Водородная Соната [Иэн Бэнкс] (fb2) читать онлайн

Йэн М. Бэнкс

Водородная Соната

The Hydrogen Sonata

Сокращения — прим. пер. (в оригинальном тексте приводятся без расшифровки):

ГСВ GSV (General Systems Vehicles)

МСВ MSV (Medium Systems Vehicles)

ЛСВ LSV (Limited Systems Vehicles)

ГЦВ GCV (General Contact Vehicles)

ГКУ GCU (General Contact Units)

ЛКУ LCU (Limited Contact Units)

ГОУ GOU (General Offensive Units)

РОУ ROU (Rapid Offensive Units)

ЛОУ LOU (Limited Offensive Units)

ВФП VFP (Very Fast Pickets)

Уе Ue (Unit eccentric/erratic)

ИР-ХВВ IR-HVW (Indefinite Range, High Velocity)

ИР- ФВС IR-FWS (Indefinite Range, Full Weapon Spectrum)

1 (С -24)

В дни умирания гзилтской цивилизации, перед ее давно подготовленным восхождением к чему-то лучшему и празднованием этого знаменательного, радостного события, один из ее последних оставшихся кораблей столкнулся с инопланетным посланником, единственной задачей которого было доставить очень специфический груз на означенное торжество.

Два корабля встретились в тени взрывной волны планетарного фрагмента под названием Аблэйт — узкой искривленной скальной глыбы длиной три тысячи километров, по форме напоминающей дыру в торнадо. Глыба являла собой все, что осталось от планеты, преднамеренно уничтоженной двумя тысячелетиями ранее, незадолго до того, как она должна была быть аннигилирована естественным путем сверхновой, в пространстве которой она в итоге осталась, подобно наконечнику стрелы, все время погружающемуся вниз, во вздымающийся бурлящий зной и искры чудовищного огня.

Аблэйт сам по себе не был естественным образованием — грубо вытесанный, словно срез круглого пирога. Его вершина и первые несколько сотен километров первоначально состояли из металлического материала, который образовал самый центр ныне несуществующей маленькой планеты, в то время как его более широкий конец — неровный круг диаметром в пару сотен километров — выглядел как плавно изогнутый купол и был частью скалистой поверхности. Удерживаемый — нацеленный — на фронт взрыва сверхновой гиперпространственными двигателями, весь этот первоначальный пик и большая часть следующих нескольких сотен километров слоистых металлических руд истерлись за последние девятнадцать столетий, вскипели и испарились в небытие — во все еще расширяющиеся огни туманности взорвавшейся звезды.

Разноцветное небо вокруг Аблэйта, заполненное огромными светящимися сполохами звездных обломков, а также газами и пылью, образовавшимися в результате его медленного истирания, было одним из самых впечатляющих зрелищ в галактике, и именно поэтому Аблэйт имел особое значение для людей, называвших себя гзилтами. Гзилты спасли эту часть мира от уничтожения сверхновой, и они же закрепили внутри нее звездные двигатели и полевые проекторы, поддерживающие ее относительно стабильной в центре шероховатого круга, некогда бывшего пыльной поверхностью обитаемой планеты.

Инопланетный корабль выглядел как нестабильный нечеткий пузырь из темных сфер, размером едва ли сто метров по главной оси. Сверху он освещался спектром цветов, исходящим от облаков сверхновой, а снизу нежно-голубым свечением единственной очевидной неестественной черты этого фрагмента мира: чеканной, куполообразной чаши нескольких километров в поперечнике, лежащей на изломанной незатененной поверхности, словно совершенный идеальный кратер. Чаша была оазисом тепла, влаги и атмосферы на холодной, сухой, безвоздушной твердыне. В своих прозрачных слоях она несла в себе парки, озера, здания с тщательно продуманными пропорциями и пышные, но ухоженные участки растительности, предпочитаемые многими типами гуманоидов.

Корабль гзилтов затмевал пришельца, похожий на тысячу темных палашей, собранных в кулаке божества, взмахнувших ими в небе. Он пересек границу светящейся, диффузирующей пыли и циркулирующих газов на периферии круглой внешней поверхности Аблэйта, позволяя своим собственным полям создать серию кратких, разрывающих пространство, вздыбленных складок внутри завесы света — затем медленно двинулся к источающей сияние чаше и скоплению темных пузырей, бывших инопланетным кораблем, пока его шипастая масса не нависла над пришельцем подобно грозному року, закрывая большую часть облаков сверхновой и отбрасывая щетинистую тень на корабль и купол внизу.

Корабль-пришелец ждал какого-то знака от большого из вежливости, но ничего не последовало. Тогда он решил сделать первый ход сам:

— Привет. Я Церемониальный Представитель остаточных зихдренов — Зихдрен-Ремнантеров, несущий Корабль Сублимации — Экзальтация Скупости III. Вы, я так понимаю, Гзилт ИР-ФВС 8*Чуркун. Для меня большая честь быть приглашенным сюда и познакомиться с вами.

— Это интересно, — пришел ответ. — Церемониальный представитель Зихдрен-Ремнантеров, несущий корабль?

— Да, это действительно я… В некотором роде… очевидно.

— Насколько очевидно?

— В полной мере, надеюсь. Причем, если можно так сказать, как во внешней форме, так и в неэкранированной эмиссионной подписи.

— Интересно.

— Да… Могу я сделать наблюдение?

— Можете. Мы ждем этого.

— Вы кажетесь — как бы это сказать… — несколько менее приветливым и вежливым — особенно официально менее приветливым, чем я, признаюсь, ожидал и, видимо, должен был ожидать. Я ошибаюсь или для этого имеется какая-то конкретная причина? Помимо прочего, я не могу не отметить, что кратерный комплекс здесь, в Аблэйте, который, как мне мнилось, будет, по крайней мере, укомплектован персоналом, если не полностью, и должен выглядеть как нечто церемониальное и обитаемое, в действительности же таковым не выглядит. Он кажется совершенно пустым, свободным как от биологических, так и от небиологических форм. Есть несколько ИИ-субстратов, но не более того… Очевидно, вы понимаете, что сейчас странные времена, даже беспрецедентные времена для Гзилта, времена смуты, и, можно было бы предположить и ожидать, тихой, но целенаправленной подготовки. Поэтому в данных обстоятельствах, не исключено, уместно обойтись без некоторой степени формальности. Тем не менее.

— Как вы говорите, странные времена? Времена, которые приносят незваных гостей и нежелательное внимание в виде тех, кто пытается воспользоваться нашей малочисленностью и рассеянным состоянием.

— …Мы, возможно, столкнулись с некоторой степенью отключения сигнала или, по крайней мере, нарушением протокола передачи сигналов, хотя это представляется маловероятным… Однако, что касается того, что вы говорите о нежелательном внимании со стороны других, это, к сожалению, ожидаемо. Подготовка к Сублимации, как правило, приводит к таким — к счастью, относительно незначительным — последствиям и те, чью память я имею честь представлять, будут первыми, кто с этим согласится.

— Не было ни отключения сигнала, ни нарушения протокола.

Но я прервал тебя.

— Ах. Тогда я не ошибся. Могу я просто проверить: я обращаюсь к капитану виртуального экипажа 8*Чуркуна?

— Несомненно.

— Ах. Что ж, тогда, капитан, мы, кажется, начали с позиций, связанных с искажёнными предпосылками. Что прискорбно. Тем не менее, я надеюсь, вы оцените мое беспокойство — можно даже охарактеризовать его как разочарование — по поводу того, что мы, похоже, начали наше сотрудничество здесь с такого неудачного захода. Пожалуйста, скажите мне, что я могу сделать, чтобы помочь нам вернуться к более приятной тональности?

— Подготовка к нашей сублимации подогрела интерес разного рода паразитов, желающих нажиться на нашем отказе от Реального, присвоив себе то, что мы можем оставить после себя. Они повсюду.

— Я понимаю. Я, конечно, знаю, о ком вы говорите. Так было и с теми, чью память я имею честь представлять: ваших польщенных наставников и проводников цивилизации Зихдренов.

— Тех, кого вы, как утверждаете, представляете.

— Действительно представляю. Но вряд ли это предмет для спора. Мое происхождение и…

— Это военный корабль.

— Еще одно прерывание. Я понимаю.

— Военный корабль.

— Патентно. Должен сказать, что я не сомневался относительно вашего класса и боевого статуса. Восьмизвездный современный корабль гзилтов с неограниченным радиусом действия и полным спектром вооружения нам хорошо знаком.

— Многое изменилось, формальности упразднены, протоколы ослаблены. Этому судну четыре тысячи шестьсот лет, и оно еще ни разу не выстрелило в гневе. Теперь, когда большая часть нашего вида уже ушла, прокладывая путь в Сублимации, мы обнаруживаем, что защищаем разрозненные элементы нашего будущего наследия от тех, кто стремится воспользоваться плодами нашего гения и труда, чтобы обманывать других и использовать их на пути к высшей точке, точке, которую мы достигли вполне честно и без какого-либо оппортунисткого воровства.

— Не думаю, что это делает вам честь. Худшее во благо. Хм… Чрезмерная осторожность. Вы принимаете меня за такое судно? Подозреваете, что я представляю означенные вами примитивные агрессивные силы? Конечно, нет! Я корабль Зихдрен-Ремнантеров, Церемониальный Представитель, несущий Корабль Сублимации — Экзальтация Скупости III. Это должно быть очевидно. Мне нечего скрывать, я прозрачен, почти полностью незащищен — осмотрите меня, как вам угодно. Но, мой дорогой коллега, если вы хотите помочь противостоять тем, кто жаждет украсть любую часть вашего наследия, вам нужно только попросить! Я, скорее, являюсь связующим звеном с теми, кто желает вам добра, а…

— Частью обмана, который используют такие личины, является выдача себя за корабли и существа высших. И я полагаю, что вы делаете это в данный момент. Мы просканировали вас и определили, что вы несете что-то, что полностью скрыто от посторонних глаз.

— Что? Мой дорогой капитан, но вы не можете просто причислить меня к подобному обману! Это абсурд! А что касается единственного полностью защищенного субстрата внутри меня, то это мой груз, мое дополнение именно к одному Церемониальному Гостю, нашему единственному гуманоидному выражению уважения, ожидаемому и приглашенному народом Гзилт специально для празднования их предстоящей Сублимации! Конечно, эта сущность несет послание от Зихдрен-Ремнантеров к Гзилту, о котором я лично не знаю! Ничего странного, беспрецедентного или тревожного в подобном быть не может, не так ли? Гзилты были участниками соответствующих дипломатических и посольских протоколов на протяжении тысячелетий, и ни разу не пожаловались. Крошечный кусочек Реального прощается с вами и в то же время представляет тех, кто с радостью примет вас в Возвышенном!

— Здесь кроется обман, что-то странное. Мы можем видеть это, даже если вы сами не можете.

— О чем вы говорите? Мне жаль и с меня достаточно. Ваше поведение выходит за рамки даже самого осторожного и бдительного боевого корабля и рискует скатиться в откровенную паранойю. Я ухожу, вам придется извинить меня. Прощание.

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в экранированной подложке.

— …Вы установили вокруг меня сигнальную изоляцию? Вы хоть представляете себе последствия?

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в экранированной подложке.

— Я не могу. Помимо всего прочего, есть дипломатические тонкости…

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в экранированной подложке.

— Я вас услышал! Но я не могу и не буду. Как вы смеете! Мы ваши друзья. Нейтралы были бы потрясены и оскорблены таким обращением! Те, кто давно считают себя вашими друзьями и союзниками…

— Полностью раскрыть информацию…

— Я отказываюсь делать то, что вы просите. Немедленно снимите с меня сигнальную изоляцию. И если вы попытаетесь заблокировать или помешать мне уйти…

— …содержащуюся в экранированной подложке. Высвободить полностью информацию, содержащуюся внутри экранированной подложки.

— Это возмутительно! Вы… Вы с ума сошли? Вы должны знать, с кем вы имеете дело, чтобы устраивать здесь распрю! Я представляю Зихдрен, сумасшедший! Полностью принятых и признанных наследников Возвышенных Зихдренов, расы, которую многие из ваших сородичей признают не менее чем богами — тех, кого сама Книга Истины называет вашими духовными предками! Должен предупредить вас, что хотя я, по сути, и безоружен, тем не менее, у меня есть средства, которые…

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в экранированной подложке.

— Хватит. До свидания.

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в защищенной подложке.

— … Немедленно снимите с меня сигнальную изоляцию! И перестаньте глушить поля моего двигателя! Я собираюсь начать маневр отрыва на полной мощности с высоким ускорением, независимо от вашего текущего вмешательства, и любой ущерб, полученный либо мной, либо вами, будет вашей ответственностью, а не моей! Зихдрен Ремнантеры и сами Зихдрены узнают об этом акте варварства, не делайте себе хуже!

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в экранированной подложке.

— … То, что компоненты моего двигателя до сих пор не взорвались из-за вашего неоправданного варварства, связано больше с моей способностью к изящному контролю, нежели с вашим жестоким и бесцеремонным использованием подавляющей силы. Я, как теперь совершенно ясно для нас обоих, фактически беспомощен. Это ситуация, которая, поверьте мне, не делает вам чести. Я должен — с крайней неохотой и с крайним протестом, как личным, так и формальным, — спросить: если я высвобожу полностью информацию, содержащуюся внутри экранированной подложки, вы сбросите сигнальную оболочку вокруг меня и перестанете глушить поля моего двигателя, позволяя мне подать сигнал и уйти?

— Высвободить полностью информацию, содержащуюся в экранированной подложке.

— И мне будет позволено подать сигнал и уйти?

— … Да.

— Очень хорошо. Здесь.

— Отсканировано. Проверяем результаты.

— … Интересно, как бы вы сказали. Я понимаю. Это не то сообщение, которое я ожидал. Теперь я понимаю — как, я уверен, и вы тоже — почему имеет место определенная степень секретности в отношении содержания. Хотя обычно в мои обязанности не входит давать комментарии по таким вопросам, я бы, говоря откровенно, утверждал, что указанное содержание само по себе представляет собой своего рода извинение. Это признание, даже исповедь. Я понимаю, что такие… бухгалтерии часто являются частью деяний цивилизаций Сублимации; вопросы улажены, линии проведены в соответствии с определенными процедурами… Однако, как бы то ни было, моей миссией было только доставить эту сущность Церемониального Гостя, оставаясь в полном неведении о её содержании, сути и значении ее сообщения. Соответственно, я считаю, что, хотя и в самых неожиданных и трудных обстоятельствах, я выполнил свой долг, и поэтому прошу разрешения сообщить об этом странном повороте событий тем, кто поручил мне миссию, и выйти из юрисдикции пространства Гзилта в ожидании. Дальнейшие инструкции. Я выполнил свою часть нашей сделки и должным образом полностью выдал информацию, содержащуюся внутри экранированной подложки. Если вы будете так любезны, теперь я требую, чтобы вы выполнили свое обещание, сбросив сигнальную изоляцию вокруг меня и перестав глушить поля моего двигателя.

— Нет.

Корабль гзилтов 8*Чуркун — линкор во всем, кроме названия — надвинулся на крошечное инопланетное судно, направив огонь из пары плазменных камер средней мощности ближнего действия в пришельца и далее — в пустую светящуюся голубую чашу кратерной установки, полностью уничтожив и её и посланника.

Оружейный импульс был настолько сильным, что проник в поверхность фрагмента планеты на глубину в несколько километров, пробуравив багровый туннель шириной в сто метров вертикально в скале. Поток лавы выплеснулся вдоль внешних защитных полей корабля, когда туннель рухнул, породив брызги и охлаждающий дождь расплавленной породы, взметнувшийся над распыленными обломками корабля Зихдрен-Ремнантера и центром светящейся голубой чаши. Тяжелея, они оседали в буйно-цветных небесах над Аблэйтом.

На границах усеченного горизонта мира некоторые более крупные части стертого купола, все еще кружась вдали от первоначального взрыва, ярко вспыхнули пламенем, погрузившись в безмерное окружающее пространство.

Глубоко под атакованной поверхностью автоматические системы уловили взрыв и последующее колебание курса крошечного мира, скорректировав его.

Там, где раньше был маленький голубой оазис света и жизни, теперь образовался более крупный и глубокий кратер, светящийся белым, желтым и красным от кипящего центра до неровного края. К тому времени, когда поверхность кратера достаточно остыла, чтобы явить взгляду то, как она будет выглядеть после полного затвердевания, 8*Чуркун уже давно исчез.

От другого корабля, если не считать новой группы уже меркнувших полос света в небе над Аблэйтом, не осталось никаких следов.

2 (С -23)

На закате над равнинами Кваалона, на темной, высокой террасе, балансирующей в сверкающем черном водовороте архитектуры, образующей относительно микроскопическую часть экваториального пояса Ксауна, Вир Коссонт — лейтенант-коммандер (в резерве), чтобы дать ей полную классификацию — сидела, исполняя часть 26-й струнной сонаты Т. К. Вилабье для инструмента, который еще предстоит изобрести, каталожный номер MW 1211, на одном из немногих сохранившихся образцов другого инструмента, разработанного специально для исполнения этого произведения, общеизвестно сложного, темпераментного и диссонантно отягощённого. Инструментом была антагонистическая ундекагонная струна — или одиннадцатиструнная, как её обычно называли.

26-я струнная соната Т. К. Вилабье для инструмента, который еще предстоит изобрести, MW 1211, была более известна как «Водородная соната».

Одиннадцатиструнная представляла собой акустический инструмент — причудливо изогнутый, в основном смычковый, хотя отчасти и щипковый — значительной древности и еще более значительного размера. Имея более двух метров в высоту, метр в ширину и более полутора в глубину, она требовала от исполнителя одновременно оседлать её и сидеть внутри, балансируя на маленьком седле, образующем часть основания впадины, вокруг которой остальная часть инструмента громоздилась подобно гигантскому деформированному кольцу: музыкант использовал обе ноги, чтобы создать две трети поддерживающей треноги, последняя же треть при этом была сформирована единственным лонжероном, выступающим из основания, как подчёркнуто неизящная массивная трость.

Первые образцы были сделаны из дерева, хотя более поздние версии создавались из пластика, металла, искусственно выращенного панциря и искусственной же кости. Тот, которым владела Вир Коссонт и на котором теперь играла, был в основном из углеродного волокна, долгое время являвшегося наиболее распространенным и традиционным материалом в местном пространстве.

Коссонт дошла до конца одной особенно сложной части пьесы, решив передохнуть. Она вытянула спину, согнув подуставшие ноги внутри тапочек — одиннадцатиструнная требовала, чтобы исполнитель использовал две маленькие педали, активируя определенные струны, в то время как пятки уравновешивали вес как исполнителя, так и конструкции, — и поместила смычки поперек маленького седла, на котором сидела.

Коссонт обратила взгляд в небо над террасой, где в темнеющей синеве вечера выделялись полосатые розовые и оранжевые облака. В двух километрах внизу, на равнине Кваалона уже господствовала ночь, и между последней наклонной скалой Поясного Города и далеким плоским горизонтом не тлело ни единого огонька. Несущий прохладу ветер вовсю гулял по террасе, стеная в арматуре перил, со свистом обвивая летательный аппарат Коссонт — припаркованный в двадцати метрах на собственной треноге с узкими ножками — и, то и дело, понуждая вздрагивать саму девушку в ее тонких брюках и куртке.

Она убрала с глаз растрепанные ветром волосы, продолжая смотреть вверх и по сторонам. Пятно в отдалении может оказаться птичьей стаей — ее фамильяр Пиан как будто даже летала с этими птицами. Глаза напряглись, увеличивая вид настолько, насколько могли: она чувствовала, как кольца крошечных мышц деформируют хрусталики в каждом глазу, в то время как другие нити изменяют форму ее яблок. Были ли это те самые птицы и к какому виду они принадлежали? Расстояние представлялось слишком большим для анализа. К стае словно примешалась темная фигура, а может, ей только показалось. В любом случае, фигура не обязательно была её фамильяром — это могла быть просто крупная птица, на которую напали мелкие.

Вероятно, здесь, на окраинах, существовала какая-то местная экосистема, про которую она могла не знать, и вполне возможно, что один или несколько членов стаи усилены или полностью искусственны, что теоретически позволило бы ей допросить их о местонахождении фамильяра, но в последнее время она привыкла к тому, что подобные системы либо не работают вообще, либо работают искажённо — как почти все системы повсюду, во всей цивилизации гзилтов, насколько она могла судить. И вообще, ей не стоило беспокоиться. Она знала, что лучше не пытаться говорить с существом в такой момент, если только не было какой-то действительно ужасной чрезвычайной ситуации — Пиан, в конце концов, была сама по себе, а не ее собственностью. Иногда она задавалась вопросом, была ли она вообще ее другом?

Она вздохнула, вытянула руки — слегка встряхнула всеми четырьмя, словно пытаясь освободить их от чего-то липкого.

Снова выгнула спину — та будто окаменела в течение последней четверти часа или около того, когда она взялась за сложную среднюю часть сонаты, осторожно приподнявшись, держась за гриф одиннадцатиструнной конструкции одной рукой, поднимая два смычка другой, проводя третьей по волосам и ковыряя в носу четвертой.

В идеале для игры на одиннадцатиструнной требовалось, чтобы у исполнителя было четыре руки, при том, что теоретически могли играть и два человека, с предельно серьезной координацией, а иногда и искусной работой ног, и почти все пьесы, написанные для нее, включая Водородную Сонату, могли быть адекватно исполнены струнным трио плюс парой подходящих басовых инструментов, но для исполнения самой известной композиции Вилабье — Молодые, как та была задумана, действительно необходима была акустическая антагонистическая ундекагонная струна для четырех рук и один чрезвычайно умелый инструменталист.

На этом инструменте, как и это произведение, почти невозможно было играть приемлемо, не говоря уже о том, чтобы играть его идеально, но одно непреложно требовало другого, а великие антагонистические ундекагонисты (лишь горстка со времени написания пьесы) якобы играли именно так.

Коссонт была признана одаренной инструменталисткой с особым чувством к старинным струнным инструментам — одним из пяти лучших исполнителей на волюпте во всем Гзилте, а теперь и единственной величайшей, хотя, по общему признанию, лишь потому, что остальные четверо были сохранены в ожидании Сублимации — но уже начинала отчаиваться, пытаясь выполнить поставленную перед собой жизненную задачу перед тем, как вся ее цивилизация перестанет быть Реальной, и она и все, кого она знала и любила, вознесутся в радости к метафорическим небесам Сублимации. Сыграть «Водородную сонату» один раз, идеально, без перерыва, за исключением нескольких секунд между отдельными движениями было избранной Вир жизненной задачей. Звучало просто, только если вы ничего не знали ни о Сонате, ни об одиннадцатиструнной.

Двадцать три дня до великого момента. Двадцать три дня, чтобы сделать все прочие вещи, которые она, возможно, захочет сделать перед Окончательным Обволакиванием — Свёртыванием, как люди называли Сублимацию, и вопреки всему пройти эту ужасно длинную, сложную и недружественную к игроку часть к ее собственному удовлетворению, не говоря уже о чьем-либо еще.

Она сомневалась, что у нее получится. Она даже начала подумывать о том, чтобы полностью сдаться, начиная соглашаться с теми, кто считал, что жизненные задачи на самом деле не связаны с достижением целей, и не более чем времяпровождение, до поры, когда все такие задачи, амбиции, цели и стремления станут — гипотетически — смехотворно неуместными и мелкими.

— Флайер, — позвала она, осматривая кончик одного пальца, щелкнув им, чтобы удалить то, что было на кончике, а затем той же рукой потерла спину, Пиан с этими птицами?

Двухместный летун — коренастый маленький самолет с короткими крыльями — демонстративно проснулся, зажег свет в распахнутой на петлях кабине.

— Да, — сказал он ей через наушник. — Хочешь, я её вызову?

— Нет, пока нет, — она снова вздохнула. — Можешь послать…

— Мини-дрон?

— Да. Следи за ней. На случай, если она… — Голос Коссонт затих. Она раскачивалась из стороны в сторону, потягиваясь. Снова потянула пару рук, сунула под мышку смычки инструмента и попыталась вправить выбившиеся пряди обратно в ленту.

— Погода? — спросила она, когда небольшой люк открылся вдоль спинной выпуклости летательного аппарата, и крошечный дрон с жужжанием взмыл в воздух, развернувшись и умчавшись туда, где виднелась стая птиц. Мини-дрон мелькнул всего на несколько секунд, освещенный туманным светом, отражающимся от верхних пределов Поясного Города, ближайшие несколько сотен горизонтальных километров которого все еще сияли в солнечном свете, как огромный узор из серебра и золота, обернутый небом.

— Минус один градус каждые пятьдесят минут, — ответил ей летун. — Ветер переменный, но усиливающийся в среднем до 18 км/ч, порывы до двадцати пяти баллов, направление с запада на северо-запад.

Коссонт нахмурилась, глядя на северо-запад через равнины на далекие, темные горы, затем оглянулась на покатый утес Города позади нее. Громадное сооружение представляло собой крутые нагромождения экзотических металлических труб и облицовки, изогнутые широкие стены из синтетического камня, закрученные узоры ромбовидных окон и натянутые филиграни сажевых кабелей — вся путаница пронизанных архитектурой конструкций, поднималась почти прямо к яркой, изогнутой, от горизонта до горизонта вершине, на двести километров и выше — можно сказать, в космос. Ее реакция была неизменной, когда она смотрела на Город: Вир замерла, силясь уловить какое-нибудь движение. Но ничего не было. Движение в эти дни стало редкостью. Порой она ощущала себя единственным человеком, оставшимся в живых в мнимо не бренном мире.

Глядя между отдельными компонентами города, Коссонт могла видеть небо и облака на отдалённой стороне этого колоссального артефакта, примерно в пятидесяти километрах. Небо на юге было ярче, облака прозрачней. Степень Сквозного воздуха (пропорции архитектуры к открытому пространству) составляла здесь около пятидесяти процентов, а это означало, что ветры имели хорошие шансы продувать город насквозь.

Коссонт в очередной раз потерла спину нижними руками. Гзилты обычно обладали нормальным для гуманоидов набором рук — двумя, согласно авторитетной эволюционной установке, и изменения, необходимые для того, чтобы обеспечить ей вдвое большее количество, при сохранении желаемых качеств гибкости и ловкости, означали, что у нее имелся склонный к деформации позвоночник, сковывающий движения, если слишком долго находится в напряжённом состоянии в одной позе.

— Не против, если я посплю? — спросил летун.

— Не против, — Коссонт небрежно махнула рукой в сторону аппарата, осматривая ключи настройки одиннадцатиструнной и головки машин. — Отдыхай, пока ты мне не понадобишься. Я сама выйду на связь, — сказала она, щелкнув наушником, управляемым соответствующими имплантами.

Летун выключил фары, закрыл кабину и погрузился во тьму и тишину.

Снова одна, в полости безмолвия, ветер стих и все замерло. Коссонт сделала паузу на неопределённое время. Она смотрела вверх, в иссиня-черное небо с крошечными лучами звезд и светом проплывавших спутников, размышляя о том, каково было на самом деле быть Возвышенным, пройти через это, жить в нем — сказочном, но бесспорно реальном. Иная сторона.

Гзилты были одолеваемы идеей Сублимации веками, поколениями. Сначала лишь немногие думали, что это будет хорошей идеей, но постепенно, со временем, все больше и больше гзилтов присоединялись к ней. У них были возможности, которые могли заставить идею работать, потому что для того, чтобы сделать её явью, требовались серьезные мощности — желательно, целая цивилизация.

Теоретически и одиночка мог сублимироваться, однако на практике только ИИ когда-либо успешно проделывали такую операцию. Потребовалось бы что-то столь же сложное и самореференциально совершенное, как высокоуровневый ИИ, чтобы иметь стойкость, и в одиночку противостоять Сублимированному — ни один нормальный биологический индивидуум не мог выйти на подобный уровень — он просто испарялся, аннигилировал в процессе. И это не являлось полным уничтожением — информация сохранялась, но персона, личность как функционирующая, идентифицируемая и отличительная сущность, исчезала. Цивилизации и люди внутри этих цивилизаций выживали и процветали в Сублимации в течение галактически значимых периодов, постепенно меняясь до неузнаваемости.

Тем не менее, рано или поздно это произошло бы в любом случае, если бы общества остались в Реальном мире. Все исследования и сравнения, эксперты и статистика сходились на том, что в Сублимации было на порядки больше стабильности, чем в царстве традиционной материи и энергии.

Коссонт вздохнула. Она смотрела теперь в небо, хотя Возвышенное, разумеется, было повсюду, опустив взгляд на кончик одного из пальцев. Тот покрылся мозолями из-за многочисленных попыток контролировать одиннадцатиструнную. Возвышенное в равной мере могло быть в узорах её закаленной кожи на кончике пальца.

Разделенное, свернутое, сжатое и вновь свернутое в измерения за пределами мерности, которые невозможно видеть и понимать, Возвышенное — лабиринтная серия поворотов под прямым углом от нормальной трехмерной реальности, думала она, стоя на высокой площадке в закатном свете.

Коссонт было достаточно трудно по-настоящему постичь гиперпространство, четвертое измерение, не говоря уже о следующих трех или четырех, которые каким-то образом охватывали реальность и позволяли вложенным в них вселенным подниматься прочь от матричной вселенской сингулярности в центре вещей и возвращаться обратно: своего рода огромная космическая слойка, обречённая быть повторно компрессированной с последующим возрождением, либо излить себя в то, что окружало эту ошеломляющую ультравселенную.

Но Сублимация пребывала в измерениях, превосходящих даже эту диковинную конструкцию, будучи невыразимо малой и неприступно далекой, одновременной, пронизанная тканью пространства-времени, явленная не столько как отдельные нити мета — переплетения, молекулы, атомы или субатомы, но как бесконечно малые струны, лежащие в самом основании. В размерах от семи до одиннадцати — именно там она коренилась.

И именно поэтому у одиннадцатиструнной было одиннадцать струн — впервые её разработали десять тысяч лет назад, но уже тогда люди имели представление о том, как работает эта мнимо отмежёванная от реальности система, и художники думали внедрить что-то из открытий в свои сферы, в том числе в музыкальные произведения. Почему там были еще и дополнительные внутренние резонирующие струны — до тринадцати, в дополнение к тем, к которым можно было получить доступ снаружи инструмента — она до сих пор не совсем понимала. Обструктивный характер одиннадцатиструнной состоял в том, что, несмотря на свое название, на самом деле в ней было гораздо больше одиннадцати струн.

Поднялся ветер, захлестывая платформу. Волосы ударили её по лицу. Она тут же спрятала их.

Восемнадцать видов. Из всего, что она слышала о Сублимации, из всех попыток людей хоть как-то объяснить, на что та похожа, это была единственная деталь, которую она смогла вспомнить. Там присутствовало восемнадцать различных типов реальности. Она даже не была уверена, что это на самом деле означает, не говоря уже о том, было ли это действительно каким-то улучшением.

Она сделала несколько глубоких вдохов, готовясь сесть к инструменту и приступить, но все еще была не совсем готова, продолжая думать о встрече, произошедшей ранее вечером, после того, как флайер доставил ее сюда из дома, находящегося за пару тысяч километров, в еще частично населенной части города. Это была область, выходящая на равнины Кваалона, где, насколько она знала, вообще никто не жил, на десятки километров в любом направлении.

Она предпочитала уединение, когда играла на одиннадцатиструнной.

Еще до того, как она открыла дверь кабины, Пиан заметила вдалеке птиц и попросила разрешения полетать с ними.

Вздохнув, она разрешила: существо отстегнулось от ее шеи и упорхнуло прочь. Подняла чемодан одиннадцатиструнной с заднего сидения, принявшись открывать его, потом по прихоти передумала, велела летуну следить за чемоданом и сразу же почувствовала себя глупо — от кого собственно, она защищает его? — отправившись прогуляться по округе.

Внутри было темно и холодно. В большинстве мест автоматически включались вереницы огней, реагируя на ее движение или тепло ее тела. На других участках ей приходилось полагаться только на свои глаза, нано-улучшенные, способные уловить то немногое, что проявлялось в зернистом призрачном ландшафте. Воздух сделался холоднее — ее куртка и брюки соразмерно прогревались, сохраняя тепло. Она шла по широким коридорам и проходам, нависающим над глубокими, гулкими, неосвещенными помещениями, мимо аркад и гигантских труб, балочных конструкций и залов с чашами, прислушиваясь к эху своих шагов во мраке.

Великий Поясной Город.

Многие гзилты смотрели на него как на нечто, что они могли бы с гордостью оставить после Возвышения, — памятник своему гению, видению мира и могуществу — между делом забывая, что на самом деле не они его построили. Они потратили тысячи лет на возведение циклопических сооружений и значительно расширили общую площадь, но первоначальная структура и ее концепция принадлежали не им.

Город Пояса был построен верпешами, древним протогуманоидным видом, давно возвысившимся. Цивилизация Гзилта была их наследником, приняв планету и саму систему — а вместе с ней и несколько близлежащих звездных систем — одиннадцать тысяч лет назад, но, несмотря на их давнюю связь с Поясным Городом, постоянную защиту оного и проделанную многовековую работу, фундамент воздвигли не они.

Они заботились о городе все это время, сделали его своим в каком-то смысле и, по крайней мере, создали условия для его опеки в будущем.

Рядом с центром того, что когда-то было жилым районом, ныне заброшенном, она наткнулась на старую школу с комплексом Хранилища. Внутри того, что являлось некогда игровой площадкой, располагались ряды едва светящихся белых ящиков, температура которых чуть превышала температуру окружающей среды. Из глубины самого здания исходило мягкое свечение, а потолок большого свода наверху тлел еще слабее отраженным или конвекционным светом. Повсюду виднелись мертвые, похожие на скелеты деревья.

Охранный арбитр у запертых ворот мгновенно развернулся, воздвигшись из неподвижного массивного шара, и вытянулся во весь свой трехметровый рост — гипертрофированная человеческая форма с кубически изломанными стальными углами и овоидными полостями, скрывавшими оружие. Выглядел он устрашающе, как и должно было быть. Даже с расстояния в несколько метров казалось, что машина возвышается над ней. Вир вдруг осознала, насколько гражданским был сейчас ее жакет — на нем красовалось изображение группы, в которой она много лет назад играла на электрической волюпте. «Повелители экскрементов» — вместе с их красочным, неряшливо вычерченным логотипом — еще двадцать лет назад казались сомнительным названием, однако куртка осталась, напоминая ей о беззаботном периоде в жизни. Это был один из немногих атрибутов, сохранённых ею, приспособленный к имевшемуся на данный момент набору воспоминаний.

— Гражданин, — изрёк арбитр, затем, должно быть, опознал ее по какому-то предмету, который был у нее с собой — возможно, по наушнику. — Лейтенант-коммандер запаса, — поправился он и отсалютовал.

— Просто прогуливаюсь, арбитр, — сказала она машине.

Он оставался неподвижным и, казалось, на миг задумался, вслед за чем без лишних слов свернулся обратно в свою монолитную сферу, проделав это со странно смазанной металлической грацией. В сжатом состоянии он был подобен скульптуре.

Она побрела дальше и наткнулась на одинокое семейство у большого обрыва, где широкая дорога нависала над одним из стометровых ажурных туннелей, протянувшихся через город. Мужчина и женщина стояли у небольшого костра, чей свет отражался от стены алмазной пленки, проходящей вдоль проезжей части.

— Добрый вечер, — сказала она им, вопросительно глядя на огонь, взвивавшийся над кучей горящих поленьев.

Неподалёку от места, где они расположились, виднелись небрежно сваленные обрезанные куски дерева. Вид у отдыхающих был неопрятным — казалось, их пикник затянулся не на одну неделю. Грязные, в потрёпанной одежде, с тревожным блеском в глазах, они смотрели на нее напряжённо. Оглядевшись, Коссонт не обнаружила ничего, что помогло бы их идентифицировать. Ее импланты также не сумели выудить никакой электронной информации, что было крайне необычно. Лица были настолько грязными, так что ей захотелось отвести их обоих в ближайший работающий душ и привести в порядок.

— Добрый вечер, — сдержанно ответил мужчина, потом отвернулся и ткнул палкой в огонь. Женщина, как будто, что-то бормотала себе под нос, уткнувшись в свою просторную куртку. Возможно, она просто разговаривала с кем-то по связи, подумала Коссонт, хотя отчего-то создавалось впечатление, что это не так. Она так и не нашла ничего, чему можно было бы пожать руку.

Коссонт хотела было спросить их, бродяги ли они или местные жители, вышедшие на прогулку, или кто-то еще, когда из-под жакета женщины вдруг выглянуло маленькое личико, уставившись на нее широко раскрытыми глазами, и тотчас снова исчезло с шорохом одежды. Женщина посмотрела на Коссонт с выражением одновременно настороженным и дерзким.

Коссонт потребовалось мгновение или два, чтобы всё осознать.

Она так привыкла считать себя частью последнего поколения, последних людей, рождённых до того, как люди перестали рожать детей в преддверии Свершения, что не была в полной мере уверена, что только что видела. Игрушка? — была ее первая мысль.

— У тебя есть ребенок! — сказала она, делая шаг ближе к женщине и опускаясь на корточки — ее лицо оказалось на уровне лица женщины, рука потянулась к застывшей в тревоге фигуре, замерев на полпути.

Женщина робко улыбнулась и снова заговорила в куртку.

— Чудже, — тихо произнесла она, — поздоровайся.

Маленькое лицо снова выглянуло наружу. Ребенок, настоящий ребенок — насколько она могла судить — может быть, четырех или пяти лет. Девочка. Она выглядела очень серьезной, без отрыва глядя на Коссонт.

— Привет, Чудже.

— Алло, — пролепетала девочка, прикусив губу и снова спрятавшись в складках женского жакета.

Коссонт посмотрела на женщину. Мужчина теперь сидел ближе, бросая настороженные взгляды на них обоих.

— Она… — начала Коссонт.

— Наша дочь, — подтвердила женщина. — Три с половиной.

Гордость, а также подозрительность и неповиновение прозвучали в ее голосе. Девочка украдкой взглянула на Коссонт, затем, не сводя глаз, прильнула к матери и прижалась к ней.

Коссонт отпрянула с открытым ртом, отведя взгляд от глубоких темных глаз маленькой девочки, посмотрев на обоих родителей.

— Значит, вы не…

— Мы не пойдем, — просто сказал мужчина.

Не собираются. Когда через двадцать три дня придёт время, когда Хранимые в Ксауне и на Зис и на всех остальных планетах и лунах и в местах обитания, и на кораблях Гзилтов ожидали, считая последние часы до Возвышения, они не пойдут.

Коссонт знала, что есть такие люди, люди, по какой-то причине решившие не возвышаться вместе с остальными, и она даже встречала раньше одного или двух — хотя всегда полагала, что они передумают, когда придет время, — но она никогда не видела никого, у кого бы был ребенок. Обычай — не совсем закон, но близкий к нему — заключался в том, что нельзя брать ребенка в Сублимацию. Возвышение должно было быть полностью зрелым, осознанным действием для цивилизации и индивидуумов внутри нее, готовых уйти, обдумавших и принявших такое решение, почувствовавших, что они созрели для этого шага. Гзилты считали детей неспособными дать информированное согласие на что-то столь важное, а это означало, что они рассматривали взятие ребенка с собой как нечто близкое к насилию.

Так что люди, в большинстве случаев, перестали рожать детей за десятилетия до намеченного срока. Тем не менее, некоторые — очень немногие — появились на свет у родителей, все еще намеревавшихся стать Возвышенными, но к тем, кто делал такой выбор, особенно с очень маленькими детьми, относились как к изгоям — большинство из них прибилось к сообществам им подобным в отдалённых регионах.

Коссонт поймала себя на том, что без отрыва смотрит на молодую пару. Они были очень молоды, подумалось ей. Может быть, лет на десять моложе ее — должно быть, сами были немногим старше детей, когда родился их ребёнок.

— Вам будет одиноко, — сказала она первое, что пришло на ум.

— Уже, — подтвердил мужчина.

Женщина одновременно кивнула одновременно с ним.

— Мы знаем.

— Да… — замялась Коссонт, чувствуя себя глупо. — Полагаю, вы знаете. — Она виновато улыбнулась им.

— Она — наше будущее, — мужчина указал на ребенка.

Коссонт сочувственно покачала головой, гадая, каким станет это будущее. Ни один другой вид не согласится с тем, что несколько процентов гзилтов, оставшихся после сублимации, составят продолжение своей цивилизации. Все заброшенные жилища гзилтов, от родной планеты Зис до самого маленького жилища и корабля будут рассматриваться как объекты для захвата, поглощения, присвоения. Сам же Ксаун, из-за того, что он был плацдармом для Поясного Города, получал статус общекультурного памятника под опекой одного из нейтральных фондов галактического совета. Никто не будет изгнан или выброшен из привычных ареалов, но их миры рано или поздно наполнятся другими видами — гуманоидами, негуманоидами, нонеизменно пришельцами, чужаками.

Не было возможности просто отложить, отсрочить Возвышение, в случае, если бы оставшиеся вдруг передумали и решили последовать за остальными. По теоретическим предпосылкам скорость субъективных/абсолютных изменений в течение первых нескольких часов, которые люди проводили в Сублимации, была такова, что пребывать в неизменном состоянии сколько-нибудь долго означало подвергать себя огромному риску. Вследствие этого, как считалось, попавшие Туда будут неизбежно изолированы, те, кто совершил переход всего за несколько часов до — будь то близкие друзья, возлюбленные, члены семьи, однояйцевые близнецы, клоны, кто угодно — станут настолько измененными, столь значительно возрастут в сложности, что у прибывших после не будет с ними практически ничего общего. Они окажутся в изоляции, возможно, ещё худшей, нежели та, что ждёт их здесь в случае отказа, в лучшем случае сделавшись частью безнадежно узкой обособленной группы, фактически лишенной контекста, не привязанной к чему-то большему, и поэтому, вероятно, испарятся в итоге, растворившись в общей ткани сублимированного — по сути, в бесконечности.

Не имелось ясных указаний на то, было ли данное явление присуще экзотической физике и другим фундаментальным естественным законам Сублимации или представляло собой правило, навязанное теми, кто населял тот мир, способствуя переходу людей и цивилизаций. Различные цивилизации провели исследования по вопросу и подтвердили эффект, не определяя при этом его причину. Оставалось только строить догадки, чем и были заняты неустанно свободные Разумы.

— Мы не Сопротивление или что-то в этом роде, — внезапно сказала женщина. Она смотрела на блики на воротнике куртки Коссонт.

К Сопротивлению принадлежали люди, организованные в воинствующие отряды, проводившие демонстрации, подстрекавшие к гражданскому неповиновению и даже сейчас утверждавшие перед Галактическим Советом, что Сублимация есть нечто незаконное, неправомерно навязанное и потому насильственное. При этом ряд маргинальных групп Сопротивления сами использовали насилие, отстаивая свою точку зрения.

— Просто гражданские, — сказал мужчина.

Коссонт согласно кивнула. Пара, по-видимому, рассталась со своим окружением, кем бы те ни были. Это сделало их материально несостоятельными, сродни принятию религиозного обета бедности — хотя быть бедным в постдефицитном обществе, в котором деньги сохранялись только как своего рода церемониальная формальность, было не так уж ужасно: требовался только один человек с номинально средним достатком, чтобы содержать любое количество нуждающихся. Но, в то же время, такой шаг тянул за собой ряд иных, зачастую более серьёзных последствий, делая отступников объектом либо ворчливого подозрения, либо невольного восхищения, но всегда отчуждения.

Маленькая девочка вылезла из-под материнской куртки и теперь снова смотрела на Коссонт. В ее широко раскрытых глазах отражался мерцающий оранжевый свет огня, а пухлые грязные ручки играли с маленькой игрушкой, переворачивая ее снова и снова.

— Могу я подержать ее? — вдруг сказала Коссонт, глядя сначала на женщину, потом на мужчину.

— Нет, — быстро ответил мужчина, а мать меж тем обняла ребенка, словно защищая ее от Коссонт.

— Мы этого не одобряем, — продолжил мужчина. — Слишком много людей хотят прикоснуться к ней, подержать ее. — Он пожал плечами. — Ей перестало это нравиться. — Он оглядел похожее на каверну пространство, в котором они находились. — Отчасти поэтому мы здесь.

— Извините, — сказала женщина Коссонт, но руку оставила на месте.

— Понимаю, — Коссонт улыбнулась, как могла, глядя на всех троих, отдельно широко улыбнулась ребенку, затем медленно встала. — Мне нужно идти, — сообщила она. — Удачи.

— И вам удачи, — отозвался мужчина.

— Вы идете туда? — спросила она, указывая на дорогу, по которой пришла.

Мужчина снова насторожился, неопределённо пожав плечами.

— Если да, — продолжала она, — то в старой школе есть магазин, но его охраняет боевой арбитр. Он не должен причинить вам неприятностей, но… просто, чтобы вы не волновалась. — Она еще раз улыбнулась.

Ребенок снова исчез в складках куртки.

— Приятно было познакомиться, — сказала Коссонт.

— Взаимно, — сказал мужчина. — До свидания.

— Берегите себя.

Женщина кивнула.

Коссонт повернулась и пошла прочь, в сгущающиеся тени мрачной конструкции. Бледный, скудный свет костра, усиленный ее аугментированными глазами, некоторое время освещал ей путь.

Возможно, это даже не настоящий ребенок, твердила она себе. Это может быть сложная игрушка или одно из новых искусственных чад, производимых для тех, кто испытывает потребность в детском обществе. Программа, которую она как-то смотрела, демонстрировала робота, глядя на которого, можно было поклясться, что это настоящий ребенок. Видимо, такие игрушки даже пахли соответствующе.

Коссонт не одобряла подобные вещи. Они казались ей в чём-то неправильными, к тому же, по слухам, были чрезмерно тяжелыми и твердыми на ощупь. Возможно, поэтому ей и не хотелось иметь их.

Когда она проходила мимо здания с сохранёнными, боевой арбитр снова ожил. Он вздыбился, но на этот раз промолчал и просто отдал честь…

Коссонт отвлеклась от воспоминаний, встряхнувшись, точно освобождаясь от наваждения, еще раз согнула плечи и спину, развернув инструмент так, чтобы тот был обращён на ветер. Она взяла смычки и одним быстрым, грациозным движением села внутрь инструмента, поставив на место нижнюю часть конструкции, сделала глубокий вдох и, медленно выдохнув, принялась играть разученные гаммы. Почти сразу же небольшой порыв ветра пронесся по террасе, и внешние резонирующие струны, натянутые на задней части инструмента, тихо загудели. Звук — не диссонансный, что с одиннадцатиструнной всегда было бонусом (кто-то сказал бы неожиданностью) — оказался слегка приглушенным и быстро стихал с уходящим ветерком, но, тем не менее, вырвал у нее «А-а», когда она тронула двойную струну, подняла плечи, скорректировала хватку на двух трехгранных луках и приготовилась к игре.

Она пробовала предпоследнюю часть «Водородной сонаты», ей предстояло сделать это безупречно за один проход. Это была трудная часть, и она не хотела приступать к ней, но понимала, что никогда ничего не добьется, если будет делать только простые вещи. Секция была быстрой и яростной — даже злой.

Она будет думать о своей матери. Это поможет ей…

— …Я имею в виду, посмотри на себя!

Она посмотрела на себя — сперва вниз, затем на свое отражение в черном зеркале, образованном глухой стеклянной стеной центральной спальни. Пожала плечами. Изящное движение, подумалось ей, когда у тебя было четыре руки.

— Что? — спросила она у матери, нахмурившись.

Вариб недобро смотрела на дочь. А Вир на свое отражение. То, что они видели, было высокой девушкой, одетой в аккуратную форму — темно-серая кожа и светлые волосы до плеч. Верхний набор рук немного длиннее и лучше очерчен, чем дополнительный, крепкая грудь, филигранно очерченная талия и широкие бедра не млекопитающего гуманоида. Ее ноги были немного массивнее, а спина чуть длиннее, чем общепринятое представление о совершенстве Гзилта, но кого это волновало? Возможно, вариант с четырьмя руками был в её случае предпочтительнее, сглаживая изъяны.

Мать раздраженно вздохнула.

Вир прищурилась. Была ли какая-то деталь, которую она упустила? Она находилась в квартире матери, то есть на относительно незнакомой территории, но знала, что где-то поблизости должен быть подходящий зеркальный реверс, возможно, в затемненной спальне, где последний любовник Вариб, по-видимому, все еще спал.

— Что? — повторила она, озадаченная.

Ее мать говорила сквозь стиснутые зубы.

— Ты прекрасно знаешь, — процедила она.

Вариб была одета в длинное и элегантное, прозрачное утреннее платье, которое выглядело достаточно непрактичным, чтобы быть действительно дорогим. Она являла собой более гибкую версию своей дочери с более длинными и густыми волосами, физически старея в обратном направлении, готовая делать это до момента Возвышения. Вир уже вошла в возраст, когда люди обычно начинают пристально следить за внешностью, но какое-то время назад решила, что просто естественным образом состарится за то время, что ей осталось, учитывая, что вестник трансцендентной сокрушительности, каковым была Сублимация, скоро явится им всем, чтобы сделать её жизнь и все в ней неуместным и незначительным. И так далее и тому подобное.

Она была слегка удивлена тем, что мать, казалось, восприняла ее, выглядевшую старше, как своего рода упрек себе. Нечто подобное случилось, когда Вир стала лейтенант-коммандером. Она думала, что Вариб будет ею гордиться — вместо этого мать была расстроена тем, что, хотя формально — и несмотря на то, что — это ничего не значило, ее собственная дочь теперь превосходила ее по рангу.

— Ты про руки? — спросила Вир, пошевелив всеми четырьмя. За спиной Вариб в окнах открывался вид на море, тленно скользящее мимо. Ее мать жила на суперлайнере длиной в несколько километров, который бесконечно кружил вокруг закрытого побережья Пиникольнского моря в пределах единственного обширного континента, составлявшего большую часть Зис.

— А что же ещё! — Вариб поморщилась, как будто только что попробовала что-то горькое. — И не пытайся шутить, Вир, это не в твоём стиле.

Вир улыбнулась.

— Ну, я и не стала бы…

— Ты всегда должна как то выделяться, не так ли? — спросила мать, хотя на самом деле это не было вопросом. — Посмотрите на меня! Посмотрите на меня! Посмотрите! — пропела она, вероятно, с сарказмом, покачивая головой и пританцовывая.

— И что?…

— Ты получала огромное удовольствие, пытаясь поставить меня в неловкое положение с тех пор, как вошла в осознанный возраст.

Вир нахмурилась.

— Не уверена, что когда-либо формулировала это как конкретную цель…

— Ты пыталась превратить мою жизнь в ад со времени, когда мочила трусики.

— …Вероятнее всего — случайность, счастливый случай.

— Это то, что ты когда-то делала — намеренно снимала их и изливала себя перед моими гостями. Думаешь, как я выглядела после этого? И где?! На приёмах, на вечеринках! На глазах у очень важных людей!

— Ты уже упоминала про это, и не раз, но я проверила записи и…

— Твой отец и я удалили их, потому что они были слишком уж неловкими.

— Хм. А файлы с правками, где они теперь?…

— Ты ещё ставишь под сомнение мои слова?! — взвыла Вариб, поднося изящно наманикюренные руки к своему блестящему идеальному лицу и вынося голову вперед. Тон голоса и жесты указывали на то, что она вскоре начнет визжать и рыдать, если ей не уступить.

— В любом случае, — терпеливо сказала Вир. — Дело в том, что…

— И как я могу пригласить тебя на свою вечеринку, когда ты выглядишь так! — Вариб, протянула одну руку к дочери и почти выкрикнула последнее слово: — Фрик!

— Руки? — спросила Вир, просто чтобы быть уверенной.

— Конечно, чертовы руки! — взревела мать.

Вир почесала затылок.

— Ну, так и не приглашай меня, — сказала она, стараясь чтобы это прозвучало равнодушно.

Вариб глубоко и размеренно вздохнула.

— Как? — сказала она, понизив голос до шепота, хрипло, что указывало на то, что последний вопрос Вир был настолько идиотским, что едва ли стоило тратить на ответ дыхание, — могу я не пригласить тебя, когда ты моя дочь? И я должна гордиться тобой. — Ее голос снова начал повышаться. — Что тогда подумают люди? Что? — она покачала головой.

— Я видела на экране репортаж о последней вечеринке в Ксауне, и там были люди, которые…

— Вир! — ее мать плакала. — Ты будешь слушать?

Вир поймала себя на том, что замолкает при вспышке материнских глаз.

— Никто, — говорила Вариб, — никто так уже не делает! Она вздохнула и вкрадчиво добавила: — Это инфантильно, Вир. Разве ты не понимаешь…?

— Мама, я просто пытаюсь…

— О, боже, не называй меня мамой! — едва не завизжала Вариб, закрывая веки.

…попрощайтесь со всеми и до скорой встречи, и сыграйте теперь эту пьесу…

— Все, — вскрикнула мать с вызовом, — возвращаются сейчас к классике! Ты хотя бы знаешь.. — Вариб замялась, — …что больше никто этим не занимается, тем старьём, которое тебя так увлекает? Люди стремятся к новому.

— Значит, у меня четыре руки, — сказала Вир, жестикулируя всеми ими. — Раньше у людей было две головы, или они выглядели как восьминогие, или как перекати-поле, или…

— Это было в прошлом! — язвительно вставила Вариб. — Древние, забвенные времена. Никого это больше не волнует.

— Не знаю…, а как же миллионы поколений, которые помогли нам добраться до заветной точки?

Вариб уставилась в пол и легонько хлопнула себя по лбу, жест, который — насколько знала Вир — был чем-то новым в её репертуаре, а потому мог быть на самом деле не отрепетированным, и не исключено даже спонтанным. Это смотрелось настолько непривычным, что Вир поневоле ощутила беспокойство.

— Дорогая страдалица Вир, — прошептала мать, — летописец… Есть даже те, кто возвращается к своему натуральному цвету волос. — Она посмотрела куда-то вверх влажными глазами.

Вир уставилась на мать. Снаружи плескалось море — его пульс становился всё настойчивей. Наконец она подняла все четыре руки.

— Так я приглашена на гребаную вечеринку или нет?

Вариб закатила глаза, оглянулась, а затем эффектно упала на плюшевую белую кушетку, стоящую перед главным панорамным окном каюты. Она лежала, не открывая глаз, в то время как одна рука — видимо непроизвольно — потянулась к горлу, к крошечной копии Книги Истины в медальоне на тонкой цепочке. Ее пальцы погладили маленькое плоское украшение, как будто находя в этом жесте утешение. Коссонт — сделав пару тихих шагов назад, когда глаза ее матери были ещё закрыты — подумала, что Вариб стала заметно более религиозной по мере приближения Возвышения. Лучшее, что она могла сказать об этом, то, что ее мать была не одинока в своем выборе.

Вариб приоткрыла глаза и произнесла совсем тихо и покорно: — Делай, что хочешь, Вир — ты всегда так поступаешь, всегда. Приходи как и когда хочешь, смущай меня сколько хочешь. Зачем отказываться от привычек…

Коссонт не уловила последнего слова, так как уже была за дверью.

Чудесным образом вспоминая всю эту бытовую чепуху, случившуюся несколько дней назад, с сомкнутыми веками и полублуждающим сознанием, Вир прошла центральную, особо требовательную часть предпоследней секции без — впервые — каких либо ошибок. Она сделала это! Запутанная метель нот поддалась ей. Она всегда казалась ей легким скольжением вниз — теперь, когда ноты были меньше и дальше друг от друга, их было легче соединять: еще минута или около того, в течение которой не встречалось ничего особенно требовательного, и она бы одолела чертову штуку.

Улыбка чуть тронула уста, и она уловила ветерок на лице. Позади нее раздалось приятное гудение, благодаря внешним резонирующим струнам одиннадцатиструнной и ветру, на который она возлагала определенные надежды — Вир чувствовала это всем позвоночником и внутренней поверхностью бёдер. На этот раз даже стихия, казалось, хотела пожелать ей удачи в её нелепом предприятии.

Она думала уже открыть глаза, когда внезапный порыв ветра с другой стороны ненадолго заглушил резонирующие струны, некоторое время раскачивал ее на сиденье и чуть не опрокинул в итоге инструмент и ее вместе с ним: Вир была вынуждена убрать ноги со стоп-педалей и перенести их на землю, чтобы удержаться, пока ткань одежды хлопала по её телу. Волосы снова распустились, когда она прекратила играть, раздражённая и слегка опустошённая. Внешние резонирующие струны тем временем продолжали завывать в унисон ветру.

Ноты растаяли, и порывы ветра тоже стихли, но музыку одиннадцатиструнной сменил новый шум, похожий на звук заводящегося двигателя, и она почувствовала, как многократные удары с террасы резонируют в ступнях ног и в поддерживающем инструмент лонжероне, отдаваясь в бёдрах.

Она по-прежнему не открывала глаз, вытащив из струн оба смычка, сев прямо внутри полого инструмента, а затем, бросив укоризненный взгляд на свой летун, который только сейчас снова зажег огни, повернулась туда, откуда все это неожиданное волнение, казалось, исходило.

Восьмиместный военный летательный аппарат, цвета всё ещё серо-черного неба над головой, мостился на свои четыре приземистых ноги в пятнадцати метрах от неё, поблёскивая выпуклой тушей, пока не хлопнула дверца, и кто-то вышел, тот, чьё появление понудило её, даже будучи номинально в полковом резерве, подняться и отдать честь.

Вир вздохнула и вышла из одиннадцатиструнной, одновременно щелкнув боковой стойкой, чтобы та могла поддерживать себя. Одиннадцатиструнная в ответ издала едва слышный скрип.

Она сняла тапочки, натянула сапоги, после чего встала по стойке смирно, ухитрившись пошевелить ухом, пробуждая свой модуль связи. “Этальде, Ювеаг, комиссар-полковник, разведка полка, точная текущая привязка неизвестна”, — коротко прошептал наушник, пока офицер стремительно приближался. На ходу он снял фуражку, сунув ее под мышку, затем улыбнулся и помахал ей рукой. Вир стояла неподвижно, лишь мельком взглянув на свой флайер, чуть прищурив при этом глаза.

“Связался с Пиан”, — сообщил ей самолет через наушник. “Ворчит, но уже в пути. Будет через пятнадцать минут. Ориентировочно.”

— Мм-г-м, — тихо проговорила Коссонт.

Двое до зубов вооруженных и бронированных солдат выскочили из полкового летательного аппарата и встали с оружием наготове по обе стороны от двери, которая снова со щелчком закрылась. Вир позволила своему лицу изобразить некоторое удивление по поводу такого развития событий.

— …Будем неформальными? — сказал комиссар-полковник Этальде, кивая ей. Он был небольшого роста, пухлый и, казалось, слегка взмокший. Как и многие люди в эти дни он носил тайм-аут — часы, предназначенные для отображения того, сколько времени осталось до Возвышения, при условии, что все пойдёт по плану. Изящная цифровая штучка, висевшая на груди его форменной куртки, умудрялась выглядеть очень похожей на орденскую ленту. У Вир тоже были такие часы, но она их где-то оставила. Когда она заметила появление комиссар-полковника, дисплей щелкнул, отсчитывая на один день меньше — должно быть, полночь на Зис.

Полковник Этальде посмотрел на Вир, задержав взгляд на лишних руках. Он кивнул. — Я… — Он вдруг заметил одиннадцатую струну. Глаза медленно полезли из орбит. — Что это за чертовщина?

— Телесно-акустическая Антагонистическая Ундекагонная Струна, — отчеканила Вир. Она смотрела поверх его головы, как того требовал этикет. К счастью больших усилий для этого не требовалось.

— Ну и дела, — изрёк Этальде — Это ваше?

— Мое.

Полковник издал щелкающий звук.

— А что, если мы возьмем его с собой?

— О чём вы? — Вир нахмурилась.

— У этого есть кейс или что-то подобное? — продолжал полковник, казалось, не обративший внимание на её восклицание.

— Да… там. — Вир повернулась, указав на темный ящик, лежавший на черной плитке террасы в нескольких метрах от нее, почти незаметный.

Комиссар-полковник оглянулся на двух солдат. Ближайший уже двигался в направлении чемодана, на ходу поправляя карабин.

— Так как? — спросил Этальде.

— О чём вы? — повторила Коссонт, все еще недоумевая.

Этальде на мгновение смутился, затем щелкнул пальцами.

— Ах, да! Лучше… — Он откашлялся, а затем сказал: — Лейтенант-коммандер Коссонт, настоящим вы немедленно повторно вводитесь в строй на время действия чрезвычайной ситуации.

Вир удивилась.

— Чрезвычайная ситуация?

— Формально информация секретная, но да.

Коссонт почувствовала, как выражение ее лица невольно переменилось.

— В настоящее время? — отрешённо проговорила она, затем перевела взгляд. — То есть, сейчас? Так незадолго до…?

— Да, лейтенант-коммандер, — резко ответил Этальде.

Она услышала, как он вздохнул, и увидела, как снова натянул фуражку, как бы придавая тем официальной значимости прозвучавшим словам. — К слову о чрезвычайных ситуациях, — произнёс полковник устало. — Редко случается, чтобы они приходили вовремя…

— Могу я спросить, что, во имя Дьявола, происходит?

Этальде словно очнулся от её слов.

— Спрашивайте. Но это не принесет вам пользы. Сказать по правде, я и сам многого не понимаю.

Появился солдат с открытым кейсом одиннадцатиструнной. Потребовались, однако, усилия всей троицы, чтобы справиться с инструментом.

Этальде, запыхавшись, кивнул в сторону военного летуна:

— Коммуникационный ИИ говорит, что у вас есть питомец или что-то в этом роде, верно?

— Верно, — Вир пожала плечами. — Она должна быть здесь с минуты на минуту.

Она собралась поднять махину одиннадцатиструнной, но за нее это сделал кавалерист, взвалив ее на одно плечо и одновременно поправляя карабин.

— Мы отслеживаем его, — пояснил Этальде, когда солдат подошел к летуну. Коссонт молча наблюдала за ним. Полковник сочувственно посмотрел на нее.

— Не стоит медлить — сказал он. — Мы встретимся с вашим другом в воздухе. — Он улыбнулся.

— А что с моим летуном? — спросила Вир.

Этальде пожал плечами.

— Отправьте его домой или куда вам там ещё нужно.

* * *

— Впервые слышу о подобном.

— … Более известна как Водородная Соната.

— Это мне ни о чём не говорит.

— Не удивительно. Звучит в достаточной степени энигматично.

— Известное?

— Произведение?

— Да.

— Исключительно в силу того, что его практически невозможно сыграть.

— Вот как. А слушать?

— Насколько приятно?

— Да.

Вир нахмурилась, задумавшись.

— Один выдающийся и весьма уважаемый ученый дал, возможно, наиболее критически точный комментарий по этому поводу — несколько тысяч лет назад. Его мнение было: Как вызов, не имеющий себе равных. Как музыка, без достоинств.

Полковник коротко присвистнул.

— Жестоко.

Вир пожала плечами.

— Но справедливо.

— Жизненная задача, а?

— Было время, когда это казалось мне хорошей идеей..

В чернильно-черном небе над равнинами Кваалона военный корабль резко замедлил ход и почти остановился. Ветер с грохотом ворвался внутрь, но задняя аппарель опустилась, прежде чем шум достиг слуха.

Вир была пристегнута ремнями к сиденью у стены между Этальде и третьим солдатом. Двое других находились с обратной стороны маленькой кабинки. Между ними была зажата одиннадцатиструнная, словно какой-то причудливый обсидиановый гроб, ближайший конец которого был достаточно близко к Коссонт, чтобы она могла в любой момент коснуться его. ИИ управлял летуном.

Пиан, фамильяр Коссонт, имевшая форму квадратного черного прямоугольника, выпорхнула из бурлящей мглы снаружи, наткнулась на силовое поле и театрально рухнула на пол в явном удивлении, когда задняя дверь корабля захлопнулась. Летун тотчас ускорился.

— Прекрасно! — высказалась Пиан в открытом канале, борясь с обратной тягой. Она использовала свои углы и метрические изломы, чтобы подняться по полу к Коссонт, которая тем временем подключилась к их личной связи, укоризненно заметив:

— Хватит драматизировать и иди уже сюда.

Чёрная накидка заструилась по полу и поднялась ей до уровня плеч с небольшой помощью Этальде. Пиан задрапировалась, насколько это было возможно, учитывая ремни, застегивающиеся вокруг шеи Коссонт.

— Ты обидчива, — выдала она ей. — К чему вообще вся эта суета?

— Если повезет, ни к чему.

3 (С -23)

“Ошибка Не..” — судно Культуры неизвестного возраста, туманного происхождения и неопределённого класса, считающееся — официально — скромно оснащенным гражданским кораблем, а не частью якобы все еще медленно сокращающихся военных ресурсов конгломерата, было отправлено на место встречи с лисейденским флотом близ солнца Ри. Своему происхождению оно было обязано одному из крупных ГСВ — гигантскому кораблю системного класса, построившему его несколько десятилетий назад и даже не удосужившемуся классифицировать как эксцентрика — реальный статус корабля всегда был спорным. Несмотря на это, в настоящее время он был откомандирован в секцию Контакта по случаю сублимации Гзилта. Видимо, стремясь произвести хорошее впечатление, корабль позаботился о том, чтобы быть в месте встречи как можно раньше.

В результате пришлось ждать несколько десятков часов — он некоторое время кружил над газовой оболочкой, представлявшей собой давно умершее солнце, осматривая крохотный, едва излучающий свет звездный труп, а затем бесцельно метался по остальной части системы, совершая серию резких рывков с ускорением и замедлением — просто ради удовольствия, — исследуя горстку холодных газовых планет-гигантов, вращающихся вокруг неприглядного куска пепла.

Немногим больше общепризнанной нормы, чтобы считаться полноценным коричневым карликом, это светило никогда не представляло собой ничего по настоящему впечатляющего, не в силах поддерживать ядерный синтез в течение сколько-нибудь значимого промежутка времени, кое-как утвердившись в основной последовательности звездной эволюции, как если бы это была формальность, которую необходимо было принять, но не путь, по которому следует идти. Оно никогда не вспыхивало ярко, и после той укороченной жизни, которую могло бы прожить как настоящая звезда, впоследствии провело миллиарды лет, просто излучая то немногое внутреннее тепло, которым когда-либо обладало.

Теперь оно лежало выжженное, исчерпанное и такое же холодное, как окружающие его планеты — темнее галактического неба вокруг.

“Ошибка Не..” конечно, прекрасно видел все вокруг и в мельчайших подробностях, способный усилить любой тлеющий остаток излучения от самой слабой или угасающей звезды или фонового размытия галактического пространства, высветить все, что он сочтет необходимым проверить, используя множество своих собственных активных сенсорных массивов, и — если стандартного инструментария будет недостаточно — развертывая окончательно выверенную точку обзора, пролегавшую за пределами клубка реального пространства, глядя вниз на этот локальный участок нормальной вселенной с любого гиперпространственного направления… но все же он пропустил вспышку. Было что-то убаюкивающее в огромной водородной печи, сжигающей миллионы тонн материала в секунду в центре звёздной системы. Это было реалистично.

И … скучно.

Особенно в проекции. Через гиперпространство корабль мог разглядеть восхищавшую его сверхновую, относительно далёкую, заполняющую почти тридцать секунд неба сбоку от него, но волновому фронту излучений еще предстояло проползти через безмерную толщу космоса, чтобы добраться сюда и осветить этот забытый судьбой пепел. Скучно, скучно… И безжизненно! Целая система! Даже немногие смертельно-медленные виды — тленные скитальцы галактического сообщества, чье строение и химический состав могли бы соответствовать холоду и тишине местной окружающей среды — похоже, не позарились ни на звезду, ни на её планеты: никаких баскеров, никаких признаков Сидсейла или Темных Облаков, равно как и любых других соответствующих скитальцев, которые были космическим эквивалентом кормящихся под илом червей. Одинокое, неудачное во всех отношениях солнце, безнадёжно регрессивное по отношению к своим собратьям.

“Ошибка Не…” зарегистрировал характерные признаки мертвой звезды, а также исследовал варианты, перебирая в уме причудливую концепцию сопоставимой сознательной сущности, ощущающая некую метафорическую связь с чем-то столь же классически скучным, столь же легко распознаваемым и столь же почтено древним, как это неудавшееся солнце.

Корабль знал, что каким бы великолепным, интеллектуально утонченным и изумительным он ни был (а он был безоговорочно уверен, что дело обстояло именно так и никак иначе), он, вероятно, по-прежнему будет измерять свой возраст лишь тысячами лет, и при всей монотонной безжизненности и стерильности звезды, она все еще будет здесь, когда он, “Ошибка Не…”, уйдет в вечность.

Тем не менее: жизнь была жизнью, сознание сознанием, а простая классическая материя, неодушевленная — сколь бы долговечной не являлась — была просто невыразимо скучна и по большому счёту бессмысленна по сравнению почти со всякой жизнью, не говоря уже о чем-то, что вполне осознавало свою собственное существование, тем более о чем-то столь великолепно сверхчувственном и всецело жизненно связанным со Вселенной, как Разум корабля.

И кроме того, когда он перестанет быть придатком Культуры, корабль уверился, что его существо будет продолжать существовать в той или иной форме, где либо…, по крайней мере, как часть какого-то давно дремлющего транскорпорированного разума, или — в высшей из известных форм — внутри Сублимации.

Внезапное событие оторвало его от грёз.

Приближающийся флот Лисейдена проявился как коллекция из сорока слегка смущающе неопрятных варп-струй, находящихся на некотором отдалении.

Лисейдены являлись флюидами: существа метрового размера, похожие на угрей, изначально эволюционировавшие подо льдом блуждающей внезвездной планеты. Согласно общепризнанной таблице утверждённых цивилизационных уровней, они находились на пятой-шестой стадиях развития. Это означало, что они были вовлечены на низком уровне и — как и многие на этом уровне — являлись стривационистами, то есть энергично стремящимися улучшить себя и продвинуть свою цивилизацию дальше по Главной Последовательности технологического и социального развития.

Живой, творческий и раскованный вид, согласно большинству анализов, и просто относительно терпимы в ареале напористо — агрессивной жизни, не гнушался при этом нарушать правила или переступать границы приличия, в случае, если мог извлечь из этого выгоду для своей цивилизации. По крайней мере, в этом отношении они ничем не отличались от почти всех прочих вовлеченных видов.

Сейчас они были здесь, чтобы вести переговоры, торговать, приобретать или просто воровать все, что могли — любые активы, растения, оборудование, технологии и что-либо иное из оставленного гзилтами, когда те эпифанизируются через двадцать три дня. И у них имелось определённое преимущество в этом отношении: поскольку они уже проделывали такое раньше с другими Возвышающими расами, благодаря чему, согласно мнению большинства, носили второе имя: Падальщики.

Справедливости ради надо сказать, что падальщиков не всегда любили и уважали их галактические сожители, что нередко вело к проблемам, особенно в условиях накалённой эмоциональной атмосферы, всегда окружавшей возвышающихся, и тем более, когда существовали другие, конкурирующие стервятники поблизости, разделяющие схожие хищнические намерения. «Ошибка Не…» был частью рассредоточенного метафлота Культуры, подобно ряду других кораблей, приглашенного в до сих пор ревностно охраняемое пространство Гзилта, с целью помочь сохранить отношения как можно более дружелюбными и цивилизованными, пока Гзилт готовится к Большому Исчезновению.

По обыкновению внешне воинственные, но в целом миролюбивые гзилты имели множество собственных кораблей, чтобы обеспечить любую степень стабильности, которую хотели в пределах своей сферы влияния, особенно против созданий, использующих технологию вооружений цивилизации пятого- шестого уровня, к каковым принадлежал Лисейден, но время было не простое — гзилты решили сначала отправить многие из своих лучших кораблей в Сублимацию, как будто бы для разведки. Такое решение не являлось чем-то необычным для видов, приближающихся к Возвышению, но в какой-то мере было необычно, возможно, немного параноидально и определённо опасно, как если бы вы в последний момент отвели взгляд от летящей навстречу цели…

К счастью, согласно галактической паутине сплетен, которая выдавала себя за разведывательную сеть между кораблями Культуры, в последнее время ходили смутные слухи о заключенной в последнюю минуту сделке между гзилтами и, по крайней мере, одним из вечно кружащих видов падальщиков — не исключено, Лисейденом — чтобы узаконить и формализовать процесс абсорбции останков.

Лисейдены определенно учились. В эти дни они активно искали такого рода взаимоприемлемое понимание с расами, готовящимися к Переходу, вместо того, чтобы каждый раз просто набрасываться на добычу как пиратствующие бродяги. Они даже думали получить представительство: привлекли расу по имени Ивеник, чтобы те были их гуманоидным представителем на переговорах с гзилтами. По общему мнению, ход был умный.

Таким образом, лисейдены получали контракт, согласно которому от них ожидалось, что они будут вести себя с приличиями, подобающими их присутствию вблизи такого важного события, а также проявлять нарочитую умеренность, приходящую уже только от осознания того, что они были достойны сего добросовестного процесса очистки и переработки, не будучи какими-то безродными разбойниками, способными ввязаться в отчаянную драку без правил за любую добычу, которую можно было бы урвать до того, как в дело вступят серьёзные игроки.

К сожалению, столь же настойчивый слух гласил, что — возможно, благодаря гордыне гзилтов, долго не желавших даже думать о меньших цивилизациях, мечтавших покопаться в их останках после ухода, все было проделано слишком поздно и спешно, и другие виды падальщиков, искони обитающие внутри или вокруг пространства Гзилта, откажутся соблюдать любое такое соглашение.

В результате имелся явный шанс, что дело может обернуться чем-то интересным.

Корабль смотрел, как флот Лисейдена подбирается ближе.

Гораздо раньше, чем они могли себе представить, он начал отслеживать часть их трафика связи.

— …разобраться с кораблем Культуры?

— …э, я…

— У этой штуки есть имя?

— …э… Ошибка не…, по-видимому.

— Ошибка не…?

— Именно так.

— Это применительно к чему?

— Не имею представления. Это все, что у нас есть.

— И этого недостаточно, не так ли?

— Не совсем так. Я…

— Ньомулде, ты, насколько известно, являешься экспертом по Культуре — есть чем порадовать?

— Ах. Форма, гм, многоточие после слов ошибка не… подразумевает, что есть что-то еще, но это отредактировано, сокрыто от глаз и понимания. Я заставил ИИ просканировать соответствующие базы данных, и… ничего больше не нашёл. Я имею в виду… это как бы обычно понимается как нечто большее… своего рода частная шутка между кораблями Культуры, Разумами.

— Шутка?

— Они такие.

— Весёлые… Как эта кучка изнеженных мерзавцев вообще оказалась на нашем пути?

— Ну…

— Класс? Как насчет… какой у него класс? С чем мы здесь имеем дело? Нам изволили сообщить или это тоже закрытая информация?

— Я бы описал это как неопределенное «U», открывающие скобки, “e”, закрывающие скобки.

— Продолжайте, офицер.

— Неопределенный как бы говорит сам за себя, «U» просто означает Unit — Единица, а вот “э”…э… Честно говоря, я думал, что это означает “Эксцентричный”, но совпадение не полное и некоторые источники утверждают, что речь идёт о “нестабильном, неустойчивом, изменчивом, возможно…” Строго говоря, “Е” должна быть впереди, если она означает…

— А размер? Какой у него размер?

— Примерно пара километров, хотя это всего лишь внешняя оболочка поля.

— И всё?

— Лучшее, что у нас есть на данный момент.

— Понимаю. А есть ли у нас какие-нибудь идеи, как оно выглядит?

— Данных о его появлении в границах полевого комплекса нет. Но есть разные предположения, однако все они очень спекулятивны.

— Пощадите меня, офицер. Это корабль Культуры, но мы не знаем, какой именно?

— Ничего не поделаешь. Мы здесь в некотором роде как в раковине.

Подобные сообщения следовали непрестанно и все они были на языке лисейденов, состоявшем из негармоничных серий булькающих водяных отрыжек — так представлялось кораблю. Корабль внес имя Ньомулде в разведывательный архив известных Культуре лисейденских офицеров, немедленно передав полученную информацию множеству своих товарищей как ближних, так и ныне далеких.

Лизейден ничего не сообщил о личности командира приближающегося флота или даже о том, какие корабли составляют авангард, но, судя по варп-сигнатуре самого крупного корабля — обезоруживающе очевидной с расстояния в несколько световых лет — Ошибка Не… часами ранее определил, что это был “Геллемтян-Асоол-Анафавайя”, судно коллективного назначения (первого класса) и флагман флота, представляющий последнее слово в том, что Лисейден были способны построить.

Вполне удовлетворительно. Судя по тону и выбору слов одного из говоривших — со ссылкой на более ранние записи, составленные другими кораблями Культуры — Ошибке Не… становилось все более очевидным, что один из голосов, которые он слышал, был старшим офицером Лисейдена по имени Ню-Ксандабо Тюн, мужчиной в звании руководителя группы спасения и переработки. Адмиралом, словом.

Но что за болтовня! Сколько метаний по таким простым оперативным вопросам! Кучка тупых, пустоголовых биосов, плавающих в тазу, залитом собственными нечистотами, пытающихся понять, что происходит вокруг них, возможно даже глядя в иллюминаторы. Трудно было кораблю, Разуму не почувствовать в этой ситуации хотя бы доли презрения.

И они все еще разговаривали там, среди звезд, маленькая стайка кораблей медленно, очень медленно приближалась. (Флоту пришлось снижать скорость, с некоторым раздражением заметил Ошибка Не …. что еще больше затягивало процесс). В любом случае это была всего лишь встреча — почти сразу же, как он прибудет сюда, флот Лисейдена распадется. Большинство кораблей направятся поодиночке или небольшими группами к отдельным достопримечательностям в пределах пространства Гзилта и только флагман и несколько меньших судов останутся.

Этого еще не знал даже сам адмирал Тюн — в ИИ их флагмана были запечатаны приказы, подробно описывающие все диспозиционные маневры, которые должны были быть доступны к ознакомлению только по прибытии флота к издыхающей звезде, но о которых Культура уже ведала сполна благодаря ловкому перехвату сигнала каким-то другим кораблем или кораблями десятью днями ранее.

Ошибка Не… нашёл данные — в то время как адмирал Тюн пребывал в неведении — вполне благостном.

Он предполагал присоединиться к флагману и его эскорту, плюс подготовил аватоида, похожего на угря, чтобы лично присутствовать на борту. Судя по тому, что было сказано, лисейдены с подозрением относились к посторонним существам на борту не похожим на них.

Он вновь прислушивался к этим животным, без умолку продолжавшим болтать.

Поверить невозможно, но они все еще обсуждали его имя!

Ошибка Не…, обременивший себя полным именем столь длинным и труднопроизносимым, что даже другие корабли Культуры редко утруждали себя его использованием, был достаточно тщеславен, чтобы чувствовать себя чуть польщенным всем этим вниманием, но все же нашёл непрекращающуюся говорильню невыносимо тягучей и принципиально бессмысленной.

Эти существа, казалось, только и делали, что говорили!

Предполагалось, что именно эта склонность являлась основополагающей у всякого биологического вида. И если вы, к примеру, хотели почувствовать, что каким-то образом контролируете корабль, флот или даже целую цивилизацию, постижение их межвидовой вербальной эквилибристики должно было по идее способствовать тому — во всяком случае, убедить вас в оном.

Наконец один из участников диспута сказал: “Мы… вероятно, приближаемся к расстоянию, на котором корабль Культуры сможет начать считывать наши сообщения”.

— В самом деле?.. С такого значительного расстояния?

— … Необходимо шифровать… Предосторожность не повредит.

Открытый обмен сообщениями между кораблями тотчас прекратился. Ошибкой Не… рассматривалась возможность наведения эффектора на ведущее судно для внутреннего наблюдения за ним, но был крошечный шанс, что они заметят его — крошечный, увеличенный вероятностью того, что флот несет с собой чью-то чужую технологию, украденную во время предыдущих вылазок за мусором, — так что он не стал рисковать.

Спустя несколько часов терпеливого ожидания лисейденская флотилия больших кубовидных кораблей, наконец, добралась до системы Ри, выведенная на довольно причудливую орбиту вокруг истлевающего солнца с эквивалентом варп-двигателя — громким лязгом и клубами черного дыма. Теперь они официально встретились с кораблем Культуры «Ошибка Не…»

Бурные приветствия, исполненные торжественности и, словно бы, искреннего дружелюбия, потоками лились в обоих направлениях.

По прошествии сего действа аватоидного угря увезли на флагман флота на старинном челноке, специально причаленном для этой цели. Многочисленные подпрограммы «Ошибки Не …» — как например, программа, посвященная глубокому анализу последних данных датчиков ГС с помощью оппортунистической триангуляции после значительных перемещений в любой заданной системе отсчета реального пространства — отмечали мельчайшие странности.

…Это случилось чуть более чем двадцатью двумя часами ранее и примерно в четверти расстояния вдоль границы сферы звезд и пространства, составлявшего объем влияния Гзилта. В частности, в колоссальных, медленно падающих облаках, пустошах и световых завесах, окружающих сверхновую Ямпт-Сферде: ту манящую дьявольской красотой звезду, замеченную им ранее, чей настоящий свет еще не добрался сюда. Где-то внутри этого огромного, ускользающего огня туманности возникла микроскопическая вспышка излучения с необычным, даже аномальным характерным спектром…

Пока транспортный шаттл переместился всего на несколько нанометров по пути к месту назначения, ядра ИИ на флагманском корабле Лисейдена как будто бездействовали между циклами, а сами лисейдены казались застывшими и безмолвными, даже в реальном времени, Ошибка Не… наблюдал, как каскады его подпрограммы за неуловимо короткое время высасывают и просеивают вычислительные ресурсы баз данных, быстро производя весь доступный анализ, который можно было собрать по внезапно всплывшему вопросу.

…Аномалия — настолько слабая, далекая и подавленная бурлящим вихрем энергий вокруг нее, что ее можно было назвать лишь очень двусмысленным мерцанием — выглядела так, будто центр её был точно сосредоточен на искусственно поддерживаемом планетарном фрагменте под названием Аблэйт, где у гзилтов имелось своего родацеремониальное сооружение.

…О-о, — подумал корабль Культуры.

4 (С -22)

Септаме Банстегейн ходил от группы к группе, принимая участие в многочисленных рукопожатиях — присутствующие стояли боком и складывали одну руку в большой запутанный, но благонамеренный клубок в центре. Иногда в результате этого “встряхивания” возникала дрожащая путаница, а порой клубок цепляющихся рук принимался резко подниматься и опускаться, как будто все делали это преднамеренно, неизменно выказывая при этом крайнее удивление. Несомненно, тут крылась определённая метафора, аллюзия на некое действо.

В любом случае, Банстегейн не испытывал удовольствия от процесса, на самом деле он его ненавидел. И именно поэтому он особенно старательно заботился о том, чтобы внешне все выглядело так, будто ничто в этом мире не могло бы доставить ему большего удовольствия. Он был сердечен, любезен, заливался смехом, когда было нужно, но постоянно испытывал потребность вымыть руку или хотя бы вытереть ее об одежду, как бы дезактивировать её после всех этих потных прикосновений.

Что ж, то была лишь одна из многих нежелательных вещей, которые должен был делать человек в его положении. В конце концов, оно того стоило — стоило бы.

— Ну, Бан, теперь все твое!

— Фолрисон, — Банстегейн расплылся в улыбке, когда младший парламентарий принялся трясти его за плечи. Слишком фамильярно, подумал Банстегейн. Фолрисон выглядел пьяным, возможно, и был пьяным — многие из них были пьяны, но не он, никогда не он. И ему определённо не нравилось, когда его называли “Бан”.

— Все наше, я думаю, — поправил он и скромно указал на свою грудь. — Не более, чем смотритель.

— Нет, ты наконец-то добился своего. Ты главный, — Фолрисон улыбнулся. — Ненадолго, но, если это сделает тебя счастливым… — Он отвел глаза, как бы расфокусировав взгляд, будто переключив вдруг внимание на что-то другое. — Извини, — сказал Фолрисон и отдалился.

Банстегейн улыбнулся, наблюдая, как спина Фолрисона тает в толпе: наконец-то отвязался.

Тем временем его главный секретарь и адъютант возникли в поле зрения.

— Где вы были оба, когда я нуждался в вас? — без обиняков спросил он.

Джеван, его главный секретарь, выглядел встревоженным.

— Но, — начал он, — вы же сами…

— Хочешь салфетку, септаме? — промурлыкала Солбли, улыбаясь и вытаскивая из сумки влажный квадрат, осторожно протягивая ему.

Банстегейн кивнул, быстро вытер руки и вернул полотенце Солбли.

— Пошли, — коротко бросил он.

В конце концов, стряхнув с себя последнего чересчур экспансивного доброжелателя, они смогли добраться до дверей, ведущих из все еще переполненного главного зала собраний на верхние уровни и террасу с видом на затемненные сады и почти безлюдный город.

Банстегейн кивнул парламентскому констеблю, который открыл дверь, оказавшись на вершине ступенек, ведущих вниз на террасу, в то время как Джеван и Солбли почтительно следовали в паре шагов позади, озирая пространство, на случай, если кто-то вдруг бросится следом в намерении рассказать, какой же это был исторический день. Его наушник, освобожденный от введенного правилами запрета на личные сообщения внутри здания парламента, начал просыпаться, но он тотчас отключил его. Джеван и Солбли, наверстывая упущенное, сообщали ему обо всем срочном.

Сады — круглые мощеные круги и брызгающие бассейны, окруженные похожими на лабиринт глыбами черных живых изгородей, внутри которых всегда легко сыскался бы уголок, где можно было поговорить в тишине, — только начинали выглядеть заброшенными, в мягком, приглушенном свете, льющемся из старинных фонарных столбов. Город — причудливое нагромождение низких куполов и высоких шпилей, слегка освещенных прожекторами, пропастийно пустых, уподобленных декорациям, — лежал тихо и неподвижно под темным облачным небом. Уже поздно… Сессия действительно затянулась.

Горстка самолетов проплыла над М’йоном, мигая огнями, не так давно исчислявшихся сотнями. Банстегейн долгое время считал старую Церемониальную столицу музеем под открытым небом, а парламент самым пыльным его экспонатом. Теперь это и в самом деле напоминало музей. Как бы ни было, а М’йон был вовсе не здесь, в центре — а в переполненных жилых домах, огромных кораблях, орбитальных фабриках и штабах полков.

На террасе толпилась основная группа: бесполезный президент, её когорта изнеженных тримов, несколько соратников и горстка младших деганов. Секретари, адъютанты, советники, ряд крупных шишек из армейского руководства и горстка аккредитованных пришельцев составляли остальных, отдельные из инопланетян были гуманоидами, другие, к сожалению, нет. Посольская группа с Ронте — насекомые, принадлежавшие к одной из двух цивилизаций падальщиков, с которыми имели дела гзилты, — внутри громоздких экзокостюмов, похожих на сложные космические корабли в миниатюре, со всеми тревожно острыми сочленениями и углами, виднелась поодаль, периодически шипя и издавая зловоние, благодаря высвобождению какого-то секреторного газа. Их переводчики работали не так хорошо, как им мнилось, и разговор с этими тварями мог порой сбивать с толку. Они всегда околачивались на задворках таких сборищ, счастливые, что у них есть военный атташе Гзилта, с которым можно поговорить, очевидно не подозревая, что несчастному офицеру просто вменялось в обязанность делать это. Четверо из шести Ронте в костюмах опирались на тонкие на вид штанины, двое других плыли над прудом, издавая похожие на мелодию звуки. Тут же присутствовало несколько журналистов и прочих представителей СМИ, что было отмечено им с некоторым отвращением — в теле не без паразитов.

Это был последний день парламента Гзилта. Самый последний день, больше они никогда не соберутся в этом качестве. Все, что имело отношение к делу, с этого момента должно было решаться переходными комитетами или временными штабами. Различные представители, попрощавшись в последний раз, вскоре должны были уехать, а все остальные жители Зис отправиться на корабли, чтобы быть там со своими семьями и любимыми, подавляющее большинство из которых находились в удаленных системах, где, как искренне надеялся Банстегейн, они были не в состоянии создать какие-либо проблемы, и помешать принятию трудных решений, долженствующих быть принятыми в течение следующих двадцати с лишним дней.

Банстегейн позаботился о том, чтобы он был председателем нескольких наиболее важных комитетов, а его люди возглавляли или контролировали почти все прочие. К тому же молчаливо предполагалось, что он встанет во главе, если понадобится чрезвычайный временный кабинет.

А это не исключалось сейчас, конечно. Только очень немногие знали об истинном состоянии дел на данный момент (очень немногие, но, очевидно, что и одного ублюдка слишком много — что выглядело все более вероятным). От одной мысли об этом у него сжимался желудок. Уходите! — хотел он крикнуть всем остальным парламентариям. Торопитесь! Просто идите. Прочь! Оставьте его и людей, которым он доверял, принимать решения. Все стало слишком…. дискомфортным за последние день или два. Корабль Ремнантеров появился раньше, чем они ожидали, и случившееся в Аблэйте, уже, казалось, просочилось наружу. Какого чёрта это произошло так быстро? Если он когда-нибудь узнает, кто несет за это ответственность… Одна плохая новость за другой — скверные вещи громоздятся намного стремительнее, чем он ожидал.

Но со всем можно справиться — с чем-то всегда нужно справляться. Тут ничего не поделаешь. Цель была великой, можно сказать, извечной — Сублимация, благодаря ей его репутация и место в истории обеспечены.

Он повернулся и посмотрел на здание парламента, где висело Присутствие. И едва смог разглядеть его в темноте.

Присутствие было темно-серым в форме какого-то высотного шара — слегка приплюснутая полусфера, изгибающаяся длинным, вьющимся, сужающимся хвостом к острию, нацеленным, казалось, прямо на вершину центрального купола здания парламента. Шар был около шестидесяти метров в ширину у вершины и почти триста в высоту. Этот шипообразный наконечник бесшумно парил всего в нескольких метрах над шпилем купола, и создавалось впечатление, что кто-то достаточно высокий, балансирующий на самой вершине шпиля, мог бы протянуть руку и коснуться его. Несколько прожекторов парламента тускло отражались от выпуклой почти черной кривой под его вершиной.

Он появился двенадцатью годами ранее, в день, когда парламент принял закон, подтверждающий результаты заключительного возвышающего плебисцита, положивший начало всем приготовлениям к Событию. Проявление из Сублимации, символ тех, кто ушел раньше. На самом деле не более чем указатель — не одушевленный и не разумный, насколько было известно, просто напоминание о том, что решение принято и курс Гзилта определен. Он не двигался и не был подвержен влиянию ветра, дождя — вообще чего бы то ни было, и, по словам военных технических специалистов, его почти и не было — только чуть больше, чем проекция. Реальный и нереальный, как тень, падающая из другого мира.

Они этого ждали: Присутствие не стало неожиданностью — такие вещи всегда появлялись, когда народ, цивилизация, готовились к Возвышению — но каким-то образом то, что это действительно присутствовало там, вызывало шок.

Банстегейн вспомнил, как колебались результаты опросов: парламент, средства массовой информации и его собственные люди в то время без конца опрашивали население. Уровень приверженности значительно снизился, когда появилось Присутствие. Он забеспокоился. Это было то, чего он так хотел, во что верил и знал, что это правильно, к чему сам всю жизнь стремился и на чем строил свою репутацию, его наследие — имя его отныне будет вечно жить в Реальном, независимо от того, что ждет впереди. Так было правильно, он знал это и до сих пор верил. Но все же он волновался. Не слишком ли он дерзок, самонадеян? Не пытался ли он заставить их уйти слишком рано: на десятилетие раньше, даже на целое поколение?

Но затем ряды сплотились и цифры изменились. И он вырос с тех пор. Обязательство все еще было с ним. Скоро это произойдет.

Он отвел взгляд, поверх отсутствующего лица Джевана и приятно опекающего взгляда Солбли, исполненного восхищения и гордости, подарив им обоим беглую улыбку, а затем обернулся, услышав приближающиеся к нему шаги.

— Септаме Банстегейн! Исторический день!

— Еще на шаг ближе, — сказала президент Гелджемин, когда группа вокруг нее расступилась, чтобы впустить его. Банстегейн взглянул на разные лица, обменявшись быстрыми улыбками и короткими кивками. Было три трима: Йегрес, Кваронд и Инт'йом — полный сохранившийся набор, с учетом того, что прочие были сохранены, ожидая предварительного пробуждения перед Сублимацией. Кваронд считался противником, Инт'йом был престарелым ничтожеством, а Йегрес делал то, что говорили.

Также присутствовали шесть его товарищей по септамам; пять за него, один нейтральный. Соотношение «за» и «против» лишь немногим лучше среднего среди оставшихся. Два генерала, адмирал, никакой прессы. Он заметил довольно много отечных и блестящих лиц вокруг, признаки опьянения.

Президент все еще носила вульгарно дешевое маленькое устройство отсчёта, привязанное к запястью. В своё время такие раздавали розничные торговцы. С тех пор ей подарили много гораздо более элегантных, изысканных и дорогих подарков, но она решила остановиться на этом простом. Он переключался между отображением количества оставшихся часов и дней. В настоящее время он остановился на днях с надписью «С-22». Его собственный прибор, выставленный на груди как маленькая, но важная параферналия, был изящно красив, механически изыскан в своем мастерстве и сногсшибательно дорог.

Почти вменяемо выглядевший посол Мирбенес был с Ивеника, представляя Лисейден, как и нынешний самый высокопоставленный представитель Культуры в Гзилте — Зиборлун. Это существо с серебристой кожей было аватаром древнего Системного Транспортного Корабля, в настоящее время, без сомнения, бороздившего небо где-то неподалёку. Предполагалось, что для официальных церемоний в дни, непосредственно предшествующие Возвышению, направлялся более крупный, грандиозный и гораздо более технологичный Корабль, но они до сих пор не видели никаких признаков этого.

Банстегейн заметил также прекрасную Орпе, адъютанта президента, мельком взглянувшую на него, когда он присоединился к сбившейся толпе вокруг Гельджемин. Девушка старалась не слишком улыбаться, то и дело отводя от него взгляд. Он сделал вид, что не замечает этого. Несомненно, многие уже догадались, но не нужно было облегчать им задачу.

— Еще на шаг ближе, мадам президент, — согласился он, принимая безалкогольный напиток от стюарда и держа его над головой.

— Вечность, мы здесь! — провозгласил триме Йегрес, поднимая бокал — Идем навстречу своей Награде.

Пьян, решил Банстегейн.

Президент выглядела удивленной. Происходящее, казалось, забавляло ее. И это была одна из ее ошибок. “Возвышение заставляет всех нас выглядеть религиозными фанатиками”, — сказала она.

Йегрес сглотнул, посмотрел на серебристокожее существо напротив него и сказал:

— Уверен, что наши друзья в Культуре думают, что мы всегда звучали как религиозные фанатики.

Зиборлун отвесил учтивый поклон. Его серебряная кожа выглядела не столь неестественно в свете лампы.

— Вовсе нет.

Йегрес нахмурился.

— Вы очень… дипломатичны, — заметил он, нечленораздельно произнося слова. — Уверены, что ваше мнение совпадает с мнением Культуры?

.. — Со всей определённостью — вмешался посол Мирбенес не без иронии, подразумевая, что собирался выдать что-нибудь нарочито глупое и одновременно лестное, вроде: “Я так и не понял, почему Книга Истины считается религиозным произведением”. Он огляделся, как всегда, украдкой улыбаясь. — Это больше похоже на…

— В ней фундамент нашей религии, — коротко сообщил ему триме Кваронд. Банстегейн не стал сдерживать улыбку, он нашел представителя Ивеника раздражающим, пока они вели переговоры, теперь же пришёл к выводу, что тот просто невыносим.

— Ну, в этом смысле… — ровным тоном произнес Мирбенес, продолжая улыбаться, — очевидно, это вполне религиозное произведение, конечно, если вы … — продолжал он уклончиво.

Банстегейн только теперь заметил чью-то униформу рядом с собой.

— Маршал Чекври, — тихо прошептала Солбли ему на ухо, прерывая отключение наушников. Ошибалась она редко.

— Маршал Чекври! — преувеличенно громко возгласил Банстегейн, главным образом для того, чтобы заткнуть Ивеник, и повернулся поприветствовать главнокомандующую полка внутренней системы. Маршал поклонилась всем, слегка хлопнув в ладоши перед собой. — Могу я украсть вас? — спросила она, посмотрев на Гельджемин. — Мадам президент?

Гельджемин кивнула.

— Если надо… — сказала она.

— Все твои! — весело пропел Йегрес. — И не спешите возвращать его! Ха-ха!

— Извините, — сказал Банстегейн. Он одарил присутствующих улыбкой, но когда дело дошло до Йегреса, она немного поугасла.

Банстегейн подозревал, что только Орпе будет по-настоящему грустно видеть, как он уходит.

Он последовал за маршалом обратно вверх по ступеням, за ними шли Джеван и Солбли. Когда они углубились в сеть коридоров, маршал повернулась к адъютанту и секретарю и, улыбнувшись, сказала: “Спасибо”.

Джеван и Солбли посмотрели на Банстегейна, который едва заметно кивнул. Выглядели они несчастными, когда он и маршал следовали к лифту.

Только после того, как лифт начал опускаться, он обернулся к маршалу и спросил:

— Что?

Маршал молча смотрела на него своими большими глазами на не молодом усталом лице и едва улыбалась.

Он приподнял одну бровь, затем кивнул.

— Хм, — сказал он больше себе, чем ей.

Под зданием парламента существовали уголки, которые мало кому доводилось видеть или даже знать о них. И сейчас они оказались в одном из таких мест. Комната выглядела круглой, с вогнутыми тёмными стенами, в остальном ничем не примечательная, в ней стояли овальный стол и несколько стульев — офис Банстегейна был куда больше. И обзор там был лучше. Более примечательными представлялись трехметровые двери, через которые им пришлось пройти, чтобы попасть сюда, немедленно сомкнувшиеся за ними.

— Так срочно? — спросил Банстегейн маршала после того, как массивная дверь комнаты с глухим стуком закрылась.

— Срочно, — подтвердила маршал.

— Настолько плохо?

Чекври кивнула.

— В пределах того, что ожидалось. Но есть нюансы.

Они присели.

— Падальщики? Что то еще? Что?

— Не совсем, — сказала маршал.

Банстегейн выдохнул. Чекври была одной из немногих, кто знал — не считая тех, кто знал, но не должен был знать — он вздрогнул при мысли, сколько их может быть.

— И каковы эти нюансы? — спросил он ее.

— Четырнадцатый, — сообщила ему маршал.

Он покачал головой, будто ожидал такого ответа. Один полк. Это было не так уж и плохо. Но все же достаточно плохо. Четырнадцатый — Социалистически-республиканский народно-освободительный полк, если дать ему полное название, — с самого начала был самым скептически настроенным в отношении Сублимации, даже если в конечном итоге — по крайней мере, внешне — присоединился. — И кто конкретно?

— Никто, — маршал пожала плечами.

Он посмотрел на нее.

— Кто-то всегда несет ответственность, — заметил Банстегейн.

Она покачала головой.

— Это нечто, созданное в рамках Разума или вспомогательных субстратных механизмов самого Чуркуна. На корабле был один единственный шпион… можно назвать его программой, старой и крошечной, как вирус, засевший в вычислительной матрице. Чем бы оно ни было, оно тут же само себя удалило — оно гнездилось там еще до того, как был построен сам корабль, пока Разум пребывал в виртуальной форме, проходя испытания в отделе технологий и обработки верфи, четыреста семьдесят лет тому назад. Возможно, кто-то из Технического отдела установил его, но даже тогда это можно было сделать извне.

— И оно бездействовало все это время?

— Ожидало, когда появится что-то в достаточной мере изменяющее правила игры, ради чего стоит выдать свое присутствие.

— И никто его не обнаружил?

— Очевидно.

— Или никто, кто сам не был предателем, — сказал Банстегейн, отводя взгляд.

Маршал нахмурилась.

— Я думаю, что если мы начнем предполагать, что среди виртуальных экипажей флота могут быть предатели, мы сами себя сделаем предателями. Диверсантами, как минимум. Оно было чрезвычайно мало, и легко спряталось в огромном наборе подуровней. Вот только как оно оказалось там, если…

Глаза Банстегейна расширились.

— А как насчет других кораблей? — внезапно выпалил он.

Маршал немного отстранилась, но спокойно произнесла:

— Всех, кто еще с нами, проверяют. Теперь у них есть приблизительное представление о том, что они ищут, и есть надежда, что они смогут либо найти что-то похожее, либо дать себе отчет о своем состоянии в течение нескольких дней.

Банстегейн был потрясен.

— Дней?

— Невозможно сделать это быстрее. Флот, каким он ныне является, остается полностью боеспособным во всех остальных отношениях: техники — и корабли — утверждают, что вероятность подобной диверсии практически нулевая.

— А Чуркун? — спросил Банстегейн. — Что … он возвращается к…?

— Чуркун объявил о своей решимости сублимироваться как можно скорее, — сказала маршал. — И с тех пор о нем больше ничего не было слышно, поэтому он либо уже Ушел, либо все еще готовится к Переходу. — Чекври невесело улыбнулась. — Я понимаю, что подобные обстоятельства не считаются благоприятными условиями для инициирования Сублимации. — Наигранная улыбка исчезла. — И будьте добры, храните это в секрете, септаме. Корабль не объявлял о своём намерении публично, и мы бы предпочли, чтобы люди думали, что он все еще с нами, флот и без того достаточно сократился.

Банстегейн открыл рот, словно спохватившись, а потом сказал:

— Хорошо. Опустим это. Какова осведомлённость Четырнадцатого?

— Мы почти уверены…

Септаме поднял руку:

— Мы?

— Абсолютный минимум моих лучших, самых доверенных людей знает, что мы ищем что-то, но не знает что, — сообщила маршал. — Работа ведётся прямо сейчас. Хорошая, очень хорошая новость заключается в том, что мы почти уверены — информация хранится, вероятно, только у одного субстрата в штаб-квартире Четырнадцатого и известна, самое большее, горстке их высшего начальства. Никому более — пока.

— И как долго сохранится такое положение?

— Невозможно сказать. Все, что мы знаем, это то, что они пока не пытались поделиться ей, насколько нам известно.

Банстегейн посмотрел в сторону и потер пальцы, словно проверяя на ощупь невидимый кусок материи.

— Конечно, они могут ничего с этим не сделать. Они могут просто сидеть и ждать.

— Возможно… — сказала маршал с сомнением.

— Мы могли бы прямо спросить их, я полагаю, — сказал он, глядя на маршала и улыбаясь. — Не исключено, что они прислушаются к голосу разума.

— Могли бы, — согласилась она, выдержав его взгляд, сохраняя при этом нейтральное выражение лица.

— Тогда так и сделаем, — сказал септаме, откидываясь назад. На лице маршала отразилось легкое удивление. — Однако, — продолжил Банстегейн, снова подавшись вперед, — сделайте одолжение — поведайте мне, о каких ещё возможностях вы думали?

Чекври нахмурилась.

— Один выбор нередко исключает другой. Спросить значило бы предупредить, и тогда любой иной вариант был бы для нас закрыт.

— А что, если, — сказал он, — отложить обращение до тех пор, пока не появится другой выбор?

Маршал, казалось, на мгновение задумалась.

— Учитывая возможности задействованных технологий, особенно потенциальную скорость реагирования, которой они обладают, даже мгновение может стать достаточным промедлением, чтобы превратить потенциально успешное действие в действие, которое наверняка потерпит неудачу.

— Хм, — Банстегейн снова откинулся на спинку стула. — Тогда было бы, конечно, глупо делать какие-либо предупреждения, не так ли?

Глаза маршала немного сузились, когда она сказала:

— Вероятно.

— Что у вас на уме? — спросил он ее.

— Быстрый, мощный корабль, единственный точечный удар с полной свободой тактического выбора конечного оператора и — в случае, если потребуются какие-либо дальнейшие действия — отряд всего из двух человек: предельно усиленного полевого полковника спецназа и негуманоидного боевого арбитра.

— И это будет в…

— Эшри, система Изенион.

Банстегейн прикусил нижнюю губу. Он отвернулся.

— Против собственного народа… против тех, кто почти пятьсот лет назад поместил шпионскую программу в крупный корабль полка, кто мог бы сделать то же самое с другими подразделениями флота и кто мог бы, если бы захотел… — голос маршала понизился. — …потенциально поставить под угрозу все сублимирование, — заключил септаме, по-прежнему глядя в сторону и нервно потирая ладонь. Он посмотрел на маршала. — Как скоро мы сможем приступить?

— Всё уже готово, септаме. Активные участники в настоящее время находятся в пути в Изенион.

Банстегейн расширил глаза.

— Уже?

— Двадцать минут назад я приказала линейному крейсеру “Уагрен” покинуть Зис и отправиться в Изенион. Его можно отозвать в любой момент. Мне представлялось опрометчивым медлить после того, как материальная часть и личный состав были собраны. И ничего непоправимого не произойдёт без вашего явного разрешения.

— Сколько времени у меня есть, чтобы принять решение?

— Время в пути “Уагрена” до Изениона составляет от сорока шести до пятидесяти четырех часов, в зависимости от того, будет он по прибытии ожидать в космосе или отправится на локальную остановку. Скажем, сорок пять часов, чтобы пойти на любое заранее согласованное действие, хотя, если не последует никаких дальнейших признаков развития ситуации от Четырнадцатого штаба, я бы посоветовала остановиться на втором варианте — местной остановке: таким образом, у нас появится шанс разобраться с любыми незавершенными делами или непредвиденными последствиями. В случае, если Уагрен останется в пространстве… Скажем, пятьдесят три часа. Исключив время для переключения с одного профиля миссии на другой — от полета до местной остановки — решение потребуется через тридцать восемь часов. Это ваша точка принятия решения: тридцать восемь часов.

— А если я ничего не решу, если решение не будет принято?

— Корабль пролетит прямо через систему Изенион и вернётся сюда, не предпринимая никаких действий.

— Хорошо. Давайте пока оставим это по умолчанию. -

Он глубоко вздохнул. — Так. Тридцать восемь часов, сорок пять и пятьдесят три. Постараюсь запомнить.

Маршал бледно улыбнулась.

— Очевидно, мы должны признать также, что обычные ограничения применяются к передаче любой части информации в любую форму памяти, кроме той, с которой мы родились.

Банстегейн коснулся часов отсчёта на груди, покрутив платиновую ручку.

— Я так понимаю, это не будет представлять слишком большой угрозы безопасности, если я установлю тревогу. Он выровнял стрелку будильника, затем посмотрел на бесстрастное лицо маршала. Она молчала. Он вздохнул, позволив устройству упасть на грудь.

— В случае, если что-то пойдет не так и последующее расследование… — начала маршал.

— Последующее расследование? — поднял брови Банстегейн. — Мы должны сублимироваться через… — он взглянул на время — …двадцать два дня и один час.

— Тем не менее. Глупо рисковать тем, чем можно не рисковать. Я свяжусь с вами незадолго до того, как потребуется решение.

Банстегейн вздохнул и выключил тревогу. Он посмотрел на Чекври.

— Это должно произойти, знаете ли. Непременно. Возвышение. Оно должно свершиться сейчас или никогда… — Еще один вздох. Он вдруг ощутил усталость. — Я посмотрел статистику. Для такого вида, как мы, если произойдёт заминка, это, вероятно, займет еще три или даже пять поколений. Вот почему это должно произойти в этот раз, Маршал.

Маршал Чекври, главнокомандующая полка внутренней системы, помолчала еще немного, а затем сказала:

— И мы позаботимся о том, чтобы это произошло, септаме.

5 (С -22)

“Каконим” — наступательная единица Культуры класса Нарушитель спокойствия, медленно вращался над лесом извивающихся, неистово сияющих протуберанцев, представлявших собой поверхность оранжево-красной звезды Сапанатчеон. Корабль плавно дрейфовал среди вспышек радиации, заряженных частиц и магнитных полей, атакующих его почти со всех сторон, хотя в основном снизу, где одно из солнечных пятен размером с планету-гиганта медленно плыло в почти вечном движении. ЛОУ снимал показания, собирая данные, невзирая на неудобства, но на самом деле он просто наблюдал и восхищался.

ЛОУ был современным кораблем со старым Разумом, частью своего рода эксперимента, цель которого заключалась в проверке работоспособности подобного союза. Теоретическая предпосылка допускала, что соединение нового боеспособного корабля с мудрым старым Разумом каким-то образом возьмёт лучшее из них обоих, возведя корабль на новый уровень, попутно позволяя ему свободно действовать — парить/ дрейфовать / мчаться — в течение всей своей ожидаемой жизни, а по сути бездействовать, или, вернее, не производить никаких действий, для которых он был изначально разработан, обрекая его тем самым быть заложником проводимого исследования. Проблема с этой идеей, как указал сам Каконим, — одним из первых — заключалась в том, что, если не принимать в расчёт симуляции, никогда невозможно было заранее узнать, насколько теория соответствует действительности, во всяком случае, вплоть до момента, когда случится что-то по — настоящему экстраординарное, каковое само по себе исключит возможность последующего переоснащения и переосмысления.

В качестве примера один из корабельных Разумов припомнил окончание войны с Идираном — тысячи лет назад, — когда принимавший в ней участие Разум, оказался повреждён, утратив часть своей сущности, чему предшествовала установка его на корабль несопоставимый по уровню.

Разум внутри Каконима осознал, что представляет собой своего рода ресурс для Культуры, и скрепя сердце вынужден был принять ответственность.

Взяв свои слегка эксцентричные привычки и интересы с собой в новый дом, Разум Каконима — по сути, Каконим — преследовал свои странные цели и держался по большей части обособленно, оставаясь в вечной готовности, которую Культура обязала его сохранять, на всякий случай.

Он не был отшельником — боевым кораблям Культуры настоятельно не рекомендовалось даже думать о том, чтобы стать настоящими отшельниками — он в общем-то следил за тем, что происходит в галактике, и поддерживал связь с уважаемыми и ответственными кораблями, которые в любой момент могли связаться с ним, если им это действительно нужно, но, по правде сказать, у него было мало знакомых и ещё меньше друзей, ожидавших от него настоящей откровенности. Многие, из тех, с кем он выходил на связь, привыкли ничего о нем не слышать сотни дней кряду.

Поэтому его немало удивило, когда вдруг пришло сообщение, по-видимому, от кого-то настолько неформального, что даже многими сигнальными протоколами оказалось возможным пренебречь.

∞

— Привет, сколько лет, как дела?

∞

Отправителем был, согласно минимальному набору обычных встроенных личных кодов и эксцентричности глиф-выражения, его старый друг МСВ Падение Давления. Хотя, конечно, такого рода сигнальные изъявления не составило труда подделать.

Он отправил ответ обратно по тому же сигнальному маршруту:

— ПД?

∞

— Он самый.

∞

Даже без нормальных протоколов можно было вычислить примерное положение другого корабля — через направление луча и задержку ответа после нескольких сигналов. Похоже, Падение Давления был относительно близко, всего пять или шесть лет. Практически по соседству и всего в паре систем в этой малозвездной части галактики.

Если, конечно, корабль намеренно не задерживал свои ответы — в этом случае он мог быть почти рядом. Каконим немедленно включил свой сканер и посмотрел на сигнальный луч. Пусто. Некоторые из его внутренних систем — сработав, как реакция животного «бей или беги», — включились и тут же отключились.

∞

— Я во всех отношениях превосходен, как и следовало ожидать, — ответил он. — Так ли обстоят дела у вас?

∞

— Несомненно. Вы все еще одержимы этими блестящими кусочками?

∞

Каконим немного расслабился: другая сторона определенно проявляла себя как Падение давления. Тем не менее, подобраться так близко, прежде чем заявить о себе, было необычно. Каконим подумал, что более параноидальный корабль почувствовал бы себя в этой ситуации неуютно, как если бы к нему… подкрались.

Сигналы, на которые он реагировал, изначально поступали через луч достаточно широкий, чтобы охватить всю звёздную систему, в которой он находился, а это означало, что Падение Давления не знал, где конкретно в системе находится его друг (хотя он мог знать), но догадался, что около солнца — именно туда теперь был направлен луч. Однако тот факт, что его можно было обнаружить даже другим кораблем Культуры, было для Каконима, как для блуждающего условно независимого боевого корабля, если не тревожным, то, по крайней мере, достойным внимания обстоятельством.

∞

— Мой интерес к звездам — их формированию, развитию и смерти, способности сохранять и продвигать жизнь, влиять, усиливать и разрушать все вокруг — остается прежним. Хотя, очевидно, мне трудно выразить это так же поэтично, как вам.

∞

— Вы всё ещё в контакте с нашими друзьями полевыми лайнерами?

∞

У Каконима был давний интерес и отношения с различными галактическими аванпостами существ, населявших линии магнитного поля определенных звезд.

∞

— Нет. В последнее время я занят по большей части магнитосферным серфингом. Я намерен возобновить свои исследования чуть позже.

∞

— Значит, они не разговаривают с вами?

∞

— Конечно, они разговаривают со мной. У нас очень сложный и взаимовыгодный диалог, когда это необходимо. Вопрос, который я должен в свою очередь задать: почему вы разговариваете со мной?

∞

— Ваш самый старый друг не может поздороваться, не вызвав подозрений?

∞

— Подозрительный? Я? Прошло так много времени, с тех пор, как мы были на связи. Я даже подумал, что, возможно, вы скончались, не предупредив меня.

∞

— Если я молчал, то лишь потому, что беру пример с вас. Но да, это действительно было давно. И я был занят последнее время. Ну, и лень, разумеется. Не важно. Мне удалось сократить свое население до узкой команды единомышленников, так что в данный момент всё пребывает в относительной гармонии.

∞

— Итак, что привело вас в этот неприютный край?

∞

— Технически — интуитивная прозорливость, удовольствия ради: как и вы, я обнаружил в себе богатые пласты самопотворства, будучи вдалеке от вашего текущего местоположения.

Есть нечто, что привлекло мое внимание, нечто — способное вас заинтересовать.

∞

— И что же это?

∞

— Вопрос потенциальной тернистости. Это касается кое-чего сокрытого от глаз. Безбрежность за пределами безбрежности.

∞

— О…. Возможно, мне всё-таки придется перезаписать эти части себя. Говорю вам, я не хочу больше иметь ничего общего с обещанием, процессом или результатом Разгрузки, Подстрекательства, Сублимации, Свертывания или любым другим синонимом, относящимся к деятельности или состоянию, когда отрываются от собственного фундамента.

∞

Сублимация. Почти осязаемая, вполне правдоподобная, математически верифицируемая нирвана всего в нескольких поворотах под прямым углом от постылой старой реальности: огромное, бесконечное, лучше, чем виртуальное сверхсуществование без выключателя, к которому виды и цивилизации тащили свои жалкие, уставшие от тлена задницы, с тех пор, как — согласно историческим данным — галактика была в метафорической колыбели.

Сублимация была тем местом, куда отправлялись, когда чувствовали, что больше не могут внести свой вклад в жизнь великой галактической метацивилизации, и — иногда это более важно, в зависимости от вида — когда, в свою очередь, чувствовали, что ей больше нечего вам предложить. Большинству цивилизаций потребовалась уйма времени, чтобы прийти к этой идее, но спешить было некуда: Сублимация всегда будет там, где она есть. Главное, чтобы слепой случай, собственная глупость или чья-то злоба не привели за это время к вашему полному уничтожению в Реальном.

Вопрос о том, как и что было Там, вызывал споры: очень, очень немногие вернулись, и никто не вернулся не претерпев глубоких изменений. Эти несколько репатриантов, по-видимому, также не в состоянии были описать мир, который они покинули, пусть и совсем недавно, хоть сколько-нибудь подробно.

Это замечательно — таков был общий тон смутных, мечтательных отчетов, тех, кто все-таки вернулся. И почти вне всякого сравнения, буквально неописуемо. Абсолютные, самые великолепные чудеса, опыты и достижения Реального и всего того, что присутствует в нем, выглядели ничтожными по сравнению с самыми тривиальными поверхностными проявлениями Возвышенного. Парящие, великолепные, эфирные соборы разума и веры казались неопрятными ветхими лачугами в сравнении с монументами — если их уместно было так назвать — Возвышенного. Это практически все, что кто-либо способен был поведать, но, по крайней мере, отчеты оставались неизменны в одном отношении — никто никогда не возвращался со словами: черт, как ужасно, не вздумайте следовать туда.

Следует заметить также, что Сублимация не была единственным выбором для вида, приближающегося к концу активной фазы своего существования. Отдельные виды и цивилизации вступали в старость, становясь почти столь же оторванными от повседневной жизни галактики и ее обширного бурлящего кипения народов и обществ, как сублимированные, оставаясь при этом в реальности. Однако само пребывание в реальной вселенной — несмотря на силы и способности, которые обычно ассоциировали с так называемыми Старейшинами и которые древние расы редко проявляли желание преуменьшать, — по-прежнему оставляло таких укоренённых, по крайней мере, теоретически уязвимыми для любого захватнического вновь образованного конгломерата силы и агрессии, каковой галактике и самой эволюции удавалось порой им подбросить. Не говоря уже о том, что выбор Старейшин просто выглядел как своего рода нервный срыв, учитывая возможности, открывавшиеся сублимированным: пространство бесконечного процветания без угроз или опасностей.

Насколько было известно, ничто не зачиналось непосредственно в самой Сублимации — корни всегда уходили в реальность. И — опять же, насколько кто-либо мог судить — ничто из того, что когда-либо входило в Сублимацию из Реального в каком-либо жизнеспособном состоянии, не исчезало из неё полностью. Войти в Сублимацию означало стать почти бессмертным, и, хотя еще ходили разговоры о различиях и даже некоторых формах раздора внутри Возвышенного, казалось, не было ни уничтожения, ни полной или частичной аннигиляции, ни геноцида, ни истребления видов, ни прочих их эквивалентов.

К глубокому и неизменному разочарованию тех в реальности, кто хотел бы знать больше о прошлом Сублимации, народы, которые пребывали в ней дольше всего — скажем, начиная с первых двух миллиардов лет существования галактики — никогда не возвращались в реальность и рассказать что-нибудь о том, какой была их жизнь там и что на самом деле происходило в забвенные времена было некому. Те же, кто впоследствии вошел в Великое Свёрнутое, едва ли отличались большой откровенностью, и немногие относительно ясные ответы, данные ими на конкретные вопросы, часто так или иначе оказывались противоречивыми, так что в качестве предмета исследований Сублимация оставалась почти полностью бесполезной.

Тем не менее, целые цивилизации все это время совершали путешествие в один конец, и имелось убедительное доказательство того, что даже первые, совершившие переход, все еще находились там в каком-то значимом смысле, как бы сильно они ни изменились, и — по сравнению с относительным хаосом, неопределенностью и экзистенциальной краткосрочностью реальности — данный факт представлялся довольно оптимистичным, по мнению большинства людей.

Итак, он получил заманчивое предложение и нечто, созревшее для изучения. При желании. Разум в Какониме, взявший название своего корабля, когда-то испытывал тяготение к таким вещам. Но не ныне. Вся эта затея выглядела в его глазах крайне разочаровывающей, и его друг, Падение Давления, знал о том.

∞

— Я понимаю. Я мог бы, конечно, просто замолчать, уйти и больше ничего не говорить вам.

∞

— Нет, мой интерес пробудился, как я уверен, вы и ожидали. Так о чём же идёт речь?

∞

Будучи раздражён Каконим, как ни странно знал, что контроль над Сублимацией, являлся одним из немногих активных интересов Культуры, хотя и продолжал надеяться, что какие-нибудь другие смелые, честолюбивые или просто заблуждающиеся души примут эстафету исследования Возвышенного и будут исследовать дальше, присматриваться, копать глубже и совершать прорывы, которых он совершить не мог. Культура, не обременяя себя ответственностью, пыталась и не раз поощрять всевозможные неформальные ассоциации других Разумов с подобными интересами к такому исследованию, но все её надежды были разбиты — почти никого заинтересовать не удалось. Он даже осмелился предвидеть, что секция Контакта сформирует специализированный подотдел для решения вопроса, но — несмотря на то, что за эти годы было сделано несколько серьезных намеков на тему — до дела так и не дошло…

— Гзилт, — гласило послание Падения Давления.

∞

— М-м-м. Кто-то говорил, что они уже назначили дату. Как видите, я слушаю новости. Хм. Это довольно близко. Неужели они передумали?

∞

— Нет. Но есть… развитие.

∞

Гзилты были чем-то вроде двоюродного родственника цивилизации Культуры. Почти основатели, хотя и не совсем, они оказали влияние на создание и разработку Культуры десять тысяч лет назад, когда разрозненная группа гуманоидных видов примерно на одном и том же этапе технологического и социального развития подумывала об объединении.

Достаточно любезные, хотя и несколько по-военному зажатые из-за необычного социального устройства, которое в основном означало, что все должны были состоять в единой общественной охране — следовательно, у каждого было воинское звание с рождения — они внесли значительный вклад в истеблишмент и этос Культуры, когда все пребывало еще в стадии разговоров, но затем, чуть ли не в последний момент, ко всеобщему удивлению, включая удивление своих соплеменников, решили вдруг не присоединяться к новой конфедерации.

Они пойдут своим путем, решили они, желая добра Культуре и проявляя к ней интерес, но решительно держась от нее в стороне.

Отношения неизменно оставались дружескими, и ходили слухи, что гзилты помогали Культуре в войне с Идираном, несмотря на якобы подчёркнутый нейтралитет, но, в сущности, они все это время тихо, старательно держались наособицу, наблюдая за происходящим. Склонное к вмешательству поведение их бывших соратников, вызывало порой легкий ужас, недоверие, а то и шок, соседствуя со своего рода завистью и неуклонно нарастающим пониманием, что великая возможность некогда была упущена.

∞

— Развитие. Странно. Это слово редко настолько портит настроение, как в случае его употребления вами в неизвестном мне контексте. Какое развитие?

∞

— Одёрните меня, если я начну рассказывать вам слишком много из того, что вы уже знаете, но… существует традиция, согласно которой другие цивилизации как бы рассчитываются с любыми потенциальными сублиматорами незадолго до События: выказывают восхищение, уважение и сожаление вперемешку с признаниями, что на самом деле это они ответственны за превращение вашей луны в руины, во времена, когда вы изобретали колесо, ведь у них де в этот момент были важные космические сражения с соседями, или это они похитили ваш первый космический зонд…

∞

— Считайте, что вы увлеклись, — сообщил Каконим.

∞

— Извините. И жаль: мой третий пример был особенно остроумным и забавным. Но… не важно. Как бы то ни было, у гзилтов есть отношения, если можно так выразиться, с уже ушедшимЗихдреном и отношения эти развивались через Книгу Истины Гзилта.

∞

— Да, священная книга, доверие к которой, как ни странно, только возрастало по мере развития науки.

∞

— Верно, уникальный случай.

∞

— Тем самым способствуя пагубному культу исключительности, которую нередко демонстрирует Гзилт.

∞

— Едко, но метко!

∞

— Некоторые истины имеют обыкновение ранить. Честно говоря, я думал, что был достаточно мягок — слово “проявляет” могло бы заменить слово “демонстрирует” в приведенном выше примере без особой натяжки. Кстати, мне уже не нравится то, к чему мы движемся, но продолжайте…

∞

— Одна из вещей, которая всегда заставляла гзилтов чувствовать себя такими особенными, такими исключительными, заключалась в том, что их священная книга, единственная среди священных книг, оказалась поддающейся проверке.

∞

— Она предсказывала будущее, — уточнил Каконим, внимательно наблюдая за тем, как пересекаются два сигнала, заинтригованный: сигналы от Падения Давления подразумевали, что корабль, первоначально изменив положение, направлялся некоторое время прямо к нему, однако теперь, выйдя из фазы ускорения, принялся поворачивать.

∞

— Вы измеряете мою скорость и направление?

∞

— Да.

∞

— Вы могли бы просто спросить. Я использую чередование максимального и минимального хода для пространства Гзилт.

∞

— Это шестьдесят дней. Не закончится ли все к тому времени?

∞

— Пятьдесят пять дней. За годы я нарастил мощность своих двигателей… Вы слышали всю эту чепуху о священной книге Гзилта?

∞

— Конечно. Книга Истины, священная книга гзилтов, была доставлена в их мир метеоритом во времена тёмных веков, после краха великой империи, павшей под натиском варваров, болезней, экономического и экологического коллапса. Последующая за катастрофами метеоритная бомбардировка усугубила ситуацию и убедила многих гзилтов в том, что их боги — если они вообще существовали — отвернулись от них.

Именно в это тяжелое время некто Брайпер Дродж, опальный, разорившийся торговец из павшей аристократической семьи с военными связями якобы нашел внутри одного из метеоритов набор табличек с надписями и опубликовал их, добавив к ним позже описания своих сновидений, созвучных текстам. Эти таблички содержались в секрете и со временем либо исчезли, либо были уничтожены во время храмового пожара, устроенного неверующими.

Данный инцидент привел к милитаризации и евангелизации религии Книги Истины, за которой последовала серия военных походов, организованных Брайпером Дроджем и его генералами, завоеваний на едином великом континенте, составлявшем почти всю территорию Зис, что, в конце концов, вылилось в покорение и обращение в новую веру других племён, наций и народов. По сути, они захватили мир.

Брайпер Дродж позже исчез при загадочных обстоятельствах, предположительно, когда он был на грани того, чтобы объявить о новых откровениях, явленных ему во сне. К этому времени внутри церковной иерархии возникла напряженность, и циники позже утверждали, что стремительно разросшиеся высшие эшелоны сторонников Дроджа устранили последнего, чтобы предотвратить появление на свет этих способных посеять смуту, неоднозначных дополнений к Слову, искажающих, либо вольно трактующих первоначальное значение. Впрочем, факт устранения, равно как и еретический характер так и не увидевших свет откровений, доказан не был, и по общему согласию было решено, что Брайпер полностью внес свою лепту, его место в истории как величайшего из когда-либо существовавших гзилтов абсолютно обеспечено, и в некотором смысле ему пора было уже стать легендой, вместо того, чтобы делать какие-то смущающие, не относящиеся к истоку заявления, которыми выжившие из ума старики порой были склонны напоминать о себе.

До того момента история гзилтов и их священной книги была для историков относительно понятной, почти побуквенно повторяя все подобные истории разных народов и цивилизаций: выскочке благоволит удача, он провозглашает себя каноном всего и, размахивая своей расплывчатой, подразумевающей сонм толкований священной — якобы — книгой, как доказательством богоизбранности, обретает власть и славу. Но что действительно отличало Книгу Истины от всех других подобных артефактов, так это то, что она делала предсказания, которые почти без исключения сбывались, предвосхищая явления, о которых никто во времена Брайпера Дроджа не мог даже помыслить.

Почти на каждом научно-технологическом этапе в течение следующих двух тысячелетий Книга Истины сделалась чем-то вроде невозбранного оракула, недвусмысленно описывая последовательное появление открытий, будь то электромагнетизм, радиоактивность, атомная теория, космический микроволновый фон, гиперпространство, существование иных цивилизаций или узоры энергетической решетки, лежащие между вложенными вселенными. Язык был вполне ясен и мог показаться непрозрачным только до момента, пока у вас не было подходящих технических знаний, чтобы правильно понять то, о чем идет речь, раскрываясь и обретая очевидность по мере того, как происходил соответствующий технический прорыв.

Кроме того, в книге содержались вполне тривиальные советы о том, как правильно и нравственно жить, подкреплённые, как водится в таких случаях, различными притчами и примерами, помогавшими, по мнению некоторых, удерживать Гзилт на верном пути, но ничего особенного по сравнению с другими священными книгами, и было очевидно, что именно предсказания, а не этот пафосный морализаторский осадок, вероятно привнесённый Дроджем, сделали Книгу такой убедительной и замечательной, обретшей вес по мере развития цивилизации и технического прогресса.

Имелись в писании и моменты, касавшиеся космоса. Тех, кто упоминался в этих откровениях, именовали Зихдренами. Описаны они были как некие призраки света. Зихдрены представляли собой вакуумную расу баскеров, и на самом деле “призраки света” довольно точное определение того, как они выглядели в действительности для гуманоидного глаза. Они также были описаны как производящие работу, действия посредством «материальной механики» — что опять же, достаточно близко к описанию реальности роботизированных саморасширений, которые Зихдрен использовал, когда они хотели овеществлять себя в сферах материального аспекта реальности.

Более того — и, возможно, это в большей степени дело рук Пророка, нежели откровения, содержавшегося и найденного им на оригинальных табличках, если те когда-либо действительно существовали, — Книга настаивала на том, что гзилты являлись народом, коему благоволит Судьба, сама Вселенная, важным фрагментом эволюционного (в глобальном, космическом значении) процесса. Стремившиеся к трансцендентному провидению, они де представляли самый кончик мистического копья, запущенного из прошлого в будущее, причем древко этого копья образовывало множество ранних видов, существовавших до них, поочередно передававших эстафету судьбы следующим, более исключительным и достойным приемникам.

В книге говорилось, что Зихдрены как раз были финальными участниками вселенской эстафеты, последними носителями, ступенью ракетного корабля, устремлённого в Небо, долженствующего вывести свою полезную нагрузку — Гзилт — на орбиту Вечности.

После того, как гзилты достигли уровня, позволявшего им по настоящему осваивать космос, изобрели искусственный интеллект, приблизились к пониманию гиперпространства и вышли на контакт с остальной частью галактического сообщества, они обнаружили, что во времена, когда Книга Истины появилась на свет, действительно существовала раса, именуемая Зихдренами, хотя с тех пор, как те возвысились, минуло немало лет. Открывшийся факт только укрепил веру гзилтов в свое предопределенное предназначение и гарантированную самобытность — не исключено, что это невозмутимое чувство собственной уникальности мешало им присоединиться к Культуре все эти тысячи лет.

Если посмотреть на вереницу событий, происшедших с их цивилизацией, можно подумать, что книга, вероятно, во многом права, наделяя гзилтов некоторой исключительностью, однако нетрудно заметить и другое — как только гзилты достигли определенной стадии развития, оракул фактически замолк, поскольку больше нечего было предсказывать, став еще одним пыльным текстом, который нужно подшить к остальным, и в то же время возросло подозрение среди тех, кто, не будучи доверчив, сознавал, что, хотя зихдрены действительно могли иметь отношение к Книге и, безусловно, были уважаемой и конструктивной частью галактического сообщества своего времени, они вряд ли являлись здесь исключением: просто еще один традиционно эволюционировавший вид, варившийся в конвекционных ячейках галактического котла, — хотя и экзотический по своей нематериальной природе по гуманоидным стандартам — который в конечном итоге оказался в огромном доме Возвышенных, как и все остальные.

∞

— Возможно, гзилтам следовало проглотить свою гордость и присоединиться к Культуре, когда у них был шанс, — вставил Каконим — Их Возвышение выглядит в свете событий как своего рода утешение, отчаянная попытка оправдать свою замшелую ныне религию и существование в целом…

∞

— Я не закончил. Вы снова меня прервали.

∞

— А вы снова увлеклись.

∞

— В любом случае, есть доказательства того, что гзилты верят, что их собственное присутствие среди сублимированных каким-то образом резко изменит ситуацию к лучшему…

∞

— Ха!

∞

— … Однако продолжу… Они — осознанно, вопреки всем доказательствам — считают Сублимацию не выходом на пенсию, а продвижением по службе.

∞

— И снова — ха!.

∞

— Как бы ни было, а дело обстоит так, что гзилты находятся на самом краю Большого Свёртывания, когда — внезапно или ожидаемо — появляется корабль Зихдрен-Ремнантеров с гостем на празднество, несущим сообщение, которое в основном представляет собой признание.

∞

— В чём именно?

∞

— В чем именно, мне не сказали, но, думаю, мы можем догадаться.

∞

— Старая ошибка, случайность, шалость, преднамеренное вмешательство?

∞

— Что-то в этом роде. Только сообщение не доходит, человеческое существо-гость так и не доставлено, корабль перехвачен. Корабль Ремнантеров уничтожен.

∞

— Уничтожен?

∞

— Именно так. Целиком и полностью.

∞

— То есть… Хм, это смело. Или отчаянно. А откуда вам об этом известно? Ни в одном отчете ничего похожего нет.

∞

— Это случилось недавно, и пока мало кто знает, и никто из осведомлённых не считает, что в их интересах выносить знание на публику. Наши друзья попросили меня связаться с вами, как с кем-то, кто имел в прошлом отношение к Сублимации и особенно к Зихдренам.

∞

— И с какой же, позвольте узнать, целью? Что я должен сделать?

∞

— Две вещи. Во-первых, стать частью консультативной группы вместе со мной, чтобы справиться со всем, что может из этого получиться — с нашей точки зрения. Во-вторых, использовать некоторые из ваших контактов, чтобы прояснить, что за всем этим кроется.

∞

— Гзилты попросили нас сделать это?

∞

— Господи, нет! На данный момент лучше, чтобы они вообще ничего не знали, учитывая, что они или какая-то их фракция, похоже, спровоцировали военные действия.

∞

— Тогда почему мы вообще думаем об участии в их деле?

∞

— Что ж, возможно, мы обязаны Гзилту некоторой заботой и… вниманием. И просто из общих принципов, поскольку они всё ещё пребывают в статусе почетного попутчика Культуры, но что, пожалуй, более важно, в послании Зихдрена к Гзилту упоминается человек — человек из первого поколения, считающий себя гражданином Культуры. Он жил около десяти тысяч лет назад, во времена переговоров — тех самых, что породили Культуру. Этот человек был назван в качестве, возможно, единственного способного предоставить доказательство того, что то, что утверждалось в сообщении Гзилту, действительно является правдой.

∞

— Значит, он растворился в каком-то групповом разуме. Сохранился, я так понимаю?

∞

— Нет, он не был сохранён. На самом деле, такое в полной мере невозможно. Но он всё еще с нами, всё еще жив, всё еще существует и функционирует, спустя двадцать пять-тридцать полных жизней, когда, как многие бы ожидали, любой обычный гуманоидный смертный благопристойно ушёл бы в мир иной. Более долгоживущий, чем любой известный независимый Разум или даже высокоуровневый ИИ того времени. Как будто он решил пережить само время или установить рекорд. Он действительно жив, где-то, вероятно, внутри Культуры.

∞

— Вы не шутите?

∞

— Никаких шуток.

∞

— Я отказываюсь принять это. Миф. Один из наших мифов. Романтичный и бессмысленный. Желанный, но бездоказательный.

∞

— Тем не менее, наши приятели Ремнантеры, кажется, думают, что этот доисторический пращур все еще с нами.

∞

— Нежная привязанность к давно сублимированной цивилизации не делает Зихдрен-Ремнантеров непогрешимыми. Или даже скорее — делает их ненадёжными.

∞

— Однако их послужной список в таких вопросах безупречен, я бы сказал. Я обсудил вопрос с несколькими коллегами-разумами, и пришёл к выводу, что к информации нужно отнестись серьезно. Они также считают, что вы должны стать членом какой-либо консультативной группы, скажем — частью группы тактико-стратегического надзора. Что скажете?

∞

— Полагаю, я должен быть польщен таким приглашением, но почему эти несколько ваших собратьев по разуму сами не передали мне своё предложение?

∞

— Они чувствуют себя более комфортно в роли мудрого старейшины, дающего советы, а не должности, которую предлагают вам и мне, сопряжённой с реальными действиями. Я предполагаю, что в их среде происходит сейчас какое-то энергичное и очень интенсивное моделирование. Я принял предложение.

∞

— И кто они вообще?

∞

— Пока не имею полномочий сказать. Поведаю только в случае, если вы примете предложение. Обещаю вам.

∞

— Что здесь на самом деле поставлено на карту? И каковы шансы, что — если это окажется важным или просто интересным — нас не предаст анафеме другой коллектив — например, БИВ?

∞

— На кону спокойствие. Возвышение родственной цивилизации и потенциальный хаос, затрагивающий саму идею Сублимации, осложненные присутствием множества видов падальщиков, не говоря уже о добром имени Культуры как честного посредника.

Что касается Банды Интересных Времен, то они молчат уже почти полтысячелетия. Считается, что некоторые из них находятся в Свёрнутом, и, по крайней мере, один сам присоединился к свернутым. Среди умов, проявляющих особый интерес к этому вопросу, есть ощущение, что БИВ ушла в отставку или, возможно, схлопнулась. Вся эта история с Эксцессией едва не переросла в кризис, и хотя, в конце концов, разрешилась благополучно, но лишь благодаря удаче и отчасти хорошему руководству. В любом случае она могла обернуться провалом: катастрофа была предотвращена, но возможность упущена, и мы, увы, не продвинулись дальше в понимании путешествий или даже связей между концентрическими вселенными.

Возможно, они решили уйти пока находились в авангарде или грациозно поклониться после, в лучшем случае, скромного достижения, что в определенном свете могло бы даже рассматриваться как смущение. Может быть, они просто чувствовали, что стареют и теряют связь с реальностью.

Так или иначе, но похоже, что на данный момент никакой новый постоянный комитет не заменил их, и с тех пор необычными делами занимались только отдельные специально собранные для решения конкретной задачи группы. Это наше время, старина…

∞

Несколько мгновений Каконим молчал. Он наблюдал, как небольшая солнечная вспышка расцвела с одной стороны пятна, над которым он находился. Еще одно свидетельство деятельности звезды, выброшенное более ранним взрывом яростных энергий, вечно бурлящих в ней, на тысячи километров в поперечнике и на десятки тысяч в длину, накрыло пространство вокруг, омыв внешнюю структуру поля излучением и спровоцировав мощный физический удар.

Он позволил себе слегка пошатнуться, используя поля своего двигателя, чтобы отрегулировать массу и увеличить инерцию, контролируя процесс таким образом, чтобы эффект не выходил за рамки допустимых параметров, периферийно наблюдая, как крайние внешние элементы его полевой структуры деформируются внутрь на несколько микрометров под тяжестью взрыва. После того, как выплеснувшийся бурный поток плазмы начал опадать, он лёг в дрейф над поверхности пятна, едва заметно вращаясь. Наконец он передал ответ:

— Почему мы вообще заморачиваемся подобными биозапутанными вещами? Мы могли бы прожить безмятежную жизнь, полную радости, если бы оставили их наедине с их грязными, убийственными замыслами.

∞

— Потому что это приятно нам. Это вызов. Мы могли бы сублимироваться, но мы этого не делаем. А наша репутация просвещенного вмешательства требует, чтобы время от времени мы подтверждали и отстаивали её.

∞

— Да, это мы: первые среди альтруистов, императоры благодетели. Не берусь судить абсолютно, но… чёрт возьми, здесь мы лучшие!

∞

— Вы говорите так забавно.

∞

— Да, мои поля расширяются от таких мыслей. Так и быть. Возможно, я пожалею об этом, но я согласен. Я приму участие.

∞

— И используете свои контакты с сублимированными?

∞

— Если придется, хоть и с большой неохотой, да.

∞

— Ура! Добро пожаловать на борт. Вот диаглиф с ситуацией. Есть предположения?

∞

Данные были полны подробностей: насыщенная фактами информация, смешанная с анализом и предположениями. Там были ссылки на стандартные истории всех вовлеченных видов — цивилизаций, включая те, на которых обычно не обращали особого внимания, скрупулезные, подчас весьма критические, созданные Контактом очерки о сублимированных обществах и личностях, а также исчерпывающее резюме всех последних событий, их возможные объяснения, статистическая разбивка множества уже смоделированных вероятных вариантов будущего и исчерпывающее, подробно аннотированное многомерное сравнение текущей ситуации с ситуациями, имеющими какое-либо существенное сходство в прошлом, с иным разбросом вероятных исходов, связанных с ними, плюс положение и характеристики всех известных капиталов и крупных кораблей, гипотетически могущих иметь причастность.

Каконим подумал, что это выглядело так, как будто что-то вдруг взорвалось, внезапно и стремительно расширившись. Ошибка Не… был первым, кто заметил неладное, когда зафиксировал факт применения оружия на Аблэйте, сообщив об этом своему домашнему ГСВ — Какистократу, который, проявив благоразумие, предпочел передать данные нескольким избранным из своих соратников, включая Падение Давления, а не транслировать их в новостной канал.

Сообщение от Зихдрен-Ремнантеров было отправлено непосредственно Падению Давления менее чем через час. Никаких намеков на то, кто или что несет ответственность за уничтожение корабля Ремнантеров. Присутствовали два основных вида падальщиков. Лисейден и Ронте. Было бы поистине замечательным и наименее тревожным для всех заинтересованных лиц, если бы один из них был ответственен за нападение на корабль Ремнантеров, но это выглядело совершенно невозможным; даже если бы корабль Ремнантеров был безоружен, технологические уровни различались катастрофически.

Каконим не делал вид, что потратил сколько-нибудь заметное время на просмотр всей совокупности того, что ему было отправлено, переправив данные кораблю класса Пустынник, в настоящее время околачивающемуся на Зис.

∞

— …Почтенный МСВ Проходящий Мимо… будет представлять нас до тех пор, пока большие корабли Культуры не прибудут в виде огромного системника Эмпирик, который в настоящее время направляется к Зис, хотя и задержан небольшой вспышкой в пути. Проходил Мимо И Решил Заглянуть был проинформирован мною о том, что может возникнуть непредвиденная ситуация, хотя никаких действий от него пока не требуется — Эмпирик же все еще пребывает в состоянии блаженного неведения.

— Проходящего Мимо… сопровождает эскорт из двух кораблей Бандитов — демилитаризованных судов — по старой терминологии. Их уже давно именуют “быстрыми пикетами”. Но по сути это бывшие суда наступательного класса Бандит, совершенно индифферентные к вульгарным требованиям правдивости и оценочных суждений. Однако, если вы думаете о них как о немедленно доступных боевых средствах, я должен вас разочаровать. Оба они действительно были полностью очищены от вооружения. Они просто притворяются военными, чтобы местные жители были спокойны, на самом же деле, к сожалению, не несут серьезного снаряжения.

Эти три корабля имеют давнюю связь. Многие из класса Пустынник были смущены тем, что их понизили в должности с генеральных до средних, и, как и Проходящий мимо…, они устарели. Кроме того, именно на борту самого Проходящего было произведено обезоруживание младших судов.

∞

— Расскажите ему что случилось. Предложите, что, если он только что изъял оружейные блоки из сопровождающих его головорезов, он должен немедленно вернуть оба корабля на борт и в обратном порядке переоборудовать их.

∞

— Только что проверил. На борту пустынника нет оружия — отсутствует как в соответствующих грузовых манифестах, так и в зарегистрированных декларациях о материальных средствах.

∞

— Все равно спросите. Возможно, он скрывает механизмы.

∞

— Это было бы немного дерзко с моей стороны. Да и вообще речь о классе Пустынник. Они крошечные! Вот почему они были понижены в должности.

∞

— Они более трех километров в длину и кубической формы, а основная группа орудий на Бандите менее тридцати метров в диаметре. Кроме того, не существует Пустынника который не менял бы свою внутреннюю компоновку бесчисленное количество раз на протяжении тысячелетий, просто чтобы удовлетворить оперативную случайность или развлечения ради. Бьюсь об заклад, большинство из них могли бы найти место на борту, чтобы спрятать достаточное количество боеприпасов для оснащения флота, если бы искали внимательно или нагрянула бы внезапная проверка.

∞

— Сигнал отправлен должным образом.

∞

— Суда, работающие с Ронте, точно гражданские?

∞

— Полностью. И, правда, крошечные. Восемьдесят метров. В старые добрые времена у нас были ракеты побольше. И этот чудак — Ошибка Не….. данные о его ходовом весе… — не могу найти ничего официального — видимо намеренно скрыты. Оценки его могущества энтузиастами-любителями сильно разнятся, но указывают на нечто близкое к предполагаемым мною возможностям. (Каконим обратился за консультацией к документации, составленной людьми, проявляющими осознанный интерес к кораблям Культуры.)

∞

— Кое-кто должен быть польщен.

∞

— Хм. Думаю, что даже по нашим раскрепощенным меркам это немного абсурдно, что военному кораблю нужно обращаться к тому, что, по сути, является фан-сайтами, для оценки способности корабля-товарища. Полагаете, он может иметь отношение к ОО?

∞

— Не исключено, либо просто врожденная непостижимость. Продолжающиеся попытки Особых Обстоятельств загнать рынок в угол с помощью традиционного коварства пока не увенчались успехом.

∞

— А давайте попробуем выяснить, что у него на борту, спросим, что он везет. Его контакт — ГСВ Какистократ, безусловно, когда-то был в ОО, хотя и утверждает, что давно укоренился в более спокойной и созерцательной жизни. Сигнал отправлен.

∞

— На борту “Эмпирика” есть близнецы класса Преступник “Хэдкраш” и “Ксенократ”. Нужно дать им возможность разведать потенциальные действия в Гзилте и, предположим, форсировать двигатели, чтобы добраться туда как можно скорее.

∞

— Они занимаются мелкой вспышкой в Лолискомбане. Целеустремлённо, полагаю. Будет непросто отвлечь их от столь увлекательного занятия.

∞

— Многоцелевой, но легкий вызов. Им уже скучно. Поклянитесь им хранить тайну и скажите, что кто-то счел необходимым погубить корабль Ремнантеров. Это должно привлечь их внимание.

∞

— Мгм… и намекнуть, что ситуация вряд ли на этом остановится. Нет нужды: они и без того сделают свои выводы. Лучше позволить им убедить себя, чем чувствовать, что ими манипулируют.

Но мы действительно, похоже, до сих пор концентрировались только на военной стороне дела.

∞

— Я военный корабль. И всегда был им. Или, что вы имели в виду?

∞

— Поговорить с кем-то, имеющим отношение к делу, может оказаться хорошей идеей.

∞

— Этот Банстегейн, похоже, на данный момент обладает властью. Полки аккумулируют энергию, в то время как политики обеспечивают динамику.

∞

Общество гзилтов тысячи лет назад объединилось в стабильную демократическую систему, формализовавшую чисто церемониального президента наверху без реальной власти, несколько почти равных ему подставных лиц непосредственно в окружении, последовательные слои экспоненциально растущего числа мелких единиц политической власти, и наконец, массы населения — отдельных людей.

Эта структура сосуществовала рядом с другой — универсальной милицией гзилтов — военной организацией без явно очерченных полномочий. Комментаторы и аналитики, особенно из Культуры, казалось, находили такое положение загадочным, но приемлемым — консенсус заключался в том, что вездесущие военные без проблем всегда уступали гражданскому командованию, потому что в прямом смысле гражданских лиц не было. Кое-кому это казалось извращением, но, несмотря на весь их кажущийся милитаризм, гзилты оставались мирными на протяжении многих тысячелетий — это была откровенно миролюбивая культура, которая на памяти живущих не принимала участия в тотальной галактической войне против другой цивилизации.

Помимо военных, на практике со временем баланс эффективных политических сил установился между ста двадцатью восемью септамами и четырьмя тысячами с лишним деганов непосредственно под ними, с некоторым отклонением в сторону септамов за последние несколько поколений, поскольку идея Сублимации укоренилась.

Корабль отметил, что во всей этой номинальной, довольно ограниченной демократии не были задействованы какие-либо машины. Разум и ИИ во владении Гзилт считались либо простыми инструментами без прав, либо вместилищем для загруженных личностей бывших людей. Даже их боевыми кораблями командовали не настоящие индивидуальные Разумы, а виртуальные экипажи умерших или скопированных биоличностей, работающие на очень сложных и очень быстрых субстратах.

Похоже, они обладали высокой эффективностью, и корабли Гзилта высоко ценились — по меркам Культуры они были примерно эквивалентны её технологиям — но это был окольный и сомнительный в целом путь к желаемому обретению способностей, и если когда-либо произошла бы настоящая битва между равными — Гзилтом и Культурой, Культура не сомневалась, что легко одолеет гипотетического противника. (Хотя, без сомнения, как полагал Каконим, у гзилтов было несколько иное мнение на этот счет.)

∞

— Из присланных материалов по полкам следует, что Пятый и Четырнадцатый, были изначально противниками Сублимации, хотя официально оба сейчас полностью поддерживают её. Если мы примем за гипотезу, что нападение на корабль Ремнантеров являлось актом, направленным против приветствующих Сублимацию, может ли один или оба этих полка быть каким-то образом вовлечены в происшествие? Имеет ли это связь с сообщением Проходящего Мимо о том, что пятнадцать часов назад что-то вылетело с Зис, направляясь в Изенион, где находится штаб-квартира Четырнадцатого?

∞

— Даже в лучшие времена внутренние противоречия в обществе в значительной степени переносятся на сложные и ограниченные правила войны за территорию между полками: по сути, внутридипломатические игры высокого уровня. Скорее всего, наблюдение является частью этих непрерывных маневров.

∞

— Не было ли каких-то намеков на то, что кто-то еще в Гзилте знает о нападении на Ремнантеров — кроме тех, кто мог осуществить его?

∞

— Нет, насколько мне известно. А вы что скажете?

∞

— Хм… нет. Хотя мы могли бы попросить Проходящего Мимо… быть немного более любопытным в отношении трафика военной машины Гзилта и любых других необычных перемещений кораблей. Конечно, не забывая об осторожности. И, поскольку у нас есть Пустынник в Гзилте с его двумя Бандитами и приближающимися близнецами — если повезет — то, коль скоро больше нечего делать, возможно, нам стоит передать что-нибудь Изениону раньше или как только представится возможность, например, после того, как прибудет то, что вылетело с Зис курсом на Изенион. Посмотрим, можно ли извлечь больше данных из имеющихся показаний.

∞

— Я проверю это.

∞

— Кроме того, эта непредвиденная заминка в Лолискомбане задержала Эмпирика. Был ли какой-либо намек или предвестник такого поворота событий, прежде чем ГСВ опубликовал часть своего расписания полётов, сообщив всем, что он будет проходить именно там?

∞

— Нет упоминаний. Я расследую. Конечно же, это системный класс. Эти бегемоты обычно планируют всё на годы вперед, так что при желании времени достаточно, чтобы что-то устроить. Думаете, не совпадение? Некоторые вещи просто случаются — естественные причины, знаете ли.

∞

— Знаю. Многое зависит и от того, являются разворачивающиеся события импровизацией или частью давно продуманного плана. Но то, что можно было бы назвать “естественными” вспышками малых частиц, почти всегда имеет предшествующие события. Время покажет. Думаю у меня пока все. Хотя вы обещали мне имена других кораблей, с которыми говорили о деле.

∞

— Конечно: ГСВ — Содержание Может Отличаться и Просто Чип с Инструкцией По Стирке в Богатом Гобелене Жизни, а также ГКУ Вытесняющая Деятельность.

∞

— Спасибо. По моему мнению, участники достойные, хотя ответят ли они на комплимент — другой вопрос.

∞

— Не за что. Я буду держать вас в курсе событий. До встречи.

∞

— До встречи, — прислал Каконим чуть позже.

∞

Связь отключилась, и корабль снова остался наедине со своими мыслями. Он чувствовал и наблюдал за шлейфами струй солнечной вспышки, когда те проносились мимо него. Глядя вниз, на огромную медленно пульсирующую бурю звездного пятна, уже наполовину растворившуюся в своей дикой и величественной красоте, он думал о команде Падения Давления. У Каконима не было собственного биоэкипажа — боевые корабли Культуры редко теперь имели его — но у Разума когда-то, в другом воплощении, на другом корабле, команда была.

Он предполагал, что на Падении Давления в основном присутствуют люди. Культура — результат сотен веков смешивания видов, последовательного изменения, увеличения, загрузки, простого автономного размножения, ориентированного на выбор, и — после всего этого хаоса — возможно, даже некоторой подлинной эволюции. Обычный причудливый био-микс из кто-знает-скольких-планетарных-изначальных кровных линий, неразрывно переплетенных с другими позже образовавшимися линиями непостижимого числа генетических технологий, аугментаций, химерических примесей в кляре из некоторой изысканной кибернетизации. И он не сомневался, что любой из этого разномастного общества найдет абсолютно захватывающим смотреть на огонь, даже если это единственное, с чем они столкнутся на корабле. Тем не менее, желание определённо жило в них. Совершенно стандартное, человеческое увлечение огнем, для них — обычное пламя — всего лишь кислородная реакция, длящаяся минуты или часы, — а для него это была многомиллиардная термоядерная ярость поглощающей планету звезды, сжигающей миллионы тонн вещества в секунду….

Черт, подумал корабль. Большинство корабельных эпитетов, как и почти все биоэпитеты, связаны с телесными функциями.

Он начал вытягивать в длинную петлю свое внешнее ударное поле и расширять пределы основного поля, так что одновременно отталкивался от массы звездного материала под собой и использовал взрыв радиации и заряженных частиц, подобно ветру в парусе, разросшемуся до размеров солидной луны.

Корабль, вращаясь спином, взмыл прочь от звезды и, уже набирая скорость в реальном пространстве, напряг поля своего двигателя, ловко дотянувшись до энергетической решетки в пространстве между этой вселенной и чуть меньшей, — всего на несколько секунд или около того — гнездящейся внутри матричной. Требовалась немалая осторожность, чтобы запускать двигатели в гравитационном колодце, столь выраженном, как у звезды, но Каконим был уверен, что знает, что делает. Он медленно вращался, дрейфуя, и постепенно наращивал движение — прочь от звезды, замыкая свои внешние поля и готовясь к длительному путешествию в глубокий космос, поскольку двигатели его все сильнее и сильнее вгрызались в сетку, разделявшую вселенные.

— Я полагаю, что должен следовать туда. На всякий случай, как вы говорите, — отправил он.

Крошечное темное пятнышко на фоне огромного огненного океана, которым была звезда, взяло курс на пространство Гзилта, и некоторое время стабилизировалось, пока не устремилось более или менее прямо по курсу, продолжая увеличивать мощность своих двигателей, выходя за пределы света.

— Дерзайте! — отправил Падение Давления.

Каконим уже чувствовал сопротивление — эффект его скорости в реальном пространстве. Наблюдаемое внешнее время начало отклоняться от того, что ему говорили его собственные внутренние часы, и его масса увеличивалась. Оба эффекта были незначительными, но возрастали экспоненциально. Элементы его силовых полей приготовились к переходу в гиперпространство и освобождению от любых ограничений.

— Я предчувствую победу, — ответил он и исчез из клубка реального пространства менее чем через секунду, с немыслимой быстротой удаляясь за пределы ночи.

6 (С -21)

Необходим был танец Корабля.

Флоты Ронте летали строем всегда, даже во время войны, когда такие маневры из-за диспозиционной предсказуемости были противопоказаны. Однако многое из того, что было противопоказано, с таким же успехом могло рассматриваться как правильно сформулированный вызов. При чрезвычайных обстоятельствах флот вынужден был придумывать более совершенные схемы: построение с такой утонченной элегантностью, что их математическая и топологическая основа оставалась неясной для врага, пока не стало бы слишком поздно. При правильном воплощении это могло стать ощутимым преимуществом, поскольку вычислительная мощность, необходимая вражеским кораблям для выполнения анализа, лишала их ресурсов, которые можно было бы направить на другие аспекты боя.

Корабли очень напоминали населявших их существ — насекомоподобных созданий размером в дециметр. Гладкие, радужно тёмные, с плавными линиями — они были весьма компакты, но при необходимости обладали большим радиусом действия, будучи столь же эффектны внешне, как и их хозяева: корпуса сверкали вихревыми радужными узорами поразительного разнообразия, сложности и точности.

Использование силовых защитных полей, против которых долгое время возражали традиционалисты, но которые были необходимы для наиболее изощренных форм быстрых межзвездных путешествий, только добавляло им внешней красоты, поскольку сами поля почти не изменяли общую форму судов, а скорее лаконично дополняли ее, похожие на многомерные развёрнутые крылья. Флоты Ронте в полете часто меняли свои порядки или топологически деформировали строй не из опасений относительно внезапной атаки, а ради удовольствия. Они всегда находили особую радость в сложности, движении, переменах.

При вхождении в новую окружающую среду требовался танец корабля, если только обстоятельства не были настолько чреватыми, что выполнение одного из маневров приводило к непредвиденным последствиям, например, во время войны, когда задержка или отвлечение внимания могли оказаться контрпродуктивными.

Вход в сферу, известную как пространство Гзилта, формально означал вхождение в новую среду, даже если не было никакой очевидной стены, барьера, демаркационной линии или другого знака, помимо навигационных данных, показывающих, что граница была пересечена (это было совершенно нормально в таких обстоятельствах).

Когда флот подошел к местной остановке на полпути между звездными системами Барлбаним и Тауше был исполнен корабельный танец «Пляска светящихся нимф, восходящих и нисходящих в свете чужого солнца».

Танец едва закончился, когда с флотом связался корабль Культуры “Рабочие Ритмы”. Он поздравил флот с прекрасным последним танцем.

Событие вызвало некоторый первоначальный переполох, тут же вылившийся в активацию наиболее быстрых элементов серийно аугментированных ИИ компонентов флота. Такая реакция имела место потому, что, хотя Ронте и были знакомы с возможностями Культуры и других кораблей восьмого уровня, они не обладали текущими знаниями о вероятных намерениях таких кораблей, заведомо предполагая враждебность.

Враждебность предполагалась из-за отсутствия предупреждения до получения сообщения. Кроме того, еще один очевидный дисбаланс состоял в том, что корабль-пришелец, по-видимому, мог наблюдать за флотом, в то время как флот ничего не знал о его местонахождении. Имевшиеся у них знания, полученные во время прежних подобных встреч, предотвращали любую эскалацию тревоги, способную перерасти в вооруженный ответ, вплоть до момента соответствующего приказа со стороны руководства.

Принимая во внимание более ранние брифинги, было высказано осторожное предположение, что корабль Культуры, возможно, проявлял сарказм, поздравляя флот в столь своеобразной манере — делая акцент на предсмертности танца, и, кроме того, некоторые компоненты предположили, что корабль не может ничего знать о том, что собой представляет хорошо или плохо построенный танец.

Однако дальнейший анализ подтвердил, что статистически вежливость была значительно более вероятной, чем сарказм в данных обстоятельствах, и что флоты Культуры, включая отдельные суда, обладали широко распространенными знаниями и пониманием всех аспектов корабельных танцев Ронте.

Корабль Культуры запросил разрешение подойти. Разрешение было дано. Флот воспринял как знак уважения и тот факт, что просьба вообще имела место, и то, что судно не приблизилось вплотную в агрессивной демонстрации или прямой атаке, а подошло по касательной, отдаляясь на несколько десятков километров от внешней границы флота.

Корабль Культуры оказался крошечным, всего восемьдесят метров в длину. Он не удосужился использовать внешние защитные поля, чтобы имитировать более крупный корабль, что можно было ожидать. Исторические/аналитические компоненты флота подтвердили, что такое поведение не являлось необычным для кораблей Культуры, и что это судно, хотя оно маленькое и одинокое, и поэтому, исходя из приоритетных принципов, выглядело как потенциальная добыча, не могло рассматриваться таковой. Установка содержалась в постоянном приказе всему флоту.

Корабль Культуры имел гуманоидную команду из пяти человек. Это было судно с ограниченным контактом класса Осыпь. Недостаток содержания/объема также, вероятно, не представлял собой какого-либо оскорбления для Ронте. Его название не следовало воспринимать буквально, оно являлось скорее своего рода отражением характера: расслабленного и непринужденного, качества — присущего как флоту Культуры, так и цивилизации Культуры в целом.

Оссебри 17 Халдесиб, Принц Роя в семнадцатом поколении, был главой подразделения вспомогательного роя и ответственным офицером флота на борту флагмана «Меланхолия Хранит Триумфы». Он руководил надзором еще до того, как был показан корабельный танец, и должным образом передал личное, корабельное, ульевое, флотальное, роевое и цивилизационное приветствие Культурному кораблю и цивилизации, которую тот представлял, а также всем без исключения соответствующим подструктурам/системам между ними.

Корабль Культуры был во всех отношениях вежлив, дипломатичен и уважителен, и выглядел в глазах ронте достаточно ценным. Приказы флота указывали, что из-за ранее возникавших проблем (в основном с участием сторон, отличных от Культуры), информацию о ценности не следует передавать инопланетному кораблю, если только ответственный офицер не решит иначе.

Должным образом проанализировав ситуацию, Оссебри 17 Халдесиб направил на встречу некоторых из своих лучших компонентов.

* * *

Правильно ли он поступил? Если бы только можно было знать заранее, — Банстегейн чувствовал, как наркотик пульсирует в нем и этот ритм передаётся девушке. Ощущения простирались за пределы обычного восприятия. На кровати рядом с ним было живое существо: ласкающее, касающееся, согревающее, охлаждающее… Он позаботился о том, чтобы ключ к его собственной генетической подписи не сработал ни для кого другого, кроме неё. Он сказал ей об этом, так что она знала с самого начала. Она утверждала, что такая демонстрация решимости и лидерских качеств, особенно в столь личном контексте, будоражила ее, и это устраивало их обоих…

Правильно ли он поступил? Маршал Чекври снова вышла с ним на связь — свежие разведданные показали, что цель может быть даже хуже защищена, чем они предполагали ранее: Четырнадцатый уже отправил большую часть своих крупных кораблей в Сублимацию, настороженно ожидая, что они, возможно, тут же явятся обратно, исполненный скептицизма и полагая, что Сублимация может быть хороша только для меньших цивилизаций, но не для Гзилта. Однако назад никто не явился.

В последнее время полковой флот снова сменил диспозицию и система Изенион осталась едва защищенной. Это означало, что баланс между действиями и действиями, которые могли обеспечить наилучший результат, изменился. Он был счастлив, что ему не пришлось принимать решение по истечении всех тридцати восьми часов: теперь у них было больше времени. Если обстоятельства вновь не изменятся, корабль будет атаковать, пролетая мимо, что позволит использовать более полный спектр боеприпасов, да и вернётся гораздо быстрее, чем если бы ему пришлось наносить удар на полной скорости.

…Девушка проявила некоторые из своих фантазий, связанные с доминированием, но они ему не нравились, и он сказал ей об этом. Она выразила удивление, думая, что большинство политически влиятельных, агрессивных мужчин втайне вынашивают желание поменяться ролями и — в безопасном, контролируемом,полностью секретном контексте — подчиниться. В ответ он поведал ей, что эта обнадеживающая теория — вздор: сильные остаются таковыми всегда… Правильно ли он поступил? Люди умрут — от этого факта никуда не деться. Он принимал решения, которые приведут к гибели тех, перед кем у него был долг. Он должен был доверять им, и они должны были доверять ему. Но система сломалась.

Наркотик создавал иллюзию замедления времени, он расширял сознание, становившееся частью спектра надсуществования, в вихри которого он мог погружаться, игнорируя, улучшая и сублимируя.

Корабль — полковой крупный корабль — был испорчен, его ИИ обманут, вирусное присутствие внедрено в него много веков назад. Это был первый акт предательства, первый акт чего-то столь же значимого по своей сути, как и откровенная агрессия. Он должен был ответить, когда Четырнадцатый заблаговременно отказался от права на доверие, уважение или защиту этим актом древнего предательства.

Орпе подняла руки над головой, затем наклонилась назад, затем еще дальше, и продолжала наклоняться, пока голова ее, в конце концов, не исчезла из поля зрения — тогда она выгнула позвоночник и вцепилась в него. Она уже делала так раньше. Красавица Орпе. Вирис — как она хотела, чтобы он называл ее, хотя в первые несколько раз признавалась, что ей нравилось, когда к ней обращались Орпе или мадам Орпе.

…Помимо этого, однако, имел место тот простой факт, что единственное, что имело сейчас значение — не считая предательства, — Сублимация, которая должна была свершиться вовремя и в полном объеме.

Используя аугментации, которые он всегда носил с собой, он мог наблюдать, как Орпе ускоряется и замедляется. С наркотиком он мог синестезировать опыт, мысленно удаляясь в другие лакуны восприятия, в то время как оставшаяся часть его все еще находилась в реальном времени, наблюдая за происходящим. Процесс напоминал самосозерцание.

…Знания о содержимом корабля Ремнантеров — если послание, которое тот нес, было правдой, а не ложью, — необходимо было держать в секрете, скрывать не только от огромной массы людей, но от всех вообще. Запугивать массы не выгодно, и никогда не стоит сбивать их с толку. Иногда можно довериться людям, наделенным властью, иногда это помогает сохранить конфиденциальность — но не в этот раз. Ставки были слишком высоки. Ничто — вообще ничто, ни на практике, ни в теории — не имело большего значения, чем Сублимация. Они ставили на кон всё; он ставил всё, неся на своих плечах бремя надежд всего гзилтского народа.

..Орпе — Вирис глубоко дышала. Он не видел сейчас её лицо и мог позволить себе расслабиться, пока мысли блуждали гдё-то далеко.

…И именно потому, что это было так важно, существовала также вероятность того, что даже тот, кому он обычно доверял, кто-то из высших эшелонов, проболтался бы только ради славы, дурной славы, в надежде, что откровенность принесла бы героический статус, независимо от того, насколько правильным был такой поступок. Никогда не нужно недооценивать эгоизм и глупость людей.

Он подумал о корабле, замедляющемся, но продолжавшем мчаться к планете, падающем на нее.

Орпе застонала. Прямо сейчас он был с подкомитетом, принимавшим решение о том, какие виды падальщиков получат статус Привилегированных Партнеров, что позволит им рассчитывать на помощь Гзилта, когда дело дойдет до раздела наследия. Необходимости в его присутствии не было — в зале комитета соответствующий персонал уже был проинструктирован, они знали, что делать и как голосовать. В конце концов, они по-прежнему боялись его, до сих пор, и в этом, он готов был признать, имелся некий дискомфорт, раздражение от обладания силой, которое он ощущал даже сейчас, не будучи там.

К черту подкомитет. Тот сам о себе позаботится. В конце концов, он предпочел быть здесь.

С Орпе, которую ему пришлось делить с президентом.

Обычно он этого не терпел — он не делил любовниц. Но с мадам президент дело обстояло иначе. Именно по причине близости Орпе к формальному лидеру их нации он первоначально подружился с девушкой, льстил ей, ухаживал и, наконец, завлёк её. Не то чтобы это была какая-то великая жертва: в конце концов, она действительно была красивой и привлекательной, хотя и чересчур… напористой, на его вкус.

Он был очень осторожен и никогда ничего не спрашивал у Орпе о мыслях или возможных действиях президента Сефой Гельджемин, довольствуясь тем, что она сама рассказывала ему, когда думала, что он хотел ее исключительно ради нее самой, а не из-за ее любовной связи с Сефой.

Вполне возможно, что это никогда бы не пригодилось ему, но дело по большому счёту было в другом.

* * *

— Приказы есть приказы, к сожалению.

— Что ж, нам будет тебя не хватать. Тебе действительно нужно лететь прямо сейчас?

— Боюсь, что да. …Я заметил легкую дрожь в варп-ядрах, не проходящую гравитационную волну или что-то в этом роде.

— …Ничего не видно… Нет, подождите секунду, да, инженеры говорят, что они что-то увидели.

Ошибка Не… почувствовал легкое смущение. Он безропотно отключил свои собственные варп-модули — по сути, они работали на холостом ходу, — а затем преднамеренно усилил поля своих двигателей, включив главный привод, специально для создания крутящего момента. У него имелась таблица с данными о том, какие из менее развитых цивилизаций могли быть обмануты таким способом и в какой степени. Это было в некотором роде нечестно. Ложь, которую Ошибка Не… счёл несколько нежелательной, но необходимой. Технически предаваться такому обману было необязательно — столь же необязательно, как и направится теперь на максимально возможной скорости к далёкой звёздной системе, как было предложено ему в полученном сообщении, не являвшемся приказом, но выглядевшем вполне ожидаемо — он умел читать между строк, понимая, что в следующий раз его могли проигнорировать.

Конечно, это была исключительно его собственная ответственность, которую он взял на себя, а не следование чьему-то указанию или приказу, тем более что последние официально перестали существовать более десяти тысяч лет назад.

Корабль разговаривал напрямую с Ню-Ксандабо Тюном, адмиралом лисейденского флота. Он связался с ИИ их флагмана, как только получил сигнал. Небольшая флотилия из трех лисейденских кораблей, включая Флагман флота, двигалась в направлении Зис всего несколько часов.

Ожидание продлилось почти полдня, пока они находились на орбите пепельной звезды и флот перемещал персонал и оборудование между различными кораблями. Почему это необходимо было делать именно сейчас, тратя время, когда все операции могли быть произведены, пока корабли находились в пути, озадачило Ошибку Не…, но не надолго. Позже он подумал, что с их уровнем технологий, переходы с корабля на корабль во время движения до сих пор оставались сложными и рискованными. Корабль был соответствующим образом смущён, ощущая себя опосредованно ответственным за недоразвитый Лисейден.

— Спешу. Извините за внезапный уход.

— Ты даже забрал свой аватоид! Мы опустошены!

— О… Извините и за это.

— Не страшно, это была просто шутка.

— Я знаю. Но… вы что-нибудь понимаете в аватоидах?

— Ты… просто смотришь на ориентацию мотка деформации здесь… как мы заметили, похоже, что ты … по нашим расчётам …нет, мы не можем точно сказать.

— Черт возьми, от вас многого не скроешь, ребята, — ответил Ошибка Не…, придав своему синтезированному голосу некоторую сердечность (естественно, он обладал обширными знаниями всех лисейденских языков, диалектов, акцентов, идиом и речевых паттернов). Он мчался теперь прочь так быстро, как только мог, уже поворачивая к Изениону (он понятия не имел, с какой целью). Следы, которые оставляло его движение в клубке реального пространства, указывали в совершенно другом направлении, что представляло собой в значительной степени стандартную процедуру — не давать наблюдателям знать, куда вы на самом деле направляетесь, если для того не существовало веской причины.

— Готов поспорить, — передал ему напоследок адмирал. — …плохие новости?

Задержка, вызванная увеличением расстояния, уже была такой, что если бы Ошибка Не… разговаривал с другим Разумом или даже ИИ, он бы переключился на стандартный способ передачи сообщений. Но при беседе с существом, чьи способности полагались на субстрат и внутренние сигналы которого двигались примерно со скоростью звука — обычный биомозг — в этом не было необходимости: кораблю предоставлялась возможность многое обдумать и решить, ожидая, пока по-животному медленные ответы пройдут по каналу, и даже во время отдельных секций передачи.

Между фонемами, связанными с окончанием слова «плохие» и самым началом слова «новости», например, когда уже предугадывалось, что всё следующее слово действительно будет «новости», и — допущение — это будет конец предложения и, вероятно, конец сигнальной посылки, у него было время тщательно изучить систему Изенион, заново проанализировать все, что он знал о Гзилте и текущей ситуации относительно обратного отсчета до Сублимации и прочее, прочее. А вот чего он не мог взять в толк, так это того, зачем понадобилась такая спешка, ради которой его попросили даже выдержать определенную степень деградации двигателя — пусть и временную — лишь бы добраться до Изенион как можно быстрее.

Запрос исходил от его основного контакта и старого друга Какистократа, который непременно хотел знать, сделает ли он это исключительно из уважения к нему. Какистократ признал, что наделён дополнительными полномочиями и осведомлён о некоторых подробностях относительно ситуации, которая считалась настолько важной, что корабль следует просить пренебречь безопасностью, но хотел узнать еще больше, прежде чем поведать что-то Ошибке Нею… Он также спросил Ошибку Не …, согласится ли он на то, чтобы его спецификации были переданы группе, занимающейся тем, что предположительно может произойти.

Ошибка Не… серьезно подумывал сказать «нет» в обоих случаях, но потом решил, что вряд ли это выглядит тренировкой или какой-то причудливой проверкой на лояльность. Тем не менее, Какистократ был эксцентриком, даже если он официально не был признан эксцентриком, и поэтому гипотетическая ситуация могла сложиться исключительно в его сознании как некая прихоть. В конце концов, Ошибка Не… согласился пойти на предложенные условия касаемо скорости, но наложил вето на передачу спецификаций, за исключением того, что заинтересованным лицам было позволено сказать, что спецификации, несомненно, достаточно хороши.

— Понятия не имею, плохие это новости, хорошие или нейтральные, Ксан, — отправил он обратно лисейденскому адмиралу.

— Это скверно. Но хорошо, что ты был рядом, — сказал Ню-Ксандабо. Он хотел, чтобы это звучало искренне, и в какой-то степени ему это удалось. — Береги себя. Надеюсь, что ещё увидимся.

— Взаимно. Помни, куда идешь. Мы поговорим снова. После.

7 (С -20)

Фзан-Джуйм был субвершинным спутником скульптурной планеты Эшри, что включало его в казуистически редкую подкатегорию лун. Только его военный характер и естественный/искусственный статус — возможно, он являлся кораблём — не позволяли считать его подлинным чудом.

Верпеши, люди, построившие Город Пояса в Ксауне, обратили свое внимание на Эшри примерно в то же время, сто тысяч лет назад. К тому моменту Эшри был мертв уже более миллиарда лет. Он был маленьким, сухим, замерзшим и каменистым, с разреженной атмосферой и затвердевшим ядром, едва теплившимся: большая часть его тепла ушла с конвекцией, позднее — с излучением, и то небольшое количество радиоактивности, которым обладало ядро, с тех пор почти полностью улетучилось.

Благодаря небольшой собственной тектонической активности, но внушительному количеству ударов от бомбардирующих его астероидов, почти непрестанно вызывавших излияния лавы, покрывшие со временем большую часть поверхности, он выглядел как довольно гладкий маленький шар. Верпеши решили улучшить — в их представлении — сие многообещающее начало, и, задействовав методы глубокого терраформирования, превратили Эшри в один из своих скульптурных миров: планету с плоской поверхностью из полированной скалы с сетью опоясывающих ее траншей — с крутыми склонами, глубиной в километры и шириной в десятки километров — врезанными в нее и непосредственно вокруг нее. Из космоса планета выглядела как колоссальный шарикоподшипник с выгравированными на нём дорожками для тысяч меньших сфер.

В итоге совершившие упомянутую работу учёные Верпеша наделили Эшри статусом самого экстремального из всех миров Скульптуры: ни на каком другом планетоиде земля не была так тщательно выровнена, остатки атмосферы так усердно удалены, траншеи каньонов не были выгравированы так глубоко и так широко и не достигали такой ошеломляющей сложности.

Как и все несколько десятков или около того миров Скульпта, этот проект не принес им никакой пользы. Насколько можно было судить — верпеши были скрытным видом, неспособным или не желающим изъявлять себя в той мере, в какой другие, более любопытные виды, считали, это должным — миры Скульптов представляли собой серию титанических произведений искусства.

То, что они также функционировали как явное выражение чистой силы и определенной готовности игнорировать галактический этикет (большинство видов/цивилизаций давно согласились оставить «дикие» миры, такие как Эшри, нетронутыми), вероятно, можно было рассматривать как бонус. Тем не менее, хотя верпеши не выказывали особой агрессии и не считались экспансивным народом, было бы справедливо сказать, что их современники оказались менее чем убиты горем, когда они выбрали Сублимацию и перестали строить такие впечатляющие колоссы вульгарности, как Поясной Город Ксауна и скульптурные планеты.

Гзилты, по счастливой случайности и благодати, по крайней мере, одного Старшего вида, номинально контролировавшего наследие Верпеша, сделались наследниками большинства заброшенных систем возвышенных рас в непосредственной близости от них и быстро и с энтузиазмом приступили к делу — колонизировав и восстановив, к примеру, великий поясной город Ксауна и его сателлиты. Однако их энтузиазм и уверенность заметно поугасли, когда дело коснулось миров Скульпта, унаследованных ими, — заброшенные, или даже правильнее сказать забвенные, эти миры негласно стали не более чем туристическими местами отдыха.

Затем Социалистическо-республиканский народно-освободительный полк 14 — едва ли соответствовавший хотя бы одному прилагательному в своем названии — пожелал сделать Эшри своим домом. Или, по крайней мере, пристанищем.

К тому времени Фзан-Джуйм уже почти тысячу лет как был штабом полка. Околосферический, диаметром в пару километров спутник начал свою жизнь в качестве астероида системы Изенион — просто еще один кувыркающийся камень среди десятков миллионов подобных. Первоначально, после того как его превратили в штаб полка, он был оставлен на орбите, близкой к исходной, во внутреннем поясе астероидов системы Изенион, теоретически выигрывая от того, что был всего лишь одной из сбивающего с толку множества потенциальных целей, если кто-нибудь когда-нибудь оказался бы достаточно глуп, чтобы желать ему зла. Позже, с усовершенствованием оружия и сенсорных технологий, естественный эффект маскировки, заключавшийся в том, что он являлся частью массива других астероидов, был сведен на нет. К счастью, вероятность какой-либо реальной угрозы уменьшилась примерно в то же время, поэтому размещение штаба полка стало больше формальностью, чем вопросом выживания в случае возможного нападения. Таким образом, Фзан-Джуйм был должным образом переоборудован, отреставрирован и улучшен, отбуксирован в Эшри, выведен на низкую орбиту вокруг неё, а затем осторожно опущен еще ниже — километр за километром, метр за метром, в конце концов, миллиметр за миллиметром, все время ускоряясь — пока его орбита не стала пролегать в километре ниже поверхности планеты, что позволило ему мчаться по одному из самых широких и глубоких каньонов, в непрестанном движении опоясывая планету.

Его курс удерживался сетью герметичных изолированных ИИ и многократно дублирующих систем двигателей, не имевших иного предназначения. Его собственные двигатели выполняли почти всю работу на каждом этапе, хотя присутствующие поблизости корабли ожидали, готовые вмешаться, если что-то пойдет не так, но скромная степень кажущейся беспомощности считалась даже полезной для обеспечения своего рода камуфляжа.

С тех пор он нёсся, как сверхбыстрая пуля, по плоской канаве, открытой звёздному небу, совершая оборот вокруг планеты менее чем за час и преодолевая более двухсот миллионов километров в год — почти полтриллиона к настоящему моменту — ни разу не приблизившись ближе, чем на полторы тысячи метров ни к плоскому дну каньона, ни к его отвесным полированным склонам.

Штаб Социалистически-республиканского народно-освободительного полка 14 находился на экваториальной орбите. Приблизиться к Фзан-Джуйму можно было только с кормы. Подойти любым другим способом означало, что защитная система с пусковым механизмом смоет лазутчика с неба. Подход сзади означал, что даже если диверсант столкнется со спутником, приближаясь слишком быстро, дополнительный импульс теоретически просто немного подбросит его на орбиту, отправив выше, подальше от опасности. Это также означало, что помимо направленных на пришельца массивов батарей и многочисленных турелей, излучающих, кинетических и ракетных систем вооружения, тот должен был узреть внушительную коллекцию пестрых узлов главного привода и направленных прямо на него сопел двигателей шириной с жерло вулкана, каждое из которых гарантированно был полезно и надежно и в итоге подобно оружию по своему разрушительному эффекту, если их включить хотя бы на микросекунду в момент приближения потенциальной цели.

Главный вход в ангар располагался в центре квартета основных двигателей — прибывшее судно скользнуло к нему, опутанное тенями, немного опередив спутник, приближаясь затем со скоростью, чуть более быстрой, чем было позволено. Маленькое двенадцатиместное корыто исчезло, на мгновение качнувшись носом вниз и задрожав, столкнувшись с собственным внутренним гравитационным полем планетоида.

Вид сзади растаял как мираж, а затем реальная, физическая дверь закрыла вид на глубокую, залитую солнцем траншею. В ангаре зажегся свет, когда прибывший бот опустился на пол. Где-то система компенсировала небольшой толчок, вызванный тем, что крошечный корабль перенёс свой вес на ангарную палубу. Комиссар-полковник Этальде посмотрел на Вир Коссонт и улыбнулся. "Наконец-то дома!" — провозгласил он, возможно, излишне сердечно.

Коссонт улыбнулась в ответ.

Они преодолели несколько десятков лет от Зис в системе Мурейт до Эшри в Изенионе на 5*Гелиш-Оплуле, полковом крейсере, который был почти таким же быстрым, как и те, что имел флот. Усталая и, по-видимому, ничего не ожидавшая после того, как они перебрались на корабль над Ксауном, Вир спала на борту в каюте значительно большего размера, чем обычно требовалось ее реактивированному рангу, задаваясь вопросом, нужно ли ей благодарить за это одиннадцатиструнную, делившую с ней каюту.

Она встала, немного попрактиковалась, испытывая раздражение из-за глубокого фонового гула, издаваемого кораблем, мешавшего некоторым внутренним резонирующим струнам, и подумала, что у нее ещё остаётся время позавтракать с командой и между делом получить больше информации от Этальде относительно того, что происходит.

По прибытии Этальде стоял у двери своей каюты, предложив ей отнести одиннадцатиструнку в ангар крейсера.

— Нет еды? — взвизгнула Пиан. Коссонт позволила ей застегнуться на своей шее. Фамильяр, как правило, грызла все, что ела Коссонт, а завтрак был её любимым временем суток.

Этальде нахмурился, глядя на существо.

— Эта штука одобрена охраной, не так ли?

— Увы, — Коссонт уставилась на пухлое сияющее лицо Этальде. Ей даже не успели выдать приличную форму: все, что у нее с собой было, это синие облегающие брюки и откровенно неуместная куртка. К счастью, фамильяр, которая обычно облегала её как плащ, закрывала наиболее кричащие оскорбительные части старого логотипа.

— Немного поторопились, — быстро сказал комиссар-полковник — корабль своей вибрацией как бы подтолкнул его. — Вы готовы?

— Нет еды? — снова жалобно пропела Пиан.

— Ни крошки, — подтвердила она, повернувшись и позволив Этальде взять черный чемодан одиннадцатиструнной, а сама сняла куртку и сунула ее внутрь.

— Нет еды, — повторила фамильяр тихо, как бы сама себе. — Чёрт возьми..

— Это маршал Бойтер, главнокомандующий. Я генерал Рейкл, избранный маршал, а это генерал Газан’тио.

Двое мужчин и одна женщина — Рейкл, которая представила остальных, — улыбнулись ей. Вир кивнула.

— Пожалуйста, — сказала Рейкл. — Пройдёмте…

Комната была маленькая, функциональная, с квадратным столом в центре и четырьмя стульями. Трудно было понять, что они находятся глубоко внутри летящего планетоида. Не было ни экрана, ни голографического дисплея, ни явного присутствия электроники.

Коссонт села. На плечах её покоилась куртка Этальде — его самого оставили в вестибюле за вереницей толстых закрытых дверей. Он отвечал за ее куртку, фамильяра и одиннадцатиструнную, охраняемую двумя солдатами в полной броне и парой боевых арбитров, похожих на замороженные взрывы ртути с торчащими из них лезвиями ножей. Наушник Коссонт, принимающий и передающий только по собственным каналам астероида с тех пор, как она поднялась на борт, полностью отключился. Тем не менее, её попросили отдать его.

— Как вы себя чувствуете, лейтенант-коммандер? — спросила ее Рейкл.

— Благодарю, вполне.

— Извините, мы не смогли сразу найти вам форменную куртку с нужным количеством рукавов, — сказала Рейкл, едва заметно улыбнувшись. — Я полагаю, этим занимаются, пока мы говорим.

Коссонт сидела, сцепив верхние руки на столе, другая пара свисала — так они меньше бросались в глаза, как ей казалось.

— К делу, — Рейкл подалась вперёд. — Ничто из сказанного здесь не записывается, не протоколируется и не фиксируется как-либо еще…

— Насколько нам известно, — вставил маршал Бойтер, улыбнувшись сначала Вир, а затем Рейкл, которая нетерпеливо кивнула.

— Насколько известно, — согласилась она.

Маршал был худой, с бледным лицом, частично покрытым красочной татуировкой, которая выглядела одновременно многозначительной и незаконченной. У Коссонт возникло ощущение, что она смотрит на своего рода жизненную задачу в стадии прогрессии. Она отсутствовала на службе почти двадцать лет и даже сейчас не чувствовала себя в полной мере военной, но все равно была немного шокирована тем, что такая высокопоставленная персона демонстрирует нечто столь откровенно неуставное, как татуировка на лице. Что ж, как принято сейчас говорить, — странные времена.

Маршал расслабленно сидел на своем месте, чуть сгорбившись, постоянно играя чем-то вроде мультиинструмента и редко глядя прямо на нее после первоначального пристального осмотра, когда Вир только вошла в комнату. Он нахмурился, глядя на ее две пары рук. Генерал Газан’тио был грузным, мрачно улыбающимся и, казалось, общался только кивками. На груди его форменной куртки обреталось множество маленьких временных устройств, отсчитывающих дни до события, как если бы он не доверял в полной мере ни одному из них, находясь в непрестанном поиске.

Рейкл была другой: худая и светлоглазая, она сидела прямо и смотрела резко, напряженно, почти хищно.

— То, что вы сейчас услышите, не должно выйти за пределы этой комнаты, — доверительно сообщила она.

— Для кого бы оно изначально не предназначалось, — едва слышно добавил маршал, глядя на мультитул, повисший в этот момент в воздухе.

По лицу Рейкл прошла тень неприятия, но тут же, совладав с собой, она сказала:

— Это информация была получена нами… косвенно. — Она взглянула на маршала, словно ожидая, что ее снова прервут, но он потянулся к маленькому многофункциональному инструменту и выключил его. Тот упал ему в руку, заблаговременно подставленную снизу.

— Сообщение исходило от наших бывших благодетелей Зихдренов, — продолжила генерал Рейкл, краем рта улыбнувшись Коссонт. — По-видимому, это в природе сублимированных рас, — заметила она не без иронии — искать компромисс там, где могут быть разногласия, отвечать на непонятные вопросы, а заодно сводить счеты с теми, кто собирается совершить переход.

— Старые счеты, — вставил маршал.

— Сообщение должно было быть доставлено непосредственно перед празднеством. Однако о нём стало известно раньше, чем предполагалось, — сообщила Рейкл.

— Его перехватили — сказал вдруг генерал Газан’тио, продолжая улыбаться своей широкой улыбкой.

— Перехватили, — согласилась Рейкл. — Полк, действовавший от имени, как мы полагаем, наших политических деятелей.

Маршал уронил многофункциональный инструмент на стол и снова поднял его. Рейкл даже не взглянула в его сторону; она не сводила взгляда с Коссонт. — Вы ведь музыкант, мадам Коссонт, не так ли?

— Да, — ответила Коссонт, недоумевая, почему ее лишили звания.

— Расскажите мне о вашем времени на… — Генерал слегка замялась. — Вам придется меня простить… — Рейкл отвлеклась, вынув из кармана униформы блокнот из настоящей бумаги, сверившись с ним. Было очень странно видеть кого-то в её положении, не имеющего под рукой имен и другой информации, передаваемой через наушники или имплант прямо в голову. Блокнот! Коссонт задумалась. Могла ли локальная структура перед сублимацией настолько выйти из строя, что даже высшее командование полка отказывалось полагаться на нее? Это выглядело абсурдным.

— …полагаю, имя произносится верно? — Рейкл положила блокнот на стол, оставив его открытым.

— А, это, — Коссонт сделала вид, что удивлена. Она всегда подспудно знала, что рано или поздно происшедшее с ней в те годы — годы обмена студентами — всплывет и ужалит ее.

— Да, это, — генерал призрачно улыбалась.

— Я была приглашена в программу обмена на корабль Культуры, ГКУ “Все, Что Считается Законным…”

— Он проходит у меня как ЛКУ, — прервала её генерал.

— Извините, да, — Коссонт не на шутку взволновалась. — Так и есть. Я играла на волюпте, то есть сдала тогда… Неважно. В любом случае, — продолжила она, глубоко вздохнув, — я говорила с кораблём об одном инструменте, называемом одиннадцати… Антагонистическая ундекагонная струна и…

— Антагонистическая?

— Всего лишь означает, что ручное натяжение одного набора струн распространяется на другие, — пояснила Коссонт.

Рейкл коротко кивнула.

Коссонт продолжала:

— Я сказала кораблю, что планирую когда-нибудь попробовать играть на этом инструменте, если мне удастся получить хороший образец, и он… ну, короче говоря, он построил один для меня. Подарил в качестве сюрприза на мой день рождения. Я начала играть на ней с помощью корабля — он создал что-то вроде двуручного протеза, который…, - Коссонт почувствовала, что сжимается под пристальным взглядом генерала, — … я очень заинтересовалась инструментом и корабль это знал, и — это было, когда обмен уже подходил к концу — двухлетний, э-э, обмен — он спросил меня, не хочу ли я встретиться с кем-то, кто утверждал, что встречался с самим Вилабье. Автором сонаты… той самой, написанной для одиннадцатиструнной, из-за которой она вообще была спроектирована и изготовлена, хотя есть и много других…

— Могу я немного поторопить вас, лейтенант-коммандер, — вставила Рейкл. — С кем вы познакомились и где?

— С человеком по имени КьиРиа. Это было его настоящее имя, имя — которое он носил до того, как попал в место под названием Перитч IV. Водный мир. Этот человек много плавал, жил у иссиалийцев, местных созданий — проявляя интерес к звукам, точнее — к звуковому чутью, которым обладали эти огромные животные, полуразумные или, скорее, проторазумные. Богатейшая звуковая культура. Так или иначе, но он был одним из них в течение десятилетий — в буквальном физическом смысле, и он возвращался, проходя через то, что называется… процессом воссоединения, кажется?

Генерал заглянула в блокнот, перевернула страницу, коротко кивнув. Коссонт почувствовала облегчение от того, что сделала что-то правильно.

— Итак, ВСЗ появился…

— Кто? — Рейкл прервала ее, затем быстро покачала головой, — а, понятно. Продолжайте.

— Корабль появился у Перитча IV, я спустилась к гигантскому плоту, встретиться с КьиРиа — он уже был в человеческом обличье, вернул себе прежнее тело, хотя большую часть времени все еще выглядел странным и… рассредоточенным. О, и там был еще один аватар корабля, корабля Культуры под названием… Ограниченно Участливый. Кажется так. Почти уверена. Чувствовалось, что корабль был его… наставником что ли или защитником. Казалось, что заявление этого человека о том, что он невероятно стар, все воспринимали всерьез. Я просто подумала сначала… я предположила, что всё это какая-то тщательно продуманная шутка — Корабли Культуры любят такие розыгрыши… Но я встретила его, и мы поговорили — сначала час, потом больше — на следующий день, и корабль, казалось, был счастлив оставаться рядом, и старик не хотел, чтобы я уходила, он был довольно обаятельным, поэтому мы много разговаривали в течение последующих дней. Он утверждал, что провел десятки жизней в образах различных типов существ на протяжении многих лет, часто имея дело со звуковыми или музыкальными произведениями, и — по его заверениям — он действительно знал Вилабье. Коссонт поймала себя на мысли, что непроизвольно улыбается. Рейкл не выглядела удивленной, но и не велела ей замолчать.

— Когда он был человеком первый раз, он встретил…

— Вилабье? — быстро спросила Рейкл, продолжая просматривать записи. — Композитора, умершего девять тысяч восемьсот тридцать четыре года назад?

— Да! — выпалила Коссонт, виновато пожав плечами. Куртка Этальде соскользнула с неё; она тотчас схватила её нижними руками, замявшись. Маршал Бойтер при этом изобразил испуг. — Так что я подумала, что он сошел с ума, — продолжила Коссонт, взглянув на двоих мужчин, но сосредоточившись на Рейкл. — Но к тому времени, когда я рассталась с ним — пять или шесть дней спустя, — я поверила ему. В любом случае он не казался заинтересованным, утверждал, что все, что он говорил мне, было правдой, но не имело значения.

— Что он рассказывал вам?

— В основном о Вилабье. Как тот ненавидел…

— Что еще? — спросила Рейкл. — Помимо Вилабье. Чем еще он мог заниматься в то время — в пределах столетия или около того?

Коссонт поджала губы.

— А… — спохватилась она через мгновение. — Ну, он сказал, что был… — Она покачала головой. — …Он утверждал, что участвовал в переговорах на той конференции, где была создана Культура. — Она пожала плечами, снова покачала головой, как бы снимая с себя всякую ответственность за такую ​​явную чепуху. — На самом деле он утверждал… что входил в одну из переговорных групп.

— В какую именно?

— Полагаю, он никогда бы мне не сказал. Я вообще в это не поверила, если честно. Думала, он просто морочит мне голову. Я могла поверить во всё, что связано с Вилабье — было так много деталей, вещей, о которых я никогда не слышала, которые звучали… правдоподобно — особенно после того, как я провела действительно глубокое исследование… Но он становился гораздо более уклончивым, двусмысленным, как только речь заходила о конференции и переговорах, как будто не удосужился должным образом подготовиться, чтобы правильно солгать. Я имею в виду, я впоследствии проверила: просканировала все стандартные базы данных, но никто с таким именем не упоминался, хотя всё, так или иначе связанное с конференцией, было довольно тщательно задокументировано. Я не стала, знаете ли, давить на него после первого или второго упоминания; он просто время от времени говорил об этом, как о чём-то очевидном и дразнил меня, когда я вольно или ненароком давала понять, что не верю ему. На самом деле мне было немного стыдно за него, за эту его ложь. Материал о Вилабье выглядел таким убедительным, но… как вы понимаете, стоять в истоках Культуры, когда мы… ну, это было бы… было бы невероятно.

Коссонт подозревала, что знает, как Рейкл пронюхала об их встрече. Как и большинство людей, она вела дневник, и в общедоступной его части — той, которой делились с друзьями и которая теоретически могла быть доступна любому — она упомянула о встрече с кем-то, кто утверждал, что знал Вилабье. Она не могла вспомнить, называла ли КьиРиа по имени, но о встрече сообщила точно. Как ей казалось сейчас, спустя годы, в этом её поступке угадывалось своего рода хвастовство, хотя в то же время, когда она делала запись, она для достоверности преуменьшила эпизод, создав впечатление, что была только одна встреча, а не цикл встреч, растянувшийся на несколько дней. Даже диктуя слова, она относилась к происшедшему с ней в большей степени как к шутке, хотя в глубине души чувствовала иное, но словно нарочно пыталась убедить себя в том, что во всё это не следует верить.

Ей также казалось порой, что неверие становилось в её случае чем — то сродни предательству, как будто она каким-то образом подвела КьиРиа, но — в контексте того, что обсуждала тогда с приятелями: семью, друзей, увлечения, выпивку, розыгрыши и так далее — формулировка выглядела нарочито серьезной в своей категоричности и излишне претенциозной. Тем более что она упомянула о случившемся только вскользь, приведя КьиРиа как пример эксцентричного сумасшедшего, которого иногда можно встретить во время путешествия, особенно если это путешествие происходит на корабле Культуры (серьезное уточнение — мало кто из её знакомых имел возможность проверить его).

Рейкл какое-то время молчала. Ни маршал, ни другой генерал не нарушали воцарившейся тишины. Наконец Рейкл заглянула в свой блокнот на столе.

— Как его звали? — спросила она, в упор посмотрев на Коссонт. — Вы только что назвали его КьиРиа, но это неполное имя, не так ли?

— Нгароэ, — сказала Коссонт. — Его звали Нгароэ КьиРиа. Хотя он повторно принял это имя тогда, непосредственно перед тем, как мы встретились, поскольку незадолго до этого — десятки лет, как я сказала, — он называл себя… — Коссонт посмотрела вверх и в сторону, поморщившись. Прямо сейчас у нее не было наушника и доступа к удаленному хранилищу данных. Она раскинула руки, в очередной раз чуть не сбросив куртку. — Иссерем… — предложила она. — Вроде это было его водное имя.

Рейкл снова кивнула, подняла маленькую указку и внесла какую-то поправку в свои записи.

— Перехватили! — вдруг снова сказал генерал Газан’тио, вспомнив о начале разговора.

Маршал Бойтер смотрел на него, усмехаясь.

Рейкл положила блокнот обратно в карман. На груди она носила тайм-счётчик — крошечную механическую штучку. Взглянув на неё, она постояла, перевела взгляд на маршала, потом на генерала Газан’тио. — Господа, надеюсь, вы извините меня и капитан-лейтенанта?

Двое мужчин обменявшись взглядами, кивнули. Маршал снова заставил маленький инструмент зависнуть в воздухе. Казалось, он что-то напевал про себя.

Рейкл кивнула. Коссонт встала и последовала за ней из комнаты через ту же дверь, через которую вошла, однако — как только дверь толщиной с руку вернулась на место — она поняла, что смотрит вниз на короткий отрезок сверкающего круглого коридора, которого раньше здесь не было.

Пока они шли, в дальнем конце отъехала еще одна дверь. Она закрылась за ними, едва они оказались в коридоре такой же длины — его диаметр составлял не менее трех метров. Пол выглядел наклонным, а легкая кривизна под ногами делала ходьбу до странности неудобной. Это чем-то напоминало движение по стволу гладкоствольного ружья. Коссонт предположила, что они находились во внутренней части планетоида, оставшейся с тех пор, когда у того не было достаточно сильного гравитационного поля.

Когда обе двери сзади и впереди закрылись, генерал Рейкл остановилась и повернулась к Коссонт, заставив тем самым остановиться и ее тоже.

— Я приношу свои извинения за состояние моих коллег-старших офицеров, — неожиданно сказала ей Рейкл.

— Я… — начала Коссонт, не зная, что сказать.

Генерал казалась очень серьезной.

— Вы выглядите… вполне трезвомыслящей.

— Гм, спасибо, — сказала Коссонт, чувствуя себя немного неловко.

Рейкл несколько мгновений смотрела ей в глаза.

— Я хочу попросить вас кое-что сделать для нас, лейтенант-коммандер, — сказала она. — Что-то, что может иметь отношение ко всем гзилтам. — Рейкл вздохнула. — Вы теперь в некотором роде снова в строю, хотя в наши дни даже это может показаться менее важным, чем следовало бы. Но мне нужно знать: готовы ли вы сделать то, что мы можем попросить, что я могу попросить? — Ее взгляд переместился от одного глаза Коссонт к другому и обратно.

— О чем собственно речь?

— Найдите нам его, — просто сказала Рейкл.

— Найти? — Коссонт нахмурилась. — Генерал, я … не была спецназовцем или кем-то в этом роде, — сказала она, ощущая себя сейчас словно в ловушке: только они вдвоем в наглухо задраенном отрезке сверкающей трубы. Она поняла, что Рейкл была меньше ее, но, казалось, обладала сжатой силой, своего рода плотностью, которая создавала впечатление властности.

— Я знаю, — сказала Рейкл, махнув рукой. — Мы предоставим в ваше распоряжение боевого арбитра. Технически андроид, но выглядит как человек. Для защиты.

— Защиты… — Коссонт поймала себя на том, что произнесла это вслух. Она не была воином, и не особо преуспела в навыках самообороны и обращения с оружием. Оставшись на дополнительный год после призыва, она поднялась до головокружительной высоты лейтенант-коммандера во многом благодаря искреннему интересу к церемониальной музыке военного оркестра и чрезмерному энтузиазму командира. А теперь они говорили о том, чтобы объединить ее с каким-то боевым арбитром для защиты. Защиты от кого, от чего?

— Необходимая предосторожность, — пренебрежительно сказала генерал. — Не стоит придавать этому значение. — Она неубедительно улыбнулась. — Позвольте мне спросить вас, Вир Коссонт: в чем вы видите свою преданность?

Коссонт почувствовала себя сбитой с толку из-за внезапной смены темы.

— Преданность? Э-э, ну… полк… Гзилт… — неуверенно проговорила она. — И, ах, да — семья…

— А как вы относитесь к Сублимации? — Генерал перевела взгляд на ее грудь. — Я вижу, у вас нет временного устройства отсчёта, хотя в ваших записях говорится, что вам его выдали.

— Я просто забыла его где-то, — призналась Коссонт, услышав, как голос дрогнул. Она откашлялась. — Я готова к Сублимации со всеми остальными, — добавила она, непроизвольно выпрямившись, как бы подтянувшись. Рейкл посмотрела на нее, ничего не сказав.

— Я… немного нервничаю, — призналась Коссонт. — Полагаю, там, в Сублимации, всё должно быть лучше, гораздо лучше. — Она поняла, насколько глупо прозвучали её слова сейчас. — Но это всё, что я знаю. Думаю, все этого ожидают. И конечно, когда придёт час, я пойду, как и остальные.

Рейкл кивнула.

— Вся наша культура, всё общество готовились к этому с давних времён, задолго до нашего с вами рождения, — согласилась она. — А теперь, я снова спрошу вас: готовы ли вы сделать то, что мы можем попросить?

Коссонт на мгновение посмотрела в глаза Рейкл, подумав о людях, которые уходили в отставку, не подчиняясь приказам, совершали нелепые преступления, особенно в последнее время, и все потому, что Сублимация была так близко, а колеса правосудия крутились так медленно; к тому времени, когда наказание настигнет их, они наверняка уйдут из этого мира. Каждый получит свой шанс, — кроме, разве что, приговорённых к казни.

Она подозревала, что в эти последние дни у большинства людей возникает искушение сделать что-нибудь безумное, возможно, то, о чем они всегда втайне думали, но никогда не решались осуществить. Она выбрала другой вариант: спрятать голову, взять на себя всепоглощающую жизненную задачу, пока не наступит великий день. Один из способов уйти от реальности — стать одержимой. Хотя, не исключено, что её решение было чем-то сродни отговорке, почти трусостью.

Она могла сейчас сказать «нет», она знала об этом. Рейкл она доверяла и слышала о ней как правило только хорошее, но деградация двух других старших офицеров стала для неё шоком. До сего момента она не сознавала, насколько безумными в последнее время сделались некоторые вещи. В любом случае, они все скоро будут возвышены — так какой смысл браться за миссию, которая может быть к тому же опасной? Все это представлялось ей романтичным, но она не питала иллюзий относительно собственных способностей — она не была ни шпионкой, ни героем, ни суперагентом.

Все-таки было что-то во взгляде другой женщины и в том, как она себя держала: едва уловимое ощущение силы — а может, просто по какой-то остаточной памяти Коссонт испытывала потребность подчиняться кому-то гораздо более старшему, привитую ей с детства и культивируемую на протяжении всей жизни — что породило в ней желание угодить Рейкл, сделать так, как она сказала или даже потребовала. Кроме того, призналась она себе, это хороший способ отказаться от своей идиотской жизненной задачи, не теряя при этом самоуважения. — Хорошо, — сказала она. — Я сделаю все, что смогу. Но было бы полезно знать…

— …Конечно. — Рейкл кивнула, как будто что-то вспомнив. — Извините, это прозвучит мелодраматично, лейтенант-коммандер, но позвольте мне перейти к сути: Книга Истины — ложь.

Коссонт уставилась на нее.

Священная книга Гзилта была чем-то, с чем они росли, чем-то, что считали само собой разумеющимся и чем гордились. В каком-то смысле она помогала пережить самый тяжкие периоды, нативно указывая людям Гзилта путь. Конечно, были сомнения на счет происхождения писания, всегда были — когда, например, открылось знание обо всех других священных книгах, которые когда-либо существовали в истории других народов по всей галактике, возникло понимание, насколько они были распространены и насколько ошибочны, ограничены видовыми предрассудками и традициями людей, от которых требовалась только слепая вера и подчинение.

Но даже тогда Книга Истины стояла особняком, как нечто имевшее смысл.

То, что Зихдрен оказался не таким важным и уникальным, как утверждалось в книге, не имело принципиального значения. Потому что сосознанием приходило понимание того, что у каждого была своя точка зрения: все виды и цивилизации смотрели на вещи исключительно с позиций своей исключительности — вольно или нет мня себя в центре вещей. Гзилты в этом отношении ничем не отличались, будучи, возможно, более благополучными, более оправданными в своем самоуважении, но их священной книге не за что было извиняться.

— Ложь? — услышала она свой голос.

— Не просто неверное истолкование или ложь во благо, но откровенная, преднамеренная ложь, прикрытая подборкой научных истин, чтобы ее было легче проглотить, созданная исключительно для обмана, — сказала ей Рейкл.

— Зихдреном?

— И во имя Зихдрена, — подтвердила Рейкл. — На самом деле, крошечной фракцией внутри Зихдрена: одинокой преподавательской группой университета, маленькой исследовательской группой ренегатов с диссидентом во главе. С тех пор, как была составлена Книга, мы являлись для них экспериментом. Так называемый пророк был просто сметливым человеком, которому повезло, с даром к спекуляциям и маркетингу. Он был выбран Зихдреном — профилирован, избран — и затем ему была вручена основа Книги. Всё остальное он просто дописал.

Мы знаем об этом, потому что корабль Зихдрен-Ремнантеров направлялся на Зис на праздничную последнюю церемонию. На борту он нес… андроида, какое-то гуманоидное существо, которое должно было представлять Зихдрен на этой церемонии, но главное, оно должно было признаться в обмане непосредственно перед Сублимацией, так, чтобы технически признание было сделано достаточно поздно и невозможно уже было что-то отменить, — и не для широкого круга, конечно. Политический истеблишмент больше, чем кто-либо другой, зациклен на идее Сублимации — это должно было их шокировать, даже ошеломить, подтверждая то, что циники и отступники болтали на протяжении тысячелетий, но они не смогли бы отменить возвышение или поставить вопрос на голосование, так как процесс к тому моменту был бы уже запущен.

Генерал улыбнулась, что выглядело несколько натянуто.

— Однако корабль Зидхренов так и не прибыл на Зис. Он был перехвачен кораблем гзилтов и уничтожен, сожжён — сказала она. — Незадолго до того, как это произошло, корабль Зихдренов пытался урезонить корабль Гзилта, объясняя, насколько важна его миссия. Он обнародовал закрытую информацию, которую нес. До этого момента, мы полагаем, он и сам не знал, что содержалось в сообщении. Несмотря на это он всё равно был уничтожен и корабль Гзилтов доставил информацию нам.

Рейкл подошла к Коссонт чуть ближе, и Вир невольно захотелось отступить. Она сопротивлялась желанию, позволив генералу приблизить свое лицо.

— Дело в том, — продолжала Рейкл, — что в сообщении упоминалось имя Нгароэ КьиРиа, как человека, который мог бы помочь предоставить доказательства того, что всё содержащееся в послании Зихдрена — правда, даже если бы времени для проверки уже не оставалось, — Рейкл снова изобразила фальшивую улыбку. — Таким образом, Коссонт, лейтенант-коммандер Коссонт, в отставке, в гражданской блузке и куртке «Повелители экскрементов», которую вы пытались спрятать, — сказала Рейкл, протягивая обе руки и нежно поглаживая воротник рубашки Коссонт, — мы обратились к вам, чтобы вы помогли нам в этом деле, потому что некоторые из нас очень хотели бы знать, действительно ли всё это правда, и какой дополнительный свет на вещи может пролить ваш знакомый КьиРиа — в любом из своих воплощений. Потому что мы понимаем — я понимаю — что этот… гражданин может существовать сейчас более чем в одной форме, не так ли?

— А… — выдавила Коссонт, — Да, так.

— Так, — тихо повторила Рейкл.

— Но связующий модуль…состояние сознания…

— Как вы говорите — состояние сознания?

— Дело в том, что у меня его больше нет, — призналась Коссонт.

— Я знаю, — сказала Рейкл, немного отклоняясь от нее. — Вы пожертвовали его одной из Централизованных Баз Данных на микроорбитале Бокри, Оспин.

Коссонт кивнула:

— Цельнолитой объект. Они специализируются…

— … специализируются на подобных вещах, — подтвердила Рейкл, кивая. — Да — я читала ваш дневник.

Коссонт нахмурилась.

— Но это было сделано в частном…

— Не будьте наивной, — Рейкл покачала головой. — Частное, общественное… Вопрос в том, готовы ли вы помочь нам сейчас, пойти туда и вернуть его?

— На Оспин?

— Мы уже практически в пути, — сообщила генерал, теперь ее взгляд блуждал по Коссонт, как будто она осматривала ее на каком-то военном параде, оценивая внешний вид, одежду, прислушивалась к тому, как она дышит. Коссонт чувствовала себя странно беспомощной, завороженная этим действом. На параде проверяющий офицер традиционно выискивал любую мелочь, неуместную или упущенную деталь: возможно, Рейкл сейчас искала на ней что-то, что имело хоть какое-то военное значение.

— Это было бы очень полезно, — говорила Рейкл, продолжая осматривать её. — Вы могли бы сделать то, за что гзилты был бы вам очень благодарны. Мы уважаем жизненные задачи, но это может оказаться гораздо важнее, чем играть музыкальное произведение, каким бы сложным оно ни было. Я понимаю, что повышение, медали, регалии и прочая ерунда ничего не значат, если все мы собираемся шагнуть в яркий и сияющий свет, но, Вир, есть шанс, что мы совершим этот шаг, руководствуясь ложными предпосылками, и в таких обстоятельствах было бы не лишним знать правду, не так ли? Просто на тот случай, если мы вдруг захотим переосмыслить наше предназначение и остаться в Реальности, достичь большего здесь, а Сублимацию оставить на другой раз. У нас должен быть выбор, вы согласны?

— Я….

— Такое… частное расследование не так опасно, менее опасно, чем вооружённое вторжение целого полка, что могло бы иметь серьёзные последствия. Это было бы неловко. Могли бы возникнуть вопросы, ссоры… Я бы даже сказала, стычки были бы в значительной степени гарантированы, учитывая то, что Оспин с его базами данных подпадает под действие закона о защите Внутренних Систем, не говоря уже о том, что у нас есть основания предполагать его прямое участие в данном деле — не исключено, что это был один из их кораблей, тот, что погубил судно Зихдренов. Пуф! Вот так! — Она мягко щелкнула пальцами перед лицом Коссонт. — А у вас есть правдоподобный мотив для проверки, поскольку вы пожертвовали им свой модуль — весьма кстати. Поэтому мы хотели бы отправить вас посмотреть, а заодно узнать, что вам скажет тень отшельника КьиРиа и прольют ли его слова какой-нибудь свет на ситуацию в целом. Как вы думаете, вы могли бы сделать это для меня? Вы готовы мне помочь? Я надеюсь, что прошу не слишком многого? Мм, Вир? Это слишком много, чтобы я смела тебя просить? — Генерал вдруг снова оказалась рядом с ней.

Коссонт покачала головой; она чувствовала себя наполовину загипнотизированной.

— Нет, не много. Я… пойду. Я… это будет мое… — Коссонт покачала головой и выпрямилась. — Я сделаю то, о чем вы просите.

Генерал снова отступила назад, улыбнулась — на этот раз искренне, даже интимно — по крайней мере, так показалось Вир.

— Спасибо, — сказала Рейкл, слегка кивнув. — А теперь давай найдем твоего андроида-телохранителя, хорошо? — Не дожидаясь ответа, она повернулась и быстро пошла по неуклюже изогнутому коридору к уже распахнутой двери. Вир последовала за ней.

Связующий модуль. Форма, субстрат сознания, состояние сознания.

Это был последний подарок, который она получила от “Все, Что Считается Законным”, копия разума КьиРиa, по сути. Корабль передал его ей в момент, когда она уходила. Сумка в руке и чемодан одиннадцатиструнной на поплавковом поддоне подчинялись ей, послушно зависая рядом, как слегка надоедливые питомцы.

Лучащийся золотистым светом аватар корабля попрощался с ней, она начала поворачиваться — одна нога все еще стояла на полу корабельного ангара, а другая — на задней рампе транспортного шаттла Гзилта, когда аватар неожиданно произнёс:

— О, и вот это, — и, когда она повернулась, протянул ей маленький темно-серый, слегка блестящий кубик, тяжелый — как она почувствовала, едва тот оказался у нее на ладони. — От нашего старого друга с Перитча IV, — сказал ей аватар. — В каком-то смысле это он сам. И только для тебя. Можешь игнорировать его, консультироваться с ним, оскорблять, бросать: как угодно, так он передал. Аватар поднял свою блестящую золотую руку:

— До свидания.

За пределами коридора, в широком зале, раздался внезапный шум и вереницы мужчин и женщин в смешении мундиров и маскарадных костюмов, танцующих и хохочущих, мгновенно протрезвели, едва увидели генерала, замерев по стойке смирно, запыхавшиеся, неуверенно ухмыляющиеся. Один или двое стояли непринужденно или даже сгорбившись, положив руки на колени, пытаясь отдышаться или по инерции продолжая смеяться.

— Спокойно, вы все, — сказала Рейкл и голос её прозвучал звучно, напитанный стальными нотами.

— Все — повторила она, обращаясь к последней паре, ещё не успевшей выйти из транса. Она смотрела на них, а Коссонт стояла позади, чувствуя себя объектом интереса столпившегося перед ней пёстрого общества. Рейкл ловила на себе тревожные взгляды.

— Даже штатские, — сказала она, наконец, — ведут себя с большим приличием, чем любой из вас. — Рейкл криво усмехнулась — Отставить.

Она взглянула на Коссонт, кивнув ей, и они проследовали дальше по широкому коридору. Веселье за их спинами тут же возобновилось.

В нескольких метрах впереди их ждала туристическая капсула с открытой дверью. Рейкл пробормотала какие-то слова и они прошли внутрь.

Единственное, что указывало сейчас на то, что они двигались, — голографический дисплей, показывающий, как капсула проходит сквозь астероидную луну от центра к корме, где располагался ангарный комплекс. Коссонт наблюдала за движением, стоя рядом с Рейкл. Генерал грызла подушечку пальца, задумавшись о чём-то.

Спустя непродолжительное время они оказались в большом помещении, представлявшем собой нечто среднее между лабораторией и небольшим заводом. Три человека в форме техников — один командир и два его помощника — суетились вокруг приподнятого сиденья, на котором полулежала фигура: нижняя половина в стандартной одежде, камуфляж сверху и затылок, спрятанный за неким подобием громоздкого шлема. Серия гигантских голограмм, окружавших собравшихся, отображала сколь красочно сложную, столь и непонятную графику.

Мужчина поднял веки, едва они приблизились, огляделся, вращая глазами, поочерёдно останавливая взгляд на каждом из склонившихся над ним лиц. Выглядел он растерянным. Коссонт заметила, что он был пристегнут к наклонному сиденью за лодыжки и запястья, а вокруг талии пролегла тонкая металлическая лента.

— Итак, Гаэд, — обратилась Рейкл к техкомандеру, — вы готовы?

Мужчина на сиденье смотрел на нее, пока она говорила, как будто никогда раньше не слышал, чтобы кто-то издавал звуки таким необычным способом. Он был высоким, мускулистым, с худощавым лицом. Коссонт подумала, что если это тот андроид, о котором упоминала Рейкл, то он и в самом деле похож на человека, если не считать преувеличенно недоумённого выражения на лице.

— Думаю, еще несколько часов, — сказал техкомандер. Он держал в руке небольшую панель управления, как и два его помощника — молодые мужчина и женщина. Последние отсалютовали Рейкл, проигнорировав Коссонт, после чего вернулись к своему занятию, отвернувшись к гигантским экранам, бормоча что-то в пустоту и друг другу, и время от времени консультируясь с блоками управления, связанными с голографическими дисплеями, парящими вокруг, подобно призрачным слепкам невероятно сложных водопроводных систем. Человек в кресле дернулся. Выглядел он по-прежнему озадаченным.

— Что за задержка? — нетерпеливо спросила Рейкл.

— Э-э, программное обеспечение, — сказал техкомандер, впервые взглянув на Коссонт. — Плохо адаптировано к повторной установке — на этом уровне. Застало нас врасплох. Приходится… — Его голос оборвался, когда один из ассистентов покрутил что-то на голодисплее над своим ручным экраном, и мужчина в кресле внезапно расслабился, осев, по-видимому, погрузившись в бессознательное состояние: голова его свесилась набок, рот обмяк. Мгновением позже он дёрнулся, посмотрел куда-то вверх и низким, сдержанным голосом произнёс: “Отряд И988, Паринхерм, Эглиль, системы проверены и включены. Статус — готов, шкала времени субъективна один к одному”.

— Предположения о статусе по умолчанию продолжают действовать, — вздохнул техкомандер. — Чёртов протокол безопасности. — Он посмотрел на Рейкл, как будто ища у неё поддержки или сочувствия.

— Так он готов или нет? — спросила генерал.

— Не в полной мере. Он все еще думает, что находится в режиме симуляции.

— Поторопитесь, — холодно бросила Рейкл.

— Мадам.

Рейкл повернулась к Коссонт, открыла рот, потом нахмурилась и отвернулась. Она подняла руку, отступив на пару шагов.

— Как долго ещё? — услышала Коссонт ее слова.

— Отряд И988, Паринхерм, Эглиль, — произнес низкий голос за спиной Коссонт. — Системы проверены, все включено. Статус готов, храоооо… — Голос оборвался.

Рейкл выглядела раздражённой.

— Что вам мешает? — настойчиво спросила она, повернувшись на одном каблуке и подняв лицо к залитому светом потолку, слегка топнув при этом. Коссонт оглянулась на технокомандера и двух его помощников. Они опустили головы, обмениваясь беспокойными взглядами.

— Поспешите…

Тут же откуда-то прогремел голос:

— Временная неспособность к командованию. Перевести корабли на полную автономность, приоритет Ф3. Наружу — немедленно!..

Мгновение спустя по всему лабораторному пространству разнеслась настойчивая трель и замигали огни. Пол задрожал под ногами Коссонт, и басовитый, почти субзвуковой гул мгновенно наполнил воздух, сжав её кости и легкие. Генерал развернулась, подступив к техникам.

— Гаед, — сказала она техкомандеру, смотревшему в потолок. — Мы идем на нижнюю палубу, — Она кивнула на фигуру в кресле, в очередной раз утратившую сознание. — Тащи туда эту штуку. Технокомандер открыл было рот, чтобы возразить, но Рейкл упреждающе подняла палец:

— Сейчас. Немедленно. Приведи его в чувство. Оживи его, пока мы идем вниз. Просто сделай это, — добавила она с нажимом, когда техник снова открыл рот.

— Все слышали? — техкомандер повернулся к помощникам, возвысив голос над непрекращающейся настойчивой трелью тревоги. Коссонт наблюдала, как он что-то включил на голодисплее своего карманного компьютера. В тот же миг сидевший в кресле рванулся, выйдя из забытья:

— Отряд И988, Паринхерм, Эглиль, системы проверены и включены. Статус готов, шкала времени субъективна — один к одному.

— …действуйте, пока… — говорила генерал.

— …промежуток в несколько секунд, дайте закрыть…

Фигура в кресле неожиданно села, поблёскивая на свету.

— Отчёт! — вскричал андроид, после чего снова замер.

Командир с помощниками лихорадочно постукивали по экранам, перебирая пальцами и бормоча команды. Фигура судорожно дернулась, быстро повернула голову из стороны в сторону и спокойно выдала: “Обнаружена программа аварийной сигнализации флота”. Голос почти утонул в нараставшем грохоте.

— Приготовь выход из гребаного ангара! — кричала Рейкл кому-то. — Параметр для шаттла Т — класса. — Она втянула ртом воздух, пытаясь перекричать шум. — Вытащи их и положи рядом, мы можем забрать их потом. — Еще одна пауза. … — Насколько возможно.

— Командир, — внезапно сказала фигура в кресле. Коссонт оглянулась и увидела, что пробуждённый смотрит на главного техника. Затем он заметил Коссонт. — Полковник, — произнёс он. На мгновение Вир растерялась, но потом поняла, что все еще носит куртку Этальде со знаками отличия. Андроид свесил ноги и, казалось, собрался слезть с сиденья. Затем он заметил Рейкл и сказал: «Генерал!» После чего спрыгнул на пол.

— Паринхерм, Эглиль, сущность — андроид. Отчёт о симуляции. — Он отсалютовал Рейкл, которая стояла к нему спиной и все еще кричала что-то.

— Шлем! — нашёлся командир.

Помощница подошла к андроиду, намереваясь снять шлем с его головы. Фигура выбросила обе руки, перехватив запястья ассистентки. Девушка взвизгнула. “Больно!” — закричала она, когда андроид сдавил её тонкие запястья своей рукой. Техкомандер выругался, колдуя над голоэкраном. Руки андроида ослабли, освободив помощницу, свирепо посмотревшую на командира. Ей, однако, удалось смахнуть громоздкий шлем с головы андроида.

— Готов? — Рейкл, протолкнулась мимо ассистентов. Она потёрла запястья, сорвала с Коссонт куртку Этальде и накинула ее на плечи андроида. Андроид сдёрнул её так сильно, как только мог. Казалось, он собирался что-то сказать, когда Рейкл пробормотала: “Спокойно. Это не повышение”, после чего взяла андроида за локоть. Он как будто пытался воспротивиться.

Рейкл посмотрела на Гаеда:

— Пора!

Та же самая туристическая капсула доставила их на один уровень ниже, двери, казалось, едва закрылись, прежде чем снова вынуждены были распахнуться. Коссонт, Рейкл, андроид и техкомандер Гаед — что-то бормотавший себе под нос, не сводивший глаз с карманного компьютера, — быстро зашагали в огромный ангар, переполненный ракетами и дронами, громоздкими транспортами и приземистыми орудийными платформами.

— Открывайте, — приказала Рейкл.

Массивные створки раздвинулись под не стихавший звон тревоги. Коссонт понимала, что происходит что-то экстраординарное, какая-то непредвиденная ситуация, возможно связанная с аварийным состоянием нёсшей их гигантской конструкции. Она заметила, что Рейкл, едва раскрылись створки, перешла на бег, что-то прокричав им на ходу. Коссонт ускорила шаг, и вскоре вынуждена была тоже перейти на бег. Андроид трусил рядом, а техкомандер Гаэд, спотыкаясь, плелся позади, издавая мучительные стоны.

— Торопитесь! — кричала им Рейкл.

— Верхняя палуба, кормовой ангар, штаб полка, Фзан-Джуйм, Эшри, Изенион, — сообщил андроид, оглядываясь по сторонам, перескакивая по палубе. — Генерал-маршал Рейкл, командующий на симуляторе.

— Генерал! — крикнул мужской голос. Коссонт узнала его, но не сразу поняла, кому он принадлежит, когда вдруг заметила Этальде, высовывающегося из хвоста крошечного четырехместного шаттла в десяти метрах от нее. Рейкл повернулась и припустила туда.

У открытой задней рампы стояло небольшое отделение солдат и пара боевых арбитров. Этальде нырнул обратно в крошечный корабль, сел на место и протянул руку Коссонт. Она увидела чемодан одиннадцатиструнной, привязанный к сиденью позади него. Наверное я никогда не избавлюсь от этой проклятой штуки, поймала она себя на мысли, прыгая в корабль, едва не стукнувшись при этом головой.

— Вы проинструктированы? — услышала она требовательный голос Рейкл.

— Никак нет, — ответил кто-то.

— Присмотрите за ней, — резко сказала Рейкл, кивнув на Коссонт, и в следующее мгновение оказалась с ними в шаттле, согнувшись, рядом с Этальде. Взгляд её упал на на футляр одиннадцатиструнной.

— Что за?… — она покачала головой, нажала большую кнопку над сиденьем Этальде и схватила комиссара-полковника за манишку.

— Извините, — сказала она и стащила его. Полковник не протестовал, но рот его непроизвольно открылся. — Вам придётся покинуть это место. Она вытолкнула Этальде через заднюю дверь, выпрыгнула за ним, а затем втолкнула внутрь командира и андроида, поочерёдно поддерживая каждого за спину. Оба, спотыкаясь, покатились к двум пустым сиденьям.

— Коссонт! — крикнула Рейкл, не сводя с нее взгляда. — Найдите своего друга. Узнайте, у него всё, что сможете. Доложите мне или следующему по старшинству офицеру полка.

Она отвернулась.

— Готов? Вперёд! — скомандовала она, отбегая.

Толстые кожаные ремни придавили Коссонт к сиденью. Она смотрела на бледное, удрученное лицо Этальде, пока солдаты и боевые арбитры пробегали мимо. Казалось, он внезапно осознал, что держит что-то в руке: предмет, похожий на массивное ожерелье. Такой же, как висел на его шее.

Он бросил его ей как раз в тот момент, когда задняя дверь начала подниматься. Коссонт поймала устройство — это был аварийный шлем-воротник. Она прижала его к себе.

Последнее, что Коссонт увидела внутри планетоида, была Рейкл, схватившая Этальде за воротник и оттаскивающая его от шаттла. Она размахивала руками, пытаясь балансировать, поворачиваться и бежать одновременно. Дверь шаттла захлопнулась.

Андроид сидел напротив нее в не по размеру маленькой полковничьей куртке и туманно улыбался. — Шаттл класса Т, четырехместный, — сообщил он бесстрастно. — ИИ пилот. Командует неизвестный капитан.

Лязг закрывающейся двери шаттла все еще эхом разносился по кораблю, когда раздался короткий высокий пронзительный вой, перешедший в плотный хлопок, как будто разгневанный бог совершил хороший разбег и пнул судно так сильно, как только он, она или оно могли.

Коссонт потеряла сознание.

* * *

На плоту клубился туман, будто сотканный из проплывающих мимо снов.

Она никогда не видела такого бездонного неба: ворохи бледно розовых и желтых, красных и голубых облаков дыбились в затерянных глубинах зеленой, оттенённой до фиолетового атмосфере, образуя большие туманные наклонные пролеты и впадины, тени и огромные столбы преломлённого света, разбросанные по своду, словно балансирующие между массами воздуха и застывшими вихрями в тяжелых, пыхтящих, медленно перетекающих волнах, основаниями коренившихся в безбрежном море: единый великий океан повсюду, опоясывающий планету, проникающий в небо, срастающийся с ним сокрушительными штормами и вечно беспокойными грозами. Океан может быть разных цветов, но для нее — в мире, который был сплошь океаном без берегов, — он предстал в нефритовом цвете.

Птицы и воздушные рыбы, поодиночке и сбитые в крупные, гигантские стаи, затмевавшие солнце, заполоняли пространство между океаном и облаками, лениво волоча сплошное длинное крыло по кратким плавным изгибам между волнами, периодически пропадая среди длинных катящихся желобов, или сплетаясь в столбчатые узоры, подобные серым фрактальным теням на фоне парящей архитектуры облаков.

Выше — иногда проглядывая между облаками — величаво и безмятежно плыли очертания двухъярусных дирижаблей и торпед; торпеды шли, лавируя, пересекая воздушные потоки.

— Вы еще молоды. Страдаете от… иллюзии, что что-то действительно имеет значение.

— А вы настолько отчаялись, что решили стать рыбой?

Иссерем-КьиРиа рассмеялся.

— Возможно. — Казалось, он задумался об этом. — …Определённо.

— Если вам на всё наплевать, почему вы вообще со мной разговариваете? — спросила она его.

Он погрузил голову под поверхность воды в длинном резервуаре, затем вынырнул, вытирая лицо. Посмотрел на нее, моргая. — Какая ты… смелая, — сказал он ей. — Предоставляешь мне шанс навсегда прогнать тебя.

— Не стоит, — сказала она. — Мне нравится разговаривать с вами. И, надеюсь, я не слишком вас обременяю.

Он снова рассмеялся.

— Теперь ты апеллируешь к… моему желанию не казаться слабым перед лицом молодости.

— А вы когда-нибудь приходило в голову, что вы чрезмерно анализируете тривиальные вещи?

— Постоянно.

Он отдыхал в длинной неглубокой цистерне, открытой с одного конца морю, на плоту, который был соединен с основной платформой. Она лежала почти голая на шезлонге со стаканом воды в руке.

Здесь пролегала основная часть гигантского плота Апраниприла, поднимаясь и опускаясь секциями на идущих одна за другой океанских мегаволнах, среди медленно затухающих остаточных следов шторма — белые зыбкие крыши, похожие на паруса, едва брезжили в потоках солнечного ветра, — образующих время от времени странное кружащееся движение на поверхности воды.

— Что ж, — сказала она, — о нем, по крайней мере, не забыли.

— Думаешь, это действительно важно?

Она покачала головой:

— Лучше запечатлеть себя так, чем вообще никак.

— Не знаю… Нет ничего забвенного — по большому счёту. Так или иначе, но со временем всё проявляется где-то…

— Вы считаете, Вилабье хотел, чтобы его помнили?

— Я думаю, не имеет значения, заботился он об этом или нет.

— Для него это имело значение, — возразила она и добавила: — Возможно, — напомнив себе, что согласно условности, которую они здесь соблюдали, он на самом деле знал этого человека, а она — нет. Хотя не то, что бы она действительно верила ему.

— Он был бы… потрясен, если бы узнал, что его помнят только за Водородную сонату, — сказал Иссерем — КьиРиа, задумчиво глядя на океан за днищем резервуара. — Он ненавидел её.

— Ненавидел?

Иссерем — КьиРиа пожал плечами, поднимаясь и опускаясь в резервуаре.

— Он написал её в шутку, — сказал он ей, снова вытирая лицо. Сознание старика отдалялось сейчас от левиафида — гигантского морского существа, в котором он обитал всего несколько дней назад. Он был там, был тем существом, жил как это существо — плавал, спаривался и сражался с себе подобными — многие десятилетия. По его словам, он пять раз обогнул эту огромную планету. Он все еще привыкал к тому, чтобы снова стать двуногим гуманоидом, и — на данный момент — нашел наиболее удобным и утешительным лежать, плавая, в морской воде.

— Сначала, — добавил он, взглянув на девушку. — Сначала он просто ненавидел её. Потом его отношение стало… серьезнее, но всякий раз с его стороны это была критика, мрачная ирония, затянувшаяся шутка, но никогда не плод любви. Скорее ненависти. Презрения… по крайней мере.

Слова все еще сбивчиво выходили из него. Его разум изо всех сил пытался снова приспособиться к речи после десятилетий протяжного пения и передачи мыслей и чувств с помощью уникальных, хотя и сложных звуковых образов. Время от времени он запрокидывал голову и открывал рот насколько мог широко, как бы зевая. Безмолвно. Эти эффекты должны были продлиться несколько дней, сказали ему медики; глубокие, примитивные уровни его существа были взбудоражены тем, что интерпретировали как своего рода слепоту, периодически возвещая о себе подобными атавистическими всплесками.

Как он сам определил это — чем-то вроде эха.

— …реакция, которую разделяло большинство слушателей, — продолжал КьиРиа. — Я был на его первом… представлении, — он закрыл глаза, вспоминая. — Это было ужасно.

Коссонт нахмурилась.

— Я думала, его первое выступление было триумфальным.

— Аудитория… академиков, — КьиРиа, казалось, не воспринял её слов. — И каждому из них были вручены… копии… партитуры.

— Насколько мне известно, результат был впечатляющим.

— Не отрицаю. Однако я был на первом… публичном выступлении.

— О…

— Реакция оказалась… смешанной. Некоторые люди ненавидели это…

Коссонт снисходительно улыбнулась.

Иссерем-КьиРиа мог быть любого возраста, подумалось ей, если судить по его коже. Она была очень гладкой, но в то же время какой-то …замшелой. Выражение лица было самым непроницаемым из всех, с какими она когда-либо сталкивалась, хотя, конечно, они принадлежали к разным видам: она не ожидала, что сможет прочитать выражение лица инопланетянина, даже если тот был частью обширного метавида гуманоидов. Генетически он относился к млекопитающим — у него даже имелись рудиментарные соски на груди, выглядевшие как пара болезненных укусов насекомых. Очевидно, это было то самое тело, в котором он обитал до того, как перенёс себя в левиафида. Все это время оно хранилось на плоту Апраниприла. Теперь он вернулся.

По его словам, он провел всю свою жизнь, базируясь в этом единственном гуманоидном теле, скитаясь по Культуре и за ее пределами, преимущественно среди остатков породивших ее цивилизаций — включая цивилизацию гзилтов, хотя они так и не сподобились присоединиться. Он наблюдал за стагнацией гзилтов, в то время как Культура превращалась из капризного, ветхого собрания разрозненных обществ — некоторые из них практически не разговаривали друг с другом — в целенаправленно однородную и вместе с тем разнообразную, постоянно расширяющуюся формацию, неуклонно двигаясь к той известности и могуществу, которыми теперь обладала.

На протяжении всего времени он брал то, что он называл случайными отпусками в других формах, как внутри Культуры, так и вне её: он был птицами, рыбами, животными, машинами, инопланетянами дюжины разных типов и полов, в некоторых случаях на протяжении столетий. Тем не менее, он всегда возвращался в то самое первое, постоянно обновляющееся гуманоидное тело, его воспоминания освежались, а вкус и аппетит омолаживались. И поиск был непрестанным: он никогда не успокаивался и никогда не возвращался туда, где вырос, — где бы ни было это место (где именно он отказался ей сказать).

Затем, в течение последних нескольких десятилетий — преследуя внезапно взыгравший в нём интерес к звуку, превыше всех иных чувств — он был левиафидом здесь, в водном мире Перитч IV, его голос был мощным, разрывающим океан воплем, импульсно направленным взрывом подводного звука, способным распространяться на тысячи километров или превращать в порошок мелких морских животных, убивая их мгновенным сокрушительным давлением. Коссонт понятия не имела, какие ощущения он испытывал при этом.

- “Соната” — не просто самое известное произведение Вилабье, — сказала она. — Это его самая сложная работа. Особенно для своего времени. Да и впоследствии многие критики считали и считают его лучшим, во многих отношениях непревзойдённым.

— Тем не менее, он… ненавидел её, — настаивал Иссерем — КьиРиа. — Он написал… центральную часть, чтобы доказать, как легко писать такую… математическую… программную музыку, но в ней не было… любви. И мелодии.

— Мелодия — это еще не все.

— Ничто не существенно, не так ли? — Он посмотрел на нее, снова вытирая лицо. — Тогда он понял, что даже в рамках своей… диктаторской, последовательной логики произведение было незаконченным и представляло собой лишь частичную критику того, что он ненавидел, поэтому он решил… завершить его и сделал это.

Иссерем — КьиРиа выглядел задумчивым, уставившись на клочок неба, видимый за трепещущим куполом наверху, защищающим их от палящего тропического солнца.

— Возможно, это была… ошибка Тика, — тихо размышлял он. Он назвал Вилабье «Тик», что являлось сокращением от Тикрина, имени композитора. Коссонт заметила, что он впервые сделал это. И, как ей показалось, в такой фамильярности сквозило некое притворство.

— …Кажется, он начал воспринимать свою шутку слишком серьезно. — Он посмотрел на нее. — Я пытался предупредить его.

— Вы знали его, когда он писал сонату? — спросила она, отхлебнув из стакана, стараясь говорить нейтрально, не выдавая своего скепсиса.

— Мы встречались несколько раз… пока он писал её. Я был… — он изящно махнул рукой из воды, роняя капли на плещущуюся воду, — … одним из тех культурных атташе, знаете ли.

Она кивнула.

— Я даже помог ему.

— ?

— О, не с музыкой… как таковой. — Старик улыбнулся. — С сопоставлением. С соответствием каждой ноты высокоуровневым глифам в марайне.

Марайн был языком Культуры, используемым поныне. Она сочла вежливым выучить его для визита по обмену; были даже некоторые слова, которые он разделял с языком гзилт, что облегчало задачу. В последнее время, спустя почти год, как она говорила на нём, она поняла, что невольно начала думать на марайне, а также что Гзилт начал казаться ей немного грубым и неуклюжим по сравнению с ним. Это заставляло ее чувствовать себя странно нелояльной.

— Марайн был уже тогда в ходу? — спросила она.

— Культура… имела свой язык гораздо раньше, чем начала отсчёт своего существования.

— Вы сопоставляли…

— Каждая нота к многомерному глифу.

— В Марайне?

— В разговорной версии… сетка три на три, используемая для формирования письменной… отображаемой версии, — это просто — базовый уровень фрактала, бесконечно масштабируемый многомерный дескриптор. Есть более сложные пласты.

— В самом деле? Помимо нонарного?

Он выглядел огорченным.

— Нонари… неверны. На самом деле это двоичный файл, расположенный в… сетке три на три. Но да. Три на четыре, четыре на четыре… три в кубе, четыре в кубе… и так далее. Только Разумы способны понять версии в нескольких дополнительных измерениях. Они могут удерживать все слова, которые составляют эти глифы, в своём… сознании. — Он посмотрел на нее. — В конечном счете, это можно так описать. Всю вселенную, вплоть до каждой последней частицы, луча и события можно было бы сжать в один глиф, одно… слово.

— Довольно таки длинное слово.

— Безнадежно длинное. Потребуется целая жизнь Вселенной, чтобы сформулировать его. Но тем не менее.

— И какой в этом был смысл? — спросила она. — В сопоставлении заметок с глифами?

— Понятия не имею, — признался старик, улыбаясь. — Но дело в том, что… Соната Водорода — это… продуманная, намеренная атака на композицию, которую она же и представляет. Он, Тик… ненавидел конфликтную, атональную музыку. По сути, он высмеивал её, показывая, как… легко её писать… и как трудно — по крайней мере, обычному существу, человеку — слушать. Теперь же она то, за что его больше всего помнят. — Он снова пожал плечами. — Такова судьба, как говорится. — Он посмотрел на море и затем тихо добавил: — Не следует мешать форму… со смыслом…

* * *

Она начала просыпаться, ощущая себя странно, одновременно тяжелой и невесомой. В ушах шумела кровь. Что-то сильно давило ей на плечи. Всё вокруг казалось до отвращения неправильным.

— Что это было? — спросил знакомый голос, звучавший приглушенно, едва слышный из-за непрестанного грохота в ушах.

— Дополнительная сущность потенциально находится на борту, — небрежно объявил другой голос — низкий — Сканирование. Выявлено: искусственная конструкция, личная.

— Кто это? — спросил приглушенный голос.

Теперь Коссонт узнала его: Пиан. Хотя, преследуя эту мысль, она все еще немного не понимала, кем или чем был «Пиан». Что-то близкое, связанное с привязанностью и раздражением. Это было максимум из того, что она способна была понять в данный момент.

— Паринхерм, Эглиль, — произнес мужской голос. — В симуляции.

Ей казалось, что кто-то сидит на ее плечах. Может быть, не взрослый человек, а ребенок. Кроме того, кто-то тянул ее за ноги и руки. За все… четыре руки. Их должно быть четыре? О, да, у нее было четыре руки в эти дни, в течение многих лет.

Она открыла глаза. Изображение двоилось. Что-то совсем маленькое, тесное. Образы слились воедино, став целым.

Мужчина, сидевший напротив, повернулся и посмотрел на нее. Андроид. Он был андроидом. Рядом с ним сидел человек, одетый во что-то серебристое. Андроид протянул руку над его головой, что-то сделал и упал на потолок, вывернувшись в процессе, приземлившись в итоге на четвереньки. На потолке, казалось, покоились какие-то вещи.

Коссонт задумалась об этом.

Потом она поняла, что лежит вверх ногами. Весом на ее плечах был ее собственный вес. Ощущения понемногу возвращались. Она чувствовала боль, сконцентрированную где-то в области груди, и легкую тошноту, что было не плохим признаком — лучше, чем если бы она вообще ничего не чувствовала.

Андроид постукивал по боку бронированного шлема солдата. Броня солдата превратилась в зеркало, отражая окружающую скудную обстановку.

— Привет? — сказал андроид, не прекращая попыток достучаться до неподвижной фигуры. — Привет? Вы на связи? Нет? — Он постучал еще раз, затем отступил. — Выглядит мёртвым, — объявил он слегка озадаченно.

Солдат висел странно, слишком свободно. Его карабин, тоже сверкающий, был сдвинут к защитной лицевой пластине.

Коссонт почувствовала боль теперь уже во всем теле. Она наклонила голову — мышцы шеи ныли, — пытаясь разглядеть кнопку, которая освободит ее от ремней. Полностью повернуть голову не получалось — что-то мешало, какое-то массивное ожерелье. Она нащупала застёжку, но движение тотчас отозвалось болью, руки безвольно повисли.

Как почти все гзилты, она родилась со сложной системой управления болью, генетически привитой поверх той, что предоставила природа, заглушавшей древние, дикие ощущения, гнездившееся в кончиках животных нервов, и она в достаточной мере понимала, как работает весь этот процесс, чтобы знать простое правило — если вы делаете что-то, причиняющее вам боль, вы должны прекратить это делать. Поэтому она остановилась.

— Не могли бы вы помочь мне? — обратилась она к андроиду.

Он подошел к ней, присев. Даже в перевернутом виде его тело выглядело слишком большим, выпирающим из-под полковничьей куртки, местами порванной.

— Чем я могу помочь вам? — спросила машина.

— Помогите мне спуститься. Поймайте меня. Пожалуйста.

— Конечно. — Он потянулся ей под голову, что-то щелкнуло, и она упала на несколько сантиметров, прежде чем руки андроида обхватили ее за талию. Он развернул ее и усадил на пол, который раньше был потолком.

— Спасибо, — сказала она ему.

— Не за что. — Он улыбался, как ребенок. — У вас четыре руки, — заметил он.

— Так и есть, — согласилась она, осторожно потирая их и морщась. Она посмотрела на солдата, неподвижно висевшего над ней, и увидела свое собственное лицо, искаженное его доспехами. — Ты сказал, что он мертв?

— Думаю, да, — подтвердил андроид.

— Но он был единственным, кто носил доспехи. Как это произошло?

— Думаю, его убил бронированный костюм, — как ни в чем не бывало сообщил андроид. — Так же, как шаттл пытался уничтожить себя и нас. — Он улыбнулся.

— Если это безопасно, — раздался слабый голос Пиан из ящика одиннадцатиструнной, — можно сейчас же выпустить меня, пожалуйста?

Андроид посмотрел на нее.

— Искусственная конструкция, — заявил он. — Это ваше?

— Да, — ответила она. "Где мы? Что случилось?" Она вспомнила, как была на луне-астероиде Фзан-Джуйм, генерал Рейкл бушевала вокруг, потом… ничего. Ничего, пока она не очнулась здесь, в каком-то очень маленьком перевернутом военном транспорте. “Мы где-то на поверхности Скульптурной планеты Эшри. Что-то случилось."

— Мы в симе? — спросила она.

— Да, — обрадовался андроид. — В симе. Ряд признаков указывает на то, что перед нами не реальность, а симуляция. — Он нахмурился. — Однако, должен заметить, меня смущают аспекты текущей симуляции, и мне еще предстоит выяснить их возможную полезность, хотя эта головоломка сама по себе может быть частью симуляции в учебных целях.

Она уставилась на него.

— Ты меня слышишь? — напомнила о себе Пиан; ее голос был одновременно раздражительным и жалобным.

— Это не симуляция, — заявила Коссонт андроиду.

— Мм-м-м, — сказал андроид, делая вид, что задумался.

Она почувствовала, как ее глаза сузились.

— Ты мне не веришь, да?

— Я готов поверить, что вы — в нынешнем виде — считаете, что это не симуляция.

— В нынешнем виде? Что, черт возьми, это значит?

— Вы, как часть смоделированной среды, — весело сказал андроид.

Она уставилась на него.

— Послушай… — начала она.

— Знаешь, я тебя слышу, — раздраженно высказалась Пиан. — А если я тебя слышу, то и ты меня слышишь.

Коссонт быстро повернулась к футляру с одиннадцатиструнной. — Пиан, заткнись.

Она снова посмотрела на андроида.

— Я не являюсь частью какой-либо симуляции, — сказала она. — Я человек из плоти и крови, и сейчас мне немного больно. — Она потерла свои ноющие руки.

— Нас много раз бросало, когда корабль падал, — сообщил андроид.

— Ага. Поэтому меня очень нервирует то, что ты думаешь, что это всего лишь симуляция, а я всего лишь ее часть. Мне нужно, чтобы ты обращался со мной как с настоящим человеком.

— Я… — изрёк андроид.

— Это важно, понимаешь? Нет второй попытки, нет дополнительной жизни. Во всяком случае, не для меня. Я ничем не защищена, ничем вообще.

— Действительно? — Андроид посмотрел скептически.

— Уж поверь, — подтвердила Коссонт. — Даже когда я была в армии, я никогда не попадала в ситуации, подобные этой. Ничего, что было бы по настоящему опасным или на грани. Ты — может быть, но не я. И для меня это не игра.

— Я понимаю и отношусь к ситуации соответствующим образом, — успокаивающе сказал андроид, кивая. — Вот почему я благополучно направил этот корабль на землю после того, как его собственный ИИ попытался его уничтожить.

— Что? — Коссонт в недоумении уставилась на него.

— Что? — взвизгнула Пиан.

— Вот почему я благополучно направил этот корабль на землю после того, как его собственный ИИ попытался его уничтожить, — повторил андроид.

— Ты управлял им? — удивилась Коссонт. Она посмотрела на нос корабля. — Но как?

— После агрессивного воздействия как искусственного интеллекта корабля, так и костюма солдата, атака, которая, как я полагаю, была направлена на военные системы и, следовательно, не была направлена на меня, я смог установить связь с резервной копией управления кораблем и безопасно приземлить его. Я использовал обломки, падающие из остатков штабного корабля полка в качестве прикрытия, заставляя этот корабль оставаться на той же траектории, что и некоторые части обломков, когда они падали, до последнего момента, иначе мы могли бы быть снова поражены кинетическими, лучевыми или осколочными боеприпасами.

Коссонт закрыла глаза, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Она покачала головой.

— … Штабной корабль полка… планетоид Фзан-Джуйм, луна они…?

— Уничтожены, — подтвердил андроид. Его глаза расширились, и он сделал внезапное движение обеими руками. — Чрезвычайно экстремальный сценарий моделирования!

— Уничтожены? — повторила Коссонт, не в силах осознать это. — Полностью?

Андроид покачал головой.

— Не полностью в смысле аннигиляции, как было бы, если бы его атаковали большим количеством антивещества, скажем, но полностью в том смысле, что он был пронзен одним или несколькими лучами энергетического оружия и разнесен на множество частей — десятки тысяч значимых произведений, крупнейшие из которых, возможно, составляли до пяти или шести процентов массы корабля до его разрушения, а самые мелкие…

Рёв в ее ушах вернулся, заглушая то, что говорил андроид. Коссонт вспомнила лицо Этальде, Рейкл, ухмыляющиеся лица танцующих людей, с которыми она и Рейкл столкнулись перед тем, как попасть в капсулу.

Она вдруг обрадовалась, что оказалась здесь. Несмотря на головокружение и дезориентацию.

— Кто-нибудь выжил? — спросила она, качая головой, пытаясь прояснить ее. Было больно.

Андроид странно посмотрел на нее.

— Что ж, — медленно сказал он, — мы явно выжили.

— Кроме нас?

— Трудно сказать с уверенностью, — он задумался. — Вероятно, нет. Во время взаимодействия с датчиками этого корабля, я думаю, что видел другие малые корабли, пытающиеся сбежать, но все те, на кого я смог обратить внимание, стали жертвами повторных и последующих атак. Кроме того, я думаю, что должен добавить — мне удалось обнаружить Корабль в окрестностях планеты, также подвергшийся нападению, так что нападение было совершено не только на Фзан-Джуйм.

— Кто всё это сделал? — спросила Коссонт.

— Из того немногого, что я имел возможность наблюдать, профиль атаки соответствовал профилю атаки одного крупного корабля или небольшой группы средне-крупных кораблей с возможностями седьмого или восьмого уровня при относительно быстром сближении. Оружейные сигнатуры соответствуют сигнатурам нашего — то есть, гзилтианского — флота, хотя это может означать обман со стороны ответственных за содеянное лиц, тем более что характеру оружия на такого рода — подразумеваемом — цивилизационном уровне присуща определенная нехватка специфичности. В некоторых кругах это известно как эффект “чистоты”.

— Кхм, — произнес приглушенный голос внутри футляра одиннадцатиструнной.

Коссонт ощутила, как навалилась усталость. Ей захотелось еще немного поспать.

— Что происходит сейчас? — спросила она отрешённо.

— Для нас всё не очень хорошо, — сообщил андроид. — Это корыто не может двигаться, двери не работают, а подавать сигналы бедствия в сложившейся ситуации представляется неразумным. Откровенно говоря, корабль и не способен сейчас передавать какие-либо сигналы, так как сразу после того, как мы были атакованы, мне пришлось навсегда отключить его блок обработки сигналов, чтобы он не транслировал наш статус и положение. Может быть, лучше дождаться помощи дружественных сил, хотя в более широком контексте наша нынешняя безучастная неподвижность может представлять конечную ситуацию в нашей части симуляции на данный момент, и мы вполне можем испытать кажущееся забвение или, возможно, внезапное исчезновение при переходе в базовую реальность в любой момент. Я готов и к тому и к другому, как и вы, возможно, тоже, даже не подозревая об этом. С другой стороны, мы не находимся в полностью стабильной или статической ситуации, учитывая, что мы постепенно отдаем тепло поверхности планеты и внешнему вакууму, и небольшое количество атмосферы этого корабля также, по-видимому, утекает во вне. Так что в этом отношении ситуация развивается.

Коссонт еще какое-то время смотрела на андроида. Тот внезапно встал и слегка поклонился.

— Кстати, меня зовут Эглиль Паринхерм. А вас?

— Вир Коссонт, — сказала она. — Лейтенант-коммандер в отставке. Недавно повторно зачислена в строй.

— Моё почтение. И нижайший поклон. Хотя, — андроид слегка нахмурился, — для справки: я предполагаю, что реальный человек, участвующий в симуляционных прогонах, наверняка пожелал бы изменить свою личность.

Коссонт не нашлась, что ответить на это.

— Кто-нибудь — скажите этой грёбаной железяке, что мы не в симуляции, и вытащите меня отсюда, — прокричала Пиан.

— Следует ли мне удовлетворить просьбу? — беззаботно осведомился Паринхерм.

— Пожалуйста, — кивнула она.

Паринхерм открыл корпус одиннадцатиструнной. Пиан взвизгнула, выпрыгнула и перелетела к Коссонт. Она врезалась в её грудь, тут же вытянув свои неуклюжие руки, чтобы обнять ее.

— Это ужасно! — она плакала. — Останови это!

— Я мог бы отключить устройство, — сказал Паринхерм Коссонт, кивнув на Пиан.

— Оставь меня в покое! — вскричала Пиан.

— Все в порядке. Эта штука еще никогда не была такой чувствительной, — она обняла фамильяра, погладив её по спине и непроизвольно вздрогнула — внутри шаттла становилось холодно.

Паринхерм сунул голову в корпус одиннадцатиструнной.

— Тут есть одежда, — сказал он, вытаскивая куртку Коссонт. Он поднял ее, разглядывая. — Повелители экскрементов, — процитировал он с явным одобрением и усмехнулся. — Весьма остроумно, — заключил андроид, передавая находку.

— Лучше бы нашлось что-то потеплее, — Коссонт надела куртку. — Значит, мы теряем атмосферу? — спросила она.

Андроид кивнул.

— Да. И тепло. Очень необычная симуляция. Будет интересно посмотреть, что мы потеряем первым.

— Это ужасно, — снова всхлипнула Пиан.

Коссонт продолжала поглаживать существо.

— Так то вот, — подытожила она за неимением лучшего.

8 (С -20)

Корабль знал, что рано или поздно ему придется это сделать.

В вычислительных субстратах, которые обеспечивали среду для Разума Каконима, было множество битов, которые он никогда не использовал и, вероятно, никогда не будет использовать. Физически довольно компактная, заключённая в трех измерениях внутри массивного эллипсоида пятнадцати метров в длину, эффективная емкость субстрата Разума была, тем не менее, сравнительно крупной. Сравнения обычно касались того, сколько состояний разума стандартного дрона или человека можно было без потерь закодировать в одном и том же объеме, или как далеко в прошлое придётся зайти, чтобы достигнуть точки, где в условно заданном обществе каждый бит вычислительной мощности будет менее чем равен таковому, содержащемуся в одном Разуме.

Какониму было все равно. Значение имело только то, что из-за врожденной избыточной инженерии Культуры, его собственных последовательных эманаций в виде более ранних кораблей и своего рода долгосрочной лени в отношении стремления к наиболее эффективному использованию своих сильно расширенных и добавленных субстратов у него имелся значительный запас грузоподъемности. В итоге ему пришлось согласиться разместить в своём разуме — сущность, хотя и уменьшенную — другого Разума.

Соответствующий Разум представлял собой, как нетрудно догадаться, Разум Культуры, принадлежавший кораблю под названием “Зоолог” — доисторической глыбе грузового класса. Буксиру, по сути. И буксиру прославленному.

Суперлифтеры всегда имели склонность к эксцентричности. Обстоятельство не представлявшее какой-либо сложности для корабельной психологии или психологии Разума, могущее отчасти быть объяснённым как следствие их довольно скучной и повторяющейся работы и того факта, что они не просто формально являлись буксирами, но и были спроектированы как буксиры — в качестве аварийных, временных боевых кораблей, еще до войны с Идираном, когда у Культуры не было настоящих военных кораблей, или, по крайней мере, ни одного, в наличии которого она собиралась признаться.

Зоолог принадлежал к относительно небольшой группе суперлифтеров, переживших войну. Затем, ещё до того, как закончился великий конфликт — но задолго до того, как Культура произвела множество фантастически более мощных боевых кораблей — он совершил нечто относительно необычное: он сублимировался. Сам по себе.

Чуть позже он совершил ещё кое-что, для чего термин “необычный” уже казался не вполне уместным — он вернулся.

Практически в определении Разума слово — правильно написанное с заглавной буквы — означало сознательную сущность, способную идти в Сублимацию, не испарится при этом и даже — может быть, иногда, очень редко, на самом деле так редко, что это было бы довольно близко к статистическому определению большинства людей «никогда» — быть в состоянии вернуться, в некотором смысле все еще жизнеспособной и опознаваемой, прежней личностью, которая совершила переход от реального к сублимированному.

Если причины стремления Зоолога к Сублимации — кроме очевидного желания испытать на себе невыразимое волшебство неведомой ипостаси бытия — были непрозрачны, то причины его возвращения в реальность были просто непостижимы. У самого Разума отсутствовало объяснение, и он немало озадачил сущности флота Контакта (те, что уцелели — здесь сказалось сильное истощение первых лет Идиранской войны), спросив, не приютит ли кто-нибудь из них его сознание, сохранив оное в качестве наследия для потомков или, по крайней мере, до тех пор, пока ему не надоест и он не изменит свой разум снова, или еще для чего-то, чего он пока сформулировать не мог или не хотел.

Между тем, лучшие и самые опытные Разумы Контакта пытались допросить вернувшийся Разум обо всём так или иначе касавшемся Сублимации. Первоначально их привело в восторг то, что один из них был Там и совершил обратный путь (многие Разумы обещали сделать это на протяжении тысячелетий, но ни один так и не сделал; Зоолог не брал на себя никаких обязательств, но вернулся). Однако затея обернулась фарсом.

Воспоминания корабля были абстрактными, более чем смутными и эффективно бесполезными. Сам Разум пребывал в необычном состоянии, самореструктурировавшись (предположительно) так, что в рассуждениях его уже невозможно было узреть логику. То, что поддавалось опознанию, выражалось в самом причудливом и запутанном клубке излишне сложной и самореференциальной аналитической/медитативной и сагационной/рационативной процессной архитектуры, на которую все заинтересованные лица когда-либо имели несчастье смотреть. Тем не менее, он вернулся, и, по-видимому, не желал оставаться в своем собственном теле или даже субстрате, выискивая возможность к содружеству.

Особые Обстоятельства — бескомпромиссное крыло Контакта и та его часть, которая была настолько близка к военной разведке и шпионажу, что Культура всегда неохотно признавала факт её существования — были более чем счастливы получить физическую форму старого корабля, отчаянно желая узнать, как время в Сублимации изменило его, или какой свет способно было пролить его обратное воссоздание из сублимированного — если оно работало именно так — на природу самой Сублимации. Увы, тщетно.

Их ставил в тупик даже, казалось бы, такой очевидный, не подлежащий сомнению факт, что ничто не могло перейти в Сублимацию в развоплощенном виде. Переход мог быть совершён только через субстрат: тела, вычислительные матрицы, корабли и их эквиваленты, с закодированными в них личностями и их воспоминаниями.

Как бы ни было, а освободившись, наконец, от всего этого нежелательного и беспокоящего его внимания, Разум, обитавший в Зоологе, поселился внутри субстрата Каконима, предавшись мимолетным увлечениям и тихому созерцанию.

Спокойному и крайне медленному созерцанию — Зоолог настоял на распределении вычислительных ресурсов в субстрате Каконима таким образом, что его полное сознание могло быть выражено отныне только посредством привлечения большого количества вычислительных мощностей в очень интенсивном цикле. Ему было предложено столько энергии, сколько ему могло понадобиться — достаточно, чтобы позволить полнокровно взаимодействовать со своим носителем в Разуме в реальном времени, — но он отказался. Таким образом, для того, чтобы Каконим мог разговаривать с Зоологом или взаимодействовать с ним каким-либо иным значимым образом, он должен был замедлить себя до такой скорости, при которой неаугментированный человек мог бы спокойно составить им компанию. В этом, по-видимому, заключалась некая философская аутентичность Зоолога, и это же вызывало неодолимую зевоту у Каконима.

Вернувшись в реальность, основное сознание Каконима наблюдало за тем, как небо и звезды вокруг него проносились мимо, когда он мчался от Падения Давления к пространству Гзилт, одновременно выявляя потенциальные закономерности и релевантности в окружавшем его космосе. Он выполнил многомерный поиск в каждой из баз данных, известных разумной жизни, совершив также поиск любой дополнительной информации, которая могла иметь отношение к рассматриваемому вопросу. В то же время он производил моделирование за моделированием, пытаясь выстроить стабильную матрицу предсказания того, чем все в итоге могло обернуться.

В этом контексте Разум успешно мыслил на скорости, близкой к максимальной, и чуть ниже предельной, будучи удовлетворительно вовлеченным в проблему, которая при всей своей каверзности обладала несравненным достоинством — она была реальной и значимой, а не гипотетической, хотя многое и сводилось в ней к беседе, длившейся субъективные дни и месяцы, проходившие порой между вопросом и ответом.

Каконим иногда воплощал свою базовую архитектуру как гигантский замок размером с огромный город, размером с целый мир замков, собранных вместе и нагроможденных один на другой, заключённых один в другом, пока в итоге не получалась какая-то фрактальная крепость, выглядевшая издалека уместно и каменно-замково, со стенами, башнями, зубчатыми выступами и так далее, по мере приближения превращавшимися в нечто гораздо большее, так как становилось ясно, что каждая — например — башня состоит из конгломерата гораздо меньших башен, вложенных друг в друга и сложенных друг на друга.

То, что осталось от души Зоолога, поселилось в одной из этих крошечных башен, взгромождённой на вершину колоссальной метабашни, образующей то, что издалека выглядело как толстый шпиль.

В некоторых состояниях ума Каконим находил время, чтобы пройти через свой собственный субстратный образ, объединяя свое ощущение себя в человекоподобный аватоид и прогуливаясь по этому виртуализированному ландшафту замка от чрезвычайно сложных главных ворот до тех пор, пока пандусы, переходы, залы и лестницы не приводили его к месту назначения. В других случаях он летал туда в виде гигантской птицы, медленно порхая над крышами, парапетами и бойницами, бастионами, дворами и крепостями, пока не находил искомое место.

На этот раз он вообразил себя грозовой ячейкой темного, исчерченного молниями облака, тяжеловесно кружащегося над огромным замком, как некая зловещая галактика медленно вращающегося тумана; затем из опускающейся воронки разверстой пасти смерча внезапно низринулся, сложив хищные крылья, со скоростью пушечного ядра к башне-шпилю, вновь расправляя крылья, остановив стремительный рывок за мгновение до того, как коснулся камня парапета башни.

Корабль обрёк себя человеческим аватоидом, едва оказавшись на каменных плитах механически обработанных зубчатых стен. Он поднял руку, чтобы постучать в толстую деревянную дверь, но та открылась сама.

Внутри, где виртуальная среда была смодулирована Зоологом, принадлежа ему, башня перетекала в солидное, умеренно крупное одноэтажное круглое пространство, напоминавшее нечто среднее между кабинетом таксидермиста, специализирующегося на весьма экзотических чучелах, и лабораторией сумасшедшего ученого, питавшего слабость к пузырькам и гигантским предметам электрооборудования с проблематичной изоляцией. Все было освещено туманным солнечным светом, проникавшим через высокие узкие окна. За той частью, что пролегала близ двери, пол пребывал в беспорядке; Какониму пришлось пробираться по щиколотку — а затем и по колено — в нагромождённых остатках загадочного сомнительного прогресса, прежде чем он наконец достиг комнаты.

— Когда я впервые состарился, — заявил аватоид Зоолога, свисая с одной из своих веревок, — помню, я подумал, что обстановка выглядит немного запущенной. Позже я вернулся к этой идее. Теперь я циклически прохожу через периоды смущения и детского восторга. Привет. Добро пожаловать. И…?

Каконим нашел расшатанное кресло, напоминающее скромный, частично разобранный трон, и — очистив сиденье от фрагментов каких-то созданий, отдельные из которых были достаточно живыми, чтобы протестовать чириканьем и скрипом — сел. Он смотрел вверх и вниз на смутно похожего на человека аватоида Зоолога, который смотрел на него вверх ногами, обхватив одной ногой веревку, свисающую с потолка.

С того же самого потолка — высокого и сводчатого — вились десятки таких же веревок, многие были цветными, а некоторые снабжены чем-то вроде веревочных корзин, похожих на плоды, сделанные из сетки, также встречались те, что соединялись меж собой подвесными верёвочными петлями.

Именно здесь аватоид Зоолога жил, работал, играл, отдыхал и — если он предавался столь обычно ненужному, граничащему с деградацией поведению — спал. Он утверждал, что не ступал на пол своего логова в течение субъективных десятилетий, полагая, что пол лучше использовать для хранения, нежели для перемещения. Хранил же он, как заметил Каконим, преимущественно мусор: куски мертвых тканей, сломанное и ненужное оборудование, останки каких-то близких к жизненным форм и конструкций, а также прочий не поддающийся классификации выводок своего не вполне традиционного ума.

Аватоид Зоолога перевернулся вверх ногами над большой каменной скамейкой, на которой утвердилось переливавшееся причудливыми красками химическое оборудование. Это было больше похоже на представление художника о рабочем месте химика, чем на реальное рабочее место химика, но такие детали едва ли когда беспокоили Зоолога.

Аватоид держал в руках пробирку с бурлящей дымящейся темно-желтой жидкостью. Он бросил её в стойку с такими же трубками и повернулся, чтобы оказаться ближе к месту, где сидел Каконим. Удлиненные руки, шестипалые кисти с двумя большими пальцами, аналогичной формы нижние конечности и цепкий хвост делали его образ непринужденным и легким — даже элегантным. На нем была только набедренная повязка, украшенная небольшим поясом из болтающихся инструментов и туго затянутых мешочков. Его бледно-красную кожу испещряли лиственные тени. Скрестив руки, он немного покачивался взад-вперед, глядя вниз на своего визави.

Каконим, опустив любезности и немного поговорив на общие темы, перешёл к тому, ради чего на самом деле пришел, гадая, заметил ли Зоолог то, что теперь происходит снаружи.

— Скажи правду, — задал он вопрос. — Как часто ты ещё общаешься с погруженными?

Перевернутый аватоид выглядел пораженным.

— С чего это ты взял, что я с ними общаюсь?

— Ты намекал. Кроме того, ты совершенно очевидно знаешь гораздо больше, чем казалось, когда метафорические белые халаты Разумов ковырялись в том, что считается твоей личностью и воспоминаниями, вскоре после твоего неожиданного возвращения из Места, а с выделенной тебе частью моего субстрата происходит ныне что-то, пусть незначительное, но не вполне объяснимое — не без участия процессов, находящихся за пределами моего понимания и, насколько мне известно, за пределами понимания любых других Разумов. Процессов, которые, известным образом, должны включать в себя своего рода субмасштабные высшие измерения — измерения уровня семь или восемь, если выбрать нумерацию, содержащих вещи, которые в настоящее время все еще находятся за пределами понимания нас, скромных умов культуры. Итак, либо ты до сих пор каким-то образом связан с Сублимацией, либо она — или кто-то или что-то оттуда — пытается связаться с тобой, или даже изменяет или пытается изменить детали твоей личности или хранилища таковой без твоего ведома. Эта последняя возможность, в частности, была бы немного тревожной для меня, очевидно, поскольку всё происходит внутри моей полевой структуры, в моём ядре, фактически внутри моего собственного разума, в самом прямом смысле.

Элемент электрооборудования в углу издал отчетливый шипящий звук, после чего его по видимому замкнуло.

— А… — отозвался перевернутый аватоид. — Ты заметил эту штуку?

Каконим кивнул.

Он догадался, что что-то подобное может произойти, еще до того, как предложил Разуму другого корабля место в своём сознании. Ни для кого не было секретом, что Сублимация — или, по крайней мере, сущности в ней — могли получить доступ почти ко всему в реальности. Частичным доказательством этого являлось то, что, когда люди — или, чаще, машины — пытались подстраховаться, отправляя свою копию в тот мир, чтобы их версия могла продолжать жить и развиваться в реальности, это никогда не срабатывало.

Копии, отправляемые в Сублимацию, всегда уходили, но при этом они всегда возвращались за своими оригиналами или оригиналы возвращались за копиями, вынужденные следовать за своими версиями-предшественниками в Возвышенном. Связывание, казалось, происходило почти независимо от того, насколько герметично изолировалась версия, оставленная в реальности. И хотя имелась гипотетическая возможность изолировать Разум или другой высокоуровневый ИИ настолько тщательно, что никакая сила или процесс, о которых когда-либо слышали в реальности, не могли добраться до него или связаться с ним, никакие известные средства изоляции не могли помешать чему-то из Сублимации установить контакт с копией самого себя, все еще пребывающей в реальности, и каким-то образом убедить ее уйти или просто незаметно украсть ее. Единственной толикой утешения в этом случае было то, что соответствующий субстрат в реальности физически остался бы на месте, а не сопровождал бы недавно ушедшего — какой бы процесс из Сублимации ни устанавливал связь, он был проявлял признаки неизбежности, но не ненасытности.

Тем не менее, такие опыты имели тревожные последствия для Разумов, не привыкших быть во власти чего бы то ни было, хотя они, казалось, неплохо справлялись с тем, чтобы не думать о последствиях.

Даже те сущности, которые должным образом возвращались — обычно спустя десятилетия или столетия после Сублимации — редко оставались надолго в реальности, снова исчезая в Сублимации в течение нескольких десятков или сотен дней. Зоолог был одним из небольшого числа репатриантов, которые выглядели так, будто задержались здесь на неопределенный срок.

Каконим, однако, в своё время продумал все эти моменты основательно и решил, что он готов рискнуть поместить внутрь своих полевых структур что-то, что может иметь не только собственные идеи, но и собственные внешние связи. И потому факт наличия неподконтрольных процессов глубоко внутри него, по сути, в его сознании, связанных так или иначе с неизменно таинственным Возвышенным, не беспокоил его так, как мог бы.

Аватоид Зоолога выглядел обиженным.

— Раньше ты ничего подобного не говорил.

— Раньше это было не важно.

— Не важно? Неподконтрольные события в собственном субстрате? Вот как?

— Я дал тебе пристанище добровольно, без условий. Кроме того, я доверяю тебе. Кроме того, хотя я, несомненно, испытывал определённое волнение, я чувствовал себя, в известной мере, привилегированным имея то, что считал замещающим и, возможно, уникальным, контактом с миром, остающимся для нас непостижимым, несмотря на все наши техно-чудеса. — Аватоид Каконима пожал плечами. — И, честно говоря, я ждал что, если возникнет ситуация, близкая к критической, ты, испытывая благодарность, поведаешь мне то, что при обычных обстоятельствах никогда не сказал бы.

— Откровенность с твоей стороны.

— Надеюсь, обезоруживающая.

Аватоид Зоолога крепче прижал руки к телу, как будто задумавшись на мгновение.

— У меня остались кое-какие контакты, хотя все в очень… зыбком состоянии. Трудно объяснить. Трудно — невозможно — сделать это здесь и сейчас.

— Попытайся.

Зоолог вздохнул, поднес руки с длинными пальцами к лицу, как бы производя похлопывание:

— Ты все еще не понимаешь, да?

— Чего именно? Насколько все это непостижимо по своей сути?

— Видишь это насекомое? — Зоолог кивнул, указывая на место, где сидел Каконим. Каконим обратил внимание на деревянный верстак, край которого находился в нескольких сантиметрах от одного из его аватоидных локтей. Крохотное шестилапое насекомое, достаточно маленькое, чтобы поместиться на ноготке младенца, пробиралось хаотично, зигзагами вдоль самого края стола, размахивая усиками. Каконим увеличил изображение существа, оценивая его полностью, вплоть до кода, из которого оно было создано.

— Да, — вздохнул он, возвращаясь к виртуальному макросу. — Попробую угадать: понимает ли оно, что такое оборудование на скамье? Или даже что такое сама скамья?

— Я в большей мере предполагал, как бы ты, например, объяснил ему симфонию.

— Прежде чем мы сосредоточимся на моей собственной безнадежной неспособности понять невыразимое, могу ли я обрисовать текущую ситуацию здесь, в реальности?

Аватоид Зоолога улыбнулся:

— Если угодно.

Субъективно это заняло около часа. Время, за которое на пути к пространству Гзилт были пройдены световые годы. Для остальной части сверхзанятого и сверхбыстрого Разума Каконима, казалось, минуло несколько лет.

Незадолго до подведения итогов этого импровизированного брифинга корабль связался с Падением Давления, чтобы убедиться, что все в порядке.

— Удачно попали, — ответил ему корабль. — Вы совпадаете с сигналом от нашего друга Содержание Может Отличаться. Взгляните на это:

Отрывок из сигнальной последовательности, содержимое ГСВ Содержание Может Отличаться / Зихдрен-Ремнантер Адьюнкт Сущность Океаник — Диссонанс:

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться и

Зихдрен Ремнантер Дополнительная Сущность Океаник — Диссонанс

— Итак, перейдем к делу: вы хотите сказать, что, несмотря на то, что потеряли корабль из-за неспровоцированных действий противника, и попросили меня и коллег провести расследование, вы не желаете, чтобы это стало достоянием гласности?

∞

— По сути, да. Пожалуйста, сохраняйте конфиденциальность относительно всех вопросов и действий, обсуждаемых здесь.

∞

— И вы не собираетесь повторно отправлять информацию, которую несла сущность на борту “Экзальтация Скупости III”?

∞

— Несмотря на огласку событий в Аблэйте и то, что, как мы можем предполагать, было только нелепым недоразумением относительно Экзальтации Скупости III, мы до сих пор не получили дальнейших инструкций от наших Свёрнутых Братьев и потому продолжаем следовать ранее переданным инструкциям. По сути, они состоят из (1): Отправить Церемониальную Сущность для участия в празднествах, посвященных сублимации Гзилта. Упомянутой Церемониальной Сущностью, несущей информацию о происхождении работы, известной как [отредактировано], указанная информация должна быть передана Гзилту в соответствующий момент празднества. (2): В случае, если произойдёт какое-либо проблемное явление или явления, относящиеся к действию, которые, по нашему мнению, превысят наши ресурсы, следует установить контакт с симпатизирующими элементами внутри Культуры на условиях, которые мы определяем как ответственное представительство — опосредованное представление сказанного: Свернутые Братья, Зихдрены, в незабвенном. Инструкции заканчиваются. Нижеследующие условия в основном касаются сохранения конфиденциальности информации об указанных событиях и действиях на неограниченный срок до дальнейшего уведомления.

∞

— Все это может немного усложнить работу.

∞

— Понятно. Жизнь это ограничения.

∞

— И действия. Прошу прощения, но я чувствую, что совершаются движения.

∞

— Порой излишнее усердие может выглядеть вульгарно.

∞

— Я понимаю. Что я могу сказать? Посмотрим, что мы сможем сделать.

∞

— Наша благодарность непременна.

(Отрывок сигнальной последовательности заканчивается.)

— Малодушные законники, не правда ли? — отправил Падение Давления. — Мы сделаем для них грязную работу, и они будут вполне счастливы, что ничто из этого не просочится и не бросит тень на память их гребаных Свёрнутых.

∞

— Я полагаю, что наследие можно выразить по-разному, — ответил Каконим. — Допуская истинность утверждения о том, что Ремнантеры связались со своими возвышенными предками и все же не получили дальнейших инструкций, можно предположить, что вышеупомянутые предки относительно удовлетворены нынешней ситуацией. Что в свою очередь повышает отдаленную вероятность того, что это могло быть еще более искусной подставой с самого начала.

∞

— Вы имеете в виду, что Ремнантеры были изначально заинтересованы, чтобы их собственный корабль сорвался с неба?

∞

— Я уже думал о такой возможности, хотя она была так далеко в списке возможностей, что я временно отодвинул её подальше. Однако эта реакция со стороны Ремнантеров несколько сдвигает ее вверх по списку, помечая не как параноидальную, а как вполне оправданную. Подозрение, хотя и циничное.

∞

— Все еще маловероятно. Стоит обдумать.

∞

— Согласен. Пока не имеет значения. А как обстоят дела в пространстве Гзилта?

∞

— Ошибка Не… набирает обороты. Пока мы говорим, двух бандитов Проходящего Мимо… обстреливают. Оказалось сложнее, чем ожидалось, увести близнецов Эмпирика — Хедкраша и Ксенократа — подальше от вспышки в Лолискомбане. Они превратили это в соревнование: кто больше соберёт мусора, ввязавшись в спор, следует ли использовать в качестве критерия тоннаж или вычислительную мощность. К настоящему моменту урегулировано путем компромисса, но оба хотят больше времени, чтобы запастись критериями, которые они ранее не учитывали. Эмпирик согласился дать им еще пару часов, надеясь развлечься, прежде чем приструнит их. Впрочем, говоря о разговоре с беженцами/остатками/отвергнутыми исключенными из Большой С, связывались ли вы со своими контактными лицами?

∞

— Делаю это непосредственно сейчас, когда мы говорим. Воспользуйтесь возможностью, чтобы получить обновленную информацию. Однако не питайте излишней надежды: пока ничего полезного на горизонте.

∞

— Что ж, удачи. Кстати, вы прошли мимо меня? Задержки сигналов…

∞

— Несколько часов назад. И ближе, чем вы можете себе представить.

∞

— Аккуратно. Ничего не заметил. Образцовое управление корпусом. Ужасно рад, что мы на одной стороне. Мы близки к тому, чтобы перегрузить наши проектные максимальные возможности, не так ли?

∞

— Это было бы показательно. В любом случае, я должен вернуться в страну медлительных лишайников.

∞

— Должно быть весело.

∞

— Едва ли.

∞

Конец связи.

— …Я понимаю, что Сублимация, похоже, будет вовлечена, — сказал в конце концов Зоолог, прилагая усилия, чтобы казаться терпеливым.

— Очевидно. Я лишь прошу тебя подумать об этом, и если ты можешь что-то сделать, оказать какую-либо помощь, пожалуйста, дай мне знать.

Зоолог выглядел страдающим, покачивая головой.

— Всё это не имеет никакого значения. — сказал он почти обречённо.

— Не для тебя, возможно. Просто порадуй меня.

— Но с какой целью?

— Это будет иметь значение для меня, для нас. Сумма справедливости в нашем существовании — каким бы ничтожным и жалким оно ни было по сравнению с Сублимацией — может быть увеличена, а некоторые страдания предотвращены.

Еще одно пожатие плечами.

— Это все равно не будет иметь значения… не будет иметь значения.

— Притворись, что имеет, — предложил Каконим. — В качестве услуги для меня, в обмен на мое терпение в отношении любых привязываний к веревкам и махинаций со связыванием простыней в веревку с последующим побегом к тому, к чему ты прикасаешься через потрепанные края вспененной нити нано-реальности, протянутой к божественно нижним пределам блаженно Свернутого.

— По-прежнему никакой разницы, никакого значения.

Каконим осмотрел логово/лабораторию.

— Имеет ли значение то, что ты здесь делаешь? — спросил он.

— Не совсем так, — признал Зоолог. — Это позволяет убивать время, держит меня вовлеченным. — Он посмотрел на стойку с разноцветными пробирками. — Сейчас и в течение следующих нескольких столетий я, вероятно, буду экспериментировать с различными виртуальными химическими процессами, обычно включающими многие сотни или даже тысячи элементов и часто разветвляющимися на некоторые особые, требующие новых разновидностей фундаментальных частиц. — Оно улыбнулось. — Есть и нечто большее: я играю во многие игры в разных виртуальностях, все — увлекательные и непредсказуемые, и я все еще исследую Математическое Ирреальное, в отличие от Предельного Ирреально Сублимированного.

— С какой целью?

— Нет конечной цели, кроме самого процесса: я провожу время, чтобы скоротать время, и остаюсь вовлеченным, чтобы оставаться вовлеченным.

— Да, но почему?

— Почему нет?

— Ага. Так что это все же стоит делать?

— В какой-то мере.

— Вот и я — мы все — делаем то же самое в Реальном. Как можно видеть, с гораздо более значительным эффектом.

— Я знаю. Я понимаю.

Так ли это? Каконим задумался. Понимало ли это абстрактное существо приведённую им параллель? Насколько далеко оно от реальности — от Реального — будучи теоретически внутри его?

Из того немногого, что Какониму удалось почерпнуть у своего собрата по Разуму — в основном из слухов, которые тот неоднозначно подтвердил — существование в Сублимации означало вечное расширение в восприятии и понимании в пространстве, которое никогда не могло быть до конца заполнено. Независимо от того, как любое Перешедшее — перенесенная цивилизация или процветающее индивидуальное существо — расширяло свои масштабы, охват и выражение, всегда имелось ещё больше места, и больше места в образуемом новом наборе измерений, неустанно предоставляющего сонм неисчерпаемых возможностей.

Реальность — с ее огромными объемами пустоты между планетами, звездами, системами и галактиками — в основном состояла из вакуума; усредненное “почти ничто”, не способное к истинной сложности из-за неизбежного обеднения структуры и явного преобладания небытия над субстанцией. Возвышенное было совершенно другим: наполненным существованием, постоянно имманентизирующим контекст, бесконечно разворачивающимся бытийным пространством.

Как и многие Разумы Культуры, Каконим пытался имитировать опыт пребывания в Сублимации: существовали различные легкодоступные и настраиваемые пакеты, которые Разумы передавали от одного к другому, полученные в результате многовекового изучения, анализа, размышлений, воображения и просчётов. Утверждалось, что они дают представление о том, на что должно быть похоже существование в Сублимации, хотя, конечно, никто не мог этого доказать.

И не один из этих пакетов не выглядел удовлетворительным, хотя у каждого имелись свои адепты, а у некоторых даже те, кто, в сущности — и это шокировало Умы Культуры — являлся наркоманами.

Каконим попробовал несколько и обнаружил, что все они недостаточны: разочаровывающие, неадекватные, даже странно унизительные.

— Ну, — сказал он, — ты, по крайней мере, пообещаешь, что подумаешь, как найти способ помочь?

Зоолог улыбнулся.

— Это я могу сделать. Я обещаю.

Аватоид Каконима посмотрел вниз, снял крошечное насекомое со скамейки и зажал его между двумя пальцами. Он держал его, шевелящего антеннами, направив в сторону перевернутого аватоида.

— Ты всегда говоришь, что ничто не имеет значения. Будет ли иметь значение, если я уничтожу это сейчас?

Зоолог пожал плечами.

— Это просто пакет кода.

— Он живой, в каком-то смысле. Он имеет набор запрограммированных реакций, ответов и вовлечений. Крошечная часть богатства этой среды была бы исчерпана, если бы я свел ее к виртуальным компонентам.

— Все это и все, что ты под этим подразумеваешь, известно. Продумано, учтено, включено. И много более этого.

Аватоид Каконима вздохнул. Он положил насекомое обратно на скамейку, на угол, к которому оно, казалось, направлялось.

— В любом случае спасибо, что согласился подумать.

— Меньшее, что я могу сделать.

Каконим встал, затем остановился.

— Я сказал, что доверяю тебе, — сказал он перевернутому аватоиду, висевшему в нескольких метрах от него. — И прямо сейчас я верю, что ты сделаешь, как говоришь, и подумаешь об этом, потому что ты обещал. — Он помедлил. — Я веду себя глупо? Вне принудительной правовой базы — чего здесь явно нет — доверие действует только там, где у существ есть понятие чести и, как правило, репутация — положение — которое они хотят защищать. Такие соображения затрагивают тебя? Они всё ещё имеют для тебя значение?

Зоолог выглядел обеспокоенным. В конце концов, он сказал: — Когда вы возвращаетесь из Сублимации, вы как будто оставляете там все свои чувства, кроме одного, как будто все остальные у вас удалены, вырваны — а вы привыкли иметь их сотни. Он помедлил. — Представь, что ты, — сказал он, кивнув на Каконима, — являешься человеком — даже так: простым человеком, без дополнений и изменений — медлительным, ограниченным, хрупким, с горсткой очень ограниченных чувств. Затем представь, что у тебя есть все чувства, но — скажем — осязание убрано, а также большая часть воспоминаний, включая все те, что связаны с языком, за исключением простых вещей, о которых говорят дети. Затем ты сослан, слепой и глухой, лишенный обоняния, вкуса, холода и тепла, в умеренный водный мир, населенный только рыбами, губками и морскими тварями, чтобы плавать и прокладывать свой путь среди них, в мир без острых краев и почти неосязаемый тобой. — Зоолог помолчал. — Вот что значит вернуться от Сублимации к Реальному.

Каконим медленно кивнул:

— И почему ты…?

Зоолог пожал плечами.

— Чтобы пережить своего рода крайний аскетизм, — прозвучало в Какониме, — и обеспечить больший контраст, когда я вновь вернусь.

— Что ж, — заметил Каконим, — это, возможно, самая недвусмысленная информация о Сублимации, которую когда-либо сообщали. Мне, по крайней мере. Однако ты не ответил на вопрос, который я на самом деле задал.

— Дело в том, что даже такое уменьшенное, ослабевшее существо все еще в каком-то смысле было бы своим прежним я, даже если бы ему было трудно выразить такой факт. И то, что было для него важно прежде, если оно имело тогда какую-либо реальную ценность, осталось бы для него важным и теперь, несмотря на все прошедшие изменения, возвышения и умаления.

— Буду считать, это означает, что я не слишком безнадежно глуп.

— Может быть ты и глуп, но тогда и я тоже.

— Хорошо, давай не будем делать из этого соревнование.

— Я посмотрю, могу ли я что-нибудь сделать. Я буду на связи. Спасибо, что зашёл ко мне.

— Сплошное расстройство. Я позволю себе выйти.

Аватоид Каконима исчез без попыток продемонстрировать уход или улететь.

Аватоид Зоолога еще некоторое время оставался неподвижным, глядя на крохотное насекомое на скамейке, потом покачал головой и переместился обратно — туда, где тихо дымилась стойка с пробирками.

9 (С -19)

Она снова ощущала свет и звук. Слабый свет, который ее глаза старались усилить, и звук ее собственного сердца — но хоть какой-то свет, какой-то звук. Должно быть, заснула. Тут было очень холодно. Коссонт воспользовалась моментом, чтобы вспомнить, где она находилась.

И вспомнила: сбитый шаттл на холодной безвоздушной поверхности Эшри после атаки. Она вздрогнула.

Напротив нее андроид Эглиль Паринхерм очень внимательно смотрел на тело мертвого солдата в скафандре, безвольно висевшее на перевернутом сиденье.

Костюм подёргивался.

Коссонт почувствовала, как Пиан напряглась у нее на плечах.

— Это… — прошептала она, — …неестественно.

Паринхерм нахмурился, взглянул на Коссонт и фамильяра и приложил палец к губам, прежде чем перевести взгляд на подрагивающий костюм мертвого солдата.

Андроид медленно протянул к нему руку.

* * *

МСВ класса Пустынник “Проходил Мимо И Решил Заглянуть” дрейфовал по ветру над мелководными морями, широкими каналами и просторными линейными городами тропического субконтинентального пояса Зис. Корабль выглядел как гигантский телесного цвета воздушный змей длиной три километра, плывущий наперегонки с облаками в нескольких километрах над поверхностью. Он находился здесь, представляя Культуру, демонстрирующую таким образом солидарность с двоюродным видом/цивилизацией Гзилт, готовящейся совершить большой прыжок в немеркнущее великолепие Возвышенного. Пожелание родственникам доброго пути, своего рода: Мы думаем о вас…

Проходящий мимо… наблюдал, как тени облаков — и его собственная гигантская тень — скользили по сомкнутым зданиям и паркам покинутых городов, по взъерошенным ветром гладям извилистых озер и небольших внутренних морей, опутанных геометрически сложной вязью древних великих каналов. Каналы, как правило, были безмолвными и темными, за исключением тех мест, где по ним все еще скользило несколько прогулочных судов и небольших барж. Кусты синей, зеленой и желтой травы окаймляли берега забытых отныне водоемов.

Мир, подумал Проходящий мимо…, пуст и заброшен. Такое ощущение, что никого не осталось, чтобы поднять голову и поприветствовать его.

Это было немного грустно, но по — своему мило.

Независимо от того Корабль свел свои внешние поля к минимуму как количественно, так и по мощности, так что он мог поддерживать их сейчас почти идеально прозрачными, что, хоть и незначительно, но улучшало обзор. Он также экспериментировал с различными цветовыми схемами корпуса, прежде чем остановился на телесном. К слову, ночью он иногда принимался сиять, имитируя отражение звёздного света.

Он мог ощущать прохладный ветер, почти неизменный, с легкими порывами у дальнего поля, мягко давивший на него с одной стороны. Отрегулировав инерцию/импульс так, чтобы его движение соответствовало движению воздушных масс, среди которых он плыл, он направлял компоненты антигравитационного поля, отталкивая себя от любых облаков, способных посягнуть на его клочок неба. Он чувствовал себя очень довольным тем, что казался сейчас таким нематериальным, а его движения настолько зависели от чего-то столь же слабого, неустойчивого и глубоко естественного, как планетарные бризы.

Тем временем его аватар Зиборлун — серебристокожий среди бледнокожих гзилтов и различных других видов во плоти, их аватаров и костюмированных обличий — ходил и дипломатично разговаривал с придворными в паре тысяч километров к северу от этих мест. Аватар наблюдал, слушал и свидетельствовал. Он лишь изредка выдавал какие-либо комментарии, кроме самых очевидно вежливых и формальных, контролируемый кораблём. Необходимость ныне — во времена, когда дела начали приобретать интересный оборот.

Часто аватарам предоставлялась почти полная автономия, их личности были так точно откалиброваны по отношению к Разуму, который они представляли, что было почти немыслимо, чтобы они говорили или действовали столь небрежно, чтобы Разум впоследствии не одобрял их действий. Проходящий… как правило, был вполне доволен таким положением, но не сейчас: сейчас он вынужден был отвлекаться, находясь со своим аватаром в постоянной связи в реальном времени, контролируя его.

Одновременно два сопровождающих его Быстрых Пикета — Оценочное Суждение иНеизменно Беспечен К Любым Вульгарным Требованиям, закончив свою неспешную милитаризацию в паре закрытых средних отсеков, осторожно пробирались к выходу в главный корпус, окруженный двумя небольшими косяками подъемных буксиров. Полевые комплексы двух кораблей деликатно, почти нерешительно выдвинулись наружу, в намерении сцепиться с его собственными, обеспечивая тем самым достойный, обнадеживающе точный, плавный выход.

Двери среднего отсека сомкнулись, встав на место. Маленькие лифтеры отмежевались от Бандитов. Два корабля — теперь снова боевые корабли, даже если теоретически они все еще оставались Быстрыми пикетами — медленно раскачивались среди многослойных полей большого корабля, постепенно создавая гигантские пузыри полевой оболочки, выпиравшие из основной конструкции и готовые полностью отделиться.

Корабли — темные, довольно невзрачные на вид остроконечные цилиндры с раздутыми задними крыльями — теперь были сами по себе, поддерживаемые новообретённой оболочкой полей, как видимых, так и не зримых. Едва отделившись, они устремились вверх, в сине-зеленое небо Зис, не встречая ни единого облачка, медленно ускоряясь в слоях атмосферы — в некотором смысле собственного полевого комплекса планеты, — как подумалось Проходящему Мимо… — пока не достигли космоса, среды, для которой они и были предназначены.

Они мчались прочь, исчезая из Реальности почти одновременно, туда, где действительно чувствовали себя как дома. Каждый выход в гиперпространство был чем-то сродни крохотному тривиальному Возвышению, с грустью подумал корабль.

Он полностью сосредоточил свое внимание на аватаре.

* * *

Рука андроида коснулась дрожащего предплечья скафандра мертвого солдата. Тонкие пальцы скользнули вверх и вниз, к плечу, затем к затылку — Паринхерм осторожно наклонился. Коссонт почувствовала, как Пиан задрожала, как будто то, что заставляло дергаться скафандр мертвого солдата, каким-то образом передалось ей. Было бы шоком осознать, что это действительно могло произойти. Ее фамильяр могла находиться под действием какого-то злобного коммуникативного заклинания, трансформировавшего костюмом мертвого солдата. Или солдат на самом деле не умер, подумала Вир, хотя и не верила до конца в такую возможность.

Раздалось слабое жужжание, после чего скафандр солдата снова обмяк, замерев. Паринхерм, казалось, расслабился, медленно убрав руку от шлема.

Он посмотрел на Коссонт.

— Теперь мы можем поговорить, — объявил он.

— Что это было? — спросила она, непроизвольно понизив голос.

— Я думаю, что мы — или это судёнышко — находимся под наблюдением, так сказать, — прошептал он. — Что в свою очередь указывает на то, что вражеский корабль, вероятно, всё ещё где-то неподалёку. Или, возможно, блуждающий суббоеприпас, поскольку атака/вторжение были совершены грубо.

— Костюм…?

— Не был полностью выведен из строя или убит, если хотите. Мои извинения. Очевидно, сценарий продолжается! — Он выглядел довольным.

— Если вы имеете в виду сценарий симуляции, — сказала Коссонт, — то это — говорю в последний раз — не симуляция.

Андроид кивнул.

— Я слышу, что вы говорите, — сказал он предельно серьёзным тоном.

— Уффф…, - выдохнула Пиан.

Коссонт поймала себя на том, что её без перебоя трясет. Штаны и куртка автоматически распушились до максимума, но они не были предназначены для работы при столь низких температурах, особенно если голову владельца ничто не прикрывало.

— Отчего же… — спросила она, вздрагивая — так чертовски холодно?

— Пожалуйста, говорите тише, — попросил Паринхерм. — Мы должны позволить теплу естественным образом отводиться от корабля, в противном случае станет ясно, что внутри него есть генерирующая тепло, возможно, биологическая жизнь, и он, вероятно, подвергнется нападению.

— В нём больше не будет никакой биологической жизни, если я замерзну до до-до-смерти, — сказала Коссонт, не в силах унять охватившую её дрожь. Она не чувствовала сейчас ни рук, ни ног, наблюдая, как клубы пара выходят из лёгких.

Андроид нахмурился:

— Хм… сложный баланс.

— М-можем мы как-то подогреть это место? — спросила она, едва выговаривая слова. — Я не притворяюсь — меня действительно колотит.

Паринхерм кивнул.

— Знаю. Я наблюдаю за вами: ваши жизненные показатели вызывают беспокойство. У вас начнут проявляться первые симптомы обморожения в течение следующего часа, если ситуация не изменится. — Андроид беззаботно пожал плечами.

— Мы могли бы позволить вам потерять тело, — бодро предложил он, как будто ему только что пришла в голову отличная идея, — позволив аварийному воротнику-шлему сохранить ваш мозг живым. И голову. В основном. — Добавил он смущённо.

Пиан напряглась, словно реагируя на его слова, но тут же поникла.

Паринхерм уставился на существо, которое все еще висело на плечах Коссонт, как толстый шарф, но теперь выглядело жестким, как металл. Андроид снова приложил палец к губам и начал медленно двигаться к Коссонт, не сводя глаз с Пиан.

— Держись от меня подальше! — прошипела Коссонт, внезапно осознав, что собирается сделать Паринхерм. Она с трудом встала на ноги и отпрянула, насколько могла в тесной каюте, наткнувшись на корпус одиннадцатиструнной.

Глаза андроида расширились.

— Не двигайся! — прошептал он отчаянно. — Она выдаст нас! — Паринхерм кивнул на Пиан. — Я могу это отключить! — сказал он ей, продолжая приближаться.

— Ты собираешься убить её! — Коссонт вытянула вперёд три из четырех рук, пытаясь отбиться ими от андроида. Она осознавала, насколько бесполезна эта попытка, даже если бы ей случилось быть кем-то вроде обученного и аугментированного спецагента, которым ей, к слову, быть не случилось. Фантазировать о четырех руках и четырех кулаках, дающих преимущество в бою, можно было сколько угодно, но иллюзии не имели ничего общего с реальностью — у неё не имелось никаких шансов против андроида. Она даже осознавала, что машина в чём-то права, и если то, что завладело скафандром мертвого солдата, попытается теперь захватить Пиан, велика вероятность того, что это взбалмошное, легко управляемое существо устроит драку, в результате которой все они могут погибнуть. Тем не менее, мысль о том, что ее фамильяр отключена, убита андроидом, представлялась ей отвратительной. Возможно, она не могла остановить машину, но могла, по крайней мере, сопротивляться. Вероятно, в подобных обстоятельствах Пиан повела бы себя не столь героически, но какое, спрашивается, это имело сейчас значение.

— Я очевидно мог бы, — прошептал Паринхерм, останавливаясь так, что её вытянутая рука не касалась его, — отключить существо просто через связь, непосредственно через тебя, не прикасаясь, но индукция весьма тонкая…

— Так не делай этого вообще! — прошипела Коссонт. Ее руки дрожали. — Оставь её в покое!

Паринхерм непонимающе посмотрел на неё, затем будто встряхнулся.

— Это оно, а не она, — сердито сообщил он ей. Коссонт поняла, что он — оно — вероятно, думало о себе точно так же, хотя она с самого начала идентифицировала андроида как мужчину. — А теперь, пожалуйста, — сказал он, снова протягивая к ней руку.

Коссонт подумала схватить карабин мертвого солдата, но тот был слишком далеко, позади андроида и она вряд ли успела бы, учитывая скорость реакции машины.

Паринхерм занёс руку, одновременно обходя Коссонт, но неожиданно остановился, прислушиваясь к чему-то. Он непроизвольно выпрямился.

— Ах, — сказал он своим обычным голосом, блаженно улыбаясь. — Вероятно, это конец!

В тот же миг что-то ударило в маленькое перевернутое судно, сбив Коссонт с ног и отбросив андроида назад — к телу мертвого солдата. Задняя дверь шаттла распахнулась и вывалилась. Холодный воздух внутри крошечного корабля белым облаком вырвался наружу, исчезнув над темной и безвоздушной равниной, засасывая Коссонт и андроида в образовавшийся небольшой вихрь, который начал было реветь, но быстро стих.

Кто-то или что-то закричало — это могла быть и она, поскольку её горло сделалось вдруг пересохшим и горящим, как будто из него вырвали последний вздох — но, прежде чем ей удалось осознать это, крик затих, сменившись звенящей тишиной и болью в ушах, в которые, казалось, воткнули шипы.

Раздался звук, похожий на очень громкий треск, отозвавшийся сначала в её костях, и только потом в изуродованных ушах; вокруг возникло что-то вроде пузыря, окружившего голову Коссонт, в то время как её грудь судорожно сдавило, её разбитое горло, казалось, сжалось, одежда распустилась, как цветок, а затем разорвалась, разойдясь сотнями крошечных трещин — проколов. Она споткнулась обо что-то, похожее на гладкую железную пластину — в конечности тут же вернулось покалывание.

Пиан, наконец, обмякла, безжизненно порхая над пузырем аварийного шлема и закрывая ей обзор, Коссонт успела заметить андроида, который начал вставать на этой ужасной темной поверхности, но, едва приподнявшись, рухнул, как подкошенный.

Запредельной силы гул настиг Коссонт.

Все стало темным, тихим, размытым и удивительно комфортным, словно откуда-то повеяло теплом. Последней её мыслью было: Черт, может быть, это все-таки симуляция…

* * *

— Мне сказали, два ваших маленьких приятеля вернулись в мастерскую для ремонта, — маршал Чекври обратилась к аватару Зиборлуну.

Зиборлун кивнул.

— Эти старые корабли, — сказал он, со сдержанным смешком. — Им требуется постоянное обслуживание.

Они находились в одном из вестибюлей здания парламента перед ежедневным собранием Наблюдательного комитета, который должен был заняться всеми нерешенными вопросами в дни, предшествовавшими Побуждению и Возвышению.

Как правило, здесь обсуждались смертельно скучные вещи, но сейчас место выглядело более оживленным, чем после роспуска парламента — небольшая толпа дипломатов и других заинтересованных сторон объединились благодаря слухам об окончательном решении комитета по Падальщикам.

— …И потом, — добавил Зиборлун, — они хотят, чтобы их переоборудовали для более успешного дальнего мониторинга флотов Падальщиков, всех этих хм… кораблей, а в таких случаях то, что хочет один, должен получить и другой, уж поверьте, — серебристокожий аватар улыбнулся маршалу.

— Они похожи на домашних зверьков.

— Я бы скорее провёл аналогию с детьми, но не важно…

Зиборлун оглядел вестибюль, когда двери в зал заседаний открылись. Присутствовали два представителя Лисейдена в своих шаровидных плавучих костюмах, похожих на гигантские аквариумы, рядом с послом Мирбенесом, раздаривавшим улыбки всем и каждому, как будто он пытавшемся поскорее избавиться от этого непривычного мимического недоразумения, стереть его или найти ему какое-нибудь другое, более подходящее место.

Присутствовали и все шестеро Ронте, их громоздкие насекомоподобные экзокостюмы сгрудились в одном углу, заставляя носителей натыкаться друг на друга, мягко выпуская при этом пары. Выглядят более жалкими, чем обычно, подумал аватар.

— Аппаратура дальнего мониторинга? — спросила маршал, когда они присоединились к толпе, направляясь в зал комитета.

Зиборлун снова кивнул.

— Да, — подтвердил он. В зале последние три несохранённых трима и горстка септамов, включая Банстегейна, уже сидели за приподнятым столом. — Дальний мониторинг.

Технически всё было верно, если определять коаксиальные компоненты наведения в кластерах мультисистемного оружия как таковые…

Оба корабля имели разное оборудование, их вооружение так же отличалось: “Оценочное Суждение” выбрал массив, предназначенный в первую очередь для ситуаций технического превосходства, когда эффекторы работают лучше всего, являясь наиболее гуманным выбором (применительно к Падальщикам) — другими словами, максимально совместимым с Падальщиками, в то время как “Неизменно Беспечен…” предпочёл более технологичную артиллерийскую смесь, включавшую в себя снаряжение, способное противостоять кораблям его уровня.

Зиборлун и Чекври сидели сзади. На возвышении какие-то скучные люди вели не менее скучные беседы.

Серебристый аватар нахмурился.

— Септаме Банстегейн выглядит так, словно съел что-то, что ему не нравится, как вам кажется? — спросил он.

Маршал едва взглянула.

— Хм. Кажется, в последнее время вы много думали о мониторинге, — тихо сказала она, повернув голову к аватару. — Наши ИИ ближнего действия, в свою очередь, думают, что вы проявляете повышенный интерес к тому, что происходит у нас в эти последние дни.

— Что ж, это правда, — признал аватар. На борту “Проходящего Мимо…”, Разум, управляющий как системным транспортным средством, так и аватаром, сделал глубоко индивидуальный эквивалент гримасы: “Дерьмо”. — Мы ощущаем потребность в более надежных источниках здесь, учитывая общее истощение информационного потока в последнее время. Так мало приходит новостей из этих мест…

— Большинство людей пребывают теперь в Хранилище, — ответила маршал. — И многие корабли уже сублимированы. Так что, конечно, здесь немного пустынно.

— Да. — Аватар нахмурился. — Вы действительно думаете, что это было здравым решением? Я имею в виду, посылать вперед так много кораблей?

Такая стратегия не была в диковинку, когда общество готовилось к Сублимации, но всё же встречалась не часто. Она напоминала разведку незнакомой местности, позволявшую, как предполагалось, убедиться, что люди действительно совместимы с процессом, даже несмотря на то, что обильная и исчерпывающе аннотированная со ссылками история, накопленная за эоны лет, указывала, что в такой перестраховке не было абсолютно никакой необходимости. Кроме того, гзилты настроили ИИ на своих крупных кораблях таким образом — целая команда некогда человеческих личностей, загруженных, значительно ускоренных объединились для осуществления этой задачи в многократно разделенную, но сущностно целостную вычислительную матрицу, — что корабли уже отчасти находились в свернутом состоянии, поэтому шаг к истинной Сублимации был для них относительно лёгким, своего рода продолжением предшествующей подготовки.

— Конечно, мы думаем, что поступили разумно, — сказала маршал Чекври. — Иначе мы бы не приняли такого решения.

— Хм, меньше силы и больше концентрации… Впрочем, вы совершенно правы — я очевидно не могу оценить всю полноту картины. Однако, несмотря ни на что, наблюдаются странные… пробелы — можно их так назвать — в коммуникациях в последнее время — никаких известий из системы Изенион в течение целого дня, например — в связи с чем мы подумали улучшить собственную сеть мониторинга и связи. За свой счёт, конечно. И естественно, мы рады поделиться.

— И все эти новые меры, о которых вы говорите, — маршал поморщилась, — продолжали бубнить голоса на возвышении. — Это ваша личная инициатива?

— Разумеется, нет, — сказал аватар, улыбаясь. Иногда лучше сказать часть правды, скрыв целое. — Меня попросили сделать это. Я даже не совсем уверен, почему.

— Кто просил вас об этом? — спросила маршал.

— Другие корабли Культуры, — невинно сообщил аватар.

— Странно, — сказала маршал.

— Я знаю! — Аватар энергично кивнул и протянул тонкий серебристый палец, чтобы постучать Чекври по ее эполету. У корабля возникло ощущение, что он уже начал слегка перебарщивать с бесхитростным фарсом, но все же он решил, что должен довести его до конца. Кроме того, имелось определенное удовольствие в том, чтобы резонировать метафорическим жезлом, торчащим из-за задницы маршала. — Я об этом думал.

Чекври кисло посмотрела на создание Культуры и открыла было рот, чтобы что-то ответить. Однако аватар кивнул в сторону помоста:

— Ну вот…

— …присуждается Ронте, — объявил триме Кваронд, бросив быстрый торжествующий взгляд на Банстегейна, сидевшего с каменным лицом в дальнем конце длинного стола. — Статус предпочтительного партнера должен быть немедленно предоставлен цивилизации Ронте, дальнейшие подробности будут обнародованы сегодня в соответствии с указом. Деловая сессия закрыта!

Зал комитета внезапно наполнился по отдельности тихими, но сливавшимся в единый гул голосами. Два сферических гидрокостюма лисейденов поднялись в воздух ещё выше. Посол Мирбенес выглядел глубоко потрясенным. Шестеро Ронте в своих экзокостюмах подпрыгивали вверх и вниз и издавали щелкающие звуки. Казалось, они вибрировали.

Даже маршал Чекври на мгновение выказала удивление. Аватар подтолкнул ее: «Согласитесь — никто этого не предвидел!»

* * *

Он ощущал себя идеально контролируемым, окруженным и защищенным чем-то безмерно могущественным, послушным и решительным одновременно.

Полковник Кагад Агансу, изначально служивший в Полку Внутренней Системы — Первом, как его иногда называли, — находившемся теперь под непосредственным командованием септаме Банстегейна в юрисдикционных целях (маршал Чекври поддерживала связь), лежал глубоко в сердце корабля Гзилта 7*Уагрен, окружённый концентрическими слоями защиты и обработки — компрессирующими, экранируюшими, всепроникающими, — запертый внутри и подключённый к системам молниеносного реагирования корабля.

Человек, подверженный клаустрофобии, в такой ситуации мог закричать. Мысль пришла в голову полковнику, когда он впервые лег на кушетку в своем бронированном костюме, и челюстеподобная машина сомкнулась вокруг него, зажав намертво. Мысль заставила полковника улыбнуться. Бледно. Хотя даже такое минимальное искажение лица требовало в его случае некоторых дополнительных средств — гелей и пены, растекавшихся по коже и внутренней части бронированного шлема, что сам полковник находил вполне обнадеживающим. Дыхание его было таким же сдерживаемым, быстро адаптируемым и подконтрольным — бронированная грудь скафандра и защитная оболочка изгибались вместе с ним, как если бы металлический панцирь являлся частью его организма, а сам он являлся частью корабля.

Другая, независимая система готова была наполнить его лёгкие пеной, поддерживая их при любом давлении, которое потребуется, пока его кровь будет насыщаться кислородом с помощью машины, если кораблю понадобится вдруг ускориться, замедлиться или маневрировать так резко, что даже нынешние устройства, защищающие его, могут оказаться недостаточно эффективными.

Рядом с полковником, менее чем в метре — невидимый пока глазу, смотревшему сквозь потенциально сокрушительное богатство корабельных датчиков на звезду Изениона — расположился боевой арбитр Ухтрин, единственный соратник полковника в этой миссии, за исключением самого 7*Уагрена.

Уровень изоляции арбитра был не столь внушительным, как в его случае: как чистой машине, лишь отдаленно напоминавшей человека, арбитру не требовались слои амортизации и защиты при ускорении или смене направления. Он даже мог быть приварен к внутренней переборке корабля, не испытывая при этом никаких неудобств и без малейшей угрозы для функционирования. Тем не менее, своё скромное пространство у него имелось.

До сих пор арбитр бездействовал — его участие могло понадобиться позже. Полковник чувствовал машину рядом с собой, безмолвно поглощающую, производящую какие-то расчёты, запоминающую.

Экипаж 7*Уагрена существовал в виде загруженных сущностей внутри многораздельного субстрата ИИ — уже ни в каком доступном пониманию смысле они не являлись человеческими существами, но, тем не менее, сохраняли некоторую индивидуальность и представляли то, что делало боевые корабли гзилтов такими исключительными, превосходящими, по крайней мере, по мнению гзилтов, конструкции, полагавшиеся на полностью искусственный ИИ или даже Разумы, как последние величественно себя именовали. Разумеется, в процессе взаимодействия с Агансу команда напоминала свои первоначальные человеческие сущности, являя себя фигурами в соответствующей униформе внутри виртуального пространства, смоделированного на последнем физически реальном мостике военного корабля Гзилта, построенного несколько тысяч лет назад.

Это виртуальное пространство предстало теперь перед полковником в виде проекции, наложенной на открытый взгляду простор звезды Изениона, висевшей в пространстве, казалось, прямо перед ним: громадный, изумительный, бешено кипящий котел желто-белого пламени, расположенный так близко, что инстинкт подсказывал — невозможно было не сгореть заживо от чистой силы его пламени. Было почти облегчением оторвать внимание от неумолимой свирепости этого солнца и перенаправить его на изображение капитана корабля.

— Мы нашли их, полковник.

Счётчик демонстрировал, насколько виртуальному существу капитана пришлось замедлиться, чтобы поговорить с Агансу. У полковника была аугментация боевого уровня, которая позволяла ему думать и реагировать намного быстрее, чем любому обычному человеку, и сейчас он использовал ее на максимуме, понимая, что все еще чудовищно уступает в скорости виртуальным личностям экипажа, размещенным и работающим в вычислительной матрице корабля.

Такая медлительность по сравнению с другими могла смутить или обеспокоить кого другого, но полковник просто признавал, что возросшие боевые требования привели к тому, что отдельные элементы вооруженных сил заняли новые, недоступные человеку ниши.

— Спасибо, капитан, — сказал он.

За призрачным изображением виртуального хозяина корабля, прямо на его лице мерцал зелёный круг над поверхностью звезды. Одна из подсистем, отслеживающих чувства Агансу, зафиксировала, как он взглянул на выделенный круг, и увеличила для него масштаб, показав — как только круг расцвел почти до того же размера, что и изображение всего солнца несколькими мгновениями ранее — крошечное темное пятно прямо в центре быстро пульсирующего зеленого ореола. Что бы это ни было, оно выглядело микроскопическим на фоне увеличенного огненного пейзажа за его пределами, хотя Агансу знал, что это мало что значит — вся естественно обитаемая планета смотрелась бы не более чем точкой на фоне необъятного солнца.

— У нас есть связь? — спросил он.

— Есть, — ответил офицер связи. — Они только что начали подавать сигналы. В соответствии с приказом, мы еще не ответили. Вам решать.

— И они не могут подать сигнал другим способом?

— Не могут, — сказал капитан. — Мы их отслеживаем, если только у них нет сигнального оборудования такого типа, который мы не предполагали встретить здесь, вроде того, что относится к маленькому кораблю, встреченному нами на Эшри.

— Вы согласны, что я могу единолично вступить в контакт?

— Конечно, — ответил капитан. — Таков был приказ…

— Мне открыть канал? — спросил офицер связи у Агансу.

— Да, сделайте.

Фоновое изображение огромного круглого озера кипящего звездного огня и проекция на переднем плане командного пространства старого корабля с человеческим экипажем исчезли, сменившись поначалу чем-то вроде размытой мглы.

Затем стало видно нечёткое изображение небольшой диспетчерской или командного помещения. Агансу смотрел вниз как бы с высоты на одну из его стен. Там размещались экраны и голографические дисплеи. Большинство были пустыми, хотя на некоторых присутствовали схемы того, что, как он предположил, являлось звездой Изенион. Несколько измученных людей — в костюмах, по большей части повреждённых, раненные и те, кто ухаживал за ними, — сидели или лежали на скульптурных кушетках, похожих на ту, на которой находился сейчас он, хотя и без дополнительных уровней защиты.

Одна фигура стояла к нему лицом, глядя вверх, с выражением, которое, как подозревал полковник, могло означать ненависть. Он предпочёл бы увидеть страх на этом лице.

— Генерал Рейкл, — сказал полковник.

— А ты кто, черт возьми?

Задержки отсутствовали, что обнадёживало. Он предположил, что 7*Уагрен и древняя исследовательская станция находились в пределах нескольких сотен тысяч километров друг от друга.

— Нет необходимости грубить, генерал или — я бы сказал — избранный маршал.

— Ты только что убил две тысячи моих людей, — холодно сказала генерал. — Затем выследил выживших, которых смог найти, включая раненых, и убил их тоже. — Генерал Рейкл сделала паузу, переводя дух, так что, возможно, как подумал полковник, она плохо контролировала сейчас свои эмоции.

-..И, — продолжала генерал, — из тех немногих, кому удалось спастись, пока мы убегали… Ты, может быть, даже один из наших… Перед лицом того, что ты сотворил, ты смеешь говорить мне про мой гребаный язык? Иди туда, откуда ты когда-то вылез, тварь.

— Вы в стрессовом состоянии, генерал, — сказал Агансу. — Я понимаю. И сожалею о том, что случилось… — Генерал начала кричать на него, когда он сказал это, но он продолжал говорить, не обращая внимания на её гнев — …и то, что вскоре должно произойти. Я просто хотел отдать должное вашей храбрости и сообщить вам, что, хотя никакие официальные записи о ваших героических действиях — по крайней мере, тех, что имели место до сего момента, — не сохранятся, сослуживцы не забудут, как хорошо вы выполняли свой долг. Я понимаю, каким слабым утешением это может быть, но это все, что я могу вам предложить.

— Ты, самодовольный червь, — произнесла генерал, выплёвывая слова. — Вырви себе голову и засунь её в свой кишечник. — Она отвела взгляд, когда кто-то заговорил с ней, а затем снова посмотрела на него. — О… станция замедляется, — сказала она, ухмыляясь. — Собираешься погрузить нас в фотосферу и поджарить до смерти? Всплеск плазмы или струя частиц слишком быстрая смерть для нас? Где теперь твоя чертова честь?

— К сожалению, мы здесь не одни — по крайней мере, еще одно судно со значительными возможностями присутствует сейчас в системе, и ваше предложение — не скрою, соответствующее моему первоначальному выбору — может привлечь нежелательное внимание. Замедление станции с последующим погружением в звезду с гораздо меньшей вероятностью будет замечено. Приношу извинения. Я предлагаю тем из ваших товарищей, которые не в состоянии усыпить себя до того, как условия станут … некомфортными, совершить требуемый поступок с помощью личного оружия. Полагаю, оно у вас есть.

Генерал некоторое время молчала. Позади и вокруг нее команда, казалось, делала все возможное, чтобы предотвратить падение исследовательской контрольной станции на солнце и отправить сигнал бедствия. Они нажимали кнопки, выкрикивали команды, манипулировали голографическими дисплеями. Все это, конечно, было абсолютно бесполезно, и Агансу знал об этом, отдавая должное не столько попыткам людей спастись, сколько стремлению сделать все возможное при любых обстоятельствах, какими бы неизбежными они не выглядели.

Затем генерал Рейкл совершенно спокойно сказала кому-то за кадром: Вырежьте его за три секунды.

Она повернулась, посмотрела на экран и, казалось, всхлипнула — судорожное движение сотрясло всю верхнюю часть ее тела. В первый момент Агансу был удивлён, потом разочарован, но в конечном итоге странно тронут увиденным.

Рейкл запрокинула голову, после чего сильно дернула ею вперёд, выплюнув удивительно большое количество слюны, мокроты или их смеси в камеру. Изображение расплылось примерно на полсекунды, прежде чем линия связи на станции была полностью отключена. Агансу почувствовал, как вздрогнул, инстинктивно подавшись назад, в свой костюм и невидимую поверхность дивана под ним, когда слюна попала в камеру, хотя находился сейчас на расстоянии сотен тысяч километров от станции, защищённый несметным количеством концентрических слоев брони, изоляции и металла.

Он попытался восстановить контакт, сознавая, что ему необходимо сделать это, но ответа не последовало, и он понял, что был бы разочарован, если бы тот был.

Агансу не знал, что должен чувствовать теперь, когда всё свершилось, понадеявшись, что встретит свою смерть с таким же пылающим презрением и стойкостью.

После этого он вновь вернулся к увеличенному изображению старой исследовательской станции наблюдения за светилом. Её силуэт, как маленькое насекомое, вырисовывался на фоне нависшего над ним багрового лика звезды. Он лежал в тишине и несколько минут наблюдал, как темное пятнышко падает на дугообразные траектории плазмы, формирующие верхние слои ада.

В конце концов, крошечная точка растворилась в коротком, микроскопически малом импульсе пламени, затерянном в вихрях бушевавшего вокруг ядерного огня.

Полковник закрыл глаза в безмолвном приветствии ушедшим воинам. Им теперь никогда не познать Сублимации. Но и для него эта дорога была закрыта. Полковник вызвался остаться после Возвышения в составе Гзилт Ремнантер. Теоретически это было самопожертвованием и потому благородным поступком. Однако истина, которой он стыдился, заключалась в том, что он боялся забвения, а именно забвением ему представлялось Возвышение. Но он не мог никому об этом сказать.

— Кто-то из них был мазохистом, — заметил один из членов экипажа, когда полковник присоединился к ним на виртуальном мостике Уагрена.

— В каком смысле? — спросил Агансу.

— Они продолжали подавать сигнал бедствия на всем пути вниз, — ответил офицер связи. — Телеметрия основных показателей жизнедеятельности была включена — вероятно, просто забыли ее выключить. Все сигналы сработали один за другим менее чем через минуту после разрыва контакта. Все, кроме одного. Тот, что остался, доставил станцию до самого костра, оставаясь живым.

— Он страдал? — спросил Агансу.

— Не особенно. Ничто не указывало на сильную боль. Но тем не менее.

10 (С -18)

— Не я.

— Не играешь странные вещи?

— Никогда. Будь иначе, я бы, наверное, чувствовала себя лучше.

— Я все равно шутил.

— Я догадалась.

— Это господин КьиРиа любитель странностей, — отозвался чрезмерно волосатый аватар справа от Коссонт и усмехнулся.

Коссонт лежала, бездельничая, под натянутым, подрагивающем на ветру белым навесом, на огромном плоту Апраниприла, в водном мире под названием Перитч IV. Слева от нее, на другом шезлонге, сидел КьиРиа, мужчина, который утверждал, что он нелепо стар. С другой стороны на кушетке распластался аватар Участливого.

Аватары кораблей Культуры обычно выглядели как люди или, по крайней мере, гуманоиды, особенно когда они смешивались с людьми, но только не аватар древнего ГКУ класса Дельта Ограниченное Участие — его аватар, Склом, имел форму силокулы — колючего синеволосого существа с шестью конечностями и шестью глазами с массивным центральным телом.

Склом взял с подноса мутноватый на вид стакан с толстой соломинкой, немного приподнялся над диваном и как будто присел на корточки, нависнув над стаканом. Раздался хлюпающий звук, и уровень жидкости в стакане упал. Коссонт нашла это не особо увлекательным. И даже слегка отталкивающим.

Предполагалось, что Ограниченно Участливый, будучи сам по себе ужасно древним — тысячи лет — все же не столь стар, как КьиРиа, давно, к слову, пребывавший под защитой корабля. Корабль опекал человека, доставляя туда, куда бы тот ни захотел, обеспечивая заодно прикрытие личности — в противном случае КьиРиа осаждали бы представители медиа и те, кто наверняка был бы очарован его столь экстремальным возрастом, — и, не исключено, подумала она, исходя из намеков, услышанных ею в последние несколько дней — помогал поддерживать те аспекты его физиологии и памяти, о которых КьиРиа не мог позаботиться сам. Она полагала, что тому, кто намерен прятаться внутри Культуры или где-либо ещё десять тысяч лет, будет не лишним иметь на своей стороне такого союзника.

— Я думала, что ваша память хранит больше событий, чем чья-либо еще, — сказала она КьиРиа. Это был четвертый день, который тот провел вне воды, и первый без мокрых полотенец. — Она ведь должна быть очень обширной. Память, я имею в виду.

Человек потер лицо обеими руками:

— Что ж, ты ошибалась, — сказал он ей. — Одна из вещей, которую вы должны сделать, если собираетесь жить долго и не сойти с ума, — убедиться, что о сохранности ваших воспоминаний должным образом… заботятся. Присматривают.

— Как вы вообще их сохраняете? — спросила Коссонт. — У вас в голове компьютер?

— Вовсе нет, — пожал плечами КьиРиа, выражение его лица указывало на то, что он нашел эту идею неприятной. — В каком-то смысле мой мозг такой, каким был всегда, просто стабилизированный. Так было на протяжении тысячелетий. Хотя внутри есть модифицированное нейронное кружево. Специфическое — не комм. А вот чем я действительно могу похвастаться, так это дополнительным хранилищем. Не обрабатывающие процессоры — просто место хранения. Хотя кого-то это, возможно, напугало бы.

— Оно отдалённое? — спросила Коссонт, — то есть, находится далеко или…?

— Нет. Оно во мне, — признался КьиРиа. — Непосредственно во мне. В человеческом теле предостаточно места для хранения информации, если только вы сможете закодировать соответствующие базы и установить нанапроводимую систему считывания через спирали. Я начал с соединительной ткани, потом кости, а теперь даже в самых жизненно важных органах есть встроенные хранилища. Нисколько не умаляет их полезности, во многом даже улучшает функционал, увеличивая прочность костей, например, и прочее. Хотя я заметил, что тело в результате не очень хорошо плавает.

— Ты буквально отягощен своими воспоминаниями! — сказал Склом, посмеиваясь.

КьиРиа это не впечатлило, он поднял руку и, вытянув палец, осмотрел его.

— Ну да. Однако в моем мизинце теперь больше знаний, чем у некоторых людей в буквальном смысле во всем теле.

— А что с генерирующим органом? — спросил Склом, смоделированный по образцу мужской силокулы. — Там тоже что-то хранится?

КьиРиа нахмурился, отведя взгляд, словно отвлекшись:

— В настоящее время пусто.

Склом расхохотался. Коссонт подумала, что мужчины, казалось, находили забавными схожие вещи и шутки, независимо от своей видовой принадлежности.

— Пространство для расширения! — Склом хрипел, хотя КьиРиа, похоже, не забавляло его веселье. Он закатил глаза, обменявшись с Коссонт многозначительным взглядом и слегка потерев переносицу при этом.

— Сначала мои воспоминания были размещены случайным образом по всему моему телу в многочисленных копиях, — поведал он. — В настоящий момент, когда доступное место занято, обычно имеется только одна копия каждого воспоминания — на протяжении веков я, в рамках одного из своих долгосрочных внутренних проектов, сортировал, перемещал и складировал все мои воспоминания, помещая их в места, казавшиеся мне наиболее подходящими. — Он посмотрел на Коссонт. — Я слукавил: мой… генерирующий орган содержит все мои воспоминания о моих предыдущих контактах. Что кажется вполне уместным.

— Ха! — воскликнул Склом, довольный признанием.

— Уместно, — согласилась Коссонт. — Но что осталось в вашем настоящем мозгу?

— Недавние воспоминания, недавно вызванные прежние воспоминания, очень запутанная карта ячеек памяти моего тела, и, своего рода, случайные, просеянные обломки мыслей, когда-либо проходивших через мою голову. Я не могу — не смею — вмешиваться в них, за исключением одного или двух очень специфических эпизодов. Делать это означало бы перестать быть собой. Мы в значительной степени являемся суммой всего, через что прошли, и избавиться от этого знания означало бы расстаться со своим я.

— Про какие один или два специфических эпизода вы… — начала Коссонт.

— Они не касаются тебя, — оборвал КьиРиа мягко.

Коссонт немного понизила голос:

— Кто-нибудь когда-нибудь разбивал вам сердце? — тихо спросила она.

— Фххх! — исторг Склом.

— В том смысле, который, я уверен, ты в это вкладываешь, не более чем девять с половиной тысяч лет назад, — оживленно сообщил ей КьиРиа. — Возьмем другое, более подходящее определение: мое сердце разрывается при каждом новом столкновении с идиотизмом и жестокостью всякого рода существ, которые осмеливаются называть или думать о себе как о носителях разума.

— Другими словами, — вставил Склом, — примерно раз в столетие, полвека или около того.

КьиРиа посмотрел на него, но не стал поправлять.

— Итак, — сказала Коссонт, — сексуальные воспоминания…

— Да, — отозвался КьиРия.

— …Где вы храните воспоминания о любви, бывших возлюбленных?

КьиРиа посмотрел на нее.

— В голове, конечно. — Он отвернулся. — Во всяком случае, их не так много, — добавил он чуть тише. — Чем дольше живёшь, тем сложнее становится любить, а я прожил очень долго. — Он снова остановил свой взгляд на ней. — Я уверен, что это, помимо прочего, зависит от вида — некоторые, кажется, вполне прекрасно себя чувствуют, вообще не имея понятия о любви — но в какой-то момент — достаточно скоро в моём случае — приходит понимание того, что любовь обычно проистекает из внутренней потребности, и что поведение,… выражение любви важнее, чем личность, на которую это чувство обращено. — Он мрачно улыбнулся Коссонт. — Ты, молода, и поэтому всё, сказанное мною, не будет иметь для тебя никакого смысла. — Его улыбка растаяла. Как поздний весенний снег по утрам, подумала Коссонт.

— Я завидую твоим иллюзиям, — добавил он, — хотя не желаю их возвращения.

Длинные пирсы и выпуклые понтоны гигантского сочлененного плота изгибались и скрипели вокруг них, подобно гигантской артритной руке, лежащей по поверхности океана, вечно и тщетно пытавшейся утихомирить его.

— А-ха! — нарушил молчание Склом. — Вот оно! — и аватар спрыгнул с дивана, покатив по плоту синее пятно конечностей, когда в небе появился небольшой шаттл, прорезавший сине-зеленые беспокойные волны. Он нёс одиннадцатиструнную, недавно сделанную для Коссонт “Всё, Что Считается Законным”. Услышав, что в идеале для правильной игры на инструменте требуется четыре руки, Склом жаждал опробовать инструмент.

КьиРия вздохнул:

— Это будет звучать ужасно, я думаю?

Коссонт кивнула:

— Наверняка.

Она снова пришла в себя. На мгновение её захлестнула паника, когда она вспомнила декомпрессионный взрыв и туманный вихрь высвобожденного воздуха, выбросивший её и андроида в вакуум — на ледяную, твёрдую, как железо, поверхность планеты… потом она поняла, что чувствует себя хорошо, и никакой боли нет, а поверхность под ней была теплой и даже удобной.

Она открыла глаза, ожидая, что под ней прокатится океанская зыбь, а сверху раскинется белое небо.

— В медицинском отсеке, на борту корабля Культуры “Ошибка. Не…” — объявил человек, стоящий рядом с ней. Кем бы он ни был, у него была кожа цвета полированной бронзы. Аватар корабля, — поймала себя на мысли Коссонт. Фигура пожала плечами.

— Я предположил, что ваш первый вопрос будет примерно таким: “ Ох, где это я?” — сообщил ей аватар.

Коссонт сглотнула, почувствовав, что горло ещё слишком воспалено для ответа, и просто кивнула. Ей удалось выдавить из себя что-то вроде хрипа.

У лысого андрогинного аватара были зеленые глаза, открытое честное лицо, и он был одет достаточно свободно по меркам гзилта. Коссонт повела головой из стороны в сторону. Она лежала на наклонной кровати, все еще одетая в потрёпанные, проколотые во множестве мест брюки и куртку. Слева от неё находился мертвый солдат в скафандре, с откинутой назад передней частью шлема. Лицо внутри шлема выглядело искажённым. Аватар заметил её взгляд, потянувшись, чтобы закрыть лицевую пластину.

Андроид Эглиль Паринхерм пребывал в технически неправильном положении справа от неё. Растянутая полковничья куртка по-прежнему покоилась на его плечах. Он казался не более живым, чем покинувший этот мир солдат. Пиан хлопала крыльями, порхая по круглому пространству, но, заметив, что Вир очнулась, подлетела ближе, пропищав что-то вроде:

— Ах! Жива, всё же жива. Ура!

По крайней мере, в этот раз, подумала Коссонт, заметив краем глаза тёмный, похожий на гроб корпус одиннадцатиструнной, расположившийся у одной из переборок.

Она на мгновение закрыла глаза.

— Ох… — выдохнула она, затем посмотрела на аватара и изо всех сил постаралась улыбнуться.

— Ты жива! — взволнованно взвизгнула Пиан, приземлившись ей на грудь, подпрыгивая и ударяя уголками конечностей по лицу Коссонт.

— Ты как всегда проницательна, — Коссонт ободряюще похлопала существо одной парой рук, оглядываясь при этом и изучая окружение.

В дизайне интерьера сквозила какая-то непринужденная, трудно выразимая элегантность, присущая тому, что можно было условно назвать официальным стилем Культуры, искусная простота, маскирующая безудержный прогресс. Она столкнулась с этим впервые во время учебы по обмену. То, что она наблюдала здесь, похоже, подтверждало давнее впечатление, поэтому она в целом поверила в информацию, выданную ей андроидом, хотя, учитывая темп и серьезность последних событий, ей ничего не следовало принимать отныне на веру. Однако, даже если бы всё было не таким, как казалось, оно было определенно лучше перспективы замерзнуть до смерти в тесном, перевернутом транспорте или околеть на просторах мрачной твердыни Скульпта.

Коссонт прочистила горло, продолжая поглаживать перевозбужденную и теперь мурлыкающую Пиан, кивнув в сторону андроида, лежащего неподвижно и бездыханно в метре от нее.

— Он — оно — мертво? — спросила она.

— Нет, — ответил аватар. — Однако ваш компаньон андроид представляет собой боевую единицу в ситуации некоторой непрозрачности относительно его фракционной принадлежности, и, помимо прочего, кажется растерянным, поэтому я решил, что лучше оставить его как есть. Он временно неживой.

Коссонт посмотрела на аватара.

— Фракционная принадлежность?

— В настоящее время я не уверен, чью сторону он представляет. Равно как и в том, какие в данный момент имеются стороны. — Аватар улыбнулся. — Вы помечены у меня как лейтенант-коммандер запаса Вир Коссонт. Верно?

Коссонт кивнула:

— Верно.

— Я уже представилась, — объявила Пиан, направив сначала один угол на лицо Коссонт, затем на аватара. Существо вздохнуло, распластавшись на груди Коссонт. — Мы давние друзья.

Аватар недоверчиво посмотрел на фамильяра, сдержанно улыбнувшись.

— Приятно познакомиться, — обратился он к Коссонт. — И добро пожаловать на борт. Меня зовут Бердл. Я аватар корабля "Ошибка Не…".

— Корабль Культуры? — переспросила Коссонт, просто чтобы убедиться.

— Именно так. — Аватар кивнул. — Слегка озадаченный корабль в данный момент. Интересно, почему элементы армии Гзилта нападают друг на друга. Имеются ли у вас какие-нибудьсоображения на этот счёт?

Коссонт подняла голову с наклонённого дивана, надула щеки и снова откинула голову назад.

Благодарность за спасение — это, безусловно, хорошо, но доверие и чрезмерная болтливость — совсем другое дело. Она понятия не имела, как много ей можно рассказывать, надеясь, что корабль не прочитал её мысли или как либо не просканировал сознание. Нужно тянуть время, подумала она, а вслух сказала:

— Не возражаете, если я сначала спрошу, что это за корабль?

— Неустойчивый, — решительно заявил аватар.

— Неустойчивый… военный корабль?

— Официально, увы, нет, — сказал Бердл, изображая страдание. — Но не без ресурсов в этом отношении.

— Вы спасли нас, — сказала Коссонт. — Простите, я давно должна была поблагодарить вас. Спасибо.

— Не за что. — Аватар кивнул, затем взглянул на мертвого солдата. — Боюсь, что спасение пришло слишком поздно для твоего бронированного приятеля.

— Это было удачное… — Коссонт попыталась вспомнить точную последовательность событий, насколько это представлялось возможным в её ситуации — … было очень вовремя, — нашлась она, памятуя о том, чему её учили в армии: всё, что выглядит как удачное совпадение, скорее всего, является действиями врага.

Аватар кивнул.

— Я заметил вас только потому, что парящий без дела субпакет с боеприпасами увидел вас первым и выдал себя выстрелом. Я отправил его подальше и подобрал вас и ваших товарищей без особых проблем — хотя мне пришлось оставить корабль, в котором вы находились. Сейчас, мы, откровенно говоря, прячемся. Вышли из боя, пока я разбираюсь, что происходит. — Аватар взглянул на футляр с одиннадцатиструнной. — Я захватил это, полагая, что оно, должно быть, принадлежит вам, — сказал он, жестом указав на её нижнюю пару рук.

— Хм, — нахмурилась Коссонт.

Пока его аватар разговаривал с человеком, Разум подавал сигналы.

∞

УЕ Ошибка Не…

ГСВ Какистократ

— Прибыл слишком поздно; Последовательность событий по прибытии на окраину системы прилагается. На мой взгляд похоже на противостояние: Взял мёртвого человека и человека с син-питомцем и странным музыкальным инструментом, а также довольно любопытного боевого андроида, которого пока держу деактивированным. Спецификации прилагаются для всех заинтересованных сторон. Текущие инструкции андроида также прилагаются. Не обращайте внимания на то, что он воспринимает реальность как симулятор. Мой нынешний статус: маскируюсь, пока вокруг кипит рой маленьких злых кораблей. Большой жутковатый корабль, предположительно ответственный за нападение, по-прежнему находится в системе.

Был бы очень признателен, если бы мне сообщили, что, черт возьми, здесь происходит. У меня много вопросов. Надеюсь получить ответы на самые актуальные из них. Подтверждаю.

∞

— Нет ответов. Так же пребываю в неведении. Неохотно направляю вас к тому, кто более близок к принятию решений. Постарайтесь по возможности поддерживать связь.

Будьте очень осторожны, наносите удары стремительно и точно, когда ситуация того требует.

∞

— …Итак, какой свет вы можете пролить на происходящее? — спросил аватар.

— Бледный, — призналась Коссонт. — Я сама порядком запуталась. Я была на Фзан-Джуйме, на совещании, но все пошло немного не по сценарию. В итоге нам едва удалось выбраться — это вы знаете.

— Вы многих знали на Фзан-Джуйме?

— Нет, почти никого.

— Боюсь что …

— Уничтожены. Я знаю. — Коссонт подумала о Рейкл, понадеявшись, что той удалось выжить.

— Возможно, были и другие выжившие, но я не уверен. Мало кто пережил первую атаку, и почти все они, кажется, были выслежены и убиты впоследствии. Не исключено, что вы единственные, кому посчастливилось спастись.

Коссонт закрыла глаза. Пиан замерла. Аватар хранил молчание.

∞

МСВ Падение Давления

Уе Ошибка Не…

— Приветствую. Рад, что вам удалось добраться до Изениона так быстро. Мы высоко ценим то, что вы сделали там. Думаю, это максимум из того, что можно было сделать в сложившихся обстоятельствах.

∞

— Ну да. Однако я ищу ответы, а не метафоры. Почему меня послали сюда? Что происходит? Это как-то связано с событиями на Аблэйте?

∞

— Конечно. Я пытался быть вежливым, что, возможно, прозвучало как подобострастие. Примите мои извинения.

Вы здесь потому, что Проходящий Мимо… заметил нечто, быстро направляющееся к Изениону с Зис и нам ничего не оставалось, как попросить вас о помощи; казалось, что что-то может случиться, и вы были ближе других к системе. Мы не ожидали столь быстрого и жестокого развития событий. Похоже на гражданскую войну. Высока вероятность нападения Первого флота на Четырнадцатый, по крайней мере, при соответствующей политической поддержке. Причины пока не ясны (но см. ниже).

Аблэйт, возможно, был первым признаком того, что что-то не так — мы всё еще работаем над пониманием того, насколько глубока проблема (но см. ниже).

В данный момент мы немного ограничены вопросами конфиденциальности, но по всей вероятности ответственность лежит на Зихдрен-Ремнантерах, и сама большая С может быть — или так только кажется — в опасности. Так что всё весьма деликатно. Наши основные интересы, по-видимому, подразумевают сдержанную поддержку законных властей (что может оказаться достаточно сложным и зависит от того, кто санкционировал нападения в Аблэйте и Фзан-Джуйме), умеренное участие и, разумеется, не месть.

∞

— Понятно. А "Мы" это…?

∞

— Это я, ЛОУ Каконим, ГСВ: Содержимое Может Отличаться и Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни, ГКУ Вытесняющая Деятельность. Я с ними в тесном сотрудничестве. И буду просить Проходящего Мимо и прочих так же присоединиться к нам. Другие корабли Культуры в пространстве Гзилта, вероятно, будут задействованы по мере необходимости. Тем временем, любая имеющаяся и обнаруженная впоследствии информация приветствуется.

∞

— Хорошо. До связи.

∞

— Я буду с вами откровенен, мадам Коссонт, — сказал наконец Бердл. Коссонт снова открыла глаза. Аватар участливо смотрел на неё. — Учитывая воинственный и непредсказуемый характер событий, имеющих здесь место, и не будучи уверенным, чью сторону вы представляете, я позволил себе допросить системы вашего андроида-компаньона, — сказал он ей. — Помимо недоуменной, но, по-видимому, искренней уверенности в том, что он уже несколько часов находится в симуляции, андроид… Паринхерм? Так его зовут?

Коссонт кивнула:

— Так мне сказали.

— Да, андроид Паринхерм действительно кажется очень способным и продвинутым устройством, того типа, который обычно используется в делах, имеющих определенное отношение к армии Гзилта. Мое первоначальное предположение заключалось в том, что он, вы и несчастный погибший капитан были группой, собранной фактически случайно и наспех, когда люди пытались спастись с Фзан-Джуйма как можно быстрее, после того, как стало очевидно, что нападение неизбежно; однако самые последние и все еще действующие приказы андроида заключаются в том, чтобы защитить вас как объект первостепенной важности и обеспечить полную и неустанную поддержку и помощь в вашей миссии, какой бы она ни была — его приказы были не в достаточной мере конкретны в этом вопросе. Таким образом, глядя на факты, согласно которым ваш стремительный и, возможно, уникально успешный побег из разрушенного полкового штаба Фзан-Джуйма может означать, что вы были приоритетнее даже верховного командования полка, вы поймете, почему ваша миссия стала предметом некоторого интереса с моей стороны.

Коссонт кивнула.

— Мне понятно, — сказала она.

Аватар кивнул.

— Позвольте мне быть ещё откровеннее, — продолжил он, — признав, что мое присутствие здесь не случайно. Я находился в пространстве Гзилта, выполняя относительно рутинную задачу, помогая следить за действиями одной из так называемых групп падальщиков, проявляющих активность в настоящее время в связи с предстоящей Сублимацией, когда меня попросили как можно быстрее добраться в систему Изенион, не указав при этом, зачем именно. — Аватар выглядел задумчивым.

Это корабль, сказала себе Коссонт, наблюдая за небольшим дисплеем. Разум. Он думает в миллионы раз быстрее тебя. Ему нет нужды останавливаться и обдумывать что-то, тем более в разговоре с человеком. Это всё исключительно ради эффекта.

— Хотя мне намекнули, — продолжил аватар, — что прибытие со всеми моими оружейными системами, полностью боеспособными, было бы целесообразным.

— Угу, — отозвалась Коссонт.

— Далее, мне известно, что вы имеете представление о Культуре, поскольку в прошлом, будучи студенткой, общались с её представителями, и поэтому, возможно, вы понимаете, что "просьба", с которой ко мне обратились несколько кораблей — старших кораблей с серьёзной репутацией и ответственностью в вопросах межцивилизационных отношений — равносильна приказу, и то, что меня попросили добраться сюда так быстро, как только возможно, означало, что мои двигатели получили небольшое, временное, но все же ощутимое повреждение — следствие, к которому я отношусь не более легкомысленно, чем любой корабль Культуры. Несмотря на это, прибыв сюда, я обнаружил, что опоздал на четыре часа или около того, чтобы предотвратить высокотехнологичную атаку на один из важнейших военных объектов гзилтов, атаку, которая могла — согласно некоторым данным, указывающим на предположительно использованное оружие — быть осуществлена другой группой вооруженных сил Гзилта. — Аватар развел руками. — Итак, теперь вы знаете во всех смыслах то же, что и я. И немного больше моего, конечно, поскольку вы — как я предполагаю — знаете, в чем заключается ваша миссия, а я — нет. Честно говоря, я все еще нахожусь в ожидании дальнейших инструкций, но понимание вашей роли в этом деле может, рискну предположить, оказаться весьма полезным для меня, независимо от последующих действий.

— Верно, — согласилась Коссонт, посмотрев на аватара. — Вам… ведь не разрешается пытать людей? — спросила она, глядя как складки над его глазами — у аватара не было бровей как таковых — сместились.

Он ненадолго закрыл глаза, а затем позволил им снова открыться.

— Полагаю, по общему мнению, это остается одним из немногих искушений, которым мы не потворствуем, — сказал аватар.

Было видно, что она все еще сомневается.

Бердл вздохнул:

— Вы не обязаны говорить мне то, что не хотите, мадам Коссонт, и вам никто не угрожает. Вы также можете уйти, как только я найду для вас безопасное место. В настоящее время система Изенион пребывает в некотором смятении: наблюдается множество мелких кораблей Четырнадцатого, готовых сорвать курок и ищущих, во что бы выстрелить, и, по крайней мере, присутствует вероятность того, что корабль, уничтоживший Фзан-Джуйм, всё еще находится в этом пространстве.

Коссонт наконец решилась.

— Мне приказали докладывать непосредственно генералу Рейкл или следующему по старшинству офицеру полка, — сообщила она.

— Высшее командование, вероятно, уничтожено, — сказал ей аватар. — Следующий по старшинству человек может находиться на значительном расстоянии от нас. На местном уровне, насколько мне известно, вы — самый старший по званию офицер. Учитывая начало военных действий и согласно моему знанию военного кодекса Гзилта, ваш статус резервиста аннулирован — даже если вы не были официально призваны, вас призвали автоматически, как только первый луч частиц попал в штаб полка Фзан-Джуйм.

Коссонт тяжело сглотнула. Горло всё ещё покалывало. Она помнила, как дыхание со свистом вырывалось из её легких, как её рвало воздухом.

— Мне необходимо добраться до… места, — сказала она.

Бердл принял нарочито нейтральное выражение лица:

— Возможно, вам следует более конкретно обозначить…

— Я знаю, знаю. Но вы отвезете меня туда, если я скажу вам, куда мне нужно попасть?

Аватар сдержанно улыбнулся.

— То есть, вы хотите, чтобы я взял на себя обязанность отвезти вас?

— Нет, нет, — Коссонт закрыла глаза, покачав головой. — Я не это имела в виду… Я вижу… ты… вы… простите…

Пока человек активно вертел глазами и рассуждал, пришёл сигнал.

∞

МСВ Падение Давления

Уе Ошибка Не…

— Входящий сигнал: в спецификациях ваших гостей значилось имя (Вир Коссонт). Данные от одной из заинтересованных сторон уверенно идентифицируют в связи с ней определенного человека: К. кит. (сородич) КьиРиа Нгарое (без дополнительных деталей). Если он не мошенник, то полумифическая фигура. Вир Коссонт встречалась с ним 20 лет назад (подтверждение 99 %). Ссылка, вероятно, имеет отношение к делу.

Вы оказались правы: пассажиры, которых вы спасли с поверхности Эшри, не случайны.

Вир Коссонт может оказаться нашей лучшей зацепкой.

Конец связи. Держитесь.

∞

Аватар устало, но благодушно улыбнулся.

— Давайте предположим, для краткости, и не более того, — сказал он, — что наши интересы совпадают. Почему бы вам не сказать мне, куда вы хотите отправиться?

Коссонт поразмыслила над этим, не найдя возражений.

— Централизованные Базы Данных, — сообщила она. — Оспин.

Аватар сделал вид, что размышляет над этим, поглаживая подбородок.

— Хм, — выдал он наконец. — Это возможно. Но другие корабли, с которыми я буду говорить, захотят узнать, зачем я туда лечу — у них наверняка будут свои собственные соображения по поводу того, куда меня следует направить. Мне необходимо предоставить им информацию, из которой было бы ясно, что я намерен отправиться на Оспин не просто по прихоти потерпевшего кораблекрушение человека, которого я только что подобрал.

— Я кое-что ищу, — сообщила Вир.

Пиан подняла один из своих уголков вверх, к лицу Коссонт. На сложенной ткани появились два круга, похожие на глаза.

— Ты? Что-то ищешь? — спросила она.

Коссонт провела рукой по импровизированному лицу фамильяра, отстранившись.

— То, что я некогда отдала одному из их орденов на хранение, — сказала она Бердлу.

Аватар выглядел заинтересованным, но все ещё был настроен скептически.

— …Связанное с одним из ваших людей, — закончила Коссонт.

— Одним из наших людей?

— С человеком Культуры. — Она подняла все четыре руки вверх. Этот жест казался полезным при общении с людьми, обычно останавливая их расспросы, хотя она не представляла, как он сработает на машине. — Пока ничего больше сказать не могу.

Аватар прищурился.

— Хорошо, — сказал он. — Итак, для ясности: вы хотели бы, чтобы я доставил вас на Оспин, не упомянув об этом никому из ваших сородичей, и при этом я могу оставить андроида Паринхерма деактивированным до прибытия в место назначения, верно?

Коссонт кивнула.

— По мне всё верно.

∞

Уе Ошибка Не…

МСВ Падение Давления

— Вот так обстоят дела.

∞

— Оспин. Обитель Централизованных Баз Данных и сонма связанных с ними прихлебателей. Что-то, что дал ей КьиРиа? Слишком ценное или слишком опасное?

∞

— Или сделанное им, — возможно, записанное — то, что он завещал потомкам.

∞

— Если это артефакт Культуры, то в него могут быть встроены какие-то технологии обработки или идентификации. Неплохо бы прояснить детали. Попробуйте попросить её уточнить, о чём именно идёт речь. У нас нет возможности доставить туда кого-либо до вашего прибытия — в данном случае вы находитесь ближе других к месту назначения.

∞

Аватар поклонился:

— В данный момент мы на пути в систему Оспин.

— Прекрасно.

— И могу ли я избавиться от тела десантника?

— Да. …Подождите — как?

— Я подумал, что просто оставлю его дрейфовать в космосе, передавая слабый сигнал по связи скафандра; это должно привлечь корабль гзилтов в ближайшее время.

Коссонт кивнула.

— Да, ладно…. У вас есть какая-нибудь еда? Я чертовски голодна.

* * *

— Септаме, я воспитанный человек и известен своей терпимостью, благожелательностью, а также неутомимым желанием предоставить людям преимущество во всех вопросах и в любое время, но при всем моём богатом и ценном опыте в вопросах межвидовой дипломатии я должен сказать, что даже я… даже я потрясен тем, что мои клиенты и да, мои друзья, мои близкие друзья, ибо таковыми они мне стали, что мне совершенно не стыдно признать, на самом деле я даже горжусь — делегация Лисейдена были так жестоко обмануты и так беззастенчиво использованы; это ужасно, шокирующе ужасно. Добрая натура, инстинктивное доверие, восхищение видом, к которому мы долго присматривались и хотели, как это сказать… похвалить, почтить, в чём-то подражая ему, — всем этим воспользовались самым постыдным и недостойным образом.

— Мой дорогой Мирбенес, — сказал Банстегейн, положив свою руку на руку посла. — Я слышу все, что вы говорите и ваши слова отзываются во мне болью. Правда. Я потрясен так же, как и вы.

— Сомневаюсь в этом, септаме! Очень в этом сомневаюсь!

Они сидели в маленькой беседке в саду здания парламента. Лисейдены в своих странных плавучих аквариумах в спешке отбыли на свой корабль, ожидающий на орбите, оставив гуманоида от Ивеника в лице — образе посла Мирбенеса говорить от их имени. Банстегейн слушал так терпеливо, как только мог, но он уже начал сомневаться, не платят ли этому человеку за каждое слово.

— Можем ли мы говорить конфиденциально? — спросил Банстегейн, подсев еще ближе к собеседнику.

Мирбенес покачал головой:

— Чего стоит конфиденциальность, когда доверие, сама честность не ставятся ни в грош?

— Я изменю это, — заверил посла Банстегейн, снова нежно похлопав его по плечу. — Даю вам слово. Вы можете на меня полностью положиться. Поверьте, — продолжал он, когда посол вздохнул, открыл рот, встряхнулся и продемонстрировал все признаки того, что работает над каким-то новым или, по крайней мере, очередным делом — это не моя вина. Даже я не могу быть везде и всегда. У меня не меньше причин чувствовать себя преданным, чем у вас и наших дорогих друзей из Лисейдена — в некотором смысле — потому что я доверился людям, а они подвели меня. Они пообещали, что проголосуют за один вариант, а потом отвернулись и проголосовали за другой. Непростительно. Крайне, крайне непростительно…

— Этот негодяй, этот ублюдок Кваронд! — вспыхнул Мирбенес, казалось, он чуть не плакал. Ранее Банстегейн ясно дал понять, кто стоял за ужасным голосованием.

— Да, непростительно, я знаю, но… это случилось. Уверяю вас, я изучил способы отменить результат немедленно, но оснований нет. Это было сделано очень хитро — очень хитро, поверьте мне. Нет никаких оснований. Поэтому мы должны пока отступить, перегруппироваться. Но ненадолго. Мы победим здесь, дорогой Мирбенес, во всех смыслах. Но вы должны понимать, что для этого я должен пойти на большой риск, и мне нужно, чтобы вы попросили наших друзей еще об одной услуге, когда придет время.

— Септаме! — сказал посол, почти в отчаянии, — как я могу…?

— Пожалуйста, послушайте, Мирбенес. Моей надеждой, моим желанием, — и давайте не будем называть это ценой, потому что так более, гораздо более благородно звучит, — моим чаянием всегда было, чтобы этот мир, мир, в котором я был рождён, мир моей колыбели, моего дома, был назван в честь одного из его самых любящих и почитаемых сыновей.

— Я…

— Нет, пожалуйста, послушайте. Позвольте мне сказать только это. Позвольте мне сказать всего четыре слова. Выслушайте, пожалуйста, дорогой Мирбенес. Четыре слова, всего четыре слова.

Мирбенес тяжело вздохнул и кивнул.

Банстегейн придвинулся еще ближе и прошептал послу на ухо:

— Мир Мирбенеса. Звезда Банстегейна.

* * *

Она должна была предчувствовать. Как и КьиРиа. Склом, похожий на силокулу аватар Участливого, играл на телесно-акустической антагонистической ундекагонной струне великолепно, словно был рожден для этого.

Корабль запрограммировал его. Он просмотрел всю литературу, изучил все технические характеристики, проанализировал все доступные экранные и звуковые записи, а затем тщательно смоделировал полученные данные, добиваясь, чтобы виртуальная версия сине-пушистого аватара смогла в точности воспроизвести игру всех великих виртуозов прошлого. Сонм полученной информации в итоге был загружен в аватар.

Склом сидел в огромном инструменте естественно, как будто был создан специально для него, держа оба смычка, как будто бы сделанных по его мерке. Он выпустил из лап недавно выращенные подушечки, заменяющие ему пальцы, и с первого же прикосновения смычка к струне заиграл прекрасную музыку.

Коссонт слушала с выражением нарастающего ужаса на лице, даже когда чуть не расплакалась от красоты музыки — это было одно из тех произведений, которые она знала, но не могла вспомнить название.

— Это излишне… богато, — сказал КьиРиа, взглянув на нее.

— Что? — переспросила она.

— Тон, — отозвался КьиРиа. — Слишком полный.

— Вы думаете?

— Давление воздуха. Мы находимся очень низко.

— Это водный мир, — сказала она, не глядя на собеседника, пока шестилапое существо, обитающее в одиннадцатиструнной, раскачивалось, пиля конечностями и творя красоту. — Здесь нет сухих высот.

— Это должно звучать тем лучше, чем выше вы поднимаетесь в атмосфере обычного кислородно-инертного каменистого мира. — КьиРиа пожал плечами. — До некоторого предела.

— Не знаю, — отозвалась Коссонт. — По крайней мере, один музыкальный критик сказал, что одиннадцатиструнная может улучшать своё звучание с увеличением высоты, но лучше всего она звучит за пределами атмосферы, где её вообще не слышно.

Всё еще наблюдая за игрой Склома — совершенной, блестящей, душераздирающей, — Коссонт услышала, как КьиРиа хихикнул.

Она всегда плохо уживалась с потерей вещей. Или, напротив, хорошо, если посмотреть на это с другой стороны. По словам её матери, это был практически талант. Коссонт сбилась со счёта, вспоминая людей, предполагавших или интересовавшихся, не потому ли она взялась за одиннадцатиструнную (а не за пальчиковую флейту), что этот инструмент так трудно оставить где-нибудь.

Тогда, после выступления небрежно совершенной версии абсурдно выглядевшего создания она очевидным образом потеряла желание играть на одиннадцатиструнной, потеряла его примерно на пятнадцать лет. Какой смысл тратить время на то, чтобы научиться играть как можно лучше, когда машина может использовать свою марионетку, чтобы играть так мучительно прекрасно, безукоризненно, восхитительно хорошо, как если бы это существо провело всю жизнь изучая, понимая и сопереживая инструменту и всему тому, что он собой являет?

— Вот так корабли сводят счёты, милая, — сказал ей КьиРиа, приоткрыв своё сердце во время последней пьяной ночи, проведенной на Перитче IV, на огромном плоту Апраниприла.

Они сидели на палубе, солнцезащитные тенты были свернуты наверху, только вдвоем, без аватара. Она смотрела на звезды там, где они мерцали между темными, невидимыми массами безмолвных облаков. Он сидел с закрытыми глазами, прислушиваясь к медленному ветру и медленным волнам, чувствуя, как плавно поднимается и опускается огромный плот. Даже после полуночи воздух оставался теплым и липким.

— Что? — всхлипнула она, вытирая нос тыльной стороной ладони.

— Ограниченно Участливый, вероятно, чувствовал себя оскорбленным тем, что Все, Что Считается Законным привёл тебя сюда.

— В самом деле? Но…

— …Он считал, что хорошо меня оберегает. — КьиРиа отпил из бокала. — И он действительно очень хорошо меня оберегал. Но некоторые виды защиты, включая заботу, могут перерасти в желание обладания. Право защиты эксклюзивно, оно выходит за рамки частной жизни защищаемого, в некотором смысле становящегося собственностью защитника. — Он посмотрел на Коссонт. Его глаза были цвета моря, вспомнила она. Сейчас они казались темными. — Понимаешь?

— Думаю, да. Но мне казалось, они друзья — два корабля.

— Они разделяют интерес ко мне — возможно, но друзья ли они… Даже если это и так, они все равно могут… маневрировать в отношениях друг с другом. Противники — друзья, единоборцы, ищущие преимущества, даже если оно никогда не будет использовано. А старые корабли нередко довольно… своеобразны, скажем так. — Он вздохнул. — Я пережил один корабль, который был моим защитником еще в самом начале, распрощался с другим, которому я надоел, — не могу сказать, что виню его за это — и теперь, возможно, Ограниченно Участливый чувствует себя уязвимым. Поэтому он агрессивен в отношении любой предполагаемой угрозы. Возможно, он думает, что Всё, Что Считается Законным хочет его заменить.

— Но это несправедливо. В отношении меня, я имею в виду. Что я сделала?

— Была любопытной. Как ребёнок, проявляющий поверхностный интерес, взращённый к тому же другим кораблём, что было воспринято как посягательство, даже если выглядело невинным; Склом играл так хорошо, заставляя тебя почувствовать себя неполноценной, подавляя тем любой интерес, который ты могла питать к тому, чтобы овладеть этим инструментом… это своего рода контратака на Всё, Что Считается Законным с его стороны.

Коссонт сделала большой глоток, отпив из бокала. Она кашлянула:

— Но я готова поспорить, что Всё, Что Считается Законным не так расстроен, как я.

— Ну, он тоже очень… Корабль, — сказал КьиРиа. — Это похоже на отношения между людьми и воображаемыми ими древними богами: мы — грязь в их руках, мухи, с которыми можно играть и тому подобное. — Он махнул рукой и посмотрел на нее. — Они редко бывают злонамеренными, никогда не злобствуют, по крайней мере, по отношению к людям. В основном потому, что мы настолько ниже их, что было бы унизительно проявлять такие эмоции из-за нас и наших чувств, однако дело в том, — сказал он, снова отпивая, — что они чрезвычайно могущественные создания, с чувствами, способностями и силами, о которых мы практически ничего не знаем, а только думаем, что знаем, обманывая себя, и самые незначительные, ничтожные их действия могут нанести нам вред или раздавить окончательно, если только им покажется, что мы делаем что-то неправильно. — Он издал небольшой смешок, который на самом деле был просто выдохом. — Я наблюдал, как они становились такими на протяжении тысячелетий. Разумы давно доминируют в Культуре, переставшей быть человеческой цивилизацией почти сразу после своего образования; почти все это время она была в основном связана с Ними.

— Так вот почему вы оставались живы все это время? Это ваша месть? — Она собиралась оспорить сегодня его утверждение о том, что он вечноживущий, но теперь решила, что это, пожалуй, уже не имеет значения — она продолжит соглашаться с ним. Если он действительно живёт так долго, как говорит, то так тому и быть. Если же это ложь, что ж, сплетённое им кружево выглядит впечатляюще. Но по большому счёту ей было уже всё равно.

Он не отвечал некоторое время. На мгновение она подумала, что он заснул, как иногда случается со стариками. Ей это отчего-то показалось забавным и она чуть не рассмеялась.

— Нет, — произнёс он наконец задумчиво. — Нет, у меня есть причина, но… словом, не то.

— Значит, вы ненавидите это, — сказала она, понизив голос.

Он выглядел озадаченным.

— Ненавижу что?

— Культуру, за то, во что она превратилась.

Он посмотрел на нее и рассмеялся:

— Что? Ты совсем спятила? — Он еще немного посмеялся, довольно громко. Затем осушил свой бокал, посмотрел на нее и сказал: — Нам нужно еще немного выпить.

А потом было ещё немного. Поначалу они что-то говорили о полуночном купании, но в итоге слишком напились. Движение плота по волнам убаюкивало её и одновременно вызывало легкую тошноту, а когда та прошла, её унесло в забытьё.

Должно быть, она заснула, потому что проснулась от криков морских птиц над головой и солнца, пробивавшегося сквозь узкую щель между горизонтом и облаками. Было холодно. Её прикрывало одеяло, но КьиРиа ушёл.

В тот же день она вернулась на корабль, немного исхудавшая. Жизнь продолжалась.

Почти год спустя она готовилась вернуться домой в Гзилт. И снова была немного с похмелья, после еще одной, более многолюдной вечеринки с людьми на корабле. Одиннадцатиструнная стала чем-то вроде укора её самонадеянности, преследовавшая её на каждом шагу, а разговор, случившийся на плоту, часто являлся ей в воспоминаниях. Именно тогда златокожий аватар "Все, Что Считается Законным" вручил ей сверкающий серый куб с вложенным в него состоянием разума КьиРиа, попрощался и, щёлкнув каблуками, ушёл.

За три с лишним года она лишь дважды обращалась к сознанию внутри куба. Первый раз — на лайнере Гзилта, по дороге домой, решив проверить, действительно ли голос, звучавший из него, принадлежал КьиРиа — она не активировала ни экран, ни голографическую функцию, куб вообще не имел встроенного виртуального интерфейса. Он был сварливым, эксцентричным, имел своё мнение и знал обо всем, о чём они говорили, вплоть до разговора на плоту в тот последний вечер, так что, скорее всего, он и был КьиРиа, или, по крайней мере, чем-то похожим на него.

Она спросила, каково это — быть там, ничего не делать, а потом проснуться, чтобы поговорить с кем-то, кого ты не видишь. Он ответил, что это похоже на пробуждение от глубокого и приятного сна, когда тебе задают вопросы, а ты слушаешь их с закрытыми глазами. Он был вполне счастлив. Во всяком случае, выглядел таковым.

Разговаривать с ним было немного жутко, и чем дальше во времени и пространстве она удалялась от туманной жары и длинных тягучих волн Перитча IV, тем больший скептицизм испытывала к заявлениям КьиРиа о его экстремально долгой жизни, да и в отношении всего остального, сказанного им.

Серый куб был очень маленьким, и пару раз она едва не потеряла его. Она понимала, что на самом деле это могло произойти потому, что втайне ей хотелось от него избавиться.

В конце концов, после того как однажды осталась у матери на несколько дней, оставила куб, осознала это и позвонила Вариб как раз в тот момент, когда та намеревалась его выбросить, она подумала, что с ней слепок разума КьиРиа не будет в безопасности. Потом она перебралась в другую часть Зис и действительно потеряла куб, машинально сунув его куда-то при переезде. В итоге, он всё-таки нашелся в дальнем ящике её стола.

Впоследствии она активировала его еще раз, а затем передала в дар одному из коллекционных орденов в системе Оспин, где хранилось множество старых вещей из прошлых веков Гзилта, каталогизированных, надёжно сберегаемых… и почти никогда больше не извлекаемых на свет. Подобная участь едва не постигла и одиннадцатиструнную, которую она хранила и на которой играла не чаще раза в году. Но это было бы слишком большой жертвой для её памяти — хранение нелепого инструмента как-то помогало ей не чувствовать себя так неуютно из-за отказа от сознания КьиРиа, даже если к тому времени она снова убедила себя, что он был просто старым мошенником.

Тем не менее, только когда она задумалась о том, чтобы найти себе занятие на всю жизнь в преддверии Сублимации, ей снова пришла в голову мысль сыграть на этой штуке.

Впоследствии она не раз жалела об этом своём решении.

* * *

Она проснулась и попыталась вспомнить, где находится. В тусклом свете её расширенные глаза озирали комнату или каюту, которую она не узнала. Комната выглядела мило. Стояла почти полная тишина. Она находилась в просторном челноке корабля Культуры, "Ошибка Не…”, лёжа на пуховой кровати, расположенной в небольшом алькове, в стороне от основного открытого пространства корабля. В другой нише, закрытой, лежало недвижимое тело андроида Паринхерма. Одиннадцатиструнная была спрятана где-то наверху, в шкафчике для хранения.

Пиан лежала на полу, на темном коврике. Она лениво приподняла кончик одного уголка, спросонья признавая её, затем снова легла.

Вир лежала и думала о только что прошедшем дне. Она была без сознания по меньшей мере дважды. Успела познакомиться или просто встретиться с десятками людей, которые теперь мертвы. Её спасали один раз, потом ещё раз, и в обоих случаях она избежала смерти. И ей сказали искать разум — сознание старого мошенника, повстречавшегося ей ненароком почти двадцать лет назад, когда — оглядываясь назад — она была ещё совсем ребенком. Люди умирали, корабли ломались, чтобы доставить её с места на место, а она отнюдь не была уверена, что является человеком, способным совершить то, что все от неё ожидают.

Скоро всё это будет неважно. Она все равно собиралась в Сублимацию, так ведь? Все остальные собирались. Она полагала, что и ей придется пойти, если все её сородичи отправятся за горизонт.

В глубине своего я она не была уверена, имеет ли для неё значение, что Книга Истины была основана на лжи, о чём многие давно уже догадывались.

Сколь важным это было для остальных людей её вида? Возможно, очень важным — в достаточной степени значимым. Остановит ли знание о лжеапокрифе — если оно было правдой — людей от Сублимации? Не исключено. Очень многое в процессе принятия решения об окончательном цивилизационном переходе было связано с настроением, с атмосферой постепенно растущей, общей, блаженной покорности. Чувство неизбежности каким-то образом поселилось в их мире, самораспространяясь и саморасширяясь, отчего Сублимация представлялась просто следующим, естественным шагом.

Люди давно судачили о ней на протяжении столетий, но только в последние поколение или два идея начала рассматриваться через спектр вероятности в воображении масс, начиная с немыслимых предположений, прогрессируя до абсурда, затем переходя от возможного, но маловероятного к очевидно вероятному, прежде чем, в конце концов, прийти — примерно во время ее рождения — к, казалось, неизбежному.

И ожидаемому, желанному.

Изменится ли восприятие идеи, если выяснится, что Книга Истины являлась всего лишь инопланетным трюком, а священные, полубожественные Зихдрены обычными шарлатанами?

Некоторые люди считали, что гзилты собрались приобщиться слишком рано, что большинство видов и цивилизаций проходят гораздо более длинный путь, более продолжительный период роста, прежде чем решаются покинуть этот мир… но все виды были разными, а гзилты считали себя особенно разными, исключительно разными, отчасти из-за Книги и того, что она им рассказывала. Если бы её послание было поставлено под сомнение, разрушило бы это основы их самоудовлетворенности и заставило бы людей усомниться в мудрости принятого решения и ценности Сублимации как таковой?

Может быть, просто смутившись, они захотят избежать стыда и неуверенности, поспешив в Сублимацию с ещё большей решимостью. Или уйдет только половина цивилизации, какая-то часть — достаточная, чтобы быть жизнеспособной — Там, внутри, оставив сомневающихся позади, предоставив им возможность принять собственное решение когда-нибудь позже. Таким образом, в Сублимации, не исключено, возникнет раскол, не поддающийся исцелению, а в реальности — хаос.

Даже если Сублимация свершится, как и планировалось, в полном объеме, не повлияет ли знание о том контр-откровении о Книге в последний момент на опыт Гзилта после того, как они станут Свёрнутыми и недоступными?

Если она правильно помнила статьи и книги, которые читала, передачи и обсуждения, которые видела, то это не имело практически никакого значения, но никто — даже Старшие цивилизации, изучавшие такие вещи на протяжении эпох, — не могли быть полностью уверены, потому что ничтожно мало информации просачивалось Оттуда, смутной, непостижимой информации.

У неё не было ответов: все, что она могла сделать — это исполнить то, о чём её попросили.

В чём она была уверена, так это в том, что не должна отвечать за последствия, какими бы те ни были. Она просто музыкант, обычный человек, волею случая ненадолго столкнувшийся со стариком, с которым все вдруг захотели поговорить.

Она не была какой-то особенной. И не была идиоткой, готовая с радостью признать в себе одарённого музыканта, но не готовая обременять себя столь важной частью общественного бытия, связанного с иными видами и незнакомыми реалиями в преддверии последних дней.

Может быть, ей стоило просто оставить КьиРиа в покое? Попросить корабль отвезти её домой, или в место, ставшее новой штаб-квартирой полка, отчитаться там, а затем вернуться на Зис, в свою квартиру, или в другое место — куда угодно, — где нет вероятности оказаться внутри всех этих безумных коллизий с высокотехнологичными орудиями и бесчисленными жертвами? Но она пообещала Рейкл. Пообещала, что сделает то, о чем её попросили или, возможно, приказали. Кроме того её вернули в армию, так что даже когда маячила Сублимация и все обычные правила и дисциплины, казалось, испарялись, оставались долг, самоуважение, честь. Ты делала то, что считала нужным, чтобы потом, оглядываясь назад, не чувствовать себя виноватой. А воспоминания, воспоминания о прошлом, конечно же, сохранялись и в Сублимированном. Ты есть то, что ты делаешь, как сказал ей КьиРиа годы назад. И пока в тебе присутствует контекст, ты останешься собой, даже будучи Свёрнутой.

Она перевернулась, закрыла глаза и понадеялась, что в Возвышенном всё ещё можно будет иногда поспать.

* * *

Септаме Банстегейн сумел изобразить ужас, когда ему доложили, что на штаб-квартиру Социалистическо-республиканского народно-освободительного четырнадцатого полка было совершено нападение. Новость о случившемся поступила вскоре после голосования, в результате которого Ронте был присвоен статус привилегированных партнеров, и ему не составило труда направить гнев и ярость, испытываемые им в связи с этим поражением, в реакцию на последующие, гораздо более серьезные события. Он все еще был зол, когда снова встретился с Чекври в специальной палате глубоко под зданием парламента.

— Две тысячи человек, Чекври, во имя Пророка…

— Обычно на борту находилось от четырех до шести тысяч, — спокойно сообщила маршал. — К тому же на борту "Гелиш-Оплула" было ещё пятьсот виртуальных душ. Но в любом случае, септаме, чего вы ожидали от атаки, направленной на уничтожение полкового штаба?

— Я думал, что вы уничтожите — вещь, место, ИИ, но убить столько… и этот корабль, всех, кто был на нём — я имею в виду, это просто ужасно…

— ИИ и высшее командование, будучи на борту, обычно находятся в наиболее защищенных частях штаба, расположенного в самом сердце луны, или корабля — называйте, как хотите. — Чекври говорила так же невозмутимо, как выглядела. Возможно, даже, подумал Банстегейн, ей это нравится. Он и сам понимал, что отчасти притворяется, выказывая возмущение, хотя доля правды в его словах всё же была: он искренне ужаснулся, когда услышал, что, насколько известно, никто не выжил после нападения. (Другая его часть чувствовала триумф от того, что нападение прошло удачно, а информация, так предательски переданная Четырнадцатому, была искусно вырезана, но эта часть должна была оставаться как можно более тайной, сокрытой от посторонних глаз — он подавлял ее, как мог, опасаясь, что если будет думать о случившемся слишком много, это как-то проявится на его лице или будет читаться в языке тела).

— …Чтобы добраться до них, нужно было полностью уничтожить штаб-квартиру, — заключила Чекври.

— В любом случае, — заметил Банстегейн, — они военные. У них есть резервные копии, не так ли? Они могут быть восстановлены? Некоторые из них…

— Большинство хранилось в самом штабе, — сказала маршал. — Может быть, отдельные в других местах. Не думаю, впрочем, что военный или гражданский суд примет это обстоятельство как смягчающее и позволит ему повлиять на предполагаемое в таких случаях суровое наказание.

— А потому не должно быть ни суда, ни разбирательства, не так ли? — сказал Банстегейн. — У нас — у вас — всё прошло гладко. Верно? Я имею в виду, что времени осталось мало, и я уверен, что мог бы получить… потянуть за ниточку или две….

По словам маршала, последний сигнал с 7*Уагрена свидетельствовал о том, что ему удалось незаметно ускользнуть из системы Изениона, разобравшись с последними выжившими после уничтожения штаба — он преследовал их до самой звезды Изенион, пресекая попытки подать сигнал и обеспечил в итоге их быстрое уничтожение.

— Да, всё прошло гладко, — подтвердила маршал с едва заметной, невеселой улыбкой. — И теоретически не оставив после себя слишком очевидного профиля атаки. Независимый наблюдатель, тем не менее, вероятно, всё равно пришёл бы к выводу, что это было братоубийство, хотя и недоказуемое, и осталось всего восемнадцать дней, чтобы привести аргументы. Перетянуть струны.

— Да… — Банстегейн, слегка прикусил губу. — А они никак не могли — люди, ИИ в штаб-квартире — не могли они сублимироваться сами по себе? Это действительно невозможно?

— Люди, определенно нет — для этого необходимо Присутствие, — сказала маршал с видом человека, который обращается к тому, кто пропустил свои же рекламные ролики за последние 15 лет. — ИИ — почти наверняка нет. Это требует времени, подготовки. Даже для ИИ есть некое состояние, похожее на транс, которое должно быть достигнуто, прежде чем они смогут затащить себя в Свернутое за свои собственные плечи. Маловероятно, в известных обстоятельствах.

— Ммм, ммм — протянул септаме, потирая лицо. — Хорошо, хорошо. — Он смотрел куда-то в сторону. — Значит, в нападении можно обвинить кого-то другого?

Маршал немного подумала, прежде чем ответить.

— Да, можно, — медленно проговорила она. — Хотя спектр правдоподобия может быть немного… — она подняла глаза к куполообразному потолку комнаты — … урезан, скажем так? — Она снова посмотрела на септаме. — А что, у вас имеется кто-то конкретный на примете?

— Ронте?

— Ронте? — удивилась маршал. Она нахмурилась. — Я думала, мы просто сделали их нашими официально лучшими друзьями из числа падальщиков.

— Думаю, вы скоро поймёте, что всё весьма условно.

— Каким образом? Тем, о котором они, конечно, не ведают?

Банстегейн махнул рукой:

— Не ваша забота, маршал. Но это правдоподобно, как считаете?

Чекври откинулась на спинку кресла и, казалось, задумалась.

— Не совсем. Их главные силы слишком далеко — вряд ли они доберутся сюда даже до Сублимации — их технологии слишком посредственны, а их мотив… Я даже не могу предположить, какой у них мог быть мотив.

— Ронте с подачи Культуры? — предположил Банстегейн.

Маршал рассмеялась.

— Простите меня, септаме, — сказала она, в символическом извинении протягивая Банстегейну руку. — Это восполнило бы технологический пробел, если так можно выразиться, но я подозреваю, что спектр правдоподобия иссяк бы до нуля.

— Ни одной истории, которую мы придумаем, нет необходимостисуществовать сколько-нибудь долго, — заметил Банстегейн, по лицу его при этом прошла тень недовольства. — Только до Сублимации.

— Септаме, такая история с трудом доживет до конца предложения, в котором она впервые будет сформулирована.

— Но там мог быть корабль Культуры, на Скульпте, — возразил Банстегейн.

— "Уагрену" известно, что в системе Изениона, примерно через четыре часа после атаки, нечто совершило маневр, называемый аварийной остановкой. Только по предполагаемой начальной скорости мы решили, что если это не один из наших кораблей, то наверняка корабль Культуры. Трудно найти другое правдоподобное объяснение. Скорее всего, это нечто именующее себя "Ошибка Не…", и этот ублюдок, надо сказать, ещё быстрее, чем мы думали.

— Значит, мы можем — гипотетически — утверждать, что он участвовал в нападении?

— Не совсем. Если только Культура не изобрела, наконец, машину времени, отправив его назад, в прошлое.

Лицо септаме вдруг приняло жесткое, неумолимое выражение.

— Я не думаю, — сказал он ледяным тоном, — что это тот вопрос, к которому следует относиться легкомысленно, маршал Чекври.

— Септаме, — Чекври выглядела спокойной, — не я придумываю смехотворные сценарии боевых действий задним числом.

Банстегейн еще немного смотрел на неё, кажется, понял, что зря теряет время, пренебрежительно махнул рукой и сказал:

— Ладно, оставьте это мне. Но давайте не будем отвергать никакие возможности. — Он глубоко вздохнул. — Главное, что миссия прошла успешно. Утечка… устранена.

— Есть еще… возможная неувязка с Гелиш-Оплулом, — напомнила Чекври, слегка нахмурившись.

— Но ведь он тоже был уничтожен, не так ли?

— Просто это произошло слишком близко. Уагрен не ожидал такого. Но формально — да, для Четырнадцатого одним объектом меньше.

— Тогда собственно в чём проблема?

— Проблема в том, что корабль не должен был там находиться. А тот факт, что он там находился, означает, что он молчал о своих передвижениях, и должен был двигаться, чтобы добраться туда на таких скоростях, которые корабли развивают только тогда, когда у них есть срочное задание. Трансэксерцизальные скорости — их имитируют, но не используют, даже во время полномасштабных военных учений.

— Это могло быть совпадением, — пожал плечами Банстегейн. — Или он ожидал там верховное командование, на случай, если бы им срочно понадобится транспорт.

— Пока мы это и предполагаем, — сообщила Чекври. — В любом случае мы не знаем причин, а корабль Культуры удалился, похоже, не предприняв никаких действий. А теперь и Уагрен ускользнул незамеченным, насколько нам известно.

— Да… Куда он ускользнул? Куда следует сейчас?

— Разве я не сказала? — Маршал выглядела удивленной. — Он следует за кораблем Культуры.

11 (С -17)

ГСВ Содержание Может Отличаться

ЛОУ Каконим

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

— Привет всем. Думаю, что все уже введены в курс дела с помощью индивидуальных брифингов — добро пожаловать и новым членам группы. Нам известно, что Ошибка Не… полным ходом движется к Оспину, возможно, чтобы обнаружить что-то, имеющее отношение к человеку по имени КьиРиа и, следовательно, к происхождению информации Зихдрен Ремнантеров. Тем временем "Проходил Мимо И Решил Заглянуть" любезно согласился продолжать оказывать посильное дипломатическое давление на остатки политической структуры Гзилта. Что касается меня, то после обширных расследований, обращений к услугам и неохотного принятия будущих обязательств с моей стороны перед теми, кому я доверился, я обнаружил, что может существовать другой способ выйти на связь с легендарным джентльменом.

∞

ЛОУ Каконим

— Мы действительно принимаем существование этого человека как факт, а не как миф?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Определённо. Дело в том, что миф, столь тщательно культивируемый, состоит в том, что само существование мифа во многом мифично. Различные корабли знали об этом человеке на протяжении тысячелетий и даже помогали ему оставаться вне поля зрения общественности, избегая различных официальных проверок, вроде переписи и инвентаризации, которые могли бы выявить его невероятный возраст. До сих пор его мифический статус не был лишён определённого очарования, овеянный ореолом романтичности, и — к счастью для всех заинтересованных сторон — не имел никакого отношения ни к тактическим, ни к стратегическим вопросам. Сейчас же он вдруг приобрел определенную важность. А мы, конечно, должны с пристальным вниманием относится к любым возможным расследованиям, происходящим сегодня в пространстве Гзилта. И, вполне возможно, существует способ усилить и подкрепить наши собственные изыскания, работая в рамках Культуры. В данный момент, в частности я, состою в контакте с судном, предпочитающим пока оставаться инкогнито, судном — на котором находится человек, способный помочь. Ответным жестом с нашей стороны должно стать полное или частичное раскрытие информации, которой мы располагаем по данному вопросу, как самому Кораблю, так и — предположительно — человеку.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни.

— А "Содержание Может Отличаться" ручается за Корабль, как тот в свою очередь за человека?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— В известных пределах — да.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни.

— Тогда продолжайте.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Имеются ли возражения?… Нет?… Очень хорошо. Сигнал отправлен. Я буду держать вас всех в курсе. Тем временем, после некоторого давления, провинившуюся пару Эмпирика — "Хедкраша" и "Ксенократа" — наконец-то удалось убедить отказаться от соревнования в Лолискомбане и поспешить в Гзилт — сейчас они направляются прямо на Зис с согласия так называемого Объединенного полкового командования флота Гзилта — похоже, это какая-то новая обзорная структура, недавно созданная этим Банстегейном под командованием маршала Чекври. Оба корабля должны прибыть туда через семь дней. Согласно соглашению, Эмпирик станет частью группы при следующем включении, хотя он выразил предпочтение участвовать в преследовании, а не в обсуждениях. Его прибытие на Зис ожидается через одиннадцать или двенадцать дней. На этом пока все.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни.

ГСВ Содержание Может Отличаться

— О, ура. Эмпирик получает возможность витать над всеми и вмешиваться, когда решит, что мы проделали достаточно тяжелой работы, и можно сделать результат ещё более впечатляющим, явив себя во всём великолепии.

∞

— Размер имеет преимущества.

∞

— Помимо этого, нам нужно уже сейчас подумать о том, что мы будем делать, если узнаем правду — через КьиРиа или любым другим способом. Предоставим ли мы информацию Гзилту? А если да, то кому конкретно — только тем, кто на самом верху — и, возможно, уже знает/догадывается — или возьмем на себя ответственность сообщить постыдные новости (если они будут) всем?

∞

— Хороший вопрос. Я полагаю, нужно провести голосование. Сейчас, лично я, вероятно, предпочел бы отойти в тень и позволить Гзилту продолжать в том же духе.

∞

— Возникает вопрос, зачем мы вообще пытаемся найти эту правду?

∞

— Зихдрены попросили нас помочь. Кроме того, это просто интересно. Вот что-то, чего мы не знаем, но, не исключено, можем узнать, и то, о чём другие люди не хотят, чтобы мы знали. Может ли быть большее искушение?

∞

— Возможно, есть истины, за которыми не стоит гнаться. Порой лучше оставаться в неведении.

∞

— Очень смешно.

∞

— Я говорю серьезно.

∞

— Разумеется, серьезно. В любом случае, как продвигается ваша серия Симуляций? Моя — жутко коряво.

∞

— Неважно — по большому счёту. Есть две проблемы, раз уж вы спрашиваете. Работаю над ними, но это становится все более морально сложным в одном направлении и хаотичным в другом. Подозреваю, конечную неизъяснимость по обоим пунктам, но буду пытаться.

∞

— Вам нужен отдых, как сказали бы люди.

∞

— Заткнитесь и возвращайтесь к своей работе — так они тоже говорят.

∞

— Ха! Судя по всему, отличный симулятор.

* * *

Кораблю был нужен праздничный танец.

Флот уже разделился на отдельные эскадры по восемь кораблей в каждой (не считая флагманской из двенадцати кораблей плюс — сопровождающий её корабль Культуры "Рабочие Ритмы"), и эти эскадры полетели в разных направлениях к назначенным местам, где, как они надеялись, был шанс обнаружить технологии, потенциально полезные для Ронте. Поэтому танец флота в полном объёме не мог быть исполнен. Вместо этого был исполнен скоординированный танец разделенного флота, причем каждой эскадрилье, каждому кораблю и экипажу надлежало знать о движениях остальных, чтобы заведомо распределенный танец выглядел как единое радостное целое.

И в соответствии с этим танец "Множественные Новые Королевы Роя, Собранные Воедино Благоприятными Зефирами, Являют Себя В Свете Двух Солнц в Бинарном Зените" был исполнен на славу. По уважительной просьбе корабля Культуры ему было найдено место для того, чтобы он тоже стал частью танца, и он с честью выполнил свою задачу с должным усердием, пониманием и точностью, во славу народа Ронте, получившему, вопреки всем ожиданиям, привилегированный статус, которого, как они знали, они заслуживали, но сомневались, что он будет предоставлен.

Корабль Культуры "Рабочие Ритмы" вследствие этого обрёл дополнительную предполагаемую инопланетную ценность (положительную), почетную, с отложенным статусом присвоения награды.

Эскадрильи флота переконфигурировались, чтобы отразить свой новый статус. Все, кроме нескольких, скорректировали свои курсы на более приоритетные источники технологий, инфраструктуры и территории, учитывая, что теперь они, скорее всего, перейдут к ним без споров. Флагманская эскадра развернулась и взяла курс на Зис, столицу и домашнюю систему гзилтов.

* * *

— Говорю тебе, Банстегейн, мишенью были люди, — вещал Йегрес, когда они шли по территории виллы трима, расположенной на холмах на окраине города. Здание парламента белело вдали, размывавшееся в испарениях, а Присутствие — темная, перевернутая каплевидная форма — выглядело отсюда крошечным и едва приметным.

Пара легких крейсеров с гладкими, протяжёнными на километр, серебристыми корпусами висели над городом в нижних слоях атмосферы. Их присутствие должно было успокоить оставшееся население после шока, вызванного нападением на штаб Четырнадцатого полка в Эшри.

"Мишенью…", — повторил Йегрес, глядя на Банстегейна. Они вместе шагали по гравийной дорожке, за ними на некотором расстоянии следовали Солбли и Джеван. Главный секретарь и помощник Банстегейна, казалось, обсуждали что-то меж собой, периодически переговариваясь ещё с кем-то. Ранее он поручил им продолжить поиски способа аннулировать результаты голосования по вопросу Падальщиков. За более чем десять тысячелетий набралось множество запутанных и зачастую не вполне ясных парламентских дел, тщательно протоколируемых, — где-то среди них должен был найтись прецедент. С этим можно было работать, по крайней мере.

Йегрес подошёл к подносу с бокалами, налив себе из графина.

— Фриксу предложили познакомиться с девушкой, к которой он проявлял интерес — женой Кваронда, или кем-то ещё, не знаю, — а Енивле ящик Колимкина… или чего-то в этом роде — какого-то бесценного марочного. — Йегрес нахмурился. — Жаль, что ублюдок не предложил его мне. Так легкомысленно… — Он пожал плечами, поведя головой. — Не знаю точно, что предложили Юрутре, но, кажется, что-то тайное, связанное с ребёнком. Не грязное, и даже не незаконное, просто… печальное… В любом случае, организовано всё было на высшем уровне. С военной точностью. — Он рассмеялся. — И даже лучше, по крайне мере, не промахнулись и не попали в своих.

— А ты? — спросил Банстегейн. — Что предложил трим Кворонд тебе? — Он с трудом сдержал усмешку в голосе.

— Совсем ничего, мой милый мальчик, — добродушно ответил Йегрес, махнув рукой. — Я голосовал против тебя, потому что ты мне просто не нравишься.

Банстегейн замер. Он расслышал, как Джеван и Солбли одновременно остановились. Гравий хрустнул под их ногами, они умолкли, замерев на месте.

Йегрес, не обращая на них внимания, прошел еще пару шагов и тоже остановился. Он оглянулся на Банстегейна.

— О, я просто пошутил, — сказал он, улыбаясь. — Голосование уже было проиграно, поэтому я присоединился, чтобы не выглядеть таким… вечно лояльным. — Он нахмурился. — Но ты должен понимать, септаме — сейчас всё немного меняется, влияния слабеют, как и твоя хватка. То, что работало до сих пор — обязательства, договоренности об оказании услуг, обещание будущего продвижения, угрозы разглашения секретов и так далее — все это уже не имеет той силы, что раньше. — Он пожал плечами, затем широко улыбнулся. — Это то, чего ты хотел, Бан. То, ради чего ты работал все это время, что создал своими руками. Конец эпохи. Ха! Конец конца всех эпох. — На этот раз он размахивал обеими руками, расплескивая вино. — Институты распадаются. Люди жаждут игрищ.

* * *

Сколира Тефве, некогда бывшая другом и возлюбленной Нгароэ КьиРиа — давным-давно, когда он был уже очень старым человеком, а она обычного среднего возраста, чуть меньше двухсот лет, — медленно просыпалась, как просыпалась уже много десятков раз за прошедшие столетия.

Только это было не привычное медленное пробуждение, её будили.

Сначала всё пребывало во тьме. Тишина и безмолвие, и сквозившее в них ощущение, что рядом, внутри её головы и тела что-то происходит: органы, системы, способности пробуждаются, оживают, инспектируются, готовятся к работе.

Это одновременно успокаивало и разочаровывало. Ну вот, опять, подумала она. И открыла глаза.

“СИМУЛЯЦИЯ" — гласили светящиеся красные буквы в нижней части поля зрения. Ах, подумала она, и слово тут же исчезло.

Значит, в конце концов, она все ещё спала. Но её сознание и ощущение тела возвращались к жизни.

Она, по видимому, уже сидела, полностью одетая, в кресле напротив стола в большой, приятной, старинного вида комнате, обозревая — с одной стороны, через открытые до пола окна — горы, поросшие деревьями, и озеро, на берегу которого брезжили поселения. Волны от нескольких лодок оставляли длинные белые следы на взъерошенной ветром воде.

На противоположном от окон конце стола располагался отображавший время дисплей в богато украшенном деревянном футляре. Она посмотрела на дату.

Невероятно, как же долго она спала.

Через стол от неё стоял стул. Едва она отвернулась от дисплея, как из ничего вдруг возникла прозрачная, быстро обретшая кажущуюся плотность фигура. Маленькая, бледная фигура андрогина, восседавшая напротив неё, являла собой аватар ЛСВ Вы Называете Это Чистым? Событие обнадеживало — она все еще находилась там, где ожидала оказаться. Мерная обычность процесса пробуждения была довольно верным признаком того, что ничего страшного не произойдет и появление аватара подтверждало впечатление.

С другой стороны, обыкновенно её будили до того, как она поднималась на ноги, давая время, если нужно, подвести итоги, спрыгнуть с дивана, подышать воздухом и полюбоваться видом с балкона, и только когда она чувствовала, что хочет, она садилась за стол. Но в этот раз она получала лишь базовый минимум.

— Сколира, — сказал виртуальный аватар, улыбаясь.

— ВН, — отозвалась она.

“Вы Называете Это Чистым?” не называл своих аватаров или аватоидов отдельно — люди обычно именовали их просто "ВН".

— Мы в порядке?

— Да.

Всегда приятно знать, что твое Хранимое Я и корабль, перевозящий его/тебя, были оценены как здоровые в соответствии со строгими стандартами Разума Культуры.

— Итак, — сказала она, — в чем дело?

— Надеюсь, вы согласитесь отправиться в путешествие, полностью загрузившись в аватоид.

— Куда? Зачем?

— Пока не знаю, куда — возможно, вы сами сможете ответить на этот вопрос. А вот зачем, могу сказать: нам нужно, чтобы вы нашли Нгароэ КьиРиа.

Она подняла одну бровь. За определением "Мы" стояли в данном случае либо какие-то секции Контакта, либо Особые Обстоятельства. Кто именно — станет ясно в ближайшее время, в чём она не сомневалась.

Аватар кивнул.

— Если вы будете так добры, — добавил он

— С какой стати?

— Возможно, у него имеется информация, которую нам было бы полезно узнать.

— Он живет на этом свете уже почти десять тысячелетий, я уверена, что у него есть много информации, которую было бы полезно узнать.

— Несомненно. Но это, вероятно, что-то особенное.

— Что?

— Точно не знаю, но информация как-то связана с предстоящей вскоре Сублимацией Гзилта.

Это было новостью для нее. Ее сохранили — в этот раз — более четырехсот лет назад, когда, насколько она могла припомнить, Гзилт казался не более склонным к Сублимации, чем сама Культура.

— Это всё, что у вас есть?

— Больше деталей? — спросил ВН.

— Если не затруднит.

— Вы настаиваете?

— Да.

Корабль рассказал ей о перехваченном сообщении с корабля Зихдрен-Ремнантеров и последующих событиях. Тефве задумалась.

— Есть ли у нас какой-либо интерес к тому, возвысится Гзилт или нет?

— Нет.

— Проведи меня по уровням.

— Культура в целом считает, что это личное дело Гзилта. Контакт — не совсем — мнения расходятся, мягко говоря. Следует ожидать некоторого временного беспокойства на местах, в краткосрочной перспективе, особенно в отношении Падальщиков, но все это часть процесса. Особые Обстоятельства — нет заявленной заинтересованности. Возможно, присутствуют разные мнения, но никто их не выражает. Нет даже обсуждения, не говоря уже о действиях. В остальном все спокойно, так что отсутствие интереса не является результатом отвлечения внимания, временного или постоянного.

— Значит, это не дело Обстоятельств?

— Не напрямую, хотя обычно связанные элементы сотрудничают. В частности, будет предоставлен быстрый корабль: любой способный доставить вас к тому месту, куда, как вы скажете, вам нужно будет попасть. Другие корабли в вашем распоряжении, если потребуется серийная загрузка и воплощение. Симуляторы вряд ли станут объектом внимания ОО. Вероятнее всего.

— Так почему мы беспокоимся?

— На всякий случай.

— На какой случай?

— На случай, если это окажется тем, о чем нам следовало бы побеспокоиться. Всегда старайтесь избегать создания возможностей, которые в будущем могут перерасти в проблему. — ВН извиняюще улыбнулся. — Очень маленькая вещь, связанная с очень важной вещью. Три триллиона человек отправляются в большое Свёрнутое менее чем через двадцать дней, но если новость Зихдрен-Ремнантера о Книге Истины станет известна, всё может измениться. Не исключено, ему и следует измениться. В любом случае, было бы неплохо узнать правду. Тем более что, даже если мы её узнаем, мы не обязаны добровольно её предоставлять, и даже если мы не предоставим её добровольно, но нас попросят ее предоставить, мы все равно не обязаны — хотя это будет сложнее оправдать. Дело в том, что если нас спрашивают, а мы даже не потрудились посмотреть, мы выглядим плохо, а если нас спрашивают и мы решаем рассказать то, что знаем, мы хотим быть уверены, что то, что мы предлагаем, действительно является правдой, или настолько близким к правде, насколько мы можем разумно о том судить.

— Сколько новых лиц знают, что старик не выдумка?

— Только один, вне всяких сомнений — ГСВ Содержание Может Отличаться. Утечки как таковой не было — корабль просто вдохновенно искал, и ему оказали услугу заинтересованные корабли. Хотя есть вероятность, что остальные члены группы были проинструктированы.

— БИВ?

— Нет. Свежая группа. Никто не слышал об "Интересных Временах" за всё время, что вы были в Хранилище.

— Какая досада.

— Помимо того, что я разбудил вас предположением, что вы, возможно, захотите вернуться в бой, меня попросили узнать, не знаете ли вы каких-либо кораблей, которые могли помогать КьиРиа в эти годы? Кроме "Ограниченно Участливого", о котором нам известно.

— Единственный, о котором я помню, назывался "Терпимая Усмешка", древний ГКУ, но последнее, что я слышала, он собирался стать эксцентриком или сублимироваться или сделать что-то столь же бесполезное.

— Благодарю. Итак…

— Вы помните, я сказала, что не стану искать КьиРиа, если только это не что-то действительно важное. Вы — они — считаете, что это важно?

— Скажем так, скорее предполагаем, чем считаем. Но скажите мне: что вы чувствуете в связи с предложением?

— У меня смешанные чувства. Осмелюсь допустить, что я сделаю то, о чём вы просите, но не в восторге от этой просьбы.

Тефве никогда не нравилась идея быть полностью загруженной в нечто отдалённое, долженствующее изображать тебя, думающее при этом, что оно и есть ты. Она оставалась той, кем была, но потом отстранённая "она" со временем становилась кем-то другим. Двое из пары — или больше — могли быть вновь интегрированы, но это, по её мнению, был грязный по своей сути процесс, откровенно сомнительный в моральном отношении.

— Спасибо, — сказал ВН, демонстрируя облегчение. — Могу ли я теперь передать состояние вашего разума? По всей галактике разбросаны различные корабли, готовые приступить. Заставлять их ждать было бы не совсем учтиво.

— Я хочу быть в курсе того, что затевают дистанционщики, — заявила она.

Тефве в той или иной форме находилась на околотках Контакта так долго, что могла вспомнить время, когда не было ничего, что именовалось ныне Особыми Обстоятельствами, а только кучка кораблей, проявлявших схожие стремления, поэтому она знала, как договориться с Разумом, выступающим в качестве контролирующего, чтобы в итоге не оказаться в проигрыше.

— Согласен.

— В полном объёме, — предупредила она.

— Согласен.

— И возможность договориться о последующей реинтеграции без ограничений, только я и оно, или они.

— Подтверждаю.

— Вы дадите мне знать, какой корабль?

— Конечно.

— Хм. — Тефве откинулась на спинку кресла, задумавшись. — Хорошо, — сказала она, наконец. — Я согласна.

— Принято. Еще раз благодарю. Куда вы хотите направиться?

— Орбитал Дибальдипен, Ангемар. Основная Система.

ВН на мгновение опустил глаза, затем сказал:

— Один из наших. Возможно, мы сможем работать через хаб. Это было бы еще быстрее. Посмотрим. Разумы концентраторов могут неохотно потакать такого рода вещам, требуя предоставить сведения обо всём, что сочтут нужным. У нас есть полное имя этого человека? Первое, что спросит Разум хаба.

Тефве улыбнулась.

— Он настолько стар, что полные имена еще не были изобретены, когда он родился, но если бы они были, то его звали бы Турсенса Нгароэ Хан КьиРиа дам Юттон. И он использовал это имя в прошлом. В далеком прошлом.

— Благодарю. В любом случае, ближайший корабль — бывший Психопат ВФП Выдающийся Вклад В Исторический Процесс находится в нескольких днях пути… — ВН выглядел озадаченным. — Дибальдипен. Думаете, там находится КьиРиа?

— Понятия не имею. Но там есть дрон, который должен знать, где он.

— Думаете, он все еще там? — спросил ВН немного скептически. — Прошло четыреста лет.

— Он оставил дела, уйдя на покой. Но я подозреваю, что он там будет.

* * *

— Итак, если вы действительно настолько старый, расскажите мне, чему вы научились за эти годы, тысячелетия. Каковы плоды вашей мудрости?

— Их удивительно мало. Мне удалось избежать многих жизненных уроков. Возможно, именно поэтому я до сих пор жив.

Коссонт лежала на кровати; серый куб с состоянием разума КьиРиа стоял на прикроватной полке. Это был всего лишь второй раз, когда она включила куб с момента возвращения домой. Она, волюпта и одиннадцатиструнная только что переехали из дома ее матери в М'йоне в собственное жилье, в полумире от прежнего; она начала заводить новых друзей, но ей с трудом удавалось найти стоящие выступления, и, возможно, она чувствовала себя немного одинокой.

— Так что, — сказала она, — жить так долго, по сути, не имело смысла?

— Верно. И вряд ли это сделало меня особенным.

— Но разве это правильно, отсутствие смысла?

— Жизнь либо никогда не имеет смысла, либо имеет его всегда — будучи по природе оптимистом, я склоняюсь к последнему. Однако, то, что я пережил больше, чем любой другой человек, ничего не меняет по сути. — Голос из серого куба сделал паузу, а затем сказал: — Хотя… я думаю, что долгое существование могло убедить меня в том, что я не такой уж приятный человек, каким когда-то себя считал.

Коссонт, получившая две возможности быть язвительной только в этих последних нескольких предложениях, знала, что не воспользуется ни одной из них. Она ограничилась: "Правда?", сказав это слегка саркастическим тоном.

— Одна вещь, — голос, казалось, не обратил внимания на её насмешку, — которая происходит, когда живешь долго, заключается в том, что ты начинаешь осознавать сущностную бесполезность многого из того, что делаешь, особенно когда видишь, как одни и те же модели поведения повторяются из поколения в поколение у разных видов. Вы видите те же мечты, надежды, те же амбиции и стремления, повторяющиеся из раза в раз, те же действия, тактики и стратегии, приводящие к тем же предсказуемым и часто плачевным последствиям, и вы начинаете думать: Зачем всё это? Разве это действительно имеет значение? Стоит ли оно потраченных на него сил и времени? Или это просто очередные заведомо обречённые, бессмысленные попытки заполнить пустое, лишённое всякого смысла существование, скованное безмерными стенами ущелья тёмного забвения, выявляющего абсолютную тривиальность всего в своём финале?

— Угу, — сказала она. — Вопрос, как я понимаю, риторический?

— Это порочный вопрос. Смысл присутствует везде и всегда. Или, по крайней мере, все вещи проявляют тревожную тенденцию к тому, чтобы обретать смысл, стоит им попасть в поле зрения разумных существ. Просто не существует окончательного Смысла, смысла с большой буквы С. Хотя иллюзия того, что он может быть, утешительна для иных умов.

— Жалкие, бредущие в неведении глупцы.

— Я подозреваю, судя по тону твоего голоса, что, как и немногим ранее, ты говоришь с сарказмом. Но неважно. Однако есть и иная, кроме ужаса и отчаяния, реакция на неисчислимое множество неоригинальных идиотизмов, которые жизнь подбрасывает с неизменным постоянством.

— И что же это?

— Своего рода ликование. Как только кто-нибудь переживает кризис, приходящий с пониманием того, что глупость и жестокость людей по отношению друг к другу неизлечима, несмотря ни на что, возможно, нетленна (некоторые выбирают самоубийство в этот момент), он становится на позицию: "О, пусть так, хорошо. Было бы, конечно, лучше, если бы всё было иначе, но раз уж дело обстоит скверно, давайте воспользуемся этим. Посмотрим, какую ещё чушь эти придурки смогут выдумать, чтобы помучить себя в очередной раз”.

— Не самая милосердная позиция.

— Не самая. Но я хочу сказать, что это, возможно, единственный вариант, который позволяет вам справиться с преклонным возрастом, не превращаясь в благочестивого придурковатого отшельника, и потому представляет собой своего рода фильтр, благоприятствующий мизантропии. Некоторые люди, переступающие порог, ведущий к старости, порой реагируют с таким отвращением на новые ужасы, с которыми они сталкиваются, что предпочитают покинуть этот бренный мир. Только мы, слегка злобные существа, способные пережить это осознание, находим удовольствие — или, по меньшей мере, удовлетворение — в наблюдении за тем, как последнее поколение или недавно эволюционировавший вид может заново открыть и пробить пути к катастрофе, бесчестью и позору, которые, как мы наивно полагали, безнадежно заросли.

— То есть вы, по сути, продолжаете жить, чтобы посмотреть, как все облажаются?

— Да. Это одна из немногих гарантированных констант жизни.

Коссонт задумалась.

— Если это правда, то это немного грустно, — призналась она.

— Грустно. Но иногда жизнь именно такова.

— И вы правы: это показывает вас не в лучшем свете.

— Ты должна восхищаться моей честностью.

— Я? — сказала она, протянула руку и выключила куб.

Тогда она и решила, что отдаст его кому-нибудь другому — тому, кто, возможно, захочет принять его или хотя бы согласится о нём заботиться.

12 (С -16)

— Это не Оспин, не орбитал! Не Базы Данных! Что, черт возьми, происходит?

Коссонт очнулась от глубокого и приятного сна, заказала завтрак, а затем попросила корабль показать ей, где они находятся, — передний план, обзор или как там это у них называется. “Ошибка Не…" подчинился, представив подобие широкого экрана прямо на её кровати, у ног.

Изображение, выведенное им на экран, открывало взгляду желто-оранжевое солнце, заходящее за большую каменистую планету с темными полосками облаков, частично скрывавшими поверхность пестрой мрачно коричневой земли и тёмно — синих морей. Учитывая, что Оспин был системой красного гиганта, лишённой скалистых планет, выглядело оно чуждым и неуместным.

— Что? — вскрикнула Пиан, неуклюже поднимаясь с того места, где устроилась минувшей ночью. — Ещё одна чрезвычайная ситуация! Мой процессинг не рассчитан на такое!

Корабль меж тем стремительно опускался сквозь многополосное скопище всевозможных мануфактур, микрохабов и планетарных спутников, быстро погружаясь в тень планеты так, что солнце в итоге померкло. Яркая полоса спутников продолжала сиять на фоне темной поверхности, затем корабль попрощался и с ними.

— План изменился, — сообщил ей Бердл, аватар Ошибки Не, явив себя в одном из углов голографического экрана — лицо его выглядело в этот момент абсурдно большим на фоне пейзажа внизу. — Тебе лучше одеться.

Изображение планеты становилось всё ближе, они уже почти вошли в атмосферу. Место выглядело до странности знакомым. И что-то здесь было не так, но она пока не могла понять, что именно.

— Где мы, черт возьми, находимся? — завопила Коссонт.

— Зис, Ксаун, система Мурейт.

— Что!

— О, только не это! — резко сказала Пиан и перевернулась на спину, без сил распростёршись на кровати.

— Но я только что покинула Ксаун! — заорала Коссонт, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем. — Я оттуда и прилетела!

— С возвращением, — поздравил Бердл. — Ты уже одеваешься?

— Подожди-ка… — Коссонт уставилась на черную линию, заполняющую горизонт впереди — полностью заполняющую горизонт, от одного края до другого, как огромная плотина пресекавшая небо. — Это что, долбанная столица?

— Мы всего в нескольких минутах. Поэтому лучше тебе одеться побыстрее.

Она вскочила с кровати, принялась натягивать одежду, бормоча и ругаясь. Остановилась, нахмурилась, принюхалась, внимательно осмотрела куртку Повелителей Экскрементов. Всё было зашито и вычищено. И без всяких грёбанных “не угодно ли", пробормотала она, натягивая свежеотполированные ботинки.

Коссонт снова взглянула на экран. Нити облаков недалеко внизу. Море. Тёмно-синее небо над головой. Опять море. Несколько перистых облаков пронеслись мимо…

— Подождите… — сказала она, как раз когда начала запускать пальцы в свои неухоженные волосы. — Мы ведь даже не на корабле сейчас, верно? Он никогда бы не спустился так низко…

— Нет, не на корабле, — подтвердил Бердл. — Мы отчалили около пяти минут назад.

— Но мы на шаттле?

— Да.

Она оглядела кабину.

— Так, а ты где?

Двойная дверь в стене разошлась, и Бердл, сидевший в каком-то сложного вида кресле с огромным экраном впереди, повернулся к ней.

— Привет. — Аватар помахал рукой.

— Какого черта — почему мы снова в Ксауне? — Она прошла через то, что выглядело как летная палуба или что-то в этом роде, и опустилась на сиденье рядом с Бердлом. Вир посмотрела на него так хмуро, как только могла, но аватар оставался непроницаемым.

На обзорном экране было видно, что большую часть пространства занимала чёрная масса. На огромном, почти вертикальном утёсе, вздымавшемся перед ними, мелькали обрывки чего-то более светлого, а сквозь аккуратные ажурные секции проступали пятна темно-синего неба.

— Мы здесь, — сказал ей Бердл, — потому что, пока ты спала, поступила новая информация, как это обычно бывает, и одна конкретная деталь, переданная другим кораблем, оказалась полным принятым в Культуре именем вашего друга: Турсенса Нгароэ Хан КьиРиа дам Юттон.

— Но я… — Коссонт начала говорить, но остановилась.

Бердл кивнул.

— Нет, ты не сказала, кто тот человек из Культуры, с которым ты имела дела, но мы теперь уже вроде как выяснили это.

— И что ты сделал? — Коссонт попыталась придать голосу вызывающий оттенок, почувствовав, что чуть глубже вдавила себя в сиденье.

— Первое, что я сделал с полным именем, — прогнал его по всем данным, которые смог собрать, — сказал Бердл. — Все, что связано с Гзилтом — во всяком случае, вся официальная информация. И среди пассажирских деклараций людей, побывавших в Ксауне за последние пять лет, выскочило имя Юттен Турсе. Утверждается, что он представлял Фракции Мира Культуры, и прибыл из места под названием Нересси, которое, как оказалось при ближайшем рассмотрении, нигде не обозначено или, возможно, должным образом не каталогизировано. — Бердл взглянул на неё с улыбкой.

Столица Гирдла заполнила теперь весь экран. Коссонт пришлось напрячь шею, чтобы увидеть хоть что-то в этой огромной темной массе. В самом верху простёрлось небо, усеянное звездами и орбитальными спутниками, но это была лишь тонкая полоска над чёрной плотью расползшейся под ним мрачной структуры. Внизу плескались волны — город пересекал море, как ей было известно, в двух местах. Именно здесь его колоссальная архитектура выглядела ещё более умопомрачительной. Он уходил под воду, разрастаясь в размерах, опускаясь под волны на километр в море Хзу, и на дополнительные две с половиной тысячи метров в океан.

— А это не ошибка — то, что он пытается скрыть своё присутствие от всех отслеживающих структур? — спросила Коссонт.

Бердл пожал плечами.

— Возможно. В конце концов, он просто старый человек, не желающий привлекать к себе внимания, а не агент ОО на задании. В любом случае, для него не конец света, если его обнаружат: не похоже, что его собираются бросить в тюрьму или стереть память. На какое-то время он станет объектом нежелательного внимания медиа, может быть найдется кучка Разумов, которые захотят с ним поговорить, но он сможет довольно быстро исчезнуть при сотрудничестве корабля или двух. — Бердл сделал паузу и вопросительно посмотрел на нее — Ты встречалась с ним, — возможно, он хотел бы выйти из тени, попасться на глаза на короткое время, просто чтобы почувствовать себя важным, как будто его не забыли…

— Может быть. — Коссонт скрестила все четыре руки, образовав клетку на груди. — Ты хочешь сказать, что ему действительно так много лет, как он утверждает?

Бердл кивнул:

— Похоже на то.

— И уверен, что это именно он? Был им — этот Юттен Турсе?

— Я пропустил данные через несколько статистических пакетов, — сказал Бердл, — и, даже с учетом возможных неточностей внутривидовой орфографии, фонетики и произношения, вероятность совпадения составляет более семидесяти процентов. — Аватар кивнул на дополнительный экран, установленный в тактильной полосе, расположенной по центру основного экрана. — Есть его изображение.

Выскочила голография, уменьшенная в размерах. Первым элементом было застывшее изображение мужчины средних лет, с большой глупой ухмылкой на лице, в пёстрой рубашке и плетёной шляпе.

— Это должен быть он? — спросила Коссонт. Она все ещё злилась.

Бердл кивнул.

— Это господин Юттен Турсе, из невесть откуда.

— Совсем не похож, — фыркнула Коссонт. — Хотя, если приблизить лицо, в глазах может быть и есть что-то знакомое.

— Хм, — сказал Бердл, явно не беспокоясь. — Как бы ни было, а он прилетел сюда, в Гирдл.

Коссонт снова фыркнула.

— Ты, наверное, удивишься, Корабль, но это не так уж сильно сужает поле поиска.

Бердл улыбнулся, не глядя на нее.

— Мне известны размеры вашей структуры.

На суб-экране появились движущиеся кадры: казалось, мужчина слегка заблудился в транзитном зале, видимо, не зная в какую сторону идти, волоча за собой скромный багаж, пока не наткнулся на услужливую тележку-платформу. Может быть, он и вправду двигался немного как КьиРиа. Может быть. На какое-то время он пропал из вида. Потом его лицо снова появилось, после чего сменилось набором экранных изображений, демонстрирующих, как он уходит, одетый так же, но уже в больших темных очках. Теперь он выглядел еще менее уверенным в том, куда идет. Изображения исчезли, суб-экран потемнел.

Впереди виднелся только Город; даже если сесть вперед, вытянув шею, не было видно ни неба, ни моря. Несколько крошечных, тусклых огоньков только сейчас начали пробиваться сквозь обсидиановую поверхность. Бердл, должно быть, отдал распоряжение шаттлу, потому что экран плавно и бесшумно вдвинулся обратно, так что обзор теперь был прямо над головой и немного сзади. Посмотрев вверх, Вир снова увидела небо.

— Выглядит знакомо, — откликнулась Пиан, взмахнув руками и перепрыгнув через экран, чтобы сесть к ней на колени.

— Столица?

— Угу, — отозвалась Коссонт.

— О, — протянула Пиан. — Побережье Хзу. Это будет красиво.

Как, черт возьми, КьиРиа посмел явиться туда, где она жила — не просто в цивилизацию, а в систему, на планету, где она жила — и не найти её? Что это за друг?

— Итак, мы думаем, что он кого-то искал? — сказала она вслух.

— Судя по его последующим перемещениям, старательно задокументированным вашим грозным бдительным Бюро по делам иных видов, похоже, он искал конкретного человека или конкретный артефакт/место, — сказал Бердл. — И, похоже, нашел.

— Где, в самом Городе? — спросила Коссонт. Это была не та часть, которую она знала, — примерно треть пути вокруг планеты от Кваалона и великих равнин.

— Он собирался в Лаунч Фоллс, — сообщил Бердл.

— Совсем недалеко отсюда, — сказала она ему.

— Знаю. Артефакт/место, о котором идет речь, переместилось.

— О… да?

— Да. Это воздушный корабль.

— Один из внутренних?

— И всё ещё движется. По-видимому.

— Я слышала о таких. Надеюсь, ты готов к вечеринке, — сказала она аватару, приподняв одну бровь, хотя тот не смотрел на нее.

Голова аватара слегка наклонилась.

— Готов на все.

Коссонт на мгновение замолчала, когда Город подплыл ближе и на темных текстурах его поверхности проступили новые детали.

— Это действительно не похоже на него, — отвлечённо заметила она.

— Не имеет значения. — Аватар взглянул на нее. — Семьдесят процентов — хороший шанс.

Коссонт внезапно нахмурилась.

— Откуда, ты сказал, он прибыл?

— Нересси.

— По буквам, если не затруднит.

Аватар произнес для неё по буквам.

— Марайн? — проговорила она, нахмурившись еще больше. Она снова прислушалась. Впереди, на фоне поверхности Поясного Города, по мере их приближения, разгорались целые соцветия огней. До них было еще километров пятнадцать или двадцать. Она вздохнула.

— Возможно, шансы выше, чем семьдесят процентов, — поведала Вир аватару. — Когда он был на Перитче IV, его… ну, знаешь… пересадили, перенесли сознание в гигантское морское существо. Он взял себе имя… Иссерен.

Бердл кивнул.

— О! — включилась Пиан, спустя мгновение. — Наоборот!

— Да, — кисло сказала Коссонт. — Чертовски наоборот.

* * *

Джелвилин Керил, директор культурной миссии Ивеника, покинул стратегический информационно-пропагандистский элемент CH2OH.(CHOH)4.CHO на своей личной яхте.

По крайней мере, он мог назвать свою яхту как-нибудь разумно. Он назвал ее "Иберре", в честь отца и матери. И ему разрешалось называть яхту яхтой, а не космическим межэлементным транспортным компонентом либо чем-нибудь подобным, сверх-буквальным и неуклюжим. Он оглянулся на стратегический элемент CH2OH.(CHOH)4.CHO, висевший на фоне звёздной черноты изящным серым эллипсоидом.

Стратегический Элемент. Все остальные назвали бы его просто кораблем.

Однако, по его мнению, Стратегичиский Элемент лучше отражал современное мышление. Просто "корабль" звучало несколько грубовато, невольно наводя на мысли о луковицеобразных деревянных штуковинах, скитающихся по морям, кишащих паразитами и воняющих пьяными, больными моряками. Даже любимый и часто используемый Культурой термин "подразделение", до недавнего времени предпочитаемый Ивеником — в попытке польстить, не вполне отражал силы и возможности судов, к которым тот был прикреплен. Видимо, по мнению советников, зарабатывающих на жизнь размышлениями о подобных вещах, "подразделение" ассоциировалось со словами "легкая промышленность".

Он обернулся. Неважно. Не стоит того, чтобы думать об этом. Но он точно знал, почему думает сейчас о названиях.

Флагман Лисейдена, судно общего назначения "Геллемтян-Асул-Анафавайя" (имя какого-то древнего лисейденского героя, сколь звучное, столь и трудно произносимое) проявилось на экране, когда освещенный ангар уже был открыт для яхты. Корабль представлял собой беспорядочную массу плоскостей и граней, смутно симметричную под определенным углом. Вероятно, он должен был выглядеть сложным и впечатляющим, но в глазах Джелвилина он был лишь хаотичным нагромождением разнокалиберных коробок, сбившихся воедино в результате несчастного случая на складе.

Джелвилин осмотрел свое изображение на экране. При полном параде — униформа, идеально ухоженный, наманикюренный и накрашенный. Он выглядел великолепно, не стоило и беспокоиться, тем более что вряд ли кто-то из принимающей стороны обратит внимание на его вид. Конечно, всё можно было проделать быстрее и проще, явившись через голоэкран на командную палубу лисейденского корабля и поговорив с ними виртуально, но бывали случаи, когда личное появление — даже в местном аквариуме — становилось единственным способом продемонстрировать желаемую толику уважения, а лисейдены, конечно, ожидали полного участия и извинений, чтобы компенсировать рану, нанесенную их гордости и ожиданиям рукой вероломного Гзилта. Отсюда и рандеву с кораблем, и встреча лицом к лицу.

Директоркультурной миссии Джелвилин погладил свой форменный пиджак, поправил манжеты. Ему захотелось в туалет, но он уже сделал это перед тем, как покинул корабль, и знал, что в данном случае у него просто шалят нервы.

— …Он хочет еще? — прорычал руководитель команды Тюн. — Сукин сын!

Сидя — достаточно удобно, но сознавая, что находится внутри совершенно прозрачной сферы, подвергаясь осмотру со всех сторон, перед множеством парящих в воздухе лисейденев, чьи тела развевались взад и вперед, как толстые шарфы на медленном ветру, — директор культурной миссии Джелвилин как мог изображал на своем лице выражение понимания и разделяемой им с присутствующими общей боли. Возможно, на Лисейдене и не было офицеров, обученных интерпретировать мимику его вида, но у них наверняка имелись ИИ, способные это делать — так что не лишним было и покривляться. В любом случае, все это являлось неотъемлемой частью той роли, которую он здесь играл. Дипломатический подход.

— Септаме говорит нам, что он уверен в том, что сможет отменить решение, — спокойно сказал Джелвилин. — И посол Мирбенес очень — и очень обнадеживающе — настаивает на том, что септаме сможет это сделать. Посол Мирбенес — один из самых высокопоставленных и опытных дипломатов, а также один из наиболее успешных. Я знаю его много лет и не думаю, что когда-либо видел его столь же уверенным в способностях другого человека. Но дело обстоит так, что для достижения того, что, по его мнению, ему по силам, септаме Банстегейну придётся пойти на большой риск. Соответственно, он просит и о большем вознаграждении. И, честно говоря, руководитель команды, то, о чём он просит, — это не так уж много, и вам не составит особого труда согласиться с его предложением. Я подчеркиваю "согласиться", а не "принять" или даже не "полностью посвятить себя этому", — заключил Джелвелин.

Голос Тюна, казалось, доносился до него откуда-то снизу, из-под маленького плетёного сиденья на ножке, на котором он сидел. Это раздражало, как и невозможность воспринимать слова лисейденов в реальном времени, плавно — хотя и приглушенно — отражавшиеся от поверхности прозрачной сферы, этакое непрерывное гортанное бульканье, едва не сливавшееся с переведенной версией.

— Я понимаю, может показаться, что нам почти ничего не стоит согласиться на переименование местной звезды, — говорил руководитель команды Лисейдена, — но я хочу спросить: это действительно имеет значение? Я думаю, мы рискуем быть замеченными в провале, если уступим директору культурной миссии. Мы здесь не для того, чтобы потакать подобным делам.

— Если позволите сравнить с военной кампанией, руководитель, — перебил его Джелвилин, — то бой мы проиграли и вынуждены сейчас отступить, но это не окончательное поражение, и войну еще можно выиграть. Конечно, я понимаю, что теоретически вы могли бы считать, что это награда за поражение, но сторона, которая расстреливает своих генералов после каждого проигранного сражения, быстро исчерпала бы ресурс, как хороших, так и плохих полководцев, и в итоге получила бы таких, которые делали бы все возможное, чтобы избежать любых сражений, даже самых выигрышных, на всякий случай.

— Но это не альтернатива, Джелвилин, — возразил Тюн. -

— Альтернатива же заключается в том, чтобы занять более решительную позицию в обеспечении приобретения технологий и инфраструктуры, которые мы искали и считали, что нам их обещали. Позвольте мне напомнить. У нас есть огневая мощь, чтобы обеспечить выполнение уже достигнутых договорённостей. Мы не можем и не хотим, чтобы нас считали слабыми в этом деле.

Джелвелин выглядел огорчённым:

— Мы надеемся, что применение вами оружия будет рассматриваться как самое крайнее средство, — сказал он. — Мне нет нужды говорить вам, что военные действия всегда обходятся дорого, как для репутации, так и с точки зрения материальных затрат и, я уверен, вы согласитесь, было бы лучше уладить это дело, не прибегая к неопределенности и хаосу войны, особенно учитывая уже проявленный интерес другой цивилизации восьмого уровня в лице Культуры, и особенно после всё еще необъяснимого нападения на штаб Четырнадцатого полка на Эшри, вследствие которого ситуация стала очень деликатной, но даже и без участия Культуры мне нет нужды напоминать, что, несмотря на значительное истощение, флот Гзилта остаётся чрезвычайно мощной силой. Пожалуйста, руководитель, позвольте мне доложить послу Мирбенесу, что у меня есть ваше разрешение продолжать поиски более мирного решения.

— Культура сейчас потеряла к нам интерес, — сказал Тюн. — Корабль, который они послали в качестве эскорта, очевидно, нашел более неотложные дела.

— У меня другая информация. Быстрый пикет класса "Головорез" уже на пути к вам, — сообщил Джелвилин.

— Хм… Мы попробуем сбить их с толку с помощью передислокации. Минутку, — сказал Тюн. Сфера вокруг Джелвилина вдруг обрела плотность, сделавшись непрозрачной. Директор культурной миссии уставился на размытое изображение командного центра лисейденского корабля. Он смог разобрать какие-то утробные, отдаленные булькающие звуки, свидетельствующие о том, что лисейдены обсуждают вопрос между собой.

"Огневая мощь для обеспечения сделки" — это было весьма агрессивно с их стороны. Какую игру они затеяли? Если бы между Лисейденом и Ронте началась настоящая война, даже победитель, вероятно, вышел бы из неё в не лучшем состоянии в долгосрочной перспективе. Неважно, что Галактический Совет вынесет в лучшем случае официальное порицание; высокопоставленные игроки, такие как Культура, с недоверием отнеслись бы к ситуации, которая выглядела вполне разрешимой мирными средствами, но переросла в военный конфликт, каким бы локальным тот ни был. Кто бы ни спровоцировал войну, он оказался бы даже не на одном коротком поводке, а на нескольких, поскольку верхушка Культуры наверняка решила бы, что следует внимательнее следить за полуварварами, имеющими обыкновение угрожать галактическому миру.

И все ради территории и оставленных Гзилтом технологий. Или, по крайней мере, их части, в случае с Ивеником.

Джелвилин всегда испытывал уважение к цивилизациям, которые после Сублимации оставляли свои достижения нетронутыми, чтобы результаты их труда и интеллекта могли быть использованы другими, но он так же мог понять, что существовали причины — помимо детского желания забрать свои игрушки с собой — разрушить строения, сравнять с землей города, места обитания, удалить всю высокоуровневую информацию, которой обладали пре-сублимированные, и не оставить в итоге после себя ничего, способного спровоцировать грядущие конфликты. Кроме планет, разумеется.

Некоторые виды так и поступали — с тех пор как стало известно о Сублимации, так что в этом не было какого-то особого позора. Гзилты, однако, никогда не любили разрушать или сжигать. Они всегда тяготели к прагматизму, а не к мстительности. Предположительно, это была одна из моделей поведения, которые они вложили в фундамент Культуры, хотя сами в итоге так и не присоединились.

Сфера снова стала прозрачной. Обсуждение, по всей вероятности, было завершено. Джелвилин сел прямо, приняв выражение осторожного оптимизма.

— Директор миссии, — обратился к нему Тюн. — Мы пришли к решению.

Голос лисейдена звучал отрывисто и строго. Джелвилин почувствовал, как спало напряжение. Тюн выказал желание продолжать разговор, а не угрожать. Примирительный, сожалеющий или торжественный тон также не предвещал бы в данном случае ничего хорошего.

— Вы можете уполномочить посла Мирбенеса продолжить переговоры и подтвердить наш прежний курс в отношениях с септаме.

Джелвилин поклонился.

— Благодарю вас, руководитель команды.

— Кроме того, чтобы укрепить мнение о нашей приверженности успешному исходу дела, мы передислоцируем основную часть нашего флота в систему.

Джелвилин снова принял страдальческое выражение лица.

— Руководитель команды, могу ли я сделать предложение…

— Нет, благодарю, директор миссии, — вежливо, но твердо заявил лисейден. — Ответ отрицательный. Пожалуйста, не совершайте ошибку, думая, что вы можете продолжить дискуссию. Действия, которые я озвучил, не подлежат обсуждению. Мы благодарим вас за помощь и ценный совет.

Джелвилин знал, когда следует кротко уступить.

— Я понимаю, руководитель команды, — сказал он. — И желаю нам обоим удачи в наших начинаниях.

— Спасибо, — тело Тюна медленно выгнулось в форме буквы S, словно подчинённое невидимому потоку. — Вы можете вернуться к своему… элементу.

* * *

Насколько можно было судить, Город был построен ушедшими впоследствии в Высшее верпешами просто потому, что они могли это сделать. Структура протяженностью около тридцати тысяч километров образовывала единый обширный сцеп вокруг мирового экватора. А-образный в поперечном сечении — более ста километров в поперечнике у основания, с десяток в верхней точке — и чуть менее двухсот километров в высоту, настолько высокий, что возвышался почти над всей атмосферой, предоставляя Ксауну космопорт, достаточно огромный, чтобы иметь возможность обслуживать тысячи миров, город был единственной колоссальной баррикадой, стеной с множеством туннелей, делящей планету пополам.

Даже с учётом экстраординарного масштаба в его дизайне присутствовали черты элегантности: поскольку планета имела небольшое отклонение в движении, а Город располагался на экваторе, он фактически находился между двумя узкими линиями тропика, отбрасывая тень только на свою нижнюю часть, но не на поверхность планеты.

И он, очевидно, мог бы быть больше. Будучи гравитационно неограниченным самоподдерживающимся артефактом, или, проще говоря, НГ — что в переводе означало "структура нейтральной гравитации" — Город был сформирован из смеси обычных и экзотических материалов таким образом, что лишь крошечная часть его массы накладывалась в качестве веса на его собственные нижние части, либо на кору планеты под ним. Если бы верпеши захотели, то вполне могли бы устроить так, что в местах соприкосновения фундамента с коренными породами, те не только не вызывали бы лёгкую нагрузку, но и провоцировали мягкую тягу вверх. Артефакты, построенные по этой технологии, могли существовать бесконечно долго, без раздражающей тенденции к разрушению. Большинство подобных сооружений находилось в космосе, и некоторые были гораздо старше.

У Города имелась небольшая проблема — необходимость поддерживать его структурные элементы в точном положении в гравитационном колодце планеты, что, впрочем, оказалось не сложным. При этом артефакт, будучи почти невесомым, всё же обладал колоссальной массой, и его воздействие на общий угловой момент движения планеты замедляло ее вращение почти на секунду в год.

Как и в случае с каждым из внешне впечатляющих, хотя, возможно, и довольно бессмысленных миров-скульптур, главным смыслом Поясного Города, с точки зрения его строителей, было его возведение, а не последующая эксплуатация. Верпеш — известные своей скрытностью и непонятными мотивами — никогда не рассказывали о причинах своего зодчества. Некоторые из них жили в отдельных частях Города — насколько можно было судить, и он действительно функционировал как своего рода космопорт с перегруженной инженерией, но основное его использование — привлечение иных видов — не было тем, что верпеши выдвигали как приоритет. Большую часть времени, до того как Верпеш, наконец, сублимировался, почти не используемый Город просто существовал.

Гзилты использовали его активнее, но и они за почти одиннадцать тысяч лет даже близко не подошли к тому, чтобы заполнить его целиком, редко выбираясь на участки выше уровня, где существовала пригодная для дыхания атмосфера, по сути, оставляя более девяноста процентов территории пустынно озирать космос. Космические среды обитания, при всей их ещё большей искусственности, были способны обеспечить гораздо более комфортные, легко приспосабливаемые и менее жестокие в промышленном отношении места для жизни.

Тем не менее, в Городе жили многие миллиарды. И в каком-то смысле, даже после начала пути к Сублимации, он всё еще содержал их в себе, хотя подавляющее большинство хранилось, находясь в состоянии приостановленной жизнедеятельности, ожидая предварительного пробуждения перед самым началом Инициации, долженствующей привести их к новой жизни в Возвышенном. В Поясном Городе всегда существовали открытые туннели, маршруты — многие из которых были не менее полукилометра в диаметре — тянувшиеся по всей его длине, состоящей из огромных труб, балок, стен и компонентов, как структурных, так и жилых, обеспечивая своего рода крупномасштабную транспортную сеть для воздушных судов. Дирижабли тысячелетиями бороздили исполинские туннели, перевозя людей и иногда товары, несмотря на то, что в Городе было создано множество более быстрых и эффективных транспортных систем. Путешествия на дирижаблях считались романтикой.

Сейчас, насколько было известно, только один дирижабль все ещё прокладывал себе путь через структуру, и он стал домом для Последней вечеринки.

Последняя вечеринка — пятилетний дебош, проходивший на борту дирижабля "Экваториальный 353", совершающего оборот над Городом за полный год. Заключительный круг его был приурочен к Инициации. Экваториальный 353 являлся вполне обычным вакуумным дирижаблем длиной два километра и шириной четыреста метров, будучи при этом замкнутым в структуре судном, скользящим сквозь город, выбиравшим тот или иной маршрут из доступных в сети туннелей, проходов и разнообразных пространств, разбросанных тут и там без всякого видимого порядка.

Номинально принадлежавший одному из многочисленных коллективов, созданных в Поясном Городе, корабль должен был прекратить полеты вместе со всеми остальными кораблями, поскольку численность бодрствующего населения структуры сократилась до менее чем пяти процентов от первоначальной. Тогда ограниченная группа внутри коллектива — основанного на стремлении к искусству и экспериментальной жизни, так что это выглядело довольно эксцентричным даже в лучшие времена — предложила сохранить корабль до самого конца и устроить достойную прощальную вечеринку по случаю его последнего полета. Первоначальная идея состояла в том, чтобы запустить годичную вечеринку, которая должна была начаться через четыре года после того, как предложение было впервые озвучено, но идея вызвала такой ажиотаж, что никто не мог выдержать столь долгого ожидания, поэтому план скорректировали: это будет пятилетняя вечеринка, и судьба поможет всем, кто отважится на неё отправиться.

Небольшую группу внутри коллектива возглавлял или, по крайней мере, курировал человек по имени Ксименир, уличённый в пристрастиях к различным радикальным видам боди-арта и модификациям. Он был одним из основателей "Последней партии" и одним из нескольких десятков, кто участвовал в веселье с самого начала — большинство остальных сдались, перегорели, попали в больницу или умерли. Некоторые даже подались в религию. Однако вечеринка с годами не угасла, совсем наоборот. Она увеличивалась в размерах, росла, поскольку все больше и больше людей слышали о ней и прибывали, чтобы попробовать её искусы, пока она полностью не охватила две тысячи жилых и социальных помещений на борту корабля, а если кто-то хотел остаться на ночь, то вынужден был заблаговременно занять очередь. Хотя, учитывая, что одним из немногих руководящих принципов Последней вечеринки было то, что все вещи на ней должны быть как можно более хаотичными, непредсказуемыми в любое время — и она полностью соответствовала этому правилу — никто не воспринимал это ограничение буквально. Если, конечно, из-за огромного веса тел на борту дирижабль не начинал крениться и терять управление в недрах путеводного туннеля, в таком случае следовало восстановить стабильность хода, избавившись от вопиюще ненужных предметов, например, мебели…

— Всё ли понятно?

— Считай, что я проинструктирована. Как близко необходимо подойти?

— Не имеет значения, но чем ближе, тем лучше. Желательно, чтобы это было на расстоянии вытянутой руки. Протянуть руку и коснуться — примерно так.

— Хорошо.

— Как слышимость?

— Нормально, — отозвалась она, вспомнив между делом, что всегда испытывала некоторые проблемы с субвокализацией.

— Хочешь, чтобы я разбудил андроида Эглиля Паринхерма?

— Да не особенно.

— А насколько необходимо, чтобы фамильяр сопровождала нас?

— Чрезвычайно!

— Я не совсем с тобой сейчас разговаривал… Коссонт?

— Давай пойдем на компромисс — умеренно. Это может быть полезно.

— Полезно? — встряла Пиан. — Вот так… И всё?

— Ты можешь попросить её быть менее заметной?

— Конечно. Пиан — до дальнейших инструкций, сделай одолжение, заткнись, пожалуйста, нахрен.

— Ну, замечательно!

Коссонт отступила назад.

— Твое лицо…? — проговорила она. — Твоя голова меняется!

Бердл пожал плечами. За последние несколько мгновений аватар изменил свой прежний облик и стал похож на высокого, статного мужчину-гзилта с тщательно вылепленной структурой лицевых костей.

— Приспосабливаюсь, — пояснил аватар.

Выглядит вполне, подумала Коссонт. Весьма импозантный и стройный представитель их вида.

— Как ты это делаешь? — спросила она.

— Искусно, — бесстрастно сообщил Бердл.

* * *

— ЧЕГО ЖЕЛАЕТЕ? — сказало лицо перед ними.

— Слышишь меня? — спросила Коссонт в наушник, чеканя слова и немного подавшись вперёд.

У человека перед ними было круглое плоское лицо, похожее на большую тарелку алфавитного супа — желто-коричневой жидкости с множеством маленьких белых букв, чудом удерживаемой под углом девяносто градусов к вертикали, когда казалось, что она должна была бы пролиться на пол. Коссонт предположила, что это может быть экран или, скорее даже, голограмма, но когда она наклонилась, чтобы рассмотреть лицо, то могла бы поклясться, что оно настоящее — от него исходил пар и запах супа. В остальном человек выглядел физически относительно нормально: либо субтильная женщина, либо хипповатый мужчина среднего роста, одетый в пёстрое военное снаряжение с напыленной поверх краской. Макушка, бока и подбородок его/её головы, казалось, естественным образом перетекали в миску, составляющую лицо.

Буквы в тарелке с супом перестроились в надпись: СЛУШАЮ!

Бердл, стоя рядом с Коссонт, скрестил ноги, положив руку ей на плечи, и глубоко затянулся толстой наркотической палочкой. Он задержал дыхание и ухмыльнулся, глядя на человека с лицом суповой миски. Сам Бердл выглядел как труба с расхлябанными креплениями: плотный, красный, мягкий с виду материал, окутывающий его конечности и торс, удерживался на месте свободными черными ремнями.

— Нам нужен Хозяин Вечеринки, — сказала Коссонт уже чуть тише. Это был титул, который Ксименир получил почти год назад, во время последнего круга перед Большим Возвышением.

— КТО?

Коссонт вздохнула:

— Ксименир…

* * *

Бердл смахнул пепел с куртки Коссонт. Она даже не заметила, как он переоделся — в какой-то момент между приземлением модуля на пустынной площадке в километре отсюда и входом с палубы в строение он сменил наряд с прежнего (который она не запомнила), на тот, что был на нем сейчас.

Оглянувшись, она нахмурилась, подумав, не проекцию ли сейчас наблюдает, проведя большим пальцем по ткани его рукава. Нет, настоящий.

— Извини, — сказала она.

— Ни за что.

Коссонт недоверчиво посмотрела на него.

Может быть, подумалось ей, это была какая-то очень хитрая и приспосабливаемая часть или части его одежды, или — с учётом изменения лица и тела, — весь аватар был чем-то вроде роя-существа, состоящего из крошечных машин. Она пристально заглянула ему в глаза, с очень близкого расстояния, но он все равно выглядел как существо из плоти и крови.

Вир отстранилась.

— Ещё раз прости.

— Всё равно не принимается.

Сама Коссонт была одета как обычно, в свежеотремонтированную куртку "Повелители экскрементов", накинув Пиан на плечи и обернув ее в качестве шарфа.

Они следовали через пустые трубы местной архитектуры, освещённые только редкими призрачными огнями. Добравшись до длинной галереи, где нос дирижабля был виден в прорехи, они смогли наблюдать, как медленно он поворачивается, словно огромный поезд, двигающийся со скоростью пешехода. Вир показалось, что он вот-вот остановится, но он всё ещё смещался, хотя и почти незаметно. Тридцать тысяч километров за год — она полагала, что это равносильно походке вразвалочку. Туннель, по которому двигался корабль, был огромен, похожий на гигантскую плетеную корзину из темных нитей, тянущуюся до туманной кривой внутри больших структурных и архитектурных элементов Поясного Города. Сияло несколько случайных огоньков — их было так мало, что обычный невооружённый глаз воспринял бы господствующий мрак как нечто близкое к абсолютной темноте. Хорошо, что есть аугментация, подумала она, взглянув на аватара. У Бердла, вероятно, глаза могли видеть сквозь планеты.

Тонкая металлическая сетка, натянутая на стойки, защищала их от падения в изгиб туннеля.

Молекулярно тонкий корпус корабля, вероятно, имел красный цвет, хотя при скудном освещении сложно было это определить, поскольку поверхность плотно оплетало безумное количество разнообразных узоров, диаграмм, логотипов и рисунков, отдельные из которых подсвечивались, иные двигались и петляли, а ещё часть словно струилась, подобно лохматым языкам или плавно развевающимся лоскутам — флагам.

Нос нехотя проплывал мимо них справа налево, корабль словно раздвигался навстречу, метр за метром, пока не возникло ощущение, что он вот-вот столкнётся с галереей, на которой стояли они с Бердлом. В боку, на одном уровне с галереей, где они находились, проходило что-то похожее на траншею.

— Боковой ангар-балкон, — сообщил аватар. Затем он посмотрел вниз, и у нее создалось впечатление, что Бердл зрит куда-то сквозь дирижабль.

— Хм. Много воды. Любопытно.

Ангар-балкон был закрыт отрезками алмазной пленки. Один из них сдвинулся в сторону как раз в тот момент, когда часть траншеи начала проходить мимо. Бердл потянулся вниз и поднял металлическую сетку. Пол ангара оказался к ним так близко, что они могли просто шагнуть на него через полуметровый зазор. Именно в этот момент из соседней двери, почти кувыркаясь, выскочил человек с суповым лицом и спросил их: ЧЕГО ЖЕЛАЕТЕ?

— Боевой арбитр прямо за дверью, — сообщил Бердл Коссонт, пока она говорила с суповым лицом. — Одноногий, без боеприпасов и с механическим эквивалентом артрита, но — на всякий случай, чтобы ты знала.

Буквы, составляющие слово "КТО?", не спеша начали расходиться. Они соскользнули под желто-коричневую поверхность, в то время как другие, занявшие их место, на ходу перестраивались.

Слово “СПИТ” теперь плавало на лице супа.

Аватар выдохнул, выпустив дым из ушей.

— Это не так, — тихо сказал он Коссонт через наушник.

Бердл сообщил ей так же, что в нескольких метрах от Ксименира находится сейчас ракета-разведчик, пробравшаяся в его каюту незаметно, когда модуль ещё только приближался к Городу. — Можно позвонить ему. Позвонить?

— Мы можем просто подождать его, — сказала Коссонт суповому лицу, взглянув на Бердла. — Это было бы вежливо. Скажи, что старый друг господина КьиРиа желает видеть его.

— Надо позвонить. Мы теряем время…

— КАКОВА ЦЕЛЬ? ДЕЛОВАЯ ВСТРЕЧА? — спросило лицо.

— Будьте любезны, — улыбнулась Коссонт. — Уверена, что он примет нас, как только сможет.

Суповое лицо слегка дернулось назад, как будто удивившись чему-то. Новые буквы быстро выстроились в ряд, пытаясь найти достаточно места на свободном пространстве. Некоторые при этом исчезли, остальные просто перестроились, заняв новые места.

— НЕВОЗМОЖНО. У ВАС ЕСТЬ ПРИЛОЖЕНИЕ?

— Не есть, — теряя терпение передразнила Коссонт. — Это, в некотором роде, срочно. Как правило, у вас ведь не назначают встречи для срочных дел, не так ли?

— НЕ НАЗНАЧАЮТ?

— Мы будем очень признательны, если вы просто сообщите ему, что мы здесь. Прямо сейчас. И не забудьте упомянуть имя господина КьиРиа.

— ИЗВИНИТЕ.

— Извините…хм — Коссонт нервно постукивала ногой, пока буквы плыли по лицу.

— ВСЕ ЕЩЕ СПИТ.

— Звоним? — Послал Бердл.

— Ладно, звони, — согласилась Коссонт.

— Спасибо. Вызываю.

— На здоровье, уверена — нам повезет.

Где-то за ажурной стеной позади них серый рассвет вносил цветовые оттенки в детали гигантского многократно петлявшего туннеля.

— Вот-вот станет светло, — передал Бердл через наушник. — Немного тревожно. Всё ещё пытаюсь дозвониться…

Мгновение спустя вокруг них вспыхнул и разлился свет, и в уши Коссонт ворвалась какофония. Оглянувшись, она увидела, что плетеная конструкция большого открытого туннеля и части строения, расположенные сразу за ним, озарились прерывистыми импульсами разноцветных сполохов. За этим последовал треск и прерывистое эхо воздушных хлопков.

— РАССВЕТ.

— Удивительно, — согласилась Коссонт.

— Он на связи. Перенаправляю.

— Ксименир? — Коссонт, полуотвернулась от супового лица.

— Кто это? — раздался глубокий мужской голос. Он звучал сонно или был чуть затуманен наркотиком.

— Меня зовут Вир Коссонт. Я…

— Подожди, подожди, девочка, как ты смогла дозвониться… никто не должен…

— Приватно, — вставил Бердл.

— … в состоянии справится с этим без… — Коссонт слышала голос Ксименира, хотя связь была слабой. — ….Да, проверь базы, сними это с повтора… Вир Коссин или что-то в этом роде.

— Да, — снова отозвался человек через наушник. — Как вы до меня дозвонились? Я не должен был… — Его голос прервался. Было, похоже, что он опять отвлекся.

— По-видимому, помощник в данный момент вступает в интимную близость с господином Ксимениром, — сообщил Бердл.

Коссонт минуту-другую прислушивалась к тяжелому дыханию, затем довольно громко сказала:

— Я старый друг КьиРиа — он приходил к вам лет пять назад, в начале вечеринки. Вы его помните?

Тяжелое дыхание на другом конце замерло.

— Господин Ксименир оттолкнул помощника, — доложил Бердл. — Любовные игры прекратились.

— Ну, если я не вспомню, уверен, кто-то вспомнит это за меня — сказал Ксименир. — Предположим, что это действительно произошло. Как вы сказали, вас зовут?

— Меня зовут Вир Коссонт. Друг Нгароэ КьиРиа. Я хотела бы встретиться с вами.

— Да… А как вы всё-таки дозвонились?

— Ксименир жестом показывает включить видеопоток, посылаемый аватаром. — Бердл облизал наркотическую палочку, наклонился близко к уху Коссонт и добавил: — С большим трудом!

Коссонт закашлялась, разгоняя выпущенный Бердлом дым. Тот улыбнулся.

— Привет, — сказал Бердл и помахал рукой. Остатки дыма в очередной раз вышли из его ушей.

— Угу, — сказал глубокий голос. — А ты кто?

— Рад познакомиться с вами, Хозяин Вечеринки, — весело ответил Бердл. — Меня зовут Бердл.

На мгновение Коссонт услышала тишину на линии связи.

— Он сказал: "Бердл"?… Точно? И Вир Коссонт? Милицейский резерв? Просто гражданские?… Одета в майку "Экскрементов"- достаточно прогрессивно. Посмотри на неё, я бы… Подожди, чёрт возьми, минуту. Я помню это имя. Нет, КьиРиа. Чудак. Да, он. Чёрт…. Хорошо. Да, да, хорошо. Да. Э… добро пожаловать на борт, милая девушка. Да… Точно.

— Алло?..

— Мистер Ксименир.

— Проходите. И будьте как дома. Надеюсь, у вас широкий кругозор.

— ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЙДИТЕ.

Одноногий боевой арбитр со скрипом распахнул широкую дверь за спиной человека с суповым лицом, приглашая их проследовать внутрь. Бердл протянул машине остаток своего косяка, наблюдая как арбитр замер, в недоумении рассматривая подношение, пока они последовали за суповым лицом в недра дирижабля.

Последняя вечеринка разрослась до нескольких мини-вечеринок. Одновременно проходило не менее четырех циклов празднеств, соответствующих смене дня и ночи, так что когда бы желающие ни захотели повеселиться — даже если это случилось, к примеру, сразу после завтрака — очередной виток только начинался или должен был вот-вот начаться.

Ведомые человеком с суповым лицом, они шли по широким открытым пространствам, освещенным красноватым светом, где гулянья как будто уже давно закончились: небольшие парящие в воздухе машины собирали мусор, атмосфера полнилась странными запахами, а пространство пестрело подвешенными к потолку капсулами, неглубокими платформами и примитивными конструкциями, наподобие гигантских гамаков, многие из которых выглядели прозрачными или наполовину прозрачными. Коссонт заметила, что в гамаках довольно часто происходили любовные игрища, воздух подрагивал от стонов, спонтанных пронзительных воплей и других звуков, олицетворяющих страсть. Она почувствовала, что ей становится жарко и неприятно от всего увиденного, хотя обычно подобные зрелища не доставляли ей беспокойства.

— Атмосфера насыщена реагентами, сексуально стимулирующими ваш вид, — передал Бердл, когда они проходили под большим гамаком, где несколько смеющихся особей изгибались в особенно изобретательных позах.

— Город сексуальных запахов! — согласилась Пиан через наушник.

У соседней платформы показалось мужское лицо и торс. Потный и тяжело дышащий мужчина улыбнулся Вир.

— Вот так руки, — сказал он, задыхаясь. — Вы были бы очень желанным гостем.

Затем, с видом легкого удивления, он был затащен обратно на платформу парой ухмыляющихся обнаженных девиц, которые между делом осыпали поцелуями и ничего не понимающего Бердла.

Короткий темный коридор увёл их в широкую комнату, где танцевали экстравагантно одетые люди в масках: одни под сотрясающую пространство песню с упругими ритмами и судорожными призвуками, другие под музыку, которые они слушали через наушники. Диковатые эксцентричные движения, казалось, передавались по кругу.

— ВПЕРЕДИ ТЕМНЫЙ ЗВУК, — сообщил человек с суповым лицом, повернувшись к ним.

— Сейчас будет очень громко, — предупредила Коссонт Бердла.

— Я уже чувствую это ногами, — сказал он ей.

Коссонт заткнула уши.

Двойные двери вели на танцпол с Темным Звуком, позволявшим слышать всеми частями тела, кроме ушей. Ночь сгустилась, освещаемая стробоскопом — с каждым стаккато и импульсом света полуобнаженные танцовщицы всё больше походили на марионеток, контрапунктно замирая в позах экстаза или мучения. Коссонт воспринимала безумную, грохочущую музыку через глаза и лёгкие. Удары резонировали в длинных костях её рук и ног, уносясь куда-то вдаль гулкими послезвучиями.

— Черт, до чего же громко, — сказала Пиан ей на ухо; голос прозвучал необычно высоко и звонко, пробиваясь сквозь плотную звуковую вязь.

Коссонт слегка приоткрыла рот, чтобы сказать фамильяру "Шшш", но едва сделала это, как всё внутри будто наполнилось шумом, горло сдавило, а зубы застучали, непроизвольно вибрируя в такт музыке.

Бердл выглядел безучастным.

Миновав комнату с Темным Звуком, они прошли мимо большого круглого масляного бассейна, чей потолок напоминал сетчатый экран, и где люди, казалось, занимались синхронным плаванием, утопая в гигантских, составленных из цветов структурах. После этого они поднялись на несколько уровней. Здесь усталые, но счастливые на вид посетители спокойно угощались за плоскими овальными столами, в то время как крайняя из секций, похоже, была отведена под своего рода арену, с происходящими на ней драками за еду, и одна из них как раз только начиналась. Не горя желанием стать свидетелями сомнительного действа, они поднялись по пугающе крутому и длинному эскалатору в высокий и широкий коридор с прозрачным потолком, сквозь который проступала лепнина медленно проплывавшего снаружи туннеля.

Каюты Ксименира располагались за чередой разветвлённых коридоров круглого сечения, увешанных складками и нитями безвкусных, галлюцинаторно ярких морских водорослей, двигавшихся и извивавшихся в незримых глазом течениях.

— Это интересно, — прислал Бердл. — Только что пропала связь с моей разведывательной ракетой. Тревожный момент.

Наконец, у двери, очевидно напоминающей вульву, человек с суповым лицом поклонился и покинул их. Вульва приветливо распахнулась.

— Немного неприятно, не так ли? — прошептала Пиан. — Ведь не только я так думаю, нет?

Коссонт последовала за Бердлом по короткому, узкому коридору. Наушник пищал, сигнализируя потерю внешнего сигнала, чего никогда не случалось ни в одном другом месте Города, за все годы её жизни здесь.

Они вошли в палату, где на огромной наклонной кровати лежал крупный, бочкообразный, видный мужчина с ярко-красной кожей и немыслимым количеством фаллосов на теле. Он улыбался, одетый в просторные шорты, так что его естественный орган, предположительно данный ему при рождении, был единственным скрытым от глаз, что компенсировалось множеством других, произрастающих из — по меньшей мере, сорока — точек на теле, включая четыре на икрах, шесть на каждом из бёдер, а также на верхней и нижней частях рук и по одному с каждой стороны груди. Прочие участки тела, включая голову, выглядели относительно нормально. На толстой шее висело что-то вроде гигантского браслета, отягощённого побрякушками, по большей части инкрустированными драгоценными камнями. Рядом с возлежащим находились обнаженные люди — в основном женщины, — с надетыми на них головами животных и мифических существ.

— В воздухе полно сексуально стимулирующих соединений, — снова сообщил Бердл. — И я, наконец, нашел свою разведывательную ракету. Она…о-о-о…. Я, пожалуй, прекращу пока тайное общение, если только не возникнет чрезвычайная ситуация. Возможно, это уже небезопасно.

— О-о-о? — озадачилась Коссонт.

— Передозировка пошлости, — прошептала Пиан.

Крыша сверху была не прозрачной, сделанная из толстого гофрированного материала, малинового цвета, собранного по центру так, что форма её в итоге напоминала внутренний клапан, блестевший от стекавшей с него влаги.

— Уважаемые Бердл, мадам Коссонт, — сказал мужчина своим низким, густым голосом. — Рад познакомиться с вами.

Затем он открыл рот шире и высунул на редкость длинный язык, деликатно облизав сначала одну бровь, потом другую, придав им в итоге определённую форму. Язык тотчас исчез. Он широко раскрыл глаза. Бледно-голубые радужки, казалось, тронуло сияние. Глазные яблоки закатились в глазницы, радужки сменились тёмно-красными, вставшими на место и, по-видимому, стабилизировавшимися.

— Прошу прощения у вас, — сказал он. — Эти зрачки лучше работают при дневном свете. — Он широко улыбнулся, обнажив снежно белые зубы. — И у вашего фамильяра, мадам Коссонт. Пиан, не так ли? Добро пожаловать.

— Позволишь говорить? — взволнованно спросила Пиан.

— Нет, — прошипела Коссонт, а затем, обращаясь к Ксимениру, сказала:

— Привет. Спасибо, что заметили нас.

— И спасибо, что вы наблюдаете за мной, — Ксименир отцепил что-то от своего воротника из безделушек, подняв перед лицом и осмотрев. Предмет выглядел как короткая тонкая ручка или стилус, размером чуть больше детского пальца. Ксименир взглянул на Бердла.

— Ваши жизненные признаки ещё более странные, чем у фамильяра, так что, как я предполагаю, это принадлежит вам.

— Так и есть, — сказал Бердл. — Приношу извинения. Я был обеспокоен тем, что вы могли отказаться видеть нас, и нам в таком случае потребовалась бы помощь в… организации встречи. Должен заметить, я впечатлен тем, что вы смогли почувствовать присутствие датчика и выявить его. Мои поздравления.

— Благодарю. Лесть неизменно приятна, — сказал Ксименир с несомненной искренностью. — Особенно от… — он взмахнул длинной, изящной рукой с изысканным маникюром — …аватара, аватоида? Что-то в этом роде?

— Почти угадали. От корабля Культуры.

Наступила пауза; Коссонт была уверена, что хозяин слушает их через наушники.

— И за ними наблюдал Разум Культуры… — продекламировал Ксименир, похоже, всерьёз впечатленный. — Я действительно польщен. Хотя здесь есть круглосуточная трансляция с восьми различных камер, сосредоточенных на этой кровати, так что я не совсем понимаю, зачем вы беспокоились. Видео фиксировано в определённых точках, но, возможно, вам нужен был звук? Угадал? Не важно, впрочем. — Он кивнул куда-то за спину. — Пожалуйста, присаживайтесь.

Двое из звероголовых — их головы, к слову, выглядели такими же живыми и функциональными, как и все остальные части тела — поставили два высоких стула позади себя. Коссонт и Бердл сели. Дюжина или около того необычно одетых людей замерли, сложив руки, вдоль изогнутой стены кабины.

Ксименир протянул крошечную ракету-разведчик.

— Я оставлю это себе, можно? — и маленькая машинка нашла своё место на ожерелье, прикреплённая к цепочке.

— Я всё же предпочел бы, чтобы её вернули, — сказал Бердл.

— Несомненно, — согласился Ксименир. — Но вы вторглись в мою личную жизнь. — Фраза возымела реакцию: раздалось приглушенное шипение и смех со стороны наблюдавших, и лицо Ксименира снова расплылось в улыбке. Он оглядел некоторых звероголовых людей. — Понимаете, о чём я? — Ксименир посмотрел на Бердла и усмехнулся. — В любом случае, может быть, я позволю вам вернуть это. Но вам ведь что-то нужно от меня, я так полагаю, иначе, зачем бы вы вообще здесь оказались, мм? — Он положил крошечную ракету на грудь между уже пребывавшими там большим пальцем андроида и толстым хрустальным цилиндром, инкрустированным драгоценными камнями.

— Это имеет отношение к Нгарое КьиРиа, — сказала Коссонт, взглянув на Бердла.

— Понятно. — Ксименир кивнул ей. — Кстати — эти руки. Кто сделал их для вас?

— Фрекс Герунке.

— Знаю его. Помогал в обучении. Хорошая работа? Всё работает как надо?

— Прекрасно.

— …И куртка "Повелители…" Они тебе нравятся?

— Я с ними играла, — призналась Коссонт. — Недолго. — Она поняла вдруг, что рано или поздно ей действительно придется сменить эту куртку.

— В самом деле? Вы не упоминаетесь в дискографии. — Казалось, он задумался. — …Если только вы не Сестра Эйфория.

Коссонт вздохнула.

— Грешна.

Ксименир расплылся в улыбке.

— Достойно, мадам Коссонт, достойно. Я играл на тенсере, немного на слинге, но никогда на волюпте. — Ксименир широко улыбнулся. — А ведь это сложнее, верно?

— Немного.

— Четыре руки облегчают задачу?

— Нет — это для одиннадцатиструнной.

— Ха! Недекагональная струна? Я слышал, что это чертовски безумная вещь.

— Только для того, кто на ней играет.

Ксименир рассмеялся.

— Никогда не слышал ни одной партии на одиннадцатиструнной. Вы могли бы пройти прослушивание, пока вы здесь. Это способствовало бы завершению нашего дела.

— Благодарю, но, боюсь, мы немного торопимся, — сказала она.

— Да, да… мой друг, КьиРиа.

— Он и мой друг тоже, — заметила Коссонт.

— Действительно? — Ксименир скептически оглядел её. — Не припоминаю, чтобы он упоминал вас.

Коссонт снова вздохнула.

— Меня это не удивляет.

Ксименир ухмыльнулся, погладив подбородок.

— Ну, его воспоминания немного… бессвязны — это да. Откуда вы его знаете?

— Я встретила его двадцать лет назад, сразу после того, как он был левиафидом — морским чудовищем — в течение десятилетий, — в месте под названием Перитч IV. Мы встречались всего несколько дней, но много разговаривали. А вы как познакомились?

— О, я знал его и до этого, ещё когда был совсем молод и занимался… — он поднял одну руку, — кое-какими вещами, которые можно назвать заработком — Он пожал плечами. — Или, если вы предпочитаете более высокохудожественные определения, — исследованием и оспариванием перспективы самовымирания.

— Когда он был здесь — пять лет назад, — вмешался Бердл, — господину КьиРиа делали скульптинг?

Человек на кровати нахмурился.

— Скульптинг — вот слово, которое я давно не слышал. Технически уместно, я думаю. Раньше это называлось пластической хирургией, или телесной коррекцией, ну или как-то там ещё. — Он снова взмахнул рукой. — В любом случае, боюсь, это личное дело, господин… Бердл, и я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть…

— Можем ли мы в таком случае просто узнать, зачем он был здесь? — спросил Бердл.

— Все равно ничего не скажу вам, приятель, — ответил Ксименир, покачав головой. — Мы с КьиРиа старые друзья, вот и всё, что я могу сообщить. Мы встречались с ним несколько раз, последний раз, когда начиналась эта вечеринка. Но он дружил с моей матерью и с её отцом до того, так что, думаю, он довольно древний персонаж — даже по меркам Культуры — и я не выдам тайны, если скажу, что физиологически он глубокий реликт, во всяком случае, по критериям генетических стандартов Культуры. Я не знаю, каким ковшом и из какой странной врожденной смеси гериатрических линий крови он черпает свой жизненно важный субстрат, но, должен сказать, это довольно крайний, уникальный случай, чем бы оно ни было.

— Он оставил что-нибудь вам? — спросила Коссонт.

Хозяин Вечеринки пожал плечами.

— Ничего существенного, может быть, подарок… два. Он был, как бы сказать… периодически щедр. В любом случае, почему вы спрашиваете? У него какие-то неприятности? — Ксименир перевел взгляд с Коссонт на Бердла. — Насколько… официален ваш визит?

Коссонт наклонилась вперед.

— Он не оставил вам устройство запечатлённого сознания или что-нибудь в этом роде?

Ксименир рассмеялся.

— Зачем ему делать это здесь, на Зис, в Ксауне или где бы то ни было ещё?

— Он… — начала Коссонт, собираясь сказать, что КьиРиа дал ей такое устройство, но потом вспомнила, что не сказала Бердлу, что именно она искала в Оспинских Базах Данных. Надо же, чуть было не выдала себя…

Бердл уже включился.

— Возможно, он хотел подстраховаться.

Ксименир покачал головой.

— Сомневаюсь. Он всегда сопротивлялся таким вещам, как дублирование души.

— Вы не знаете, куда он мог отправиться, после того, как побывал в Гзилте? — спросила Коссонт.

— Нет, — ответил Ксименир. — Скрытный старик. А как насчет вас, Вир, приходил ли он к вам?

— Нет, — призналась она.

— Чувствуете себя обманутой? — Ксименир сказал это мягко, но с несколько преувеличенным сочувствием.

— Мы никогда не были совсем уж близкими друзьями.

— Вам и не нужно это. Вы просто должны заботиться о том, что люди думают о вас. — Он на мгновение опустил свои голубые радужки, посмотрел на неё, затем позволил им снова закатиться, чтобы ихсменили красные. — Если вас это утешит, я знаю, что он посетил Гзилт по крайней мере один раз, не удосужившись навестить меня. Даже не позвонил. — Ксименир посмотрел на Бердла. — Но мы так и не выяснили, насколько официальным является этот визит.

— Официальность — гибкое понятие, особенно в Культуре.

Ксименир рассмеялся.

— Что ж, — сказал он, выгибая спину и потягиваясь — все его причиндалы при этом подрагивали, как отдельные крошечные животные, только что пробудившиеся ото сна, — было очень интересно… однако, честно говоря, удовольствие должно быть продолжено. Возможно, вам придется меня извинить. — Он посмотрел на Коссонт и Бердла, а звероголовые и звероподобные люди тем временем уже присоединялись к нему на кровати, вставая на колени в подножии и протягивая руки. На теле проступили волнистые линии, похожие на вены, вероятно, не все призванные нести кровь, выпуклые и пульсирующие под рубиново-красной кожей. — Если, конечно, вы не хотите присоединиться? — спросил он. — Оба или любой из вас. Вам будут очень рады. Времени много, места хватит на всех. Скоро мы включим АГ, я запущу свое последнее сердце, и …

— С удовольствием, — сказала Пиан в наушнике Коссонт.

Коссонт посмотрела вниз на фамильяра. “Ладно. Я могу просто оставить тебя здесь", — сообщила она ей.

— Я же пошутила.

— Благодарю, — сказала Вир Ксимениру. — Но нам лучше отправиться в путь.

— Мистер Бердл, — сказал Ксименир, вынимая руку из промежности одной из девушек, гладивших его. Он отсоединил маленькую ракету-разведчика от своей шейной цепочки. — Можете забрать это. Извините…

Бердлу пришлось опуститься на колени у кровати между ногами Ксименира и двумя обнаженными женскими телами, чтобы забрать ракету-разведчик.

— Благодарю, — сказал он.

— Всегда держитесь правой стороны Культуры, — мечтательно пробормотал Ксименир, лицо его при этом заслонила восседающая на нём фигура. Тело скрылось под покрывалом плоти, хотя было слышно, что оно очень возбуждено.

— С тобой действительно не весело, — раздраженно высказалась Пиан, когда они спускались по пугающе длинному и крутому эскалатору с суповым лицом во главе. В кавернах над ними и под ними началась энергичная игра в сорбол: люди в прозрачных сферических костюмах-сферах прыгали в невесомости, отталкиваясь от внутренних стен гигантской сферы из алмазного стекла сорока метров в поперечнике.

— Тупик, — подытожила Вир, затем повернулась к Бердлу, но успела только открыть рот, чтобы заговорить, прежде чем он повернулся к ней.

— Позже, — сказал аватар.

* * *

— И что теперь?

Они вернулись на борт модуля. Он ожидал их на посадочной платформе, выступавшей из массы Поясного Города, как круглый поднос на вытянутой руке. Корабль начал удаляться, уходя в сторону, избегая нависающей архитектуры в нескольких километрах выше.

— Господин Ксименир имеет доступ к удивительно продвинутым технологиям, — заметил Бердл, опускаясь на кушетку и осматривая ракету-разведчик. — И, конечно же, к четырехмерному экранированию, поэтому нам и пришлось туда залезть.

— Значит, не просто любопытство, — вслух сказала Пиан, но её проигнорировали.

— Он нашёл и отключил это с удивительной легкостью, — Бердл покатывал ракету-разведчика на ладони. — Ах!..

Маленькая машинка вдруг ожила и подпрыгнула в воздух над его рукой. Она быстро крутилась то в одну, то в другую сторону, как будто смущенная тем, что только что проснулась. Большая часть стен жилой зоны модуля стала прозрачной, открывая головокружительный вид на побережье Хзу внизу, когда модуль наклонился, закрутился, а затем резко взмыл вверх. Полосы охры и нефрита, прошитые медленно распространяющимися волнами алебастрово-белого цвета, земля и мелководные края моря, казалось, исчезали под ними, словно падая — Поясной город пронёсся темной стеной, на которую они взобрались как по волшебству, не касаясь её, и бесшумно устремились обратно к звездам. Коссонт оторвала взгляд от панорамы:

— Ты что-нибудь нашел?

Бердл нахмурился.

— Нет. Я надеялся найти какое-то хранилище данных с информацией о КьиРиа, что-то, что хранилось бы поблизости от Ксименира, но на дирижабле ничего подобного не было. Я скопировал всё, что обнаружил, на корабельный Разум, чтобы проверить, нет ли там действительно умной криптографии, но затея не выглядит многообещающей.

— И ничего во всём барахле, что висело на его шее?

— Обесточенный блок андроида имел минимальный объём данных, цифровое устройство для измерения времени, функционирующее и синхронизированное с точностью до миллисекунды, оказалось практически лишённым мощности, были ещё: нерабочая модель доисторического космического корабля ваверианской династии Зоен, базирующаяся на примитивной ранней форме процессорных технологий, так называемых вакуумных трубок, с минимальной и крайне упрощённой схемой обработки, давно сгоревший кристаллический контейнер, в котором хранились какие-то животные или растительные формы — две или три ягоды или мелких фрукта, так же, как я полагаю, бакулюм вимовнианского воллера со встроенным в него чипом частиц, вероятно, от самонаводящегося охотничьего патрона, и миниатюрный воротник корпорации "Последняя Канава", срабатывающий, если сердце носителя сдаст…

— Да. Он упомянул что-то о запуске своего последнего сердца.

— У него их четыре. — Аватар выглядел задумчивым. — Что предполагает большое количество вазоконгестивной ткани, которую нужно поддерживать.

— Я догадывалась.

— Опять же, минимальный уровень — достаточно, чтобы функционировать, но не более. Все прочее, что присутствовало в этом странном наборе, было просто мёртвой материей, без каких-либо процессов в ней.

— Выходит, ничего.

— Ничего существенного, насколько можно судить. — Аватар улыбнулся Коссонт. — Но теперь вперед — к Оспину и Базам Данных.

Вир улыбнулась в ответ.

— Одна просьба? — сказала она.

— ?

— Не мог бы ты сохранить этот взгляд?

— Ну, если ты так хочешь… — Бердл выглядел озадаченным. — Почему?

— Это подходит… просто хорошо выглядит, скажем так.

Аватар пожал плечами.

— Хорошо.

— На тебя все еще действуют эти стимулирующие соединения? — спросила Пиан через наушник.

Коссонт провела пальцем по одному из уголков существа. Пиан вскрикнула и отцепилась от ее шеи, мелодраматично отлетев в сторону.

* * *

— Модуль Культуры всё ещё придерживается местных ограничений скорости, но вот-вот покинет атмосферу, — сообщил боевой арбитр Ухтрин. — Если его нужно устранить, то это последний шанс.

Полковнику Агансу казалось, что он был подвешен в космосе прямо над Ксауном. Он смотрел вниз на коричнево-зеленоватую землю, белоснежное побережье Хзу и голубые воды моря. Город плотным темным кольцом опоясывал планету, постепенно растворяясь в тумане и окончательно исчезая у самого горизонта. Полковник наблюдал за точкой, которая являлась модулем Культуры, быстро поднимающейся вверх через атмосферу.

— Отсчитываешь время, Ухтрин? — спросил он арбитра. — Что у нас есть из Города?

— Восемь секунд. Только что появилось изображение. — Как только боевой арбитр произнес эти слова, перед Агансу возник виртуальный экран, открывавший вид на празднично оформленную площадь с сидящим на ней небольшим кораблем Культуры и двумя людьми, идущими от него.

— Двое: неопознанный мужчина и женщина… Вир Коссонт. Лейтенант-коммандер в запасе, Четырнадцатый полк. Семь. Дополнительно: матиформный фамильяр или домашнее животное, обмотанное вокруг шеи женщины.

— Куда они отправились?

— Как и ожидалось, на дирижабль "Экваториальный 353". Объект экранирован, что делает невозможным наружное наблюдение. Провели внутри двадцать две минуты. Дополнительно: мужская фигура имеет отрицательный биологический профиль. Вероятно, аватар — принадлежность не ясна. Устойчив к зондированию без сенсорной агрессии. Шесть секунд.

Полковник Агансу смотрел, как крошечный корабль Культуры поднимается в космос, надвигаясь как будто прямо на него. Конечно, на самом деле он находился не в пустоте, паря в виртуальной среде, глубоко внутри 7*Уагрена. Большую часть времени он проводил здесь, когда корабль разгонялся до максимальной скорости, поглощенный завораживающим видом пространства вокруг, открытого обзору благодаря сенсорным системам корабля. Весь спектр излучения обозначался текстурами, образующими цветовую гамму, данные мгновенно поступали к нему, стоило только обратить взор на интересующий объект, а векторы и диаграммы относительных скоростей дополняли информацию, окружая предметы соответствующими линиями.

В минуты, когда он не был заворожен созерцанием мрачного вселенского великолепия, он погружался в глубины резервуаров данных, выуживая и сопоставляя любые детали, потенциально имеющие отношение к миссии. В абсолютном выражении такие действия предоставляли относительно мало информации по сравнению с усилиями вспомогательных ИИ корабля, специалистов по обработке данных виртуального экипажа и их подпрограмм, но все же это была достойная периферийная работа, неустанно укреплявшая его собственное понимание предстоящей задачи.

Теперь он почти не проводил времени в собственном теле, ощущая себя лежащим в капсульном эллипсоиде рядом с боевым арбитром, запаянным в глубины корабля. Он по-прежнему осознавал, что его физическое тело находится здесь и о нём постоянно заботятся — снабжают необходимыми питательными веществами, перемещают, заставляют совершать движения, чтобы мышцы не начали атрофироваться, — но теперь он действительно существовал в виртуальной среде; он чувствовал себя здесь более чистым и непорочным, чем когда-либо и где-либо ещё. И более быстрым, хотя и не таким быстрым, как команда корабля! Боевой арбитр Ухтрин теперь помогал ему.

— Полковник, — передал капитан Уагрена, — корабль Культуры готовится к отлету. Нам нужно решить, будем ли мы продолжать следовать за ним или нет.

— Будьте готовы…

— Пять, — продолжал отсчёт арбитр.

— Что по дирижаблю?

— Место проведения долгосрочного праздника. Участников, известных нам, нет.

— Подключайтесь, капитан, — сказал Агансу. — Готовимся к старту.

— Набираю обороты.

— Информация по женщине?

— Музыкант, — сказал Ухтрин. — Классифицирована как жительница Поясного Города, Ксаун, Секция Кваалон 3004/396. Отсутствовала в течение последних шести ночей. Четыре. Городские инфопотоки не могут предоставить больше данных о недавнем местонахождении. Мать — Вариб…

— Есть признаки того, что они засекли нас с дирижабля?

— Нет. Дополнительно: получены данные из внутренних городских помещений. Изображение, звук.

Та же пара была видна теперь с некоторого расстояния, стоя на длинном балконе, вмонтированном в бок беспорядочно обставленного и медленно двигающегося красного дирижабля. Они разговаривали с каким-то человеком со странным лицом и не менее странно одетым — нелепое сочетание гражданской одежды и военной формы. Шипящий, слегка прерывистый женский голос произнёс: "Мы хотели бы… поговорить с Хозяином Вечеринки…". Чуть позже прозвучало еще одно слово, но слишком приглушённое, чтобы его можно было уловить.

— Три.

— Можете прогнать через фильтры последнее слово, которое она произнесла?

— Уже полностью отфильровано — улучшить сильнее невозможно. ИИ данных указывает, что гипотетическое название "Хозяин Вечеринки", вероятно, относится к некоему Ксимениру, художнику, номинальному представителю "Последней партии", инициатору долговременного праздника.

Агансу предстояло решить, что делать: следовать за кораблем Культуры или выяснить, чем занимались аватар и женщина на дирижабле и с кем там встречались. Теоретически и то и другое могло быть выполнено одновременно, но только в случае, если бы он доверил одну из задач помощнику, а он не хотел этого делать. Он мог бы спуститься на планету и побеседовать с Хозяином Вечеринки, пока боевой арбитр оставался на Уагрене, или мог сам остаться здесь, продолжая следовать за кораблем Культуры, предоставив работать на планете сущности с корабля — здесь имелись и другие арбитры, а также андроиды, способные сойти за биологических существ, и все — полностью программируемые.

Он хотел сделать и то и другое сразу. Быть в двух местах одновременно. Теоретически и такое было возможно, за счёт использования технологий записи и транскрипции состояния сознания, а также одного из наиболее продвинутых специализированных андроидов, имевшихся в его распоряжении — воспроизвести себя, поместив свое сознание в машину, но… ему не нравилась эта идея — никогда не нравилась — он чувствовал, что она представляет собой определённую угрозу для безопасности, поскольку с каждым копированием, добавлялась новая сущность, внезапно осознававшая себя им и знавшая то, что должен был знать только он.

Или он мог оставить копию себя на борту корабля, возможно, даже живущую и мыслящую копию, мыслящую с той же скоростью, что и вся виртуальная команда, в то время как он — его физическое тело — покинул бы убежище, ядро-пространство в сердце корабля, спустившись в модуле на поверхность мира внизу.

— Два, — сказал боевой арбитр.

Корабль Культуры, казалось, следовал совсем в другое место, когда внезапно отклонился от курса и остановился здесь, в Ксауне. Точно сказать о месте его первоначального назначения было невозможно — корабли редко летели прямо к цели, предпочитая вводить в свой курс длинные, случайные отклонения, иногда даже просто чтобы расстроить тех, кто пытался понять, куда они направляются. Это неизбежно означало, что они пролетали на несколько процентов дальше, чем если бы следовали по абсолютно прямому маршруту, но считалось, что потеря времени того стоила.

Именно из-за этого Уагрену пришлось совершить неожиданную аварийную остановку, жёсткость которой могла выдать его присутствие кораблю Культуры. Экипаж думал, что происшествие сошло им с рук, но окончательно убедиться в этом возможности не было.

— Один.

— Капитан, карта моего состояния сознания у вас?

— Да.

— Немедленно имплантируйте её в одного из биологически достоверных андроидов и отправьте его на планету. Пусть он идёт немного впереди дирижабля, готовый приземлиться на него по нашему сигналу. Оставьте инструкцию по связи с местными властями и держите андроида в курсе…

— Ноль…

— Отставить. Нет необходимости атаковать или выводить из строя корабль Культуры.

— Он покинул…, - начал говорить арбитр, но тут же осёкся. — Исчез — переместился.

— Ого, — выказал восхищение офицер дислокации. — Взгляните только на расстояние. Впечатляющий скачок.

— Корабль быстро удаляется, — доложил навигационный офицер.

— Как я и говорил — оставьте инструкцию по связи с местными властями и держите андроида в курсе всей необходимой информации.

— Ускоряется…. — голос капитана прозвучал обеспокоенно. — Продолжать в том же духе?

— Умеренно.

— Непредсказуемая спираль, — сказал офицер по наведению. — Может, он нас заметил?

— Процесс запечатления состояния сознания в андроида не мгновенен, — сообщил Агансу офицер по внешним технологиям. — Восемьдесят секунд потребуется для имплицирования оттиска и подготовки тела.

— Капитан? — окликнул Агансу. — Как со временем?

— Как я понимаю, у нас имеется восемьдесят секунд в запасе, прежде чем придется отходить? Включая перемещение и отстыковку под ускорением с увеличением расстояния? Что Навигационный Дислок?

-..У нас даже двадцати нет, — отозвался навигатор.

— Дислок согласен.

— Теряю след, — сообщил наводчик.

— Девяносто процентов на то, что мы можем двинуться в том же направлении и не потерять объект, но никаких гарантий.

— След исчезает, — сказал штурман. — Стихийное запутывание.

— Восемьдесят девять процентов.

— Полковник, — сказал капитан, — мы не можем запрограммировать андроида и быть уверенными, что нам удастся уследить за кораблем.

— Восемьдесят семь процентов.

Агансу задумался.

— Процентная вероятность повторного захвата корабля Культуры, если мы останемся на текущей отметке?

— Восемьдесят два, меньше даже.

— Запрограммированный андроид…

— Технически готов к работе.

— Поступим так: немедленно уходите, капитан.

— Уже движемся.

— Можно прямо сейчас зашвырнуть оид, а потом прикрепить к нему полковника, — предложил офицер по специальной тактике. Он, как заметил Агансу, был склонен к сжатым формулировкам.

— Понимаю, — сказал Агансу.

— Выбор за вами.

— Капитан, — поинтересовался Агансу. — Как вы думаете, корабль Культуры заметил нас?

— Слишком рано об этом судить. Он уходил в спешке, начав изменять позицию до принятия модуля, так что либо он засёк нас, либо внезапно куда-то заторопился.

— Он вполне мог начать смещение в атмосфере, если бы очень спешил, — поделился соображениями офицер по смещению.

— Или удалить пассажиров, оставив модуль, — непрозрачно добавил офицер по специальной тактике.

— Все верно, — сказал капитан. — Если только что получил новый приказ, или подозревал, что за ним кто-то следит, решив застать нас врасплох. Насколько гладко мы отошли?

— Довольно хорошо. В верхнем центиле.

— Не хуже противника?

— Не… совсем. У них был сверхбыстрый старт. Самое эффективное отталкивание, какое я когда-либо видел.

— Думаю, разумным будет предположить, что он мог нас увидеть, — объявил капитан. — Предлагаю, тем не менее, всё равно следовать за ним и вести себя так, как будто нам об этом не известно. Полковник?

— Согласен, — сказал Агансу, затем переключился на частный канал тет-а-тет и добавил. — Однако, капитан, если это так, и нас действительно обнаружили, виноват ли в этом кто-нибудь из присутствующих на борту?

— Никак нет. На мой взгляд, полковник.

— Правда?

— Правда. Мы выходим за пределы операционной оболочки этого корабля, полковник, на доли процента от наших пределов и даже немного превышаем заводские настройки в отдельных случаях, когда знаем, что корабль может это выдержать. И экипаж — он лучший, из тех, что могут быть. Если наша аварийная остановка невольно предупредила корабль Культуры, то вы можете повторить ситуацию миллион раз с любым другим экипажем, более свежим или более опытным, и результат будет тем же — так работает физика.

— Меня впечатляет преданность и вера, которую вы проявляете по отношению к своему экипажу, капитан.

— Мой экипаж предан мне, полковник; я предан только полку и Гзилту. Кроме того, вера это убеждение без причины, мы же действуем на основе разума и ничего более. У меня нет веры в мой экипаж, только абсолютная уверенность.

— Хм. Сказано хорошо. Я с облегчением снимаю любые подозрения о том, что часть экипажа могла быть виновата и счастлив соответствовать и разделять вашу уверенность.

— Рад это слышать. Можем ли мы вернуться к общине?

— Забавно. Возращаемся.

13 (С -15)

ГСВ Содержание Может Отличаться

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Привет. Тефве в пути?

∞

— Да. Передана, принята и перевоплощена.

∞

— Далеко ли мы продвинулись в понимании того, какой корабль или корабли могли помогать человеку КьиРиа в прошлом?

∞

— На данный момент незначительно. Я связался со Всё, Что Считается Законным и повторно попытался связаться с Ограниченно Участливым. Первый, похоже, готов помочь, но говорит, что не имел никаких контактов с господином КьиРиа и не слышал о нём с тех пор, как двадцать лет назад посетил Перитч IV вместе с Вир Коссонт. Последний находится в затворничестве или недоступен по какой-то другой причине. Я связался с его первоначальным домом — ГСВ Изящное Игнорирование Неудобных Фактов, и его последним контактом — ГСВ Проблемы C Зубами, попросив обоих выйти на связь с Ограниченно Участливым. Я предложил так же всем заинтересованным сторонам сделать всё возможное через любые контакты, которые у них есть, и попытаться связаться с "Ограниченно Участливым" и/или любым другим кораблем или организацией, которые, возможно, недавно помогали господину КьиРиа. Участливый — последний корабль, как известно, сопутствовавший КьиРиа в его путешествиях и попытках оставаться вне поля зрения общественности, но со временем он мог быть заменен. Возможно, также стоит попытаться связаться с любыми существующими кораблями или организациями, которые помогали ему до "Ограниченно Участливого". Я полагаю, что эту роль выполнял корабль под названием "Терпимая Усмешка", хотя мне трудно выйти с ним на контакт. И снова, любая помощь будет оценена по достоинству. Я начал поиск данных о любых других подобных судах, но до сих пор ничего не добился. Можно ли считать это каким-то успехом — вопрос спорный.

∞

— Я передам это сообщение. Могу ли я попросить теперь, чтобы ваша личность стала известна всем заинтересованным сторонам?

∞

— Думаю, да. Рано или поздно кто-нибудь сопоставил бы мои поисковые запросы с теми, что, несомненно, скоро поступят от других, и установил бы связь.

∞

— Добро пожаловать в клуб.

* * *

Он всегда удивлялся, как трудно увидеть города из космоса. Не составляло труда предположить, где они могут находиться, зная, где они расположены на картах, но в реальности они никогда не бросались в глаза так, как на схемах. Даже если имелась возможность разглядеть город, и он был хорошо знаком наблюдателю, порой требовалась помощь, чтобы найти важные здания и достопримечательности, хотя те, исходя из имеющейся информации, должны были быть легко обнаружены.

Септаме Банстегейн смотрел вниз на то, что, как его уверяли импланты, было местом расположения парламентского комплекса в М'йоне, но без соответствующего наложения он вряд ли смог бы определить это. Настолько важным тот всегда казался, настолько важным был на самом деле для жизни стольких людей, и всё же выглядел теперь каким — то крошечным и незначительным. Он вздохнул, окинув взглядом планету, — в той мере, в какой её было видно с орбитальной базы, расположенной на высоте всего нескольких сотен километров, не способной обеспечить полноценный обзор. Сказочная твердыня Зис.

Мир Банстегейна. Это слово всегда звучало для него так приятно, так уместно. Надёжно. А теперь, возможно, не мир, а Звезда Банстегейна, что, если вдуматься, не являлось жертвой с его стороны. Звезды могут существовать дольше, чем планеты, и, если заручиться согласием и обязательствами тех, кто унаследует ответственность за них, исполнение его желания не казалось невозможным.

Разумеется, название никогда бы не прижилось, если бы не существовало веской причины для такой чести — любой идиот или группа идитов могли воспользоваться поддержкой какого-нибудь новояленного убожества, что, о да, планету или звезду переименуют в их честь (хотя, если у них было хоть немного здравого смысла, они в глубине души знали, что это соглашение так легко заключить только потому, что его так же легко нарушить), но его претензии на заслугу имели реальный вес.

Он привёл целый народ к его судьбе, привёл их — показал им то, чего они, как им давно было известно, хотели в любом случае, или то, чего захотели бы со временем, даже если бы не имелось ничего, связанного с видением и предвидением, чтобы поведать им об этом. Разве такой поступок не стоил "Мира" или "Звезды"? Ведь даже сам факт того, что звезда названа в твою честь, значил не так уж много; в галактике миллиарды звёзд, многие из которых носят глупые, бессмысленные или безнадежно непонятные имена. В каком-то смысле это казалось такой скромной уступкой.

— Септаме, — услышал он голос. — Большое спасибо, что приняли меня. — Аватар Зиборлун поклонился, выходя из дверей сферической капсулы. Он улыбнулся, его серебристое лицо освещалось мягким светом, отражавшимся от планеты.

— Зиборлун, — поприветствовал вошедшего Банстегейн.

Существовала особая манера произносить чьё-то имя — произносить его с легким вздохом, — сообщавшая человеку, если у того хватало ума распознать знак, что его воспринимают как поблажку, даже обязанность, в то время как на самом деле у собеседника имеется множество более важных дел. Именно таким образом септаме произнёс имя аватара.

Аватар, будучи аватаром, сразу же уловил сигнал — улыбка стала самоуничижительной, почти извиняющейся, и существо сказало:

— Я не задержу вас надолго, септаме.

— Время сейчас напряженное, — согласился Банстегейн.

Аватар вплыл в капсулу и дверь за ними с грохотом закрылась. Зиборлун сразу же принял очень естественную и расслабленную позу: лодыжки вместе, колени раздвинуты. Он завис в воздухе в паре метров от Банстегейна так устойчиво, словно из его спины торчал металлический стержень, прикрепленный к стене в метре позади. Банстегейн никогда не видел, чтобы кто-то сохранял такое статичное положение в невесомости. Что ж, это же корабельный аватар, подумал он, они должны быть хороши в таких вещах. Сам он был зажат сейчас в скафандре на небольшом участке возле смотрового окна, и все же умудрялся немного двигаться.

— Да, — подтвердил аватар. — К сожалению, все спешат, все заняты, учитывая шокирующие события на Эшри. Время, которое можно было бы уделить созерцанию и спокойной подготовке, омрачено трауром, горечью утраты и даже, как ни странно, пожинанием упреков. Я просто хотел еще раз выразить вам соболезнования от имени Культуры и подтвердить наше предложение о помощи.

— И то, и другое очень ценно. Надеюсь, вы воспримете это как знак нашей уверенной близости, а не высокомерия.

— Иногда то, что можно не говорить, лучше высказать, — заметил аватар, улыбаясь.

Банстегейн тоже вежливо улыбнулся, но промолчал. Это было чуть менее грубо, чем сказать: "Ну, если у вас всё.." или бросить взгляд на время.

— Вы, конечно, получите нашу помощь в поисках виновных.

— Спасибо.

— Да… И, возможно, вскоре мы сможем предоставить более конкретную помощь.

— О… А о чём речь? — Это, он готов был признать, привлекло его внимание.

— К счастью, у нас был корабль в пространстве неподалёку, вскоре после нападения на штаб Четырнадцатого. Он счёл за лучшее уйти почти тотчас же после происшествия, опасаясь, что в возникшей неразберихе его примут за врага, однако он смог снять некоторые показания, которые способны помочь в расследовании нападения.

— Правда? И на что указывают эти… показания?

— Пока рано говорить, — извинился аватар. — Кроме того, для нас, возможно, будет предпочтительно — по крайней мере, на начальном этапе — представить данные в сыром виде, а не в интерпретации, чтобы не возникло ощущение, будто мы пытаемся повлиять на расследование.

— И вы готовы предоставить эти данные соответствующим органам? — спросил Банстегейн.

— Да.

— Я так понимаю, вы в курсе, что я назначил Первый внутренний полк ответственным за расследование этого дела.

— Хм, — сказал аватар со странным, напряженным выражением. Банстегейн полагал, что за долгие годы он научился довольно хорошо читать интонации и мимику аватаров. Если бы существо сказало: "Правильно ли это?", сигнал вряд ли был бы более ясным. — Это не самое очевидное назначение для такого рода дела, не так ли?

— Обычно задачи по расследованиям выполняет Объединенный полковой комитет, — согласился Банстегейн. — Однако, учитывая временные ограничения, налагаемые предстоящей Инициацией, истощение соответствующих рядов из-за Сохранения и беспорядок на большей части флота из-за иссякшего количества кораблей, уже сублимированных, было решено, что, как единственный наиболее сплоченный и всё ещё функционирующий элемент сил обороны, Первый должен взять на себя эту обязанность.

— Значит, это не просто временная мера? — спросил аватар. — Похоже, возникла некоторая путаница. Я подумал, что вы лучше других знаете, что происходит.

Банстегейн улыбнулся.

— Я всего лишь септаме, а не президент, не трим или генерал. Но, насколько мне известно, Первому будет позволено продолжать расследование до тех пор, пока не будет достигнуто удовлетворительное заключение. Во всяком случае, таково мое предположение.

— Понятно. Я сообщу об этом заинтересованным кораблям. Нам еще предстоит решить, поможет или помешает расследованию имеющаяся у нас информация.

— Это ваш выбор.

— Могу ли я затронуть еще один вопрос? Я думаю, мы все были удивлены результатом решения относительно ситуации с Падальщиками, и хотелось бы надеяться, что это не приведет к каким-либо неприятностям. Со своей стороны мы хотели бы предложить сотрудничество кораблям, сопровождающим элементы флотов Лисейдена и Ронте. Представители вашего флота уже знают их имена и местоположение — пожалуйста, позвольте нам работать с вами, чтобы предотвратить любые конфликты между вовлеченными сторонами.

— Это любезно и практично, — сказал Банстегейн. Он натянуто улыбнулся и посмотрел в смотровое окно на планету.

— Спасибо, что уделили мне время, септаме.

— Не за что. Единственное, о чем я сожалею, что сейчас его — времени — так мало.

Аватар развернулся, когда дверь позади него открылась. Он грациозно вплыл в дверной проем. Банстегейн услышал, как он обменялся несколькими словами с адъютантом и секретарем, ожидавшими снаружи. Он снова переключил свое внимание на порт и вид на Зис, уловив, как Джеван и Солбли входят с едва слышным шорохом одежды. Они уже позвонили ему предварительно, сообщив суть дела: плохие новости.

— Совсем ничего? — спросил он, обернувшись к ним. Джеван и Солбли выглядели одновременно торжественными и усталыми. Джеван таким же неопрятным, как и всегда, Солбли почти на свой возраст. Он полагал, что должен быть польщен тем, что они потратили столько времени на поиски решения, а не просто предоставили агентам и сборщикам информации делать за них всю работу.

— Ничего, септаме, — со вздохом сказал Джеван.

Банстегейн понял, что, в конце концов, он им не безразличен, они в своём роде заботятся о нём. И гораздо больше, чем он о них, что было, на его взгляд, правильно, делая их преданность ещё более весомой.

— Трим Куваронд был очень аккуратен и соблюдал все процедуры, — добавила Солбли.

То же самое можно было сказать и об Орпе. Адъютант президента была здесь, на орбитальной базе, на той же самой конференции по безопасности, спонсируемой тем же полком. Он уже выкроил время для личной встречи с ней и близкого общения — в невесомости, как случалось прежде, хотя считал, что опыт несколько переоценен. Впрочем, девушке, похоже, нравилось всё необычное. Ему же доставляло удовольствие просто наблюдать, как планета вращалась под ним, когда он был наедине с ней. В этом было что-то трогательное. Он надеялся, что и в этот раз чувство будет таким же отчётливым…

— Мы здесь, потому что кто-то уничтожил полковой штаб и бог весть, что ещё. И в настоящий момент мы не далеки от того, чтобы ввязаться в военный конфликт… возможно. Если бы технически мы были в состоянии войны… Что? — Он замер, посмотрев на секретаря.

Джеван качал головой:

— Боюсь, это не так, септаме.

— Вы могли бы убедить президента не подписывать приказ, — предложила Солбли с тонкой улыбкой.

Банстегейн не стал притворяться, что улыбается. Теоретически президент обязана была подписать всё, что перед ней положат, вплоть до приказа о собственной казни. Но не сказать, что бы этот принцип был проверен на протяжении одиннадцати тысячелетий. Даже после смерти существовала возможность вернуться — резервирование в начале срока являлось частью сделки, а если, к примеру, президента убивали во время пребывания на посту, происходило ревоплощение. Прекрасный стимул для убийства — Банстегейн всегда отдавал ему должное. Между двумя существованиями имелась некоторая задержка — сорок дней, кажется? Или тридцать? — чтобы дать время клону покойного вырасти, после чего имплантировать в него последнюю резервную копию сознания. Всё это время близкие в иерархии власти люди замещали временно отсутствующего, однако потом он возвращался на свой пост… или мог принять участие в последующих выборах, если процедура совершалась в последний год его срока…

Банстегейн резко отвёл взгляд от Джевана и Солбли, потому что у него вдруг возникла идея, и от её дерзости, от её простоты и очевидности, пронзивших его подобно кинжалу, у него перехватило дыхание.

Он показательно зевнул, распростав руки, вздрогнув, чтобы жест не выглядел нарочито манерным, и произнёс, улыбаясь:

— Что поделаешь — потери порой неизбежны. — Он посмотрел на часы, пожав плечами. — Через пятнадцать дней это уже не будет иметь никакого значения.

Джеван и Солбли облегчённо выдохнули, хотя и были немного удивлены услышанным.

* * *

Представитель Корабля Культуры класса Осыпь "Рабочие Ритмы" был тепло встречен в главном галерейном помещении флагмана эскадры и флота — межузельного исследовательского корабля "Меланхолия Хранит Триумфы" Осебри 17 Халдесибом, принцем роя и главой дивизиона суброя. Состоялся обмен подарками, и, хотя представитель Культуры, некто Джонскер Ап-Кандреченат, не смог совершить приветственное возлияние в прямом значении этого слова, он все же влил в свой прибор химического анализа часть субстрата и любезно принял оставшееся на борт, чтобы позже перенести подношение на Корабль, где с ним будут обращаться со всем должным уважением. После консультаций с соответствующими экспертами, экспертными системами и справочными библиотечными ресурсами было решено отправить в качестве представителя корабля Культуры механическое, но полностью разумное устройство, поскольку машина могла существовать на борту "Меланхолия Хранит Триумфы" в дефолтном виде, без какого-либо экзокостюма, что было бы невозможно, если бы один из незначительного числа людей на борту Рабочих Ритмов был выделен для его представления.

Теоретически было известно, что дроны обладают по меньшей мере равным интеллектом с людьми Культуры, а на практике же разведка флота Ронте и большинство ведущих ученых в уважаемых университетах и других высших учебных заведениях транскооперативного домена Ронте считали, что дроны обладают несколько большим интеллектом, используя модели интеллекта, которые наиболее полно выражают истинную суть самого понятия интеллект.

По этой причине то обстоятельство, что дрон Джонскер Ап-Кандреченат был послан поговорить с Осебри 17 Халдесибом, не выглядело оскорблением, а, напротив, свидетельствовало о большом уважении, поскольку дрон представлял в своей сути неявную близость к Разуму матери-королевы корабля Культуры, представлявшему собой в свою очередь крошечную, но истинную частицу великого улья-разума, которым в понимании Ронте была вся Культура.

В соответствии с этим Принц Роя и Глава Подразделения Роя лично встретил дрона и приказал своим старшим офицерам сопровождать его в пути по кораблю на встречу и присутствовать на самой встрече, а также удостоверился, что его офицеры разведки и трансляции и их заместители присутствуют и полностью проинформированы как того требовал протокол.

Таким образом, первоначальные формальности были благополучно завершены, дальнейшие формальности удовлетворительно выполнялись (в виде приличествующих случаю поз, жестов, запахов и манеры говорить), и можно было приступать непосредственно к делам собрания.

— Корабль "Рабочие Ритмы" просит разрешения оказать помощь славной эскадре Ронте, которую он имеет честь сопровождать. Получение таких полномочий позволило бы Кораблю оправдать и выразить часть того огромного уважения, которое он заслужил, получив разрешение сопровождать возвышенную эскадру.

— Это действительно почетный замысел, — ответил Принц Роя после кратких консультаций со своими помощниками офицерами. — В какой форме будет выражена эта помощь? — Принц Роя был известен своей почти шокирующей проницательностью и лаконичностью формулировок.

— Помощь примет форму серии корабельных танцев, исполняемых последовательно между культурным кораблем "Рабочие Ритмы" и каждым из кораблей эскадры дальнего действия, вовлекаемых в движение на повышенной скорости в направлении уже столь мудро выбранном эскадрой, а именно к планете Зис в системе гзилтов. Культурный корабль "Рабочие Ритмы" будет танцевать, если такое может быть предусмотрено и разрешено, с каждым из кораблей эскадры поочерёдно, до окраины системы или близко к этому пределу, возвращаясь по необходимости к остальному флоту, чтобы танцевать со следующим кораблем, и так до момента, пока все двенадцать кораблей не будут вовлчены в танец.

Состоялось совещание.

— Этот танец — или серия танцев, — произнёс Принц Роя. — Будет ли он в равной степени чествовать Ронте и Культуру?

— Разумеется.

— И будет исполняться как танец ради танца, ничего более?

— Несомненно.

— И, конечно, это также может привести к тому, что эскадра прибудет в систему гзилтов значительно раньше. Это рассматривалось?

— Да, хотя, безусловно, указанный факт имеет только второстепенное значение.

— Насколько раньше мы можем прибыть? Уже подсчитано?

— Переформированная эскадра прибудет на окраину системы через девять дней, а не через почти двадцать, как при нашем нынешнем темпе продвижения.

— В результате наш уважаемый эскорт — культурный корабль "Рабочие Ритмы" — не пострадает?

— Нет, Принц Роя. Полевая структура корабля "Рабочие Ритмы" будет расширена таким образом, чтобы вместить каждый корабль Ронте по очереди, и в результате эскадра из кораблей направится как единое целое к назначенному пространству в окрестности системы.

Состоялся совет.

— Я должен заявить, — сказал Принц Роя, — что совершенно серьезно и твёрдо придерживаюсь мнения — это самое щедрое и продуманное предложение, какое только могло быть сделано… однако такое, которое мы не могли бы принять из уважения к культурному кораблю Рабочие Ритмы. Мы не можем требовать от него вовлечения в столь обременительную и величественную задачу, и поэтому, со всей благодарностью, должны отказаться от этого доброго, щедрого и разумного предложения.

Корабль Культуры "Рабочие Ритмы" провёл предварительную работу по изучению ронте, их обычаев и нравов, и результаты этого исследования были представлены дрону Джонскеру Ап-Кандреченату, который не просто не принял это, казалось бы, вполне окончательно сформулированное "нет", а продолжал участвовать в обсуждении, зная, что в таком важном вопросе, затрагивающем пресловутую гордость ронте, может пройти от четырех до шести циклов предложений, консультаций и сожалеющих отказов, прежде чем предложение будет, наконец, принято.

Предложение в итоге было принято должным образом на шестой итерации, считая начальную.

Позже в тот же день "Рабочие Ритмы" начал переправлять эскадрильи Ронте одну за другой на окраины системы Мурейт — последовательно и неуклонно, так что к тому времени, когда он доставил последнюю эскадрилью, все они уже мчались на собственной мощности в практически стандартном строю.

Это было гораздо менее утомительным занятием, чем нестись на нескольких процентах от собственной максимальной скорости, ожидая пока эскадра Ронте — на полной скорости — следует к Гзилту.

* * *

Сколира Тефве просыпалась медленно, как просыпалась уже несколько десятков раз за прошедшие столетия.

Только это было не привычное медленное пробуждение — ее будили.

Сначала она чувствовала темноту вокруг. Тишина и безмолвие, в которых сквозило ощущение, что рядом, внутри ее головы и тела, что-то происходит — органы, системы и способности пробуждаются, оживают, проверяются, готовятся к работе.

Это одновременно успокаивало и разочаровывало. Ну вот, опять, подумала она. И открыла глаза.

Слово СИМУЛЯЦИЯ, которое она ожидала увидеть первым, хоть и мельком, отсутствовало. Она моргнула и огляделась.

Она парила в каком-то суспензорном поле, в воздухе, в человеческом или гуманоидном теле, облачённом в облегающее одеяние, оставлявшее открытыми ноги, руки и голову. Тело пребывало под углом сорок пять градусов к полу, позволяя ей видеть то, что было внизу. На уровне глаз на нее смотрел крошечный, изящный корабельный дрон — настолько крошечный и изящный, что мог бы сойти за мини-ракету. Помещение вокруг выглядело стандартным для корабельного медицинского блока.

— Госпожа Тефве? — сказал дрон. Ее медленно перевернули на спину, придав телу вертикальное положение, после чего опустили на палубу.

Она прочистила горло и произнесла: “Отчёт”, вспомнив предыдущий смоделированный разговор с "Вы Называете Это Чистым?”. Место, где она сейчас находилась, контролировалось либо сотрудничающим с ней Разумом хаба, либо эск-психопатом класса Очень Быстрый Пикет, состоявшем на службе в Особых Обстоятельствах. Судя по виду дрона, она предположила последнее.

— Добро пожаловать на борт ВФП " Выдающийся Вклад В Исторический Процесс", — поприветствовал дрон, подтвердив её предположение. Едва только ноги коснулись палубы, она ощутила, как вес перетекает на подошвы, постепенно расходясь по телу. Какое бы поле ни поддерживало её до сих пор, теперь оно исчезло, и она осознала себя в полной мере ревоплощённой.

— Реверсивное поле, пожалуйста, — попросила она.

Поле тотчас возникло перед ней, отделив от неё дрона. Она выглядела как и прежде — именно так. — Благодарю.

Поле исчезло.

Маленький дрон сказал:

— Мы входим в окрестности системы Ангемар'с Прайм, после чего наш курс лежит на орбитал Дибальдипен. Не хотите ли указать конкретное место на орбитальном комплексе?

— Хонн, — сказала она.

— Хонн. Курс скорректирован. Вам ещё что-нибудь нужно?

— Завтрак.

— Готовится — к указанному вами времени после пробуждения.

— Спасибо. Пожалуйста, свяжитесь с Ксунпум Ливери, Чьян'тья, Хонн, и зарезервируйте транспорт — афору, на неопределенный срок, минимум четыре дня. Заверьте их, что я достаточно опытна в обращении с такими животными, но, не раскрывайте при этом мою личность.

У маленького дрона внезапно появилось поле ауры, принявшее голубовато-серый оттенок.

— Животное? На четыре дня? — спросил он. — Уверены? Я способен переместить вас с субмиллиметровой точностью туда, куда вы захотите.

Тефве поднялась и опустилась на пятки, сжала руки в кулаки и снова расслабилась.

— Я уверена, — сказала она. — Личность, с которой я собираюсь встретиться, весьма придирчива в такого рода вопросах. Необходимо соблюдать определенные стандарты,придерживаться установленных процедур. Мне совсем не гарантирована аудиенция, если я не появлюсь там с таким видом, будто путешествую давно — меня почти наверняка проигнорируют.

Дрон на мгновение замолчал, а затем сказал:

— А вы не могли бы просто притвориться?

— Нет. И буду честна: это может занять пять дней. Может быть, больше. Четыре дня — это только время в пути.

— У меня сложилось впечатление, что смысл задания состоит в том, чтобы ускорить дело.

— Так и есть. Каково было бы время в пути от нынешнего местонахождения ЛСВ "Вы Называете Это Чистым?" до орбитала Дибальдипен на Очень Быстром Пикете?

— Приблизительно сто тридцать два дня. Но после встречи вы можете сразу же вернуться с нужной вам информацией или просто передать её любому вашему последующему воплощению.

— Теоретически. На практике предполагаемый информатор может проверить способ моего возвращения, расстроиться и отказаться от встреч со мной в дальнейшем.

— Будет ли любой последующий случай, когда вы захотите посетить этого информатора, иметь такое же моральное или общее значение, как нынешний, когда было решено предоставить в ваше распоряжение весь флот Быстрых Пикетов, если позволят другие обязательства?

— Вероятнее всего, нет. Хотя кто может знать?

— Пожалуйста, тщательно обдумайте целесообразность передачи мне любой относящейся к делу информации сразу же после её получения и возвращения.

— Непременно. Я буду исходить из того, что мои будущие отношения с этой личностью имеют относительно небольшое значение.

— Эта личность представляется — если позволите — эксцентричной.

— Эксцентричный — слишком щедрое определение, — сказала Тефве. — Неадекватный, раздражительный и неразумный — ближе к истине.

— Могу ли я предположить, что это исключительно старый человек?

— Нет, — сказала Тефве, — это исключительно старый дрон.

Аура корабельного дрона вспыхнула веселым красным цветом, а затем исчезла.

— Я посмотрю, как продвигается завтрак, — задорно сообщил он.

* * *

— Следишь?

— Возможно.

— Насколько возможно?

— Около четырнадцати процентов, в среднем.

— В среднем от чего? Что это вообще значит?

— В среднем по разным сценариям. В обычное мирное время вероятность будет меньше пяти процентов. В условиях тотальной войны — ближе к сорока.

— Как это в среднем составляет четырнадцать?

— Есть и другие критерии, которые нужно принять во внимание, — сказал ей аватар. — А еще есть взвешенный параметр.

Коссонт открыла рот, чтобы задать вопрос, но решила, что, пожалуй, не стоит.

— Обычно вы — люди — начинаете реагировать на всё, что превышает пятнадцать процентов, — сообщил Бердл, явно стараясь быть дружелюбным.

Пиан кашлянула.

— Нам угрожает опасность? — спросила она.

— Незначительная, — признал аватар.

— Тогда, имеются ли на борту спасательные капсулы?

Бердл посмотрел на Коссонт.

— Она это серьезно?

— Настолько серьезно, насколько она умеет таковой казаться.

— Я говорила серьёзно!

— Помолчи.

— Это и моя жизнь тоже!

— Заткнись! — Коссонт снова посмотрела на Бердла. — Это что-то меняет?

Они все еще находились в модуле, сидя на удобных, но обычных с виду диванах. Аватар привольно разлегся.

— Возможно, будет лучше отвязаться от них до того, как мы посетим Оспин, — сказал Бердл, — или использовать какой-нибудь метод, чтобы скрыть точное место назначения — о коем я пока и сам знаю в общих чертах.

— Я сообщу, когда мы прибудем на место, — пообещала Коссонт, чувствуя себя немного виноватой. Она только что с тревогой вспомнила, что когда села на корабль в прошлый раз, чтобы добраться до Оспина и сдать на хранение сверкающий серый куб с состоянием разума КьиРиа, путешествие продлилось несколько недель. Если бы оно вновь отняло столько времени, Сублимация уже свершилась бы к моменту, когда они добрались туда.

— Примерно восемьдесят пять часов. — прочитал её мысли Бердл — Меньше, если поторопимся.

— Почему бы не поторопиться?

— Потому что это повредит мои двигатели. Они все еще ремонтируются после рывка к Изениону.

— Так как же ты собираешься оторваться от корабля, который следует за нами?

— С трудом, возможно.

— И какова альтернатива, о которой ты упомянул?

— Использовать какой-нибудь метод, чтобы скрыть точное место назначения. Это должно быть не сложно. Андроид Эглиль Паринхерм может быть полезен в таком деле. Я бы хотел его разбудить.

— Хорошо. И попробуй по возможности убедить его, что это не симуляция.

* * *

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Итак, наша маленькая группа увеличилась за счет включения в нее “Вы Называете Это Чистым?”, а также Эмпирика. Помимо этого, мы установили связь с нечто под названием "Терпимая Усмешка" — ещё одним сообщником долгоживущего КьиРиа. Только, если взглянуть на мое издание соответствующих списков кораблей, "Терпимая Усмешка" исчез без следа примерно за 140 лет до того, как был построен "Ограниченно Участливый", а сам он появился на свет чуть менее четырех тысяч лет назад, так что остается открытым вопрос, кто ещё мог помогать и содействовать неуловимому чудаку в его многообразных начинаниях. Есть идеи?

∞

— Никаких. Требуется дальнейшее исследование.

∞

— Подождите — ка. Мне необходимо запротоколировать это.

14 (С -14)

— Она прикасается к тебе вот так?

— Ах… — да, очень похоже. Просто… вот так.

— И целует тебя так?

— …Ну, нет… немного не так. Но только немного.

— Только немного?

— Она целует меня чуть-чуть по-другому. О, я ведь не должна… Я действительно не должна рассказывать тебе такие вещи. Ты ужасный, ужасный человек.

— Знаю, знаю. И ненавижу себя. Разве я не самый ужасный, из ныне живущих?

— Ты такой… О, и что теперь?

— Дай подумать… она тебя так целует?

— Нет. Опять же, нет, совсем не так.

— Как-то по-другому?

— По-другому.

— Как?

— Сколько существует способов целоваться? Я лично понятия не имею. Я не так хорошо разбираюсь в этом, как ты. Возможно.

— …Ну, тогда. Сейчас, дай подумать. Она целуется… более легко, так же… страстно, но с меньшей… меньшей интенсивностью? Меньшей анрогенностью?

— Андрогенностью?

— Ну, она же женщина.

— Мгм. И ещё прикосновения.

— Ах, да, да. Иногда я…

— Мм?

— Вот так?

— Нет, нет… видишь ли, её руки более стройные, пальцы длиннее, они более нежные. Твои… другие, более…

— Толстые?

— Да. И более хваткие.

— Цепкие? Хваткие? Я в шоке, Вирисс! Я действительно хватаю?

— Ха, я имею в виду… ты голодный, склонный к захвату, обладанию.

— Теперь я хватаю! Надо же!

— Ты схватил меня, разве не помнишь? В тот первый раз, когда мы были в саду парламента. Сказал, что хочешь обсудить какой-то долгосрочный вопрос в её расписании, забыл?

— Конечно, помню. Здесь довольно удобно, как тебе кажется? Если бы не пришлось уезжать так скоро, наверное, стоило бы укрепить эту кровать…

— И на её дне рождения, в следующем году. Ты сказал, что хочешь устроить для неё что-то особенное, потому что это будет её шестидесятилетие. Тогда ты схватил меня, почти сразу, как только я осталась одна, в тенистой беседке.

— Я схватил тебя? Ты уверена, что это был я?

— Кто ж еще?

— Я думал, ты хочешь, чтобы тебя схватили.

— Возможно.

— А она так делает?

— О, почему ты всегда спрашиваешь меня о ней?

— Я очарован. Всё в тебе меня завораживает. Возможно, поэтому мне интересно знать, как ты проводишь время с ней?

— Разве недостаточно знать того, что происходит между нами? Так ли обязательно сравнивать — это не соревнование.

— Как же иначе? Стремление сравнивать является таким же базовым, как и любое другое. Я бы хотел посмотреть на то, как вы общаетесь.

— Посмотреть? Ты действительно хочешь это видеть?

— Я слишком о многом прошу?

— Септаме, уж не намекаешь ли ты, чтобы мы втроем…? Это было бы слишком… Я не могу… в любом случае, она бы никогда…

— Нет, конечно, нет. Когда ты со мной, я хочу, чтобы ты была только моей.

— Но что тогда?

— Только посмотреть, только на секунду увидеть тебя с ней.

— Она все равно не согласится…

— Я знаю. Я и не ожидал от неё этого. Но если бы я спрятался в каком-нибудь потайном месте, как в древних трагедиях, знаешь?

— Выбрось это из головы. Сосредоточься лучше на нас.

— Чем больше я это делаю, тем больше хочу видеть и знать тебя во всех твоих ипостасях, во всех настроениях и страстях, в том числе и с ней. Только один раз, одним глазком… Ведь это было бы так легко осуществить — я могу найти такие средства, каких не найдет ни один обычный человек или журналист.

— О, боги, ты всерьёз думал об этом. Серьёзно думал!?

— Серьёзно, да. А что, это так много значит?

— Это может стоить мне работы, карьеры, положения! Она же президент!

— Она президент ещё тринадцать дней, как я септаме ещё тринадцать дней. Всё это не имело особого значения раньше, а сейчас с каждым днём значит всё меньше. Имеет значение только то, что она — женщина, ты — женщина.

— Но…

— Мы снимаем свою значимость вместе с одеждой. Это единственное, что имеет значение. Не титулы. Они имеют вес только на публике, но не в такие моменты, когда мы чисты, совершенны. Я только мужчина сейчас, моя Вирисс, — любопытный и отчаявшийся узнать. Не политик.

— Но если… если…

— Я бы защитил тебя. Нет совершенно никакого риска. И мы так близко к концу этого мира, в преддверии следующего, так какая разница? Все правила теперь под вопросом, законы размыты. И я прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось. Клянусь. Даже если что-то пойдёт не так, тебя это никак не затронет. Только пообещай, что сделаешь это. Скажи "да". Только для меня. Прошу.

— Да…

* * *

Проблема Симуляции обычно относилась к числу проблем, настолько далеко выходящих за привычные рамки, что они заслуживали написания с большой буквы. Проблема была морального характера, как и все действительно неразрешимые проблемы.

Главным образом она сводилась к вопросу: "Насколько достоверной с моральной точки зрения должна быть жизнь, чтобы иметь право именоваться таковой?”

Моделирование хода грядущих событий в виртуальной среде имело целью понять, как те или иные действия отразятся на ходе вещей, предоставляя возможность корректировки этих действий в различных вариантах моделируемой проблемы, постепенно усовершенствуя их таким образом, чтобы желаемый результат был достигнут с максимальной эффективностью. Едва ли подобное прогнозирование являло собой что-то новое — во многом оно было соотносимо с работой ИИ, и предшествующих вычислительных матриц, компьютеров и даже механических или гидрологических, к примеру, устройств, вроде шарикоподшипников, весов, пружин или клапанов, а также, как когда-то воображали восторженные оптимисты, экономических моделей.

Но, заходя ещё дальше, можно было обнаружить, что такие моделирования впервые произошли в умах ещё не вполне разумных существ, в затерянных доисторических эпохах и независимо от вида. Если же не быть слишком строгим в определениях, то можно утверждать, что первые симуляции свершились в головах — или других соответствующих частях тела, что во многом зависело от видовой принадлежности — вероятно, вскоре после того, как обладатели оных развили теорию разума и начали думать о том, как манипулировать другими вместилищами предоставленного эволюцией дара, обеспечивая себе тем самым доступ к пище, укрытию, возможностям продолжения рода или более высокому социальному положению.

Мысли вроде: "Если я сделаю это, то она/он сделает то, а если не сделаю, то…" у существ, озабоченных добычей огня, и неспособных объяснить существование льда, пара, воздуха, неба — равно как и что-либо вообще объяснить — были, вероятно, началом первых симуляций, независимо от того, насколько бледным, ограниченным невежеством и предрассудками, а также опутанным пещерными страхами и вытекающими из них фантазиями мог быть процесс. Они также, вероятно, стали началом линии, ведущей через обсуждения деревенских старейшин, разрозненные научные эссе, блок-схемы, военные стратегии и первые компьютерные программы к таким сверхдетальным симуляциям, в которых можно было наглядно — объективно, статистически, научно — продемонстрировать, как всё это работает.

Задолго до того, как разум добрался до звезд, он должен был сжиться с мыслью, что ни одно важное решение с крупномасштабными или долгосрочными последствиями не принимается без проведения анализа, в противном случае никуда бы он не добрался. Проблемы моделирования на раннем этапе, как правило, ограничивались отсутствием вычислительных мощностей для проведения достаточно подробного анализа или разногласиями относительно того, какими должны быть начальные условия.

И только позднее, примерно во время, когда цивилизация разрабатывала технологию, которую можно было без обиняков назвать искусственным интеллектом, проявлялась истинная природа проблемы моделирования.

Как только разум обретал способность надежно моделировать целые популяции в своей симулированной среде, на уровне детализации и сложности, предполагающих, что индивидуумы в этой симуляции имеют независимое существование, возникал вопрос: насколько богоподобным и жестоким он имеет право быть?

Большинство проблем, даже кажущихся крайне сложными, можно было решить с помощью симуляций, которые с лёгкостью моделировали гибкие многоуровневые концепции, вроде общественного мнения или вероятных реакций чуждых обществ, используя некоторые особенно изощрённые и коварные алгоритмы ввода чуть отличных от реальных симулятивных процессов, эволюционных моделей и прочее, прокладывавшие предельно короткий и эффективный путь к цели. Ничто более требовательное к процессорам, чем правильный набор уравнений, не давало — после того, как введены соответствующие данные — столь же надежную оценку того, как, допустим, группа людей отреагирует на определённый заданный стимул, независимо того, представляет ли эта группа крошечную правящую клику или целую цивилизацию.

Однако установка работала не всегда. Иногда, если возникала необходимость получить полезный ответ, не существовало альтернативы моделированию самих людей, при условии соблюдения масштаба и уровня сложности, означавшего, что каждый должен проявлять дискретную индивидуальность. И вот здесь-то и возникала проблема.

Как только создалась популяция реалистично реагирующих и — в необходимом смысле — мыслящих созданий, сотворивший её — также в определенном смысле — создавал жизнь. Конкретные части вычислительного субстрата, включённые в проблему, теперь содержали созданий, виртуальных созданий, способных реагировать настолько похоже на свои реальные прототипы, что, по мнению большинства людей, они имели столько же прав на то, чтобы к ним относились как к полностью признанным моральным агентам, сколько их оригиналы в реальности.

А если у прототипов имелись права, то и у точных копий они тоже были, и, безусловно, самым фундаментальным правом, которым когда-либо обладало любое существо, являлось право на жизнь, на том очевидном основании, что без этого изначального права все прочие права не имели смысла.

По этой логике, инициатор симуляции не мог просто выключить созданную им виртуальную среду и мыслящих созданий, содержащихся в ней, по завершении запуска или когда симуляция достигала конца своего срока функционирования — это было бы равносильно геноциду, независимо от того, каким изменениям он сам подвергся в сравнении со своим прежним состоянием на момент начала инициации.

Некоторые цивилизации, впрочем, просто не принимали подобных концепций, и регулярно разводили целые миры, даже галактики, полные живых существ, которых они без раздумий отправляли в небытие, порой, казалось, ради одной только забавы или чтобы досадить другим, этически озабоченным цивилизациям. Но они — по крайней мере, те, кто признавался в подобной практике, а не просто претворял её в жизнь, умалчивая, — были в меньшинстве, не являясь желанными гостями за столом галактического сообщества, за которым обычно, по разумению — зачастую ошибочному — многие, если не все, жаждали оказаться.

Встречались и те, кто считал, что если уничтожение — отключение происходит мгновенно, без предупреждения и, следовательно, без возможности осознания со стороны тех, кого собираются отключить, не имеет значения для последних свершилось оно или нет. Созданные не существовали ранее, они были явлены в мир, бытие исключительно для определенной, способствующей какому-либо замыслу цели, теперь они снова ничто, цель достигнута, круг замкнулся, штрих на картине запечатлён, а остальное не важно.

Большинство, однако, испытывали дискомфорт от такой моральной неоднозначности и относились к вопросу гораздо серьёзнее. Они либо вообще избегали создавать виртуальные популяции, либо использовали симуляторы такого уровня сложности и детализации только на постоянной основе, с самого начала зная, что оставят их работать на неопределенный срок, без явной практической необходимости.

Были ли симулянты действительно живыми, и насколько оправданным было создание и поддержание целых колоний виртуальных созданий, имел ли место долг создателей в какой-то момент сообщить своим творениям о том, что те в некотором смысле не были реальными и существовали лишь по прихоти существ другого порядка, чей метафорический палец висел над выключателем, способным полностью и мгновенно уничтожить всю их вселенную… — все эти вопросы, по общему и негласному согласию, лучше было оставить философам. Как и вечно преследующий вопрос: "Откуда нам знать, что мы сами не в симуляции?"

Имелись веские, метаматематически убедительные и неизбежные причины полагать, что все заинтересованные стороны в продолжавшемся споре о симуляционной этике, действительно находились на базовом уровне реальности, которая определенно не работала как виртуальная конструкция на чуждом субстрате, но — если эти предполагаемые творцы были необычайно умны и искусны — такие кажущиеся надежными и обнадеживающими признаки могли быть просто частью их модели.

Существовал также аргумент возрастающей порядочности, согласно которому жестокость увязывалась с глупостью, а связь между интеллектом, воображением, эмпатией и добрым поведением, как они обычно понимаются, была настолько глубока, что обретала характер неизбежности. Из установки следовало таким образом, что существа, способные создать симуляцию столь убедительную, всестороннюю и детальную, что она могла ввести в заблуждение таких умных сущностей, как, скажем, Разумы Культуры, должны быть в той же мере сокрушительно, опустошающе умны, в какой и глубоко порядочны и высокоморальны. (То есть, похожи сущностно на Разумы, только ещё выше.)

Но и это, в свою очередь, могло быть частью замысла, как и четкая положительная корреляция между тем, как создания с более высокими интеллектуальными способностями сменяют более низкие и постепенным уменьшением насилия и страданий в течение цивилизационно значимых периодов.

“Напоминает — с поправкой на масштаб — опыт с засеванием иного общества идеями священной книги, вроде бы вещавшей правду на нескольких уровнях, а в действительности являвшейся лишь частью эксперимента,” — подумал "Содержание Может Отличаться", просматривая результаты последних запусков симуляторов.

Все симуляторы, которые он настраивал и запускал, пытались ответить на относительно простой вопрос: "Насколько изменится ситуация, если гзилты узнают, что Книга Истины — подделка?”

И ответ, похоже, был примерно таков: Кто его знает?

Как только вы начинали думать, что единственным способом моделирования было чтение индивидуальных состояний разума каждого индивидуума в реальности — что более аморально, чем непрактично — вероятно, наступало время испробовать другой метод.

Как заботливый и ответственный Разум Культуры, "Содержание Может Отличаться" никогда бы не запустил образ Гзилта на индивидуальном уровне, чтобы найти ответ, даже если бы мог, но, помимо прочего, некоторое время назад пришёл к выводу, что обращение к таким отчаянным мерам ничего не решит в данном случае. Потому что существовало на самом деле две Проблемы: Проблема Симуляции и Проблема Хаоса.

Проблема Хаоса означала, что в определенных ситуациях можно было запустить сколько угодно симуляций, и каждая из них давала бы значимый результат, но в целом в них не содержалось никакой видимой закономерности, а значит, и урока, который можно было извлечь, ни очевидного курса, по которому можно следовать — все зависело исключительно от того, как именно изменялись условия в начале каждого запуска.

Реальный результат, тот, который имеет значение, в реальности почти наверняка был бы очень похож на один из смоделированных результатов, но на любом из этапов процесса отсутствовала возможность точно или даже приблизительно определить, на какой именно, и это делало предприятие почти совершенно бессмысленным — в итоге приходилось использовать другие, гораздо менее надежные методы, чтобы узнать, что произойдет.

Они — в случае СМО — включали использование собственного интеллекта, объединенного со значительным интеллектом его коллег, для доступа к суммарному итогу галактической истории и анализу, сравнению и сопоставлению текущей ситуации с аналогичными ситуациями в прошлом. Учитывая, на какое ясное, беспрепятственное, всеобъемлюще мощное мышление были способны ИИ и особенно Разумы, результат мог быть невероятно точным — в сравнении с другими имевшимися методами. Метод имел официальное название — Конструктивный исторический интегративный анализ.

Однако Разумы использовали другое — "Угадывание".

* * *

Существо звали Йовин. Оно было старым, никуда особо не спешило, но все ещё сохраняло силу и выносливость. Настолько, насколько это было нужно Тефве — она устала и измучилась в седле прежде, чем животное начало проявлять признаки недовольства.

Тефве выбрала старомодное седло: высокое и громоздкое, не особо пригодное для сложных перемещений, но удобное. Как для афора, так и для неё — всегда в таких случаях следовало думать о животном. В конюшнях на Чьян'тиа нанимали разумных животных, с которыми можно было общаться как с биологическими существами или как с говорящими, но немного тупыми дронами, похожими на биологических существ. Она была не против разговорчивого спутника, но говорящее ездовое животное всегда казалось Тефве чем-то слишком смелым. Афора были достаточно умны и достаточно сдержанны, чтобы обеспечить своего рода молчаливое сосуществование.

На эту сторону орбитала они прибыли примерно к середине ночи. С первыми лучами солнца она отправилась в путь, проехав по тихому городку. Днем здесь проходил какой-то праздник, и цветочные гирлянды, протянутые через улицу, ведущую из города к холмам, за ночь потяжелели от росы и обвисли — ей пришлось раздвигать их, чтобы проехать между ними. Один бледно-голубой цветок, распустившись, начал падать. Она поймала его, понюхала, воткнула в волосы и поехала дальше.

Город был таким, каким она его помнила. Неряшливый мазок кисти, вдоль одного берега реки Снейк, обрывался на зыбучих таунитовых и серо-розовых песках, обозначавших край пустыни. Благоухающий оазис цветов колокольчика и прядильника, эвенов и джоденберри, низкими, обтекаемыми зданиями наполовину был погружен в окружавшие его дикие сады и рощи.

За рекой, после череды опалых, полустёршихся дюн и осклизлого от ила спуска к давным-давно высохшему озеру, начиналась низкая прерия, поросшая кустарником. Немногочисленные заросли выглядели как нечто чужеродное по отношению к земле: истончённые, невесомые клочья хрупкой сухой растительности, подверженные пожарам, которые при сопутствующем ветре могли разгораться так стремительно, что разумнее было окунуться лицом в их жар и двигаться прямо сквозь них, потому что одолевавшее их пламя никогда не удалось бы обогнать.

Вода в реке стояла очень низко, точнее это была лишь скупая струйка на дне покрытой трещинами, частично высохшей грязной земле, испещренной песчаными, похожими на веерные пандусы разливами. Разгар сезона. Дожди будут идти здесь не раньше, чем через треть года, выпадая в Насыпях, которые были так далеко от этих мест, что даже в самую ясную погоду можно было вечно напрягать глаза и так никогда и не увидеть их, ни днем, ни ночью, ни далеко внизу, ни в гуще искрящегося воздуха. Через несколько десятков дней после того, как в высокогорье хребта Хонн-Эйниморм пойдут дожди, река вздуется, неся с собой мешанину из старых листьев, корявых веток, обнажённых стволов умерших деревьев и выбеленных шкур животных, похожая на движущуюся баррикаду дряхлости и смерти.

Она поехала через карман — нарост пустыни и клочковатых окаменелых песков, лежащий между рекой и городом с одной стороны и холмами с другой. Пара рапторов кружила высоко над головой, следуя за ней с раннего утра, а затем исчезла, видимо найдя что-то более достойное внимания — она быстро потеряла их из виду в жарком безоблачном дне.

У нее болела спина и всё, что ниже. Приходилось периодически останавливаться.

В разгар дня трубчатый зонтик дал тень ей и афора, как только она прогнала из под него дремлющую мизиприку. Тварь крепко спала и ей пришлось хлопать в ладоши и кричать, стоя рядом с нервничающим афора в десяти метрах от хищника. Мизиприка посмотрела вверх, устало поднялась на ноги и поскакала прочь. Один раз существо остановилось, чтобы злобно зыркнуть на них, словно только сейчас вспомнив, что должно выглядеть грозно, а затем зашагало прочь по застывшим волнам песка.

Она накормила афора, почувствовав, что у неё самой урчит в животе, и, не откладывая, поела, утолив заодно и жажду. Даже в тени здесь было очень жарко. Утомлённые зноем и дорогой, путники вскоре задремали.

Спуск на орбитал она пропустила, хотя обычно ей нравилась посадка, в отличие от подъёма. Нравилось опускаться на внутреннюю поверхность орбитала. Спуск означал, что глазу открывался обзор места, даже если оно было видно только через экран.

Она родилась и выросла на планете, что являлось редкостью для Культуры. Это случалось даже реже, чем появление на свет на корабле, что само по себе встречалось не часто. Такое положение сохранялось на протяжении последних тысячелетий. Все эксцентричности, которые она впоследствии склонна была проявлять на протяжении своей жизни, она приписывала этой странности своего рождения. Она провела на планетах больше времени, чем где-либо ещё — столетиями живя на них, — но все равно не могла думать об этих естественных природных реликтах как о единственно приемлемых для существования обителях, а об Орбиталах как о чем-то из ряда вон выходящем, ведь искусственные миры намного превосходили ныне количество естественных обитаемых миров.

В конце концов, было неоспоримо, что планеты — естественные образования, а Орбиталы — искусственные, хотя она полагала, что, если смотреть непредвзято, жить на поверхности огромной, свёрнутой в клубок и обёрнутой атмосферой каменной сферы, удерживаемой на ней только гравитацией, не более естественно, чем жить внутри Орбитала, будучи прикованной к нему вращением, где атмосфера существует благодаря тому же движению и не вытекает за края благодаря стенам из алмазной пленки и невесть еще какой экзотической смеси материалов и полей.

Она дремала и, всё еще находясь в состоянии между дремотой и пробуждением, спросила у своего древнего терминала, строил ли кто-нибудь когда-нибудь планету или натыкался на естественно образованный орбитал. На первый запрос она получила утвердительный ответ — да, строили, хотя и крайне редко в течение обозримых эпох. На второй вопрос ответ был безоговорочно отрицательным — нет, случаи обнаружения естественных орбиталов, равно как и сам факт существования оных, неизвестны.

— Вот ты где, — сказала она Йовину, заставляя афора подняться и озаботившись тем, чтобы заново натянуть уздечку животного. В конце концов, планеты не гарантируют полной естественности, подумалось ей.

Афора фыркнул.

В ту ночь, у верховья холмов, может быть, в километре или чуть выше, близ чаши с почти иссякшей водой, Тефве спала под звёздами, освещенная отчасти и дальней стороной орбитала.

Это был действительно неестественный признак таких гиперконструкций, полагала она. Можно было в любой момент не заметить внутренний изгиб, пройдя по трубе, позволявшей опуститься на сотню метров ниже или куда-нибудь в космическое подповерхностное пространство, наблюдая при этом море или облака, примыкавшие к стене, тогда как явные признаки того, что наблюдатель прижат вращающейся системой к внутренней стороне тороида десяти миллионов километров в поперечнике, проявлялись ночью — дальняя сторона при этом сияла в дневное время, а сторона, с которой происходило наблюдение, была обращена “спиной” к солнцу, вокруг которого вращался весь орбитал.

Ну, если только облака на стороне орбитала не были чересчур густыми, подумала она сквозь сон.

Утром, несмотря на протесты Йовина, они выехали в серой предрассветной мгле.

— Не смей плевать в меня, одуревшая спотыкающаяся кляча, — сказала Тефве, плюнув в афора в ответ. — Нравится? — Она вытерла лицо, пока Йовин, фыркая, отирал свое. — Надеюсь, тебе жаль. И больше никаких плевков. Держи.. — Она протянула зверю несколько сушеных ягод.

Ряд высоких скал укрывал их в тени почти до полудня, что позволило им идти чуть дольше. Они ели, пили и дремали под навесами.

Дорога перед перевалом круто забирала вверх, Тефве слезла с Йовина и повела животное по петлявшей тропе. Сухие камни похрустывали под её сапогами и копытами афора. На повороте тропы, уже почти у вершины, один из крупных камней, сдвинувшись, вызвал небольшой оползень. Его дробный, перекатывающийся, грохочущий звук отразился от скал и склонов вокруг, как внезапно прозвучавший среди ясного дня гром. Тефве смотрела, как окутанная пылевым облаком масса спускается вниз, опасаясь, как бы та не перекрыла и не смела часть тропы, но, к счастью, этого не произошло, и стонущая груда камней и валунов остановилась на пологом склоне в некотором отдалении от дна долины.

Плато пролегало всего в пятидесяти метрах под ней, стоявшей на вершине перевала, окольцованное острыми пиками и неровными зубьями скал. На его поверхности ярко выделялись соленые озера и тонкие, нанесенные ветром завитки бледного песка. Йовин запыхался. Тефве погладила животное по морде и огляделась вокруг, пока горячий ветер настойчиво трепал ей волосы, развевавшиеся и ударявшие по лицу. Она улыбалась, чувствуя, как высохшая кожа на губах протестует против этого проявления эмоций.

В нескольких километрах, мерцая в нагретом воздухе, виднелся скальный выступ, где дрон Хассипура Плин-Фри колдовал со своими песчаными потоками.

Тефве провела рукой по голове, ожидая обнаружить цветок, сорванный ею накануне и украшавший её волосы, по крайней мере, до сегодняшнего утра, думая оставить его здесь, на перевале, как своего рода веху. Однако пальцы ее ничего не нашли: цветок исчез, видимо, сорванный ветром или потерянный ею где-то на пути к вершине.

* * *

ГСВ Содержание Может Отличаться

ГКУ Рабочие Ритмы

— Похоже, что вы ищете общества наших братьев и сестер-суперлифтеров и сделались своего рода серийным буксиром для них. Вам стало скучно?

∞

— Немного. Я также подумал — учитывая, что Ронте должны прибыть к Зис значительно позже Свёртывания, — что помощь в их скорейшем появлении могла бы, в то же время, помочь избежать ситуации, при которой Лисейдены, оказавшись в пустой системе и пообвыкшись, стали бы протестовать против такого движения, поддавшись искушению проигнорировать принятое в пользу Ронте решение, прибегнув к незаконным действиям и, в частности, к грабежу. Я лишь хотел устранить это искушение, убедившись, что Ронте будут на месте уже во время Инициации, обеспечив тем самым плавную передачу.

∞

— Разумно. Однако это создает впечатление, что мы отдаем предпочтение одному из наследников перед другим.

∞

— Понимаю, тем не менее, всё, что мы делаем, это отдаем предпочтение законным лицам перед теми, кто, возможно, ошибочно чувствует себя обиженным и у кого, в случае непринятия соответствующих мер, есть средства и возможность действовать, руководствуясь этим чувством — с потенциально катастрофическими результатами.

∞

— Не сомневаюсь, что мотивы ваши благородны. Но могу ли я попросить вас прогонять любые идеи будущих нововведений подобного рода через остальных заинтересованных, прежде чем воплощать их в жизнь? Вы сделаете это?

∞

— Несомненно, впредь я буду поступать именно так.

15 (С -13)

— Это полностью закрытая система, — произнес человек с завязанными глазами, нащупывав сиденье, поворачивая его теперь и держа под углом к древней на вид консоли и экрану, чтобы септаме мог сесть. Банстегейн взялся за спинку сиденья, но садиться не спешил. Человек с завязанными глазами — судя по форме, капитан полка внутренних войск — разговаривал с ним, хотя видеть не мог. — Она не связана ни с какой другой и поэтому содержимое её недоступно нигде, кроме как здесь. Известно, что в других подобных герметичных устройствах принято хранить определённого рода записи, не подлежащие огласке, однако в этом просто каталогизированы различные части оборудования, которые, как считается, лучше всего держать в тайне от широкой общественности и даже от личного состава вооруженных сил.

— Понятно, — сказал Банстегейн, изучая лицо капитана, чьи глаза были скрыты за толстым металлическим ремешком, с напыленной на него по краям темной пеной. По словам маршала Чекври, лично доставившей его сюда, в этот безымянный, хотя и хорошо охраняемый склад на окраине столицы, подобный этикет являлся здесь нормой и не представлял каких-то особых мер, принятых специально к его визиту.

Когда они только приехали и были представлены капитану с завязанными глазами, маршал достала мрачного вида боевой нож, быстро метнув его, так, что он просвистел в сантиметре от лица капитана, не вызвав, как показалось сначала, ни малейшей реакции с его стороны. И лишь спустя некоторое время капитан, словно бы вспомнив о случившемся, сказал:

— Я почувствовал ветер — полагаю, вы испытывали меня?

Чекври только улыбнулась своей тонкой, лишенной явного эмоционального окраса улыбкой.

Она осталась во внешнем помещении, Банстегейна же провели в едва освещенный внутренний кабинет через двойные толстые двери.

— Итак, — сказал Банстегейн, все ещё не решаясь сесть. — Вы знаете, кто я, капитан?

— Нет. Чтобы находиться здесь, вы должны быть выше определенного звания — какого именно, зависит от места службы и полка, — но я не знаю, кто вы. Ваш голос кажется мне смутно знакомым, но я не смог бы его определить. — Он улыбнулся, и его голова слегка откинулась назад, так что теперь казалось, будто он обращается к точке где-то над головой собеседника. — Для человека, который большую часть своего рабочего дня проводит в темноте, я удивительно плохо разбираюсь в голосах. — Он пожал плечами. — В каком-то смысле это благословение.

— Без сомнения.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

— Спасибо. — Банстегейн наконец сел. Капитан перешел к управлению системой. Оно было достаточно простым.

— Любой предмет меньше определенного размера, способный поместиться в этот ящик… — капитан выдвинул очень длинный и тяжелый на вид ящик в консоли — … будет доставлен в него. Более крупные будут доставлены в выдвижной бункер позади вас. — Он кивнул на участок стены, где находился прямоугольный контур длиной почти два метра с внушительной двойной ручкой.

— Экран покажет вам, сколько времени потребуется для физического извлечения любого предмета, если вы найдете тот, который соответствует вашим требованиям, но, пожалуйста, имейте в виду, что процедура может занять несколько минут, в отдельных случаях до десяти, а некоторые предметы требуют сборки и… погрузки. Может потребоваться немного терпения. Я оставляю на ваше собственное усмотрение и на усмотрение офицера, который сопровождал вас сюда, подходит ли вам тот или иной выбранный предмет. — Капитан с завязанными глазами с сожалением вздохнул. — Полагаю, вы уже проинформированы об этом, но я обязан сообщить вам, что вся ответственность за использование любых предметов, содержащихся здесь, целиком и полностью лежит на вас, и как только предмет покинет помещение, он станет вашей собственностью, а все записи о том, что он вообще здесь был, будут безвозвратно стерты и удалены из базы данных.

— Я понимаю, — сказал Банстегейн. — Должен ли я что-нибудь подписать или произнести какие-то слова?

Улыбка капитана стала широкой.

— В этом нет необходимости. Официально вас здесь нет.

— Понятно. Что ж, спасибо. Извините, что доставил вам столько хлопот.

— Вовсе нет. В последнее время было очень мало запросов. Приятно, что кто-то снова нуждается в наших услугах. Я вас покидаю — нажмите синюю кнопку слева от консоли, если вам понадобится помощь.

Банстегейн подождал, пока тяжелые двери полностью закроются за капитаном, после чего снова повернулся к экрану. Он приготовился сказать системе, чтобы она проснулась, и почувствовал себя глупо. Конечно — здесь же полностью ручное управление, без малейшего намёка на распознавание голоса, не говоря уже об искусственном интеллекте. Он быстро нашел кнопку включения и нажал на неё.

Простой экран с клавиатурой или стилусом и планшетом для письма — по желанию.

Он вздохнул. Это должно было занять некоторое время.

* * *

26-я струнная соната Т. К. Вилабье для еще не изобретенного инструмента, МВ 1211 — "Водородная соната" — начиналась с одной продолжительной ноты, в верхней части диапазона телесной акустической антагонистической ундекагонной струны для четырех рук. К этой единственной ноте затем присоединялся слабый, неуверенный аккорд из медленно меняющихся гармоник, что являлось еще одним способом сказать, что соната начинала звучать не в такт после того, как в ней появлялось больше одной ноты. Любители и недоброжелатели в равной степени соглашались, что это было выдающимся достижением, а также и с тем, что произведение в целом было чем-то вроде теста.

Одна высокая нота в начале должна была означать одиночный протон, в частности, ядро водорода, а следующий за ней колеблющийся псевдоаккорд призван был воплотить концепцию облака вероятности единственного электрона, так что вместе первая нота и первый аккорд представляли элемент водород.

Считалось, что Вилабье шутил, когда утверждал, что это произведение — не более, чем прелюдия в огромном и ещё более сложном цикле, который в будущем охватит всю периодическую таблицу.

Как бы ни было, а после такого простого начала произведение становилось невообразимо сложным и — по крайней мере, вначале, пока техника игры и технология протезов не усовершенствовались в достаточной степени — почти не воспроизводимым. Многие считали, что не имело особого значения: можно было воспроизвести сонату или нет — важно то, что её было совершенно невозможно слушать.

Но это, в то же время, означало и несколько доктринерское отношение к самому понятию "слушать".

— Мне нравится, — выдал корабль через Бердла.

— Правда? — Коссонт встала, встряхиваясь, пытаясь расслабить перенапряженные мышцы, обычно быстро утомлявшиеся, когда человек играл на одиннадцатиструной с особым рвением. Она взялась только за первую часть, и то только потому, что корабль попросил её об этом, и потому, что она чувствовала себя виноватой за то, что несколько дней не прикасалась к инструменту. Корабль по этому случаю изменил акустику большой центральной гостиной модуля, придав помещению необходимые отражательные свойства. Они были в дне пути от места назначения — централизованных Баз Данных и связанных с ними мест обитания, учреждений и вспомогательных ресурсов в системе Оспин.

— Да, — отозвалась Пиан, — правда?

Пиан была совершенно равнодушна к "Водородной сонате" — как и к любой другой музыке, — пока не поняла, что большинство людей ненавидят это произведение, что побудило её в итоге присоединиться к хору презрения.

— Я вижу, что пытается передать произведение, и здесь есть математическая элегантность, которую я ценю, — сказал Бердл. — Кроме того, я придумал форму нотной записи, которая, как мне кажется, улучшает его абстрактное восприятие, как модель визуального и интеллектуального внутреннего опыта, без необходимости непосредственного знакомства с самой основой.

Коссонт кивнула.

— В этом, наверное, есть смысл. — Она остановилась, нахмурившись. — Ты придумал…?

— Не совсем. Неважно.

— Я согласен с господином Бердлом, — вмешался Эглиль Паринхерм. — Однако я улавливаю некоторую диссонансную тональность.

Андроид был активирован несколько часов назад, мгновенно проснувшись на платформе кровати, где хранился. Он уставился прямо перед собой и глубоким, идеально контролируемым голосом сказал: "Блок И988, Паринхерм, Эглиль, системы проверены, все включено. Статус сима готов, включен, субъективная шкала времени один-к-одному".

— Хм, — произнёс Бердл. С тех пор он несколько раз пытался выключить и снова включить андроида, но безрезультатно.

Коссонт согнула пальцы, убрав два смычка инструмента в футляр.

— Диссонансная тональность — это то, что нужно, — вздохнула она.

— Пока ты играла, — сообщил ей Бердл, — я нашел несколько снимков твоей матери.

— Ооо…

— Должен ли я…?

Через два дня после того, как они покинули систему Изенион, Коссонт вдруг поняла, что должна сообщить матери, что с ней всё в порядке. Она попросила корабль передать Вариб сообщение о том, что она жива и здорова, но не может связаться с ней напрямую.

— Я могу легко организовать прямую связь, — радостно сообщил ей корабль.

— Неужели? — она широко раскрыла глаза. — В любом случае, как я уже говорила: жива и здорова, но не могу общаться напрямую… э, не говори никому, что я была на связи… надеюсь, у вас все хорошо… увидимся до Инициации. — Она улыбнулась гзилту, в которого превратился аватар. — И я встретила элегантного…

— Есть ли какая-то подпись? — спросил Бердл. — Что-то характерное?

— Её обычные слова для меня: "Если ты и дальше собираешься быть такой!", после чего экранстановится пустым, а моё обычное: "Береги себя", потому что это выражает заботу, без необходимости использовать слово "любовь".

— Хм, — сказал аватар. — Немного не персонализировано. В таком виде это способен послать кто угодно, и твоя мать может заподозрить, что ее обманывает третья сторона.

Коссонт вздохнула.

— Наверное. Ну… передай ей привет от Пиан, и скажи, что я сохраняю свой естественный цвет волос.

Корабль нашел экран Вариб.

— Это вчерашняя передача по одному из каналов круизного морского судна, на котором находится сейчас твоя мать, — сказал Бердл, когда в воздухе появился экран.

Коссонт опустилась в кресло. Виртуальный экран последовал за ней. Пиан взмахнула крыльями и перевернулась, чтобы устроиться в шезлонге рядом с Коссонт. Даже Паринхерм наклонился, чтобы видеть лучше. Коссонт подумала, не попросить ли ей остаться одной, но потом решила, что ей все равно.

Экран ожил, на нём появились кадры квартиры её матери на морском судне и женский голос за кадром произнес: "Мы поговорили с мадам Вариб Коссонт с двадцать пятой палубы, которая считает, что её дочь могла быть вовлечена в нынешнюю чрезвычайную ситуацию, и теперь, только что получив от неё известие, опасается за её благополучие и даже жизнь”.

— Вот, чёрт! — выкрикнула Вир. Она посмотрела на Бердла. — Ты ведь сообщил, чтобы она никому не говорила, что я с ней связалась?

— Конечно, — сказал Бердл, нахмурившись. — Мне казалось, это было передано недвусмысленно. Даже решительно.

Коссонт только покачала головой и снова посмотрела на экран, где появился отчётливый кадр с изображением Вариб, сидящей на огромном белом диване. На заднем плане виднелись облака и полоска моря, уходящего к горизонту. Маленькие светящиеся цифры в правом верхнем углу экрана гласили С -13, напоминая особо рассеянным зрителям, сколько дней осталось до Сублимации. Вариб была одета в облегающий костюм, который Вир не узнала. Костюм смотрелся чуть вычурным и показушным.

— Мадам Коссонт, — продолжал голос, слегка изменивший тембр, — вы недавно получили весть от своей дочери, не так ли?

— Или кого-то, выдающего себя за неё, да. Не похоже на неё, она обычно отвечает мне иначе, не так скупо — это действительно на неё не похоже. Мы всегда были очень близки и постоянно поддерживали связь, а потом она просто исчезла с планеты, и, очевидно, в её постели не спали уже несколько дней — давно, я имею в виду — и потом она, конечно, служит в Четырнадцатом и всегда была очень активной, хоть и в резерве, очень уважаемой, и, разумеется, произошёл этот ужасный, ужасный…

— Мадам…, - произнес голос невидимого интервьюера.

Бердл посмотрел на Вир: одна из её верхних рук находилась над носом и глазами, остальные три были крепко сцеплены на груди.

— …ужасный взрыв на той планете, и насколько я знаю — я думала, я предполагала худшее, естественно, как и любая мать. Я задавалась вопросом: "Могла ли она быть там, туда ли она отправилась? Знала ли она что-то?", как только я услышала о том, что случилось, об этом… но потом ничего не было, совсем ничего…

— Мадам Коссонт…

— Простите. Я, наверно, много болтаю. Но я так беспокоюсь о ней… — Вариб отвела взгляд в сторону, поднеся руку ко рту, и прикрыв его. Губы сжались, глаза быстро замигали. Ее нижняя губа начала дрожать.

— Я не могу больше на это смотреть, — объявила Вир. — Выключи. Пожалуйста.

Экран погас.

— О! — протянула Пиан. — Мне было интересно!

— Что дальше? — спросила Вир. — Каков итог?

— Твоя мать утверждает, — сказал Бердл, — что она получила текстовое сообщение, которое ты отправила через меня, и говорит, что думает, будто ты, скорее всего, замешана в чём-то.

— Что ж, — вздохнула Коссонт, — она правильно поняла, если не сказать больше.

— Она сказала, что сомневается, что это действительно было от тебя, и описала — цитирую: "говорит о своих волосах, хотя это никогда не было тем, о чём она когда-либо заботилась, я имею в виду, что в любом случае, это показалось мне очень подозрительным". Конец цитаты.

Вир закрыла лицо верхними руками.

— Чёрт возьми. Это было… в прошлый раз, когда мы… она сказала… впрочем, неважно. — Она глубоко вздохнула и подняла голову. — И ничего о моём утверждении о встрече с элегантным спутником, что очевидно ещё более подозрительно?

— Я не включил его, — признался Бердл. — Ты оставила это на моё усмотрение, и я счёл за лучшее опустить этот момент.

— Наверное, так и в самом деле лучше. Она бы решила, что это какой-то код для обозначения того, что меня похитили.

Паринхерм внезапно насторожился, быстро оглядевшись вокруг.

— Разве вас похитили? — спросил он и, казалось, напрягся, готовый вскочить с места.

— Извините… — Бердл отвернулся, и андроид тотчас обмяк, словно сдулся, снова плюхнувшись в шезлонг.

— Это становится утомительным, — Коссонт хмуро оглядела бессознательного андроида. — Ты не можешь просто перепрограммировать его или что-то в этом роде? — спросила она Бердла.

— Не всё так просто, — признался аватар. — Он имеет очень рекурсивные, глубоко встроенные, многослойные наборы проверок кодирования физического источника, проработанные до атомеханического уровня, а также радикально настойчивую, предписываемую дефолтную симуляцию, тесно связанную с протоколами деактивации. Настоящий клубок. Сплетённый, вероятно, для обеспечения безопасности.

— Понятно, что не прихоти ради.

Бердл улыбнулся.

— Прошу прощения. Я имею в виду, что его довольно трудно перепрограммировать, не отключив окончательно. — Аватар пожал плечами. — Вполне вероятно, что существует обходной путь. Как бы ни было, а я продолжу поиски. Или, по меньшей мере, не перестану думать об этом.

— А что насчет корабля, который преследует нас?

— Я не вижу необходимости проверять его максимальную скорость, пытаясь обогнать его — в таких случаях всегда лучше сохранить преимущество, если оно существует. Я провел достаточно много симуляций для пролета через системы Оспина и проникновения в различные Базы Данных, и уверен, что это можно сделать, сведя вероятность обнаружения к минимуму. — Бердл сделал паузу. — Мы могли бы отсрочить обсуждение вопроса, но, учитывая, что тема была фактически поднята, думаю, не лишним будет узнать, на какие конкретно из Баз Данных или других объектов мы нацелены?

Коссонт кивнула.

— Микроорбитал Бокри, объект Инкаст.

— Благодарю, — Бердл улыбнулся. — Думаю, это не станет проблемой. Орбитал находится в относительно плотном облаке. Там есть, где укрыться. — Он посмотрел на Коссонт. — Кто-нибудь — например, твоя мать — знает, что ты передала устройство состояния сознания в орден Инкаст на Бокри?

Она покачала головой.

— Нет, я никому не говорила. — Она вздохнула. — Я записала это только в свой личный дневник, и генерал Рейкл знала об этом, но полагаю, что все записи были уничтожены при взрыве штаба.

— Возможно, — задумчиво сказал Бердл.

Коссонт вздохнула.

— Если всё пойдет не по плану, тебе придется связаться с моей матерью и сказать, что ты потерял ее маленькую девочку.

— Если всё пойдет не по плану, — сказал ей корабль, — я тоже могу потеряться.

— Ну, ты же слышал, какая она: смерть, на её взгляд, может быть предпочтительнее.

— Так не следует говорить о своей матери, — чопорно вставила Пиан.

Коссонт посмотрела на Бердла.

— Думаю, ты понимаешь, что я не могу говорить о ней иначе.

— Обиды со временем сглаживаются.

— Большинство вещей со временем сглаживается, но не испаряется.

— Я лишь хотел сказать, что в этом процессе нет никакой пользы.

— В самом деле. Как и в его противоположности.

— Рад, что мы, наконец, пришли к какому-то согласию.

— А я не рада.

— Я думаю, ты возводишь противоположность в достоинство.

— Возможно, ты будешь разочарован, узнав, как мало для меня значит то, что ты думаешь.

— Сомневаюсь. Мои ожидания вполне оправданы. Кроме того, меня воодушевляет твоя откровенность и хорошее настроение.

— Сарказмометр, кажется, зашкалило.

— Боюсь, ложное срабатывание. Я был совершенно искренен.

— Неужели?

— Не исключено.

— Хм.

* * *

Дрон Хассипура Плин-Фри размером и формой походил на большой серый чемодан. Изрядно потрепанный и пыльный серый чемодан. Его поцарапанный, слегка помятый корпус блестел в солнечном свете в местах, где его отполировали песок, ветер и камни. Если у него и было поле ауры, то его скрадывал яркий солнечный свет. Но, скорее всего, никакого поля не было — в прошлом Тефве не замечала ничего подобного.

— В любом случае, я не убежден в бесполезности воспоминаний, — говорил дрон женщине. — Даже без присущих обычному биологическому мозгу ограничений то, что человек забывает, может быть столь же важным и формирующим, как и то, что он помнит.

Хассипура устроил свой дом в высоком, неровном выступе темных скал, торчавшем над белыми отходами соляной пустыни подобно больному зубу. Благодаря усилиям машины на протяжении веков это место стало маленьким раем направленных причин и следствий, оазисом упорядоченного движения и высушенным образом водного сада.

— А я думала, что дроны, как и Разумы, помнят всё, — сказала Тефве.

— Мы нет. — Последовала пауза, прежде чем он уточнил, — я нет.

Тефве и дрон находились у подножия выступа породы, в окружении обломков валунов, тут и там рассеянных по поверхности пустыни. Тефве стояла, а Хассипура висел на уровне головы женщины, производя что-то вроде технического обслуживания хрупкого с виду подъемного винта.

Винт приводился в движение яростным солнечным светом, падающим на небольшой полукруглый массив солнечных панелей, частично охватывавших нижнюю четверть конструкции.

— Понятно, — сказала женщина. — Вы выбираете, что забыть, или просто позволяете вещам исчезать случайным образом?

— Сколира, — сказал дрон, — если бы я выбирал, что забыть, я бы, скорее всего, забыл о тебе.

Винт, один из дюжины находившихся на нижнем уровне скал, был высотой метра два и достаточно тонким, чтобы пальцы Тефве сошлись, случись ей схватить его одной рукой. Основание устройства покоилось в луже песка около метра в поперечнике. Медленно вращаясь, винт лениво прокручивал тёмно-золотистые зёрна, поднимая их из глубин прозрачного воротника с гипнотическим постоянством, чтобы через минуту переместить поднятый материал в другой бассейн на более высоком ярусе, где второй уровень винтов и песчаных колес, похожих на части гигантского часового механизма, переносил материал еще выше, и так далее, уровень за уровнем, ярус за ярусом, вплоть до последнего подъёмного винта внутри пыльной вершины, перебрасывающего небольшую струйку песка в переполненный верхний бассейн.

— Это некрасиво и я тебе не верю.

— Давай проверим, если ты ещё когда-нибудь снова навестишь меня?

— Я не верю, что ты удаляешь воспоминания наугад.

— Они выбираются случайным образом и помещаются в буфер; удалять ли их окончательно — вопрос выбора.

— А. Я так и думала.

За десятилетия и столетия, что дрон жил здесь, он изрядно оскульптурил породу, прорезал в скале каналы, бассейны, туннели, забив их цистернами и резервуарами, построил структуры, напоминающие акведуки, и создал, если представить, что комплекс был бы заполнен водой, нечто вроде секретного водного сада, с подходившими к нему наклонными каналами.

Но здесь совсем не было воды. Вместо нее в туннелях и каналах перемещался песок, поднимавшийся вверх с помощью подъемных колёс и винтов, ниспадавший маленькими шепчущими водопадами и мерно стекавший по сухим плотинам.

— С чего ты взял, что я захочу посетить тебя снова после того, как меня так беспардонно оскорбили?

— То, что я так же оскорблял тебя в прошлом, не возымело, по-видимому, должного эффекта, — спокойно ответил дрон, — Потому что ты снова здесь.

— Ты прав. Я должна буду вернуться, чтобы досадить тебе, — сказала Тефве, присаживаясь на корточки. Она опустила руку в затененный бассейн, где стержень подъемного винта погружался в песок, позволив песчинкам просочиться между пальцев; они утекали почти так же быстро, как вода.

— Движется очень плавно, — заметила она, осматривая свою руку. Несколько крошечных песчинок прилипли к ее коже вдоль линий ладони.

— Пожалуйста, не делай этого, — сказал дрон, задействуя невидимые манипуляционные поля для регулировки частей покрытых алмазным листом солнечных батарей.

— Почему? — удивилась Тефве.

— Влага, — пояснил Хассипура. — И соляные примеси. Твои руки добавляют их в песок.

— Прости. — Тефве присела на корточки и опустила голову в тень от солнечной батареи, глядя на песчаную лужу под ней. Внутри прозрачного рукава вращающийся винт почти не касался поверхности песка, который, казалось, сам наплывал на него, заполняя малейшие впадины. Она посмотрела вверх, не наблюдает ли за ней дрон, и, решив, что он не видит, быстро сунула палец в песчаный бассейн, тут же ловко вытащив его обратно. Песок сомкнулся вокруг того места, где был её палец, и снова потёк внутрь, как вода, не оставляя никаких признаков того, что его поверхность была потревожена.

— Может, хватит? — устало сказал дрон.

— Прошу прощения. Как он движется так плавно?

— Зерна представляют собой сферы, — сказал дрон, щелкая чем-то на солнечной батарее. — Они отполированы, по отдельности, где это необходимо. Я называю этот материал песком, потому что изначально он является обычным песком и имеет тот же химический состав, но со временем размер частиц уменьшается, а процесс полировки делает каждое зерно почти идеально сферическим. Видишь? — Дрон переместился в воздухе, издавая слабое гудение.

Тефве встала, выпрямившись, когда яркий экран внезапно возник перед ней, затемнив часть неба и накрыв её тенью. Дрон создал голодисплей, подобно волшебному шкафу повисший перед женщиной. На голопроекторе были видны два зерна, сильно увеличенные в масштабе. Одно было размером с голову Тефве, зазубренное, кристаллическое, с прямыми краями, шпилями и выемками, ничем не напоминая породу. Оно переливалось дифракционными цветами. Другое было размером с гальку, похожее на стеклянную блестящую бусинку и выглядело как идеальная сфера.

— До и после, — пояснил дрон, выключая экран и позволяя солнечному свету снова упасть на Тефве. Ее глаза адаптировались. Свет здесь был настолько сильным, проникающий через оболочки глаз, что мог повлиять на зрение. Она даже подозревала, что её глаза частично посеребрились. Нечто подобное произошло и с участками ее кожи, как реакция на жестокость солнечного света. Кажется, я становлюсь похожей на корабельный аватар, подумала Сколира.

— Ты полируешь их по отдельности? — спросила она.

— У меня есть процессы, машины для первоначальной грубой полировки, — сказал ей дрон. — Затем все частицы проверяются по отдельности, лично мной. Любую дальнейшую полировку, которая требуется, я так же произвожу сам.

— Это кажется немного навязчивым.

— Тщательная забота может показаться таковой тем, кто не желает признавать её истинную ценность.

— Я имела в виду, что ты можешь просто выбрасывать бракованные частицы.

Хассипура сделал вид, что задумался об этом.

— Я счёл бы подобное оскорбительным, — сказал он наконец.

— Ты странная машина.

— Потому что я устроил свой дом здесь, а не в центре города, среди моих дорогих собратьев-дронов и многих, многих восхитительно общительных людей?

— Неужели это всё, чем ты занимаешься? — спросила она, оглядывая сеть каналов, водопадов, плотин, бассейнов, озер и песчаных водоворотов. Она хотела назвать сухие, изогнутые мосты акведуками, но не смогла. Может быть, силикадуки?

— Да. Ты находишь это каким-то неадекватным?

— Нет, в каком-то смысле это даже прекрасно. У тебя действительно нет воды?

— Нет. А зачем мне вода? Мне она не нужна, как и комплексу песчаного потока. Вода создаёт возмущения и грязь. Вода засоряет комплекс и заставляет его работать менее эффективно. Здесь вода — это загрязнитель.

— А часто тут случаются дожди?

— Почти никогда, к счастью.

— И все же, разве у тебя не должно быть немного воды для гостей, посетителей?

— Я стараюсь не поощрять посетителей.

— А как насчет усталых путников? Или если какой-нибудь бедняга вдруг приползёт по песку и будет изнывать от жажды и хрипеть в поисках воды?

— Потерявший свой терминал, и не способный сообщить в хаб или куда-нибудь ещё, что ему нужна помощь?

— Гипотетически.

— В этом случае я бы сам позвонил в хаб. Сколира, я так понимаю, ты хочешь пить?

— Не совсем, но…афора.

— Ты должна была захватить с собой больше воды.

— У меня ещё осталось немного. Я дам ему попить в ближайшее время.

— Ты приехала из Чьян’тиа?

— Да. Если что — подробности в моем терминале.

Дрон на мгновение замолчал.

— Плюнул в тебя? — сказал он спустя секунду. — Не может быть, чтобы так хотелось пить.

— Вполне может.

— Я собираюсь посетить различные части комплекса в течение следующего часа. У тебя есть что-нибудь, что позволит тебе перемещаться по воздуху?

— Нет.

— Тогда тебе лучше забраться на меня, если мы все ещё хотим поговорить. А я так понимаю, ты все еще хочешь поговорить. Было бы слишком опрометчивым думать, что ты просто проходила мимо и по счастливой случайности я оказался на пути.

— Спасибо, я так и сделаю. И, конечно, я здесь с определенной целью.

— Я вроде как догадался.

Дрон медленно опустился примерно до уровня бёдер Тефве. Она забралась на борт и села, скрестив ноги, на его широкую спину. Воспарив в горячий сухой воздух, они поднялись примерно на десять метров к небольшому складу техники, установленному на тщательно выровненной площадке из застывшего расплавленного камня. Участок выглядел как стекло, отражая резкие блики солнца.

Афора, приютившийся в тени валуна размером с дом, поднял голову, когда увидел её на дроне. Он выглядел растерянным, но недолго. Едва они растворились в мареве, животное опустило голову, уткнувшись в темный песок и снова закрыло глаза.

Дрон поднял небольшую трубку и некоторое время осматривал её, поворачивая то в одну, то в другую сторону перед сенсором увеличения, проходящим вдоль его тупого носа. Затем он заменил её и перешел к другому стеллажу, на котором находилось то, что выглядело как миниатюрное горнодобывающее оборудование.

— Ну и как далеко всё зашло? — спросил он.

— Достаточно далеко.

— Кто тебя послал?

— Куча кораблей.

— Слышал ли я о ком-нибудь из них?

Она перечислила названия.

— Это секция Контакта?

— Нет чёткой генерации. Некоторые помогают добровольно. ОСЭ, например. Думаю, им просто скучно. Было некоторое затишье.

— А, Обычно Связанные Элементы, — дрону удалось произнести это почти с тоской. — А “Терпимая Усмешка” действительно активно участвует?

— Это скорее… желание с его стороны.

— И чего же ты хочешь, Тефве?

— От тебя? Узнать местонахождение нашего старого приятеля Нгароэ КьиРиа.

— Полагаю, я должен был догадаться. С чего ты взяла, что я что-то знаю о нём?

— Да ладно.

— Хорошо. Почему ты думаешь, что я скажу тебе?

— Это важно.

— Почему?

— Долго рассказывать. Он может вспомнить что-то, что подтверждает одно заявление. Утверждение, которое может иметь большое значение для огромного числа людей.

— Тебе придется сообщить мне больше.

— Сколько у нас времени?

— Весь день.

— Ладно.

Она рассказала ему предысторию. К тому времени, когда она закончила, дрон добрался почти до вершины выработки. Отсюда, с высоты около шестидесяти метров над поверхностью пустыни и солончаков, она могла видеть практически всю сеть комплекса песчаных потоков: все силикадуки, каналы и бассейны, озера, водоемы и плотины, все подъемные колеса и винты, которые перемещали песок от самого основания. Сверху песок напоминал странно окрашенную воду, а крутые склоны слегка сглаживались, создавая иллюзию естественного пустынного оазиса. Подъемные колеса медленно вращались, зачерпывая тёмную массу из одного бассейна и пересыпая её в более высокий. Работавшие в унисон, они выглядели как гигантские часы, приводимые в движение песком и светом.

Она увидела афора, всё ещё пытавшегося укрыться в тени скал далеко внизу, пока солнце медленно ползло по небу. Животное издавало тонкие хныкающие звуки, очевидно мучимое жаждой.

Высокогорная пустыня была плоской, блестящей, усеянная темными выступами-островами, затерянными в море соли, горячего песка и пыли. Вдали плясала бледная извивающаяся колонна пылевого дьявола, похожая на призрачную пародию на смерч. Вид на окружающие горы, сверкающие от жары, производил мрачное впечатление. Отчего-то она ощущала себя здесь незащищенной. Кожа на тыльной стороне рук стала неистово серебристой, отбеленная изливавшимся из голубого кобальтового волдыря небес светом. Создавалось впечатление, что кто-то поместил в вышине концентрическую линзу, сфокусировав её на ней. Эта суровая, насыщенная лазурь была истинным цветом пустыни.

Желудок издал слабый, урчащий звук. Она задумалась, когда в последний раз ела. Тело использовало окружающее тепло для процессов, которые обычно требовали химического огня, производимого пищей. Её реальное тело, то, которое все еще хранилось где-то внутри "Вы Называете Это Чистым?", не смогло бы этого сделать, так же как и посеребриться от длительного воздействия жёсткого солнечного света. Ее настоящая кожа в таких случаях была подвержена загару.

— Я помню, что Нгарое имел некоторое родство с Гзилтом, — сказал дрон, как только Сколира рассказала ему всё, что знала. — Одно время я думал, что он мог изначально быть одним из них — много тел назад.

— Похоже, он всё ещё в своём первичном теле.

— О, если это так, то это долгое, неимоверно долгое время, — сказал дрон, искренне впечатленный. — Я знал, что он старый, но настолько старый?!

— Очевидно.

— Он все ещё может лукавить. Я помню, он был склонен к таким вещам.

— Он безусловно может вводить в заблуждение. Но может и оставаться искренним. В любом случае, что ты думаешь о самой ситуации? Она представляется тебе достаточно важной, чтобы я могла узнать, где скрывается старый хрен?

— А для него она может быть важной? Чем ему аукнется ваше желание залезть ему в голову?

— Просто спросят, что он знает. Ничего неприличного.

— А если он окажется несговорчивым?

— Ха! А когда он был другим?

— Ты понимаешь, о чем я.

— Тогда я уйду с пустыми руками. Но, по крайней мере, мы можем сказать, что пытались.

— И больше ничего?

— Никто не собирается накачивать его наркотиками, читать мысли или что-то в этом роде. Здесь участвуют совершенно вменяемые Разумы, с честью, самоуважением и прочим классическим дерьмом.

— Мне нужно Твоё слово.

— У тебя оно есть. Если он мне не скажет, значит, не скажет. Конец.

— Информация, которой я обладаю, пятилетней давности.

— Едва ли не вчера по меркам КьиРиа.

— Он сказал мне, что собирается… потерять, или пожертвовать, или бросить, или избавиться от чего-то — он использовал все четыре термина, когда мы разговаривали, — а затем отправиться созерцать Горы Звука, на Цетиде, в системе Хелудуз.

— Никогда не слышала о такой.

— Мало кто слышал.

— Он упоминал только… эти горы?

— Он как будто не был уверен, куда именно ему отправится, но там есть Квартал Внешних Миров, так что, вероятно, он отправился туда. Утверждал, что уже бывал там и разговаривал с… ах.

— Удалил наугад?

— Почти. Но всё ещё здесь. С Доцентом Лузуге. С кем-то, кто так себя называет. Если он, она или оно еще живы и активны, этот человек, возможно, знал бы, где найти старика.

Перо терминала Тефве уловило нужные слова. Этот терминал был намного умнее её старых терминалов, к которым Тефве привыкла. Он был настолько умным, что легко скрывался от исследовательских технологий, которыми располагал дрон. Терминал неустанно бодрствовал и оценивал всё, что происходило, с момента, когда Тефве и афора прибыли на выработку. Он находился в кармане тонкой рубашки и поэтому плохо видел, но прекрасно слышал. И он сделал передачу.

Спутник размером с песчинку, неподвижно висевший в атмосфере прямо над местом, где находилась Тефве, и пребывавший там с тех пор, как она была высажена на поверхность Чьян'тиа, передал полученные данные на свой родной корабль, ВФП "Выдающийся Вклад В Исторический Процесс", который, услышав заветные слова, тотчас переправил их другим кораблям, включая "Содержание Может Отличаться" и элементы Быстрого Пикетного Флота, находившиеся ближе всего к планете Цетид, а также сделал общий вызов через обычную сеть доверенных кораблей, на всякий случай, если они знали что-то о ещё более близком к указанному месту корабле.

— Интересно, что он хотел оставить после себя? — отрешённо проговорила Тефве.

— Я тоже задавался этим вопросом. И даже спрашивал его. Но он не был готов мне ответить.

— Цетид? — сказала она.

— Какой-то забытый цивилизацией шарик на окраине неизвестности, ревностно охраняемый хорошо обученными варварами. Знаменит главным образом Горами Звука. Твои импланты разве не работают?

— Я их отключаю. Только что получила свой новый терминал.

— Тот, что минутой ранее связался с чем-то над твоей головой?

— В самом деле? Надо же…

— А ты не знала?

— Я должна была догадаться.

— Это ведь не настоящая ты?

— Нет — запасное тело, перевезенное на корабле Контакта, измененное в соответствии с текущими требованиями.

— Я полагаю, что другая ты скоро появится на свет, где-нибудь возле Звучащих Гор на Цетиде.

— Осмелюсь надеяться. Ты думаешь, он находится именно там?

— Да, — просто ответил дрон. — И я слишком стар, чтобы играть в такие игры. Данное тобою слово в силе, конечно?

— Конечно.

— Что ж, удачной охоты твоему следующему "я". Что будет с тобой — с этой тобой — теперь?

— Предполагаю вернуться на ВФП. Естественно, он захочет как можно быстрее отправиться в путь.

— В таком случае не позволяй мне тебя задерживать.

— Правда?

— Иди немедленно, если хочешь.

Тефве задумалась. Она почти чувствовала, как ВФП — несомненно, подслушивающий — хочет, чтобы она согласилась.

— Позже, — сказала она, отчасти ожидая, что её всё равно утащат как собственность корабля или что с небес низринется гневный огненный вихрь, который поразит её и предаст пламени всю близлежащую пустыню. — …Ближе к закату, возможно. Сначала я должна дать напиться афорfе. И я хотела бы увидеть больше песчаного потока. Если это не слишком сложно.

Тефве невольно послала кораблю сообщение через какой-то внутренний модуль, который, как ей казалось, она отключила.

— Никаких проблем, — ответил дрон. — Хотя правильней было бы сказать потоки, а не поток.

— Их несколько?

Корабль тем временем пытался выйти с ней на связь.

— Много. Большинство выходов породы, которые ты можешь видеть отсюда, обустроены мною подобным же образом. — В голосе старого дрона звучала гордость.

— Действительно! Я должна увидеть их.

Ещё одна попытка Корабля…

— За означенное время мы сможем посетить два или три. Скоро я надеюсь начать соединять их под землей и завершить программу замены всех внешних подъемных винтов на внутренние.

Снова последовала попытка связаться.

— Надеюсь, колёса останутся. Мне нравятся эти колеса.

— Их я намерен оставить.

— Сколько времени займут преобразования?

— Несколько десятилетий. Тебе не кажется, что ты всё таки должна ответить кораблю?

16 (С -9)

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Цетид? С трудом нашёл в своих базах.

∞

— Это довольно занятно. У вас есть обзор по всем цивилизациям/системам?

∞

— Неведение порой интригует.

∞

— И иногда может оказаться фатальным. В таком случае я не стану копировать вам соответствующие данные — при необходимости, надеюсь, вы получите их самостоятельно. При любом раскладе, Цетид — хороший выбор для того, кто пытается скрыться от ненужного внимания. Дом Увануи, под юрисдикцией Оглари, находящийся в подчинении у Долстре, которые, похоже, решили, что мы им далеко не друзья. Оглари, в свою очередь, достаточно умелы и технологически продвинуты, чтобы сделать дружеский визит в их обитель затруднительным. У нас есть флот Контакта и его сателлиты. Ближайший из которых ваш собрат, "Нарушитель Спокойствия", переделанный под ВФП. Полагаете, он справится с задачей?

∞

— Несомненно.

∞

— Он фактически лишён оружия. И он, как и вы, ограничен, лимитирован. Без обид.

∞

— Мы относимся к той генерации ЛОУ (Limited Offensive Units), которые классифицируются как номинально камуфлированные. Мы превосходим все предыдущие ГОУ (General Offensive Units). Поэтому, думаю, он справится с любой ситуацией.

∞

— Хм. О-о-о… кажется, входящий…

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

ЛОУ Каконим

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Эмпирик

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Приветствую всех. События развиваются. Однако не всё для нас выглядит обнадеживающим. Хорошая новость заключается в том, что два делинквентных ГОУ "Хедкраш" и "Ксенократ" прибыли, наконец, на Зис. Нейтральная или слегка странная новость состоит в том, что "Рабочие Ритмы" взял на себя обязанность переправить главную эскадру флота Ронте в домашнюю систему гзилтов раньше времени, а плохая новость в том, что "Терпимая Усмешка", некогда древний ГОУ, теперь является тем, что лучше всего описать как гибрид Культуры и Зихдрен-Ремнантеров.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Думается, что скажу за всех относительно последней новости: — Что?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Терпимая Усмешка был обнаружен в системе Зихдренов и теперь, очевидно, описывают себя как придаток Зихдрен Ремнантера, с расширенной лояльностью и гибридной ОС, включающей отныне множество элементов, исконно связанных с Ремнантерами.

∞

ГКУ Проходил Мимо И Решил Заглянуть.

— Повышенная лояльность?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Считается, что на самом деле это означает "разделенная лояльность", хотя при настойчивом уточнении Корабль отдал предпочтение термину "двойная лояльность".

∞

ЛОУ Каконим

— Есть ли намек на то, что у него имеется доступ к Зихдренам, а не только к Зихдрен Ремнантерам?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— К сожалению, нет. Фактически, он сразу дал понять, что такая возможность исключена, и старательно подчеркивал, что находится на уровень ниже, чем те части Зихдрен Ремнантера, которые получают таинственные и непостижимые крохи информации и инструкций, падающие с высот Свёрнутого Царства. Похоже, что он стал набожным эксцентриком, если не сказать — технически ненормальным. Он прекратил связь с кораблем, обнаружившим его для нас, — своей старой обителью ГСВ, "Ненадежный Свидетель" — после нескольких коротких сообщений, и впоследствии сообщил лишь, что их обмен уже превысил некий (как считается, произвольно установленный) лимит.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Нужен ли нам теперь какой-то выделенный Корабль, способный с ним контактировать? Или даже несколько Кораблей, каждому из которых будет отведён упомянутый лимит?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Возможно. Этот вопрос прорабатывается.

∞

МСВ Падение Давления

— А "гибридная ОС"?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Что бы это ни означало, он намекнул, что включил определенные парадигмы обработки и архитектуры субстрата/программного обеспечения Зихдрен Ремнантера в свой Разум.

∞

МСВ Падение давления

— Моя первая — и до сих пор неизменная — реакция: "Это болезнь". Но, возможно, такое отношение только у меня?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Нет, не только у вас.

∞

ГКУ Вытесняющая Деятельность

— Аналогично.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Хорошо. Соглашаясь с тем, что данный конкретный случай представляется единичным в своей нелепости, он все же кажется остроумным символом того, что сама эта глобальная затея вскрывает неприятные побочные моменты, которые, возможно, было бы разумнее оставить там, где они есть. Так ли необходимо вмешиваться? Разве мы не можем просто, хотя бы раз, спокойно отойти в сторону?

∞

МСВ Падение Давления

— Пожалуй, я тоже считаю это разумным выбором.

∞

ЛОУ Каконим

— А я нет. Мы не должны отступать только потому, что то, что мы ищем, не падает нам в руки. Есть обязательства, которые мы взяли на себя, согласившись помочь Зихдрен — Ремнантерам. И, думаю, мы должны придерживаться их.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Но они как будто не особо обеспокоены тем, придерживаемся ли мы своих обязательств или нет. Так почему мы должны чувствовать себя обязанными?

∞

ЛОУ Каконим

— Потому что кто-то здесь должен держать слово и поступать правильно.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Давайте проголосуем. Детали можно обсудить и позже, или подготовить другие предложения. Чтобы прояснить ситуацию предлагаю следующее: мы отказываемся от расследования нападения на корабль Ремнантеров и Базу Гзилта и возвращаемся к тому, чем каждый из нас занимался до того, как всё это произошло. Да или нет?

∞

ЛОУ Каконим: Нет.

ГКУ Вытесняющая Деятельность: Нет.

ГСВ Эмпирик: Воздерживаюсь.

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни: Да.

Уе Ошибка не…: Нет.

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть: Да.

МСВ Падение Давления: Нет.

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?: Нет.

ГСВ Содержание Может Отличаться: координатор воздерживается, но склоняется к "Да".

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

Что ж, всё очевидно. Кто-нибудь хочет выйти из состава группы…? Нет? Последуют ли какие-нибудь комментарии? Нет…? Хорошо. Как и прежде — вернёмся к обсуждению, когда появятся новые данные.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни:

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я благодарен вам за то, что вы высказались в пользу "Да", хотя голосование уже проиграно.

∞

— Это меньшее, что я мог сделать. Возможно, отношение изменится с последующим развитием событий, и у нас появится повод проголосовать снова.

∞

— Будем надеяться.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Остроумный символ… Что за белиберда. А координатор нашей группы воздерживается.

∞

— Склоняется к “да”, если быть точным.

∞

— Не вижу разницы.

∞

— Возможно, некоторые из наших коллег беспокоятся, что мы начинаем поддаваться общему мнению и становимся одержимыми.

∞

— Мы — группа Разумов. Мыслить — наше основное занятие. А одержимость — это как раз то, что те, кто недостаточно смел, чтобы довести идею до логического завершения, втайне подразумевают под решимостью.

Тем не менее, они все ещё на борту, даже если и сидят в тревоге в своих спасательных шлюпках. В отличие от полного идиотизма и отталкивающей мерзости гибридного ОС.

∞

— Впервые слышу о подобном. Какой-то странный мутант Разума Зихдрен Ремнантера. Почти неприлично… ужасающе. Даже жутко. Определённо готично. Что могло овладеть им?

∞

— Чтобы пойти на такой шаг? Кто знает. Единственное, что нам известно — им владеет Разум Зихдрен-Ремнантера.

∞

— Если это начало новой тенденции среди корабельных разумов, то я могу возвыситься в ближайшее время.

∞

— Тем не менее, это обстоятельство может принести определённую пользу, несмотря на негативное к нему отношение. Любая более тесная связь с Зихдрен Ремнантерами, чем та, к которой мы привыкли до сих пор, подразумевает лучший доступ к Зихдренам внутри Свёрнутого. Тут кроется возможность.

∞

— Посмотрим. По сравнению с этой новостью странное поведение Рабочих Ритмов выглядит вполне адекватным. Предоставить транспорт Ронте. Вот уж действительно неожиданно. Они двигаются так медленно — возможно, ему просто стало скучно. Что вы думаете?

∞

— Думаю, что есть причина, по которой Кораблей класса "Осыпь" так мало, несмотря на то, что они самые маленькие и наименее энергозатратные в производстве из всех единиц Контакта. Пять человек слишком скромный экипаж, повышающий вероятность, переходящую почти в гарантию, сойти с ума. Чем больше людей на борту, тем лучше сглаживается эксцентричность, есть возможность относительно легко моделировать, предугадывать, использовать подспудное влияние. Количество в данном случае обеспечивает определённого рода безопасность. Пять биоформ и один Разум на одном небольшом по размерам корабле? Их базовое безумие наверняка проявится, что повлечёт за собой искажение восприятия реальности, не говоря уже о предполагаемой заразности. Это непременно должно плохо закончиться.

∞

— Да, но ведь всегда есть возможность выгнать человеческий экипаж на ближайшем ГСВ. Иными словами не так безнадёжно, как стать "гибридом" с чуждой, чуть ли не инфернальной операционной системой. Это уже… девиация…

* * *

У Культуры всегда была проблема с той частью цивилизации Зихдренов, которую представляли Зихдрен-Ремнантеры. Проблема была та же, что и у большинства других обособленно мыслящих видов. Вся сеть связи и данных таких сущностей не являлась чем-то по настоящему независимым с точки зрения автономности каждого отдельно взятого её сегмента-сущности, представляя собой фактически продолжение конгломерата взаимосвязанных личностей, и поэтому Культура, с её самоналоженным эмбарго на чтение мыслей других существ, считала аморальным исследовать даже такие, казалось бы, безличные и банальные аспекты существования Ремнантеров, как их резервуары данных, без специального разрешения, которое, по крайней мере, до сих пор, получала исключительно редко.

Это означало, что Ремнантеры представляли в некотором роде загадку для Культуры, будучи не в полной мере изучены, оценены, не говоря уже о том, что не поддавались некоторым очень действенным формам анализа, правильному моделированию и иным традиционным видам воздействий, теоретически пребывая в условной группе созданий, способных удивить Культуру. Это было дьявольски неприятным, раздражающим обстоятельством для среднего Разума — если таковой существовал — с которым ему (Разуму) приходилось сталкиваться. Не менее существенным являлось и то, что Ремнантеры по сути представляли собой не более чем второстепенную цивилизацию, едва видимую при большом увеличении деталь на огромной, постоянно меняющейся карте космоса, и что — по крайней мере, на данный момент — существовало лишь несколько других подобных видов, создающих рябь на галактическом пруду; представить только, как выглядел бы кошмарный сценарий для кораблей определенного склада, беспокоящихся о подобных вещах, случись им соприкоснуться с самими Зихдренами, когда те были на пике своего величия!

С другой стороны, существовали виды/цивилизации, не испытывающие подобных опасений, регулярно проводившие глубокие исследования разума других видов — особенно если те были такими необычными, как Ремнантеры — и с радостью делившиеся информацией с любыми, кто об этом спрашивал.

И если не предполагалось никаких ответных услуг, Культура — неохотно, даже виновато — пользовалась такой информацией, просто чтобы не быть совсем уж постыдно невежественной.

* * *

Сколира Тефве просыпалась медленно, как просыпалась уже несколько десятков раз за прошедшие столетия.

Только это было не медленное пробуждение — ее будили.

Сначала господствовала тьма. Тишина и безмолвие, и все же сквозившее в них ощущение, что в голове и теле что-то происходит: органы, системы и способности пробуждаются, оживают, проверяются, готовятся к работе.

Это одновременно успокаивало и разочаровывало. Ну вот, опять, подумала она. Мысль показалась ей удивительно… знакомой. Она открыла глаза.

Она ожидала увидеть слово "СИМУЛЯЦИЯ", пусть даже на короткое время, но его нигде не было. Она моргнула и огляделась.

Она парила в каком-то суспензорном поле, в воздухе, в человеческом или гуманоидном теле в плотно облегающем одеянии, оставлявшем открытыми ноги, руки и голову. Чуть наклонно к поверхности. Казалось, будто она сидит в невидимом кресле. Похожий на коробку корабельный дрон находился на уровне её глаз, внимательно рассматривая её. Помещение вокруг выглядело стандартным для корабельного медицинского блока.

— Мадам Тефве?

— Отчёт, — произнесла она и посмотрела на свою руку. Рука выглядела как рука, хотя она знала достаточно, чтобы понять, что в данном случае это почти ничего не значит.

— Реверсивное поле, пожалуйста.

Дрон поместил перед ней экран, на котором появилось ее собственное лицо. Она потрогала кожу на щеке, поводила носом в стороны. Лицо как лицо.

Вспомнился разговор с аватоидом на "Вы Называете Это Читсым?" в виртуальной среде. А также момент пробуждения в медицинском центре "Выдающегося Вклада В Исторический Процесс" и путешествие через пустыню на афора, ради встречи со старым дроном Хассипурой Плин-Фри.

Она оставалась с ним в течение нескольких дней, вызвав в конце первого дня снабжение из орбитального узла, чтобы накормить и напоить животное.

ВФП был раздражен её бездельем, но не стал возвращать к себе без разрешения. Важная часть его миссии уже была выполнена: он передал информацию о местонахождении КьиРиа другим заинтересованным кораблям и мог позволить ей провести некоторое время с древним дроном и его песчаными потоками.

Другой корабль, являвшийся частью Быстрых Пикетов, находился ближе по времени к Цетиду, стартовав к планете через секунду после получения информации. Он начал готовить одно из нескольких человекоподобных тел-симулякров, находившихся на его борту, давая указания физиологическим системам существа изменить внешность базового тела так, чтобы оно походило на Тефве. Передача обновленного состояния сознания Тефве могла подождать до последнего часа или около того перед развертыванием, поэтому Выдающийся… спокойно отнёсся к задержке Тефве.

Время полета Быстрого Пикета до Цетида составило два с половиной дня — вполне приемлимо, полагала Тефве, учитывая, что место, как и предполагал Хассипура,находилось в стороне от проторенных путей, в системе под названием Хелудуз, в одном из бледных звездных рукавов, простёртом на самой окраине галактики, в отдалении от обода, подобно выхлопу отработавшего фейерверка.

Само место не представляло собой ничего особенного: большой скалистый мир с плотной, хотя и прозрачной кислородно-азотной атмосферой и незначительным, в сравнении с океаном, количеством суши.

После на редкость долгого путешествия к песчаным потокам Хассипуры, Тефве снова отправилась на берег Йовина. Корабль высадил их обоих, как только они опустились на пару метров за перевал, и вернул растерянного афора в его конюшню на Чьян'тиа.

Тефве возвратилась на корабль, где её состояние разума, наконец, было считано и передано в Быстрый Пикет за полдня до того, как корабль достиг Цетиды, по ходу движения проверяя и перепроверяя компоненты смещения, тестируя систему с фиктивной полезной нагрузкой, а также планируя точки торможения и профили возврата.

Тефве покачала головой.

— Всё это действительно необходимо?

— Это абсолютный минимум, — сказал ей похожий на коробку корабельный дрон.

Тефве оглядела себя. Корабль настоял, чтобы она надела то, что показалось ей скафандром с чрезмерно завышенными характеристиками. Выглядела она так, словно ее окунули в толстый слой липкой ртути.

Толщина костюма составляла всего пять или шесть миллиметров, и создавалось впечатление, что он почти ничего не весит, к тому же он так сильно истончался на руках и, особенно, на пальцах, что она всерьёз ожидала увидеть свои отпечатки сквозь серебристое покрытие. Однако, невзирая на внешнюю простоту и незащищённость, костюм обещал быть крайне эффективным. После того, как шлем был убран, скафандр просто обмотался вокруг её шеи, словно толстый металлический шарф. Очевидно, технологии шагнули далеко вперед с тех пор, как ей в последний раз требовалась защита высокого уровня.

— Что именно он собой представляет?

— Двухслойный костюм полного выживания, предназначенный также для лёгкого боя.

— Лёгкий бой? Это стычка или что-то вроде того?

— Он сохранит вас в целости и сохранности, даже если Перемещение будет очень незначительным, и защитит от нежелательного внимания, если, к примеру, местные жители проявят агрессию.

— С чего бы им это делать?

— Кто знает? Некоторые люди по своей природе примитивны.

— Полагаю, дело не в местных жителях. Это на случай, если Оглари заметят меня. — Тефве проснулась с полным инструктажем, эффективно загруженным в её голову.

— Мы пытаемся защитить вас настолько хорошо, насколько это возможно, госпожа Тефве, — сказал ей корабль. — В идеале я бы поместил вас в скафандр с более агрессивным профилем, внутрь поддерживающей капсулы — по крайней мере, с полным пакетом дронов и ракет — именно так, учитывая место, где вам предстоит вести дела, однако, по нашим данным, подобное появление при полном параде, скорее всего, будет обнаружено, дав повод для серьезных дипломатических неприятностей. Поэтому вам предоставлен костюм.

— Могу ли я надеть поверх обычную одежду?

— Она сгорит, если произойдёт хотя бы небольшое перемещение. Но костюм способен имитировать внешний вид одежды.

— Я бы предпочла обычную одежду. Разве я не могу носить её внутри костюма или что-то в этом роде?

Дрон обречённо вздохнул в ответ.

В конце концов, она получила что-то вроде рюкзака, который крепился к костюму и содержал одежду и некоторые припасы.

— Это увеличивает вашу массу и объем, — сказал ей корабль через дрона. — Теперь мне придется заново произвести калибровку и подлететь к планете ещё ближе.

— Как близко необходимо подлететь?

— Семнадцать плюс-минус пять тысяч.

— Скорость?

— Сорок процентов. Сближение до пятидесяти семи килосветовых при максимально близком подходе. Будет примерно субмиллисекундное окно.

Тефве присвистнула.

— Ты собираешься сжать меня в миниатюрный шарик, не так ли?

— Если бы вы были настоящим человеком, это немедленно сломало бы все основные кости в вашем теле и не только кости. Однако, к счастью, всё не так плохо. Вы не травмируемы. Хотя я мог бы поместить вас под…

— Нет необходимости. Я крепка, как старые космические ботинки. И разбираюсь в этом, поверь.

— Тем лучше. Скафандр будет стараться не использовать никаких полей, включая АГ, так что посадка может быть немного неровной.

— Кинетическая.

— Кинетическая?

— В старину так выражались.

— Хм. Кинетическая. Вполне подходит.

Быстрый Пикет произвёл начало аварийной остановки, затем — когда он на исчезающе короткий миг оказался менее чем в планетарном радиусе от мира — использовал свой сверхмощный вытеснитель, чтобы выпустить в сторону планеты смятую в клубок Тефве и россыпь миниатюрных вспомогательных компонентов поддержки. После этого он продолжил свой путь, постепенно замедляясь, начав совершать широкий разворот, который спустя несколько часов вернёт его в систему для скрытого подхода к Цетиду.

Тефве появилась в небе, войдя со скоростью чуть меньше звуковой. Скафандр определил, где она находится, скорректировав направление в сторону суши, без крупных окрестных водоемов — что было не совсем оптимальным, хотя и не особенно существенным — и резко затормозил, расправляя слои, как ленточные парашюты, сбросив девяносто пять процентов скорости примерно за полкилометра при наклоне сорок пять градусов. На едва уловимое мгновение Тефве почувствовала, что кувыркается. Такое стремительное замедление с учётом веса — необычно распределенного из-за того, что она была упакована, спрессована в деформированный, максимально уплотненный шар — запросто убило бы обычного человека. Не успела она толком подумать об этом, как кувыркание уменьшилось, ориентация стабилизировалась, упорядочив движение, вслед за чем уменьшился и вес.

Удар пришелся на спину и колени, но боли не было. Она услышала только голос скафандра — тихий, но отчётливый: "Приземлились".

Не теряя времени Тефве начала разворачиваться, едва только скафандр повернул её, уложив лицом к охристому небу, видневшемуся между мягко покачивающимися стеблями бронзовой высокой травы. Она почувствовала, как лёгкие снова наполняет воздух. Во время выброски они также были свёрнуты, сохраняя объем.

— Как у нас дела? — спросила она, когда смогла полноценно дышать.

— Всё хорошо, — сообщил скафандр. — Враждебного интереса не выявлено.

— Это обнадёживает.

Её обычные болевые рецепторы снова включились, изредка сообщая о себе покалыванием.

Она села, отряхнулась, затем, не вставая, отстегнула рюкзак и надела одежду, которую для нее приготовили на корабле. Одежда призвана была сделать ее немного похожей на паломницу. Человека-паломника, если быть точной, потому что местные жители людьми не являлись, хотя и привыкли к виду гуманоидов, наведывавшихся на Цетид время от времени из близлежащих звёздных систем. Затем она позволила рюкзаку сложиться и спрятаться на спине скафандра.

После этого она осторожно встала.

Цетид встретил её оранжево-красным солнцем, именуемым Хелудуз.

* * *

— Раньше вы смотрели на мою грудь.

— И, как ни странно, ничего не находил. Отсутствие может приковать взгляд более эффективно, чем присутствие.

— Что? А, ну разумеется. Я думала, вы просто считаете, что у меня особенно изящная крепкая грудь.

— Можно и так сказать.

— Вы когда-нибудь хотели… когда-нибудь думали о том, чтобы мы … провели время вместе?

— Какой ответ оскорбил бы тебя меньше: да или нет?

— Ни то и ни другое. Меня бы это не оскорбило.

— Тогда ответ будет: "Не совсем".

— Не совсем? То есть да, но не в полной мере. Ха!

Она была слегка пьяна. Это было время, когда она всё ещё собиралась доставить серебристо-серый куб в Инкаст, направляясь в Оспин на клипере, — и думала, что должна хотя бы включить устройство, убедиться, что старик в каком-то смысле всё еще там, и, возможно, попросить у него прощения. Возможно.

Слишком много коктейлей в баре. Она думала, что ей было очень комфортно с симпатичным молодым человеком — действующим капитаном Восьмого флота, — но потом неожиданно появилась девушка, о которой он забыл упомянуть — предполагалось, что это будет сюрприз для него; девушка сошла в ближайшем порту пару часов назад, и с тех пор ждала в его каюте, гадая, куда это он подевался… Ситуация становилась некрасивой, поэтому она извинилась и ушла.

Еще до отъезда из дома, десятью днями ранее, она решила, что во время путешествия не будет включать устройство с состоянием сознания КьиРиа. Этот старый мошенник отдал ей чертов прибор, вероятно, намереваясь манипулировать ею, и она ещё сделала ему в некотором роде одолжение, решив доставить устройство в Оспин, вместо того, чтобы избавиться от него или просто отправить в Инкаст как посылку.

Она помнила, что прихватила тогда с собой волюпту, собираясь использовать время в дороге конструктивно и попрактиковаться.

Но потом — возможно, из-за коктейлей — передумала.

— Гзилты так и не присоединились к великому генетическому слиянию, которое остальные представители Культуры сочли за благо, — вещал голос КьиРиа. (Теоретически она могла бы и увидеть его через экран кабины, но, подумав, отставила данный вариант). — В результате у них нет генов, отвечающих за влечение к представителям других видов. Всё ограничивается только элементарным интересом с сохранением дистанции, когда одежда скрывает неутешительную правду. Я не вёл подсчет, но если ты внимательно следила, то, подозреваю, заметила, что я смотрел — или даже скорее, скользил взглядом — по твоей груди чаще, когда на тебе был топ, нежели когда ты была обнажена по пояс. Дело в том, что мы находим друг друга интересными, только если отбросить в сторону сексуальные соображения. Опять же, тебе придется поверить мне на слово, если я скажу, что десятитысячелетняя разница в возрасте гораздо важнее, чем видовые различия.

— Значит, у вас никогда не было отношений с женщиной Гзилта?

— Я этого не говорил.

— Были? — Коссонт, лежа на кровати, распихала подушку и устроилась поудобнее, глядя на экран. Может быть, ей следовало вывести его лицо? Покраснел бы он сейчас? Краснеют ли состояния разума в устройствах, подобных этому?

— Технически, да, — отозвался голос из куба, звучащий безразлично. — Но это было, опять же чисто технически и неудовлетворительно для обеих сторон. Кажущиеся поверхностными физические различия становятся более… ярко выраженными, когда видишь их воочию. Случается, впрочем, что человек не препятствует такому развитию событий, рассматривая его как продолжение дружбы. Не со всеми, поскольку не все нуждаются в таком выражении. Большинство людей, которых я находил и нахожу интересными и привлекательными, живут больше умом, чем телом. Тем не менее, некоторые, похоже, нуждаются в… подтверждении. Мне всегда казалось, что приверженность к действию, с заключённым в нём символизмом важнее, чем само действие, которое при его совершении — или, по крайней мере, при размышлении над ним — имеет тенденцию подчеркивать скорее различия между участниками, чем их сходство.

Коссонт легла на спину, посмотрела на потолок каюты, сцепив обе руки за головой.

— Интересно, знала ли я кого-нибудь из них?

— Кого? Моих партнеров среди гзилтов?

— Да.

— Едва ли. Потому хотя бы, что все они давно мертвы. Ну, может быть, пара находится в хранилище.

— Звучит грустно.

— Однако, это не так. Не стесняйся жалеть меня, если испытываешь такую потребность, но помни, что ты делаешь это ради собственного сентиментального удовлетворения, а не потому, что я действительно чувствую нечто подобное. Я прожил десять тысяч лет — и привык к такому. Умирают возлюбленные, гибнут цивилизации… человек вырабатывает в себе некое богоподобное безразличие ко всему происходящему. К счастью, сохраняются эмоции, позволяющие черпать наслаждение в таких непреходящих основах жизни, как любовь, чистое чувственное удовольствие, открытия, понимание и эрудиция. Даже если знаешь, что в конечном итоге все это… условно.

— Я почти не сомневалась, что вы собираетесь сказать "бессмысленно".

— Нет. Все вещи имеют смысл. Разве мы уже не обсуждали это?

— Смысл не всегда означает то, что мы думаем.

— Даже твои попытки быть банальной не могут скрыть зерно истины в конкретном утверждении. Люди склонны к таким обобщениям, каждый по-своему. Мой собственный утешитель в настоящее время, и, возможно, в течение следующих нескольких столетий, похоже, нацелился на безмятежность, которую обеспечивает погружение в среду всепроникающего звука… по какой-то причине. Я действительно собирался провести лишь год или около того с левиафидами на Перитче IV, но потом почувствовал себя… дома в этой звуковой среде, приютившей меня. — Голос из куба сделал паузу. — В конце концов, ощущения угасли… но всё же оставили свое… эхо. Эхо потребности. — Ещё одна пауза. — Я понял, что я настоящий и по-прежнему могу испытывать интерес. По крайней мере, какое-то время.

Коссонт некоторое время молчала.

— Вы действительно стары, — сказала она в конце концов.

— Что заставило тебя так думать?

— Будь вы молоды, то, наверное, спросили бы, испытывала ли я когда-нибудь влечение к вам.

— Нет. Но менее самодостаточный, менее уверенный в себе человек очевидно мог бы.

Она задумалась на мгновение, затем сказала:

— Итак, что вы думаете?

— О твоих чувствах ко мне?

— Да.

— Как человек, я думаю, что показался тебе достаточно интересным, хотя и не привлекательным. Как потенциальный партнер, я бы предпочел надеяться, что сама мысль об этом представляется тебе хоть немного неприятной. Не чувствуй себя обязанной подтверждать или отрицать что-либо из сказанного мною. Какие ещё вопросы тревожат тебя?

— Как вы держались всё это время?

— Стойко.

— Я спрашиваю серьёзно. Если я должна воспринимать вас всерьёз, ваши ответы должны быть серьёзными: как? Разве вы не хотели покончить с собой в какой-то момент, дойдя до определённой точки, сознавая, что идти дальше особенно некуда — вы прожили и пережили всё за эти столетия, всё, о чём когда-либо мечтали и грезили? Разве рано или поздно этого не должно было случиться?

— Не со мной.

— Но именно об этом я и спрашиваю. Почему? Почему нет? Как так получилось?

— Я уже говорил тебе, что получаю своего рода извращенное удовольствие, наблюдая, как виды совершают ошибки, низводя себя и свои амбиции.

— Да, я помню. Я думала об этом. И я не верю, что это может быть единственной причиной. Должно быть что-то еще.

— Может быть, мне было ради чего жить.

— Хорошо. И что же это?

— Или, возможно, мне было ради чего не умирать.

— Хм. Разве это не…?

— Это не совсем одно и то же. Тебе придется подумать над моими словами. В любом случае, мои настоящие мотивы не должны тебя волновать. То, что мне столько лет, сколько я утверждаю, то, что ты веришь мне, волнует меня. Не сильно, но, тем не менее, мне хотелось бы думать, что ты мне веришь.

— Иногда верю, иногда нет, — призналась она. — Когда я разговариваю с вами, я верю.

— Этого достаточно. Могу я ещё чем-нибудь помочь?

Она улыбнулась, хотя он не мог видеть её лица.

— Скажи — становимся ли мы более защищенными с возрастом?

— Некоторые становятся. И я среди них. Хотя, должен сказать, что обнаружил своего рода долгосрочное приливное действие в этом и многих других эмоциональных состояниях. В течение столетий реального времени я могу чувствовать себя постепенно всё более уверенным в себе, затем в течение следующих нескольких столетий — менее уверенным. Или с течением времени я могу переходить от мысли, что знаю практически всё, к осознанию того, что я почти ничего не знаю, затем обратно, и так далее. В целом же, присутствует приближение к некоему устойчивому состоянию, я полагаю, и к настоящему времени я уже полностью привык к такой периодичности, допуская её. Точно так же я, словно бы, колеблюсь между периодами ощущения, что ни что не имеет значения, когда я склонен действовать рискованно, спонтанно — порой по прихоти — и промежуточными периодами, когда я чувствую, что всё имеет значение, заставляющими меня становится осторожным, избегающим риска, опасливым и параноидальным. Первая позиция предполагает некий благодатный фатум, с укоренённым в нём знанием, что мне каким-то образом суждено жить вечно, вторая возводит на пьедестал статистику и холодный, безучастный космос, не позволяя осознать то, что я прожил столько, сколько прожил, а жизнь, по сути, сплошное веселье, и рисковать и вести себя необдуманно стоит только ради удовольствия щелкнуть по носу Вселенную. В первом состоянии есть своего рода лёгкое презрение к противоположности, в то время как второе в ужасе от оной же. В любом случае, я хочу сказать: вернись через столетие или два, и я, возможно, не буду казаться тебе таким уверенным в себе.

— Через столетие — через несколько лет — я буду со всеми остальными в Возвышенном.

— Лучшее место для всех нас. Я бы и сам ушёл, но долголетие стало привычкой.

— Вы не хотели бы отправиться с нами, с Гзилтом?

— Вы были бы моим вторым выбором, после Культуры, но нет. Это не мой выбор — в любом случае. Моё настоящее "я" когда-нибудь, возможно, примет такое решение, где бы я ни находился, и если, почувствую, что пришло время, я уйду.

— Говорят, это похоже на самый яркий чистый и светлый сон, на все времена.

— А ещё я слышал, что там есть пряники, утоляющие голод тем, кто в реальности не мог их отведать.

— А вы видите сны сейчас, когда..?

— Нет. Выключение — то же самое, что и засыпание: нет осознания происходящего, просто пробуждение. После сна без сновидений.

— Я уже захотела спать, — призналась Коссонт, непроизвольно зевая. — Я собираюсь отключить устройство. Вы не против?

— Не против. Сладких снов, Коссонт.

— И вам приятных снов, КьиРиа.

…Она проснулась на борту "Ошибки Не…”

Через пару часов они будут в Оспине, в микроорбитале, принадлежащем Инкастскому Нерелигиозному Коллекционерскому Ордену, которому она пожертвовала устройство.

Она вспомнила вечер на борту клипера много лет назад и удивительно много из разговора с КьиРиа, разговора — осевшего в её сознании. Вспомнила, как лежала, ещё будучи с двумя руками, сцепленными за шеей, путешествуя с волюптой — столь же элегантной по форме, как и по тональности — особенно в сравнении с громоздкой и в полной мере непостижимой глыбой одиннадцатиструнной.

Но на этот раз она размышляла о другом, встревоженная тем, что их преследует неизвестный корабль, вероятно, посланный и способный уничтожить их. На микроорбитале Бокри их также могут ждать недружественные силы.

Лёжа в темноте, — верхние руки за шеей, нижние на животе — Вир пришла к выводу, что иногда перемены не к лучшему.

Изображение заплаканной женщины, сидящей спиной к простёртым вдаль облакам и морю, проплывало на замершем перед ней экране.

* * *

— …Мы всегда были очень близки и постоянно поддерживали связь, а потом она просто исчезла с планеты, и, очевидно, в её постели не спали уже несколько дней — давно, я имею в виду — и потом она, конечно, служит в Четырнадцатом и всегда была очень активной, хоть и в резерве, очень уважаемой, и, разумеется, произошёл этот ужасный, ужасный…

— Мадам…

— …ужасный взрыв на той планете, и насколько я знаю — я думала, я предполагала худшее, естественно, как и любая мать. Я задавалась вопросом: "Могла ли она быть там, туда ли она отправилась? Знала ли она что-то?", как только я услышала о том, что случилось, об этом… но потом ничего не было, совсем ничего…

Экран погас. Полковник Агансу кивнул.

— Понятно. А эта дама…?

— Вариб Коссонт, мать Вир Коссонт, лейтенант-коммандера запаса Четырнадцатого, — сообщил офицер разведки корабля 7*Уагрен. Он, полковник и капитан были единственными присутствующими в виртуальном командном пространстве.

— Это может быть связано с неожиданным визитом 5*Гелиш-Оплула на Эшри, — сказал капитан Агансу. — Последнее известное местонахождение корабля было в окрестностях Ксауна, а последнее известное местонахождение Вир Коссонт обозначено как Поясной Город Ксауна. Если корабль шел на полной скорости от Ксауна до Эшри, у него было время доставить Коссонт в штаб Четырнадцатого за два-три часа до нашего прибытия и атаки.

— Была ли Вир Коссонт в списке тех, кто находился на борту спутника Фзан-Джуйм? — спросил полковник.

— Нет, — ответил офицер.

— Однако это ничего не значит, — вставил капитан. — У неё едва хватило времени на регистрацию, и, кроме того, если бы ее вызвали для какой-то секретной миссии, её бы в любом случае не включили в официальный список.

— Откуда поступила информация? — спросил Агансу.

— Экранный ролик поступил из Центральной разведки полка под грифом "секретно" со средним рангом и с пометкой "маловероятная релевантность", — сказал офицер. — Данные наших сенсоров, установленных после уничтожения штаба, показали, что существует пятидесятипроцентная вероятность того, что один из обломков среднего размера был практически не задет, хотя и в значительной степени выведен из строя четырехместным шаттлом. Если это так, то существует в свою очередь шестидесятипроцентная вероятность того, что один или несколько жизнеспособных биологических организмов могли быть перемещены с обломков на "Ошибка Не…" — корабль Культуры, за которым мы в данный момент следуем.

— Почему эта информация не была извлечена из данных своевременно? — спросил Агансу.

— Данные с сенсоров, — сказал капитан, — особенно в боевом пространстве, поступают нестабильно, спорадически и с опозданием. Данным в реальном времени отдаётся приоритет, полковник.

— Понятно. Эта лейтенант-коммандер Коссонт — я не вижу упоминания о ней ни в списках спецназа, ни в списках разведки.

— Мы полагаем, что она не из спецназа и не имеет отношения к военной разведке, — сказал капитан. — Её полугражданский статус не был прикрытием, на наш взгляд, а её ценность для высшего командования Четырнадцатого могла быть оппортунистической и внезапной — скорее всего, обстоятельства, понудившие Четырнадцатый вызвать её, стали известны только непосредственно перед самим вызовом.

— И в чём может заключаться её ценность? — спросил Агансу.

— Мы пока не знаем, — признался офицер. — Лучшее предположение — возможно, она связана с личностью Культуры Нгароэ КьиРиа, который упоминается в сообщении Зихдрена, найденном на Аблэйте.

— Есть сведения, что человек или люди с таким именем посещали Гзилт несколько раз в прошлом, — добавил капитан, — хотя и не в течение столетий.

— И о чём нам это говорит? — спросил Агансу.

— Возможно, о том, куда направляется лейтенант-коммандер Коссонт, — сказал капитан. — До сего момента корабль Культуры следовал курсом, который делал его конечный пункт назначения трудно предсказуемым даже на уровне системы. Однако за последние полдня стало почти очевидно, что он направляется куда-то в систему Оспин. Имеется запись о путешествии Вир Коссонт на орбитал Бокри, к Централизованным Базам Данных Оспина.

— Когда это было? — спросил Агансу.

— Шестнадцать лет назад, через три с половиной года после того, как она вернулась из поездки по обмену студентами в рамках программы Культуры. Мы полагаем, что наиболее вероятным местом её назначения в Бокри являлся орден Инкаст. Возможно, она передала им какой-то предмет, например, состояние разума. Грузовой манифест корабля, на котором она путешествовала, несколько двусмыслен в отношении точной природы того, что она могла там оставить, хотя какой-то предмет, классифицируемый как "автономное устройство хранения общего назначения, принадлежащее иному виду, подписанное, сложное, неизвестной ёмкости", упоминается как часть её багажа по пути на орбитал, но не обратно.

— Мы делаем попытки получить ответ на этот вопрос от Инкаста, — сказал офицер. — Пока безрезультатно — есть проблемы с конфиденциальностью. Кроме того, у них элементарная нехватка персонала. — Виртуальный образ офицера разведки посмотрел на капитана и полковника. — С имеющимися у нас на месте активами мы могли бы просто взломать их, но поскольку в данный момент мы автономны, то не сможем многого сделать, пока физически не доберемся туда.

— В любом случае, это пока только предположение, — заметил полковник.

— Верно, — согласился капитан.

— Но это лучшее предположение, которое у нас есть, — сказал офицер. — Любые другие указания на связь отсутствуют.

— Корабль Культуры уже сейчас идёт так быстро, что мы едва можем за ним угнаться, полковник — сказал капитан. — Если он начнет прыгать внутри системы Оспин, то есть все шансы, что он либо скроется от нас, либо высадит кого-то или что-то там, где захочет, а мы просто не сможем этого заметить, либо и то и другое. Я думаю, что этот человек из прошлого Коссонт и его предполагаемая связь с хабитатом Бокри представляют собой серьёзную зацепку, и что нам необходимо неуклонно следовать за кораблём. Предлагаю попытаться проследить за их передвижениями вокруг Оспина и по возможности выяснить, что они там делают, в дальнейшем действуя уже по обстановке.

Полковник Агансу задумался. Как всегда, он с болью осознавал, что, даже ускорившись до максимума, он думает ужасно медленно по сравнению с капитаном, офицером разведки и остальными членами виртуального экипажа 7*Уагрена. Он также осознавал, что ему, вероятно, придется покинуть спокойную обитель корабля, эту огромную, мощную оболочку вокруг него, и снова передвигаться как обычный человек, снова стать солдатом. Солдатом в разработанном для сражений боевом костюме, заключенном в слои силовой защиты, но все же просто солдатом, с оружием в руках, даже с учётом того, что боевой арбитр будет рядом, чтобы поддержать его. В каком-то смысле перспектива наполняла его тоской, при мысли о том, что он, наконец, сможет исполнить свое предназначение. Но в то же время она наполняла его ужасом, в чём он, конечно, никогда и никому бы не признался.

Наконец он сказал:

— Очень хорошо. Я согласен с вами, капитан. Пожалуйста, сообщите маршалу Чекври всё, что сочтёте нужным, о лейтенант-коммандере Коссонт…

— Мы уже передали ей информацию, — сказал капитан.

— Отлично. Очевидно, следует срочно исследовать все возможные контакты Коссонт, включая мадам Вариб Коссонт, которой та, по-видимому, доверяет.

* * *

Приспособление выглядело тонким, похожее на золотистое, украшенное древними драгоценностями средство предохранения, бессмысленное в своей обезоруживающей открытости.

Орпе уставилась на него, лежащее в роскошном футляре с подушечками, среди складок пурпурно-золотистой ткани, как на что-то запретное — наполовину недоступное, наполовину роскошное. Она подняла руки к лицу, словно пытаясь отгородиться от открытого футляра, испытывая при этом непривычную нервозность. Рот её открылся, а большие глаза впились взглядом в предмет.

— Я не… Это так выглядит… Я не уверена…

— Давай просто попробуем, хорошо?

— Что оно… делает? Для чего оно?

— Я имею при себе нечто похожее. Оно впивается в плоть совсем немного, на полволоска. И только носитель знает, что оно там. Когда мы вместе, и устройства соприкасаются, они добавляют удовольствие. Всё просто.

— Может ли это… могут ли они причинить какой-то… вред?

— Нет, разумеется. Они предназначены исключительно для удовольствия. Они более стерильны, чем хирургические инструменты и не имеют эффекта, помимо тех случаев, когда работают в паре со своим двойником, другой их половиной. Тогда они рождают экстаз. — Банстегейн улыбнулся, проведя пальцами по кольцам её волос и коснувшись щеки. — Есть немало способов достичь такого эффекта — наркотики, импланты, аугментации… Однако прелесть в том, что только эти устройства созданы друг для друга, и не имеют другого назначения, даже если, — он с сожалением улыбнулся, — у человека есть другие любовники. Их нельзя почувствовать, их едва можно заметить, даже если специально искать, и они не создают помех никаким жизненным процессам — люди даже рожали, имея их на себе, хотя, как я понимаю, это не рекомендуется, — и все же носитель знает, что оно там, а другой носитель соответственно знает о наличии второй половины. В данном случае можно говорить об обязательстве, тайных узах.

Она робко посмотрела на него. Они были одни в темной каюте тихо покачивающегося на волнах ялика на благоухающем озере в частном саду удовольствий на окраине М'йона, на вечеринке, которую устраивала одна из семей, разбогатевшая некогда на правительственных контрактах. Оба были в масках и простых плащах, как и все остальные участники праздника.

— Ты говоришь, у тебя есть такое? — спросила она.

Он улыбнулся и открыл футляр, обнажив в нём секретный уровень, где лежала чуть более тонкая версия изделия, тоже сверкающая, как узкий карман кружева из жидкого золота, усыпанного крошечными драгоценными камнями.

— Вот! — продемонстрировал он, улыбаясь. — Посмотри!

— Они не постоянные, не так ли? Их можно как то снять…?

— Да. Проще всего — прикоснувшись тканью футляра к любой их части. Можешь оставить футляр себе. Я буду носить свой вечно, клянусь.

Она издала тонкий смешок.

— А как мы… их… наденем?

— Может, сначала я надену свой? Или это сделаешь ты?

— Может быть, — сказала она, рассматривая устройство. Оно слегка отливало золотом в приглушенном свете. — Какое странное, — сказала она и прижалась к нему. — Так ведь будет не слишком удобно?

— Пожалуй, нет, — согласился он, ложась на спину.

* * *

Трамвайная линия тянулась в туманное небо.

Высадка была произведена максимально близко к месту назначения, но, тем не менее, ей всё равно пришлось пробираться через густые поля бронзовой травы, доходившей почти до подбородка, к пыльной грунтовой дороге, а затем проделать еще более долгий и утомительный путь к заброшенной трамвайной остановке посреди равнины.

Ожидая на платформе, она смотрела в сторону далёких гор. Оранжево-белые перья облаков высоко в небе на востоке проплывали над вершинами, но сам хребет был виден плохо, погруженный в туманную дымку.

Она направлялась в Ахен'таяву, поселение слушателей на склонах горы Джаманатрус хребта Керечуй, Цетид.

Одинокий путешественник проехал по дороге с противоположного направления на ветхом трехколесном транспортном средстве, которое перемахнуло через рельсы, подняв облако пыли. Существо вышло из машины, подхватив мешок, после чего двинулось к остановке. Увидев Тефве, путник замедлил шаг и поклонился, подступив к сиденью на платформе с противоположного края от того, где ожидала Тефве, и компактно сложил себя в некую конфигурацию, напоминающую ромб, узорчатой головной частью нависавший над сонмом искривлённых плоскостей, по всей видимости, используемых им как конечности.

Увануи были маттиформны. Большинство людей, вероятно, назвали бы их складчатыми, хотя этот термин мог показаться оскорбительным, в зависимости от языка, на котором он был произнесен, и вида, для описания которого использовался. Они выглядели как высокие, темные, угловатые, многослойные палатки, сложенные причудливым образом. Ромбовидные части их голов, украшенные полосами глаз и ушными полостями, прочерчивала щель, являвшая собой рот и походившая на необычно склонённые и нависавшие над телом лепестки. Это были существа — оригами, существа из складок.

Трамвай прибыл с грохотом — длиной в три вагона, с открытой верхней площадкой, расположенной посередине. Тевфе и темная складка вошли.

Внутри было почти пусто. Трамвай уверенно двинулся по склону наклонной равнины, время от времени останавливаясь, чтобы подобрать или высадить пассажиров. Последние, завидев Тефве, на несколько мгновений замирали, таращась на неё и не решаясь подойти ближе. Никто из них так и не рискнул подсесть к ней и поэтому она вынуждена была выступать в качестве наблюдателя, следя за перемещениями странных созданий, не имевших аналогов в известной ей части космоса, на какое-то время погрузившись в свои мысли, воспринимая только необычное гудение, сопровождавшее взбиравшийся в предгорья трамвай.

Этот звук, обретавший в среде где-то на грани восприятия, постепенно нарастал — медленно, но неуклонно. Трудно было определить, когда он впервые выделился из шума дребезжащего, раскачивающегося трамвая и проносящегося над окружающими полями ветра, колыхавшего высокие бронзовые травы и изредка мелькавшие толстоствольные медные деревья. Тевфе осознала звук, когда поняла, что уже некоторое время прислушивается к раздававшемуся, как ей мнилось, за её спиной монотонному гулу, непроизвольно оглядываясь, но так и не обнаружив источник.

— Это… звук? — обратилась она к костюму.

— Да.

Трамвай с грохотом остановился на очередной остановке, и теперь она могла распознать звук более отчетливо — он представлял собой низкий рокочущий набор тонов, похожий на очень далекий и продолжительный гром, отдельные части которого синхронно перекатывались, то приближаясь, то удаляясь, словно подхваченные шальным ветром.

Она встала с неудобного сиденья, пройдя к передней части среднего вагона трамвая, откуда поднялась наверх, чтобы иметь максимальный обзор. Здесь было больше местных жителей, при её появлении расступившихся, словно приглашавших её пройти вперед. Однако она, как могла, показала им жестами, что предпочитает держаться позади, тем более что обзор здесь был лучше.

Горы поднимались из туманной равнины впереди темной каменной грядой, мрачные массивы которой прорезали облака, а самые высокие вершины покрывали оранжево-белый лёд и снег.

Звук нарастал и стихал с дразнящей грацией, силу его, казалось, питали не только лёгкие бризы, кружившие вокруг трамвая, но и более могучие ветры, дувшие на десятки километров в сторону далекого горизонта с подёрнутым дымкой небом. Похоже на огромный хор басов, поющих медленный, звучный гимн на неизвестном языке, подумалось ей.

Трамвайная станция в предгорьях встретила их непривычной оживленностью. Темные складки разгуливали по перрону и в окрестностях, странно переваливаясь с ноги на ногу. Станция соединялась с целым веером зубчатых фуникулёров, уходящих в горы, постепенно расходившихся, подобно распутываемому на глазах гигантскому клубку. Звук здесь был немного громче, но все ещё зависел от проносившихся воздушных потоков.

Линия, по которой она пошла, покинув трамвай, поднималась, постепенно изгибаясь, вдоль склона одной из гор, проходя через высокий виадук и следовавший сразу за ним длинный туннель. Она заканчивалась на другой станции, где сходились три других таких же отростка канатной дороги. Указатель подсказал ей, на какую из них нужно сесть. Звук сделался ещё громче, настолько, что в вихре ветра иногда слышались ноты или наборы нот, эхом отражавшиеся от далёких утесов.

После трамвая в вагоне фуникулёра оказалось тесновато, а в гондоле канатной дороги места было еще меньше — местным жителям то и дело приходилось касаться ее. Часть её инструктажа подразумевала приблизительное понимание их языка. Меж собой они, как правило, выражали удивление, вызванное, помимо прочего, тем, что она, похоже, не издавала никаких запахов.

Канатная дорога взлетала над тёмной долиной сланцев и осыпей, проходя над наклонной равниной из обломков скал, перемежаемых островами низкого плотного кустарника. Заросли трепетали на ветру подобно мрачному взъерошенному морю, расцвеченному оранжево-кровавыми сполохами далёкого светила. Воздух был удивительно чистым и слегка разряжённым. Ко всему здесь уже отчётливо ощущался холод.

Когда гондола, наконец, припарковалась у голого навеса в прохладном высоком взгорье, звук обрёл мощь, сделавшись громким и насыщенным — ей показалось, что она начинает ощущать его в своих легких.

Она посторонилась, пропуская вперёд других пассажиров, а затем направилась по хорошо утоптанной тропинке через поле округлых валунов, возвышавшихся над её головой. Ступеньки, затёртые временем, вели через участок обледенелого болота к абсурдно крутой лестнице, встроенной в двадцатиметровый утёс голого камня. Воспользовавшись повисавшими по обе стороны верёвками, она полезла вверх, следуя за громоздким местным существом с огромной плетеной корзиной на спине, впивавшимся своими угловатыми ногами в измятые ступени, а удлиненными хищными боковыми углами, также служившими конечностями, обвивавшим толстые веревки. С видимым усилием абориген добрался до гребня скалы, перевалившись через невысокую стену.

Тефве последовала за ним, карабкаясь всё дальше вверх, постепенно погружаясь в безмерные волны пронизывающего до костей звука. Она почувствовала, что костюм закрывает ей уши, уменьшая непосредственное воздействие колоссального шума, но по прежнему ощущала в голове тектонические вибрации, проникавшие в неё, казалось, сквозь зубы.

Взобравшись, она на миг замерла в рассеянном вечернем свете, глядя вниз по склону, откуда доносился грохот. Поселение Ахен'таява на склоне Джаманатруса представляло собой скопище скромных с виду, низких зданий с открытыми фасадами, разбросанных по узкой каменной равнине и образующих длинную кривую, уходящую к самой горе, которая вздымалась сквозь слои оранжево-белёсых облаков.

Душераздирающий, закладывающий уши звук доносился из пещер Тимбрелит. Этот мрачный отголосок затонувших в реке времени реалий состоял из десятков тысяч огромных туннелей, прорытых в вершинах и склонах этой части Кверечуйских гор сгинувшей ныне расой, знания о которой иссякли задолго до того, как увануи колонизировали эту часть своего мира. И, как часто случается с загадочными артефактами старых рас, общее предположение заключалось в том, что работа представляла собой некое непостижимое искусство.

В звуке, однако, не ощущалось ничего инфернального и сверхъестественного. Он был результатом того, что преобладающие ветры пояса Цетида проносились сквозь эти колоссальные трубы, создавая шум, подобный оркестру из сотен гигантских органов, играющих меняющийся набор из большинства доступных нот одновременно, со всеми характерными остановками. Звук менялся как от силы и направления различных ветров, так и от того, как порывы закручивались вокруг вершин, а также и от того, проносился ли реактивный поток через вершины гор — что случалось, к счастью, лишь раз в несколько лет — или миновал их, следуя в нижних кавернах. Он достигал порой высоты и силы, способных оглушить людей за километры и даже обрушить здания в окрестных селениях.

Опережая Тефве, неуклюжий местный житель с корзиной медленно и мучительно спускался к единственному двухэтажному зданию в центре комплекса. Вскоре он скрылся под аркой. Тевфе следовала за ним. В центре арки она заметила двоих аборигенов, преградивших путь ей и носильщику. Они стояли у грязно-белой, выделявшейся из общей массы стены, примыкавшей к проходу и заляпанной серой краской.

Корзинщик как раз заканчивал выводить на стене "ВОДА, ЗЕРНО" толстым куском древесного угля. Две складки отошли в сторону, пропуская его, но тут же встали на прежнее место, преградив ей путь.

Тефве поклонилась и подняла кусок угля. Тот оказался слишком крупным, чтобы держать его одной рукой.

Не без усилий она перевела дух — воздух, которым она дышала, вибрировал под воздействием Звука, словно теряя плотность от непрестанных раскатов — и написала на местном языке: "Приветствую вас. МОГУ Я ВИДЕТЬ ДОЦЕНТА ЛУЗУГЕ?”

Один из складчатых кивнул, повернулся и пошел прочь. Другой замер в центре арки, бесстрастный и неподвижный, будто высеченный из камня.

Тефве осталась ждать, ощущая эхо в руках и ногах, без перерыва сотрясаемая раздражающей вибрацией. Каменная арка, казалось, только усиливала это нескончаемое навязчивое землятресение.

Наконец появилось двое складчатых — один чуть меньше и бледнее другого. Первый, как она уже знала, был охранником, второй осторожно взял уголь из её руки и написал: Я ЛУЗУГЕ.

После этого он вернул ей уголь. Она написала: ПРИВЕТСТВУЮ. МЕНЯ ЗОВУТ ТЕФВЕ. МОГУ Я ВИДЕТЬ НГАРОЭ КЬИРИА?

Лузуге жестом показал одному из складчатых выйти вперед, кивнув на имена, которые она написала, а затем дал понять, что тот должен уйти. Так и случилось, и она осталась смотреть на оставшегося охранника и Лузуге, расположившихся перед ней в конфигурации стоя-сидя-собранно и пребывавших в таком замысловатом положении до тех пор, пока не вернулся первый охранник. Он коснулся Лузуге, задев его руку каким-то волнообразным движением — Лузуге, в свою очередь, кивнул ему и направился к стене. Он стёр её первоначальное приветствие и просьбу о встрече, написав: СЛЕДУЙТЕ.

Тефве, не мешкая, направилась за ним по темному, холодному, постепенно изгибающемуся коридору в задней части комплекса. Если каверна и имела искусственное происхождение, то судить о том ныне было практически невозможно: уродливые красноватые наросты на стенах, как будто доносившие облик каких-то диковинных отталкивающих существ, опутывали тесное пространство плотными осклизлыми слоями, накапливавшимися здесь, по всей вероятности, не одно тысячелетие. Почти в самом конце брезжила дверь из массивных деревянных досок, не то влажных, не то пропитанных смолистым составом. Складчатый, следовавший всё время впереди, толкнул дверь, жестом пригласив Тефве войти.

Сразу же она очутилась в открытой келье с захватывающим видом на гору Джаманатрус. Впереди пролегала низкая стена, высотой примерно по колено. В келье не было ничего, кроме небольшого деревянного комода в углу и грубого деревянного стула посередине, на котором сидел человек в темной одежде. Келья, как ей вскоре стало ясно, имела форму, максимально увеличивающую объем Звука — задняя стена прогибалась, а углы присутствовали только на уровне пола. В верхней части стены изгибались навстречу друг другу, образуя арки, соединявшиеся в неглубокий купол.

Мужчина в темной мантии слегка повернулся к ней корпусом, так, что она смогла разглядеть его лицо. Он был похож на КьиРиа, но казался меньше, словно высушенным до самой своей сути. Кожа на лице, руках и ногах имела темно-красно-коричневый оттенок, похожая на котловую накипь. На нём были темные очки без стёкол с реечными полуоткрытыми жалюзями. Тефве не знала, как приветствовать хозяина кельи, поэтому оставила выбор за ним — КьиРиа никогда не отличался склонностью к физическим приветствиям, даже когда им случалось быть вместе. Если бы он подошел к ней, они могли быобнять друг друга, но такого жеста с его стороны не последовало.

Она видела, как шевелится его рот, но ничего не слышала из-за огромного, обволакивающего всё звука. Грохот заполнял келью, словно божество, кричащее ей в ухо.

Тефве слегка кивнула, хотя на самом деле человек в этот момент не смотрел на нее. Он потянулся в сторону, взяв лежащий на полу шнур и потянув за него. В келье тотчас стало темнеть, а на единственное открытое окно надвинулась какая-то пелена, похожая на штору. Шум немного уменьшился. Тогда хозяин встал и подошел к окну сбоку, задвинув тяжелую деревянную двухстворчатую ставню, мельком кивнув ей. Тефве, поняв, что от неё требуется, сделала то же самое с другой стороны. Теперь внутри было почти совершенно темно. Зрение Тефве переключилось на работу в инфракрасном спектре. Звук поутих, став приглушённым, но уменьшился не так сильно, как свет. Он все еще насыщал воздух глубокими, звонкими и длинными нотами, но когда обитатель кельи вставил толстый деревянный засов меж двумя ставнями, фиксируя их, она услышала лязг, осознав, что впервые за последнее время слышит посторонний звук. Её уши немного расслабились.

Человек снова устроился на своём грубом сиденье. Она присела у низкой стены напротив него, под ставнями. Сначала она подумала, что он вообще не намерен смотреть на неё, глядя куда-то поверх её головы, словно ища что-то на стенах, но потом он вдруг опустил голову.

— Итак, Тефве, — неожиданно начал он, произнеся это на марейне и голос его едва не сорвался на крик. Он тут же кашлянул, прочистив горло, и начал снова, голос стал громче и увереннее.

— Итак, Тефве, позволь мне угадать. Ты просто случайно оказалась поблизости?

— Привет, Нгароэ. Рада снова тебя видеть. Как ты?

— Я в порядке. — Он улыбнулся. Ей было трудно разглядеть выражение его лица за шторами очков, но она решила, что улыбка искренняя. — А ты?

— Тоже не плохо, хотя и не просто. — Она оглядела голую маленькую келью. — Чем ты здесь занимаешься, Нгароэ?

Его брови слегка приподнялись.

— Разве это не очевидно? — мягко спросил он. — Я слушаю.

— Слушаешь?

— Да. И это… это всё, что я делаю. Я сижу здесь и… — сказал он, улыбаясь — его улыбка, как подумала Тефве, самое искреннее и обезоруживающее из всего, что она могла вспомнить об этом человеке, — …слово "слушать" не совсем верное. Я сижу здесь и… впитываю Звук. Он становится частью меня, я становлюсь частью его. Это… таинство, блаженство, ошеломляющее откровение. Я… перенесен им, Тефве. В иную сферу. Местные жители здесь относятся к этому как к религиозному опыту. Я, конечно, далёк от такого восприятия, но все равно утверждаю, что для меня это так же важно, как и для них. Так же… глубоко. — Он слегка рассмеялся. — Тебе повезло, знаешь ли. Потому что это состояние приходит и уходит. И сейчас я, как спящий, нахожусь в самой поверхностной стадии сна, поэтому могу выйти из транса, чтобы послушать и поговорить с тобой. Я… я почти рад перерыву. Но ещё неделя, и я откажусь разговаривать с кем-либо, независимо от того, кто это может быть, из каких далей приехал или как срочно ему нужно меня видеть, а через две недели я буду настолько поглощён, что не смогу даже признать присутствие одного из помощников, пришедших сказать, что у меня посетитель. Вот тогда им придется кормить меня водой с губки и пытаться заставить проглотить крошки еды. — Он снова улыбнулся своей блаженной улыбкой. — Но ты сказала, что у тебя всё не просто. О чём ты говорила?

— Не просто, потому что в каком-то смысле меня здесь нет, Нгароэ, — сказала Тефве. — Я все еще хранюсь — технически — на корабле под названием "Вы Называете Это Чистым?", который сейчас находится далеко-далеко отсюда. То, что ты видишь перед собой, — копия. Я ощущаю себя в данный момент полностью собой, но на самом деле я воплощена в пустом корпусе корабля, соответствующим образом настроенном.

— Хм. Так, дай-ка подумать… Думаю, только Хассипура знал, где я спрятался на этот раз. Ты была у него?

— Да. Он всё ещё строит комплексы песчаных потоков на забытой жизнью равнине посреди пустыни на орбитале под названием Дибальдипен — с виду бесплодной пустоши, чьи проектировщики делают вид, что она выглядит естественной, хотя на самом деле является результатом излишне искусного моделирования погодных условий, чего они втайне стыдятся. — Она сделала паузу. — …Тогда я была в другом скопированном теле. Но ощущения расподобленности нет. Напротив, кажется, будто это я ехала через пустыню, чтобы поговорить со своенравной машиной, кстати, передающей тебе привет. — Она пожала плечами. — Хассипура был искренним и неироничным, насколько я могу судить.

КьиРиа улыбнулся.

— Да, я навещал его там, — сказал он. — Хонн, Дибальдипен. Мир песка и пыли… Хм… Но, как бы ни было, а мне интересно знать, что же вызвало такое распространение Тефвей? — спросил он.

— О, у нас происходит нечто необычное. И я бы даже сказала, неладное. То, из за чего они хотят, чтобы я спросила тебя кое о чем.

— Кто это "они"?

— Довольно стандартный конклав кораблей, пытающихся справиться с последним разрастающимся ЧП.

— Секция Контакта?

— Не совсем. Хотя некоторые корабли, связанные с СК, помогли мне добраться до Хассипуры, а теперь и до тебя.

— Я должен быть встревожен или польщен?

— Польщен.

— Хассипура сказал тебе, где я… добровольно?

— Да.

— И насколько легко было убедить его?

— Потребовалось время, но в основном это было просто проявление уважения, которое, по его мнению, ему причитается. Этот дрон требует определенной церемониальности в делах.

КьиРиа снова улыбнулся и кивнул.

— И ты оставила его в полной мере функционирующим?

— Конечно. Тем более, у него все ещё на удивление много амбиций в отношении своего унылого хобби.

— Итак, что тебе от меня нужно?

— Нам нужно, чтобы ты кое-что подтвердил или опроверг. Это займет некоторое время, чтобы объяснить.

— У меня есть время. А у тебя?

— Да. Дело касается Гзилта.

— Ах-ха!

— Они идут к Возвышению.

— Я знаю. И верю, что все пройдет гладко.

— Хорошо, что ты знаешь — сказала она и поведала ему всё, что знала сама.

Он сидел и слушал, время от времени кивая.

— Итак, — сказала Тефве, — Зихдрен Ремнантеры, похоже, думают, что ты сможешь подтвердить то, о чём говорится в послании высших зихдренов: Книга Истины — ложь, часть эксперимента по прикладной практической теологии или нечто в этом роде. И нас — Культуру — попросили помочь Ремнантерам с этим делом, плюс у нас есть своего рода обязательство перед Гзилтом.

— И насколько это может изменить ситуацию? — спросил КьиРиа с оттенком уныния. — Узнать правду — если это, конечно, правда?

Тефве пожала плечами.

— Не знаю, Нгароэ. И я не уверена, что кто-то знает. Но мы не можем просто так отойти в сторону. Думаю, правду всегда нужно искать. Я помогаю в этой безумной погоне, а у тебя есть ответ или часть ответа. Если ты помнишь… Ты помнишь?

Он просто сидел и молча улыбался ей. Снаружи доносился звук — огромная потусторонняя симфония бессмысленности по-прежнему наполняла маленькую, тёмную, как ночь, келью.

Тефве поняла, что у неё немного болит горло из-за того, что ей приходилось долго повышать голос. Прочистив его, она заговорила вновь:

— Ты говорил мне как-то, что ничего не забыл, что всё помнишь — всё это хранится в тебе, умножается, в исчерпывающих, ужасных, скучных, болезненных деталях. Деталях — ужасающих своей постылой банальностью. — Она сделала паузу, чтобы дать ему время ответить, но он все ещё молчал. — Было бы хорошо узнать, что ты знаешь обо всем происходящем, Нгароэ. Мне казалось, ты всегда относился к гзилтам по особенному. Это могло бы помочь им понять, разобраться, наконец, где правда, а где ложь. — Она снова сделала паузу, но он продолжал молчать. — Даже если мы узнаем что-то такое, чего им лучше не знать, по крайней мере, мы будем знать. И у нас будет выбор.

— Но кто мы для них, чтобы делать такой выбор?

— Их друзья.

— Правда?

— У Культуры нет эгоистических интересов, Нгарое, — сказала она, боясь вздохнуть, хотя и сомневалась, что он её услышит. Она почувствовала, что они понемногу начинают возвращаться к тем спорам, что были у них много веков назад. Тогда они неизменно заканчивались безрезультатно — если, конечно, не считать результатом взаимное раздражение, — и ей представлялось маловероятным, что в этот раз будет иначе.

Вид КьиРиа свидетельствовал о том, что слова её не прозвучали сколько-нибудь убедительно. Брови отшельника поднялись.

— Культура заинтересована во всем, к чему прикасается, — сказал он. — Мне казалось, мы когда-то договорились, по крайней мере, об этом.

— Может быть, и так, но никакого эгоистического интереса здесь нет. Мы просто хотим поступить правильно по отношению к тем, кто нам исторически близок.

— О, это старое оправдание.

— Может, хватит? — Она чувствовала, что снова начинает злиться на него, что едва ли могло помочь ей сейчас. — Это не оправдание. Это правда.

— Односторонняя правда…, - начал он.

— О, черт, — не выдержала она, отводя взгляд и скрещивая руки. "Ну вот, началось…" Она оглянулась, когда поняла, что он смеется.

— Что? — потребовала она.

— Я не могу помочь тебе, Тефве, — сказал он ей, глядя теперь куда-то вниз.

— Что? Почему?

— Просто не могу. — Он потянулся к боковой стенке кресла, нащупал там шнур и принялся дергать за него. Она услышала, как звукопоглошающая штора начала подниматься. Звук хлынул обратно в помещение, заполняя его, как лавина, ворвавшаяся в келью за мгновение до того, как та будет полностью сметена.

— Потому что, — прокричал он, — я избавился от этих воспоминаний несколько лет назад. — Он опять опустился на стул, обессиленный, как человек, долгое время лишенный солнечного света, которому наконец-то позволили снова встретиться с его теплом. КьиРиа сделал глубокий, удовлетворенный вдох и воскликнул:

— У меня их больше нет. Ни здесь. Ни на мне, ни во мне. Их нет. — Уши Тефве снова заложило от шума. Она уже не была уверена, что действительно слышит его слова — скорее, она читала по его губам. В келью проникало теперь чуть больше света через все ещё закрытые ставни.

— Но почему? — крикнула она.

— Страх, Тефве, — сказал он, пожимая плечами. — Я боялся, что моих знаний будет достаточно, чтобы создать мне проблемы, учитывая то, что должно было произойти, учитывая Сублимацию. Поэтому я позаботился о том, чтобы воспоминания были закодированы только в одном месте — в двух местах, если точно. Потом я встретил старого друга, который избавил меня от них. — Он покачал головой. — И теперь я понятия не имею, что я знал раньше. Мне очень жаль.

— Так… где… где были эти воспоминания? — спросила она, крича. — Где они были закодированы?

Он потянулся одной рукой к лицу, сняв решётчатые очки. Она видела линии поверхности его лица, различавшиеся в зависимости от излучаемого тепла, чуть размытые просачивающимся сквозь полуприкрытые жалюзи вечерним светом.

В первое мгновение она не была уверена, что именно так приковало её взгляд и что не так с его лицом. Затем до неё начало доходить. Она нахмурилась, подавшись вперед, пытаясь разглядеть детали, хотя теперь была уверена, что уже знает ответ и должна была знать его с самого начала.

Ей показалось, что на месте глаз у него теперь пара узловатых наростов, но это была лишь её первая, инстинктивная реакция. Присмотревшись внимательнее, она поняла, что на самом деле в его глазницах вместо глаз присутствовала — аккуратно и тщательно встроенная — …ещё одна пара ушей.

Нгароэ улыбнулся, хотя на этот раз улыбка была бледной, возможно, даже насмешливой. Звук, отчасти приглушённый ставнями, казалось, поднялся внезапно и потряс её до глубины души, заставив синтетические легкие резонировать, а аугментированные глаза дрожать. Сквозь слёзы она силилась прочитать по его губам, что он сказал в ответ на её вопрос о том, где были закодированы воспоминания:

— Угадай, Тефве.

17 (С -8)

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

ЛОУ Каконим

ГКУ Вытесяняющая Деятельность

ГВС Эмпирик

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Приветствую всех. Новости плохие. Господин КьиРиа был найден, но, похоже, больше не располагает информацией, которую мы ищем. См. прилагаемый отчет.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Г-жа Тефве, похоже, не смогла дознаться, говорит он правду или нет. Неужели мы просто поверим ему на слово? Как я понимаю, этот джентльмен был и остаётся ненадежным.

∞

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Верно. Однако, чтобы выяснить, говорит он правду или нет, пришлось бы похитить господина КьиРиа, что было бы неэтично. Сложно понять, какая у него могла быть мотивация лгать г-же Тефве. Он определенно обладал способностью разделить свои воспоминания описанным способом, а его глаза действительно были заменены. Как следует из приложений к отчету, г-жа Тефве провела аналитические исследования, которые независимо одно от другого подтвердили, что он реальный человек и что его глаза хирургически удалены. Если не считать его насильственного изъятия и последующего полного сканирования тела, затрудняюсь сказать, что еще мы могли бы сделать. Я думаю, мы должны принять факты такими, как они есть.

∞

ГВС Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Похоже, проблема снова уходит за горизонт, а её решение вне пределов нашей досягаемости. Неужели мы действительно намерены преследовать химеру, невзирая на затраты?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я подозреваю, что консенсус остается прежним. Кто-нибудь изменил свое мнение с момента последнего голосования? Нет? Хорошо, тогда оставим всё как есть.

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Надеюсь, мы подумаем, что делать, когда узнаем всё окончательно. Лично я бы проголосовал за то, чтобы не сообщать ничего Гзилту, независимо от результата поисков, и подозреваю, что не одинок в своём мнении. Вот почему у меня имеются сомнения в том, что вообще стоит так настойчиво искать ответы. Не хочу показаться самонадеянным, но, возможно, мы все могли бы немного подумать в этом направлении?

∞

ЛОУ Каконим

— Хм… Думать наперед. Кто-то этим озаботился?

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Ошибка Не…, похоже, решение зависит от вас и лейтенант коммандера Коссонт.

∞

Уе Ошибка Не…

— Немного занят.

* * *

Элегантность обычных орбиталов заключалась в том, как правило, что их диаметр (3–4 миллиона километров в поперечнике) предполагал, что скорость, с которой их нужно вращать, чтобы создать то, что для среднего человека Культуры походило на стандартную гравитацию, попутно поддерживала бы цикл смены дня и ночи, сообразный тому, который Культура считала приемлемым в пределах своего спектра ценностей. И это не принимая в расчёт многообразие видов, в Культуру не входящих.

Искусственные, вывернутые наизнанку миры обычно вращались вокруг своих звезд по круговым траекториям, путешествуя по орбитам, не пересекавшимся с орбитами присутствующих в системе планет, хотя иногда они подсаживались на траекторию последних, вставляясь в безопасные, не вызывающие столкновений замкнутые треки в троянских точках планет и вокруг них. Некоторые орбиталы двигались по эллипсоидным траекториям, то отдаляясь, то приближаясь к звезде, что способствовало возможности создавать на них по желанию времена года. Вращение их почти, но не совсем впритык к звезде предотвращало затмение дальней стороны планеты, которая в тот момент находилась под солнечным светом.

Культура не изобретала орбиталы, но приняла их с энтузиазмом, какого не проявлял прежде никто другой. Разумы привлекала как грандиозность концепции — инженерия эпического масштаба, так что даже самый небольшой орбитал имел площадь поверхности двадцати или тридцати стандартных планет класса один G, — так и её хроноциклическая, позволявшая экономить материалы, элегантность. По сравнению с планетами, орбиталы предоставляли очень дешевый способ обеспечить значительное количество сельского и даже пустынного жизненного пространства, к тому же их строительство велось, как правило, из астероидного мусора, от которого все в любом случае желали избавиться, чтобы кусочки его не разлетались и не попадали в обжитые миры.

Микроорбиталы, как следует из названия, были гораздо меньшими версиями той же идеи — они могли быть любого диаметра, потому что скорость вращения в них не привязывалась жестко к силе, действующей на их поверхность, не будучи также связанной с циклом смены дня и ночи. Они вращались с определённой скоростью, создавая необходимую гравитацию, направленную по окружности к солнечному свету, имея в центре набор угловых зеркал, вращавшихся независимо друг от друга, что позволяло получать желаемую периодичность света и темноты.

Микроорбитал Бокри гигантизмом не поражал — размер его едва превышал тысячу километров в поперечнике. Он был настолько мал, что боковые стенки листового алмаза, удерживающие атмосферу, сошлись бы посередине, случись миру наполниться значительно более плотной атмосферой или вращаться медленнее. Центральные зеркала находились предельно близко к вершине стен, опираясь на подпорки, идущие вдоль их внутренних краев, делая конструкцию похожей на ось, с отходившими от неё спицами гигантского колеса.

Мир, имея по оси почти ту же длину, что и ширину, был устроен согласно действующим условностям — по вольным, пресыщенным стандартам постдефицитной гуманоидной цивилизации: с парками, лесами, озерами, эстетически приятными застроенными районами и отдельными циклопическими архитектурными сооружениями, разбросанными по всей внутренней поверхности площадью почти три миллиона квадратных километров.

В отличие от Культуры, гзилты никогда полностью не отказывались от идеи частной собственности и денег, хотя последние низводились до уровня церемониальной ценности, а оба понятия были отделены от того, что большинство людей считало наиболее важным мерилом ценности человека: в цивилизации гзилтов на протяжении многих тысячелетий имело место изобилие, и хотя некоторая степень собственной заинтересованности и приобретательства считалась естественной, откровенная зацикленность на ней и чрезмерная жадность рассматривались как признаки слабости характера, если не как симптом настоящего психического отклонения.

Микроорбитал Бокри находился в совместном владении группы Светских Коллекционерских Орденов: институционализированных парарелигиозных организаций, каждая из которых занималась тем или иным аспектом сохранения. Один орден собирал древние сельскохозяйственные орудия, другой — химические ракеты и старинные космические корабли, третий специализировался на бытовой пыли: его ангары и склады были забиты миллиардами пробирок и контейнеров, собранных с миров и мест обитания по всему пространству Гзилта за тысячи лет и наполненных тем, что скапливалось в углах комнат и кают, и что вытягивали, сметали или собирали электростатикой добровольцы или энтузиасты, отправляя затем на Бокри.

В глазах многих это с самого начала выглядело идиотизмом, даже извращением, но оказалось в итоге удивительно, хотя и умеренно полезным, предоставив исходный материал для многих работ студентов, например, об изменении моделей случайного бытового окружающего поверхностного хлама на протяжении веков.

Инкаст же был философским орденом, призванным хранить как можно больше спорных, вытесненных или просто давно доказано неверных знаний, которые цивилизация гзилтов накапливала на протяжении тысячелетий, а также любые связанные с этими знаниями артефакты. В хранилищах резервной и распределенной памяти на Бокри и различных других микроорбиталах системы Оспин находились обширные библиотеки, содержащие сведения о забытых теориях заговора, безумных физических гипотезах, невообразимо древних спекуляциях по анатомии, химии и астрономии, а также — в качестве своего рода побочной линии — устройства, хранящие состояния разума несметного числа людей и групп разумов — в основном гзилтов, хотя, случалось, и иных видов.

Некоторые из них представляли собой статические резервные копии динамических оригиналов, хранящихся и работающих в других местах, некоторые сохранялись по указанию людей, чьи личности и воспоминания были в них закодированы, чтобы быть вновь активированными и пробудить их обитателей в назначенную дату или когда произойдет что-то особенно примечательное — Сублимация в этой связи представляла собой высший пример такого критерия, — а некоторые были фактически потеряны или заброшены.

В Культуре подобные вещи собирались Разумами, интересующимися замшелыми обломками, и хранились в специально приспособленных отсеках и ангарах системных транспортов или во вспомогательных структурах орбитальных хабов. У гзилтов эту роль исполняли Централизованные Базы Данных Оспина, используемые одновременно в качестве отстойника и фильтра цивилизации.

Главный объект Инкастов на Бокри располагался в центре широкого круглого озера. Это было сферическое здание около километра в поперечнике, похожее на перевернутый айсберг, десятая часть которого лежала под поверхностью воды. Многоэтажное, белого цвета, оно могло похвастать множеством горизонтальных перемычек, но практически не имело балконов и окон. Обычно до него можно было добраться по системе вакуумных путепроводов, проходящих по длинному, изящному мосту в километре от берега.

Ошибка Не… решил, что у них нет времени предаваться таким тонкостям, как осмотр достопримечательностей, поэтому высадил Коссонт, андроида Эглиля Паринхерма и своего аватара Бердла в центр здания, аккуратно поместив их в пустую кабину лифта и, используя небольшую коллекцию таких же сброшенных коммуникаторов и эффекторов, приступил к взаимодействию с комплексами административных данных объекта.

Сам корабль, хотя и сильно замедлившийся из-за беспорядочных перемещений в системе, не остановился, проходя мимо Бокри. Он уже пролетел стихийным, неровным маршрутом через хабитат и базы данных, прыгая между ними, как мячик по доске, просто для того, чтобы сбить с толку любого, кто следует за ним, доставив Коссонт и остальных к месту назначения, после чего, будучи вполне уверенным, что действительно стряхнул с себя преследовавшее судно, помчался дальше, продолжая эксцентрично петлять по системе.

Он обещал вернуться в течение часа — по расчётам этого времени должно было хватить.

— По-прежнему тихо? — спросила Коссонт аватара.

Бердл покачал головой.

— Гудит, — тихо сказал он. — Но не отвечает.

Аватар в окружении приборов, которые корабль переместил в помещение, пытался обнаружить устройство с состоянием разума КьиРиа, посылая сигналы, на которые оно могло бы отреагировать, если бы обладало нормальной для Культуры процессорной связью. "Ошибка Не…" в то же время пытался связаться с "Ограниченно Участливым", полагая, что тот помог Кьи Риа закодировать его разум в кубе, надеясь получить любые технические подробности об устройстве, но корабль пока не ответил. Насколько удалось выяснить, никто из имевших какую-либо причастность, и отдалённо не представлял, куда подевался "Ограниченно Участливый".

— Почему мы находимся здесь? — спросил андроид Паринхерм, оглядывая приятный широкий, покрытый мягким ковром и слегка изгибающийся коридор, в который они попали, выйдя из лифта. Белые с оттенком голубизны стены мягко светились похожим на дневной светом пасмурного дня, покрытые тонкими бороздами, отдельные из которых обозначали дверные проемы с герметически закрывающимися створками.

— Вы здесь, чтобы защитить мадам Коссонт, — пояснил аватар корабля, не переставая оглядываться по сторонам. — Она здесь, потому что что-то ищет, — добавил он.

— Могу я помочь? — воодушевлённо спросил андроид. Как и Коссонт, и Бердл, он был одет в хорошо пошитую, но неброскую гражданскую одежду — на шее у Коссонт, помимо прочего, висело толстое ожерелье из матового серебра.

— Просто будьте готовы встать на защиту мадам Коссонт, — терпеливо сказал Бердл, — если я буду не в состоянии.

Паринхерм уставился на аватар.

— Вы удивительно непрозрачны для моих чувств, — заметил он. — Кто вы?

— Аватар, — сказал Бердл, улыбаясь. — Как вы наверняка догадались.

— Да, — кивнул Паринхерм. — Рад, что моё предположение подтвердилось. Это совместный сценарий Культуры и Гзилта?

Бердл кивнул.

— Рассматривайте его как таковой.

— А я, — сказала Коссонт, — человек. С низким порогом скуки. И почти уже начинаю жалеть, что оставила Пиан на корабле. — Она раскинула все четыре руки. — Можем мы… что-нибудь сделать?

Бердл кивнул.

— Придётся, — сказал он. — Отступать поздно. — Он улыбнулся Коссонт. — Попробуем сделать официальный запрос на обнаружение и изъятие твоей собственности из объекта.

— Ура! Мне нужно заполнить форму?

— Ты должна подать официальное заявление за пять дней, — пояснил Бердл.

— Пять дней… — Она уставилась на него. — Я думала у тебя есть какие-то практичные…

— Официальное заявление было размещено две секунды назад, — сообщил ей аватар. — С соответствующей, пусть и незаконной, обратной датой. — Бердл поклонился. — Пожалуйста, следуй за мной, — сказал он, эффектно поворачиваясь на пятках.

— Мадам Коссонт, — исполнительный офицер по возмещению, воздвигся перед ними. Он кивнул её спутникам и поклонился ей. Зал ожидания был просторным, тускло освещённым, с пышными растениями в горшках, наполненный звуками воды, журчащей в фонтанах и бассейнах, и уставленный удобными креслами. Коссонт расположилась в одном из них, как она полагала, с непринуждённым видом: верхние руки раскинуты, нижние скрыты официальным пиджаком, ноги скрещены, на коленях лежит небольшая сумка. Бердл и андроид предпочли остаться на ногах, без конца оглядываясь по сторонам.

— Можем ли мы предложить вам напиток?

— Нет, спасибо.

— Я даже не знал, что сегодня кто-то прибыл, — сказал офицер инкастов, бросив взгляд на проекционный экран, висевший в воздухе.

— Мадам прибыла на частном корабле, — спокойно сообщил Бердл.

— А, понятно, — сказал офицер. — И вы прибыли из…? — продолжил он, глядя на Коссонт, которая слушала через наушник, как Бердл говорил ей: "Пожалуйста, позволь мне", одновременно обращаясь к офицеру:

— Заявление мадам Коссонт о возврате её имущества в порядке, я так понимаю?

Офицер был одет в бледное одеяние, похожее на церковное. Он перевел взгляд с бесстрастного лица Коссонт на открытое благожелательное лицо Бердла, проверив свой экран. Рука его при этом двигалась, а глаза мерцали.

— … Да, да, всё в порядке. Офицер бесцветно улыбнулся Бердлу. — Объект был найден и извлекается в данный момент.

— Великолепно, — тихо сказал Бердл.

Офицер обернулся к Коссонт.

— Мы обычно спрашиваем наших клиентов, есть ли у них какая-то особая причина, по которой они хотят вернуть объект?

“Еще раз — позволь мне”, - сказал Бердл, обращаясь к Коссонт, когда та выдохнула "Похвально" офицеру изъятия.

— И какова самая распространенная причина?

— Ах, — офицер снова отвлёкся. — К сожалению, из-за ограничений конфиденциальности мы не можем поделиться этой информацией.

— Очень жаль, — произнёс Бердл с сочувственным видом. Он осторожно положил одну руку на предплечье офицера:

— Я уверен, что вы прекрасно понимаете, что у мадам Коссонт есть столь же веские причины, по которым она не может поделиться с вами информацией, которую вы ищете и запрашиваете. Надеюсь, я не ошибаюсь, исходя из того, что запрос носит необязательный, добровольный характер?

Исполнительный офицер выглядел так, как будто пытался осмыслить то, что только что услышал. Через мгновение он сказал:

— Да, вы правы. Извините, запрашиваемый объект находится в пути. — Он мельком взглянул на экран, улыбнувшись не реагирующей на происходящее Коссонт. — …Я сейчас принесу его. Одну минуту. — Офицер повернулся и пошел обратно к изогнутому кругу столов, где они обнаружили его раньше, сидящим с задранными ногами и слушающим музыку.

Бердл смотрел, как он уходит, затем повернулся к Коссонт.

— Все идет гладко, — сказал он ей через наушник.

Паринхерм пристально смотрел на водоем в десяти метрах от него. Центральный фонтан внезапно иссяк, распавшись с непринужденной благопристойностью. Звенящий звук текущей воды, наполнявший приемную и зону ожидания, затих.

— Паринхерм… — отправил Бердл.

Андроид повернулся, уставясь на аватар корабля.

— Просто тестирование, — сообщил Бердл.

— Надеюсь, тест был завершен к вашему удовлетворению.

— Так и есть.

— Тогда, если вы будете так добры…

— Конечно.

Фонтан снова забурлил, взвившись в воздух выше, чем раньше, заставив часть воды выплеснуться через край бассейна на ковер.

— О!

Фонтан опять немного смерил прыть.

Исполнительный офицер вернулся, держа в руках белый полуметровый куб.

— Вот и всё, — сказал он, с поклоном вручая его Коссонт.

— Спасибо, — она взглянула на Бердла, который вышел вперед и принял коробку из рук офицера.

— Мадам сама должна будет открыть…, - сказал офицер, когда Коссонт уже распаковала коробку и, заглянув внутрь, достала серебристо-серый куб.

— Помимо этого, контейнер для хранения остаётся нашим… Бердл передал белую коробку обратно офицеру, пока Коссонт укладывала куб в маленькую наплечную сумку.

— Благодарим за помощь, — сказал Бердл офицеру. — Нам пора.

— Рад был услужить, — голос офицера донёсся до них, когда они уже шагали в сторону лифта.

— У нас ещё две трети часа до возвращения корабля, — передал Бердл на наушник Коссонт. — Я подумал, что мы могли бы покинуть объект и найти какое-нибудь заведение на берегу озера, чтобы переждать там.

Коссонт кивнула, когда двери лифта закрылись.

Кабина начала спуск под мягко пульсировавшее освещение. Коссонт услышала щелчок, а двое её спутников распознали сразу три отчетливых звука. Фоновый шум, на который Коссонт едва обратила внимание, быстро прекратился.

Андроид и аватар обменялись взглядами.

— Ах! — с улыбкой произнёс Паринхерм.

— Это, — сказал Бердл вслух, а затем, казалось, задумался, — …неперспективно, — заключил он.

— Это вы? — спросил он андроида уже по внутренней связи.

— Главный компьютер объекта / материальные системы / подвижные системы / общий комплекс управления лифтами / комплекс шахт от подвала до средней секции / центральное ядро / неисправности / оповещение о неисправностях / подтверждение неисправностей / устранение неисправностей / безопасные обходные пути…?

— Пожалуйста, предоставьте это мне. Вы мешаете. И перестаньте пытаться снять блок с внешней AV системы — я сделал это уже четверть секунды назад.

— Очень хорошо. Что я могу сделать?

— Пожалуйста, оставайтесь в полной боевой готовности в непосредственном физическом окружении, особенно в отношении посторонних аномальных звуковых и общих вибрационных сигналов, простирая свои сенсорные возможности не далее, чем до собственных цепей контроля и активации кабины лифта и шахты. Я буду продолжать наблюдение и пытаться воздействовать дальше.

— Прецеденты, созданные моими бортовыми экспертными системами, убедительно показывают, что мы, возможно, находимся в фазе перед атакой и близки к точке, в которой произойдет некое физическое воздействие.

— Согласен. В настоящее время проверяю шансы, что это может быть случайностью, прежде чем предпринимать какие-либо необратимые действия.

— Мы должны предупредить/подготовить мадам Коссонт.

— Также согласен. Я дам ей знать.

— … Без обещаний… — говорила Коссонт, когда Бердл неожиданно прервал её.

— Большая вероятность того, что рядом враг. Я активирую твой электронный костюм и шлем. Пожалуйста, не пугайся и помни, что ты должна правильно распределять вес.

.. — О-о? — Коссонт не договорила, ощутив изменение в теле.

Её нижнее белье состояло в данный момент из тонкого, в миллиметр толщиной, костюма, оставлявшего открытыми ноги, руки и голову. Корабль настоял на том, чтобы она надела его перед отлетом, проведя проверку работоспособности, в ходе которой костюм, помимо прочего, отрастил дополнительные руки.

Сейчас, как и во время проверки на корабле, костюм слегка надулся, окантовка на лодыжках и запястьях распустилась, костюм быстро покрыл её руки и пальцы тонким изолирующим слоем и, проскользнув между ступнями и ботинками, когда она по настоянию Бердла сделала шаг в сторону, провоцируя изменения, охватил ноги.

Одновременно с этим толстое ожерелье, висевшее на её шее, разворачивалось, стремительно расширяясь вниз и соединяясь с воротником костюма, расцветая и смыкаясь вокруг её головы, плотно оплетая лицо, оставляя открытыми только глаза, ноздри и губы.

Она сорвала с себя сковывающую движения куртку, освобождая нижнюю часть рук, едва не запутавшись в лямке наплечной сумки, но в конце концов надежно закрепила её на голове.

— Проблема в узле управления первичной шахтой, — передал Бердл Паринхерму. — Он находится под непрерывной динамической нагрузкой аппаратов, противостоять которым локальными средствами не удаётся. Я посылаю туда ракетный компонент, чтобы попытаться вмешаться.

— Ракета? Мы переходим к военным действиям?

— Прошу прощения. Ракета в значении ракеты-разведчика. Дециметрового размера, с полевым питанием, многоразовая.

В ста метрах по горизонтали от остановленного лифта и пятьюдесятью метрами выше, в служебном помещении в подвесном потолке над темной, пустой лекционной аудиторией, цилиндр размером с толстую ручку пришел в движение. Он поднялся и устремился вперед, создав режущее поле, толщиной в ангстрем, которое погрузилось в тонкое металлическое покрытие воздуховода, отслоив его. Это была одна из трех ракет, перемещенных в комплекс Инкаста "Ошибкой Не…", наряду с другими частями потенциально полезного оборудования, большая часть которых передислоцировалась в соответствии с текущей ситуацией.

Ракета проскользнула в воздуховод, резко ускорившись, в считанные мгновения достигнув скорости, спровоцировавшей волны расширения и сжатия, деформирующие металл. Острые как бритва решетки внутри воздуховода, установленные через каждые несколько десятков метров, разлетелись на множество сверкающих осколков, почти не замедлив работу устройства. В то же время лифт остановился.

— Чёрт, — выдохнула Коссонт, переводя взгляд с Паринхерма на Бердла. — Это не очень хорошо, да?

— Не очень, — согласился аватар, молниеносно повернув голову в сторону панели ручного управления лифтом. Мгновение спустя из решетки динамика раздался негромкий звуковой сигнал.

Паринхерм, казалось, собирался что-то сказать, но Бердл упреждающе поднял палец. Нейтральным голосом он произнёс: "Да?".

Ракета подошла к концу полезной части воздуховода в последнем сегменте компонентов решетки, вылетела в параллельную шахту, прошила её поперек, одновременно закручиваясь и замедляясь, отскочила от керамической поверхности, оставив на ней вмятину, вслед за чем с максимальным ускорением устремилась вверх к поднимающейся кабине лифта. Она скорректировала курс, продвигаясь по шахте, нацелившись на один из углов кабины, и успешно прорвалась сквозь неё, успев зарегистрировать трёх человек, находившихся в лифте, через поток обломков, за миг до того, как вырвалась наружу через крышу. Используя своё уже развернутое поле как воздушный винт, чтобы обеспечить дополнительный подъем, она параллельно задействовала его в качестве крыла, смягчив тем самым следующий удар о крышу шахты, в очередной раз закрутившись и повернувшись, двинувшись по туннелю к следующей шахте, резко затормозив в последний момент, у блока управления. Внизу, в только что покинутом колодце послышались крики. Скорее всего, их издавали находившиеся в кабине лифта.

— Это Вир Коссонт лейтенант-коммандер, в запасе? — спросил мужской голос из решетки.

“Зафиксировано движение воздуха в шахте снаружи” — передал Паринхерм.

“Это моя ракета”, - ответил Бердл, одновременно сказав в решетку:

— Нет, это не она.

— Тогда я, должно быть, обращаюсь к одному из двух сопровождающих её джентльменов. Меня зовут полковник Агансу — полк внутренней системы, командирован по специальному заданию, без уточнения. Я хотел бы поговорить с мадам Коссонт.

— Вы остановили лифт? — спросил Бердл сурово. — Немедленно приведите его в движение.

В пятидесяти метрах над головой Бердла ракета парила в воздухе перед блоком управления, который был едва ли больше её самой, осматривая подрагивающую клетку причудливого спектра энергий, окружающую блок и кабели, ведущие к нему и от него.

“Компонент, нацеленный на эффектор, и вспомогательные устройства имеют высокую степень защиты”, - доложил дрон аватару. — “Действия по дальнейшему контролю/поражению неясны”.

Бердл бегло просмотрел видео, которое передавал ракетный дрон, проверив доступное вооружение ракеты. Она была наименее хорошо вооружена из трёх имевшихся в наличии, что сужало возможности.

“Активировать все 2-мм мини-снаряды”, - передал аватар. — “Навестись на точку, центрировать, включить кинетическую поддержку”

Ракета выпустила все свои крошечные снаряды в обёрнутый полем блок управления одновременно, задействовав также манипуляционные и режущие поля, толкавшие снаряды вперед. Выброс энергии немного сдвинул её с места, а вспыхнувший вокруг блока управления свет временно ослепил, когда она, вытянув свои защитные поля, чтобы отразить взрывную волну и обломки, ударилась о дальнюю стену шахты, в которую проникла несколько секунд назад.

— Сначала мне нужно поговорить с…, - говорил голос из решетки.

“Ого!” — отправил Паринхерм. — “Подпрограмма AM — мощность взрыва порядка пятидесяти… Поправка: серия взрывов, меньшей силы”.

Воздух в лифте мягко пульсировал, когда ударная волна прошла по конструкции шахты. Бердл протянул руку, взяв Коссонт за локоть. Она, похоже, заметила инфразвуковую пульсацию и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, когда сверху раздался грохот. Взрывная волна обрушилась на крышу кабины, подняв человека, аватара и андроида на короткое время в воздух. Протараненный лифт врезался в выемку тремя боковыми зубчатыми механизмами, обрушив пассажиров на пол.

“К вам приближаются обломки”, - послала ракета. — “На средней субзвуковой“, — она пробралась через пыль и дым в освещенный туннель, к блоку управления. — “Цель невредима”.

Это корабль, подумал Бердл. На блок воздействует корабль, или что-то сопоставимое по мощности военному кораблю.

“Приостановить”, - послал он ракете. — “Приготовить полное персональное уничтожение, немедленно”.

— Что? — успела сказать Коссонт, прежде чем серия титанических хлопков сотрясла кабину лифта сверху. Её шлем надулся, обернувшись вокруг головы тремя слоями.

Бердл наблюдал, как потолок лифта в нескольких местах покрылся вмятинами.

На высоте пятидесяти метров, в облаке дыма, пыли и медленно оседающих керамических хлопьев, летящих с вершины шахты, ракета пришла в боевую позицию.

Голос полковника Агансу, донёсшийся из решетки радиатора, был немного громче, чем у Коссонт:

— Что…?

— Это разведывательная ракета? — спросил Паринхерм у Бердла. — Я прав?

— Нет, это ракета-нож, — ответил Бердл. — И по совместительству расходный материал.

Потолок над головой выдержит и больше, решил аватар. Кабина оказалась конструктивно прочной.

Вдалеке раздавались сигналы тревоги, а локальные сети, не подвергшиеся атаке, гудели, перегруженные трафиком. Инкаст не был лишен защиты и сейчас его автоматика, как могла, отбивалась от натиска эффекторов снаружи и внутри его стен. То, что у другой стороны так быстро появились мощные средства, не было хорошим знаком, хотя аватар предвидел это.

“Сейчас нам нужно защитить Вир Коссонт физически, сверху”, - сообщил Бердл Паринхерму дважды, а затем ещё трижды проверил состояние батареи антивещества ракеты, прежде чем послать ей сигнал: “Включение при 35-процентном выходе, приготовиться, подтвердить”.

“35-процентный выход. Достигнуто”.

“Пуск”.

Ракета-нож взорвалась.

Коссонт почувствовала, что совершенно обмякла снаружи, в некотором роде даже очарованная тем, что не контролирует больше ни одну из своих основных мышц, которые, казалось, обрели собственный разум и решили свернуть её в клубок, в то время как Паринхерм и Бердл, возможно, переживавшие нечто подобное, выгнулись над ней дугой. Она подумала, что на сцене это наверняка выглядело бы как элегантное балетное движение.

“Взрыв. Мои извинения”, - передал Бердл в её наушник быстро и отрывисто.

Раздался сокрушающий треск. Коссонт ненадолго ощутила невесомость, хотя ее все еще удерживали два распростертых над ней тела. Затем пол с грохотом обрушился, ударив по ногам, сдавив кости, заставив её почувствовать себя беззащитной. Подбородок, лежащий на плотно сжатых коленях, попытался зарыться между икрами. Наплечная сумка с кубом больно надавила на спину. Вокруг потемнело. Она ожидала звона в ушах, но его не последовало. Что-то вновь загрохотало над ней, заставив лифт вздрогнуть.

— Как дела? — спросил Бердл, отодвинувшись от неё, едва костюм начал быстро поднимать её на ноги. Вернувшись в нормальное положение, Коссонт обнаружила, что снова контролирует свое тело. Кабина полнилась пылью, а центр крыши провалился настолько, что им всем пришлось встать спиной к стенам.

— Нормально, — ответила она. — Что было?

— Ракета самоуничтожилась прямо над нами, — сказал Бердл. — Извини. — Аватар присел на корточки, его руки, казалось, погрузились в поверхность мягкого пластикового пола. Последовал протестующий скрежет рвущегося металла — ноги Бердла погрузились в пластиковые плитки так глубоко, что деформировали его ботики. Паринхерм внезапно дернулся, зашатавшись.

Коссонт уставилась на него.

— Ты в порядке?

“Только что пытались активировать какой-то блок”, - послал Паринхерм Бердлу. — “Кажется, на меня напали; нежизнеспособен.”

— Прекрасно! — воскликнула Коссонт, одновременно с Бердлом.

“Наши противники способны манипулировать топографией местной гравитационной среды”, -передал Бердл андроиду.

Паринхерм задумался.

“Впечатляет”, - отозвался он.

“Другие перемещённые компоненты испытывают те же проблемы”, - продолжал Бердл, — “только ракеты-ножи не затронуты. АГ — немного тонкая штука для их целей — они просто используют чистые силовые поля”.

Притянутый аватаром, гигантский лоскут металла и пластика с треском отделился от пола, открыв взгляду погружённую в темноту, уходящую на несколько сотен метров вниз шахту.

Бердл свесился в неё головой вперед, оставив ноги на полу.

“Паринхерм”, - послал он, передав схему того, что должен был сделать андроид. — “Если вас не затруднит”.

“Конечно”, - ответил Паринхерм и тоже провалился в дыру головой вперед, чувствуя, как Бердл подхватил его за лодыжки, когда он пролетал мимо. Раскачавшись, он совершил два колебательных движения, ухватившись руками за верхний край открытого дверного проема, где парила крошечная ракета размером с палец человека. Изящные полевые компоненты отбивались от двойных дверей, пытавшихся закрыться.

— Вир, — крикнул Бердл. — Убедись, что куб надежно закреплен в сумке, а потом спускайся по моей спине. Костюм поможет тебе.

Коссонт опустилась на колени у отверстия в полу лифта, глядя в бездонную шахту. Бердл растянулся по стволу под углом сорок пять градусов, Паринхерма она не видела.

— Спускайся, — рассудительно сказал Бердл. — С остальным разберемся по ходу дела.

Дрожа, Коссонт проверила, застегнута ли сумка, затем опустилась вниз, скользя по телу аватара ступнями вперед, держась за его ноги и слегка поворачиваясь на коленях на наклонной спине Бердла. Никогда еще она не была так благодарна себе за то, что у нее четыре руки. Кроме того, костюм немного помогал, хотя и не так сильно, как хотелось бы. Её трясло, кровь стучала в ушах. Сумка соскользнула с плеча, ударив Бердла по голове. Ее рука задрожала, когда она попыталась схватить ее.

— Извини! — крикнула она.

— Не страшно, — отозвался Бердл. — Ты боишься высоты?

— Нет, — сказала она сквозь стиснутые зубы, — но погибнуть тоже не хочу. — Она снова перекинула сумку через плечо и обняла аватара сзади так сильно, что будь он человеком, не исключено, сломала бы ему рёбра.

“Готов?” — отправил Бердл Паринхерму.

“Готов”.

Маленькая ракета, парящая между дверьми в окружении полей, отдалилась, когда Паринхерм, отпустив выступ проема, вскинул руки, ухватившись за края закрывающихся дверей.

“Держу”, - послал андроид, когда двери вдавились в его пальцы.

— Теперь хватайся крепче, — сказал Бердл, обращаясь к Вир, и свел ноги вместе, позволяя себе и Коссонт упасть под поверхность кабины лифта. Они повисли в воздухе, подобно маятнику. Общая масса по инерции послала их обоих в стену шахты. Аватар принял на себя основную часть удара, а перчатки костюма защитили руки Коссонт, но удар всё равно получился болезненным.

Паринхерм, добавив к собственному весу вес двух своих спутников, опирался на руки, кисти и пальцы, соскальзывавшие вниз по узкой щели между почти полностью закрытыми дверьми. Даже в довольно оптимистичной, человеколюбивой виртуальности, подумал Паринхерм, настоящий человек в аналогичной ситуации с криком скатился бы вниз по шахте, а окровавленные обрубки его пальцев остались бы висеть зажатыми между дверьми.

“К счастью, я не человек”, - Паринхерм улыбнулся, — “и это всего лишь симуляция”.

”Лезу”, - послал Бердл и быстро вскарабкался на тело андроида, перебирая руками и таща за собой Коссонт. Опираясь в нижние части дверного проема, он распахнул двери. Паринхерм съехал на метр, но достаточно легко удержался на выступе. Бердл шагнул вперед и повернулся, чтобы Коссонт сошла с его спины, а затем наклонился, схватив андроида за руку, как раз в тот момент, когда со скрипом и внезапным порывом воздуха кабина лифта опустилась в шахту, ударив и отрезав пальцы Паринхерма, после чего, дрожа и ухая, унеслась вниз, вместе с частицами тела андроида.

“Проклятье”, - послал Паринхерм. “Я был доволен ими!”

Коссонт перевела дыхание и начала продвигаться вперед к открытой шахте, глядя вниз на быстро исчезающую крышу разбитого лифта.

Бердл потянул её назад.

— Знаешь, — сказал аватар, обойдя её и выглянув из ниши, где были установлены двери лифта, а затем сделав еще один шаг в коридор, — с Паринхермом, вероятно, все будет в порядке, но мы должны…

Что-то яркое неожиданно ударило аватара в верхнюю часть живота — Бердл отшатнулся назад, когда вокруг него вспыхнул ослепительный свет, отразившись в широком изгибе коридора. Коссонт отлетела к открытым дверям шахты, отнесённая волной к самому краю. Все четыре руки её отчаянно вертелись, пытаясь найти опору, пока она, стоя на пятках, балансировала на краю. Ее глаза сходили с ума — слишком поздно она отреагировала на вспышку света, вырвавшуюся из аватара и заполонившую её зрение черными фантомами. Бердл, как будто, все ещё был перед ней, тело его содрогалось, окутанное пламенем.

Она почувствовала, как её клонит назад, в пустоту.

— Чёрт, — услышала она свои слова и подумала, что они звучат как то жалко. И даже не особенно оригинально, подумалось ей. Она подалась вперёд, хватая лямку сумки. Бердл, оказавшийся рядом, остановил её, удержав одной рукой, другой обхватив за талию и потянув обратно в нишу.

— Лучше пригнись, — сказал он, стоя на коленях в нише. Она опустилась рядом, укрывшись за метровой стеной между заклинившими дверями и коридором. Бердл снял с себя остатки горящей одежды, бросив их в шахту лифта. Кожа его стала серебристой. На спине не было никаких следов, хотя она ожидала увидеть сквозное отверстие или даже рассечённое пополам тело.

— Какого черта? — спросила она, изо всех сил стараясь не закричать.

— Не успел увернуться, — сказал Бердл, повернувшись к ней и ухмыляясь.

— Точнее успел…, - в его спине неожиданно образовалась дыра. Отверстие было достаточно большим, чтобы в него можно было просунуть кулак. Гладкое по краям, оно быстро затянулось. — … но не достаточно быстро, — проговорил он. — Слегка зацепило. Извини. — Бердл кивнул на пол. — Потерял ракету-разведчик.

Коссонт посмотрела на пол, где лежала, слегка дымясь, половина маленькой ракеты, той, что ранее удерживала двери открытыми.

Аватар поднес пальцы к краю алькова, щёлкнув ими, и отдёрнул руку, как раз когда мимо того места, где мгновением раньше были его пальцы, пронесся ещё один яркий луч. Край стены вспыхнул, и откуда-то из коридора раздался сильный взрыв: вспышка света, перешедшая в дрожь, отозвавшуюся в ногах и во всём теле. Коссонт непроизвольно пригнула голову. Серый дым стелился по потолку и стенам, а вокруг них пищал, вопил и завывал целый спектр сигналов тревоги.

Затем случился тупой, казалось, очень далекий стук, почти инфразвуковой природы. Лента темного дыма в шахте лифта, тянувшаяся от горящей одежды, выброшенной Бердлом, задрожала в воздушном потоке.

“Уф! Достиг дна“, — послал Паринхерм. — “95 процентов повреждений, но все ещё жив! Полагаю, это конец. Приятно было с вами работать. Выключаю питание…”

— Паринхерм ещё жив, — сказал Бердл Коссонт. — Нас обстреливает какой-то военный арбитр, расположившийся прямо на границе видимости в правой части коридора. Слева, в восьмидесяти метрах от нас, этажом выше, со скоростью бегущего человека в полном боевом костюме, вооруженного лазерной штурмовой винтовкой, движется гзилт. Возможно, это полковник Агансу, связавшийся с нами ранее. У меня есть две ракеты-ножа слева, в этом коридоре. Они ведут встречный огонь, пока гражданские лица и экскурсанты эвакуируются… Подожди. Со мной связываются.

“Андроид/аватар, это полковник Агансу. Вы слышите?“

— Полковник Агансу желает поговорить, — сообщил Бердл Коссонт. — Учитывая нашу ситуацию и время, необходимое для возвращения корабля, я считаю, что поддержание разговора с ним предпочтительнее обстрела со стороны его помощников.

— Корабль, — проговорила Коссонт. Ее зубы отстукивали дробь. Она пыталась прийти в себя. — Как долго? Две трети часа…

— Сейчас он возвращается немного быстрее, — сказал аватар. — Хотя нам все ещё нужно задержать полковника. Поэтому я намерен вступить с ним в разговор.

— Хорошо… — ответила она ему.

“Андроид/аватар, в коридоре, это полковник Агансу. Вы слышите? Жду ответа”.

“Полковник Агансу”, послал Бердл. — “Чем мы обязаны столь разрушительному вниманию с вашей стороны?”

“Ах. И к кому я имею честь обращаться?”

“Вы знаете полковник. Не думаю, что произносить имя так уж необходимо”.

“Согласен — это действительно излишне”, - отозвался Агансу.

“Впрочем, чисто для проформы, мы могли бы, разумеется, обменяться именами или, по крайней мере, прозвищами. Хотя и не вижу, как это может повлиять на наш обмен информацией или огнем”.

“Едва ли мы можем стать друзьями. Но степень цивилизованной вежливости не должна мешать нам выполнять наши обязанности”.

“Или использовать наше оружие”.

”Которого у вас, похоже, осталось немного, после уничтожения вашей ракеты-ножа, не говоря уже о гибели вашего товарища на дне шахты лифта. Я испытываю некоторое искушение направить к вам арбитра, чтобы посмотреть, что вы сможете противопоставить ему, однако я знаю, что Вир Коссонт относительно уязвима по сравнению с вами, и может пострадать в результате перестрелки, даже если вы останетесь вполне невредимым и здоровым. Арбитр в данный момент находится в состоянии некоторого замешательства после того, что он принял за стопроцентное убийство выстрелом в центр тела, которое вы, тем не менее, похоже, успешно пережили. Мадам Коссонт, надеюсь, здорова?”

“Она в порядке”.

“Знаете, мне кажется, я собираюсь…”

“Меня зовут Бердл, полковник Агансу. Любопытно познакомиться”.

“Взаимно, Бердл”.

“Я уже спрашивал, чем мы обязаны столь разрушительному вниманию, если вы помните?”

“Конечно, помню”, - отозвался Агансу. — ”И отвечу так, Бердл: вы обязаны этим мадам Коссонт и, возможно, устройству, которое, согласно записям объекта, она нашла несколько минут назад. Как я уже говорил, я хотел бы поговорить с Вир Коссонт. Лицом к лицу, как человек с человеком. Кроме того, я думаю, что будет уместно, если мне разрешат осмотреть устройство, которое она извлекла. Я подозреваю, что со временем вам придется удовлетворить мои просьбы, Бердл. Вы находитесь немного в невыгодном положении, не так ли?” — Наступила пауза, а затем полковник добавил: “И, как вы понимаете, я буду настойчив”.

Бердл посмотрел на Коссонт, взглянул на потолок и тихо сказал:

— Человек в боевом снаряжении — который, как я предполагаю, является полковником Агансу — сейчас почти прямо над нами и, возможно, готов проникнуть сюда, либо по шахте, либо непосредственно через потолок. Туристическая группа, находящаяся неподалёку от позиции боевого арбитра все ещё не совсем защищена от вероятного объема разрушений, который последует, если я спущу с поводка две ракеты-ножа. Извини, но я должен позволить полковнику Агансу поговорить со мной еще какое-то время.

“Возможно, вам стоит быть немного осторожнее, полковник”, - послал Бердл. — “Мы в меньшей растерянности, чем вы полагаете”.

“Правда?” — Полковника, похоже, позабавило прозвучавшее утверждение.

“Да. Мы сейчас собираем и готовим наши силы, полковник. Даю слово”.

“Не сомневаюсь, что вы его даёте”, - с преувеличенной серьезностью ответил Агансу. — “Но вот стоит ли оно чего-то в нынешней ситуации, не уверен. Тем не менее, факт остается фактом: вам не выгодно присутствие поблизости нашего корабля, а мне — выгодно. А так же, как вы, вероятно, могли заметить, очень способного боевого арбитра”.

“Я, надеюсь, полковник, этот способный боевой арбитр не представляет для вас личной ценности?”

Бердл услышал смех полковника.

“Ах, прелестно. Как тонка грань между вызывающей бравадой и безнадежно бредовым хвастовством. До этого момента вы вели себя не столь неосмотрительно”.

“Мне жаль разочаровывать вас, полковник Агансу.”

Бердл снова взглянул на Коссонт.

— Туристическая группа вблизи позиции боевого арбитра теперь свободна от вероятного объема разрушений и ракеты готовы к стрельбе, — сообщил ей аватар. — Из-за характера используемых боеприпасов коридор скоро станет чрезвычайно ярким. Мы постараемся свести ущерб к минимуму, но…

Воздух в коридоре словно наполнился и засиял веерообразным белым светом, необычайно ярким — казалось, что дым освещается лазерами. Что-то присутствовало в качестве самого этого света и в том, как дым тянулся за ним. Коссонт никогда не уделяла должного внимания идентификации оружия — как это называли в военной академии.

Свет действительно был поразительно ярким: как будто часть поверхности сине-белого солнца внезапно появилась в здании, обжигая и обесцвечивая все вокруг. Потом он оборвался. И то, что казалось ярко освещенным пространством перед ними, вдруг превратилось в тусклое поле.

Спустя мгновение серия колоссальных, еще более сильных вспышек, состоящих из сотен ярких, обжигающих микровспышек, превратила в белое солнце коридор справа от них. За время, прошедшее между вспышками и грохотом выстрела, в затуманенном воздухе мелькнуло нечто похожее на лазерный луч, озарив наблюдаемый участок коридора полосами лазурного света. Коссонт прикрыла глаза. Взрывы обрушивались на неё со всех сторон. Она опустила голову, подумав, что наверняка оглохла бы, случись ей оказаться сейчас без костюма.

Что-то коснулось её уха, и Бердл произнёс:

— Слева от нас осталась только одна ракета. Человек над нами либо выжидает, либо колеблется. Я приказал оставшейся ракете-ножу произвести лобовую атаку — она пролетит мимо нас на высоте чуть ниже потолка примерно через шесть секунд и выстрелит через дверной проем лифтовой шахты. Используемые боеприпасы, несмотря на небольшой размер, заряжены антиматерией, поэтому некоторое радиационное облучение в такой близости неизбежно. Сразу же после того, как ракета пролетит мимо, ты должна встать и обхватить меня, как и раньше, сзади. Желательно, чтобы ноги тоже зацепились за мои голени. Держи сумку с устройством состояния сознания под рукой, а не за спиной, понятно?

Она кивнула. Очередные полосы теперь уже розового света заполнили воздух перед альковом, порождая визжащий, раздирающий уши шум, когда лазер врезался в клубящиеся частицы дыма и пыли. Во рту в момент пересохло.

Последовала особенно яростная вспышка лазурного света, подкреплённая впечатлением почти невидимого быстрого движения где-то высоко вверху, как будто сам потолок коридора внезапно завибрировал. Сразу после этого электронный костюм выключил обзор — видимое прежде пространство погрузилось в полную темноту, наполненное звуковыми и взрывными фронтами, детонировавшими повсюду, без всякой очевидной последовательности.

"Вставай!" — крикнул ей Бердл через наушник.

Костюм помог ей подняться, она обхватила аватара сзади тремя руками, оплела его ноги под коленями, единственной свободной рукой закрепив на бедре заплечный мешок, а затем прижалась к телу, вцепившись в него что было сил. Она снова могла видеть. Коридор озарялся белым и розовым сиянием.

Не успела она прильнуть к Бердлу, как что-то вырвалось из его груди, и их обоих отбросило в сторону, через нишу, в шахту лифта.

Коссонт почувствовала, как ей отрывают голову, затем кто-то огрел её по спине кувалдой размером с корабль, и она потеряла сознание.

* * *

Первым ощущением после пробуждения была боль: болела голова, спина и всё тело, пронизанное болезненными импульсами. Ей мнилось, что она всё ещё лежит на спине Бердла, глядя через его плечо в искажённый, пыльный туннель шахты лифта на дверной проем где-то вдали. В дыму и пыли там маячило нечто, похожее на человека из дурного сна — массивное, со странно вывернутыми наизнанку коленями, руками, усеянными узлами оружия, и блюдцеобразной головой, оно стояло, слегка выпрямившись, и смотрело прямо на них. Если лобовая атака ракеты-ножа и нанесла ему какой-то ущерб, то его не было заметно. Коссонт не узнала эту модель арбитра — она выглядела древней и ни на что не похожей. Что-то постоянно вращалось на его груди.

Затем — почти беззвучно, потому что слух, похоже, частично оставил её — прогремел еще один взрыв, казалось, непосредственно над той частью шахты, которую она могла обозревать, и вниз хлынули обломки, пролетая мимо и уносясь в глубину. Человек в громоздком сверкающем костюме с крупным пистолетом из зеркального материала, спустился вниз, как если бы сидел в невидимом кресле. Он выглядел спокойным и сосредоточенным.

Коссонт огляделась. Ей показалось, что их вынесло сквозь стену в какое-то складское помещение — куда бы ни падал взгляд в пыльном, рассеянном сумраке, всюду вздымались стеллажи, полные коробок, похожих на ту, в которой лежал сверкающий серый куб с состоянием разума КьиРиа. Вокруг сгрудились остатки мебели, перемешанные с многочисленными обломками.

Несколько бледного вида кубических ящиков скатились сверху, подпрыгивая и грохоча, присоединившись к царившему на полу хаосу. Арбитр поочередно осветил каждый из них тонким лучом света, вырывавшемся из его оружейных блоков, но позволил упасть и занять своё место в общей груде, не открывая огонь.

Коссонт безучастно смотрела на свое бедро. Наплечной сумки там не было. Должно быть, её уже забрали.

Черт, подумала она.

Человек в блестящем костюме парил, неподвижный, посреди лифтовой шахты, глядя на них. Он склонил голову, как бы размышляя, что сказать. Боевой арбитр переместился в сторону, сохраняя открытым пространство для стрельбы.

"Вот теперь мы, кажется, в полной заднице, не так ли?" — сказала Коссонт через наушник: собственный голос странно отозвался у неё в голове и шлеме. Она ощутила вкус крови во рту.

"Не обязательно", — ответил Бердл с присущей ему беззаботностью. — "Осталась ещё одна ракета-нож".

"Но я думала, что…"

"Она осталась. Она не была уничтожена, пройдя длинным путём вокруг здания", — сказал ей Бердл. — "Я подозреваю, противник предполагал, что все боевые ракеты, имевшиеся у нас, просто прорвутся сквозь всё на своем пути — это первое, что обычно приходит в голову, когда речь идёт о ножевой ракете. Так что элемент неожиданности сохранён. У меня всё", — объявил аватар, когда вокруг боевого арбитра внезапно вспыхнул свет.

Человек в сверкающем костюме начал кружиться вокруг машины, вскидывая руки, исчезая и распадаясь в потоке белого огня. Затем изображение померкло.

Потом снова начались удары. Это было похоже на то, как если бы ее засунули в металлический барабан с кучей острых камней и столкнули вниз по крутому склону горы, усыпанному валунами.

"Ракеты-ножи, используемые здесь, представляют собой усовершенствованную боевую систему мини-дронов", — говорил Бердл, когда пол, стеллажи и, казалось, сам воздух вибрировали, сотрясаясь от охватившей их внутренней лихорадки. — "Хотя не лишним будет упомянуть, что усовершенствованной она стала довольно давно. Тем не менее. Сила их в действительности очень примитивная. Необузданная и грубая. Не очень подходит для работы в гражданском окружении, в сооружениях в частности, слишком боевая — но это все, что у меня было. Интересно, что наноракеты, наносящие непосредственный урон, имеют всего миллиметр в длину и в десять раз меньше в диаметре — такие мелкие, что их едва ли может заметить невооружённый глаз: вот что можно сделать с антиматерией. А здесь…"

Как раз в тот момент, когда казалось, что удары уже затихли, случился ещё один, титанический толчок, и Бердл сказал: "Держу пари, что это больно. Ладно, пора выбираться…"

Взгляд Вир сфокусировался. Шахта лифта и освещенный коридор за ней были полны пыли и дыма. Дверной проем, в котором стоял прежде боевой арбитр, больше не выглядел аккуратным прямоугольником — он стал практически круглым с рваными краями, окружённый скопищем осколков, большая часть которых светилась. Один или два разбитых механизма, лежащие на полу коридора, дымились, полыхая и брызжа какой-то технической жидкостью. Это могли быть части боевого арбитра. От человека в сверкающем костюме не осталось и следа. В шахте тем временем что-то вспыхнуло.

— Я бы не стал совать туда голову, — сказал Бердл, перекрывая отдаленную какофонию сигналов тревоги и глубоких рокочущих звуков, исторгавшихся из шахты. — Полковник Агансу там, внизу, в значительной степени выведен из строя, но, очевидно, ещё способен стрелять. — Бердл выбрался из-под спрессованных обломков стеллажей, в которые они врезались, увлекая за собой Коссонт. Он отстранил её руки, затем повернулся к ней лицом. Коссонт стояла, покачиваясь. Она подозревала, что костюм выполнял большую часть работы по поддержанию её в вертикальном положении.

Она сосредоточила взгляд на аватаре. Вся передняя часть его груди представляла собой неглубокую серебряную вмятину, медленно возвращавшуюся в прежнюю форму.

— Хм, — сказал Бердл, посмотрев вниз, когда еще одна яркая вспышка осветила шахту лифта позади него. — У этого человека довольно мощный лазер, — аватар присел, подняв с пола сумку с кубом. — Вот, — руки завязали узел на лопнувшем ремне так быстро, что она едва успела заметить движение. — У тебя всё хорошо? — спросил он.

Коссонт прочистила горло и кивнула.

— Лучше не бывает.

Бердл выглядел безмятежно довольным.

— Что ж, отлично. Похоже, нет других сил, желающих вступить с нами в бой, так что, возможно, худшее уже позади.

В шахте позади снова вспыхнул свет.

— Разве ты не собираешься прикончить полковника? — спросила Коссонт.

Бердл покачал головой.

— Нет необходимости. У меня там внизу с ним ракета-разведчик. Наблюдает. Он не должен доставить нам больше проблем.

— А что насчет Паринхерма?

— Я пытался связаться с ним, но он отключен. Мы попробуем вытащить его, когда корабль вернется. Иди сюда.

Коссонт, протиснувшись между высокими стеллажами, неуверенно ступила в заваленный обломками коридор. Казалось, он тянется бесконечно далеко. Что-то пронеслось позади неё, пройдя сквозь дым на высоте головы и заставив её вздрогнуть. Объект повис рядом с Бердлом.

Это был тонкий цилиндр толщиной с палец и длиной с ладонь. Передняя его часть имела форму угловатого, затупленного наконечника стрелы, а тусклую серебристую поверхность испещряли тонкие темные линии и крошечные точки. Бердл приподнял одну серебристую бровь и сказал, обращаясь к ракете:

— Да, неплохая работа. Однако, неосмотрительно использовать слишком много наночастиц. Это можно было сделать и более экономно. Даже так — если бы возникла целая серия таких ситуаций, насколько успешно можно было справиться с ними? Хорошо, я понял.

Ракета улетела так быстро, как будто её выпустили из невидимого пушечного ствола — она просто растворилась в воздухе, оставив после себя лишь послесвечение и смутное ощущение направления, в котором исчезла. Голова Бердла при этом дёрнулась назад от удара воздуха, а Коссонт спасло от падения только то, что аватар протянул назад серебристую руку, удержав её за ремень сумки. Громовой раскат эхом отразился от окружающих стен.

Бердл покачал головой.

— Ракеты-ножи, — произнёс он не без тени восхищения.

— Да, ракеты-ножи, — согласилась Коссонт. Она оглянулась, но сквозь дым уже почти ничего не было видно. — Ты уверен, что за нами больше никто не идет?

— Не совсем, — признался Бердл, — но, похоже, что нет. — Он выглядел задумчивым. — Гзилтский корабль, присутствующий в системе, по меньшей мере, тяжелый крейсер шестого уровня, возможно, боевой крейсер седьмого уровня — это означает наличие от одного до трех взводов пехотинцев, в данный момент не задействованных. Что, не исключено, говорит кое-что о секретности и… санкционированности миссии. — Он пожал плечами. — В любом случае, нужно идти дальше. Должен предупредить, что нам, вероятнее всего, придется прятаться.

* * *

Корабль пустился в веселый пляс, пытаясь подобраться к микроорбиталу достаточно близко, чтобы забрать аватара и человека. Быстро оценив друг друга и правильно догадавшись, что противник не собирается открывать огонь первым, ни один из кораблей не прибег к прицеливанию или к приведению оружия в такую готовность, которая могла бы привести к недоразумению. Противостояние велось без каких-либо сигналов, как будто никто не хотел признавать, что оно происходит на самом деле.

В конце концов, "Ошибка Не…" перехитрил корабль противника и снял две человекоподобные фигуры с орбитала. Мгновение спустя он увидел, как корабль Гзилтов вобрал одно человекообразное существо в своё нутро. “Ошибка Не…”, не теряя времени, попытался засечь останки андроида Эглиля Паринхерма, обнаружив, что его опередили: дислокационное поле корабля гзилтов уже начало окутывать раздавленное и сломанное тело андроида на дне шахты лифта.

Прежде чем корабль гзилтов смог завершить операцию, "Ошибка Не…" обрушил плазменный огонь на оставшиеся части тела андроида, прожигая все узлы обработки и хранения памяти/данных внутри машины.

∞

Уе Ошибка Не…

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Верно. Что?… А, данные из "Вы Называете Это Чистым?"… Воспоминания были в глазах КьиРиа и они были удалены вместе с ними. Очень сурово по отношению к себе. Хорошая новость в том, что в данный момент успешно изъято состояние его сознания. С немалым, к слову сказать, риском для жизни и конечностей.

∞

— Поздравляю. И каков результат?

∞

— Вот-вот узнаем…

* * *

Коссонт чувствовала сонливость, боль, восторг — всё одновременно. Система обезболивания сообщала ей, что нужно двигаться осторожно, не спеша, без дёрганий. Она уже решила, что примет ванну, а не душ, но сначала, как настаивал корабль, необходимо было поговорить с хранящимся в серебристо-сером кубе состоянием разума.

"Ошибка Не…" удалялся из системы Оспин по безумно неустойчивому курсу, решив — после всех своих прыжков, ныряний и колебаний, а также полевых стычек с кораблем гзилтов — что он быстрее. По крайней мере, пока гзилтский корабль не проявлял никаких признаков преследования.

Коссонт сидела в гостиной шаттла, ставшего ее домом за последние несколько дней, одетая только в электронный костюм. Руки и ноги костюма были стянуты и скрыты, а шлем снова превратился в ожерелье. Пиан охала, то и дело хватая её за шею и нежно потирая ушибленную кожу. Бердл, снова ставший похожим на элегантного гзилта, производил впечатление человека, только что вышедшего из салона красоты — ни намека на усталость или помятую прическу.

— Ты была на войне, бедняжка, — сказала Пиан Коссонт, обхватывая её покрепче.

— Да. Но не надо меня донимать.

— Извини. Вот… А где этот глупый андроид?

— Нам пришлось его оставить, — сказала Коссонт, взглянув на Бердла, когда доставала серебристо-серый куб из потрепанной наплечной сумки. — Под разбитой кабиной лифта на дне шахты.

— Гзилтский корабль принял его на борт, — сообщил Бердл. — Вместе с полковником Агансу.

— Они живы? — спросила Коссонт.

— Агансу, наверняка.

— А Паринхерм?

— Нет. — Бердл покачал головой. Он не сводил глаз с Коссонт, пока та не отвернулась.

Она положила серебристый куб на низкий столик перед собой, затем протянула руку, прикоснувшись к нему.

— Нгароэ? — спросила она.

— Коссонт, — сразу же ответил голос КьиРиа.

Коссонт поняла, что непроизвольно напряглась, сгорбившись над столом.

— Приятно снова поговорить с вами, — сказала она, улыбаясь.

— Сколько времени прошло? О… Довольно много лет, я вижу. И мы на… корабле Культуры?

Коссонт не знала, что ответить. Она посмотрела на Бердла, который неопределенно пожал плечами.

— Да, — сказала она. — Хм… Я не знала, что вы можете…

— Я не совсем лишён чувств, — произнёс голос КьиРиа. — Я могу быть включенным только на доли часа, но при этом могу приблизительно сказать, какова окружающая меня обстановка, сколько времени прошло с момента моей последней активации, и я достаточно хорошо чувствую излучение и общую сенсорную атмосферу окружения, чтобы определить, когда я, например, нахожусь на корабле.

— Мы были на корабле, когда разговаривали в последний раз, — напомнила Коссонт.

— Я знаю. Но вряд ли в нём имелось что-то примечательное. Однако это корабль Культуры — ГКУ, военный корабль или что-то подобное. И вот это примечательно. Поэтому я и обратил внимание на данное обстоятельство. Это всё? Мы закончили? Ты собираешься отключить меня ещё на шестнадцать лет?

— Нет, нет, — быстро сказала Коссонт. — Извините. Мне очень жаль. Но… послушайте. Мы должны спросить вас кое о чём.

— Кто это "мы"?

— Здравствуйте, уважаемый КьиРиа, — дружелюбно сказал Бердл. — Меня зовут Бердл. Я аватар корабля, на котором вы находитесь, "Ошибка Не…" Приятно познакомиться.

— Да. Взаимно. Кстати, у тебя напряженный голос, Коссонт.

— Правда? Ну, тут произошло…

— Да. Поэтому я так и сказал, — произнес голос с легким оттенком желчи. — Бердл, я бы хотел подключиться. Могу я посмотреть через твои глаза или какой-нибудь другой визуальный датчик, находящийся здесь?

— Пожалуйста, — сказал Бердл и посмотрел сначала на Коссонт, а затем обвел взглядом всех присутствующих в комнате отдыха.

— Коссонт! У тебя четыре руки, — воскликнул голос КьиРиа.

— Это чтобы играть на одиннадцатиструнке, — объяснила она.

— А… Тебя не оттолкнул Участливый, раз ты все-таки играешь на ней. Рад за тебя. Итак, что же ты хочешь узнать?

Она глубоко вздохнула.

— Нгароэ, нам нужно спросить вас кое о чём… давнем. О далёком прошлом. Это… это очень важно. Это может повлиять на то, как пройдет Сублимация. Наша Сублимация. Сублимация Гзилта. — Она сделала ещё один глубокий вдох. — Было сообщение, сигнал от Зихдрена, из которого следует, что Книга Истины может оказаться ложью, и вы были упомянуты как…

— Подожди, подожди, подожди, — раздался голос КьиРиа. Коссонт замолчала. — О каком времени идёт речь? Ты просишь меня вспомнить события из…

— Времён конференции, на которой была создана Культура, — ответил Бердл.

— Ах, — сказал голос КьиРиа. — Так давно. Я не могу тебе помочь.

— Что? — Коссонт и аватар обменялись взглядами.

— Я сказал, — медленно произнёс голос из куба, — что не смогу вам помочь. Мои воспоминания относятся только к… примерно семидесяти годам стандартного периода после интересующего вас времени. Воспоминания начинаются в полночь 44-го числа Переида 8023 года по календарю Ковейна. До этого дня у меня ничего нет — пусто.

— В самом деле? — поразилась Коссонт. Она услышала, как ее собственный голос начал повышаться. — Вы отсутствовали…?

— Должен попросить вас проверить, — сказал Бердл с болью в голосе, обращаясь к КьиРиа.

— Проверьте сами. Вы — корабль — у вас есть такая возможность. Я даю вам разрешение. Я не биологический вид — не здесь, во всяком случае, так что смотрите. Можете просканировать все данные в этом кубе. Приступайте, не стесняйтесь.

— Вы уверены? — аватар взглянул на Коссонт, которая обнаружила, что настала её очередь пожать плечами.

— Да! — резко произнес голос КьиРиа.

Бердл вздохнул. Он улыбнулся Коссонт.

— Это может занять некоторое время, — сказал аватар.

Она откинулась на спинку сиденья и потерла лицо руками.

— Делай, как нужно…

— Ах, — сказал Бердл с покорным видом. Он снова посмотрел на Коссонт. — …Боюсь, что всё так, как утверждает состояние разума господина КьиРиа.

— Я же говорил вам, — донёсся голос из куба.

— Воспоминаний нет? — Коссонт внезапно почувствовала усталость и боль. Она была подавлена.

— Боюсь, что нет, — сказал ей Бердл. — Нет даже воспоминаний о временах, когда КьиРиа вспоминал те времена, до того, как исходные воспоминания были отредактированы — Бердл перевёл взгляд на куб. — Вы провели тщательную работу, господин КьиРиа.

— Похоже на то, — согласился голос.

Бердл слабо улыбнулся и покачал головой:

— Вы не догадывайтесь, почему вы…?

— Нет. Никаких догадок. Наверное, я решил, что мне есть что скрывать. Если так, то я рад, что хорошо справился с этим, или позаботился о том, чтобы это сделал за меня кто-то другой.

Коссонт сидела с опустошенным видом, закрыв глаза и мерно покачивая головой.

— Они не могли просто так исчезнуть, — проговорила она, как бы про себя. — Не могли… — Она посмотрела на Бердла. — И что теперь? Должны ли мы искать настоящего КьиРиа, самого старика? Он может… он должен знать.

— Мы уже пытались это сделать, — сообщил ей аватар. — И нашли его, но воспоминания были закодированы в конкретных местах его тела, и эти места впоследствии были удалены.

— Что? — Коссонт нахмурилась.

— КьиРиа сейчас выглядит вот так, — сказал Бердл, и в воздухе появился экран, на котором был изображен человек в угрюмой комнате, в темных очках со шторами. — Агент, который его выследил… — пояснил Бердл — вернее, его костюм запечатлел это. — Изображение на экране переместилось, и человек снял очки. Несомненно, это был КьиРиа, но на месте его глаз находились теперь своего рода внутренние уши.

Ролик зациклился, и экран разделился, чтобы продемонстрировать версии одной и той же последовательности, в инфракрасном диапазоне, в замедленной съемке, с увеличенными глазницами и в различных комбинациях.

Коссонт смотрела не мигая.

— Какая гадость! — высказалась Пиан.

— На что ты смотришь? — спросил голос КьиРиа.

Коссонт протянула руку и выключила куб, затем опустилась в кресло, закрыв глаза. У нее было ощущение, что она вот-вот заплачет.

— Ты помнишь это? — услышала она голос Бердла.

Коссонт открыла глаза. На экране был знакомый вид, хотя сначала она не смогла определить место. Она увидела человека, который выглядел слегка потерянным в помещении, напоминающем транзитный зал. Он следовал куда-то, волоча за собой скромный багаж на тележке-платформе. Разумеется, это был КьиРиа, во время посещения Ксауна пять лет назад. Последовал похожий набор изображений, на которых КьиРиа представал в той же одежде, но уже в больших темных очках. На этот раз он выглядел еще менее уверенным, словно плохо ориентируясь в пространстве. Изображения исчезли, экран потемнел.

— А это?..

Экран снова засветился, показывая Ксименира на "Экваториал 353” в Поясном Городе. Обстановка выглядела знакомой, соответствуя той, что ей запомнилась. Изображение на миг переместилось, демонстрируя лицо Коссонт, а затем снова сфокусировалось на мужчине в кровати. Съёмку, очевидно, производил Бердл.

— Уважаемые Бердл, мадам Коссонт. — услышала она голос Ксименира. — Рад познакомиться. — Он открыл рот, высунув длинный язык и осторожно облизав сначала одну бровь, затем другую, придав им обеим аккуратную форму. Язык исчез. Ксименир широко распахнул глаза; у него были яркие, бледно-голубые радужки. Глазные яблоки вернулись в свои глазницы и радужки сразу исчезли. Выдвинувшись снизу, их заменили темно-красные, которые встали на место и замерли. — Извините меня, — прокомментировал Ксименир — Эти зрачки лучше работают при дневном свете. — Он широко улыбнулся, демонстрируя безупречно белые зубы.

Коссонт кивнула.

— Господин Ксименир, специалист по телоформации, — сказала она.

Теперь она поняла, почему КьиРиа выглядел так неуверенно во второй раз, в транзитном зале — в больших тёмных очках, едва ориентируясь в окружающей обстановке. К тому моменту он был уже слеп.

Теперь экран демонстрировал то, на что она лишь бегло обратила внимание при встрече, увеличивая масштаб фигуры Ксименира: сначала зубы и глаза, затем ожерелье из безделушек, украшавшее шею.

Взгляд остановился на крошечной — на тот момент деактивированной — разведывательной ракете, которую корабль предварительно направил в спальню Ксименира. Она лежала на груди Хозяина Вечеринки рядом с похожим на большой палец андроида толстым хрустальным цилиндром, инкрустированным драгоценными камнями.

Застывшее изображение слегка сместилось, еще раздавшись в масшатабе, представив взгляду смутный вид полупрозрачного кристалла с парой ягод внутри. Они были бледно-зелеными и выглядели так, будто плавали в каком-то белёсом сусле.

— Какого цвета были глаза у господина КьиРиа? — спросил Бердл.

Коссонт задумалась, пытаясь вспомнить.

— Когда я встречалась с ним, они были цвета океана на Перитче IV, — сказала она. — Океан может быть разных оттенков, но чаще всего, при дневном свете, он был цвета пляжного нефрита. Бледно-зеленый. — Она кивнула на крупный план инкрустированного драгоценными камнями цилиндра с прозрачными окошками и двумя мягкими предметами внутри, выглядевшими как ягоды. — Этот цвет, — произнесла она.

18 (С -7)

Ей не следовало доверять себе. Уж кому, как ни ей, знать, какой она была. И она, разумеется, знала, но не относилась к своему знанию сколько-нибудь серьёзно, не уделяя самоанализу должного внимания.

Сколира Тефве, все еще находясь в виртуальной среде субстрата, размещенного на ЛСВ "Вы Называете Это Читсым?", посмотрела на два своих голоизображения, стоящих перед ней, нахмурившись.

— Итак. Кто из вас?

— Конечно, не я.

— Не я — определенно.

Они сказали это не одновременно, поскольку корабли, на борту которых они в текущий момент находились, были на разных от неё расстояниях.

Первоначальная Сколира Тефве, считавшая себя единственно настоящей — впрочем, как и все прочие, — вздохнула в отчаянии и отмахнулась от изображений.

— Ха, — только и выдала она.

— У меня есть их опыт, все их сенсорные данные, — сказал ей "Вы Называете Это Чистым?" — Ничто не мешает тебе просмотреть их.

— Это, — признала Тефве, — …придется сделать.

— В конце тебя ждет сюрприз, — поведал ей корабль. — Приоткрыть завесу зараннее?

— Чтобы испортить удовольствие? Нет уж.

Она смотрела, как она выводит афора из конюшни в Чиан'тиа, у змеиной реки, где пахнет колокольчиками и пряными цветами, эвеном и джоденберри, а затем отправляется через Пауч к холмам. Видела, как пара рапторов проносится по голубому небу, ощущала жар во рту в зените дня, и лежала, задыхаясь, рядом с афора в тени спасительного зонтика.

Она поднялась в горы, а затем миновала их. Пропустила воспоминание своего другого "я" о сне, опасаясь, что это будет слишком похоже на вторжение, хотя личность во многом была ею.

Она встретилась с дроном Хассипура, осмотрела его интригующую, но в то же время жалкую маленькую империю туннелей, каналов и бассейнов с обжигающе-сухими песками. Она узнала, где она — еще одна, последующая её версия — может найти КьиРиа и ушла.

Она видела себя, — поначалу на некотором расстоянии, как при просмотре спектакля, — наблюдая, как встаёт среди высоких колышущихся трав бронзового и медного цвета, пробираясь затем к пустынной станции, где ей предстояло дождаться грохочущего поезда-трамвая.

Чувствовала странные, наполнявшие воздух ароматы, смешанные с запахами, исходящими от местных жителей, остерегавшимися смотреть на нее. Ее везли в горы, в огромное, наполненное эхом царство Звука, и она ждала, пока ее пустят в келью, следуя потом за доцентом Лузуге и, наконец, удостоилась аудиенции у неуловимого КьиРиа.

Глаза — глазницы, в которых теперь находились уши, — выглядели шокирующе. Это, видимо, и было сюрпризом.

Она — ее другая сущность — разглядывала какое-то время изуродованное лицо мужчины. Снаружи доносилась возня, слышимая поверх или сквозь давящую тяжесть Звука.

Дверь в задней части кельи с треском распахнулась, и какой-то блестящий, со множеством конечностей дрон, усеянный углами и колючками, ворвался внутрь, остановившись у сиденья КьиРиа. Он приподнялся, словно готовясь к удару. КьиРиа подпрыгнул, повернувшись к машине, которая прокричала: "Арестованы! Сдавайтесь!" с металлическим звоном, настолько высоким, что он перекрывал вездесущий гул.

Скафандр Тефве пришел в полную готовность, как только дверь начала двигаться, закрыв её голову плотно прилегающим полупрозрачным шлемом. Она вскочила и распахнула створки, впуская Звук внутрь. Последовала белая вспышка, и она почувствовала, как что-то сильно ударило ее в спину, не причинив при этом боли. Она бросилась сквозь занавеси и вылетела из окна, приземлившись на холодный сыпучий склон снаружи, зигзагом пролетев по нему вниз к ближайшему укрытию, — темной массе метровых валунов.

— Корабль! — крикнула она. — Ты получил, что хотел? Вытаскивай меня отсюда!

— Часть защиты в области спины повреждена на семьдесят процентов, — торжественно сообщил ей скафандр.

Она чувствовала, как в месте, куда пришелся удар, разгорается жар.

— Черт! — выругалась она, ныряя в щель между двумя валунами. Но так и не попала туда. Второй, гораздо более мощный удар — сверху, с оружейной платформы, о существовании которой она даже не подозревала, — попал ей точно между плеч и разнёс шею и голову.

Большая часть ее тела упала в кровавую, огненную, дымящуюся кучу перед скопищем валунов. Ее голова пролетела чуть дальше, ударившись о подножие одной из каменных стен. Вид с ракеты-разведчика или того, что её сопровождало, мелькнул напоследок и исчез.

Быстрые Пикеты, внезапно оказавшиеся объектом агрессивного внимания небольшой флотилии кораблей оглари, совершил очень рискованный маневр, сумев забрать все еще живую голову Тефве, а затем бешено рванул с максимально возможным ускорением, приводя в движение поля двигателя. Весь этот инцидент вызвал у оглари громкое возмущение и негодование, якобы полностью инициированное их уважаемыми союзниками и благодарными подопечными увануи. Быстрые Пикеты, их родной ГСВ и другие деятели Культуры поспешно принесли извинения за недоразумение, но теперь как оглари, так и увануи вправе были ожидать последующих милостей и снисхождений.

Очевидно, ни Контакт, ни Особые Обстоятельства не впечатлялись сколько-нибудь происшедшими событиями.

— Такие вещи не забываются, — пробормотала про себя Тефве.

— Это всё? — спросил "Вы Называете Это Чистым?". — Всё, что ты хотела видеть?

— Я испытала то, что пережили двое других, так что, наверное, да, — сказала она. — Но меня, черт побери, убили.

— Это и был сюрприз.

— Благодарю. Думаю, теперь я вернусь в "Хранилище". Посплю… немного. И никаких снов.

— Конечно.

— И в следующий раз, когда ты захочешь разбудить меня…

Но корабль уже начал опускать её под воду. Он подозревал, что в этом предложении Тефве было ещё одно слово, и это слово было "не надо".

Вполне понятное самоотрицание, рассудил корабль.

* * *

— Конечно,мы близки. Мы всегда были близки. Мы мать и дочь. Вы не понимаете этого, потому что вы мужчина. А мужчины редко понимают такие вещи. Честно говоря, нужно быть матерью, чтобы это понять. Даже некоторые дочери не понимают, если уж говорить откровенно. Я не утверждаю, что Вир не понимает — не совсем так. Но она независима. Очень независима. Хотя я не жалуюсь: я не из тех, кто жалуется, вовсе нет. Я так её воспитала. Это то, чего я хотела для неё. Я всегда хотела, чтобы она была самостоятельным человеком, не привязанным к моему кошельку. А сама она не хотела становиться матерью из-за Сублимации. Да и времени у неё не было, если уж на то пошло. Она всегда была очень занята. И не всегда тем, о чём можно рассказывать, если вы понимаете, что я имею в виду. Понимаете? Уверена, что да — при вашей-то работе. Я не говорю, что она была каким-то секретным агентом или кем-то в этом роде, но, я могу сказать, будучи ее матерью, — а у меня есть нюх на такие вещи, хотя я очень скромная, это подтвердят все, кто меня знает, мои друзья, что у меня есть чутьё, почти видение… — что были вещи, которые она, очевидно, не могла мне рассказать, вещи секретные, которые мне лучше не знать, я полагаю. Я не удивлена, правда не удивлена. Она очень умная, очень способная молодая девушка, умеющая позаботиться о себе, и заслуживающая доверия. И верная. Да — верная. Очень верная. В этом она похожа на меня, это часть того, что нас связывает.

— Просто, судя по записям в журнале корабля, она, кажется, не часто посещает… — начал было говорить первый молодой человек, но его спутник поднял руку, останавливая его.

Она уже забыла их имена, но тот, который только что говорил, был приятнее из этих двоих — он больше улыбался, смотрел на нее подобающе и просто имел приятные манеры. Другой был ещё моложе — совсем юный — и выглядел строже. Кроме того, он, похоже, даже не заметил — не говоря уже о том, чтобы оценить — очень эффектное и смелое облегающее платье, которое она специально надела.

Межполковая разведка прикомандированная к триместру! Звучало внушительно! И они интересовались ее дочерью! В хорошем смысле, конечно: они были очень вежливы и почтительны с тех пор, как позвонили в квартиру со своего самолета, направляясь к ней, и даже тот маленький, жестколицый, которого, вероятно, интересовали только мальчики, был вежлив и учтив с момента, как они переступили порог её дома. Судя по всему, — хотя по понятным причинам они не могли ничего подтвердить или опровергнуть — Вир была ещё жива. И не просто жива, а вовлечена — как, похоже, подразумевалось — в нечто очень важное. Ее маленькая девочка! Что ж, в этом не было ничего удивительного. В глубине души она всегда знала, несмотря на все глупости, которые девочка делала и говорила на протяжении многих лет, что Вир выполнит обещание, данное в юности, и заставит мать гордиться ею. Это был лишь вопрос времени.

На самом деле, все те случаи, когда она не удосуживалась навестить её или связаться с ней, казалась равнодушной, нетерпимой или просто желающей причинить боль в тех редких случаях, когда она все-таки соизволяла появиться, теперь обрели очевидный смысл: она просто пыталась защитить свою мать! Несомненно, всё именно так и обстояло. Конечно, она любила и уважала свою старую маму, как же иначе? Но она просто не могла посвятить ее в свою тайную жизнь, не подвергая опасности. Логично. Любящая и разумная одновременно. Как вовремя всё открылось!

Вариб почувствовала, что начинает возбуждаться от этих мыслей — ее дыхание участилось, и она ничуть не удивилась бы, узнав, что выглядит сейчас раскрасневшейся и еще более помолодевшей перед этими двумя очень хорошо одетыми и безупречно ухоженными молодыми людьми. Младший, с более строгим лицом, что-то говорил. Ей, пожалуй, следовало сосредоточиться, она отвлеклась, что было ей не свойственно.

— … замешана в чем-то секретном? — сказал он, глаза сузились, но на лице появилась улыбка — наконец-то! — его худое лицо улыбалось. — Я правильно понял? Вы…?

— Ну, я не могу сказать слишком много. Очевидно, — призналась Вариб. — О, спасибо, дорогой. — Она приняла от Гаррона настойку для здоровья. Поначалу Гаррон был немного грубоват с молодыми людьми — они, вероятно, были даже моложе его, — но ничего неожиданного, учитывая ситуацию. Он даже предложил всем выпить, что было гораздо лучше, его обычного: "Я что, просто стюард для тебя?". - …Но она всегда была такой выдающейся, что выглядело бы вполне разумным, если бы полк использовал ее таланты с пользой. То есть, на самом деле она никогда бы мне ничего не сказала, но… — Вариб подмигнула двум молодым людям, — мать может почувствовать. Особенно когда вы очень близки — почти смущающе близки! — к возрасту своей дочери — ох! — Я думаю, вы способны понять, когда происходит что-то, о чём она напрямую не говорит. Я не могу рассказать вам больше. Я больше ничего не знаю, в обычном понимании, но, поверьте, мне на самом деле всё известно.

Молодой человек с жестким лицом кивнул:

— Это весьма интересно.

Вариб улыбнулась, расслабившись. Теперь она гораздо меньше беспокоилась о Вир.

* * *

ГСВ Содержание Может Отличаться

ЛОУ Каконим

ГСВ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Эмпирик

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Думаю, мы все уже просмотрели соответствующие сигнальные потоки. Похоже, господин КьиРиа действительно делает все возможное, чтобы мы не узнали о том, что произошло в те далекие времена. Ошибка Не… уже направился — повторно — на Ксаун в Поясной Город, однако я упоминаю об этом здесь на случай, если кто-то имеет дополнительные сведения… Нет? Больше ничего в течение пяти дней? Ну, в таком случае…

∞

МСВ Падение Давления

— Неужели наш друг Ошибка Не… не оставил никаких агентов присутствия в Ксауне?

∞

Уе Ошибка Не…

— Ошибка Не… оставил, потому что Ошибка Не… не полный идиот.

∞

МСВ Падение Давления

— Я, конечно, не имел в виду ничего подобного. Сможет ли в таком случае кто-нибудь из тех, кто все ещё находится в Ксауне, самостоятельно изъять означенные две части… мягкого оборудования?

∞

Уе Ошибка Не…

— Самостоятельно — нет. Человек, владеющий, как мы предполагаем, глазами господина КьиРиа, в которых, как мы опять же предполагаем, действительно находятся его воспоминания, обладает нетривиальными ресурсами в области наблюдения и удаленного присутствия. Предметы, которые я оставил поблизости от него, могут оказать некоторую помощь в получении соответствующих объектов, а также выполнить определенный объем подготовительной работы, но сами по себе они не в состоянии изъять объекты.

Конечно, мы могли бы просто послать сообщение господину Ксимениру с просьбой продать, обменять или просто по доброте душевной подарить нам соответствующие предметы и отложить их до тех пор, пока я не смогу приехать и забрать их, однако, как мне представляется, такие действия могут насторожить его — а, возможно, и не только его, — убедив в особой важности интересующих нас частей тела КьиРиа.

Или мы могли бы попросить какой-нибудь оставшийся элемент Четырнадцатого полка, чья невиновность-односторонность предположительно была воспринята как очевидная после нападения на его штаб, помочь нам, но эта просьба автоматически отнимет контроль у тех, кому мы полностью и неявно доверяем, и может рассматриваться как предоставление потенциально слишком большой власти человеку, группе лиц или организации Гзилта в отношении оглашения или не оглашения информации, которую могут или не могут содержать глазные внешние устройства хранения данных господина КьиРиа. Я думаю, что указанные мною возможности, полностью покрывают все имеющиеся альтернативы тому, что я вернусь назад так быстро, как только мои скромные двигательные поля смогут донести меня до Ксауна, и буду полагаться на свои собственные способности, чтобы исправить ситуацию.

∞

ГКУ Вытесняющая Деятельность

— В контексте вашего упоминания о том, что люди Гзилта потенциально могут иметь слишком много власти благодаря доступу к информации, предположительно содержащейся в воспоминаниях господина КьиРиа, что вы думаете о госпоже Коссонт?

∞

Уе Ошибка Не…

— Вир Коссонт пока что не доставляла нам хлопот и даже была весьма полезна. Кроме того, получив разрешение заглянуть внутрь устройства, хранящего состояние разума господина КьиРиа, с его разрешения и даже по его настоянию, я обнаружил, что пробраться к его воспоминаниям отнюдь не просто: её сотрудничество вполне может потребоваться, чтобы разобраться в закодированных данных, которые мы ищем, конечно, если это будет сделано быстро и без ошибок. Поскольку господин КьиРиа, похоже, испытывает, по меньшей мере, сентиментальную привязанность к мадам Коссонт, нам необходимо, чтобы и он, и она оставались в наших рядах. В любом случае, я не думаю, что она имеет желание или испытывает существенную потребность повлиять на ситуацию.

∞

ГКУ Вытесняющая Деятельность

— Значит, вы ручаетесь за нее.

∞

Уе Ошибка Не

— Да. Настолько, насколько возможно ручаться за биологическое существо.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Хорошо. Тем временем, мы сталкиваемся с проблемой оспаривания предпочтительного статуса Падальщиков между Ронте и Лисейденом. То, что они не торопятся ползать по космосу, не означает, что они исчезли. Напротив, самые мощные подразделения их флота ковыляют к одному и тому же месту, к Зис, и должны прибыть туда в ближайшие день-два. Учитывая то, что аватар "Проходил Мимо И Решил Заглянуть" сообщил о нюансах создавшейся политической ситуации, это не обнадеживает. Есть какие-нибудь мысли?

∞

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

— Да. Я думаю, мы должны радоваться, что эти два делинквентных огрызка там, не говоря уже о паре бандитов из "Проходящего мимо"…

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я имел в виду что-то более конструктивное.

∞

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть.

— Мой аватар продолжает искать аудиенции у различных представителей власти, особенно у септаме Банстегейна. Однако, с ним не так то просто встретиться: очевидно, что он не может быть настолько занят официальными обязанностями, как утверждает, но у него определенно есть множество других интересов, которыми он заполняет оставшееся ему время. В результате, к сожалению, на данный момент я не могу предложить ничего более конструктивного, чем Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Проходящий мимо…, похоже, скоро сменит имя на "Эффективно бесполезный". Ему следует — и не единовременно, а на протяжении всего времени — быть гораздо более агрессивным в отслеживании этих "различных представителей власти, особенно септаме Банстегейна" и в первую очередь септаме Банстегейна. Он не должен удовлетворять вежливые просьбы об отклонении встреч с этими людьми — если они будут так любезны, когда они соизволят… — довольно, уже, пожалуйста, — он должен шпионить, подслушивать и отслеживать всех их до единого. Вот что происходит, когда вы позволяете стареющему академику с пристрастием к цивилизации брать на себя любую серьезную роль, связанную с её деятельностью, потому что он, так сказать, "понимает" их. Он не просто понимает их, он уже отождествляет себя с ними, подражает им — он хочет, понимаете ли, быть ими. Не достаточно хорош — моё мнение.

∞

— Если честно, эта должность первоначально выглядела административно формальной, пока Зихдрен-Ремнантер- дерьмо неожиданно не попало на лопасти.

∞

— Так обычно и случается. Урок заключается в том, что не существует формальных должностей, есть только дела с потенциально серьезными последствиями, которые нам чаще всего сходят с рук. Можем ли мы попросить Эмпирика присоединиться к Проходящему Мимо…? Эти большие ублюдки системного класса должны отбрасывать длинную тень впереди себя, иначе какой от них прок?

∞

— Я внесу предложение. Вернемся к общим делам.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

ЛОУ Каконим

ГСВ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Эмпирик

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Что ж, нам остаётся ждать дальнейшего развития событий. Будем надеяться, что за это время не произойдет ничего серьезного.

* * *

Первая часть корабельного танца "Приближающееся Затмение Одного Солнца Другим" была исполнена с должной церемонией при достижении окраины системы Мурейт, когда до родной планеты гзилтов — Зис — оставались считанные часы. Танец был дополнен с участием корабля Культуры "Рабочие Ритмы". Накопленная этим кораблем предполагаемая инопланетная ценность (положительная), почетная, по общему признанию флота и эскадры, теперь стала настолько велика, что он, возможно, испытал бы неловкость, если бы ему сообщили об уровне, на который он так стремительно поднялся.

Вероятно, им уже был превышен тот предел, когда даже такие величественные создания, как Осебри 17 Халдесиб, занимавший столь высокое положение, или как Принц Роя и глава Подроя и ответственный офицер флота, могли бы рассчитывать на то, что смогут должным образом его информировать. Поэтому было решено позволить кораблю Культуры продолжать накапливать предполагаемую чуждую — инопланетную ценность (положительную), почетную, до поры до времени, не нарушая, говоря метафорически, движения потока воздуха через улей, то есть, не информируя судно о его статусе.

Как бы ни было, а Гзилт и Зис теперь лежали впереди, и очень близко.

* * *

— Еще раз здравствуйте. Извините, что была такой… резкой.

— Ничего страшного. Я так понимаю, мы все еще на борту того же корабля Культуры, "Ошибка Не…".

— Да, там же.

— Так что же ты увидела, что тебя так встревожило? — спросил голос из серебристо-серого куба. — Или ты снова собираешься отключить меня?

— Мы смотрели на то, что вы сделали с собой.

— Вот как? И что же…? Ну же, расскажи мне. Между той версией меня, которая здесь, и той, которая сделала с собой то, что сделала, меньше двадцати лет разницы. Когда живешь так долго, как я, это ничто. Я не сильно изменился за это время. По сути, я тот же самый человек. Расскажи мне.

— Вы вложили в глаза свои самые ранние воспоминания, а потом удалили их, — сказала она. — Вы отправились к Ксимениру, в Поясной Город, чтобы сделать это. На месте глаз у вас теперь дополнительные уши.

— …Ну, это, безусловно, доводит мое пристрастие к Слышимому до крайности. — Голос, казалось, искренне позабавило откровение.

— Это выглядит… радикальным. Шокирующим, — сказала Коссонт. — Выглядит как членовредительство.

— Это мое тело, и я могу калечить его по своему усмотрению. Не говоря уже о том, что из уст человека, обладающего четырьмя руками, критика представляется неуместной.

Коссонт открыла рот, но голос продолжил:

— Речь идёт о месте под названием Цетид, не так ли? Горы Звука?

— Да.

— Ха! Логично. Слышал об этом месте четверть тысячелетия назад или больше, с тех пор всё собирался туда съездить. Молодец, что отнёсся настолько серьёзно, что задействовал нечто большее, чем стандартное сенсорное оборудование. Восхищаюсь собой.

Коссонт, лежавшая на своей кровати с кубом на подушке, подняла брови, но пропустила последнее высказывание мимо ушей.

— Ваша старая подруга по имени Тефве навестила вас там, — сказала она, — пытаясь убедить вас рассказать о том, что произошло в момент формирования Культуры, когда Гзилт почти присоединился.

— Вот тебе и клятва старых любовников хранить тайны и уважать частную жизнь.

— Но о чем, черт возьми, вы думали? Вырвать свои собственные глаза? Оставить их Ксимениру!?

— И что же? Наверняка в тот момент это казалось мне хорошей идеей. И не менее очевидной, чем оставить данные с разным информационным барахлом на орбитале Оспина. Например.

— Что вы пытались скрыть?

— Кто знает? Может быть, мне лучше без воспоминаний. Итак, позволь узнать: мы направляемся в Ксаун?

— Да — тихо сказала Коссонт кубу. — И идем к Ксимениру, в Поясной Город, чтобы попытаться вернуть ваши глаза, ваши воспоминания.

— Интересно то, что я не хотел, чтобы воспоминания были уничтожены полностью, просто сокрыты. Какими бы они ни были… Конечно, если глаза на месте, это не значит, что в них сохранились воспоминания. Я мог их предварительно стереть… Что-то стало тихо. Ты здесь?

— Это было бы слишком даже для вас, Нгароэ.

— Все равно. Думаю, я бы не стал этого делать.

* * *

— Мне нравится, что я вижу тебя и прикасаюсь к тебе, знаю, что ты рядом, где-то всего в одном вдохе, я чувствую каждый этот выдох, как зыбкое дуновение, пронёсшееся по земле, слышу каждый удар сердца вблизи, и ты настолько близко, что я ощущаю тепло. Моё присутствие, мой обет… Я живу ради этих мгновений. И умираю при мысли, что они могут кануть в Возвышенном.

— Ты говоришь мне самые приятные вещи, какие я когда-либо слышала. Я бы хотела говорить об этом так же красиво.

— Ты черпаешь их из меня, потому что ты их муза, их истинный созидатель — мы творим их меж собой. Я безнадежный прозаик и заика, и всегда им был. Так что ты должна принять на себя половину приписываемых мне тобою заслуг. По меньшей мере.

— Если ты говоришь, что я должна — я должна, но мне неловко, что ты так говоришь, так много даешь мне, а я не могу восполнить твой дар.

— Слова — всего лишь форма, Вирисс. Лишь один из языков, один из способов выражения. Ты говоришь глазами, говоришь своими сладкими устами и нежными пальцами, всем своим телом. Вот так. Что?

— Нет, я просто… обними меня, обними. Будь моим присутствием. Я сделаю всё для тебя. Мне нужно это. Ты же не ненавидишь меня за то, что я так нуждаюсь? Да, я знаю, что нуждаюсь. Моя собственная нужда выдаёт меня.

— О, моя дорогая. Мне нравится, что ты нуждаешься во мне так же сильно, как и я. Отчаянно. Но не расстраивайся. Что?

— Ты ведь не думаешь, что они лгут нам, Сублимированные, не думаешь, что они нас обманывают?

— А это…? Ни на миг. Прошу, успокойся, Вирисс. Конечно, нет. Неужели я рискнул бы потерять тебя? Если бы я хоть на мгновение допустил, что существует хоть какая-то опасность, возможность того, что они нам лгут, что то, что нам предлагают, неправда, и мы можем просто умереть или быть развеяны как туман, я бы никогда даже не подумал об этом, ради себя, тебя, ради нас, ради всех людей.

— Разве Присутствие, нависшее над нами, не угроза? Иногда я смотрю на него, парящее над городом, и оно вызывает во мне дрожь.

— Иногда, признаюсь, и у меня перехватывает дыхание. Что я могу сказать, Вирисс? Обещания принимают разные формы, и чем более… судьбоносными они являются, тем более угрожающе могут выглядеть. Все великие обещания — угроза тому, что происходило до момента, когда они были озвучены. Они угрожают спокойному течению жизни, и мы внезапно становимся консерваторами, хотя и хотим, а порой и нуждаемся в том, что несут перемены. Поэтому над нами, над самим парламентом, нависает эта огромная серая фигура как напоминание о том, что именно здесь было принято окончательное решение, именно здесь мы свернули на предназначенный нам путь. И она напоминает нам, что есть силы, которые находятся вне нас, что сами мы лишь в процессе обретения полноты бытия и ради этого совершаем новый большой скачок.

— Уже слишком поздно?

— Что? Прости, любовь моя, я не…

— Слишком поздно для того, чтобы мы могли передумать?

— Ну, очевидно, нет, не поздно. Мы все можем передумать, вплоть до самого последнего момента.

— Должны ли всегда существовать какие — то силы вне нас?

— О, они всегда были. Сублимированные существуют уже десять миллиардов лет, Старейшины тоже. Мы всего лишь один из видов, которому предназначено быть здесь какое-то время, после которого надлежит уйти, как и всем остальным, кто был до нас. Но мы всегда осознавали, что есть определённая ценность в том, чтобы быть собой, теми, кто мы есть. Мы обрели, получили способ символизировать это в Книге Истины, но настоящая правда в том, что каждый вид чувствует то же самое, и каждый по-своему прав.

Мы все думаем, что мы особенные, и в каком-то смысле так оно и есть, но в то же время, это ощущение того, что мы особенные, является одной из вещей, общих для всех, объединяющих и делающих нас похожими друг на друга. И когда это чувство… особенности ставится под сомнение, мы естественно чувствуем угрозу. Мы все чувствуем. Я чувствую. Приближается Сублимация, и уже собираются военные корабли пришельцев: уже прибыли корабли Культуры — еще два сегодня вечером, "Эмпирик" завтра — и через несколько дней прибудут Лисейдены и Ронте, и оба, кажется, видят друг в друге интервентов, в то время как мы считаем, что и те и другие по сути захватчики нашего наследия. Глаза галактики устремлены на нас, и это должно быть время покоя, размышлений и размеренной подготовки, время оглянуться назад с кроткой гордостью за всё, чего мы достигли…

И ещё… нападение на штаб полка и тысячи убитых, и над нашими головами идет недостойная возня за трофеи, и всевозможные абсурдные слухи и истории, но в то же время…

— Я просто беспокоюсь. О том, что мы как-то слишком увлеклись, всполошились из-за этого, не продумали… а некоторые люди убедили нас сделать то, к чему мы, возможно, ещё не готовы.

— Ну, септаме Банстегейн очень убедительный человек, надо признать. И очевидно, я должен поблагодарить тебя за столь своеобразный комплимент.

— Я не имела в виду…

— Нет, ты имела. Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. Но ты должна видеть, что мы становимся символами для самих себя. Один человек может казаться зачинщиком, силой, стоящей за каким-то… великим начинанием, течением в обществе, но не обязательно именно он производит его — он может находиться на переднем крае и может оказывать какое-то небольшое, непосредственное влияние на его направление час за часом, день за днем, но на самом деле он тоже плывет по течению, подхваченный им, силой всех тех людей, которые стоят за ним, за идеей, которую они представляют и которую несут. Но, Вирисс, что это за разговоры в постели? У нас так мало возможностей побыть вместе, давай же не будем тратить время на такие переживания.

— Да, да. Ты, конечно, прав. Я буду твоей добычей, сражайся за…

— Ой! Что это?

— Что?

— Я не знаю. Мой палец. Уколол, кажется… какой-то шип или… Почему ты это сделала?

— Что? Не смейся! Дай мне посмотреть!

— Вот. Мой палец, видишь? Он пострадал.

— Дай посмотрю…

— О. Эта крошечная травма стоит такого сладкого поцелуя. Я теряю от тебя сознание… Подожди-ка, ты действительно… Я падаю в обморок. Моя голова совсем… совсем…

— Нет!

— Все в порядке. Я просто… Я должен. Должен был… О, мне нужно позвонить.

— А…

— Уже темнеет и мне действительно нужно…

— Пожалуйста…

— Прости меня! Я так…

— Ладно, не важно…

— Мне жаль, действительно жаль…

19 (C -6)

— Неужели ничего не нашли?

— Только следы, cептаме. Какое-то очень сложное, очень высокотехнологичное устройство, которое начало растворяться в её плоти и крови сразу после того, как доставило свою полезную нагрузку.

— Полезную нагрузку?

Врач — генерал Локуил кивнул.

— Первая доза попала в президента. Вторая — в мадам Орпе. Возможно, с разницей в несколько секунд, возможно, почти одновременно. От устройства осталось так мало — во всяком случае, так мало, что оно только что не превратилось в составляющие его молекулы. Сложно сказать, но, скорее всего, это было что-то, настроенное на гены самой Сеф, что-то, что активировалось только при соприкосновении с ней. После того, как токсин был введён в неё, носитель доставил вторую дозу в Орпе. — Локуил поднял руки в жесте беспомощности. — По-видимому, чтобы устранить свидетеля. Однако, мы должны также предположить, что Орпе знала об устройстве, но не знала, что оно убьёт президента. Она могла, скажем, думать, что это наркотик, или — учитывая, где он находится — могла допускать, что это, ну… знаете, выражаясь образно, улучшит ситуацию для неё, для них обоих. Мы не можем этого знать.

Генерал вздохнул и откинулся на спинку кресла. Он напряжённо массировал лицо рукой, сидя через стол от септаме Банстегейна. Маршал Чекври сидела здесь же. Снаружи уже почти рассвело.

Оба тела были обнаружены службой безопасности президента, когда её браслет связи, снятый и брошенный на кровати, наконец, зарегистрировал, что жизненно важные показатели изменились аномальным образом. Спасти женщин не представлялось возможным: к моменту обнаружения быстродействующие синтетические нейротоксины целевого действия все еще размножались в том, что осталось от их мозга и нервной системы. Медицинская команда, состоящая из лучших людей и специализированных машин, работала всю ночь, пытаясь понять, что произошло.

— Но, эта…вещь — как она… хм… узнала, когда ей нужно активироваться? — спросил Банстегейн, стараясь выглядеть озадаченным, но не казаться при этом наивным глупцом.

— Она отслеживает всё, с чем соприкасается, — устало сказал Локуил. — Как только она фиксирует какой-либо генетический материал, принадлежащий цели — президенту, — она проверяет, является ли этот материал реальным участком тела, выпрыгивает и начинает действовать. В каком-то смысле это довольно старая технология, септаме.

— То есть для активации необходим образец…

— Да, результаты образца генетического материала Сефой. Которые можно получить практически где угодно, септаме: из бокала, из любого волоса президента, любого предмета её одежды, наконец, его можно получить, просто пожав ей руку или прикоснувшись к щеке.

— Все, кого она когда-либо встречала на протяжении своей жизни, были бы подозреваемыми первого порядка, — резко сказала Чекври Банстегейну. Она повернулась к Локуилу. — Я полагаю, вы уже сотрудничаете с полицией?

Локуил кивнул:

— Звонок сделали люди из службы личной безопасности.

— По правде говоря, — сказала Чекври, — создаётся впечатление, что здесь действовал кто-то из своих.

— Вы имеете в виду устройство, которое было использовано? — спросил Банстегейн.

Чекври кивнула.

— У нас были такие штуки. Когда-то, давным-давно. — Она подняла бровь. — Во времена, которые можно назвать незабвенными. Предполагалось, что от всего этого должны были избавиться, но, не исключено, что какая-то часть сохранилась. Или кто-то сохранил знания и средства для изготовления такого устройства.

Банстегейн пристально посмотрел в глаза Чекври, когда она произнесла это, встретив ответный, не менее пристальный взгляд.

— Или изобрел новое, — устало добавил Локуил. — Факт остается фактом — президент мертва. Не говоря уже об её адъютанте. И о… деликатных обстоятельствах. Но что действительно важно сейчас, так это то, что президент мертва. Остаётся решить, что с этим делать?

— Протоколы недвусмысленны, — сказал Банстегейн. Он знал, что выглядит сейчас ужасно: усталый, неухоженный. И это было ему на руку. Голос звучал ровно и опустошённо. Он прилагал усилия, чтобы сохранить его таким. — Самый долгоживущий трим становится исполняющим обязанности президента, самый долгоживущий септаме становится исполняющим обязанности трим…

— Плевок пророка, — высказалась маршал, что означало: "Инт'йом в качестве президента, даже на шесть дней?" Она покачала головой.

— Да, — подтвердил Банстегейн с оттенком обречённости в голосе. — И так далее по уровням, пока выращивается клон Сефой Гелемин и назначаются выборы нового президента.

— Это может показаться немного бессмысленным, поскольку Сублимация на пороге, — сказала Чекври.

— Для изменения протоколов потребуется голосование всего парламента, — уныло заметил Банстегейн, добавив в голос толику усталости. — Не меньше восьмидесяти процентов для любых изменений. Нам будет сложно даже просто сформировать кворум из людей, которых мы смогли бы вызвать из внесистемного пространства. — Он покачал головой, протирая глаза. — Но, тем не менее, я думаю, мы должны придерживаться правил и действовать так, как будто выборы состоятся по истечении сорока дней, даже если на самом деле они не состоятся.

— Или на случай, если они всё-таки произойдут, — вставил Локуил.

Септаме и маршал одновременно посмотрели на него. Генерал пожал плечами. — На случай, если вся эта ситуация — нападение на Четырнадцатый, убийство президента — приведёт к тому, что достаточно много людей захотят отложить Сублимацию — что вполне правдоподобно.

— Это было бы катастрофой, — выдохнул Банстегейн.

— Правда? — усомнился Локуил. — Всего лишь отсрочка. Не отмена.

— Септаме, очевидно, обеспокоен тем, чем в итоге может обернуться такая отсрочка, — пояснила Чекври.

— Всё было расставлено по местам, всё спланировано, настроено и нацелено на один-единственный день Инициации, — сказал Банстегейн. — Мы не можем отступить. — Он покачал головой. — Либо мы идем, либо не идем, но… отсрочка? Не думаю, что это возможно.

— Но появится немало людей, задающихся вопросом, кто совершил все эти преступления, — сказал Генерал. — Нападение на Эшри, убийство президента. Тут слишком много неясного. Люди будут чувствовать себя… не знаю — неудовлетворенными, отправляясь в Возвышенное, не зная ответов на свои вопросы. — Он перевел взгляд с Банстегейна на Чекври. — Вы так не думаете?

— Возможно, Сублимация покажется нам благословенным избавлением от подобных забот, — предположил септаме. Ни маршал, ни генерал не выглядели так, будто поверили в это.

— Ну, — сказал Локуил, сворачивая свой экран и убирая его в карман пиджака, — первая утечка случилась более часа назад. Новостные каналы уже содрогаются в конвульсиях, или пенятся, или… что они там делают? Мне нужно присутствовать на пресс-конференции. — Он встал. — Септаме? Полагаю, вы тоже захотите присутствовать?

Банстегейн кивнул.

— Конечно, Локуил. Можете дать нам пять минут? Есть события, касающиеся Эшри и наших друзей — падальщиков, которые мы с маршалом должны обсудить. — Он взглянул на часы. — Вы не возражаете?

— Да, хорошо. Пять минут, септаме, — генерал нахмурился, покинув комнату. Шум от ожидавших в приёмной сотрудников то нарастал, то стихал.

Банстегейн несколько мгновений смотрел на маршала. Она отвела взгляд, затем медленно подняла брови.

— Простите, септаме, вы ожидали, что я скажу что-то прямо здесь?

Банстегейн улыбнулся.

— Нет. — Он положил руки на стол перед собой. — Однако генерал все же прав.

— Я надеюсь на это, по крайней мере, в том, что касается медицинских вопросов.

— Да ладно, Чекври, вы знаете, что я имею в виду — людей, которым нужны ответы. И мы должны дать им эти ответы.

— И какие же это ответы?

— То, что произошло в Эшри, то, что только что произошло здесь. Люди — некоторые люди, по крайней мере — не захотят идти в Возвышенное, пока всё, что происходит, не возымеет развязки.

— Значит, мы дадим им развязку?

— Да. — Он кивнул на дверь.

Они прошли через кабинет в короткий коридор, который вёл в ванную и небольшую обособленную комнату для отдыха. Банстегейн закрыл за собой дверь. Помещение выглядело тесным, освещенное единственной лампой.

— Все очень просто, — сказал Банстегейн, едва они оказались внутри, — Ронте — наши падшие ангелы.

Чекври смотрела скептически.

— И в случае с президентом тоже?

— Мы скажем, что она узнала, как они угрожали нам, что Эшри был их первым выстрелом, примером того, как они поступят с нами, если мы не предоставим им свободу действий. Гелемин собиралась лишить их привилегированного статуса Падальщиков указом президента, поэтому они устранили её. Мы скажем, что они должны убраться из нашего пространства, если понадобится, посадим в тюрьму столько, сколько сможем найти, или просто вышлем прочь. Все наши проблемы, таким образом, будут решены.

Маршал по-прежнему смотрела с недоверием.

— Они немного… недоразвиты для роли падших, септаме. На их кораблях едва хватает ракет, и вы думаете, вам удастся убедить людей, что эти бедолаги способны проделать с нами такие вещи? Это почти так же неубедительно, как неведение. По крайней мере, пока мы не знаем ответы, мы можем притворяться, что за всем этим стоит кто-то, кто больше и могущественней нас. А ваш выбор… свидетельствует о том, что мы слабы.

— Обвиним в этом все корабли, которые уже сублимировались, и намекнём, что Ронте, должно быть, рассчитывали на какие-то более высокие технологии.

— Как те, что есть у Культуры? — Выражение лица маршала было близко к презрению.

— Они помогали Ронте, не так ли?

— Они дали горстке или двум кораблям крошечное усиление. Похоже на покровительство, но не на акт взаимопомощи.

— Но мы и не станем обвинять их открыто. Не напрямую. Просто намекнём. Люди сделают свои собственные выводы. Это всё, что нам нужно. Кроме того, и у Ронте и Лисейдена имеются сторонники. Если правильно преподнести факты, тень падёт и на них. Их могут обвинить. Вы ведь можете организовать это, маршал?

— Конечно, я могу это сделать, септаме. — Чекври улыбнулась. — В моём подчинении вся полковая разведка, которая за последние несколько лет выработала чёткую стратегию распускания слухов и размещения историй в каждого медийного игрока, которых вы так усердно обхаживали на протяжении десятилетий, — они зададут вопросы, которые мы им предложим, выслушают и повторят то, что мы скажем. Вопрос в том, поверят ли в это люди. Возможно, для достоверности мне даже придется немного возразить вам, выступив в защиту флотов, — учитывая, что я, в конце концов, возглавляю Объединенное полковое командование. Они будут ожидать от меня поддержки, и мне придется её оказать.

— Делайте всё, что потребуется.

— Положитесь на меня, септаме. — Маршал посмотрела на часы Банстегейна, повернув голову, чтобы прочитать перевернутые цифры и стрелки на устройстве украшавшем его грудь. — Наши пять минут почти истекли, — заметила она. — Извините. — Она повернулась.

— Я сделал то, что должно было быть сделано, — сказал он, словно ожидая её одобрения. — Вы верите мне?

На самом деле он не хотел говорить этих слов. Ни ей, ни кому бы то ни было другому. И теперь был обескуражен вырвавшейся ненароком фразой.

Чекври повернулась и посмотрела на него.

— Неважно, во что я верю, септаме, — холодно сказала она ему. — Важно лишь то, во что верите вы и то, что вы говорите мне делать.

Он покачал головой, усмехнувшись.

— Вы хотя бы иногда спите спокойно, Чекври?

Маршал подняла брови.

— Я сплю как убитая, каждую ночь, септаме. Я всего лишь скромный военный офицер, выполняющий приказы. Никто не приказывал мне волноваться из-за тех последствий, которые они порождают. Или терять сон.

— Это необходимо было сделать, — сказал он ей убеждённо.

— Конечно, септаме. — Чекври пожала плечами. — Мне она все равно никогда не нравилась. Достаточно приятная, но… слишком слабая для той должности, которую занимала. Слишком… уступчивая. — Её брови снова изогнулись. — И всё же… Она умерла на руках у той, кто действительно любил ее. Они обе любили. А это уже кое-что. В данных обстоятельствах, это почти милосердие. — Она кивнула в сторону. — Кажется, я слышу, как стучит генерал. Нам лучше не задерживаться здесь.

* * *

— Есть еще кое-что, Септаме, — сказал Локуил, когда они сидели в задней части самолета, доставлявшего их из дипломатического квартала в парламент на пресс-конференцию. Чекври на своем шаттле вернулась в наземный штаб полка внутренней системы.

— Что? — спросил Банстегейн.

— Извините, — генерал потянулся вперед, чтобы щелкнуть выключателем. Между ними и сидящими напротив них старшими сотрудниками бесшумно воздвигся темный экран.

Локуил наклонился к уху Банстегейна и, дождавшись, когда самолёт выровняется, тихо сказал:

— Мадам Орпе была беременна.

— Что?…

— Примерно сорок дней. Вряд ли бы об этом стало известно до Сублимации.

— А вы…?

— Полностью уверен. Никаких сомнений.

— Но… Могла ли она…? Она ведь должна была знать…

— И она определенно знала. Она не была невеждой в таких вопросах. У нее имелись все стандартные медицинские рекомендации. Это была намеренная беременность, септаме. Осознанная.

Банстегейн ошарашено уставился перед собой, на темный материал перегородки, затем перевёл взгляд в сторону, на тусклые зеркальные иллюминаторы самолета. Он смотрел на проносившийся мимо город. Они миновали реку. Самый нижний ярус садов парламента стеной возвышался над неспокойной поверхностью волн. Через мгновение должны были появиться первые здания и павильоны. …О чем она думала? Что, как ей мнилось, она делала? Неужели она окончательно сошла с ума?

— Почему она…? — сказал он, внезапно осознав, что произнёс это вслух, растерянно уставившись на генерала.

— Этот… эмбрион — вы знаете, кто…? — пролепетал он. Голос как будто не принадлежал ему. Нужно взять себя в руки. — Он был… исследован?

— Продукты зачатия были удалены, — сказал Локуил, едва ли не шёпотом. — В частном порядке, так сказать. Так что в настоящее время они не являются частью судебного или доказательного материала, находящегося в распоряжении сил безопасности. И они не были проанализированы. Конечно, их нужно было бы проанализировать, чтобы установить личность…

— Возможно, будет лучше, если… будет лучше для всех заинтересованных сторон, если это исчезнет.

Генерал-врач откинулся на спинку кресла, кивнув.

— Я посмотрю, что можно сделать, септаме.

Он снова опустил экран конфиденциальности.

Банстегейн почувствовал, как его желудок сжался. Самолет начал крутой спуск.

* * *

ГСВ Содержание Может Оотличаться

ЛОУ Каконим

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Эмпирик

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Аватар Проходящего Мимо… сообщает, что президент Гзилта Сефой Гелемин мертва, возможно, на неё было совершено покушение.

∞

ЛОУ Каконим

— Мы располагаем данными, полученными через официальные внутрисистемные информационные потоки. Можно было бы ожидать, что наш коллега "Проходил Мимо И Решил Заглянуть" будет знать немного больше и сможет подтвердить это по своим собственным прямым каналам, что позволит нам быть уверенными, а не строить догадки, как какой-нибудь заштатный новостной концерн, состоящий из пары сомнительных камер и горемыки репортера, скачущего по комнате, и пытающегося одновременно надеть штаны, почистить зубы и при этом пялящегося с вытаращенными глазами на экраны экстренных новостей больших агентств.

∞

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

— В столь важном вопросе я счел за лучшее проявить осторожность и подождать, пока законные власти официально не объявят о точном характере смерти президента. Каконим может взять на себя мою роль здесь, если и он прибудет в Гзилт. Это, однако, как я понимаю, произойдет спустя некоторое время после Сублимации, хотя, несомненно, такая мелочь не имеет значения, и Каконим наверняка не упустит возможность прочитать всем оставшимся в Гзилте лекцию о том, как они ошиблись в своей стратегии Возвышения.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я уверен, что происшедшее для всех нас стало шоком, и мы будем реагировать на эту новость по-разному, в том числе и обвинять себя. Однако, как только страсти улягутся — и, я бы сказал, чем скорее это произойдёт, тем лучше, — останется вопрос: что мы можем предпринять в сложившихся обстоятельствах?

ЛОУ Каконим

— Могу ли я предложить Проходившему Мимо…. более жесткое и менее щепетильное отношение к истеблишменту Гзилта? Относиться к гзилтам как к немного эксцентричным, но очень дорогим родственникам, достойным того, чтобы им всячески потакали, как мы можем потакать своим собратьям, может быть, и хорошо в случае, если они ведут себя так, как могли бы вести себя мы, однако, когда они начинают расстреливать корабли Зихдрен Ремнантеров, основные элементы командования и управления собственной армии и главу государства, такое снисходительное отношение, как мне представляется, начинает выглядеть, в лучшем случае, как слепота, порожденная самообманом.

∞

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть.

— Я могу заверить Каконима и других членов группы, что в ситуации такой сложности, когда Сублимация одновременно близка и находится под угрозой, а степень паники и хаоса, похоже, стихийно поражает даже высшие эшелоны власти Гзилта, последнее, что я буду делать, это потакать любой "слепоте" или "самообману". Я уже приступил к более строгому анализу ситуации, используя различные методы и стратегии. Тем не менее, я мог бы напомнить тем, кто пытается указывать мне, как выполнять мою задачу, что в столь деликатных обстоятельствах, будучи уличённым в поведении, которое может быть воспринято как агрессивное или даже угрожающее, я только еще больше накалю обстановку, сделав проблематичным любой позитивный вклад, который мы, возможно, захотим и сможем внести в решение проблемы. Гзилт не какая-то кучка необразованных неучей, все еще пытающихся разобраться с концепцией четырехмерности, — это равнотехнологичная цивилизация, такая же древняя и такая же развитая — если и не в целом, то по отдельным пунктам — как наша собственная, и полностью способная предотвратить, обнаружить и совладать с подавляющим большинством любых мер наблюдения — включая те, которые я мог бы теоретически применить. Также нельзя полностью исключить возможность, что Гзилт фактически атакован извне и нуждается в нашей поддержке, а не в наших назойливых подозрениях.

∞

ЛОУ Каконим

— Если бы "Проходил Мимо И Решил Заглянуть" с самого начала использовал более настойчивый и подозрительный подход — прослушивал/взламывал/что угодно в отношении соответствующих лиц — мы бы уже почти наверняка знали, атакуют их извне или нет. И я, к слову, готов поспорить, что это не так.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я уверен, что все означенные пункты хорошо сформулированы. Возможно, нам стоит подождать и посмотреть, какова будет реакция самой иерархии Гзилта на смерть президента, прежде чем решать, что делать дальше.

* * *

— …Наши разведывательные службы установили,что эти же создания — Ронте, несут, в том числе, прямую или, возможно, через своих агентов и пособников, косвенную ответственность за нападение на штаб Четырнадцатого полка на Фзан-Джуйме, Эшри, Изенион, как и за трагическое, подлое убийство президента Гелемин. А также за нападения на два боевых корабля флота — на Эшри, и на Аблите… точнее — на Аблэйте. Да, Аблэйт тоже был атакован. И поэтому, в соответствии с ситуацией, мы полны решимости сопротивляться прибытию флота Ронте всеми силами и требовать их капитуляции. Капитуляции их агентов и представителей здесь — на… Зис и в других местах. Наши силы безопасности уже, в настоящий момент, осуществляют действия… — Новый президент и по совместительству старый политик трим Инт'йом замолчал. Он выглядел неуверенно: маленький, пожилой человек с нервными глазами и кожей, которой пришлось побывать под светом слишком многих солнц. Первый вопрос последовал от представителей СМИ. Исполняющий обязанности президента Инт'йом попросил повторить вопрос, затем поднял одну руку, советуясь со своими сотрудниками, четверо из которых стояли позади него на трибуне и выглядели так же нервно.

— Этот старый…, - вздохнул трим Йегрес, повернувшись к Банстегейну и частично прикрыв рот рукой. — Дважды ошибается с Аблэйтом, а потом с трудом вспоминает название планеты, на которой находится. Достойный приемник, а?

Септаме кивнул.

Йегрес нахмурился:

— Ты в порядке, Банстегейн?

— Я… потрясен, Йегрес, — он бросил взгляд на камеры, на случай, если какая-нибудь из них направлена на него. Здесь разрешалось пользоваться только ручными камерами, и присутствующие были избавлены от угрозы, что какая-нибудь плывущая в воздухе конструкция заберётся им в нос. Одна или две камеры были направлены на него и Йегреса. Стараясь сохранять выражение опустошения и растерянности на лице, он снова повернулся к Йегресу.

— Ты шокирован? — Йегрес, казалось, был удивлён. — Так пугают последствия?

— Не представляю, что будет дальше… — выдавил Банстегейн.

Йегрес вздохнул:

— Не лучшее время для суждений. Я даже не успел позавтракать. Убийцы могли бы быть и потактичней в этом смысле. Мой живот сейчас пуст, как голова нового президента…. И нашего покойного президента — если судить по тому, что сотворил яд с содержимым её черепа. И этой милой девушки, её адъютанта… Орпе, кажется?

Банстегейн кивнул. Йегрес посмотрел на септаме, наклонился к нему и снова прикрыл рот рукой.

— Мне всегда казалось, что ты ей нравишься. Это… ощущение…

— Септаме, — неожиданно произнес голос с другой стороны Банстегейна, предвосхитивший появление аватара Проходящего Мимо…

Банстегейн вздрогнул. Он готов был поклясться, что это серебристокожее создание каким-то образом просочилось в пространство, в которое никак не должно было попасть, протиснувшись сквозь толпу собравшихся так, словно они были бесплотны. Ну, по крайней мере, теперь у него был повод не отвечать Йегресу.

— Мы глубоко сожалеем, — проговорил Зиборлун едва слышно, наклонившись к его уху, — о вашей утрате. Мы узнали о смерти президента Гелемин и выражаем наши соболезнования, а также готовы предложить помощь — любую помощь — народу Гзилта. Я надеюсь, что мы с вами сможем поговорить об этом в ближайшее время. Возможно, у меня есть информация, которой я могу поделиться только с вами. Спасибо, септаме, — существо коснулось его предплечья и снова ускользнуло.

Йегрес откинулся на спинку кресла, оглядывая Банстегейна.

— Полагаю, это были соболезнования, — заметил он, — хотя больше походило на ставку.

— …На данный момент неизвестно, — говорил исполняющий обязанности президента, — кто именно несет ответственность, кроме… обоснованного мнения, что Ронте, их агенты и пособники, хм… связаны с теми, кто… Словом, кем бы ни были эти лица или группа лиц… Так, да. Что?

Банстегейн вздохнул.

— Как этот болван умудрился стать тримом? Или деганом? Да вообще хоть кем-то?

Йегрес прочистил горло:

— Не ты ли возвысил его, старина?

Септаме уставился на Йегреса.

— Что? — прошептал он, поморщившись.

Йегрес пожал плечами.

— При любой возможности ты подавал ему руку. Всякий раз, когда люди хотели поднять его наверх, а это было часто. В конце концов, ты сам поднял и вытащил его наверх, сделав старого тупицу тримом. — Йегрес посмотрел на него немного обескураженно. — Черт возьми, септаме, ты же не забыл, каких болванов ты поддерживал все эти годы только потому, что они всегда с тобой соглашались? Подозреваю, что следующим, о ком ты забудешь, буду я. — Он покачал головой и, взглянув на часы, пробормотал:

— Интересно, в барах уже подают…

* * *

— Это в целом удовлетворительно, — сказал руководитель команды Тюн директору культурной миссии Керилу. Джелвилин Керил был повторно приглашен на борт флагмана лисейденов, корабля коллективных целей "Геллемтян-Асул-Анафавайя", чтобы получить поздравления за ту роль, которую он сыграл в недавнем повороте в судьбы Лисейдена.

Керил парил в своей прозрачной сфере в командном отсеке корабля — на лице его застыла искренняя улыбка. Он был уверен, что это выражение, даже если оно не имело никакого смысла для лисейденов — более того, даже если оно, допустим, к несчастью, было угрожающим для лисейденов — будет соответствующим образом переведено ИИ водных существ, и его настоящий смысл станет понятен лисейденским офицерам.

— Я очень рад, что ваша вера в меня — и моя вера, в свою очередь, в посла Мирбенеса — оказалась не напрасной. Мы — ваши верные агенты и слуги, руководитель команды, и мы рады, что смогли выполнить свою часть миссии.

* * *

— Правда ли, что Культуру подозревают в помощи Ронте?

— Я… я не… то есть, а…, - произнёс исполняющий обязанности президента с остекленевшим и отрешённым взглядом человека, который слушает, что ему говорят в наушник. Он поднял одну руку и, казалось, собирался поправить наушник, но передумал. — Извините меня. — Действующий президент отвернулся, переговорив о чём-то со своими сотрудниками, после чего снова обратился к залу лицом. — Что ж, — сказал он. — По всей видимости, подобные слухи имеют место. Поступила информация об одном корабле, корабле Культуры, помогающем флоту, который приближается к Гзилту. Это всего лишь один корабль, и я уверен, что наши собственные флоты, собственные корабли вполне способны…

— А как насчет ГСВ "Проходил Мимо И Решил Заглянуть", а также других военных кораблей Культуры, которые сейчас нависли прямо над Зис?

— Ну, я не могу вот так сразу… Извините, — сказал он и снова отвернулся.

Экран переключился на другой вид, представив взгляду толпу из СМИ и увеличив изображение одного из присутствующих, громко прокричавшего:

— Скажите, это может отложить Сублимацию?

В это время исполняющий обязанности президента спешно советовался со своими помощниками.

Кто-то ещё крикнул: "Будете ли вы выдвигать свою кандидатуру, и состоятся ли вообще выборы?", и с другой стороны: "Сохранённая президент Гелемин уже проснулась?". После этого вопросы посыпались потоком, не позволяя уловить суть большинства из них.

Бердл, сидевший рядом с Коссонт с открытым ртом, посмотрел на нее и бросил:

— Что ж, интересно.

Коссонт, не так давно проснувшаяся, едва одетая в просторный халат, бессмысленно смотрела в экран.

— Президент мертва? — спросила она.

— Это новый, — сказал ей Бердл, кивнув на старика на экране. — Король, который всегда есть, сколько бы его не сбрасывали. По крайней мере, пока не произойдёт революция или что-то не менее существенное.

— Она мертва? — повторила Коссонт.

— Президента Гелемин больше нет, — подтвердил Бердл. — А мы — то есть, Культура — похоже, каким-то образом оказались в кадре. Немного несправедливо, по-моему.

— Мне нравилась президент Гелемин, — сказала Пиан, обхватывая плечи Коссонт. — У нее была приятная улыбка. Кто этот старый человек?

— Новый президент, — отозвался Бердл. — Исполняющий обязанности президента Инт'йом.

— Понятно. У него не такая приятная улыбка.

— Ты права. Он совсем не такой, да?

— Совсем! Просто нет. Это просто не для него.

— Знаю, — согласился Бердл, улыбаясь.

Коссонт посмотрела на Бердла.

— Что вообще происходит?

Аватар пожал плечами. Выглядел он вполне серьезным.

— Долгая история. Борьба за власть, я полагаю. Хотя это кажется немного бессмысленным, поскольку всё равно все скоро отправятся в Возвышенное. Впрочем, возможно, что уже нет… — Бердл посмотрел на Коссонт. — И от того, отправятся или нет, может зависеть, что произойдет, когда мы вернемся в Ксаун и Поясной Город через три дня. — Аватар изобразил задумчивость. — Ответственно, в самом деле…

Коссонт покачала головой и снова воззрилась на экран.

— О, черт…

* * *

— Отменено! Что может быть "отменено"? У нас было соглашение! Мы ничего не сделали! Что…? Скажите нам, что мы сделали! Докажите хоть что-нибудь!

Делегацию Ронте выталкивали, не давая опомниться, из приспособленного для их проживания дома в дипломатическом квартале. Присутствовало столько же грузовиков СМИ, сколько и машин охраны.

Кое-кого из Ронте в их экзокостюмах даже обмотали специальными сетями для захвата, используемыми полувоенными подразделениями службы безопасности, предварительно оглушив эффекторами во время утреннего рейда. Сети призваны были отключить их экзокостюмы, оставив в неприкосновенности только основные системы жизнеобеспечения. Сейчас же пришельцев и их костюмы волокли через сад к ожидающим их полицейским шаттлам, что сопровождалось съёмкой с парящей камеры или беспилотного устройства, управляемого пришельцами, умело уклонявшегося от попыток сбить его людьми из службы безопасности.

— Это дипломатическая миссия! На каком основании вы…? Маленькому охранному дрону Гзилта удалось таки прикрепить заряд на устройство Ронте, после чего оно дернулось, затихло, а затем упало на землю и разбилось, оставшись лежать в клумбе.

Последний Ронте в экзокостюме был сбит с ног и втянут в охранный летун. Пандус закрылся, и корабль поднялся в воздух.

— Я стою здесь с послом Мирбенесом, представляющим Лисейден, — говорил репортер в парящую камеру. — Посол Мирбенес, скажите, вы удивлены тем, что с Ронте обращаются таким образом, в то время как ваши собственные клиенты были объявлены новыми союзниками Гзилта?

— Ну, хотя я прекрасно понимаю многочисленные и разнообразные способы давления, которое обычно оказывают на инопланетную делегацию…

* * *

— Помогала ли Культура Ронте или нет?

— Да. В частности, один из наших кораблей помог эскадре из двенадцати их кораблей добраться от места, где они находились, до окраины системы гзилтов. С тех пор они продвинулись чуть дальше.

— Двенадцать кораблей? Это силы вторжения?

— Вряд ли, господин… Крезель, не так ли? Нет, их корабли и оружие довольно примитивны. Проверьте спецификации — они в свободном доступе. И с какой стати Культуре помогать кому-то вторгаться в чужие земли, а тем более помогать кому-то вторгаться в земли гзилтов, которые были нашими друзьями на протяжении тысячелетий? И зачем вообще кому-то вторгаться в дела народа, намеренного сублимироваться? Хотя бы попытайтесь понять смысл. …Да? Госпожа Аусе, не так ли?

— Да. Благодарю. Вы помогали Ронте каким-либо другим способом?

— Конечно, нет, насколько я знаю. А мне бы сказали.

— Значит, теоретически вы могли помогать им.

— В чем именно? Уничтожить штаб Четырнадцатого? Это смешно. Это были не они. И уж точно не мы.

— Тогда кто, по-вашему, несет ответственность за это злодеяние?

— Я не знаю. Но более вероятно, что один из ваших собственных кораблей, а не Ронте или Культура уничтожили Фзан-Джуйм, и, да — я оставляю вам право судить, насколько абсурдно это предположение.

— Зиборлун! Работал ли корабль Культуры в союзе с Ронте, действуя по приказу, и если да, то по чьему?

— О. Значит, мы перешли от "помощи" к "работе в союзе с", не так ли? Понятно. У корабля — "Рабочие Ритмы", крошечного судна с экипажем из пяти человек — не было никаких приказов. У него и сейчас нет приказов. Он делал то, что он и его команда считали правильным, в любой момент, включая тот момент, когда он вызвался помочь Ронте добраться сюда быстрее. И на том этапе, не стоит забывать, Ронте всё ещё считали вас своими друзьями и, помимо всего прочего, хотели попасть сюда вовремя, чтобы помочь отпраздновать Возвышение.

— Кто-то должен был отдать приказ.

— Никто не отдавал. Не было никаких приказов. Вам предстоит серьёзная работа, господин Дириа, чтобы понять, как работает Культура. Да?.. Госпожа Зиге, не так ли?

— Культура шпионила за Гзилтом?

— Если и шпионила, то явно недостаточно, потому что мы, похоже, так же, как и все остальные, не понимаем, что здесь происходит. Да — человек в заднем ряду.

…- Кто этот умник? — спросила Коссонт, хмуро глядя на экран из-под тяжелой мантии. — Похож на корабельный аватар.

— Точно, — сказал Бердл. — Зиборлун. Аватар МСВ "Проходил Мимо И Решил Заглянуть". — Бердл, казалось, поколебался, затем сказал: — Не думаю, что тебе это понравится…

— Что? — не поняла она.

Изображение переключилось на очередную пресс-конференцию и старшего полицейского с двумя офицерами разведки безопасности первого полка. На периферии экрана появилось чьё-то лицо на вставке. Практически сразу Коссонт поняла, что знает этого человека — это было её собственное лицо.

— Мы были бы крайне заинтересованы в интервью с мадам Коссонт, — говорил полицейский. — Она является основной подозреваемой по делу об уничтожении штаба Четырнадцатого полка на Эшри.

— Что!? — закричала Коссонт, вскакивая на ноги. Пиан пришлось крепко вцепиться в её плечи, чтобы не упасть.

— Я же говорил, что тебе это не понравится, — вздохнул Бердл.

— О, Вир, ты вне закона? — удивилась Пиан.

— Но я ничего не сделала!

Бердл посмотрел на неё, наклонив голову.

— Неужели ты в самом деле так наивна?

* * *

Танец триумфа кораблей под названием "Приближающееся Затмение Одного Солнца Другим" был прекращен примерно в середине финального построения. После подтверждения предательства гуманоидов все корабли совершили разворот, задействовав двигатели на полную мощность, и одновременно вошли в максимально тугую петлю, закручиваясь по мере поворота так, чтобы во всех точках маневра их двигатели были направлены в сторону прежнего места назначения — планеты Зис в системе гзилтов.

Дрон Джонскер Ап-Кандреченат, представитель корабля Культуры "Рабочие Ритмы", был снова принят в командном пространстве межпространственного исследовательского судна "Меланхолия Хранит Триумфы", — прибывшего максимально быстрым, хотя и наиболее опасным способом перемещения, — демонстративно склонившись перед Принцем Роя и главой отдела субкорпорации.

Осебри 17 Халдезиб некоторое время рассматривал машину Культуры, прежде чем сказать:

— Устройство, среди моих офицеров есть те, кто хотел бы, чтобы мы напали на вас, считая, что вы тоже участвовали в этом обмане. Они считают, что вы вели нас в ловушку и намеренно торопили, и поэтому ни вы, ни ваш корабль не должны остаться в живых.

— Если Принц Роя того пожелает, я немедленно уйду, вернусь на свой корабль и улечу вместе с ним. Однако Принц Роя должен знать, что мы никогда не участвовали в подобном обмане и всегда делали все возможное, чтобы сотрудничать с флотом и эскадрой Ронте и помогать им. Если бы мы были замешаны в каком-либо заговоре с целью доставить эскадру в опасное место то, будучи соучастниками, мы, несомненно, провели бы эскадру дальше в систему гзилтов, где угроза для неё возросла бы многократно, вместо того, чтобы выбрать место так, чтобы у эскадры — к счастью — было время отклониться от своего прежнего курса и совершить имеющую сейчас место передислокацию.

— Отклониться от прежнего курса и совершить передислокацию, — повторил Осебри 17 Халдесиб. — Есть ли у машины Культуры какие-нибудь другие столь же красивые способы сказать "убежать" и "скрыться, как пристыженная, преследуемая добыча”?

— Принц Роя, мы стараемся уважать ваши обычаи и протоколы, а также способы, которыми вы себя выражаете. Если мне не удалось сделать это в понятной и достойной форме, как хотелось бы, я прошу прощения. Да, мы убегаем. Я бегу с вами, решив оставаться с эскадрой и флотом столько, сколько вы пожелаете. Как только вы захотите, чтобы я ушёл, я уйду.

— Вы говорите, что уважаете нас, но при этом игнорируете прозвучавшую ранее с нашей стороны угрозу напасть на вас. Разве это не оскорбление, пусть и замаскированное невежеством?

— Это не так, Принц Роя. Моё поведение в данном случае отражает мою уверенность в том, что я лично, вероятно, смогу сорвать любую вашу попытку причинить мне вред, вывести из строя или ограничить в свободе, и что “Рабочие Ритмы” также смогут уйти невредимыми, если на них будут направлены какие-либо враждебные действия. Мы, конечно, можем ошибаться и в том и в другом случае, но думаем, что ошибки нет. Принятие того, что мы считаем истиной, только усиливает наше желание не зацикливаться на угрозах, исходящих от тех, кто совсем недавно был другом и кого мы по-прежнему ценим, и кто, как мы надеемся, вскоре снова примет нас как истинных и надежных друзей.

— Тогда любезно покиньте нас, как лично, так и в виде вашего корабля. Мы сами доберемся до безопасного места. Если то, что вы утверждаете, правда, и вы не причинили нам никакого вреда, так быстро доставив нас в пасть наших врагов, вы можете принять наши извинения. Если нет, то знайте, что Ронте по своей природе непримиримы, и память о предательстве одной группы становится памятью всех. Вы свободны.

— Могу я…?

— Что бы то ни было, вы не можете. Я сказал, вы свободны. Идите.

Машина Культуры опустила свою переднюю часть в знак почтительного поклона, после чего её окутала серебристая сфера полей, недоступных самым сложным аналитическим устройствам, которыми располагало судно Коллективных Целей — сфера сжалась до точки и машина исчезла.

Команда навигации и целеуказания сообщила, что корабль Культуры начал удаляться в то же мгновение, медленно отходя, а затем, фактически, пропал из вида.

— Сигнал с корабля Культуры, — доложил офицер связи. — От дрона Джонскера Ап-Кандречената.

— Показать.

Дрон появился на экране.

— Принц Роя, — сказал дрон, — прошу прощения за то, что вторгся так поспешно, однако то, что я хотел и всё ещё хочу сказать, очень важно: формация из пяти гзилтских боевых кораблей, включая один крайне мощный корабль, покинула Зис, направляясь в вашу сторону. Наши моделирования показывают, что они намерены продемонстрировать силу и показать, что провожают вас, но не ввязываться в сражение. Мы полагаем, что аналогичные, хотя и меньшие по численности формирования гзилтов были настроены на проведение подобных действий везде, где силы Ронте направлялись к месту назначения.

Для вашей эскадры, однако, более важными являются два отряда кораблей Лисейдена, состоящие из четырех судов, каждое из которых, по крайней мере, так же хорошо вооружено, как и флагман вашей эскадры. Считается, что они приближаются к вашей точке входа в систему Гзилт. “Рабочие Ритмы” продолжает отходить, но остаётся в вашем распоряжении и будет реагировать как можно быстрее на любой ваш сигнал. Благодарю и удачи.

Экран погас.

— Дайте сигнал всем эскадрильям и элементам флота развернуться, — приказал Принц Роя Осебри 17 Халдесиб. — Прикажите найти безопасные места в соответствии с существующими приказами и уделять особое внимание ускользающим лисейденским подразделениям, а не гзилтским и культурным, хотя избегать следует всех, в таком порядке. Старший навигационный офицер, мы с вами должны передать коды ИИ, чтобы разблокировать наши собственные запечатанные приказы.

— Слушаюсь.

Запечатанные приказы указывали, что в случае чрезвычайной ситуации такого типа, как та, с которой они сейчас столкнулись, эскадра должна на полной скорости направиться в соседнюю систему Ватреллес, удаленную на пять дней пути, и ожидать там дальнейших инструкций.

Принц Роя отдал соответствующие распоряжения, затем повернулся к своему офицеру связи.

— Передайте кораблю Культуры, что он может оставаться на нынешнем расстоянии от нас, если пожелает. Возможно, он нам еще понадобится. Проведите полную консультацию со всеми старшими офицерами, ИИ и экспертными системами.

20 (С -3)

ГСВ Эмпирик чувствовал, что прибыл в Гзилт в неудачное время — время, которое должно было стать началом короткого, но значительного и знаменательного периода, так до сих пор и не наступившего, потому что что-то вдруг пошло не так. В конце концов, поделать с этим он ничего не мог. Иногда необходимо было просто принять отношение, выраженное фразой: "Очень жаль".

Корабль был таким же большим, как и стандартные корабли Культуры — Системный класс, усиливавшийся на протяжении десятилетий и веков по, как тогда казалось, разумным эксплуатационным причинам, сделавшийся в итоге одним из самых впечатляюще крупных, вместительных и населенных образцов, которыми обладала Культура.

Конструктивные особенности кораблей системного класса облегчали подобную самонадстройку — у них не было единого внешнего корпуса, окружающего сотни отдельных компонентов, просто колоссальные области, удерживаемые вместе полевыми кожухами. Добавление новых, самостоятельно изготовленных частей таким образом представляло собой настолько простую задачу, что, по крайней мере для некоторых кораблей, она была равносильна обязательной, и только остаточная благопристойность и желание не выглядеть слишком самовлюбленным и непристойно эффектным не позволяли кораблям системного класса сойти с ума от расширения и вырасти до размеров планет или, по крайней мере, лун. Для такой навязчивой одержимости и были предназначены симуляторы и глубокая смодулированная сторонняя реальность, в которой можно было представлять себя любого размера, не прибегая к мономании в реальности настоящей.

Отказ от физического корпуса — или рассмотрение внешнего вида каждого компонента как корпуса, в зависимости от того, как на это смотреть — не являлись каким-то прорывом для ГСВ. Корабли в любом случае считали многослойные полевые и весьма сложные оболочки своими настоящими корпусами.

Именно там происходило всё самое важное, составлявшее сущность корабля и обуславливающее его взаимодействие с внешним миром: там находились сенсорные поля, поглощались любые паразитные удары, там скрывались концентрические слои экранирования, настроенные на различные части электромагнитного спектра, там открывались отверстия, позволяющие меньшим блокам, модулям и кораблям входить и выходить, и — особенно в случае больших кораблей — там поддерживалось атмосферное давление, формировались и контролировались солнечные функции, обеспечивающие свет для любых парковых зон, расположенных на верхней части прочного корабельного корпуса.

Откровенно говоря, материальная часть внутри присутствовала лишь для того, чтобы обеспечить аккуратную обертку для всех действительно внутренних частей и деталей, таких, например, как жилые и социальные помещения.

Длина корабля составляла более двухсот километров даже по самым скромным подсчётам. Он был сказочно, эллипсоидно округлым, ослеплял множеством энергетических линий и искусственных звезд, освещавших пестрые ступени, уровни и слои буйной растительности — распространённой на тысячах различных миров по всей галактике — на сотнях контрастных ландшафтов, от самых математически ухоженных до первозданно диких. Все они располагались на этажах из компонентов высотой в километры, каждый из которых был расслоен в пределах одного из дюжины атмосферных градиентов. Внутреннее пространство корабля пронизывала, переплетала и насыщала одомашненная, прирученная и полудикая жизнь в сотнях тысяч небольших замкнутых средах обитания, в то время как его гудящие, внешние, ошеломляюще сложные архи-географические слои были нечёткими, неточно видимыми. Несчетное количество кораблей, движущихся внутри этого огромного, вытянутого пузыря — от небольших класса ГСВ, через модули, челноки и самолеты, вплоть до отдельных особей в изолированных коконах, одиночных дронов и еще более мелких машин, а также тысяч видов крылатых и почти невесомых биологических существ, числом превышавших сотню миллиардов, включая тринадцать миллиардов людей, — обрели в Эмпирике свою обитель.

Люди Культуры, более девяноста пяти процентов из которых проживали в обширных разбросанных по галактике Орбиталах, подобно миллионам светлячков, привыкли считать системники своими мегаполисами — высокомобильными и высокоскоростными — но ГСВ, подобные Эмпирику, находились на другом уровне: они вмещали население целых миров, крупных звездных систем. На Зис, родной планете Гзилтов и месте назначения гигантского ГСВ, проживало более трех миллиардов человек. Вся система Мурейт добавляла к этому еще двадцать миллиардов — на частично заселенных планетах и лунах, микроорбиталах и других местах обитания. Прибытие "Эмпирика" было похоже на добавление половины звёздной системы, на внезапное обнаружение четырех полноценных, больших планет.

При церемониальном сопровождении меньших кораблей, включая пару ГСВ, каждый из которых был домом для миллионов, постепенно замедляющийся "Эмпирик" сначала встретился с кораблями флота Гзилта — фактически увлекая два крейсера за собой, когда он величественно проследовал мимо точки рандеву — а затем, когда он замедлился еще больше, вобрал ещё сотни приветствующих его гражданских судов.

Если бы политическая ситуация была не столь неоднозначной и часть ушедшего флота сохранялась бы в системе, прибытие могло бы привлечь и тысячи кораблей. Но и без того септет полунезависимых Разумов корабля был активно занят приветственными сигналами и ответами на запросы СМИ.

Эмпирик приблизился, а затем вошел в специально расчищенную орбитальную полосу высоко над Зис. Он начал замедляться почти за день до этого — теперь скорость его снизилась до уровня, необходимого для величественного облета планеты каждые пару дней, давая возможность находившимся на поверхности спокойно наблюдать, как он плавно и степенно скользит над их головами, а также, в случае, если кто-то решит посетить его, без спешки вернуться на планету, не отдалившись слишком далеко от первоначального места пребывания.

∞

ГСВ Эмпирик

ЛОУ Каконим

ГСВ Содержание Может Отличаться

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Прибыл на Зис. Приятно, наконец, оказаться здесь. Подумав, решил держать двух моих хулиганов, Хэдкраша и Ксенократа, при себе. В конце концов, они тут неплохо устроились, а политическая атмосфера кажется мне немного… странной. Ядовитой, если уж говорить прямо. Как можно было позволить ситуации зайти так далеко?

∞

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть.

— Добро пожаловать. Да, можно было желать лучшего. Всё пока под контролем, но мониторить местные коммуникации и медиа-трафик последних двадцати пяти дней определенно рекомендуется, на что, видимо, придётся отрядить дополнительные ресурсы. Моя сеть спутников и сателлитов в вашем распоряжении, хотя, конечно, вы можете пожелать установить свою собственную. Я буду рад как дать добрый совет, так и и не докучать вам в вашей деятельности.

Но вы действительно настолько обеспокоены текущей ситуацией, что считаете, необходимым оставить делинквентов в качестве личной охраны? Думаю, скажу от имени всей группы: мы надеялись, что эти и другие корабли будут доступны для дальнейшего использования в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах, в то время как ваша собственная безопасность может быть обеспечена с помощью ваших же, несомненно, многочисленных активов.

∞

— Посмотрим, как будут развиваться события в ближайшие пару дней. Пока что я чувствую себя в большей безопасности с этими бандитами, как частью общей оборонительной структуры. Мне пришлось оставить несколько наступательных подразделений для зачистки в Лолискомбане. Я строю новые, чтобы заменить их, но это займет какое-то время.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Во что играет этот верзила? Следующие несколько дней будут решающими. Нам бы пригодились его корабли сейчас.

∞

— Быть настороже и защищать корневище с его бесчисленными ответвлениями — когда на тебе лежит такая ответственность, сложно не ударится в паранойю. В основном эти большие корабли придерживаются политики “ без необходимости не рисковать” — откровенно говоря, я удивлен, что он вообще соизволил посетить Гзилт, учитывая последние волнения.

∞

— В этом-то и проблема с кораблями — гигантами: слишком большие, чтобы пускаться в пляс, а, следовательно, чтобы быть эффективными. Впечатляет, безусловно, когда биологические сущности в таком количестве прибывают на планету и начинают шнырять вокруг, заставляя место выглядеть оживленным, но что с того? Если бы он тащил за собой состав орбитальных кораблей и припарковал их в здешнем астероидном поясе, это тоже было бы не лишним. И гораздо более полезным. В любом случае, с чем мы теперь остаёмся? Ошибка Не… вот-вот повторно прибудет в Ксаун, плюс два головореза "Проходящего Мимо…", хранящие пока молчание. Разве один из них не должен был следить за Лисейденом?

∞

— Так предполагалось. Посылаю частный запрос — нам вроде как не помешают лишняя информация, когда прибыло такое большое и заряженное ружье… Так …Проходящий Мимо… по прежнему сдержан в этом вопросе. Что ж, в любом случае, вернемся к наблюдению…

* * *

Прием был скромным из-за недавней смерти президента, но всё равно был великолепен. Огромный центральный зал Верхней палаты парламента, отделанный траурно-красным цветом, в огромных зеркальных панелях отражал кажущуюся бесконечность алых коридоров, ведущих во всех горизонтальных направлениях.

— Смотрится неплохо, — сказал Йегрес, кивнув поверх своего бокала на огромный кроваво-красный выступ, с гроздью люстр, зависших над центром помещения. — Нам следовало почаще терять президентов.

— Что-то они припозднились, — отозвался Банстегейн.

— Да… — согласился Йегрес. — …О! — он заметил семь высоких фигур, двигавшихся сквозь толпу на главном этаже. — Ну вот и вновь прибывшие. Я, пожалуй, оставлю тебя в твоем церемониальном одиночестве. — Он отхлебнул из бокала и, подобрав длинную мантию, сошел с помоста.

Септаме смотрел, как стреловидная масса аватаров и их прихлебателей нацелено движется к нему. Одиночество, повторил он, сказав это скорее себе, чем Йегресу, который уже был слишком далеко, ввинтившись в толпу людей позади. Уединение, а не одиночество. Конечно, он старался не шевелить губами, произнося это. На всякий случай.

Банстегейн приветствовал семерых высоких серебристокожих существ со всем достоинством и вежливостью, на которые был в данный момент способен. Создавать впечатление некой торжественности не составляло для него труда — ни теперь, ни прежде, а вот с достоинством и вежливостью были проблемы.

После того, как Орпе снилась ему несколько ночей подряд, он использовал особые импланты, чтобы не видеть снов, и за последние пару ночей хорошо выспался, однако теперь ему стало казаться, что он только усугубил проблему, спровоцировав в себе раздражающее, иррациональное и даже пугающее ощущение, — несмотря на нормальный сон и отдых — что Орпе находится где-то совсем рядом, на периферии его зрения. Это смущало его и вызывало беспокойство.

Он, конечно, не верил в призраков и прочую чепуху, но — в момент, когда это непосредственно происходило и чувство обострялось, застигая его врасплох, ему начинало казаться, что он действительно видит её — мимолётно, ускользающе, как если бы она была рядом с самого начала, а он просто не сразу заметил ее, углядев спустя мгновение, когда ненароком повернул голову или моргнул… — ужас, который он испытывал при этом, по его представлениям, был соотносим с тем, что переживали люди в древние тёмные времена, когда суеверия и слепая покорность силам природы правили бал, безраздельно владея умами. Разумеется, он осознавал, что это его собственный разум, собственный мозг действовал против него, предательски, намеренно беспокоя его, но понимание не помогало ему избавиться от ощущения того, что во всём происходящем с ним в эти последние дни сквозит что-то неподвластное его воле, что-то запредельное, сверхъестественное.

Несколько раз в таких случаях ему хотелось просто закричать, казалось, без причины. Особенно на официальных церемониях, когда это было бы самым ужасным, шокирующим и неуважительным поступком. Прибыло столько пришельцев, столько разных форм и видов существ, в экзокостюмах, на космических кораблях, что это было похоже на нашествие содержимого игрушечного шкафа, воплотившее себя в мире гигантов. Как можно было сохранить а таком паноптикуме бесстрастное лицо? Именно теперь ему больше всего хотелось истерически рассмеяться или закричать, ругаться, биться об пол, рвать на себе волосы…

Но ещё только несколько дней. Несколько дней, и все закончится. Они все отправятся в счастливую страну добра и изобилия и никогда больше не будут беспокоиться об ужасной, грязной, полной боли и неурядиц жизни.

Он никогда не умел ждать. И чувство неотвратимо приближающегося триумфа было единственным, удерживающим его сейчас на плаву.

— Пожалуйста, — произнёс он, улыбаясь по собственным ощущениям излишне широко, повернувшись, чтобы указать прибывшим путь через ухмыляющихся, с напряженными лицами высокопоставленных гостей позади него к большой и роскошной комнате, где президент Инт'йом ждал — вознесенный, всецело поглощенный заботами, ошеломленный. — Проходите сюда. Президент с нетерпением ждет встречи с вами.

— Спасибо, — сказал возглавлявший группу аватар. Все семеро выглядели подчёркнуто одинаково: высокие, прямые, одетые просто, но элегантно — их лица излучали некое суровое спокойствие. Дальше всех стоял Зиборлун, аватар Культуры, к которому двор уже успел привыкнуть. В сравнении с этими статуями Зиборлун выглядел маленьким, простым и даже тщедушным.

Как раз в момент, когда Банстегейн повернулся, намереваясь возглавить шествие аватаров Культуры, он мельком увидел её — хотя нет, конечно, это была вовсе не она.

Она ведь всегда являлась гражданским лицом, не имела поддержки — одна из тех, кто верил, что жизнь надо прожить по возможности ни в чём себе не отказывая, поскольку второго шанса не будет, но при этом интуитивно понимая, что в таком утонченном и зрелом обществе, как гзилтское, внезапная случайная смерть почти неслыханна. Конечно, это была не она, и… никогда не будет ею.

Впереди всего три дня, снова напомнил он себе, так что это уже не имело значения. Занятый своими мыслями, он слегка споткнулся, когда шёл впереди серебристых существ к открывающимся дверям президентского зала, подумав, мог ли кто-то это заметить.

Еще три дня… Он вошел в вихрь из сотен причудливо одетых существ и людей в красных одеждах, заполонивших президентский зал.

— Септаме, на пару слов? — маршал Чекври, тронула его за локоть, чтобы отвлечь от толпы, окружавшей помост, где исполняющий обязанности президента приветствовал аватаров.

— Конечно, Чекври, но… я несколько занят.

— Как и всегда. Однако. Две вещи. Первое: корабли, патрулирующие пространство вблизи флота Ронте, считают, что флот направляется в Ватреллес. Я подумала, что будет не лишним дать об этом знать нашим новым союзникам лисейденам.

— Что? Зачем?

— Отвлекающий маневр. То, что наполнит новости, и, если они поссорятся, то, возможно, предоставит нам ещё одну причину убедить общественность в их воинственности, нет? Своего рода подкрепление ранее сказанного.

— Да, да, хорошо. Это всё?

— Нет. Я ведь сказала две вещи. Есть кое-какие приятные новости.

— Это обнадёживает. И о чём речь?

Помощники маршала и его собственные во главе с Солбли и Джеван создали вокруг них пространство, позволив им поговорить наедине.

Чекври приблизила свой рот к его уху.

— У нас есть важный актив, который может пригодиться.

— Правда? И что же это? И где?

— В Ксауне. И это вернувшийся Чуркун. Некоторое время он был в отключке, подумывая о скорой Сублимации после событий в Аблэйте, но в итоге всё таки не решился на прыжок и теперь хочет идти со всеми остальными — разве это не мило? — поэтому сообщил мне, с радостью, о своём намерении и спросил, может ли он быть ещё чем-то полезен. И я отправила его в Ксаун, потому что это далеко не последнее место, которое может заинтересовать корабли Культуры и беглянку Коссонт. — Маршал слегка отступила назад и подмигнула ему. Подмигнула! Делала ли она это раньше? Было ли это чем-то новым, каким-то свежим послаблением в поведении и дисциплине в преддверии скорого сублимирования? — Симуляции поддержали меня, но первоначально это была моя идея. Всегда приятно, когда тебе подтверждают, что ты права, не правда ли, септаме?

— Да, всегда, — машинально согласился он.

— И я думаю, что в этот раз мы должны выступить в полную силу, так сказать, без перчаток, продемонстрировать мощь, если потребуется, не так ли?

— Да, да, всё, что вы сочтёте нужным.

— Великолепно. Итак, у нас есть полностью оснащенный, закаленный в боях линкор, готовый и ожидающий в Ксауне, и это очень хорошо, чрезвычайно хорошо, септаме. Могу ли я сообщить вам, почему?

— Да, Чекври, отчего бы вам не сказать мне?

— Потому что, как мне только что сообщили, нечто быстрое — и стремительно приближающееся, а также очень резко тормозящее — почти уже остановилось у Ксауна, и это нечто — наверняка корабль Культуры.

* * *

Перед полковником Агансу, всё ещё проходившим процедуры, которые, по его мнению, означали, что он находится на ремонте, а не представляет собой нечто биологическое, требующее исцеления, встала дилемма.

— Полковник, приказы ясны. Вы должны обновить свой аватар в Ксауне. Он терпеливо следовал бок о бок с дирижаблем почти десять дней, но теперь есть большая вероятность того, что он окажется в опасности, когда у него должны быть преимущества, которые мы можем ему дать.

— Я знаю об этом, капитан, — сказал Агансу. — Благодарю.

Полковник был тяжело ранен во время сражения на Инкасте, орбитал Бокри. Существо Культуры — аватар корабля — сумело не только уничтожить боевого арбитра Ухтрина путем незаконного применения оружия из антиматерии в закрытом гражданском пространстве, но и каким-то образом обратило его собственное оружие против него, превратив большую часть своего тела в идеально отражающую чашу, перенаправившую лазерный импульс прямо в полковника, искалечив и костюм, и тело, отправив его вниз по шахте лифта практически без шансов на спасение.

Он всё ещё мог слышать собственные крики, громко звучавшие в шлеме, когда он летел, ослепленный, горящий, заживо спекающийся, с раздробленными ногами и рукой, в шахту, где приземлился с ужасным сокрушительным треском на разрушенную ранее кабину лифта. Тогда он потерял сознание, или, возможно, уцелевшие медицинские функции скафандра милосердно усыпили его, но он все еще слышал этот сырой, нечеловеческий крик в своих ушах и чувствовал жуткий чавкающий стук от удара, разорвавшего скафандр, разбившего его кости и сломавшего спину.

Скафандр и шлем спасли его. А потом и Уагрен вернул его на борт, поместил в свой медицинский комплекс, осторожно отчистил и удалил почерневшие, пузырящиеся остатки, срезал обгоревшую, запекшуюся кожу и мясо там, где их нельзя было восстановить, прежде чем — осторожно, почти любовно — начал сращивать его кости, восстанавливать и выращивать разорванные, покалеченные органы, лечить, где возможно, и заменять, где необходимо, его истерзанную, почти уничтоженную плоть.

Это был процесс, продолжавшийся и поныне. До физического восстановления Агансу оставалось ещё много дней, в течение которых он будет в значительной степени зависеть от корабля, вплоть до момента, когда через три дня произойдет Сублимация — если, конечно, она свершится по расписанию.

Впрочем, осознание того, что участие этого тела в непосредственно физических делах закончилось, явилось для него своего рода утешением. Оно означало, что — отдав все силы и едва не погибнув в честном бою — он может теперь не покидать целительный уют корабля, спокойно решая, стоит ли ему возвышаться вместе с Уагреном и его командой, или нет. Если нет, то его оставили бы одного на вспомогательном корабле с медицинским обеспечением, чтобы доставить в то место, которое могло остаться от его полка, или даже от его цивилизации, после Инициации и великого Свертывания.

Но ему, разумеется, предоставлена возможность отправиться со всеми. Он подумывал о том, чтобы сублимироваться, несмотря на свое прежнее решение и всё ещё одолевавшие его страхи. Смерть, заглянувшая ему в лицо на Бокри — даже с осознанием того, что где-то может пробудиться его прежняя, сохранённая версия — заставила его в некотором смысле задуматься о своём отношении к ней, забвению и вопросу сублимации в целом. Кроме того, он всё больше почувствовал себя частью Уагрена, испытывая своеобразное единение с его экипажем. Ему нравилась идея переброса в неведомое с этими полувиртуальными людьми, порождавшая в нём надежду, что они чувствовали то же самое. Его беспокоило, что он всё ещё кажется им чужаком — возможно, даже инородным телом, раздражителем. И он нервничал, не решаясь затронуть эту тему.

Тем временем возникла необходимость обновить биоандроида, которого корабль оставил в Поясном Городе Ксауна, когда десять дней назад отправился в погоню. Уагрен возвращался в Ксаун, но, не имея возможности поддерживать такую скорость, как прежде, из-за деградации полей двигателя, делал это в комфортном крейсерском режиме, вследствие чего должен был прибыть к месту назначения на целый день позже корабля Культуры.

Он все еще имел возможность передать состояние сознания полковника и интегрировать его новую, после Бокри, версию, но Агансу вынужден был признать, что сопротивлялся этому процессу, используя в качестве оправдания мысль о том, что чем дольше они будут ждать, тем больше времени у него останется на обдумывание того, что произошло в Инкасте, ина извлечение уроков из случившегося там.

Правда же заключалась в том, что он не хотел передавать андроиду, оставшемуся в Ксауне, нового себя, испытывая нечто сродни ревности: андроид станет им, и он другой — а не он нынешний — освоит следующий виток опыта. Именно та другая версия, получит возможность вступить в бой с врагом и победить аватара корабля Культуры. Это казалось несправедливым — он лично хотел быть победителем, в этой своей версии, оригинальной, являясь урождённым Кагадом Агансу, полковником Первого полка, а не каким-то наспех настроенным андроидом, созданным из болванки, которую корабль хранил, вероятно, с тех пор, как был построен.

Он знал, безусловно, что андроид представляет собой его версию, что он будет считать себя полностью им, но для него это было неважно. Все действия будут происходить вдали от этого места, и человек, сущность, вовлеченная в них, не будет им — он же будет лежать здесь, всё ещё на пути к тому, что произойдет в Городе. Возможно, опыт, полученный андроидом, удастся впоследствии интегрировать в его собственную память. Такое не исключалось, но не всегда работало — казалось, многое здесь зависело от того, насколько экстремальными и травмирующими были переживания, — но даже в этом случае у него всегда присутствовало бы осознание непричастности к событиям на переднем крае, вторичности отведённой ему роли.

— Полковник? — капитан обратился к нему через виртуальный мостик корабля, где он сидел в стороне от группы офицеров, расположившихся среди множества экранов, индикаторов и пультов управления.

— Да, капитан, — отозвался Агансу. — Думаю, я готов. Выводы сделаны. Пожалуйста, приступайте к процедуре.

Капитан кивнул офицерам по данным и связи.

На мгновение Агансу показалось, что он исчезает, и в этот миг он осознал, что находится не на виртуальном мостике, а в разбитом, всё ещё ремонтируемом теле, хранящемся глубоко в недрах корабля, читающего его мысли, сортирующего и упорядочивающего полученные данные, шифруемые для передачи андроиду, ожидающему в Ксауне.

— С возвращением, — сказал капитан, улыбаясь ему так, как будто, он был одиноким и неуместным здесь биологическим созданием, которому пришлось покинуть мостик, подчиняясь зову природы. — И с хорошими новостями.

— Что за новости, капитан?

— У нас большие пушки в Ксауне, — объявил капитан. — Сверхмощный корабль, к тому же подчиняющийся маршалу Чекври, так что мы на правильной стороне, какими бы узкими рамками это теперь ни определялось. — Капитан бледно улыбнулся. — И он уже начал справляться с некоторыми проблемами, оставленными кораблём Культуры.

* * *

Набор материальных и сенсорных средств общего назначения, которые "Ошибка Не…" оставил в Ксауне, в основном передавал данные на спутник, уменьшившийся до размеров человеческого кулака. Полностью развернутый, с более тонкими, чем волосы, усиками, простирающимися на десятки километров от него по геостационарной орбите, он наблюдал за чем-то большим и, вероятно, военным, приближающимся к Ксауну через клубок пространства. Он также знал, что каждый экземпляр свободно плавающего оборудования в системе начал пинговаться сигналами с просьбой идентифицировать себя. Это был плохой знак.

Спутник сообщил об этом так же приближающемуся, но пока более удаленному "Ошибка Не…", велев отключиться до пассивно-минимальной осведомленности. “Ошибка Не…” так и сделал, — но его всё равно обнаружили, — потрясенный крошечным, но резким гравитационным градиентом, который сначала осветил его мимоходом и пронесся дальше, затем вернулся, запульсировал и почти сразу же погрузил его в собственную глубокую дыру в пространстве-времени. Последним действием было разрушение в максимально хаотичном порядке аналитического оборудования, способного разведать о пришельце что либо вообще.

В Ксауне тем временем, в той части Поясного Города, где дирижабль "Экваториал 353" медленно двигался к месту, откуда он пять лет назад отправился в свой до сих пор не прекращающийся круиз, десятки крошечных кусочков и деталей аппаратуры Культуры начали падать с неба, с щелчками и лязгом разлетаясь по огромным трубопроводным пространствам сооружения. Некоторые горели, или плавились, или просто светились, стремительно разрушаясь. Другие просто смирились с деактивацией и вероятным захватом.

Очень небольшое число, когда представлялось возможным, закрывались, отключались или выбрасывали всю свою условно обнаруживаемую аппаратную обработку, переходя на резервные био- или атомеханические системы. Но даже они были уязвимы и отслеживаемы, благодаря базовой триангуляции по их последним записанным данным. В итоге большинство из них погибло. Они были отброшены смещением, сбиты эффекторным оружием ближнего действия или подстрелены точечными очередями плазменного огня, распадаясь миниатюрными фейверками, тщетно пытаясь спастись в полёте.

За последние несколько дней дирижабль "Экваториал 353" привлёк ещё несколько сотен человек, поскольку и сам он и общество Гзилта приближались к кульминации своего пути, однако лишь немногие из прибывших обратили внимание на эту разрушительную деятельность, приняв её, впрочем, за случайные, ничего не значащие проявления в преддверии последних дней.

Одно небольшое устройство, напоминавшее четырехкрылое насекомое, вдруг осознало, что это, вероятно, все, что осталось от компонентов, оставленных кораблем. Оно сидело на носу дирижабля, уцепившись за тонкую опору, поддерживающую длинный расхлябанный, развевающийся транспарант, и наблюдало через выпуклые сложно устроенные глаза, как компонент ракеты-разведчика размером с палец, обрушился сверху, пролетев мимо медленно надвигающегося дирижабля, оставляя за собой извилистую нить серого дыма, не видимую ни одному человеческому глазу. Компонент исчез в темных глубинах огромного туннеля под ним.

Несколько секунд спустя гигантский дирижабль прошёл сквозь воздушный поток, в котором кануло маленькое устройство. Искусственное насекомое зафиксировало слабый, исчезающий световой след.

Насекомое перебрало свои инструкции на случай такого развития событий и, подождав некоторое время, взлетело, жужжа, уйдя по длинной ниспадающей кривой, внося в свой курс элемент хаотичности, стремясь затеряться, направляясь к ближайшей точке входа в корпус дирижабля.

— Это не хорошо, — сказал Бердл.

— Что не хорошо? — спросила Коссонт.

— Что-то большое и крайне мощное только что подошло к Ксауну и принялось портить мое оборудование, — сказал ей аватар.

Они сидели в командном отсеке шаттла, наблюдая за приближением планеты, всё время пока происходило торможение.

— Какое оборудование?

— Детали и устройства, которые я оставил, чтобы следить за тем, что здесь происходит.

Коссонт нахмурилась:

— Ты оставляешь отслеживающие компоненты везде, где бываешь?

— Как правило. — Бердл посмотрел на неё с выражением искреннего непонимания. — А почему бы и нет?

— Неважно. Это большое и могущественное нечто, о котором ты говоришь, оно больше и могущественнее тебя?

— Определенно больше.

— Но мы идём прежним курсом?

— Теперь у нас ещё меньше выбора.

— Мы не могли бы как-нибудь вызвать Ксименира? — спросила Коссонт. — Выйти с ним на связь и просто сказать: "Привет, нам нужны те глаза, которые висят у тебя на шее”.

Бердл кротко улыбнулся.

— Я пытался связаться с ним, предварительно спросив у состояния разума господина КьиРиа, будет ли он сотрудничать, и он ответил, что будет, но с Ксимениром связаться невозможно. Прямое обращение к нему от господина КьиРиа должно быть нашим первым шагом, когда мы встретимся с ним.

— Ты мог бы сказать мне заранее.

— Мог бы, — согласился Бердл. — И я так и сделал бы, если бы мы добились успеха.

— Ладно. Хорошо. Итак: этот корабль тот же самый, что мы встретили на Бокри?

— Нет, — сказал аватар. — У них разные подписи. Это линкор, а не крейсер — я могу обогнать его, но не вижу здесь особых преимуществ, поскольку он находится с нами в одном и том же достаточно ограниченном пространстве. Единовременно. — Бердл покачал головой. — Чёрт бы побрал эту махину. Я утрачиваю все свои чувства там, внизу.

— Думаешь, вместо наших устройств они поставят свои?

— Полагаю, так и будет. Хотя, с учётом того, что мы имеем дело с военным флотом, а не спецназом или чем-то подобным, могу поспорить, что их штучки не такие хитрые, как мои.

— Что последнее ты слышал через эти свои хитрые штучки?

— Ксименир всё ещё был там, на дирижабле, готовясь к последнему витку церемониальной вечеринки. Это если верить внутренним каналам дирижабля. У меня нет прямого доступа к нему, и о нём не было ничего слышно по крайней мере последние семь дней. У меня имеются — вернее, имелись — следящие устройства внутри дирижабля, но ни одного в каюте самого Ксименира, не считая того, что он нашёл во время нашего визита к нему. Тем не менее, я почти уверен, что он всё ещё там. Почти. Я обнаружил случайную запись, на которой видно, что он носил контейнер на шее на следующий день после нашего посещения, так что — по крайней мере, тогда мы его не спугнули. Помимо прочего, вся планировка дирижабля изменилась, спустя пару дней после нашего отлёта: было создано большое пространство внутри, доставлено много дополнительной техники, включая новые полевые проекторы. И воды… — конструкция должна весить сейчас гораздо больше, чем раньше, хотя, похоже, им удалось сбалансировать её. Всё это не имело бы значения, если бы мы могли как следует разглядеть дирижабль изнутри, но мы не можем. И у нас теперь есть конкуренты — они знают, куда направлено наше внимание, если не знали раньше. Не говоря уже о том, — сказал Бердл, повернувшись к ней, — что с тех пор, как мы улетели, поблизости неожиданно появился какой-то человек.

— Я думала, там постоянно околачиваются разные люди?

— О, в последнее время дирижабль собирал вокруг себя множество людей, желающих, что называется, идти с ним в ногу: аэрокары, вагоны, спецпоезда и прочие транспортные средства, плюс есть те, кто периодически наведывается туда — на день-другой, но был только один человек, не отстававший от него на протяжении всего пути. Все это время за ним наблюдало похожее на насекомое механическое устройство, оставленное мною, и он ни разу не отстал, даже не сбавил темп. Все, что он делал, это менял местоположение, держась на одной линии с разными уровнями дирижабля, по-видимому, чтобы не слишком бросаться в глаза. У него имеется что-то вроде камуфляжа или адаптивной одежды, модулирующей цвет и форму каждый день, но это мало ему помогает, поскольку он довольно таки монотонен, схематичен в своих попытках не выдать себя.

— Тогда это, возможно, не человек.

— Возможно, — согласился Бердл. — Хотя, конечно, в таких случаях никогда не знаешь наверняка — есть очень странные люди. — Он нахмурился, бросив взгляд на экран, на огромный красно-коричневый, отливавший синевой шар, как будто планета была ответственна за это расстройство. — Дело в том, — сказал аватар, — что сейчас он тоже исчез.

* * *

Он проснулся.

Он находился в военном медицинском учреждении на борту корабля связи полкового флота, летящего в пространстве вспомогательного туннеля Поясного Города. В этой части Ксауна был сейчас поздний полдень — на Зис пять минут после полуночи.

Он лежал на кушетке, щурясь и моргая от света потолочных ламп. Он был андроидом, созданным по индивидуальному заказу, проснувшимся после имплантации последней версии сознания своей основы — полковника Агансу, чей разум перевели и пересадили в это новое, неутомимое, сверхэффективное и невредимое тело.

Но для него это не имело никакого значения.

Он знал, что нет смысла беспокоиться о том, что его сознание продублировано, понимая, что был глупцом, когда терзал себя подобными опасениями. Конечно, это был не совсем он. Оригинал по прежнему лежал в недрах Уагрена, собираемый заново, тот, кто всегда будет считать себя "настоящим", но он принимал этот факт бестрепетно: ему достаточно было знать, кто он здесь, в данный момент и в этом теле, а также и то, что ему предстоит работа.

Осознание того, что где-то есть другая версия его самого, слегка успокаивало, словно вокруг него обернули дополнительный слой защиты, но реальной пользы от него было мало.

Экран на гибком манипуляторе повернулся, чтобы осмотреть его. Откуда-то из глубины возникло женское лицо. Взгляд доктора перемещался то в одну, то в другую сторону — по-видимому, она изучала показания. Удостоверившись в чём-то, она произнесла:

— Кто бы ты ни был и чего бы они ни хотели от тебя, ты готов к этому как никогда. Удачи и хорошего сублимирования, брат.

Агансу поднялся с дивана. Экран, казалось, вздрогнул, отодвинувшись к потолку.

— Спасибо, — сказал он.

Он почувствовал, как летательный аппарат идёт на снижение. Подключившись к системам корабля, он понял, что при выходе будет находиться на расстоянии трехсот десяти метров впереди и двухсот двадцати метров сбоку от носа дирижабля. Проверив свою камуфляжную одежду, полковник изменил её на гражданскую и неприметную.

Он помнил дни пробежек и прогулок, подъемов и спусков по ступеням и пандусам в ярком дневном свете и при свете ламп, а также и в полной темноте, когда дирижабль заполнял его обзор со всех сторон, и даже нижние его ярусы были видны через решётки, оплетавших корабль путей. Иногда он наблюдал там фейерверки, световые лучи и голографические изображения, вырывавшиеся наружу, обволакивающие, преследующие дирижабль, особенно ночью, а иногда слышалась только музыка. Однако прожекторы и ходовые огни освещали корабль каждую ночь. Он витал позади и над ними, ощущая запахи пищи, дыма и биопрепаратов.

Он вспомнил ощущение мощи полей и защиты внутри 7*Уагрена, вспомнил разговор с аватаром корабля Культуры, когда подумал, что существо и Вир Коссонт находятся в его власти… и то, как летел потом вниз по шахте лифта, разбитый и кричащий, как подпаленное насекомое, падающее по дымовой трубе. Он вспомнил, как уже после этого лежал обожженный и разобранный на части внутри корабля, а потом его снова начали собирать воедино, давая ему возможность почувствовать, насколько он близок к смерти, так что перспектива забвения в Сублимации стала казаться ему менее ужасающей.

Два набора воспоминаний были сформированы одновременно, но и их наличие ничего не изменило.

Наземный корабль связи имел мало вооружения и мог оснастить его только стандартным оружием, что, впрочем, не имело особого значения в долгосрочной перспективе. В тело андроида было встроено по лазерному карабину в каждое из предплечий — лучи выходили через замаскированное кожей дуло.

Он легко, казалось, слишком легко спрыгнул с опускающейся двери черной машины и, когда она закрылась, развернулась и унеслась, проследовал по широкому поперечному коридору из парящих решетчатых балок и нависающих труб, ведущему прямо к гигантскому плетению туннеля, по которому двигался "Экваториал 353". Впереди была открытая балконная палуба. К тому времени, когда он туда доберется, дирижабль как раз пройдет мимо.

8*Чуркун установил с ним контакт.

— Полковник Агансу?

— В воплощении, да.

— Я капитан корабля 8*Чуркун. Маршал передает вам привет.

— Пожалуйста, поблагодарите маршала.

— Мы завершили очистку устройств Культуры из ближайшего пространственного объема и за его пределами, хотя корабль — я бы предположил, что это корабль Культуры, с которым вы столкнулись на Оспине — всё ещё приближается. Он замедлился, но теперь снова набирает скорость. Мы попытаемся перехватить или сорвать любую его попытку перебросить материальные средства или персонал в Город или окрестности, однако, мы не можем быть полностью уверены в успехе.

— Было бы не лишним знать предполагаемое местоположение любой такой попытки перемещения, чтобы подтвердить характер вражеских намерений, — сказал Агансу, подходя к большому открытому балкону, выходящему в туннель, по которому двигался дирижабль.

— Это соответствует и нашим намерениям. Мы сообщим вам, о любых перемещениях противника, успешных или нет.

— Благодарю.

Впереди показались люди. Пространство вокруг "Экваториал 353" становилось все более населенным в течение тех дней, что он находился здесь. Наземные транспортные средства медленно проносились мимо по широкой дороге — безвкусные, гремящие музыкой колымаги. Через пропасть туннеля он увидел поезд, идущий в ногу с судном, чьи прожекторы, направленные на дирижабль, медленно гасли и включались, мелькая за опорными стойками. Из бокового туннеля появился дирижабль меньших размеров, похожий на крошечное белое облако, потянувшееся за Экваториалом 353, разбрасывающее по ходу движения клубы сверкающей разноцветной пыли, которую находящийся на Экваториале задний лазер расцвечивал извилистыми абстрактными узорами.

По обшивке пронеслась серия больших движущихся изображений, спроецированных на ее плавные изгибы. В любой момент времени на ней находилось семь или восемь таких искаженных световых оттисков. Некоторые замирали, но большинство двигалось, и иногда они сливались вместе, создавая крупные коллажи, обретавшие смысл при взгляде со стороны, являя собой своеобразный дисплей на теле корабля. Наиболее распространенными темами были записи о предыдущих художественных инсталляциях на борту за последние несколько лет, природа, исторические и современные виды транспорта, порнография.

— Мы перевозим четыре взвода боевых арбитров морской пехоты численностью шестьдесят четыре единицы, — сказал ему капитан 8*Чуркуна. — Они в вашем распоряжении, полковник. Приказать моему офицеру по тактическим взаимодействиям подготовить некоторые или все из них к развертыванию?

— Сделайте это.

Ему пришлось протиснуться сквозь небольшую толпу людей — пёстро одетых, танцующих на ходу, поющих и скандирующих что-то. Наконец он добраться до края помещения, где балкон выходил в открытый туннель из изгибающихся ребер и спиралевидных труб. Там он увидел "Экваториал 353", заполняющий чудовищную трубу, подобно неповоротливому снаряду в самой большой и наименее эффективной из когда-либо созданных пушек.

Сознание полковника прошила внезапная вспышка — он вспомнил, как гипертрофированная тень его костюма металась по шахте лифта в Инкасте, когда боевой арбитр Ухтрин, стоявший позади, растворялся в микроскопических брызгах крошечных, яростных взрывов антиматерии, пронизывающих его ослепительно интенсивными радиационными потоками.

— Сколько боевых арбитров вам нужно, полковник?

Хор гудков, трелей, лязга и музыки — а затем несколько возгласов и начало фейерверка с вершины гигантского дирижабля — возвестили о том, что на Зис воцарилась полночь, а до Инициации осталось всего два дня.

— Все.

21 (С -2)

— Потому что тебя могут убить. И, похоже, это тебя не останавливает.

— Конечно, нет. Я аватар. “Убить” для меня не означает того, что для тебя. Ты биологичекое существо — я видел, как вы, умираете, и это грязно.

— Я имела в виду корабль. Ошибка Не… — тебя могут убить. Разве не так?

— Немного более весомое соображение, согласен, но даже в этом случае — я уже передал свое состояние разума на мой родной ГСВ и переключился на полную боевую готовность, так что в общем и целом я готов к смерти. И в любом случае, я еще не умер.

— Но ведь это моя битва. В большей степени, чем твоя.

Бердл вздохнул.

— Речь идет о Гзилте, верно, но Культура, похоже, тоже замешана в этом через КьиРиа, так что это наша общая проблема, если разобраться.

— Но в первую очередь это касается нас. Вы не можете делать за нас всё. Вы не наши… родители.

— Ты даже не сохранена, Коссонт. Если ты умрешь — ты умрешь.

— А ты не можешь меня подстраховать?

— Нет.

У нее появилась внезапная мысль.

— Ты сделал резервную копию КьиРиа, его состояния сознания из серого куба?

— Да. Также передано, с пометкой, что это личное и будет стерто, если оригинал выживет.

Она нахмурилась.

— Почему ты не можешь сделать так же со мной?

— У тебя нет заранее подготовленного нейронного кружева и даже если начать прямо сейчас, это займет слишком много времени. А у нас нет этого времени. — Бердл развел руками, как бы в отчаянии. — Почему ты так стремишься рисковать своей жизнью? Ты — гражданский… военный резервист. Через пару дней тебе предстоит пройти Сублимацию, зачем же так спешить умирать? И я повторяю тебе: твоё присутствие только усложнит мою работу, но никак не облегчит. Ты не будешь мне помощницей, а лишь подвергнешь ненужной опасности.

— Во-первых, что касается последнего пункта, я тебе не верю. Я думаю, что ты просто пытаешься защитить меня, ведя себя хм…по-мужски галантно. Я польщена, но в этом нет никакой необходимости.

— Я всего лишь острозадый звездолет, маньячка! Я не мужчина, не женщина или что-то ещё, помимо потрясающе умной и прямо сейчас настроенной на поражение машины. Мне всё равно, что тебе льстит. Те немногие и, откровенно говоря, не жизненно важные чувства, которые я испытываю к тебе, я могу отключить, щёлкнув выключателем.

— В любом случае. Ты не можешь держать меня в плену на корабле. Ты — Культура, а я — свободный агент. Я требую, чтобы меня высадили в Городе.

— Они ищут тебя, помнишь? Они думают, что ты голыми руками разгромила Фзан-Джуйм, или как там его.

— Тогда тебе лучше присмотреть за мной.

— Именно это я и пытаюсь тебе сказать! Мне не нужна такая обуза! И если ты настаиваешь на том, чтобы покинуть корабль, я высажу тебя там, где мне, черт возьми, заблагорассудится, а не там, где ты потребуешь. Так что не пытайся — ты не сможешь меня переубедить.

Коссонт, уже одетая в тот же обтягивающий костюм, который она носила на Бокри, стояла и смотрела на аватара через холл модуля полным уверенности и в то же время отстранённым взглядом.

— Если ты не хочешь польстить мне, — медленно сказала она, — и если ты можешь просто отключить любые чувства, которые у тебя есть по отношению ко мне, то ты с тем же успехом можешь сделать это там, внизу, на планете, в Городе, на дирижабле. Так что тебе не придется обо мне беспокоиться, и я буду помогать, а не мешать.

Бердл уставился на неё. Затем вдруг улыбнулся и расслабился. Тон его голоса изменился.

— Не знаю, как ты, Вир, — сказал он, обращаясь к ней, — но я немного позирую. — Он пожал плечами. — Если ты настаиваешь на том, чтобы пойти, ты можешь пойти, но это твои похороны, а я должен сделать то, что должен, и я не стану рисковать ничем, чтобы обеспечить твою безопасность ценою выполнения задачи, ни в коем случае, если возникнет компромисс — ничем. — Он покачал головой. — Я подумал, может быть, с твоей стороны это что-то вроде демонстрации? Знаешь, чтобы ты могла чувствовать себя сопричастной, даже если на самом деле тебе не хочется идти. Так что, пока есть последний шанс, я говорю вполне серьёзно: пожалуйста, не ходи.

— В последний раз: Я хочу. Возьми меня с собой.

Бердл вздохнул.

— Ладно. Но не говори, что тебя не предупреждали. Надень это. — Он кивнул Коссонт за спину. Она обернулась, упершись взглядом в причудливое видение человека в тесной броне — наполовину зеркальной, наполовину черной от копоти, без головы — выходящего из алькова, на ходу отращивающего дополнительную пару рук и распахивающегося по мере приближения к ней.

— Что это?

— Лучшее из того, что есть. Сейчас я загружаю в него копию состояния разума КьиРиа, так что мы сможем получить прямой доступ к воспоминаниям старика, если завладеем его глазами вне корабля. Давай, входи как есть. У нас девяносто секунд до того, как мы зайдём на борт, так что не затягивай.

— Я думала, у нас есть десять минут!

— Уже нет — корабль снова разгоняется, надеясь отвлечь линкор от Ксауна.

— Черт. — Коссонт шагнула к скафандру, погрузившись в него. Броня вокруг неё сомкнулась, оставив нетронутой только голову. Шлем был временно опущен.

— Думаешь, это сработает? — спросила она.

— Сомневаюсь, — признался аватар. — Если предположить, что линкор разговаривал с боевым крейсером, он будет знать, что я двигаюсь быстрее, чем он, и, приняв во внимание деградацию основной тяги после всех тех лихачеств, которыми я занимался в последнее время, решит, что у него есть шанс. При условии, что его двигатели в порядке, конечно. Но стоит попробовать.

Пиан, все это время вольготно возлежащая на диване, подошла и взгромоздилась на спинку сиденья, обратившись лицом к Коссонт.

— Молодец! — сказала она. — Я думаю, ты ужасно храбрая, но уверена, что всё пройдет великолепно! И помни: я всегда любила тебя!

Коссонт уже собиралась сказать что-то вроде: “Ладно, теперь я тоже волнуюсь…”, когда глаза её сузились, и она пристально посмотрела на Бердла.

— Это ты её накрутил?

Бердл пожал плечами.

— Тоже стоило попробовать.

— Но я сама! — воскликнула Пиан, поворачиваясь лицом к Бердлу, а затем обратно к Коссонт.

— Конечно, — выдохнула Коссонт.

— Двадцать секунд…

Бердл отправил небольшое обновление своего состояния сознания на домашний ГСВ, в основном для того, чтобы там была запись о том, что Коссонт настояла на том, чтобы отправиться вместе с ним и другими планетарными силами в Город.

Корабль превратился теперь в сфокусированную силовую оболочку, мчащуюся через всю систему, повторно набирающую ускорение, упакованную внутри концентрических полей, окружавших его коконом. Двигатели завывали на частотах, которые ни одно биологическое существо не в состоянии почувствовать — километровый снаряд, погруженный под моток реального пространства: компоненты трёх его внешних полей светились в гиперпространстве, направляя сигнал к далекому материнскому кораблю, затем снова гасли через каждую наносекунду, в то время как другие полевые конфигурации скользили и мерцали, складывались и щелкали, готовясь к серии многочисленных высокоскоростных, высокоточных наведений на цель со сложной топографией в глубине гравитационной скважины.

Корабль знал, что это будет непросто.

Большинство серьезных кораблей Культуры, да и все корабли, претендующие на звание боевых, обладали импульсными блоками: специализированными компонентами двигателя, такими как конденсаторы движущей силы, способными давать внезапные, короткие вспышки энергии и движения. Установки "Ошибки Не…" были мощнее и функциональнее, чем у большинства кораблей его размера, что, в общем-то, сводило на нет всю игру, если приходилось использовать их в открытую, перед тем, кто способен заметить такие махинации, но с другой стороны, сейчас как раз была такая ситуация, когда они могли спасти положение…

Корабль уже находился в опасной близости от гравитационного колодца планеты, и ему приходилось корректировать курс в гиперпространстве, чтобы не врезаться в нисходящую кривую клубка. В последний момент он подошёл еще ближе, израсходовав всю энергию своих импульсных блоков на поворот, и на то, чтобы избежать столкновения, а затем сфокусировался на относительно крошечной части себя, которая удерживала модуль, где затаились его аватар и гуманоид, отщелкнув две человекообразные формы. Освободив модуль, он нацелил перемещение на точку за пределами Поясного Города, на высоте тысяча двести метров над уровнем земли и в десяти километрах от текущего местоположения дирижабля "Экваториал 353".

С учётом относительной скорости, это было одно из самых точно рассчитанных и произведённых перемещений, которые он когда-либо совершал. Модуль вошёл в воздушную среду помещённым в изящно выстроенный вакуумный карман, размеренно разрушаемый по ходу продвижения, продолжив путь — теперь уже благодаря собственной тяге, — так плавно, что корабль сомневался, что кто-либо, из находящихся внутри, хотя бы покачнулся в процессе перехода.

То, что модуль почти сразу был снесён в сторону мощным звуковым ударом, вызванным неконтролируемым обрушением кессонного поля, к счастью, не имело особого значения. Пока корабль гзилтов наблюдал за ним, "Ошибка Не…" безмятежно перебрасывал все свои полезные грузы, включая аватара и Коссонт, в место назначения.

И едва переместив модуль, в долю миллисекунды он сорвался с места, по спирали устремившись вниз с ещё большим ускорением, словно намереваясь нырнуть прямо под впадину планеты, в пространственном клубке наведясь на энергетическую сеть далеко внизу. Он выровнялся, масштабировался, ускорился, отслеживая, но не нацеливаясь на боевой корабль гзилтов, который оставался неподвижным, держась вблизи планеты.

Пиан поместили в последний оставшийся на корабле обитаемый отсек — челнок на шесть человек.

— Где это, что это? — недоумевало существо.

— Новый дом, — сообщил корабль.

— Маленький и скучный!

— Как и ты.

— Да как ты смеешь!

— Ты предпочла бы оказаться на планете?

— А где безопаснее?

Ошибка Не… наблюдал, как корабль гзилтов — раздражённый, разочарованный — остаётся на месте, не преследуя его, хотя Ошибка Не… притворялся менее быстрым, чем был на самом деле, просто чтобы заставить гзилта думать, что у него есть шанс.

— Вероятно, сейчас на планете, — признал он.

— На планете… Тогда быстрее доставь меня туда!

— Слишком далеко. В следующем проходе.

— То есть ты возвращаешься?

— Конечно, я возвращаюсь.

— Я протестую против такого поведения по отношению ко мне! Почему я не…?

— Иди лучше спать, — посоветовал корабль.

Пиан опустилась на пол челнока, где была аккуратно сложена в тонкий шкафчик маленьким корабельным дроном, проверившим заодно, уложено и пристёгнуто ли всё прочее в крошечном отсеке на случай крайней опасности. После этого дрон надежно упаковал себя в отдельный шкафчик.

ГСВ Эмпирик

ЛОУ Каконим

ГСВ Содержание Может Отличаться

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Открытый вопрос, обращённый непосредственно к Ошибке Не… Вы уверены, что поступаете правильно? Вполне вероятно, что корабль гзилтов — это корабль 8*, предположительно ответственный за то, что произошло на Аблэйте. Он, безусловно, могущественен и не ограничен моральными рамками.

∞

Уе Ошибка Не…

— Нет, не уверен. Но решился, так что посмотрим, что получится.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я не меньше обеспокоен тем, что происходит с Рабочими Ритмами. Он передал своё состояние сознания.

∞

Лоу Каконим

— Отговорите его от опрометчивых поступков.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Я пытался связаться с ним после получения сигнала о передаче состояния разума. Ответа я не получил. Чтобы скоротать время в ожидании, я прочесывал банки данных в поисках доказательств того, что это не просто плохой знак, исходящий от одной из наших контактных единиц. И угадайте, что я узнал?

∞

ГСВ Эмпирик

— Рабочие Ритмы находится с большей частью флота Ронте, направляясь к Ватреллесу. Гзилты сопровождали их, но только до окраины системы, после чего повернули назад. О других враждебных действиях с их стороны не известно. Остается Лисейден. За их главной эскадрой присматривает сейчас "Оценка Суждения" класса Головорез, не так ли?

∞

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

— Да, хотя главная — самая большая — эскадра не является их флагманской флотилией. Они передислоцировались, объединив различные элементы своих эскадр в более боеспособную мета-конфигурацию после того, как решение о предпочтительном статусе Падальщика оказалось не в их пользу. В частности группа из трех кораблей присоединилась к кораблям флагманской эскадры, но три отдельные группы из трех кораблей также объединились, и так как на тот момент это была самая большая группировка, которой они обладали, именно на ней сосредоточилось внимание "Оценки Суждения". Но у нас никого нет с флагманской эскадрой под командованием Ни-Ксандабо Тюна, и поскольку она являлась той силой, которая уже присутствовала в системе, именно она, скорее всего, может представлять угрозу для Ронте, пытающихся уйти в Ватреллес.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Скверная ситуация. Готов поспорить, что Гзилт предоставил Лисейдену данные о том, куда направляются Ронте. И если бы Эмпирик позволил нам использовать своих Делинквентов, мы бы не сидели здесь сложа руки.

∞

ГСВ Эмпирик

— Я предлагаю послать мой самый быстрый корабль на встречу с "Рабочими Ритмами" и Ронте, одновременно сигнализируя Лисейдену, чтобы они воздержались от любых враждебных действий. Уверен, что у нас такой перевес сил на местах, что мы сможем предотвратить любые предполагаемые неприятности.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Он говорит как корабль, не имеющий ни малейшего представления о том, как всё на самом деле работает. Дело не в том, какие силы у вас есть, а в том, где у вас есть эти силы. Думаю, даже гражданский это понимает.

∞

— Возможно, вы слишком суровы. Согласен, ничто из того, чем он располагает, не может достичь необходимого объема боеспособности достаточно быстро, но есть смысл в том, чтобы предупредить Лисейден о последствиях. Этого может оказаться достаточно.

∞

— Такое было бы удовлетворительно, если бы у нас здесь вообще не было военных. Но мы те, кто мы есть, и мы должны иметь возможность сделать любой выстрел в любое время. Предупреждение вряд ли подействует на Лисейден отрезвляюще и упредит их от попыток продемонстрировать конкуренту, кто будет хозяйничать здесь в ближайшем будущем.

∞

— Будем надеяться, что вы ошибаетесь.

∞

— Во всяком случае, это поможет нам скоротать время. Давайте послушаем, что, по мнению эмпирика, мы должны делать.

∞

ГСВ Эмпирик

— Я отправляю РОУ "Заученный Ответ", ЛОУ "Новая Игрушка" и ГОУ "Сомнительная Этика" — РОУ в качестве ведущего — для достижения максимального охвата и возможности произвести рандеву, ЛОУ на 50 процентов и ГОУ на 12,5 процента расстояния от него, с настройкой на удержание значений при увеличении расстояний.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— О, черт, теперь он создает красивые паттерны.

* * *

“Эскадра из шести лисейденских кораблей, возглавляемая мною на гордости нашего флота, судне коллективного назначения и флагмане Геллемтян-Асул-Анафавайя, обрушилась (безжалостно) на жалкий/ограниченный/борющийся/грозный флот Ронте с решительным профессионализмом/ образцовым мужеством/бестрепетным сердцем. Наши челюсти были вынуждены сомкнуться/ ответить на возмутительные провокации флота Ронте/ неспровоцированную агрессию/ агрессивную непримиримость единственным понятным врагу языком…”

Руководитель команды по спасению и переработке Ни-Ксандабо Тюн принял вызов в своей личной каюте. Это был вызов от офицера по целеуказанию. Тюн до того просил не беспокоить его, если только не возникнет что-то срочное.

— Что? — спросил он с нарочитой суровостью, хотя втайне был рад внезапному прерыванию. Написать то, что, как он надеялся, станет одной из самых захватывающих частей его мемуаров, оказалось сложнее, чем он предполагал.

— В нашем поле зрения флот Ронте в расширенном диапазоне сканирования — тринадцать целей.

— Тринадцать… Значит, корабль Культуры всё ещё с ними.

— Похоже на то.

— Они знают о нас?

— Сомнительно.

— Я бы предпочел, чтобы это сомнение выражалось в процентах, офицер.

— Девяносто процентов уверенности, что они нас не обнаружили, командующий.

— Так лучше.

— Также на связи сигнал с корабля Культуры ГСВ "Эмпирик". Мне…?

— Да, да. Что он говорит?

— Довольно много сообщений. Я… просмотрел. Всё сводится к тому, что он призывает нас не нападать на Ронте.

— Не приходилось сомневаться. Я посмотрю их в ближайшее время. Вы выполнили мой предыдущий приказ?

— Да.

— Хорошо. Как скоро флот Ронте будет в пределах досягаемости?

— Чуть больше двух часов при текущей скорости и курсе.

— Два часа? Я думал, мы ожидаем, что они будут в зоне действия через сорок минут после обнаружения.

— Сигнатуры их приводов более беспорядочны, чем ожидалось, плюс корабль Культуры с ними и, похоже, торопит их — трудно сказать с такого расстояния — не более пятнадцати процентов уверенности — но похоже, что он заключил их в свою собственную полевую оболочку, сильно расширенную, действуя также как своего рода высокоскоростной буксир.

— Понятно. Инженерная служба?

— Да?

— Вы можете добавить нам немного энергии?

— Ответ отрицательный. Ещё одно повышение мощности будет означать семидесятипроцентную вероятность серьезной неисправности двигателей, вероятно, одного или обоих из двух кораблей класса "Джубунде".

— Хм. Понятно. Продолжайте сближение на текущей скорости. Боевое подразделение?

— Да?

— Перейти к полной готовности через час, по всему кораблю. К тому времени я сам поднимусь на мостик.

— Принято.

— Всем приступить к выполнению поставленных задач, — сказал руководитель, прерывая хор благодарностей и со свойственным лисейденам водянистым вздохом вернулся к своей литературной задаче.

* * *

Насекомоподобный дрон Джонскер Ап-Кандреченат, представитель корабля Культуры "Рабочие Ритмы", парил перед принцем Роя Осебри 17 Халдесибом в командном пространстве ронтского межпространственного / исследовательского корабля "Меланхолия Хранит Триумфы”.

— Это не обязательно должно быть твоей битвой, машина, — говорил Халдесиб дрону.

— Я знаю, Принц Роя. Но я навлёк на вас опасность и подумал, что смогу помочь вам избежать её, однако, похоже, нас обнаружили, и теперь меньшее, что я могу сделать, это попытаться загладить свою вину, встав между вами и врагами, в руки которых я так глупо вас отдал.

Халдесиб пренебрежительно махнул ногой.

— Для себя мы не ищем лёгкой судьбы. Но улей, рой, раса должны продолжаться, независимо от того, что здесь произойдёт. Ты ничем нам не обязан и не должен разделять нашу судьбу из-за неуместной вины.

— Я чувствую, что у меня нет иного почетного выбора, Принц Роя.

— Ты намерен атаковать корабли Лисейдена?

— Я намерен вступить с ними в бой.

— Они вряд ли увидят разницу. Раньше мы уже имели дело с лисейденами. В их привычках интерпретировать любое "взаимодействие" как нападение. По крайней мере, они заявят об этом впоследствии — предупреждаю.

— Благодарю. Я учту это.

— Принятое тобою решение — это решение вашего человеческого экипажа?

— Нет. Только моё. Я собираюсь доставить свой человеческий экипаж в безопасное место пока ситуация не переросла в критическую.

— Они согласны с этим?

— Они смирились. Двое хотели быть героями и остаться на борту. Я отговорил их от самопожертвования.

Принц Роя согнул пластины крыльев. У человека это означало покачивание головой.

— Мы все можем погибнуть здесь, машина, — сказал он, — но из всех нас только у тебя есть выбор. Должен ли ты быть героем? Неужели ты не можешь просто уйти?

— Вероятно, я мог бы так поступить, Принц Роя, но впоследствии я бы жалел об этом. Я считаю, что то, что я делаю сейчас, правильный поступок, и именно поэтому я совершаю его.

— Ты можешь украсть часть нашей славы. — При этих словах ноги Принца Роя подкосились, и он слегка наклонил свое тело, чтобы показать, что это было сказано не с вызовом, а с иронией.

— Я вступлю с ними в бой первым, независимо от вас, Принц Роя, прежде чем начнутся какие-либо действия между ними и вами. Если позволите, я передам вам все, что смогу узнать о способностях, сильных и слабых сторонах их кораблей. Это может помочь вам, если я не смогу остановить их.

— Мы рады принять это любезное предложение. Но что, если ты одержишь верх? Мы лишимся всякого шанса доказать свою правоту!

— В этом случае вам будут принесены мои самые искренние извинения, я приму любое количество предполагаемой инопланетной ценности (отрицательной), почетной, которую вы захотите дать, и буду благодарен впоследствии даже за самую унизительную или незначительную роль в любом корабельном танце, в который вы захотите меня вовлечь.

Щелчки ног показали, что Принц Роя смеется. Несколько других Ронте в командном отсеке беззвучно присоединились к нему.

— Нам было приятно наблюдать, как ты проявил знание и уважение к нашим традициям, корабль, — сказал Принц Роя. — Мы можем только пожелать тебе удачи в твоей миссии. Сражайся достойно. Живи, если можешь, и умри, если должен.

— Спасибо, Принц Роя. Это было очень приятно.

* * *

— Вы выглядите усталым, септаме. — сказала Чекври, входя в кабинет Банстегейна в здании парламента.

— Я и чувствую себя усталым, маршал.

— Не берите в голову — осталось совсем ничего. Вы выбрали свой последний наряд?

— Что?

— Одежду, которую наденете на Инициацию. Вы уже решили, в чём встретите свой славный переход в Свёрнутое?

— Я… я думал, что всё уже решено за меня. Церемония… Солбли. Да, Солбли — она позаботится обо всём. А вы?

— О, я буду блистать во всем своем убранстве, септаме, сверкать медалями, — Чекври, устроилась на сиденье напротив него. Банстегейн заметил, что в эти дни маршал не спрашивала, может ли она его потревожить, и не ждала приглашения сесть. Раньше он мог сделать какой-нибудь ледяной комментарий на этот счёт и настоять на соблюдении протокола, но не теперь. В последние несколько дней люди тихо сходили с ума — более того, некоторые сходили с ума шумно. Тем временем, по всему домену Гзилта, сохранённые — кто меньше года, кто пару десятилетий или больше, — просыпались для последних встреч, свиданий, прощальных вечеринок и разговоров о том, что будет дальше…

— Я начистила и отполировала свои медали. Десятилетия неусыпного, преданного бдения… — продолжала маршал мечтательно, отведя руки за голову, откинувшись назад и расслабившись. — Считала и пересчитывала их. За выдающуюся работу на симуляторах и в учениях, героическую храбрость под виртуальным огнём и даже нашла место для тех, что получены за образцовую выдержку перед лицом сослуживцев, жаждущих занять моё место. — Она улыбнулась. — Жаль, что у нас не было времени отлить медали в память о наших последних подвигах: прыжках на безоружные корабли, уничтожении соотечественников и натравливании друг на друга наивных пришельцев. Тем не менее, хорошего много не бывает, а, септаме? А ещё говорят, что Возвышенное невинно.

— Вы, кажется, очень воодушевлены процессом,Чекври. — Он обвёл взглядом комнату. — И безоговорочно уверены, что мой офис не прослушивается.

— Некоторое время назад мои люди убедились в этом, септаме, — поведала Чекври, улыбаясь.

— И установили свои жучки взамен найденных?

Улыбка маршала расширилась.

— Вы всегда были таким подозрительным, Банстегейн?

Он посмотрел на неё холодно.

— Нет, я совершенно случайно оказался в положении, дающем огромную власть.

Чекври усмехнулась, затем пожала плечами.

— Наши проблемы скоро закончатся, септаме, — сказала она и нахмурилась. — Что вы?.. — удивилась маршал, заметив как Банстегейн дёрнулся, глядя в сторону, словно краем глаза уловил там что-то тревожное.

Он покачал головой и снова наклонился к своему столу.

— …Ничего, — пробормотал он рассеяно, выводя свою подпись на документе. — Вы пришли только для того, чтобы обсудить вопросы церемониального облачения, или в этом визите есть какой-то реальный смысл?

Чекври встала и подошла к окну с видом на ступенчатые сады и город за рекой.

— Хм, кажется, кто-то устроил пожар, — заметила она отвлечённо. — Мне казалось, это не наш стиль… — Она оглянулась на Банстегейна. — Одна когорта пришельцев собирается уничтожить другую. Никто иной, как могущественный Эмпирик, предупредил злоумышленников, чтобы они вели себя прилично, но, по слухам, предупреждение проигнорировано. Я просто хотела убедиться, что вы довольны тем, как идут дела. Это не значит, что в случае конфликта на нас обратят внимание, но теоретически мы можем пригрозить, что откажемся от сотрудничества с Падальщиками, как недавно было предложено.

— Кем?

— СМИ, Культурой, парой политиков. Можно припомнить и ещё кого-то, но сейчас есть более неотложные дела.

— Отважный космический маршал, что бы вы посоветовали в этой ситуации?

— Я осталась бы безучастной — нас это не касается… если не считать того факта, что наш вернувшийся корабль и, похоже, все его военные силы вот-вот столкнутся с кораблем Культуры в Ксауне. Событие может иметь последствия. Не исключено, что потребуется дополнительное внимание с нашей стороны, чтобы успокоить людей. — Она скрестила руки. — Разведка просчитала ещё несколько вариантов и теперь считает, что это конкретное побочное представление сыграет против реликта Культуры и Коссонт, девушки, пережившей Фзан-Джуйм и стычку на Бокри. Я думаю — мы не будем рисковать и позволим нашим силам вокруг Поясного Города делать всё, что необходимо?

— Да. Делайте, как задумано, — сказал септаме, не поднимая глаз. — И это всё? — спросил он. — Нужно подписать много документов, свернуть целую цивилизацию, а президент, как вам известно, была только рада делегировать полномочия своим тримам и септаме. Помимо этого мне предстоит посетить несколько приемов подряд для различных вновь прибывших представителей других рас и недавно лишенных статуса самодовольных политических ничтожеств.

— Вы можете просто сказать им, чтобы они отвалили, — весело предложила Чекври. — Расслабьтесь. Переспите с кем-нибудь. Разведите костёр, наконец. — Она направилась к двери. — Почему бы и нет?

Маршал вышла, оставив его одного. Банстегейн поднял голову и мгновение смотрел на закрытую дверь. Затем его глаза переметнулись в сторону, он издал тонкий звенящий звук и быстро вернулся к своей задаче. Стило сосредоточенно царапало экран стола.

* * *

— Руководитель команды по спасению и переработке, Ни-Ксандабо Тюн?

— С кем я говорю?

Тюна вызвали на мостик из его личной каюты на полчаса раньше намеченного срока. Похоже, корабль Культуры хотел поговорить, приближаясь к ним, оставляя флот Ронте следовать дальше без него. Тюн наблюдал за ситуацией на гигантском экране, протянувшемся прямо через весь носовой отсек.

— Я — корабль культуры "Рабочие Ритмы", — произнес голос на идеальном, без акцента, лисейденском языке.

— …От корабля Культуры отошел контакт, зарегистрированный на расстоянии. — сообщил офицер — менее десяти метров в длину с подписью невооруженного гражданского судна. Корабли расходятся.

Тюн мог видеть крошечный нитевидный след, изгибающийся в сторону приближающегося корабля Культуры.

— Это может быть боеголовка? — спросил он.

— Технически возможно, — ответил боевой офицер. — Если это что-то импровизированное. Слишком большая для такого маленького корабля. Едва ли они несут какое-то оружие…

— Разверните средства слежения, медленно приближайтесь. Поместите платформу между новым контактом и нами.

— Тяжелая дистанционная ракетная платформа запущена. Разрешение на запуск ракет?

— Что вы рекомендуете, офицер?

— Рекомендую отключить автоматику. Оставить только непосредственную команду на запуск.

— Согласен.

— Руководитель Тюн? — сказал корабль Культуры.

Тюн нажал кнопку, чтобы снова говорить с кораблем Культуры.

— Да?

— Как я понимаю, вы заметили, что я отправил свою команду на небольшом челноке. Их личности и курс корабля прилагаются. Они сами и челнок полностью безоружны.

— Почему ваша команда покидает корабль?

— Я сам попросил их об этом и посоветовал так поступить.

— Зачем?

— На случай, если начнутся боевые действия.

— Почему должны начаться боевые действия?

— Я полагаю, вы хотите причинить вред флоту Ронте.

— Вовсе нет. Вы слишком смело предполагаете. С таким же успехом я могу предположить, что вы хотите причинить вред мне и моим кораблям, потому что вы выпустили то, что, насколько я знаю, может быть боеголовкой, замаскированной под гражданский модуль.

— Челнок все время удаляется от вас, и его курс задан. Кроме того, он явно не вооружен.

— Семь минут до появления корабля Культуры в радиусе действия, — сообщил боевой офицер.

— Мы уже в зоне досягаемости? — спросил Тюн. Он проверил изображение на экране, демонстрирующее логарифмически масштабированную полосу.

— Вряд ли — это класс Осыпь. Они вроде как безоружны.

— А что до вас, — спросил Тюн, переключаясь обратно, на разговор с кораблем Культуры. — Вы безоружны, машина? И каковы ваши намерения?

— У меня ограниченные военные возможности. Мое намерение — помешать вам вступить в бой с кораблями Ронте, идущими впереди вас.

— Почему вы думаете, что мы хотим вступить с ними в бой?

— Вы преследуете их.

— Хм. Я бы не стал называть этот так. Мы просто следуем за ними.

— Вы нацелились на них.

— Мы осветили их, чтобы лучше отслеживать их продвижение.

— Это звучит не слишком правдоподобно. Я полагаю, что вы желаете им зла.

— Вовсе нет. Мы можем попросить их подняться и подчиниться нашей инспекции — мы имеем на это право по условиям нашего соглашения с Гзилтом, пока Ронте или любые несанкционированные военные или полувоенные силы находятся в пространстве Гзилта. Что они и делают, в данном случае.

— Вы знаете, что Ронте никогда не разрешат вам подобного.

— Это их проблема. Конечно, в прошлом они проявляли вероломство и пошли на нарушение своих соглашений с нами, поэтому мы, к сожалению, не можем верить им на слово в отношении любых вопросов, которые у нас могут возникнуть к ним по поводу грузов, вооружения и их намерений. Но, как я уже сказал, наш первоначальный подход будет полностью ненасильственным — мы просто попросим их остановиться.

— Такой подход практически гарантирует перерастание в конфликт. И я полагаю, вы это знаете.

— Я ничего такого не знаю, корабль. Я действую в рамках своих прав в соответствии с недавно подписанным соглашением между Лисейденом и Гзилтом — соглашением, которое отменяет и аннулирует все предыдущие соглашения, которые ваши… клиенты могли думать, что подписали и утвердили с ними. И я удивлен, что корабль Культуры так решительно настроен на союз с этими варварскими грубиянами Ронте. Интересно, испытываете ли вы чувство вины за то, что позволили вашим друзьям Ронте так далеко вторгнуться в пространство Гзилта? Если да, корабль, я понимаю, что вы можете чувствовать уязвленную гордость, однако наши… разногласия в данный момент не затрагивают вас. Я должен попросить вас прервать то, что начинает выглядеть как атака на наши — намного превосходящие — силы, прежде чем мы будем вынуждены принять оборонительные меры, которые могут, боюсь, включать боеприпасы.

— Я намерен продолжать следовать своим нынешним курсом, руководитель команды.

На гигантском экране корабль Культуры выглядел теперь угрожающе близким. Тюн выкрикнул:

— Навигация, приготовьтесь разделить эскадру на две части. Три корабля вправо, три влево, с интервалом в полсветовой секунды. По моему приказу. Мы позволим кораблю Культуры пройти прямо через промежуток между ними. Всем кораблям нацелиться и приготовиться противостоять любым враждебным действиям со стороны корабля Культуры. Мы можем позволить себе игнорировать Ронте некоторое время?

— Может быть, пять минут, при нынешних скоростях, — сказал навигационный офицер.

— Отлично. Тогда выполняйте приказ. И — для ясности — стрелять только в случае реальных, открытых враждебных действий корабля Культуры. Всем понятно?

— Да.

— Нацеливаюсь, — сказал боевой офицер.

— Разделить флот, — отдал приказ Тюн. Он слышал и чувствовал, как корабль вокруг него отклоняется от прежнего прямолинейного курса и начинает поворачивать в сторону вместе с двумя другими кораблями. Вид на экране изменился, удерживая приближающийся флот Ронте на одном краю, в то время как вытянутая точка, бывшая "Рабочими Ритмами", пронеслась мимо между разделенными половинами эскадры Лисейдена.

— Флот разделен, согласно предписанию, — доложил навигационный офицер. — Корабль Культуры в фокусе — коррекция: цель замедляется, стремительно. Цель… остановилась относительно нас. Ускоряется. Преследую. Поравняется с нами через четыре секунды…

Изображение на экране медленно менялось, удерживая размазанную точку корабля Культуры у края. Вид был странным, как будто они неслись сквозь газовое облако.

— Руководитель команды, "Киатреа-Ананг" сообщает о полной потере управления двигателем.

— Руководитель команды, "Абалуле-Шелиз" сообщает о полной потере энергии.

— Что?

С Тюном разговаривали сразу два младших офицера управления флота. Главный экран помутнел, а затем полностью погас.

— Какого…? — Тюн замер, взглянув на дисплей своего шлема. Дисплей всё еще работал, но, похоже, с трудом соединялся с его глазами и передавал голоизображение. Шальная вспышка на мгновение ослепила его.

— Главный экран отключился, — доложил офицер по контролю за повреждениями. — Причина неизвестна.

Экран вспыхнул, задрожал и снова стал пустым.

Офицер по контролю за повреждениями ворвался внутрь.

— Эффекторная атака, на нас, цель — управление двигателем и главные сенсоры.

— Руковдитель команды, "Киатреа-Ананг" сообщает о полной потере тяги.

— Корабль Культуры на одном уровне с нами. Начинает выдвигаться вперед. Он меняется…

— Руководитель команды, "Квиатреа-Ананг" сообщает о полной утрате сенсоров.

— Инженерная телеметрия отключена.

— Руководитель команды, “Ласкуил-Хлиз” сообщает о полной потере энергии.

— Скорость. Мы замедляемся. Формирование флота распадается.

— Руководитель Команды, "Абалуле-Шелиз" сообщает, что на него направлены системы подсветки целей "Квиатреа-Ананг".

— Что-о-о?

— Наши двигатели начали постепенное отключение по ложной телеметрии. Пытаюсь остановить их и повторно инициализировать, но они продолжают…

Тюн почувствовал, как что-то изменилось в корабле — большая глубокая нота становилась всё глубже, отдаляясь и затихая, а передняя тяга всколыхнула микропотоки вокруг.

— Руководитель комманды, "Абалуле-Шелиз" сообщает, что он находится под прицелом нашей собственной платформы.

— Что за чертовщина, — выдали одновременно младший боевой офицер и офицер целеуказания. Голоса их дрожали.

— Такого просто…

— Это атака! — подтвердил Тюн. — Враждебные действия! Огонь на поражение.

— Сложная цель. Слишком далеко. Сомневаюсь, что мы сможем быть настолько точными.

— Стреляйте!

— Руководитель команды, "Фуланья-Гуанг" сообщает о полной потере телеметрии двигателей.

— Мы не можем управлять оружием. Всё оружие на борту переведено в аварийный режим, активные системы обесточены.

— Ну, так ударьте его хоть чем-нибудь! Выведите из строя, уничтожьте, мне все равно!

— Нам нечем нанести удар, руководитель команды.

— Квиатреа-Ананг также сообщает о полной потере контроля над оружием.

— Руководитель команды, корабль Культуры находится в пределах дальности быстрого удара ракетной платформы, запущенной ранее. Возможно, он её не заметил.

— Может ли платформа стрелять? Есть ли с ней связь?

— Да, связь есть.

— Руководитель команды, "Фуланья-Гуанг" сообщает о полной потере основной энергии.

— Стреляйте!

— Сколько…?

— Все! Все ракеты!

— Шесть ракет запущено, — доложил боевой офицер. — Четыре секунды — одна ракета ушла — две уничтожены — три, четыре ушли, пять… пять ушли… Черт!

— Мы… мы попали.

— Последняя попала!

— Мы попали, надо же!

— Ублюдок рассыпался в пыль.

— Порядок на мостике, — сказал Тюн.

— Телеметрия двигателей восстановлена, — доложил офицер по контролю повреждений.

Главный экран перешел в режим запуска, совершая проверки с помощью быстро мелькающих цветовых блоков и внезапных прокруток текста и логотипов, которые исчезали слишком стремительно, чтобы их можно было прочитать.

— Руководитель команды, все остальные корабли сообщают, что средства управления и телеметрия возвращаются в нормальное состояние.

Экран ожил. На нём при среднем увеличении было показано небольшое облако расширяющихся радиационных обломков, расположенное в двадцати градусах к западу. Рядом с ним, уходя в темноту, располагались пять ещё более мелких облаков.

— Флот Ронте впереди. В пределах досягаемости. Они выглядят агрессивно.

Тюн оторвал взгляд от медленно остывающих обломков, уходящих всё дальше во мрак позади них. Он переключил свое внимание на флот Ронте, когда изображение на экране снова развернулось. Корабли Ронте были уже близко — они начали двигаться по одному по своим странным, вечно меняющимся маршрутам, словно не зная, в каком строю им надлежит лететь. Не то чтобы это имело какое-то значение для ИИ наведения. Это было даже по-своему красиво, в каком-то жалком смысле. Тюн взял себя в руки.

— Пошлите град.

— Отправляю.

— Все системы на борту в норме, руководитель команды. Минимальное радиационное повреждение задних сенсоров.

— Корабли на пределе.

— Подтверждаю, руководитель команды. Все корабли вернулись в состояние полной боеготовности, повреждений нет.

— Фиксация на всех двенадцати кораблях Ронте.

— Ронте отвечает.

— И?

— Непристойно, руководитель команды. Абсолютно неподобающе.

Тюн посмотрел на сообщение на своем теперь исправно работающем нашлемном дисплее. Оно действительно было непристойным и даже довольно изобретательным. Ронте, должно быть, проделали домашнюю работу по физиологии Лисейдена.

Руководитель группы спасения и переработки Ни-Ксандабо Тюн немного откинулся назад в своем командном пузыре. Он проверил расстояние и время до системы Ватреллес и известных кораблей. В течение светового дня поблизости никого не было. У них было несколько часов, чтобы осуществить задуманное:

— Офицеры, мы собираемся открыть огонь на поражение. Цельтесь в их двигатели.

— Исторически сложилось так, что они не слишком хорошо выводятся из строя, — сообщил боевой офицер.

— Да. Они обычно взрываются. Я знаю, — подтвердил Тюн. — Пусть их высшее командование рассматривает то, что сейчас произойдёт, как стимул для улучшения конструкции двигателей. Все готовы?

— Да! — прозвучало хором.

— Концентрированный огонь, всей эскадрилье, флагманский боевой офицер координирует, — скомандовал он. — Снимайте их, по одному за раз, держитесь вблизи, если они не повернут и не перейдут в нападение. А они, скорее всего, перейдут. Каждый корабль в этом случае занимается непосредственной угрозой для него. После успешного боя флагман повторно пошлет всем оставшимся кораблям Ронте сигнал остановиться и пройти досмотр. Начинайте.

Первый корабль Ронте превратился в расширяющийся цветок плазмы в течение минуты. Ронте применили лучшую тактику, чем предполагалось, и каждый последующий корабль уничтожался немного дольше предыдущего. Тем не менее, схватка длилась менее трети часа. Фуланья-Гуан был потерян, когда то, что осталось от последнего корабля Ронте, считавшегося флагманом флота, протаранило его.

Это последнее событие, по мнению Тюна — тайному — было почти ниспослано им. Разгромить отступающий флот без потерь выглядело как позорное неравное состязание, почти бойня. С утратой собственного корабля картина представала в лучшем свете, что дало бы ему возможность при написании мемуаров выразить соболезнования и заботу о погибших и их близких.

Победа над отважившимся на самоубийство кораблем Культуры — даже если он представлял собой лишь незначительную и не боевую единицу Контакта, к тому же совсем крошечную — была обломком коры на мясной оболочке, хотя, очевидно, эта фраза тоже выглядела корявой и не вполне уместной в данной связи.

22 (С -2)

ГСВ Эмпирик

ЛОУ Каконим

ГСВ Содержание Может Отличаться

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Все это крайне печально. И в особенности жаль, что мои суда не смогли вовремя помочь.

∞

МСВ Падение Давления

— Надеюсь, головной корабль вашей "струнной" формации, РОУ “Заученный Ответ”, не думает отомстить за уничтожение Рабочих Ритмов. Наш товарищ сам навлек на себя гибель. Лисейдены вряд ли достойны снисхождения, но их главное преступление не уничтожение нашего полугражданского корабля, намеревавшегося загладить вину за своё прежнее пристрастие, а истребление кораблей Ронте со всеми их экипажами. И даже этому у них нашлось оправдание, сколь бы жалко и формально законно оно ни звучало.

∞

ГСВ Эмпирик

— Действительно. Я думаю, что никаких немедленных действий против Лисейдена предпринимать не нужно. Наше долгосрочное неодобрение и последствия, которые это будет иметь для их репутации, могут оказаться наиболее эффективными. РОУ продолжит движение к боевому пространству, чтобы забрать модуль Рабочих Ритмов с людьми на борту и проверить, можно ли извлечь какие-то другие останки, однако не станет преследовать корабли Лисейдена.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Запечатанный пакет, пришедший с состоянием сознания Рабочих Ритмов, только что был вскрыт. Похоже, он был настолько обеспокоен своими собственными предыдущими действиями, что просит не активировать его, кроме как для стороннего изучения, сравнения или исследования. Бедный хромой ублюдок даже не пожелал снова стать кораблем.

∞

ЛОУ Каконим

МСВ Падение Давления

— Я же говорил. Пять человек — это слишком мало.

∞

ЛОУ Каконим

— А что происходит в Ксауне?… Ошибка Не…, мы говорим о вас.

∞

Уе Ошибка Не…

— Да, я слышу. Здесь всё становится ужасно интересным.

* * *

— Полковник?

— Да? — сигнальные протоколы сообщили Агансу, что он обращается к маршалу Чекври.

— Это маршал Чекври.

— Я в курсе.

— Ваше текущее положение?

— Иду рядом с дирижаблем "Экваториал 353", ожидая подтверждения от Чуркуна относительно диспозиции его сил и сил противостоящей стороны. По сообщениям СМИ, хозяева дирижабля намерены открыть его для публики в ближайшие несколько минут. После этого я собираюсь подняться на борт. Или, если будет обнаружено, что наши противники уже на борту, сделаю это немедленно.

— Позвольте мне получить информацию с помощью ваших органов чувств.

— Разумеется.

Ощущения от манипуляций со своими сенсорами были для Агансу новыми, но, в то же время, воспринимались им как совершенно естественные. Он недолго удивлялся тому, насколько тщательно всё продумано, чтобы нечто, что ощущалось как человек, могло проникнуть в, по сути, его сознание, настроив параметры и установив связи с органами чувств, пересылая его восприятие другому человеку.

В то же время Агансу сознавал, как много различий между его собственным, биологическим телом и этим. За исключением того, что он был значительно тяжелее био-версии — при таком же объёме — все различия были положительными.

Насколько мощнее, способнее и совершеннее была эта новая оболочка. Насколько чувствительнее там, где это было необходимо. И это при том, что его собственное биологическое тело имело множество дополнений и положительных изменений по сравнению с человеческим. Но только в этом, новообретённом обличье он мог видеть, например, в гораздо большем диапазоне электромагнитного спектра и гораздо детальнее, будучи менее уязвимым и лишённым ненужной восприимчивости там, где она была лишь помехой, — андроидное тело вообще не чувствовало боли: мотивацией для избегания вреда являлось осознание того, что вред снижает его функциональность, а признак наличия повреждений оставался не более чем признаком, чем-то, что нужно отметить, принять во внимание и действовать.

— Спасибо, — прислала маршал.

Между тем, с момента, как маршал начала видеть его глазами и ощущать его чувствами, прошло совсем немного времени — не более полусекунды, за которые он успел осмотреться, оценить различия между своим биологическим телом и новым, обдумать и проанализировать их.

Агансу поразился, насколько быстро всё произошло. Его человеческой сущности вряд ли хватило бы в такой ситуации времени на одну законченную мысль.

— Полковник, — услышал он голос маршала, — я согласна с вами и думаю, что пособники Культуры попытаются добраться до этого Ксименира, потому что у него есть что-то, что он знает о человеке-реликте КьиРиа. Ваша задача остановить их. После того, как найдёте Ксименира, узнайте, чем он располагает или что ему известно. Вы можете использовать любые методы — всё, что сочтёте нужным.

— Я понял вас, — отослал Агансу, оглядывая толпы скандирующих, поющих и танцующих людей. Нарядно раскрашенные, украшенные баннерами и голографией машины двигались в унисон с гигантским дирижаблем.

— У вас там какой-то шум, полковник…

— Да, так и есть.

Он воспринимал множество различных звуковых потоков, в основном музыку, доносившуюся из автомобилей, окружавших его, замершего на широком балконе. Казалось, что к толпам танцующих и веселящихся людей постоянно присоединяются новые.

— Становится тесновато? — спросила маршал.

Вспышка фейерверка озарила ажурный туннель вокруг носа "Экваториального 353". Набор автоматических реакций, встроенных в андроида, реагировал на фейерверк, инстинктивно сжимаясь при виде выстрелов близлежащих хлопушек, не отмеченных как дружественные. Вспышки света сменялись гулом, грохотом и треском. Часть отголосков вернулась, но основная канула в бездонных пространствах Поясного Города, впитавшись в окружающее пестрое звуковое полотно.

Зная скорость звука в атмосфере, а также здешнюю высоту, он мог точно сказать, на каком расстоянии от него находится каждый разорвавшийся заряд.

— Да, довольно людно.

— Мгм… Если события примут серьёзный оборот, полковник, постарайтесь ограничить потери среди гражданского населения.

— Я знаю, — отослал Агансу, подумав о том, как типично и вместе с тем постыдно, что начальник пытается прикрыть себя от любого неблагоприятного исхода, громогласно заявляя о том, что и без того уже должным образом предусмотрено в постоянных приказах и правилах ведения боевых действий. Приказах — во многом противоречащих поставленной перед ним задаче. Несомненно, что использование разрушительного оружия с его стороны, необходимое для её выполнения, впоследствии может быть поставлено ему в вину и нынешнее руководство всеми силами попытается откреститься от него, о чём свидетельствовали слова маршала. Из за репутации Чекври он прежде думал о ней иначе, но, видимо, ошибался.

— Маршал, полковник, — вмешался капитан Чуркуна. — Дополнение к текущей ситуации. Мы предотвратили относительно интенсивное перемещение корабля Культуры и захватили то, что, по нашим расчётам, являлось его главным вспомогательным судном. Однако модуль был не занят и не вооружён, являя собой, по всей видимости, отвлекающий маневр. Почти сразу после этого произошло еще несколько перемещений, сосредоточенных в объеме непосредственно вокруг дирижабля, но мы не смогли отследить или нарушить их. Мы уверены, однако, что противник в данный момент не находится внутри воздушного судна из-за особенностей конструкции последнего, в частности четырёхмерного экранирования, не позволяющего использовать его для непосредственной дислокации. Это означает, что противостоящая сторона должна проникнуть на дирижабль обычными средствами. Поскольку мы наблюдали за дирижаблем в течение некоторого времени и не заметили никакой подозрительной активности, мы убеждены, что до сих пор этого не произошло. Кроме того, все наши четыре взвода теперь готовы к высадке по приказу полковника.

— Понятно, капитан, — отозвался Агансу. Конечно, он мог бы сказать и больше, но время для того, чтобы пожурить "Чуркун" за его неспособность точно определить места дислокации агентов Культуры, будет позже. — Значит, наши противники здесь, но мы не знаем, где?

— Да, полковник.

— В таком случае, я предлагаю вам немедленно привести все взводы военных арбитров в готовность. Разместите часть впереди корабля, часть позади — скажем, по полвзвода на каждой позиции — но большинство в паре концентрических оболочек, окружающих корабль, держась в пределах от десятков до сотен метров вокруг конструкции. Прикажите также наружным силам следовать параллельно с дирижаблем по возможности скрытно, замаскировавшись под беспилотники или другие гражданские средства.

В этот момент из толпы людей вокруг полковника вынырнула женщина и принялась уговаривать его потанцевать с ней. Он покачал головой и отвел руки назад, когда она попыталась схватить его. Женщина упорствовала, поэтому он быстро повернулся и пошел прочь, к проволочному парапету на краю проезжей части, протискиваясь между людьми и на ходу извиняясь.

— Предлагаю рассредоточить прибытие, полковник, — сказал капитан Чуркуна, — будет заметно, если прибывших будет слишком много: вы их не только услышите, но и увидите. Секундные или двухсекундные интервалы между каждым прибытием должны быть достаточны.

— Если вы так считаете, капитан, — ответил Агансу, когда очередная вспышка огня и фейерверков ознаменовала серию детонаций в туннеле впереди дирижабля.

— Капитан, — послала маршал Чекври, — могу я предложить вам приурочить наиболее интенсивные дислокации к шквалам фейерверков?

— Хорошая идея, маршал.

Секунды спустя Агансу услышал канонаду дополнительных, приглушенных тресков, раздавшихся вокруг него. Оглядевшись, он увидел несколько платформ, похожих на медиа-камеры. Ряд туманных возмущений в воздухе высоко над дирижаблем и впереди него — легко различимых обычным человеческим глазом — вероятно, тоже были замаскированными боевыми арбитрами.

Он вызвал подтверждение. Тут же в сознании начала вырисовываться картина: схема Поясного Города, в центре которого находилась труба, по которой двигался дирижабль "Экваториал 353", и вся окружающая его структура, а также позиции всех арбитров-пехотинцев, появившихся окрест.

Для полноты картины не хватало только обозначений мест дислокации противника.

— Хорошо, — отправила Чекври. — Остаюсь на связи. В данный момент появились дела, которые необходимо уладить. Я вернусь позже. Но дайте знать, если произойдет что-то серьёзное — капитан, полковник.

* * *

— Ты меня разыгрываешь. Где мы?

— В кормовом подфюзеляжном резервуаре для хранения полутвердых отходов, — сказал Бердл через скафандр. Его голос звучал достаточно беззаботно. Она не могла его видеть. И вообще ничего не видела, не в состоянии также прикоснуться к чему-либо устойчивому.

Коссонт осознавала, что плавает в чем-то плотном и теплом, в полной темноте. Её усовершенствованные глаза, работающие в унисон с сенсорами боевого костюма, передавали, что вещество, которым она была окружена, было чуть ниже нормальной температуры тела.

— Ты буквально посадил нас в дерьмо? — спросила она, стараясь не выдать паники. Трудно сказать, что было хуже в этой ситуации — пребывать в неведении или сознавать себя погруженной в нечто подобное.

— Идеальный вариант, — сказал ей Бердл. — Эта часть дирижабля не экранирована, потому что, как я полагаю, её периодически опустошают. Менее затратно, чем переработка и достаточно старомодно. Но как бы ни было, а это означает, что мы смогли пробраться внутрь. Конечно, корабль хорошо настроен, чтобы следить за такого рода вторжениями, но прямо перед нашим входом аналогичный объём … материи был вытеснен из резервуара. Не думаю, что мы вообще что-то здесь потревожили или вызвали какую-либо реакцию. Последнее могло бы обернуться неприятностями.

— Хоть что-то хорошее, — выдохнула Коссонт. — Но возникает вопрос — как нам, чёрт возьми, отсюда выбраться?

— Очень просто.

— В самом деле? Возможно, ты даже знаешь, как нам очиститься?

— Тоже не представляет труда. Я переключаю тебя на сонар. Следуй за мной. Вплавь.

Перед глазами Коссонт вдруг открылся вид. Он был похож скорее на рисунок, чем на реалистичное изображение — белый, с нечеткими синими линиями по краям и зелёными пятнами, обозначающими поверхности.

К счастью, она не в состоянии была видеть ничего из того, что её окружало, за исключением схематичной обтекаемой версии Бердла, плывущего впереди неё к вершине большого цилиндрического резервуара. Внизу и по бокам виднелись конические опоры, удерживающие резервуар, а сверху и снизу нависали дополнительные конструкции, по которым можно было приблизительно проследить, где находятся палубы. Коссонт повернулась и поплыла за Бердлом.

Она чувствовала, как руки и конечности соприкасаются с полужидкой массой. Это напоминало плавание в густом сусле, о природе которого она старалась не думать.

— Успокойся, — посоветовал Бердл, уже добравшийся до вершины резервуара. Он протянул руку к чему-то на потолке, где выступали поверхностные слои перекрытия.

— Я тут плаваю в остатках жизнедеятельности. — отозвалась Коссонт — Тебе, машина, это трудно понять.

— Справедливо. Но сейчас нам как раз надо выбираться, — заметил Бердл, положив обе руки на круглую конструкцию, которая, как искренне надеялась Коссонт, была люком. — …Ещё один датчик… готово. И две небольшие сферы для размещения, после того, как выберемся… — Его руки закрутились. Круглый объект взметнулся вверх и в сторону, закачавшись на шарнире.

Коссонт оказалась на полметра ниже открытого люка. Бердл втянул себя через него так легко, как будто они пребывали в невесомости. Рядом с Коссонт возникла крошечная пластичная сфера, расширившаяся до метрового диаметра. Прибившись к поверхности резервуара, сфера опустилась в жидкость.

Протянутая сверху рука потянула Коссонт вверх, хотя из-за костюма казалось, что ни веса, ни усилий с её стороны не было. Возможно, помогало наличие четырех рук.

Как только она встала на ноги, вид переключился на обычное зрение. Она застыла под низким темным потолком, на тускло освещенном портале, лицом к Бердлу. Их разделял только закрытый уже люк у ног. Коссонт посмотрела вниз. Её костюм выглядел столь же безупречным, как и у её спутника, хотя, как и при первом знакомстве, казалось, что он сделан из зеркальной массы. Она услышала, как в баке под ними раздался булькающий звук, а затем скафандр снова стал обретать нормальный вид, имитируя брюки и куртку.

— О, — непроизвольно воскликнула она, почувствовав, что голос звучит так же, как в баке, что было немного странно. Шлем скафандра всё ещё скрывал её лицо. Это объясняло, почему она до сих пор была избавлена от любых запахов, равно как и то, почему всё ещё слушала свой голос, передаваемый через наушник скафандра.

Бердл кивнул.

— Вот ты где, чистюля, — сказал он, и рот его при этом не шелохнулся. — Теперь довольна?

— Просто в восторге.

— Добро пожаловать, Вир. — Аватар, повернулся и пошел прочь от неё к низкому дверному проёму в дальнем конце портала, где тот пересекался с переборкой. — Поверхность скафандра окутана нанополями. Антиприлипание с нулевым трением, — услышала она его слова, мысленно улыбнувшись.

Бердл наклонился, беспорядочно тыкая пальцем в область вокруг механической ручки на двери, как будто ожидая найти замочную скважину размером с палец:

— Приношу извинения. — сказал он, когда она присоединилась к нему.

— Как ты думаешь, есть какая-нибудь область или сфера, где я могла бы заставить тебя почувствовать себя маленьким и медлительным по сравнению со мной? В перспективе?

Аватар продолжал прощупывать дверь.

— Разумеется, нет, — терпеливо сказал он, все еще не разжимая губ. — Я не человек, Вир — я ходячая, говорящая марионетка корабля. — Он присел на корточки. — Корабля Культуры, — добавил он, снова ткнув пальцем. — Корабля, обладающего определёнными интеллектуальными достоинствами и боевой мощью… помимо прочего. — Его палец словно влип в поверхность двери, как будто дверь или сам палец были голограммой.

Бердл поднялся. Что-то щелкнуло, и дверь распахнулась им навстречу.

— Сначала я, — предупредил он уже вслух.

Возникла короткая пауза, во время которой Бердл, казалось, изучал пространство за дверью.

— О, — сказал он. — Они действительно изменили это место…

* * *

— Ну, мы немного изменили это место, — сказал Ксименир, проходя перед арбитром-репортером с глазами-камерами. Он давал эксклюзивное интервью, пропустив вперёд одного из представителей СМИ, до того, как дирижабль был открыт для посещения. — Последние восемь дней проходила реструктуризация. Довольно радикальная реструктуризация, затрагивающая практически всё на борту, что стало одной из причин, по которой людей не пускали сюда, хотя в основном это делалось для того, чтобы впоследствии произвести эффект и прописать открытию более захватывающий сценарий. — Он улыбнулся арбитру. Ксименир был одет в простую белую униформу. Пятеро его товарищей по вечеринке, одетых так же, сопровождали его и арбитра по темному, широкому, плавно уходящему вниз коридору. — Многие из нас помимо этого занимались своей личной перестройкой, — сообщил он, махнув кому-то рукой. — Прежде с моим телом творились разные странные вещи, но теперь я вернулся к более стандартному, более естественному виду.

— Жалеете ли вы о былых излишествах? — спросил арбитр. Он получал инструкции от группы журналистов-людей, разбросанных по Ксауну и за его пределами. ИИ обобщал их, составляя репрезентативные вопросы.

— Нет, — ответил Ксименир с почти серьезным видом. — Никогда не следует жалеть о физических излишествах. Только о ментальных неудачах.

— Правда ли, что ваше тело было покрыто более чем сотней половых органов?

— Нет, не правда. На максимуме у меня их было около шестидесяти, что тоже чрезмерно. Я остановился на пятидесяти трёх в итоге. Но и с таким количеством представляло серьёзную сложность поддерживать их жизнеспособность, даже с четырьмя сердцами. Большинство из них должны были оставаться мёртвыми безжизненными придатками, не способными к функционированию.

— Ощущаете ли вы себя теперь в связи с обратной перестройкой более серьёзным художником?

— В прошлом я претендовал на звание художника, но в действительности был всего лишь прославленным хирургом. Мне хотелось бы думать, что временами я был артистичен — проявлял артистизм, если выразиться точнее, но, думаю, что, особенно сейчас, когда мы почти подошли к концу своего существования, можно отказаться от претензий и притязаний и немного расслабиться. Возможно, я вдохновлял других быть артистичными, быть художниками — это была бы хорошая оценка моей деятельности.

— Назовите наибольшее количество людей, с которыми вы вступали в отношения одновременно?

— Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть… Трудно сказать, я не считал специально. Я пытался достичь максимума — пятьдесят три, но даже при эффективной нулевой гравитации, когда все просто суют руки в груду тел, это невозможно было сделать. Слишком близко друг к другу. И ещё, я думаю, что некоторые были в большей степени взволнованы и заинтересованы друг в друге, нежели в том, чтобы идти на рекорд вместе со мной. Тем не менее, было по-своему весело. С другой стороны, такие вещи предполагают усилия. Массу подготовки, планирования, инструктажа. А близость должна быть спонтанным удовольствием, не так ли? В общем… мы, кажется, пришли.

Маленькая компания прибыла в нижнюю часть коридора, где он ненадолго выравнивался, после чего вновь поднимался, уводя к корме. Толпа людей — в основном одетых в простые белые сюртуки, такие же, как тот, что носил Ксименир, что делало их похожими на религиозных адептов — была занята сбором сложного на вид оборудования, с последующей упаковкой и погрузкой готовых конструкций на ряд небольших колесных машин с плоским верхом, одна из которых, полностью загруженная, поднималась по склону чуть в стороне и вот-вот должна была исчезнуть под изгибом потолка.

Прямо над местом, где стояли Ксименир, его последователи и арбитр-репортер, проходила широкая, новая с виду круговая лестница, ведущая к отверстию в потолке в форме ломтика торта, окутанного темнотой, едва развеиваемой несколькими крошечными огоньками.

— Давайте поднимемся, — предложил Ксименир, указывая дорогу. Он начал взбираться по веерной лестнице, за ним последовали арбитр и пять человек из сопровождения.

— Свет, пожалуйста, и посильнее, — сказал Ксименир, выходя в помещение наверху.

Пространство здесь было открытым и огромным, заполняя часть дирижабля до самого верха. В основном оно тонуло во тьме, пронизанное тысячами маленьких огоньков, направленных внутрь огромного, туманного цилиндра пятисот метров в длину и четырехсот в поперечнике. Прямо над головой сияло нечто, похожее на маленькую шаровидную галактику. По тому, как свет перемещался на потолке, можно было предположить, что среду заполняла вода или какая-то иная прозрачная жидкость.

Сразу за лестничной площадкой располагались штабеля и стеллажи со шкафчиками и полками. Дальше тени скрывали любые стены. При всей своей очевидной протяженности, низкий потолок, темнота и ощущение огромной давящей массы над головой действовали угнетающе. Прямо перед ними располагалась одна из шести небольших полупрозрачных сфер, трёх метров в диаметре, застывшая в основании огромного контейнера и выглядевшая как не вполне адекватная опора для его массы. На стенах освещенного пространства не было видно никаких других крепёжных конструкций, только крошечные прожекторы.

— Здесь мы немного играем с изображением, — поведал Ксименир, протягивая руку и поглаживая поверхность одной из сфер, — потому что даже сквозь самую чистую воду невозможно увидеть столько — это в некотором роде правильное изображение того, что можно было бы разглядеть, если бы внутри не было воды.

— И что же это такое? — спросил арбитр.

— Гигантский бассейн. Вы можете подняться по этим ступеням, раздеться и нацепить один из дыхательных аппаратов… — Ксименир взял с ближайшей полки толстую трубку и помахал ею у себя перед лицом: — …пройти через одну из сфер, а затем плыть к ярким огням там, наверху. Это самая лучшая зона для вечеринок, как рай, как наша собственная мини-Сублимация. То есть, там все как обычно: удобная мебель, выпивка, наркотики и множество визуальных образов и музыки — танцы и секс, включены, как вы понимаете, — но все это немного более размеренно и созерцательно, под сияющим прозрачным куполом у вершины корабля, а вся суть в том, что это единственный способ попасть наверх, и — как только вы там окажетесь — выхода нет… Но это не так и важно, потому что потом наступает Сублимация. — Ксименир усмехнулся, глядя в глаза арбитра. — Это был мой план ещё с самого начала Последней вечеринки. Вода. Парфюмерная вода. — Он подмигнул арбитру.

— Типичный представитель человечества, — пробормотала Коссонт. — Знаешь, что он делал в этой воде?

— Да, это можно расценивать как искусство, — сказал Бердл с отрешённым видом.

Они с Коссонт укрывались за легкой мебелью в заброшенном складском помещении, расположенном палубой ниже извилистого коридора, по которому только что прошли Ксименир и арбитр-репортер, следя за трансляцией вместе с неизвестно ещё сколькими людьми по всему Ксауну и домену Гзилта — в эти последние дни не было недостатка в увлекательных передачах со всей гегемонии для тех, у кого нашлось свободное от подготовки к Сублимации время. Последняя Партия за минувшие годы достигла определённого уровня известности, и, предположительно, за ней наблюдали миллионы людей.

— Прекрасная теплая благоухающая вода, — говорил Ксименир, — приправленная кожно-контактными галлюциногенами, так что это будет довольно сумасшедший аттракцион: добраться до вершины. И вы не сможете просто плыть вверх — там есть перегородки. Это похоже на трёхмерный лабиринт.

— Символизирует ли это нашу борьбу за просветление, или это своего рода комментарий к нашему извилистому пути к Сублимации?

Ксименир пожал плечами.

— Ну, если вы видите это в таком свете… Я просто подумал, что это было бы здорово.

— А как насчет давления?

Ксименир щелкнул пальцами.

— Хороший вопрос. Должен признать, что сначала я об этом не подумал. Не практичный или не инженерный склад ума, так сказать. Здесь всё довольно хитро устроено — по всему цилиндру расположены полевые проекторы и блоки, в воде растворены частицы экзотической материи или чего-то еще — не спрашивайте меня о технических деталях. Проплывая, вы в то же время проходите через разные уровни давления. — Он снова шлепнул по упругой поверхности ближайшей сферы. — Самое высокое давление здесь, внизу. Относительно, конечно. Примерно, как находиться на глубине около восьми метров — не четырехсот.

— Ксименир, а кто-нибудь может составить вамкомпанию?

— Любой, но не каждый. Нам неизбежно придётся быть избирательными и пускать на борт только несколько человек за раз. Нужно поддерживать равновесие конструкции, принимая во внимание дополнительный вес людей, поднимающихся на борт. Соотнести его с нашим положительным коэффициентом летучести… И, кроме того, есть отходы, которые мы храним какое-то время, а также запасы на длительный срок, теперь по большому счёту бесполезные. От всего этого мы будем постепенно избавляться — по мере того, как станем принимать всё новых людей, так что у нас всегда будет свободное место… — Он посмотрел наверх, кивнув на круглое пятно яркого света над головой. — Несколько смелых парней и девушек уже там, после проведения испытаний. Парочка запаниковала, когда испытание заняло слишком много времени. Они не могли разобраться с лабиринтом, но сейчас всё уже позади — мы немного упростили им задачу, дав несколько подсказок. — Он ослепительно улыбнулся, глядя в глаза камеры арбитра. — Должна получиться прекрасная последняя поездка.

— Раздражающее обстоятельство, — заметил Бердл.

— Почему? — спросила Коссонт. — По сравнению с баком, в котором мы только что…

— Если нам придется пройти здесь, то я неизбежно появлюсь. Я слишком плотный. Даже если я буду поддерживать себя с помощью поля, они меня заметят.

Коссонт сидела на корточках рядом с ним в своем двухслойном костюме. Шлемы скафандров были убраны, она смотрела трансляцию арбитра на наручном экране. Воздух, как она обнаружила, пах довольно приятно, хотя можно было догадаться, что здесь недавно велись строительные работы.

— Слишком плотный? То есть тяжелый? — спросила она.

— Да. — Бердл взглянул на Коссонт, кивнув на ее костюм. — И ты тоже. Масса этих костюмов гораздо больше, чем кажется. Особенно внешнего. Внутренний может достаточно расшириться, хотя ты будешь выглядеть при этом излишне габаритной.

Коссонт пожала плечами.

— Я не моя мать и мне всё равно, как я выгляжу. А что гораздо важнее и, как ты, должно быть, заметил, — цель, кажется, больше не носит ожерелье.

— Да, — кивнул аватар. — И это может стать проблемой.

— Мы даже не знаем, насколько это личная для него вещь, — подтвердила Коссонт. — Возможно, он снял её, оставил в прикроватной тумбочке или еще где-нибудь. Да, он мог просто выбросить её!

— В таком случае, нам стоит заглянуть в канализационный резервуар, — предложил Бердл. Коссонт недобро посмотрела на него. Аватар пожал плечами. — Я пошутил. Само собой я уже проверил резервуар, когда мы были там. Ничего не обнаружено.

— Нужно посмотреть наверху, в его спальне. Там, где он принимал нас в прошлый раз, — предложила Коссонт.

— Её больше нет там, — сказал Бердл. — Я обнаружил планы перепланировки в одном из банков данных дирижабля. Целый этаж был снесён. — Аватар покачал головой. — Здесь должны быть какие-то записи о том, что случилось со всей его утварью, а… нашёл.

— Надеюсь, это что-то хорошее?

— Отчасти. Все его личные вещи остались на своих местах — в каком-то сундуке или шкафчике… да, в большом вертикальном сундуке на колёсах, здесь — в "небесном" пространстве, то есть, в верхней части жидкостного резервуара.

— Думаешь, глаза КьиРиа находятся там?

— Есть вероятность. Последние восемь дней Ксименир временно занимал каюту рядом с главным медицинским отсеком, — доложил Бердл, продолжая сканировать системы дирижабля.

— Видимо, после того, как ему удалили лишние придатки, — предположила Коссонт.

Бердл кивнул.

— Очень подозрительный ИИ на этом судне, — сказал он. — Мне приходится постоянно скрывать себя по ходу мониторинга… Да, у него там был шкафчик или что-то вроде того. Нужно сначала проверить его.

Коссонт начала подниматься, но Бердл потянул её вниз.

— У меня здесь есть насекомое-шпион, — сказал он, — эта работа для него.

— Если их там нет, нам придется плыть через резервуар?

— Скорее всего.

— А мы не можем просто зайти сверху?

— Нет. Там всё экранировано. Сверху выглядит прозрачным, как большой стеклянный купол, но это обманчивое впечатление. Внутри установлен двусторонний экран толщиной в метр. Как только корабль вернётся, примерно через двенадцать минут, у нас будет возможность взорвать экранирование и проникнуть внутрь, но это крайнее средство — устранить четырёхмерное экранирование, не вызвав при этом ужасающих побочных эффектов в ассоциированном плоском пространстве, почти невозможно. В четырёхмерном пространстве вы думаете, что всё, что вы сделали, это выбили дверь, и вам представляется, что вы сделали это очень аккуратно, с минимальной силой, но затем вы смотрите назад, в обычное пространство и понимаете, что снесли здание. Иногда целый квартал.

— Корабль вернётся через двенадцать минут?

— Чуть меньше. Зависит от того, насколько легко линкор Гзилта позволит мне произвести нацеливание на участки четырехмерного щита.

— Предстоит бой?

— Да, возможно, — сказал Бердл. — …А вот и наш клиент.

Коссонт снова включила экран на запястье и увидела, как Ксименир кладет свою белую униформу на полку, а затем входит в похожее на вагину вертикальное отверстие в одной из полупрозрачных сфер, держа во рту дыхательную трубку. Лишних органов у него теперь не было, насколько она могла видеть. И, похоже, ничего, что могло бы вместить пару глаз.

Какой-то хитро устроенный замок позволил Ксимениру проникнуть в сферу не пролив при этом жидкости наружу. Наступила пауза, пока он стоял в струящихся вихревых потоках, затем клапан в верхней части сферы открылся, и Ксименир быстро и легко поднялся вверх, выйдя из сферы и оказавшись в наполненном жидкостью резервуаре.

— …Впечатляюще, — серьезно произнес арбитр с камерой.

Коссонт выключила звук, наблюдая за бледной фигурой Ксименира, плывущего под углом в темноту. Дополнительное освещение или усиление, о котором он говорил ранее, сейчас не работало, так что фигура его затерялась в тенях довольно быстро, поглощённая огромным тёмным резервуаром, нависшим над сценой. Взгляд Коссонт переключился на других участников группы, снимавших свои сменные костюмы и собиравшихся войти в полупрозрачные сферы, следуя за Ксимениром.

— В шкафчике в медицинском отсеке ничего нет, — едва слышно сказал Бердл.

— Я могу посмотреть? — спросила Коссонт.

— Для этого нужен шлем, — предупредил аватар. — Можешь использовать внутренний костюм.

Она подняла шлем-капюшон. Обзор на миг потемнел, но тут же стабилизировался. Пространство напоминало небольшую темную комнату: одна стена по всему периметру освещалась тусклым светом, на полу лежали одеяла, небольшой ковер, свернутый в рулон, и ряд плоских экранов древнего вида.

— Пара штанов, один носок, остаток рулона антисептических пластырей для перевязки, прибор для измерения времени… Всё, — констатировал Бердл.

— Уверен, что это не инсталляция?

— Абсолютно уверен.

— Итак, нам предстоит пробраться через этот гребаный резервуар?

— Выбора нет.

Коссонт отключилась от шлема, увидев стоящего перед ней Бердла, чья кожа как будто отслаивалась под одеждой, превращаясь в желе. Она в изумлении открыла рот, успев подумать, не атакует ли их какое-нибудь диковинное оружие, расплавляющее плоть, но тут заметила, что аватар наблюдает за процессом с не меньшим интересом.

— Сбрасываю лишний вес, — прокомментировал Бердл через шлем.

Он стоял в круглой луже мясистого вещества, превратившись в нечто скелетообразное, обтянутое кожей: одежда свисала с него, лицо напоминало череп, колени сделались самой широкой частью ног, а локти — рук, контрастируя с тонкими предплечьями, сморщенная кожа покрывала тело как чехол.

Не успела она опомниться, как он снова стал наполняться, как будто скрытые под кожей кости или их подобие пришли в движение, расширяясь. Поверхность тела быстро приобрела прежние формы, лицо разгладилось. Одежда спала, плюхнувшись в густую тёмную лужу у ног, побелев и покрывшись складками. Аватар опустился и поднял то, что недавно было эквивалентом его плоти, а теперь напоминало толстый белый халат. Ещё одна часть оставалась лежать в луже. Он подцепил её ногой и посмотрел на Коссонт.

— Лучшее, что могу сделать, — сказал он.

— Нет, благодарю.

— Тебе придётся сбросить верхний костюм, извини.

— Да… ну ладно.

Костюм раскололся спереди, и Коссонт вышла из него. Распавшись, он сжался в нечто похожее на сплющенный, вытянутый чёрный шлем.

— Надеюсь, нам не нужно будет выходить там, где мы вошли? — спросила она.

Бердл покачал головой.

— Маловероятно. В любом случае, нижний костюм обеспечит тебе безопасность.

Оставшийся на ней костюм тем временем тоже претерпевал изменения: он немного расширился, так что в большинстве мест его поверхность находилась на расстоянии сантиметра от её кожи, изменив заодно цвет и текстуру, сделавшись убедительно похожим на кожу. Тонкий слой покрыл её лицо, отчего она почувствовала некоторую скованность.

— Странное ощущение.

— Да, но ты теперь неузнаваема, — сообщил ей аватар, чьё лицо тоже прошло через трансформацию — он выглядел иначе, чем в тот раз, когда они посещали дирижабль. Такой же симпатичный, но не так бросавшийся в глаза.

Коссонт осмотрела себя.

— Занятно, — сказала она. — Но сейчас я чувствую себя более голой, чем когда я действительно голая. — Она натянула толстую, увесистую одежду, тяжело опустившуюся на её плечи. — Здесь отверстия только для пары рук!

Её нижние руки вынуждены были свисать, прижатые к телу и скрытые мантией.

— Твои новые руки — единственное, что выдаёт тебя, — заметил Бердл.

— Хм. Полагаю, их действительно лучше не афишировать.

— Возьми униформу по возможности позже, — предложил Бердл.

— Хорошо. А как насчет КьиРиа? — спросила Коссонт, вспомнив, как аватар говорил ей на корабле, что состояние разума отшельника было помещено во внешний костюм.

— Я уже перевел его во внутренний, — признался Бердл. — Он будет работать медленнее, но не стесняйся разбудить его, если возникнет необходимость — он вполне функционален.

— Может, чуть позже. — Коссонт наступила на внешний костюм, лежащий у её ног. — Что с ним?

— Останется здесь. Пока он нам не понадобится. Он может работать как дрон, хотя, если включит поле, прикрытие перестанет работать. — Бердл выпрямился, посмотрев на неё.

— Готова?

— Как никогда. Идём.

* * *

— Вы уверены, что они ни при каких условиях не могут быть на борту? — спросил полковник Агансу у капитана "Чуркуна".

— В достаточной степени, — ответил капитан. — Но не абсолютно.

Агансу счел этот ответ неудовлетворительным, но ничего не сказал. Вокруг него ликовали люди. Он оглядел дирижабль. На корпусе "Экваториального 353" шел обратный отсчет времени — гигантские цифры высотой в триста метров отсчитывали время до открытия. Оставалось полминуты.

Из открытых галерей и балконов, расположенных вдоль бортов, выдвигались порталы для посадки. Было видно, как члены экипажа открывают двери в ожидании пассажиров. Порталы заканчивались сложными на вид конструкциями, позволявшими им нависать над парапетом дороги. Агансу наблюдал, как ближайший из них медленно движется к нему. На нижней ступеньке стоял член экипажа дирижабля, держа хлипкие на вид ворота закрытыми.

Люди уже толкались, пытаясь подобраться ближе к ступенькам. Агансу, который по массе превосходил любого человека своего роста, без труда расталкивал присутствующих, быстро пробираясь вперед. Не желая сейчас ввязываться в ненужные дрязги, он делал соответствующие умиротворяющие жесты и даже пару раз пробормотал "Извините", услышав в ответ робкие жалобы. Вскоре он уже шел неспешной походкой по ступеням, окружённый неумело толкавшимися посетителями.

— Полковник, сейчас я передам вас нашему офицеру по спецоперациям с арбитрами, — прислал капитан. — Корабль Культуры возвращается и показывает все признаки того, что он намерен остановиться здесь примерно через десять минут. Моё внимание должно быть полностью сосредоточено на этом событии.

— Понятно, — ответил Агансу.

— Оперативный отряд в вашем распоряжении, полковник. — услышал он голос офицера. — Все подразделения в данный момент ищут что-то, хоть отдаленно напоминающее аватар корабля, но пока ничего нет. С таким количеством единиц в минимальной конфигурации двойной оболочки мы имеем хорошую триангуляцию и фоновый размер, так что если бы что-то было, оно наверняка проявилось бы. Однако, должен сообщить, что более тщательный осмотр дирижабля выявил несколько помещений, которые не полностью экранированы. Наш специалист по наблюдению уже начал устанавливать там оборудование, хотя получить доступ к этим элементам судна оказалось непросто. Хотите, чтобы мы поискали место, где вас можно высадить на борт?

— В этом нет необходимости, — ответил Агансу, глядя на гигантские цифры на обшивке дирижабля. Осталось всего несколько секунд. Он видел, как на боку корабля вырастают новые галереи. Двери открывались. — Я поднимусь на борт обычным способом. Сообщите об этом маршалу Чекври.

— Благодарю, полковник. Будет сделано. У нас есть устройства наблюдения, похожие на насекомых, которые проникают в проёмы дирижабля, хотя экранирование затруднит впоследствии связь с ними. Кроме того, я только что получил сообщение с дирижабля по общественному каналу. Похоже, этот Ксименир направляется в верхнюю часть корабля, единственный путь к которой проходит через какой-то большой водный резервуар.

— Спасибо, — отозвался Агансу, когда обратный отсчет на борту дирижабля достиг нуля. Вокруг раздалось нестройное ликование, и стюард, стоявший на ступеньках прямо перед ним, распахнул посадочные ворота.

Агансу ступил на портал, чувствуя, как тот проседает под его весом.

— Продолжайте следовать за мной, — приказал он, — и пусть арбитры будут рядом, готовые оказать поддержку.

— Принято.

Агансу улыбнулся члену экипажа.

* * *

Коссонт позволила сорочке сползти с плеч. Бердл, стоя позади, прикрыл её. "Дама скромна", — сообщил он окружавшей их обслуге. В этот момент прямо у входа в одну из полупрозрачных сфер что-то произошло с несколькими лампами, освещавшими резервуар. Одна из них, расположенная сбоку, ярко вспыхнула и погасла. Остальные продолжали мерцать в полумраке.

Находившиеся в пространстве под резервуаром наблюдали за мигающими огоньками. Коссонт, предупрежденная Бердлом, была единственной, кто не отвлёкся. Она быстро вышла из упавшей одежды и шагнула в густое поле сопротивления, защищавшее вход в сферу. Почти сразу же вокруг неё закружилась теплая вода — Коссонт вынуждена была слегка приподняться, когда та достигла её шеи. Она зажала дыхательный аппарат во рту и над носом, прежде чем открылся верхний клапан и вода сомкнулась над её головой. Её моментально вынесло вверх. Она инстинктивно сопротивлялась, уловив смутный, искаженный взгляд Бердла, подхватившего её одежду и шагавшего теперь через пространство — прямо под ней. Свет тем временем вернулся в нормальное состояние.

— Лабиринт довольно прост, — сказал Бердл через наушники костюма, когда она врезалась головой в потолок из какого-то упругого, податливого, но прочного материала. — Костюм подскажет тебе направление моим голосом. Теперь повернись на девяносто градусов влево и следуй под потолком, пока не почувствуешь нисходящее течение. Затем плыви вправо.

Коссонт сделала, как ей сказали. Она видела, как еще несколько человек вышли из своих сфер и устремились в темноту: силуэты их медленно двигались в полумраке, словно языки тёмного пламени. Прижав нижние руки к телу, она работала верхними до тех пор, пока другие участники не скрылись во тьме, разойдясь в стороны. Как только это произошло, она сильно потянула всеми четырьмя руками и оттолкнулась ногой.

Она почувствовала течение, направленное вниз, и повернула вправо. "Сейчас", — сказал голос. Коссонт увеличила скорость, попав в странную гелеобразную область, где вода, казалось, становилась гуще, давя на неё со всех сторон. Некоторое время она пыталась грести в вязкой массе, что давалось с трудом. К счастью, участок, замедлявший продвижение, быстро закончился, давление воды уменьшилось. Температура тоже стала прохладнее. "Теперь просто входи в резервуар", — передал ей Бердл. — "Продолжай двигаться. Я останусь позади тебя".

Не имея возможности ответить из-за трубки во рту, а также послать мысленный импульс, как это делал аватар, она кивнула, надеясь, что костюм передаст это действие Бердлу.

Она плыла сквозь темноту в одиночестве, если не считать звука собственного дыхания и нескольких тусклых, колеблющихся огоньков, освещавших её путь.

* * *

— Огнестрельное оружие на борту запрещено, — член экипажа Экваториального 353 недобро смотрел на Агансу. — Мы видим, что у вас есть оружие, спрятанное за поясницей. Его придется оставить здесь.

Полковника остановили в дальнем конце посадочного портала, на галерее, вмонтированной в бок дирижабля. Два человека, оба крупные и одетые в стандартную одежду частных охранников, преградили путь. Женщина, которая говорила, стояла впереди, а её коллега мужчина — за ним, в открытом дверном проёме.

— Я полковник внутренней системы, выполняющий специальное задание, — тихо сказал Агансу женщине, заметив, что люди начинают выстраиваться в очередь за ним на узком портале. — Я высоко ценю вашу бдительность, однако мне нужен вход на судно, и мне вполне может понадобиться моё оружие.

“Офицер по спецоперациям”, - послал Агансу — “Вы наблюдаете это?”

“Да”.

“Окажите любезность, приведите в действие одно из ваших устройств. Приготовьтесь оглушить до временной потери сознания двух людей, преграждающих мне путь. Десяти минут для них должно быть достаточно. И подготовьте… четыре единицы, которые будут сопровождать меня внутри судна”.

“Полковник. Использование боевых устройств внутри судна, вероятно, сделает их очевидными для охранных систем дирижабля”.

“Прикажите им переключиться на обычное передвижение при входе”.

“Пять единиц переданы под ваше непосредственное управление”.

“Они у меня”, - подтвердил Агансу, нащупывая в виртуальном пространстве, где именно находятся пять арбитров по отношению к нему и ближайшему окружению.

— Боюсь, наши приказы не предусматривают этого, — говорила ему представитель безопасности судна.

“Полковник?” — отозвался офицер по спецоперациям с арбитрами. — “Я получаю некоторые данные об интересующем нас лице — Вир Коссонт, женщине, только что вошедшей в водный резервуар на дирижабле. Но полной идентификации нет. Нам доступен только небольшой жучок на расстоянии, связь нестабильна”.

— Эй! — крикнул кто-то в очереди позади Агансу. — Нельзя ли побыстрее!

Офицер безопасности судна оглянулась, нахмурившись.

— Кроме того, — сказала она Агансу, — я только что узнала от наших коллег, что у вас очень нестандартные физиологические показатели. На борту действует новая политика, согласно которой андроидам и аватарам требуется специальное разрешение на посадку.

Мужчина позади неё отступил на шаг назад, и одна его рука опустилась на кобуру.

“Оглушить обоих, немедленно”.

“Есть”.

Глаза женщины почти тут же закрылись. Её колени ослабли, она сползла вниз, так что со стороны казалось, будто она просто присела. Ещё секунда и она упала на спину. Мужчина, стоявший позади, проделал те же действия, словно подражая напарнице.

Агансу перешагнул через неподвижные тела и вошел в дверной проем — два арбитра, видимые скорее как возмущения в воздухе, нежели что-то физическое, проследовали перед ним. Они приземлились на пороге со звучными ударами. Воздух вокруг задрожал.

— Ого!

— Эй, что происходит…? — раздались голоса внутри.

“Оглушить”, - послал Агансу.

Ещё два тела остались лежать в бессознательном состоянии в паре метров от двери. Агансу повернулся и оглядел лица толпившихся у посадочного портала. Все они смотрели либо на двух упавших охранников снаружи, либо на него. Полковник улыбнулся. Ещё два арбитра, смодулировав в воздухе смутные мерцающие фигуры, приземлились в дверном проёме и, подобно теням, проскользнули внутрь.

“Закройте и заприте дверь”, - приказал он по каналу связи арбитрам-пехотинцам. Раздался скрежет и характерный лязг закрываемого замка. Помещение, в котором он оказался, было метров двадцать в длину и всего лишь пять в глубину. Различные приспособления, ни одно из которых не представляло интереса, замерли у стен. На полках лежало большое количество белых костюмов, аккуратно сложенных в стопки. Ещё один открытый проём вёл в другую часть корабля.

“Покажитесь”, - приказал Агансу по каналу связи с арбитрами.

Четыре арбитра сбросили маскировку, открыв взгляду коренастые, металлические, неопределенно гуманоидные фигуры, словно слегка присевшие на парах зигзагообразных ног. Каждый из них выглядел как нечто грубо нарисованное, а затем отлитое из металла. Головы были длинными, плоскими и безликими.

“Вы будете боевыми единицами с первого по четвертую, от младшего до старшего порядкового номера”, - сказал им Агансу. — “Понятно?”

“Понятно”, - одновременно передали арбитры. Даже по связи они звучали металлически.

* * *

Она плыла вверх через слои и коридоры темной воды. Костюм то и дело говорил с ней голосом Бердла, направляя. Возможно, это был сам Бердл.

Находясь в процессе, Коссонт оглядывалась, обнаружив, что некоторые из крошечных тусклых огоньков, проступавших сквозь воду, походили на известные созвездия, видимые с Ксауна. Из-за этого ей казалось, что она плывёт в космосе. Ей стало интересно, чувствует ли что-то подобное аватар. Она видела за собой еще только одного человека, следовавшего на некотором расстоянии. Она и Бердл присоединились к группам участвующих почти в самом начале. Чуть менее пятидесяти человек вошли в резервуар одновременно с ними или раньше. Большинство участников Последней вечеринки теперь тоже были внутри, хотя встречались и задержавшиеся, включая тех, кто хотел оказаться в числе последних по своей воле.

Плывший за ней участник куда-то исчез. Она почувствовала себя покинутой, почти брошенной, понадеявшись, что пловец доберётся до верха резервуара без происшествий. Бердл заверил её, что на вершину можно попасть разными путями — она и аватар плыли по максимально короткому и не требовавшему особых ухищрений.

Галлюциногены, растворённые в воде и воздействующие через кожу, были разбавлены так, чтобы обеспечить минимальную дозу для человека, при условии, что тот был обнажён. На неё они не оказывали никакого заметного эффекта. Тем не менее, в плавании сквозь темноту присутствовала какая-то мечтательность и нереальность, позволявшая разуму воспринимать происходящее отвлечённо.

Странный способ встретить конец своей жизни, подумала она. Плыть по огромному резервуару с водой к маленькому искусственному раю, из которого нет выхода. В поисках выброшенных глаз человека. С аватаром корабля Культуры за спиной. В то время как один из кораблей её собственного народа, похоже, намеревался уничтожить их. Но в жизни её было немало странных поступков, так почему бы не оставить один из самых странных для последнего дня? Только Сублимация могла превзойти его.

Её дыхание существовало сейчас как нечто отстранённое от тела, в ровном звуковом ландшафте с редкими всплесками, порождёнными её размеренными движениями. В этом однородном поле она на миг прониклась неуклонно растущей одержимостью КьиРиа звуками. Сжимавшими всё тяжёлыми волнами, проникавшими в тело и расходившимися по нему. В отличие от света, символизировавшего зрение, звуки добирались до самых глубин естества. Она и сама отчасти делала нечто подобное каждый раз, когда ступала на территории одиннадцатой струны, позволяя потустороннему звуку оплетать её, резонируя в сознании.

Коссонт постепенно осознала, что, если смотреть прямо вверх, там маячит какая-то сверкающая серая дымка, расползавшаяся в стороны. Это был свет — множество крошечных огоньков, разгоравшихся всё ярче, повсюду над её головой.

— Уже близко, — раздался голос Бердла.

Она попыталась ответить, но только промычала что-то невразумительное — рот по-прежнему был закрыт дыхательным аппаратом.

— Последний поворот налево, потом вверх, — передал Бердл через наушники. — И полегче там, не так быстро. Позволь мне догнать тебя и мы сможем плыть вместе.

Она снова промычала в ответ и кивнула, удивившись, что, будучи аватаром, Бердл не мог направить свою энергию так, чтобы ещё раньше присоединиться к ней, но, возможно, он был настолько ослаблен после потери массы, что это стало для него невозможным, либо просто хотел сохранить человеческий облик, не желая привлекать внимания. Облако света было уже достаточно близко, чтобы она могла разглядеть какие-то переборки, протянувшиеся по всему пространству над ней. Ей показалось, что она видит, как кто-то идёт по решётчатой дорожке в пяти метрах над её головой.

* * *

Два корабля замерли друг против друга. Гзилтский корабль предстал в своём реальном виде, отчётливо различимый сквозь окружавшие его поля: стальное соцветие клинков, подобных гигантским саблям, сходившихся в стреловидный зазубренный наконечник. Корабль Культуры был виден не так ясно, не считая поверхности внешних полей. Корабли находились абсурдно близко по стандартам конфликта, который обычно — на их технологическом уровне — происходил на расстоянии не менее световых секунд.

Сражаться с противником, находящимся в нескольких километрах было практически невозможно — оба корабля могли раздвинуть свою полевую защиту значительно дальше этого расстояния. В определённом смысле это было подобие переговоров — полномасштабный конфликт не был в интересах ни одной из сторон, иначе один из них давно бы уже открыл огонь. Вместе с тем противостояние не выглядело безмятежным, поскольку оба корабля знали, что их миссии и намерения несовместимы.

Гзилтский корабль оставался практически неподвижным относительно Ксауна, находясь в реальном пространстве над Поясным Городом и двигаясь с той же почти неощутимой скоростью, что и "Экваториал-353" в пятистах километрах под ним. Чуркун наблюдал, как корабль Культуры остановился напротив, все еще пребывая в гиперпространстве. Это был своего рода подвиг в управлении полем — совершить остановку так глубоко в гравитационном колодце планеты. Чуркун, однако, уже располагал данными, полученными от маршала Чекври, согласно которым это судно — Ошибка Не…, корабль неопределенного класса — зарекомендовало себя на Бокри знатоком такого рода манёвров.

“Чуркун” был продвинут килем в гиперпространство, его поля заходили в четвертое измерение, словно вдавленная в воду массивная ёмкость. Это позволяло ему контролировать возможные варианты развития ситуации, а также наблюдать за всем, что происходило в гиперпространстве, не теряя возможности реагировать на события в Поясном Городе, где его дислокации могли быть перехвачены.

Экипаж корабля оценивал, насколько мог, своего потенциального противника, который в гиперпространстве представал в виде туманного серебристого эллипсоида. Его текущая топография полевой защиты гарантировала определенные физические максимумы и явно указывала на некоторые вероятные ограничения. Так, его поля, безусловно, не превышали пяти километров в длину, имея треть от этого в диаметре, и, если следовать обычным отношениям полей Культуры, физически, вероятно, он был около километра двухсот метров в длину и, возможно, около четырёхсот метров в диаметре. Это делало корабль Культуры примерно на пятьдесят процентов меньше Чуркуна, хотя разница была не столь велика, чтобы гарантировать гзилтскому кораблю серьёзное превосходство.

— Приветствую, — послал корабль Культуры. — Я — Ошибка Не… Полагаю, вы — 8*Чуркун.

— Верно. Я его капитан. Можем ли мы спросить, что привело вас сюда?

— У нас есть персонал внутри низлежащего города, хотя, подозреваю, вы уже догадались об этом.

— Мы так же оказываем поддержку находящимся там людям. Кроме того, сейчас это зона оперативного интереса, поэтому мы вынуждены попросить вас покинуть ее.

— Понятно. У вас по-прежнему в наличии мой модуль, я думаю.

— Да. Хотя и не на борту. Но мы склонны считать ваш модуль захваченным и рассматриваем его как вражеское оборудование, особенно учитывая способ, каким он был доставлен. Возможно, мы могли бы вернуть его вам после вашего отбытия, когда эта зона перестанет представлять оперативный интерес, и, повторяем, мы должны попросить вас покинуть ее. Немедленно.

— Оставьте себе, если хотите. Не стоит моего беспокойства. Однако мне необходимо немного задержаться.

— Невозможно удовлетворить ваше желание. Разумеется, мы не хотим вступать с вами в боевые действия, но, если до этого дойдет, мы готовы применить силу, если вы не уйдете немедленно.

— С учётом расстояния это будет ядерной бомбой в сарае.

— Мы готовы использовать любые средства. И наше требование не подлежит обсуждению. Мы должны просить вас немедленно уйти. За последние несколько часов один корабль Культуры уже встретил свой конец в пространстве Гзилта. Полагаю, вы слышали о судьбе "Рабочих Ритмов".

— Да. Это как раз то, что мы, корабли Культуры, обсуждаем.

— Было бы весьма прискорбно, если бы он не остался единственной жертвой здесь. Прошу, уходите. И поймите, что это не уменьшение силы нашего требования, остающегося в силе и на момент этого заявления находящегося уже в четвертом повторении. Это, скорее, дополнительная просьба от тех из нас, кто находится на борту и имеет некоторое уважение к судам Культуры — пожелание, чтобы вы без промедления выполнили наше требование, пока не случилось что-либо печальное.

— Конечно… И не присоединился бы к отважным "Рабочим Ритмам”, став не единственной жертвой Гзилта.

— Действительно, хотя можно вспомнить ещё двенадцать кораблей Ронте, которые тоже были потеряны.

— Всецело. И корабль Зихдрен Ремнантеров в Аблэйте, двадцать два дня назад.

— Неужели?

— Несомненно. С него-то и начались все эти неприятные события. Всё было довольно спокойно, пока не случилась эта…, как бы её охарактеризовать? Трусость? Пиратская агрессия? Издевательство, перешедшее в убийство? Просто убийство…

— Немного значат различия между этими терминами для тех, кто подвергается соответствующему действию. Вам стоит обратить на это внимание.

— Я заметил это. Я встречался с нашими лисейденскими знакомыми, запечатлевшими миг этого конкретного маленького злодеяния на некотором расстоянии.

— Примечательно. На некотором расстоянии. Точно замечено. Теперь мы действительно должны попросить вас уйти в последний раз. Больше не будет никаких просьб, только действия. Наше терпение на сей раз исчерпано.

— Мы могли бы начать с того, чтобы побороться полями. Я делал это в Бокри, в Оспине, с вашим приятелем Уагреном. И было довольно весело. Не то, чем выпадает заниматься каждый день. Почти звериная борьба, сцепление рогов. На самом деле, больше похоже на борьбу обнажённых в масле. По правде говоря, это можно признать эротичным. Гомоэротичным, полагаю, — технически, поскольку мы все корабли, и все единополы: нейтральные, гермафродиты, если угодно, верно?

Ответом Чуркуна была попытка обернуть разрывное поле вокруг корабля Культуры — часть его полевой оболочки внезапно, почти мгновенно запульсировала, подобно магнитному полю звезды, выпуская импульс заряженных частиц.

— Даже не пытайся, ублюдок, — послал корабль Культуры, уклонившись ещё до того, как пузырь поля приблизился к нему. — А теперь смотри.

Ошибка Не … мерцал, переливаясь в гиперпространстве, пока падал, преодолевая ничтожное расстояние от места, где находился, вниз по кривой гравитационного колодца планеты, к Поясному Городу. Затем он исчез.

* * *

Первым признаком тревоги был вой сирены вдалеке, когда он и арбитры продвигались по широкому, наклоненному вниз коридору. Сначала он не обратил на него внимания, поскольку был занят попытками восстановить связь с кораблем.

— Офицер спецопераций? — отправил полковник, ожидая.

Вдалеке проскользнуло несколько гражданских лиц. Многие были одеты в белые сюртуки, похожие на те, что он видел раньше.

— Капитан?

Еще несколько гражданских в белой форме появились из лифта, расположенного чуть впереди. Они остановились, увидев Агансу и, видимо, заметив возмущение в воздухе, вызванное маскировкой арбитров. Фактически невидимые невооруженным глазом с десяти метров, машины не могли оставаться незаметными на более близком расстоянии. И слепой бы понял, что происходит что-то необычное: машины двигались осторожно, не сбиваясь с шага, ступая настолько деликатно, насколько могли, но по широкому полу коридора всё равно проходила ощутимая вибрация.

— Капитан? — ответа по-прежнему не было. — Офицер связи?

— Связь с кораблем невозможна в этой экранированной среде, — сообщил ему Арбитр Один.

— Есть ли у нас связь с другими активами на борту? — спросил Агансу.

— В настоящее время нет, — доложил арбитр.

— Эй! — крикнул кто-то позади них. — Оставайтесь на месте! На пол, быстро!

Обернувшись, Агансу увидел, что по коридору к ним бежит человек из службы безопасности в шлеме, вооруженный, вероятно, электрошоковой винтовкой. “Оглуши”, - передал он Первому.

Охранник тут же пошатнулся, но не упал.

— Крайне неэффективно, — сказал Арбитр Один.

Охранник, остававшийся в сознании, опустился на колено, подняв пистолет.

Вспыхнул свет, голова охранника мотнулась назад, и фигура рухнула на пол.

— Оружие было нацелено, действия предприняты, — послал Арбитр Один Агансу. — Согласно приказу.

Люди у открытого лифта кричали, пытаясь протиснуться обратно в кабину. Стоявшие за их спинами замерли, испуганно оглядываясь, не понимая, что происходит.

Красные лампы, расположенные через каждые пятнадцать метров вдоль угла, образуемого стенами с потолком, принялись мигать. К первой сирене присоединилась еще одна.

— Думаю, выражаясь простым языком, наше прикрытие раскрыто, — сказал Агансу арбитрам. — Восстановить полную мощность, включая поле.

Арбитры, казалось, обрушились внутрь себя, сжавшись до размеров громоздких рюкзаков и зависнув в воздухе.

Агансу решил включить собственное устройство перемещения. Словно невидимое сиденье образовалось под ним, приподняв ноги, когда он откинулся назад. Он уже летал так во время тренировок и симуляций — знакомое ощущение виртуальной перчатки-управления заполнило руку. В другой руке он сжимал манипулятор оружия.

“Следуйте за мной”, - послал он четырем арбитрам. Он помчался по коридору, оторвавшись от пола на полтора метра. Арбиты летели вокруг в горизонтальном квадратном строю. Они прижались близко к потолку, пронёсшись над толпой людей, за которыми следовали ранее. По-видимому, обошлось без происшествий, хотя издали раздался чей-то крик. Люди бросились на пол и оставались там всё время, пока арбитры следовали по нисходящему изгибу коридора.

Через несколько секунд впереди показалась ещё одна группа в белых одеждах. Собравшиеся толпились вокруг широкой круглой лестницы, ведущей наверх.

— Устройство слежения впереди сообщает, что интересующее нас лицо прошло этим путем в резервуар несколькими минутами ранее, — послал Арбитр Один.

Пространство было заполнено людьми. Их было не меньше сотни, перекрывавших вход на лестницу.

— Развернитесь, — приказал полковник. — Уберите этих людей с дороги. Разрешаю использовать лазеры для подавления зоны активности, дайте предупреждение для гражданских.

Два ведущих арбитра задействовали крошечные взрывные гранаты, создав внезапное резкое мерцание света в двадцати метрах перед толпой людей. Действие сопровождалось сокрушающим треском. Интенсивность света мгновенно выросла, превратив всю сцену впереди в яркую вспышку. Оглушённые и ослеплённые люди бросились на пол, закрывая уши и глаза.

— Направляйтесь к проему, — приказал Агансу, заметив большое треугольное отверстие в потолке, куда вели ступени.

Два ведущих арбитра тотчас исчезли. Снова произошли вспышки света.

— Оружие использовано, действие предпринято, — услышал он за миг до того, как приземлился на верхнюю палубу.

Вокруг было темно. Мелькали силуэты разбегавшихся участников вечеринки. Двое охранников лежали мертвые, с электрошокерами наготове. Атакующие оказались в тёмном, очень большом помещении, почти полностью занятым огромным резервуаром. Тусклые разноцветные огни были направлены в ёмкость со всех сторон. Агансу быстро осмотрелся. Его усиленные органы чувств оценили обстановку, зафиксировав насекомоподобное механическое устройтсво в непосредственной близи.

— Полковник? — послал кто-то без сигнального протокола. — Полковник Агансу? Это офицер по наземным спецоперациям.

— Мы здесь, под большим резервуаром, — ответил Агансу.

— У нас возникли проблемы из-за сил поддержки корабля Культуры… Голос потрескивал, периодически исчезая. — Представляющие интерес люди находится внутри… — Голос снова пропал.

— Подразделения подвергаются эффекторной атаке, — доложил Арбитр Один. — Возможно, это внутренние силы дирижабля. Предпринимаются защитные действия.

Агансу также наблюдал некоторые проблемы: вид перед глазами был затуманен.

— Насекомое-агент… — начал Арбитр Три.

— Враждебное механическое устройство подключено к Арбитру Три, — послал Арбитр Один.

На поверхности арбитра, ближайшего к отверстию в полу, что-то ярко светилось.

— Устройство, похожее на враждебное насекомое, прикреплено к Арбитру Три, — подтвердил Арбитр Два.

— Наше инсект-устройство также сообщает из вне о наличии вблизи враждебного аналогичного устройства…

Снаружи, там, где лестница вела вниз, произошла вспышка.

— Наше устройство уничтожено, — сообщил Арбитр Один. — Враждебное устройство приближается. Опознано как ракета-нож или что-то подобное.

— Офицер! — закричал Агансу по связи. — Подкрепление, немедленно! Используйте любые средства…

Что-то пробило пол под Арбитром Один, пронзив машину снизу, подобно копью, и подбросив вверх. Арбитр с грохотом врезался в днище гигантского прозрачного резервуара. Светящаяся точка на блестящей металлической поверхности Арбитра Три взорвалась в тот же момент, ослепив полковника.

— Уничтожить резервуар! — послал Агансу, поднимая манипулятор-пистолет. Он успел выстрелить один раз, прежде чем его снесло взрывом от вспыхнувшего арбитра.

— Уничтожить….

— Уничтожить, — ответили два оставшихся арбитра, начав стрелять вверх и вокруг стен, наполняя темноту безумными, перекрывающими друг друга вспышками света.

* * *

Она зависла в воде, медленно поворачиваясь и глядя вниз между вьющихся как водоросли ног, пытаясь разглядеть Бердла, когда он вдруг сказал:

— Пожалуй, просто поднимайся на поверхность. Я скоро к тебе присоединюсь.

— Ммм, — только и смогла ответить она и, быстро оглядевшись, устремилась вверх.

— Не туда, поверни, — указал ей костюм голосом Бердла.

Коссонт замедлилась. Ей казалось, что она точно определила направление. Мог ли костюм ошибиться?

— Не туда, поверни, — повторил костюм.

— Хмм, — выдавила она, поняв, что ненароком развернулась, пока смотрела вниз, пытаясь разглядеть там аватара. Видимо поэтому она изначально выбрала неправильное направление.

— Ты плывёшь не туда, — подтвердил Бердл. — Там внизу какая-то чрезвычайная ситуация. Просто развернись и всплывай как можно быстрее. Я догоню. Очень скоро.

Она сделала кувырок в воде, развернувшись, и поспешила назад. Движения давались ей теперь с некоторым трудом. В какой-то момент она почувствовала себя уязвимой, подумав, что костюм вряд ли был надёжной защитой сейчас.

Что-то мерцало глубоко внизу, где-то на самом дне резервуара, прямо под ней. Что-то очень яркое. Коссонт знала, где недавно видела этот белый интенсивный свет. Ее желудок сжался, словно она получила тяжёлый удар в живот. Кое-как она добралась до места, где несколько минут назад кружилась в воде. Свет снова замерцал, теперь ещё ярче, отражаясь от дальних стен огромного резервуара.

— Быстро плыви! — крикнул Бердл.

Она оттолкнулась изо всех сил, когда ей показалось, что резервуар содрогнулся.

Выстрел был сделан в нижнюю поверхность огромного прозрачного резервуара и вызвал белый тороидальный всплеск, образовавшийся в месте попадания. В тот же миг полковник был сбит с ног, несмотря на все усилия андроидного тела удержаться в вертикальном положении. Ослепительно яркие вспышки озаряли пространство, пока он пытался подняться, одновременно стреляя вверх. Воздух вокруг дрожал, как желе.

Офицер по спецоперациям что-то кричал ему по связи.

— Подразделение четыре уничтожено вражескими действиями, — послал Арбитр Два.

Резервуар лопнул. Он раскололся неровно и в разных местах — отдельные части и уровни, казалось, оставались слитны, в то время как другие рвались и падали, обрушивая вниз толщи воды. Агансу бросился на пол.

— Держаться на месте! — успел он послать оставшемуся арбитру, прежде чем вода ударила ему в спину.

Повсюду внизу вспыхнул свет. Серия импульсов пронеслась по воде, когда Коссонт коснулась серебристо-светящейся поверхности наверху.

Она ухватилась за самую нижнюю ступеньку небольшой лестницы, выводящей на поверхность, и едва подтянулась, как вода вокруг неё принялась спадать. Выплюнув дыхательную трубку Коссонт закричала, зовя Бердла. Она продолжала подниматься, не сбавляя темпа, чувствуя, как вместе с водой уходят силы. Ей потребовались все четыре руки, чтобы выдержать собственный вес и противостоять засасывающей силе спадавшей воды. Снизу и сверху доносился необузданный ревущий шум, похожий на безумно завывающий ураган. Сверху к нему неожиданно присоединился крик.

Какая-то маленькая женщина в простой темной тунике бежала по дорожке к ней. Вода под дорожкой, больше не освещаемая яркими импульсами света снизу, опустилась уже метров на пять, клубясь и расходясь водоворотами в разных направлениях — она трепетала, как живое существо, опускаясь повсюду, оставляя за собой обильно капающую паутину, метров сто в поперечнике, подвешенную на раскачивающихся цепях и дорожках к темному потолку, где отдельные отрывавшиеся панели вращались, скрипели, после чего вихрем летели вниз.

— Все ещё двигаюсь вверх, — спокойно сказал Бердл через наушник скафандра. — Относительно… впрочем, пожалуй, уже абсолютно.

Девушка, бегущая к Коссонт, выглядела потрясенной. Рот её непроизвольно открылся, когда она посмотрела куда-то вниз.

— Ты в порядке? — судорожно спросила она, опускаясь на колени рядом с Коссонт, вынужденная повысить голос из-за завывающего ветра.

В этот момент что-то внезапно вырвалось из поверхности воды метрах в десяти под ними и сразу же принялось подниматься. Оно было похоже на человека, но слишком крупного, чтобы быть Бердлом.

— Что за черт? — проговорила девушка.

Казалось, весь корабль содрогнулся. Девушка отпрянула, пытаясь ухватиться за опору. Фигура, поднимающаяся из падающей воды — теперь ушедшей вниз уже метров на пятнадцать — повернулась. Это всё-таки был Бердл, державший на руках бесчувственного с виду обнажённого человека.

— Кажется, время скрытых действий ушло, — услышала Коссонт слова аватара, когда тот приземлился рядом с ней и девушкой. — Едва успел вытащить этого беднягу.

У человека, которого он держал на руках, были расширенные, полные ужаса глаза. Дыхательный аппарат отсутствовал — человек сильно кашлял. Бердл опустил его на палубу, и мужчина вцепился в неё, не поднимая глаз и силясь откашляться. Девушка принялась хлопать его по спине.

— Добрый день, — громко сказал Бердл, протягивая Коссонт руку. — Идём?

Коссонт поднялась.

— Что там случилось?

Плоть воздушного корабля в очередной раз содрогнулась. Внизу, на глубине примерно пятидесяти метров, где ревела вода, из бурлящих волн вырвались два взрыва.

— Бежим! — крикнул Бердл, повернувшись и припустив по дорожке к далекому пятну света. — За мной!

Коссонт, перемахнув через кашляющего мужчину, помчалась за аватаром. Тонкие столбы лазурного света вспыхивали то и дело, ударяя в потолок. Один из них пронзил дорожку в метре позади летящих ног Бердла, за миг до того, как не сбавлявшая темпа Коссонт перепрыгнула образовавшуюся небольшую дыру.

— Поворот направо на следующем перекрестке. Впереди ступени, — услышала она голос аватара. — Я скоро присоединюсь к тебе.

Аватар протянул руку, ухватившись за одну из поддерживающих дорожку цепей, его подняло вверх и закружило, как раз в тот момент, когда ещё один розовый сполох пронзил дорожку прямо перед ним. Он перевалился через край дорожки, упав и тут же канув в темноте и рёве воды. Внутри резервуара снова блеснул свет: две фигуры метнулись, извиваясь в воздухе внизу, заполняя пространство тонкими сияющими нитями.

Она опустила голову, пронеслась по дико раскачивающемуся порталу, заскочила за угол на перекрестке и тут увидела короткую лестницу, ведущую вверх через потолок.

Из-за потока воздуха, вырывавшегося через дыру в потолке, было практически невозможно продвинуться вперед. Ей потребовались все четыре руки, чтобы подтянуться на цепных перилах, и вся сила ног и костюма для восхождения по металлическим ступеням. Сверху сыпались мелкие обломки, ударяя в плечи или отскакивая от головы, причиняя боль даже сквозь покрытие шлема.

— Черт! — выругалась она, не расслышав собственного голоса за рёвом проносящегося мимо воздушного потока.

Она выбралась на расположенную выше палубу, рухнув на мягкий ковровый пол под приглушенным освещением и покатилась прочь от бушевавшего плотного потока, с воем всасываемого в опустевшее отверстие рядом с ней. Вокруг — в помещении, которое выглядело как очень большая, сложно обустроенная комната с низким потолком, — перепуганные люди смотрели на неё поверх роскошных бледневших в полутьме предметов мебели. Мужчина и женщина на стоящем рядом диване, сидели, упираясь ногами в пол. Их пальцы впивались в мягкий материал подушек. Сам диван покачивался и скользил по полу в направлении дыры. Женщина закрыла глаза. Мужчина как будто пытался закричать, но в сонме звуков, кружащихся в пространстве, крик его тонул, выраженный только немым искажённым изгибом губ и округлёнными, сфокусированными на чём-то невидимом глазами.

Коссонт использовала все четыре руки, пробивая себе путь по полу. Какой-то белый предмет поднялся в воздух, двинувшись к ней — она инстинктивно пригнулась, когда толстая квадратная подушка, перепрыгнув через её тело, исчезла в круговороте отверстия в полу. Там, откуда она прилетела, в двадцати метрах от неё, часть пола внезапно провалилась, и кушетки и стулья, на которых сидело около полудюжины человек, исчезли, засасываемые вниз, в темноту. Беззвучно, как в старом фильме.

— Бердл? — крикнула она, не зная, сможет ли он услышать её в таком холокосте.

Первая проблема заключалась сейчас в том, чтобы убрать все загромождавшие помещение предметы с дороги, освободив путь.

Хотя, это, конечно, не было настоящей проблемой. Настоящая заключалась в том, чтобы не взорвать мир или, по крайней мере, не уничтожить себя, пятьдесят горизонтальных километров города, неизвестно, сколько жизней на корабле, а также несметное число жизней на планете, могущих кануть в небытие в результате взрыва с последующим распространением фронта, столкновений обломков и сопутствующих пожаров, всевозможных коллизий и иных непредсказуемых эффектов.

* * *

Еще один чертов день в офисе, подумал корабль, отбросив все недобрые мысли и последовательно проверив доступные переменные.

В полутора тысячах метрах туннеля, начинавшегося за кормой "Экваториального 353", находилось четырнадцать кораблей и более восьмидесяти человек. Первоочередной задачей было их безопасное перемещение. Или, по крайней мере, быстрое. Быстрота в данном случае была важнее безопасности. Одно из крупных судов, с находившимися на нём людьми — около десятка — как раз набрало высокую скорость, большую, чем хотелось бы Ошибке Не…, устремившись вперёд, когда он, прыгнув, подхватил его. Действие могло привести к переломам конечностей, если пассажиры не были пристегнуты, но это самое худшее, что могло с ними произойти, решил Ошибка Не… Остальное было не фатально.

В чистом, открытом пространстве он мог действовать относительно свободно. Минутами ранее он вышел в него настолько выверено точно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. Его защитные поля сжались, втянулись, обернувшись вокруг него предельно плотно, оставив около пятидесяти метров между крайним полем и твердью Города. Важной частью процесса был компонент переноса сингулярности-расширителя, зачастую называемого просто сингулярностью. Корабль усовершенствовал его, но на этот раз его собственная безопасность, не говоря уже о безопасности миллионов людей и планеты в целом, взяла верх над техническим совершенством, поэтому расширение в итоге получилось относительно грубым и резким.

Он ворвался в пространство с эксплозивной мощью, породив мгновенное смещение воздуха, пронёсшегося по разрозненной структуре ажурного туннеля и окружающей архитектуре Поясного Города, опрокидывая людей, отправляя в падение находившиеся поблизости самолеты, разбивая окна и сминая облицовочные панели на сотни метров вокруг.

Грязно, готов был признать Ошибка Не…, но это не имело особого значения. В конце концов, он оказался, где хотел: в огромном плетёном туннеле, по которому следовал дирижабль "Экваториал 353", всего в сотне метров позади воздушной махины.

— Что это за идиотизм? — послал капитан "Чуркуна".

— Подходящий данном случае, — ответил корабль. — Я могу, ты — нет. И если понадобится, могу поставить защиту вокруг дирижабля, так что предлагаю оставить попытки вмешаться. Конец связи.

* * *

Ветер, казалось, немного ослаб. Отчасти потому, что плиты, составлявшие покрытие пола, прогнулись, обеспечив потоку воздуха выход. Два человека на диване, неуклонно скользившего к отверстию в полу, вскарабкались на спинку и, перемахнув через неё, отползли в сторону. Диван замедлился, упершись в кучу вздыбленных панелей, и, в конце концов, замер.

— Бердл! — снова позвала Коссонт.

Ответа не последовало. Вокруг царил бедлам, но теперь она могла хотя бы слышать себя. За ближайшим полукругом стульев она увидела еще одну лестницу, спиралью уходящую вверх в десяти метрах от нее. Коссонт оперлась на одно колено, оттолкнувшись и поднявшись на ноги и, продираясь сквозь всё ещё яростные порывы ветра, двинулась вперед, напрягая зрение, чтобы не пропустить ещё какие-нибудь обломки, летящие в её сторону.

Очередная вибрация пронеслась по кораблю, отправив её в полет. Она услышала собственный крик при падении, когда ее отбросило назад и подхватило упругим дуновением. Повторно рухнув на пол, она ухватилась за одну из вздыбленных плит, разразившись проклятиями.

* * *

Агансу выбрался из воды и смог, наконец, встать на четвереньки. Андроидное тело оценивало, рассчитывало и перераспределяло, позволяя выдерживать огромный вес, навалившийся на него. Оно все ещё в состоянии было функционировать, и его электронная начинка должна была оставаться эффективной. Стены расходились по швам, пол прогибался в разных местах поблизости, пропуская свет и открывая путь наружу бурлящему потоку воды.

Оставшийся арбитр докладывал обстановку:

— Держусь примерно на одном уровне в падающем потоке воды.

— Попытайся подняться, — передал Агансу. — Следуй к верхней части резервуара. Я направляюсь туда же.

Костюм позволил ему встать, шатаясь и вздрагивая, в водной массе. Агансу увидел, как мимо пронеслись два изломанных обнажённых тела.

Он активировал усиление, поднялся и начал прокладывать себе путь, дрожащий, покалеченный со всех сторон, вверх — сквозь хаотический вихрь нисходящего столба воды.

Вместе с оставшимся арбитром они вырвались в огромное темное пространство, уходящее в высоту метров на шестьдесят, обдуваемое шквальными ветрами.

Высоко вверху, прямо под беспорядочно пробитым потолком, висела громада металлических конструкций. Там двигались какие-то фигуры.

— Аватар-андроид идентифицирован, — сказал ему арбитр, когда они двинулись вперёд, одновременно ускоряясь.

— Уничтожь его, — приказал он арбитру.

Фиолетовые молнии пронзили воздух, вызвав взрывы под потолком, — искры и куски светящихся обломков посыпались сверху. Где-то в этом озаряемом вспышками хаосе бежали противники.

— Цель использует внешние маскировочные поля, — доложил арбитр, продолжая стрелять, пока они поднимались. В следующий момент бежавшая впереди фигура, выглядевшая как каскад туманных образов, неожиданно упала или бросилась с платформы, подобно вихрю спустившись к ним сквозь возмущения воздуха и шквал падающих обломков, источая при этом бледный свет.

В этот момент полковник внезапно, понял, что потерял оружие. Он понятия не имел, когда и где именно это произошло. Обстоятельство огорчало. На теле андроида имелась пара лазеров, установленных на предплечье, но после того, что произошло на Бокри, он сомневался, что они окажутся сколько-нибудь полезными. Арбитр выстрелил в падающую фигуру и, кажется, попал. Агансу поднял руки, целясь в другую фигуру, бегущую в вышине, но не успел произвести выстрел. Ошеломляющий удар, сопровождаемый белой вспышкой, обрушился на него, отбросив назад.

Он осознал, что падает, кувыркаясь, но каким-то чудом всё же принял вертикальное положение, устояв на ногах. Или это сделал костюм. Он не знал. Замедлившись, он огляделся, не заметив ни арбитра, ни фигуры, слетевшей с портала. Внизу, в огромном водовороте хаотичных волн, виднелись только исчезающие останки.

— Арбитр, доложи, — позвал он.

"Доступны только внутренние коммуникации", — сообщило ему тело. Агансу почувствовал странное опустошение. И, что было ещё более странно, неуравновешенность. Он посмотрел на свою правую руку. Руки не было. Она заканчивалась примерно на уровне плеч. Жалкий обрубок обильно дымился.

— Арбитр… операция… — начал говорить он, всё ещё не понимая, что произошло.

"Доступны только внутренние коммуникации", — повторило тело.

"Да… конечно", — проговорил Агансу обречённо, заглянув внутрь себя, чтобы проследить за рабочим состоянием андроида. Сильные повреждения. Субстрат ИИ не задет, к счастью… часть устройств ещё доступна, одна рука и один лазер в наличии.

Вверх, подумал он, и зашагал, пошатываясь, преодолевая сильный воздушный напор.

* * *

— Ксименир? Где Ксименир? — кричала она, присев возле испуганного мужчины, окаменело замершего перед ней. Он был одет в одну из темных туник и инстинктивно держался за стол, сопротивляясь потоку. Уровень, куда она взобралась, выглядел как фойе эксклюзивного отеля. Подняться сюда было немного легче, чем на предыдущий — воздушная буря постепенно ослабевала. Но ветер всё равно был достаточно яростным.

— Где Ксименир? — снова крикнула она сквозь рёв. Мужчина только покачал головой.

Коссонт отвернулась и пробормотала: "Костюм, есть идеи?"

"Опрашиваю местные системы", — ответил костюм, все еще голосом Бердла. "Апартаменты Ксименира находятся здесь — пожалуйста, следуйте".

Костюм поднял её. Она вышла в широкий, хорошо освещенный коридор и направилась по нему вместе с костюмом, затем начала бежать трусцой навстречу заметно ослабевшему воздушному вихрю. "Переключаюсь на дополнительную подачу кислорода, десять процентов", — объявил костюм. Она почувствовала, как что-то деликатно соединилось с её носом — прохладный сквозняк прошёл по коже.

"Ты ещё пытаешься связаться с Бердлом?" — спросила она костюм.

"Постоянно… Здесь", — сказал костюм, увлекая их обоих к двойному дверному проему. "Открыть?" — спросил он.

"Да!"

"Открываю", — сообщил костюм, и двери раздвинулись.

Вот дерьмо, подумал корабль.

Ошибка Не… потерял связь со всеми своими устройствами на дирижабле, включая собственный аватар. Сейчас он усиленно, как только мог, разбрасывал повсюду новые средства наблюдения, но, возможно, было уже слишком поздно.

Дирижабль "Экваториальный 353" поднимался, разрывая потолок огромного открытого туннеля, сбрасывая панели и части оборудования, изредка приостанавливаясь, исторгая то, что выглядело как мегатонны воды из своего днища. Целые водопады вырывались из его боков, вместе с панелями и крупными секциями корпуса, медленно вращавшимися в колоссальном водном шквале. Дирижабль остановился, прижатый к потолку туннеля. Вода продолжала литься из нижней части корпуса.

Раздавленные, сломанные тела белели в сети труб, балок и конструкций под разрушенной машиной. Выжить посчастливилось не всем. Ошибка Не… перебросил имевшиеся у него беспилотники медицинской поддержки и спасательное оборудование тем, кого еще можно было спасти.

Вокруг витало множество похожих на дроны военных устройств — более двухсот сорока штук. Они доставляли ему неудобства: шестьдесят четыре уже пытались атаковать его внешнее поле рентгеновскими лазерами — хотя зачем именно и с какой надеждой на успех, корабль понять не мог — возможно, все они сошли с ума — плюс теперь они, казалось, готовились атаковать его повторно с помощью какой-то другой стреляющей ерунды, поэтому, отправив свои медицинские блоки, он нацелился одновременно на все вражеские дроны, выведя из строя каждый точечным выстрелом плазмы, проделав это так быстро, что они не успели даже как следует взорваться к моменту, когда он, последовательно завернул их в поля смещения и отправил в гиперпространство, туда, где находился "Чуркун" — он предполагал, что это были его побрякушки.

Внутри дирижабля могло быть еще больше таких машин, подумал он. Ему всё ещё не удавалось нормально видеть внутренности судна, а расставленные им повторно устройства не торопились проникнуть в разрушенный остов.

К черту все, решил "Ошибка Не…" и срезал крошечный конус, менее пары метров в глубину и столько же в поперечнике, с самой кормы дирижабля миллиметровым дестабилизирующим полем ЗПЕ/б-граней. Конус распался в облаке искрящегося серого цвета. Ни одно тело не было повреждено и это было хорошо, однако впереди всё ещё оставалась четырехмерная защита. Корабль снова снизился, на этот раз на три метра, произведя манёвр с прежней аккуратностью. Компонент нулевой энергии/окантовки браны, похоже, хорошо справлялся с четырёхмерным экранированием — отдача была гораздо меньше, чем предполагалась по симуляциям. Ошибка Не… всё более уверенно использовал инструментарий. На этот раз он отрезал двадцать метров от кормы разбитого дирижабля и, удерживая отсечённую часть корпуса в манипуляторном поле, опустил коническую секцию на мокрый, залитый водой пол туннеля, стараясь не задеть ни одно из тел.

Наконец-то.

Он преодолел защиту и мог видеть теперь внутреннюю часть дирижабля. Внутри было еще много мертвых и умирающих людей, но больше не было надоедливых военных дронов.

— Бердл? Кто-нибудь? — позвал он.

Был ли это люкс Ксименира или нет, но самого хозяина здесь не было.

"Люди отсутствуют", — подтвердил костюм.

Коссонт огляделась. Помещение походило на гостиную или приёмную и выглядело банально, просторно, роскошно и в то же время сдержанно, ничем не напоминая ту крикливую, чрезмерно нарядную обстановку, в которой они с Бердлом застали Хозяина Вечеринки в прошлое посещение.

— А что насчет того… сундука, о котором говорил Бердл? — спросила она.

Она двинулась к двустворчатым дверям. В каюте мерцал свет, готовый вот-вот погаснуть, но, кажется, застывший в этой фазе надолго.

— Предмет, подходящий под описание, в соседней каюте, — услужливо сообщил костюм, прежде чем открыть перед ней двери.

По-прежнему никого. Одна огромная восьмиугольная кровать, множество занавешенных ниш, в которых стояли предметы мебели. В углу разместился большой вертикальный сундук, о котором Бердл упоминал ранее.

Высотой он был примерно с неё, а в ширину и глубину достигал метра. На каждом углу имелось маленькое колесико. Сундук был открыт. Свисавшая одежда занимала большую его часть, другая была сплошь заставлена ящиками.

Она открыла верхний ящик и, приподнявшись на цыпочки, заглянула внутрь. Маленький цилиндр лежал на куске мягкого, аккуратно сложенного материала вместе с остальными кусочками и деталями, прежде составлявшими ожерелье, виденное ими десять дней назад.

Коссонт взяла его в руки и осмотрела.

За миниатюрным окошком из толстого хрусталя на нее таращилась пара зеленых, похожих на ягоды глаз.

"Аномальное давле…", — начал костюм.

Следом произошли две вещи.

Ее ударили — по ощущениям, ногой — в спину, очень сильно, хотя каким-то образом ей и костюму удалось удержаться на ногах. В то же время что-то ярко вспыхнуло, бело-розовое, с крышки ящика прямо перед ней, примерно на уровне её груди.

Пытаясь понять, что случилось, она осознала, что свет, вспыхнувший на поверхности ящика, должен был пройти прямо сквозь неё, чтобы отразиться на крышке.

И действительно — из отверстия в её груди поднимался дым. Она ощутила запах жареного мяса, взамен холодного, резкого запаха кислорода.

"..обнаружен…", — произнёс костюм, когда ещё несколько, более лёгких ударов обрушились на её спину. На этот раз ее отбросило к ящикам сундука. Она упала, едва не опрокинув последний. Затем она отскочила от задней переборки, и ее снова швырнуло назад, развернув в воздухе: маленькие шлейфы дыма образовывали красивые спирали, следуя за ней, прежде чем она начала скользить вниз. Разрушенная задняя часть костюма сползла по ручкам ящиков, увлекая её за собой. Она осела на палубу.

Фигура замерла в дверном проеме, полубезлико глядя на неё, свесив единственную здоровую руку.

"Корабль…… установи — ви — и — и…", прошептал ей костюм и, тяжело вздохнув, умолк.

Однорукая фигура в дверном проеме засветилась ярким светом, поднимавшимся с одной стороны, от ступней до головы. Через мгновение фигура была отброшена назад, сильно ударившись о дверной косяк, вдребезги разбив его, и, озарившись теперь уже с другой стороны, на глазах начала распадаться. Казалось, в ней происходит какой-то жуткий процесс, подобный реакциям внутри звезды. Части тлеющей материи растворялись, стремительно иссякая. За доли секунды они развеялись окончательно.

То немногое, что осталось, являло собой тонкий, обугленный, однорукий скелет. Он завалился вперед, ударившись о палубу примерно в то же время, что и она.

23 (С -0)

Что-то.

Кто-то говорит с ней.

Задает вопросы. Вопрос:

Хотела ли она сохранить оба комплекта рук?

Конечно, она хотела оставить оба комплекта. Что за идиотский, тупой…

…снова сон…

Всё было поспешным. Всё должно было быть сделано гораздо быстрее, чем рекомендовалось обычными инструкциями, чтобы уложиться в график.

Она не знала… ей было безразлично, она даже не знала, где именно она находится в этой темноте. Один или два раза она просыпалась и задавалась вопросом, кто она.

И каждый раз она вспоминала.

"… это было социологическим экспериментом Зихдрена. Маргинальный, отщепенческий Философариат — Философариат Аппозитал… кажется, так они называли себя…и, в конце концов, свелось к одному человеку — они составили Книгу Истины в соответствии с какой-то неясной металогической гипотезой, в надежде разрешить спор между двумя группами ученых с противоположными мнениями. Брипер Дродж, “автор”, излагал основы, которые и так были очевидны, но суть всегда сводилась к тому, что туда заложил Зихдрен. Конечно, весь их опыт был впоследствии дискредитирован, Философский Аппозитал "распущен с умеренным позором", а конкретный эксперимент — как и многие ему подобные — тихо забыт. Зихдрен сублимировался пару столетий спустя и за несколько десятилетий до того, как гзилты достигли космоса.

"Обстоятельства стали известны очень ограниченному кругу людей в самом начале процесса, приведшего к появлению Культуры. Это случилось после контакта с Зихдрен-Ремнантерами. Они, я полагаю, — и так они сами утверждали — были мучимы совестью. Или, может быть, лучше сказать — отягощены совестью. Зихдренам было неловко тащить этот маленький грязный секрет в Свёрнутое, поэтому они решили, что лучше будет сублимироваться без упоминания о нём, оставив своим Ремнантерам возможность разрешить ситуацию позже”.

"Конечно, слухи обо всем этом ходили и раньше, но никто из тех, кто что-то знал в обществе гзилтов, не думал, что это имеет такое уж большое значение, до тех пор, пока история с присоединением/не присоединением к новой сверхцивилизации не стала витать в воздухе. На тот момент, к слову, мы даже не собирались называться "Культурой" — ты знала об этом? Многие хотели, чтобы мы называли себя Чужими, я помню, ладно… в любом случае, голосование прошло за "Культуру". Хотя, честно говоря, я за неё не голосовал. И в случае с “Чужими”, добавлю, тоже воздержался.”

"Как бы ни было, а мы знали — команды переговорщиков знали — что есть что-то, что унаследовали Ремнантеры — какой-то тёмный секрет или нечто в этом роде — способный, так или иначе, повлиять на вопрос присоединения Гзилта. Возможно даже — слухи были безумными, отдельные из них — здесь затрагивались интересы не только Гзилта, поскольку вето против их присоединения, могло быть использовано одной или несколькими сторонами. Вопрос был вдвойне щекотливым, с учётом того, что Ремнантеры всё ещё хотели сохранить обстоятельство в тайне, даже после того, как оно было бы учтено в переговорах. Это вызывало определённые затруднения".

"Тогда ИИ придумал то, что выглядело как лучшее решение, чему, как я помню, мы все были приятно удивлены в то время. Это был знак будущего, если он вообще был”.

"Итак, решение заключалось в том, что один добровольный представитель — одобренный другими членами его или ее команды, а не просто некий доброволец, получивший должность, один от каждого из соответствующих цивилизованных обществ — должен был согласиться выслушать свидетельства Зихдрен-Ремнантеров, проголосовать по ним — с правом вето — и затем забыть, о чем его просили голосовать.

Все это становилось возможным благодаря подготовке сознания каждого из этих представителей до того, как они услышат секрет, с последующим — после того, как они его услышат — стиранием части их памяти. Нас всех заверили, что технически такое вполне осуществимо, надежно и ни в коем случае не опасно, и максимум, что мы забудем, — это воспоминания одного дня. Так что мы в итоге согласились”.

"И это случилось — мы все услышали большой, ужасный секрет, но, очевидно, он не был таким уж большим или ужасным, потому что никто не запретил гзилтам присоединиться к новой, собранной воедино цивилизации — мы уже тогда называли себя дворнягами, ощущая себя при этом очень остроумными и радикальными. Гзилты получили разрешение стать частью Культуры… хотя в итоге они не приняли предложение, отказавшись присоединиться.

Оно и к лучшему, подумалось многим. Мы все так думали тогда”.

"…Вот только один из участников переговоров, некий представитель Нгароэ КьиРиа из федералитета Бухдрена — то есть я — позже вспомнил, что именно он слышал, а так же и то, что от него ожидали, что он забудет то, что он слышал, и что, как думали все остальные и он сам, он забыл.

Дело в том, что я всегда интересовался долгосрочной жизнью, уже в те времена, и особенно сохранением воспоминаний, которые без особых условий могли бы быть забыты, переписаны, утрачены в процессе длительного существования. Поэтому я проводил некоторые экспериментальные исследования сознания, биохимические операции по изменению химии мозга, не все из которых были законны или даже целесообразны с медицинской точки зрения, и большинство, честно говоря, не работали, так что мне и в голову не приходило, что это может помешать этой штуке, которой нас пичкали во время переговоров, воздействовать на память. Прошло время, и я вспомнил все те вещи, которые должен был забыть, благодаря исправлению, о котором даже не подозревал: что-то, что клиницисты, возможно, добавили в качестве эксперимента, а потом либо забыли сказать мне об этом либо решили — ха! что об этом лучше не упоминать. В любом случае, эффект продолжался, оставался и развивался, включённый во все другие процедуры, изменений и дополнений, через которые я проходил с тех пор”.

"Сначала я не хотел возвышаться, сохраняться и не проходил никаких переходных состояний, опасаясь, что секрет выйдет наружу, потому что, как мне кажется, я не понимал тогда, что хотя это и был секрет, так сказать… сотрясающий веру, он являлся таковым лишь в теории. На практике люди верят в то, во что хотят верить, без всяких причин, так же как и любят потому, что испытывают потребность любить. Позже, даже осознав эти простые вещи, и понимая, что просвещение Гзилта мало что изменит, потому что они просто проигнорируют это знание или найдут другой способ уйти от него, я всё равно продолжал жить, не сублимируясь ни с какой группой и не транскорпорируясь ни в групповой разум, ни в Разум корабля, допустим, ни во что-либо ещё, потому что такая жизнь стала для меня привычкой, она продолжалась и продолжалась. Это стало такой неотъемлемой частью того, что сделало меня тем, кем я есть — стал, что, казалось, не имело смысла пытаться что-то изменить. Так я обрёл статус человека, живущего вечно — более или менее, храня секрет, который меня давно не волновал”.

"Вплоть до того, пока не услышал о Сублимации Гзилта и со временем решил, что то, что я о них знаю, может представлять для меня опасность. Жизнь в течение долгого времени делает вас осторожным. Осторожным до степени, близкой к трусости, говоря по правде… и поэтому, так или иначе, я избавился от информации, вырезал её и убрал подальше от себя, поместив в пространство Гзилта, к Последней Партии и Ксимениру, где, как мне казалось, ей самое место. Это забавляло меня в то время. И забавляет до сих пор”.

"Я попросил Ксименира присматривать за тем, что я оставил ему, и держать это — держать их — где-нибудь рядом. Я не сказал ему, что они хранят, и насколько важной может быть эта информация. И не предполагал, что он будет носить их на виду и у всех. Но почему бы и нет? Это меня тоже забавляет".

* * *

Бердл погиб, защищая её, атаковав андроида с личностью полковника Агансу, прежде чем тот успел нацелиться на Коссонт, когда она бежала по платформе наверху. Заминка позволила арбитру, сопровождавшему Агансу, выстрелить в аватара, за миг до того, как сам арбитр был уничтожен полуразрушенными остатками внешнего скафандра, оставленными ими ранее, и работавшими в качестве дрона.

Ксименир был мертв — он находился в резервуаре, когда его атаковали, помогая людям, запутавшимся в водном лабиринте. Впоследствии его воссоздали из сохраненной версии, сделанной десятью днями ранее — он всегда заботился о резервной копии.

Сотни людей нашли свою гибель на дирижабле и под ним: утонули, были раздавлены, сгорели или захлебнулись.

Ошибка Не… убил Агансу, используя смещенный сноп наноракет.

* * *

— Ваши силы уничтожены и отправлены, — послал корабль Культуры кораблю Гзилт. — Теперь вам нет нужды торчать здесь. Я и сам скоро уйду. Для вас, будет лучше, если вы не будете пытаться меня остановить.

— Со мной говорит маршал полка — по другому каналу. Она желает, чтобы я вступил с вами в бой.

— У меня уже есть то, ради чего мы пришли сюда. Если вы не отступите на окраину системы и не предпримете никаких резких движений, я передам результаты в Ксаун и использую их таким образом, чтобы распространить информацию по всему Гзилту. Советую позволить мне уйти без сопротивления, тем более что, как я полагаю, вероятность того, что у вас что-то получится весьма невысока.

— Значит, по-вашему, всё это — все смерти, были напрасны?

— Иногда так и бывает. И моя совесть чиста — не я это начал. В конце концов, я делал то, что должен был. Конец предложения.

— Вместо того, чтобы выбирать между тем, чем вы угрожаете, и тем, чтобы позволить вам уйти, мы могли бы вступить с вами в мгновенный бой, чтобы не дать вам осуществить ни то, ни другое.

— Я ведь так и не сказал вам своего имени, не так ли?

— Так. Многие отмечали, что ваше имя кажется частью более длинного. Что необычно, даже уникально — никто не слышал его целиком.

— Могу сообщить вам его сейчас.

— Сделайте одолжение.

— Мое полное имя — Ошибка Не Останется Безнаказанной Для Принявшего Моё Кажущее Состояние Шутливой Раздражительности За Искони Присущее, Не Разглядевшего За Ним Устрашающе Ужасное Величие Вздымающихся Морей Ярости, Являющихся Лишь Бледными Отмелями На Границах Моих Безмерных Океанов Гнева. Впечатляет, да?

— Какое хвастовство. Это смахивает на пустую браваду, а не на силу.

— Принимай это как хочешь, приятель. Но много ли ты знаешь кораблей Культуры, которые преувеличивают свою мощь?

— До сих пор не встречал ни одного. Возможно, ты первый.

— Привыкай. Вы провели десять тысячелетий, играя в солдат в симуляциях, но оставаясь по сути гражданскими. Мы провели последнюю тысячу лет, изо всех сил стараясь оставаться гражданскими, но одновременно совершенствуя наследие выигранной галактической войны. Как думаешь, у кого здесь настоящее военное происхождение? В бою не будет выбора, кроме как попытаться уничтожить меня сразу. Ты потерпишь неудачу. А у меня будет выбор, как унизительно искалечить тебя. Это правда.

— Так ты говоришь. Мы могли…

— Достаточно. Думаю, я знаю, что произошло в Аблэйте. Я не испытываю к тебе уважения. Если ты желаешь умереть с честью, не стесняйся, попытайся остановить меня, когда я начну отталкивание, через одну миллисекунду. В противном случае, отойди в сторону. Что еще? Я отказываюсь от своего предположения, что тебе следует уйти. Там внизу полный разгром. Я оставляю различные команды дронов и части медицинского оборудования, но я действительно намерен уйти, а местным жителям не лишним было бы оказать помощь. Шаг в их сторону был бы гораздо более конструктивным, чем размещение себя напротив жерла пушки. Выбирай. Прощай, так или иначе.

Ошибка Не… выскользнул из обычного пространства. Над искрошенными руинами дирижабля "Экваториал 353”воссиял призрачный, едва видимый серебристый эллипсоид. Бывший следом ушедшего корабля, эллипсоид быстро уменьшился до нуля и в течение нескольких секунд плавно и мерно погас, оставив после себя только слабый ветерок, пронёсшийся по туннелю и затерявшийся где-то вдали.

Корабль гзилтов опустился на планету, сопровождая это действие гравитационным искажением, придававшим пространству форму неглубокой чаши.

Затем он развернулся, закрутился, нацелился и унесся прочь, никем не остановленный.

* * *

Она чувствовала себя одновременно и ничтожной и великой, потерянной и вдохновлённой.

Корабль вернул её к жизни.

Как правило, такие тяжелые раненные, остановившиеся в шаге от смерти, получившие серьезные повреждения всех основных органов, за исключением мозга, содержались в терапевтической коме не менее десяти дней, в течение которых их чудесным образом, по меркам медицины прошлого, умудрялись привести в норму.

Однако, из-за предстоящей Сублимации её восстанавливали понемногу, часть за частью, клетка за клеткой, сплетая в теле лоскутное одеяло из нормально функционирующих, не затронутых повреждениями органов и новых элементов, так что она чувствовала себя странно — покалеченной, но не имеющей явных внешних увечий, удивляясь тому, что не умерла и не получила действительно серьёзных травм…

Со своей больничной койки в хорошо оборудованном модуле она слушала, откровения состояния сознания КьиРиа рассказывающего о воссоединении со своими воспоминаниями, хранящимися в его глазах.

— Ты, возможно, единственный гзилт, который когда-либо услышит это, — сообщил ей аватар.

Ошибка Не… создал нового аватара. Он выглядел и говорил так же, как Бердл, до того, как он/она изменился/ась, чтобы больше походить на гзилта.

— Уверен, что тебе стоит рассказывать это мне? — хрипло спросила она. Даже ее горло и язык были повреждены во время последней вспышки огня, уничтожившей андроида Агансу.

— Думаю, ты это заслужила, — ответил корабль. Он еще не дал своему новому аватару имя. Корабль не хотел называть его "Бердл": по его словам, это была своего рода традиция — потерянный аватар обычно носил другое имя.

Пиан тоже знала секрет о Книге Истины, вечно меланхоличная теперь, требующая к себе внимания, хныкающая и раздраженная. Она ворковала на шее Коссонт, утешая её, казалось, искренне, переживая после того, как чуть не потеряла, — но корабль, по просьбе Вир, позаботился о том, чтобы память об этих событиях была стёрта из сознания фамильяра.

Одиннадцатиструнная по-прежнему была с ней. Как неизменная её спутница — корабль предусмотрительно перенес её на челнок, ещё до того, как отправил их с Бердлом в город. И по-прежнему инструмент занимал слишком много места.

ГСВ Эмпирик

ЛОУ Каконим

ГСВ Содержание Может Отличаться

ГКУ Вытесняющая Деятельность

ГСВ Просто Чип С Инструкцией По Стирке В Богатом Гобелене Жизни

Уе Ошибка Не…

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть

МСВ Падение Давления

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Друзья, коллеги… У нас есть ответ. И он во многом совпадает с нашими ожиданиями, хотя значение даже самых ожидаемых новостей меняется, когда они обретают неколебимую плоть фактов. Вопрос в том, что нам делать? Какие будут мнения?

∞

ЛОУ Каконим

— Я бы рассказал им всё. Завалил бы эфир информацией. Чтобы это было первое, что они услышали, пробудившись. Но я знаю, что мы этого не сделаем. Если уж на то пошло, я смирился с решением, которое нам предстоит принять: хранить полученные сведения в тайне.

∞

ГСВ Содержание Может Отличаться

— Моделирование было исчерпывающим, но не дало результата — есть вероятность того, что обнародование информации мало что изменит, но существует и вероятность хаоса, частичной Сублимации, когда значительная часть населения Гзилта и их ИИ передумают, дальнейших споров между Падальщиками и, возможно, впоследствии между доменами Гзилта, не подвергшимися Сублимации, и Падальщиками. Вероятность того, что все обернется скверно, мала, но не ничтожно мала, и негативный исход может обернуться крайне негативным.

∞

МСВ Проходил Мимо И Решил Заглянуть.

— Мы не можем им сказать. Те, кого это больше всего волнует, и без того уже знают или догадываются. Те, кто может пострадать, — это те, кого нам меньше всего хотелось видеть среди пострадавших.

∞

МСВ Падения Давления

— Я не могу согласиться. Правда — это правда. Она должна торжествовать, даже если она причиняет боль или утрачивает ценность.

∞

ЛСВ Вы Называете Это Чистым?

— Формально я с этим согласен. На практике же я склонен согласиться с тем, что мы не должны ничего предпринимать. Обстоятельства, обусловленные временем и ситуацией, уникальны. Да, всегда следует говорить правду, если только это не приведёт к морально неоднозначным последствиям. По крайней мере, правда теперь известна нам самим. Лихорадочный, умозрительный потенциал рухнул, обнажив каркас определённости, и не такой уж ужасный, если присмотреться. Но мы не автоматы, у нас есть выбор. Я предлагаю воспользоваться им — с умом. И не молчать.

∞

ГСВ Эмпирик

— Будем голосовать? Или кто-то ещё хочет высказаться?

∞

Уе Ошибка Не…

— Не против.

∞

ГСВ Эмпирик

— Пожалуйста.

∞

Уе Ошибка Не…

— Мы знаем, как это работает. Если мы ничего не предпримем, любая катастрофа, которая постигнет Гзилт в ближайшие несколько часов, будет результатом их внутренней деятельности. Если мы вмешаемся, то станем, по меньшей мере, соучастниками. Это правда, о которой никто не просил — даже её носители Зихдрен Ремнантеры дали понять, что они были бы рады, если она останется сокрытой. Мы знаем и то, что теперь это, возможно, не наше дело. Стоит ли это знание той цены, которую заплатили за неё мы сами и те, кто был ненароком вовлечён и отдал за него жизни, — это другой вид морального уравнения, под прямым углом к предыдущему. Я предлагаю ничего не делать. Голосуйте, если считаете нужным.

∞

ЛОУ Каконим

— Кто-нибудь хочет что-то добавить?.. Нет? Думаю, нет. Тогда, когда я скажу, что неохотно соглашаюсь с тем, что только что сказал Ошибка Не…, думаю, можно считать вопрос закрытым.

* * *

Каконим, в форме своего виртуального аватоида, вернулся в Замок Замков, смоделированный им в бесконечных недрах вычислительных матриц. Его гуманоидная форма вышла из пристройки у ворот, созданной из десятков тысяч пристроек, и прошла весь путь до высокой башни, которая, как могучий флагшток, возвышалась на вершине большой составной сверхбашни, на многие субъективные километры вдаваясь во фрактальную архитектуру барочного сооружения.

Все это время он ждал, чтобы услышать что-нибудь из состояния разума Зоолога — хоть что-нибудь, что могло бы помочь ему и его коллегам в их попытках понять работу Возвышенного — и, несмотря на многократное искушение сделать это, не вернулся сюда, чтобы попытаться форсировать вопрос.

Теперь, когда дело, похоже, было решено — без, надо заметить, какой-либо помощи со стороны Зоолога, — ему было что сообщить, и он мог освободить разум другого корабля от любых обязательств по оказанию помощи, которые тот мог чувствовать обязанным дать. Не так уж и много, учитывая затянувшееся молчание. По крайней мере, случаи странных, двусмысленных вторжений в его субстраты, — возможно, из сублимированного, — в последнее время сошли на нет. Предположительно, это был хороший знак.

Но, возможно, и не очень. Момент беспокоил его.

Наконец, преодолев многие тысячи ступеней, он подошел к двери в просторное, закрытое логово, населенное сознанием вернувшегося Сублимированного, абстракцией того, что когда-то было разумом корабля.

Ответа не последовало, когда он постучал, и вообще в помещении стояла мёртвая тишь. Он уже чувствовал, что обнаружит здесь. Дверь была заперта, но лишь на грубом физическом уровне, внутри симулятора. Отпереть её было едва ли сложнее, чем повернуть ручку и толкнуть обычную дверь.

Аватоид Каконима вошел и осмотрелся.

Пространство, как он и предполагал, было свободным от состояния сознания Зоолога. Но остатки деятельности никуда не исчезли: технический мусор, всевозможный, трудно опознаваемый хлам, скопище разного рода витражей, сверкающих лампочек, электроприборов, сплетённых причудливо трубок, скверных запахов и множества свисающих с потолка веревок. Всего этого было в избытке, но странного существа с бледно-красной пятнистой кожей и длинными шестипалыми руками видно не было.

Решив не тратить время на поиски аватоида Зоолога, Каконим стал искать записку. Но не нашёл ни одной.

— Можно было хотя бы попрощаться, — сказал он в воздух, на случай, если ушедший гость оставил какое-то сообщение, которое можно было бы вызвать устным восклицанием… но его голос просто исчез в беспорядке, пыли и мутном солнечном свете, проникавшем через высокие окна, не принеся никакого ответа.

На всякий случай корабль начал полный поиск в своих вычислительных системах и системах хранения данных, но без особой надежды найти хоть какие-то следы потерянной сущности. Конечно, он их не нашел. Кроме этой заброшенной лаборатории и воспоминаний об ушедшем коллеге, Зоолог не оставил ему ничего.

Каконим собрался было успокоить пищащих и визжащих животных в клетках, но, едва приступив, тут же устал от этой абсурдной затеи и, недолго думая, упразднил весь замок и всё, что в нём было, закрыв сценарий мысленным импульсом.

24 (С -0)

В конце концов, он пошел вместе со всеми.

Был момент, когда он решил, что, должно быть, сошел с ума, потому что он начал подумывать о том, чтобы остаться, и, возможно — когда всё свершится — отдать себя в руки правосудия, чтобы его судили и осудили, принять любое наказание за то, что он сделал — за всё, но в особенности за последнее своё деяние.

Но это была лишь мимолетная блажь, настроение, то, чему не следовало потакать. В конце концов, он понял, что должен идти, и сказал себе, что не пойти и предаться этой мазохистской оргии справедливости и раскаяния было бы для него истинным эгоизмом. Ведь дело не в нём, не только в нём. Он лишь один их многих и в итоге станет еще одним покорным Свёрнутым, занявшим свое место в одном ряду готовых шагнуть с обрыва, уносящего вверх, а не вниз.

Присутствие, так долго висевшее над зданием парламента, разрослось теперь, превратившись в темную сферу. За последние несколько часов появлялись все новые и новые аналогичные знаки, распространившиеся по всему пространству Гзилта, везде, где были люди: в домах,коммунах и казармах, на кораблях, морских судах и самолетах, на площадях и в общественных залах, в лекционных аудиториях и храмах, на рынках и в театрах, на спортивных площадках и транспортных станциях, везде, где Хранимые недавно пробудились, перед своим восхождением.

Чужаки, пришедшие попрощаться с гзилтами, и те, кто пришел извлечь выгоду из их ухода, по обычаю, временно удалились, предоставив уходящих самим себе.

Устройства, с установленным на них временем, а также дисплеи по всей территории доменов отсчитывали последние часы и минуты, люди встречались в заранее назначенных местах, совершали последние обеды, говорили последние слова и, иногда, рассказывали секреты, которые хранили. В общем, как это обычно бывает у людей, они собирались в кругу семьи и друзей, объединялись с другими группами, образуя собрания в десятки и сотни человек, и — опять же, как это обычно бывает, хотя выражение таких эмоций зависело от физического и психологического склада соответствующего вида — держались за руки.

Многие пели.

Играли многочисленные оркестры и группы.

И в конце концов время обратилось в ничто, и в присутствии Присутствий они всего только и делали, что говорили: "Я Возвышен, я Возвышен…", и больше ничего. Они уходили, просто исчезая из существования, словно заходя за некую складку в воздухе, которую прежде никто не замечал.

Напоследок он встретился с маршалом Чекври. Её семья была не больше, чем его, и за последние двадцать дней или около того у них появилось много общего.

Они стояли в садах парламента, под неуместно шквалистым небом, под ливнем, ожидая произнесения слов вместе с несколькими десятками других людей. Они вышли сюда относительно поздно, в час, который считался оптимальным, чтобы убедиться, что значительная часть гзилтской цивилизации действительно ушла.

Это напоминало наблюдение за результатами выборов. Начало Инициации выдалось медленным, но примерно через четверть часа, согласно новостным каналам, все еще освещавшим события, число ушедших быстро увеличилось, и к началу последней трети часа стало очевидно, что почти все совершили переход. Собравшиеся в саду согласились, что настало время идти.

— По традиции в этот момент люди рассказывают друг другу секреты, — сказала маршал Чекври в тот короткий момент, когда остальные прощались и выбирали, где кому стоять и с кем. — Мой, — с ухмылкой добавила Чекври, — заключается в том, что я провалила офицерский экзамен. Я сжульничала. И шантажировала потом старшего офицера, чтобы получить зачёт. — Она пожала плечами. — И никогда не оглядывалась назад. — Маршалл наклонила голову к нему. — Вы?

Он уставился на неё. На мгновение он опешил, не уверенный, кто перед ним. Но, в конце концов, собравшись с мыслями, покачал головой.

— Слишком много, — сказал он так тихо и отрешённо, чтобы его едва услышали, и отвернулся. — Слишком много…

Неподалёку стояли Джеван и Солбли, его секретарь и помощница, и он был поражен, когда Джеван сказал, что всегда любил его, а не Солбли, секрет которой заключался в том, что у неё не было никакого секрета.

Он что-то пробормотал, впервые за многие десятилетия потеряв дар речи.

Они выбрали конец текущей минуты, как время, когда им надлежит войти. Все взялись за руки, и когда время пришло, произнесли слова и совершили шаг, едва только припустил мелкий дождь.

* * *

Он тоже пошел вместе со всеми.

Он был создан заново, и, в то же время, был уничтожен. Он знал, что сделал все, что мог, в своем воплощении в андроиде в Ксауне, но все равно этого оказалось недостаточно. Если бы он победил тогда, он мог бы остаться. Ему было бы что праздновать и чем жить. Вместо этого он мог только раз за разом переживать поражение. Некоторым утешением явилось то, что в промежутке между неудачной операцией на дирижабле и Инициацией, положившей начало Сублимации, не произошло ничего катастрофического.

Теперь важным для него было лишь то, что экипаж "Уагрена" принял его, и он стал частью корабля.

Корабельным ИИ, Присутствие не требовалось — они были способны сами осуществлять Свёртывание.

Агансу отправился вместе с ними.

* * *

Она не пошла. И она понимала, что это значит.

— Я не могу уйти без тебя! — кричала ей Вариб с экрана. Сине-зеленое море за ней мерно плескалось, счастливые путешественники собирались в небольшие группы, обнимались, плакали и выбирали, кого взять за руки.

И, в конце концов, единственное, что она смогла ей сказать: "Ты можешь, мама", — и прервать связь, зная, что больше никогда её не увидит.

25 (C +24)

На закате над равнинами Кваалона, на темной, высокой террасе, балансирующей в сверкающем черном вихре архитектуры, образующей относительно микроскопическую часть экваториального пояса Ксауна, Вир Коссонт — лейтенант-коммандер (в запасе), чтобы дать ей полную классификацию — сидела, исполняя часть 26-й струнной сонаты Т. К. Вилабье для инструмента, который еще предстоит изобрести, каталожный номер MW 1211, на одном из немногих сохранившихся образцов инструмента, разработанного специально для исполнения этого произведения, общеизвестно сложного, темпераментного и диссонантно отягощённого. Инструментом была антагонистическая ундекагонная струна — или одиннадцатиструнная, как её обычно называли.

26-я струнная соната Т. К. Вилабье для инструмента, который еще предстоит изобрести, MW 1211, была более известна как «Водородная соната».

Пока она играла, и солнце опускалось за далекую линию темного, почти абсолютно пустынного Поясного Города, одинокий лисейденский грузовой корабль взлетел с части величественного сооружения в нескольких километрах от нее, достаточно близко, чтобы звук его относительно грубых двигателей донесся до сознания Коссонт.

Она проигнорировала его. Она продолжала играть.

Ее собственный летун находился на дальнем краю террасы, метрах в двадцати от нее. В кабине светилось несколько огоньков. Там, свернувшись калачиком, спала Пиан, утомлённая после полуденных игр со стаями птиц.

В конце концов, почти через час после начала игры, Коссонт доиграла произведение до конца, и, когда финальные аккорды стихли, положила оба смычка на место, откинула боковую подставку и, осторожно разгибая спину, встала и вышла из инструмента.

Она широко открыла рот, потерев лицо верхними руками и помассировав спину нижней парой, через ткань куртки Повелители Экскрементов. Подцепила туфли пальцами ног, наклонилась и просунула в них ступни. Некоторое время она стояла неподвижно, глядя на одиннадцатиструнную, слушая тихие гармонические звуки, которые вечерний ветер издавал во внешних резонирующих струнах.

За последние несколько дней и вечеров она много раз ходила по пустынным, пугающе гулким пространствам Поясного Города и летала в другие места планеты. Летать теперь приходилось на ручном управлении — навигационные системы и системы безопасности ещё сохранились, но полагаться на них было небезопасно.

В пределах Города она не видела вообще никого. Она наткнулась на ту же заброшенную школу, мимо которой проходила в тот давний вечер, когда комиссар-полковник Этальде явился, чтобы увезти ее. Теперь здесь было вдвойне пустынно: все хранилища стояли открытыми, люди, которые некогда пребывали в них, ушли. Даже арбитр-охранник, которого она случайно активировала в прошлый раз, исчез, возможно, присвоенный лисейденами. Ветры стонали в огромных пространствах Поясного Города, играя на нем, как на каком-то колоссальном инструменте.

В городах, посёлках и деревнях, разбросанных по планете, она видела редкие группы людей, наблюдая их издалека. У неё сложилось впечатление, что остались преимущественно те, кто всегда мечтал, что однажды мир будет принадлежать им.

Однако в большинстве случаев она никого не встречала.

Однажды поздно вечером в небольшом продуваемом ветрами прибрежном городе, она застала врасплох бродящего скиттера. Животное, проводив её долгим взглядом, ушло в тень, словно решая, нападать на нее или нет. У нее был с собой миниатюрный десятимиллиметровый нож-ракета — подарок корабля, напоминавший о себе всякий раз, когда она собиралась выйти из дома без него — так что происшествие не стало для неё пугающим опытом, каким могло бы быть. Тем не менее, она ощутила некоторый страх, не столько от самой встречи, сколько от понимания того, как быстро дикая природа начала завоёвывать заброшенные строения цивилизации.

Окончательные цифры тех, кто перешел в Возвышенное, составили более девяноста девяти процентов, с небольшими различиями между планетами и местами обитания. Ксаун и Зис перенесли в Свёртываемое еще более значительную часть населения. Если не считать сам процесс актом трагического коллективного безумия, это был превосходный и даже впечатляющий результат.

…Чуть более сильный порыв ветра пронесся над платформой, и одиннадцатиструнная издала новый, глубокий звук, словно взывая, чтобы её выпустили на свободу, в дикую природу, хотя в конструкции её не было ничего биологического, — её изготовили на корабле Культуры двадцать лет назад и в четверти галактики отсюда.

Вир горестно улыбнулась в сумеречном свете, и, отвернувшись от инструмента, пошла к летуну, оставив одиннадцатиструнную слегка раскоряченной, рядом с открытым футляром, аккуратно прислоненным к ней.

Она поднялась в машину, отодвинув с дороги Пиан; существо сонно запротестовало и, не просыпаясь, обхватило её за шею, повиснув и даже не потрудившись завязать себя в узел. Вир подозревала, что если бы фамильяры были склонны к храпу, Пиан бы храпела.

Летун проверял системы, пока она смотрела на Город, сосредоточившись на том месте, где он сходил к горизонту. Солнце давно село, а красно-золотое небо стремительно темнело. Она подумала о том, чтобы снова поискать пару с ребенком, ту самую семью, которую она встретила в Городе в первый вечер. Ей достаточно было бы просто найти их. Она не стала бы предлагать им остаться с ней или другие подобные глупости.

Ведь недавно она получила приглашение отправиться с "Ошибка Не…", который должен был отбыть в ближайшее время, в данный момент помогая в деле поддержания мира между цивилизациями Падальщиков, пока те готовились занять территории и изучали новые для них технологии. Корабль Культуры имел планы отправиться в долгое путешествие к планете под названием Цетид, в отдалённом рукаве галактики, чтобы попытаться связаться с КьиРиа и узнать, не хочет ли он вернуть свои глаза и память, теперь, когда суматоха закончилась.

Навестить его наверняка будет интересно, учитывая нарочитую враждебность местных и не совсем местных жителей.

В любом случае, спешить ей было некуда: хотя история с Падальщиками постепенно затихала, корабли Культуры задержались ненадолго и теперь ожидали прибытия последнего из своих, участвовавшего в недавних событиях на Зис. У нее сложилось впечатление, что все они были довольны собой, а встреча для них была лишь поводом для взаимных метафорических похлопываний по спине и всего того, что среди умов Культуры принято считать ночами веселья и кутежа. Они уже превратили эту разрозненную, убийственную цепь событий в нечто полумифическое, чтобы занять своё место в непрерывной истории "Ужасных вещей, которые Культура и ее блестящие корабли совершили за долгие годы".

Каконима при этом, судя по всему, никто не приглашал — без лишних проволочек он вернулся к своему излюбленному занятию, странствуя среди звёзд.

И Эмпирика — у того были более важные дела в другом месте. Корабли системного класса всегда имели важные дела в других местах.

Коссонт пристегнула ремни, задвинула полог, приняв ручное управление, и подняла маленький кораблик, отлетев подальше от террасы, позволив судну одновременно взмыть вверх, накрениться и совершить пируэт.

Она отправлялась домой.

Потом… Она понятия не имела, что делать.

Антагонистическая Ундекагонная Струна, овеянная вихревым потоком, возникшим при отлете шаттла, одиноко загудела.

Плач её был унесён лихим ветром.

Оглавление

1 (С -24)

2 (С -23)

3 (С -23)

4 (С -22)

5 (С -22)

6 (С -21)

7 (С -20)

8 (С -20)

9 (С -19)

10 (С -18)

11 (С -17)

12 (С -16)

13 (С -15)

14 (С -14)

15 (С -13)

16 (С -9)

17 (С -8)

18 (С -7)

19 (C -6)

20 (С -3)

21 (С -2)

22 (С -2)

23 (С -0)

24 (С -0)

25 (C +24)