внутреннем прозрении, не имеющем ничего общего с тяжеловесными силлогизмами, глубины реальности, являются возможностями, органически присущими уму; они играли и повседневно играют существенную роль в создании науки. Конечно, ученый рисковал бы впасть в заблуждение, если бы он в ходе своей работы переоценивал значение воображения и интуиции; он в конце концов отказался бы от концепции рациональности Вселенной, которая является основным постулатом науки, и постепенно возвратился бы к мифическим объяснениям, характерным для донаучной фазы человеческого мышления. Тем не менее воображение и интуиция, используемые в разумных пределах, остаются необходимым вспомогательным средством ученого. Очень часто нам приходится переходить от одного рассуждения к другому посредством акта воображения или интуиции, который сам по себе не является полностью рациональным актом. Человеческая наука, по существу, рациональная и в своих основах, и по своим методам, может осуществлять свои наиболее замечательные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения: их называют воображением, интуицией, остроумием».

Вторая, короткая цитата — вновь слова мудрого человека, и они дают некоторую подсказку к ответу на вопрос: так что же такое научная журналистика — наука или искусство? Человек этот провел долгую жизнь в своей лаборатории, и ему посчастливилось раскрыть некоторые из секретов Природы. Но говорит он о другом — о страсти. Может ли страсть стать объектом научного анализа, или же она предмет изучения исключительно искусства? Если известен ответ на этот вопрос, то не составит труда ответить на тот, что вынесен в заголовок.

А теперь сама цитата: «Давно бы пора широкой публике отказаться от дезориентирующего ее мифа о том, будто научное исследование — это холодное, бесстрастное занятие, лишенное такого человеческого качества, как воображение… поскольку любая научная работа — это предприятие, полное истинной страсти». Это сказано Питером Брайаном Медаваром, нобелевским лауреатом по физиологии и медицине. Он был одним из очень немногих крупных ученых, кто обладал достаточным запасом рефлексии, чтобы взглянуть на свою собственную работу со стороны — то есть овладел одним из главнейших умений Научного Журналиста. Но при этом он не утратил способности удивляться и чувства юмора — двух других качеств, абсолютно необходимых в нашей профессии. Об этом говорят уже одни только названия его автобиографии, написанной за год до смерти, в 1986 году, «Воспоминания мыслящей редиски», и другой книги, вышедшей в свет двумя десятилетиями ранее, «Искусство разрешимого», где слово «искусство» использовано ученым ни в коем случае не случайно.

Теперь нетрудно угадать, каков мой личный ответ на вопрос, заданный в заголовке. Но и другие точки зрения имеют, разумеется, право на жизнь.

Календарь «З-С»: июнь



65 лет назад, 6 июня 1944 года, 8 англо-американских дивизий под верховным командованием генерала Дуайта Эйзенхауэра, будущего президента США, переправившись через Ла-Манш, высадились на побережье Нормандии. Началась крупнейшая в истории войн морская десантная операция (к 18 июня численность союзных войск во Франции достигла 619 тысяч человек), означавшая открытие в Европе второго фронта.

355 лет назад, 7 июня 1654 года, коронацией в Реймсе 16-летнего Людовика XIV началась блестящая эпоха Короля-Солнца.

55 лет назад, 7 июня 1954 года, покончил жизнь самоубийством Алан Матисон Тьюринг (р.1912), выдающийся английский математик и инженер, один из основоположников концепции современных программируемых компьютеров и создатель первой английской универсальной вычислительной машины. Следствие определило смерть как «самоубийство в момент помрачения рассудка».

740 лет назад, 8 июня 1269 года, уроженец севера Франции профессор Сорбонны Пьер де Марикюр, монах и ученый-энциклопедист, завершил работу, оформленную по обычаям той поры в виде личного письма над трактатом под названием «О магните. А также объяснение действия двигателя вечного движения». В работе были введены названия для полюсов магнита и намагниченных предметов — «северный» и «южный», доказывалась их взаимная неразделимость и наконец был описан и изображен прибор, реально претендующий на звание предка современного компаса: Пьер де Марикюр первым догадался «посадить на иглу» магнитную стрелку и окружить ее кольцевой шкалой, подразделенной на 360 градусов.

75 лет назад, 9 июня 1934 года, свое победное шествие по экранам мира начал диснеевский утенок Дональд Дак.

180 лет назад, 12 июня 1829 года, в селе Ключи Тамбовской губернии родился Николай Федорович Федоров, внебрачный сын князя П.И. Гагарина и «дворянской девицы», самобытный религиозный мыслитель и философ — родоначальник русского космизма, создатель утопической системы идеального общественного устройства — психократии, основанной на принципе всеобщей «родственности», братства. Философия Федорова изложена в двухтомной «Философии общего дела», опубликованной его учениками после смерти мыслителя. Человек необъятной эрудиции и удивительной интеллектуальной мощи, Федоров вел аскетический образ жизни, все заработанные деньги раздавал нуждающимся, считал грехом всякую собственность, даже на идеи и книги, и в связи с этим сам свои философские труды не публиковал. Федоров умер в декабре 1903 года в московской больнице для бедняков.

30 лет назад, 18 июня 1979 года, на советско-американской встрече в верхах в Вене руководители СССР и США Леонид Брежнев и Джимми Картер подписали

Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2).

85 лет назад, 20 июня 1924 года, в Москве состоялось учредительное собрание Общества изучения межпланетных сообщений (ОИМС). Был одобрен Устав Общества и избрано его Правление, в которое вошел один из зачинателей ракетно-космического дела Фридрих Артурович Цандер. Почетным председателем Общества единогласно избрали Константина Эдуардовича Циолковского. ОИМС, первое в мировой истории объединение энтузиастов ракетной техники и космических полетов, активно занималось научно-популяризаторской деятельностью, но никакой базы для практических работ создать не сумело и через год прекратило свое существование.

5 лет назад, 21 июня 2004 года, суборбитальный полет в виде «нырка» в космос (принято считать, что открытый космос начинается с высоты 100 км над поверхностью Земли) с 3,5-минутным пребыванием в состоянии невесомости совершил американский пилот Майк Меллвил на первом в мире частном космическом корабле SpaceShipOne, стартовавшем с самолета-носителя White Knight, выведенного на высоту 16 км. Комплекс SpaceShipOne — White Knight, в 8 утра поднявшийся с аэродрома в калифорнийской пустыне Мохаве и спустя 84,5 минут там же приземлившийся, сконструировал знаменитый американский конструктор аэрокосмических аппаратов, глава компании Scaled Composites» Берт Рутан. Конечная цель проекта — создание не зависящей от государства индустрии относительно недорогого космического туризма.

210 лет назад, 22 июня 1799 года, законодательному корпусу Франции в качестве «истинного и окончательного» эталона новой единицы длины — метра — была представлена платиновая линейка шириной около 25 мм и толщиной около 4 мм с расстоянием между концами, равным одной сорокамиллионной доле длины парижского географического меридиана, измеренного французскими учеными в 1798–1799 годах. Законом эту меру длины ввели через полгода, а платиновый эталон был передан в государственный архив, в связи с чем получил название «архивного метра».

15 лет назад, 22 июня 1994 года, в Хельсинки представителями 40 стран были подписаны «Декларация по окружающей среде и охране здоровья в Европе» и «Европейский план действий по охране окружающей среды».

105 лет назад, 25 июня 1904 года, в Новороссийске родился генерал-майор авиации (1943) Владимир Константинович Коккинаки (ум.1985), дважды Герой Советского Союза (1938, 1957), легендарный летчик-испытатель, шеф-пилот ОКБ С.В. Ильюшина. Летчиком-испытателем, а в годы войны боевым летчиком, был и его младший брат — Герой Советского Союза (1964) Константин Константинович Коккинаки.

180 лет назад, 26 июня 1829 года, умер английский химик и минералог Джеймс Смитсон (р.1765), завещавший свое огромное состояние правительству США, дабы, как было указано в духовной, «основать в Вашингтоне учреждение под названием Смитсоновский институт для приращения и распространения знаний среди людей». Завещание вступило в силу в 1835 году со смертью бездетного племянника ученого. Смитсоновский институт, открытый в 1848 году по решению Конгресса США, стал крупнейшим исследовательским центром, намного превосходившим по своим размерам и масштабам все американские университеты тех времен. Институт финансировал фундаментальные научные направления в самых разнообразных областях знания, им собраны колоссальные коллекции научных материалов и литературы со всех стран мира.

55 лет назад, 27 июня 1954 года, вступила в строй первая в мире атомная электростанция в подмосковном Обнинске.

Календарь подготовил Борис Явелов.

МОЗАИКА

Первый генетически модифицированный ребенок


Рождение первого такого ребенка произошло в Великобритании. Об этом сообщили специалисты больницы лондонского Университетского колледжа, где проведен этот блестящий эксперимент. 27-летняя женщина, имя которой по соображениям ее безопасности не называется, подарила жизнь девочке.

По словам наблюдающего за роженицей врача, и мать, и малышка «чувствуют себя очень хорошо».

Беспрецедентный эксперимент был проведен по просьбе супружеской пары, пожелавшей избавить своего ребенка от гена, который был источником заболевания в нескольких поколениях. Носитель гена — муж семейства. В его роду женщины в трех поколениях заболевали раком, когда преодолевали 20-летний возраст. В их числе — его бабушка, мать, сестра и кузина.


Что движет покупателями?


Специалисты из Университета штата Огайо (США) объяснили, почему у покупателя, потрогавшего в магазине какую-нибудь вещь, появляется желание ее приобрести.

У человека уже через 30 секунд после первого прикосновения к предмету на витрине.

В ходе эксперимента участникам было предложено подержать в руках в течение 10–30 секунд дорогую кофейную чашку. Затем испытуемые могли поторговаться за нее на закрытом (когда предлагаемая цена не раскрывалась) или открытом аукционе. До начала торгов участникам аукционов сообщалась розничная стоимость лота ($3,95 — на закрытом аукционе и $4,95 — на открытом).

Результаты опыта показали, что чем дольше люди держали в руках чашку, тем более высокую цену они предлагали на торгах. Рекорд принадлежит тем, кто держал предмет в течение 30 секунд, — они были готовы выложить за желанную чашку сумму, которая в четыре, а то и в семь раз превосходила ее магазинную цену.

Ученые отмечают, что эта особенность психологии человека уже долгие годы эксплуатируется торговцами. К примеру, автомобильные дилеры всегда предлагают потенциальным покупателям совершить пробную поездку на машине, а продавцы домашних питомцев завлекают покупателей тем, что разрешают поиграть с животными.


Изобретена жевательная резинка с инсулином

Роберт Дойл, химик из Сиракьюсского университета (штат Нью-Йорк), изобрел жевательную резинку с инсулином. Заявка на такое изобретение была подана во Всемирную организацию по охране интеллектуальной собственности.

Многие диабетики хотели бы получать инсулин в таблетках, однако многолетние исследования показали, что пищеварительная система легко разрушает этот гормон, а уцелевшие инсулиновые клетки с большим трудом проникают в кровь.

К счастью, Роберт Дойл нашел способ доставки инсулина, который значительно облегчит жизнь больным диабетом. Ученый заметил, что человеческий организм имеет специфический механизм защиты и всасывания молекул полезных веществ, которые обычно повреждаются в пищеварительном тракте. Дойл предлагает связывать инсулиновые молекулы с витамином В12, который и будет «протаскивать» гормон в кровеносную систему. Эксперимент на крысах показал, что схема отлично работает. Крысы получали новое лекарство в жидкой форме, но для человека лучшим способом доставки гормона будет жевание инсулиновой резинки.




* * *

Зарегистрирован 20.04.2000 года

Регистрационный номер ПИ № 77 3228

Учредитель: Т. А. Алексеева

Генеральный директор АНО «Редакция журнала «Знание-сила»: И. Харичев

Главный редактор: И. Вирко

Редакция: О. Балла, И. Бейненсон, (ответственный секретарь) Г. Бельская, В. Брель, А. Волков, А. Леонович, И. Прусс

Заведующая редакцией: Т. Юнда

Художественный редактор: Л. Розанова

Корректор: С. Яковлева

Компьютерная верстка: О. Савенкова

Интернет- и мультимедиа проекты: Н. Алексеева

Оформление: И. Власкина


Подписано к печати 08.04.2009. Формат 70х100-1/16. Офсетная печать. Печ. л. 8,25. Усл. печ. л. 10,4. Уч.-изд. л. 11,93. Усл. кр.-отт. 31, 95. Тираж 10001 экз.

Адрес редакции:

115114, Москва, Кожевническая ул., 19, строение 6, тел. 235-89-35, факс 235-02-52, тел. коммерческой службы 235-07-74

e-mail: zn-sila@ropnet.ru

Отпечатано в ОАО «ЧПК»

Сайт: www.chpk.ru E-mail: marketing@chpk.ru,

факс 8(49672) 6-25-36, факс 8(499) 270-73-00

отдел продаж услуг многоканальный: 8(499) 270-73-59

Зак.

Рукописи не рецензируются и не возвращаются

Цена свободная

Вышедшие ранее номера журнала «Знание-сила» можно приобрести в редакции

Подписка с любого номера

Подписные индексы: 70332 (индивидуальные подписчики), 73010 (предприятия и организации)

© «Знание-сила», 2009 г.

Примечания

1

Журнальный вариант одной из глав этой трилогии впервые был опубликован в «Знание-сила», №№ 1–3 за 2009 год.

(обратно)

2

Подробнее смотрите статью «Чужие здесь больше живут» (см. «З-С», 4/07).

(обратно)

3

К сожалению, 1-е издание мне найти не удалось.

(обратно)

4

К сожалению, 2-е издание мне также найти не удалось.

(обратно)

5

Подробнее о немецком географе и писателе Франке Шетцинге, авторе романа «Рой», смотрите статью «В глубине темных вод», «З-С», 5/05).

(обратно)

6

Вульфсон Б.Л. Нравственное и гражданское воспитание в России и на Западе. Актуальные проблемы. — М.: Изд-во Московского социально-психологического института, 2008.

(обратно)

Оглавление

  • ЧИТАТЕЛЬ СООБЩАЕТ. СПРАШИВАЕТ. СПОРИТ
  • ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ
  •   Мир на пороге новой технической революции
  • НОВОСТИ НАУКИ
  • В ФОКУСЕ ОТКРЫТИЙ
  •   Кровь и… кожа
  • ГЛАВНАЯ ТЕМА
  •   Вызовы человечеству: выбор ответной стратегии
  •     Конец эры прогресса
  •     Привлечь к себе любовь пространства
  •     Перед главным вызовом цивилизации
  •     Стартовая динамика века: приговор или повод задуматься
  • ВО ВСЕМ МИРЕ
  • ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВО
  •   Западная Украина и Западная Белоруссия: депортации 30-х годов
  • КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ?
  •   Приключения фамилий
  • РАЗМЫШЛЕНИЯ К ИНФОРМАЦИИ
  •   При попытке к многоклеточности
  • ИТОГИ 2008 ГОДА
  •   Забег сильнейших
  • ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ
  •   Пиренеи
  • ВРЕМЯ И ОБЩЕСТВО
  •   Ищите и обрящете. Непременно
  • СЛОВА И СМЫСЛЫ
  •   Голимая
  •   Как исчезают слова и понятия
  • КОСМОС: РАЗГОВОРЫ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ
  •   Вести из центра Галактики
  • ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
  • Московский Дом Книги (сеть магазинов)
  • ПРОБЛЕМЫ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ
  •   Морская перепись XXI века
  •   Саров - проблемы и надежды
  • РАЗМЫШЛЕНИЯ У КНИЖНОЙ ПОЛКИ
  •   Начинается земля, как известно, не с Кремля
  • МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ
  •   Несчастный Этьен Дюваль
  • НАУКА — ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ
  •   Гуманитарное знание и народная традиция
  • САМЫЙ. САМАЯ. САМОЕ
  •   Самые жуткие музеи
  • АКАДЕМИЯ ВЕСЕЛЫХ НАУК
  •   И химикам незазорно шутить
  •     Очаровательные молекулы
  •     Чему смеются математики?
  • РАЗМЫШЛЕНИЯ ВСЛУХ
  •   Изреченная мысль
  • Календарь «З-С»: июнь
  • МОЗАИКА
  • *** Примечания ***