Страницы прочитанной жизни [Сергей Данилов] (fb2) читать онлайн
- Страницы прочитанной жизни 1.55 Мб, 85с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Сергей Данилов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Сергей Данилов Страницы прочитанной жизни
Мелькнувший силуэт
Силуэт
Обжигают мечты раскалённым углём,
Охлаждают ушатом студёной воды.
Силуэт промелькнул твой за дальним углом,
Безвозвратно исчезли под ливнем следы.
Ты мерещишься в палевом городе мне,
В синих сумерках цокают гулко шаги.
Тень завидев твою за окном на стене,
Заклинаю себя: «Вслед за нею беги!»
За соломинку чувства схватившись, дрожа,
Бросив скромной квартиры налаженный быт,
Я небритым подобьем седого ежа
Уношусь, проявив молодецкую прыть.
Отрезвленье теснит исчезающий хмель.
Мне пора бы иллюзии бросить свои,
Ведь кораблик удачи сел килем на мель
Далеко от морей фееричной любви.
Мизансцена разрыва
Не смотри с исступлённой мольбою в глазах,
Покрасневших от горьких безудержных слёз.
Разбираюсь прекрасно в прощанья азах,
Трюком сентиментальным меня не проймёшь.
Мизансцену «разрыв» проходил я не раз —
Подготовленный слабо бездарный актёр.
Накопил многотомник убийственных фраз
Расставанья плаксивого грубый суфлёр.
Перепишем сценарий трагический наш,
Чтобы в ярость пришёл фатум – злой режиссёр…
В баснословный войдя экзальтический раж,
За меня доиграет счастливый дублёр.
Слабые роли
Он игнорирует скверные роли,
Хоть за них спонсоры платят серьёзно.
Провозглашает печально: «Доколе?!» —
В сторону бросив тираду скабрёзно.
Глупо гоняться за каждой монетой,
Все заработать рубли невозможно.
Время в болиде, расставшись с каретой,
Мчится. Становится очень тревожно.
Хочет идеями, в пику застою,
Он вдохновиться, след яркий оставить.
Поздно уже торговаться с собою,
Приспособляться, юлить и лукавить.
С возрастом надобно проще, весомей
Думать, осмысливать и выражаться,
Суть излагать без апломба, спокойней,
Не издеваться и не пресмыкаться.
Он бойкотирует слабые роли,
Пусть за них платят приличные средства.
От компромисса – душевные боли,
Трём поколеньям – дурное наследство.
Жёлтое платье
В белом женщина – невеста,
В чёрном – скорбная вдова.
Годы быстрые я пресно
В серой робе провела.
Дни летели беспокойно.
Между службой и плитой
Я несла свой крест достойно,
В единении с судьбой.
А в шкафу пылало платье —
Жёлтое, как апельсин,
Словно солнце на закате,
Куркума и мандарин.
Примеряла его редко
Я, оборки теребя.
Муж и грубая соседка
В нём не видели меня.
Провисело, не сгодилось,
Полыхая лишь в шкафу.
Суетная жизнь приснилась
Иль промчалась наяву?
Выцвело и устарело,
Потускнело за года.
Незаметно поседела
И былая красота.
Жгучие мечты пропали,
Устремленья унеслись.
Дом заполнили печали,
Возрастных болезней слизь.
Жаль шифонового платья,
На плечах потёртый плед.
В прошлом жаркие объятья,
Лучезарный знойный цвет.
Городская муза
Я в метро пишу, в душной «Газели»,
В гуще индифферентных прохожих.
На меня косо смотрят мамзели,
Пропитые синюшные рожи,
Потому что строчу увлечённо,
Взяв простой карандаш из кармана.
Глядя сквозь толкотню отрешённо,
Похожу часто на истукана.
О сыр-боре забыв беспардонном,
Застываю столбом в магазине,
В спруте-городе многооконном
Ловко строфы слагаю в машине.
Будто в парке сижу я на лавке,
Окунаюсь в стихи с головою…
Муза, грубо зажатая в давке,
Разражается грязной хулою.
Похмельная муза
Болит с похмелья голова,
Немеют члены от нагрузки,
Не произносятся слова,
Во рту – амбре, в гортани – сгустки.
Перегусарил я вчера,
Событья помнятся нечётко.
Была постельная игра,
Или интим сгубила водка?
Кому и что наобещал,
С кем удалился втихомолку?
Ушёл, горячечный, в астрал,
Как новобранец в самоволку.
Разбиты ваза и фужер,
На кухне месиво посуды.
Размазан по столу эклер,
В углах подушек мятых груды.
Тяжки в беспамятстве грехи,
Грядёт суровая расплата…
Пойду кропать в тиши стихи —
В дебоше муза виновата!
Лёгкость общения
Легко общаться, пока нет боли,
Встречаться редко, без обязательств,
Играть смиренно простые роли,
Не опасаясь злых обстоятельств,
Не знать, как душат долгами узы,
Чугунной гирей вися на шее,
Обременяют любви обузы,
Вселяют ужас клятв мавзолеи.
Без дикой страсти общенье мило,
Розовощёко, благопристойно,
А после секса порой уныло,
Обидно, мерзко и недостойно.
Неудачное соблазнение
Тратил деньги седой бонвиван,
Предвкушая волшебную ночь…
Не задался курортный роман —
Счастье чайкою бросилось прочь.
Он красотку хотел обольстить
У скалы, где куражился шторм,
Но Нептун не помог соблазнить
Незнакомку пленительных форм.
Страх стоял в её карих глазах,
А от шума – в ушах его звон…
Флирт бездарно рассыпался в прах,
Лук в сердцах поломал Купидон.
Отречение
Он отречётся на самом пике,
До приговора разящих слов.
Не потакая капризам в крике,
Запрёт влеченья мёд на засов.
Запомнит запах бронзовой кожи,
Сиянье хитрых, манящих глаз,
Что было с яростным солнцем схоже,
И губ лукавых хмельной атлас.
Прикончит разом самокопанье —
Не станет резко петлять стезя…
Из словаря исключит признанья,
Оставив «нет», «никогда», «нельзя».
Примирение с безразличьем
Замолчало симпатии эхо,
Не расцвёл вожделения сад.
Стало ясно – не будет успеха,
Объяснений грядёт листопад.
Примириться он сможет, конечно,
Утешенья вериги надев,
В разговорах смеяться беспечно,
Не впадая в уныние, гнев.
Страсть прикроет глухим равнодушьем
Нарочито. Любовь извинит…
Нету радости в тусклом грядущем,
Безразличье застлало зенит.
Просьбы к судьбе
Я прошу провиденье: не надо печали!
Пусть достанется мне просветлённая грусть,
Чтоб в душе восхищения ноты звучали,
Повторялись признанья любви наизусть,
Расцветали желанья закатом на море,
Исполнялись, хмельное блаженство даря,
Жизни суть не погрязла в навязчивом споре,
Оборвались напрасных обид якоря.
Я планиду молю, чтоб тоску обходила,
Сторонилась погоста увядших страстей,
Чтоб царила в алькове медовая сила,
А феерия бурных бессонных ночей
Возносила в объятья интимного рая,
Прогоняла любые тревоги долой,
Наводила на мысль: ты – порочна, святая,
Снисходительна, властна – будь вечно со мной.
На пьедестале
Я скольжу быстро вниз по наклонной
Между горестных строчек и строф.
Разрастается тьмою бездонной
Декадентская масса стихов.
На взаимность погибла надежда,
В стонах ветра пытаюсь смолчать.
Прикрываясь улыбкой небрежно,
Сохраняю унынья печать.
Тень сомненья маячит угрюмо,
Оптимизм затерялся в пути.
В хрустале замусоленных рюмок
Преломляются счастья лучи.
Сеет панику призрак забвенья,
Расставания мрачен оскал…
Я готов страсть сменить на смиренье,
Сохранив за тобой пьедестал.
Отвергнутый сонет
Писать судьбу словами счастья
Пытался он из года в год,
В экстазе целовал запястья,
Обворожительный живот,
Ей посвящал стихи и прозу,
Конфеты покупал, грильяж,
Воображал, какую позу
Размножит в зеркалах трельяж.
Дарил цветы, встречал у дома,
Пел серенады под окном.
Носил в кармане два кондома
В мечтах о сексе перед сном.
Но отчуждённость победила,
Ей не понравился сонет…
На небе тусклые светила,
Составили созвездье Нет.
Попытка побега
От любви я сбегу ранним утром.
Бросив мыслей встревоженный рой,
Наслаждаясь зари перламутром,
Обрету долгожданный покой.
Пропитаюсь гармонией мира,
Откровений букет соберу,
В небо выпущу образ кумира,
Разметаю забот мишуру.
Утоплю всё, что было притворно,
Ветру выдам секрет одному…
К ней вернусь просветлённый. Покорно
Равнодушье во взгляде приму.
Заготовки любви
Среди добродетелей – злое упрямство,
В сердечных пороках – смиренье.
Посредник в общенье – банальное пьянство,
Спасенье – полёт вдохновенья.
Бунтарство увяло осенней листвою,
Сочится из пор толерантность.
Угрюмой, морщинистой чёрной вдовою
Торчит за спиной бесталанность.
На месте признаний – газет заголовки,
Ответы сменило презренье…
Прогнили волшебной любви заготовки,
Для них не нашлось примененья.
Герой не её романа
Он не был желанным героем романа,
Она беззаботно ему позволяла
Себя не снимать целый год с пьедестала,
Летать в оперении самообмана.
В закрытые двери стучал он упорно,
Встречал, провожал, целовал нежно руки.
Признаний любви сладострастные звуки
Она принимала легко, но притворно.
Он, гордость мужскую смирив, падал в ноги,
Стоял на коленях, касаясь несмело.
Её восхитительно стройное тело
Досталось другому в плачевном итоге.
Законы взаимности очень капризны,
Симпатия – столь своенравный ребёнок…
Повержен Амур. Безразличья чертёнок
Глумится над чувствами в пламени тризны.
Тяжёлая поступь вечности
Последняя точка
Душа покидает тело,
Изношенное годами,
Легко, может быть, несмело,
Без пафоса, назиданья.
Земля возьмёт оболочку,
Грехи, достиженья – выси…
Успеть бы поставить точку
В неповторимой репризе!
Фатальные утраты
В нашей жизни утраты фатальны,
Мы теряем друзей навсегда.
Отцветают интриги и тайны,
Мельтешат бестолково года.
Встречи реже, звонки холоднее,
Одиночество ближе, родней.
Пустота вытесняет смелее
Из души дерзновенность идей.
Телевизор с диваном в фаворе,
Заполняют засаленный быт.
Чувства вянут, мечты на запоре,
Путь в аптеку всё время открыт.
Вместо буйных пирушек – таблетки,
От интриг не осталось следа.
Раздражают кокетством нимфетки,
Суетой угнетает среда.
Окружают минорные маски,
От занудства морщины сборят.
Прошлых связей поблекшие краски
О закате любви говорят.
В зыбкой жизни потери фатальны,
Мы лишаемся раз навсегда
Тех, кто дорог. Событья печальны.
Грудой папок пылятся года.
Поступь вечности
Я давящей вечности поступь
Встречаю на бренном пути.
Опасливо движусь, на ощупь,
Скорбя, что должна отцвести
Моей краткой жизни бравада.
Померкнет в глазах карих блеск.
Взамен придёт мудрость – награда,
Колючий прогорклый гротеск.
Растают мечты и желанья,
Друзья постепенно уйдут.
Придут сожаленья, страданья,
Сомнений непрошенных пуд.
Маразм станет властвовать смело,
Альцгеймер – лукаво манить.
Начнёт увядать быстро тело,
Петлять – мыслей пасмурных нить.
Безвременья мерзкая поступь
Вдруг станет тесниться в груди.
В потёмках сознанья, на ощупь,
Придётся итог подвести.
Беспощадное время
Надменная вечность достала кинжал,
Меня поджидая впотьмах.
Последние силы собрав, я стоял,
Не корчился в пыльных углах.
Пытался смириться, достойно принять
Давно предначертанный рок,
На бренность судьбы никому не пенять,
Уйти в уготовленный срок.
Нет смысла нервозно метаться в слезах —
Нытьём не умаслить талан!
Уйдут – незапятнанный в смертных грехах
И самый последний баран.
Останется вечность – убийца моя,
Бег времени – острый кинжал.
Кружиться по-прежнему будет Земля,
Забыв мой прискорбный финал.
Кабак
Не делай напыщенный вид,
Любой воздыхатель – дурак.
Давно за тобою следит
Привычный к запоям кабак.
Ты волен мечтать по утрам
О прелестях музы, чудак,
Часами плестись по пятам.
Под вечер заглянешь в кабак.
Беспомощна мудрость из книг,
Когда твоё дело – табак.
Поняв, что ты загнан в тупик,
Придёшь отрываться в кабак.
Ты в розовых грёзах – герой,
Не знающий слова «слабак».
От страсти, утратив покой,
Проложишь дорогу в кабак.
Надежды, мытарства, облом —
В намеченных планах бардак?
Тебя за накрытым столом
Почтительно встретит кабак.
Когда твой соперник упрям,
Приверженец стычек и драк,
Утопит в вине горечь ран
Анестезиолог-кабак.
Тебя быт деревни страшит,
Зазноба растит пастернак.
Проблемы легко разрешит
За рюмкой абсента кабак.
Влеченье медовое злит,
Рассвет превращая во мрак.
От колкости мелких обид
Спасёт сердобольный кабак.
Возможно, ты – йог и аскет,
Защитник бездомных собак.
Но после железного: «Нет!»
Утешит тебя лишь кабак.
В любви нет решений простых,
Не слушай досужих зевак…
Сквозь груду бутылок пустых
Следит за тобою кабак.
Время
«Время старательно раны залечит» —
Сказка бездарная для молодых.
Души наивные время калечит,
Бьёт без стесненья с размаха под дых.
Время – не лёгкий песочек в сосуде,
А беспощадный угрюмый палач,
Не позволяющий думать о чуде.
Тут не помогут ни просьбы, ни плач.
Время – не добрый в сединах кудесник,
Злой лиходей с костяным кистенём,
Властолюбивый жестокий наместник,
Не подкупаемый длинным рублём.
Время – не глыба, а сумрак пучины,
Где погибают судьбы корабли,
Остро заточенный нож гильотины,
Ждущий тебя неизбежно вдали.
Капкан
Давно пребываю в плену компромиссов,
Про детскую честность забыл навсегда.
Терплю и страдаю от глупых капризов.
Поспешных зароков пестрит чехарда.
Мечтаю свой век провести без обмана,
Без острой нужды понапрасну не врать.
Скопилось безмерно лукавого хлама —
Хочу тяжкий груз навсегда закопать.
Правдивая ложь – зубья злого капкана,
Меня полонившая подлая рать…
Порвать с этой жизнью – немыслимо рано,
Невиданно поздно – всё снова начать.
Смиренье
Бороться с вечностью наивно,
По силам нужно упражненье.
Не будет больно и противно,
Когда ты обретёшь смиренье.
Тягаться с вечностью непросто,
Здесь нужно гения творенье.
Чтоб проносились годы сносно,
Скорее обрети смиренье.
Найди соперника попроще,
Для вечности ты – полмгновенья.
Путь кажется в трудах короче,
Быстрее обрети смиренье.
Мечтать о вечности зловредно,
Смени безумное влеченье.
Спокойно дни пройдут, безбедно,
Когда в тебе царит смиренье.
Концовка смотрится печально,
Как нищета и униженье.
Земная жизнь, увы, фатальна.
Старайся обрести смиренье.
Мы суетимся слишком много,
В надежде алчем воскрешенья.
Достойно надо встретить Бога,
Покорно обретя смиренье.
«Не молил о бриллиантах…»
Не молил о бриллиантах,
О немыслимой удаче —
Мне хотелось стать богаче
Не в карманах, а в талантах.
Я просил любви у Бога,
Теплоты недоставало…
Жизни будет вечно мало,
Смерти всюду – слишком много.
В молчании
Я амбиции спрятал надёжно,
Рост гордыни уменьшил в сто раз.
Возраст-жулик нежданно серьёзно
Проявился в обличии фраз.
Неприличные хохмы пропали,
Самохвальства исчезли слова.
Нецензурные вирши едва ли
Сможет выдать моя голова.
Обещания стали скромнее,
Клятв угас обжигающий пыл.
Легкомысленный флирт – холоднее,
Жар интимных признаний остыл.
Обвиненья истлели с годами,
Восхищенья поблекли давно.
Наслаждаюсь науки плодами,
Близоруко взирая в окно.
Перестал гнать тирады волнами,
Без нужды поднимать праздный шум.
За молчанье обласкан стихами
В окруженье возвышенных дум.
У камина
Быстрей не хочется бежать,
К финалу торопиться глупо.
Победных мыслей пала рать,
Влеченья копошатся скупо.
Обрыдло двигаться пешком,
Приелись нудные походы.
Я, начиная день зевком,
Лелею томной лени всходы.
Бессмысленно стоять столбом,
Чай не охранник в карауле.
С нахмуренным, в морщинах лбом,
Я чужд статичной физкультуре.
Сидеть, склонившись, толку нет,
Поскольку нудно ломит спину.
Прервав листание газет,
Плетусь к зажжённому камину.
Валюсь с кряхтеньем на диван,
Отбросив стоптанные тапки.
Лежу, безмолвный истукан,
Как батарейка на зарядке.
Любуюсь – пламени клыки
Дрова съедают аккуратно.
Воспринимаю без тоски,
Что дни уходят безвозвратно.
Сгорят последние мечты,
Испепелятся устремленья
В огне душевной нищеты,
Как почерневшие поленья.
Слизни сомнений
Он в замочную скважину жизни
Видел истины яростный свет.
И сомнений противные слизни
Возбудились безумно в ответ:
«Почему этот свет – аксиома?
Достоверность поди докажи!
Тебе подлость подделки знакома,
Одеяния каверзной лжи?
Может, яркость свеченья – ловушка,
Западня для смешных простаков.
Завлекает пустая гнилушка
Одурманенных сказкой ослов.
Манит блеском порой упаковка
И бесплатный, казалось бы, сыр,
Но меняется вдруг обстановка —
Ты уже не гурман, а гарнир.
Каждый ждёт исполненья мечтаний,
Что придёт звёздной радости час.
А ты ведал пучину страданий,
Сил душевных иссякший запас?
Обмануться фатально несложно,
Прыгнув в омут лихой с головой.
Берегись доверять, осторожно —
Навсегда потеряешь покой».
Он поддался (сомненья лукавы),
Не открыл судьбоносную дверь,
Подозрений наелся отравы —
Прозябает в безверье теперь.
Без меня
1Вечность позади,
Вечность впереди.
Вспыхнет жизнь звездою,
Пролетит стрелою.
Знать бы точно срок —
Мелочен итог,
Впрок не наглядеться
И не надышаться.
Смерть неотвратима,
Постучится глухо.
Тленом одержима
Мерзкая старуха.
Страшно умиранье,
Прения излишни.
Без толку стенанье,
Клятвы никудышны.
Растворятся звуки,
Свет пребудет тенью,
Все земные муки
Отойдут к забвенью.
Примириться надо,
Бренность – это рок,
Отцветёт отрада,
Смерть взведёт курок.
Точка в книге судеб.
С новым светом дня
Мир крутиться будет,
Только без меня…
Размышления о вечности
Вечность влечёт и пугает меня
Бездной грядущих недель.
Сгинет и снова родится, звеня,
В зелени шустрый апрель.
С душным июлем вернётся жара,
Осень придёт в свой черёд.
Будет резвиться в снегу детвора,
Не ощущая забот.
Люди другие пойдут по местам
Где я гулял по ночам.
Не прекратятся ребяческий гам
И поклоненье богам.
Ревность не бросит влюблённость-сестру —
Чувства не взять под замок.
Нудно продолжат на плацах муштру —
Неистребимый урок.
Ход не прервётся небесных светил,
Реки не двинутся вспять.
Станет пылать на закате акрил,
Души тревожить опять.
Мирно наследники будут дремать,
Мой проедая талант,
На антресолях в пыли прозябать
Изданный раз фолиант.
Можно на старте писать некролог —
Быстро проходит игра.
Ясен заранее жизни итог —
Искра на фоне костра.
Когорта заманчивых грёз
Осень от кутюр
Осень-художница пишет мазками.
Радует красками пёстрый пейзаж.
Смело аллеи играют тонами.
Модно иметь золотой антураж.
Осень-богачка сорит капиталом,
Палые листья – ковёр из купюр.
В парках рябины объяты пожаром
В рыже-багряных манто от кутюр.
Остатки
Давно позаброшен танцпол.
Осталась зола наслаждений.
В меню каждый день валидол,
Утерян букет ощущений.
Погода стабильно не та,
То жарко, то ломит суставы.
На кухне гнетёт теснота,
В эфире – царящие нравы.
Откинуть бы лет тридцать пять.
Возможно, и сорок, не жалко!
С друзьями напиться опять,
Вкусив, сколь вольготна рыбалка.
На девушек смело взирать,
С достоинством, но без нахальства.
Соседа в бильярд обыграть
Спокойно, без тени бахвальства.
Под окна товарища встать,
Присвистнув: «Айда на «коробку!»
Размять молодецкую стать,
Оставив на лавке штормовку.
Пойти на байдарках в поход —
Неделю в мешке и палатке.
Вручную вскопать огород,
Пульнуть в небеса из рогатки.
Когорта заманчивых грёз
Готова дать битву комфорту…
Как шалую юность без слёз
Вернуть, не продав душу чёрту?
Совмещение
Я был галантен, не женат.
В душе, искрясь, весна играла
И виртуозно совмещала
С лиризмом низменный разврат.
Смотрел с блондинкой дорогой
Ночами на светил сиянье,
В порыве страсти, обожанья
В реке купался с ней нагой.
Стихи восторженно читал
И декламировал умело,
Без промедлений лишних, смело
Красавицу за грудь хватал.
Приятен выставок гламур.
Мы посещали вернисажи.
Потом – интимные пассажи,
Постельный яростный аллюр.
Пленяла музыка сердца.
Я с музою внимал свирели,
Затем резвился на постели,
Изображая жеребца.
Прошли забавные года.
Кутить нет силы – ждёт уролог,
За ним приём ведёт проктолог.
Такая ныне чехарда.
Я поседел, давно женат.
В душе осенний цвет играет,
Мастеровито совмещает
Аптеку, пенсию, внучат.
Трепетание души
В глазах – ехидная усмешка,
Во рту – сарказмов едких пул.
Не раздражает утром спешка,
Не тянет вечером в загул.
Квартирный быт опутал крепко,
Ушёл на пенсию кураж.
Годами не менялась кепка,
Истлел к деньгам ажиотаж.
Минувших лет поднялись всходы —
Цветут апатия и лень.
Исчезли с кризисом доходы.
Осталась от гордыни тень.
Завяли встречи, посиделки —
Их заменяет телефон.
Есть номер молодой сиделки,
В неё он, к счастью, не влюблён.
Поймали в сети сериалы,
Не интересен зимний спорт.
Пылятся на шкафу журналы.
Брак – максимум четвёртый сорт.
Пропали бывшие коллеги —
Нет интересных общих тем.
Забыты бурные ночлеги,
Остался долговой ярем.
Сменяет боли онеменье,
Канючит тело: «Не буди…»
Душа, желая просветленья,
Трепещет птицею в груди.
Кипящие страсти
Кипели эмоции чайником,
Забытым на сильном огне.
Он вёл себя грубым охальником,
Она была злее вдвойне.
Пестрила беседа упрёками.
Сплетались признания, ложь.
Сменялись ответы намёками.
Терзала противная дрожь.
Смешались причины и поводы.
Шаром раздувался скандал.
Терялись разумные доводы —
Страстей ощущался накал.
Он стал заикаться отчаянно.
Она побелела как мел,
Стояла в углу неприкаянно,
Колчан расстреляв гневных стрел.
Обиды плодились невиданно.
Завял утончённый фен-шуй…
Решенье пришло неожиданно —
В объятьях хмельной поцелуй.
Утренний позор
С утра позор и забытье.
Обрывки вечера в тумане.
Он вспомнил: было оливье,
Играло радужно в стакане,
Веселье, танцы, никотин.
Он говорил по телефону.
Напрасно третью взял, кретин.
Уснул подобно эмбриону.
Такси дешёвое везло,
Или подбросил друг радушный?
Проснулся дома – повезло.
Во рту противный вкус сивушный.
Ключи на месте, кошелёк.
Одежда?.. Он не раздевался.
В глазах жены немой упрёк:
«Зачем с коллегами надрался?»
Ответа нет. Довлеет стыд,
Косые блики полуночи.
Потрёпанный противен вид.
Мольбой: «Прости!» – слезятся очи.
Болезненные воспоминанья
Воспоминанья вцепляются больно,
Словно клешнями – назойливый краб.
Переживаю разрыв добровольно,
В прошлое выдвинув памяти трап.
Снова тону в океане сомнений
И задыхаюсь от горьких обид,
Вязну в болоте пустых объяснений.
Тенью кровавой грозит суицид.
Претерпеваю позор униженья —
Брошенный, как шелудивый щенок,
Вновь ощущаю минуты паденья,
Горькой любви нежеланный урок.
Резко занижена самооценка,
Комплексы давят огромной горой.
Перед моими глазами коленка,
Что бьёт под зад, прогоняя долой.
Боль от меня хочет самоотдачи.
Цепок и зол едкой ревности краб.
Надо засыпать богатством удачи
Уничижительный жизни этап.
Грибы
Период лирический вместе с цветами
Давно завершился. Не радует бег.
Щетина небритая – выпавший снег.
Мы внучек теперь именуем цветками.
Любили мы в детстве ходить за грибами.
Манил и пугал тёмной чащею лес.
Сегодня ворчим, позабыв политес.
Юнцы называют нас в шутку – грибами.
Меняющиеся приоритеты
Меняет возраст приоритеты,
Места скитаний и поклонений.
Не выручают друзей советы.
Зияет пропасть меж поколений.
Реклама баров – под слоем пыли,
Зато раскрыты ворота клиник.
Про караоке давно забыли.
Былой романтик – сегодня циник.
Хард-рок отложен, играет Гендель.
В комиссионке Харлей томится.
Ночами будит протёкший вентиль,
А не желанье опохмелиться.
Сменили пиво настойки с мятой.
Приятен раут без злой изжоги.
Встаёшь с постели всегда помятый
И раздражённый в любом итоге.
Для путешествий доступна дача,
Другие земли неинтересны.
От кинофильмов скупа отдача:
Герои – мерзки, сюжеты – пресны.
Простое дело теперь проблема —
С утра решаешь, когда побриться.
Тревожит смутно одна дилемма:
Жить вместе дальше иль разводиться?
В прошедшем – танцы, шальные встречи.
Любвеобильность ушла с престола.
В сухом остатке – с ромашкой свечи
И послевкусие корвалола.
Птенец
Мне тоже было двадцать лет.
Я полон был благих иллюзий,
Растил сыновний пиетет,
Не знал деменции, протрузий,
Был обжигающе открыт,
Не испытав кошмар измены.
Меня не мучал пыльный быт,
Не окружали манекены.
Рекорды грезились. И вот
Птенец гнездо покинул рьяно,
Любви родительской оплот
Сменил на жёсткий мир обмана.
Летать учился, как и все,
Клевал, когда то было надо,
Копался в злате и овсе,
Не избежал сомнений яда.
Пшено чужое воровал,
Оберегал свои пожитки,
Существовал, как маргинал,
Искал неслыханные скидки.
Зачем покинул отчий дом,
Прельстившись мифами Олимпа?
Хотел парить, а полз тишком
В веригах ржавых вместо нимба.
Теперь подавленно закрыт,
Птенец предстал ежом колючим,
Немногословен, пьян, сердит,
Сроднился с обществом паучьим.
Счастье и радость
Раньше счастлив я был, а теперь только радости.
Нет изжоги – достойный вечерний финал.
Не метнула соседка вслед колкие гадости —
Ожидается день выше всяких похвал.
Раньше было достаточно неба бездонного,
От его синевы пели струны души.
Превратившись со временем в мужа преклонного,
Флегматично дремлю в неподвижной тиши.
Раньше пульс учащался от каждой прелестницы,
Сердце пойманной птицею билось в груди.
Ныне я аккуратно спускаюсь по лестнице
И доволен супругой в больших бигуди.
Раньше не было в шалостях плотских излишества.
Вожделенье дарило любовный экстаз.
Пронеслись разудалые годы мальчишества.
Бывший мачо, я смог за квартал всего раз!
Готов к абордажу
Я излучаю доброты флюиды.
Рождаются лиричные стихи.
Сношу спокойно мелкие обиды.
Смешны мои пустяшные грехи.
Разбросаны бумаги и тетради,
Плодятся с каждым годом словари.
Убрав с лица назойливые пряди,
Работаю порою до зари.
Но если надо проявить отвагу,
Я отложу облезлый карандаш.
Налейте рома, наточите шпагу,
Отдать швартовы и на абордаж!
Опыт и невинность
Я готов променять опыт бренного тела
На невинность хрустальную юной души.
Натерпевшись, расстанусь с познаньями смело,
Пусть останутся от нажитого гроши.
Я хочу ощутить снова преданность дружбы,
Теплоту неподдельную искренних глаз.
Подковёрные игры, интриги на службе
Надоели, как нудный бездарный рассказ.
Я желаю забыть боль циничных предательств,
Убивающих веру в величье добра,
Обесточить влиянье дурных обстоятельств,
Осознать, что надежда сильней, чем хандра.
Искус давит безмерно. Наивны мечтанья
Обрести романтичность в солидных годах.
Разъедать будут ржавчиной воспоминанья,
Приближая красивой истории крах.
Рыжая осень
Каждое лето я осень молю:
«Не приходи, сыт по горло дождями,
Пусть непогода сведётся к нулю,
Не расцветает столица зонтами,
Серость не выгонит аквамарин,
Лужи не станут блестеть зеркалами,
Благоухать будет нежно жасмин,
Солнце одаривать землю лучами».
Позже тону в листопадном пиру
И восхищаюсь роскошной палитрой.
Напрочь забыв ностальгию, хандру,
Вновь очарован проказницей хитрой.
Пылко, с задором ваяет она,
К творчеству явно имеет задатки.
Ветрена рыжая краля, сочна.
Я бы с такой закрутил без оглядки!
Мимолётные встречи любви
Мимолётные встречи
Мимолётные встречи бывают занятны —
В восклицаниях искренних лёгкий пролог,
О погоде короткий живой диалог,
Обсужденья недолгие благоприятны.
Быстротечные связи порою волшебны,
Словно редкий тропический сладостный плод.
Послевкусие мило без ссор и невзгод.
Новизна с беспроблемностью, право, целебны!
Встречи для секса
Они знакомы много лет,
У каждого семья и дети.
Он – бизнесмен, авторитет;
Она работает в газете.
Он много ездит по стране,
Проводит дни в переговорах.
Инспекционные турне
Проходят в пыльных коридорах.
Ей нравится домашний быт,
На ней закупки и хозяйство.
Её простой привычный вид
Лишён апломба и зазнайства.
Они не пишут СМС,
Не ходят вместе на гулянки.
Он не разводит политес,
Не рвётся к ней с бездарной пьянки.
Из офиса порой звонит
И назначает место встречи.
Она к нему стрелой летит,
И озаряют ложе свечи.
Объятья, кружится постель,
Благоухают поцелуи,
Цветёт изысканный апрель,
Оргазмов серебрятся струи.
Потом короткое «пока»,
Недели тягостной разлуки,
Дни постные без огонька
В сопровожденье дряблой скуки.
Сложились странно жизни их —
Для секса встреча, расставанье.
Один короткий яркий штрих,
В тоскливых буднях прозябанье.
Мнимые чувства
Я стал забывать дни рожденья
Далёких и близких родных,
Плутаю, не видя решенья,
Запутался в датах скупых.
Стираются в памяти лица
Сотрудников, бывших коллег,
С кем было желанье напиться,
Случайно делился ночлег.
Подруги интимных мгновений
Уходят туманной чредой.
Страдаю в капкане сомнений —
Прошедшее было ль со мной?
Полночные встречи, свиданья,
Безумных эмоций порыв,
Прямые признанья, лобзанья,
Слезливый постыдный разрыв.
Мне грезятся смутные лица,
Но нет ощущенья тепла.
Романов цветных вереница
Тянулась, петляла, прошла.
Развратные близости помню,
Но словно немое кино:
Сплетались в клубок мы нескромно,
Хлестали сухое вино.
Исчезла лилейность объятий,
Бесследно пропал запах тел,
Поблекла плеяда симпатий.
Я в сексе давно не потел.
Теряются лики любимых,
Метресс, безотказных сестёр.
Растёт ореол пассий мнимых.
Погас вожделенья костёр.
Поезд-жизнь
В жизни стремительной мы пассажиры:
Из неизвестности в небытие.
В мягких вагонах скучают банкиры,
В жёстких – мечтают о чистом белье.
Едут на крышах бомжи без билетов,
В тамбурах курит патлатый народ.
В общих – без сервиса, у туалетов —
Следует грязный подвыпивший сброд.
Праздник искрит целый день в ресторане —
Пляшет богема, не зная преград.
Тратят банкноты цинично южане.
Громко в плацкарте студенты визжат.
Поезд несётся, мелькают перроны,
Люди выходят и входят толпой,
Не постигая движенья законы…
Их машинист знает – в чёрном, с косой.
Счёты вечности
На счётах вечности недели
Мелькают быстро, без конца.
В движении день-ночь – качели
В натруженных руках Творца.
Развитье мира по спирали
Без промедления течёт.
Природе не нужны медали
И ежемесячный отчёт.
Расцвет сменяет увяданье,
Потом хиреет в свой черёд,
Приходит вновь без опозданья,
Естественно и без хлопот.
Я полон горечи и гнева —
Конечен мой невзрачный путь.
На счётах две костяшки – влево,
И жизни остаётся чуть.
Не сдавайся
Не сдавайся, сцепив крепко зубы,
Из последних борись слабых сил.
Пусть враги многочисленны, грубы —
Сдюжь во имя фамильных могил.
Не скули и не плачься в жилетку,
Перед женщиной слёзы не лей.
Ухмыльнись, надавив на гашетку, —
Разметает тревоги хайвэй.
Боль терпи, улыбаясь надменно,
Уясни чёрствой жизни урок.
И, всю волю собрав, непременно
Выбей кровью вонзённый клинок.
В огонь
Наш век динамичный меняется резво.
Обидно на месте торчать прелым пнём.
Взгляни через призму стакана нетрезво —
Расстанься с довлеющим пыльным жильём.
В спортзале со штангой потеть надоело,
Претит образ жизни здоровый тебе —
Найди собутыльников праздных и смело,
Без тени сомнений предайся гульбе.
Нет смысла хранить зачерствевшие страсти,
Поддерживать скучный погасший очаг.
Разбился роман – выбрось тусклые части,
К продажной любви сделай радостный шаг.
Идеи твои велики, дерзновенны,
Но их прогрессивность другим не видна?
Поверь, все творения гения тленны —
Отправь труд в огонь, он оценит сполна!
Миг вдохновенья
Ваяю в тиши покаянно
Сонеты о личной потере,
Печатаю их постоянно
С надеждой – прочтёт моя пери.
Рисую лиричные строфы,
Пишу смелой рифмой призывно,
Забвенья боюсь катастрофы —
Поэтому муза надрывна.
Пластично играю стихами —
Всевышнего жду одобренья.
Опутанный плотно грехами,
Прошу яркий миг вдохновенья.
Скоротечность
Промчалось детство беззаботное
В мечтаньях розовых беспечно.
Блеснула юность мимолётная,
Забыв, что время быстротечно.
Познала зрелость испытания
И шепчет старости серьёзно:
«Оставь морали, назидания,
Считай, что бытие курьёзно».
В пробке
Бесплодно время в пробке длинной,
Коришь себя: «Зачем я встрял?»
Путь представляется рутиной,
Не виден радостный финал.
Алеет море стоп-сигналов,
Напротив – жёлтых фар река.
Пик отвратительных скандалов
Из-за любого пустяка.
Теряешь образ джентльменский,
Напрасно давишь на педаль…
Завидев милый облик женский,
Летишь в заоблачную даль.
Птицы
Давно не появлялись снегири.
Синицы – неназойливые гости.
Любовных встреч затёрлось попурри.
Порвал я фото, бешеный от злости.
Не чиркают над крышами стрижи,
И ласточки-проныры улетели.
Романы заполняют стеллажи.
Мы больше не встречаемся в отеле.
Лишь вороньё поблизости одно
Клюёт гнилые брошенные груши.
А голуби изгадили окно —
И наши исковерканные души.
Словно Пан
Стрелял в меня Амур крылатый
И растранжирил весь колчан.
Я жил всегда слегка поддатый,
Бродил по лесу, словно Пан.
Эрос добился должной цели,
Вонзил любовную стрелу.
В объятьях сладких мы хмелели,
Воздав излишествам хвалу.
Цвели изысканные ночи,
Не угасала страсть с утра.
Наперсницы пылали очи.
Прошла тоскливая хандра.
Я тратил силы непрестанно,
Забыв, что скуден их запас,
Изображал порой султана,
Превозмогал себя подчас.
Старался с юною зазнобой,
Капризам дамским потакал.
Считал возвышеннойособой,
Не пререкаясь, ублажал.
Готов был укусить свой локоть,
Подпрыгнуть выше головы.
Лобзал супруге каждый ноготь,
Дарил наряды… Но увы,
Промчались годы безоглядно —
Я стал в эротике профан.
Мне больно, а жене отрадно —
Грущу, рогатый, словно Пан.
Адюльтер
В годы школьные, беспечные, весёлые
Я открытый был, правдивый пионер,
Подносил соседке сумки претяжёлые
И не знал чудного слова «адюльтер».
В дни студенчества очкастого, фривольного
Я прогуливал частенько универ,
Испытал приятность вихря алкогольного,
Прочитал, что существует адюльтер.
Каруселью понесла стезя рабочая,
Можно было сделать тысячу карьер.
Представлялось – трудовая жизнь бессрочная,
В ней не важен пресловутый адюльтер.
Доставались мне всегда маршруты дальние —
Ждал то порт морской, то угольный карьер.
Отношенья были сплошь официальные,
В них отсутствовал банальный адюльтер.
Оказалась непростою быль семейная,
Если ты на производстве инженер.
Но жена досталась мне прямолинейная,
Объяснила: выручает адюльтер.
Сохранить не получилось узы брачные,
Хоть в делах я был надёжности пример.
Отношения сложились неудачные —
Закружил супругу пошлый адюльтер.
Три десятка лет мелькнули пёстрой птицею,
Я – заслуженный сухой пенсионер,
Обзавёлся бы фигуристой девицею,
Но забыл, что означает адюльтер.
Молодящийся
Я стоял на остановке,
Ожидал ночной трамвай,
В полусонной обстановке
Был обласкан невзначай:
«Молодой человек милый,
Дайте деду огонька», —
Голос слабый и унылый
Сразу выдал старика.
Я взглянул на попрошайку:
Неказистый и седой,
Не стирал давно фуфайку,
Непричёсанный, худой.
Лет на пять меня моложе,
А возможно, на все семь…
Мы, конечно, не похожи.
Сбросив комплексов ярем,
Я собою возгордился.
Пусть плешивый и бухой,
Гражданин не усомнился,
Что я – парень удалой.
Не прошли уколы даром:
Приукрасил ботокс лоб,
С ровным бежевым загаром
Друг-солярий мне помог.
Победил морщины лифтинг:
Не лицо – бильярдный шар.
Преуспел в работе пилинг:
Сразу видно – не клошар.
Восхитительный сценарий —
Протянув приличный век,
Уяснить, что ты не старый,
Перспективный человек.
Ухвачу за хвост жар-птицу,
Возраст я перехитрю,
Пышногрудую девицу
Отыщу – и к алтарю!
Выигрыш поэта
Поэт сотрудничал в газете,
Недорогое пил вино.
К нему, как в сказочном сюжете,
Пришла удача в казино.
Попал в вертеп он по ошибке —
Коллега затащил силком.
В душе тревожно пели скрипки.
Проснулся интерес тайком.
Он выиграл и удалился —
Крадучись, тихо, словно вор.
На выходе перекрестился —
Терзал язвительный укор.
Решил – джек-пот вполне заслужен.
Пятнадцать лет витал в мечтах.
Ему компьютер новый нужен,
Являлся принтер в дерзких снах,
Давно ботинки просят каши,
Не обновлялись словари —
Желанья лились, как из чаши,
До бледно-розовой зари.
День пролетел в пивном угаре,
С путанами на брудершафт:
Он декламировал в ударе,
Вещал, что бывший космонавт,
Летал не раз к другим планетам,
В открытый космос выходил,
Хвалился новеньким сонетом,
Пел, пританцовывал, чудил.
Рубли исчезли незаметно.
Цветное кончилось кино.
Жизнь чёрно-белая бюджетна —
Вновь хлеб и кислое вино.
Бизнесвумен
Взгляд деловой и надменный безмерно —
Дама на заднем сиденье авто.
Личный водитель ей служит примерно,
Чтоб не испачкалось грязью манто.
Переговоры, планёрки, обеды,
Командировок пропыленный быт
Стали привычны. Пустые беседы
Ей не нужны – время пулей летит.
Плотно расписано утро любое.
Много она успевает за день,
Не помышляет о скромном покое,
Переживает порою мигрень.
Есть кавалер. На приёмах и встречах
С ним появляется гордо она.
Широкоплечий брюнет, не переча,
Все исполняет капризы сполна.
Парень спортивен, тактичен, опрятен —
Страстные ночи проводит она…
А вот сколь Генделя дар необъятен —
В зале концертном решает одна.
Романтичный бизнесмен
Он – бизнесмен расчётливый, скупой,
Принципиальный в мелочах и вере.
Довольно стройный, смуглый, но седой.
Подчинена вся жизнь его карьере.
Он внешне эпатажен и спесив,
Погружен в сводки, графики, отчёты.
Всегда опрятен, молчалив, красив,
Готов сводить с противниками счёты.
А что внутри – не ведает никто.
Он в душу не пускает постояльцев.
Там – виденный ребёнком шапито,
Собранье грустных клоунов-страдальцев,
На праздничной арене громкий смех
И закулисья хмурое похмелье,
Секундный взлёт, мифический успех,
Аплодисментов пагубное зелье.
Каждый день
Два новых слова, непременно, каждый день,
Два сильных всплеска мысли выдать ярких,
Пожертвовать два поцелуя жарких,
Полнейшей глупости изрешетить мишень.
Всего один звонок родителям за день,
Молитва, укрепляющая веру.
Один призыв к обидчику: «К барьеру!»
В небытие одна прискорбная ступень.
Звони
Душно вечером и одиноко – звони.
Прилечу к тебе вихрем я звёздным,
Стану нежным, весёлым, серьёзным,
Разожгу увлекательной страсти огни.
Хмурым утром взгрустнулось – немедля звони.
Разгоню клочковатые тучи.
Будут ласки дразнящие жгучи.
Позабудешь в утехах угрюмые дни.
Опечалишься в сумерках сизых – звони.
Я накрою плащом вдохновенья,
Запалю соучастья поленья.
Напряжённым молчаньем меня не казни.
Одинокий огонь доброты
Жизнь прошла до обидного странно.
Не сложился любовный пасьянс.
Обошлись вы со мной негуманно,
Был непрочным семейный альянс.
Я в вас видел богиню, мадонну,
Возносил за удачу хвалу.
Вы готовились к секс-марафону,
Отдаваясь любому ослу.
Объяснили в глаза мне открыто —
Наслажденье превыше всего,
А домашнего счастья корыто
Будет времени ждать своего.
Молодая, блистали вы ярко,
Привлекал дерзновенный анфас,
Но решили сгореть до огарка.
Из меня был худой ловелас.
Я не мог разлучиться, страдая.
Ревность рьяно душила меня.
Осуждала, тихоней считая,
Недовольная браком родня.
Вы ушли, сделав выбор надменно,
Отшвырнув первый жизненный том,
Проронили в сердцах, откровенно —
Надо стать мне крутым мужиком.
Слух прошел – вы успешною были,
Одержали немало побед.
Доносились различные были —
Заболели, детей, мужа нет.
Стала тише моя боль с годами,
Суицидной в ней нет остроты.
Догорает сухими мечтами
Одинокий огонь доброты.
Бюст прилежного лжеца
Заслуженный бюст
Предо мной вилось много дорог,
Начался увлекательно век.
Получился удачный пролог,
Но не ангел мирской человек.
Разбазарив доверья кредит,
Слухов, сплетен собрав едкий круг,
Я испачкался в саже обид
На везенье коллег и подруг.
Раздавал обещанья легко,
Проявлял беспринципность в делах,
Думал, буду летать высоко,
Но увяз в вопиющих грехах.
Я запутался в мыслях пустых,
Заплутал в обвиненьях друзей.
В хороводе желаний скупых
Долго я прозябал, ротозей.
Не прошёл путь любви до конца,
Обожанья авансы пропил.
Бюст прилежного в жизни лжеца
Бес недаром мне установил.
Мечты пенсионера
Я должен был изведать белый свет,
Но до сих пор не в праздничном Париже.
Сегодня отрубили интернет,
Не думая о нравственном престиже.
Меня чарует солнечный Мадрид,
Лос-Анжелес манит к себе призывно,
Зовёт в Дамаск радушный друг Рашид,
Берлин прельщает пивом непрерывно.
Благие планы обломал дефолт.
Полгода не платил за коммуналку.
Я после гепатита бледно-жёлт,
Готов махнуть в Камбоджу на рыбалку.
Растут мечтанья, словно на дрожжах.
Вращаю глобус в бешеном азарте.
Свет отключили, жизнь течёт впотьмах.
Хочу уехать, маюсь в низком старте.
Прекрасен Лондон, сказочен Нью-Йорк.
Заводят сильно контурные карты.
Я со Сбербанком договор расторг —
У них в ходу прогорклые стандарты.
Жду помощи от любящей страны —
Мне обещали к пенсии надбавку.
Дадут – куплю билет за полцены
И в Амстердам, курить блаженно травку!
На бюллетене
Осень застала на даче меня.
Ветер буянил, дрожали стропила.
Дождь поливал третьи сутки, бубня.
Окна разбить непогода грозила.
Из водостоков хлестали ручьи,
В трубах гудело и выло тревожно.
Гнулись изящно кусты-скрипачи,
Листья метались по саду безбожно.
Дом кепку-крышу надел набекрень.
Кланялись ели, большие артистки.
Выдал я телу хмельной бюллетень,
Вымел на двор раздраженья очистки.
Предстоящий распад
Я молодой был огурец —
Зелёный, в прыщиках противных,
Потом обрюзг, как холодец,
Забыл о подвигах спортивных.
Плешь заимела голова,
Зато в подмышках лезла шустро
Седая колкая трава,
Воняя, словно в щах капуста.
Обрюзг солидный белый гриб,
Лежащий много лет в засоле.
Чирикал долго, но осип.
Нашёл забвенье в алкоголе.
Напоминал когда-то плод
Заморский, гладкий, как олива.
Но, претерпев поток невзгод,
Теперь я – чернослив, не слива.
Грядут бессилие и смрад,
Жизнь овоща с гнильцой на грядке,
Банальный медленный распад
И прозябание в остатке.
Культ личности
Копилась мудрость много лет.
К познанью шёл я планомерно.
Среди старух – авторитет,
Смотрю на будущее скверно.
Мне императором не быть —
Империи давно распались.
Величье не восстановить,
Осколки жалкие остались.
Не править королевством мне —
Везде республики, сенаты.
Чей род был раньше на коне —
Имеет скромные пенаты.
Заказан путь прямой в цари —
Превращены в музей палаты.
В былинах – рать, богатыри,
В конторах – пни и бюрократы.
Исчезли ханства и орда,
Растёт терпимость на востоке.
Проводит выборы мордва
В демократической мороке.
Вассалами скудеет век —
Пик независимости в мире.
«Любой свободен человек», —
Вещают лидеры в эфире.
Культ личности моей гниёт
И не находит примененья.
Гордыня просится в полёт,
Желает страстно поклоненья.
Коплю рубли я, спину гну,
Готовлюсь к пенсии ретиво.
Издам декрет, создам страну
И буду править справедливо!
Бутылка текилы
Я смотрю на тебя сквозь бутылку текилы,
И мне нравится, как серебрится лицо.
Очертания мягки, движения милы.
Не смущает блестящее дерзко кольцо.
В глубине глаз озёрных царит безрассудство,
Плещет серо-зелёное море огня.
Ты в себе подавляешь упорно беспутство,
С безмятежностью внешней глядишь на меня.
Пусть ты замужем, мне наплевать, ловеласу,
Проведём мы сегодня чудесную ночь.
Заменить недотроги смешную гримасу
Нам бутылка текилы сумеет помочь.
На Мойке
Мы жили в Питере, на Мойке,
В подъезде, словно после штурма.
Фасад подвергся перестройке,
Но внутренность была гламурна,
Подобно залам Эрмитажа:
Лепнина, росписи, шпалеры.
И в дополнении пейзажа:
Исакий, близость Англетера.
Коммуналка
Алкаш-сосед храпит несносно,
Нет силы глаз порой сомкнуть.
Его рулады смертоносны,
Ведёт к могиле пьяный путь.
Прожёг паркет он, залил стены,
Испортил новенький ремонт,
Далёк от всякой гигиены —
Позор, неслыханный афронт.
Пусть он не бабка, не процентщик,
Его я тюкну топором.
Закоренелый алиментщик
Закончит жизнь в крови, ничком.
Достоин он такой кончины
Среди бутылок, сигарет.
Не видит маргинал причины
Смывать культурно туалет.
Я коммуналку обустрою,
Открою маленький отель.
Ему – холм с жухлою травою.
Мне – переполненный кошель.
Открытые кингстоны
Раньше трезвость дарила мне лёгкость дорог,
Во хмелю ощутил я превратности мира.
Покидая однажды родимый порог,
Попытался найти в пресной жизни кумира.
Небоскрёбы манили огнями реклам,
В тихих омутах ждали послушные черти.
Уплывал я к туманным чужим берегам,
Ощущал ледяное дыхание смерти.
Не обрёл я покоя на бренной земле,
От безумной любви в небеса воспаряя.
Увлечённо мечтал о сердечном тепле,
От претензий в пучине обид утопая.
Без грехов не послал мне Создатель жену —
Все подвержены в мире продажном пороку.
Были бурное счастье, семья на кону,
Но с коварной судьбою играть мало проку.
Безнадёжность волною накрыла меня.
Обойдя планомерно ночные притоны,
Опустившись на дно и фортуну кляня,
В истощённой душе я открыл все кингстоны.
Лирические мечты
Давно пора творческой личностью стать —
Сменю пыльный стол на поляну у речки,
Верну полонённую офисом стать,
Прогревшись спиной у протопленной печки.
Писать буду вместе с дыханьем цветов,
Забыв перфоратора нервные стуки,
Греметь канонадой эффектных стихов,
Внимать небесам, слыша тайные звуки.
Визитки заменит ребяческий свист,
Анкеты – нашивка на новой штормовке.
Корабликом станет последний прайс-лист.
Возникнут за хворостом командировки.
Отброшу регалии, связки ключей,
Художнику пропуска в вечность не надо.
Душистые травы подменят врачей.
Солировать будет на скрипке цикада
Занудный регламент – корове под хвост,
Не требуют рифмы заезженных правил.
Бензиновым пробкам – смиренный погост.
Мольбы – чтоб Создатель в сердцах не оставил.
На плечах норд-оста
Говорю спокойно, как поэт поэту:
Нет на все вопросы главного ответа.
Сложно жить достойно, следовать обету,
Легче верить слепо в каждую примету,
В колее болтаться, громко не сигналя,
Плавать дома в ванне, грозных бурь не зная.
Возлюбить непросто, натерпевшись вволю,
Размышлять не косно, примириться с болью.
Стоит до погоста наиграться ролью,
На плечах норд-оста пропитаться солью.
Сбросить груз гордыни и грехопаденья,
Подготовить душу к чуду воскрешенья.
Поэтическое безумие
Мозг работает, как дизель.
Карандаш выводит строки.
В скомканной бумаге флигель.
Льются чистых рифм потоки.
Десять дней пишу запоем
В ореоле вдохновенья.
Маршируют строфы строем,
Расцветают откровенья.
В поэтическом аврале
Чахнет образ деловитый, —
Словно на лесоповале,
Я работаю небритый.
В куче ложки, чашки, банки,
Стол в разводах от заварки.
Завтрак – чай и полбуханки,
Сутки в бешеной запарке.
Я гарцую на Пегасе,
Возбуждённый, аскетичный.
Провожу ночь на матрасе.
Взгляд пугает холеричный.
Лезут мысли извиваясь,
Словно фарш из мясорубки.
Топаю, стучу, ругаюсь,
Капитан в закрытой рубке.
Скоро сдамся без закупок,
Возвернусь в семью, курьёзный.
Двор мести пятнадцать суток —
Даст жена мне срок серьёзный.
Не модель
Она, без сомнений, не слишком красива,
Не бросят ей вслед ротозеи: «Модель!»
Но светится в ней огонёк позитива.
Мы ласково делим порою постель.
Податлива, словно кусок пластилина,
Не требует роз и коробок конфет.
Я с ней не томлюсь у дверей магазина,
Не трачу часы на пустой марафет.
Нет глупых претензий и мелких упрёков,
Которые портят приятный досуг,
На скорую свадьбу настырных намёков —
Давно я с другою неверный супруг.
Всегда вдохновенно проходят свиданья,
Она отдаётся влеченью сполна.
Горячей подруги простые лобзанья
Заводят меня – дама в сексе умна.
Нет в ней даже маленькой капли гламура,
Зато плещет радостно бурная страсть.
Ухожено тело, спортивна фигура,
Альковные встречи проводим мы всласть.
Готовы друг другу дарить наслажденье,
Доставить партнёру приятное – цель.
Меня посещает всегда вдохновенье,
Когда рядом в койке мадемуазель.
Сквозь годы, летящие шустро, как стаи,
Желанной она остаётся вполне.
Нас ждут развлечений цветущие маи.
Мы будем купаться в жемчужной весне!
Дыханье забвенья
Кострищу души предстоит охлажденье —
Почти не осталось для топки идей,
Уносит друзей деловое теченье,
Не видно в грядущем весёлых гостей.
Стремлений кошель потихоньку пустеет,
А вместо червонцев любви – быта медь.
Когорта блудливых желаний редеет,
Не радуют вина и вкусная снедь.
Остынет рубин раскалённого сердца,
Предстанет щербатым куском кирпича.
Во фразах не станет ехидного перца,
Не будут обиды терзать, клокоча.
Прожекторы глаз потускнеют спокойно.
Уменьшит накал суеты реостат.
На снимках предстанет простата достойно.
Не выдаст наличность скупой банкомат.
За осенью жизни предзимье седое
Придёт, на клюку опираясь годов.
Дыханье забвенья пахнёт ледяное,
Обдав чёрным инеем смертных грехов.
Война с бездушным городом
Недели безликие давят могильной плитой.
Не в силах привстать, ползу к выходным на коленях.
Ко мне тянет рюмку надёжный товарищ – запой.
Держусь пятый день на слипшихся плотно пельменях.
Скрываюсь упорно, последний отважный герой,
В прокуренном, переполненном тарой подполье.
Отшельник не сдавшийся, непримиримый изгой,
Воюю без сна, забыв про подруг и застолья.
Не спит Москва-сити. Бездушный враждебный квартал
Захватит страну, если я его не разрушу.
На поле войны с сатаной я один, маргинал,
Вступаю в борьбу за души землян и не трушу.
Бесовские башни отправятся скоро на слом,
Не смогут пить соки старинных пятиэтажек.
Займу видный пост я, тараном пройдя напролом.
Бетонные монстры сдохнут без мэрских поблажек.
Реинкарнация
Он был в прошлой жизни обычным котом,
Обласканным, рыжим, пушистым,
Обои на кухне драл ночью тайком,
Любил на ковре спать ворсистом.
Достойно смотрелся дневной рацион —
В еде он не ведал отказа.
Вечерний всегда совершал моцион,
Не знал понуканий, приказа.
Путь реинкарнаций запутан, непрост,
Причудливы метаморфозы.
Не ведают души про тихий погост,
Зачем на земле симбиозы.
Сейчас его знают плешивым скотом,
Вонючим, неряшливым, грубым.
Соседи в сердцах обзывают бомжом,
Он стал близоруким, беззубым.
Работу давно потерял и друзей,
Похож больше на маргинала,
Не пишет в журналы разгромных статей.
Былая известность пропала.
На кошек он с завистью чёрной глядит,
Мечтая о жизни подобной.
Любой кот вальяжен, ухожен и сыт,
Свернувшись, спит в позе удобной.
Возможно судьба, проявив политес,
Вернёт ему облик котяры,
А может, утратив былой интерес,
Оставит в прогнившей хибаре.
Шарлатан
Жизнь сложилась, к несчастью, иначе —
Не удался божественный план.
Я сквозь годы пришёл к неудаче
В отношеньях с людьми, шарлатан.
Разбазарил душевные силы,
Не сберёг в сердце кладезь тепла,
Погубил тех, кто были мне милы,
Сжёг амурные письма дотла.
Репетировал нежные чувства,
Хладнокровно влюблённость играл.
Подменял часто густо на пусто,
Вдохновенно, восторженно врал.
Зря метал переливчатый бисер
Перед малодостойной толпой.
Благодарности ждал. Чистый мизер
Выдал страждущим, гений скупой.
Был азарт в достижении цели,
Способ мало значенья имел.
Безоглядно летели недели
В окруженье нахрапистых дел.
Позабыл я друзей и знакомых,
Перестал отвечать на звонки.
Стал людей держать за насекомых,
Набивая день-ночь кошельки.
Жизнь я прожил, тельцу поклоняясь,
Беспардонный, погрязнув в грехах…
Рубануть бы сплеча, не стесняясь,
Близнеца своего в зеркалах.
В её ногах
Я ползаю у ног её прелестных,
Лодыжек обнимаю белизну,
Сгораю в дерзких ласках неуместных,
Забыв про годы, возраст, седину.
Смешна наружность зрелого мужчины,
Который впал от страсти в забытье.
Попутал бес. Объелся чертовщины
Солидный титулованный рантье.
Я полон чрезвычайного волненья —
Атласность кожи мягкостью манит,
От щиколоток сильно опьяненье,
Проснулся сексуальный аппетит.
Какой изгиб, изысканность и формы!
Нет силы отвести безумный взгляд.
Во мне бушуют чувственные штормы,
Пронзает электрический разряд.
Коралловая хрупкость привлекает,
Предвидится немыслимый экстаз.
Мадам изящно туфельки снимает
И выставляет пятки напоказ.
Накатывают волны возбужденья,
К стопам я припадаю языком.
Момент затменья, взлёта, униженья.
В бессилье на пол падаю ничком.
Лежу, переживая наслажденье,
Прикрыв подслеповатые глаза.
Буянит громко сердце. Впечатленье —
В груди схлестнулись буря и гроза.
Возможно, я не выдержу накала,
Обмякну и затихну, как мешок.
И надо мной появится сначала
Красивый крест из пары женских ног.
На трон
В поле один – не воин,
В постели один – не отец.
Я серьёзно настроен
Супругу найти, наконец.
Мучаюсь, одиночка,
Скитаюсь по барам в ночи.
Тянется проволочка
Зажечь пламя страсти-свечи.
Юные – недотёпы,
С учёными – масса проблем,
Глупенькие – растрёпы,
Лентяйки желают в гарем.
Медики пьют запоем,
Поскольку доступен им спирт.
Ходят спортсменки строем.
Настроены барби на флирт.
Статен, здоров, не олух —
Готовый элитный отец.
Бдит бессердечный молох —
Потенции скоро конец.
Ну же, быстрее, девы!
Открыт сексодром-полигон.
Выборы королевы —
Из койки немедля на трон.
Житейские радости
Простые житейские радости:
Прийти после службы домой,
Размять плеч усталых покатости,
Под краном смыть образ смурной,
Напялить привычные тапочки,
Фланелевый мягкий костюм,
Зажечь приглушённые лампочки
И плюхнуться в кресло без дум,
Включить телевизор тоскующий,
Смотреть сквозь огромный экран,
Не слыша про мир конфликтующий,
Бульварный вокруг балаган,
Найти фолиант недочитанный,
Осилить десяток страниц,
На кухне, удобно рассчитанной,
Сварить всмятку пару яиц.
Продолжит застолье уютное
Янтарный с душицею чай.
Сотрёт настроенье занудное
Пахучий коньяк невзначай.
Уснёт в сладких грёзах посредственность,
Улыбка украсит уста.
В бокале утонет ответственность,
Волнений пустых чехарда.
Объятия вечер вельветовый
Раскинет, как добрая мать.
Клоками сквозь дым фиолетовый
Былое начнёт воскресать.
Осенние гастроли
Налейте мне чая с мелиссой,
Озяб я, до нитки промок.
Промозглою серой кулисой
В лесу меня дождь обволок.
Открылся сезон непогоды,
На сцене идёт листопад.
Сменили осенние оды
Восторженный стрекот цикад.
В партере – дремотная сырость,
Балконы скрывает туман.
В мечтах – фантастичная прыткость,
В стремленьях ревёт ураган.
Пора на гастроли по югу,
Где море и пальмовый рай,
Забыть седовласую вьюгу,
Дворняг замерзающих лай.
Под ласковым палевым солнцем
Лазурь каждой клеточкой пить,
В волну бросить медным червонцем
Ненужное: «Быть иль не быть?»
Творческий кризис
Изнываю без броских стихов,
Как Икар, не поднявшийся в небо.
Бьюсь в силках совершённых грехов,
В добыванье насущного хлеба.
Приземляет рачительный быт,
Накопилось безмерно балласта.
Когда стал я ухожен и сыт,
Разбрелась моя верная паства.
Без пророчества строфы пусты,
Рифмы блёклы, заезжены сильно.
На ближайшие две-три версты
Всё засалено и меркантильно.
Поразил вдохновенье столбняк,
Креативность исчезла бесследно.
Слов цепочки – никчёмный пустяк,
В коме творчество выглядит бледно.
Сброшу бремя фальшивых заслуг,
Воспарю с облегчением в небо.
Разорву синтетический круг,
Заменивший любовь на плацебо.
Впотьмах
С любимой разрыв полоснул, словно бритва,
Разрезав на части хромую судьбу.
За счастье проиграна главная битва,
На радужных планах – скупое табу.
В прошедшем бессонные бурные ночи,
Опалы блестящие радостных глаз.
Дни стали тоскливее, сутки короче,
Двойник в зеркалах неприятен анфас.
В мечтах заблудился угрюмый скиталец.
В душе поселился панический страх.
Лежит на диване никчёмный страдалец
И чешет разбитое сердце впотьмах.
Единственная
Можно на большой ракете
Улететь к другой планете,
А вот детство не вернуть —
Не проложен в юность путь.
Выбирают президента,
Воздвигают монументы,
А родители одни,
Сколько б ни было родни.
Может похотливый мачо
Много дев иметь, чудача,
А любимая – одна
На всю жизнь судьбой дана.
Код доступа
Потерял я код доступа главный
К нетрудной стезе, процветающей
И пощусь, как монах православный,
На хлебе с водой выживающий.
Не нашёл золотой ключ секретный
От двери, скрывающей праздники.
Провожу время, малозаметный,
Скульптурой в забытом запаснике.
Моя пылкость с годами поблекла,
Безгрешность теперь в расписании,
Но, предчувствуя адское пекло,
Молюсь, вопреки угасанию.
Обман
Ценнее правды в век прожжённый
Становится крутой обман.
Во вздор не верует смышлёный,
Но можно напустить туман
И оправдать, что низкосортно,
Принизить то, что высоко.
Раз внешность выгодна, комфортна,
Копать не станут глубоко,
Искать проблем первопричину.
Порой подделка – высший класс.
Проглотит истину пучина
Придуманных искусно фраз.
Преобразится чёрный – в белый,
Испортит светлое – клеймо.
Блеф впечатляющий, умелый
Представит золотом дерьмо.
Мифический клад счастья
Сердца героев
Спасайте героев сердца,
Достаточно пылкого Данко.
Хотя нет отважным конца,
Изменчива жизнь-куртизанка.
Сегодняшний яркий кумир —
Назавтра терновый изгнанник.
Лукаво устроен наш мир,
В нём каждый – хронический странник.
Лелейте влюблённых сердца,
Стучащие, словно куранты.
Летают пусть два храбреца,
Не маются, как арестанты,
В объятьях парят высоко
Над грубою прозою века.
Прервать бытие так легко.
Нести тяжко крест человеку.
Бессмысленные звёзды
Влюблённость пленяет юных,
Грозит жизнь сумой и тюрьмой.
Не зная, что делать порой,
Отрок в сомненьях чугунных
Под звуки гитар подлунных
Грустит полнокровной весной.
Когда набухают почки,
Желанья пылают сильней.
Ищут ночами живей
Подростки поодиночке
На небе звёздочки-точки,
Бессмысленные для людей.
На планете Земля
Ссылкой на голой планете Земля
Был я наказан – раз набедокурил.
Званий лишили всех и корабля.
Первую эру протемпературил,
Жаждал вернуться, ошибки признать,
Как это сделаешь без звездолёта?!
Начал с годами судьбу принимать,
Бросил идею побега-полёта.
Внёс изменения в скудный ландшафт —
Выкопал реки, приплюснул чуть сферу.
Вывел животных для пущих забав,
Ловко устроил скафандр-атмосферу.
Много минуло с тех пор январей,
Осточертели мне фауна с флорой.
Вылепил я пару бойких людей —
Понаслаждаться полнейшей уморой.
Быстро развеялись скучные дни,
Мощным фонтаном забили забавы:
Я наблюдаю разборки родни,
Сколь изощрённо враждуют державы,
То монополиям власть отдаю,
То демократию провозглашаю,
В созданном мире живу, как в раю,
За человечеством вскользь наблюдаю.
Словно мальчишка, наделал дорог,
Чтоб запускать поезда, электрички.
Для усмиренья – надёжный острог.
Для развлеченья раздал детям спички.
Чаще всего я играю в войну,
Создал орудия, армии, танки,
Лодки в морскую спустил глубину,
Были слоны, колесницы, тачанки.
Нравятся мне легионы бойцов,
С флагами грозных полков построенье,
Страх первородный зелёных юнцов,
Перед атакой верзил вдохновенье.
Аэродромы отстроил, хитрец,
Восстановил втихаря космодромы.
Власти обидчиков скоро конец —
Люди вернут мне родные хоромы.
Вырвутся в космос открытый они —
Подлые, злобные, наглые твари
Трон галактический без болтовни
Освободят – я вернусь в государи!
Новь
Время сочится меж пальцев.
Желание – бросить очаг,
Вступить в плеяду скитальцев,
Презрев изобилие благ.
Пульс учащённый взывает —
Лететь в неизвестную новь,
Где пика шоссе пронзает
Заката венозную кровь.
Сносят мечты меня с места,
Лишают покоя весной.
Порой становится тесно
Двоим на планете одной.
Неприступная
На меня надвигаются рифмы —
Многопалубные корабли.
Налететь опасаюсь на рифы
Не испытанной раньше любви.
Эта томная дама – загадка,
Неизведанный остров морской.
Добиваюсь её без устатку
Утончённой искусной игрой.
Восхитительный форт не сдаётся,
Каждый штурм обращается в прах.
Беззаботно красотка смеётся,
А во мне разрастается страх.
Комплексую – стал мало пригоден,
Утерял привлекательность, шарм.
Докажу – я в любви бесподобен.
Подготовлю надёжный плацдарм,
Подниму чёрный флаг флибустьерский,
Проявив бесшабашный кураж,
К ней ворвусь обжигающий, дерзкий
И пойду сразу на абордаж.
Пресловутая вечность
Снег просыпанной крупой лёг на землю.
Я давно с тобой кручину приемлю.
Расставания легки, встречи кратки.
Дни таблетками летят из облатки.
С неизбежностью потерь примирились,
Понимая, что давно отбесились.
Плохо видно не вдали, а в газетах.
Сохраняем жизни ритм на кассетах.
Месяцы спешат, как дни, дни – мгновенья.
Победила седина, без сомненья.
Кожа матово, игриво дразнила,
Ныне в пятнах возрастных – карта мира.
Из мешка здоровых лет хворей воды
Через дыры унесли счастья годы.
Поглотил водоворот-скоротечность.
Впереди ждёт пресловутая вечность
С женою
Любовь восхищает на яхте в порту,
На заднем сиденье в роскошном авто,
В отеле средь статуй, картин, паспарту.
На жёстком диване с женою – не то.
Влечение остро с селянкой в саду,
В гримёрке с танцовщицей из варьете,
С нагою шатенкой в июльском пруду.
С женой ощущенья в алькове – не те.
Интрига пикантна на ласковом море,
В конторе с коллегой средь груды бумаг,
С гимнасткой фигуристой на тренажёре.
С женой после смены рабочей – не так.
Дряхлеть неуместно с губастой девицей,
Болячки свои выставлять напоказ
С хорошенькой и пышногрудой тупицей.
С надёжной женою стареть – в самый раз.
Гидра-подземка
Московской подземки коварная гидра
Раскинула щупальца-линии хитро.
Глотает меня, недоспавшего, рано,
Слюнявит, жуёт и томит неустанно.
Я в пасть отправляюсь её добровольно.
Язык-эскалатор несёт сердобольно
Меня в подземелье, слизнув с турникета,
С утра раскисаю комком винегрета,
Летящим в желудок в пригожем вагоне,
Расставшись с толпою на ложке-перроне.
Рекой мерно льётся людей биомасса,
В сабвее равны все – нет первого класса.
Во чреве метро тесновато и душно,
Соседи глядят исподлобья «радушно».
Бегут беспрерывно сосиски-составы,
Кишечник-туннель не справляется, право.
Его часто мучат запоры, поломки.
Работы в утробе всегда трудоёмки —
Ведь надо от лишней избавиться пыли,
Вещей, что сограждане в спешке забыли.
Под вечер меня отрыгнут, как обычно, —
Для гидры-метро я невкусен привычно.
В час пик в молчаливом потоке народа,
Помятый, из заднего выйду прохода.
Графитовый идеалист
В пенале искрящейся жизни,
Обычный простой карандаш,
Веду свою линию к тризне
Сквозь груды бумаг, ералаш.
Эффектны чернильные ручки,
Фломастеры ярких цветов.
Теряюсь в житейской толкучке —
На вид непригляден, суров,
Я сер, не светящийся маркер,
Не пылок, как броский акрил,
Не Вотермен, точно не Паркер,
Хотя в штриховании мил.
Со стразами перья гламурны,
Богат золотой антураж.
Меня дожидается урна —
Не вечен простой карандаш.
Подтянутый был, остроумный,
И мной восхищалась пастель.
От страсти, порою безумной,
Дрожала в экстазе постель.
Ломается грифель мой твёрдый,
Осталось немного чертить.
Был раньше ретивый, упёртый,
Способный дружить и любить.
Сейчас похожу на огрызок —
Облуплен, обкусан, худой,
Давно не гожусь для расписок,
Не хвастаюсь прежней длиной.
Точилки забот постарались,
Уменьшили гордый мой рост,
Снимая зря стружку, игрались,
Приблизив смиренный погост.
Хотел я признания, славы,
Оставить значительный след.
У времени злобные нравы,
Оно правит ластиком бед.
Как я рисовать ни старался,
За мной – чистый девственный лист.
Обидно, смешно просчитался
Графитовый идеалист.
Билборды
Достигли дна мои желанья,
В них нет летящей новизны.
Не оправдались ожиданья,
Мечты подавленно бледны.
Всё приземлённо и убого —
Работа, транспорт, чуткий сон.
Дохода нету нефтяного,
Меня не ждёт автосалон
С крутыми Бентли, Мазерати,
Открыт путь к местному ларьку.
В бутиках мой типаж некстати,
Охрана всюду начеку.
Тону в немыслимом раздрае,
Реклама броская зовёт —
В автобусе, в метро, в трамвае —
Пуститься в радостный полёт,
Купить машину, кофемолку,
Сменить квартирный антураж,
Подогревает втихомолку
Повышенный ажиотаж.
Модели смотрят лучезарно
С экранов и больших афиш,
Мужчины выглядят шикарно.
Мне достаётся голый шиш.
Зарплату съела коммуналка,
Аптека забрала аванс.
Из развлечений лишь закалка
Доступна мне, такой пасьянс.
Я понял ночью с перепугу:
Билбордам надо ярко жить —
Они советуют друг другу
Товар, что я не смог купить.
Психоаналитик
Дешёвый психоаналитик
Давно придумал оправданье —
Пусть не художник и не критик,
Почёт приятен и признанье.
Готов он ради громкой славы
Вскрывать могилы впечатлений,
Презрев обычаи и нравы,
Копаться в яме ощущений,
Труп препарировать былого,
Скелеты воскрешать из шкафа,
Искать решенья непростого,
Изображая позой графа.
Его призванье – душ властитель.
Ему подвластны судеб тайны…
В колхозе «опытный» целитель
Провёл полжизни на комбайне.
Декабрьская капель
Капель барабанит игриво,
Как будто в права вступил март.
Пропал снег тщедушный ретиво,
Тепло пришло – зимний бастард.
Забыты большие морозы.
Трава пробудилась от сна —
Предвестник пахучей мимозы.
На троне природы – весна.
Меня зависть одолевает.
Хочу потепленья души —
Пусть снова любовь расцветает,
Вернутся веселья стрижи,
Пройдёт охлажденье желаний,
Придёт вожделенья апрель,
Из сердца без всяких стараний
Польётся признаний капель.
Взгляд в прошлое
Стою на дороге, усталый,
Сутулюсь под ношей годов.
Мой путь уже близок к финалу,
А взгляд напряжённый суров.
Не нравится здешняя мода,
Тревожные грезятся сны,
Развязность царит – не свобода,
Мешают проблемы спины.
Бельмом на глазу бескультурье,
Приниженность мыслей и дел.
Подвержены массы дрессуре,
Вульгарный пестрит новодел.
Дышу я всё больше прошедшим,
Настырно копаюсь в былом,
В любимом, красиво отцветшем,
Отзывчивом и дорогом.
Янтарь воскрешаю событий,
Алмазы великих побед,
Восторги приятных открытий,
Отличный семейный дуэт.
Купаюсь в благих помышленьях,
Пошедших когда-то под нож,
Стремлюсь заплутать в ощущеньях,
Вернуть сладострастную дрожь.
Играет судьба со мной в прятки,
Скрыв счастья мифический клад.
По жизни иду без оглядки:
Смотрю не вперёд, а назад.
Неясное томленье
Опять в душе неясноетомленье,
Мандража перепутанный клубок,
Паническое странное смятенье,
Как будто ждёт у входа «воронок».
Был отроком примерным, аккуратным,
Не знался с малолетнею шпаной.
Душил порою страх неадекватный —
А вдруг сегодня явятся за мной.
Далёкий от политики блудливой,
Не преступал я каверзно закон,
Заслышав шум шагов в ночи, пугливый,
Решал, что в двери ломится ОМОН.
Не отсидел, меня не притесняли,
Не буйствовал на митингах с толпой.
В роддоме губы с молоком всосали —
Когда-нибудь прибудут за тобой.
Боязнь прошила всё мировоззренье
И каждый сколиозный позвонок.
Спасает христианское терпенье.
Томится у подъезда «воронок».
Размышления обречённого
В моде вендетта в последнее время!
Всем не советую трогать меня.
Я обязательств тяжёлое бремя
Скинул, молитвы упорно бубня.
Перелопатил досады былые,
Вспомнил обидчиков мерзких оскал,
Мщения пули достал боевые —
Каждый получит достойный финал.
Что мне терять? Онкология-сука
Срок отвела – пару месяцев жить.
Раз провидение столь близоруко,
Сам постараюсь врагам отомстить.
Пусть мало силы, сникаю я быстро,
Но не оставлю предателям шанс.
Хоть завершенье пути неказисто,
Мести разложится чёрный пасьянс.
Добровольное одиночество
Праздники шумные мне надоели,
Грохот пирушек и тостов салюты.
С книгами прячусь в своей цитадели —
Маленьком, пыльном чулане-каюте.
Чай наливаю янтарного цвета
Вместо шампанского, пенного пива.
На табурете не видно паштета —
Сушки простые лежат сиротливо.
Я, словно в трюме, в тиши и покое,
Отгородившись от буйной стихии,
Взгляд обращаю настырно в былое,
В прежние страсти и перипетии.
Вычленив все судьбоносные даты,
Ловко исправив дурные огрехи,
В прошлое не обрубаю канаты,
Выбросив за борт мечты об успехе.
Без балаганной команды застольной
Скромно иду в океане раздумий,
Радуюсь ссылке своей добровольной
Средь бывших чувств, оживающих мумий.
Полон проектов я, дерзостных планов,
Гордо подняв паруса вдохновенья,
Самый известный из всех капитанов,
Не придаю рифам злобы значенья.
Мерно качает бриг воспоминаний
В спальном мешке без жены и метрессы.
Дарит спокойствие гавань познаний.
Парализуют мир сильные стрессы.
Не тот Новый год
Декабри пошли не те,
Без морозов и метелей.
В пыльных бусах декольте
У облезлых, чахлых елей.
Снега нет под новый год,
Залихватского веселья.
Мыслей мусоропровод
Медленно ведёт к похмелью.
Впереди семейный бал,
Отцвели корпоративы.
Плоских шуток сериал
Улучшает только пиво.
Телевизор надоел —
В нём одни и те же лица.
Праздник с детства постарел —
Без мезима не напиться.
Нет рождественских чудес,
Ощущенья доброй сказки.
Не проходит нервный стресс,
В гараже лежат салазки.
Непроглядная зима —
Пасмурно и неуютно.
Распустила крылья тьма.
Не смеётся абсолютно.
Торжеству бы надо встать,
В календарь в начало лета,
Когда будет жизнь блистать,
Как натёртая монета!
Невидимка
Напротив станции метро
Притормозила иномарка.
Сквозь приоткрытое стекло
Сияла незнакомка ярко.
Под взором томных карих глаз
Я превратился в истукана.
Внезапно, без расхожих фраз,
С небес сошла любовь-нирвана.
Трудился улей городской,
Она мне улыбалась мило.
Взяв темп невиданный впервой,
По рёбрам сердце колотило.
Я воспарил в благих мечтах,
Простившись с долей одинокой,
Горел, как лампочка впотьмах,
От чаровницы волоокой.
Она дарила доброту,
Распространяла безмятежность.
Я позабыл про духоту —
Мадам мне отдавала нежность.
Продвинулось вперёд авто.
Не изменила позы краля,
Оправив воротник пальто,
В окно задумчиво взирая.
Пронзила боль, присесть клоня,
Я содрогнулся, задыхаясь, —
Она не видела меня,
В пространство мягко улыбаясь.
Одноразовый герой
Он в детстве кошку с ветки снял,
Залез на самую вершину.
Внизу весь двор в сердцах орал:
«Не повреди случайно спину!»
Был участковый и врачи,
Примчались быстро журналисты.
Ему твердили: «Не молчи!
Зачем подался в альпинисты?
Забрался по стволу легко?
Спас неразумного котёнка?
Не страшно лазить высоко?
Кровь на локтях – нужна зелёнка!»
Краснел герой и прятал взор,
Довольный налетевшей славой.
У школы произвёл фурор —
Его встречали всей оравой.
Он стал примером малышам,
О нём судачили девчата,
Стучали по худым плечам
Хвалебно старшие ребята.
Жизнь пролетела словно миг.
Клубком безликим слиплись годы.
Сейчас орёл – седой старик,
Проевший прежние доходы.
В сухом остатке – храбрый шаг
И благодарность в стенгазете.
Былой кумир – в душе смельчак,
Готов сплясать на парапете.
Икебана былых симпатий
Жизнь в ипотеке
Мне дали блестящую жизнь в ипотеку.
Я должен проценты платить каждый день
Душевно, сердечно, не в кассе по чеку,
Отбросив хандру и природную лень.
Мой ангел кредитный следит неотступно,
Чтоб приумножались благие дела:
«Досталось тебе, что другим недоступно,
Тогда, будь любезен, работай сполна».
Активно, мучительно, непринуждённо
Порой разгораются искры добра.
При первой возможности их восхищённо
Дарю тем, кто жаждет заботы, тепла.
Но знаю, когда-нибудь силы иссякнут,
Вернуть не смогу я долги небесам.
Дождём мелким низкие тучи размякнут.
Уйду разбираться с просрочкою сам.
Дом на окраине
Дом на окраине столицы,
На берегу спокойной речки.
В лесу поют вольготно птицы,
Камин на месте русской печки.
От центра час езды, не боле,
И пропадает суетливость.
На берегу другом, на поле,
В тумане царствует сонливость.
Дом жмётся к елям сиротливо —
Телёнок несмышлёный к мамке.
Трубу вздымает горделиво,
Как смотровую башню в замке.
В безветрии безмолвье правит,
Придя из самых недр склепа.
След лайнера ножом вскрывает
Живот беременного неба.
Тревога
Тревога в душе поселилась туманно,
Противной занозой засела в груди,
Всплыла из глубин подсознанья нежданно,
Как будто курс снова меняют вожди.
Томлюсь в нетерпенье, вокруг озираюсь, —
Возможно, опасное что-то проспал.
Подвоха большого всерьёз опасаюсь,
Надеюсь, фортуна подаст мне сигнал.
По городу, сонный, слоняюсь безвольно.
В потоке машины за мною следят,
Лучами ласкают в ночи сердобольно,
Клаксонами вслед с пониманьем гудят.
У окна
Если осенью в ночи тоскливо,
Я гляжу в продрогшее окно.
Город сверху противоречиво
Смотрится, как мокрое панно.
Празднично дома блестят в рекламе,
В переулках брошенных темно.
Ощущенье: на экране-раме
Крутится беззвучное кино.
Фонари подсвечивают лужи,
Ветер тучи рвёт на лоскуты —
Панорама предрассветной стужи,
Встреченной случайно наготы.
Помечтав в высотном «кинозале»,
Возвращаюсь в пледе досыпать,
Словно карандаш в сухом пенале,
Залезаю в тёплую кровать.
Трубы
Постучись в моё окно,
Мы пойдём гулять по крышам
И услышим заодно —
Трубы, как живые, дышат.
Не хрипят и не храпят.
Вторя завываньям ветра,
Глухо, жалобно гудят,
Под зонтами пряча недра.
Тянутся настырно ввысь,
К облакам и самолётам,
В устремленье вознестись,
Вопреки сухим расчётам.
Им мерещится – они,
Подрастая ежедневно,
Как-нибудь без болтовни
Оторвутся непременно,
Ровным клином полетят
В сизом небе на закате.
И коттеджи загрустят —
Без привычных мачт фрегаты.
На мёртвой остановке
Смотрю в окно: напротив разобрали
Трамвайные блестящие пути.
Брусчатку вскоре снимут, и едва ли
Вагоны будут вновь людей везти.
Со вздохом умирает старый город,
Под снос идут привычные дома.
Машины недовольно кранам вторят,
Мешает реконструкция весьма.
В моей душе отцветшее пирует,
Опять бузит проказница весна.
Сознание в прошедшее дрейфует,
В страну, где были счастливы сполна.
Хватаю куртку, кепку и перчатки,
Не в силах сердца барабан унять.
Бегу через дорогу без оглядки,
На мёртвой остановке тебя ждать.
Кувшинки
Кувшинки раздобыл я для тебя —
Река довольно сильно обмелела.
Вода текла прозрачная, рябя,
Её светило летнее прогрело.
Волшебно пахли жёлтые цветки,
А стебли извивались горделиво.
Так в сумерках, стесненью вопреки,
Ты предо мной змеишься прихотливо.
Новогодняя метель
Год завершается бесснежно,
Готовы зеленеть кусты.
Хочу просыпаться я нежно
На город снегом с высоты.
Укрыть деревья и газоны,
Дать елям праздничный наряд.
Пусть станут белыми вазоны,
Гирлянды в серебре горят.
Украшу площади любовно,
Припорошу в садах траву
На радость людям, в полночь ровно,
Метель чудесно оборву.
Гаджет
Он купил себе гаджет – последнее слово.
Шли часы, измеряя рост, возраст и вес,
Знали норму калорий, сколь пища белкова,
Без проблем прогревали с утра «мерседес».
На рождественском празднике в баре известном
Повстречал незнакомку он дивной красы,
Возбудился мгновенно, стал смелым повесой,
Но вмешались нежданно крутые часы.
Оценили они частый пульс, сердца рвенье,
Покраснение щёк, потреблённый им спирт.
«Счёт закрыть, заблокировать карты», – решенье
Завершило чудесно начавшийся флирт.
Паломничество из города
Уеду из пыльного города
В дом у извилистой тихой реки,
Где грудь тишины не распорота
Бешеной гонкой наперегонки,
Стремятся дубы старомодные
Ввысь – вместо пыльных бетонных верзил,
Петляют тропинки безродные,
Красок набор восхитительно мил.
Уйду на закате паломником,
В час, когда власть перейдёт к фонарям,
Креститься на ели в питомниках,
Кланяться их узловатым корням.
Надежда побега
Город – домами набитая бочка
В обручах крепких безликих дорог.
Я в нём – селёдка, ненужная строчка.
Малоприятен подобный итог.
С пенсионерами в офисе банка
Маюсь. Толкаюсь в метро каждый день.
Знаком вопроса кривится осанка.
Напоминаю остывший пельмень.
Давят жестоко кредитные рамки,
Как бы разжать ипотеки тиски?
Мне не пройти восхитительно в дамки,
Чтобы глобально набить кошельки.
Вид небоскрёбов гнетёт серым прессом —
Я ощущаю себя муравьём
Или, точнее, полнейшим балбесом
В гонке бездарной за кровным рублём.
Втайне лелею святую надежду —
Выбежать в поле по первой росе…
Город меня, как учитель невежду,
Хлёстко бьёт плетью ночного шоссе.
Наш дом
Мне кажется, наш дом – огромный лайнер,
Гигантский многопалубный паром.
Плывёт в житейском море он бескрайнем
С заставленным машинами двором.
Квартиры – пассажирские каюты,
А камбуз – это местное кафе.
Шлагбаум возвышается на юте.
Команда постоянно подшофе.
Куда плывём мы в мире беспризорном?
Кто знает курс? Где лоцман, капитан?
Плутает в заблуждении покорном
Многоэтажек белый караван.
Пропущенный трек
Дни уходят безвозвратно.
Сколько их осталось мне?
Я провёл безрезультатно,
В суетливой западне,
Синеокие недели.
От рассвета до конца
Годы птицей пролетели.
Я – подобие слепца,
Не увидел эру счастья,
Проморгал симпатий век,
Разбазарил пул участья,
Пропустил любовный трек.
Окурок страсти
Оказалась любовь зимородком,
Родилась вместе с песнями вьюг.
Восхитился он образом кротким
С побелевшими пальцами рук.
Отогрел её и без раздумья
Предложил стать законной женой.
Всем казалось, поступок – безумье,
Но он был ослеплён красотой.
Расцвела белоснежка весною.
Скромность с талой водою ушла.
Оказалась мадам деловою,
Быстро гонор и спесь обрела.
Объяснила – духовность прекрасна,
Но без благ материальных никак.
Грубовата среда, буржуазна.
Выживает крутой, не слабак.
Позабыть надо интеллигентность —
Не приносит дохода она.
Ныне дерзость важна, а не честность,
Непростые стоят времена.
Он пытался перечить наивно,
Про историю мира вещал.
Отзывались слова негативно —
Каждый раз разгорался скандал.
Было отдано лето покупкам.
В сентябре состоялся развод.
Страсть, истлев сигаретным окурком
Прочертила, искрясь, небосвод.
Утренние дебаты
В голове муравейник кишит,
Создавая в мозгу напряженье.
В глотке сухо, исчез аппетит.
На кровати лежу без движенья.
Беспокойство скребётся в груди
Серой мышью в исхоженной норке.
Ощущение – ждут впереди
Непристойные, с криком, разборки.
Разбросал руки-ноги крестом,
«Отче наш» повторяю упорно.
Подозрений мучительный ком
Обвивает меня тошнотворно.
После бурной попойки грешил?
Впереди гильотина расплаты? —
Сам себе оппонент, я решил
Продолжать непростые дебаты,
Разобраться, в чём был виноват,
Сколь тяжёл совершённый проступок.
Понимаю, готов компромат.
Может, в дом притащил проституток,
Загулявших нетрезвых друзей?
Колобродил задорно полночи?..
Вспомнить я не могу, хоть убей,
Полный сумрак сознанья. Короче,
Надо, силы собрав, уточнить,
Где жена, почему тихо в доме,
Раскрутить событийную нить,
Осознать – сколько маялся в коме.
Круг вопросов решился в момент —
На комоде записка белела:
«Срочно вызвал больной пациент,
Дозвониться, прости, не сумела».
Я устою супруге разнос
От того, что всю ночь волновался,
Перенервничал, стресс перенёс…
И по этой причине набрался!
Ремонт разбитого сердца
В ремонт
Срочно отправить в ремонт погрузневшее тело,
Яркость добавить глазам, увеличить свеченье.
Маски минорные выстирать время назрело,
Мысли унылые вывезти на излеченье.
Ссора набухшая вытекла каплей из крана.
Надо в душе починить заскорузлые дверцы.
Смотрится странно симпатий былых икебана.
Самое сложное – склеить разбитое сердце.
Горы
Горы тянутся дерзостно в небо,
Белизну снежных шапок храня.
По сравнению с ними нелепо
То, что часто волнует меня.
Горы острыми пиками тычут
В облака, что спускаются вниз,
В тишине охраняют добычу —
На Земле неземной парадиз.
Гряды гор скалят зубы надменно, —
Мир создав, выбиваясь из сил,
Наш Создатель в запарке, наверно,
Их с другими сравнять позабыл.
И теперь они феноменальны —
Не имеют серьёзных врагов,
Для мечтаний благих идеальны,
Наслаждение для смельчаков.
Зимнее имя
Напишу имя звучное веткой,
Пусть искрится оно и сияет.
Ощущаю его каждой клеткой,
Оно часто меня вдохновляет.
Нацарапаю горькое имя,
Занесёт кутерьма его снегом.
Будет тайна надёжно хранима,
Нежным чувствам служить оберегом.
Имя выведу пальцем на насте,
Чтобы солнце его растопило,
Излечило от пагубной страсти,
Муки зимней любви прекратило.
Опасный поэт
Опасный человек – поэт.
Поговоришь с ним откровенно,
И он сваяет твой портрет,
Причём с сарказмом непременно.
Поэт – коварный человек.
С ним побеседуешь душевно,
Он, мыслей не ослабив бег,
Тебя ославит совершенно.
Любой поэт – головотяп,
Мечтает оседлать Пегаса.
Достанет – в рот засуньте кляп,
Пусть сеет рифмы у Парнаса.
Альпийская безмятежность
Безмятежность. Кирха. Лавки.
Кобальт неба. Светотени.
Лыжный генерал в отставке,
Предаюсь врождённой лени.
На ухоженном балконе,
С пуншем, под лучами солнца
Наслаждаюсь в капюшоне,
А с горы народ несётся.
Я своё откуролесил,
Полетал по трассам чёрным…
В мягком кресле сыт и весел,
В пледе, словно под снотворным.
Крушение
Он в море жизни неприглядном
Плыл в одиночку много лет.
И слыл его корабль нарядным,
Сам капитан – сухой атлет.
Проливы юношеской дружбы
Сменяли устья бурных рек.
Отлично шли дела на службе —
Без ненавистных ипотек.
Стихия бизнеса штормила.
Боролся он и побеждал,
А в холостяцкой рубке мило
Блестел начищенный штурвал.
Бриг бороздил чужие страны,
Во льдах неверья дрейфовал.
Порою ночи были пряны,
Попоек длился сериал.
Манили шумные притоны,
В портах заморских кабаки.
Он смело шёл на бастионы,
Познал уныние тоски.
Он наступал, оборонялся,
Тонул и снова воскресал,
Над неудачами смеялся.
Его спасал девятый вал.
С соседями мешали стычки,
Но он держал добротно курс.
Аскета скромные привычки
Создали денежный ресурс.
Ни конкуренты, ни партнёры
Не омрачали сильно путь,
Не досаждали сутенёры,
Случайных отношений муть.
Сгубила паруса везенья
Нежданно вспыхнувшая страсть.
Не представлял он, что влеченье —
Страшней, чем ураган, напасть.
Увы, разбило бригантину
О скалы стройных женских ног.
Унёс несчастного в пучину
Любовных бедствий осьминог.
Картечь беды
Прильни сильней и нежно обними,
Хочу, чтоб ты меня зацеловала,
Приблизила дыхание весны,
Седой зимы свернула покрывало.
Снега разлук мешают быть вдвоём,
Метель усугубляет отчужденье.
Сломав лёд разногласий, мы плывём,
Ростки оберегая вдохновенья.
Симпатии надуты паруса,
Их наполняет ветер притяженья.
За нами недоверья полоса
И пена мимолётного сомненья.
Мы держим курс неведомо куда.
Вокруг штормят моря противоречий.
Прижмись ко мне, родная, навсегда,
Пускай беда даст мимо залп картечи.
Безответность любви
Любовь холоднее, чем смерть,
Бывает порой в этом мире.
Претензий пустых круговерть
Довлеет в семейном эфире,
Клинком застарелых обид
Наносит летальные раны.
Уже не страшит суицид,
Не лечат объятья нирваны.
Глубокой апатии лёд
Эмоций порыв охлаждает.
Слов солнечных приторный мёд
Бесследно в ночи исчезает.
Фригидным ножом постный вид
Легко убивает сердечность.
Удавкой на шее висит
Несчастной любви безответность.
Почерневшие алмазы верности
Стремилась ты, воздушная, ко мне,
Стук каблуков звучал в ночи украдкой.
Мы зависали в сказочном турне,
Любовной наслаждались лихорадкой.
Ты шла в раздумьях рядышком со мной,
Безмолвно, погружённая в печали.
Я получил клеймо – антигерой.
Размолвкой отношения дышали.
Ты, хлопнув дверью, мчалась от меня,
От страсти, словно гибельной заразы.
В душе остались угли от огня,
Чернели сажей верности алмазы.
Репетиция разрыва
Мы долго репетируем разрыв.
В архиве много смелых постановок.
Прорвался обвинений злых нарыв,
Настало время мелких подтасовок.
Играли мы фатальную любовь,
Разбрызгивая кетчуп уценённый.
Пришла пора сменить муляж на кровь,
Чтобы поверил зритель искушённый.
Мы реквизит использовали весь —
Блестят углы осколками посуды.
Прошёл апломб, заплесневела спесь.
В гримёрке надоели пересуды.
Гастроли стоит нервные прервать
И разойтись достойно, без оглядки.
Грусть инеем засыпала кровать,
Страх наступает радости на пятки.
Горячее сердце
Походила на нежный цветок
Ты нетронутой белою кожей,
Посещала морозный каток,
На коньках была стройной, пригожей.
Чёрным чаем тебя я поил,
Согревал покрасневшие руки,
Выбивался буквально из сил,
Чтоб недели не ведала скуки.
Я делился душевным теплом,
Отдавал тебе всё, без остатка.
Ты решила идти напролом,
Чтоб немедля достигнуть достатка.
У карьеры завидный был рост.
Увлечение мной охладело.
Пыл мальчишеский стал слишком прост —
Ты желала солидного тела.
Были связи нужны и кредит,
Всем известное громкое имя.
Разыгрался к деньгам аппетит.
Цель, казалось, вполне достижима.
Я теперь – перевёрнутый лист,
Бесполезная добрая грелка.
Небогат, не смазлив, неречист…
Море первой любви стало мелко.
Дни бегут, хрупкий образ храня.
Хоть полна жизнь ехидного перца,
Постоянно ношу для тебя
В клетке рёбер горячее сердце.
Поиск ответа
В город маленький, провинциальный
Он зачем-то сбежать захотел.
Ход действительно нетривиальный —
В захолустье укрыться от дел.
Путь пролёг по кривым переулкам,
Не созрел в голове чёткий план.
Он бродил по глухим закоулкам,
Словно в чаще лесной партизан.
Удивлялись кривые фасады,
Стёкла в треснутых окнах цвели.
Ухмылялись беззубо ограды.
Подорожники спали в пыли.
Во дворах зной июльский ютился,
Воздух летний был сильно прогрет.
Что искал здесь, к кому он стремился?
Не нашёлся правдивый ответ.
Проказа счастья
Не стоит глумиться бесстыдно
И мучить друг друга по кругу,
В постели играть безобидно
В чужую святую супругу,
Держать расстоянье публично,
Забыв откровенные ласки.
Всё в жизни подлунной вторично.
Порвите унылые маски.
Обиды свои, униженья
Смените на радость экстаза.
Да здравствует эра забвенья!
Пускай сгинет счастья проказа.
Пешка
Он должен позабыть о ней
И не глядеть в глаза покорно.
Зашло созвездье страстных дней.
Опала властвует тлетворно.
Псом шелудивым ни к чему
Лизать послушно руки милой.
Уж лучше броситься во тьму,
Чем прозябать в печали стылой.
Не умереть бы от тоски,
Торчащей тесаком в грудине.
Сметает пешку-жизнь с доски
Любовь, подобная лавине.
Дилемма
Они прожили много лет
В любви, согласии, достатке,
Но он, увидев яркий свет,
Сражённым пал, как от взрывчатки.
Была богиня молода,
Стройна и хороша собою,
Амбициозна и горда.
Он звал её телезвездою.
В мученьях бросил он жену,
Причалил к берегу другому,
Прикрыв в стесненье седину,
Придался счастью озорному.
Кружила голову постель —
Слыла зазноба мастерицей.
Гордился он – фотомодель!
Знакомил всех друзей с девицей.
Летели сладостные дни
И восхитительные ночи.
Сияли радости огни,
Летали регулярно в Сочи.
Вдруг интересы разошлись —
Ей нужен был гламур и танцы,
А он не мог, хоть провались,
Всё время находиться в глянце.
Тоска заполнила кровать,
Обиды сыпались горохом.
Модель ходила танцевать,
Он предавался грустным вздохам.
Тихоня раньше был учтив
С соседями и на работе,
Стал раздражён и молчалив,
В тревожном пребывал болоте.
Расстроенный, звонил жене,
Но благоверная молчала.
Шли вечера наедине
В преддверье громкого скандала.
Он, к удивленью, осознал,
Что любит до сих пор супругу.
Его терзал сомнений шквал,
И мысли двигались по кругу.
С одною в спальне – мёд, сирень,
С другой – сердечно и душевно.
Пронзала острая мигрень.
Была дилемма злободневна.
Новогодние скидки
Объявленья пестрят: «Новогодние скидки!»
Значит, скиньте уверенно злую тоску,
Чтобы не было с жизнью расстаться попытки,
Доверяя решенье стальному клинку.
Стоит акцию сделать на ложь и измены,
Их оставить в уже уходящем году,
По дешёвке спустить неприличные сцены,
Уступить бестолковых шагов череду.
Дать на глупость людскую серьёзные льготы,
К ней добавить бесплатно бездарность и лень,
Неприятные в бизнесе водовороты
И похмельную, рвущую череп мигрень.
Надо с завистью едкой расстаться спокойно,
Распродать за бесценок обид мелких воз,
Гроздь проступков, что смотрятся так недостойно,
И нелепый набор обвинений-заноз.
Новогодние скидки должны быть солидны —
Тяжкий груз поражений без жалости сбыть.
Обнулить все запасы в душе дальновидно —
Триста дней впереди раздраженье копить.
Городской сумасшедший
Я – городской сумасшедший известный,
Себе монологи бубнящий под нос,
Я списанный на берег горе-матрос,
В каменных джунглях совсем неуместный.
Ноги идут под пиратские песни,
В ушах стонут волны и пенный прибой.
Пейзаж опостылел за пыльной кормой.
Местные новости сухи и пресны.
Бросив свой кубрик в подвале унылом,
Ракушки я детям послушать даю.
В них плещется море, как в светлом раю.
Авоськой машу – продуктовым кадилом.
Колыбель вдохновенья
Оберег чистой любви
Я набью облаками подушку,
Ты увидишь воздушные сны.
Из часов отпущу в лес кукушку,
Сморят дрёмы в молчанье Луны.
Соберу в поле свежие травы —
Это будет душистый матрас.
Принесу в спальню запах дубравы,
В дивных грёзах пройдёт лишний час.
Одеяло возьму у метели —
Невесомое, как первый снег.
Сохраню в изголовье постели
Нашей чистой любви оберег.
В полнолуние
Луна плыла серебряною рыбой
В аквамарине неба вдалеке,
Сквозь тину облаков казалась глыбой,
Светящейся в темнеющей реке.
Дома глазницы окон потушили,
Достала ночь пуховый тёмный плед.
Безмолвно светофоры голосили,
Включив заблудшим душам тёплый свет.
Молчащие небеса
Конфликт военный вызрел мерзко —
Делили мы безвестно что.
Уста оскаливались зверски,
В душе зияло решето.
Свистели глупые снаряды,
Фигуры падали в песок.
Чурался алого наряда
Небрежно выбритый висок.
Слух резал гадкий скрежет стали,
Казалось мне, что я мясник…
Постыдно небеса молчали,
Заслышав громкий женский крик.
В загородном микромире
Младший сын сидит с камнями,
Белокурый и босой.
Он веснушчатыми днями
Ползает в траве густой.
Наберёт камней побольше
И немедля тянет в рот,
С каждым новым разом дольше,
С наслаждением жуёт.
Он довольный и беззубый.
На цветках жужжат шмели.
Серый город многотрубный
Гулко ухает вдали,
Строит башни из бетона,
Тянет щупальца шоссе.
Приближается промзона
В пыльно-дизельной красе.
На границе микромира
Сыну нужен светлый лес.
Для него кусты – квартира,
Крыша – чистый свод небес.
Охранитель планеты
Я упаду, смеясь, на травы,
Изведаю тепло земли,
Сниму вспотевшую оправу,
Прищуренно найду вдали,
В бескрайнем океане неба,
Порт, где ютятся облака,
Печаль внезапная нелепа,
Неведома ветрам тоска.
В блаженстве разбросаю руки,
Вдыхая запахи окрест.
Возьму планету на поруки,
Маяча в поле, словно крест.
Городской вероотступник
Здесь воздух можно пить, как воду, —
Он осязаемо течёт.
По голубому небосводу
Туч кочевых тропа идёт.
Лес тёмный низкое светило
В сеть растопыренных ветвей
Пытается поймать. Ретиво
Ручей петляет меж камней.
Река змеёй пугливой вьётся,
То полноводна, то мелка.
Грибной дождь радугой смеётся,
Щекочет землю свысока.
Вдыхаю запахи природы,
Пьянею от травы густой.
Вожу с дубами хороводы,
Вероотступник городской.
Скомканный юбилей
Лето катится к закату,
Осень близится с плодами.
Мир подвержен плагиату —
Ходят месяцы кругами.
А вот я не повторяюсь —
Скоро на год повзрослею…
Перепутал, извиняюсь,
Я рутинно постарею.
Раньше каждый день рожденья
Был разнуздан и прелестен,
А теперь скребут сомненья —
С возрастом разврат уместен?
Впереди шестой десяток,
Фантастические даты,
Жизнь вдали от спортплощадок,
Половые суррогаты.
Нету праздновать желанья,
В прошлом буйное веселье.
В скорбной позе ожиданья
Дремлет горькое похмелье.
Якоря постоянства
Я полюбить обязан непременно,
Поют об этом возле дома фонари.
В калейдоскопе чувств самозабвенно,
Легко взаимности освою словари.
Влюблюсь, отбросив нудные заботы,
Оставлю в офисе липучие дела,
Развею восхищенья позолоту,
Чтобы блаженства засияли зеркала.
Любить стремлюсь: «Ты где, моя родная?
Шторм вожделенья зарождается не зря».
Заполнена симпатий кладовая.
Готовы к спуску постоянства якоря.
Кража счастья
Ты уходила медленно во тьму,
Бибикали фальцетами машины.
Зима плела из снега кутерьму,
Метель прохожих укрывала спины.
Ты уезжала, полон был перрон.
Сигналили тревожно тепловозы.
Я вещи нёс, покорный охламон,
Купив у кассы веточку мимозы.
Ты уплывала, сильно бил прибой.
Заламывало море в пене руки.
Кричали чайки мне наперебой:
«Ждёт впереди пучина смертной скуки!»
Ты улетала, жалобно гудел
Аэропорт в предвестии ненастья.
Я оставался нищий, не у дел,
Тобою обвинённый в краже счастья.
В сцепке
На жёсткой сцепке едем много лет,
Пора в ремонт истёртые реборды.
Окончился лояльности фуршет,
Звучат в ночи тоскливые аккорды.
Скрежещем, но ползём вперёд вдвоём.
У тепловоза чувства мало силы.
Дрожим под безысходности дождём,
Эротики убогой старожилы.
Мы пыжимся, стараемся сиять,
Но тормозят проржавленные страсти.
Разболтана семейная кровать,
Нужны любви расхлябанной запчасти.
Навеки в интернете
Любви скоротечной закончился шумный банкет.
Не видимся больше, хоть речь не идёт об аресте.
Пылится в чулане картонного счастья макет.
Пропал интерес. Не доходят последние вести.
На фото поблёкших, что выложил я в интернет,
Мы целую вечность в обнимку останемся вместе.
Мой город
Я не просто прохожий, мой город, —
Пилигрим на святых берегах.
Светофоры приветливо вторят,
Когда славлю в хвалебных стихах
Красоту твою, гордый твой профиль.
Но бывает, ругаю уклад,
Развалившись, как вялый картофель,
Суете беспардонной не рад.
Я – актёр на подмостках театра,
Ты – гримёрка и зрительный зал,
Кабинет моего психиатра
И заснувший в метро маргинал.
То блестишь куполами призывно,
То ныряешь в промозглый туман,
Неотложками воешь надрывно,
Грандиозный ваяешь генплан.
Для меня – колыбель вдохновенья,
Белый парус заветной мечты,
Роковая пучина сомнений
И бессменный кураж пестроты.
Восхищаюсь тобой и болею,
Помню в парках игру в домино,
От стекла и бетона робею,
В голове кручу детства кино.
Я – адепт твоей уличной секты.
Ты – корабль, на котором плыву.
Говорим на одном диалекте,
Изучая задворок канву.
Возношусь от холмов и пространства.
Подавляют строительства бум,
Горделивая поступь мещанства
И движенья назойливый шум.
Я – твой преданный рыцарь и пленник.
Ты – базар и стремлений форпост,
Искуситель злой, добрый священник,
Меня преданно ждущий погост.
Ночная прогулка
Взять и выскочить ночью из дома,
Ускакать беззаботно по улице.
Испарится ленивая дрёма,
Видя, как небоскрёбы сутулятся.
Разметать листву в маленьком сквере
Наподобие ветра прохладного,
В непривычно пустом интерьере,
Где дневного нет гула надсадного.
Громко топать в тиши по дороге
И ловить отзвук робкого эха.
Кораблём спустить в реку тревоги,
Всё, что радужной жизни помеха.
Надышаться безмолвьем тягучим.
Улыбнуться в ответ желтоокому,
С ярким взором пронзительно-жгучим,
Светофору в ночи одинокому.
Красота и уродство
На фоне красоты сильней уродство
Притягивает часто пылкий взор.
Пленяют взгляд контраст, кривое сходство,
Как неожиданно возникший кредитор.
Дверца в прошлое
Мне прошлой ночью снилась ты
В открытом красном сарафане.
В незавершившемся романе
Нас нёс воздушный шар мечты.
Мы планы строили всерьёз,
Ты улыбалась беззаботно.
Струились волосы вольготно.
Претензий не пришёл обоз.
Звенел симпатии апрель,
Дул тёплый ветер вдохновенья.
Не омрачала настроенья
Раздора грязная капель.
Пульс зачастил, пустился в пляс —
В прошедшее открылась дверца.
В моей душе, смягчая сердце,
Звучал полузабытый джаз.
Период полураспада
Достигла интрига периода полураспада,
Катясь по наклонной упрёков быстрей и быстрей.
Признаний ответных пустует давно анфилада,
Не видно в глазах возбуждающих хитрых огней.
Апатия тусклая правит умами прискорбно,
Нахлынув внезапно беспомощной дряблой волной.
Скользим по унылой квартире тенями покорно,
Безмолвия шлейф оставляя везде за собой.
Всё меньше энергии – сели любви батарейки,
Простой подзарядкой взаимность уже не вернуть.
Не веря в счастливый исход, глупо ищем лазейки.
Дробится на пару дорог нами пройденный путь.
Размышления на самоизоляции
«Призывно синеют небесные ситцы…»
Призывно синеют небесные ситцы,
В оттенки берилла одеты леса.
Поют страстно птицы – весны очевидцы,
Забыты дремотной зимы адреса.
В аффекте природа буянит грозою,
Дрожит мелкой рябью оживших кустов,
Дождями счастливыми плачет порою
И тянется к небу губами цветов.
В партизаны
Клубком копошатся тревоги,
Гудит опасений набат.
Пустынны стремлений дороги.
Отложен свершений парад.
Невидимый вирус гуляет
Свободно по нашим дворам,
Людей по домам разгоняет,
Добавив заботы врачам.
Апатия нынче на троне,
В фаворе дремотная лень.
Полдня провожу на балконе —
Вороньих насмешек мишень.
Нет дружеских встреч и попоек,
В запрете рабочий аврал.
Я – лидер ближайших помоек,
Площадки пустой генерал,
Стахановец мягкого кресла,
Кухонный седой пилигрим.
Томятся увядшие чресла,
Забыв про спортивный экстрим.
В бетонной коробке мне тесно —
Нельзя развернуться душой.
Дни тянутся вяло и пресно,
В стремленьях – упадок большой.
Похерю игру в лежебоку,
Продлят если вновь карантин.
Покину пустую берлогу —
Уйду партизанить один!
Никчёмная реклама
Изменился привычный уклад —
Я работаю дома в кровати.
Всюду чипсы противно хрустят,
И реклама талдычит некстати
Про причудливый ласковый юг.
На морях призывают круизы
Провести незабвенно досуг,
Воплотив все шальные капризы.
Для меня сейчас глобус – подъезд,
А страна – тридцать метров однушки,
Стул кухонный – любимый насест,
На обед и на ужин – ватрушки.
Невозможно в лазурь улететь —
Карантин мне подрезал мечтанья.
А реклама, чтоб ей околеть,
Распаляет напрасно желанья.
Работа на удалёнке
Давным-давно тружусь на удалёнке,
Расстался с нервотрёпкой навсегда.
Свелась еда к печенью и тушёнке,
К дивану с телевизором – среда.
В безмолвье наслаждаюсь откровенно
Отсутствием угрюмых, злобных лиц.
Работаю прилежно, полноценно
В приятном мире чисел и таблиц.
Ни пробок, ни скопления людского,
Пропала неприязнь очередей.
Ушёл мандраж от чувства полового.
Всё заменяет сенсорный дисплей.
О женщинах я знаю понаслышке,
Забыл призывный запах, терпкий вкус.
Поход на кухню – пять минут одышки,
Как будто перенёс тяжёлый груз.
Я округлился справа, слева, сзади,
Живот укрыл надёжно стержень мой.
Пусть карантин продлится, бога ради,
Он дарит вдохновенье и покой!
Новые реалии
Пью с друзьями я на удалёнке:
Этот держит бокал, тот – стакан,
Кто-то режет чеснок на клеёнке,
Кто-то тащит на стол пармезан.
Бьются в камеры звонкофужеры,
Громко речи хмельные звучат.
В забытье господа инженеры
За здоровье тостуют стократ.
Анекдоты и байки – потеха,
Сеть заполнена ими всегда.
Общий хохот, слышны взрывы смеха,
Наполняется шумом среда.
Только с сексом, увы, невезенье,
Связи нагло порвал карантин.
У меня скоро лопнет терпенье.
Третий месяц в квартире один!
Дома милые сердцу коллеги,
Для общенья с подругами – скайп.
Позабыты в отелях ночлеги,
Пандемия – невиданный хайп.
Изнываю, как узник в неволе,
Без привычных, доступных мне тел,
Похотливость топлю в алкоголе,
Хотя вовсе другое хотел.
Карантину не видно финала,
Вирус косит настырно людей.
В ожиданье большого скандала
Протираю окно в мир – дисплей.
Одиноко течёт в интернете
Жизнь без женских заботливых рук.
Размышляя о страстном сюжете,
Слышу сердца восторженный стук.
Распрощаюсь я с суммою круглой.
Помечтав о контакте живом,
С надувною резиновой куклой
Разведу политес перед сном!
Звери
Брожу по квартире, как пойманный зверь,
Бросаюсь на стены в запарке.
Пришло осознание только теперь —
Тоскливо сидеть в зоопарке,
Не в силах железные прутья разжать
И вырваться смело на волю,
Уныло по кругу слоняясь, брюзжать,
Ругать незавидную долю.
Меня карантин посадил под замок.
Я этой печальной весною
Отлично усвоил наглядный урок,
Наполнился горькой виною.
Мы ловим животных, по клеткам томим,
Свободы лишая привычной.
На них, проходя, с интересом глядим,
Забыв о судьбе горемычной,
Которую мы предоставили им —
До этого диким, вольготным.
Беспечно смеёмся, конфеты едим
И морщимся запахам скотным.
Представить кошмарно: пожизненный срок
Я должен тянуть за решёткой.
А тварям невинным бетонный клочок
Отводится с санобработкой.
В квартиру впустил свежий ветер и свет,
Стою в размышленьях у двери.
Пытаюсь на свой же вопрос дать ответ:
«Мы самые злобные звери?»
В пандемию
За окном пустой проспект
Без машин и пешеходов.
Разрушительный эффект —
Ни работы, ни доходов.
Каждый отрок взаперти,
По домам пенсионеры,
С грузом за спиной в пути
Лишь проворные курьеры.
Пандемия на дворе —
Граждане по норам, хатам,
Позабыты кабаре,
Все больные по палатам.
Шумный город опустел,
Стало слышно щебетанье.
Я в неволе потускнел
И желаю на свиданье.
Одиночество гнетёт,
Изнываю по общенью.
Просится душа в полёт,
За цветущею сиренью.
Отворю с опаской дверь,
Выйду в двор полузабытый,
Словно из вольеры зверь,
Настороженный, небритый.
Воздух одурманит. Кровь
Бурно потечёт, как в сказке.
Отыщу свою любовь
В медицинской светлой маске.
Взашей
В Москва-Сити вздымаются в небо
Колокольни без колоколов.
Всюду храмы – дворцы ширпотреба,
Блеск рекламы на месте крестов.
Изменяется облик столицы,
Хорошеет она с каждым днём.
Сюда даже вольготные птицы
Прилетают за длинным рублём.
Шаурма заменила баранки,
Расстегаи, ватрушки, блины.
Тополя без ветвей, как подранки.
Новоделом проспекты больны.
Тот ли это купеческий город —
Хлебосольный, дремотный, хмельной?
Я им схвачен за поднятый ворот
И взашей выгнан грубо долой!
Восхищенье в ипотеку
Расставив ноги, мост стоит,
И по нему бегут машины.
По берегам шумят осины,
Листвы зелёной профицит.
Пришло весеннее тепло,
Запели первые пичуги.
Забылись зимние недуги,
В оттаявшей душе светло.
Течёт с небес аквамарин
И отражается водою.
Я полон радостью земною,
В крови бурлит серотонин.
Собрал обид домашних хлам,
Через ограду бросил в реку.
Взял восхищенье в ипотеку
С любимою напополам.
На самоизоляции
Паяц городской я до мозга костей,
Прижившийся в центре столицы,
Среди переулков кривых, площадей,
Где старых дубов единицы.
Меня не прельщал деревенский уклад,
Чурался навоза и грязи,
Привык ощущать я машин едкий смрад,
Использовать в бизнесе связи.
Змея-пандемия силком загнала
На дачу, где только шесть соток.
Теперь у меня растут репа, свекла.
Я стал подозрительно кроток.
С рассветом встаю и на грядках тружусь,
О вирусе знаю по слухам.
Огромной оранжевой тыквой горжусь,
Помощник соседним старухам.
Нервозность развеял спокойный уклад,
Живот сбросил форму пивную.
Увидев впервые в ночи звездопад,
Создал я картину цветную.
Читаю, творю и хозяйство веду
Размеренно и плодотворно,
Как раньше, не бью вечерами балду —
Копаться в земле не зазорно.
Боюсь, что ослабят глухой карантин,
Придётся вернуться в контору,
И вновь станут буднями смог и бензин…
Я, бросив забот нудных свору,
Покину легко мегаполис седой,
Окутанный плотно дымами,
Решив наслаждаться весенней водой,
В полях любоваться цветами.
Перед грозой
Потянуло холодом от речки,
Закатился в лузу солнца шар,
Потемнели облака-овечки,
Занялся на западе пожар.
Синева насупилась сурово,
Появилась стая грозных туч.
Набухая яростью свинцовой,
Ветер дул, неистов и могуч.
Вдруг затихло всё перед грозою.
Лес застыл – в преддверье битвы рать.
Озеро ненастною порою
Бирюзу пыталось расплескать.
Ливень лил, порол жестоко землю,
Словно плетью, частоколом струй.
А она терпела: «Всё приемлю», —
Небу посылая поцелуй.
Два мира
Весна юноликая с талией тонкой
Наклеила листья на ветви осин.
А город прижимистый серой воронкой
Проглатывал жадно скелеты машин.
В ночи соловьи затянули рулады,
Заслушался трепетно заспанный лес.
На трассах трещали моторы-цикады,
Вонюче-бензинный храня интерес.
Покрылась земля мелкой сыпью головок,
В зелёной траве зажелтели цветы.
На биржах случился обвал котировок,
Горланили трейдеры до хрипоты.
Два мира сомкнулись в тревожном соседстве,
Лоза с арматурой сплелись – не разнять.
В одном я живу, словно в радужном детстве,
В другом опасаюсь себя потерять.
Радостный ветер
Ветер стучит кулаками в окно,
Рамы трясёт, завывая:
«Дни проводить в заточенье грешно,
Вяло года проживая».
Старые липы, листву теребя,
Машут ветвями призывно.
«Сотни дорог ожидают тебя», —
Ветер вещает надрывно.
Тучи на клочья в аффекте он рвёт,
Вихри страстей поднимая,
Бросить нагретое место зовёт —
Мыслей пуста кладовая.
Стены кропит дождевою водой,
Крестит берёзовой веткой —
Склеп не заменит душевный покой,
Счастье не связано с клеткой.
Хочет сорвать он закрытую дверь,
Путь показать пилигрима —
Жаждет свободы любой малый зверь,
Скучно жить в рамках режима.
Свежесть дыханья несёт он с собой,
Запах бескрайних просторов.
Вольных не просто загнать на убой.
В небе нет мощных заборов.
Ветер буянит, раздольем манит,
Куриц домашних пугая,
Шавок цепных в конурах ночью злит,
Радостно вдаль улетая.
Фара Луны
Обожаю Харлеи и гонки,
Вид брутальный и яркий успех.
За мной ходят толпою девчонки,
Я готов разделить с ними грех.
Властно манят просторы хайвея,
Чёрных курток крутой антураж.
Я от скорости с ветром балдею,
Будоражит в дороге кураж.
Пандемия испортила планы,
Плесневею, печалью томим.
В цепких лапах похмельной нирваны
Позабыты любовь и экстрим.
Прозябаю орлом гордым в клетке,
Глядя в даль, где петляют шоссе.
Мне давно не махали нимфетки,
Я по встречной не гнал полосе.
Не познать кайфа в комнате тесной —
У окна торчу с чувством вины.
Светит жёлто на трассе небесной
Одинокая фара Луны.
Густая тьма
Смотрю в окно который месяц кряду:
Картина непривычно замерла.
Мир погружён в глубокую блокаду,
Столица сиротлива, но мила.
Ни пешеходов, ни авто гудящих,
Пусты проспекты, площади, дворы.
Компаний у подъездов нет курящих,
Нет в парках балаганной детворы.
Кокетничают липы с фонарями,
Безмолвный город праздничен и чист.
С пустыней поменялся он ролями —
По принужденью, антиглобалист.
Лазурно-синий вечер, вожделенно
Раскрыв объятья, кутает дома,
Безлюдьем упиваясь вдохновенно.
Реклама спит. Грядёт густая тьма.
Свингеры на карантине
Свингерам, право, претит карантин,
Им неприятно сидеть взаперти.
Раньше бурлил в венах адреналин
И восхищало любви ассорти.
Были знакомства, обмены в ночи,
Разнообразие пышно цвело.
Ныне утеряны счастья ключи,
Вирус глумится влеченью назло.
Секс вял и пресен – сожитель один,
С ним всё известно и предрешено.
Где возбуждающий кровь дофамин,
Тел откровенных нагое панно?
Жизнь в изоляции – тяжкий удел.
Тускло, банально без жарких утех.
Страстный Амур накопил уйму стрел —
Ждёт впереди упоительный грех.
Пустеющий город
Муравьиные тропы дорог
В сизых сумерках робко пустеют.
Гул мотора во тьме одинок,
Светофоры безмолвно желтеют.
Отправляется город ко сну,
Засыпают домов сталагмиты.
Вечер нежно целует Луну,
Облаками лаская ланиты.
До рассвета дремотная лень
Будет спать с фонарями в обнимку.
Площадей суетная мигрень
Превратится в ночи в невидимку.
Мегаполис – корабль мирской,
Огни Эльма маячат на крышах,
Бережёт он короткий покой,
Грозовое дыхание слыша.
Блюз карантинного лузера
Тропинка под гору легка,
Дорога в гору неприятна.
Отпил я странствий два глотка
Из чаши жизни. Неприглядно
Потёк мой путь: дела, долги
Шли чередою непрерывно.
Ярились, злобствуя, враги,
Пороки скалились призывно.
Пропали хрупкие друзья
В тумане суеты безликой.
Кружили стаи воронья
Над слов прокисшею клубникой.
Я планами осиротел,
Спилась возвышенная муза.
Обритый череп побелел,
Но выперло достойно пузо!
Отрадой стал мне карантин,
Для интроверта он – нирвана.
Забыт ближайший магазин
В объятьях мягкого дивана.
Я обеспечен на сто лет,
Мне доставляют пиццу, снеки.
Храню от бурь иммунитет,
Ем с наслажденьем чебуреки.
Пусть складки наполняет жир,
Живот накрыл клавиатуру,
Доступен радиоэфир —
Веду заказ, как партитуру.
Карантинный бунтарь
Вирус бушует на нашей планете,
Объяты нервозностью страны.
Мир позабыл о любви, пиетете,
Закрыты кафе, рестораны.
Прошлое видится в розовых красках,
Когда были бары доступны.
Ныне сограждане в марлевых масках,
Случайные связи преступны.
Пьём в одиночку – путь к алкоголизму.
Нет тёплой компании тесной.
Люди подвержены все нигилизму.
Жизнь стала безликой и пресной.
Город за окнами серый, сердитый,
Скукожился, бедный, от страха.
Меряю кухню шагами – небритый,
Медлительный, как черепаха.
Скудный багаж, барахольщик бездарный,
Тащу, но куда – непонятно.
До пандемии был смелый, шикарный,
Теперь шепелявлю невнятно,
Роюсь в возникших долгах раболепно,
Забыв адюльтер и попойки.
Стала среда негативна, враждебна,
Мой путь – от стола до помойки.
Я надоевшую душную маску
Пущу самолётом с балкона.
Вдох полной грудью, развею опаску —
И вырвусь из рамок шаблона!
Знакомство с женой
Меня карантин познакомил с женой —
Закрылись мы дома надолго.
И я присмотрелся спокойно к родной,
Забыв чувство глупое долга.
Она оказалась довольно умна,
Начитана, в курсе новинок.
Я с ней говорил о стихах допоздна —
Вещала она без запинок.
Жена не чуралась научных проблем:
Акценты расставила чётко,
Могла доказать сходу пять теорем.
При этом реально красотка!
У нас на балконе стоял тренажёр —
На нём занималась ударно.
Совсем не похожа на толстых обжор.
Фигура смотрелась шикарно:
Прямая спина и красивая грудь,
Живот плоский до неприличья.
Играла в глазах раскалённая ртуть.
Приятно манило обличье
Моей благоверной, не виденной мной
Последние лет эдак двадцать.
Она отличалась открытой душой,
С ней даже хотелось набраться.
Сплелось восхищенье с желаньем в комок —
С такой бы гульнуть на досуге!
Застыл я столбом, испытав сильный шок, —
Мечтал ведь о верной супруге!
Воздержание
Не радует чудесная погода.
Закрыта и озлоблена страна.
Безлюдьем упивается природа.
Прошла бездарно нежная весна.
Уже четвёртый месяц воздержанья —
Продлили ненавистный карантин.
Острее и навязчивей желанья,
Мечусь, как озабоченный кретин.
Вчера заметил девушку-курьера —
В перчатках, в маске, словно в парандже.
Мелькнула и пропала, как химера.
Я женщину не видел неглиже
Сто долгих лет, возможно целых двести —
Мне пищу доставляют мужики.
Томлюсь, страдаю в тягостной сиесте.
Красны от напряжения белки.
Завалена консервами квартира,
Пестрят порножурналы по углам.
Готовлюсь тайно к роли дезертира —
Сбежать к манящим дамским берегам.
Скорей бы изоляцию похерить —
Эрекция крепчает с каждым днём.
Готов без справки барышне поверить,
Сдать тело молодецкое в наём!
Противник мирской мишуры
«Весна с одеждою зелёной…»
Весна с одеждою зелёной
Проникла в обнажённый лес,
Где над рекой с водой студёной
Голубизна лилась с небес.
Черёмухи оделись пышно,
Представ невестами всерьёз.
В обновках трепетали слышно
Налитые тела берёз.
Исповедь бывшего кумира
Слова утешенья найди для любви,
Пропой тихо песню о призрачном счастье,
Покинутый мною очаг обживи,
Прими в незавидном финале участье.
Я многого быстро достигнуть желал,
Карабкался в гору, забыв о страховке.
Побед грандиозных прошёл сериал —
Порой появляюсь в дешёвой массовке.
Померк освещающий путь псевдоним,
В рулонах за шкафом пылятся афиши.
Забыты попойки, любовный экстрим.
В фаворе у плебса теперь нувориши.
Другие любимцы с экранов глядят,
Кипучая жизнь суетна, беспардонна.
Повсюду о прибыли громко галдят,
Мораль разговоров кухонных зловонна.
Мои достижения очень скромны,
Регалии убраны в ящик комода.
Кряхчу с ощущением горькой вины.
Большая блудница – кричащая мода.
Сданы идеалы былые в утиль,
Для них в современности нет примененья.
Желаньями правит подавленный штиль.
В силках безысходности птица везенья.
Не стоит лить слёзы прошедшей любви,
Забытый кумир не дождётся участья.
Давай мимикрировать, мой визави, —
Сыграем толпе на прощание счастье.
«Деревья смущают толпой обнажённой…»
Деревья смущают толпой обнажённой,
Но скоро укроется их нагота —
На смену нарядам зимы полусонной
Ворвётся весенней листвы красота.
Суставы ветвей расцветут в соках счастья,
Пасхально оденется страждущий лес.
Обильно украсят соцветья запястья,
Набухнут стволы в ожиданье чудес.
В ферзи!
Отыщем, мой друг, запылённые латы,
Вернём из ломбарда сатиры копьё,
Романтике помощь нужна. Мы – солдаты
Её оптимизма. Нам чуждо нытьё.
Пусть лошади нет и осла, на Харлеях
Отправимся в путь. Ждут за счастье бои.
Возьмём шпаги чести, в былых портупеях,
Мы храбро заслужим награды свои.
Заботу и верность поддержим отважно,
Любовь от тельца золотого спасём.
Неправда, что всё абсолютно продажно
И можно брать крепкую дружбу внаём.
Пускай мы комичны, порой эпатажны,
Реликтовы наших воззрений миры.
Красивые рифмы нам немаловажны.
Обходимся без новостной мишуры.
Избавит щит юмора нас от насмешек,
Укроем сердечность просторным плащом.
Возможно, похожи на двух старых пешек,
Но каждый из нас ещё станет ферзём!
Розги души
Слова секут, как ивовые прутья,
Следов не оставляя на спине.
В душе вина мерцает мерно ртутью,
Себя пороть болезненней вдвойне.
Не выказал родителям почтенья,
Вниманье понапрасну приберёг.
Не получить отцовского прощенья,
Лишь с фотографий горестный упрёк.
Не отдал детям должного вниманья,
Впустую тратил солнечные дни.
Свелось общенье к фразам назиданья —
Без искренности, доброй болтовни.
Не претворил возвышенные планы,
В загулах захирел былой талант.
Желанья вялы, словно стариканы,
Не помогает антидепрессант.
Недолюбил её, постыдно струсил,
Сбежал от романтической любви,
Не разрубил страстей гордиев узел.
Теперь со мною совесть-визави.
Слова жестоки – связанные прутья.
Боль медленно струится по спине.
Душа горит, слеза, катаясь ртутью,
Мерцает в разыгравшемся огне.
Мечтающий дом
Дом с крышею остроугольной
Считает – похож на ракету,
С судьбою своей подневольной
Не может согласно сюжету
Подняться в бескрайнее небо,
Резвиться в нём змеем воздушным.
Смотрелся бы очень нелепо
Он в аквамарине радушном.
Ночами он в грёзах летает,
Уносится вдаль с облаками,
Над лугом душистым порхает,
Скрипит на ветру этажами.
Крыльцо его – трап старомодный,
Чердак – фюзеляж в паутине.
Он, некогда лёгкий, свободный,
Увяз в повседневной рутине.
Громоздкая мебель теснится,
Повсюду пакеты, коробки.
В подвале, где утварь хранится,
Пора бы устроить раскопки.
Ненужные старые вещи,
В углах притаившись, пылятся,
Чернеют на полках зловеще,
С годами обильно плодятся.
Так мы бережём бесполезно
Свинцовые слитки обиды.
Исходят от нас повсеместно
Напрасной досады флюиды.
Забыть стоит горечь пощёчин,
Мечтать, словно дом, о высоком.
Достаточно злых червоточин
В загаженном мире жестоком.
Бой за любовь
Любови сбивают нас с толку
И пульс отправляют в галоп,
Подобны шальному осколку,
Подъёму вмиг на небоскрёб.
Воюем за чувство усердно,
Боимся его потерять,
Считая, что всё в жизни смертно,
Стараемся бой продолжать
За яркие взлёты волненья,
Хмельные свиданья в ночи,
За запахи и наслажденья,
К взаимности тёплой ключи,
За трепетность от ожиданья,
Касания ласковых рук,
Интимных признаний журчанье,
Нервозную сладость разлук.
Конца страстной битве не видно —
Сплелись унижения, честь.
То радостно нам, то обидно —
Но в этом вкус счастья и есть!
Лоскут синего неба
Происходит что-то непонятное в памяти,
Петляет событий седых вереница.
Я желаю в этой ностальгической замети
Сквозь порошу дней разглядеть чьи-то лица.
Чёрно-белые мутные снимки и сепии —
Нельзя рассмотреть ночью тусклые фото.
А впрочем, что может быть глупей и нелепее —
Решетом осушать сухое болото.
Годы сделали меня скупой черепахою —
Коплю скаредно непотребные вещи,
А ведь был для друзей раньше парнем-рубахою.
Теперь каждый звонок трезвонит зловеще,
Разрывает в клочья тишину заточения,
Нарушая покой уютного склепа.
Я заглушил турбины, устав от общения.
Мне хватает лоскута синего неба.
Генератор глупых мыслей
Глупых мыслей генератор
В голове моей гудит,
Хулиганит, провокатор,
Всё о женщинах твердит:
Говорит, что можно смело
Трогать барышень за грудь,
Если чувство ослабело —
К адюльтеру верный путь.
Шепчет на ухо призывно,
Мол я – знатный ловелас.
Предлагает мне интимно
Провести с соседкой час.
Наставляет, не стесняясь,
Штурмом брать любой форпост,
В спальне ласкам предаваясь,
Позабыть великий пост.
Именует донжуаном,
Поднимает рейтинг мой,
Злится: «Не торчи болваном,
Пригласи её домой!»
Он заставил на работе
Вдруг к сотруднице пристать,
В размышленьях о субботе
Со среды уикенд встречать.
Генератор мыслей глупых
Без устатку тарахтит.
От пощёчин хлёстких, грубых
До сих пор лицо горит.
Сломанный баланс
Во мне баланс белого и чёрного поломался:
Не до конца понимаю, что хорошо, что плохо.
Жизни студень в холодильнике годов залежался,
Давно не случалось достойного переполоха.
Вчера засмотрелся на спешащую мимо даму,
Понравилось синих глаз яростное выраженье.
Подумалось – содержать мне её не по карману,
Патриархам не пристало дерзкое поведенье.
Мне пока не уступают в душном транспорте место.
Но не корят – мол, сижу, когда стоят пожилые.
Начинаю сбор вещей за месяцы до отъезда,
Выделяются серой грудой носки шерстяные.
Читаю много популярных статей и романов,
Пытаюсь беседовать с незнакомцами культурно.
При этом, заглушая трезвон налитых стаканов,
Выражаюсь в кругу друзей и родни нецензурно.
Я ощущаю себя спортивным и моложавым,
Чтоб не индевели седины – сбриваю бороду,
Потому что любовный бес с выраженьем лукавым
Стучит мне в ребро по каждому женскому поводу.
Замерший город
По пустой Москве неслись трамваи,
В тишине восторженно звеня,
Боевые, словно самураи.
Вдаль вела железная лыжня,
Прямо, а потом куда-то вправо,
Где закат с брусчаткою играл,
Вспыхивал тревожно и кроваво,
Предвещая тучами скандал.
Город принимал всё равнодушно,
Фонарями глядя в синеву.
Сумерки кудрявились воздушно,
К вечеру спеша на рандеву.
Мой зоопарк
Не люблю зоопарки, вольеры и сетки,
Потому что во мне живёт масса зверей.
Им противны тюремные крепкие клетки.
Мир не создан для прихотей наглых людей.
Часть меня – гордый кот. Он гуляет ночами,
Позволяя порою себя приласкать,
По весне, когда шерсть с него лезет клоками,
Не даёт, возбуждённый, спокойно поспать.
У собаки осознанный взгляд человека.
Пёс во мне обожает свою конуру.
Он привязан к вещам, у него ипотека.
Можно в парке увидеть его поутру.
Вислоухий слонище трубит на работе,
Всех безумных свершений, идей волонтёр.
Переносит лишения в местном болоте.
Утром, хобот задрав, тушит пьянки костёр.
Есть упрямый осёл, погружённый в раздумья.
Пока мысль не созреет – не сделает шаг.
Он доводит порою меня до безумья,
Восседая над ворохом мятых бумаг
Невозможно представить себя без макаки —
Строю рожи, кривляюсь, знакомых дразню.
Доходило порою до дружеской драки.
Едких фраз и сарказма обширно меню.
Уживаются твари, соседствуют мирно.
Лев-начальник вальяжно приходит домой.
Я брыкаться способен, стоять в стойле смирно,
На диване ленивцем лежать в выходной.
Струпья страданья
Искал я любовь дни и годы,
За тенью её брёл века.
Менялись течения моды,
Удавкой душила тоска.
Секли ветры горьких раздумий,
Сгущался сомнений туман.
Мечты в виде высохших мумий
Зарыл я во множестве стран.
Обрёл страсть. Восторга минуты
Сменяли блаженства часы.
Ослабли печальные путы
От чар ненаглядной красы.
Парил в облаках эйфории,
Стеснялся игривых проказ.
Цунами интимной стихии
Дарили безумный экстаз.
Роман обернулся проблемой —
Претензий сносил меня шквал.
Я встал перед жёсткой дилеммой:
Покой – или секс и скандал.
Осталась в архиве победа.
Разрыв я с трудом пережил —
Неделями после побега
В вине добродетель топил.
Закончились дни прозябанья,
Я выполз на божеский свет.
«Очисть с души струпья страданья», —
Даёт ангел счастья совет.
Встреча с совестью
Когда я случайно встречусь с моей больной совестью,
Она с укором посмотрит мне в пропитые глаза.
Не выйдет откупиться полушутливой повестью,
Придётся, выжав сцепленье, не отпускать тормоза.
Оглядеться, как я ваяю произведения
Современного искусства для накопленья рублей,
Что имеет сейчас, кроме валюты, значение,
Можно ли по уши в бизнесе стать с годами светлей.
Кто они, скромные мимолётные любовницы,
Мотыльками летящие на свет моего огня.
Поблекшие тени той златокудрой виновницы,
Из-за которой вся от меня отвернулась родня.
Чего я достиг, выпекая стихотворения,
Раздавая их страждущим душам, заменяя хлеб.
Произошли необратимые изменения —
Мой старый дом оккупировал грошовый ширпотреб.
Станет ужом извиваться взгляд набедокуривший.
Спрячу трусливого в угол, с совестью спорить – каюк.
Путь к дешёвой пивной, радостно окна прищурившей,
Надёжно протоптан мной в компании местных пьянчуг.
В плевательнице жизни
В замену Дон Кихоту – маргинал,
А Санчо Панса – шустрый гастарбайтер.
Любой работник ныне – нелегал
Или диплом порвавший копирайтер.
Культурный слой сведён рублём к нулю,
В театрах разместились мегамоллы.
Индюк болбочет истины орлу,
В меню на месте хлеба – суши, роллы.
Духовность проиграла все бои —
Обыденность главенствует свободно.
Промотаны доверия паи,
Под слоем дёгтя слово «благородно».
В пустых мечтах царит самообман,
Мир катится к циничной дешевизне.
Похожи на разрушенный вулкан
Бычки надежд в плевательнице жизни.
Монохромные эпизоды
В памяти монохромных эпизодов
Со стопою лет становится больше.
Искать по прошлому экскурсоводов
С годами сложней, затратней и дольше.
Воспоминаний потоки нескупы,
Но очевидцев раз два и обчёлся.
Для молодых мы – ходячие трупы,
К местной аптеке наш быт тусклый свёлся.
Трудимся в мире душевных раскопок,
Перебираем ночами архивы.
Пыль отираем с любовных коробок
Нежно – адепты былой перспективы.
Старенье и боль
Слово «старенье» звучит уныло,
Нужны молодые, крепкие руки.
Кого сединою припорошило —
Должен терпеть одиночества муки.
Племя младое, оно же стадо,
Желает праздности и наслажденья.
Тратить с дедами часы – досада,
Какие к дьяволу нравоученья!
Время спиралью вычурной вьётся
На дискотеках, в нарядных кортежах.
Эхом далёкой войны отзовётся
Боль стариков во внуках-невежах.
Промокашки
Не кладут в тетради промокашки.
Не добились в школе нужных льгот
Мягкие «исподние рубашки»,
Кляксы поглощавшие, как пот.
Отцвела пора чернильных ручек,
Архаизмы отданы в музей.
На столах у наших милых внучек
Основное – сенсорный дисплей.
Мы, боёв житейских генералы,
Всем нововведениям чужды:
Помним деревянные пеналы
И с пером засохшим нелады.
Пятнами пестрела униформа,
Синее на пальцах и щеках.
Не писать, печатать ныне – норма,
Мир переменился на глазах.
Были мы в чернилах, замарашки,
Вечно перепачканы смешно.
Вымерли в тетрадях промокашки.
Так и нам судьбой предрешено.
Беззвучье
Ручьи речей спокойней, мельче
Становятся день ото дня.
Рождественских историй меньше.
Под пледом дремлет беготня.
Моря безмолвия безбрежны
И полноводны тишиной.
Приятны утра, безмятежны,
Покрыты радостной росой.
Пришло с годами пониманье —
В беззвучье бездна красоты.
Мы трепетно храним молчанье,
Сплетая искренно мечты.
Не потакайте сатане
Мы все сейчас на карантине.
Планета – наш стационар.
Забыть о дикой чертовщине
Диктует время-санитар.
Должны отбросить мы обиды,
Слепой гордыне дать отпор,
Распространять добра флюиды,
Душевный победив раздор.
Тлетворной зависти гниенье,
Собравшись с силой, истребить.
Стереть коварные решенья,
Способные друзей сгубить.
Раскрасить радугой веселья
Унынья серый небосвод,
Надеть любимым ожерелья
Из добрых шуток и острот.
Зажечь нам надо свет смиренья,
Чтоб растопить холодный гнев,
Раздать букеты всепрощенья,
Обиженных теплом согрев.
Понять, радушие – бесценно,
Любые деньги – просто медь,
Мечтать и мыслить дерзновенно,
Не над накопленным корпеть.
Пока кишит грехов трясина,
Пороки всюду на коне.
Цените время карантина.
Не потакайте сатане.
Тихая свобода одиночества
Квартирная тишина
В доме два телефонных аппарата —
Стационарный на кухне, мобильный.
Она на людях пуглива, зажата.
Её годовой доход нестабильный.
Одноклассницы – по семьям с делами:
Хлопоты, разводы, проблемы в школе.
Былые связи укрыты снегами —
Каждая корпит в своём ореоле.
Кавалеры, как последние трусы,
Исчезли бесследно, без сожалений.
Итог романов – дешёвые бусы
И неприятье пивных заведений.
Оба телефона – звонок при входе —
Молчат, словно отключили рубильник.
Ей страшно увязнуть в тихой свободе.
Порою трезвонит старый будильник.
Карцер шаблона
Наши дети совсем не похожи на нас,
Они мыслят, планируют быт по-иному.
Абсолютно другой у них иконостас.
Жизнь летит без романтики, по-деловому.
В задушевных беседах потребности нет,
Поцелуев не ждут и не просят советов…
Изменился со временем менталитет,
Ныне век домоседов, пора интровертов.
Стал компьютер окном в окружающий мир,
Можно век провести в окруженье бетона.
Круглосуточный сервис – крутой конвоир,
Загоняет он отпрысков в карцер шаблона.
Бессмысленное нравоученье
Не выходит донести до детей свои мысли,
Они гибнут по дороге коммуникации.
Хоть мои брови густыми кустами нависли,
Я в пылу пререканий подвержен прострации.
Не получается найти важнейшего слова.
Смотрят прямо в лицо недоверчиво отпрыски.
Моя речь витиевата, однако толкова,
Но не рождает в их глазах должного отблеска.
Увязаем в общении, как в песках зыбучих,
А вернуться к прежней лёгкой жизни немыслимо.
Благо не доходим до оскорблений колючих.
Понимаю, что нравоученье бессмысленно.
Выстрел в упор
Возраст – выстрел нежданный в упор,
Прям из зеркала, точно меж глаз.
Дата в паспорте, как приговор.
В уменьшении срока – отказ.
Возраст – невероятный фантом.
Для него жизнь – картонный макет.
Он плетётся и рвёт напролом,
Где скрывается – главный секрет.
Возраст – это коварство реки,
Обмельчав, она катит быстрей.
А желанья, годам вопреки,
Из души бьют фонтаном огней.
Седобородая птица
В жизни счастливых событий немало.
Я вспоминаю их попеременно,
Грусти плаксивой с лица сняв забрало,
Радость в крови ощутив внутривенно.
Годы – не пыльные пухлые папки,
Что вопросительным знаком гнут спину.
Скинув обиды затёртые тапки,
Жгу фейерверком общенья рутину.
Стоит объятья раскрыть впечатленью
И наслаждаться хмельною свободой,
Чтобы не стать для болезней мишенью —
Петь и парить птицей седобородой.
Тополя
Не режьте столичные вы тополя
Безжалостно и безмятежно.
Они поднимают метели, шаля.
В июле Москва белоснежна
Бывает, когда разлетается пух
Подобьем в жару снегопада.
Он в тихих дворах заметает старух,
Палить его – детям отрада.
Пух землю укрыл – значит, лета зенит,
Свободы часы отпускные,
Безоблачных дней позабыт дефицит,
В комоде носки шерстяные.
Деревья без веток – миряне без рук,
Ущербные, словно калеки.
Побеги надеется дать каждый сук.
Так вера живёт в человеке.
Августовский вечер
Солнце, уставшее за день, садится,
Протуберанцев игру усмирив.
В синие сумерки тихо рядится,
Ловко свернув освещенья штатив.
Кошкой крадётся из леса прохлада,
В недрах оврага царит полутьма.
Близится бурная ночь звездопада,
Метеоритов шальных кутерьма.
Назад в детство
Я в детстве мечтал стать большим,
Уроки забыть и «домашки»,
Проникнуться духом мужским,
Отбросить пенал, промокашки,
Не делать отчёты родне
О том, с кем провёл своё время,
С подругою наедине
Излить непокорное семя.
Года пролетели стрелой,
Оставив серьёзные шрамы.
Познал я, сколь мерзок запой,
Нещадно секут мелодрамы,
Проблем бесконечен поток,
Ответственность давит на плечи,
Скудеет былой кровоток,
Бьют больно обиды картечи.
Вернуть хочу юности пыл,
Задорного отрока взгляды.
Удачлив я был, шестикрыл,
Теперь мои вялы снаряды.
Готов честно спать в тихий час,
Есть утром овсяную кашу,
Сменить на фальцет гулкий бас,
Предаться опять эпатажу.
Мечтаю я стать небольшим,
Спалить впечатлений архивы,
Забыть про интим и экстрим.
Пусть будут родители живы.
Отрезвленье
Страсть прекрасна, безрассудна,
Мимолётна и беспечна,
В лунных бликах изумрудна,
Но, увы, не безупречна.
Наступает отрезвленье
После бурного веселья,
Исчезает вдохновенье,
Налицо следы похмелья.
Миловаться нет желанья,
Мыслей караван плутает,
Неприятны прикасанья,
Напряжённый взгляд пугает.
Он вчера горел, искрился,
А сегодня канул в воду,
В грустных думах утопился
Раздражению в угоду.
Пеленой висит молчанье,
Свежих, нежных слов олива
В предвкушенье расставанья
Стала грудой чернослива.
Знаю, надо бы взбодриться —
Вновь припасть к губам умело…
Страсть из пепла не родится —
Птица счастья улетела.
Муравей и стрекоза
Отец порой скрежещет, как трамвай,
Злясь на свою махровую отсталость.
Он в жизни не выращивал бонсай,
На даче поселилась обветшалость.
Редиска в огороде, огурцы.
Он возится в покоцанной теплице.
Ему поют скворцы, а не певцы.
Под вечер сильно тянет в пояснице.
Порхает рядом дочка-стрекоза.
Она юна, вольна и беззаботна,
Окончила учёбу егоза,
Пока, как и подруга, безработна.
Её круг интересов – интернет.
Она в нём путешествует ночами,
Наводит ежедневно марафет
И размещает фото в инстаграме.
Отец – трудолюбивый муравей —
Таскает в дом огрызки арматуры,
Становится со временем седей,
Хранит былой рельеф мускулатуры.
Он сам стирает, варит щи, супы,
Сроднился с ежедневною уборкой.
Сор не выносит даром из избы.
Бывает, говорит скороговоркой.
На дочку с умилением глядит,
Когда она в наушниках воркует.
В надеждах за кукушкою следит,
Ждёт, что вещунья счастье накукует.
Огнедышащий страх
Общаться я стал крайне мало,
Забыл про доступных подруг,
Гляжу между строчек устало.
К бездействию свёлся досуг.
Прервав цепь весёлых попоек,
Я пиво на книги сменил,
Стал мнителен, как параноик,
Угрюмый седой русофил.
Друзьям не звоню месяцами —
Нет общих связующих тем.
Утихли гулянок цунами,
Растаял похмельный ярем.
На пенсии нет коллектива,
Былые коллеги не в счёт.
Хирею в клубах негатива
И слышу обратный отсчёт:
Четыре, три, два, единица.
За ними – безвременья ноль.
Грущу, беспробудный тупица,
Презрев отведённую роль.
Прожил без наследников дерзких,
Преемника не воспитал,
Витал в размышленьях имперских,
Теперь ожидаю финал.
Трудов неподъёмные груды
Пылятся на полках, в шкафах.
Меня, воплощенье зануды,
Жуёт огнедышащий страх.
Оскудение
Устроена жизнь очень странно —
На старте немерено сил,
Чреда изменений желанна,
Любой недостаток премил,
Мечты бьют игривым вулканом,
Внутри одних суток – миры,
Знакомства идут караваном,
Приятны познанья дары.
Потом раздражают огрехи,
Претит суетою среда,
Редеют важнейшие вехи,
Повсюду пестрит лабуда.
Противны знакомых советы,
Довлеет рабочий аврал,
В свершеньях мешают наветы,
Не радуют глади зеркал.
В подвале спят крепкие вина,
Милее пирушек диван,
Не хочется адреналина,
В архиве последний роман.
Всё медленней скорость в машине,
Привычна бессонницы тень,
Стремления вязнут в трясине,
Поскольку господствует лень.
Забыты заморские страны,
Незримо молчанье царит,
В ночи ноют старые раны,
Утерян былой аппетит.
Друзья – в пыльныхфотоальбомах,
Раз в год – поздравленья родни.
На даче, не в пышных хоромах
Текут одинокие дни.
Советники – пухлые книги —
Теснятся по полкам, шкафам.
Прискорбно сменили интриги
Хождения по докторам.
Быт тонет в скупой дешевизне,
Скудеет в мозгу кровоток.
От пачки раскуренной жизни
Дымится последний бычок.
Капризная память
Капризная память – престранная штука:
Зачем-то хранит непотребные вещи.
Подчас дальнозорка, а то близорука,
Способна о прошлом напомнить зловеще.
Подводною лодкой всплывают порою
События милого дальнего детства.
Я вижу мальчишкой себя за игрою —
Застенчивым, добрым, без капли кокетства:
«Секретики» делаем мы из стекляшек,
Отчётлив ухоженный двор и ребята,
Ругают родители нас – замарашек,
А мы веселимся в кустах, как щенята,
В песочнице пыльной машинки и трассы,
Солдатики рядом, готовые к бою…
Вчера ковырялся с кредиткой у кассы,
Сегодня потерян бумажник с казною.
Детсадовских помню товарищей, школьных,
Все их адреса, номера телефонов,
А ФИО сотрудников самодовольных
Теперь храню в чревах двух новых айфонов.
По-прежнему явственна первая встреча,
Недавние связи совсем потускнели.
Я памяти странной давно не перечу,
Сама она в прошлое строит туннели.
Время-деньги
Ищу я рынок времени и денег,
Чтоб выменять наивность за рубли.
Не прохиндей, не каверзный мошенник,
Мне ценен смех оставленной вдали,
В садах беспечной юности задорной,
Где пели вдохновенно соловьи.
Сейчас тружусь, усталый и покорный.
Обширный клан – смешные муравьи.
Хочу сменять нелёгкий опыт жизни
На тёплый свет открытых миру глаз,
На поцелуй, на взгляд без укоризны
И фейерверк ребяческих проказ.
Регалии могу сдать за бесценок,
Взамен вернуть желание любить,
Царапины зелёночных коленок,
Завидную мальчишескую прыть.
На чаше лет пусть будет радость детства,
Другую я наполню до краёв
Валютой, облигациями. Средства
Не пожалею, лишь бы был здоров
Отец, меня любивший беззаветно,
И мама стала б снова молода.
Их обожанье было безответно —
Теперь я полон горького стыда.
Расхожая тирада «деньги-время»
Мешает неврастенику уснуть —
Тельца златого тягомотно бремя,
Хочу иначе я пройти свой путь.
Солидный пробег
Прошли десятки пёстрых лет
Посильного служения,
Пора оставить яркий след,
Потратив накопления,
Сменить мальчишескую прыть
На тишину смирения,
Обиды старые зарыть
И вымолить прощение,
Остепенить безумный бег,
Замедлить ритм движения,
Спокойно проводить ночлег
Без лишнего волнения,
Принять размеренный уклад —
От суеты спасение,
Найти в познаньях новых клад
В объятьях книгочтения.
Восход избавлен от утрат,
Радушны пробуждения.
Закат архивами богат,
Частят скачки давления.
Вначале важен твой наряд,
Квартиры украшение,
Потом – тепло дающий взгляд
И мудрое мышление.
Досадно скоротечен век —
Маячит завершение.
Солидный не скрутить пробег,
Не избежать забвения.
Хитрая приманка
Приманка
Приманка бедствий – наслажденья,
Был прав мудрейший Цицерон.
Любые наши приключенья
Готовы нанести урон
Материальный и душевный.
За всё платить – таков закон,
Но путь без радостей плачевный
Похож на пресный полусон.
Ростки желаний
Я поливал ростки желаний
Водою дерзновенных дум.
Был полон светлых начинаний
Пытливый юношеский ум.
Сменило благость мыслей – пиво,
Идеи – полных кружек звон.
Порою длился некрасиво
Хмельной, разгульный марафон.
Менялись дамы и коллеги.
Была пора игристых вин,
В чужих объятиях ночлеги,
Под утро рейды в магазин.
С годами буйство поутихло,
Распался сибаритов строй.
Не столь в стакане пена рыхла,
Забыт значок «крутой плейбой».
Шалит натруженная печень,
Плодя плохой холестерин.
Век удовольствий скоротечен —
В крови иссяк адреналин.
Претит разнузданность загула,
Любимый друг теперь – диван,
От шкафа книжного до стула
Брожу, в прошедшем хулиган.
Читаю свежие романы,
Канал «Культура» вновь в чести.
Приходят мыслей караваны —
Пишу неделю взаперти.
Ростки возвышенных желаний,
Забыв про сорняки утрат,
Кропит из лейки оправданий
Водою опыта закат.
Сломанная деталь
В каркасе усталой души
Сломалась деталь «романтичность».
Я звёзд не считаю в тиши —
Солирует в чувствах практичность.
Не радует запах весны,
Привычно цветенье природы.
Довлеют вопросы цены,
Растут непомерно расходы.
Не время закат наблюдать —
Без чисел пустуют таблицы.
Сменили желанье летать
Гроссбуха сухие страницы.
Налоговый давит ярем,
Кружат, словно мухи, проблемы,
Семейный буксует тандем,
Мелки актуальные темы.
Всё большее полнеет живот,
Прискорбно скудеют стремленья.
Аврал переходит в цейтнот,
Иссяк аромат приключенья.
Давно кровь не пенил кураж,
От диких страстей не штормило.
Интимный забыт абордаж,
Пропала брутальная сила.
Сейчас романтизм не в чести,
Висят паруса, словно тряпки.
Черствеет душа взаперти,
Ей пыльно, обидно и зябко.
В одиночестве
Уже семнадцать лет одиночества,
Никто не скажет, что этого мало.
Разные появлялись пророчества,
Но такого она не ожидала.
Давно в квартире живёт уныние,
Иссякло желание улыбаться.
Страшный пролом ниже ватерлинии —
И корабль счастья на дно погружаться
Стал сразу. Не заделать пробоину —
Любимый скончался скоропостижно.
Сочувствие набило оскомину,
Вдовий взор потух, застыл неподвижно.
Под слоем ила лежат стремления,
Не интересны далёкие страны.
Она тонет в пучине забвения,
В день рожденья звонят лишь стариканы.
Не греет ночью кровать семейная —
Поцелуи и объятия в прошлом.
Противница ханжества идейная
Теперь вязнет в телевиденье пошлом.
Прихорошиться нет мотивации —
Её посещает лишь соцработник.
Она порою сидит в прострации,
Ласкает бессмысленно подлокотник.
Мысль: почему по злому сценарию
Так неожиданно жизнь покатила?
Сжечь всю небесную канцелярию
Хочет, потратив последние силы.
Букет впечатлений
В моём букете впечатлений
Так много разного сплелось.
В нём есть солома поражений,
Засохших размышлений ость,
Пыл маков страстного влеченья,
Обид колючие шипы,
Вьюны холодного сомненья
И убеждённости дубы.
Есть орхидеи наслажденья,
Цепучие репьи плевков,
Весенней вишни восхищенье,
Кусты нестриженных стихов,
Серёжки бурного расцвета,
Стремлений дерзновенных пух,
Плоды солидного бюджета,
Очарованье медовух.
В нём – одуванчики мечтаний,
Влюблённости былой сирень,
Крапива горестных прощаний
И пивоваренный ячмень.
Пестрят ромашки вдохновенья
И маргаритки добрых слов…
Нет только прелости забвенья,
Гвоздик из траурных венков.
Твои ипостаси
Ты податлива, словно осина,
Ловко гнёшься под ветром проблем.
Каждый ценящий блага мужчина
Рад с тобою составить тандем.
Жарким летом – похожа на липу,
Источаешь хмельной аромат.
Я к тебе в вожделении липну
В окруженье фривольных цитат.
В час печали – плакучая ива,
Свесив руки, бесслёзно грустишь.
Накрывает волна негатива —
Погружаешься с книгою в тишь.
По весне ты – густая берёза.
Обожая твой приторный сок,
Я пытаюсь, избегнув курьёза,
Приласкать каждый лист-волосок.
Ты в наряде зимою – рябина,
Ярко серьги алеют в ушах.
Не поглотит сплошная рутина,
Пока пламя играет в очах.
Новогоднею стройною елью
Ты приходишь на праздник любой,
Поддаваясь шальному веселью,
Восхищаешь толпу красотой.
В споре – крепче могучего дуба —
К чёткой цели настырно идёшь.
Непреклонна, хитра, саблезуба.
Взгляд разящий – наточенный нож.
Ты – акация, пальма, алоэ,
Зелена в каждый пасмурный день.
Уйма планов, богато былое
И в душе цветёт счастья сирень!
Блудный сын
Я был дерзким Икаром полночных дорог,
Легендарных путей пилигримом.
Опостылел со слугами дивный чертог,
Быт замучил давлением мнимым.
Погрузившись тогда в андеграунд страстей,
Я сроднился с порочным и низким,
Был убогих левацких течений левей,
Увлекался ученьем троцкистским.
Утопал в пелене наркотических грёз,
Рвался с флагами на баррикады,
Думал мир переделать аморфный всерьёз,
Перекрасить успеха фасады.
Никуда не привёл меня дерзостный путь.
Я увяз в непотребной трясине.
В голове колыхалась похмельная муть,
Жизнь погрязла в бездарной рутине.
Испарился возвышенных дум караван,
Серой массой идеи пылились.
Извергаться устал жарких мыслей вулкан,
Прогрессивные тезисы спились.
Я к родимым пенатам вернулся седой,
Недоверчивый, замкнутый, злобный,
Призрак бледный, растерянный, полуживой,
Ни творить, ни любить не способный.
Не дождалась меня сердобольная мать,
Папа слабым стал, словно бродяга.
Не сумев ожидания их оправдать,
У порога скулил, как дворняга.
Женщины-тамагочи
Я женщин возвышать готов
С утра, в обед, в объятьях ночи.
Пускай они средь облаков
Парят в небесном хрустале.
На нашей горестной земле
Они пришельцы, тамагочи.
Признанье нужно им, уют.
Они приветствуют заботу.
Их ублажать тяжёлый труд…
Коль близится упадок сил,
Свою игрушку накормил —
И пулей к другу, на работу!
Геотекстиль для души
Потребен мне геотекстиль для души —
Убрать раздражения бурные всходы,
Чтоб я мог спокойно работать в тиши,
Забыв про растущие резко расходы.
Задушит он жгучей обиды ростки,
Не дав им подняться и мучать ночами.
Придёт ощущение «всё пустяки»,
Исчезнут пронзительной боли цунами.
Гордыне не даст он меня одолеть
И сделать напыщенной куклой тщеславной.
Не станут греховные страсти довлеть
Над линией жизни спокойной и плавной.
Пробьются на волю побеги добра,
Тюльпаны любви – не репейника ревность.
Зачахнут плебейство, смурная хандра.
Цвести будет розовой сакуры верность.
Русофил
Я русский до самого мозга костей,
Влюблённый в родные просторы.
Мне нравится звонко бегущий ручей,
Овраги, поля, косогоры.
Пленяет в лугах запах девственных трав,
Пророчества вещей кукушки,
Дородная кряжистость сонных дубрав,
Мохнатая шляпка волнушки.
Чарует звучанием русский язык —
Красивый, лиричный, душевный.
Оттенками тонкими он многолик:
В сказаньях былинных – напевный,
Силён нецензурный он в метких словах,
А сколько глаголов движенья!
В родителях вижу его и в сынах,
И буду ценить, без сомненья.
Бывает любовь от дверей до дверей,
От первого крика до тризны.
Во мне есть индеец, татарин, еврей —
Пропитаны Русью их жизни.
Плата за талант
Одиночество – плата за яркий талант.
Он уникален в толпе безликих прохожих.
Тонны земли скрывают один бриллиант.
Мастер томится в массе сородичей схожих.
Мысли парят в далёких абстрактных мирах,
Тело на нашей планете мается в муках.
Он утопает в рифмах, красивых словах,
Муза – в пыли, соседских строительных звуках.
Карточная колода лет
Предо мною года – карт игральных колода,
В голове – ускользающих дней винегрет.
Окрутила меня шарлатанка-свобода,
Обещая оставить в истории след.
Мне судьба отвела роль пиковой семёрки —
Инфантильной, с мозгами, но не деловой.
Не в партере отнюдь – на дешёвой галёрке
Шли лета, наполняясь суровой нуждой.
Постепенно от книг меня жизнь отлучила,
Одарив маетой от зари до зари, —
Государству нужна была рабская сила.
Под кроватью грустили в пыли словари.
Очень быстро достиг я крестовой десятки,
Заработав начальный в поту капитал,
Точно знал, что прельщают чиновников взятки,
Продвиженью способствует бурный скандал.
Проявил я в торговле большую смекалку,
Брал кредиты и ловко долги возвращал,
Став бубновым валетом, влюбился в рыбалку.
Раздражал на работе квартальный аврал.
В окруженье толпой запестрели шестёрки,
Всё готовые сделать за скромный оклад,
В рот смотрели на каждой вечерней планёрке,
Раболепно лизали мне руки и зад.
Интерес проявили прелестные дамы.
Потянулась доступных красавиц чреда.
Набегали волнами страстей мелодрамы.
Многочисленных пассий цвела чехарда.
Опостылели вскоре продажные связи.
Я червонным себя ощущал королём.
Сам из уличной грязи смог выбиться в князи
И не гнался, как раньше, за длинным рублём.
Неожиданно что-то внутри защемило.
Оказался в депрессии денежный туз.
В заточенье душа заунывно скулила
Без сердечных банальных, казалось бы, уз.
Пропуск в вечность
Приласкать готов я нежными словами,
Оплести изяществом музыкальных фраз.
Знаю, обожаешь чуткими ушами —
Нужен для взаимности искренний рассказ.
Служат плетью в ссоре хлёсткие глаголы,
Отдаваясь в воздухе, словно свист бича.
Едких замечаний резкие уколы
Выдаю, озлобленный, часто сгоряча.
Осветить смогу я образ незабвенный.
Если станешь музою – пропуск в вечность твой.
Яркими стихами – пылкий, вдохновенный —
Занесу в историю облик дорогой.
На сексуальной диете
Я на жёсткой живу сексуальной диете.
Мне нельзя развращённых блондинок худых,
Не смотаться к доступной безнравственной Свете,
Отлучён от разнузданных игр половых.
На брюнеток смотреть можно только из дома,
Затемнённые окна надёжно закрыв.
Исчезает желанье побьем фантома,
Затухает беспомощно страсти порыв.
Не коснуться изящной шатенки мне нежно.
Безутешно скорблю, как кладбищенский грач.
Соблюдаю в постели режим я прилежно:
Наготове со скалкой жена – главный врач.
Медведь
От меня все волшебного действия трепетно ждут.
Любовница грезит – я вскоре уйду от жены,
Расправлюсь достойно с нападками колкой вины,
Вместе с ней проложу обновлённый семейный маршрут.
Мои дети свозь зубы твердят, чтобы не приставал,
Запрятав в обшарпанный шкаф прописную мораль.
Сейчас интересен для них новый рок-фестиваль.
Они время проводят за играми и у зеркал.
На работе хотят, чтобы больше платил я за труд —
У всех подчинённых затраты растут день за днём.
Не каждый способен гоняться за длинным рублём.
Исстрадался душой в плотно сомкнутом круге зануд.
Дома вещи разбросаны, в комнатах – пыль, кавардак, —
Супруга затеяла снова глобальный ремонт,
Меня хочет в битву втянуть, чтоб открыть второй фронт.
Мне б укрыться в чулане, незримо залезть на чердак.
А соседям мешает строительство наше весь год.
Не нравится им перфоратора муторный звук.
Звонят ежедневно – тревожит в ночи каждый стук,
Всё желают, чтоб я их избавил от лишних хлопот.
Я – обложенный злобною сворой матёрый медведь.
Палят из двустволок претензий по мне каждый миг.
Смогу ли сбежать от безжалостной дроби интриг,
Или в тесной берлоге проблем мне дано постареть?
Словарь-однотомник
Я стою, наверное, два миллиарда —
Продаться готов за одиннадцать сотен.
В обыденной жизни безглас, благороден —
В азарте искрю и шумлю, как петарда.
В семейной идиллии – мирная речка,
Текущая плавно средь мелей песчаных.
В моменты принятий решений спонтанных —
Повеса, не знающий слова «осечка».
Способен стесняться, нестись прямо к цели —
Во мне уживаются мачо и скромник.
Я словно удобный словарь-однотомник.
Возьми почитать меня ночью в постели.
Математика и поэзия
Поэзия – это математика слов.
Интегрирую фразы в красивые строки.
Из азбуки вырастают столбцы стихов,
Обильно льются лирические потоки.
Укрупняю рефрены во множество раз,
Тавтологии назойливой избегая.
Творения выставляются напоказ —
На месте значится каждая запятая.
Ироничные фразы свистят, словно кнут,
Аллегории яркие приумножая.
Небеса мне навстречу, надеюсь, пойдут,
Вдохновенье священное не обнуляя.
Послевкусие былого
Упрёки сносишь равнодушно —
Пропал воинственный запал.
Не разгоняет туч скандал.
Ты подозрительно послушна.
Глаза не мечут искры, споря.
Сквозит в движеньях ватных лень.
Улыбку заменила тень
С пятном неведомого горя.
Уходишь молча от ответов,
Задумчива, как никогда.
Заметна мыслей чехарда
В туманной млечности секретов.
Откуда-то возникли тайны
И недосказанности дым.
Быт свёлся к сценам типовым,
Штрихи доверия случайны.
Прохладой веет от общенья,
Покрыты инеем слова.
Ещё не лопнуло терпенье,
Но держится уже едва.
Забыты вежливые фразы:
«Спокойной ночи», «Добрый день».
Тебя преследует мигрень,
Окончены любви проказы.
Мне кажется, ещё немного —
Растаешь ты в ночи тайком.
Со мной останется фантом
И послевкусие былого.
Низложение императора
Над обломками грозной империи
Продолжает кружить вороньё.
Перерезаны грубо артерии,
Наслаждается властью жульё.
Созерцаю остатки творения,
Создавалось оно много лет.
Не имеет сегодня значения
Мной заслуженный авторитет.
Обратилось богатство руинами,
Непотребен холопам престиж.
Переполнена жизнь чертовщинами,
От былого величия – шиш.
Разворовано, брошено, пропито
То, что я возводил на века.
Не хватило советчика, опыта,
Оказалась власть очень хрупка.
Восхищён мир худыми гиенами,
Коллективною жадностью их.
Я по горло сыт мерзкими сценами,
Трон в грехах утопает людских.
Не сберёг автократ метрополию,
Казнокрадам достались плоды.
От депрессии до меланхолии
И обратно петляют следы.
Примирюсь и приму наказание —
Пусть мой труд обращается в прах.
Кровожадных шакалов стенания
Наяву жажду видеть, не в снах.
Мечты и наставления олигарха
Я желал стать известным актёром,
В драматической труппе играть,
Чтобы самым крутым режиссёрам
Меня в фильмах хотелось снимать.
После были мечты о футболе,
Оглушительном рёве трибун,
Фантастичном решающем голе,
Поднимающем криков тайфун.
Восхищенья хотелось фанатов,
Обожания пёстрой толпы,
Покровительства от меценатов,
Разухабистой яркой гульбы.
Годы шли незатейливо, пресно:
Колледж, курсы, диплом, институт.
Было имя моё неизвестно —
Средь научных полей шёл маршрут.
Позже снова ходить стал на матчи,
Но о сцене уже не мечтал.
Я – известный инвестор и вкладчик,
Сколотил неплохой капитал.
Прикупил стадион и команду,
Продюсирую модных актрис,
Дал свободу в финансах таланту —
Каждый день мой идёт бенефис.
Баснословны мои гонорары.
Я с известных трибун выступал,
Написал пару книг, мемуары,
Пас в игре президенту раз дал.
Наставляю сынишку упорно:
«Лицезреть хочешь славы лучи —
Брось театры, мячи и проворно
Математику в школе учи!»
Лучший доктор
Мечтает увядшее, слабое тело
Об общем массаже от опытных рук,
Чтоб каждая мышца, взбодрившись, запела,
А корпус стал гибок, как стройный бамбук.
Желает загруженный мозг передышку,
Сменить будоражащих мыслей поток
На сонность нирваны, закрытую книжку,
Для всех одновременный полный молчок.
Душа устаёт от обид и метаний —
Ей трудно цвести на порочной земле.
Она пребывает в пучине страданий,
Подвержена грязной, огульной хуле.
Мудрёно к порядку призвать элементы,
Когда в организме энергии ноль.
Но может вдохнуть жизнь во все компоненты
Проверенный временем друг – алкоголь.
Вернёт телу – тонус, душе – безмятежность,
Остудит мозг-печку за пару часов…
Он знает – губительна в мире поспешность, —
Надёжнейший, лучший из всех докторов!
Иудеи
В России все немного иудеи.
Течёт по венам древних предков кровь.
Сформировав идею: «Мы – евреи», —
Не в око попадёшь, так точно в бровь.
Вы посмотрите на иконы, право.
С них смотрят иудейские глаза,
Прищурены застенчиво, лукаво
Святейших православных образа.
Когда невежда грубо и цинично
Костит старинный набожный народ,
Он над собой куражится публично —
Мы все единый сионистский род.
Адепт пивного кружка
Милость к падшим
Не говорите о женщине плохо,
Пусть в мини-юбку одета она.
Жаждет вниманья любая дурёха,
Хоть неказиста и разведена.
Экстравагантна кричащая мода —
Рваные джинсы в фаворе сейчас,
И не мешает карга-непогода
Днём наносить боевой макияж.
Не обличайте развратницу грубо.
У красоты слишком короток век.
Милость для падших готовьте сугубо,
Должен делиться теплом человек.
Женское тело
Женское тело – роскошное поле,
Полный отборных плодов огород.
Губы накрашены – и поневоле
Алой клубникою грезится рот.
Груди желательно – спелые дыни,
Две виноградинки в самом соку,
Вкус поцелуев – елейность малины,
Нежность улыбки подобна цветку.
Сочные яблоки – это ланиты.
Лакомый персик – пониже спины.
Если кудряшки игриво завиты,
Будут дары наслажденьем полны.
Женское тело – шикарные грядки.
Если ты – мачо, брутальный плейбой, —
Брось подработки, диеты, зарядки,
Перепаши поле страсти весной!
Седой жеребец
Исполнен сил мужских,
Я – жеребец, не мерин.
Пусть пыл мой поутих,
Сдаваться не намерен.
Назло седым годам
Устрою тарарам.
Изведал вкус утех
В живом калейдоскопе.
Припомнив сладкий грех,
Готов в лихом галопе
Тряхнуть я стариной…
На кукле надувной.
Важные вещи
С возрастом ясно, что книги нужны,
Или захватят сознанье квитанции.
Образы в ярких романах даны,
А не оплата работы подстанции.
Необходим долгожителям спорт,
Чтоб подавить настроенье диванное.
С ним интересней лечебный курорт,
Меньше зависимость телеэкранная.
Важен с годами становится брак:
Жизнь, подчинённая чёткой инструкции…
Каждый супруг, если он не тюфяк,
Осознаёт естество проституции.
Конец эпохи
Цвела эпоха наслаждений
Без суеты, ограничений.
Менялись страстные подруги,
Не захватили в плен недуги.
Агаты глаз блестели ярко.
Куражилась судьба-бунтарка,
Капризы исполняя чётко.
Мешалась с пивом дерзко водка.
Промчались годы быстротечно —
И жизнь уже не столь сердечна.
Свернулся член хвостом арбуза,
Солидней попы в профиль пузо.
Памяти теплохода «Валерий Брюсов»
Видавший много теплоход
Давал немыслимый доход.
В нём цвёл отель почасовой,
Народ резвился разбитной.
Забиты были номера
С утра до позднего утра.
Признаюсь, посещал не раз
Вертеп я этот. Без прикрас,
Был полон страсти озорной.
Я куролесил, молодой,
Пел в караоке, танцевал,
Курил, изрядно выпивал
С подругами хмельных времён.
В альковных ласках утончён,
В глубь наслаждения нырял,
Эмоций поднимая шквал.
Нон-стоп работал ресторан.
Заядлый опытный гурман,
Порой снимал я целый зал —
Партнёрш искусно ублажал.
Теперь очищена река —
Давно не стало бардака.
Пошёл трёхпалубный на лом.
Который год грущу о нём,
Свободных ветреных годах,
Гетерах, сладостных грехах.
Без дрожжей
Без дрожжей скучны забавы,
Без игры печален быт.
Пусть в солях хрустят суставы,
Праздник сердца не забыт.
Стол дубовый мы накроем
Разносолами, хмельным
И пойдём нетвёрдым строем
К развлеченьям половым.
Секс в униформе
Секс в униформе
Развратен, призывен,
В сладостном шторме
Порой агрессивен.
Две-три недели
Прошли без интима?
Больше в постели
Игрушек и грима!
Мечты подростка
Были недавно пелёнки, роддом,
Соски, бутылки, молочные смеси.
Ныне мне стыдно ходить нагишом.
Страхов прибавилось, низменной спеси.
Жизнь быстрокрылою птицей летит —
Зубы молочные все поменялись,
От коренных лучше стал аппетит.
Воспоминания детства остались.
Зреют желанья, друг друга тесня.
Я в предвкушенье, взволнованный, гордый,
Жду, когда сменится член у меня,
Вырастет взрослый – стоящий и твёрдый.
В понедельник
Крутит работа цинично мне яйца,
Мрачной расплатою за выходные.
После обеда желанье – смотаться,
К чёрту инструкции все должностные!
В муторном транспорте ехать противно —
Так угнетает толпа пассажиров.
Смотрится город в окно депрессивно,
Пять дней тошнит от обилья дебилов.
Встреча с семьёй в будни небезопасна —
Шаг до развода, два – до заточенья.
Грубость пылает в глазах ярко-красно.
Друг-собутыльник дарует спасенье.
Рюмочные романтики
С годами друзья переходят в приятели,
Приятели – в дальних знакомых, в астрал.
Карьере уже не вредят злопыхатели,
Кончается бурных интриг сериал.
Выходят на пенсию молча будильники,
Нет шансов увидеть в толпе земляка.
С тобой остаются одни собутыльники —
Романтики рюмочной и коньяка.
Оправдание пьяницы
Звон бутылок у меня в квартире,
Поцелуи рюмок, шум гульбы.
Не пошёл когда-то я в банкиры:
Слишком честен для такой судьбы.
Я не фанатичный шопоголик,
Не похож на толстого рантье.
Не закоренелый алкоголик,
А трудолюбивый сомелье.
Не догнать
Догнать невозможно ушедшую юность,
Вернуть не получится прошлый апрель.
Когда-то прельщала полночная лунность,
Теперь я – паршивый худой спаниель:
Обвисли безвольные уши желаний,
Пропал нюх к азартным рисковым делам.
Порхает рой бабочек-воспоминаний,
Коньяк на подарки идёт докторам.
Эрекция – солнце полярной зимою.
Лениво встаёт пару раз за квартал.
Активно живу жизнью я половою,
Когда мою пол, чтобы кафель сиял.
Еда или секс
Признайся, что чаще: еда или секс?
Где больше проводишь ты времени, друг?
Короткий оргазм или сочный бифштекс?
Любовница или кухонный досуг?
Какой бы ты ни был нахальный плейбой,
Кухарка важнее зазнобы любой!
Возвращение поэта
Поэт с пирушки брёл домой,
Подарок нёс для дорогой:
Он ей гвоздику прикупил,
Берёг презент что было сил.
В кафе и в местном кабаке
Он загулял невдалеке,
К столбу Пегаса привязал,
Но про жену не забывал.
В пути утерян был цветок,
А дверь закрыта на замок.
Плохой на лестнице Парнас —
Издох заезженный Пегас.
Симпозиум
Прогрессивные мысли витают повсюду,
Будоражат ночами, на сивой заре.
Накопились вопросы про займы, валюту,
Отчего наблюдается спад в январе.
Провожу я симпозиум с другом на даче,
Представительный форум для части страны.
Закупили игристого, пива и чачи.
Волонтёры-путаны нам срочно нужны!
Литераторы
Я арматуру логики
Бетоном чувств залью.
Помогут алкоголики,
Готовые к питью.
Сюжет предложат жизненный —
Дешёвый детектив,
Герой безукоризненный
Брутален, похотлив.
С ним рядом чудо-женщина
Невиданной красы —
Блондинка-манекенщица
С повадками лисы.
Ограбят банк коммерческий
Герои в Новый год.
Объятья остров греческий
Им мило распахнёт.
Проблемы с ипотекою
Уйдут под звук фанфар…
Пропив аванс, с коллегою
Покинем местный бар.
Спутники жизни
Вокруг меня спутники жизни витают.
Один – темноглазый взрывной Михаил —
Считает, что люди напрасно страдают,
Спешат в никуда без рулей и ветрил.
Мне нравится спутник по имени Вова.
Он – очень галантный и щедрый партнёр,
С ним радужно время, работа толкова,
Всегда на машине, надёжный шофёр.
Есть грустный товарищ по имени Саша —
Начитанный парень, большой театрал,
Воспитан, умён, дом с ним – полная чаша,
Москвич коренной, не цветной маргинал.
Последний в обойме – зачинщик Серёжа,
Приверженец вермута и коньяка.
Споил трёх друзей, обожатель дебоша,
Адепт посвящённый пивного кружка.
Свингер-неудачник
Я женат на сироте,
Скромной и отзывчивой.
Друг – на знойной красоте,
Глупой и придирчивой.
В браках мы десятки лет
С нашими матронами.
Впали в несусветный бред —
Поменялись жёнами.
Встретились намедни в пять,
Развели сентенции
И решили поддержать
Модные тенденции.
Закадычный мой дружок,
Краснобай разнузданный,
Физкультурник и качок —
Наглый, необузданный
В день обмена на порог
(Так, сказал, положено)
Тёщу с тестем приволок
И исчез восторженно.
Он теперь с мадам моей
По югам катается,
Среди волн и кораблей
Жизнью наслаждается.
Я вожу по докторам
Новых папу с мамою,
Пререкаюсь по утрам
С «курицей» упрямою.
Походить стал на бича,
Не на мачо-свингера…
Отыскать бы ловкача
И пришить из «Стингера».
По-русски
Я ем картошку, пью Шабли,
Идёт Бургонское с блинами.
От тёплой Франции вдали,
Укрытый русскими снегами,
Бордо мешаю с оливье,
Европу – с русским хлебосольством.
Любой маститый сомелье
Меня прибил бы с недовольством.
Однолюб
Словно личному врачу,
Говорю предельно честно:
Тут кривляться неуместно,
Что попросишь, оплачу —
Мне расходы по плечу.
А тебе должно быть лестно,
Всем завистницам известно:
Я одну тебя хочу!
Предупреждение
Объясняю очень чётко,
Без излишеств и понтов.
Ты – пьянящая красотка,
Каждый для тебя готов
Позабыть, что значит водка,
Наплести волшебных слов,
Но держись, подруга, кротко,
Занят мною твой альков.
Весенний вернисаж
В весенней праздности чудесно —
Дел хлопотливых список пуст.
В штанах от возбужденья тесно,
От поглотивших свежих чувств.
Так неудачно, неуместно
Расцвёл желаний страстных куст.
На вернисаже я известном
Любуюсь прелестью искусств.
Курчавость
Курчавые девы занятны,
Покладисты, в сексе легки.
Их локоны всюду приятны,
Чаруют, манят завитки.
Причёски воздушны, опрятны,
На ощупь упруги, мягки…
Конечно, они не бесплатны,
Но скаредность тут не с руки!
Интернет и секс
Представляю, будто рядом
Ты лежишь, моя любовь.
Обжигающим снарядом
На тебя нацелен вновь.
Обнимаю крепко, нежно,
Отогнав сомненья прочь.
В клочья разорвав одежды,
Проживаю бурно ночь.
Поутру проснувшись рано,
Позабыв дела, обед,
Снова висну у экрана,
Погрузившись в Интернет.
Сексуальное помешательство
Я медленно с ума схожу,
На жизнь смотрю сквозь призму секса,
На кухне в гуле Мулинекса
Эрота искру нахожу.
Хотел унять страстей накал,
Пошёл к врачу искать решенья,
Но без минуты промедленья
Полез к ней под халат, нахал.
Предельно прост диагноз был:
Маньяк, в скабрёзности влюблённый.
Её чулками возбуждённый,
На медсестру направил пыл.
В больницу больше ни ногой —
Я в списке буйных пациентов.
Не подобрать реципиентов
Для бьющей спермы молодой.
В аптеке тоже ждал провал.
От стресса я искал пилюли,
Желал, чтоб нервы отдохнули,
Чувств обуздать пытался шквал.
Но вид провизорши пленил:
Вся в белом, стройная, как цапля.
Решил: к чертям таблетки, капли!
Презервативов накупил.
На медицину нет надежд —
Спасти от похоти не в силе.
Страдаю, словно в вязком иле,
В кругу бесчувственных невежд.
Надеюсь, выход я найду
Энергии любви безмерной,
Не в этой жизни эфемерной,
А в вечности, куда приду.
Последние комментарии
6 часов 22 минут назад
6 часов 25 минут назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 17 часов назад
2 дней 18 часов назад
2 дней 20 часов назад